КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Циклы:"Барон","Патрик Дэлвиш","Гидеон", детективы вне цикла.Компиляция. Книги 1-13 [Джон Кризи] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Энтони Мортон (Джон Кризи) Ловушка для Барона

Глава 1 Леди в беде?

В этот вечер Мэннеринги оставались дома, и совсем одни. Так случалось нечасто, и они были рады этому случаю. Джон Мэннеринг мирно возлежал в удобном кресле, с закрытыми глазами, с трубкой во рту и с бокалом виски на расстоянии вытянутой руки. Его жена Лорна сидела рядом – она была занята важным делом: наносила заключительные штрихи на изящную вышивку.

Концерт Брамса, который они молча слушали, подошел к концу, и Мэннеринг поднял крышку проигрывателя, почти незаметно входившего в общий ансамбль меблировки этой продолговатой, с высоким потолком, комнаты. Умолкли чуть шипящие звуки пластинки, но только лишь Мэннеринг собрался сменить ее, как зазвонил телефон.

Лорна, сидевшая ближе к нему, подняла трубку.

– Алло... Да... Кто это? – Она слегка нахмурилась и протянула трубку Джону. – Тебя... Он не назвал своего имени.

– Мистер Мэннеринг? – послышалось в трубке.

– Слушаю.

– Вы... Скажите, вы покупаете драгоценности?

– Иногда, – ответил Мэннеринг. – Но не в это время суток. Утром я буду у себя в магазине "Квинз"...

– Я не могу ждать до утра! – В голосе, принадлежавшем по всей видимости молодому человеку, слышалось явное беспокойство. – Действительно не могу, я... я должен сейчас же увидеть вас... Показать вам... Они очень... они вам понравятся... Только...

Он замолчал.

– Только что? – резко спросил Мэннеринг.

Звонивший не отвечал; его дыхание на том конце провода было слышно.

– Вы слышите меня? – так же резко сказал Мэннеринг. – Говорите...

Ответа не было, Мэннеринг услышал слабый щелчок, за которым последовала полная тишина. Он положил трубку.

Лорна спросила:

– Что ему нужно?

– Какой-то взволнованный молодой человек... Говорил быстрым полушепотом. Почему-то уверен, что я должен купить его драгоценности... Не может ждать до утра, чтобы показать их... Потом сразу дал отбой... Такое впечатление, что он чем-то напуган. Возможно, за ним следят... Или просто он не желает, чтобы кто-то видел, как он разговаривает по телефону... Очень хочет продать то, что у него имеется, то, видимо, ему это нелегко сделать... Если рассуждать дальше, можно сделать вывод, что он либо украл их, либо...

Раздался звонок в дверь.

– Это он! – воскликнула Лорна.

Мэннеринг обнял ее за плечи.

– Дорогая, когда тобой овладевают подозрения, ты теряешь способность логически рассуждать. Вряд ли телефон, с которого он говорил, так близко от нашего дома. Иначе он не стал бы звонить, а просто пришел бы. Сто против одного, это не наш напуганный юноша.

– А вдруг?.. – засмеялась Лорна. – Нет, я знаю, что все это чепуха! Но, может, звонки как-то связаны...

В дверь опять позвонили. И еще раз...

Мэннеринг вышел в просторный холл и зажег свет.

Он не думал, что этот неожиданный вечерний визит имеет что-то общее с прозвучавшим телефонным звонком, но хорошо знал, что многие предчувствия Лорны в конце концов оправдываются. У нее просто какой-то шестой орган чувств...

Он ухмыльнулся про себя и открыл дверь.

На пороге стояла женщина. Свет из холла падал прямо на нее.

Она была очень хороша собой – высокая, в прекрасно сшитом шерстяном костюме темно-бежевого цвета.

Женщина заговорила не сразу, – судя по выражению ее лица, она как бы пыталась сначала определить для себя, что собой представляет хозяин дома.

Голос у нее, наверное, тоже красивый.

Женщина спросила:

– Вы – мистер Джон Мэннеринг?

Голос был таким, как он и предполагал, но с легкой хрипотцой.

– Да, это я.

Мэннеринг посторонился, и женщина прошла в холл.

Она не смотрела по сторонам, ее глаза были направлены только на него, Джон закрыл входную дверь. Он чувствовал: Лорна стоит за дверью з гостиную, но так, чтобы видеть происходящее в холле.

– Хочу, чтобы вы помогли мне, – тихо сказала женщина. – У вас найдется для этого время?

– Полагаю, что да, – ответил Мэннеринг.

Он провел ее в кабинет, зажег свет, подождал, пока гостья сядет в кресло. Ее движения были изящными – никакой фальши ни в них, ни в голосе. Никакой нарочитости...

– Прошу прощения, – сказал он, – я вернусь через две минуты и выслушаю вас.

– Спасибо.

Она не улыбнулась.

Он прошел в гостиную. Лорна уже сидела на своем месте с вышивкой в руках. Мэннеринг наклонился к жене.

– Хочешь узнать историю ее жизни? – сказал он. – Чтобы составить о ней свое мнение.

– Она вовсе не собирается тебе ее рассказывать. Только то, что посчитает нужным, а этого, боюсь, недостаточно... Спасибо, дорогой, за предложение, но думаю, мое присутствие только помешает ей, – Лорна улыбнулась. – Лучше я послушаю через замочную скважину.

– Прекрасно, – сказал Мэннеринг. – Я посажу ее к этой стене и сам сяду там же... Тише!

Он перевесил одну из картин, низко висевших на стене, на крюк повыше. Под картиной открылось сквозное отверстие, которое выходило в соседнюю комнату и было занавешено куском материи.

Поцеловав жену в голову, Джон тихо вышел из гостиной. Вышел и тут же забыл о ее существовании – она знала это.

– ...Мое имя Кортни. Миссис Ричард Кортни... – заговорила женщина в кабинете. – Я пришла к вам потому, мистер Мэннеринг, что меня ограбили. У меня есть особые причины желать скорейшего возвращения моих драгоценностей. И не только из-за их стоимости, поверьте... По сугубо личным соображениям я не хочу обращаться в полицию. Полагаю, вам достаточно моего честного слова, чтобы поверить, что все обстоит именно так, как я говорю... Большего я пока сказать не могу... Я не хотела обращаться и к частным агентам, но вы, пожалуй, единственный из них в Лондоне, кто может помочь мне.

– Что вы имели в виду, когда говорили об их стоимости? – спросил Мэннеринг.

– Боюсь назвать точную цифру. Но застрахованы они примерно на сорок тысяч фунтов.

– Когда их украли?

– Вчера.

– Откуда?

– Из моего дома. Еще утром они были на месте; А поздно ночью я обнаружила их пропажу. Я осмотрела в доме решительно все... все места, где они могли быть... Боюсь, в этом замешаны только двое: моя прислуга или мой приемный сын.

– Из-за него вы и не хотите обращаться в полицию? Я вас верно понимаю? Полагаете уладить дело миром?

* * *
– Ваш муж сейчас в Англии?

– Нет. На борту "Королевы Елизаветы". Вчера вечером он отплыл из Нью-Йорка и должен прибыть в Саутгемптон в понедельник утром. Это значит, что у вас остается меньше четырех суток, мистер Мэннеринг.

– Ваш пасынок живет в одном доме с вами?

– Нет, на своей квартире в Челси, недалеко отсюда. При данных обстоятельствах я бы не хотела ничего говорить вам о нем, кроме того, что у него были все возможности украсть драгоценности. И насколько я понимаю, он нуждается в деньгах... Но я совсем не собираюсь настраивать вас против него.

"Однако вы уже сделали это", – подумал Мэннеринг и спросил:

– Сколько людей знают о вашей пропаже?

– Только двое самых близких друзей. Но я рассказала им о произошедшем лишь в общих чертах... Если драгоценности обнаружатся до приезда мужа, ему не надо будет. Ничего звать об этой краже... Зачем?.. Если же они не будут найдены... – Она в первый раз слегка улыбнулась, что придало ей еще больше привлекательности. – ...Что ж, тогда он по крайней мере поймет, что его жена сделала все, что в ее силах. Я очень рассчитываю на вашу помощь, мистер Мэннеринг, – добавила она с той же улыбкой.

– Не сообщая мне больше никаких данных? – спросил он.

– Могу дать вам описание драгоценностей. Документ был составлен при страховании, у меня с собой есть копия.

– Четыре дня – это не так уж много, – задумчиво пробормотал Мэннеринг.

– Четыре дня может быть очень много, – парировала она.

– Да, вы правы... Пожалуйста, дайте мне это описание, миссис Кортни, и одну ночь на обдумывание. Завтра утром я в любом случае позвоню вам.

– Хорошо.

Она открыла сумочку, достала конверт, протянула его Мэннерингу и поднялась со стула.

Он проводил ее в прихожую.

– Спасибо, что разрешили отнять у вас так много времени, – сказала она. – Спокойной ночи.

Джон подождал у открытой двери, пока миссис Кортни спускалась вниз – на случай, если автоматическое освещение на лестнице погаснет еще до того, как гостья выйдет на улицу, потом медленно закрыл дверь. Некоторое время он неподвижно стоял, уставившись на стену перед собой, глубоко засунув руки в карманы и сжав губы.

Услышав голос Лорны, Мэннеринг обернулся.

– Ну и как? Берешься помочь ей?

– Посмотрим, – ответил он. – Это будет зависеть...

– От чего?

– От того, замешан ли наш молодой телефонный друг в этом деле. Если замешан, то я помогу ей. Если нет, то – нет...

– Но ведь это твоя работа, – сдержанно сказала Лорна. – Хотя, как мне кажется, одна из красивейших женщин Лондона пытается оболванить тебя. И я, конечно, не хочу, чтобы эта история повлекла за собой неприятные для тебя последствия... Не в любовном плане... Ты когда-нибудь слышал об этом женщине?

– Очень мало.

– Не верится, что кто-нибудь может мало слышать о такой женщине. Как тебе это удалось?

Он не принял иронии.

– Я кое-что слышал о самом Кортни. Он несколько раз бывал у меня в "Квинзе". Всегда один. Говорили, что он снова женился – его первая жена умерла несколько лет назад. Он коллекционер и большой знаток драгоценностей, и очень богат... Может быть, посмотрим на страховое свидетельство, а, дорогая?

Они прошли в гостиную.

Мэннеринг вынул из конверта четыре сложенных листка и развернул их. Отпечатанный на машинке текст – по пунктам: первый, второй, третий и так далее – описывал внешний вид и стоимость перечисляемых там драгоценностей. Это были бриллианты.

– Неплохо, – сказал Мэннеринг, повторно пробежал глазами первую страницу, и пять раз постучал по ней указательным пальцем. – Здесь отмечена пропажа пяти камней – все они не слишком большой стоимости, видишь?.. Это показывает, что у вора есть здравый смысл. – Он перевернул первую страницу и на следующей увидел семь карандашных пометок. – Еще семь украденных. Немного подороже, но тоже не слишком ценные... Посмотрим дальше... – Он взглянул на третью, на четвертую страницы и опустил листки себе на колени. – Итак, украдено всего двадцать три штуки – меньше одной десятой от общей стоимости коллекции... Что ж, дорогая, у кого-то будут деньги! Не думаю, что эти драгоценности можно найти в одном месте. Не думаю также, что каша посетительница когда-нибудь надевала их на себя...

Снова зазвонил телефон.

– Тот самый юноша, – сказала Лорна.

– Довольно тревожный сегодня вечерок, – заметил Мэннеринг встал и с листками из конверта в руке подошел к к телефону – В общем, неплохая маленькая коллекция у этого Кортни... Да, Мэннеринг слушает.

– Мистер... Мэннеринг... – мужской голос был еле слышен. Почти шепот. Очень странный и настойчивый.

– Кто говорит?

Но Мэннеринг знал, кто говорит.

Шепот возобновился:

– Мне нужно срочно видеть вас. Я звонил раньше, но в тот момент не мог говорить... У меня здесь целое состояние... Не знаю, что делать, пока не увижу вас.

– Хорошо, приходите, и вы меня увидите. – Я не могу, – прошептал говоривший. – Пожалуйста, приезжайте сами... Прошу вас.

– Где вы находитесь?

– Улица в Кенсингтоне... Лидедл-стрит. Я иду туда прямо сейчас. Дом двадцать девять. Пожалуйста... Когда приедете, спросите мисс Хилл... Вы меня поняли? Мисс Хилл, Лидел-стрит, двадцать девять. Там увидимся.

– А тощему? – начал Мэннеринг.

Трубка умолкла, вопрос повис в воздухе. Джон нахмурился и застыл у телефона. Лорна, чуть склонив голову, взглянула на него.

– Поедем вместе, – сказала она. – Это тот, кто звонил раньше?

– Похоже, что он... Но сейчас не лучшее время для маленьких девочек.

– И для маленьких мальчиков тоже. Если ты решил ехать, то поеду и я. У меня такое чувство, что я должна ехать с тобой. Для твоей же безопасности... Ну как? Да? Нет?

– Да, – сказал Мэннеринг.

Добираться до Лиделл-стрит было недолго: не более четверти часа езды в "тальботе" Мэннеринга. Улица была длинной и узкой, все дома скрывались за палисадниками, редкие фонари рассеивали скупой свет, который после полуночи совсем потух, потому что в городе до сих пор испытывали нехватку газа.

В окне дома номер двадцать девять Мэннеринг увидел небольшую квадратную светлую вывеску. Посветив карманным фонарем, Джон прочитал одно слово, написанное черными буквами: "Квартиры". Он поднялся по трем ступенькам крыльца и толкнул дверь. Она была заперта. Мэннеринг нажал на кнопку звонка и услышал его звук изнутри – но за этим ничего не последовало. Он позвонил снова и, опять не получив ответа, несколько раз постучал в дверь висячим медным молотком. Звуки были резкими и громкими – но когда они умолкли и наступила тишина, никто так и не появился.

Глава 2 Пустой дом?

Лорна сказала:

– Ты уверен, что это тот самый дом?

– Садись в машину, – попросил Мэннеринг, – и постарайся объехать квартал с той стороны. Если есть другой подъезд к дому, возвращайся и скажи мне. Если нет, оставайся в машине там, где она стоит сейчас, – можешь подъехать чуть поближе – и жди меня.

У Лорны на языке уже был вопрос: "Что ты собираешься делать?" – но она не задала его, а поспешно направилась к автомобилю. Ее шаги отчетливо раздавались в тишине улицы.

Мэннеринг взглянул на свои часы, направив на них свет фонарика. Было десять минут первого. Он наклонился к двери и осмотрел замок. Позади него раздался звук ожившего мотора, который почти сразу же стал затихать – машина отъехала. Мэннеринг повернулся и вгляделся в окружающую темноту. Вокруг никого не было... Вроде бы никого... Он снова нагнулся над дверным замком и достал из кармана перочинный нож. У него не было с собой перчаток, а оставлять отпечатки пальцев на двери он не хотел. Поэтому постарался орудовать ножом как можно осторожнее.

Наконец замок щелкнул. Мэннеринг нажал плечом на дверь, и она с легким скрипом приоткрылась. Он вошел внутрь. Там было еще темнее, чем снаружи. Когда он уже стоял в холле, раздался шум выехавший из-за угла машины. Его машины?.. Он выглянул в дверь. Лорна проехала мимо, повернув голову в его сторону. Несомненно, она поняла, что Мэннеринг вошел в дом. Джон уже справился с замком и, прикрыв дверь изнутри, не стал запирать ее. Сейчас он слышал только биение своего сердца и больше никаких звуков. Достав из кармана носовой платок, он обернул правую руку, нащупал на стене выключатель и повернул его. Зажегся свет.

Прихожая была совсем маленькой. Прямо перед ним наверх шла лестница, сбоку от нее – узкий коридор. Туда выходили четыре двери, все были закрыты. Он быстро поднялся по обитой ковром лестнице, стараясь держаться ближе к стенке, чтобы не скрипели ступеньки. На площадке следующего этажа Мэннеринг снова зажег свет. Здесь он увидел уже целых пять закрытых дверей, все они были темно-коричневого цвета. На каждой белела маленькая карточка. На одной из них он прочел: "Артур Беннет", на другой: "Мисс Элси Грей".

Если за всеми этими дверями кто-то есть, то почему некто не отозвался на его звонки и стук?..

Перед Мэннерингом сейчас было две проблемы. Первая – выяснить, что же произошло с напуганным молодым человеком и с некоей "мисс Хилл", и вторая – убедиться, что все это не злая шутка, не ловушка, что его не пытаются "подставить" полиции в чьей-то нечистой игре. Лорна должна предупредить его, если что-то будет неладно, – там, со стороны внешнего мира... Он взглянул на остальные карточки на дверях – никакой "мисс Хилл"... В самом деле, не ошибся ли он адресом?

Рукой, все еще обернутой платком, он попытался повернуть ручку ближайшей к нему двери. Она открылась. Джон сунул голову в образовавшуюся щель и в напряженной тишине услышал чье-то дыхание. Затем он прошел в комнату и в свете ночника увидел на кровати девушку. Она крепко спала и при его появлении даже не пошевелилась.

Мэннеринг тихо отступил назад, вышел из комнаты на лестничную площадку и по коридору дошел до другой лестницы. Здесь ступеньки были покрыты не ковровой дорожкой, а линолеумом и упорно скрипели под ногами. Он поднимался в темноте и, только дойдя до конца лестницы, зажег фонарь. Перед ним снова были четыре двери, на одной из которых внесла карточка: "Мисс Алисия Хилл".

Он повернул ручку. Дверь была заперта.

Джон снова прибегнул к помощи своего перочинного ножика. Этот замок поддался куда легче входного. Дверь со скрипом отворилась. В комнате была непроницаемая тьма. Он нащупал кнопку выключателя и нажал на нее.

Под потолком в середине небольшой комнаты зажегся яркий свет. Справа от двери, в нише, стояла кровать – все на ней было в беспорядке: подушки разбросаны, пуховое одеяло валялось в ногах на полу. Повсюду царил разгром.

В придвинутом к противоположной стене кресле сидела девушка. Ее голова была низко опущена, подбородок касался отворотов розовой тонкой пижамы, светлые волосы, подобно золотистой кольчуге, закрывали лицо и ниспадали на грудь.

Мэннеринг приподнял голову девушки. Глаза ее были сомкнуты, во рту торчал кляп из туго скрученного носового платка. Мэннеринг отодвинул кресло от стены, и голова девушки бессильно откинулась назад, на спинку кресла. Он не обращал внимания на ее лицо, пока вынимал кляп, – сначала кончиком ножа, потом пальцами. Затем нащупал на ее руке пульс. Пульс бился слабо, но ровно.

Вокруг стояла полная тишина.

Мэннеринг окинул взглядом комнату, и что-то блестящее в одном из углов привлекло его внимание. Он подошел и поднял этот предмет. Это было кольцо с бриллиантом, небольшим, по мерке миссис Кортни, но все же вполне приличным: размером в половину земляного орешка. Он опустил кольцо к себе в карман и приблизился к гардеробу у стены. Вынул оттуда тяжелое длинное пальто и туфли. Надел туфли на ноги девушки, приподнял ее с кресла. Было нелегко продеть ее руки в рукава пальто, но он все же сумел сделать это и застегнуть пальто на все пуговицы. Она тяжело, всем телом, налегла на него, перекинувшись через его плечо, и он понес ее к выходу и стал спускаться по лестнице. Никто в доме не шелохнулся.

Внизу в холле он усадил девушку на стул, потушил свет, осторожно открыл входную дверь. Совсем недалеко от двери увидел зажженные задние фонари своего "тальбота". Тот стоял ближе к дому, чем раньше, всего ярдах в десяти. Лорна выглянула из машины, он махнул ей рукой и вернулся в дом. Снова поднял бесчувственную девушку, выбрался с ней на улицу. Он не мог запереть дверь и оставил ее полуоткрытой. Лорна уже стояла возле машины, отворив заднюю дверцу. Мэннеринг усадил девушку на сиденье, голова ее опять откинулась назад.

Внезапно они услышали покашливание. Оно как раскат грома раздалось в тишине улицы. Мэннеринг повернул лову в сторону перекрестка, всмотрелся. Оттуда все явственнее проступал силуэт высокой фигуры в полицейском шлеме. Вспыхнул свет фонаря, которым полисмен освещал двери домов.

– Скорее! Поехали! – прошептала Лорна.

Она уже сидела за рулем. Впервые за вечер в ее голосе прозвучало беспокойство.

– Я готов.

Мэннеринг уселся рядом с ней, захлопнул дверцу. Фонарь полисмена был уже совсем близко – сейчас он осветит дом под номером двадцать девять. Лорна нажала на стартер, включила скорость.

– Спокойно, – сказал Мэннеринг.

Он повернулся назад, увидел ореол соломенного цвета волос вокруг головы Алисии Хилл, свет полицейского фонарика. Трудно было сказать, заметил ли полисмен приоткрытую дверь дома, обратил ля внимание на номер их машины.

Они доехали до своего дома в полном молчании. Здесь тоже никого не было на улице. Даже полисмена. Лорка вышла из машины, открыла входную дверь, и Мэннеринг вытащил девушку с заднего сиденья и понес в дом.

– Я поставлю машину в гараж, – сказала Лорна.

– Хорошо, дорогая. Только не оставляй меня с девушкой надолго. И дай ключи от квартиры...

Он медленно поднимался по лестнице со своей ношей. Голова девушки свешивалась с его плеча, ноги ее болтались и ударяли по его ногам. В холле горел свет, поэтому Мэннеринг видел, что там никого нет. Он остановился перед дверью квартиры, прислушался: стояла полная тишина. В квартире было темно. Он остановился на пороге, надеясь, что и здесь никого нет. Убедив себя в этом, вошел и зажег свет. Ничего непредвиденного не произошло.

У них не было лишней спальни, поэтому он понес Алисию Хилл прямо в гостиную и там осторожно опустил на длинную кушетку. Он выпрямил ей йоги, положил под голову подушку, потом снова нащупал пульс. По-прежнему пульс был слабый, но спокойный. Мэннеринг прошел на кухню и поставил чайник. Сунув руки в карманы, он неподвижно стоял там, возле газовой плиты, с сигаретой в углу рта. В этой позе его и застала вернувшаяся из гаража Лорна.

– Приятная ночь, – сказал Мэннеринг. – Верно?

– Для тебя, дорогой. Еще совсем недавно я думала о том, как нам хорошо здесь вдвоем. И вот нас уже трое. Зачем ты притащил ее сюда?

– Обыкновенное донкихотство. А кроме того, маленькая надежда, что когда она придет в себя, то из чувства благодарности расскажет обо всем и обо всех, включая молодого Кортни.

– Значит, это та самая девушка?

Мэннеринг рассмеялся.

– Полагаю, да. Но не удивлюсь, если все будет совсем наоборот. Если миссис Кортни, мягко говоря, окажется не слишком хорошей женщиной, дело может повернуться как угодно. Разве мы с тобой не обожаем такие дела?

– Лично я их ненавижу! Притащить в дом какую-то подозрительную молодую женщину, которая стала жертвой чего-то... неизвестно чего... Ты совсем сошел с ума! – Она открыла буфет, достала две бутылки для горечей воды. Вляпался в историю с неприятными последствиями... Видно, на нее было совершено покушение, так?

– Похоже на то. В комнате все перевернуто вверх дном. Скорее всего, грабеж. На сексуальное преступление не похоже. И, думаю, воры нашли, что искали. – Он улыбнулся, вынул из кармана кольцо с бриллиантом, положил его на ладонь. – Кусочек льда, как называют это на жаргоне. Не слишком шикарный кусочек, насколько могу судить, но все же...

Он повернулся, вышел из кухни и прошел в кабинет. Там взял лупу, зажег яркую настольную лампу, начал рассматривать кольцо, поворачивая его так и эдак. Он продолжая заниматься этим, когда в кабинет вошла Лорна.

– Стекло, – сказал он, не оборачиваясь к ней, выронил лупу из глаза и поймал се в ладонь, – Стекло... Готов ручаться чем угодно! Но прекрасно обработанное. Если остальные драгоценности, взятые из комнаты этой мисс Хилл, такие, же, то красная иена им не сорок тысяч, а всего сорок.

– Почему ты так уверен, что она знакомая молодого Кортни? – спросила Лорна.

– Всего лишь предположение. Кстати, как она себя чувствует?

– Все будет в порядке. Но не думаю, что очень скоро. Я оттянула ей веки и посмотрела в глаза – зрачки не больше булавочной головки. Ей вкатили хорошую дозу наркотика.

– Да, похоже, они все там одурманены.

– Все?!

– Все жильцы дома. Разыгран неплохой спектакль, и, если заявится полиция – наверное, она уже там, – все как один будут жаловаться на головную боль... Хочу думать, что я не очень наследил, иначе нам не избежать визита инспектора Бристоу еще до того, как наступит утро. В любом случае полиция станет на голову, чтобы найти исчезнувшую девушку, но вряд ли поймет, отчего у нее в комнате такой разгром... Остается главный вопрос: принадлежал ли тот испуганный мужской голос молодому Кортни?

– Скорее всего, да, – сказала Лорна без особого интереса. – Но если полиция обнаружит твои отпечатки, тогда...

– Тогда мы, как всегда, придумаем какое-нибудь убедительное объяснение... Ты говоришь, до утра девушка не придет в себя?

– Уверена в этом.

– Может, позвать врача?

– Нет, с ней ничего плохого не должно случиться. Ты знаешь не хуже меня. Но...

Громко зазвонил телефон. Еще один звонок за эту ночь – на этот раз слишком поздний. Или уже ранний?

Глава 3 Поздний звонок

Лорна затаила дыхание.

– Наверное, из полиции, – сказала она, помедлив. – Кто еще может звонить в такое время? Третий час...

Мэннеринг поднял трубку, пробормотал сонным голосом:

– Слушаю. Кто это?

– Мистер Мэннеринг? – Мужской голос на другом конце линии звучал резко и уверенно.

– Да, это я, – сказал Мэннеринг.

– Ладно.

Говоривший дал отбой.

Мэннеринг в недоумении посмотрел на телефонный аппарат, поскреб затылок, положил трубку на рычаг и полез в карман за сигаретами.– Он пожелал всего лишь удостовериться, что моя фамилия Мэннеринг... Возможно, из полиции – проверяют, дома ли я. Или кто-нибудь, связанный с миссис Кортни, хочет выяснить, крепко ли я сплю по ночам... Мои предположения убедительны, дорогая?

– Вполне, – сказала Лорна.

– Впрочем, нет пророка в своем отечестве!.. Ты не сваришь кофе? Или хочешь лечь?

– А что собираешься делать ты?

– Поспать в кресле возле прелестной незнакомки, чтобы не пропустить момент, когда она придет в себя и сможет мне нашептать на ухо какую-нибудь абсолютную чушь о том, что произошло. – Он помолчал и сказал совершенно другим тоном: – Интересно, кто все-таки мог сейчас звонить?

– Неважно кто. Ты же не будешь из-за этого сидеть всю ночь без сна. У тебя должна быть свежая голова к утру... Давай перенесем девушку в спальню и положим рядом со мной. А ты можешь устроиться на диване в кабинете. Когда она очнется, я тебя сразу разбужу. Можешь отдыхать, не боясь, что что-то пропустишь... Что касается кофе, думаю, тебе не надо его сейчас. Лучше выпей немного виски.

– Временами ты бываешь необыкновенно мудра и столь же прекрасна! – с восхищением произнес Мэннеринг. – Я сделаю так, как ты говоришь. Налить тебе чуть-чуть?

– Пойду стелить постели, – сказала Лорна.

Он уснул, уверенный, что его разбудят еще до рассвета, но когда проснулся, было уже совсем светло, В комнату вошла Лорна.

– Доброе утро, – сказал Мэннеринг. – Неужели она еще не пришла в себя?

– Когда я встала, это было с полчаса назад, она лежала с закрытыми глазами. Как себя чувствуешь?

– Спал как сурок.... Никаких происшествий за ночь? Грабежи, убийства?

– Слава богу, нет. И в газетах тоже ничего.

– Прекрасно, – сказал Мэннеринг. – Тогда я нырну в ванну. Пускай Алисия спит, пока я не выйду оттуда.

– Когда ты успел узнать ее имя? Ночью?

– Мне его принесла птичка в клюве...

Растираясь полотенцем в ванной комнате, Мэннеринг весело насвистывал. Когда он в халате вышел оттуда, то и без Лорны понял, что девушка проснулась: из спальни раздавался плач. Мэннеринг заглянул в дверь.

Алисия Хилл сидела на постели, слезы лились потоком из ее глаз. На ней была пижама Лорны, волосы растрепались, она закрывала руками лицо. Мэннеринг быстро переоделся, а когда вновь появился в спальне, Алисия уже перестала плакать и что-то говорила Лорне.

– ...Я, простите меня... такая глупая... – Она всхлипнула. – Вы поможете мне, да? – Она подняла голову, увидела Мэннеринга и вздрогнула. – Кто это?!

– Мой муж, – сказала Лорна. – Он вынес вас из вашей комнаты этой ночью.

– Меня зовут Мэннеринг, – представился тот с бодрой улыбкой, стараясь всем видом выражать только уверенность. Он пододвинул стул, сел возле девушки.

– Пойду приготовлю чай, – сказала Лорна и вышла, оставив их одних.

Мэннеринг внимательно смотрел на девушку. Та – на него. У нее были голубые глаза, и теперь, когда веки не казались уже такими набрякшими и красными, эти глаза можно было смело назвать красивыми. (Типично английскими, как сказали бы некоторые.) Сцепленные руки лежали на одеяле, и Мэннеринг чувствовал во всем ее существе напряжение и страх. Он предполагал, так ему казалось, по крайней мере, – а нечто большее: страх был не только следствием событий прошедшей ночи, он жил в вей и раньше. Давно.

Мэннеринг сказал как можно доброжелательнее:

– Итак, Алисия... Что же произошло?

– О, это... Это было ужасно!

– Понимаю. Но все же хотелось бы знать побольше. Только тогда я смогу помочь вам обоим.

Она вздрогнула.

– Обоим? – повторила она резко. – Что вы хотите сказать?

– Помочь вам и молодому Кортни.

Она хотела ответить, но ее легким не хватило воздуха, и она откинулась на спинку кровати, разжав сцепленные пальцы. Мэннеринг почти не сомневался, что ее волнение связано напрямую с прелестной миссис Кортни. Благожелательное выражение его лица не изменилось даже тогда, когда он услышал крик:

– Откуда вы знаете?! Вы что, один из них?

– Нет, – сказал он спокойно. – Но я кое-что прикинул и кое в чем разобрался. Далеко не во всем, конечно... И не стану скрывать от вас того, что думаю. Итак, вы друзья с молодым Кортни. Он попросил вас помочь ему спрятать драгоценности. Они были в вашей комнате, а ночью на вас напали и ограбили. Воры угрожали вам, наверное, страшными пытками и заставили рассказать, где бриллианты, но...

– Я ничего им не сказала!

– Было бы лучше для вас, если бы сказали. Они мучили вас?

– Нет... не очень... Откуда вы все это знаете?

– Потому что учил арифметику. Два плюс два... Как имя молодого Кортни?

– Най... Найджел.

– Давно вы с ним знакомы?

– О, уже несколько месяцев.

– А как давно вам известно, что он попал в беду?

Она облизнула пересохшие губы и ничего не ответила.

Мэннеринг сказал:

– Ладно, об этом поговорим позже. Он был с вами прошлой ночью?

– Нет, – ответила сиа. И вдруг ее будто прорвало – полился поток слов: – ...Да, он хотел прийти, Я думала, это был он, когда пришли они. Потому что Найджел говорил, что постарается... Он был очень напуган чем-то, мистер Мэннеринг... Вас зовут Мэннеринг, верно?.. Да, он что-то узнал, и это испугало его... И он больше не пришел, а эти... другие...

– Сколько их было?

– Двое.

– Вы бы смогли их узнать?

– Нет, не думаю, – медленно произнесла Алисия. – Они ведь были в масках. В таких дурацких карнавальных масках. Постучали прямо в дверь комнаты. У них были, наверно, ключи от входной двери... Я думала, это Найджел. А когда открыла, они сразу набросились на меня... ударили по лицу... Они хотели узнать, где бриллианты... Я ничего им не сказала, тогда они заткнули мне рот, чтобы а не кричала, и еще сделали какой-то укол в руку... вот сюда, кажется...

– Снотворное, – сказал Мэннеринг. – Ничего страшного. Скоро будете в полном порядке... Когда вы последний раз видели Найджела?

– Вчера... около пяти вечера.

– Где?

– Он заходил ко мне на работу. Это вообще-то неудобно. У нас не полагается принимать частных посетителей, Но он пришел и передал мне... сверток... Сказал, чтобы я держала у себя, пока он не возьмет обратно. Это было около десяти утра... – Она прижала руку ко лбу, глаза сверкали лихорадочным блеском – непохоже, что она проспала почти пол-суток. – Я понятия не имею, что было в том свертке, – продолжала она, – Найджел не сказал, а я не спрашивала... Догадалась только, когда те люди стали требовать какие-то бриллианты.

– Значит, вы впервые слышали о них?

– Но у Найджела неприятности начались гораздо раньше, не правда ли?

Она снова откинулась немного назад, прикрыла глаза, я вошедшая Лорна посчитала, что сейчас самое время предложить девушке чашку чая. – И ты иди завтракать, Джон, – сказала она.

Мэннеринг не стал возражать.

После завтрака он закурил и задумался. Один факт никак не укладывался в предварительную схему, которую он мысленно для себя набросал: то, что один из бриллиантов поддельный. Означало ли это, что и все остальные, украденные у миссис Кортни, тоже поддельные?.. Бели так, становилось понятным, отчего она не хочет вмешивать в эту историю полицию. Чтобы мужу не стало, не дай бог, известно о том, что все его драгоценности превратились в липовые.

– Ну так в чем заключаются неприятности нашего молодого друга? – спросил он у Лорны, когда та вошла в комнату.

Она не ответила прямо на вопрос.

– Нашей гостье намного лучше, – сказала она. – Съела почти все, что я предложила... Похоже, она не слишком посвящена в неприятности Найджела. У нее хватает своих... Из-за него. Они любят друг друга.

– Полагаешь, ты сказала что-то новое для меня?

– Их отношения длятся уже некоторое время, и миссис Кортни не одобряет этого. Даже наоборот – делает все, чтобы испортить им жизнь. Пригрозила прекратить выплату денежного содержания Найджелу – а оно было довольно ощутимым. Ему придется искать работу.

– Как тебе понравилось то, что ты услышала о Найджеле?

– По-моему, ничего плохого.

– Ты так думаешь? А мне кажется, что молодые люди, которые крадут бриллианты и прячут их у своих возлюбленных, тем самым подвергая их риску насилия потому, что сами перетрухнули, эти молодые люди не могут считаться чересчур благородными. А?

– Ты ведь не знаешь всех обстоятельств.

– Но знаю уже кое-что о чертах характера этого Найджела, и я не в восторге от них... Избалованный парень, и некоторые волнения пойдут ему только на пользу. Возможно, миссис Кортни сама так считает и предпринимает кое-какие меры, чтобы его проучить... Чем же еще можно воздействовать на такого типа?

Лорна пожала плечами.

– Никогда не знала, что ты способен к подобным легко мысленным заключениям. Ты даже не видел этого мальчишку. Не знаешь, где он сейчас и что с ним.

– Я знаю, где он должен был быть вчера вечером! Охранять эти чертовы бриллианты вместе с Алисией. Или, скорее, за тысячу миль от нее – чтобы не втягивать девушку в неприятности. Он ведь хорошо знал, что за ними охотятся. Потому и хотел побыстрее их продать. Сбыть с рук... Ладно. Что дальше?

– Ты должен пойти в полицию.

– Или допытаться разыскать Найджела. Отправиться к нему на квартиру?

– Думаешь, есть какой-то шанс найти его там сейчас?

Мэннеринг рассмеялся.

– Не слишком большой. А что, если нанести визит его очаровательной мачехе?

– Мне никогда не удавалось, дорогой, надолго привязаться к домашнему очагу, – сказала Лорна. – Дай, пожалуйста сигарету... Но что делать с девушкой?

– Пускай побудет здесь.

– Надеюсь, ты отдаешь себе отчет, какие могут быть осложнения с полицией, когда все станет известно? – спросила Леона. – Не вижу смысле держать от них что-то в секрете. Если ты посвятишь их во все дела сейчас, они тоже же будут вести себя разумно. Но если будешь скрывать от них неизвестно сколько времени...

– Известно сколько, дорогая. Пока не увижусь с миссис Кортни еще разок. После чего помчусь стрелой к ученым мужам из Скотленд-Ярда...

Он хотел еще что-то сказать, но остановился, потому что раздался звонок у входной двери внизу. Лорна приоткрыла дверь комнаты, попросила их прислугу Этель спуститься вниз. Было слышно, как та оживленно разговаривает с посетителем. Ни Лорна, ни Мэннеринг не могли еще видеть его, но оба узнали голос говорившего:

– Попросите сразу же принять меня. Я старший инспектор Бристоу, Скотленд-Ярд...

Глава 4 Несколько событий подряд

– Да, сэр... Конечно... – взволнованно выдохнула Этель, Она недавно жила в этом доме и мало что знала о Мэннеринге, не говоря о том, что никогда еще в жизни не открывала дверей офицеру полиции. – Пожалуйста, заходите. Мистер Мэннеринг почти закончил завтрак. Если можете немного подождать...

Мэннеринг, стоя позади Лорны, настежь распахнул дверь столовой. Сейчас они все находились футах в десяти от спальни и футах в двадцати от Алисии Хилл, которую наверняка разыскивала полиция.

Мэннеринг радостно улыбнулся, поднял руку, приветствуя гостя.

– Доброе утро, Билл. Приятно вас видеть... Проходите... – На диване в гостиной, куда они прошли, еще лежали одеяла и подушки – ночное ложе Мэннеринга, Инспектор Бристоу не мог не заметить этого. – Выпьете чашку кофе?..

Конечно, Бристоу пришел, весь переполненный подо зрениями. Никогда Мэннеринг не мог твердо знать, какие мысли роятся в голове у этого щеголеватого, быстрого в движениях, невысокого человека. Но и не слишком маленького, пожалуй, даже среднего роста, с привлекательными чертами лица, если рассматривать из в отдельности. Вместе же они не производили особо приятного впечатления. Одет он был сегодня в светлый костюм, в петлице которого красовалась белая гардения.

Бристоу сердечно улыбнулся, кивнул головой.

– Неплохая мысль насчет кофе. Спасибо... Доброе утро, миссис Мэннеринг.

Они все прошли в столовую.

Этот полицейский никогда не был для Мэннеринга просто Биллом Бристоу – умелым, энергичным и любезным детективом из Скотленд-Ярда, специалистом по драгоценным камням. Меньше всего он существовал в настоящем времени, но всегда приносил с собой частицу прошлого – его, Мэннеринга, прошлого, – темного и грозного. Оно походило на тучу, которая временами рассеивается без остатка, а потом вновь нависает, неся груз подозрений, сожалений, недоверия... И на этот раз Бристоу воплощал собой эти минувшие дни – о них как раз вспоминала Лорна сегодня утром, – дни, когда Мэннеринг был не теперешним Джоном, а человеком по кличке Барон.

Похититель бриллиантов, искусный взломщик, постоянный "гвоздь" в теле Скотленд-Ярда; этакий Робин Гуд для многих униженных и страждущих; светский человек, прожигатель жизни – иначе говоря, Барон, и в то же самое время наивный простак, дилетант, человек, пользующийся и хорошей, и дурной славой, сумасбродно отважный и безмерно осторожный – в зависимости от того, как посмотреть на его принципы и способы их осуществления... Вот оно – его прошлое, которое постепенно, после того как он прекратил взламывать сейфы и грабить состоятельных людей, чтобы раздавать (да, да, да!) добычу бедным, начало превращаться в его настоящее, теперешнее. За последние годы он сумел подавить в себе ту горечь, которая, видимо, и сделала его когда-то Бароном сумел превратиться из противника закона в его сторонника, из браконьера – в сторожа...

Лорна знала обо всем. И старший инспектор Бристоу – тоже.

В те, уже прошедшие, дни инспектор не один раз не только подозревал, но твердо знал, кто стоит за той или иной кражей драгоценностей. Однако ему никогда не удавалось поймать виновника с поличным, неопровержимо доказать его вину: Мэннеринг с гениальной ловкостью ускользал от прямого обвинения, хотя сети, что плелись вокруг него, расставлялись достаточно умелыми руками.

И тут случилось нечто из ряда вон выходящее: охотник и дичь прониклись взаимной симпатией, стали почти друзьями. Инспектор Бристоу, будучи честным человеком, не мог не признать, что Мэннеринг не однажды оказывал ему дружеские услуги, помогая разрешать криминальные загадки, которые без его помощи долго еще, если не всегда, тревожили бы лучшие умы Скотленд-Ярда.

Но кто может поручиться, что прошлое в глазах и памяти Бристоу не затмит в один прекрасный день настоящее, не поставит их дружбу и согласие на грань разрыва? Особенно если для того возникнет повод... Как, например, сейчас...

Знает ли Бристоу, что Мэннеринг был на Лиделл-стрит?..

Бристоу с удовольствием прихлебывал кофе.

– Слышали что-нибудь о том, что жемчуг из коллекции "Карла" выброшен в продажу? – спросил он.

– Нет, – ответил Мэннеринг. – Он ведь все равно недоступен для меня... Это одна из самых значительных коллекций у нас в стране.

– Для вас нет ничего недоступного, – добродушно заметал Бристоу. – Кроме того, это пока только слухи. Его владелец, некто Кортни, уже несколько месяцев в Штатах. Поэтому, наверное, и пошли слухи. Значит, ничего не знаете?

– Да нет же, уверяю вас.

Было не так уж трудно встретиться с Бристоу глазами, выдержать его взгляд.

– Если узнаете, дайте мне знать, ладно? Говорят, что его жена отправила жемчуг на рынок. Вы с ней случайно не знакомы?

– Встречались как-то...

– Удивительная женщина, – задумчиво произнес Бристоу. – Очень красива и с каким-то, загадочным прошлым... Я не слишком люблю людей с загадочным прошлым. А вы?

Мэннеринг молча ухмыльнулся.

– Я мало что знаю о ней, – продолжал Бристоу. – Кажется, она последнее время была не на виду, а потом внезапно появилась в торговых кругах и пыталась не то купить, не то продать драгоценности. Точно не берусь сказать... Когда вы виделись с ней?

– Вчера вечером, – сразу ответил Мэннеринг.

Бристоу откинулся на спинку стула и хмыкнул. Это был звук, выражающий удовлетворение. Он отодвинул чашку и закурил сигарету. Мэннеринг, не мигая наблюдающий за ним, понял уже, зачем тот пришел.

– Если бы вы назвали, – произнес инспектор с улыбкой, – любое другое время, я бы сразу догадался, что вы лжете и сами замешаны в этом деле... Когда же, точнее, она приходила?

– Поздно вечером. Около десяти. Без нескольких минут.

– Что хотела? Купить или продать?

– Получить обратно.

– А! – Улыбка исчезла с лица инспектора, – Значит, она кое-что потеряла, не так ли?

– Все это выглядит слишком загадочно. И прежде чем помогать ей, я должен узнать всю правду. – Мэннеринг потер подбородок и продолжал, уводя собеседника несколько в сторону от происходящих событий: – Оценка товара является, конечно, непременным условием, но когда богатая женщина звонит незнакомому человеку около десяти вечера и просит сделать что-то немедленно, у этого человека не может не появиться ощущения, что тут что-то не так... У меня оно появилось... Она говорила туманно, однако было ясно: она очень хочет, чтобы я включился в ее игру.

– Вы уже включились?

– Посмотрю, как эта женщина выглядит при дневном свете.

– Что ж, – сказал Бристоу и прикурил новую сигарету от первой. – Уверен, вы не будете разочарованы... Мне бы тоже хотелось узнать, какую цель она преследует и что вообще произошло. Если добавить к этому, что уже некоторое время мы следим за ней и поэтому знаем, что она была у вас, вы, полагаю, поймете: у меня имеются серьезные основания для любопытства.

– Да... – неопределенно произнес Мэннеринг, – Но тогда какую, в таком случае, играю я роль? Если я соглашусь работать для нее, она непременно поставит условием мое молчание. И будет совершенно права.

– Судить о глубине этого молчания предстоит только вам самому, – любезно сказал Бристоу. – Вы не так легкомысленны, чтобы рисковать в деле с этим "Карла-жемчугом". Ведь вы давно стали вполне разумным человеком. – Он поднялся со стула. – Когда она ушла из вашего дома?

– Примерно в половине одиннадцатого.

– Она была одна?

– Да.

– Встречались вы когда-нибудь с ее пасынком?

– Нет. Она упоминала о нем.

– Так, – сказал Бристоу. – Хорошо, Джон, посмотрите, что можно вытянуть из нее интересного. Но, ради бога, не подводите женщину!

Он рассмеялся и протянул руку,прощаясь.

Мэннеринг закрыл дверь за инспектором и вернулся в столовую.

– Ну-ну, – сказала Лорна. В кухне под руками Этель зазвенела посуда, и она испуганно моргнула. – Джон, неприятности надвигаются со все возрастающей скоростью. Как после этого визита ты расскажешь ему обо всем, что случилось вчера ночью?

– А зачем рассказывать?

– Все равно это сделает Алисия. Рано или поздно они ее найдут, и она не станет скрывать от них правду. Ты, конечно, можешь попросить ее ни о чем не говорить, но, насколько я знаю теперь эту девушку, она расколется в полиции как орех после первых же пяти минут допроса. Она милое простодушное создание.

– М-м-м, возможно, – пробормотал Мэннеринг. – Я знал когда-то человека, который любил говорить, что верит только половине из того, что видит, и ничему из того, что слышит... Копни поглубже твою Алисию, и там может обнаружиться такое... То же, возможно, относится и к ее Найджелу... Лучше я сам пойду и послушаю, что расскажет сегодня мадам Кортни. Теперь уж вряд ли я смогу обойти ее своим вниманием. Как ты думаешь?

– Только будь осторожен, прошу тебя. И постарайся выяснить насчет молодого Кортни. Алисия просто с ума сойдет от беспокойства, если он вскоре не объявится.

– Слушаюсь, мэм, – покорно сказал Мэннеринг.

Перед тем как уйти, он отыскал в телефонной книге номер Найджела Кортни и позвонил. Никто не ответил. Это его не слишком удивило.

Он быстро прошел в гараж, вынул из кармана ключ, вставил в замок, повернул... Ничего не произошло, потому что дверь не была заперта. Машину ставила Лорка, она всегда очень аккуратна, но вчера ночью могла быть несколько рассеянной... И все же это было не похоже на нее.

Он был готов к тому, что машину украли, но, едва приоткрыв дверь, увидел ее сверкающую гладкую черноту, изящные линии. Все в порядке...

Он подошел к передней дверце и тут услышал вдруг какое-то, движение справа. Он резко повернулся. Мужская фигура метнулась из угла гаража прямо на него, в занесенной руке что-то было... Мэннеринг не успел ни отклониться, им защитить себя – удар пришелся по затылку.

Ему показалось, что голова раскалывается пополам. Он упал и потерял сознание...

Он был в автомобиле, и этот автомобиль ехал.

Было темно, в голове что-то дико стучало и гудело, глаза болели, словно обожженные горячей водой. Он попытался открыть их и тогда увидел тусклый свет, глазам стало еще больнее, он опять прикрыл их и осторожно попробовал сменить позу.

– Глотните вот этого, – произнес мужской голос радом с ним.

В ладонь ему что-то положили. Он снова открыл глаза, различил свою бледную руку и в ней – еще более бледную таблетку.

– Она не повредит, – сказали ему. – Вам станет лучше.

Мэннеринг поднес таблетку ко рту, инстинктивно выполняя то, что ему сказали, но тут же выронил ее. Нет, надо быть сумасшедшим, чтобы проглотить это сейчас!.. Отказ свидетельствовал о том, что он приходит в себя, начинает соображать...

– Глупец, – спокойно сказал мужчина.

Мэннеринг почувствовал, как тот наклонился, – возможно, чтобы поднять таблетку.

– Говорят вам, от нее хуже не будет. Впрочем, если хотите, чтобы голова болела весь день, – дело ваше.

В его гудящей голове уже заработала мысль... Глупо мать, что таблетка отравлена. Если бы они хотели убить его, то вполне могли это сделать в гараже. Еще пара таких же ударов, каких он получил, с ним было бы покончено. Поэтому, если логически рассуждать, лекарство может действительно помочь.

Дрожащей рукой он поднес таблетку к губам. Усилие стоило ему многого – в руках, в ногах, во всем теле ощущалась страшная слабость. Проглотить таблетку он не смог – она застряла в горле, и он закашлялся. От кашля боль в голове стала невыносимой. Он задыхался, таблетка разломилась во рту на две части, вкус у нее был отвратительный.

– Выпейте глоток вот этого, – сказал мужчина.

К его губам прижали кружку или флягу. Он откинул голову, вода потекла в рот, и он проглотил таблетку. Фляжку с красным горлышком держал в руке мужчина, сидевший радом, Мэннеринг слегка повернул голову и его сторону. В машине они были вдвоем с этим человеком, не считая водителя. В большой, просторной машине, где так много места, что можно было вытянуть ноги. Все окошки были задернуты занавесками, свет пробивался только по бокам и снизу. Занавеска отделяла их и от водителя.

Мэннеринг откинулся на сиденье и постарался устроится поудобнее.

– Сидите спокойно, – произнес его сосед.

Машина свернула с дороги, по которой они ехали, – с большого шоссе, судя по количеству встречных автомобилей, – на другую, неровную. От тряски голове хуже не стало – видимо, эта чертова таблетка была посильнее аспирина: сразу начала действовать. Оставались еще слабая боль и легкое недомогание. Он поднес руку к голове, осторожно ощупал ее. На затылке наметилось мягкое утолщение, но кожа вроде бы была не содрана, никаких рубцов. Он поднес пальцы к глазам – крови не было.

– С вами все в порядке, – сказал мужчина. – Если будете осторожны. Скоро приедем.

Водитель переключил скорость, повернул налево, на более узкую дорогу. Что это? Аллея, ведущая к частному владению? Они ехали в гору – Мэннеринг чувствовал, что мотор работает с надрывом. Мужчина, сидевший рядом, снова пошевелился, достал пистолет. Но не для того, чтобы привлечь внимание, – просто сунул его в кармашек на дверце автомобиля.

Машина остановилась.

– Здесь выходим, – сказал мужчина.

Он перегнулся через Мэннеринга, чтобы открыть дверцу, но та отворилась без его помощи. Перед ней стоял коренастый человек в шоферской униформе. Спутник Мэннеринга вышел первым с той стороны, где сидел; шофер протянул руку, чтобы помочь Мэннерингу. Тот ив самом деле нуждался в помощи: ноги подгибались, 0н упал бы, если бы его не поддержали.

Они стояли у подножия короткой и широкой каменной лестницы. Отсюда Мэннерингу были видны только портик и вестибюль дома. Шофер повел его вверх по лестнице, помог войти в холл. Второй мужчина сказал шоферу:

– Хорошо, Майк, можете идти.

Тот вышел и закрыл за собой входную дверь. Они стояли в светлом просторном помещении, где все говорило – нет, кричало – о деньгах. Стены были обиты деревянными, покрашенными белой краской панелями, на них висело несколько вполне приличных пейзажей, написанных маслом. По одну сторону вестибюля находилась комната отдыха, вернее, зал – размером со всю квартиру Мэннеринга. Вокруг было много белых дверей, и все закрытые.

– Постойте минутку, – сказал мужчина. Он был высокий и темноволосый. – Сейчас станет лучше. Не делайте резких движений.

Какая забота... Впрочем, это означало, что нужно опять взбираться вверх по лестнице. Одна мысль об этом вызывала у Мэннеринга тошноту. Однако вскоре он почувствовал в ногах большую твердость, а в голове – ясность. Они начали подниматься. Черноволосый крепко поддерживал ею за плечо, в руке ощущалась сила, которой тот не хотел давать волю. Покрытые ковром ступеньки были пологими, идти было нетрудно. Они вышли на широкую лестничную площадку; стены там тоже были белые, деревянные. Солнечные лучи, проходя через цветные стекла окон, бросали яркие многокрасочные пятна на стены, на ступеньки лестницы – все вокруг утопало в свете. Казалось, весь дом был храмом света и красоты.

Возле площадки, где они остановились, находилось тоже несколько дверей, и два коридора шли в разных направлениях: один из них – широкий, другой – узкий. В конце последнего виднелась еще одна лестница. Мэннеринг надеялся, что не придется подниматься и по ней тоже... Слава богу, они свернули в широкий коридор, миновали две закрытых двери, остановились у третьей притворенной.

Спутник Мэннеринга распахнул ее шире и пригласил:

– Входите!

Комната была огромной, светлой и роскошной. Там стояла огромная двуспальная кровать; высокая, но изящная белая мебель; ковер на полу был бледно-серого цвета. Ноги Мэннеринга утопали в этом ковре. Единственное окно находилось в широченном эркере, тяжелые портьеры были раздвинуты, но тонкие занавески не давали ярким лучам солнца ворваться в комнату.

– Вам будет здесь неплохо, – сказал мужчина и, не добавив ни слова, повернулся и вышел.

Мэннеринг, все еще стоявший недалеко от двери, услышал, как тихо щелкнул дверной замок. В этом звуке было что-то решающее и окончательное. Ставящее точку.

Он повернулся, поглядел на дверь. Взгляд его сосредоточился на замке, на замочной скважине. Это был обыкновенный замок, каких много в любом доме. Открыть его – легче легкого, если, конечно, вы знаете, как взяться задело...

Интересно, который час?

Он взглянул на циферблат. В отличие от его головы часы были в полном порядке... Четверть второго.

Из дома он вышел в половине одиннадцатого. Значит, он находится примерно в двух с половиной часах езды от центра Лондона, в семидесяти или восьмидесяти милях от района Челси – возможно, немного дальше, потому что машина, на которой они ехали, с сильным мотором.

Но где? На юге, севере, востоке, западе?..

Он подумал о Лорне.

Это были неприятные минуты... Она ждет его домой к часу или около того. Он сказал, что вернется ко второму завтраку. Она сначала не слишком удивится, что он запаздывает, но вскоре начнет по-настоящему беспокоиться: почему не звонит? Кроме того, его машина, оставшаяся в гараже...

Он прошелся по комнате. Особой бодрости не было, но сил заметно прибавилось. И выглядит уже вполне нормально, разве что немного бледен – так решил он, взглянув в зеркало. А может, бледность из-за смягченного света в комнате?..

В одном из углов была узкая дверь. Он толкнул ее и оказался в шикарней ванной со всеми необходимыми принадлежностями и второй дверью. Видимо, в коридор. Эта дверь была тоже заперта. Он вернулся в комнату, сел на стул, закурил.

Если человек, владеющий таким богатством, как хозяин этого дома, склоняется к преступлению – оно должно быть очень значительным, это преступление. И обоснованным.

Но хозяин ли?.. В который раз в своей жизни начинал Мэннеринг свою старую игру в варианты и возможности, в шансы и вероятности. Только теперь он был уже не так молод и неопытен, чтобы перебирать сотни из них. Достаточно будет и одного десятка... Хозяин, к слову сказать, может понятия не иметь об этом похищении средь бела дня...

Он снова оглядел комнату. В ней явно чего-то недоставало. Каких-то любимых вещичек, что бывают в помещении, в котором живут... Безделушек, фотографий.

Он встал, подошел к красивому письменному столу, сел за него, потрогал ящики. Ни один не был заперт. Тут, видимо, не опасались краж. Самым большим был верхний ящик. Мэннеринг не удивился, когда обнаружил в нем фотографию в рамке, лежащую лицевой стороной вниз.

Он вынул ее из ящика, перевернул.

На него смотрела красавица в обличье миссис Кортни.

Глава 5 Шантаж

Мэннеринг положил фотографию на стол, лицевой стороной вверх, и миссис Кортни продолжала смотреть на него, как если бы в самом деле находилась в ком нате. В ящике лежала еще одна фотография примерно той же величины. На ней был изображен пожилой мужчина. Не старый еще, но пожилой, намного старше, чем женщина на снимке. У него было приятное лицо, но оно все равно не давало повода предположить, что он мог быть подходящей парой для этой женщины. Лицо выглядело доброжелательным. Возможно, просто добрым. Глаза – ясными и серьезными. Пожалуй, серьезность была главным свойством в выражении его глаз. Полные губы решительно сжаты, подбородок правильной формы... Короче, Ричард Кортни – а это несомненно был он – выглядел человеком, который заслуживал уважения и чья сила характера ничего не потеряла в черно-белом изображении.

В одном из углов портрета была надпись: "Тельме".

Мэннеринг поставил обе фотографии рядом, поглядел на них вместе. Муж и жена?.. Скорее отец и дочь. Сколько же лет Тельме Кортни? Не больше... да, наверное, не больше тридцати.

Он встал из-за стола, на этот раз без особых усилий, почти не ощущая боли, подошел к большому гардеробу. Тот был заперт. Для Мэннеринга это не было препятствием – перочинным ножом, лежащим в кармане, он без труда открыл дверцу. В гардеробе аккуратными рядами висела женская одежда; достаточно было одного взгляда, чтобы определить, что одежда очень дорогая. Более тщательно он рассматривать не стал, вывод напрашивался сам собой: это был дом Кортни и Мэннеринг находился в спальне хозяйки. Занятно...

Отсюда не выходила дверь в гардеробную или в спальню мистера Кортни. Впрочем, какое это имеет значение? Только то, что некоторым образом проливает свет на взаимоотношения между мужем и женой.

Выходит, то, что Мэннеринга притащили сюда, – дело рук прелестной Тельмы Кортни? Уж не обнаружила ли она, чем он занимался прошлой ночью на Лиделл-стрит, и не приказала ли кому-то предотвратить дальнейшие его действия в этом направлении?

Впрочем, лет... Он так не думает. Вероятнее всего, она сейчас в Лондоне и ни сном ни духом... Тогда кто же?

Найджел?

Из того, что ему уже было известно о Найджеле, трудно предположить, что юноша мог решиться на такой поступок, граничащий с преступлением.

Тогда кто они и что от него хотят?..

Мэннеринг знал, где находится, и "они", кем бы ни были, должны понимать, что он знает. И потому должны сделать так, чтобы он не захотел и не смог выдать их. Последнее умозаключение было особенно неприятно. Но он отбросил эту мрачную мысль и вынул новую сигарету.

Когда он закуривал, дверь ванной комнаты открылась и оттуда вышел мужчина. Он был высок ростом, строен и молод. В нем чувствовалось даже что-то изысканное – в движениях, в одежде: светлый костюм сидел безукоризненно. Золотистые волосы – почти такие, как у Алисии Хилл, – слегка вились и были тщательно причесаны. У него был цветущий вид, к тому же чрезвычайно дружелюбный. Да, он, без всякого сомнения, был красив. Не с чьей-то там личной точки зрения, а совершенно объективно, непредвзято.

Он негромко рассмеялся, смех был заразителен.

– Не совсем то, что вы ожидали, да?

– Я ничего не ожидал, – сказал Мэннеринг.

– Ну как же... После того, как миссис Кортни нанесла вам визит вчера вечером... – Молодой человек приятно улыбнулся, взгляд его скользнул по фотографиям на столе, задержался несколько дольше на женской.

– Вы об этом знаете?.. – проговорил Мэннеринг.

– Да. Что тут удивительного? Не будем останавливаться на пустяках... У нее неприятности, иначе она не пришла бы к вам, но вы, конечно, не предполагали, что окажетесь сами в ее доме... На вашем месте я не стал бы слишком волноваться из-за этого и из-за некоторых других мелочей. Главное – вы здесь для переговоров о деле. О крупном деле... Вполне стоящем удара по голове.

– Конечно, что значит какой-то треснутый череп в сравнении с десятью процентами прибыли!

– Совершенно верно. За исключением одного: вы не получите десяти процентов. Ваша доля – два с четвертью. Ведь вы только посредник. – Голос молодого человека был любезным, но твердым. И в нем звучало легкое раздражение. – Конечно, мы еще обсудим условия, – продолжал он и, придвинув к себе стул, сел, – Они будут зависеть от общей суммы, которую вы сумеете выручить за все...

– А-а, так, значит, я выступаю в качестве торговца?

– Разве в этом что-нибудь новое для вас? Вы владелец магазина "Квинз", и вряд ли в Лондоне найдется более авторитетный коммерсант и знаток антиквариата и драгоценностей... Впрочем, вы это сами знаете... И в роли посредника для вас тоже нет ничего необычного, не правда ли? Не раз вы стояли между покупателем и продавцом. И не каждую сделку производили у всех на виду, через прилавок. Может быть, я неправ?

– Нет, почему же... Но меня не так часто били тяжелым предметом по голове, приглашая таким способом работать на клиента.

– Не надо на этом заострять внимание, – заметил собеседник нетерпеливо. – Полагаю, вы из тех людей, которые смотрят в корень дела и умеют понять его значение и отличить главное от пустяков... Я должен был срочно вас увидеть, и у меня были веские причины для того, чтобы не приходить к вам домой или в "Квинз". Да и едва ли вы согласились бы иметь дело с абсолютно незнакомым человеком. Потому я вынужден был так поступить.

– Плюс к этому... – сказал Мэннеринг.

– Плюс... что?

– Незначительное добавление... Этот оригинальный способ, к которому вы прибегли, должен был, по вашему мнению, подействовать на меня как предупреждение: что может меня ожидать, если я не соглашусь играть в вашу игру.

– Безусловно так. Вы все понимаете... В этой, как вы выразились, игре замешаны большие деньги, поверьте мне". Даже в той посреднической роли, о которой я упоминал, абсолютно ничего незаконного. Вам не следует бояться полиции.

– В самом деле? – удивился Мэннеринг. – Так-таки ни на йоту уголовно наказуемого?

Мужчине не понравился его тон.

– Нет, – сказал он резко. – Драгоценности продает законный владелец. Они реализуются в этой стране. Что с ними произойдет потом, не должно касаться ни продавца, ни посредника... Нам необходима именно ваша помощь, учитывая ваше положение в этом бизнесе и знание преступного мира. Это придаст делу нужный ход. Мы знаем, что предпринимаются усиленные попытки выкрасть всю коллекцию. Ваша задача – не допустить этого, а также проследить, чтобы не было никаких подлогов при продаже. У нас есть еще и другие соображения... Вы знаете, чей это дом?

– Да, – сказал Мэннеринг, глянув на фотографии.

– Прекрасно. Ричард Кортни и есть владелец и продавец коллекции. Но продажа должна происходить в тайне, Ни его жене, ни сыну не следует знать о ней. И о том, что драгоценности пущены на рынок, – тоже. Вообще поменьше слухов. Хотя они и так уже распространяются. Надо их пресечь.

– Уйма работы, – пробормотал Мэннеринг. – А кто вы такой?

– Джеральд Эллингем. Личный секретарь Кортни... Вам понятно теперь основное направление, в котором вы должны действовать?

– Вполне. Чего я пока не могу понять – почему мне нужно браться за это дело.

– Оно выгодно вам. Вы получите больше десяти тысяч фунтов. Разве деньги не говорят сами за себя?

– Они громче всего говорят для бедных. Я не очень беден.

– Ну-ну, зачем такие слова. Будто не знаете, что человек с деньгами всегда хочет, чтобы их было еще больше. Десять тысяч, думаю, вам не помешают... Впрочем, если этого недостаточно... – Он откинулся на стуле, слегка улыбнулся. Улыбка снова была обаятельной. – Есть и кое-что другое, мистер Мэннеринг, – вновь заговорил он. – Нам известно ваше прошлое... Вы меня понимаете?

– Так. Прошлое.

Слово прозвучало неожиданно, без предварительной подготовки, и Мэннерингу не удалось скрыть некоторого замешательства, но он быстро овладел собой.

Улыбка не сходила с лица Эллингема, она становилась еще шире. За ней ухе явно проглядывали насмешка и злорадство.

– Нам незачем вдаваться сейчас в подробности, – продолжая Эллингем, – но нам известно достаточно много из вашего не слишком светлого прошлого. Конечно, это вовсе не значит, что мы будем о нем широко распространяться, но и вам следует выполнить все то, о чем попросят, чтобы не слишком трепать нам нервы. Все в ваших руках... Жемчуг "Карла" и остальную часть коллекции Кортни необходимо продать так, чтобы на рынке драгоценностей об этом никто не знал. А также его жена и сын... Я уже говорил об этом и сейчас вынужден повторить... И покупатель должен быть настоящий. Не подставной какой-нибудь... У меня есть небольшой список имен, я покажу вам... людей, которые могут быть заинтересованы в этой коллекции. Вам остается только продумать детали и действовать осторожно. Итак...

Мэннеринг молчал. Он не сказал ни слова и после того, как Эллингем поднялся и подошел к нему. Во взгляде молодого человека сквозило недоумение, с его лица сошло воинственное выражение и появилась растерянность. Казалось, он не понимал реакции Мэннеринга, и это начинало беспокоить его.

Мэннеринг продолжал смотреть на него молча, но мысль его лихорадочно работала.

– Да говорите что-нибудь, черт вас возьми! – голос Эллингема сорвался почти на визг.

– Вы неотесанный глупец! – сказал наконец Мэннеринг и начал смеяться. Это продолжалось довольно долго.

Эллингем сжал руки в кулаки, подступил еще ближе к Мэннерингу, как бы давая понять, что пустит их в ход, если тот не замолчит. Мэннеринг продолжал смеяться. Лицо Эллингема побелело, в глазах появился лихорадочный блеск – как у Алисии Хилл сегодня утром. Но он не решался подойти вплотную.

Мэннеринг перестал смеяться, лишь усмешка оставалась у него на губах. Та самая, с которой смотрят на полного идиота.

Внезапно он вытащил руки из карманов и бросился вперед. Эллингем хотел отпрянуть, но не успел. Мэннеринг схватил его за плечо, повернул, сильно толкнул и поддал ногой. Эллингем растянулся на полу во всю длину и не сумел сразу подняться. А когда сделал это, на его мертвенно-бледном красивом лице были написаны дикая злоба и стыд.

Правая рука неловко тыркалась в карман, где, по всей видимости, лежало оружие.

Мэннеринг отошел к столу и, не глядя на молодого человека, спокойно закурил. Словно ничего не произошло.

Эллингем так и не достал пистолет, который был виден из-под распахнувшейся полы пиджака. Наоборот, он одернул одежду. Рот у него оставался полуоткрытым, хищно блестели зубы, но дышал он ровно, через нос, неприятно раздувая ноздри. Сейчас в кем не было и следа прежней привлекательности и он казался отвратительным. Он сказал:

– За это, Мэннеринг...

– Это лишь только начало, – сказал тот, – а вполне возможно и продолжение... Если хотите говорить о деле, то говорите, но исключительно на моих условиях и там, где я решу. И выбросьте из головы мысли о шантаже. Все, что вы и ваши дружки знаете обо мне, – сплошная чушь и фальшивка. Такая же фальшивка, как вы сами... Помните это.

Глава 6 Безрассудство

Эллингем облизнул губы.

– Я не хотел быть невежливым с вами, – сказал он. – Но мы иногда должны быть таковыми. Минут десять с Майком – и вы запели бы по-другому.

Он резко повернулся, подошел к высокому изящному камину, нажал почти незаметную кнопку в стене. Потом сделал несколько шагов к стоящему неподвижно Мэннерингу.

Тот сказал:

– Вы говорили что-то о деле. Я бы мог согласиться, но, как было сказано, на собственных условиях. Я сейчас не имею в виду деньги. Первое, что вы должны сделать, это показать мне документы, или что там у вас, говорящие о моем ужасном прошлом. И я докажу вам, что все это подделка. Если вы этого не сделаете... – Он пожал плечами. – Что ж... в таком случае даже целая армия мошенников и прохвостов из вашей блестящей компании не убедят меня работать на вас.

– Вы паршивый скупщик краденого! – рявкнул Эллингем.

– Вы так считаете? – улыбнулся Мэннеринг. – И можете это подтвердить?

– Сами знаете, что это так!

– Прекрасно.

Мэннеринг рассмеялся. Совершенно искренне.

Забавным показалось ему сейчас то, что хотя прошлое и существовало у него, но уже в виде легкой, почти неземной дымки, но того, в чем его подозревают эти подонки, не было никогда. Красавчик Эллингем полагает, что Мэннеринг в своем "Квинзе" занимается крадеными бриллиантами. Какая чушь! Да, в его прошлом была эра "Барона". Но то ведь совсем иное. Как видно, Эллингем знать не знает о тех годах в жизни Мэннеринга, иначе говорил бы с ним совсем на другом языке, а не произносил жалкие непроверенные словечки о скупке и перепродаже.

В коридоре послышались шаги. Они замерли у двери. Мэннеринг произнес первый:

– Да, войдите!

И в тот же момент толчком раскрыл широкое почти напольное окно, вскочил на подоконник, слегка вытянув голову, посмотрел вниз. Он увидел узкий выступ, а за ним, довольно далеко внизу, асфальтовую в трещинах площадку. Но немного левее виднелась плоская крыша над входом в дом. И под ней, на дорожке, посыпанной гравием, стоял лоснящийся модный "даймлер", тот самый, в котором его привезли сюда. Солнечные лучи, тепло которых Мэннеринг успел уже почувствовать, стоя тут, на подоконнике, слепили глаза, отражаясь от крыла "даймлера". В другое время он бы не задумался ли на секунду, что ему делать, но сейчас... Он не знал, выдержит ли такой прыжок, не закружится ли голова, не потеряет ли он сознание, как после того удара в гараже... И сумеет ли потом вести машину, когда нужно будет удирать отсюда?..

Эллингем вытащил из кармана пистолет, сказал с наигранным спокойствием:

– Слезайте оттуда, Мэннеринг, иначе я стреляю. Здесь никого нет поблизости... Никого, кто обратит на это внимание... Ну... слезайте!

Мэннеринг улыбнулся в ответ.

– Так как же? Принимаете мои условия? Тогда заходите ко мне, как только решите поговорить.

– Слезайте!

– Я пошел, – сказал Мэннеринг. – Привет...

Он спрыгнул – левее, чтобы попасть на плоскую крышу портика. Казалось, что крыша сама метнулась ему навстречу. Но он больно ударил руку о раскрытую раму окна. Однако приземлился на обе ноги, правда, его отбросило к стене дома. Голове от всего этого лучше не стало, но сознания он не потерял и на ногах стоял крепко. Затем он подошел к краю крыши и прыгнул снова – в этот раз уже на землю. Новый толчок пронзил болью все тело, в голове заработал шумный мотор, Мэннеринг чуть было не потерял равновесия, но выпрямился, хотя с немалым усилием.

Сейчас его уже нельзя было увидеть из того окна, откуда он выпрыгнул. Прямо перед ним был сверкающий капот "даймлера". Мэннеринг обошел машину, дернул дверцу со стороны водителя. Она открылась.

Он понимал, что люди уже бегут по лестницам, нажимают на какие-то звонки, поднимают тревогу, он даже слышал чьи-то крики. Или это так шумело в голове?..

Мэннеринг включил мотор и рванул машину с места, почти механически; не вполне сознавая, что делает, но понимая, что так нужно.

При резком повороте на главную аллею заднее колесо въехало на цветочную клумбу, придавило ряды нарциссов. Земля была мягкой – неужели застрянет? Он крутанул левую баранку, нажал на газ – и машина выскочила на альт.

Сзади раздался негромкий звук выстрела. Лязгнул металл. Аллея была прямая и длинная – ярдов пятьдесят, только потом сворачивала налево. Он не видел ворот, не знал, что там происходит, есть ли сторож и сообщил ли ему Эллингем... Еще один выстрел, пуля ударила по крыше, как раз над головой... А голове стало лучше – уже не стучал мотор, мысль работала четко.

Вот и левый поворот аллеи, снова колеса машины срываются с асфальта, Мэннеринг выравнивает их и видит прямо перед собой огромные железные створки ворот, каменные столбы. Ворота открыты. Когда его везли сюда, он запомнил, что машина поворачивала к воротам влево. Значит, сейчас нужно брать вправо... Еще две пули ударили в кузов... Опять ему повезло... Непроизвольно он так надавил на газ, что машину занесло на повороте и она чуть не перевернулась. Он опять выровнял ее и помчался по узкому проезду, окаймленному высоким кустарником, на котором еще не распустились листья.

Конечно, через минуту они пустятся за ним в погоню – если уже не пустились, – но у него все-таки было преимущество на старте.

Показались телеграфные столбы. Значит, впереди нормальное шоссе. С него они сворачивали вправо – а он возьмет влево... Так он и сделал. Он был уже примерно в миле от дома Кортни, погони видно не было. Но это вовсе не значило, что она не началась.

Телеграфные столбы мелькали, сливаясь в сплошную линяю; какая-то машина ехала навстречу, и рот водителя издавал звуки, похожие на слова: "Сумасшедший болван!.." Мэннеринг рассмеялся.

Еще поворот – и он на новой дороге. Перед ним простиралась зеленая холмистая местность – как подробная топографическая карта сточками ферм, сараев и даже копнами сена. На холмах мирно паслись коровы и овцы; плоскогорья были запаханы. Вдали показались ряды черепичных крыш и приземистая квадратная часовня церкви в нормандском стиле. Через долину проходило главное шоссе – по нему в обе стороны шли машины. До шоссе оставалось совсем немного, там он будет почти в полной безопасности.

Незадолго до пересечений с главной дорогой он, высунувшись из машины, внимательно поглядел назад: никаких автомобилей в поле зрения.

– Что ж, неплохо, – вслух произнес он. – Совсем неплохо.

И тут увидел, как светло-голубая машина, свернув с шоссе, едет навстречу. Она развила приличную скорость, за рулем сидела женщина. Только когда машины поравнялись, он узнал ее.

Но Тельма Кортни даже не взглянула на него.

Он замедлил ход, подождал, пока голубая машина скроется из вида, и лишь тогда выехал на большое шоссе... Неужели она не узнала его?

Он доехал до очередного пересечения, повернул в сторону Лондона, но вел машину теперь медленно – он раздумывал. Увидев поворот на проселочную дорогу, свернул туда и поехал в обратном направлении. Дорога поднималась на холм. Предоставив "даймлеру", мягко рыча, преодолевать подъем, он остановил его на вершине и сверху осмотрел местность, откуда только что приехал.

Итак, Эллингем не преследует его сам и не послал вслед за ним никого другого. Интересно...

Многое бы он отдал сейчас, чтобы послушать, о чем говорят в эту минуту между собой Тельма и этот молодой негодяй.

Многое бы отдал и чтобы увидеть их лица, если он внезапно заявится, да еще застанет их вместе!

Нет ничего более эффектного и действенного, чем неожиданность. Если он сейчас вернется к ним в дом, бедный Эллингем совсем потеряет голову и не будет знать, что еще можно ожидать от него!

Все-таки он безумец... Лорна права!

Он ехал по боковой дороге, сворачивая, где надо, пока не увидел внушительных размеров железные ворота. Миновав их, подъехал к уже известному ему дому.

Голубой двухместный изящный автомобиль стоял у входа. Все вокруг было в полном порядке, кроме части клумбы с бедными раздавленными нарциссами. Но над ней уже склонился человек – садовник не терял времени даром. Он поднял голову, увидел Мэннеринга за рулем "даймлера" и челюсть его отвисла. Мэннеринг помахал ему рукой, подрулил к портику. Садовник, или кто он там был еще, бросив свои нарциссы, ринулся за дом, но прежде чем он исчез из вида, у входных, дверей появился тот, с кем рядом сидел Мэннеринг по дороге сюда из своего гаража. Лицо этого человека с крупным носом выражало не меньшее удивление. Мэннеринг и его приветствовал взмахом руки.

Он аккуратно поставил "даймлер" позади голубой машины, вылез из-за руля и поднялся по ступенькам туда, где стоял его старый знакомый.

– Привет, – сказал Мэннеринг. – Что с вами? Увидели привидение? – Он положил руку на плечо мужчине и вместе с ним вошел в холл. – Неплохое местечко тут у вас, а?.. Где они сейчас?

– Вы... вы псих, что ли? – выговорил наконец мужчина.

– Да, – сказал Мэннеринг.

Он огляделся. Все двери по-прежнему были закрыты, ниоткуда не доносились голоса. Он приоткрыл ближайшую дверь, заглянул в огромную гостиную. Она была в голубых и розовых тонах – и пуста. Он направился к следующей двери, но кто-то открыл противоположную. Это был Майк, шофер. Кулаки у него были, словно окорока ветчины, и готовы к действию.

– Хелло, Майк! – сказал Мэннеринг. – Не ругайте меня за вмятины на "даймлере". Это не я стрелял по нему. У меня тогда не было оружия. – Он улыбнулся мужчине с крупным носом. – Как любезно с вашей стороны, что вы оставили мне пистолет в кармашке автомобиля. Я всегда лучше себя чувствую... среди не слишком хороших людей... если оружие под боком. А я почти уверен, что Майк, например, довольно плохой человек. Хотя у него золотое сердце...

Следующая комната, куда заглянул Мэннеринг, была залом для танцев. На лакированном полу высились громадные канделябры, окна полукруглой формы были утоплены в арках.

Другие двери здесь, в холле, не открывались. Мэннеринг прошел к лестнице на второй этаж и тут услышал рокот голосов, мужского и женского, из-за двери под лестницей. Он остановился как вкопанный, потирая рукой подбородок и улыбаясь.

– Вы уже сообщили Эллингему? – спросил он носатого.

– Мистер Претт, – произнес Майк жалобным голоском, совсем не подходящим для такого мощного мужчины. – Скажите ему, что туда нельзя.

– Ферботен?[1] – спросил Мэннеринг зачем-то по-немецки и вплотную приблизился к двери. – Надеюсь, они не очень будут против...

Он взялся за дверную ручку.

– Не смейте! – закричал Претт. Его голос звучал значительно мужественнее. – Он убьет вас, Мэннеринг, если...

Претт не договорил.

Майк разжал один из своих здоровенных кулачищ и сунул руку в карман. За пистолетом?.. Он вытащил здоровенный гаечный ключ. Не самый большой, которым можно легко убить, но вполне пригодный для нанесения тяжкого телесного повреждения. Он тут же спрятал ключ за спину, намереваясь, видимо, с безопасного для себя расстояния кинуть его в противника, который до сих пор не вынимал оружия, хотя сообщил, что имеет его.

Мэннеринг повернул дверную ручку, и в этот момент Майк швырнул в него тяжелым гаечным ключом, целясь в голову. Мэннеринг отклонился. Ключ врезался в стену над его головой, сделав уродливую вмятину, и с глухим стуком упал на ковер. За ключом последовал бросок самого Майка. Мэннеринг оттолкнул его ногой, быстро открыл дверь, влетел в комнату и так же быстро со стуком, захлопнул ее. В замочной скважине изнутри торчал ключ. Мэннеринг повернул его и лишь тогда, выпрямившись, оглядел комнату.

Она была небольшой и уютной, в золотистых и серебряных тонах – вся обстановка вполне подходила для Тельмы Кортни. Однако ее муж вряд ли одобрил бы сейчас то, что происходило здесь на фоне этой обстановки, точнее – на длинной кушетке, у окна с задернутыми шторами...

Женщина, лежащая на кушетке, приподняла голову и одну из оголенных рук и с любопытством, но, кажется, без признаков видимого беспокойства, смотрела на Мэннеринга. Эллингем поднимался с колен, на которых он стоял возле кушетки, на его щеках и возле губ были видны яркие следы от помады.

– Еще не перепали на не красящую помаду? – сказал Мэннеринг, – Это нехорошо... Как идут ваши дела?

Глава 7 Без любви?

Эллингем медленно встал, поправил пиджак. Вторым его порывом была попытка стереть краску с лица. Женщина быстрым и ловким движением пригладила волосы, сняла ноги с кушетки. Но не встала совсем. Удивление, без признаков беспокойства, исчезло с ее лица, оно стало совершенно спокойным и бесстрастным – каким было во время вчерашнего вечернего визита. Чего нельзя было сказать о лице мистера Эллингема. Он стоял неподвижно с полуоткрытым ртом, ноздри напряженно раздувались. Вид у него был малопривлекательный и угрожающий.

Мэннеринг вынул из кармана пистолет и тут же положил его обратно.

– Убирайтесь отсюда, – произнес Эллингем не слишком твердым голосом. – Уходите.

– Мне показалось, вы хотели поговорить со мной на деловую тему, – сказал Мэннеринг.

Женщина взглянула на Эллингема. В этом взгляде не было ни любви, ни страсти – только холодный и ясный расчет. И, возможно, недоверие. Эллингем коснулся рукой своей прически, нервно облизнул губы.

Он сказал:

– Мы займемся этим позже, Мэннеринг.

Было видно, что он старается овладеть собой, но Мэннеринг заметил и другое: Эллингем явно боялся, не хотел продолжения разговора, не хотел, чтобы женщина знала о делах, которые они обсуждали.

– Жаль, – вздохнул Мэннеринг. – Боюсь, у меня больше не будет времени.

Он повернулся к двери. И, стоя сейчас спиной к Эллингему, он уже не опасался нападения. И был совершенно прав. Когда он широко открыл дверь и остановился в проеме – на всякий случай, если Майку все же придет в голову кинуться на него, – он услыхал сзади голос Эллингема:

– Сделайте для мистера Мэннеринга все, что он попросит.

– Слушаю, сэр, – пробормотал Претт.

Мэннеринг вышел в холл. Дверь позади него закрылась, было слышно, как ключ повернулся в замке. Мэннеринг закурил, похлопал рукой по карману, где было оружие. На всякий случай. Но Претт и так выглядел ошеломленным.

– Что... что вы хотите, мистер... э-э?..

– Сколько времени это продолжается? – спросил Мэннеринг, кивая на дверь.

– Э-э... около двух месяцев, – заикаясь, проговорил Претт.

– Кортни нанял Эллингема до всего этого?

– Да... да... задолго.

– Хорошо. Передайте Эллингему, чтобы он пришел ко мне в магазин... в магазин, а не на квартиру... сегодня после полудня. Если его не будет до пяти вечера, я делаю заявление в полицию обо всем, что произошло. И здесь, и в Челси, у меня в гараже... Есть у вас еще автомобиль, креме "даймлера"? Он мне не очень нравится.

– Да, сэр.

– Подгоните к подъезду, Я одолжу его у вас... Пакет с деньгами, а также со взрывчаткой можете не класть.

– Я сейчас же сделаю это, – сказал Претт.

Мэннеринг остался в холле один; он полагал, что теперь никто уже за ним не следит. Впрочем, он и не делал ничего предосудительного, просто стоял и размышлял. Из маленькой комнаты доносились голоса, ко он мог голову дать на отсечение, что на этот раз они не были воркованием и не перемежались поцелуями. Было ясно, что Эллингем пуще всего боится, как бы миссис Кортни не узнала о том, что произошло до ее появления в доме, и сделает все от него зависящее, чтобы предотвратить возможность этого. Следовательно, ей ничего не было известно о попытке продать коллекцию мужа или какие-либо отдельные драгоценности. И если Мэннеринг вознамерится ей сказать об этом, Эллингем попытается заставить его замолчать любыми способами – от подкупа до полного устранения. Сомнений тут быть не могло...

Мэннеринг открыл входную дверь, услышав шум подъехавшей машины. Майк в своем черном шоферском костюме выглядел чересчур мощным за рулем "остина-16". Он остановился у самых ступенек и вышел из кабины.

– Спасибо, Майк, – любезно поблагодарил Мэннеринг и сел за руль.

На Хаммерсмит-Бродвей Мэннеринг остановил машину рядом с газетчиком и купил все три вечерние газеты. В "Ивнинг ньюз" на первой странице большими буквами сообщалось: "ПОХИЩЕНА ДЕВУШКА, ЖИЛЬЦЫ ОДУРМАНЕНЫ". Ничего нового из этого сообщения он не узнал.

Из ближайшего телефона-автомата он позвонил домой. Лорна взяла трубку так быстро, что он понял: она сидит у телефона.

– Хелло. – Голос у нее казался спокойным.

– Много шума из ничего, – сказал Мэннеринг. – Прости, дорогая, я не мог освободиться раньше.

Лорна не отвечала.

– Послушай, я сейчас еду прямо в магазин. Если будут новости, сообщи мне туда, хорошо?

– Если исчезнешь и оттуда, – сказала Лорна, – предупреди меня, пожалуйста. Я не хочу опять сходить с ума от беспокойства.

– Ты не будешь, – пообещал Мэннеринг.

– Джон, не пытайся обмануть меня, – сказала Лорна. – Я сразу поняла по твоему голосу, что у тебя неприятности. Будь осторожен. Очень осторожен.

– Буду, – мягко сказал Мэннеринг. – Даю слово...

Магазин "Квинз" находился в Харт-роу, возле Нью Бонд-стрйт. Это было небольшое узкое помещение, обитое дубовыми панелями, на дверях которого само название было небрежно написано на узкой дощечке старинным английским шрифтом. Короткий переулок под названием Харт-роу был известен, пожалуй, только старожилам или истинным знатокам Лондона. Дальний конец его выходил на пустырь, где когда-то тесными рядами стояли старые дома и магазины. Они исчезли в войну после очередной бомбежки, и их останки – камни и щебень – сменил теперь зеленый газон.

В начале переулка магазины не были повреждены снарядами, только временем. Все они были небольшими и все в своем роде исключительными. Среди них "Квинз" также привлекал внимание многих ценителей и любопытных. В его витрине всегда было выставлено что-нибудь примечательное: на сегодняшний день – усыпанная бриллиантами шкатулка на черно-синем бархатном фоне. За шкатулкой, в полумраке, размещались всевозможные старинные вещи – казалось, разбросанные в беспорядке, но это был искусственный беспорядок. Само помещение магазина было довольно длинным, поэтому представлялось более узким, чем на самом деле.

Мэннеринга, когда тот вошел, встретил высокий седовласый мужчина.

– Добрый день, сэр.

– Привет, Родни. Как идут дела в магазине?

– Ничего такого, о чем бы вы не знали.

– Кто-нибудь спрашивал меня?

– Утром звонила женщина, сказала, что у нее к вам личное дело, она позвонит еще. Имени не назвала.

– Ага. А где Ларреби?

– В мастерской. Занимается полировкой.

– Пойду погляжу на него. Если кто-нибудь будет звонить, позовите меня, пожалуйста.

Он прошел в конец магазина, миновал небольшой служебный кабинет справа, через узкий с нависшим потолком коридор вышел к короткой крутой старинной лестнице. Все здесь, в "Квинзе", было старым – в том числе и потолок над лестницей, о выступы которого столетиями ударялись чьи-то головы. Мэннеринг привычно нагнул свою, пострадавшую уже сегодня, и начал подниматься наверх. Поднявшись, открыл дверь большой комнаты верхнего этажа, в которой складировалась мебель. Самая различная, но исключительно неординарная, о которой заботился и над которой колдовал Джошуа Ларреби. В комнате стоял запах политуры.

Ларреби отвел взгляд от крошечного комода времен регентства, который он сейчас полировал. У него было круглое лицо совершенно безгрешного человека, курчавые седые волосы и мягкий голос.

Джош Ларреби имел все основания быть благодарным и верно служить Мэннерингу. Что он и делал.

– Добрый день, мистер Мэннеринг.

– Устали заниматься этим делом? – спросил тот.

– Не слишком, сэр. Но если у вас есть для меня что-то другое в данное время, то я...

– Есть, и вам оно придется по вкусу. – Мэннеринг прикрыл дверь, уселся на край небольшого письменного стола. – Доходили до вас какие-нибудь слухи о жемчуге из коллекции "Карла", которая принадлежит Кортни?.. Ее не выбрасывали на рынок?

– Нет, сэр. Я бы сообщил вам об этом.

– Тем не менее такие слухи упорно ходят. Я хочу знать, предлагалась ли эта коллекция, кто в ней заинтересован и, наконец, кто – персонально – мог бы распространять подобные сведения.

Ларреби понимающе кивнул, лицо его было серьезно.

– И еще одно, – продолжал Мэннеринг. – Жена владельца, миссис Кортни, сейчас в Англии, но ее муж – за границей. Мне необходимо знать, говорила ли сама миссис Кортни где-либо об этой коллекции, и если да, то что именно. Если это не сможете выяснить, то узнайте хотя бы, с кем она видится... Ее знакомства, связи...

– Дело срочное? – спросил Ларреби.

– Чрезвычайно.

– Могу я взять себе в помощники одного друга или я не должен ни с кем делиться?

– Если ваш друг не болтун, пусть помогает вам. Все эти сведения будут хорошо оплачены. Но пускай держит язык за зубами. Никому недолжно быть известно, кто стоит за расследованием.

– Мой друг абсолютно надежен, – произнес Ларреби с достоинством, даже чуть-чуть обиженно.

– Прекрасно, г – Мэннеринг достал пухлый бумажник, отсчитал двадцать фунтов, протянул Ларреби. – Не жмитесь, я дам больше, если нужно"

– Я постараюсь, чтобы вы платили только за достоверную информацию, – сказал Ларреби с вежливой улыбкой. – Я должен так понимать, что вас совсем не удивит, если некоторые из интересующих вас лиц окажутся... э-э... людьми не вполне достойными?

Мэннеринг хмыкнул.

– Просто мошенниками и аферистами! Они неплохо стукнули меня по голове сегодня утром.

Лицо Ларреби приняло самое благочестивое выражение.

– Я лично не слишком боюсь по отношению к себе подобных последствий, – сказал он, но затем в его глазах промелькнуло искреннее беспокойство. – Надеюсь, вы не очень пострадали, сэр?

– Сейчас уже все в порядке, – сказал Мэннеринг.

– Будьте осторожны. Очень осторожны...

"Они словно сговорились сегодня, – подумалось Мэннерингу. – Сначала инспектор Бристоу, потом Лорна, теперь Ларреби".

Он мысленно вернулся к недавним событиям.

Лорна права, считая, что Алисия Хилл не говорит всей правды. Да и зачем ей?.. Интересно, напугана ли она по-настоящему? Объясняется ее состояние длительным нервным стрессом или это умелая игра?.. Начались ее неприятности только с той минуты, как Найджел Кортни передал ей драгоценности, о существовании которых, по ее утверждению, она даже и не знала? Потому что не вскрывала пакет. Или она намеренно лжет, чтобы обелить Найджела?

И в какой степени подобная ложь может помочь ему?..

А где же сам Найджел? Известно ли полиции, что он закадычный приятель Алисии?..

В этой таинственной истории пока что ясны по крайней мере три вещи. Первая – что бриллианты украдены. Вторая – Тельма Кортни сама обратилась к нему, Мэннерингу. И третья – появился некто Эллингем. Исследуя все эти дорожки, можно, пожалуй, пересечься и с другими, еще неизвестными... Но существует и четвертое направление: нападение на Алисию и кража украденных ранее драгоценностей, а также связанный с этим испуг Найджела, что было явно видно – вернее, слышно – по телефону... В общем, сам черт ногу сломит...

Ну а что успел уже сделать он? – спросил Мэннеринг самого себя. И не без самокритичности резюмировал: пустил полицию по собственному следу, а также дал повод Эллингему не питать к себе особенно большой любви. Интересно, чего теперь ждать от него: новых яростных атак или попытки заключить союз?

Этот вопрос привел Мэннеринга почему-то к пятому предположению: тот факт, что один из бриллиантов, украденных Найджелом, оказался поддельным, говорит ли о том, что все остальные такие же?..

Его размышления прервал приглушенный звонок у двери магазина. Он услышал, как Родни сказал:

– Добрый день, мадам.

– Здесь мистер Мэннеринг? – спросил женский голос.

– Не уверен, мадам. Сейчас узнаю.

Шаги Родни зазвучали в глубине магазина. Не было сомнений, что сюда пожаловала сама миссис Тельма Кортни.

– Проведите ее в кабинет, – попросил Мэннеринг своего служащего.

Глава 8 Еще немного правды?

Мэннеринг встал, когда она вошла. Одета она была так же, как у себя в загородном доме, – превосходно сшитый бутылочного цвета костюм. Она машинально улыбнулась и села на стул, который он пододвинул для нее к своему столу. Комната была так мала, что они сидели почти рядом друг с другом и голова ее едва не задевала книжные полки на противоположной стене.

Итак, она пришла. Что ж, пусть начинает первая и, видит бог, он не желает ей помогать в разыгрываемом гамбите.

– Что привело вас в Кортни-Грейндж, мистер Мэннеринг? – спросила она.

– Простое любопытство.

– В отношении чего?

– Вас.

– Вы могли бы удовлетворить его, повидав меня в городе. Это избавило бы вас от длительного путешествия... Буду признательна, если скажете мне правду.

– То же самое с вашей стороны не слишком бы обременило меня. Если мы собираемся действовать сообща, то оба должны быть несколько откровеннее.

– Вы приняли мое предложение?

– Да.

Это, казалось, принесло ей облегчение, но выражение недоверия не исчезло с ее лица.

– И вы отправились в Грейндж именно для того, о чем сказали?

– Я хотел увидеть Эллингема и вообще оценить обстановку.

– Для чего?

– Вы упомянули о двух возможных похитителях – прислуге и пасынке, но я подумал, что может быть и третий... – Это звучало правдоподобно. Если, конечно, Эллингем не раскрыл ей всей правды – что очень было сомнительно. Надо было бы прибавить еще два-три убедительных штриха. – Для меня не составило особого труда выяснить, – снова заговорил он, – что ваш муж доверил своему секретарю вести все его дела на время отсутствия. И я предположил... что кто-то из вашего загородного дома мог быть причастен к похищению драгоценностей. Поэтому отправился туда взглянуть... Но мы с Эллингемом не понравились друг другу. Было бы куда полезнее для дела, если бы ваши друзья могли стать моими друзьями, но этого, к сожалению, не произошло... Эллингем знает о краже?

– Да. Он вполне заслуживает доверия.

Мэннеринг позволил себе легкую усмешку. Тельма Кортни не отвела взгляда, не смутилась, хотя ему показалось, что щеки ее слегка порозовели.

Он сказал:

– Простите, но будет ли мистер Кортни так уж в этом убеждая, если узнает то, что знаю теперь я?

– Это не имеет значения. В делах мой муж может вполне положиться на мистера Эллингема. Он работает у него много лет и знает обо всем не меньше хозяина. Во всяком случае, больше кого-либо другого. Можете быть уверены, что мистер Эллингем не похищал этих бриллиантов.

– Как раз в этом я не уверен.

– Вы говорите вздор!

– Я взялся найти пропажу, так? – спокойно сказал Мэннеринг, – Когда я начинаю действовать, то обычно ищу везде, где возможно. Вы продолжаете подозревать вашего приемного сына. Вчера вы сделали все, чтобы подтвердить ваши подозрения... очернять его... Почему?

– Возможно, я что-то преувеличила, – ответила она. – Если так, то сделала это бессознательно. Но я совершенно определенно знаю, что у него постоянные денежные затруднения, и, чтобы разрешить их, он вполне способен украсть... Если надеется, что это пройдет незаметно. Кроме того, он знает, что я никогда не обращусь в полицию.

– В чем заключаются его финансовые проблемы?

– Долги. В основном из-за того, что он игрок.

– Женщины тоже?

– Вероятно. Хотя не думаю, что это главное. – Ее голос был холоден, как льдинки в бокале. – У него недавно появилась девушка, которая не вызывает у меня особого уважения. Не знаю, каковы их отношения, но, насколько могу судить, она вряд ли побуждает его к излишним тратам. Я уже сказала вам, что он азартный игрок. Я пыталась этому помешать, урезая его месячное содержание, которое слишком велико, как я думаю, для молодого человека двадцати четырех лет. Но ничего не добилась. Хотя очень старалась...

– Подождите, – сказал Мэннеринг. – Вы лишили его денег и, таким образом, бросили в финансовую яму?

– Он сидел в ней и раньше. Не вылезал из нее. Просто она стала немного глубже. Он вполне мог, если бы хотел, получить кредит на несколько месяцев и расплатиться с долгами. Урезая содержание, я только надеялась подтолкнуть его к этому. Но он не пожелал... А его кредиторы – некоторые из них – попытались получить долги с меня. Как они наверняка получали раньше с его отца... Я им отказала. Но выяснила, что эти суммы куда больше, чем он мог бы себе позволить даже при таком щедром содержании.

– А Найджел невзлюбил вас как виновницу своих трудностей, верно? Эти бриллианты были вашими. Почему бы, решил он, не воспользоваться ими, чтобы вылезти из долгов, а заодно и доставить вам неприятности. Так, по-вашему, он мог рассуждать?

– Вполне возможно.

– Вы считаете, что именно так? – повторил Мэннеринг.

– Да, – ответила она.

– А не мог Найджел, минуя вас, обратиться к отцу?

– Если бы мог, он бы это сделал. Но он не знал, где именно находится отец. Не знаю этого и я. Он уехал в Соединенные Штаты по сугубо личному секретному делу. Мне он регулярно давал о себе знать, а свои письма я посылала по условленному адресу. У Найджела нет этого адреса. Я убедила мужа, что для его сына будет полезно, если в течение нескольких месяцев он займется сам своими делами. Слишком часто он полагался на других – в основном на отца. – Тон миссис Кортни не изменился, не изменилась и спокойная холодноватая манера держать себя, что не могло не вызывать уважения. Она добавила: – Полагаю, при данных обстоятельствах вам следует знать всю его подноготную, мистер Мэннеринг, хотя, по правде говоря, я не знаю, насколько это может помочь... Все, что я от вас хочу, – чтобы вы выяснили, кто украл бриллианты.

– Я знаю, кто сделал это.

Она вздрогнула. Это было впервые, когда он увидел, что хоть что-то может вывести ее из равновесия.

– Вы уверены, что знаете? – спросила она.

– Да. Это Найджел. Он передал их своей девушке. Ее зовут Алисия. Вы не читали ничего в вечерних газетах?

– Я нигде не останавливалась, чтобы купить их, – сказала она резко. – Зачем?

Мэннеринг протянул ей "Ивнинг ньюс", сложенную так, чтобы был виден заголовок на первой странице. Она наклонилась над ней, нахмурилась и принялась читать, выкручивая пуговицу на своем костюме, что выдавало ее крайнюю степень напряжения. "Неужели, – подумал Мэннеринг, – вся ее спокойная манера поведения – лишь умелая игра?"

– Что все это значит? – спросила она, закончив чтение.

Вряд ли она хотела, чтобы Мэннеринг повторил ей содержание прочитанного, – просто нужно было подтверждение.

Мэннеринг пожал плечами.

– Найджел вовлек девушку в свои дела, – сказал он. – Об этом узнал кто-то еще. Этот "кто-то" проследил за ними...

– Зачем им ее похищать?

– Не знаю. Найджел давал о себе знать сегодня?

– Нет.

Она была бледна, когда откинулась назад, терзая в руках сумку. Теперь уже она окончательно потеряла всю свою сдержанность и уверенность, которыми отличалась раньше. Мэннеринг раскрыл портсигар, предложил ей сигарету. Она взяла. Он дал ей прикурить и наблюдал, как она постепенно приходит в себя.

Потом она сказала:

– Мой муж прекрасно отдает себе отчет в слабостях Найджела. И все же он обожает сына... То, что произошло... – Она на минуту замолчала. – В лучшем случае будет тяжелым ударом для него. В худшем... – Она опять помолчала. – В худшем он поймет, что сын насквозь развращенный человек. Это не очень приятно для отца.

– Вы не видели сегодня Найджела? – повторил Мэннеринг свой вопрос.

– Нет.

– Когда встречались с ним последний раз?

– Вчера утром. Я оставили его одного в квартире, когда ушла. Не считая прислуги.

– Дайте мне, пожалуйста, его адрес и телефон, – попросил Мэннеринг, протягивая свои блокнот и ручку.

Она сделала это быстро и спокойно, волнение прошло. Принимая из ее рук блокнот, Мэннеринг сказал:

– Зачем вам понадобились фальшивые бриллианты вместе настоящих, миссис Кортни?

Она вздрогнула во второй раз. Поля ее шляпы задели книжную полку, что была сзади нее, шляпа сдвинулась на лоб, почти прикрыв глаза, но все равно было видно, как она потрясена. Ее рот приоткрылся, она всплеснула руками – снова все ее существо пришло в смятение, куда большее, чем за несколько минут до этого, или когда Мэннеринг застал ее наедине с Эллингемом. Она выронила сигарету, та упала на стол, покатившись к его краю. Мэннеринг успел подхватить ее и положить в пепельницу.

Миссис Кортни небрежно поправила шляпу, не очень заботясь о том, как она сама сейчас выглядит. Краска, отхлынувшая от щек, медленно возвращалась обратно.

– Это все, как вы знаете, очень старые трюки, – сказал Мэннеринг. – Но кража все равно есть кража, независимо от того, украдено ли поддельных камней на сорок фунтов или бриллиантов на сорок тысяч. Правда, ни полиция, ни страховые компании не будут в восторге от того, что все так перемешалось... Да и Найджелу не слишком понравится, что он рисковал свободой из-за нескольких грошовых пустячков.

– Как вы узнали, что они ненастоящие? – спросила она охрипшим голосом.

– Какая разница? Ведь это так.

– Да, – сказала она. – А настоящие... – Она помолчала, колеблясь и краснея, затем продолжила, решительно и резко, как бы сказав самой себе, что хватит всех этих глупостей, пора говорить правду, одну только правду. – А настоящие были украдены еще раньше. До этого. Точно не знаю когда... И я подозревала все того же Найджела... У меня были точно такие же искусственные. Я надевала их во всех случаях, кроме самых значительных... Тогда я ничего не сказала о пропаже... Никому...

– Продолжайте, – проговорил с вниманием Мэннеринг.

– Я никому не сообщила, – повторила она. – Узнала же это почти случайно, неделю назад. Мои подлинные бриллианты хранились в сейфе в специальной комнате. И я не заглядывала туда иногда по несколько месяцев. Но недавно мне предложили бриллиантовую брошь, очень похожую на ту, что уже была у меня. Предложение сделал один вполне уважаемый торговец... Тогда я и открыла сейф, чтобы сравнить. И обнаружила пропажу. Причем у грабителя, несомненно, были все необходимые ключи. Или он знал, где их добыть... Как я уже говорила, я сразу заподозрила Найджела. Но ни с кем не поделилась...

– Даже с Эллингемом?

– Мет.

– Выходит, вы не так уж доверяете ему?

– Я не хотела делиться ни с кем. Кроме самых близких друзей, у которых спросила совета, к кому из частных детективов обратиться. Мне назвали ваше имя. Я бы в любом случае пришла к вам, но вчерашняя, вторая кража напугала меня и ускорила решение... Если Найджел совершил первое ограбление, то нет никакого резона подозревать его во втором... Не так ли?.. После второй кражи я уже собирались рассказать обо всем Эллингему... Но... что-то помешало мне...

– Что именно? – спросил Мэннеринг.

– Это не будет понятно, если хорошо не знать моего мужа. Он долгие годы оставался вдовцом, и Найджел был для него всем на свете. Влияние этого мальчишки на отца беспредельно... Найджел – это... если хотите... его злой гений. Да, да... Вот почему я была рада, даже поддержала идею о поездке мужа в Штаты на полгода или около того...

Мэннеринг позволил себе иронически хмыкнуть. Но на этот раз миссис Кортни не смутилась.

– Я хотела, – продолжала она, – чтобы отец и сын пожили в разлуке друг с другом. Их постоянное общение вредно обоим... После первой кражи, в которой, как я была уверена, замешан Найджел, я была сравнительно спокойна и готова бросить ему вызов. Побороться с ним... Как? Еще не знала... Но вторая кража – ее всего вероятнее мог совершить тот же Найджел... Она вывела меня из равновесия и, как я уже говорила, испугала. Стало ясным, что кто-то может свободно входить в нашу квартиру, в комнату, где находится сейф, открывать его...

– Все подозрения ведут к мистеру Эллингему, – заметил Мэннеринг.

– Я так не думаю. Но, если вы собираетесь заняться расследованием, в вашей власти делать и думать все, что считаете нужным, – спокойно сказала миссис Кортни. – Я только не хочу, чтобы мое личное отношение влияло на ваши суждения. Пытаюсь быть объективной, мистер Мэннеринг. Если сумеете доказать, что этот человек виновен... если будут доказательства, не догадки... что ж, я приму любой вариант.

– Понятно. Где выдержали ваши фальшивые драгоценности?

– В коробке на туалетном столике.

– Хорошо. Что еще?

– Что вы хотите еще знать? – спросила она.

– Зачем вы недавно объезжали подряд нескольких торговцев драгоценностями?

И снова она не сдержала удивления. В комнате воцарилась тишина, которую нарушил смех. Это было так неожиданно, что Мэннеринг слегка испугался. Миссис Кортни запрокинула голову, продолжая смеяться, и смех этот был веселым и искренним и звучал приятно... Оболочка треснула – под ней показалось живое тепло человеческого существа. Мэннеринг почувствовал, что и сам расплывается в улыбке, прикидывая все же, действительно ли все это так ее забавляет или она умело играет, пытаясь провести его.

– Есть вообще что-то, чего вы не знаете? – спросила она, опять становясь серьезной. – Я начинаю думать, что надо было обратиться к вам гораздо раньше... Так что вы намерены делать?

– Узнать, кто взял поддельные бриллианты из комнаты Алисии Хилл, Это первое... Найти, если сумею, похитителей подлинных драгоценностей. Скорее всего, их уже раскололи на мелкие камни и распознать их сейчас будет почти невозможно. Украденное редко сохраняют в оригинальном виде. Это ведь опасно. И затем... я собираюсь узнать, что вы хотели от тех ювелиров и торговцев, с которыми встречались.

– А вы не можете догадаться?

– Думали выяснить, не предлагалось ли им что-то из пропавшего у вас?

– Конечно.

– Но это только половина ответа. Я так и не понял до конца, зачем вы целую неделю молчали о пропаже. Рано или поздно она все равно бы открылась.

– Я уже говорила вам. Не хотела ничего делать такого, что дало бы повод для слухов, которые могли дойти до мужа. Когда он вернется, я все ему расскажу. Это тяжелая потеря, но все равно; даже если страховка не будет восстановлена...

– Вы ее уже потеряли. Вам скажут, что вы нарушили правила страхового полиса тем, что задержали сообщение о пропаже и не дали возможности немедленно начать поиски, которые могли бы привести к положительному результату.

Слова Мэннеринга ее не взволновали.

– Я понимаю, – сказала она спокойно. – Но совершенно уверена, что мой муж предпочтет потерю денег, только чтобы Найджел не был публично заподозрен в краже... Итак, что еще вы собираетесь предпринять?

– Выяснить, чего хочет от меня Эллингем.

– Вы говорили, кажется, что сами отправились повидать его.

Мэннеринг прокашлялся.

– Остерегайтесь поспешных умозаключений. Я сказал только, что у нас с Эллингемом могут быть какие-то дела.

– У меня прекрасная память, мистер Мэннеринг.

– Я не сомневаюсь в достоинствах вашей памяти и вашего ума, мадам, – сухо сказал Мэннеринг. – И потому, поверьте, не стал бы без особой на то причины наносить визит мистеру Эллингему. Скажу больше: он сам пригласил меня. Я уже успел побывать там до того, как мы увиделись с вами в загородном доме, и ехал обратно, когда вы проскочили мимо меня в машине. Кстати, о чем вы тогда так глубоко задумались?

Она не ответила.

– Мне не очень нравится все это дело, – мягко продолжал Мэннеринг. – Вы дали достаточно правдоподобное объяснение тому, почему не хотите обратиться в полицию, но... Но если бы я верил всем правдоподобным объяснениям, я бы недалеко ушел в своих расследованиях... Увидев вас в машине, я повернул обратно – узнать, какие у вас могут быть дела с Эллингемом. Ваши служащие не хотели меня пускать – отсюда несколько напряженная атмосфера. Но в конце концов я понял, что вы приехали не только для того, чтобы поговорить о краже... Скорее вашу цель можно было назвать... э-э... романтической... Это позволило мне заключить, что у меня больше причин верить вам, чем наоборот.

Она холодно улыбнулась.

– Благодарю вас.

– Прекрасно! Но я так и не смог понять, что хотел Эллингем от меня. Мы не сумели толком поговорить... Наверное, потому, что не почувствовали друг к другу симпатии с первой минуты встречи. Очень жалко, не правда ли?

Тельма Кортни промолчала.

Снова еле слышно зазвенел колокольчик у входной двери. Судя по шагам, Родни как обычно направился встретить посетителя. Мэннеринг поднялся со стула.

– Прошу простить меня, – сказал он, – я вернусь через минуту.

Он вышел, прикрыв за собой дверь, и остановился возле лестничной площадки, где в углублении висело зеркало – висело так, что, глядя в него, можно было видеть, кто входит в магазин. Мэннеринг стоял в полумраке, смотря в зеркало, и видел неширокую спину Родни, скрывавшую вошедшего. Когда Родни отошел в сторону, Мэннеринг узнал Эллингема.

– Мне нужен мистер Мэннеринг, – отрывисто произнес тот. – По срочному делу. Скажите ему.

Судя по голосу и по виду, Эллингем еще не совсем оправился от шока после их последней встречи.

– Сейчас посмотрю, сэр, здесь ли он, – вежливо сказал Родни.

– Он должен быть здесь. Он ждет меня. Мое имя Эллингем.

– Прошу немного подождать, сэр, – повторил Родни.

Он повернулся и медленно пошел внутрь магазина. По его походке можно было заключить, что первое впечатление от мистера Эллингема было не вполне благоприятным. Обнаружив Мэннеринга около лестницы, в укрытии, Родни понял, что тот все видел и слышал, и поэтому не произнес ни слова.

– Пошлите его сюда, – прошептал Мэннеринг.

Родни молча прошел дальше, ненадолго исчезнув из поля зрения Эллингема, затем повернулся и вновь предстал перед гостем. Вслед за ним показался Мэннеринг.

Эллингем бросился к нему:

– Мэннеринг, я хотел...

– Тише, – прервал тот. – Здесь магазин. Мой кабинет вон там. Входите.

Он повернул дверную ручку и настежь открыл дверь.

Тельма Кортни не сразу повернула к ним голову: она смотрела в ручное зеркало. Эллингем шагнул через порог и, увидев Тельму, остановился как вкопанный. Она подняла глаза – лицо ее окаменело.

Эллингем бросил быстрый свирепый взгляд на Мэннеринга, а затем резко сказал:

– Тельма! Не ожидал встретить вас здесь.

– Приятно, когда друзья встречаются неожиданно, – любезно заметил Мэннеринг.

Он вошел вслед за Эллингемом, закрыл дверь и остановился, опершись на нее спиной.

Глава 9 Все собираются вместе

– Что тут удивительного? – холодно ответила миссис Кортни, адресуясь к Эллингему. – Я говорила, что собираюсь повидать мистера Мэннеринга. А вам что здесь понадобилось, Джеральд?

– Я не хочу, чтобы вы занимались этими грязными делами, и тоже собирался увидеть Мэннеринга и взять на себя главную часть работы. Если Найджел действительно не украл бриллианты... что ж, я бы сказал вам. Но зачем самой...

– Мы уже обсуждали это раньше и не сошлись во мнениях, – проговорила она, как бы обращаясь к Мэннерингу.

Значит, они уже выясняли отношения после моего отъезда из загородного дома, отметил про себя тот.

– Решать вам, конечно, – сказал Эллингем. – Но на вашем месте я не стал бы пачкать руки. Уверен, Мэннеринг даст вам такой же совет, не так ли?.. Мы могли бы сами заняться этим и затем сообщить вам о результатах.

Видно было, что он очень хотел, чтобы Мэннеринг поддержал его. Очень... И чтобы Тельма Кортни думала: дело, о котором он говорил или хочет говорить с Мэннерингом, касается только пропавших бриллиантов. Только их. Он отчаянно боялся всякого упоминания о коллекции жемчуга "Карла". И о том, что произошло в загородном доме... Да, он ненавидел Мэннеринга – "доброй", старомодной ненавистью, но был сейчас целиком и полностью в его руках, зависел от его милости. Все это читалось в его глазах – угроза, требование, мольба.

Мэннеринг сказал:

– Тут решать самой миссис Кортни.

– Думаю, я займусь этим сама, Джеральд, – сказала она тем же ровным голосом. – У вас достаточно работы там, в доме. Зачем тратить время еще на это, тем более что я вполне доверяю мистеру Мэннерингу.

Эллингем нервно поправил воротник рубашки.

– Что ж, значит, так тому и быть, – он попытался изобразить улыбку. – Вы... вы сказали, что ни в коем случае нельзя доводить дело до полиции?

– Да, – ответил за нее Мэннеринг.

– Я пока еще вполне в состоянии объяснить то, что хочу, – на этот раз в ее холодном ровном голосе послышалось раздражение.

– Боже мой! – воскликнул Эллингем. – Да я же только стараюсь как лучше! Не поймите меня неправильно, дорогая.

Он снова поднял руку к воротничку, потом потер лоб. Ему очень не хотелось оставлять их вдвоем – Мэннеринга и миссис Кортни, – но он боялся, что все-таки придется. Однако сделал еще одну попытку:

– Проводить вас домой?

– Нет, благодарю вас.

– О, как вам угодно! Я ухожу...

Снова отдаленный звонок дверного колокольчика. Тельма Кортни спокойно спросила:

– Что-нибудь новое из Америки, Джеральд?..

– Что?.. А... Нет, нет... – Он был рад продолжить разговор, только бы не уходить сразу. – Возможно, в утренней почте. Я еще не успел всю просмотреть... Послушайте, Тельма, я, правда, не так уж дико занят. Работа немного подождет. Давайте пообедаем вместе, а потом я поеду за город. Поработаю допоздна...

– Мне кажется, будет лучше, если вы поедете туда сразу, – сказала она.

– Пожалуй, вы правы.

Он снова повернулся к двери, но тут резко зазвонил один из двух телефонов на столе у Мэннеринга. Это был внутренний. Мэннеринг протянул к нему руку, заслоняя Эллингему путь к выходу. Он знал, что звонит Родни, – сообщить, кто наведался к ним в этот раз.

– Слушаю.

– Я подумал, что должен предупредить вас, сэр... – Родни говорил почти шепотом. – Пришел некто Кортни. Мистер Найджел Кортни. Я узнал саму миссис Кортни и решил...

– Да, спасибо, – сказал Мэннеринг. – Сразу же, пожалуйста.

– Сразу?

– Передайте, что я хочу его видеть немедленно, – повторял Мэннеринг и положил трубку.

Эллингем по-прежнему делал вид, что готов уйти, Тельма Кортни равнодушно смотрела в сторону.

– Я сейчас вернусь, – сказал им Мэннеринг и открыл дверь.

Радость мелькнула на лице Эллингема: у него появился шанс поговорить с Тельмой наедине и, может быть, в чем-то убедить ее...

Мэннеринг закрыл за собой дверьми прошел по коридору. Навстречу ему шея высокий, худой и гибкий молодой человек. В тусклом свете Мэннеринг сумел все же различить бледное лицо, лихорадочно горящие глаза.

– Мистер Мэннеринг?

Голос был несомненно тот самый, что звучал прошлой ночью в телефонной трубке.

– Да, это я.

– Мне так нужно поговорить с вами! – Найджел оглянулся через плечо на Родни. – Это очень личное, мистер Мэннеринг... очень важное для меня... Если можете уделить мне немного... – Он замолчал, проглотив все остальные слова.

– Думаю, что смогу... – сказал Мэннеринг.

Он притронулся к плечу молодого человека и почувствовал, как напряжены его мышцы.

– Пойдемте.

Мэннеринг открыл дверь в кабинет. Эллингем, стоявший у стола, выпрямился, повернул голову к порогу. Тельма застыла на своем месте, похожая на портрет красавицы кисти знаменитого художника.

– Черт возьми!.. – воскликнул Эллингем. – Какого дьявола тебе здесь надо?

Найджел остановился в дверях, прижавшись к Мэннерингу, стараясь прийти в себя. Он смотрел на него испуганным, почти обреченным взглядом, в котором был упрек. Потом резко отстранился, сделал попытку уйти, но Мэннеринг помешал ему.

Эллингем заорал:

– Ты, паршивая свинья! Я мечтал встретиться с тобой! – Он подскочил к Найджелу, схватил за руку.

На глазах у Мэннеринга обеспокоенный, даже подавленный и виноватый в чем-то человек превратился за одно мгновение в грозного громкоголосого праведника. Это добавляло еще один штрих к характеру мистера Эллингема.

Не отпуская Найджела, он втащил его в комнату, продолжая кричать:

– Итак, ты здесь! Мы искали тебя... Отвечай, где...

– Пустите меня! – крикнул Найджел. – Не трогайте!

– Джеральд, оставьте его, – сказала мачеха Найджела.

Но Найджел и сам решил постоять за себя. Его кулак быстро метнулся в сторону Эллингема, тот не успел отклониться, и удар пришелся по щеке. Эллингем отпустил его, Найджел рванулся за дверь, но противник снова бросился на него, сгреб за плечи, развернул и толкнул, схватив со стола первое, что попалось под руку, – это была штемпельная подушка в металлическом корпусе – и кинув ему в лицо. Исход мог быть весьма печальным дл" не лишенкой приятности наружности Найджела, если бы Мэннеринг резко не оттолкнул юношу в сторону. Жестяная коробка врезалась в дверную притолоку. Эллингем беспокойно моргнул и опустил руки.

– Хватит, Джеральд, – спокойно повторила Тельма.

– Будь он проклят! Но мы нашли его. Мы заставим говорить этого подлеца, если будем действовать, как надо.

– Вот это правильно, – сказал Мэннеринг. – Давайте действовать, как надо.

– Теперь, когда он нашелся, – крикнул Эллингем, – это уже наше дело! Пошли, Тельма, отвезем его к вам в квартиру. И я буду не я если не выбью из него признание. А вы, Мэннеринг, можете считать себя свободным...

Мэннеринг сказал:

– К сожалению, мы по-разному смотрим на одни и те же вещи.

Он подтолкнул Найджела в коридор, в углубление, где висело зеркало, неподалеку от которого стоял Родни, а сам снова шагнул в комнату, схватил Эллингема за руку и, вывернув ее на полицейский манер, повел его к двери. Тот был так удавлен, что почти не сопротивлялся. В помещении магазина Мэннеринг переменил хватку: теперь он одной рукой держал Эллингема за шиворот, другой – сзади за брюки и так вел по направлению к выходу на улицу. По дороге Эллингем несколько раз брыкнулся, и ему удалось сломать небольшой антикварный столик (работа для Ларреби).

У выхода Мэннеринг вновь вывернул ему руку, Эллингем попытался освободиться, но застонал от боли.

– Если рванетесь, можете сломать себе кисть, – участливо заметил Мэннеринг.

Он раскрыл дверь. Парочка любопытных прохожих остановилась посмотреть, что тут происходит, Мэннеринг с силой вытолкнул Эллингема из магазина, Тот споткнулся о тумбу и растянулся во всю длину на мостовой.

Мэннеринг не уходил от дверей, подождал, пока тот поднялся и, оглянувшись вокруг, не сказав ни слова, заспешил прочь.

Родни снова оказался за спиной у Мэннеринга. Он спросил:

– Я могу чем-нибудь помочь, сэр?

– Спасибо, не сейчас, Если мистер Эллингем появится опять, не впускайте его. Пригрозите полицией, если будет настаивать.

– Хорошо, сэр.

Мэннеринг направился к своему служебному кабинету. Найджела уже не было в нише возле двери, но Мэннеринг слышал его высокий надрывный голос. Найджел стоял, оперевшись на косяк раскрытой двери, не сводя глаз с лица Тельмы, которое нисколько не изменило своего бесстрастного выражения. Полка с книгами все так же служила фоном ном для ее красиво очерченной головы.

Найджел, казалось, не обратил внимания на появление Мэннеринга.

– ...А если и сделал? – продолжал он. – Это все ваша вина. Вы довели меня до этого... Но они били поддельные! Говорю вам, поддельные! Я хочу знать, что вы сделали с настоящими?.. А? Ответьте мне! – Тон у юноши был требовательный, даже, можно сказать, повелительный, – Посмотрю, что вы скажете, когда он узнает... Что вы с ними сделали?

Тельма отвечала спокойно:

– Полагаю, вам лучше обсудить это с мистером Мэннерингом. – Она поднялась, взяла перчатки, сумку и направилась к двери. – Надеюсь, вы позвоните или заедете ко мне, мистер Мэннеринг?

– Да, в ближайшее время.

– Спасибо.

Она вежливо улыбнулась, проходя мимо него, и вышла из комнаты. Родни проводил ее, открыл дверь на улицу. Негромко звякнул звонок.

Найджел произнес напряженным, срывающимся голосом:

– Это она продала их! Больше никто не мог... Но... – Он сглотнул, провел рукой по лицу, расслабленно опустился на стул. – Но что она здесь делала? И что вы делаете для нее?

– Хочу понять, что она за человек, – медленно ответил Мэннеринг. – Хороший или плохой.

Найджел положил руки поверх стола, его пальцы были наполовину согнуты, будто когти. Он несколько раз облизнул губы. Когда Мэннеринг налил ему содовой воды из сифона, стоящего на небольшом шкафчике, Найджел сказал:

– Если вы спрашиваете меня об этом, то я отвечу: она плохой человек.

Он схватил стакан, пробормотал "спасибо" и одним глотком отпил половину. Когда он не очень твердо поставил стакан на стол, в глазах у него были слезы. Он был почти еще мальчик, и по-своему довольно красивый: с вьющимися давно не стриженными темно-коричневыми волосами, с гибкой сильной фигурой. Когда он возмужает, подумал Мэннеринг, то превратится в крупного мужчину. Кожа у него была белая и нежная, как у девушки; рот несколько крупный, с полными чувственными губами, которые в данный момент дрожали. Веки больших и карих, словно остекленевших, глаз покраснели, как от бессонницы.

– Она плохая, – повторил он. – Плохая. Я ненавижу ее, Это звучало совсем по-детски.

– Чем же она так плоха? – спросил Мэннеринг.

– Всем! А он воображает, что она очень хорошая... Несчастный глупец! Считает ее совершенством. Это меня сводите ума! Просто не знаю, что делать. Как поступить?.. Какое-то безумие... Сплошное безумие!.. Я бы ни за что сюда не пришел, если б знал, что она здесь...

– Ну, вы не могли же предполагать... Вы так и не сказали, что в ней плохого?

– Я же говорю: все! То, как она все время лжет ему, как заставляет верить, что она ему верна, предана, что он...

– Кто "он"?

– Что? – Найджел растерянно поглядел на собеседника. – Он – мой отец. Разве вы не знаете обо всем этом?.. Мой отец женился во второй раз. Это самая ужасная ошибка в его жизни... Она привлекла его своей внешностью... Она любого может обмануть – пока не разберутся, кто она такая. Если бы вы знали, как она и этот мерзавец Эллингем... – Он замолчал, переводя дыхание. – Черт! Как я ненавижу ее!.. Вот и все.

Он допил из своего стакана, потом слегка дрожащими пальцами вытащил сигарету, закурил.

– Но я не потому пришел к вам, – продолжал он. – Я... я звонил вам прошлой ночью. Вы помните, я сказал...

– Вы не сказали, что украли бриллианты у вашей мачехи, – резко перебил Мэннеринг, – и что намерены продать их.

– Значит, она...

– Она не хочет обращаться в полицию. И пришла посоветоваться со мной, как поступить.

– Так она сказала вам? Никогда в жизни не поверю, что ей хоть какое-то дело до... – Он оборвал фразу и улыбнулся. Улыбку нельзя было назвать приятной, но она странным образом изменила выражение его лица: оно сделалось более взрослым, более зрелым, проступили черты настоящего мужчины – будущего мистера Найджела Кортни. – Черт ее побери! Теперь она и вас втравила во все это! Ручаюсь – сказала, что не хочет обращаться в полицию из-за меня... Это вранье! Все куда проще; она заявилась к вам, потому что прекрасно знала, что бриллианты фальшивые. И в полицию не пошла по той же самой причине – не хочет, чтобы обнаружили подмену, чтобы начали расследование. Ведь тогда узнают, что она сделала с настоящими камнями!.. Как она вас надула!

Он рассмеялся. Смех был не намного приятнее его улыбки.

– Люди часто так поступают, если у них имеются драгоценности, – сказал Мэннеринг. – Это обычное дело. – Он тоже сел. – Как вы узнали, что они фальшивые? Те, которые вы украли?

– Это они... вот они сказали мне, – пробормотал Найджел. Он не сдержал вздоха, и вся взрослость – вся злоба и решительность – исчезли с его лица. Он вынул из кармана сложенную газету, кинул на стол, пригладил растрепанные волосы. Сейчас он напоминал человека, который никак не может проснуться, несмотря на то что будильник трезвонит вовсю.

Он снова заговорил.

– Все так вышло... Сплошная чушь... Я был таким дураком – попросил Алисию подержать у себя эти штуки... потому что испугался... И вот что получилось.

– Я знаю об этом, – сказал Мэннеринг.

– Хотел, чтобы вы посмотрели эти бриллианты... чтобы купили их. Был уверен, вы купите. Ведь я, в конце концов, Кортни, а это камни из нашей коллекции. Я имею на них право.

– А как насчет разговоров о ваших долгах и что от вас требуют уплаты? – спросил Мэннеринг. – Кстати, сколько вы должны?

– Примерно... примерно восемь тысяч фунтов.

– Больше или меньше восьми?

– Скорее, около девяти. Я хотел продать бриллианты за десять тысяч. Тогда бы освободился от долгов и еще бы хватило на жизнь... А теперь хочу одного: найти Алисию и убедиться, что она жива и здорова. Я лучше убью себя, чем ввергну ее в неприятности! А эти мерзавцы...

– Какие мерзавцы?

– Те, кто взяли у нее поддельные драгоценности.

– Бы знаете, кто они?

– Нет. Откуда мне знать? Не могу представить, каким образом кто-то из них сумел разнюхать, что я отдал их Алисии. Но ведь они ограбили ее, и неизвестно, где она и что с ней сделали... Это самое ужасное!.. Мэннеринг, я должен найти ее! Спасти! Больше мне ничего не надо, только это...

– Почему вы исчезли после того, как позвонили мне первый раз? Откуда звонили?

– Из... из своей квартиры. Я не хотел, чтоб вы знали, кто я, поэтому назвал Лиделл-стрит. Когда я звонил, мне все время казалась, кто-то стоит у дверей, я слышал шаги... Боялся, что подслушают и потому бросил трубку... А затем позвонил снова... Я чувствовал, что за мной следят... был уверен в этом... Боялся за Алисию. Оттого попросил вас пойти на Лиделл-стрит... Если бы вы это сделали... – Найджел замолчал, кусая губы. Потом продолжил: – Что ж, худшее случилось... Вы поможете ее найти?

– Если не я, то полиция сделает это, – сказал Мэннеринг.

– Сначала я думал, что сам сумею, без всякой полиции, Но теперь... Можете вы понять, зачем они ее похитили?

– Полагаю, да. По-видимому, обнаружили, что бриллианты поддельные, и решили шантажировать вас, чтобы заставить добыть настоящие. Все очень просто.

Найджел полностью проглотил "наживку".

– Это ужасно! – крикнул он. – Я не спал всю ночь, а вы... вы так ничего и не захотели сделать... Помочь... А к утру кто-то принес записку... Так что вы правы.

– Кто именно? Какую?

– Не знаю кто... Она лежала в почтовом ящике. В ней было сказано, о чем вы говорите: что драгоценности фальшивые, и если я не хочу еще больших неприятностей, то должен достать для них подлинные. Это ведь прямая угроза для Алисии – так, Мэннеринг? – Чуть ли не впервые за все время он посмотрел прямо в глаза собеседнику, и опять, подумал Мэннеринг, он выглядел куда старше своих лет. – Мне все равно, что будет со мной, – заговорил он снова. – Лишь бы спасти Алисию. Если считаете, что для этого нужно обратиться в полицию, я сейчас же пойду туда и все расскажу. Можете сами отвести меня к ним... Это может помочь?

– Только не Алисии, – сказал Мэннеринг, – потом у что она сейчас в полной безопасности.

– Что?! – закричал Найджел. – Где она? Вы обманываете меня! Ведь в газетах сказано...

– Она в полной безопасности, – повторил Мэннеринг. – Хотите увидеть ее?

– Увидеть? Я... – Найджел почти не мог говорить, он тяжело оперся о стол. – У меня голова идет кругом... Я ни чего не ел со вчерашнего дня, мне трудно стоять... Но если это правда, что Алисия... – Улыбка мелькнула на его лице, оно снова удивительно помолодело. – Куда надо ехать? Можем мы прямо сейчас?..

– Да, вскоре... Где вы познакомились с ней?

– Это было тысячу лет назад... В одном клубе... Она... она... чудесная...

– Вы часто виделись?

– Каждый день. Мы помолвлены, так что не удивительно. – Найджел оттолкнулся от стола. – Решено. Едем к ней!

– Она в полном порядке, можно не торопиться. Вы говорили ей или кому-нибудь еще о ваших денежных затруднениях?

– Ну... ей я рассказывал... немного... Она вообще не могла не видеть, что меня что-то беспокоит.

– А вы сказали о том простом способе, который придумали, чтобы избавиться от этих затруднений?

– Господи, нет, конечно.

– Чем занимается Эллингем у вашего отца?

– Что-то вроде главного управляющего – наблюдает за загородным домом и всем поместьем, а также вообще за делами и помещением капитала... Насколько я знаю... Он совсем не такой дурак... И она тоже. – Последние слова он произнес с горечью и тут же подскочил к двери, раскрыл ее. – Хватит об этом... Я хочу скорее увидеть Алисию!

Лицо его раскраснелось, глаза радостно блестели.

Мэннерингу пришлось умерять его бег по лестнице, когда они прибыли к дому в Челси. В глазах Найджела не убывал лихорадочный блеск, лицо его еще больше побледнело от голода и волнения. Мэннеринг свистнул дважды – условный сигнал для Лорны, – когда они поднялись на верхний этаж. Это была их старая шутка, и обычно Лорна сразу открывала дверь. На этот раз дверь оставалась запертой. Найджел прислонился к стене, он тяжело дышал, губы его были полуоткрыты.

Мэннеринг вставил ключ в замочную скважину и повернул. Дверь легко отворилась.

В квартире все было тихо. Дверь в кухню была закрыта, зато раскрыта – в его кабинет, которую обычно он затворял за собой. Найджел кинулся вперед по коридору, Мэннеринг был вынужден придержать его.

Он громко позвал:

– Лорна!

Никто не ответил.

Мэннеринг провел Найджела в гостиную, усадил на стул и, охваченный внезапным беспокойством, поспешил к себе в кабинет. Первого взгляда было достаточно, чтобы его опасения подтвердились: в комнате все было перевернуто вверх дном. Картины сорваны со стен, ящики стола выдвинуты, бумаги валялись на полу.

Мэннеринг кинулся в спальню.

Найджел окликнул его:

– Какого черта! Где... – Он вскочил со своего места.

Мэннеринг толкнул дверь в спальню, Найджел уже стоял позади него.

– Что... – опять начал он.

Мэннеринг не ответил.

Лорна лежала на постели. Руки и ноги у нее были связаны, во рту торчал кляп. Но глаза были открыты и смотрели прямо на него. Вторая кровать, где сегодня спала Алисия, была пуста.

Глава 10 Кусок скромного пирога

Лорна сидела в удобном кресле, Мэннеринг растирал ей запястья, с которых все еще не сходили красные полосы от стягивавшей их веревки. Ей не причинили сильной боли, но говорить было трудно: губы онемели и распухли – так же, как и руки. Найджел сидел рядом, не сводя с нее глаз, в которых уже опять потух огонь. Он не произнес ни слова с того момента, как Мэннеринг объяснил ему, что Алисия была здесь и ее увезли.

Обращаясь к Лорне, Мэннеринг сказал:

– Не говори, если тебе трудно... Сколько их было? Двое?

Лорна кивнула.

– Давно это случилось?

– Около... около часа назад. – Голос у нее был хриплый, губам больно, даже когда она слегка шевелила ими.

– Они причинили ей боль?

– Они... сделали укол.

– Укол! – крикнул Найджел.

– Да, что-то в руку...

Найджел вскочил, он прошел по комнате, как слепой, с трудом нашел дверь, его спотыкающиеся шаги раздались в коридоре.

– Сначала они ударили ее, – сказала Лорна. – Меня тоже... Я открыла дверь, и они набросились на нас.

– Высокие, среднего роста? – спросил Мэннеринг. – Низкого?

– Пожалуй, среднего. У меня не было времени особенно разглядывать, дорогой. Они были в фетровых шляпах, надвинутых на лоб, а лица внизу завязаны платками. Если б я могла предположить, кто они, я бы, наверное, не впустила их, но...

– Ни к чему себя винить, дорогая. Это все я виноват!.. Готов разрубить себя на куски!.. Покажи... – Он снова наклонился над шишкой у нее на голове, снова убедился, что кожа не содрана, крови нет. Сердце у него щемило от жалости, от страха за нее...Бедняжка, ей тоже досталось! Он уже забыл о своем утреннем ранении, все его мысли были о ней... Рисковать собой – это одно, подвергать риску Лорну – совсем другое.

– Не слишком я оказался умен! – произнес он с горечью. – Да, забыл сказать тебе: этот парень – Найджел, ее дружок.

– Я не приняла его за ее отца, – заметила Лорна. Глаза ее повеселели, это радостно отозвалось в Мэннеринге. – Где ты его добыл?

– Он добыл меня. Сегодня я всем почему-то нужен. Но об этом потом. Тут длинная история... Сейчас мне предстоит свидание с полицейским по имени Бристоу... Большой кусок скромного пирога свалился в мою тарелку.

– Смотри не подавись, – сочувственно отозвалась Лорна. – Что ты хочешь ему рассказать?

– Во-первых, о моем незаконном похищении Алисии, о том, что меня выследили и увели ее. А насчет Тельмы Кортни и что я о ней знаю, и о многом другом – это будет зависеть от того, как у нас пойдет разговор... Пойду поищу парня.

Мэннеринг нашел Найджела на кухне – тот сидел за покрытым эмалью столом, обхватив голову руками.

– Это ужасно, – пробормотал он, не поднимая головы. – Ужасно.

– Мы ее найдем, – сказал Мэннеринг.

Он помог ему встать, провел в спальню, где Лорна сидела уже возле туалетного столика и причесывалась. Она ничего не сказала, когда Найджел рухнул на одну из кроватей и закрыл глаза. Через некоторое время Лорна встала и отошла от зеркала; Найджел продолжая лежать с закрытыми глазами. Казалось, он уснул. Лорна посмотрела на него, молча и внимательно, потом повернулась к Мэннерингу.

– Что, дорогая? – спросил тот.

– Он очень скоро повзрослеет... После этой истории... Джон, я понимаю, сегодняшние события нельзя назвать твоим триумфом, но ты все же мог бы проявить больше сочувствия.

– К кому?

– К девушке, конечно.

Мэннеринг проговорил задумчиво:

– Чем может нам помочь разработка варианта с Алисией?.. Найти ее нелегко, и я не собираюсь этим заниматься в одиночку. Но сделать что-то тем не менее собираюсь Ты удовлетворена?

– Пожалуй, – сказала Лорна. – Но ты какой-то непохожий на самого себя. Верно? Не будешь отрицать? Словно тебя, извини, ударили по голове...

Мэннеринг рассмеялся.

– Я озабочен простой вещью: в моей "ударенной" голове слишком много идей! Они гудят, как пчелы возле улья... Пойдем.

Они прошли в кабинет. Лорна замерла в негодовании, увидев, что там творится.

– Я действительно сам не свой, – спокойно сказал Мэннеринг. – И знаешь почему? Совсем забыл посмотреть, добрались ли они до нашего тайника? Тебе не трудно это сделать?

Лорна подошла к обитому ковром тяжелому сундучку, но помедлила, прежде чем откинуть крышку. Тем временем Мэннеринг снял телефонную трубку, набрал номер H1-1212. Лорна подняла крышку, нащупала секретную кнопку, нажала ее. Тихо щелкнула пружина, отодвинулась незаметная панель в стенке сундучка. Мэннеринг услышал в трубке соединительные гудки, скосил глаза на Лорну... Там, под панелью, было целое их состояние в драгоценных камнях... Почему он решил их держать там, он не знал... Из оригинальности? Из фатального чувства: чему быть, того не миновать?

Лорна спокойно сказала:

– Все на месте.

Оператор Скотленд-Ярда произнес на другом конце телефонного провода:

– Скотленд-Ярд. Что могу сделать для вас?

– Пожалуйста, соедините с инспектором Бристоу, – попросил Мэннеринг и, прикрыв ладонью трубку, сказал Лорне: – Прекрасно. А то я не мог понять, что эти негодяи искали у меня – драгоценности или...

– Что еще они могли искать? – сказала Лорна.

– Возможно, какие-то доказательства того, что я знаю нечто важное насчет Кортни. Тут, мне кажется, очень закрученное дело. Я бы... Хелло, Билл?

– Добрый вечер, Джон. – Голос Бристоу звучал приветливо.

– Готовь наручники, – сказал Мэннеринг. – Я иду с повинной. Буду у тебя примерно через полчаса. Пока. – Он положил трубку, состроил гримасу. – Боюсь, наш добрый Билл не будет чересчур доволен моим поведением... А тебя прошу, дорогая, возьми пистолет и стреляй, прежде чем задавать вопросы мужчинам в масках. Если опять появятся... Нет, не думаю, что они намерены выкрасть Найджела. Он им абсолютно не нужен. Никому не нужен.

– Кроме Алисии.

– Которую мы собираемся отыскать, не так ли, моя радость?..

С этими словами Мэннеринг отправился в гараж, дверь которого оставалась незапертой с утра. Его "тальбот" стоял на месте, по-прежнему сверкая своей черной лакированной поверхностью. Мэннеринг сел за руль, задним ходом вывел машину из гаража и, не закрыв ворота, поехал в сторону набережной. Когда он свернул за угол на соседнюю улицу, стоявшая у тротуара небольшая темная машина сорвалась с места и двинулась за ним. Он заметил это, но не придал этому сначала никакого значения. Он быстро ехал по набережной. В сторону центра направлялось сейчас сравнительно немного машин, большинство спешило в обратном направлении – в пригороды. Небольшой автомобиль, шедший сзади ("моррис", или "остин", или что-то в этом роде – он не мог точно определить), не отставал от него.

Он резко свернул влево. То же сделал преследователь в небольшом автомобиле.

Мэннеринг запетлял по узким проулкам возле набережной, выехал наконец на улицу Виктории. Маленький автомобиль был в десятке ярдов от него. Он не делал попытки обогнать, но и не давал другим машинам вклиниться между ними – водитель был достаточно опытен.

Мэннеринг определил по отражению в своем зеркале, что это женщина.

Когда он замедлил ход и остановился перед зданием Скотленд-Ярда, остановилась и та машина. Мэннеринг повернулся, взглянул на водителя. Женщина была молода, в сером костюме, темноволосая, с резкими чертами лица. Но, надо сказать, довольно приятными. Она не подала виду, что в какой-то степени интересуется им.

Полицейский у входа в здание приветствовал его. Спустя пять минут Мэннеринг начал беседу с инспектором Бристоу...

Через какое-то время инспектор поднял трубку телефона и сказал:

– Гордон, я насчет Алисии Хилл... Да, той самой девушки... До четырех сорока пяти или около того она была в доме Мэннеринга, в Челси, Двое мужчин напали на миссис Мэннеринг в ее квартире и похитили девушку. Оба среднего роста, в фетровых шляпах. У них была машина. Начинайте действовать.

Бристоу положил трубку, закурил сигарету, потер пожелтевшие от никотина усы и взглянул на Мэннеринга, Взгляд его не казался чересчур дружелюбным.

Он стукнул ладонью по столу.

– Вы всегда доставляли нам уйму неприятностей, Мэннеринг! Всем в Скотленд-Ярде... Очень сожалею, что не удалось упрятать вас в свое время за решетку. Когда вы еще были Бароном! Тюрьма бы вас научила хоть немного здравому смыслу. Сейчас вы опять попали в хорошую переделку, и даже если бы я очень хотел, вряд ли мог бы помочь вам. Д я как раз ждал от вас помощи в этом деле.

– Кажется, вы раздражены, инспектор, – заметил Мэннеринг.

– Только законченный идиот мог поступить так, как вы!

– Значит, я законченный идиот.

– Рад, что признаете это, – проворчал Бристоу. – Что еще можете рассказать?

– Не так много. Безусловно, что-то подозрительное происходит вокруг коллекции "Карла"... Между прочим, приятель Алисии... Вы слышали о нем?

– А вы? – рявкнул Бристоу.

– Он сейчас у меня дома. Крепко спит на моей постели. Думаю, совершите ошибку, если захотите его разбудить. Понимаю, вам требуются сведения о коллекции "Карла" и обо всем этом темном деле, но советую пока ив допрашивать Найджела Кортни, а также закрыть глаза на мой судебно наказуемый поступок. Ведь Найджел... – Сын умершей Карлы Кортни?

– Да.

Бристоу сказал после паузы:

– Вижу, вы уже погрязли достаточно глубоко. Что еще?

– Так, всего понемногу. Если повезет, узнаю больше, когда покрепче подружусь с Тельмой Кортни. Она проявляет все признаки того, что ищет моей дружбы. А что вы можете сказать о некоем Джеральде Эллингеме?

– Ничего, – буркнул Бристоу. Но он говорил неправду, это было ясно по его тону – так решил Мэннеринг. – Вы же не сообщаете мне всех подробностей, – продолжал инспектор. – Хотя уже сидите на ящике с динамитом... У вас никаких сомнений, что приятель Алисии Хилл и есть Найджел Кортни?

– Никаких.

– Дьявольщина! – Инспектор снова взял трубку телефона и совсем другим гоном попросил соединить его с комиссаром. – Это" Бристоу, сэр, – сказал он. – Вы не могли бы уделить мне минут пять?.. Прямо сейчас, если можно все из-за этого чертова Мэннеринга!..

Мэннеринг сделал бесстрастное лицо.

– Да, уже иду, – закончил разговор Бристоу, Он поднялся и взглянул на собеседника: – Если сдвинетесь хоть на дюйм со стула в мое отсутствие, я предъявлю вам обвинение и отдам под суд! – Он подмигнул – или Мэннерингу показалось? – и вышел, хлопнув дверью.

Мэннеринг ждал десять минут. Пятнадцать. Двадцать. Он выкурил две сигареты, пока наконец услышал, как снова хлопнула дверь. Бристоу вошел, уселся на свое место и некоторое время сидел, не произнося ни слова. Потом закурил, потом швырнул через стол в направлении Мэннеринга какой-то пакет желтого цвета.

– Если опять наломаете дров, – сказал Бристоу, – пеняйте на себя.

– Хорошо. Спасибо, Билл, – ответил Мэннеринг. И он был совершенно искренен в эту минуту.

– Мне никогда не удавалось, – заметил Бристоу, – заставить вас выложить передо мной всю правду в нужный момент. Не валяйте больше дурака, иначе попадете в настоящую беду... Что-нибудь новое о коллекции "Карла"?

– Я уже вам сказал: пока нет.

– Продолжайте заниматься этим!

– Хорошо, Билл, – смиренно сказал Мэннеринг. – Но вы тоже можете мне помочь. Предполагается, что Ричард Кортни плывет сейчас на лайнере "Королева Елизавета" из Нью-Йорка. Проверьте, пожалуйста, так ли это.

– Ладно, – сказал Бристоу и сделал отметку в блокноте на столе, – Еще что-нибудь?

– Так, ерунда. Дайте мне знать, если найдете Алисию. И не спускайте глаз с молодого Кортни. Вполне вероятно, эти люди будут шантажировать его. Это им уже удается, но они захотят втянуть его как можно глубже. И, пожалуйста, Билл, не теряйте...

– Кого, черт возьми?

– Ваше терпение. Оно сейчас необходимо, как никогда. Мы все в открытом море.

– По-моему, некоторые уже начали тонуть в нем, – проворчал Бристоу.

Но когда Мэннеринг вышел, на лице инспектора появилась улыбка. А единственным, что могло ее вызвать при данных обстоятельствах, было чувство удовлетворение. Чем? Уж не тем ли, что Мэннеринг почти охотно подставляет себя под возможные обвинения и даже арест? Неужели Бристоу не прочь поиграть на нервах своего подопечного...

Молодая женщина с резкими чертами лица и темными волосами по-прежнему сидела за рулем своего "остина" (или "морриса"), когда Мэннеринг вышел на уличу, завел и тронул машину с места, и женщина поехала за ним, соблюдая необходимую дистанцию. Сейчас на улице было совсем немного машин. Он поехал через Уайтхолл, потом на Пел-Мел и оттуда по Риджент– и Оксфорд-стрит выехал на Ленгтон-сквер. Номер дома Тельмы Кортни – двадцать семь. Мэннеринг притормозил возле подъезда, вышел из кабины, направился к небольшой темной машине, остановившейся ярдах в двадцати позади него. Молодая женщина курила там сигарету. Было почти темно, неяркий свет фонарей падал на массивные старинные дома серого цвета, на деревья в сквере посреди площади, на кусты, которые тихо шелестели под свежим вечерним ветром. Уже проглянули звезды, небо было спокойным. Несколько машин были припаркованы поблизости, несколько прохожих виднелось невдалеке.

Мэннеринг подошел к машине.

– Добрый вечер, – сказал он. – Узнаете меня?

– Да, – сказала девушка. – Я вас знаю.

– А кто вы?

– Это имеет значение?

– Умираю от любопытства.

Она улыбнулась.

– Если действительно хотите знать, не стану это скрывать от вас.

Мэннеринг внимательно поглядел на нее, пожал плечами и отошел. Он направился к дверям с номером двадцать семь, но думал в эту минуту больше об этой девушке с энергичным лицом, чем о Тельме Кортни.

У самых дверей он оглянулся. Девушка включила свет в кабине, что говорило, видимо, о ее намерении дождаться его.

Дом, где жила миссис Кортни, состоял из четырех квартир. Нужная ему была на втором этаже. Он позвонил, и служанка сразу же открыла ему.

– Добрый вечер, сэр.

– Миссис Кортни дома? Мое имя...

– Она ожидает вас, сэр.

Тельма Кортни встретила его в просторной красиво обставленной комнате. Портьеры были задернуты, освещалась она продолговатыми светильниками, расположенными по стенам над картинами. Это были исключительно портреты, причем очень хорошие. Когда она поднялась с кресла навстречу ему, Мэннеринга несколько удивил ее наряд: на ней было темное, длинное, до самого пола платье, такие надевают для званого обеда. Поверх платья – тонкий жакет. Темный цвет оттенял безупречной формы шею и изящную выпуклость груди, волнистые волосы были коротко, по моде, острижены; в серьгах и в кулоне мерцали топазы.

На столе возле ее крема стояли напитки.

Она улыбнулась, и эта улыбка должна была означать приветствие, больше ничего; потом протянула руку – не для пожатия, просто чтобы слетка притронуться к его руке, и затем провела его к креслу, стоявшему рядом со своим.

– Я боялась, что вы не придете, – сказала она.

– Боялись? – переспросил он.

– Да. Я очень хотела переговорить с вами.

– Разве остались еще какие-то вопросы?

– По-моему, да... Наливайте себе, пожалуйста.

– Спасибо. Что вам налить?

– Джин и итальянского, пожалуйста. – Мэннеринг наполнил ее бокал, налил себе немного виски. Она спросила: – Почему вы так ужасно невзлюбили Джеральда Эллингема?

– Вовсе не невзлюбил, – ответил он.

– Мы же условились говорить друг другу правду, – упрекнула она.

– Это верно. Поэтому я говорю, что не знаю Эллингема настолько хорошо, чтобы любить или не любить его. Но знаю, что он скрывает многие вещи. И еще знаю, что когда он зол, то может наделать уйму глупостей. Поэтому стараюсь разозлить его. В этом нет ничего особенного – обычный прием... Что мне в нем совсем не нравится – его отношение к Найджелу. Мальчишка, возможно, порядочный негодяй, но сегодня он был вполне искренен, во всем признался и готов идти в полицию. Думаю, он даже мечтает это сделать – чтобы обвинить вас в краже подлинных бриллиантов.

– Разве можно украсть то, что принадлежит мне самой? – спросила она холодно.

– Можно украсть у собственного мужа... Чьи же, наконец, эти драгоценности? Ваши или его?

Она не торопясь ответила:

– Если бы муж был здесь, он сказал бы вам то же самое... не думаю, что тут могут быть неясности... Я не трогала этих бриллиантов, можете мне поверить, и не имею понятия, кто их взял. Я ведь просила уже вас помочь найти их... Что-нибудь еще хотите узнать от меня?

– Да. Скажите, для чего вы ходили к торговцам драгоценностями?

– Я уже говорила вам.

– Добавьте что-нибудь.

– Как вы настойчивы!.. Ну хорошо. Один мой друг сказал, что слышал, будто коллекция "Карла" пошла на продажу. Я попыталась выяснить, правда ли это... У моего мужа, чтоб вы знали, мистер Мэннеринг, три большие привязанности. Я бы их распределила в таком порядке: сначала – его сын, потом – жена, потом – коллекция "Карла". Он ни разу не говорил мне, что собирается продать ее, и такое просто не могло прийти мне в голову, Значит, если она появилась на рынке, то без его ведома. Иначе быть не может.

– Где он ее держит? – спросил Мэннеринг.

– В Кортни-Грейндж. В загородном доме.

– Под присмотром Эллингема?

– Вы уже знаете, что я думаю о его надежности. Но после того, как у меня украли эти подделки, и после слухов о появлении коллекции на рынке, я, конечно, начала сомневаться, продолжает ли она находиться в том секретном месте, где...

– Но ведь это как раз и бросает тень на Эллингема! Если коллекцию украли и об этом никуда не сообщили, Эллингем не мог быть не замешан... Вы сказали, что личные отношения никогда не мешали вам правильно судить о людях...

– Это так. Но я также говорила, что нужны доказательства. Не случайные догадки и соображения, а реальные убедительные факты. Тогда я соглашусь с ними.

– Вы совершенно правы, – сказал Мэннеринг. – Кто еще мог бы проникнуть в тайник?

– Только какой-нибудь гениальный взломщик. Кроме прислуги в Грейндже, лишь один человек может указать вору место, где находится тайник. Это Найджел.

– Вы, как видно, отвечаете взаимностью на его любовь к вам, – сказал Мэннеринг. – Но если подумать серьезно... Вам просто хочется, чтобы это был Найджел или кто угодно... Только не Эллингем... Я неправ?

Она посмотрела на него с задумчивой улыбкой. Можно было подумать, он произнес что-то забавное.

– Не совсем, – сказала она. – Но все же я прошу вас – факты... Где они? До сих пор не могу выяснить одной вещи – очень существенной... Быть может, вы сумеете... Находится ли эта коллекция сейчас в Кортни-Грейндже или нет?

Мэннеринг переспросил:

– Значит, вы не в состоянии этого выяснить?

В то время как прозвучал вопрос, он услышал – или ему показалось? – легкое движение позади себя. Хотел обернуться, но решил не подавать вида, что слышит что-то.

– Нет, конечно, – ответила Тельма Кортни. – Ведь тайник оборудован сверхсекретной сигнализацией. Кроме того, к нему есть две системы ключей, причем одна не действует без другой. Ключи находятся в разных банках – в Лондоне и в Суиндоне. И ни одно из доверенных лиц не отдаст ключи, кроме как по устному требованию или по записке мужа, составленной по определенному коду, который знает только он. Эти предосторожности он предпринимает всегда, когда уезжает на какое-то время из страны. И поступает так достаточно давно... Я не хочу просить мужа дать соответствующее распоряжение в банки, так как это может очень обеспокоить его. Во всяком случае, не хочу этого делать, пока не почувствую реальной необходимости... А этого я, в свою очередь, не могу определить, пока не выясню, на месте коллекция или исчезла... Я рассуждаю логично?

– Вполне убедительно, – сказал Мэннеринг. Он повернул голову к двери и заметил, что она приоткрыта. Самую малость. Но он помнил, что прикрыл ее за собой, когда вошел. – Одну минуту, – громко сказал он собеседнице. – Мне нужно подумать...

Она затаила дыхание, глядя на него с изумлением, когда он вдруг встал с места и осторожно пошел к двери. Покрытый мягким ковром пол заглушал шаги. Он почти пробежал все расстояние, потом резко толкнул створку двери.

Раздался негромкий вскрик:

– Ой!

Его издала женщина, одетая так, как если бы она только что вошла с улицы или собиралась выйти.

Она сделала попытку убежать, но Мэннеринг схватил ее за руку, повернул к себе.

Это была служанка Тельмы Кортни.

– Подождите, пожалуйста, т – сказал он мягко. – У нас с миссис Кортни есть к вам...

Она изо всех сил рванула руку вверх, пригнула голову и впилась зубами в палец Мэннеринга. Он разжал руку. Она выдернула свою и побежала к входной двери, которая была почему-то открыта. Мэннеринг бросился за ней, но женщина успела захлопнуть дверь перед самым его носом.

Глава 11 Погоня

Когда он выскочил на улицу, было уже совсем темно. Фонари светили ярче, чем в сумерках. В их свете он увидел служанку – та бежала влево от двери и махала рукой, словно подавая кому-то знаки. Действительно, от обочины отъехал маленький автомобиль, зажглись фары.

Женщина выбежала на мостовую, машина, казалось, вот-вот остановится. Женщина что-то прокричала, двое или трое прохожих задержались, наблюдая за происходящим. Один из них спросил:

– Что тут происходит, собственно говоря?..

Фигура женщины рельефно выделялась в свете фар, потом внезапно превратилась в четкий темный силуэт – водитель маленького автомобиля включил дальний свет. Это ослепило Мэннеринга, но все же он видел, как женщина; прикрыв глаза одной рукой, продолжает размахивать второй.

Он услышал шум мотора другой машины и голос позади себя; но в этот момент автомобиль со слепящими фарами рванулся вперед. Женщина с поднятой рукой дико вскрикнула, когда автомобиль врезался в нее. Раздался глухой удар – и она упала на мостовую. Водитель вывернул руль и прибавил скорость, промчавшись мимо Мэннеринга, Сразу же рядом с ним остановился другой небольшой автомобиль, уже хорошо знакомый ему. Несколько человек из наблюдавших эту сцену бросились к телу, распростертому на мостовой, по которой расплывалось темное пятно.

Голос из автомобиля произнес:

– Садитесь.

Женщина-водитель с резкими чертами лица приоткрыла дверцу. Никто не смотрел на них, все внимание было приковано к фигуре на мостовой.

– Скорее! – повторила она.

Мэннеринг пригнулся и занял место рядом с водителем. Как только он захлопнул дверцу, женщина вцепилась в руль, словно хотела раздавить его, и нажала на газ.

Автомобиль, сбивший служанку миссис Кортни, уже поворачивал за угол, выключив все огни. Улица словно погасла. Последнее, что услышал Мэннеринг с места происшествия, были крики: "Врача! Врача!" – и свисток полицейского.

Женщина-водитель, почти не тормозя, тоже свернула за угол. Задние фонари автомобиля, сбившего служанку миссис Кортни, тускло светились в отдалении – ярдах в ста. На улице вообще не было никаких машин. Они приближались к перекрестку, где горел красный свет. Передняя машина проскочила прямо на него, женщина, сидевшая за рулем рядом с Мэннерингом, тоже не стала тормозить, хотя слева показался большой автомобиль. Громко сигналя, она миновала перекресток почти перед самым капотом идущей на них машины.

Мэннеринг сказал:

– Вы рискуете лишиться автомобильных прав.

– А вы разве не хотите их поймать? – спросила она.

– За мной новая шляпка для вас, если сумеете!

В свете уличного фонаря, мимо которого они проскочили, он разглядел улыбку на ее лице. Осветились глаза, зубы, открывшиеся в улыбке; нетерпеливое устремление спортсмена было в ее взгляде... Да, машину она водит получше многих мужчин... Несмотря на всю рискованность подобной езды, Мэннеринг почти не ощущал беспокойства.

Улицы были по-прежнему пустынны, расстояние до преследуемого автомобиля – по-прежнему ярдов около ста. Мэннерингу показалось, что там к заднему стеклу приникло чье-то лицо. Выходит, у них в машине двое? Или больше?.. Конечно, поняли, что их преследуют. Не могли не понять.

Передний автомобиль резко свернул влево.

– Заставить бы их врезаться во что-нибудь, – мечтательно произнесла женщина за рулем. – Было бы неплохо.

– Только не в кого-нибудь, – сказал Мэннеринг.

Казалось, она прекрасно ориентировалась в переплетении улиц, а также заранее знала, куда будет поворачивать водитель передней машины.

Завизжали колеса... Они сделали очередной поворот. Красный свет задних фонарей казался уже совсем недалеко. Ветер врывался в открытое боковое окошко. Мэннерингу было некуда вытянуть свои длинные ноги, и он сидел в неловкой напряженной позе.

Еще один перекресток; со свистком, поднесенным к губам, стоит полицейский. Женщина за рулем не обращает на него никакого внимания. Не снижая скорости, она вклинивается между автобусом и двумя мотоциклистами, которые, испугавшись, вылетают колесами на тротуар и падают. Крики и звуковые сигналы неприятно режут слух. Автомобиль-убийца сворачивает направо. Они упорно следуют за ним, сильно сократив разделяющее их расстояние.

И снова они мчатся по пустынным улицам.

– Не волнуйтесь, – говорит Мэннеринг.

– Это вы мне советуете? – откликается женщина, делая ударение на "вы".

Она еще сильнее жмет на акселератор.

Поворот в узкую совершенно безлюдную улицу. И в этот момент "то-то блеснуло над задними фонарями уходящей машины – тут же раздался резкий удар по лобовому стеклу и по нему побежали многочисленные трещины, словно паук молниеносно свил здесь свою паутину.

– Вот что я имел в виду, – сказал Мэннеринг, отворачивая винты и поднимая лобовое стекло.

Женщина уже больше не улыбалась. Стиснув зубы, наклонившись немного вбок, она продолжала погоню, не снижая скорости, не сводя глаз с вызывающе горящих красных огней впереди.

Еще одна вспышка – и металлический удар по правому крылу автомашины: неудачный выстрел. Между ними и преследуемыми уже не больше тридцати ярдов. Те снова сворачивают за угол. Какой-то мужчина-прохожий прыгает на тротуар, спасая свою жизнь. Выворачивая руль из стороны в сторону, женщина гонит машину вперед.

Опять два выстрела. Пули прозвенели по крыше; женщина, казалось, уже привыкла к ним и не обращает на них никакого внимания.

Впереди, в конце улицы, показались две яркие фары движущегося автобуса. Преследуемая машина уже достигла поперечной улицы, свернула на нее, какой-то автомобиль чудом избежал столкновения.

– Тише, пожалуйста, – сказал Мэннеринг.

Женщина тоже увидела, что они приближаются к большой людной улице и снизила скорость, в то время как машина, которую они преследовали, на всем ходу врезалась в поток движущихся в обе стороны машин.

Раздался звук, похожий на взрыв. Его сменил более ров ный шум, сквозь который прорезался чей-то крик.

Женщина с резкими чертами лица, которые сейчас обозначились еще острее, остановила машину у тротуара.

– Поторопимся, – сказала она спокойно и, открыв дверцу, выскочила из машины и побежала к месту аварии.

Мэннеринг поспешил туда же. Когда он подошел, его спутница уже стояла среди толпы, моментально собравшейся вокруг маленького автомобиля, опрокинувшегося набок. На другой стороне улицы, уткнувшись радиатором в стену дома, стоял двухэтажный автобус. У его открытой двери топтался водитель, пассажиры выбирались из сало на. Уже прибыли несколько полицейских и пытались рас сеять толпу.

Мэннеринг вместе со своей новой знакомой протиснулись поближе к автомобилю, который они только что преследовали. Впереди они увидели водителя. Вернее, то, что от него осталось. Одна дверца была оторвана, сзади в салоне никого не было.

Женщина повернула голову к Мэннерингу и заключила:

– Один удрал.

– Можете одолжить мне вашу машину примерно на час? – быстро спросил Мэннеринг. – Я оставлю ее у того дома, на Ленгтон-сквер.

– Хорошо, – коротко ответила она.

– Скажите одному из полицейских, что об этом случае необходимо доложить инспектору Бристоу из Скотленд-Ярда. Запомнили? Бристоу из Скотленд-Ярда. Добавьте, что об этом просил Мэннеринг.

– Ладно, – сказала она с легкой улыбкой. – Будьте осторожны с машиной. Приглядите за ней... Вот ключи, мистер Мэннеринг.

– Я постараюсь приглядеть и за вами тоже, – сухо сказал он. – Спасибо.

Служанка миссис Кортни лежала на тротуаре, полностью накрытая одеялом. И это означало, что она мертва. Рядом стояли двое полицейских и небольшая толпа любопытных. Раздались сигналы санитарной машины.

Один из толпы заметил:

– Похоже, сбили неслучайно. А, констебль?

Полицейский достал блокнот.

– Можете сообщить, что тут произошло? Я слушаю вас...

Мэннеринг подошел к входу в знакомый дом. Дверь была закрыта, но не заперта. Никто не обратил на его приход никакого внимания, дом словно вымер. Однако свет на лестнице горел. Он прошел на второй этаж.

Когда он поднялся, дверь одной из комнат открылась. На пороге стояла Тельма Кортни. Она дотронулась до его руки, приглашая войти. Уже в комнате посмотрела ему прямо в глаза и тихо произнесла:

– Я видела все из окна. Ужасно... Но вы не должны ругать себя.

Он не ответил на ее участливый взгляд, а сказал:

– Возможно, это научит вас в будущем не подозревать во всем одного лишь Найджела. Согласны?

Она кивнула.

– Вы знали, что эта женщина следит за вами? – несколько раздраженно спросил Мэннеринг.

– Если бы знала, она бы у меня ни минуты не оставалась!

– Сколько времени она у вас?

– Несколько лет. Я полагала, она была достойна доверия.

– То же самое вы думаете об Эллингеме. У вас прямо хобби какое-то – доверять не тем людям! – Он снова говорил повышенным тоном.

– Вы начинаете раскрывать мне глаза... Но не будем раздражаться и ссориться из-за этого.

Голос у нее был совершенно спокойный.

– Она следила за вами, – повторил Мэннеринг, – и ей очень хотелось узнать, о чем мы говорили. Все было условлено заранее. О моем приходе знали – вы сами сказали об этом вашей служанке, она уведомила своих хозяев, или кто там они ей... И получила приказ: подслушивать, а если что – убежать. Обещали, что будут ее ждать и помогут... Очень заботливые люди... А что вы знаете об этой банде убийц?

– Я? Ничего.

– Сомневаюсь в этом. Сомневаюсь, сказали ли вы мне хоть одно слово правды за все время нашего знакомства.

– Скоро сами увидите.

– А вы вскоре поймете, что для вас же лучше говорить правду и действовать честно... Как вы убедились теперь, ненавистный вам Найджел не главная фигура во всей этой грязи и крови.

– Я никогда так не считала. – Она безмятежно улыбнулась, уселась поудобнее напротив Мэннеринга. – У Найджела нет тех качеств, которые способствуют превращению человека в плохого или в хорошего. Ом никакой... Я и раньше думала, что кто-то использует его в своих целях. И считаю так сейчас. Вы согласитесь со мной, когда у вас пройдет шок от случившегося. Ведь вы чувствуете себя виноватым, не правда ли?

– Да, если отвечаю за что-то, но дело идет не так. Потому что мое хобби... моя работа заключается как раз в том, чтобы все шло, как надо.

– Понимаю, – сказала она. В ее холодных глазах он прочел вдруг понимание и сочувствие. – Сожалею, что не узнала вас раньше, Джон Мэннеринг. Я слышала о вас много всего, но верила лишь одной десятой доле из сказанного. Раскаиваюсь в этом... Что вы намерены теперь делать?

– Многое. Для начала дать вам кое-какие инструкции. Которым вы не будете следовать.

– И все-таки попробуйте.

Она искренне рассмеялась.

– Хорошо, – сказал Мэннеринг. – Значит, вы не исключаете мысли, что Найджела кто-то шантажирует, заставляя делать то, что им нужно. Я так вас понял?

– Да.

– И если бы у него не было долгов, его вряд ли стали бы шантажировать. Верно?

– Да.

– Тогда заплатите его долги. Когда он освободится от них, то сможет заговорить. Пока же он вынужден лгать, чтобы покрыть и себя, и других... О боже, почему все все время лгут?! Как трудно жить в таком мире!.. Извините, это я так... Если вы поступите, как я предлагаю, то я, пожалуй, начну верить, что вы не против того, чтобы раскрыть это дело до конца, и сами не погрязли в нем по вашу прелестную шейку.

Она снова рассмеялась.

– Судя по всему, это почти комплимент с вашей стороны... Сколько он должен, он говорил вам?

– Между девятью и десятью тысячами фунтов.

– Вы знаете, где он сейчас?

– Да...

– Я вскоре вернусь, – сказала она и вышла из комнаты. В изяществе движений ей отказать было нельзя.

Он был рад побыть немного в одиночестве...

Она вернулась через несколько минут, протянула ему розовый листок. Это был чек на имя Найджела Кортни с передаточной надписью: "Наличными" – и подписью, сделанной бледно-синими чернилами. Подпись торопливо промокнули, хвостик на букве "и" был немного смазан.

Мэннеринг положил чек в бумажник.

– Вы удовлетворены? – спросила она.

– Да, вы доказали, что хотите моей помощи... В чем же она должна заключаться? Вам известно, что я имею дело с драгоценностями, это мой бизнес, и могу прямо сказать, как мало шансов вернуть их, если они действительно украдены. Нет смысла тратить ваши деньги и мое время... Поэтому скажите откровенно, чего вы от меня хотели, когда пришли вчера ко мне домой?

Она ответила:

– Мне нравятся ваша прямота и уверенность е себе... Я хотела, во-первых, выяснить, украл Найджел эти драгоценности или нет. Если да, то для себя или по чьему-то наущению... Это не вызывает у вас недоверия?

– Ну а во-вторых?

– Второе вы тоже знаете. Мне хотелось получить достоверные сведения о коллекции "Карла". Где она? Выброшена на рынок или спокойно лежит в тайнике в Грейндже?.. Я говорила уже, что не хочу понапрасну волновать мужа, но не знаю, как подобраться к тайнику. И я думала найти человека, которому могла бы доверять, который сумел бы... О нет, не сам... Сумел бы найти такого, кто взялся бы открыть тайник... Чтобы я знала точно, весь ли жемчуг на месте... Могу я на вас рассчитывать в этом?..

Глава 12 Решение

Итак, размышлял Мэннеринг, один человек – это был Эллингем – недавно заявил ему, что хочет, чтобы он, Мэннеринг, помог продать коллекцию "Карла". Другой – вернее, другая – мечтает, чтобы он помог убедиться, что коллекция на месте. Во всяком случае, она так сказала... Два совершенно различных повода просить его помощи. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, как свести эти два повода к одному...

Действует ли она заодно с Эллингемом?

Пытался ли Эллингем воздействовать на него силой только для того, чтобы запугать и таким образом подготовить к возложенной на него миссии? Думал ли всерьез, что Мэннеринг разыщет для них какого-нибудь гениального взломщика, чтобы добраться до драгоценностей? Расстроил ли Мэннеринг их планы, когда свел вместе Тельму с Эллингемом у себя в магазине, и не решили ли они теперь изменить свою тактику?..

Всего этого он не знал.

Вполне возможно, что все, что произошло, было намеренно и продуманно направлено на то, чтобы убедить его приступить к розыску коллекции, – другими словами, выяснить, находится ли она там, где ей полагается быть, или нет...

Он внимательно посмотрел на женщину, сидящую напротив. Она ответила ему спокойным, сдержанным взглядом.

...Хорошо. Предположим, она и Эллингем – сообщники. Предположим, они уверены, что он не догадывается об этом. Тогда все укладывается в определенную схему: Эллингем пытается шантажировать его, обещая долю от продажи жемчуга; Тельма пытается уговорить достать этот жемчуг из тайника и для этого не жалеет даже десяти тысяч фунтов, сразу выписывая чек по его просьбе, – для человека, которого органически не переносит. Все эти довольно странные вещи укладываются в логические рамки, если посмотреть на них под правильным углом.

Отсюда он и должен плясать...

Значит, так. Эта женщина и Эллингем сначала взяли бриллианты. Это было несложно... Зачем они это сделали? Ведь это ее бриллианты? Вообще-то они из коллекции мужа, но принадлежат ей, пока она живет с ним. А что, если она собирается бросить его и жить с Эллингемом? Тогда им нужны деньги, а бриллианты нетрудно превратить в товар с этой целью... Не было никакого видимого резона для нее, обнаружив пропажу бриллиантов, молчать об этом, кроме одного: если ей это выгодно, если это могло способствовать тому, чтобы она и Эллингем составили себе сразу же приличное состояние. Во всяком случае, на первое время после ухода ее от мужа.

В эту молниеносно разработанную Мэннерингом схему вторгается и третья сторона: не только Найджел, но какие-то люди, действующие при его вольной или невольной поддержке. Найджел проделал брешь в стене, воздвигнутой Эллингемом и Тельмой, тем, что выкрал бриллианты. По-видимому, он все-таки был орудием в руках не слишком симпатичных людей, которые не остановятся перед похищениями, даже убийством, и Тельма с Эллингемом, естественно, боятся, что эта брешь может превратиться во внушительный пролом. Особенно если предположить, что те люди тоже охотятся за коллекцией "Карла", а на бриллиантах они только тренируются и разжигают свой аппетит...

В свете данных событий Тельма и пробует все разузнать с помощью Мэннеринга, для чего и придумала эту полусентиментальную историю с желанием не тревожить мужа к выяснить все до его приезда.

Но субъекты, действующие за спиной Найджела, оказались сильнее и жестче, чем она могла предполагать. У них был свой шпион даже в ее доме, который следил за каждым ее шагом, пока Мэннеринг случайно не обнаружил его в лице несчастной служанки, ставшей для них ненужной и опасной и поплатившейся за это жизнью всего какой-нибудь час назад... Судя по всему, они готовы пойти на все ради того, чтобы добыть коллекцию. Ее стоимость – не меньше полумиллиона фунтов – вполне оправдывает любой риск.

Итак, из всего этого следует, что Тельме Кортни предстоит битва на двух фронтах. В состоянии ли она вынести ее? Зачем ей все это?.. Или она безумна? Оправдывает ли цель средства?

Видимо, да...

Если так, нужно достаточно внимательно еще раз проследить за ее действиями.

Предположим, она находится в одной связке с Эллингемом и, конечно, не хочет, чтобы об этом кто-то знал. В данном случае – Мэннеринг. Поняв, что у него есть все основания подозревать их в сообщничестве, они разыгрывают сцену ссоры, что было совсем нетрудно в той напряженной обстановке. Поведение Эллингема в магазине вполне могло быть игрой: уж слишком странным было его внезапное превращение из высокомерного, надменного покорителя сердец в покорного нервозного служащего по найму.

Дальше все тоже было достаточно логичным. Тельма предъявляет Мэннерингу веские доказательства того, почему ей необходимо убедиться, что жемчуг "Карла" находится там, где положено; она просит его помочь в ь том и дает понять, что не имеет ничего против, если он для этой цели наймет опытного взломщика. Ведь Эллингем наверняка сказал ей, что Мэннеринг, хотя и большой знаток в области торговли драгоценностями, но сам бывший мошенник и имеет крепкие связи с ворами. Потому Тельма уверена, что Мэннеринг согласится на ее предложение...

Ну а вдруг все его выкладки строятся на ложном фундаменте?.. Что тогда?

Тельма Кортни сказала:

– Хотите еще выпить?

– Нет, спасибо.

– Что вы решили?

– Подумать насчет всего этого.

– Зачем терять время? Его у нас не так много.

– В пословице говорится: семь раз отмерь, один – отрежь. Если я соглашусь, мне будет нужен подробный план расположения тайника и вся возможная информация о защитных средствах.

– Я расскажу все, что знаю. Обещаю вам.

– И я хочу, чтобы в тот вечер там не было ни Эллингема, ни кого-либо из прислуги.

– Думаю, и это можно устроить. По крайней мере, удалить почти всех. А остальные не будут помехой для ваших друзей.

– Вы сказали "друзей"?

– Ну, этих... взломщиков. Разве я не так сказала?

Мэннеринг рассмеялся.

– Есть и другие слова, – заметил он. – Но давайте уточним. Все, чего вы хотите, это убедиться, что коллекция на месте и не тронута. Вы не собираетесь перемещать се куда-то, что-то с ней делать?

– Конечно, нет.

– Мои друзья захотят вознаграждения за свою работу.

Она улыбнулась, как будто он сказал что-то приятное.

– Я догадывалась об этом, мистер Мэннеринг. Обещайте им, сколько следует. Я заплачу.

– Наличными?

– Как вы скажете... Но только... – Она внезапно встала и приблизилась к нему. Прежде чем он сообразил, что она намеревается сделать, она схватила обе его руки в свои и крепко сжала их. Ее тело, совсем рядом с ним, было теплым, нежным, полным соблазна. Казалось, она готова во всем подчиниться ему сейчас, что было как бы продолжением той игры в безропотность и смирение, которую она начала несколько раньше. – Только выясните всю правду. Вы должны... А потом...

Ее губы были слишком близко от его лица, руки прохладны, тверды и настойчивы.

– Да... – Это короткое слово далось ему с трудом. – Что потом?

– Потом можете назвать свою цену, – сказала она.

Цирцея в современных одеждах?

Соблазнительница, готовая отдать все, лишь бы добиться того, чего хочет?..

Или просто женщина, которой необходимо выяснить по причинам, уже высказанным ею, находятся ли в сохранности фамильные сокровища?.. Просто женщина... Прежде всего – женщина...

* * *
Лорна открыла дверь прежде, чем он поднялся наверх. Она сказала:

– Я совсем потеряла тебя. Звонил Бристоу два раза, просил позвонить ему домой.

Мэннеринг не стал откладывать телефонный звонок, прошел в кабинет. Инспектор сам снял трубку, спросил, зачем Мэннеринг поставил его в известность о несчастном случае на улице возле дома Кортни. Мэннеринг отвечал подробно, со всей серьезностью. Когда закончил разговор, то увидел, что Лорна стоит радом с ним.

– Как все это чудесно и занимательно звучит, – сказала она.

– Да, ты нашла верные слова.

– Еще бы! Теперь уже тебя возят в машинах загадочные молодые женщины, по которым стреляют из других машин, и... – Лорна замолчала и коснулась его руки. – Ненавижу эти твои дела!

– Ты права. В них нет ничего приятного. Но они уже продвигаются.

– Не очень-то быстро. Конца еще не видно, верно?

– У тебя улучшится настроение, дорогая, если мы пообедаем, – сказал Мэннеринг. – Где Найджел?

– Спит. Сменил Алисию Хилл. Надеюсь, остальное с ним не повторится...

За едой Мэннеринг рассказал жене о событиях дня и о главном предложении Тельмы Кортни. Лорна почти не комментировала его слова; казалось, ее больше занимает шум радио, которое наигрывало что-то современное на кухне у Этель, а дверь там, по-видимому, была неплотно закрыта. Когда пили кофе, Лорна, не выдержав, выскочила в коридор и крикнула:

– Этель! Убавьте немного звук!

– Ой, конечно, мадам.

Кухонная дверь закрылась. Лорна вернулась к столу.

– Полагаю, ты собираешься взяться за это, – сказала она.

– Очень хочется знать, на месте ли коллекция.

– Джон... Ты не должен этого делать сам! Это может окончиться неизвестно чем... Они дождутся, пока ты достанешь жемчуг, а потом набросятся на тебя... В лучшем случае оставят с носом. А в худшем... Не хочу и думать. Ты будешь совсем беспомощен.

– Я могу взять помощника.

– Ты никогда не любил действовать в паре с кем-то и не сделаешь этого сейчас. Я тебя знаю... Оставь это, Джон.

– И что тогда?

– По крайней мере останешься цел и невредим.

– Колесо уже запущено, Лорна. Люди, которые убивают так, как убили эту служанку, не бросят дело на полпути. Они появятся снова. Они знают, от кого она убегала и почему. Знают, что я могу быть помехой. Они уже занесли меня в свой список. И не для награждения, дорогая. Поэтому я не могу умыть руки и выйти просто так из этой истории. Ты сама прекрасно понимаешь... Кроме всего прочего существует еще Алисия Хилл. Думаешь, мне приятно чувствовать свою вину в том, что произошло с ней?

– Этим занимается полиция.

– Если оставим расследование и переложим все на полицию, ты сама никогда не успокоишься. Потому что понимаешь: мы тоже должны что-то сделать.

– Да, конечно, – сказала Лорна с горечью. – Для тебя тоже есть дело... Помогать девушке, которую почти не знаешь... Работать на женщину, которую видел два раза в жизни... Это для тебя необходимо... А то, что я чувствую себя, как в аду, пока тызанимаешься всем этим, для тебя что-то значит?

– Выйди из врат ада, дорогая, – сказал Мэннеринг. – Зачем тебе там находиться?.. Я уже говорил, что мне нужен помощник. Но я не хочу, чтобы это был какой-нибудь престарелый опытный мошенник или даже Ларреби... Как насчет того, чтобы помощником стала ты?

Лорна молча, в изумлении, смотрела на него.

– Говорю вполне серьезно, – сказал Мэннеринг. – Присоединяйся и стань моим телохранителем. Вернее, разведчиком. А еще вернее – второй рукой.

Она продолжала глядеть на него, не говоря ни слова, но по изменившемуся выражению ее глаз он понял, что с ее души спала часть тяжести и мысли заработали в ином направлений.

– Когда? – спросила она.

– Сегодня ночью, конечно, – сказал Мэннеринг. – Именно когда прелестная Тельма не ожидает нашего визита. Чтобы избежать лишних неприятностей.

– Но как же?! – воскликнула Лорна. – Ты же не знаешь ничего ни о тайнике, ни вообще о доме! Надо сначала изучить место... Ты сам всегда говорил...

– Я уже имел удовольствие побывать там. Остальное изучу опытным путем... Кроме того, у нас сегодня гость, ж: так ли? Надеюсь, он уже выспался... Найджел не может не знать всего, что нужно, и о доме, и о секретном сейфе. А уж когда он получит подарок, который я приготовил для него, рот у него раскроется сам собой и он поведает мне решительно все. Даже то, чего сам не знает... Стоит только навести его на разговор о коллекции "Карла", названной в честь его матери... Значит, ты согласна?

Лорна сказала:

– Ты невозможный человек!

Они оба немного посмеялись над этим.

Мэннеринг, пожалуй, впервые за весь день почувствовал некоторое облегчение. Хотя чувство странного возбуждения не отпускало его.

У Найджела болела голова, под глазами были круги, когда он наконец проснулся около девяти вечера. Мэннеринг заставил его поесть и выпить кофе, посвятил в некоторые подробности сегодняшнего дня, затем протянул чек на десять тысяч фунтов, Это произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Найджел на глазах ожил, выпрямился, похорошел, слова посыпались из него, как из рога изобилия.

Он даже не сразу вспомнил об Алисии, после чего тень беспокойства снова набежала на его радостное лицо.

Прервав его излияния, Мэннеринг сказал:

– Найджел, послушайте меня... Скажите, кому вы задолжали деньги, – одному человеку или нескольким?

– Одному, Только одному.

– А кто он?

– Я встретил его всего один раз... или два. В клубе. Он сам предложил мне свою помощь... Знал, что я весь в долгах. Его зовут Смит.

– Понятно, – сказал Мэннеринг. – Конечно, Смит. Как он выглядит?

– Ну... даже трудно сказать. Ничего такого. Обыкновенный человек. Среднего роста, волосы довольно светлые.

– В общем, вполне заурядный, как и его имя... Уговаривал он вас выкрасть бриллианты?.. Не лгите! Да или нет?

– Да... Советовал... Намекал... Но я вовсе не собирался это сделать для него, я хотел...

– Он тот человек, которого вы опасаетесь?

– Да!

– Хорошо. Теперь поговорим о другом...

О другом они говорили довольно долго.

Когда Найджел ушел, Лорна зашла в кабинет к Мэннерингу.

– По-моему, за ним следят, – сказала она. – И делают это достаточно открыто. Думаю, полиция.

– Я тоже склоняюсь к этому. Наверное, люди Бристоу. Признак того, что он считает дело серьезным. Но мне он не открыл и половины того, что наверняка знает или предполагает сам. Что ж, будем действовать без него. Не впервой для нас, верно?.. Ты не раздумала?

– Я иду с тобой.

– Прекрасно. У нас имеются сейчас довольно подробные сведения о Грейндже. Известно, например, где спит прислуга, сколько там вообще человек, а также, что не нужно опасаться ночного сторожа... Ну и многое другое... Я, вероятно, преступный безумец, что втягиваю тебя в это дело, но... если мы уже решили, то тебе следует хорошенько загримироваться. Я сделаю то же самое.

– Это мне нетрудно.

– Но это лишь начало. Пролог... Наш основной план гаков... Слушай внимательно... Сейчас я переодеваюсь, преображаюсь и выхожу из дома. Ты делаешь то же с перерывом в полчаса. Встречаемся в полночь у станции метро "Хаммерсмит Бродвей"... Обязательно надень туфли на низком каблуке и брюки. Волосы убери под фетровую шляпу и не распускай их до окончания нашей операции. Боюсь, придется их подстричь.

– Из-за этой женщины?!

Мэннеринг рассмеялся.

– Хорошо, дорогая. Тогда надежно заколи их... или как там это у вас называется... Когда будешь накладывать грим, подумай, какое алиби на всякий случай нам с тобой изобрести, если не дай бог...

– Ты у нас большой специалист по алиби, – парировала Лорна.

– Два алиби лучше одного, – сказал он.

Он прошел в спальню, сел у туалетного столика, на который положил коробку с театральным гримом. Лорна с интересом наблюдала за его манипуляциями.

Работа над внешностью заняла у него не менее получаса, как у приличного актера... Каковым он и был в жизни – до некоторой степени.

Когда зазвонил телефон, Мэннеринг не сразу решился взять трубку. Но все-таки сделал это. С облегчением он услышал бесстрастный голос Ларреби.

– Добрый вечер, сэр.

– Привет, Ларреби. Какие новости?

– Ничего особенного, сэр. Я провел самое тщательное расследование, но узнал только то, что миссис Кортни везде интересовалась бриллиантами и одновременно расспрашивала о жемчуге. Извините, больше ничего...

– Этого вполне достаточно, Ларреби... Вы из магазина? Отправляйтесь домой, старина. Спасибо.

– Что-нибудь еще требуется, сэр?

– Пока нет.

Ларреби повесил трубку.

До сих пор все подтверждало то, о чем Тельма Кортни говорила Мэннерингу.

С этой мыслью он вышел из дома на улицу. Там не было никого. Во всяком случае, он никого не увидел. Он быстро прошел к гаражу, внимательно осмотрелся еще раз, перед тем как открыть ворота. Он чувствовал сильное волнение, что, вообще-то, было ему несвойственно.

Он осторожно открыл гараж, помня о том, что произошло утром. На сей раз ничего не случилось. Он вывел машину и запер двери гаража.

Мимо него, держась за руки, прошла парочка.

Он доехал до станции "Хаммерсмит" и углубился в район Брук-Грин, где на одной из боковых улиц у него был еще один гараж – на случай необходимости. Он поставил там свой "тальбот" и прошел пешком на другую сторону от станции, туда, где горела неоновая вывеска: "Всю ночь – машины внаем". Здесь, он знал это, можно без лишних слов взять в любое, время машину с достаточно сильным двигателем, а также, если нужно, ряд инструментов, имеющих отдаленное отношение к техническому обслуживанию автомобиля.

Будучи Бароном, он не один раз посещал это заведение.

Десять минут спустя он уже сидел за рулем мощного "хамбера", под сиденьем которого удобно расположился небольшой саквояж с набором, где было все необходимое для работы обычного взломщика. На заднем сиденье лежал, хорошо укрытый, портативный автогенный аппарат, вполне подъемный для одного человека.

Мэннеринг подъехал к станции метро, поставил машину у обочины, вышел и огляделся. Никто из редких прохожих не проявлял к нему вроде бы никакого интереса. Все проходили мимо и скрывались в метро.

Мэннеринг подошел к входу в метро, остановился, вглядываясь с каким-то почти мальчишеским любопытством в негустую толпу входящих и выходящих из подземного перехода. Близко от него прошла женщина в брюках и в короткой синей куртке. Темные волосы были собраны в большой узел на самой макушке, она была сильно накрашена, и походка у нее казалась совсем не женской – возможно, из-за туфель на плоской подошве. Женщина останавливала взгляд на всех проходящих мужчинах, кроме Мэннеринга. Она была тем не менее хороша собой – ничего не скажешь.

С трудом он распознал в ней свою жену.

Проходя мимо него, она надменно кивнула. Он улыбнулся в ответ, и она подошла к нему.

– Все в порядке? – спросил он.

– Кажется, да.

– Отлично.

Он взял ее за руку. Проходившая мимо женщина с неодобрением посмотрела на них. Стоя поодаль, с них не сводил взгляда полицейский. Мэннеринг торжественно повел ее к машине.

Когда они сели в "хамбер", Лорна спросила:

– Ну как?

– Чудесно! Даже без высоких каблуков... Ты сумеешь без труда заработать себе на жизнь.

– Свинья!

Они ехали уже около часа, когда Лорна проговорила:

– Тебе никуда от себя не уйти. Твое настоящее "я" было и есть "Барон"... Нет, не потому, что тебя тянет проникнуть в дом и вскрыть замысловатый сейф, а потому, что для тебя подобные приключения представляют наибольший интерес. Приводят в состояние экстаза... Мне всегда хотелось побыть с тобой в этот момент...

Они подъехали к повороту на боковую дорогу и несколько минут спустя миновали железные ворота поместья, которые были, как и утром, широко открыты.

Глава 13 Барон за работой

Мэннеринг и Лорна подошли к высокой стене, окружавшей дом. Здесь была калитка. Он повернулся к жене и спросил:

– Ты не разучилась прыгать?

– Нет, – шепотом ответила она.

– Тогда лезь...

Он подставил соединенные ковшом руки, она легко встала на них, и он подкинул ее вверх. Уцепившись за край стены, она подтянулась немного и перелезла через верх. Мэннеринг услышал, как она спрыгнула с другой стороны. Следующее, что дошло до его слуха, – как отодвинулась щеколда. Калитка отворилась. По старой привычке он взглянул на руки Лорны – они были в перчатках. Молодец, Лорна!..

Они подошли к ближайшему окну на первом этаже. Оно было закрыто снаружи ставнями, и замка не было видно. Остальные окна тоже были со ставнями... Да, здесь будет нелегко...

Мэннеринг отступил от стены дома, посмотрел наверх. В стеклах второго этажа отражались звезды. Но как добраться до этих окон?

Он заметил выступ в стене, что-то вроде подоконника, под одним из окон первого этажа... Уже легче... Но как?.. Его взгляд упал на тяжелую садовую скамейку неподалеку... Хорошо, что ночь светлая... Хотя как сказать...

Взявшись за один конец скамейки, он подтащил ее к стене дома и кивнул Лорне. Вдвоем они с трудом подняли ее и поставили "на попа". Он взобрался на эту шаткую опору – скамейка раскачивалась, сумка с инструментами и ацетиленовая горелка казались сейчас как будто немного тяжелее.

Лорна пыталась удержать скамейку, было слышно ее напряженное дыхание... Нет, напрасно он все же взял ее! Какое-то мальчишество. Фанфаронство.

Балансируя на вершине скамейки, он добрался до верхнего окна. Теперь за работу... Он расстегнул сумку, достал нужные приспособления. В руках у него оказался кусок плотной бумага, с одной стороны покрытый липкой резинкой. Он расправил его и приложил к оконному стеклу. Крепко прижал, разглаживая. Потом взял небольшой молоток и сильно ударил по бумаге.

Раздался глухой звук.

Ему показалось, что одновременно вскрикнула Лорна, и он глянул вниз. Но она смотрела не на него, а в глубь сада. Он надавил на лист бумаги – тот отделился вместе с кускам стекла. После этого он принялся расширять отверстие и вскоре уже мог свободно протиснуться в образовавшуюся брешь. Он снял перчатки – они были липкими, – положил в карман и надел другую пару. Затем шагнул через подоконник.

Некоторое время он стоял там, вглядываясь в темноту комнаты. Она была небольшой, на фоне светлой стены серым пятном выделялась дверь. Не зажигая фонаря, он приблизился к двери, осторожно открыл ее. За ней было темно, хоть глаз выколи. Оставив дверь открытой, он сделал несколько шагов по коридору и очутился на лестничной площадке.

Теперь он разобрался, куда проник через разбитое окно, – в комнату, где впервые встретился с Эллингемом. Он пошел дальше, тихо ступая и прислушиваясь к каждому звуку, одновременно стараясь не потерять ориентации. Дверь, возле которой осталась Лорна, должна находиться в западном крыле дома. Значит, ему следует спуститься вниз и идти направо в конец коридора, который проходит через широкий холл, – его он хорошо помнил.

Он прошел по неосвещенной лестнице, покрытой ковром, скользя рукой по перилам, спустился в холл, напоминающий: огромное темное поле без конца и края. Это было тоже знакомое место... Сумеет ли он перейти его? Он рискнул зажечь на мгновение фонарь и увидел, что находится в нескольких метрах от двери в коридор, о котором ему говорил Найджел и который соединял западное крыло с главным зданием. Рядом была комната, где он нарушил интимный тет-а-тет Эллингема и Тельмы Кортни.

Он повернул ручку двери – за ней был темный проход. Нащупав выключатель, он впервые осмелился зажечь свет, который резко ударил в глаза. Коридор был длинный и глухой, без дверей и окон. Найджел говорил ему и об этом – конечно, не подозревая, для чего Мэннеринг об этом выспрашивает.

Опасаться, что свет будет виден снаружи, не стоило, но Мэннеринг тут же выключил его и пошел по коридору, подсвечивая себе ручным фонарем. Если б не Лорна, он чувствовал бы себя сейчас вполне спокойно: многолетний опыт не прошел даром.

Не доходя до конца коридора, он увидел слева низкую дверь, на которой висела какая-то картинка. Это и была, по словам Найджела, та самая, что вела к чуланам и к тайнику... Итак, наружные укрепления пройдены!.. Справа была еще одна дверь; по словам Найджела, она вела в сад.

Он отодвинул засов и отворил эту дверь... Где Лорна? Сердце его учащенно забилось... Он все-таки законченный идиот, что предложил ей участвовать в этом мероприятии! Когда он повзрослеет?!

Лорна стояла неподалеку от входа. Мысленно он ее похвалил: какая молодчина – запомнила все, что он говорил ей, когда намечал план действий.

Мэннеринг прошептал:

– Все хорошо, дорогая.

Он впустил ее а дом, закрыл за ней дверь, но запирать не стал.

– Если придется улепетывать, как зайцам, – сказал он, – лучше оставить ее открытой.

Еще может шутить в такие минуты!.. Лорна ничего не ответила.

Они подошли к низкой двери, на которой висела картина. Таких низких дверей он больше в доме не видел. Коридор здесь тоже был другим – с каменными, не обклеенными обоями стенами. На них висело еще несколько картин. Зачем они висели тут, в этом глухом коридоре? Разве в доме мало стен? И к чему эти тяжелые стулья?.. Мэннеринг взял один из них, подтащил к двери.

– После того как я войду, оставайся тут, – тихо сказал он и что-то вложил в ее руку. – Это полицейский свисток, Я услышу его, где бы ни находился. Достаточно свистнуть один раз, если будет что-то неблагополучно... Свистни – и беги во всю мочь к машине. Через калитку. И уезжай... Обо мне не беспокойся... Думаю, что не придется так делать, но все же...

– Хорошо, – сказала Лорна. Ей стало холодно, как от порыва резкого ветра.

Мэннеринг встал на стул, который он пододвинул к двери с картиной, осмотрел картину со всех сторон, осторожно приподнял ее и снял с крюка.

– Возьми, пожалуйста, – прошептал он Лорне.

Вдвоем они опустили картину на пол и прислонили к стене. На том месте, где она висела, на двери был виден небольшой металлический кружок с диском посередине – как замки на сейфах.

Мэннеринг сказал:

– Пожалуйста, дай мне сумку, в которой горелка.

Лорна не без усилия подняла тяжелую сумку, и он повесил ее через плечо, как патронташ. Повозившись совсем недолго, он приладил все, что нужно, поднес конец аппарата, похожий на большую паяльную трубку, к металлическому диску в двери, включил газ и щелкнул выключателем.

– Не гляди сюда, – сказал он Лорне и надел темные очки, вынув их из сумки на поясе.

Вспыхнуло резкое пламя, раздалось негромкое жужжание. Через затемненные стекла он увидел, как на гладкой стальной поверхности начали появляться полосы. Примерно через полминуты он выключил аппарат, опустил его и снял очки. Стальной диск был разрезан почти с такой же легкостью, как ножницы режут бумагу. Он надел толстые резиновые перчатки нажал на диск, пытаясь проникнуть вовнутрь. Диск слегка поддался.

– Надень и нажми как следует.

Ока сделала, как он сказал, дверь растворилась.

– Что ж, пока неплохо, – усмехнулся Мэннеринг. – Горелка сделала свое дело, моя дорогая. Начало положено. Как ты?

– Все в порядке, – прошептала она.

Он соскочил со стула, включил фонарь, шагнул в растворенную дверь. Там был еще один – какой уже по счету?! – коридор, небольшой по длине, и в конце его – еще одна – какая по счету?! – дверь. Он осмотрел ее: следов электроконтроля не было видно. Он все же проверил дверной металлический замок куском тонкого провода – никакой реакции – и тогда приступил к нему со своими отмычками. Результат не заставил себя ждать: и эта дверь открылась. За ней были небольшая площадка и лестница с каменными ступеньками, ведущая вниз. А там – третья дверь.

Он нашел на стене выключатель, повернул его – зажглись лампы дневного света. Они осветили еще один секретного типа замок в двери – целую комбинацию из металлических дисков.

С этим замком он расправился, как и с первым, при помощи горелки, после чего осторожно толкнул дверь, за которой снова шли вниз ступеньки, упиравшиеся в следующую дверь, тоже запертую на хитроумный замок.

Минут двадцать потратил он в общей сложности на все эти замки и двери – и вот вступил в хранилище. Свет там зажегся автоматически.

Такого он, пожалуй, раньше не видел. Перед ним была большая квадратная клетка из толстых стальных прутьев, которую окружало неширокое, примерно в один фут, пустое пространство. Дверь клетки находилась прямо перед ним, открыть ее было, казалось, намного легче, чем все предыдущие. Всего один шаг вперед – и можно приступать к работе. Неужели все так просто? Даже не верилось...

Пол в клетке был зацементирован. Таким же он казался и вокруг нее, только странно блестел – как отполированный. Мэннеринг вглядывался в него несколько секунд, потом взял из сумки кусок провода с оголенным концом и приложил к полу.

Раздался треск, вспыхнул яркий голубой огонь, достаточно неожиданно – Мэннеринг понял, что пол находится под током.

Глава 14 В тайнике

Пот выступил на лбу у Мэннеринга, пока он смотрел в раздумье на новое препятствие, выросшее перед ним, когда, казалось, он был уже у самой цели.

Где же может включаться и выключаться ток? Ясно, что не в самом тайнике, но где? Поблизости от него или, не дай бог, где-то в другом конце дома? Если так, то все пропало... Но по логике вещей рубильник от этого последнего заслона должен все же находиться недалеко от клетки: нет смысла ставить его на большом расстоянии... Только где? Где он может быть?..

Мэннеринг вернулся в узкий холодный коридор, по которому они проходили с Лорной, обследовал там стены, но ничего не обнаружил... Что же делать? Остается обследовать лестницу. Он ощупал каждую ступеньку – благо их было не так много, – простукивал одну задругой, обнаруживая там только бетон – и больше ничего.

Но вот один раз звук слегка изменился. Или ему показа лось? Он постучал еще, сначала ногтем, потом рукояткой отвертки... Да, определенно здесь металлический призвук. Это металлическая панель!..

Никакого отверстия для ключа в ней видно не было, как Мэннеринг ни присматривался к ней в свете своего карманного фонаря. Но ведь она должна непременно открываться – иначе быть не могло!

Он все же разглядел узкую щель – в том месте, где металлическая дощечка была вделана в каменную ступеньку. Он попытался вставить туда отвертку – она не проходила. Тогда он раскрыл свой перочинный нож, самое тонкое его лезвие, погрузил в щель и стал осторожно водить им вперед и назад. У левого края панели он натолкнулся на препятствие и нажал сильнее. Раздался легкий щелчок.

Панель немного отошла вверх. Под ней был обыкновенный выключатель – как в стенном баре. Он надавил на кнопку. Еще один щелчок... Мэннеринг разогнулся, поднялся с корточек, сделал несколько шагов по направлению к тайнику.

И тут он услышал какие-то посторонние звуки – со стороны первой двери, что вела сюда из освещенного коридора. Он резко повернулся, осторожно прошел назад, к той двери, что оставалась полуоткрытой, и остановился там, Отсюда ему не была видна дверь из жилого помещения, но он видел Лорну, стоящую неподалеку, видел, что она смотрит не в его сторону, а туда, откуда они пришли...

Послышались звуки шагов. Какие-то странные. А может, они казались такими в этой неимоверной тишине?

Потом раздался крик. Кричала Лорна...

Она закричала и подняла руки к лицу, свисток упал на пол.

Мэннеринг, выскочивший на крик, увидел промелькнувшее в прыжке стройное тело огромной собаки. Он бросился к Лорне, но собака опередила его. Это была ухоженная немецкая овчарка с красивой блестящей шкурой, ее ощеренная пасть находилась на уровне горла Лорны.

– Назад, Бруно! – раздался мужской голос.

Голос как будто принадлежал Эллингему.

Пес подчинился беспрекословно. Он опустился на все четыре лапы и застыл в ожидании, не сводя глаз со своей жертвы.

Да, это был Эллингем, собственной персоной. Мэннеринг отступил за дверь... Если Эллингем здесь один, это не так уж плохо, но вот зверь с торчащими подрагивающими ушами!..

Эллингем не успел заметить Мэннеринга, иначе не задал бы Лорне своего вопроса.

– Ну-ну, – сказал он каким-то спокойным удовлетворенным голосом. – И сколько же у вас здесь дружков?

На нем была темная рубашка, светлые фланелевые брюки и белые ботинки на резиновой подошве. Одет почти как для гольфа – в такое время ночи. В правой руке он держал автоматический пистолет.

– Ну же, дорогая, – повторил он. – Отвечайте! Или мне послать Бруно на разведку? Между прочим, он специально натренирован убивать таких, как вы... Кто без разрешения заходит к нам в тайник... Сколько вас?

Эллингем смотрел на Лорну, на нее же продолжала упорно смотреть собака, которая чуяла еще чье-то присутствие за дверью, но даже поворотом красивой головы не выдавала этого. Ведь приказа пока не было...

– Чего молчишь?! – грубо крикнул Эллингем. – Отвечай!

Лорна облизнула губы.

– Там еще двое, – почти беззвучно произнесла она, не оборачиваясь к двери. Она знала, что Мэннеринг стоит за ней и следит за каждым движением всех, кто здесь находится.

– Не так уж много для нас с Бруно, – сказал Эллингем.

Рука Мэннеринга в это самое время поднялась к сумке, висящей у него на поясе. Перебирая инструменты, он нащупал то, что искал: аккуратный металлический цилиндрик диаметром в полдюйма. Осторожно, чтобы не звякнул об инструмент, он извлек его из сумки и зажал в руке. Эллингем произнес:

– Что ж, пойдем поглядим, Бруно! – Уши собаки дрогнули. – Вперед и возьми их!.. Взять!..

Мэннеринг сорвал крышку цилиндра, встряхнул содержимое: слезоточивый газ в маленьких ампулах из хрупкого стекла.

Выскочив из-за двери, он кинул одну из ампул прямо в морду собаки, вторую – в Эллингема. Но тот все же успел поднять пистолет и выстрелить. Лорна вскрикнула. Вместе с выстрелом лицо его покрылось белой пеной, вырвавшейся из разбитой ампулы. Он начал кашлять.

Пуля ударила в дверь в нескольких сантиметрах от головы Мэннеринга. Собака взвыла и бросилась на него. Мэннерингу удалось оттолкнуть ее ногой, и тут начал действовать газ – она упала и принялась тереть лапами морду.

Эллингем покачнулся и прислонился к стене. По его лицу текли слезы. Его душил кашель. Лорна стояла поодаль от него, тяжело дыша. У нее тоже слезились глаза... В руках у нее был пистолет Эллингема.

Воздух понемногу очищался.

Эллингем лежал на полу – связанный, с кляпом во рту. Его покрасневшие глаза злобно блестели, но дать себе волю, хотя бы в словах, он не мог. Рядом с ним была собака – мертвая. Скрепя сердце, Мэннеринг вынужден был выстрелить в нее, когда она снова попыталась броситься на Лорну.

Лорна вытирала глаза – и от газа, и от жалости к собаке.

– Все в порядке? – спросил Мэннеринг. Он нарочито изменил голос, чтобы у Эллингема не зародилось никаких подозрений.

Лорна кивнула.

– Пистолет держи в руке. Я вскоре вернусь.

Она снова кивнула.

– Вот свисток. Не забывай о нем. Если потребуется стрелять, стреляй в ноги. Поняла?

– Да, – выдохнула она.

Мэннеринг оглядел коридор, прислушался. С момента появления Эллингема и собаки прошло уже минут пятнадцать. Если бы кто-нибудь услышал что-то, уже давно были бы здесь.

Он поспешно вернулся в тайник, который уже не находился под напряжением. Через десять минут, с помощью горелки, железная дверь в клетку была открыта. Он вошел.

Еще через полчаса, взломав третий по счету сейф, он воочию убедился, что коллекция жемчуга под названием "Карла" находится на месте...

Да, она была и необыкновенно красивой, и немыслимо дорогой. Все драгоценности покоились на красном бархате в специальных шкатулках из темной кожи. Каждая жемчужина отливала изумительным светом, присущим только ей одной. От них исходил какой-то особый соблазн, особое обаяние, не подчиниться которому Мэннеринг не мог. Так бывало с ним всегда, в особенности в те дни, когда он еще был Бароном. Это осталось и до сей поры.

Прикасаясь к их гладкой поверхности, он испытывал настоящее возбуждение – словно старое крепкое вино ударяло ему в голову.

Он потерял счет времени.

Одно за другим вынимал он из ящичков ожерелья, серьги, броши, подвески, кольца, украшенные восхитительной красоты жемчужинами и драгоценными камнями, раскладывал их на полу. Казалось, им не было конца. Гораздо больше, чем он предполагал, – а сама коллекция "Карла" была только частью всего этого великолепия.

Внезапное появление Эллингема, угроза разоблачения, угроза самой их жизни взволновали его куда меньше, чем вид драгоценностей...

Он выложил все до одной.

Потом достал – из той же сумки на поясе – полотняный мешок, вытащил оттуда куски ваты, тщательно завернул в нее каждую вещь в отдельности и уложил все драгоценности в мешок.

В сейфе он не оставил ничего. Остальные сейфы, а их было еще несколько, вскрывать не стад.

Выходя из тайника и из дома, он не затворил за собой ни одной двери...

Десятью минутами позже Мэннеринг сидел уже за рулем взятого напрокат "хамбера", а рядом с ним была Лорна, и они выезжали за пределы поместья Грейндж.

А еще минут через десять в одной из придорожных деревень он остановил машину и открыл дверцу.

– Куда ты? – спросила Лорна.

До этого момента она не произнесла ни слова.

– Позвонить в полицию, – сказал Мэннеринг и рассмеялся, – Я не слишком возлюбил мистера Претта, Майка и остальных обитателей Грейнджа, – добавил он, – и мне не хочется, чтобы перед тем, как развязать Эллингема, они очистили весь тайник от того, что там еще осталось.

Он набрал номер полицейского участка близ Суиндона и некоторое время ждал," пока ему не ответил заспанный недовольный голос. Потом произнес, быстро и отчетливо:

– Важное сообщение. Передайте в полицию Суиндона, что в поместье Грейндж совершено ограбление. Не теряйте времени. Скажите, есть один потерпевший...

– Кто со мной... – раздалось в ответ.

– Это все, – сказал Мэннеринг. – Торопитесь.

Он повесил трубку, вышел из будки и медленно зашагал к машине. Утренний воздух освежил его – он чувствовал сейчас прилив сил и бодрости. Голова была совершенно ясной, никакой усталости.

– Прогуливаешься? – саркастически заметила Лорна. – Конечно, у нас уйма времени.

– Все, что есть, – наше, – легкомысленно сказал Мэннеринг.

– Джон! – воскликнула она. – Нужно спешить! Ты ведь позвонил в полицию. Они свяжутся со Скотленд-Ярдом, и мы можем застать возле нашего дома незваных гостей.

– Не так быстро, дорогая. Пока они из Суиндона приедут в Грейндж, пока суд да дело... Пока официально зарегистрируют... У нас не меньше часа, и если они все же захотят нанести нам визит, то застанут нас в теплой постельке.

– Хорошо, если так.

– У тебя немного разыгрались нервы, что вполне естественно после такой нелегкой ночной работы. – Мэннеринг вынул сигареты, прикурил одну для Лорны, другую закурил сам. – Не надо напрасно волноваться. Главное, о чем нам сейчас нужно думать, – куда спрятать все это добро.

Они выехали из деревни.

– И куда же ты собираешься?..

– Думаю, в запасной гараж. Где сейчас наш "тальбот". Конечно, немного рискованно, но у нас действительно не так много времени. Утром придумаю что-нибудь другое.

– Не могу понять, почему ты не оставил их там, где они были, – с досадой произнесла Лорна.

В рассветном воздухе было видно, какое у нее напряженное усталое лицо.

– Потому что Эллингема могут обнаружить до прихода полиции. Не хочу преподносить им драгоценности на золоченом блюде... Теперь же все, что произойдет дальше, может выглядеть довольно забавно.

– Ничего себе забава, – проговорила Лорна.

Дома им хватило двадцати минут, чтобы привести себя в порядок, – избавиться от грима, умыться, переодеться и сжечь все улики – вату, парики, наклейки, тряпки, перчатки – в кухонной печи для мусора. Свой инструмент Мэннеринг оставил там же, где и коллекцию драгоценностей, – в машине, запертой в гараже на Брук-Грин.

Поле этого они легли в постель, и даже Лорна, несмотря на перенесенное волнение, быстро уснула...

* * *
Сквозь крепкий сон Мэннеринг чувствовал, как его трясут за плечо, но не мог заставить себя открыть глаза: спать хотелось невыносимо. Рука на его плече была вежливой, но нервной и настойчивой. Он услышал тихий голос:

– Пожалуйста, сэр, проснитесь. Ну пожалуйста.

– Что?

Он приоткрыл один глаз. Комната была ярко освещена, но не электричеством, а солнечными лучами. Лорна спокойно спала на своей постели, а возле Мэннеринга стояла взволнованная круглощекая служанка Этель.

– Пожалуйста, сэр... – шептала она. – Я уже пришла, а потом пришел он... Этот...

Дверь в спальню открылась еще шире. На пороге возник инспектор Бристоу. Он улыбался, но улыбка была жесткая, нелюбезная. Служанка посторонилась, и Бристоу подошел ближе.

– Немного заспались, а? Поздновато легли?.. Прошу прощения за внезапный приход, но есть необходимость срочно поговорить... Благодарю вас, мисс.

Этель вышла, стараясь сдержать волнение. Второй раз за два дня она видела полицейского инспектора в такой непосредственной близости от себя.

Глава 14 Страшная новость

– Ужасно не люблю полицейских, – проворчал Мэннеринг. Он протер глаза-, сел на постели. Фигура инспектора нависала над ним. – Особенно вас, – добавил Мэннеринг и, откинув одеяло, спустил ноги на пол.

– Можете не вставать, – сказал Бристоу. – Где вы были прошлой ночью?

– Занимался делами. Я...

– Конечно, делами. Но какими? На этот раз вы зашли чересчур далеко. Где коллекция "Карла"?

Мэннеринг встал, надел халат, слегка подтолкнул Бристоу. Вместе они вышли из комнаты в коридор. В дверях кухни застыла Этель – подобно упитанному призраку в голубом халате.

– Принесите, пожалуйста, чай на двоих в кабинет, – сказал Мэннеринг "призраку". – ...Итак, в чем же дело? – повторил он, когда они уселись в кресла.

– Где вы были вчера ночью? – задал повторный вопрос Бристоу.

– Работал.

– Где?

– У себя в магазине.

– Что делали?

– Занимался одним делом.

– Каким?

– Которое касается миссис Кортни и драгоценностей ее мужа. У меня правило: прежде чем браться за дело, выяснить все, что к нему относится... Это правда, что коллекция "Карла" украдена?

– Где она?.. Видимо, вы имеете глупость полагать, что оберегаете ее владельца? Но вы ошибаетесь... Вас неоднократно предупреждали о последствиях необдуманных действий, и на этот раз, боюсь, вы доигрались.

– Что ж она так долго не несет чай?.. – недовольно сказал Мэннеринг. – Все это старая песня, Билл. Почему вы полагаете, что я взял эту коллекцию? Тельма Кортни рассказала мне вчера вечером захватывающую историю о том, какие предосторожности предприняты у них в Грейндже, чтобы обеспечить безопасность драгоценностей.

– Значит, вы знали об этом, – утвердительно произнес Бристоу.

– Конечно. Что с вами, Билл? Вам изменила ваша блестящая память? Не вы ли сами официально просили меня выяснить все, что смогу, про эту чертову коллекцию, потому что ходили упорные слухи о ее появлении на рынке драгоценностей?.. Разве не так?.. Тельму Кортни беспокоит то же самое, и она хотела знать, так это или нет. По-моему, вполне естественно. Она подробно описала, как хранятся у них драгоценности, чтобы убедить меня, насколько невероятной кажется ей самой возможность грабежа... Если это произошло, грабители, скорее всего, из тех, кто живет в доме.

– Я знаю, кто это сделал, – мрачно сказал Бристоу. Но лучше бы не знал.

Он долго закуривал сигарету.

И в этот момент Мэннеринг испытал настоящую тревогу. Может быть, в первый раз с тех пор, как занялся этим делом. Причиной были серьезно сказанные слова Бристоу о том, что "лучше бы он не знал..." Что-то определенно произошло.

Инспектор заговорил снова:

– Я уже сказал вам, Джон: на этот раз вы зашли так далеко, что не смогу помочь вам, будь я самим министром внутренних дел.

– Печально, – пробормотал Мэннеринг.

Что еще мог он сказать, когда в тоне Бристоу слышалось куда больше беспокойства, чем угрозы.

Но все же Мэннеринг спросил, пытаясь казаться беспечным.

– При чем здесь министр? Он, конечно, курирует ваш Скотленд-Ярд, но...

– И решает порою, следует ли вешать убийцу, – мрачно проговорил Бристоу.

– Разве произошло убийство? Где? – Мэннеринг говорил спокойно, чуть лениво, но сердце его встревоженно забилось.

В чем дело? Кажется, Бристоу хочет его подловить?

– Кто же убит? – повторил Мэннеринг, потому что инспектор молчал.

– Человек по имени Эллингем, – ответил наконец тот. – Его задушили... У вас есть только один шанс, Джон, – добавил он совсем не "полицейским" тоном. – Вы должны найти подтверждение тому, что не были в Грейндже вчера ночью... Алиби... Иначе буду вынужден взять вас с собой для допроса... Дело обстоит именно так... Произошло убийство...

То, что он услышал сейчас, обрушилось на Мэннеринга, как удар полицейской дубинки... Значит, кроме них с Лорной, кто-то посторонний побывал в Грейндже?.. Или кто-нибудь из обитателей поместья, обнаружив связанного Эллингема с кляпом во рту, хладнокровно убил его?..

Кого же они намерены обвинить?

Разумеется, "вора".

После всего происшедшего Бристоу должен будет произвести самое тщательное расследование, не упуская ни одной детали, не закрывая глаза ни на какие уловки и "фокусы", кто бы их ни проделывал... Да, последствия выглядели малоприятно.

Бристоу произнес медленно и устало:

– Зачем вам потребовалось убивать его?

– Не говорите глупости! – почти крикнул Мэннеринг. – Я не был там и уж тем более не убивал его.

– Но вы не были вечером и в своем магазине. У меня есть доказательства. Магазин был под наблюдением.

– Я не был в Грейндже, – повторил Мэннеринг.

Но он понимал всю тщетность своих слов. Бристоу не верил ему, и заставить его переменить мнение было не легче, чем сдуть со стола большую чашку с чаем, которую наконец поставила перед гостем Этель. Не слишком утешала и мысль, что Бристоу, конечно, хочет помочь ему выпутаться и при других обстоятельствах не преминул бы сделать это, но только не теперь, когда произошло убийство.

А он еще и Лорну втянул во все это...

– Что ж, – сказал Бристоу после некоторого молчания, – пожалуй, будет лучше, если вы оденетесь и пойдете со мной. – Он зажег новую сигарету, прикурив от старой. – У меня не так много времени.

– Это арест? – спросил Мэннеринг.

– Нет, ордер еще не выписан. Но я могу получить его через двадцать минут. Лучше, если мы обойдемся без лишнего шума.

– Никакого шума, Билл, – сказал Мэннеринг.

Он поднялся, подошел к двери, открыл ее, выглянул в коридор, потом плотно прикрыл и запер на ключ... Бристоу не из тех, кого легко обвести вокруг пальца, но он, Мэннеринг, все же попробует... Что еще остается делать?..

– Билл, – сказал он тихо, – вы были со мной откровенны: в поместье Грейндж произошло ограбление и убийство...

– Я уже имел удовольствие сообщить вам об этом, – нетерпеливо произнес инспектор.

– И вы совершенно уверены, – так же тихо продолжал Мэннеринг, – что я был там. Хорошо... Вот вам доказательство, того, что я там не был... – Он кинул взгляд на дверь, словно кто-то мог их услышать, и еще больше понизил голос. – Этой ночью... этой ночью я был в одном доме на Ленгтон-сквер.

– Где?!

– Вы должны знать этот адрес... Ленгтон-сквер. Там находится городская квартира семьи Кортни.

Бристоу сказал с насмешливым удивлением:

– Значит, вы были там? Всю ночь?..

Возможно, Бристоу побывал уже у Тельмы Кортни? Ведь она, несомненно, одна из первых узнала о краже. Тем нелепее может показаться инспектору утверждение Мэннеринга... Но что делать? Слово уже вылетело... А если они станут допрашивать Лорну?.. Обязательно станут...

– Итак, вы провели ночь у миссис Кортни? – повторил Бристоу. – Хотите, чтобы я поверил этому? Что вы совершили такое... когда Лорна... Нет, это неправда.

– Правда, – сказал Мэннеринг. – Только, ради бога тише.

– Я только что от нее, – сказал Бристоу. – Она ничего...

– Не будьте ребенком! А что вы ожидали? Что она расскажет вам, как провела ночь со мной?..

Нет, положительно в нем погибает артист... Впрочем, он всегда – не только в словах, но в действиях – любил артистизм. В юности ему вообще предсказывали артистическую карьеру. Но все повернулось несколько по-другому.

Мэннеринг продолжал:

– В квартире мы были с ней одни. Ее служанка вчера погибла под машиной... Что касается Лорны... Она привыкла, что иногда я отсутствую по ночам из-за своих дел... Подозревать меня у нее не было оснований.

Инспектор хмыкнул.

– Хотите, чтобы я так просто вам поверил?

– Да что с вами? – Мэннеринг выказал добродушное удивление. – Считаете меня святым?

– Вы далеко не святой, но зная ваше отношение к Лорне...

– Говорите тише, умоляю вас... Возможно, я пожалею о том, что случилось. Вполне возможно... Не знаю... Но зато знаю, что эта женщина может свести с ума... И она сделала это со мной. – Он хрипло рассмеялся. – А ведь мы знакомы всего около двух суток. Сорок пять часов... В ней что-то есть. Что-то роковое... Считайте меня сумасшедшим, говорите все, что хотите, но... Ведь вы ее видели. Разве вообще бывают женщины более сексуальные?

Бристоу сказал задумчиво:

– Да, то есть, нет... Но все же...

– Пойдите к ней еще раз! Полюбуйтесь на нее, а заодно выясните, где я был этой ночью.

Бристоу снова хмыкнул. Кажется, его недоверие начало подтаивать. Он сказал задорным мальчишеским тоном:

– Конечно, я могу это сделать. Но где гарантия, что вы не договорились с ней? Или сделаете это, как только я уйду?

Мэннеринг посмотрел на него с нескрываемым удивлением.

– Вы считаете, Тельма Кортни выполнит все, что я ей скажу? Даже если это бросит тень на ее репутацию? В то время как ее муж должен через пару дней приплыть в Лондон? Он ведь по-прежнему на борту "Лиззи", не так ли?

– Да, – ответил Бристоу.

– Ему будет, наверное, недостаточно приятна новость о грабеже и убийстве. Поэтому жена с удовольствием преподнесет ему еще одну: о том, что провела сегодняшнюю ночь со мной... Впрочем, разумеется, она готова на все, лишь бы избавить меня от виселицы, – язвительно добавил Мэннеринг. – Вы не хуже меня знаете, Билл, какого типа эта женщина. Эгоистична до предела. Даже более того... Что же касается меня... то признаюсь вам: я не так был очарован ее красотой, как просто поддался какому-то авантюрному порыву... С кем из мужчин не бывает... Что ж, давайте поедем туда хоть сейчас. Можете оставить меня в машине и пройти к ней. Тельма Кортни, конечно, сразу же вам во всем признается...

– Ладно, посмотрим, – неопределенно сказал Бристоу.

Он снова закурил, пригладил усы. В эту минуту он больше напоминал обыкновенного человека, чем полицейского инспектора, и этот человек определенно был несколько смущен и озадачен.

– Пойду оденусь, – сказал Мэннеринг.

– Подождите! – Бристоу встал между ним и дверью. – Возможно, мы и поедем сейчас туда, куда вы говорите, только я не хочу, чтобы до этого вы беседовали с женой без свидетелей: лучше, если одежду принесет ваша прислуга. Я позову ее.

– Лучше, если это сделаю я. Чтобы она не слишком перепугалась.

– Хорошо. – Бристоу выдавил из себя улыбку.

Мэннеринг открыл дверь в холл и негромко позвал:

– Этель!

Когда она появилась со стороны кухни, он попросил принести из спальни его верхнюю одежду и подробно перечислил, что именно, чтобы суетливая и не очень толковая девушка ничего не забыла.

– Не будите миссис Мэннеринг, – добавил он.

Ему хотелось добавить еще кое-что – для Лорны – хотя бы в виде намека, но Этель была не лучшим исполнителем для таких поручений. Впрочем, она не для этого нанималась к ним в дом, не говоря уже о том, что он и сам толком не знал, что именно передать Лорне.

Этель скрылась в спальне. На столике в холле лежали утренние газеты. Он подошел и взял их – не для чтения, но чтобы выиграть хоть немного времени на обдумывание ситуации. Говорить с Бристоу и одновременно решать что-то было затруднительно.

...Значит, Эллингем мертв. Его задушили...

Кто же это мог сделать?.. Зачем?.. С какой целью?..

В задумчивости он раскрыл одну из газет – это была "Дейли рекорд" – и сразу увидел свою фотографию. Над ней чернел заголовок в полстраницы:

"ПОГОНЯ ЗАУБИЙЦАМИ В ВЕСТ-ЭНДЕ"

РЕЙЧЛ СМАРТ СООБЩАЕТ С МЕСТА ПРОИСШЕСТВИЯ

Перед его мысленным взором возникла молодая женщина с резкими чертами лица за рулем небольшого черного автомобиля. Так вот кто она! Рейчел Смарт, репортер, которая взялась открыто следить за ним. Как видно, в газете не на шутку заинтересовались слухами о коллекции "Карла", а возможно, и еще о чем-то: например, об исчезновении Алисии Хилл, о происшествии на Лиделл-стрит... Газетчики – большие проныры...

Его лихорадочные размышления прервал звонок в дверь. Мэннеринг шагнул, чтобы открыть. Сзади, как тень, за ним последовал Бристоу.

В раскрытых дверях стояла женщина с резкими чертами лица... Легка на помине! Ох уж эти репортеры бульварных газет!

Женщина улыбнулась – легкой мрачноватой улыбкой, которую он отметил еще вчера вечером. Ее взгляд скользнул по газете в его руке.

– Ну как, – сказала она вместо "здравствуйте", – понравилось вам?

Мэннеринг не удержался от смеха.

– Входите и познакомьтесь с настоящим полицейским, – пригласил он. – Что касается вашей статьи, я еще не успел прочитать ее, но, если вы пишете так же здорово, как водите машину, она должна быть замечательной. Билл, эта женщина займет вас, пока я буду одеваться.

– Мы знакомы с мисс Смарт, –скучным голосом сказал Бристоу.

– Да, мы давние друзья, – подтвердила Рейчел не вполне уверенно.

Она с нескрываемым удивлением смотрела то на одного мужчину, то на другого, затем ее взгляд остановился на Этель, появившейся в дверях спальни с кучей предметов мужской одежды в руках.

– Благодарю вас, – сказал Мэннеринг. Эти слова относились к Этель. Повернувшись к Рейчел Смарт, он прибавил: – Проходите в кабинет. Там для вас осталась чашка чая, если хотите пить. Подробности узнаете позже.

– Какие подробности? – Глаза ее загорелись.

Мэннеринг рассмеялся.

– Спросите у мистера Бристоу. Я иду одеваться. Простите...

Он прошел в гостиную, где царил полумрак: портьеры еще не были раздвинуты. Подойдя к столу, быстро нашел лист бумаги, ручку и вслепую написал: "Передайте жене, чтобы сразу позвонила миссис К. Пускай та скажет, что я провел ночь у нее в квартире". Он скатал записку в небольшой комочек, сунул в карман пиджака, после чего начал переодеваться.

Вошел Бристоу.

– А, какова девушка? – сказал Мэннеринг. – И как водит машину!

– Извините, что вынужден приглядывать за вами, – сухо сказал Бристоу. – Уверен, что мы зря теряем время. Это вы были вчера ночью в Грейндже и никто другой. Узнаю ваш почерк.

Мэннеринг натянул брюки, надел пиджак.

– Опять вы за свое, Бристоу... Идемте, я готов.

Они вышли из гостиной. Рейчел Смарт все еще стояла в холле. Приглашение выпить чая ее не соблазнило.

– Если хотите узнать что-нибудь новенькое обо всем этом, – сказал Мэннеринг, – советую наведаться к Найджелу Кортни. Скажете, что это я направил вас. Но все, что он вам расскажет, до поры до времени не для печати, имейте в виду. Больше, к сожалению, ничего не могу вам сказать... Мистер Бристоу торопит меня.

– А в чем дело, если не секрет? – спросила она. – Куда?..

– В том-то и дело, что секрет, – сказал Мэннеринг, вынимая правую руку из кармана пиджака. – Все-таки выпейте хотя бы чаю. Всего хорошего...

Он пожал ей руку, незаметно вложив в ладонь бумажный комочек. Привычная ко многому в своей репортерской жизни, она не выказала удивления.

– Жену будить не стоит, – сказал он, выходя на лестницу, – она не очень хорошо себя чувствовала вчера. А чай вкусный. Попросите Этель подогреть...

– Идемте же! – проворчал Бристоу.

Они вышли, дверь захлопнулась.

Минут через двадцать они были уже на Ленгтон-сквер. Бристоу вышел из машины и сказал водителю:

– Я скоро вернусь. Посидите с мистером Мэннерингом. Эллиот. Постарайтесь его развлечь...

Из дома, где жила миссис Кортни, он вышел, нахмурившись, но в этой хмурости были уже не угроза, ни подозрение, а скорее беспокойное удивление.

– Ну, – сказал он, захлопнув дверцу машины, – все это, признаюсь вам, выше моего разумения.

– Что именно? – спросил Мэннеринг, с трудом сохраняя бесстрастное выражение лица. – Какие-нибудь новые обстоятельства?

– Ладно. В конце концов, ваша частная жизнь – немое дело. Чем бы вы ни занимались.

– Хорошо сказано, шеф. Я вам больше не нужен? Тогда я...

– Нет. – И когда Мэннеринг вылез из машины, Бристоу спросил с некоторым недоумением: – Вы что... опять туда?

Мэннеринг кивнул. Его разбирал смех. Машина отъехала. Он проводил ее глазами до поворота и подумал, что сколько уже лет они знакомы с Бристоу – он знает, вроде бы, все оттенки его тона: злость, угрозу, напористость, раздражение... но презрения, промелькнувшего в его тоне сейчас, – или Мэннерингу показалось? – никогда раньше не бывало... Он пожал плечами. Что ж, по крайней мере удалось выиграть этот раунд. Лорна не теряя времени выполнила его просьбу; Тельма тоже сыграла в его пользу; и хотя она и Рейчел Смарт знают теперь чуть больше, чем им следовало бы, все-таки он сумел избавить себя и Лорну от серьезной опасности – во всяком случае, от длительной и безжалостной процедуры расследования с не вполне предсказуемым финалом.

Он подошел к дому и нажал на звонок.

Тельма Кортни открыла ему дверь.

Глава 16 Завтрак для двоих

– Вы завтракали?

– Бристоу не дал мне времени.

– Я как раз занимаюсь этим. Только у меня ничего вареного – вы не против?

– Я готов на все.

Тельма Кортни провела его на кухню.

– Итак, вы отправились в Грейндж сами? Полагаю, это вы убили Джеральда?

– Думаете обо мне так же плохо, как полиция?

– Разве?.. Я не слишком сожалею о Джеральде. Он был темный человек... Кстати, между нами не было того, что вы подозреваете. Он домогался, ноя... Просто хотела уяснить себе, насколько можно ему доверять.

– Вам следовало бы гораздо раньше ввести меня в курс ваших сомнений.

Она покачала головой:

– Но у него была прекрасная репутация... По крайней мере в нашем доме. Мой муж доверял ему больше, чем кому бы то ни было. Это у меня появилось к нему недоверие... Опасения... И тогда я выбрала два способа: укрепление личных взаимоотношений... и вы... Ваше вмешательство.

– Расскажите подробнее, – попросил Мэннеринг.

– Особенно рассказывать нечего. До меня дошли слухи о жемчуге. Я решила, что за этим могут стоять либо Найджел, либо Эллингем. Кто из них – нужно было выяснить. Если действительно коллекция жемчуга пущена в продажу, значит, ее украли... Кстати, вы обнаружили ее в Грейндже?

Вопрос был задан так небрежно, так естественно.

– Я там не был, – ответил Мэннеринг.

– Понимаю, вы не признаетесь в этом. Особенно теперь. Судя по сообщению полиции, жемчуга там нет. Неужели выдумаете, что я могла бы совершить такую грандиозную ошибку...

– Какую ошибку?

– Довериться вам, не имея на то причин. Правда, тогда еще не было совершено убийство.

– Вы рассуждаете, как инспектор полиции.

– Почему бы нет?.. Думаю, вы не передали бы мне эту телефонную просьбу, не окажись в труднейшем положении. Мое признание в не совершенном грехе дает вам алиби – зачем оно, я не спрашиваю, – но ведь с такой же легкостью я могу и переменить свое свидетельство. Мне показалось, что инспектору не очень-то хотелось верить мне, и он с удовольствием примет другую версию. Я сумею убедить его, что солгала... Итак, все-таки нашли вы там жемчуг прошлой ночью?

Мэннеринг обнажил в улыбке зубы.

– Знаете, – сказал он, – Найджела тоже шантажировали. Я не очень поддаюсь на шантаж. Не люблю его... Вы попросили меня выполнить для вас работу. Я сделал ее и сообщу обо всех результатах, если вы будете вести честную игру на моей стороне. Но если начнете кидаться из стороны в сторону, я устраняюсь. Возможно, я попаду в затруднительное положение, но это ничего не изменит. Решение мое будет окончательным... Что касается прошлой ночи – мне нужно было убедить инспектора Бристоу, что я не выезжал из Лондона. Наиболее достоверным способом в тот момент мне показался тот, к которому я прибегнул. Извините меня...

Она сказала:

– Возьмите сыр и масло в гостиную. Вам не трудно? Я заварю чай.

– Куда идти?

– Первая дверь по коридору направо.

Мэннеринг повиновался.

Гостиная была небольшая, с единственным окном, выходящим на площадь перед домом, где не так много часов назад была сбита машиной эта несчастная... Он отвернулся от окна.

– Итак, к чему вы пришли? – спросил он, когда Тельма Кортни вошла в комнату.

– Что надо позавтракать.

– И закончить разговор... О чем говорил вам Бристоу? Как вы узнали о том, что случилось в Грейндже?

Она коротко рассказала ему.

Бристоу позвонил ей в начале девятого утра и вскоре приехал. Он спрашивал, где она была вчера ночью, а также хотел узнать побольше об Эллингеме и о прислуге в Грейндже. Он ни словом не упомянул о Мэннеринге. Она собралась ехать в Грейндж, но Бристоу посоветовал подождать его и одной не ездить. Видно, не хотел, чтобы она побывала там раньше, чем он.

– Скорее всего, – заметил Мэннеринг.

– Но почему? Уж не думает ли он...

– ...что у вас есть намерение овладеть коллекцией "Карла" до возвращения мужа? Конечно, думает. Полицейским иногда приходят в голову самые странные идеи, не правда ли?

– Вам лучше знать. По собственному опыту.

– Это скрашивает их скучное существование, – сказал Мэннеринг, намазывая маслом поджаренный хлеб. – А что произошло вовремя его повторного визита?

Тельма Кортни рассмеялась.

– Было бы очень забавно, если бы ваша жена не успела мне позвонить. Инспектор минут десять ходил вокруг да около, пока наконец не спросил прямо, были ли вы здесь ночью. Я с негодованием отвергла это предположение, и ему потребовалось еще минут пять-семь, чтобы вытянуть из меня признание. При этом я выложила все, что думаю о пронырливых детективах, вмешивающихся не в свое дело. – Она снова рассмеялась. – Я не понравилась ему так же, как и вам, когда вы меня увидели впервые. Если не больше... А почему он решил, что вы должны были быть в нашем поместье?

– Потому что знает, что я работаю на вас, а также не до конца полагается на вашу честность.

– А еще почему?

– По правде говоря, не имею понятия. Может быть, Эллингем успел что-нибудь нашептать ему на ухо... Да, совсем забыл сказать вам, что вчера утром я не по своей воле приезжал в Грейндж. Эллингем выкрал меня из моего гаража и насильно привез туда, оглушив ударом по голове. Совсем как вербовщики матросов в былые времена. Правда, те, кажется, сначала накачивали водкой свои жертвы... Эллингем был почему-то убежден, что я, прожженный мошенник, нахожусь целиком в его власти и он сможет заставить меня сделать все, что захочет. Во всяком случае, принять его деловое предложение... – Мэннеринг сделал паузу. – Оно заключалось в том, что я должен был стать посредником при продаже коллекции "Карла".

Лицо Тельмы окаменело.

– Значит, он собирался заполучить ее в свои руки?

– Он сказал мне, что действует по инструкции, которую ему дали.

– Кто?!

– Законный владелец.

Она выкрикнула:

– Все это чушь! Мой муж никогда бы не стал ее продавать. Он...

– Эллингем выглядел очень уверенным в себе. Но, с другой стороны, если бы все происходило по закону, какой смысл в том, чтобы похищать и пытаться запугать меня?. Я и без этого мог согласиться, если б захотел, конечно. И сохранить все в тайне... Я много думал над этим и пришел к выводу, что либо Эллингем собирается сам проникнуть в тайник и похитить коллекцию, если уже не сделал этого, либо действует в соответствии с тайным поручением, полученным от вашего мужа.

Тельма Кортни сидела совершенно неподвижно, напряженно слушая его. Мэннеринг продолжал:

– И теперь мы подходим к весьма щекотливому вопросу. Когда до вас дошли слухи, что коллекция пущена в продажу, о чем вы подумали первым делом? Что ее выкрали из тайника, где она хранилась, или что по каким-то таинственным причинам ваш муж решил это сделать сам, не ставя вас в известность о своем намерении?

Тельма Кортни тихо сказала:

– Сама не знаю. В первый момент я хотела просто выяснить, что произошло. Хотя понимала: если это кража, я должна была бы знать о ней. Но, с другой стороны, если жемчуг появился на рынке, а никакой кражи не было, это означает, что управляющему банка посланы инструкции с кодом. Что мог сделать только мой муж.

– И что вам не очень бы понравилось?

– Да, – сказала она.

– Но почему?

– Потому что он подарил его мне к нашей свадьбе. Если он вынужден продать коллекцию из-за денежных затруднений, я не стану возражать. Но мне не по душе, когда он делает это без моего ведома. Такой поступок подрывает наши отношения... Скажите, Джон, коллекция находится в Грейндже?

– Моя дорогая, – сказал Мэннеринг, – так мы ни к чему не придем. Я ведь просил не задавать мне ваших "хитрых" вопросов... Можете ли вы показать мне документ, подтверждающий, что коллекция является вашей собственностью?

– Да, он находится здесь в квартире.

– Тогда я смогу поверить и в другое, о чем вы мне говорили.

– И найти этот жемчуг?

– Не надо слишком верить в чудеса. – Мэннеринг вынул сигареты, предложил своей собеседнице и закурил сам. – Вы затеяли все это вместе с Эллингемом?

Она прищурила глаза, но ответила мягко:

– Мне почему-то трудно на вас по-настоящему разозлиться... Я ничего не затевала. Я говорила уже вам, что имела основания думать, что коллекция выброшена на рынок, и, естественно, не хотела, чтобы это делалось без моего ведома. Кроме того, мне было известно почти наверняка, что кто-то шантажирует Найджела, подбивая выкрасть бриллианты. Следующим их шагом, полагала я, был бы шантаж по поводу жемчуга. Разве все это не кажется вам логичным?

– Просто, как азбука...

– Был ли в это замешан Джеральд, я не знаю, – снова заговорила она. – И теперь уже, по-видимому, никогда не узнаю... Вы знакомы с моим мужем?

– Нет.

– Когда познакомитесь, поймете куда больше, чем сейчас... – Она помолчала. – Что вы думаете предпринять теперь, после того как скомпрометировали меня?

– Собираюсь навестить Найджела, – сказал Мэннеринг. Он медленно встал. Тельма Кортни осталась сидеть, положив локти на стол, затягиваясь дымом сигареты. – Вам не о чем волноваться, если дело обстоит так, как вы рассказали, – произнес с расстановкой Мэннеринг. – Если же все не так, и вы несколько хуже, чем кажетесь...

– Вы так полагаете? – спросила она.

– Так полагал покойный Джеральд Эллингем, – пробормотал Мэннеринг. – Прощайте.

Она даже не пошевелилась, когда он прошел к двери.

"Станет ли невиновная ни в чем женщина с такой легкостью рисковать своей репутацией, чтобы помочь человеку, который вполне может оказаться вольным или невольным убийцей? Не говорит ли это о том, что и она не без греха?" – вот о чем думал Мэннеринг, покидая дом на Ленгтон-сквер.

Выходит, кто-то прикончил Эллингема, когда тот лежал в полном сознании, связанный по рукам и ногам и с кляпом во рту... Хладнокровно задушил его... Это уже стоит в одном ряду с другим отвратительно жестоким поступком – когда машина безжалостно сбила девушку, служанку Тельмы Кортни, выбежавшую на улицу за обещанной помощью. Тот же почерк, пожалуй, и в попытках шантажировать Найджела Кортни...

Мэннеринг подошел к телефонной будке и набрал номер редакции "Дейли рекорд". Рейчел Смарт была в комнате для репортеров.

– Да, кто это?

– Некто Мэннеринг. Не отдавайте в набор то, что вы собирались напечатать: Я пока не арестован. Хотите помочь?

– Нет. Хочу сделать сенсационный материал.

– Это почти одно и то же. Он у вас будет... Что вы можете рассказать об убийстве в Грейндже?

– Ничего приятного. Труп был обнаружен дворецким. Его фамилия, кажется, Претт. Он сообщил, что видел их... Грабителей и убийц... Мужчину и женщину. У меня есть описание их наружности. Это будет опубликовано в следующем выпуске. Эллингем лежал связанный. Согласно медицинскому заключению, его связали до того, как убили.

– Когда вы узнали обо всем? – спросил Мэннеринг.

– Рано утром... Еще сообщили о странном звонке в полицейский участок в Суиндоне. Но я мало что знаю об этом. Также неизвестно, было ли ограбление. Если да, то что именно украли. Туда собирается сегодня миссис Кортни. Ее мужу отправили телеграмму на корабль, которым он плывет из Америки.

– Представляю, как он обрадуется... Ходили к Найджелу Кортни?

– Он захлопнул дверь перед моим носом.

Мэннеринг сочувственно причмокнул.

– Прошу прощения, что направил вас к нему. Тем не менее он тоже заслуживает вашего внимания. Спасибо. До свидания.

Он вышел из телефонной будки, пропустил два свободных такси и сел лишь в третье.

– Бингем-стрит, Челси, – сказал он водителю.

Всю дорогу он внимательно глядел в окно, желая убедиться, что на этот раз его никто не преследует. И как будто бы так оно и было. На улицах уже продавали вечерние выпуски газет. Когда такси останавливалось перед светофором, Мэннеринг слышал выкрики продавцов, и чаше всего раздавалось: "Большое ограбление в загородном доме!" – или еще: "Ночное убийство!"

Мэннеринг протянул из машины деньги и купил газету. Факты, изложенные в статье: по интересующему его поводу, показались ему малозначительными.

Бингем-стрит была когда-то вполне фешенебельной. Ее высокие, полные достоинства дома эпохи позднего регентства располагались террасами. В одном из таких домов в середине улицы жил Найджел Кортни.

Мэннеринг расплатился с водителем такси, вышел из машины, убедился, что за ним никто не следит, и поднялся по ступенькам к квартире Найджела. На звонок никто не ответил. Он позвонил снова. Изнутри было слышно какое-то движение. Мэннеринг стал сбоку от двери: если там есть какие-нибудь нежелательные визитеры, можно ожидать всего.

Из-за двери раздался голос Найджела.

– Кто там?

– Ваши друзья, – сказал Мэннеринг.

Дверь сразу открылась.

– Я узнал ваш голос, – произнес Найджел.

Вчера вечером, несмотря на усталость и обеспокоенность, он выглядел достаточно привлекательным, энергичным юношей. Сейчас все это куда-то ушло. Перед Мэннерингом стоял небритый опустившийся человек с потухшим взором, небрежно одетый. Рука в него была влажная я горячая.

Он тщательно запер за гостем дверь.

– Что-нибудь еще случилось? – спросил Мэннеринг.

– Да... Алисия... сегодня утром они сообщили мне... Я сойду сума...

Он с трудом говорил: еще чуть-чуть – и он бы разрыдался.

– Что сообщили?

– Алисия у них!

– Мне кажется, это и так было ясно.

– Оставьте ваш снисходительный тон! – взорвался Найджел. – Они держат ее заложницей. Я сказал Смиту, что у меня сейчас есть деньги, но он только рассмеялся в телефонную трубку. Он сказал, что ему нужны настоящие бриллианты, а не подделка, а также план тайника в Грейндже. Если я не представлю им все это, то Алисия...

Он замолчал, не в силах, говорить.

– Что Алисия? – спросил Мэннеринг.

Найджел бросил на него ненавидящий взгляд.

– Что, что! Они убьют ее, вот что!

– Убийство не такое простое дело, и даже самые отъявленные преступники стараются избегать его по возможности. Потому что за это ожидает виселица... – Мэннеринг говорил и сам не верил своим словам: ведь эти пока неведомые "они" за последние несколько часов совершили уже два убийства. – Постарайтесь по крайней мере так не мучиться...

– Вам хорошо говорить! – крикнул юноша. – Вам-то ничто не угрожает, и вы ни капли за нее не волнуетесь. А может, в эту минуту они пытают... убивают ее!.. Боже! Вы не знаете, что они сделали прошлой ночью на Лиделл-стрит! Всем жильцам, кто был дома, дали наркотик! Они еще не то могут...

– Тут вы, пожалуй, правы, но Алисии они пока ничего не сделают... Говорил вам этот Смит, где вы должны с ним увидеться?

– Нет. Сказал, что позвонит еще и назначит место встречи. Но что толку, Мэннеринг? У меня нет этих проклятых бриллиантов! Мне нечего дать им.

– А если бы были?

– Я сделал бы все, чтобы спасти Алисию!

– Верю вам, – задумчиво сказал Мэннеринг. – Но думаю, их вполне удовлетворят и десять тысяч фунтов, если дадите в придачу план Грейнджа. Вы знаете его?

– Ну, как сказать...

– Знаете или нет?

– В общем, да. Это красивый старинный дом, я когда-то интересовался его архитектурой и планировкой. В подробностях. У меня сохранились копии чертежей. Но что этим людям там надо?

– Они охотятся за коллекцией жемчуга. Как вы считаете, стоит жизнь Алисии этих драгоценностей?

– Я сделаю все для ее спасения, я уже говорил вам! – со злостью крикнул Найджел. – Она попала во все эти неприятности из-за меня, и мой долг ее вызволить!

Это прозвучало театрально; но в искренности слов сомневаться не приходилось.

– Хорошо, – сказал Мэннеринг. – Попробуем этот вариант... Тогда следующий шаг будет таким: отдаем им план и ждем. Конечно, они предупредят вас, чтобы вы не обращались в полицию и чтобы вообще никому не сообщали обо всем этом. Дайте им слово и сдержите его... Будьте готовы к тому, что они попытаются проникнуть в Грейндж раньше, чем отпустят Алисию. Вы готовы?.. Готовы на все это?

– Да, черт возьми! Да, да! Сколько можно говорить?

– Убедительно, – сказал Мэннеринг. – Чтобы вам было легче, часть работы я возьму на себя. Когда должен звонить вам Смит?

– Думаю, вскоре. Он сказал, что в середине дня.

– Я подожду его звонка и сам поговорю с ним. А потом...

– Вы с ума сошли! Он узнает ваш голос... То есть узнает, что это не я.

Мэннеринг положил руку на плечо Найджелу.

– Спокойно, молодой человек. Я актер с немалым стажем. Если не на сцене, то в жизни... Идите побрейтесь. Выпейте чашку чая. Вы все время забываете есть и пить. Так нельзя. Это плохая привычка... Я поговорю со Смитом по телефону, но если вам не понравится, как я веду беседу, можете отобрать у меня трубку и говорить сами.

– Черт вас побери! Вы странный человек.

– Все люди со странностями... Идите.

Найджел вышел из комнаты и отсутствовал минут двадцать. Вскоре после того, как он вернулся, побритый и аккуратно одетый, раздался телефонный звонок.

Глава 17 Разговор по телефону

Мэннеринг поднял трубку.

– Алло, кто это?

Найджел, смотревший на него во все глаза, вздрогнул. Голос Мэннеринга звучал точь-в-точь как его собственный. Мэннеринг не смотрел на юношу: он был целиком поглощен разговором, Уже при первых звуках голоса он узнал его: этот голос принадлежал тому, кто звонил на квартиру Мэннеринга в ночь, когда все началось. Тот человек убедился тогда, что Мэннеринг дома, и бросил трубку.

– Сейчас у тебя получше настроеньице, я вижу, – услышал Мэннеринг.

– Вы... вы свинья!.. Если бы я мог...

– Но ты не можешь. Об этом я тебе все время толкую. Не будем терять времени, парень. Твоя Алисия пока в порядке. Но все изменится к худшему, когда мои дружка возьмутся. Однако, если ты сделаешь, как тебе отворят, я присмотрю за ней. Понял?

Мэннеринг затаил дыхание, не сразу ответил – так, наверное, повел бы себя и Найджел.

– Если вы что-то сделаете Алисии... – сказал он.

– А вдруг ей это понравится? – загоготал человек на том конце линии. Но тут же прервал себя: – А теперь слушай. Ты достал эти игрушки?

– Вы же знаете, черт возьми, что нет!

– Ладно, пока оставим это, но ты должен действовать. Мне они очень нужны, а Алисия будет довольна, если я их заполучу. Понял? Она в этом вполне согласна со мной... А как насчет плана дома?

Мэннеринг молчал.

Голос говорившего стал резче:

– Какого дьявола! Выкладывай! Где план?

– Он... он у меня... здесь.

– Что ж, неплохо. Притащи его ко мне. Сам. Никого не посылай. И не говори ничего Мэннерингу, слышишь?

– Я не скажу.

В голосе Мэннеринга звучала покорная безнадежность.

– Если сделаешь по-своему, тебя ждут крупные неприятности. И твою Алисию тоже... Значит, принесешь сегодня в час дня к входу в отель "Гранд Палас". Войдешь вовнутрь... Знаешь такую брошку-камею у Алисии?

– Ну, знаю, а что?

– У того, кто встретит тебя, в руках будет конверт, а, в нем эта самая брошка. Понял? А ты ему дашь твой план. И все. Значит, "Гранд Палас", в час дня. Не раздумай, а то будет плохо.

В трубке раздались гудки, Мэннеринг медленно опустил ее на рычаг. Он был бледнее обычного – видно, разговор стоил ему усилий. Все-таки работа актера не была его основной специальностью.

Найджел подскочил к нему и схватил за руку. Глаза его бегали, он был похож на безумного.

– Ну? Что?.. Что я должен делать?

– Отнести ему план, – спокойно сказал Мэннеринг. – И не говорить об этом никому... У вас в самом деле есть эти чертежи?

– Я же сказал вам!

– На них отмечен тайник?

– Да.

– Прекрасно. Надеюсь, мистер Смит не заинтересуется в ближайший час вечерними газетами. А если прочитает, не сделает нужных выводов. Сейчас ему не до того...

Мэннеринг засмеялся.

Найджел посмотрел на нет с недоумением.

– Где мне с ним встретиться? – спросил он, – Что он говорил?

– Успокойтесь и слушайте меня внимательно. До настоящей минуты вы, милый юноша, представляли собой довольно жалкое зрелище... Да, да, тут нечего спорить... Но у вас появился шанс доказать себе и другим, что вы не такой уж слабак, как полагает Тельма и еще некоторые. Если как следует выполните задание, вы будете, возможно, на полпути к победе. Многое, а не только судьба Алисии, зависит в данное время от вас. Так что наберитесь сил и терпения, и...

– Я сделаю все, что нужно, – перебил Найджел. – Только не понимаю, что вы имеете в виду, когда говорите: "Не только Алисия"...

– Вы достаточно взрослый, не правда ли? И понимаете, зачем этим людям план дома, – они охотятся за коллекцией "Карла"... Безусловно, ваш отец не будет в восторге от такой потери, это вы тоже понимаете... Пойдем дальше... Ваш знакомый, мистер Смит, не слишком приятный человек, верно? Насколько мне известно, он уже убил двух людей за очень короткое время. Кроме того, шантажирует вас. Он похитил Алисию Хилл. И он может убить еще нескольких – в любое время дня и ночи... Из всего этого следует, что его необходимо поймать, и как можно быстрее. Если вы сыграете свою роль так, как нужно, то поможем это сделать. Я понятно говорю?

– Да, да, конечно.

Найджелу, при всей его вспыльчивости, было не до того, чтобы обижаться на некоторую ироничность собеседника.

– Прекрасно, – сказал Мэннеринг. – Скручивайте чертежи в рулон, несите на Пиккадилли в гостиницу "Палас". Там в холле вас встретит человек, который покажет вам брошку Алисии... С камеей – вы должны ее знать... После этого отдадите ему план Грейнджа и спокойно уйдете. Ни в коем случае не пытайтесь следить за ним, не устраивайте никакого шума, скандала. Все должно пройти тихо и спокойно. Ясно вам?

– Ясно, – пробормотал Найджел.

– Ведите себя так, как я сказал... И еще одно, очень важное... За вами следят... вернее, вас охраняет полиция. Когда выйдете из дома, сделайте все, чтобы скрыться от наблюдения. Если заранее знаешь об этом, то это не так уж трудно, Ни в коем случае не приводите свой "хвост" в гостиницу. Вы погубите все... – Мэннеринг взглянул на часы. – Вам пора идти... Не приходите на место встречи ровно в час. Опоздайте минут на десять. Обязательно опоздайте... С тем, кто вас встретит, не разговаривайте. Не отвечайте на вопросы. Молча отдайте план – и все. Готовы выполнить то, что я сказал?

– Да, – ответил Найджел.

– Мы с вами увидимся позднее, – сказал Мэннеринг.

– А что собираетесь делать вы? – спросил Найджел.

– Узнать побольше о мистере Смите, – ответил Мэннеринг. – Пока.

Он вышел из дома немного раньше Найджела.

Пешком дошел он до станции метро "Слоан-сквер", сошел вниз, вышел с другого конца, снова спустился к платформе. Никто за ним не следил, он был уверен в этом. На метро он доехал до станции "Марбл-Арч", вышел на Оксфорд-стрит, прошел немного вдоль Гайд-парка, свернул на Эджвер-роуд. Еще раз убедившись, что за ним не ведут наблюдения, повернул в один из тихих переулков и вошел в маленькую лавку, в витрине которой были выставлены парики, коробочки с театральным гримом, кое-какая одежда. В помещении никого не было, кроме хозяина, маленького старичка, одетого во все черное.

Он радостно воскликнул:

– Как? Мистер Мэннеринг! Приятно вас видеть!

– Привет, Сол. Мне надо срочно переменить обличье, но у меня на это не больше двадцати минут.

– Всегда спешка, всегда ставите меня в трудное положение, – ворчливо проговорил старик. – Но тем не менее все будет исполнено. Или вы не знаете старого Сола?

Его знал не только Мэннеринг, но чуть ли не весь артистический Лондон. Ибо где еще можно было найти такие краски и такие парики, а главное, такие квалифицированные советы в области грима и театрального костюма, как в маленькой лавке Сола?

Много лет назад Солу пришлось иметь дело с полицией – нет, сам он был чист, всему виной оказался его непутевый сын, замешанный в деле об убийстве, и только благодаря вмешательству достаточно квалифицированной помощи Мэннеринга удалось доказать непричастность юноши к преступлению. Этой помощи старик Сол не забыл. Мэннеринг знал, что может на него положиться – язык Сола не сболтнет ничего лишнего. Этому человеку он доверял не меньше, чем служащим в своем магазине "Квинз".

Сол взялся задело, и вскоре Мэннеринг, глядя в зеркало, уже не узнавал самого себя.

– Вы лучший гример в мире, Сол.

– Оставьте ваши комплименты, мистер. Но вообще-то неплохо. Ах, совсем неплохо!

Старик с удовлетворением причмокнул.

– Теперь одежда, – сказал Мэннеринг.

Сол подошел к стенным шкафам, раздвинул несколько скользящих дверец.

– Конечно, старая? – сказал он.

– Но не рваная. Лохмотья мне не нужны. Я должен выглядеть просто и достойно.

– По-моему, вы не часто носите темно-синее, мистер Мэннеринг. – Я бы предложил вам вот этот костюм.

– Прекрасно.

– Что-нибудь еще?

– Да, Сол. Ту небольшую коробку, что я оставил у вас в прошлый мой приход.

– О, конечно. Она в полной сохранности. Как иначе?

Он вышел и вскоре вернулся с деревянным ящичком под мышкой. Открыв крышку ключом, висевшим у него на кольце, Мэннеринг сказал:

– Прошу отвернуться, Сол, минуты на две. Надеюсь, вы не обидитесь?

– Он мне говорит! – проворчал старик. – Какие обиды между друзьями? У меня уйма срочных дел.

И он опять вышел через заднюю дверь магазина.

Из ящика Мэннеринг вынул два автоматических пистолета, проверил, заряжены ли они, высыпал в карман брюк несколько дополнительных патронов, а пистолеты положил в боковые карманы пиджака.

– Все в порядке, Сол! – крикнул он, закрывая крышку ящика.

– Я так и думал, сэр, – откликнулся старик, входя в комнату. Его глаза по-молодому блестели. – Только примите мой совет: будьте, пожалуйста, осторожны. Или я не так сказал?

– Все так, дорогой Сол. Спасибо вам. И прошу об одном: будьте здоровы...

В переулке никого не было. Мэннеринг прошел к Эджвер-роуд, взял такси, попросил подвезти его к отелю "Гранд Палас".

Он вошел в вестибюль без трех минут час. Найджел еще не приходил.

Тут было полно народу. Мэннеринг закурил, внимательно огляделся кругом. Он чувствовал себя не вполне в своей тарелке, хотя отдавал должное гримерному искусству Сола.

Минут через пять в холле появился Найджел. Он нервно смотрел по сторонам, беспрерывно облизывая губы. Советы и просьбы Мэннеринга о сохранении спокойствия явно не имели успеха у юноши. Под мышкой у него был рулон, обернутый коричневой бумагой и заклеенный скотчем.

Найджел прошел через все помещение, но никто не подходил к нему. Только когда он вернулся обратно и встал недалеко от входных дверей, небольшого роста человек, прохлаждавшийся до этого у табачного киоска, медленно приблизился к нему и протянул ему конверт. Дрожащими руками Найджел вскрыл его, взглянул вовнутрь. На мгновение он прикрыл глаза. Мэннеринг испугался, что юноша сейчас потеряет сознание. Он и сам чувствовал огромное напряжение. Только бы тот ничего не выкинул!.. Не поднял шума...

Найджел молча передал низкорослому мужчине коричневый рулон.

Тот взял его в одну руку, протянул вторую за конвертом с брошкой. Найджел отпрянул, сунул конверт себе в карман, вызывающе глядя на мужчину. Мужчина пожал плечами и что-то произнес. Найджел нерешительно потоптался на месте, потом резко повернулся на каблуках и почти побежал к выходу.

Человечек закурил, крепко прижал рулон к правому боку и тоже направился к дверям. Он вышел не через центральный вход, а через боковые двери.

Глава 18 Мистер Смит

Мэннеринг ступил на улицу вслед за ним, когда тот уже перешел на другую сторону и садился в такси. Мэннеринг свернул в противоположном направлении, поманил следующую машину со стоянки.

– Куда, сэр?

– Следуйте вон за той машиной. Пять фунтов сверху, если не упустите ее и мы увидим, где сойдет пассажир.

– Считайте, деньги мои, шеф...

Обе машины выехали на Уайт-холл, свернули влево на Вестминстерский мост. Человек в такси направлялся, видимо, к станции Ватерлоо... да, так оно и есть... проехали под железнодорожным мостом.

– К другому входу на станцию, – сказал Мэннеринг. – Быстрее, пожалуйста.

Он расплатился, выскочил из такси, побежал вверх по лестнице. Глядя оттуда, увидел в негустой толпе пассажиров мелькающий коричневый рулон. Маленький человечек держал путь к дальним платформам, пригородных поездов. Он прошел мимо касс, вышел на платформу номер 16, табло на которой указывало, что отсюда в 13.40 оправится поезд до Ханслоу. Мэннеринг купил билет до Ханслоу и обратно, прошел к подошедшему составу. Тот был короткий, всего несколько вагонов. В одном из них он увидел того, за кем следовал, и рядом с ним – другого мужчину. Оба оживленно беседовали. Мэннеринг занял соседнее купе.

Поезд тронулся.

На станции Айлворт Мэннеринг услышал, как хлопнула соседняя дверь. Маленький человечек вышел из поезда, за ним второй. Они пошли на другую сторону по пешеходному мосту. Мэннеринг подождал, пока они сойдут с него, и последовал за ними. Они быстро шагали в сторону главной улицы. Машина их там не ждала. Видимо, заметив колебания Мэннеринга, к нему подъехало такси, за рулем был пожилой мужчина.

– Поедете, сэр?

– Да, если сделаете то, что я попрошу.

– Что именно?

Умудренные возрастом глаза смотрели внимательно.

– Доедем до угла и остановимся, и я посмотрю, что делать дальше.

– О'кей.

Мэннеринг сел в машину. Когда выехали на главную улицу, он увидел, что преследуемая парочка спокойно идет мимо ряда закрывшихся на ленч магазинов, подходит к большому кинотеатру "Одеон".

– Пожалуйста, помедленнее, – сказал он шоферу, – я скажу, когда остановиться.

– О'кей, – повторил тот.

Мужчины свернули на боковую улицу, и Мэннеринг издали приметил дом, в который они вошли.

– Поехали, – сказал он. – Не спешите.

Улица называлась Элмс-авеню, дом был под номером десять, палисадник перед ним обсажен кустами бирючины.

– Теперь сверните в первую же улицу и остановитесь, – сказал Мэннеринг. – Спасибо... Нет, не выключайте счетчик, ждите меня здесь... вот задаток... минут десять. Но, может быть, и два часа. Встаньте прямо на углу, чтобы видеть дома на Элмс-авеню. Сейчас тут все тихо. Если услышите шум и крики, подъезжайте к дому номер десять. Вы сделаете это?

– О'кей, – меланхолично сказал водитель.

Выйдя из-за угла, Мэннеринг увидел, что та же парочка уже спустилась с террасы дома и отправилась в сторону станции.

Интересно, сколько их осталось в доме? Стоит рискнуть...

В разгаре дня они вряд ли захотят поднимать большой шум и тем более стрельбу. Дома здесь достаточно близко друг к другу. Соседи сейчас завтракают...

Мэннеринг решительно отворил калитку, подошел к входной двери, на которой висел старинный молоток, и громко постучал.

Он заметил, как в одном из окон второго этажа отодвинулась занавеска. Сразу послышались шаги.

Дверь открылась. На пороге стоял Претт, дворецкий из поместья Грейндж.

Не отрывая руки от дверной ручки, он спросил:

– Что вы хотите?

– Думаю, вас заинтересует одна вещица, – медленно произнес Мэннеринг. – Такие не часто встретишь...

Он вынул руку из кармана. В ней был пистолет. Он ткнул им в Претта.

– Дайте войти и закройте дверь!

Претт раскрыл рот, чтобы крикнуть, но не успел – Мэннеринг нанес ему прямой удар в живот, потом в подбородок. Претт стукнулся об стенку и стал сползать на пол.

В доме было тихо. Никто не появлялся. Даже тот, кто отодвигал занавеску.

Мэннеринг втащил Претта в гостиную. Если это и есть "Смит"...

Уложив Претта на ковре в углу комнаты, он связал ему руки его собственным галстуком, засунул в рот носовой платок и для большей надежности загородил его от посторонних глаз тяжелой кушеткой.

По-прежнему в доме не слышно было ни звука.

Сначала он должен найти Алисию...

Мэннеринг прошел в другую комнату. Она была пуста. Так же, как и кухня, буфетная и еще одна небольшая комната на первом этаже. Дверь черного хода была на замке, все оконные рамы на задвижках. Он вернулся в переднюю.

Значит, Претт это "Смит"?..

Мэннеринг стоял возле лестницы, ведущей на второй этаж, голова его была на уровне середины лестницы... Ничего и никого... Но что это? Кажется, скрипнула дверь?

Мужской голос произнес:

– Какого черта вам здесь надо?

Голос был тот самый, что Мэннеринг слышал совсем недавно по телефону из квартиры Найджела.

Этот человек видел, как Мэннеринг вошел в дом, знал, наверное, что произошло с Преттом, – почему же не показывался до сих пор, не принимал никаких мер?.. Боялся? Непохоже. Сейчас он спокойно стоял наверху лестницы, в руках не было никакого оружия. Он безучастно смотрел на пистолет в руке у Мэннеринга.

– Ну? Что молчите? Проглотили язык? – повторил мужчина.

Мэннеринг сказал вежливо:

– Я хотел бы повидать мистера Смита.

Он начал подниматься по лестнице.

– Зачем он вам?

– Это я и сам хочу понять, – ответил Мэннеринг. – Отойдите в сторону. – Мужчина подчинился. – Где мы можем поговорить?

– Хотя бы здесь.

Мужчина повернулся и, немного пройдя по коридору, резко распахнул дверь комнаты слева – так, что она ударялась об стену.

Мэннеринг осторожно вошел вслед за хозяином. В комнате никого больше не было. Узкое окно, одна дверь; стол и большой старинный сейф. Как в конторе. Мэннеринг запер дверь на задвижку.

– Что, боитесь? – спросил мужчина.

– Так, для безопасности... Откройте сейф!

Мужчина не удивился, Только спросил:

– Это что? Ограбление? Вы налетчик?

Голос звучал насмешливо. Или Мэннерингу показалось...

– Там посмотрим. Открывайте!

Мужчина пожал плечами, сунул руку в карман. Мэннеринг напрягся, но рука показалась оттуда не с оружием, а со связкой ключей. Их звон раздавался чересчур резко и тишине комнаты. Мужчина опустился на одно колено, чтобы вставить ключ в дверцу сейфа; даже не повернул к Мэннерингу головы. Он действительно совсем не был испуган.

Только когда открыл дверцу, ой посмотрел на Мэннеринга.

– Что дальше?

– Хочу поглядеть, что там у вас. Выкладывайте все на стол.

Мужчине понадобилось три раза ходить от сейфа к столу и обратно, чтобы вынуть все содержимое. В основном это были шкатулки из сафьяна с драгоценностями, Он аккуратно разложил их на столе. Еще там находились какие-то документы и денежный ящик. Мужчина скользнул глазами по лицу Мэннеринга, нажал на пружинку, – крышка ящика отскочила – внутри лежали тщательно упакованные пачки банкнотов достоинством в один и пять фунтов.

– Угощайтесь, – сказал он Мэннерингу.

– Вы неплохо живете, мистер Смит, – сказал тот.

– Даже вполне хорошо, – согласился мужчина.

Улыбки не было на его лице, голос звучал холодно и бесстрастно. Чем-то этот тон напомнил Мэннерингу манеру Тельмы Кортни.

Судя по поведению мужчины, в доме должны были быть и другие люди, кроме него и Претта, которые следят за всем, что происходит, и в любую минуту готовы прийти на помощь.

– Где Алисия Хилл? – спросил Мэннеринг.

– А, значит, вас послал мальчик Кортни? Я так и думал, что у молодого оболтуса не хватит собственной смелости... Что вы все-таки хотите? В этом ящике две тысячи фунтов. Достаточно?

– Нет. Меня не посылал Кортни. Я действую от самого себя. Мне известно, что он стащил бриллианты у мачехи. Они мне нужны. Я слежу за ним уже некоторое время – с тех пор, как вы запустили в него свои когти.

– И рассчитываете запустить когти в меня?

– Примерно так.

Лицо человека не дрогнуло. Его уверенность в себе была какой-то ненатуральной. Что он держит в запасе? На какую еще пружинку собирается нажать?

– Очень советую, – сказал он. – Берите две тысячи и забудьте обо всем. Я мог бы проучить вас, но у меня есть важные дела и я не хочу лишних хлопот.

– А я хочу бриллианты!

– Вы, наверное, не все знаете, мистер, – терпеливо сказал Смит. – Эти камешки, которые утянул Кортни, они все до одного поддельные. Можете мне поверить, я говорю чистую правду. Красная цена им от силы полсотни фунтов. Если хотите, я подарю их вам.

– Я не верю ни одному вашему слову, – сказал Мэннеринг.

– Что ж, дело ваше.

Он не поднялся со стула, на котором сидел, но рука его скользнула по листкам, лежащим на столе. Среди них были знакомые Мэннерингу чертежи – план поместья Грейндж. Коричневая оберточная бумага от них валялась на полу.

Мэннеринг сказал:

– Придвиньте ко мне чертежи.

– Хватит, парень. Забудь об этом, тебе меня не обдурить! – Со Смита слетела его вежливая невозмутимость. – Забирай два куска и смывайся отсюда! Это тебе за все твои хлопоты. Больше, чем заслужил.

Мэннеринг наклонился к столу, взял один из листов плана, увидел в углу надпись: "Кортни-Грейндж". Он громко рассмеялся, кинул лист на пол.

– В чем дело? – спросил Смит. – Что вас так позабавило?

– Вы сами. Никогда не читаете газет?

– Какие еще газеты?

– Хотя бы сегодняшние. Вечерние. В "Грейндже" вчера ночью было ограбление. Украли коллекцию "Карла". Грабители...

Он увидел, как огонек удовлетворения вспыхнул в глазах Смита, и понял, что совершил ошибку... Но какую?

– Продолжайте, я слушаю, – ровным голосом сказал Смит. Он опять был вежлив и бесстрастен.

– Они там убили человека. Вот все, что я хотел сказать.

– Неужели? – Смит слегка наклонился к нему. – Впрочем, я читал в газетах. Иногда я их просматриваю. Если есть настроение... И я узнал о том, что случилось, до того, как получил схему. Это несколько расстроило мои собственные планы, но я уже привел их в порядок... А вы заметили, что газеты не упомянули об одной интересной вещи? А именно о коллекции "Карла". Потому что никто еще толком не знает, что там пропало... Никто, кроме вас. – Он тоже рассмеялся. У него были мелкие, очень редкие зубы. – Это не кажется тебе странным, парень? Уж не побывал ли ты сам в Грейндже? А?

– Воры вскрыли тайник. Что же еще они могли там взять? – сказал Мэннеринг.

– Не знаю, не знаю, – пробормотал Смит. – Я там не был и никого не убивал. Но, думаю, тебя раскусил. Хочешь продать? Назови цену.

– Вы ничего не раскусили, Смит. И я знаю обо всем только из газет. Мне нужны бриллианты, которые вам передал Найджел Кортни. Я не верю ни на секунду, что они фальшивые.

– Кортни ничего мне не давал, – ухмыльнулся Смит. – Я сам вынул их из его белых ручек... Но вернемся к нашим баранам. Если коллекция "Карла" у вас, я даю хорошую цену. Очень хорошую. У меня есть настоящий покупатель. У Эллингема не было настоящего покупателя, поэтому он сделал ошибку, когда пробовал дотянуться до коллекции. Напрасно он положил на нее глаз. – Смит снова засмеялся, потом сказал серьезно: – Я не донесу на вас, не бойтесь. Скажите по правде – это вы ее взяли, ну?..

– У вас плохо с отгадками, – сказал Мэннеринг.

– Ладно. Пятьдесяттысяч фунтов звучит для вас?

Настала очередь рассмеяться для Мэннеринга.

– Вы не дадите мне и пяти фунтов! Притворяетесь, что готовы заплатить, но как только доберетесь до жемчуга, сунете мне нож между лопатками или задушите, как Эллингема.

– Что, что? – быстро сказал Смит. – В газетах ничего не писали про то, что он был задушен. Откуда вы взяли? Не слишком ли много вам известно об этом деле? Может, вы и есть тот самый взломщик? Скажу прямо, работенка сделана на славу! Пожалуй, я еще не знавал такой... но никогда не поверю, что подобный тайник можно открыть и при этом не засветиться. Наверняка где-то вы оставили отпечатки. А тут еще, как на грех, убийство. Да вас, как пить дать, заметут и вздернут, чтоб другим неповадно было. Между тем я точно знаю, кто настоящий убийца, и если будете со мной заодно, выручу вас из беды.

Мэннеринг сказал:

– Полагаю, убийца не очень далеко отсюда?

– Совсем недалеко. На первом этаже. Вы с ним знакомы, хотя и не в приятельских отношениях. – Смит наклонился в сторону Мэннеринга и продолжал, дружески и доверительно: – Не очень-то он ловкий малый, я не слишком доволен им. Но кое-что я через него узнал... Впрочем, вас, вероятно, больше интересует, что произошло вчерашней ночью... В Грейндже... А?..

Что-то он слишком болтлив, этот так называемый Смит, подумалось Мэннерингу. Совсем не вовремя так странно словоохотлив. Уж не наркоман ли он?..

Смит тем временем продолжал свой монолог:

– ...Вчера ночью Претт услыхал какой-то шум внизу, – собачий вой, как ему показалось, – и пошел посмотреть. Он обнаружил, что тайник вскрыт и выпотрошен, а Эллингем лежит связанный по рукам и ногам. Наде сказать, Претт никогда не любил Эллингема... Я тоже, между прочим... Этот парень хотел быть чересчур самостоятельным... И вот Претт воспользовался моментом в прикончил его. Некрасиво, конечно, но что взять с недоумка... Кроме того, он знал, что ему ничего не грозит: все улики будут против вора. Понимаете?.. Претт вообще из тех, кто любит подставлять других вместо себя. Он бы и меня давно подставил или выдал, если бы мог, да руки коротки. И как он меня выдаст, если не знает толком, кто я и как выгляжу. И вы не знаете... Потому что я выгляжу не так, как выгляжу... ("Да он совсем спятил", – с некоторым страхом подумал Мэннеринг, глядя в расширенные зрачки Смита, которые так контрастировали с его спокойным, безмятежным лицом.) Не воображайте, что я сумасшедший, – сказал Смит. – Вы переоделись в простую одежду и загримировали себе лицо, как в театре, а я – чтоб не быть узнанным – пошел куда дальше. Я сделал пластическую операцию... И сделаю вторую, если будет нужно... Ладно, оставим это... Вы готовы к сотрудничеству? Пятьдесят тысяч, и Претт – убийца Эллингема. Идет? Для вас – никакого риска, остаток жизни проживете в покое и роскоши. Ну?

Мэннеринг сказал:

– Хотел бы я сначала понюхать, как пахнут ваши деньги.

Смит ощерился в улыбке, обнажив свои редкие зубы.

– Это все, что я хотел сказать. Коллекция у вас. Теперь остается выяснить, кто вы такой на самом деле. Но об этом мы догадываемся. Сказать вам?

Он, закинув голову, расхохотался. Что-то блеснуло в его правой руке, когда он молниеносно вскинул ее. Мэннеринг отклонился, но все равно в лицо ему ударилась ампула со слезоточивым газом. Его собственное оружие... Он непроизвольно втянул воздух, закашлялся, невыносимо защипало в носу, в глазах.

Дверь треснула и повисла на одной петле. В комнату ворвался коренастый низкорослый мужчина, вырвал из руки Мэннеринга пистолет и оттолкнул его от стола.

Глаза щипало все сильнее, грудь разрывалась от кашля.

Мыслей в голове не было.

Как сквозь туман видел Мэннеринг двух улыбающихся мужчин, смутно вспоминая, что один из них называл себя Смитом.

Глава 19 Два пленника

Голова болела, глаза слезились, во рту было сухо... Состояние, похожее на то, которое он переживал не так давно – тем утром, когда его везли на машине в Грейндж... И вот он опять в плену. На этот раз тюремщики похуже прежних.

Мэннеринг вновь сидел на стуле напротив Смита. У покосившейся двери стоял крепко сбитый мужчина с пистолетом Мэннеринга в руке. Второй пистолет тоже вынули из его кармана, и он лежал на столе возле Смита.

С начала атаки на Мэннеринга Смит не сказал еще ни слова. Куда девалась его болтливость? Он молча, с улыбкой смотрел на незваного гостя.

Наконец сказал, но не Мэннерингу, а тому, что у двери:

– Пойди и принеси стакан воды джентльмену. Видишь, ему трудно глотать.

Тот, не говоря ни слова, вышел. Смит, небрежно играя пистолетом, спросил:

– Не очень хорошее самочувствие?

Мэннеринг не ответил.

– Конечно, я знаю, кто вы такой, – продолжал Смит. – Хватит ломать комедию... Вы любите театральные эффекты – я тоже. Сейчас вы не слишком похожи на Джона Мэннеринга, да это и неважно. Будь вы хоть принц Уэлльский, для меня главное одно: коллекция "Карла" у вас. Кроме того, мимо вас не прошло то, что я рассказал о Претте. Веревочная петля не так уж далека от вашей шеи, и вам трудновато будет доказать, что, ограбив дом и связав Эллингема, вы заодно не придушили его... Претт мог бы вам тут очень помочь. Но Претт – мой друг, и я его просто так не заложу. А значит, висеть вам как миленькому и болтать ножками... А коллекция пропадет ни за понюшку табаку.

Каждое слово разговорившегося вновь Смита болью отзывалось в гудящей голове Мэннеринга.

Смит продолжал:

– Но если я получу ее, мы сможем договориться. С Преттом я сам улажу... Конечно, пятьдесят тысяч фунтов – это чушь. Я сказал так, для красного словца. Но свою долю вы будете иметь, не сомневайтесь. Я честный человек в делах и всегда держу слово.

Коренастый вернулся со стаканом воды. Мэннеринг с жадностью выпил.

– Так как же, наконец? – терпеливо спросил Смит.

Мэннеринг молчал.

– Отвечайте!

– Можно, я заставлю его говорить? – спросил второй мужчина.

– Он скоро сам заговорит, – сказал Смит. – Как там старина Претт? Уже очухался?

– Да. Он с удовольствием поможет мне разобраться с этим типом.

– Не надо грубостей, если можно их избежать. Положимся пока на силу слова... Слушайте, вы! – Смит ткнул пальцем в сторону Мэннеринга. – Я скажу вам еще вот что... Мы знаем про вас все. Знаем, что молодой Кортни и эта женщина обратились к вам за помощью. Знаем, что прошлой ночью не кто иной, как вы, наведались в Грейндж... И еще скажу вам. На кой мне лад эти планы поместья? – Он указал на чертежи на столе. – Если там ничего уже нет... в тайнике... Мне нужно было выйти на вас. Зацепить на крючок. И мне удалось это. А два моих парня привели вас прямехонько сюда, в этот дом. Они и не думали скрываться от вас... Ловко сработано?

– Как их зовут? – спросил Мэннеринг. – Я занесу их имена в списки для награждения.

– Что, не нравится?! Попался, как мальчишка? Ладно, хватит... Мне наплевать, – опять крикнул он, – кто ты: Мэннеринг или Юлий Цезарь! Я хочу эту коллекцию, слышишь? Хочу! Отдай ее мне и убирайся на все четыре стороны, к своей жене и дружкам. И гуляй на свободе! Это, пожалуй, ценнее, чем какие-то пятьдесят тысяч фунтов. Разве не так?

Мэннеринг сказал:

– Вы очень много говорите. У меня заболела голова. Но я все равно не верю ни одному вашему слову.

Смит пожал плечами.

– Дело ваше, – сказал он уже спокойнее. – Даю час на размышление. Если ответ будет отрицательный, мы возьмем у вас на всякий случай отпечатки пальцев и сообщим в полицию, что это вы взломали тайник, украли драгоценности и убили человека... Мне известно кое-что из вашей славной биографии и какую кличку вы носили... Граф, кажется, или Маркиз... А, да – Барон, вот как... Видно, не изменили своих старых привычек: красть и маскироваться... В Грейндж тоже пожаловали не в своем обличье... Так что подумайте, артист...

– Часа для него много, – сказал коренастый мужчина. – Куда его отвести? К той девке? Пускай полюбуются друг на дружку.

– Только привяжи как следует, – сказал Смит.

– Уж будьте уверены.

Смит потянулся к телефону, стал набирать номер. Казалось, он выбросил Мэннеринга из головы. И еще казалось, что он: уверен в своей полной победе.

Коренастый взял Мэннеринга за локоть и подтолкнул к двери.

– Завяжи ему руки сейчас, – сказал Смит.

Коренастый повиновался. Он вынул из кармана веревку и крепко, до боли, стянул Мэннерингу руки сзади – в локтях и в запястьях.

– Пошли!

Он подвел Мэннеринга к ближайшей двери по коридору, втолкнул в небольшую комнату. Там стояли кровать и софа. На кровати, привязанная к изголовью, полулежала Алисия Хилл. Если бы не расширенные от испуга глаза, выглядела она совсем неплохо дли узницы. Даже была одета в красивую пижаму, чем-то знакомую Мэннерингу. Но долго разглядывать сподвижницу по заключению ему не пришлось: страж грубо толкнул его на софу, уложил лицом вниз, обвязал еще одной веревкой так, что Мэннеринг не мог перевернуться. Удалось только слегка повернуть голову.

Дверь закрылась, щелкнул замок.

Мэннеринг окликнул девушку, попробовал заговорить с ней, она не отвечала ему. Опять ее одурманили наркотиками или просто боится говорить с незнакомым человеком? Она ведь не узнала его и может думать все, что угодно.

Он замолчал. Голова все еще болела... Настоящее вдруг придвинулось к нему, и никогда еще оно не казалось таким угрожающим.

Он крутил, вертел, дергал руками – все было напрасно: веревки еще больше впивались в руки.

Сколько он уже лежит здесь?.. Полчаса?.. Час?..

Минуты безжалостно отсчитывали время. Он был совершенно беспомощен... Может быть, он потерял сознание?..

Грубый толчок вывел его из оцепенения.

– Вставай! Идем!

Тот же страж отвязал его от софы, рывком поднял на ноги. Они вернулись в комнату, где Мэннеринг ранее уже выслушивал многословные речи Смита. Теперь рядом с шефом сидел Претт с автоматическим пистолетом в руках. Смит что-то шкал в тонком красивом блокноте, чуть высунув язык, как усердный ученик.

– Ну, теперь ваша очередь, – с угрозой сказал Претт вошедшему Мэннерингу.

Тот не ответил.

Смит отложил ручку и закрыл блокнот.

– Где жемчуг? – спросил он. – Вы вспомнили?

– Надо стереть краску с его лица и вообще немного подпортить физиономию, – сказал Претт. – Не знаю, зачем с ним чикаться?

– Чтобы он мог членораздельно сказать, где спрятал драгоценности, – пояснил Смит. – Но, клянусь, моему терпению приходит конец!

На столе задребезжал зуммер домофона. Претт вздрогнул, и злоба на его лице сменилась неприкрытым страхом.

– Кто еще там?

Коренастый спустился вниз, а те, кто остался, молчали, прислушиваясь.

Мэннеринг услыхал, как открылась входная дверь, донеслись глухие голоса и, чуть громче, голос коренастого:

– Говорят вам, он уехал!

Смит сказал Претту:

– Спустись, помоги ему... Вы кого-нибудь притащили с собой? – это он обратился к Мэннерингу.

– Конечно. Половину Лондона. Неужели я пойду к вам в гости один?

– Говори, кто там?

– Пока только таксист, с которым я приехал. Он ожидает меня, я не заплатил.

– Дайте ему несколько фунтов! – крикнул Смит в открытую дверь. – И пусть убирается.

– Он говорит... – закричал снизу коренастый, и в этот момент раздался звон стекла, где-то совсем рядом.

Легкая надежда колыхнулась в душе у Мэннеринга, хотя он не знал и не был в состоянии представить, кто в эту минуту мог бы прийти ему на помощь.

Снизу заорали в два голоса:

– Что это?..

– Где бьют стекла?

Хлопнула "входная дверь.

Глухо прозвучал выстрел.

Смит вскочил со стула... Еще выстрел... Смит бросился к дверям.

Мэннеринг, с крепко связанными за спиной руками, кинулся под ноги Смиту. Вместе они покатились по полу. Упал с грохотом стул.

Кoe-как Смит поднялся и ткнул Мэннеринга ногой в бок. Потом схватил со стола тяжелое пресс-папье...

Зазвенело окно в их комнате.

Смит выскочил за дверь.

Какая-то женщина со стороны окна закричала:

– Я не могу стрелять в него!

Лежа, Мэннеринг не видел, как женщина добралась до второго этажа – стол заслонял окно. Потом почувствовал легкое сотрясение пола – кто-то спрыгнул с подоконника и обошел стол.

Это была Рейчел Смарт с пистолетом в руке.

На лестнице продолжался топот шагов, хлопали двери, слышался гул голосов. Но вскоре все замерло и стало тихо.

Рейчел нашла на столе перочинный нож, разрезала веревки, стягивавшие руки Мэннеринга. Судя по всему, она понятия не имела, кого спасла.

– Можете сами подняться? – спросила она.

– Попробую.

Она все же помогла ему. Кисти рук страшно болели, в локти словно были вставлены иголки.

В коридоре раздались торопливые шаги, снова захлопали двери.

– Алисия! – услышал Мэннеринг.

Это кричал Найджел.

Рейчел сказала:

– Слава богу, девушка нашлась. Скоро здесь будет полиция – соседи наверняка уже вызвали... Куда вы? Мы вас подвезем. Вам же трудно идти... Кто вы и как здесь оказались?

– Ничего... Спасибо, – сказал Мэннеринг.

Он медленно пошел к дверям.

С улицы тоже слышны были голоса, стук автомобильных дверец, шум отъезжающей машины.

В коридоре второго этажа Найджел обнимал Алисию и что-то возбужденно говорил ей. Ее светлые волосы свешивались с его плеча.

Мэннеринг не остановился возле них. Держась за перила, он спустился вниз.

Его такси на улице уже не было, но какая-то большая машина чуть не на полном ходу вынырнула из-за угла.

Полиция?

Только этого ему не хватало. Ко всем уже имеющимся против него подозрениям – кража, убийство – еще одно обвинение: обнаружен в чужом закрытом помещении при неясных обстоятельствах... К тому же изменил внешность... И стрельба... Первое, что придет в голову следователю: участник той же банды Смита, а здесь в даме происходила "разборка"...

Автомобиль был изящной формы, сверкал, как новый – у полиции не часто встретишь такую шикарную модель.

– ...Скорее! Садись! – крикнула Лорна, открывая переднюю дверцу.

Глава 20 Добро пожаловать домой!

– Благодари не меня, а Рейчел Смарт, – сказали Лорна.

Они ехали со скоростью более сорока миль по широкой улице с невысокими домами и магазинами на первом этаже. Лорна протянула ему сигарету. Он неуклюже прикурил: трудно было шевелить пальцами.

– Что произошло? – спросил Мэннеринг. – Откуда вы все взялись?

– Спроси лучше, что было бы, если б не приехали? – сказала она с горечью. – Ох, Джон, ведь ты уже давно не мальчик. Почему ты так неосторожен?

– Такой характер, дорогая, – смиренно произнес Мэннеринг. – Говорят, это от Бога. Так что не надейся, что изменится... Что же все-таки произошло?

Лорна стала рассказывать:

– Ты посоветовал Рейчел приглядывать за Найджелом. Она приняла совет всерьез и как прирожденный репортер – а значит, почти сыщик – не сводила с него глаз. Даже нашла пристанище где-то рядом с его домом... В общем, последовала за ним на Пиккадилли в "Гранд Палас" и потом – за теми двумя, которые забрали у него какой-то рулон. Хотела помочь ему найти бедную Алисию. Конечно, она не узнала тебя и сначала думала, что ты их сообщник... Потом позвонила Найджелу и мне – надеялась, что застанет тебя, – и мы ринулись выручать Алисию. Найджел заехал за мной. Мы сейчас в его машине.

– Так у кого больше авантюризма в характере? – пробормотал Мэннеринг.

Лорна взглянула на него с улыбкой.

– Я чувствовала, что ты обязательно будешь там... Какой молодец Найджел! Становится храбрым мужчиной... А как он любит Алисию! Наверное, она достойна такой любви.

– Как ты романтична, дорогая! – с холодноватой усмешкой произнес Мэннеринг.

Она метнула на него возмущенный взгляд.

– Тебе не стыдно так говорить?

Мэннеринг промолчал. Потом сказал:

– Эта Рейчел далеко пойдет. Ей уже тесно в редакции, ее энергия ищет выхода. А нюх у нее лучше, чем у ищейки.

– Она прелесть, – сказала Лорна. – Это она придумала, чтобы сначала в дом вошел таксист, – отвлечь их внимание, а сама с Найджелом полезла через окошко на втором этаже с другой стороны дома. Какая смелость! Эти бандиты совсем растерялись – не знали, что подумать... Я видела, как они улепетывали на машине.

– Что ж ты их не задержала?

Лорна сердито посмотрела на него.

Мэннеринг спросил ее более серьезным током:

– А что известно Рейчел и Найджелу?

– Насчет тебя? Думаю, они могут только строить догадки. Во всяком случае, Рейчел тебя не узнала. Хотя ехала с тобой в одном поезде... Где ты переоденешься? Около нашего дома люди Бристоу. Так мне показалось.

– Верю, – улыбнулся Мэннеринг. – У тебя глаз наметан... Я скоро выйду и возьму такси. А ты поезжай на Брук-Грин, в тот гараж, помнишь? Вот ключи. "Хамбер" стоит в третьем боксе. В его багажнике сумка с коллекцией жемчуга. Только ни в коем случае не трогай ее голыми руками! Упакуй сумку в ящик, наклей адрес... Догадываешься какой? "Скотленд-Ярд, старшему инспектору Бристоу". Напиши наверху: "срочно" и отправь с почтового отделения, расположенного подальше от Брук Грин. И не снимай перчаток, пока будешь делать все это!

– Не напоминай по десять раз одно и то же! Я ведь уже не первый день соучастница в твоих темных делишках...

– Здесь можно остановить, – сказал Мэннеринг. – Больше никаких новостей сегодня в мое отсутствие?

– Женщина, с которой ты провел прошлую ночь, пока еще не звонила... Будь осторожен, не встревай больше ни в какие переделки хотя бы до обеда...

Она улыбнулась и уехала.

Старый Сол, когда Мэннеринг зашел к нему в лавку, приветствовал его с такой радостью, словно они не виделись по меньшей мере полгода, но, как всегда, ни о чем не расспрашивал. Даже о пистолетах из того ящичка, что оставался у него в магазине. Он провел его в заднюю комнату, где Мэннеринг смыл грим и переоделся в собственную одежду. На прощание, словно сговорившись с Лорной, старый Сол пожелал ему быть осторожным.

Выйдя из такси у своего дома, Мэннеринг увидел почти возле дверей незнакомого мужчину. Определенно, это человек Бристоу. И как им не надоест? Или у Скотленд-Ярда слишком много денег?..

Мэннеринг поздоровался с ним, но тот не ответил.

Машины Найджела на улице не было. Значит, Лорны еще нег дома.

Мэннеринг медленно поднимался по лестнице. Он чувствовал во всем теле усталость, боль в руках не проходила. Мозг его тоже устал. Возбуждение, азарт, который обычно сопутствовал ему в его делах, давно исчезли... Все, все не так с самого начала! Зачем он втянул в это дело Лорну? Что за легкомыслие?.. И все же Лорна его выручила... Он усмехнулся.

Но почему он так легко попался?.. Так опростоволосился?.. Он чувствовал, что где-то произошел сбой. Нарушена связь... Логика... Где?.. Конечно, он не знает еще всей правды, но многое ему известно. Большая часть...

Эллингем и Смит сначала были вместе, это ясно. Потом их дорожки разошлись. Болтовня о законной продаже жемчуга – все это для дураков... Или в этом какая-то доля правды?.. Ответа ему не узнать, пока Ричард Кортни, отец Найджела, не прибудет в Лондон...

С самого начала Мэннеринг действовал вслепую. Но одну вещь, по крайней мере, он увидел... Только одну?.. Пожалуй, больше, чем одну...

Однако для окончательного вывода не хватает еще нескольких звеньев... Впрочем, парочка из них уже у него в руках...

Значит, все не так плохо и он напрасно себя казнит? Наверное, просто немного устал...

Мэннеринг остановился на лестничной площадке.

Так... попробуем собраться с мыслями... выровнять дыхание... так...

Бристоу вскоре получит коллекцию "Карла", она будет лежать у него в кабинете на столе, и он, конечно, поймет, кто ему послал ее, но доказать ничего не сможет. Даже если очень захочет...

Опасность, исходящая для него от Бристоу, остается в силе. Убийство есть убийство – хороший человек погиб или мерзавец. И если полиция не найдет настоящего убийцу, никто не снимет обвинения с Мэннеринга... А свидетельство Тельмы Кортни – это все несерьезно: сегодня сказала одно, завтра – другое... Жалко Лорну. Жалко бросать дела...

Мысли его перескочили на Найджела. Да, молодец. Хорошо себя показал в доме у Смита. Не перенервничал, не струсил... Конечно, это Смит скупил долги Найджела, чтобы потом шантажировать его. И сделал это после своей ссоры с Эллингемом. Рассчитывал подобраться к знаменитой коллекции жемчуга с помощью Найджела. Таков был главный прицел... И он чувствовал себя на коне во время их последнего разговора.

Но теперь он в бегах и никогда не увидит этого жемчуга. Хотя попыток своих может не оставить. Если его раньше не схватит полиция... Поймает ли? И кто ответит за два убийства?..

Вопросы... вопросы...

Но кое-что он сейчас все-таки знает – о чем не догадывается никто...

Он открыл дверь своим ключом, вошел в переднюю. Из кухни доносилось пение Этель. Лучше бы она не пела сейчас.

Он хотел пройти прямо в кабинет, продумать еще кое-что и немного отдохнуть, но открылась дверь гостиной.

Тельма Кортни стояла на пороге. Она сказала:

– Наконец-то приехали.

Она выглядела лучше, чем всегда. (Если только это было возможно.) На красивом лице играла легкая улыбка. Прекрасную фигуру облегал элегантный серый костюм. Между пальцами дымилась сигарета.

– Вы не очень хотите меня видеть? – спросила она.

– Не сейчас, – ответил Мэннеринг. – По правде говоря, мне есть о чем подумать одному.

– У вас усталый вид, – сказала она сочувственно. – Может быть, вам уже не по возрасту заниматься подобными делами?

– Благодарю вас. Могу я узнать, что вы хотите?

– Есть какие-нибудь новости насчет коллекции?

– Пока нет. Но мне известно, что Найджел проявил чудеса храбрости и нашел свою Алисию. Ее держала банда грабителей. Они удрали, и полиция идет по их следу. Возможно, вскоре будет найдена и ваша коллекция.

– Вы стали полагаться на полицию?

– Не осуждайте меня за это. Кругом слишком много жулья. Одному не справиться.

– А ко мне вы до сих пор относитесь с подозрением?

– Я многого еще не уяснил, – ответил Мэннеринг. – Но хочу надеяться, что вы говорили правду.

– Если бы я всегда так поступала, у вас не было бы сейчас алиби.

– Что ж, продолжайте бередить мою рану, но не пытайтесь играть со мной. Я не приму вашей игры... Вы хотели получить коллекцию и узнать о ней всю правду. Что ж, думаю, и то и другое сбудется до того, как ваш муж сойдет на сушу в Саутгемптоне. Я дам вам знать.

– Вы так милы сегодня, просто не узнаю вас. Но, к сожалению, вынуждена сообщить еще одну новость, которая не облегчает дело.

Той, которым это было сказано, совсем не свидетельствовал о ее душевном волнении.

– Я слушаю, – произнес Мэннеринг со вздохом.

– Мой муж не на борту "Королевы Елизаветы"...

Он внимательно поглядел на нее. Еще одна ложь? Зачем? Или с Ричардом Кортни случилось несчастье?

Но тогда почему она выглядит такой спокойной, чтобы не сказать – радостной? С ее лица словно сошла маска холодной надменности, сухости – оно стало теплым и живым. Что за чудеса? Красивая статуя ожила.

Мэннеринг молча смотрел на нее, выжидая.

– Это не ложь, – сказала она. – Час назад он позвонил мне по телефону. Поэтому я поспешила приехать к вам... Он должен был плыть на этом корабле, но изменил решение. Его принудили... Все из-за проклятого жемчуга! Он был похищен, задержан. Под угрозой смерти его вынудили открыть секрет кода и тайника... Все подстроил один обезумевший от жадности американский собиратель жемчуга. И оказалось, что Ричард любит жизнь куда больше этих жемчужин! Как я рада, что это так!..

Она смеялась, она была по-настоящему счастлива.

– ...Их замысел был очень прост, – продолжала она, видя, что Мэннеринг ждет продолжения. – Кодовые распоряжения были посланы сюда в банк. Эллингем получил их и должен был осуществить продажу. Американец не хотел ничего красть, он хотел купить, и, наверное, за хорошую цену. На корабле плывет его доверенное лицо. Может быть, я он собственной персоной.

– Так, так, – сказал Мэннеринг. – Очень интересно.

– Мне жаль, – сказала Тельма Кортни, – что вы так и не сумели разрешить мои проблемы, но, по крайней мере, честно пытались... Даже рисковали жизнью. Я благодарна вам.

Она говорила без тени смущения, глаза радостно блестели, и Мэннерингу показалось, что он начал понимать ее истинные чувства по отношению к мужу.

– Теперь у меня только одна просьба к вам, – продолжала она. – Вытащить Найджела из этой грязи.

– Это будет нетрудно, – ответил Мэннеринг. Он помолчал. – Дело, видимо, выглядело так... – сказал он потом. – Эллингем был заодно с теми, кто шантажировал Найджела, до тех пор, пока не прознал про этот американский план. Тогда он отвернулся от своей компании и решил действовать в одиночку. Только вместо того, чтобы продать коллекцию американцу, вознамерился, с моей помощью, пустить ее на свободный рынок и сам заработать на этом. А вашему мужу он бы представил все это как ограбление. Ведь код и сведения о тайнике были в руках у американцев.

– Но кто-то опередил их всех, – сказала Тельма. В голосе у нее не было сожаления. – И коллекция исчезла из тайника. Правда, другие драгоценности, по-видимому, остались.

– Надеюсь, это не будет слишком большим ударом для вашего мужа, – вежливо сказал Мэннеринг.

– Я тоже надеюсь. Ведь он уже подготовлен к этому. Кроме того, она застрахована.

– Как благоразумно с вашей стороны... Скажите, миссис Кортни, вы по-прежнему утверждаете, что ваши... м-м... заигрывания с Эллингемом носили... м-м... чисто деловой характер?

– Да, – сказала она, глядя ему прямо в глаза, – и с вами тоже.

– Спасибо. Когда прибывает ваш муж?

– Завтра. Самолетом... И надеюсь, – она опять взглянула на него, – он не очень будет потрясен вашим алиби... Вы не можете себе представить...

Она замолчала.

– Да? – сказал Мэннеринг.

– Как много для меня значат наши отношения с ним. Мы впервые расстались на такое длительное время... и мне так его не хватало. Но я хотела, чтобы он уехал, – думала, сама справлюсь тут с Найджелом. Только он и подмешивал ложку дегтя в нашу бочку меда. Теперь, надеюсь, с ним будет по-другому... В общем, все окончено... Занавес...

– Не совсем, – сказал Мэннеринг. – Убит Эллингем. Убита ваша служанка.

Тельма Кортни ответила:

– Как хорошо, что Ричард вот-вот будет здесь... Ваша жена могла бы меня понять...

В открытую дверь гостиной тихо вошла Лорна. Она приветливо улыбнулась Тельме, протянула руку:

– Миссис Кортни?

– Миссис Мэннеринг?

– Чрезвычайно рада видеть вас.

– Я как раз говорила о том, как мне не хватает мужа... Вы слышали?

– Частично. Осталось, кажется, найти убийц и определиться с вашим пасынком.

– Надеюсь, в нем гораздо больше хорошего, чем видится с первого взгляда. Нужно только это понять. Я буду пытаться.

– Желаю успеха, миссис Кортни. – Лорна повернулась к мужу. – Дорогой, сегодня у меня ужасно тяжелый день. Не знаю, как у тебя... К тому же на почте так много народу...

Когда Тельма Кортни ушла, Лорна сказала:

– Знаешь, это удивительно, но в ней есть что-то человеческое.

– Я уже говорил тебе, ты чересчур романтична.

– Возможно, дорогой... Что ты думаешь теперь делать?

– Я думаю... думаю, что Бристоу, ослепленный красотой жемчуга, который ты ему послала, на некоторое время забудет обо мне. А я тем временем...

Раздался резкий телефонный звонок. Лорна вопросительно посмотрела на мужа. Тот с неохотой поднял трубку.

– Мэннеринг слушает.

– Ну что ж, парень, – голос Смита звучал спокойно, словно ничего не случилось. – Когда мы опять увидимся, а? Мне по-прежнему жутко хочется иметь эти жемчужины. И, поверь, я сумею причинить тебе немало неприятностей, если не послушаешь меня... Пока. Вскоре опять позвоню.

Лорна спросила:

– Кто это? – Мэннеринг не отвечал. – Я знаю, это Смит, – сказала она.

– Да.

– Что нужно сделать, чтобы он оставил тебя в покое? И с чем он может выступить против тебя?

– Он сможет привести ряд доказательств того, что в ту ночь я был в Грейндже. И найдет свидетелей. Претт первым даст показания под клятвой, что видел меня там... Кража, убийство... мое прошлое... Неизвестно, что скажет Алисия, когда ее будут допрашивать.

– Как? Она будет против тебя? Ведь ты...

Мэннеринг не дослушал.

– Сейчас я должен сделать только одно: сказать им – и доказать это, – кто убил Эллингема.

– Смит?

– Нет, Претт. Дворецкий в Грейндже... Мне нужен Найджел. Где он может быть?

– У себя дома, конечно. Вместе с Алисией. Он сразу повез ее домой. Я к ним зашла, после того как поставила его машину.

– Хорошо, – сказал Мэннеринг, – тогда я сейчас выпью чая и...

Снова раздался звонок. На этот раз в дверь.

Глава 21 Последний шанс

Этель открыла, прощебетала кому-то радостно, как старому знакомому:

– Да, сэр, мистер Мэннеринг дома, недавно приехал... Конечно, сэр, он рад вас видеть.

Светясь от удовольствия, она проводила инспектора Бристоу в гостиную.

– Заходите, Билл, – устало сказал Мэннеринг.

– Я полагал, вы уже давно пересекли государственную границу, – произнес Бристоу с ироничной улыбкой.

– У него нет для этого причин, – сказала Лорна.

– Что же, Джон, вы шли на это с открытыми глазами. – Голос инспектора тоже звучал устало.

– Так удобнее ходить, – сказал Мэннеринг.

– Только по верной дороге... – Бристоу передернул плечами. – Мне не следовало сейчас заходить к вам. Но я пришел как друг... Надеюсь, вы понимаете, вам не удастся избежать этого дела с Грейнджем. Ваше алиби ничего не стоит. Тот, кто его предоставил, заберет его в любой момент при самом слабом нажиме. Я лично знаю, что вы взяли коллекцию жемчуга не для себя... Владелец будет в восторге... Но, как известно, в нашем обществе кража и взлом не считаются лучшим способом решения каких бы то ни было проблем. Вы не избавились от ваших былых романтических идей, Джон, если их можно так назвать... Идей, что для того, что вы считаете хорошим или справедливым, годятся любые средства. Ведь это не так, Джон... И хотя я уверен, что вы не убивали...

– Спасибо, Билл, – сказал Мэннеринг. – Спасибо, что вы назвали меня только вором, но не убийцей.

– Я давно знаю вас, – повторил Бристоу, – и уверен, вы не могли убить. Но это опять-таки мое личное мнение. Те, кому поручено расследование, склоняются к тому, что взломщик и убийца – одно лицо.

Лорна вскрикнула.

– Простите, – повернулся к ней Бристоу, – но я был обязан поставить вас в известность, насколько все серьезно... И плюс к этому сегодняшние дела, Джон. Наше посещение дома в Айлворте, откуда вас увезла миссис Мэннеринг... Мы знаем все... Там обосновалась шайка грабителей... Но как вы сможете доказать свою непричастность к ним, если обвинения посыплются со всех сторон? Возможно, со стороны грабителей тоже. Для суда, для присяжных ваше прошлое, Джон, будет значить куда больше, чем настоящее.

– Боже мой, – сказала Лорна, – что же делать?

– Рассказать всю правду следствию. О том, кто был той ночью в Грейндже и взял драгоценности.

– Я не был там, – сказал Мэннеринг с улыбкой, которая больше походила на гримасу.

– Что же, Джон, пусть так, – со вздохом сказал Бристоу и поднялся со стула. – Советую еще подумать... Миссис Мэннеринг, если хотите уберечь его от самого худшего, уговорите сделать признание. Это последний шанс... До свидания. – У дверей он остановился. – Не выезжайте из Лондона, Джон, или я должен буду предъявить вам официальное обвинение...

Мэннеринг вышел проводить его, но больше они не сказали друг другу ни слова.

– Джон, расскажи им все! – воскликнула Лорна, когда он вернулся в гостиную. – И про меня тоже.

– Моя дорогая, – теперь он сумел улыбнуться по-настоящему, – я никогда этого не сделаю... Мне нужно подумать и, как я уже сказал, повидать Найджела и...

Снова звонок в дверь прервал его на середине фразы... Да что же это такое?!

В передней Этель говорила с кем-то, но тон ее не был таким радостно-почтительным, как прежде.

– Я спрошу, – сказала она.

Мэннеринг вышел к ним и увидел Рейчел Смарт с большой блестящей сумкой через плечо.

– Я вам должна кое-что сказать... – начала она.

– Пройдемте в кабинет, Рейчел, Пусть Лорна отдохнет от всех разговоров.

Когда журналистка присела на стул, Мэннеринг с удивлением обнаружил, что с трудом узнает ее: насколько непривычно было видеть эту женщину в состоянии полного покоя и бездействия.

– Итак? – спросил он.

– Коллекция "Карла" нашлась, – сказала она. – Тот, кто ее взял, прислал ее прямо в Скотленд-Ярд. Странноватый поступок для грабителя, не правда ли?

– Очень интересно, – сказал Мэннеринг, – ради этого вы и пришли?

– Когда я была совсем молодая, – сказала Рейчел, не отвечая на вопрос, – то слышала об одном человеке. Только он мог бы сделать такое. Его звали Барон. Он был моим героем, почти как Робин Гуд.

– Вы наверняка преувеличиваете, – ответил Мэннеринг.

Она рассмеялась.

– Нисколько. Клянусь вам. Я и сейчас восхищаюсь им... Но вы правы, я пришла не для того, чтобы выражать свое восхищение. Хочу сказать о другом... Когда сегодня я освобождала вас в том доме... Я не узнала вас, но вы-то узнали меня... Так вот, когда вы уже уехали с вашей женой и все остальные тоже убрались из дома... еще до появления полиции, я нашла там одну интересную вещицу. Ее в спешке забыл их главарь. Вот она...

Рейчел открыла сумку, вынула довольно большую тетрадь. В таких обычно ведут свои дневники усердные школьники.

– Это не совсем дневник, – продолжала она. – Скорее записная книжка делового человека. Делового, но склонного к графомании. Может, вообще не вполне нормального... Хотя кто из нас абсолютно нормален?.. А уж любой преступник – определенно неполноценный... Это моя скромная теория.

– Что ж, довольно разумная, – пробормотал Мэннеринг.

– Так вот, – продолжала Рейчел, – в этой книжице записаны кое-какие беседы автора с неким Эллингемом, в которых тот, помимо всего прочего, говорит, что Джон Мэннеринг и известный в свое время Барон – одно и то же лицо...

– Жак интересно, – повторил Мэннеринг.

Рейчел сухо улыбнулась.

– Но главное не в этом. Главное, что здесь записано нечто вроде показаний человека по имени Претт, одного из тех, кто работал на этого Смита. Претт клянется, что видел вас в ночь убийства и узнал. А также вашего сообщника. Вернее, сообщницу... Вот, смотрите, черным по белому написал, что у него на глазах убийство совершили вы... Думаю, Смит специально написал все это, чтобы запугать вас и склонить к сотрудничеству. А Претт... Что ж, Претт хотел таким путем отвести от себя возможные подозрения.

Дверь в кабинет открылась.

– Прошу прощения, – сказала Лорна. – Мне там очень неуютно одной... Я так боюсь за тебя, Джон.

Рейчел спросила:

– Могу я что-нибудь сделать... для вас? Уничтожить эту книжицу? Или вырвать какие-то листки?

Мэннеринг коротко рассмеялся.

– А как насчет сенсаций, на которые так падки вы, репортеры уголовной хроники?

– Я же говорила, что вы были почти Робин Гудом моего детства. А скольким вы помогли, после того как Барон перестал существовать? Думаете, я не знаю? Думаете, случайно начала следить за вами, сопровождала в Скотленд-Ярд и потом к миссис Кортни?.. Я знаю, вы опять расследуете какое-то сложное, запутанное дело, чтобы помочь кому-то. На этот раз семье Кортни и несчастной Алисии Хилл. Так что без всякого колебания могу уничтожить эти записи Смита – вещественные доказательства...

– Джон, – сказала Лорна. – Не лучше ли нам на время уехать из страны? Я не могу больше... Эти угрозы... со стороны полиции, со стороны преступников...

– Увы, невозможно, дорогая, – сказал Мэннеринг. – Люди Бристоу не спускают с меня глаз. И, конечно, все аэропорты и морские вокзалы предупреждены. Бристоу – хороший человек, но честный полицейский служака... Впрочем, одна узкая дверь для выхода у меня еще осталась.

– Какая еще дверь? – тоскливо спросила Лорна.

– Я должен доказать простую вещь: что именно Претт убил Эллингема.

– Где ты найдешь доказательства? – вскричала Лорна. – Не обманывай самого себя! На этот раз все кончено.

Бедная Лорна издергалась за последние дни, и ей изменила стойкость... вера в него...

– Признание – вот что мне нужно, – задумчиво сказал Мэннеринг. – Еще одна беседа с Преттом, Смитом или...

– Не выдумывай, Джон! Какие еще беседы! Ты попал в ловушку...

– Мне кажется... – начала Рейчел.

Мэннеринг перебил ее:

– Где сейчас Найджел?

Он спрашивал это уже во второй раз за такое короткое время.

– У себя дома. Со своей Алисией... Уж не думаете ли вы, что он тоже в этой шайке?

– Он глупый разболтанный юнец... Но вы, Рейчел, кажется, подозреваете его в чем-то? Что ж, если так, поеду к ним в гнездышко и постараюсь кое-что выяснить.

– Это так же бесполезно, как твое предполагаемое интервью с Преттом или Смитом, – сказала Лорна.

– Посмотрим, – произнес Мэннеринг. – А вы пока, – обратился он к обеим женщинам, – попробуйте вспомнить хотя бы один момент во всем этом деле, от которого нужно отталкиваться и который мог бы помочь выйти на прямую дорогу... – Он сжал руки Лорны. – Мы освободимся из этой ловушки, дорогая...

С этими словами он вышел.

Когда он сел за руль "тальбота" и отъехал от гаража, за ним двинулся автомобиль с людьми Бристоу.

Что, однако, не мешало ему размышлять, пока он ехал к дому, где снимал квартиру Найджел.

...Лорна не видит никакого шанса... Но он уверен, что шанс есть... не может не быть. Только надо за него ухватиться, использовать... Если же не сумеет, то предстоит судебное разбирательство. И даже тогда, когда вердикт будет гласить, что он невиновен, это спасет только его жизнь, но не репутацию, которую с таким трудом он завоевывал в последние годы... В глазах тех, кто о нем знал. Или догадывался... А для тех, кто не знал, будет хорошая пища для пересудов...

Снова он подумал о своем непрочном алиби. Завтра, когда прилетит муж Тельмы Кортни, оно рассыплется, как карточный домик. Да и нелепо думать, что может быть иначе...

Он остановился возле дома Найджела. Полицейская машина припарковалась в нескольких метрах от него. Он вышел из кабины, кивнул полицейским и прошел в подъезд.

Найджел сразу открыл на его звонок. Он снова был небрежно одет, левая рука забинтована – задела пуля или порезал о стекло, когда лез в окно? – но глаза сияли.

– О, это вы! – воскликнул он. – Привет! Заходите... Вы уже знаете новости? Все о'кей! Алисия здесь, со мной!

– Да, мне сказала жена. Очень рад.

– Но вы не можете знать всего! Мы с этой женщиной, которая из газеты, выследили их, ворвались в дом и напустили на них страху. Они удирали во все лопатки! Никогда не думал, что все получится так легко. И, главное, вызволили Алисию! – Найджел залился радостным смехом. – Жаль, что вы не видели всего этого, вам бы понравилось!

– Поздравляю вас, – сказал Мэннеринг. – Вас уже вызывали в полицию?

– Теперь я ничего не боюсь. Мне все равно... Раз Алисия здесь... Кстати, знаете, поддельные бриллианты нашлись в том доме, у Смита! А где же настоящие? Вы имеете хоть малейшее представление?

Они прошли уже из холла в гостиную.

– Нет, – сказал Мэннеринг. – Добрый вечер, Алисия.

– Добрый вечер, мистер Мэннеринг.

Она сидела в большом кресле и выглядела там еще миниатюрнее и изящнее, чем на самом деле. Светлые густые волосы были красиво убраны, на ней была уже не пижама, а новое платье; на лице – следы тщательного макияжа. Не девушка, а просто загляденье. Картинка.

Не поднимаясь с кресла, она протянула руку Мэннерингу.

– Как чудесно! – воскликнула она. – Какой молодец Найджел – нашел и спас меня! Точно в прекрасном сне!

– И больше никаких кошмаров? – спросил Мэннеринг.

– Слава богу, нет! Пока нет.

– Это хорошо... Но послушайте, Алисия. Я специально приехал сюда, чтобы сказать вам... Это очень важно. Найджелу придется туго, если мы не вытащим его... Вы знаете, его шантажировали и заставили выкрасть бриллианты...

– Да, он мне все рассказал!

– И кто-то наверняка знал, что бриллианты переданы вам. Этот кто-то проник потом, на Лиделл-стрит и подсыпал что-то в кофейник на кухне, перед ужином, отчего все крепко уснули. Помните?

– Как я могу забыть?

Она нашла в себе силы улыбнуться.

– Кто же это был, не знаете?

– Откуда мне знать?

Алисия широко открыла свои кукольные глаза.

– Я постараюсь помочь вам. Это был человек, который знал, что кофейник в этом доме ставится вечером на каменную полку для подогрева. Человек, который мог беспрепятственно, не вызывая подозрений, войти в кухню. Который...

– Мало ли кто мог туда проникнуть! – вмешался Найджел.

Ему показалось, что слова Мэннеринга задевают чем-то его Алисию.

– Вряд ли человек с улицы мог легко проделать эту, пускай несложную, операцию, – продолжал Мэннеринг. – Выдумаете иначе, Алисия?

– Конечно! – Она уже больше не улыбалась. – Ведь воры...

– Кто-то должен был рассказать ворам о распорядке дня в вашем пансионе, моя крошка, – мягко сказал Мэннеринг. – Слушайте меня внимательно... Жильцов усыпили этим кофе. Вы его не стали пить, верно? Вам просто сделали инъекцию снотворного. Больше вам не причинили никакого вреда, хотя люди они не слишком жалостливые, судя по тому, какая участь постигла Эллингема и одну молодую служанку. С вами они обошлись вполне дружелюбно...

– Это неправда! – вскричала Алисия. – Что вы такое говорите?

– На что вы намекаете? – угрожающе спросил Найджел.

– Это не намеки, а факты, – по-прежнему мягко сказал Мэннеринг. – Вот еще один, если желаете... Из моей квартиры, где вы неплохо выспались, вас увезли в Айлворт, на Элмс-авеню, дом десять. Я не ошибся адресом?.. Там вас держали взаперти как пленницу. Беспомощную пленницу, Но одеты вы были в пижаму с цветочками. В свою собственную, в которой были, когда я увидел вас на Лиделл-стрит. У нас дома жена вам дала свою... Неужели, похищая вас, преступники любезно дали вам возможность переодеться в собственную пижаму, а также захватить необходимый набор для макияжа? Потому что – я обратил внимание – когда вы сидели связанная, там на кровати, ваше лицо выглядело точно так же, как сейчас: старательно ухоженным... Неужели добряк Смит разрешил вам все эти вольности?

– Что вы несете?! – выкрикнула Алисия. – Найджел, скажи ему...

– Будьте осторожнее в выражениях! – крикнул Найджел. Он сжал кулаки.

– Найджел, – сказал Мэннеринг, – это все нелегко, я понимаю. Но вам придется смириться с мыслью, что Алисия все это время была связана со Смитом. И с вами познакомилась, потому что так хотел Смит. Она постоянно сообщала ему все, что знала про вас. Знала о бриллиантахвашей мачехи задолго до того, как вы сами рассказали ей... И еще... возвращаясь на Лиделл-стрит... Это Алисия подмешала снотворное в кофе. Чтобы все выглядело страшнее и правдоподобнее. Чтобы больше испугать Найджела... Конечно, она придумала этот дурацкий спектакль не сама. Эти звонки ко мне... Все делалось, чтобы втянуть меня поглубже во все это, чтобы я окончательно завяз, перестал даже барахтаться и согласился на все условия Смита. А нужен я им был во что бы то ни стало... Ведь они не знали того, что происходило в это время в Америке... Нуда вы тоже не знаете. И не надо вам... Итак, Алисия? Я хочу выслушать вас.

Глава 22 Наконец – правда

Найджел произнес охрипшим голосом:

– Вы с ума сошли, Мэннеринг!

Он не сводил глаз с лица Алисии, но ничего утешительного на нем прочитать не мог – кроме ненависти, дикой ненависти к Мэннерингу.

– Все это вранье! – выговорила наконец Алисия. – Гнусная брехня!

– Это все чистая правда, моя крошка, – сказал Мэннеринг. – Смит наведался ко мне на квартиру, когда не было служанки... Возможно, даже ты открыла ему дверь. Он ударил мою жену, связал ее, а ты спокойно уехала с ним на Элмс-авеню. И была там свободна, как птичка, пока не стало известно, что туда направляется один знакомый тебе человек. Тогда тебя слегка привязали к изголовью кроватки. На всякий случай – чтобы показать ему тебя... если придется... И ты надела свою любимую пижаму. С цветочками... И знала все, или почти все, об их планах. Они не считали нужным скрывать их от тебя. Ты знала, что натворил молодчик по имени Претт. Кого он убил. И кто убил несчастную служанку миссис Кортни. Ты завязла в этом по самую твою прелестную шейку, по которой, боюсь, плачет веревка.

– Вы сумасшедший! – взвизгнула Алисия, вскакивая с кресла.

Еще немного, и она бы вцепилась в него ногтями.

Мэннеринг слегка отстранился и спокойно сказал:

– Итак, моя крошка, ты знала о двух убийствах и не сообщила о них. Это делает тебя соучастницей и ведет на виселицу вместе с настоящими убийцами...

– Нет! – крикнула Алисия.

Мэннеринг вполне отдавал себе отчет, что такое наказание не грозит ей в любом случае, но был согласен в данный момент с формулой, которую совсем несправедливо, как считают некоторые, приписывают Игнацию Лойоле, – о том, что цель оправдывает средства.

– Ты глубоко погрязла в этом, – повторил он, – так же, как мистеры Смит и Претт. Ты помогала им шантажировать Найджела, оказывала и другие услуги. Если тебя не повесят, то долгие-долгие годы за решеткой обеспечены.

Она молчала.

Найджел издал странный горловой звук.

Мэннеринг заговорил снова:

– Ты наверняка знала и об этих дурацких разговорах, что я какой-то "Барон". Смит и Претт строили по этому поводу некоторые планы в своих умных головах. Ты знала, что Претт, убивший беззащитного Эллингема, хочет подставить вместо себя другого. И что смерть той служанки не была случайной... Ты многое знаешь, но молчишь и изображаешь из себя жертву плохих людей... Мне не очень нравится, что убийцы ходят на свободе. Полиция тоже не слишком довольна этим. Поэтому я должен помочь полиции... – Он повернулся, быстро подошел к телефонному аппарату и положил руку на трубку. – Чем быстрее она прибудет сюда, тем лучше.

Наступило мертвое молчание.

– Нет! – выдохнула потом Алисия.

Найджел по-прежнему не сводил с нее глаз. Его взгляд был как у больного.

Мэннеринг поднял телефонную трубку.

– Игра закончена, моя крошка, – сказал он. – И встреча с полицией неминуема. Только одно может помочь тебе спасти свою шейку...

– Это все неправда! Неправда!

Мэннеринг пожал плечами.

– Следствие все проверит и определит, что правда, а что нет... Где сейчас Смит?

Она молчала. Дыхание у нее было неровным и затрудненным.

– Что ж, как хочешь...

Мэннеринг набрал буквы "w" и "h", он уже собрался снова прокрутить диск, но Алисия подскочила к нему и вцепилась в руку, отчаянно пытаясь удержать ее. Найджел с ужасом смотрел на происходящее.

– Не надо! – закричала она. – Не надо, прошу вас! Я ничего не могла поделать. Они заставили меня... Я боялась...

– Алисия! – крик с трудом вырвался из побелевших губ Найджела.

– Да, да, заставили... Смит... Он не Смит, но все равно... Он мой родной брат... Старший... Я не могла... Он грозил мне...

– Вы занимались шантажом. Содействовали им во всем... – Сейчас Мэннеринг говорил сухо и твердо, что стоило ему некоторых усилий. – Вы были соучастницей...

Ее рука продолжала сжимать руку Мэннеринга – так, что тому было больно.

– Я... нет... – говорила, задыхаясь, Алисия. – Но я многое слышала, много знаю. Что мне делать, скажите? Что я должна сделать?

– Существует такой юридический термин, – сказал Мэннеринг, – "свидетель обвинения". Вы должны им стать. Должны дать показания, письменные и устные, о преступной шайке, об их делах... И об этой последней истории. Как Эллингем и Смит – не знаю, правда ли то, что он ваш брат, но это не слишком меняет дело – как Эллингем и Смит позарились на коллекцию "Карла", как рассорились потом, и что из этого вышло... Как Претт убил Эллингема и сообщил Смиту, что дело чистое, потому что все можно свалить на того, кто в ту ночь забрался в тайник... Как с вашей помощью они шантажировали и терроризировали Найджела...

– А если они узнают, что я... что против них...

– Они не узнают... Где они сейчас?.. Вы должны сказать! Обязаны!

– Я... я скажу.

– Не мне, полиции... В тюрьме они не будут вам страшны... Только делать все надо скорее. Прямо сейчас. Время не ждет... Вы готовы?

– Да... Только скажите, они не повесят меня? Правда?..

– Я не могу поверить... – проговорил, заикаясь, Найджел. – Все это... Нет, я не верю!..

– Дайте лист бумаги, – сказал ему Мэннеринг. – И ручку.

...Через полчаса Алисия и Мэннеринг вышли из дома Найджела. Мэннеринг открыл перед ней дверцу машины, посадил рядом с собой. "Тальбот" рванул с места. За ним тотчас же тронулась полицейская машина.

– Видите, они уже сопровождают вас, – сказал Мэннеринг.

Алисия сидела бледная как смерть. Мэннерингу было ее искренне жаль.

У ворот Скотленд-Ярда полицейский, как обычно, поприветствовал Мэннеринга.

– Инспектор Бристоу ждет нас, – сказал тот.

– Проходите, сэр.

Мэннеринг держал Алисию за руку, когда они шли по коридорам. Она вся дрожала, слезы текли по ее лицу.

Он, не постучав, открыл дверь в кабинет Бристоу. Инспектор вскочил с места, увидев их.

– Что все это значит?

– Некоторые новости для вас, – сказал Мэннеринг и положил перед ним признание Алисии, которое было записано с ее слов и под которым стояла ее подпись.

Несколько позже, все еще находясь в кабинете Бристоу, Мэннеринг сказал:

– Конечно, Билл, если вы были бы великодушным человеком, то пригласили бы меня тоже участвовать в поимке Смита н его дружков на квартире, которую указала Алисия Хилл.

– Ни за что в жизни! Хватит с вас! Отправляйтесь домой и спокойно сидите там рядом с Лорной.

– Нет уж, подожду здесь. Хочу полного подтверждения моей невиновности. Думаю, когда Смит поймет наконец, что ему угрожает, то тут же расскажет обо всем и не забудет назвать ни Претта, ни тех, кто убил служанку миссис Кортни... Которая – я имею в виду миссис Кортни, – между нами говоря, отнюдь не повинна в прелюбодеянии. И Лорна об этом всегда знала...

– Хорошо, – сказал Бристоу. – Подождите внизу, Джон. Только боюсь, вы проголодаетесь... Этой девчонке, – добавил он, – мы, пожалуй, не сможем предъявить почти никаких прямых обвинений. Да и Найджел Кортни, думаю, не будет нам в этом помощником.

– Жаль, если так, – сказал Мэннеринг. – Но все же рад за нее...

Часа через два – была уже глубокая ночь – в комнату ожидания, где находился Мэннеринг, быстро вошел полицейский. Он сказал:

– О, мистер Мэннеринг, вы еще не ушли? Инспектор Бристоу просил передать...

– Что именно? – спросил Мэннеринг.

Голос его звучал громко и взволнованно. Хотя он не хотел этого.

– Инспектор сказал, что все в полном порядке. В том доме этих людей не было, но их задержали по дороге. Они уже дают показания. Инспектор позвонит вам домой, когда сможет.

– Спасибо, – сказал Мэннеринг. – Большое спасибо.

Впервые за долгие часы он с облегчением и вполне искренне улыбнулся.

Выйдя из подъезда Скотленд-Ярда, он сел в машину и некоторое время сидел, не включая мотор, глядя на Вестминстерский мост, на здание парламента, на башню Большого Бена. Он продолжал улыбаться. Опустив стекло, он с наслаждением вдыхал свежий ночной воздух.

Облегчение... Он испытывал настоящее облегчение...

Да, давно он не бывал в такой переделке... Грабеж с убийством. Только этого ему не хватало. Но убийство теперь отпало, а насчет грабежа... Никто не станет сейчас копаться: ведь ничего не пропало, Все вернулось на круги своя... Кроме поруганной любви несчастного Найджела...

Мэннеринг нажал на стартер, тихо тронул машину и повернул в сторону Челси.

Конечно, бедная Лорна не спит. А вездесущая Рейчел Смарт, наверное, ушла выискивать новые сенсации...

* * *
Рейчел Смарт не ушла. Она и Лорна вскочили со стульев, когда он появился в дверях.

– Все окончилось благополучно, – сказал Мэннеринг. – Вы догадались, о каком последнем шансе я говорил?

Лорна устало прикрыла глаза и покачала головой.

– Да говорите же! – рявкнула Рейчел.

И Мэннеринг не заставил себя ждать. Он рассказал о маленькой запуганной блондинке с большими кукольными глазами, которая оказалась большой шантажисткой и которую он, напугав немного, заставил во всем признаться...

– Несчастный Найджел! – почти одновременно вздохнули женщины.

– Можете пойти сейчас и утешить его, – сказал Мэннеринг, обращаясь к Рейчел. – Уверен, он не спит. Заодно, возможно, добудете и какой-нибудь сенсационный материальчик. Если Найджел не станет сопротивляться.

Уговаривать Рейчел не надо было. Через минуту она выскочила за дверь.

Мэннеринг глянул в сторону камина. Там догорали знакомые ему листы бумаги. Обложка от них лежала тут же на полу.

Он взял кочергу и пошевелил ею тлеющие листки. Они на мгновение вспыхнули и совсем погасли.

Лорна подошла и молча обняла его.

Они долго так стояли возле камина.

Джон Кризи (Энтони Мортон) • Барон и Звезды

1

Комфортабельная столовая «Мендорс клуба» почти опустела. Один за другим его завсегдатаи исчезли в соседней, курительной комнате, где, удобно устроившись за листами «Таймс», можно было спокойно вздремнуть.

Джон Мэннеринг поставил пустую чашку на стол, взглянул на часы и решил, что француз так же не способен вовремя прийти на свидание, как англичанин сварить приличный кофе. Пять минут третьего: господин де ла Рош-Кассель опаздывает. Правда, всего на пять минут, но Мэннеринг не шутя относился к пунктуальности. Жизнь приучила его ценить каждую секунду — ведь порой и одного мгновения достаточно, чтобы совершенно изменить весь ход событий. К примеру, на долгие годы отправить в тюрьму одного из столпов лондонского высшего света… к крайнему изумлению всех его друзей…

Ибо Джон Мэннеринг, спортсмен, денди, известный коллекционер драгоценных камней и, по общему мнению, славный малый, был еще и профессиональным взломщиком. Справедливости ради заметим: взломщиком в отставке. Но, как он сам иногда говорил Лорне Фаунтли, «стоит разок украсть — и ты навсегда вор». А Лорна, возмущенно вскинув брови, неизменно отвечала: «Но вы же не вор, дорогой мой! Вы — Барон!».

Действительно, разница весьма существенная.

Лет пять назад пресса с восторгом, а полиция с негодованием обнаружили нового грабителя-джентльмена, по ловкости превосходящего всех своих предшественников. Совершенство его техники, поразительное самообладание, отвага, выбор жертв — всегда очень богатых — и мирные средства самозащиты (Барон никогда не пользовался ничем, кроме собственных кулаков и трогательно миниатюрного газового пистолета) мгновенно обеспечили ему симпатии публики и, что случается с грабителями гораздо реже, уважение Скотленд-ярда.

С веселой дерзостью Барон грабил крупнейших коллекционеров Англии. Против него не мог устоять ни один сейф, ни одна бронированная камера. Добычу он сплавлял так мастерски, что, как с грустью признавал старший инспектор Бристоу, «драгоценность, украденная Бароном, — это та, которую уже никто никогда не найдет».

Этот афоризм доставил массу удовольствия Джону Мэннерингу.

И вот после двух лет самой бурной деятельности Барон перестал будоражить общественное мнение. Разговоры о нем постепенно смолкли. А Джон Мэннеринг с Лорной Фаунтли отправились в путешествие. Они охотились на львов в Кении, ловили лосося в Канаде, слушали Моцарта в Зальцбурге, а Вагнера в Байрейте, бегали по антикварным лавочкам в Париже, и старые кумушки уже начали судачить об их возможном браке. По правде говоря, все эти разговоры имели под собой реальные основания — Джон и Лорна были неразлучны. Однако никто так и не осмелился громко задать вопрос, который вертелся у всех на языке: «Почему же они не поженятся?».

С тех пор как из любви к Лорне, которая постоянно дрожала от страха, зная, что ее возлюбленный то и дело балансирует между свободой и тюрьмой, Джон «остепенился», ему несколько раз приходилось прибегать к помощи весьма своеобразных талантов Барона. Но теперь он делал это не для того, чтобы увеличить и так уже весьма впечатляющий личный счет в банке, а из желания оказать услугу кому-либо из друзей — своих, или Лорны, или даже полиции, ибо Барон располагал гораздо более эффективными, хотя и менее легальными источниками информации, нежели Ярд.

Такие случаи доставляли Джону особое удовольствие. Инспектору Бристоу (или, как его называли все лондонские шалопаи, старине Биллу) потребовалось более полугода, чтобы, к его безмерному удивлению, обнаружить, что Джон Мэннеринг и Барон — одно и то же лицо. Но знать — это одно, а доказать — совсем другое. Последнее, невзирая на все усилия, Ярду так и не удалось, и, смирившись с неизбежным, он поддерживал с Мэннерингом довольно странные отношения, в которых недоверие смешивалось с почтением и даже восхищением.

Два часа десять минут…

Джон пожал плечами: право же, господин де ла Рош-Кассель явно перегибает! Тут он удивленно вскинул брови — из курительной комнаты послышался невнятный шум. О, разумеется, так себе шумок — из самых сдержанных и благопристойных… И однако, это более чем странно, ведь в «Мендорс клубе» полная тишина — священное правило. Любопытно, что же могло нарушить покой почтенных завсегдатаев клуба и вывести их из дремотного оцепенения? Джон направился в курительную.

Поразительное дело — несколько членов клуба (впрочем, из самых молодых) стояли у окон, выходивших на улицу. Мэннеринг присоединился к ним.

— В чем дело, Томми?

— Так, несчастный случай, — не оборачиваясь ответил Томми Рафтберри. — Какого-то парня сбила машина… Сейчас его увезут, только не в больницу. Бедняга явно рассчитался с этим миром.

Нагнувшись к окну, Джон и в самом деле увидел перевозку, носилки и простыню, которой санитары заботливо укрывали неподвижное тело.

И Мэннеринг мысленно попросил прощения у господина де ла Рош-Касселя — тот прибыл на свидание вовремя. Но… уже мертвым.

* * *
Час спустя в кабинет Скотленд-ярда, где работали суперинтендант Линч и старший инспектор Бристоу, вошел дежурный и доложил, что господина суперинтенданта хочет видеть Джон Мэннеринг.

Супер производил сильное впечатление — огромная туша, скорее завернутая, чем одетая, в широченный твидовой костюм коричневого цвета, могучий бас и хитрые, проницательные глазки. Инспектор Бристоу, всегда отличавшийся чисто военной элегантностью, изящный и прямой, как «i», в синем саржевом костюме, выглядел рядом с ним особенно безупречно. Лицо его не казалось старым, хотя подстриженные бобриком волосы сильно поседели.

— Мэннеринг? — изумленно пробормотал Линч. — Что ему может быть от нас нужно, Билл? Барон сидит тихо вот уже… ну-ка, прикинем…

— Более двух лет, сэр. Правда, три-четыре раза он делал вылазки, но, говоря по совести, из самых благородных побуждений. И мы сами просили у него помощи!

— Да, припоминаю… Не вмешайся он вовремя, болтаться бы молодому Холливелу на веревке, а мы бы остались с хорошей юридической плюхой!

— Но Мэннеринг все-таки не забыл выплатить себе гонорар, стянув между делом несколько недурных драгоценностей!

— Ох уж этот чертов Мэннеринг! — вздохнул супер. — И впрямь крепкий орешек. Подумать только, нам до сих пор ни разу не удалось упрекнуть его в чем-нибудь мало-мальски серьезном! А признайтесь, Билл, вас это скорее радует! Подозреваю, что вы ежевечерне молитесь о том, чтобы утром вам не пришлось его арестовывать.

— Он спас мне жизнь, сэр, — сухо заметил Бристоу. — Такие вещи трудно забываются. И, между нами говоря, он на редкость симпатичный малый.

— Согласен. И никогда не бывает утомительным — даже если потешается за наш счет!

Только он успел это договорить, как в кабинет вошел Мэннеринг. Высокий, стройный, в прекрасно сшитом костюме из тонкой, отливающей сталью фланели. Галстук цвета палых листьев прекрасно гармонировал с насмешливыми карими глазами, в уголках которых маленькие ироничные морщинки смягчали несколько чрезмерную правильность черт, а улыбка могла бы обезоружить даже старую мегеру.

— И Бристоу здесь! — радостно воскликнул Джон. — Вот повезло так повезло! Приветствую вас, господа.

И, не ожидая приглашения, он устроился в кресле, заботливо оберегая стрелку на брюках, и, вытащив из кармана изящный золотой портсигар, предложил закурить обоим полицейским. Бристоу взял сигарету, а Линч потянулся за трубкой.

— Я вижу, Ярд, как всегда, в наилучшей форме!

— Вы тоже, Мэннеринг. С тех пор как мы в последний раз виделись, вы не прибавили в талии ни сантиметра. Готов спорить, вы занимаетесь физкультурой, — проворчал Линч. Из-за своих ста двадцати кило он всегда приходил в дурное расположение духа, как только кто-нибудь упоминал при нем о весе или фигуре.

— Если бы только гимнастикой, — рассмеялся Джон. — Я занимаюсь боксом, дзюдо, плаванием, теннисом, верховой ездой, играю в гольф…

— Довольно, — вздохнул супер, — вы меня пугаете.

— Но я пришел не для того, чтобы поболтать с вами о спорте, господа, я хочу рассказать вам кое-что поинтереснее. Вероятно, нашел для вас работу. У вас есть чем писать, Билл? Можете делать заметки. История довольно необычная…

Бристоу потянулся за блокнотом, Линч раскурил трубку.

— Для начала хочу напомнить, что я известный коллекционер драгоценностей.

Линч саркастически хмыкнул.

— Хорошенькое начало у вашей истории! Известный — это точно, но вот коллекционер…

— Именно так! — возмутился Джон. — В моей коллекции нет ни одной вещи, за которую бы я не расплатился самым добросовестным образом.

— Не сомневаюсь. Но откуда эти деньги? — буркнул Линч. — Не от продажи ли других драгоценностей, тех, которые вы… не покупали?!

— Дорогой мой Линч, — кротко заметил Мэннеринг. — Я пришел рассказать вам историю. Историю правдивую. И не испытываю ни малейшего желания слушать выдумки, которыми вы пичкаете меня при каждой встрече. Я, видите ли, и есть Барон. Это ваш конек, ваша навязчивая идея. Если на то пошло, почему бы, интересно, не Арсен Люпен?[1] Сначала докажите, а потом побеседуем. Дайте-ка мне лучше досказать. Недавно мне предложили бриллианты. Сделано это было несколько странным и весьма подозрительным образом. А я, да будет вам известно, никогда не покупаю драгоценностей сомнительного происхождения — вот у меня и возникли некоторые опасения, — с самым добродетельным видом пояснил Мэннеринг.

Полицейские воздержались от комментариев, и он продолжал:

— Бриллианты чудесные, восхитительные, волшебные. И замечательно подобраны. Каждый по меньшей мере шестьдесят каратов. Любопытная подробность: все они выточены в форме звезд, пятиконечных звезд. Это чуть розоватые камни, вероятно, южноамериканского происхождения. Хотя за это я не поручусь. Я не эксперт, но каждый камень стоит по меньшей мере тридцать тысяч фунтов. А их целых пять. Выслушаете, Билл?

— Да.

— Минутку, — вмешался Линч, — это мелкие бриллианты, собранные в форме звезд, или солитеры?

— В том-то и дело, что каждая звезда сделана из цельного камня. Чтобы выточить их таким образом, не побоялись потерять значительную часть каждого камня. Только истинный знаток способен на такое! Мне не известно, чтобы у кого-нибудь в Англии были пятиконечные бриллиантовые звезды… за исключением, разумеется, бриллиантов короны. Но, полагаю, если бы королевские драгоценности исчезли, вы бы, наверное, услышали об этом хоть краем уха? Кто знает…

Ни один из полицейских и бровью не повел.

— Ирония пропала даром, — улыбнулся Джон. — Итак, продолжаю. Я немедленно навел справки: телеграфировал в Нью-Йорк, Бразилию, Аргентину, позвонил в Париж. Но ни одна звезда, если позволительно так выразиться, не исчезла с небосклона. Ни краж, ни таинственных исчезновений… Тишь да гладь…

— Ас чего вы взяли, будто они краденые? — спросил Линч.

— На эту мысль меня натолкнуло то, как мне предложили эти драгоценности и за какую цену согласились уступить. Четыре дня назад я был у себя в клубе, в «Мендорсе». Неожиданно ко мне подошел совершенно незнакомый человек. Он представился, и я струдом запомнил имя: Франсуа де ла Рош-Кассель. Нужды нет уточнять, что он француз. Он сказал, что слышал обо мне, знает, что я коллекционирую драгоценности, и может продать бриллианты. А потом очень тонко дал понять, что камни настолько восхитительны, что и не стоит выяснять, откуда они взялись.

Линч и Бристоу дружно вздохнули. Оба прекрасно знали, что коллекционеры, какими бы честными они ни были в повседневной жизни, при виде редкостной вещи легко теряют голову и не думают о ее происхождении.

— У меня было достаточно времени, чтобы внимательно рассмотреть камни. Они меня очень заинтересовали. Француз просил за все сто тысяч фунтов. Я предложил восемьдесят. И мы договорились встретиться еще раз. Это должно было произойти вчера, там же, то есть в «Мендорсе». Тем временем я попытался разузнать, откуда могли выплыть эти Звезды. Тщетно. Вчера я откровенно спросил об этом господина дела Рош-Кассель. Он ответил, что это фальшивые драгоценности и находятся во владении его семьи уже несколько веков, и больше не проронил ни слова. Впрочем, он мне казался вполне искренним… Но, откровенно говоря, у меня создалось впечатление, что этот человек немного не в своем уме…

Линч слушал Джона, не отводя от него глаз, а Бристоу быстро записывал.

— Ла Рош-Кассель согласился на мое предложение — восемьдесят тысяч фунтов — и должен был сегодня принести мне бриллианты. С тем, разумеется, условием, что даст подробные разъяснения по поводу их происхождения. Он обещал. Мы договорились встретиться в «Мендорсе» в два часа. Я спокойно завтракал, решив для себя, что, если камни окажутся из сомнительного источника, я всегда успею предупредить вас, Билл.

— Конечно, — проворчал Линч. — Вы не хуже меня знаете, Мэннеринг, что для этого вы и пальцем бы не шевельнули! Вы спрятали бы их среди прочих тайных сокровищ… и мы никогда бы о них не услышали!

— Меня просто угнетает, Линч, что вы столь низкого мнения о моей персоне! Ладно, дело не в этом. Господин де ла Рош-Кассель не пришел на свидание.

— И, возможно, тем лучше для вас, — меланхолично заметил Бристоу.

— Для меня — может быть, но никак не для него!

— Куда, черт возьми, вы клоните, Мэннеринг? Он что, нашел другого покупателя или передумал?

— Нет, дорогой мой Линч… не передумал… а переселился на другую планету…

Карандаш инспектора Бристоу покатился на пол, а Линч чуть не выронил трубку.

— Или, если вам так больше нравится, — умер, — невозмутимо закончил Джон. — Умер ровно в два часа дня, переходя улицу напротив «Мендорса». Сбившая его машина тотчас же исчезла. Я подошел слишком поздно, чтобы увидеть, как это произошло, но все-таки узнал мертвого де ла Рош-Касселя, когда его переносили в санитарную машину. И — мелкая деталь — скорее всего, без бриллиантов!

— Откуда вы можете это знать!

— Они лежали в довольно объемистом футляре, который ла Рош-Кассель носил в черной папке. Я расспросил дежурного полисмена, представившись ему другом инспектора Бристоу, и он был со мной очень любезен, — невинно улыбаясь, пояснил Джон. — Так вот, полисмен утверждал, что на месте происшествия никакой папки не обнаружили.

— Естественно!

Линч задумался, потом пожал плечами.

— Ба! Ваш новый приятель просто хотел предупредить, что принесет камни в другой раз. И по рассеянности не смотрел как следует по сторонам. Вот и все!

— Но он, знаете ли, вовсе не казался рассеянным. Скорее наоборот, был явно напуган, нервничал и все время озирался. К тому же у меня есть кое-что общее с Бристоу: ненавижу совпадения! Я совершенно уверен, что де ла Рош-Касселя убили, а Звезды украдены.

— Как он выглядел, этот ваш де ла Рош-Кассель?

— Господин лет пятидесяти. Высокий, подтянутый, очень изящный и хорошо воспитанный. Узкие холеные руки, седые волосы. Для француза довольно хорошо одет. Кроме того, замечательно говорил по-английски.

— Ладно, выясним. Вы, надеюсь, ничего от нас не скрываете?

— Разумеется, нет!

Ироничная улыбка исчезла с лица Джона, и он очень серьезно заметил:

— Добавлю, однако, что господин де ла Рош-Кассель мне нравился и что с вашей помощью или без нее, но я непременно выясню, убили его или нет, и если да, то кто это сделал.

Суперинтендант положил на стол трубку и попытался, без особого, впрочем, успеха, напустить на себя приличествующую случаю суровость.

— А я скажу, что каждый раз, когда вы совали нос куда не надо, вас спасало только чудо. Если вы подозреваете, что совершено преступление, то расследовать его — дело полиции. Я не желаю, чтобы кто-то путался у нас под ногами. И на вашем месте, Мэннеринг, я бы перестал строить из себя Дон Кихота!

Джон довольно непочтительно подмигнул.

— А на вашем месте, Линч, я бы занялся гимнастикой. Итак, я вам больше не нужен, господа?

— Нет. Но, вероятно, вам придется приехать и опознать тело.

— Я буду у себя или у Фаунтли на Портленд-плейс. Оба адреса вам хорошо знакомы, не так ли, Билл? До встречи!

С насмешливой улыбкой Мэннеринг как ни в чем не бывало вышел из кабинета.

Линч снова закурил трубку и недоуменно уставился на Бристоу.

— Ну, что вы об этом думаете, Билл?

— Тут что-то есть, — лаконично бросил инспектор.

— Да… С сегодняшнего вечера приставьте-ка кого-нибудь к вашему другу. Раньше — бесполезно. По крайней мере, надеюсь! Полагаю, у вас сложилось то же впечатление, что и у меня?

— Я его слишком хорошо знаю, сэр, и уверен: он что-то скрывает.

— Да, можно не сомневаться.

И полицейские не ошиблись.

* * *
— Ваша беда, дорогой мой, — излишний романтизм, — сказала Лорна Фаунтли. — Вы почти старомодны.

Джон с улыбкой смотрел на молодую женщину, удобно устроившуюся у его ног, раскинувшую на полу широкие складки юбки из белого джерси и потягивающую слегка разбавленное виски. В огромном величественном особняке Фаунтли стояла тишина. Лорд Фаунтли уехал на скачки, леди Фаунтли — на благотворительный базар.

— И вы еще жалуетесь? Но это, должно быть, приятно — иметь романтично настроенного возлюбленного!

— Иногда — да, но порой…

По губам Лорны медленно скользнула печальная улыбка.

Джон нежно погладил ее густые темно-каштановые волосы, свободно зачесанные наверх, потом его рука скользнула вдоль гладкой золотистой щеки и обрисовала контур выразительного рта, может быть чуть-чуть великоватого, но до чего же соблазнительного!

— Ну, Лорна, признавайтесь! Когда вы так хмурите брови, я точно знаю: вас что-то гнетет. Так лучше сказать, правда? Что-нибудь новое?

Молодая женщина вскинула на него прекрасные серые глаза. Сейчас в них были грусть и возмущение.

— Нет, к сожалению, ничего нового. Ни малейших известий о Реннагане!

— Слава Богу! Каждый раз, когда этот милейший господин всплывает на поверхность, он принимается вас шантажировать. А я не могу смотреть, как вы страдаете!

— Ну а я больше не в силах терпеть эту комедию, Джон! Если вы думаете, будто кто-то еще питает иллюзии на наш счет, то… Всем все известно. И в первую очередь моим родителям.

— И что же вы предлагаете, мой ангел?

— Жить вместе открыто, — твердо ответила Лорна.

— Черт возьми! Великолепная мысль! Чтобы господин Реннаган немедленно воспользовался случаем и явился к вам с угрозами, что все расскажет: и о вашем браке, и о его тюремном стаже, и о своих многочисленных амплуа: мошенника, шантажиста, фальшивомонетчика… Представляете, какой разразится скандал? Вашему отцу придется подать в отставку, и, кто знает, не начнется ли у нас правительственный кризис? Чем станет Англия без лорда Фаунтли? Надо думать о благе отечества, любовь моя… и расходиться вечером по домам.

— Как вы можете так шутить? — возмущенно выдохнула Лорна.

Джон тут же посерьезнел.

— Я люблю вас, Лорна. Для вас я готов на все. Могу даже терпеливо ждать.

— Чего? Что Реннаган вдруг проявит благородство и согласится на развод?

— Конечно, нет! Скорее, что его прикончит какой-нибудь мерзавец того же пошиба. Такое иногда случается…

Лорна нервно поигрывала огромным рубином, который не снимая носила на левой руке, — Джон когда-то выменял его у своего скупщика на знаменитую изумрудную диадему леди Фултон. На лице молодой женщины появилось хорошо знакомое Джону упрямое выражение.

— Чего я совсем не понимаю в этой истории, так это каким образом я могла выйти замуж за подобного негодяя!

— Ну вы же были тогда совсем молоденькой дурочкой… Шла война… Реннаган возвращался на фронт после ранения. Откуда же вы могли знать, что он прохвост? Вот насчет меня у вас куда меньше оправданий — вы прекрасно знали, что я — Барон, когда наконец сказали, что любите меня!

— Ох, Джон, да ведь как раз из-за Барона…

Мэннеринг насмешливо прервал ее:

— Вижу, вижу, куда вы клоните и откуда эта внезапная тяга к семейной жизни. Все это только для того, чтобы помешать мне снова воспользоваться белой маской и вооружиться газовым пистолетом. Так или не так?

— Совершенно верно, — честно призналась Лорна. — Я уверена, что, будь мы женаты, у вас не возникало бы опасного желания играть Дон Кихота, навлекая на свою голову всякие неприятности.

— Значит, если я правильно понял, вы хотите выйти за меня замуж только для того, чтобы обеспечить мою безопасность?

— Вот именно. Только для этого.

Нежная улыбка молодой женщины явно противоречила этим словам. Джон нагнулся к ней.

— Лорна, я обещал вам больше не заниматься этим. Но позвольте мне разобраться в этой истории с бриллиантами, прошу вас.

— Еще надо, чтобы было с чем разбираться! Скорее всего, это просто несчастный случай.

— Ну, уж если вы заговорили в один голос с Линчем…

— Это голос рассудка, дорогой мой!

— Да, но вам свойственно быть безрассудной, и мне в вас это очень нравится. Послушайте, Лорна, я абсолютно уверен, что это убийство. Я все рассказал полиции, но о двух мелочах умолчал: во-первых, ла Рош-Кассель вчера в конце концов признался мне, что эти бриллианты ему не принадлежат, но клялся и божился при этом, что никто никогда не заметит их исчезновения. Поэтому-то я и думаю, что его убили.

— Понятно. А еще что?

— Кроме того, у него есть дочь.

В серых глазах мелькнули предгрозовые молнии.

— И, как нарочно, юная и прекрасная?

— Понятия не имею — ни разу ее не видел. Но, будь она хоть горбатая и колченогая, ясно одно: сейчас этой девушке необходима помощь. Ее отец рассказал мне довольно запутанную историю — как я уже говорил вам, он страшно нервничал, — из которой следует, что у них с дочерью какие-то крупные денежные осложнения. Именно поэтому ла Рош-Кассель предложил мне Звезды. И он говорил о дочери с таким трогательным волнением…

Джон замолчал.

— Ясно, — вздохнула, смирившись, Лорна. — А где мы будем искать несчастную сиротку?

Судьба, как известно, любит отважных, и, вероятно, потому она испытывала особую симпатию к Барону и частенько подшучивала над ним на свой лад. Разумеется, она не упустила случая постучать в его дверь именно в этот момент, правда, постучать весьма вежливо, ибо на сей раз судьба явилась в облике величавого и благовоспитанного Мейсона, образцового дворецкого дома Фаунтли.

Джон и Лорна привыкли к такого рода театральным эффектам и с полной невозмутимостью выслушали сообщение слуги.

— Молодая дама просит разрешения видеть мистера Мэннеринга, мисс.

Лорна полунасмешливо-полуласково улыбнулась Джону.

— Ну, что я говорила?

— А как ее зовут, Мейсон? — просто для очистки совести спросил Джон.

Слуга с тем же великолепным чувством собственного достоинства, но слегка смущенно признался:

— Прошу прощения, но я не очень хорошо разобрал ее имя, сэр!

Тут послышался быстрый перестук каблучков по плиткам холла и звонкий, властный голос проговорил:

— Я — Мари-Франсуаза де ла Рош-Кассель. Простите мое нетерпение, но что вы сделали с моим отцом?

Джон встал. Его примеру последовала и Лорна, которая, улыбаясь гостье, все-таки пробормотала сквозь зубы:

— Что-то я совсем иначе представляла себе несчастную сиротку!

2

Действительно, на первый взгляд мадемуазель де ла Рош-Кассель могла вызвать самые различные чувства, но только не жалость.

Она держалась на высоких каблуках прямо, как деревянный солдатик, и смотрела на Мэннеринга, гордо вскинув обрамленную золотистыми кудрями точеную головку. Голубое шелковое платье плотно охватывало ее стан, достойный романтической героини, но широкую юбку девушка отбрасывала с небрежной грацией профессиональной манекенщицы, позволяя разглядеть изящные нервные икры.

«Очаровательная миниатюрка, — подумал Джон, которого это явление позабавило, несмотря на всю серьезность и даже трагизм положения. — Но, между прочим, миниатюрка очень решительная и прекрасно знающая, чего хочет!»

Девушка приблизилась к Мэннерингу и, не тратя времени на излишние формулы вежливости, объяснила цель своего визита на безукоризненном, хотя и окрашенном легким акцентом английском. Слегка опешивший слуга исчез.

— Вы встречались с моим отцом в два часа, мистер Мэннеринг, а сейчас уже четыре. Отец не вернулся в гостиницу, как мы договаривались. Что случилось?

Вблизи Джон рассмотрел, что лицо девушки слегка тронуто косметикой, а в голубых глазах, несмотря на отчаянные старания казаться спокойной, — мучительная тревога. И он мысленно проклял Небо за то, что оно столкнуло его с ла Рош-Касселем: Джон с удовольствием бы уклонился от той миссии, которая ему предстояла.

Тут, как всегда, Лорна пришла ему на помощь.

— Может быть, мы сядем? Вы курите?

Девушка невольно улыбнулась и поблагодарила, а Джон, воспользовавшись передышкой, немедленно перешел в наступление.

— Почему вы думаете, что я должен знать, где ваш отец, мадемуазель?

— Он сказал, чтобы я разыскала вас дома или здесь, если он не вернется в гостиницу в половине четвертого. Мы остановились в «Ригеле». Но прежде всего, мистер Мэннеринг, вы дали ему деньги?

Джон бросил на нее недоуменный взгляд, и девушка нетерпеливо пояснила:

— Ну, вы же понимаете, о чем я говорю: деньги за Звезды…

— Допустим, что так, — осторожно проговорил Джон.

— Значит, они отобрали у него деньги. Я так и знала, что они станут за ним следить. Они не спускают с нас глаз с самого Парижа!

Казалось, девушка была в полной панике, но искушенное ухо Джона уловило в взволнованном голоске едва заметную фальшивую ноту. А Лорна как хороший портретист заметила, что ее хрупкие руки нисколько не дрожат, хотя красиво очерченный рот выдает сильное волнение.

— Скажите, о ком вы говорите «они»?

— Двое мужчин. Я их не знаю. Именно поэтому отцу так хотелось поскорее продать вам Звезды и избавиться от этой слежки.

— Простите за нескромный вопрос, мадемуазель, но, между нами говоря, вы уверены, что эти Звезды принадлежали вашему отцу?

Мари-Франсуаза де ла Рош-Кассель слегка покраснела. Но ее ответ прозвучал очень твердо:

— Они в нашей семье уже несколько веков.

Призвав на помощь все свое мужество и бросив выразительный взгляд на Лорну, Джон проговорил:

— Ваш отец, мадемуазель, не пришел сегодня на встречу со мной и, следовательно, не продал бриллианты.

— Не пришел?

На сей раз удивление девушки было совершенно искренним.

— Но он ушел незадолго до обеда и сказал, что должен принести вам Звезды к двум часам! И вы его не видели?

— По правде говоря, видел, — пробормотал Джон, чувствуя все большую неловкость. — И мне придется сообщить вам очень дурную весть… С вашим отцом случилось несчастье… Его сбила машина…

— Он ранен?

Джон не ответил, но его молчание было достаточно красноречивым.

Если мадемуазель де ла Рош-Кассель внешне и напоминала игрушечного солдатика, то удары судьбы умела сносить, как настоящий ветеран. Перламутровые зубы впились в нижнюю губу, руки судорожно сжали красную сумочку, но голос не дрогнул.

— Он умер? Я не верю вам!

— К сожалению, это правда, — смущенно проговорила Лорна своим теплым, проникновенным голосом.

Мари-Франсуаза вскочила и, ни слова не говоря, быстро, почти бегом, бросилась к двери, распахнула ее и исчезла. Только в холле послышался перестук высоких каблучков.

Джон собрался было последовать за девушкой, но Лорна, подойдя к окну, выходившему на улицу, подозвала его.

— Джон! Она говорила, что за ней следят двое мужчин. Взгляните-ка!

Сквозь тонкий муслин занавески Джон без труда разглядел двух мужчин невысокого роста, прохаживающихся по другой стороне тротуара.

— Значит, она не лгала, — озадаченно пробормотал он. — Я готов был поклясться, что девчонка насочиняла нам про эту слежку! А что подумали вы?

— То же самое. В ее поведении есть что-то неискреннее. Но не теряйте времени, дорогой, надо проследить за всей этой компанией!

— И кто же теперь отправляет меня изображать доблестного рыцаря? — насмешливо заметил Джон. — Ладно, так и быть, я готов к бою.

Он чмокнул Лорну в нос и добавил:

— Если позвонит Билл Бристоу, придумайте что-нибудь, предположим, что я пошел ловить бабочек, но постараюсь вернуться сюда поскорее.

Улица была почти пустынна, и Джон сразу заметил вдалеке голубое платье мадемуазель де ла Рош-Кассель. Девушка шла уверенным, твердым шагом, словно никакого ужасного известия не было. Но еще в тот момент, когда она убегала, Джон успел прочитать в ее больших голубых глазах искреннее отчаяние. Ла Рош-Кассель говорил, что, кроме него, у дочери нет никого на свете. Как же ей удалось так быстро взять себя в руки? Джон нашел лишь одно объяснение — страх. Девушка сразу поняла, что ее отец погиб не в обычном дорожном происшествии. И она насмерть перепугалась. Но почему? Если у ла Рош-Касселя украли Звезды, то ей как будто нечего опасаться…

Разве что девушка знает, кто их украл…

Двое мужчин уже не болтали на тротуаре, а медленно следовали за Мари-Франсуазой в открытом «моррисе». Добравшись до Оксфорд-стрит, девушка остановилась, по-видимому, поджидая такси. Машина вскоре подъехала. «Моррис» продолжал двигаться следом. Джон, не колеблясь, остановил другое такси.

— Следуйте за зеленым «моррисом», тем, впереди, — приказал он шоферу не терпящим возражений тоном.

Некоторое время все три машины одна за другой скользили по запруженным улицам, но вдруг такси Мэннеринга резко остановилось под яростный скрежет тормозов и скрип шин. Джон едва не разбил головой стекло, отделявшее его от шофера. Распрямившись, он заметил длинный черный «ягуар», неожиданно проскочивший перед носом такси, причем так близко, что подножкой зацепил и оторвал от него кусок правого крыла. Затем «ягуар» протиснулся между автобусами и исчез. Тем временем и «моррис», и такси мадемуазель дела Рош-Кассель тоже скрылись из виду.

Шофер Джона, отчаянно ругаясь, вышел взглянуть на повреждения.

— Что за дурацкие игры? — проворчал он Мэннерингу. — Не по возрасту мне такие шутки!

Джон сразу понял, что у него нет ни малейших шансов догнать ускользнувшую добычу, и стал с философским спокойствием ждать, пока полицейский — к счастью, расторопный и умелый — покончит со всеми принятыми в таких случаях формальностями. А потом, не торопясь, вернулся на Портленд-плейс.

Мэннеринг ни секунды не сомневался, что «ягуар» зацепил его такси нарочно. За ним, несомненно, следили и хотели помешать добраться до молодой француженки. Теперь осталось выяснить, на кого работает водитель «ягуара» — на девушку или на ее преследователей в «моррисе».

У Фаунтли Джона ждал сюрприз: с Лорной разговаривал Билл Бристоу.

— Значит, мне не показалось, это ваша машина стоит у крыльца, Билл… Можно не спрашивать, к кому вы приехали, даже если мисс Фаунтли питает на этот счет какие-либо иллюзии. А знаете, Билл, она, между прочим, часто говорит мне о вас и далее уверяет, будто каждый раз при вашем неожиданном появлении ее сердце начинает трепетать!

Бристоу усмехнулся.

— На сей раз охотно вам верю, Мэннеринг! Не беспокойтесь, мисс Фаунтли, сегодня ваш друг нужен мне только для опознания.

— Всегда к услугам полиции, — с самым добродетельным видом заявил Джон. И, склонившись над рукой Лорны, шепнул: — Если она вернется — задержите до моего прихода.

* * *
Инспектор приподнял край белой простыни, и Джон, бросив на покойника быстрый взгляд, отметил про себя, что даже смерть, по-видимому, не принесла покоя господину де ла Рош-Касселю — его грустное благородное лицо искажала гримаса отчаянной тревоги.

— Это действительно он, Билл.

— Тогда идемте. Нечего тут торчать: за тридцать лет службы я так и не смог привыкнуть к этому месту.

Они вышли из морга и зашагали по длинным коридорам Ярда.

— А теперь куда вы меня ведете, Билл? Я чувствую, что у вас есть какой-то умысел.

— Будь ваша совесть спокойнее, — мрачно заметил Бристоу, — вас бы это не волновало. Мы всего-навсего идем к сэру Фоулксу.

— Наконец-то я узнаю что-нибудь новое! Не в упрек вам будет сказано, Билл, но за всю дорогу — а мы пересекли чуть ли не весь Лондон — вы не проронили ни слова. Можно было подумать, что высдаете экзамен на права, ей-богу. Насколько я понимаю, отклонить приглашение невозможно?

— У меня в кармане ордер, но на вашем месте я бы не тревожился.

— Дэвид меня нисколько не беспокоит, — улыбнулся Джон, — на прошлой неделе я у него обедал. Вот вы — куда опаснее!

Это было чистой правдой. Сэр Дэвид Фоулкс, заместитель начальника Скотленд-ярда, женился на подруге детства Мэннеринга и, несмотря на все проделки Барона, оставался с ним в превосходных отношениях.

— В доказательство того, как несправедливы упреки в мой адрес, — продолжал Бристоу, — могу вас порадовать. Вы были-таки правы. Это и в самом деле убийство. Две девушки смотрели в окно и все видели: машина намеренно наехала на ла Рош-Касселя, спокойно переходившего улицу, и тут же исчезла.

— Это не доказательства, как сказал бы Линч.

— Совершенно верно. Но к пострадавшему тотчас подбежал прохожий, схватил папку и был таков. А это уже точно доказывает умысел.

— Что ж, по-моему, все совпадает с тем, что я вам рассказал. Стало быть, вам все-таки стоит мне верить хотя бы время от времени? А девушки не сообщили вам приметы похитителя?

— Нет. Они сидели на четвертом этаже! Но машина…

— …Большой черный «ягуар», — прервал его Джон.

— Да. Откуда вы знаете? Мне думалось, вы ее не видели?

— В два часа — нет, в четверть пятого — да! Она повторила свой милый фокус. Не будь вы так подозрительны, я рассказал бы вам и эту историю. А так — лучше приберегу ее для Дэвида.

Они остановились у двери заместителя начальника Ярда. Бристоу положил руку Мэннерингу на плечо.

— Я хотел бы кое-что сказать вам, Мэннеринг. Эта история очень сложна и в высшей степени неприятна. Сэр Фоулкс объяснит вам почему. Но от себя лично предупреждаю: если вы вздумаете развлекаться и запутать все еще больше, то я всерьез рассержусь. Не забывайте — вы собирались приобрести краденые бриллианты, и уже одно это может навлечь на вашу голову кучу неприятностей.

Джон и без инспектора это отлично знал. Он взглянул на Бристоу с нескрываемым раздражением.

— Вы хотите войны, инспектор? Лучше бы вам меня не злить. Иначе я больше ничего не скажу. Выбирайте!

3

Сэр Дэвид Фоулкс был чуть старше Мэннеринга. Человек добродушный, он к тому же обладал хорошо развитым чувством юмора, и это позволяло ему не особенно сердиться, когда Барон выкидывал какую-нибудь очередную штуку.

— Не спорьте, Джон! Я вас слишком хорошо знаю: вы готовы были купить краденые драгоценности. И какие! Эти пять бриллиантовых звезд — историческая ценность, и принадлежат они ни больше ни меньше как французскому правительству! Эти Звезды украли в Версальском дворце и заменили отличными копиями.

— Но что они делали в Версале? — ошарашенно спросил Джон.

— Там была выставка вещей Марии Антуанетты. Эти Звезды подарил ей в день свадьбы Людовик Шестнадцатый.

— Черт возьми! И когда обнаружили кражу?

— Да только сегодня утром! Никто раньше не замечал ничего подозрительного. Чему вы улыбаетесь, Джон?

— Сейчас объясню, — весело ответил Мэннеринг. — Вчера я позвонил своему другу Неттеру — одному из крупнейших ювелиров Парижа — и спросил, известны ли ему некие бриллиантовые звезды. Вероятно, он и предупредил Сюртэ…

— Да, вы правы, это Неттер обнаружил, что настоящие камни заменены копиями, — в полном изумлении проговорил Фоулкс, — а это значит…

— …Что кража была обнаружена только благодаря моему вмешательству, — расхохотался Джон. — И без меня вам бы и в голову не пришло, что де ла Рош-Касселя убили. И вместо «спасибо» вы мне угрожаете всяческими карами за то, что я будто бы собирался купить ворованные камни! Если хотите знать мое мнение, то вы просто неблагодарны!

— Кажется, мы в долгу перед мистером Мэннерингом, инспектор, — проговорил сэр Фоулкс. — Но раз уж вы в столь добром расположении, Джон, то, может, расскажете все, что вам известно?

Решив ничего не скрывать от Ярда, который мог бы ему помочь в поисках молодой француженки, Мэннеринг подробно и точно описал все, что произошло, не забыв упомянуть об открытом «моррисе» и большом черном «ягуаре».

— Если я правильно понял, — задумчиво подвел итог сэр Фоулкс, — этой девчонке угрожает опасность. А вы случайно не знаете, собиралась она уехать из Англии или нет?

— Понятия не имею. Когда я сообщил ей о смерти отца, она, ни слова не говоря, стрелой метнулась прочь. Но до этого упомянула, что они остановились в гостинице «Ригел».

— Негусто. А вы можете дать ее приметы?

— Очень хороша. Правда, отнюдь не в моем вкусе, но очаровательна…

— Это не совсем то, что у нас, в Ярде, называется приметами!

— Ну, тогда — блондинка, большие голубые глаза, очень красивые ножки — настоящая фарфоровая миниатюрка.

— Мне страшно любопытно, как вам это удается, — вздохнул сэр Фоулкс, — но всякий раз, когда вы ввязываетесь в какую-нибудь историю, на горизонте обязательно маячит хоть одна пара хорошеньких ножек! А как она была одета, эта ваша миниатюрка?

— Голубое шелковое платье, туфли и сумка — красные. Без шляпы.

Фоулкс повернулся к Бристоу.

— Вам остается объявить розыск, инспектор. И в темпе.

Тот молча вышел.

— Кажется, он не в духе, — заметил сэр Фоулкс, и в голосе его чувствовалось некоторое удивление, поскольку любезность Билла Бристоу была широко известна в Ярде.

— Кто, Билл? О, ему просто действует на нервы то, что я «сую нос в эту историю», как он выражается…

Сэр Фоулкс сурово взглянул на Джона.

— Должен ли я из этого сделать вывод, что вы намерены продолжать поиски?

— Вот именно. Ла Рош-Кассель был мне симпатичен, Дэвид.

— А его дочь очаровательна!

— Перестаньте говорить, как ревнивая женщина, Дэвид, — возмутился Мэннеринг. — Для того чтобы мне понравиться, мало походить на статуэтку из саксонского фарфора. Но это юное создание что-то скрывает. И я хочу выяснить, что именно. Предлагаю вам соглашение: я продолжаю собственное расследование. Вам отлично известно, что я могу оказаться очень полезен. У меня есть источники информации, которые вы использовать не можете…

— Именно это меня и угнетает, — признался сэр Фоулкс. — Знаю я эти ваши источники!

— Вы не будете мешать мне, — продолжал Мэннеринг, — весь риск, каким бы он ни был, я беру на себя. Зато все преимущества и выгоды предлагаю поделить пополам. Конечно, кроме драгоценностей, если мне удастся их найти…

— Что???

Сэр Фоулкс в страшном негодовании вскочил.

— Потому что я немедленно пришлю вам их в полном комплекте, — вкрадчиво пояснил Джон.

— Это мне нравится гораздо больше. Честное слово, соглашение заключено. Но осторожно, Джон! Расследование будет вести Мэннеринг, а не Барон. Вы хорошо поняли? Стоит мне только узнать, что в окрестностях замаячила белая маска, я рассержусь по-настоящему!

— Вот не знал, что на вас так действует белый цвет, Дэвид. Обычно всех раздражает красный… А теперь, что если вы позвоните в Париж и разузнаете, какого мнения Сюртэ о ла Рош-Касселе?

— Да, вероятно, никакого, если этот господин из хорошей семьи, как вы мне его описали. Надо быть чертовски ловким специалистом, чтобы стащить драгоценности из Версаля, да еще в разгар выставки! Меня бы очень удивило, если бы ваш аристократ оказался на это способен!

— Меня тоже, — признал Джон. — Но, может быть, полиция все-таки что-нибудь знает? Или хотя бы навела о нем какие-то справки…

У парижской полиции действительно оказались кое-какие сведения одела Рош-Касселе.

— Вполне порядочный человек, — заявил комиссар Латапи сэру Фоулксу, а заодно и Джону, самовольно взявшему отводную трубку. — Но у него был пунктик, доводивший его чуть ли не до помешательства: генеалогическое дерево. Ла Рош-Кассель считал себя потомком Людовика Шестнадцатого — ни больше ни меньше!

— Ну, насколько я помню историю Франции, в этом нет ничего невероятного. Ваш король, кажется, слыл изрядным любителем больших семей!

— Можете шутить сколько душе угодно! В конце концов, может, ла Рош-Кассель и был потомком Людовика Шестнадцатого. Для нас это не имеет значения. Звезды украл точно не он. Всю операцию провернули слишком профессионально, ила Рош-Кассель просто не способен был ее организовать. Посылаю вам подробный отчет. Кстати, могу я надеяться, что вы, будучи в Лондоне, сохраните всю информацию об этом деле в секрете? Здесь еще ничего не просочилось в прессу. И мы очень рассчитываем на вашу помощь в розыске бриллиантов. Хотите, я вам пришлю своих людей?

Джон весьма выразительно сморщился, и сэр Фоулкс поспешно ответил:

— Благодарю вас, в этом нет никакой необходимости. У меня тут есть все, что нужно. Буду держать вас в курсе.

— Отлично. И… я, конечно, не осмеливаюсь давать вам советы, но… что, если вы немножко покопаете вокруг Барона… Такой лихой грабеж — в его стиле!

— Вы забываете, что дела Рош-Касселя убили, дорогой друг. А Барон никогда не убивает. До скорого!

Сэр Фоулкс повесил трубку и взглянул на Джона, спокойно закурившего «Бенсон».

— Думаю, вы со мной согласны, Мэннеринг?

— Полностью! К тому же я, кажется, понял, что произошло. До сих пор меня очень смущало, что такой явно честный человек, как ла Рош-Кассель, мог польститься на краденое. На самом деле вес очень просто: для него речь шла не о краже, а о возвращении собственного достояния. Видимо, он наивно и совершенно искренне думал, что Звезды принадлежат ему. Вот почему и он сам, и позже его дочь заявили мне, что это фамильные драгоценности. Если ла Рош-Кассель считал себя потомком Людовика Шестнадцатого, то он в какой-то степени имел право так говорить. Для этой операции ла Рош-Кассель, несомненно, нанял профессионала, и то, что бриллианты были предложены мне, указывает либо на национальность этого специалиста, либо на то, что его штаб-квартира находится в Англии. Я попытаюсь вам его разыскать, Дэвид! А вы позвоните мне, если обнаружите мадемуазель де ла Рош-Кассель. И еще: когда будете ее допрашивать, не забывайте, что имеете дело с праправнучкой Людовика Шестнадцатого… хотя бы по женской линии… Впрочем, у нее и без того достаточно хорошенькие ножки, чтобы склонить вас к любезности.

Фоулкс пожал плечами.

— И куда вы теперь направляетесь?

— К себе. Надо поразмыслить. А это значит — принимать ванну, поскольку именно там мне лучше всего думается.

4

Вернувшись домой, Джон в первую очередь позвонил Лорне и узнал, что мадемуазель де ла Рош-Кассель больше не появлялась на Портленд-плейс и что сама Лорна ужинает сегодня с родителями и их самыми скучными друзьями.

— Спасибо, как-нибудь обойдусь, — вздохнул Джон в ответ на предложение принять участие в трапезе. — Мне очень нравится ваша матушка, Лорна, и с вашим отцом мне всегда интересно, если он говорит о лошадях или о драгоценностях. Но Фултоны! Леди Фултон каждый раз, когда я ее вижу, подробно рассказывает мне, как у нее украли изумрудную диадему. Будто я этого не знаю, да еще гораздо лучше, чем она сама! Нет, я не приеду. Но обещайте, что вы заглянете ко мне, когда они уберутся!

Лорна обещала… и Джон, по шею погрузившись в теплую воду, начал приводить мысли в порядок. При этом он вполголоса разговаривал сам с собой по старой привычке, приобретенной Бароном во время долгих уединенных прогулок.

«Первое: господин де ла Рош-Кассель остро нуждался в деньгах. „Для моей дочери“, — сказал он. Остается узнать, что это юное создание намеревалось с ними делать. Это мы выясним, когда ее найдем. Если найдем!

Второе: потомок Людовика Шестнадцатого (настоящий или мнимый — не имеет значения), и к тому же слегка тронутый, вспомнил о бриллиантовых Звездах своего знаменитого предка. Это естественно. Но, будучи слишком честным и робким, чтобы самостоятельно забрать их, поручил это дело банде профессионалов. Это было тем удобнее, что в Версале как раз открылась выставка.

Третье: я говорю о банде, потому что, насколько я знаю, их как минимум трое — двое в „моррисе“ и водитель „ягуара“. Эти профессионалы выполняют работу и отдают драгоценности ла Рош-Касселю, не желая, очевидно, возиться с таким опасным товаром.

Четвертое: желая убедиться, что ла Рош-Кассель действительно заплатит их долю, бандиты не спускают с него бдительного ока.

И вот тут я перестаю что бы то ни было понимать. Если они украли Звезды для ла Рош-Касселя, то какого черта убили его до того, как он получил от меня деньги? Тут могут быть два варианта: или они передумали в последний момент и решили снова заполучить сами бриллианты, или в дело включилась еще одна банда, и тогда версальские воры и лондонские убийцы — не одно и то же. И это может дьявольски осложнить дело. Хорошо Дэвиду Фоулксу говорить: „Расследование будет вести Мэннеринг, а не Барон!“. Как будто Мэннеринг в состоянии узнать хоть что-то стоящее. Мне жаль огорчать тебя, дружище, но Барон переходит в наступление. И для начала вылезай-ка из ванны, приятель»!

Обиталище Джона было тихим, удобным и скромным. Он давным-давно отказался от мысли иметь слугу — тот счел бы многие поступки своего хозяина по меньшей мере странными. Поэтому Джон сам выбрал себе в шкафу синий костюм, кремовую шелковую рубашку и гранатовый галстук. Надевая жилет, он улыбнулся, пожал плечами и взял другой — красный с серебряными пуговицами.

— Видел бы меня сейчас мой портной! — пробормотал он. — Ну да ладно!

Мэннеринг спокойно уселся за стол и принялся за яичницу с холодной курицей, мысленно перебирая, кому надо позвонить. Лондонские скупщики краденого не имели секретов от Барона — он был хорошим клиентом, а главное — умел хранить тайны. Если Звезды появятся на подпольном рынке, Джону об этом тут же станет известно. Гораздо хуже, если бриллианты исчезнут, надолго затаятся, пока не «остынут», то есть пока полиция не забудет об их существовании.

Неожиданно зазвонил телефон. Джон с набитым ртом поднял трубку и едва не подавился, узнав высокий, звонкий и повелительный голос мадемуазель де ла Рош-Кассель.

— Мистер Мэннеринг? Я вас не отрываю от дел? — И, не ожидая ответа, она продолжала: — Я просто хотела извиниться за недавнее непрошенное вторжение… Я, право же, совсем потеряла голову… Теперь все в порядке… во всяком случае, насколько это возможно…

Джона эти слова нисколько не убедили, и он перебил девушку:

— Не думаю, мадемуазель. Мне надо вас увидеть, и немедленно. Вам грозит опасность, и вы сами это отлично знаете.

Даже по телефону мадемуазель де ла Рош-Кассель явно не умела притворяться, и у Мэннеринга сложилось впечатление, будто она читает роль по плохо написанному сценарию.

— Вовсе нет! Поверьте, мистер Мэннеринг, все уладилось. Я возвращаюсь во Францию… А вас прошу об одном: никому не говорите обо мне! Обещайте же!

— Пока ничего не стану обещать. Мне нужно сначала повидаться с вами.

Послышалось испуганное восклицание, потом вздох, и мадемуазель де ла Рош-Кассель повесила трубку.

Джон мог бы поклясться, что она была не одна. Он быстро повесил трубку, снова снял ее и закричал телефонистке:

— Это полиция! Мне только что звонили, и я хочу знать откуда. Перезвоните мне: Майфайр восемьдесят один двести двадцать один.

— Соединяю со службой надзора, — ответил бесстрастный голос.

Джон застыл с трубкой в руках, горя от нетерпения и мысленно проклиная чиновничью волокиту, надзор, а заодно и мадемуазель де ла Рош-Кассель. По всей вероятности, последнюю вынудили позвонить, чем-то угрожая.

И Мэннеринг приготовился к тому, что сейчас придется долго и нудно пререкаться с чиновником — ему наверняка откажутся сообщить, откуда звонили… Что ж, тогда Джон посоветует им набрать номер Ярда и передать информацию туда… Другого выхода нет… И тут случилось нечто совершенно невероятное. Джон услышал у себя за спиной голос и в полном недоумении выпрямился. Голос был тихим, низким, приятного тембра и с легким французским акцентом.

— Повесьте трубку, Мэннеринг, — медленно и отчетливо проговорил он. — И обернитесь. Руки, разумеется, поднимите вверх.

Джон, секунду поколебавшись, подчинился. Перед ним стоял мужчина среднего роста в элегантном сером костюме. Белый шарф прикрывал нижнюю часть лица, а черная фетровая шляпа — волосы. Но между шляпой и шарфом недобрым огнем сверкали темные глаза. Очень неприятные глаза, но они внушали все-таки куда меньше опасений, чем пистолет-автомат, поблескивающий в затянутой в перчатку руке.

Джон глубоко вздохнул и небрежно проговорил:

— Вам непременно нужно, чтобы я продолжал тянуться к потолку? По-моему, у меня совершенно идиотский вид.

— Придется потерпеть. Звонила малютка ла Рош-Кассель?

— Вы на редкость проницательны.

— А для вас самое благоразумное — отвечать правду. Почему вы за ней сегодня следили?

Мэннеринг рассмеялся.

— По крайней мере, вы сразу берете быка за рога. Неужели вам ни разу не случалось следовать за хорошенькой девушкой? Просто мадемуазель де ла Рош-Кассель меня интересует, вот и все.

— А может, ее отец?

— Похоже, у меня сейчас начнутся судороги, — вздохнул Джон. — Вы в самом деле не хотите, чтобы я принял менее смехотворную позу?

— Ладно, валяйте, — согласился человек в белом шарфе, — но учтите, я не спускаю с вас глаз!

— Ох, если бы только глаз! Меня, знаете ли, куда больше беспокоит ваша рука, — заметил Джон. — Курить можно?

— Курить — да, валять дурака — ни в коем случае. Я прекрасно стреляю.

— Не сомневаюсь…

Джон закурил «Бенсон». Руки у него не дрожали.

— Вы не ответили на мой вопрос, Мэннеринг. Так кто же вас интересует, мадемуазель де ла Рош-Кассель или ее отец?

— Ни он, ни она, — заявил Джон, решив играть ва-банк, — а бриллиантовые Звезды.

Мужчина невольно подскочил. На долю секунды дуло револьвера отклонилось, но тут же вернулось в прежнее положение.

— Так вы в курсе?

— Естественно!

— Сдается мне, это по вашей милости Неттеру вздумалось рассмотреть поближе версальские подделки?

— Как я уже сказал, вы на редкость проницательны.

— И надо же было! Без вас все бы прошло как по маслу!

— И чего вы ждете? Что я стану просить прощения?

— Так много я не требую. Мне бы только хотелось, чтобы вы проехались со мной.

— С вами? — Мэннеринг искренне удивился.

— Да, и к тому же не теряя времени. Если вам жить не надоело. Я уже говорил, что стреляю быстро и без промаха. Через три минуты я буду внизу, там ждет машина. И никто даже не узнает, что я тут побывал. Говорю это, чтобы вы поняли: я, ни секунды не колеблясь, пристрелю вас, если откажетесь следовать за мной. У меня приказ: доставить вас к патрону. Он много слышал о вас и вашем любимом времяпрепровождении.

Джон почувствовал, как у него заколотилось сердце. «Любимое времяпрепровождение! Неужели этот тип намекает на похождения Барона?»

— О каком именно? У меня, знаете ли, довольно много увлечений…

— Не стройте из себя идиота! Я, естественно, говорю об этой вашей чертовой мании играть в сыщиков!

Джон облегченно вздохнул. Он прекрасно понимал, что положение его более чем серьезно, хотя и кажется каким-то бредовым сном. Подумать только, он, Джон Мэннеринг, находится в самом сердце Лондона, в своей собственной квартире, вокруг — привычные вещи, телефон, который в любой момент может соединить его с Лорной или с Ярдом… и при этом — незнакомец в маске, угрожая пистолетом, требует следовать за ним! Просто кошмар какой-то!

— Честное слово, я, кажется, сплю! — закончил он свои размышления вслух.

— Советую поживее проснуться, — сухо сказал незнакомец, — иначе мне придется самому вас разбудить, а я что-то сомневаюсь, чтобы вам понравился мой будильник!

— О нет, пожалуйста, не надо! Будильники всегда внушали мне священный ужас. Лучше уж я пойду с вами.

— Тогда ступайте вперед, спокойно спускайтесь по лестнице и садитесь в серую «рейли», она стоит у дверей.

— «Рейли»? — переспросил Джон. — А куда вы девали «ягуар»? Он ведь ваш, не так ли?

Мужчина не снизошел до ответа и продолжал:

— …Стоит у дверей. А самое главное — заткнитесь! Пистолет по-прежнему у меня в руке!

— Простите за нескромный вопрос, но уж не собираетесь ли вы разгуливать по лестнице в этом маскарадном костюме? Вы знаете, это как-то не соответствует стилю дома!

Незнакомец пожал плечами.

— Ну, раз вы все равно едете к патрону, я могу убрать лишнее.

И он развязал шарф. Джон увидел красивое смуглое лицо с тонким и нервным ртом.

— Я так и думал, — любезно проговорил Джон, — без маски вы выглядите намного приятнее.

Незнакомец лишь молча указал револьвером на дверь.

На улице действительно стояла серая «рейли». Рядом с водителем сидел один мужчина, на заднем сиденье — еще один. Уже стемнело, и Джон довольно смутно различал их лица. Сопровождаемый своим странным гостем, он устроился на заднем сиденье и с любопытством заметил:

— Кто бы мог подумать, что в вашей маленькой компании так много народу!

— Я советовал бы вам помолчать! Это последнее предупреждение! — холодно бросил незнакомец. И, когда машина тронулась, добавил: — Наденьте-ка лучше вот это!

Джон взял протянутый ему предмет: обыкновенные очки. Он послушно водрузил их на нос и… оказался в полной темноте. Очки были сделаны из черного матового стекла и наглухо закрыты с боков. Джон мысленно снял шляпу перед патроном этой безжалостной организации: этот парень явно обо всем подумал! Мэннерингу стало ясно, что ему предстоит слишком неравная партия — все козыри заранее оказались в руках у противника.

Он попытался угадывать дорогу, по которой они ехали. Машина без лишней спешки катила по Кларедж-стрит. Движение стало оживленнее — Пикадилли-Серкус. Но затем Джон уже совершенно не в состоянии был определить, в какую сторону они свернули.

Протекло несколько бесконечно долгих для Мэннеринга минут. И вдруг судьба, видимо, решила сделать Барону подарок: совсем рядом, перекрывая грохот машин и автобусов, послышался торжественный голос Биг Бэна!

Вестминстерский мост! Джон насчитал ровно восемь ударов. Теперь у него есть хоть какой-то ориентир. Сейчас «рейли», вероятно, пересекает мост… Значит, Ламбет… вот она повернула направо, налево, еще раз направо и остановилась.

— Дайте мне руку! — сухо приказал незнакомец.

Джон повиновался. Они вышли из машины, пересекли тротуар и сразу оказались то ли в холле, то ли в коридоре. Услышав, как хлопнули дверцы, Джон понял, что они вошли в лифт. Но, к его величайшему изумлению, лифт поехал не вверх, а вниз. Меньше чем через минуту он остановился, и провожатый снова куда-то потащил Джона. Толстый ковер заглушал звук шагов. С чуть слышным скрипом отворилась дверь, и Джон вдохнул легкий запах табака и другой, чисто французский аромат — тяжеловатый, но изысканный.

Низкий, хорошо поставленный, даже слегка аффектированный, но вполне английский мужской голос произнес:

— Так, значит, ты мне его привез? Никаких особых сложностей не возникло?

— Нет, — ответил провожатый Мэннеринга. — Но до чего ж этот тип давит мне на психику!

Послышалось довольное хихиканье, и голос приказал:

— Сними-ка с него очки!

Провожатый резко, без всякой предосторожности сорвал с Джона очки. Тот, на мгновение ослепнув, заморгал и несколько секунд вообще ничего не видел. Потом разглядел длинную комнату, обставленную удобной мягкой мебелью. Перед ним, насмешливо улыбаясь, стоял какой-то мужчина.

Джон с первого же взгляда почувствовал к нему резкую неприязнь. Незнакомец носил смокинг без крахмальной манишки. Вроде бы мелочь, но такой денди, как Джон, не прощал подобных ошибок. Отталкивало широкое лицо с квадратным подбородком и мясистым носом, на котором красовался смехотворно маленький, но очень чувственный и жестокий рот. Особую жестокость выражали бледные, холодные и злобные глазки, чуть-чуть приподнятые к вискам. Мужчина был высоким, с массивой фигурой, и Джону подумалось, что через пару лет он, несомненно, станет слишком толстым.

— Хотите что-нибудь выпить? — любезно предложил хозяин дома. — Вам это явно понадобится. Виски? Бренди? Коньяк?

Он жестом указал на низенький столик, уставленный бутылками.

Джон уже пришел в себя.

— Пожалуй, я бы предпочел кофе, если можно. При том, разумеется, условии, что его умеют готовить в вашем подземелье.

Мужчина снова издал короткий смешок.

— Лаба, пойди скажи Минкс, чтобы принесла нам кофе. Да пусть приготовит его сама — мы имеем дело со знатоком.

Тот, который привез сюда Мэннеринга, шагнул было к двери, но остановился.

— Не хотелось бы оставлять вас наедине с этим экземпляром, патрон. Вы позволите, мистер Мэннеринг?

Ответа не последовало, и ловкие сильные руки скользнули вдоль корпуса неподвижно стоящего Джона.

— Порядок. Он не вооружен.

— Если бы вы меня об этом спросили, — с самым добродушным видом заметил Джон, — я бы вам сказал, что никогда не ношу с собой револьвера. У этих игрушек есть скверная привычка палить ни с того ни с сего.

Лаба пожал плечами и молча вышел.

Хозяин устроился в большом кожаном кресле и жестом предложил Джону последовать его примеру.

— Не стану скрывать, мистер Мэннеринг, вы вмешиваетесь в мои дела и досаждаете мне! Но я готов все забыть, с тем, однако, условием, что вы мне немедленно скажете, где находятся пять бриллиантовых Звезд. Для вашего сведения добавлю, что меня крайне трудно обмануть.

В ледяных глазах появилось выражение безжалостной жестокости, но Джон был слишком потрясен, чтобы это заметить. Он уже решительно ничего не понимал! Без всякого сомнения, перед ним сейчас сидел человек, укравший или приказавший украсть у ла Рош-Касселя бриллиантовые Звезды сегодня в два часа дня.

И этот же человек спрашивает об этих бриллиантах у него, Джона!

5

Мужчины пристально смотрели друг на друга добрых двадцать секунд. Затем хозяин вкрадчивым голосом с легким нетерпением осведомился:

— Вы меня не поняли?

— О, еще бы! — вздохнул Джон. — Только я не успел привыкнуть к вашей манере шутить. Она кого угодно собьет с толку!

Мужчина наморщил сильно изогнутые густые брови.

— Интересно, кто из нас шутит?

— Уж конечно, не я! Неужели выдумаете, что путешествие, которое вы заставили меня совершить, может настроить на веселый лад?

— И что это значит?

— А то, что я не имею ни малейшего представления, где находятся Звезды. Только и всего! Насколько я понимаю, вы потратили массу усилий без всякого толку. Хотя, конечно, ваше маленькое похищение удалось на славу, дорогой сэр… Кстати, могу я узнать ваше имя?

Мужчина совсем неожиданно рассмеялся.

— Честное слово, вам не занимать хладнокровия! Мне это нравится. Так что, если вам нужно как-то меня называть, можете звать Грюнфельдом. Но вернемся к Звездам. Я хочу их отыскать. Причем любой ценой.

— По правде говоря, — заметил Джон, закуривая, — никак не могу понять, почему эти драгоценности не у вас. Ведь это вы организовали… несчастный случай с ла Рош-Касселем. Я не ошибаюсь?

— Нет, не ошибаетесь, — со спокойным цинизмом признал Грюнфельд. — И папка ла Рош-Касселя действительно у меня.

— Так что же? Она была пустая?

— Еще хлеще… в футляре лежали поддельные бриллианты!

— Поддельные? Решительно, вы удивляете меня все больше и больше. Вы уверены, что это не настоящие?

Грюнфельд хмыкнул.

— Можете не сомневаться, уж я-то сумею отличить имитацию, какой бы умелой она ни была. Те пять Звезд, которые у меня, — подделка.

— Но я и мысли не допускаю, что ла Рош-Кассель собирался продать мне копии! — искренне признался Джон. — Я прекрасно разбираюсь в драгоценных камнях, и ему это известно. Накануне я имел возможность как следует рассмотреть бриллианты. Смею вас уверить, они были подлинные! И великолепные! Признаюсь, я совсем перестаю что-либо понимать в этой истории.

Некоторое время Грюнфельд молча сверлил глазами Мэннеринга. Наконец он, видимо, принял решение.

— Что ж, я вам верю. Более того, не сомневаюсь, что мы с вами отлично поладим…

— Это бы меня весьма удивило, — самым светским тоном отозвался Джон.

В бледных глазках мелькнул огонек, явно не предвещающий ничего хорошего.

— Это почему же?

Прежде чем Джон успел ответить, в дверь тихонько постучали, и в комнату вошла молодая женщина с подносом, на котором стояли чашки и серебряный кофейник. Эта высокая брюнетка в золотистом платье, выгодно обрисовывавшем роскошную фигуру, была бы ослепительной красавицей, если бы ее левую щеку не портил шрам, приподнимавший уголок рта в странной усмешке. Джон заметил, что глаза ее слишком сильно блестят, зрачки расширены, а ноздри необычно бледны и сжаты. По этим признакам легко было определить, что женщина увлекается кокаином.

Она ловко открыла дверь, не выпуская подноса из рук, и поставила его на низкий столик. Ее плечи и грудь казались такими же шелковистыми и почти того же тона, что и платье. В ушах и вокруг шеи мерцали изумруды.

Грюнфельд весьма светски познакомил Джона со своей подругой.

— Минкс, представляю тебе мистера Мэннеринга. Вы можете пить кофе совершенно спокойно, Мэннеринг, Минкс — итальянка по отцу. Кофе не помешает вам ответить на мой вопрос: так почему же мы не сможем договориться?

— Просто потому, что мне омерзительны убийцы, — холодно бросил Джон.

Молодая женщина едва не выронила чашку, которую протягивала Мэннерингу, но Грюнфельд не шелохнулся, а лишь злобно процедил сквозь зубы:

— Это слова, о которых вы можете очень скоро пожалеть.

— В самом деле?

— Неужели я должен объяснять вам, почему, Мэннеринг? Конечно, вы не можете знать, где сейчас находитесь. Но вы видели меня, видели Лаба и Минкс… Сильно сомневаюсь, что вы забудете нас, как только вернетесь домой…

— Вы правы: я никогда не забываю красивых женщин! — Джон ослепительно улыбнулся Минкс.

Она на секунду застыла, потом улыбнулась в ответ.

— Видите ли, — продолжал тем временем Грюнфельд, — если бы это зависело только от меня, я продержал бы вас тут несколько недель, пока не отыщу Звезды. Потом я уеду из Англии и вы перестанете быть для нас опасным, несмотря на ваши связи с Ярдом. Как видите, я хорошо информирован на ваш счет. Сбежать отсюда вам бы не удалось — это я гарантирую! Но, кроме меня, есть еще Лаба, а он не желает рисковать.

— И у вас на совести будет еще одно убийство, — довольно небрежным тоном заметил Джон.

— О, пустяки! Одним больше, одним меньше…

Жест Грюнфельда был настолько красноречив, что Джон понял: этот человек, ни секунды не колеблясь, прикажет его убить.

— И напротив, все сложилось бы совершенно иначе, захоти вы сотрудничать с нами. Я всегда мечтал иметь в своей организации человека, вхожего в Ярд. Надеюсь, по крайней мере, мое предложение не кажется вам оскорбительным?

Джон задумался. Когда за дело принимался Барон, он мгновенно утрачивал способность морализировать и не отягощал себя излишними угрызениями совести. Барон не отступал ни перед ложью, ни перед пустым обещанием. Но сейчас речь шла об убийстве! А это был барьер, непреодолимой стеной отделявший не только Барона, но и профессиональных грабителей и связанных с ними скупщиков краденого от банды гангстеров и убийц.

Джон поклялся себе никогда не переступать этой границы. Ярду было известно, что Барон не способен на убийство, в это же верила и Лорна. И все-таки долю секунды Джон колебался — на кон была поставлена его жизнь… может, ради этого стоит уступить? Но тут перед его глазами всплыло грустное, встревоженное лицо де ла Рош-Касселя, и Мэннеринг понял, что никогда не сможет объединиться с его убийцами.

— Оскорбительным — нет, но неприемлемым — да! — твердо ответил он.

Грюнфельд задумчиво потер кончик носа.

— На вашем месте я бы хорошенько подумал, прежде чем отказываться… Я полагаю, нам стоит попробовать убедить вас. Правда, Минкс? Он слишком красивый парень, чтобы просто так, с легкостью отказаться от жизни, как ты считаешь?

— Да! Пожалуйста, Лью, дай ему несколько часов на размышления!

— Решено. Я даю вам двенадцать часов, Мэннеринг. Этого более чем достаточно.

— Даже слишком много. Я, знаете ли, наверняка останусь при своем мнении.

— Повторяю еще раз: хотите жить — должны дать согласие сообщать нам о намерениях полиции.

— О, я прекрасно вас понял. Но прежде чем отправиться размышлять о своей участи, я хотел бы кое о чем вас спросить. Это вы украли Звезды из Версаля?

Грюнфельд пожал плечами.

— Не думаете же вы, что покойный ла Рош-Кассель мог совершить подобный подвиг? Мы забрали драгоценности среди белого дня на глазах у всего Парижа и доброй дюжины полицейских охранников в так называемом штатском. Должен заметить, Минкс была неподражаема! Вы и представить себе не можете, какое впечатление производит на француза обморок красивой женщины!

Джон как знаток не мог не восхититься.

— Поздравляю!

— Как видите, в ваших же интересах начать работать с нами. Кстати, если мы разыщем бриллианты, я их продам вам по вполне разумной цене, — предложил Грюнфельд, нажимая на кнопку. — А теперь Лаба отведет вас в спокойный уголок. Но не вздумайте вообразить, будто сумеете меня обмануть. Если вы примете мое предложение, я позабочусь о том, чтобы об измене не могло быть и речи!

Вошел мрачный, молчаливый Лаба.

— Отведи этого господина вниз! — рявкнул Грюнфельд. Его аффектированная вежливость мгновенно исчезла, и он заговорил с «мягкостью» немецкого ефрейтора. — Запри его в третьем номере, и пусть у двери постоянно кто-нибудь дежурит! А сам возвращайся назад — я объясню, что происходит. Да, Мэннеринг, забыл добавить одну мелочь: не думайте, будто ваше… исчезновение может причинить нам какие-либо неприятности. Мое «подземелье», как вы его назвали, — просто мечта для того, кто хочет избавиться от нежелательного субъекта. — Грюнфельд недобро рассмеялся. — Даже если, допустим, ваши дружки из Ярда отыщут вас, это будет очень далеко отсюда и… в водах Темзы!

Подталкивая Джона перед собой, Лаба спустился с ним на несколько ступенек, они прошли по узкому коридору с цементированным полом и остановились перед металлической дверью.

— Предупреждаю: это единственный выход, и я оставляю здесь своего лучшего стрелка. Так что без глупостей!

Джон вошел в маленькую комнату, обставленную, как каюта-люкс: медь и красное дерево, шторы из желтого шелка, ковер. Окон здесь не было, но благодаря кондиционеру воздух казался свежим и приятным. Дверь захлопнулась, и Джон остался один. Его поймали в ловушку. Так он еще не попадался ни разу в жизни. А хуже всего то, что он в руках у жестокого и бессовестного бандита!

Подумать только, всего два часа назад Джон спокойно ел холодную курятину у себя дома! При мысли об этом он почувствовал, что смятение проходит, и рассмеялся.

— Представляю себе физиономию Линча, когда я ему все это расскажу! Если, конечно, я вообще смогу что-либо рассказать…

Джон открыл инкрустированный шкафчик. Внутри оказался умывальник. Мэннеринг намочил салфетку и тщательно умылся холодной водой. Ему сразу стало легче. Он развязал галстук, вытянулся на узкой кушетке, погасил свет и стал разбираться в хаосе смутных мыслей, теснившихся в голове.

Ла Рош-Кассель поручил Грюнфельду украсть Звезды. Теперь хотя бы это ясно. Но почему Грюнфельд стремился получить их обратно, не останавливаясь даже перед убийством? А главное, какого черта ла Рош-Кассель разгуливал с поддельными бриллиантами? Судя по всему, о том, что эти драгоценности — у ла Рош-Касселя, знали только трое: его дочь, Грюнфельд и сам Джон. Но у мадемуазель де ла Рош-Кассель не было никаких причин грабить отца… Грюнфельд явно не врал, утверждая, что у него только копии… Что касается Мэннеринга, то он лучше, чем кто бы то ни было, знал, что никаких бриллиантов не получал и не брал…

Либо в это дело вклинилась какая-то другая банда гангстеров… либо кто-то из людей Грюнфельда ведет двойную игру. Вот что доставило бы мне огромное удовольствие! Ну а теперь, мой друг, ты будешь спать как миленький. Проснувшись, разберешься, что к чему, и обязательно найдешь какой-нибудь выход. В конце концов, чего только с тобой не случалось.

И, расслабившись, как у себя дома, Джон почти мгновенно заснул.

Внезапно его разбудил негромкий скрип: кто-то открывал дверь! Грюнфельд? Лаба? Шорох шелковой ткани и волна духов оповестили, что это Минкс.

На секунду молодая женщина замерла у дверей, освещенная горевшей в коридоре лампой. Джон рассматривал ее из-под прикрытых век. Минкс сменила ослепительное вечерное платье на столь же декольтированный красный пеньюар. Она закрыла дверь, и комната снова погрузилась во мрак. Джон быстро зажег ночник у себя над головой и прошептал:

— Могу я осведомиться, для чего вы пришли ко мне в столь поздний час, дорогая леди?

— Поболтать, — так же тихо ответила Минкс.

6

Джон наблюдал за грациозными движениями молодой женщины. В ушах у нее подрагивали изумруды, черные глаза сверкали… и даже слишком… каким-то неестественным огнем.

— Можно мне сесть?

Мэннеринг мгновенно вскочил и предложил ей кресло.

— Прошу вас!

— Мне будет удобнее в вашей постели, — с наивным бесстыдством улыбнулась Минкс.

Когда молодая женщина улыбалась, уголки ее губ поднимались на равную высоту, шрам исчезал, и она становилась невероятно красивой. Минкс улеглась на кушетку — красный бархатный пеньюар как по волшебству чуть-чуть распахнулся, и Джон мог любоваться длинными стройными ногами. Однако зрелище это его не особенно взволновало. Джон закурил.

— Я полагаю, вы — секретное оружие милейшего Грюнфельда? — насмешливо поинтересовался он. — И сейчас вы станете доказывать, что я буду последним идиотом, если не соглашусь вступить в вашу веселую труппу акробатов? Кстати, вы-то тут что делаете? Грюнфельд — лицо вполне классическое, главарь международной банды.

Он, кажется, немец… Лаба — обыкновенный наемный убийца… Новы…

— О, у меня нет выбора, — ответила, пожимая плечами, Минкс. Красный пеньюар слегка распахнулся.

— Нет выбора? Разве вы не свободны и не достигли совершеннолетия?

— Да, я, конечно, совершеннолетняя. А вот насчет свободы…

Тут ее слишком бледные ноздри невольно сжались, и Джон понял: ну конечно же, Грюнфельд снабжает ее наркотиками!

— Вы ошибаетесь, Мэннеринг: вовсе не Лью послал меня сюда. Более того, он бы пришел в дикое исступление, увидев меня сейчас. Лью ужасающе ревнив! К счастью, и он, и Лаба уехали на всю ночь.

— И вы надеетесь, что я вам поверю? А вооруженный до зубов страж у двери? Он что, тоже вышел на минутку?

— Арамбур? О нет! Но этот человек меня обожает и ничего никому не скажет. Так что же вы решили делать, Джон? Ведь я могу называть вас по имени, не правда ли?

— О, пожалуйста! Но я ничего не решал, я спал.

Прекрасные черные глаза сверкнули.

— Вы согласитесь?

— А вам-то какая разница?

— Если вы будете работать с нами, я смогу часто вас видеть, — без всякого жеманства ответила Минкс. — И потом, по-моему, на этой земле не так уж много привлекательных мужчин, чтобы позволить себе роскошь отправлять их на дно Темзы. А именно такая судьба вас и ожидает, можете мне поверить. Этому мерзавцу Лью все едино — покойником больше, покойником меньше!

Джон, которого эта тирада очень позабавила, улыбнулся.

— Весьма польщен таким интересом к моей особе, дорогой друг. Но если вы действительно хотите сделать мне приятное, позвольте вернуться к прерванным сновидениям. Уже половина десятого — все послушные дети давно спят.

И Мэннеринг вежливо указал ей на дверь. Минкс не рассердилась, а только вздохнула.

— И вы можете спать, зная, что вас ожидает?

— Да то-то и оно, что ничего я не знаю! И мне необходимо с утра иметь свежую голову. Уж я найду какой-нибудь выход. Всегда находил и теперь найду!

— Это потому, что вы еще никогда не имели дела с Лью, — Минкс вдруг страшно рассердилась. — И не надейтесь, что сможете обвести его вокруг пальца, — он слишком хитер. Да и Лаба тоже опасный тип. А кроме того, перестаньте стоять столбом! Ложитесь рядом со мной, так будет намного лучше, даже если мы просто поговорим, — последние слова она проговорила с обезоруживающе невинной улыбкой.

Джон вздохнул.

— Право же, вам следовало бы быть серьезнее, дитя мое.

— Неужели я вам нисколечко не нравлюсь? — с очаровательной гримаской прошептала Минкс.

— Вы очень красивы, и знаете об этом. Но в данный момент мне могло бы понравиться только одно: ключи!

Джон подошел к ней, наклонился и положил руки на обнаженные плечи молодой женщины.

— Минкс, вы и в самом деле пришли помочь мне?

— Да… хотя бы попытаться…

— Так скажите же, как отсюда выбраться! Я очень богат и дам вам все, что захотите. Я спрячу вас от Грюнфельда, и он никогда вас не найдет. К тому же я очень скоро отправлю его за решетку. И не рассказывайте, будто вам доставляет удовольствие быть с ним в союзе: дураку ясно, что вы его терпеть не можете! Но если вы захотите, я готов ничего не сообщать полиции в течение суток. Таким образом, у ваших приятелей будет достаточно времени, чтобы скрыться. Но только помогите мне выбраться отсюда!

Джон почувствовал, как вздрогнули золотистые плечи под его руками.

— Я не могу! При всем желании не могу! Я не знаю, как отсюда выйти, и никто не знает, кроме Лью и Лаба. Внешние двери закрываются и открываются автоматически, и никто из нас ни разу не видел кнопок. Если кому-то нужно выйти или войти, нас всегда провожает либо Лаба, либо сам Грюнфельд.

Джон понял, что она говорит правду, и выпрямился.

— Ясно, — огорченно вздохнул он.

— Вы хоть верите мне? Я бы так хотела сделать что-нибудь…

Минкс не договорила. Слова застыли у нее на губах, а глаза с ужасом смотрели на дверь. В один миг страх так исказил ее лицо, что, казалось, несчастная женщина постарела сразу лет на двадцать. Джон, даже не оборачиваясь, понял, что вошел Грюнфельд. Он повернулся на каблуках и убедился, что не ошибся: в дверях стоял не только Грюнфельд, но и Лаба и еще один бандит, такой же смуглый, как и француз.

Они не стали терять времени даром. Одним прыжком Лаба подскочил к Джону и грубо оттолкнул его. Грюнфельд подошел к молодой женщине. Она все еще лежала на кушетке, и рот ее скривился в беззвучном крике ужаса. Бандит наотмашь ударил Минкс по лицу.

Один раз, два, три… Удары сыпались с жутким глухим плеском.

— Грязная шлюха!

Жирная рука снова поднялась, но Джон, задыхаясь от бешенства, приказал:

— Я думаю, хватит, Грюнфельд!

Казалось, этот спокойный голос отрезвил бандита, как холодный душ. Он обернулся:

— Избавь нас от этого сердцееда, Лаба! Хочешь — кинь его в реку. Большего он не заслуживает. А что касается молодой особы, то раз ей так нравится эта комната, она проведет здесь восемь дней. Ей будут приносить еду, но больше ничего. Понятно, Минкс? Это научит тебя, как ворковать с первым попавшимся мерзавцем!

К огромному удивлению Джона, за Минкс вступился Лаба.

— Восемь дней без коки, патрон, она не выдержит!

— Тебя никто не спрашивает! Восемь, и ни днем меньше!

Минкс поднялась. С безумным взглядом, в дикой панике она кинулась к Грюнфельду.

— Нет! Нет! — закричала она. — Прости меня, Лью! Ты же знаешь, что я и два дня не могу протянуть без этого! Нет!

Содрогаясь от рыданий, она колотила кулаками по мощным плечам Грюнфельда. Тот был как камень невозмутим. Лаба и его приятель как завороженные наблюдали эту сцену, не отводя глаз. Джон почувствовал, что давление револьвера слегка ослабло…

Надо было действовать. Теперь или никогда!

7

— Понимаете, душа моя, — объяснял Джон Лорне часом позже, — Грюнфельд сам подсказал мне, что страдания красивой женщины — зрелище, перед которым не может устоять ни один француз. И, заметьте, на сей раз Минкс не была в обмороке — совсем наоборот! Во всяком случае, картина оказалась слишком соблазнительной для этих Неронов с автоматами: полные слез глаза, распущенные волосы и медленно, но неотвратимо сползающий красный пеньюар…

— У нее красивые волосы? — ревниво спросила Лорна.

— Очень уж испанские, на мой вкус, — черные, блестящие — невольно думаешь о гребне и мантилье. Нет, что у Минкс действительно прекрасно, так это уши.

— Уши???

— Ну да. В них потрясающие изумруды!

Оба удобно устроились в гостиной Джона на Кларедж-стрит. Лорна в кружевном вечернем платье сидела на подушке у камина, Джон в полосатом банном халате — рядом с ней. У него был измученный, но счастливый вид. Мокрые каштановые волосы топорщились непокорными завитушками, и Лорна ласково запустила в них пальцы.

— Как бы то ни было, — продолжал Джон, — мой приятель Лаба и думать забыл о своем пистолете. И вот я ребром ладони отшвырнул эту проклятую игрушку, а ее владельца наградил прямым ударом правой. Он потерял равновесие. Как я и ожидал, его сообщник Арамбур тут же выстрелил, но я послушался вас, мой ангел, и надел сегодня красный жилет!

Лорна улыбнулась — ей было и весело, и страшновато. Пару лет назад по ее настоянию Джон согласился завести гранатово-красный жилет, подбитый прочной кольчугой.

— И вот пуля Арамбура попала мне в левое плечо, но благодаря жилету тут же отскочила на ковер. Видали б вы физиономии бандитов! Воспользовавшись их замешательством, я кинулся на Грюнфельда, который, кстати, даже не успел сообразить, что происходит, и по всем правилам искусства вывернул ему руку, приобретя таким образом весьма внушительный заслон. Ни Лаба, ни Арамбур теперь не решались стрелять. С превеликим трудом мне удалось извлечь из кармана перочинный ножик. А он, даром что от «Гермеса», может перерезать глотку ничуть не хуже, чем нож мясника. Мне, стало быть, оставалось только приставить лезвие к жирной шее Грюнфельда и приказать его гориллам бросить всю артиллерию на пол к моим ногам. Грюнфельд слишком перетрусил и не сдвинулся с места, даже когда мне пришлось отпустить его и нагнуться за пистолетами. Лаба, впрочем, попытался было схитрить — он, видите ли, припрятал второй пистолет! Но я всадил ему пулю в руку, и парень тут же успокоился. Зато Арамбур явно хотел отделаться как можно дешевле и не шелохнулся. Поэтому я вежливо попрощался со всей этой милой компанией и вышел. Все получилось очень просто.

— Уж куда проще! — вздохнула Лорна.

— То есть я вышел из комнаты… потому что насчет выхода из подземелья, если верить несчастной Минкс, — это уже совсем другое дело! Вот тут-то и пригодилось мое всегдашнее везенье!

— Давайте пожелаем, чтобы оно сопутствовало вам еще долгие годы, Джон! Ведь без этой «несчастной Минкс» вы бы погибли!

— Ба! — Мэннеринг пожал плечами. — Кто знает? Когда держишься за жизнь так крепко, как я… а я держусь за нее так крепко, потому что жизнь для меня — это вы, Лорна! — так вот, никогда нельзя думать, будто все потеряно. И вот вам доказательство: я тщательно запер за собой дверь на ключ и спокойно удалился. Однако выстрелы всполошили прочих членов этого замечательного сообщества. К счастью, вся компания сидела этажом выше. Пока они мчались по лестнице, я направился в противоположную сторону, понятия не имея, куда попаду. Коридор заканчивался дверью. В замке торчал ключ. Я открыл, вытащил ключ и заперся изнутри. Это давало мне несколько минут передышки. Должен сказать, убранство комнаты не очень-то обнадеживало — этакая совершенно голая цементная камера. И нигде ни малейшего отверстия! А в коридоре становилось уже слишком оживленно. Голос Грюнфельда громыхал, покрывая все прочие. Вот тут-то мое всем известное везение и приходит на помощь! Мои пальцы почти машинально пробежали по стене, на которую я облокотился, чтобы перевести дух, и нащупали легкую неровность: а ведь ничего вообще не было заметно! Я надавил — опять ничего. И тут неожиданно я почувствовал, что падаю навзничь, и растянулся во всю длину, благословляя тем не менее небеса. Стена раскололась пополам. Я встал. Впереди был довольно широкий коридор, спускавшийся вниз, в конце которого поблескивала вода или, точнее, Темза. Теперь мне стало ясно, почему Грюнфельду так легко избавляться от докучных гостей.

Лорна глубоко вздохнула.

— И вот почему вы так отчаянно вымокли!

— Да, и теперь мои брюки сохнут на кухне. Что касается пиджака, то он остался у этих господ. Впрочем, они там не найдут ничего, кроме адреса хорошего портного: прежде чем броситься в воду, я вытащил все из карманов. Зато оба пистолета прихватил с собой. Тяжеловаты, конечно, но сколько радости они доставят Биллу! А вообще-то удовольствие оказалось ниже среднего… Темза-то поблескивала совсем рядом, да вот добираться до нее пришлось через довольно скверный туннель, по которому и плыть-то едва удавалось, а уж о том, чтобы дышать, и речи быть не могло! Вероятно, при отливе его очень легко проскочить… но тогда был, к сожалению, самый пик прилива! По правде говоря, Лорна, до сих пор не знаю, как мне это удалось. Работал руками как безумный, в ушах гудело, и я уже начинал задыхаться.

— И вся ваша жизнь предстала перед вами в эти минуты? — пошутила Лорна, стараясь скрыть, как глубоко она взволнована.

— Я успел увидеть только первые соски и пеленки, а потом вдруг пробкой вылетел на поверхность. Ах, любовь моя, что за чудесное зрелище — небо, звезды и огни Лондона вокруг!

— …Мерзкая грязная вода во рту и, надо думать, хороший насморк, если не бронхит, в перспективе! Мне самой неприятно то, что я сейчас скажу, но, Джон, вам уже не двадцать лет!

— В двадцать лет, дорогая моя, меня, скорее всего, это забавляло бы гораздо меньше! Таксист вел себя просто восхитительно: ни о чем не спросил и без комментариев принял чаевые, а ведь я устроил в его машине настоящее наводнение!

— Ну, вы могли бы ему сказать, что, как поэт и влюбленный, разгуливали по берегу Темзы, любуясь звездами и не глядя под ноги…

— …И без пиджака! Почему бы и нет?

Джон взглянул на часы.

— Половина двенадцатого. Флик, должно быть, уже вернулся. Вы позволите?

Он, не поднимаясь, взял телефон, стоявший рядом на табурете, и, набирая номер, пробормотал:

— Я, конечно, знаю, что он, как и Барон, ушел на покой…

— Но, как и Барон, — продолжила за него Лорна, — думает только о том, как бы вновь взяться за работу!

— Алло, Флик?

— Мэннеринг! — голос Флика Леверсона, известного скупщика краденого, антиквара-эксперта, человека в высшей степени порядочного, несмотря на свою весьма скользкую профессию, и большого друга Джона, радостно зазвенел. — Вот чудесный сюрприз! А я только что вернулся из театра.

— И что вы смотрели?

— «Жаворонка».

— По-прежнему любите французский театр? А французские драгоценности, Флик, вас тоже интересуют?

Леверсон не удержался от короткого восклицания.

— Вот так-так! Почему вы об этом спрашиваете?

— Я, кажется, не в первый раз говорю с вами о драгоценностях, — удивленно заметил Джон.

— Нет, конечно! Но сегодня вечером… Джон, вы слышали об исчезновении алмазных Звезд из Версаля?

— Слышал ли я?!

Лорна с удивлением смотрела на Джона, согнувшегося пополам от неудержимого хохота.

— Не вижу тут ничего забавного, — обиженно проговорил Флик.

— Извините. Я вам все объясню… А в чем дело?

— В том, что мне предложили одну из этих Звезд. Сегодня днем. Я попросил время на размышления. Вы же знаете, я никогда не прикасаюсь ни к чему такому, что связано с убийством. А тут, насколько я понял, была пролита кровь.

— И это еще не конец, — вздохнул Джон. — А вы можете найти этого человека?

— Он оставил мне бриллиант до завтра. Придет в полдень.

— Вы хотите сказать, что одна из пяти Звезд у вас? Настоящая?

— Разумеется, настоящая! Вы же не думаете, что я коллекционирую мишуру, правда?

— Не двигайтесь с места, Флик, разве что вам вздумается приготовить мне бокал крепкого виски. Через полчаса я буду у вас. Если я правильно понял, мои заботы сегодня еще только начинаются!

Джон повесил трубку, поцеловал волосы Лорны и, вскочив, бросился в спальню. Из-за открытой двери его голос доносился до молодой женщины, мрачно смотревший в огонь.

— Это меняет все дело, Лорна! Одну из Звезд предложили Флику… а через драгоценности я доберусь и до вора! А от него — до Грюнфельда!

— Может, вам все-таки не стоит снова лезть в драку? Достаточно сказать Бристоу, куда они вас привезли…

— Еще надо, чтобы я знал адрес, бедная наивная девочка!

— А по реке?

— В этом уголке десятки туннелей. Биллу понадобится по крайней мере световой год, чтобы найти тот, который нужен. И можете не сомневаться — Грюнфельд и компания примут все необходимые меры предосторожности! Я встречал мерзавцев на своем веку, но мои сегодняшние знакомцы оставляют всех прочих далеко позади… И они превосходно организованы.

— Тогда доставьте мне удовольствие, Джон, не возвращайтесь сюда сегодня ночью. Грюнфельд наверняка устроит за вами слежку. Ох, кстати, чуть не забыла! Вскоре после меня сюда прибыл наш старый приятель сержант Тринг!

— Милейший Бристоу! Как он обо мне заботится! — вздохнул Джон, завязывая галстук. — Он, не дрогнув, посылает ко мне лучшего из своих людей. Значит, Тяжеловес у дверей? Я очень его люблю, но сегодня мне его общество совсем ни к чему. Не могу же я притащить Тяжеловеса к Леверсону! Билл уже много лет пытается доказать, что я связан с Фликом. Ему это до сих пор не удавалось, и сейчас совершенно не время доставлять ему такое удовольствие!

Лорна встала, подошла к окну гостиной и приподняла штору. В дверной нише дома напротив неподвижно стоял тщедушный человечек с сигаретой в зубах и в надвинутой на глаза шляпе.

— Я не ошиблась, Джон, Грюнфельд следит за вами!

Эта новость, по-видимому, ничуть не встревожила Джона. Он спокойно подошел к окну.

— Кроме шуток? Уже?

— Обещайте мне, что, повидав Флика, приедете в Челси! Там, по крайней мере, мы будем спокойны!

— Обещаю. У меня появилась занятная мысль, Лорна! Вот что значит в юности заниматься алгеброй! Вспомните: плюс и минус взаимно уничтожаются…

— Я никогда не занималась алгеброй! — категорически заявила Лорна.

— Неудивительно! Во всяком случае, плюс — это наш дорогой сержант Тринг, закон, правосудие и сто десять кило хорошо тренированных мышц, что совсем не вредно в данный момент. Минус — скверный гангстер. Итак, преступление и наказание! Они взаимоуничтожаются, а я тем временем скроюсь. Вы на машине? Пойдемте скорее, мне нужен водитель…

Через пять минут Лорна и Джон вышли из подъезда. Недалеко от двери караулил сержант Тринг. Он держался так же неподвижно, как и другой страж, но не курил.

Джон радостно приветствовал сержанта.

— Тяжеловес! Какой приятный сюрприз! Так это вы — моя нянька на сегодняшний вечер?

— Инспектор Бристоу поручил мне заботиться о вашей безопасности, мистер Мэннеринг, — ответил Тринг, которого, как и его шефа, раздирало между живейшей симпатией к «этому дьяволу Барону» и не менее острым желанием посадить его раз и навсегда под замок.

— Ох уж этот добрейший Билл! Ничего удивительного: он меня обожает. Как поживают ваши четверо детей, сержант?

— Пятеро, сэр!

— В последний раз, когда мы с вами виделись, их было четверо, я в этом уверен!

— Но это было полгода назад, сэр.

— Поздравляю, сержант, — ласково сказала Лорна. — Вы не хотите потанцевать с нами? Я в новом платье, и мы собираемся отпраздновать это событие в «Зеленой бутыли».

Сержант покраснел. Он всегда питал слабость к Лорне.

— Я не танцую, мисс…

— Тогда мы увидимся в Ярде, Тринг. Мне надо будет заехать туда часа в два повидать Линча, — сказал Джон, не подозревая, что говорит правду. — Он по-прежнему любит работать по ночам, ваш грозный супер?

— Шеф очень плохо спит, — вздохнул сержант.

— Я хочу вам показать кое-что или, вернее, кое-кого. Возможно, это ускользнуло от вашего внимания, Тяжеловес. Видите вон того типа?

Сержант посмотрел в ту сторону, куда указывал Джон.

— Бедняга, — сказал он, — женщину ждет…

— Вы уверены, сержант? — вкрадчиво осведомилась Лорна. — А знаете, он уже больше часа тут стоит. Вам знакома хоть одна женщина в мире, достойная того, чтобы ее ждали больше десяти минут?

— Вы слишком скромничаете, Лорна, — улыбнулся Мэннеринг. — И все-таки вы правы. Я нисколько не удивлюсь, если окажется, что этот субчик ждет мужчину… меня например… И еще меньше удивлюсь, если у него в кармане обнаружатся заряженный пистолет и фальшивые документы. Я, конечно, не хочу вмешиваться в то, что меня не касается, но если вы спросите у него бумаги, Тринг?

Всегда хмурое лицо Тяжеловеса еще больше омрачилось.

— Не может быть! Спасибо, что сказали, сэр!

— О, это я должен поблагодарить вас, старина, — вполне искренне ответил Джон.

И, взяв Лорну за руку, он направился к открытому голубому «астон-мартину», стоящему в нескольких метрах от дома.

— Доверяю руль вам, дорогая моя. Смерть меня сегодня брать не хочет, так что я ничем не рискую. Но посмотрим, как мои противники расправятся друг с другом!

По правде говоря, они не много увидели: столкновение произошло с такой скоростью, что все были потрясены, особенно Тяжеловес, которому перепали все шишки.

Около «астон-мартина», развернутый в другую сторону, стоял уже известный Джону и Лорне открытый «моррис». Тщедушный человечек подбежал к нему и сел за руль. Тяжеловес при желании умел ходить очень быстро: прежде чем незнакомец успел отъехать, Тринг подошел к нему и потребовал документы. И тут с невероятной скоростью кулак беглеца врезался в солнечное сплетение сержанта. Внушительная масса пошатнулась, отодвинулась, с трудом восстанавливая равновесие, а «моррис» тем временем умчался.

— Невероятно! — заметил Джон. — У них стоит мотор от «феррари». Никогда не видел, чтобы «моррис» так срывался с места.

— А что, если мы двинемся следом? — предложила Лорна, держа ногу на акселераторе.

— Мой бедный друг, ваша торпеда слишком заметна! Он начнет мотать нас по всему Лондону. Я думаю, этот парень здорово струхнул при виде Тяжеловеса — даже одетый в штатское, он носит на лбу слово «полиция». Так что наш соглядатай мгновенно забыл все инструкции Грюнфельда и решил оставить нас в покое.

Лорна в последний раз бросила взгляд на сержанта, и машина рванула с места с той же скоростью, что и «моррис».

— Хорошо еще, что Тяжеловес догадался записать номер!

— Ха! — рассмеялся он. — Оба вы — наивные птенцы. Неужели вы не понимаете, глупенькая девочка, что через три минуты у этой машины будет совершенно другой номер? А теперь подбросьте меня к Флику и поезжайте в Челси: я, по-видимому, задержусь там, а потом возьму такси.

8

Через десять минут Джон уже звонил в дверь скупщика. Леверсон жил на тихой улочке, и все ее обитатели — в основном дантисты, хирурги и промышленники — весьма ценили симпатичного соседа, такого утонченного, вежливого и к тому же замечательного советчика во всем, что связано с антиквариатом. И любой из них испытал бы шок, узнай он, что Флик порядком хлебнул тюремной жизни и был «на ты» со всеми лондонскими преступниками.

Флик сам открыл дверь. Высокий и крепкий, он прекрасно выглядел для своих шестидесяти лет, и, хотя его волосы побелели как снег, лицо оставалось гладким и румяным. Со времен Фландрской кампании Первой мировой войны правый рукав Леверсона пустовал. Старик, приветливо улыбаясь, пригласил Джона в дом.

— Счастлив вас видеть, Мэннеринг, но вот то, что вы ввязались в эту историю, радует меня значительно меньше. Надеюсь, по крайней мере, что не вы…

— Нет, — просто сказал Джон, — не я. Сейчас все объясню, но сначала хочу получить свое виски.

Они вошли в небольшую комнату. Она была само совершенство. Джон всегда приходил сюда с особенным удовольствием. Для него Флик и эта гостиная были неотделимы друг от друга. На ажурном серебряном столике (чистейших кровей Кватроченто, гордость антиквара — скупщика краденого) их ожидали бутылки и хрустальные бокалы. Окна закрывали тяжелые красные шторы, в камине весело горели дрова, а на затянутой серым шелком стене лукаво улыбалась девочка кисти Ренуара.

Джон вздохнул и с добродушной завистью проговорил:

— Дорого бы я дал за то, чтобы иметь наконец собственный дом. Как мне осточертели эти безликие квартиры, которые часто приходится бросать!

— А что вам мешает? — проворчал Флик.

Джон почти ничего не скрывал от старика, но все же тот не знал о безвыходном положении, в котором оказались Джон и Лорна.

Мэннеринг пожал плечами.

— Давайте-ка лучше поговорим о том, что привело меня сюда. Я не уверен, что стоит рассказывать вам всю эту историю, Флик. Пожалуй, для вас лучше знать как можно меньше.

— Дорогой мой, я, конечно, вышел в отставку, но все-таки не совсем еще выжил из ума, — возмутился Флик. — Ну, так «в чем дело?», как говаривал один французский маршал.

— Во-первых, вполне ли вы уверены, что ваша Звезда, вернее, та, которую вам предложили, настоящая? Рехнуться можно, сколько бриллиантов поддельных кружится сейчас на горизонте!

Леверсон покачал головой и улыбнулся.

— Судите сами!

Он открыл футляр. На черном бархате тысячью розоватых огней сверкала удивительно пропорциональная — верх совершенства — бриллиантовая Звезда. Джон завороженно застыл.

— Да, в те времена умели обрабатывать камни, — спокойно проговорил Леверсон. — Какое чудо! И какой свадебный подарок для молодой кокетливой женщины! Полагаю, она носила их на корсаже или в волосах. Правда, пролистав две биографии Марии Антуанетты, я так и не нашел ни единого упоминания об этих украшениях.

Мужчины на мгновение мечтательно застыли, но Джон быстро вернулся к действительности.

— Откуда она?

Леверсон нахмурил седые брови.

— Мне принес ее один француз. Было это сегодня часов в шесть вечера. Он пришел с рекомендательной запиской от Галлифе.

— Это ваш парижский коллега?

— Совершенно верно. Галлифе — человек надежный. Так вот, этот француз, некто Бидо, сказал, что несколько лет работает с Галлифе и тот посоветовал ему продать Звезды в Лондоне, а не в Париже.

— И сколько Бидо за них просит?

— По десять тысяч. Из них две — мне за комиссию. Но если покупатель — вы, то я, конечно, обойдусь без комиссионных.

— Ни в коем случае. То, что вы ушли на покой, еще не резон отказываться от выгодной сделки. А о других Звездах Бидо не говорил?

— Нет, у него была только эта.

— Хорошо, я ее беру. Деньги принести завтра?

— О, торопиться некуда. У меня тут лежит нужная сумма в таких бумажках, которые трудно вычислить даже полиции. Завтра Бидо явится за деньгами в половине первого.

— Замечательно! Очень хорошо, что вы мне об этом сказали, — за парнем надо приглядеть.

— Почему бы и нет, если вас это занимает? Так вы все-таки не хотите рассказать мне, что происходит?

— В общих чертах следующее: эти драгоценности были у некоего ла Рош-Касселя, который, впрочем, собирался продать их мне. Но беднягу убили сегодня или, вернее, вчера, — уточнил Джон, поглядев на часы, — в два часа дня. Ла Рош-Кассель поручил операцию «Версаль» одному типу по фамилии Грюнфельд, который и отправил его на тот свет. Понятия не имею почему. Кстати, вам ничего не говорит имя Льюис Грюнфельд?

Флик задумался.

— Нет.

— А Лаба?

— Лаба? Это француз? По-моему, я что-то о нем слышал. Кажется, убийца…

— Да еще какой! Вот я и думаю: а вдруг ваш Бидо — подручный Лаба? В таком случае Лаба ведет двойную игру с Грюнфельдом. Хотя, честно говоря, мне это кажется совершенно неправдоподобным — насколько я мог судить, Лаба вполне предан хозяину.

— Если хотите, могу навести справки у Галлифе. Позвоню ему с утра пораньше.

— Прекрасная мысль. Перезвоните мне тогда в Челси, в студию мисс Фаунтли. Я буду там до полудня.

— О, я знаю номер. Не забывайте, мисс Фаунтли написала мой портрет. Если я правильно понял, вы предпочитаете не возвращаться домой? Неужели это так серьезно?

— По правде говоря, этот Грюнфельд — очень скверный тип. Один совет, Флик: после того как позвоните Галлифе, не занимайтесь больше этим делом. Если Грюнфельд пронюхает, что вы замешаны в это дело, у вас могут быть большие неприятности.

Леверсон улыбнулся.

— Дай я вам подобный совет, вы бы послали меня очень далеко, дорогой мой. Завтра я узнаю, с кем работает Било, — с Лаба или с другой бандой. Последнее кажется мне гораздо вероятнее.

Джон встал.

— А куда вы теперь? Надеюсь, спать?

— Пока нет, — лукаво улыбнулся Джон. — Сначала надо заехать в Ярд повидать суперинтенданта — у меня для него подарок.

Когда Джон приехал в Скотленд-ярд, Линч сидел один, окутанный густым облаком дыма.

— Тяжеловес только что подал рапорт, — проворчал он. — Так за вами следят? А это значит, что вы опять сунули нос в очередное осиное гнездо!

— Не очень-то вы любезны со мной, Линч! А я пришел с подарками. Во-первых, держите вот это…

Джон небрежно бросил на стол суперинтенданта два великолепных кольта.

— У кого вы их взяли?

— У пары очаровательных молодых людей — Лаба и Арамбура — можно не уточнять, что оба французы.

— Кажется, вы неплохо провели вечер, Мэннеринг?

— О, вечер был чудесный — захватывающий и полный всяких непредвиденных волнений.

— Вы были в кино?

— Гораздо лучше! Меня, как романтическую героиню, похитили в центре Лондона в половине восьмого вечера. Исходный пункт — моя собственная квартира, конечный — где-то в районе Ламбета. Машина, на которой меня везли, пересекла весь Лондон под носом у двух десятков полицейских, но те, конечно, не заметили ничего подозрительного. После этого некто Грюнфельд сделал мне не особенно честное предложение работать против вас и, хуже того, вести с вами двойную игру. Как вы понимаете, я отказался, — с самым добродетельным видом закончил Джон.

— Меньшего я от вас и не ожидал! — буркнул Линч.

— Мистер Грюнфельд страшно рассердился и пожелал отправить меня на дно Темзы, начинив предварительно свинцом. Мне это совсем не понравилось, и я нырнул в Темзу по собственной воле — без начинки, разумеется! Искупался и прибыл к вам… Но еще до водных процедур успел прихватить кое-что такое, что, может быть, вас заинтересует…

И Мэннеринг бережно положил на зеленое сукно стола восхитительную бриллиантовую Звезду.

— Где вы ее нашли? — воскликнул совершенно ошарашенный Линч.

— В пещере Али-Бабы или, точнее, в сейфе, который мистер Грюнфельд неосторожно забыл запереть, — беззастенчиво солгал Джон. — Но вся беда в том, что я никак не могу назвать вам место, где находится это проклятое подземелье.

— А что, если вы расскажете мне все это подробно?

И Мэннеринг принялся излагать свою одиссею. К счастью, все это показалось Линчу настолько невероятным, что он не заметил такой частности, как более чем странная рассеянность Грюнфельда, якобы оставившего сейф открытым. Он ограничился тем, что снял трубку и добрых пять минут обрушивал лавину приказов на управление речной полиции.

— Не хочу каркать, Линч, но сильно сомневаюсь, что вы их обнаружите.

— Как выглядят эти ваши бандиты?

Джон пустился в подробные описания. Когда он замолчал, супериндендант покачал головой.

— Все это мне ни о чем не говорит. Конечно, если они не англичане… Но почему вы меня сразу не предупредили? Вы ведь вернулись домой по меньшей мере два часа назад?

— Даже три, дорогой мой! Сначала я принял очень горячую ванну: если вы когда-нибудь купались в Темзе, то поймете, почему. Затем я рассказал обо всех своих приключениях мисс Фаунтли, которая, кстати сказать, в отличие от вас выслушала меня без всяких упреков. Честное слово, Линч, вы несправедливы! Я принес вам одно из пяти сокровищ, а вы не находите ничего лучшего, чем меня же ругать за опоздание на два часа! Когда я отыщу следующую Звезду, то подарю ее Лорне, и вы об этом даже не услышите!

— Если хотите извинений — вы их получите, — вздохнул Линч.

— Я хочу не извинений, а признания и понимания. Ладно, теперь вы знаете, кто убил ла Рош-Касселя. Вам остается только поймать убийцу.

Зазвонил телефон. Суперинтендант поднял трубку, выслушал и лаконично бросил:

— Прекрасно. Ведите сюда, я жду.

Он повесил трубку и весело посмотрел на Джона.

— В завершение вашего многотрудного вечера хочу вас порадовать, Мэннеринг. Мои люди отыскали-таки мадемуазель де ла Рош-Кассель.

— В канаве, на дне Темзы или на рельсах?

— Ошибаетесь, дорогой мой! В гостиной семейного пансиона в Стретхеме.

Появление мадемуазель де ла Рош-Кассель в кабинете суперинтенданта Линча по эффектности ничуть не уступало тому, которым Джон имел удовольствие любоваться у Лорны. Вихрем взметающаяся юбка, стук каблучков по плиткам и замечательно свежий вид для девушки, оказавшейся в полиции в два часа ночи, к тому же совсем недавно узнавшей об убийстве отца. В ее властном и решительном голосе на сей раз явственно звучал гнев.

— Не будете ли вы так любезны объяснить мне, по какому праву меня притащили сюда? Это переходит все границы! Вам бы следовало искать убийцу моего отца, а меня оставить в покое. Вы что, забыли, что я французская гражданка? Я требую прежде всего, чтобы вы позвонили консулу!

Линч смотрел на нее с восхищением. Еще немного — и он бы охотно согласился, что перед ним праправнучка короля Людовика Шестнадцатого.

— Мне бы хотелось задать вам всего несколько вопросов, мадемуазель, а затем вас доставят обратно.

Мари-Франсуаза гордо вздернула белокурую головку.

— Благодарю вас, — сухо сказала она, — я приехала с другом, и он меня отвезет.

Джон, остававшийся все это время в тени, незаметно вышел — ему было крайне любопытно взглянуть на этого друга. У подъезда Ярда действительно стоял «остин-хейли» стального цвета. За рулем нервно курил трубку молодой человек. Джон не стал раздумывать, француз он или англичанин: длинный выступающий подбородок, фарфорово-голубые глаза, неопределенного оттенка светлые волосы и твидовый костюм достаточно красноречиво свидетельствовали о его национальности.

— Вы позволите? — спросил Джон, открыв дверцу и усаживаясь на красное кожаное сиденье.

Молодой человек на мгновение остолбенел, но быстро взял себя в руки и, сильно растягивая слова, прогнусавил:

— Моя машина — не автобус, мистер…

— Мэннеринг, Джон Мэннеринг.

Трубка, зажатая в крупных желтоватых зубах, чуть не упала.

— Кажется, вы меня знаете? — спросил Джон. — Ну а я с кем имею честь?

— Ричард Клайтон, — пробормотал молодой человек.

— Вы друг мадемуазель де ла Рош-Кассель?

— Друг??? Я ее жених!

— Извините, но, поскольку она не носит кольца… — заметил Джон, сразу припомнив очаровательные, но без единого украшения руки девушки.

— О, она находит это старомодным. Понимаете, у Мари-Франсуазы свои представления обо всем на свете. А я и в самом деле знаю о вас, мистер Мэннеринг. Господин де ла Рош-Кассель много мне о вас говорил. Ведь это вы собирались купить у него Звезды, правда? Все прошло удачно?

Теперь Джон едва не потерял дар речи от удивления. У Мари-Франсуазы есть жених, но маленькая деталь: она даже не считает нужным сообщить ему о смерти своего отца! Что за странная девушка!

— Удачно? — проворчал Джон. — Право же, не сказал бы… И я очень огорчен этим обстоятельством, потому что ла Рош-Кассель был мне глубоко симпатичен.

— Был?

— Разве вы не знаете о его смерти?

Казалось, Ричард Клайтон был сильно поражен, но Джон в его поведении уловил нечто фальшивое, как это уже было с Мари-Франсуазой. Молодой человек не стал терять время на заупокойные речи. Он только огорченно проговорил:

— Умер? Значит, мои деньги…

— Ваши деньги? — переспросил, закуривая, Джон.

Приборная панель маленькой машины слабо мерцала в ночи. Мэннеринга охватили усталость и отвращение: жениха Мари-Франсуазы больше всего волнуют его деньги!

— Да, я одолжил ему денег. Я только что получил небольшое наследство — шесть тысяч фунтов. Вы знаете, я давно знаком с Мари-Франсуазой, мы оба часто отдыхали в Туке. А этой зимой я приехал к ней в Париж, и мы решили пожениться. Но мои родители — люди очень чопорные и большие снобы, а потому смотрят на наш союз довольно неодобрительно. Если бы я смог доказать им, что семья моей невесты — прямые потомки Людовика Шестнадцатого, это бы очень облегчило положение. И вот я одолжил де ла Рош-Касселю денег, чтобы он мог продолжать свои генеалогические изыскания, — кажется, у него там шли какие-то тяжбы. Но он все никак не мог добиться своего и не возвращал денег. Неожиданно ла Рош-Кассель объявил, что собирается продать фамильные драгоценности. Мне и в голову не пришло что-либо заподозрить, и лишь сегодня утром я узнал, о какой семье шла речь. Но было поздно! Не могу же я бросить Мари-Франсуазу?! А знаете, бедняга ла Рош-Кассель был честнейшим человеком… И с его точки зрения, это не он, а французское правительство украло бриллиантовые Звезды во время революции восемьдесят девятого года!!! По-моему, он явно слегка тронулся…

— У меня сложилось такое же впечатление. Послушайте, а что, если вы мне расскажете, как вы оба провели сегодня день и каким образом Мари-Франсуаза оказалась в пансионе?

Молодой человек покраснел.

— Гм… Это мой пансион. Она приехала ко мне около полуночи и потребовала, чтобы я нашел ей жилье. У моей домовладелицы нелегкий нрав, и особенно опасно тревожить ее в неурочное время, но Мари-Франсуаза обычно добивается, чего хочет, и ей нашли комнату.

— А раньше, днем, вы не виделись?

— Мы вместе пообедали, потом я проводил ее в «Ригел», где они с отцом остановились. Мы стали ждать ла Рош-Касселя, но его все не было, и в половине четвертого Мари-Франсуаза попросила меня отвезти ее на Кларедж-стрит — это ведь ваш адрес, правда? А затем, поскольку там никого не оказалось, — к Фаунтли. Там я ее оставил, а сам поехал домой.

— Мари-Франсуаза не рассказывала вам, чем занималась с тех пор?

— Нет, она рассказывает только то, что считает нужным.

Мэннеринг живо представил себе маленький волевой подбородок девушки.

— Охотно верю. Но мне все-таки надо с ней поговорить. Я подожду ее вместе с вами. Скажите, ла Рош-Кассель сам украл Звезды?

— Как вам такое только в голову пришло? Конечно, нет! Он поручил это профессионалу, кажется, какому-то Грюнфельду. Скажите, Мэннеринг, где эти бриллианты? Теперь они принадлежат Мари-Франсуазе…

— Должен вас огорчить, но прежде всего это собственность французского правительства. Общаясь с ла Рош-Касселями, вы как-то слишком легкомысленно об этом забыли. А впрочем, сейчас все равно никто не знает, где они. В папке ла Рош-Касселя оказались лишь копии.

— Это невозможно! Я видел их перед обедом, и это были настоящие бриллианты!

— Возможно или невозможно, но это факт. А вот и наша очаровательная приятельница.

Мари-Франсуаза казалась особенно хрупкой рядом с импозантным внушительным Линчем. Джон вышел из машины и придержал дверцу, пока девушка усаживалась, взметая вихрь голубого шелка и белоснежного английского шитья. Она бросила на Мэннеринга тяжелый, враждебный взгляд.

— Разумеется, мадемуазель, вам не следует удаляться из нашего поля зрения, — говорил тем временем Линч. — Мне бы хотелось всегда иметь возможность связаться с вами по телефону.

Мари-Франсуаза сердито пожала плечами.

Линч собрался уходить, а Джон, закрывая дверцу, вкрадчиво проговорил:

— Может быть, вы все-таки решитесь сказать правду, Мари-Франсуаза?

Девушка не ответила, хотя веки ее чуть заметно затрепетали.

— Не может быть, чтобы вы действительно надеялись и впредь все от всех скрывать!

Большие голубые глаза захлестнула волна ненависти и печали.

— Вы, очевидно, хотите, чтобы меня тоже убили? Это из-за вас погиб мой отец! Его убили, потому что он шел к вам! И без вас он был бы сейчас жив!..

Она так повысила голос, что Линч повернулся и пошел обратно к машине. А девушка вдруг разрыдалась.

— Быстро, Дики, быстро, — жалобно забормотала она, — уедем отсюда…

Кинув на Мэннеринга свирепый взгляд, Клайтон завел мотор и рванул с места.

Джон посмотрел на суперинтенданта.

— Пожалуй, на сегодня с меня хватит. Одолжите мне машину и шофера, старина, сил нет идти искать такси — эта юная пантера меня доконала.

— А что она вам сказала? — с живейшим интересом осведомился Линч.

— Что она меня обожает, черт возьми! До скорого…

9

Лорна откинула непокорную прядь каштановых волос и быстро перевернула яйца, подрумянивавшиеся в духовке. Известный портретист и, что производило гораздо большее впечатление на Джона, действительно талантливый художник, Лорна всегда работала, а частенько и ночевала в своей мастерской в Челси, хотя официально считалось, что она живет у родителей, в их роскошном особняке на Портленд-плейс. Мастерская представляла довольно своеобразное обиталище, обставленное удобными мягкими диванами ярчайших расцветок, деревянными статуями французского средневековья и увешанное дорогими коврами. Кроме того, здесь были вполне современная кухня и ванная, достойная восточного вельможи. Лорд и леди Фаунтли лишь однажды переступили порог этого приюта муз, но в конце концов, как сказал его сиятельство своей почтенной супруге:

— Лучше уж этот конек, чем какой-нибудь другой. Лишь бы она не якшалась с коммунистами и не попадала на страницы газет.

Лорна вытащила из духовки аппетитно подрумянившиеся яйца и поставила перед Джоном.

— Только не смейтесь надо мной, я вовсе не ревную, но, по-моему, эта крошка уж слишком занимает ваши мысли.

— Как вы считаете, она действительно это думает?

— Что вы повинны в смерти ее отца? О, она вполне на это способна. Ну и что? Неужели только из-за того, что какая-то истеричная девчонка наговорила вам гадостей, надо рисковать жизнью? Ради удовольствия, которое вы получите, доставив ей убийцу отца связанным по рукам и ногам? Ваш завтрак остынет, милый!

— Я скажу вам одну вещь, Лорна, о которой я не говорил еще никому — ни Флику, ни Линчу. Оба они только лишний раз обозвали бы меня Дон Кихотом. Мои противники — не просто банда гангстеров. Я почти уверен, что они торгуют наркотиками. Минкс — наркоманка, и, готов прозакладывать руку, Грюнфельд тоже. Его внезапные смены настроения и дикие приступы бешенства невозможно объяснить иначе. А вы знаете, дорогая моя, какой ужас внушает мне этот род людей — и наркоманы, и их поставщики. Именно из-за этого, а вовсе не ради прекрасных глаз Мари-Франсуазы я хочу положить конец их гнусной деятельности. Грюнфельд возглавляет мощную организацию, ее штаб-квартира, видимо, на материке, и оттуда в Англию текут наркотики. Я бы очень гордился собой, если бы сумел подарить Ярду склад «коки», как сказал бы Лаба. И я это сделаю! Только не говорите опять, что мой завтрак остынет, я хочу еще кое-что добавить. Вы упоминали, что ваша матушка собирается сегодня в Хемпшир. Так вот, вы доставите мне громадное удовольствие, согласившись сопровождать ее. Хороший курс деревнетерапии вдали от убийц мистера Грюнфельда принесет вам неимоверное благо. И не вздумайте возражать — я даже слушать не стану.

Лорна упрямо нахмурила брови.

— Конечно, как только в окрестностях замаячили две красотки, вам очень захотелось отправить меня на травку!

— Замолчите! Завтрак остынет! Ах, черт, телефон…

Лорна, ни слова не говоря, встала и снова понесла яйца на кухню. Джон взял трубку.

— А, да это Флик!

— Друг мой, я узнал то, что вам нужно. Галлифе хорошо знает Лаба, но не слыхал о Грюнфельде. Французская полиция разыскивает Лаба по обвинению в трех убийствах: в одном случае он стрелял, в другом действовал ножом, а в третьем жертва была задушена.

— Черт возьми! Парень не любит однообразия!

— О, это только убийства, так сказать, официальные. Галлифе думает, что у него на совести еще много других.

Именно поэтому он сомневается, что Бидо когда-либо работал с Лаба. Бидо — честный вор, — уточнил Леверсон, для которого это сочетание не содержало ни малейшего парадокса, — и он ни разу не связывался с убийцами. Должен добавить, что и на меня он вчера произвел очень хорошее впечатление.

— Поглядим. Я приду в половине первого. Главное, не отпускайте его раньше. Покажите свою коллекцию тарелок или слоновой кости, угостите вином, но обязательно задержите.

— Договорились. Я попрошу Джанет смотреть в окно и предупредить меня, как только вы появитесь.

— А вы не могли бы подыскать мне кухарку вроде нее? Здесь кухня оставляет желать лучшего.

— Как вы будете одеты? — спросил скупщик, хорошо знавший обычаи Джона.

— О, с помощью Лорны, которая сейчас, кажется, окончательно сожгла яйца, после того как дала им остынуть, я надеюсь воскресить мистера Мура… Я несколько утратил навык, но, думаю, быстро наверстаю упущенное. А теперь, Флик, последний совет: умоляю вас, бросьте это дело! Грюнфельд слишком хорошо осведомлен, а я никогда не прощу себе, что впутал вас в эту историю, если с вами случится беда.

Леверсон весело рассмеялся и опустил трубку.

— Так вы принесете мне угли, любовь моя, или приготовите новую порцию?

Лорна сердито посмотрела на Джона.

— Почему бы вам не найти прислугу вроде Джанет? Она к тому же караулит у окон…

— И делает восхитительные булочки, совершенно верно. Вот только целовать ее не доставляет удовольствия!

В одиннадцать часов Джон принялся за работу. Устроившись перед зеркалом в ванной, он поставил перед собой коробку грима и начал с того, что состарил себя на добрых пятнадцать лет. Лорна, присев на край ванны, помогала ему советами и одновременно подпиливала ногти. Ярко-розовая крем-пудра, несколько линий, проведенных жирным карандашом, — все это в мгновение ока обрабатывается губкой, пропитанной лосьоном, — и Мэннеринг приобрел вид седеющего шестидесятилетнего брюзги. Засунув за щеки резиновые тампоны, он изменил овал лица. И наконец, картину завершила тонкая желтоватая пленка, скрывшая ослепительно ровные зубы. Теперь можно было предположить, что этот господин ни разу в жизни не переступал порога дантиста.

— Вы похожи на старого бродягу! И хоть бы догадались поцеловать меня, до того как сотворили эту кошмарную рожу! Неужели выдумаете, что в таком виде очень привлекательны?

— Я вовсе не говорил, что собираюсь целовать вас, душа моя! Мистер Мур — человек серьезный и никогда не целует молодых женщин, одетых в пижаму.

— Это не пижама! — возмутилась Лорна. — Это мой рабочий костюм!

— Мистер Мур против того, чтобы женщина работала… это мужчина, не лишенный принципов… Дайте, пожалуйста, его полосатые штаны и узкий пиджак.

— Видел бы вас ваш портной!

— Можете смеяться сколько угодно, но именно это я и подумал вчера вечером, надевая свой благословенный красный жилет. Похоже, я просто не в состоянии заниматься делами, не вызывая осуждения портного. А теперь вам остается лишь самым любезным образом распрощаться со мной и пообещать, что сегодня лее вечером вы уедете из Лондона.

— Это действительно необходимо?

— Лорна, я дорожу вами больше всего на свете и не желаю подвергать вас даже самому ничтожному риску. Неужели вы этого не знаете?

Молодая женщина улыбнулась.

«Когда Лорна улыбается, — говорили ее подруги, — она становится настоящей красавицей. Но вот несчастье — она почти никогда не улыбается».

При Джоне Лорна улыбалась очень часто.

— Знаю, конечно, но люблю слышать это из ваших уст. Хорошо, обещаю вам уехать, а вы поклянитесь звонить каждый вечер, как бы ни было поздно. Имейте в виду, не пожелав вам спокойной ночи, я даже не стану ложиться спать!

— Клянусь! Кстати, дорогая, чуть не забыл. Ваша матушка — настоящий «who is who». Спросите у нее, слышала ли она что-нибудь о некоем Клайтоне, Ричарде Клайтоне.

Через пять минут Джон уже спускался по лестнице. Необъяснимое предчувствие беды сжало ему сердце, и он едва не вернулся обратно, но посмотрел на часы и передумал: надо торопиться, иначе можно упустить Бидо.

В двадцать пять минут первого мистер Мур подошел к дому Флика. Занавеска шевельнулась, и на улицу выглянуло хорошенькое смешливое личико — Джанет караулила добросовестно. Джон, рискуя испортить репутацию почтенного мистера Мура, подмигнул девушке. Та улыбнулась в ответ и исчезла. Джон остановился, делая вид, будто ищет спички. Ждать долго не пришлось — через несколько минут из дома Флика вышел мужчина. Молодой, стройный, с тщательно зачесанными назад каштановыми волосами. Его легкий голубой костюм слегка лоснился от времени, но стрелка на брюках была отутюжена безукоризненно. Мужчина направился к Алгейт-стейшн. Он шел не торопясь, легким размеренным шагом, и Джону было нетрудно следовать за ним.

Даром что француз, Бидо, по-видимому, неплохо знал Лондон. Спокойно, прогулочным шагом, оборачиваясь на всех хорошеньких девушек, он добрался до Турс-гарденс.

Сидя на солнышке, клерки и машинистки болтали, ели сандвичи, бросали хлеб чайкам, с криком кружившим вокруг. Бидо остановился возле пушки, нацеленной напротивоположный берег Темзы. Джон в замешательстве начал искать глазами, где бы присесть, и едва не плюхнулся на колени молодой рыжеволосой особе. Та бросила на него уничтожающий взгляд. Наконец Мэннеринг нашел свободное место и устроился. В это время как раз пробило час. Бидо пришел явно на свидание.

Теперь Джон мог как следует рассмотреть его. Флик, кажется, не ошибся: молодой человек и в самом деле производил хорошее впечатление. Его очень светлые голубые глаза глядели насмешливо и твердо, а приятно очерченный рот выдавал ироничную и чувствительную натуру. На правой щеке виднелась тонкая светлая полоса — шрам. Джон вдруг подумал о Минкс и содрогнулся, живо представив ее запертой в роскошной комнате. Уже сегодня вечером она начнет невыносимо страдать. Джону приходилось видеть наркоманов, вовремя не получивших дозы. Минкс станет выть, кататься по полу, ломать руки о стены и дверь, а Грюнфельд будет злобно наблюдать все это и не шевельнет пальцем.

Вдруг взгляд француза выхватил кого-то в толпе. Джон осторожно повернул голову и заметил мужчину, одетого элегантно, но со слишком явной претензией на изысканность. Он важно двигался вперед, не глядя на «мелкую сошку» вокруг. Джон чуть не прыснул. «Да он же совершенно овальный», — подумалось ему. Действительно, форма головы с длинным мясистым носом, туловище в виде бутыли из-под ликера — все в незнакомце наводило на мысль о яйце. «И умственные способности его, кажется, столь же остры», — отметил про себя Мэннеринг.

Легким, но явно намеренным движением незнакомец дважды коснулся василька, украшавшего бутоньерку его жемчужно-серого костюма. Бидо поднес к губам сигарету. Поверхностный наблюдатель не заметил бы ничего необычного, но для Джона этот язык жестов был достаточно красноречив. Бидо, кивнув головой, остановил незнакомца, словно прося прикурить. В тот же миг он быстро вытащил из внутреннего кармана плоский пакет и протянул овальному господину, не давая, однако, в руки. Сердито передернув плечами, тот вынул небольшой конверт, отдал Бидо и только тогда получил пакет. Джон оценивающе посмотрел на обоих мужчин — за кем теперь следить, за Бидо или незнакомцем? В пакете, конечно, деньги, полученные от Флика. Значит, Звезду продал «овальный», а Бидо выступал лишь посредником. Стало быть, следить надо за незнакомцем.

Джон медленно поднялся и тут же замер: к месту встречи быстрым шагом приближалось новое лицо. Джон мгновенно узнал эту загорелую и мрачную фигуру с надвинутой на глаза темной фетровой шляпой. Лаба! Дальше все произошло с невероятной быстротой. Лаба подошел к яйцеобразному человечку и с великолепной наглостью вырвал из рук пакет. Тот инстинктивно потянулся к правому карману. Движение гангстера! Но Лаба быстрым прямым ударом в солнечное сплетение остановил его, и яйцеобразный, согнувшись, замер. Что касается Бидо, то еще один пришелец — Арамбур! — поверг его на землю сильным ударом в спину. До сих пор никто ничего не замечал, но теперь окружающие начали волноваться. Несколько молодых людей вскочили и бросились на помощь потерпевшим. Но Лаба и Арамбур уже убегали. Известная удача Барона и на этот раз не изменила ему: Лаба двигался в сторону Джона и никак не мог проскочить мимо него. Джон подставил ножку — убийца споткнулся и потерял равновесие. Мэннеринг спокойно выхватил у него из рук пакет и направился к полицейскому, уже спешившему на место происшествия. Лаба на секунду заколебался, не зная, стоит ли преследовать незнакомца, но, видимо, решил не рисковать и растворился в толпе.

10

Тем временем яйцеобразный господин пытался внушить молодому полисмену, что с ним ни в коем случае не следует обращаться как с первым встречным.

— Меня зовут Гарстон, Мэтью Гарстон, мой друг, — верещал он крайне неприятным высоким металлическим голосом, — я совершенно не понимаю, зачем вам мои документы. В конце концов, и я, и этот господин — жертвы нападения! На нас напали, когда этот джентльмен, — он кивнул на Бидо, — просил у меня прикурить. Впрочем, возьмите все-таки мою визитную карточку.

— Вы знаете этих людей, сэр?

— Видел первый раз в жизни.

— Я тоже, — добавил Бидо чистым, приятного тембра голосом.

— Если хотите знать мое мнение, вероятно, произошла какая-то ошибка, — назидательным тоном заявил Гарстон. — Лучше всего было бы забыть этот неприятный инцидент.

Полисмен, на которого, очевидно, произвел впечатление покровительственный и несколько раздраженный тон Гарстона, легко согласился и стал уговаривать толпу разойтись, забыв даже проверить документы у Бидо. Гарстон и француз холодно раскланялись и разошлись в разные стороны. Бидо скользил быстро, как ящерица, Гарстон — с подобающим ему величием. Мэннеринг решил последовать за ним. Они вышли из сада и направились к тихой улочке. Джон понял, что его добыча, скорее всего, прибыла сюда на машине и в любую минуту может ускользнуть прямо из-под носа. К счастью, мимо проезжало такси. Джон остановил его и протянул шоферу два фунта.

— Возьмите это для начала и подождите. Скоро я скажу, куда ехать.

Водитель пожал плечами, но спорить не стал.

Гарстон даже не подозревал, что за ним следят. Сначала он, правда, пару раз оглянулся, но, не заметив ни одного знакомого лица, больше этим не занимался.

«Он подумал, что Бидо, может быть, следит за ним, но, не увидев француза, успокоился», — сказал себе Джон.

Гарстон сел в красную «уолсли», стоявшую у тротуара, и медленно тронулся в путь.

— Поезжайте следом за «уолсли», — приказал «мистер Мур», — но не слишком приближайтесь к, ней.

— У вас неприятности с подружкой, сэр?

Джон улыбнулся.

— Возраст избавляет меня от такого рода огорчений, приятель.

— О, не говорите, — проницательно заметил шофер. — Вы и представить себе не можете, сколько я видел пожилых мужчин вроде вас, сэр, гонявшихся за своими молоденькими птенчиками.

— Видели птенчика, за которым слежу я? У него, между прочим, черные усы!

Шофер расхохотался и поехал следом за «уолсли». Гарстон вел машину осторожно, и его было нетрудно догонять у каждого светофора. Неожиданно «уолсли» остановилась возле табачной лавки на Лоуэр Ричмондс-стрит. Гарстон вошел в лавку. Мэннеринг решил отпустить такси, думая, что лучше поймать другое, а то — неровен час — Гарстон сообразит, в чем дело. Чуть дальше табачной лавки на противоположной стороне улицы виднелся гараж. Джон укрылся там, стараясь не терять из виду «уолсли». Молодой человек с плутоватой физиономией, в лихо сдвинутой на ухо кепке ремонтировал маленькую «М.Г.». Мэннеринг подошел.

— Не хотите ли заработать пару фунтов, потратив впустую немного времени?

— За два фунта — уже не впустую!

— Могли бы вы отвезти меня, куда я скажу?

— Пожалуйста, куда угодно! А далеко?

Джон указал механику на машину Гарстона.

— Не знаю. Надо проследить за этой машиной.

Парень вытаращил глаза:

— Не думаю, чтобы нам пришлось далеко ехать, мистер. Гарстон обычно оставляет машину у нас.

Джон пришел в легкое замешательство. К добру это или к худу? Теперь он, конечно, узнает, где живет Гарстон, но механик может заподозрить неладное и предупредить клиента.

— Вы уверены? — спросил он.

— Еще бы!

— И он хороший клиент?

— Гм… во всяком случае исправный.

Сдержанность молодого человека навела Джона на мысль, что Гарстон не пользуется большой популярностью. Он нахмурил густые брови с серьезным и озабоченным видом, вполне приличествующим мистеру Муру.

— Понимаете, мой юный друг, мне предложили вложить деньги в предприятие мистера Гарстона, но я хочу предварительно навести справки. Скажите, вы не прочь получить этот маленький листок бумаги? — Джон захрустел новеньким фунтовым банкнотом.

— Ода, сэр!

Успокоенный его блаженным вздохом, Джон продолжал:

— Мне бы хотелось взглянуть на дом мистера Гаротона. Я считаю, что дома очень многое говорят о своих хозяевах. Вы не согласны со мной?

По-видимому, парень впервые задумался над таким вопросом.

— Честное слово, вы правы, сэр! У дома мистера Гарстона даже есть имя, очень странное — «Минкс». У меня когда-то была кошка, которую так звали!

Второй раз в течение часа Джон представил себе красивое лицо, темные глаза и губу, изуродованную шрамом… Минкс! Название дома Гарстона не могло быть совпадением!

Он задумчиво последовал за механиком к старенькому «хэмблеру», и они медленно поехали к небольшому тупичку, где стояли, по-видимому, только жилые дома: три справа и три слева. Центральный дом на одной стороне окружал огромный сад.

— Вот этот, в середине, и есть «Минкс», — сказал механик.

— Какой большой дом! У мистера Гарстона есть семья?

— Нет, только двое слуг. И, если хотите знать, довольно странные типы! Не хотел бы я столкнуться с ними на темной улице!

— А теперь отвезите меня на Пикадилли, молодой человек. Кажется, мистер Гарстон неплохо устроился и мне нечего беспокоиться о состоянии его финансов.

Мистер Мур добродушно рассмеялся, и молодой человек последовал его примеру.

— О, еще бы! — воскликнул он. — У Гарстона не меньше пяти табачных лавок, и та, что напротив нашего гаража, чертовски бойко торгует!

— Да, что-то вроде этого мне и говорили, — пробормотал Джон, а про себя подумал: «Табачные лавки! Черт возьми, каким образом Звезда могла попасть в руки табачника?»

— К тому же, — продолжал парень, — он не спускает глаз со своей лавки. Так и торчит там целыми днями! Уж от него-то ни одна ошибка в счетах не ускользнет. И в гараже то же самое! И притом ужасный жмот! Ни разу не видел, чтобы он раскошелился, и не слышал ничего вроде «мне некогда ждать, оставьте сдачу себе».

— Зато я довольно часто говорю эту фразу. Кажется, мы с вами сумеем столковаться. Но ни слова Гарстону. Договорились?

— Само собой разумеется!

Парень явно радовался возможности отомстить неприятному клиенту, и Джон вполне успокоился.

Он вышел на Пикадилли и направился к Гайд-парку. Все эти переодевания — хорошая вещь, но как теперь вернуться домой? Если в окрестностях бродит Бристоу или Тринг, придется по меньшей мере давать неприятные объяснения. Но перед Джоном такая проблема вставала не впервые. На Фуллер Мэншнс он знал довольно приличный дом, где в любое время можно было снять меблированную комнату… правда, за большие деньги. Однако подобные мелочи никогда не смущали Мэннеринга. Через пятнадцать минут он снял на месяц небольшой номер с ванной. Оставшись один, сразу же вскрыл пакет, так ловко отобранный у Лаба, и убедился, что не ошибся: 8000 фунтов в старых бумажках — плата за Звезду. Джон потерял на этой операции две тысячи — комиссионные Флика. Но он считал это не слишком дорогой платой скупщику за помощь. Двадцать минут спустя Мэннеринг вышел на улицу уже без грима, сильно помолодевший, но все так же плохо одетый.

Вернувшись домой, Джон немедленно забрался в холодильник. Он страшно проголодался, но не успел сесть за стол, как зазвонил телефон.

— Можно подумать, этот чертов аппарат подключен к моей вилке, — буркнул Джон. — Стоит мне приняться за еду — и проклятая штуковина тут же начинает тарахтеть.

Звонил Бристоу.

— Где вас носило, Мэннеринг? Я с утра пытаюсь вам дозвониться!

— А в чем дело? Вы нашли остальные четыре бриллианта или логово Грюнфельда?

— Нет, — проворчал инспектор, — но сэр Дэвид хочет вас видеть. Он ждет вас в три часа.

— Так передайте ему, что я терпеть не могу приказного тона и что в три я занят, но постараюсь заскочить в пять.

— Вы сегодня встали не с той ноги?

— Я днем и ночью мыкаюсь с ворчливыми полицейскими и, кажется, становлюсь на них похожим!

Мэннеринг повесил трубку.

Большой кусок курицы и полбутылки бордо вернули его в доброе расположение духа. Он сменил наряд мистера Мура на прекрасно сшитый костюм. Когда Джон завязывал галстук, телефон зазвонил опять.

— Вы наконец вернулись домой, Мэннеринг? И, я полагаю, в добром здравии? Воспользуйтесь же этим, вам недолго осталось!

— Ах, если бы вы знали, как мне не терпелось услышать ваш голос, — весело отозвался Джон. — Я так хотел описать вам то, что сейчас лежит передо мной на столе… Это маленькая стопочка бумажек, не новых, конечно, но все-таки очень привлекательных. Лаба так любезно мне их отдал, что я, право же, не мог отказаться!

— Что??? Вы были…

— У Башни? Ода! Видите ли, ваш Лаба ужасно бросается в глаза. Я встретил его совершенно случайно и тут же пошел следом, раздумывая, кого же он собирается прикончить в этот раз. Честное слово, меня сильно удивило, что Лаба ограничился боксом и остался при своих трех убийствах, по официальному исчислению…

Грюнфельд буквально задохнулся от ярости.

— Кто вам сказал?

— О, вы и вообразить не можете, как я популярен — все меня обожают, везде друзья. В Париже, например… Вотя и узнал всякие замечательные истории о вашем Лаба. В следующий раз, когда вы позвоните, я наверняка буду знать и вашу подноготную.

— Следующего раза не будет, — холодно и угрожающе, но спокойно проговорил Грюнфельд.

— Как вы еще молоды! Поверьте старому дедушке вроде меня: не стоит делать таких категоричных заявлений — рискуешь ошибиться. И на вашем месте, Грюнфельд, я бы подлечился!

— Что?

— Не разыгрывайте удивление, Грюнфельд. Я, конечно, говорю не о минеральной водичке и не о сыроедении. Но если вы будете продолжать нюхать кокаин, то скоро не сможете управлять ни своими людьми, ни делами! Вы слишком легко теряете голову. Я просто содрогаюсь, вспоминая, как вы обошлись вчера вечером с беднягой Минкс. А теперь прощаюсь с вами — прогулка к Башне меня задержала, и я не успел толком позавтракать. Впрочем, беседа с вами доставила мне массу удовольствия.

Джон повесил трубку, представляя себе, как бесится Грюнфельд. В слепой ярости человек чаще делает ошибки или глупости, чем когда он хладнокровен.

11

Беседа с Грюнфельдом привела Джона в отличное настроение. Он открыл банку клубничного джема и уже запустил туда ложку, как снова зазвонил телефон. Это оказалась Лорна.

— Милый, я узнала то, что вы просили. Можете меня поздравить!

— Так быстро? Как вам это удалось?

— О, вся заслуга принадлежит маме. От меня требовалось только не перебивать. Мама прекрасно знает Рутлендов, а они в родстве с Клайтонами. Ваш Ричард — паршивая овца в семействе, дорогой мой. Он внушает наихудшие опасения своим несчастным родителям. Влюбился в какую-то француженку. Клайтоны бедны, но очень горды и пуще всего на свете ценят дворянскую частицу. А посему увлечение сына их страшно беспокоит!

— Они напрасно тревожатся: эта француженка — праправнучка Людовика Шестнадцатого! Можете сообщить об этом своей матушке, ее это наверняка заинтересует.

— Как? Мари-Франсуаза? Вы могли бы предупредить меня! — возмутилась Лорна. — Ладно! Слушайте дальше. С некоторых пор Ричард совсем зачудил: получив неожиданно наследство (кажется, от дяди), он, вместо того чтобы «подремонтировать» семейный кров, оставил деньги у себя. И никто не знает, куда он их девал.

— Я знаю. Он доверил их ла Рош-Касселю, а тот позаботился как молено быстрее все истратить.

Лорна присвистнула.

— Начинаю понимать. А потом, поскольку родители довольно резко осудили все его художества, мальчик хлопнул дверью и исчез в неизвестном направлении.

— Могу просветить вас и на этот счет: Ричард живет в семейном пансионе в Стретхеме и, как вы сами понимаете, дела его не блестящи. Клайтон обручен с Мари-Франсуазой, разорен ее отцом и к тому же в курсе истории со Звездами! Если когда-нибудь все это всплывет, семейству Клайтонов придется пережить довольно неприятные деньки!

— А как выглядит этот Клайтон?

— Молодой петушок, претенциозный и раздражительный, и, кроме того, его голос действует мне на нервы.

— Раздражительный? У Мари-Франсуазы характер тоже далеко не покладистый. Похоже, в этой семейке тарелки будут летать с утра до ночи!

— Если они вообще поженятся. По-моему, оба едут не в ту сторону, — сказал Джон, даже не подозревая, насколько он близок к истине. — Дорогая моя, я охотно проговорил бы с вами еще много часов, но, кажется, в дверь звонят. Сейчас суну в карман пистолет и пойду открывать.

— Не шутите с этим, Джон!

— И не думаю шутить! Я позвоню вам вечером. А пока думайте обо мне хотя бы время от времени.

Джон и в самом деле не шутил. Он повесил трубку, вынул из ящика стола маленький пистолет калибра 7,65, положил в карман и только тогда пошел открывать. Увидев черную шляпу и неизменный зонтик сэра Дэвида, а чуть поодаль — коричневую фетровую шляпу Бристоу, Мэннеринг широко распахнул дверь.

— Долго же вы возились, дорогой друг, — сказал сэр Дэвид. — Прятали свои сокровища?

Джон поморщился: сам того не зная, сэр Дэвид попал в точку. В ящике за комодом мирно дремали белые маски, газов? е пистолеты и прочие мелочи того же рода.

— Никаких сокровищ у меня нет, но я говорил с красивой женщиной, а потом решил принять кое-какие меры предосторожности, — Джон показал гостям пистолет. — Вы даже не спрашиваете, есть ли у меня разрешение?

— Если бы его у вас не было, — насмешливо отпарировал Бристоу, — вы бы предпочли промолчать.

— Опять эти вечные подозрения! А что вы думаете о моем подарке, Дэвид?

— О, даже не знаю. Мы с вами слишком давно знакомы, — вздохнул сэр Фоулкс, усаживаясь и принимая предложенный Джоном «Бенсон». — Но я вынужден поблагодарить вас, даже если не очень верю, что вы рассказали всю правду об этой таинственной Звезде!

— А как пресса? Ничего не просочилось?

— Вы же знаете, что французская полиция просила сохранить тайну, — буркнул Бристоу. — Так что мы никому ничего не сообщали.

Сэр Фоулкс снова заговорил с очень серьезным, почти суровым видом:

— Я хотел бы поговорить с вами о мадемуазель де ла Рош-Кассель, Джон. Чувствую, что вы скрываете от нас какие-то важные сведения. И мне это не особенно по душе. Во-первых, где она?

— Как это где? — искренне удивился Джон. — Я не сомневался, что Линч к ней кого-нибудь приставит!

— Да… она остановилась в семейном пансионе.

— И что же? Барышня сбежала?

— Нет, ее похитили.

— Похитили?

— Да. В ее комнате все перевернуто вверх дном и сильно пахнет хлороформом. Именно поэтому я и подумал о вас. Вы тоже часто пускали в дело хлороформ.

— Не я один, — проворчал Джон. — Им пользуются сотни врачей и еще больше дантистов. А кроме того, вы, кажется, путаете меня с кем-то другим. Честное слово, не понимаю, мне-то зачем нужен хлороформ?

— Им часто пользуется Барон…

— Снова эта старая сказка! Во всяком случае, я не похищал Мари-Франсуазу!

— Вот как? Вы уже зовете ее по имени?

— Ну… будь у нее фамилия попроще…

— Вы можете доказать, что сегодня утром не были в Стретхеме? — вмешался Бристоу.

Джон смущенно улыбнулся. Он ни в коем случае не хотел упоминать о Бидо, Гарстоне и компании.

— В какое время, дорогой мой?

— Между десятью и одиннадцатью.

— Я был в Челси. Полагаю, вы не посмеете ставить под сомнение свидетельство мисс Фаунтли?

— Конечно, нет, — отозвался Бристоу. — Но мне хотелось бы иметь еще одного свидетеля.

— Ну что ж, около десяти посыльный принес сирень. Я сам открывал ему дверь. Можете записать номер телефона цветочника — букет заказывал я. Хотите позвонить?

— Нет, пожалуй, это лишнее. Но вы могли быть в Челси в десять часов и еще до одиннадцати успеть в Стретхем.

— На хорошем реактивном самолете — да! Может, вы лучше пошевелите мозгами, Билли, и избавите себя от кучи ненужных вопросов? Как, по-вашему, на кой черт мне понадобилось похищать Мари-Франсуазу?

— О, мы просто сами ничего не понимаем, — честно признался сэр Дэвид.

— Сочувствую. Но если Линч так заботился о том, чтобы не потерять из виду эту драгоценную крошку, то почему он никого не послал следить за ней?

— Он это сделал, — желчно заметил Бристоу. — У пансиона дежурил один из наших людей.

— И он ничего не заметил? В последнее время ваши люди утратили всякий интерес к происходящему!

— Особенно когда они в больнице, в тяжелом состоянии, — отрезал Билл.

— Его сбила машина, — пояснил сэр Дэвид, — и пока все хлопотали вокруг него, мадемуазель де ла Рош-Кассель исчезла.

— Сбила машина? Так нечего искать виновного. Готов спорить, это мой приятель Грюнфельд. Линч рассказал вам об этом жутковатом типе?

— Конечно. Но сначала скажите мне, что вы знаете о Мари-Франсуазе?

— Ничего или почти ничего. Она знала, что ее отец собирался встретиться со мной вчера. Когда он не вернулся в гостиницу, девушка явилась ко мне узнать, куда я его девал. Это все. Еще Мари-Франсуаза, по-видимому, считает, что я если не прямо, то косвенно повинен в смерти ее отца. По правде говоря, я не особенно сержусь на нее за это. При всем своем мужестве — а Мари-Франсуаза смелая девочка! — она была в настоящей панике.

— А Клайтон?

— Ее жених?

— Я не знал, что они обручены, — проворчал Бристоу.

— Это меня нисколько не удивляет, мне все время приходится рассказывать вам что-нибудь новое. Ну да ладно, пользуйтесь моей добротой…

И Джон рассказал все, что услышал от Лорны.

— Просто потрясающе! — вздохнул сэр Дэвид. — Как вам удается все обо всех разузнавать?

— Увы, это не совсем так… Я ровно ничего не знаю о Грюнфельде, а он-то как раз интересует меня больше всех!

— Мы этим займемся. Кстати, последний совет, Джон: если я услышу о Бароне, то очень рассержусь! И уж тогда найду способ упрятать его за решетку хоть на несколько дней.

— Будь я знаком с Бароном, Дэвид, не преминул бы передать ему ваше предупреждение. Но у меня нет никаких связей с этим господином. И очень жаль, — добавил он с невозмутимостью, — потому что именно сейчас он мог бы мне ох как пригодиться!

Сэр Дэвид пожал плечами.

— Упрямец! Ну раз, вы ничего не хотите понимать…

И, поднявшись, он направился к двери.

— Можете меня не провожать. Бристоу останется с вами, он хочет записать показания насчет Грюнфельда.

— Неужели вы намерены заставить меня повторить весь роман-фельетон еще раз? — возмутился Джон.

— Право слово, вам следовало трижды подумать, прежде чем предлагать помощь полиции. Мы люди требовательные… Кстати, Джон, у этой Минкс, о которой мне вчера говорил Линч… наверное, очаровательные ножки…

Он, смеясь, открыл дверь и остановился на пороге.

— Восхитительные! А плечи…

Джон не договорил. Послышался негромкий хлопок: хлоп! Словно кто-то откупорил бутылку шампанского, деликатно придерживая пробку салфеткой. Но Билл и Джон сразу же поняли, что это значит!

Они кинулись к Фоулксу, который со стоном прижал руку к груди и медленно оседал на пол. Бристоу склонился над ним.

— Этажом выше живет врач, Билл! — крикнул Мэннеринг, выбегая в коридор. Он окинул взглядом лестничную площадку и бросился вниз, перепрыгивая через четыре ступеньки. Впереди мчался какой-то очень смуглый тип.

Когда Мэннеринг выбегал в холл, мужчина уже добрался до входной двери. Джон вытащил из кармана пистолет и поднял руку, собираясь выстрелить, но в холл, весело болтая, вошли две женщины в огромных, украшенных цветами шляпах. Джон опустил руку и крикнул:

— Задержите же его, черт возьми!

Незнакомец обернулся, поднял руку и выстрелил. Женщины завизжали. Джон успел нагнуться, и пуля пролетела мимо.

Женщины завизжали еще громче. Отшвырнув их, незнакомец выбежал на улицу. Джон вскочил и в три прыжка тоже оказался за дверью. Слишком поздно! Беглец вскочил в красный «остин» и рванул с места.

Джон проследил за ним взглядом. Тот мчался как сумасшедший. Машина проскочила между двух «даймлеров», поцарапала «санбим» и едва не сшибла девушку, задумчиво переходившую дорогу. Прохожие останавливались. Послышался резкий свисток, и с Пикадилли прибежали двое полицейских. Скоро весь воздух дрожал от свиста.

Беглец потерял голову и резко нажал на акселератор. Машина рванула вперед и врезалась в огромный грузовик. Послышались скрип и скрежет. Незнакомец открыл дверцу и выскочил с револьвером в руках. Но его уже ждал полисмен. Страж порядка невозмутимо опустил дубинку на голову гангстера, и тот, не успев выстрелить, рухнул как подкошенный.

Через десять минут Джон вернулся домой. Он дал полисмену все необходимые разъяснения, и пленника уже везли на Бау-стрит, где его ждал готовый к встрече сержант Тринг.

Мэннеринга трясло от холодной ярости. Больше всего его огорчало, что Фоулкс получил пулю, предназначенную ему.

Бристоу и врач, старый знакомый Джона, хлопотали вокруг бледного, потерявшего сознание сэра Дэвида.

— Я думаю, его можно везти в больницу, — наконец объявил врач. — Где у вас телефон, Мэннеринг? Я вызову машину.

— Идите сюда, доктор. Надеюсь, постовой Генри получит повышение — благодаря ему дело обошлось без новых жертв. Наш приятель готов был стрелять в кого угодно.

— Его поймали? — яростно сверкая глазами, спросил Билл.

— Да, он упакован и отправлен в Ярд.

— Сволочь! Если только сэр Дэвид…

Джон прервал его и пошел за бутылкой и бокалами.

— Думаю, мы можем позволить себе выпить, Билл. Нам это сейчас не помешает.

— Он стрелял в вас?

— Да, в холле, но, как видите, промазал.

Вернулся врач.

— Машина приедет через пять минут. Вероятно, придется оперировать. Хирург разберется в этом лучше меня. Ну а вы идите разговаривать в другую комнату.

Они с бокалами в руках перебрались в спальню Мэннеринга. Джон тяжело опустился на кровать. Бристоу расположился в большом кресле и, обведя суровым взглядом мебель из красного дерева и голубые шторы, с отсутствующим видом произнес:

— Вам нужна жена, Мэннеринг, и семейная жизнь! Может, тогда вы уйметесь и всем сразу станет легче дышать.

Джон, осторожно разбалтывая виски в бокале, кивнул.

— Я чертовски расстроен, Билл, ведь приходили по мою душу, а досталось Дэвиду. Парня, конечно, послал Грюнфельд.

— Ну, такова наша служба, уж тут вы не виноваты.

— Нет! Перед вашим приходом мне звонил Грюнфельд, и я имел глупость вывести его из себя. Я хотел, чтобы он потерял самообладание и сотворил какую-нибудь дурость. Но я никак не думал, что за битую посуду придется расплачиваться Дэвиду! Если Патриция узнает, что ее муж получил пулю вместо меня, я никогда больше не решусь показаться ей на глаза.

— Кое-что вам удалось: ваш Грюнфельд сделал-таки глупость. Его наемник попался, и, уверяю вас, он заговорит. Я сам этим займусь.

— Да, вероятно, заговорит. Но сомневаюсь, чтобы он рассказал много интересного. Я знаю моего Грюнфельда, как вы его называете. Если он подослал ко мне убийцу, можете не сомневаться, что тот не имеет отношения к банде. Лаба его просто где-то подцепил и дал задание. Но попробовать вы можете.

— Положитесь на меня. — Обычно любезное лицо Бристоу стало жестким и суровым. — Эти скоты явно перегнули палку: вчера ла Рош-Кассель, утром агент, охранявший Мари-Франсуазу, а теперь еще сэр Дэвид…

— Меньше всего вас, кажется, волнует мое похищение, а между тем это нисколько не напоминало увеселительную прогулку!

— Если бы это еще могло послужить вам уроком!

В комнату вошел врач.

— Санитары приехали, инспектор. Я буду сопровождать их… Хотите присоединиться? Мы едем в Лондонскую больницу.

— Иду.

— Позвоните мне сюда, Билл, и расскажите, как идут дела. До вашего звонка я никуда не уйду.

Оставшись один, Джон налил себе еще бокал виски и, вытянувшись на кровати, стал наводить порядок в путанице мыслей. Что за хаос!

«То, что Грюнфельд подослал ко мне убийцу, нормально. Намерение похитить Мари-Франсуазу тоже вполне объяснимо: он надеется, что, допрашивая ее, сможет узнать что-то новое о Звездах. Но каким образом Лаба узнал о свидании у Башни — вот это уже совсем другое дело. Я уверен, что за Бидо никто не следил. К тому же и нападение явно подготовили заранее… И кто украл Звезды? Впрочем, это еще одна линия! Не думаю, что это работа Гарстона. Он продал бы их все вместе. Насколько я знаю, у него нет острой нужды в деньгах, а такому типу должно быть отлично известно, что коллекция ценится дороже, чем разрозненные камни. Стало быть, какой-то таинственный похититель продал Гарстону одну-единственную Звезду… Но кое-что у меня не вызывает сомнений: Грюнфельд ищет эти проклятые бриллианты, и благодаря этому я до него доберусь! Только бы не опоздать!»

Джон представил себе белокурую головку Мари-Франсуазы, и при мысли о том, что девушка в руках Грюнфельда, ему стало страшно.

«А ведь она меня не пощадила. Конечно, доля истины в ее словах есть… Ее отца убили, когда он нес Звезды мне… Но Мари-Франсуаза преувеличивает: ла Рош-Касселя точно так же отправили бы на тот свет, если бы он собирался продать камни кому-нибудь другому… А что, еслила Рош-Кассель действительно предложил камни другому коллекционеру и потом сообщил, что отдает предпочтение мне? Этот человек мог прийти в ярость, мог попытаться заполучить бриллианты. Да, но в таком случае он ни за что не стал бы их тут же перепродавать! Ах, что за „компот“, как сказала бы моя няня! Меня утешает только то, что Грюнфельд, должно быть, тоже ни черта не понимает. А не вздремнуть ли мне немножко? Кто знает, что еще мне сегодня предстоит? Билл позвонит — не даст спать слишком долго!»

Сказано — сделано. Как Сара Бернар, Наполеон и Ингрид Бергман, Барон умел мгновенно засыпать по собственному приказу.

12

Звонок вырвал его из сонного оцепенения. Было около шести. Джон подскочил к телефону, но тут же замер: звонили в дверь!

Не боясь показаться смешным, он взял пистолет и, прислушиваясь, подошел к двери. Из-за тонкой деревянной панели явственно слышалось быстрое прерывистое дыхание, дыхание совершенно запыхавшейся женщины. Мари-Франсуаза?

Джон с осторожностью приоткрыл дверь, но с первого же взгляда успокоился.

— Джанет? — изумленно пробормотал он.

Перед Джоном стояла горничная Леверсона, но ее лицо, которое он привык видеть всегда улыбающимся, было залито слезами. Увидев Джона, девушка зарыдала.

— Что-нибудь случилось с Фликом?

— О, мистер Мэннеринг! — кинулась Джанет к Джону, и ему пришлось почти нести ее до кресла. — Вы должны его найти! Разыщите его, мистер Мэннеринг!

— Успокойтесь, Джанет!

Он быстро налил изрядную порцию виски и протянул девушке.

— Выпейте! А потом все мне расскажете.

Она проглотила виски и с жалобной улыбкой вернула ему бокал.

— Хозяин отдыхал после полудня… Двое мужчин позвонили в дверь… и… я виновата — мне ни за что не следовало этого делать… Но я открыла… и прежде чем успела понять, в чем дело, меня так отшвырнули, что я упала без чувств. А когда я пришла в себя, они терзали моего несчастного хозяина… Они хотели знать, где Звезды! Звезды! Подумать только! Полный идиотизм, правда?

— Нет, — очень серьезно ответил Джон, — нисколько.

— А, так вам это о чем-то говорит? Тем лучше! Ведь они увели его, обращались с ним самым непозволительным образом, толкали и ругали на чем свет стоит! Его, такого вежливого! Я не осмелилась звонить в полицию и решила сначала поговорить с вами… только не по телефону — вдруг вас подслушивают?

— Как хорошо вы меня знаете! Вы поступили совершенно правильно, Джанет. Эти двое мужчин — черноглазые брюнеты, так?

— Да… один из них — даже красивый парень… но взгляд у него просто жуткий! Что они сделают с мистером Леверсоном?

— Возвращайтесь домой, Джанет, вдруг Флик позвонит. И если он это сделает, немедленно перезвоните мне. Не отзовусь — набирайте номер, пока я не возьму трубку. Вечером мне придется уйти.

Джанет снова расплакалась, и Джон погладил ее густые каштановые волосы.

— Я сделаю все возможное, чтобы отыскать его как можно скорее. Эти подонки увезли Флика из-за меня! Скажите, Джанет, у вас есть какой-нибудь друг, который мог бы заехать за вами сюда и проводить домой? Мне было бы тяжело думать, что вы сегодня вечером останетесь одна в доме…

Джанет покраснела.

— Да, сэр, у меня есть двое друзей. Два брата. Они, конечно, приедут. Я могу позвонить. Оба всегда сидят по вечерам в одном и том же баре, я знаю, где это.

И девушка стала набирать номер, продолжая объяснять Джону:

— Мы уже три года знакомы, и я могу на них положиться… Это близнецы… и оба хотят на мне жениться! Но как я могу выбрать, если они похожи как две капли воды? Вот и встречаюсь с обоими.

В нескольких повелительных фразах Джанет объяснила своим близнецам, что те ей нужны.

— Я подожду их внизу, сэр.

— Скажите, Джанет, ваши близнецы — клиенты Флика?

— Да, сэр. В основном они работают на скачках.

— Люди надежные?

— О да! Мистер Леверсон их очень любит.

— Тогда не отпускайте их далеко. Они могут мне понадобиться в ближайшие несколько часов.

После ухода Джанет Джон, превозмогая нетерпение, принялся ждать. Наконец телефон соблаговолил зазвонить: это был Бристоу.

— Все в порядке, Мэннеринг. Пулю вытащили, и сэр Дэвид вне опасности. Я мчусь в Ярд допрашивать нашего негодяя. Тяжеловес уже беседовал с ним и не узнал ничего интересного, как вы и предполагали. Это француз, он получил приказ по телефону. Лаба, которого он знал по Парижу, назвал ваш адрес и приметы и велел поскорее отправить вас на тот свет. Завтра этот красавец должен был явиться за платой в один бар — адрес он сказал Тяжеловесу. Я, конечно, пошлю туда человека… но надежды никакой. Мы будем продолжать вести расследование по всем каналам, какие только обнаружим. И я не желаю, чтобы вы встречались на моем пути, Мэннеринг!

— Но выходить из дома мне, надеюсь, можно?

— Только днем. И без переодеваний!

— Можете на меня положиться, я — образец послушания!

Иронически улыбаясь, Джон повесил трубку… и немедленно вытащил из тайника маленький кожаный чемоданчик…

13

Мэннеринга воспитывали как отпрыска благородной фамилии и совершенно не подготовили к тому, что его ожидало. Но на протяжении своей богатой случайностями жизни он не раз убеждался, как важно иметь под рукой все необходимое. Поэтому у него всегда было не менее четырех комплектов того, что Лорна называла «доспехами Барона»: газовый пистолет, белая маска, набор грима, хлопчатобумажные и резиновые перчатки и большой полотняный пояс, сделанный по специальному заказу, с множеством карманов для его усовершенствованных инструментов. Один комплект «доспехов» хранился в Челси, другой — у Леверсона, а два других — в квартире Джона. И сейчас он решил перенести один на Фуллер-мэншнс.

Весело насвистывая, Джон уложил снаряжение в кожаный чемоданчик, добавил к нему костюм мистера Мура, очень легкий черный плащ и пару туфель на микропоре, надел шляпу с опущенными полями и вышел.

Десять минут спустя, купив по дороге все необходимое для того, чтобы приготовить хороший кофе, он уже открывал дверь мастерской на Фуллер-мэншнс.

Еще десяти минут Джону хватило на то, чтобы «сотворить голову» мистера Мура, затем он облачился в соответствующий костюм и обернул вокруг талии пояс, набитый инструментами, из-за чего его вид стал сразу внушительным и солидным. Наконец Джон надел черный плащ, сунул в карман газовый пистолет Барона и белый шарф с прорезями для глаз, служивший ему маской. В другом кармане лежал кольт… незаряженный. Когда Барону случалось прогуляться по чужому дому, он, помимо прочих принципов, свято придерживался одного, никогда не брать с собой заряженного оружия. Опыт научил его, что пистолет очень быстро переходит из рук в руки и гораздо лучше попытаться захватить оружие противника, чем рисковать вооружить его своим собственным! К тому же Барон всегда стремился оставаться в глазах закона безоружным и безобидным.

Если днем Джону отчаянно хотелось наведаться к яйцеобразному денди Гарстону, то теперь сама необходимость толкала его туда: только обыск у Гарстона мог дать какие-то сведения о Грюнфельде. А тот держит под замком Леверсона. И может быть, сейчас бандит допрашивает старика! Джон знал, что никто и ничто не сможет заставить скупщика заговорить, но он трепетал, думая о способах, которыми не преминет воспользоваться Грюнфельд.

Около полуночи Мэннеринг под вымышленным именем нанял маленькую «М.Г.». Хозяин гаража явно удивился, что пожилой господин плотного сложения втискивается в такую хрупкую машинку, но Джону нужна была техника легкая и быстрая. Около часа ночи он остановился на Лоуэр Ричмондс-стрит и поставил «МГ» возле тупика, где побывал днем.

Ночь выдалась очень темная, а в тупике почти не было фонарей. Из сада доносился свежий запах деревьев и цветов. В окнах «Минкс» ни единого огонька. Вдали кто-то неумело играл на пианино, и в ночи простенькая мелодия обретала неожиданную силу и красоту.

Барон всегда питал пристрастие к черному ходу, поэтому он быстро обошел сад. И не ошибся: если на воротах центрального входа красовался солидный засов, то маленькая дверца в глубине сада была заперта на обычный замок. Когда-то один из лучших слесарей Лондона целых шесть месяцев обучал Барона всем тайнам своего ремесла. Впрочем, он так никогда и не узнал, какое применение его урокам найдет талантливый ученик. И на сей раз не прошло и нескольких минут, как замок послушно открылся. Пересечь сад тоже не составило труда, и Джон беспрепятственно добрался до задней стены виллы.

Перед ним было несколько окон — открывай любое, но, странное дело, ни на одном не было ставней. Барон выбрал чуть ли не первое попавшееся, надел хлопчатобумажные перчатки, вытащил из пояса металлическую отвертку, быстрым движением всадил ее между рам, но тут же отскочил, яростно кусая губы, чтобы не закричать: страшной силы электрический разряд почти парализовал руку. Шок был настолько сильным, что на мгновение Джону показалось, будто у него сломано запястье. Несколько секунд он простоял неподвижно, задыхаясь от боли и чувствуя, как по лбу и затылку струится холодный пот. Но, к своему великому изумлению, Джон не услышал никакого сигнала тревоги и ничто вокруг не шевельнулось.

Во время работы Барон умел быстро приходить в себя. Итак, дом Гарстона тщательно охраняется, повсюду проведена электропроводка! Что же там может таиться, если приняты такие меры?

Джон ощутил прилив мужества и сил. Какое-то шестое чувство подсказывало, что он пришел сюда не зря. При том условии, конечно, если удастся проникнуть в дом. Барон не слышал звонка сигнализации, но не исключено, что Гарстон узнал о его попытке открыть окно. Если Джон попытается снова проникнуть тем же путем, то, во-первых, потратит кучу драгоценного времени на возню с проклятым проводом, а во-вторых, рискует сразу попасть в западню… Выход один — пробраться там, где никто не ожидает его появления.

Джон не удержался от улыбки: Барон в роли деда-мороза! Он поднял голову — всего три этажа и не слишком покатая крыша. В конце концов, почему бы не попробовать? Только бы отыскать лестницу!

Не желая получить еще один электрический заряд, он оставил отвертку в рамс и направился к гаражу или сараю, очертания которого смутно выступали в темноте. Дверь была не заперта. При свете фонарика Джон увидел множество садовых инструментов и огромную складную лестницу. Удача и не думала отворачиваться от Барона! Он быстро вернулся к вилле. Лестница оказалась достаточной длины и доходила до основания крыши. Джон поставил ее у желоба. По-прежнему спокойно: ни гласа, ни воздыхания…

Барон вытащил белую маску, тщательно обвязал лицо и стал осторожно взбираться по лестнице. Ветер шумел в вершинах деревьев… А пианино все с той же трогательной неловкостью играло теперь сонату Моцарта…

Джон добрался до крыши. Дождя не было уже несколько дней, и черепица была совершенно сухая. Одна беда: на крыше не было ни малейшего выступа, за которым можно было бы укрыться. Он пополз к крошечной платформе — дальше начинался подъем. Карабкаться по крыше в тяжелом поясе, набитом инструментами, было очень неудобно, и Барон тихонько проклинал всех архитекторов вообще и строителя «Минкс» в частности. Но неожиданно его фонарик высветил гладкую поверхность, похожую на стекло. Отсвет получился слабым — стекло оказалось толстым и почти совсем матовым. Моля Бога, чтобы Гарстон оказался хорошим хозяином, заботящимся о состоянии крыши, и стараясь не думать, что будет, если отвалится черепица, Джон дополз до окошка.

Он не испытывал ни малейшего желания повторить опыт с рамой, а потому тщательно осмотрел стекло — нет ли там электропроводки. Кажется, нет! Во всяком случае, снаружи чисто.

Барон знал, что единственный способ делать все быстро — это вести себя так, словно у тебя в запасе много времени. Поэтому он спокойно вытащил из пояса алмазный резец стекольщика, резиновую трубку и большой вантуз. Потом он плюнул на вантуз, чтобы смочить поверхность, и приставил его к стеклу. Следующая операция — вставить в вантуз один конец трубки, а второй обмотать вокруг запястья. Так… теперь можно резать стекло.

Резец тихо поскрипывал в ночи.

«Они подумают, что это мышь, — сказал себе Джон. — В конце концов, должны же быть там, на чердаке, мыши!»

Он вырезал большой кусок стекла вокруг вантуза — благодаря резине оно не упало и не разбилось. Стекло оказалось на редкость толстым, но Джон все-таки справился. Он тихонько потянул за трубку и вынул вырезанный кусок вместе с вантузом. Дыра получилась достаточно широкой. Джон нагнулся и внимательно осмотрел внутреннюю поверхность рамы. Он углядел провода, но, по счастью, достаточно далеко от дыры.

Внизу было темное помещение. При свете фонарика Барон увидел множество чемоданов и ящиков. Он сложил инструменты, оставив только вантуз, и скользнул в проделанное отверстие… Секунду ноги висели в пустоте, пока Джон нащупал более высокий, чем прочие, чемодан. Тихонько, с бесконечными предосторожностями Барон встал, опасаясь, что чемодан сломается, не выдержав его веса. Но чемодан лишь зашатался, и Джон бесшумно приземлился на пол.

Он включил фонарик и огляделся. Это и в самом деле был чердак. Вокруг — аккуратно расставленные чемоданы и ящики. Похоже, прислуга Гарстона не любит пыли. В глубине виднелась дверь. Джон подошел, нажал ручку и очень удивился, почувствовав сопротивление, — на двери оказался великолепный яйловский замок. Самое интересное — это была новая и очень дорогая модель, такую можно увидеть скорее на сейфе ювелира, чем на двери какого-то чердака. Все более изумляясь, Барон обнаружил, что основная часть замка находится по ту сторону двери, то есть Гарстон хотел помешать не столько вторжениюв дом через чердак, сколько преградить обитателям дома вход на него.

Джон пообещал себе разобраться с этой странностью позже, а пока необходимо было открыть замок. К счастью, Гарстон не предусмотрел здесь электрической защиты, и дело не представляло особых затруднений. Меньше чем через десять минут Барон открыл дверь чердака и оказался на лесенке. Оставив дверь открытой на случай, если придется возвращаться той же дорогой, Барон стал бесшумно спускаться по ступенькам. Внизу — еще одна дверь и снова замок, копия первого!

Или Гарстон питает неумеренную страсть к замкам… или же он прячет на чердаке что-то чертовски ценное! Джон едва не вернулся обратно, но вовремя вспомнил, что прежде всего надо найти Флика, то есть добраться до Грюнфельда… Он набросился на второй замок и так же легко с ним справился.

Коридор… еще одна лестница… Спустившись по ней, Барон попал прямо в роскошную ванную. Из предосторожности он тут же погасил фонарик и кошачьим шагом стал подкрадываться к единственной двери.

Внезапно в окружающей его полной тишине послышался голос, вернее, отвратительный металлический скрежет Гарстона.

Барон прижал ухо к двери.

— Я же говорил вам, что здесь кто-то есть, чертовы идиоты! Тащите его сюда, и живее!

Джон инстинктивно обернулся и посветил фонариком — никого! Нежно-зеленая ванная была совершенно пуста. Как же Гарстон мог столь категорически приказать: «Тащите»?!

Значит, сигнализация все же сработала… и хозяин дома знает о посещении Барона… Но в ванной по-прежнему не слышалось ни малейшего шума, и так же тихо было на лестнице.

Зато Гарстон в соседней комнате, по-видимому, все больше выходил из себя.

— Свяжите его сначала. Так, только не успокойте навеки. Он был вооружен?

Никто ему не ответил. Может, Гарстон говорит по телефону? Или у него глухонемые слуги? Все это сильно напоминало какой-то кошмар.

Джон пожал плечами, и вдруг его осенило.

«Ну что я за дурак! Речь вовсе не обо мне — просто у Гарстона сегодня еще один гость. Я включил сигнализацию, а бедняга попался вместо меня… Надо же было явиться в такой хорошо охраняемый дом одновременно с Бароном!»

Подавив нервный смех, Джон нагнулся и поглядел в скважину. Гарстон сидел за большим столом у селектора… «Да-а, нечего сказать, вся эта публика оснащена просто блестяще».

В дверь комнаты, где находился Гарстон, постучали, и Джон снова услышал скрипучий голос:

— Шесть месяцев вам потребовалось, чтобы научиться стучать в дверь, но если вы не ждете, пока я скажу «войдите», обучение пошло насмарку! А ну-ка покажите, что вы мне приволокли!

Джон отважился приоткрыть дверь. К счастью, она была хорошо смазана и не скрипнула. Никто ничего не заметил. В щелочку Джон увидел большую комнату, видимо, служившую и кабинетом и спальней одновременно. Она отличалась той же роскошью, что и ванная, и была ярко освещена. Гарстон сидел за буллевским столом, заваленным разными бумагами. Двое незнакомых Джону мужчин внесли бесчувственное тело. Джон увидел безукоризненно начищенные ботинки и голубые брюки. Флик?

— Положите его на диван, — приказал Гарстон.

Мужчины — два гангстера чистейшей воды — скорее бросили, чем положили потерявшего сознание человека на обтянутый шелком диван. Широкая спина Гарстона все еще скрывала от Джона лицо пленника.

— Вы хоть связали его как следует?

— Да, шеф.

Гарстон встал, и Джон смог наконец разглядеть жертву. И первое, что он увидел, — тонкий белесоватый шрам через всю щеку. Бидо!

14

Левый висок француза заливала кровь — его, очевидно, здорово обработали дубинкой. Все лицо разбито.

Какого черта Бидо понадобилось забираться к Гарстону? Да еще тайно… Джон решил, что получит ответ и на этот вопрос. А Гарстон все с той же любезностью продолжал отдавать приказы:

— Убирайтесь отсюда оба! Не мешайте мне. Я знаю этого господина и хочу задать ему пару вопросов. Потом вы меня от него избавите. Обдумайте пока способ, каким вы это сделаете!

Гангстеры безропотно вышли. Они явно боялись хозяина, и, невольно подумал Джон, не без оснований. Он и сам не знал, что хуже: холодная жестокость Грюнфельда или вульгарное самодовольство Гарстона…

Тем временем последний склонился над лежащим без чувств Бидо и с гнусной улыбкой резко ударил его по лицу. Француз вздрогнул и попытался открыть глаза. Гарстон снова ударил его, еще сильнее. На сей раз Бидо удалось разлепить веки, и он устремил на мучителя взгляд бледно-голубых глаз.

— Чертов кретин! — заорал Гарстон. — Чего тебя сюда принесло? А главное, кто дал тебе мой адрес? Я хочу это знать!

Француз взглянул на беснующегося бандита. Джон мог бы поклясться, что на разбитых губах мелькнула улыбка.

— Вы сами! Я прочитал его на вашей визитной карточке, — ответил он с удивительным хладнокровием.

— Я никогда не давал тебе свою визитную карточку!

— Нет, но вы протянули ее полисмену в Турс-гарденс.

Бидо говорил на прекрасном английском, с очень легким акцентом. Глухой приятный голос понравился Джону.

— Вот это хитро! И что ты надеялся здесь найти? Еще одну Звезду? Пальцем в небо, приятель!

— Совсем нет, — все так же спокойно возразил француз. — Я просто хотел получить с вас то, что мне причитается, Гарстон. Вы сами прекрасно знаете, что поступили нечестно.

Джон сразу сообразил, что произошло. Бидо должен был получить комиссионные, и Гарстон, столь же предприимчивый, сколь и скупой, положил в конверт липовые банкноты или резаную бумагу. А француз, прочитав на визитной карточке его адрес, явился потребовать долг. Это сразу обеспечило ему симпатию Барона, и тот поклялся себе вызволить беднягу… если, конечно, сумеет.

Гарстон цинично улыбнулся.

— Мы оба в одинаковом положении: ни ты, ни я ничего не получили. Но ты напрасно вздумал тут ошиваться — я не слишком люблю гостей… Ты мог бы об этом догадаться, получив хороший заряд электричества! Знаешь, что теперь тебя ждет?

Бидо все так же спокойно бросил на него презрительный взгляд. Джона восхитило его хладнокровие.

Гарстон машинально поигрывал бриллиантом, украшавшим его жирный мизинец.

— В конце концов, все равно ты мне больше не нужен. Даже — чтобы продать еще одну Звезду… У меня была только эта, и я понятия не имею, где остальные…

— Я знаю человека, который отобрал у вас деньги, — немного подумав, заметил Бидо. — Может, что-то известно ему…

— Лаба? Вряд ли ты знаешь его так хорошо, как я. Можешь не утомляться — все равно ничего интересного ты мне о нем не расскажешь. Вые ним познакомились в Париже?

— Познакомились? О нет, я только слышал о нем. Я ведь не якшаюсь с убийцами! — презрительно бросил Бидо.

— Дурак! А вот я с ними в прекрасных отношениях, и через пять минут ты в этом убедишься. Лаба работает на Грюнфельда, я тоже. Так что оба этих подонка от меня никуда не денутся.

— Не сомневаюсь, — с иронией пробормотал Бидо.

— Ну а ты мне достаточно надоел!

Гарстон направился к столу, где стоял селектор. Барон решил, что сейчас наступило самое время действовать. Теперь он выяснил, что Гарстон хорошо знает Грюнфельда, а значит, сможет сообщить интересные сведения. Кроме того, Джону совсем не улыбалось смотреть, как гангстеры хладнокровно разделаются с Бидо.

Барон распахнул дверь.

Бидо увидел его первым. Бледно-голубые глаза широко распахнулись от удивления, но француз не издал ни звука.

Гарстон открыл было рот, но Джон не дал ему времени крикнуть. Точно рассчитанным ударом он отправил бандита путешествовать в заоблачные края… Массивное тело тяжело рухнуло. Конечно, пушистый ковер заглушил шум падения, но вдруг те два гангстера что-нибудь услышали? Джон взял газовый пистолет. Нагнувшись над Гарстоном, он выпустил ему в нос заряд хлороформа, а потом громко проговорил противным металлическим голосом:

— Советую тебе перестать, мерзкий французишка! Пусть это послужит тебе уроком!

Имитация была так хороша, что Бидо при всем своем хладнокровии не смог сдержать удивленного восклицания.

Джон жестом попросил его хранить молчание, потом нагнулся и перерезал веревки. Француз с наслаждением расправил онемевшие руки и улыбнулся своему спасителю почти детской улыбкой.

— Возьмите стул и идите в ту дверь, — тихо приказал Барон низким ворчливым голосом мистера Мура.

Бидо беззвучно повиновался.

Джон взял Гарстона под мышки и без всякого почтения поволок в ванную.

— Закройте дверь и включите свет. Так, теперь мы можем поговорить…

Он вытащил из пояса тонкую нейлоновую веревку, и через несколько секунд Гарстон был мастерски скручен в бараний рог. Бледно-голубые глаза Бидо весело смеялись.

— Если вы не очень устали, прислонитесь к двери, — сказал мистер Мур, — у нас нет ключа. Постарайтесь слушать, не идет ли кто, и не особенно вникайте в нашу беседу с этим господином.

— Хорошо, сэр, — просто ответил Бидо.

Джону все больше нравился молодой француз — он и секунды не потратил на излишние излияния благодарности.

Гарстон зашевелился. Мэннеринг окончательно привел его в чувство сильно смоченной салфеткой. Едва открыв глаза, Гарстон увидел белую маску и в дикой панике завопил:

— Барон! Здесь, у меня!

— Ну и что? Не вижу тут ничего удивительного. Только не кричи так громко, а то я тебя живо утихомирю!

— Что вы хотите? Драгоценности? Клянусь вам, у меня их нет!

— Сам знаю. Я пришел поговорить об одном из твоих приятелей, о Грюнфельде!

Выпученные глазки Гарстона совсем вылезли из орбит, яйцеобразная физиономия задрожала от ужаса.

— Грюнфельд! Вы его знаете?

— Вопросы задаю я, а не ты. Когда Лью звонил тебе в последний раз?

— Сегодня утром.

— Откуда?

— Из Ламбета, — пробормотал Гарстон, даже не пытаясь соврать.

— Из знаменитого подземелья?

— Да.

— Как туда попасть?

В глазах Гарстона появилось выражение такого ужаса, что Джона охватила холодная ярость против Грюнфельда. Очевидно, Гарстон не мог ответить на этот вопрос.

— Я не знаю даже адреса. Я ездил туда всего два раза, на машине Лаба, и он заставлял меня надевать черные очки. Клянусь вам, это правда!

— Верю, — медленно проговорил Джон.

Гарстон вздохнул с таким облегчением, что Барон едва удержался от смеха.

— А нет ли у Грюнфельда еще какого-нибудь адреса?

— Есть. В Баттерси — Лорлер-драйв, 18. Но он обычно ночует в Ламбете. В Баттерси у него скорее кабинет, я часто там с ним бывал.

— Ну, тебя, я вижу, не приходится просить — сам все рассказываешь. И под каким же именем нашего милейшего Грюнфельда знают в Баттерси?

— Гринфилд, просто Льюис Гринфилд.

— Какая наглость!

— О, этого ему не занимать, — вздохнул Гарстон.

— Я не спрашивал твоего мнения. Лучше скажи мне, почему милейший Грюнфельд тебе не доверяет?

— Он не доверяет никому, кроме Лаба.

— И все-таки ты знаешь адрес в Баттерси?

— Надо же нам где-то встречаться! Но в Баттерси два выхода, и по реке можно добраться до Ламбета в три секунды. Там всегда стоит наготове катер…

— Черт возьми, прямо главнокомандующий! А скажи-ка, чем вы с ним занимаетесь?

Гарстон смертельно побледнел.

— Я не могу вас этого сказать…

— С чего вдруг? До сих пор ты был очень разговорчив!

— Грюнфельд меня убьет!

— Сейчас тебе надо бы бояться меня, а не Грюнфельда. Я здесь, а его сейчас рядом нет. У меня два кулака и револьвер. Уверяю тебя, что…

Джон вытащил из кармана незаряженный кольт. Гарстон с ужасом смотрел на него. Но тут из-за двух закрытых дверей донеслись взволнованные голоса:

— Патрон! Патрон!

По знаку Джона Бидо быстро открыл дверь ванной, а Барон закричал, подражая голосу Гарстона:

— Ну чего вам еще надо?

В тот же миг он ловко извлек из карманов Гарстона бумажник, ключи и несколько писем, а потом вышел в соседнюю комнату.

— Так в чем дело? — снова спросил Джон.

— Мы нашли у стены лестницу… Похоже, на крыше кто-то есть, шеф! Мы сможем его накрыть, если пройдем через эту комнату.

Мэннеринг взглянул на Бидо, тот выразительно сморщился и взял тяжелый бронзовый подсвечник.

— Черт возьми, — прошептал Барон, — а моя репутация, Бидо?

Француз улыбнулся и, достав белый шелковый платок, быстро обернул им подсвечник.

— Годится… Один — вам, второй — мне… — сказал Барон и резко распахнул дверь.

Увидев перед собой фигуру в маске и с кольтом в руке, оба гангстера остолбенели. Не давая им времени прийти в себя, Джон кивнул Бидо, и тот с почти научной точностью стукнул одного из бандитов в висок. Парень свалился, не успев сказать «ох», а его приятель, стоявший открыв рот, познакомился сначала с дулом кольта, а потом и с кулаком Мэннеринга, после чего тоже рухнул, совершенно утратив интерес к происходящему.

— Чистая работа, — с видом знатока заметил Бидо.

— Да, недурно! — подтвердил Джон и, огорченно вздохнув, добавил: — Мне очень хотелось бы заглянуть в бумаги Гарстона, но, думаю, это было бы крайне неосторожно…

— Нам лучше уйти, сэр. Оба бугая через несколько минут очухаются. Пойдемте!

— Вы правы. Но подождите секундочку!

В два прыжка Барон вернулся в ванную, где таращил испуганные глаза онемевший от страха Гарстон.

— Чтоб никому ни звука! Или ты скоро опять обо мне услышишь! — свирепо рявкнул Барон.

Бидо, стоя в темном коридоре, к чему-то прислушивался.

— В чем дело? — прошептал Джон.

— Не знаю… Я слышу какой-то шум, но никак не могу сообразить, откуда он.

Джона тут же осенило: это на чердаке! Двое гангстеров, которых они вывели из строя, видимо, не единственные стражи «Минкс». Обнаружив лестницу, их собратья прогуливаются по крыше и с минуты на минуту могут напасть на неприятеля с тыла!

— Быстро! Они возвращаются оттуда! — крикнул Барон.

Бидо не стал тратить времени на расспросы, кто идет и откуда, а бросился за Джоном по увешанному современными картинами коридору.

— Кажется, мистер Гарстон любит живопись, — заметил француз.

— Мистер Гарстон много чего любит, это его и доконает, — пробормотал Джон.

Они выбежали на широкую лестницу.

— Надеюсь, ваше предсказание сбудется, сэр. Он ударил меня по лицу и заслуживает смерти.

Мэннеринг и Бидо быстро пересекли большой холл и направились к двери из матового стекла.

— Пожалуй, лучше не зажигать свет, — шепнул Джон.

— А еще лучше вам бы снять маску, сэр! Если поблизости бродит какой-нибудь полисмен, просто не знаю, что он подумает!

Барон рассмеялся. Внезапно сзади послышались голоса и шум шагов.

— Готово! Они нашли Гарстона. А может быть, наши приятели поднялись на ноги и топают сюда.

С дверью не пришлось долго возиться. Пересекая благоухающий сад, Джон на бегу развязал белый шарф. Они вышли через потайную дверцу, уже знакомую Барону.

— Я на машине. Вас подбросить?

— Благодарю, — очень вежливо отозвался Бидо, — мне не хотелось бы вас затруднять.

Джон, не отвечая, помчался по пустынной улице. Француз — за ним. Барон от души наслаждался — он чувствовал себя школьником, прогуливающим нудный урок.

— Если нас увидит полисмен, он может заподозрить неладное.

— Лучше уж полиция, чем Гарстон, — ответил Бидо с неожиданно прорвавшейся ненавистью.

На Лоуэр Ричмондс-стрит послушно ждала маленькая «М. Г.». Мужчины забрались внутрь, и через несколько секунд машина рванула с места. Бидо обернулся и стал следить за погоней.

— Их трое… и Гарстон с ними… стрелять не решаются, — комментировал француз с невозмутимостью диктора Би-би-си. И тем же бесстрастным тоном добавил: — Я, кажется, забыл поблагодарить вас, господин… Барон, если не ошибаюсь. Вы так же знамениты в Париже, как и в Лондоне.

— Даже слишком. Я бы предпочел, чтобы Гарстон меня не узнал.

— О, это не опасно! Он ничего не скажет — слишком сильно струсил.

— Боится-то он боится, да болтун ужасный!

Бидо бросил на мистера Мура осторожный взгляд.

— Мне кажется, я уже где-то вас видел, сэр. Не вы ли сегодня утром гуляли в Турс-гарденс?

— Да, — смеясь, признался Джон, — у вас опасная память на лица.

— Я тогда еще заметил, что вас очень интересует мистер Гарстон. Могу я позволить себе нескромное замечание, сэр? Я всегда думал, что Барон намного моложе…

— И привлекательнее, — насмешливо закончил Джон.

— По правде говоря, в Париже все женщины без ума от Барона. Они воображают его высоким, белокурым и — непонятно почему — сероглазым.

— Вот разочаровались бы, увидав меня, а?

Оба от души расхохотались.

— Я хотел бы немного поболтать с вами, Бидо. У вас есть время?

— Без вас, сэр, я бы уже созерцал вечность, — ответил, иронически улыбаясь, француз.

15

Они вошли в мастерскую на Фуллер Мэншнс, 29. Не желая показать французу, что Барон загримирован, Джон включил только две слабые лампочки.

— О чем вы хотели поговорить со мной, сэр? — спросил Бидо.

— О Гарстоне и бриллиантовых Звездах. Скажите, Бидо, вы знали, что Звезда, которую вы продали вчера, принадлежала Марии Антуанетте?

— Боже мой! — весело рассмеялся француз. — Если бы я знал, то пригляделся бы к ней повнимательнее!

— Ладно, давайте-ка посмотрим на нашу добычу.

Джон бросил на низкий столик содержимое карманов Гарстона. Письма оказались неинтересными: счета, приглашения на вернисаж и маленькая надушенная записочка, в которой Гарстону в приказном порядке предлагалось прийти в какой-то понедельник в семь часов вечера в бар «Рица». Джон взял в руки лавандово-голубой листок: запах ему был смутно знаком. Он протянул записку французу.

— Вы не разбираетесь в духах, Бидо?

— Это «Мисс Диор», сэр, — к огромному удивлению Джона, сразу ответил тот.

— Черт возьми! Вы были парфюмером?

— Нет, сэр, влюбленным…

Джон принялся изучать содержимое бумажника. Там лежали тридцать фунтов и обычные бумаги — права, визитные карточки и т. д.

В потайном кармашке оказалась одна-единственная фотография величиной с открытку. Джон вытащил ее и изумленно вскрикнул: раскинувшись на залитом солнцем пляже среди скал, в крошечном ярком бикини лежала, улыбаясь, очаровательная, сияющая Минкс. Джон уронил фотографию на стол. Бидо тут же схватил ее.

— Слишком хороша для Гарстона, — пробормотал он, — вы ее знаете, сэр?

— Очень мало… Слушайте, Бидо, хотите на самом деле оказать мне услугу? Тогда зайдите в ванную — там есть шкаф с горелкой, а рядом вы найдете все необходимое для того, чтобы сварить кофе. Вы умеете?

Бидо молча улыбнулся.

— Мне надо позвонить, — продолжал Джон. — Вы, естественно, можете оставить дверь открытой.

— Зачем? Вы же, я думаю, не станете звонить в полицию?

И француз аккуратно закрыл за собой дверь.

Без всякой надежды, скорее для очистки совести, Джон стал искать в телефонном справочнике номер Льюиса Гринфилда. Но наглость бандита и в самом деле не имела границ: и телефон и адрес красовались на положенном месте. Слегка ошарашенный, но безмерно довольный неожиданной удачей, Джон снял трубку и набрал номер. Телефон долго звонил. Никакого ответа. Джон стал успокаивать себя: Гарстон же сказал, что Грюнфельд по ночам чаще всего бывает в Ламбете, а в Баттерси только днем. Значит, надо подождать утра. Но несколько часов могут оказаться роковыми для Флика или Мари-Франсуазы. И Мэннеринг снова набрал номер.

На сей раз трубку сняли.

— Кто у телефона? — спросил твердый, ясный голос. Это был Лаба.

— Неважно, — ответил Джон голосом мистера Мура. — Скажите Грюнфельду, что я хочу поговорить с ним о Джоне Мэннеринге.

Послышался удивленный возглас, потом Лаба, видимо спохватившись, проговорил:

— Не вешайте трубку.

Его сменил грудной голос Грюнфельда.

— Что вам надо в такое время? — буркнул он раздраженно.

— Вы утомились, мой бедный Грюнфельд? — уже своим собственным голосом осведомился Джон. — Слишком много трудились сегодня… и наделали к тому же глупостей. Где Мари-Франсуаза?

— Но… я понятия не имею, — медленно выдавил из себя Грюнфельд. — Во всяком случае, не у меня. Она от нас сбежала.

— Не верю.

— Это правда. Мои люди подцепили ее в Стретхеме, но маленькая гадюка проскользнула у них между пальцами.

— А Леверсон?

— Вы знаете Леверсона? Скупщика краденого?

— Может, вы не в курсе, что я коллекционирую драгоценности? Я многие годы покупаю их у Леверсона.

— Он здесь. Хотите увидеть — присоединяйтесь. Я вас приглашаю.

— Благодарю, не жажду. Но имейте в виду, Грюнфельд, если через час Леверсон не вернется домой и не позвонит мне, я сообщу в Скотленд-ярд ваш адрес в Баттерси.

На другом конце провода надолго воцарилась тишина.

— А как вы докажете, что не сделаете этого в любом случае? — спросил наконец Грюнфельд.

— Да никак! — насмешливо отозвался Джон. — Это и есть самое забавное во всей игре!

И он повесил трубку.

Бидо явился с подносом, на котором стояли чашка, кофейник и сахарница.

— Вы не любите кофе? — поинтересовался Мэннеринг. С той же странной детской улыбкой француз пошел за второй чашкой, потом налил кофе Джону.

— Давненько я не пил настоящего кофе!

— Я закончил школу официантов, сэр, — весело пояснил Бидо, — и пять лет проработал в Каннах метрдотелем.

— А почему вы сменили профессию?

И Бидо холодно и бесстрастно, так, словно говорил не о себе, а о каком-то случайном знакомом, поведал Джону свою историю.

— Женщина, сэр! Все глупости в своей жизни я делал из-за женщины. Я дрался из-за нее и заработал вот это, — быстрым движением он коснулся щеки. — Пришлось оставить фрак и галстук-бабочку — клиенты не любят официантов с подобным украшением. У меня всегда были ловкие пальцы, и я выбрал профессию, для которой это могло пригодиться, и, конечно, такую, чтобы хорошо зарабатывать. Должен сказать без ложной скромности, я был неплохим грабителем, но однажды сглупил, и Сюртэ узнала о моем существовании. Я приехал в Англию, но здесь трудно работать — очень большая конкуренция. В конце концов я оказался не у дел. Тут один английский коллега познакомил меня с Гарстоном. Я встретился с ним позавчера в пять вечера у Башни. Он дал мне Звезду и поручил отнести ее Леверсону… К несчастью, я ничего больше не знаю. Сегодня, увидев, что в конверте Гарстона банкноты Святой Липы, я решил отправиться к нему и взыскать долг. Остальное вам известно. Хотите еще кофе, сэр?

— Нет, спасибо, Бидо. Вы не против помогать мне и дальше?

— И даже очень!

— Тогда не теряйте со мной связи. Попытайтесь найти своего английского коллегу и выяснить, откуда Гарстон мог получить Звезду. Если хотите здесь переночевать — оставайтесь. — Адрес — Фуллер Мэншнс, 29. Когда вам потребуется мне что-то сообщить, оставляйте здесь записку. А сейчас мне надо идти. Если вам нужны деньги — не стесняйтесь, берите.

Джон указал на лежащий на столе бумажник.

— Надо поделить это, сэр, — возразил Бидо. — Прошу вас.

Мэннеринг тихонько рассмеялся.

— Дорогой мой Бидо, вы мне нравитесь, и я кое-что расскажу вам. Деньги, которые вы передали Гарстону, недолго пролежали у Лаба. Они у меня.

Бледно-голубые глаза с сомнением прищурились, потом в них засверкали веселые огоньки.

— Честное слово, сэр, я готов сделать ради вас что угодно. Работать для такого человека, как вы, — большая честь.

Через пятнадцать минут Джон приехал на Кларедж-стрит и сразу же принял горячую ванну. Потом растянулся на кровати и стал ждать. Как там Леверсон? Где Мари-Франсуаза? А главное, сумеет ли Гарстон держать язык за зубами и не проболтаться о Бароне?

Перед глазами у него крутились каруселью: Лаба с его мрачным взглядом, добрая улыбка Леверсона, ироничный рот Бидо, белокурые кудряшки Мари-Франсуазы, странное лицо Минкс… И вдруг все куда-то исчезло — Джон думал только о Лорне. Чего бы он только ни отдал, чтобы сейчас она была здесь, рядом с ним! Лорна — насмешливые глаза и нежный голос… ах, как нужно изменить это дикое, мучительное положение! Необходимо…

Зазвонил телефон. Голос Флика звучал очень устало и совсем по-стариковски.

— Джон, я никогда не сумею вполне отблагодарить вас…

— Я вас умоляю! Это Бидо надо сказать спасибо.

— Бидо?

— Да, я вам все потом расскажу. Флик… Вы не очень… — Джон запнулся и в конце концов пробормотал: «устали», — он отлично понимал, как смехотворно сейчас звучит это слово.

— Я отдохну несколько дней… Вечер был… ужасен. Вам надо бросить заниматься этим делом, Джон. Эти люди не вполне нормальны.

— Я это знаю лучше, чем кто бы то ни было, но надо завершить начатое. Они не говорили при вас о девушке по имени Мари-Франсуаза?

— Да. Ее, кажется, похитили, но девушка сбежала.

— Тем лучше для нее!

— Спокойной ночи, Джон. И действуйте осторожно. Я буду все время думать о вас.

Мэннеринг повесил трубку, выключил свет и закрыл наконец глаза.

Через минуту он спал глубоким сном.

На следующий день около полудня Грюнфельд вошел в комнату, где томилась в заключении Минкс.

Молодая женщина лежала на кровати. От нее осталась только тень: тусклые волосы, безжизненные глаза, мертвенно-бледная кожа. Минкс давно не умывалась и не подкрашивала лицо — на щеке явственно проступал шрам, постоянно дергающийся от нервного тика.

Машинально, без всякой надежды молодая женщина взмолилась:

— Дай мне одну понюшку, Лью, только одну!

— Иди одевайся. Получишь свою дозу и все, что захочешь.

Минкс бросилась было выполнять приказ, но чуть не упала. Грюнфельд подхватил ее под руку, и они вместе поднялись на верхний этаж. Там Лью вытащил из кармана пакетик из белой бумаги и протянул Минкс. Молодая женщина торопливо направилась в свою комнату.

— Потом приходи ко мне в кабинет.

Минут через десять порог кабинета переступила уже совсем другая женщина. Накрашенная, причесанная, в строгом платье из серого джерси она, казалось, полностью восстановила прекрасную форму. И только слишком сильно сжатые ноздри выдавали недуг.

Грюнфельд, сидя перед секретером, раскладывал бумаги. Лаба, развалившись в кресле, подпиливал ногти. Он бросил на Минкс восторженный взгляд.

— Быстро же вы приходите в себя!

Минкс ослепительно улыбнулась, а Грюнфельд сердито рявкнул:

— Я тебя позвал не глазки строить! На, держи, — он вытащил из секретера плоский пакетик, обернутый пергаментом. — Этого тебе надолго хватит!

Молодая женщина жадно вцепилась в пакетик. Грюнфельд перешел на диван.

— Сядь-ка рядом со мной, моя красавица… Давненько мы с тобой не беседовали в спокойной обстановке…

Минкс послушно села рядом, и Грюнфельд положил жирную лапу ей на колено. Женщина вздрогнула от омерзения, но промолчала.

— Может, мне лучше выгати? — спросил, не вставая с кресла, Лаба.

— Дурак! — любезно отозвался Грюнфельд. — Минкс, мне нужна твоя помощь. Ты этого еще не знаешь, но из-за твоей глупости Мэннерингу удалось бежать. Да-да, он выбрался через туннель, несмотря на высокий прилив. Я так до сих пор и не понял, как ему это удалось! Черт, а не человек… Признаюсь тебе честно, я бы предпочел работать вместе с ним, а не против… Но это дело прошлое. Он звонил мне сегодня ночью.

— Звонил?

— Не беспокойся, не сюда, а в Баттерси.

Минкс изумленно вытаращила глаза.

— И это при том, что наш тамошний дом знают всего несколько человек: ты (но у тебя самое лучшее алиби, можешь не нервничать), Лаба, Арамбур и Гарстон. Я, конечно, сразу исключаю Лаба…

— Весьма польщен, — проворчал француз.

— …И Арамбура, с которым у Мэннеринга не было никаких дел. Итак, остается Гарстон. Только не спрашивай, каким образом Мэннерингу удалось выяснить адрес Гарстона и вообще пронюхать о его существовании, — я сам ни черта не понимаю!

— А может, он выследил его вчера через старикашку, который вырвал у меня из рук деньги? — заметил Лаба.

— Верно! Об этом я не подумал…

— Но Гарстон не мог проболтаться, Лью, он тебя до смерти боится!

— И не зря! — Грюнфельд злобно хихикнул. — Так вот, первая твоя забота, Минкс, — выяснить, что стряслось с Мэтью.

— Нет ничего проще! Он от меня мало что скрывает.

— Знаю, знаю… Подумать только, этот кретин проболтался тебе, что купил Звезду и собирается перепродать Леверсону! Он воображает, будто ты его любишь, этот жирный павлин! Все-таки мужчины иногда бывают полными идиотами!

— Не правда ли? — пробормотал Лаба, бросив иронический взгляд на своего шефа.

— Договорились, Лью. Ближе к вечеру я схожу к Гарстону.

— Только не очень поздно. Я хочу, чтобы ты потом зашла к Мэннерингу.

— К Мэннерингу???

— Да… — В водянистых глазках появилось выражение звериной жестокости. — Надеюсь, ты сумеешь вести себя прилично. Однажды ты уже полюбезничала с ним, и довольно. Ты же не хочешь вернуться в третью комнату?

— Но при виде Минкс Мэннеринг может тут же заподозрить подвох, — вмешался Лаба.

Молодая женщина самоуверенно улыбнулась.

— Не думаю… в тот раз я уговаривала его присоединиться к нам… и я знаю, что ему сказать… Мэннеринг воображает, будто я только и мечтаю, как бы сбежать от тебя, Лью, и уже предлагал мне помощь.

— Отлично. Я хочу, чтобы ты сказала ему, будто бриллианты в Баттерси, а по вечерам там никогда не бывает ни души… Пусть только сунется туда — и мы от него навсегда избавимся!

— Мэннеринг ни за что не поверит! — повторил Лаба.

— Не забывай, что он чудовищно самонадеян.

— А если он явится с сообщником?

— С каким это?

— Да со стариканом, о котором я вам говорил…

— А, тот, что тебя так здорово облапошил… Ты хоть уверен, что это был не Мэннеринг собственной персоной?

— Вы смеетесь, патрон? Ему не меньше шестидесяти лет, и эти жуткие зубы…

— Тогда это точно не Мэннеринг, — начала было Минкс, — у него неотрази…

Ледяной взгляд Грюнфельда заставил ее умолкнуть.

— Ну что ж, тем хуже для старикана! Ты хорошо поняла меня, Минкс?

— Все будет в порядке. Если бы всегда было так легко зарабатывать себе на жизнь!

— Ваша жизнь… — с отвращением проговорил Лаба, — и у вас хватает бесстыдства? Это коку вы называете своей жизнью?

— Я тебя уже предупреждал, Лаба, что не желаю ничего слушать на эту тему. Каждый волен поступать как хочет. Да или нет?

Француз холодно взглянул на главаря.

— С условием не терять голову и не рисковать ни своей шкурой, ни чужими.

Минкс поднялась.

— Пойду готовиться.

— Отлично. Я весь день пробуду в Баттерси. В случае чего найдешь меня там. Лаба и Арамбуру придется поработать. Надо же приготовить нашему другу мистеру Мэннерингу… самый горячий прием!

Минкс слишком хорошо знала Грюнфельда, чтобы расспрашивать, о какой работе и о каком приеме идет речь.

— Минкс, попробуйте хоть чего-нибудь съесть, — ласково попросил Лаба. — Не можете же вы питаться только этим поганым зельем! Я уже видел, как красивые женщины вроде вас превращаются в скелеты, гремящие костями!

— Опять ты за свое! — прорычал Грюнфельд.

Минкс, насмешливо улыбаясь, вышла.

— По-твоему, это очень умно? — заворчал Грюнфельд. — Мне нужна эта женщина. Благодаря кокаину я точно знаю, что она никуда не денется. Минкс нам полезна…

— И нравится вам, — спокойно закончил Лаба.

— Во всяком случае, на нее можно положиться. Это тебе не идиот, которого ты нанял убрать Мэннеринга! Даже не знаю, стрелял ли он вообще, и если да, то в кого… Сегодня ночью Мэннеринг был жив-здоров и весел как щегол! Но на этот раз мы его точно прищучим. Я не могу спокойно ждать, что с минуты на минуту в Баттерси нагрянет полиция, и не хочу переезжать — все это чертовски дорого стоило!

Лаба задумчиво покачал головой.

— Я не уверен, что Мэннеринг и вправду работает с полицией… нет… Меня бы страшно удивило, вздумай он рассказывать своим так называемым друзьям из Ярда о приключении у Башни. К тому же он знает Леверсона, скупщика краденого…

— Черт, этот Мэннеринг начинает всерьез действовать мне на нервы!

— Надо признать, он быстро действует. Так же быстро, как и мы. Потому-то мы и сталкиваемся на каждом шагу… Но Мэннеринг совсем не похож на сыщика-любителя, эдакого сноба, какими забиты все ваши английские детективные романы. В нем есть какая-то странность, и это меня тревожит.

— Ты просто фантазер. Я все знаю об этом Мэннеринге. Отпрыск аристократической семейки, промотал отцовское состояние на скачках, а потом тем же манером разбогател. Никогда и пальцем о палец не ударил, если не считать всяких побед на чемпионатах по теннису и гольфу. Кстати, наладь-ка мне слежку за мисс Фаунтли. Если Мэннеринг от нас ускользнет, мы должны иметь ее под рукой.

— Будет сделано. Но вы не забыли про Звезды?

— Нет.

— Вы все еще не знаете, откуда Гарстон взял свою?

— Понятия не имею. Минкс так и не удалось из него это вытянуть. Ладно, если это Гарстон выдал наш адрес в Баттерси, я его раздавлю в одну секунду. Но сначала заставлю говорить и, можешь не сомневаться, выясню, как он получил Звезду!

— А маленькая ла Рош-Кассель? Я уверен, у отца не было от нее секретов. Вам стоило бы ее расспросить. Я могу найти девчонку в любую минуту. Но сначала надо заняться Гарстоном и особенно Мэннерингом.

— Что мне всегда в тебе нравилось, так это методичность. Ты знаешь, что надо делать в Баттерси?

— Да, я пущу примерно тысячу вольт. Этого должно хватить. Можете не беспокоиться — от мистера Мэннеринга мало что останется!

В глазах Грюнфельда вспыхнула бешеная ярость.

— Я хочу, чтобы ничего не осталось! Совсем ничего!

И Грюнфельд засмеялся жутким нервным смехом. Лаба мрачно взглянул на него и направился к двери — он не мог видеть, как его патрон нюхает коку.

16

Приблизительно в то же время Джон звонил Лорне.

— У меня для вас хорошие новости, дорогая!

— Вы могли бы сообщить мне их раньше, — проворчала молодая женщина.

— Честное слово, я был очень занят, любовь моя.

— Блондинкой, брюнеткой или рыжей?

— Ошибаетесь, я провел время в чисто мужском обществе. Пока вес прекрасно — медленно, но верно продвигаюсь вперед… А самое главное, нашел помощника-телохранителя, который мне очень нравится. Во-первых, он прекрасно готовит кофе…

— Что?

— Кофе… Знаете, это такая коричневатая жидкость, и она может быть либо восхитительной, либо гнусной. В зависимости от национальности того, кто стоит у плиты.

— Это означает, что ваш новый приятель не англичанин?

— Совершенно верно. Он француз. По специальности метрдотель и вор.

Лорна не выдержала и расхохоталась.

— Как раз то, что вам нужно!

— Вы помните, как к нам пришла мадемуазель де ла Рош-Кассель?

— Еще бы! — вздохнула Лорна.

— А духи «Мисс Диор» знаете?

— Конечно, — ответила Лорна. Она всегда покупала платья и духи в Париже.

— Скажите, Мари-Франсуаза душится «Мисс Диор»?

— Вы решили сделать ей подарок? — сердито спросила молодая женщина.

— Дурочка! Лучше ответьте на мой вопрос.

— Нет, дорогой мой, «Мисс Диор» — не ее духи. Мари-Франсуаза душится легкими, очаровательными и даже чуть-чуть старомодными духами «После дождя».

— Вы просто чудо, Лорна!

— Нет, тут нет ничего сверхъестественного — я уже больше двадцати лет вдыхаю этот аромат, моя матушка обожает «После дождя». И я, конечно, тут же их узнала. А почему вы спрашиваете?

— Подробно все расскажу потом. Просто я нашел в бумажнике одного господина надушенную записку и хочу знать, уж не Мари-Франсуаза ли ее написала.

— Вы хотите сказать, что узнали «Мисс Диор»?

— Нет, не я, а мой метрдотель-грабитель.

Лорна снова рассмеялась.

— Ну а теперь о серьезном, Лорна. Я ни под каким видом не хочу, чтобы вы появлялись в Лондоне. Потом я вам все изложу в деталях. Но у меня нет и тени сомнения, что, если вы появитесь в городе, Грюнфельд непременно попытается вас похитить.

Приняв ванну, Джон приготовил себе обильный завтрак и отправился за газетами. Там ни словом не упоминалось ни о ранении сэра Фоулкса, ни о Звездах, ни тем более о странном посещении дома мистера Гарстона. Джон облегченно вздохнул: Ярд не знал, что Барон снова пустился во все тяжкие.

Позвонив Бристоу, он выяснил, что Фоулкс чувствует себя лучше и что никаких следов Мари-Франсуазы не обнаружено.

— Зато из Парижа нам прислали досье Лаба. Он разыскивается по обвинению в…

— …Трех убийствах. Я же говорил вам, Билл, что это очень опасный субъект. Но, поверьте, Грюнфельд еще хуже.

— О нем я до сих пор так ничего и не выяснил.

— Это все?

— Все. Да, чуть не забыл: супер слег с печеночной коликой и я остался совсем один с этой распроклятой историей на руках!

— Бедняга Билл! — лицемерно посочувствовал Джон, которого колика супера вполне устраивала, — чем меньше полицейских путается под ногами, тем легче работать.

Едва он повесил трубку, снова зазвонил телефон. С удивлением Джон узнал гнусавый голос Клайтона.

— Мне надо увидеться с вами, мистер Мэннеринг. Я нашел Мари-Франсуазу!

— Ну и что? — осведомился Джон очень холодно, хотя в душе возликовал.

— Я бы попросил вас приехать и поговорить с ней. Может, вы сумеете урезонить эту упрямицу? Я бессилен! Она сейчас в маленькой гостинице в Сюррее. Я могу отвезти вас туда.

— Вы уверены, что Мари-Франсуаза там?

— Конечно. Я только что ей звонил.

— Хорошо. Встретимся возле моего дома в час.

Мэннеринг повесил трубку и тут же набрал номер Леверсона. Трубку сняла Джанет.

— Мистер Мэннеринг?

— Как Флик себя чувствует?

— Лучше, сэр! Как я могу отблагодарить вас?

— Вы вполне можете сделать это, Джанет, и даже очень быстро. Сумеете срочно связаться со своими близнецами?

— Конечно.

— Замечательно. Пусть подъедут к моему дому на Кларедж-стрит около часа. У двери остановится голубой «остин-хейли», я в него сяду. Так вот, пусть следуют за нами.

Все прошло как по маслу. Ровно в час Клайтон подъехал к дому Джона. Тот уже ждал его на тротуаре. Чуть поодаль двое мужчин оживленно болтали в сером «санбиме». Они были молоды, белокуры и поразительно похожи друг на друга. Мэннеринг сразу понял, что это пресловутые близнецы Джанет, незаметно подмигнул им и уселся в машину рядом с Кла Итоном.

И опять Джону улыбнулась удача: луч солнца ударил в зеркальце открытого «остин-хейли», и Клайтон раздраженно убрал его. Мэннеринг мог сколько душе угодно оборачиваться и наблюдать за «санбимом», преданно следующим сзади. Так они пересекли весь Лондон.

— Чего вы от меня хотите, Клайтон? Чтобы я помог вам вернуть деньги?

— Плевать мне на деньги! Меня беспокоит Мари-Франсуаза. Она не желает возвращаться во Францию и даже не считает нужным объяснить, почему. Я боюсь, что ее снова поймают или гангстеры, или полиция. Если в Скотленд-ярде узнают, что Мари-Франсуаза знала о похищении Звезд, ей придется несладко!

— Да, — согласился Джон, — но в конце концов всю эту историю знаем только вы, я и Мари-Франсуаза. Я ничего не скажу. Вы, надо думать, тоже.

Они выехали из Лондона. Солнце немилосердно пекло каштановые волосы Джона и растрепанную белокурую шевелюру Клайтона.

— Как вам удалось разыскать Мари-Франсуазу, Клайтон?

— Я подъехал к пансиону как раз в тот момент, когда негодяи тащили ее к машине.

— Сколько их было?

— Кажется, двое или трое.

— Высокие и белобрысые, да?

— Нет, маленькие, черненькие. Я поехал вслед за их черным «ягуаром». Они остановились у бензоколонки, и Мари-Франсуазе удалось бежать. Я посадил ее в машину, и мы поехали куда глаза глядят. Так и добрались до Сюррея.

— Вовремя же вы приехали в пансион! Вам редкостно повезло, — заметил Джон.

Клайтон кинул на Джона косой взгляд, но тот казался вполне серьезным.

— Просто не знаю, что бы эта несчастная без вас делала, Клайтон!

— О, тут нет ничего особенного. Я для нее готов на все!

Мэннеринг достал «Бенсон» и молча закурил.

«Может, и нет ничего особенного, мой мальчик, — думал он, — Мари-Франсуаза достаточно хороша собой, чтобы о ней позаботиться. Но в твоей истории есть одна маленькая несообразность: никогда ты не заставишь меня поверить, будто мог хотя бы полчаса ехать за машиной Лаба и он ничего не заметил. Если ты такой дурень, что способен убрать зеркальце, то уж Лаба ни за что не сделает подобной глупости! А голубой „остин-хейли“, который едет колеса в колеса, — штука очень даже заметная!»

— Ну так чем я могу быть вам полезен? — спросил он.

— Уговорите Мари-Франсуазу рассказать вам все, что она знает. А потом пусть доверится полиции. Кто-то считает, будто ей что-то известно об этих проклятых Звездах! Он уже пытался похитить девушку и наверняка повторит попытку снова. Мари-Франсуаза в опасности!

Молодой человек раздраженно нажал на акселератор, и машина рванула вперед.

— Если вы будете продолжать в том же духе, — заметил Мэннеринг, — в опасности окажется не она одна!

Часа через два они приехали в одну из деревенек Сюррея. Клайтон уверенно затормозил около уютной нарядной харчевни с окнами, украшенными геранью. Мужчины вышли из машины. Джон не торопясь двинулся к харчевне и, обернувшись, увидел, как на улицу вырулил серый «санбим». Все в порядке. И Мэннеринг спокойно последовал за Клайтоном. Он знал, что близнецы не покинут поста.

Клайтон взбежал по лестнице, благоухающей свежим воском, и без стука распахнул дверь.

Мэннеринг услыхал возмущенное «ох!», и красный башмачок ударился о дверной косяк в двух сантиметрах от головы Клайтона.

— Неужели вы думаете, что раз мы обручены, ко мне можно входить без стука? — сердито крикнула Мари-Франсуаза.

Джон осторожно заглянул в комнату и увидел девушку в белом лифчике и нижней юбке с большими кружевными воланами. Она стояла босиком, на цыпочках, все еще приподняв руку.

— Мари-Франсуаза права, Клайтон, — назидательно сказал Джон. — Вы отвратительно воспитаны, и мне за вас стыдно. А теперь, дорогая моя девочка, я все-таки войду, пока вы не забаррикадировались, и не оставлю эту комнату, не получив ответа на кое-какие вопросы. Только без злости и без капризов!

Джон пропустил Клайтона вперед и закрыл за собой дверь.

— А вы, Клайтон, сядьте и молчите. Вот женитесь — тогда и получите право голоса, хотя, впрочем, и тогда вряд ли. А сейчас говорить буду я.

Порозовевшая от возмущения Мари-Франсуаза сдернула со стула и быстро накинула на себя платье в голубой и белый горошек.

— Прежде всего зарубите себе на носу, что я ни в коей мере не связан со смертью вашего отца. Он собирался продать мне краденые драгоценности. Вот и все.

Из прорези платья показалось разгневанноеличико Мари-Франсуазы.

— Звезды не краденые!

— Уж не собираетесь ли вы переписать всю историю Франции? И не рассказывайте, дитя мое, что вы ничего не знали о краже! Вы очень мужественная девочка, не отрицаю, но я слишком хорошо знаю обычаи Скотленд-ярда. Если этим господам взбредет в голову заставить вас заговорить, они своего добьются. Конечно, без грубости — это не их стиль, но даже если вас отправят за решетку с изысканной любезностью, от этого легче не станет. Правда, они могут предупредить и французскую полицию. Так что уж лучше рассказать все, что знаете, мне.

Джон нагнулся и протянул девушке ее крошечный красный башмачок, потом уселся рядом с Клайтоном и взял сигарету.

— Вам не помешает дым?

— Мне мешаете вы!

— Поверьте, меня это очень огорчает! Но вот что я могу вам предложить: вы рассказываете мне всю правду, а я сообщаю полиции только то, что вы сами разрешите. Сколько бы вы ни прятались, вас все равно найдут. Это же смешно!

Мари-Франсуаза по-прежнему молчала. Джон улыбнулся ей дружески и печально.

— Вы действительно не хотите мне поверить?

В первый раз лицо Мари-Франсуазы просветлело.

— Мне очень бы хотелось верить, — прошептала она, — я так устала…

И девушка неожиданно разрыдалась. Сдержанно, как и полагается хорошо воспитанной аристократке, но с таким безнадежным отчаянием, что Джон был тронут. Клайтон рванулся было утешать, но Мэннеринг удержал его.

— Оставьте Мари-Франсуазу в покое! Ей нужно выплакаться.

Несколько минут в залитой солнцем комнате не слышалось ничего, кроме всхлипываний Мари-Франсуазы. Мужчины молча курили. Наконец девушка подняла голову.

— Простите меня, мистер Мэннеринг!

— Кого вы так боитесь, девочка?

Она широко открыла испуганные глаза.

— Двух мужчин, которые следили за мной в тот день… и они же пытались меня похитить…

— Тогда почему вы не обратились в полицию? Вас бы защитили.

— Потому что вы правы: они заставят меня говорить правду и узнают, что мы с Ричардом видели Звезды, перед тем как они исчезли. Я не хочу, чтобы Ричарда посадили в тюрьму… и сама не жажду туда попасть.

В первый раз Джон поверил, что она говорит совершенно искренне.

— Вы знали, что ваш отец несет мне поддельные бриллианты?

— Неправда. Он показывал нам их перед завтраком. Это были настоящие. Правда, Дики?

— А вы не знаете, у него были другие покупатели?

— О да, трое!

— Трое? — Джон с интересом нагнулся к девушке. — И вы знаете их имена?

— Да. Галлифе в Париже, Дидкотт в Нью-Йорке…

Мэннеринг быстро соображал: Галлифе, скупщик с такой же репутацией, что и Леверсон, он честный человек, Дидкотт, богатейший американский коллекционер… Они не могли украсть Звезды…

— А третий?

— Третий живет в Лондоне, он очень не понравился отцу. Отец его выгнал. Зовут этого человека Гарстон.

Вот уж чего Мэннеринг никак не ожидал!

— Почему у вас такой ошарашенный вид? — спросила Мари-Франсуаза. — Меня просто бесит, что у всех мужчин, которых я вижу в последнее время, совершенно обалделые физиономии.

— Вероятно, это от того, что вы на них смотрите, — улыбнулся Джон. — Значит, ваш отец знал Гарстона… А вы уверены, что он не продал ему Звезды?

— Абсолютно. Повидав этого господина, отец заявил, что не хочет отдавать бриллианты Марии Антуанетты в руки какого-то выскочки и предпочитает продать их вам, пусть даже гораздо дешевле…

— Понимаю, — сказал Джон, хотя на самом деле понимал все меньше и меньше.

До сих пор он смутно надеялся, что Звезды похитил какой-нибудь отвергнутый ла Рош-Касселем покупатель. Но Гарстон накануне вечером признался Бид о, что у него была лишь одна Звезда… Оставалось только единственное правдоподобное предположение: кто-то в окружении Грюн-фельда ведет двойную игру и, воспользовавшись убийством ла Рош-Касселя, поручил Гарстону продать один бриллиант. Но, надо полагать, мало кто из подручных Грюнфельда посвящен в планы главаря. Конечно, Минкс, Лаба и еще, быть может, Арамбур…

Мари-Франсуаза, сидя перед зеркалом, пыталась уничтожить следы слез. Одним взмахом гребня они привела в порядок белокурые кудряшки. Клайтон, с блаженной улыбкой стоящий возле трельяжа, рассеянно поигрывал кистью большой красной сумки. Девушка нетерпеливо стукнула его по пальцам.

— До чего же вы действуете мне на нервы!

Джон счел нужным вмешаться.

— Теперь остается выяснить, как мы с вами поступим, Мари-Франсуаза… Самым разумным решением было бы пойти в полицию… но мудрость и вы…

— Я не пойду в полицию! Не хочу рассказывать о поступке своего отца, — ответила, краснея, девушка.

И Мэннеринг не усомнился в ее искренности.

— В любом случае здесь вам оставаться нельзя.

— Почему?

— Потому что я против, вот и все.

Мари-Франсуаза смерила его недобрым взглядом, но, смирившись, промолчала.

— Я отправлю вас к одной очаровательной женщине. Вы составите ей компанию. Готов биться об заклад, что вы прекрасно играете в теннис.

— Да, в самом деле очень хорошо, — без ложной скромности ответила Мари-Франсуаза.

— Что ж, значит, решено: поедете к мисс Фаунтли. Вы ее уже видели…

— Молодая женщина в белом? Она мне очень понравилась. И прекрасно одевается для англичанки. Ведь ее платье — модель от Баленсьяга, правда?

— Об этом, моя дорогая, вы сами спросите мисс Фаунтли.

— Но она же в Лондоне! Я не хочу туда возвращаться!

— До чего же вы быстро закипаете! Ее нет в Лондоне. Я ее отправил на травку, в родительский замок, этакий очаровательный домишко комнат на тридцать… Вы никому не помешаете и сможете всласть поболтать с Лорной о тряпках. Она страстно интересуется этим вопросом, хотя ни за что не признается в таком грехе.

— Я отвезу вас, — сказал Клайтон.

— Нет, вы повезете меня в Лондон. А Мари-Франсуаза поедет с двумя очаровательными молодыми людьми, которые ожидают ее внизу.

— Что? — покрасневший и раздосадованный Клайтон больше, чем когда бы то ни было, напоминал задиристого петушка. — Мари-Франсуазу ждут внизу? Я не понимаю!

— Не имеет значения, — спокойно ответил Джон и повернулся к девушке. — Вы готовы?

— Но у меня вообще ничего нет!

— Чепуха, Лорна найдет все необходимое.

До Кламтона наконец дошло, в чем дело.

— Вы хотите сказать, что за нами всю дорогу следили какие-то ваши знакомые?

— Вы очень проницательны!

— Ну знаете!

— Это вас научит никогда не убирать зеркальце в машине!

* * *
Тем временем Гарстон с радостным изумлением принимал Минкс, явившуюся к нему в огромной шляпе, украшенной цветами.

— Ты не нальешь мне виски, дорогой? — спросила она, снимая голубые перчатки в тон отделке платья.

— Все, что тебе угодно!

— Только не такое крепкое, как пьешь сам! Кончится тем, что ты заболеешь от пьянства, — с великолепной наигранной наивностью заявила Минкс, и Гарстон рассмеялся.

Они удобно устроились на диване.

— В Ламбете все в порядке?

— Конечно.

Гарстон не сумел сдержать облегченного вздоха, но Минкс, казалось, ничего не заметила.

— Лью в прекрасном настроении…

— У тебя не было с ним осложнений… из-за меня?

— Что ты! Он думает, мы просто друзья. — Минкс презрительно рассмеялась. — Как он говорит сам, мужчины — идиоты.

— И однако он чертовски хорошо информирован. К примеру, тут же узнал, что я купил Звезду…

— Не может быть!

Минкс была прекрасной актрисой, и Гарстон, не отличавшийся особой проницательностью и к тому же сильно влюбленный, поверил в искренность ее удивления.

— Как же ему это удалось? Но знаешь, Мэтью, ты наверняка сам виноват — очень уж любишь поболтать! Тебе следовало бы держаться осторожнее. Мне кажется, ты чем-то озабочен и плохо выглядишь. Что-нибудь случилось?

— Да… небольшое приключение… этой ночью у меня был гость… Ты ни за что не догадаешься, кто!

— Готова биться об заклад — женщина, — с очаровательной гримаской сказала Минкс.

— А вот и нет! Барон!

— Какой барон?

— Да грабитель же! Когда в Лондоне говорят: «Барон», уверяю тебя, комментарии не требуются… Я, конечно, не стал сдавать беднягу в полицию… и отпустил на все четыре стороны!

На сей раз Минкс не пришлось разыгрывать удивления. Она слишком хорошо знала своего Гарстона, чтобы заподозрить его в благородстве и великодушии! Тщеславный, как павлин, Мэтью моментально бы возгордился поимкой такой важной птицы и ни за что не упустил бы случая покрасоваться. Стало быть, Барон освободил себя сам. И это он заставил Гарстона назвать адрес в Баттерси!

— Как это безумно интересно, дорогой! Расскажи-ка мне все подробно!

Минкс посмотрела на Гарстона с таким восхищением, что счастливый и польщенный поклонник тут же принялся излагать свою версию.

* * *
— Так это мерзавец Гарстон выдал наш адрес Барону, — задумчиво проговорил Грюнфельд. — А через час мне позвонил Мэннеринг. Более чем странное совпадение!

— Совсем не странно! — Лаба вдруг утратил всю свою невозмутимость. — Ваш таинственный Барон — не кто иной, как Мэннеринг, только и всего!

— Ты бредишь! Это невероятно!

— Почему? Такое предположение объясняет множество несообразностей: к примеру, Леверсона… Я вам уже говорил, в Мэннеринге есть что-то непонятное. Патрон, позвольте мне пошарить у него, уверен, я найду какое-нибудь доказательство, и вы убедитесь, что я прав.

— Идея недурна, — согласился Грюнфельд.

Он сидел на диване рядом с Минкс и машинально играл ее пальцами.

— Какая бессмыслица! — возмутилась молодая женщина. — Мэннеринг принят в самом лучшем обществе, всем известна его связь с дочерью министра…

— Это доказывает только, что он очень крепкий орешек, — упрямо сказал Лаба.

— Хорошо, что ты мне напомнила, Минкс… ты должен следить за мисс Фаунтли, Лаба. Если мы получим доказательство, что Барон — это Мэннеринг, то сможем шантажировать эту куклу сколько душе угодно. Ее отец сказочно богат.

— Но ведь меньше чем через сутки Мэннеринга не будет на свете!

— Вот и видно, что ты не знаешь женщин. Тем ревностнее она станет оберегать его память… Ты пойдешь вместе с Лаба, Минкс. Он оставит тебя у Мэннеринга, а сам побродит где-нибудь неподалеку. Постарайся выяснить, собирается ли Мэннеринг уходить из дома и когда. А лучше всего прихвати его с собой. Я не двинусь с места, так что потом приходи сюда. Да, чуть не забыл. Мэтью ни о чем не догадывается?

— О, ни капельки. Я сказала, что вечером ты позовешь его в Ламбет смотреть новую партию товара.

— Ты знаешь, что больше его не увидишь?

Минкс молча пожала плечами.

— Он будет недоволен, — заметил Лаба.

— Ты меня не понял… Его никто больше не увидит. Этот осел давно уже действует мне на нервы! И получает слишком много денег за ничтожный труд. А если в довершение всего он вздумал вести двойную игру… Право же, Гарстон был слишком глуп… дурачить его даже не доставляло удовольствия…

— С Мэннерингом, вероятно, так просто не получится, — утешил его Лаба. — Ну что ж, пойдемте, Минкс…

Через пять минут Лаба, Минкси Арамбур вышли из дома номер 18 по Лорлер-драйв. Улица была пустынна. Только старый нищий подбирал окурки рядом с мусорным бачком, что-то бормоча себе под нос. Трио уселось в черный «ягуар» и быстро исчезло из виду. Оборванец проводил взглядом машину: из-под грязного фетра ясно глядели удивительно светлые голубые глаза, а на правой щеке белел шрам.

* * *
Расставшись с Клайтоном, Джон вернулся на Кларедж-стрит. Около шести Лорна сообщила, что Мари-Франсуаза благополучно доставлена в замок Фаунтли.

— Мама находит ее очаровательной, впрочем, я тоже. Бедная девочка!

— Постарайтесь внушить ей доверие, Лорна, и вызвать на откровенность. Я уверен, она мне не все рассказала. А как вам понравились близнецы?

— Ребята что надо. Сейчас они на кухне показывают горничным фокусы, восхваляя местную ветчину и пиво. А меня они предупредили, что будут следовать за нами по пятам. Я надеялась обескуражить их, сообщив, что каждый божий день два часа катаюсь верхом, но ваши близнецы говорят, что обожают лошадей! Где вы их откопали?

— Это претенденты на руку Джанет. Не отходите от Мари-Франсуазы ни на шаг, дорогая. Я все-таки не совсем спокоен. Черт! Нам пора прощаться — опять звонят в дверь. Можно подумать, они нарочно выбирают то время, когда я разговариваю с вами.

— Шесть часов — время хорошеньких женщин!

— Ну а я готов спорить, что это Билл или Тяжеловес.

С револьвером в руке Джон приоткрыл дверь и с изумлением воззрился на смеющуюся Минкс.

— Какой очаровательный прием! Я внушаю вам такой страх?

Убедившись, что за дверью больше никого нет, Мэннеринг впустил молодую женщину.

— Когда вы одна — нет. Но ваши друзья слишком грубоваты на мой вкус.

— О, мои друзья… — вздохнула Минкс.

— Грюнфельд вернул вам свободу?

— Да… я ему потребовалась для одного дела. — Минкс выразительно поморщилась. — Я пришла поговорить с вами откровенно, Мэннеринг. Я готова на что угодно, лишь бы избавиться от Лью и его банды. Вы в тот вечер все верно угадали. Но это трудно.

Молодая женщина умолкла, словно не решаясь говорить. Джон пришел на помощь.

— Это он снабжает вас кокаином, не так ли?

— Вы совершенно правы.

Джон удивленно посмотрел на нее. И куда подевалась вамп, явившаяся соблазнить его, или та полубезумная женщина, валявшаяся в ногах у Грюнфельда? Сейчас перед ним сидела приятная молодая дама. Она говорила спокойно и без тени кокетства.

— Вы один можете мне помочь!

— Ну… как торговец наркотиками я немногого стою!

— Как знать! Дело в том, что именно вы можете добыть мне все, что требуется. Я знаю, где кокаин, но взять его самой у меня не хватает духа.

— Он в Ламбете?

— Нет, того адреса я не знаю. Это в Баттерси, на Лорлер-драйв, 18. У Грюнфельда там огромный склад.

Минкс решительно посмотрела Джону прямо в глаза.

— Предлагаю вам сделку: я помогу вам войти в дом в Баттерси. Я там живу, а Грюнфельд никогда не бывает там по ночам. Вы берете кокаин и отдаете его мне.

— А что я получу взамен? — удивленно спросил Джон.

— Четыре бриллиантовых Звезды, — спокойно ответила Минкс.

Джон на секунду замер, потом расхохотался.

— Мне следовало бы догадаться об этом раньше! У кого же еще они могли быть, кроме вас! Честное слово, сделка меня очень интересует…

— У вас есть бумага и карандаш? Я нарисую план дома, — весело подмигнув, сказала Минкс.

* * *
Грюнфельд с довольным видом разглядывал «малое снаряжение Барона», которое Лаба разложил перед ним на столе.

— Газовый пистолет… белая маска… как видите, я не ошибся!

— А что у тебя, Минкс?

— Сегодня в полночь Мэннеринг появится в Баттерси…

— Отлично. К этому времени все будет готово, Лаба?

— О да, времени более чем достаточно, патрон!

— Что ж, остается только ждать…

Грюнфельд замолчал и зловеще улыбнулся. Минкс содрогнулась.

— Не смотри так, Лью. Ты похож на кошку, которая поджидает птичку.

— Не лезь в то, что тебя не касается, сумасбродка! А вообще-то ты не ошиблась: я действительно поджидаю птичку… и какую птицу!

17

Джон проводил Минкс к модистке, у которой та якобы собиралась взять шляпку. Но шляпка, естественно, оказалась не готова, и пришлось долго ждать. Потом Джон посадил молодую женщину в такси — она возвращалась в Баттерси, а сам в прекрасном настроении отправился домой. Наконец-то он доберется до бриллиантов… а главное, сможет сдать Грюнфельда в полицию!

Без всякого сомнения, на Лорлер-драйв, 18 Джон найдет достаточно доказательств, чтобы надолго упрятать своего врага за решетку если не за убийство ла Рош-Касселя, то хотя бы за торговлю наркотиками. Откровенность Минкс в конце концов убедила Мэннеринга. Какое-то время он сомневался, зная, с какой виртуозной легкостью лгут наркоманы. В сущности, вполне возможно, что всю эту историю от «а» до «я» инсценировал Грюнфельд. Однако, поразмыслив, Джон счел поступок молодой женщины вполне естественным и решил, что ей можно доверять.

Он открыл дверь своей квартиры и с удивлением потянул носом воздух: к привычному запаху легкого табака и лаванды примешивался какой-то посторонний дух…

— Что я за идиот! Это же «Мисс Диор». Минкс призналась, что это ее духи.

Но объяснение его не вполне удовлетворило, тут явно есть что-то еще… волна крепкого сигарного табака. Но Минкс не курила! Насторожившись, Джон вынул из кармана револьвер и обошел всю квартиру, поднимая каждую занавеску, заглядывая во все шкафы… Никого! И тут он вздрогнул: на кафеле ванной, у самого резервуара лежал окурок. Джон поднял его — «Голуаз»!

Джон бросился к потайному ящику, где хранил «снаряжение Барона». Пусто! Мэннеринг свирепо выругался. Когда он мыл руки до прихода Минкс, окурка на полу точно не было. Кто же, черт возьми, мог явиться к нему с обыском? Полиция? Маловероятно — тогда он обнаружил бы здесь торжествующего и огорченного Билла с браслетами в руках… Скорее, Грюнфельд… Но почему? Каким образом Грюнфельд мог рассчитывать найти «снаряжение Барона» у Джона Мэннеринга? И в таком случае, не знала ли Минкс о его планах и не было ли ей поручено увести Джона из дома?

Сердитый и слегка встревоженный, Мэннеринг решил, что первым делом надо вернуть домой комплект, унесенный на Фуллер Мэншнс, тем более что Бидо, возможно, заходил туда и оставил записку.

Не теряя времени, Джон вышел из дома и, убедившись, что за ним не следят, через десять минут прибыл на Фуллер Мэншнс. Он открыл дверь и в изумлении застыл на пороге: посреди комнаты, направив ему в грудь дуло маленького, но все же достаточно опасного револьвера, стоял Бидо.

— Руки вверх! Быстро! — спокойным и твердым голосом приказал француз.

На секунду у Джона мелькнула мысль, что Бидо его разыгрывал и на самом деле работает на Грюнфельда, но он быстро понял, в чем дело: Бидо знал только мистера Мура и никак не ожидал, что в мастерскую вместо старого господина явится элегантный и привлекательный молодой человек. И француз тотчас подтвердил его предположение.

— Что вам здесь надо? — спросил он. — Придется вам подождать хозяина. Он сам разберется, что к чему.

Джон расхохотался и заговорил тем низким вульгарным голосом, который Бидо слышал накануне.

— Ну что, Бидо, вы, значит, думаете, мы можем тратить время на ерунду?

— Боже мой! — воскликнул ошарашенный француз, опуская руку. — Барон? Не может быть…

— Вот именно, дорогой мой, Барон… но, так сказать, по-домашнему. В шкатулке, которая, если вы ее не трогали, должна быть в ванной, можете поискать толстые щеки и ужасные зубы вчерашнего господина…

— Но ваш голос?

— Я два года учился у лучших лондонских актеров. Если хотите, представлю благородного идальго, немецкого профессора или французского портного. Или, еще лучше, Гарстона. Впрочем, Гарстона вы уже слышали. Но почему вы здесь, не в упрек вам будет сказано?

— Я хотел поговорить с вами, сэр. Того человека, который познакомил меня с Гарстоном, я не нашел, зато решил взглянуть на дом в Баттерси…

— Хорошая мысль. И что же?

— Я видел, как оттуда вышла красотка с фотографии… ну, помните, с той, что была в бумажнике Гарстона?.. Так вот, с ней были Лаба и ее приятель.

— Она живет в Баттерси, Бидо, так что это вполне естественно.

— А, ну тогда ладно, — француз казался совершенно сбитым с толку, но быстро пришел в себя. — Может, это и естественно, но на вашем месте я бы поостерегся.

— Ваш совет пришелся как нельзя более кстати, мой друг. Эта женщина только что была у меня и пригласила на довольно интересную вечернюю прогулку.

— Не хочу вмешиваться в то, что меня не касается, сэр, но я бы не пошел!

— Откровенно говоря, я сейчас взвешивал все «за» и «против»… Пойдемте-ка опрокинем по стаканчику, и вы мне скажете свое мнение…

Внимательно выслушав Джона, Бидо категорически заявил:

— Они расставили вам ловушку, сэр!

— Очень возможно. Сейчас узнаем…

Он взял телефон и набрал номер Грюнфельда в Баттерси.

— Мистера Грюнфельда нет, сэр, — отозвался бесстрастный голос. — А кто его спрашивает?

— Не может быть! Пойдите-ка разыщите его да скажите, что тот, кто звонит, отказался назвать свое имя. Увидите, как он заспешит!

Джону не ответили, но через несколько секунд в трубке послышался голос Грюнфельда. Он звучал торжествующе.

— Мэннеринг, я полагаю? Или вас лучше называть другим именем?.. Думаю, теперь мы на равных. Вы грозились выдать меня полиции… А теперь я могу отплатить вам той же монетой!

— Когда вам надоест говорить загадками, я, может быть, пойму, в чем дело.

— И правда, у нас нет времени играть в кошки-мышки. Я послал сегодня кое-кого к вам и теперь прекрасно знаю, кто вы такой. И не просто знаю — у меня есть доказательства!

— Пф! — презрительно фыркнул Джон. — Кусочек тряпки и старая железяка!.. Это можно добыть на любой толкучке… и ваше слово против моего: слово убийцы против слова очаровательного и, как всем известно, порядочного молодого человека. У вас ни единого шанса! Тем более, что вряд ли у вас хватит наглости призвать в свидетели Лаба, которого разыскивают по обвинению в трех убийствах, или Минкс, по уши напичканную кокаином! Поверьте мне, Грюнфельд, вы вытянули карту, которая немногого стоит! Кстати, о Минкс. Какая замечательная актриса! И она, право же, сделала все возможное, чтобы заманить меня в вашу ловушку сегодня вечером. Но вам стоило бы выбрать крючок потоньше!

Джон явственно услышал сокрушенный вздох Грюнфельда и понял, что попал в точку.

— Так что можете не готовить мне торжественную встречу… Но, будьте любезны, скажите: насчет Звезд все ерунда? У Минкс их нет?

— Разумеется, нет, — подавленно пробормотал Грюнфельд. И Джон решил продолжить наступление.

— Слушайте, Грюнфельд, раз уж вы знаете, кто я, может, нам стоит сыграть в другую игру? Джон Мэннеринг не мог вступить с вами в сговор, а для Барона… все по-другому. Что вы об этом думаете?

В голосе Грюнфельда слышался почти восторг:

— Наконец-то вы заговорили разумно! Вам все еще хочется получить бриллианты?

— Да. Даже больше, чем когда-либо. Тогда вот что я вам предлагаю: вы оставляете меня в покое, а я, как только найду Звезды, сразу дам вам знать. Думаю, цель уже не за горами. Это вам подходит?

— Идет! Если только не будете жульничать!

— Уверяю вас, я буду действовать честно: у меня нет ни малейшего желания, чтобы сюда нагрянула полиция. К тому же, — с величайшим добродушием заметил Джон, — хочу уточнить еще один пункт: вам, вероятно, известно, что Барон еще никогда никого не убивал, но я, ни секунды не колеблясь, избавлю общество от такой акулы, как вы, если только вы попытаетесь передернуть карты! Запомните это хорошенько, а теперь — привет. Сегодня вечером меня звали на прием, а я уже опаздываю.

— Договорились. Завтра я вам позвоню, и мы обговорим окончательные условия.

Джон повесил трубку и, улыбаясь, повернулся к Бидо.

— Мы квиты. Без вас я бы, наверное, попался…

— Никогда не следует доверять женщине, сэр, поверьте моему опыту.

— Было бы чертовски любопытно узнать, какого рода прием готовил мне Грюнфельд!

— Это очень просто, сэр. Надо пойти и посмотреть.

— Можете поверить, именно это я и собирался сделать. Грюнфельд теперь, должно быть, не сомневается, что я отказался от мысли нанести ему визит. А мне бы хотелось получить обратно «снаряжение Барона», взглянуть на кокаин, о котором говорила Минкс, и по возможности выяснить адрес в Ламбете. Кроме того, было бы просто досадно не воспользоваться планом, так любезно нарисованным маленькой мерзавкой! Она сделала даже набросок сигнальной системы! Вы будете ждать меня здесь, Бидо.

— Нет, сэр, — спокойно ответил француз. — Я знаю, что Барон всегда работает в одиночку, но вы можете сделать исключение на сегодняшний вечер! Если вы найдете наркотики или важные бумаги, вдвоем гораздо легче их унести… это не так удобно тащить, как драгоценности. И еще: вы ведь хотите, чтобы я работал на вас, так испытайте меня! А для начала я сварю кофе. Вы пока подумайте. Но, прошу вас, сэр, возьмите меня с собой!

Джон пожал плечами и улыбнулся.

— Как хотите, Бидо. Но предположим, Грюнфельд не отменил своих милых распоряжений… Вы готовы рискнуть вместе со мной?

— Вполне!

И Бидо отправился варить кофе.

Часов в десять вечера Грюнфельд приехал в Ламбет и сразу же вызвал к себе Лаба.

— Ты привез мне Гарстона?

— Он в комнате номер три… и не очень спокоен, должен сказать… А я возвращаюсь в Баттерси и подключаю установку.

— Нет. Я передумал. Во-первых, от твоей установки все равно будет мало толку: Мэннеринг не явится. Либо он умнее, чем я думал, либо Минкс скверно справилась с работой. Во всяком случае, он сразу раскусил, в чем дело.

Лаба грубо выругался, а Грюнфельд продолжал:

— А во-вторых, я подумал и решил, что Мэннеринг может принести нам пользу. Он признал, что он Барон. А если в Англии есть человек, способный найти Звезды, то это именно он. Мы заключили договор: он оставляет нас в покое, а я продаю ему бриллианты, если нахожу их первым. Ты, конечно, понимаешь, что я тут же верну их обратно… тогда-то и настанет время пригласить его в Баттерси.

Лаба вздохнул и протянул ему распечатанное письмо.

— Вам бы стоило заделаться дамой-патронессой благотворительного общества. Вы просто образец доверчивости! Мэннеринг в очередной раз обвел вас вокруг пальца. Знаете, где крошка ла Рош-Кассель? У мисс Фаунтли в Хемпшире! И в компании двух крепких телохранителей! Ну-ка почитайте…

Грюнфельд рассмеялся.

— Ох уж этот чертов Мэннеринг! Но ты ошибаешься, он не провел меня, Лаба, совсем наоборот: теперь мы знаем, где найти обеих кукол, и одним махом возьмем двух зайцев! Как только мисс Фаунтли попадет к нам в руки, мы можем больше не опасаться Мэннеринга. Подготовь похищение к завтрашнему утру. Я и отсюда вижу, что такое замок в Хемпшире: вокруг, должно быть, ни души. А теперь спущусь-ка я поболтать с нашим приятелем Гарстоном!

Разговор оказался недолгим.

Через двадцать минут крепко завязанный в мешок Гарстон отправился на дно Темзы кормить рыб, а Грюнфельд с мрачным видом вернулся к себе в кабинет.

— Ну, так теперь вы знаете, где Звезды, патрон?

— Нет, — признался Грюнфельд. — Он купил свою у какого-то совершенно незнакомого типа, и тот не пожелал ничего объяснять.

— Вероятно, посредник. И этот дурак не догадался за ним проследить?

— Представь себе — нет! Никого не было под рукой, а сам мистер Гарстон поленился поднять задницу! Я не жалею, что наконец отделался от него. Как ты думаешь, сможешь доставить мне обеих девчонок?

— Я жду Арамбура, патрон. И мы вместе поедем в Хемпшир.

— Вас двоих мало. Прихвати по крайней мере еще одного человека, Лаба. Я ни за что не хочу упустить их!

В тот же вечер, часов около десяти, мистер Мур и Бидо, спокойно устроившись в маленьком наемном «моррисе», осторожно наблюдали за подъездом дома номер 18 по Лорлер-драйв. Джон знал от Минкс, что это единственный выход и что, как правило, все уходят из дома между десятью и одиннадцатью. Действительно, вскоре они увидели, как один за другим вышли двое мужчин. Один — вполне приличного вида, вероятно слуга. Второй — куда менее респектабельный.

— Арамбур, — прошептал Бидо.

— Вы его знаете?

— Еще бы! Мы вместе сидели за одной партой. Жаль, что он сбился с пути.

— Как вы думаете, он способен вести с Грюнфельдом двойную игру?

— Ни в коем случае. Арамбур не блещет умом. Вот установить сигнализацию — это пожалуйста! Он великолепный электрик.

— Электрик? Так-так…

Они молча закурили. Около одиннадцати часов Джон отправил Бидо в ближайшую телефонную будку позвонить Грюнфельду.

— Если никто не подойдет, повесьте трубку, но подождите подольше.

Бидо вернулся через пять минут — трубку не сняли!

— Тогда, я думаю, можно идти. Но осторожнее: вспомните, какой заряд электричества встретил нас у Гарстона!

К счастью для двух полуночных гостей, одна сторона дома выходила в совершенно пустынный тупичок, и они могли действовать спокойно. На этот раз Джон из предосторожности захватил с собой гальванометр. Кроме того, Минкс указала, где проходят провода. Поэтому двум молчаливым и ловким мужчинам не потребовалось много времени, чтобы взломать толстый ставень и вырезать в стекле достаточно широкую дыру. Бидо быстро работал стекольным резцом, а Джон придерживал вантуз. За стеклом был еще один ставень, металлический. Он казался довольно тонким, но Джон знал, что тут проведен ток очень высокого напряжения. Стрелка гальванометра это подтвердила. Барон натянул плотные резиновые перчатки с эбонитовыми пластинками на кончиках пальцев и, вооружившись автогеном не толще карманного словарика, начал резать стальной ставень. Странные перчатки мешали работать с привычной скоростью, но они обеспечивали надежную защиту. Бидо наблюдал за окрестностью, подавал инструменты и по мере возможности прикрывал пламя автогена прорезиненной тканью. Наблюдая за работой, он не мог сдержать восхищения превосходно сделанным и подобранным инструментарием Барона.

За десять минут Джон вырезал достаточно большую дыру, чтобы просунуть руку и открыть внутренний шпингалет. Двое мужчин в мгновение ока проникли в комнату, которая, как и говорила Минкс, служила библиотекой. Дверь оказалась заперта на ключ. Бидо получил увлекательный урок молниеносного взлома, и они вошли в большой холл.

— А теперь — в кабинет Грюнфельда. Это на втором этаже.

— На вашем месте, сэр, я бы сперва отключил ток. Если всем этим занимался Арамбур, то он явно не ограничился одними ставнями.

Бидо не ошибался. Гальванометр показал, что почти по каждой двери пропущен ток высокого напряжения.

— Черт возьми! Похоже, ваш Грюнфельд прячет в своем логове что-то дьявольски важное, сэр! А что, если поискать генератор? При таких электрических установках он наверняка должен быть где-то в доме!

— Да, пожалуй. Начнем с подвала.

Там действительно оказалась совершенно голая цементированная комната, на двери которой виднелась большая надпись красными буквами: «Не прикасайся — сгоришь живьем».

— Право же, лучше последовать совету. Поглядите-ка на этот стальной кабель. Готов биться об заклад, он-то и питает всю систему.

— Если б мы только могли перерезать его, сэр!

— Перерезать? Мы взорвем его, Бидо. Не думаете же вы, что я прогуливаюсь без динамита?

Он быстро сунул палочку взрывчатки между кабелем и стеной, приладил шнур и поджег.

— Пойдемте. У нас есть три минуты, и лучше провести их в холле.

Ровно через три минуты они услышали приглушенный взрыв. Джон, до сих пор пользовавшийся только фонариком, зажег свет — люстра загорелась.

— Черт! Ничего не вышло, — выругался Бидо.

— Почему? Эта система и освещение совсем не обязательно должны питаться от одного кабеля. — Джон поднес гальванометр к замку — стрелка не шевельнулась. — Видите?

— Я все-таки взгляну, что делается в подвале, — осторожно заметил француз.

Скоро он вернулся с сообщением, что все в порядке — кабель разнесло вдребезги.

— Так идемте на второй этаж!

У двери кабинета Бидо с улыбкой остановился.

— На этот раз, сэр, я позволю себе войти первым. — И, не дожидаясь ответа, он толкнул дверь.

— Прекрасно, — вздохнул Джон. — Кажется, мистер Грюнфельд забыл о своих кровожадных планах.

Он включил люстру, и хрусталь засверкал тысячами огней. Кабинетом Грюнфельду служила роскошно обставленная комната, ее общий стиль нарушал только внушительный сейф в углу.

— А, вот это для меня! Пока я буду заниматься этим зеркальным шкафом, Бидо, поищите-ка по углам: кокаин должен быть тут, но Минкс не смогла или не захотела сказать, где именно.

Джон склонился над замком сейфа и принялся за дело. Присутствие француза избавляло его от обычной в таких случаях легкой тревоги, никогда еще Барон не чувствовал себя так спокойно. Его отвлекло неожиданное восклицание Бидо.

— Вот сволочи!

Джон обернулся. Бидо стоял возле двери и напряженно смотрел вверх.

— Вы хотели знать, какой прием вам готовили, сэр? Похоже, он был бы очень жарким, если можно так выразиться, — по телу француза пробежала нервная дрожь.

Барон поднял голову и с удивлением увидел предмет, совершенно безобидный с виду, но более чем неуместный в кабинете: лейку душа.

— Не понимаю!

— Зато я понимаю, сэр. Это ужасно, но вполне в духе Грюнфельда.

— Думаете, он хотел устроить мне душ? — пошутил Джон. — Вы боитесь, что баллончик заправили бы кислотой?

— Да нет, сэр, хватило бы и самой обычной водопроводной воды…

— Но от нее еще никто не умирал!

— Если только не стоять на полу, по которому пущен мощный ток, и не опираться о такую же дверь!

Джон в ужасе отшатнулся — он начал понимать.

— Но если бы к двери был подведен ток, я бы не смог ее открыть!

— В том-то и дело, сэр, готов спорить на что угодно, они отключили бы ток и дали вам возможность открыть дверь, вы бы вошли, ничего не подозревая, и попали под душ. Поглядите: душ подсоединен к замку и включается автоматически… в этот момент Лаба или Арамбур в кабинете либо в подвале врубил бы ток на полную мощность. И вы сгорели бы как спичка, даже не успев понять, что произошло! Потому я и говорю: какие сволочи!

Бидо побледнел от негодования, а Джон почувствовал, как его захлестывает волна холодного бешенства.

— Да, довольно гнусно!

— Но мы с ними сыграем шутку на свой лад. Уж я откопаю их поганый кокаин!

И молодой француз с невероятной быстротой начал поднимать подушки, опрокидывать кресла, сдирать со стен картины и расшвыривать книги. Это так позабавило Джона, что он перестал ощущать подступившую было в горлу тошноту.

— Вернусь-ка я к своему сейфу!

Бидо приподнял толстый палас, покрывавший весь пол.

— Видите, сор, я не ошибся: стальные пластины! Наверняка для того, чтобы по ним пропускать ток.

Он яростным пинком отшвырнул палас.

— Смотрите-ка, они кончаются здесь… а дальше — опять дерево. Почему бы это?

Джон быстро на ray лея.

— Я знаю почему! Глядите…

Он взял отвертку, подковырнул паркетину — под ней лежали аккуратно перевязанные пакетики. Джон и Бидо быстро разобрали паркет. Все пространство приблизительно на двух квадратных метрах оказалось заполненным одинаковыми пакетиками, и каждый весил не меньше фунта!

— Хоть в этом Минкс не соврала! Тут хватит отравы на долгие месяцы для всех лондонских наркоманов!

Бидо широко открыл бледно-голубые глаза.

— Теперь мне понятно, зачем Грюнфельду потребовалась такая мощная система защиты!

— А я знаю, что Гарстон прячет на чердаке и почему он запирает его на замки для сейфа! Кстати, о сейфе: мне надо все-таки открыть его. Я хочу получить обратно маску и прочее снаряжение, которое у меня стащил Лаба. Как только я им завладею, Грюнфельд уже ничего не сможет со мной сделать.

Джон не знал, что в это время Лаба за рулем большого черного «ягуара» едет в Хемпшир… к Лорне.

18

Мэннеринг и Бидо без приключений выбрались с Лорлер-драйв, вернулись в мастерскую и, прихлебывая крепкий кофе, стали разбирать бумаги, которые Джон взял в сейфе Грюнфельда. Они обнаружили массу интереснейших документов: Грюнфельд возглавлял международную банду, распространяющую наркотики на континенте и в Англии. Гарстон, их лондонский агент, сбывал товар в табачных лавках. Они узнали также, что Лаба половину времени проводит в Лондоне, половину — в Париже и что Минкс связывает с бандой только то, что она имела сомнительную честь понравиться Грюнфельду. А главное — что этому последнему до сих пор удавалось оставаться не известным полиции тех стран, в которых он действовал.

К утру Джон задремал, а Бидо отправился за яйцами и ветчиной. Около одиннадцати француз разбудил Мэннеринга и предложил чашку чаю.

— Вы готовите кофе, как итальянец, а чай — как англичанин. Как насчет того, чтобы вернуться к прежней профессии? Мне очень нужен слуга. И плевать я хотел, есть у него шрам или нет. Да, я ведь забыл представиться; в повседневной жизни меня зовут Джон Мэннеринг.

В бледно-голубых глазах мелькнула улыбка.

— Благодарю за доверие, сэр. А меня — Жан Бидо.

— Поедемте ко мне. Здесь просто временное убежище Барона. По дороге я заскочу в банк и положу в сейф все эти бумаги.

И они отправились на Кларедж-стрит. Как Джон и предполагал, вскоре зазвонил телефон. Сначала Джанет поинтересовалась, сумели ли ее близнецы выполнить задание мистера Мэннеринга. Потом позвонил Бристоу: сэр Дэвид чувствовал себя лучше, зато Линч совсем вышел из строя, а…

— …А вы в прескверном настроении, Билл. Ничего, в скором времени я надеюсь явиться с подарком, который доставит вам массу удовольствия. Но пока это сюрприз. Так что, будьте любезны, не задавайте вопросов, и мне не придется вас обманывать.

Билл со вздохом повесил трубку.

— Сейчас вы слышали образчик моих бесед со Скотленд-ярдом, дорогой мой Бидо. Как видите, я в прекрасных отношениях с полицией. Вас это не пугает?

И снова зазвонил телефон. Это был Грюнфельд. Но Джон с трудом узнал его голос — столько в нем было ярости и дикой злобы. Грюнфельд задыхался от бешенства.

— Значит, вы меня на?.. Если вы думаете, что я так оставлю ваше вторжение…

— А мне наплевать… — с иронией начал было Джон.

— Вряд ли вы станете плевать на то, что я вам сейчас скажу. Слушайте меня внимательно, не перебивая, или я брошу трубку! Скоро за вами приедет Лаба, и вы без разговоров поедете с ним. Лаба привезет вас ко мне в Ламбет, где вы найдете одну свою знакомую… очень близкую знакомую… мисс Фаунтли. Заодно я прибрал к рукам маленькую ла Рош-Кассель, но это, наверное, вас волнует гораздо меньше. Да, кстати, если Лаба заметит, что за машиной следят, он тут же вас высадит… а мисс Фаунтли отправится путешествовать со мной.

Джон повесил трубку. Лицо его смертельно побледнело. Бидо с удивлением взглянул на своего нового шефа.

— Дурные новости, сэр?

— Похоже на то! Мы слишком рано начали радоваться, Бидо. Грюнфельд припрятал в рукаве крупный козырь. Сейчас за мной приедет Лаба, и лучше ему вас не видеть — иначе все может очень плохо кончиться.

— Что я могу для вас сделать, сэр?

— Крепкий кофе. И дайте мне подумать.

Через десять минут Джон набрал номер Ярда, но инспектор Бристоу, как ему сообщили, только что вышел.

— Это вы, Тяжеловес? Говорит Мэннеринг. Когда вернется Билл? В два? Ладно. Как только он появится, передайте ему, чтобы разослал патрули по всему Ламбету! Да, Лам-бе-ту! Нет, я не знаю точно, в каком месте… Если бы знал, сказал бы. Но обещаю, что в этом районе сегодня будет фейерверк! Не забудьте, Тринг, это очень важно. И еще скажите инспектору, что Грюнфельд похитил мисс Фаунтли. Да, я согласен с вами, это ужасно!

Джон повесил трубку, перешел в ванную и достал из аптечки коробочку, наполненную желтым порошком. Порывшись в карманах, он нашел спичечный коробок, выбросил из него спички и до половины насыпал порошка. Потом он вынул из ящика секретера палочку динамита, развернул обертку, добавил к порошку немного взрывчатки и, тщательно закрыв коробок, положил его в карман брюк. Бидо удивленно и грустно следил за действиями Джона.

— Я не могу отпустить вас одного с этими убийцами, сэр…

— И однако, мой бедный друг, ничего другого нам не остается! Но если у меня выйдет то, что я задумал, мы покончим с ними навсегда!

Ровно в два часа появились Лаба и Арамбур.

— Как вам удается входить в мой дом без звонка? — поинтересовался Джон.

— У меня просто-напросто есть ключ. А теперь поторапливайтесь. Во-первых, где бумаги, которые вы утащили сегодня ночью из Баттерси?

— В сейфе банка.

— Очень кстати. Нам все равно надо туда заехать: вы заберете свою коллекцию драгоценностей и подарите нам. Возьмите и деньги, но не слишком много, чтобы не привлекать внимания.

— Прежде всего вы ответите на один вопрос, — сказал Джон.

— И не подумаю.

— Ответите, или я не двинусь с места. Можете изрешетить меня, если угодно. И, клянусь, я не шучу! Как чувствует себя мисс Фаунтли?

Тонкие злые губы искривились в подобие улыбки.

— Успокойтесь, хорошо. Она со своей новой подружкой — маленькой ла Рош-Кассель. А теперь в путь! Я думаю, не стоит напоминать, что револьвер у меня в кармане и я не пожалею костюма, если вас придется пристрелить.

Сначала они поехали в банк. Джон небрежно спустился в подвал, вынул из сейфа драгоценности, мысленно поздравив себя с тем, что самые ценные вещи доверил бронированной камере лорда Фаунтли, и взял в банке две тысячи фунтов десятифунтовыми бумажками. Потом вернулся в черный «ягуар».

Машину вел Арамбур. Лаба, сидя рядом с Джоном, молча курил.

— Скажите, Лаба, как вы можете убивать просто так, не задумываясь зачем и почему? — спросил Джон с сочувственным интересом то ли исповедника, то ли психиатра.

— Вероятно потому, что мне самому совершенно наплевать на смерть, — просто ответил француз.

— Вам безразлично, жить или умереть? — удивился Джон.

— Да. — Черные глаза впервые взглянули на Мэннеринга без враждебности. — Вот уже много лет мне хочется только одного: вернуться в родной городок. Но невозможно — там меня мгновенно накроют… А стало быть…

— Но вы принимаете такие меры предосторожности…

— Мне безразлично, жить или умереть, но я не выдержу и суток тюрьмы. И вообще, хватит болтать. Наденьте-ка лучше очки.

Когда трое мужчин вошли в кабинет Грюнфельда в Ламбете, тот, сидя рядом с Минкс, пил кофе. Молодая женщина улыбалась. Джон заметил, что зрачки ее сильно расширены.

— Ну, что ты принес, Лаба? — осведомился Грюнфельд.

Лаба выложил на стол бумаги, деньги, драгоценности. Кольца покатились на пол. Минкс, а за ней Грюнфельд кинулись подбирать. Лаба невозмутимо наблюдал эту сцену, презрительно улыбаясь. Мэннеринг встретился с ним глазами.

— Что, Лаба, не очень приятно смотреть на этих двух гарпий?

Француз не ответил. Зато Грюнфельд подскочил как ужаленный и злобно рявкнул:

— Дай этому молодчику по физиономии, Лаба!

— Я могу убить его, патрон, но бить по лицу не стану. В конце концов, он храбрый малый, — спокойно проговорил француз.

— Тогда ты, Арамбур!

— А, электрик, — пробормотал Джон, — сейчас посыплются искры…

Не успел он договорить, как тяжелая лапа Грюнфельда с размаху саданула его по лицу. Один раз, два, три… Джон, стиснув зубы, молчал. Наконец, взявсебя в руки, он смог прошептать:

— А вы, Минкс, не вмешиваетесь? А ведь я когда-то защитил вас…

Молодая женщина молча опустила голову. Лаба подошел к Грюнфельду.

— Вы считаете, мы можем зря тратить время, патрон? Один вопрос, Мэннеринг: где Звезды? И все будет кончено.

Джон посмотрел ему в глаза.

— Ни за что на свете я не стал бы отвечать вашему жуткому хозяину, но вам… только я решительно не знаю, где эти чертовы Звезды, и сейчас мне вообще на все наплевать. Я пришел за Лорной, остальное не имеет значения.

— Ты что, воображаешь, будто я отдам тебе твою Лорну? Ты бредишь, мой мальчик, — хихикнул Грюнфельд.

— Значит, ее здесь нет? Вы провели меня?

— Да тут твоя Лорна! Гляди-ка, вот ее платочек. А уж молчунья! Ни слова не сказала. Зато француженка, та — наоборот. Какими только словами она нас ни крыла! Забавная девчонка, — Грюнфельд сально рассмеялся. — Главное, не беспокойся за них, я займусь обеими. И скучать не дам: быстро познакомлю с прелестями кокаина. Через месячишко станут похожими на Минкс… и готовыми на все за понюшку!

Гортанный голос продолжал что-то говорить, но Джон уже ничего не слышал. Ему казалось, он бредет в тумане, и туман все сгущается — вот-вот задушит. С тех пор как позвонил Грюнфельд, Джон стал опасаться за жизнь Лорны, но, оказывается, ей грозит еще худшая беда. Лорна и наркотики! О Боже! Мэннеринг хорошо знал молодую женщину, чтобы представить, как она борется до последнего. Но он также знал, что перед наркотиками не устоит и самый сильный характер… Джон вспомнил Минкс на коленях, умоляющую, ломающую руки… Лорна станет наркоманкой!

До него вновь донесся голос Грюнфельда.

— …Я не забываю, что у ее отца одна из крупнейших коллекций драгоценностей во всей Англии. Нам будет чем наполнить карманы. А что до маленькой француженки, то она достаточно хороша собой, чтобы заменить Минкс, когда та выйдет в тираж, а при ее темпах это произойдет очень скоро!

Минкс с криком ярости бросилась на Грюнфельда и хотела вцепиться ему в физиономию, но бандит одним щелчком отшвырнул ее на ковер.

— Мы сейчас уезжаем из этого дома, Мэннеринг. У меня очаровательная вилла в деревне. Но перед отъездом я вас наконец-то уничтожу!

— Я хочу кое-что вам сказать, — как во сне проговорил Джон.

Теперь у него была только одна цель: выиграть время. Тяжеловес наверняка уже предупредил Бристоу, и если тот отыщет его след, то полиция явится сюда часа в четыре…

— Я хочу кое-что вам сказать, — повторил Джон. — Я дал полиции адрес Гарстона. Она заставит его говорить.

Грюнфельд мерзко рассмеялся.

— Успокойся, он теперь не много расскажет!

— Я дал также адрес в Баттерси. Сегодня в полночь полиция перероет там все вверх дном. У вас еще есть время перевезти товар…

Грюнфельд пожал плечами.

— Тем хуже для товара. Взамен у нас есть твои драгоценности, а скоро к ним прибавится вся коллекция Фаунтли. Одно вполне компенсирует другое…

— Раз вы собираетесь убить меня, Грюнфельд, дайте хотя бы попрощаться с мисс Фаунтли.

— Об этом не может быть и речи!

— А почему бы и нет, патрон, — вмешался Лаба, — если он предпочитает это рому и сигарете…

— Ты что, не видишь? Мэннеринг просто хочет выиграть время. Неужели надеется, что я передумаю?

Неожиданно тишину нарушило негромкое дребезжание. Грюнфельд страшно побледнел. Минкс испуганно вскрикнула. Один Лаба не дрогнул, а лишь крепче сжал пистолет.

— Что бы это могло быть? — глухо пробормотал Грюнфельд.

Лаба быстро вышел. Через полуоткрытую дверь было слышно, как он с кем-то разговаривает.

— Я должен предупредить хозяина, Лаба. Дом оцеплен полицией!

Мэннеринг не смог сдержать удивленного восклицания: он сразу узнал этот гнусавый, слегка тягучий голос! И в тот же момент на пороге появился Клайтон — драчливый петушок, Клайтон, только что назвавший Грюнфельда хозяином!

— Ты уверен в том, что говоришь, Ричард? — вне себя от страха воскликнул Грюнфельд.

— Еще бы!

— Все заперто, патрон, они не сумеют сразу войти, — заметил по-прежнему спокойный Лаба.

— В любом случае мы сможем улизнуть по реке, — сказал Грюнфельд, пытаясь взять себя в руки. — Я соберу все, что нам нужно, а ты, Лаба, отведи Мэннеринга вниз, прикончи его и тащи сюда женщин. Вы, Арамбур и Ричард, идите займитесь катером. И пусть никто не впадает в панику — время у нас есть. Пока еще эти господа взорвут двери! Им придется здорово повозиться!

19

Лаба повел Мэннеринга по знакомому коридору и велел спускаться по лестнице. Джон отчаянно пытался что-то придумать, но щекочущее спину дуло револьвера путало мысли.

— Кому вы поручили следить за нами, Мэннеринг? Я ничего не заметил…

— А за нами никто не следил! Все гораздо хитрее. У меня в кармане лежал коробок, набитый серой и динамитом. Выходя из машины, я сунул в коробок недокуренную сигарету… а потом бросил на тротуар. К счастью, вы не обратили на это внимания! Я заранее предупредил полицию, и весь район патрулировали. Небольшой взрыв, а главное, клубы серного дыма сделали остальное: мои друзья из Ярда поняли, где искать!

— Браво! — как хороший игрок, Лаба сумел оценить ловкость противника. — Это достойно Барона!

Мэннеринг остановился, не обращая внимания на упиравшийся ему в спину пистолет.

— Помогите мне отсюда выбраться, Лаба, и я обещаю, что полиция оставит вас в покое.

— Английская — может быть. А Сюртэ? Нет, меня это не интересует. Продолжайте спускаться, и побыстрее! Но кое-что я все-таки могу сделать для вас и для этих девушек… Я запру вас вместе с ними и оставлю пистолет. Если полиция до вас доберется — вы спасены. В противном случае убейте их обеих. Все лучше, чем судьба, которая ожидает их с Грюнфельдом.

— Спасибо, Лаба, — просто сказал Джон.

Они подошли к двери с большой цифрой 2. Лаба вынул из кармана ключ.

— Я впервые нарушаю приказ патрона. Но мы с ним никогда не могли прийти к согласию насчет наркотиков. И к тому же я слишком близко наблюдал, что он сделал с этой несчастной Минкс!

Дверь открылась. Джон увидел Лорну. Молодая женщина спокойно сидела в кресле. Лицо ее казалось усталым, но глаза улыбались. У двери с самым независимым видом стояла Мари-Франсуаза.

— Ну вот, я вас оставляю, — сказал Лаба. — Желаю удачи…

Лорна не шевельнулась, но Мари-Франсуаза, подмигнув Джону, вдруг бросилась вперед, прямо под ноги Лаба. Тот от удивления на секунду потерял равновесие, и Джон успел выбить у него из рук пистолет. Мари-Франсуаза живо схватила оружие и протянула Мэннерингу.

— Ловко! — вскочив с кресла, воскликнула Лорна. Она оживилась, но не больше, чем на матче по боксу.

Лаба с быстротой молнии метнулся в коридор и потянулся за вторым пистолетом.

— Не двигайтесь, Лаба, я не хочу вас убивать.

По лицу француза скользнула улыбка.

— Жаль, — прошептал он и резко закрыл дверь.

Джон хотел броситься следом, но Лорна его удержала.

— Останьтесь с нами, умоляю вас!

Мари-Франсуаза сидела на полу и, морщась, потирала ушибленное колено.

— А я и не знал, что во Франции девушки играют в регби! Отличный бросок, Мари-Франсуаза!

Девушка лукаво улыбнулась, но вдруг подскочила, как чертик из табакерки.

— Моя сумка, Лорна! Где моя сумка?

— О, эти женщины! — простонал Мэннеринг. — Минуты не могут прожить без своей пудреницы! Вот она, ваша сумка…

И он потянул за ручку большую красную сумку, лежавшую на низком столике. Сумка скользнула, плохо закрытый замок раскрылся, и все содержимое высыпалось на ковер. Мари-Франсуаза бросилась на колени и стала лихорадочно подбирать свои сокровища.

— Вы займетесь этим потом, детка, а сейчас надо торопиться.

Вдруг Джон застыл: между перламутровой пудреницей, помадой и вышитым платочком что-то сверкало и переливалось разноцветными огнями.

— Одна, две, три, четыре… Звезды, Джон, — выдохнула Лорна.

А Мари-Франсуаза, нисколько не потеряв присутствия духа, проговорила:

— Ну и чудесно, я очень рада! Честное слово, я уже просто не знала, как сказать вам правду!

— Вы их нашли?

— Да нет же! — Девушка с самым наивным видом широко распахнула глаза. — Они все время были у меня!

Несколько секунд Джон боролся с яростным желанием отшлепать ее, как непослушную девчонку, но в конце концов весело расхохотался.

— Ох, какая дурища! Можете благословлять свою звезду, это тот самый случай! Чуть-чуть позже — и вам бы пришлось объясняться с полицией, но, к счастью, мы еще можем поправить дело. Давайте-ка мне Звезды.

— Но…

— Живо!

Мари-Франсуаза недовольно нахмурилась, но выполнила приказ.

— А теперь ступайте за мной обе… держитесь поодаль.

* * *
Когда Лаба, поднявшись этажом выше, подходил к кабинету, дом потряс приглушенный взрыв.

— Первая дверь, — пробормотал француз. — Чепуха! Им остались еще две…

По-прежнему держа в руке пистолет, он вошел в комнату. Грюнфельд стоял к нему спиной, перекладывая драгоценности из сейфа в чемодан. Рядом Минкс, казалось, вот-вот забьется в истерике.

— Ты с ума сошел, Лью! Не оставляй меня здесь! Ты должен взять меня с собой!

— С некоторых пор ты не делаешь ничего, кроме глупостей. Это из-за тебя Мэннеринг сбежал в первый раз и начались все наши неприятности!

— Умоляю тебя, Лью! Клянусь оставить тебя в покое! Делай что хочешь с француженкой! Но я не желаю отправляться в тюрьму!

— Пустяки, они тебя там подлечат!

Минкс, совершенно потеряв над собой власть, закричала:

— Я все скажу! Уж я-то знаю твой дом в деревне!

Грюнфельд с угрожающим видом обернулся.

— Да, правда! Ты могла бы наболтать лишнего. — Медленно, с жестокой улыбкой он вытащил из кармана пистолет и навел на застывшую от ужаса женщину. — В конце концов, так будет гораздо проще!

— Не правда ли? — произнес спокойный голос Лаба, и грохнул выстрел.

Грюнфельд, не успев издать ни звука, упал как подкошенный. На лбу его зияла аккуратная круглая дырочка.

— Подонок, — тихо прошептал француз.

— Лаба, умоляю вас, возьмите меня с собой!

Минкс бросилась к французу, но он ласково отстранил ее.

— Вам не захочется следовать за мной, Минкс, я отправляюсь слишком далеко!

И, подняв руку, он все с той же странной улыбкой выстрелил себе в сердце.

Через несколько минут Джон закрыл ему глаза и набросил на лицо шарф Лорны. Грюнфельд удостоился простого носового платка. Минкс потеряла сознание. Лорна вытащила из вазы цветы, собираясь вылить воду на голову молодой женщины, но Джон удержал ее.

— Нет, не стоит! Мне бы не хотелось, чтобы она видела…

Он взял чемодан Грюнфельда, тщательно обыскал его и, найдя большой красный футляр, подозвал Мари-Франсуазу.

— Идите сюда! Смотрите!

Он открыл футляр. Внутри лежали пять бриллиантовых звезд, блестящих, восхитительных, почти столь же прекрасных, как настоящие.

— Они вам нравятся?

— О, это старые знакомые! Я сама заказывала копии.

Джон вздохнул.

— Вы сведете меня с ума! Ладно, потом все объясните, а пока берите их и прячьте в сумку.

Мари-Франсуаза послушно засунула в сумку поддельные Звезды.

— Эти Звезды у вас давным-давно. Запомнили? Вам подарил их отец… Это никого не удивит. Если будете держаться этой версии, полиция не причинит вам никакого вреда. Теперь я положу настоящие бриллианты в футляр и затем в чемодан Грюнфельда. Их только четыре, но Скотленд-Ярд ничего не теряет — пятая уже у них!

Джон сунул футляр в чемодан, запер его и пододвинул поближе к сейфу.

— Ну вот, декорации готовы — инспектор может войти!

20

В тот же вечер, около восьми, Бристоу был на Кларедж-стрит, куда заглянул выпить виски с Лорной, Мари-Франсуазой и Джоном. Мэннеринг в деталях рассказал инспектору всю историю, вернее, свою версию этой истории.

— Насколько я понимаю, Мэннеринг, вы сделали нам великолепный подарок!

— Королевский! — рассмеялся Джон.

— О, я говорю даже не столько о Звездах, сколько о наркотиках. И мы ничего не можем подарить вам!

— Ну почему же…

— Что вы имеете в виду? — удивился инспектор.

— Вы можете дать мне в награду слугу.

— Но полиция не бюро по трудоустройству?

— Нет… по правде говоря, я уже нашел человека… и вы его знаете: это он принес вам сегодня мой план операции. Но я опасаюсь, как бы в один прекрасный день его не востребовала Сюртэ… Вот я и подумал, что, может быть, вам удастся как-нибудь уладить дело.

— Я погляжу, что тут можно предпринять. Думаю, вам не стоит волноваться, — проворчал Бристоу. — Ну что ж, мне остается лишь рассказать все это сначала сэру Дэвиду, потом Линчу. Оба смертельно устали валяться в постели, и ваша история их развлечет.

После ухода инспектора Джон сурово посмотрел на Мари-Франсуазу.

— Ну а теперь, когда я рассказал бедняге Биллу весьма поучительную сказку, может, вы соблаговолите объяснить мне, что вы натворили, чертовка этакая?

— О, я знаю, что вела себя, как глупая индюшка, — призналась девушка. — Но я так боялась… боялась всех, даже вас!

— Кроме Клайтона, конечно! Святая простота! А ведь это он час за часом извещал Грюнфельда о каждом вашем шаге.

— О да! — вздохнула девушка. — Но я и ему не особенно доверяла, ведь не сказала же, что бриллианты у меня!

— А что, если вы начнете сначала? — вмешалась Лорна.

— О, все очень просто. Примо: я обручаюсь с Ричардом, с которым была давно знакома. Секундо: он дает папе деньги в долг. Терцио: он начинает требовать долг самым настоятельным образом. И кватро: в один прекрасный день Ричард принимается внушать папе, что ему следовало бы вернуть Звезды, которые это гадкое французское правительство украло у наших предков.

— Ни больше ни меньше! — присвистнул Джон. — Так, значит, Клайтон подал эту идею вашему отцу?

— Будь вы лучше знакомы с папой, сразу бы поняли, что сам бы он ни за что не додумался до чего-либо подобного. Но в конце концов, когда Ричард познакомил его с Грюнфельдом и тот взялся совершить кражу, папа согласился… Остальное вы знаете!

— Совсем нет! — возмутился Джон. — Я только знаю, что Грюнфельд украл Звезды, передал их вашему отцу, видимо, не желая сам сбывать такой опасный товар. Но почему ему вздумалось забрать бриллианты до того, как ваш отец продаст их мне?

— Просто он счел, что папа продает их слишком дешево.

— А почему, скажите Бога ради, ваш отец решил принести мне копии?

— С тех пор как мы приехали в Англию, я заметила, что за папой все время следят. Испугалась, что у него украдут Звезды, и заменила их поддельными.

— Но вы должны были понимать, что я не куплю подделки?

— Да, конечно, это было очень глупо, но я действовала импульсивно. Я собиралась прийти квам сама. Но, к моему великому удивлению, в тот день следить стали за мной. Я потеряла голову и думала только об одном: бежать!

— Но ведь не вы продали Звезду Гарстону?

— Нет, не я. Это сделал бармен гостиницы, где мы с папой остановились… Очень милый мальчик, — наивно добавила Мари-Франсуаза.

Джон и Лорна рассмеялись, а девушка продолжала:

— Кажется, вы говорили, что Гарстон умер? Он это заслужил! Знаете, сколько он мне заплатил за Звезду? Тысячу фунтов. Подлец! Наверняка он перепродал ее гораздо дороже!

— О да! В десять раз. Я сам ее купил.

Мари-Франсуаза покраснела.

— Значит, я должна вам эти деньги. Вы ведь отдали бриллиант полиции!

— Ничего вы мне не должны. Я сам уже все возместил: Гарстон и пяти минут не продержал в руках эти деньги!

Лорна неожиданно вскрикнула.

— Боже мой! Близнецы! Я совершенно о них забыла. Их связали, сбросили в канаву между Винчестером и Лондоном с кляпом во рту… Надо срочно что-то сделать, Джон…

— Поехали. К тому же я собирался три-четыре дня погостить в Хемпшире. Мне нужно передохнуть. Сейчас приготовлю чемодан и буду готов вас сопровождать.

— Вы забыли, что обзавелись слугой, — заметила Лорна.

Мари-Франсуаза открыла сумку. Она достала оттуда завязанный в узелок цветной платочек и протянула Джону. В первый раз она казалась смущенной.

— Я никогда не сумею по-настоящему отблагодарить вас, мистер Мэннеринг, но вы доставите мне огромное удовольствие, если возьмете их…

Джон развязал платок: пять Звезд тихо мерцали чуть розоватым светом и завораживали почти так же, как настоящие.

Джон улыбнулся.

— Я не думал о том, чтобы начать коллекционировать копии, но вы подали мне идею…

Энтони Мортон (Джон Кризи) За все ответит Барон

1

Лондон спал.

На крыше "Куинс" бесшумно работали двое.

Третий караулил внизу, на Харт-роу, насвистывая сквозь зубы и проклиная "босса", строго-настрого запретившего курить.

Ночь стояла прохладная, по темному небу ползли тяжелые тучи. Вот-вот пойдет дождь. В конце Харт-роу, маленького тупичка, довольно пустынного даже днем, сверкали огни Нью Бонд-стрит, но здесь, вокруг "Куинс", царила полная мгла.

При свете тусклого фонарика, укрепленного среди черепицы, грабители работали быстро и слаженно: один вытаскивал черепицу, второй аккуратно складывал ее на плоское основание каминной трубы.

Гора черепицы быстро росла, и дыра в крыше расширялась... Тем не менее один из сообщников все время недовольно ворчал:

– Я подыхаю от холода. Долго вы еще собираетесь возиться?

Второй не удостоил его ответом.

– По-моему, дыра уже достаточно широкая, – продолжал первый. – Ведь не слона же вы хотите туда просунуть!

Его напарник лишь молча пожал плечами и продолжал невозмутимо выковыривать черепицу. Он был высокого роста, ладно скроен, одет в светлый плащ и черную широкополую шляпу, затенявшую верхнюю часть лица, а нижняя была закрыта темным шарфом. Первый, рыжий и коренастый человечек, продолжал сердито бормотать. Голос его звучал грубо и хрипло:

– Многое мне не по нутру в этом деле, но больше всего – эта ваша чертова паранджа...

Его прервал шум мотора... По Нью Бонд-стрит ехала машина. Грабители замерли... Но та умчалась прочь, даже не сбавив скорости. Зато почти тотчас же послышались чьи-то торопливые шаги, звонко отдававшиеся в тишине ночи.

Рыжий инстинктивно выключил фонарь.

– Легавый! – хрипло прошептал он.

– Идиот! – буркнул в ответ грабитель в маске. – Легавый на шпильках? Это женщина! Живо зажги фонарь! – И, снова принимаясь за работу, добавил: – А кроме того, будь это фараон, Слим бы нас предупредил.

Слегка приглушенный шарфом голос принадлежал явно образованному человеку и звучал достаточно твердо, чтобы успокоить напарника.

– Как же, держи карман... – все-таки прошипел тот. – В такое-то время Слим уже наверняка дрыхнет. Раз вы запретили ему курить, парень просто не мог не заснуть...

– Да прекратишь ты скулить или нет? – прикрикнул на него человек в маске. – Если трусишь – убирайся. Только побыстрее!

– Это я-то трушу? Да если хотите начистоту, мне просто давит на психику ваша маска. Душа не лежит к работе, когда тебе не доверяют...

Тот промолчал. А в тишине снова послышались шаги, на сей раз – тяжелые и размеренные.

– Ну, если и это не "Бобби"... – прошептал рыжий.

– И что с того? Я тебе говорил, что с Бонд-стрит нас увидеть невозможно, вчера я еще раз проверил. И не выключай больше фонарь, черт возьми! Я чуть не уронил черепицу. Вот тут-то твой фараон точно примчался бы сюда со сверхзвуковой скоростью.

Шаги приблизились и снова начали удаляться – полицейский прошел мимо, не заходя в тупичок.

– Так-то оно лучше, – облегченно вздохнул рыжий.

И он снова принялся укладывать черепицу.

Скоро дыра стала достаточно широкой. Теперь перед грабителями были покрытые густым слоем пыли деревянные стропила.

– Дай мне фонарь! – приказал человек в маске.

Рыжий повиновался. Оба, по-прежнему стоя на коленях среди черепицы, склонились над дырой и разглядывали громадные брусья, почерневшие от времени и лондонского смога и, к счастью для них, достаточно удаленные друг от друга, чтобы между ними мог проскользнуть взрослый мужчина. Здоровенный паук, удивленный тем, что его побеспокоили в таком надежном убежище, пробежал в середину затейливо сплетенной сети и замер. Грабитель в маске, взметнув облачко пыли, поставил фонарик на поперечную балку и вдруг чихнул.

– Только этого не хватало! – рассердился рыжий. – Этак вы перебудите весь квартал!

– В последний раз говорю: если у тебя поджилки трясутся, убирайся отсюда и пришли ко мне Слима! – презрительно бросил человек в маске. В голосе его звучало еле сдерживаемое бешенство. – Теперь я начинаю понимать, почему тебя прозвали Дэйлом-Мандражем.

– Ну ладно, ладно... – проворчал рыжий. – Это не помешало мне провернуть немало дел, разве нет? А вот вы... Кто мне поручится, что это не первая ваша проба? Сдается мне, что вы новичок?

– Может, и новичок, зато хорошо осведомлен! Ну, не говорил ли я тебе, что потолок чердака – прямо под черепицей? И не соврал! А теперь передай мне инструменты и помолчи!

Дэйл вытащил из стоящей рядом с ним сумки коловорот с широким сверлом и передал напарнику. Потолочное перекрытие действительно оказалось под самыми стропилами и добраться до него не составляло труда. Установив коловорот, человек в маске принялся медленно и равномерно его вращать. Сверло с тихим жужжанием погружалось в перекрытие, вздымая фонтанчики белой пыли.

Грабитель в маске работал неторопливо и уверенно. Но чем глубже уходило сверло, тем громче становился шум. Время от времени он прекращал работу и прислушивался... Нет, ничто не нарушало тишину: ни прохожие, ни машины... Слим-Плясун тоже не подавал никаких сигналов.

Наконец сверло прошло перекрытие насквозь. Человек в маске перевел дух:

– Одна есть!

– Порядок? – спросил Дэйл-Мандраж.

– Да. Дело оказалось даже проще, чем я думал. Это займет не так уж много времени.

– Ну-ну, – проворчал Дэйл.

Его приятель продолжил работу. Он намеревался проделать штук пятнадцать отверстий как можно ближе одно к другому, так, чтобы можно было просунуть пальцы, после чего вытащить кусок старого перекрытия будет уже просто детской игрой. Внизу же – чердак, а еще ниже – "Куинс", то есть настоящая пещера Али-Бабы.

Этот маленький, сумрачный, старомодного вида магазинчик, в витрине которого никогда не бывает больше одного предмета, известен на весь мир. Все любители и коллекционеры антиквариата и драгоценностей знают этот музей в миниатюре. Так же хорошо известен его владелец, Джон Мэннеринг. Про него рассказывали, что ему не раз случалось отказываться от самых выгодных сделок просто ради удовольствия сохранить какую-нибудь особенно редкую вещь. Мэннеринг слыл также крупным экспертом по драгоценным камням, и в бронированной комнате "Куинс" нередко оказывались весьма престижные коллекции.

Все лондонские грабители, конечно, тоже знали о сказочном магазине. И, разумеется, о том, что сокровища "Куинс" надежно охраняют самые усовершенствованные системы сигнализации. Вряд ли кто-нибудь рискнет забраться в магазин через окно или дверь. Грабитель в маске выбрал самую незащищенную точку крепости – крышу.

Сей таинственный незнакомец, по-видимому, отлично знал, что под черепицей их ожидает лишь тонкий слой старого перекрытия, а дальше – чердак. Дэйл-Мандраж чувствовал себя менее уверенно. Еще накануне он даже понятия не имел о существовании этого "Бада", так тщательно скрывающего от него свое лицо. Их свел скупщик краденого. Бад искал опытного грабителя, а Дэйл-Мандраж считался одним из лучших взломщиков в городе. Потому-то Бад и нанял Дэйла, а заодно и Слима-Плясуна, выполняющего сейчас неблагодарную роль караульного. Дэйл получил свою кличку из-за одной особенности, хорошо известной всем его коллегам: его постоянно мучило непреодолимое беспокойство, иногда доходившее до паники. И только оказавшись перед дверцей сейфа, он обретал хладнокровие и превращался в блестящего "громилу".

В ту ночь Дэйлу было особенно не по себе – ему действовал на нервы шарф, скрывавший лицо "босса", и пугала перспектива столкновения с таким опасным человеком, как владелец "Куинс". Джон Мэннеринг время от времени занимался расследованием преступлений. Ходили слухи, что, когда дело его заинтересовывает, этот "детектив-любитель" всегда добирается до виновного или виновных... И Дэйл не без основания опасался, что уж это-то дело вызовет у Мэннеринга особый интерес...

И к тихому жужжанию сверла присоединился жалобный вздох, почти стон, рыжего грабителя.

Когда дырок насверлили достаточно, Дэйл просунул в них пальцы и принялся яростно тянуть на себя, вытаскивая куски потолка один за другим. Бад его не обманул: перекрытие и в самом деле было очень старым и почти не оказывало сопротивления. Дыра понемногу расширялась. Скоро Бад смог помогать Дэйлу.

– Надо было взять молоток, – проворчал тот, потирая ноющие пальцы. – Мы выиграли бы кучу времени.

– Возможно... но молотком невозможно работать бесшумно!

– Ну и что? В доме-то никого нет!

– Ошибаешься, – сухо заметил Бад, – там живет один из служащих.

– Могли бы предупредить меня об этом заранее, – буркнул Дэйл и снова принялся за работу.

Вдалеке часы пробили два, вслед за этим по сонному городу прокатился голос Биг Бэна. По Нью Бонд-стрит промчалась еще одна машина, но теперь Дэйл не обратил на нее ни малейшего внимания. Его руки, затянутые в перчатки, ловко и быстро крошили перекрытие. Иногда какой-нибудь обломок падал вниз, на чердак, но, увидев, что Бада это не особенно беспокоит, Дэйл сделал вывод, что служащий магазина живет либо на втором, либо на нижнем этаже и не может их услышать.

– По-моему, вы перестраховываетесь, – сердито заметил он, – всего пара хороших ударов молотком – и мы бы уже были на месте!

– Ты хочешь сказать: в тюрьме! – хмыкнул Бад. – Не нервничай, Дэйл. Уверяю тебя, я все продумал до тонкостей и времени у нас полным-полно.

– Да я и не думаю нервничать! – все так же ворчливо проговорил Дэйл и, изо всех сил потянув большой кусок перекрытия, ухитрился бесшумно вытащить его на крышу. – Могли бы, по крайней мере, похвалить меня! Уж кто-кто, а я умею работать!

Но прежде чем Бад успел ответить, до них донесся довольно странный в ночной тишине звук: внизу звякнул и тут же умолк велосипедный звонок.

– Это Слим! – вскрикнул Дэйл и быстро выключил фонарик. На этот раз Бад не стал возражать.

У входа в тупичок послышались гулкие шаги. Они явно приближались.

Мужчины на крыше затаили дыхание.

Шаги смолкли... тишина... звук поворачиваемой ручки двери. Опять шаги, тишина, дверь...

Бад и Дэйл без труда сообразили, что происходит внизу. Полицейский совершает ночной обход Харт-роу – проверяет, закрыты ли двери, и водит, надо думать, фонариком по стенам. Стоит ему обнаружить Слима-Плясуна – и все пропало.

Опять звякнул велосипедный звонок, но теперь он доносился издалека – с Нью Бонд-стрит. Значит, Слиму удалось выскользнуть из тупичка прежде, чем туда свернул полицейский.

Минуты тянулись невыносимо долго...

Наконец тяжелые шаги стали удаляться. Наступила тишина. Бад опять зажег фонарь и склонился над дырой в крыше.

– Ну, получил своего фараона? – фыркнул он. – Теперь можно не дергаться – до нового обхода еще долго. Как видишь, Слим вовсе не спал.

– Что бы вы там ни говорили, а я буду чувствовать себя спокойно, только когда мы, наконец, заберемся внутрь этой чертовой лавки! Никогда не любил спортивных упражнений на свежем воздухе!

И Дэйл-Мандраж с удвоенной энергией принялся за работу.

Трудясь с таким усердием, они очень быстро проделали достаточно широкую дыру. Опустив в нее фонарь, грабители увидели чердак, забитый картинами: одни висели на стенах, другие стояли на мольбертах, некоторые были заботливо обернуты зеленой тканью.

– Тьфу ты, как на толкучке! – презрительно бросил Дэйл. – Счастье еще, что есть куда прыгнуть. Ну, так я лезу?

Не ожидая ответа, он нырнул в дыру и медленно заскользил в пустоту. Чердак был довольно низким, но не настолько, чтобы Дэйл рискнул прыгать. Бад лег на крышу плашмя и поддерживал своего сообщника на вытянутых руках, пока тот не коснулся пола. А две секунды спустя Дэйл нагнулся и подставил спину своему боссу. Так оба грабителя проникли в "Куинс".

2

Как опытный и предусмотрительный взломщик Дэйл-Мандраж сразу же позаботился о том, чтобы подготовить путь к отступлению. Он нашел пустой ящик и поставил его под дырой в крыше.

Бад предупреждал, что наиболее трудная часть работы – забраться в дом, значит, самое страшное позади. По словам того же Бада, самые большие ценности заперты в бронированной комнате под кабинетом Мэннеринга. Стало быть, надо спуститься на нижний этаж.

Мужчины вышли на узкую площадку. Здесь было еще две двери. Вниз, в темноту, вела довольно крутая деревянная лестница.

– От нашего фонаря толку мало – в два счета свернем себе шею, – заметил Дэйл. – Так что лучше зажечь свет.

– Нет, Лэррэби может... – возразил Бад и тут же, не договорив, умолк.

– Кто-кто? – удивился Дэйл.

– Служащий Мэннеринга, тот, что здесь живет.

– А вы, похоже, здорово знаете дом! Вы с Мэннерингом, часом, не приятели?

– Не болтай чепухи... Если бы я не знал, что тут и как, нам бы ни за что сюда не забраться. Так что пришлось навести справки. – И, подойдя к лестнице, Бад добавил: – Свет включим внизу. Мы сейчас на третьем этаже, а Лэррэби спит на втором.

– Надо же, вам известно даже, где почивает мистер Лэррэби? – насмешливо пробормотал Дэйл.

– Ты слишком много мелешь языком! – окрысился Бад. – Ну, живо иди вперед!

Дэйл с фонарем в руке начал спускаться вниз. Спуск прошел без приключений. Правда, ступеньки немного скрипели, но дом оставался по-прежнему безмолвным.

От площадки второго этажа лестница расширялась, а пушистый красный ковер приглушал шаги. Все стены были увешаны картинами, миниатюрами и зеркалами, до бесконечности отражавшими тусклый огонек фонаря. Теперь Дэйл совершенно избавился от "мандража". Ему предстояла работа, причем работа, требующая предельного внимания, – здесь любой пустяк может оказаться очень важным.

Лестница вела в глубь узкого и длинного магазина. В другом его конце над застекленной частью входной двери красноватым светом горела лампочка. Дэйл жестом указал на нее Баду. Тот подскочил.

– Там есть кто-нибудь?

– Да нет же! Эта штуковина – для фараонов, – самодовольно усмехнулся Дэйл. – Если отключить сигнализацию, лампочка погаснет. И первый же "бобби", заглянув на Харт-роу, мигом сообразит, что тут происходит. Ясно? – Он торжествующе посмотрел на Бада. – И вы этого не знали? Ну, разве я не говорил, что вы новичок?

– И однако нам совершенно необходимо отключить сигнализацию... – пробормотал Бад.

– Не дергайтесь, у меня есть все необходимое. Но сначала скажите, где эта ваша бронированная комната?

Оба прошли в помещение за магазином, служившее Мэннерингу кабинетом. Убедившись, что тяжелые бархатные шторы плотно задернуты и не пропускают света, Бад зажег люстру. Перед ними была очень элегантная и удобно обставленная комната. Дэйл-Мандраж опять занервничал и кивнул на висевший на стене портрет мужчины лет сорока с дерзкой и слегка ироничной улыбкой, который сразу приковал его взгляд.

– Это Мэннеринг, да?

– Вероятно. А что?

– Да то, что мне не хотелось бы ссориться с подобным типом! – честно признался Дэйл.

– А зачем вам с ним ссориться?

– Неужто вы воображаете, что он будет сидеть сложа руки, после того как мы стибрим камешки? Готов спорить, он сам бросится на поиски! Если вы и в самом деле не знакомы с Мэннерингом, то наверняка слышали о нем! Или скажете, вы и газет не читаете?

– Пф! – нетерпеливо зашипел Бад. – У меня свое мнение насчет детективных подвигов мистера Мэннеринга! Все это только реклама для "Куинс"! Иди-ка лучше сюда. Я приподниму секретер, а ты скатай ковер – под ним должен быть люк.

На первый взгляд натертый до блеска наборный паркет казался совершенно ровным, но наметанный глаз взломщика все же разглядел крышку люка.

– Здорово сработано, – с видом знатока восхитился он. – Она на винтах?

– Да, – кивнул Бад.

Дэйл снял перчатки и пробежал нервными, чувствительными пальцами по крышке люка. Винтов оказалось всего четыре, и грабитель очень быстро их обнаружил, потом вытащил маленькую отвертку и освободил крышку люка.

– Здесь должен быть какой-то подъемный механизм, так ведь? – спросил он у внимательно наблюдавшего за работой Бада.

– Под средней паркетиной... да, вот под этой... ты нажимаешь на краешек – и она сдвигается.

Увидев, как паркетина съехала и открылась ручка, Дэйл одобрительно присвистнул.

– Ничего не скажешь – вы здорово все разузнали!

– Наконец-то ты понял, что я тебе не врал, – буркнул Бад и, тяжело вздохнув, добавил: – Вот только внизу все управляется электричеством, а если перерезать провода – включится сигнализация.

Подняв крышку люка, незваные гости увидели несколько цементных ступенек, а дальше – стальную дверь.

– Я не собираюсь резать провода, – заявил Дэйл. – Гораздо проще выключить ток. Где рубильник?

– Рубильники, – поправил его Бад. – Один – для освещения, второй – для сигнализации. Оба – в шкафу под лестницей. Но если мы выключим ток, сигнальная лампочка погаснет...

Дэйл пожал плечами, с состраданием посмотрел на новичка и надел перчатки. Потом, покопавшись в сумке с инструментами, вытащил переносную лампочку на батарейках.

– Видал? Эта штука поможет нам обмануть легавых.

На то, чтобы заменить сигнальную лампочку на двери, у Дэйла ушло всего несколько минут. После этого Бад отключил ток и оба грабителя вернулись в кабинет. Дэйл тщательно вытер крышку люка, где наверняка оставались отпечатки его пальцев, и, подхватив сумку со своим снаряжением, хотел было спуститься в люк вместе с Бадом, который обнаруживал крайнюю степень нетерпения...

И вдруг оба грабителя застыли, как громом пораженные неожиданным звуком: за их спинами раздался тихий вежливый кашель...

С замечательным единодушием Бад и Дэйл обернулись, и каждый потянулся к правому карману, но тут же с поразительной синхронностью оба жулика замерли и благоразумно подняли руки вверх.

На пороге кабинета стоял человек в полосатой пижаме, клетчатом халате и шлепанцах на босу ногу. Этот румяный старичок с растрепанными снежно-белыми волосами, изо всех сил старавшийся подавить зевок и держать широко раскрытыми заспанные глаза, выглядел очень симпатичным и совершенно безобидным. Но револьвер калибра 7,65, который он твердо держал в правой руке, сразу внушил грабителям должное почтение. На всякий случай Дэйл и Бад подняли руки еще выше. Старичок удовлетворенно улыбнулся, потер левый глаз, зевнул... но дуло револьвера не отклонилось ни на миллиметр.

Из-под темного шарфа слышалось прерывистое дыхание Бада. А Дэйл-Мандраж, в полной мере оправдывая свою кличку, непроизвольно отбивал зубами чечетку.

– Благодарю, что вы подняли руки, не дожидаясь моей просьбы. Это очень любезно с вашей стороны, – мягко заметил старичок. – Не беспокойтесь, вам не придется долго ждать... полиция приедет очень скоро... Вот только...

Он замялся, а потом с обезоруживающим простодушием добавил:

– Вот только не знаю, как мне удастся набрать номер, не выпуская револьвера из рук... Может, вы согласитесь мне помочь? Телефон у вас за спиной, на столе. Будьте любезны, наберите девятьсот девяносто девять...

– Перестаньте издеваться над нами, Лэррэби! – не выдержал Дэйл.

– Вот как? Вы знаете мое имя? – обрадовался старик. – Это очень многое проясняет... Ну что ж, раз вы не желаете звонить в полицию, идите в уголок, вон туда, слева от окна, и не шевелитесь. Вероятно, те, кто рассказал вам обо мне, упомянули также, что я сильно привязан к "Куинс" и к его хозяину? Так что при первом же вашем движении буду стрелять без колебания. Впрочем, это меня очень огорчило бы – я прескверно стреляю и, целясь в руку, запросто могу угодить в голову. Мне это было бы крайне неприятно...

– Можете не сомневаться, нам тоже! – проворчал Дэйл.

– Тогда быстро отправляйтесь в угол! – повторил Лэррэби таким тоном, будто разговаривал с непослушными школярами.

Бад и Дэйл покорно отступили, а старик подошел к столу, на котором стоял телефон. По-прежнему улыбаясь, он протянул левую руку, снял трубку и сунул под мышку...

Бад и Дэйл, оцепенев от ужаса, наблюдали за пальцами, неотвратимо приближающимися к диску, чтобы набрать роковые три девятки. Но прежде чем морщинистая рука коснулась аппарата, какой-то вытянутый, темный и очень тяжелый предмет – это была бронзовая статуэтка царицы Аменертас – просвистел в воздухе, с силой врезавшись в правый локоть Лэррэби.

Это Слим-Плясун решил, что пора вмешаться в ход операции.

* * *
Лэррэби инстинктивно спустил курок. Грохнул выстрел, и пуля разбила вазу из севрского фарфора. Тем временем Дэйл бросился в атаку: ребром ладони он выбил у старика револьвер, а мгновение спустя Лэррэби рухнул на безукоризненный паркет "Куинс", получив три жестоких удара в лицо и один – кастетом – по затылку.

Трое мужчин безмолвно созерцали жалкую фигурку недавнего противника, распростертую у их ног. На кротком лице старика застыли безграничное удивление и мука.

– Взбрело же в голову разыгрывать супермена... в его-то возрасте, – буркнул Дэйл.

Ему было стыдно за то, что он так жестоко обошелся со стариком, но признаваться в такой слабости не хотелось. Бад только пожал плечами.

– Кто тебе разрешил сюда идти? – накинулся он на Слима.

Потрясенный столь вопиющей неблагодарностью, парень не успел ответить. Его опередил Дэйл.

– Это я велел ему прийти, мистер! Мы со Слимом хорошо знаем друг друга, а вот вы – совсем другое дело, никто из нас даже кончика вашего носа не видал... Кроме того, как я уже говорил, вы еще новичок необстрелянный. При нашем ремесле просто нельзя работать, не обеспечив тылы. К счастью для вас, мы свое дело знаем...

– Как по-вашему, он мертв? – прервал его Бад, небрежно указывая на Лэррэби.

Слим нагнулся.

– Недалек от того, – парень выразительно поморщился.

Пошарив еще раз в своей сумке с инструментами, Дэйл вытащил моток тонкой веревки и со вздохом протянул Слиму.

– Сколько раз я тебе говорил, что эта штуковина из свинцовой трубки слишком опасна? Да что уж теперь поделаешь! На всякий случай свяжи его покрепче.

– До сих пор я еще никого не убивал, – возмутился Слим, – просто не повезло...

– Особенно ему... – хмыкнул Дэйл.

– А куда потом девать нашего кандидата в покойники? – спросил Слим.

– В угол, черт возьми! Ну, молодой человек, не пора ли взглянуть поближе на ваши сейфы?

Бад начал молча спускаться в люк. Дэйл двинулся следом. Слим, склонившись над неподвижным телом, принялся крепко связывать ему руки и ноги.

А сигнальная лампочка над дверью "Куинс" ярко горела, убеждая, что в магазине все спокойно...

3

Из всех дней недели Джон Мэннеринг особенно выделял среду. Казалось бы, это был просто-напросто выходной день Гвен, но дело в том, что именно по средам "жених", бойкий белозубый итальянец, приходил к своей подруге завтракать, а заодно и готовил. В результате по средам Джон наслаждался восхитительным кофе.

Была как раз среда, и Джон пил кофе, вознося Небу горячую мольбу, чтобы эта помолвка Гвен продолжалась как можно дольше. День начинался прекрасно. Благодаря великолепному повару все было превосходно: и яйца, и гренки, и ветчина... А за окном сияло солнце. Из Бразилии приехал крупный клиент и звонил, чтобы договориться о встрече. При удачном раскладе Джон сможет, наконец, продать коллекцию Сванмора, занимающую немало места не только в сейфах "Куинс", но и в мыслях хозяина магазина...

Джон наливал вторую чашку кофе, когда в холле послышались стремительные шаги, и в столовую вошла Лорна Мэннеринг. Высокая, стройная, в изумительном черном платье с широким воротником из белоснежного органди, подчеркивавшим точеное, как камея, лицо, она была на редкость хороша. Изящные руки Лорны украшало только одно кольцо – огромный рубин, с которым она никогда не расставалась.

Молодая женщина подошла, морща очаровательный носик.

– О, а я и забыла, что сегодня среда! День Кофе! Он еще горячий?

– Ты так задержалась, чтобы облачиться в траур? – осведомился Джон, окидывая жену критическим взглядом. – Что это за новое одеяние? Насколько я знаю, ты меня еще не похоронила?

Лорна, не отвечая, села за стол и с удовольствием налила себе полную чашку кофе. Джон как знаток искусства оценил представшую его глазам картину: темные волосы и черное платье Лорны четко выделялись на светло-сером фоне стен и занавесок и прекрасно сочетались со строгой мебелью XVII века, заботливо отобранной самим Мэннерингом среди сокровищ "Куинс". Сверкающее столовое серебро, старинный синий с гранатовым сервиз и большие букеты пурпурных роз добавляли несколько ярких мазков.

– Знаешь, о чем я думаю? – мечтательно спросил Мэннеринг.

– Ну, это риторический вопрос, дорогой мой, – прихлебывая кофе, отозвалась Лорна.

– Я думаю, что пора написать твой портрет.

– Какое хамство! – простонала Лорна. – Неужели я так быстро старею?

– Ты? Напротив, ты с каждым днем молодеешь благодаря идеальной жизни, которую устроил тебе лучший из мужей... Но, если я не разучился считать, ты написала четыре моих портрета, а это значит, что я провел немало времени, позируя перед мольбертом. Вот и я хочу наконец отплатить тебе той же монетой, но поскольку сам рисовать не умею, поручу это дело Фотерингею.

– Этому старому пню? Я бы предпочла Хэрритона...

Джон пожал плечами.

– Он сделает тебе фиолетовые волосы и томатно-красный нос...

– Возможно, но у Хэрритона изумительного оттенка зеленые глаза...

– И мышцы, как у инструктора по плаванью. Я видел его как-то в бассейне Клуба... И если ты воображаешь, что я позволю себе сидеть часами наедине с зеленоглазым Аполлоном...

– Бицепсы Хэрритона меня ничуть не интересуют, – добродетельно проговорила Лорна, – а насчет портрета ты прав, только это я хочу написать твой.

– Опять? – жалобно возопил Мэннеринг.

Молодая женщина внимательно посмотрела на мужа и, заметив, что в ореховых глазах пляшут веселые огоньки, начала объяснять:

– На всех портретах ты или в синем двубортном костюма, или в твидовой куртке.

– А как бы ты хотела меня нарядить? В пижаму или пляжный халат?

– Нет, в костюм кавалера времен Карла И. В тебе есть что-товандейковское. Ты бы замечательно выглядел в кружевном воротнике и широкополой фетровой шляпе с большим пером.

Теперь уже Лорна размечталась.

– В твоем лице и особенно в улыбке, – продолжала она, – есть что-то такое, что не принадлежит нашему времени. Да ты и сам знаешь – я сотни раз говорила об этом!

– Последний пират? – расхохотался Джон.

– Во всяком случае, последний искатель приключений! – очень серьезно ответила Лорна.

Она вдруг нахмурилась.

– Только если бы мы жили в семнадцатом веке, я бы ненавидела моду! Все эти крахмальные воротники, на которых голова кажется подготовленной для плахи... А фижмы! А все эти замысловатые локоны и букли!

Лорна машинально погладила свободный, мягко заколотый пучок на затылке. Джон, по-прежнему улыбаясь, смотрел на жену.

– А теперь, когда экскурс в прошлое закончен, могу я спросить, не собирается ли твое очаровательное платье, а заодно и ты сама пообедать со мной и с сеньором Гаспаром Кабралом?

– Ни мое платье, ни я не свободны, дорогой мой. Я обещала маме, что пообедаю с ней. А кто такой сеньор Кабрал?

– Очень милый бразилец, неприлично богатый и при этом страстный коллекционер.

– Короче говоря, клиент? – подвела итог Лорна.

– Да, но не совсем обычный. Ты знаешь, большинство моих постоянных клиентов очень интересует история и происхождение вещи. Та или иная драгоценность часто привлекает их только из-за своей известности или истории, связанной с ней, или из-за имени ее прежнего владельца. А вот сеньору Кабралу совершенно наплевать, кому принадлежали раньше купленные им камни – Малибран или Екатерине Великой. Лишь бы эти камни ему нравились! Поэтому сейчас мне его послало само Небо. Причем и в прямом, и в переносном смысле: самолет Кабрала прилетел в Лондон вчера. Из всех моих нынешних клиентов не вижу никого другого, кто бы мог избавить меня от этой проклятой коллекции Сванмора!

– А чем тебе так насолила коллекция Сванмора? – спросила Лорна с легкой тревогой, поскольку именно по ее просьбе Джон согласился взять на себя продажу драгоценностей почтенного лорда.

– Да тем, что лорд Сванмор рассчитывает, что я продам его сокровища как можно дороже – значит, всю коллекцию целиком, – и при этом категорически запретил даже намекать на то, что это знаменитая коллекция лорда Сванмора. Согласись, что это чертовски осложняет дело!

– Так! Кажется, я подложила тебе свинью, – вздохнула Лорна.

– Есть немного, – улыбнулся Мэннеринг.

– Патриция Сванмор была так расстроена, дорогой мой!.. Ты знаешь, она говорит, что с ее отцом уже давно что-то неладное. Он такой, как всегда: чопорный и педантичный, но Патриция уверяет, что, должно быть, дела у старика идут совсем скверно, раз он решился продать свою коллекцию!

– Даже не пытайся заставить меня пролить слезу над горестями лорда Сванмора! – Джон скорчил достаточно красноречивую гримасу. – По правде говоря, он не внушает мне особых симпатий... Но не волнуйся. Или я плохо знаю сеньора Кабрала, или можно считать коллекцию Сванмора проданной. Среди прочего там есть изумрудный гарнитур, против которого ему никак не устоять.

– Может, нам стоит отметить это сегодня вечером?

– Насколько я понимаю, ты делишь шкуру неубитого медведя?

Лорна весело рассмеялась.

– В восемь часов, в "Меррос". Согласен?

– Знаю я твои тайные помыслы! Просто тебе захотелось поужинать с шампанским!

– Почему бы и нет? А взамен обещаю тебе отправиться к Фотерингею и впервые в жизни послушно позировать...

Лорна взяла сигарету из протянутого мужем портсигара и закурила.

– Есть сегодня в газетах что-нибудь интересное? – рассеянно спросила она.

Мэннеринг брезгливо поморщился.

– Тьфу! Народы, мрачно предающие друг друга огню и мечу, идиотские грабежи под угрозой автоматов, грязные и подлые убийства... И ничего бескорыстного, живописного или забавного...

– Короче, нет больше Барона! – не без вызова бросила Лорна. И, встретившись с мужем глазами, продолжала: – Признайся, что он подкидывал газетам немало занятного... И без всяких автоматов и трупов...

– А ты никогда не жалеешь, что Барон удалился от дел? – полюбопытствовал Джон.

– Никогда! – пылко воскликнула его жена.

Но прямота и откровенность были сильными чертами в характере Лорны, поэтому она тут же поправилась:

– Во всяком случае, почти никогда...

* * *
Прошло почти десять лет с тех пор как Джон и Лорна познакомились. Они сразу полюбили друг друга. Но Лорна Фаунтли избрала тогда вовсе не Джона Мэннеринга, изящного денди, большого знатока лошадей и драгоценностей... Ее покорил ловкий Барон, "благородный грабитель", нападавший исключительно на туго набитые сейфы или считавшиеся совершенно недоступными бронированные комнаты. Он частенько выручал из беды какого-нибудь бедолагу и заодно пополнял собственный счет в банке. Джентльменское поведение и абсолютная безобидность (Барон никогда не носил оружия!) снискали ему всеобщую симпатию. Взломщик почти три года радовал прессу и заставлял Скотленд-ярд метать громы и молнии. Но в конце концов Лорна вышла замуж за Барона... и Барон исчез, уступив место Джону Мэннерингу, известному антиквару, специалисту по драгоценным камням, к чьим обширным познаниям охотно прибегала даже полиция, и мирному гражданину...

И очень мало кто знал тайну Мэннерингов.

4

Когда Джон вышел из своей квартиры в Челси, пробило ровно девять. Обычно он приезжал в "Куинс" между десятью и одиннадцатью часами. Магазин, как правило, открывал его старший служащий, Стирн. Но в то утро Мэннеринг решил еще раз просмотреть коллекцию Сванмора, прежде чем показывать ее сеньору Кабралу. А просмотреть около полусотни восхитительных украшений – дело долгое и кропотливое...

Мэннеринг вышел из такси на углу Нью Бонд-стрит и Харт-роу. Как всегда по утрам, в тупичке царили мир и покой. Старшая продавщица "Кэролайн", элегантного шляпного магазина, примыкавшего к "Куинс", убирала витрину цветами. Она одарила Джона особенно теплой улыбкой? во-первых, Мэннеринг – очень привлекательный мужчина, а во-вторых, его жена – одна из постоянных клиенток магазина.

Узкая темная витрина "Куинс" была девственно пуста. Ничего удивительного: как только Стирн переступит порог, он выберет какую-нибудь редкость из сокровищ магазина и поставит в центре затянутой пурпурным бархатом витрины. Стирн, верный своей пунктуальности, появится ровно в половине десятого, а сейчас еще только двадцать три минуты... Джон вытащил из кармана связку ключей и открыл все три замка, охранявшие дверь в "Куинс", потом переступил порог и оказался в длинной сумрачной комнате. Кроме небольшого пространства посередине, покрытого красным ковром, все заполняли груды сказочных сокровищ. На первый взгляд, тут был невообразимый хаос, но Джон и двое его помощников великолепно в нем ориентировались. Здесь хранились картины, мебель, статуи и самые разные предметы, не имеющие равных по красоте, стоимости и почтенному возрасту.

Внезапно Джон нахмурил брови: в освещении магазина было явно что-то не так. В недоумении он обернулся и сразу увидел, что сигнальная лампочка над дверью горит. А ведь Лэррэби, живущий здесь же, над магазином, обычно выключает ее сразу, как только спускается вниз...

Джон почти машинально подошел, посмотрел на нее и с удивлением обнаружил, что это переносная лампочка, работающая от батарейки, прикрепленной тут же к стене. Мэннеринга это немного озадачило, но пока не внушило особых опасений – в конце концов, могла же случиться какая-нибудь неисправность... Тем не менее он в три прыжка подскочил к лестнице и громко позвал:

– Лэррэби!

Никто не ответил.

Джон, перепрыгивая через ступеньки, помчался на второй этаж. Дверь в комнату Лэррэби была распахнута настежь, постель не убрана, вся одежда, включая трогательные синие в белую полоску носки, аккуратно разложена на стуле... Но Лэррэби исчез.

– Лэррэби! – снова крикнул Джон, уже не надеясь получить ответ.

Внизу кто-то вошел в магазин. Мэннеринг повернулся на каблуках и так же быстро сбежал по лестнице, как только что поднимался наверх. Посреди магазина стоял Стирн. Высокий, худой, преисполненный глубокого чувства собственного достоинства и всегда невозмутимо спокойный, сейчас этот джентльмен позволил себе выразить легкое недоумение.

– Я не ослышался, вы звали Лэррэби, сэр?

– Да. Его там нет. Боюсь, этой ночью здесь что-то произошло, что-то очень серьезное...

На благообразном лице пожилого господина появилось удрученное выражение. С тех пор как Мэннеринг купил "Куинс", в магазине ни разу не случалось не только происшествий, но даже мелких неприятностей.

– Может быть, Лэррэби заболел? – предположил Стирн.

– Заболел... или ранен.

Оба не сомневались, что если Лэррэби ранен, значит, кто-то пытался взломать бронированную комнату... и не исключено, что это удалось... Но если Стирна больше всего беспокоили сейфы и их драгоценное содержимое, то Мэннеринг думал о Лэррэби.

Джон помчался в кабинет и с налету распахнул дверь. Но створку, обычно доходившую до стены, на сей раз что-то заклинило. Мэннеринг проскользнул в комнату, заглянул за дверь и увидел то, что уже несколько минут смертельно боялся обнаружить...

Он повернулся к Стирну и вмиг охрипшим голосом приказал:

– Звоните в Скотленд-ярд. Уайтхолл – тысяча двести двенадцать. Быстро!

И склонился над бесчувственным телом Лэррэби.

* * *
Мертвенно-бледное лицо, окровавленные волосы, на связанных запястьях и щиколотках – кровоподтеки... Джон подумал было, что Лэррэби мертв, но, сунув руку под пижамную куртку, почувствовал слабое сердцебиение.

Стир, с трубкой в руке, нетерпеливо ожидал, пока его соединят. Мэннеринг вытащил из кармана перочинный нож, осторожно перерезал веревки, потом без особых усилий поднял Лэррэби на руки и отнес на диванчик в углу комнаты.

– Скажите, чтобы предупредили Билла Бристоу! – крикнул он Стирну, который наконец дозвонился до Ярда. – А самое главное – пусть пришлют врача.

Стирн выполнил приказ и, бросив напоследок в трубку "Да побыстрее!" совершенно не свойственным ему повелительным тоном, повернулся к хозяину.

– Они будут здесь через несколько минут, сэр. Но, скажите, Лэррэби...

– ...еще жив? Да. Но пульс очень слабый. Я схожу за одеялами в его комнату, а вы согрейте воды. И ведь наверняка тут найдется грелка?

Стирн кивнул и исчез в направлении кухоньки, где служащие магазина обычно готовили чай.

Через несколько минут Джон уже укутывал Лэррэби с ловкостью дипломированной сиделки. Потом он закурил, пытаясь подавить холодное бешенство, клокотавшее в нем, с тех пор как он обнаружил несчастного раненого... Как можно напасть на Лэррэби, такого милого и хрупкого, на Лэррэби, постоянно витавшего в облаках и не хотевшего от жизни ничего, кроме одной малости: каждый день созерцать сокровища "Куинс", холить их и лелеять... Больше всего старика завораживали драгоценные камни, он занимался кропотливым изучением каждой вещи и был признанным специалистом по истории драгоценностей...

– Проклятые подонки! – громко выругался Джон.

Вошедший в это время Стирн даже не вздрогнул. Казалось, обстоятельства совершенно лишили его привычной утонченности и чувствительности к грубой прозе жизни.

– Вода будет готова через несколько минут, сэр. И я нашел грелку...

Немного поколебавшись, Стирн все же отважился задать вопрос, терзавший его с той минуты, как они нашли Лэррэби.

– Как выдумаете, сэр, тем, кто напал на Лэррэби, удалось проникнуть в бронированную комнату?

Мэннеринг и раньше удивлял своего помощника полным равнодушием к денежным вопросам. Но на этот раз Стирн испытал настоящее потрясение. Небрежно поглядев на секретер, Мэннеринг спокойно заметил:

– Вероятно, да. Секретер сдвинут... ковер – тоже.

– Может быть, стоит поскорее проверить, так ли это? – предложил Стирн. – Все равно мы больше ничем не можем помочь Лэррэби, пока не приехал врач... – И, еще немного поколебавшись, он повторил с настойчивостью старого попугая, с трудом подбирающего слова: – Поскорее проверить, да!

Но Мэннеринг молчал, и старший служащий опять не выдержал:

– А коллекция Сванмора, сэр? Что, если у нас ее украли? Я боюсь даже думать об этом...

И Стирну каким-то образом удалось закрыть глаза, одновременно высоко вздернув брови.

– Что ж, не думайте об этом, – мягко посоветовал Джон.

– Но это же разорение! – в ужасе возопил Стирн, широко распахивая глаза.

– Не стоит преувеличивать...

Красноречивая мимика перепуганного помощника вызвала на губах Мэннеринга тень улыбки, и он постарался утешить беднягу.

– Кроме всего прочего, на свете есть весьма благородные и полезные учреждения – я имею в виду страховые компании. Мы застрахованы, Стирн.

Но слова хозяина не только не успокоили старика, напротив, его лицо выражало глубочайшее отчаяние.

– Да в том-то и дело, сэр! Я собирался поговорить с вами сегодня утром... Как вы знаете, лорд Сванмор должен был вчера принести страховой полис. Но он этого не сделал. А я не уверен, что условия страховки включают и тот случай, когда драгоценности передаются на хранение другому лицу. И вообще, кто знает, предупредил ли он свою страховую компанию? Вот я и хотел просить вас на всякий случай обратиться в нашу...

Мэннеринг тихонько свистнул сквозь зубы.

– Так выдумаете, эти чертовы побрякушки могут быть не застрахованы?

Стирн мрачно кивнул.

– Ладно, – махнул рукой Джон. – Пока еще не известно, что их стащили! В любом случае подождем приезда полиции. Иначе Билл Бристоу заподозрит, что я опять сыграл с ним какую-нибудь шутку... И все-таки...

Немного подумав, он сказал:

– Когда понесете сюда грелку, Стирн, взгляните, пожалуйста, на рубильники. Освещение кажется нормальным, но я ничуть не удивлюсь, если вы обнаружите, что сигнализация отключена. Только осторожно: ни к чему не прикасайтесь!

Совершенно выбитый из колеи Стирн молча удалился.

Джон внимательно оглядел комнату и заметил несколько довольно тревожных признаков грабежа. Можно было не сомневаться, что в бронированную комнату пытались проникнуть. Осталось выяснить, удалось ли грабителям справиться с сейфами "Куинс", выбранными таким знатоком, как Барон, вскрыть которые было не под силу, так сказать, среднему взломщику Соединенного королевства.

У Мэннеринга сохранились кое-какие прежние связи Барона. Знакомства, конечно, далеко не почтенные, но зато весьма полезные. Поэтому Джон знал, например, что в Англии осталось всего трое "громил", способных вскрыть его сейфы: Оскар Филд, Ларк-Белка и Дэйл-Мандраж. Но Оскар Филд – в тюрьме, расплачивается за избыток доверия к чересчур болтливой красотке; Ларк-Белка никогда не согласится взломать сейфы своего друга Мэннеринга, с которым он провел немало удивительных часов[1]. Стало быть, остается Дэйл-Мандраж.

Размышления Мэннеринга прервал звонок в дверь. Джон вышел на порог кабинета и сразу увидел две до боли знакомые ему фигуры: первым шел высокий, по-военному подтянутый суперинтендант Бристоу, а за ним – инспектор Гордон, молчаливый коренастый шотландец.

– Ну, Мэннеринг, – сразу же начал суперинтендант, – теперь вы сами вызываете полицию? Что стряслось?

– Вы знаете почти столько же, сколько и я, дорогой мой. Пока я занимался исключительно Лэррэби. Он ранен.

– Тяжело?

– Боюсь, что да.

– Вы хоть ни до чего не дотрагивались?

Сакраментальный вопрос прозвучал с удивившей Джона сухостью.

– Я, разумеется, перенес на диван Лэррэби, – спокойно ответил он. – А Стирн проверил рубильники, но, несомненно, ничего не трогал. Мы вполне дисциплинированные граждане, Билл. Где ваш врач?

Третья фигура переступила порог магазина. Не знакомый Джону решительного вида мужчина быстро направился к кабинету. Полицейские расступились.

– Доктор Уоррен – мистер Джон Мэннеринг, – кратко представил их Бристоу.

– Я много слышал о вас, – проговорил ярдовский врач, и Джон подумал, что в этих словах может крыться довольно тревожный смысл...

Появился Стирн. В руке он держал небесно-голубой чайник в форме цветочного горшка, и при этом ухитрялся держаться с достоинством вельможи.

– Рубильник отключен, сэр, – внешне невозмутимо доложил старик.

Мэннеринг выразительно посмотрел на Бристоу.

– О-о-о... Ну, вот и работа для вас, Билл. Похоже, что меня ограбили. Но мне бы хотелось, чтобы сначала мы сделали все возможное для Лэррэби...

– Вы что, считаете нас варварами? – резко оборвал его Бристоу.

И Джон, хорошо знавший суперинтенданта, стал размышлять, что на него сегодня нашло.

* * *
Доктор Уоррен обнаружил у Лэррэби очень серьезное, возможно, смертельное, повреждение черепа, но не смог установить, в какое время произошло нападение. Прежде чем он успел закончить осмотр, приехала "Скорая помощь". Лэррэби вместе с доктором Уорреном повезли в клинику одного из друзей Мэннеринга.

Приехала не только "скорая". Ребята из отдела Бристоу суетились в кабинете, фотографировали комнату во всех возможных ракурсах, искали отпечатки пальцев... Суперинтендант не разрешил даже притронуться к секретеру и ковру, прежде чем его фотографы не сделают достаточное количество снимков. Мэннеринг спокойно курил, наблюдая за работой полицейских, но Стирн с каждой минутой терял хладнокровие и даже сурово отчитал нечаянно толкнувшего его полицейского.

Покончив с предварительной работой в комнате, секретер отодвинули, и показалась крышка люка. Мэннеринг, все так же не двигаясь с места, следил глазами за помощниками Бристоу. Они произвели такой же невыносимо медлительный церемониал с крышкой люка, винтами, ручкой, лестницей, дверью и замками бронированной комнаты...

Стирн закуривал сигарету за сигаретой и тут же тушил их, нервно моргал глазами и вздрагивал от каждой вспышки. Наконец его страдания окончились: Бристоу отозвал своих людей и сам начал спускаться по лестнице, сделав Мэннерингу знак идти следом.

По всей видимости, бронированную комнату взломали. Впрочем, при отключенном электричестве для хорошего взломщика не составляло особого труда справиться с двумя замками. На редкость аккуратная работа – ни единой лишней царапины.

– Чисто сделано, – заметил Бристоу и, повернувшись к Джону, чуть слышно добавил: – Даже вы не сумели бы лучше...

Джон ничего не ответил, но это замечание показалось ему и неприятным, и тревожным. Во всем Скотленд-ярде только Билл Бристоу знал точно, не по слухам, что Джон Мэннеринг и Барон – одно и то же лицо. Знал, но так и не смог доказать и, честно говоря, чувствовал от этого большое облегчение, ибо питал к Джону и Лорне истинные дружеские чувства. Но всякий раз, когда кража драгоценностей хоть в какой-то мере соприкасалась с Мэннерингом или "Куинс", он невольно настораживался.

"На сей раз он явно перегибает палку! – сказал себе Джон. – Даже если допустить, что мне взбрело в голову ограбить себя самого, Билл отлично знает, что я не способен ударить Лэррэби..."

Бристоу открыл дверь бронированной комнаты, и Джон включил огромную лампу, освещавшую ее. Небольшое помещение – примерно метра три на четыре – целиком занимали вделанные в стены сейфы. Все они были вскрыты мастерской рукой. И этот мастер умел первоклассно работать газовым резаком. Пять из шести дверей зияли, распахнутые настежь. Стирн застонал от ужаса. А Бристоу со знанием дела изучал работу взломщика.

– Насколько мне известно, на такое способны только трое, – сказал он. Один – в тюрьме. Остаются, стало быть, Ларк-Белка и Дэйл-Мандраж.

– Это, безусловно, не Ларк, – отозвался Джон.

Бристоу подозрительно уставился на него.

– А вы неплохо осведомлены, – удивленно проговорил он.

– Как всегда, – улыбнулся Джон.

– Тогда это Дойл. И, если я не ошибаюсь, вряд ли мы скоро поймаем этого субчика. Сейчас, надо думать, Дэйл уже успел покинуть пределы Англии.

– Да, это ив самом деле очень возможно, – согласился Джон так спокойно, будто его не ограбили как минимум на семьсот тысяч фунтов. Разумеется, сокровища "Куинс" надежно застрахованы, но ведь в сейфах лежала эта проклятая коллекция Сванмора, а она одна стоит по меньшей мере триста пятьдесят тысяч...

Скоро выяснилось, что грабителей интересовали только драгоценности. Все произведения искусства – картины, миниатюры, статуэтки – слишком известные и потому опасные, по-прежнему лежали на месте. Но ни единого драгоценного камня, будь то даже аквамарин или берилл, в сейфах не осталось. Воры унесли кольца, серьги и браслеты, а из массивных диадем и ожерелий вытащили камни, оставив согнутые и испорченные оправы на полках... а ведь большинству этих украшений – много сотен лет...

– Вандалы! – горестно стонал Стирн.

Только один сейф, самый большой, оказался закрытым. Бристоу указал на него Джону.

– А там что?

– Всякие крупные вещи: кубки, шкатулки и Бог его знает что еще... Я очень сомневаюсь, что их унесли, – ответил Мэннеринг, направляясь к огромному сейфу.

Джон нажал ручку и открыл дверь.

Бристоу и Стирн, стоявшие у него за спиной, услышали приглушенное восклицание.

– Они все унесли? – с тревогой спросил старый антиквар.

– Наоборот, кое-что оставили, – тихо заметил Мэннеринг.

Стирн заглянул через плечо хозяина и задохнулся от ужаса.

– Труп! – сдавленным голосом прохрипел он.

– Нет, два, – уточнил Джон и, повернувшись к Бристоу, все таким же ровным голосом добавил: – Вам не придется долго бегать и искать, куда удрал Дэйл-Мандраж, Билл. Он тут.

5

Дэйл-Мандраж, как и его приятель, получил пулю в затылок. Джон не знал, кто второй убитый, но Бристоу сразу опознал его:

– Это Слим-Плясун, он всегда стоял у Дэйла на стреме.

Джон заметил, что Стирн вот-вот упадет в обморок и, крепко подхватив старика под руку, повел наверх:

– Пойдемте, Стирн, это неподходящее зрелище для таких чувствительных сердец, как наши...

– Ужасно... – пробормотал потрясенный джентльмен. – Столько крови...

– Да, действительно, довольно мерзко. Я вас оставляю, Билл. Если понадоблюсь – буду у себя в кабинете, в полном вашем распоряжении. Впрочем, здесь все равно слишком тесно, даже не знаю, как тут поместятся ваши люди, да еще эти двое бедолаг...

В кабинете Джон удобно устроил Стирна в кресле и вытащил из шкафчика бутылку виски и два бокала.

– Я не привык пить по утрам, сэр! – запротестовал Стирн.

– Ба, насколько я знаю, находить парочку трупов по утрам вы тоже не привыкли!

Стирн широко открыл выцветшие голубые глаза и тусклым, безжизненным голосом проговорил:

– Я вообще впервые в жизни видел так близко покойника... а тем более двоих...

– Ну, так вам крупно везло! – вздохнул Джон и залпом выпил виски. – Вы должны отдохнуть, Стирн. Ложитесь на диван.

– На этот?! – старик чуть не подавился виски.

– А чем он вам не нравится? Отличный диван.

– Но мы ведь только что укладывали там Лэррэби...

– И что же? Лэррэби не умер.

– Пока, – похоронным тоном пробормотал Стирн.

– Можете мне поверить, я бы охотно отправил вас домой, мой бедный друг. Да только Бристоу наверняка воспротивится, он, конечно, захочет сначала допросить нас обоих.

– И меня тоже? Но я ничего не знаю!

– Полиция все равно потребует, чтобы вы сами ей об этом сказали. Уж такие у них порядки. А заодно у вас снимут отпечатки пальцев.

Стирн откинул голову и скорбно прикрыл глаза.

– Брать у меня отпечатки пальцев! Но это просто непостижимо!

– Напротив, весьма логично. Я полагаю, что наши грабители работали в перчатках. В таком случае полиция обнаружит только наши отпечатки – ваши, Лэррэби и мои.

Стирн снова закрыл глаза.

– А вы не находите, сэр, – медленно проговорил он, – что самое странное во всей этой истории – то, что грабители, судя по всему, были прекрасно осведомлены и о порядках магазина, и о системе сигнализации? Мало кто знает о существовании люка: в сущности, лишь миссис Мэн-неринг, вы, Лэррэби и я...

– Да еще инспекторы страховой компании, рабочие, строившие бронированную комнату, электрики... – продолжал Джон.

– Да, но, как правило, все это вполне надежные люди, сэр.

Наступила тишина. Стирн, заговорив, коснулся больного места. Почти с самого начала Джону не давала покоя одна мысль: кто мог сообщить грабителям сведения о бронированной комнате и об охране магазина? Лэррэби и Стирна Мэннеринг сразу исключил...

Слабый голос старика нарушил эти не очень-то приятные размышления.

– Простите мою смелость, сэр... Но почему бы вам не заняться этим делом самому? Вы так часто помогали полиции искать украденные вещи! Так тем более вы сумели бы найти и свои драгоценности, и коллекцию Сванмора. Кстати, насчет этой коллекции...

– Да, кстати, надо немедленно позвонить сеньору Кабралу и предупредить, что я не смогу пообедать с ним! – с прекрасно разыгранной беспечностью воскликнул Мэннеринг. – А теперь, Стирн, я больше не желаю вас слушать. Отдохните немного и перестаньте действовать мне на нервы, изрекая прописные истины!

И Джон тут же отменил встречу с Кабралом. Когда он вешал трубку, на лестнице появился Бристоу.

– Кому вы звонили? – бесцеремонно спросил он.

– Одному бразильцу, – спокойно отозвался Мэннеринг, – и, чтобы избавить вас от необходимости задавать лишние вопросы столь же любезным тоном, могу добавить, что это клиент, с которым я собирался обедать. Полагая, что вы вряд ли найдете драгоценности в ближайшие несколько часов, я отменил встречу. Если же я ошибся, тем лучше.

Бристоу пожал плечами.

– Все шутите? Как это на вас похоже!

– Хотите рюмочку? – улыбнулся Джон.

– Я никогда не пью на службе, могли бы запомнить за столько-то лет! – сухо бросил полицейский.

Улыбка Джона стала еще шире.

– Я знаю также, что ваша неизменная любезность и вежливость вошли в поговорку. Но, поскольку нет правил без исключений...

Мэннеринг налил себе второй бокал.

– Пью за то, чтоб вы снова пришли в хорошее настроение, дорогой мой!

Бристоу мрачно посмотрел на него и все так же сердито проворчал:

– Как, по-вашему, каким образом эти типы забрались в магазин?

– Во всяком случае, не через входную дверь, с Харт-роу!

– Вот спасибо! Об этом я как-то и сам догадался!

– Есть еще черный ход, – невозмутимо продолжал Джон, – но там металлические створки, которые закрываются на засовы изнутри... Так что я бы подумал скорее о третьем этаже или даже о крыше...

– О крыше! – воскликнул Бристоу. – И выдумаете, у них хватило наглости пробивать дыру в крыше посреди Лондона, где на каждом углу стоит полисмен?!

– А почему бы и нет? – насмешливо спросил Джон и не без дерзости добавил: – В свое время Барон проделывал и не такие штуки!

Мэннеринг и Бристоу направились к черному ходу. С первого взгляда стало ясно, что дверь не повреждена.

На последнем этаже на узенькую площадку выходили три двери. Джон распахнул первую, включил свет, и Бристоу увидел небольшую комнату. Стены ее сплошь покрывали витрины. Мэннеринг хранил здесь вещи, имеющие ценность только для коллекционеров: оловянная и медная посуда, нефрит, халцедон...

Окно защищали прочные запоры.

Во второй комнате Джон держал ковры, ризы, вышитые шали. И здесь тоже окно было закрыто.

– Очевидно, ключ к разгадке ожидает нас в третьей комнате. Там у меня картины, – заметил Мэннеринг.

Он широким жестом распахнул дверь.

Через огромную дыру, зияющую в потолке, в комнату проникал поток солнечного света. Луч играл на лице веселого пухленького амура, который, казалось, насмехался над пришельцами.

– Так вот какую дверь выбрали наши грабители! – воскликнул Джон.

– Похоже, вас все это только забавляет! – буркнул суперинтендант.

– Ну еще бы! – с неожиданно прорвавшейся горечью ответил Джон. – Кто-то пытается убить моего старого друга, крадет у меня драгоценности почти на девятьсот тысяч фунтов, подбрасывает мне два трупа – одно удовольствие! Признайтесь, Билл, что меня очень легко развеселить! Знаете что, я, пожалуй, оставлю вас наедине с подчиненными! Сейчас я вам их пошлю – будет на ком срывать дурное настроение!

И Мэннеринг, выбежав из комнаты, бросился вниз по лестнице.

Спустившись на второй этаж, он увидел двух полицейских, которые тихо разговаривали, сидя на старинном сундуке. Джон послал их на чердак и заметил, что, прежде чем уйти, они позвали дежурить третьего. Тот, в свою очередь, уселся на сундук и напустил на себя задумчивый вид. Джон пожал плечами – он отлично понимал, что этот "мечтатель" не упустит ни одного его движения.

Мэннеринг вошел в ванную, вымыл руки, аккуратно причесал каштановые, чуть тронутые сединой волосы и стал раздумывать, стоит ли предупреждать Лорну, что случилась эта... неприятность. В конце концов, решив, что звонить не надо, он вернулся на лестничную площадку. Задумчивый полицейский соблаговолил вернуться к реальности и любезно сообщил, что Стирн отдыхает здесь, в одной из комнат. Джон заглянул туда и с радостью увидел, что измученный столь необычными для него треволнениями старик спокойно спит.

В кабинете Джона на диване сидел детектив в штатском. Он тоже демонстрировал глубокую задумчивость. И Мэннеринг в крайнем раздражении вернулся в магазин. У входной двери маячила фигура полицейского в форме. Уже начали собираться любопытные. Молодой человек в твидовой куртке безуспешно пытался разговорить стража порядка. Джон, узнав фотографа из газеты, тяжело вздохнул...

Потом он достал из шкафчика кусок замши и принялся тщательно полировать два чеканных золотых кубка, которые решил выставить в витрине.

Мэннеринг хотел немного разобраться в собственных мыслях. В этой истории слишком много вопросительных знаков... А кроме того, много зловещего: нападение на Лэррэби, два трупа, запертых в сейфе... Но не только это тревожило Джона. В первую очередь – странное поведение Бристоу, чье удивительное хладнокровие стало почти легендарным. Так что на него нашло? А еще наверняка придется выдержать очень неприятный разговор с лордом Сванмором – вряд ли тот воспримет исчезновение своей коллекции спокойно... Да и предположение Стирна нельзя упускать из виду: прекращается ли действие страхового полиса, если драгоценности переданы другому лицу?

Лорд Сванмор очень нуждался в деньгах, и немалых, раз решил расстаться со своей драгоценной коллекцией, единственным, по словам хорошо осведомленных людей, что он по-настоящему любил на этой земле. Впрочем, Сванмора можно понять: коллекция его – само совершенство, тем более что у каждой вещи – своя история. Одни украшения принадлежали Сванморам на протяжении веков, другие принесла нынешнему лорду его покойная жена, умершая несколько лет назад.

Сванмор явился к Мэннерингу на прошлой неделе и попросил взять на себя продажу драгоценностей. При этом поставил одно условие: никто не должен знать, что он продает свою знаменитую коллекцию. И с тем презрительным высокомерием, за которое его многие терпеть не могли, старик заявил:

– Не считайте меня глупцом, Мэннеринг. Я отлично знаю, что могу извлечь гораздо большую выгоду, продав все целиком и сопроводив каждую вещь соответствующей этикеткой. К примеру: "Рубиновое ожерелье, подаренное королевой Елизаветой Сирилу Сванмору за услуги, оказанные короне..." Сами отлично представляете этот стиль! Знатоки заплатили бы за такие объяснения почти столько же, как за сами драгоценности! Но только я решительно отказываюсь! И не спрашивайте, почему – напрасная трата времени. Продавайте мои драгоценности, как получится, хоть беотийцам, которые сочтут, что оправы вышли из моды, и немедленно вставят камни в новые!

Джон заранее знал о намерениях лорда Сванмора. Патриция Сванмор предупредила его через Лорну... Если бы Джон послушался собственной интуиции, он бы, конечно, самым вежливым образом послал несимпатичного лорда ко всем чертям, но отказать Лорне он не мог...

Коллекцию Сванмора перевозили в "Куинс" из резиденции ее владельца на Риджентс-парк с особыми предосторожностями. Посыльный привез на Харт-роу два обыкновенных кожаных чемодана, настолько банальных, что никому бы не пришло в голову, какие сказочные сокровища в них таятся. А по пятам за посыльным шел Лэррэби.

И, вероятно, именно из-за того, что факт продажи коллекции держали в глубокой тайне, Джон совершенно упустил из виду вопрос о страховке... Кому могло прийти в голову лезть в "Куинс" за драгоценностями Сванмора, если никто во всем Лондоне не подозревал, что они там? И уж тем более Мэннеринг никак не предполагал, что недоверчивый, педантичный и почти маниакально осторожный лорд не позаботится о страховке...

* * *
– Решили заменить горничную? – неожиданно проворчал грубый голос.

Бристоу спускался по лестнице, ребром ладони стряхивая с пиджака кусочки штукатурки.

Джон молча последовал за ним в кабинет, вынул из шкафа одежную щетку и протянул суперинтенданту. Бристоу пробормотал слова благодарности и тут же принялся допрашивать Джона.

– Можете вы мне перечислить, хотя бы в общих чертах, что именно у вас украли?

– В очень общих – могу: драгоценности "Куинс", личные украшения Лорны и довольно редкую коллекцию, которую мне совсем недавно оставили на хранение.

– Сколько времени вам потребуется на составление полного списка?

– Минут пятнадцать, – небрежно бросил Мэннеринг.

– Так мало? – удивился Бристоу.

– "Куинс" – великолепно организованная фирма, дорогой мой. Моя картотека – своего рода шедевр. Все, что поступает в бронированную комнату, тщательно регистрируется. У меня даже есть фотографии, которые, возможно, вам пригодятся.

– Будем надеяться, – вздохнул суперинтендант.

Он выразительно посмотрел на своего подчиненного, стоящего возле диванчика, и тот мгновенно исчез, плотно закрыв за собой дверь.

Джон сел в кресло, закинул ногу на ногу и сочувственно поглядел на Бристоу.

– Не с той ноги встали, Уильям?

Суперинтендант поджал губы и пристально посмотрел в веселые светло-ореховые глаза.

– Хочу сразу предупредить, что я не потерплю ваших шуточек, Мэннеринг!

Джон все так же улыбался.

– У меня есть имя, Билл. О, я согласен, в нем нет ничего особенно примечательного, однако же до сегодняшнего утра вы не раз его называли.

– Даже слишком часто! – отрезал Бристоу. – Я вас предупредил. Не хотите слушать добрых советов – тем хуже для вас. И прежде всего, не вздумайте воображать, что раз эти драгоценности вам в той или другой степени принадлежат...

– Мне особенно нравится это "степени", – ввернул Джон.

Бристоу лишь пожал плечами и продолжал:

– ...вы можете совать нос куда не следует и нарушать закон!

– ...которому повинуется всякий уважающий себя гражданин Великобритании! Я это уже где-то слышал, Билл.

Воинственность Бристоу не особенно беспокоила Мэннеринга. Сколько раз Скотленд-ярд метал громы и молнии, на чем свет стоит кляня неугомонного детектива-любителя! А потом, когда расследование заканчивалось и виновный оказывался под замком, тот же Скотленд-ярд довольно потирал руки. Тем более что, как правило, преступник бывал совсем не тем, кого подозревала полиция!

Но что по-настоящему тревожило и смущало Джона, так это холодный, непроницаемый взгляд суперинтенданта и его суровый тон.

– Билл, я пришел сюда в девять двадцать три. И ни о чем не догадывался, пока не увидел сигнальную лампочку... Тогда сразу же позвал Лэррэби. Почти следом за мной пришел Стирн. Мы вместе нашли раненого Лэррэби в моем кабинете. И немедленно позвонили. Вот и все.

– Я не верю вам, – медленно отчеканил Бристоу.

– Тем хуже для меня, но и для вас тоже, Билл.

– Я не сомневаюсь, что вы что-то от меня скрываете и опять ввязались в какую-нибудь невероятную историю.

Мэннеринг тяжело вздохнул и закурил.

– Право же, – грустно заметил он, – невелик резон жить честно, разумно и в полном ладу с законами... Нет, Билл, я ровно ничего от вас не скрываю. И даже скажу еще кое-что, правда, строго конфиденциально: среди украденных драгоценностей была коллекция лорда Сванмора. И я понятия не имею, будет ли платить страховая компания...

6

Когда Джон подробно рассказал, каким образом у него оказалась коллекция Сванмора, Бристоу сочувственно покачал головой.

– Я знаю Сванмора! Года два назад я расследовал попытку ограбления. Пытались стащить его знаменитую коллекцию. Должен заметить, Сванмор... немного...

– Вы хотите сказать, несусветный зануда! – оборвал Джон. – И, можно не сомневаться, он еще попортит мне массу крови!

– Значит, вам придется выплатить ему стоимость коллекции?

– Или найти драгоценности, – с вызовом сказал Мэннеринг.

Бристоу встал и сурово погрозил ему пальцем. Но Джон только расхохотался.

– Смейтесь, смейтесь! – проворчал суперинтендант. – Но я вовсе не шучу. Попробуйте только вмешаться в это дело – и мы будем безжалостны!

– Чистые сердцем – те, кому не в чем себя упрекнуть – не опасаются правосудия, – очень серьезно ответил Мэннеринг.

– Не валяйте дурака, – продолжал настаивать Бристоу. – И дайте мне слово, что будете сидеть тихо.

Джон покачал головой.

– Невозможно, Уильям!

– Я требую!

– Можете требовать хоть целый день – только напрасно потеряете время. Сегодня у вас и так хватает работы. Не валяйте-ка дурака вы сами, Билл! Я уже не раз занимался расследованием просто так, для собственного удовольствия. И неужели выдумаете, что теперь, когда у меня стащили по меньшей мере на триста пятьдесят тысяч франков, я буду спокойно сидеть в уголке? Даже не надейтесь!

– Что ж, пеняйте на себя! – рявкнул Бристоу.

– Итак, насколько я понимаю, мы друг друга предупредили? – насмешливо улыбнулся Джон. – Я хотел бы, чтобы вы объяснили мне одну вещь: почему вы сегодня с самого утра обращаетесь со мной так, будто я, по каким-то совершенно непонятным причинам, ограбил собственную бронированную комнату?

Бристоу задумчиво потер подбородок и, немного поколебавшись, медленно проговорил:

– Допустим, Мэннеринг... Имейте в виду, это просто предположение! Так вот, допустим... что этой ночью вы случайно оказались возле "Куинс"... Вы входите...

– Бью по голове Лэррэби...

– Не говорите глупостей! Нет, вы замечаете, что бронированная комната открыта, спускаетесь и видите грабителей...

– Понял! – прервал его Джон. – Значит, я всаживаю каждому по пуле в затылок – это как раз очень на меня похоже! – потом краду собственные драгоценности, чтобы вытянуть деньги из страховой компании, а заодно оставляю на месте истекающего кровью беднягу Лэррэби... Прежде чем нести подобный вздор, суперинтендант, вам, быть может, следовало бы поинтересоваться, как я провел вечер? Так вот, до двух часов ночи у нас в гостях сидели Плендеры. А потом, в половине четвертого, этот кретин Тоби Плендер позвонил по телефону и разбудил меня только для того, чтобы спросить, как называется последний роман, получивший Гонкуровскую премию. Как будто он и в самом деле собирается это читать! Стало быть, мне пришлось бы прикончить двух грабителей между четырьмя и шестью или семью часами... Что ж, разумеется, в этом нет ничего невозможного!

И Джон с яростью загасил окурок в пепельнице.

– Это было всего-навсего предположение, – смущенно проворчал Бристоу.

Стук в дверь прервал этот разговор, начинавший принимать дурной оборот. На пороге появился тот самый "цербер", которого Джон уже видел у входа в магазин, и сообщил, что какой-то джентльмен хочет видеть мистера Мэннеринга.

– Мистер Мэннеринг занят! – прорычал Бристоу. – А что за джентльмен, Уолтер?

– Он не пожелал назвать свое имя, сэр, – с легким укором в голосе ответил полицейский.

Бристоу только и ждал предлога, чтобы взорваться.

– Вы принимаете посетителей, которые отказываются сообщить полиции свое имя, Мэннеринг? Поздравляю! У вас отличные знакомства!

– Если этот господин не желает назваться, Уолтер, пусть подождет... или убирается ко всем чертям!

– Похоже, джентльмен очень нетерпелив и настойчив, сэр... А поскольку там уже собралось полдюжины журналистов...

Не дожидаясь конца фразы, Джон широкими шагами направился к двери, отодвинув по дороге растерянного полицейского. Бристоу последовал за ним, хмуря брови и бормоча сквозь зубы невнятные угрозы в адрес Мэннеринга и его посетителя.

На улице возле двери собралась небольшая толпа. Джон заметил белокурые волосы, голубые глаза и ангельски-невинное лицо Читтеринга – самого "крутого" журналиста с Флит-стрит. Рядом с этим опасным херувимом, на голову возвышаясь над толпой, стоял человек, одетый с несколько старомодной элегантностью, и с презрительным высокомерием взирал на Джона.

Итак, лорд Сванмор пришел требовать отчета...

* * *
Мэннеринг открыл дверь и незаметно пригласил его сиятельство войти. Сванмор проследовал в магазин. Но не успел Джон в свою очередь скрыться, как к нему подскочил Читтеринг.

– Это все правда, Джон?

– Поскольку я понятия не имею, о чем тут болтают, мне очень трудно вам ответить, – откровенно признался Мэннеринг. – Да и в любом случае я не в состоянии что-либо сказать, пока не получу разрешение полиции. Сожалею, но...

– Да, как же, сожалеете! Примерно то же сказал кит Ионе, собираясь его заглотить! – подмигнул Читтеринг.

Но Бристоу уже завладел положением.

– Ну, дети мои, – сказал он так дружелюбно, словно недавнее плохое настроение вдруг улетучилось, – разбегайтесь-ка отсюда. У нас сейчас и так прорва работы, а у вас до вечернего выпуска, по-моему, вполне хватает времени. Так что возвращайтесь в... погодите...

Он сделал вид, будто смотрит на часы, но на эту уловку никто не поддался.

– ...скажем, в половине двенадцатого. Я сделаю заявление. А до тех пор, самое главное, не стройте фантастических домыслов и диких предположений, как вы это обычно делаете! Вы ведь отлично знаете, что нельзя мешать работе следствия и сообщать важные сведения грабителям...

Читтеринг весело расхохотался.

– Ладно, Шахерезада, знаем мы ваши сказки! У вас это очень здорово получается, Билл!

И, повернувшись к коллегам, он предложил:

– Ну что ж, давайте-ка сматывать удочки, ребята!

Зная по опыту, что раз Читтеринг оставляет поле боя – значит, им в самом деле ничего не светит, журналисты в мгновение ока исчезли. Полисмен разогнал остальных любопытных, а Джон и Бристоу закрыли за собой дверь.

В магазине находился лордСванмор. Его сиятельство опирался на зонтик, лицо его ровным счетом ничего не выражало, как будто все происходящее вокруг не имело к почтенному джентльмену никакого отношения. Прежде чем Сванмор успел открыть рот, супериндендант вежливо осведомился:

– Могу я узнать, что привело вас сюда, лорд Сванмор?

– Дело сугубо личного свойства, – холодно ответствовал старый лорд.

– Для полиции не существует сугубо личных дел, сэр, – все так же вежливо возразил Бристоу.

Сванмор взглянул на суперинтенданта так, словно перед ним был пришелец с неизвестной планеты, и высокомерно процедил:

– Кажется, я вас где-то уже видел... Не вы ли приходили ко мне вести расследование?

– Совершенно верно! Тогда попытка украсть драгоценности завершилась неудачей. Но на этот раз дело, к сожалению, обстоит совсем по-другому, сэр. Мне необходимо содействие мистера Мэннеринга, он сейчас должен составить список украденных вещей. Поэтому я попрошу вас не занимать у него много времени. Я оставляю вас в кабинете на десять минут, Мэннеринг. А сам пойду пока на чердак.

Сванмор, а за ним Джон, готовящийся пережить несколько крайне неприятных минут, прошли в кабинет. Мэннеринг заметил, что, несмотря на замашки старого консерватора, Сванмор, с его стройной фигурой и шапкой седых волос, должно быть, нравится женщинам. Джон порылся в памяти, припоминая, не слышал ли он о победах лорда Сванмора... Во всяком случае, с тех пор как умерла его жена...

Его сиятельство не стал тратить время на предисловия.

– Они украли мои драгоценности, Мэннеринг?

– Да, – лаконично ответил тот.

Он протянул лорду открытый портсигар, но Сванмор сделал вид, что даже не заметил дружелюбного жеста. В его светлых, как незабудки, глазах читалась тревога, почти отчаяние.

"Честное слово, – подумал Джон, – можно вообразить, будто я сообщил ему о гибели всех родных и близких!"

– Все без исключения? – глухо спросил лорд.

– Да, все, – безжалостно подтвердил Джон.

Сванмор набрал в легкие воздуха и с оскорбительной медлительностью заявил:

– Я доверял вам, Мэннеринг.

– И что же? Я нисколько не виноват в этом ограблении, – сухо заметил Джон, которого начали раздражать манеры его сиятельства. – Кстати, драгоценности были застрахованы?

– Нет. Полис действовал, пока они находились под моей крышей, а после того, как они попали к вам, страховку должен был обеспечить "Куинс"!

– Это еще не факт! Я полагаю, что законоведы и представители страховой компании разберутся в этом вопросе гораздо лучше нас с вами. Вы должны были предупредить меня об условиях страховки. И вам не следовало приходить сюда. Полиция отыщет ваши драгоценности, а заодно, надеюсь, и мои собственные.

– Ни на что вы не надеетесь! Просто не хотите признать, что кругом виноваты, вот и все!

– Я был бы вам очень признателен, если бы вы дали мне возможность продолжать работу, – сказал Мэннеринг, не обращая внимания на эту новую "любезность".

– Не раньше, чем вы меня выслушаете! – Сванмора покинула ледяная неподвижность. – Мне кажется совершенно невероятным и даже неправдоподобным то, что ваш магазин ограбили именно тогда, когда сюда попала моя коллекция! Взломать так хорошо охраняемую бронированную комнату! Это немыслимо! Вы нарушили слово, мистер Мэннеринг!

– Что вы имеете в виду? – спросил Джон, чувствуя, что ему все труднее сдерживать бешенство.

– Вы кому-то рассказали, что моя коллекция у вас.

– Да, двум служащим, за которых отвечаю, как за себя самого. Один из них тяжело, быть может, смертельно ранен. А второй испытал такое потрясение, что вряд ли скоро оправится.

– Однако кто-то еще оказался в курсе!

– А не вы ли слишком много болтали, лорд Сванмор? – ореховые глаза Джона гневно сверкали.

– Я? Я ничего никому не говорил! – воскликнул Сванмор, окончательно утратив самообладание.

– Может, и не говорили, но кто-то из вашего окружения мог узнать.

– Невозможно! Никто ничего не знал! – упрямо повторил Сванмор.

Но Джон заметил, как его сиятельство немного смутился: старый лорд явно не был глубоко уверен в том, что защищал с таким пылом.

И Мэннеринг из осторожности не стал рассказывать Сванмору, что по крайней мере его дочь Патриция прекрасно знала о планах отца.

Сванмор пришел в себя и снова отгородился от мира презрительно-высокомерной маской.

– Как бы то ни было, вы обманули мое доверие, Мэннеринг! Я требовал величайшей осторожности и осмотрительности... А теперь, если вдруг мое имя упомянут в связи с этим злосчастным ограблением, я ославлю вас на весь Лондон! Человек вашей профессии не может позволить себе быть несдержанным или непредусмотрительным – это чревато разорением для "Куинс"! Вы хорошо меня поняли? Я ни в коем случае не хочу, чтобы мое имя попало в газеты!

– Тогда вы вели себя, как последний идиот! – заметил Джон с хладнокровной дерзостью. – Да, как перепуганный идиот, неспособный видеть чуть дальше собственного носа!

Лорд Сванмор онемел от изумления, а Мэннеринг продолжал:

– Если вы и в самом деле не хотели, чтобы кто-то что-либо узнал, надо было позвонить мне, а не являться сюда собственной персоной! Вы что же, не знали, что журналисты только и ждут малейшей зацепки? Вас слишком хорошо знают в лицо, так что можете не сомневаться: этот визит никак не пройдет незамеченным! И я не могу обещать, что сумею заткнуть рот газетчикам: я не главный редактор и не член парламента. Если хотите, попробуйте договориться с суперинтендантом. Он спустится вниз с минуты на минуту. А мне дайте возможность спокойно поработать!

И Джон выразительным жестом широко распахнул дверь. Сванмор плотно сжал губы и сильно побледнел, но вышел, не сказав больше ни слова. Мэннеринг закрыл за ним дверь и облегченно перевел дух.

"Из-за этого типа у меня возникает сильное искушение голосовать на следующих выборах за левых", – пробормотал он сквозь зубы.

7

Благодаря прекрасной картотеке "Куинс" составление списка похищенных сокровищ не потребовало много времени и сил. Джон, проработав не более полутора минут, остановился и начал раздумывать о некоторых странностях этой истории.

Каким чудом лорд Сванмор к половине одиннадцатого узнал об ограблении, если его обнаружили только в половине десятого? Мэннеринг отказывался верить, что Сванмор заглянул в магазин случайно...

С самого утра Джона мучило неприятное ощущение, что грабители великолепно знали магазин, его внутреннее устройство, особенности системы сигнализации. И теперь он вспомнил одну мелочь, которую до сих пор совершенно упускал из виду: Сванмор знал все о бронированной комнате!

Вообще-то Джон не водил его в подвал, но старый лорд видел план установки, и он, Мэннеринг, подробно объяснил, какие меры предосторожности превращают "Куинс" в неприступную твердыню.

А у Сванмора – крупные финансовые осложнения...

Джон задумчиво закурил. Лучше чем кто бы то ни было, он понимал болезненную страсть, охватывающую некоторых коллекционеров драгоценностей и толкающую их иногда на внешне бессмысленные поступки... Так что Сванмор вполне мог разыграть ловкую комедию: сначала доверить коллекцию Мэннерингу и узнать таким образом все необходимое о "Куинсе", потом нанять опытного взломщика и вернуть себе драгоценности...

– ...а потом влепить в затылок пулю и грабителю, и его сообщнику... – вслух проговорил Джон. – Нет, друг мой, тут ты глубоко заблуждаешься! Наш убийца – некто, способный преднамеренно и хладнокровно отправить ближнего на тот свет... Слава Богу, подобных субъектов не так уж много! И либо я ничего не понимаю, либо два этих убийства помогут мне в конце концов добраться до грабителя!

Мэннеринг снова взялся за картотеку и быстро закончил работу. Получив этот список и несколько фотографий, журналисты угомонятся хотя бы на некоторое время.

Джон позвонил в клинику, куда отправили Лэррэби. Сиделка ответила, что больной еще не пришел в сознание и хирург пока не может прийти к определенному заключению.

– Может быть, вы знаете, кого нам нужно предупредить? – спросила она тихим равнодушным голосом.

Мэннеринг ответил, что сам оповестит семью Лэррэби, точнее говоря, его единственную дочь.

И опять Бристоу вошел в тот самый момент, когда Джон вешал трубку.

– Вы снова кому-то звонили? – подозрительно заметил он.

– Если бы вы знали, до чего вам не идет подобная недоверчивость, Билл... Я звонил в клинику. Лэррэби пока лучше не стало. Если вы позволите, я немедленно отправлюсь к его дочери. Она живет в Патни-хилл... Или я под арестом?

– Можете ехать, – буркнул супериндендант. – Но возвращайтесь побыстрее. Мы, вероятно, будем еще здесь.

– Надеюсь все-таки, вы не переселитесь в "Куинс" окончательно! – вздохнул Мэннеринг.

– Понятия не имею, – на полном серьезе отозвался Бристоу.

Как только Джон поймал такси на Бонд-стрит и выяснил, что шофер, как ни странно, ничего не имеет против прогулки в Патни-хилл, его окликнул решительный юный голосок:

– Мистер Мэннеринг!

К нему с улыбкой приближалась девушка в вишневой замшевой куртке и серой юбке. Солнце играло в коротко стриженных светлых волосах, и Джон подумал, что Лорна права: Патриция Сванмор, с ее нежно-голубыми, как незабудки, глазами и безукоризненным цветом лица, очаровательна. Очевидно, такого же мнения придерживались и многие прохожие, более или менее незаметно провожавшие юную красавицу взглядом.

– Я бы хотела составить вам компанию, – умоляюще улыбнулась девушка. – Или, по крайней мере, сесть в ваше такси...

– А куда вы направляетесь? – спросил Джон, понимая, что спорить бесполезно.

– Куда хотите. Мне надо поговорить с вами.

Едва они уселись в машину, Патриция перестала улыбаться и повернула к Джону взволнованное личико.

– Вы, конечно, догадываетесь, почему мне хотелось увидеться с вами? Папа уже заходил в "Куинс" сегодня утром?

– Да, но, как вы могли убедиться, он меня не съел!

Патриция Сванмор глубоко вздохнула и взяла Джона за рукав затянутой в серую перчатку крохотной лапкой.

– Он был просто вне себя! Ни разу не видела отца в таком состоянии... Хотя он вообще...

И снова – трогательно тяжелый вздох. Маленькая лапка отпустила рукав Джона, открыла черную кожаную сумочку и вытащила серебряный портсигар. Джон немедленно, протянул свой, но Патриция помотала белокурой головкой.

– У меня есть ужасный порок, мой бедный друг. Я курю только французские сигареты. Пахнут они отвратительно, зато напоминают мне весенние террасы парижских кафе...

И без малейшего перехода она продолжала:

– Я изо всех сил пыталась внушить отцу, что идти сегодня в "Куинс" – верх неосторожности, но когда ему что-нибудь взбредет в голову...

Девушка довольно непочтительно пожала плечами.

– Надо признать, у него есть некоторые основания для беспокойства, – примирительно заметил Джон, – В конце концов, эти драгоценности – целое состояние, а их украли...

– Это не повод вести себя как недоверчивый и капризный тиран! – сурово возразила Патриция. – Если я вам скажу, что он даже мне не доверяет...

– Скажите, Патриция, с каких пор ваш отец... так изменился? – спросил Джон, стараясь подобрать слово, которое бы не задело дочерние чувства девушки. Но предосторожность оказалась совершенно излишней.

– Вы хотите знать, с каких пор он потерял голову? – уточнила Патриция.

Она грустно улыбнулась.

– Я кажусь вам жестокой и несправедливой? Но это правда, Джон. После смерти мамы отец стал совершенно другим человеком. Я терпела целый год, но потом ушла из дома. А Джордж сбежал и того раньше.

– Джордж?

– Мой брат. Вы его не знаете?

Джон покачал головой, и девушка продолжала:

– Бедняга! Он тоже не может переварить исчезновение знаменитых фамильных драгоценностей Сванморов... Может, вам это покажется экстравагантным, но в нашей семье женщины довольно равнодушны к украшениям. Зато мужчины просто помешаны на них. Мама никогда не носила драгоценностей. Что до меня... Красивая машина или яхта – вот это да! Но какие-то разноцветные кусочки стекла, которым поклоняются под тем предлогом, что они когда-то украшали пальцы или запястья предков... Не говоря о том, что для девушки моих лет совсем не весело надевать, скажем, диадему, зная, что она уже красовалась на другой голове... отрубленной топором! Ф-ох! Должно быть, я одна из немногих знакомых вам женщин, что плевать хотели на побрякушки!

– Лорну тоже они не особенно интересуют.

– А вас?

– Я обожаю драгоценности! – Джон скорчил забавную гримасу.

– Да, но для вас это работа... и потом, вы любите их... разумно.

На мгновение Мэннеринг увидел Барона, застывшего перед вскрытым сейфом, очарованного каким-нибудь знаменитым брильянтом или рубином. Он стоял, утратив всякое представление о времени и упуская драгоценные секунды...

Патриция, гораздо менее взбалмошная, чем ей хотелось изобразить, снова вернулась к прежней теме.

– Так вот, я говорила вам, что Джордж сбежал из дома. Они с отцом никогда особенно не ладили. Пока мама была жива, мы, хоть и с трудом, но как-то выдерживали, а уж после ее смерти...

Девушка огорченно махнула рукой.

– Так, может быть, перемена, случившаяся с вашим отцом, кроется именно в этом? – спросил Джон. – Он потерял жену и...

Патриция не дала ему договорить.

– Конечно, но, знаете, я не думаю, чтобы отец так уж любил маму... Они очень часто ссорились. Кажется, папа нравился женщинам, а мама была очень ревнива... Честно говоря, я никогда не пыталась копаться в этом...

– Вполне понятно! – пробормотал Джон.

Оба немного помолчали. Патриция бросила окурок на пол машины, небрежно раздавила, и тут же закурила новую сигарету.

– А в чем именно изменился ваш отец? – поинтересовался Мэннеринг.

– Например, раньше он почти не бывал дома. А за последние шесть лет он ни разу не сходил в театр. Это поразительно!

– Возможно, он предпочитает телевизор? – улыбнулся Джон.

– Уж не воображаете ли вы, что на Риджентс-парк есть телевизор?! – воскликнула девушка. – Папа не пожелал посмотреть ни одной передачи, за исключением той, когда показывали церемонию коронации. Да и то только потому, что сам был ее действующим лицом. Нет, Джон, можете мне поверить, раньше отец был общительным человеком. А теперь живет как старый бирюк. Конечно, он и прежде никогда не напоминал тех, кто готов пропустить по маленькой с первым встречным, но я никогда не думала, что он способен вести себя, как отставной дипломат-маразматик...

Немного помолчав, Патриция с необычной для нее серьезностью добавила:

– Джон, я боюсь, что его кто-то шантажирует!

К величайшему изумлению девушки, это откровение отнюдь не поразило Мэннеринга. Он лишь пробормотал: "Вот как? В самом деле?", так что мисс Сванмор вздрогнула от негодования.

– И это все, что вы можете мне сказать?

– Когда коллекционер решается расстаться с дорогой ему вещью, а уж тем более с целой коллекцией, невольно приходит в голову, что он так поступает из-за очень серьезных причин, Патриция. Но мне бы хотелось знать, что вас навело на мысль о шантаже?

– Разумеется, у меня нет ни одного доказательства. Я только заметила, что отец стал экономен до скаредности. В доме на Риджентс-парк не осталось никого, кроме лакея, шофера и нашей старой Нэнни.

– Ясно. А как вы узнали, что отец собирается продать драгоценности?

– Меня предупредила Нэнни, – объяснила девушка с видом опытного заговорщика. – И я пристала к папе с расспросами. В конце концов он признался, заметив попутно, что меня это вовсе не касается. Я должна вам кое-что пояснить: мы с Джорджем получили очень приличное наследство от бабушки и дедушки со стороны мамы. Драгоценности нам никогда не принадлежали.

Такси следовало уже по Кингс-роуд. Патриция поглядела в окно.

– Боже мой! – воскликнула она. – Я не собиралась забираться так далеко! Мы с Джорджем договорились пообедать вместе, а я так и не успела ничего вам рассказать!

– Вы так думаете? – иронически осведомился Джон.

– О, я знаю, я ужасная болтушка! – сокрушенно проговорила девушка. – Но я хотела просить вас об одной вещи: почему бы вам не попытаться самому найти коллекцию моего отца?

Джон сделал вид, будто колеблется.

– Да, я действительно мог бы попробовать... – без особого рвения сказал он и тут же добавил: – Только при одном условии, Патриция...

– Я готова на любые условия! – обрадовалась она. – Так чего вы от меня хотите?

– Чтобы вы сказали мне всю правду! – твердо заявил Мэннеринг.

– Какую правду? Послушайте, Джон, я ничего от вас не скрываю!

– Не сомневаюсь... Но вы, возможно, считаете, что некоторые мелочи не имеют никакого значения, а на самом деле они могут очень и очень мне пригодиться. Нам надо поговорить обо всем этом подробнее и не на ходу.

– Только не сейчас! – Патриция вздохнула. – Сегодня с самого утра Джордж – как на раскаленных углях.

– Ваш брат тоже знает о краже?

– Естественно! Я вам уже говорила. Более того, я сама и сообщила ему эту радостную весть по телефону.

– А вы обо всем узнали от отца?

– Ну конечно!

– Откуда же об этом проведал он?

– Кажется, от знакомого журналиста, – самым естественным тоном отозвалась Патриция.

И, нагнувшись, она постучала в стекло, чтобы шофер остановил машину.

– Вот что я вам предлагаю, – сказал Джон. – Приходите ужинать со мной и с Лорной. В восемь часов в "Меррос". Согласны?

Девушка кивнула, и Мэннеринг продолжил:

– А пока постарайтесь припомнить все, что вам показалось странным в поведении отца. Поговорите об этом с Джорджем, а если понадобится, расспросите и свою старую Нэнни...

– Положитесь на меня! Я принесу вам все, что смогу раздобыть, – воскликнула Патриция с горящими от азарта глазами. – Может быть, стоит попытаться разговорить папиного банкира?

Но Джон отнесся к предложению скептически.

– Обычно банкиры не очень-то разговорчивы...

– Только не когда они влюблены! – самоуверенно рассмеялась девушка.

Такси остановилось, и Патриция, попрощавшись с Джоном, умчалась, оставив после себя крепкий запах французских сигарет.

8

Ровно в половине первого Мэннеринг вошел в редакцию "Дэйли Стэндэрт", ища глазами взъерошенную шевелюру Читтеринга. Джон только что отвез дочь Лэррэби в клинику и решил, плюнув на предписания Бристоу, дать себе десять минут роздыху.

Читтеринг задумчиво сидел за пишущей машинкой и грыз орехи. Он радостно приветствовал Мэннеринга, и тот присел на краешек стола, на котором в любезном сердцу журналиста беспорядке соседствовали вырезки из газет, письма, журналы, три трубки, дюжина орехов, несколько фотографий красоток в бикини и словарь синонимов.

Джон взял два ореха и раздавил в кулаке.

– Вам известно, что орехи очень вредны для желудка? – поучительно заметил Читтеринг.

– Умираю с голоду, – пожаловался Джон.

– Тогда пообедайте вместе со мной!

– Нет времени: меня ждет Бристоу. Вы уже побывали в "Куинс" второй раз?

Обманчиво наивные голубые глаза журналиста загорелись.

– Только что оттуда! Ну и настроеньице у Билла! Вы с ним часом не поссорились?

– Я? И не думал, – улыбнулся Джон.

– Ну, так это не за горами! – оптимистично предположил Читтеринг. – Он нарочно отвел меня в сторонку и категорически запретил говорить вам что бы то ни было. – И, как нечто само собой разумеющееся, журналист добавил: – Но я, естественно, расскажу вам все, что знаю. К несчастью, с этим негусто. Вы наверняка можете поведать куда больше о Дэйле-Мандраже... а о лорде Сванморе – тем более.

– А при чем тут лорд Сванмор? – удивился Джон.

– Что он делал в "Куинс" сегодня утром? – отпарировал журналист с самым простодушным видом.

– По-моему, нам надо заключить договор, Читти, – решил Мэннеринг. – Пока я не найду своих драгоценностей, вы не станете печатать ничего такого, что могло бы помешать расследованию. А взамен получите исключительное право первым напечатать всю историю целиком. Ну как, годится?

– Порукам, – обрадовался репортер. Он уже работал с Джоном на таких условиях и остался очень доволен. – А что вы хотите узнать от меня?

– На кого в последнее время работал Дэйл-Мандраж?

– Последние три года – на Бретта Грайса. Но Бретт вернулся в Америку добрых три месяца назад, и банда, по-видимому, развалилась. Вы думаете, Бретт мог организовать ограбление "Куинс" еще до отъезда?

– Сомневаюсь... У меня в сейфах было довольно много драгоценностей, но только в последние несколько дней. Бретт не мог это предугадать.

– Да, действительно, Бристоу дал нам список.

– Бристоу дал вам не весь список, – спокойно возразил Мэннеринг.

Встретив любопытный взгляд Читтеринга, он пояснил:

– Можете делать какие угодно выводы, Читти, но держите их при себе. И скажите мне еще, кем был второй покойник?

– Так, шестерка. Стоял на стреме для Дэйла. Тот был человеком осторожным и не любил работать без прикрытия.

– Да, он и в самом деле был очень осторожен, – заметил Джон, раздавив еще два ореха, – и тем не менее оказался в компании с парнем, который вместо благодарности выстрелил ему в затылок. Это наводит на мысль, что либо Дэйл хорошо знал убийцу, либо их познакомил надежный человек.

Читтеринг только кивнул в знак согласия, и Джон продолжал:

– У меня такое впечатление, что искать надо среди знакомых Дэйла. Вы ни о ком из них не слышали, Читти?

– Во всяком случае, ничего интересного. Так, всякая мелкота. И ни одного такого, кто был бы способен раздобыть план "Куинс".

– А женщины?

– Мало... Но погодите-ка. Меня осенило. Может, это вам пригодится...

Репортер открыл один из валяющихся на столе конвертов и протянул Джону фотографию размером с открытку. Дэйл-Мандраж, улыбаясь, держал за талию на редкость красивую женщину.

– Этой вашей фотографии по меньшей мере лет десять, – сказал Мэннеринг.

– Двенадцать. Я нашел ее в старых материалах, которые так и не пошли в работу. Вы ведь знаете, что прежде чем Дэйл познакомился с отмычкой и газовым резаком, он увлекался боксом... Не думаю даже, что Бристоу когда-либо видел эту карточку.

– А кто эта женщина?

– Неизвестно. Но очень хороша.

Джон взял лежащую на столе лупу и склонился над фотографией: черные глаза, волосы цвета воронова крыла, свободно разбросанные по великолепным плечам, ослепительная улыбка...

– У покойного Дэйла был неплохой вкус! – хмыкнул Читтеринг.

И когда Джон протянул ему фотографию, великодушно отмахнулся.

– Оставьте ее себе, дорогой друг! Как вы догадываетесь, я не собираюсь это печатать. Сейчас эта прелестная крошка может оказаться женой крупного промышленника или подружкой члена парламента... А я совсем не хочу, чтобы меня вышвырнули из газеты!

* * *
Перехватив сандвич в баре на Флит-стрит, Джон послушно вернулся в "Куинс". Как он и догадывался, голодный и переполненный всякого рода подозрениями Бристоу встретил его довольно прохладно. Для начала суперинтендант заставил Мэннеринга повторить в присутствии стенографистки все, что он уже говорил два часа назад.

Когда Джон наконец покончил с этой нудной обязанностью, Бристоу сказал ему, что отправил Стирна домой.

– Бедняга сейчас не в состоянии ничем вам помочь, Мэннеринг. Он едва держался на ногах, а когда мы брали у него отпечатки пальцев, я думал, старик грохнется в обморок...

– Кстати, Билл, вы еще не взяли мои, – насмешливо заметил Джон.

Улыбка Бристоу не предвещала ровным счетом ничего хорошего.

– Ваши у нас есть, и очень давно, – с нажимом ответил он.

И, выпустив напоследок эту парфянскую стрелу, суперинтендант исчез, оставив двух полисменов охранять магазин от журналистов и зевак. Оставшись один, Джон поспешил позвонить своей теще, леди Фаунтли, надеясь застать там Лорну. Но дворецкий сообщил, что леди Фаунтли и миссис Мэннеринг уехали обедать в "Стейнс" к леди Уилкокс.

"Скверный нынче день для семейства Мэннерингов, – пробормотал Джон, вешая трубку. – У меня украли целое состояние, а Лорна обедает с тетушкой Вайолет".

И он засел за телефонные переговоры: вызвал рабочих, чтобы временно прикрыть зияющую в крыше дыру, горничную – навести хотя бы относительный порядок и наконец связался со своей страховой компанией. Несмотря на огромное искушение, звонить двум-трем знакомым скупщикам краденого и взломщикам Джон не стал, подозревая, что Бристоу вполне мог организовать прослушивание. Страховой агент приехал часа в четыре. Мэннеринг проводил его в бронированную комнату, показал учиненные Дэйлом разрушения и оставил работать.

Сам же снова ушел звонить, но не успел поднять трубку, чтобы посоветоваться со своим поверенным и другом Тоби Плендером, как в дверь позвонили. Джон вышел в магазин и увидел стремительно приближающегося к нему молодого человека. На ходу тот, не задерживаясь, оттолкнул полицейского, который весьма вежливо пытался его задержать, и опрокинул статуэтку Людовика XV.

Увидев белокурые волосы и глаза цвета незабудки, Мэннеринг без труда догадался, что перед ним – брат Патриции Сванмор. И если бы у него оставались хоть малейшие сомнения на этот счет, первый же вопрос молодого человека их бы окончательно развеял:

– Где Патриция? – громовым голосом спросил он.

– Откуда же я могу знать? Она сказала мне, что обедает с вами.

– Да, она должна была обедать со мной, – снова гаркнул молодой человек. – Но не пришла. Я знаю, что сегодня утром моя сестра была здесь. Вы ее видели?

– Совершенно верно, но я высадил ее на Кингс-роуд и...

– И что это за история с драгоценностями? Их и в самом деле стащили?

– Но ваша сестра...

– Сестра рассказала мне насчет какого-то ограбления, это точно. Только у нее никогда ничего толком не поймешь. У Патриции отвратительная привычка болтать обо всем и ни о чем... Так что скажете вы?

Мэннеринг неопределенно развел руками, и Джордж Сванмор окончательно вышел из себя. Впрочем, его воинственность выглядела скорее смехотворной, нежели грозной.

– Значит, коллекцию действительно украли! – заорал он. – Всю до последнего камешка! А вас это ничуть не волнует, паршивый старьевщик!

– Молодой человек, – очень спокойно заметил Мэннеринг, – боюсь, что через несколько секунд вы сами испытаете не то что волнение, а сильное потрясение... причем совсем не в переносном смысле!

– Вы знаете, что целиком и полностью ответственны за ограбление?

– Это одна из возможных точек зрения. Не исключено, что мой адвокат посмотрит на дело иначе. В любом случае, не представляю, какое отношение это имеет к вам, мистер Сванмор. Насколько мне известно, коллекция принадлежит вашему отцу...

Несмотря на ровный загар, покрывавший тонкие черты лица, поразительно схожие с отцовскими, было заметно, что молодой человек побледнел. Он закусил губу, и уголок рта неожиданно опустился, так что физиономия Сванмора-младшего приняла забавное, неуверенно-капризное выражение.

– Простите меня, сегодня я с утра чересчур взвинчен... Но для нас эта коллекция бесценна, мистер Мэннеринг. Я часто слышал о вас от сестры и знаю, что вы могли бы отыскать драгоценности. И вы должны их найти!

– Ну, разумеется, – с легкой иронией отозвался Джон, – сначала драгоценности, потом – Патрицию. Я вас правильно понял? Позвольте выразить непритворное восхищение вашими родственными чувствами, мистер Сванмор.

Через десять минут Джордж Сванмор удалился, успокоенный и, судя по всему, склонный следовать наставлениям Мэннеринга.

– Пока ничто не доказывает, что ваша сестра исчезла, мистер Сванмор. Возможно, она просто задержалась или что-то помешало ей прийти... Возвращайтесь домой – тогда Патриция по крайней мере сможет связаться с вами по телефону. И дайте мне свой адрес – если она позвонит сюда, я вам сразу сообщу.

Молодой человек послушно записал адрес и откланялся. Джон проводил глазами стройную фигуру и восхищенно пробормотал:

– О лорде Сванморе можно говорить все что угодно, но детей он произвел прекрасных!

И Мэннеринг вернулся в магазин.

Полицейский, конечно, не упустил ни единого слова из этого оживленного разговора. Джон прошел мимо него с самым равнодушным видом и начал подниматься по лестнице. Притворившись, будто ушел в ванную, он бесшумно вернулся на лестничную площадку, откуда была прекрасно видна дверь в кабинет. Как и ожидал Мэннеринг, полицейский не преминул туда войти, а через несколько минут вынырнул с довольным видом человека, удачно выполнившего деликатное поручение.

– Эх ты, простофиля! – снисходительно улыбнулся Мэннеринг. – Вот, пожалуйста, еще один тип, которого следовало бы поучить его собственному ремеслу! Бедняге и в голову не пришло, что я отлично знаю, чем он занимался: ходил докладывать Бристоу. А милейший Билл, значит, велел за мной следить, как будто не я – жертва всей этой бредовой истории!

И он опять пошел в ванную, весело бормоча себе под нос:

– Ты хочешь воевать, Уильям? Что ж, ты получишь свою войну!

Если бы Джон мог в это время перенестись в кабинет Полковника Андерсона-Керра, он бы, вероятно, изменил свое мнение. Нет, Бристоу нисколько не хотел воевать – совсем наоборот.

– Я старался держаться с беднягой Мэннерингом как можно неприязненнее, – объяснял шефу суперинтендант, – просто потому, что я не знаю лучшего средства заставить его лезть в драку, а нам и на этот раз чертовски нужна его помощь. Поведение лорда Сванмора, с которым приходится обращаться крайне тактично, ужасно осложняет дело. Попробуйте искать драгоценности, если никто не должен даже знать, что они украдены! Два или три скупщика, способных купить такую коллекцию, не скажут нам ни слова из-за двух убийств, но, вероятно, не станут скрытничать с Бароном, зная, что он еще ни разу не предавал своих осведомителей.

Андерсон-Керр был из тех прямых энергичных людей, которые терпеть не могут бумажной возни.

– Во всем, что касается Барона, можете действовать по своему усмотрению, Билл. Тут вы разбираетесь лучше меня: когда я пришел в управление, он уже покончил с прошлым. Так что я знаком только с Мэннерингом.

– Ну, а я – с обоими! – вздохнул Бристоу. – И однажды даже держал в руках улику, способную упечь их за решетку. Но она пробыла у меня очень недолго... А с тех пор мне ни разу не удалось найти новую. Это была револьверная пуля, которую ночной сторож всадил в руку Барона. Миссис Мэннеринг с дьявольской ловкостью стащила ее у меня из-под носа.

– Вы об этом жалеете?

– Нет, – признался Бристоу. – Барон был невыносим, но его жертвы не внушали мне особой жалости: миллиардеры и страховые компании! Зато Мэннеринг не раз оказывал нам услуги. Однако на этот раз мне бы не хотелось, чтобы Скотленд-ярд обращался к нему за помощью. А кроме того, я знаю, что Мэннеринг будет работать еще лучше, полагая, что мы настроены враждебно.

И Бристоу, очень довольный своим тонким маневром, откинулся на спинку кресла и закурил. Это была двадцать восьмая сигарета за день.

9

Выйдя из "Куинс" около пяти часов, Мэннеринг с удивлением и радостью заметил, что за ним никто не следит. Не то чтобы детективы очень стесняли действия Барона, но из-за них приходилось тратить немало драгоценных минут, а сегодня вечером его ждала довольно насыщенная программа.

К счастью, Джон сразу поймал такси. Сначала он поехал на одну из отдаленных улочек Холборна. Мэннеринг знал там одну лавочку, в которой можно найти все необходимое, включая на редкость сдержанного продавца. Мэннеринг приобрел видавший лучшие дни темно-коричневый твидовый костюм, галстук невероятно дурного вкуса, изрядно потрепанную фетровую шляпу и еще кое-какие мелочи, которые он сложил в большую металлическую коробку для грима. Коробка была покрыта веселенькой ярко-зеленой эмалью.

– Вы не суеверны? – спросил, улыбаясь, продавец.

– Нисколько, более того, я обожаю зеленый цвет! – в том же шутливом тоне ответил Джон. – Еще мне понадобится пара перчаток. Только не слишком толстые. И туфли.

– На кожаной или на резиновой подметке?

– На кожаной.

– Если верить газетам, вы ведете расследование для себя? – не выдержал продавец.

Джон кивнул.

– Увы, да! Но надо куда-то все это положить. У вас найдется чемоданчик?

– Лучше того: есть роскошный кейс.

– Пожалуй, лучше не спрашивать, где вы его раздобыли!

– Вы же знаете, что главное при моем ремесле – скверная память. Вот я все и забываю...

С кожаным кейсом в руке Джон вернулся в такси и приказал ехать к Пэддингтонскому вокзалу. Последнюю сотню метров он преодолел пешком. Оставив кейс в камере хранения, Мэннеринг снова сел в такси и отправился на Уиллис-стрит, к Джорджу Сванмору. Вообще-то он решил посвятить вечер поискам всевозможных сведений о Дэйле-Мандраже и Слиме, но, прежде чем облачаться в костюм, более привычный для вечно враждующих с законом обитателей Ист-Энда, следовало выяснить, разыскал ли Сван-мор-младший Патрицию.

Троица Сванморов вызывала в нем любопытство. Занятная семейка: отца, очевидно, шантажируют, дочь внезапно исчезает, а сын жаждет найти драгоценности, которые ему не принадлежат...

"Можно не сомневаться, если бы мне удалось порасспросить Патрицию, я бы наверняка узнал что-нибудь очень важное, – задумчиво пробормотал Джон. – Похоже, старая Нэнни в курсе всего, что делает лорд Сванмор. А может, не только она? На Риджентс-парк есть лакей и шофер... Не надо забывать о Патриции и Джордже! Право же, эта юная особа выбрала не самый лучший момент для своего исчезновения!"

Джордж Сванмор жил на третьем этаже ничем не примечательного дома. Джон позвонил раз, другой – никакой реакции. Только после третьего звонка дверь полированного красного дерева приоткрылась, и Мэннеринг увидел Джорджа.

Не ожидая приглашения, Джон вошел в маленький холл и увидел просторную комнату, обставленную с неожиданной элегантностью. Лорне наверняка понравилось бы это рискованное сочетание всех оттенков синего. Картины Вламинка и Дюфи, украшающие стены, она тоже вполне одобрила бы.

– Отличные картины, – заметил Мэннеринг.

Сванмор только пожал плечами. От Джона не укрылось, что у хозяина дома растрепанный вид, правая щека его вымазана помадой и настроение – самое негостеприимное. Комната благоухала восточным табаком, и в пепельнице еще дымилась "Абдулла", тоже измазанная жирной помадой.

Мэннеринг понял, что испортил Сванмору-младшему любовное свидание. Тем не менее он сел, по-прежнему не ожидая приглашения. Джордж мрачно смотрел на него.

– Ну как, слышали вы что-нибудь новое о Патриции? – спросил Джон.

– Нет, – отрезал молодой человек, явно надеясь, что разговор на этом закончится.

– И вы не очень обеспокоены? Почему вы думаете, что Патриции угрожает опасность?

– А вам что за дело? – прорычал Сванмор.

Ответ для воспитанного молодого человека – по меньшей мере неожиданный.

– Я перестаю вас понимать, Сванмор, – холодно бросил Джон, стараясь скрыть удивление.

– А вот уж на это мне чихать! – сказал Джордж, разражаясь довольно глупым смехом.

– Вы больше не хотите, чтобы я разыскал вашу сестру?

– Вы? Ну и ну! Да вы же ее и похитили! А чего я действительно больше не хочу – так это видеть вас здесь! Убирайтесь!

Джон медленно, с обманчивой небрежностью встал.

– Я мог бы разбить вам физиономию, мой мальчик, но слишком велика честь...

– Еще надо, чтоб у вас хватило пороху, папаша! – хмыкнул молодой человек.

Мэннеринг тихонько покачал головой и, грустно улыбаясь, сжал правый кулак.

Сванмор поглядел на этот сжатый кулак, пожал широкими плечами и снова презрительно хмыкнул.

В тот же миг Джон нанес ему сокрушительный удар левой рукой. Наглец рухнул на ковер, а Мэннеринг не дал ему подняться, со знанием дела стукнув ногой по бедру.

Сванмор корчился от боли. Сам того не ведая, он пополнил обширный список тех, кто на собственном горьком опыте убедился, что левая рука Мэннеринга работает ничуть не хуже правой.

– Если хотите, могу дать адрес зала, где я занимаюсь боксом, – любезно предложил Джон.

Поправив выбившиеся из-под пиджака манжеты, он не спеша вышел из квартиры Сванмора.

* * *
Мэннеринг отнюдь не собирался покидать дом! Столь резкую перемену в настроении Сванмора он объяснил очень просто: молодой человек был не один и, видимо, хотел произвести впечатление на таинственную любительницу египетских сигарет и ли в чем-то ее убедить.

Спустившись на нижний этаж, Джон проверил, нет ли в доме черного хода, и, успокоившись на этот счет, спрятался в уголке за лифтом. Теперь оставалось терпеливо ждать. Интуиция подсказывала, что ожидание не будет напрасным... а она редко обманывала Барона!

Минут через пятнадцать Мэннеринг облегченно вздохнул: из лифта вышла женщина в ярко-красном, плотно облегающем костюме. Незнакомка двинулась прочь так быстро, как только ей позволяли узкая юбка и слишком высокие каблуки. Джон пошел следом.

Проследить за ней не составляло труда. Женщина ни разу не обернулась, а красная шляпка на сверкающих неестественным блеском белокурых волосах отчетливо выделялась в толпе. Судя по стройным ногам, изящной походке и восхищенным взглядам прохожих, она была молода и хороша собой, и Мэннеринг подумал, что, возможно, он вышел на след. Вряд ли у Джорджа Сванмора есть секреты от такого очаровательного создания... А у этой женщины вполне могут быть знакомые, интересующиеся драгоценностями вообще и сокровищами "Куинс" в частности!

Прогулка длилась не более десяти минут. Еще пять у Джона ушло на то, чтобы выяснить кое-какие мелочи. Он узнал, что незнакомка живет на третьем этаже дома номер 17 по Рейнольд-стрит и что, если верить надписи на почтовом ящике, зовут ее Клара Гаррис.

* * *
Клара Гаррис любила тепло, сладковатые сигареты, шоколад с начинкой и романтические истории. В тот вечер она лежала на диване в своей жарко натопленной гостиной, курила сигареты "Абдулла", ела пралине и читала толстенный американский роман. Клара сменила ярко-красный костюм на синий шелковый пеньюар, а на босых ногах блестели вышитые золотом кожаные башмачки. Радио тихо играло какую-то музыку, но молодая женщина ее не слушала...

За свою полную приключений жизнь Клара не раз испытывала сильные потрясения. Но еще ни разу с ней не случалось ничего подобного – слишком уж внезапным был переход от блаженной эйфории к паническому ужасу: чья-то рука в перчатке зажала ей рот, и грубый мужской голос повелительно рявкнул:

– Будете слушаться – я не причиню вам вреда. И не вздумайте валять дурака!

После этого рука исчезла. Клара быстро обернулась.

Рядом с диваном стоял высокий незнакомец в коричневом твидовом костюме и широкополой фетровой шляпе. Глаза его скрывали огромные очки в роговой оправе. Незнакомец улыбался, обнажая страшные, пожелтевшие от никотина зубы.

Отчаянно борясь со страхом, Клара уселась на диван и инстинктивно запахнула слишком открытый пеньюар.

– Если это из-за меня, то напрасно стараетесь! – ухмыльнулся незнакомец.

Сам он не производил впечатления соблазнителя: сутулые плечи, толстый живот, на котором едва сходятся полы пиджака, да еще грубый, вульгарный голос... Впрочем, ничего особенно пугающего в этом типе тоже не было. И Клара немного успокоилась.

– Как вы вошли ко мне? – почти спокойно спросила она.

– Да в дверь, конечно!

– Но я же закрыла ее на ключ!

– И что с того? Вас никогда не учили взламывать замки? Надо будет дать вам пару уроков, красотка!

Клара чувствовала себя все более уверенно. Похоже, незнакомец – неплохой парень... Перекинув ногу за ногу, она небрежно провела рукой по белокурым волосам, восхитительно оттенявшим черные глаза и матовую кожу.

– Могу я хотя бы узнать, кто вы такой? – кокетливо улыбнулась молодая женщина.

– Ваш доброжелатель... – пророкотал незнакомец, выключая радио, а заодно и две из трех ламп, освещавших комнату. В мягком свете, сглаживающем слишком яркий блеск волос и две-три морщинки, лицо Клары казалось удивительно нежным и юным.

Незнакомец тихонько ахнул от удивления, и Клара насмешливо поинтересовалась:

– Вы попали не в ту квартиру?

– Нет... совсем наоборот...

Мужчина сел в кресло напротив Клары. Правой рукой он погладил в кармане маленький кусочек картона: фотографию, которую всего несколько часов назад подарил Джону Мэннерингу великодушный Читти.

– Ну, так скажете вы наконец, чего от меня хотите? – нетерпеливо бросила Клара.

– Поговорить об одном общем знакомом... его зовут Дэйл-Мандраж, – невозмутимо ответил незнакомец.

* * *

10

Мэннеринг не сразу узнал в белокурой и коротко стриженой Кларе темноволосую молодую женщину, улыбавшуюся Дэйлу лет двенадцать назад... Контуры чувственного рта стали жестче, безукоризненный овал лица слегка расплылся, но испуганные глаза молодой женщины выдали Джону, что он не ошибся.

– Вы знали Дэйла? – слабым, неуверенным голосом спросила она.

– Знал? – повторил Джон. – Вам известно, что он умер?

– Я так много лет не видела Дэйла! – с довольно убедительной горячностью воскликнула молодая женщина.

– Правда? Но, может быть, вы без всяких встреч послали к нему своего приятеля, когда вам понадобилась тонкая и деликатная работа?

Бледная от страха и ярости Клара закусила губу, но не проронила ни звука.

– Вы позволите, дорогая?

С неожиданной для такого крупного мужчины живостью гость вскочил, взял валявшийся на стуле шелковый шарф и крепко связал руки остолбеневшей от удивления Кларе.

– У вас найдется еще один шарфик?

Клара по-прежнему молчала.

– Имейте в виду, – предупредил незнакомец, – не скажете – возьму пояс от вашего халатика.

– Во втором ящике комода! – мгновенно отреагировала молодая женщина.

Но когда Мэннеринг, подойдя к комоду, взялся за ручку ящика, его остановил вопль настоящего ужаса:

– Нет! Не этот, другой!

– Зря дергаетесь, он заперт на ключ! – усмехнулся Джон.

Он открыл второй ящик комода, достал большой шелковый платок и, опрокинув Клару на диван, добросовестно связал ей щиколотки.

– А знаете, красотка, у меня есть один большой недостаток: как только вижу запертый замок – не могу удержаться от соблазна!

Обернувшись, он увидел перепуганные глаза.

– Вы так не хотите, чтоб я его открывал? Да что ж вы там прячете такое страшное?

Джон вынул из кармана нож со множеством лезвий и принялся ломать хрупкий замочек – весьманенадежного защитника секретов Клары.

– Если у вас и впрямь там что-то ценное, придется купить другой запор, – иронически заметил он. – Потому как эта хлипь – все равно что ничего для мало-мальски сообразительного парня... Дэйл-Мандраж не объяснил вам, что не стоит слишком доверять замкам?

– Когда я знала Дэйла, его еще никто не называл "Мандраж" и он занимался боксом! – сухо отрезала Клара.

– Но вы все-таки знаете, что он сменил профессию, насколько я понял? И получил это лестное прозвище...

Обмениваясь репликами, Джон открыл ящик комода и увидел множество связок писем, несколько палочек губной помады, две пудреницы и шкатулку, обтянутую синим сафьяном. Мэннеринг достал шкатулку и присел рядом с Кларой.

– Опять заперто на ключ! – укоризненно заметил он. – У вас тут сплошные искушения, моя прелесть... Скажите лучше, где вы прячете ключ, а то придется испортить и этот злосчастный замочек.

– Здесь, на столе, в коробке конфет, – немного поколебавшись, призналась молодая женщина.

Порывшись среди завернутых в золотистую фольгу конфет, Джон в конце концов отыскал крохотный ключик. Он открыл шкатулку и узрел впечатляющую коллекцию мужских фотографий. Ничего не скажешь, поучительное зрелище! И почти все были надписаны... Мэннеринг быстро просмотрел их и выяснил, что Клара – "восхитительная женщина, мечта жизни, единственная и неповторимая, драгоценная пантера и милая кошечка" и еще многое другое.

– Настоящий музей! – воскликнул Джон тем более весело, что узнал множество физиономий, принадлежащих к тому специфическому мирку, с которым когда-то так тесно соприкасался Барон.

Больше всего, однако, его заинтересовали две фотографии. На первой Джордж Сванмор клялся Кларе в вечной любви, впрочем, используя для этого менее платонические выражения.

Запечатленный на второй фотографии седой мужчина с высокомерным и презрительным выражением лица не клялся решительно ни в чем. Фото оказалось вообще без подписи – лорд Сванмор был для этого слишком осторожен.

– Это еще что за предок? – спросил Мэннеринг, протягивая фотографию не сводившей с него глаз Кларе.

– Мой дядя, – огрызнулась молодая женщина.

Джон задумчиво убрал фотографии обратно в шкатулку. Как только он узнал в Кларе женщину, позировавшую рядом с Дэйлом, он решил было, что ключ ко всей этой истории найден: Джордж Сванмор проболтался и выложил своей подружке все, что знал о "Куинс", а Клара тут же передала сведения дальше...

Но фотография лорда Сванмора смущала и озадачивала. Клара – как раз из тех женщин, которые сводят с ума гордецов вроде Сванмора. Он, конечно, должен тщательно скрывать от людей своего круга "недостойную" связь. Так что Клара имела прекрасную возможность шантажировать Сванмора и заставить организовать ограбление...

Джон поставил шкатулку на место. А может, объяснение куда проще? Джордж мог дать Кларе фотографию отца или она сама стащила ее у молодого человека...

Возвращаясь к дивану, Мэннеринг прочел в глазах Клары столь очевидное облегчение, что сразу насторожился. Он не нашел в ящике того, что так ревниво оберегала молодая женщина! Вернувшись к комоду, он вытащил пару пачек писем и сунул в карман.

– Это очень кстати, мне как раз нечего читать сегодня вечером!

Клара и бровью не повела.

Значит, надо заглянуть в пудреницы: большой диск из матового золота, инкрустированный сапфирами, и большую квадратную коробку из серебра. Джон наугад выбрал вторую. Тревожный взгляд молодой женщины подтвердил, что выбор верен...

Мэннеринг открыл коробку, приподнял совершенно новую пуховку... Пудры там не было, вместо нее в серебряном ложе сверкали великолепные, единственные в своем роде серьги. Их горделивая древность не оставляла ни малейших сомнений, что это сокровище принадлежит знаменитой коллекции лорда Сванмора.

Мэннеринг с благодушной улыбкой повернулся к Кларе. Молодая женщина откинулась на подушки, лицо ее вмиг подурнело от ужаса.

– Вот это да! Чего у вас только не найдешь! Вам подарил их Дэйл-Мандраж?

Если Клара и ломала комедию, то делала это отлично. Все тело ее сотрясала нервная дрожь. "От бешенства или от страха?" – подумал Джон. Он подошел к дивану, подбрасывая на ладони две восхитительные драгоценности.

– Вы знаете, что это за камешки?

– Подарок! – не своим голосом прохрипела она.

– Ничего себе подарочек – "красные" драгоценности!

Клара не стала возражать, и Мэннеринг понял, что ей прекрасно известно, что значит этот странный эпитет. В воровском мире так называют драгоценные камни, добытые не только грабежом, но и кровью.

– Вы хоть понимаете, как опасно держать такие вещи дома? Или не читаете газет? Даже если допустить, что ваш дружок Джордж ничего вам не рассказал...

– Джордж? Какой Джордж? – пробормотала окончательно выбитая из колеи молодая женщина.

Джон присел на краешек дивана и все тем же грубым, вульгарным голосом рявкнул:

– Только не пытайся вешать мне лапшу на уши! Я уже три дня как слежу за тобой! Кто дал тебе эти изумруды, Клара?

Молодая женщина немного помялась, но в конце концов выдавила из себя:

– Дэйл...

– Правда? И когда ж это?

– Сегодня утром, – ляпнула, не подумав, она.

– Сегодня утром... бедняга Дэйл... вряд ли он мог в это время сделать подарок тебе или кому другому... Слушай, Клара, ты, надо думать, понаделала в жизни немало глупостей, но на этот раз рискуешь влипнуть по-крупному. Ты сгниешь за решеткой как соучастница в ограблении "Куинс" и двух убийствах! Твой единственный шанс спасти свою шкуру – выложить мне всю правду, и немедленно. Кто дал тебе изумруды? И советую не врать!

Клара прикрыла глаза и тихо шепнула:

– Джордж... только что, когда я ходила к нему...

– Джордж Сванмор? – ошарашенно переспросил Мэннеринг.

– Да. Но он не должен об этом знать!

– О чем?

– Что я его заложила! – с дрожью в голосе пояснила Клара.

– Зачем мне ему говорить? Я его даже не знаю, – машинально ответил Джон, не решаясь поверить, что расследование закончено и достаточно позвонить Бристоу, как к нему вернутся и драгоценности "Куинс", и коллекция Сванмора.

Мэннеринг с трудом представлял себе Джорджа в роли главаря банды, способного разобрать крышу и походя совершить два убийства. Все это плохо вязалось с идиотской улыбкой и незабудково-голубыми глазами молодого человека. Но, в конце концов, чего только ни бывает...

И тут из-за спины Джона послышался незнакомый голос, быстро доказавший ему, что не все так просто.

– Спокойно, Клара! Этот твой новый приятель никому ничего не расскажет! Где ты его откопала? Между нами говоря, по-моему, не очень ценное приобретение... Но ты нас все-таки познакомишь?

– Бад! – пронзительно взвизгнула Клара.

И молодая женщина выбрала единственный разумный выход из положения – обморок. Но, поскольку она и так удобно лежала на диване, это ровно ничего не изменило в расположении действующих лиц. Новоприбывший, по-видимому, не обратил на обморок Клары ни малейшего внимания, а Мэннеринг, резко обернувшись, замер: в руке Бада угрожающе посверкивал кольт.

* * *
Нижнюю часть лица Бада скрывала темно-зеленая маска, а лоб – широкополая черная шляпа. Высокая крепкая фигура в габардиновом плаще напоминала атлетические формы Сванмора-младшего, и на долю секунды Джону пришло в голову, что, быть может, он не ошибся и Бад с Джорджем Сванмором – одно и то же лицо. Но между черной шляпой и зеленой маской мрачным огнем горели карие глаза.

Смирившись с неизбежным, Джон пожал плечами. Что ж, значит, верно его первое предположение: проболтались Сванмор-отец или Сванмор-сын... А Клара поспешила осведомить Бада.

Новоприбывший заговорил резким гнусавым голосом с явственным американским акцентом.

– Оставьте эти камешки в покое, приятель! – приказал он. – Если эти цацки – "красные" для Клары, то и для вас, надо думать, тоже. Быстренько положите их в руку Кларе и не вздумайте умничать!

Мэннеринг выполнил приказ, а Бад с нарочитой дерзостью продолжал:

– Как вы сюда вошли? Ведь не дала же она вам свой ключ! Я, правда, знаю, что милашка разбрасывает их направо и налево, но не до такой же степени...

– Когда мне надо войти к тем, кто меня интересует, я обычно обхожусь без ключа, – тем же вульгарным и тягучим голосом отозвался Барон.

– Так вас интересует Клара? Могу я узнать, почему?

Немного подумав, Джон спокойно ответил:

– Потому что Дэйл-Мандраж был моим другом.

Как он и ожидал, ответ произвел впечатление: рука Бада судорожно сжала кольт и дуло угрожающе вздрогнуло.

– Покойный Дэйл-Мандраж, – улыбаясь, поправился Мэннеринг.

– Так это Дэйл дал вам адрес Клары? – недоверчиво спросил Бад.

– Да. И советовал зайти к ней, если с ним что-нибудь случится. А у меня такое впечатление, что с Дэйлом и в самом деле что-то стряслось. Или я не прав?

Бад пожал плечами.

– Допустим, правы... И чего ж вы хотите?

– О, все очень просто: Дэйл не оставил ни вдовы, ни сироток, – наугад проговорил Джон. – Я хочу получить его долю, а заодно – и то, что причитается Слиму.

– Куда уж проще! – осклабился Бад. – Глядя на вашу дурацкую физиономию и побитые молью тряпки, никогда не подумаешь, что вы способны на подобное нахальство. Доля Дэйла и Слима! Вы хоть представляете, о чем говорите?

– Вполне, – широко улыбнулся Мэннеринг, обнажая ужасающую пленку, скрывающую его собственные белые и ровные зубы. – Я имею в виду драгоценности "Куинс" и коллекцию Сванмора. – И он небрежно добавил: – Дэйл-Мандраж вас обставил. Он вам не доверял. И как только я узнал, что вы его прикончили, поспешил сюда. Похоже, это не пустая трата времени.

Бад надолго задумался, потом вдруг спросил:

– А что бы вы стали делать с этими драгоценностями? Знаете, такой товар очень непросто сбыть с рук... Слишком известные камешки...

– ...да еще "красные"! Да, я в курсе. Но можете за меня не волноваться – покупатель уже есть.

Бад медленно опустил правую руку, сунул кольт в карман плаща и уселся верхом на первый попавшийся стул.

– Вот теперь вы меня заинтересовали, мистер...

– Мистер Миллер, – добродушно представился Мэннеринг. – Так кто же вас интересует, молодой человек, я или мой покупатель?

– Оба, мистер Миллер... Что, если нам немного потолковать о делах?..

11

Итак, добрых полчаса Мэннеринг "толковал о делах", закусывая конфетами Клары, сама же хозяйка квартиры все еще лежала без чувств.

Джон решил не упускать такую возможность выиграть время и – чем черт не шутит – выбраться отсюда живым и невредимым. Прошлой ночью Бад так ловко орудовал кольтом, что следовало призадуматься... Благословляя слабое освещение, скрывающее его грим, Мэннеринг неторопливо рассуждал. Бад во что бы то ни стало хотел знать имя таинственного покупателя, посланного ему самим Провидением, а Джон отказывался назвать это имя, и не без причины: он сам его не знал!

– Вы же понимаете, что какому-нибудь мелкому торговцу с Уайтчепела такая коллекция просто не по зубам, мой мальчик, а мистер... Смит, раз уж вам непременно хочется, чтобы я дал ему имя, один из самых важных среди скупщиков. С ним нельзя увидеться просто так, за здорово живешь.

Наконец Бад, по-видимому, внял доводам Мэннеринга. Джон понял, что его собеседник понятия не имеет, как избавиться от драгоценностей, и не в силах диктовать условия сделки. И он тут же потребовал двадцать пять процентов от того, что им удастся выручить. Порывшись в кармане плаща, Бад вытащил листок бумаги и протянул Мэннерингу. И тот с удивлением увидел тщательно перепечатанный (и совершенно верный!) список драгоценностей Сванмора. Клара Гаррис поработала на совесть.

– Что касается камешков "Куинс", то тут ничего не могу сказать точно, – заметил Бад, – но я слышал, что там должно быть примерно на четыреста тысяч фунтов. Коллекция Сванмора стоит по меньшей мере триста пятьдесят тысяч. Стало быть, в общей сложности семьсот пятьдесят!

Голос его звучал торжествующе, но Джон в нескольких словах поспешил развеять иллюзии молодого человека.

– Значит, мы запросим двести тысяч и, при хорошем раскладе, получим сто пятьдесят!

Бад возмущенно заспорил, однако Мэннеринг быстро оборвал негодующие вопли.

– Вы что ж, никогда не пробовали сбыть такого рода товар, мой мальчик? – отечески спросил он. – Иначе вы бы знали, что это еще по-королевски.

И, не ожидая вопросов и возражений Бада, продолжал уже резче:

– Ну, так как же насчет встречи? Вы хотите пораньше, точно? Но мне еще надо изловчиться повидать мистера Смита. Он потребует, чтобы сначала я пришел один и принес образец товара. Вы даже представить себе не можете, как он подозрителен! – Джон лицемерно улыбнулся.

– Образец товара? – взвился Бад. – И вы воображаете, что я доверю вам драгоценности?

Незаметно для обоих мужчин Клара пришла в себя.

– Если это приятель Дэйла, то чем ты рискуешь? – вмешалась она в разговор.

– А тебя кто спрашивал? – "любезно" осведомился Бад.

Джон, снисходительно улыбаясь, принялся развязывать запястья и щиколотки молодой женщины. Она сразу же сердито приподнялась на диване.

– Между прочим, если эти драгоценности удастся загнать, то опять-таки благодаря мне!

– Совсем рехнулась! – "галантно" заметил Бад. – "Между прочим", как ты только что сказала, отправляйся-ка собирать вещи. Мы немедленно отчаливаем.

– Это куда же?

– Как так куда? Ты отлично знаешь, черт возьми! – рассердился Бад.

Этот невразумительный ответ, очевидно, вполне удовлетворил молодую женщину, и Бад продолжал:

– Я вовсе не жажду, чтобы нас здесь замели легавые, если этот господин – чистой воды наводчик! Возьми все, что тебе понадобится на несколько дней. Лэнки тебя отвезет. И осторожно! Не смей приставать к девчонке! Если только вздумаешь ей досаждать!..

– К какой девчонке? – удивилась Клара.

Свирепый взгляд Бада заставил ее прикусить губу.

– Так как насчет встречи? – примирительно спросил Мэннеринг. – В полночь вас устроит?

– Я бы предпочел в одиннадцать, – возразил Бад.

– Ну хорошо, в половине двенадцатого!

– Ладно, пусть будет полдвенадцатого. Вы медленно пойдете вдоль Рейнольд-стрит. Такси подсадит вас по дороге. Шофер спросит, не собираетесь ли вы ехать к мистеру Смиту, раз уж вы так его назвали. Согласны?

– Порукам!

– Но имейте в виду, если вам взбредет в голову подготовить мне какую-нибудь подлую ловушку, я буду не один и как следует вооружен.

– Представьте себе, я так и думал! Но только надо, чтобы я мог предупредить вас заранее и сказать, выгорело ли дело или нет. Не станете же вы болтаться зазря со всеми этими побрякушками в кармане!

– Вы не сможете меня предупредить, – отрезал Бад.

– У вас что же, нет телефона?

Из-под зеленого шарфа послышался отрывистый, лающий смешок.

– Есть, но не про вашу честь! В любом случае я прихвачу с собой драгоценности, потому что они здесь, в соседней комнате, а я не собираюсь торчать в этой квартире до бесконечности.

Мэннеринг закрыл глаза и с трудом сдержал возглас разочарования. Подумать только, он провел почти час всего в нескольких шагах от проклятых драгоценностей! А Бад быстро подвел итог разговору.

– Итак, в половине двенадцатого на Рейнольд-стрит. Годится?

– Годится.

– А раз вам нужен образец, возьмите серьгу Клары. В конце концов, если вы обвели меня вокруг пальца, я лишусь только одного камешка, да и то дареного!

– Мои серьги! – простонала Клара. – Но ты же обещал...

– Я думал, ты уже готова! Ты, надеюсь, не собираешься болтаться по улицам в таком виде?

Мэннеринг взял из бонбоньерки последнюю конфету и тяжело вздохнул.

– Нравятся мне мужчины, которые умеют управляться с женщинами! Мне этого всегда не хватало... Значит, я могу идти?

– Да, можете отправляться. Но не советую выкидывать фортели, через десять минут нас и след простынет.

– "Выкидывать фортели", по-вашему, – это сдать вас фараонам? – снисходительно усмехнулся Джон.

– Вот именно.

– Слушайте, молодой человек, вы умеете считать? Думаете, двадцать пять процентов от ста пятидесяти тысяч можно выкинуть коту под хвост?

И, в очередной раз тяжело вздохнув, он, сам того не зная, повторил вывод Дэйла-Мандража:

– Сдается мне, вы совсем недавно взялись за наше ремесло, малыш!

* * *
Когда Джон вышел на улицу, его перкой заботой было убедиться, что никто за ним не следит, и поскорее добраться до Пикадиллк и "Меррос", где они с Лорной договорились поужинать. Если Лорна хотя бы заглянула в газеты, она, должно быть, вся испереживалась. На Бэлл он нашел телефон-автомат, позвонил в ресторан и попросил позвать Лорну. Жена начала с многозначительного: "О, наконец-то это ты!" А Джон задал тот самый вопрос, которого и ожидала молодая женщина:

– Билл приставил к тебе хвост, дорогая?

– Нет, – ответила Лорна, – не думаю. Сегодня днем за мной, правда, следили, но всего лишь пожилой господин, жаждавший пригласить меня в кино. Не думаю, чтобы подчиненные Билла использовали подобные методы.

– Насколько я знаю, нет. Ты можешь приехать за мной немедленно?

– Что за странный вопрос! – вздохнула Лорна.

– Значит, Патриция не с тобой?

– Патриция? Какая еще Патриция?

– Сванмор, разумеется! Сегодня все вертится вокруг этой семейки! Юная леди собиралась ужинать с нами.

– Нет, Пат не пришла.

– Ты на машине?

– Да, я взяла "астон".

– В таком случае ты увидишь мистера Миллера на углу Парк-лейн и Стэнхоуп-стрит...

– Так, значит, мистер Миллер решил прогуляться сегодня вечером? Прекрасная новость!

* * *
Семь минут спустя серо-голубой "астон-мартин" подъехал к мистеру Миллеру, и тот, не теряя времени, сел в машину. За рулем Джон увидел Лорну, облаченную в пурпурный бархатный плащ. Несмотря на смертельную бледность, молодая женщина казалась красивее, чем когда бы то ни было.

В первую очередь она задала вопрос, которого и ожидал Мэннеринг:

– Как Лэррэби?

Джон улыбнулся, совершенно забыв, что оскал мистера Миллера выглядит далеко не привлекательно. Как это похоже на Лорну – подумать сначала о Лэррэби, нисколько не заботясь об украденных драгоценностях и возможном разорении...

– Последних новостей я не знаю. А ты?

– Я звонила каждый час: Джош по-прежнему без сознания. По мнению доктора Хэнли, все прояснится завтра.

Теперь на губах Лорны появилась нежная и слегка встревоженная улыбка.

– А как дела у тебя?

– Я нашел драгоценности, любовь моя, но снова их потерял, – и Джон тут же добавил: – Мне нужна твоя помощь, Лорна.

– Насколько я понимаю, Барон в очередной раз воскрес?

– Ну, не совсем, – возмутился Мэннеринг, – до сих пор я еще не сделал ровным счетом ничего противозаконного... разумеется, не считая двух-трех замков, которые пришлось взломать без всякого злого умысла...

– О, само собой, – съязвила Лорна.

– Любовь моя, мне совершенно необходимы толковый скупщик, сто пятьдесят тысяч наличными, надежный и не слишком оживленный дом – и все это надо найти до половины двенадцатого. Как по-твоему, это возможно?

Лорна тихонько рассмеялась.

– А почему бы и нет? Нам еще не такое удавалось!

– Стоп! О "нас" не может быть и речи! Я работаю один.

"Астон-мартин" ехал необычно медленно. Неожиданно Лорна радостно воскликнула:

– Ларк! Твой друг Ларк-Белка!

– О нем я уже думал, – задумчиво кивнул Джон. – Но с Ларком мы сильно рискуем: а вдруг Ярд сейчас за ним следит? Как только случается что-нибудь серьезное, вроде истории с "Куинс", полиция не спускает глаз со всех сколько-нибудь подозрительных личностей.

– Да, но Ларк – не убийца. Он явно не имеет никакого отношения к происшествию этой ночи, – возразила Лорна. – И Билл это отлично знает.

– Пожалуй, – пробормотал Мэннеринг, поддаваясь искушению. – Не представляю, кто еще в состоянии добыть мне эти сто пятьдесят тысяч фунтов...

– Может, мы могли бы попросить их у моего отца? – предложила Лорна.

Джон громко расхохотался.

– Вероятно, твой отец в состоянии собрать сто пятьдесят тысяч за два часа, дорогая! Но только не в фальшивых банкнотах!

Лорна изо всех сил выжала педаль газа.

– Может, ты хоть скажешь, что собираешься натворить!

Джон рассказал всю историю от начала до конца и о плане, который он разработал, намереваясь отобрать у Бада ворованные драгоценности. Лорна внимательно слушала, по обыкновению хмуря густые брови. Наконец она тяжело вздохнула.

– Зачем тебе понадобилось ввязываться в подобную авантюру, Джон? Ведь ты имеешь дело с типом, готовым на все ради драгоценностей!

– Ничего подобного, мой ангел! Наоборот, он жаждет их продать. И я их у него покупаю! Сейчас парень меня просто обожает!

– Тебе достаточно было бы предупредить Бристоу...

– А как же твоя подружка Патриция? Ее почтенный папаша решительно не хочет, чтобы кто-то узнал о краже его драгоценной коллекции!

– Ах! – воскликнула Лорна, которую эти доводы ничуть не убедили. – Плевать тебе на лорда Сванмора! Все это ты делаешь только потому, что такие приключения ужасно забавляют тебя, Джон Мэннеринг!

Молодая женщина сердито переключила скорость.

– Ну а я и мизинцем не пошевельну, чтобы тебе помешать, поскольку сама получаю от этого почти такое же удовольствие!

12

Сунув руки в карманы и глубоко надвинув на глаза шляпу, по Рейнольд-стрит прогуливался одинокий прохожий. Подъехав к нему, такси со спущенным флажком затормозило. Водитель – тщедушный человечек с морщинистым лицом и в форменном кепи, высунулся из окошка.

– Вы едете к мистеру Смиту? – тусклым голосом спросил он.

Мистер Миллер кивнул.

– Меня послал Бад. Он подсядет к нам чуть позже, – тем же безразличным голосом продолжал шофер.

Мэннеринг открыл заднюю дверцу и сел в такси. Стекло, отделявшее таксиста от пассажиров, было опущено, и водитель, казалось, был не прочь поболтать.

– Меня зовут Лэнки. А вас?

– Миллер, – представился Джон.

– Скажите-ка, это правда, что Дэйл и Слим отправились на тот свет?

– Вы что ж, не читаете газет? – буркнул Мэннеринг.

– Само собой, да только не всегда им верю, – отозвался тщедушный человечек. – К тому же я так давно знаю обоих, что просто не могу вообразить, что больше никогда их не увижу...

Немного помолчав, Лэнки продолжал все тем же лишенным всякого выражения голосом:

– И никто до сих пор не знает, кто прикончил ребят?

– Да нет, в газетах об этом ни слова, – осторожно ответил Джон. – Все, что мне известно, так это то, что они работали на Бада.

– Да. Но Бад сказал мне, что оба прошли вперед, а когда он сам появился на месте, парни уже схлопотали по пуле.

– Полицейские рассказывают совсем другое, – решился заметить Мэннеринг.

– А вы-то откуда знаете, что болтают в полиции?

– Пф-ф! Советую не путать меня с этой компанией! У меня ничего общего с легавыми! – живо успокоил его Джон. – Зато у меня есть один приятель журналист. Так вот, он утверждает, что Дэйла и Слима пристрелили из кольта.

– А у Бада – как раз кольт, – задумчиво пробормотал Лэнки.

– О, есть немало любителей попалить из такой игрушки! – примирительно бросил Мэннеринг.

– Да... вот только мало кто знает, что Дэйл и Слим будут торговать ночью на том месте! А в газетах пишут, что парень из магазина – знаете, тот, кого ребята успокоили, – угрожал им пушкой калибра семь-шестьдесят пять... эту игрушку нашли... И вот теперь вы мне говорите о кольте!

Голос шофера вдруг оживился.

– А вы давно знакомы с Бадом?

– Всего несколько часов, – невозмутимо отозвался Джон. – А вы?

– Три дня! Это Слим за мной пришел: Бад искал шофера и машину, которая не слишком бы бросалась в глаза легавым. В таких случаях ничего нет лучше такси. Сдается мне, этот Бад – америкашка. Терпеть не могу, как они работают, эти типы. Да и у нас здорово испортили ремесло. Кидаются на всех, как чокнутые, стреляют направо-налево, да еще из автомата или из кольта! В прежние-то времена работали тонко, да и вреда особого не причиняли... Как Дэйл-Мандраж, например...

– Но ведь Дэйл-то хорошо знал Бада? – спросил Мэннеринг, которого этот разговор все более заинтересовывал.

– И да, и нет. Дэйл ни разу не видел этого типа без платка на роже. Еще вчера он говорил нам со Слимом:

"Обещаю содрать эту чертову тряпку, коли парень не перестанет действовать мне на психику!"

Лэнки глубоко вздохнул.

– Возможно, он и впрямь содрал шарф, а Баду это пришлось не по нутру. Скажите по-честному, выдумаете, это Бад их пристрелил?

– Если это тебе не дает покоя, можешь спросить у него самого!

– Вот уж мерси! И без глупостей, мистер Миллер, пусть все это останется между нами, ладно?

Шофер тихонько хихикнул.

– А я знаю, зачем он прикрывает морду шарфом, этот Бад!

– Не может быть!

– Потому что у него борода! – Лэнки презрительно сморщился. – И не такая, как у парня, которому просто некогда побриться, понимаете? Нет, как у какого-нибудь белоручки, который может ухаживать за своей порослью на физиономии каждое утро. Какой-нибудь лекаришко... или художник, только почище на вид...

Мэннеринг про себя посетовал, что это глубокомысленное замечание не достигло очаровательных ушек Лорны. Такси, уже некоторое время катившее по Бэйсуотер-роуд, притормозило и подъехало к мужчине высокого роста, довольно быстро шедшему по тротуару. Он был одет в скверно сшитое темно-синее пальто и черную фетровую шляпу, а в руке нес объемистый кожаный портфель. Бад и в самом деле мог сойти за врача... Когда новый пассажир садился в такси, Джон мог рассмотреть его без помех. Бад снял шарф. Смуглое лицо, скрывая рот, обрамляла ухоженная борода клинышком. Глаза Мэннеринга, скрытые очками, тоже поблескивали, но... от удовольствия – Бад угодил-таки в ловушку!

– Куда мы едем? – сразу спросил он.

– В Олдгейт, – отозвался Джон.

– Ты слышал, Лэнки? Олдгейт!

– Я не глухой, – ответил маленький шофер такси ничего не выражающим голосом.

* * *
С точки зрения общества, Ларк-Белка обладал самыми прискорбными и предосудительными недостатками, но Мэннеринг считал его милейшим человеком, всегда жизнерадостным и не способным причинить зло даже сороконожке. Однако Джон не без некоторого опасения позвонил в дверь лучшего взломщика Британских островов (лучшего, ибо Дэйл-Мандраж навсегда утратил возможность соревноваться с Ларком, а Барон весьма разумно ушел в отставку). Весь план Джона базировался на двух неизвестных: во-первых, знаком ли Бад с Ларком? А во-вторых, если даже, по счастью, они никогда друг друга не видели, сумеет ли Ларк сыграть роль одного из королей скупщиков краденого?

Третий вопрос (знает ли Лэнки Ларка) решился сам собой, ибо Бад велел тщедушному шоферу и его не менее потрепанному такси отправляться в "известное место" и там ожидать. Лэнки послушно удалился, оставив Джона и Бада у дома Ларка.

Ларк сразу открыл дверь, и Джон успокоился. Увидев невысокого человечка с живыми и круглыми карими глазами – совсем как у зверька, давшего Ларку его кличку, – Бад и бровью не повел. Впрочем, у Ларка были не только глаза, но и манеры беличьи – быстрота и воинственный нрав. Одевался он обычно с пышностью весьма дурного тона, что вполне подходило для богатого скупщика краденого. В тот вечер Ларк даже несколько преувеличил этот свой недостаток, и весьма кстати – умопомрачительный вышитый жилет едва сходился на выступающем брюшке, достойном нотариуса. Справедливости ради надо заметить, что два часа назад, когда Джон заезжал сюда, никакого живота у Ларка не было и в помине.

– Вы опоздали на пять минут! – величественным тоном заметил Ларк.

Мэннеринг извинился. Бад пробурчал что-то неопределенное, и все трое вошли в небольшую комнату. Единственная лампа освещала круглый стол, покрытый бархатной скатертью, все остальное тонуло в полумраке – очевидно, таков был замысел хозяина дома.

– Мы принесли вам единственные в мире сокровища, мистер Смит, – сразу пошел в наступление Бад.

– Нечего устраивать мне тут предвыборную речь, мой мальчик, знаю я твои драгоценности! Да и вообще все цацки, какие только стоят внимания...

Тут уж Ларк не совсем врал...

– Двести тысяч, мистер Смит, вам подходит такая цена? – быстро вмешался Мэннеринг.

– Сто, – безапелляционно возразил скупщик.

– Вы что, издеваетесь надо мной? – взвыл Бад. – Я пришел...

– Можешь сразу топать обратно, если недоволен! – спокойно возразил Ларк. – Но зря ты так кипятишься! Покажи-ка лучше товар...

Немного поколебавшись, Бад открыл портфель и начал один за другим выкладывать футляры из замши и кожи на красную скатерть, покрывавшую стол. Ларк открыл первый футляр, и несколько камней выкатились на стол. Джон узнал два кольца, брильянтовое ожерелье и украшенный сапфирами браслет. Все это принадлежало Лорне. Еще несколько камней, вынутых из оправы, опознать было значительно труднее. В других футлярах оказалась коллекция Сванмора вся целиком, большая же часть драгоценностей "Куинс" исчезла – в основном изумруды. Джон пришел к выводу, что Клара Гаррис питает к этим камням особое пристрастие, а Бад – гораздо щедрее, чем ему хочется показать.

– Слушай, Миллер, ты знаешь, с чего это твоему приятелю не терпится побыстрее сплавить эти камешки? – неожиданно спросил Белка.

– Думаю, он торопится вернуться к себе в Америку и не знает, как перевезти их через океан, – отозвался Мэннеринг.

Черные глаза метнули в Джона молнию, а он безмятежно улыбался, словно не замечая, что парень кипит от ярости. Тем временем Ларк пододвинул стул и сел изучать драгоценности.

– Американец он или патагонец, а принес неплохой улов! Садитесь, если хотите, но не мешайте мне работать.

Он натянул тонкие и эластичные замшевые перчатки и пояснил:

– Если мы не сговоримся насчет цены, у меня нет ни малейшего желания делать вам подарок в виде собственных отпечатков пальцев, дети мои!

И Ларк принялся изучать камень за камнем, вертя их перед глазами и манипулируя лупой так естественно и непринужденно, как будто всю жизнь занимался скупкой драгоценностей, а не добывал их самыми разнообразными, но всегда нелегальными способами. Наконец Ларк взял список, составленный Бадом, и другой, тот, что незадолго до этого принес ему Мэннеринг, чтобы самым скрупулезным образом проверить наличие каждой вещи. Медленно проходила минута за минутой. Для обоих мужчин, стоящих у стола не отводя глаз от каждого движения Белки, время тянулось невыносимо долго.

Наконец Ларк поднял голову.

– Тут не все драгоценности, – изрек он. – Общая стоимость максимум восемьдесят тысяч фунтов.

– Да, тут и впрямь не все, – мрачно согласился Бад, – несколько цацек я оставил себе. Но и оставшиеся стоят гораздо больше восьмидесяти тысяч!

Мэннеринг, мечтающий как можно скорее покончить с этим делом, решил, что пора вмешаться.

– Вы сами отлично знаете, мистер Смит, что мы с вами только что сошлись на ста пятидесяти тысячах, – благодушно проворчал он. – Вы сейчас занижаете цену, мой приятель завышает, все это – по правилам игры. Да вот только камешки слишком опасны, чтобы тратить время на такого рода игры. Говорите свою цену, и покончим с этим раз и навсегда.

Ларк сделал вид, будто задумался, снова поглядел на списки, которые все еще держал в руке, и тяжело вздохнул.

– Сто двадцать тысяч.

– По-моему, это вполне божеская цена, – сказал Мэннеринг Баду, заметив, что тот недовольно ворчит себе в бороду. – И вы не можете подозревать меня, что я хотел обвести вас вокруг пальца, потому что мои комиссионные зависят от того, что получите вы сами!

– Верно, а я и позабыл про ваши комиссионные, – буркнул Бад.

– Зато я – нет! Значит, сто двадцать тысяч, мистер Смит. Мы согласны.

– Имейте в виду, что ваш товарец настолько "красный", что мне придется лет пять хранить его, даже не прикасаясь к нему, – жалобно заметил Белка, окончательно вошедший в роль скупщика. – Ну ладно! Я не стану крохоборствовать из-за каких-то там нескольких тысяч... в конце концов, я никогда не мог устоять перед хорошим камешком...

Ларк сунул руку под стол и вытащил кожаный чемоданчик.

– Я готов дать вам в придачу этот чемоданчик, молодой человек, если вы оставите мне портфель. Таким образом мы сэкономим время. Мои банкноты так хорошо уложены...

Ларк поставил чемоданчик на стол и откинул крышку: он был доверху набит пачками банкнот, стянутых резинками и совершенно одинаковых на вид. Такой удивительный порядок производил сильное впечатление.

Бад удивленно присвистнул, а Белка весело рассмеялся:

– Вид такого количества бабок зараз всегда малость ошарашивает, а? Но мне придется вытащить несколько пачек. Я предполагал заплатить сто пятьдесят, а мы сговорились на ста двадцати – стало быть, тридцать тысяч долой, или шестьдесят пачек. Ты просил банкноты по пять фунтов – значит, в каждой упаковке их сто штук. Можешь сам выбрать мои шестьдесят пачек, малыш!

Бад, ни слова не говоря, повиновался, и, вытащив шестьдесят пачек, протянул их Ларку. Тот аккуратно положил деньги на стол рядом с драгоценными камнями, усыпавшими красную скатерть.

– Теперь моя очередь, – вкрадчиво заметил Мэннеринг. – Двадцать пять процентов от ста двадцати тысяч – это тридцать. Так я могу их забрать?

Бад, смирившись с неизбежным, пожал плечами.

– Валяйте, – пробормотал он. – Если так пойдет и дальше, мне мало что останется...

– Тебя разве не учили, что ворованное добро впрок не идет? – добродетельно заметил Ларк-Белка и как человек практичный добавил: – Краденая драгоценность чаще всего обесценивается наполовину, а если она знаменита – и того больше, а "красные" камни не стоят почти ничего. Тебе еще крупно повезло, что удалось выйти на Миллера и на меня, иначе ты никогда бы не выручил девяносто тысяч фунтов за такой опасный товар. Кстати, не хочешь проверить, вся ли сумма на месте?

Бад покачал головой, но Ларк настаивал.

– Да посмотри же хотя бы одну пачку! Выбери какую-нибудь наугад, и я ее при тебе пересчитаю.

Бандит, на которого властный и самоуверенный тон маленького человечка производил почти завораживающее впечатление, снова послушался, и ловкие пальцы Белки принялись с невероятной скоростью перебирать банкноты. В полной тишине слышалось лишь шуршание бумаги...

13

Склонившись над столом, где все еще переливались мириадами огней драгоценные камни, Ларк не мог сдержать возгласа восторга.

– Господи Боже мой, мистер Мэннеринг! Еще ни разу в жизни я не видел столько восхитительных сокровищ вместе! И все это ваше?

Джон указал пальцем на несколько драгоценностей.

– Вот эти – да. Но остальное – коллекция Сванмора.

– Что ж, не скажешь, что она дурна, эта коллекция! Но я даже понятия не имел, что ее стырили... По правде говоря, я уже давно мечтаю об этих камешках...

– Ларк! – Мэннеринг укоризненно посмотрел на него. – Тебе бы следовало быть поосторожнее...

– Ба! Я никогда не мог удержаться и не стащить того, что мне приглянулось! Говорят, когда я появился на свет, ненароком снял обручальное кольцо с повитухи. Так что ж вы хотите?

Джон расхохотался, а Ларк тем временем продолжал:

– Как мы поступим со всем этим хозяйством?

– То, что я собираюсь сделать, тебе, вероятно, не доставит особого удовольствия: мы вернем драгоценности лорду Сванмору.

– Зная вас, я бы скорее удивился обратному! – вздохнул Ларк, ни сном ни духом не подозревающий, что почтенный мистер Мэннеринг и Барон – одно и то же лицо. – Вам не следует слишком долго задерживаться здесь, мистер Мэннеринг. Вдруг все эти побрякушки найдут у меня, а заодно и вас поблизости? Краденые драгоценности и фальшивые деньги! Видали, как он уволок фуфленые банкноты, этот ваш фрукт? Даже ничего не заподозрил! Правда, надо признать, я ловко провернул операцию – сунул поверх каждой пачки настоящую бумажку. Стало быть, эта милая шутка все же обойдется вам в девятьсот фунтов.

Ларк хорошо умел считать и никогда не упускал собственной выгоды.

– Что ж, это совсем не дорого, можешь мне поверить! – сказал Джон. – В другой раз объясню – почему... Но что ты делаешь?

С ловкостью фокусника Ларк снимал верхние банкноты с каждой пачки.

– Забираю настоящие деньги, черт возьми! А фальшивые мы сейчас же спалим.

Сказано – сделано. Ларк радостно швырнул пачки фальшивых банкнот в огонь камина.

А Джон начал убирать драгоценности в футляры, не без ехидства представляя себе, какую физиономию скорчит лорд Сванмор, когда он вернет ему коллекцию целиком и полностью, сопроводив наилучшими пожеланиями от "Куинс"...

* * *
А в это время на другой улице Олдгейта, перпендикулярной той, где жил Ларк-Белка, с ужасающей быстротой разворачивалась настоящая трагедия.

Двое полицейских в форме, спрятавшись в подъезде, внимательно разглядывали редких прохожих и обменивались довольно едкими репликами насчет телефонного звонка, который принял минут двадцать назад дежурный участка.

– Как вы смотрите на то, чтобы сцапать типа, прикончившего Дэйла-Мандража и Слима-Плясуна? – осведомился тусклый и монотонный голос.

Как и следовало ожидать, полицейский ответил, что только о том и мечтает. Тогда неизвестный все тем же бесстрастным голосом продолжал:

– В таком случае прогуляйтесь маленько по Чопмен-стрит между двадцатым и двадцать восьмым номером. Если увидите бородатого парня с кожаным портфелем, поинтересуйтесь, что он таскает с собой и где торчал прошлой ночью...

И незнакомец тут же повесил трубку. Полиция проверила, откуда звонили. Выяснилось, что из обычного телефона-автомата в Сохо. Стражи закона немного поколебались: упоминание о бородатом типе смахивало на дурацкий розыгрыш. И, как заметил младший из двух полицейских, торчавших в подъезде дома номер 24 на Чопмен-стрит, "есть шанс, что нас в очередной раз оставят с носом".

Однако, к несчастью для него, звонок вовсе не был шуткой.

Тщедушный шофер Лэнки решил, что ни он, ни его такси не станут сегодня ждать Бада в условленном месте... а заодно обнаружил быстрый и безопасный способ отомстить за смерть Дэйла-Мандража и Слима-Плясуна.

Оба полисмена увидели, как из-за угла вынырнул мужчина и двинулся в их направлении. Прохожий был бородат, но в руке нес не портфель, а кожаный чемоданчик... Такая мелочь, конечно, не остановила стражей порядка. Они выскочили из подъезда и, окликнув незнакомца, потребовали предъявить документы.

Мужчина сначала поставил на землю чемоданчик, а потом очень громко и вежливо сказал:

– Ну, разумеется, какие могут быть вопросы, офицер?

И тут же всадил две пули в живот полицейского, стоявшего ближе к нему.

После этого бандит дал деру и исчез в темноте ночи, а его жертва билась в агонии на тротуаре рядом с кожаным чемоданчиком.

Второй полисмен немного поколебался – не броситься ли следом за убийцей? – но в конце концов побежал в ближайший дом и, разбудив жильцов нижнего этажа, велел соединить его с участком и немедленно вызвать врача...

* * *
Десять минут спустя на этом же месте оживленно беседовала небольшая группа полицейских. "Скорая помощь" увезла раненого, предупредив, что состояние его почти безнадежно. Инспектор решился открыть таинственный чемоданчик и, тихонько свистнув сквозь зубы, сразу предложил:

– А что, если мы сейчас заглянем к Ларку? Он живет всего в двух шагах...

* * *
Джон собрал драгоценности и рассовал футляры по карманам широченного плаща.

– Выгляни в окошко, Ларк, и посмотри, все ли спокойно на улице.

Белка перемешивал в камине остатки золы так весело горящих фальшивых банкнот.

– Иду. Но вам нечего опасаться: во всем Лондоне нет более тихого местечка!

Ларк исчез и почти тотчас же вернулся, испуганно тараща глаза.

– Легавые! В конце улицы... и к тому же пешие!..

– Это – чтоб лучше съесть тебя, мой друг! – прорычал Мэннеринг, изображая волка из "Красной Шапочки", хотя ему вовсе не хотелось сейчас шутить. – Главное – не волнуйся, Ларк. Сиди дома. Ты ничего не знаешь. К тебе заходил какой-то парень, предлагал краденые камни, но ты его послал подальше. И не отступай от этой версии. Если, паче чаяния, они тебя загребут, отказывайся говорить и требуй моего адвоката, Тоби Плендера. Понял?

– Да, Тоби Плендер, – повторил Ларк, к которому уже вернулось самообладание. – У вас еще есть шанс удрать отсюда, мистер Мэннеринг. Через погреб. Там, в глубине, есть маленькая дверца, она выходит во двор. Забор – не так чтоб очень высок, а по другую сторону строится дом. Только не медлите!

И, провожая Джона к погребу, Ларк уточнил:

– Стройка ведет на улицу, параллельную моей. Если поторопитесь, можете обогнать легавых. Не могу предложить вам оставить камешки тут – они перевернут все вверх дном и проверят каждую соринку... но главное, чтобы все это хозяйство не нашли у вас!

В дверь позвонили. Долгий, настойчивый звонок...

– Ишь, как этим господам не терпится! – возмутился Белка и сунул в руку Джона карманный фонарик.

Тот бросился в подвал, крича на ходу:

– Задержи их как можно дольше, Ларк, и спасибо!

Он без всяких сложностей нашел дверцу, взбежал на несколько ступенек, быстро перескочил кирпичную стену (она не остановила бы и пятилетнего ребенка!) и приземлился в будущем садике, а ныне – пустыре возле строящегося дома.

Мэннеринг не мешкая вошел в дом и при свете фонарика двинулся в ту сторону, где, по его расчетам, должен был находиться холл. Перед ним зияло большое овальное отверстие – вероятно, тут запланирован главный вход. Джон подошел, осторожно высунул нос на улицу и... увидел полицейского. Он мерно прохаживался туда-обратно метрах в пятидесяти от Мэннеринга.

Джон отскочил к стене, пытаясь собраться с мыслями. Полицейским явно не потребуется много времени, чтобы обнаружить в доме Ларка погреб, дверцу и дворик... а все это приведет их прямиком к нему, Мэннерингу, неподвижно замершему в темноте. Уж лучше попытаться выскользнуть, как только полисмен отвернется.

Да и в конце-то концов, чем он рискует, если вдруг "бобби", заметив его, позовет подкрепление? Ничем... при условии, что в карманах Джона не будет драгоценностей. Да, конечно, он раскрашен, как индеец, и не прихватил с собой никаких бумаг. Из участка позвонят Бристоу, тот разозлится, начнет метать громы и молнии, грозить самыми страшными карами... но – и только!

Значит, надо избавиться от драгоценностей!

Обойдя будущие комнаты первого этажа, Джон заметилв углу одной из них кучу строительного мусора. И быстренько один за другим он стал распихивать футляры под обломками кирпича и камня. Мэннеринг так торопился, что порвал перчатку и, оцарапав руку, выругался. Ему удалось спрятать все драгоценности так, что со стороны ничего не было заметно. Теперь можно и вернуться к входной двери!

Полисмен по-прежнему был на улице, но, по счастью, медленно удалялся спиной к Джону...

Мэннеринг как ошпаренный бросился в противоположном направлении, втянув голову в плечи и с минуты на минуту ожидая, что пронзительный свисток остановит его отчаянное бегство...

Но никто не засвистел, и вскоре Джон исчез в первой попавшейся улочке.

* * *
Примерно в половине третьего ночи Джон Мэннеринг вышел из туалетной комнаты на Пэддингтонском вокзале, неся в руке кожаный кейс с твидовым костюмом, шляпой и галстуком мистера Миллера, а заодно и ярко-зеленой коробкой для грима.

Джон более-менее смыл грим и теперь мечтал только о трех вещах: теплой ванне, большом бокале неразбавленного виски и улыбке Лорны.

Но на Пэддингтонском вокзале, как и на маленькой улочке Олдгейта, силы порядка не дремали... На сей раз Мэннеринг увидел не обычного полисмена в униформе, а куда более опасного, невзирая на весьма благодушную физиономию, инспектора Доусона из Уголовной полиции.

Мгновение поколебавшись, Джон вернулся в туалетную комнату – пожалуй, инспектора Доусона гораздо лучше повстречать без компрометирующих предметов в руках... Однако он сунул в карман резиновые шарики, раздувавшие щеки мистера Миллера, и его ужасающие вставные зубы, потом оставил костюм и зеленую коробку за дверью туалета и вышел, помахивая пустым кейсом.

Мэннерингу пришлось еще раз пройти через все здание вокзала. Доусон, погруженный в оживленную беседу с полисменом в форме, рассказывающим ему об убийстве на Чопмен-стрит, не обратил на Джона ни малейшего внимания, и тот поспешил улизнуть.

* * *
Еще ни разу в жизни дорога с Пэддингтонского вокзала до Челси не казалась Джону такой долгой. И все-таки он велел шоферу остановиться возле телефона-автомата и позвонил в Ярд, оставив дежурному сержанту срочное сообщение для Бристоу.

Гнусавым голосом с почти таким же сильным американским акцентом, как у Бада, Мэннеринг весьма энергично посоветовал:

– Можете вытащить вашего суперинтенданта хоть из постели, если понадобится! Только передайте ему, чтоб немедленно послал людей обыскать строящийся дом на Сент-Питер-стрит в Олдгейте. Кто говорит? Э-э-э... Да так, доброжелатель...

И Джон повесил трубку.

"С ума сойти, чьим только доброжелателем я ни побывал сегодня! А что, если теперь малость подумать и о себе?" – пробормотал он себе под нос.

И Мэннеринг, со спокойной совестью усевшись в такси, поехал домой.

Осуществление трех заветных желаний не заняло много времени: Джон получил наконец и горячую ванну, и бокал виски, и улыбку успокоившейся Лорны.

– Хочешь верь, хочешь не верь, любовь моя, но с этой историей покончено. И причем – за двадцать четыре часа, а это рекорд даже для меня! Завтра Бристоу отволочет старому мерзавцу Сванмору его драгоценную коллекцию... Представляю, какая у него будет при этом торжествующая и в то же время скромная физиономий!

– А как же Ларк?

– Ларк и сам отлично выпутается, можешь за него не беспокоиться. Наш приятель дотрагивался до драгоценностей только в перчатках, и у Билла нет против него ни единой улики. Что до Бада, то пусть им занимается Бристоу. Оставляю ему заботу отправить этого типа за решетку, а заодно разыскать остальные драгоценности, украденные в "Куинс". Для меня это слишком легкая работа, – закончил он, потягиваясь.

Лорна на мгновение замялась, нахмурила брови и наконец смерила мужа долгим взглядом.

– А Патриция? – спросила она.

– Патриция? Патриция Сванмор?

– Разумеется! Она исчезла! Патриции нет ни дома, ни у отца – я сама звонила около полуночи.

– Ну, если тебе охота висеть на телефоне всякий раз, как одна из твоих приятельниц задумает малость поразвлечься, не предупредив домашних...

Раздосадованная Лорна налила себе еще одну порцию виски, но не стала возражать.

Джон размышлял.

– И однако, мне кажется, что Бад... – начал он.

– Ах-ха, – хмыкнула Лорна, не поднимая носа от бокала.

– Так вот, он упоминал о какой-то "другой девушке", которой не стоит "досаждать"... именно это слово он и употребил... А впрочем, ладно! Если Патриция и в самом деле исчезла и похитил ее Бад, Билл разыщет все вместе: Патрицию, драгоценности и Бада... В конце концов, он-то за это хоть деньги получает! И пользуется к тому же всеобщим уважением! В то время как я вынужден рисковать собственным благополучием и, что гораздо более важно, твоим... А чего ради? Чтобы эти господа из Ярда, и Билл в первую очередь, обращались со мной, как с мальчишкой, забравшимся в шкаф с вареньем? Я нашел драгоценности Сванмора, и этого мне более чем достаточно. Итак вопрос исчерпан. – И, подозрительно глядя на Лорну, он осведомился: – А могу я узнать, что ты там бормочешь в свой бокал?

Молодая женщина подняла голову и одарила мужа ангельской улыбкой.

– О, ничего, пустяки... Я лишь сказала: будем надеяться, что завтра у тебя не изменится настроение...

14

На следующий день, с самого утра, те служащие Ярда, что находились под началом у Бристоу, передавали друг другу не слишком почтительное, но вполне оправданное предостережение:

– Осторожно! Старый Билл, похоже, взбесился!

Во всем Ярде царило не самое лучшее настроение: полисмен, раненный на Чопмен-стрит, к утру скончался, а для государственной полицейской службы убийство одного из ее людей всегда было серьезнейшим делом. Поэтому каждый пребывал в самом мрачном расположении духа.

Бристоу, однако, побивал все рекорды.

Около одиннадцати он с решительным видом вошел в кабинет заместителя шефа Ярда с бумагами и фотографиями.

Андерсон-Керр, не любивший терять время, сразу указал ему на стул.

– Вы пришли поговорить насчет Чопмен-стрит? – спросил он.

– Не только об этом, сэр.

– Сигарету?

– Нет, спасибо, – вздохнул Бристоу.

Андерсон-Керр бросил на него изумленный взгляд.

– Я не верю в совпадения, сэр, – угрюмо начал суперинтендант.

– Я тоже. И что с того?

– А то, что сегодня утром ко мне в кабинет пришел инспектор Доусон. Причина не имеет ничего общего с нашей работой – он собирает пожертвования для вдовы Нортона, ну, вы знаете, того полисмена, что умер сегодня ночью.

– Да, знаю, – проворчал Андерсон-Керр, не привыкший, чтобы суперинтендант начинал с таких долгих предисловий.

– У Доусона в руках был отчет о ночной работе, и он забыл его у меня на столе. Чуть позже, случайно взглянув на отчет, я увидел, что инспектор обнаружил в туалете Пэддингтонского вокзала потрепанный твидовый костюм, шляпу, галстук и металлическую коробку с гримом: там были румяна, тональный крем и даже усы...

Потягивая давно погасшую трубку, Андерсон-Керр с любопытством слушал, и его внимание только подстегивало Бристоу.

– Еще там оказалась пара серых перчаток из очень тонкой ткани. Доусон отметил в докладе, что указательный палец правой перчатки разорван и слегка испачкан кровью. Сам не знаю, что толкнуло меня к телефону и заставило немедленно приказать Доусону отправить коробку для грима на экспертизу... на предмет отпечатков пальцев... Так вот, на ней обнаружен очень четкий отпечаток правого указательного пальца...

– И этот отпечаток есть в картотеке?

– Еще бы! – снова вздохнул Бристоу. – Конечно, он там есть! Это отпечаток пальца Мэннеринга, сэр.

К величайшему удивлению суперинтенданта, такое разоблачение не особенно поразило Андерсона-Керра.

– И всего-то? Это не стоит выеденного яйца, Билл. Мэннерингу не впервой переодеваться для игры в "детектива-любителя" и побеждать там, где Ярд проваливается самым жалким образом.

– Да, увы, это не в первый раз!.. Но я потребовал принести мне костюм, перчатки и ботинки... Перчатки и подошвы ботинок покрыты беловатой пылью. Результаты лабораторного анализа еще не получены, но эта пыль чертовски похожа на ту, что можно увидеть на любой стройке... например, там, где сегодня ночью мы отыскали драгоценности Сванмора...

– Это, разумеется, уже посерьезнее, – пробормотал Андерсон-Керр, задумчиво зажигая погасшую трубку. – Но объяснение мне кажется довольно простым, Билл. Это Мэннеринг позвонил нам и посоветовал прогуляться в некий дом... Вероятно, он сумел отобрать у вора драгоценности и выбрал такой... своеобразный способ поставить нас в известность.

– Честно говоря, я подумал то же самое, сэр. Но, к счастью, есть еще кое-что... Вот фотографии двух пуль, убивших полисмена на Чопмен-стрит, а вот – тех, что прикончили Дэйла и Слима-Плясуна.

– Тот же револьвер, а? – с живостью проговорил Андерсон-Керр, бросив взгляд на протянутые суперинтендантом фото.

– Да, тот же кольт. Убийца Нортона – тот же человек, что разделался с Дэйлом и Слимом и ограбил "Куинс"... Теперь нам известно, что Мэннеринг находился этой ночью в нескольких сотнях метров от Чопмен-стрит и при нем были краденые драгоценности... Возможно, Джон сумеет дать нам очень простое объяснение...

Андерсон-Керр сделал вид, будто не заметил этого фамильярного "Джон", достаточно красноречиво свидетельствовавшего о глубокой растерянности Бристоу, и суперинтендант продолжал:

– Мы оба, сэр, отлично знаем, что Мэннеринг не убийца. Да вот факты ставят нас в дьявольски неловкое положение...

– Вы не думаете, что Мэннеринг мог застрелить Дэйла и Слима из самозащиты? – без особого убеждения осведомился Андерсон-Керр.

– Только не в затылок, сэр! – с живостью возразил Бристоу. – И никогда в жизни он не стал бы стрелять в полисмена!.. Нет, по-моему, драгоценности в конце концов приплыли к Ларку-Белке, а тот вернул их Мэннерингу...

– А этот ваш Белка не мог ограбить "Куинс"?

Билл покачал головой.

– Нет, на ту ночь у него есть алиби. Что до событий вчерашних, то Ларк твердо держится довольно простой, хотя, очевидно, стопроцентно лживой версии: какой-то бородатый тип якобы предлагал ему неизвестные драгоценности под угрозой револьвера.

– Но, к несчастью, бородатый и в самом деле существует! Да и револьвер – тоже, – заметил Андерсон-Керр.

– Правильно. Но вот что совершенно неправдоподобно – так это что Ларк послал его подальше, как он нас уверяет! Я скорее склонен думать, что Белка с помощью Мэннеринга или без, но завладел драгоценностями. Разумеется, Ларк клянется и божится, что ни разу в жизни не видел кожаного чемоданчика, который мы нашли на Чопмен-стрит, а тем более – фальшивых пятифунтовых банкнот!

– Там нет отпечатков?

– Ни единого. На драгоценностях есть отпечатки Мэннеринга и Стирна, но это вполне естественно. Можете положиться на Ларка – он никогда не притронется ни к чему опасному без перчаток, сэр. Белка – старая лиса.

– С точки зрения зоологии, по-моему, вы малость загнули, Билл. – На лице Андерсона-Керра мелькнула улыбка. – Но в том, что касается Мэннеринга, вы, вероятно, правы. Так, по-вашему, этой ночью он был у Ларка?

– Да. А услышав шум на Чопмен-стрит, удрал, припрятав драгоценности.

– Ну, надо признать, все это не так уж страшно. По крайней мере, для Мэннеринга.

– Да, сэр, но интуиция мне подсказывает, что это дело еще не кончено... Мэннеринг, возможно, захочет найти недостающие драгоценности и наделает ошибок. А вы прекрасно знаете, что если нам придется его арестовать, на поверхность тут же всплывет Барон.

– И это сделаете вы, Билл?

Бристоу холодно посмотрел на Андерсона-Керра.

– Да.

– Но, насколько я понимаю, вам это не доставит особой радости?

– Напротив, будет крайне мучительно, сэр, – с трогательной прямотой ответил суперинтендант. – Около десяти лет назад Мэннеринг спас мне жизнь, и я до сих пор в долгу перед ним.

Андерсон-Керр молча посасывал трубку, не говоря ни слова, и Бристоу встал.

– Я приставлю к Мэннерингу хвост, сэр, – сказал он, собирая бумаги и фотографии. – Или вы предпочитаете, чтобы я действовал незамедлительно?

Заместитель начальника Ярда так долго молчал, что Бристоу тишина стала казаться бесконечной.

– Слушайте, Билл, – наконец сказал Андерсон-Керр, – не стоит быть строже самого архиепископа Кентерберийского! Щепетильность хороша в меру. Только потому, что Мэннеринг – ваш старый друг, вы обходитесь с ним куда суровее, чем с любым другим частным детективом, виновным только в том, что он конкурирует с нами! Сейчас самое главное – поймать убийцу Нортона!..

Его прервало тихое дребезжание телефона. Андерсон-Керр снял трубку аппарата, стоявшего на письменном столе по правую руку от него, – один Бог знает почему, заместитель начальника Ярда упорно отказывался пользоваться новыми средствами, – и тихо проворчал:

– Останьтесь, Билл, это, возможно, касается и вас...

Две секунды спустя Андерсон-Керр протянул трубку Бристоу:

– Это вообще звонят скорее вам... лорд Сванмор! Суперинтендант расплылся в довольной улыбке и схватил трубку.

– Полагаю, вам передали мое сообщение, сэр? Этой ночь мы нашли ваши драгоценности.

– Поздравляю! – сухо бросил его сиятельство. – Что ж, теперь вам остается лишь разыскать мою дочь...

Когда Бристоу повесил трубку, у него был настолько растерянный вид, что Андерсон-Керр не удержался от изумленного восклицания:

– Я, конечно, знаю, что Сванмор – совершенно невыносимый тип, Билл, но не мог же он устроить вам выволочку за то, что вы нашли его коллекцию всего за двадцать четыре часа!

– О, драгоценности теперь уже вообще ни при чем, сэр... Лорд Сванмор сообщил, будто только что стреляли в его сына!

– Он ранен?

– Нет. Нападавший промахнулся и тут же удрал.

– А как он выглядел?

– Широкополая шляпа, плащ, а вся нижняя часть лица, до самых глаз, закутана шарфом... – Бристоу пожал плечами. – Лорд Сванмор больше ничего не знает – все это происходило у его сына, и тот сразу же позвонил отцу. И еще одна приятная новость: мисс Сванмор исчезла. Вчера она собиралась обедать со своим братом, но не пришла. Домой тоже не вернулась. Известно только, что вчера около полудня девушка села в такси. С тех пор – ни слуху ни духу!

* * *
Вернувшись к себе в кабинет, Бристоу так решительно снял трубку, что это не предвещало ничего хорошего будущему собеседнику, и набрал номер Мэннеринга. Ответил низкий сердечный голос Лорны.

– Да, Джон дома... но он в ванной... Подождите, Билл, сейчас я отнесу ему телефон. Только, если услышите ругательство, не принимайте на свой счет – я вечно путаюсь в этом чертовом проводе!

И почти тотчас же послышался голос Джона.

– Билл? Вам известно, что разговаривать по телефону, сидя в ванне, не рекомендуется? Это очень опасно. Если меня убьет током, вас замучает совесть!

– Почему током? Мы не в Соединенных Штатах! Здесь обычно пользуются веревкой, – проворчал Бристоу.

– Я вижу, у вас сегодня дивное настроение, – отозвался Джон, с насмешливой улыбкой приглашая Лорну послушать разговор. – И у вас нет для меня больше никаких приятных новостей?

– Нет. Вы не читали газет?

– Я только что проснулся.

– Что, поздно легли?

– Да, и очень, – просто ответил Джон.

Бристоу не стал заострять внимание на этом вопросе.

– Почитайте газеты, – продолжал он, – и вы узнаете, что я нашел часть ваших драгоценностей. Могу добавить то, что газетам, естественно, печатать не велено, – коллекция Сванмора тоже нашлась.

– Вся целиком?

– Не хватает только пары изумрудных серег, а все остальное на месте.

– Невероятно! – воскликнул Мэннеринг с таким хорошо разыгранным удивлением, что мог бы обмануть кого угодно, но только не суперинтенданта. – И где же вы все это отыскали?

– Перестаньте издеваться надо мной, Мэннеринг! Поговорим об этом попозже, а пока у меня слишком много дел. Этой ночью в Олдгейте прикончили одного из наших людей...

– Невероятно! – снова воскликнул Джон.

На этот раз удивление было совершенно искренним.

– Кроме того, некий тип в маске стрелял в сына Сванмора, но, к счастью, не попал и мгновенно смылся... Мне остается найти убийцу Дэйла-Мандража и Слима-Плясуна и заодно все недостающие драгоценности... Как видите, программа довольно-таки насыщенная! – И Бристоу внезапно выпалил: – Да, чуть не забыл: куда вы девали Патрицию Сванмор?

– Почему вы меня об этом спрашиваете? – ошарашенно спросил Джон.

– Потому что мисс Сванмор исчезла, а вы – последний, с кем ее видели вчера утром. Теперь понимаете? Так что вы сделали с Патрицией Сванмор?

– Засолил! – рассердился Джон. – Может, ответ и дурацкий, но и ваш вопрос по меньшей мере так же глуп. Впрочем, поскольку я все же добрый малый, могу сообщить, что высадил вчера Патрицию на Кингс-роуд... Поработайте же чуть-чуть, черт возьми, найдите таксиста, и он подтвердит мои слова...

Мэннеринг швырнул трубку и тут же встретил взгляд Лорны. Серые глаза потемнели, явно предвещая бурю:

– Похоже, что твоя подружка Патриция и в самом деле испарилась...

– И, насколько я понимаю, твое благоразумное решение покончить с этой историей летит к чертям! – воскликнула молодая женщина, подхватывая телефон, чтобы отнести его в комнату.

Джон, пытаясь отыскать уплывшее куда-то мыло, кипел от притворного возмущения.

– Ты настоящая Кассандра! У тебя злой язык! Я сказал, что покончил с этим делом, и так оно и есть! Я не из тех, кто каждую минуту передумывает...

Лорна снова появилась в дверном проеме и озабоченно посмотрела на мужа. Тот улыбался с самым беспечным видом.

– Скажи-ка мне, Джон, – медленно проговорила она, – если бы вдруг Билл нашел доказательство, что этой ночью ты побывал у Ларка и спрятал драгоценности, это было бы очень опасно для тебя?

– Для меня? Вероятно, да. Особенно если вмешается прокуратура. Да только вот загвоздка: Билл никогда не сможет доказать что бы то ни было, любовь моя! Это просто невозможно! – закончил он, успокаивая жену.

15

За завтраком, настолько поздним, что его скорее следовало бы назвать ленчем, Джон читал газеты, сопровождая чтение самыми разнообразными комментариями. Неожиданно зазвонил телефон. Мэннеринг снял трубку.

– Это квартира мистера Мэннеринга? – вежливо спросил незнакомый, но очень приятный женский голос. – ...мистера Джона Мэннеринга?

Джон ответил утвердительно, и незнакомый голос продолжал:

– И вы – сам мистер Мэннеринг?

– Совершенно верно...

Казалось, незнакомка подыскивала слова. Наконец, запинаясь, она проговорила:

– Я – миссис Хакроуз и живу в Хаунслоу. Мое имя вам, конечно, ничего не говорит, но, по-видимому, я все же должна была позвонить вам...

Женщина еще немного поколебалась и вдруг выпалила:

– Это все из-за моего младшего сынишки Уилфрида!

– В самом деле? – любезно поддержал разговор Джон.

– Да... видите ли, Уилфрид коллекционирует пустые коробки из-под сигарет...

– Очень интересно, – пробормотал Мэннеринг, весело подмигивая Лорне и предлагая ей послушать.

Но миссис Хакроуз вдруг перешла к более серьезной теме:

– Мистер Мэннеринг, вам знакома молодая женщина или девушка по имени Патриция?

Улыбка мгновенно исчезла с лица Джона.

– Да, но я не очень хорошо понимаю...

– Сегодня утром, разбирая вещи Уилфрида, я нашла листок ярко-синей бумаги. Оказалось, это пачка от французских сигарет, по крайней мере, я так думаю... разорванная и испачканная грязью. Передаю вам название по буквам: "Джи-эй-ю-эл-оу-ай-эс-и-эс".

Джон и Лорна удивленно переглянулись, а миссис Хакроуз невозмутимо продолжала:

– На обороте карандашом нацарапано несколько слов. Сначала – ваше имя и номер телефона, а потом... подождите, я лучше прочитаю: "Джону. Меня похитили и, кажется, мы в Хаунслоу. Не волнуйтесь за меня – они совсем не злые. Но папе и Джорджу грозит опасность. Помогите им. Патриция". Вот и все. Боюсь, это кажется вам несколько... туманным...

– Напротив, все ясно, – воскликнул Мэннеринг. – Благодарю вас, миссис Хакроуз, вы очень хорошо сделали, что позвонили. А могу я узнать ваш адрес?..

* * *
– А теперь, – начала Лорна, едва Джон повесил трубку, – ты снова выходишь на тропу войны и бросаешься в битву? Да?

Смущенно улыбаясь, Джон обнял жену.

– А что бы ты сделала на моем месте? Только честно!

– Села бы на первый попавшийся самолет в Париж, прихватив свою обожаемую супругу, и там спокойно ожидала бы, пока Билл распутает весь этот клубок недоразумений.

– И все ночи напролет я ворочался бы, не в силах сомкнуть глаз при мысли, что твоя подружка угодила в лапы парня, который за двадцать четыре часа ухитрился прикончить троих?

– Откуда ты можешь знать, что записку написала Патриция? Не исключено, что тебя хотят заманить в ловушку...

– Господи Боже! А зачем?

– Не знаю! – честно ответила Лорна, прижимаясь щекой к плечу Джона.

В дверь позвонили, и молодая женщина отстранилась от него. Через несколько секунд в гостиную вошла заспанная Гвендолин – как всегда в четверг утром, она едва держалась на ногах после выходного – и небрежно доложила о приходе мистера Читтеринга.

– Вы явились очень кстати! – воскликнул Мэннеринг при виде журналиста. – Я как раз собирался вам звонить, Читти. Вы мне нужны.

– Это еще зачем?

– Чтобы освободить похищенную девушку. Годится?

– Смотря какую... Она хорошенькая?

– Очаровательная, – уверила его Лорна. – Блондинка...

– Я люблю только брюнеток, – возразил репортер, – но чтобы доставить вам удовольствие, Лорна, готов заняться и блондинкой. Где она?

– Ну, вот это-то вам и предстоит выяснить, старина. Мы знаем лишь, что ее, вероятно, отвезли в Хаунслоу, а похититель, очень возможно, бородат... и чертовски опасен. О том, чтобы вы один бросались вызволять эту юную особу, и речи быть не может. Если сумеете обнаружить логово "Людоеда", немедленно сообщите мне, и я к вам присоединюсь. Есть там есть еще и "Людоедка", весьма, впрочем, красивая бабенка, но тоже белокурая. Правда, это – не натуральная блондинка. Вы ее уже как-то видели... на фотографии.

Мэннеринг протянул журналисту фото, которое тот подарил ему вчера, и Читтеринг тихонько свистнул сквозь зубы.

– Мир и впрямь тесен... Так, значит, я должен мчаться на поиски приключений в направлении Хаунслоу, не имея никаких других сведений?

– Ничего подобного. Вы поедете прямиком к миссис Хакроуз...

– ...которая, вполне возможно, окажется брюнеткой, – вмешалась Лорна.

– Согласен, – улыбнулся Джон, – зато она почтенная мать семейства.

– В таком случае, не годится! – воскликнул Читтеринг.

– Миссис Хакроуз вас ожидает. Ее драгоценный отпрыск нашел записку нашей пленницы и наверняка сумеет объяснить вам, где и как.

– Будем надеяться, – вздохнул журналист. – Но опыт подсказывает мне, что дети – самые паршивые свидетели. Они только и думают, как бы вас провести и покрасоваться! А как выглядит эта ваша похищенная принцесса? Я уже знаю, что она хорошенькая. А что еще?

– Короткие волосы, серая юбка, вишневая замшевая куртка. И курит французские сигареты "Голуаз".

– Вот странная фантазия! – удивился Читтеринг.

– Да, чуть не забыл, – иронически улыбнулся Джон. – Ее зовут Патриция Сванмор.

Читтеринг от изумления широко открыл рот и стал похож на несколько перезрелого, но все еще вполне невинного херувима, откинул белокурую прядь, вечно падающую ему на лоб, и едва слышно пробормотал:

– Чего только ни услышишь в этом доме...

Часа в три Мэннеринг собрался уходить. Позвонил лорд Сванмор и попросил прийти как можно скорее, и Джон, подавив желание послать его сиятельство ко всем чертям, обещал быть на Риджентс-парк около пяти.

– Эта троица Сванморов начинает здорово действовать мне на нервы, – признался он Лорне, которая, растянувшись на диване, курила и читала Диккенса. – Только что звонил сынок и дрожащим, как у жертвенного агнца, голосом блеял, что его жизнь в опасности. В этого типа, видите ли, стреляли и наверняка повторят попытку отправить его на тот свет! Как будто я могу тут что-то поделать! Теперь папаша требует, чтобы я пришел к нему, даже не спрашивая, нет ли у меня более интересных занятий на ближайшее время! И, наконец, дочка, вздумавшая разыгрывать Мальчика-с-пальчика, раскидывает, правда, не камешки, а коробки от "Голуаз"... Ну и семейка!!!

Лорна положила книгу и сочувственно посмотрела на мужа.

– Чем я могу тебе помочь, дорогой мой?

– От тебя потребуется самая трудная вещь на свете: спокойно ждать, пока я вернусь или позвоню.

Джон подошел к окну и, откинув облачко белого муслина, заметил:

– Билл прислал нам компаньонов. Насколько я понимаю, одного – для тебя, другого – для меня.

– Ты их знаешь? – спросила Лорна.

– Одного – да. Вероятно, это твой: я так часто удирал от него, что парню наверняка невмоготу продолжать эти игры.

Мэннеринг снова вернулся к жене. Она храбро попыталась улыбнуться.

– Надеюсь, мой "сопровождающий" хорош собой? Впрочем, бедняжку ждет разочарование – мне же велено сидеть тут!

– А каково будет "моему", – расхохотался Джон, – когда он сообразит, что я веду его прямиком в Ярд!

Джон не ошибся: сержант Роллет, часто следивший за ним и еще чаще терявший его из виду, остался стоять под козырьком крыльца, а второй полицейский, не знакомый Мэннерингу, тихонько двинулся следом за ним. Джон, как и говорил Лорне, собирался в Скотленд-ярд. Оба мужчины прибыли туда без всяких приключений.

Мэннеринг хорошо знал Ярд. Он вошел и с самым естественным видом спросил Бристоу. Дежурный сержант, часто видевший Джона вместе с суперинтендантом, пропустил его беспрепятственно, и через несколько минут Мэннеринг уже стучал в дверь кабинета, который Бристоу по никому не ведомым причинам занимал один.

Суперинтендант, изучавший фотографии и отчеты, удивленно вскинул голову.

– Как вы сюда вошли?

Не слишком любезный прием не обескуражил Джона.

– Право же, сегодня вы задаете вопросы один нелепее другого. Я вошел в дверь, дорогой мой. Крыша у вас тут высоковата, да и окна – тоже.

Кабинет Бристоу был на третьем этаже, и в окно виднелись верхушки нескольких платанов, а невдалеке на солнце сверкала Темза.

– Какая чудесная погода! – заметил Мэннеринг, усаживаясь. – У вас можно курить?

Джон закурил "Бенсон", тщательно расправил стрелку темно-синих брюк и торжественным тоном начал:

– Как добропорядочный гражданин, желающий помочь полиции своей родины в ее трудных поисках, я счел своим долгом прийти сюда и сообщить вам, что получил новые сведения о мисс Патриции Сванмор. Если, конечно, вас это интересует...

– Не валяйте дурака и выкладывайте, – буркнул Бристоу.

– Я буду краток. Во-первых, потому что вы, по-видимому, очень заняты, а во-вторых, мне просто не о чем особенно долго распространяться. У меня есть основания полагать, что похититель Патриции – тот самый тип, что вчера ограбил "Куинс", и, по-видимому, он отвез девушку куда-то в Хаунслоу.

– Я полагаю, вы не можете мне сказать, что привело вас к подобным выводам? – насмешливо спросил Бристоу.

– Да так... просто смутная догадка... – Джон неопределенно развел руками. – У нас, жалких детективов-любителей, нет ни возможностей, ни усовершенствованной техники, которыми располагает полиция. А потому приходится полагаться исключительно на собственные мозги и нюх.

Бристоу пожал плечами.

– Я всегда говорил вам, Мэннеринг, что когда-нибудь вы сделаете-таки один лишний шаг...

– Шаг к чему? – удивился Джон.

– К тюрьме, – сухо отрезал суперинтендант.

– Опять эти ваши навязчивые идеи, – со снисходительной улыбкой вздохнул Мэннеринг. – И что у этого "лишнего шага" общего с Патрицией?

Но Бристоу перевел разговор на другую тему.

– А вот у меня есть определенные основания полагать, если использовать ваши же слова, что парень, ограбивший "Куинс", сегодня ночью убил еще одного человека.

– Полисмена на Чопмен-стрит?

– Да. Но, в отличие от вас, я могу сказать, какие это основания.

Суперинтендант взял со стола несколько фотографий и протянул Мэннерингу.

– Это снимки пуль. Один и тот же кольт.

– Другими словами, – Мэннеринг озабоченно нахмурил лоб, – Патриция – в руках типа, который без колебаний, хладнокровно убивает всех, кто ему мешает...

– Да.

Бристоу раздавил в пепельнице окурок и, тщетно обшарив карманы, спросил:

– У вас не найдется сигаретки?

Джон протянул открытый портсигар, и при этом рукавом слегка сдвинул разбросанные по столу бумаги. На каком-то рапорте Мэннеринг увидел имя, написанное большими печатными буквами. Джон умел читать "вверх ногами", а потому легко разобрал: "Мэннер..."

Бристоу в это время закуривал и ничего не заметил.

Мэннеринг задумчиво откинулся на спинку стула, потом снова нагнулся, возвращая суперинтенданту фотографии. На этот раз он нарочно еще больше сдвинул бумаги и снимки. Рядом с рапортом Джон увидел фото. Отпечаток пальца. Всего один отпечаток...

Мэннеринга охватила неясная тревога, но он заставил себя спокойно продолжать разговор.

– И каким образом вы собираетесь вызволить Патрицию из беды, Билл?

– Как и следовало ожидать, лорд Сванмор сильно осложняет нам задачу. Он сам позвонил и потребовал ничего не предпринимать.

Мэннеринг широко открыл глаза от удивления, и Бристоу пояснил:

– Сванмору позвонил какой-то таинственный тип и предупредил, что с его дочкой ровным счетом ничего не случится, если только он не вздумает обратиться в полицию...

Джон без особого интереса, скорее машинально, оглядывал кабинет Бристоу. Вдруг его как током ударило – на небольшом столике чуть поодаль от рабочего стола лежала знакомая ярко-зеленая металлическая коробка для грима. Часть ее все еще покрывал тонкий слой серого порошка... как раз такого, какой используют в Ярде, когда ищут отпечатки пальцев...

Мэннеринг посмотрел на суперинтенданта и встретил бесстрастный и холодный взгляд серых глаз. И вдруг, словно против собственной воли, Бристоу покосился на маленький столик...

Джон даже не вздрогнул, и голос его звучал по-прежнему ровно.

– Надо полагать, Сванмор, конечно, не стал говорить, что уже обратился в полицию? А что это за история со стрельбой у юного Джорджа?

– Насчет выстрелов все подтвердил сосед – он слышал стрельбу и видел, как из дома выскочил человек с лицом, закрытым шарфом.

Казалось, взгляд Джона так и притягивал кончик его собственного великолепно начищенного ботинка... но из-под приспущенных век он следил за Бристоу и заметил, как тот поглядел еще на одну фотографию, на которой было очень четкое изображение светло-серой перчатки...

И Мэннерингу вдруг показалось, что горло сводит страшная судорога, а сердце колотится так, будто вот-вот разорвется. Бристоу, откровенно наблюдавший за ним со странной смесью иронии и укора, вкрадчиво осведомился:

– Вы хотели что-то сказать, Мэннеринг?

– Я? Нет... Мы говорили о Джордже Сванморе. Вы с ним знакомы?

– Нет. А что он собой представляет?

– Ничего особенного. Молодой петушок, к тому же далеко не семи пядей во лбу.

– А ведь вы даже не спросили меня, нет ли каких известий о ваших драгоценностях!

– Так же, как и вы забыли поинтересоваться состоянием Лэррэби! – в тон ему отозвался Джон. Он уже начал потихоньку приходить в себя.

– Я звонил в клинику с самого утра. И знаю, что Лэррэби пришел в сознание и, скорее всего, выкарабкается, – проворчал раздосадованный упреком суперинтендант.

– Да, кстати, я заметил, что вы приставили к нам эскорт – к Лорне и ко мне. Это защита или... наблюдение?

– Быть может, и то, и другое...

– Если хотите, могу заранее сообщить, чем собираюсь заниматься сегодня вечером. Знаете, куда я еду отсюда?

– В "Куинс"? – равнодушно предположил Бристоу.

– Нет. Там сейчас рабочие ремонтируют крышу, а Стирн крутится, как испорченная ветряная мельница, так что мне делать нечего. А потому, дорогой мой, я еду к лорду Сванмору, его сиятельство сам просил меня об этом.

– Желаю повеселиться! – вздохнул Бристоу. – Не знаю, чем вы ему насолили, но старик настроен к вам крайне недружелюбно.

– Должно быть, воображает, будто я похитил Патрицию...

Наступило тяжелое молчание. Джон испытывал сейчас только одно желание: побыть одному и поразмыслить над тем, что на него готовится обрушиться. Он встал и направился к двери.

– Что ж, не буду больше отрывать вас от дел, Билл.

Но суперинтендант удержал его, задав неожиданный вопрос:

– Когда вы были в Олдгейте этой ночью... вам случайно не повстречался человек высокого роста, с черной бородой?

Голос Бристоу звучал на редкость буднично.

Джон смерил его удивленным взглядом.

– Ноги моей не было сегодня ночью в Олдгейте!

– И вы, конечно, можете это доказать? – тем жетоном спросил Бристоу.

– Конечно, – улыбнулся Джон.

И, чувствуя, что не в состоянии продолжать этот разговор, он вышел и тихо притворил за собой дверь.

Он машинально шел по длинным коридорам к выходу из Ярда. Время от времени навстречу ему попадались знакомые, но Мэннеринг сейчас никого не замечал.

Зеленая металлическая коробка, фотография перчатки, отпечаток пальца – все это слишком красноречиво свидетельствовало об одном: Бристоу знал, что этой ночью Джон Мэннеринг находился в Олдгейте, неподалеку от Чопмен-стрит. Само по себе это не так уж опасно. Но случись малейшее осложнение – с Патрицией, например, – и Мэннеринг неизбежно попадет за решетку. Если респектабельному антиквару, несомненно, удалось бы доказать свою полную невиновность, то с Бароном дело обстояло совсем иначе... В кабинете Бристоу теперь лежит то самое доказательство, которое суперинтендант искал столько лет, надеясь при этом, что никогда его не найдет. В кабинете Бристоу, в самом сердце Скотленд-ярда...

Джон свернул к Уайт-холлу, двигаясь быстрым шагом и не слишком хорошо представляя, куда идет... И вдруг, к величайшему удивлению прохожих, Мэннеринг громко и весело расхохотался. В светло-ореховых глазах появилось выражение хорошо знакомого Лорне дерзкого вызова...

В конце концов, почему бы Барону не ограбить Скотленд-ярд?

16

Ровно в пять часов Джон, а за ним – приставленный к Бристоу филер подошли к двери лорда Сванмора.

Мрачный и суровый облик дома как нельзя более подходил к характеру его владельца. Джон сразу отметил, что это здание совсем не мешало бы покрасить. Вполне соответствующий торжественному стилю резиденции Сванморов лакей провел Мэннеринга через огромный холл, где в золоченых рамах, казалось, отчаянно скучали несколько поколений предков нынешнего хозяина дома. Лакей впустил Джона в большую, плохо освещенную комнату и исчез, притворив за собой массивную дубовую дверь.

Библиотека лорда Сванмора, с ее стенами, сплошь уставленными книгами в темных переплетах, и единственным окном, застекленным маленькими квадратиками, выглядела ничуть не гостеприимнее всего, что Джон уже успел увидеть в этом доме. На письменном столе рядом с выключенной лампой Мэннеринг заметил открытую книгу и трубку с широкой чашечкой. Он протянул руку... трубка еще не остыла. Значит, лорд Сванмор находится где-то поблизости.

Джон сел в кресло с высокой спинкой, закурил сигарету и принялся размышлять о том, что нежелание младших Сванморов обитать в этом малопривлекательном склепе вполне можно понять. Прошло несколько минут... Ничто не нарушало гнетущей тишины. Мэннеринг встал и не без любопытства (интересно же узнать поближе вкусы лорда Сванмора!) стал рассматривать переплеты книг. Увы, излюбленные темы его сиятельства не представляли собой ничего особенно увлекательного: генеалогия, геральдика и – более чем странно! – токсикология.

В глубине комнаты на великолепном столике из эбенового дерева стоял старый глобус. Джон хотел подойти к нему, споткнулся о непредвиденное препятствие, посмотрел вниз и увидел пару остроносых черных ботинок и брюки в серую и черную полоску...

Да, Джон не ошибся: лорд Сванмор был-таки поблизости! Он лежал, распростершись под столом, а серебристо-седые волосы покраснели от крови.

На долю секунды у Мэннеринга мелькнула безумная надежда, что лорд Сванмор покончил с собой, потому что это он украл драгоценности и загубил три человеческие жизни. Но иллюзия быстро рассеялась: возле безжизненно откинутой руки с массивным браслетом не было даже намека на оружие! На лице Сванмора застыло всегдашнее высокомерно-презрительное выражение, но в незабудково-голубых глазах застыли безграничное удивление и боль.

Джон наклонился и машинально закрыл его морщинистые веки.

– Четвертый! – пробормотал он, распрямляясь, и почти громко добавил: – А теперь, Джон, мой мальчик, можешь считать, что веревка уже у тебя на шее!

Мэннеринг так никогда и не смог толком объяснить, как ему удалось незаметно выскользнуть из этого зловещего дома. Большая застекленная дверь библиотеки вела в окруженный стенами садик, дальше он помнил какую-то аллею, потом – безлюдную улицу, выходившую на Оксфорд-стрит. Там Мэннеринг наконец смешался с толпой равнодушных и торопливых прохожих.

Джону даже ни на секунду в голову не пришло остаться в доме Сванмора и позвать детектива, следившего за ним...

Кстати, бедняга, должно быть, до сих пор торчит возле резиденции на Риджентс-парк. При всех своих дружеских чувствах к Мэннерингу Бристоу пришлось бы перейти в наступление. А у него в кабинете страшное оружие: доказательство, что Джон держал в руках ворованные драгоценности. Прокуратура не преминет заявить, будто Мэннеринг сам организовал ограбление собственного магазина, а когда Сванмор докопался до истины, прикончил несчастного старика, чтобы заткнуть ему рот навеки.

"Ну а тут недалеко до того, чтобы повесить на меня и три других убийства..." – пробормотал он.

Джон вошел в телефонную будку. Прежде всего нужно связаться с Лорной. Во-первых, он нуждался в том, чтобы все ей рассказать, во-вторых, в ее помощи... Мэннеринг набрал свой номер, думая при этом, что Бристоу, вполне возможно, велел прослушивать его телефон...

– Лорна? Слушай меня очень внимательно.

Молодая женщина едва заметно вздохнула.

– Да, я слушаю, – просто сказала она.

– Ты помнишь, где вчера вечером встретилась с мистером Миллером?

– Да.

– А ты бы смогла снова встретиться с ним там же?

– Не привлекая внимания? Да, конечно, – спокойно ответила Лорна.

– Отлично! В таком случае поезжай. И привези его вещи. Все его вещи. Ты хорошо меня поняла?

– Отлично. Еду.

И Лорна тут же повесила трубку. Она давным-давно уяснила, что, когда речь заходит о "мистере Миллере" (а это обычный псевдоним Барона), попусту терять время никак нельзя.

Джон с нетерпением ожидал на углу Парк-лэйн и Стен-хоуп-стрит появления сине-стального "астон-мартина", когда перед ним остановился мрачновато-торжественный черный "ролле". За рулем сидела женщина в широкополой шляпе, укутанная в роскошное норковое манто. Но между шляпой и мехом Джон заметил улыбку Лорны и быстро сел в машину.

– Как тебе нравится мамина шляпа, дорогой? – спросила молодая женщина, с необычной для нее мягкостью нажимая на газ. – Когда ты звонил, мама как раз была у меня. Я завернулась в ее манто, села в "ролле" – и детектив даже ухом не повел. Ну а шофера я высадила на ближайшей же улице.

– Недаром я всегда утверждал, что у меня несравненные жена и теща! – вздохнул Мэннеринг.

– А что ты сделал со своим "хвостом"? Удрал?

– Можно сказать и так. Парень болтается у подъезда Сванмора. А я вышел через сад.

– Куда мы едем?

– Куда угодно. Мне надо подумать.

Лорна быстро взглянула на мужа.

– Что-нибудь новое?

– Да.

– И скверное?

– Да.

– Для тебя?

– В первую очередь – для Сванмора. Его только что прикончили. Я имел честь обнаружить труп.

И, немного помолчав, Джон, помедлив, добавил:

– А больше в комнате никого не было...

Лорна воздержалась от обсуждений происшествия и очень спокойно спросила:

– Я полагаю, ты не стал звонить Биллу?

– Нет! И это сделаешь ты, причем из первой же попавшейся телефонной будки! Скажешь, что я нашел Сванмора мертвым у него дома и бросился по следам убийцы. Только не говори ему правду!

– Какую, например?

– Что я не имею ни малейшего представления, где скрывается этот убийца! – признался Джон.

– Возможно, я смогу просветить тебя на сей счет, милый!.. Я как раз везу тебя в Хаунслоу. Читтеринг уже звонил и ждет нас.

Молодая женщина небрежно бросила шляпу на заднее сиденье и торжествующе пояснила:

– Умница Читти разыскал Патрицию, а заодно и Клару Гаррис!

Журналист и в самом деле ждал Мэннеринга, сидя за рулем своей маленькой "МГ.". Он предусмотрительно поставил машину на тихой улочке, где дома скрывались в глубине ухоженных садов.

– И все благодаря "Голуаз"! – начал Читтеринг, пересаживаясь в "ролле". – Мне пришло в голову порасспросить местных торговцев. И вот, в конце концов, задавая кучу идиотских вопросов, мне удалось выяснить, что какая-то горничная обошла всех табачников квартала, жалуясь и на чем свет кляня свою хозяйку, некую мисс Гаррис... Несмотря на то что эта особа всегда курит только "Абдулл", она велела прислуге во что бы то ни стало купить французские сигареты. Остальное, как вы догадываетесь, было для меня сущим пустяком, – весело рассмеялся репортер. – Так что могу с удовольствием поделиться информацией: мисс Гаррис живет в огромной вилле, которую арендует со всей мебелью, но наезжает сюда крайне редко... Вилла называется "Гималайские кедры" и расположена на параллельной улице. А теперь жду похвал и поздравлений!

– Я, пожалуй, сообщу вам кое-что получше, – усмехнулся Мэннеринг, – подарю сверхсенсационную новость, если, конечно, вы в состоянии немедленно передать ее в свою газетенку, не добавив ни слова.

– Исключительно ради прекрасных глаз Лорны! – воскликнул журналист, скорчив уморительную гримасу. – Ну, выкладывайте же!

– Только что у себя дома выстрелом в голову убит лорд Сванмор. И это все, Читти!

– Итак, совсем не плохо! А какие подробности я могу оставить при себе?

– Тело обнаружил я, и у меня нет никаких свидетелей...

Репортер привычным щелчком сбил со лба непокорную прядь волос.

– Черт возьми! – пробормотал он. – Довольно паршиво для вас...

– Все зависит от того, что нас ждет в "Гималайских кедрах"... Так что бегите звонить и возвращайтесьпобыстрее.

Журналист исчез как по мановению волшебной палочки, а Лорна озабоченно нахмурила брови.

– Ужасно мне все это не нравится, Джон... – вздохнула она.

– Однако мы ничем не рискуем!

– Ты так думаешь? Патрицию не освободишь, не столкнувшись с Кларой, а Клара связана с Бадом...

– ...а Бад очень дружит с кольтом! Признайся, тебя именно это пугает больше всего?

Лорна пожала плечами и, немного покопавшись в черной кожаной сумочке, вытащила револьвер калибра 7,65. Но Джон упрямо покачал головой.

– Эту штуку ты вполне можешь взять с собой, – настаивала Лорна. – Она все равно не заряжена... А кроме того, я прихватила вещи мистера Миллера. Они тебе сейчас понадобятся?

– Нет, – улыбнулся Мэннеринг. – Мистер Миллер появится попозже.

Не зная, на что решиться, он долго смотрел на прелестное личико жены, обрамленное широким норковым воротником.

– Лорна, – наконец выдавил из себя Джон, – я должен тебе кое в чем признаться... Мне известно, почему сегодня с утра Билл приставил к нам сопровождение.

Как только Джон умолк, Лорна растерянно спросила:

– Что ты собираешься делать, милый?

– Клянусь тебе, пока не имею ни малейшего представления, – совершенно искренне ответил Мэннеринг. – Я вижу только один выход из положения, но он настолько... экстравагантен...

– Надеюсь, ты не собираешься ограбить кабинет Билла? – в ужасе выдохнула Лорна.

Мэннеринг пробормотал что-то весьма уклончивое, и молодая женщина с величайшим жаром принялась его уговаривать.

– Но, послушай, это же невозможно! Даже и рассчитывать нечего...

– Все думали, что невозможно ограбить бронированную комнату "Куинс", – уклончиво заметил Джон. – Однако Дэйл-Мандраж и Бад справились с этим делом...

– Да, но Дэйл мертв, а Бад вот-вот угодит за решетку... Во всяком случае, надеюсь! Нет, Джон, поверь мне, это просто безумие!

– Потому-то я и сказал тебе, что не решаюсь, любовь моя!

– Но ты просил меня привезти вещи мистера Миллера! Полагаю, не для того, чтобы отправиться вечером со мной в театр?

Мэннеринг наклонился, обнял жену и закрыл ей рот поцелуем, слишком пылким для почтенного супруга.

Вскоре вернулся Читтеринг. Глаза его возбужденно горели.

– В газете еще никто ничего не знал! Ну и суматоха началась! Так что, Джон, идем?

– Одолжи мне, пожалуйста, свой шарф, Лорна, – попросил Мэннеринг, беря с заднего сиденья широкий плащ. – И нет ли у тебя случайно запасного – для Дэниеля?

– Весьма признателен, но у Дэниеля и так есть все необходимое! – с достоинством отклонил предложение Читтеринг, вытаскивая из кармана плаща сильно измятую полосатую тряпку.

– Мы с Читти двинемся вперед, – сказал Джон, распахивая дверцу "роллса". – А ты медленно поезжай следом, но держи дистанцию. Я попытаюсь оставить машину как можно ближе к "Гималайским кедрам"; что за дурацкое название у этой виллы! Ты же припаркуешься чуть дальше. И ни под каким видом не двигайся с места!

Мужчины сели в маленькую "МГ." и рванули с места. Лорна покачала головой и, вздохнув с глубочайшим смирением, медленно поехала следом.

17

Надвинув шляпы на самые глаза и подняв воротники плащей, Читтеринг и Джон прошли мимо ворот "Гималайских кедров". На нижнем этаже сквозь плотно задернутые шторы мерцал слабый свет, одно из окон третьего этажа было ярко освещено.

– Патриция? – шепнул журналист, указывая на это окно.

– Отвечу вам минут через пятнадцать, дорогой мой, – тихо отозвался Джон.

Читтеринг смерил его насмешливым взглядом.

– А вы оптимист! Как, по-вашему, мы сможем проникнуть в такую крепость? Надеюсь, вы не будете пытаться перелезть через стену?

Огромный сад, который можно было назвать скорее парком, и в самом деле окружала весьма впечатляющая стена. Однако метрах в шестидесяти от главного входа мужчины обнаружили деревянную дверцу, и Джон с облегчением улыбнулся.

– И вы называете это крепостью, Читти? Постойте на стреме – через три минуты мы будем на месте.

Он достал из кармана отмычку. Примитивный замок не оказал почти никакого сопротивления. Читтеринг, окаменев, наблюдал за этой сценой.

– Слушайте, у вас не найдется немного времени как-нибудь на днях? Мне бы очень пригодилась пара уроков... вечно забываю ключи! И эта ваша штуковина избавила бы меня от необходимости всякий раз звать слесаря!

– Парой уроков тут не обойтись... я не сразу научился пользоваться этой, как вы говорите, "штуковиной", – проворчал Мэннеринг, не уточняя, что в свое время несколько месяцев занимался с великолепными преподавателями: изготовителями сейфов, профессорами, механиками, слесарями, а главное – взломщиками.

Открыв дверь, мужчины проскользнули в сад, под прикрытие огромных деревьев, окружающих дом. Как и предупреждал Читтеринг, вилла представляла собой очень громоздкое, старомодное и довольно нелепое строение, украшенное башенками и несимметрично расположенными балконами. Следуя испытанной тактике, Джон решил обойти вокруг дома – может, удастся обнаружить дверь в подвал или на кухню – обычно они куда хуже защищены, чем парадные. Очень скоро Читтеринг услышал радостное восклицание приятеля.

– Подумать только, что на свете есть люди, способные ругать архитектуру девятисотых годов, Читти! Поглядите-ка, что за прелесть!

"Прелестью" была деревянная лесенка, ведущая от самой земли к дверце на чердаке. Строго говоря, вход на лесенку охраняла еще одна дверь, запертая на большой висячий замок. Увы, защита – чисто теоретическая! Мэннерингу потребовалось ровно четыре минуты, чтобы справиться и с этим замком. Мужчины друг за другом начали бесшумно подниматься по деревянным ступенькам... второй этаж... третий... а вот и деревянная дверца... Внезапно Джон замер и, протянув руку, остановил шедшего за ним журналиста. Как раз под ними, но намного левее, находилось единственное ярко освещенное окно дома, к тому же открытое. К окну подошла женщина. Увидев ослепительно-золотые волосы, Джон безошибочно узнал Клару Гаррис...

Молодая женщина лениво потянулась, выглянула в окутанный вечерним сумраком сад и прикрыла окно, так и не заметив двух мужчин, прижавшихся к стене почти у нее над головой... Клара задернула тяжелые шторы, и теперь из окна струился лишь тонкий золотистый лучик.

Читтеринг и Джон перевели дух и продолжили восхождение...

* * *
Через десять минут, преспокойно миновав пыльный чердак, спустившись по внутренней лестнице на третий этаж и взломав по дороге еще пару замков, оба сидели на краю ванны, такой же старой, как и сама вилла, и прислушивались к женским голосам, доносившимся из соседней комнаты. Сначала речь шла о слишком большой пижаме, потом о холодной курятине и наконец о лаке для ногтей.

– У вас и в самом деле нет другого? – спрашивал высокий голосок Патриции Сванмор. – Этот совсем не сочетается с моей курткой!

– Так или этак, а вы очень не скоро наденете свою куртку, – возражало тягучее контральто Клары Гаррис.

– Значит, вы еще долго собираетесь держать меня здесь? – жалобно спросила Патриция.

– Ну и что? По-моему, мы с вами прекрасно обращаемся. Разве не так?

– Да, неплохо... Ваш Бад, несмотря на его кошмарную бороду, очень мил... А кто он, кстати, такой? Ваш хозяин или...

– Не суйте нос не в свои дела! – с неожиданной злобой оборвала ее Клара, но тут же почти спокойно добавила: – Не знаю, мил он или нет, но, я, кажется, его ненавижу!

– Ах, как интересно! – самым светским тоном воскликнула Патриция и тем же ровным, почти отрешенным голосом без всякого перехода спросила: – Скажите, Клара, это Бад шантажировал моего отца?

Послышалось удивленное восклицание, и снова зажурчало контральто мисс Гаррис:

– Откуда вы знаете?

– О, так... интуиция... Мне хотелось бы знать, что предосудительного мог сделать мой отец! Вы-то, наверное, в курсе!

– На вашем месте я бы не стала задавать слишком много вопросов, – сухо заметила Клара. – Ответы вряд ли бы вам очень понравились! Все это крайне неприятно для вас...

– А для моего отца?

– О, вашему отцу теперь уже ничто не грозит! – небрежно бросила Клара. – Что ж, схожу, пожалуй, за другим лаком, раз этот вам не по вкусу... Придется спускаться на целых два этажа!

– А потом подниматься! Но, знаете, это очень полезно для фигуры... – проговорила Патриция. – Надеюсь, другой лак не такой яркий?

– Уж какой есть! – сердито отрезала Клара.

Мужчины услышали, как в замке повернулся ключ. Подбежав к двери ванной, Джон убедился, что Клара Гаррис в ярко-лиловом платье лениво спускается по лестнице. Как только безупречно причесанная белокурая головка скрылась из вида, Мэннеринг вернулся к журналисту.

– Живо! Набросайте на листке бумаги несколько слов и суньте записку под дверь, чтобы Патриция не перепугалась и не завопила, услышав, как я вожусь тут с замком!

Читтеринг без разговоров написал записку, а Джон принялся сражаться с замком, отделявшим ванную от комнаты, где томилась Патриция.

При виде обоих мужчин мисс Сванмор не выразила ни удивления, ни смущения.

– Вы вдвоем? А я думала, вы придете один, Джон, – только и шепнула она.

– Вы готовы? – спросил Мэннеринг. – Она вот-вот вернется!

– Вернуться-то вернется, но эта лентяйка ползает так медленно, что, пожалуй, у нас вполне хватит времени, – улыбнулась Патриция.

Она быстро обулась и достала из шкафа куртку и сумочку.

– Все! Я в вашем распоряжении. Там веревочная лестница?

– Нет, никакой романтики – обычная деревянная. Право же, тут почти никакой нашей заслуги.

Читтеринг замер, погрузившись в глубокую задумчивость.

– Джон... а что, если мы прихватим с собой Клару? – неожиданно спросил он.

– Клару?

Джон нерешительно посмотрел на улыбающегося репортера, очень гордого осенившей его мыслью, и тихонько заметил:

– Слишком рискованно, Читти... стоить ей закричать...

– Не беспокойтесь – даже не пикнет! – решительно заявила Патриция. – Идите-ка оба сюда!

И девушка слегка раздвинула тяжелые бархатные портьеры, закрывающие окно.

* * *
Послушно сидящая в "роллсе" Лорна уже начала тревожиться. Вдруг молодая женщина увидела не три, как предполагалось, а четыре силуэта, причем появились они так неожиданно, словно вынырнули прямо из стены, окружавшей "Гималайские кедры".

Лорна сразу узнала короткие локоны Патриции и, заметив рядом сверкающие неестественным блеском белокурые волосы, все поняла.

– Добро пожаловать, мисс Гаррис! – приоткрыв дверцу, медовым голосом сказала она.

– Вперед, Клара! – куда менее вежливо бросил Мэннеринг.

Та мгновенно повиновалась голосу и револьверу, которым Джон энергично подталкивал ее в спину. Мужчины устроились на заднем сиденье по обе стороны пленницы, а Патриция скользнула вперед, рядом с Лорной.

– Ну что, едем? – спросила та.

– Э-э, не так быстро! – воскликнул журналист. – А как же моя машина?

– Я возьму ее, – отозвался Джон, – и потом подгоню, но сначала мне бы хотелось перекинуться парой слов с Бадом. Он один, Клара?

Черные глаза мисс Гаррис сверкнули от едва сдерживаемого бешенства. Она закусила губы и ничего не ответила.

– А впрочем, сам увижу! – Мэннеринг беззаботно махнул рукой. – Куда мы денем эту пантеру, Лорна? В Челси ее держать нельзя, но пока что мне не хочется делать такой подарок суперу.

– Беру это на себя, – успокоила его Лорна. – Лучше всего – отвезти Клару на Портленд-террас. Уж там-то ее никто искать не станет!

– К твоему отцу! – с ужасом воскликнул Джон, представляя, какое впечатление произведут ярко-лиловое платье и пережженная шевелюра мисс Гаррис на респектабельного и не слишком покладистого лорда Фаунтли.

– А почему бы и нет? Папа вернется домой только поздно вечером. До тех пор мы сто раз успеем забрать мисс Гаррис. Пока же шофер и дворецкий с удовольствием составят ей компанию...

– Блестяще! – улыбнулся Джон. – Я думаю, мисс Гаррис, излишне объяснять вам, что следует вести себя благоразумно... Вы, конечно, вправе позвать на помощь первого же полисмена, но на вашем месте...

Патриция Сванмор звонко расхохоталась.

– По-моему, вам нечего опасаться, Джон. Мне есть что порассказать вашему полисмену...

– Вы можете, если хотите, вернуться в газету, Читтеринг, – сказал Джон, открывая дверцу.

– То есть как это "если хочу"? Вам не кажется, что к завтрашнему утру мне предстоит написать совершенно убойную статью? Но не волнуйтесь – сначала я покажу ее вам.

– Договорились. Но я бы все-таки посоветовал вам заскочить в Ярд примерно часиков в десять. Там уж сами поймете, почему... Что до вас, Патриция, то мне хотелось бы твердо знать, что вы не расстанетесь с Лорной до моего возвращения. Это возможно?

– Вполне.

– Лорна... мне надо сказать тебе два слова наедине... прошу прощения, но у всех свои маленькие тайны...

С весьма красноречивым вздохом молодая женщина вышла из машины и подошла к стоявшему на тротуаре мужу.

– Знаю я твои два слова! Джон, неужели тебе так необходимо туда лезть?

– Ты имеешь в виду свидание с Бадом? Я почти ничем не рискую, любовь моя. Кажется, я уже начинаю соображать что к чему в этой проклятой истории, вот только одна мелочь разбивает все мои теории вдребезги!

– Я говорю не о Баде! – нетерпеливо воскликнула Лорна. – А о том, что ты собираешься делать после...

– Да, мне придется туда пойти. Особенно сейчас. Клара Гаррис все выложит.

– Тогда зачем вы ее уволокли? – рассердилась молодая женщина.

– Но мне необходимо, чтобы она все рассказала! Клара уже знает об убийстве Сванмора, значит, и это – работа Бада. Мисс Гаррис не выдержать хорошего допроса, и она слишком любит шоколад, мягкие диваны и "Абдулл", чтобы решиться просидеть в тюрьме больше, чем уже заработала. Разоблачений Клары я не боюсь. Она знает мистера Миллера и знает Джона Мэннеринга, и для нее – это разные люди. Вот только для Билла Бристоу из-за этих проклятущих фотографий и чертовой зеленой коробки Миллер и Мэннеринг сливаются в одно и то же лицо – Барона...

Джон улыбнулся, надеясь, что нашел самые убедительные аргументы и Лорна теперь не станет спорить.

– А поэтому мне ничего другого не остается, как пойти... ну, ты сама знаешь куда.

– Обманщик! Я отлично знаю, почему ты это затеял, и ты сам знаешь не хуже меня! Потому что это безумное, дьявольски опасное и совершенно невозможное дело. Тебе до чертиков хочется доказать Биллу, что Барон еще способен посмеяться над Ярдом... Вот для чего ты это задумал...

Джон коснулся губами нежной щеки жены и невозмутимо спросил:

– Но ты все-таки мне поможешь?

– Что за вопрос?!

– Отлично! Тогда, как только вернешься в Челси, позвони Биллу и попроси его немедленно приехать к тебе. Объяснений никаких не давай. После того как Билл приедет, расскажи ему историю похищения Патриции. Упомяни, кстати, и о Кларе. Потом посоветуй отправить полицейских из местного отделения в "Гималайские кедры". Скажи, что там они найдут опасного маньяка, помешанного на стрельбе из кольта...

– Но Билл наверняка захочет узнать, где ты!

– Ответишь, что оставила меня возле "Гималайских кедров", вот и все. И теперь ждешь меня.

Джон взглянул на часы и добавил:

– Позвони Биллу в девять минут десять десятого... и задержи подольше, но не слишком настаивай, иначе он заподозрит что-то неладное. В крайнем случае, можешь строить глазки!

– Хорошенький совет! – вздохнула Лорна. – Нет, пожалуй, мне не придется прибегать к таким сомнительным средствам. Лучше я попрошу Билла помочь мне сообщить Патриции о гибели ее отца.

– А ведь верно... Я, как всегда, оставляю тебе самые неприятные дела, а сам иду развлекаться... Именно так ты и думаешь. Скажешь, нет?

– Да. И, кстати, не забудь пожитки мистера Миллера.

Лорна подошла к "роллсу", открыла багажник и вытащила маленький кожаный чемодан.

– Надеюсь, я ничего не забыла...

– Я на тебя вполне полагаюсь! – улыбнулся Джон.

Лорна приподнялась на цыпочки и поцеловала мужа.

– А я – на тебя, – шепнула она.

18

На нижнем этаже виллы, развалившись в одном из кресел большой гостиной, Бад методично накачивался виски.

Одних людей убиваешь равнодушно... других – не без жестокого удовольствия... Но расправа с лордом Сванмором оставила у его убийцы какое-то болезненное ощущение, и теперь он пытался утопить в виски это странное чувство беспомощности и незащищенности.

В доме стояла глубокая тишина.

Вдруг дверь медленно приоткрылась, и почти тут же Бад увидел высокого мужчину в светлом габардиновом плаще и надвинутой на глаза коричневой широкополой шляпе. Лицо незнакомца скрывал белый шелковый шарф, на котором были изображены весело преследующие друг друга огненно-рыжие коккеры.

При виде этого забавного шарфа Бад издал короткий смешок, но потянулся к правому карману пиджака. Незнакомец сделал точно такое же движение. Теперь Бад держал в руке кольт, а непрошенный гость – револьвер калибра 7,65.

Некоторое время оба револьвера вежливо смотрели друг на друга. Бад снова издал короткий смешок:

– Ладно, не исключено, что вы стреляете быстрее меня!

И он убрал кольт в карман.

– Скорее всего, вы правы! – отозвался незнакомец звучным и низким голосом с сильным романским акцентом.

– Гляди-ка, макарони! – грубо расхохотался Бад.

– Вы ошиблись, я испанец, но окажись я уроженцем Италии, вам бы не удалось второй раз обозвать меня макарони, приятель, – заметил незнакомец, входя в комнату.

Бад лишь пожал плечами и отхлебнул еще немного виски.

– Как вы вошли?

– Да просто в дверь. Она была открыта.

– Вот в этом вся Клара! – воскликнул Бад. – Такая бездельница, что ей лень повернуть ключ в замке! А могу я узнать, чего вы, собственно, хотите?

– Поговорить, – любезно объяснил незнакомец, усаживаясь на подлокотник кресла. – И не надо задавать так много лишних вопросов. Вам достаточно знать, что я друг Клары. Ясно?

– Друг, о котором она мне ни разу не говорила... – вздохнул Бад. – А впрочем...

Он еще раз хлебнул из бокала. Темные глаза горели неподвижным тревожащим огнем... Незнакомец внимательно изучал лицо Бада.

– Думаю, найдется немало такого, о чем Клара не стала вам рассказывать, – сказал он своим хорошо поставленным голосом, гулко раскатывая "р". – Скажите, вы сегодня вечером слушали радио?

– Я его вообще никогда не слушаю, – презрительно бросил Бад, – а что?

– Сообщали об убийстве лорда Сванмора.

– И что дальше?

– Разыскивают убийцу.

– Представьте себе, я об этом и сам мог догадаться! Обычно это первое, что делает полиция... – Бад снова идиотски хихикнул. – Кстати, у этих господ не наклевывается, случаем, какая-нибудь мыслишка?

– Да. Они подозревают Джона Мэннеринга.

На сей раз Бад долго от души хохотал.

– Ах, как я его, а?

– Так, значит, это вы... Понятно! Быть может, вас следует поздравить?

– Да, пожалуй... Не так уж глупо придумано: избавиться от Сванмора, а козлом отпущения сделать Мэннеринга...

Незнакомец покачал головой.

– Полагаю, что всю операцию организовал Джордж Сванмор? – равнодушно спросил он.

– А вот это вас не касается! – окрысился Бад, но тут же сам задал вопрос: – С чего это вы взяли? Вы знаете Сванмора?

– Нет... просто кое-что сопоставил... Кто-то же должен был рассказать вам о "Куинс" и о доме Сванмора, иначе вы не смогли бы разгуливать там, как у себя дома! Только одного никак не могу взять в толк: почему Сванмор приказал вам убить старого лорда?

– Ба! – Парень неопределенно развел руками. – Они вечно цапались, как кошка с собакой...

И снова потянулся к бокалу.

– Старый Сванмор кое-что заподозрил... и еще Джордж – наследник, стало быть, коллекцию получит он!

– Ну, это я и без вас сообразил! – незнакомец иронически усмехнулся. – Только как же вы согласились прикончить курицу, приносившую вам золотые яйца? – Выдержав паузу, он тем же небрежным тоном добавил: – Ведь это вы шантажировали лорда Сванмора?

Бад откинулся на спинку кресла и опять разразился довольным смехом.

– Вот чертовка! Конечно, это все Клара вам наболтала? Но тут промашка – имейте в виду, лорда Сванмора шантажировал вовсе не я, а Джордж!

– Джордж Сванмор? – удивленно переспросил незнакомец.

– Разумеется! Несколько лет назад старикан отравил свою жену, и только один Джордж об этом знал!

– Понятно, – пробормотал "испанец".

Он лениво встал, прошелся по комнате и вдруг спросил:

– И вы чувствуете себя в полной безопасности, влипнув в такую скользкую историю? Полиция начнет допрашивать Джорджа... Если он расколется... или Клара... – Незнакомец остановился и, немного помолчав, добавил: – А кстати, что вы станете делать, если Клара вас заложит, приятель?

– Клара! – возмутился Бад. – Да она ради меня в лепешку расшибется!

– Вчера – да, она готова была ради вас на что угодно, – поправил его человек в маске, – но женщины так быстро меняются! Представьте себе, что ей приглянулся кто-то другой... Скажем, Джордж Сванмор... Тогда они запросто свалят все это дело на вас!

– Ну, если это все, чем вы решили меня припугнуть!.. – хмыкнул Бад и в очередной раз принялся за виски.

– Тогда вообразите, что Клара решила сбежать с кем-нибудь еще. Или даже совсем одна... но прихватив остаток драгоценностей... И что она выпустила на свободу крошку Сванмор!

– Вы закончили? – прорычал Бад и, поставив бокал на подлокотник кресла, вскочил: – Мне ужасно хочется разбить вам физиономию! Хотя бы для того, чтоб поглядеть, на что вы похожи без этой портативной псарни!

– На вашем месте я бы сначала позвал Клару. Если бы, паче чаяния, она не ответила, я бы по крайней мере узнал, как обстоят дела. Так или нет?

Не удостоив незнакомца ответом, Бад ринулся к двери в гостиную и, распахнув ее настежь, принялся орать во всю глотку:

– Клара! Клара! Спустись сюда, черт возьми!

Но никто не ответил.

Незнакомец тем временем приблизился к Баду и, когда парень, вне себя от бешенства, обернулся, нанес ему сокрушительный удар левой рукой и довершил дело не менее страшным апперкотом правой. Бад рухнул на пол, даже не вскрикнув.

Незнакомец вытащил из кармана плаща тонкую бечевку и связал молодого человека с ловкостью, свидетельствующей о долгой практике. Потом, опустившись на колени рядом со своей жертвой, он ухватил краешек холеной черной бородки и хорошенько за нее дернул. Борода слегка отклеилась. Незнакомец продолжал тянуть... Бад застонал, веки его дрогнули и наконец открылись. На "испанца" смотрели темные, горящие от ярости глаза.

– Я тебе делаю больно? – ласково спросил незнакомец. – Тем лучше.

Он сначала отклеил черную бороду. Потом сорвал густые взъерошенные брови и черный парик.

– Вот это да! – прошептал он вне себя от изумления.

Белокурые волосы, светлые брови, капризный рот с опущенными вниз уголками... на него молча взирал Джордж Сванмор! Но только у этого Джорджа были черные глаза, совсем не похожие на голубые, как незабудки, глаза всех известных Джону Сванморов!

Мэннеринг осторожно поднес руку к этим сбивавшим его столку глазам... Бад даже не моргнул... Мэннеринг коснулся рукой глаза и вдруг так весело расхохотался, что по всему пустынному дому прокатился звон.

– Ну и дурак же я! Контактные линзы! И как это мне не пришло в голову раньше?!

* * *
Тем же вечером, ровно в двадцать минут десятого Джон вошел в телефон-автомат неподалеку от Ярда. Сначала он позвонил домой. Встревоженный голос Лорны ответил почти сразу.

– Билл у тебя? – спросил Мэннеринг.

– Нет, но уже едет. Жду с минуты на минуту. А как Бад, Джон?

– Тут все в порядке. Он в Хаунслоу... хорошо связан и для верности получил дубинкой по башке... ждет полицию. Но, Лорна...

Джон немного поколебался и, не выдержав, открыл тайну:

– Это Джордж Сванмор... – На другом конце провода воцарилось весьма красноречивое молчание, и Мэннеринг быстро добавил: – Самое главное, пока никому ничего не говори. Я хочу сделать небольшой подарок Читтерингу! До скорого!

Джон повесил трубку и сразу же набрал номер Скотленд-ярда. Бесстрастный голос телефонистки сообщил, что суперинтенданта Бристоу нет на месте.

– Кто его спрашивает, сэр?

– Начальник участка муниципальной полиции Криспин, – ответил Джон, великолепно имитируя грубый, отрывистый, похожий на лай, голос. – А инспектора Гордона тоже нет?

– Да, сэр.

– Тогда хотя бы передайте, что я посылаю инспектора за досье Мэннеринга, – проворчал Джон, – скажите, чтоб все приготовили. И сообщите в картотеку. Мне некогда терять время!

– Хорошо, сэр, я передам ваше поручение, – ответил терпеливый голос.

– Уж надеюсь! – рявкнул лже-Криспин, известный на всю полицию отвратительным характером и диктаторскими замашками.

И швырнул трубку.

Мэннеринг набрал полные легкие воздуха, нетвердой рукой поправил узелок галстука и быстро зашагал в сторону Ярда.

Маленькую "МГ." Читтеринга, только что послужившую ему импровизированной костюмерной, Джон оставил неподалеку. Мэннеринг был особенно осторожен с гримом... Он слишком хорошо знал, что никакие перевоплощения не обманут Бристоу или Гордона, если, к несчастью, они ему попадутся навстречу. Но другие служащие Ярда, знавшие его в лицо, помнили в основном высокую, стройную и элегантную фигуру да ослепительную улыбку на загорелом лице... Если повезет, дежурный сержант его не узнает...

И в самом деле, когда дежурный поднял глаза, он увидел мужчину плотного телосложения с добродушной толстощекой физиономией и в отвратительно сшитом костюме. Волосы незнакомца разделял довольно смешной прямой пробор, усы топорщились во все стороны, а карие глаза постоянно подергивал нервный тик...

"Парню наверняка нужны очки, но он, конечно, не желает их носить", – подумал сержант и вежливо спросил:

– Вы к кому?

– Суперинтендант Бристоу у себя? – жизнерадостно поинтересовался Мэннеринг. – Или хотя бы инспектор Гордон?

Сержант покачал головой.

– Ни того, ни другого нет. А вы от кого?

– Меня прислал инспектор Криспин. Я должен забрать для него досье. Но только дать мне его могут либо Бристоу, либо Гордон. – Джон изо всех сил чихнул и тоскливо добавил: – Что ж, придется подождать...

– Вы простудились! Октябрьское солнце всегда обманчиво, – назидательно проговорил сержант.

– Я бы и в самом деле с удовольствием перехватил чего-нибудь горяченького в буфете, да боюсь прозевать Бристоу... – неуверенно начал Джон.

– Супер только что уехал, так что у вас есть время. Но не советую заставлять его ждать: старый Билл – в отвратном настроении.

– Вот уж чем меня не удивишь! Я уже не первый год под началом у Криспина... Вы его знаете?

Сержант выразительно сморщился.

– Чего я только от него ни наслушался! – с трогательным простодушием признался Мэннеринг.

– Вы знаете, как найти буфет? – спросил сержант, отмечая у себя в блокноте: "9.25 – посланный инспектора Криспина".

– Да, я тут не впервой.

И Джон тяжелым шагом медленно двинулся в сторону буфета.

* * *
Свернув в пустынный коридор, он быстро прикинул, где что. Билл уже как-то водил его в большую картотеку, справедливо гордясь этим чудом, где в считанные минуты можно найти любой из полутора миллионов зарегистрированных отпечатков пальцев.

К девяти часам служащие Ярда в основном разошлись по домам. Джон встретил в коридорах не больше двух-трех полицейских, и никто не обратил на него внимания.

Наконец Мэннеринг разыскал нужную дверь. Она вела в необъятную комнату, сплошь уставленную деревянными стеллажами с множеством довольно плотных желтых пакетов. Путь к ним преграждала широкая деревянная перегородка. За ней Джон увидел седого мужчину, обладателя на редкость угрюмой физиономии. Он разбирал бумаги. Служащий картотеки с не слишком элегантным, изгрызенным карандашом за ухом напоминал скорее библиотекаря, чем полицейского.

Мэннеринг решительно подошел к нему.

– Меня послал инспектор Криспин. Это начальник...

– О, знаю я Криспина, – устало вздохнул служащий. – Вы пришли за досье Мэннеринга?

– Да. И Криспин велел не спать на ходу! – Джон скривился и мрачно добавил: – Сегодня он в особенно скверном настроении.

– Воображаю! – хмыкнул служащий. – Так вы думаете, он у нас в руках?

Мэннеринг отчаянно заморгал и удивленно осведомился:

– Кто, Криспин?

– Криспин? Да на черта он нам сдался? Можете оставить господина Криспина себе... Нет, я говорю о Мэннеринге... Странная это все-таки история! Вы с ним знакомы?

– Да, в лицо знаю.

– Вот и я тоже. Никак не могу поверить, что он прикончил четверых! Впрочем, супер знает свое дело... и обычно не ошибается...

Служащий повернулся к стеллажам и рявкнул куда-то в недра огромной, погруженной в полумрак комнаты:

– Эй, там, Берти, да начнешь ты когда-нибудь шевелиться? Из-за тебя этот бедолага как пить дать получит разнос от Криспина!..

Он взял со стола бланк и протянул Джону.

– Подпишите, пока эта улитка приползет с вашим досье!

Мэннеринг вынул из кармана шариковую ручку и нацарапал:

"А.К.Л. сержант муниципальной полиции, Олдгейт".

В тот же миг из-за стеллажей вынырнул добродушного вида толстяк в серой блузе, с большим пакетом в руке. Джон сразу заметил, что пакет выглядит куда менее внушительно, чем другие.

– Надеюсь, тут, по крайней мере, все? – спросил он, забирая пакет у толстяка Берти.

Первый служащий пожал плечами.

– Разумеется! А как же иначе?

Мэннеринг примирительно рассмеялся.

– Просто вы не знаете Криспина... если я притащусь...

– Примо, мы знаем Криспина, – с легким нетерпением оборвал его полицейский, – секундо, это вы не знаете Ярда! Если я сказал, что здесь все, значит, так и есть. Кроме, конечно, копий, которые остались в кабинете супера.

– Не сердитесь, – мягко проговорил Мэннеринг.

– Я не сержусь, просто вы там, в муниципальной полиции, кажется, воображаете, будто служащие Ярда целыми днями бьют баклуши... – Старик немного подумал и, уже явно смягчившись, добавил: – Хотя если, как вы говорите, Криспин сегодня особенно зол, ваши опасения вполне можно понять...

– Спасибо идо свидания, – попрощался Джон грубым и жизнерадостным голосом мистера Миллера.

И он вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

19

В коридоре Мэннеринг на секунду замер, не смея поверить, что первая часть операции "Досье" прошла успешно... Он быстро взял себя в руки: оставалось сделать самое трудное и самое опасное! Надо войти в кабинет Бристоу и забрать копии, о которых говорил служащий картотеки. Бристоу уехал более получаса назад. При всей своей ловкости Лорна не сумеет задержать его слишком надолго...

Джон тяжело вздохнул и двинулся к цели...

* * *
Он остановился у двери кабинета Билла. В коридоре, так же слабо освещенном, как и Большая картотека, не слышалось ни звука. Где-то внизу стукнула дверь... И снова – тишина...

Мэннеринг попробовал повернуть ручку двери – не тут-то было! Бристоу запер кабинет на ключ.

– Вот стервец! – выругался Барон.

В мгновение ока он вытащил из кармана отмычку и принялся за злосчастный замок. По всей видимости, никому даже в голову не приходило, что найдется сумасшедший, способный ограбить кабинет суперинтенданта Ярда. Модель замка оказалась одной из самых распространенных и очень недолго сопротивлялась искусным рукам Мэннеринга.

Барону опять повезло: на лестнице послышались тяжелые шаги, но прежде чем кто-то из полицейских свернул в коридор, Джон успел проскользнуть в кабинет и закрыть за собой дверь.

Сдерживая дыхание, он неподвижно ждал, пока шаги удалятся на безопасное расстояние, снова открыл дверь, тщательно вытер носовым платком ручку и опять забрался во владения Бристоу. Вытереть внутреннюю ручку он тоже, разумеется, не забыл. Теперь наконец можно было надеть перчатки, которые он не осмелился натянуть раньше... При свете карманного фонарика Джон подошел к столу суперинтенданта. Бристоу успел навести порядок в бумагах, и Мэннеринг сразу увидел то, что искал: толстую папку из серого картона, на которой было крупно написано всего два слова: "МЭННЕРИНГ, ДЖОН".

Барон открыл папку. Внутри лежали рапорты, напечатанные на машинке и написанные от руки, и множество фотографий. На одной Джон с удивлением узрел насмешливо улыбающееся личико Лорны, на других в разных видах красовался он сам: то в костюме для верховой езды, то в смокинге, а то даже в плавках...

"Любопытно, где скотина Билл все это нащелкал?" – промелькнуло в голове у Мэннеринга.

Барон нашел снимок роковой разорванной перчатки и оттиска указательного пальца...

А рядом с досье лежала зеленая металлическая коробка для грима...

Немного поколебавшись, Джон решил, что уносить эту улику не стоит. Он лишь тщательно вытер коробку со всех сторон, уничтожив любые возможные отпечатки пальцев. Потом еще раз осмотрел стол Билла. Там лежали и другие досье: "Сванмор, Джордж", "Гаррис, Клара"...

Джон быстро перелистал их, но не обнаружил там ничего опасного для себя. Наконец он распрямился и с огромным облегчением вздохнул. "Все здесь, – сказал служащий Большой картотеки, – кроме копий, которые остались в кабинете у супера".

Барон сунул картонную папку за пазуху, подошел к двери, взялся за ручку и вдруг... резко отступил.

В коридоре слышались быстрые шаги. И они решительно приближались к кабинету!

Еще ближе... наконец остановились у двери...

Кто-то вставил в замок ключ...

И голос Бристоу удивленно воскликнул:

– А я-то мог бы поклясться, что запер дверь!

* * *
Барон прижался к стене за дверью, выжидая, пока Бристоу нащупает в темноте выключатель.

Джон закрыл глаза, вспыхнувший свет его не ослепил, в то время как вошедшие на долю секунды утратили бдительность. Воспользовавшись этим мгновенным замешательством, Барон бросился вперед, отшвырнув Бристоу в глубь кабинета, а сопровождавшего его Гордона – в коридор.

Потом, не давая полицейским времени сообразить, что произошло, Барон рванул на лестницу, перескочил через перила и оказался на площадке второго этажа, повторив этот акробатический номер, таким же образом приземлился на нижнюю. Оттуда Джон помчался в направлении, противоположном входу в Ярд, и, пробежав по пустынному коридору, ворвался в последнюю комнату. По счастью, она не была заперта. Барон ураганом пролетел по комнате, опрокинул несколько стульев и мигом очутился у окна. Вскочил на подоконник, распахнул раму и прыгнул.

Он оказался в узком проходе перед массивной стеной, окружающей строения Ярда. Чуть поодаль стояла машина. Джон вскочил на капот, потом на крышу, а оттуда забраться на стену уже не составляло труда. Он спрыгнул со стены, даже не взглянув, нет ли вокруг прохожих...

Судьба хранила Барона – улица была совершенно пустынна. Прижимая к сердцу картонную папку и желтый пакет, Мэннеринг быстро пошел прочь, с трудом подавляя отчаянное желание бежать.

Внезапно тишину ночи прорезал пронзительный свист...

Но Джон не сбавил скорости – свистели внутри Ярда.

Через пять минут, сидя за рулем маленькой "МГ." Читтеринга, Джон пытался сообразить, не приснилось ли ему все это.

* * *
Тем временем Бристоу, раздираемый двумя совершенно несовместимыми чувствами – холодным бешенством и несказанным облегчением, – срывал настроение на инспекторе Гордоне, тем более что тот имел глупость заметить:

– Может быть, это сделал Мэннеринг, сэр?

– Разумеется, Мэннеринг! Кто же еще?! – прорычал суперинтендант.

– Но... в таком случае... что мы должны делать?

– А что, по-вашему, мы можем сделать? Послать во все газеты официальное сообщение о том, что Скотленд-ярд ограблен?

– Кто это ограбил Скотленд-ярд? – спросил жизнерадостный голос за спиной суперинтенданта.

Обернувшись, Бристоу увидел именно того человека, кого сейчас меньше всего на свете хотел бы видеть: Читтеринга.

– Какого черта вы тут делаете? – рассердился он.

– Да просто проходил мимо... – с самым простодушным видом отозвался журналист. – Вы, кажется, расстроены, Билл? Я могу чем-нибудь вам помочь?

– Да! Немедленно убравшись отсюда!

– Не очень-то любезно с вашей стороны... А вы не хотите мне рассказать, что у вас украли?

– Ничего у меня не украли! – поспешил ответить суперинтендант.

– Так, так, так... но если ничего не украли, значит, не было никакого ограбления!

В ответ Бристоу лишь раздраженно пожал плечами, и Читтеринг вкрадчиво продолжал:

– А раз не было ограбления, то у вас нет ни малейших оснований кого-либо преследовать...

– Я буду преследовать, кого сочту нужным!

– В таком случае, вас действительно обокрали, Билл! И я вынужден написать об этом статью.

Бристоу открыл рот и ошарашенно воззрился на репортера.

– Ах вот оно что, – пробормотал он. – Так вы с ним сговорились?!

– Я? Сговорился с кем?

– С дьяволом! – буркнул Бристоу, поворачиваясь к журналисту спиной. – Можете отправляться к нему, и чтоб я больше не слышал о вас обоих!

Когда Читтеринг, примерно полчаса спустя, вернулся в редакцию, он увидел, что на крышке его стола сидит Мэннеринг, грызет орех и сквозь зубы насвистывает Моцарта.

– Для Дьявола у вас, пожалуй, слишком добродушный вид! – сказал журналист, усаживаясь за пишущую машинку. – Думаю, вы и сами догадались, что это Бристоу считает вас властелином темных сил?

– Ну, у него есть на то кое-какие причины, – невозмутимо заметил Мэннеринг.

Репортер обалдело посмотрел на приятеля.

– Так это действительно были вы? Черт возьми! А я-то думал, вышло какое-то недоразумение...

– Ладно, хватит восхищаться моими подвигами, лучше слушайте хорошенько... Бада сейчас, должно быть, уже арестовали, но никто, за исключением Клары Гаррис, не знает, что этот таинственный бородач – на самом деле Сванмор-младший. Кроме того, полиции еще не известно, что Клара – у лорда Фаунтли.

Джон встал и небрежно добавил:

– Ну, теперь ваша очередь играть... И можете обойтись без благодарностей, вы это честно заработали! Не стану больше мешать вам.

Мэннеринг уже собрался уходить, но репортер его окликнул:

– Э, не торопитесь! Билл просил вам кое-что передать, вернее, вам и Лорне, как он сказал...

Джон с интересом взял сверток и снял оберточную бумагу. Увидев ярко-зеленую металлическую коробку для грима, Читтеринг буквально остолбенел от удивления:

– Это еще что такое?

Джон открыл коробочку.

– Косметический набор, мой дорогой!

– С чего это вдруг Бристоу вздумалось дарить вам грим? – недоверчиво покачал головой журналист.

– О! Со вчерашнего вечера я тоже сделал ему немало довольно-таки неожиданных подарков... К тому же Билл, вероятно, знает, что я обожаю зеленый цвет...

Мэннеринг аккуратно завернул коробку.

– Вы знаете, зеленый всегда приносил мне счастье, – заметил он на прощание. – Но я никогда не думал, что Билл так здорово может отвечать на шутки!

Криси Дж Нападение на барона

Глава 1 ОГРАБЛЕНИЕ

Юноша был молод и обаятелен: светлые волосы, голубые глаза, красиво очерченный рот, твердый квадратный подбородок.

- Может, это и стоит десять тысяч франков, но мне просто непонятно, зачем я должен платить эти деньги, когда могу получить все бесплатно. Не пытайтесь помешать мне, Маннеринг, иначе вам будет плохо.

С этими словами он вытащил из кармана автоматический пистолет и направил его на человека, сидящего с другой стороны прилавка. Протянув левую руку, накрыл ею один-единственный бриллиант, лежащий на мягкой подушечке. Аккуратно положил его во внутренний карман, так же поступил и с другими драгоценностями, потом стал медленно отступать к двери.

- Держите руки, чтобы я их мог видеть, - ни малейшей нервозности в приятном молодом голосе, выражение лица ничуть не изменилось.

Маннеринг держал руки на прилавке, как и было ведено, а правую ногу пододвигал к секретной кнопке на полу.

Конторка располагалась в задней части "Куинз", небольшого магазинчика на площади Мэйфер. Магазин принадлежал Маннерингу, где тот торговал драгоценными камнями, произведениями искусства и дорогим антиквариатом.

Если парень и нервничал, то никак этого не показывал.

- Я не шучу, - произнес он и открыл дверь на пару дюймов.

Маннеринг не сводил с него глаз, готовый в любую минуту открыть ящик стола и достать собственный пистолет, но только не тогда, когда его самого держат на мушке.

- За это ты заработаешь только срок в тюряге, - мягко объяснил владелец магазина.

- Это вы так думаете, - парень открыл дверь еще на дюйм и губы его сжались. Маннерингу совсем не понравился огонек, вспыхнувший в глазах грабителя, и он инстинктивно бросился в сторону в тот самый миг, когда раздался выстрел. Грохот выстрела и вспышка были одновременны.

Маннеринг успел только почувствовать удар молота в висок, потом тьма поглотила его. Он рухнул головой на прилавок, залив кровью листки бумаги.

Грабитель широко распахнул дверь. Невысокий пожилой человек бежал из глубины магазина к нему, и парень снова выстрелил. Человек упал. Грабитель бросился вниз по узкой лестнице. Добежав до второго этажа, рванулся к ближайшему окну, выходящему во двор. Он засунул пистолет в карман, выбрался из окна и повис на подоконнике. Повисев секунды три, спрыгнул и очутился в узком проходе, ведущем на небольшую улочку. Грабитель выбежал на нее и вскочил в двухместную легковушку, припаркованную недалеко от угла.

В конце улицы на дорогу уже выходила девушка, собирающаяся перейти на другую сторону. Она отступила назад, увидев приближающийся автомобиль.

Проезжая, парень улыбнулся и помахал ей.

***
Суперинтендант Уильям Бристоу, служащий в Скотланд-Ярде, частенько утверждал, что является самым занятым человеком во всем Лондоне. И к тому у него были некоторые основания. В этот сентябрьский день он сидел за столом, читая отчеты и сообщения, скопившиеся за время его отсутствия. С утра он выезжал на осмотр места преступления. Неожиданный порыв воздуха из открытого окна подхватил несколько листков и швырнул их на пол.

Бристоу свирепо посмотрел на них.

В этот момент дверь распахнулась, и листки закружились вокруг него в каком-то немыслимом хороводе.

- Закройте дверь! - заорал суперинтендант.

- Простите, - в кабинет зашел высокий худой человек с соломенными волосами, - Билл, тут...

- Мне наплевать, что у тебя тут, - проворчал Бристоу. - Неужели меня неоставят в покое на каких-то полчаса? Тебе обязательно нужен только я лично, чтобы сообщить какую-нибудь захудалую новость? Мне интересно, какого черта они вообще тебе платят.

- Успокойся, - не обратил внимания на вспышку Бристоу старший инспектор Гордон, принявшийся собирать разлетевшиеся листки рапортов и донесений. Стреляли в твоего друга. Может, к вечеру это выльется еще в одно убийство, которое нам предстоит расследовать.

Бристоу уставился на Гордона.

- Моего друга?

- Ты не всегда в этом признаешься, но именно "друг" - самое подходящее слово.

- Кто?

- Джон Маннеринг. Он показывал какие-то бриллианты покупателю, который выстрелил в него, в его помощника и сбежал через окно. Отделение сейчас в "Куинз".

Очень медленно Бристоу произнес:

- Наконец-то и он получил.

Выражение его липа изменилось. Место раздражения заняла упорная решимость. Спросил с тревогой в голосе:

- Когда?

- Около получаса назад.

- Где Маннеринг?

- На пути в Вестминстерскую больницу.

- Свяжитесь с ними и выясните его состояние - позвоните мне в "Куинз" и доложите. Пошлите кого-нибудь на квартиру Маннеринга отгонять назойливых репортеров от миссис Маннеринг. - Бристоу был уже в пальто. - Он может умереть?

- Согласно первому сообщению, состояние его очень серьезное.

- Черт побери! - взорвался Бристоу. - Да не может Маннеринг так просто уйти из жизни! - Выражение лица Гордона ему явно не понравилось, и он прорычал:

- Я давно знаю, что ты всеми печенками ненавидишь Маннеринга. Да если бы у меня в подчинении было человека три, обладавших половиной его способностей каждый, мы работали бы в сто раз эффективней, чем сейчас. Маннеринг брался за дела, которые мы бросали как абсолютно безнадежные, мы многим ему обязаны, и нужно честно об этом сказать. Вот я и говорю.

- Мне известны уникальные способности Маннеринга, но сомневаюсь в его честности, - осторожно возразил Гордон.

- Зато я не сомневаюсь, - подвел итог Бристоу. - Скажешь заместителю комиссара, где я.

Бристоу пулей вылетел из здания полиции и сел в машину. Дежурный полисмен видел, как Бристоу промчался по набережной, свернул на Парламентскую площадь и исчез в парке Сент-Джеймс.

Он ни о чем не думал, но перед его глазами мелькали отрывки воспоминаний разных лет, будто смонтированные какой-то встроенной в мозг камерой. Во всех этих вроде бы бессвязных кадрах неизменно фигурировал Маннеринг. Бристоу впервые услышал о нем, когда тот коллекционировал драгоценные камни, был приятен в общении, всегда был готов прийти на помощь. Совершенно другой Маннеринг, допрашиваемый в Скотланд-Ярде, неуловимый и упорный, наотрез отрицавший вроде бы очевидные для Бристоу и еще нескольких офицеров факты. Тогда они принимали его за крупного и талантливого преступника, специализировавшегося на краже драгоценностей, скрывающегося под прозвищем "Барон". В ответ на угрозу ареста Маннеринг рассмеялся Бристоу в лицо, ни в чем не признался, хотя, скорее всего, он организовывал дерзкие ограбления ювелирных магазинов, которые и поныне остаются нераскрытыми.

Бристоу так и не узнал, что же заставило Маннеринга стать вором, как не узнал, что же отвратило того от преступлений. Влияние жены? Что-то в этом есть, но это далеко не полное объяснение трансформации Маннеринга. Маннерингу нанесли страшный удар, изо всех сил он старался встать на ноги, даже занялся грязными делишками, потом увидел всю их тщетность и никчемность. Рана к тому времени зажила, но нельзя сказать, что она не оставила никаких следов. Снова кадры из недавнего прошлого:

Маннеринг в обличье Барона ловит преступников, помогая полиции; Маннеринг, грабящий разбогатевших жуликов и раздающий награбленное тем, кто нуждался. Еще позже Маннеринг, уже полностью работающий на полицию, использующий свой острый ум и талант в интересах защиты общества.

Никто никогда так и не смог найти доказательств тому, что именно Маннеринг является королем преступного мира - неуловимым Бароном. Зато была масса доказательств, что без помощи Маннеринга приличное количество отъявленных преступников до сих пор бы разгуливало на свободе.

Через три минуты автомобиль Бристоу въехал на Харт-роуд.

По обеим сторонам узкой боковой улочки располагались магазины и магазинчики. У тротуара было припарковано несколько полицейских машин, а у дверей магазина ухе скопилась толпа зевак. У входа стояли два констебля.

В толпе шнырял моложавый светловолосый человек в старом пиджаке спортивного покроя и серых фланелевых брюках, лицом он походил на ангелочка с пухлыми розовыми щечками и голубыми невинными глазами.

- Привет, шеф. Есть что-нибудь для меня?

- Нет, - рявкнул Бристоу.

- Миссис Маннеринг уже знает?

- Оставь ее в покое, понял, - прорычал Бристоу. Читтеринг из "Дейли Эко", а это был именно он, ответил:

- Ну хорошо, хорошо. Он ведь выкарабкается, да? Констебль открыл дверь магазина, который был полон детективов. Бристоу узнал Гардинга, одного из лучших лондонских инспекторов. Обратился к нему:

- Какие последние новости?

- Ларреби, управляющий магазином Маннеринга, дал описание преступника: парню не более двадцати лет. Сам Ларреби услышал сигнал тревоги, крикнул, чтобы вызвали полицию, и бросился в конторку... Дверь открылась, и он услышал выстрел, грабитель попал ему в ногу. Пока известно только, что были похищены бриллианты, которые Маннеринг показывал убийце.

Бристоу подался вперед.

- Убийце?

- Сам я Маннеринга не видел, прибыл минут через десять после отъезда "скорой", но мне сказали, что он в крайне тяжелом состоянии.

Джеймсон, старший помощник управляющего магазином, невысокий, уже пожилой человек, возбужденно обратился к Бристоу:

- Мне надо в больницу, я просто должен быть там. Здесь уже делать нечего.

- Нет, дела есть, и вы об этом знаете, - возразил Бристоу. - Здесь как раз вы нужнее, ведь Ларреби выведен из строя. Не беспокойтесь, я сообщу вам сразу же, как будут какие-нибудь новости. - Бристоу заглянул в конторку, где эксперты все фотографировали и снимали отпечатки пальцев. - Раньше этот парень появлялся в магазине?

- Я никого не узнал из описания Гардинга, - ответил Джеймсон, - но меня ведь часто не бывает за прилавком. Мистер Бристоу, а как миссис Маннеринг?

- Я как раз собираюсь повидать ее. - Бристоу прошел в конторку. За прилавком, прямо над стулом Маннеринга, висел его портрет. Его написала жена лет десять назад, когда ему было около тридцати лет. С тех пор он почти не изменился.

Симпатичное лицо, проницательные зеленые глаза, казалось, улыбались Бристоу.

Очарование этого момента было прервано телефонным звонком.

Это был Гордон - с новостями о Маннеринге.

Глава 2 БРИСТОУ ПРИНОСИТ НОВОСТИ

- Алло, - резко бросил в трубку Бристоу.

- Говорит Гордон, сэр. Плохие новости.

- Как его состояние?

- Сейчас он в операционной и может находиться там в течение нескольких часов.

- Значит, это серьезно.

- Я оставил там человека, на тот случай, если Маннеринг придет в сознание.

- Правильно. Не забудь составить график дежурств. - Бристоу положил трубку и заметил удивленный взгляд Гардинга. Надо взять себя в руки, не дать волю чувствам.

- Пока ничего определенного сказать нельзя, - доложил он. Потом заметил Джеймсона, маячившего у двери, и добавил:

- Но шанс есть. - Казалось это принесло Джеймсону облегчение. - Расскажите все, что вы знаете.

Гардинг пересказал все, что ему удалось узнать от Ларреби.

- Займитесь этим делом в первую очередь, - хмуро приказал Бристоу. Он представил горестное выражение лица Джеймсона, когда известие об ограблении дошло до него. Еще большим ударом оно было для Ларреби, у которого были свои собственные причины быть особенно благодарным Мастерингу, ведь он в свое время отсидел приличный срок за ограбление ювелирного магазина. Под влиянием же Маннеринга полностью сменил жизненное амплуа.

***
Читтеринг продолжал ждать Бристоу. Он выглядел совершенно подавленным.

- Кто угодно, только не Джон. Я все еще не могу в это поверить. Это будет страшным потрясением для Лорны, - закурил сигарету и швырнул в сторону спичку. - Бристоу, могу ли я хоть чем-нибудь помочь в розыске этого паршивого грабителя, ну хоть чем-нибудь, только скажите. Все сделаю, будьте уверены. Когда вы сможете дать его описание?

- Этим занимается Гардинг. Скажи ему, что надо дать максимальную информацию в прессе.

- Благодарю. - Читтеринг в спешке удалился, думая не об одних только заголовках. Он частенько работал с Маннерингом и из всех газетчиков был ближе с ним знаком.

Читтеринг выглядел таким же потрясенным, как и Джеймсон, отметил для себя Бристоу, отъезжая.

Горничная Маннерингов, Этель, пела в кухне их квартиры на Грин-стрит в Челси. Даже Лорне, находящейся в мансарде, было слышно сопрано служанки, хотя люк и был закрыт.

Сама Лорна стояла перед почти завершенным портретом, критически изучая плоды своего труда. На ней был испачканный в красках балахон. Волосы растрепались, и ей постоянно приходилось сдувать непослушные пряди.

Пение становилось все громче.

Вздохнув, Лорна отложила кисть. Очень жарко. Старое плетеное кресло выглядело чрезвычайно соблазнительно, но если она сядет, то наверняка задремлет на часок-другой и в итоге опоздает на встречу с Джоном. Они договорились встретиться в шесть часов в "Куинз", а еще нужно одеться. Сейчас около половины пятого.

Прозвенел мелодичный голосок Этель:

- Подать чай в студию, мадам?

- Нет, я уже спускаюсь.

Лорна спустилась по неудобной лестнице как раз в тот момент, когда Этель выходила из гостиной. Это была высокая, пухленькая и симпатичная девушка. Какой-то недоумок, учитель музыки, убедил ее, что у нее прекрасный голос.

Несколько минут тишины, потом опять зазвучал голос Этель. Лорна плотно прикрыла дверь. Налила себе чаю.

Около пяти она услышала дверной звонок, а через несколько секунд тяжелую поступь Этель, направляющейся к двери.

Лорна сразу же узнала голос пришедшего мужчины.

Ее охватил какой-то необъяснимый страх. В глубине души она так до конца и не смирилась с тем, что из врага Бристоу превратился в друга.

- Мадам, к вам суперинтендант, мистер Бристоу, - доложила Этель.

Визит этот не сулит ничего хорошего, в этом Лорна была уверена. Наверное, Бристоу нужны какие-то сведения о драгоценных камнях, и он предпочел не появляться в "Куинз" и не стал вызывать Маннеринга в Скотланд-Ярд. Может быть, Джон начал самостоятельное расследование, и об этом стало известно полиции, а Бристоу пришел в надежде отговорить Джона.

Увидев Бристоу, Лорна улыбнулась.

- Привет, Билл. Я не ждала тебя.

- Рад тебя видеть, Лорна. - Чувствуя себя крайне неловко, Бристоу добавил:

- Это как раз одно из тех дел, что мне абсолютно не нравятся.

До чего же она хороша, думал он: бархатная, оливкового цвета кожа, тонкие черты лица, прелестная фигура. Даже темные изогнутые брови, придающие ей иногда мрачный вид, не могли испортить общего впечатления.

- Что случилось? - с тревогой спросила Лорна. - Джон? Что с ним?

- Лорна, я очень сожалею. Джона ранили при ограблении "Куинз". В него стреляли.

Лорна чуть не упала в обморок. Бристоу пришлось держать ее. Через несколько секунд женщина пришла в себя.

- Тяжело ранен?

- Сейчас над ним колдуют врачи в Вестминстерской больнице. Я послал туда человека, и, как только будут какие-нибудь новости, нам немедленно сообщат. Доктора делают все, что в их силах.

- Да, конечно.

- Мы ищем преступника и скоро обязательно найдем. Боюсь, что потребуется твоя помощь. Нам надо знать, чем занимался Джон в последнее время, с кем он общался. Украденные бриллианты из Фесинской коллекции. Кое-что нам сообщил Ларреби, он не так тяжело ранен.

- Джошуа ранен? Настоящий кошмар.

- Рана не опасна. К сожалению, он не может что-либо прояснить, кроме одного, - Джону было сделано несколько предложений на покупку этих бриллиантов. Может быть, и еще что-нибудь было украдено, о чем нам пока ничего не известно. Никогда в жизни я не хотел так быстро поймать преступника.

Лорна прикрыла глаза.

- Билл, скажи мне правду. Он жив?

- У него есть шансы, это все, что мне известно. Женщина решительно направилась к двери.

- Можешь подвезти меня? - Не дожидаясь ответа, стала спускаться по лестнице. Каждое ее движение говорило о желании мчаться сломя голову прямо в больницу, но Лорна не переставала убеждать себя, что ей ни в коем случае нельзя терять самообладания.

Глава 3 ЗАГОЛОВКИ

Врач в приемном покое отнесся к ним с пониманием и сочувствием.

- Представляю, что вы пережили, миссис Маннеринг. Не буду кривить душой положение серьезное, это очень опасная операция. Но сэру Дональду приходилось сталкиваться и с более тяжелыми случаями, и операция всегда заканчивалась успешно.

Лорна старалась казаться спокойной.

- Не могли бы вы передать сэру Дональду просьбу о личной встрече? Врач заколебался.

- Он очень занят. Может быть, лучше подождать.

- Мы старые друзья, - объяснила Лорна.

- В таком случае, я не сомневаюсь, что сэр Дональд примет вас. Как только он выйдет из операционной, сразу же встретится с вами. А сейчас я покину вас на несколько минут. - Врач улыбнулся и вышел.

Ничего не видящим взором Лорна смотрела на стену напротив.

Два года назад она писала портрет доктора Дональда Лоу. Ей запомнились его длинные, чувствительные руки.

Лорна закрыла глаза, сейчас она видела эти руки, сжимающие скальпель, обагренные кровью ее мужа.

Ей принесли чашку чая. Сидеть было невмоготу, Лорна встала и начала нервно ходить по комнате. Когда вернулся врач, она резко обернулась, явно разочарованная, это был не Дональд Лоу.

- Долго еще?

- Точно не знаю, но вы же не хотите, чтобы доктор Лоу торопился? Он сделает все, что в его силах.

Все старались поддержать ее. Жизнь Джона сейчас зависела от рук хирурга Лоу. Если они сделают ошибку, ей никогда больше не увидеть Джона живым. Когда дверь вновь открылась, Лорна не заметила этого.

К ней подошел небольшого роста человек с узким лицом. Он УЛЫБАЛСЯ. Стал бы он улыбаться, если бы операция закончилась неудачно.

Они обменялись рукопожатием.

- Оснований для тревоги нет, - объявил хирург. -Лорна не выпускала его руки.

- С ним все будет в порядке?

- Надеюсь на это. Должен выкарабкаться. Мы извлекли пулю. Полдюйма в сторону, и он бы сразу же умер.

- Можно мне увидеть мужа?

- Всего на несколько минут, - согласился Лоу. - Потом бы я вам посоветовал вернуться домой и отдохнуть. Вам сообщат, если что-нибудь пойдет не так; если не будет никаких сообщений, - значит, все идет нормально.

Читтеринг, полицейский констебль и небольшая группа репортеров ждали ее у дома на Грин-стрит, куда Лорна подъехала в восемь часов вечера. Ничего не отвечая на их вопросы, она прошла в дом, разрешив зайти Читтерингу, который был скорее членом семьи, чем газетчиком. Дверь открыла Этель. Она была даже бледнее миссис Маннеринг.

- О, миссис Маннеринг, мне так жаль, мне... - Девушка расплакалась. - О, мадам, с ним все в порядке, ведь так? Все в порядке?

- Врачи так считают. Не волнуйся, Этель.

- Ваша мать звонила три раза. Из газеты ей сообщили обо всем. Она еще позвонит в восемь часов. Она хотела бы приехать, но ваш отец все еще болен, и она не может оставить его одного. Миссис Плендер звонила и мистер Джеймсон...

Читтеринг провел Лорну в гостиную и усадил в кресло.

- Джин?

Этель приготовила Лорне легкий ужин, а Читтеринг отвечал на все телефонные звонки в течение следующего часа. Около десяти часов заглянул ее собственный доктор, уговоривший Этель принять успокоительное. Ей не хотелось засыпать, так как в любой момент может понадобиться ехать в больницу. Все же она уснула.

У постели стояла Этель с подносом. Лорна в недоумении посмотрела на нее, потом резко села на кровати, в панике вспоминая события вчерашнего дня. Этель сияла.

- Только что позвонили из больницы, мадам. Все в порядке!

- Ну, слава Богу!

Рядом с чайником стопкой лежали газеты. Аршинные заголовки гласили:

"ДЖОН МАННЕРИНГ ЗАСТРЕЛЕН", "ВОР СКРЫВАЕТСЯ С ДРАГОЦЕННОСТЯМИ НА 25 000 ФУНТОВ", "ВОР СТРЕЛЯЕТ В ЗНАМЕНИТОГО ТОРГОВЦА ДРАГОЦЕННОСТЯМИ". "УКРАДЕНО ДРАГОЦЕННОСТЕЙ НА 25 000 ФУНТОВ".

Вздрогнув от боли, Лорна отбросила газеты, но заметив в одной из них фотографию Бристоу, почти против собственной воли прочитала заметку: "Суперинтендант Бристоу из Скотланд-Ярда, один из пяти главных руководителей и эксперт Скотланд-Ярда по драгоценностям, заявил вчера вечером, что Джон Маннеринг принес колоссальную пользу властям в деле расследования различных преступлений. Благодаря ему ряд опасных преступников находится сейчас за решеткой. Отдавая должное этому замечательному человеку, суперинтендант Бристоу заявил, что Маннеринг - лучший знаток драгоценных камней".

Странная смесь горечи и удовольствия переполнила Лорну.

***
Читтеринг взял сигарету из желтой пачки Бристоу и откинулся в кресле в кабинете суперинтенданта. Газетчиков редко допускали в святая святых Скотланд-Ярда. Круглое лицо Читтеринга сияло самой невинностью, когда он наклонился вперед и спросил:

- Новости есть, Билл?

- Нам известно, что грабитель выпрыгнул в окно, и это почти все. Напоминаю, это не для печати.

- Ну, для печати хватит и того, что в скором времени преступник будет арестован.

- Точно. Никаких отпечатков пальцев в наших архивах. Только описание грабителя со слов Ларреби. Парню около двадцати шести, рост - пять футов девять или десять дюймов, симпатичный, стройный, со светло-каштановыми волосами. Такому описанию отвечают тысячи людей.

- Маловато, - согласился Читтеринг.

- Кое-кто должен был заметить, когда он убегал. Мы даже не знаем, пешком ли он скрылся или на машине. Скорее всего на улице его ждал сообщник с машиной. Хотя в момент ограбления преступник рассматривал Фесинскую коллекцию, до этого Ларреби приносил две другие коллекции драгоценностей. Это может означать, что грабитель был заинтересован именно в этих драгоценностях, с другой стороны, он мог их схватить, когда посчитал, что наступил подходящий момент. Сейчас я пытаюсь выяснить, не проявлял ли кто-нибудь из коллекционеров бриллиантов повышенного интереса именно к Фесинской коллекции, но пока ничего существенного не разузнал. Ты что-нибудь знаешь об истории этих камней?

- Кое-что. Полдня я провел наводя справки. Коллекция была собрана герцогом Фесины в семнадцатом веке и до последнего времени принадлежала этой семье. Последний из наследников, находясь на грани разорения, продал бриллианты. Обстоятельства сделки не афишировались, и никто не знает, кому они были проданы. Три месяца назад половина камней объявилась на рынке, и Маннеринг скупил их. Они были проданы мистером Мортимером Брайсом, адвокатом, от имени анонимного клиента.

- Не так уж мало вам известно.

- Маннеринг говорил Ларреби, что собирается приобрести вторую половину коллекции, а затем продать ее целиком. Подозреваю, что вся эта сделка как-то не нравилась самому Маннерингу.

- Ларреби такого же мнения. Я уже говорил с мистером Брайсом. Он обещал связаться с клиентом с просьбой раскрыть его имя.

- Не могли его заставить раскрыть имя?

- Нет.

- Что я должен делать?

- Хочу, чтобы вы отработали следующую ситуацию: грабителя должны были видеть на Харт-роуд, нам нужны свидетельства очевидцев.

- Постараюсь, Билл. Скорее бы добраться до этого бандита. Какие новости из больницы?

- Без изменений. Шансы сейчас равны.

- Даже если Джон выкарабкается, пройдет пара месяцев до его полного выздоровления, вот за этот срок мы и должны справиться с этой работой, заключил Читтеринг.

***
Объявление Читтеринга в вечернем выпуске "Эко" было как раз таким, каким хотел его видеть Бристоу. Прохожих, оказавшихся недалеко от "Куинз" во время совершения преступления, просили сообщить, не заметили ли они молодого человека указанного описания. О самом ограблении подробно сообщалось на первых полосах.

Лорна прочитала его.

Прочитала Этель.

В каждом номере специальная колонка извещала: "Состояние Маннеринга без изменений на ., часов", с указанием времени. Читтеринг как раз собирался обедать, когда зазвонил телефон.

- К вам молодая леди, мистер Читтеринг, - раздался в трубке голос привратника. - Она заявляет, что может кое-что сообщить о грабителе, стрелявшем в Маннеринга.

- Не отпускайте ее, я уже бегу. - Читтеринг рванулся вниз.

Глава 4 МАШИНА

В приемной сидела девушка. Репортер с удовольствием отметил ее ясные голубые глаза и светлые от природы волосы. Она была высокого роста, с длинными ногами. Одета со вкусом.

- Меня зовут Читтеринг, - представился журналист. - Я освещаю дело Маннеринга для "Эко".

- Я не вполне уверена, что могу помочь вам, - поспешила сказать девушка.

- Мы это выясним, как только вы мне расскажете все, что знаете. Читтеринг предложил посетительнице сигарету.

- Я не хочу, чтобы об этом все узнали.

- Если так, то почему же вы сразу не обратились в полицию, ведь именно там скрывают источники информации.

- Вы хотите, чтобы я пошла в полицию? Читтеринг рассмеялся.

- Пока не надо. - Он откинулся в кресле. Девушка ему нравилась, и не только потому, что была очень привлекательной. В ней была какая-то открытость, импонирующая молодому человеку.

- Я пришла сюда, чтобы выяснить, следует ли мне обратиться в полицию. Не хочу по пустякам расстраивать родителей.

- Что конкретно вы видели?

- Вчера днем я шла по улице Лиддел в то время, когда случилось это ограбление. Это с другой стороны Харт-роуд. Я спешила и сошла с тротуара как раз в тот момент, когда появилась машина с молодым человеком за рулем, машина была спортивная, а водитель довольно красивый юноша. Автомобиль не стал тормозить. Его хозяин улыбнулся и помахал мне. По всей видимости, он здорово спешил. Он соответствует описанию в вашей газете.

- Похоже, это именно он, - пробормотал Читтеринг. - Светло-каштановые волосы, симпатичный, о его росте вы, конечно, ничего не можете сказать, да?

- Мне он показался среднего роста, несколько худощав.

- Что вы лучше рассмотрели: водителя или машину?

Девушка рассмеялась.

- Конечно, человека за рулем.

- Можете описать машину?

- Небольшая спортивная модель зеленого цвета с откидным верхом. Я редко обращаю внимание на номера, но всегда замечаю семерку.

- Так... Значит, семерка.

- Семерка мое любимое число, она приносит мне счастье, - объяснила посетительница. - В номере точно была семерка. Буквы я не запомнила, кроме одной, первой "L", но были еще две. На машине был этот, ну, знаете, такой квадратный номер - буквы сверху, а цифры внизу. То есть "L", потом еще что-то, а внизу что-то наподобие 73.

***
В своем привычном окружении Бристоу был участлив и мягок. Опытный следователь, он мигом выудил из девушки все, что она успела заметить. Оказалось, что ее зовут Анна Штафер, живет с родителями рядом с площадью Слоан, работает помощником управляющего магазином одежды. Магазином же управляет ее отец. Больше никаких цифр или букв Анна вспомнить не смогла, но сообщила, что заметила небольшую заплату на брезентовом откидном верхе автомобиля, в самом его уголке.

***
- Мадам, вы только почитайте, - возбужденно воскликнул Этель, входя на следующее утро в спальню Лорны с завтраком и газетами. - Здесь написано, что полиция взяла след. Послушайте! "Симпатичная блондинка пришла вчера вечером в редакцию "Эко" с важной информацией, касающейся ограбления Маннеринга. По просьбе полиции газета не сообщает имя информатора, который никоим образом не связан с преступлением, но несомненно обладает колоссальной наблюдательностью". Вы думаете, они уже схватили бандита?

- Если бы поймали, написали бы об этом.

- Из больницы не звонили сегодня утром, это ведь хороший знак, да?

- Но я все же сама позвоню, - сказала Лорна и сняла телефонную трубку. Джон "хорошо" провел ночь, и врачи надеются, что в течение дня он придет в сознание.

Молодой человек по имени Реджинальд Аллен проснулся примерно одновременно с Лорной Маннеринг в своей маленькой квартире на Найтсбридж. Первым делом вынул из почтового ящика свежие газеты. На первых полосах газет сообщалось о нападении на Маннеринга, а в "Эко" - о взятом полицией "следе". Аллен отшвырнул газеты и расхохотался.

- Ну и брехуны! - продолжал он смеяться, но в смехе появились какие-то тревожные нотки.

Квартира его состояла из трех комнат с минимальными удобствами. Аллен не был богат. Бреясь, он изучал лицо в зеркале, и остался доволен. Еще раз убедился, что понравится любой симпатичной девушке, ну а для чего еще нужна красивая внешность? Реджинальду было прекрасно известно, что прохожие оглядываются на него. У него прекрасное образование, и он ведет нормальный образ жизни. Аллен и раньше не сомневался в своей смелости, теперь же был убежден и в незаурядном самообладании.

Аллен поджарил бекон с яйцами, сделал несколько тостов и, не торопясь, позавтракал. Ровно в десять поднял трубку телефона и набрал номер в Сити.

Ответил мужской голос.

- Читал газеты? - поинтересовался Аллен.

- Никогда не обращай внимания на ерунду, печатающуюся в газетах, ответили с другого конца провода. - Ложись на дно, и ни о чем беспокоиться не придется.

- Надеюсь, что мне не придется беспокоиться, но я постоянно помню, что некий джентльмен по имени Джеймс должен мне тысячу фунтов в купюрах по одному фунту.

- Ты получишь свои деньги.

- Сегодня, к полудню.

- Скоро.

- Ровно в полдень, - настаивал Аллен. - Чтобы никаких недоразумений! И еще я подумал - нам надо избавиться от этой машины. Тебе бы лучше забрать ее из гаража, если хочешь, чтобы я остался в городе до конца дня. Завтра меня уже здесь не будет.

- Оставайся на месте, - быстро отреагировал его собеседник. - Я поза Джеймс Артур Моррис, мужчина сорока двух лет с редкими темными волосами и карими глазами, проезжал мимо гаража, где Аллен держал свою машину, когда заметил у дверей двух констеблей и несколько человек в штатском, по-видимому, тоже полицейских. Не останавливаясь, поехал дальше, на лбу выступили капельки пота. Припарковав машину за несколько кварталов от дома Аллена, он Дальше пошел пешком. Оглянулся на свой автомобиль - неприметный "Остин-16" ничем не выделялся из сотен себе подобных. Неподалеку от дома ему повстречался молодой человек, тот ухмылялся.

- С визитом?

- Не шути, Кертни. Полиция будет здесь через четверть часа. Аллен в опасности.

- Ты уверен?

- Абсолютно. Шпики сшивались у его гаража. Если они доберутся до него, Аллен заговорит. Это точно!

Кертни задумчиво посмотрел на небо, помолчал несколько минут, потом кисло улыбнулся. Ничего не выражающим тоном произнес:

- Мы с Реджи старые друзья, но ты прав: он болтает слишком много.

Кертни перешел улицу. Вошел в четырехэтажный дом, поднялся на третий этаж и позвонил - три коротких и два длинных звонка.

Ему открыл Аллен.

- Привет, Билл, заходи! Моррис тебя послал? - Кертни коротко кивнул, Аллен с улыбкой продолжал:

- Я уже начал было думать, что он опоздает с деньгами. Как же я плохо о нем думал! Выпьешь чего-нибудь или для тебя слишком рано?

- Не сейчас. Все в порядке?

- А что должно было случиться?

- В спальне среди подушек не спрятана какая-нибудь девица, а? Аллен рассмеялся.

- К сожалению, нет. Работенка для Морриса сделана в лучшем виде, точно по заказу. Все силы - делу, никаких отклонений на личную жизнь, по крайней мере на время. И не забывай, я отлично справился, не каждому удастся так легко смыться с камешками Маннеринга.

Аллен прошел в гостиную, повернулся, сияя улыбкой.

- Ну, а теперь гони бабки, и не говори только, что ты не захватил их с собой.

- Да нет же, они у меня, - возразил Кертни. Сунул руку во внутренний карман и вытащил пистолет. Сухо прозвучал выстрел.

Глава 5 СТЕНА

Маннеринг тихонько пошевелил правой рукой и слабо улыбнулся. Выглядел он еще очень плохо. Глаза утратили природную живость. Темные круги вокруг глаз придавали лицу изможденный и утомленный вид. Лорна с трудом сдерживала слезы.

- Здравствуй, любимый.

- Удача на моей стороне, - пробормотал Маннеринг.

- Конечно, на твоей. Дорогой, тебе нельзя говорить, а то мне не разрешат побыть с тобой.

- Останься, - прошептал Маннеринг.

Когда через полчаса Лорна уходила, ее муж уже мирно спал. Битва за жизнь еще не окончена, но самое страшное, наверное, позади.

Она направилась в "Куинз"; магазин был уже два дня закрыт.

Дверь открыл Джеймсон. Лорна сразу же сообщила:

- Я видела его. Все будет в порядке.

- Слава тебе Господи.

- Как я рад, просто счастлив, - произнес молодой человек с огромным выпуклым лбом. Это был Питтерс, младший помощник. - Вы, наверное, очень волновались, миссис Маннеринг?

- Конечно, Питтерс. Как идут дела?

- Я только что говорил с мистером Джеймсоном. Мы считаем, что мистер Маннеринг будет рад, когда узнает, что магазин вновь работает. Сегодня ожидаем трех клиентов из Соединенных Штатов, одного из Парижа. Сегодня или завтра должен прибыть синьор Бенито из Милана. Если разрешите, мы с мистером Ларреби можем открыть магазин.

- Мы вполне можем справиться самостоятельно пару недель, - подтвердил Джеймсон. - Мистера Ларреби не будет некоторое время, но, если мы организуем с ним бесперебойную связь, все будет нормально.

- Отлично. Будем открываться, давненько я не работала в магазине.

- Но как же ваша основная работа, - запротестовал Питтерс.

- Отдохну от нее.

- Лорна прошла в конторку. С внутренней дрожью она отметила, что следы крови были удалены как со стола, так и со стула и пола. На серебряном подносе громоздилась стопка неразобранной корреспонденции.

В течение часа она вместе с Питтерсом разбирала почту, закончила как раз к приезду Читтеринга.

- Благодаря девушке с очень острыми глазами полиция сегодня утром нанесла визит некоему молодому человеку по имени Реджинальд Аллен. Но тот уже был мертв.

Лорна побледнела.

- Вы имеете в виду, его убили?

- Да, и дело принимает совсем серьезный оборот. Без сомнения, именно Аллен был грабителем, его отпечатки идентичны тем, что были обнаружены здесь. Два небольших бриллианта были зашиты в подкладку пиджака. По всей видимости, он работал не один, передал сообщнику или сообщникам большую часть украденного, но парочку бриллиантов сохранил для себя.

Лорна медленно произнесла:

- Значит, преступление было тщательно организовано.

- Да, за всем за этим просматривается сговор. У меня такое чувство, что Бристоу считает это дело "тухлым".

Через неделю, когда Лорна пришла навестить мужа, она обнаружила, что он уже может сидеть в постели.

Они поцеловались.

- Наконец-то я чувствую себя хоть немножко человеком, - пробормотал Маннеринг, слегка улыбаясь, и добавил жалобным тоном:

- Дональд Лоу совсем застращал меня. Видимо, я пробуду здесь еще пару недель, и две недели надо будет отлеживаться дома. После этого доктор Лоу требует, чтобы я поехал в деревню.

- С новым управляющим у Ларреби и Питтерса дела идут совсем неплохо, мягко сообщила Лорна.

- Новый управляющий? - тупо повторил Маннеринг. - По мне, так лучше закрыть магазин на несколько недель, чем принять нового управляющего...

- Это не совсем новый человек, это - я! - рассмеялась Лорна. - Я поклялась, что убытков будет не более тысячи фунтов в неделю.

- Но...

- У меня даже появилась секретарша. Та самая девушка, откликнувшаяся на объявление Читтеринга. Ее отец ушел на пенсию, вот все так мило и вышло. Ларреби с Питтерсом отлично управляются с магазином, ну а я встречаюсь с теми же людьми, что и ты. Ларреби окончательно поправится через недели три, поэтому ни о чем не беспокойся, милый.

В палату заглянула медсестра.

- Еще одна или две минуты, миссис Маннеринг.

- Приказано разойтись, - сухо констатировал Маннеринг, - рад, что ты пришла. - Его глаза сверкнули, и он добавил:

- Что слышно от Бристоу? Страшно хочу знать, кто же убил Реджинальда Аллена.

- Мы все хотим, - согласилась Лорна, поеживаясь, потому что поняла: ее муж уже решил для себя начать охоту за убийцей человека, который чуть было не убил его самого.

***
В течение этой недели некто Джеймс Артур Моррис внимательно просматривал все без исключения газеты, в поисках каких-либо фактов, указывающих на то, что полиция взяла след убийцы Аллена. Ничего существенного он не узнал. О деле сообщалось все меньше и меньше. Больше всего материалов было в "Эко", но даже эта газета в конце недели ограничилась кратким упоминанием о деле в неприметной заметке на одной из внутренних полос.

Моррис, владелец небольшого ювелирного магазинчика рядом с Хэттон-Гарден, наблюдал, как его помощник закрывал массивные решетки. Моррис закрыл своим ключом дверь и быстро пошел по направлению к площади Лэйсестер. Там он встретился с Кертни.

- Скоро нам не поздоровится, - угрюмо пробурчал Моррис, - если мы не разберемся с этой девицей в "Куинз".

- Я с ней справлюсь, - уверил его Кертни.

Моррис удовлетворенно кивнул. Они еще поболтали минут двадцать, потом он оставил Кертни коротать остаток вечера в баре, а сам на метро поехал домой в Илинг.

Его жена, полная, увядающая сорокалетняя женщина, открыла дверь и, когда он сел в любимое кресло, подала виски с содовой - все это она делала на протяжении двадцати лет.

- Привет, милый, трудный выдался денек? На этот ежедневный вопрос ответ не требовался. Моррис окинул комнату каким-то другим взглядом.

- Мы купим дом побольше, чем этот, в скором времени, милая, и начнем шикарную жизнь.

- Как скажешь, дорогой. Тебе налить еще или сам плеснешь себе?

- Сам. - Он налил себе солидную порцию, посмотрел на свет. - Да, скоро дела пойдут хорошо, просто отлично. Я кое-что придумал. - Он захихикал.

- Я так рада за тебя. Обед уже почти готов. Прихлебывая виски, Моррис мечтательно улыбался. Он здорово рискнул, и все вышло как следует. Ему никогда не нравилась бесшабашная манера Аллена, вот Кертни - тот совсем другое дело.

Налил себе еще и взял со стола газету. Заметил в ней маленькое сообщение, на которое прежде не обратил внимания. В нем говорилось, что Джон Маннеринг, раненный во время ограбления на площади Мэйфер, вне опасности, жизни его уже ничто не угрожает.

- Ну и о чем беспокоиться? - спросил себя Моррис. - Если бы Аллен был жив, тогда, да, были бы причины для волнений. Сейчас нет проблем!

Быстро промелькнула мысль, что некоторую опасность может представлять Кертни, но виски очень скоро заглушило и этот мимолетный страх.

Глава 6 ПОЛНОЕ ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ

Лорна и Джон Маннеринг беззаботно нежились под лучами теплого осеннего солнца. Лето перешло в раннюю осень, и вот настал последний день пребывания Маннеринга в Девоне. Это был чудесный отдых, воспоминания о нем останутся навсегда.

Когда они приехали на следующий день в "Куинз", казалось, не хватает только красной ковровой дорожки для встречи. Процессию возглавлял Джеймсон, за ним стояли Питтерс, Сильвестр и Анна Штафер.

Но больше всего Маннеринга поразил вид Джошуа Ларреби. Джон с жаром схватил протянутую ему руку.

- Рад вас всех видеть, - сдавленным от волнения голосом произнес он. Огромное спасибо всем вам!

Увлекая Ларреби за собой, Маннеринг прошел в конторку, оставив Лорну беседовать с Сильвестром и Анной.

- Что, на самом деле все идет хорошо?

- Очень даже.

- А девушка? Ларреби улыбнулся.

- Еще несколько недель назад я и представить себе не мог, что за прилавком "Куинз" находится молодая симпатичная девушка, но должен честно сказать: она понравилась нашим покупателям. Думал, наши постоянные клиенты будут относиться к ней с некоторым предубеждением. Ничего подобного! Если дела пойдут так и дальше, можно принять ее на постоянную работу.

- Так и сделаем.

- А что, если сказать ей об этом прямо сейчас? - предложил Ларреби. Думаю, она беспокоится о своем будущем. Такое у меня сложилось впечатление за последние дни. Особенно это заметно стало по мере приближения вашего приезда.

- Через несколько минут я поговорю с ней, - ответил Маннеринг.

Он утонул в кресле, в котором сидел, когда в него стреляли, и четкая картина происшедшего вновь предстала перед глазами. Молодой человек с приятными манерами, интересующийся драгоценностями, потом направленный на него пистолет и осознание того, что парень не шутит. Маннеринг вспомнил, как его сердце учащенно заколотилось, когда пальцы грабителя сжали пистолет, как он бросился в сторону. Если бы не этот отчаянный бросок, пуля попала бы точно в лоб.

Ну а сейчас часть Фесинской коллекции пропала.

Страховка покрыла ее стоимость, поэтому финансовых потерь нет. Наверное, Лорна права, утверждая, что нет никакого смысла в расследовании этого дела, но, мысль о нем не раз посещала Маннеринга в больнице. Сейчас он с нетерпением ждал встречи с Бристоу и Читтерингом.

В дверь постучали.

Вошла Анна Штафер. Маннерингу понравилась ее манера держаться, открытый взгляд.

- Проходите и присаживайтесь, - пригласил девушку Маннеринг. - Думаю, вам здесь нравится.

- Да, очень, - с теплотой произнесла Анна.

- Не хотели бы вы остаться? Девушка всплеснула руками.

- Была бы очень рада. Мне нравится магазин и сама работа, не представляю, что может быть лучше. Конечно, мне отлично известно, что вы не принимаете на работу женщин, и я пойму, если...

- Пятьсот фунтов в год до конца года и повышение в следующем, если вы его заслужите, - бесстрастным официальным тоном предложил Маннеринг.

Глаза девушки засияли.

- О, благодарю вас!

Маннеринг откинулся в кресле, внимательно наблюдая за ее реакцией. Что-то неуловимое в ней встревожило его, какое-то внутреннее беспокойство скрывалось в глазах Анны.

- Ну, как вам предложение?

- Превосходное!

Уже мягче Маннеринг продолжал:

- Если вас что-то беспокоит, не стесняйтесь, скажите мне или моей жене. Работа наша требует полной сосредоточенности, и вы не можете сконцентрировать внимание, если чем-нибудь обеспокоены. - Маннеринг встал и подал Анне руку. Надеюсь, что вы с нами надолго.

Когда Анна ушла, Маннеринг задумался. Она немного успокоилась, узнав о его решении, но какое-то внутреннее беспокойство так и не покинуло девушку. Может, семейные неурядицы? Ссора с другом? Отбросив гадание, Маннеринг принялся изучать скопившиеся бумаги. Снова стук в дверь.

Это был Ларреби.

- Заходи, Джощуа. И скажи мне, как ты рад меня снова видеть.

Ларреби печально улыбнулся.

- Я пришел не по этому поводу. Даже не уверен, стоило ли мне вообще приходить. Я немного волнуюсь, может быть, даже без всяких на то причин. Разрешите вас спросить?

- Спрашивай о чем хочешь, Джошуа.

- Вы взяли девушку на постоянную работу? - Когда Маннеринг на то ничего не ответил, Ларреби продолжил:

- Мне Анна Штафер очень нравится, как она работает, но.., в последние несколько дней что-то с ней произошло, я чувствую, что-то гложет девушку. Сильвестр считает, что она боится увольнения, но я в этом не уверен. Видите ли, сэр, в течение последних дней за ней следят, когда она выходит из магазина. У меня такое чувство, что Анна страшно чем-то напугана.

Глава 7 ПАРЕНЬ ИДЕТ ЗА ДЕВУШКОЙ

- Напугана, - эхом отозвался Маннеринг.

- Уверяю вас, я не преувеличиваю. Сожалею, что пришлось побеспокоить вас по такому поводу именно сейчас, но считаю, что был бы не прав, если бы не сделал этого.

- Вы правильно поступили, - согласился Маннеринг. - И вовремя, Джошуа. Я еще не совсем готов к работе за столом. Небольшое упражнение для мозгов мне не повредит. Когда это началось?

Ларреби задумался.

- Первый раз это случилось в прошлый понедельник, ровно девять дней назад.

- Кто следил?

- Молодой человек.

- Симпатичный парень?

- Если бы речь шла о простом ухажере, то почему это так беспокоило мисс Штафер? - задал сам себе простой вопрос Ларреби. - Я бы даже сказал, что девушка по-настоящему встревожена. НАПУГАНА.

- Сами вы не проследили за этим парнем?

- Только до Бонд-стрит. Я посчитал, что этим делом лучше заняться человеку, не связанному напрямую с нашим магазином.

- Кажется, я знаю такого человека. Благодарю вас, Ларреби.

- Я объяснил дежурному сержанту на Харт-роуд, что очень нервничаю по вечерам после этого ограбления, и тот удвоил посты.

- Отлично сработано, - одобрил действия Ларреби Маннеринг. Какую-то минуту он подождал, затем набрал номер Сити.

Женский голос ответил: "Дейли Эко".

- Соедините, пожалуйста, с редакцией новостей, с мистером Читтерингом.

Читтеринг снял трубку почти сразу. Голос его звучал четко и деловито.

- Читтеринг слушает.

- Говорит Маннеринг.

- Джон! Старый бродяга, почему мне не сообщил о своем приезде? Я бы ждал тебя у дверей "Куинз", а в "Эко" появился бы репортаж о твоем возвращении. Как себя чувствуешь?

- Отлично, спасибо. Ты занят?

- Конечно. Разве я не газетчик?

- У тебя не найдется время заскочить сюда? Последовала довольно продолжительная пауза. Когда Читтеринг заговорил, в голосе его звучали одновременно и удивление и теплота.

- Опять какие-то проделки на уме? Маннеринг рассмеялся.

- Мы закрываемся в половине шестого, а чай в четыре часа. Это ровно через двадцать минут.

Ровно в четыре часа Ларреби появился с чаем на серебряном подносе. Лорна наливала по второй чашке, когда вошел Читтеринг.

Она подвинула ему стул и предложила ореховый кекс.

Через двадцать минут Лорна оставила мужчин одних.

Читтеринг закурил вторую сигарету и вопросительно посмотрел на Маннеринга.

- В чем дело, Джон?

- Тебе что-нибудь известно о поклоннике Анны?

- Ничего.

- Не мог бы ты выяснить, кто он такой и есть ли он вообще?

- Я не собираюсь шпионить за возлюбленными.

- Меня интересует молодой человек, который следил за Анной в прошлый понедельник, четверг и пятницу, а также на этой неделе. Джошуа это все не нравится. Он считает, что девушка напугана.

Улыбка сошла с лица Читтеринга.

- Ну хорошо, хорошо. Джошуа не так-то просто напугать. Посмотрю, что смогу сделать. Сегодня эта слежка продолжится?

- Думаю, что да.

***
Читтеринг заметил молодого человека в двадцать пять минут шестого, когда тот вышел на Харт-роуд со стороныОксфорд-стрит. На нем был хорошо сшитый темно-коричневый костюм, он курил и делал вид, что рассматривает витрины магазинов. Читтеринг сам уставился в ближайшую витрину, в отражении которой ему была прекрасно видна вся Харт-роуд.

Из магазина вышла Анна Штафер.

Читтеринг не мог видеть ее лицо, но по нервной походке заметил, что девушка стремится избежать встречи с молодым человеком. Она подходила ближе, и Читтеринг увидел ее лицо.

На нем был явно написан страх.

Анна резко свернула в сторону Пикадилли, преследуемая по пятам незнакомцем.

По противоположной стороне улицы шел Читтеринг.

Несколько раз девушка пыталась поймать такси, но все они были заняты. Дошла до Пикадилли и рванулась через дорогу, но была зажата потоком машин на середине улицы на островке безопасности.

Преследующий сумел оказаться рядом с ней. Читтеринг проскочил перед носом приближающегося такси и остановился в двух ярдах от этой странной пары. Заметил, что молодой человек что-то настойчиво говорит Анне. На лице его играла улыбка, но это не была улыбка влюбленного, скорее злобная улыбка.

Воспользовавшись промежутком в сплошном потоке транспорта, Анна перешла на другую сторону, по-прежнему сопровождаемая молодым человеком. Тот держал руку в кармане и, похоже, не догадывался, что и сам является объектом слежки.

У Грин-парка наконец поймала такси. Преследующий только махнул рукой вслед отъезжающей машине. Потом сам принялся ловить такси. Читтеринг подошел к колоннаде отеля "Ритц", откуда его не было видно. Ему сразу же повезло подъехало свободное такси.

- Прямо по улице, потом притормозите за автобусной остановкой. Я из газеты.

Водитель молча кивнул.

Такси проехало мимо преследовавшего Анну человека и встало за остановкой. Вскоре появилась еще одна свободная машина, молодой человек сел в нее.

Когда такси проехало мимо них, Читтеринг резко бросил:

- Следуйте за этой машиной.

- Куда?

- До места назначения.

Читтеринг откинулся на сиденье и подумал о Джоне Маннеринге, об удивительной способности того чуять преступления.

Выбросил из окна недокуренную сигарету. Он точно знал, где живет Анна Штафер, так как пару раз провожал ее до дома. Когда увидел, куда свернула машина с молодым человеком, Читтеринг уже не сомневался в пункте их назначения.

Выскочил из такси, велев водителю подождать, добежал до угла улицы в тот момент, когда машина с молодым человеком остановилась напротив дома Анны Штафер.

Глава 8 МАН НЕРИНГ НАНОСИТ ВИЗИТ

- Маннеринг удовлетворенно вздохнул, когда Лорна стала наливать послеобеденный кофе.

- Все думаешь о происшедшем со мной? - спросил Джон.

- Джон, конечно, это довольно странно, но я все еще беспокоюсь за тебя.

- Знаю, дорогая. Но даже если бы я и пообещал не влезать в это дело, все равно бы у меня ничего не вышло. Я постоянно думаю о случившемся. Я искренне желал, чтобы Бристоу не сумел раскрутить это дело до моего выздоровления.

- Да нет же, я беспокоюсь о другом. Сейчас меня больше всего волнует Анна Штафер. Маннеринг удивленно взглянул на супругу.

- Когда мы приехали, я заметила, что Анна находится на грани срыва, продолжала Лорна. - Ничего плохого ведь не произойдет, да?

Маннеринг поспешил успокоить ее.

- Уверяю тебя, ситуация находится под контролем.

- Значит, и ты обратил внимание на ее состояние?

- Сначала это сделал Джошуа, поэтому-то и появился Читти. Вчера вечером он проследил за Анной. Джошуа сообщил мне, что каждый вечер за Анной по пятам следует какой-то молодой человек.

- Мне надо было самой догадаться. Еще кофе? Зазвенел телефон. Лорна посмотрела с тревогой на аппарат, когда Джон поднял трубку.

- Алло?

- Джон? - Это был Читтеринг. - Докладываю. Зовут этого "топтуна" - Кертни. Живет на Линден-роуд около Эдвер-роуд. Шел за Анной, пока она не села в такси. Сам поймал такси и приехал к ее дому раньше нее. Когда девушка подъехала, то чуть не упала в обморок при виде своего преследователя. В дом они вошли вместе. У соседей узнал, что родители Анны в отъезде. Кертни пробыл в доме не более пятнадцати минут. Выходил чрезвычайно довольный собой. Сейчас он обедает в чешском ресторане на Эдвер-роуд. А я в кафе напротив.

- Спасибо, Читти, все это очень интересно. Ты на машине?

- Нет.

- Моя будет на Линден-роуд через сорок минут, не позже. Не уезжай, не дождавшись меня, хорошо?

- Хочешь посмотреть своими глазами на этого типа?

- Сначала хочу посмотреть на тебя самого. Маннеринг положил трубку, чувствуя на себе взгляд Лорны. Он догадывался, о чем она думала, но не мог представить, как сам выглядел в этот момент. Глаза его загорелись тем самым огнем, что так давно восхищал Лорну. Весь его вид говорил о страстном желании идти навстречу опасности. Лорна прекрасно понимала, что Джона изменить нельзя и если этот огонь в его глазах угаснет, то он перестанет быть самим собой.

- Так, значит, ты уходишь?

- Да.

- Не хочешь, чтобы я поехала с тобой?

- Расскажу тебе обо всем по дороге. Сможешь побеседовать с Читти. Маннеринг допил кофе. - Будь готова через десять минут.

Маннеринг прошел в спальню, открыл ключом ящик в шкафу, вынул небольшой набор инструментов, надел пальто с большим внутренним карманом и достал синий шарф. Вытащил старую шляпу с низкими полями и напялил ее на голову, потом прошел в ванную и наклеил на кончики пальцев специальную липкую ленту.

Когда Маннеринг вышел из дома, Лорна уже ждала его, одетая в старый дождевик и укутав голову платком.

Они направились к гаражу у площади Виктории, где Маннеринг держал свой старенький "остин". Поехали к Линден-роуд. Дом номер 79 стоял в стороне от дороги. Маннеринг проехал мимо него и, заметив Читтеринга выглядывающего из-за угла, подъехал к нему.

- Пойдешь на разведку? - поинтересовался Читтеринг.

- По крайней мере, попытаюсь. Вы пока тут побеседуйте, хорошо? Вернусь минут через двадцать. Если покажется наш мистер Кертни, крикните мне. Он живет один?

- Я тут поговорил с прелестной крошкой, живущей на следующем этаже, пояснил Читтеринг. - Да, он живет один на втором этаже. Каждый вечер ужинает в ресторане и не появляется раньше одиннадцати или двенадцати... Надеюсь, ты понимаешь, что то, что собираешься сделать, абсолютно незаконно.

Маннеринг улыбнулся, пожал руку жене и вылез из машины. Было темно, ближайший фонарь тускло мерцал в тридцати или сорока ярдах. Над парадным входом в доме номер 79 светила лампочка. Маннеринг поднялся по четырем ступенькам лестницы парадного входа и попробовал открыть дверь. Она была заперта. Читтеринг и Лорна подадут сигнал, если появится посторонний.

Вынул из кармана пластинку слюды.

Ей можно найти много предназначений. Одно из них - открывать английские замки. Для профессионала нет ничего проще, а Маннеринг им стал уже давно. Вставил пластинку между дверью и косяком. Замок щелкнул.

Маннеринг вошел внутрь.

По плохо освещенной лестнице поднялся на второй этаж. Ни звука. Маннеринг вытащил отмычку, вставил ее в замок.

Раздался слабый щелчок, и замок открылся.

Толкнув дверь, вошел в темную комнату. Вынул фонарик и осветил помещение.

Стены были завешаны фотографиями обнаженных девиц в странных позах, с неестественными улыбками. В углу сумка для крикета.

Маннеринг взял два распечатанных письма с полки над камином, они были адресованы Уильяму Кертни. Одно от фирмы "Холройд и Грин, Экспорт - Импорт" из Манчестера. В нем мистера Кертни извещали, что для него нет свободного места в зарубежных филиалах фирмы. Написано месяц назад. Жесткий тон не оставлял Кертни никаких надежд. Второе было любовным посланием от какой-то Твигги.

Маннеринг обратил внимание на высокий секретер, все ящики которого были закрыты. В ход опять пошли отмычки. Тишина изредка прерывалась щелчками открываемых замков. В первом ящике была масса всевозможных бумаг и две маленькие черные записные книжки. В одной фамилии и адреса девиц, в другой мужчин.

Эту книжку Маннеринг сунул в карман и продолжил поиски. Из банковских уведомлений было видно, что Кертни задолжал банку около двухсот фунтов. Управляющий банком настоятельно просил Кертни о личной встрече. Датирован документ тремя неделями назад. Маннеринг открыл папку с просьбами об устройстве на работу как в стране, так и за рубежом. Все были напечатаны на машинке. Увидев портативную пишущую машинку, Маннеринг понял, что Кертни их печатал сам.

Ответы были короткими и лаконичными: работы нет.

Похоже, репутация его в деловых кругах была основательно подмоченной. В одном письме прямо указывалось на "происшествия в прошлом, которые делают невозможным принятие на работу мистера Кертни".

В следующем ящике Маннеринг обнаружил револьвер и коробку с патронами.

- Ну, ну, - прошептал Джон.

Маннеринг осмотрел пистолет, который был заряжен. "Смит-вессон" 32-го калибра. Пуля, чуть было не убившая его, была выпущена из пистолета этого калибра.

Совпадение?

У Кертни могла быть лицензия на хранение и ношение оружия, но Маннеринг в этом сильно сомневался: полиция не раздает такие разрешения налево и направо. Положив револьвер в карман, Джон закрыл все ящики. Дальше оставаться было уже опасно.

Надо бы заглянуть еще в спальню. Это была просторная комната с зашторенным альковом.

Когда Маннеринг приблизился к алькову, шторы распахнулись и какой-то человек прыгнул на него, пытаясь нанести страшный удар по голове.

Глава 9 СЕЙФ

Маннеринг в последний момент сумел увернуться, и удар пришелся по плечу. Услышал удаляющиеся шаги, звук захлопываемой двери.

Потом тишина.

Маннеринг поднялся. Включил свет, оглядел комнату и увидел небольшой сейф.

- Так вот зачем он приходил, - пробормотал про себя Джон.

Встав на колени, чтобы рассмотреть сейф, Маннеринг сразу же понял, что это устаревшая модель и открыть его не составит труда при наличии подходящих инструментов. Но этих-то инструментов у него с собой не было.

Вытащил взятый с собой набор инструментов и специальных приспособлений. Среди них была и отмычка оригинальной формы. Работать с ней надо очень аккуратно.

Дважды Маннеринг чувствовал, как отмычка занимала нужное положение, но срывалась. Наконец, попала и в третий раз. Затаив дыхание, Джон стал ее поворачивать. Он чувствовал, как начал срабатывать механизм, раздался громкий щелчок, и замок открылся.

На второй замок времени ушло раза в два меньше. Внутри были какие-то бумаги и коробочки для драгоценностей.

Открыл самую верхнюю. В ней оказались три кольца с бриллиантами стоимостью около двух сотен фунтов. Во всех коробочках были драгоценности.

Маннеринг изучал камни с профессиональным вниманием. Среди бумаг были две стопки писем. С первого взгляда Джон понял, что это были любовные послания. Прочитал одно. Написано оно было, по-видимому, женатым человеком своей возлюбленной: нетерпение, мольбы, страстные встречи - все было в нем.

Маннеринг сунул обе пачки писем во внутренний карман и закрыл сейф. С внешней стороны замка заметил несколько царапин. Значит, первый взломщик интересовался содержимым сейфа.

Чем же - драгоценностями или письмами?

Маннеринг был уже на пути к выходу, когда зазвонил телефон.

Джон быстро вернулся, поднял трубку и произнес измененным голосом:

- Алло?

Женский голос произнес:

- Билл, сегодня я не могу это сделать. Ты должен дать мне еще время. Я перепробовала все способы, ничего не получается, ты должен дать мне еще время!

Маннеринг хрипло откликнулся:

- У вас было вполне достаточно времени. Девушка в отчаянии воскликнула:

- Думаю, я все достану через день или два, по крайней мере, хоть часть. Подождите, ради Бога, до субботы. Пожалуйста!

- Мне надо с вами поговорить, - всех тем же измененным голосом предложил Маннеринг.

- Билл, все это бесполезно. У меня нет...

- Встретимся на станции метро Риджент-стрит через полчаса, - твердо отрезал Маннеринг и быстро положил трубку.

Вышел, закрыл за собой дверь, заперев замок поворотом отмычки, быстро спустился. У парадной двери его ждал Читтеринг.

- Ну как, о'кей? - спросил шепотом.

- Чудненько. Интересно посмотреть на Кертни, когда тот обнаружит, что его ограбили, - язвительно ответил Маннеринг.

На углу их ждала Лорна; при виде мужчин она села на водительское место и завела двигатель. Джон проскользнул на сиденье рядом с женой.

- Не поехать ли нам в сторону Пикадилли?

- Мне все равно, куда ехать, лишь бы подальше отсюда. Ты что, хочешь, чтобы я умерла от страха?

- Тебе это не грозит.

- Ранение в голову явно повлияло на твои умственные способности.

- Думаю, в конечном итоге риск был оправдан, - задумчиво произнес Маннеринг. - Уильям Кертни - грязный шантажист, а с одной из его жертв я сейчас встречусь у метро Риджент-стрит.

Лорна ничего не сказала.

- Кертни также занимается драгоценными камнями, и у него есть "смит-вессон" 32-го калибра. Неужели в прошлом Анны Штефер есть что-то такое, из-за чего этот негодяй шантажирует ее? Мне показалось, что по телефону я говорил именно с ней.

- О нет.

- Когда я был в квартире Кертни, позвонила какая-то девушка и умоляла отсрочить срок платежа, - пояснил Маннеринг. - Кертни встречался с Анной сегодня вечером, поэтому все сходится.

В тишине Лорна довела машину до площади Пикадилли, припарковала ее на боковой улочке, ведущей на Шатсбери-авеню. Они вышли из машины и направились в сторону метро.

- Она будет ждать у станции Риджент-стрит. Издалека понаблюдаем за Анной, а потом сделаем вид, будто встретились случайно.

Они прошли мимо билетного киоска и остановились у расписания.

Прошло еще пять минут.

- Никого нет, - с облегчением констатировала Лорна. - Ты, наверно, ошибся...

Она замолчала, увидев Анну, которая появилась с другой стороны и быстро направилась к выходу. Дойдя до него, стала оглядываться по сторонам, напуганная, готовая защитить себя.

- Только не это... - с горечью сказала Лорна.

- Но это уже что-то конкретное, можно начать работу. Одними подозрениями делу не поможешь.

- Что же она такое совершила?

- Если ты поговоришь с ней сама, то наверняка узнаешь об этом еще до утра, - предложил жене Маннеринг. - Тебе же Анна нравилась, ведь так?

- Сказать, что мы знаем?

- Нет. Ты должна удивиться при виде ее, заметить, как она расстроена, и предложить помощь. Мы отвезем ее домой, и я почти уверен, что она откроется перед тобой. Меня ничуть не удивит, если окажется, что Кертни прекрасно знает о невыполнимости своих требований и в скором времени может предложить вынести что-нибудь из "Куинз" или выложить все о системе охраны магазина.

Лорна подошла к девушке.

- Анна, это ты?

Анна обернулась к Лорне. С близкого расстояния было видно, как она бледна, как лихорадочно блестят ее глаза.

- Анна, что случилось? Ты выглядишь так, будто повстречалась с привидениями. - Лорна взяла девушку за руку. - Черт возьми, что происходит?

- У меня все в порядке, - дрожащим голосом ответила Анна, но потом не выдержала и разрыдалась. - Но я, я.., попала в такую беду!..

Глава 10 УРОК БАЛЛИСТИКИ

Маннеринг усадил жену и Анну в такси, а сам поехал на Линден-стрит. Читтеринг был еще там.

- А, вспомнил обо мне, - проворчал он. - В следующий раз, когда предложишь подобную работенку, сделай так, чтобы это было летом. Я продрог до мозга костей.

- Я другого и не ожидал. Уверен, ты потеряешь сон, когда узнаешь, что Анна Штафер попала в настоящий переплет.

Даже на темной ночной улице было видно, как Читтеринг побледнел.

- В самом деле?

- Да. Кертни шантажирует ее. Сейчас с ней Лорна, и, если повезет, через пару часов мы все узнаем. Кертни вернется, обнаружит ограбление и, возможно, встретится с сообщниками.

Читтеринг с готовностью согласился:

- Я продолжу наблюдение.

- Нам надо выяснить, где живут его сообщники.

- Сам знаю, не вчера родился.

- Действовать надо быстро. Через полчаса я могу сменить тебя.

- Брось, Джон.

- Тогда оставляю тебе "Остин". Он припаркован прямо за углом.

- Благодарю. Где оставить машину?

- Где-нибудь в районе площади Виктории, - посоветовал Маннеринг, крепко сжимая руку репортера. - Счастливого дежурства.

Маннеринг прошел до Эдвер-роуд, спустился в метро и проехал до площади Слоан. Вывел из гаража на Грин-стрит свою "лагонду" и поехал к зданию полиции на набережной.

Дежурил старший инспектор Пел лью, полный блондин с особым талантом к разоблачению жуликов.

- Ну, ну, вы не тратите время зря. Присаживайтесь, мистер Маннеринг, и рассказывайте, что приключилось на этот раз!

- Приключилось? - эхом отозвался Джон. - А что может со мной приключиться?

- Полноте, полноте, мистер Маннеринг. Не пришли же вы сюда в половине одиннадцатого, чтобы просто поприветствовать дежурного инспектора.

- Хотите найти стрелявшего?

- Ни для кого не секрет, что мы очень напряженно работаем по этому делу, горячо заявил Пел лью.

- Вам знакома пуля, извлеченная из моей головы?

- Еще бы!

- Фотографии ее есть в отделе баллистики?

- Конечно, навалом. Ничего страшного в том, что вы посмотрите на них, если именно этого вы хотите.

Пеллью выплыл из кабинета, оставив Маннеринга одного.

Инспектор мог просто позвонить в отдел и попросить принести нужные фотографии, подумал Маннеринг с легкой ухмылкой. Но пошел сам, желая, по-видимому, связаться с Бристоу. Джон выкурил одну сигарету и уже принялся за другую, когда вернулся Пеллью с полдюжиной блестящих глянцевых отпечатков. Сделал вид, что ему стоило большого труда их найти. Разложил фотографии на столе.

- Если этим пистолетом вновь воспользуются, мы сразу же об этом узнаем. Зачем вы хотите посмотреть на них, мистер Маннеринг?

- Можно взять их в качестве сувенира? Ведь эта пуля чуть было не убила меня!

- Да берите их все, - сделал щедрый жест Пеллью. - Потом решите, стоит ли нам говорить, зачем они на самом деле вам понадобились. - Он, конечно же, догадался, для чего нужны Маннерингу эти снимки. Бристоу, скорее всего, посоветовал Пеллью пойти Джону навстречу.

- Конечно, скажу, - подтвердил Маннеринг. - На рынке не появились следы Фесинской коллекции?

- Абсолютно никаких.

- Известен ли какой-нибудь коллекционер, интересующийся этими драгоценностями?

- Даже не знаю, - признался инспектор. - Может быть, это известно Бристоу, ведь он у нас специалист по таким делам.

- Я поговорю с ним завтра утром. Поблагодарите его за помощь, хорошо?

- А мне спасибо? - притворился рассерженным Пеллью, и они расхохотались.

Маннеринг поставил машину в гараж и пешком пошел домой.

Тихонько поднялся наверх, воспользовавшись собственным ключом.

Порывшись в шкафу, вытащил старый автомобильный коврик и деревянное полено, оставшееся после последнего ремонта. Поставил полено у двери на лестницу и, обмотав револьвер ковриком, отошел на несколько шагов.

Так, все готово: Маннеринг тщательно прицелился и выстрелил. Как он и предполагал, звук выстрела получился совсем негромким. Пуля врезалась точно в середину полена.

Размотал остатки коврика и открыл окно, чтобы выветрился запах пороха и сгоревшей ткани. Потом достал небольшие стальные тиски, закрепил в них полено, надпилил его с двух сторон по линии движения пули. Взял молоток и резко ударил. Бревно раскололось на две половинки, упавшие на пол.

С ними упала и пуля.

Маннеринг все прибрал и прошел в свой кабинет. Из гостиной раздавались голоса Лорны и Анны. Сел за рабочий стол, включил над головой специально приспособленную лампу, достал увеличительное стекло, взял пинцетом пулю и стал ее внимательно изучать. Линии нарезки были отчетливо видны. Разложив полученные в полиции фотографии, принялся сравнивать их с пулей, выпущенной из револьвера Кертни.

Стопроцентную гарантию при таком исследовании дать, конечно, трудно, но Маннеринг был почти уверен, что пуля, лежащая перед ним, и пуля, попавшая в голову при ограблении, выпущены из одного ствола.

Похоже, что к Кертни перешел револьвер по наследству от Аллена, а значит, он мог унаследовать и что-нибудь еще. Маннеринг сравнил описание драгоценностей из сейфа Кертни со списком украденных бриллиантов. Сходства никакого.

Вынул любовные письма.

Читал невнимательно, в основном обращая внимание на подписи. Первой встретилась подпись - Юстас. Юстас обращался к женщине в возвышенных выражениях, но только не по имени. Не было и адреса.

Письма из второй пачки были еще более страстные. Адресов тоже не было. Что касается имен, то к мужчине обращались по имени - Джордж, а к женщине - Уин.

Маннеринг запер письма в ящик письменного стола и взял адресную книжку. Уже на третьей странице прочел:

"Юстас Р. Штафер 19, Конвой-стрит, площадь Слоан, С. В."

Все становилось понятным. Анну Штафер шантажировали из-за ее отца.

Маннеринг ушел в гостиную. Было заметно, что Анна плакала, но потом сумела справиться с собой.

- Хорошо, что ты пришел, Джон. Анна мне все рассказала.

- Вы были так добры ко мне, - произнесла девушка. У матери Анны очень слабое сердце, и любое потрясение способно убить ее. Отца девушки шантажировали из-за романа, начавшегося и закончившегося несколько лет назад.

Он выплатил шантажисту так много денег, что разорился.

- Когда у отца просто не осталось денег платить этому подлецу, Билл Кертни переключился на меня, - объяснила Анна. - Началось все недели три назад. Конечно, тогда я об этом ничего не знала, просто видела, что отец чем-то очень сильно расстроен, объясняла это неудачами в коммерческих делах. У меня было несколько сотен фунтов, и все сейчас у Билла. Он продолжал требовать еще. Он преследует меня почти каждый вечер. И сегодня сказал, что ему срочно требуется сотня фунтов. И он намекнул...

Девушка замолчала.

- Что было бы гораздо проще вынести что-нибудь из магазина, да? - высказал предположение Маннеринг.

- Вы догадались?

- Это было совсем нетрудно. Кертни пользовался для шантажа письмами вашего отца?

- Да. Я просто не могу понять, как отец... - Анна вновь замолчала. Бесполезно сейчас копаться в этом. Знаю наверняка, что если об этом станет известно матери, это убьет ее.

- Я сам разберусь с Уильямом Кертни, - пообещал Маннеринг. - Вам не надо сейчас ни о чем беспокоиться, Анна, уверяю вас. Пусть Кертни думает, что вы еще боитесь его. Делайте то, что он вам советует, рассказывая мне обо всех его действиях. У него уже нет этих писем. Но вам об этом он ничего не скажет. Делайте вид, что ничего не знаете.

- Но как вы можете быть так уверены? Маннеринг вынул из кармана пачку писем, провел Анну в кухню, открыл печь, бросил пачку в огонь.

Когда догорал последний конверт, зазвонил телефон.

Глава 11 ДОКЛАД

- Докладываю, - в трубке звучал радостный голос Читтеринга. - Кертни прибыл минут через десять после вашего отъезда. Четверть часа находился в квартире, потом выскочил из дома как ошпаренный. Ну и запаниковал же он! Первым делом бросился к телефонной будке и кому-то позвонил, потом помчался к ближайшей станции метро. Я оставил "остин" и пошел за ним следом. Вышел он в Илинге, там его ждал в машине какой-то мужчина. Кертни вскочил в нее, и они смылись. Такси поблизости не оказалось. Так все и кончилось.

- Значит, Илинг, - повторил Маннеринг.

- Человек, встретивший Кертни, сидел за рулем черного "хамбер хока", номер - 2-Эйч-Джи-513. Самого его я не рассмотрел. Кертни только открыл дверь и запрыгнул вовнутрь. - Читтеринг помолчал, потом спросил:

- Что с Анной?

- Если заглянешь сюда, сможешь проводить ее домой.

- Дайте мне полчаса.

К приезду Читтеринга Анна уже улыбалась.

Джеймс Артур Моррис ехал по Илингу в своем "хамбер хоке". Рядом сидел Кертни, оба молчали. Вскоре они были за городом. Моррис кисло поинтересовался:

- Жду, когда ты мне расскажешь, что же произошло?

- Сегодня вечером у меня был посетитель.

- Меня не интересует твоя светская жизнь.

- Да это совсем не то, ему нужны были какие-то письма. Он их и взял, вытащив из моего сейфа. Моррис резко бросил:

- Письма Штафера?

- Да.

- Взял еще что-нибудь?

- Нет.

- Послушай, Кертни. Если будешь мне врать, попадешь в бо-о-о-ольшую беду. Я забочусь о тебе и хорошо плачу, но мне нужно дело, понимаешь? Что еще украли?

- У меня была еще одна пачка писем.

- Драгоценности?

- Их не тронули.

- Что это еще за пачка писем?

- Одной старинной подружки.

- И ее тоже шантажировал?

- Ну что в этом особенного? Моррис резко сказал:

- Говорил же тебе, ничем больше не заниматься, кроме дела Штафер, а когда я тебе приказываю делать что-нибудь...

- Я думаю своим умом, - завершил за него фразу Кертни. - Я не собираюсь стоять на задних лапках ни перед тобой, ни перед кем-нибудь другим, не забывай об этом. Ты платишь мне, но работу-то я выполняю сам. Если тебе не нравится, поищи кого-нибудь другого.

Моррис ничего не ответил.

- Вот так-то лучше, - удовлетворенно хмыкнул Кертни, наклоняясь и доставая бутылку из кармана. Отхлебнул пару глотков.

Моррис бросил:

- Ты только этого и хочешь.

- Я пью то, что мне нравится и когда мне нравится, - , медленно произнес Кертни. - Я обещал сразу же сообщить, если что-нибудь пойдет не так, вот и сообщаю. Мне кажется, что вор приходил именно ради этих самых писем. Может быть, даже тот самый человек.

- Ты же говорил, что они были написаны женщиной.

- Ну да, женщиной своему любовнику.

- Что еще пропало?

- Только старая записная книжка, - с неохотой признался Кертни. Он не стал упоминать пистолет Аллена.

- Мой адрес в ней был?

- Э.., э...да.

- Чертов болван. - Моррис резко свернул на обочину. - Кертни, не корчь из себя умника. Мне не нравятся ловкачи, позволяющие грабить себя. Если ты оставляешь записные книжки и письма...

- Они были в сейфе.

- Да где ты его вообще купил? У Вулворта? У них бы не было моего адреса, если бы ты его не записал. Если тебе придет в башку мысль куда-нибудь смыться, даже и не пытайся. Понял? - Уже мягче Моррис продолжал:

- Не ошибись, Кертни. Я имею в виду бизнес. Делай то, что я тебе говорю, но не более того. Ясно? Кертни мрачно ответил:

- От ограбления никто не застрахован.

- Наделал ты себе работы, записав мой адрес. Записную книжку надо во что бы то ни стало вернуть. Грабитель работал на Анну Штафер или ту другую женщину, что ты шантажировал. Поэтому тебе придется искать в двух местах. Завтра утром узнай, известно ли что-нибудь Анне Штафер. Ты это сразу поймешь. Если она не захочет с тобой говорить, это означает, что она все знает, и беспокоиться не о чем. Тебе же лучше, чтобы грабителями оказалась другая сторона, у меня большие планы в отношении Анны Штафер. При грамотном подходе она может принести нам целое состояние из "Куинз". Ну а теперь, как зовут эту вторую женщину?

- Картрайт, Уинфрид Картрайт, - ответил Кертни. - Письма она писала Джорджу Ренуэю.

- Где он живет?

Кертни дал адрес, потом спросил:

- Что ты собираешься делать?

- Выяснить, нет ли у них этой записной книжки. Здесь мне твоя помощь не нужна. Твоя задача - Анна Штафер. А первым делом завтра утром отправь мне по почте все драгоценности, только, конечно, не заказными бандеролями. Понял?

- Я пока еще хорошо слышу.

- Если бы ты и соображал так же хорошо! Поезда уже не ходили, поэтому Моррис довез Кертни до Паддингтона, домой тот добрался пешком.

***
Проснувшись на следующий день, Лорна увидела, что Джон уже встал и сидит, попивая чай и читая утренние газеты.

Она окинула его холодным взглядом.

- Два дня назад я ни о чем не беспокоилась, теперь же все вернулось на круги своя.

- Но это же не моя вина, - жалобным тоном ответил Маннеринг.

- Так уж и не твоя. Да ты упиваешься этой ситуацией.

- Может, и так. Но это имеет под собой достаточные основания. Анна чувствует себя гораздо лучше. Читтеринг, похоже, влюбился, а у меня есть пистолет, выпустивший в меня ту злополучную пулю.

- ЧТО?

- Проблема в том, надо ли говорить Бристоу, что я стянул его у Кертни, или нет, - промурлыкал Джон. Лорна выглядела совершенно обалдевшей.

- Бристоу может заявить, что мы мешаем ходу расследования, но, с другой стороны, к тому времени, когда неповоротливая машина правосудия доберется до него, Кертни наверняка избавится от пистолета или воспользуется им вновь.

- Но Джон, это же означает...

- Это может означать, что Кертни убил Аллена, но сам он мог получить пистолет от кого-нибудь другого. Главный вопрос - сделать ли Бристоу подарочек в виде пистолета с пояснительным письмом от некоего мистера Анонима или сделать так, чтобы Кертни был схвачен с этим оружием.

Лорна слабо попросила:

- Налей мне чашечку чая. Маннеринг подал супруге чай.

- Я сдаюсь. Неужели ты не видишь: это означает, что все еще охотятся на "Куинз" и хотят использовать Анну в своих целях.

- От Фесинской коллекции у них, наверное, разыгрался аппетит, - согласился Маннеринг.

- Что ты собираешься предпринять?

- Нанести визит Кертни сегодня вечером, но не в качестве Джона Маннеринга.

- Думаю, тебя уже ничто не остановит. Маннеринг притворился, что не расслышал последнюю фразу жены, допил чай и встал.

- Посмотри-ка, в какой я прекрасной форме - могу справиться с полдюжиной громил.

- Но ты же должен что-то сказать Бристоу, Джон. Он так заботился о тебе, когда ты болел. Не подводи его.

- Я собираюсь заключить с ним соглашение.

Глава 12 РАБОЧЕЕ СОГЛАШЕНИЕ

- Рукопожатие Бристоу было крепким и искренним.

- Джон, рад видеть тебя. Жаль, что меня не было вчера в городе.

- Мне тоже жаль. - Маннеринг сел в кресло в кабинете Бристоу и взял предложенную им сигарету.

- Ну как, скажешь мне, зачем тебе понадобились вчера вечером те фотографии?

- Я встретил человека, у которого есть этот пистолет.

- Именно ЭТОТ? - набросился на Джона Бристоу.

- Если бы ты узнал, что некий детектив-любитель наткнулся на что-то такое, о чем немедленно следует сообщить полиции, но поступив так, можно упустить крупную рыбу, поймав вместо нее всякую мелочь, как бы ты поступил?

- Ах, вот, значит, в чем дело.

- Этот детектив до конца не уверен, что это именно тот пистолет, он просто предполагает это.

- Если он такой человек, как я его представляю, то он вряд ли наделает кучу ошибок, - сухо заметил Бристоу. - Итак, ты по-серьезному взялся за расследование. Сообщи мне все, что посчитаешь нужным, и дай время обдумать ситуацию. Я ставлю только одно условие.

- Какое же?

- Если я скажу, что мне необходима информация, ты мне все выложишь.

- Нелегкое условие.

- Джон, ты давно уже играешь одинокого охотника, и, что бы я ни сделал, это тебя не остановит. Только вспомни, я ищу убийц Алленауже больше десяти недель, но так ни на йоту к ним не приблизился. А ты за двадцать четыре часа... - Бристоу замолчал, махнув рукой. - Это же ни в какие ворота не лезет!

Маннеринг спокойно объяснил:

- Послушай-ка, Билл.

Он рассказал об Анне Штефер и Кертни, опустив только свой незаконный визит к тому домой. Как никто другой Бристоу был способен читать между строк.

- Так что видишь, Билл, я вынужден был действовать самостоятельно.

- Ты уверен в номере этого черного "хамбер хока"?

- Да.

- Читтеринг тебе помогает?

- Он по-прежнему репортер уголовной хроники.

- Даже не знаю, нравится мне все это или нет, - проворчал Бристоу, - но думаю, что ты сам должен проверить свои предположения. Я могу выяснить, кому принадлежит эта машина, но на основании всего рассказанного тобой я даже пальцем не могу дотронуться до ее владельца.

- Сколько времени уйдет на установление личности владельца?

- Минут десять.

- Можно, я подожду?

- У меня нет никаких причин скрывать его имя от тебя, но учти - и мне интересен этот тип. Маннеринг спокойно ответил:

- Билл, я вовсе не собираюсь соперничать с тобой. Но ведь мы можем работать в одной упряжке: ты по своим полицейским каналам, я же половлю рыбку в воде, которая заказана для полиции. Так мы быстрее придем к конкретным результатам. Может мы так сработаемся? Ты же понимаешь, что в конечном итоге нам нужно одно и то же. Берись за дело всерьез. Здесь действует целая шайка. На свободе убийца. Мы можем вскрыть по-настоящему грязные делишки.

После продолжительной паузы Бристоу наконец выдавил:

- Что ж, я посмотрю, что смогу сделать.

"Хамбер хок" был зарегистрирован на имя Джеймса Артура Морриса, был указан адрес в Хэттон-Гарден. Там располагались контора и магазин. Сам же Моррис жил в Илинге.

***
Придя в "Куинз" на следующее утро, Маннеринг застал там Анну Штафер. Она протирала мебель в магазине и делала это энергично и с охотой. Девушка улыбнулась Маннерингу и, очевидно, хотела обратиться к нему. Бросив на ходу: "Попозже", Бристоу проследовал в контору.

В одной из комнат Ларреби протирал резную позолоченную раму. Холст на подрамнике стоял прислоненным к стене. Это был великолепный итальянский пейзаж.

Маннеринг внимательно рассматривал картину.

- Прекрасно, Джошуа.

- Я надеялся, что она понравится вам.

- Где ты купил ее?

- У Пегготи в Бетнал-Грине.

- Пегготи? А разве он не сидит?

- Вышел три месяца назад. Всегда считал, что в нем что-то есть, - заметил Ларреби.

- Да уж, точно, если он продал пятисотфунтовую картину за...

- За три с половиной фунта, сэр.

- Как-нибудь загляни к нему. Назови настоящую цену картины и пообещай пятьдесят процентов стоимости, когда мы ее продадим. Чрезвычайно простой способ заработать неплохие деньги. Когда будешь в Ист-Энде постарайся узнать, какие слухи ходят вокруг некого торговца драгоценностями по имени Джеймс Артур Моррис, у него магазин в Хэттон-Гарден и дом в Илинге. Постарайся сфотографировать его.

Маннеринг пригласил в кабинет Анну. Предложил ей сесть. Сейчас он мог понять Читтеринга: девушка была чрезвычайно привлекательна. Совсем не похожа на ту вчерашнюю, бледную, испуганную Анну.

- Ну, как наши успехи?

- Билл ждал меня утром у дома, - просто сказала Анна. - На этот раз он вел себя гораздо дружелюбнее! Маннеринг засмеялся.

- Потом стал разглагольствовать насчет писем, снизив цену с сотни фунтов до двадцати пяти. Я пообещала собрать необходимую сумму к субботе. Похоже, это его вполне устроило, и он даже заявил, что после этого больше не будет меня беспокоить. Казалось, будто гора упала у него с плеч.

- Это уж точно.

- Почему?

- Потому что он убедился, что вы ничего не знаете об исчезновении писем из его дома. О деньгах не беспокойтесь, я их дам вам. Где назначена встреча?

- На Оксфорд-Серкис, - медленно ответила девушка. - Вы уверены в правильности задуманного?

- Конечно, Анна, конечно.

Раздался вежливый стук в дверь. Это был Читтеринг.

При виде девушки на лице его появилась сияющая улыбка. Читтеринг проводил ее влюбленным взглядом, потом уселся на край стола, листая свой журналистский блокнот, взглянул на портрет Маннеринга, висящий над столом, и обратился к хозяину магазина.

- Анна сказала вам, что утром у дома ее поджидал Кертни? - Читтеринг не смог скрыть волнения в голосе.

- Да. Тебе не надо беспокоиться. Я уверен, что она ни в чем плохом не замешана.

- Приятно слышать подтверждение собственных выводов. Мои шпики доложили о вашей встрече с Бристоу сегодня утром. Естественно, вы можете мне не говорить, о чем вы беседовали: объявили войну Скотланд-Ярду или выкурили трубку мира на вечные времена. Но держу пари, Бристоу не сообщил вам то, что я сейчас скажу. Некий мистер Джеймс Артур...

- Джеймс Артур Моррис, Хэттон-Гарден и Илинг, - перебил репортера Маннеринг. Тот лишь присвистнул.

- Ну и ну, уже и весь Скотланд-Ярд на вашей стороне, - на минуту задумался. - Я могу кое-что еще добавить. У Морриса хорошая репутация. Он многим не нравится, но считается честным дельцом. У него много дел с мистером Мортимером Брайсом, адвокатом из фирмы "Линкольн инн филдз".

Маннеринг мягко добавил:

- Отлично сработано, Читти. Ведь именно Брайс продал мне Фесинскую коллекцию.

- А Моррис живет с этим Брайсом душа в душу, - прошептал Читтеринг. - Он может даже знать человека, укравшего у вас эту коллекцию. К кому сначала: к Брайсу или Моррису?

Глава 13 КАМУФЛЯЖ

- Маннеринг открыл дверь своего дома и отпрянул, оглушенный пением Этель. Дверь в кухню была открыта. Лорны, скорее всего, нет дома, она бы не позволила Этель. Горничная склонилась над раковиной, занятая мойкой овощей.

Джон подождал, пока Этель закончит свои невыносимые рулады, чтобы перевести дух. Такой момент наступил.

- Этель, где миссис Маннеринг?

- О, сэр. Вы чуть было не напугали меня до смерти. Позвонила миссис Плендер, они договорились встретиться. Мадам сказала, что вернется в половине седьмого, сэр.

Маннеринг прошел в спальню, открыл платяной шкаф и нажал на одну из внутренних планок. Открылся замаскированный отсек. Здесь хранился комплект старой одежды. Маннеринг вынул его и разложил на кровати. Костюм был на несколько размеров больше, чем ему требовалось, но это не будет заметно, когда все будет готово. Вытащил также роскошный набор театрального грима. Потом направился в кабинет и налил себе выпить. Сделав несколько небольших глотков, снял телефонную трубку.

Не успел набрать номер, как в вестибюль вошла Лорна. Первым делом открыла дверь в кабинет.

- Привет, дорогой! Занят сегодня вечером? Плендеры пригласили нас на обед.

- Иди без меня, - пробормотал Маннеринг.

- Так, значит, ты что-то задумал. - Лорна взяла бутылку и плеснула себе. Я боюсь за тебя. Расскажи мне.

- Не все сразу, дорогая, - легко ушел от ответа Маннеринг. - Но все же попытаюсь. Пункт первый: Билл Бристоу и я пришли к рабочему соглашению. Билл закроет на кое-что глаза по необходимости. Но за всех в Ярде он, конечно, отвечать не может. Пункт второй: мы нашли приятеля Кертни, хочу с ним познакомиться поближе.

Джон вынул из кармана фотографию размером с почтовую карточку и передал ее Лорне: это была одна из фотографий, сделанных Ларреби при посещении магазина Морриса с помощью "лейки", прикрепленной к брючному ремню. Посмотрев, Лорна вернула ее обратно.

- Не впечатляет. Мне он совсем не понравился.

- Но у него весьма приличная репутация. Моррис тесно контактирует с Мортимером Брайсом. У Лорны перехватило дыхание.

- С человеком, продавшим тебе Фесинскую коллекцию! - Она раскраснелась, в глазах застыл страх. Маннеринг набрал номер в Хемстеде. Лорна внимательно следила за мужем.

- Мистер Моррис просит вас прийти к нему к девяти часам. Это очень срочно. К девяти часам он будет дома, а сейчас у него неотложные дела в Лондоне...

Явно не одобряя действий мужа, Лорна резко поставила пустой стакан на стол.

- О'кей, отлично, - закончил Маннеринг и положил трубку.

- Мортимер Брайс будет в Илинге к девяти часам, - объявил Джон уже своим нормальным голосом. - Да, только что вспомнил.

Маннеринг набрал номер Морриса, обнаруженный в записной книжке Кертни. Пока он слушал длинные гудки, Лорна подумала, что в этот момент Джон по-настоящему счастлив, хотя она так боялась за него.

Моррис ответил, а Маннеринг опять начал говорить измененным голосом:

- Мистер Брайс просил передать вам, что он к вам приедет ровно в девять часов. Ждите его. Самого его до этого времени дома не будет - срочные дела. Брайс говорит, что это очень важно.

- Кто вы такой? - грозно спросил Моррис.

- Я работаю на мистера Брайса.

С грохотом положил телефонную трубку.

- Все это, конечно, очень хорошо, - согласилась Лорна. - Но они могут не поверить сообщению. Моррис просто позвонит Брайсу и выяснит, что это фальшивка.

- Но все же это шанс, которым надо воспользоваться. Читтеринг следит за домом в Илинге, а Ларреби за домом Брайса. Дежурство Ларреби кончается в девять часов. Нам станет известно, если что-то произойдет.

- Итак, ты решил обыскать дом Брайса.

- Если все пойдет удачно, - согласился Джон.

- Мне страшно.

- Только не тебе, - поддел жену Маннеринг. Но в глубине души он знал, что это не так. В четверть девятого Этель, все вымыв и прибрав на кухне, ушла на свидание.

К этому времени Маннеринг уже сидел перед зеркалом в спальне. На туалетном столике стояла коробка с гримом, он заканчивал работу над лицом.

Через двадцать минут даже Лорна не узнала бы его. Темные мешки под глазами, глубокие морщины вдоль и поперек избороздили лицо. Тоненькая резиновая пластинка, прикрепленная к зубам, создала впечатление старости и увядания. Удовлетворенный проделанной работой, Джон начал обматывать торс широким и длинным куском материи. Лорна держала один конец, медленно описывая круги вокруг мужа. Ей уже приходилось этим заниматься и раньше, поэтому она знала, какого эффекта добивается Джон.

- Ну как, нормально? - Лорна закрепила все булавками.

Потом Маннеринг влез в старый костюм не своего размера и стал разглядывать себя в длинном и узком зеркале. На него глядел абсолютно незнакомый человек.

- Должно сойти.

- Ты берешь с собой пистолет?

- Да, на всякий случай, - пробормотал Маннеринг.

- Револьвер Кертни?

- Не в этот раз.

- Ну, Джон, будь, пожалуйста, поосторожней, ну, пожалуйста.

Ее прервал телефонный звонок. Маннеринг взял трубку.

- Говорит Ларреби, мистер Маннеринг.

- Слушаю.

- Пять минут назад Брайс выехал из дома на своей машине.

В приподнятом настроении Маннеринг выскользнул из дома и направился к тому месту, где Ларреби оставил старый "остин". Тот был на месте. Джон забрался в машину. Первым делом ощупал специальный карман на дверце. Там находился набор инструментов, с которым даже самый опытный автослесарь не знал бы, что делать.

Маннеринг поехал прямо в Илинг.

Брайсу надо проделать гораздо более длинный путь, и Маннеринг рассчитывал прибыть на место минут на двадцать раньше адвоката. Джон оставил машину в конце Уилерби-стрит, улицы, на которой располагался дом Морриса. Заметил Читтеринга, выходящего из подъезда пустого дома. Маннеринг, поравнявшись с ним, прошептал:

- Все тихо?

- Боже мой! - выдохнул Читтеринг.

- Что-нибудь произошло?

- Миссис Моррис ушла где-то полчаса назад, и мне удалось услышать, что ее не будет до одиннадцати часов. Лорна знает, что ты здесь?

- Мне кажется, она думает, что я нахожусь в доме Брайса. О второй части плана я ей не говорил. Читти, ты преданный друг, но стоит ли тебе здесь оставаться? Если мы попадем в переплет, нас будут судить какуголовных преступников.

- Я простой газетчик, абсолютно не знаком с толстяком, прошедшим мимо меня, ведь так?

Маннеринг хмыкнул и пошел дальше.

Рядом с домом номер 31, где жил Моррис, горел фонарь. Джон прошел через двойные ворота, мимо гаража в сад. Тусклый свет проникал с первого этажа, наверху было темно. Маннеринг подошел к двери и, осветив замок, рассмотрел его.

Открыть его - пара пустяков, если, конечно, дверь изнутри не заперта на щеколду.

Через несколько секунд замок слабо щелкнул, Маннеринг повернул ручку, дверь открылась. Он быстро нырнул внутрь и проскользнул к другой двери, которая была приоткрыта и вела в кухню.

Вдруг зажегся свет. Появился сам Моррис.

Глава 14 ВСТРЕЧА ДРУЗЕЙ

Маннеринг быстро проскользнул в кухню и замер, прижавшись к стене. Сердце его бешено колотилось.

Моррис постоял несколько секунд, поколебавшись, направился к парадной двери, затем вернулся в дом.

Джон тихонько покинул свое укрытие.

Было слышно, что к дому подъехала машина. Вот она остановилась, хлопнула дверца.

Моррис открыл парадную дверь, Маннеринг услышал:

- Думал, что ты опоздаешь.

Раздался едва слышимый ответ, и двое мужчин, Брайс и Моррис, прошли в гостиную.

Джон на цыпочках прокрался по коридору. Слышен был слабый гул голосов.

- С содовой? - спросил Моррис.

- Благодарю.

Наступила пауза. Каждый ждал, что скажет другой. Четко слышно было, как на стол поставили стаканы.

- Ну? - спросил Моррис. - Что случилось?

Еще одна пауза.

Маннеринг заглянул в щель между дверью и косяком. Разглядел Брайса, маленького краснощекого человека с жесткими седыми волосами и выдающейся нижней губой. Он сидел прямо, уставившись в лицо Морриса.

Раздался резкий голос Морриса:

- Что же случилось?

Первые признаки тревоги появились в голосе Брайса. Он исчез из поля зрения Джона.

- Ничего не понимаю. Зачем вы послали за мной?

- ПОСЛАЛ за вами? - взвизгнул Моррис.

- Не будь дураком! - Брайс вскочил на ноги. - Я получил от тебя сообщение прибыть сюда к девяти часам. Голос Морриса:

- Я.., я не понимаю. Я получил сообщение от ТЕБЯ. Что ты приедешь к девяти часам.

После продолжительного молчания Брайс примирительно произнес:

- Мне это не нравится. Совсем не нравится. Во сколько это было?

- В полседьмого.

- Я получил сообщение в это же время. Что происходит? Ты не попал в беду?

- Беду?

- Именно беду.

Брайс - босс, понял Маннеринг. Моррис у него на службе. Моррис прохрипел:

- Прошлой ночью ограбили квартиру Кертни и украли адресную книжку. В ней был мой адрес.

- А мой? - рявкнул Брайс.

- Это же невозможно. Кертни видел тебя всего один раз, не знает, где ты живешь, ему неизвестно даже твое имя.

Брайс ничего не ответил.

- Беда могла произойти по твоей вине, - язвительно заметил Моррис.

- Я не позволяю, чтобы со мной происходили несчастья, - прорычал Брайс, вскакивая на ноги. - Ты понимаешь, что все это означает? Кто-то хочет, чтобы меня не было дома. Они, наверно, сейчас залезли туда. - Брайс оттолкнул Морриса и рванулся к двери.

Из темноты возник Маннеринг:

- Куда-то собрались?

Брайс замер, разинув рот и вытаращив глаза. Моррис, стоя за ним, пробулькал что-то нечленораздельное.

- Нет причин для паники, - спокойно произнес Маннеринг. - Вам будет нетрудно предоставить мне нужную информацию. Брайс может сесть в кожаное кресло, а Моррис - в голубое. И пожалуйста, держите руки на виду. Не хочу, чтобы вы вздумали предпринять какие-то безрассудные действия, мой пистолет стреляет без промаха.

Как заводные куклы, оба сели в указанные Маннерингом кресла. Тяжело дыша, с разинутыми ртами, они выглядели слишком ошеломленными, чтобы оказать сопротивление. Но в таком состоянии они останутся недолго.

- Удобно устроились? - поинтересовался Маннеринг.

- Чего вы хотите?

- Зависит от того, что у вас есть. Рубины? Изумруды? Не откажусь и от бриллиантов. Маннеринг выглядел одновременно зловеще и гротеск но. Они вполне могут догадаться, что перед ними кто-то переодетый, но вряд ли до них дойдет, кто же он на самом деле. Последний раз он встречался с Брайсом в своей конторе в "Куинз". Тогда перед ним переливались всеми гранями бриллианты Фесинской коллекции.

- Я вас не понимаю, - пробормотал Брайс.

- А вы, мистер Моррис?

- Я.., я ничего об этом не знаю, - начал было Моррис, но вдруг замолк.

- Ничего? Может, мне напомнить вам, чтобы не ломали головы, - неприятности не за горами. Думается, коллегия адвокатов вряд ли придет в восторг, узнав о некоторых аспектах вашей деятельности, мистер Брайс, ну а "Хэттон-Гарден" вряд ли нужны мошенники, так же как и "Линкольн инн".

Уже жестче Моррис сказал:

- Так чего вы хотите?

- Может быть, я расскажу вам, что мне о вас известно, - предложил Маннеринг. - Брайс, вы продавали драгоценные камни, вам не принадлежащие, и...

До этого момента лицо Брайса выражало только страх. Теперь же облегчение. Маннеринг отметил это для последующего анализа и продолжал:

- И вы действовали через Морриса, который поставлял на рынок драгоценности. Большинство из них он дробит на части, которые продает нелегальным скупщикам, а также подыскивает покупателей для по-настоящему ценных камней. Моррис, Фесинская коллекция прошла через ВАС.

Лоб Морриса покрылся капельками пота.

- Вы организовали ограбление "Куинз", когда стреляли в Маннеринга. Помните Реджи Аллена? Брайс метнул яростный взгляд на своего партнера.

- Лет семь в каталажке, - вот что вы в итоге получите. И знаете, что я еще обнаружил, Брайс? Именно вы продали Фесинскую коллекцию Маннерингу и подсказали Моррису нанять этого Аллена, чтобы вернуть ее. Как вам досталась Фесинская коллекция, Брайс?

- Я действовал на вполне законных основаниях от имени клиента. Моррис, неужели все это правда? Ты нанял грабителя, который...

- Тебе отлично известно, что это именно так!

- Спокойней, джентльмены, спокойней, - дружелюбно произнес Маннеринг. - В этом деле вы идете рука об руку, и не забывайте о неудавшемся убийстве Маннеринга и убийстве Аллена. Кому-то из вас это грозит пожизненным заключением.

Маннеринг перевел взгляд с Морриса на Брайса, но так и не смог понять, кто из них больше испугался.

- Вам не стоит волноваться. Я не собираюсь сдавать вас, если вы себя будете правильно вести. Мне нужна часть ваших прибылей, ну, скажем, тысяча фунтов за прошлые сделки и двадцать пять процентов от будущих. Ну, как вам это нравится?

Брайс напряженно уставился на Маннеринга. Что-то изменилось в выражении его лица. И это встревожило Джона не на шутку. Произошло какое-то изменение в самой атмосфере, что-то такое, чего раньше не было. Взглянул вверх.

В стекле акварели, висящей над камином, заметил отражение человека, стоящего за ним.

Глава 15 ТРЕТЬЯ СТОРОНА

"Если я пошевелюсь, Моррис и Брайс бросятся на меня, - подумал Маннеринг, - если же я буду сидеть как ни в чем не бывало, окажусь в руках человека за спиной".

Он продолжал, ничем не выдавая того, что ему известно о вновь пришедшем.

- Всего двадцать пять процентов, и не говорите, что я жадный. - Джон быстро наклонился к Моррису, выхватил пистолет и направил его на ювелира. Это дешево. Да, кстати, скажите своему другу за моей спиной, чтобы он не вздумал дергаться, не то я застрелю вас.

Моррис охнул.

Брайс начал было вставать с кресла, но передумал. Слабый звук раздался сзади. Маннеринг не знал, есть ли оружие у незнакомца.

- Ну, так скажите ему, - повторил Маннеринг. Он встал и медленно пошел налево. Если он доберется до стены то сможет держать под прицелом троих.

На полпути к стене вновь услышал за спиной какой-то звук, почувствовал какое-то движение. Слишком поздно! Удар сзади получился скользящим, но вполне достаточным, чтобы Джон потерял равновесие. В этот миг Брайс нанес сильный удар по руке.

Пистолет выпал.

Брайс ударил Джона по лицу, тот увернулся и врезал Брайсу в живот. Издав утробный звук, Брайс отлетел к стене.

Моррис стоял у своего кресла, держа в руке автоматический пистолет.

- Довольно. Не двигаться!

Незнакомец вышел вперед. Первое, что заметил Маннеринг, была - женская нога.

Женщина пнула пистолет на полу, чтобы Джон не смог до него дотянуться. Он повернулся, чтобы взглянуть на нее.

Женщина была высокой, черты ее лица скрывал тонкий шарф, но она казалась молодой. Судя по той манере, с какой она взяла пистолет из рук Морриса, в ней чувствовалась властность.

Держа его стволом вниз, посмотрела на Маннеринга.

- Кто вы?

- Просто друг.

- Это не игра. Кто вы такой?

- Зовите меня дядюшка Джо.

Женщина посмотрела на пистолет, но не стала его направлять на Джона. У Маннеринга сложилось впечатление, что она куда-то спешит.

- Вы напрашиваетесь на неприятности. Но я подожду. Вы здорово загримировались. Это означает, что не хотите быть узнанным, однако грим можно снять Шок прошел. Маннеринга распирало любопытство. Кто она? Как проскользнула мимо Читтеринга?

Повернулась к Моррису.

- Что произошло?

Нервно и сумбурно Моррис рассказал ей о случившемся.

- Он говорит, как он добрался до нас, но я не знаю, были ли у Аллена друзья, знавшие нас.

- Вы многого не знаете. Маннеринг пробормотал:

- Но он знает, кто убил Аллена.

Голос женщины из-под шарфа звучал глухо.

- А ВЫ знаете, кто убил его?

- Спросите Морриса.

- Так или иначе, он знает.

Моррис бросился вперед, направляя удар левой руки в подбородок Джона. Маннеринг подставил плечо, дал Моррису приблизиться и нанес жесткий апперкот, вложив в удар всю свою силу. Казалось, все тело Морриса поднялось в воздух, перед тем как рухнуть на пол.

Брайс что-то бормотал себе под нос, похоже, он совсем не ориентировался в происходящем. Царила тишина. Все было бы нормально, если бы не пистолет в руке незнакомки. Джону были видны очертания лица женщины, но очень смутно. Глаз не было видно совсем.

- Ладно, хватит валять дурака. Кто вы такой и чего хотите?

- Я человек, желающий получить часть больших денег.

- А почему вы думаете, что у этих двоих есть большие деньги?

- Шестое чувство подсказывает. Попыталась спросить по-другому:

- Как вы вошли?

- Я открыл дверь.

- Вы из громил, ясно. Это вы залезли в квартиру Кертни прошлой ночью? Маннеринг изобразил искреннее изумление.

- Кертни? А это кто такой?

- Если не знаете, то узнаете. - Голос ее звучал приятно, какие-то знакомые нотки проскользнули в нем. Джону страстно хотелось убрать шарф и рассмотреть лицо незнакомки, но ее палец лежал на спусковом крючке пистолета.

- Что вы знаете о драгоценных камнях?

- И это все? Ну что ж, - женщина пожала плечами, - пришло время посмотреть на ваш настоящий облик. Брайс, можете стоять на ногах?

Брайс медленно поднялся, держась рукой за кресло.

- Думаю, вы еще не в форме.

Она приказала Маннерингу сесть в кресло.

Тот подчинился.

Напротив была еще одна картина - пейзаж в темных тонах. В нем отражение было гораздо более четким, чем в первом. Джон видел женщину, часть обстановки, но не видел Брайса и Морриса.

Незнакомка приближалась к нему. Джон не сводил глаз с картины, дожидаясь решающего момента. Потом толкнул кресло прямо в женщину.

Глава 16 ФОТОГРАФ

Женщина стояла не шелохнувшись. Времени совсем не оставалось. Если Моррис и Брайс придут в себя, все опять может измениться.

Незнакомка очень медленно стала снимать шарф. Джону хотелось, чтобы она это делала побыстрее. Показался рот, прелестно очерченный и решительный. Вдруг она рванулась из комнаты. Джон должен был в нее выстрелить, другого способа остановить просто не было. Она уже подбегала к парадной двери, когда Маннеринг появился в конце коридора.

Стрелять Джон не хотел, и, похоже, незнакомка это чувствовала. Распахнув дверь, ринулась в ночную темноту. Он почти настиг ее, был уже в нескольких футах, когда предпринял последний бросок. Джон схватился за что-то, женщина рванулась вперед, раздался звук разрываемой ткани.

В это время на улице появилась машина с зажженными фарами. Если его увидят преследующим женщину, неприятностей не оберешься. Джон бросился в тень дома чрезвычайно расстроенный. Не мог скрыть восхищения смелостью ночной незнакомки. Ведь она ухватилась за единственный шанс, и ей повезло.

Маннеринг вернулся в дом. Куда, к черту, запропастился Читтеринг? Но не время думать об этом. Моррис и Брайс дали ему достаточно пищи для размышлений.

Увидел тень в комнате, где остались эти двое. Прозвучал выстрел, пуля просвистела над головой. Брайс снова выстрелил. Маннеринг издал страшный крик.

В проеме двери появился Брайс с пистолетом в руке, Маннеринг выстрелил и попал в пистолет. Брайс остался без оружия.

Потом Джон услышал топот приближающихся и их возбужденные голоса. Втолкнул Брайса обратно в комнату. Закрыл дверь и повернул ключ в замке.

В парадную дверь уже ломились, - Это здесь, - слышен был мужской голос. Уверен, это здесь.

Маннеринг выбежал через кухню в сад. Перелез через забор, пересек еще один сад и выскочил на пустынную улицу. Вскоре он добежал до конца Уилерби-стрит, где стоял его "остин".

Читтеринг где-то рядом. Должен быть.

Читтеринг бы его не подвел.

Джон завел двигатель, и в этот момент услышал женский крик. Какая-то женщина стояла над телом лежащего на земле человека. Джон со страхом подумал, что этим человеком может быть Читтеринг.

Если Читтеринг ранен, он ничем не может помочь репортеру. Маннеринг нажал на акселератор, и машина рванулась вперед.

Есть еще одно местечко, где он еще не был, и сейчас самое время нанести туда визит, пока Брайс не начал действовать. Джон помчался по почти пустынным улицам на северо-запад, в сторону Хемстеда. Перед его глазами стояло лицо Читтеринга, молодое, живое, полное оптимизма.

Кто напал на него? Та женщина?

Да, Маннерингу пока похвастаться нечем.

Джон оставил машину в ста ярдах от дома Брайса. Брайс был холостяком. В доме кроме него жило двое слуг.

Особняк выглядел солидно и основательно. Маннеринг быстро прошел через ворота, поднялся на крыльцо и включил фонарик. Конечно, он рисковал, но времени было в обрез.

Чтобы открыть дверь, понадобится несколько минут. Гораздо больше времени уйдет на поиски подходящего окна или выяснение расположения черного хода. Отмычка в руке дрожала, когда Джон вставлял ее в замок. Ни звука, ни света на первом этаже тоже нет.

Дверь открылась.

Маннеринг вошел в темный вестибюль. Снова включил фонарик. Огляделся: широкая лестница и несколько закрытых дверей. Да, солидное помещение.

Одна из дверей была вращающаяся. Джон открыл ее и прошел в коридор. Справа из-под дверей проникал свет. Слуги, пожилая супружеская пара, должно быть, там. Маннеринг расслышал слабые звуки радиоприемника, раздававшиеся из этой комнаты.

Открыл на полдюйма дверь и заглянул в образовавшуюся узкую щель. Заметил мужчину, сидящего в удобной позе, а рядом с ним - женщину.

Вернулся в вестибюль и придвинул к вращающейся двери стул. Заметив серебряный поднос на дубовом секретере, поставил его на сиденье стула. Легкое движение - и поднос свалится на пол с шумом и грохотом, предупредив его тем самым об опасности.

Маннеринг осмотрел три оставшиеся на первом этаже комнаты, потом осторожно поднялся по лестнице; шаги заглушались толстым ковром.

На втором этаже открыл ближайшую дверь, это оказался превосходно обставленный кабинет делового человека. В камине горел слабый огонь. Маннеринг быстро обнаружил сейф за одной из картин.

Вделанный в стену сейф с комбинированным замком чрезвычайно трудно открыть. Джон сомневался, что у него хватит времени и инструментов для такай тонкой работы. Подошел к письменному столу, тут все попроще. Стараясь не оставлять царапин, открыл средний ящик.

Вытащил кипу бумаг. Ничего интересного.

Вдруг Джону показалось, что он услышал какой-то звук.

Он замер, затаив дыхание, прислушиваясь. Тишина. На цыпочках подкрался к двери и выглянул в коридор - никого. Внизу по-прежнему было темно.

Джон вернулся к столу и принялся исследовать содержимое ящиков.

Нашел пачку счетов Джеймса Артура Морриса, ювелира. Отложил их и продолжал поиски. Вынул из конверта какие-то фотографии. Одной из первых попалась ему фотография Анны Штафер. Нашел также изображение самого Морриса, Кертни и каких-то незнакомых мужчин и женщин. Одна из фотографий запечатлела еще одну молодую девушку. Она была настоящей красавицей, черты ее лица показались Маннерингу знакомыми.

Леди Айрис Лермонт.

Маннеринг вспомнил, что она несколько раз заходила в его магазин, а ее муж был известен как одержимый коллекционер драгоценных камней.

Вот здесь и может таиться разгадка. Незнакомкой в доме Морриса вполне могла быть леди Айрис Лермонт.

Сам Лермонт, уже многие годы вдовец, совсем недавно женился на девушке моложе его на двадцать лет. Это вызвало небольшую сенсацию в лондонском высшем свете, хотя она и происходила из знатной семьи. Лермонты организовывали время от времени балы и приемы, но особой популярностью в свете не пользовались.

Маннеринг открыл последний ящик.

Тут он наткнулся на пачку писем, адресованных Мортимеру Брайсу, каждое из них было подписано Лестером Лермонтом. В них содержались инструкции по покупке и продаже драгоценностей. Было и распоряжение о продаже Фесинской коллекции.

Последнее письмо датировалось 9 сентября, как раз за неделю до нападения на "Куинз". Оно гласило:

"Я чрезвычайно расстроен, что вы не смогли уговорить Маннеринга продать коллекцию за ту же цену, за которую он ее приобрел. Как я уже вам говорил, это очень важно. Если вы не сможете выполнить это поручение, я найму другого агента.

Лестер Лермонт".

Тон довольно жесткий, содержание вообще загадка: зачем сначала продавать драгоценности, а потом выкупать их?

Маннеринг оставил письма там, где они лежали. Нет никакого смысла давать знать, что кто-то знакомился с содержимым его стола. Закрыл все ящики на замки и выпрямился. Он нашел то, что искал, то, что Бристоу не смог выяснить: Брайс работает в интересах Лермонта. Почему же он не заявил об этом прямо?

Ответа Джон не нашел. Он вышел, выключил свет и закрыл дверь. В темноте спустился по лестнице. Пересек вестибюль, поставил поднос обратно на секретер, стул отнес на место.

Открыл парадную дверь.

Одинокий свет уличного фонаря. Тишина. Мягко закрыл за собой дверь и быстро пошел в сторону улицы. Напряжение, которое им владело с момента исчезновения таинственной незнакомки, отпустило его.

Открыл дверцу "остина".

Женский голос из салона сказал:

- Вы очень быстры.

Свет от уличного фонаря оказался вполне достаточным, чтобы разглядеть пистолет в ее руке.

Глава 17 ЛЕДИ С ПИСТОЛЕТОМ

Маннеринг на секунду замер, потом наклонился и забрался в машину.

- Куда желаете ехать? - задал вопрос. Женщина рассмеялась, смех ее оказался таким же красивым, как и голос.

- Вы совсем не такой, как ваше лицо, - заметила незнакомка. - Поедем прямо в Хит, чудесное пустынное место.

- Чудесное местечко для уединения влюбленных и тихого убийства. Надеюсь, вы не забыли, что я мог вас убить. - Маннеринг мягко тронул машину.

- Отлично помню. Еще помню, что вам не хватило смелости выстрелить. - Не получив ответа, женщина продолжила. - Что случилось после моего ухода из дома Морриса?

- Я совершил глупейшую ошибку, думая о двух вещах одновременно, и забыл, что Брайс начал приходить в себя. Он добрался до пистолета Морриса, и мы немного постреляли.

Голос ее стал жестче:

Брайс ранен?

- Я целился в пистолет, но не уверен, что с рукой у него все в порядке. Не думаю, что вы будете довольны Моррисом и Брайсом в будущем. Их уверенность в себе основательно подорвана.

Джон свернул, и они направились в Хит. По обеим сторонам дороги росли деревья, а у самой обочины - густые кусты. Дорога была широкой, но извилистой.

- Вы не заметили человека на Уилерби-стрит?

- Вы имеете в виду того, кто следил за домом.., для вас?

- Никто не ведет слежку для меня, я работаю один, но мне известно, что он там был.

- Каким образом?

- Он репортер уголовной хроники и с какого-то времени интересуется Моррисом. Я проник в дом так, что он меня не заметил, а когда покидал дом, с ним, похоже, что-то произошло. Хотел бы знать, что.

- Я нанесла ему удар.

- Какая вы амазонка!

- Он стоял на крыльце дома Морриса и не слышал, как я приблизилась. Я ударила его пистолетом, а после этого...

Незнакомка замолчала.

- Ну, дальше, - поторопил ее Маннеринг. Никаких иллюзий у Джона не было он был на мушке, и рука, державшая пистолет, не дрогнет.

- Я оттащила его на крыльцо другого дома.

- Он все еще был без сознания, когда я уезжал, здорово же вы к нему приложились.

Вдруг почувствовал ее горячее дыхание. Она наклонялась к нему. Джон интуитивно понял, что незнакомка что-то затевает. Резко нажал на тормоза. Визжа шинами, машина остановилась, отбросив женщину к лобовому стеклу.

Маннеринг включил свет в салоне и посмотрел на свою спутницу. Та лежала без сознания. В левой руке - шприц для подкожных инъекций. Джон наклонился и взял сначала пистолет, потом шприц. Размотал скрывающий лицо шарф.

Сейчас она была не в лучшей своей форме, но все равно выглядела великолепно. Звали ее леди Лермонт.

- Через несколько минут вам станет лучше, - пообещал Маннеринг. Репортеру вы тоже сделали укол?

Леди Лермонт не ответила, но Джон понял, что так оно и было. Сейчас она собиралась повторить этот фокус с ним.

Маннеринг систематизировал все известные ему факты об этой женщине. Была она молодой женой пожилого коллекционера драгоценных камней, который в тайне продал часть Фесинской коллекции, потом попытался выкупить ее обратно. Поручил это Брайсу, но тот использовал метод Реджинальда Аллена. Пока все логично. Брайс предпочел украсть драгоценности и продать их обратно Лермонту...

Нет, что-то не сходится: Лермонт не станет платить за краденые драгоценности, а он обязательно узнает, что они украдены. Об этом сообщалось в газетах по всей стране...

А почему он так уверен, что Лермонт не станет брать "горячие" камешки? Многие коллекционеры не брезговали этим, охваченные страстью. Им наплевать, каким образом им достались эти камни. Об этом не стоит забывать, ведь в письме Лермонт ясно указал на желание получить часть Фесинской коллекции обратно.

А его жена не только была просто знакома с Брайсом и Моррисом, но и приказывала им - и оба они, похоже, послушно выполняли ее указания. Интересно, что она скажет, когда поймет, что ему известно, кто она на самом деле.

- Думаю, вы кое-что задолжали этому репортеру, точно? Мы сейчас поедем, и, может быть, у вас для него найдется интересный материал.

Женщина побледнела от страха:

- Нет!

- Вас не интересует мнение публики? - Джон рассмеялся. - Вы прекрасно будете смотреться на первых полосах газет, наверное, и полиция заинтересуется кое-чем.

- Вы не посмеете так поступить.

- Почему вы так думаете? Полиция уже извещена о подозрительном шуме в доме Морриса. Я видел, как они подъезжали. Не знаю, что будут объяснять Брайс и Моррис, но уверен, если им предъявят обвинения и начнется расследование, спасая свою шкуру, они выдадут вас с потрохами.

Низким голосом женщина произнесла:

- Ни Брайс, ни Моррис не знают, кто я. Джон удивился:

- Да ну?

- Точно. У меня есть способ управлять и Брайсом, и Моррисом. Они зарабатывают деньги, выполняя мои указания. Могу и вам заплатить.

- Но у вас против меня ничего нет.

- Я буду платить за работу на меня. Я мыслю только большими суммами. Маннеринг расхохотался:

- Красиво все у вас получается, моя милая. Да, у меня есть кое-какой интерес в этом деле. Откуда вы узнали об ограблении квартиры Кертни?

- Я установила наблюдение за квартирой Кертни, потому что считала неразумным, что Моррис пользуется услугами этого типа.

- Кто вел наблюдение?

- Это не имеет ровным счетом никакого значения, те люди не знали причин моей заинтересованности. Маннеринг пожал плечами.

- Ну что ж. Оставим пика это. Кто вы такая, где вы проживаете и чем занимаетесь?

- Неужели вы думаете, что я вам все и выложу... Мягким голосом Джон сказал:

- Моя дорогая леди Лермонт... Она вздрогнула. Впервые Джон заметил в ее глазах настоящий страх, он похлопал ее по руке.

- Я хочу только знать, что вас во всем этом интересует. Леди Лермонт молчала.

- Вы, конечно, можете ничего мне не говорить. Но подумайте о заголовках завтрашних газет. Леди Айрис Лермонт...

- Прекратите!

- Думаю, половинный интерес в прибылях этого стоит. Брайс и Моррис мне больше не нужны, а у вас есть единственный шанс избежать тюрьмы - во всем мне признаться.

Айрис по-прежнему молчала.

- Как вам угодно. - Маннеринг взялся за руль. Женщина сидела совершенно неподвижно.

Он направил машину в сторону Вест-Энда. Было уже за полночь, на улицах попадалось совсем мало машин.

Наконец Айрис прервала молчание:

- Куда вы едете?

- Флит-стрит. Разве я вам не сказал?

- Везите меня домой. Там я все расскажу.

Глава 18 ВСЯ ПРАВДА

Жила она в огромном особняке на площади Грейлинг. Света в доме не было. Муж в отъезде, объяснила леди Лермонт, а слуги уже давно спят.

Открыла массивную дверь своим ключом и пропустила Маннеринга вперед.

- Только после вас, - прошептал он.

Она вошла первой, включила свет. Вестибюль был просторный и прекрасно обставленный, что и следовало ожидать от таких богатых владельцев.

Леди сбросила шарф и легкой походкой направилась к лестнице. Джон не доверял ей, но все же посчитал, что она не станет предпринимать рискованных действий. Они вошли в длинную и узкую комнату.

- Выпить не хотите?

- А что у вас есть?

- Джин и вермут. - Айрис села в кресло. Джон налил два бокала и подал ей один. Девушка подняла бокал.

- За сотрудничество, - прошептал Маннеринг.

Она выглядела усталой и обессиленной.

Джон посмотрел на фотографию Лермонта - тому было лет пятьдесят, и он выглядел в соответствии со своим возрастом.

- Мы будем говорить начистоту, помните? Я в такой же мере, как и вы, не желаю иметь каких-либо дел с полицией, поэтому попытаемся сработаться.

- Я вам не доверяю. Не верю, что вы мне сказали правду. Джон пожал плечами, и девушка продолжила:

- Я обыкновенный человек почти во всем. Никогда не смогу украсть и пенни, - короткий смешок. - Но у меня есть свои заскоки. Поэтому-то я и вышла замуж за Лермонта. Подойдите-ка сюда.

Она подошла к одной из книжных полок, на что-то нажала. Полка отошла от стены, представив взору встроенный сейф. Комбинацию замка она знала наизусть, повертела рычажки, потом открыла сама сейф. Леди Лермонт знала, что имеет дело с грабителем, но тем не менее рискнула открыть в его присутствии сейф. Джон внимательно наблюдал за ее движениями, когда она взяла в руки футляр с драгоценностями, длинный и узкий, сделанный из превосходной кожи. Девушка стояла, глядя на футляр. В ее глазах появился какой-то необычный блеск, не совсем нормальный, как показалось Маннерингу.

Очень медленно леди Лермонт открыла футляр. Свет играл на гранях великолепных бриллиантов, отбрасывая бесчисленные разноцветные отблески по всей комнате.

Маннеринг знал, что такое страсть к бриллиантам, он ее сразу же обнаружил в блеске глаз девушки.

У него самого перехватило дыхание при виде такой красоты, но он заставил себя не терять самообладания - это очередной фокус леди Лермонт. Огонь в ее глазах, казалось, поддерживали своим блеском редчайшие камни. Они сияли в ожерелье, серьгах, двух заколках для волос и двух брошках. Это была коллекция Мориарти, появившаяся на рынке где-то год назад. Никто не знал, кому же она досталась.

Девушка трогала камни, как мать дотрагивается до щеки любимого чада. Пальцы ее ласкали грани бриллиантов, любовно передвигаясь от одного украшения к другому. Дыхание ее стало похожим на дыхание марафонца, завершившего дистанцию.

- Теперь поняли, в чем заключается мой заскок? Маннеринг тихо ответил:

- Да.

- Это - болезнь. Когда я вижу драгоценности, я просто схожу с ума. Джон ничего не сказал. Девушка продолжала хриплым голосом:

- Я буду лгать, обманывать, хитрить, грабить - на все готова ради этих камней, поверьте мне. Хотя сама никогда не ношу драгоценности. Желание иметь их сидит во мне так глубоко, что я не могу его ни с кем делить. Я держу и храню их у себя, как какой-то постыдный секрет. Вы верите этому?

- Верю.

- Они пища и питье, тело и кровь, жизнь и смерть для меня. - У девушки перехватило дыхание. - И так было всегда. В детстве у меня их было немного, мы были не очень богаты, но я буквально упивалась ими и страстно завидовала тем, у кого было больше. Я готова была проводить сутки, рассматривая частные коллекции. Меня знали во всех ювелирных магазинах Лондона и Парижа. Я редко могла что-нибудь приобрести сама, но мне нравилось смотреть на драгоценности, особенно на бриллианты. Я ничего не могла с собой поделать! - Леди Лермонт протянула руку и схватила Джона за кисть. - Вы понимаете? Как будто какой-то дьявольский огонь горит внутри меня. Мне хотелось все больше и больше! Я жаждала обладать каждым увиденным мною бриллиантом.

Потом я встретила Лермонта. Мы познакомились на парижском аукционе драгоценностей - там были представлены некоторые камни, которые он хотел приобрести. Казалось, он просто пожирал их глазами - то же самое делала и я. Нас объединила эта любовь. СТРАСТЬ!

Через несколько недель мы поженились.

Казалось, у меня было все, что я хотела, о чем мечтала. Я могла любоваться всеми бриллиантами его коллекции. Я могла путешествовать по всему миру в поисках более прекрасных экземпляров, я получила доступ ко всем известным частным собраниям, я могла жить ради этих камней. И на время я успокоилась. Но только на время, - повторила она, - на короткое время.

Девушка подошла к креслу и буквально рухнула в него. Джон никогда не встречал более одержимого человека. Когда она говорила, что готова совершить все что угодно ради бриллиантов, девушка была абсолютно искренна.

Она посмотрела на Маннеринга.

- Потом я начала ненавидеть своего мужа. Это были его драгоценности, не мои. А я жаждала обладать ими. Страстно хотела, чтобы никому больше они не были доступны. Я бы спрятала их от остального мира. Мечтала, чтобы эта красота принадлежала только мне.

Слова лились нескончаемым потоком, как прорвавшая плотину вода.

- У мужа была такая же страсть, и у него были драгоценности, которые он даже мне не показывал. Я знала, что он совершает тайные покупки, чтобы никто не знал состав его коллекции. Знала также, что Брайс, его адвокат, покупает целые коллекции и отдельные камни для него. Совсем недавно я обнаружила, что мужу совершенно безразлично, откуда появляются эти драгоценности: были ли они украдены или приобретены на законных основаниях. Он хотел только ими обладать. Я нашла способ проникать в его тайник - узнала, где он прячет ключи и какие меры предосторожности принимает. Сделала копию этих ключей. Один сейф он никогда при мне не открывал. И вот однажды в его отсутствие я ознакомилась с содержимым и этого сейфа. Там я нашла драгоценности, которые, я точно знала, были украдены. - После минутной паузы закончила:

- Я сама поступила бы точно так же. Вы понимаете?

- Думаю, да, - тихо подтвердил Маннеринг.

- Все это произошло шесть месяцев назад. Тогда я поняла, что никогда не буду счастлива, если не буду иметь своей собственной коллекции. Стала шантажировать Брайса, а через него и Морриса, ведь они оба торговали крадеными драгоценностями. Они доставали для меня драгоценности, в основном бриллианты. Мне было наплевать, каким путем они к ним попали. Потом появилась Фесинская коллекция. - Айрис произнесла эти слова ласково, почти нежно. - У мужа была половина коллекции, в ней были редчайшие камни. Я хотела их, как ничего в этой жизни, - а он ПРОДАЛ их. Я, наверное, могла убить его. Продал он их, потому что не смог добраться до второй части коллекции, но после того как он это сделал, на рынке объявилась и вторая часть. Эти драгоценности были украдены во Франции, и вместо них оставлены точные копии, чтобы кражу нельзя было быстро обнаружить. Их предложил моему мужу один французский делец: никогда я не видела супруга таким разъяренным. Он сразу же послал за Брайсом и приказал немедленно вернуть драгоценности, но я сказала Брайсу, что сама хочу эти драгоценности. Если не получу их, то выдам его полиции. Брайс достал их для меня.

Леди Лермонт повернулась к сейфу и, взяв другую коробочку, открыла ее и показала Маннерингу бриллианты - именно их украл Аллен.

Джон промолчал.

Она продолжала, и первые же ее слова заставили Джона вздрогнуть.

- Они принадлежали Маннерингу. Его ранили во время ограбления. Меня это не волновало, ведь теперь у меня была Фесинская коллекция, вернее, ее часть. На рынке была и вторая часть, но совершенно по баснословной цене. Я сказала Брайсу о своем желании иметь и ее, хотя точно знала, что денег у меня нет. Потом Брайс сделал мне предложение. Он объяснял, что нашел способ достать и другую часть: у него есть человек, работающий у владельца этих камней. Пообещал через него организовать ограбление. Он не говорил мне, кто этот делец и что за человек работает у него. Меня это не удовлетворило, и я заставила Брайса обо всем мне рассказать.

Брайс воспользовался услугами молодого человека по имени Аллеи, чтобы украсть драгоценности для меня. Его сообщник Кертни планирует ограбление неизвестного мне владельца камней. План был очень прост - я выберу нужные мне камни, остальные же они продадут моему мужу. Все понятно?

Айрис сдавленно рассмеялась.

Маннеринг прошептал:

- Так просто, что могло получиться. Итак, вы знали, что человек, выполнивший первый их заказ, был убит, ведь так?

- Теперь слушайте меня. Вы сказали, что хотите часть больших денег. Вот эти деньги. Моррис и Брайс сейчас мне не помощники. Мне нужен кто-нибудь другой, способный совершить ограбление и вскрыть сейф. Вы как раз подходите для этого. Что скажете на это?

- А что скажут Моррис и Брайс?

- Они не знают моего имени, поэтому ничего не смогут сообщить полиции. В любом случае, они против меня не пойдут, потому что я могу уничтожить их.

- Тогда вам надо уничтожить и собственного мужа, - напомнил девушке Джон. Айрис резко встала.

- Ну чего же вы еще ждете? - Повернулась к Джону. - Лучшего шанса у вас никогда не будет.

- Ваш муж...

- Забудьте о нем. Он не играет никакой роли. В любом случае, долго он не проживет. Я сама позабочусь об этом. В случае его смерти я унаследую...

Закончить фразу леди Лермонт так и не успела. Раздался сухой отрывистый треск выстрела. В проеме двери стоял человек с дымящимся пистолетом в руке.

Это был Лермонт.

Его жена коротко вскрикнула и рухнула на пол, на лбу ее появилась маленькая аккуратная дырочка.

Глава 19 ЛЕРМОНТ

Лермонт продолжал стоять в дверях. Его лицо было бледно. Поражало выражение глаз. В них горел тот же дьявольский огонь, что светился несколько минут назад в глазах его жены.

- Не шевелитесь, - последовал приказ.

- Как много вы слышали?

- Все. Я ждал ее, - объяснил Лермонт. - С некоторых пор я перестал доверять ей. Кто вы?

- Частный детектив. Занимаюсь расследованием убийства.

- Одного вы уже нашли. Она не стала бы вам предлагать такие суммы, если бы вы были частным детективом.

- Она не знала, кто я на самом деле. Лермонт пожал плечами.

- Сейчас это не имеет значения. Я могу просто застрелить вас. Отомстив за убийство жены, в глазах публики я стану героем, так ведь?

- Полиция быстро обнаружит, что стреляли из одного пистолета.

- Точно. Но пистолет может лежать рядом с вами, как будто вы совершили самоубийство, - улыбаясь, Лермонт поднял пистолет.

- Вам не удастся уйти от ответственности.

- Но все же попытаться стоит. Повернитесь. Маннеринг не шелохнулся.

- Повернитесь, - жестче повторил Лермонт. Смерть была совсем рядом. Маннеринг понял, что имеет дело с ненормальным человеком, и испугался.

- Поворачивайтесь, быстро!

- В "Куинз" для вас есть целое состояние. У Маннеринга одна из лучших коллекций драгоценных камней в стране. Если ваша жена была права, почему бы вам не добраться до них? Мне останутся обычные камешки, а вам лучшие экземпляры. Мне много известно о "Куинз".

- Я никогда не имел дел с Маннерингом. Думаю, нельзя рассчитывать на него, у него слишком тесные связи с полицией. Брайсу не надо было ничего продавать Маннерингу, но тот предложил очень выгодные условия.

- Это вам не будет ничего стоить. Если у этого человека, Кертни, на самом деле шпион в "Куинз", все будет очень просто. Вам не придется расплачиваться за ее смерть.

Лермонт взглянул на тело жены.

Джон почувствовал, как капельки пота покрыли лоб.

Атмосфера дышала смертью.

Женщина, полная жизни и энергии несколько минут назад, была мертва. Джон все еще не мог забыть ее красоты. Он почти жалел леди Лермонт, прекрасно понимая, что она психически нездорова. Вряд ли она заслуживала такой смерти.

То же самое может произойти и с ним. Каждая секунда может быть последней. Пистолет направлен прямо в грудь, и Лермонт всего в двадцати шагах.

- Нет, - задумчиво произнес владелец дома. - Слишком рискованно.

- Вы ничем не рискуете, - возразил Маннеринг. - Мы можем избавиться от тела.

- Что?

- Можно увезти труп. Никто никогда не узнает, что она была убита именно здесь. Вам нечего опасаться.

- В полиции не дураки работают. Они сразу же примчатся сюда, как только обнаружат тело. Мы не сможем удалить следы крови с ковра так, чтобы их совсем не было. Они наверняка выяснят, где все произошло. Наверняка выяснят. Я слишком уважаю полицию, чтобы так рисковать. Нет, единственный выход - убить вас и сообщить полиции, что именно вы застрелили леди Лермонт.

Маннеринг взмок. Видел, как палец Лермонта приблизился к спусковому крючку. Осталась последняя возможность, его единственный шанс. Джон приготовился броситься в сторону, когда зазвонил телефон.

Вздрогнув, Лермонт уставился на него. Маннеринг быстро сунул руку в правый карман, нащупал пистолет. Телефон продолжал звонить. Лермонт перевел взгляд на Джона, тот выстрелил прямо через подкладку. Пуля попала Лермонту в плечо, он пошатнулся. Телефон продолжал звонить.

Джон вырвал пистолет из руки Лермонта и бросился вниз по лестнице, распахнул парадную дверь и закрыл ее за собой. Холодный ночной воздух заставил его вздрогнуть. Приближаясь к "остину", заметил полицейского, заглядывающего в салон. Надо же такому случиться: сердце лихорадочно колотится от пережитого, в нескольких метрах сзади остались тело убитой женщины и раненый сумасшедший.

- Ваша машина, сэр?

- Да.

- Утром сообщили о краже похожего "остина". Джон заставил себя улыбнуться.

- Только не этого, у меня он уже тыщу лет.

- Не подскажете ли, сэр, что находится в бардачке автомобиля?

- Да ничего особенного. Полупустая бутылка виски, тряпка для протирания стекла, старые лампочки от фар.

- Благодарю вас, сэр. - С завораживающей медлительностью полицейский открыл дверь машины, направил свет фонарика на переднюю панель.

Если осмотр удовлетворит полицейского, Джон благополучно смоется и поставит "остин" в гараж. Если же тот что-нибудь заподозрит, задержит Маннеринга хотя бы на пять минут, беды не миновать.

Полисмен выключил фонарик.

- Все в порядке, сэр.

С другого конца площади раздался чей-то крик. В особняке Лермонта засветились окна. Еще один крик.

- Полиция! Полиция! Полицейский резко обернулся.

- А это что такое?

Маннеринг резко ударил его в челюсть и вскочил в машину.

Глава 20 В БЕГАХ

Маннеринг домчался до конца площади и свернул на Оксфорд-стрит. В его распоряжении не более пяти минут. Полисмен сразу же сообщит в участок о нападении. Сообщение в течение пяти минут дойдет до патрульных машин, и все займутся поисками "остина".

Джон повернул налево, заехал в тупик, остановился и вылез из машины. Быстро, но без паники, перелез через забор и поспешил в сторону Эдвер-стрит. Добрался до небольшого магазинчика, торгующего париками и косметикой.

Маннеринг позвонил, но ответа не последовало. Старина Сол, владелец магазинчика, жил в квартире наверху. Хотя он и привык к экстравагантным выходкам театрального люда, но сейчас уже два часа ночи.

Джон взглянул на улицу. Она осветилась фарами быстро приближающейся полицейской машины, которая, наверное, уже получила сообщение от полицейского с площади Грейлинг. Джон прижался к дверям магазина. Автомобиль промчался мимо.

Маннеринг снова нажал на кнопку звонка. В задней части магазина загорелся свет.

Гремя замками, Сол открыл дверь.

- Ну и времечко вы выбрали, чтобы будить старого человека, - ворчал он. В чем дело? Что случилось?

- Я спешу, Сол.

- Мистер Маннеринг!

- Здорово спешу, - повторил Джон и проскользнул в магазинчик.

Лорна проснулась, когда Джон вошел в спальню.

- Джон, ты... - Она замолчала.

На Маннеринге был костюм, который он взял напрокат у старины Сола. От грима не осталось и следа. Только ввалившиеся глаза выдавали, как он устал и что пережил в эту ночь.

Лорна надела халат и прошла за мужем в гостиную.

- Все в порядке?

- Почти.

- Расскажи.

Маннеринг все выложил жене. Между супругами царило полное доверие и взаимопонимание.

- Итак, все началось сначала, - упавшим голосом сказала Лорна. - Бояться быть схваченным полицией! О, Джон, - в тоне было неприкрытое беспокойство за судьбу мужа. Джон прекрасно понимал состояние Лорны. Она обняла его. - Ты в самом деле чувствуешь себя в безопасности?

- Да, если Брайс не расколется. Не знаю также, что предпримет Лермонт. Попробует, наверное, обелить себя и выпутаться из щекотливого положения. Но если Бристоу ПРИМЕТСЯ задавать вопросы...

- Он не поверит, что ты убил ее, но он будет знать, что ты там был, у тебя был великолепный шанс выйти из подозрения полиции, но сейчас его нет.

- Тебе бы лучше лечь, дорогая.

Лорна медленно вышла из комнаты.

Джон ничего не мог сделать, чтобы успокоить жену. Она провела несколько томительных часов в ожидании его, и вот Джон появился с ужасными новостями.

- Ничего нашего не осталось в "остине"? Полицияскоро его обнаружит. Если там только...

- Сигареты я покупал несколько недель назад, машину мы всегда водили в перчатках. В течение многих лет она зарегистрирована на имя Реджинальда Брауна. Все это время ее ставили в один и тот же гараж. Бристоу, скорее всего, найдет массу краденых драгоценностей в доме Лермонта. Такого улова у него еще никогда не было. Внимание всех будет приковано к Бристоу. Лермонт, конечно, что-нибудь придумает, но он наверняка сломается под давлением полиции. В конце концов, именно он убил свою жену.

Ночь подходила к концу, а Джон все никак не мог уснуть. Лорна, похоже, тоже не спала. Томительно тянулись минуты.

"Остин", наверное, уже нашли. Джон подумал, сможет ли полиция найти в машине что-нибудь такое, что подскажет ей направление дальнейших поисков.

Вызвали ли Бристоу?

Скорее всего вызвали. Ведь если дело касается драгоценных камней, равных Бристоу специалистов в Скотланд-Ярде просто нет.

Если самому выйти на Бристоу и все ему рассказать?

- Дорогая!

Лорна сразу же откликнулась:

- Ты тоже не можешь уснуть?

- Мне в голову пришла одна мыслишка.

- Оставь до утра.

- Предположим, я расскажу Бристоу обо всем с момента встречи с леди Лермонт? Лорна села на кровати.

- Ты серьезно? - Она включила лампу. - В самом деле собираешься так поступить? Казалось, они целую вечность смотрели друг на друга. Джону эта идея казалось удачной. Единственная проблема - надо придумать правдоподобную историю о встрече с леди Лермонт. Самое простое: он приехал к Брайсу, не застал того дома, вернулся к машине, там она уже сидела.

Маннеринг поднял телефонную трубку, и набрал домашний номер Бристоу. Совсем не удивился, когда услышал сонный голос его жены.

- Его нет. Вызвали на работу. К сожалению, я даже не знаю, где он сейчас, мистер Маннеринг. Что-нибудь передать?

- Я сам его найду. Просто скажите, что я звонил в 3.35, я хотел рассказать о Лермонтах. Передадите?

- Конечно, сейчас запишу. Спокойной ночи. Маннеринг положил трубку.

- Все мосты сожжены. Надеюсь, нам не придется сожалеть об этом. Раздался дверной звонок.

Глава 21 СОСТОЯНИЕ

Маннеринг надел халат, сунул в карман пистолет и подошел к двери, когда звонок снова зазвенел. Джон не рассчитывал, что Бристоу так быстро доберется до него, и, во всяком случае, он не стал бы так настойчиво звонить.

Осторожно открыл дверь, держа пистолет в правой руке. Анна Штафер почти ввалилась в дом. Волосы ее были растрепаны, руки посинели от холода.

В руках она держала чемодан. Маннеринг подхватил его, удивившись тяжести.

- В гости?

- Нет! Пожалуйста, закройте дверь. Он может быть уже здесь.

- Кертни?

- Да.

Маннеринг выключил свет, постоял, прислушиваясь, не поднимается ли кто-нибудь по лестнице. Никого не было, но Кертни мог спрятаться на лестнице внизу.

Джон стал медленно спускаться - на площадках тоже никого. В вестибюле пустота.

Дошел до парадной двери. Обычно ее запирали на ночь, а сегодня он, наверное, просто забыл закрыть ее. Неужели забыл? Дверь была открыта, иначе бы девушка не смогла войти, если только...

Не лжет ли она? Может, все подстроено?

Джон вышел на улицу и огляделся - никого. Удовлетворенный, запер дверь и поднялся наверх.

Как Анна добралась до его дома среди ночи с таким тяжелым чемоданом? Почему она в таком состоянии? Вспомнил, как он убеждал Читтеринга в честности девушки. Прав ли он был?

Говорить с Лорной не было времени. Да и вряд ли Анна рассказала бы ей что-то такое, о чем не сообщит ему.

- Кого-нибудь видели?

Она должна была знать, что никого не было. Неужели совсем потеряла самообладание? Что-то во всем этом ему очень не нравилось. И Джон был готов ко всему.

- Я никого не видел. Что случилось, Анна?

- Кертни пришел ко мне домой где-то час назад. Принес этот чемодан. Приказал сохранить его и никому ничего не говорить. Сказал, что мне не надо беспокоиться о деньгах, вообще ни о чем не беспокоиться, потому что он наткнулся на целое состояние. Угрожал, что если я не сохраню этот чемодан, он убьет меня. Думаю, это не было простой угрозой.

Девушка вздрогнула.

- Ну, ну, - успокоил ее Маннеринг. - Посмотрим, что внутри?

- Но он закрыт.

- С этим я, наверное, справлюсь.

Открыть замки было проще простого. Сначала один, а потом и другой легко поддались. Джон поставил чемодан на стул и открыл крышку. Такого он не ожидал. Чемодан был набит коробками с драгоценностями.

Не меньше пятидесяти штук. Маннеринг взял одну из них и приподнял крышку.

На бархатных подушечках сверкали бриллианты.

Открыл следующую - изумруды.

Анна прошептала:

- Они краденые?

- Конечно. И, думаю, я знаю где они были украдены. - Маннеринг задумался, потом спросил:

- Как вы сюда добрались?

- Вызвала такси по телефону. Я просто не знала, куда мне деться. Если бы вы видели Кертни, то сразу бы все поняли. Я его и раньше боялась, но в эту ночь он меня напугал до смерти.

Девушка вновь содрогнулась.

- Он просто бросил чемодан и сказал вам сохранить его?

- Да! Именно так.

Если Кертни украл целое состояние, то почему он принес его именно Анне? Это не выглядело совсем уж невероятным: Кертни считает, что Анна все еще готова выполнять все его указания, что у него есть рычаги воздействия на девушку. Может ли это служить объяснением?

- Мистер Маннеринг, - хрипло сказала Анна, - почему вы так странно на меня смотрите?

- Я думаю. Кертни сказал, где он это взял?

- Нет.

- Что же он сказал?

- Кертни объяснил, что нарвался на целое состояние, что у него был один шанс из миллиона, и он им воспользовался. Больше я вам ничего не могу сказать. Когда Кертни угрожал убить меня, он совсем не шутил. Посмотрите! - Анна закатала рукав платья. Вся рука была в синяках. - Он чуть не сломал мне кисть. Конечно, это все звучит не правдоподобно, но поверьте, я не какая-нибудь неврастеничка.

- Вы поступили совершенно правильно, - уверил ее Маннеринг.

- А сейчас расслабьтесь и садитесь, я вернусь через несколько минут.

В кухне Лорна готовила чай. Заварочный чайник был у нее в руках, а на плите свистел другой. Она прекрасно выглядела.

Джон поцеловал жену.

- Мы получили в подарок великолепную коллекцию драгоценностей, принадлежащую сэру Лестеру Лермонту. Как тебе это нравится?

Глава 22 БРИСТОУ УДИВЛЯЕТСЯ

Суперинтендант Бристоу прохаживался по тайной комнате в подвале здания на площади Грейлинг. Казалось, это совсем не его вытащили посреди ночи из постели. Было уже пять часов утра, в комнате находился и Лермонт, потиравший перевязанную руку и плечо.

Пока он рассказал совсем немного. Дворецкий сообщил ему, что видел, как какой-то человек выходит из дома через черный ход. Сам он тотчас направился в эту комнату, обнаружил, что дверь в нее открыта, а сейф опустел, выбежал на улицу и стал звать полицию.

На констебля напал человек, вышедший из дома. Через полчаса прибыл Бристоу.

Бристоу отметил, что дверь в комнату и сейф были открыты ключами или их дубликатами. Электрическая сигнализация была отключена. Вор проник в комнату, очистил сейф и скрылся. На это ушло не более тридцати минут.

Дворецкий проснулся, по его словам, от трех громких звуков.

Он сообщил, что сэр Лестер не собирался оставаться дома на ночь, а леди Лермонт сказала слугам, что они могут быть свободны. Насколько им известно, она еще не вернулась.

Все это Бристоу выяснил буквально за десять минут. Потом прибыли коллеги из Скотланд-Ярда. Они начали осмотр помещения, а Бристоу направился наверх, в комнату леди Лермонт. В ней горел свет, значит, кто-то туда заходил во время ограбления.

Бристоу вошел в комнату...

Лермонт сидел в кресле-качалке, его мертвая жена лежала на полу, в нескольких ярдах от него.

Лермонту трудно было говорить, речь его была нечленораздельной. Но через какое-то время все рассказал. Он прибежал сюда, увидел, как какой-то человек угрожает его жене, выстрелил в него, но попал в жену. Рассказал все это Лермонт дрожащим, полным ужаса голосом.

Грабитель ранил его и скрылся. После этого Лермонт добрался до кресла и потерял сознание. Картина падающей после выстрела на пол жены стояла перед его глазами. Нападавшего описать не мог, так как все это произошло в считанные секунды.

Бристоу провел его вниз.

Лермонт не сразу понял, что здесь произошло, но, осознав факт ограбления, потерял сознание. Полицейский врач, вызванный для констатации смерти миссис Лермонт, осмотрел его и сделал вывод, что речь идет о банальном шоке.

Лермонта оставили в покое, и через час-полтора он начал приходить в себя. Окончательно оправившись, захотел еще раз осмотреть свое хранилище драгоценностей.

Бристоу внимательно наблюдал за ним.

Тот переходил от сейфа к сейфу, заглядывая внутрь и тайно надеясь, что вор не заметил какой-нибудь футляр. Все напрасно. Пока Бристоу был в доме, Лермонт буквально на глазах постарел.

Дворецкий помог ему подняться наверх. Один из полицейских сопровождал их и остался с Лермонтом.

Бристоу вернулся в комнату миссис Лермонт, где проходил обычный в таких случаях осмотр места преступления. Хотя у них и было признание, которое вполне могло оказаться правдой, все положенные действия проводились. Начались нестыковки. Один человек вышел через черный ход, другой - через парадный.

Что тут делал этот второй человек?

А если леди Лермонт вернулась, обнаружила, что происходит, но ее заперли в собственной комнате и держали там до окончания грабежа?

Бристоу поехал в Скотланд-Ярд, оставив с Лермонтом надежного человека. В кабинете нашел сообщение о происшествии в Илинге. Имена Морриса и Читтеринга привлекли его внимание. Начал читать с удвоенным интересом. Он все еще не соединял убийство и ограбление в доме Лермонта с происшествием в Илинге, пока не наткнулся на фамилию Брайса в полицейском сообщении. Брайс - Лермонт МАННЕРИНГ!

- За всем этим стоит Маннеринг!

Нападение на полицейского на площади Грейлинг, побег в старом "остине" все сходилось на имени "Барон". Так тот уже действовал в прошлом.

Медленно произнес:

- Если он замешан в этом деле, я ему больше никогда доверять не буду.

Бристоу вскочил и пулей вылетел из кабинета. Дежурный сержант в вестибюле окликнул его:

- Мистер Бристоу! Вас к телефону, сэр. Бристоу схватил трубку, коротко бросил:

- Бристоу.

- Это - Маннеринг. Произнес с угрозой:

- Я направляюсь к тебе.

- Отлично. У меня есть для тебя подарок. Да, неплохо бы позвонить некоему мистеру Кертни, проживающему... Продиктовал адрес.

- Зачем?

- Сегодня ночью он украл драгоценности Лермонта, насколько я понял.

- Нет, ты просто дождись меня! - закричал Бристоу. Когда Бристоу прибыл на Грин-стрит, было уже половина шестого утра. Сам Маннеринг провел суперинтенданта в квартиру.

- Сделка есть сделка, и, думаю, эта достойна твоего внимания. - Маннеринг проводил Бристоу до кабинета и, открывая дверь, спросил:

- Ты получил мое сообщение?

- Какое еще сообщение?

- Я звонил тебе домой где-то в половине четвертого. Твоя супруга обещала передать его, как только ты появишься дома. Ты еще там не был?

- Нет.

- Ну и хорошо.

Несколько коробочек из коллекции Лермонта стояли на столе, и когда Джон открыл одну из них, комната озарилась сверканием красивейших бриллиантов. У Бристоу перехватило дыхание. Маннеринг улыбнулся и открыл еще одну коробочку, вынув ожерелье, усыпанное гроздьями великолепных камней.

- Неплохо, а? - Камни переливались в его руках. - Я пока их внимательно не рассматривал, но думаю, все они украдены в одном месте - доме Лермонта. Ты оттуда?

- Да.

По словам Лермонта, какой-то человек был в доме с его женой, и, если Бристоу рассуждает правильно, этот человек был Маннеринг и никто другой.

Бристоу пытался сейчас ни о чем не думать.

- Что говорит Лермонт? - поинтересовался Джон.

- Ты его видел?

- Да, конечно.

- Надеюсь, ты не пытаешься меня одурачить. Ситуация слишком серьезна.

Маннеринг рассказал все, как они договорились с Лорной, сочинив только, что встреча с леди Айрис была назначена заранее. Больше Джон ничего не упустил, неожиданно осознав, что он впервые с момента знакомства с Бристоу рассказывает тому все, как было на самом деле.

- Выйдя из дома, я думал только, как бы поскорее убраться оттуда. Уже дома, когда я все обсудил с Лорной и обдумал сам... - Маннеринг пожал плечами. - Поэтому я и позвонил тебе домой.

- Когда это было?

- Около половины четвертого.

- Когда сюда пришла девушка?

- Вскоре после этого.

- Она все еще здесь?

- Да, в гостиной с Лорной. Единственно меня смущает тот факт, что Кертни выбрал именно эту ночь для ограбления и сумел смыться со всем награбленным. Будто кто-то специально оставил открытыми двери.

- Ты готов выступить в качестве свидетеля против Лермонта?

- Да.

- Даже признать, что был в гриме?

- А почему бы и нет? Я пытался решать собственные проблемы, поэтому не хотел, чтобы леди Лермонт меня узнала. Так все и было, поверь мне.

- Да, да, конечно. Я начинаю верить в чудеса. - Бристоу неожиданно ухмыльнулся. - Ну а что произошло сегодня ночью в Илинге?

Глава 23 НОВАЯ СТРАНИЦА

Маннеринг закурил сигарету, внешне спокойный, но обуреваемый противоречивыми чувствами.

Если он расскажет всю правду, то фактически окажется в руках Бристоу.

В течение многих лет их дружба омрачалась чувством взаимного недоверия, которое испытывал Маннеринг ко всем без исключения полицейским, а Бристоу к людям, которые когда-то нарушали закон. Неужели все изменится? Маннеринг попытался взглянуть на возникшую ситуацию глазами суперинтенданта. Когда тот узнает о его действиях, будет ли в дальнейшем полицейский оставаться ему другом?

- Давай решайся, - торопил его Бристоу.

- Надеюсь, ты играешь честно. Все, что я скажу, не для протокола.

- Почему ты думаешь я пришел один, чтобы выколотить признание и использовать его против тебя? У меня нет портативного диктофона.

Маннеринг заставил себя улыбнуться.

- Ну тогда...

И рассказал Бристоу обо всем без утайки.

Выслушав рассказ, Бристоу откинулся в кресле и глубоко затянулся. Лицо было непроницаемо, и невозможно было прочитать его мысли. Да Джон и не пытался.

Бристоу, не сводивший глаз с Маннеринга, был абсолютно уверен в том, что тот говорит правду. Неоднократно он скрещивал шпаги с Бароном, стараясь вынудить его сделать признание, и ни разу это ему не удавалось. Он знал, что это происходило по большей части из-за его собственной симпатии к этому человеку. Джон мог вторгаться в такие сферы преступной деятельности, куда полиция доступа не имела.

Возьмем данный случай. Традиционные полицейские методы ни к чему не привели. Неординарные же методы Маннеринга выявили большую часть правды, если не всю. Любой человек, имеющий смелость совершить то, что сделал Джон, заслуживает быть отпущенным на все четыре стороны. Любой сотрудник Скотланд-Ярда поднял бы страшный шум, если бы знал, что замышляет Маннеринг...

Легко ли набрать улики против Брайса, Морриса и Кертни? Пока еще не доказано, кто убил Реджинальда Аллена, но в данной ситуации это убийство имеет только косвенное значение. Маннеринг столкнулся с дьявольски хитрым заговором, все ответвления которого еще не выяснены, и на несколько дней разрушил его.

Что же он, Бристоу, должен делать? Как человек, он знал, что, но как полицейскому ему еще не все было ясно.

Маннеринг закончил рассказ.

Он старался понять, о чем думает сейчас Бристоу, но тот был абсолютно непроницаем. Сам Джон был взволнован. Он порвал все связи с образом Барона, отчаянно надеясь, что впоследствии не пожалеет об этом.

Спросил:

- Ну как, Билл?

- Спасибо тебе, Джон. Сожалеть ты об этом никогда не будешь, обещаю тебе. Теперь по поводу Морриса и Брайса...

Через часа полтора Лорна принесла в кабинет чай.

- Если хотите, я приготовлю завтрак.

- Нет, не надо. Спасибо, Лорна. - Бристоу был краток и энергичен. - Меня ждут в Скотланд-Ярде.

В половине седьмого утра, когда суперинтендант ушел, Маннеринг расслабился.

- Думаю, что сработало.

- Ты ему рассказал?

- Да. Веришь в чудеса?

Лорна молчала. Слезы в глазах жены говорили, как переживала Лорна, наблюдая за схваткой между ним и полицией. Джон притянул ее к себе и крепко поцеловал.

- Бристоу установил наблюдение за Моррисом и Брайсом, об этом он десять минут назад отдал распоряжение. Пока он ничего не собирается предпринимать, будет просто наблюдать за их действиями, когда им станет известно о смерти леди Лермонт. Прессе же представит дело так, будто ему неизвестно, что Лермонт убил свою жену. Я сказал ему, что сомневаюсь в действенности такого шага, но он уперся. Лорна по-прежнему молчала.

- Бристоу объявляет розыск Кертни и схватит того при первой же возможности. Что с Анной?

- Она сейчас спит. Все будет в порядке. И, дорогой, я уверена, она честная девушка. Я же вижу, что ты сомневаешься. Но не надо.

- Надеюсь, что это так.

- Что заставляет тебя сомневаться в ней?

- Странность всего происшедшего. Но все это полная ерунда. Если бы с ней было что-то связано, вряд ли бы она притащилась сюда с чемоданом, набитым драгоценностями. Я уж совсем заподозревался! - Маннеринг рассмеялся. - Если все пойдет нормально, Бристоу схватит Кертни в ближайшие часы и мы получим объяснение этой загадки.

- Загадки?

- Ну да. В такое совпадение трудно верить. Когда я разговаривал с леди Лермонт, ее муж нас подслушивал, а Кертни в это же время чистил сейфы. Ну и выбрал же он времечко! Анне он объяснял, что ему крупно повезло. Когда конкретно? Он пришел с визитом, спокойно вошел в дом, увидел торчащие в сейфе ключи и воспользовался моментом? Да ни в жизнь не поверю!

- Я тоже.

- Слишком много совпадений. Кто-то знал, что между Лермонтами что-то должно произойти. Даже подозревал, что я могу оказаться там в это время, и решился на ограбление. Этот человек должен иметь доступ к ключам от сейфов. А леди Лермонт говорила мне, что сумела изготовить дубликаты ключей. Помнишь этот момент? Думаю, она просто забыла добавить одну важную деталь.

Лорна поставила на стол чашку.

- Милый, я все равно ничего не понимаю. - Посмотри на дело с этой стороны. Леди Лермонт не знала, что Брайсу известно, кто она на самом деле. Но Брайс знал и, наверное, намекнул об этом Лермонту, абсолютно уверенный в том, к какому скандалу между супругами это приведет. Если Брайсу были известны ее намерения, он мог догадаться, что леди Айрис собирается организовать ограбление сейфов Лермонта. Если к тому же ему удалось достать у нее дубликаты ключей и передать их Кертни, то к ограблению все готово. Помнишь, Кертни говорил Анне, что он неожиданно наткнулся на состояние? Моррис тоже был замешан в этом деле, поэтому-то они так легко и купились на ложное сообщение о встрече.

- Думаю, ты прав, но я думала, что они планируют ограбление "Куинз" с помощью Анны.

- Грабить "Куинз" в два раза опаснее, да и прибыли меньше - это второе направление атаки. И более того, Брайсу не было известно, кто его шантажирует, до того момента, когда все было готово для атаки на "Куинз". Сменить направление атаки. Слабость всего плана проявилась, когда в дело вмешалась полиция. Брайс не осмелился взять драгоценности, не мог этого сделать и Моррис - они знали, что будут допрошены и за ними установят наблюдение. Остается один Кертни. Могу представить, как он осуществляет ими задуманное, связывается с Брайсом и они ищут место, где можно спрятать похищенное. Дом Анны, уже находящейся в их руках, и послужил таким местом.

- Думаю, ты прав, - заметила Лорна.

- Все еще сомневаешься?

- Даже не знаю. Я так устала, что слабо соображаю, просто очень рада, что вы с Бристоу будете работать вместе и все у нас будет хорошо.

Она крепко поцеловала Джона.

***
Кертни проснулся около девяти часов утра. Оставив чемодан в доме по улице Конрой, он снял номер в третьеразрядном отеле вблизи Паддингтона на случай, если полиция нагрянет к нему домой. Никто его ни о чем не спросил, не попросили даже расписаться в книге регистрации постояльцев. Осматривая непритязательную обстановку, Кертни улыбался, как человек, чрезвычайно довольный собой. Минут через десять Кертни нажал на кнопку звонка. Молодая симпатичная горничная не заставила себя ждать. Она выглядела свежо, говорила с легким иностранным акцентом. Когда она принесла чай, Кертни как будто случайно дотронулся до ее руки. Девушка кокетливо улыбнулась. Через пару деньков с ней уже можно будет иметь дело. Попивая чай, Кертни забыл о ней. Все его мысли были об украденных бриллиантах. Ночью у него не было времени как следует рассмотреть драгоценности, он спешил смыться из дома.

Спасибо Брайсу! Именно он предложил ему это дело, оставив Морриса за бортом.

Хорошая же получилась шуточка. Брайс думает, что он по-прежнему живет в своей квартире. Он просто чокнется, когда узнает, что там никого нет. Вдруг Кертни нахмурился.

Одно дело заполучить великолепную коллекцию драгоценностей, другое выгодно продать ее. У Брайса это бы отлично получилось. Если бы он только смог сам их реализовать...

Но он не мог, у него не было нужных связей и подходов к солидным покупателям.

Пять тысяч - вполне достойная цена, и ему известно о Моррисе и Брайсе достаточно, чтобы те не вздумали шутить, пытаясь лишить его законной доли.

Кертни должен был доставить драгоценности Брайсу, но в последний момент по телефону тот приказал держать их у себя. Кертни еще удивился, к чему бы это.

Но ему никак не могло прийти в голову, что Анна способна подвести его.

Кертни не стал связываться с бритьем, оделся и спустился к телефону. Набрал номер конторы Брайса, того еще не было. Потом позвонил домой. Ответил сам Брайс, он был в ярости.

- Где тебя черти носят?

- Забочусь о своей безопасности, - парировал Кертни. - Все в полном порядке. Не надо беспокоиться.

- Где ты находишься?

- Не важно. Где мы с вами встретимся?

- Нам нельзя сейчас встречаться. Тут у нас ночью были неприятности, за мной может следить полиция. Где пакет!

- В безопасном месте.

- ГДЕ?

- Один мой друг присматривает за ним. Что это вы там говорили насчет полиции?

- Помнишь, на днях у тебя был ночной гость? У Кертни перехватило дыхание.

- К нам с Моррисом тоже приходил вчера гость. Надо лечь на дно, потому что полиция идет по следу этого незваного гостя. Скажи мне, где камни, а я придумаю, как их оттуда забрать.

- Даже не мечтайте, - отрубил Кертни.

Повесив трубку, он уставился на нацарапанные на стене телефонные номера. Но Кертни даже не видел их. Брайс и Моррис попали в переплет, и им неизвестно, где спрятаны драгоценности.

У него на руках целое состояние, и он не знает, как от него избавиться.

Опустив еще два пенни, набрал номер "Куинз". Ответил Питтерс.

- Могу я поговорить с мисс Штафер? По личному вопросу.

- Извините, но мисс Штафер сегодня нет на работе.

Кертни повесил трубку и опять уставился в стену. Все это ему не нравилось. Кертни не думал о том, что Анна может его подвести. Она не знала о содержимом чемодана. Могла предположить, что там ворованные вещи, но наверняка знать не могла.

Или она взломала замки?

Почему она не вышла на работу?

Кертни поспешил в свою комнату, набросил пальто и выбежал на улицу. Остановился у киоска, чтобы купить утреннюю газету, потом поймал такси.

- Площадь Слоан, - сказал водителю, усаживаясь в машину.

Раскрыл газету.

Заголовки сообщали о смерти леди Лермонт. Говорилось только, что она была застрелена, заявление мужа не приводилось. Газеты писали также об ограблении. Любому читающему было совершенно ясно, что именно вор убил леди Лермонт.

Новое чувство целиком овладело Кертни - страх.

Глава 24 ИСПУГАННЫЙ ЧЕЛОВЕК

Кертни вышел из такси рядом со станцией метро "Площадь Слоан", купил еще газет. Потом зашел в кафе, заказал яйца, сосиски и чай. Кертни жадно листал страницы газет. Во всех было одно и то же. По тону сообщений можно было понять, что вор и является убийцей леди Лермонт.

Кертни чувствовал, как лоб его покрывается холодным потом.

Начал было есть, но почувствовал, что совсем не голоден.

Вышел из кафе, заставляя себя идти медленно, как будто прогуливаясь. Если спешить, можно привлечь к себе внимание, чего ему меньше всего хотелось. Приблизившись к повороту, где жила Анна Штафер, Кертни приподнял воротник пальто в инстинктивной попытке хоть как-то замаскироваться.

Потом стал убеждать себя, что никому не известно о его визите на Конрой-стрит.

Так ли на самом деле?

Ясно, что полиция уже допросила Морриса и Брайса. Брайс не проговорится. А Моррис? Кертни не доверял ему. Представил себе бледное лицо Морриса с маленькими свинячьими глазками.

С ума сойти! Моррис не осмелится.

Но страх продолжал преследовать его.

Заметил человека на углу Конрой-стрит. Он показался ему переодетым шпиком. Кертни облизнул губы и прошел до конца улицы, где заметил еще одного типа, неуловимо похожего на первого.

Прошел мимо него.

Эти люди наблюдают за домом Анны Штафер? Где она сама?

Могла она обратиться в полицию?

Кертни дошел до телефонной будки, поколебался, потом все же зашел в нее и набрал номер своего друга.

- Джерри?

- Ну, кто говорит?

- Билл Кертни.

- Привет, Билл! Как житуха?

- Заработать хочешь?

- Скажи только, как?

- Встретимся у станции "Площадь Слоан", постарайся прийти, как только освободишься.

- Подходит, жди.

Кертни повесил трубку и направился к станции. Минут через десять появился Джерри, высокий блондин с прыгающей походкой и сигаретой "Кэмел" в зубах.

Выслушав Кертни, он заявил.

- Деньги вперед.

Кертни сидел в кафе рядом со станцией "Виктория". Время ползло чрезвычайно медленно. Он расстался с Джерри в одиннадцать часов, а сейчас уже половина двенадцатого. Сначала кроме него в кафе почти никого не было. Постепенно оно заполнилось посетителями, наступило время ленча. Хозяйка спросила, не будет ли он возражать, если к нему подсадят еще одного человека. Кертни молча расплатился и вышел. Куда бы он ни посмотрел, везде ему чудились полицейские. Но они, казалось, совсем не замечали его.

Далеко от кафе отходить нельзя, иначе можно разминуться с Джерри.

Неужели тот присвоил его денежки и дал деру?

Кертни услышал, как башенные часы пробили час. Выкурил подряд три сигареты. Все бы отдал за стаканчик спиртного! Опять же - заглянешь в пивнушку и пропустишь этого треклятого Джерри. Он прохаживался взад и вперед и сейчас уже был уверен, что полисмен им заинтересовался.

Если Анна донесла на него...

Он убьет ее.

Кертни повернулся и в этот момент увидел Джерри. Ни следа обычной легкости не осталось в его походке. Весь вид говорил о напряжении и тревоге. Встретились они у порога кафе.

- Что случилось?

- Давай зайдем, мне надо выпить. Они перешли улицу, зашли в ближайшую пивнушку и заказали два двойных виски.

- Что случилось? - потребовал объяснений Кертни.

- И ты меня спрашиваешь! Как только я позвонил в дверь, появилась парочка фараонов. Они задали мне тысячу вопросов: хорошо ли я знаю Анну, знаком ли с тобой, почему я к ней пришел? В конце концов меня отпустили, но я с часок проболтался в окрестностях, - а они следили за мной! Кертни залпом проглотил виски.

- Я их обдурил, - хвастался Джерри, обтирая лоб носовым платком. - Что ты там натворил?

- Ничего я не натворил!

- Даже так? - Джерри ухмыльнулся. - О'кей, можешь не говорить. Мне не нужна подобная работенка. Жалкие десять фунтов.

- Ты уверен, что сбросил их с хвоста?

- Уверен ли я? Да ты имеешь дело с Джерри Райденом, малыш!

- Да, да, конечно. Спасибо, Джерри.

- Времени у меня нет. Свидание, сам понимаешь.

Джерри ушел.

Кертни вышел из забегаловки и сел в первый попавшийся автобус. Тот факт, что за домом Анны следили, говорил о многом, а то, что полиция интересовалась Кертни, доказывало связь Анны с фараонами.

Значит, все бриллианты сейчас в полиции.

А сам он - в ловушке.

Может ли Брайс стоять за всем этим? Брайс не говорил легавым об Анне, но не он ли убил леди Лермонт?

Это не удивило бы Кертни. " Теперь его уже ничем не удивишь.

У него в руках было огромное состояние, а сейчас оно уплыло и его разыскивают за убийство. Возможно, Брайс спланировал сделать всю грязную работу его руками, потом забрать камешки и подстроить так, чтобы его обвинили в убийстве? Нет, Брайс не поступил бы так, ведь он много знает об этом адвокате.

Моррис?

Нет, уж слишком много он теряет в этом случае. Кертни переполняла злобная ярость против Анны. Это ее ошибка. Если бы она держала язык за зубами, все бы прошло нормально.

Неожиданно Кертни услышал голос кондуктора: "Конечная остановка". В дверях автобуса появился паренек - разносчик газет. Кертни купил номер "Ивнинг ньюс".

На первой странице все те же сообщения об ограблении и убийстве, но внизу крупным шрифтом набрано: "Полицией разыскивается молодой человек по имени Уильям Кертни, проживающий на Линден-стрит, дом № 79, который, по мнению полиции, может дать весьма ценную информацию, касающуюся ограбления в доме сэра Лестера Лермонта на площади Грейлинг. Кертни выглядит..."

Описание его полностью соответствовало действительности.

В заметке не говорилось, что он разыскивается по делу об убийстве, но он отлично понимал, что это означает.

У Кертни пересохло во рту. Ему нужны деньги. В Лондоне оставаться больше нельзя.

Зашел в телефонную будку и набрал номер конторы Брайса. Себя называть не стал. Говорил измененным голосом. Через некоторое время ответил Брайс.

- Да, кто это?

- Имен не называйте, - ответил Кертни своим обычным голосом.

Одну минуту.., опять тишина. Сумасшедшая мысль промелькнула в голове Кертни: а что, если сейчас Брайс сообщает о звонке полиции, а те установят, откуда звонят. Но ведь невозможно установить номер телефонного автомата!

Пожилая женщина прошла мимо будки, поглядывая на Кертни. Наконец заговорил Брайс:

- Все в порядке, мне надо было избавиться от людей в комнате. Чем ты, черт побери, занимался прошлой ночью?

- Я не убивал...

- Заткнись!

Кертни облизнул губы.

- Где камни? Кертни промолчал.

- Послушай, Кертни, эти камни так "горячи", что испепелят любого. Ты их хорошо спрятал?

- Мой друг меня подвел. Она.., она сообщила в полицию.

Наступила тишина, долгая тишина. Потом Брайс заговорил совершенно другим тоном, мягким и дружелюбным.

- О'кей, Кертни. Этого уже не поправишь. Так всегда получается, когда связываешься с женщинами. Встречай меня у Уиндмилла в Уимблдон-Коммон в четыре часа. Нам с тобой надо хорошенько все обсудить.

- Конечно, я приду туда. Но ведь я не...

- Конечно ты не убивал. Посмотрим, что мы сможем сделать. Не волнуйся. До четырех.

- Благодарю, благодарю.

Брайс повесил трубку.

Пожилая женщина все так же ходила перед будкой, бросая яростные взгляды в сторону Кертни.

Кертни шел к автобусной остановке, пытаясь обдумать ситуацию. Почему Брайс захотел с ним встретиться именно в Уимблдон-Коммон?

Почему так далеко от города?

Конечно, Брайс не хочет, чтобы Кертни видели у его конторы или квартиры, или, тем паче, у дома Морриса. Брайс предложил помощь, а это означает деньги. Даже, может быть, билет за границу.

Чем больше Кертни размышлял, тем больше он не доверял Брайсу и Моррису. Он слишком много знает о них. Да, Моррису известно, что он убил Аллена, но и сам Моррис увяз в том деле по уши. Если его схватит полиция и он ей выложит все, что ему известно об этой парочке, каждый из них получит немалый срок в каталажке. Если бы он был на их месте, как бы он поступил?

Он бы убрал препятствие.

Уимблдон-Коммон представляет собой уединенный участок сельской местности, и Кертни знал, что Уиндмилл, прелестное курортное местечко, находится в стороне от дороги и трасс, - зачем встречаться именно там? В четыре часа наступят сумерки.

Чем больше Кертни думал об этом, тем меньше ему все это нравилось. Ему надо встретиться с Брайсом, но рисковать, он не будет. В автобусе Кертни взобрался на второй этаж. Там никого не было. Вынул автоматический пистолет и осмотрел его. В нем семь пуль. Вполне хватит на крайний случай.

Он не доверял Брайсу.

Никому не доверял.

Но больше всего он ненавидел Анну Штафер.

Глава 25 ВСТРЕЧА

Когда Маннеринг в полдень увидел Анну, она выглядела так, как будто огромной тяжести груз свалился с ее плеч.

- Неприятности уже почти все позади, - ободрил ее Джон.

- Как вы добры ко мне. Я вам так благодарна, - произнесла девушка дрожащим голосом. - Ничего, если я пойду сегодня на работу?

- Не вижу причин, почему бы вам не пойти. Но если захотите остаться здесь, оставайтесь.

- Я бы хотела пойти на работу.

- Отлично. Приходите сюда вечером, полиция к этому времени должна задержать Кертни.

- Спасибо вам за доброе отношение и заботу обо мне, - сказала Анна.

В этот момент прозвенел звонок у двери. Джон услышал бодрый голос Читтеринга:

- Лорна, дорогая, вы выглядите еще лучше, чем обычно. Это неопровержимо доказывает, что Джон не сломал себе шею сегодня ночью.

- Просто он ждет другой ночи. Вы как раз к ленчу, Читти. Читтеринг улыбнулся и заглянул в кабинет Джона.

- Привет, Джон. Надеюсь, ты наслышан о печальной истории, случившейся прошлой ночью? - Виновато улыбнулся. - Последнее, что я помню, это удар сзади по голове.

Он осторожно потрогал голову.

- Ты знаешь, кто уложил меня?

- Только не говори, что сам знаешь. Маннеринг более или менее детально описал события прошедшей ночи. Читтеринг застонал.

- Но почему такие сенсации должны быть не для печати? - Отхлебнул из стакана. - Ничего себе выдалась ноченька, а? Это ты сообщил полиции о Кертни?

- Да.

- М-да. Значит, этим объясняется дружелюбие Бристоу. Наверное, все это к лучшему. А... Анна будет оставаться у вас, пока не схватят Кертни?

- Конечно.

- Прекрасно. Это меня вполне устраивает. Мне очень не понравилось, как этот негодяй говорил с Анной. Как ты думаешь, Бристоу был прав, сообщив прессе, что полиция разыскивает Кертни?

Маннеринг пожал плечами.

- Значит, ты так не считаешь. Меня не удивит, если они не смогут сразу схватить Кертни, поэтому я и беспокоюсь об Анне. Ведь Кертни ищут в связи с убийством в доме Лермонта, да?

Маннеринг уклончиво ответил:

- Думаю, Бристоу не совсем откровенен с нами. Во время завтрака Анна и Читтеринг все время весело болтали. Потом репортер проводил Анну до "Куинз". Маннеринг поехал в Скотланд-Ярд. Там его гостеприимно встретил Бристоу.

- Заходи, заходи, Джон. Присаживайся. Сигарету? Маннеринг закурил.

- Почти как дома.

- Пусть так и будет. Я говорил с помощником прокурора. Он всегда к тебе относился хорошо и согласился на то, что в определенных пределах мы будем с тобой работать.

- Итак, невозможное свершилось. Как насчет Кертни?

- Пока мы его не задержали. - Бристоу нахмурился. - Мы обыскали его квартиру и знаем, что у него есть пистолет. Это мне совсем не нравится. Установил и наблюдение за девушкой - до "Куинз" ее сопровождал Читтеринг. Следят также и за самим магазином, на случай появления Кертни.

- Как с Моррисом и Брайсом?

- Я пока не трогал Брайса, но установил за ним слежку. Как и за Моррисом. Лермонт еще не оправился от шока, и от него не будет проку в течение двух или трех дней. На площади Грейлинг в его доме мы обнаружили списки драгоценностей. В его тайной кладовой было несколько краденых коллекций. Мы установили их принадлежность по тем камням, что ты нам представил. Лермонт работал рука об руку с Брайсом, у нас достаточно доказательств этого. Ну и, конечно, Брайс работал вместе с Моррисом.

- Почему их не задержать? - спросил Маннеринг.

- Они готовили ограбление твоего магазина и переключились на Лермонта, когда представился удобный случай. Они не стали бы нападать на "Куинз", если бы не были уверены, что смогут сбыть награбленное. Я хочу выйти на фигуру покрупнее, о которой мы пока ничего не знаем. Хочу, чтобы все было чисто. Как раз вспомнил... - Голос суперинтенданта стал неестественно мягким. - Тебе известно больше о нелегальных покупателях драгоценностей в нашей стране, чем кому бы то ни было. Почему бы не выяснить, кому еще, кроме Лермонта, Брайс продавал краденые камешки? Маннеринг ухмыльнулся.

- Если ты думаешь, что я могу помочь...

- Я знаю, что можешь.

- Сначала надо поймать Кертни.

***
Кертни вышел из автобуса в нескольких сотнях ярдов от Уиндмилла на Уимблдон-Коммон. Было без двадцати пяти четыре, а солнце уже заходило. Моросил мелкий дождь. Кертни держал руку в кармане, крепко сжимая пистолет.

Устроился рядом с открытой верандой, не используемой в это время года. Без пяти четыре, а Брайса все нет. Укрывшись в густом кустарнике, Кертни заметил приближающегося мотоциклиста. Тот остановился в нескольких ярдах от него, слез с мотоцикла и подошел ближе. Вынул что-то из кармана.

Кертни вытянул шею, чтобы рассмотреть, что это такое.

Пистолет.

Мурашки побежали по телу, Кертни бросило в дрожь. Вытащил пистолет и сделал шаг вперед.

Человек быстро повернулся к нему.

- Держи руки на виду, - рявкнул Кертни. Мотоциклист был небольшого роста, с красным лицом, на котором застыли капельки дождя. Маленькие глазки смотрели испуганно. Он сделал шаг назад.

- Меня ищешь? Мужчина облизал губы.

- Д-да.., да. Брайс просил передать, он...

- Нечего юлить. Я видел пистолет. Что за сообщение?

- Он сказал, он сказал...

- Он приказал прикончить меня. Точно?

Мотоциклист нервно сглотнул и хрипло сказал:

- Послушай, я просто работаю на Брайса! Не сомневайся, мы можем...

Кертни выстрелил. Хватило одной пули. Кертни замер, прислушиваясь, нет ли еще кого-нибудь. Мертвая тишина. Только далекое эхо повторило звук одинокого выстрела.

В бумажнике мотоциклиста оказалось всего одиннадцать фунтов. Кертни взял их, сунул в карман и второй пистолет. Потом оттащил тело в кусты.

Покончив с этим, Кертни вытер о траву руки и подошел к мотоциклу. Тот был вполне современной модели: быстрый и мощный. Сел на него, завел двигатель и поехал к дороге. Он кипел от ненависти к Брайсу и Моррису. Ему было наплевать на совершенное только что убийство.

Кертни вел мотоцикл быстро, умело, ощущая тяжесть двух пистолетов в карманах пальто. Неожиданно рассмеялся.

Все-таки он - везунчик.

***
Брайс вышел из конторы около пяти часов. Из-за сильного тумана было плохо видно, но Кертни сразу же узнал Брайса в свете уличного фонаря и дважды выстрелил.

Заметив неподалеку человека, который бросился к Брайсу, выстрелил в него и попал в грудь. Кертни не знал, что он из команды Бристоу. В следующий момент он уже нажимал на газ. Нужно торопиться - у него всего несколько минут в запасе.

Лениво подумал, кто же этот второй человек.

Кертни мчался в сутолоке транспорта в час пик по Оксфорд-стрит, обгоняя автомобили и автобусы. Они узнают, кто застрелил Брайса, или, по крайней мере, догадаются. Будут ожидать его нападения на Морриса и Анну. В дом Анны идти нельзя, ведь он давно уже под наблюдением полиции, но, может, они не следят за "Куинз".

Он, конечно, рисковал, не бросив мотоцикл, но и до этого Кертни приходилось частенько рисковать, и пока ему везло. Одним шансом больше, одним меньше - какая разница.

Надо убить Анну Штафер.

Ни о чем другом Кертни думать не мог.

Если она рассказала полиции о чемодане, то, естественно, сообщила, где он обычно ее встречал, и полиция будет следить за этим местом. Но всегда ли они следят за ней?

Наблюдает ли за Анной полиция?

Кертни прекрасно понимал, как велика опасность, но Харт-роуд притягивала его, как магнит. Припарковав мотоцикл, он пошел по Бонд-стрит. Отсюда просматривалась почти вся Харт-роуд.

Постоянно поглядывал на часы, прохожих это вряд ли удивит, молодой человек пришел на свидание, а девушки все нет.

Кертни ухмыльнулся.

Потом увидел выезжающую с Харт-роуд "лагонду". За рулем сидел мужчина, рядом с ним девушка. Он узнал их. Это были Маннеринг и Анна.

Автомобиль свернул направо и проехал мимо него. Рука судорожно сжимала пистолет. Но стрелять Кертни не стал, с такого расстояния можно промахнуться. Куда они поехали с Маннерингом? Домой?

Поспешил к оставленному мотоциклу и через секунду уже мчался по улице. Заметив "Лагонду" у поворота в Гайд-парк, пролетел мимо нее и направился в сторону площади Виктории, там свернул к тротуару. Они проехали мимо, и Кертни понял, что Маннеринг направляется на площадь Слоан.

Неужели он везет ее к себе домой?

Сам поехал в сторону Фулхэма, оставил мотоцикл и зашел в ближайшую телефонную будку. Быстро нашел адрес Маннеринга - 21 С, Грин-стрит, Челси.

Да, все говорило о том, что Анна поехала к Маннерингу домой.

Кертни не стал возвращаться к мотоциклу. Он сделал свое дело и сейчас представлял опасность. На глаза попалась двухместная малолитражка. Кертни подошел к ней. Опять удача. Дверца не заперта.

Забрался на водительское место. Ключа не было, он попробовал несколько ключей из собственной связки, но они не подходили.

Руки его тряслись, он никак не мог сосредоточиться.

Время - главный фактор.

Вдруг Кертни услышал приближающиеся шаги, и рядом с машиной появился какой-то человек. Кертни вытащил пистолет.

Кто-то потрогал ручку. Кертни изнутри изо всей силы пнул дверцу, ударив ничего не подозревающего хозяина машины. Выскочив, нанес тому несколько страшных ударов в лицо.

Что-то со звоном упало на тротуар.

Кертни бросился искать и не ошибся: удача на его стороне - он нашел ключи.

Доехав до Грин-стрит, Кертни заметил припаркованную у дома Маннеринга "лагонду".

Невдалеке стояла еще одна машина, в ней сидел человек. Сомнений нет полиция наблюдает за домом.

Все его существо требовало одного - отомстить. На остальное - наплевать.

Кертни прошелся по прилегающей улице и обнаружил, что особняк Маннеринга стоит в отдалении от остальных зданий. Было очень темно, и вроде никаких посторонних наблюдателей.

Заднюю часть дома ограждал забор. Кертни не составило труда перелезть через него, и он очутился в небольшом саду.

Подошел поближе - тут у него перехватило дыхание.

Прямо из стены, рядом с водосточной трубой, торчал прямоугольный кусок металла. Кертнивзглянул вверх и увидел целый ряд таких пластинок.

Похоже, Маннеринг соорудил себе импровизированную пожарную лестницу, залезть на нее - что может быть проще?

Скинув пальто и засунув пистолеты в карманы пиджака, Кертни начал взбираться по этой "лестнице".

Глава 26 ЛЕСТНИЦА БАРОНА

Десять минут Маннеринг был дома. Сейчас он просматривал письма, пришедшие после обеда. Зазвонил телефон.

Джон поднял трубку:

- Алло.

- Джон?

- Привет, Билл.

На проводе был Бристоу.

- Джон, послушай. Кертни неистовствует. Он поджидал Брайса у его конторы сегодня вечером и убил его двумя выстрелами. Кертни подстрелил человека, который вел наблюдение за конторой Брайса-Мы удвоили охрану дома Морриса, сейчас я удвою охрану и у твоего дома.

- Спасибо, Билл, - поблагодарил Маннеринг.

- Девушка с вами?

- Точно.

- Все люди, приходящие к тебе, будут прикрыты. Пока не стоит говорить об этом Анне и Лорне. Читтерингу можно, он без причины паниковать не будет.

Вновь зазвонил телефон.

- Джон? - Это был Читтеринг. В голосе его звучала тревога. - Береги Анну как зеницу ока. Кертни совсем сошел с ума. Он уже прикончил Брайса, ранил одного из людей Бристоу и что-то еще замышляет. Я тут пока занят. Скажи Анне, что к семи я не смогу прийти, и, ради Бога, пусть она останется у тебя, пока полиция не схватит Кертни.

- Не беспокойся, старина.

- Джон, только между нами, я сверну шею любому, кто причинит вред Анне.

Репортер положил трубку. Противоречивые чувства одолевали Маннеринга. Все началось с насилия при ограблении, похоже, этим и закончится, - а ему самому остается сидеть и ждать известий от Бристоу.

Правильно ли он поступил, пойдя на сотрудничество с Бристоу?

Если бы он решил вести себя так же, как раньше, то забрал бы чемодан с драгоценностями, подсунул Кертни фальшивые камешки, и наверняка это сошло бы ему с рук.

Бристоу совершил ошибку, не надо было сообщать прессе, что полицией разыскивается Кертни.

Но Бристоу нельзя винить. Если бы полиция скрыла имя, а Кертни окончательно обезумел, дела приняли бы еще более скверный оборот.

В кабинет заглянула Лорна.

- Занят, милый? Не знаешь, когда Читтеринг придет за Анной?

- Прости, забыл сказать тебе, он, наверное, не сможет, какие-то дела в газете. Но ведь это не страшно?

- Конечно, нет. Я скажу Этель. Лорна пошла в кухню, оставив дверь приоткрытой. Маннеринг слышал, как ответила Этель:

- Хорошо, я сейчас поставлю прибор, мадам.

- Я открою окно, - сказала Лорна, - здесь такая духота.

Джон услышал, как открывались створки окна. Это окно открывало доступ к металлическим пластинам, вделанным в стену и образующим подобие лестницы. Между собой они ее звали Спуск Барона. Когда Джону надо было зайти в дом или выйти из него так, чтобы об этом не узнала полиция, он пользовался этой лестницей. Некоторые из пластин были вделаны, когда встал вопрос о сооружении пожарной лестницы, другие Джон изготовил собственноручно.

Маннеринг услышал, как Лорна говорит о чем-то с Этель, потом обе женщины ушли в столовую.

***
Кертни добрался уже почти до крыши, когда увидел, как какая-то женщина подошла к окну. Увидеть его она могла, только высунувшись из окна, но на какой-то миг Кертни показалось, что именно это и хочет сделать женщина. Мгновенно сунул руку в карман за пистолетом. Окно открылось на несколько дюймов. Кертни схватился за следующую пластину. Мысль о падении даже не возникла, страха не было. Добрался до окна. Это была кухня. В ней никого не было, и дверь была закрыта. Кертни напрягся и пошире распахнул окно; створки поддались легко, почти без шума. Протиснул тело в проем, продолжая держать руку в кармане с пистолетом. Все тихо, никаких следов тревоги. Встал на подоконник и спрыгнул на пол.

Кертни вынул свой пистолет, держа оружие мотоциклиста в резерве, и направился к двери. Приоткрыв ее, увидел горничную, накрывающую на стол. Все остальные двери, ведущие в столовую, были закрыты. Он шагнул к ближайшей, слегка приоткрытой, увидел мужскую руку, лежащую на письменном столе.

Руку Маннеринга.

Увидев ключ, торчащий в замке, мягко закрыл дверь и медленно повернул ключ. Замок щелкнул.

Кертни быстро оглянулся.

Выходящая из столовой горничная заметила его. Широко открыв рот, она взмахнула руками. Кертни выстрелил в нее. С криком она рухнула на пол. Из комнаты, где он запер Маннеринга, раздавались разъяренные крики, какие-то возгласы были слышны и в другой комнате. Открылась дверь. Появилась незнакомая ему женщина, из-за плеча которой выглядывала Анна Штафер.

- Ну, это просто великолепно, - хрипло бросил Кертни. - Я пришел сказать тебе "привет", Анна.

***
Маннеринг услышал шорох закрываемой двери, а потом звук поворачивающегося в замке ключа. Он вскочил на ноги, и в эту минуту прозвучали выстрел и крик. Из-за закрытой двери выстрел казался совсем негромким. Джон бросился к двери, но сразу же остановился.

Она же заперта, а взломать ее практически невозможно, он сам об этом позаботился несколько лет тому назад.

Сердце бешено колотилось, но Маннеринг заставил себя сконцентрироваться. Схватил телефонную трубку и быстро набрал номер полиции - 999. Ответила какая-то девушка.

- Немедленно передайте вызов, адрес - дом 21 С, Грин-стрит в Челси, скажите, что здесь Кертни.

Джон не стал ждать ответа, он быстро открывал ящики стола. Оружия не было, все пистолеты он хранил в платяном шкафу в спальне. Но здесь был небольшой набор ювелирных инструментов.

Джон слышал голос Кертни за дверью.

Он подбежал к окну и закричал: "Полиция!" - потом бросился к двери. Джон понимал, что теряет драгоценные минуты, но если бы Кертни просто хотел всех перестрелять, то давно уже сделал бы это.

Маннеринг начал возиться с замком.

Ему было известно его устройство. Когда Джон впервые рассматривал замок, то обратил внимание на слабое место. Тогда он посчитал, что понадобится не более пяти-шести минут, чтобы его открыть, если найти слабое место.

Скоро прибудет полиция. Парадная дверь заперта, им придется ее ломать, а на это уйдет время. Но как только это произойдет, негодяй за дверью примется стрелять.

Пока же Кертни продолжал говорить.

Маннеринг работал с ожесточением.

***
Кертни направился в столовую, держа пистолет прямо перед собой. Лорна встала у него на пути, свободной рукой он отодвинул ее в сторону.

Лицо Кертни было небритым, волосы растрепаны, лоб поцарапан.

Позади Анны Кертни увидел столик с бутылками и стаканами. Приказал Лорне:

- Ну ты, налей-ка мне виски с содовой.

Одновременно он держал на мушке Анну и Лорну. Когда жена Маннеринга пошла к столу, Кертни внимательно посмотрел на Анну.

- Ну, привет, дорогая. Наконец-то я добрался до тебя. Кажется, я говорил тебе стеречь тот чемодан и ничего с ним не делать.

Анна хранила молчание.

- Что ж, ты совершила ошибку. Если бы ты сделала то, что я тебе сказал, ты прожила бы долгую и счастливую жизнь в роскоши и удовольствии.

В руках у Лорны оказалась бутылка с виски. Она замахнулась, чтобы бросить ее.

Кертни выстрелил. Бутылка разлетелась: выстрел и звон битого стекла прозвучали оглушающе. По комнате разлился терпкий запах спиртного.

- Анна, милашка, я тебе что-то расскажу. Я убил Аллена. Сегодня я убил незнакомца на мотоцикле, потому что он хотел прикончить меня, после этого я расправился с Брайсом. Может, и еще кого-нибудь прикончу. Но сейчас я убью тебя.

Кертни выстрелил.

Пуля пролетела мимо, как он и задумал. Анна закричала и пошатнулась. Лорна схватила другую бутылку, и Кертни снова выстрелил. На этот раз пуля прошила рукав ее платья.

- Ты собираешься отправиться на небеса вместе с ней? Что ж, это меня устраивает. Никто и ничто не может помешать мне. Сегодня у меня подходящее настроение для хет-трика. Все трое: горничная, ты, ну и, конечно, моя дорогая Анна.

Глава 27 РАНЕНИЕ В ГОЛОВУ

Маннеринг услышал второй выстрел. Кертни продолжал говорить. Холодный пот выступил на лбу, шее, губах. Стала влажной рука, держащая очень тонкий инструмент. Спешить нельзя, спешка все испортит.

Джон услышал выстрел, крик, а потом и четвертый выстрел.

Капля пота упала на тыльную сторону руки. Но он по-прежнему крепко держал тонкий ювелирный инструмент, начал осторожно вращать его в прорези замка. Внутри что-то начало двигаться. Если эта импровизированная отмычка соскользнет, придется начать все с начала.

Замок щелкнул.

Джон чуть отклонился назад и осторожно повернул ручку. Ему слышен был только мужской голос. Джон не знал, что произошло. Он открыл дверь пошире и услышал голос Кертни.

- А ну-ка в ряд: горничная, вы и моя дорогая Анна. Кертни стоял спиной к открытой двери столовой. Лорны не было видно. Маннеринг видел только голову Анны, и все. Пистолета Кертни Джон не видел.

- У меня навалом патронов и есть еще один пистолет. Внизу что-то громыхнуло. Кертни услышал шум и мягко произнес:

- Прибывают ваши друзья, Анна, но им меня не достать. Когда я покончу с вами, то застрелюсь сам. Кертни прицелился.

В этот момент Маннеринг бросился вперед. Со своего место ему надо было преодолеть два ярда. Успел заметить перекошенные лица Анны и Лорны. Кертни как будто почуял его каким-то внутренним чутьем и мгновенно обернулся. Маннеринг бросился на него и в тот же момент услышал выстрел. Джон понял, что его удар попал в цель, но Кертни равновесия не потерял. Он просто отклонился, а потом бросился на Маннеринга. В руке у него все еще был зажат пистолет, и Кертни начал яростно сражаться. Коленом он уперся Джону в пах. В дверь уже колотили.

- Анна, открой дверь, - кричала Лорна. - Открой! Маннеринг выдохнул:

- Лорна, уходи отсюда!

Лицо Кертни было буквально в нескольких дюймах. Вены и мышцы на его шее, казалось, завязались в тугие узлы. Он тяжело дышал и извивался, но продолжал крепко сжимать пистолет. Маннеринг пытался отвести его руку, но Кертни направлял пистолет в его сторону, держа палец на курке. Закричала Лорна. Джон молил про себя, чтобы она ушла.

Прогремел выстрел и Маннеринг погрузился в темноту. Он ощутил какое-то тепло, но, как ни странно, боли не было. Увидел кровь на виске Кертни и почувствовал, как хватка его ослабевает. Джон расслабился. Ему стало плохо, колени задрожали. Так продолжалось до тех пор, пока Лорна не разрыдалась, через каждую секунду повторяя его имя. Джон попытался встать.

Смутно он видел, как какие-то люди вбегают в комнату, и понял, что Анна открыла парадную дверь. Джон провел рукой перед глазами и четко увидел Кертни, лежащего перед ним с закрытыми глазами плотно сжатыми губами, кровью, сочащейся из виска, и пистолетом в руке.

***
- Совсем неплохо, - отметил Читтеринг часом позже. - Совсем неплохо, Джон. Похоже, ты кое-чему научился.

Читти хотел казаться легкомысленным, но из этого у него ничего не получилось, он мог быть легкомысленным с Анной, но только с ней и больше ни с кем. Анна вместе с Лорной были в свободной от гостей комнате, где врач оказывал первую помощь Этель. Пуля прошла через мягкие ткани плеча, и опасности для жизни не было.

Кертни был мертв.

Сообщение об этом послали Бристоу, но тот пока не появлялся. Дом кишел людьми из Скотланд-Ярда, которые лезли во все дырки и старались предложить свою помощь. Двое из них были как раз тем "усилением охраны", о котором говорил Бристоу, они прибыли одновременно с дежурной машиной, вызванной Маннерингом. После звонка Джона весь дом был блокирован, а сержант, находящийся во главе всей этой операции, глубокомысленно заметил, что скорее всего они опоздали всего на пару минут.

Маннеринг, чувствуя какую-то умиротворенную усталость, на разглагольствования полицейского не обращал внимания.

В разговор вступила Лорна:

- Это были самые страшные минуты в моей жизни. Он выглядел... - Она посмотрела на дверь. - Он сошел с ума.

- Ну ладно, назовем его сумасшедшим, - согласился Читтеринг, - но, по мне, он не сумасшедший, а обыкновенный преступник. Я раскопал пару-тройку фактов о нем, Джон. Мой редактор сказал мне копать как можно глубже. И раскопал кое-что. Кое-что!

- Ну и что ты там накопал? - поинтересовался Маннеринг. Читтеринг пожал плечами.

- Все самое дерьмовое: шантаж и вымогательство. Один момент может вас заинтересовать. Помнишь, что на тебя напали, когда ты был в квартире Кертни, в тот первый раз, когда ты появился на этой сцене?

- Еще бы, конечно, помню!

- Это был Джордж Ренуэй, - объяснил Читтеринг, - тот парень, которого шантажировал Кертни. Тот давил на Уинфрид Картрайт, молодую замужнюю женщину, которая в свое время вела себя не очень разумно. Ренуэй решил сам заняться этим делом, то есть достать какие-то письма. Я объяснил ему, что больше беспокоиться не стоит. Ты же и так все сделал для девушки и ее молодого мужа, точно?

- Скорее всего, да, - подтвердил Маннеринг. - Похоже, нам уже все ясно. Подождем только приезда Бристоу.

- Ну, если он приедет, разговор затянется на всю ночь. У вас и так будет слишком много посетителей, так почему бы мне не пригласить Анну на ужин, как я и обещал. Мне хватит двадцати минут все рассказать Бристоу, ну и всего пяти минут спросить Анну, не желает ли она стать моей женой...

- Благослови вас обоих Господь, - мягко сказала Лорна.

Двадцать минут спустя энергичный и подтянутый Бристоу горячо тряс руку Маннеринга.

- Можешь считать, что это одна из самых лучших твоих работ. И самая чистенькая.

- Может быть, - меланхолически ответил Маннеринг, - но другие мне гораздо больше понравились. - Джон бросил взгляд на Лорну, он никогда не видел свою жену такой спокойной. - Скверно с моей стороны так говорить, а, Билл? неожиданно добавил он. - Что будешь пить?

- А за что мы будем пить? - спросила Лорна.

- За новую страницу, - вставил Бристоу. Все трое торжественно подняли бокалы. Бристоу последним поставил бокал на стол.

- Я переговорил с Читтерингом внизу. Думаю, он вам что-то рассказал. Остальное даже не очень интересно. Мы задержали Морриса, и он во всем признался-. Работал он с Брайсом с самого начала. Во всех убийствах, естественно, винит одного Брайса, сам же он якобы отвечал только за сбыт и продажу украденных драгоценностей. В дело включился и Лермонт, после того как продал тебе Фесинскую коллекцию. Джон, а Брайс все уже для себя давно решил. Все началось несколько лет назад, когда один из клиентов Брайса умер, не оставив завещания, а у него оказались драгоценности, которых он, в принципе, не мог иметь. Брайс сообщил об этом Лермонту, и тот купил их. После этого Брайс регулярно обеспечивал аналогичные поставки. Для грязной работы они пользовались услугами Реджинальда Аллена и Уильяма Кертни.

- А какую роль играла леди Лермонт?

- Насколько я понял, она говорила тебе правду. Она начала шантажировать, но уж очень по-любительски. Они ведь планировали ограбить "Куинз". Тут появляется она, говорит, что сможет достать дубликаты ключей от тайника Лермонта, объясняет, что Лермонта можно просто отбросить, и, по словам Морриса, тот уже давно к этому был готов. Брайс заставил леди Лермонт достать ключи и передать их Кертни. Все бы у них отлично получилось, если бы ты в этот момент не оказался в доме. Лорна задумчиво произнесла:

- А как насчет Лермонта самого?

- Думаю, тут ловить нечего как для вас, так и для меня. У нас отличный психиатр работает с ним. Лермонт постоянно на грани безумия, и все это из-за его маниакальной любви к камням! - Бристоу хитро улыбнулся Манне-рингу, затем выражение его лица приобрело исключительную доброжелательность.

- День прожит, да и Бог с ним, - решил подвести итог Джон. Явно неудобно себя чувствуя, Бристоу произнес:

- Я - простой полицейский, прекрасно осознаю рамки своей профессии. Это не только уставы и инструкции, хотя и они свою роль играют. Думаю, мы можем добиться колоссальных результатов, если будем работать вместе, как сейчас. Это звучит странно для старого полицейского, но этим я предлагаю тебе партнерство.

Маннеринг счастливо улыбнулся.

- Я постараюсь.

Джон Кризи БАРОН И МЕЧИ ВЕЛИКОГО МОГОЛА

Глава 1 Меч

— Я согласен с вами, это действительно великолепная вещь, — кивнул Джон Мэнеринг. — Я видел фотографию, его и пары. А где же второй?

— Вот именно об этом я и хотел с вами поговорить, — сказал седовласый мужчина, сидевший напротив Мэнеринга в его офисе в Майфере.[2] — Я хочу, чтобы вы отыскали второй. Меч и сам по себе прекрасен. Прекрасен, — повторил он и слегка дотронулся до ножен, усыпанных драгоценными камнями. Меч лежал на темной поверхности письменного стола, изготовленного в стиле королевы Анны начала XVIII века. На ножны упал свет висевшей всего в двух футах над столом лампы, которой Мэнеринг пользовался, когда хотел в самом выгодном свете рассмотреть приносимые ему в офис драгоценности, так как ее можно было поднимать и опускать под необходимым углом. Едва он приподнял меч, вся комната озарилась сверкающими искрами, которые, казалось, брызнули с его поверхности. Живой огонь красноватого, зеленоватого, голубого, белого и всех цветов радуги залил комнату, отражаясь от стекол книжных шкафов, от висевшего над головой Мэнеринга портрета рыцаря, от глянцевых обложек справочников, стоящих на открытых полях, от черного телефонного аппарата, засветился на золотом с солитером кольце, украшавшем левую руку посетителя, и на его покрытых естественным лаком наманикюренных ногтях.

Мужчина убрал руку, движение прекратилось, и свет камней погас так же мгновенно, как и вспыхнул.

— Итак, вы хотите, чтобы я нашел его пару, — пробормотал Мэнеринг.

— Да, это именно то, о чем я хочу попросить вас.

— А вы имеете хотя бы представление, где он может быть?

— Ни малейшего.

— Сколько времени вы владеете этим мечом?

— Он принадлежит моей семье уже в течение четырех поколений, — ответил старый джентльмен. — Вы, вероятно, знаете его историю.

— Немного, — согласился Мэнеринг. — Один меч принадлежал вам, а второй — вашему брату, который утонул в Африке много лет тому назад.

— С тех пор прошло почти сорок лет. — Старый джентльмен прикрыл глаза.

— А когда исчез второй меч? — спросил Мэнеринг.

Он рассматривал сидящего против него человека — бледное лицо, темно-голубые ясные глаза, тонкие черты лица. Он знал кое-что о лорде Джентиане, нельзя сказать, чтобы очень много, только то, что было известно большинству людей. Мэнеринг, например, был осведомлен о том, что лорду около семидесяти лет, что он ведет жизнь отшельника, когда живет в Англии, что время от времени он предпринимает далекие путешествия один, за исключением слуг и проводников, которых нанимает в той стране, куда отправляется. Мэнеринг знал достаточно, чтобы относиться с уважением к этому человеку, который был уже довольно стар, вел свой образ жизни и мог позволить себе жить так, как ему хочется, в мире, где исполнялись почти все его желания. Мэнеринг слышал также, что по возвращении из каждого путешествия, будь это пеший поход, сафари или морской круиз, лорд Джентиан жил в Англии какое-то время, чтобы написать книгу о своем последней поездке, а затем замышлял новое странствие.

Книги его ни разу не публиковались, хотя статьи иногда появлялись в научных журналах, написанные в очень утонченном и изящном стиле, об удивительных вещах, неизвестных современному миру, поскольку все еще погребены под толщей веков.

Часы времен Иакова I в украшенном резьбой черном корпусе издали неясный звук, прежде чем пробили: один, два, три. После воцарившейся на некоторое время тишины раздалось их нежное тик-так, тик-так, послышался ход маятника.

Лорд Джентиан находился в офисе уже полчаса.

— Меч исчез несколько лет назад. Вы возьметесь отыскать его? — наконец спросил он.

— Даже не знаю, что вам сказать, — ответил Мэнеринг.

— Если все дело в деньгах… — начал было посетитель, но тут же замолчал, потому что ему показалось неприличным говорить о деньгах с человеком, имеющим такую репутацию, к тому же владельцу «Quinns» в Лондоне и совладельцу «Quinns» в Бостоне и Массачусетсе, о котором все говорили, как о самом состоятельном дилере в мире, занимающемся антиквариатом.

— Дело не только в деньгах, — ответил Мэнеринг.

— Я просто хотел вам сказать, что получите столько, сколько потребуется на поиски меча, — объяснил свои слова Джентиан.

— Вы хотите сказать, что не остановитесь ни перед какими расходами?

— Да, вы меня правильно поняли.

Двое мужчин посмотрели друг другу в глаза: Мэнеринг — как бы испытывая собеседника, а Джентиан — чтобы заставить визави поверить ему, и Мэнеринг поверил. Некоторые люди, когда говорят «любые расходы», всегда добавляют «любые расходы в разумных пределах». Но Джентиан сказал то, что хотел сказать.

— Хорошо, я берусь за это дело, — согласился Мэнеринг, и улыбка слегка коснулась его губ. — Мне самому это интересно.

Мэнеринг даже не догадывался, что когда он вот так улыбался, то был живой копией рыцаря на картине, висевшей над его головой. Этот портрет был написан его женой, где он был изображен приверженцем короля Чарльза. Был еще и другой портрет, на котором Мэнеринг был одет щеголем времен регентства. И только Лона Мэнеринг решала, какой из двух портретов должен в данный момент висеть в кабинете мужа.

— Вы согласились, но вас что-то смущает? — спросил лорд Джентиан.

— Да, вы правы.

— Что?

— Что? — повторил Мэнеринг. — Мне кажется, вы обладаете одной из самых прекрасных вещей в мире. Почему же вы хотите иметь еще и второй меч?

Наступила пауза, в уголках глаз лорда Джентиана появились тонкие морщинки.

— Вы ведь тоже коллекционер, м-р Мэнеринг, не так ли?

— Дилер и коллекционер.

— Если бы вы владели такой редкостью, как этот меч, разве вам не хотелось бы иметь его пару?

— Если бы у меня была такая вещь в коллекции, то я вполне удовлетворился бы ею. Если бы у меня был один меч, а клиент захотел бы пару, то это совсем другое дело.

— Но ведь вы не будете отрицать, что существуют такие коллекционеры, которые готовы отдать полжизни, чтобы иметь пару таких мечей.

— Конечно, такие существуют.

— Почему же вы не верите, что я принадлежу к ним?

Мэнеринг откинулся у кресле и лукаво усмехнулся.

— Если бы вы принадлежали к такому типу коллекционеров, то пришли бы ко мне гораздо раньше, — ответил он. — Я немного знаком с вашей коллекцией, в ней достаточно вещей, которые имеют пару. Например, ваза Дани Линга; портрет старшей дочери леди Мортенсон кисти Гейсборо; инкрустированная драгоценными камнями туфелька танцовщицы Шакри…

— Достаточно, — перебил лорд Джентиан. — Да, каждая из этих вещей имеет пару, и если бы я захотел приобрести ее, то мне пришлось бы только заплатить за нее деньги. Вы этоимели в виду?

— Да, именно это я имел в виду.

— Но я не хочу их приобретать, и вы правы, я хочу найти второй меч Великого Могола не только потому, что он является парой моему мечу. Мистер Мэнеринг, я хочу его найти, потому что не могу умереть, так и не узнав, у кого он сейчас находится.

— У кого он находится или кто взял его?

Лорд Джентиан опять дотронулся до меча, как будто хотел отвлечь внимание собеседника от этого вопроса, заставив меч засверкать в свете лампы. Пока лорд смотрел на игру камней, Мэнеринг обратил внимание на выражение его глаз и задал себе вопрос — что же заставило лорда Джентиана вести такой уединенный образ жизни? В лице старого джентльмена было столько силы, а его облик позволял предположить, что в юности он был очень хорош собой. Вот уже почти пятьдесят лет лорд Джентиан не участвовал в общественной жизни, хотя одно время, в ранней молодости, проявлял к ней очень большой интерес.

— Да, — наконец произнес лорд Джентиан. — Кто взял его. Кто украл меч.

— Вы боитесь, что это кто-то из вашей семьи?

— Вполне вероятно.

— Именно эта мысль и не дает вам покоя?

— Да.

— Поскольку я согласился приняться за поиски меча и найти того, кто украл его, дадите ли вы мне всю информацию, которая необходима для расследования этого дела?

Поскольку лорд Джентиан не ответил на его вопрос, Мэнеринг наклонился вперед и еще раз спросил:

— Расскажете ли вы мне обо всех конфликтах в вашей семье, недоразумениях, недовериях — все, что мне нужно узнать?

— Слишком много придется рассказывать, — пробормотал лорд Джентиан.

— Но если я не буду владеть подробной информацией, то не смогу приняться за поиски меча. На это уйдет гораздо больше времени.

— Я не уверен, что смогу рассказать вам все, что вы хотите знать, м-р Мэнеринг.

— Только то, что мне необходимо знать, если вы хотите, чтобы я выяснил всю правду о мече.

— Но разве профессиональному детективу нужно знать все, чтобы добиться положительных результатов?

— Если он не обладает такой информацией, то часто получает отрицательные результаты.

— М-р Мэнеринг… — начал лорд Джентиан и замолчал.

Мэнеринг ждал, когда он заговорил снова.

— М-р Мэнеринг, — повторил лорд Джентиан. — Я уже сказал вам, что готов заплатить любые деньги за ваше расследование.

— Я понял.

— Я очень богатый человек.

— Если я начну поиски, то на это могут уйти недели, а может, и месяцы, — сказал Мэнеринг. — Занимаясь этими поисками, я не потеряю деньги, поскольку имею достаточно квалифицированных сотрудников. Но наверняка мне придется отказаться от многих интересных предложений.

— И вы не хотите терять время, — тихо сказал лорд Джентиан. — Не хочу терять его и я. Я не могу ждать недели или даже месяцы, я хочу знать все как можно быстрее. М-р Мэнеринг, в истории вашей семьи есть много такого, что известно только ее членам. И мне не хотелось бы, чтобы вы или еще кто-нибудь узнали о наших семейных делах. Однако я очень хочу отыскать того, кто украл второй меч Великого Могола. Вы позволите мне подумать до завтра?

— Конечно.

— Если я все же решусь рассказать вам все, то вы возьметесь за это дело?

— Да.

— И вы постараетесь провести расследование в очень короткие сроки?

— Чем быстрее закончатся поиски, тем лучше для нас обоих. Я сделаю все возможное, если буду обладать достаточной информацией.

— Это, пожалуй, все, что я хотел от вас услышать, — сказал лорд Джентиан. — Я очень признателен вам. Я пробуду в Лондоне около двух недель и был бы очень рад, если за это время мы смогли все уладить. Скажите, не согласились бы вы… — он помолчал, глядя на висевший над Мэнерингом портрет, но явно не видя его, — приехать ко мне на ланч завтра?

— С большим удовольствием.

— Ну, скажем, в час дня, — сказал Джентиан. — К тому времени я уже решу, что мне делать.

Посетитель отодвинул стул, уперся обеими руками в край стола и начал медленно подниматься. Для него это было так же трудно сделать, как и сесть. Когда он наконец встал во весь рост, то протянул Мэнерингу руку. Мэнеринг пожал протянутую ему ладонь и обошел вокруг стола. Лорд медленно направился к двери. Его правая нога не сгибалась в суставах, и от этого он живо напоминал старого морского волка на деревянном протезе. Поговаривали, что нога причиняет ему страшные страдания. Ходили также слухи, что нога лорда Джентиана была изуродована зубами крокодила в водах Инда много лет назад и что Джентиану удалось распороть брюхо страшного животного острым камнем, поднятым со дна реки, что спасло его от верной гибели. То, с каким трудом он передвигался, наводило на мысль, что вряд ли ему еще придется путешествовать.

Мэнеринг открыл дверь кабинета.

— Не беспокойтесь, не надо провожать меня на улицу, — сказал лорд Джентиан.

— Но это моя обязанность, — возразил Мэнеринг.

Оба джентльмена прошли вперед. Справа от них, за своей конторкой, сидел управляющий Джо Лараби, пожилой человек с седыми волнистыми волосами, который рассматривал через лупу, вставленную в глаз, миниатюры. Пожалуй, он даже не заметил лорда Джентиана и Мэнеринга. Однако два молодых помощника в магазине — относительно новые сотрудники, потому что недавно в штате были сделаны некоторые изменения, — невольно наблюдали за медленной, мучительной походкой лорда Джентиана, на их лицах было написано неподдельное сочувствие физическим страданиям старого джентльмена. Один из них прошел вперед и открыл входную дверь.

Две девушки смотрели на выставленный в витрине головной убор египетской принцессы, глаза их горели восхищением. То, о чем они разговаривали вполголоса, громко и отчетливо прозвучало в магазине, поскольку имелось специальное устройство, позволяющее услышать даже шепот, если кто-нибудь, стоя у витрины, будет замышлять ограбление «Quinns».

Одна из девушек сказала:

— Я вчера проходила здесь вечером с Чарли, и знаешь, что он мне сказал? — у нее был певучий голос, без всякой примеси кокни, но с гнусавым выговором. — Ну, он действительно штучка, этот Чарли.

— Как будто я этого не знаю. И что же он тебе сказал?

— Он сказал, что эти самые египтяне, или вавилоняне, или как так они себя называли, кое-что понимали в этом деле. Он сказал, что некоторые женщины не были против, если бы десяток парней…

В это время мимо с ревом пронесся мотоцикл и заглушил слова девушки.

— …Не могу поверить в это, — сказала вторая девушка, когда голоса стали опять слышны в магазине.

— Ну, Чарли…

— О, он тебе еще и не такое расскажет.

— В каком странном мире мы живем, м-р Мэнеринг, — как бы подвел итог услышанного лорд Джентиан. Наступили времена, когда невольно задумываешься, неужели целью эволюции было создание скотного двора во всем мире.

Он подошел к открытой двери. Девушки взглянули на него и вдруг заторопились прочь, как будто поняли, что их разговор подслушали.

— До завтра, м-р Мэнеринг.

— Буду у вас ровно в час дня, как договорились.

Джентиан кивнул, вышел на улицу и вдруг резко остановился.

Мэнеринг проследил за взглядом старого джентльмена и увидел то, что заставило лорда Джентиана так резко остановиться. Стройная молодая девушка на другой стороне улицы явно с притворным интересом разглядывала модели шляп в витрине магазина. Она стояла спиной к входу в «Quinns», но ее отражение можно было разглядеть в витрине противоположного магазина.

Она не поворачивалась, но стояла так, что сама могла видеть в свою очередь в стекле отражение старого джентльмена.

Шофер лорда сделал несколько шагов вперед и закрыл собой девушку от Мэнеринга. Лорд Джентиан, не повернувшись и даже не взглянув на провожающего, подошел к машине и с помощью шофера с большим трудом забрался в свой огромный «даймлер».

Глава 2 Девушка

— Как долго вы намереваетесь держать меч в офисе? — спросил Лараби.

В его тихом голосе прозвучало предупреждение: такую дорогую вещь не следует оставлять без присмотра, а нужно немедленно спрятать в надежном месте. Лараби, человек невысокого роста, имел мягкое выражение лица, он с огромной любовью относился к драгоценностям.

— Не очень долго, — ответил Мэнеринг. — Столько, сколько будет необходимо.

— Я не понимаю вас, сэр.

— Мне кажется, у нас скоро будет еще один посетитель, — сказал ему Мэнеринг.

— Вы имеете в виду молодую леди?

Мэнеринг усмехнулся:

— Вы тоже заметили ее?

— Она появилась через несколько минут после прихода его светлости и с тех пор прохаживается около магазина или заглядывает в витрины, — ответил Лараби. — Хотите, чтобы я послал одного из помощников выяснить, кто она такая?

— Не сейчас, — ответил Мэнеринг. — Если она придет, попросите ее подождать несколько минут.

— Хорошо, сэр, — ответил управляющий.

После ухода лорда Джентиана Лараби закрыл дверь в кабинет Мэнеринга, и когда он сейчас открыл ее, то взгляду его предстал усыпанный драгоценными камнями пол. Таким он увидел его впервые. Лорд Джентиан принес меч в кожаных ножнах, и когда вынимал его, то красота меча открывалась постепенно, дюйм за дюймом. Теперь, когда они вошли в кабинет, меч лежал на письменном столе, острием к портрету Мэнеринга, а рукояткой к двери. Мэнеринг замер на мгновение на пороге комнаты. Каждый дюйм рукоятки и ножен меча украшали драгоценные камни: рубины, изумруды, бриллианты, жемчуг и десятки других менее знаменитых камней, каждый из которых обладал такой гаммой сверкающих красок, что все остальное в комнате меркло в лучах этого ослепительного живого огня.

— Я никогда не видел ничего подобного, сэр, — с благоговением в голосе произнес Лараби.

— Мало кому удавалось увидеть его, — ответил Мэнеринг. — Вы узнали меч по фотографиям в каталоге?

— Это случайно не меч Великого Могола? Не принадлежал ли он Баберу, который заказал изготовить два одинаковых меча, когда захватил Аггру?

— Джо, — сказал Мэнеринг, повернувшись к своему управляющему, — у вас не голова, а настоящая энциклопедия. Да, все было именно так. Это один из символов того, что Бабер владел большей частью северной Индии. Это не та история, в которой…

Звук открываемой в магазин двери через громкоговоритель очень четко раздался в кабинете. Мэнеринг вошел к себе. Лараби вернулся к своей конторке, а один из помощников уже встречал нового посетителя. Услышав шаги, Мэнеринг был почти уверен, что это женщина, а точнее, та самая девушка, которая совсем недавно разглядывала витрину шляпного магазина.

Мэнеринг благоговейно поднял меч и сощурился от блеска камней. Внезапно он резко повернул его в руке, и ему показалось, что целый поток драгоценностей хлынул водопадом к его ногам. Он еще немного полюбовался мечом, держа его перед собой на вытянутых руках, а затем положил на маленький столик, стоявший в углу комнаты. Свет камней немного угас, там было недостаточно света. Мэнеринг сел за письменный стол и включил переговорное устройство, которое позволяло ему слышать все, о чем говорилось около конторки Лараби. Он услышал конец разговора между Лараби и посетительницей:

— Сара Джентиан.

— Я доложу м-ру Мэнерингу о вас, и как только он освободится, думаю, сразу примет вас.

Насколько Мэнеринг был осведомлен, Сара Джентиан принадлежала к самому молодому поколению избранного общества, она была одной из тех немногих людей, о которых никогда не прекращаются сплетни. Мэнеринг много слышал о ней, но никогда не видел.

Сара относилась к тому светскому кругу молодых женщин, которым не нравится, если их заставляют ждать. Но девушка очень просто ответила:

— Благодарю вас. — И стала ждать, когда Лараби сообщит хозяину о ее приходе по переговорному устройству.

— Я буду через десять-пятнадцать минут, — сказал Мэнеринг, прекрасно понимая, что девушка слышит его ответ. Она не сделала никакого замечания по этому поводу, когда Лараби передал ей слова Мэнеринга.

— Если вы хотите пока осмотреть магазин, то я с удовольствием покажу вам его, — предложил Лараби.

Мэнеринг достал с полки переплетенную в кожу книгу, на обложке которой было выдавлено название «Крупнейшие коллекции». Это была книга, предназначенная только для служебного пользования, и вряд ли в мире насчитывалось более тысячи экземпляров этого каталога. Он листал тонкую китайскую бумагу и более толстые страницы с иллюстрациями, пока не открыл главу «Моголы». Здесь имелось несколько записей, вскоре он нашел то, что искал, — описание мечей Великого Могола. В течение нескольких минут Мэнеринг освежил в памяти все, что ему было известно об этих мечах. После изгнания Моголов мечи принадлежали индийскому радже, которому один из Джентианов оказал однажды услугу, и в благодарность за это раджа подарил мечи семейству Джентианов. В книге не было даже упоминания о пропаже меча.

Мэнеринг положил каталог на место и уже собирался сказать Лараби, чтобы тот пригласил к нему Сару, как вдруг раздался телефонный звонок. Он взял трубку.

— Это «Quinns»? — спросил мужской голос.

— Да.

— Я хотел бы поговорить с м-ром Мэнерингом, — у говорящего был низкий уверенный голос. — Дело очень важное.

— Джон Мэнеринг у телефона.

Мужчина на мгновение замолчал, а затем заговорил поспешным тоном:

— М-р Мэнеринг, извините меня, если мой вопрос покажется вам дерзким, но могу ли я узнать, мисс Сара Джентиан у вас?

— Нет, — ответил Мэнеринг.

— Ее нет?

— Я уже сказал вам, — ответил Мэнеринг холодно. — Кто вы и что вы хотите?

После еще одной паузы мужчина продолжил:

— М-р Мэнеринг, мисс Сара Джентиан верит всему, что говорит, но она не знает всех фактов. Как бы настойчива она ни была, не могли бы вы…

— Кто вы такой?

— Вам ничего не скажет мое имя, — ответил собеседник. — Но вы не должны делать того, о чем вас попросит мисс Сара Джентиан. Это очень серьезно. Я не преувеличиваю, м-р Мэнеринг. Прошу вас, отнеситесь к моим словам серьезно. Дело идет о жизни и смерти.

— Если вы скажете мне, кто вы такой… — начал было Мэнеринг, но остановился, потому что в трубке раздались частые гудки. Он очень медленно опустил трубку на место и повернулся, чтобы посмотреть на меч. Затем встал, подошел к небольшому шкафу, встроенному в стену, и, вынув оттуда свой плащ, накинул его на столик, где лежал меч, так, чтобы это выглядело со стороны, как небрежно брошенная в спешке вещь. Плащ полностью закрывал меч. После этого Мэнеринг вернулся к письменному столу, который задавал тон всей комнате. Персидский ковер очень нежных пастельных тонов закрывал две стены кабинета, подчеркивая красоту дубовых деревянных панелей, которыми были отделаны две другие стены, доходившие до красивого лепного потолка.

Мэнеринг подошел к двери и открыл ее. Лараби и девушка стояли посередине магазина. С обеих сторон длинного, но узкого зала стояли старинные вещи, некоторые из них были очень ценные. Специальные лампы освещали произведения старых мастеров, а также драгоценные изделия, лежащие в закрытых витринах. Все вокруг было пропитано духом старины, и на этом фоне девушка выглядела неуместно. Невозможно было себе представить существо более юное, современное и живое.

Первое, на что Мэнеринг обратил внимание, — это ее глаза цвета горечавки, точная копия глаз лорда Джентиана. Ее белокурые волосы были небрежно откинуты с высокого лба, хотя, без сомнения, прическа на самом деле была тщательно продумана. На лице девушки почти отсутствовал макияж, за исключением помады, отчего губы выглядели ярко-красными. На ней был трикотажный костюм зеленовато-голубого цвета. В глазах вспыхивали искорки, которые были заметны даже в полутемном помещении магазина. Может быть, это зависело от цвета глаз?

— Как мило с вашей стороны, что вы согласились принять меня, м-р Мэнеринг, — сказала Сара.

— Рад вас видеть.

Она не протянула ему руки для приветствия.

— Моя фамилия Джентиан, Сара Джентиан, — она, казалось, ждала, что Мэнеринг выразит удивление. — Насколько я могу судить, некоторое время тому назад вас посетил мой дядя.

— Да, он был здесь, — сказал Мэнеринг.

Лараби стоял за спиной девушки, очевидно, думая, что лучше ей дать возможность убежать; казалось, что она действительно способна на это. У Мэнеринга появилось чувство опасности. Девушка была такой молодой, очаровательной и излучала соблазнительную живость. Было видно, что она привыкла получать все, что хотела, а ее внешность помогала ей добиваться этого. Она была очень стройной, некоторые посчитали бы ее талию чересчур тонкой, но она не делала никаких попыток скрывать свою фигуру. Мэнеринг сразу отметил, как грациозны ее движения и выразительны руки.

Сара стояла совсем близко от него.

— Смогли бы вы уделить мне немного времени?

— Конечно, я в вашем распоряжении, — Мэнеринг отступил в сторону и пропустил ее в свой кабинет.

Хотя он шел сзади, но по тому, как девушка окинула комнату быстрым взглядом, понял, что она что-то ищет, без сомнения, это был меч. Но поскольку ее взгляд не задержался на плаще, то он подумал, что ему удалось провести девушку. Мэнеринг выдвинул стул, на котором еще недавно сидел лорд Джентиан. Она села, и на ее лице появилась ослепительная улыбка.

Лараби прикрыл за ними дверь.

— М-р Мэнеринг, — сказала Сара, наклоняясь вперед и положив руки на край письменного стола. — Скажите, мой дядя оставил вам что-нибудь?

Мэнеринг мягко ответил:

— А вы стали бы спрашивать адвоката или врача, о чем они только что говорили со своим клиентом или пациентом?

— Конечно, нет. Но ведь это совсем другое дело.

— Я так не считаю, — парировал Мэнеринг. — Пока у меня не будет причины подозревать, что вы замешаны в чем-то противозаконном, или… — он сделал небольшую паузу, чтобы посмотреть на выражение ее лица при упоминании о «противозаконном деле», и заметил, как она слегка нахмурилась, что, правда, не давало ему повода думать, будто это слово для нее имело очень большое значение. — Или пока я не буду знать, что это может привести к дурным последствиям, я ничего не скажу вашему дяде о нашем разговоре.

— Я не имею ничего против того, чтобы вы ему об этом сказали. — Она еще больше наклонилась вперед. Руки ее непрерывно двигались по столу, а пальцы слегка коснулись руки Мэнеринга. — Ну, пожалуйста, скажите мне правду.

— Докажите мне, что я обязан выполнить вашу просьбу, — возразил Мэнеринг.

Она резко откинулась назад, понимая, что тактика натиска не сработала и что следует выбирать новую. Некоторое время Сара молчала, сощурив глаза, рассматривая Мэнеринга, как бы оценивая его. Внезапно она рассмеялась.

— Думаю, что это не так важно. Он ведь принес вам меч, не так ли?

— Меч?

— Меч Могола.

— Разве он это сделал?

— Раз я знаю, что он принес его вам, то ведь нет смысла отрицать это?

Мэнеринг рассмеялся.

— Не вижу ни одного довода в вашем рассуждении.

Она нахмурилась. Ему даже показалось, что она рассердилась, и задал себе вопрос, насколько гнев может изменить выражение ее лица. Чувствовалось, что она борется с собой. Казалось, что цвет ее глаз меняется с настроением, теперь они потемнели, как темнеет небо при приближении грозы. Наконец, девушка сказала:

— Я не уверена. Я знаю, что он принес кожаные ножны. Но не знаю, был ли в ножнах меч. Был?

Мэнеринг ничего не ответил.

— Думаю, что был, — сказала она. — Какой смысл приносить пустые ножны, чтобы просто обмануть меня? Это так?

Поскольку Мэнеринг продолжал хранить молчание, то она продолжила:

— Он знал, что я слежу за ним, видители, я думаю, он знал, что я последую за ним. Я могу ненавидеть его очень сильно, но не могу не отдать ему должное; дядя не глуп. Он очень даже не глуп. М-р Мэнеринг, он пришел, чтобы продать меч?

Мэнеринга настолько поразил вопрос, что он невольно вздрогнул и понял, что этим как-то выдал себя. Сара неотрывно следила за ним, и ему показалось, что она прочла ответ в его глазах.

— Он не имеет права продавать меч, — заявила девушка. — Это не его вещь.

— А вы в этом уверены?

— Конечно, уверена. Это фамильная ценность, по крайней мере, я так думаю, такая же, как картины старых мастеров и мебель, — половина вещей в Джентиан Хаус. Это было бы несправедливо с его стороны, раз он решил его продать.

Если она думает, что причиной визита лорда Джентиана была попытка продать меч, то, может быть, она не прочла всей правды в глазах Мэнеринга.

— Он не имеет на это никакого права, — еще раз повторила Сара с настойчивой уверенностью. — А как вы думаете, сколько он стоит?

Мэнеринг улыбнулся:

— А как бы я мог его оценить?

Девушка опять нахмурилась, но вдруг в ее глазах засветились искорки-бесенята; это просто удивительно, как она была похожа на своего дядю. Сара откинулась на спинку стула, подняла руки вверх, давая понять, что ситуация безнадежная, и хрипловатым голосом сказала:

— Сдаюсь. Теперь я вижу, что мне не удастся получить у вас никакой информации, скорее всего это и к лучшему. Но ничто не может поколебать мою уверенность в том, что дядя принес сюда меч для продажи. А если это так, то вы, м-р Мэнеринг, совершаете огромную ошибку, если будете помогать ему в этом. Меч не принадлежит дяде, и он не имеет права продавать его. Он не имел даже права выносить меч из дома. Не могли бы вы отправить его обратно?

Теперь она опять просила его и наклонилась вперед. Ярко-красные губы были слегка приоткрыты, виднелись прекрасные белые зубы. Сейчас она была так обольстительна, что немногие мужчины смогли бы устоять перед ее просьбой.

— Ну, пожалуйста, м-р Мэнеринг, вы ведь отправите его обратно? Ведь я не прошу очень много.

Мэнеринг продолжал молчать, и она проговорила низким, немного торопливым уговаривающим голосом:

— Меч принадлежит семье. Дядя не имеет никакого морального права предлагать его на продажу. Ну, поверьте мне или, по крайней мере, заставьте его доказать свои права на этот меч прежде, чем предпринимать что-то. Не могли бы вы вернуть меч домой до тех пор, пока дядя не докажет свои права на него?

Глава 3 Опасные расспросы

Человек, позвонивший Мэнерингу по телефону, предостерегал его, чтобы он не делал того, о чем будет просить девушка. Мэнеринг как будто слышал этот голос, предупреждающий, что здесь речь идет о жизни и смерти. Даже по телефону пришедший издалека голос убедил Мэнеринга в том, что дело действительно серьезное и опасное.

Теперь Сара говорила с такой страстью, как будто это касалось лично ее жизни или смерти, если меч Великого Могола не будет возвращен как можно скорее в Джентиан Хаус.

У Мэнеринга возникло желание заставить девушку все рассказать ему, чтобы побольше узнать о мотивах ее поступка и о мучивших ее страхах, а ему так хотелось узнать!

— М-р Мэнеринг, пожалуйста, скажите мне правду, — вскричала Сара Джентиан. — Это очень важно!

— Да, я вижу, что для вас это очень важно, — ответил Мэнеринг.

— Поверьте мне, это действительно важно.

— Чтобы меч, который, как вам кажется, лорд Джентиан принес сюда с целью продать, был возвращен в его дом сегодня вечером?

— У меня дурное предчувствие, что если меч не вернуть немедленно, то он не будет возвращен никогда. Если вы откажетесь продать его, то дядя не предпримет других попыток сделать это, потому что он знает: вы единственный человек, который может найти достойного покупателя. Разве это не заставит его отказаться от своих намерений?

— Не знаю, — ответил Мэнеринг. — Я в этом не уверен. Вы боитесь только того, что лорд Джентиан может продать меч? Ну, а если он решил просто поместить его в более безопасное место, ну, например, в сейф, то здесь я не вижу причины, почему кто-то может помешать ему сделать это.

Она нахмурилась и посмотрела на Мэнеринга.

— Но ведь он вам говорил не это, не так ли? Что он не хочет хранить меч дома, потому что не уверен в его безопасности?

Поскольку Мэнеринг продолжал молчать, она вдруг резко Оттолкнула стул и вскочила на ноги. В первую минуту он подумал, что Сара сделала это в порыве гнева и раздражения. Но она направилась прямо к маленькому столику, стоящему в углу комнаты, приподняла полу плаща и отодвинула его в сторону, положила правую руку на рукоятку меча и молча посмотрела на Мэнеринга, который тоже успел подняться со своего кресла. Он не мог не отдать ей должное. Так она все это время знала, что меч находится в комнате, и просто притворялась, чтобы заставить его говорить.

Сара повернулась и взглянула Мэнерингу прямо в глаза. Одержанная победа яркими искрами светилась в ее глазах. Стройное тело, нежное очертание груди, тонкая талия и вздернутый вверх подбородок — все дышало триумфом.

— Итак, значит, дядя сказал вам, м-р Мэнеринг, будто бы он боится, что и этот меч будет украден, не так ли?

Мэнеринг мгновенно решил, что ему следует делать дальше. Лорд Джентиан не ставил никаких условий, связанных с секретностью своего дела, и дальнейшая игра в кошки-мышки принесет куда больше вреда, чем пользы, если еще позволить молодой леди думать, что ей удалось провести его. Для собственного блага ему не следовало теперь упрямиться и умалчивать обо всем. Мэнеринг рассмеялся.

— По крайней мере, я долго сопротивлялся, — сказал он. — Но больше не могу притворяться, что лорд Джентиан не приносил меч ко мне. Вы не возражаете, если я позвоню по телефону?

Он подошел к аппарату, снял трубку и стал набирать номер. Сара следила за ним, как будто по движению его руки пыталась угадать, какой номер он набирает. Ему показалось, что он слышит, как она задержала дыхание, когда он набрал номер Май 97531. Почти тут же раздался гудок. Сара подошла к столу, но садиться не стала. Мэнеринг поднял голову, чтобы взглянуть на нее, его затылок коснулся стены.

Гудки прекратились, и на том конце провода раздался слабый женский голос:

— Дом лорда Джентиана.

— Попросите, пожалуйста, лорда Джентиана к телефону.

— Минутку, сэр, я посмотрю, дома ли он. — Она без стука положила трубку.

Мэнеринг встретился взглядом с глазами девушки и по их выражению не смог понять, то ли она рассержена, то ли возмущена его поступком, а может быть, просто взволнована. В наступившей тишине отчетливо раздалось тиканье часов. Было двадцать минут четвертого.

— Лорд Джентиан слушает, — раздалось в трубке.

— Говорит Мэнеринг, — сказал хозяин кабинета. — Извините, сэр, но после вашего ухода ко мне пришла девушка, которая заявила, что она… — Мэнеринг замолчал, поскольку Джентиан перебил его, и, слушая его, все это время смотрел с улыбкой на девушку. Затем продолжил:

— Да, вы правы. Ваша племянница Сара… Она желает знать, почему вы приходили ко мне и что вы хотите делать. Могу ли я удовлетворить ее любопытство?

Мэнеринг опять замолчал, а девушка протянула вперед руки, как будто хотела дотронуться до него.

— Спасибо, — сказал Мэнеринг и положил трубку. Затем откинулся в кресле и снова улыбнулся.

— Он не возражает против того, чтобы я все вам рассказал. Это вас удивляет?

Сара ответила хрипловатым голосом:

— Дядя не может удивить меня, что бы он ни сделал. И если он хочет производить хорошее впечатление на кого бы то ни было, если он пытается выглядеть, как ангел, а других выставить дьяволом, я не собираюсь ему мешать, — она опустилась на стул. — А теперь расскажите мне все.

Эти слова прозвучали, как приказ.

Мэнеринг рассказал ей то, что ему было известно. Она слушала с огромным вниманием и только раза два правой рукой поправила выбившиеся из прически пряди, которые лезли ей на глаза. Рассказ занял всего две или три минуты. Когда Мэнеринг закончил, то был уверен, что не пропустил ничего из того, что она имела право узнать.

Какое-то время девушка сидела молча, как будто обдумывала все детали только что услышанного, чтобы удостовериться, что она правильно поняла собеседника! Сара выглядела сейчас совсем девочкой. Выражение ее лица было каким-то бесхитростным, а взгляд — непорочным. Да, сейчас это были самые подходящие слова для нее. Она казалась такой молодой, свежей и чистой, несмотря на репутацию ее друзей, красочно описанную на страницах светской хроники.

— Для вас это имеет какое-то значение? — спросил он.

— Значение, — повторила Сара его последнее слово. — Да, имеет значение, потому что это гнусная ложь. Значит, он все представил так, как будто второй меч был украден, поэтому он… — Она замолчала.

Мэнеринг напомнил себе, что он только что видел выражение чистоты, непорочности и честности на лице Сары. Но не обманывают ли его? Не позволяет ли он себя дурачить? Лона, которая после смерти Августа Джена считается величайшим портретистом Англии, посмеялась бы над ним: «Невинный взгляд может скрывать Далилу, дорогой. Неужели ты еще недостаточно пожил на свете, чтобы не знать этого?»

Никто не понимал лица людей лучше, чем Лона: она умела видеть душу человека и переносить ее на холст. Были такие люди, портреты которых она отказывалась писать, потому что на холсте вся их подноготная вышла бы наружу под магическим прикосновением ее кисти, а это вряд ли могло им понравиться. Что Лона сказала бы о Саре Джентиан?

— Вы думаете, ваш дядя притворяется, что меч был украден? — спросил Мэнеринг.

Она кивнула в ответ.

— А зачем, по-вашему, он сделал это?

Сара ничего не ответила.

— Я не скрыл от вас ничего, что узнал от лорда Джентиана, и вы должны, по крайней мере, сказать, что обо всем этом думаете, — сказал Мэнеринг, как будто взывая к детскому понятию о чести. — Почему он притворяется, что меч украден?

— Чтобы скрыть тот факт, что он продал его, но не хочет, чтобы остальные члены семьи узнали об этом, — наконец ответила она. — Теперь вы понимаете?

Понимать — одно, а верить — совсем другое. Мэнеринг пока никак не мог заставить себя поверить, что Сара говорит чистую правду, хотя она казалась такой правдивой. Дело даже не в том, как она это сказала, а в той перемене, которая в ней вдруг произошла. Она была еще более взволнована, чем раньше. Ему показалось, что в ее взгляде появился страх. Сара взглянула на меч, сверкающий всеми красками радуги и такой прекрасный даже в окружающей его тени, и облизнула губы. Да, Мэнеринг был точно уверен, что она чего-то страшно боится. Девушка посмотрела на него, но ничего не сказала.

— Сара, — обратился к ней Мэнеринг, — я не думаю, что это возможно.

Казалось, она даже не обратила внимания, что он назвал ее по имени.

— Вы так думаете?

— Это не имеет смысла потому, что ваш дядя очень состоятельный человек.

— Вы в этом уверены?

Произнесла она это тихим бесцветным голосом, и он более чем когда-либо почувствовал, как эта история напугала ее, но пока никак не мог понять, почему. Мэнеринг опять вспомнил недавний телефонный звонок и голос мужчины, который настаивал, чтобы он не делал того, о чем его будет просить девушка, и что речь здесь идет о жизни и смерти.

— Вы и сами прекрасно знаете, что это так, — коротко возразил Мэнеринг.

Она вяло взглянула на него.

— Я знаю, что все о нем так думают.

— А вы можете доказать, что это не так на самом деле? — потребовал Мэнеринг. — Послушайте, Сара, я могу прямо сейчас позвонить десятку различных людей и спросить их, поверят ли они лорду Джентиану на слово любую сумму денег, и уверен, что каждый из них, не колеблясь, предоставит ему неограниченный кредит. В Лондоне вы не сможете иметь такую репутацию, если не являетесь в действительности очень богатым человеком. Имя, титул, традиции, прошлое в этом мире не имеют значения. Вашего дядю все знают как одного из самых богатых людей в этой стране. Если вы обратитесь в «Semerset»,[3] то можете удостовериться в том, какой собственностью он обладает, а изучив рост цен на землю в Лондоне за последние двадцать лет, вы сможете судить, сколько стоит сегодня его лондонское поместье. Не говорите мне, тем более кому бы то ни было за пределами этой комнаты, что ваш дядя не является состоятельным человеком. Не выдвигайте даже предположения, что он украл меч или что-либо еще. Потому что, если вы будете высказывать такие предположения и они распространяться, вас обвинят в клевете.

Поскольку девушка молчала, то Мэнеринг продолжил дальше:

— А если эта клевета дойдет до вашего дяди, то он будет иметь право подать на вас в суд. И вам придется доказывать вашу правоту, в противном случае вы сами предстанете перед судом. Вы понимаете меня?

Слушая Мэнеринга, Сара неотрывно смотрела ему прямо в глаза. И он опять почувствовал, что девушка напугана всей этой историей с ее дядей, однако при этом не был уверен, поняла ли она что-либо из того, что было им сказано.

Сара казалась одновременно очень юной и старой, полной жизни и мертвенной.

— Да, — наконец проговорила она. — Я поняла. Вы ничего не скажете моему дяде о том, что я тут о нем наговорила.

— Нет, не скажу.

— Спасибо, м-р Мэнеринг. Боюсь, что наболтала лишнего. Но меня это все так волнует. — Она оставалась неподвижной. — Я думаю, что он украл второй меч, а также то, что он находится в серьезном финансовом затруднении. Если это не так, тогда почему он украл…

Она замолчала.

— Сара, — спросил Мэнеринг, — где вы жили последние несколько лет?

— Простите, не поняла.

— Я спрашиваю, где вы жили в последние несколько лет?

— Иногда в Лондоне. Была во Франции, в Швейцарии, а в чем дело?

— Вы себя ведете так, что можно подумать, будто вы все это время прожили в монастыре.

Она вдруг взорвалась неожиданным хохотом. Голова ее откинулась назад, а рот широко раскрылся, и Мэнеринг еще раз отметил про себя, какие у нее красные манящие губы. Ее смех как бы говорил, насколько нелепым было предположение Мэнеринга относительно монастыря.

— Уверяю вас, вы ошибаетесь! Я все это время проводила с друзьями, вела такую жизнь, которая, по мнению моего дяди, похожа на жизнь беспутной бабочки. Он думает, что если человек молод, то обязательно должен быть невоздержанным и распущенным, и что только старые люди умны и мудры.

Поскольку Мэнеринг ничего не возразил ей, то она продолжала:

— Я делала то, что все называют новым вариантом модных ранее занятий — охоты и рыбной ловли. Я летала на самолетах, водила машину и каталась на лыжах. — Она проговорила все это с явным вызовом в голосе.

— Конечно, в самом избранном обществе?

— В обществе, которое называется избранным в отделе светской хроники. Вам и так это прекрасно известно, вы же читаете газеты, не правда ли?

— Я не принимаю на веру все, что пишут в газетах, — ответил Мэнеринг сухо. — И несмотря ни на что, вы совершенно ничего не знаете о сравнительной стоимости. Ваш дядя получил в наследство четыре миллиона фунтов, которые сегодня составляют около двадцати миллионов. Стоимость же меча Великого Могола — всего сто тысяч фунтов, потому что на нем много мелких камней, а некоторые из них полудрагоценные. Правда, если продавать сразу два меча, то за это можно получить в два раза больше. Поэтому вряд ли деньги, которые можно выручить от продажи одного меча, имеют большое значение для человека, чье состояние исчисляется в миллионах.

Сара бросила на Мэнеринга вызывающий взгляд.

— Для скупого и пенни имеет большое значение, — проговорила она. — Меч принадлежит семье, а не ему.

— И вы можете официально доказать это?

— О, официально! Я думаю, он притворился, что меч был украден, а сам продал его. Хотя и не имел никакого морального права на это. Джентиан решительно двинулась к двери, как будто хотела дойти до нее раньше Мэнеринга. В дверях она обернулась и посмотрела на него с осуждением.

— Ведь это вы продали для него первый меч, точно так же, как вы собираетесь продать и этот, разве не так?

Произнося эти слова, Сара открыла дверь, и ее было слышно в магазине. Мэнерингу почудилось в этот момент какое-то движение, может быть, это был Лараби, а может, просто скользнул блик света. Девушка смотрела на него со смешанным чувством недоверия и вызова.

— Я никогда не видел и не дотрагивался до первого меча. Я объяснил вам, зачем ваш дядя принес мне меч. И перестаньте искать ложь там, где говорят правду. Иначе у вас все перепутается в голове.

Она резко распахнула дверь и вышла из кабинета.

Почти около двери Мэнеринг увидел Лараби, а за управляющим в ярко-красном костюме стояла Лона.

Казалось, Сара Джентиан даже не заметила Лоны и быстрыми шагами — взволнованная или рассерженная? — вышла из магазина.

Глава 4 Тайна

— Здравствуй, дорогой, — нежно сказала Лона. — Она тебя не любит?

— Не так сильно, как я люблю тебя, — ответил Мэнеринг. Он положил обе руки на плечи Лоны, немного отодвинул ее в сторону и, сказав, что сейчас вернется, быстро пошел к винтовой лестнице, ведущей на верхний этаж дома, которому было без малого триста лет.

Лестница была такой крутой, что быстро подняться по ней было почти невозможно. Но Мэнерингу это удалось. Он прошел через кладовую и демонстрационный зал, не обращая внимания на элегантную мебель времен регентства, и подошел к небольшому окну. По обе его стороны стояли зеркала, размещенные таким образом, что он мог наблюдать за всем происходящим на улице, не опасаясь быть замеченным.

Сара Джентиан быстро удалялась в сторону Нью-Бонд-стрит. Она шла легко и уверенно, большими упругими шагами. И при каждом шаге волосы ее поднимались и опускались. В том, как она держала голову, ощущались высокомерие и гнев.

В конце Харт-роу показалось такси. Сара подняла руку, но такси проехало мимо. Дойдя до угла, она повернулась, как будто хотела еще раз посмотреть на «Quinns». Мэнеринг отметил, что она нервно кусает губы. Подъехало еще такси и притормозило около девушки. Последнее, что он увидел, это была стройная нога Сары, когда она садилась в машину. Мэнеринг отвернулся от окна.

— Я думаю, эта девушка доставит тебе массу неприятностей, — сказала Лона, стоя в дверях комнаты.

Она вошла, высокая красивая женщина, с хорошей фигурой, но не такая стройная, как Сара Джентиан. Красный костюм выигрышно оттенял ее все еще черные волосы и почти оливковый цвет лица. Смотрелась она прекрасно. Жакет костюма был отделан по воротнику и манжетам норкой — она выглядела так, будто только что вышла от Диона или Болмейна.

— Я думаю, что она уже попала в беду, — предположил Мэнеринг.

— Ты серьезно так думаешь?

Мэнеринг подошел к жене и нежно обнял ее.

— Я не осмеливаюсь поцеловать тебя, — сказал он. — Этот макияж явно предназначен не для меня. Ты куда-то собиралась идти?

— Я собиралась встретиться с Топси Льюис. Она пригласила меня выпить с ней чашку чая, — ответила Лона. — Ты не мог бы дать мне денег?

— Что-то не похоже на чашечку чая, скорее похоже на прогулку по магазинам. Сколько тебе нужно?

— Постарайся быть щедрым, дорогой.

Мэнеринг вынул из кармана бумажник, но денег в нем оказалось мало.

Положив его обратно в карман, Мэнеринг сказал:

— Я попрошу денег у Джо.

Они спустились вниз по лестнице, держась за руки, Лона шла на шаг впереди Мэнеринга. После двадцати лет супружеской жизни они были очень привязаны друг к другу и надеялись, что так будет всегда.

— Джо, — позвал Мэнеринг, — не могли бы вы найти тридцать или сорок фунтов в небольших купюрах? Миссис Мэнеринг хочет провести ревизию кассы.

— Не шути так, дорогой, — сказала Лона.

— Конечно, — ответил Лараби. — Вам достаточно будет сорока фунтов, миссис Мэнеринг?

— Да, вполне, — сказала Лона, — поскольку я трачу свои деньги. Она подошла к двери в кабинет, но внезапно остановилась, прежде чем Мэнеринг последовал за ней: вид меча ослепил ее. В кабинете было светлее, чем в магазине, и меч предстал перед ней во всей своей красе. Мэнеринг почти физически услышал, как у Лоны перехватило дыхание. Наконец она медленно пошла вперед, не отрывая взгляда от меча.

— Это тоже принесет тебе кучу неприятностей, — сказала она, не поворачиваясь к Мэнерингу.

— Он уже вовлек кое-кого в большие неприятности, — согласился Мэнеринг. — Может, ты выпьешь со мной чашку чая, о, прости, я забыл, что тебя ждет более приятное общество.

Он тоже любовался мечом.

— Впечатляющая вещь, не правда ли? — сказал Мэнеринг.

— Он… — Лона помедлила, подбирая подходящее слово, взглянула на мужа, затем опять повернулась и посмотрела на меч. — В нем есть что-то варварское.

— Ты очень точно подметила, — согласился Мэнеринг. — Он действительно варварский.

— Она что, просила тебя продать его?

— Если я начну рассказывать тебе всю историю, обо всем, чего хочет Сара Джентиан, то ты не успеешь на встречу и не сможешь потратить деньги. Я лучше расскажу тебе об этом вечером.

Лона слегка нахмурилась, затем ее лицо просветлело. В кабинет вошел Лараби и передал Лоне деньги.

— Я собиралась предупредить тебя, чтобы ты не ввязывался в это дело, но ведь мои слова будут пустой тратой времени, не так ли? Я вернусь около шести. Постарайся быть к этому времени дома.

Она дотронулась до его руки и быстро вышла из кабинета. Казалось, после ее ухода в комнате стало темнее, но меч сверкал и переливался всеми цветами радуги. Лараби стоял в дверном проеме и неотрывно смотрел на него. Один из младших помощников заглянул из-за плеча управляющего и в волнении облизнул губы. Это был Давид Левинсон, который работал учеником в «Quinns» немногим более года. У него было много профессий, но больше всего он любил старинные, редкие и красивые вещи, казалось, он впитал эту любовь с детства. Кроме того, у него было хорошее происхождение, которое открывало ему доступ в любое общество. Давид знал несколько иностранных языков. Сейчас он выглядел совсем мальчиком, который с благоговейным интересом рассматривал меч. Давид не был ни плотным, ни коренастым, но в нем ощущалась спокойная уверенная сила.

— Неплохая вещь, Давид, — заметил Мэнеринг.

— О да, совсем неплохая, — сделав глотательное движение, сказал Давид.

— Ты знаешь Сару Джентиан?

— Я встретил ее однажды на шикарной вечеринке, но не стану притворяться, что знаком с ней.

— А она знает тебя?

— Не думаю, что она отличит меня от дюжины других мужчин, бывших на этом вечере.

— Тогда ты тот, кто мне нужен. Я думаю, что она снимает квартиру с подругой. Проверь мое предположение, и если это так, то постарайся узнать о ней все, что сможешь: кто ее настоящие друзья, богата она или бедна, какова ее репутация.

Глаза Левинсона загорелись.

— Мне приступить прямо сейчас?!

— А я вообще не понимаю, почему ты все еще здесь.

Левинсон рассмеялся, повернулся и, прихватив телефонный справочник со стола Лараби, исчез из вида.

Другой помощник, невысокий мужчина, старше Левинсона, с явно заметной хромотой, которая явилась следствием перенесенного в детстве полиомиелита, смотрел на входную дверь, поскольку несколько человек подошли к витрине и остановились, разговаривая. Второй помощник, Морис Гэдби, темноволосый, с бледным лицом, выглядел так, будто только что сошел со страниц романов Бальзака.

— Меч останется у нас? — спросил Лараби.

— Да, — ответил Мэнеринг. — Мы поместим меч в кладовую, когда я закончу исследовать его. Позвоните, пожалуйста, в страховую компанию и скажите им, что меч находится у меня, они любят знать все о таких дорогих вещах. Потом зайдите ко мне.

Он повернулся к двери и добавил:

— За девушкой никто не последовал, хотя я был почти уверен, что за ней будут следить.

— Это очень странная история, сэр.

— Странная, — как эхо отозвался Мэнеринг. — Это действительно странная история, — повторил он несколько минут спустя, когда Лараби вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.

Мэнеринг держал меч в руках и тщательно обследовал его в свете лампы, которая сейчас была максимально спущена над столом. Блеск камней буквально ослепил его.

Лараби надвинул на глаза свою лупу и подошел поближе.

— Джо, это не подделка, — после минутного молчания заключил Мэнеринг.

— Я и не сомневаюсь в этом, сэр. Это не может быть подделкой. Уверяю вас, это подлинник.

— Но девушка так страстно уговаривала меня вернуть его немедленно в Джентиан Хаус, и я подумал — для этого необходимы очень серьезные причины, что, вероятно, это копия меча, и она хочет успеть подменить ее на настоящий, пока я не узнаю о замене. У нее создалось впечатление, что если его не вернуть немедленно, то он не будет возвращен никогда. И еще я думаю, что она не рассказала мне всей правды об этом деле.

Говоря это, Мэнеринг передал меч в руки Лараби и взял кожаный футляр. Он использовался только для транспортировки и хранения меча. Сделанный из телячьей кожи, футляр был мягким и походил на чехол, где хранилась клюшка для игры в гольф, а также имел колпачок, который полностью закрывал рукоятку меча. Как только Лараби вставил меч в ножны, а затем в футляр из кожи, блеск камней сразу угас.

— Футляр сделан точно по размеру меча, — сказал Мэнеринг, — и сделан недавно, я думаю, лет десять-двенадцать назад.

— А девушка не назвала истинную причину, почему она так взволнована и хочет, чтобы меч был возвращен в Джентиан Хаус сегодня вечером? — спросил Лараби.

— Только сентиментальные мотивы.

— А могу я спросить вас о причине, побудившей лорда Джентиана принести меч в ваш офис? — спросил Лараби.

Рассказывая Лараби всю историю с самого начала, Мэнеринг опять взял в руки меч, исследуя его дюйм за дюймом, пытаясь еще раз удостовериться, что это не подделка. Но ничего не обнаружил. Он также внимательно осмотрел кожаный футляр, для чего взял длинную палку, пытаясь нащупать ею что-нибудь внутри футляра, но тот был пуст.

— Да, загадочная история, — сказал он наконец. — Давайте уберем его, Джо.

Они заперли дверь в кабинет, затем Мэнеринг снял с полки, висевшей за его столом, две книги. Это было необходимо, чтобы открыть вход в кладовую, которая имела электронную систему защиты. Только несколько человек знали об этой кладовой, и Мэнеринг был уверен, что открыть ее может только тот, кто знаком со специальной электронной системой. Вскоре плиты пола в углу комнаты сдвинулись в сторону и открылись верхние ступени ведущей вниз лестницы. Свет включился автоматически. Взяв меч, Мэнеринг спустился вниз, а Лараби остался в кабинете.

Мэнеринг испытывал странное чувство, которое не покидало его все это время. Ему казалось, что он держит в руках опасность.

Лона тоже почувствовала это, и Лараби проявляет беспокойство с тех пор, как впервые увидел меч у него в кабинете. Можно назвать это предчувствие ощущением опасности или глупостью, но у Мэнеринга было сейчас одно желание: никогда не видеть этого меча. Он открыл один из десяти сейфов, стоящих вдоль стены, пользуясь ключом и двумя электронными кнопками. В сейфе было достаточно места для хранения меча Великого Могола. Положив меч в сейф, Мэнеринг постоял немного, потом закрыл дверцу и нажал электронные кнопки. Неприятное чувство не покидало его, ему казалось, что неприятности начнутся сразу же, как только он поднимется на последнюю ступеньку лестницы.

Лараби сидел за письменным столом и был погружен в чтение книги в кожаном переплете. Его волосы были белыми и походили на только что выпавший снег. Он читал очень мелкий текст, не пользуясь очками, и в первый миг даже не заметил появления Мэнеринга. Наконец, увидев его, он быстро встал из-за стола.

— Я не слышал, как вы подошли, сэр.

— Читаете все, что здесь написано о мече? — спросил Мэнеринг. Он смотрел, как Лараби ставит книги на место и закрывается люк в кладовую. Раздался еле слышный щелчок, и комната опять выглядела так, будто ее облик не изменялся годами.

— Я слышал об этом мече гораздо больше, чем написано в этой книге. Но пока не могу вспомнить все подробности. Когда я был молодым, то с этими мечами была связана какая-то скандальная история. Лорд Джентиан тогда тоже был молодым человеком. А вы помните что-либо об этом?

— Нет, не помню. И прошу выяснить все, что вам удастся.

— Хорошо, я попробую. Я все время думаю о том, что вы рассказали мне, сэр. Этот странный телефонный звонок, это предупреждение, что речь идет о жизни и смерти.

— Да, все это очень странно, — согласился Мэнеринг.

— Может быть, именно поэтому лорд Джентиан принес его сюда? — высказал предположение Лараби.

Поскольку Мэнеринг не ответил, то управляющий продолжал развивать свою мысль:

— Совершенно очевидно, что лорд Джентиан хотел убрать меч из своего дома именно сегодня, а Сара Джентиан, наоборот, желала, чтобы он был в доме. Для всего этого должны быть очень важные причины.

— Не сомневаюсь в этом, — ответил Мэнеринг.

— Могу я задать вам вопрос, сэр? Кому вы больше верите, его сиятельству или племяннице?

— Я предпочитаю верить им обоим, — ответил Мэнеринг. — Пока мы ничего не можем сделать, Джо. Давайте забудем обо всем на время, пока не получим каких-либо известий от Давида.

Легко сказать — забудем. Сначала визит старого джентльмена, потом прекрасной девушки, их исключающие друг друга истории, страх и напряжение. К этому добавилось еще и беспокойство, охватившее самого Мэнеринга и даже Лараби. Мэнеринг вспомнил и реакцию Лоны. В ней тоже эта история пробудила тревожные мысли. Интересно, что она сейчас покупает, а еще любопытнее, что жена подумала о Саре Джентиан.

Вошел секретарь Мэнеринга и принес несколько писем на подпись. Это были письма в Америку, Японию, Москву и Тегеран. В них содержались ответы на предложения купить или продать что-либо из произведений старины. Это являлось одновременно приятным занятием и доходной статьей в деятельности Мэнеринга.

Раздался телефонный звонок, и хозяин кабинета снял трубку.

— Мэнеринг у телефона, — сказал он.

М-р Мэнеринг, это Давид, — голос Левинсона звучал очень взволнованно. — Не могли бы вы немедленно приехать в квартиру Сары Джентиан. Ее адрес: Хилбери Мьюз, 3, сразу за Кэдоген-скуэр. Боюсь, что с мисс Джентиан случилось несчастье.

Глава 5 Несчастный случай?

— Несчастный случай? — думал Мэнеринг, сидя на заднем сиденье такси, где он очутился менее чем через пять минут после звонка Левинсона.

На улицах Лондона ощущалось приближение часа пик. Непрерывно рокотали моторы, в ушах раздавались стук бесчисленных шагов по тротуару и гомон голосов. Мэнеринг никогда не видел такого количества людей и машин. И тем не менее такси продвигалось вперед: медленнее, когда они проезжали Лейн-парк, быстрее, когда ехали по новым объездным дорогам вокруг Гайд-парка, и опять медленно по направлению к Кайтбриджу. Шофер свернул к Кэдоген-скверу в поисках Хилбери Мьюз. Мэнеринг предположил, что это должно быть невдалеке от нового большого отеля «Карлтон Тауэр», места, где любили останавливаться американцы. Шофер несколько раз поворачивал и, наконец, остановился возле узкого въезда к дому, где сдавались меблированные комнаты.

— Я не смогу развернуться, если подвезу вас к подъезду, — сказал таксист.

— Все в порядке, я выйду здесь.

Мэнеринг расплатился с шофером и пошел к дому по мощеному булыжниками двору. Он увидел три двери, две из которых были выкрашены в белый цвет, а одна — в зеленовато-голубой, похожий на цвет костюма, в котором была Сара Джентиан. Перед этой дверью находилось небольшое крыльцо, напоминавшее вход в сельский коттедж, не хватало только красных вьющихся роз. Все двери были закрыты. Рядом имелась площадка для небольшой машины, но ей почти невозможно было бы здесь развернуться.

Не было видно ни Давида, ни кого-либо еще. На окнах двух выкрашенных в черный цвет домов были прикреплены ящики для цветов, в которых росла герань. На голубых окнах ящика не было. Каждая квартира, или часть дома с отдельным выходом, казалась очень маленькой, гораздо меньше, чем обычные меблированные квартиры в Лондоне.

Когда Мэнеринг подошел к выкрашенной в голубой цвет двери, она внезапно открылась.

— Входите, сэр, — произнес Давид Левинсон почти шепотом.

Мэнеринг вошел в крошечный холл. Высота потолка едва позволяла высокому человеку стоять во весь рост, а в Мэнеринге было свыше шести футов. В конце коридора было несколько ступеней вверх, а справа находились две двери.

— Где она? — спросил Мэнеринг, слегка наклоняясь вперед.

— В спальне, сэр. И я думаю, что ее сейчас лучше не трогать.

— Почему ее нельзя трогать? Что здесь произошло? — спросил Мэнеринг.

Задавая вопрос, Мэнеринг принюхался и без колебаний узнал запах газа. Он больше ничего не сказал Давиду, а его сердце учащенно забилось. Вторая дверь справа была приоткрыта. Левинсон был очень бледен и тяжело дышал. Обычно у него был здоровый цвет лица.


— Я нашел ее сидящей в кухне, сэр… а газ был включен: и конфорки, и духовка. Я сделал все возможное, чтобы избавиться от запаха газа и не привлечь внимания людей. Не думаю, что в соседних квартирах кто-нибудь заподозрил, что здесь произошло.

— А как она себя чувствует?

— С ней все в порядке, — заверил его Левинсон.

Он провел Мэнеринга вверх по лестнице и распахнул дверь настежь. Комната напоминала номер в гостинице. Справа находилась ванная, а в спальне было очень большое окно, из которого виднелась стена нового здания. Но в комнате было достаточно светло. Она была обставлена простой мебелью, с преобладанием голубого и желтого тонов. Это, несомненно, были любимые цвета Сары Джентиан. Сама Сара лежала на диване.

Мэнеринг с изумлением и уважением взглянул на Давида. Молодому человеку пришлось снять с бесчувственной девушки юбку, расстегнуть пояс и отстегнуть резинки для чулок. Сара лежала на спине, голова была повернута в сторону двери, глаза закрыты, на лице ярко выделялись красные губы. Она лежала на одном из стоящих в комнате диванов, который Левинсону пришлось передвинуть не середину комнаты, чтобы можно было стоять у изголовья и делать искусственное дыхание, что в этот момент было так необходимо Саре, потому что традиционный способ, когда пациент лежит вниз лицом, для нее был бы фатальным.

Мэнеринг подошел к Саре и пощупал пульс. Дышала она спокойно, а пульс был ровным. На ней не было следов побоев или ушибов.

— Она недолго просидела на кухне, — сказал Левинсон.

— Девушка не могла быть дома более получаса, — уточнил Мэнеринг. — Что ты обо всем этом думаешь?

— Мне бы очень хотелось узнать, почему она, вернувшись домой из «Quinns», решилась на такое, — сказал Левинсон и посмотрел на Мэнеринга так, как будто ждал от него объяснения всего случившегося. — Вы случайно… вы не могли сказать или сделать что-нибудь такое, что довело ее до такого состояния?

— Если очень взвинченный человек доведен до предела, то даже самое обычное слово может заставить его сделать нечто подобное, — сказал Мэнеринг. — Я, действительно, не сделал того, о чем она меня просила.

Он вдруг вспомнил, как предупреждал ее о последствиях клеветы. Неужели это было последней каплей? Он представил, как при этом изменилось выражение ее лица, как она испугалась, когда узнала, что ее дядя заявил Мэнерингу о краже второго меча. Может быть, это довело ее до крайности? Однако, как мало он ни знал ее, ничто не предвещало такого поворота событий.

— Как ты нашел ее?

— Мне пришлось вломиться сюда.

— Почему?

— Когда я постучал, никто не ответил, но я точно знал, что она дома, — ответил молодой человек. — Я спросил у рабочего, чинившего электрический кабель, не видел ли он, как кто-нибудь входил сюда. Он ответил мне, что девушка в голубом костюме приехала на такси и быстро прошла сюда примерно за полчаса до моего появления. Затем я заглянул через отверстие для газет, и, сэр, у меня очень тонкое обоняние. Здесь было не до церемоний, поэтому я открыл дверь. Вы, наверное, помните, что я научился справляться с простыми замками, когда нам нужно было что-нибудь открыть в магазине — шкаф или буфет, а то, что произошло, заинтриговало меня. В двери врезной замок, поэтому мне всего-навсего пришлось воспользоваться отмычкой. Я надеюсь, что поступил правильно.

— Да, пожалуй, — согласился Мэнеринг. — Но ты мог бы обратиться в полицию.

— А разве нам нужен скандал? Ведь полиция обратится в газету, разве я не прав?

— А почему ты думаешь, что мы были бы замешаны в скандале?

— Кто-нибудь все равно узнал бы, что мисс Джентиан была у нас в магазине, а потом сразу по возвращении домой попыталась покончить с собой. Я думаю, что доброе имя фирмы… — Левинсон говорил быстро, щеки его порозовели, он сейчас выглядел совсем мальчишкой. У него были очень черные и длинные, загибающиеся по краям ресницы. Под пристальным взглядом Мэнеринга Давид стал переходить на какое-то невнятное бормотание, а затем вдруг отглотнул слюну и выпалил:

— Ну хорошо, я не хотел, чтобы ее фотография появилась в газетах. Вы же знаете, какую они сделают на этом сенсацию. Такая-то попыталась отравиться газом. Ну и, конечно, из-за репутации фирмы тоже, — добавил он решительно.

— Я верю тебе, — улыбнулся Мэнеринг.

Они пошли вниз, оставив дверь в спальню открытой, чтобы свежий воздух, который был сейчас так необходим Саре Джентиан, мог проходить через комнату. Девушка не так уж сильно пострадала и могла прийти в себя в любую минуту. Левинсон провел Мэнеринга в небольшую современную кухню. Казалось, здесь были собраны все последние технические новинки: от газовой плиты, установленной почти на уровне глаз, до стиральной машины. Холодильник был таким высоким, что доходил почти до потолка. Современная газовая плита, дверца духовки которой сейчас была открыта, являлась идеальным устройством для совершения самоубийства. Нужно было бы просто сесть на стул, наклониться вперед, подпереть голову руками и вдыхать запах газа. Около плиты стоял стул модной конструкции, на вид очень удобный.

— Она сидела на этом стуле, — сказал Левинсон.

— Покажи мне, как она сидела.

— Показать… — начал было молодой человек. Но затем взял стул, сел на него, немного помедлил, а потом сложил руки на краю стола, стоящего около плиты, и повернулся лицом к духовке. Немного помедлив, он протянул левую руку, собираясь прикрыть дверцу духовки настолько, чтобы отверстие находилось прямо около его лица. Он оставался в таком положении несколько секунд. Мэнеринг наблюдал за ним, все еще ощущая запах газа.

— Спасибо, — сказал он наконец.

— О чем вы думаете? — спросил Левинсон.

— Сколько раз ты трогал ручки плиты?

— Только чтобы закрыть их.

— Их следует проверить на отпечатки пальцев, — произнес Мэнеринг.

— Вы думаете, — глаза Левинсона округлились, — вы думаете, это не самоубийство? О, Боже!

— А ты что, не сомневался?

— У меня тоже были сомнения. Но кто бы мог…

— А вот это нам нужно выяснить как можно скорее, — сказал Мэнеринг. — Давид, я сейчас свяжусь со Скотлэнд-Ярдом, чтобы они приехали сюда и сняли отпечатки пальцев. Это единственная возможность что-либо узнать. Мы можем заявить, что сюда кто-то ворвался, и ни слова не говорить о том, что здесь произошло на самом деле.

— Но ведь они все равно узнают, если мы попросим их проверить ручки газовой плиты!

— Нет, ведь в заявлении будет отмечено только то, что сюда кто-то ворвался, — заверил его Мэнеринг. — Поднимись наверх и последи, чтобы мисс Джентиан, если она пришла в себя, не спускалась вниз.

— М-р Мэнеринг…

— Чем быстрее мы это сделаем, тем лучше.

— М-р Мэнеринг, она придет в себя через каких-нибудь полчаса. Мы можем немного подождать, — решительно сказал Левинсон. — Если она сказала это сама, то не нужно будет обращаться в полицию. Она сможет нам все рассказать, как только придет в себя, ей ведь не придется лгать, если ее спросить об этом без угрозы.

Мэнеринг подумал про себя, что сегодня у него сплошная полоса неудач. Сначала его перехитрила девушка, теперь этот молодой человек дал ему понять, что его действия были бы неправильными. Давид был абсолютно прав. Тем не менее у Левинсона не было такой уверенности, как у него, относительно того, что Сара Джентиан не пыталась покончить с собой. На нее это совсем не похоже. Или он ошибается?

— Хорошо, дадим ей возможность самой решить, как поступить дальше, — сказал он. — Ты выяснил, с кем она живет?

— Нет, у меня не было на это времени, — ответил Левинсон. — В хорошую историю вы меня сегодня втянули, сэр. Предполагали ли вы…

— Я только хотел узнать, будет ли она с кем-нибудь разговаривать после того, как ушла из «Quinns», — сказал Мэнеринг. — То есть приходила она ко мне по собственному желанию или ее кто-то направил.

И он поведал Левинсону всю историю, которую повторил сегодня уже дважды, а пока говорил, мысли его были далеко. Не успел Мэнеринг закончить свой рассказ, как услышал какой-то шум за дверью. Ему показалось, что кто-то шел к двери.

— Кто-то идет, — тихо сказал Левинсон, — мне кажется, мужчина.

Да, это был мужчина. Они слышали его торопливые шаги и стук металлических набоек его башмаков по булыжникам. Через секунду раздался резкий звонок у входной двери.

— Поднимись наверх и оставайся около девушки, — приказал Мэнеринг. — А я посмотрю, кто это.

— Но она захочет узнать…

— Иди и делай, что я тебе сказал.

Левинсон вспыхнул, затем вышел из кухни и поднялся наверх. Мэнеринг подождал, пока не услышал шаги над головой. Раздался еще один звонок, резкий, тревожный. Мэнеринг осторожно прошел в холл, ему очень хотелось увидеть человека прежде, чем впустить его в дом. Звонок зазвонил в третий раз, затем Мэнеринг услышал металлический звук где-то на уровне середины двери. Полоса света показалась в отверстии для газет, и он услышал, как мужской голос позвал:

— Сара! Впусти меня, Сара!

Мэнеринг открыл дверь. Мужчина вздрогнул от удивления и резко отпрянул от двери. Первое, что увидел Мэнеринг, была почти лысая голова, затем он разглядел толстое лицо, неопрятную рубашку, воротничок и галстук. Мужчина отступил, но удержался за стену и, наконец, медленно выпрямился.

— Кто… кто вы такой? — спросил он.

У него был неожиданно низкий голос, хотя он был из тех мужчин, у которых обычно бывают писклявые голоса. — Яхочу видеть мисс Сару Джентиан.

— Мисс Джентиан не совсем здорова, — ответил Мэнеринг. — Не думаю, что она в состоянии принять кого бы то ни было в течение двух или трех часов. Не могли бы вы…

— Больна? Сара? Больна? Но она прекрасно себя чувствовала сегодня утром. Что случилось? Вы доктор?

— Нет, но я прекрасно понимаю, почему вы упомянули доктора, если вы, конечно, все еще думаете, что здесь вопрос жизни и смерти.

Прежде чем мужчина смог ответить, Мэнеринг продолжил:

— Ведь это вы звонили мне сегодня и говорили о мисс Джентиан и мечах Великого Могола?

Мэнеринг был уверен: это именно тот человек, который звонил ему сегодня и предупреждал, чтобы он не делал ничего из того, о чем будет просить Сара.

Глава 6 Клод Орд

Полный мужчина, все еще стоя в дверях, несколько раз сглотнул слюну, прежде чем заговорить. У него были огромные влажные карие глаза. Наконец, он пробормотал: — «Вы Мэнеринг».

Мэнеринг отступил в сторону, пропуская его в дом. Тот вошел в холл, почти касаясь стен, хотя его руки были прижаты к телу. Он был полной противоположностью Давида Левинсона. Дойдя до первой ступени лестницы, мужчина обернулся и опять спросил:

— Она, действительно, больна?

— Да.

— А что с ней случилось?

— Она без сознания.

— Это вы принесли ее сюда?

— Мы о ней позаботились, — уклончиво ответил Мэнеринг.

— Больна, — повторил мужчина. — Я не могу в это поверить. У нее что, был сердечный приступ?

— А она жаловалась когда-нибудь на сердце?

— Я просто высказываю предположение. Она никогда ни на что не жаловалась, никогда в жизни не болела. А вы… вы сделали то, о чем она вас просила?

— А о чем она должна была меня просить?

— Вернуть меч обратно в Джентиан Хаус, конечно.

— Что дало вам повод думать, что она просила меня об этом?

Мужчина нахмурился. Если бы не полнота, то он был бы довольно симпатичным. Мрачное выражение лица сразу состарило его, а в голосе послышались нетерпеливые нотки.

— Не будьте дураком. Она сама рассказывала мне, что намерена делать.

— А почему она рассказала именно вам?

— Ну, конечно, вы же ничего о нас не знаете, — ответил мужчина. — В противном случае вы бы знали, что Сара — моя кузина. И я заинтересован в этом деле ничуть не меньше ее. Я знал, что она хочет… Она хочет, чтобы меч был возвращен в Джентиан Хаус. Она обратилась к вам, чтобы вы помогли ей выполнить это желание. А я хотел убедиться, что ей это не удалось.

— Почему нет?

— Потому что здесь много шума из ничего, — ответил кузен Сары.

— Вопрос о жизни и смерти, если вы, конечно, помните свои собственные слова.

— Да, помню, но позвольте мне закончить свою мысль. Лорд Джентиан — старый, больной человек. А все, что сейчас происходит, может ухудшить состояние его здоровья. Ничего удивительного, если после всего этого с ним случится сердечный приступ. Я немного сгустил краски, когда говорил с вами по телефону, чтобы привлечь ваше внимание к моим словам. И, как вижу, мне это удалось. — Он посмотрел вверх. — Где Сара?

— Итак, вы ее кузен, — сказал Мэнеринг.

— Да, меня зовут Клод Орд. Только прошу вас, не надо повторять избитую шутку, что мои родители были поэтами, они не имели к поэзии никакого отношения. Должен сказать, что никак не могу поверить в то, что Сара больна. — Он покачал головой. — Не могу поверить в это, только не Сара. Что… — он вдруг замолчал, облизнул губы и, дотронувшись до руки Мэнеринга, спросил: — Ведь с ней произошел несчастный случай?

Мэнеринг ответил коротко:

— Кто-то пытался ее убить.

Он сказал это, чтобы нарушить спокойствие Клода Орда, и ему это удалось. Орд вздрогнул, крепко сжал руки, несколько раз облизнул губы и посмотрел в сторону спальни. Было видно, как он весь напрягся. Внезапно Клод посмотрел Мэнерингу прямо в глаза и хриплым голосом произнес:

— Я знал. Я знал, что это случится.

— Предположим, вы рассказали мне правду. Но что все это значит? — довольно грубо сказал Мэнеринг. — И я думаю…

— С ней все в порядке? — перебил его Клод.

— Сейчас она вне опасности.

— Слава Богу, — облегченно сказал Орд. — Слава Богу! Она не может пожаловаться, что я не предупреждал ее. Мэнеринг, скажите ей, чтобы она перестала думать об этом мече. Скажите ей, чтобы она навсегда забыла о нем, в противном случае это все закончится трагедией.

Его глаза были закрыты, а голос становился все глуше, так что Мэнеринг с трудом расслышал последние слова.

— Заставьте ее перестать волноваться из-за этого, вы понимаете? Уговорите ее.

Он резко повернулся к входной двери. Мэнеринг протянул руку, чтобы задержать его, но когда дотронулся до Орда, тот, казалось, развернулся, как сжатая пружина. Согнув руку, он ударил Мэнеринга в живот. От неожиданности Мэнеринг отлетел в сторону и больно стукнулся головой об стену. Прежде чем он пришел в себя, Орд уже кинулся к двери и открыл ее. Боль распространилась по всему телу Мэнеринга, и он был не в состоянии остановить Клода. В тот момент, когда кузен Сары собирался выйти из дома, появился Давид Левинсон, который в одно мгновение оказался около Орда.

— Одну минутку, — сказал он. — М-р Мэнеринг хотел поговорить…

Мэнеринг увидел, как круглое толстое лицо Орда побелело от гнева, как он сжал челюсти, и понял, что сейчас произойдет. Левинсон вдруг задохнулся от острой боли и полетел через весь холл, через ноги Мэнеринга, затем упал на спину, ударившись затылком о ступеньку лестницы. Орд беспрепятственно выскочил из квартиры, захлопнув за собой дверь с такой силой, что задрожал весь дом.

Мэнеринг медленно подошел к Давиду.

— Ну и ну, — сказал он, еле переводя дух.

Он взглянул на Давида, ожидая, что тот ответит на его замечание, но молодой человек не подавал признаков жизни. Мэнеринг почувствовал внезапную тревогу за него. Когда он подошел к Давиду, то услышал, как по булыжникам удаляются шаги Орда.

Мэнеринг с облегчением отметил, что молодой человек стал приходить в себя.

— Не волнуйся, — сказал он и слегка приподнял голову Давида. Его собственное тело болело, и Мэнеринг понял: понадобится некоторое время, чтобы эта боль прошла.

— С тобой все будет в порядке. Оп! — Он помог Давиду сесть, а затем наклонил его голову так, чтобы она коснулась коленей, после третьего наклона Давид попросил его остановиться.

— Довольно, — пробормотал он. — Мне уже лучше. О, моя бедная голова!

Мэнеринг с трудом выпрямился, а Давид дотронулся рукой до затылка. — У меня шишка величиной с яйцо страуса… — О нет, пожалуйста, не трогайте ее!

Молодой человек уселся поудобнее, облокотился на Нижнюю ступеньку лестницы, бледный, непрерывно моргая, с искривленными от боли губами. Левой рукой он начал потирать солнечное сплетение.

— Этот тип ударил меня, как никто не бил за всю жизнь, — пожаловался он. — А как вы? С вами все в порядке?

— Сейчас нормально, — ответил Мэнеринг.

— С чего он так взбесился? — Давид с большим трудом встал на ноги.

— Я хотел помешать ему уйти, — объяснил Мэнеринг. — А он настаивал.

— А кто он такой? — Совершенно очевидно, что Давид услышал только конец их разговора.

— Кузен Сары Джентиан, который считает, что ей не следовало вмешиваться в дела своего дяди, касающиеся этих мечей. — Мэнеринг усмехнулся. — Я разговаривал с ним метафорически, тебе бы явно понравилось. Давид, как только ты придешь в себя окончательно, я бы хотел, чтобы ты разузнал все, что сможешь, о Клоде Орде.

— О ком?

— О Клоде Орде.

— Его мать, а может, отец, в общем, кто-то из его родителей, был поэтом? — спросил Давид. — А со мной уже почти все в порядке. Должен ли я поговорить с вашим другом Читтерингом?

— Да, пожалуй, это наилучший способ что-либо разузнать.

— Насколько я могу быть с ним откровенным?

— Расскажи ему как можно меньше, но он должен знать, что меч у меня, — сказал Мэнеринг. — Ничего не говори о семейном раздоре и попроси, чтобы он ни о чем не писал в газете, пока не повидается со мной.

Давид медленно кивнул в знак согласия. Боль в голове и груди еще не совсем утихла, но сейчас у него не было времени заниматься собственной персоной. Он провел рукой по своим волнистым волосам. В любом случае ему было уже значительно лучше, поэтому молодой человек выпрямился во весь рост и, подойдя к двери, сказал:

— Приглядите за ней.

— Не волнуйся, я все сделаю, — пообещал Мэнеринг.

Когда за Давидом закрылась дверь, Мэнеринг тщательно осмотрел ее, чтобы убедиться, что на ней нет следов взлома. Потом открыл ее и осмотрел замок снаружи. Нигде не было никаких царапин. Значит, тот, кто проник сюда, сделал это очень умело. Хотел бы он знать, что подумает полиция об этом замечательном средстве для открывания чужих замков.

Он — то знал, что они думали о его…

Мэнеринг не имел представления, сколько времени будет находиться здесь в одиночестве, и понимал, что лучшая возможность осмотреть все вокруг вряд ли представится еще раз. Что бы тут ни произошло, совершенно очевидно, Сара была чем-то очень сильно расстроена, и он должен постараться найти в ее квартире ключ к пониманию состояния девушки. Он должен также попытаться найти возможные следы ее противника, если он вообще был. Он вспомнил, как Сара уходила из «Quinns», и подумал, что она тогда была очень сердита, можно сказать, почти в бешенстве. Она просто ненавидела его в тот момент. Однако — Мэнеринг был почти в этом уверен — рассерженный человек не может, вернувшись домой, сунуть голову в газовую духовку.

Он быстро поднялся наверх. Сара лежала в том же положении, в каком он ее оставил некоторое время назад. Мэнеринг снял голубое покрывало со второй кровати и накрыл девушку, она даже не пошевельнулась, дыхание ее было ровным. Он был уверен, что она скоро придет в себя, потому что теперь она просто спала. Мэнеринг еще раз осмотрел ее запястья и убедился, что на них нет ни синяков, ни царапни. Наклонившись над девушкой, чтобы взглянуть на ее шею, он и здесь не заметил признаков насилия. Если кто-нибудь хотел инсценировать самоубийство, то следы насилия все равно были бы заметны. Следы физического насилия, конечно. А если какой-нибудь дурман или лекарство? Но достаточно ли было времени, чтобы лекарство могло подействовать? Весьма сомнительно. Если кто-нибудь поджидал Сару здесь, то, скорее всего, ему пришлось немного придушить ее с помощью шелкового шарфа или полотенца, набросив его на голову и затягивая сзади до тех пор, пока она не потеряла сознание. Затем шарф или полотенце можно было спрятать, а девушку посадить на стул перед газовой плитой, где Давид и нашел ее.

Если все было сделано так, как предполагал Мэнеринг, то на теле Сары не могло остаться следов насилия. Он вспомнил один случай, когда ребенок был вот также сначала частично задушен, а потом отравлен газом. Все выглядело как самоубийство до тех пор, пока потерявшая рассудок мать не призналась в содеянном.

Он внимательно оглядел спальню. Все было в полном порядке, за исключением передвинутых Давидом кроватей. Он заглянул в два туалетных столика, встроенных в углах комнаты так, чтобы на них максимально падал свет. Там ничего интересного не было, кроме вещей, который он и ожидал увидеть. Туалетный столик справа поражал порядком, стоящий слева являлся его полной противоположностью: он был весь засыпан пудрой, на нем валялась бумажная салфетка со следами губной помады, лежала почтовая открытка из Швеции. Может, этот столик принадлежал той девушке, с которой Сара снимала эту комнату? В углу валялись скомканные чулки. Неужели Сара могла так жить?

Она по-прежнему лежала неподвижно, и Мэнеринг решил спуститься вниз. Первое, что бросилось ему в глаза, когда он вошел в кухню, было большое банное полотенце, аккуратно сложенное на спинке стула. Он взял его в руки, а про себя отметил, что это именно то, что нужно, если кто-то решил сломить сопротивление своей жертвы. Развернув полотенце, Мэнеринг увидел на нем следы ярко-красной помады.

Может, его набросили на голову Сары, а может, она просто вытерла о него губы… Но с какой стати она стала бы это делать в таком состоянии?

Он постоял немного, пытаясь еще раз представить себе ее такой, какой видел в «Quinns», а теперь лежащей наверху в кровати. На ней был джемпер с рукавами три четверти, которые оставляли открытыми руки почти до локтей. Если Давид был точен, показывая, в каком положении он нашел Сару, то ее лицо лежало на руках. А какой должна быть наиболее удобная поза человека, если его руки сложены на столе? Мэнеринг взял стул, подвинул его к газовой плите и попытался найти удобное положение, при этом его щека лежала на тыльной стороне ладони, а не на руке. Были ли следы губной помады на тыльной стороне ладони Сары? Он вроде не заметил этого. Чтобы проверить свою догадку, Мэнеринг поднялся наверх. Но обе руки Сары были чистыми, хотя, когда она была в магазине, на ее губах была свежая помада, положенная толстым слоем. Если бы она лежала на сложенных руках, то на них обязательно остались бы следы помады.

Либо она сама вытерла помаду с губ, и тогда все было просто и ясно, либо она была вытерта полотенцем, когда его накинули ей на голову.

Само собой напрашивался вывод, что вряд ли это было попыткой самоубийства. Мэнеринг опять спустился вниз и прошел в большую, хорошо обставленную комнату, служившую гостиной, окна которой выходили во двор. Она была длинной и узкой. Здесь стояли большой диван-кровать с ярко-красной шерстяной обивкой, два кресла такого же цвета, несколько стульев и пуфов, радиоприемник и телевизор. В углу находилось небольшое пианино, а пол был покрыт огромным ковром. Вдоль одной стены стоял сервант из светлого дерева, а около другой — письменный стол. В комнате имелось всего два места, куда можно было бы что-нибудь спрятать. Мэнеринг открыл один за другим все ящики и дверцы серванта: бутылки с виски, джином, лимонным соком, содовой — обычный набор напитков. Он увидел несколько пачек сигарет, а также ножи, вилки, скатерти и все необходимое для сервировки стола.

Мэнеринг подошел к письменному столу и попытался выдвинуть единственный ящик. Он был закрыт на ключ. Вынимая из кармана связку ключей, на которой была отмычка, способная открывать все замки, он вспомнил о Давиде и улыбнулся. Молодой человек наверняка даже представить себе не мог, что у его шефа есть такой замечательный инструмент. Мэнеринг осторожно вставил отмычку в замок, несколько раз повернул ее, и внезапно на него нахлынули воспоминания. Давно, много лет тому назад, он вот так же открывал двери комнат, сейфов, сервантов с таким мастерством, каким владели единицы. Да, это было так давно, что, казалось, с тех пор прошла целая вечность.

Он не потерял своих способностей, эту точность движений, эту удивительную чувствительность пальцев и тонкий слух. Мэнеринг наклонился над столом, осторожно повернул отмычку еще раз и почувствовал, что замок сейчас откроется.

Наконец он услышал щелчок, на все это ушло не более минуты. Мэнеринг отступил от стола на шаг, вынул носовой платок, взялся им за ручку ящика и медленно выдвинул его.

Вдруг до его слуха донесся какой-то звук справа от двери.

Он был совершенно уверен, что звук раздался в квартире, поскольку до этого не слышал звука шагов по выложенной булыжниками дорожке, ведущей к дому. Это могла быть только Сара Джентиан.

Он не стал обращать внимания на этот звук и выдвинул ящик до конца.

Глава 7 Неудачный день

Когда он нагнулся над открытым ящиком стола, то увидел внутри него усыпанный драгоценностями меч Великого Могола. Мэнеринг выпрямился и на мгновение забыл о шуме, который только что раздался возле двери. Перед ним, сверкая драгоценными камнями, лежала миниатюрная копия меча. Она была настолько мала, что ее можно было использовать как брошь или застежку для корсажа. В этот момент он даже не подумал о том, почему такая дорогая вещь просто так лежит в ящике стола, где любой может ее обнаружить. Меч произвел на него гипнотическое действие.

Мэнеринг протянул руку, чтобы взять его, но шум возле двери вновь привлек его внимание, и он оглянулся, ожидая, что сейчас в дверях появится Сара, но она не вошла, а вместо этого дверь стала потихоньку двигаться. Она закрывалась. Прежде чем Мэнеринг успел добежать до нее, она захлопнулась, издав резкий щелчок. Он стоял уже у самой двери и поэтому услышал, как ключ повернули в замке.

Его закрыли в комнате!

— Мисс Джентиан, — позвал он. — Это я, Мэнеринг.

Никто не ответил. Он представил себе, как девушка стоит по ту сторону двери, опираясь рукой на косяк, испуганная. Ведь любой мог назваться его именем.

— Мисс Джентиан! Это Джон Мэнеринг. Пожалуйста, откройте дверь.

Он дотронулся до ручки двери, ручка повернулась, но дверь оставалась закрытой. Хотя Мэнеринг и был раздосадован происшедшим, но не мог винить Сару за ее поступок, особенно если принять во внимание, что кто-то пытался совсем недавно убить ее, набросив на голову полотенце. Или это все не так, и Мэнеринг вообразил себе то, чего в действительности и не было?

— Мисс Джентиан… — проговорил он еще раз, но не успел докончить фразу. Раздался шум въезжающей во двор машины.

Мэнеринг быстро подошел к окну. Прозрачные занавески позволяли ему видеть, что происходит снаружи, при этом его со двора не было видно. Машина остановилась, и за нее вышли двое мужчин. Один был крупного телосложения, а другой высокий и худой. Мэнеринг не знал их, но был уверен, что это полицейские.

Кто вызвал полицию?

Когда двое мужчин направились к двери, он отошел от окна. В машине никого не оставалось, а двор был пуст. Раздался звонок. В этот момент Мэнеринг почувствовал, что в нем проснулся Барон, тот человек, который когда-то вел очень рискованную жизнь и умел быстро принимать ответственные решения. Сейчас ему необходимо было действовать быстро и решительно. Если его застанет здесь полиция, то ему предъявят обвинение в том, что он самовольно вошел в чужой дом. Он не был уверен, что девушка захочет ему помочь.

Он ведь отказался выполнить ее просьбу, и, возможно, Сара даже порадуется его незавидному положению. В любом случае, он явился сюда без ее приглашения, и девушка не знает, кому обязана своим спасением от смерти. Его ошибкой было то, что он назвал ей свое имя.

Звонок раздался еще раз. Почему она не открывает дверь полицейским? Один из мужчин подошел к окну. Мэнеринг отошел в сторону, чтобы его не смогли увидеть. Но в этот момент дверь открылась, и человек исчез.

Раздался голос одного из мужчин:

— Это вы звонили в полицию?

Девушка что-то ответила, но слов Мэнеринг не разобрал, Сара говорила очень тихим голосом. Он отодвинул занавеску и поднял окно. В этот момент Мэнеринг услышал, как второй мужчина спросил:

— Он все еще находится в доме?

Мэнеринг вылез в окно. Стена небольшого крыльца скрывала его от стоящего у входной двери мужчины и давала возможность сделать то, что ему было необходимо в этот момент. По крайней мере, теперь никто не мог обвинить его в том, что он находится в доме. Мэнеринг услышал, как шаги приблизились к двери комнаты, из которой он только что выбрался, и почти физически ощутил, как поворачивается ключ в замке и как полицейский распахивает дверь. Ему необходимо пересечь двор. Машина, стоящая там, может послужить временным укрытием. Если же второй полицейский повернется, то непременно увидит его, пробегающего по открытому пространству. К счастью, этого не случилось.

С замирающим сердцем Мэнеринг добежал до машины и, согнувшись пополам, скрылся за нею. Если бы кто-нибудь вошел во двор, то, к своему удивлению, застал бы его в этой нелепой позе. Полицейские скоро узнают, как ему удалось покинуть дом, но никто пока не видел Мэнеринга. Он выпрямился и смело пошел вперед. Когда он уже дошел до угла дома, то услышал, как один из полицейских прокричал что-то из открытого окна.

Мэнеринг завернул за угол.

Здесь были трое мужчин и две женщины, но поскольку от тротуара отъезжало такси, то крик полицейского потонул в шуме мотора. Мэнеринг быстро завернул за угол соседнего дома и с криком: «Такси!» — побежал за машиной. Люди вокруг не обратили внимания на то, что он машет такси, в котором уже есть пассажиры, только с заднего сиденья на него с удивлением посмотрела хорошенькая девушка. Он опять закричал: «Такси!»… И вдруг услышал позади себя шум автомобиля. Мэнеринг резко повернулся, сердце подскочило в груди. Неужели у полицейских была еще одна машина? Молодой таксист наклонился, чтобы открыть дверцу машины.

— Вам такси, сэр?

— Да, — ответил Мэнеринг. — Вокзал Виктория, и побыстрее, пожалуйста.

— Все будет в порядке! — весело ответил шофер.

Он развернул машину и поехал по направлению к Хилбери Мьюз. Высокий, скромно одетый мужчина стоял на углу, оглядываясь по сторонам, но не поднимая тревоги. Другой стоял около двери в голубой дом, и Мэнерингу показалось, что за ним он увидел Сару. Мэнеринг откинулся на сиденье. Машина неслась по улице с явным превышением скорости. Мэнеринг все еще чувствовал напряжение прошедших минут, а потому закурил сигарету и расслабился.

Погони за ним не было, может, потому что в этом не было необходимости. Сара, наверное, назвала полицейским его имя. Скорее всего сообщение о случившемся уже на пути в Скотлэнд-Ярд. Он расстегнул воротничок рубашки. Некоторые из служащих Скотлэнд-Ярда относились к нему по-дружески, но другие недолюбливали владельца «Quinns», который не только имел талант к сыскному делу, но и обладал также редкой энергией и смелостью, то есть теми качествами, которыми не всегда могли похвастаться сотрудники Скотлэнд-Ярда.

Такси домчало его до вокзала Виктория, и шофер с триумфом в голосе спросил:

— Ну как, сэр? Я выполнил вашу просьбу?

— Прекрасно, — похвалил его Мэнеринг. — Большое спасибо.

Он вложил в протянутую руку таксиста десять шиллингов, отказался от сдачи и быстро пошел к вокзалу, как будто торопился на поезд. Когда шофер уже не мог его видеть, Мэнеринг остановился около книжного киоска и оглянулся по сторонам. Ему вспомнились давние времена, когда он спасался от преследования полиции, и лучшее место, чем вокзал Виктория, трудно было себе представить.

Но сейчас странно было вести себя так, будто он боится полиции, будто его прошлое переплелось с настоящим.

— Прекрати валять дурака, — вслух произнес Мэнеринг. Проходившая мимо женщина с удивлением взглянула на него. Мэнеринг купил «Вечерние новости» и, даже не просмотрев заголовки, пошел к выходу из вокзала, без труда взял такси и направился на Грин-стрит, где находилась его квартира.

В течение нескольких лет они с Лоной опасались, что их выселят из этого здания, поскольку дома по левой стороне улицы были уничтожены во время войны и сохранилось всего несколько особняков, в которых после ремонта квартиры приобрели современный вид. Оставалось всего три дома, они жили в среднем. Это было последнее напоминание о добрых старых временах.

Мэнеринг вошел в подъезд и направился к лифту. Когда он нажал на кнопку пятого этажа, то услышал, как кто-то спускается по лестнице. «Наверно, кто-нибудь из жильцов нижнего этажа», — подумал Мэнеринг и открыл дверь своей квартиры.

Этель пела песню.

Этель, горничная Мэнерингов, очень любила петь народные песни, хотя не обладала ни слухом, ни голосом. Она недавно поступила к ним на службу, и хозяева были очень ею довольны. Дверь на кухню была открыта, Этель чистила картофель, раскачиваясь из стороны в сторону, и пела во весь голос. Это была толстушка с приятной внешностью и неправдоподобным румянцем на щеках. Мэнеринг не стал входить в кухню, чтобы не смущать ее и позвал:

— Этель!

Пение мгновенно прекратилось, и через мгновение девушка появилась в дверях. — О, я не слышала, как вы вошли, сэр.

— Не мудрено, что вы не слышали, — с улыбкой ответил Мэнеринг. — Кто-нибудь звонил, пока меня не было?

— Нет, сэр… Хотя, простите, всего пять минут назад звонил м-р Читтеринг.

Она была смущена, на скулах горел яркий румянец.

— Он сказал, что позвонит еще около шести часов. Хотите чаю, сэр?

— Чаю? — переспросил Мэнеринг. — Не знаю. Впрочем, давайте, я буду в кабинете.

Он зашел в ванную комнату, быстро умылся, а затем направился в свой кабинет: Когда они с Лоной были дома одни, то пользовались кабинетом как гостиной. Большая гостиная большей частью пустовала. Мэнеринг стоял у окна, выходящего на стену соседнего дома, где современные квартиры были отделаны с помощью стекла и желтого кирпича. Мэнеринг был очень расстроен. Может, ему следовало остаться в Хилбери Мьюз и начисто отрицать свою вину? Но, с другой стороны, это могло еще больше осложнить его положение.

Если полицейские уже позвонили в Скотлэнд-Ярд, то почему они не предпринимают никаких мер? А может, все и не так страшно, как рисуется его воображению? Опасность была с самого начала, он не должен был ввязываться в это дело. Мэнеринг думал, что, придя домой, найдет здесь посетителя из Скотлэнд-Ярда или из местного полицейского участка, поджидающего его.

Назвала ли Сара его имя?

Вошла Этель и подала чай в красивом сервизе из китайского фарфора, изготовленного в Вучестере. Она привела в порядок свои пушистые белокурые волосы и надела чистый передник вместо халата, в котором обычно готовила на кухне. У нее была очень смешная подпрыгивающая походка, отчего она напоминала резиновую куклу. В тот момент, когда Этель ставила поднос с чаем на столик — точную копию столика времен короля Иакова, в передней раздался звонок.

— Кто-то звонит, — сказала Этель. — Я пойду посмотрю?

— Да, пожалуйста, — ответил Мэнеринг.

«Нельзя так волноваться», — уговаривал он себя, но ничего не мог с собой поделать.

Он сидел не двигаясь, не дотрагиваясь до чайника с чаем, прислушиваясь к тому, что происходит в коридоре.

Открылась дверь, и он услышал, как Этель сказала:

— Добрый день, сэр.

— Добрый день, — отозвался чистый мужской голос. — Могу я видеть м-ра Мэнеринга?

— Сейчас узнаю, сэр. Как о вас доложить?

— Инспектор полиции Бристоу из Нового Скотлэнд-Ярда, — ответил посетитель.

Глава 8 Спор

— Привет, Билл, — сказал Мэнеринг спокойным голосом, хотя в душе его нарастала тревога. — Сто лет тебя не видел. Входи, садись. Хочешь чашку чая?

— Чая? — переспросил Бристоу.

— Мне сегодня не удалось выпить чашку чая раньше, — пояснил Мэнеринг. — Но, может, ты предпочитаешь виски с содовой?

Он подошел к старинному резному буфету, в котором держал напитки. Небольшая комната была обставлена мебелью из старого дуба времен Тюдоров, Вильгельма и Марии. Около стены находилась украшенная замысловатой резьбой старинная дубовая скамья, которая, казалось, стоит здесь уже несколько веков, но на самом деле это был искусно сделанный сейф, такой же надежный, как и кладовая в «Quinns».

Мэнеринг взялся за ключ буфета. Если Бристоу примет предложение выпить, то это может означать, что он пришел просто навестить его или по делу. Если же откажется, тогда дело серьезное. Бристоу все еще стоял посередине комнаты. Это был мужчина выше среднего роста, с хорошей фигурой. У него были приятные, правильные черты лица, и если бы не некоторая бесстрастность его выражения, то Бристоу можно было бы назвать красивым. Несколько отсутствующий взгляд светло-серых глаз производил обманчивое впечатление, но Мэнеринг знал, как они умеют мгновенно меняться, и тогда в них загорался вызов. Его седые усы с годами приобрели желтоватый оттенок, и это говорило о том, что Билл Бристоу — заядлый курильщик. На нем был светло-серый костюм, безукоризненность которого позволяла предположить, что он приехал с Сэвил-роу, а не из Нового Скотлэнд-Ярда. У полицейского инспектора был такой вид, как будто он хотел посвятить Мэнеринга в какое-то важное дело, но какое?

— Глоток виски будет очень кстати, — наконец ответил Бристоу.

— Да, что может быть лучше, — откликнулся Мэнеринг и, показав жестом на кофейный столик, где лежали сигареты, предложил гостю закурить.

Бристоу подошел к столику, вынул из серебряной сигаретницы сигарету и некоторое время постоял, держа ее в руке, а затем зажег спичку. Мэнеринг налил двойную порцию виски, добавив чуть-чуть содовой: он хорошо знал вкус Бристоу. Самого Билла он знал более двадцати лет и в течение этих лет считал его своим другом, пожалуй, единственным настоящим другом в Скотлэнд-Ярде.

Себе он чуть плеснул виски в бокал и налил побольше содовой.

— Твое здоровье, — сказал Бристоу.

— Будь здоров, — ответил Мэнеринг и сделал глоток из бокала.

— Что все это значит, Билл? Почему такой орлиный взгляд и таинственный вид?

Поскольку Бристоу продолжал хранить молчание, то Мэнеринг продолжил:

— Не думаю, что ты пришел ко мне только затем, чтобы поздороваться.

— Конечно нет, — согласился Бристоу. Он отпил глоток виски и продолжил: — И ты прекрасно знаешь, зачем я к тебе пожаловал.

— Не имею ни малейшего понятия, — сухо ответил Мэнеринг.

— Повторяю, ты прекрасно знаешь, почему я здесь.

У Мэнеринга тревожно забилось сердце.

— Уверяю тебя, я не знаю причины твоего визита.

— Нет никакого смысла делать вид, что ты ничего не понимаешь.

— А что я должен понимать?

Губы Бристоу искривились в слабой улыбке. Когда он молчал, у него была привычка перегонять сигарету из одного уголка губ в другой, что он сейчас и делал, внимательно наблюдая за выражением лица Мэнеринга.

— Ну, хорошо, я тебе скажу, зачем я пришел, — наконец промолвил он. — Ты сегодня был в квартире Сары Джентиан. Не просто был, а вломился туда, как к себе домой. Ты открыл несколько замков, включая замок письменного стола в гостиной. А когда прибыли полицейские из округа, ты сбежал через окно. Конечно, полицейским следовало бы действовать поумнее, но ты еще очень шустрый, несмотря на возраст.

Взгляд Бристоу был тяжелым, и было видно, что ему с трудом удается говорить в шутливом тоне.

— Что ты там взял, Джон?

Так как инспектор называл его по имени, Мэнеринг мог предположить, что это не допрос, а дружеская беседа, но не следовало забывать: Бристоу был сначала полицейским, а уже потом другом. Однако даже в роли полицейского он не будет использовать ничего из сказанного Мэнерингом в качестве свидетельства против него, но сможет строить свои предположения, поэтому следует быть очень осторожным.

— Не думаю, что твои парни тебя правильно информировали, — ответил он. — Я не вламывался в квартиру Сары Джентиан.

— Это был ты.

— Проверь все еще раз, Билл.

— Если ты продолжаешь все отрицать, то мне придется привести факты, которыми я располагаю.

— У тебя не может быть доказательств того, что я там был, — сказал Мэнеринг, но сам внутренне собрался: а вдруг они есть?

— Они есть, — медленно проговорил Бристоу, как будто прочел мысли Мэнеринга. Бристоу выпил еще глоток виски и затянулся сигаретой. — Нет смысла отпираться, Джон. Она назвала твое имя.

— Кто назвал мое имя?

— Сара Джентиан сказала, что ты сам назвал ей свое имя.

— Послушай, Билл, — запротестовал Мэнеринг. — Разве это доказательство того, что я там был?

— Она также сказала, что узнала твой голос.

— Не думаю, что ее слова можно расценивать как свидетельские показания, — сухо возразил Мэнеринг. — Она сегодня была у меня и попросила сделать для нее кое-что, но я отказался. Она покинула магазин страшно рассерженной. Может, она просто решила отомстить мне. Ее показания можно опровергнуть в суде за несколько минут. Что у тебя есть еще против меня?

— Джон, скажи мне правду, ты был там? Поверь, это очень важно.

Поскольку Мэнеринг молчал, то Бристоу продолжил:

— Джон, ты прекрасно знаешь, что я не провокатор. И мне не очень важно, каким образом ты проник в ее квартиру. Если ты скажешь, что дверь была открыта, когда ты туда пришел, то мне этого будет достаточно. Скотлэнд-Ярд поверит тебе. Но мне необходимо знать, был ли ты сегодня в квартире Сары Джентиан. Потому что там сегодня побывал посторонний человек, вернее, даже двое. У меня есть доказательства, что один из этих двоих напал на Сару Джентиан, хотя…

— Она сама призналась, что на нее напали? — в волнении воскликнул Мэнеринг, но тут же взял себя в руки.

— Хотя мисс Джентиан отказалась давать какие-либо показания по этому делу, но у меня сложилось впечатление, — и это подтвердили также полицейские, которые видели ее, — что она страшно напугана и не может достаточно хорошо скрывать свои чувства. Если ты был сегодня в ее доме, то у тебя на это, скорее всего, были достаточно веские причины и, может быть, ты знаешь, кто побывал там до тебя.

— Билл, — сказал Мэнеринг после долгой паузы. — Я ничем не могу тебе помочь в этом деле, но не могу также помешать тебе или Саре Джентиан думать по-другому. Давай предположим, что я не был там, идет? Но что тебя заставило думать, что на нее напали?

— На кухне ощущался запах газа. Банное полотенце было пропитано этим запахом. Обычно полотенце, которым пользуются в качестве капюшона при попытках самоубийства, всегда пахнет газом, Ну, что еще? Вскоре после прибытия полицейских она опять потеряла сознание, и им пришлось послать за доктором. Доктор установил, что она находилась под действием одноокиси углерода. Ее пришлось отправить в больницу, расположенную около Кэдоген-скуэр. У постели оставили полицейского, чтобы расспросить ее обо всем, когда она придет в себя.

— Ты думаешь, ей действительно так плохо? — встревоженно спросил Мэнеринг.

— Она второй раз потеряла сознание, — ответил Бристоу. — Это иногда случается при такого рода отравлениях. Складывается такое впечатление, что кто-то вывел ее из состояния комы, вызванной действием газа, но она еще не совсем пришла в себя. И то, что после всего пережитого она услышала шум в доме или обнаружила тебя, могло довести ее до следующего обморока.

— То, что она обнаружила кого-то в доме, Билл, — поправил его Мэнеринг.

Бристоу пропустил его замечание.

— Как она сейчас себя чувствует? — поинтересовался Мэнеринг.

— Если не возникнут осложнения, то дня через два она будет в порядке, — заверил его Бристоу. — Но за эти два дня мы должны выяснить следующее: или она пыталась покончить с собой, или кто-то попытался ее убить. Это ты помог ей прийти в себя?

— Нет.

— Я не верю тебе, — жестко сказал Бристоу. — Послушай, Джон. Это действительно очень серьезное дело, которое может принести тебе массу неприятностей. Не создавай себе лишних трудностей и не веди себя по дон-кихотски. Сара Джентиан была сегодня у тебя и доверила тебе какую-то тайну конфиденциально. Но тебе придется все рассказать нам. Если она пришла к тебе потому, что чего-то боялась, тогда…

— Она порассказала мне много всего, — перебил его Мэнеринг.

Глаза Бристоу стали почти прозрачными, когда он пристально посмотрел в глаза Мэнеринга. Внезапно он встал, затушил сигарету, одним глотком осушил свой бокал и резко поставил его на стол.

— Возможно, ты говоришь правду. А чего от тебя хотел лорд Джентиан?

Вопрос прозвучал довольно неожиданно. Ничто до этого момента даже не позволяло предположить, что Бристоу известно о визите лорда Джентиана в «Quinns», но, оказывается, он знал об этом, и вопрос был задан специально. Этим инспектор дал понять о степени своей осведомленности.

Мэнеринг взял бокал Бристоу, подошел к буфету, наполнил его, вернулся обратно и только после этого промолвил:

— А почему бы нам не присесть?

Бристоу на этот раз опустился на скамью, как будто подозревал, что сидит на тысячах фунтов, лежащих в сейфе.

— Лорд Джентиан не требовал от меня, чтобы я никого больше не посвящал в его дело, по все-таки прошу тебя: никому об этом не рассказывай. Обещаешь?

— Да, если только здесь речь не идет о возможном преступлении.

— У меня достаточно информации, чтобы говорить о преступлении, — ответил Мэнеринг.

Ему пришлось за сегодняшний день в третий раз повторить все, о чем ему поведал лорд Джентиан, но на этот раз он подробно описал меч. Мэнеринг постарался очень живо и красочно описать его, чтобы произвести должное впечатление на инспектора. Он знал, что Бристоу является экспертом в полиции по драгоценностям и что его любовь к ним похожа на любовь коллекционера. Бристоу сидел, пил виски и слушал Мэнеринга не перебивая. После того как Мэнеринг закончил свой рассказ, он сказал:

— Лорд Джентиан не заявлял в полицию о пропаже первого меча. Мне это точно известно.

— Потому что он не просто был украден, как это обычно бывает. Здесь замешаны какие-то семейные раздоры.

— Да, это отчасти объясняет, почему он не заявил о пропаже меча, но только отчасти, — ответил Бристоу. — Ты прекрасно понимаешь, что лорду не найти более подходящего, чем ты, человека, чтобы выяснить, выставлялся ли меч на продажу. Я смутно припоминаю, что была какая-то сенсационная история с этими мечами еще до того, как я впервые переступил порог Скотлэнд-Ярда. А это было почти сорок лет тому назад. Попробую подробно узнать все об этом деле.

Мэнеринг вспомнил, что у Лараби тоже возникли смутные воспоминания, связанные с историей о мечах.

— Я тоже постараюсь разузнать об этом более подробно, — пообещал Мэнеринг.

— Надеюсь, нам повезет в расследовании, — сказал Бристоу. — Джон, я уже предупредил тебе, что ты можешь попасть в большие неприятности, если будешь заниматься этим делом. Здесь тебя придется столкнуться не только с коллекционерами драгоценностей и произведений искусства, и ты прекрасно знаешь, что это не мир Джентианов. Лорд Джентиан очень странная личность. Он провел большую часть своей жизни вдали от родины. А когда находился в Англии, то становился затворником. И все же он не мог не оказывать влияния на общество. Он очень влиятельный человек. К тому же достаточно богат и контролирует земельные участки в центре Лондона. Он не говорил тебе об этом?

— Ни слова.

— Меня не удивит, если историей с мечами он просто хочет поймать тебя на крючок, и что дело здесь гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд, — заметил инспектор.

Казалось, что Бристоу стоит огромного труда вести беседу непринужденно в дружеских рамках и что в любой момент его поведение может измениться.

— Вероятно, он хочет возбудить твой аппетит этой загадкой с мечами, а потом втянуть в более серьезную авантюру. У меня есть причина подозревать, что его племянница находится в большой опасности, и я не удивлюсь, если узнаю, что то же можно сказать и о самом лорде Джентиане. С ним уже произошла шесть месяцев назад страшная история, когда на него чуть не свалился огромный камень со скалы. А три месяца спустя была отравлена его любимая охотничья собака. И еще всякие удивительные истории происходят в последнее время с семейством Джентианов. Я хочу, чтобы ты выяснил все, что сможешь, по этому делу и дал нам знать. Это официальная просьба, — добавил Бристоу. — Думаю, что дело, о котором идет речь, очень непростое.

— Ну, ну, — сказал Мэнеринг, еле сдерживаясь, чтобы не улыбнуться, настолько его поразило это предложение. — Дай мне время подумать, Билл. Здесь могут возникнуть проблемы…

— Ни одной, которую ты не смог бы решить, — прервал его Бристоу. — Я не пришел бы к тебе, если бы не был уверен, что это очень серьезная задача. Сколько тебе понадобится времени, чтобы обдумать мое предложение?

— Я позвоню тебе завтра утром.

— Отлично, — ответил инспектор.

Он протянул руку и крепко сжал запястья Мэнеринга. — Не забывай, мы думаем, что на девушку было совершено нападение. По-видимому, она и ее дядя находятся в большой опасности. И еще, если ты откажешься от этого дела, то мы вряд ли сможем защитить их от грозящей им беды. Лучшее, что ты можешь сделать… — Он замолчал.

— Я понимаю, — закончил за него Мэнеринг. — Лучшее, что я могу сделать, — это заставить одного из них или обоих прийти к вам и рассказать всю правду, вместо того чтобы пытаться справиться с бедой самостоятельно.

— Ты правильно меня понял.

— Дай мне время подумать до утра, — повторил свою просьбу Мэнеринг. — К этому времени я…

Зазвонил телефон. Телефонный аппарат стоял на небольшом столике около скамьи. Мэнеринг поднялся, все еще думая о предложении Бристоу, но уверенный, что инспектор не рассказал всего, что ему было известно.

— Говорит Джон Мэнеринг, — сказал он в трубку и услышал в ответ голос, в котором чувствовался небольшой акцент кокни.

— Инспектор Бристоу у вас?

— Да, передаю ему трубку.

Бристоу, держа в руке бокал с виски, а во рту сигарету, подошел к телефону.

— Бристоу слушает, — сказал он. Затем нахмурился и взглянул на Мэнеринга.

— Продолжайте, — проговорил он резко, нахмурился еще больше и стал перегонять сигарету из одного уголка рта в другой.

— Да, — наконец произнес он. — Я все понял.

Он почти бросил трубку на рычаг, резко поставил бокал с виски на столик и смял сигарету. Затем он поднялся и направился к двери, но вдруг остановился против Мэнеринга и, глядя ему прямо в глаза, сказал:

— Ты дурак. Где он?

Мэнеринг уже понял: что-то произошло, и поэтому не очень удивился резкой перемене в поведении Бристоу.

— Где, что? — спросил он в свою очередь. — И почему…

— Хватит врать, — почти зарычал Бристоу. — В квартире Джентиан была миниатюрная копия меча Великого Могола. Она только что заявила, что меч пропал. Ты был там. Она видела, как ты склонился над ящиком стола, где лежал меч. Я еще раз спрашиваю тебя, где он?

— Билл, — медленно проговорил Мэнеринг. — Я там не был, и я не брал никакой копии меч. Я даже не знал, что она существует.

Бристоу побледнел. Он выглядел взбешенным, так как чувствовал, что его водят за нос. Может, он хотел просто припугнуть Мэнеринга? Может, этот телефонный звонок был подстроен заранее, или это действительно было неожиданностью для Бристоу? Нет, не похоже, что звонок был подстроен заранее. Было очевидно: инспектор сам поражен услышанным.

Бристоу проговорил:

— У тебя не было времени, чтобы заехать в магазин из Хилбери Мьюз. Ты приехал оттуда сразу же сюда. Я могу немедленно получить ордер на обыск твоей квартиры, ты этого хочешь?

После небольшой паузы он все еще зло произнес:

— Или ты сам отдашь мне копию меча?

Глава 9 Обман?

Мэнеринг лихорадочно думал. Значит, за то время, когда он покинул дом, а полиция осмотрела письменный стол,миниатюрная копия меча пропала.

Бристоу не лжет, этот звонок не был ловушкой, и миниатюру действительно похитили. Но, кроме Сары Джентиан и полицейских, в тот момент в доме никого не было. Мэнеринг вдруг подумал, а не прятался ли кто-то в доме, пока он там был?

Бристоу был взбешен. Мэнеринг знал его очень давно, между ними было много всего, и плохого, и хорошего. Но и Бристоу знал, на что способен Мэнеринг, если от него этого потребуют обстоятельства.

— А теперь отдай мне меч, — приказал Бристоу.

Мэнеринг продолжал молчать и думал, неужели его видели, неужели девушка в таком состоянии узнала его самого и его голос. А может, его видел один из полицейских, но преднамеренно дал ему возможность уйти? Младший полицейский чин не захотел связываться с человеком, занимающим такое положение, как Мэнеринг, и передал сведения о нем Бристоу?

— Мэнеринг, если ты не отдашь мне…

— Оставь это, Билл, — грубо оборвал его Мэнеринг. — У меня нет никакой копии меча. Ни Сара, ни ее дядя не говорили мне, что она существует. Если хочешь, можешь обыскать весь дом.

— Если ее здесь нет, значит, ты спрятал ее в другом месте.

— Нет, это значит, что у меня ее нет и никогда не было. Почему бы тебе не перестать запугивать меня и не объяснить истинную причину визита ко мне?

— Я тебе уже все объяснил.

— Я не поверил тебе, — ответил Мэнеринг. — Еще виски?

— Нет, пожалуй, не стоит, — медленно проговорил Бристоу. Он стал очень серьезным и, вплотную подойдя к Мэнерингу, сказал: — Послушай, Джон. Я не знаю, занимаешься ли ты этим делом давно или недавно. Но я знаю, что у тебя будет масса неприятностей, если ты не сделаешь того, о чем мы тебя просим. Если ты примешь сторону одного из участников конфликта, если ты начнешь действовать, как волк-одиночка, ради прекрасных глаз Сары Джентиан, то имей в виду, тебе будет очень плохо.

Мэнеринг молча смотрел на Бристоу.

— Я даю тебе на размышление двенадцать часов, — сказал напоследок Бристоу, потом круто повернулся на каблуках и пошел к двери.

— Билл, — окликнул его Мэнеринг. Бристоу остановился, повернул голову и посмотрел на него через плечо.

— Ну, что ты еще намерен мне сказать?

— Насколько я понял, ты хочешь, чтобы один из Джентианов пришел к тебе, так?

— Да, я хочу, чтобы один из них, а может, и оба пришли ко мне. А когда они придут, то пусть расскажут правду вместо всех этих уловок, оговорок и полуправды, которыми они нас пичкают.

Бристоу открыл дверь кабинета и вышел. Мэнеринг не последовал за ним. Этель во весь голос распевала песню, а дверь на кухне была закрыта. Бристоу пришлось открывать входную дверь самому.

Было около шести часов. Лона обещала к этому времени вернуться домой, но ее все еще не было. Мэнеринг прошел в переднюю, выдержанную в золотых, серых и голубых тонах, подошел к окну и посмотрел вниз. Через минуту из подъезда вышел Бристоу. Человек, стоящий около черной машины, открыл для него дверцу, и Бристоу сел в машину.

Насколько Мэнеринг мог видеть, на улице не было больше полицейских. Однако он прекрасно понимал, это не означает, что за ним никто не следит.

Мэнеринг вернулся в кабинет и стал размышлять. Либо кто-то прятался все это время в квартире, либо Сара Джентиан лжет, что миниатюра была украдена. Ему не верилось, что кто-то мог прятаться все это время в квартире, но ведь он и не осмотрел ее как следует. И потом, он искал небольшие вещи, которые прояснили бы картину случившегося. А вместо того, чтобы проясниться, все стало еще более запутанным. Одно совершенно ясно: он в большой опасности. Если полиция уверена, что он был в доме Сары Джентиан, если они смогут доказать это…

Оставил ли он отпечатки пальцев?

Мэнеринг попытался восстановить все свои действия в подробностях. Он был очень осторожным, когда приехал. Дверь к тому времени была открыта Давидом Левинсоном. Но когда он понял всю серьезность положения девушки, то не был так осторожен? Мэнеринг не был уверен в этом. В Скотлэнд-Ярде есть отпечатки его пальцев. Если они найдут хоть один, самый слабый отпечаток, то смогут доказать, что он солгал Бристоу.

Приходил ли Бристоу действительно за тем, чтобы попросить его о помощи? Или за тем, чтобы показать зубы? Совершенно очевидно, что в семье Джентианов происходят странные события уже достаточно долгое время. Вероятно, Бристоу думает, что он посвящен в это дело, а может, даже подозревает его в чем-то, о чем сам Мэнеринг даже не догадывается.

Зазвонил телефон.

Когда он направился к телефону, то раздался звонок у входной двери. Из кухни появилась Этель, вся раскрасневшаяся, готовая выполнить любое поручение.

— Я открою дверь, сэр.

«Это не могла быть Лона, у нее есть свой ключ. Может, вернулся Бристоу или прибыли полицейские?» Мэнеринг снял трубку телефона.

— Джон Мэнеринг слушает.

— О, дорогой, почему у тебя такой суровый голос, — спросила Лона. — Ты расстроен, что я не вернулась вовремя?

Мэнеринг выдержал небольшую паузу. Он был зол на себя, что позволил ей по тону догадаться о его настроении. Однако, постаравшись, чтобы голос звучал естественно и спокойно, сказал:

— Я просто взбешен. Ты звонишь, чтобы сказать о том, что задерживаешься?

— Я уже собиралась домой, Джон, но Топси пригласила меня пообедать с ней. Том уехал, и поэтому она…

— Оставайся, дорогая, — ответил Мэнеринг.

У двери послышались голоса — низкий Давида и быстрая скороговорка Читтеринга. Этель пролепетала что-то с таким воодушевлением, какого Мэнеринг от нее никогда не ожидал.

— Джон, я право не знаю, — сказала нерешительно Лона. — Если для тебя лучше, чтобы я вернулась домой…

— Все в порядке, дорогая, — ответил он. — Передай мои лучшие пожелания Топси.

— До встречи, — сказала Лона, но голос ее звучал неуверенно. Она первая повесила трубку.

Мэнеринг подошел к двери кабинета и увидел Давида и Читтеринга, стоящих в холле. Этель взирала на Давида широко открытыми глазами. Давид выглядел, как звезда мюзикла, и во взгляде девушки светилось непритворное восхищение. Читтеринг был несколько ниже ростом, чем Давид, имел светлые курчавые волосы и походил на херувима. Его серые глаза казались вполне невинными, сам он выглядел эдаким тихоней, но на самом деле внешность его была обманчивой. Он был очень жестоким человеком, как и многие его товарищи с Флит-стрит. Уже много лет хозяина дома с Читтерингом связывала дружба. Он являлся в высшей степени надежным другом, на него всегда можно было положиться, но при необходимости он мог быть грубым и безжалостным.

— Похоже, ты что-то подозреваешь? — спросил с ходу Читтеринг.

— Подозреваю? Что? — удивился Мэнеринг. — Входите, хотите что-нибудь выпить?

Он проводил их в кабинет и позвонил Этель. Вошедшая Этель опять с восхищением уставилась на Давида, щеки ее пылали больше обычного.

— Миссис Мэнеринг не вернется к обеду, Этель.

— Хорошо, сэр.

— Принеси, пожалуйста, тоник, грейпфрутовый сок и немного льда.

— Сейчас, сэр! — неестественным оживленным голосом проговорила Этель.

— Что вы будете пить, Давид? — спросил молодого человека Мэнеринг.

— Виски с содовой, пожалуй.

— Лед?

— Нет, не надо.

— Джон, — сказал Читтеринг. — Не притворяйся таким беззаботным. Я же чувствую, что ты попал в дурную историю.

— Тебе, как обычно, джин с тоником? — спросил Мэнеринг, оставив пока слова друга без ответа.

Он предложил гостям сигареты. Пальцы Читтеринга были желтыми, что свидетельствовало о его давней приверженности к курению. Давид не курил.

Раздалось позвякивание бутылок, когда Этель внесла их на подносе, на котором также стоял специальный сосуд для льда. Она была такой неловкой и неумелой, что даже не протерла бутылки, прежде чем принести их. Мэнеринг налил Читтерингу.

— Ну что, поплыли? — предложил он.

— Ты сможешь плыть, если море обмелело, — заявил Читтеринг. — Пью за тебя, чтобы ты вовремя достиг берега.

Он выпил содержимое бокала одним глотком.

— О чем он говорит, Давид? — обратился к Левинсону Мэнеринг.

— Он мне почти ничего не рассказал, — ответил Давид и сердито посмотрел на Читтеринга. — Я попросил его рассказать мне все, что он знает о Клоде Орде и Джентианах. Но он не сказал ничего такого, о чем нельзя узнать из газет. Кроме того, он вел себя так, будто я расспрашиваю о покойниках.

— Что случилось, Читти? — спросил Мэнеринг.

— Я же не знал, насколько я могу быть с ним откровенным, — ответил Читтеринг.

— Ему можно доверить все, что ты рассказал бы мне самому.

— Хорошо, — Читтеринг сразу стал серьезным. — Отвечаю на первый вопрос о Клоде Орде. Он совсем не то, за что себя выдает. Все думают, что он глупый и толстый осел, а на самом деле это очень хитрый и умный человек, с огромными связями. К тому же он выполняет обязанности управляющего и секретаря лорда Джентиана. Он присматривает за его делами, когда лорд в отъезде, а он почти всегда в отъезде. Ведет он себя скромно, как бедный родственник, но я уверен, что он имеет огромное влияние на лорда Джентиана, о чем многие и не догадываются. Ну, и поскольку он представляет интересы лорда Джентиана, то имеет большой вес в Сити.

— Ты имеешь в виду — среди финансистов Сити?

— Да, среди очень денежных ребят. Можно сказать, среди всесильных магнатов, — согласился Читтеринг. — Джентиан владеет земельными участками в Сити и Вест-Энде, не очень большими, но весьма удачно расположенными. И сидит на них прочно, в чем ему помогает Клод Орд. Ему не раз предлагали продать их, но он неизменно отказывался. За десять лет стоимость этих участков возросла вдвое, и похоже, что в последующие два года возрастет еще раза в два. В центре Лондона не так уже много осталось земли в частном пользовании, а там ведутся работы по реконструкции, и владения Джентиана не позволяют воплотить в жизнь несколько важных проектов. Не думаю, что его попытаются убрать, но не могу отрицать, что его смерть желанна для многих людей.

— А почему он не продает свои участки?

— Следи за моими рассуждениями, — сказал Читтеринг. — Некоторые считают, что он спит и видит себя мультимиллионером, если сможет продержаться как можно дольше, не продавая участки. Они думают, что он, как Макиавелли, старый дьявол, специально подолгу отсутствует, а его дела в это время ведет Клод Орд. Другие же считают, что он в высшей степени порядочный и великодушный человек, который является истинным гражданином своей страны и не хочет, чтобы центр Лондона превратился в кварталы домов из стекла и бетона со скульптурами Эпштейна у входа. А ты уж сам выбирай, какое из объяснений больше похоже на правду. Но ситуация сейчас такова, что Джентиан находится под прессом. Две могущественные группы намерены заставить его продать земли. Они не смогли это сделать порознь и, поговаривают, сейчас решили все же объединиться.

— Но как они могут его заставить продать участки, если он не захочет?

Читтеринг поболтал остатками джина в бокале, выпил и, протянув его Мэнерингу, попросил налить еще.

— Ты что, такой же наивный, как Давид Левинсон? — спросил Читтеринг. — Мы недавно об этом говорили с Бристоу. Ты забываешь об очевидном. Толстосумы не остановятся только на угрозах или прессинге, помимо экономических санкций. Здесь сходятся интересы очень многих людей. У многих владельцев небольших участков земли не поднимутся в цене, пока Джентиан не продаст свои. Нетерпеливо ждут своего часа подрядчики, которые получили бы огромные заказы, как только земли будут проданы и начнут осуществляться большие проекты. Имеются также отдельные типы, вроде Клода Орда, которые желают разбогатеть, поскольку владеют небольшими земельными наделами. Ведь сам Орд вполне вероятно очень нуждается в деньгах, и на него могут оказывать очень сильное давление. Не пытайся убедить себя, что лорду Джентиану не грозит большая опасность, скорее всего это именно так. Уже были попытки покончить с ним. Разве он не рассказывал тебе об этом?

— Нет. — Мэнеринг припомнил, что об этом ему совсем недавно говорил Бристоу.

— Ну, тогда я тебе кое-что скажу, Джон. Он пришел к тебе совсем не потому, что его интересует этот меч, — сказал Читтеринг и взял протянутый Мэнерингом бокал с джином. — Спасибо. Я уверен, что он пришел к тебе потому, что напуган, и надеется на твою помощь в этом деле, которое он почему-то не хочет доверять полиции. Лорд Джентиан не хочет, чтобы они знали об этом. Но он не хочет и тебя посвящать во все подробности, хотя прекрасно понимает, что если ты займешься делом пропажи меча Великого Могола, то будешь невольно втянут и в более серьезную игру. Ну, например, захочешь найти того, кто покушается на его жизнь. Я предупредил тебя, Джон. Ты можешь попасть в ловушку между двумя жерновами, которые сотрут тебя в порошок.

— Я просто не в состоянии поверить, что такое возможно! — вскричал Давид Левинсон.

— Но ты-то веришь, Джон, не так ли? — обратился Читтеринг к хозяину дома. — Ты ведь знаешь, что происходит, когда возникают подобные ситуации. Ты прекрасно разбираешься в драгоценных камнях, миниатюрах и произведениях искусства, но не в делах большого бизнеса. Ведь ты не дашь втянуть себя в авантюру?

— Я не думаю, что он прав, — заявил Давид, пытаясь говорить спокойно. — Я думаю, что он делает из мухи слона, как и любой газетчик. Джентльменам сейчас очень нужна помощь. Это совершенно очевидно, — повторил он и с мольбой взглянул на Мэнеринга. — Что вы об этом думаете, сэр?

Глава 10 Второе нападение

— Да, ты прав, Давид, — спокойно ответил Мэнеринг. — Джентианы нуждаются в помощи. Но вот те ли мы люди, которые смогут им помочь, это уже другой вопрос.

— Наконец я услышал разумную речь, — откликнулся Читтеринг.

— Но, мистер Читтеринг… — начал Давид, однако тот прервал его. — Давид, дайте мне подумать обо всем спокойно. Во-первых, я хочу еще раз поговорить с лордом Джентианом. Мне необходимо выяснить, что в действительности стоит за его нежеланием продавать земли. Хочет ли он стать современным Крезом? Или он все еще живет в прошлом и мечтает продлить его как можно дольше. Ведь и тебе это интересно?

— В любом случае он находится в опасности, — сказал Читтеринг. — А я не хочу, чтобы и ты ввязался в это дело.

Последнее замечание Читтеринга взбесило Левинсона, и он почти прокричал:

— Я не могу согласиться с таким отношением к людям. В конце концов, мы живем в Лондоне второй половины двадцатого века, а не в шестнадцатом веке. Уже давно не существует бандитов с большой дороги и головорезов. А если послушать вас, Читтеринг, то можно подумать, что любой уважаемый джентльмен из Сити готов нанять убийцу, чтобы убрать с дороги лорда Джентиана. Но это же нонсенс!

— Святая простота, — пробормотал себе под нос Читтеринг.

— Никто не давал вам право оскорблять меня!

— Успокойся, Давид, — примирительно сказал Мэнеринг. — Я подумаю и скажу, что я решил, завтра утром. Ты сегодня вечером будешь дома?

Давид хмуро посмотрел на него.

— Не знаю.

— Давид, — мягко проговорил Мэнеринг. — Существует много способов нанести оскорбление.

Левинсон вспыхнул, посмотрел на Мэнеринга и сказал извиняющимся голосом:

— Извините, сэр. Да, я буду дома весь вечер, если не случится чего-нибудь непредвиденного. А я могу вам сегодня понадобиться?

— Может быть.

— Тогда я позвоню, если мне придется уйти из дома, — пообещал Левинсон. Он направился к двери, но остановился в нерешительности. Было видно, что он хочет спросить о чем-то еще. — Читтеринг сказал мне, что Сара Джентиан находится сейчас в больнице, — наконец, тихо произнес он.

— Что-то случилось в ее квартире, — сказал Читтеринг. — Я точно не знаю, что там произошло, но там была полиция. И насколько мне известно, полицейские пока находятся в ее доме, Левинсон.

— Да.

— Извините меня, если я обидел вас. Я просто не хочу, чтобы мистер Мэнеринг попал в беду.

— Все в порядке, — пробормотал Левинсон. Он опять покраснел. — Сам не знаю, почему я так разнервничался из-за всего этого. Спокойной ночи, мистер Читтеринг. Спокойной ночи, сэр. Не беспокойтесь, я сам закрою за собой дверь.

Он вышел из комнаты, но прежде чем закрылась входная дверь, раздался голос Этель:

— Вы уже уходите, сэр?

— Ей еще раз захотелось взглянуть на Адониса, — ехидно заметил Читтеринг. — Я думаю, тебе следует купить ему билет в один конец до Голливуда. Они наверняка возьмут его. Джон, прошу тебя, взгляни реально на это дело. Я серьезно предупреждаю тебя…

— Может, ты пообедаешь со мной? — спросил Мэнеринг.

— Неплохая идея. Но имей в виду, я не дам тебе напиться.

— Именно на это я и надеюсь, — с улыбкой ответил Мэнеринг.


Давид Левинсон вышел из дома на Грин-стрит и повернул в сторону Кингз-роу. Они с Читтерингом приехали сюда на такси, но в это время в Челси невозможно было найти свободную машину, и он решил поехать на автобусе до Слоан-скуэр, а оттуда пройти пешком до Хилбери Мьюз. Ему необходимо было побывать там еще раз. Он шел торопливо, большими шагами. На другой стороне улицы Давид увидел человека, который на ходу читал газету, но не обратил на него никакого внимания. Левинсон был страшно недоволен тем, что позволил Читтерингу вывести себя из равновесия. А самое главное, он вынудил Мэнеринга сделать ему замечание. Если Давид и дальше будет совершать такие необдуманные поступки, то потеряет работу, а он не представлял себе жизни без любимого дела.

Старинные вещи очаровывали его, а драгоценности производили гипнотическое действие.

Он узнал, что Мэнерингу требуется помощник, который должен быть не только отдавать все силы работе в «Quinns», но и выполнять обязанности домашнего детектива. В любой момент на антикварной магазин могло быть организовано нападение грабителей. Кроме того, Давид знал, что Мэнеринг часто участвует в расследовании дел, подобных теперешнему.

Когда его нанимали на работу, то Мэнеринг сказал следующее:

— Мне нужен человек, который не испугается, если ему придется встретиться лицом к лицу с вооруженными грабителями; человек, который сможет постоять за себя в драке и которому я могу полностью доверять. Как вы думаете, отвечаете ли вы этим требованиям?

Тогда Давид ответил:

— Испытайте меня, сэр.

До сих пор он не знает, почему Мэнеринг все же взял его на работу. Может быть, потому что он был сыном его старого друга, который тоже занимался антиквариатом, но, конечно, не в таких больших размерах. Хотя с тех пор, как Давид осиротел, прошло много времени. А может, потому, что. Мэнерингу хотелось иметь в магазине чело-века, у которого за плечами были Итон и Кингз. Не следовало также забывать, что совсем недавно Левинсон получил степень бакалавра искусств. Кроме того, у него было хорошее происхождение, он прекрасно говорил по-французски, неплохо знал немецкий, итальянский и испанский языки. Как бы то ни было, но Давид работал у Мэнеринга уже шесть месяцев и надеялся, что оправдал надежды шефа, за исключением сегодняшнего дня.

Что же заставило его так забыться?

И хотя Левинсон не хотел признаваться даже себе самому, он прекрасно знал, что вывело его из равновесия. Сара Джентиан была причиной его волнения. Конечно, история лорда Джентиана заинтриговала его, но девушка произвела на молодого человека неизгладимое впечатление. Пару раз, когда ему еще не исполнилось двадцать лет, он испытывал нечто подобное, однако постепенно эти чувства угасли. Но Сара Джентиан! Он вспомнил, как она шла в кабинет Мэнеринга, длинноногая, наполненная жизненной силой. Все в ней нравилось ему: небрежно отброшенные со лба волосы, красный цвет губ, то, как она улыбнулась, когда он открывал ей дверь, — все значило для него очень много. Когда он приехал к ней домой и понял, что с девушкой случилась беда, то просто потерял голову и испытал неизвестный ему до этого дня ужас. Ничто не смогло бы удержать его оттого, чтобы выяснить, что же с ней произошло. Он поможет ей, что бы потом с ним не случилось. Но он также прекрасно понимает, что ничего не сможет сделать без Мэнеринга.

Он опять почувствовал ненависть к Читтерингу.

Дойдя до автобусной остановки, Давид поднялся на верх омнибуса и через десять минут вышел на Слоан-скуэр. Пройдя до Кэдоген-сквера, он пересек улицу и направился к Хилбери Мьюз. На углу он увидел полицейскую машину, а около выкрашенной в голубой цвет двери стоял полицейский. Вернулась ли Сара домой? Если нет, то что здесь делают полицейские? Он прошел еще немного вперед, подозвал такси и назвал адрес:

— Рэндом-стрит, это около Парк-стрит.

— Я знаю, сэр.

Рэндом-стрит была небольшой улицей, на которой находились всего шесть домов. Она шла от Парк-стрит к Сауз Адлей-стрит в центре Майфера. Четвертый дом, один из немногих домов в Лондоне, стоящих в глубине сада, принадлежал лорду Джентиану.

Это было здание, выполненное в архитектурном стиле конца XVIII и начала XIX веков, выкрашенное в черный и белый цвета. Перед домом стоял старый черный «даймлер», но никого не было видно.

Пройдя мимо дома, Левинсон быстрыми шагами направился в сторону Сохо. У него в Блумсбэри была двухкомнатная квартира, где он жил в полном одиночестве. Эта небольшая прогулка, вид домов Сары и лорда Джентиана несколько успокоили его. Он сел на автобус, который через пять минут довез его до остановки, находящейся в пяти минутах ходьбы от его дома. Когда Давид приехал домой, часы показывали уже половину девятого. Небо было затянуто тучами, начинало смеркаться.

Это была Джеймс-стрит, где по обе стороны стояли старые дома, некоторые из которых были недавно приведены в порядок и покрашены, а другие поражали своим обветшалым видом. То здесь, то там были видны заплаты из желтого кирпича, которым домовладельцы заделывали дыры, возникающие в результате разрыва бомб во время войны.

Давид открыл своим ключом парадную дверь дома, четыре первых этажа которого занимали конторы, и поднялся по узкой скрипучей лестнице. Когда он стоял у двери своей квартиры, то ему показалось, что он услышал какой-то шорох, но это не насторожило его. В это время в конторах обычно работали уборщицы. Он вставил ключ в замочную скважину и живо вспомнил, как открывал отмычкой дверь в квартире Сары Джентиан. Дверь жалобно заскрипела, давно следовало бы смазать маслом ржавые петли. Давид вошел, повернулся, чтобы закрыть ее за собой, и вдруг увидел мужчину.

Давид только мельком увидел человека, который бросился на него из-за двери, лицо нападавшего скрывал шарф, а правая рука была поднята. Прежде чем Левинсон осознал всю опасность своего положения и приготовился к встрече с незнакомцем, он почувствовал страшный удар по голове. Удар не сбил его с ног, но отбросил к стене. Почти теряя сознание, Давид понял, что ему грозит еще большая опасность, и собрал все силы, чтобы дать достойный отпор. Но второго удара не последовало. Он услышал, как захлопнулась дверь, а по лестнице зазвучали быстрые удаляющиеся шаги. Когда же Давид, наконец, смог выпрямиться, сжимая голову обеими руками, шаги затихли. Его голова прямо-таки раскалывалась от боли. Только что полученный удар как бы умножился на удар о лестницу при падении в доме Сары утром.

Он на ощупь побрел в ванную комнату, при каждом шаге ощущая пульсирующую боль в голове. Боже, какой ужас! В ванной было темно, потому что окно выходило на стоящий рядом высокий дом. Он открыл кран с холодной водой, снял пиджак, воротничок, галстук и рубашку. Сжав зубы, Давид наклонил голову. Сначала струя холодной воды вызвала еще большую боль, но постепенно она стала проходить. Он вытер голову и прошел в гостиную. Там молодой человек опустился в большое глубокое кресло, одно из немногих вещей, которые он унаследовал от отца, и, откинувшись на спинку, расслабился. Он не знал, сколько времени просидел без движения, может быть, минут двадцать. Иногда Давид открывал глаза и видел сгущающуюся, успокаивающую темноту комнаты.

Наконец, он пробормотал вслух:

— Надо подняться, я просто умираю от голода.

Давид встал. Боль не была уже такой сильной, хотя, когда он брел по квартире, каждый шаг отдавался в голове. Он вошел в маленькую кухню и невольно сравнил ее с кухней в доме Сары Джентиан. Молодой человек взял несколько ломтиков ветчины, нарезал хлеб, намазал его маслом и сварил себе кофе. Постепенно головная боль проходила.

— Кто это мог быть? — вслух произнес Давид.

Он даже не сообразил, что должен обратиться в полицию. Но его мучила мысль о том, надо ли поставить в известность о случившемся Мэнеринга. Хороша же польза от него, Давида, если дважды за один день он получил по голове и даже не смог дать сдачи, хотя и был нанят в магазин не только как помощник, но и как охранник. Как же Мэнеринг сможет положиться на него в дальнейшем, если с ним второй раз за один день произошло такое?

Но почему он подвергся нападению?

Давид включил настольную лампу и огляделся. Все вроде было на своих местах. В спальне тоже все было в порядке. Насколько он мог судить, ящики никто не выдвигал. Вероятно, он вернулся раньше, чем ожидал незнакомец. Но что вор хотел здесь найти? Кому может прийти в голову мысль, что он богат? У него не имелось ничего ценного. Было несколько предметов хорошей старинной мебели и немного картин, но ничего по-настоящему ценного. Может, вор думал, что он приносит домой вещи из «Quinns»?

Он должен все рассказать Мэнерингу, это единственно правильная мысль. Если Мэнеринг узнает обо всем позже, то подумает, что Давид пытался скрыть случившееся от него. Убедившись, что дома ничего не пропало, Давид направился к телефону, стоящему около входной двери. Когда он подходил к нему, то услышал шаги по лестнице.

Сердце его учащенно забилось. Он положил трубку на рычаг очень осторожно, но при этом все равно раздался слабый щелчок. Услышали ли его? Давид на цыпочках подошел вплотную к двери. За нею стояли двое мужчин и не делали попыток скрыть свое присутствие. Они даже громко переговаривались.

Может, это Мэнеринг и Читтеринг? Левинсон приложил ухо к твердой деревянной поверхности двери, пытаясь лучше расслышать голоса. Кроме того, его занимала мысль, каким образом они смогли войти в дом. Дверь в подъезд должна быть закрыта, у жильцов были свои ключи от парадного входа.

В это время мужчины нажали на кнопку звонка, точно такого же, что и в доме Сары Джентиан. Резкий звонок, прозвучавший над его ухом, отозвался болью в голове Давида. Он не двигался, соображая, что ему делать, и услышал, как один из мужчин сказал второму:

— Я точно знаю, что он дома.

Голос был грубее, чем у Мэнеринга или Читтеринга, кроме того, в нем чувствовался акцепт кокни. Прежде чем открыть дверь, Левинсон отступил от нее на шаг. Если это опять нападение, то он должен приготовиться к нему. За эти несколько минут он даже забыл о своей несчастной голове.

В проеме двери стояли двое высоких и крепких мужчин.

— Мистер Левинсон? — это был человек с акцентом кокни.

— Да, это я.

— Добрый вечер, сэр, — сказал второй мужчина. — Мы из Нового Скотлэнд-Ярда. — И он протянул удостоверение. — Можно войти и задать вам несколько вопросов? У нас есть все основания полагать, что вы можете нам помочь в одном деле.

Левинсон был настолько поражен, что на несколько мгновений лишился дара речи. Мужчины молча смотрели на него. Наконец Давид пришел в себя, протянул руку и взял удостоверение. Оно показалось ему подлинным. Там было написано, что документ принадлежит инспектору полиции Беллингу.

— Не думаю, что смогу быть вам полезным, — ответил Левинсон и отступил в сторону. — Проходите, пожалуйста.

Он предполагал, что они, вероятно, пришли расспросить его о Мэнеринге или о нападении на Сару Джентиан, если это действительно было нападение. Может быть, и так. В любом случае ему следует быть очень осторожным, отвечая на их вопросы. Полицейские были высокого роста. Один из них имел крупное телосложение, а второй выглядел высоким и жилистым. Когда они втроем очутились в гостиной, то Левинсон понял, насколько она мала. Давид ощущал приближение опасности.

Глава 11 Арест

— Ну, так о чем вы хотели меня спросить? — первым задал вопрос Левинсон.

Худощавый мужчина сказал:

— Мистер Левинсон, были ли вы сегодня днем в доме Сары Джентиан, проживающей по адресу Хилбери Мьюз, 3?

Сердце Левинсона гулко забилось в груди. Больше всего на свете он сейчас хотел позвонить Мэнерингу, понимая, что любой его совет, как вести себя в данной ситуации, был бы бесценным. Он вспомнил, что Мэнеринг говорил одному помощнику, уволенному несколько недель назад за то, что обманул клиента. Помощник заявил, что золотая цепочка стоит приблизительно шестнадцать сотен фунтов, когда на самом деле она стоила восемнадцать с половиной. «Если вы будете говорить правду, то никогда не попадете в неприятную историю». Давид вспомнил, ведь Мэнеринг хотел позвонить в полицию и рассказать им, что произошло в доме Сары Джентиан, а он, Левинсон, отговорил его.

Второй полицейский, Беллинг, резко спросил:

— Ну, так вы были там?

— Да, был, — ответил Левинсон.

— Так-то лучше, — сказал худощавый полицейский. — Очень хорошо, что вы признаете это. Почему вы пошли туда?

Это очень просто следовать аксиоме, что нужно говорить всегда только правду. Но как много он может им рассказать? Должен ли он упомянуть Мэнеринга и втянуть его в неприятности?

— О чем вы думаете, мистер Левинсон? — поинтересовался Беллинг. Он напоминал боксера тяжелого веса. — У вас должны были быть какие-то причины, которые заставили вас поехать к мисс Саре Джентиан.

— Да, у меня были причины, — коротко ответил Левинсон. — Мисс Джентиан приходила к мистеру Мэнерингу, это мой хозяин, и…

— Мы все знаем о мистере Мэнеринге.

— Сомневаюсь, что вы можете знать о ком-нибудь все, — Левинсон почувствовал облегчение, что смог уесть их. — Он попросил меня поехать к мисс Джентиан и задать несколько вопросов о причине ее визита к нему.

— А каковы были эти вопросы?

— Спросите об этом мистера Мэнеринга.

— Не надо грубить, Левинсон, — сказал Беллинг.

Было от чего выйти из себя, но Левинсон понимал, что толку от этого не будет. Эти люди имели право задавать ему вопросы, особенно если учесть, что девушка находилась сейчас в больнице, а полиция провела в ее квартире достаточно долгое время.

— Я расскажу вам все, что касается меня лично, — сказал он. — Если же вы хотите узнать что-либо о мистере Мэнеринге, то обратитесь непосредственно к нему. Я приехал к мисс Джентиан, чтобы выяснить, что она в действительности хотела от м-ра Мэнеринга. Хозяин сомневался в том, что она была с ним откровенной.

— Мисс Джентиан была дома, когда вы приехали?

— Да, она…

— Она сама открыла вам дверь?

Давид нервно облизнул губы.

— Нет, — с трудом проговорил он. — Я не получил ответа на звонки. Тогда я заглянул в отверстие для газет и почувствовал запах газа, и…

— Запах чего?

— Газа, г-а-з-а. Газа! — несколько раз повторил Левинсон.

— И что вы сделали после этого?

Левинсон густо покраснел:

— Я толкнул дверь, и поскольку она была открыта, то я вошел. Запах газа был очень сильным, и…

— Так дверь была открыта? Вы должны говорить только правду, — сказал полицейский, похожий на боксера.

Левинсон терпеливо повторил:

— Как я уже сказал вам, я толкнул дверь и обнаружил, что она не заперта. Я нашел мисс Джентиан на кухне, газ был открыт, но не зажжен. Я отнес ее на второй этаж и сделал искусственное дыхание, пока не убедился, что она в безопасности. Затем… — Он замолчал и тревожно подумал о Мэнеринге.

Он не должен впутывать сюда Мэнеринга, не должен рассказывать о том, что хозяин тоже был в доме Сары. Ему необходимо найти возможность предупредить Мэнеринга. Как это было глупо, что он отговорил его, когда тот собирался позвонить в полицию из дома Сары!

— Что же вы сделали потом? — В голосе Беллинга зазвучала угроза. — Продолжайте, мы слушаем вас внимательно.

— Затем я ушел.

— Вы оставили ее одну?

— Я подумал, что с ней все в порядке.

— Но ведь с ней было не все в порядке, не так ли? У нее был серьезный рецидив, и она в действительности очень пострадала, — возразил ему худощавый полицейский. — Почему вы не позвонили в полицию?

— Я… я подумал, что ей бы это вряд ли понравилось.

— Итак, вы подумали, что она не хочет, чтобы вы сообщали о случившемся в полицию. Это она вам во сне, что ли, сказала? Ведь она была без сознания все это время?

— Да, но…

— Почему вы не позвонили доктору, если уж так боитесь полиции? — спросил худощавый полицейский.

— Я…

— Говорите только правду.

Левинсон вскипел:

— Как я буду говорить вам правду, когда вы не желаете меня слушать. Замолчите, ради Бога, и дайте мне сказать. — Полицейские молча уставились на Левинсона.

— Я думал, что она хотела покончить с собой, и я не хотел, чтобы об этом стало кому бы то ни было известно. Если бы я позвонил в полицию или даже доктору, то правда вышла бы наружу. Пульс у нее был нормальный, и я был уверен, что она вне опасности. Вот почему я подумал, что доктор ей не нужен.

— Вас обучали оказывать первую медицинскую помощь?

— Нет, но…

— Почему же вы были так уверены, что она не нуждается в услугах доктора?

— Я уже сказал вам, я думал, что с ней все в порядке.

— А я уверен, что вы думали совсем о другом, — зловеще произнес Беллинг. — Вы подумали, что пока девушка находится в спальне без сознания, то это самое удобное время, чтобы обыскать ее квартиру. А когда вы рыскали по квартире, она пришла в себя и вызвала полицию. Наш приезд спугнул вас. Это вы отлично придумали — удрать через окно.

— Я не понимаю, о чем вы говорите!

Левинсон был так поражен услышанным, что вначале даже не испугался.

— Ложь не поможет вам, — сказал полицейский с акцентом кокни. — Где она?

— Где что?

— Послушайте, Левинсон, — вмешался Беллинг. — Мы знаем, что вы были в квартире Сары Джентиан. Вы сами подтвердили это. Вы соответствуете описанию мужчины, который вошел туда. Это, к счастью, могут подтвердить двое свидетелей. Мы знаем, что вы взяли миниатюрную копию меча Великого Могола. Давайте не будем зря терять время. Где она?

— Миниатюрная… — как эхо, повторил Левинсон. Его постепенно стал охватывать ужас. — Послушайте, я не понимаю, о чем вы говорите. Я не обыскивал квартиру. Я… я оставил девушку на кровати, а сам… сам вернулся обратно в магазин.

— Вы лжете.

— Нет, я говорю правду.

— А я говорю, что вы лжете, — настаивал худощавый полицейский. — Мы хотим обыскать вашу квартиру. Мы можем получить ордер на обыск, но на это уйдет время. Если вы сами дадите разрешение обыскать вашу квартиру, то это будет лучше для всех нас. Вы согласны?

— Ищите сколько угодно, — пробормотал Левинсон. — Вы не найдете здесь того, чего здесь никогда не было и быть не могло!

— Начнем, Джеф, — сказал Беллинг. Казалось, ему не терпится поскорее приступить к обыску. — У нас на это не уйдет много времени. Начнем отсюда, хорошо?

Он пересек комнату и подошел к небольшому столику из палисандрового дерева, у которого по бокам были две тумбы, а посередине — небольшой ящик. — Он закрыт?

— Все открыто, — буркнул Левинсон.

Он был зол, рассержен и сбит с толку. Раньше он думал, что может владеть собой в любой ситуации, но это было выше его сил. Если бы у него была возможность хотя бы две минуты поговорить с Мэнерингом, то это позволило бы ему вести себя иначе и рассеять все подозрения против него. Мэнеринг позволил бы ему рассказать всю правду. Он с тоской посмотрел на телефон. В данной ситуации он не мог сказать полицейским, что Мэнеринг был с ним в доме Сары Джентиан. Но когда он ушел, то Мэнеринг еще оставался в квартире, и если этот миниатюрный меч исчез… Внезапно он вспомнил о человеке, которого обнаружил в своей квартире, когда вернулся домой, о повторном нападении! Он совсем забыл о нем.

Сухощавый полицейский по имени Джеф открывал один за другим ящики столика, а Беллинг снимал книги с полок, висящих на стене рядом с камином. Они работали быстро, как будто занимались этим делом всю жизнь, они как бы демонстрировали ему свой профессионализм. Однако они ничего не нашли.

— Я же сказал вам, здесь нет ничего, что могло бы заинтересовать вас, — с облегчением произнес Левинсон. — А как хоть она выглядит, эта миниатюра?

— Это точная копия большого меча, который лорд Джентиан принес сегодня в «Quinns», — ответил полицейский с акцентом кокни. — Миниатюра оценивается в десять-пятнадцать тысяч фунтов. Где она?

— Я даже не предполагал, что она существует!

— Вы уверены в этом? — усомнился Беллинг. Он в это время снимал подушки со стула, на котором до этого сидел Левинсон. Подушки были обшиты довольно потертым гобеленом. Беллинг провел рукой по задней части спинки стула, провел еще раз и вдруг сделал резкое движение. Затем, медленно повернув голову, уставился на Левинсона. Давид похолодел.

— Что… что вы там нашли?

— Вы прекрасно знаете, что я нашел, — прорычал детектив.

Он очень осторожно вынул руку из-за спинки стула, и в комнате вспыхнул ослепительный перелив красного, желтого и белого цветов.

Левинсон на время потерял миниатюру из виду, потому что второй полицейский подошел к нему вплотную. Беллинг держал миниатюру двумя пальцами так, что падающий на нее свет заставлял играть драгоценные камни всеми цветами радуги.

— Итак, вы даже не знали о ее существовании? — голос Беллинга стал жестким.

— Я говорю вам правду. Кто-то подложил ее мне. Я уже сказал вам…

Левинсон опять вспомнил о напавшем на него человеке. Теперь он был абсолютно уверен, что незнакомец приходил сюда вовсе не для того, чтобы украсть. Он приходил с целью подбросить эту улику против него, Давида. Левинсон был настолько поражен всем случившемся, что почти ничего не соображал, но все время одна мысль не давала ему покоя. Когда он ушел, в квартире Сары Джентиан оставался Мэнеринг. Мэнеринг…

Полицейский с акцентом кокни произнес с явным удовлетворением в голосе:

— Давид Левинсон, мой долг предъявить вам обвинение в том, что украденная вещь была найдена в вашем доме, и предупредить: все, что вы скажете, может быть обращено против вас. Хотите что-нибудь заявить?

А Левинсон продолжал думать только о том, что, когда он покинул дом Сары Джентиан, там оставался Мэнеринг.


Читтеринг уже ушел, и Мэнеринг сидел в кабинете один, положив ноги на пуф. На душе у него было неспокойно, и ему очень хотелось, чтобы Лона поскорее пришла домой, хотя его одолевали сомнения относительно того, стоит ли посвящать ее в эту историю. От Бристоу не было больше никаких вестей. Он сидел и размышлял над тем, о чем ему поведал Читтеринг, о том, что в эту историю втянуты очень влиятельные люди. Мэнеринг уже дважды звонил в дом Джентиана, но кто-то очень слабым голосом отвечал ему, что его сиятельства нет дома и что он будет около десяти часов вечера. Сейчас как раз около десяти.

Раздался телефонный звонок. Он сидел около аппарата, стоило только протянуть руку. Неужели Лона задерживается?

— Джон Мэнеринг слушает, — сказал он в трубку.

— Читтеринг, — прозвучал краткий ответ.

У Читтеринга была привычка скрывать свое плохое настроение долгим молчанием, и сейчас то, что он молчал, обеспокоило собеседника. Они расстались всего час назад после того, как газетчик отговаривал его ввязываться в дело Джентианов. Почему он звонит?

Читтеринг продолжал хранить молчание, что вынудило Мэнеринга сказать:

— Решил пошутить?

— Это не шутка, Джон. Ты не можешь пожаловаться, что я не предупреждал тебя.

Сначала Мэнеринг с ужасом подумал, что девушка умерла, а потом ему пришла новая мысль: что-то случилось с лордом Джентианом.

— Да, ты предупредил меня. Так что же случилось?

— Твой горячий помощник Давид Левинсон только что арестован, — объявил Читтеринг. — Наш человек позвонил из Скотлэнд-Ярда десять минут назад. Левинсона обвиняют в краже драгоценности из квартиры Сары Джентиан. Я думаю, это та самая миниатюра, о которой тебе говорил Бристоу. Пикантная ситуация, не так ли? Либо он действительно взял ее, и тогда ты попадешь в неприятную историю, потому что будут думать, что это ты заставил его сделать это. Либо он не брал ее, и в этом случае полиция перероет все в поисках настоящего вора. А ты был в доме Сары Джентиан, если я не ошибаюсь, — зловеще добавил Читтеринг. — У вас с Левинсоном были одинаковые возможности взять эту миниатюру.

Мэнеринг медленно произнес:

— Не думаю, что это окончательное обвинение, Левинсон…

— Ты что, не понял? Они нашли эту миниатюру в его доме, — прервал его Читтеринг. — И не думай, что тебе так просто удастся решить эту проблему.

— Да, пожалуй, ты прав, это будет непросто. Где он сейчас находится, Читти?

— Кэннон-роу.

— Я поеду и попробую повидаться с ним, — сказал Мэнеринг. — Спасибо. Большое спасибо за звонок.

Он повесил трубку и некоторое время сидел и смотрел на задернутые шторы. В голове крутилась одна и та же мысль.

Миниатюрный меч находился в квартире, когда Левинсона там уже не было. Что бы ни думали в полиции, но Левинсон не брал миниатюру. Ее могли взять или Сара Джентиан, или некто, кто спрятался у нее в квартире. Но Мэнерингу с трудом верилось, что кто-то там прятался. Тогда… Девушка могла сказать, что миниатюру украли, чтобы выдвинуть ложное обвинение против Левинсона.

Глава 12 Разговор с Г. Бристоу

Мэнеринг поднял трубку и набрал номер домашнего телефона Бристоу. Жена Бристоу сообщила ему, что он все еще на работе. Тогда Мэнеринг позвонил в Скотланд-Ярд, где ему ответили, что Бристоу находится в отделении полиции на Кэннон-роу. «Скорее всего, он допрашивал Давида», — подумал Мэнеринг. Когда он собирался сделать еще один звонок, в прихожей раздался шум открывающейся двери. Этель поспешила встретить хозяйку дома.

— Добрый вечер, мадам. Я догадалась, что это вы, — затараторила она. Затем последовала пауза, после которой Этель продолжила: — Я думаю, что мистер Мэнеринг у себя в кабинете.

Лона что-то сказала. Мэнеринг подошел к двери и открыл ее. Лона стояла посередине холла в прекрасно сшитом костюме, который так шел ей. Глаза ее сверкали, а на щеках горел румянец. Она была очень хороша сейчас. Лона заметила Мэнеринга.

— Привет, дорогой!

— Привет, любимая!

Этель приняла у Лоны зонт и посмотрела на них свосхищением, как смотрят на юных влюбленных. Мэнеринг почувствовал, как в душе его воцарился покой, что всегда случалось в присутствии Лоны. Они вошли в кабинет, Лона сняла шляпку, отчего ее волосы рассыпались по плечам, затем села и сбросила туфли. Мэнеринг пододвинул ей пуфик, и она положила на него ноги, очень красивые, с изящными щиколотками. Он примостился на краю пуфа и погладил ногу в нейлоновом чулке.

Мэнеринг не решился сразу приступить к разговору, пусть она немного придет в себя. Вряд ли Давиду в Кэннон-роу грозит большая беда. Но вопрос, почему Давид не обратился к помощи адвоката, не давал ему покоя. Если бы он это сделал, то любой адвокат немедленно связался бы с Мэнерингом как с владельцем «Quinns». Поведение Давида было для него пока неразрешимой загадкой.

— Хорошо провела время? — ласково спросил он.

— Прекрасно.

— Как поживает — Люси?

— Как всегда, хорошо, — ответила Лона и вдруг рассмеялась.

В течение пяти минут она быстро и с юмором рассказывала о Люси, отказалась от предложения Мэнеринга чего-нибудь выпить и попросила чашку чая. Этель принесла чай и спросила, понадобится ли она им еще, или она может идти к себе. Ей очень хотелось успеть послушать свою любимую музыкальную передачу.

— Ты можешь идти к себе, Этель, — ответила Лона.

Когда за Этель закрылась дверь, Лона повернулась к Мэнерингу и спросила:

— Что случилось, Джон?

— Для нас настали не самые лучшие времена.

— Я поняла: что-то здесь не так, когда звонила от Люси. Так что же случилось, дорогой?

В это время раздался телефонный звонок. Мэнеринг подошел, надеясь, что это Бристоу. Это действительно был он. Лона сидела, выпрямившись в кресле, и внимательно наблюдала за ним. Мэнеринг попытался четко представить себе всю ситуацию. Он слишком много за этот день сделал ошибок, и сейчас, ему не хотелось совершить еще одну.

— Ты звонил мне? — холодно спросил Бристоу.

— Да, Билл, — Мэнеринг посмотрел на Лону. — Мне сообщили, что вы арестовали Давида Левинсона.

Лона прошептала:

— Арестовали? — Она сняла ноги с пуфа.

— Да, — коротко ответил Бристоу.

— В чем его обвиняют?

— Утром он предстанет перед судом, где ему предъявят обвинение в том, что у него была найдена драгоценная, антикварная вещь, которая заявлена как украденная, — ответил Бристоу. — Мы можем предъявить эту вещь в качестве доказательства.

— Мне бы хотелось приехать и поговорить с ним, — сказал Мэнеринг. — Я могу это сделать?

Бристоу мог отказать Мэнерингу в его просьбе, сославшись на закон, который позволяет свидание с задержанным только адвокату. Если он откажет, то это будет объявление войны. Вероятно, ответ на его просьбу во многом зависит от того, насколько Бристоу заинтересован в том, чтобы Мэнеринг помог ему в деле Джентианов. Бристоу долго не отвечал. Лона пересекла комнату и остановилась около мужа.

— Хорошо, — наконец произнес Бристоу. — Но приезжай прямо сейчас. Я бы хотел немного поспать сегодня. У меня был трудный день.

— Я приеду через двадцать минут, — пообещал Мэнеринг. Он положил трубку на рычаг.

— Дорогая, я все тебе расскажу, как только вернусь. Бристоу сейчас в хорошем настроении, и я бы хотел воспользоваться этим моментом. Не могла бы ты…

— Ты все расскажешь мне по дороге в Скотланд-Ярд, — решила Лона.

Машина Мэнерингов, серый «бентли», находилась в гараже около дома. Через пять минут они свернули с Грин-стрит и помчались к Вестминстеру. Не прошло и пятнадцати минут после разговора с Бристоу, как Мэнеринг проехал по Кэннон-роу в тени Биг Бена и остановился около нового здания Скотлэнд-Ярда. Когда он открывал дверцу машины, Лона сказала:

— Я подожду тебя здесь.

— Лучше поезжай и постарайся поговорить с лордом Джентианом, — предложил Мэнеринг. — А я приеду прямо туда после разговора с Давидом. Скажи лорду Джентиану, что мне срочно необходимо переговорить с ним. Если он хочет, чтобы я помог ему, то мне необходимо знать гораздо больше, чем он мне рассказал.

— Хорошо, — ответил а, Лона. — Я попытаюсь.

Она пересела на место водителя и отъехала прежде, чем он вошел в сумрачный вестибюль полицейского управления. В вестибюле было двое полицейских, а в камере предварительного заключения какой-то мужчина во все горло распевал песню «Я хочу домой». Мимо Мэнеринга быстро прошли два одетых в штатское детектива.

К Мэнерингу подошел сержант полиции.

— Мистер Бристоу ждет вас, сэр. Дежурный проводит вас к нему.

Дежурный был пожилой, болезненного вида мужчина, одетый в форму, но без каски. Полицейский без каски всегда выглядит немного странно, как если бы это был мужчина в подтяжках. Кроме того, он смотрел на Мэнеринга так, как Этель на новых посетителей в их доме. Дежурный повел его вниз по лестнице, туда, где находились камеры. Мэнеринг увидел Бристоу, который стоял спиной к открытой камере рядом с тюремным надзирателем, и услышал голос Давида:

— Мне больше нечего вам сказать.

— Вы еще одумаетесь, — ответил ему Бристоу.

Он повернулся, вероятно, услышав, шаги по лестнице, и, увидев Мэнеринга, сказал:

— Добрый вечер, мистер Мэнеринг.

Тот так же официально ответил:

— Добрый вечер, инспектор. Благодарю вас за разрешение поговорить с заключенным.

Мэнеринг вошел в камеру.

— Привет, Давид. Не знаю, что случилось, но помогу тебе как можно скорее выпутаться из этого положения.

Мэнеринг ожидал, что Давид встретит его с радостью и нетерпением, что он надеется на помощь шефа и уверен в ней. А вместо этого молодой человек неподвижно стоял спиной к узкой койке, губы его были сжаты, а глаза ничего не выражали. Он выглядел так, будто у него страшно болела голова. Волосы были растрепаны, а над правым глазом висела прядь волос, которую он даже не пытался отвести. Щеки его уже заросли щетиной.

— Добрый вечер, сэр, — приглушенным голосом ответил Давид.

— Ты обращался к доктору по поводу своей головы?

— Мне не нужен доктор.

— Почему вы говорите о докторе? — вмешался в разговор Бристоу.

Мэнеринг пояснил:

— Он сегодня днем сильно ударился головой о лестницу.

А сам недоумевал, что происходит с Давидом? Несколько часов назад он был свидетелем того, как Давид вышел из себя в разговоре с Читтерингом, чего раньше за ним не наблюдалось. А теперь он был так подавлен, что это немного объясняло его нежелание обращаться к официальной помощи.

— Если нужен доктор… — начал было Бристоу, но Давид грубо прервал его.

— Я уже сказал вам, что мне не нужен доктор. Я хочу только одного, чтобы меня оставили в покое.

— Вы можете поговорить с заключенным не более пяти минут, — обратился Бристоу к Мэнерингу и, выйдя из камеры, закрыл за собой дверь.

— Я не знаю, как это все случилось, но сделаю все, чтобы помочь тебе, — сказал Мэнеринг. — Ты послал за адвокатом?

— Нет.

— Почему нет?

— Потому что я не могу позволить себе нанять адвоката.

— Почему ты не попросил полицию известить меня о том, что произошло? Я все сделаю, чтобы помочь тебе. Чем больше я буду знать о случившемся, тем лучше сможет подготовиться адвокат к твоей защите, а я найму самого толкового адвоката.

— Вы прекрасно знаете, почему я не послал за вами, — твердым голосом ответил Давид.

— Давид, что с тобой происходит? — Мэнеринг почувствовал, что теряет терпение, да и мудрено в такой ситуации не почувствовать раздражения. Он никак не мог понять причины такого поведения Давида. Мальчик был с ним так же груб, как недавно с Читтерингом.

— Если ты не объяснишь мне, в чем дело, я не смогу помочь тебе.

— Ну, передо мной-то нечего лицемерить, — вдруг взорвался Давид. — Вы втянули меня в это дело, так с какой же стати вы будете меня из этого вызволять?

Мэнеринг усилием воли заставил себя промолчать. Отвечать в таком же тоне не было смысла. Он прошелся по камере и сел на единственный стул.

— Прошу тебя, попытайся быть объективным, — сказал он спокойным голосом. — У нас всего три минуты. Что заставило тебя думать, будто я причина всего случившегося?

— Ведь это вы взяли его.

— Ты имеешь в виду миниатюру меча?

— А что же еще я могу иметь в виду?

— Когда я покинул дом через полчаса после твоего ухода, меч был на месте, — сказал Мэнеринг.

Давид ничего не ответил, но по выражению его глаз Мэнеринг понял, что он ему не верит.

— Давид, — как можно мягче начал Мэнеринг. — Ты должен верить мне. Если мы хотим выяснить, что же произошло на самом деле, нам необходимо доверять друг другу. Расскажи мне, наконец, что произошло?

— Я сделал все, как вы мне велели, — глухим голосом начал Левинсон. — Когда я ушел из дома Сары Джентиан, то позвонил в редакцию «Дейли Глоуб» и договорился о встрече с Читтерингом. Да уж, куда как много пользы было от этой встречи! Затем мы были у вас, и вы отправили меня домой. По дороге я заглянул на Хилбери Мьюз и посетил Джентиан Хаус. Когда я пришел домой, то там спрятался какой-то человек. Я не ожидал этого, и он сбил меня с ног. Почти сбил с ног. Из дома ничего не пропало, поэтому я не заявил в полицию и не позвонил вам. Вскоре после этого ко мне пришли двое детективов, обыскали квартиру и нашли… Господи, зачем вы это сделали! Зачем вы подложили меч под спинку моего стула?

Мэнеринг постарался быть как можно убедительнее.

— Давид, но ты же прекрасно понимаешь, что у меня не было ни малейшей причины так поступать.

— И тем не менее это случилось.

— Ты хорошо рассмотрел человека, прятавшегося в твоей квартире?

— Достаточно хорошо.

— Как он выглядел?

Левинсон глубоко вздохнул и ответил:

— Как вы.

— Давид, не будь дураком.

— Конечно, я же еще и дурак. Я же видел вас своими собственными глазами. Вы закрывали лицо шарфом в надежде, что я вас не узнаю, но…

— Я прошу тебя понять одну простую вещь: это был не я.

Левинсон смотрел на него с явным недоверием. Мэнеринг постарался говорить как можно убедительнее:

— Ну, Давид, несмотря на все косвенные доказательства, что заставило тебя думать, что это сделал я? Разве я тот человек, который мог взять миниатюру и подложить ее тебе в квартиру? Еще и ударить тебя? Если рассуждать трезво, ты поймешь, что этого не может быть. Ну, почему ты не хочешь со мной согласиться?

— Все слишком очевидно.

— Это только выглядит очевидным.

— Ради Бога, оставьте меня в покое!

Прежде чем Мэнеринг успел ему ответить, раздался звук открываемой двери, и в камеру вошел Бристоу.


Бристоу и Мэнеринг шли вдоль Кэннон-роу по направлению к Скотлэнд-Ярду. Облака затянули почти все небо. Было темно, и только изредка в просвете между облаками виднелись звезды. Дул сильный ветер, накрапывал дождь — стояла по-осеннему холодная погода, хотя было только начало августа. Они вошли в здание, прошли по слабо освещенному коридору и поднялись в кабинет Бристоу.

Когда они оказались в кабинете, Мэнеринг повернулся к Бристоу и сказал:

— Билл, я хочу рассказать тебе все, что произошло сегодня днем.

— Сомневаюсь в твоей искренности, — ответил Бристоу. — Но попробуй, может, я и поверю.

Когда Мэнеринг рассказывал Бристоу всю историю, то ему показалось, что тот слушает его невнимательно. Инспектор сидел за письменным столом, стоящим поперек его небольшого кабинета. Шторы на окнах, выходящих на набережную, были опущены. Если бы не порывы ветра, которые иногда сотрясали стекла окон, все здание казалось погруженным в молчание ночи.

В заключение Мэнеринг сказал:

— А теперь Левинсон по непонятной мне причине думает, что я готов свалить свою вину на него.

Бристоу молча гонял сигарету из одного уголка губ в другой и пристально смотрел на Мэнеринга.

— Теперь выслушай меня внимательно, — сказал он. — Следы отпечатков пальцев Левинсона были обнаружены по всей квартире Сары Джентиан. Но там нет ни единого отпечатка твоих пальцев. Левинсона видели около дома Сары, но никто не видел тебя. Левинсон все время говорил неправду с тех пор, как его привезли в полицейский участок. Его манера вести себя заставила меня думать, что за ним что-то есть. Повторяю, он все время выкручивается и лжет. Одну ложь нам удалось установить. Он уверяет, что заезжал после посещения дома Сары Джентиан в «Quinns», но на самом деле это не так. Я звонил Лараби, чтобы выяснить, правда ли это, и оказалось, что нет. Он ездил на встречу с Читтерингом. Ты совершил много глупых поступков в своей жизни, Джон. И твоя попытка выгородить этого юного идиота, пожалуй, самая большая глупость. Я думаю, что тебе лучше держаться от всего этого подальше. Перестань строить из себя героя.

В эту минуту Мэнеринг ясно представил себе всю ситуацию. Левинсон не смог или не захотел защитить себя. А он, Мэнеринг, пока не нашел возможности сделать это за него. Пока он размышлял над этим, Бристоу открыл ящик письменного стола и достал из него небольшой пластиковый мешочек, который был крепко завязан у горловины. Пластик скрывал истинную красоту меча, и все же он был прекрасен. К горловине была привязана этикетка, на которой значилось следующее: «Вещественное доказательство, найденное в стуле на квартире Левинсона, проживающего по адресу Джеймс-стрит, 17».


Выйдя от Бристоу, Мэнеринг думал о том, действительно ли инспектор верит в виновность Левинсона или хочет воспользоваться сложившейся ситуацией, чтобы заставить его, Мэнеринга, заняться делом Джентиана.

Затем мысли его перешли на Лону: как-то она там, удалось ли ей попасть к лорду Джентиану. Он оглянулся в поисках такси и вдруг увидел, как из одной машины выглянул Читтеринг.

— Не захватить ли мне вас с собой, сэр? — проговорил он.

Мэнеринг сел в машину.

— Спасибо, — сказал он, — ну, какие секреты мне придется раскрыть в качестве платы за проезд?

— Ты слишком цинично думаешь о репортерах, в этом твоя ошибка, — пожаловался Читтеринг. — Джон, я раскопал историю, которую вы с Бристоу хотели бы узнать. Это произошло почти пятьдесят лет тому назад, но о ней несколько раз писали в газетах. Вот почему она показалась тебе знакомой.

У лорда Джентиана был брат, очень похожий на него не только внешне, но и в привычках. Они вместе путешествовали, и однажды, когда они были в Африке, в Южной Родезии, брат упал в Замбези. Прежде чем его удалось вытащить из воды, тело покойного было страшно изуродовано крокодилами.

— Да, такое запоминается надолго, — сказал Мэнеринг.

Он взял несколько вырезок из газет, которые ему передал Читтеринг, и развернул их.

— А через несколько месяцев, когда сам Джентиан был еще в Африке, умер его малолетний сын, который воспитывался без матери. Не мудрено, что убитый горем отец долго потом не возвращался на родину.

Просматривая вырезки, Мэнеринг обратил внимание на одну заметку, в которой описывались события, происшедшие девятнадцать лет назад.

— А это что?

— У Джентиана была сестра, которая умерла. Орд — ее единственный сын, — ответил Читтеринг. — Брат Джентиана имел сына, который впоследствии женился. У них родилась девочка. Я говорю о Саре. Когда Саре было всего пять лет, ее родители погибли в автомобильной катастрофе. Это как раз заметка об их смерти. Тебе не кажется, что здесь есть над чем задуматься? Помоги этой девушке, Джон.

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ей, — пообещал Мэнеринг.

Он опять вспомнил о Лоне, о Лоне и Саре Джентиан, которая так нуждалась в его помощи. Как, впрочем, и Давид Левинсон.

— А теперь я подвезу тебя к стоянке такси, — сказал Читтеринг. — У меня срочная работа. Но прошу тебя, помни, что я сказал.

Машина остановилась около Трафальгар-скуэр. Мэнеринг поблагодарил Читтеринга и взял такси.

Глава 13 Джентиан Хаус

Единственный электрический фонарь, анахронизм лондонских улиц десятилетней давности, стоял посередине двора перед Джентиан Хаус, распространяя нежный свет, который отражался в высоких окнах дома с прямоугольными стеклами. За веерообразным окном над входной дверью, выкрашенной в черный цвет, виднелся свет. Лона нажала на кнопку дверного звонка и прислушалась. Накрапывал дождь, и она ощутила холодное прикосновение капель к своим щекам. В этом районе Лондона было темно и тихо, хотя еще не было очень поздно. Лона могла слышать довольно отчетливо шум уличного движения, который доносился со стороны новых дорог и переезда около Гайд-парка.

Не получив ответа, она еще раз нажала на кнопку звонка.

Порыв ветра парусом надувал ее юбку и заставлял ежиться от холода. Ей так хотелось, чтобы дверь поскорее открылась. Это место вызывало в ней чувство суеверного страха и, даже понимая всю абсурдность этого чувства, она никак не могла от него отделаться. Улица проходила в каких-нибудь шестидесяти футах от дома, но это место, казалось, принадлежало другому миру и даже другой эпохе.

Она опять поднесла руку к звонку, подумав, что еще не так поздно, наверное, только начало двенадцатого, но дверь распахнулась, и в ее проеме показался огромный человек, тень от которого полностью закрыла Лону.

— Кто здесь?

Она не могла ясно видеть его. Он стоял спиной к свету, и от этого казался неправдоподобно огромным и походил на обезьяну. Еще одна нелепая мысль. Плечи его были опущены, руки выставлены вперед и сжаты, он выглядел очень агрессивно. Он не мог хорошо видеть Лону, потому что закрывал собой свет.

— Я миссис Мэнеринг. Могу я видеть лорда Джентиана? — спросила Лона.

— Миссис Мэнеринг? — Голос мужчины был низким, и в нем послышалось неподдельное недоумение.

Несомненно, это был Клод Орд, о котором ей рассказывал Джон.

— Да, — ответила Лона. — Лорд Джентиан дома?

— Он дома, но я не знаю, захочет ли он принять кого-нибудь сейчас, — ответил Орд. — Входите.

Он отступил в сторону и сразу перестал казаться таким огромным, к нему вернулся облик обычного человека — крупного, толстого, даже несколько нелепого со своей почти лысой головой и огромными глазами. Когда Лона вошла, он закрыл за ней дверь и спросил:

— А где мистер Мэнеринг?

— Он скоро приедет.

— Но сейчас, пожалуй, слишком поздно для визита, — нерешительно сказал Орд. Он больше не проявлял агрессивности и явно был в замешательстве. Лона вдруг вспомнила, как грубо, по словам Джона, он вел себя в доме Сары.

— Не могли бы вы подождать здесь?

Он открыл дверь в небольшую комнату, стены которой были увешаны старинными гравюрами, а около окна стоял небольшой письменный стол. Тяжелые ставни наводили на мысль о толстых стенах дома.

— Сигарету? — Он протянул ей серебряную сигаретницу.

Лона редко курила, но сейчас решила принять его предложение.

— Благодарю, у меня есть зажигалка.

— Я не заставлю вас долго ждать.

Орд вышел, оставив дверь приоткрытой. Она услышала, как его шаги раздались по мраморному или каменному полу вестибюля. Затем шаги смолкли, и она представила себе, как он идет по лестнице, покрытой ковром. Воцарилась тишина, ни в доме, ни на улице не было слышно ни звука. Лона закурила и немного расслабилась. Она всегда нервничала, когда Джон брался за дело, подобное этому: она ясно ощущала грозящую ему опасность.

Лона пробыла в одиночестве не более пяти минут, когда услышала торопливые шаги возвращающегося Орда. У них что, нет слуги? Ведь еще не поздно.

Орд распахнул дверь.

— Все в порядке, — сообщил он. — Лорд с удовольствием примет вас.

Он произнес слово «лорд» так, как будто испытывал благоговейный страх перед лордом Джентианом. Кроме того, Орд был явно не в себе. Испуган? Они поднялись вместе по лестнице, ступенька за ступенькой, а свет старинных канделябров, который делал тени густыми, ослепил ее. Он отражался на картинах, висящих в нишах полукруглой стены. Это были полотна кисти Гейсборо, Констебля, Тернера. Наконец, они поднялись на второй этаж, здесь Орд опередил ее на одну ступеньку и направился к закрытой двустворчатой двери из красного дерева. Не постучав, он открыл одну половину двери и возвестил, как это делает дворецкий:

— Миссис Мэнеринг.

Это была длинная, просторная красивая комната, скорее всего, библиотека. Ее освещали два канделябра, свет которых отражался в стеклах книжных шкафов. На высоких окнах висели гобеленовые занавески, а на полу лежал такой толстый ковер, что, казалось, ее ноги утопали в нем. Лорд Джентиан шел к Лоне от массивного письменного стола, занимавшего весь дальний конец комнаты, оставляя место только для очень скромного кресла, стоящего с одной стороны стола. Она вспомнила, что Джон рассказывал ей о лорде Джентиане: старый, хрупкий и утонченный джентльмен. Однако она не заметила признаков хрупкости. Больше того, Лона почувствовала в нем скрытую силу. Он все еще был очень привлекательным мужчиной, а его пожатие — крепким.

— Миссис Мэнеринг, я очень рад вас видеть. Садитесь, пожалуйста.

В другом углу комнаты располагались кресла и кушетки, между ними — мраморный кофейный столик, на котором стоял поднос с ликерами и бренди, а также сверкающими бокалами.

— Я искренний поклонник вашего таланта. Мне очень нравятся ваши портреты. Думаю, что не пропустил ни одной вашей выставки, когда бывал в Англии.

— Как это мило с вашей стороны, — смущенно пробормотала Лона.

Она часто не находила слов, чтобы отвечать на такого рода комплименты. Но это не был комплимент. Лорд Джентиан был явно искренним в этот момент.

— Надеюсь, что вы вскоре порадуете нас еще одной выставкой, — продолжал лорд Джентиан. — Если это произойдет, то я попрошу вас оставить место для портрета леди Анны Скоттон, написанного вами несколько лет назад. Если вы помните, леди Анна была моей кузиной, и после ее смерти портрет перешел ко мне. Что вы будете пить?

В это время у двери послышалось легкое движение и Лона, повернувшись, увидела входящего дворецкого, очень старого человека, с подносом, на котором стояли чашки с кофе.

— Можно просто чашку кофе?

— Конечно, — ответил лорд Джентиан.

Он сел рядом с Лоной и хранил молчание все время, пока дворецкий разливал кофе и подавал им чашки, а затем медленно пересекал комнату, шаркая ногами. Когда дверь за ним закрылась, Джентиан спросил:

— Насколько я понял, вы пришли раньше своего мужа, миссис Мэнеринг. Как гонец?

— Да, это правда.

— Думаю, что это связано с моим сегодняшним визитом к вашему мужу.

— Вы правы, — согласилась Лона. — Он очень надеется, что вы расскажите ему гораздо больше, нельзя терять времени.

— Не сомневаюсь, что это связано с несчастным случаем, который произошел в квартире моей племянницы, — сказал Джентиан. — И, вероятно, из-за ее визита к вашему мужу после моего ухода. Она всегда была очень импульсивной и своенравной, когда была еще ребенком, и потом, уже девочкой и молодой женщиной. Рад сообщить вам, что ей сейчас гораздо лучше и что через пару дней она совсем поправится. Если про нее так можно выразиться. Боюсь, что она… — Он замолчал на мгновение и, едва заметно пожав плечами, продолжил… — как выражаются современные психиатры — жертва стресса. Я не хотел об этом говорить вашему мужу, но в теперешних обстоятельствах…

Он говорил о том, что Сара Джентиан немного не в себе или, по крайней мере, что она нуждается во врачебной помощи. Но говорил об этом весьма учтиво, обходительно, мягко. Свободная манера лорда Джентиана вести разговор никак не вязалась с его репутацией отшельника.

— А когда вы ожидаете приезда мистера Мэнеринга? — спросил Джентиан.

— Думаю, что он будет с минуты на минуту, — ответила Лона.

Она хотела расспросить его о миниатюрной копии меча, но потом передумала, чтобы не рассказывать о том, что случилось с Давидом Левинсоном.

— Я даже представить себе не могла, что ваша племянница страдает от… — Она умышленно не закончила фразу.

— … бредовых идей, — без малейшего колебания закончил за нее лорд Джентиан. — Думаю, что это самое правильное определение, как это ни печально. Ее преследует странная мысль, что я собираюсь украсть принадлежащую ей часть наследства, в то время как на самом деле…

Он не успел договорить, потому что у дверей послышался шум. Одна из створок распахнулась, и на пороге появился Орд. Лона отметила промелькнувшее раздражение, даже гнев на лице Джентиана, когда он посмотрел на племянника.

— В чем дело?

Орд тяжело дышал, как человек, доведенный до отчаяния. Минуту он раздумывал, стоит ли говорить при Лоне, но он так грубо вторгся в комнату, что теперь это не имело значения.

— Она убежала, — почти выкрикнул он.

— Кто убежал?

— Она. Она убежала из госпиталя!

— Сара? — Джентиан произнес ее имя так, словно речь шла о ребенке.

Когда он опять взглянул на Лону, то ей показалось, что лорд Джентиан с одной стороны пытается сохранить достоинство, а с другой — проклинает в душе свою племянницу.

— Как жаль. Я надеялся, что, по крайней мере, этой ночью она будет в безопасности.

— Однако это не так!

— А они знают, куда она отправилась?

— Нет, я молю Бога, чтобы она с собой ничего не сделала, — прошептал Орд.

— Почему она должна с собой что-то сделать? — спросила Лона.

— Она уже пыталась покончить с собой сегодня, — мягко ответил Джентиан. — И я боюсь, если ей не удастся сделать все по-своему, то она впадет в истерику, а в этом состоянии она способна на все. Полиция ищет ее?

— Они сказали, что попытаются что-либо предпринять, — пробормотал Орд. — Но сомневаюсь в положительных результатах.

Он глубоко вздохнул и взглянул на Лону. Без сомнения, ему очень хотелось, чтобы ее сейчас здесь не было.

— Может, мне лучше сейчас поехать к Саре на квартиру? — предложил Орд.

— Думаю, что это было бы разумно, — ответил Джентиан. — И дать полиции знать…

— Полиция наверняка следит за ее домом в первую очередь, раз им известно, что Сара убежала из госпиталя, — вмешалась в разговор Лона.

Она бессознательно произнесла слово «убежала» и поймала, себя на мысли, что начинает верить в том, что лорд Джентиан говорил о душевном состоянии своей племянницы.

— Вы правы, думаю, лучше остаться здесь, — согласился с ней лорд Джентиан.

— Не похоже, чтобы Сара… — начал было он, но вдруг замолчал и, покорно сложив руки, заметил: — Давай больше не будем докучать миссис Мэнеринг нашими семейными проблемами. Вот почему я не был уверен, что могу все рассказать вашему мужу, миссис Мэнеринг. Дело в том, что я…

Внезапно дверь в библиотеку со стуком захлопнулась.

Мужчины вздрогнули. Орд резко повернулся и бросился к выходу. Со спины он выглядел очень смешно: у него был непомерно обширный и бесформенный зад, обтянутый слишком узким пиджаком. Орд распахнул дверь и выбежал из комнаты.

— Извините… — начал было Джентиан.

— Сара! — раздался голос Орда. — Сара!

Джентиан рывком поднялся и, пробормотав слова извинения, вышел вслед за Ордом. Для пожилого человека он двигался довольно быстро. Очень многое в лорде Джентиане было загадочным. Опять раздался крик Орда, и его шаги гулко прозвучали по лестнице, а затем по каменному полу первого этажа. Джентиан исчез за дверью. Раздался крик Орда. Лона поставила чашку на столик и поспешила к двери, которую Джентиан закрыл за собой. Попытавшись ее открыть, Лона, к своему изумлению, обнаружила, что она не поддается. Женщина еще сильнее потянула за ручку, но дверь не открывалась. Она слышала, как удаляются крики Орда. Наверное, он уже был в круглом зале.

Неужели лорд Джентиан специально запер ее здесь?

Лона еще раз попыталась отворить дверь, чувствуя одновременно гнев и беспокойство. Новая попытка не увенчалась успехом. Подумав немного, она решительно направилась к письменному столу, где стоял телефон и подняла трубку. Раздался гудок, и Лона набрала номер WH11212. Ей сразу ответили.

— Могу я поговорить с инспектором Бристоу?

— Одну минуту.

Наступившая тишина угнетала ее, она неотрывно смотрела на дверь, нота так и оставалась закрытой. Ей казалось, что время тянется мучительно долго, но наконец она услышала запыхавшийся голос Бристоу в трубке:

— Бристоу слушает.

— Билл, Джон еще у тебя? — спросила Лона. — Это Лона, и я хотела бы…

— Он уехал пять минут назад, — прервал ее Бристоу. — А что случилось?

— Он поехал прямо сюда?

— Куда сюда?

— В Джентиан Хаус.

— Он не сказал мне, куда едет, — ответил Бристоу. — Он не очень-то со мной откровенен последнее время. Послушай, Лона, он хочет взять на себя вину молодого Левинсона. Джон винит себя в том, что случилось. Заставь его взглянуть реально на происшедшее. Единственное, что он сейчас должен сделать, — это заставить Джентиана, обоих Джентианов, поговорить со мной. Помоги ему понять это.

— Я попытаюсь, спасибо, Билл.

Она быстро повесила трубку, думая о Джоне и почти позабыв о словах Бристоу. Джон должен быть здесь минут через пять, а может и десять, и пятнадцать. Если бы только дверь была открыта! Она подошла к двери, повернула ручку, потянула ее на себя и невольно сделала шаг назад, потому что дверь легко открылась. В доме стояла тишина. Она вышла в галерею, наклонилась над перилами и заглянула вниз.

Орд появился из проема двери внизу почти внезапно. Его фигура сверху выглядела приземистой и почти безобразной, лысина казалась огромной и блестящей.

Он кричал кому-то с отчаянием в голосе:

— Говорю вам, она на крыше. И заперла двери. Она бросится вниз, если мы не остановим ее!

Глава 14 Вызывайте 999!

Такси, на котором ехал Мэнеринг, остановилось у ворот Джентиан Хаус. Красивые кованые железные ворота были открыты, и Мэнеринг увидел стоящий в центре двора «бентли» в свете электрического фонаря. У него было очень скверно на душе из-за всего пережитого в этот день. Но, по крайней мере, Лона сейчас находится у Джентиана, может, ей больше повезло и удалось кое-что выведать у лорда.

— Высадите меня здесь, — попросил он шофера.

Расплатившись с таксистом, Мэнеринг пересек слабо освещенный двор. Это место вызвало у него такое же чувство суеверного страха, как и у Лоны — ощущение, что он попал в другую эпоху. Он увидел кнопку звонка на медной пластине и нажал ее. В течение нескольких секунд Мэнеринг прислушивался, и ему показалось, что он различает какие-то голоса внутри помещения, но дверь никто не открывал. Мэнеринг позвонил еще раз. Его стало одолевать беспокойство, когда он подумал о Лоне. Почему ему никто не открывает? Тогда он еще раз сильно надавил на кнопку звонка. Наконец, послышались торопливые шаги, гулко звучащие по каменному полу вестибюля. Господи, наконец-то кто-то откликнулся!

Дверь ему открыла Лона.

— Джон, слава Богу, это ты!

Мэнеринг быстро вошел и захлопнул за собой дверь.

— Сара на крыше, — сказала Лона. — Хозяева боятся, что она бросится вниз. Здесь просто все с ума посходили!

Он вдруг подумал, каким мирным и спокойным дом выглядит снаружи.

— Где они?

— Они пошли туда, — ответила Лона.

Она повела его через полукруглый холл к двери, находящейся против той, из которой вышел Клод Орд, когда она стояла наверху лестницы. Эта дверь, распахнутая настежь, вела в коридор, затем стал виден второй освещенный холл. Мэнеринг обогнал Лону, прошел по коридору и холлу и открыл еще одну дверь. Она выходила на внутренний двор. Дом был построен таким образом, чтобы в каждую комнату мог попадать дневной свет. Сейчас почти все окна были освещены, а посередине двора стоял электрический фонарь, вокруг которого были расставлены декоративные каменные горки с цветами, ставшими почти бесцветными из-за обилия искусственного освещения. Во дворе Мэнеринг увидел трех людей, среди них лорда Джентиана.

Раздался голос Орда:

— Лестница сломана! — Казалось, он задыхается от волнения. — Да поговорите же с ней, ради Бога! Не давайте ей спрыгнуть!

— Сара, — спокойным голосом позвал Джентиан. — Мы хотим, чтобы ты отперла двери и немедленно спустилась вниз. Мы хотим помочь тебе.

Никакого ответа! Ничего, что позволило бы предположить чье-то присутствие на крыше.

— Сара, мы хотим помочь тебе, — еще раз повторил лорд Джентиан. Ему ответило только эхо. — Мы не хотим, чтобы ты причинила себе вред.

Вдруг темноту прорезал яркий луч света. Орд включил мощный фонарь и направил его на крышу дома. Луч скользнул по окнам, облицованной белым камнем стене, трубе и кровельному желобу, а затем по каменному карнизу, идущему вдоль крыши. Дом был выстроен в виде замка, и даже отсюда было видно, какие у него толстые стены. Орд медленно передвигал луч по карнизу, поскольку не знал, где именно может находиться Сара.

— Попробую добраться до нее, — сказал он и, выключив фонарь, пошел к открытой двери в дом.

Мэнеринг взял Лону за руку, и они направились к лорду Джентиану.

Тот обернулся на звуки их шагов. В его взгляде не было удивления, когда он увидел перед собой Мэнеринга.

— Боюсь, что нам ничего не удастся сделать, — сказал Джентиан вместо приветствия.

— Вы можете послать за пожарной командой, — резко возразил Мэнеринг.

— Нет, не сейчас. Нет, мистер Мэнеринг. Мы сначала должны попытаться…

— Пойди и позвони по 999, дорогая, — обратился Мэнеринг к Лоне. — Вызови пожарную службу и сообщи, что здесь произошло. Если повезет, то они прибудут через пять минут.

Лона повернулась, чтобы пойти к дому, но Джентиан остановил ее.

— Миссис Мэнеринг! — резко произнес он. — Я не желаю, чтобы вы обращались к кому-либо за официальной помощью до тех пор, пока мы сами не испробуем все возможности остановить ее.

— Вы что, предпочитаете, чтобы она разбилась насмерть? — холодно спросил Мэнеринг.

— Я уверен, что она послушается голос разума.

— Лона, ты идешь звонить? — спросил Мэнеринг. — Если необходимо, то позвони из автомата. Я думаю…

Но странный звук, а затем раздавшийся грохот не дали ему договорить. По двору полетели каменные обломки. Через мгновение опять что-то мелькнуло в воздухе и раздался грохот. Это был не камень, как сначала показалось Мэнерингу, а кусок шифера. Ударившись о землю, он разлетелся на тысячу кусков, один из которых больно ударил Мэнеринга по ноге.

— Она хочет убить нас, — заявил Джентиан. — Если она сбросит еще один кусок шифера вниз…

Упал еще один кусок шифера.

— Боюсь, мое терпение лопнуло, — сказал лорд Джентиан. — Мы надеялись избежать публичного скандала, но теперь все должны узнать, что она не в своем уме. Вы совершенно правы, мистер Мэнеринг, за исключением одной вещи. Если кто-нибудь попытается взобраться на крышу, то она бросится вниз. Что вы об этом думаете?

— А почему вы в этом так уверены? — спросил Мэнеринг. — Скорее, она хочет разделаться с Ордом, а не покончить с собой. Она думает, что он здесь, во дворе.

Мэнеринг немного подождал, но куски шифера больше не падали.

— Сколько слуг в доме? — спросил он у лорда Джентиана.

— Двое.

— Двое?

— Постоянно здесь живут только двое слуг, — ответил Джентиан. — Вы забываете, что я редко наведываюсь сюда. Но этим двум я вполне доверяю. А почему вы задали подобный вопрос?

— Меня просто удивило, что во дворе не толпится уйма народу. У вас есть лестница?

В это время из двери дома показался Орд.

— Я не смог добраться до крыши, — с ходу заявил он. — Она что, бросала вниз куски шифера?

— Да, — начал было Джентиан. — Она…

Но Мэнеринг перебил его и повторил свой вопрос:

— У вас есть лестница?

— Лестница? — переспросил Орд. — Да, лестница есть, но что-то случилось с выдвижным механизмом, и я не смог поднять ее даже до половины высоты дома. Если бы она была в порядке, то мы бы уже давно добрались до Сары. Хотя она вполне в состоянии раскроить мне череп, как яичную скорлупу.

— Вы знаете, где Сара может находиться? — спросил Мэнеринг.

— Нет, точно сказать не могу, — ответил Орд. — Вокруг крыши идет карниз. Это специальный карниз, по которому можно добраться до каминных и печных труб. Может быть, она притаилась где-нибудь там, — и он показал на противоположную сторону крыши. — Мой Бог, нужно как можно скорее снять ее оттуда.

— Мы сделали все, что было в наших силах… — начал лорд Джентиан, но Мэнеринг не дал ему договорить и обратился к Орду:

— Орд, поставьте лестницу с этой стороны и сделайте вид, что хотите по ней подняться. Неважно, что она не работает, по звуку это трудно определить. Сара не сможет причинить вам вреда, если вы будете имитировать подъем здесь, а она находится, как вы предполагаете, с другой стороны.

— Что вы задумали? — спросил Орд.

— Пока вы будете отвлекать ее внимание, я попробую взобраться наверх.

— Взобраться наверх? — как это повторил Джентиан. — Но это же самоубийство!

— Орд, займитесь лестницей, — сказал Мэнеринг голосом, не терпящим возражений.

— Мэнеринг, вы не должны идти на такой риск!

— Риск? После того, что вы сказали мне о намерении вашей племянницы броситься вниз? — язвительно заметил Мэнеринг. Он подошел к ближайшему окну и сразу отметил для себя, что его верхняя часть имеет прекрасную опору для рук и ног. Когда-то давно он учился взбираться и по более опасным стенам, но с тех пор прошло много времени. Он встал на нижний карниз, вытянулся во весь рост и обнаружил, что сможет держаться за выступы стены с одной стороны окна: узкий карниз, окаймляющий окно, позволял сделать это. Поэтому можно было надеяться, что подъем не будет таким трудным.

Джентиан что-то сказал Орду. Раздались шаги, и Орд довольно громко сказал Мэнерингу:

— Может, еще раз попробуем поднять лестницу?

Мэнеринг уже стоял на верхнем карнизе окна. Ему приходилось плотно прижиматься к стене, которая обдирала его колени и ломала ногти, но он заставил себя продвигаться вверх. Он ухватился за подоконник следующего окна, и это позволило ему сохранить равновесие. В доме было всего четыре этажа, и он преодолел половину пути. Мэнеринг был уже достаточно высоко, и если он будет думать о том, что с ним может случиться, то потеряет хладнокровие, которое ему сейчас так необходимо. Мэнеринг не смотрел вниз и твердо стоял на карнизе второго окна. Он опять вытянулся и взялся руками за подоконник следующего окна, украшенного орнаментом из камня. Теперь он чувствовал большое напряжение в руках, а пальцы, ободранные о камни, причиняли ему боль.

Он медленно подтянулся еще на один пролет окна.

Ему бы следовало подняться в доме до последнего этажа, а потом вылезти из окна, но на это ушло бы гораздо больше времени.

Еще один рывок.

Ему показалось, что все его мышцы напряжены до предела и что он не может сделать больше ни одного движения. В этот момент он нащупал опору для правой ноги и почувствовал небольшое облегчение. Поднявшись на карниз третьего окна, Мэнеринг на минуту остановился, чтобы перевести дыхание. В этот момент он услышал голос Лоны, полный отчаяния и тревоги:

— Джон!

И сразу раздался голос Джентиана:

— Мы предупреждали его.

«Только бы она больше не окликнула меня», — подумал Мэнеринг. Неужели она не понимает; ему сейчас и так тяжело. Одна мысль о том, что Лона стоит внизу, замерев от страха, заставила его прижаться к стене еще плотнее.

Еще одно окно…

Пот заливал глаза. Спина промокла от дождя. Было мокро и холодно. Мэнеринг почти добрался до водосточного желоба, а верхнее окно было немного утоплено в стене дома.

Еще один рывок вверх.

В ушах стоял шум, и он почувствовал гулкое биение сердца. Ему показалось странным, что он не слышит никаких признаков присутствия человека на крыше. Если, конечно, предположить, что Сара не знает о его намерении подняться по стене. Кроме того, она не предпринимала больше попыток сбрасывать шифер с крыши, хотя должна была знать, что Орд возится с лестницей. Что заставило ее затаиться? Он очень медленно подтянулся вверх. Мэнеринг вдруг совершенно успокоился, перестал бояться падения вниз. Просто ему следует выполнить свою работу, притом быстро. Да он просто не может упасть — вот и все! Мэнеринг уже стоял на подоконнике последнего окна и мог дотянуться до жёлоба, как вдруг увидел, что верхняя половина окна открыта. Это было необычно, потому что эти окна всегда открывались снизу. Или он что-то путает? Ему показалось, что он видит свет и может даже разглядеть дверь в глубине комнаты.

Может, Сара спустилась с крыши?

Он простоял в таком положении несколько больше, чем хотел. Отчасти потому, что немного устал, кроме того, его удивил свет в открытом необычным способом окне.

«Надо выбросить эти мысли из головы», — подумал Мэнеринг. Он взялся руками за желоб и проверил его на прочность. Все свидетельствовало о том, что желоб выдержит его вес. Через несколько секунд он уже будет на крыше, нужно сделать последнее усилие.

Мэнеринг напряг мускулы и уже собирался подтянуться на руках, как вдруг услышал какой-то шум из окна. Он посмотрел в этом направлении и увидел руку, показавшуюся из окна: в ней был зажат нож. На лезвии ножа играл отблеск света.

Глава 15 На крыше

Его охватил страх, но времени на эмоции не было, в любой момент нож могли пустить в ход, и Мэнеринг со всей силой ударил ногой по невидимому противнику. Он почувствовал, что попал в цель, услышав вскрик и ощутив острую боль в ноге. Он ударил еще раз. На этот раз удар пропал впустую. Правым коленом Мэнеринг выбил стекла из окна. Это движение было слишком порывистым: одна рука соскользнула с опоры, а на другой он повис, смутно различая внизу мощенный булыжниками внутренний дворик. Над собой Мэнеринг видел кусок темного неба. Если нападающий сделает еще одну попытку, то ему не спастись.

Он судорожно подтянулся наверх, ухватился второй рукой за желоб и с огромным усилием восстановил равновесие. Ему послышался какой-то подозрительный шорох, но его ноги теперь были уже над окном. Согнув руки в локтях, Мэнеринг лег грудью на желоб. Страх заставлял его двигаться быстрее. Наконец, он сделал последнее отчаянное усилие и оказался на крыше в безопасности.

Теперь он лежал на животе, переводя дух и ощущая жгучую боль в колене.

— Джон?! — раздался снизу тревожный голос Лоны.

— С ним все в порядке, — послышался твердый голос Джентиана.

— Джон!

Мэнеринг нагнулся над желобом и помахал ей правой рукой.

— Ну, что я вам говорил, — сказал Джентиан.

С большим трудом Мэнеринг встал на колени. Голова болела и кружилась, скорее всего, из-за внезапного нападения неизвестного. Кто это мог быть? Сара? Маловероятно, но Сара Джентиан, казалось, была способна на невероятныепоступки.

Он решил пока не выпрямляться во весь рост и стал оглядываться вокруг, изучая расположение крыши, дымоходов и сложенных из кирпича труб. Карниз шел вдоль всей крыши, в некоторых местах он были шире, чем в других. Сюда выходили чердачные окна. Здесь также были площадки размером 10x10 футов, что значительно облегчало проход. Мэнеринг почувствовал едкий запах дыма, который шел из дымоходов, развеваемый ветром. Только сейчас он обнаружил, что ветер был достаточно сильным. Мэнеринг внимательно огляделся. Около карниза никого не было.

Он медленно пересек один участок крыши. Отсюда невозможно было увидеть ее полностью. Мэнеринг вспомнил о недавнем нападении и подумав, не попытается ли неизвестный повторить свою попытку. Потом стал было размышлять о причине нападения, но отогнал эти мысли — он подумает об этом позже. Дойдя до второй служебной площадки, Мэнеринг завернул за угол и вдруг увидел Сару.

Она лежала на боку, одна рука вытянута по направлению к желобу, ноги согнуты в коленях. Ветер трепал ее рассыпавшиеся волосы. Мэнеринг не мог видеть лица девушки. На мгновение у него перехватило дыхание: ему показалось, что Сара мертва.

Медленно, очень осторожно он подобрался поближе. Она не пошевелилась. Он подошел совсем близко и склонился над ней, пытаясь нащупать пульс на левой вытянутой руке. Трудно было понять, то ли она упала сама, то ли кем-то была здесь брошена. На крыше стало совсем темно, и он не мог разглядеть ее лица. Вытащив из кармана небольшой фонарик, он направил свет не ее лицо. Щеки девушки были бледны, ненакрашенные губы казались серыми в свете фонаря, но веки подергивались, а пульс бился. Он выпрямился во весь рост и прокричал так, чтобы его услышали люди, стоящие внизу:

— С ней все в порядке. Она просто без сознания.

Прежде чем Мэнеринг успел получить ответ, он услышал сирену подъезжающей пожарной машины, которая мчалась на предельной скорости.

Через десять минут пожарные установили лестницу, один из них взял Сару Джентиан на руки и понес вниз. Затем спустился Мэнеринг. Теперь, когда опасность была позади, он испытывал нечто вроде лихорадки, его бросало то в жар, то в холод.

Не следует забывать, что некто хотел, чтобы он упал, хотел убить его.

Когда он ступил на булыжники двора, то сразу увидел Лону. Они посмотрели друг на друга и поняли все без слов. Мэнеринг повернулся к подошедшему Джентиану.

— Я никогда не смогу отблагодарить вас за то, что вы для меня сделали, мистер Мэнеринг.

— Надеюсь, с Сарой все будет в порядке, — сказал Мэнеринг.

— Я тоже на это надеюсь, — ответил лорд Джентиан.

Они оба посмотрели вслед пожарному, который нес Сару на руках. Орд стоял в группе пожарных и о чем-то оживленно говорил с ними.

— Уверяю вас, в этом нет никакой необходимости, — услышал Мэнеринг его последнюю фразу.

— Боюсь, сэр, что мы обязаны это сделать, — ответил ему один из пожарных.

— Но это же глупо! Мы можем сами позаботиться о ней, здесь ей будет гораздо лучше, чем в больнице. Мне кажется, что вы превышаете свои полномочия.

— Они не должны забирать ее отсюда, — взволнованно проговорил лорд Джентиан. — Они должны понять, что Сара нуждается в покое и отдыхе.

Лорд Джентиан подошел к группе пожарных и твердым голосом спросил:

— Кто у вас главный?

Высокий мужчина в форме офицера ответил:

— Я главный, сэр.

— Я лорд Джентиан. И я был бы вам очень признателен, если вы отнесете мою племянницу в одну из комнат, которую я укажу. Мистер Орд будет вас сопровождать, а я немедленно пошлю за доктором. Она подвержена таким приступам, и я знаю, как ей помочь. Клод, пожалуйста…

— Очень сожалею, сэр, но ее следует отвезти в больницу, из которой она сегодня вечером убежала, — сказал офицер. — Полиция…

В это время во двор вошли двое мужчин, сопровождаемых одним из слуг лорда. Оба были в штатском. Но по описанию, которое дал Левинсон, Мэнеринг узнал в них полицейских, арестовавших Давида. Это были те же двое, которые находились в Хилбери Мьюз этим днем и от которых Мэнерингу посчастливилось скрыться. Один из них, с акцентом кокни, сказал:

— Она в порядке?

— Да, Джеф. — Было совершенно очевидно, что они знают друг друга очень хорошо. — Лорд Джентиан хочет, чтобы девушка осталась в его доме, но когда Скотлэнд-Ярд направил нас сюда, то было дано указание, чтобы мы отправили ее обратно в больницу. Что нам следует делать?

— Отправьте ее в больницу. Я очень сожалею, сэр, — обратился детектив к лорду Джентиану. — Но у меня приказ, и я не могу его нарушить. Перед домом стоит санитарная машина.

Было видно, что лорд Джентиан расстроен. Орд взорвался:

— Какого черта вы здесь распоряжаетесь? Кто ваш главный начальник? Прежде чем вы уедете, я хотел бы поговорить с ним.

— Боюсь, что мы не можем помешать им выполнять свои обязанности, — холодно остановил его лорд Джентиан.

Мэнеринга больше всего поразило, что Джентиан ни разу даже не взглянул на Сару и не поинтересовался ее состоянием. Его беспокоило только то, где она будет находиться.

Мэнеринг почувствовал, как из раны на колене левой ноги сочится кровь. Колено ломило и болело, но он мог свободно сгибать его. Теперь, когда вопрос с Сарой был решен, он должен подумать о себе, а также о том, что с ним произошло. Он мог бы порасспросить Орда и Джентиана, но решил пока отложить это до лучших времен. Он выслушал слова благодарности от лорда Джентиана, вежливо отклонив предложение выпить и не мог не заметить по глазам Орда, что тому хочется, чтобы Мэнеринг поскорее оставил этот дом.

— Как сообщила мне миссис Мэнеринг, вы хотели бы прояснить всю ситуацию, — сказал лорд Джентиан. — Давайте встретимся завтра утром в вашем офисе, мистер Мэнеринг. Я уже поведал вашей супруге кое-что о наших семейных неприятностях. Должен признаться: сегодня я очень устал, даже потрясен всем случившимся. Сейчас я не в состоянии вести разговор.

— Да, сегодня это невозможно, — поддакнул Орд.

— Завтра утром я вам позвоню, — холодно предложил Мэнеринг. — И тогда мы договоримся о встрече.

— Клод, проводи, пожалуйста, мистера и миссис Мэнеринг до их машины.

Орд провел их по дому и вывел на внешний двор. Он открыл дверцу машины водительского места, и Лона посторонилась, чтобы Мэнеринг мог занять его.

— Ты сможешь вести машину? — спросил Мэнеринг жену.

Она не выказала даже тени удивления и села за руль. Орд закрыл за ней дверцу, обошел машину и, когда Мэнеринг сел рядом с Лоной, закрыл дверцу с его стороны.

— Спокойной ночи, — буркнул он. — Послушайте, Мэнеринг, если вы хотите помочь, то помогите, но не создавайте лишних трудностей. Мой дядя слишком стар. Сара — его крест с тех пор, как я себя помню. Если вся эта история попадет в прессу, то для него это будет огромным ударом, от которого он может не оправиться. Он не так силен физически, как кажется.

— А вы гораздо сильнее, чем кажетесь. Не так ли? — спросил Мэнеринг. — Передайте дяде: если завтра я не услышу всей правды, то расскажу полиции то, что знаю, включая его заявление о краже второго меча Великого Могола.

— Что? — закричал Орд.

— Стоит ли притворяться, что вы об этом не знали? — спросил Мэнеринг. — Ладно, нам пора, ехать.

— Мистер Орд, — спросила Лона. — Почему вы меня заперли в комнате, когда…

— Я не запирал вас, — прервал ее Орд. — У этих дверей замок с секретом, наверное, лорд Джентиан не хотел, чтобы вы видели все, что произошло.

Говорить больше было не о чем.

Лона включила фары, повернула ключ зажигания и медленно повела машину к воротам. Вдоль улицы медленно ехала пожарная машина — последний свидетель того, что здесь произошло. На той стороне улицы стояли двое молодых, хорошо одетых людей. Всегда найдется кто-то, проходящий мимо и желающий поглазеть на чужое несчастье. Лона повернула в сторону Пикадилли, и поехала вдоль стен Букингемского дворца. Когда они проезжали площадь Виктории, то Лона наконец нарушила молчание.

— Ну, как долго ты собираешься все это держать в себе?

— А? — очнулся от своих мыслей Мэнеринг и потрогал колено. — Извини, я все время пытаюсь понять, что скрывается за этой мистикой. Что Джентиан рассказал…

— Я спрашиваю не о Джентиане. Почему ты не захотел вести машину, — сказала Лона. — Ты очень серьезно ранен?

— Да нет, просто царапина.

— Не уверена.

— Честное слово, царапина, — попытался успокоить жену Мэнеринг.

— Даже если это и так, ты мог бы упасть и сломать себе шею.

— Со мной такого случиться не могло.

— Но ты чудом удержался.

— Да, — признался Мэнеринг. — Ты права, я чуть не упал. Вернее, меня чуть не столкнули.

Машина еще раз повернула. Некоторое время они ехали молча. Внезапно Лона повернулась и пристально посмотрела на мужа. Впереди не было видно машин, только фонари, стоящие по обеим сторонам дороги, освещали пустынную улицу.

— Ты серьезно?

— Очень серьезно, — ответил Мэнеринг и рассказал ей все, что произошло на крыше.

Затем спросил:

— Кто находился в это время с тобой во дворе?

— Мне кажется, что все, но я была так занята тобой, что один из них мог незаметно для меня уйти и вернуться.

— Говоря «все», ты имеешь в виду Джентиана, Орда и двоих слуг? — спросил Мэнеринг.

— Да.

— Они были с тобой, когда я помахал вам с крыши рукой?

Она задумалась, а потом ответила:

— Я не уверена в этом, Джон. По-моему, Орд и Джентиан стояли рядом, но утверждать наверняка не могу. Я так волновалась за тебя. Признайся, ты очень серьезно ранен?

— Не так серьезно, как ты воображаешь, — успокоил ее Мэнеринг. — Но я никак не возьму в толк, почему кто-то не хотел, чтобы я добрался до девушки? Чтобы никто не знал, что она наглоталась наркотиков? Или чтобы никто не смог ее спасти? Она лежала почти у самого края крыши, ее платье за что-то зацепилось, и я думаю, что именно это не позволило сбросить ее вниз. Не думаю, что после падения с крыши она осталась бы в живых. Я почти уверен, что она не сбрасывала вниз куски шифера, — медленно проговорил Мэнеринг. — Она убежала из больницы в Джентиан Хаус. Здесь Орд увидел ее, и она либо сама забралась на крышу, либо ее туда втащили. Все должно было выглядеть со стороны как вторая попытка к самоубийству. Если бы она упала или ее столкнули, то любой патологоанатом констатировал бы смерть от многочисленных повреждений, и вряд ли кому-нибудь пришло в голову проводить подробную аутоскопию, или проверить ее на наличие наркотиков, например.

Они добрались до Грин-стрит.

— Почему ты ничего не сказал об этом Джентиану и Орду? — спросила Лона.

— Пусть поразмышляют на досуге о том, что мне известно, а что нет, — ответил Мэнеринг.

— Ты подозреваешь Орда?

— Если честно, то да. Он мог ввести девушке лекарство, мог сбрасывать куски шифера с крыши, мог попытаться сбросить меня вниз.

— А зачем тогда им было поднимать тревогу прежде, чем сбросить Сару с крыши? — логично заключила Лона. — Было бы гораздо проще только после этого послать за полицией.

— Если бы она упала в то время, когда мы находились в доме и были сделаны вроде бы все попытки спасти ее, то он оказался бы вне подозрений, — ответил Мэнеринг. — По крайней мере, он мог так думать. Полиция тоже что-то подозревает. У меня сложилось впечатление: они думают, что Сара не будет в безопасности, если ее оставить в Джентиан Хаус. Бристоу сообщил мне, что девушка в опасности, но не сказал, от кого она исходит.

Когда Лона остановила машину около гаража, он взялся за ручку дверцы, но не открыл ее, а повернулся к Лоне и сказал:

— Если бы я попытался выяснить, кто был наверху, то они бы переполошились, а без серьезного обыска невозможно что-либо отыскать в Джентиан Хаус, если они захотят замести следы.

— Но ты вправе обратиться в полицию, и они проведут обыск.

— В полиции мне могут не поверить, — ответил ей Мэнеринг.

Он вышел из машины, обошел ее, слегка прихрамывая, и помог Лоне выйти.

— То, что я называю ножевым ранением, они могут посчитать порезом об острый камень.

— Джон, — глухо произнесла Лона. — Я хочу знать, почему ты не рассказал обо всем полицейским. Я хочу знать также, почему ты ничего не сказал Орду и Джентиану. Ведь в случае необходимости ты бы мог все выпытать у Орда?

— Да, наверное, ты права, — задумчиво ответил Мэнеринг. — Но давай сначала поднимемся в квартиру.

Боль в ноге не утихала. Только сейчас он почувствовал, как страшно устал физически за этот день, но мозг его работал четко и напряженно.

Они поднялись в лифте, тихо вошли в квартиру и сразу же направились в ванную комнату. Здесь Мэнеринг снял брюки. Кровь залила все колено и тонкими струйками стекала вниз по ноге. Но рана не была серьезной. Нож только разрезал кожу над коленным суставом. Такая рана заживет очень быстро.

— Думаю, вряд ли я смог бы доказать, что это ножевая рана, — заметил Мэнеринг. — Теперь ты видишь, почему я не рассказал о ней полицейским?

— Я хочу знать истинную причину твоих поступков в этом деле, — настаивала Лона. — И я хочу знать, почему ты так деликатничаешь с Джентианом и Ордом.

Глава 16 Истинная причина

Лона была явно рассержена на Мэнеринга. Теперь она могла дать волю своим чувствам. Еще бы, она пережила настоящий шок, когда, подняв голову, увидела его, распластавшегося, точно паук, на самом верхнем этаже дома. Кроме того, она никак не могла понять, что заставило его совершить этот поступок. Честно говоря, он и сам не мог ответить себе на этот вопрос. Он действовал инстинктивно, а такие поступки невозможно объяснить с точки зрения здравого смысла.

— Давай сначала обработаем рану антисептиком и переоденемся во все сухое, — миролюбиво предложил Мэнеринг. — А потом я попробую тебе все объяснить.

Через десять минут, когда он уже лежал в своей кровати и, опершись на локоть, смотрел на Лону, он попытался все ей объяснить.

— Мне необходимо время, чтобы выяснить, что полиции известно о Саре Джентиан. Они так настойчиво хотели увезти ее с собой, как будто были уверены, что в доме ей грозит опасность. Вероятно, они сделают ей анализ крови, чтобы выяснить, не было ли здесь наркотика. Это одна причина. А другая — у меня сложилось впечатление, что Орд совсем потерял голову. Может, он и является убийцей, а может, нет. Я не уверен насчет лорда Джентиана, но сомневаюсь, что он чувствует себя в безопасности. Подозреваю, что они проведут беспокойную ночь. К утру их нервы будут взвинчены до предела. Сейчас они пытаются понять, что мне действительно известно и о чем я догадываюсь. Они не знают, понял ли я, что на меня было совершено нападение, а может, уверены, что я об этом знаю. Но их сейчас мучает вопрос, почему я им ничего не сказал и сообщил ли об этом полиции. Я хочу, чтобы они поварились во всем этом ночью.

Он надеялся, что его слова удовлетворят Лону, большего ему не хотелось ей пока говорить.

— Понимаю, — наконец сказала Лона. — Это так похоже на тебя, но иногда я согласна с мнением Бристоу, — почти сердито продолжила она. — Ты готов идти на риск ради любого и забываешь о себе. Когда я увидела тебя на стене…

— Ну, не надо больше вспоминать об этом, дорогая! — воскликнул Мэнеринг. — Не надо, не плачь!

Он отбросил одеяло, встал со своей кровати и лег рядом с Лоной. — Ведь все закончилось благополучно. Я ведь жив и здоров!

Она продолжала плакать.

— Да, слава Богу, это так, — всхлипнула Лона. — Но ведь могло быть и по-другому. Как ты не понимаешь? Ты в опасности, как и Эта девушка, как и Давид Левинсон. Господи, когда все это кончится?

Через полчаса, когда она спала в его объятиях, Мэнеринг задавал себе эти же вопросы, пытаясь найти на них ответы.


Утром следующего дня Лона была в прекрасном настроении, как будто его слова и сон унесли все ее тревоги и страхи.

Этель, как всегда, распевала песни на кухне.

Во всех газетах, включая «Глоб», была напечатана история об аресте Давида Левинсона, но нигде эти заметки не были вынесены на первую полосу. Только в «Глоб» упоминалось, что Давид работал в «Quinns». Было очевидно, что Читтеринг сделал все, чтобы не раздувать эту историю. В «Дейли Пикчер» на целой странице была дана цветная фотография меча Великого Могола и приведена его история, а также изложены этапы карьеры лорда Джентиана. Ни в одной из газет не было упомянуто имя Мэнеринга.

— Что ты собираешься делать сегодня, дорогой? — спросила Лона, и по ее тону он понял, что она ждет правдивого ответа.

— Я должен повидаться с Плендером, присутствовать на слушании дела в суде, внести залог за Давида. Мне также необходимо увидеться с Бристоу и Джентианом, если будет время, но он в конце концов может и подождать. А за обедом я встречусь со своей очаровательной супругой, которая это утро проведет среди своих друзей и попытается узнать все, что можно, о Саре Джентиан. В высшем свете о ней наверняка ходят какие-нибудь разговоры.

— Постараюсь сделать для тебя все, что в моих силах, — улыбнулась Лона.

В половине десятого Мэнеринг был в адвокатской конторе Тоби Плендера, старого друга и официального адвоката. Контора представляла собой современное здание из стекла и бетона, с бесшумными лифтами и пустынными лестничными проемами. Тоби был похож на повзрослевшего Панча, внезапно появившегося из викторианской эпохи.

Он всегда говорил прямо.

— Не знаю, что нашло на Левинсона, но он уверен, что ты специально все подстроил. Я умоляю его ничего такого не говорить в суде. Просто настаивать на своей невиновности, что мне поможет его защитить. Надеюсь, что ничего не скажет против тебя.

— А что, это серьезная опасность для меня?

— Просто надо все предусмотреть, — предупредил Плендер. — Я буду сам присутствовать в суде, а вот тебе не следует там появляться.

— Если я не приду, Давид подумает, что мне безразлична его судьба, — сказал Мэнеринг. — Будет лучше, если я там появлюсь. В каком часу состоится слушание дела?

— Не раньше половины двенадцатого, — ответил Плендер. — Джон, мне звонил Читтеринг вчера вечером.

— Вот как, — настороженно отозвался Мэнеринг.

— Он думает, что ты здорово влип в это дело. Он прав?

— По самые уши, — сознался Мэнеринг. — Он сообщил тебе, что лорда Джентиана прижали большие финансовые воротилы из Сити?

— Да.

— Насколько это серьезно?

— Если они захотят выжить Джентиана, то найдут способ сделать это, — заявил Плендер. — Однако, — он помедлил и пожал плечами, — я не думаю, что они решатся на методы, которыми пользовались раньше. Читтеринг вряд ли прав, если считает, что они способны нанять убийц. А что ты думаешь по этому поводу?

— Когда я буду иметь точные сведения, зачем Джентиан принес мне меч Великого Могола, то, наверное, смогу ответить на этот вопрос, — сказал Мэнеринг. — Я попросил Читтеринга просмотреть все газеты. К тебе у меня тоже просьба. Если узнаешь, что Джентиан говорил кому-нибудь о краже первого меча, то сообщи мне немедленно. Однако, думаю, что дело здесь не в мече. Скорее всего, это предлог, чтобы втянуть меня в более серьезную игру. Я должен во всем разобраться.

— Адвокатская контора, которая обслуживает Джентиана, — очень серьезная фирма, — заметил Плендер. — Они слова лишнего не скажут даже в самой дружеской беседе. Но я посмотрю, что можно будет предпринять. И все-таки я бы не хотел, чтобы ты присутствовал на сегодняшнем заседании суда. Левинсон в таком состоянии, что может встать и обвинить тебя.


Глаза Левинсона мрачно сверкали, лицо было почти белым. Он выглядел изможденным: сказывалась ночь, проведенная без сна. Молодой человек дважды жадно оглядел присутствующих в зале суда, прежде чем заметил Мэнеринга. Во взгляде Давида сквозило явное осуждение. Плендер, сидящий на своем адвокатском месте, перебирал бумаги. Он надеялся каким-нибудь образом отвлечь внимание Давида от Мэнеринга. Седовласый, одетый в черную мантию служащий магистрата читал обвинительное заключение в очень странной манере. Левинсон стоял около деревянной скамьи подсудимого, вцепившись в медный поручень, и, казалось, забыл об охраннике, стоявшем позади него, и двух полицейских по бокам.

— Что вы скажете в ответ на обвинение? — спросил Давида судья. Это был человек лет сорока, с мягким голосом и светлыми волосами.

— Мой клиент… — начал было Плендер.

— Я хотел бы, чтобы обвиняемый сам ответил на мой вопрос, если вы не возражаете, — перебил его судья.

— Как вам угодно, ваша честь, — пробормотал Плендер.

— Так что вы можете нам сообщить? — Судья поправил очки.

— Я не виновен, — резко ответил Левинсон.

— Благодарю вас. Запишите слова обвиняемого, пожалуйста. — Судье, видимо, хотелось быть очень приятным и вежливым. — Какими уликами мы располагаем?

Высокий, долговязый детектив встал на место свидетеля, произнес присягу и назвал свое имя — Джеф Хиксон. В голосе его чувствовался акцент кокни. Он заявил, что был в доме обвиняемого, произвел там обыск с его разрешения и нашел украденную драгоценность.

— У вас есть вопросы к свидетелю, мистер Плендер? — спросил судья.

— Да, для выяснения события, ваша честь, — ответил Плендер. — Правильно ли я понял свидетеля, что обыск был произведен с согласия мистера Левинсона?

— Так ли это? — обратился судья к свидетелю.

— Да, сэр, — ответил тот.

— Вы удовлетворены, мистер Плендер? — мягко спросил судья.

— Полностью удовлетворен. Моему подзащитному нечего было прятать, — ответил, улыбаясь, Плендер. — Мой клиент заявил, что невиновен и может доказать это. Я прошу у суда разрешения внести залог.

— Залог? Ах да, — судья произнес это слово таким тоном, будто впервые его услышал. — Что думает полиция относительно залога?

Инспектор с акцентом кокни произнес гнусавым голосом:

— Мы не будем возражать против залога, если это будет достаточно большая сумма.

— Крупный залог, не так ли? Да, я думаю, что в этих обстоятельствах можно разрешить внести залог за обвиняемого, ну, скажем, в размере две тысячи фунтов стерлингов. Да! Два поручительства по тысяче фунтов стерлингов каждое удовлетворят суд. — Он посмотрел на Хиксона, но тот ничего не сказал.

Мэнеринг подумал, что Бристоу дал какие-то особые поручения детективу и, вероятно, имел для этого веские основания.

— У вас есть такие поручители, мистер Плендер?

— Да, сэр, — ответил Плендер. — С вашего разрешения.

Левинсон смотрел на Мэнеринга так, что, казалось, больше не может сдерживаться. Плендер чувствовал себя не очень уверенно. В ложе прессы почувствовалось оживление, и все пятеро корреспондентов, сидевших там, затаили дыхание.

Мэнеринг встал.

— Я бы хотел быть одним из поручителей, ваша честь, если это возможно.

Левинсон приоткрыл губы, как будто хотел что-то сказать, но тут же сжал их. Судья стал задавать Мэнерингу обычные вопросы, а служащий магистрата вносил обычные поправки. Наконец, Мэнеринг подошел к столу, чтобы подписать необходимые в таких случаях бумаги. Левинсон был рядом, но вокруг было слишком много людей, чтобы они могли поговорить конфиденциально.

Самое неприятное было в том, что Левинсон по-прежнему смотрел на Мэнеринга враждебно.


— Билл, — сказал Мэнеринг в трубку, сидя в просторном кабинете Плендера.

— Слушаю, — отозвался Бристоу.

— Какие последние сведения о Саре Джентиан?

— Она приходит в себя.

— От чего?

— Отравление газом, — ответил Бристоу. — Что же еще?

— Она теряла еще раз сознание?

— Она убежала из больницы, когда ей разрешили встать и одеться, сестры хотели, чтобы она немного развеялась, и потом она так настаивала на том, чтобы ей вернули одежду и разрешили встать.

— Я думал, что твои парни наблюдают за ней.

— Так оно и было. Они надеялись, что она в безопасности.

— Послушай, Билл, почему Хиксон думал, что она не будет в безопасности в Джентиан Хаус, если бы осталась там прошлой ночью?

— Он просто хотел, чтобы девушка была там, где мы сможем наблюдать за ней все время, — ответил Бристоу. — И не беспокойся, мы теперь с нее глаз не спустим.

— Билл.

— Да?

— Не думаешь ли ты, что Сара психически больна?

— Это вопрос не ко мне. Об этом следует спросить у врачей.

— Тогда я спрошу по-другому. Она пыталась покончить жизнь самоубийством вчера днем, не так ли?

— Выходит так.

— Обещаешь сделать все возможное, чтобы предотвратить следующую попытку к самоубийству, если она попытается еще раз?

— Да, обещаю тебе.

— А могу ли я спросить тебя еще об одном. Не запер ли ты ее в больнице потому, что тебе не терпится расспросить ее обо всем, как только она придет в себя?

— Джон, — медленно проговорил Бристоу. — Врачи говорят, что сейчас ее нельзя трогать. Она перенесла слишком сильный шок и, кроме того, приняла огромную дозу веронала. Я не знаю, что она скажет, когда придет в себя.

После некоторой паузы он спросил:

— А ты узнал что-нибудь от лорда Джентиана?

— Пока нет. Я собираюсь встретиться с ним сегодня утром.

— Прежде чем ты с ним встретишься, я бы хотел взглянуть на меч, на большой меч, — сказал Бристоу. — Где он сейчас находится?

— У меня в «Quinns», я же говорил тебе.

— Надеюсь, что это так, — сказал Бристоу.

В течение всего утра Мэнеринг не связывался с магазином. Не было от управляющего никаких известий, которые позволили бы предположить, что меч исчез. Но скептическое замечание Бристоу заставило Мэнеринга заволноваться. Как только он поговорил с Бристоу, то тут же позвонил в магазин, глядя в окна противоположного дома, где мужчины и женщины спокойно сидели за столами, как будто они находились на другой планете.

К телефону подошел Лараби.

— Нет, сэр. Ничего необычного в магазине не произошло за ваше отсутствие. Правда, я не спускался в кладовую этим утром, просто не было необходимости. Но если вы хотите, чтобы я пошел…

— Бристоу будет в магазине в половине первого, — прервал его Мэнеринг. — Мы спустимся туда вместе.

Он опустил трубку на рычаг, взгляд его скользнул по пустому креслу Плендера, выполненному в кубической форме и обтянутому светло-розовой кожей. Затем набрал номер лорда Джентиана. Казалось, звонки раздавались целую вечность. Наконец, к телефону подошел Орд. В трубке зарокотал его сильный голос.

— Резиденция лорда Джентиана. Кто говорит?

— Это Мэнеринг, — сказал Джон. — Передайте, пожалуйста, его сиятельству, что я смогу увидеться с ним около двух часов, не раньше.

— Кто вы сказали? Кто говорит? — начал было взрываться Орд.

— Мэнеринг. Около двух, — повторил Мэнеринг и повесил трубку.

Через десять минут он поймал такси и поехал в «Quinns». Подъезжая к магазину, он увидел выходящего из полицейской машины Бристоу. До назначенного времени оставалось пять минут. Бристоу подождал его у двери магазина, любуясь прекрасным венецианским зеркалом XVI века — настоящим произведением искусства.

— Сколько стоит это зеркало? — спросил Бристоу.

— Одиннадцать сотен гиней, — спокойно ответил Мэнеринг.

— Грабеж среди белого дня, — заявил Бристоу.

— Но ведь прекрасная вещь, не так ли? — Мэнеринг открыл дверь и пропустил вперед Бристоу. «Не может быть, что меч украден», — подумалось ему, но в глубине души затаилась тревога.

Понадобилось всего три минуты, чтобы открыть сейф в кладовой и убедиться, что меч на месте. В первую минуту темно-коричневый чехол обманул его зрение, но меч был на месте. Мэнеринг почувствовал облегчение только тогда, когда вынул меч из чехла. Знакомое сверкание драгоценных камней ослепило его и заполнило светом кладовую.

Глава 17 Работа для Левинсона

— Слава Богу, он на месте, — сказал Мэнеринг с облегчением. Его самого удивило то чувство страха, которое он пережил, а теперь облегчение. — Что заставило тебя предположить, что меч исчез, Билл?

— Можно мне взглянуть на него? — попросил Бристоу.

— Давай поднимемся в кабинет. Там освещение лучше.

Мэнеринг вложил меч в кожаный чехол и пошел к цементным ступеням, сопровождаемый Бристоу. Когда он был на последней ступени лестницы, раздался телефонный звонок. Мэнеринг жестом предложил Бристоу сесть в кресло и взял трубку.

— Джон Мэнеринг слушает.

— Это Давид, — отозвался в трубке далекий голос Левинсона.

— Привет, Давид, — приветливо сказал Мэнеринг, будто между ними не было никакой размолвки. — Когда ты приедешь?

Левинсон молчал. Мэнерингу страстно хотелось, чтобы Давид опять не начал говорить глупости. Очень трудно сдерживаться, когда человек ведет себя вызывающе.

— Я… я думал, что вы не захотите меня видеть и что мне лучше держаться подальше от «Quinns».

В голосе Левинсона звучало раскаяние.

— Тут для тебя есть кое-какое поручение, — сказал ему Мэнеринг. — Когда ты сможешь приехать?

— Я говорю из автомата на Нью-Бонд-стрит, — мгновенно ответил Левинсон. — Буду через пять минут.

— Можно и через пятнадцать, — ответил Мэнеринг. — Жду тебя.

Он повесил трубку прежде, чем Левинсон ответил на приглашение. Если Бристоу и прислушивался к их беседе, то ничем не выдал своей заинтересованности. Он сидел напротив Мэнеринга и разглядывал меч. Лампа висела на уровне его глаз, и он держал один из каталогов, лежащих на столе, в виде козырька, защищая глаза от прямого света. Мэнеринг никогда в жизни не видел такого сверкания драгоценных камней. Даже разговаривая с Левинсоном, он не мог отвести глаз от этой искрящейся, сверкающей, захватывающей дыхание красоты. Он видел восхищение Бристоу и Лараби, стоящего с прижатыми к груди руками. Лараби обожал драгоценности и относился к ним так, как иные мужчины относятся к обольстительно-красивым женщинам. Это была его единственная страсть — страсть, доходящая до мании. Мэнеринг присел на краешек стола, ожидая, что будет дальше. Наверное, ждать придется долго. Но наконец Бристоу оторвал взгляд от меча.

— Потрясающая вещь, — сказал он и облизнул пересохшие губы. — Просто восхитительная.

Он сунул правую руку в карман и достал скромный мешочек, развязал его, и оттуда брызнули искры. Бристоу вынул миниатюрную копию меча, положил ее рядом с большим мечом и откинулся на спинку кресла.

— Джон, — задумчиво проговорил он, — мы должны узнать правду о них. Я не имею в виду того, кто взял миниатюру, я хочу знать истинную правду обо всем этом. Тебе уже удалось получить какую-нибудь информацию?

— Не уверен, — ответил Мэнеринг. — Сегодня у меня встреча с лордом Джентианом. Может, он наконец будет откровеннее.

— Заставь его, — почти приказал Бристоу. — Я приехал сюда из больницы от Сары Джентиан.

Что-то в том, как он сказал это, заставило Мэнеринга насторожиться.

— Ну, и как она?

— Она очень беспокоится об этом мече и миниатюре, — сообщил Бристоу. — Девушка настаивает, что они должны быть возвращены в Джентиан Хаус. Мы так и не смогли добиться от нее, почему это так важно. Утром Сару осматривали два врача. У нее одна из форм истерии, что легко можно назвать временным умопомешательством. Она просто зациклилась на этих мечах. Ты знаком с доктором Принсом?

— Да, — ответил Мэнеринг. — Принс считается одним из лучших психиатров в стране.

— Так вот, он сказал мне, что если не снять это состояние, то она может остаться такой до конца своей жизни, — сказал Бристоу. — Она наотрез отказывается говорить с ним и другими врачами.

Он немного помолчал.

— И вот я подумал. — Он выпрямился и взглянул Мэнерингу прямо в глаза. — Я подумал, не смогла бы Лона заставить ее заговорить?

— Так, так, — сказал Мэнеринг.

— Сара Джентиан еще дважды сегодня попыталась сбежать из больницы. Она думает, что ее специально держат взаперти, чтобы убрать с дороги. Если бы она была в частном доме…

Мэнеринг рассмеялся.

— Лона сама предложила взять Сару к нам домой, — сказал он. — Сейчас она на пути в больницу.

В глазах Бристоу зажглись добрые огоньки.

— Две великие головы, — произнес он. — Если Лона уговорит ее поселиться в вашем доме, то это было бы здорово, а уж если она заставит ее говорить…

— У меня только одно условие, — прервал его Мэнеринг.

— Какое условие?

— Переезд Сары в наш дом нужно держать в секрете, никто не должен знать, где она находится.

— Ну, это я смогу обеспечить, — уверил его Бристоу.

Он встал, взял миниатюру со стола, завернул ее в ткань и положил в мешочек из кожи.

— Ты все еще думаешь, что Левинсон не виновен?

— Тебе прекрасно известно, что и почему я думаю по этому поводу.

— Смотри, чтобы он не подвел тебя, — посоветовал Бристоу. — Я не могу так доверять этому молодому человеку, как ты.


Левинсон пришел в «Quinns» после отъезда и выглядел таким же виноватым, как и его голос, когда он звонил Мэнерингу. Вид у него был усталый. На подбородке виднелся порез от бритвы с запекшейся кровью. Мэнеринг показал ему жестом на кресло.

— Я очень признателен вам, сэр. Это так великодушно с вашей стороны позволить мне вернуться в магазин сейчас, когда подозрение в краже с меня еще не снято.

— Мне даже в голову не могло прийти поступить иначе, — ответил Мэнеринг. — Кроме того, я же прекрасно знаю, что ты не брал миниатюру. А сейчас о деле. Я хочу, чтобы ты последил за Клодом Ордом, за всем, что он будет делать. Тебе понадобится помощник в этом деле. Лараби скажет, к кому обратиться. Мне нужна подробная информация о всех передвижениях Орда за этот день. Особенно меня интересует, с кем он встречается в Сити, с кем видится, каково его финансовое положение — вообщем, все, что тебе удастся узнать. Конечно, это потребует от тебя определенных усилий, нужно кое-кого порасспросить, но я уверен, что ты справишься. Ну что, ты согласен?

— Конечно, — не задумываясь, выпалил Левинсон.

— Тогда я скажу Лараби… — начал Мэнеринг и хотел нажать кнопку вызова управляющего.

— Одну минуту, сэр! — остановил его Левинсон. Он нервно откашлялся. — Сначала я хотел бы еще раз извиниться перед вами и делаю это от всей души.

— Давай забудем обо всем, — сказал Мэнеринг. — Ты был не в себе.

— Я был очень напуган происшедшим со мной, — согласился Левинсон. — Мистер Бристоу, — он опять кашлянул, — мистер Бристоу рассказал мне, что вы ему сообщили, и, ну, это заставило меня понять, как глупо я себя вел с вами. Я даже не могу объяснить, что на меня нашло.

— Забудь обо всем, — настаивал Мэнеринг. — Займись-ка лучше Ордом и разузнай о нем как можно больше. Это очень важно.

Он — нажал на звонок, дверь открылась и вошел Лараби.

— Джо, я дал Давиду поручение. Я думаю, что в этом деле лучшего помощника, чем Кэнингхем из агентства «Кэнингхем», ему не найти. Он…

— Я уже переговорил с мистером Кэнингхемом, сэр, — сказал Лараби. — Он сделает все, что сможет, чтобы помочь Давиду.

Когда Левинсон покинул магазин, Лараби остался в кабинете и стоял, хмуро глядя на хозяина. Мэнеринг сел в свое кресло и спросил его:

— В чем дело, Джо?

— Я не понимаю Давида, сэр, — ответил Лараби. — Думаю, он и сам сейчас себя не понимает. Кэнингхем способен выполнить эту работу без чьей-либо помощи. Скорее всего, поручив Давиду это дело, вы хотите ему помочь справиться с ситуацией, в которую он попал?

— Это именно то, что я хочу, Джо, — мягко ответил Мэнеринг. — Были какие-нибудь звонки?

— Один. От миссис Мэнеринг, — ответил Лараби. — Она собирается навестить Сару Джентиан после полудня, поэтому не сможет с вами увидеться за ланчем.

Даже с таким вот угрюмым выражением лица Лараби был похож на херувима, постаревшего херувима, но не изменившегося внешне. Волосы его были белыми, а щеки розовыми и гладкими.

— Я не могу успокоиться с той минуты, как Сара Джентиан переступила порог нашего магазина. В этом деле есть что-то дурное, что-то таинственное. Таинственное и злое, — осторожно заметил Лараби.

— Я прекрасно понимаю, о чем вы думаете, Джо, — сказал Мэнеринг. — И надеюсь разгадать эту тайну. Я должен быть сегодня в Джентиан Хаус в два часа пятнадцать минут.

Затем, хотя было только около часу дня, он подъехал к дому Джентиана. Во дворе не было машины лорда, а большие кованые ворота с гербом Джентиана были закрыты. Шторы на окнах были подняты, а два верхних окна открыты.

Мэнеринг поехал в Хилбери Мьюз. Сначала он проверил, нет ли за ним слежки, для чего проехал мимо дома дважды, затем выбрал место для парковки машины.

Он быстро прошел по двору, подошел к крыльцу, позвонил и даже постучал несколько раз в дверь. Никто не ответил. Он позвонил еще раз, отошел назад и, оглядев фасад дома, увидел девушку в окне одной из квартир. Пожав плечами, он повернулся и пошел прочь. Подойдя к машине, Мэнеринг достал из нее дождевик, большой и бесформенный, и шляпу. Надел их на себя. Погода оправдывала его поступок, поскольку дул ветер и собирался пойти дождь. Когда он шел обратно, то постарался прихрамывать, чтобы это сразу бросалось в глаза. Теперь он не заметил никого в окнах соседних квартир.

Подойдя к двери, он вытащил связку ключей, на которой была отмычка. Быстро вставил отмычку в замок, как это сделал в свое время Давид Левинсон, и почти мгновенно открыл дверь. Не оглядываясь, он вошел в квартиру и закрыл за собой дверь. Затем он сразу прошел в комнату, где прятался, когда приехала полиция. Стоя у окна так, чтобы его не было видно, он посмотрел, не заметил ли его кто-нибудь и нет ли за ним хвоста. Но все было спокойно. Тогда он пошел на кухню.

Там все осталось нетронутым. Даже полотенце лежало на спинке стула, где он его оставил. Мэнеринг постоял, глядя на газовую плиту, и представил себе еще раз, как Сара Джентиан сидела здесь, спящая, в ожидании смерти. Если бы не Левинсон, то ее уже не было бы в живых. Он подошел к окну, выходящему на стену соседнего дома. На этой стене окон не было. Значит, здесь его никто не сможет увидеть. Он стал обследовать кухню, стены и делать в уме какие-то расчеты. Мэнеринг переходил от одной стены к другой.

— Так, это общая стена с другой квартирой, — вслух произнес он.

Он подошел к высокому кухонному шкафу, служившему кладовкой. Шкаф был ярко-красного цвета и доходил до потолка. Мэнеринг открыл обе дверцы шкафа: раздался щелчок замка. Он внимательно изучил заднюю стену и за стопкой тарелок, стоящих на одной из двух полок, увидел большой хромированный болт, которым шкаф крепился к стене. Но почему-то здесь был только один болт.

Мэнеринг надавил большим пальцем на хромированную головку болта и повернул ее, она легко поддалась нажиму и вдруг упала, стукнувшись о край верхней тарелки. Открылась головка настоящего винта с обычной прорезью посередине. Мэнеринг достал нож, выдвинул оттуда небольшую отвертку и несколько раз покрутил винт по часовой стрелке. Почти сразу он почувствовал какое-то движение. Мэнеринг продолжал отвертывать винт и ощутил, как шкаф медленно отходит от стены. Это было больше, чем простой винт. Это была часть механизма — механизма тайника, который он и надеялся здесь найти.

Он сделал шаг назад.

Шкаф почти на шесть дюймов отошел от стены. Мэнеринг взялся рукой за бок шкафа и потянул на себя. Он увидел проход в соседнюю квартиру. Помещение, в которое попал Мэнеринг, было кухней. Здесь не было привычных запахов. Очевидно ею давно не пользовались по назначению. Холодильник был отключен, и когда Мэнеринг открыл дверцу, то увидел, что он полон воды после оттаивания. В нем находились только банки с консервированными фруктами и несколько бутылок легкого пива, больше ничего.

Он решительно вышел из кухни и очутился в коридоре. Планировка помещений была точной копией квартиры Сары Джентиан. Ему пришлось подняться на несколько ступеней, чтобы войти в спальню, где стоял диван-кровать. Мэнеринг открыл платяной шкаф. Внутри он обнаружил несколько вечерних платьев, очень изящный халат, красивое нижнее белье и дамский костюм. Рядом, на соседней перекладине висели мужской костюм, пижама и халат. Мэнеринг вынул мужской костюм и стал рассматривать, держа перед собой на вытянутых руках. По росту он соответствовал его размеру, но был гораздо шире. Ему он был бы велик, но вполне подошел бы Клоду Орду. Мэнеринг порылся в карманах костюма и достал носовой платок с инициалами К.О.

«Да, похоже на это», — подумал Мэнеринг.

Ясно, что здесь было место обитания Клода. Может, тайное убежище, а может, любовное гнездышко. Мэнеринг стал рассматривать женские вещи, втайне надеясь, что они не принадлежат Саре. Когда он внимательно рассмотрел их, то с облегчением для себя отметил, что для Сары они слишком малы. Взглянув в окно, Мэнеринг увидел, что к этой квартире сделана пристройка. Спустившись по лестнице, он вошел в кухню, через которую можно было пройти в пристройку. По-видимому, раньше она использовалась для хранения угля или дров. Теперь сюда нельзя было попасть с улицы из-за нового здания. Здесь стояла очень старая деревянная скамья со спинкой, а также находился стеллаж для инструментов. На верхней полке лежал рулон материала. Он показался Мэнерингу знакомым на ощупь. Развернув рулон, он понял, что это кожа, из которой выполнен чехол меча Великого Могола. А инструменты служили специальным набором для работы с кожей.

В ящике он нашел несколько гвоздей. Они были гораздо тоньше, чем те, что применяются для изготовления кожаных изделий, но ведь и этот сорт кожи был намного тоньше обычной. Мэнеринг подержал гвоздь между пальцами, покатал его на ладони, а затем завернул в небольшой кусок кожи и положил в карман. Кожа явно была слишком тонкой для ножен, вероятно, ее сначала специально обрабатывали.

Здесь работал Орд? Мэнеринг обнаружил, что деревянная скамья прожжена сигаретой в нескольких местах, и увидел сигаретный окурок, завалившийся за один из инструментов. На окурке были отпечатки ярко-красной помады. Он узнал этот оттенок помады и понял, кому он мог принадлежать. Несколько белокурых волос, запутавшихся в щетке для сметания пыли с полок и верстака, выдавали присутствие в этой квартире Сары Джентиан.

В углу шкафа, встроенного в стену, Мэнеринг нашел тонкий порошок, лежащий в небольшой коробке. Он понюхал порошок, но запаха не было. Мэнеринг потер его между пальцами, порошок был похож на соль, но какого-то странного цвета. Он положил щепотку порошка в спичечный коробок, а коробок завернул в кусочек кожи и положил в карман. Еще раз оглядев комнату, Мэнеринг вышел и закрыл за собой дверь.

Неужели Сара сама делала ножны для меча? Он опять перешел в квартиру Сары. Здесь было по-прежнему пусто. Мэнеринг вышелиз дома. Надвинув шляпу на глаза и сильно прихрамывая, он пошел через двор. Когда его нельзя было видеть из окон дома, Мэнеринг снял плащ и шляпу, бросил их на заднее сиденье машины и сел за руль. Было около двух часов. Он еще успеет заехать в магазин. Подъехав к «Quinns», Мэнеринг посигналил и из дверей появился один из помощников.

— Добрый день. Попросите Джо провести анализ кожи и порошка, который лежит в этой коробке, — сказал Мэнеринг. — Он знает, что нужно делать.

— Хорошо, сэр, я все передам мистеру Лараби, — с улыбкой ответил помощник.

Глава 18 Молчание Сары

Лона смотрела на девушку, лежащую перед ней на кровати в небольшой больнице, расположенной около Слоан-скуэр. Сара казалась спокойной и уравновешенной. Она накрасила губы ярко-красной помадой, что так не соответствовало лицу, лишенному остальной косметики. У нее были очень красивые глаза. Лона сразу отметила, что они были удивительного, какого-то неповторимого, редкого бледно-голубого цвета. Волосы девушки были аккуратно расчесаны и небрежно отброшены с высокого лба. Врачи, сестры и санитарки сказали Лоне, что Сара говорит с ними только о еде, питье и о том, что она хочет отсюда уйти.

Когда сестра вошла в комнату Сары, чтобы сообщить о посетительнице, то Лона увидела почти ненависть на лице девушки. Сестра торопливо произнесла:

— Вас пришла навестить миссис Мэнеринг, мисс Джентиан, — и немедленно вышла из палаты.

Солнце, светившее из окна, отражалось от мензурки с розовым раствором антисептика, а также от термометра, торчавшего из стеклянного стаканчика.

— Я думаю, вы знакомы с моим мужем, — начала Лона. — Это он прислал меня навестить вас.

Сара лежала на спине и молча, пристально смотрела на Лону.

— Он думает, что вы могли бы помочь ему, — продолжила Лона.

Неожиданно девушка заговорила.

— Вы утверждаете, что он ждет от меня помощи. Почему все думают, что я такая глупая? Я не больна, я не сумасшедшая, я точно знаю, чего добиваюсь. А больше всего я хочу выбраться из этой тюрьмы.

— Это не тюрьма, а очень симпатичная больница.

— Это дом для умалишенных!

— Ну, не глупите, — резко сказала Лона. — Вы себя плохо почувствовали, и поэтому вам необходима врачебная помощь в течение двух-трех дней. И не надо наговаривать на себя того, чего нет и в помине. Мой муж…

— А кто ваш муж? — спросила Сара.

Она, видимо, просто не расслышала имя, которое торопливо произнесла сестра.

— Джон Мэнеринг, — четко произнесла Лона.

Почти мгновенно в лице Сары произошли перемены, губы ее беззвучно зашевелились. Сначала она крепко сжала их, потом рот ее приоткрылся, и Лона увидела ряд белоснежных зубов. Девушка приподнялась на локте, внимательно вглядываясь в Лону. Она пока еще не произнесла ни единого слова, и было такое впечатление, что ей трудно дышать.

— Джон Мэнеринг, из «Quinns»?

— Да.

— О, Боже, я сначала не поняла, кто вы такая! — вскричала Сара.

Она встала на колени и придвинулась почти вплотную к посетительнице. Сейчас она показалась Лоне почти девочкой.

— Миссис Мэнеринг, он должен вернуть меч в Джентиан Хаус! Заставьте его сделать это. Вы понимаете меня. Он должен немедленно вернуть меч в дом лорда Джентиана.

— Но почему? — осторожно спросила Лона.

— Какое это имеет значение, почему! Я же говорю вам, что он должен вернуть его обратно. Это очень важно. Очень важно, вы понимаете меня?

Лона видела, как сверкают ее прекрасные глаза, как вздымается и опускается красивая молодая грудь. Несомненно, это имело для нее огромное значение и было, вероятно, главной причиной ее страхов.

— Миссис Мэнеринг, вы должны уговорить своего мужа вернуть меч обратно!

— Не думаю, что могу заставить его сделать это, — сказала Лона. — Может быть, вы сами попросите его об этом?

— Где он? Почему он сам не пришел ко мне? Почему я не могу пойти и повидаться с ним?

— Вы можете пойти и увидеться с ним в нашем доме, — уверила ее Лона. — Его сейчас пока нет, но если вы согласитесь поехать со мной к нам домой и там подождать его…

Сара затаила дыхание и, все еще стоя на коленях, откинулась назад и вытянула вперед руки. Она была похожа на молящегося ребенка.

— Они не выпустят меня, — наконец проговорила она. — Вы должны помочь мне выбраться отсюда.

— Они разрешат вам уйти со мной.

— Нет, я же знаю, они не выпустят меня! Я уже пыталась убежать отсюда прошлой ночью. Я пришла к дяде, чтобы умолять его вернуть меч обратно, но они сказали, что его-нет дома.

— Кто сказал вам это?

— Его дворецкий. И… и они дали мне чашку молока и две таблетки аспирина. Я так устала, что заснула, а когда очнулась, то была опять здесь. Вы должны выкрасть меня. Это единственная возможность выбраться отсюда.

Идея была прекрасная, она вполне соответствовала планам Джона привезти девушку в их дом так, чтобы об этом никто не узнал. И Лона решила действовать. Она помогла Саре одеться, накинула на нее свое пальто и повела к лифту. Они спустились и вышли из больницы через служебный выход.

Лона понимала, что сбывается одно из самых заветных желаний Сары — очутиться вне стен этой больницы.

Когда в назначенное время Мэнеринг приехал к лорду Джентиану, то застал его сидящим за огромным письменным столом в библиотеке. Было ровно два часа пятнадцать минут. Проводил его сюда Орд, а за ними шел дворецкий. Поднос с кофе стоял на углу письменного стола, а не на кофейном столике, за которым вчера сидела Лона. Орд выглядел толще и неопрятнее, чем обычно. Губы его непрестанно двигались. Казалось, он порывался что-то сказать, но не решался, вероятно, из-за страха перед своим дядей.

— Добрый день, мистер Мэнеринг, — приветствовал вошедшего гостя Джентиан. Его глаза выглядели сегодня очень светлыми, почти прозрачными. — Вы не будете возражать против присутствия моего племянника при нашем разговоре?

Орд пробурчал что-то вроде того, что ему наплевать, что думает об этом Мэнеринг.

— Нет, я даже рад этому, — ответил Мэнеринг.

— Хорошо. Так что же конкретно вас интересует, мистер Мэнеринг?

— Меня интересует, почему вы принесли мне меч Великого Могола и почему рассказали эту небылицу относительно того, что второй меч был украден, — жестко сказал Мэнеринг.

— Мой дорогой мистер Мэнеринг…

— Я же говорил вам, что он придет для того, чтобы оскорблять вас, — горячо заговорил Орд. — Вам не следует тратить на него свое время.

— Клод, если ты не умеешь держать себя в рамках приличия, то тебе лучше уйти отсюда, — сказал Джентиан, но голос его прозвучал мягко. — Я рассказал вам правду, мистер Мэнеринг. Второй меч был украден из этого дома три года тому назад. Его украла моя племянница. Я надеялся, что вам удастся разузнать обо всем и что вы заставите ее вернуть меч обратно. Я также надеялся, что, придя к вам, сумею избежать семейного скандала, но все складывается таким образом, что скандала избежать не удастся. Думаю, вы понимаете, почему я сообщил вам так мало сведений, когда впервые пришел к вам в «Quinns». Не так-то приятно допускать мысль, что самый близкий член семьи является душевнобольным человеком, но, увы, это правда.

Джентиан немного помолчал, а затем продолжил.

— Я надеялся: вы выясните, что меч украла Сара. Я дал вам достаточно улик против нее. Это может заставить ее пережить шок и вернуть меч. Я думаю, она не собирается обращаться в полицию, как, впрочем, и я. Но после двух попыток самоубийства я не вижу, как можно будет замять эту историю. Правда состоит в том, что она всегда была неуравновешенной особой. Вот почему я почти не пытался контролировать ее выходки, ее связи с недостойными уважения людьми. Но теперь правда вырвется наружу, вы ведь меня понимаете? И поэтому я думаю, что, может, лучше будет рассказать всю историю газетчикам. Мне кажется, это уже не принесет никому большого вреда.

— Вы имеете в виду рассказать прессе, что ваша племянница сумасшедшая, к тому же воровка, укравшая у вас второй меч Великого Могола? — с удивлением спросил Мэнеринг.

— Я хочу сообщить репортерам, что она страдает серьезным умственным расстройством и что ее преследуют галлюцинации. Она, конечно, уверена, что меч принадлежит ей, — поправил его лорд Джентиан.

— А в действительности это не так? — спросил Мэнеринг.

— Почему вы не выгоните его прочь? — прорычал Орд. — Или позвольте сделать это мне.

Лорд Джентиан не обратил на его слова никакого внимания.

— Нет, мистер Мэнеринг, меч не принадлежит Саре. Один меч Великого Могола является моим. После того как я наследовал титул лорда, этот дом и все состояние, включая приличную часть земли в Сити. Дедушка Сары, мой брат, получил второй меч и значительное наследство. Он сам передал мне второй меч, зная мое увлечение стариной и будучи к этому равнодушным. Сара очень хорошо обеспечена. Она достаточно богата. Однако у нее навязчивая идея, что один из мечей должен принадлежать ей. Говорю вам, это только навязчивая идея, иллюзия. Второй меч передан мне по доброй воле моим братом. Сара…

— Да она же просто сумасшедшая! — вскрикнул Орд.

— Кто является прямым наследником этого дома, и всего остального в случае вашей смерти? — спросил Мэнеринг.

— А вам какое до этого дело? — грубо осведомился Орд.

— Клод, — остановил его лорд Джентиан, — предупреждаю тебя в последний раз. Веди себя прилично.

Он говорил с Ордом, как со школьником. Но чувствовалось, что он не в состоянии полностью контролировать его поведение, как мягкий отец не может контролировать своего любимого ребенка.

— Почему вы спрашиваете об этом, мистер Мэнеринг? — обратился лорд к Джону.

— Если вашей прямой наследницей является племянница и если она будет официально объявлена душевнобольной, то кто-то будет управлять за нее этим состоянием, даже если он не унаследует его. Кто…

Орд прорычал задыхающимся голосом:

— Я сверну тебе шею за такие слова!

— Клод! — закричал Джентиан.

Орд бросился на Мэнеринга. Мэнеринг выставил вперед правую ногу, и Орд со всего размаха наткнулся на нее. Задохнувшись от боли, он отпрянул и стукнулся о стол. Но Мэнеринг понял, что это его не остановит. Он уперся руками в подлокотники кресла и рывком встал на ноги. Орд бросился на него снова. Левой рукой Мэнеринг нанес ему удар в солнечное сплетение, а правой ударил по шее. Орд подался вперед, пронзительно закричал, но умудрился удержаться на ногах, повернувшись к противнику лицом. Мэнеринг увидел, как рука Клода потянулась к поясу. Уголком глаза он видел Джентиана, который поднимался из кресла с широко открытым ртом.

Не было времени волноваться о Джентиане.

Мэнеринг встал спиной к столу и увидел, что Орд вытащил нож. Может, тот самый нож, которым воспользовался прошлой ночью. На лезвие ножа упал солнечный свет из окна.

— Немедленно брось нож! — приказал Джентиан.

Но Орд не слушал его. Он произнес низким горловым голосом:

— Я проучу его, видит Бог, я это сделаю.

Он стал медленно продвигаться вперед, держа перед собой нож, готовый в любую секунду пустить его в ход.

— Клод!

Орд бросился вперед и сделал выпад ножом. Мэнеринг отступил в сторону и схватил запястье руки Клода, в которой был зажат нож. Он сдавил запястье изо всей силы, и нож выпал из пальцев Клода. Тот наклонился, чтобы поднять его. Мэнеринг отбросил нож ногой в сторону, а Орда толкнул изо все сил. Орд полетел вперед и ударился головой о паркетный пол. Мэнеринг подскочил к нему, нагнулся и схватил его правую руку. Он завел ее за спину Орда и зажал в замок. Еще одно усилие, и он сломает ему руку. Никогда желание причинить зло другому не было таким сильным! Одно усилие, одно движение — и крак! Мэнеринг почувствовал, как сильно он ненавидит этого человека, и если сейчас что-то и произойдет, то никто не сможет обвинить его.

Джентиан наконец поднялся из кресла:

— Вы сломаете ему руку!

Пот выступил на лбу Мэнеринга. Он никогда не узнает, как свирепо выглядел в этот момент. На шее вздулись вены, все тело напряжено. Он почувствовал руку Джентиана на своем плече и ослабил хватку.

— Пойдите и поднимите нож, — приказал он Джентиану.

— Не ломайте, не ломайте ему руку!

— Я бы с большим удовольствием сломал ему шею. Мэнеринг подождал, пока лорд Джентиан не поднял нож, протянул руку, взял нож и отпустил Орда. Тот распластался на полу и лежал неподвижно, постанывая, как будто все силы разом покинули его. Мэнеринг смотрел на лезвие ножа, лежащее на его ладони.

— Если в этой семье и есть безумный, то это Орд, — сказал он. — Он пытался убить меня вчера вечером. Попытался сделать это и сейчас.

— Нет, Мэнеринг, уверяю вас…

Мэнеринг перебил лорда Джентиана.

— Я больше не верю ни одному вашему слову. Тяжело дыша, с ножом в руке он подошел к Орду. Тот ерзал на полу, продолжая стонать, но уже громче. Мэнеринг рывком поставил его на ноги и повернул к себе лицом. В глазах Орда стояли слезы от перенесенной боли, а нос распух от удара об пол.

— Это вы выкрали миниатюру из квартиры Сары, а вчера пытались меня убить этим ножом. Так вот, меня интересует, почему вы это сделали?

— Нож?!

— Почему вы сделали это? — настаивал Мэнеринг.

Он держал нож так, как будто готов был воспользоваться им. Увидев это, Орд оцепенел.

— Я… я не пытался вас убить. Я все время был во дворе. Я не мог это сделать.

— Вы сделали это, — сказал Мэнеринг. — Вы также украли миниатюру меча. Почему?

— Я не крал миниатюры меча.

— Лорд Джентиан, — сказал Мэнеринг. — Наберите, пожалуйста, Уайтхолл, 1212.

— Это… это полиция?

— Не стройте из себя младенца, — грубо оборвал его Мэнеринг. — Позвоните в Скотлэнд-Ярд и попросите инспектора Бристоу.

— Какова цель… — начал было Джентиан.

— Я хочу сообщить ему, что поймал человека, укравшего миниатюру. Орд вышел из квартиры Сары Джентиан, проник в нее опять из кухни соседней квартиры — через шкаф в стене, — украл миниатюру, а затем ушел этим же путем.

Орд дрожал мелкой дрожью.

— Вы… вы знаете, что…

— Да, я знаю, — ответил Мэнеринг. — Давид Левинсон обвиняется в преступлении, которого он не совершал. Я хочу, чтобы его оправдали. Наберите номер.

— Клод, что ты об этом знаешь? — В голосе Джентиана слышалось неподдельное удивление.

— Он все прекрасно знает, — грубо ответил Мэнеринг. — А скоро узнает и полиция.

— Не надо, не вызывайте полицию, — пробормотал Орд. Он был весь мокрый от пота, и было видно, что он сдался. — Да, это я взял миниатюру. Я не хотел, чтобы вы знали, что сделала Сара. Я не хотел убивать вас…

— Клод, о чем ты говоришь? — слабым голосом спросил Джентиан. — Ты же был около меня, когда мистер Мэнеринг взбирался на крышу прошлой ночью. Ты не мог, не мог воспользоваться ножом!

— Я поднялся на лифте для слуг, теперь нет смысла отпираться. Я… я хотел остановить Мэнеринга. Как вы не понимаете?

— Я понимаю, что вы готовы были пойти на все, лишь бы остановить меня. Даже на то, чтобы ложно обвинить моего сотрудника в воровстве.

Орд процедил сквозь зубы:

— Я бы с удовольствием обвинил вас.

— У вас, очевидно, в этом богатый опыт, — сказал саркастически Мэнеринг. — А также в искусстве вранья. Вы так ловко все проделали, что теперь уже ясно — вы не новичок в умении лгать и обвинять других невинных людей. Вы оставили девушку около открытой газовой плиты и надеялись, что она умерла. Потом вернулись и стали звонить, кричать и стучать в дверь, чтобы она вас впустила. Помните? Вы притворились, что хотите предупредить ее об опасности, хотя на самом деле опасностью были вы сами. Вы притворялись, что боитесь ее, а на самом деле старались свести ее с ума. Вы позвонили в «Quinns», чтобы убедиться, что меч у меня. Это еще больше вывело Сару из равновесия. Но тут вы сделали ошибку, не так ли? Вы должны были действовать иначе. Вам следовало заставить меня вернуть меч, чтобы вывести из игры. Когда вы почувствовали опасность, то решили убрать меня с дороги и ложно обвинили одного из моих сотрудников, Левинсона.

— Я сделал только одну ошибку, — злобно прошипел Орд, — что не убил вас.

— Я ничего не понимаю, — дрожащим голосом проговорил Джентиан. — Я никак не возьму в толк, что здесь происходит. Клод, ты говоришь, что подстроил ложное обвинение против сотрудника Мэнеринга в воровстве? Что напал на Мэнеринга прошлой ночью? Что ты… Но почему? Почему?

Орд ответил, криво усмехнувшись:

— Я не хотел, чтобы он и дальше занимался этим делом.

— Но, Клод, почему? — Пожилой джентльмен выглядел слабым и беззащитным. Он держал перед собой вытянутые руки ладонями вверх в умоляющем жесте.

— Существует много вещей, о которых вам не следовало знать, — ответил Орд. — Вам не следовало тогда идти в магазин Мэнеринга. Я знаю, вы пошли в надежде заставить Сару одуматься, но вам не нужно было этого делать.

— Я так запутался во всем, что даже не знаю, что сказать, — проговорил Джентиан. — Почему? Почему ты так боишься Мэнеринга?

— Потому что я догадался, что он пытался довести Сару до самоубийства, — ответил за Орда Мэнеринг.

— О, нет!

Орд несколько отодвинулся от Мэнеринга. Казалось, спокойствие и уверенность в себе вернулись к нему.

— Она причиняла вам одни беспокойства, — сказал он, обращаясь к Джентиану. — Она всегда была, как кость в горле, все эти годы, с тех пор как я себя помню. И если бы она и покончила с собой…

— Это было бы вам, Орд, на руку. Потому что в этом случае вы стали бы единственным наследником всего состояния, — закончил за него Мэнеринг. — А если бы она не захотела покончить с собой, то небольшая помощь в этом ей бы не помешала. Ну, например, немного придушить ее, накинув на голову полотенце, а затем посадить около включенной газовой плиты. Или заставить слуг дать ей веронал, когда она пришла поговорить с дядей. Или столкнуть ее с крыши, пока она находится без сознания. Кто должен был ее столкнуть?

Орд спокойно сказал:

— Вы ничего не докажете. Это только слова, а слова не являются доказательством.

— Да, вы правы, слова — это не доказательство, — холодно согласился Мэнеринг. — Но потайная дверь между двумя квартирами — это доказательство.

Он взглянул на Джентиана.

— Теперь-то вы понимаете, в чем дело? Ваш племянник так жаждал получить наследство, что пытался довести Сару до самоубийства. Когда ему это не удалось, то он решил помочь ей. А потом… — Мэнеринг шагнул к Орду, и тот попятился. — А что было бы потом? Думаю, что ваш дядя внезапно бы скончался от старости, или упал бы с винтовой лестницы, или умер от сердечного приступа в результате передозировки дигиталина. Как вы собирались разделаться с ним?

— Это ложь!

— Нет, это правда, — сказал Мэнеринг, глядя в упор на лорда Джентиана. — Он не прожил бы и шести месяцев после смерти Сары.

— Дядя, это гнусная ложь! Я всю жизнь работал на вас, ваши интересы — это мои интересы. И потом, ведь со временем все состояние перешло бы ко мне? У меня не было причины… — Он замолчал.

— Мистер Мэнеринг, — обратился к нему лорд Джентиан. — Это для меня настоящее потрясение! Я знаю, что теперь просто невозможно обойтись без обращения в полицию, но дайте мне немного времени, чтобы прийти в себя, собраться с силами. Я… я чувствую…

Он положил руку на грудь и покачнулся. Мэнеринг бросился к нему и увидел, что глаза его закатились. Мэнеринг едва успел подхватить старого джентльмена. Пока он пытался удержать лорда Джентиана, Орд круто повернулся на каблуках и рванулся к двустворчатой двери.

Глава 19 Притворство?

Джентиан крепко держал руки Мэнеринга. Это было похоже на спазм, но могло быть и притворством. Таким образом он мог удержать Мэнеринга, чтобы тот не последовал за Ордом. Джентиан дышал с трудом, что очень походило на фальшивые хрипы. Орд выскочил из комнаты. Обе половины двери резко захлопнулись за ним. Его подкованные металлом носки туфель громко прозвучали по мраморному полу полукруглого холла.

Лорд Джентиан мертвым грузом висел на руках Мэнеринга. Он опустил Джентиана в одно из больших кресел. Глаза старого джентльмена были закрыты, он хрипло дышал. Мэнеринг подошел к столу, открыл верхний ящик и нашел перечень телефонов. Один из номеров принадлежал доктору Уэббу, проживающему по Парк-Плейс, 14а. Мэнеринг набрал номер телефона, и ему немедленно ответила секретарша голосом человека, привыкшего сидеть у постели больного.

— Мне кажется, что у лорда Джентиана сердечный приступ, — бесцеремонно сказал он в трубку. — Не мог бы доктор Уэбб приехать немедленно?

— Конечно, он сейчас же выезжает, — ответила секретарша. — А пока не могли бы вы расстегнуть или ослабить одежду на лорде Джентиане?

Мэнеринг подумал, что ее не удивило сообщение о состоянии лорда Джентиана. Он собирался подойти к старому джентльмену, но в это время двери отворились, и вошел дворецкий.

— Расстегните воротничок рубашки и ремень брюк лорда Джентиана, — приказал Мэнеринг. — Я уже пригласил доктора Уэбба.

Он наблюдал за тем, как старый дворецкий, явно взволнованный, пересекал комнату.

— Куда направился мистер Орд? — спросил Мэнеринг.

— Он… он вышел через черный ход, сэр. Я бы хотел знать, что… — Но тут же замолчал и поспешил, насколько было в его силах, к лорду Джентиану, не подающему признаков жизни.

— Я еще вернусь, — пообещал Мэнеринг.

Он вышел из библиотеки, все еще не уверенный в искренности обморока лорда Джентиана. Если все это притворство, то Джентиан, конечно, уверен, что смог его провести. Чем больше он размышлял над происшедшим, тем больше убеждался в том, что Джентиан хотел дать возможность Орду скрыться. Был ли Джентиан действительно невиновен, как он это пытался доказать Мэнерингу, или они с Ордом действовали заодно? Тогда что объединяет их и почему они хотели довести Сару до самоубийства?

На улице он остановил такси, сел на заднее сиденье и вытянул ноги. Он уже знал ответы на многие вопросы, но, к сожалению, не на самый главный. Помочь ему в этом могла только Сара Джентиан. Если верить Орду, то ему просто хотелось стать единственным наследником всего состояния. Но так ли все просто?

Мэнеринг несколько раз взглянул в заднее стекло машины, чтобы убедиться, что за ним нет слежки. Как там продвигаются дела у Давида? Когда он сможет получить от него подробный отчет? Мэнеринг закурил сигарету и стал смотреть в окно, но мысленно видел перед собой только лорда Джентиана. Если он дал возможность Орду убежать, то каковы причины этого поступка? Не думает же он, что Орду действительно удастся скрыться? Ведь после всего, что произошло, Орда арестуют и посадят в тюрьму. Было бы даже нелепо предположить, что он избежит наказания.

А может, Орд должен успеть что-то сделать до своего ареста? Что-то, что очень важно для Джентиана?

Предположим, он хочет, чтобы Сара была мертва, — это ведь очень убедительная причина. Может, Джентиан дал Орду время найти и убить Сару?

Мэнеринг наклонился к шоферу:

— Подвезите меня к ближайшему телефону-автомату, и как можно быстрее.

Он порылся в карманах в поисках мелочи, пока такси подруливало к тротуару и медленно поехало вдоль него.

«Но ведь Орд не знает, где в данный момент находится Сара Джентиан, — пытался успокоить себя Мэнеринг. — Конечно, он не знает этого, но вдруг узнает?»


Сара Джентиан улыбалась, глядя на Лону, сидевшую напротив нее в кабинете Мэнеринга. Она чувствовала себя намного лучше. Никому бы и в голову не пришло сейчас, что совсем недавно с ней произошло что-то серьезное. Конечно, было заметно, что она напряжена и пытается подавить в себе беспокойство. Она свободно сидела в кресле, вытянув перед собой красивые ноги, все время вращая стопами, а руки ее спокойно лежали на коленях. На ней был тот же бледно-голубой костюм, в котором она впервые появилась в «Quinns». Накрашена она была лучше, но, увы, Сара совершенно не умела пользоваться помадой. У Лоны сложилось впечатление, что ей совершенно безразлично, как она выглядит со стороны.

— Я чувствую себя совершенно другим человеком, — заявила Сара. — Я даже не думала, что всего за несколько часов смогу так быстро прийти в себя.

— Вы почувствуете себя еще лучше, когда Джон вернется домой.

— Да, я в этом уверена, — ответила Сара. — Миссис Мэнеринг, вы думаете он мне поверит?

— Смотря что вы имеете в виду.

— Только одно, что действительно важно, — ответила Сара. — Меч! Его следует вернуть в Джентиан Хаус.

— Но почему все же это так важно? — спросила Лона.

Она уже в третий раз пыталась заставить девушку объяснить, почему для нее так важно возвращение меча, и в третий раз Сара просто ответила:

— Это не имеет значения, почему.

Она наклонилась вперед, обхватила колени руками и стала разглядывать комнату. Над резной каминной плитой висел портрет Мэнеринга в роли регента Бука. Сара долго молча рассматривала портрет, затем, быстро поднявшись с кресла, сказала:

— Да, конечно, вы настоящий художник.

— Я действительно рисую, но…

— Ну, не скромничайте, — Сара говорила искренне, с восхищением. — Я ведь не только слышала о вас, но и видела много ваших портретов. У моего дяди есть один из них. Он…

Она вдруг замолчала. Лона заметила, что девушка нахмурилась и сжала губы, как будто вспомнила о чем-то неприятном. Она порывистым движением подошла к портрету и уставилась на него.

— Он очень красивый, — сказала она. — Вы ведь понимаете, что я имею в виду?

Сара повернулась к собеседнице с природной естественной грацией.

— Я думаю, что вам следует иметь портрет моей тетушки Анны у себя. Он очень хорош, уверяю вас. Вряд ли он очень дорог моему дяде, а что касается Клода… — Она резко шагнула к Лоне, глаза ее заблестели. — Вы можете получить его обратно? Ну, например, для выставки или других целей? Как вы думаете?

— Думаю, что смогу, если на это будут причины.

— Причины? Он висит в самом темном углу дома, на втором этаже, — сказала Сара. — Это что, не достаточная причина? — Она помолчала. — Я всегда восхищалась людьми, умеющими рисовать. Мне бы тоже очень хотелось этому научиться, но, увы — нет таланта. Все мои женщины похожи на коров, а мужчины — на сатиров. Поверьте мне на слово, миссис Мэнеринг, это так. А вы не могли бы сделать для меня одно одолжение?

— Конечно, если это в моих силах.

— Не покажете ли вы мне свою студию? Мне бы очень хотелось посмотреть ее. Однажды я была в мастерской Джона Августа, она просто потрясла меня. И еще, я видела Пикассо. Это был настоящий шок. Нас было человек двадцать. Мы стояли у ворот и глазели на него. Он был просто очаровательным, хотя и несколько странным. Вы очаровательная и совсем не странная! Я могу посмотреть, где вы работаете?

— Конечно, — ответила Лона. — Студия находится наверху, в мансарде.

Лона и ее гостья прошли по коридору между кухней и ванной. Лестница с перилами вела к большому люку в потолке. Лона поднялась первой и включила свет, затем повернулась и подала Саре руку.

— Это прекрасно. — Сара глубоко вздохнула. Она в благоговении стояла на верхней ступени лестницы.

Мансарда была довольно обширным помещением и проходила над всем домом. С двух сторон потолок был покатым и не позволял выпрямиться во весь рост. На всех стенах висели портреты, некоторые картины стояли прямо на полу. Здесь находились законченные портреты и наброски. Только две или три картины были уже в раме. Краски и лица на полотнах казались удивительно живыми. Вдоль одной стены висели небольшие портреты, почти миниатюры, и ни одна из них не была в рамке. Это были изображения людей, с которыми Лона встречалась или которых помнила: рыбачка из Лоэ, продавец лука из Бретона, старый еврей с патриархальной белой бородой и проницательными глазами, арабский мальчик. Сара заметила несколько портретов Мэнеринга, в основном в карандаше, а также автопортреты, которые не были справедливы к оригиналу.

— Но это же настоящая выставка! — заявила девушка. — Я никогда ничего подобного не видела. Вы должны все это показать зрителям.

— Возможно, когда-нибудь это произойдет, — ответила Лона.

— Выставку надо сделать немедленно, — настаивала Сара. Глаза ее горели, как на портрете старого еврея. — Немедленно. Нечестно держать эти прекрасные картины здесь, где их никто не видит. Вы должны их выставить в помещении «Quinns».

— Джентиан Хаус больше подходит для этой цели, — шутливо сказала Лона.

На мгновение глаза Сары вспыхнули.

— Да, конечно, — вскричала она.

Затем вдруг глаза ее потухли и стали пустыми. Губы плотно сжались. Она не отрывала взгляда от хозяйки дома, но не видела ее. Лоне показалось, что перед ней стоит обиженный ребенок.

— Боюсь, что это невозможно, — сказала наконец Сара тихим, упавшим голосом. Она подошла к миниатюрам поближе, но радостное оживление покинуло ее.

Раздался звонок в дверь. Этель пошла открывать, громко распевая одну из своих любимых песен. Лона уже привыкла к песням Этель, но Сара в удивлении повернулась к лестнице. Когда Этель открывала дверь, раздался телефонный звонок. Здесь, наверху, был телефонный аппарат, но он был не включен. Телефон звонил и звонил, заглушая голоса у двери. Вошел какой-то мужчина, и вскоре внизу послышались его шаги. «Вероятно, пришел Читтеринг, — подумала Лона, — или Бристоу». Это мог быть кто угодно.

Сара не сводила глаз с верхней ступеньки лестницы.

— Кто, кто это? — тревожно спросила девушка. Она опять стала заметно нервничать с тех пор, как Лона упомянула Джентиан Хаус. — Кто это?

Телефон внизу непрерывно звонил.

— Этель, — громко позвала Лона. — Переключи сюда телефон.

— Хорошо, мадам, — отозвалась Этель.

Она не сказала, кто пришел. Голоса мужчины больше не было слышно. Сара подошла поближе к Лоне и заняла место у верхней ступени лестницы. Теперь телефон зазвонил в студии. Он стоял около мольберта на полке, где хранились необходимые для работы материалы. Лона быстро подошла к аппарату и подняла трубку.

— Говорит Лона Мэнеринг.

— Лона, с тобой все в порядке? — спросил Джон взволнованным голосом. — Ты так долго не отвечала.

— Да, все в порядке, — успокоила его Лона. — Сара здесь. Мы в студии, а телефон не был переключен. Что заставило тебя подумать…

— Ты что-нибудь слышала об Орде? Если он узнает, что ты покинула больницу вместе с Сарой, то может догадаться, что она сейчас у нас, — торопливо проговорил Мэнеринг. — Он не звонил, не собирался прийти?

— А ты думаешь, он способен сделать это?

— Я даже не знаю, что подумать. Не отпускай от себя Сару. Ни в коем случае не впускайте Орда в дом. Я буду минут через двадцать.

— Хорошо, дорогой, — сказала Лона. — Я сделаю все, как ты сказал, и…

В этот момент раздался душераздирающий вопль. Лона чуть не выронила трубку из рук, когда повернулась на этот крик.

Джон спросил:

— Что это было?

Сара исчезла с верхней ступени лестницы, а вместо нее на этом месте появилась голова, а потом показались плечи поднимающегося Орда.

Глава 20 Пожар

Опять раздался крик Сары.

Лона закричала в трубку:

— Джон, он здесь! Не приближайтесь ко мне! — закричала она Орду и бросила трубку на рычаг. — Немедленно спуститесь вниз!

Орд, не обращая внимания на ее слова, смотрел на Сару.

— Орд, идите немедленно вниз! — приказала Лона.

— Я спущусь, когда буду готов, — ответил ей Орд.

Он взялся руками за перила и одним рывком поднялся в студию. Орд шел прямо на Сару, которая медленно пятилась от него. В глазах ее застыл ужас, как будто она была точно уверена, что он пришел убить ее.

— Джон! — закричала Лона.

Но, увы, он не мог ее услышать. Она огляделась в поисках какого-нибудь оружия, но рядом ничего не было, кроме куска тяжелого золоченого багета. Она схватила его. Сара продолжала пятиться, пока не уперлась головой в скат потолка. Двигаться дальше было некуда. Она вытянула вперед руки, словно могла таким образом защититься от Орда. Лона двинулась на него, держа в правой руке кусок багета.

— Если вы дотронетесь до нее, то я ударю вас по голове, — пригрозила она.

Этель внизу не подавала признаков жизни. Телефон молчал. Джон понял, что Орд находится здесь, в их доме, и наверняка предупредит полицию. Но если она сейчас ничего не предпримет, то им придется плохо.

— Орд! — закричала она.

Лона стала поднимать кусок багета, но в этот момент Орд повернулся и бросился на нее. Удар пришелся ему по плечу. Он налетел на нее всем телом, и Лона отшатнулась назад. Вырвав у нее из руки кусок багета, Орд со всей силой ударил ее по голове. Она почувствовала страшную боль, тело обмякло, ноги подкосились. Лона не потеряла сознание, но не смогла удержаться на ногах и упала. Падая, она услышала дикий крик Сары. Орд повернулся и увидёл, что Сара бросилась к лестнице. Но прежде чем она успела добежать до нее, он нагнал Сару и схватил за руку.

Орд грубо втянул ее в студию.

Лона лежала на полу, голова раскалывалась от боли. Она с ужасом наблюдала, что происходит перед ее глазами, но не в силах была что-либо изменить. «О Боже, — молила она, — дай мне силы!» Она сделала попытку подняться на ноги, но боль в голове заставила ее опять опуститься на пол. «Господи, помоги мне!» Орд подтащил Сару к себе поближе, его руки сомкнулись на ее шее. Он душил ее, он ее убивал!

«О Боже, дай мне сил подняться!»

Орд душил Сару. Голова девушки моталась из стороны, в сторону, глаза вылезали из орбит.

Лона оперлась на локоть, но не смогла оторвать тело от пола. Почему сюда не идет Этель? Внизу что-то упало. Из ушей Лоны сочилась кровь, а попытка подняться на ноги усиливала головную боль. Она видела все через кровавый туман. Лона видела, как стройные ноги Сары подогнулись. Она должна, обязана что-то сделать! Краешком глаза она заметила злополучный кусок багета, которым Орд воспользовался, чтобы избавиться от нее, а потом бросил, когда погнался за Сарой. Если бы только у нее хватило сил дотянуться до него! Она протянула руку.

Орд отбросил Сару от себя. Она со стуком упала на пол и лежала без движения. Орд тяжело дышал. Обернувшись, он окинул взглядом мольберт и стоящие около него полки. Здесь Лона хранила краски, лаки, скипидар, спирт, тряпки и кисти. Орд даже не взглянул на Лону и быстро пошел к полкам. Опустив руки в карман, он что-то вынул оттуда. Лона увидала блик света. Орд взял в одну руку бутыль со скипидаром и вылил ее содержимое на край полки.

Лона с трудом поднялась на колени. Ей не на что было опереться, чтобы подняться на ноги, а голова просто разламывалась от боли. Она очень боялась, что не удержится и упадет опять. Резкий запах скипидара донесся до ее ноздрей. Жидкость разлилась по полке, капая на пол, дотекла до других бутылей, щеток и запачканных краской тряпок.

В руке Орда вспыхнуло пламя.

Это была зажигалка! Так вот что он вынул из кармана! Орд щелкнул зажигалкой раз, второй, третий. Если огонь попадет на скипидар, тряпки и дерево, если ему удастся поджечь все это, то пламя распространится по студии в считанные мгновения.

Нет!

Пламя появилось вновь, все еще слабое, но на этот раз оно не погасло. Орд прикрыл его своей огромной ладонью. Если бы она могла двигаться, если бы она была в силах бросить в него чем-нибудь или хотя бы задуть пламя зажигалки! Прикрывая пламя рукой, он поднес его к тряпкам, которые уже пропитались легковоспламеняющимся скипидаром. Конечно, он решил поджечь студию, чтобы скрыть следы своего преступления!

Внизу опять послышался какой-то глухой звук.

Если бы она могла задуть пламя!

Лона с ужасом увидела, как загорелась одна из тряпок, на ней появились язычки огня. Орд отступил на шаг и с явным злорадством наблюдал, как разгоралось пламя. Внезапно он повернулся к Лоне. Пламя зажигалки погасло, но в нем уже не было больше необходимости, огонь на полке разгорался, захватывая все новое и новое пространство.

— Погасите… — пролепетала Лона. — Погасите…

Он резко шагнул к ней и толкнул ногой. Она растянулась на полу. Орд опять отошел и стал наблюдать за пламенем. Лона почти ничего не видела, глаза ее слезились, но она не могла не заметить, что пламя разгоралось стремительно. Орд отошел от полки подальше. Огонь подбирался к банке с лаком. Орд протянул свою длинную руку, взял банку и вылил лак на полку. Лак потек густой, липкой струей. На мгновение показалось, что он притушил разгорающееся пламя, но потом вдруг все ярко вспыхнуло, и огонь охватил разом остальные полки.

Орд повернулся, подошел к Саре и наклонился над ней. Он взял ее за щиколотки и потащил поближе к огню. Когда ее тело было всего в нескольких футах от огня, он выпустил ее ноги из рук и оставил лежать. Голова Сары была в непосредственной близости от огня. Ее волосы разметались по полу, как золотое облако. Если только пламя доберется до этих белокурых волос…

Орд направился к Лоне.

— Теперь ваша очередь, — зловеще проговорил он.

Наклонившись, он подхватил Лону под мышки, подтянул и посадил, прислонив к стене. Потом его пальцы скрючились, и он схватил ее за шею. Орд собирался расправиться с ней так же, как и с Сарой: задушить и оставить здесь, в огне. О, Господи! Он все крепче сжимал ее горло. Боль была невыносимой, еще сильнее был страх. Лона слышала звук бушевавшего пламени за спиной, горел весь стеллаж полок.

Прямо перед ней было огромное, как бледная луна, лицо Орда, всего в нескольких дюймах от ее глаз. Пальцы сдавливали горло все крепче, и Лоне было нестерпимо больно.

Потом вдруг лицо Орда исчезло.

Она еще не потеряла сознания. Лона была совершенно уверена, что слышит какие-то звуки, шаги, голоса. Лицо Орда исчезло так внезапно, как будто он резко отпрянул назад. Эти звуки могли быть шумом бушующего пламени, а может, это просто кровь стучит в висках? Перед ней вдруг появился мужчина. Незнакомое лицо на секунду склонилось над Лоной. Потом мужчина бережно взял ее на руки и стал спускаться по лестнице. Когда он нес ее вниз, она попыталась заговорить:

— Сара, — еле слышно прошептала она. — Там Сара!

Лицо мужчины было так близко. У него были большие бледные губы. Вдруг он улыбнулся. Почему он улыбается? Ну, конечно, он пытается подбодрить ее, но при этом не произнес ни слова. Она была в полуобморочном состоянии, ошеломлена, напугана до смерти. Сара! Как там Сара? Загорелись ли ее волосы? Не сгорела ли она?


Мэнеринг выскочил из такси, как только оно остановилось на Грин-стрит, сунул десять шиллингов в руку таксиста и, приказав ждать, бросился к подъезду. В нескольких шагах от дома стояли две полицейские машины. Вдали раздавался звук сирены пожарной машины, но ему даже в голову не пришло, что она направляется сюда. У входной двери в дом стоял констебль.

— Кто-нибудь пострадал?

— Здесь такое произошло, — ответил констебль. — Но я не знаю подробностей, сэр.

Он открыл перед Мэнерингом дверь автоматического лифта, и Джон вошел в него. Лифт, казалось, поднимался очень медленно. В ушах Мэнеринга все еще раздавались крики обеих женщин, когда в студии появился Орд.

Тогда он немедленно позвонил в полицию и поднял тревогу. Полиция, насколько он мог судить, отреагировала быстро, но достаточно ли быстро? Этот чертов лифт! Наконец, он остановился. Выйдя на площадку, Мэнеринг увидел, что дверь в его квартиру открыта. Первое, что бросилось ему в глаза, — это вытянутые вперед ноги в нейлоновых чулках. Они принадлежали женщине, сидящей в кресле. Небольшие, полные ноги. Да это Этель! Она полулежала в кресле, руки безвольно были опущены вниз. Голова ее медленно повернулась, когда он вошел.

— Это было ужасно, — хрипло проговорила она. — Это было ужасно. Он… он чуть не убил меня. Это было ужасно.

Мэнеринг мягко, успокаивающе сказал:

— Все будет в порядке. Мы позаботимся о тебе.

Он почувствовал, что у него запершило в горле, и ощутил запах дыма. Мэнеринг бросился по коридору, ведущему в студию.

И тут же к своему огромному облегчению увидел Лону, сидящую у стены в ванной комнате. Глаза ее были закрыты. Она была совершенно одна. Над головой, в студии, раздавались чьи-то шаги. Мэнеринг вошел в ванную комнату.

— Ло… — начал он.

Она была очень бледной и явно нуждалась просто в покое, но с ней было все в порядке. Мэнеринг отметил ее ровное дыхание. На цыпочках он вышел из ванной, мысли его переключились на Сару Джентиан. Как она? Что с ней случилось?

В дверях кухни появился крупный мужчина.

— Мистер Мэнеринг?

— Да, это я. Что с Сарой Джентиан?

— Другая леди, которая находилась в студии, сейчас в спальне, сэр. Она жива, — заверил его мужчина. — Не волнуйтесь. Миссис Мэнеринг тоже жива, сэр. А пожарные прибудут с минуты на минуту, просто чтобы убедиться, что опасность миновала и пожар ликвидирован. Все будет в порядке, не стоит беспокоиться, сэр.

В эту же минуту в дверях появились пожарные.

Мэнеринг перенес Лону в их спальню. Она еще полностью не пришла в себя от пережитого и молчала, но по ее взгляду он понял, что жена узнала его. Полицейский врач, доктор Норис, был уже здесь. Мэнеринг положил Лону на кровать и взглянул на Сару. Она была без сознания. В комнате около девушки находился полицейский.

— Этот тип почти задушил ее, — сообщил он Мэнерингу. — Мы с трудом откачали ее.

— Да, — задумчиво произнес Мэнеринг. — Да. Я найду попозже способ отблагодарить вас за все, что вы для меня сделали. А где… где мужчина, который все это натворил?

— Он там, наверху, в мастерской, сэр.

Поблагодарив полицейского, Мэнеринг вышел из спальни. Пожарные уже были на лестнице, ведущей в студию, и поэтому он смог подняться туда через несколько секунд. Когда его голова показалась из люка, он почувствовал сильный запах горелого. Все помещение было наполнено дымом. Помимо Орда, здесь находилось еще четверо мужчин. Преступник стоял у одной из вертикальных балок, и Мэнеринг отметил, что он прикован к ней наручниками. Полицейские, как видно, позаботились о том, чтобы он не смог убежать.

Орд бросил на вошедшего свирепый взгляд. Один из мужчин повернулся к Мэнерингу лицом, и он узнал его. Это был Хиксон, полицейский с акцентом кокни, который довольно натянуто ему улыбнулся.

— Мы успели вовремя, мистер Мэнеринг.

— Слава Богу, что это так!

— Из участка сюда сразу послали двоих полицейских, а мы с Беллингом прибыли из Скотлэнд-Ярда, — сообщил Хиксон. — Этот мерзавец как раз собирался задушить вашу жену. Его пришлось оттаскивать силой. С чего бы это, мистер Мэнеринг? Каковы причины его поступка? За что онвас так ненавидит?

— Думаю, что я встал на его пути, — ответил Мэнеринг. Он пристально посмотрел на Орда. — Он что-нибудь сказал?

— Нет. Не произнес ни звука. Просто смотрит так, как будто всех нас смертельно ненавидит.

— Он, наверное, ненавидит весь мир, — сказал Мэнеринг.

Значит, он был прав, когда угадал причину, по которой Орд мог искать Сару Джентиан. Но был ли он прав в своем предположении, что лорд Джентиан знал, куда направится Орд, и помогав ему в этом сознательно?

— Что вам известно по этому делу, мистер Мэнеринг? — спросил Хиксон.

— Орд сказал мне, что это он украл миниатюру меча, и я могу показать вам, как он попал в квартиру Сары Джентиан. А объяснить, почему вы этого тогда не обнаружили, — сказал ему Мэнеринг. — А теперь меня больше всего волнует состояние моей жены и Сары Джентиан.

— Это все, что вы можете нам сообщить? — настаивал Хиксон.

— А разве этого недостаточно?

— Для некоторых этого более чем достаточно, — согласился с ним Хиксон. — Но ведь это не все, что вы могли бы нам сказать?

Хиксон говорил так, как будто Бристоу вложил свои слова в его уста.

Их разговор был прерван появлением машины скорой помощи, которая увезла Сару Джентиан в больницу.

— Мы спасли ей жизнь, — сказал полицейский врач, когда машина уехала. — Но я не уверен, что мы спасли ее психику.

Глава 21 Надежда

— И все же мне кажется, что ты от меня что-то скрываешь, — сказал Бристоу Мэнерингу, сидя у него в кабинете. Было уже половина седьмого. Бристоу прибыл полчаса назад и не давал другу покоя. — Скорее всего, ты пытаешься кому-то помочь или покрываешь кого-то. И если я прав, то ты поступаешь неразумно.

Мэнеринг молчал.

— Нет никакого смысла сидеть в этом кресле и разглядывать портрет, написанный с тебя Лоной, — с раздражением продолжил Бристоу. — Ты не забыл, что Лона могла погибнуть сегодня? Если бы мои ребята не подоспели вовремя, опоздай они на пять минут, ее вряд ли удалось бы спасти. Теперь-то с ней все в порядке, она приняла успокоительное и завтра утром о сегодняшней трагедии ей напомнят только несколько царапин на шее и головная боль. Но она была на волоске от смерти. Твоя жена, Джон. И Сара Джентиан тоже, если уж на то пошло, то и твоя прислуга — Этель. Ты не имел права подвергать их такой опасности.

— Я пытался всеми силами не допустить того, что произошло. Уверяю тебя, я рассказал тебе все.

— Не верю.

Мэнеринг сидел в кресле, около него стоял бокал виски с содовой. Он понемногу успокаивался после всего пережитого, но страх за Лону стоил ему немало ужасных минут. Сара Джентиан была в больнице Святого Георгия. Опасность не угрожала ее жизни, это сказали все врачи, обследовавшие девушку. Но никто не мог с уверенностью сказать, что будет с ее душевным состоянием, когда она придет в себя.

— Я не могу заставить тебя мне верить, — сказал Мэнеринг. — Но я ничего не утаиваю. Это как раз тот случай, когда я тебе рассказал все, что мне известно.

Мэнеринг честно рассказал Бристоу о разговоре с Ордом, а Бристоу уже видел потайную дверь в виде шкафа между двумя квартирами в доме, где жила Сара Джентиан. Теперь обвинение с Левинсона будет снято. Хоть одна приятная вещь за эти последние дни.

В глазах Бристоу светилось недоверие.

— Ты же не поверил мне, что я был в доме Сары Джентиан, когда Левинсон ушел оттуда. Но ведь это была правда! Надеюсь, теперь ты мне веришь?

— Да, после того, как ты мне представил неоспоримые доказательства. Но почему же Орд хотел убить Лону?

— Потому что она пыталась защитить Сару, — резонно заметил Мэнеринг. — Хиксон же не говорил о какой-то особой ненависти к Лоне или ко мне со стороны Орда. Мы просто встали на его пути и могли помешать осуществить свой план — убить Сару Джентиан. Боюсь, вам не удастся доказать, что все попытки к самоубийству были попытками убийства.

— Не стоит настаивать на такого рода обвинениях, — заметил Бристоу. — Мы взяли Орда за попытку совершить убийство в твоем доме. Полицейские застали его в тот момент, когда он душил Лону. Да, мы задержали Орда, но нам до сих пор не известны мотивы этого преступления. И пока мы их не выясним, дело не будет законченным.

Мэнеринг слушал молча. Бристоу встал и прошелся по комнате.

— Честное слово, у тебя нет никаких веских причин выгораживать лорда Джентиана.

— Здесь ты абсолютно прав, у меня нет причин да и желания это делать, — согласился с ним Мэнеринг. — Я не являюсь адвокатом Джентиана. Скорее, это ты пытаешься его защитить, Билл.

Бристоу остановился прямо против Мэнеринга.

— Не говори ерунды, Джон.

— Но факты, — настаивал Мэнеринг. — Ведь это ты сообщил мне, что жизни Сары Джентиан угрожает опасность. Что заставило тебя так думать?

— Мы слышали разные разговоры от прислуги Джентиана, что Сара пыталась несколько раз покончить с собой, принимая снотворное в больших дозах, — начал объяснять Бристоу. — Мы попытались проверить, действительно ли это были попытки самоубийства или убийства. Мы знали, что лорд Джентиан очень дорожит — по крайней мере — до последних событий, своей репутацией и не допустит скандала. Мы не смогли заставить его говорить и надеялись, что это удастся тебе. Лорд Джентиан утверждает, как ты говоришь, что его племянница страдала расстройством психики всю свою жизнь.

— Да, это так, — подтвердил Мэнеринг. — Это то, что он называл семейной тайной.

— А ты веришь ему?

— Не знаю. Я и тебе-то пока не очень доверяю в этом деле.

— Но, Джон…

— Билл, — перебил его Мэнеринг. — Ты сообщил мне о давлении на Джентиана финансовых магнатов Сити. Читтеринг также говорил мне об этом. Какое именно давление? И что ты предпринял по этому поводу?

— Увы, здесь нам ничего не удалось установить, — мрачно ответил Билл. — Существуют большие финансовые боссы, которые хотели бы скупить собственность лорда Джентиана, за исключением Джентиан Хаус, но он пока держится. У нас нет никаких доказательств, что позволило бы говорить о каком бы то ни было скрытом давлении на Джентиана. Две большие строительные корпорации пользуются услугами субподрядчиков, некоторые из которых, безусловно, могли бы предпринять попытки угроз или даже физической расправы, но у нас нет ни единого факта, доказывающего это. Известно, что Орд посещал некоторые финансовые организации, и, вероятно, там на него тоже пытались оказать давление. Но я начинаю думать, что все кроется в каких-то семейных проблемах.

— А в каких именно? — спросил Мэнеринг.

— Ну, хотя бы то, что видно невооруженным глазом: Орд хочет быть единственным наследником лорда Джентиана.

— Это неубедительно, Билл, — возразил Мэнеринг.

— Что ты считаешь неубедительным?

— Если бы дело было в убийстве ради получения наследства, то зачем было все так усложнять. Ты пытался получить информацию от поверенного лорда Джентиана?

— Ты имеешь в виду адвокатскую контору «Хэббл, Уайт и Хэббл»? — Бристоу криво усмехнулся. — Конечно, нет. Все три основателя конторы еще живы, каждому сейчас уже за семьдесят, но они продолжают работать. Это одна из самых уважаемых контор в Лондоне. Они не произнесут ни звука, если это, по их мнению, не соответствует правилам ведения дела. У каждого из них есть сыновья, четверо из которых работают в этой же конторе. Но они воспитаны в старом духе и тверды в том, что считают профессиональной этикой своих отцов. Думаю, они не знают ничего, что могло бы дискредитировать лорда Джентиана. А если бы даже и знали…

— То ничего бы не сказали?

— Конечно, не сказали бы.

Мэнеринг произнес задумчиво:

— Предположим, они знают, что Джентиан, или любой из этой семьи, совершил противозаконное действие. Что они будут делать в таком случае?

— А что делает священник, когда прихожанин сообщает в исповеди о совершенном им преступлении? — спросил Бристоу. — Насколько я могу судить, они могут отказаться от ведения его дел, если узнают, что он совершил преступление, или попросят найти себе другого поверенного. И только в том случае, если они будут вызваны в суд и дадут присягу говорить правду и только правду, то, конечно, ответят на вопросы суда. В противном же случае… — Бристоу на секунду умолк. — А ты что, подозреваешь лорда Джентиана в совершении противозаконного поступка?

— Я просто не уверен, что единственной семейной тайной Джентианов является состояние Сары, — ответил Мэнеринг. — Джентиан сделал все, чтобы я тогда не смог побежать за Ордом и остановить его.

— Ну, это только твое предположение. А может, он просто хотел дать возможность Орду исчезнуть. Совсем не обязательно думать, что он знал, куда направляется Орд. Я сегодня был у Джентиана и провел с ним минут десять. Ему предписан постельный режим, а доктор запретил мне оставаться у него дольше. Он выглядел совершенно больным, но тем не менее держался надменно, как Люцифер. Он утверждал, что ничего не помнит о случившемся днем. Он не помнит, о чем вы говорили с Ордом, что тот сделал тебе какие-либо признания. Ты понимаешь, что это означает?

— Да, — спокойно согласился Мэнеринг. — Конечно, я понимаю, что это означает. Мои слова против лжи Орда. Потайная дверь в доме Сары могла служить выходом для Левинсона, а не для того, чтобы его племянник отправился на скамью подсудимых. Скажи, он ничего не знал о попытке Орда убить Сару и Лону, не так ли?

— Именно так.

— Когда лорд Джентиан поймет, что не поможет Орду, если будет молчать, то тогда его память может восстановиться.

— Ты в самом деле на это надеешься, Джон? — спросил Бристоу.

Немного подумав, Мэнеринг сказал:

— Нет, пожалуй, я в этом не уверен.

Раздался звонок в дверь. Мэнеринг встал с кресла. Этель не было, и ему самому нужно было открыть дверь.

— Пойду посмотрю, кто пришел. И поверь мне, Билл, я действительно сказал тебе все, что мне известно.

Он оставил Бристоу в кабинете и подошел к входной двери. Открыв ее, Мэнеринг увидел Давида Левинсона и Читтеринга. Прежде чем он успел предупредить их о находящемся в кабинете Бристоу, Левинсон громко произнес:

— Это была настоящая охота на диких гусей, мистер Мэнеринг. Нам не удалось ничего выяснить относительно Орда. Ничего, что могло бы помочь вам. — Мэнеринг не делал попытки остановить его, и Давид продолжал говорить, в то время как Читтеринг хранил молчание. — Орд встречался с представителями некоторых компаний, которые хотят купить земли, принадлежащие лорду Джентиану, но только для того, чтобы предварительно обсудить все детали этой сделки. Но дальше дело пока не пошло.

— Кое-что все-таки нам удалось узнать, — вставил Читтеринг.

Мэнеринг поднял руку и посмотрел в сторону кабинета. Читтеринг вначале удивленно поднял брови, а Левинсон начал было говорить, но внезапно замолчал. Наконец Читтеринг понял, что имел в виду Мэнеринг, усмехнулся и закончил свою фразу:

— Последняя сумма, предложенная за земли, составила двадцать два миллиона фунтов стерлингов. В лондонской земельной компании Давиду сказали, что они не возражают, если эта сумма будет названа открыто в печати. Поэтому «Глоб» завтра будет иметь хороший куш на этой сенсации, а Джентиан разбогатеет на эту сумму, если решится продать земли.

Репортер подошел к открытой двери в кабинет, заглянул туда и с притворной скромностью спросил:

— У вас есть соображения по этому поводу, инспектор?

Бристоу подошел поближе.

— Думаю, вы и так все знаете, — холодно ответил он.

— Только не об этом деле, — парировал Читтеринг. — А если мы с вами ничего не знаем, то, может, Джону что-нибудь известно. Есть у тебя по этому поводу какие-нибудь свежие мысли?

— К сожалению, я тоже пока ничего не могу придумать, — ответил Мэнеринг.

И в эту самую минуту ему на ум пришла одна идея, такая простая и в то же время ошеломляющая, что он побоялся, что Бристоу прочтет все на его лице. Но тот вроде ничего не заметил. Читтеринг сообщил, что ему надо бежать, поскольку к утреннему номеру он должен написать статью на первую полосу. Мэнеринг пошел его проводить, и у двери Читтеринг, понизив голос до шепота, сказал:

— Давид — отличный малый, но он по уши влюблен в Сару Джентиан. Она просто околдовала его. Помни об этом. — Потом он проговорил громким голосом, чтобы его слышали в кабинете:

— Увидимся после благополучного завершения этого дела.

И побежал вниз по лестнице, не дожидаясь лифта.

К двери подошел Бристоу.

— Мне тоже пора идти, Джон. Если что-нибудь выяснишь, дай мне знать немедленно. — Он повернулся к Левинсону. — Мистеру Мэнерингу удалось заронить сомнение в мою душу относительно вашей вины, а потом представил и неопровержимое доказательство вашей невиновности. Следовательно, обвинение с вас будет снято.

И он пошел к лифту прямой, подтянутый, элегантный и серьезный.

Левинсон, с трудом сдерживая радость, проговорил:

— Это правда?

— Он сказал даже больше, чем нужно, — ответил Мэнеринг. — Для полицейского у Билла Бристоу слишком мягкое сердце. Да, он сказал правду. Это Орд украл миниатюру и хотел свалить вину на тебя. Орд… — И здесь он поведал Левинсону обо всем. Рассказ занял минут тридцать. Иногда Мэнеринг выходил на кухню, чтобы приготовить сэндвичи с ветчиной, кофе. Он делал то, что обычно делала Лона, когда у Этель был выходной, а к ним приходили гости. Сейчас Этель была у своих родителей и, вероятно, слишком напугана тем, что с ней здесь произошло, чтобы вернуться к Мэнерингам обратно. Во время рассказа Левинсон задавал вопросы. К концу их трапезы Давид знал почти столько же, сколько и сам Мэнеринг.

В половине девятого приехал Лараби.

— Я хочу попросить вас побыть в моем доме, пока я не вернусь, — сказал Мэнеринг. — Не думаю, что моя жена проснется, но если она и встанет, то ваше ангельское лицо не даст ей повода для беспокойства. Вы знаете, к кому следует обратиться, если что-нибудь понадобится, но думаю, что все будет в порядке.

— Я с удовольствием побуду здесь, — пообещал Лараби.

Мэнеринг пошел еще раз проведать Лону. Глядя на спокойно спящую жену, он снова подумал о том ужасе, который ей пришлось сегодня пережить. На глаза Мэнеринга навернулись слезы.

Выйдя в коридор, он застал там ожидающего его Левинсона. Тот заметил состояние Мэнеринга и срывающимся голосом проговорил:

— Может быть, вы сочтете это глупостью, но я испытываю к Саре Джентиан такие же чувства, как вы к вашей жене. Я едва знаю ее и видел всего несколько раз, но мысль, что она могла умереть…

Он взволнованно замолчал.

— Я знаю, что существуют гораздо более глупые вещи, — мягко ответил ему Мэнеринг.

— Думаю, что вы правы, но… — Левинсон помедлил, взглянул на Лараби и проговорил звенящим от волнения голосом. — Как вы думаете, ей больше ничего не угрожает, если Орд арестован? Теперь она в полной безопасности? Или… или лорд Джентиан замыслил против нее что-нибудь плохое?

— Это как раз то, что мы должны с тобой выяснить, — ответил Мэнеринг. — Если ты согласен пойти на риск.

— Я сделаю все, что вы от меня потребуете!

— Мистер Мэнеринг… — начал, протестуя, Лараби.

— Все в порядке, Джо, — прервал его Мэнеринг. — Я знаю, вы Хотите сказать, чтобы я был осторожным. Но, к сожалению, сейчас я не смогу последовать вашему совету. Вы уже, конечно, догадались, что я собираюсь предпринять. Если я попаду в неприятную историю, то вы вправе в своем свидетельском показании заявить о моих благих намерениях. Я…

— Вы все время говорите «я», а разве я не буду участвовать в вашем расследовании? — поинтересовался Левинсон.

— Это решать тебе, Давид, — ответил Мэнеринг. — Я хочу выяснить, имеется ли что-то в жизни самого лорда Джентиана, какой-нибудь факт, который прольет свет на все происходящее. Его поверенные ничего не скажут. Мы даже не сможем их ни о чем спросить, если не будем обладать достоверной информацией. Поскольку они не желают говорить, то за них это сделают архивные документы. Я собираюсь проникнуть в контору «Хэббл, Уайт и Хэббл», расположенную на Линкольн Инн Филдс, и попытаться выяснить истину.

После небольшой паузы Левинсон в замешательстве произнес:

— Но ведь это кража со взломом!

— Ты совершенно прав, — согласился Мэнеринг. — Я совершу кражу со взломом. Когда ты открыл дверь отмычкой в квартиру Сары Джентиан на Хилбери Мьюз, то твоим преступлением было только проникновение в чужую квартиру. Но я могу пойти один или взять тебя с собой, чтобы ты меня посторожил. Если нам повезет, то никто ничего не узнает.

— А вам не кажется, сэр, что мистер Бристоу ждет от вас именно этого поступка. И меня не удивит, если он выставил там наблюдение.

— Меня это тоже не удивит, — сухо ответил Мэнеринг. — Ты идешь, Давид?

— Да, — твердо ответил Левинсон.

Глава 22 Ночь в конторе

Площадь Линкольна Инн Филдс была погружена во тьму. Горело всего несколько уличных фонарей. В некоторых окнах за шторами угадывался свет ламп, но большая часть зданий была погружена в темноту. Небо затянули тучи, не было видно ни звезд, ни луны. В свете фонарей выделялось светлое новое здание, в котором находилась контора Тоби Плендера. Старые здания казались почти черными. Вокруг ограды было припарковано несколько машин, одна из них стояла с включенными фарами, оставленная беспечным водителем. Но машин было мало, в такой поздний час здесь почти никого не было.

Мэнеринг и Левинсон пришли сюда пешком с Кингсуэя. Шум мотора такси, на котором они приехали, замер вдали. Мимо них протарахтел мотоцикл. Сидящая позади водителя девушка, увидев их, захихикала.

— Чертова дура, — пробормотал Левинсон.

Контора «Хэббл, Уайт и Хэббл» находилась слева, в дальнем конце старого здания XVIII века. Сторож с женой жили на верхнем этаже, но свет в их окнах отсутствовал. Часы на Стрэнд пробили полночь — самое подходящее время для выполнения дела, задуманного Мэнерингом. Однако следовало позаботиться, чтобы их никто не мог увидеть. Справа показался мужчина и, насвистывая, пошел к одной из машин. На другой стороне улицы открылась парадная дверь и высветила часть тротуара. Женский голос произнес:

— Спасибо за прекрасно проведенный вечер, дорогая!

— Приходи к нам еще.

— Теперь вы приходите к нам!

Раздался смех, послышались еще какие-то слова, заглушаемые звуком мотора отъезжающей машины.

Мэнеринг подошел к зданию конторы «Хэббл, Уайт и Хэббл». В свете уличных фонарей была видна вывеска над дверью — черные буквы на светлом стекле. Мэнеринг заранее продумал весь план операции и проинструктировал Левинсона, что ему следует делать. Мэнеринг спокойно поднялся на крыльцо, держа в руках ключи. С помощью отмычки он достаточно быстро открыл дверь. Левинсон стоял несколько поодаль. Мэнеринг вынул отмычку и попытался открыть дверь, но ее держала задвижка с внутренней стороны. К счастью, она была расположена посередине, и с ней было легко справиться.

Он достал из кармана тонкую пилку с острым концом и вставил ее между дверью и косяком. Когда он сделал это, то легким свистом предупредил Левинсона, что сейчас нужно быть особенно внимательным. Левинсон закурил сигарету. Мэнеринг почувствовал, как кончик пилки уперся в мягкое дерево, прошел через него, и только тогда он приступил к работе, чувствуя, как пилка понемногу входит в металл. Через некоторое время раздался скрежет. Мимо проезжала машина с включенными фарами. Мэнеринг вынул пилку, выдавил на нее немного масла из специально захваченного тюбика и вставил обратно в дверь. Он продолжил пилить, и теперь пилка двигалась беззвучно.

— Сколько времени уйдет на это? — шепотом спросил Левинсон.

— Пятнадцать или двадцать минут, — так же тихо ответил Мэнеринг.

— Так долго?

— Пойди пройдись немного, — сказал Мэнеринг. — Но не уходи далеко.

— Я лучше постою здесь.

— Не спорь со мной, Давид.

Левинсон медленно пошел вдоль улицы, в темноте светилась его зажженная сигарета. Проехала еще одна машина. Мэнеринг, стоящий в тени здания, продолжал работать. Опять послышался скрежет металла. Мэнеринг слышал шаги Левинсона, прогуливающегося по улице, и почти физически ощущал, какое напряжение испытывает молодой человек. В те далекие времена, которые прошли безвозвратно, Мэнеринг был способен потратить сколько угодно времени, чтобы проникнуть в дом, наподобие этого, и попытать там свое счастье. Он знал цену риска и прекрасно понимал, что так волнует сейчас Левинсона. Если их поймают, то суда не избежать. Мотивы их преступления не смогут быть использованы в качестве оправдания. То, что задумал Мэнеринг, квалифицируется как кража со взломом.

Появился Левинсон, он подошел поближе и прошептал:

— Сюда приближается полицейский!

— Хорошо, — спокойно ответил Мэнеринг. — Не останавливайся, обойди площадь.

Он вынул пилку из двери, положил ее в карман и дал возможность Левинсону пройти мимо. Затем он услышал звук шагов приближающегося полицейского. Повернувшись спиной к двери и не пытаясь скрывать звуки своих шагов, он сбежал по ступеням и спустился на тротуар всего в нескольких шагах от полицейского. Повернулся и пошел ему навстречу. Взгляд полицейского не выразил ни беспокойства, ни удивления. Мэнеринг перешел через дорогу и очутился между двумя машинами. Он притаился за ними и подождал, пока полицейский не исчезнет из вида. Тогда он вернулся на крыльцо, смазал пилку маслом, вставил ее на место и продолжил прерванную работу.

Подошел Левинсон.

— Мы были на волоске от провала!

— Разве? — удивился Мэнеринг. — Он не обратил на нас никакого внимания. Теперь я думаю…

Раздался легкий щелчок, задвижка была перепилена.

Мэнеринг тихонько толкнул дверь, и она подалась вперед. Он открыл ее пошире и вошел. Левинсон оглядел улицу и площадь и вошел вслед за ним. Они тихо притворили за собой дверь. Мэнеринг достал карманный фонарик, и в его тонком, но очень ярком луче засверкала свежая черная краска на стенах. Пол был покрыт ковром, который заглушал звук их шагов.

— Ты все помнишь, чему я тебя учил? — спросил Давида Мэнеринг. — Если появится малейшая опасность, предупреди меня свистом.

— Я все сделаю, как надо, — ответил Давид.

— Ты в порядке?

— Дрожу, как мышь, но не подведу вас.

Мэнеринг пошел по узкому коридору мимо лестницы.

В таких старых домах лифтов не было. Он миновал две двери и, направив в эту сторону свет фонарика, прочел на одной из них табличку с надписью: «Мистер Уильям Хэббл, мистер Джеймс Хэббл», а на другой — «Мистер Гай Уайт и мистер Джошиан Хэббл». Эти последние имена, насколько было известно Мэнерингу, принадлежали молодому поколению адвокатов.

На двери, перед которой он остановился, было написано: «Строго секретно». Он нажал на ручку двери, она была заперта. С помощью отмычки Мэнеринг открыл ее за считанные секунды. Он очутился в небольшой комнате, в которой имелось несколько дверей. На каждой из них висела табличка с одним именем: «Уильям Хэббл старший», «Бенжамин К. Хэббл», «Джастин Уайт». На четвертой двери значилось: «Секретарь».

Все двери были заперты на ключ.

Когда Мэнеринг вошел в кабинет мистера Уильяма Хэббла старшего, то ему показалось, что он попал в прошлый век. В свете фонарика он смог разглядеть огромные обтянутые черной кожей кресла, высокие, достигающие до потолка, книжные шкафы, массивный письменный стол. В углу кабинета была дверь без надписи. На полках стояли черные ящики для документов, а также лежали стопки бумаг, перевязанные бечевкой. Тяжелые шторы на высоких окнах были подняты. Мэнеринг подошел и задернул их очень тщательно, затем пересек комнату и включил свет. К счастью, свет был не очень ярким. Обойдя стол, Мэнеринг сел в кресло и занялся средним ящиком. Ему пришлось повозиться, но через пять минут ящик был открыт. Терпение Мэнеринга было вознаграждено, в ящике он обнаружил то, что больше всего хотел найти — связку ключей.

Взяв их, он подошел к входной двери, выглянул оттуда и спросил:

— Пока все тихо, Давид?

— Я предупрежу вас, если произойдет что-либо непредвиденное.

Мэнеринг вернулся в кабинет. Даже у него гулко стучало сердце, и он представлял себе, что творится в душе Левинсона. Но если им повезет, то он управится за несколько минут. Вокруг стояла мертвая тишина. Мэнеринг направился к двери без надписи. Только четвертый ключ из связки подошел к замку. Мэнеринг осторожно открыл дверь. Кроме документов, ничего ценного в комнате не было, потому не имело смысла устанавливать сигнальное устройство, но такая опасность всегда существует.

Однако Мэнеринг не обнаружил здесь электрической проводки — значит, они не пользовались новомодной электроникой.

Комната была небольшой. У одной стены стояли два высоких сейфа, у другой — полки, заполненные ящиками, в которых находились документы и пакеты с бумагами. Мэнеринг включил верхний свет. Совершенно очевидно, что все бумаги подобраны по алфавиту. Он стал их просматривать. Галлоуэй… Галл… Гилсон, а вот, наконец, Джентиан. На одном ящике было обозначено «Лорд», а на другом просто — «Сара». Его сердце глухо забилось. Мэнеринг взял с полки ящик, где были документы Сары. Ящик был закрыт на небольшой висячий замок, который он легко открыл одним из ключей из найденной связки. Поднимая крышку металлического ящика, Мэнеринг ощутил его холодное прикосновение. Внутри лежала квитанция о взносе за хранение ценностей в сейфе. Он взял квитанцию в руки и прочел: «Один меч в кожаных ножнах, принятый на хранение у Сары Джентиан Национальной компанией по хранению ценностей. Фенчер-стрит, Е.К.З.».

Теперь Мэнеринг имел представление о том, что случилось с пропавшим мечом. Сара действительно взяла его. Но было ли это воровством?

Больше ничего интересного в ящике не было, поэтому Мэнеринг открыл другой ящик с документами лорда Джентиана. Там лежало несколько связок бумаг, перетянутых красной лентой, а на самом верху он обнаружил пакет, на котором карандашом было написано: «Сара, Дж.2». Он взял пакет в руки и нащупал в нем ключ. Вынув его, он повернулся к стоящему позади него сейфу.

Открыв сейф, Мэнеринг увидел внутри несколько ящиков, на одном из которых было написано: «Лорд Джентиан». Он вынул этот ящик и открыл его ключом, найденным в конверте. Мэнеринг очень осторожно, как будто боялся произвести большой шум, поднял крышку ящика.

Внутри лежал большой запечатанный пакет. Печати из красного воска светились в лучах лампы.

Мэнеринг помедлил, прежде чем взять пакет в руки. Действовать нужно быстро и дерзко. Он воспользовался ножом для открывания писем, лежащим на столе, вскрыл пакет и вынул содержимое.

Первое, что ему бросилось в глаза, была красивая фотография мечей Великого Могола. Два перекрещенных меча, а между их лезвиями — миниатюра. На обратной стороне фотографии было дано краткое описание каждого меча, приведен перечень драгоценных камней, украшающих его, а также изложена история о том, как они попали к Джентианам.

Мэнеринг отложил фотографию в сторону. Он взял в руки следующий документ — это был отчет специального следователя по делам насильственной или скоропостижной смерти. Написан отчет был от руки, четким почерком. Это случилось сорок девять лет тому назад, место расследования — Бабве, Южная Родезия. История была очень простая. Джеймс Артур Джентиан утонул в Замбези, и его тело, изуродованное крокодилами, нашли только через несколько дней.

Опознание трупа было произведено его братом, лордом Юстасом Джентианом.

Этот документ Мэнеринг также отложил в сторону и стал просматривать пожелтевшие вырезки из газет, в которых писалось об этой трагедии. Вырезки были теми же самыми, что передал ему Читтеринг. Была здесь и копия завещания Джеймса Артура Джентиана, где было написано, что он передает все свое состояние, включая один из мечей Великого Могола, принадлежащий ему, своему единственному сыну Джеймсу. Следовательно, лорд Джентиан лгал, когда уверял, что и второй меч принадлежит ему. Мэнеринг читал дальше, надеясь, что чувство интуиции, которое его осенило дома, не подведет.

Значит, второй меч принадлежит брату лорда Джентиана, и тот оставил его в наследство своему сыну.

Дальше шли свидетельства о рождении — одно из них принадлежало Саре, внучке Джеймса Джентиана старшего и дочери Джеймса Джентиана младшего. Значит, прямой наследницей меча Великого Могола являлась именно Сара. Были здесь также и свидетельства о смерти жены лорда Джентиана и его малолетнего сына, а также родителей Сары, которые погибли в автомобильной катастрофе, когда ей было всего пять лет.

Сначала смерть в водах реки Замбези, кишащей крокодилами.

Затем смерть в автомобильной катастрофе.

Теперь попытка совершить убийство, причем не одна, а несколько.

Мэнеринг стоял, пристально глядя на документы, перебирая все возможные варианты. До него донесся какой-то шум, но он не придал ему никакого значения, однако звук повторился вновь и вывел его из глубокой задумчивости.

Это был сигнал об опасности! Мэнеринг бросился к двери, ведущей в кабинет старого адвоката, и увидел Левинсона.

— Только что подъехала машина, — выпалил он. — Это «даймлер». Думаю, что приехал сам лорд Джентиан.

Глава 23 Наследство

Мэнеринг быстро положил документы обратно в стальной ящик, сунул его в сейф и закрыл дверцу, которая автоматически защелкнулась. Войдя в кабинет, он закрыл и запер первый ящик и поставил его на место. Действовал он быстро и решительно. Раздался звонок. Мэнеринг положил ключи в ящик стола старого Хэббла и Закрыл ящик отмычкой, затем шагнул к двери.

Там его поджидал Левинсон.

— Кто-то спускается по лестнице, — торопливо проговорил он. — Он заметит, что задвижка перепилена.

— Не паникуй раньше времени, — попытался успокоить его Мэнеринг. — Давай пройдем в другую комнату.

Но как только они пошли вперед, у лестницы появился мужчина. Он стоял к ним спиной. Лестница была слабо освещена светом, идущим откуда-то сверху. И вдруг мужчина включил верхний свет в холле. По походке было видно, что это достаточно пожилой человек. Мэнеринг и Левинсон вошли в комнату, которую они выбрали в качестве временного убежища. Входная дверь открылась, и низкий мужской голос произнес:

— Очень сожалею, что пришлось побеспокоить вас так поздно, Артур. Лорду Джентиану срочно потребовались некоторые документы из секретного ящика.

— Не беспокойтесь, мистер Хэббл, — ответил сторож. — Я еще не ложился. Бесси уже спит, но вряд ли ее можно разбудить звонком.

Он посторонился, и в холл быстро шагнул высокий пожилой джентльмен, сопровождаемый лордом Джентианом, несчастным старым больным Джентианом, который в это время, по уверению доктора, должен был находиться чуть ли не в коллапсе. Мэнеринг наблюдал за ними, пока они шли к кабинету старого адвоката. Стоявшего позади него Левинсона била нервная дрожь. Теперь Мэнеринг перенес свое внимание на сторожа. Как только тот сообразит, что, открывая дверь, не притронулся к задвижке, а посмотрев на нее и увидев, что она перепилена, то тут же поднимет тревогу. Сторож действительно в недоумении уставился на задвижку. Наконец, он воскликнул:

— О, Боже! У нас грабители, сэр!

С этими словами он повернулся и поспешил за двумя джентльменами, которые уже скрылись за дверями кабинета старого Хэббла. Добежав до двери, сторож прокричал:

— Мистер Хэббл, сэр. Мистер Хэббл!

Мэнеринг открыл дверь комнаты, в которой они прятались, схватил Левинсона за руку и бросился к входной двери. Прежде чем Хэббл, Джентиан и старик сторож появились в холле, дверь за беглецами уже захлопнулась.

Перед домом стоял старый «даймлер», но за рулем никого не было. Значит, машиной управлял один из старых джентльменов.

— Поверни направо, Давид, — приказал Мэнеринг. — И немедленно отправляйся прямо домой. Увидимся завтра утром. Думаю, что нам не грозит опасность быть пойманными.


Оставшись один, Мэнеринг направился в сторону Сохо, где в это время легче всего было поймать такси. Не успел он свернуть с Холборна, как мимо него медленно проехало пустое такси. Удобно устроившись на заднем сиденье, он назвал адрес:

— Джентиан Хаус, это около Парк-стрит.

Закурив сигарету, Мэнеринг расслабился и закрыл глаза. Теперь он мог позволить себе это после пережитого напряжения. Наверное, Хэббл и Джентиан уже обнаружили, что пакет был вскрыт, и скорее всего в эту минуту Хэббл разговаривает с полицией по телефону. Дорога до Джентиан Хаус по ночным улицам не заняла много рремени. Вскоре такси остановилось около открытых ворот.

— Въехать во двор, сэр? — спросил шофер такси.

— Нет, спасибо, — ответил Мэнеринг.

Расплатившись с шофером, он пересек двор. Стоявший посередине двора фонарь ярко освещал все вокруг. Мэнеринг не стал звонить в дверь и не пытался проникнуть в дом. Вместо этого он сел на оконный карниз и зажег еще одну сигарету. Прошло не более получаса, когда во дворе появился «даймлер». Машина подъехала именно к тому углу дома, где сидел Мэнеринг. Лорд Джентиан вышел из машины и прошел мимо него, ничего не заметив. Мэнеринг последовал за ним. Он шел в нескольких шагах позади лорда Джентиана, который открыл боковую дверь: она, оказывается, не была заперта. Мэнеринг подошел к двери, когда она уже закрывалась за Джентианом, и услышал, как тот закрыл за собой дверь на задвижку. Потом раздались звуки удаляющихся шагов. Мэнеринг быстро обогнул угол дома и подошел к парадной двери. Он позвонил, как и в первый день, когда впервые пришел в этот дом: подержал палец на кнопке звонка, отпустил и нажал еще раз. Раздались шаги. Дверь открыл сам лорд Джентиан, бледный, изможденный седой старик, который казался выходцем с того света.

— Мэнеринг?! — выдохнул он.

— Думаю, нам следует поговорить, — сказал Мэнеринг и вошел в дом. — Сегодня днем ваш лечащий врач запретил посетителям даже разговаривать с вами, а вечером вы спокойно разъезжаете по городу.

Джентиан спросил слабым голосом:

— Что вам угодно, мистер Мэнеринг? — В голосе его не чувствовалось прежней уверенности и силы. Мэнеринг взял его под руку и повел к большой дубовой скамье, усадил и встал перед ним.

— Почему вы помогли Орду убежать?

— Мэнеринг, я болен, я действительно очень болен.

— Почему вы позволили ему убежать? Какое влияние он на вас оказывал, почему ему удалось так легко запугать вас?

— Пожалуйста, Мэнеринг…

— Джентиан, — сурово произнес Мэнеринг, — почти пятьдесят лет тому назад на берегу реки Замбези ваш брат упал в воду и утонул. Его тело было страшно изуродовано крокодилами. Это правда?

— Он не мог вам этого рассказать?! Ведь он не сказал вам…

— Я узнал об этом из газет, — ответил Мэнеринг. — Там было также сказано об опознании трупа. Джентиан, вы убили своего брата и выдали себя за него, не так ли?

Джентиан воскликнул:

— Нет!

— Вы сделали это?

— Нет, нет, нет!

— И все-таки это именно так, — повторил Мэнеринг. — Сознайтесь, Джентиан, вы выдали себя за своего брата? Да?

— О, Боже, — простонал Джентиан. — Боже, как вам удалось узнать об этом?


Казалось, его сейчас хватит удар. Мэнеринг подумал, что он упадет в обморок, умрет от неожиданного удара и стыда. Противники скрестили взгляды. Мэнеринг смотрел спокойно и сурово, а Джентиан опустил глаза Он дрожал от нахлынувших на него воспоминаний. Среди гаммы охвативших его чувств превалировали страх и унижение.

— Расскажите мне все, что произошло на самом деле. — Потребовал Мэнеринг.

— О, Господи, — простонал Джентиан. — Да, да, я сделал это. Я убил его. Я хотел получить титул лорда, но на пути стоял сын Юстаса. Я хотел, жаждал по лучить титул, а главное — мечи Великого Могола. Всю жизнь я хотел…

Он закашлялся, но, когда спазм прошел, продолжил более спокойно:

— Мы были очень похожи друг на друга. Всегда. Моя жена умерла, а сын был еще очень маленьким. Я редко виделся с ними. Потом умер сын Юстаса. Теперь я все равно становился единственным наследником. Но я уже не мог рассказать правду и вынужден был дальше играть роль своего брата. Я долго не возвращался в Англию, и многие, кто мог узнать меня, уже умерли, когда я наконец вернулся. Годы меняют облик человека, и никто ничего не заподозрил. Но потом я стал испытывать комплекс вины. Вы понимаете, что я хочу сказать? Я чувствовал себя лжецом и обманщиком, даже перед своим собственным сыном! И перед своей единственной сестрой, матерью Клода. Но она знала. Я уверен, что она знала правду. Она умерла во время родов второго ребенка. Но она знала о том, что я совершил. А затем погиб мой собственный сын…

— Как это произошло?

Голос Джентиана задрожал.

— Я не делал этого! Я и не догадывался, что это было убийством, до последнего времени…

«Да, — подумал Мэнеринг, — он вряд ли переживет эту — ночь». Глаза Джентиана потухли, лицо было серым, нос заострился.

— Убийца был ваш племянник Клод, сын вашей единственной сестры? — спросил Мэнеринг. Поскольку Джентиан не ответил, то он продолжил. — Мать рассказала ему о своих подозрениях, и он знал ваш секрет. Что же заставило вас выполнять все его просьбы? Именно поэтому вы молчали, когда он хотел убить вашу внучку, не племянницу, а родную внучку. Страх заставил вас стоять в стороне и не вмешиваться, когда он пытался довести ее до сумасшествия, а потом убить?

Джентиан хрипло и с трудом дышал, зубы его стучали.

— Именно поэтому вы прожили почти всю свою жизнь за границей, а в Англии жили, как затворник! Из-за этого вы доверили Клоду вести ваши дела? Орд хотел продать состояние, доставшееся вам незаконно, после убийства брата?

Джентиан устало прикрыл глаза.

— Пусть Господь сжалится надо мной, — сказал он приглушенно. — Да, Мэнеринг, да. Я убил брата, я уже сознался вам в этом. Он был богат, а я беден. И когда я увидел возможность занять его место, то, не задумываясь, сделал это. Несколько лет назад Клод сказал мне, что ему все известно. Я сделал завещание в пользу Сары. Когда он узнал об этом, то попытался заставить меня изменить завещание в его пользу, но я… я отказался.

В голосе Джентиана послышалась мольба.

— Я действительно не знал, что он пытался убить Сару. Я искренне верил, что она больна, что смерть родителей повлияла на ее психику. Уверяю вас, я думал, что она серьезно больна. Но потом… потом я узнал, что натворил Клод. Поэтому я принес вам меч и выдумал всю эту историю. Я ведь прекрасно знал, что Сара взяла второй меч, и это объясняло причину моего появления у вас. Я очень надеялся, что вам удастся узнать о делах Клода, думал, что он расскажет обо мне всю правду, но он так долго был как бы соучастником моего преступления, что вряд ли решился бы на это. Но, как видите, он не остановился. Клод слишком много поставил на карту, слишком много, — добавил Джентиан почти шепотом. — Вот и вся правда, Мэнеринг. Это все, что я сделал для Сары, чтобы хоть как-то загладить мою вину.

— Думаю, что это вам удалось, — сочувственно произнес Мэнеринг. — А теперь поднимитесь наверх и отдохните.

Джентиан удивленно поднял брови.

— Наверх? Но как же… как же полиция…

— Полиция арестовала Клода по обвинению, которое ему невозможно будет отрицать, — ответил Мэнеринг. — Он не скажет о вас ни слова, если вы будете молчать.

Мэнерингу не хотелось быть жестоким с человеком, которому, как он предвидел, недолго осталось жить.

— Давайте я помогу вам подняться наверх, — добавил он.

Когда они медленно направились к лифту, Мэнеринг спросил:

— А где вы только что были?

— Я ездил к моему поверенному, чтобы взять один документ, — ответил Джентиан. — Но кто-то побывал там до меня. Это наверняка Клод или кто-то из его друзей. О, Мэнеринг! Мэнеринг, ведь он все это делал не один, кто-нибудь еще знает мою тайну.

— Не думаю, чтобы он кому-нибудь доверил этот секрет, — успокоил его Мэнеринг.

Они поднялись на второй этаж, и когда выходили из лифта, то увидели старого дворецкого, спешившего к ним навстречу с выражением тревоги на лице и желанием помочь своему хозяину.


Впоследствии Мэнеринг узнал, что Хэббл не заявил в полицию об ограблении в своей конторе. Скорее всего, он о чем-то догадывался и не захотел привлекать внимание властей к своему клиенту.

Как и предсказывал Бристоу, на следующий день Лона была почти в полном порядке, за исключением нескольких синяков и царапин на шее и гематомы на голове. Но поскольку кожа не была рассечена, то это должно было зажить в течение нескольких дней.

Пока ничего определенного нельзя было сказать о Саре Джентиан, но в целом ее состояние было удовлетворительным.

Этель вернулась на работу в середине дня, бодрая и взволнованная тем, что с ней произошло.

— Мое имя и даже фотография были напечатаны в газетах, сэр!

Позвонил Читтеринг.

— Если ты добудешь что-нибудь новое о Джентиане, Джон, то я должен узнать об этом первым, договорились?

— Хорошо, не забуду, — уверил его Мэнеринг.

Затем позвонил Бристоу и сообщил:

— Мне сказали, что лорд Джентиан очень плох. Я так и не смог задать ему интересующие меня вопросы. Его врач говорит, что дни лорда сочтены и что он вряд ли проживет месяц. Я начинаю думать, что истинной причиной всему было желание Клода Орда получить наследство. Старший Хэббл сообщил мне, что лорд Джентиан оставил все племяннице. И я очень надеюсь, что состояние ее здоровья позволит Саре войти в наследство.

Три дня спустя Лона сообщила Мэнерингу приятную новость.

— Джон, я сегодня беседовала с Сарой. Я совершенно уверена, что она вполне нормальная.

Лона полностью оправилась после пережитого ужаса. Прекрасно выглядела и казалась намного моложе своих лет.

— Ты знаешь, дорогой, — она взяла Мэнеринга за руку. — Похоже, то, что произошло с ней в нашем доме, пошло Саре на пользу. Как это ни странно, но ей стало лучше, а не хуже. А сообщение о том, что Клод в тюрьме и, скорее всего, пробудет там очень долго, воодушевило ее. Она изменилась, стала спокойней и говорит очень свободно. Сара рассказала, что с детства боится Клода, с тех пор как помнит себя, сразу же после смерти родителей. Он всегда называл ее сумасшедшей и рассказывал, как безумие проявляется в людях. Мне кажется, ей просто надо как следует отдохнуть и почувствовать себя в полной безопасности. Как ты думаешь, куда ей лучше всего поехать?

— Я думаю, что Саре следует поселиться в Джентиан Хаус, — ответил Мэнеринг. — Этот дом скоро будет принадлежать ей, и этоединственное место, где она должна быть. Скажи ей, что ты хочешь устроить там выставку своих картин.

— Мне бы очень хотелось, чтобы ты оказался прав, — задумчиво произнесла Лона.


Два дня спустя мнимый лорд Джентиан умер естественной смертью.

В последующие дни Мэнеринг получил ответы на многие свои вопросы от Сары, старого дворецкого и поверенных Джентианов. Дворецкий рассказал, что когда Сара прибежала из госпиталя в дом Джентианов, то Клод дал ему «аспирин», велел растворить его в молоке и напоить Сару.

— Она не сомневалась, что это действительно аспирин, потому что верила вам, но на самом деле это был веронал, — продолжил дальше Мэнеринг. — А когда она потеряла сознание, Клод отнес ее на крышу и закрыл все двери, выходящие на чердак. Ключи он спрятал и непременно сбросил бы ее с крыши, если бы…

— Если бы ты не взобрался по стене дома, — закончила за него Лона. — Интересно, рассказал он обо всем Джентиану?

— Мы можем только предполагать, что рассказал. Эта была часть задуманного им плана, — ответил Мэнеринг. — Он хотел так запугать Джентиана, чтобы тот был полностью в его власти, но здесь он не смог добиться успеха.


Через три месяца, в середине осени, в Джентиан Хаус состоялась выставка рисунков и портретов Лоны Мэнеринг. Выставку разместили в главном холле, вдоль лестницы, в танцевальном зале и библиотеке. Сара, молодая и очень красивая, в серо-голубом платье, которое выгодно сочеталось с цветом ее глаз, и в драгоценностях, которые, казалось, зажигали звезды в ее глазах, встречала посетителей. Гости собирались в большом полукруглом холле, и Мэнеринг увидел, что с одной стороны холла, как раз напротив главной лестницы, висят голубые бархатные портьеры, закрывающие вход на выставку.

Сара остановилась перед портьерами, рядом с ней стоял Левинсон. Мэнеринг «одолжил» его Саре на несколько недель, чтобы помочь организовать выставку, подготовить каталог и список приглашенных на закрытый просмотр. В зале уже собрались почти все приглашенные, среди них находились наиболее знаменитые дельцы в мире искусства, частные коллекционеры и представители всех художественных галерей и музеев.

Сара подошла ближе к шнуру с кистью на конце, которым открывался занавес.

— Минуту внимания, леди и джентльмены, — звучным голосом проговорил Левинсон.

Наступила тишина. Мэнеринг взял Лону за руку.

— Я хочу сначала представить вам небольшую экспозицию, которая не принадлежит кисти художника, чьи произведения вы пришли смотреть, но она может быть названа в честь миссис и мистера Мэнерингов, — объявила Сара. — Это выставляется впервые за многие годы.

Девушка потянула за шнур, и занавес медленно открылся. В одно мгновение холл, лестница и верхняя галерея осветились блеском и разноцветной игрой драгоценных камней. На стене висели перекрещенные мечи Великого Могола, а под ними находилась их миниатюрная копия. Свет старинных канделябров отразился в драгоценных камнях, и они засверкали таким чудным светом, что у всех, стоящих в холле, перехватило дыхание. Никто не двигался и не разговаривал.

— Обещаю вам, что с ними больше не случится никаких неприятных историй, — слегка охрипшим от волнения голосом проговорила Сара.


Вечером этого дня Сара, Левинсон и Мэнеринги обедали в небольшой уютной столовой в Джентиан Хаус. Теперь в доме было гораздо больше слуг, и он приобрел жилой вид. Сара Джентиан почти полностью оправилась от пережитого кошмара своей прежней жизни. Орд был осужден за попытку покушения на Сару и приговорен к двенадцати годам тюремного заключения.

— Джон, у меня к вам огромная просьба, — обратилась Сара к Мэнерингу. — Мне нужна помощь, мне очень нужна помощь! Необходимо, чтобы кто-нибудь взял на себя управление поместьем, помог хорошо и разумно разместить деньги. Вы не могли бы отпустить Давида? Я уже спрашивала его, и он в принципе согласен, дело только за вами.

Она сидела напротив Мэнеринга, в глазах ее была мольба. Лона слегка толкнула Мэнеринга ногой под столом.

— Думаю, что мы сможем отпустить его, — согласился Мэнеринг. — Но только при одном условии.

— Так назовите его!

Левинсон выглядел так, словно от решения Мэнеринга зависела его жизнь.

— Условие очень простое, — хитро прищурился Мэнеринг. — Ответьте мне, почему вы взяли один из мечей Великого Могола и почему так настаивали, чтобы второй меч был немедленно возвращен в Джентиан Хаус. Почему это было так важно для вас?

— Я взяла меч, так как была точно уверена, что он принадлежит мне, — без колебания ответила Сара. — Я прятала его в соседней квартире. Мне нравилось работать с кожей. Все было хорошо до тех пор, пока Клод не обнаружил эту квартиру. Тогда он снял ее для себя. Он… он даже поселил там женщину, хотя я не понимаю, зачем Клод это сделал. Я и теперь занимаюсь там работой по коже. Это что-то вроде терапии.

— Я обнаружил в этой квартире порошок и выяснил, что он используется для подобной работы. Но сначала, Бог знает, что подумал, — сказал Мэнеринг. — Для меня это была большая загадка. Сара, а почему вы не рассказали мне все тогда, когда в первый раз пришли в «Quinns»?

— Я знала, что Клод сообщит вам, что я сумасшедшая и что мой дядя… Я даже представить себе не могла, что это мой родной дедушка… подтвердит его слова. А уж если совсем быть честной, то в то время я была впрямь ненормальной. Мне даже не могло прийти в голову, что Джентиан принес вам второй меч, чтобы вы смогли помочь именно мне. Я не помню, что я тогда делала или говорила. Но ведь что-то заставило вас насторожиться? Что-то было в моих словах, что восстановило вас против моего дяди, то есть дедушки?

— Да нет, дело в другом. Просто человек, который чего-то смертельно боится, всегда настораживает, как бы прекрасно он ни умел владеть собой, — объяснил Мэнеринг. — А куда вы дели меч, когда Клод выгнал вас из второй квартиры на Хилбери Мьюз?

— Я попросила моих поверенных присмотреть за ним. И они поместили его в сейф для хранения драгоценностей большой стоимости. Вы же не думаете, что я в самом деле такая глупая? — взволнованно спросила Сара.

— Хотел бы я, чтобы у молодого Давида было хоть половина вашего ума, — уверенно ответил Мэнеринг.

Джон Кризи Убить или быть убитым


Глава I Труп у калитки

Калитка со скрипом открылась, и на нее, задыхаясь от усталости, навалился человек. А там, впереди, в доме, на нижнем этаже, приветливо светились два окна. Человек видел женщину, стоявшую к нему спиной, слышал слабые звуки музыки — должно быть, это было радио или граммофон. Со страшным усилием, опираясь на калитку и сдерживая дыхание, он выпрямился.

Никого не видно, все тихо.

Он оторвался от калитки и нетвердым шагом пошел к дому.

Подъездная аллея круто поднималась вверх. По обеим сторонам ее были высокие насыпи, на которых росли деревья и кустарник. Человек остановился, не пройдя и двух ярдов от калитки.

Он услышал позади себя какой-то звук и в ужасе обернулся, Темная фигура, спрыгнув с насыпи с левой стороны, навалилась на него, прежде чем он успел закричать. Блеснул кож, и резкая боль пронзила его грудь. Чья-то рука, зажав ему рог, потянула его назад, раздался странный чавкающий звук, когда вытаскивали нож, потом еще один, более неясный, когда нож снова вонзился.

Его ноги подкосились, и он упал.

Убийца, вытащив нож, встал на колено, пристально вглядываясь в жертву, — никаких сомнений: тот был мертв.

Убийца поднялся, вытер лезвие об траву, потом воткнул его несколько раз в землю. Положив нож в нагрудный карман, он снова нагнулся над жертвой. Приглушенные звуки музыки доносились до него, пока он обшаривал карманы убитого.

Не успел он закончить свое дело, как послышались шаги…


Патрик Доулиш смотрел на жену, наблюдая за тем, как она вяжет какую-то маленькую белую вещицу, читает что-то в журнале с глянцевой обложкой и при этом еще, по видимому, умудряется слушать концерт Брамса, который передавался по третьей программе.

То, что Доулиш видел, было прекрасно, и сегодня вечером, как и каждый день и каждый вечер, это доставляло ему радость. Его Фелисити не была красавицей, но ее лицо излучало теплоту и спокойствие, губы ее были полными и мягкими, и для него она была прекрасна.

Рядом на маленьком столике стояли высокая пивная кружка и пепельница, раскрытая книжка лежала вверх обложкой. Во рту у Доулиша была большая трубка, которая оттягивала нижнюю губу, но не казалась большой, поскольку сам он был настоящим великаном. В дни молодости хорошо рассчитанным ударом кулака ему разбили нос. Это нарушило правильность черт лица и сделало его самым заурядным.

Он пригладил пшеничные волосы, продолжая глядеть на жену. Она перевернула страницу, музыка достигла кульминационного момента и завершилась звуками барабанов. Концерт окончился, и Фелисити выключила радио.

— Превосходно! — прошептал Доулиш.

— Ты так думаешь? — спросила Фелисити, глядя на него. Ее серо-зеленые глаза были прекрасны. — Мне не очень понравился этот концерт.

— Я думал совсем о другом, — Доулиш глубоко вздохнул. — Что же занимает первое место в твоей головке — вязание, чтение или слушание? Если кто-нибудь и имеет право знать об этом, так это я!

— Пат, что с тобой происходит?

— Мне обидно. Моя жена вяжет что-то маленькое, а…

— Это для Джоан!

— Что? Джоан?

— Для жены твоего друга Теда Берсфорда. Она готовится выполнить свой долг перед мужем уже второй раз. Первый раз ты назвал малыша маленьким индейским отродьем. Что ты придумаешь сегодня?

Она уронила вязанье на колени, журнал упал на пол.

— Я замечаю это за тобой последние несколько дней Ты не можешь сосредоточиться на чем-нибудь, бродишь весь день, как зверь в клетке. Что произошло?

— Я закончил собирать яблоки, но на ферме еще много работы, — сказал Доулиш. — Человеку нужно расслабиться после тяжелого труда и…

— Ты говорил, что мы едем в город на следующей неделе.

— Да, едем, А я уже и забыл.

Он поднялся, потянулся, и кончики его пальцев коснулись потолка; он был ростом шесть футов и три дюйма и весил более пятнадцати стоунов.

— Тебя не интересуют ни радио, ни книги, ни я — ничто! — заявила Фелисити, бросив на него глубокомысленный, почти осуждающий взгляд. — Что-нибудь произошло? Может быть, Тривет…

— Перестань. Я уже почти забыл, что существует полицейский по имени Тривет.

Доулиш улыбнулся и мягко коснулся рукой ее волос, которые имели неопределенный цвет и были причесаны не лучшим образом.

— Преступление не манит, и…

— Нет, манит, — сказала Фелисити. — Нравится ли это тебе или мне, но оно всегда, как мне кажется, будет тебя манить. Иногда мне хочется, чтобы у тебя никогда не было этой дьявольской репутации.

— Дорогая, сейчас мне просто хочется немного отдохнуть. Хочется побыть не Доулишем — пижоном-детективом, а просто человеком, желающим переменить место и компанию. Как насчет Лондона и потом Парижа?

— С удовольствием, — ответила Фелисити.

— Прекрасно! А что, если нам прямо сейчас глотнуть ночного воздуха?

— Мне что-то не хочется выходить на улицу. — возразила Фелисити.

Когда он ушел, она снова откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Очаровательная комната, уют их дома, согласие в их семейной жизни — все было забыто. Пат был неспокойным, как это уже часто бывало, когда ему не хватало чего-то, чтобы ввязаться в борьбу. Он был при рожденным детективом. Проблемы интриговали его, преступление завораживало, тайна вызывала в нем к жизни такие качества, о каких никто из его знакомых даже не подозревал. Ей хотелось, чтобы все было не так, но если бы его друг Тривет из Скотленд-Ярда позвонил сейчас и сказал: «Фел, у меня есть работа для Пата», она была бы рада.

Она слышала, как он шел по подъездной аллее. Он всегда направлялся к калитке, когда на него находило беспокойство, и так было каждый вечер уже целую неделю.

Доулиш шел медленно, набивая трубку табаком; обдуваемый легким ветерком, он наслаждался свежим ночным воздухом и был уже на полпути к калитке, когда услышал какой-то звук.

В темноте калитку не было видно, но он заметил темную фигуру, которая, добравшись до верха левой насыпи, исчезла.

Это был мужчина.

Тут было явно что-то неладно, иначе он не убегал бы так стремительно. Возможно, он направлялся к лестнице, которая вела от дома Доулиша к лугу, опоясанному проселочной дорогой.

Доулиш легко взлетел на крутую насыпь, пересек засаженную деревьями полосу, это был ближайший путь к дороге. Он увидел свою добычу снова, только когда оказался в десяти ярдах от лестницы. По ней поднимался человек.

Доулиш последовал за ним и заметил, как тот направился прямо к калитке, которая выходила на дорогу.

Доулиш повернул к дороге и побежал вдоль забора с внутренней стороны, пока не добрался до того места, где забор пересекал дорогу. Он осторожно посмотрел поверх забора.

По направлению к нему шла женщина. Видимо, она находилась у края леса, иначе он заметил бы ее раньше. Ее голова и плечи ясно выделялись над забором на фоне неба. Она шла быстро, как будто боясь ночной темноты.

На обочине дороги стояла машина.

Доулиш подождал, пока женщина прошла мимо него, протиснулся через забор и побежал по направлению к машине. Когда он уже приближался к ней, со стороны луга появился и преследуемый им человек. Сидевший в машине спросил:

— Все в порядке?

— Здесь кто-то есть: я слышал шаги.

Дверца открылась. Машина находилась на расстоянии не более десяти ярдов от Доулиша. Он лежал, прижавшись к земле. Мотор взвыл, потом этот звук перешел в равномерное жужжание. Человек, забравшись в машину, захлопнул дверцу, и, сразу же как только она закрылась, Доулиш резко открыл ее.

— Не так быстро, — сказал он, протягивая руку. — Я хочу поговорить с тобой, сынок!

Доулиш стиснул огромной рукой плечо парня, почувствовал, как тот согнулся от боли, но не заметил, как его правая рука потянулась к карману. Шофер молча включил сцепление, и машина тронулась. Доулиш не отпускал парня, пытаясь вытащить его из машины. Блеснул нож, и жгучая боль пронзила его левую руку. Он съежился от боли и выпустил плечо парня. Тот оттолкнул его от машины. Дверца снова захлопнулась. Из глубокой раны на левой руке Доулиша текла кровь.

Глава 2 Девушка около трупа

Машина резко свернула за угол. Там была только одна дорога, идущая через Хаслмир. Нужно позвонить в местную полицию, чтобы успеть блокировать дорогу. Он бросился к калитке, вытаскивая на ходу носовой платок и прижимая его к райе.

Не успел он добежать до калитки, как услышал дикий, раздирающий душу вопль со стороны подъездной аллеи; затем вопль перешел в приглушенные рыдания и наконец затих. Доулиш приближался к калитке. Он мог уже различить девушку: она склонилась над человеком, лежавшим на земле. Потом он увидел, как она вся съежилась и рухнула на тело.

Доулиш уже был около них, когда дверь в доме открылась и на крыльце появилась Фелисити.

Он крикнул ей:

— Фел, позвони в полицию! Маленькая машина, десять лошадиных сил, темный кузов. Дорога на Хаслмир… нужно остановить. — Затем, помолчав, спросил: — Ты поняла?

— Да, — уже убегая, ответила Фелисити.

Доулиш чувствовал, как пульсировала рука; потрогал платок — он пропитался кровью. Он туго перетянул руку, согнул в локте, как будто она была на перевязи. Потом вернулся к распростертой на земле паре. У него не было, фонарика, поэтому он мог видеть только неясные фигуры, Доулиш опустился на колени и, подняв девушку одной рукой, посадил ее, прислонив к насыпи.

Затем он склонился над мужчиной. И без света было ясно, что здесь совершено убийство.

По аллее бежала назад Фелисити вместе с Хильдой, ее горничной и верной служанкой. Доулиш прислонился к насыпи, глядя на потерявшую сознание девушку. Она пошевелилась, но еще не пришла в себя. Он услышал голос Фелисити:

— С тобой все в порядке, Пат?

— Да, — ответил он. — Хильда, возвращайся в дом, позвони в полицию и попроси их прислать сыщиков и доктора поскорее. Скажи им, что это очень.серьезно.

Хильда убежала, Фелисити подошла к Доулишу:

— Что это, Пат?

— Убийство на пороге дома, — сказал он. Или, точнее, у калитки. Кроме того, у нас на руках девушка без сознания. Не говоря уже о легкораненом муже.

— Раненом?

— Просто царапина. Подожди, она приходит в себя.

Когда Фелисити подошла к ним, девушка вдруг глубоко вздохнула и застонала:

— Нет! Нет! Нет!

Фелисити наклонилась над ней.

— Уведи ее в дом, — сказал Доулиш. Он не беспокоился о девушке: Фелисити приглядит за ней.

Доулиш выпрямился и, оставив обеих женщин, пошел вверх по аллее к гаражу. Включив свет, он снял фонарь, висевший на гвозде, взял со скамейки кожаную садовую перчатку и поспешил обратно к убитому. Доулиш включил фонарь. Кровь пропитала рубашку и стекала на землю. Он увидел бледное лицо молодого человека. Затем обыскал все карманы, до которых смог добраться, не двигая тело, и нашел портсигар, зажигалку, перочинный нож, два ключа от американского замка и немного мелочи. Он снова положил вещи в карманы, потом осторожно повернул тело, чтобы добраться до бокового кармана брюк, вытащил связку ключей и небольшую записную книжку, сунул все это в свой карман и вернул тело в первоначальное положение.

Потом вытащил записную книжку и, сунув фонарь под мышку, перелистал ее. Книжка, размером около трех дюймов на два, была жесткой и выглядела совсем новой. В ней было несколько адресов, что-то вроде списка покупок и полдюжины телефонных номеров.

Он наклонился пониже, чтобы прочитать запись на последней странице: Доулиш, Форвейз. Он закрыл книжку и положил ее в нагрудный карман убитого.

В том, что он имел репутацию сыщика-любителя и был другом старшего инспектора Скотленд-Ярда, были свои преимущества. Местная полиция, может быть, и не испытывала благоговения перед Доулишем, но очень уважала его. Первым прибыл сержант, за которым вскоре появились инспектор и полицейский врач. Доулиш рассказал им все, что знал, кроме того, что он обыскивал карманы убитого и нашел там связку ключей, которая сейчас была надежно спрятана в его собственном кармане.

Тело сфотографировали со вспышкой и увезли в Хаслмир. Полицейские искали на земле улики: отпечатки обуви, какие-нибудь случайные вещи. Один из них остался стоять у калитки.

Девушка спала в комнате для гостей. Врач разрешил допросить ее. Она сказала, что назначила встречу с женихом в этом доме, но клялась, что не знает почему.

Имя ее жениха было Райан, Мик Райан. Ее звали Хелен Грейвз.

Доулиш устроился в кресле-качалке; руку ему уже перевязали, и она почти не болела.

Фелисити сидела рядом на низенькой скамеечке и с тревогой смотрела на него.

— Пат, ты можешь дурачить полицию, но только не меня. Ты ведь знал, что что-то должно было случиться. Ты знал этого парня, а возможно, и девушку. Ты был все время начеку и ждал, когда это произойдет. Ну вот, все так и случилось. Теперь ты не успокоишься, пока не найдешь, кто убил его. Если бы это было именно так, как ты рассказал полиции, я была бы рада.

— Женщине свойственно сомневаться, — тихо сказал Доулиш. — Для меня это такая же неожиданность, как и для тебя.

— Я не верю этому.

— Хорошо, Фел, думай что хочешь. Пойдем-ка лучше спать.

Оба чувствовали какое-то напряжение. Это ощущение неприязни продолжалось некоторое время, даже когда Фелисити помогла Доулишу раздеться.

Доулиш с трудом задремал. Было еще темно, когда он проснулся, почувствовав, как рядом беспокойно ворочается Фелисити.

— Не спишь, Фел? — спросил он.

— Да. Пат, разве ты ничего не знал об этом?

— Абсолютно ничего!

Последовало молчание. Напряжение уменьшилось, хотя ни один из них не пошевелился и не произнес ни единого слова.

Она придвинулась поближе.

— Прости меня, Пат.

Позже, засыпая, он мог не торопясь подумать о многих вещах, и прежде всего о связке ключей, которая лежала сейчас в ящике тумбочки. Ему следовало бы отдать их полиции, но не лучше ли, если он придержит их у себя и сам попробует разобраться?

Когда он проснулся, птицы шумно приветствовали рассвет, но он уже давно привык к птичьему гомону, и это нисколько не беспокоило его. Он не слышал ничего, что могло бы разбудить его, и посмотрел на дверь.

Она тихо открывалась! Доулиш следил за ней из-под опущенных век.

Он лег так, чтобы иметь возможность быстро спрыгнуть с постели.

Вдруг он увидел на двери руку, тонкую белую руку.

Он лежал не шевелясь, когда в комнату заглянула девушка.

Ее темные волосы были взъерошены, взгляд тяжелый, как всегда после ска со снотворным. Она была одета.

Девушки тихо вошла в комнату, не сводя глаз с него и Фелисити, подошла к его одежде, которая висела на стуле у задней спинки кровати, и, бросая тревожные взгляды на спящих, начала что-то искать в карманах, но что?

Она не нашла того, что искала.

Если бы у нее были чуть-чуть поярче губы да получше косметика, она была бы даже привлекательной — больше чем хорошенькой, почти милой. Ока была среднего роста, платье хорошо сидело на ней, хотя и было немного тесновато. Она подошла к туалетному столику и открыла верхний ящик. Заглянув в него, девушка подошла к изголовью кровати и открыла ящик тумбочки: звякнули ключи. Он заметил, как у нее от страха перехватило дыхание.

Глава 3 Ключи и девушка

Девушка в последний раз испуганно оглянулась и закрыла за собой дверь. Доулиш вылез из постели и дотянулся до халата.

— Сколько времени? — сонно спросила Фелисити.

— Еще рано. Я ненадолго, — прошептал Доулиш.

Он вышел на лестничную площадку и, перегнувшись через перила, увидел темную голову девушки, которая спускалась по лестнице. Бесшумно и быстро он стал спускаться вниз, незамеченный, добрался до комнаты для гимнастики и, пока девушка возилась с засовами и цепочкой, проскользнул в нее. Открыв окно, он спрыгнул на клумбу и побежал к крыльцу. Около калитки виднелся шлем полицейского, больше никого поблизости не было.

Он был уже у крыльца, когда входная дверь открылась и появилась девушка. Она оставила дверь открытой и заметила его, подойдя к крыльцу. Тут она тихо вскрикнула и бросилась бежать.

Доулиш весело улыбнулся:

— Эй! Доброе утро! И какое прекрасное утро! Как вы себя чувствуете? — Он схватил ее за руку и почувствовал, как она дрожит. — Может быть, отдохнете?

Она была совсем молодая, не старше двадцати — двадцати пяти лет. У нее было волевое лицо, твердый подбородок и темно-карие глаза; она была невысокого роста — голова ее не доходила ему до плеча.

— Вы бы лучше выпили чаю, — сказал Доулиш.

Он положил руку ей на плечо, резко повернул ее — она не сопротивлялась — и повел в холл, а затем по коридору в кухню. Доулиш наполнил электрический чайник и включил его. Девушка стояла у двери, все еще испуганная, и прижимала руку к груди, как бы стараясь защитить ключи.

— Почему, почему они сделали это? — беспомощно спрашивала она.

— Полиция выяснит.

— Полиция! — выражение презрения на ее лице сделало его еще более жестким. — Если бы полиция что-нибудь могла, Мик не был бы…

Сочувственно наклонив голову, Доулиш сказал:

— Садитесь. Я принесу печенье.

И вышел в кладовую.

Это была не просто кладовая, а большая комната для хранения продуктов с еще одной дверью, которая открывалась в коридор, ведущий в кухню. Он взял с полки банку и, снимая крышку, уронил ее. Раздался звон. Затем он вышел в коридор и направился к задней двери. Он добрался до нее на секунду раньше девушки, и снова она столкнулась с его мощной фигурой.

На этот раз Доулиш резко заговорил:

— Так не пойдет. Даже если бы ты захотела провалиться сквозь землю, полиция помешала бы тебе. И даже если бы тебя отпустили, они все равно следили бы за тобой. Рано или поздно им захотелось бы узнать, почему ты убегаешь. Так почему ты убегаешь?

— Вы… вы не имеете права держать меня здесь.

— Полиция имеет. Их интересуют все подозрительные действия, когда речь идет об убийстве. Если ты убежишь сейчас, они могут подумать, что ты что-то знаешь об этом. Например, имя убийцы.

— Я не знаю!

— Но ты знаешь много такого, чего не сказала им. Может быть, у тебя есть основания скрывать что-то от них. Что это, Хелен?

— Ничего! Вы не имеете права держать меня здесь.

Бросившись в сторону и с силой толкнув его, она попыталась убежать, но ошиблась в выборе стороны. Это была его правая сторона. Он сгреб ее за талию здоровой правой рукой и приподнял.

— Отпустите меня!

Она билась в его объятиях, пытаясь ударить по лицу, но он крепко держал ее, потом сжал еще сильнее, так, что у нее перехватило дыхание, и она перестала сопротивляться.

— Попозже, — сказал Доулиш.

Воспользоваться левой рукой было не так просто, но ему это удалось, и, прежде чем она поняла, что происходит, он перевернул ее вверх ногами. Теперь ее ноги, обтянутые нейлоном, болтались перед его лицом. Он откинул голову назад. Она била кулаками по его ногам, ее волосы разметались по полу. Он осторожно встряхнул ее Два-три раза, и ключи со звоном упали на пол. Затем он поставил ее на ноги. Она вырвалась от него и прижалась к стене, щеки ее пылали. Блузка выбилась из-под юбки и задралась вверх. Доулиш протянул руку и поправил ее. И тут он услышал голос Фелисити:

— Очень мило. Может быть, лучше это сделаю я?

Девушка задыхалась от негодования, пока Фелисити приводила в порядок ее одежду и убирала волосы с лица. Ее карие глаза горели злобой и досадой.

Ключи лежали у ног Доулиша.

— Что все это значит, Пат? — со сдержанным достоинством спросила Фелисити. — Новый способ усмирения?

Вдруг девушка бросилась на Доулиша, нанося удары по лицу и ногам, что заставило его отступить. Тогда она набросилась на Фелисити, которая отскочила в сторону. Тут она быстро нагнулась и потянулась за ключами, но не успела схватить их: огромная нога Доулиша накрыла их. У нее больше не было шанса забрать ключи. Она отступила назад и снова с истерическим криком, яростно набросилась на Доулиша. На этот раз Фелисити схватила ее за руку, резко дернула и с силой ударила по лицу.

— Отдайте ключи! Они мои, отдайте мне их!

Лицо ее было бледным, только два красных пятна пылали на щеках. Глаза были дикими, она вся тряслась, размахивая крепко сжатыми кулаками. Она вырвалась из рук Фелисити и с новой силой бросилась на Доулиша. Фелисити схватила ее за волосы, повернула к себе лицом и ударила еще раз!.

Наступила странная и напряженная тишина; потом Хелен закрыла лицо руками и разрыдалась. Фелисити обняла девушку за плечи и сказала Доулишу:

— Я присмотрю за ней.

— Не будь слишком благородной, — заметил Доулиш, смущенно потирая лицо. Он поднял ключи и опустил их в карман. — Они доставили массу неприятностей. Она выкрала их и пыталась смыться.

Фелисити увела девушку в кухню.

Доулиш вынул ключи и тщательно осмотрел их. Некоторые из них были обычными ключами от американских замков, похожими друг на друга, но четыре ключа были от сейфов компании «Шелдон». Эти сейфы были очень надежными и чрезвычайно дорогими, и их было не так уж много. Он завернул ключи в носовой платок и вернулся в кухню.

Хелен сидела в мягком кресле, голова ее лежала на спинке, глаза были закрыты. Она выглядела больной и совершенно обессиленной. Фелисити наливала кипяток в чайник для заварки.

— Надо бы уложить ее снова в постель, — сказала она. — Ты не собираешься беспокоить ее сейчас, Пат?

Фелисити разлила чай.

— Сядь и выпей чаю, — произнесла она тоном, не допускающим возражений.

Хелен открыла глаза, они были потухшими и грустными. Руки ее дрожали, когда она брала чашку с блюдцем, но ей все же удалось сначала немного отхлебнуть, а потом выпить чаю. Доулиш, сидя за столом, тоже пил свой чай.

Когда Хелен кончила пить, Доулиш сказал:

— Зачем тебе ключи, Хелен?

— Я… — Она хотела что-то сказать, но замолчала.

— Скажи мне, или придется отвечать в полиции, — резко бросил Доулиш, — другого выбора нет. Если причина твоего молчания достаточно серьезна, я сохраню твой секрет. Если нет…

— Они не ваши, вы не имеете права, — пробормотала она. — Вы должны отдать их мне.

— Я сказал тебе, что сделаю, — твердо произнес он. — Так что, полиции или мне?

— Это не имеет значения, — проговорила она тем же тоном.

— Для Мика Райана это имело бы значение, — возразил Доулиш.

Глаза ее вспыхнули.

— Откуда вы знаете? — Она бросила на него почти обвиняющий взгляд, и этот взгляд, который перехватила Фелисити, говорил о том, что она почувствовала в его словах намек на то, что он знал что-то о Мике Райане раньше.

Доулиш сказал:

— У Мика была новая записная книжка. В ней записано несколько фамилий и адресов, один из них — мой. У него были неприятности, и он считал, что я смогу помочь ему, поэтому он и пришел сюда вчера вечером. Зачем он пришел, Хелен?

— Я сказала вам. Я должна была встретиться…

— Это то, что ты сказала полиции, а я хочу гнать правду. Почему ты пришла сюда? Просто чтобы забрать ключи?

Она начала говорить. Слезы снова хлынули из ее глаз. Она вся напряглась и выглядела беспомощной и потерянной. Она находилась в состояние такого отчаяния, что любое черствое сердце могло бы растаять.

Доулиш сказал холодно:

— Фел, пойди и позови полицейского, который стоит у калитки.

Фелисити быстро направилась к двери.

Хелен открыла глаза:

— Нет, не надо, не зовите их!

Она попыталась встать с кресла, но Доулиш толкнул ее назад. Он вытащил носовой платок, развернул его, легонько подбросил ключи, так что звук заглушил прерывистое дыхание Хелен.

— Или ты скажешь мне все, или я пошлю за полицией и передам им ключи, — сказал он. — Никаких полумер. Покончим с этим, Хелен. Почему ты пришла сюда? Зачем тебе нужны ключи? Ты знаешь, кто убил Мика? Почему ты боишься полиции? Почему он тоже боялся?

Девушка следила за ним, пока он говорил. Рот ее был открыт. Она не отвечала.

— Хорошо, — произнес Доулиш жестко. — Зови полицейского, Фел.

Хелен вскрикнула, задыхаясь:

— Нет, нет! Я расскажу вам!

Глава 4 Рассказ девушки

— Это продолжалось уже несколько месяцев, — заговорила Хелен. — И началось вскоре после того, как мы встретились с Миком. И… и я полюбила его.

Глаза ее снова наполнились слезами, и голос дрогнул.

— Я не могу поверить, что он мертв. — Она всхлипнула. — Я не прощу себе того, что так безобразно вела себя. Все было так непросто. Мик… Мик работал на лорда Колдера, Джереми Колдера. Вы знаете его, не так ли?

— Великий и таинственный Джереми, имеющий свои куски от многих пирогов и заслуживший неприязнь многих людей. Да, я слышал о нем.

— Мик работал на него многие годы. Когда мы встретились, Мик был вполне счастлив. У него была работа, хорошая работа, и он имел все, что хотел. А потом что-то случилось с Джереми Колдером. Это произошло незадолго до того, как он стал бароном. Сначала это озадачило Мика, но потом начало беспокоить. Джереми стал подозрительным. Он не доверял никому, кроме Мика. Он нанял двух парней — телохранителей, как их называл Мик. Он вел себя так, как будто чего-то безумно боялся. Он никуда не ходил один и редко покидал дом. Раньше они с Миком много путешествовали, но потом все прекратилось. Мик спрашивал его, что случилось, но Джереми только огрызался, говорил, что если он начнет вмешиваться, то будет уволен. Мика все больше и больше беспокоило то, что Джереми выглядел больным. Он стал нервным и раздражительным, целыми днями не выходил из комнаты.

Она замолчала. Доулиш зажег сигарету и протянул ее Хелен. Она с жадностью схватила ее.

— О, спасибо! Мик видел, что случилось что-то серьезное, и пытался понять что. Однажды он заметил, что какой-то человек крутится около дома лорда Колдера, в котором жил и Мик. Он стал следить за ним. Этот человек водил его по глухим улицам Уэст-Энда. Потом появились еще два парня и избили Мика.

Ее охватила сильная дрожь.

— Как давно это было? — спросил Доулиш.

— Около трех недель назад. Они страшно избили Мика. Он был весь в синяках, когда вернулся. Они ему сказали, что будет еще хуже, если он не сделает того, что они хотят от него, а им нужно было, чтобы он украл эти проклятые ключи! Эти люди хотели получить ключи от дома, от комнаты-сейфа. Они дали на это Мику неделю. Но он даже не пытался. Он…

— Он рассказал об этом Джереми?

— Нет, он не хотел расстраивать своего шефа. Он сказал, что попал в аварию. Он не хотел рассказывать и мне, но я вытянула из него правду. Прошла неделя, но ничего не произошло. А потом, потом они поймали Мика снова. Он шел ко мне вечером. Они остановили его на улице и затолкали в машину. Они пытали его.

При слове «пытали» она задохнулась. Ужас вновь охватил ее, и снова началась истерика.

— Они так измучили его, они… — Внезапно она замолчала, дрожа всем телом. — Они сказали, что это еще ничто по сравнению с тем, что они сделают с ним, если он не достанет ключи. Но он сообщил в полицию, хотя они предупреждали его о том, чтобы он этого не делал. Он сообщил в Скотленд-Ярд. По-видимому, они не поверили ему. Не говорите мне ничего о полиции, они… они все негодяи. Они ке хотели ничего делать, они получают взятки! И тогда те переключились на меня.

Она снова задрожала, как будто видела, а может, и чувствовала что-то такое, что привело ее тогда в ужас.

— Они остановили меня на улице, заставили сесть в машину. Они сделали меня заложницей и сказали об этом Мику. Мик обезумел, он был в отчаянии и… украл ключи. Это был единственный способ спасти меня. Он не отдавал им ключи, пока они не освободили меня. Это… это было вчера. Он сказал, что отдаст ключи только после того, как я позвоню ему из дома. Поэтому они отпустили меня. Мик позвонил мне вчера вечером. Около семи часов. Он сказал, что не собирается отдавать ключи и не доверяет полиции и что пойдет к вам. Кто-то сказал ему о вас и о том, что вы можете ему помочь. Я умоляла его не ходить, просила отдать ключи, но он не захотел. Он не просил меня встретиться с ним, — призналась она, — он не велел мне выходить на улицу, пока не даст знать о себе. Но я не могла оставаться дома, я должна была убедиться в том, что он благополучно добрался до вас. Л потом… я нашла его мертвым. Они грозились убить его и сделали это. Они готовы на все, чтобы заполучить эти ключи.

— И ты решила отдать их им, — заключил Доулиш.

— Да! — Вдруг она вскочила. Сигарета выпала из ее рта, но она не заметила этого. — Да, собиралась! Я боюсь!

— Что ты мне не рассказала? — спросил Доулиш.

— Я рассказала вам все!

— Но есть пробелы, которые ты можешь заполнить, — сказал Доулиш. — Что еще случилось вчера вечером? У тебя был гость, посланный этими людьми, не так ли? Давай выясним все до конца, Хелен.

— Да! — Она зарыдала. — Они терроризировали меня. Я знала, что они сделали с Миком. Они сказали, что сделают со мной то же самое, а я… я не могла бы бороться с ними, Я слишком боялась их. Я думала, что это спасет Мика. Они спросили меня, куда пошел Мик. И я рассказала им.

Она заговорила громче и в отчаянии начала бить себя в грудь кулаками:

— Если бы я не сказала им, они убили бы меня, я знаю, они убили бы! А так как я сказала им, то они убили Мика. Это я убийца!

— Ты пришла сюда, чтобы сказать ему, что ты сделала? — спросил Доулиш жестким тоном.

— Да. Но кто поверит мне? Я пришла предупредить его и сказать, чтобы он был осторожен. А потом,., потом я наткнулась на его тело. Я поняла, что они сделали. Они мне говорили, что сделают со мной. Они говорили, что лучше мне отдать им ключи, иначе они будут меня пытать и убьют. А я знала, что ключи были у Мика, но полиция не нашла их. Поэтому я подумала, что… может быть… вы нашли их. Я хотела взять их и отнести им.

Она тяжело опустилась на стул.

— Я не выдержу этого больше, — еле слышно сказала она. — Я трусиха, Я хотела отдать им ключи.

— Трусиха или лгунья? — грубо спросил Доулиш.

— Нет, нет! — Она перестала рыдать и подняла мокрое от слез лицо. — Нет, вы должны мне верить!

— Трусиха или лгунья? — повторил Доулиш. Положив руку на ее плечо, он с силой надавил на него. — Давай выясним правду, Хелен. Скажи, что у тебя в голове?

— Вы должны верить мне! Почему вы не верите мне? — Она попыталась сбросить его руку, но не смогла и обратилась к Фелисити: — Он делает мне больно, скажите ему, чтобы он отпустил меня.

Фелисити молчала.

Голос Доулиша напоминал звук пилы, распиливающей твердое дерево.

— Предположим, что это правда, но только до того момента, когда ты нашла его мертвым. Но теперь-то ты уже не могла спасти Мика, забрав у него ключи. Куда ты собиралась их отнести?

Она не отвечала.

— Куда?! — взревел Доулиш. Как тисками, он схватил ее за руку и поднял на ноги; она не могла сопротивляться, хотя он действовал только одной рукой. — Ты виновата в его смерти, а сейчас ты лжешь! Куда ты собиралась отнести ключи?

Сильным рывком он толкнул ее снова на стул.

Хелен Грейвз сжалась от страха при виде его смертельно бледного лица. Не глядя ни на Доулиша, ни на Фелисити, понизив голос до хриплого шепота, она сказала:

— Они… они требовали ключи.

— И ты обещала отдать их им?

— Да.

— Когда ты обещала? Вчера вечером? Ты пришла сюда, чтобы помешать Мику отдать мне ключи?

— Да. Было бессмысленно бороться. Я знала, что бессмысленно. Они слишком сильны. Слишком. Я так боюсь их.

— И ты пыталась купить свою безопасность, отдав им ключи, — сказал Доулиш. — Куда ты должна была отнести их?

— На станцию метро «Пиккадилли», в подземный переход.

— Когда?

— В любое время, сегодня.

— Ты пойдешь туда, — решил Доулиш. — И сделаешь то, что я скажу тебе, малышка, или будешь иметь нечто большее, чем просто призрак мертвого Мика. А сейчас иди в свою комнату и отдохни. И если попытаешься убежать снова, то будешь иметь дело с полицией, а не со мной.

Она шла, еле волоча ноги. Доулиш понимал, что нет никакой надобности следить за ней.

— Мне казалось, что ты теряешь голову, — заметила Фелисити. — Иногда ты пугаешь меня. Пат, как ты узнал, что она лжет?

— Во всей ее истерике была какая-то игра, и вполне возможно, она замышляла что-то и против нас. Может, и сейчас она не сказала всю правду. Одно ясно, голубушка, она не пойдет в полицию. И я думаю, это хорошо.

Фелисити сказала:

— Мы поговорим об этом попозже. Что ты собираешься делать сейчас?

— Нужно сделать фальшивые ключи и отдать их ей. Я буду в метро на Пиккадилли, где должна произойти встреча, а потом прослежу за тем, кто придет. Это первое. А дальше… — Он пожал плечами. — Может, для начала хватит и этого!..

— Я думаю, неплохо, — медленно произнесла Фелисити, — но твоя рука… А они убийцы. Полиция…

— Эти бандиты нюхом чувствуют полицейского за милю, но они не привыкли к запаху пижона-сыщика. Я позову Теда и Тима, которые всегда готовы развлечься, и они подстрахуют меня, — улыбнулся он.

— А вдруг Хелен расскажет полиции то же, что сказала нам?

Доулиш положил ей руки на плечи:

— Ты не выспалась, дорогая. Она не расскажет. Она не сказала нам, почему боится закона, она слишком напугана, чтобы говорить. И сейчас единственный способ добиться каких-нибудь результатов — это обойти полицию.

Глава 5 Шрамы на теле

Инспектор Ален вошел в столовую, извинился за то, что помешал завтракать, и спросил, не может ли он поговорить с девушкой?

— Только с разрешения врача, — сказал Доулиш.

Приехал полицейский врач и сообщил, что Хелен Грейвз, хотя еще и не окончательно пришла в себя, вполне способна отвечать на вопросы. Договорившись с Доулишем о встрече в полицейском участке часом позже, Ален забрал девушку. Один полицейский остался у калитки.

В маленьком кабинете Алена было жарко — в нем было полно народу.

— Как дела с Хелен Грейвз? — спросил Доулиш. — Она все еще у вас?

— С ней все в порядке, поэтому мы отпускаем ее, — ответил Ален. — Мы попросили Скотленд-Ярд последить за ней. Она живет в маленькой квартирке в Фалхэме с больной матерью.

— Хочешь, я пригляжу за ней? — предложил Доулиш.

— Конечно! Прекрасная мысль. Но прежде всего мне хотелось бы, чтобы ты осмотрел труп.

— Неприятное занятие, ну да уж ладно! —сказал Доулиш.

Он шел за детективом по длинным узким коридорам, потом вниз по узкой лестнице, затем через небольшой двор, окруженный высокими стенами. Наконец они пришли к низкому кирпичному зданию, которое выглядело мрачным и строгим. Ален открыл дверь в длинную сумрачную комнату с узкими окнами с железными решетками, и стеклами, закрашенными белой краской. В комнате было полдюжины длинных каменных столов; над каждым из них висела, электрическая лампочка. На столе в дальнем углу под простыней лежал труп.

Служащий морга поднялся со стула, оторвавшись от газеты, и включил свет.

Ален осторожно подошел к столу в дальнем углу и откинул простыню. Доулиш во второй раз увидел лицо Райана.

Ален отогнул простыню дальше.

Доулиш увидел страшные ножевые раны с вздувшимися краями. И это было еще не все: с обеих сторон на груди были свежие рубцы от ожогов.

В середине живота был еще один рубец в форме полукруга. Хотя он частично зажил, но был все еще красным и воспаленным.

Ален позвал служащего. Вместе они перевернули труп; теперь Райан лежал на животе.

Доулиш стиснул зубы.

Спина Райана была покрыта рваными ранами: значит, били кошкой или чем-то в этом роде. Раны начинались от лопаток и доходили до поясницы.

— Здесь поработал мастер своего дела, — сказал Доулиш. — Ищите старого морского волка.

— Не понимаю.

— Вы поняли бы, если бы когда-нибудь видели, как сержанты пользовались кошкой, до тех пор пока наш морской флот не стал цивилизованным. Ваш врач не определил, когда это с ним сделали?

Он говорил, не отрывая взгляда от ран. В его голосе не было ни малейшего признака той холодной и дикой ярости, которая охватила его. Мучения Райана были страшными, а истязатели — бесчеловечными, когда сдирали с него кожу и жгли.

Ален сказал:

— Его били три-четыре недели назад. Ожогам дней десять или около двух недель. Они не очень сильные, и, вероятно, их единственной целью было причинить ему боль.


Доулиш ехал по центральной улице Лондона, рядом с ним сидела притихшая Хелен. За ними следовала полицейская машина.

Доулиш спросил:

— Что ты рассказала полиции?

— Ничего.

Доулиш заметил, как она украдкой взглянула на него: боялась, что он будет задавать новые вопросы. Напротяжении почти всего пути Хелен дремала. Когда машина свернула в переулок, он заговорил снова:

— Проснулась?

— Да.

— Тебе нельзя сейчас спать, если не хочешь неприятностей, — сказал Доулиш. — Слушай меня внимательно. Ты пойдешь домой, пробудешь там до пяти часов, и не выходи ни под каким предлогом, пока за тобой не приедет полиция. Если кто-нибудь придет и назовется полицейским, позвони по этому телефону. — Он передал ей карточку. — Тим Джереми — мой друг. Это его телефон. Он будет знать о тебе все. Затем иди прямо на Лейстер-сквер и жди около станции со стороны «Эмпайр Синема». Знаешь его?

— Да.

— К тебе подойдет человек и передаст пакет. В нем будут ключи, копия тех, которые находятся у меня. Потом иди на свое свидание на Пиккадилли и передай ключи тому,-кто придет. Откажись идти с ним, что бы он ни говорил.

— А если он будет заставлять меня?

— Не будет. Если почувствуешь опасность, побольше шуми. И еще раз: ни в коем случае не ходи с ним. Кроме того, это тоже важно, не разговаривай с ним, только откажись идти. Не говори больше ни слова. Если сделаешь то, что я говорю, тебе не нужно будет больше думать о полиции. А теперь повтори то, что я сказал.

Она повторила наставления, как ученица заученный урок.

Доулиш замедлил ход и спросил у нее адрес. Это был Фалхэм, недалеко от Патней-бридж. Доулиш запомнил адрес и спросил, где ее лучше высадить: он не хотел подвозить ее к дому.

— На углу Нью-Кингс-роуд, — сказала она.

Доехав до этого места, Доулиш распахнул дверцу с ее стороны, одновременно глядя назад. Полицейская машина остановилась на некотором расстоянии. Поедет за ним или будет следить за Хелен? Он сидел и наблюдал, как она направилась к дому — одинокая, понурая фигура. Полицейская машина тронулась, из нее на ходу выскочил полицейский и последовал за Хелен.

Доулиш доехал до Хамерсмит-бродвей, где повернул налево, и затем направился в Чизвик. Он долго ехал по узким улицам этого перенаселенного района, где любой новичок мог бы заблудиться. Но он бывал здесь и прежде. Не в первый раз тут был и водитель маленького седана, который не отставал от него. На водителе была шляпа-котелок.

Доулиш остановился у магазинчика, чтобы купить сигарет, потом, по-прежнему сопровождаемый седаном, поехал по направлению к Уэст-Энду.

Глава 6 Два комплекта ключей

На улицах Лондона было полно народу и машин. Доулиш повернул на Риджент-стрит, объехал вокруг Пиккадилли-серкус, где его поприветствовал Эрос, направился вниз к Хаймаркету, потом завернул на площадь Ватерлоо. Он замедлил ход, как бы любуясь богатой зеленью Сент-Джеймс-парка, затем повернул направо и вскоре добрался до своего клуба.

Это был большой и солидный дом, который молодые члены клуба называли мавзолеем. Джордж, швейцар, поздоровался с ним:

— Доброе утро, сэр. Давно вас не видел. Хотите, чтобы я убрал вашу машину, сэр?

— Нет, спасибо. Но мне понадобится такси через четверть часа, у входа в кухню.

Спокойное расположение духа Джорджа как рукой сняло.

— У… входа в кухню? — с недоумением спросил он.

— Что я люблю в вас, Джордж, так это то, что вам никогда не нужно дважды повторять одно и то же. Да, и еще я вспомнил, — Доулиш повернулся и наклонился к Джорджу. — в любой момент в клуб может зайти человек и спросить обо мне. И если он проявит желание узнать что-нибудь про меня, расскажите ему. Вы уже слышали много нелепых историй, придумайте еще одну. Пусть он знает, какой я свирепый, когда выхожу из себя. И пока будете рассказывать, постарайтесь запомнить его лицо, глаза и одежду. Запоминайте все подробности, которые сможете запомнить, а когда он уйдет, запишите. Однако не забывайте, Джордж, что он может и не прийти. И в этом случае не забудьте о такси, ладно?

— Нет, нет, сэр!

Легкой походкой, тихо насвистывая, Доулиш направился к мраморной лестнице. Он вошел в телефонную будку и позвонил сначала своему другу Теду Берсфорду,-а затем Тимоти Джереми.

Когда он вышел из будки, находившейся на этаже, где была библиотека, и посмотрел вниз, то увидел, что Джордж разговаривает с невысоким темноволосым человеком, державшим в руке шляпу-котелок.

Водитель седана тоже носил шляпу-котелок.

Доулиш вошел в кухню. Несколько поваров вместе с шефом с удивлением уставились на него. Он поздоровался с ними и прошел мимо огромных блюд с начищенной картошкой, еще больших с капустой, мимо разделанной туши.

Шеф, у которого на голове не было высокого белого колпака, поспешил к нему:

— У нас обычно члены клуба не ходят сюда, сэр.

— Я их понимаю, — сказал Доулиш. — После того, что я увидел здесь, думаю, что никогда больше не захочу даже взглянуть на картошку. Где служебный вход?

Шеф сделал знак подчиненному, и тот проводил Доулиша к двери, выходившей на узкую боковую улицу. Там его уже ждало такси.

Через десять минут он снова оказался на узкой улочке, но уже в Уэст-Энде. Здесь было полно магазинов, и лишь очень немногие из них были предназначены для обычной торговли. Доулиш расплатился с таксистом и вошел в магазинчик оружейного мастера.

Маленький толстый человек сидел за высоким прилавком. Он поднял голову и улыбнулся с деланным удовольствием:

— Как, мистер Доулиш!

— Здравствуйте, Джеймс! Как дела?

— Не так плохо для старого человека, сэр. В марте уже исполнилось восемьдесят один.

Джеймс пригладил несколько седых волосков на почти лысой голове и надел пенсне, которое тут же превратило его красный нос в клюв, а слезящиеся глаза — в блестящие шары. За спиной у него было оружие всех видов и калибров, разложенное на стеллажах, казавшихся такими же старыми, как и их хозяин.

— Чем могу служить, сэр? — Он оперся локтями на прибавок и внимательно посмотрел на Доулиша.

— Я пришел насчет ключей, — Доулиш положил ключи на прилавок.

— Ключей?

— Бот этих, — сказал Доулиш, пододвигая их к старику. — Это ключи от американского дверного замка и американского сейфа. Мне нужны дубликаты. Я знаю, что это оружейная мастерская, но я не знаю ни одного слесаря, на которого мог бы положиться. Я не хочу, чтобы все знали, что я собираюсь совершить кражу со взломом, согласны?

— Естественно, нет, — отозвался Джеймс после некоторой паузы.

— На самом деле мне не нужно, чтобы ключи были совсем как эти. Я просто хочу, чтобы они выглядели как эти. Мне не придется открывать сейф или двери. Вы меня понимаете?

Джеймс немного подумал, потом кивнул.

— А я могу получить их к пяти часам сегодня?

— Но, мистер Доулиш.,.

— Это очень важно.

— Ну что ж.,, возможно…

— Я знал, что могу положиться на вас, — удовлетворенно сказал Доулиш. — Я забегу или пришлю кого-нибудь к пяти часам.


Доулиш укрылся в телефонной будке, из которой мог наблюдать за Хелен. Было пять минут седьмого, и подземная станция метро была битком набита людьми.

Хелен стояла в нескольких ярдах от Доулиша, но не видела его, да и не узнала бы, так как он был в старой полотняной кепке, с поднятым воротником, согнутые в коленях ноги делали его меньше ростом. Всякий раз, когда какой-нибудь мужчина приближался к ней, она напрягалась и судорожно прижимала к себе сумочку. На ней были черный костюм, чулки телесного цвета и маленькая шляпка с ярким пучком вишен.

Время шло. Мимо проходили люди.

Вдруг появился человек в шляпе-котелке, щеголеватый и энергичный, с узкими бедрами и широкими плечами. Он быстро шел легкой походкой, Увидев его, Хелен вздрогнула. Он подошел к ней и заговорил.

Доулиш следил за движениями ее губ. Она произнесла слово «да». Человек протянул руку и снова что-то сказал. Хелен открыла сумочку, вытащила из нее ключи, завернутые в коричневую бумагу, и отдала пакет щеголю. Тот наклонился и схватил ее за руку, продолжая что-то говорить, Хелен молчала; было видно, что ее охватил ужас.

Человек потянул ее к себе.

Хелен произнесла: «Нет! Нет!»

Он потянул ее снова.

Она открыла рот, чтобы закричать, и тут появился здоровый парень, такого же роста, как Доулиш, пожалуй, даже выше. Он был одет как чернорабочий и шел, покачиваясь, словно пьяный. Он натолкнулся ка человека в котелке, и тот почти упал на Хелен, выпустив ее руку. Как молния, девушка рванулась вперед и исчезла в толпе. По видимому, человек в котелке сказал пару добрых слов чернорабочему, но тот только бессмысленно и виновато улыбался.

Доулиш вышел из телефонной будки. Он по-прежнему шел, согнув кош в коленях, стараясь казаться ниже ростом. Теперь он мог слышать слова чернорабочего, который в действительности был Тедом Берсфордом:

— Ой! Простите, честное слово…

— Неуклюжий болван! Ты пьян. Я позову полицию…

— Простите, — сказал чернорабочий, — я извиняюсь. — Он приложил руку к кепке: — Спокойной ночи!

Он снова бессмысленно улыбнулся и, покачиваясь, пошел прочь.

Человек в котелке положил пакет в карман и быстро зашагал к Риджент-стрит. Доулиш последовал за ним. Выйдя на улицу, человек стал искать такси.

Одна машина с опущенным флажком притормозила около Доулиша.

— Такси, сэр?

— Как всегда, минута в минуту, — сказал Доулиш. — Видишь того невысокого парня, который пытается поймать такси?

— Да.

— Следуй за ним, Берт, — сказал Доулиш.

— Слушаюсь, — ответил таксист. — Давно я не работал на вас, мистер Доулиш, и был приятно поражен, когда получил от вас весточку.

Еще одна машина остановилась как раз перед ними.

— Он поймал такси, шеф.

— Разбуди меня, когда он остановится, — попросил Доулиш.

Оксфордс-серкус, Портленд-плейс, Риджентс-парк. Они быстро ехали по дороге к Мейда Вейл, потом повернули налево. Вскоре первое такси остановилось около большого квадратного, неприглядного на вид дома времен не то короля Георга, не то королевы Виктории, — короче, страшное смешение стилей. Дом давно нуждался в ремонте, а сад весь зарос.

— Здесь? — спросил шофер.

— Прекрасно, спасибо.

— Я еще понадоблюсь?

— Да. Встань за углом, откуда сможешь наблюдать за этой калиткой. Если меня не будет больше часа, Берсфорд заменит тебя.

— Я не спешу, — отозвался Берт.

Была половина седьмого, еще вполне светло, сумерки наступят не раньше чем через два часа.

Доулиш свернул на дорожку, ведущую к калитке, на почтовом ящике он увидел номер — двадцать один. На двери было написано: «Элкин-стрит, двадцать один». К ней вели восемь широких каменных ступенек, по обе стороны большого крыльца стояли квадратные колонны.

В окна были видны комнаты нижнего этажа, мрачные и запущенные. Входная дверь когда-то была выкрашена в зеленый цвет, но сейчас краска вздулась и местами совсем облезла. Бронзовый дверной молоток не чистился уже много недель.

Доулиш нажал на дверь, не предполагая, что она не заперта. Дверь открылась.

Он вошел в прихожую, которая была чуть больше коридора. С одной стороны стояла массивная вешалка, на ней не было ни пальто, ни шляп. На противоположной стороне висела гравюра, вставленная в рамку с разбитым стеклом и изображавшая горную местность северо-запада Шотландии: около горного ручья мирно паслись лохматые коровы. В конце коридора около лестницы была дверь. На дверной дощечке — табличка с надписью: «Грей!» Он поднялся на площадку следующего этажа и увидел, что каждый этаж был превращен в отдельную квартиру. Их было четыре.

Он решил проверить каждую квартиру, начиная с верхнего этажа. Здесь входная дверь сияла свежей краской, новый современный замок был вставлен совсем недавно, бронзовый дверной молоток, колокольчик и ящик для писем были начищены до блеска.

Он нажал на кнопку звонка, почти мгновенно где-то открылась дверь, и он услышал шаги. Кто-то произнес тихим голосом:

— Если это Моби, попроси его прийти через час.

Последние слова были слышны особенно ясно, так как в этот момент дверь открылась и перед Доулишем появился бледнолицый человек с темными волосами. На его лбу была красная полоса — след от шляпы-котелка.

Глава 7 Квадратная комната

У него были беспокойные светло-карие глаза. Он стоял, глядя на Доулиша и опираясь рукой на дверь. Доулиш по-прежнему старался казаться ниже ростом.

— Что вам надо?

Не было никаких признаков, что его узнали.

— Я пришел насчет газа, — сказал Доулиш.

— Какого газа?

— Разве у вас здесь нет газа? — спросил Доулиш.

Он выпрямился, и беспокойные глаза застыли от удивления, так как высокий человек вдруг превратился в великана.

Доулиш протянул руку вперед и, оторвав его пальцы от двери, сильно сжал их, вызвав тем самым только еще большее удивление.

— У всех должен быть газ. Немного для приготовления пищи, немного для отопления и немного для газовой камеры. Можно мне войти?

Признаки того, что его узнали, и злость появились в глазах парня одновременно, но в них не было и намека на страх.

Доулиш сжал его руку еще сильнее и оттолкнул парня, не грубо, но с напором танка, разрушающего кирпичную стену.

— К сожалению, я не Моби, но думаю, мне нужно то же самое, что и ему. Я хочу поговорить с вами.

Они оказались в маленькой прихожей, чуть-чуть побольше одноместной больничной палаты. Вправо шел коридор, приоткрытая дверь находилась как раз за спиной хозяина, которого Доулиш по-прежнему крепко держал. Из-за двери послышался шум, напоминающий осторожные шаги. Кто бы гам ни был, он должен был слышать каждое слово и сейчас шел посмотреть, в чем дело.

— Отпусти меня! — зарычал парень.

Теперь Доулиш сжал его руку у самого плеча; выкрутив ее, он повернул парня так, что тот оказался перед ним, и крепко держал его.

Шум за дверью прекратился.

— Выходите! — приказал Доулиш. — Я хочу видеть вас всех.

Дверь не открывалась, но за ней снова послышался шорох. Парень ухитрился ударить его по ноге. Доулиш еще сильнее сжал его, так что парень чуть не задохнулся. Снова послышался шум, но уже дальше, справа от него, куда вел коридор. Парень стоял теперь лицом к коридору, в конце которого была дверь. Сначала из-за двери появилась человеческая рука, а потом голова. Человек осмотрелся; в руке у него был пистолет.

— Что все это значит? Отпустите его!

— Да что вы говорите! — запротестовал Доулиш. Он заметил, что пальцы, державшие пистолет, напряглись. — Я пришел сюда с миром, но, если потребуется, готов применить силу.

Тот, кого он крепко держал, сказал тихим голосом:

— Это Доулиш.

— Доулиш?! — повторил другой, отступая назад и опуская револьвер.

Быстрым движением правой руки Доулиш толкнул маленького человека в спину между лопатками. Другой уже не успел войти. Послышался сильный глухой звук от столкновения двух тел. Доулиш сделал два шага вперед, наклонился и схватил пистолет. Затем положил его в карман и отступил назад, не спуская глаз с обоих.

Он заметил, что в коридоре было три двери. Одна, из которой появился второй человек, вела налево, две другие находились напротив. Сильным толчком он открыл первую дверь и увидел ванную комнату. Не дав им возможности одуматься, он запихнул их в ванную и повернул в замке ключ, оставив его в двери.

Затем он пригладил волосы рукой и шагнул в комнату, где прятался второй человек.

Это была большая квадратная — на редкость квадратная — комната с тремя большими окнами, выходящими на улицу. Мебели здесь было мало, но зато она была самая современная. Металлический стеллаж, облицовка орехового дерева, яркий красный ковер, письменный стол с тумбой — вот и все. На стенах, выкрашенных в бежевый цвет, не было ни картин, ни каких-либо других украшавших их предметов. Голубой табачный дымок наполнял комнату, в воздухе чувствовался запах турецкого табака.

На столе лежали ключи, манильский скоросшиватель и несколько писем. Во всех письмах был указан один адрес: «Элкин-стрит, двадцать один», причем одно кз них было адресовано Уильяму Стину, а четыре — Джекобу Мартсону. Не Марстону, а Мартсону. Он вернулся в коридор и открыл вторую дверь. Она вела в кухню, а за ней был еще один коридор, из которого можно было попасть в три спальни. Все спальни были обставлены в ультрасовременном стиле. В них никого не было. Он заглянул в шкафы и под кровати. Никого. Единственная комната, которая привлекла его внимание больше, чем остальные, была женская спальня. Щетки, зеркало, расческа были отделаны золотом; все, что лежало на туалетном столике, было очень дорогим, вся косметика — из маленького, исключительно дорогого магазина «Лида» на Бонд-стрит.

Доулиш вышел к входной двери и задвинул оба засова. Затем вернулся в большую квадратную комнату, заперся в ней, подвинул стул к столу и просмотрел все бумаги и письма.

Большинство из них представляли собой заказы на игрушки. Доулиша это озадачило: дело, которым он занимался, вряд ли имело отношение к рэкету, связанному с игрушками. В скоросшивателе были заказы на большое количество мелких игрушек. В одной колонке были проставлены цены, а в другой указывались налоги на закупку нескольких новинок, что делало эти документы вполне подлинными.

Затем он просмотрел все бумаги на столе. Времени на внимательное чтение у него не было; он искал только одно — упоминание имен Джереми и лорда Колдера. Поиски оказались безрезультатными; не встретил он и имени Хелен Грейвз или Мика Райана.

Он нашел небольшую конторскую книгу, на обложке которой была приклеена этикетка с надписью: «Уполномоченные коммивояжеры». Он открыл ее и нашел список, содержащий семнадцать имен, против каждого имени было написано слово «зона», причем около трех значилось: «Лондон, Центральная». Многочисленные записи, по-видимому, обозначали комиссионные, выплаченные за последние восемнадцать месяцев.

Первые записи были сделаны восемнадцать месяцев назад и находились против двенадцати фамилий из семнадцати; остальные были сделаны в разное время, а последний в списке коммивояжер получал деньги только начиная с первых чисел марта этого года.

Фамилия этого коммивояжера была Бенсон.

Доулиш записал адрес Бенсона и адреса еще трех лондонских коммивояжеров и двух из Хоум Кантри. Вдруг он услышал тихий шорох. Он беззвучно закрыл книгу, положил ее обратно в ящик стола и задвинул его. Резкий звук нарушил спокойную тишину квадратной комнаты.

Он зажег сигарету и сказал:

— Ну и как? Отмычка помогла открыть дверь? Где тут у вас хранится пиво?

Он повернулся и увидел Стина, — а может быть, это был Мартсон? — стоящего в дверном проеме с длинной шваброй в руке. За ним маячил Мартсон — или Стин? — с блестящим столовым ножом.

— Собираетесь привести в порядок квартиру? — Доулиш посмотрел по сторонам. — Она такая чистая, что я хотел попросить у вас адрес вашей уборщицы.

Человек, который открывал ему входную дверь, был коренастый и мощный, с жестким, тяжелым лицом. Другой — повыше и худой, с высоким лбом, седыми висками и большой лысой головой. Коренастый держал в руке нож.

— Бросьте ваш инвентарь, заходите и садитесь, — пригласил их Доулиш. — Нам необходимо поговорить. Мы могли бы стать хорошими друзьями, если вы будете вести себя прилично. Положите…

И тут коренастый метнул нож.

Доулиш увернулся. Нож коснулся его щеки, он почувствовал не боль, скорее что-то вроде укуса насекомого. Нож отскочил от дальней стены и с шумом ударился о хромированную сталь подлокотника кресла. Когда нож упал, высокий с силой швырнул швабру.

— Отвратительно, — побранил их Доулиш.

Он оттолкнул швабру, отряхнул руки. Мартсон — или Стин? — навалился на него всем телом. Доулиш отбросил его назад.

— И безрассудно! — сказал он. — Вы действительно хотите, чтобы вас побили? Вы забыли, что я взял у вас взаймы револьвер? Кто из вас Стин? И если я буду вынужден применить силу…

— Я, — бросил коренастый. Он не выказывал ни малейшего страха, а вот Мартсон явно трусил.

— Вот сейчас я могу отличить Мартсона от Стина, — заметил Доулиш. — Теперь нам не хватает только Моби, и тогда у нас получится прекрасный маленький семейный прием. Моби убил Райана?

— Я никогда не знал никого по имени Райан, — ответил Стин. — Если ты думаешь, что можешь свалить на нас что-нибудь, то ошибаешься. Мы позовем полицию. Мы покажем тебе…

— Не дурите; — прервал его Доулиш. — Идите сюда и садитесь.

Он указал на стулья рядом с собой, и, немного поколебавшись, они подчинились.

— Моби убил Райана? — повторил Доулиш.

— Мы не знаем, о ком ты говоришь, — сказал Стин.

Доулиш смотрел то на одного, то на другого. Когда Мартсон говорил с ним, он казался главным. Но в этой ситуации лидером был явно Стин.

— Зачем вам понадобились ключи лорда Колдера?

— Я убью эту девчонку! — прохрипел Стин.

Доулиш нагнулся к нему, схватил за воротник пальто и, подняв со стула, стал с силой трясти его.

Зубы Стина стучали, волосы разметались, как черная метла. Он начал задыхаться, глаза вылезали из орбит, рот как-то странно открывался и закрывался. Мартсон сидел прямо, ухватившись за стул.

Доулиш снова швырнул Стина на стул.

— Вы никого не убьете. Если что-нибудь случится с Хелен Грейвз, вы будете иметь дело со мной. Если ее кто-нибудь тронет, если она исчезнет, если вы будете преследовать ее, я расскажу полиции все, что знаю. Если же вы хотите, чтобы полиция не вмешивалась в это дело, оставьте Хелен в покое. Мартсон, кажется, ты являешься мозгом всей этой компании. Я не буду ставить полицию в известность ровно столько, сколько потребуется, чтобы все выяснить, или до тех пор, пока вы не тронете девушку.

Тут за дверями послышался новый голос, женский.

Женщина, которая медленно вошла в комнату, была высокой и красивой, пистолет в ее руке выглядел как игрушка.

— Очень любезно с вашей стороны, что вы не послали за полицией сразу же, — сказала она. — Все мы высоко ценим это.

Она улыбнулась ему, а Стин вскочил со стула и бросился на Доулиша.

Глава 8 Красота

Доулиш мог бы отшвырнуть Стина, ко не стал утруждать себя. Стин запустил руку в его карман, вытащил ключи и быстро отскочил в сторону. Увидев обескураженное лицо Доулиша, он снова бросился на него и нанес удар кулаком.

Доулиш успел отвернуться и получил скользящий удар по виску. Он не смотрел на Стина, и его невозмутимость предотвратила следующий удар.

Доулиш смотрел на женщину и улыбался, сердце его бешено колотилось.

— О, привет! — сказал он. — Рад тебя видеть!

— Вы знакомы?.. — начал Мартсон.

— Мы старые друзья, — ответил Доулиш.

Стин удивился:

— Кейт, ты знаешь Доулиша?

— Пожалуй, я была бы не против… — сказала Кейт. Она кокетливо засмеялась, открыла сумочку, опустила в нес пистолет и грациозно прошлась по комнате. Она была сама красота — редкое и удивительное создание: высокая, величественная, но не чопорная, и в то же время полная трепетной жизни. Губы ее были чувственными и яркими, синелиловые глаза затенялись большими полями шляпы. На ней был облегающий черный костюм с белыми манжетами и отворотами. Высокий воротник белой блузки плотно прилегал к шее.

— Ты его знаешь?! — пронзительно закричал Мартсон.

— Нет, — ответила Кейт.

— А ты прекрасная лгунья, — улыбнулся Доулиш. — Я сожалею, если сделал что-то не так. — Он присел на стол, упираясь ногами в пол. — Тогда давай делать вид, что мы незнакомы!

— Хотите верьте, хотите нет, — сказала Кейт. Она совсем не была смущена, скорее ее все это забавляло. — Что происходит, мистер… Доулиш, кажется?

— И подумать только, что когда-то ты называла меня Патом, — заметил Доулиш с укоризной. — Но если мы должны перейти на официальный тон — тогда Доулиш. Я пришел с деловым визитом, чтобы забрать ключи, которые Стин взял ненадолго у моего друга.

Взгляд Кейт упал на ключи. Явное нетерпение вспыхнуло в ее глазах, нетерпение и удовлетворение.

— А теперь Стин собирается забрать их у вас, — сказала она. — Значит, вы напрасно приходили, не так ли? Не тот ли это человек, о которым ты говорил, Уильям, которому швейцар клуба дал такую блестящую рекомендацию?

— Да, — ответил Стин.

— И человек, которого хотел видеть Райан, — добавила Кейт.

Доулиш прошептал:

— Ошибочка, Кейт. Они не знают никого по имени Райан. Спроси их сама.

— Возможно, они просто обманывают, — проговорила Кейт. Она подошла к Доулишу, взяла ключи, подбросила их, поймала и мило улыбнулась: — Спасибо. — Она пользовалась духами, запах которых, тонкий и опьяняющий, был ему незнаком. И вблизи она казалась такой же прекрасной. — Что у вас с рукой?

— Это работа Моби, вчера вечером. Думаю, что это был Моби.

— Моби вчера был здесь весь вечер, — огрызнулся Стин. — Хватит терять время, Кейг. Нам надо решать, что делать.

— На это не потребуется много времени, — холодно сказал Мартсон. — Слезай со стола, Доулиш.

Когда Доулиш не подчинился, он толкнул его; это было все равно что толкнуть слона. Перевернув пистолет, Стин с силой ударил прикладом по больной руке Доулиша. Доулиш отдернул левую руку, размахнулся правой и нанес Стину удар кулаком в челюсть. Стин упал навзничь.

Он лежал на полу, опираясь на локоть, в другой руке держал пистолет, нацеленный на Доулиша. Глаза его сверкали ненавистью, выдавая в нем убийцу и преступника. Он приподнялся, все еще целясь в Доулиша, готовый выстрелить.

Доулиш мог бы отпрыгнуть назад или в сторону, чтобы уклониться от выстрела. Но эти ненавидящие, сверкающие глаза говорили ему, что, куда бы он ни отпрыгнул, Стин все равно достанет его. Стин ненавидел сто, он хотел видеть его мертвым, и он будет стрелять.

Кейт резко сказала:

— Не сейчас, Уильям!

— Я прострелю ему кишки! — прохрипел Стин.

Он поднялся на колено, крепко держа в руке пистолет. У Доулиша не было никакой возможности уклониться от выстрела на таком близком расстоянии.

— Я заставлю его визжать и плакать!

Кейт быстро сделала два шага и оказалась между Доулишем и пистолетом.

— Не здесь, — повторила она. — Не теряй головы, Стин! Ты сможешь сделать с ним что хочешь, но только позднее.

Стин поднялся на ноги. Челюсть, в том месте, куда ударил Доулиш, опухла и покраснела. Он смотрел на Доулиша с ненавистью через плечо Кейт. Только эта женщина была между Доулишем и пулей.

— Джекоб, скажи ему, чтобы он взял себя в руки, — сказала Кейт.

— Надо убить его, пока у нас есть шанс. Ты знаешь, что он опасен. Он сразу же пойдет в полицию, как только выйдет отсюда. Он добрался до Хелен Грейвз, так ведь? И почему ты думаешь, что Райан пошел к нему?

Мартсон с беспокойством посмотрел на Кейт.

— Он прав, Кейт, чем быстрее…

Кейт отошла в сторону.

— Хорошо, Уильям, кончай с ним, но не вини меня, когда пожалеешь о том, что сделал.

Уильям не опустил пистолет.

Кейт продолжала:

— Мы знаем, почему Райан пошел к Доулишу? Мы знаем, что он говорил ему раньше или что Хелен рассказала ему? Нам известно, как много он знает, что он еще сделал, был он в полиции или нет? Нет, не знаем. Убьем его — и никогда не узнаем.

Она сняла шляпу и поправила волосы.

— Давай кончай!

У смерти отвратительное лицо, и, казалось, запах ее наполнял комнату, тошнотворный запах затхлой земли. Доулиш был сам виноват. Прежде чем войти в эту комнату, они отодвинули засовы на входной двери, чтобы Кейт могла войти. Он переоценил свое положение и проиграл, и только Кейт стояла между ним и этим тошнотворным запахом.

— И потом не просите меня помочь вам убрать эту тушу отсюда, — сказала Кейт. — Спросите его, сколько он весит!

Она невесело засмеялась, открыла дверь и ушла.

— Она права, — медленно проговорил Мартсон, —лучше нам подождать, Стин.

Доулиш отошел от стола. Сказывалось напряжение; он был рад опуститься на стул. Капли пота на лбу и верхней губе свидетельствовали о том, что он испытал гнетущий страх.

У него были причины бояться. Убийство было отложено, потому что это было удобно им. Одна фраза все время крутилась в сто голове: «Я обязан жизнью Кейт, я обязан жизнью Кейт!»

— Она права, — повторил Мартсон, — нам не удалось бы вытащить его тело отсюда.

Мартсон снова стал хозяином положения.

— Где Моби? Почему его нет?

Он смотрел на бумаги, лежащие на столе, и продолжал говорить, как бы обращаясь к себе:

— Доулиш прочитал все это. Ты заглядывал в ящики стола, Доулиш?

— Да.

— И что ты там нашел?

— Никаких детей…

— Де…

Стин схватил швабру и стала хлестать ею по лицу Доулиша. Щетина задела его по глазам и поцарапала щеку. Он не пытался отвернуться, несмотря на то что щетина, как стальная проволока, раздирала ему кожу. Стин изливал свою ярость; если Доулиш не будет сопротивляться, ему это надоест.

Стин забрал швабру. Доулиш почувствовал, что по его лицу течет струйка крови; лицо страшно болело, глаза слезились.

— Что ты имеешь в виду под словом «дети»? — спросил Мартсон тем же спокойным и угрожающим тоном.

— Разве вы не занимаетесь игрушками?

— Игрушками?

Стин говорил медленно и вкрадчиво:

— Может быть, он не так уж умен.

— Он достаточно у мен, — сказала Кейт.

Она умела неслышно двигаться. Ее волосы были приведены в порядок, сейчас они спадали на плечи темными блестящими волнами; она выглядела прекрасной и до умопомрачения живой. Она резко остановилась, взглянув на Доулиша.

— Что с вами случилось?

— Стин обработал меня шваброй, — ответил Доулиш. — Думаю, мне и тебе предстоят испытания посерьезнее.

— Зачем вы сюда пришли, Доулиш? — спросила Кейт.

— Кейт, вопросы буду задавать я, — сказал Мартсон.

— А я буду писать их для тебя на бумаге, — ядовито произнесла Кейт.

Мартсон вспыхнул: он был похож на преподавателя университета, разгневанного неслыханной дерзостью.

— Итак, зачем вы пришли?

— За ключами, — бросил Доулиш.

— Я почти верю вам, — сказала Кейт. — Почему вы избрали такой путь? Если бы вы были благоразумны, мы могли бы работать вместе.

— Что ты имеешь в виду? — мягко спросил Мартсон.

— Наконец-то вы готовы прислушаться к здравому смыслу, — отозвалась Кейт. Она подошла к столу, взяла сигарету из небольшой серебряной коробочки и прикурила от зажигалки. — Нам были нужны ключи, Доулишу — тоже. Мы знаем, для чего нам нужны ключи, и нетрудно догадаться, для чего они нужны Доулишу. Он ничего не сообщил полиции…

— Ты сама сказала, что мы не знаем, правда это или нет, — набросился на нее Стин.

— Я только что позвонила Хелен и услышала весьма интересную историю, — продолжала Кейт. — Думаю, нам следует дважды подумать, прежде чем покончить с Патриком Доулишем. Он на дружеской ноге с полицией и обвел ее вокруг пальца. Интересно, зачем?

Она сама ответила на этот вопрос:

— Он знает, что здесь пахнет большими деньгами, но я не думаю, что он будет жадничать. Какую долю вы хотите получить, Доулиш? Четверть? — спросила Кейт.

Это была уже игра, в которую Доулиш мог и поиграть — как слепой на краю утеса. Он мог бы даже убедить их, что действительно хочет стать партнером в их грязной игре.

— Не так уж много. — Он вытащил сигареты.

Стин внимательно наблюдал за ним.

— И мне нужны гарантии, прежде чем я начну работать с дружком Стином. Или с профессором Мартсоном, если так случится. С тобой все иначе, Кейт.

Глава 9 Мартсон — человек

С Мартсоном явно что-то творилось. В глазах его появился алчный блеск.

— Нет, не двадцать пять процентов, я и слышать об этом не хочу, — сказал он. — Я не знаю, о чем ты думаешь, Кейт. Двадцать пять процентов! Десять, пожалуй, десять. Конечно, это зависит от того, может ли Доулиш чем-нибудь помочь нам.

И тут взорвался Стин:

— Вы сумасшедшие! Я не собираюсь связываться с Доулишем, я не доверяю ему. Надо просто выпытать у него, что он знает, а потом перерезать глотку.

— Ты слишком много говоришь, — резко сказал Мартсон. — Я не позволю тебе вмешиваться в это. Это мое дело. Делай то, что тебе прикажут.

Не было никаких сомнений, кто здесь был лидером.

— Доулиш, я мог бы дать тебе десять процентов.

Лицо Доулиша оставалось бесстрастным.

— Что ты предлагаешь?

— Рассказывай, что ты знаешь, какие у тебя были планы. Может быть, мы сработаемся. — Мартсон нервно потер руки. — Расскажи нам все, Доулиш. Давай попробуем договориться.

Стин произнес неуверенно:

— Если ты свяжешься с Доулишем, я выхожу из игры.

— Пожалуйста, успокойся, Уильям.

Слова звучали мягко, но лицо выражало противоположные чувства.

— Я буду участвовать в деле только на равных, — сказал Доулиш.

— Равная доля? Абсурд! Смехотворно! Вспомни, как мы рисковали! Учти, что мы уже сделали. Ты ничего не узнал бы об этом, если бы Райан не пошел к тебе. Ничего! Ведь ты только сейчас понял, чем мы занимаемся, разве не так?

— Да, — признал Доулиш.

— Ты и сейчас не знаешь всего. Ты не можешь знать, потому что Райан не добрался до тебя. Ты знаешь кое-что — это правда, и я допускаю, что ты можешь быть нам полезен. Есть кое-какие пустяки, которые ты мог бы сделать, но нам придется делать основную работу. У нас уже все готово, и мы сможем начать, как только выясним кое-какие мелочи. Ну хорошо, пятнадцать, я мог бы согласиться на пятнадцать процентов. Говоря по-дружески, ты и этого не заслуживаешь.

— Пятьдесят.

Мартсон всплеснул руками:

— Абсурд! Даже говорить об этом не стоит. Доулиш, ты только зря теряешь время. Пятнадцать процентов, в лучшем случае — двадцать. Ты только подумай, Доулиш. У меня есть компаньоны; кроме того, административный аппарат, который вырос за эти годы. Это дорогая, но надежная и прекрасная организация. Только это требует пятидесяти процентов при любом доходе. Далее…

— Может быть, ты разрешишь Доулишу обдумать это? — мягко предложила Кейт. — У него есть возможность заработать.

— Хорошо, дадим ему несколько часов, чтобы подумать, — сказал Мартсон, — но не знаю, я не могу держать его здесь. Мы отправим его…

— Я присмотрю за ним, — пообещала Кейт.

— Ладно, забирай его, — согласился Мартсон, — у меня много дел, и Моби еще не приехал.

Кейт коснулась руки Доулиша.

— Не будьте таким несговорчивым, ладно?

— С тобой, котеночек? Никогда!

— Мы проверим это, — сказала Кейт. Она открыла сумочку, и Доулиш увидел небольшой пистолет. Она достала из сумочки маленький стеклянный пузырек, похожий на те, в которых упаковываются большие партии дешевого аспирина, вытащила пробку и высыпала две таблетки в руку, обтянутую перчаткой. — Примите это, Доулиш.

Он посмотрел на таблетки.

— Они не вредные, — заверила она. — Вы просто поспите час или два.

Доулиш осторожно взял их.

В улыбающихся глазах Кейт был вызов. Стин, стоя поодаль, наблюдал за ними. Мартсон не обращал на них никакого внимания. Были ли эти таблетки безвредными? Неужели она, преодолев столько препятствий, сейчас хотела отравить его? А может быть, это просто что-то вроде капель, отключающих сознание, и не больше? Но если он примет их, то проснется в незнакомом месте, полностью находясь в их власти. Полностью? Нет, не совсем. Берт, водитель такси, или Тед Берсфорд наблюдали за домом. Если его будут увозить, они проследят за ними. Но Кейт и Стин могут это предусмотреть, и им придется сильно потрудиться, чтобы уйти от преследования.

Находясь в их руках, он мог бы потянуть время, притворяясь, что торгуется, но это длилось бы недолго. Они хотели выяснить, что он знает. Некоторое время они будут с ним терпеливы, а потом прибегнут к силе. Если он будет упорствовать слишком долго, они, по всей вероятности, убьют его. Но он мог бы выиграть немного времени.

Но зачем взвешивать все «за» и «против»? Либо попытайся удрать сейчас, либо спокойно принимай таблетки.

У Кейт и Стина был один пистолет на двоих, и Доулишу достаточно было протянуть руку, схватить Кейт и отобрать у нее пистолет. Доля секунды могла бы изменить всю ситуацию в его пользу. Он бывал и в худших положениях, чем сейчас, и выбирался из них.

Почему бы не использовать этот шанс сейчас и не рисковать с этими таблетками? Из-за того молодого парня, которого он никогда раньше не видел? Из-за девушки, которой он но доверяет? Из-за какого-то неизвестного преступления против какого-то эксцентричного миллионера, которого он никогда в жизни не видел? Из-за того, что Мартсон сидел там, этот паук, в центре паутины ужасного преступления? Стоило ли из-за всего этого рисковать?

Перед глазами у него стояли рубцы от ожогов на спине Мика Райана.

, Стин сказал:

— К черту! Давайте сделаем ему укол, это будет быстрее.

Значит, у них был наготове шприц.

Доулиш положил таблетки в рот и проглотил их.

— Могли бы дать воды, чтобы запить, они застряли у меня в глотке, — сказал он капризным тоном.

Стин ехидно усмехнулся и пошел за водой.

Таблетки еще не действовали, они медленно двигались по пищеводу. Он уже ничего не мог изменить теперь, и мысль о том, что он может заснуть и никогда больше не проснуться, вызвала в нем панический страх. Он боролся с этим страхом, заставляя себя сохранять спокойное выражение лица, когда посмотрел на Кейт. Восхитительное, благоухающее создание. Ее строгий черный костюм.не мог скрыть этого, но так и было задумано. За се мягкой улыбкой скрывалось что-то еще: триумф? Над ним или над Стином и Мартсоном?

Пришел Стин с водой. Рука Доулиша не дрожала, когда он пил воду.

— Теперь идите и садитесь! — приказала Кейт.

Доулиш повиновался.

В течение нескольких минут таблетки еще не подействуют. И сейчас было гораздо больше шансов устроить дебош. Они считали, что он соблазнился на приманку и проглотил ее так же, как и таблетки. Так что нападение для них будет полной неожиданностью.

Перед глазами у него стояло истерзанное тело Мика Райана со следами ожогов. Он крепко держался за подлокотники и даже старался улыбнуться Кейт. Но она теперь не обращала на него никакого внимания. И Мартсон тоже. Только Стин наблюдал за ним, в глазах его светилось торжество, а на губах застыла довольная ухмылка. Ему хотелось размазать по лицу эту ухмылку, только… он чувствовал себя стишком усталым. Ему хотелось закрыть глаза; он с трудом подавил желание зевнуть. Он не должен засыпать! Идиот! Это как раз то, что ему и придется сделать, для этого ему и дали таблетки. Они действовали быстрее, чем он предполагал. И возможность нападения становилась все менее вероятной. Через несколько секунд шансов уже не будет. Веки все тяжелели, он делался вялым.

— Пошли со мной, — сказала Кейт.

Когда он поднимался со стула, ноги казались ватными, хотя голова еще была достаточно ясной. Он зевнул. Кейт взяла его за руку к крепко ехала; приятная теплота обволокла его ладонь. Она посмотрела на него, как смотрят на любимого.

Стин открыл дверь.

Доулишу казалось, что ступеньки поднимаются и идут к нему навстречу; он не смог бы спуститься без помощи Кейт.

Блестящая новенькая двухместная машина стояла неподалеку. Кейт помогла ему сесть в машину. Зевая, он следил за тем, как она обошла ее и села за руль.

— Откиньтесь назад и закройте глаза, — приказала Кейт.

Он подчинился и, когда они выехали на улицу, уже не смог открыть глаза, чтобы посмотреть, следят ли за ним Берсфорд или водитель такси. Он уже не видел проносившихся мимо машин, почти не слышал никаких звуков. Он ощущал мягкое движение, как будто плыл но воздуху.

Голова склонилась набок и опустилась на плечо Кейт.

Он не видел ее нежной улыбки.

Глава 10 Затерянная улица

Шел дождь.

Доулиш лежал с закрытыми глазами, охваченный теплой, приятной дремотой; он не знал, что произошло за последний день или два.

Ему хотелось понять, не пора ли вставать. А Фелисити…

Она была рядом.

Он прошептал:

— Пора вставать, дорогая!

Она не отвечала, но обычно она просыпалась раньше, чем он. Значит, еще рано вставать. Надо повернуться на бок и попытаться снова заснуть.

Левая рука болела — резкая, пульсирующая боль пронзила ее, когда он начал поворачиваться.

Он больше не двигался; внезапно ов все вспомнил.

Крадущаяся фигура на подъездной аллее, ножевая рана, Хелен, теле Райана, покрытое рубцами, ключи. Он очнулся от наркотического сна, и ему показалось, что Фелисити рядом.

Кто-то действительно был рядом.

Доулиш открыл глаза. Лежа на спине, он мог видеть только потолок и окно напротив кровати. Дождь стучал по стеклам и струйками стекал вниз. Все это было непривычно. Окно на серой стене, голой, сырой, слепой. Какая глупая мысль — слепая стена.

На окне была занавеска, рваная кружевная занавеска, пожелтевшая от крахмала и времени, и к тому же очень грязная.

Умывальник с огромным кувшином и тазом на мраморной плите. Два стула и сложенные на одном из них его вещи.

Стеганое пестрое покрывало было грязным и рваным.

У его ног, там, где они образовывали бугорок под покрывалом, был еще один бугорок.

Он пошевелил ногами и почувствовал знакомое, теплое, уютное прикосновение нежной кожи.

Он медленно повернул голову, уверенный в том, что увидит Кейт.

Рядом, уставившись на него неподвижным взглядом, лежала Хелен.

Взгляд ее выражал удивление. Она выглядела бледной и усталой, но напряжение, которое он заметил раньше, исчезло. Ее темные волосы рассыпались по подушке. Рот был вялым, и один уголок его покраснел, как будто у нее текла слюна; да, на подушке он увидел мокрое пятно. Она смотрела на него смущенно, как и он на нее.

Голое плечо показалось из-под простыни.

Ни один из них не двигался. Доулиш почувствовал судорогу в левой ноге, но не изменил положения.

Вдруг она заговорила:

— Что… что вы… — Голос ее сорвался.

Рука у него пульсировала, в голове стучало, до тошноты болело сердце.

Вдруг она отбросила покрывало и спустя мгновение снова натянула на себя. Краска залила ее лицо и шею. Он улыбнулся, потому что было чему улыбаться. Каков трюк! До чего додумались, только представить себе!

Он сказал:

— Я не знаю, как это случилось. Они тебе тоже дали снотворное?

— Я… да!

— И мне. А потом так уютно и мило устроили нас. Наверняка они где-то смеются сейчас, моя крошка. Но мне не на что жаловаться. Отвернись, пожалуйста, чтобы к мог что-нибудь надеть, — попросил Доулиш.

Она отвернулась, стыдливо прячась под покрывалом, и Доулиш сел. На стене над кроватью висело длинное зеркало, и он сначала увидел свое лицо, исцарапанное, но вымытое, затем мощную грудь, без шрамов, не как у Мика Райана. Он отбросил покрывало и, не глядя на Хелен, подошел к стулу и натянул брюки и майку.

Он провел пальцем по жесткой щетине на лице; подбородок был разбит. Во рту было горько, и сейчас за чашку чая он отдал бы все на свете.

В комнате было сыро и прохладно, поэтому он надел на себя все, кроме галстука и пальто.

Окно было плотно закрыто. Он приоткрыл его, и дождь приятно ударил ему в лицо, приветливый и освежающий.Он вдыхал прохладный воздух, глядя на стену — противоположную стену без окон. Казалось, она бесконечно тянулась влево и вправо. Он выглянул из окна и посмотрел вниз. Это был третий или четвертый этаж. Под ним находилась узкая асфальтированная дорожка или аллея.

Он подошел к двери и толкнул ее — дверь была заперта.

Хелен сказала:

— Что… Что же нам делать?

— Сначала разложим все по полочкам, — ответил Доулиш.

Она повернула голову и посмотрела на него, потом легла на спину, старательно придерживая покрывало у шеи. Он вспомнил, как она разглядывала площадь Пиккадилли, потом вспомнил, как попросил Тима Джереми последить за ней. Берсфорд помешал Стину увезти ее. Джереми должен был обеспечить ее безопасность. Полиция тоже наблюдала за ней. И все же Кейт удалось доставить ее сюда.

Знала ли об этом полиция? Следил ли за ними Джереми? И что случилось с Бертом и Берсфордом?

Он посмотрел на часы.

Было двадцать пять минут восьмого — утро. Он находился здесь, очевидно без сознания, около двенадцати часов!

Многое могло произойти за двенадцать часов, кроме одного — Стин и Мартсон не нашли злополучных ключей.

На его губах появилась улыбка.

— Не вижу ничего такого, чему стоило бы улыбаться, — сказала Хелен и вздохнула. — Мы не можем оставаться здесь. Откройте дверь, надо уходить… надо уходить и…

— Вопрос в том, что мы будем делать потом, — заметил Доулиш. — Дверь заперта, но ее можно сломать. И все же, я думаю, будет благоразумнее подождать, пока что-нибудь прояснится.

— Я не могу оставаться здесь в таком виде!

— Сейчас разберемся, —сказал Доулиш и показал на стул около кровати с ее стороны. Они оставили тебе твою одежду. Будь благодарна за эту маленькую милость.

Он снова выглянул из окна.

Он слышал приглушенные звуки за спиной: скрип пружин, движение стула, шуршание одежды. Но вскоре они затихли, и появились другие звуки, более удаленные от него, знакомые и успокаивающие. Внизу шли люди: значит, они находились недалеко от оживленной улицы. Но он различал что-то еще — печальный звук: звук натягиваемой веревки или скользящей по реке лодки. Возможно, это было море, но, вероятнее всего, река. В Ист-Энде было много узких улочек вроде этой и много пакгаузов с глухими серыми стенами, похожими на ту, что он видел перед собой. Ветра не было: значит, звук прошел расстояние не больше полумили. Значит, он находился в доке, пристанище миллионов бездомных людей, столице страны отверженных.

Он слышал, как за его спиной двигалась Хелен. Она стояла у двери и с выражением безнадежности на лице дергала ручку. Она казалась загнанной и испуганной.

— Мы Должны выбраться отсюда! Кто притащил тебя сюда?

— Ваша подруга, Кейт. Разве не так? Кейт… Ненавижу…

Ее всю передернуло.

— Я… я пришла…

— Так, значит, ты знаешь, где мы?

— Да, — грустно подтвердила она. — Я знала, что мне следовало убежать с ключами и передать им. Если бы только вы их не Отобрали. Они убьют нас, когда узнают, что они фальшивые.

Доулиш сказал:

— Пройдет какое-то время, прежде чем они обнаружат это. Не думаю, Хелен, что они сразу же воспользуются этими ключами. Им нужно время, чтобы составить план нападения на подвалы Джереми. И пока они не влезут с головой в это дело, они не узнают, что мы их надули.

Он мог без особых усилий сломать дверь, но это наделало бы шума. Возможно, он способен взломать замок, так что никто не услышит, но даже если он сделает это, что дальше? Он не давал согласия на то, чтобы его доставили сюда. Поэтому он не уйдет отсюда, не выяснив все до конца. Игра только начиналась. Этим трюком с Хелен они надеялись шантажировать его, какой еще мог быть в этом смысл? Хитрый, коварный, умный трюк, почти наверняка подстроенный Кейт.

Он и Хелен были скомпрометированы. Если бы кто-нибудь узнал об этом… Они могли бы использовать это обстоятельство, чтобы оказать на него давление. Если он будет отказываться что-то делать, они расскажут все Фелисити.

Коварный, хитрый и умный трюк!.. Но Фелисити поняла бы, какой это абсурд. С ее умом она как-нибудь разобралась бы. Однако у женщины есть не только ум, но еще и эмоции, и из всех эмоций самая сильная — это ревность, затмевающая разум. Короче, он не хотел бы, чтобы Фелисити узнала об этом.

На лестнице послышались медленные, осторожные шаги.

Глава 11 Завтрак на двоих

Шаги прекратились; послышался шум, похожий на звон посуды. Доулиш подошел к кровати и сел на нее лицом к двери. Вот в замок вставили ключ, снова зазвенела посуда. Потом послышался чей-то дрожащий голос:

— Откройте дверь! Пожалуйста, откройте дверь!

Доулиш поднялся и широко распахнул дверь.

Маленький старичок с лысой головой смотрел на него быстро мигающими глазами. Лицо гостя напоминало ему голову полинявшей совы. Он так нервничал, что большой поднос в сто руках дрожал.

Доулиш поклонился ему.

— Доброе утро!

— Д-д-доброе утро, — промямлил Сова.

За его спиной виднелись еще два человека, две неясные фигуры. Они стояли около стены, прижавшись в углу, готовые наброситься на него, если он вдруг вздумает убежать.

— Завтрак? — спросил Доулиш, обрадовавшись. — Великолепная мысль, а, Хелен? Поставьте его на туалетный столик.

Старик, шаркая ногами и сгибаясь под тяжестью подноса, прошел через комнату и опустил поднос. Снова раздался звон посуды.

Старик посетовал на плохое утро.

— Отвратительное! — согласился Доулиш. — Но я страшно проголодался. Что у нас там? — Он поднял крышку. — Боже мой!

Ветчина, два яйца, помидоры, жареная картошка. Вид и запах еды были настолько аппетитными, что он забыл посмотреть, что там, за дверью комнаты. Но не совсем. Одна из теней уже была около двери, видны были только ботинок и рука.

На старике был зеленый фартук из грубого сукна поверх фланелевых штанов. Рукава синей рубахи закатаны выше локтя, на тощих руках были видны вздувшиеся вены. На ногах — ковровые тапочки.

— Завтрак на двоих, — проговорил он. — Надеюсь, вам было удобно, мистер?

— О, прекрасно! Не думаю, что мне захочется выходить отсюда утром, на улице так сыро!

— Угощайтесь, угощайтесь! — пробормотал Сова.

Внезапно Хелен бросилась вперед, оттолкнула Доулиша, добежала до двери и выскочила на лестничную площадку.

— Вернись! — закричал он.

Но Хелен не послушалась и побежала дальше. Одна из теней материализовалась и схватила ее рукой за запястье. Это был человек — гончая собака. Он ничего не сказал, он просто повернул ее и втолкнул обратно в комнату. Сова быстро отошел и остановился около кровати. Блеск в его глазах, появившийся после того, как он ударил Хелен по лицу, подтвердил все предположения Доулиша. Хелен, закрыв лицо ладонями, упала на кровать. Она заплакала, горько, отчаянно.

Сова сказал:

— Глупая девчонка!.. — И прежде чем уйти, еще раз ударил ее.

Дверь закрылась. Хелен продолжала рыдать.

— Знаешь, малышка, ты слишком много плачешь, — сказал Доулиш равнодушным тоном. — Я голоден. Послушайся моего совета, не дай всему этому остынуть.

Он расчистил место на туалетном столике и принялся за еду. Она была такая же аппетитная на вкус, как и на вид. Даже чай был горячим. Он съел половину своего завтрака, когда Хелен перестала рыдать.

— Вот и прекрасно, присоединяйся. Еще никто не чувствовал себя хорошо на голодный желудОк.

Она выпрямилась, откинула волосы, подвинула стул и начала есть. Несколько минут они молчали.

— Еще чаю? — спросил Доулиш.

— Да, пожалуйста.

Доулиш налил.

— Чувствуешь себя получше? Я хочу поговорить с тобой.

— Мне нечего больше сказать.

— Нет, есть. В конце концов, мы провели вместе целую ночь, это должно настроить тебя на дружелюбный тон. Ты говоришь, что была уже здесь раньше. Где мы?

— Л…Лайм-хаус, Килиджер-стрит, сорок один. Это неподалеку от какого-то дока. Именно сюда они привели Мика.

— Откуда ты это знаешь?

— Он сам сказал мне.

— А что заставило тебя прийти сюда?

— Они… они прислали за мной, когда… когда захватили Мика. Я видела… видела Мика, как раз после того страшного дня, когда они пытали его огнем. Я сделаю все, все, чтобы только избавиться от них. О, лучше бы он никогда не приходил ко мне! Он был бы жив, если бы не пришел. Они получили бы ключи, и все было бы нормально. Это не я убила Мика, а вы. Это вы виноваты в том, что он мертв!

Она с ненавистью посмотрела На Доулиша.

— Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, — сказал он мягко. — Но ты ошибаешься. Если бы ты и отдала им настоящие ключи, это не помогло бы тебе. Ты всегда будешь в опасности, до тех пор, пока я не приду с ними к какому-нибудь соглашению.

— Какому соглашению?

— Зачем тебе об этом беспокоиться?

Выражение ужаса появилось на ее лице, а с ним и презрение. Он догадывался, что она думает, но лицо его оставалось спокойным.

— Вот как! Вы собираетесь пойти с ними на сговор! Вы собираетесь иметь дело с ними, и вы еще говорили мне, что я непорядочная! Вы хотите получить свою долю, поэтому и не сообщаете в полицию… Вы… вы — крыса! Хуже, чем крыса, змея!

Резко отвернувшись лицом к окну, она уставилась на глухую кирпичную стену. Дождь не прекращался.

Впервые Доулиш начал доверять ей, верить, что только страх заставил ее броситься на лестницу, страх, который был ему вполне понятен. Но она была слабой и своенравной. И если бы ее допрашивали — а ее будут допрашивать, — она сказала бы Кейт или Стину все, что думает о нем.

Он посоветовал:

— Послушайся моего совета, Хелен, не пытайся бежать, лучше сядь и жди, что будет. Если сделаешь это, все будет нормально.

Он повторял адрес снова и снова: сорок один, Килиджер-стрит, Лайм-хаус. Он пощупал свой нагрудный карман. Бумажник был на месте, но не было клочка бумаги, на котором он записал имена и адреса уполномоченных коммивояжеров. Он не мог вспомнить адрес Бенсона, но, может быть, вспомнит его потом. Это хорошо, что он спрятал настоящие ключи, они находятся в надежном месте, в его клубе.

Ключ, в замке повернули, и в комнату, шаркая тапочками, вошел Сова. Его маленькие жесткие глаза уставились на поднос.

— Приятно видеть, мистер, пустые тарелки. Эй, ты, — сказал он, повернувшись к Хелен, — выходи.

Она быстро повернулась:

— Что ты имеешь в виду?

— То, что сказал: выходи. Какой-то человек хочет видеть тебя.

— Нет! — Ее охватил ужас.

— Не делай больше глупостей, или получишь то, чего заслуживаешь. А ну, выходи!

Она повернулась к Доулишу, трогательно протянув к нему руки.

— Все в порядке, — успокоил ее Доулиш, — я пойду с тобой.

— Нет, не пойдешь! — выкрикнул Сова.

Доулиш засмеялся:

— Это мы посмотрим. Пойдем, Хелен.

Он взял ее под руку, и они пошли к двери.

За дверями был человек, он показал им пистолет.

— Доброе утро! — сказал Доулиш.

Человек был маленьким и жилистым. Доулиш протянул руку и легонько оттолкнул его в сторону. Еще один появился на верхних ступеньках лестницы.

— Доброе утро! — снова произнес Доулиш.

— Стон там, где стоишь!

— Не глупи, — сказал Доулиш. — Куда идет Хелен, туда пойду и я. Так нельзя: сначала вы заперли нас вдвоем в комнате на ночь, а теперь хотите, чтобы утром мы расстались.

Хелен тянула его назад, пальцы ее глубоко впивались в раненую руку, причиняя страшную боль, но он силой тащил ее вперед. Только два фута отделяли их от человека, стоящего на лестнице.

Человек отступил на две ступеньки. Доулиш последовал за ним. Кто-то еще появился на площадке внизу. Это была Кейт.

— О, привет! — поздоровался Доулиш. — Уже встала, так рано? Скажи, пожалуйста, этому ничтожеству, чтобы он был поосторожней, а не то я рассержусь!

Площадка была слабо освещена. Кейт стояла, высокая, спокойная и очень красивая, и улыбалась.

— Ладно, Кен, — сказала она, — пусть он идет тоже.

— Но ведь… — начал человек с пистолетом.

— Я сказала, что все в порядке.

Человек пожал плечами, убрал пистолет и быстро пошел вниз по лестнице. Доулиш последовал за ним, таща за собой Хелен. Кейт не двигалась, За ее спиной была открытая дверь. Она произнесла:

— Заходите.

Доулиш вошел в гостиную, которая была больше спальни.

В комнате был Стин.

— Я посылал за девчонкой, а не за Доулишем.

— А мне так надоела спальня, что я надумал прогуляться, —весело произнес Доулиш. — Садись, Хелен.

Колени ее дрожали, и он знал, что если она не сядет, то непременно упадет. Она страшно боялась Стина.

Стин сказал:

— Хорошо, ты уже прогулялся, а теперь иди обратно наверх.

Доулиш приметил еще один стул.

— Нет, пока не пойду. Я хочу выяснить одну вещь. Хелен…

— Кому что делать, будем решать мы!

— Не совсем уверен в этом. — Доулиш наклонился вперед. — Стин, вбей себе в свою тупую башку. Я мог бы вступить в игру. Я еще не решил, но мог бы. И это будет означать многое, чего ты еще не понимаешь. Я могу вывести полицию из игры, я легко могу направить ее по ложному пути. Понимаешь? Я могу помочь многими способами, но при одном условии. И если вы не согласитесь на это условие, у нас ничего не получится.

Ненависть Стина не утихала. Ему было трудно подавить свои чувства, но… ему приказывали.

Кейт и Мартсон хотели, чтобы Доулиш включился в игру.

Кейт по-дружески обратилась к Доулишу:

— Не разыгрывай мелодраму, Доулиш. Куда ты клонишь?

— Четвертую часть для Хелен, — ответил Доулиш. — Мне не нравится, как вы обращаетесь с ней. Ее следует отпустить, и она должна оставаться свободной. Иначе никаких дел.

— Но сегодня обстоятельства уже не таковы, какими они были вчера вечером, — сказала Кейт и тихо засмеялась. — Ты пролюбезничал с ней всю ночь, подумай об этом.

На столе лежало несколько фотографий, больших, глянцевых, похожих на те, которые используют газеты. Доулиш подождал, пока Кейт перевернет их.

Это были фотографии его и Хелен. Вместе.

Глава 12 Темная комната

Глаза Кейт сияли от удовольствия.

— Разве плохие? — спросила она. — Так правдоподобно: вы оба спите крепким сном, устав от любовных утех. Мы боялись, что разбудим вас, когда включали вспышку, но вы даже не шелохнулись. Было немного неловко, когда пришлось поправлять простыни, чтобы вы выглядели поприличнее. Мы поступили по-дружески, не так ли? Неплохая идея, правда?

— Блестящая!

— Я думаю, ты не понимаешь всей прелести этого, — проворчала Кейт. — Я даже боюсь, что не понимаешь всей серьезности этого дела, дорогой Пат. Ты начал этот разговор с того, что готов сотрудничать, и мне это нравится, И Стину тоже, хотя он был бы рад, если бы ты был под землей или в реке. Но есть прямая выгода, если ты нам поможешь. Ты говорил о ней только что. И все равно ты мог бы быть более приветливым, чем сейчас. Ты мог бы служить и нашим и вашим, поэтому небольшой нажим заставил бы тебя остаться с нами. Если ты попытаешься обвести нас вокруг пальца, Патрик, все эти фотографии будут отправлены твоей жене и друзьям. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит?

— Вполне.

Кейт повела плечами, а Стин сказал:

— Теперь иди наверх. А с девчонкой мы будем обращаться так, как захотим.

— Нет, нет, — возразил Доулиш. — Еще не все ясно. И вот что. Оставьте Хелен в покое. Раз и навсегда. Я просто не могу понять людей, которые боятся таких, как Хелен. Ну, смерть, но ведь она ждет каждого, и иногда от руки убийцы. Но зачем такая жестокость, с какой вы играете на нервах этой девчонки, отчего она чуть не сходит с ума от страха? Нет, это уж слишком. Вы получили ключи. Вы добрались до Мика. Хелен свободна. Или…

— Фелисити получит фотографии.

— Хорошо, Фелисити получит фотографии. — Доулиш поднял руки и широко улыбнулся. — Ты, надеюсь, не предполагала, что я войду в твою гостиную, не приняв некоторые меры самозащиты?

— Чтобы ты ни пытался сделать, это не пройдет. У тебя был друг в машине за углом. Он попал в небольшую аварию. Не серьезную, с ним ничего не произошло, но он не смог поехать за нами. — Она засмеялась. — И у тебя был еще один друг, который следил за Хелен. Он потерял ее из вида на площади Пиккадилли.

— Я предполагал, что вы не упустите из виду очевидные вещи.

— И полиция следила за Хелен, но тоже потеряла ее, — продолжала Кейт. — Был один сыщик из Хаслмира, а другой из Скотленд-Ярда. Оба задержались в подземном переходе, когда Хелен удирала, и она попала прямо сюда, потому что слишком боялась этого. На нее большой спрос. Полиции очень хочется узнать, где она находится. Считай, что это удачный день, Доулиш. Иди наверх и предоставь девушку нам.

Доулиш оперся руками на подлокотники кресла и легко вскочил на ноги.

— Хорошо, — сказал он. — Пошли, Хелен, нам надо убираться отсюда.

Он взял ее за руку и выдернул из кресла.

Им удалось добраться до лестничной площадки, прежде чем те оправились от удивления. Доулиш крепко держал Хелен за руку.

В конце лестницы появился человек, это был Кен с пистолетом в руке. Еще один находился на верхней площадке. Стин бросился к двери, оттолкнув назад Кейт, так что теперь она могла наблюдать за происходящим из-за его плеча.

Стин заорал:

— Доулиш, если ты пойдешь по лестнице, то будешь убит!

— Хорошо, пусть я буду убит, — сказал Доулиш. — Но если я нужен тебе, то я ставлю условия. — Он улыбнулся Хелен. — Не беспокойся, Хелен. Держись за мной.

— Нет! — закричала Хелен. — Нет, они сделают это, они будут стрелять, если вы пойдете вниз! Не делайте этого! Не делайте этого!

Стин сделал два шага вперед. Он трясся от злобы и растерянности: он не знал, чего ждать от Доулиша. Он не подозревал о той особенности Доулиша, из-за которой было так трудно одолеть его: полном пренебрежении опасностью, когда он решал, что момент настал, и о хладнокровии, которое было способно ошарашить и шокировать противников, заставляя их защищаться даже тогда, когда у них было явное преимущество.

— Иди сюда! — приказал Стин и спустился еще на одну ступеньку.

Хелен вырвала руку.

— Не будь дураком, Доулиш. — В голосе Кейт зазвучали другие нотки, и это доказывало одну вещь, которая имела большое значение: они не хотели убивать его.

Он улыбнулся еще приветливее. Настал момент действовать, что могло бы привести к двум результатам: спасти Хелен и произвести глубокое впечатление на Кейт и Стина. Ему даже в голову не приходило, что он может проиграть.

— Сожалею, Кейт, — сказал он, — но нет смысла продолжать, если мы не можем договориться с самого начала. Пошли, Хелен.

Он протянул ей руку.

Она отпрянула назад:

— Нет!

Стин мгновенно оказался между ней и Доулишем. Именно это как раз и требовалось Доулишу. Он включил в игру раненую руку. Боль пронзила ее, как от удара раскаленной саблей, но он сгреб Стина в охапку и стал поднимать его — сначала выше плеч, потом на высоту головы и наконец еще выше. Он зарычал:

— Беги, Хелен!

Он сбросил Стина с лестницы, с силой отшвырнув его. Стин врезался в Кена, который стоял в конце лестницы. Оба рухнули, и Доулиш сбежал вниз, перескакивая через несколько ступеней с такой скоростью, что лестница задрожала. Стоявший наверху человек с пистолетом не рискнул выстрелить, поскольку мог попасть в любого из трех.

— Беги, Хелен! — заорал Доулиш.

Дрожа от страха, она стояла на верху лестницы, когда Доулиш был уже в прихожей. Он увидел пистолет Кена, лежавший у стены, и схватил его. Он оглянулся. Тот, кто находился на верхней площадке, держа в руке пистолет, уже добрался до следующей. Доулиш выстрелил. Пистолет выпал из руки бандита, ударился о ступеньку и покатился вниз.

— Не двигайся, Кейт! — приказал Доулиш. — Вперед, Хелен!

Стин лежал на спине, его лицо исказилось от боли, руки тряслись. Кен пытался подняться на четвереньки. Один глаз его выражал изумление, а другой закрыла опухоль.

Хелен сбежала вниз и теперь уже была рядом с Доулишем.

— Открой дверь, — приказал он. — Будь осторожна, на улице может быть охрана.

Она перешагнула через Стина. Кен не попытался остановить ее; стоя у стены на коленях, он раскачивался из стороны в сторону. Доулиш отодвинул засов, скрипнула дверь. Наступила тишина, слышно было только, как стонал Стин. Похоже, он сломал себе позвоночник.

Хелен прошептала:

— Ни… никого нет.

— Выйди на улицу и посмотри, все ли в порядке.

Доулиш повернулся спиной к двери, широко распахнул ее и вышел, захлопнув за собой. Хелен стояла под проливным дождем, волосы прилипли ко лбу, ее била дрожь.

— Бежим! — сказал Доулиш.

Он взял ее за руку, и они помчались по узкой улице.

За вторым углом был магазин, на двери которого висела вывеска: «Отсюда вы можете позвонить по телефону».

— Войдем. — Он подтолкнул ее к двери, раздался звон колокольчика. В маленьком магазинчике, заполненном консервами и пакетами, никого не было. В одном углу находилось громоздкое приспособление для нарезания бекона, а на полке за ним стояли два огромных куска маргарина и масла.

Дверь, ведущая в служебное помещение, открылась, и в магазин проворно вошла молодая бледнолицая полная женщина.

— Боже, в такой дождь на улице?!

— Глупо, не правда ли? Можно воспользоваться вашим телефоном?

Она указала на маленькую телефонную будку.

— Не хотите ли чашечку кофе, утеночек?

Доулиш набирал номер и одновременно не спускал глаз с окна.

— Прекрасная мысль, — произнес он. — Скажи «да», Хелен.

Окно было заставлено банками с консервированным супом и другими продуктами, сложенными в три разноцветные башенки, завершавшиеся шпилем из одной банки. Между ними Доулиш мог видеть улицу.

Женщина вышла в подсобное помещение.

В трубке затрещало. Ответят ли они когда-нибудь?

К магазину приближался какой-то человек: Доулиш слышал шаги на улице.

Женщина вернулась к прилавку.

— Уже приготовила, мой утеночек, — сказала она.

Снова в трубке раздался треск.

— Гараж Сансона, — ответил мужской голос.

— Мне нужно такси, немедленно, — сказал Доулиш. — Мое имя Доулиш, я нахожусь на углу Килиджер-стрит, Лайм-хаус, и я голоден.

— О’кей, мистер Доулиш. Будем через десять минут.

Доулиш вытер пот со лба и вышел из будки. Хелен прихлебывала из чашки. Женщина, держа в руке еще одну, большую чашку, стояла за прилавком. Она протянула ее Доулишу.

— О, прекрасно! Вы очень добры, — сказал Доулиш, принимая чашку. И тут он услышал дребезжание и взглянул на Хелен. Она напряженно смотрела на улицу, руки ее дрожали. Чье-то лицо прижалось к стеклу — лицо человека, который был на площадке лестницы и чей пистолет он отбросил. Человек отошел от окна и скрылся из вида.

— Осторожно, утеночек, не уроните! — прикрикнула женщина.

Хелен не могла унять дрожь.

— Скажите, что там? — с тревогой спросила женщина, обращаясь к Доулишу. — Что случилось?

Доулиш спокойно пил из чашки.

— Моя подруга нездорова. — сказал он. — Пей, Хелен.

Такси будет только через десять минут, не раньше.

Глава 13 Женщина, которая не хотела иметь неприятности

Еще один человек появился у окна: Сова в котелке, низко надвинутом на лоб. Но шляпа не могла скрыть его носа с горбинкой и верхней части зеленого суконного фар тука.

— Я не хочу иметь неприятности! — резко заявила женщина.

Доулиш направился к ней, встав перед окном во весь рост.

— И я не хочу никаких неприятностей. Мы скрываемся.

— Но почему вы пришли сюда?

— Так получилось. Как только придет такси, нас здесь не будет.

— Я честная женщина. У меня никогда не было неприятностей с полицией. Вы не имеете права прятаться здесь. Если…

— Мы убегаем не от полиции.

— Тогда… о-о…

— От шайки воров. Вы когда-нибудь слышали имена Стин и Мартсон?

Она казалась озадаченной.

— Никогда не слышала о них. Я не хочу неприятностей! — Это уже звучало как рефрен.

— Никто не хочет. Разрешите моей подруге встать за прилавок, пожалуйста. Тогда она сможет нырнуть, как утеночек, если будет необходимо.

— Нырнуть? Если кто-нибудь будет стрелять?..

— Они не такие дураки, — сказал Доулиш. — Пожалуйста, присмотрите за ней. С вами ничего не случится.

Он прошел через небольшой проход в прилавке. Комната за магазином была маленькой и вся завалена припасами.

Около двери возвышалась куча картонных коробок. Если укрыться за ней, то не будешь виден ни из окна, ни из магазина. Окно выходило на узкую дорожку; калитка в конце дорожки была закрыта на засов изнутри. С правой стороны в комнате была еще одна дверь, ведущая в коридор.

Доулиш посмотрел на дверь и придвинул к ней ящик для упаковки с надписью: «Стиральный порошок». Он увидел человека, перелезающего через калитку. Это был Кен. Один глаз у него заплыл, но в остальном он казался вполне нормальным. Он легко спрыгнул с калитки и мгновенно скрылся в укромном местечке, которого Доулиш раньше не заметил.

Доулиш спрятался за кучей ящиков.

Хелен пронзительно закричала.

Дверь магазина резко открылась, зазвенел колокольчик. Доулиш мог наблюдать за тем, что происходит в магазине, через щель между коробками. Вошел Сова. Он захлопнул за собой дверь.

Хозяйка магазина сказала:

— Замолчите, вы! Все нормально, мистер Малигэн, она немного не в себе. Боится своей собственной тени. Чем могу служить?

Сова заговорил своим скрипучим голосом:

— Вы не хотите неприятностей, миссис Брей, не так ли?

— Я бы не хотела иметь неприятности. — Голос хозяйки магазина стал резким, в нем появилась подозрительность.

— Вот и прекрасно! — сказал Сова. — Я знал, что вы будете благоразумной. Эта девушка,.. — Он посмотрел на Хелен, потом с опаской оглядел магазин, видимо, боясь появления Доулиша. — Она поступила нехорошо. Она подложила свинью нескольким моим друзьям. Оки хотят видеть ее, а она убежала с одним мужчиной, который обесчестил ее.

Доулиш видел, как он, шаркая ногами, направился к напуганной до смерти Хелен.

— Просто пусть она пойдет со мной, миссис Брей, и у вас не будет никаких неприятностей. Вы ведь видели этого мужчину? Он изнасиловал ее!

Доулиш оглянулся. Через окно он увидел Кена, который крался с пистолетом в руке вдоль стены, тесно прижимаясь к ней спиной.

Миссис Брей проговорила, задыхаясь:

— Я не хочу неприятностей, мистер Малигэн, но эта девушка имеет право оставаться здесь, если сна этого хочет.

— О нет, не имеет, — сказал Малигэн-Сова, — она ограбила моего друга. Ей еще повезло, что он порядочный человек и не пойдет в полицию. Но она должна пойти со мной.

— Не должна, если не хочет.

Кен уже был недалеко от окна. Доулиш сидел на корточках в углу, прячась за коробками. Теперь он мог видеть только Малигэна и чуть-чуть миссис Брей. Хелен была вне поля зрения.

— Не дурите, — произнес Малигэн еще более хриплым голосом. — Я не хочу впутывать вас в неприятности, миссис Брей, но если вы будете защищать эту девчонку…

— Если она хочет остаться здесь, она может остаться!

Кен был уже у окна. Он положил пистолет и просунул отвертку между рамой и подоконником, чтобы приподнять ее, затем заглянул в темную комнату. Он явно нервничал.

Голос Совы напоминал скрипучий голос старого попугая:

— Лучше не лезьте в это дело. Мисс Грейвз, выходите из-за прилавка. Не доставляйте мне еще больше хлопот. А вы, миссис Брей, получите то, что заслуживаете, если будете мешать нам. Дела у вас тут идут неплохо. Продержитесь, наверно, до возвращения мужа из тюрьмы. Но у вас не будет никакого дела, если вы встанете на нашем пути. Заставьте девчонку выйти ко мне.

Кен приподнял раму настолько, что смог просунуть пальцы, и, напрягая зрение, нервы и мускулы, стал поднимать ее вверх.

— Вы поняли меня? — прошипел Малигэн.

— У вас нет никакого права…

— Только попробуйте укрыть девчонку и тогда увидите, есть ли у нас право, — пригрозил Малигэн. — И о себе подумайте тоже. Вам может быть худо. Будете плохо себя вести, ваше дело прогорит. Вам следует быть осторожней, и тогда все будет хорошо.

Окно уже было широко открыто, и Кен оказался в комнате.

— А ну, поднимай юбку!

— Мистер Малигэн, — задыхаясь, проговорила миссис Брей. — Я вынуждена просить вас покинуть мой магазин!

Кен был уже около дверей. Он, очевидно, почувствовал себя в безопасности, так как расправил плечи и его походка преисполнилась важности и самодовольства. Он показал женщине пистолет. Доулиш теперь мог видеть только его макушку.

— Ладно, Малигэн, — сказал Кен, — хватит разглагольствовать. Снимай юбку и…

Хелен завопила. Миссис Брей задохнулась от негодования. В голосе Малигэна вдруг прозвучал испуг:

— Не смей! Брось ее!!

Что-то ударило в стекло окна или двери. Кен выругался и оглянулся, и в этот момент Доулиш столкнул верхний ящик, который упал на Кена. Кен покачнулся и, развернувшись, повалился на Доулиша. Доулиш отшвырнул его к двери, раздался отвратительный глухой звук от удара головой.

В магазине послышался шум.

Малигэн завопил:

— Получишь по морде, ты, ведьма! Если еще раз бросишь, я…

Доулиш выскочил из-за ящиков, нанес сильнейший удар Кену и выхватил у него пистолет. Кен рухнул на пол, потеряв сознание. Доулиш вошел в помещение магазина.

Хелен, пригнувшись, спряталась за прилавком. Миссис Брей стояла, выпрямившись во весь рост. Она прижимала к груди две консервные банки, а третью занесла над головой, готовясь к броску. Малигэн, обороняясь, скорчился около двери. Длинные белые трещины расходились лучами по стеклу от большого отверстия в окне. Миссис Брей швырнула в него еще одну банку, но промахнулась: банка попала в одну из башенок на окне, и все сооружение с шумом рухнуло. Остальные банки, падая одна за другой, создавали непрекращающийся шум, напоминавший отдаленный раскат грома.

Малигэн схватился за ручку двери, рывком открыл ее и выскочил на улицу под дождь.

Миссис Брей с раскрасневшимся лицом опустила руки, но все еще держала консервные банки.

— Все живы, — сказал спокойно Доулиш. — Спасибо, я не забуду этого.

Он нашел за прилавком кусок веревки и связал руки Кена, который начал приходить в сознание.

Подъехало такси.

— Там ваше паршивое такси! — завопила миссис Брей. — Убирайтесь вон! Я больше не хочу видеть вас! Убирайтесь! — Она подбежала и толкнула его.

Водитель — Берт, который отвозил его на Элкин-стрит, — вышел из машины. Доулиш поманил его, в он вошел в магазин. Небольшого роста веселый парень с простым лицом и спокойным взглядом человека, ка которого можно положиться в случае необходимости.

— Хелен, иди в такси и ничего не бойся, — сказал Доулиш. — Берт, отвези мисс Грейвз на квартиру мистера Джереми. Если его не будет дома, подожди с ней, пока он не приедет. Если вас будут преследовать, остановись и попроси защиты у полиции.

— О’кей, пошли, быстро!

— Поторопись, Берт. И присматривай за ней, она не должна ускользнуть.

— О’кей, — ответил Берт.

Такси отъехало.

— Именно этого я и не хотела. Это то, чего я больше всего боялась, — пробормотала миссис Брей. — Я не хотела никакого беспокойства. Посмотрите, что вы наделали!

Она окинула взглядом упавшие банки, разбитое окно и осколки стекла на полу.

Кен, все еще не очухавшийся до конца, сидел на полу со связанными за спиной руками и глядел на Доулиша.

— И это еще не все, — продолжала миссис Брей. — Малигэн разорит меня, он не позволит никому приходить сюда. Они все боятся Малигэна.

— Я прослежу за тем, чтобы все было в порядке, — пообещал Доулиш.

— Сделайте такое одолжение, мистер! — взмолилась она. — Разберитесь! Я вынуждена все это терпеть, это все, что мне остается. Это мои похороны. Они доберутся и до вас, если вы не разберетесь.

Вдруг она вспомнила про Кена и с отвращением посмотрела на него.

— И уберите отсюда этот комок грязи.

Из-за угла появилась машина, блестящая зеленая двухместная машина с кузовом, напоминающим экипаж, с пристроенным сзади местом для кучера.

Вряд ли Доулиш узнал эту машину, но женщину, сидящую за рулем, он узнал сразу. Кейт не смотрела на магазин. Малигэн смотрел: он сидел, сгорбившись, на заднем сиденье, укрывшись от дождя плащом, наброшенным на плечи как капюшон. Кто-то еще сидел рядом с Кейт, откинувшись назад, но Доулиш не видел его.

Он сказал:

— Я буду поддерживать с вами связь, а это возместит ваши убытки.

Он положил на прилавок банкноту в двадцати фунтов стерлингов, остерегаясь давать много: она могла бы отказаться. Миссис Брей молчала. Доулиш зашел за прилавок и поставил Кена на ноги. Он развязал верёвку, сжал ему плечо, как тисками, и сказал:

— Мы едем к Малигэну. Если попытаешься убежать, я застрелю тебя из твоего же пистолета.

Единственный глаз Кена налился кровью, он явно испугался. Доулиш вытолкал его из магазина. Миссис Брей наблюдала за ними, стоя за прилавком и держа по банке в каждой руке. Доулиш прижал дуло пистолета к боку Кена, и они пошли пешком под дождем к дому номер сорок один.

Дверь дома была заперта.

— Открой! — приказал он Кену.

Кен достал ключ и открыл дверь. Доулиш втолкнул его в прихожую. Все двери, которые можно было видеть, были открыты; на лестнице валялись клочки бумаги, значит, они или увезли все документы, или уничтожили их. Под лестницей находился чулан. Доулиш втолкнул в него Кена и, убедившись, что там есть место, куда можно сесть, закрыл чулан и поставил стул к двери.

Доулиш поднялся в гостиную.

Фотографий уже не было, исчезли также книги и документы. Все ящики письменного стола оказались пустыми. На ковре валялось несколько смятых бумаг. Он обошел весь дом. Пустые комнаты, незаправленные постели, в кухне и на газовой плите несколько подгоревших тостов, а на газовой горелке пел чайник.

Он вынудил их бежать. Но Кейт и Мартсон не будут ничего предпринимать, пока он не найдет способа успокоить их. Он должен найти этот способ.

Что сказал бы Ален из Хаслмира относительно того, что произошло сегодня утром? Или Тривет из Скотленд-Ярда, надежный и терпеливый, действительно добрый друг? Старший инспектор Скотленд-Ярда не смог бы отделаться шуткой.

Но Мик Райан шел к Доулишу и умер у его калитки.

Он спустился вниз, отодвинул стул и открыл дверь чулана под лестницей. Он решил отвезти Кена на квартиру Тима Джереми.

Кена в чулане не было.

Глава 14 Соседний дом

Он нагнулся и заглянул внутрь. Дверь из чулана вела в чулан соседнего дома. Кен ушел через нее. Доулиш открыл дверь в стене, которая оказалась незапертой. Ему пришлось согнуться вдвое, чтобы пробраться в коридор соседнего дома.

Доулиш нежно погладил пистолет в кармане. Он обошел дом сверху донизу. Одна спальня была со вкусом обставлена и хранила слабый запах духов «Лида».

Значит, здесь побывала Кейт.

Он не нашел никаких документов.

Он спустился в прихожую и вышел на улицу через парадную дверь.

Он пошел по направлению в магазину.

Он не спешил, хотя допускал, что за ним могли следить.

Когда он подошел к магазину, то увидел миссис Брей, которая восстанавливала башни из консервных банок. Она быстро отвела взгляд. Он перешел на другую сторону улицы.

Он повернул за угол и вышел на унылую, грязную улицу. В дверном проеме книжного магазина, засунув руки в карманы и спрятав подбородок в поднятый воротник пальто, стоял человек. Бездельник не смотрел на него, но отсюда он мог проследить за тем, куда пойдет Доулиш.

Он прошел мимо бездельника, дошел до следующего угла и оглянулся: человек следовал за ним, мрачная фигура на тусклом фоне.

Доулиш начал переходить улицу. Слева от него медленно двигалась маленькая машина, и вдруг мотор взревел и машина рванулась вперед. Она неслась, как ракета, быстрая, зловещая; мотор угрожающе ревел, а он дошел только до середины улицы. Это было не больше чем в пяти ярдах от него. Шофера он не разглядел. Он отчаянно рванулся вперед, но краем глаза увидел, что машина несется прямо на него. Он успел добраться до края тротуара и отпрянул назад, когда машина была уже на расстоянии одного ярда. Одно колесо ее двигалось по обочине. Он бросился вперед, скользя по мокрому асфальту, и услышал, как машина с шумом врезалась в стену углового дома. Потом что-то тяжелое обрушилось сзади на ноги, придавив его к земле.

Вот и все. Теперь не уйти. Никакой надежды. Он не мог двигаться, сейчас шофер машины прикончит его.

— Эй! — позвал его кто-то.

Затем он услышал свисток — резкий, пронзительный и очень приятный звук, так как это был полицейский свисток. Послышались тяжелые шаги бегущего полицейского. Водитель чем-то ударил Доулиша, с отчаяньем и поспешностью. Удар пришелся в затылок, чуть повыше шеи, однако он не был слишком силен. Железная труба с громким звоном упала на тротуар. Человек обернулся и бросился наутек. Доулиш увидел тяжелые бутсы. Потом он услышал голос:

— Присмотри за ним.

Тогда он понял, что здесь есть кто-то еще, и этот кто-то наклонился над ним. Это был почтальон.

— Ты жив, приятель?

— Да, со мной все в порядке, — сказал Доулиш.

— Тогда не волнуйся.

— Попробуй, может быть, тебе удастся освободить мои ноги.

— О, извини, приятель. Здорово они тебя.

Страх охватил Доулиша, даже больший, чем тот, который он испытывал, когда шел по улице. Он был уверен: что-то кроется за этими словами. Страх и ужас, так как почтальон, конечно, видел, что ноги его были повреждены. Он не чувствовал никакой боли, и это был плохой признак. Сломанные ноги часто немеют, боль приходит потом.

Дождь все еще хлестал. Доулиш насквозь промок. Почтальон нагнулся над ним и прикрыл его своим плащом, хотя это мало помогло. Из соседних домов пришли два или три человека, кто-то принес ему рюмку рома или виски. Гму не особенно хотелось пить, но он взял одну из рук очень настойчивого старого человека. Он почувствовал, что голова его напоминает воздушный шар.

Послышалась сирена приближающейся «скорой помощи». Теперь уже вокруг него теснилась небольшая толпа промокших людей. Подъехали две или три машины и несколько мотоциклистов. Потом появились двое полицейских.

Шум мощного мотора прибавился к звону колокольчика. «Скорая помощь»? Нет, это пожарная машина. Значит, прибыли обе машины.

Подошел доктор, маленький, плотный, грубовато-добродушный, с черным саквояжем. Он наклонился к Доулишу:

— Ну, что там? Где больше всего болит?

— Нигде, — сказал Доулиш.

— Это хорошо. Возможно, вам повезло, но я ничего не могу сказать, пока не освободим ваши ноги. Это недолго… сейчас. Может, примете морфий?

— Нет! — Доулиш почувствовал, что это слово вызывает в нем резкий протест, но потом смягчился: — Спасибо.

Давление на ноги усилилось, оно не причиняло боли, но стало более ощутимым. Отсутствие боли и то, что он не мог двигаться, было самым страшным.

— Готовы? — спросил кто-то зычным голосом.

— Все готовы.

Сержант полиции наклонился над Доулишем, парень с большим красным лицом, с отвисшими, как у моржа, усами; ему лучше было бы работать на сцене. От него пахло пивом.

— Теперь уже недолго, шеф. Только поднимут машину, сейчас. Я…

— Какие там еще неприятности? — спросил Доулиш.

— Вы мистер Доулиш?

— Поднимай! — скомандовал человек зычным голосом.

Послышались скрежещущие и раздирающие душу звуки — давление уменьшилось, более чем уменьшилось, оно исчезло совсем.

— Поднимай! Еще раз поднимай! Осторожно, осторожно поднимай!

Около десяти человек стояли вокруг машины. У всех в руках были большие железные ры чаги, которыми они поднимали машину. Машина приподнялась на дюйм.

Теперь Доулиш не чувствовал никакой тяжести, но машина висела над ним, и если бы она соскользнула, все было бы кончено.

— Поднимай!

Подошли трое полицейских и осторожно, но решительно начали тянуть его за плечи и вскоре вытащили из-под машины.

— Вот что называется повезло, — сказал доктор, широко улыбаясь, после того как обследовал ноги Доулиша. — Ничего серьезного, кроме синяков. Ни одной сломанной косточки. Два дня — и все будет в порядке.


Доулиш передвигался с трудом. Он находился в передней одного из обветшавших домишек, завернутый в одеяла. Перед ним стоял стакан горячего чая. Сержант полиции и два констебля устроились рядом в маленькой комнате. Он отказался ехать в госпиталь, поэтому они вызвали полицейскую машину.

— Готовы, мистер Доулиш? — спросил сержант. — Не волнуйтесь, мы поможем вам.

Два констебля взяли его под руки и подняли на ноги. Они почти несли его на руках от дома до машины. Он с трудом забрался в машину и в изнеможении упал на сиденье.

— Квартира три, Джермин-стрит, двадцать один, так ведь, мистер Доулиш?

Он дал им адрес Тима Джереми.

Больше всего болела рука. Он представил себе, что скажет Фелисити обо всем этом, и сразу вспомнил о фотографиях.

Он должен что-то сказать полиции… Его мозг сверлила одна мысль: есть ли у него возможность продолжать настаивать на сделке с Кейт и Мартсоном? Конечно, это было бы самым надежным способом добиться результатов.

Бот тебе и на! Это не Джермин-стрит, это набережная! То большое белое здание справа принадлежало Скотленд-Ярду! Он понял их хитрую уловку, они привезли его в Скотленд-Ярд.

Машина въехала в калитку и остановилась у входа.

Старший инспектор Тривет спускался по лестнице. Тривет, высокий, в темно-синем костюме, сшитом по фигуре, носил шляпу на затылке, выставляя напоказ темную шевелюру. Он улыбался, когда подошел к машине и открывал дверцу.

— Привет, Пат! — поздоровался он.

— Будь прокляты все полицейские! — прорычал Доулиш.

— Я тебя понимаю. Но мне не нравится, что кто-то крутится вокруг тебя и пытается вывести из игры Более того, я поеду на эту квартиру вместе с тобой.

Глава 15 Точка зрения Скотленд-Ярда

— Это ничего не даст, — сказал Доулиш, — ты можешь выслушать меня?

— Нет, если это означает, что ты хочешь, чтобы я разрешил тебе устраивать беспорядки в Ист-Энде.

— Я не хочу, чтобы ты ехал к Тиму.

— Почему?

— Потому что там меня ждет человек, и я не хочу, чтобы ты его видел.

— О! —сказал Тривет. Он вынул сигарету изо рта. — Куда еще ты хотел бы направиться? Единственное место, где можно появиться в таком виде, — это турецкие бани, и…

— Мой клуб. У меня там есть запасной костюм.

— Хорошо, —согласился Тривет.

Таким образом, первая схватка была выиграна. Поскольку вмешательство Тривета ускоряло ход событий, Доулишу приходилось быстро решать, до какой степени быть откровенным с полицией.

Они затормозили около клуба.

Доулиш неуверенной походкой добрался до лифта, который со скоростью катафалка доставил их на четвертый этаж, где в его распоряжении была комната.

Швейцар Джордж спросил, не нужен ли ему портье, и Доулиш ответил:

— Я позвоню, Джордж. Но ты мог ба прислать нам немного пива.

Доулиш устроился на кровати, Тривет сел около окна, из которого была видна мокрая зелень Сент-Джеймского парка. Раздался стук в дверь — Джордж принес пиво.

Доулиш сидел, откинувшись на подушки. Во рту у него была сигарета, в руках он держал кружку пива. Теперь он был сосредоточен. Тривет пил пиво не торопясь, отдавая должное этому прекрасному напитку. Ни один из них не заговорил о деле Мика Райана с тех пор, как Тривет высказал официальную точку зрения Скотленд-Ярда.

— Итак, Билл… — произнес Доулиш.

— Я думаю, одной из причин, по которой ты решил сам заняться этим делом, было то, что девушка сказала тебе, что Райан приходил в Ярд и мы отнеслись к нему равнодушно, — сказал Тривет, — и ты решил с нами не связываться, как и девушка. Но у нас есть на то свои причины, Патрик.

— Ты хочешь сказать, что ваш отказ в помощи Райану был тактическим маневром, что фактически вы уже что-то знали об этом деле и шли своим собственным путем? — спросил Доулиш.

— Вот именно.

— И этот путь оказался очень успешным, — прошептал Доулиш. — Для начала Райана хладнокровно убили. Почему за ним не следили?

— Следили.

— Тогда почему его не спасли?

Тривет сказал:

— Пат, не занимай такую позицию. Есть тип людей, которых ты никогда не сможешь защитить должным образом. Эти люди сами хотят ускользнуть. И Райану это удалось. То же самое произошло и с Хелен Грейвз. Единственное, что мы смогли сделать, это проследить за ней до Доркинга. Она заказала билеты до Доркинга, чтобы сбить нас со следа. Наш человек оказался не на высоте, он вовремя не сообразил, что она осталась в поезде, и вышел. Девушка доплатила за билет в Хаслмире.

— А! — произнес Доулиш.

— А теперь я тебе расскажу, как работают полицейские, когда у них есть полшанса, — продолжал Тривет. — Все маленькие машины с закрытым кузовом останавливали по дороге из Хаслмира в ночь убийства Райана. Все номера были проверены, пассажиры и водители опрошены. И все они смогли дать вполне удовлетворительные ответы. Но одна из остановленных машин была той, которая наехала на тебя час назад.

— Час от часу не легче°! — сказал Доулиш. — Подумай сам, какой удовлетворяющий тебя ответ мог дать водитель, который только что убил Райана?

— Не мне, а людям Сари. Они не виноваты, Пат. Очевидно, убийцы сменили машину неподалеку от твоего дома, а они останавливали только маленькие машины. Эту машину вела женщина, в ней не было пассажиров.

— Понимаю, — сказал Доулиш.

Тривет откинулся назад, положил ногу на ногу, сделал еще один глоток пива и спросил:

— Что ты знаешь о лорде Колдере?

Настал момент, когда только дурак стал бы утаивать информацию. Поэтому Доулиш лег поудобнее и, затягиваясь с наслаждением заядлого курильщика, рассказал все, что знал. Тривет слушал его внимательнее, чем обычно.

Наконец Доулиш сказал:

— Мне не нравится эта прогулка из дома номер сорок один, Билл. У меня было предчувствие, что они не оставят меня в покое. Но я не ожидал трюка с машиной. Я не предусмотрел такого варианта.

— И ты все еще хочешь мстить за Мика Райана?

— Это только одно объяснение!

— И правильное, когда речь идет о тебе, — сухо заметил Тривет. — Это очень запутанное дело. Ты уже видел, как они работают. Например, их маленькая шутка с фотографиями доставит тебе немало беспокойства, начнутся неприятности между тобой и Фелисити, и это помешает тебе сконцентрировать всю свою энергию на этом деле. Очень мудро. Но… напрашивается мысль о том, что эти люди действительно могли бы использовать тебя как соучастника.

— Мне тоже так кажется.

— Тогда они не должны были бы так с тобой обращаться.

Доулиш сказал:

— Сначала я подумал, что это полный провал, если говорить о сделке с ними, но, по-моему, есть еще шанс. Например, полицейским не нужно ходить на Килиджер-стрит. Или вы уже были там?

— Нет, я ждал, пока увижусь с тобой.

— Спасибо. Кейт и Мартсон могли бы допустить, что я ничего не рассказал тебе, поэтому я мог бы снова представлять для них интерес. Это одна из причин, почему я не хочу, чтобы ты ехал в дом Тима.

— А кто там?

— Хелен Грейвз. Мне хотелось спрятать ее куда-нибудь от обезумевшей банды Мартсона. Может, получится?

— Я не вижу, почему бы и нет.

— Есть еще одно обнадеживающее обстоятельство, — сказал Доулиш. — Кейт считает, что я не буду обращаться в полицию, и уверена в том, что я занимаюсь этим делом только ради того, чтобы заработать. Конечно, хитрая Кейт могла завести разговор на эту тему. Поэтому лучше, чтобы она не знала о моей связи с вами. Билл, а что ты знаешь о лорде Джереми Колдере? Что заставило тебя отказать в помощи Райану? Какая тут игра? Ты действительно думаешь, что я могу помочь?

— Да, — ответил Тривет. — Фактически, до того как Райан оказался около твоего дома, я подумывал, не стоит ли мне, несмотря на гнев храброй Фелисити, обратиться к тебе за помощью. Короче говоря, потом…

Голос его звучал небрежно, почти бесстрастно, но во всем, что он говорил, и в выражении его лица чувствовалось, что он придает большое значение этому разговору.

Доулиш чувствовал себя вполне счастливым, беспокойство его почти прошло.

Тривет продолжал:

— По-видимому, для Колдера настали тяжелые времена, Пат. Шантажируют его сейчас или нет, я не знаю. Он замкнулся, нанял телохранителей и ведет себя так, как будто ему нужна защита полиции, но он боится обратиться за ней. У меня есть только одно объяснение этому: женщина.

— Моя Кейт, — прошептал Доулиш.

— Судя по тому, что ты рассказал, да.

— Не слишком ли это просто, Билл? Кейт пошла на компромисс с ним, она пошла на компромисс со мной, а потом надела траур?

— Я думаю, за этим кроется что-то еще. Они не часто связываются с миллионерами.

— Один закон для богатых и другой для бедных, — тихо сказал Доулиш. — Может быть, она хотела получить его ключи и доступ к комнате-сейфу, а он этому воспротивился?

— Есть что-то еще, — многозначительно произнес Тривет.

— Что же?

— Я не могу тебе этого сказать.

Доулиш внимательно посмотрел на него, вынул изо рта сигарету, взял кружку и допил пиво.

Тривет встал.

— Хорошо, не можешь, — согласился Доулиш. — Я не буду выражать недовольство по этому поводу. У вас еще нет определенного мнения, вам еще надо подумать, и ты хочешь, чтобы я действовал в качестве мишени?

Тривет сказал:

— Вот именно, и никто не должен знать об этом, Пат. Даже Фелисити. И, уж конечно, Тим. Могут возникнуть трудности, но тут ничего не поделаешь. Мы, конечно, не оставим тебя одного. Но я не могу тебе сказать, что мы еще предпринимаем.

Доулиш недолго колебался:

— Договорились!

— Спасибо, Пат, — сказал Билл Тривет.


Нужно было забинтовать руку, поэтому Пат послал за доктором, которого хорошо знал. Доктор приехал через час сорок пять минут, снял с раны старые бинты и обнаружил густую отвратительную массу. Потом он достал лупу и внимательно осмотрел рану.

— Мне бы не хотелось, чтобы началась гангрена. Вам надо отдохнуть несколько дней.

— Да, знаю. Нет ли у вас какой-нибудь дряни вроде пенициллина?

— Я как раз собираюсь воспользоваться им. Но нужно перевязывать рану по крайней мере каждые четыре часа. Хуже не должно быть. И еще придется держать ее на перевязи.

— Я буду умником, — пообещал Доулиш.

Когда была наложена пенициллиновая мазь и рана снова забинтована, сразу стало намного легче. Ноги тоже доставляли немало неприятностей. Он испытывал муку, когда опускал их на пол и переносил на них всю свою тяжесть. Но голова его была ясной и трезвой. Что могло быть более отвратительным, чем перспектива оставаться в постели два или три дня, но ничего другого не оставалось.

Заказанное такси доставило его на Джермин-стрит.

Шофер помог ему подняться на первый этаж, так как лифта в доме не было. Он услышал звонок внутри квартиры. Высокий, изящный и чопорный Тим Джереми открыл дверь.

— Что-то давно тебя не было, — проворчал он.

— Прости, — сказал Доулиш.

— Можно было подумать, что тебя толкнули под автобус, — выразил свое недовольство Тим, потом заметил забинтованную руку: — Великий Боже! И ты молчал, пока я сидел здесь взаперти с этим созданием?

— Прости, — повторил Доулиш. Он осторожно, как калека, прошел вперед.

— Вот тебе и на! — воскликнул Тим. — Что это? Старость пришла?

— Чуть-чуть придавили, но кости все целы. Жаль, что Хелен подействовала на тебя, как мокрое одеяло.

Прихрамывая, с помощью Тима и шофера, он вошел в квартиру.

— Хелен? — как эхо повторил Тим. — Мокрое что? Не будь ослом, — сказал он. — Она… ну, тебе следовало бы знать, я так понимаю, вы хорошие друзья. — В голосе Тима звучала неприязнь.

Затем открылась дверь, и он увидел улыбающуюся Кейт.

Глава 16 Добрая Кейт

Улыбка Кейт была такой же обворожительной, как и она сама. Волосы были в полном порядке, косметика идеальная, ее костюм цвета красного вина — просто мечта.

— Привет, Пат! — сказала она.

Раньше он не замечал теплоты в ее голосе. И сейчас это была не просто теплота, это было что-то совсем иное, чего прежде он не замечал в этой женщине, — голос человека, который хорошо знал его и относился к нему с нежной любовью. Она говорила, как будто для нее он был единственным человеком в мире и она существовала только для него.

— Привет, — ответил он неловко.

— Надеюсь, что тебе не очень досталось.

— Расплатись, пожалуйста, с шофером, Тим, — попросил Доулиш. Он самостоятельно доковылял до двери. Кейт взяла его правую руку и прижала к себе, теплая и податливая. Она осторожно помогла ему сесть в кресло с прямой спинкой.

Тим находился около двери, разговаривая с шофером.

Доулиш спросил:

— Где Хелен?

— Мы следим за ней. Мы перехватили ее такси. Твоему другу Берту это не понравилось, но делать было нечего.

— Это твоя вторая ошибка, — сказал Доулиш. — Тебе не следовало трогать ее, Кейт.

— Но она такая хорошая козырная карта при заключении сделок. Она была с беднягой Миком, а теперь с тобой. Не могу понять, чем такие угрюмые женщины привлекают мужчин, но… видимо, миру требуются все типы людей, не так ли? — Она села на подлокотник кресла, благоухая «Лидой» и выглядя так, как будто ее вторым именем было «Обворожительность». Она открыла сумочку, вынула маленький золотой портсигар и протянула Доулишу. Было видно, что она испытывала глубокое удовлетворение.

— Никаких ядов, спасибо, — сказал он.

— Я не такая жестокая, (сак ты думаешь, дорогой.

Нарочитая интимность, прозвучавшая в слове «дорогой», заставила его понять, что оно было сказано не для него. В комнату вошел Тим. Теперь он выглядел не чопорным, а скорее напряженным, обеспокоенным, почти несчастным. Он обожал Фелисити.

— Тебе не следовало скрывать от меня Тима так долго, — сказала она сладким, как патока, голосом. — Это нечестно, дорогой. Мне кажется, он прелесть.

— Я вам не мешаю? — спросил Тим. Голос его был жестким, он смотрел мимо Доулиша в окно. Он был современным человеком, даже циником; он не питал никаких иллюзий, но считал, что Пат и Фелисити были самой счастливой парой на этой грешной земле.

Кейт сказала:

— Почему? Нет, Тим, но…

Тим вышел из комнаты. Дверь с шумом захлопнулась.

Кейт засмеялась:

— Как тебе нравится этот бумеранг, дорогой?

Она наклонилась, и он ощутил ее близость.

— Я действительно рада, что ты все еще жив. У нас со Стином никогда не было единого мнения относительно тебя. Бедный Стин.

Доулишу не нравился ее взгляд.

Лилово-синяя глубина затуманилась, глаза как бы покрылись дымкой, а за этой дымкой еле заметно светился огонь; огонь, который мог стать таким же свирепым, как и ненависть, которую испытывал к нему Стин.

— Ты ведь не любил его, правда?

Доулиш сказал:

— Его действия не могли вызвать дружеского отношения к нему.

— Ты убил его.

— Давай считать, что он покончил с собой.

— Хорошо придумано! Ты изо всех сил швыряешь человека с лестницы, ломаешь ему спину, он умирает в страшных муках, и тебя это не волнует.

— Стин знал правила игры. Он знал ставки. Я сделал ставку — и выиграл Он сделал ставку — и проиграл, — сказал Доулиш. — Ты тоже можешь проиграть. И я мог бы. Не читай мне морали, крошка. Это ты послала машину?

— Не я, это Кен. Он давно знал Стина. Он любил Стина и возненавидел тебя за то, что ты убил его. Я думаю, ты можешь работать с нами. Может быть, и хорошо, что Стина нет. Вы с ним никогда не смогли бы поладить. А ты и я сможем. Ты и Мартсон тоже.

— Пятьдесят на пятьдесят.

— Теперь, когда Стина нет, ты мог бы предложить Мартсону и треть.

Доулиш произнес резко:

— Я не торгуюсь. Я тебе сказал свои условия, и они окончательные. Это большие деньги. Для меня неважно, буду я иметь половину или треть, это вопрос принципа.

Он не был уверен, что деньги действительно были большими. Ему просто нужно было убедить ее, что он знал больше, чем она думает.

— Можно попытаться, — сказала она. — В чем заключается твое участие?

— Бездействующие силы полиции там, где вам нужно. Полиция ищет убийцу Райана. Он приходил туда, ты ведь знаешь об этом?

— Они бы все равно не стали слушать его. Ему нечего было сказать. Только то, что Колдер был обеспокоен. — Она засмеялась. — Бедный Джереми! Каждый день в полицию приходит множество таких дураков, как Райан.

— Они знали, что Райан прав, —заметил Доулиш.

— Почему ты гак думаешь? — мягко спросила она.

— Мне сказали в полиции, когда в первый раз просили помочь им в деле Колдера, — ответил Доулиш.

— Они не имеют представления о том…

— Они имеют представление о многих вещах. Это дело ведет Тривет, а он не дурак, Кейт. Он устроил мне сегодня утром допрос. Он хотел узнать, где я пропадал и все остальное. Я убедил его, что ничего не знаю, сказал, что меня опоили, а когда проснулся, то обнаружил, что нахожусь в одной комнате с Хелен, а потом выбрался из дома. Я сказал им, что отправил Хелен в такси, осмотрел дом, а потом ушел.

— Что еще они говорите тебе? — спросила она.

— Сказали, что у меня две ноги, которые откажутся работать, и одна рука, которую придется ампутировать, если я не подлечусь. Но долго это продолжаться не может. Он даст мне несколько дней, а потом будет снова предлагать помочь им. И тогда правда будет означать конец и тебе, и Мартсону, а чуть-чуть приукрашенной лжи — и их поиски пойдут по ложному пути. Думаю, это стоит сделки пятьдесят на пятьдесят. Иди и скажи об этом Мартсону.

— Хорошо, — мягко сказала Кейт. — Теперь вопрос в том, могу ли я верить тебе. Все это может быть ловушкой, Доулиш. Мне кажется, лучше бы ты был мертв.

— Хорошо, убейте меня. А что дальше?

— Если ты не расскажешь им, они не смогут добраться до меня или Мартсона.

— Ты так думаешь? — усомнился Доулиш. — Возможно, ты права. Но мне нравится быть непохожим на других, и я сделал так, что заговорю и после своей смерти. Я назвал тебя, Мартсона, Стина, Кена и Малигэна. Не в завещании. Я оставил письмо, которое будет распечатано после моей смерти. Иногда приходится делать совершенно очевидные вещи, ты знаешь это.

— Я поговорю с Мартсоном, — пообещала она.

— Ты помнишь, почему я спустил Мартсона с лестницы? Он не захотел вести игру по моим правилам. Первое условие совместной работы — это свобода Хелен. Я хочу, чтобы через два часа она была здесь. Если она не придет — никаких дел, и вы будете загнаны в подполье.

Она вышла. Он не слышал, как за ней закрылась дверь.


Тим Джереми вернулся через час после того, как учила Кейт. Он не был пьян, но, несомненно, был навеселе. Ленивой походкой он подошел к Доулишу, который сидел в кресле. Болели ноги, болела рука, разламывалась голова. У него не было желания оправдываться перед Тимоти.

— Прелестная Хелен уже ушла! — сказал Тим. — Я не ханжа. Но, вероятно, мой предок был викторианцем или каким-то пуританином. Кроме того…

— Забудь это «кроме того». Твой предок-пуританин не очень-то хорошо поработал.

Ему нужно было убедить Тима, что его, Тима, выводы справедливы. Если он собирается работать с Кейт, это должно быть секретом его и полиции. Никто другой не должен знать, пока. Даже Фелисити. Может быть, в этом не было логики, но он был убежден более чем когда-либо, что поступает правильно.

— Что ты имеешь в виду? — вызывающе, почти грубо спросил Тим.

— Бесконечный ряд твоих прелестных Хелен, Тим. Будь честен.

— Я избежал женитьбы. Я признавал безрассудную страсть как таковую и знал, что настоящее еще где-то за углом, за который я так и не смог завернуть, так уж случилось. — Тим был очень серьезен.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, старина.

— Я говорю о своих предках и о том, что многое в жизни не соблюдается, особенно… тобою.

— Мы мужчины. Взрослые мужчины. И живем в современном мире. — Доулиш говорил медленно, обдумывая каждое слово. — Что у тебя гам в голове, Тим?

— Послушай, Пат. — Глядя на невозмутимого Доулиша, он тоже старался быть спокойным. — Я могу простить идиотизм многим людям, но не тебе. Я люблю Фелисити и не буду стоять в стороне и наблюдать, как…

Доулиш молчал, он должен был молчать, что бы Тим ни говорил. Он никогда этого не мог даже предположить! Он знал Тима как верного друга, надежного, преданного, готового принять участие в таких делах, как это, беспрекословно признавая лидерство Доулиша. Тим был человеком, которого нужно принимать без всяких оговорок. Иногда он мог вызывать чувство жалости, так как вечно находился в состоянии или влюбленности, или разочарования, или был занят какими-то делами, или бездельничал. Два раза он был обручен, и оба раза все кончилось разрывом. Из-за своего темперамента он не мог оставаться равнодушным, когда дело касалось женщин; он просто не был убежден в том, что может быть привязан всю жизнь к одной женщине. Так по крайней мере думал Доулиш.

А оказывается, Тим был влюблен в Фелисити, и выбрал именно такой момент, чтобы сказать ему об этом!

Доулиш открыл глаза и увидел, что Тим смотрит на него, с пылающим лицом, готовый ко всему: к оскорблениям, протестам — ко всему. Лицо Тима закружилось перед ним, потом потолок, пол, мебель. Они кружились все быстрее и быстрее, сменяя друг друга, и единственным, странным, четким ощущением было: тишина там, снаружи, и жуткая какофония внутри него.

— Итак, что ты собираешься предпринять? — спросил Тим.

Доулиш сказал:

— Помоги мне добраться до кровати. Позови сестру. Прости меня, Тим. Прости за все.

Конечно, Тим не позвал сестру, а сам взялся за работу. Он чувствовал себя гораздо увереннее, когда Доулиш очутился в кровати, его кровати, не такой уж маленькой в этой пустой комнате. Более того, узнав, что Доулиш ничего не ел, он быстро приготовил ему легкий завтрак.

Он был заботливым и внимательным, и все же на душе у него было неспокойно. Между ними возник барьер недоверия, и Доулиш не мог разрушить его. И так много забот, а теперь еще и это!

Раздался звонок у входной двери. Тим открыл дверь. Послышался шепот, потом шум разрываемой бумаги: Тим вскрывал пакет. Он издал странный звук, что-то вроде стона, потом замолчал и вдруг сказал, медленно, взвешивая каждое слово:

— Проклятая… свинья!

Дверь распахнулась, и в комнату вошел Тим. Глаза его горели гневом, щеки пылали, он что-то держал в руке. Медленно подойдя к кровати, он швырнул это «что-то» в Доулиша. Это был кусок плотной бумаги. Доулиш потянулся к нему, но не успел взять: Тим сам схватил его и поднес к глазам Доулиша.

Это была фотография. Копия той, которую Кейт показывала ему сегодня утром. Сейчас он не думал о Кейт и своей ненависти к ней. Он едва мог поверить своим глазам — столько гнева, ненависти и отвращения было во взгляде Тима!

Он не был уверен, что может толком объяснить ему; он просто боялся говорить, чтобы не сказать лишнего.

Тим бросил фотографию и отошел от кровати.

— Хорош, нечего сказать! — произнес он. — Этого только Фелисити не хватало! Столько лет я уговаривал себя, что рад тому, что она вышла замуж за тебя, а не за меня. Радовался! Почему я…

— Замолчи! — сказал Доулиш.

— Я буду говорить, что хочу, и буду делать, что хочу. Сколько времени ты будешь болеть? Приблизительно.

— Несколько дней.

— Потом тебе придется убраться отсюда.

— Заткнись, ты!

— И, полагаю, тебя следует отправить домой, к ней, — сказал Тим.

Нет, он должен оставаться в Лондоне.

— Не вмешивай ее в это дело, — отозвался он.

— Чтобы тебе было удобно? — спросил Тим. — Нет уж, я ей позвоню.

Около кровати стоял телефон. Он взял трубку и начал набирать номер. Но прежде чем он набрал его, послышался еще один звонок у входной двери.

— Проклятие! — выругался он и с грохотом положил трубку на место. Он вышел, не глядя на Доулиша.

Входная дверь открылась. Послышался женский голос. Потом наступила пауза. Потом Тим сказал:

— Убирайтесь!

— Но… — снова раздался женский голос.

— Убирайтесь!

— Тим! — крикнул Доулиш. Он сел, и у него снова закружилась голова. Он сбросил с себя одеяло. — Тим, подожди!

Ему удалось выбраться из кровати. Он не слышал, сказал ли Тим что-нибудь еще; шум в голове заглушал все звуки, идущие извне. Опираясь на стену, он добрался до двери. Она была открыта, в дверном проеме стоял Г им, а за ним, на площадке, Хелен.

Тим резко повернулся, глаза его снова загорелись злобой.

— Заткнись! Если ты думаешь, что может превратить мою квартиру в бордель, то глубоко ошибаешься. Если ты хочешь быть с ней, иди с ней, но она не останется здесь ни на секунду. Какая наглость! Привести ее сюда! Убирайтесь!

Хелен в страхе отступила.

Кто-то еще появился на площадке. Конечно, этот «кто-то» слышал все, что говорил Тим. Доулиш узнал легкие знакомые шаги. Он не удивился, когда увидел, что Фелисити взяла Хелен за руку и сказала спокойным, бесстрастным тоном:

— О чем ты, Тим?

Тим ничего не ответил и отступил назад.

Фелисити, по-прежнему держа Хелен за руку, ввела ее в квартиру. Она закрыла дверь, огляделась и увидела Доулиша.

Глава 17 Фелисити

Она выпустила руку Хелен.

— Пат!

Доулиш попытался улыбнуться ей, сдуру попробовал оторваться от стены и чуть не упал. Фелисити бросилась к нему и успела подхватить его. Потом подставила плечо и помогла ему дойти до кровати. Она хотела поправить простыни и тут увидела фотографию, молчаливое, о многом говорящее послание. Казалось, силы покинули Фелисити.

Тим тоже был в комнате.

Фелисити не улыбалась, в глазах ее застыло изумление. Она отбросила простыни, а вместе с ними и фотографию.

— Помоги мне положить его. Ты послал за доктором? — заговорила Фелисити странным, незнакомым голосом.

— Нет, Фел. Я очень сожалею. Если бы я знал, что ты на площадке, я бы не…

— Вызови доктора, — прервала его Фелисити. — Хелен, пойди в гостиную и сядь там. Ты выглядишь усталой.

— Я не хочу, чтобы она здесь оставалась! — проворчал Тим.

— Не будь дураком! — Голос Фелисити звучал спокойно.

Доулиша оставили в комнате одного. Было трудно убедить себя в том, что главное свершилось: Хелен была здесь.

Кейт приняла его условия и хотела, чтобы он вступил в игру. Лицо Тривета стояло у него перед глазами; неутомимый и мрачный Тривет наклонился над ним и произнес многозначительно: «Никто не должен знать, Пат. Даже Фелисити. И, уж конечно, Тим. Могут возникнуть трудности, но это — главное!» Он еще добавил, что Доулиша не оставят одного, и Доулиш тогда согласился: «Договорились» — все так просто.

Он задремал.


Это был тот же врач, который приходил к нему в клубе. Он молча осмотрел Доулиша. Нащупав на голове опухоль, он загадочно улыбнулся, как бы поняв причину всех неприятностей. Он заполнил шприц, а Фелисити засучила рукав рубашки Доулиша. Протерев кожу спиртом, доктор ввел иглу и нажал на поршень.


Он чувствовал себя хорошо. Пожалуй, еще не совсем, но вполне прилично, не ощущая боли, только голод. Он почувствовал, что чья-то нога коснулась его ноги. Он приподнялся, осторожно дотянулся до настольной лампы и нашел выключатель.

Мягкий свет залил комнату.

Он повернулся — Фелисити смотрела на него.

Ему было трудно подобрать слова. Потом он подумал, почему бы ему не объяснить причину появления фотографии. Ему нужно просто выбрать для этого подходящий момент.

— Как ты чувствуешь себя, Пат? — спросила Фелисити.

— Лучше, гораздо лучше.

— Это хорошо. — Она приподнялась, опираясь на локоть, чтобы посмотреть на часы. — Хелен еще здесь. Она в ужасе при одной только мысли, что ей придется идти домой. А больше ее некуда отправить. Ей все еще грозит опасность?

— Не сейчас. Но может, если что-то не сработает в нашем плаке. Фел, — он коснулся ее руки, — это одно из самых отвратительных дел, в расследовании которого нам когда-либо приходилось участвовать. Многое только кажется правдой. Это дело очень запутанное и опасное. И мне предстоит распутать его до конца.

— Да, конечно, — согласилась Фелисити.

Доулиш сказал:

— И фотографии могут лгать.

Ока вздрогнула, как будто он ударил ее, и потом спокойно заметила:

— Не лучше ли сначала сделать дело, а уж потом разбираться в других вопросах?

— Да. Мне бы хотелось отправить Хелен в какое-нибудь тихое местечко, куда Кейт и ее друзья не смогли бы добраться. Ей следует уехать из Лондона, а я должен оставаться здесь. Ты позаботишься о Хелен?

Она долго колебалась и наконец ответила:

— Да.

— Мне кажется, что Форвейз будет самым подходящим местом. Охрана в дороге вам будет обеспечена.

— Ты уже разобрался во всем, что тут происходит?

— Нет, — сказал Доулиш.

Они задремали, и когда в восемь часов Тим принес чай, оба спали глубоким сном.


Фелисити и Хелен отправились в Форвейз. В большинстве газет была напечатана небольшая фотография, на которой был изображен человек, умерший в результате перелома позвоночника и найденный в Темзе около Шедвелла. Стин был похоронен наспех, кое-как.

Позвонил Тривет и сказал, что пошлет ему сообщение позднее, так как боялся, что разговор по телефону могут подслушать. Он попросил и Доулиша отправлять ему сообщения, а звонить в Ярд только в случае крайней необходимости.


Тим все еще не мог успокоиться. После того как женщины уехали, ок пришел к Доулишу и, обращаясь к нему в своей обычной шутливой манере, спросил, какие будут распоряжения.

Доулиш старался быть естественным.

— Попозже, — сказал он.

— Да, да, сэр.

— Ничего не слышно от Теда? — спросил Доулиш.

— С ним не все в порядке. После того как он уехал с Пиккадилли-сквер, следуя за Хелен Грейвз, он попал в катастрофу, не серьезную, однако сильно ударился головой, и пришлось наложить пару швов. Боюсь, что на некоторое время он вышел из игры. Так что остаемся только мы вдвоем. Чем может помочь Тривет?

Доулиш сказал:

— Лучше считать, что мы действуем одни.

На второй день в квартире этажом ниже появились техники по ремонту телефонов, и только Доулиш догадывался об истинной цели их прихода. Он не сомневался в том, что к телефону Тима подключили провод для прослушивания разговоров.

В течение трех дней было подозрительно спокойно. Доулиш звонил Фелисити каждый день. В Фортвейзе ничего не происходило. Доктор приходил два раза в первый день, а в последующие два дня присылал несколько раз медсестру, чтобы перевязать рану. Примочки и ультрафиолетовые лучи помогли рассосаться синякам на ногах, которые сначала почернели, а потом стали синими. Опасность появления гангрены миновала: пенициллин сделал свое дело, и выздоровление пошло быстрее.

Доулишу даже стало казаться, что Кейт и Мартсон решили выйти из игры. Однако ключи все же были у него спрятаны в надежном месте.

На четвертый день он вышел из квартиры. Он уже мог довольно свободно передвигаться, а его рука уютно покоилась на перевязи. Он нарочно медленно прошелся по Грин-парку, чтобы узнать, не следят ли за ним, но не увидел никого, кто бы проявлял к нему особый интерес.

Если бы он, Мартсон и Кейт все же поработали вместе некоторое время, то наступил бы момент, когда они захотели бы отделаться от него. Они могли предположить, что он шпион, и все же продолжали использовать его. Если бы они считали, что он заинтересован только в получении денег, то скорее убили бы его, чем отдали бы ему его долю.

Он дошел до Сент-Джеймс-парка, пересек Плац конной гвардии и вышел на Уайтхолл. На Трафальгар-сквер он начал искать такси и купил газету, не переставая поглядывать одним глазом на дорогу в ожидании свободного такси, которое вскоре появилось. Доулиш поднял руку, такси остановилось, и он устроился на заднем сиденье, с удовольствием расслабившись.

Он открыл «Ивнинг край». На первой странице через всю полосу шел заголовок: «Ограблен дом миллионера». И ниже: «Добыча грабителей ничтожна — ранен слуга». Далее следовало: «Ранним утром в дом лорда Колдера, финансиста-миллионера, ворвались грабители. Находившийся в доме слуга, Артур Мортон, помешал грабителям и был ранен, когда пытался остановить их. Грабителям не удалось проникнуть в комнату-сейф, поэтому их добыча оказалась весьма незначительной…»

Дальше Доулиш не стал читать. Временное затишье кончилось. Кейт и Мартсон теперь знали, что настоящие ключи находятся у него.

Блестящая зеленая двухместная машина поравнялась с такси: за рулем сидела Кейт.

Глава 18 Пятьдесят на пятьдесят

Она улыбнулась, помахала ему рукой, проехала вперед и замедлила ход, прижимаясь к обочине. Доулиш постучал по стеклу, и водитель затормозил.

— Я сойду здесь, остановитесь, пожалуйста.

Верх машины был спущен. Солнце освещало Кейт, и выглядела она умопомрачительно. Он подошел к ней. Она показала рукой на место около себя.

Доулиш обошел машину сзади и сел рядом с Кейт.

— Хочешь прокатить меня?

— А разве ты нас уже не прокатил?

— Я тебя не понимаю.

— Никто из нас даже и не подумал о ключах, — сказала она. — Где настоящие ключи?

— Ждут, пока я захочу воспользоваться ими.

Кейт нажала на сцепление, и машина тронулась. Она проследовала по Пиккадилли-стрит, свернула на широкий проезд к Конститушн-Хилл, напротив госпиталя Святого Георга, проехала через ворота и встала на обочине.

— Мы должны действовать сообща, — сказала она. — Все еще пополам?

— Да.

— Мартсон тебя тоже теперь ненавидит, но, я думаю, он согласится. Мы должны добраться до комнаты-сейфа Колдера. Это необходимо.

— Теперь это очень легко сделать, — сухо заметил Доулиш. — После вашей попытки он удвоит личную охрану, может заменить замки и, по-видимому, будет просить защиты у полиции.

— О нет, — заверила Кейт, — ему не нужна полиция. И он не будет менять замки. Вчерашняя попытка оказалась неудачной, и нет оснований думать, что он знает, где настоящие ключи. Молодой Райан был умным человеком. Он сделал еще один комплект ключей и подменил настоящие. А что касается полиции, то они посуетятся некоторое время, а потом он их быстро отошлет. Ты, надеюсь, не боишься личной охраны?

— Не знаю.

— Если хочешь получить пятьдесят процентов, надо заработать их, — сказала Кейт. — Мы должны попасть в комнату-сейф Колдера на этой неделе. Думаю, тебе не придет в голову доверить ключи кому-нибудь еще, не так ли? Ты должен сделать это сам. Ты можешь сделать это сегодня ночью?

— Нет. Сегодня среда. Я мог бы попробовать в пятницу. Но прежде чем я отправлюсь на дело, я должен знать, что мне там искать.

— Не узнаешь. Мы тебе доверяем в некоторых вопросах, но только не в этом, дорогой. Мартсон не захочет пойти сам, а я… я уже сказала ему, что не доверяю ни одному из наших. Ты понимаешь, о чем я говорю?

— Значит, только ты и я, — сказал Доулиш.

— Ты быстро соображаешь. Да, только ты и я. Знаешь, Пат, мы с тобой могли бы далеко пойти.

— Да, например, в дом Колдера в пятницу вечером.

— Действительно далеко.

— Мне кажется, из нас получилась бы неплохая пара, — согласился Доулиш.

— Я действительно не знаю, что в этой комнате. Мартсон скрывает это от меня и, уж конечно, не скажет тебе.

— Просто великолепно. Мы идем рука об руку в дом Колдера, пробиваемся через охрану, с помощью ключей, за которые умер по крайней мере один человек, попадаем в комнату-сейф и… потом… вероятно, звоним по телефону Мартсону, чтобы узнать, что ему там нужно…

— Он скажет нам, как это выглядит.

— Я, например, не могу отличить одно ювелирное изделие от другого.

— Да это не ювелирное изделие, — сказала Кейт и засмеялась, — это что-то такое, что можно легко опознать. Какие-то документы, но я не знаю, о чем в них идет речь. Они стоят… Мартсон сказал, что они стоят больше, чем все состояние Колдера. Говорят, он занимает седьмое место в списке самых богатых людей Англии, ты знаешь об этом?

— Может быть. Итак, мы должны достать документы. Хорошо, мы входим и берем их. Потом вручаем их Мартсону, который говорит нам «спасибо» и захлопывает дверь перед нашим носом.

— Нет, он не сделает этого, —проговорила Кейт. — Я тоже хочу получить свою долю. Думаю, что у меня больше шансов получить ее от тебя, чем от Мартсона! — Она снова засмеялась, и хотя смех ее звучал приятно, все же в нем было что-то неприятное; в ней было так много противоречивого. — Дорогой, мы достаем документы и, прежде чем отдать их Мартсону, узнаем, что они из себя представляют. И уж потом займемся им.

— Я не доверяю ни тебе, ни Мартсону, — заявил Доулиш. — Но… как ни печально, я могу работать, только когда у меня есть деньги. Много денег. Итак, в пятницу ночью, около часу. К завтрашнему дню мне нужен подробный план дома Колдера, во всех деталях, чтобы мы могли легко войти в него и не заблудиться.

Кейт сказала:

— Мы проведем вечер в пятницу вместе, Пат. Повеселимся! У меня дома, если хочешь. Это недалеко от дома Колдера. И в час…

— В час мы встретимся у тебя. Я не хочу видеться с тобой до этого. Встретимся на улице и будем думать только о бизнесе, прелесть моя. Где ты живешь?

Она назвала ему адрес и быстро уехала.

Доулиш направился в клуб, чтобы там спокойно составить послание Тривету. Он сообщил о прослушивании его телефона и об условленной встрече в пятницу ночью; попросил Тривета подготовить ему комнату на первом этаже, на углу Викин-лейн, где жила Кейт. Он отправил сообщение со швейцаром клуба.

Потом снова вернулся к Тиму.

План дома Колдера был доставлен специальным нарочным на следующий день утром. Три места были отмечены точками там, где вход и дом мог охраняться. План привезли раньше, чем пришел Тим, и Доулиш ничего ему не сказал. Пришла весточка и от Тривета: он получил послание Доулиша и собирается действовать в соответствии с приведенными в нем сведениями. В его распоряжении была прихожая дома на углу Викин-лейн; дверь будет открыта.

В пятницу днем неожиданно вошел Тим, когда Доулиш изучал план, который теперь он уже мог видеть с закрытыми глазами. Надо было или быстро спрятать его, или показать Тиму. Тим заметил план.

— Занят? — спросил Тим.

— Да, немного. Это план, — улыбнулся Доулиш, — прости, что мне пришлось кое-что долго скрывать, но я думаю, что долгожданное событие скоро произойдет. Ты занят сегодня вечером?

— Нет.

— Нужно, чтобы без четверти час ты находился около дома лорда Колдера. Ты знаешь, где это?

— Да, Мильтон-сквер.

— Спрячься в дверях дома номер двенадцать, который находится через несколько домов от угла, почти напротив дома Колдера. Перед там как уйти, я дам тебе связку ключей. Около часа я приеду на Милтон-сквер. Я буду не один. Ты передашь мне эти ключи и пару пакетов с аммиаком, ты знаешь эти взрыв-пакеты. Достань полдюжины.

— Хорошо, — ответил Тим.

— Может быть, ты пойдешь со мной. Если нет, то жди часа два. А если я и тогда не вернусь, расскажи Тривету обо всем, что мы делали.

Тим медленно проговорил:

— Значит, в этом замешан и Тривет.

— Ему придется вмешаться, если сегодня ночью дела пойдут плохо. Я не очень-то доверяю моей прелестнице.


Ночь была идеальной: луны не было, но сияли звезды, дул слабый ветерок.

Ровно в полночь Доулиш вышел из квартиры дома на улице Джермин-стрит и сел за руль машины. Тим должен был выйти через пять минут. Доулиш ехал медленно по почти безлюдным улицам.

За ним явно следили: на небольшом расстоянии по пятам за ним двигалась маленькая машина.

Мысль о возможном внезапном нападении и смерти преследовала его, как тень. Кейт жаждала только одного — ключей. Ей нужны были только ключи, а поскольку он ехал на условленную встречу, значит, они были у него в кошельке.

Она жила в доме на Викин-лейн, которая была чуть больше переулка и находилась недалеко от Оксфорд-стрит, в десяти минутах ходьбы от Милтон-сквер. У преследовавшей его машины горел только боковой свет, поэтому он не мог видеть, кто сидел за рулем и даже сколько человек в ней было. Он проехал дом Кейт. Она сказала ему, что живет на втором этаже; там горел свет.

Машина не последовала за ним в переулок. Он проехал мимо дома, добрался до конюшен, расположенных немного дальше, и завел туда машину. Затем выключил свет и несколько минут тихо посидел в темноте.

Потом вышел из машины и проверил карманы. У него были пистолет, пистолет Кена, несколько инструментов, которыми пользуются взломщики, и виток прочной веревки.

Тихая звездная ночь была прекрасна. Виднелось несколько освещенных окон, во дворе слышались звуки музыки; мягкий свет освещал вывеску: «Клуб голубой луны».

Он дошел до угла и осмотрел узкую улицу. Горели два фонаря, один — около дома Кейт. В свете фонаря он увидел человека, идущего ему навстречу. Доулишу удалось проскользнуть незамеченным в угловой дом. Дверь была открыта, в передней никого не было.

Еще одна машина въехала во двор, где находились конюшни; видимо, это была та, которая преследовала его. Она заехала в дальний угол двора, и из нее вышли два человека. Он прижался к стеклу. Люди подошли к его машине и заглянули в нее.

Да, они планировали нападение. Какой-то человек, шедший в его сторону, остановился на противоположном углу, и один из тех, кто вышел из машины, подошел к нему. Доулиш смог расслышать несколько тихо сказанных слов:

— Видел его?

— Нет. Он где-то здесь. Может, он ушел, чтобы встретиться с ней?

— Нет. Хитрый мерзавец. Все равно мы его достанем.

В комнате было два окна. Это давало ему возможность видеть и двор, и Викин-лейн, Лучшее место было трудно найти. Один из парней снова пошел по улице, двое других совещались на расстоянии не больше десяти ярдов от Доулиша, ко он ничего не мог расслышать. Человек, который шел по улице, остановился около одного из фонарей.

Доулиш видел его силуэт и движение руки, бросающей что-то вверх. Раздался звон разбитого стекла, и фонарь погас. Он видел также человека, стоящего около дома Кейт.

Кто-то сказал:

— Уверен, что это был Доулиш.

— Конечно.

— Бродит где-то здесь. — Это был голос Кена. — Может быть, он ушел в «Голубую луну». Хорошее местечко, чтобы затеряться на часок.

— Пойти посмотреть?

— Конечно.

Шагов почти не было слышно, несмотря на то что двор был вымощен булыжником. Теперь лишь Кен стоял на углу. Скоро выйдет Кейт, чтобы встретить его.

Только свет из окна ее комнаты освещал улицу.

Человек вернулся из «Голубой луны» ни с чем.

Они снова пришли во двор и осмотрели его машину. Теперь их голоса доносились более явственно.

— Он не мог пройти в квартиру.

— Может, Моби видел его.

— Мне бы хотелось знать, что у него на уме, — сказал Кен, — я никогда не доверял этой свинье. Если бы я мог…

— Посмотри! — воскликнул другой.

Свет в окне Кейт погас; теперь можно было видеть только на расстоянии нескольких ярдов.

Кен сказал:

— Смотри внимательно.

Он пошел по улице по направлению к Моби. Приглушенный звук его шагов скоро совсем замер. Другой парень, находящийся в пяти ярдах от Доулиша, стоял, пристально глядя то направо, то налево.

Доулиш открыл входную дверь. Он увидел на углу темную фигуру человека, который смотрел в другую сторону.

Доулиш бесшумно сделал три больших шага, затем, выбросив вперед правую руку, схватил человека за горло. Послышался слабый хриплый звук. Человек откинулся назад, навалившись на грудь Доулиша. Он был слишком испуган.

чтобы оказать сопротивление. Доулиш еще сильнее сдавил его горло; он чувствовал, как поднималась грудь человека, ощущал мускулы на его шее, когда тот пытался глотнуть воздух. Он начал бить Доулиша ногой. Удары причиняли нестерпимую боль еще не зажившим ногам. Но скоро жертва стала слабеть и наконец совсем обмякла. Доулиш продолжал сдавливать горло еще некоторое время, чтобы убедиться, что тот не притворяется. Когда он разжал руки, человек рухнул на землю. Связав ему веревкой руки и ноги, он отнес его, щадя свою левую руку, в машину, уложил на заднее сиденье, убедился, что его не видно из окна, и тихо закрыл дверцу.

Потом быстро вернулся на угол.

В тусклом свете можно было различить длинную тень не то мужчины, не то женщины. Он ускорил шаги и, как ему показалось, увидел Кена, идущего впереди.

Появилась Кейт. Дверь за ней закрылась.

Доулиш был достаточно близко, чтобы увидеть, как она посмотрела сначала налево, потом направо. Вдруг из темноты на нее налетел человек. Она тяжело упала, попыталась закричать, но крик замер, так как человек схватил ее за горло.

Доулиш мгновенно отреагировал. Сокрушительный удар правой рукой свалил одного из нападавших на землю. Другой резко повернулся и отбежал в сторону. Кейт лежала, широко раскинув руки, задыхаясь от удушья. Человек, которого он ударил, подняв вверх руку, бросился на Доулиша, но натолкнулся на его ногу. Пронзительно завизжав, он отпрянул назад.

Кейт попыталась подняться.

Второй, это был Кен, готовился к прыжку. Доулиш позволил ему приблизиться, сделал шаг в сторону, обманув его, и схватил правой рукой за воротник пальто. Он приподнял его и левой рукой вытащил пистолет из его кармана.

— Подними руки! — приказал Доулиш, ткнув пистолетом в спину Кена.

Кейт, покачиваясь, уже стояла на ногах, другой человек тоже начинал приходить в себя.

Доулиш сказал:

— Подними руки, парень! Иди сюда!

Человек сделал вид, что подчиняется, потом вдруг резко повернулся и бросился бежать по улице. Кен стоял с высоко поднятыми над головой руками.

— Останови его! — закричала Кейт.

— Не стоит, — ответил Доулиш. — Мы неплохо поработали.

Он еще сильнее прижал пистолет к спине Кена.

— Открой дверь, Кейт, мы отведем его наверх.

В свете прихожей Доулиш увидел незнакомую Кейт. Волосы ее были растрепаны, шляпа съехала набок, на лбу — царапина, одежда измята.

— Веди нас, — сказал он.

К входной двери велаузкая лестница. Кейт поднималась медленно, прижимаясь к перилам. Чулки ее были порваны, вся юбка в пыли. Доулиш подтолкнул Кена вперед. Они дошли до лестничной площадки.

— У тебя есть комната без окон? — спросил Доулиш.

— Ва… ванная.

— Подойдет, —решил Доулиш.

Она показала дорогу. Стены ванной комнаты были выложены светло-серой плиткой, ванна встроена в пол.

Достав из кармана веревку, Доулиш приказал Кену:

— Влезай в ванну и повернись спиной.

Кен повиновался. Кейт наблюдала, как Доулиш связал ему руки, заставил лечь на живот, а потом связал ноги. На это ушло много времени. У Доулиша начала побаливать левая рука.

Наконец Доулиш к Кейт вышли из ванной. Она шла впереди уже более уверенной походкой. Они оказались в длинной узкой комнате, в прекрасной комнате в светло-серых и темно-бордовых тонах, обставленной изысканной мебелью в стиле Людовика X V. Она подошла к изящному шкафчику и открыла дверцу. Бутылка дрожала в ее руке. Доулиш взял у нее бутылку, потом достал бокалы и налил виски.

Она с жадностью выпила.

— Бедняжка Кейт, — сказал Доулиш, — кто придумал эту маленькую игру? Ты или Мартсон?

Глава 19 Ночная кража со взломом

На щеках ее снова появился румянец. Она была такой растрепанной, как будто попала в бурю, но глаза ее сияли, и красота была при ней. Выпив виски, она сказала:

— Пат, это не… нечестно!

— Но ведь это не могло произойти случайно!

— Боюсь, что это Кен.

— Как же тогда он узнал о нашей договоренности?

— Мы велели ему следить за домом Колдера.

— А я думал, вы не собираетесь использовать его.

— Двое наших людей не справились бы, нам нужен был кто-то еще.

— Было бы разумнее никого не вмешивать, — заметил Доулиш. — Ну ладно, ладно, я знаю, что за всем этим кроется. Мартсон не доверяет мне, а может быть, и тебе. Ему нужно было, чтобы мы пришли прямо к нему с документами, и он приказал Кену привести нас. А у Кена свои планы.

— Пойду переоденусь, — сказала Кейт.

Она быстро вышла. Пока у него имелись все основания быть довольным ходом событий. Кроме одного. Жалко, что Моби удрал. Если Мартсон подключил их к этому делу, то он уже знал, что его первая попытка провалилась.

Кейт вернулась через десять минут. Одетая с иголочки, свежая, полная жизни. На ней был черный костюм, в котором он видел ее в первый раз.

— Надо спешить. — Она направилась к двери. — Ключи у тебя?

Доулиш засмеялся:

— Прелесть моя, я уже и раньше имел дело с жуликами. Ключи будут у меня, когда потребуется, и ни одной минутой раньше.

Они спускались по лестнице, Кейт шла впереди.

— Надеюсь, на улице все в порядке.

— Я посмотрю, — сказал Доулиш и выключил свет.

Улица была пустынна. Он подождал несколько секунд, все было тихо. Он взял ее за руку, и они быстро пошли по улице в сторону «Голубой луны». Когда они приближались к кафе, послышались тяжелые шаги, и на фоне освещенных дверей ночного клуба возник огромный силуэт полицейского в шлеме. Доулиш подошел к машине и сказал:

— Не оглядывайся!

Он не включил свет в машине, так как полицейский внимательно следил за ним. Они поехали в сторону Милтон-сквер и остановились в нескольких ярдах от площади. Он перегнулся через спинку, решив взглянуть на лежащего на заднем сиденье связанного человека, и коснулся его руки. Потом зажег фонарь и увидел, что тог открыл глаза.

— Ну как, уютно? — спросил Доулиш.

— Кто… кто там? — Кейт явно нервничала.

— Приятель Кена, который теперь уже не причинит никакого вреда, — сказал Доулиш. — Я хочу остановить машину на Милтон-стрит, в том месте, где она выходит на площадь. Ты останешься в машине, пока я не вернусь.

— Что ты собираешься делать?

— Мне нужно встретиться с одним человеком.

Она не протестовала. Тим ждал его в подъезде дома номер двенадцать, ждал спокойно, так как ночь была длинной. Он передал ключи, и они звякнули в кармане Доулиша.

— Что теперь? — спросил Тим. — Ждать или наблюдать?

— Дружище, у меня есть для тебя работа. Мы собираемся совершить своего рода ночную кражу со взломом. В доме Колдера. Как тебе это нравится?

— Ну что ж, о’кей!

Это «как тебе это нравится» давало понять, что есть какие-то затруднения: если бы все было нормально, ему бы не пришло в голову задать такой вопрос. Они вышли из подъезда и быстро направились к машине. Вокруг никого не было, но полицейский, совершая обход, мог появиться на площади в любую минуту.

— Что мы ищем? — спросил Тим.

— Документы, как мне сказали. Может, это правда, а может, и нет. С нами будет моя прелестница. Твоя задача — устроить им ловушку. Сделай так, чтобы они открыли дверь, и задержи их. Я сделаю остальное. Мы не можем действовать точно по плану, — сказал Доулиш. — Согласно всем сообщениям, в доме есть четверо караульных. Все крепкие ребята. Я думаю, что двое из них подойдут к двери. С ними можно быстро разделаться. Двое других, видимо, будут стоять около комнаты-сейфа; тут будь что будет. Мы займемся ими, когда преодолеем первый барьер. Используй пакеты с аммиаком.

— Ты понимаешь, что делаешь? — спросил Тим.

— Мик Райан был убит для того, чтобы кто-то смог попасть в эту комнату, и я хочу знать, что им там нужно.

Появился силуэт женщины.

— Пошли, Кейт, — сказал Доулиш.

Она поприветствовала Тима, но он не ответил. Они пошли к дому Колдера, поднялись на три ступени, ведущие к входной двери, и Доулиш нажал на кнопку. Все трое натянули шарфы, прикрыв нижнюю часть лица.

Ему пришлось позвонить три раза, прежде чем послышались шаги. Засовы и цепочки были сняты, появился человек. Неясная фигура в тусклом свете холла, с пистолетом в руке.

Тим швырнул первый взрыв-пакет ему в лицо, и когда он отступил назад, появился второй караульный. Понадобился еще один пакет. Дым резал глаза, но это не остановило Тима и Доулиша. Ослепленные караульные вряд ли могли вступить в борьбу. Один из них попытался убежать, бросившись вниз по лестнице, но Доулиш остановил его: раздался глухой звук падающего тела. Доулиш понял, что драки не избежать.

Но, по-видимому, никто не слышал шума. Караульные, с кляпами во рту и связанные, могли только глазеть на них.

Две запертые двери были открыты с помощью ключей без всякого труда. Все трое спустились по лестнице. Доулишу не нужно было смотреть на план: он помнил его во всех деталях. Вот еще один короткий лестничный пролет, идущий от двери, которая находилась под массивной лестницей. Перед ними была еще одна дверь.

Доулиш уставился на замок, огромный, страшный, почти непреодолимое препятствие без ключей.

— Слишком уж просто. Мне это не нравится.

— Как ты думаешь, в чем могут быть затруднения, Пат? — спросил Тим.

— Это последняя дверь перед комнатой-сейфом. За ней будет коридор, а дальше дверь самой комнаты. Должно быть что-то еще кроме ключей, чтобы открыть ее.

Он стоял и разглядывал замок. Кейт сжала кулаки, стараясь справиться с нервным напряжением.

Доулиш внезапно обернулся:

— Дай мне шпильку, Кейт!

Она протянула ему простую, старомодную шпильку. Как раз то, что нужно. Он выпрямил ее, соскреб эмаль с одного конца, потом достал из кармана кусок бумаги. Взяв другой конец шпильки бумагой, он стал водить ею по металлу вокруг замка. Вспыхнула маленькая голубая искорка.

— Просто, не правда ли? — спросил Доулиш. — Не только контролирующее устройство, но и сам замок находятся под напряжением. Если бы я воспользовался ключом, то мы имели бы уйму неприятностей и поднялся бы такой звон, что разбудил бы всех соседей. Давай наверх, Тим, и проверь, нет ли сигнализации.

Тим исчез.

— Значит, мы не сможем… войти туда, — сказала Кейт.

— Надо бы попробовать отключить ток, — предложил Доулиш. — Основной выключатель находится в комнате дворецкого, твой чертежник упоминал об этом. Мудрый мужик.


Все было спокойно. Они нашли основной выключатель и потом работали при свете фонарей. Доулиш проверил замок еще раз, чтобы убедиться, что контрольное устройство не приводится в действие от какого-либо автономного источника энергии. Чтобы открыть тяжелую стальную дверь, ему понадобились все его силы. Когда щель стала достаточно широкой, Тим пролез через нее, держа наготове взрыв-пакет.

Доулиш услышал пронзительный крик, потом хлопки разрывающихся пакетов. Он протиснулся сквозь щель с пистолетом в руке, но пистолет не понадобился. Эти двое караульных, связанные по рукам и ногам, уже не могли доставить больше хлопот, чем первые два.


Доулиш повернул ключ в замке двери комнаты-сейфа, подождал немного, потом, развернувшись боком, толкнул дверь. Кейт прошла вперед и встала напротив нее.

— Отойди! — приказал Доулиш таким тоном, что она тут же повиновалась.

— Помоги, Тим, — сказал Доулиш.

Вдвоем они ухватились за ручку двери и потянули ее; дверь начала медленно открываться. Сначала на один дюйм, потом на два. Было бы легче зайти с другой стороны и толкать изнутри, но Доулиш одной здоровой рукой продолжал тянуть дверь на себя. Тим тоже старался изо всех сил. Дверь открылась больше чем на фут; должно быть, она весила несколько тонн. Она была навешена на особый стержень, упиравшийся в пол, а не на обычные петли. Теперь дверь была открыта наполовину.

— Не заглядывай внутрь! — сказал Доулиш Кейт. Вены у него на лбу вздулись, рука болела.

Дверь еще больше приоткрылась, когда они изо всех сил налегли на нее.

Вдруг раздалось шипение.

Язычок бело-красного пламени ударил, как струя из мощного брандспойта. Пламя раскалило воздух, горячие волны которого дошли и до них, ударило в противоположную стену на высоте человеческого роста и затем постепенно погасло.

Запахло горелым.

Кейт стояла, закрыв лицо руками. Первым опомнился Доулиш. Он подошел к Кейт.

— Все в порядке, — сказал он, — мы можем войти, опасность миновала.

Она протянула руку Доулишу, он грубо схватил ее. Она упала ему на грудь, покорная, ищущая защиты. Он понимал, что сейчас она уже не та, что раньше, и виноват в этом страх.

— Возьми себя в руки! — Он грубо оттолкнул ее. Она закрыла глаза, потом овладела собой.

Комната была маленькой. В одном углу стояло несколько картонных коробок. Стены были заставлены десятком сейфов. У Доулиша оставался только один неиспользованный ключ. Он вставил его в самый маленький замок. Ключ подошел. Внутри узкого ящика были ключи для более крупных сейфов.

— Ты знаешь, как выглядит этот документ? — спросил он у Кейт.

— Он в большом конверте, запечатанном синей сургучной печатью. Это все, что я знаю.

— А что еще?

— Его драгоценности; я думаю, ювелирные изделия.

— Хочешь взять их, раз уж мы здесь?

— Нет, только конверт, это все.

Доулиш начал осмотр с ближайшего сейфа, перепробовал несколько ключей и наконец нашел нужный. В сейфе было несколько небольших коробок для ювелирных изделий и никаких бумаг. Три сейфа, хотя и были закрыты, оказались пустыми. Доулиш открыл еще одну дверь. Тим вышел, чтобы восстановить в памяти путь, по которому они прошли, и убедиться, что все спокойно.

Кейт следила за Доулишем с напряженным интересом. Казалось, что конца не будет этим сейфам. Некоторые из них были заполнены, большинство содержало две или три вещи, и только в одном были бумаги.

— Ни одного запечатанного конверта, — сказал Доулиш и открыл очередной сейф. В нем были игрушки.

Глава 20 Запечатанный конверт

Их было много — сотни: неупакованные, яркие, пестрые. Маленькие куколки, оловянные солдатики, легковые машинки, грузовички, джипы, домашний скот, поезда, мосты, дорожные знаки — Ассортимент, который вызвал бы жадный блеск в глазах любого ребенка. Они были разложены в строгом порядке на полках, которые напоминали выставку в витрине магазина.

Вошел Тим.

— Все спокойно, — сказал он. — Что это, великий Боже?!

— Ты ожидала увидеть такое, Кейт? — спросил Доулиш.

— Я и подумать не могла… — начала она, но потом замолчала. Она была не просто удивлена, она была потрясена.

— Тим, — сказал Доулиш, — возьми по одному экземпляру и упакуй их в одну из тех старых коробок.

Тим занялся делом. Доулиш перешел к следующему сейфу…

Запечатанный конверт был там.

Он вынул его.

Он ощущал горячее дыхание Кейт на своей щеке.

— Это он!

Доулиш перевернул его. Обе стороны были чистыми. Конверт был слишком большим, чтобы его можно было положить в карман. Он расстегнул пальто, запихнул его под брючный пояс и снова застегнулся. Тим старательно упаковал игрушки, закрыл коробку и сунул ее под левую руку. Они вышли из комнаты, и Доулиш, обращаясь к двум связанным караульным, с ненавистью наблюдавшим за происходящим, мягко произнес:

— Мы пришлем кого-нибудь, чтобы присмотрели за вами.

Двоих других караульных они нашли у входной двери. Доулиш пообещал им то же, что и первым, пока Тим открывал дверь.

Они быстро пошли к своей машине.

— Я думаю, Кейт поедет с нами домой, — сказал Доулиш. — На Викин-лейн может быть еще больше очаровательных дружков Кена, Кейт. Мне бы не хотелось, чтобы на тебя еще раз набросились.

Доулиш вел машину по тихим ночным улицам. Вот и Джермин-стрит; он свернул в туник. В течение нескольких секунд он оставался без движения. Тим открыл дверцу.

— Подожди, Тим, — остановил его Доулиш.

— Кажется, здесь никого нет, — заметил Тим.

— Сходи, пожалуйста, в дом и посмотри, — попросил Доулиш.

Тим вышел из машины, оставив на сиденье коробку с игрушками, которую всю дорогу держал на коленях, и вошел в дом.

Вскоре Тим вышел.

— На площадке все тихо. Я не заходил в квартиру.

— Сделаем это все вместе, — сказал Доулиш. — Выходи, Кейт, — Он придержал дверцу. — Входи, Кейт, — продолжал Доулиш, — и подожди в холле.

Вместе с Тимом они осторожно обошли все комнаты, но никого не обнаружили. В гостиной Доулиш налил пива для себя и Тима и джина для Кейт. Она села в кресло-качалку.

— Ну вот, мы живы и здоровы, у нас есть конверт и игрушки, и… — Доулиш вопросительно поднял плечи, — чем мы займемся сначала?

— Тим не участвует в этом, — медленно произнесла Кейт.

— Будем считать, что Тим и я, — одно целое, — сказал Доулиш, погружаясь в большое удобное кресло. Конечно, ей не хотелось считать их единым целым. Он все яснее представлял себе, каким образом Тим может помочь ему убедить Кейт в том, что он действительно работает с ней.

Он извлек из-за пояса конверт и положил его на колени. В конверте было то, что так хотели заполучить Мартсон, Стин и Кейт; это было одной из причин всех волнений; это также должно было объяснить необычное поведение Тривета и официальную точку зрения Скотленд-Ярда.

— Черт возьми, совсем забыл, — сказал он и потянулся к телефону. Он набрал три девятки, и Кейт вскочила на ноги.

— Полиция? — спросил он. — На вашем месте я поехал бы на Милтон-сквер, к дому лорда Колдера. — Он положил трубку.

Доулиш вскрыл конверт и извлек из него толстые листы бумаги; они были похожи на документы. Затем на верхнем листе он увидел печать. На ней в центре был изображен герб и вокруг него слова: «Из офиса Кабинета министров».

Доулиш развернул конверт. Он был сложен, как официальное соглашение, и на одной стороне его почти каллиграфическим почерком было написано: «Отчет Королевской комиссии о наркотиках».

— Как будто ты не знала? Маленькая лгунья. Прелесть моя, Кейт, заговор раскрывается.

В голове его одна за другой мелькали мысли: это касается перевозки наркотиков; организация Кейт и Мартсона распространяет наркотики; они распространяются с помощью игрушек, что было изощренной хитростью.

Ему захотелось посмотреть на книгу регистрации уполномоченных коммивояжеров. Пока он этого не сможет сделать, он должен продолжать игру с Кейт.

— Мне кажется, я начинаю понимать, почему эти документы так срочно понадобились, — сказал Доулиш. — Я только пока еще не понимаю, почему они стоят больше, чем все состояние Колдера. Но, без всяких сомнений, это тоже станет ясным в свое время. Тим, мы имеем дело с рэкетом, связанным с наркотиками.

— Вряд ли это сенсация, — заметил Тим. Он был явно разочарован.

— Ты не должен был рассказывать об этом ему, — заявила Кейт. — Это небезопасно. Или он должен играть на разных, или… — Ока пристально посмотрела на Доулиша; взгляд ее выражал осуждение и одновременно вызов.

На лице Доулиша появилось странное выражение, странное для Кейт, а может быть, и для Тима. Вся жизненная энергия, бившая в нем ключом, которая обычно светилась в его глазах и проявлялась в его манерах, покинула его.

— Я думала, что могу доверять тебе, — продолжала Кейт. — Пат, это стоит целого состояния!

— Пат, я не совсем понимаю, куда ты клонишь, — сказал Тим. — Скажи этой женщине, что она получила документы, и позвони Тривету. Он был бы рад заполучить их. Признайся откровенно, как ты достал их, и тебе все простят. Он посадит Кейт в одиночную камеру, допросит ее и поймает всех остальных, связанных с этим делом. Теперь тебе уже нет надобности продолжать игру.

Может быть, и нет, с точки зрения Тима. Но тот ничего не знал об уполномоченных коммивояжерах, почти ничего не знал о самой организации этого дела, не знал, о чем они договорились с Триветом.

— Я позвоню Тривету? — спросил Тим.

— Нет! — закричала Кейт. — Нет! Пат…

— Я бы не стал звонить, старик, — сказал Доулиш.

Тим направился к телефону.

— Прости, Пат, — произнес он упавшим голосом, — Надеюсь, мы подошли к концу. И к хочу рассказать Тривету о том, что мы нашли в сейфах Колдера. Если, конечно, ты сам не захочешь сделать это.

— Извини, старик, — сказал Доулиш холодным и жестким тоном, который так соответствовал выражению его лица. — Да, мы подошли к концу. А может быть, вступили на другой путь — как тебе больше нравится. Я сделал много полезного для общества, как они говорят, а что получил от него? — Он засмеялся неприятным смехом. — Пинки в зад. Всякий раз, когда я делал что-нибудь для себя, я получал выговор от начальства. Всякий раз, когда я опережал полицейских, это гак сильно задевало их, что они пытались помешать мне продолжать работать. Я обижен на них, Тим. Обижен на все и на всех, если хочешь знать. На тебя. На Фел. На жизнь. Я живу сейчас для того, чтобы получить то, что могу получить от жизни. Сожалею, но это так.

Рука Тима была уже на телефонной трубке.

— Если ты еще не совсем потерял голову, Фелисити ничего не узнает о Хелен… или Кейт. Если ты пойдешь своим путем, то произойдет большой скандал. Это заставит ее решиться на развод. Я ничего этого не хочу, Тим. Дамы подошли к концу.

Тим поднял трубку.

— Ты обиделся? Или стал жертвой? Продажная шкура.

Он смотрел на Кейт с такой ненавистью, что, казалось, был готов убить ее. Он переложил трубку в другую руку и сунул палец в дырку диска с буквой Он собирался звонить по номеру WHI двенадцать-двенадцать — Скотленд Ярд. Он повернул диск: W… H…

Доулиш вынул пистолет.

Глава 21 Между друзьями

— Не будь дураком, — сказал Тим, продолжая набирать номер.

— Положи трубку, — попросил Доулиш.

Даже сейчас Тим надеялся, что благоразумие победит:

Доулиш не будет в него стрелять и откажется от своих планов.

Доулиш бросил резко:

— Тим, положи трубку!

Он вскочил со стула. Тим схватил аппарат со стола и швырнул его в Доулиша, но тот уклонился. Тогда Тим нанес страшный удар левой, но только слегка задел его щеку. Наклонив голову вперед, Доулиш направил удар кулаком в живот Тима, потом хук снизу в челюсть, и Тим, шатаясь, отпрянул назад. Кейт проскользнула за спиной Доулиша, подняла телефон, положила на место трубку и поставила его на стол.

Раздался странный глухой звук: Тим рухнул на пол.

— Прости меня, Тим, — сказал Доулиш.

Он перевернул пистолет и ударил Тима рукояткой по виску. Тим затих, даже не издав стона. Доулиш почувствовал мягкое прикосновение руки Кейт. Она осторожно, ласково гладила его содранный до крови кулак.

— Тебе не нужно было показывать ему, что было в конверте, — заметила она.

— Не будь дурой. Тим догадывался, в чем я замешан. Это стало очевидно, когда мы были еще у Колдера. Надо было выбирать: мы или Тим. Я бы предпочел состояние.

— Ты получишь его. Что ты собираешься делать с Тимом?

— Не знаю.

— Он должен умереть.

Доулиш сказал:

— Да. Он знает о документе и держал его в руках. Как Колдеру удалось раздобыть такой конфиденциальный отчет Королевской комиссии и каким образом ты и Мартсон узнали, что он находится у него?

— Мартсон тебе скажет.

Он схватил ее за руку, притянул к себе и сказал резким, скрипучим голосом:

— Ты скажешь мне. Я слишком глубоко завяз в этом деле, чтобы надеяться на случай. Я хочу измерить глубину, прежде чем сделаю следующий шаг.

Она не пыталась освободить руку.

— Хорошо, Пат. Не жми так, мне больно.

Он немного разжал руку, но не отпустил ее.

— Колдер был в составе Королевской комиссии и одновременно… участвовал в бизнесе. Это борьба между ним и Мартсоном за контроль над этим бизнесом, полный контроль. Он не хотел говорить Мартсону, что обнаружила комиссия, знали ли они, кто стоит за всем этим, как далеко распространяются наркотики. А они… они расходятся по всему миру.

— Вывозятся в игрушках?

— Да. Я не думала, что Колдер знает, каким образом мы рассылаем товар.

Тим пошевелился, но не открыл глаза. Кейт посмотрела на него.

— Ты должен убрать его отсюда или…

— …убить его здесь, — сказал Доулиш. — Но мы не сможем вынести его. Нельзя ли его спрятать где-нибудь здесь и…

— Ты знаешь, что нельзя. Ты знаешь, что он должен умереть, — настаивала Кейт. — Не расслабляйся, Пат. Только ты и я можем устроить все это дело. Нам не нужен Мартсон, мы можем обойтись и без него. Но если кто-нибудь из тех, кто знает, что ты замешан в этом деле, останется живым, все сорвется. Предоставь Тима мне, я могу сделать это очень легко.

— Я подумаю, — сухо отозвался Доулиш.

Острая, как нож, дилемма: что делать с Тимом, каким образом оставить его живым и невредимым и одновременно убедить Кейт,что он мертв. Кейт не должна ни о чем догадываться, пока он не узнает все о коммивояжерах и организации; он пока еще не во всем разобрался.

— Хорошо, — сказала Кейт. — Если мы собираемся убрать его, пока он не пришел в себя, я должна спешить.

Она не отстанет от него, пока он не решит, что делать с Тимом. Тут он вспомнил об игрушках. Это был выход из положения.

Снести Тима на плечах вниз по лестнице было нетрудно, да и посадить его на заднее сиденье машины тоже. Тот, другой человек, все еще находился там. Доулиш взялся за руль. Кейт, позабыв о коробке с игрушками, села рядом с ним. Он нажал на сцепление. Чем дольше они не вспомнят об игрушках, тем убедительнее это будет; еще лучше, если она сама ему напомнит о них.

Он отпустил ручной тормоз.

Вдруг Кейт схватила его за руку:

— Стой!

Он остановился:

— Что случилось?

— Забыли взять игрушки. Коробку, которую Тим унес наверх. Их не должны найти. Я сейчас принесу их. Я…

Она открыла дверцу машины.

В голосе Доулиша появилась новая нотка, которая заставила ее остановиться.

— Есть в тех игрушках какой-нибудь сильнодействующий наркотик? Мышьяк? Стрихнин?

— Да, в некоторых есть. Но в большинстве из них кокаин и героин.

— Ты знаешь, где что лежит?

— Да.

Доулиш резко приказал:

— Неси мышьяк. Он действует быстро. Принеси бутылку виски и стакан. Быстро!

Он подождал, пока она войдет в дом, и затем вышел из машины. Он то шел, то бежал по улице. В конце дороги он услышал шаги. В Хаймаркете почти всегда были полицейские, и сейчас наверняка был хотя бы один. Он добежал до угла и чуть было не столкнулся с констеблем, который выходил из дверей дома.

— Констебль, мое имя Доулиш. Патрик Доулиш. Я…

— Я знаю вас, сэр.

— Позвоните в Ярд сейчас же. Попросите их позвонить старшему инспектору Тривету по чрезвычайно неотложному делу. Они найдут человека на пустыре на Берн-стрит. Пусть пошлют туда доктора с аппаратурой для промывания кишечника: он был отравлен.

— Но…

— Проследите, чтобы они сразу же проинформировали старшего инспектора Тривета. Поторопитесь. Если человека еще не будет, когда они приедут, они должны спрятаться и ждать, пока его не привезут. И пусть дадут возможность уйти тому, кто принесет его. Запомните, больному нужно сразу же оказать помощь.

— Но…

— Старший инспектор Тривет все сделает как надо. Если вы этого не сделаете, на вашей совести будет человеческая жизнь.

Доулиш поспешил к машине. Он успел добраться до нее как раз тогда, когда входная дверь дома открылась и из нее вышла Кейт, неся перед собой коробку с игрушками.

Он подождал, пока она подойдет к машине, взял коробку и перенес ее, обойдя машину, на свою сторону, затем поставил на колени Тима. Кейт села рядом. Он включил стартер.

— Ты нашла контейнер с мышьяком?

— Да.

— Мы отвезем его на пустырь, недалеко отсюда. Дадим ему глоток виски и…

— Но его там найдут!

— Его все равно найдут рано или поздно. Чем скорее мы от него избавимся, тем лучше.

Они подъехали к забору, окружавшему пустырь на Берн-стрит. Доулиш выволок Тима из машины и протащил через калитку. Кейт стояла около уличного фонаря, наливая в стакан виски. Он положил Тима на землю, разогнул ему ноги и встал около него на колени, поддерживая его голову и плечи. Тим застонал и зашевелился.

— Просыпайся, старина, — уговаривал его Доулиш.

Кейт постучала одной из игрушек по стакану. Доулиш не видел порошка: он был слишком далеко от нее. Тим открыл глаза, и Доулиш сказал:

— Все нормально, Тим. Извини, но я должен был сделать это. Я хочу дать тебе выпить.

Кейт подала стакан. Он взял его и поднес к губам Тима. Тим попытался оттолкнуть стакан, но Доулиш прижал его еще сильнее.

— Тебе будет легче. Я был дураком, ты знаешь это.

Тим сделал глоток.

— Пей как следует.

Кейт наклонилась над ним, зажала ему нос и запрокинула голосу назад; рот открылся.

— Вливай! — сказала она.

Доулиш опрокинул стакан. Немного виски пролилось мимо; давясь, Тим глотал его, потом начал плеваться.

— Если он болен… — начала Кейт.

Тим перестал плеваться. Доулиш осторожно опустил его голову на землю.

Они благополучно вышли на улицу. Когда они трогались, Доулишу показалось, что он видит человека, стоящего в тени. Потом по Берн-стрит медленно проехала маленькая машина. Доулиш не смотрел ни на шофера, ни на Кейт. Он свернул на Пиккадилли-стрит.

— Куда мы едем? — спросил он грубо. — Может быть, на квартиру Тима, она была бы…

— На мою квартиру, — сказала Кейт.

На одной из темных узких улочек он спрятал человека, который лежал на заднем сиденье, затем поехал к конюшням, ведя машину по темной улице.

Кейт открыла входную дверь, вошла первой и пропустила Доулиша.

Поднявшись наверх, она зажгла свет. Когда дверь за ним закрылась, она прижалась к его груди и, глядя ему в глаза, улыбнулась.

— Утром ты будешь чувствовать себя лучше, а сейчас тебе надо выпить.

Она налила виски с содовой. И только когда он выпил половину, то вдруг подумал, что мог быть отравлен.

Он ничего не сказал. Она казалась совершенно спокойной. Постепенно им овладела усталость.

— Кейт, ты…

— Чуть-чуть веронала, — сказала она, — тебе нужно отдохнуть.

Он готов был убить ее. Ведь она могла сделать с документами все, что угодно.


Комнату заливал дневной свет, когда он проснулся. Он был один в кровати Кейт.

— Как видишь, ты жив, — сказала Кейт. Она стояла в дверях, прекрасная, как мечта. На ней был стеганый халат из шелковой ткани веселых тонов, который очень шел ей. Волосы ее рассыпались по плечам, отчего она выглядела совсем юной. На лице было лишь немного косметики. Когда она подошла к нему, он заметил, что на ней, кроме халатика, ничего нет. Трудно было поверить, что эта ослепительно красивая женщина еще вчера ночью зажимала нос Тима и запрокидывала ему голову назад.

Он знал, какое зрелище представляет собой. Это была изящная комната, обставленная мебелью в пастельных тонах, а он был небрит и, возможно, с синими кругами под глазами, просто животное, а не человек.

— Чай готов. Я скоро приду.

Она вернулась с пачкой утренних газет. Ничего не сообщалось ни о грабеже, ни о Тиме. Кейт была ослепительна, но она чувствовала, что у него не было настроения разговаривать с ней, и потому ушла, сказав, что он найдет бритву и все необходимое в ванной комнате.

— Я отделалась от Кена, — объяснила она, — тебе не нужно больше беспокоиться о нем.

Доулиш не спросил, каким ядом она воспользовалась.

Он принял ванну и побрился, думая о том, как мучается Тим при мысли о нем. Он не должен был показывать Кейт, как отчаянно беспокоится. Она вошла в комнату уже совсем одетая. В руках ее была вечерняя газета.

Она протянула ему газету. Он не стал читать заголовок, а остановил свой взгляд на экстренном сообщении, на которое указала Кейт:

«Тело человека, по-видимому отравленного, было найдено на пустыре на Берн-стрит сегодня утром. Полиция предполагает предательство».

Тим! Господи! Что он наделал! Неужели это правда? Неужели полицейский подвел его?

Глава 22 Игрушки

Доулиш взглянул на заголовок и прочитал сообщение о четырех охранниках в доме Колдера. В нем говорилось, что они были избиты до полусмерти, хотя и дрались до конца как герои. Он отбросил газету.

— Есть некоторые вещи, которые мы должны выяснить. Я играю с Мартсоном на равных. В данный момент ты играешь с нами обоими. На чьей ты стороне на самом деле?

— Должна ли я повторять еще раз, что я полностью на твоей стороне? — спросила она. — Мартсон руководит организацией. Мне хочется, чтобы ты верил мне. Тут все очень просто. Мартсон все держит под строгим контролем. Стин тоже был в курсе дела. Мне никогда полностью не доверяли. Только перевозку наркотиков. Ведь эга организация охватывает весь мир. Я знаю, что они распространяют наркотики через крупную фирму по производству игрушек, которая осуществляет большие экспортные поставки. Я не знаю, какая это фирма. Я только знаю что есть представители, которые ездят по стране и продают наркотики и одновременно занимаются продажей игрушек. Я не знаю, кто они. Теперь тебе все ясно?

— Да. — Он не был в этом уверен.

— Полиция уже давно ищет эту организацию. Они знают о ее существовании. Они были настолько обеспокоены этим, что вмешалось Министерство внутренних дел. Они попросили создать Королевскую комиссию, занимающуюся распространением медикаментов и контролем за воздействием некоторых лекарств. Колдер работал с Мартсоном долгое время. Но наступил момент, когда он испугался. Около шести месяцев назад он порвал с Мартсоном. Мы пытались заставить его подчиниться нам, но он заперся в своем доме, и у нас не было ни малейшего шанса уговорить его. Мартсон пытался шантажировать, но Колдер игнорировал его. Это было полное поражение. Затем Колдеру удалось выкрасть первый отчет Комиссии вместе со всеми копиями и проектами. Он сказал, что эти документы даже не были прочитаны на заседании Кабинета и, уж конечно, не были рассмотрены. Он сказал Мартсону, что эти бумаги находятся в его комнате-сейфе и будут оставаться там до тех пор, пока не понадобятся ему. Он даже описал, как выглядит конверт. Он сказал, что в нем содержится достаточно улик, чтобы разоблачить Мартсона, Стина и всю организацию. Ты понимаешь теперь, как все это важно? Нам нужно было достать эти документы, чтобы выяснить, правда ли все это.

— И это была правда?

Она засмеялась:

— Нет! Колдер был неточен. В сообщении не упоминалось ни одно из имен. И если бы не были найдены те игрушки, я могла бы сказать, что Колдер блефовал. Ему известно, как мы распространяем игрушки и что мы знаем фирму. Если бы полиция добралась до игрушек, они нашли бы оптовых торговцев, а затем коммивояжеров и фирму.

— Так что нам еще не удалось выкарабкаться.

— Колдер не будет использовать эти игрушки при условии, что мы оставим его б покое. Он приходит в ужас при мысли о Мартсоне и страшно боится Стина. Стина теперь нет. И если не будет Мартсона… Мы не можем чувствовать себя в безопасности, пока Мартсон жив, но он не должен умереть, пока мы не узнаем все о путях распространения наркотиков. Поэтому я собираюсь отнести документы Мартсону. Расскажу ему, как ты хорошо поработал. Заставлю его поверить тебе. А потом уж ты должен будешь узнать, как он продает товар, насколько велика организация, занимающаяся распространением наркотиков. Единственный человек, который может доставить нам неприятности, это Моби. Ему удалось удрать. А о Кене и о том, кто был на заднем сиденье твоей машины, ты не думай.

— Значит, если не считать Моби, остаемся ты, Мартсон и я.

— И Колдер сбоку, — сказала она. — Я думаю, тебе следует встретиться с Колдером. Но давай предоставим организацию этой встречи Мартсону. Он толковый. Он очень толковый.

— Хорошо. Когда ты собираешься встретиться с Мартсоном?

— Сейчас.

— Я подожду здесь, пока ты не вернешься.


Он подошел к коробке с игрушками и вытащил из нее несколько штук. Это были забавные маленькие безделушки, прекрасно сделанные. Он выбрал паровозик и постучал по обоим концам — никакого порошка не высыпалось. Тогда он стал вертеть игрушку в руках и вдруг увидел на ладони следы белого порошка.

Порошок высыпался из трубки, когда одно из колес начинало вращаться.

Потом он взял машинку и еще несколько других игрушек, все они были довольно плоскими и компактными. Он положил их в карман, предварительно завернув в носовой платок. Карман чуть-чуть оттопырился. Кейт не предполагала, что он возьмет игрушки с собой. Потом он осмотрел квартиру. Ничего интересного, ничего, что могло бы помочь ему раскрыть секрет организации.

Он даже не разрешил Кейт уйти, пока не прочитал отчет Королевской комиссии, так как ему нужно было заставить ее поверить в то, что она может положиться на него, что они действительно работают вместе. Он был почти уверен, что она надувает его. Как только он поможет ей достичь ее цели, она напишет конец к этой главе, так же небрежно, как она это делала раньше.

Игрушки в кармане мертвеца уже не будут представлять никакого интереса.

Он поискал небольшую коробку, нашел, положил в нее игрушки и завернул в коричневую бумагу. Затем написал адрес Ярда, Тривету. Он подошел к окну и выглянул: на улице никого не было.

Изредка мимо проезжали автомобили. Затем появилась маленькая открытая двухместная машина. За рулем сидела девушка, светловолосое создание с легким шарфиком на шее, который весело трепетал на ветру. Она вела машину медленно, разглядывая номера домов.

Выбрав момент, он выбросил коробку и затаил дыхание. Она упала на заднее сиденье. Было непонятно, услышала ли девушка шум от удара упавшей коробки. Доулиш наблюдал из окна за машиной. Она остановилась. Девушка подошла к соседнему дому, держа в руке письмо. Она опустила письмо в почтовый ящик и уехала.

Доулиш закурил сигарету. Зазвонил телефон. Он прошел через комнату, поднял трубку и весело произнес:

— Алло!

Кейт сказала:

— Пат, я видела Мартсона. Он в восторге, но не хочет встречаться с тобой там. Вы увидитесь позднее, вечером, когда стемнеет. Я остаюсь с ним весь день, но мы встретимся в восемь часов в «Крауне», на другом конце Викин-лейн. Это бар. Пат, он считает, что тебе следует пойти на квартиру Тима и вести себя так, как будто ничего не произошло.

— Он так считает? — спросил Доулиш. — Ладно, пойду.


За ним следила женщина среднего возраста, неопрятно одетая, которая не отставала от него, пока он не подошел к дому на Джермин-стрит.

Он поднялся по лестнице, чувствуя усталость. Все, казалось, шло нормально. Вдруг он вспомнил, что отдал Кейт ключи, когда она поднималась за игрушками. Кнопка звонка была начищена до блеска.

Он почти бессознательно нажал на кнопку.

В квартире послышалось движение, потом шаги мужчины, приближающегося к двери.

— Привет, Пат, — сказал Тривет.

Доулиш вошел, и Тривет закрыл за ним дверь. Доулиш прошел в гостиную, где они с Тимом поссорились из-за Кейт. С того вечера в комнату никто не заходил.

Тривет спросил:

— Что случилось, Пат?

Он повернулся:

— Ты еще спрашиваешь? Я думал, что могу положиться на полицию. Господи, какой я был дурак! Разве они не передали тебе мою просьбу? Или ты проигнорировал ее? Что, черт возьми, произошло? Стоит ли затевать эту игру?

Тривет сказал:

— Успокойся, старик. С Тимом все в порядке. Сообщение в газете было тактическим шагом с целью заставить твоих дружков поверить, что ты действительно с ними.

Глава 23 Мартсон одобряет

Доулиш поднял руки вверх, потом с облегчением опустил их.

— Тим здоров, только, естественно, чувствует небольшую слабость. И ты бы чувствовал, если бы тебе так промыли желудок.

Тривет улыбнулся:

— Он не очень хорошо думает о тебе, Пат, но это можно позже уладить. Он сделал заявление и рассказал мне все, что произошло. Поэтому я сообщил о его смерти.

Доулиш в изнеможении опустился на стул.

— Ты, надеюсь, достал документ из сейфа? — спросил Тривет.

— Да.

Доулиш еле заметно улыбнулся, затем встал, прошел в кабинет и налил себе немного пива.

— Это был отчет Королевской комиссии?

— Да, Билл, это был отчет. Он у Мартсона. Кейт отнесла ему сегодня утром. Ты ее знаешь?

Тривет подумал немного, прежде чем заговорил, тщательно подбирая слова:

— Это Кейт Леман. Друг и, вероятно, любовница Колдера и нескольких других, кто пострадал от Мартсона. Мы почти ничего не знаем о Мартсоне. Мы больше знали о Стине. Его тело вытащили из реки два дня назад. Он был осужден три раза: один раз за торговлю наркотиками и два раза за спекуляцию на бирже. Он был связан с несколькими бандами, все они были убийцами, но нам никогда не удавалось доказать это.

— Когда появился Мартсон?

— Одно время он был секретарем Объединенного треста Колдера. В то время он имел безупречную репутацию. К его услугам стремились прибегнуть многие, прежде чем он стал работать у Колдера. Его считают одним из лучших финансовых умов.

— Понимаю, —кивнул Доулиш.

— Где и когда их дела приняли другой оборот, я не знаю, — сказал Тривет. — Мы с некоторых пор сомневаемся в Колдере. Мы не можем найти никаких финансовых нарушений в самом тресте или в его компаниях, и все же… Ты ведь знаешь, какие ходят слухи. Мы наблюдаем за ним. У нас есть довольно твердая уверенность в том, что он украл этот отчет. Но мы не были убеждены в этом, а потому посчитали благоразумным пока не вмешиваться. Во всяком случае, мы получим инструкции от Министерства внутренних дел. — Тривет чуть-чуть приподнял завесу секретности. — Мы не знали, являются ли наркотики их единственной заботой или есть что-то еще. Есть какой-нибудь намек на что-нибудь еще?

Тривет, конечно, знал больше, но не хотел говорить.

— Нет, — ответил Доулиш. Потом немного подумал: — Хотя не знаю. Кейт однажды сказала, что то, что мы нашли в сейфе Колдера, стоит больше, чем все его состояние. Тогда, возможно, есть что-то еще, если только она не сказала это, просто чтобы обмануть меня. Но дурачит она меня или нет, я до сих пор не могу понять. Я не могу доверять ей так же легко и просто, как могу бросить эту пивную кружку.

Тривет молчал.

— Когда на нее набросились прошлой ночью, казалось, что Кен, сторонник Стина, был настроен против нее потому, что она работала со мной, и потому, что смерть Стина была делом моих рук. С другой стороны, это могло быть подстроено, чтобы убедить меня в том, что ей грозит опасность, смягчить мое старое сердце и заставить меня есть из ее рук. Билл, правда в том, что я пока еще не знаю, действительно ли Кейт на моей стороне или она хочет использовать меня, а затем надуть. Она говорит о том, что сначала нужно получить от Мартсона подробные сведения об организации, а потом убить его. И тогда она и я станем хозяевами положения.

— Я совсем запутался, Пат, но некоторые вещи абсолютно прояснились. Во-первых, то, что ты должен продолжать игру до тех пор, пока не узнаешь все об этой организации и не докопаешься до ее основной цели, хотя мы не уверены, что такая цель существует. Ты встречался с Колдером? — спросил Тривет.

— Лично нет. Кейт сказала, что мне следует встретиться с ним. У нее есть дурная привычка раздразнить предложением вроде этого и не объяснить, почему это нужно.

— Когда ты увидишь их снова?

— Сегодня вечером, в восемь. В баре на углу Викин-лейн.

— Пусть все идет так, как они задумали. Тим не вернется сюда. В сообщении мы не упоминали имя погибшего, поэтому в прессе не будет упоминаться имя Тима. Кейт может понять это так, что мы знаем, что он твой друг. Несколько дней мы продержим его в госпитале.

— Что вы еще делаете? — спросил Доулиш.

— Помогаем организовать спектакль, — сказал Тривет. — Сегодня рано утром около дома собралась группа людей. Я смешался с толпой и незаметно прошел в дом, толпа разошлась, а я стал ждать тебя. Скоро придут еще два или три человека, и я незаметно выйду отсюда вместе с ними. Надеюсь, что никто не узнает, что я здесь ждал тебя. У тебя есть еще что-нибудь для меня?

— Только одно, — ответил Доулиш. И он рассказал Тривету об игрушках, которые бросил на заднее сиденье двухместной машины.

— Они объявятся, — заверил Тривет. — Куда ты пойдешь после «Крауна»?

— Не имею ни малейшего представления. Я дам тебе знать о себе, как только смогу.

— Договорились, — сказал Тривет. — Пат, я знаю, что тебе трудно, но помни: ты работаешь не один.


Это был маленький уютный бар. Он не бывал здесь раньше, но сразу же почувствовал, что это уютное местечко.

Кейт в баре не было.

Он остановился около стойки, заказал кружку горького пива. Он начал беспокоиться. О чем думала сейчас Фелисити? Ведь она уже знала о том, что случалось с Тимом. Возможно ли, что она чувствовала к Тиму…

Вошел маленький человек, подошел шаркающей походкой к стойке, заказал горького пива, мельком взглянул на Доулиша и прошептал одним уголком губ:

— Они на Килиджер-стрит.

Окна магазина на углу дома были темными, но уличные фонари освещали витрину, где из консервных банок были сложены пестрые башенки, точно такие же, как и в тот день, когда он скрывался здесь вместе с Хелен. Он пошел по направлению к дому номер сорок один, но прежде чем дошел до него, еще один невысокий человек отделился от до ма и произнес хриплым голосом:

— Они в шестьдесят третьем.

Дверь ему открыл Малигэн. Это больше, чем что-либо другое, вызвало у Доулиша предчувствие опасности. У Малигэна и Кена было многообщего; казалось, что Кен был более враждебно настроен, но Мартсон все же больше полагался на Малигэна.

— Привет! — сказал Доулиш.

Малигэн буркнул в ответ:

— Вверх по лестнице, первая дверь налево.

На площадке горел свет; свет пробивался и из-под двери комнаты слева. Он не постучал и попытался открыть ее сам. Дверь была заперта. Тогда он сильно постучал.

Дверь открыла Кейт; она приветствовала его так, как будто ждала этого момента всю жизнь:

— Пат!

Она схватила его за руку и потащила в хорошо освещенную комнату. За маленьким полированным столом орехового дерева сидел Мартсон; на столе лежало несколько книг и газет. Одна из книг показалась Доулишу знакомой, и, хотя она лежала вверх ногами, он прочитал «Уполномоченные коммивояжеры».

— Очень рад видеть тебя, Доулиш, очень рад, — сказал Мартсон.

Он был действительно похож на финансиста: лысая голова, бледное лицо и изящный темно-серый костюм.

— Кейт мне все рассказала, ты просто творил чудеса.

Он постучал пальцами по сложенной бумаге — это был отчет.

— Я даже не представляю себе, как бы мы справились без тебя. Я очень доволен, — добавил он мягко.

— Прекрасно, — отозвался Доулиш. — Куда мы идем?

— У нас много дел, Доулиш, очень много. Кейт сказала тебе, что у меня была маленькая неприятность с лордом Колдером. Мне бы хотелось, чтобы ты повидался с ним. Он не знает тебя, поэтому примет. На самом деле я сам хочу поговорить с ним.

— Короче говоря, простое похищение, это вы имеете в виду?

Мартсон улыбнулся; он не часто улыбался, и Доулиш впервые увидел его желтые редкие зубы.

— Ты думаешь, что можешь привести его сюда?

— Чтобы вы могли узнать, как много ему известно об игрушках? — спросил Доулиш. — Предположим, я приведу его сюда, что тогда?

— То, что должно произойти, будет зависеть от того, сможем ли мы убедить его, — мягко сказал Мартсон. — Или Колдер должен присоединиться к нам снова, или… что ж, пусть ему будет хуже. Он, конечно, должен отдать нам все игрушки, которые лежат у него в сейфе. Нельзя допустить, чтобы они оставались у него.

— А какой толк нам от Колдера? — спросил Доулиш.

Мартсон засмеялся хриплым, трескучим смехом.

— Ты будешь удивлен! Мы можем обойтись без него, но он может либо помочь нам, либо разрушить наши планы, Доулиш.

Кейт, которая все это время стояла около стола, прошла вперед и сказала сладким голосом:

— Скоро вечер. Если ты хочешь повидаться с Колдером сегодня вечером, тебе пора отправляться, Пат.

Она посмотрела на Доулиша так, как будто хотела сказать ему, что это вполне соответствует их собственному замыслу.

— Кейт права, — подтвердит Мартсон, — уже больше девяти. Ты на машине, Доулиш, или возьмешь машину Кейт?

Машина Кейт была в гараже, расположенном почти в конце Килиджер-стрит. Что могло быть естественнее того, что ока должна пойти с ним в гараж, держа его за руку и показывая ему всем своим поведением свою близость?

— Ты победил Мартсона, Пат. Я не знаю, зачем ему нужен Колдер, но это важно. Когда ты раздобудешь Колдера, мы сможем контролировать всю ситуацию. Мы просто займем место Мартсона. Теперь уже недолго ждать.

— Да, уже недолго.

Кейт открыла дверь гаража, и он вывел машину. Она снова закрыла дверь, заперла ее на замок, потом села в машину рядом с ним. Он повел мягко шелестевшую шинами машину по Килиджер-стрит и остановился около дома номер шестьдесят три.

— У нас такое прекрасное будущее, Пат. — Она наклонилась, повернув к нему лицо.

Его рука легла ей на плечи.

— Прекрасное!

Он поцеловал ее. Губы ее раскрылись, что сделало их поцелуй многозначительным и сладостным. Потом она оторвалась от него и пропала в темноте.

Глава 24 Джереми

Свежая бежевая краска была такой же яркой, как и прошлой ночью. Проехав два дома, Доулиш остановил машину и вернулся к дому Колдера.

Он позвонил.

Дверь открыл лакей, молодой, изящный, улыбающийся.

— Добрый вечер, сэр.

— Лорд Колдер дома?

— Сейчас узнаю, сэр.

Лакей вышел. В прихожей ярко сияли хрустальные канделябры. Около двери на стуле с книгой в руках сидел человек. Это был один из охранников, большой и неуклюжий. Он посмотрел на Доулиша и снова уставился в книгу.

Лакей провел Доулиша в великолепную гостиную и взял его визитную карточку. Он отсутствовал минут пять, затем вернулся и сообщил:

— Его светлость может принять вас, мистер Доулиш. Пожалуйста, следуйте за мной.

В доме царила тишина. Толстые ковры заглушали шаги. На стенах висели шедевры живописи. Вся мебель была необычной, и все же чувствовалось, что в этом не было ничего показного.

Лакей вышел на просторную лестничную площадку на первом этаже и направился к двери направо. Он постучал и тут же открыл дверь.

— Мистер Доулиш, ваша светлость.

Доулиш увидел Джереми. Он ожидал увидеть умудренного опытом старого человека, отягощенного деньгами, обеспокоенного своими многочисленными заботами. Однако человек, стоявший за великолепным письменным столом, был почти такого же роста, как и он. Кроме того, Колдер не был старым, по крайней мере ничто в его прямой стройной фигуре и седеющих на висках волосах не говорило о его возрасте. Ему могло быть что-то около пятидесяти-шестидесяти лет, скорее ближе к пятидесяти.

Он приветствовал Доулиша с очаровательной улыбкой:

— Добрый вечер, мистер Доулиш.

— Добрый вечер, — холодно ответил Доулиш.

— Чем могу’ помочь вам?

Доулиш сказал:

— Надеюсь, мы сможем помочь друг другу.

— В самом деле? Но садитесь, пожалуйста, мистер Доулиш.

На столе стояли бутылка бренди и небольшой электрический обогреватель, на котором грелись два стакана. Создавалось впечатление, что все было готово к встрече гостя.

— Немного бренди?

— Спасибо, с удовольствием.

— Я много слышал о вас и часто хотел встретиться с вами, — сказал лорд Колдер, и казалось, что улыбка уже чувствовалась в его голосе. — У вас такая необычная репутация, мистер Доулиш. Не сомневаюсь, что вы пришли сюда по поводу двух ограблений, которые произошли здесь. Мне сказали, что вы не всегда ладите с полицией.

— Редко, — признал Доулиш.

— Тогда у нас есть общее.

Бренди с бурлящим звуком наполнило стаканы. Колдер подвинул один, взял другой и отпил глоток, наслаждаясь великолепным букетом напитка.

— Прав ли я, говоря, что эти два грабежа затронули вашу профессиональную струнку и вы пришли предложить мне помощь?

— Возможно.

— Великолепно! Несколько дней назад я узнал, что мой секретарь… бедный Мик, мне было так жалко его последнее время, он так изменился… был найден убитым около вашего дома, и я подумал, что Мик шел к вам со своей проблемой.

— Это правда?

— Я не знаю точно, что это за проблема, — сказал Колдер, задумавшись, и сделал еще глоток бренди. — Я знаю, что он был обеспокоен. Думаю, что его заставили шпионить га мной. Боюсь, что Мик где-то оступился. Молодые люди беспечны, вы знаете, и их легко шантажировать. Думаю, что ок настолько запутался, что не осмелился обратиться в полицию. Зная о вашей репутации и добропорядочности, он шелк вам и… был убит около вашего дома. Не так ли?

Он пытался выяснить, успел ли Мик Райан сказать Доулишу что-нибудь о нем.

— Да, так.

— Вы уже начали разгадывать эту загадку, и мне интересно, как глубоко вы продвинулись, — прошептал Колдер. — Боюсь, что есть доказательства того, что Мик по глупости взял мои ключи и тем самым дал возможность сделать их дубликат. В противном случае ограбление прошлой ночью не могло бы произойти — ведь двери были открыты ключами. Однако особого ущерба не было нанесено, ничего важного не унесли.

Да, он действительно пытался выяснить, знает ли Доулиш, что было похищено.

Колдер отхлебнул еще глоток.

— Что вам удалось узнать, мистер Доулиш, относительно… — опять очаровательная улыбка, — Кейт Леман?

Теперь стало понятно, что Кейт могла быть любовницей этого человека.

— Мы были с ней когда-то друзьями, но мне кажется, она не такая, какой подобает быть женщине. Вы знаете, что она связана с преступниками, — сказал Колдер, — и теперь хотите узнать, могу ли я дать вам какую-нибудь информацию, которая позволит вам глубже вникнуть в эту проблему, так?

— Вы все абсолютно правильно поняли, — подтвердил Доулиш.

— И все же я думаю, что сам способен разобраться в своих делах, мистер Доулиш. Вы не должны верить всему, что пишут газеты, и тому, что говорит вам обо мне Кейт, поверьте мне. — Он усмехнулся. — Бедная Кейт. Обида женщины, которую презирают, — это не просто слова. Кейт — злобное и мстительное создание. Очень жаль, что она так прекрасна. Вы никогда не узнаете правду о ней, пока не будет уже поздно. Но я распознал ее вовремя, мистер Доулиш.

— Так ли? — осторожно спросил Доулиш.

В первый раз он попытался проникнуть сквозь эту блестящую завесу учтивости, и ему это удалось. Легкая улыбка мгновенно исчезла с лица Колдера, руки стиснули стакан.

. — Да, я понял ее.

— Я так не думаю.

— А что дает вам возможность предполагать, что вы знаете больше о моих делах, чем я?

— Я глубоко копаю.

— Может быть, вы копаете не в том месте.

— Я поднял нужный пласт, — сказал Доулиш и в свою очередь улыбнулся. — Толстый пласт липкой, гнусной грязи, которая намертво прилипает, если кто-то начинает ее разбрасывать. Кейт поняла больше, чем вы.

Колдер осторожно поставил стакан на стол.

— И она пошла дальше, — добавил Доулиш.

— Что… что, вы думаете, она узнала?

— Я покажу вам, что она знает, если вы пойдете со мной, — сказал Доулиш.

— Вы можете сказать мне это.

— Это одна из тех вещей, которую вы должны увидеть своими собственными глазами.

Колдер спросил:

— Где это… открытие?

— Недалеко отсюда.

— Не вижу, почему я должен идти с вами. — Теперь в голосе Колдера звучало раздражение. — Если вы думаете, что можете шантажировать меня, то…

— Не будьте дураком, — грубо оборвал Доулиш. — Говорю вам, что Кейт узнала гораздо больше, чем вы предполагаете, и она не оставила это при себе. Я могу представить доказательство, целую кучу навоза. И думаю, что могу избежать скандала. Вы известная в обществе фигура. Мне не нравится, когда официальных лиц марают грязью.

— Я отрицаю это, Доулиш! — Теперь он вел себя как напыщенный дурак: он испугался.

— Хорошо, отрицайте, — сказал Доулиш. — Я дал вам возможность заглянуть глубже.

Он встал.

— Вы идете?

— Я пойду и посмотрю, что вы имеете в виду, но я не позволю втягивать себя во что-нибудь еще.

Было что-то не так, но он не мог понять что.


Конечно, Колдер согласился пойти с ним потому, что испугался. Но были ли какие-нибудь другие причины? Мысль о такой возможности не покидала Доулиша ни на минуту, пока он ехал от Милтон-сквер. Колдер сидел рядом. Закрытый автомобиль, который стоял на площади, последовал за ними: без сомнения, Колдера повсюду сопровождала охрана. Возможно, это была одна из причин, почему он согласился поехать: под присмотром телохранителей он чувствовал себя в безопасности.

Доулишу было нетрудно избавиться от «хвоста». И он даже не был убежден, что Колдер заметил отсутствие своей охраны.

По небу плыли облака, закрывая звезды, поэтому на Килиджер-стрит стало темнее и сумрачнее. Доулиш не заметил, чтобы кто-нибудь следил за ним, хотя почти не сомневался, что как только его машина свернула на улицу, об этом доложили Мартсону и Кейт.

Он подъехал к дому номер шестьдесят три.

Колдер обеспокоенно оглянулся, видимо, желая убедиться, что охрана на месте.

Когда они подошли к дому, дверь открылась, и Малигэн снова что-то пробормотал. Дверь наверху была открыта, и из комнаты лился яркий свет. Доносились звуки музыки, приглушенные и нежные. Колдер, который шел впереди, вдруг резко остановился, потом попятился назад, наступив Доулишу на ногу.

Он повернул голову, и Доулиш увидел его бледное лицо.

— Я уезжаю отсюда! Я не должен был приходить сюда. Эта… эта мелодия…

Доулиш преградил ему путь.

— Вы пойдете прямо наверх, — проворчал Малигэн.

Он задвинул дверной засов, потом закрыл дверь на цепочку, злобно посмотрев на Колдера.

— Доулиш! — закричал Колдер. — Что вы сделали?! Эта мелодия… это мелодия Кейт, она…

Наверху на лестнице появилась Кейт. Она улыбнулась Доулишу. Колдер смотрел в другую сторону и потому не видел ее. Потом она произнесла:

— Джереми, дорогой!

Это был знакомый чарующий голос. Он заставил Колдера обернуться и застыть в оцепенении.

— Я так рада видеть тебя! — сказала Кейт.

Колдер схватил Доулиша за руку и попытался оттолкнуть его.

— Поднимайся, дорогой, — проворковала Кейт. — Мы только хотим поговорить с тобой немного. Пат, заставь его подняться.

— Пат?! — эхом отозвался Колдер.

— Разве он не сказал тебе, что мы хорошие друзья? — спросила Кейт. — Мы только хотим поговорить, дорогой, ты и я, Мартсон и Доулиш. Разговор будет только между нами, и нам действительно следует кое-что уладить.

Колдер сделал шаг к Доулишу.

— Лучше подняться, — сказал Доулиш. Он сжал руку Колдера повыше локтя и стал подталкивать его вперед сначала к лестнице, а потом и вверх по ступенькам. Ноги Колдера ослабли, он еле передвигал ими. Он не дрожал. У него были твердые мускулы хорошо тренированного человека.

— Это все было подстроено?

Еще большие сомнения охватили Доулиша. Знал ли он действительно, зачем его привели сюда?

Кейт ждала у открытой двери, и когда Колдер подошел к ней, взяла его за руку и ввела в комнату. Мартсон сидел за столом, похожий на оскалившегося бледно-серого людоеда. Доулиш вошел и закрыл за собой дверь.

— Прекрасная работа, Доулиш, — сказал Мартсон. — Тебе не кажется, что он справился лучше, чем Стин?

— Лучше… — начал Колдер и резко обернулся. — Он работает на тебя?

— Наш новый партнер, — нежно произнес Мартсон.

— Его безупречная репутация так помогает нам, — сказала Кейт.

— Теперь ты все знаешь, поэтому проходи и садись. — Мартсон указал на стул перед небольшим газовым камином.

Мартсон, сложив руки на столе, сел вполоборота, чтобы видеть Колдера.

— Итак, мы собрались все вместе. Нам придется принять какое-то решение, мы должны прийти к соглашению. В конце концов, мы не так уж плохо поработали. Не вижу причин, почему бы не попробовать снова. Из-за этих ссор мы потеряли много времени и доходов. Будет гораздо лучше, если мы объединим снова свои усилия. Признаться, я не чувствовал себя счастливым, после того как мы расстались. Это правда, у меня есть наркотики, и дело расширяется, но когда враг — а на свете нет более опасного врага, чем тот, кто раньше был другом, — знает так много о нашем деле, я не мог чувствовать себя в безопасности. Ты не считаешь, что снова настало время для совместной работы. Колдер?

— Я покончил с вами, — медленно произнес Колдер.

— Не советую тебе занимать такую позицию, — заявил Мартсон, — иначе ты не уйдешь отсюда живым. Я знаю, тебе пока еще не хочется умирать, ведь ты достиг таких вершин! А теперь позволь мне оценить твое положение. Мы знаем, что ты выкрал отчет Королевской комиссии, и если бы это стало известно, тебе пришел бы конец. Мы знаем, что у тебя хранятся игрушки, и, вероятно, ты думаешь, что это сводит на нет все, что мы имеем против тебя.

— Они найдут вас благодаря этим игрушкам, — сказал Колдер, но его слова прозвучали неубедительно; он выглядел очень испуганным.

— Возможно, и могли бы, но… мы не должны строить свой разговор на предположениях, — тихо проговорил Мартсон, — право же, не должны. Ты знаешь, что мы действительно хотим получить, и мы получим это.

Чем бы ни было это неизвестное «что-то», Доулиш ничего о нем не знал. Но Колдер знал. Знала и Кейт, которая сейчас загадочно улыбалась. Многое было непонятно Доулишу, но он не мог ошибиться в том, что Кейт безумно радовалась приходу Колдера. Радовался этому и Мартсон.

И причиной радости был не отчет Королевской комиссии, и вряд ли она была связана с игрушками. Был какой-то неизвестный фактор — «что-то еще», что беспокоило Тривета, хотя он никогда не заговаривал на эту тему и даже не делал никаких намеков.

Затем Колдер сказал:

— Хорошо. — Он потер себе лоб. — Хорошо. Но если я присоединюсь к вам снова, Мартсон, я хочу знать все о системе реализации.

Глава 25 Восторг Мартсона

Потухшие глаза Мартсона вдруг засветились восторгом; казалось, он вновь ожил. Кейт села, как будто силы покинули се.

— Да, да, конечно, мы будем равноправными партнерами, — сказал Мартсон, — это понятно. Ты не представляешь себе, как я рад, что ты принял такое решение, Колдер. Прекрасно снова быть друзьями.

— Я хочу гарантий.

— Мы дадим их тебе. Нам тоже нужны гарантии; у нас не должно быть непонимания, чтобы компания снова не распалась. Мы сможем обсудить этот вопрос позднее, не так ли? Давайте обсудим взаимные выгоды от нашей совместной работы. Моя торговая сеть распространена по всему миру. Кроме того, в Англии у меня большая группа людей, которые сделают все, что я им скажу, потому что я хорошо плачу и потому что… они скорее предпочтут быть в безопасности и работать со мной, чем оказаться в тюрьме. И, конечно, у меня есть наркотики. И, пожалуйста, не преуменьшай значение наркотиков.

— Я этого и не делаю, — сказал Колдер.

Теперь, когда он принял решение, уверенность, казалось, снова вернулась к нему. Это была почти полная метаморфоза, и еще более глубокие сомнения овладели Доулишем. Неужели Колдер действительно был так напуган? А может быть, он блефовал? Доулиш вспомнил, как Колдер потирал лоб, словно он был покрыт капельками пота… но ведь лоб был совсем сухой!

— А у тебя есть копия… — продолжал Мартсон.

— Поговорим об этом позднее. Я не знаю, как вам удалось заставить Доулиша работать с вами, но я не доверяю ему ни на грош. Я не буду больше говорить ни о чем, пока он здесь.

— Доулиш вполне надежен, — мягко сказал Мартсон.

— Не думаю. Я не собираюсь говорить в его присутствии, — настаивал Колдер. — Вы должны держать его под контролем, иначе он не будет работать на вас, и он не должен знать моих секретов. Пусть он уйдет из комнаты!

Все замолчали. Казалось, Кейт и Мартсон чувствовали себя неловко. Колдер окончательно овладел собой и, сидя на стуле, с явным удовольствием вытянул ноги.

— Мы можем решить, что с ним делать, позднее. Если вам нужен мой совет, то я держал бы его там, где он не сможет проболтаться, — заявил Колдер. — Выйдите вон, Доулиш!

Мартсон произнес, не поднимая глаз:

— Доулиш, я уверен, ты понимаешь…

— Пат, — прошептала Кейт.

Доулиш сказал:

— Я с вами на равных, и это означает половинную долю во всем, включая информацию. Я остаюсь здесь.

— Тогда никаких дел! — отрезал Колдер.

Голос Мартсона звучал спокойнее, чем когда бы то ни было:

— Доулиш, я не хочу быть нечестным, ты сотворил чудо. Но есть некоторые вещи, которые должны остаться только между нами. Если бы ты согласился подождать за дверью несколько минут, мы были бы тебе благодарны. А когда мы расскажем лорду Колдеру, что ты сделал, чтобы помочь нам, он поймет. Я уверен. Его нежелание говорить сейчас можно понять. Не порти все, что ты сделал.

— Я остаюсь здесь, — продолжал настаивать Доулиш.

Кейт подошла к нему и взяла за руку.

— Пошли со мной, Пат, — проговорила она. — Оставим этот разговор нашим старым друзьям.

— Я уже сказал…

— Доулиш, ке заставляй меня применять силу, — сказал Мартсон. Его рука повисла над столом — над кнопкой звонка. — Я не хотел бы, чтобы сейчас сюда пришел кто-то еще. Будь славным малым. Это только вопрос времени.

— Пат… — прошептала Кейт.

Ока потянула его за руку, и они медленно пошли к двери. Теперь больше, чем когда-либо, он был уверен, что Тривет прав: за всем этим стояло что-то гораздо большее, чем просто наркотики. Продолжая держать Доулиша за руку, Кейт открыла дверь, и они вышли. Она захлопнула дверь; ключ в замке повернулся. Молча, нежно сжимая его руку, она повела его по коридору в другую комнату, в спальню.

— Пат, почти все уже кончено. Это как раз то, что нам нужно. Колдер расскажет Мартсону все подробности. Мартсон расскажет мне, тогда ты и я сможем разделаться с Мартсоном и сами вести переговоры с Колдером.

Доулиш опустился в большое кресло. Она села на подлокотник и обняла его за плечи. Ее рука нежно коснулась его шеи.

— Когда я думаю о будущем, трудно даже представить себе, что я там вижу.

— Неужели? — спросил Доулиш.

Должен ли он ей верить? Может ли он надеяться на то, что она, как и обещала, передаст ему все, что скажет ей Мартсон? Мог ли он доверять ей, даже если она действительно верила в его «переход» ка их сторону? Она была мягкой и податливой, реальностью и мечтой — и все же он знал, что не может доверять ей. Она играла какую-то роль, и Колдер тоже. Раньше это нелегко было разглядеть, но сейчас все стало до смешного ясно. Колдер вежливый, владеющий собой; Колдер нервный; Колдер испуганный; Колдер, отказывающийся иметь дело с Мартсоном, затем вдруг уступающий; Колдер, уравновешенный, начинающий петушиться и, наконец, приказывающий Доулишу выйти. Все это было хорошо разыгранной ролью, как и вытирание пота с сухого лба. Кейт тоже играла.

Мартсон не играл, покойный Стив тоже. Не было ничего надуманного в блеске глаз Мартсона, выражавшем восторг, когда Колдер сказал, что он согласен. Теперь они тайно сговаривались в комнате, находящейся недалеко от него: обменивались — чем? Информацией, которую так хотел иметь Тривет и из-за которой он так далеко зашел?

— Хочешь выпить? — спросила Кейт. Она прижалась щекой к его щеке. — А может быть, просто посидим так, пока они не закончат? Пат, будь очень осторожен в своих действиях в течение нескольких последующих часов. Не вызови подозрения, что мы с тобой в заговоре против них.

Она играла роль, как и Колдер.

Сопоставь эти два факта и сделай правильный вывод. Помни, что Колдер красив, как греческий бог, а Кейт — прекрасная пара ему и что они когда-то любили друг друга.

— Я не доверяю им обоим, прелесть моя. — Он встал, она прильнула к нему. — Пора пойти и посмотреть, что там происходит.

— Разреши пойти мне, — сказала она, — я скажу им, что ты теряешь терпение. Постарайся не торопиться. Я вернусь через несколько минут, — пообещала она и быстро вышла из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Не было слышно никаких звуков, пока что-то не упало, там, снаружи, стул или стол; сначала раздался глухой стук, а потом треск. Кто-то выругался, а Кейт спросила: «Ты ранен?» Доулиш не слышал ответа.

Он подошел к двери и повернул ручку. Дверь была заперта на ключ. Она заперла ее, воспользовавшись шумом, вызванным падением какого-то предмета, так чтобы он не слышал, как повернулся ключ. Хитрая Кейт! Вдруг он уловил скрип, потом осторожные движения. Ему показалось, что где-то закрывается дверь; потом он услышал, как завели машину и она поехала.

Он подошел к двери, вынул перочинный нож и нашел лезвие, которое можно было использовать вместо ключа. Замок был простым.

Он открыл дверь. Никого не увидев, он направился к комнате, где оставались Мартсон и Колдер. Он попробовал открыть дверь, она не была заперта, но б комнате было темно. Он открыл дверь и стал искать выключатель.

Свет залил комнату и осветил Мартсона, ничком лежавшего на столе; голова его напоминала бесформенное месиво.

Документы со стола исчезли.

Дом был пуст. В узкой кухне он увидел несколько недавно открытых консервных банок и грязную посуду, больше ничего. В комнате рядом с кухней стояла складная кровать. И еще была фотография Малигэна в морской форме. И тут он вспомнил, как еще в Хаслмире посоветовал полиции искать старого морского волка, если они хотят найти того, кто истязал Мика Райана кошкой.

Он вернулся в гостиную, и при виде Мартсона, к которому он даже не прикоснулся, губы его сжались: Мартсон лежал лицом в луже крови.

Зазвонил телефон.

— Уходи, — сказал мужской голос, — сюда едет полиция.

Глава 26 Разыскивается

Голос был незнакомый; он попытался понять, почему его предупредили и кто предупредил.

Кейт и Колдер, разыгрывая каждый свою роль, конечно, работали вместе. Они убили Мартсона и скрылись, а сейчас сюда ехала полиция. Кейт и Колдер охотились за секретом Мартсона, а не Кейт с Мартсоном — за секретом Колдера. Что касается Кейт и Колдера, то им нужно было, чтобы полиция арестовала Доулиша.

Колдер получил «что-то», и Доулишу нужно было найти это и узнать, что это такое.

Он быстро вышел из комнаты.

На улице никого не было. Он добежал до главной магистрали и быстро пошел по ней, пока наконец не увидел красный двухэтажный автобус. Теперь он ушел от полиции.

Начал моросить дождь, и он поднял воротник пальто. Он остановился и стал ждать автобуса. Поднялся на второй этаж, там было около десятка людей.

Подошел кондуктор:

— Вы до какой остановки?

— До конечной, — ответил Доулиш.

У него было полное ощущение, что он скрывается; самое опасное действие этого спектакля ему еще предстояло сыграть. Ему не нужно было бояться полиции, и все же, если он хотел узнать правду, необходимо, чтобы Кейт и Колдер поверили ему.

Автобус остановился.

— Конечная, все выходят! — сказал кондуктор.

Доулиш спустился.

Если он действительно скрывается, куда ему идти?

К Фелисити? Нет, полиция наверняка следит за ней.

На квартиру Тима или Берсфорда? В клуб? Нет, известны и эти места тоже. В какую-нибудь маленькую гостиницу? Конечно, он мог бы пойти на Милтон-сквер и потребовать убежища у Колдера, но это не сработало бы. Пока!

Самое подходящее место, где можно спрятаться, — это гараж Берта. Он находился недалеко отсюда; туда можно добраться пешком. Берт — это характер, на него можно было положиться..


Насвистывая, Берт чистил свою машину. У него было три такси; одну из машин он водил сам, и в гараже находилась только она. Он обернулся, когда вошел Доулиш.

— О! Я не ожидал увидеть вас, хозяин! — Он бросил замшевую тряпку на коробку и вытер руки об штаны. — Куда направляетесь?

— Не знаю, — сказал Доулиш. — Мне надо спрятаться денька на два.

— Ну что ж, — выдохнул Берт, — от кого?

— От полиции.

— Вам?

— Я не шучу, — ответил Доулиш. — Дела пошли не в ту сторону. Меня будут искать. Мне нужно переждать где-нибудь день или два, пока…

— Если дела складываются таким образом, я верю вам, — заявил Берт.

— Мне это очень нужно. Я в затруднительном положении.

— О-о-о, — медленно произнес Берт. Он вытащил набивную машинку для сигарет, взял немного табака, — это немного уменьшает сердцебиение. Но… будьте уверены, я спрячу вас, мистер Доулиш. Я…

— Когда?

— Ну, сейчас. Наверху. Я живу наверху, — сказал Берт. — Только улажу этот вопрос с моей миссис. Я часто рассказывал ей о вас.


Наверху было тепло и уютно. Просторная комната, тщательно убранная, хотя и бедно обставленная. «Миссис» принесла ему ужин — макароны с сыром.

Проворочавшись около часа, Доулиш наконец заснул глубоким сном.

Ощущение того, что он находится в незнакомом месте, пришло к нему сразу же, когда он проснулся, даже не успев открыть глаза.

Берт постучал в дверь.

— Проснулись, мистер Доулиш?

— Да, входи.

Берт вошел с чашкой чая, несколькими газетами и с вытянутым лицом. Стоя у него за спиной, жена с тревогой глядела на Доулиша. Берт демонстративно закрыл перед ней дверь.

— Утро, — сказал он без всякого энтузиазма.

Он поставил чашку на бамбуковую тумбочку и бросил газеты на кровать. Затем отступил назад, как бы ожидая объяснения.

На первой странице каждой из трех газет были фотография Доулиша и слово «Разыскивается». Патрик Доулиш разыскивается полицией в связи со смертью Уильяма Стина и Джекоба Мартсона; возможно, что полиция будет допрашивать его в связи с неопознанным телом, найденным на Берн-стрит. За этим следовало короткое, но сенсационные сообщение о его прошлом, начиная с того времени, когда он был в штате подразделения М-один-пять.

Газета «Дейли крайер» напечатала фотографию Фелисити и сообщение о том, что специальный корреспондент взял интервью у миссис Доулиш, но она не смогла предоставить никакой информации относительно действий своего мужа.

— Нехорошо, Берт, да?

— Что вы собираетесь делать дальше, мистер Доулиш? — Голос был абсолютно бесстрастным. — Я не хочу неприятностей.

— На улице кто-нибудь маячит?

— Никаких полицейских.

— Кто-нибудь еще?

— Да, есть, и моей миссис это не нравится, — сказал Берт. — Сожалею, мистер Доулиш, но есть предел тому, что я могу сделать для вас. Я не попросил бы вас уйти, но миссис…

— Я могу его увидеть из окна?

— Да.

Сквозь сетку тюлевых занавесок он увидел человека, прогуливающегося около кафе на противоположной стороне улицы.

Это был Кен.

Значит, Кейт не убила его.

— Мне неприятно говорить это вам, мистер Доулиш, но вы понимаете, что не можете больше оставаться здесь, не правда ли? — Берт переступил с ноги на ногу. — Может быть, я что-то могу сделать для вас? У меня есть знакомый, который содержит ночлежный дом. Не очень приятное место, но у него есть несколько отдельных комнат. Если вам нужны карманные деньги, мистер Доулиш, я мог бы дать двадцать фунтов.

— Не нужно денег, Берт, спасибо, и за отдых спасибо.


Телефон находился в маленькой комнате в углу гаража. Он набрал номер Скотленд-Ярда, попросил Тривета и стал ждать; он не назвал своего имени.

— Да? — Голос Тривета был оживленным и почти веселым.

— Билл, узнаешь?

— Слава Богу, ты появился, наконец, — сказал Тривет. Потом, понизив голос, добавил: — Никаких имен. Ты в порядке? Я боялся, что они расправились с тобой, хотя мне сказали, что ты ответил на звонок, когда тебя предупреждали о приезде полиции.

— Зачем вообще облава и именно тогда?

— Колдер навел нас. Если бы мы не отреагировали, он мог бы заподозрить заговор.

— Я не очень много узнал, кроме того, что Кейт и Колдер работают вместе, и они всегда были вместе. Им нужно было получить что-то такое, что мог дать Мартсон, а Мартсон охотился за тем, что было у них. Две половины одной и той же вещи, мне кажется. Я пока еще не знаю, что это.

— Я знаю, — сказал Тривет, перестав наконец скрывать правду. — Мы знали, что у Колдера только часть этой вещи, и предполагали, что у кого-то находится другая, но мы не знали, что это был Мартсон. Сейчас обе эти части соединились, и это равносильно динамиту.

— Не просто наркотики?

— Гораздо большее.

— Что мешало вам устроить облаву в доме Колдера и забрать это? — спросил Доулиш.

— Боязнь, что Колдер уничтожит документы, которые имеют гораздо большее значение, чем сама вещь, — ответил Тривет. — У тебя есть шанс снова связаться с ними?

— Я могу попытаться, — медленно сказал Доулиш.

— Попытайся, мы полагаемся на тебя. Мы будем следить за тобой и помогать, если сможем, но ты можешь действовать самостоятельно.

Не было никаких оснований попытаться уклониться от этого. Он мог обижаться из-за того, что до сих пор что-то держат от него в секрете, но Тривет не стал бы так долго скрывать правду, если бы не действовал по приказу свыше.


Отдельная комната в ночлежке представляла собой коробку с маленьким окном. В комнате стоял неприятный запах: во всем доме пахло грязью, гнилью и немытым человеческим телом. На первом этаже была большая общая комната, где бродяги, плуты и те, кто находился в бегах, толпились около небольшой газовой плиты, чтобы приготовить себе пищу. Этажом выше была расположена большая общая спальня, а на третьем — отдельные комнаты. Доулиш заплатил десять фунтов в качестве аванса; ему принесли еду, от которой его затошнило, и газеты. Вокруг него усиливалась газетная шумиха. Кроме того, почти во всех газетах появилась фотография Фелисити. О Тиме молчали, но несколько раз упоминали «тело с Берн-стрит».

Все время Кен, Моби или кто-нибудь еще следили за ночлежкой. Они дали ему возможность перебраться сюда из гаража. Позволят ли они ему добраться до Милтон-сквер?

На второй день, когда наступила темнота, Доулиш вышел на улицу. Воротник его был поднят, а кепка с козырьком натянута на глаза. Он увидел Кена, пожал плечами и пошел по улице по направлению к Майл-энд-роуд. Кен последовал за ним. Темноту разбивали только свет из нескольких окон и газовые фонари, под которыми через определенные интервалы появлялись небольшие светлые участки. Каждый раз, когда Доулиш проходил через такой очередной участок, он ощущал сильное напряжение в мышцах. Ему было знакомо это ощущение: слишком часто он бывал в таких ситуациях, с тех пор как начал заниматься этим делом. Он боялся, что вдруг из темноты сверкнет нож или вылетит пуля. Боялся, что из-за угла вылетит машина и на этот раз настигнет его.

Он дошел до автобусной остановки и встал в конце небольшой очереди. Кен тоже встал в очередь.

Глава 27 Совершенно секретно

Доулиш вышел на полпути на Оксфорд-стрит, Кен — тоже. Доулиш свернул в переулок, идя, как и раньше, на полусогнутых ногах, чтобы казаться меньше ростом, к Милтон-сквер.

Кен следовал за ним.

Снова Доулиша охватил мучительный страх, когда он шел по длинным, темным улочкам, панический страх при мысли о том, что может произойти провал. Провал, может быть, уже произошел, если только Кен получил указание помешать ему дойти до дома Колдера.

Наконец он достиг площади. Подойдя к дому Колдера, он осмотрелся и, увидев только Кена, поднялся по ступенькам и подошел к крыльцу.

Его палец был на кнопке.

— Звони три раза, —произнес Кен. — Ты ведь не знал, что я иду за тобой, Доулиш?

Доулиш отдернул руку от звонка.

— О’кей, я позвоню, — сказал Кен. Он наклонился вперед и с силой нажал на кнопку.

Дверь открыл здоровенный детина.

— О’кей, — кивнул Кен, — отведи его сразу же наверх.

Кен не вошел; в его обязанности, очевидно, входило обеспечивать охрану на улице. Детина опустил правую руку в карман, и Доулишу стало ясно, что у него в кармане пистолет.

— Наверх! — приказал детина.

Доулиш поднялся по лестнице. Детина подошел к двери библиотеки, которая находилась как раз перед Доулишем, схватил его за локоть и только потом постучал четыре раза.

В замке повернулся ключ, дверь открыла Кейт.

— Пат, дорогой! — проворковала Кейт.

— Я надеялся, что вы придете, — сказал Колдер. — Только выбросьте из головы всякую мысль атом, что можете причинить нам какое-нибудь зло, Доулиш. — Он подошел к изящному столу, сел, вытащил из кармана короткоствольный автоматический пистолет и положил его на стол. — Садитесь.

Доулиш сел на стул напротив.

— Ты небритый, — прошептала Кейт.

Она выглядела еще более прекрасной, чем всегда. Ее глаза и щеки излучали какое-то сияние. Да, она была сама красота, которая идеально сочеталась с обаянием Колдера.

— Зачем вы пришли? — спросил Колдер.

Доулиш облизал губы.

— Была бы моя воля, я задушил бы вас обоих.

— О да. Но у вас не будет такой возможности.

— Я хочу уехать из этой страны.

— Да, полиция вынуждает пас сделать это. С конце концов, три убийства что-то значат: Стин — Джереми — Мартсон. Даже великий Доулиш должен знать, где следует остановиться.

Доулиш сказал:

— Этого мы никогда не будем знать. Вы намерены помочь мне уехать отсюда?

— Как я могу это сделать?

— Дать деньги. Я не могу пойти в банк, и у меня нет наличных денег. Кроме того, я не могу поехать со своим паспортом. Мне нужен паспорт на чужое имя. И билеты на пароход — первый класс. Или я мог бы отправиться на работу в Южную Америку, если на то пошло, но почему я, черт возьми, должен работать, когда вы здесь так хорошо устроились?

— Вам придется заработать свой отъезд. Но это не составит вам большого труда. Как только вы подниметесь на борт корабля, вас тут же опознают и выдадут полиции, вы будете возвращены и… повешены. У нас есть свидетели. Мы уже направили двоих в полицию с донесениями, Поэтому-то и идет такая охота за вами. И все же вы можете быть нам полезны. Вы знаете кое что о нашей организации. Мы хотим, чтобы вы отвезли сообщения некоторым из наших агентов за границей. О новых поставках наркотиков, И я хочу, чтобы они знали, что место Мартсона теперь будет занимать Кейт. Вы отправитесь на частном самолете.

— Почему вы используете меня, а не кого-то другого?

— Я не могу предав нить себе, кто еще кроме вас мог бы сделать это лучше, Доулиш, — сказал Колдер. — Я дам вам некоторые документы, и вы доставите их каждому из агентов, список которых я вам тоже дам. Конечным пунктом будет Южная Америка, где у меня большое агентство. Вы сможете там жить и работать. Бы поможете мне, а я помогу вам.

— Хорошо. Только ответьте еще на несколько вопросов. Кейт, ты все время работала с Колдером, так ведь?

— Все время, — согласилась Кейт. — По сути, я никогда не оставляла Джереми. Но Мартсон владел половиной того, что нам было нужно, поэтому я вынуждена была работать с ним. Однако он захотел получить вторую половину, которая была у Джереми. Он думал, что я смогу попасть в комнату-сейф, но я не смогла. Я хорошо знала молодого Мика Райана и вывела на него Мартсона. Джереми дал возможность Мику достать настоящие ключи. Он считал, что самый лучший способ иметь обе половины того, что нам нужно, это сначала дать возможность Мартсону заполучить их. А уж потом… мы взяли обе половины сразу. Я работала с ними обоими и с тобой, дорогой. Я наняла за деньги Кена и Моби и всех остальных, кроме Стина: Стин был предан Мартсону. Поэтому я была очень рада, когда ты убил его. Потом я хотела, чтобы ты поверил мне, поэтому я организовала нападение на себя. Бедняжка, ты так великолепно действовал! Столько храбрости! Без тебя Мартсон никогда бы не получил вторую половину — такую важную вторую половину — того документа. Без тебя Джереми не смог бы организовать визит к Мартсону и заставить его рассказать все подробности относительно организации распространения наркотиков. Это очень важно, ты понимаешь. Теперь агенты, занимающиеся торговлей наркотиками, будут работать на нас в другом деле.

Колдер раздраженно оборвал ее:

— Кейт!

— В другом деле? — спросил Доулиш с раздражением.

— Просто есть еще одно маленькое дельце, которое мы проворачиваем на стороне, — сказала Кейт, но было похоже, что она недовольна собой. — Мы полностью контролируем это дело, Пат. Ты должен делать только то, что мы тебе скажем. Все, что происходит в этой комнате, это секрет, и…

— Кейт! — снова оборвал ее Колдер.

— Но разве это не так? — спросила Кейт. Она отняла руку от своей щеки, и ее пальцы коснулись дула пистолета Колдера, потом, как бы играя, она подвинула его к себе и вдруг схватила за рукоятку. Она навела пистолет на Колдера.

— Да, Пат, — сказала она. — Все самое секретное находится в этой комнате. Не двигайся, Джереми. Все. Пат, все самое секретное. Имена и адреса агентов, здесь и за границей. Все подробности, все, что тебе нужно. Возьмем сейчас ключи?

Она улыбнулась Колдеру.

Колдер поднялся со стула, затем сел снова, переводя взгляд с Кейт на Доулиша и обратно. Доулиш встал, лицо его выражало недоверие и удивление. Он пока еще не совсем понимал, что происходи г, но ведь Кейт действительно всегда говорила, что она «за него».

Он сказал:

— Прекрасная работа, Кейт.

Он взял у нее пистолет.

— Я знала, что тебе понравится, Пат, — отозвалась Кейт. Какой же величественно-прекрасной она была! — Я была связана по рукам и ногам, пока обе половины этой тайны не соединились, Я вынуждена была пойти на убийство Мартсона только ради того, чтобы это произошло. Сейчас они находятся здесь, в этой комнате. Даже здесь я не смогла бы получить их, если бы была одна. Джереми всегда и всех подозревал, он никогда полностью не доверял и мне. Если бы я взяла ключи у него одна, всякое могло бы случиться. Теперь в моем распоряжении Кен и те, кто находится вне дома. Только телохранители в доме… Они преданы Джереми. Надеюсь, ты сможешь обыграть их, Пат?

— Испытай меня!

— Вы перехитрили меня, — сказал Колдер. Это прозвучало как вздох; казалось, он не верил тому, что слышал.

— Увы, да, Джереми. Я водила за нос всех только ради того, чтобы обе половины соединились. Ты слышишь, Пат, у Джереми обе половины, и обе они абсолютно необходимы.

— Ты… ты и Доулиш… — задыхаясь, произнес Колдер.

— Такие хорошие друзья, разве нет? — проворковала Кейт. — На самом деле Пат не знал, но мы работали на одного хозяина — правительство Ее Величества. Тривет тебе, конечно, не сообщил об этом, Пат. Теперь я могу сама сказать. Отчет Королевской комиссии был поддельным. Имелось два доклада на эту тему, один из которых был написан невидимыми чернилами. Подробности расположения наших вооруженных сил. Сообщение о новых изобретениях. Официальные отчеты об атомной энергии, о новейших достижениях в ракетостроении и реактивных двигателях. Секретный отчет был составлен в двух частях. Мартсон раздобыл только одну, так как ему нужно было узнать, что именно известно комиссии о наркотиках. Он проверил бумаги и нашел там другую информацию, которая не представляла для него никакого интереса. А у Колдера, который украл весь доклад, как я тебе уже сказала, была вторая половина.

Кейт улыбнулась Доулишу и продолжала:

— Я работала с Колдером долгое время, потому что ему не доверяли. На какие жертвы я шла, Джереми, выполняя свой долг! Интересы страны выше личных. Пат, я агент М-один-пять.

Глава 28 Высший класс

Колдер заговорил с недоумением:

— Значит, ты шпионка, Кейт? И я позволил тебе одурачить себя. Я знал, что может наступить момент, когда я буду вынужден прекратить все дела. Но у меня было такое хорошее время!

— Оно кончилось.

— Да. Но вы уйдете со мной, — сказал Колдер. — Оба. Я всегда вел большую игру, Кейт. Я стал бы самым богатым человеком в мире, если бы продал эти секретные документы. Мечты развеялись, так будет и с нами. Умный человек всегда обеспечивает себе возможность для отступления. Я знал, что могу проиграть. Знал, что могу столкнуться с предательством. Поэтому я защитил себя от этого. В моем стуле есть маленький выключатель, к которому подведен провод: произойдет огромный взрыв, который разнесет эту комнату в пух и прах. Интересно, встретимся ли мы на том свете, Кейт?

— Пока еще нет, — ответила Кейт.

— Но очень скоро, если вообще встретимся.

— О нет, — сказала Кейт, — я думала, что этот провод служит для того, чтобы позвать на помощь, если бы ты вдруг оказался в затруднительном положении. Я перерезала его сегодня утром. Я… Пат!

Колдер вскочил со стула, схватил пальто,вытащил из кармана пистолет и выстрелил в Кейт в тот момент, когда Доулиш выстрелил ему в руку. Кейт издала легкий, еле слышный звук, приподнялась и снова упала. Из ее виска сочилась кровь.

Рука Колдера была в крови.

Второго выстрела не последовало. Вместо этого Доулиш нанес ему страшный удар. Колдер покачнулся на каблуках и рухнул навзничь, раздался глухой звук падения тела. Доулиш знал, что второго удара не понадобится. Он схватил трубку. Телефон работал. Он набрал WHI двенадцать-двенадцать. За дверями послышались шаги, кто-то начал ломиться в дверь. Номер Ярда ответил.

— Скажите Тривету. Дом Колдера. Срочно, — произнес Доулиш и положил трубку. Он стал совершенно спокойным.

Удары в дверь становились все сильнее. Стучали так, что дрожали стены. Он засунул ножку тяжелого стула в ручку двери, потом вернулся и сел рядом с Кейт. В руке у него был пистолет. Он спокойно прикидывал, сможет ли Тривет прислать своих людей сюда вовремя. Если нет, то, без всякого сомнения, его убьют: они были преданы Колдеру. Теперь это не имело большого значения: Кейт уже заплатила свою цену, он мог заплатить еще одну. А может быть, ей пришлось уже заплатить дважды: первый раз, когда она стала любовницей Колдера, а второй раз — своей жизнью. Немыслимо!

Дверь сотрясалась от ударов.

Он слышал, как за дверью шептались. Затем кто-то позвал:

— Милорд!

— Если кто-нибудь сунет сюда свой нос, я его отшибу! —крикнул Доулиш.

Снизу послышались тяжелые удары. Тот, кто спрашивал, огрызнулся:

— Что там еще?

— Только полиция, — сказал Доулиш. — Будьте добры, спуститесь вниз и откройте им дверь.

Полиция схватила всех телохранителей, когда они пытались скрыться через черный ход. Они поймали Моби и Кена, а позднее и его людей. Они нашли в сейфе, который был встроен в пол комнаты Колдера, все, что искали.


Фелисити была в Лондоне, в квартире Теда Берсфорда. Тим тоже был там, как сказал Тривет. Фелисити услышала, что с ним что-то случилось, и поспешила в город. Она поехала бы туда при любых обстоятельствах, но все же, думал Доулиш, лучше бы она этого не делала. Странно, насколько неотвязными, всепоглощающими были эти чувства. Самых больших опасностей удалось избежать благодаря Кейт. Кейт, которая была готова ко всему, даже убить Тима ради того, чтобы получить то, что было ее целью. Доулиш очень переживал при мысли о том, что она пыталась убить Тима. В этом было что-то противоестественное, особенно когда она зажимала ему нос, чтобы он проглотил мышьяк. Теперь это уже не имело значения.

Кейт находилась в госпитале Святого Томаса. Она не умерла и, вероятнее всего, останется жива. Ей сделали операцию, и ее жизнь была вне опасности.

Он давно не брился и был похож на человека, пользующегося дурной репутацией, когда вышел из такси около дома, где жил Берсфорд. Он медленно поднялся по лестнице. Доулиш хотел видеть все, как есть на самом деле: он не хотел с помощью сентиментальных объяснений заставить Фелисити бросить Тима и вернуться к нему. Он лучше задушит его.

Он дошел до входной двери, и его пальцы коснулись кнопки звонка. Он резко нажал на нее.

Огромная фигура Теда Берсфорда появилась в дверях. Его некрасивое, но приятное лицо преобразилось, когда он увидел Доулиша.

— Господи Боже мой! — сказал Берсфорд. — Я не думал…

Сзади него открылась дверь, и в прихожую вышла Фелисити. Лицо ее было бледно, глаза потускнели. Она проговорила:

— Тед, оставь нас, пожалуйста.

В прихожей были видны тени. Это, несомненно, были тени Тима, а также жены Берсфорда, но они тут же исчезли, как только закрылась дверь.

Доулиш и Фелисити остались вдвоем.

— Пат, я не могу думать… о том, что произошло. Но тебе не следовало приходить сюда… рисковать и заставлять Теда волноваться. Бог знает, какой дьявол вселился в тебя, но это твои проблемы, а не Теда и не Тима. А я ухожу.

— Куда?

— Я… я не знаю. У меня много денег. Тим и Тед помогли мне достать фальшивый паспорт для тебя. И для меня, конечно. Но, Пат, пожалуйста, не оставайся здесь.

— А что будет, если нас обоих поймают?

Фелисити сказала:

— Будем сожалеть о том, что это случилось. Ты,., ты не в себе. Может быть, я смогу помочь?

— О, моя дорогая, — дрожащим от волнения голосом сказал Доулиш. Она посмотрела на него глазами, полными слез, потом вдруг бросилась к нему. Он нежно обнял ее.

— Пат, что случилось с тобой? Я…я не могу понять этого. Ну да все равно, это не имеет значения. — Она прижалась к нему. — Мы должны спешить, нам нельзя оставаться здесь, за квартирой следили весь день. Отпусти меня, Пат.

Он не отпускал ее.

— Тебе Тим помог с паспортами? — спросил он.

— Да. Он… они… они знают, что ты не можешь вернуться. Если мы сможем уехать куда-нибудь в тихое…

— Фел, посмотри на меня, — сказал Доулиш. Голос его дрожал. Серо-зеленые глаза Фелисити блестели от слез, но не только от слез, от чего-то еще более глубокого. — Все это было обманом. Скоро сюда придет Тривет, он подтвердит. Все это ложь, такая же, как и та фотография, где я с Хелен.

Он почувствовал, как она напряглась в его объятиях.

— Тим! — позвал Доулиш. — Тед!

Дверь открылась — видимо, они стояли недалеко от нее.

— Я хочу поблагодарить вас, — сказал Доулиш хриплым голосом, — и еще сказать вам, что вы болваны. Скоро здесь будет Тривет. Он скажет тебе, Тим, что я позвонил ему и велел прислать доктора со всем необходимым для промывания желудка. Он расскажет многое другое. Все кончено. Колдер — главный негодяй.

Тим спросил неуверенно:

— Что? А… а Кейт?

— Возможно, Тривет расскажет вам и о ней тоже. Я не могу. Только то, что она — высший класс.


Они навестили Кейт в госпитале на следующее утро. Голова ее была перевязана, но ничто не могло затмить блеск ее глаз. Они вспыхнули, когда Доулиш и Фелисити вошли в ее маленькую палату. Они почти не разговаривали, но Доулишу хотелось задать ей один вопрос: о Тиме и мышьяке.

Кейт улыбнулась:

— Я видела, как ты бежал по улице, и догадалась, что ты собирался сделать. Но мне нужно было показать, что я ничего не знаю. Никакого яда в виски не было, Пат. Только пудра.



ББК 84.4 (Вл.)

К82


Кризи Джон

К82 От смерти не убежишь. Сборник: Романы. / Собр. соч. в 10 томах. Т. 3. — Пер. с англ. — М.: «Канон», «Гранд-Пресс», 1993. — 400 с. с ил.


К4703010100—003 Подписное

4У5(03)—93


ББК 84.4 (Вл.)


ISBN 5-86999-005-X (т. 3)

ISBN 5-86999-004-1


© Составление, оформление: издательство «КАНОН», 1993.

Редактор П. А. Свиридов

Технический редактор Л. Ф. Чашников

Художественный редактор И. Г. Левченко

Художник И. А. Воронин

Корректор О. А. Федорова

Компьютерная верстка В. М. Родин


Издательство «КАНОН». 109280, Москва, 1-я ул. Машиностроения, дом 10, Информационно-издательский центр «Гранд-Пресс», 123557, Москва, М. Грузинская ул., 38


ЛР № 030519 от 15 апреля 1993 г. Сдано в набор 01.12.92 Подписано в печать 25.09.93 Формат 84×108 1/32. Бумага офсетная. Печать офсетная. Гарнитура тип Таймс. Уч.-печ. л. 21,00. Тираж 100000 экз. Зак. 594.


Отпечатано с готовых диапозитивом в типографии ИПО Профиздат, 109044, Москва, Крутицкий вал, 18.

Джон Кризи Двойная ставка на смерть


Глава 1 Холодный душ

Патрик Доулиш поднимался по лестнице, насвистывая веселый мотивчик. Косые лучи заходящего солнца, проникая сквозь окна, мягким ровным светом заливали пространство лестничных пролетов и маршей. Все хорошо: и жизнь, и работа, а жена, ждущая его прихода, не просто хорошая, а чудесная.

Он открыл дверь, испытывая ощущение радостного нетерпения.

Прямо на пороге его встретила жена: казалось, она все время стояла за дверью, ожидая его.

Известно, что любой муж способен в мгновение ока определить настроение своей жены. Он может обмануться по части настроения других женщин, но только не своей собственной супруги. Ее улыбка может быть нежной и приветливой, но если настроение у нее мрачное, он почувствует это прежде, чем она успеет вымолвить хоть слово.

И хотя чутье Патрика Доулиша не было развито до такой степени, он, тем не менее, тотчас определил: что-то неладно.

— Привет, милая, ну как ты тут без меня? — полуизвиняясь, полуоправдываясь, осторожно спросил Доулиш. — Извини, пришлось чуть-чуть задержаться, семи вроде бы еще нет?

Фелисити отрицательно покачала головой.

Доулиш с облегчением вздохнул: какие бы мысли ни бродили сейчас у нее в голове, ясно, что ее настроение никак не связано с его опозданием. Доулиш нежно обнял жену за талию и увлек в комнату. Это была чудесная уютная комната, с огромным окном, из которого открывался вид на одну из редких открытых панорам Лондона.

— Понимаешь, перед самым закрытием магазина к нам заглянул странный старичок, такой маленький, такой ветхий, точно тысячу лет просидел в какой-нибудь древней пирамиде и теперь вот решил выйти ка свет божий. И представь себе, оказалось, что он действительно из Египта. Пришлось самому обслуживать его, вот и задержался.

— Надо же!

Последовала пауза.

— Дорогая, — сказал Доулиш, — какую оплошность я совершил?

— Оплошность? — вежливо переспросила Фелисити. — Разве господин и хозяин способен совершить нечто подобное?

Доулиш в отчаянье стал копаться в памяти. Годовщина помолвки? День рождения? Нет. Его память была ясна, совесть кристально чиста, однако на сердце тяжелым камнем пала тревога.

— Может, ты все-таки скажешь, что стряслось, — предложил он. — Ты же знаешь, я не очень-то люблю играть в прятки.

— Я тоже, — язвительно заметила Фелисити. У нее приятный, довольно низкий, бархатистого тембра голос, она чрезвычайно привлекательна, хотя и не обладает классически красивыми формами. Короче — милая. Симпатичная. — В конце концов, с тех пор, как мы переехали сюда из Хаслмира, обстоятельства изменились. Ты согласен? У меня своя работа, у тебя своя, и зачем им вообще пересекаться? — с иронией добавила она.

— Действительно, зачем? — Доулиш вынул из кармана пачку сигарет и не спеша закурил.

— Как регистратору мне приходится быть предельно вежливой и любезной со всеми клиентами Лидии. Большинство из них — по причине своей древности — едва держатся на ногах, но случается, что приходят и совсем молодые, моложе восьмидесяти, — Фелисити сделала паузу, точно собиралась сделать некое убийственное признание. — Не стану от тебя скрывать, не далее как позавчера один из таких вот совсем молодых, но резвых, покушался на мою честь.

— Как его зовут? — жестко спросил Доулиш.

— Боже, к чему такое беспокойство обо мне? Я и сама сумею за себя постоять, разве не так? И потом, как бы там ни было, разве мы не должны доверять друг другу?

Теперь Доулиш четко определил настроение жены — крайнее раздражение, граничащее с яростью, однако пока он еще не мог уяснить себе истинную, главную причину.

— Ты не прочь порассказать мне про своих потешных клиентов-старичков, родственничков фараонов, — чуть повысив голос, заявила Фелисити, — но, как это ни странно, согласись, никогда не упоминал о своих родственницах — молодых и красивых!

Ревность никогда не руководствуется логикой.

Бессмысленно было доказывать, что это совсем не так, что совсем не соответствует истине и что будь она в более спокойном расположении духа, она бы сама первой посмеялась над сказанным. Доулиш попытался сосредоточиться, чтобы как-нибудь уяснить себе причину ее расстройства. Он пользовался репутацией человека с исключительно развитым индуктивным мышлением, а также способностью идти на риск, так что положение, как говорится, обязывало немедленно распознать источник ее гнева. Жене эти его способности были не по душе. Если бы он занимался сейчас расследованием какого-нибудь дела, предварительно не сообщив ей об этом, тогда ее настроение можно было бы легко объяснить. Но в последнее время ничего особо примечательного в его жизни не происходило; с другой стороны, сказать, что в ней вообще не случалось никаких событий, тоже было нельзя. Поскольку их лондонские друзья, Лидия и Морис Гейл, надолго уехали за границу, Доулиши, как их единственные компаньоны, были теперь по горло загружены работой. Доулиш был управляющим в антикварном магазине, который находился в Уэст-Энде, Фелисити заведовала фотостудией в Сент-Джонс Вуд. И ему, и ей помогали эксперты; до сегодняшнего дня, как полагал Доулиш, работа супругов не тяготила и даже доставляла удовольствие.

— Что ты застыл, как дурак, окаменел, что ли? — возбужденно крикнула Фелисити.

Доулиш рассмеялся. Он не в силах был сдержать смех, хотя и сознавал, что сейчас этого делать никак нельзя, когда же все-таки рассмеялся, то сразу же сообразил, что сделал это в самый что ни на есть неподходящий момент. Он хотел было обнять ее за плечи, но она ускользнула от него.

— Да, это уж вконец забавно, — с тяжелым вздохом произнесла она. — Ты смеешь смеяться мне в лицо после… после… — Она стремительно, будто убегая от него, подошла к окну и, резко остановившись, уставилась перед собой в одну точку. Он увидел, как содрогаются ее плечи, и понял, что она плачет.

У него хватило терпения и выдержки не подойти к ней, а постоять и подождать. Она не была плаксой и редко давала волю слезам, поэтому он был обеспокоен таким поворотом.

Наконец он заговорил спокойным, деловитым тоном:

— Ладно, скажи мне, что такого страшного я натворил, и я постараюсь сообразить, почему тебя это так огорчило и опечалило.

Она повернулась к нему лицом:

— Не надо притворяться, Пат. Я же понимаю, что в жизни может случиться всякое, но, в конце концов, нужно быть честным.

— Милая, моя совесть ничем не запятнана, — Доулиш взял ее за руку. — Давай-ка лучше выпьем! Клянусь, я не совершил ничего такого, за что мне было бы стыдно перед тобой. Во-первых, вот уже в течение нескольких месяцев я не переступал порога Скотленд-Ярда. Во-вторых, я не проявляю совершенно никакого интереса к преступлениям. В-третьих, ни одна прелестная дева не являлась ко мне с мольбой о помощи. Занимаюсь исключительно бизнесом, покупаю и продаю предметы искусства и антиквариат закадычным приятелям Мориса Гейла — состоятельным египтянам, персам, латиноамериканцам, японцам…

— Пат!

— Я не лгу тебе, ну честное-пречестное слово, — ласково сказал он.

У нее был такой взгляд, какой бывает у человека, вдруг усомнившегося в том, во что всегда свято верил.

Доулиш налил ей немного черри, себе — виски с содовой.

— Давай выпьем за… за мою чистую незапятнанную совесть.

Он сделал маленький глоток.

— Пат, я не могу… нет, нет, это просто смешно, — воскликнула Фелисити. — Она была здесь, у нас. Сегодня. Сегодня днем. Я видела ее! Разговаривала с ней…

Она вдруг замолчала.

— Милая, — сказал он, — ты и вправду меня заинтриговала. Она… она — кто она?

— Вы встречались с ней в Мадриде.

Доулиш поднес было к губам бокал, но вдруг замер, оторопело уставившись на Фелисити. Вид у него в это мгновение был, надо сказать, малопривлекательный, хотя вообще-то, даже несмотря на сломанный когда-то в жестокой потасовке нос, Патрик Доулиш обладал весьма приятной наружностью.

— Что, что?.. — едва слышно пробормотал он. — Ничего не понимаю.

— Но ты ведь знаешь ее? — В ее голосе звучало обвинение.

— Ну, не исключено.

— Потом вы встречались с ней в Милане. В октябре.

— Клянусь тебе, в октябре, в Милане, никакой испанской сеньориты я и в глаза не видел, — твердо заявил Доулиш.

— А позже в Цюрихе, в январе?

— Нет, нет, это исключено, — заверил ее Доулиш. — Ни с какой молодой особой никаких встреч у меня не было — ни в Швейцарии, ни в Италии, ни в Испании…

— А в апреле ты встречался с ней в Париже!

— Ну это уже стишком! — Он налил себе виски. Он был совершенно сбит с толку, в мыслях царил полнейший хаос. Он действительно бывал в тех городах, что назвала Фелисити, по поручению Мориса Гейла, но…

— Постой-ка, дай сообразить. Красивая испанка…

— Да, очень красивая, — медленно проговорила Фелисити. — Глаза у нее…

— Да, у них у всех красивые чарующие глаза, — согласился Доулиш. — А теперь давай поразмыслим. Итак: молодая красавица-испанка с чарующими глазами сообщила тебе, что мы с ней встречались в Мадриде…

— Встречались, — язвительно заметила Фелисити, — это в некотором роде эвфемизм. Встреча носила интимный характер.

Доулиш отреагировал на ее замечание безмолвным изумлением.

— То же самое можно сказать о ваших встречах в Милане, Цюрихе и Париже, — заявила Фелисити. — Что касается Парижа, то там вы провели медовый месяц.

Доулиш в третий раз наполнил бокал, осушил его залпом, потом вдруг вскочил на ноги — у него словно камень с сердца свалился, какое-то безудержное веселье охватило его, и он готов был потешаться над собой за то, что с такой серьезностью воспринял все рассказанное ему Фелисити.

— Этого не может быть. Это же какой-то бред, нелепица, бессмыслица, идиотская шутка! Послушай, любовь моя, тебя просто-напросто разыграли, а ты клюнула на все это, приняла всю эту глупейшую, безумную историю за чистую монету, более того…

— Нет, это не шутка, — упрямо повторила Фелисити. — Она говорила совершенно серьезно и полностью отдавала себе отчет в том, что говорит.

— О господи ты боже мой! — в сердцах воскликнул он, воздев руки. — Что же, есть люди, которые верят в то, что Санта Клаус заходит в дом прямо через печную трубу, но это не значит, что вера всегда идентична истине. Неужели ты не видишь, что все это бред чистейшей воды, измышления больного ума, лишенные какого бы то ни было смысла? Ну разве можно поверить в то, что я женился на этой девушке и провел с ней медовый месяц в Париже? Это же абсурд! — он как-то неуверенно рассмеялся и с усталым видом опустился в кресло.

— Пат, но она ведь была здесь, сказала, что зовут ее миссис Мепита Доулиш, а меня приняла за твою сестру. Действительно красавица. И она… вернется.

Доулиш не проронил ни слова.

В комнате надолго воцарилось молчание. Они тихо, почти не шелохнувшись, сидели в креслах, словно чего-то ждали. Внезапно тишину прорезал короткий, пронзительный звонок. Этот неожиданный звук извне словно электрическим током пронзил все существо Доулиша.

Служанка Элис тяжелой поступью прошла через холл и открыла дверь.

— Лучше бы мы никогда не переезжали сюда, — коротко и грустно бросила Фелисити в холодную атмосферу комнаты.

Патрик, однако, не воспользовался этой ее секундной слабостью. Ведь именно Фелисити настояла на том, чтобы они переехали в Лондон из Суррея, где у них были свой домик, свой сад, свое домашнее хозяйство, которым так любил заниматься Доулиш. С тех пор минуло уже три года.

И вот теперь Фелисити жалеет о том, что они переехали.

Глава 2 Молодой человек из Испании

— Добрый вечер! — сказала служанка.

Последовала пауза. Доулиш медленно встал с кресла.

прошел несколько шагов по направлению к входной двери и украдкой выглянул в коридор.

— Добрый вечер. Извините, я могу видеть мистера Патрика Доулиша? — произнес мужской голос.

Выяснив, что посетитель — мужчина, Доулиш с облегчением вздохнул. И все же насторожился, так как тот явно не был англичанином. По-английски он говорил хорошо, однако по характерному акценту можно было безошибочно определить, что ото иностранец. Раздался шепот, потом голоса смолкли, дверь захлопнулась, и спустя мгновение послышались тяжелые шаги Элис. Элис служила у Доулишей много лет, затем ушла от них, поскольку вышла замуж, но спустя некоторое время, разведясь, вернулась — несчастная, но вовсе не склонная распространяться о своих бедах и горестях. У нее была своя маленькая квартирка в том же доме, однако большую часть времени она предпочитала проводить на своем привычном рабочем месте — на кухне — и находилась в их квартире практически постоянно, как в служебное, так и в нерабочее время.

Элис остановилась у двери.

— Неизвестный джентльмен желает видеть мистера Доулиша, — она протянула визитную карточку. — Я не сказала ему, что мистер Доулиш дома, — добавила она так громко, что неожиданный посетитель вряд ли мог не расслышать ее слова.

Доулиш взял визитную карточку и, не выказывая никаких признаков изумления, прочел:

Карлос де Киенто и Фернандес Леонида де ли Република, 698 Барселона

— Так вы дома или нет? — спросила Элис. Тон, которым она произнесла эти слова, позволял предположить, что Элис не сочтет себя виноватой, если картофель подгорит, коль скоро Фелисити сама послала ее открыть звонившему.

— Спасибо, Элис, я улажу вопрос сама, — сказала ей Фелисити. Она повернулась к Доулишу. — Придется принять, Пат. — Она двинулась к двери с явным намерением первой взглянуть на молодого человека с испанским именем.

В распоряжении Доулиша имелась максимум минута на раздумье, но он этим не воспользовался. Он не мог вспомнить никого такого, кого встречал в Мадриде, Милане, Цюрихе или Париже и кто своим появлением мог бы вселить в него беспокойство или тревогу.

Молодой человек, приглашенный Фелисити в комнату, был высок ростом, прекрасно сложен и настолько красив, что его красота казалась просто невероятной. Прямо-таки голливудский герой-красавец, сошедший на грешную землю с киноэкрана. Особенно выразительны были его глаза — темные, почти черные, и такие огромные, такие лучистые, словно в глубине их существовал некий источник света.

Он ослепительно улыбнулся, проходя внутрь комнаты.

— Мистер Доулиш, разумеется, я очень рад познакомиться с вами. Очень рад. — Он крепко стиснул руку Доулиша и не отпускал ее: казалось, он намерен продержать ее так долгое время, оглядывая между тем Доулиша с головы до пят, точно выискивал в нем какую-то скрытую фальшь, некий изъян.

Поистине: они стоили друг друга — англосакс и испанец, и Доулиш не проигрывал ни в чем.

— Очень приятно, — пробормотал Доулиш.

Карлос де Киенто и Фернандес жестом, не лишенным некоторой экстравагантности, энергично потряс руку Доулиша.

— Моя сестра так много рассказывала о вас.

— Правда? Не желаете ли закурить? — Доулиш предложил сигареты, потом налил черри Фернандесу, который начал оглядывать комнату, словно оценивая ее точно так же, как только что изучающе оценивал самого Доулиша. Вид его свидетельствовал о том, что комната пришлась ему по вкусу.

— Она скоро придет, — чопорно объявил он.

— Простите, вы о ком?

Фернандес коротко хохотнул, словно услышал хорошую шутку.

— О Мепите, моей сестре, мистер Доулиш, К сожалению, она не смогла прийти вместе со мной, у нее была назначена встреча, но долго она не задержится.

Он вытянул ноги, располагаясь в кресле поудобнее и явно рассчитывая пробыть здесь долго.

Если бы не рассказ Фелисити о странной посетительнице и прочем, Доулиш без труда сориентировался бы в данной ситуации должным образом, но теперь, после сцены, разыгравшейся между ним и Фелисити, он не знал, как себя вести. Ему было ясно, что Фернандес надеялся на радушный, истинно родственный прием. Судя по его поведению, он вот-вот будет повергнут в шок, сложность момента заключалась в том, что нужно было незамедлительно принять решение относительно дальнейших действий. Всматриваясь в красивое лицо молодого испанца, Доулиш прочел ка нем, или ему почудилось, что прочел, явные знаки огненного южного темперамента и непомерной гордости. Самолюбие Фернандеса безусловно будет оскорблено сообщением о том, что он явно заблуждается. Скорей всего, он просто откажется поверить подобному заявлению.

Доулиш попытался выиграть хоть сколько-нибудь времени за счет формально-любезной беседы.

— Давно ли в Лондоне?

— Всего несколько часов, мы оба — я и моя сестра. Мы вылетели из Мадрида сегодня утром, — Фернандес мило улыбнулся Фелисити. Очевидно, она сильно заинтересовала его, что в какой-то степени облегчало положение Доулиша. — А вам нравится летать самолетом?

Теперь в его манере говорить появилось нечто новое, возможно, озадаченность тем обстоятельством, что он ей до сих пор не представлен. «Что же, резонно, пожалуй, держать его пока в состоянии этой неуютной озадаченности, — подумал Доулиш, — но как же все это нелепо, дико, боже мой! Смешно, в конце концов!» И все же, какой бы фантасмагорией это ему ни представлялось, чувство тревоги глубокой занозой засело в его душу. Имена и адреса Фернандеса и девушки были настоящими, так что проблема не решалась простым определением случайной ошибки.

— Не очень, — нервно, словно в горячке, произнесла Фелисити.

Доулиш решил наконец поставить точки над «i»:

— Сеньор Фернандес, — сухо начал он, — позвольте спросить, зачем вы и ваша сестра прибыли в Англию?

— Как — зачем? — недоуменно спросил Фернандес. Он резко выпрямился в своем кресле, и Доулиш со всей очевидностью понял, что испанец причинит ему немало хлопот.

— Вы продали наши драгоценные камни, теперь все улажено, — Фернандес сделал паузу и подозрительно покосился на Доулиша, выражение его лица резко изменилось. — Разве это не так?

— Какие драгоценные камни вы имеете в виду? — осторожно поинтересовался Доулиш, медленно выговаривая слова.

Разумеется, он предполагал, какой взрыв может вызвать его вопрос, собственно говоря, даже сам спровоцировал его. Вся эта неопределенность, ощущение того, что дело это не только сложно, но и чревато непредсказуемыми последствиями, стало явным.

Морис Гейл активно занимался скупкой и продажей драгоценных камней, год назад он и Доулиш вместе ездили в Испанию, где присматривали коллекцию для одного богатого покупателя. Конечно, Доулиш не был экспертом по драгоценным камням в полном смысле этого слова, но все же понимал в них кое-что, а благодаря Гейлу настолько обогатил свои познания в этом тонком деле, что теперь уже стал почти настоящим знатоком.

К тому же в Испании у Гейла были и другие клиенты, некоторые из них время от времени посещали его магазин в Уэст-Энде и беседовали с Доулишем.

Однако Доулишу никогда не доводилось слышать ни о Карлосе де Киенто и Фернандесе или его сестре, ни тем более об их драгоценных камнях.

Казалось, что где-то вдалеке звучит барабанный бой, предвещающий опасность.

Фернандес медленно поднялся с кресла. Он был такой же высокий и стройный, как Доулиш, но только, может, чуть более поджарый. Улыбка исчезла с его лица, на щеках проступил яркий румянец гнева.

— Я вас не понимаю, — сдавленно произнес он.

— Да мне и самому многое неясно, сеньор Фернандес, — спокойно ответил Доулиш. — Какие, например, драгоценные камни, которые я якобы продал, вы имели в виду?

Фернандес ответил не сразу, сжал руки в кулаки и угрожающе выставил их вперед. Глаза его сверкали, губы кривились. Вид у него был поистине грозный. И это была отнюдь не актерская игра — таким образом проявлялась горячность его натуры.

— Не понимаю вас, — глухо повторил он. — Вы Патрик Доулиш, компаньон Мориса Гейла. Муж моей сестры. Она доверила вам продать наши драгоценности. — Он сделал шаг вперед. — Ответьте мне, вы действительно Патрик Доулиш?

— Да. Но, насколько мне известно, я никогда не встречался с вашей сестрой. И вообще услышал о ней впервые от моей жены…

— Вашей жены? Вы имеете в виду эту женщину? — воскликнул Фернандес, оборачиваясь к Фелисити.

Отвращение, презрение, неприязнь, ярость — все эти чувства разом отразились в его словах и на его лице. Глаза его гневно заблестели. Он замер, не отводя взгляда от Доулиша, затем внезапно, резко развернувшись, выбросил кулак вперед.

Этот стремительный выпад молодого испанца, одкако, не застал Доулиша врасплох.

Фернандес был лет на пятнадцать моложе, сильный, в хорошей физической форме, к тому же разъяренный до бешенства. Если бы удар достиг цели, Доулишу бы не поздоровилось.

Однако подобные выпады были не в новинку Доулишу, у которого накопился немалый опыт в такого рода перипетиях. Он мгновенно, с разворотом корпуса, ударил испанца в живот и, когда тот пошатнулся, схватил его за запястье левой руки и сильно крутанул. Фернандес не мог теперь двигаться и был совершенно беспомощен, так как дикая боль напрочь лишила его агрессивности и вмиг охладила весь пыл.

Доулиш сказал мягко:

— Давайте не будем вести себя как дети. Мне вся эта история не менее неприятна, чем вам. По всей вероятности, вас ввели в заблуждение, обманули, и, поверьте, я не имею ни малейшего представления ни о чем из того, что вы рассказали. Так что разумнее будет, если мы спокойно обсудим создавшееся положение. Или вы все же предпочитаете беседовать на языке насилия?

Румянец гнева еще не сошел со щек испанца, но в глазах уже появилось какое-то новое выражение — озадаченности, что ли? Доулиш продолжал еще некоторое время удерживать руку Фернандеса, потом отпустил ее.

Воцарилась минутная тишина, и только звон бокала, когда Доулиш наливал вина Фелисити, нарушил ее.

— Простите, что так получилось, мистер Доулиш, — внезапно сказал Фернандес. — Мне не следовало терять самообладания. — Его голос звучал холодно и враждебно, но сейчас он полностью овладел собой.

— Ничего страшного. Вполне естественная реакция. — дружелюбно заметил Доулиш. Он надеялся как-то успокоить Фернандеса, хотел, чтобы тот рассказал ему все по порядку, с тем чтобы по ходу рассказа выветрилась и вся злость. — Итак, я уже слышал, что ваша сестра заходила к нам сегодня днем. Моя жена разговаривала с ней. Здесь явно какое-то недоразумение.

— Да, возможно это так, — медленно произнес Фернандес. Однако тон его свидетельствовал о том, что слова Доулиша его ни в чем не убедили, в настороженном взгляде темных бездонных глаз проглядывало подозрение. — Скажите, пожалуйста, вы все-таки Патрик Доулиш, компаньон семьи Гейлов?

— Да.

Фернандес произнес резким тоном:

— В таком случае никакой ошибки нет, вы тот самый человек, — он вновь сжал руки в кулаки. — Вы поступили так с Мепитой, вы…

— Послушайте, Фернандес, — решительно прервал его Доулиш, — либо существует еще какой-то Доулиш, либо кто-то выдает себя за меня, и этот некто заставил вас и вашу сестру поверить в то, что именно он и есть тот Доулиш, который является компаньоном Гейла. В Лондоне есть только один магазин Гейла, где продаются предметы антиквариата, и я в нем работаю. Вам придется поверить в эти факты.

— Теперь я понимаю, — медленно произнес Фернандес. Видно было, как им постепенно овладевает ужас: он буквально цепенел на глазах. Растерянность и страх, отразившиеся на его лице, подчеркивали его природную уязвимость и ранимость. — И все же… все же Мепита считает, что вы ее муж. Она доверила вам драгоценные камни.

Он замолчал, выжидающе посмотрел на Доулиша, но тот сидел по-прежнему спокойно.

— Кстати, почему ее до сих пор нет здесь? — усталым голосом спросил Фернандес. — Который сейчас час? — Он бросил быстрый взгляд на свои наручные часы. — Уже половина восьмого. Мы договорились встретиться здесь в семь. Я опоздал совсем ненадолго, я…

Он вновь замолчал.

Его снова охватил гнев, щеки запылали. Если бы у него не было никаких других забот, ему пришлось бы немало потрудиться, чтобы контролировать свой буйный темперамент.

— Она была здесь, — с яростью в голосе сказал он. — Где она? Что вы сделали с ней? Вы солгали мне, солгали ей, вы тот самый мужчина, за которого она вышла замуж. Где моя сестра?

Глава 3 Пропавшая девушка

Доулиш отошел от испанца и закурил сигарету, чтобы разрядить обстановку, стараясь при этом вести себя как можно более непринужденно.

— Я требую ответа, —сказал Фернандес. — Где Мепита?

— Я, к сожалению, этого не знаю, — дружелюбно ответил Доулиш. — Будем надеяться, что она скоро придет. Уж она-то сможет вас убедить, что если кто и брал у нее драгоценные камни, то только не я. — Он глубоко затянулся, осознавая, что Фернандес настолько переполнен подозрениями, что просто неспособен рассуждать трезво. — Если в самое ближайшее время она все же не придет, необходимо обратиться в полицию.

— В полицию? — с тревогой в голосе переспросил Фернандес.

На лице его промелькнуло выражение сильного испуга. Доулишу показалось, что все, что могло случиться в этот вечер, уже случилось, но теперь он понял, что ошибся. Упоминанием о полиции он надеялся остудить Фернандеса, но этим самым только напугал сто.

— Послушайте, Фернандес… — начал Доулиш.

— Я не намерен слушать вас, — решительно прервал его Фернандес. — Теперь я понимаю, что произошло. Мепита приходила сюда сегодня и узнала, что вы давно женаты. Она обвинила вас в мерзком обмане, и вы…

— … заточил ее, — спокойно подхватил Доулиш. Искорки смеха мелькнули в его блестящих голубых глазах. — Да нет же, ничего подобного не было, уверяю вас. Мне жаль, если…

— Жаль! Ему жаль! — трагически воскликнул испанец. Он воздел руки вверх и потряс ими. — Неужели я разговариваю с деревянным идолом? Мепита вышла замуж за человека, носящего ваше имя. Она доверилась ему всем своим существом, отдала в его руки всю себя, всю свою судьбу! — Он вновь прервался, все его подозрения, видимо, вернулись к нему вновь — как его винить за это?! — Я не верю вам, — решительно заявил Фернандес. — Я верю, что вы и есть именно тот человек, который уговорил ее передать вам драгоценные камни, и именно вы отняли ее у меня. Где сейчас Мепита?

— Вы городите чепуху. Она придет сюда через несколько минут. Выпейте еще виски, присаживайтесь и ждите.

Фернандес не сказал ни слова в ответ.

— Мне надо отлучиться к Элис на кухню. — Фелисити вышла из комнаты.

Доулиш сидел и молчал, напрягая слух в ожидании звонка. Испанец тоже молчал и ждал, но никто не приходил.

Не кто ином, как Фелисити, предложила Фернандесу отобедать вместе с ними в ожидании Мепиты. Фернандес подчеркнуто вежливо, хотя и с явной неохотой, принял приглашение.


Фелисити потянулась к кофейнику, стоявшему на столе справа от нее. Фернандес бросил взгляд сначала на нее, потом посмотрел на Доулиша: не отрываясь, как на священного идола, смотрел он на Доулиша, словно боялся, что тот растворится в прозрачном воздухе, стоит ему хоть на мгновение отвернуться.

Напряжение, нараставшее каждую минуту, стало нестерпимым.

Фернандес вяло ковырял вилкой свою порцию мяса; Элис строго придерживалась британской кулинарной традиции. Доулиш, изрядно проголодавшийся, счел не слишком приличным выказать свой аппетит в такую взрывоопасную минуту.

— Бренди? — предложил Доулиш.

— Нет! — чуть не прорычал Фернандес.

Доулиш произнес примирительно:

— Я надеюсь, вы измените ваше мнение. А ты, дорогая?

И Доулиш с невозмутимым видом осушил свой бокал.

— Сейчас почти девять, — заметил он, — мне кажется, пора навести справки. Более того, я полагаю, что необходимо все-таки позвонить в полицию.

Прошло несколько секунд, прежде чем Фернандес заговорил — казалось, что он просто не в силах подыскать нужные слова. Наконец скороговоркой, но твердо и решительно, он заявил:

— Вы знаете, я не могу звонить в полицию, но… у меня есть друзья. Я отомщу за себя, отомщу и за Мепиту. Вы, может быть, надеетесь, что вам все это сойдет с рук. Если так, то вы глубоко заблуждаетесь. Я найду Мепиту, и тогда…

— Разумеется, я не могу препятствовать вам изрекать заведомую чушь, однако слушать вас мне надоело, — резко прервал его Доулиш. — Позвоните в испанское посольство, позвоните любому человеку в Лондоне, пользующемуся вашим доверием, и вы убедитесь в чистоте моей репутации. Скорей всего, кто-то воспользовался моим именем и убедил Мепиту, что он тот самый Доулиш, который является компаньоном Гейла. Теперь же, узнав, что его игра открыта, он, быть может, изыскал возможность задержать ее, прежде чем она успеет прийти сюда во второй раз. Нужно постараться выяснить это как можно быстрей, и наилучший путь для этого — сообщить все полиции.

— Вы знаете, что я не могу обращаться в полицию, — процедил Фернандес сквозь зубы.

— Почему?

— Вы знаете!

— К черту вашу загадочность! — в сердцах бросил Доулиш и вскочил с кресла. — Я позвоню в Скотленд-Ярд, и мы заставим их разобраться в этой темной истории. — Он двинулся к двери, решительно отведя протянутую руку Фернандеса, и стремительно вошел в свой кабинет. Он уже взялся за телефонную трубку, когда в кабинет столь же стремительно ворвался испанец; Фелисити бежала вдогонку.

— Не звоните а полицию!

— Вы что, не хотите разыскать вашу сестру?

— Вы знаете, где она находится!

— Не имею ни малейшего представления! Почему вы так страшитесь полиции? Это что — рэкет?!

— Вы знаете…

— Сейчас я хорошо знаю лишь одно: вы не в себе, а моет, и вовсе спятили, — в ярости оборвал его Доулиш и быстро набрал нужный номер: WHI—12-12. Послышалось характерное потрескивание; из-за спины доносилось прерывистое дыхание испанца. — Алло… Старшего инспектора Триветта, если можно… Да, подожду.

Доулиш взглянул Фернандесу в глаза.

Тот вдруг начал вырывать у него из рук трубку, и в это самое мгновение раздался длинный звонок в дверь. То, чего асе так напряженно ждали, произошло в гот самый момент, когда они об этом совершенно забыли. Фелисити помчалась к двери, испанец — вслед за ней.

Дежурный Скотленд-Ярда сообщил:

— К сожалению, он завершил свое дежурство. Может, •ас соединить с квартирой?..

— Нет, спасибо, извините за беспокойство. — Доулиш аккуратно положил телефонную трубку и поспешил к двери. Он подоспел как раз в тот самый момент, когда Фелисити только-только открыла дверь. Фернандес выглядывал наружу из-за ее спины; ввиду того, что дверной проем был загорожен Фелисити и Фернандесом, Доулиш едва мог разглядеть стоящего на пороге подростка.

— Это Доулиш? — резко потребовал ответа паренек.

— Да, — едва дыша, пролепетала Фелисити.

— Срочная доставка, — солидно заявил паренек, и вручил ей конверт. Вот, получите. — Он развернулся и, насвистывая модный шлягер, скатился вниз по лестнице. Фернандес был ютов рухнуть в обморок от разочарования. Фелисити тупо уставилась на письмо, потом протянула его Доулишу. Тот, вскрыл конверт и, внимательно осмотрев его, вернул Фелисити.

— Попытайся хоть как-то образумить этого и вправь ему мозга, — буркнул он. — Что-то поздновато для срочной доставки, и потом, я хочу проследить за.этим посланцем. — Он хлопнул дверью, выждал секунду-другую и выключил свет. — Я пошел.за парнем, Фернандес, а вы останетесь здесь..

— Если вы уходите, я…

Доулиш веско проговорил:

— На тот случай, если вы попытаетесь остановить меня, имейте в виду, полиция прибудет сюда не позднее, чем через десять минут. В этом я совершенно уверен.

Фернандес, не проронил ни слова и не двинулся с места — он словно одеревенел.

Доулиш осторожно открыл дверь и вышел ка лестничную площадку. Прижимаясь к стене, он стал бесшумно спускаться по лестнице. На полпути он услышал, как хлопнула дверь подъезда. На улицу он выскочил как раз в то мгновение, когда парнишка садился на мотоцикл.

Собственная машина Доулиша, вместительный «хамбер», была припаркована всего в нескольких ярдах 01 подъезда. Доулиш успел вскочить в автомобили и тронулся с места, когда мотоцикл повернул налево, в сторону Уэст-Энда. Доулиш бросил машину к перекрестку, намереваясь проследить маршрут мотоциклиста, И вдруг на дороге возник неизвестно откуда взявшийся пешеход — еще секунду назад улица была совершенно безлюдна.

Это был мужчина — он шел неровной походкой, словно слепой, выставив перед собой руки. Доулиш нажал на тормоза. Взвизгнули шины. Мужчина в панике резко мотнул головой. Лицо его было отчетливо видно в свете уличного фонаря — бледное, с окаменелым выражением, очки с толстыми линзами. Он метнулся на тротуар, с которого.только что имел неосторожность сойти, с видом человека до смерти перепуганного и раскаивающегося в своем, быть может, нечаянном грехе.

Доулиш повернул на глазную магистраль, но было уже поздно: мотоциклиста я след простыл. Продолжение погоня было бы пустой тратой временя, Доулиш окинул взглядом спину мужчины в очках с толстыми линзами, который шел теперь по тротуару и успел за это время удалиться ярдов на тридцать, потом развернул машину и подъехал к своему дому.

Он вошел в подъезд, но сразу подниматься не стал, а с минуту постоял внизу, потом распахнул входную дверь и выглянул на улицу. На улице было пустынно: ни людей, ни теней, вообще ничего подозрительного и ничего такого, что могло бы хоть косвенно свидетельствовать о том, что где-то скрывается человек. Доулиш ощущал смутное, но назойливое беспокойство, какое-то дурное предчувствие. И это муторное ощущение оправдывало все: и вручение письма в неурочный час, и буйное поведение молодого испанца, и так и не появившаяся девушка.

Опасность чудилась всюду. Даже там, где ее, казалось, и быть не должно. Нервы Фелисити могут не выдержать такого рода напасти, внезапной и не укладывающейся в рамки их обыденной жизни. Фернандес — либо исключительно искусный актер, либо младенец, сидящий на пороховой бочке.

Доулиш медленно двинулся вверх по лестнице.

Какие чувства испытывает теперь Фернандес, если он говорил правду? Его сестра вышла замуж за фиктивного Доулиша. Надежды на радужное будущее растаяли, как мираж, а с ними канули в небытие и драгоценные камни.,.

Разумеется, создавшаяся ситуация не на шутку взбесила Доулиша. Как удобно было бы сейчас усомниться, скажем, в том, что эти драгоценные камни вообще существуют, и предположить, что Фернандес действует на пару со своей сестрой с целью его, Доулиша, дискредитации. Но вот что интересно: если они вознамерились шантажировать его, решатся ли они идти задуманным путем до конца? Станут ли подвергать угрозам Фелисити или повременят с этим— кто знает?

Он попытался мысленно представить себе девушку, которая приходила сегодня днем к ним домой и которая, вероятно, так жаждала поскорее увидеть своего «мужа»; постарался представить себе также, что она испытала, какое потрясение пережила, когда узнала, что ее обманули в самом святом.

Он добрался до своей лестничной площадки и открыл дверь квартиры. Навстречу по коридору шла Фелисити.

— Я надеялся узнать от мальчишки, кто и где вручил ему письмо, но он успел скрыться, — кратко объяснил Доулиш. — Где оно?

— У Фернандеса.

— Вообще-то письмо предназначено не для Фернандеса, — пробурчал Доулиш больше себе самому. — Некий аноним советует немедленно вернуться в Испанию и раз и навсегда забыть о принадлежавших емунекогда драгоценных камнях, если он, конечно, хочет когда-нибудь увидеть свою Мепиту.

— Он сейчас опасен, — спокойно произнесла Фелисити. — Он уверен, что письмо—твоих рук дело, что всю эту интригу затеял ты. Он в ужасном состоянии…

— Я знаю, — Доулиш нежно погладил ее руку, потом направился к кабинету.

Дверь кабинета была открыта, на стене, возле камина, виднелась тень Фернандеса; испанец все еще стоял, все еще…

Доулиш старался ступать бесшумно, продвигаясь так, чтобы Фернандес заметил его не сразу.

Приблизившись к двери, помимо тени Фернандеса он увидел наконец и его самого — тот стоял, вытянув вперед правую руку, в руке был зажат пистолет, направленный на дверь.

Глава 4 Неудачные переговоры

Доулиш взглянул на Фелисити и предостерегающе приложил палец к губам.

Он мог бы попытаться войти внутрь, в надежде, что Фернандес всего-навсего пытается его запугать; ко, учитывая темперамент испанца, случиться может всякое, а Доулиш никогда не полагался на авось.

Поэтому он решительно шагнул вперед, крепко взялся за ручку двери и потянул ее на себя. Дверь скрипнула. Он услышал, как испанец вскрикнул и бросился к двери, но ключ был вставлен снаружи. Доулиш плавно повернул его, Фернандес добежал до двери и попытался высадить ее — дверь сотрясалась от яростного напора.

На пороге кухни возникла испуганная Элис.

Доулиш успокоительно улыбнулся ей.

— Успокойтесь, нет никаких причин для волнений, — мягко сказал он, — просто человек немножко расстроен и как бы не в себе. Вообще-то вы можете быть свободны.

— Я… я почти закончила, — пролепетала Элис.

Фелисити растерянно пробормотала:

— Надо этому как-то положить конец.

— Пусть чуть остынет, — доверительно сказал Доулиш. — Он не сообщил тебе, почему так опасается полиции, а?

— Не будь глупцом, конечно, нет. — Фелисити явно была обеспокоена. Фернандес перестал колотить по двери, но тишина действовала на нервы еще больше, чем шум. — Надеюсь, он не станет там вопить.

Доулиш улыбнулся:

— Если и начнет, то ему придется удостовериться, что у нас есть кое-какие возможности утихомирить человека, любящего баловаться огнестрельным оружием.

— Но он может случайно обнаружить, что в кабинете хранятся мои собственные драгоценности, — колко заметила Фелисити.

Доулиш рассмеялся:

— Я могу поверить во многое, но только не в то, что Фернандес хитроумная бестия, что сумел загодя рассчитать, как он по нашей собственной инициативе останется в кабинете один на один с сейфом и преспокойненько его вскроет. Как бы там ни было, ему и за месяц с ним не справиться, если бы он даже очень сильно захотел.

— Неужели?

— Честное слово. Можешь не волноваться, и…

— Я думаю, самое время вызвать полицию, — перебила его Фелисити. — В конечном счете все равно придется так поступить, а если мы сделаем это немедленно, то избавим себя от массы хлопот. Он может снова натворить каких-нибудь глупостей. — Доулиш промолчал, тогда она холодно продолжила: — Я знаю, что ты готов рассматривать это как новый триумф знаменитого детектива-любителя мистера Патрика Доулиша, но у меня на сей счет имеется иное соображение. Мне вообще не по душе твои триумфы. Это же трюк, разыгранный специально, чтобы завлечь тебя… разве только, разумеется, ты действительно миловался с этой женщиной в Мадриде, Милане и Цюрихе и провел медовый месяц в Париже.

Доулиш довольно кисло улыбнулся:

— Будь милосердной, солнышко! Мы с тобой имеем дело с историей, в которой некто, прикрываясь моим именем, знакомится с красавицей-испанкой, женится на ней и наследует ее драгоценные камни, разумеется, если история эта правдиво нам изложена. Возникает естественный вопрос: что я должен предпринять? Ничего?

— Вызывай полицию!

— В этом случае Билл Триветт проследит, как я буду пытаться выяснить, что за всем этим кроется, — возразил Доулиш. — Конечно, рано или поздно придется ему все рассказать, но только не сейчас, не в столь неподходящее время, — это же ясно как божий день!

— Но почему нельзя именно сейчас? — совсем уж сердито спросила Фелисити.

— Да потому, что единственное, что мы можем поставить в вину Карлосу де Киенто и Фернандесу — это его страх перед полицией, — терпеливо продолжил свои разъяснения Доулиш. — И стоит нам вызвать полицию, как мы тотчас утратим единственную ниточку, за которую можно ухватиться и потянуть.

— Тоже мне, ниточка!

— Ну да, ниточка, разумеется, если смотреть на это моим искушенным взглядом. — Доулиш обнял жену за талию. — Согласись, что я не мог с ходу разрешить эту неожиданно возникшую проблему. Я никогда прежде не слышал о Фернандесе, да и о его сестре впервые услышал от тебя сегодня вечером; ты первой столкнулась с верхушкой этого коварного айсберга. И если некто действует под моим именем, устраивая такие фокусы с одной девушкой, он, вероятно, попытается проделать этот трюк и с другими. Согласись, я вправе выяснить, какую цель он преследует и каким способом стремится ее достичь.

Они довольно долго молчали.

Из кабинета не доносилось ни звука.

Мало-помалу Фелисити успокоилась. Лицо ее осветилось мягкой улыбкой, но глаза по-прежнему отражали беспокойную работу мысли.

— Но все же, согласись, ты не можешь не признать, что хотя в общем и целом вся эта история звучит ужасно абсурдно, упомянуто было так много конкретного — Мадрид, Милан, Цюрих, Париж, наконец, — сказала она, — не говоря уже о медовом месяце.

Доулиш поцеловал ее.

В следующее мгновение из кабинета раздался грохот.

Доулиш резко поднял голову. Он почувствовал, как напряглось тело Фелисити.

«Вероятно, на пол упало что-то тяжелое», — подумал Доулиш.

Теперь из кабинета доносились совершенно другие звуки.

Доулиш отомкнул ключом дверь, потом повернул ручку и резко толкнул дверь вовнутрь: дверь, как ни странно, не открывалась, она даже не подалась ни на дюйм. Доулиш навалился на нее плечом, но и это не помогло — Фернандес, похоже, забаррикадировал дверь изнутри. Доулиш на цыпочках подбежал к кухонному окну, распахнул его и выглянул наружу.

Фернандес вылезал из окна кабинета. Руками он уже ухватился за водосточную трубу, все еще стоя на краю подоконника.

— Вернитесь, — резко крикнул Доулиш. — Если сорветесь, разобьетесь насмерть.

Вместо ответа Фернандес продвинулся еще чуть-чуть по подоконнику и даже оторвал одну руку от водосточной трубы. Находясь в таком полу подвешенном положении — одной ногой опираясь на подоконник, одной рукой держась за трубу, — он вдруг что-то вытащил из кармана. Тускло блеснула сталь пистолета.

— Фернандес, вернитесь в комнату или…

Громыхнул выстрел, и пуля вдребезги разнесла оконное стекло, тут же разлетевшееся с глухим звоном. Донесся дикий вопль Элис.

Доулиш не стал высовываться в зону обстрела, а метнулся в коридор. Тут он столкнулся с Фелисити.

— Пат… — только и смогла произнести она, всхлипывая.

— Я перехвачу его внизу, — решительно сказал Доулиш.

— Ну зачем он тебе! — умоляюще крикнула Фелисити. — Пусть убегает! Он убьет тебя. — Она схватила его за рукав.

— Дорогая, не сходи с ума, — Доулиш попытался высвободить руку, но Фелисити держала его крепко. Время было дорого — ведь Фернандес спускался сейчас вниз по водосточной трубе. На какое-то мгновение Доулиша охватило неудержимое бешенство — самое натуральное бешенство, а не просто злость. Он крепко взял Фелисити за талию, решительно отстранил от себя, вынуждая ее оторвать он него руку, потом перехватил ее взгляд, устремленный на него.

— Прости, Фел, но…

— Ладно, — резко оборвала она. И… отпустила его.

Она повернулась к нему спиной; похоже, в ней было сейчас столько обиды, что она даже не могла выразить ее словами. Он медлил.

— Дорогая!

— О боже, беги, беги под пулю, беги на смерть! — крикнула она.

Он поспешил к двери, обернулся к ней и… опешил: она смеялась. Она знала, что теперь ему не успеть — она добилась своего. Он улыбнулся, грозно потряс кулаком, потом открыл дверь и выскочил наружу.

В доме царила тишина. На улице было тихо и безлюдно.

Машина Доулиша стояла на обочине, сверкая лаком в свете уличных фонарей, но сейчас она была ему не нужна. Вдоль дома тянулась пустая незастроенная полоска — он стремительно, почти бегом пересек ее, достиг того места, откуда можно было наблюдать за задней стороной здания. В темном проеме разбитого окна виднелась черная фигура — казалось, она содрогается, словно от электрического тока.

«Хохочет», — догадался Доулиш.

Фернандес как в воду канул; поблизости не было слышно ни звука, лишь издалека доносился едва различимый приглушенный шум моторов.

— Что ж, бой местного значения ты выиграла, поздравляю!

— Выиграла время, и только, — философски заметила Фелисити. — Хотя прекрасно понимаю, что ничто в мире не остановит тебя с лихвой наверстать упущенное. Великий сыщик Патрик Доулиш вряд ли может позволить себе бездействовать, когда втуне эксплуатируется его имя и чернится его репутация, когда ставится под сомнение его порядочность, когда затрагиваются его честь и достоинство. И…

— А может, ты меня и вправду подозреваешь в том, что я женился на этой девушке? Конечно, я так пока не думаю, но…

— Я подозреваю, что существует заговор. — Фелисити, откинувшись в своем кресле-качалке, смотрела на него, с трудом сдерживая нелицеприятные уколы. — Вопрос в том, с чего ты намерен начать?

Он ответил не сразу.

Часы пробили половину двенадцатого. Элис, еще не вполне оправившаяся от потрясения, вызванного выстрелом, ушла развеяться в город на некоторое время. Ее нетрудно было уговорить не распространяться о необычном визите и столь же необычном исчезновении неистового испанца, к тому же они знали Элис достаточно хорошо, чтобы быть совершенно уверенными в том, что она не станет болтать лишнего.

Соседи либо вовсе не слышали выстрела, либо не очень этим обеспокоились.

С тех пор как сбежал Фернандес, никто не звонил по телефону, никто не стучал в дверь.

Выяснилось, что Фернандес не предпринимал никаких попыток вскрыть сейф и не повредил ничего из мебели в кабинете; просто, открывая окно, он, видимо, сильно ударился ногой о стол, отчего, вероятно, и раздался грохот.

Теперь воцарилась абсолютная тишина, какая наступает после того, как отшумит, отгуляет свое, исчерпав все силы, океанский шторм.

— Давай-ка вернемся еще раз к Мепите, — предложил Доулиш. — Вспомни дословно, что она тебе говорила.

Фелисити безнадежно пожала плечами.

— Она произвела чудесное впечатление! Она была… надеюсь, еще есть… Как бы это тебе объяснить? От нее исходил свет безмятежной юности и полноты счастья. Я не шучу! Я была почти уверена, что ты и в самом деле втюрился в нее. Но когда она коснулась своего замужества… я, вполне естественно, постаралась разузнать все, что только было можно. Не очень-то много удалось, но все-таки. Она…

Фелисити прервала свой рассказ.

— Продолжай, — тихо попросил Доулиш.

Фелисити помолчала еще секунду-другую, потом выпалила:

— Просила передать, что любит тебя!

Доулиш расхохотался.

— В таком случае, я не скажу больше ни слова, — запротестовала Фелисити. — Теперь, если… во-первых… послушайся моего совета: позвони домой Биллу Триветту и расскажи ему все как есть. Фернандес не представляет сейчас никакой опасности; его здесь нет, так что ты не можешь заставить его дать показания.

— И достаточно разумно, и близко к истине, — пробормотал Доулиш, — но он может опять объявиться. Мне бы хотелось знать, почему он так нервничает при упоминании о полиции.

— На мой здравомыслящий взгляд, драгоценные камни.

о которых он тут говорил, — краденые, — серьезно заявила Фелисити. — Фернандес и его сестра каким-то образом похитили эти камки и решили, что без особого труда доведут дело до благополучного конца, «ели знаменитый мистер Доулиш станет членом их семьи. Потом они уговорили его реализовать краденые камни. Интрига, — продолжала Фелисити, — настолько очевидная, что у меня просто в голове не укладывается, как это ты, с твоими-то способностями, не сумел с самого начала все это разглядеть.

— Очевидная, это верно, за исключением, правда, того, что вышеупомянутые здравомыслящие глаза не удосужились обратить внимание на броские и исключительно важные моменты, а в остальном, конечно, ты права, — парировал Доулиш. — И все же я не думаю, что мне следует беседовать с Триветтом прямо сейчас, ночью. Фернандес, скорей всего, к утру станет мыслить более разумно. Так что давай лучше сначала выспимся. Утро вечера мудренее.

Фелисити снисходительно пожала плечами.

— Возражать тебе — значит напрасно тратить время. Ты четко знаешь, что будешь делать, и непоколебим в своих намерениях. Мне бы пора уже привыкнуть. Ты всегда выбираешь самый безрассудный путь и проходишь его без страха и упрека до конца. Почти всегда меня бесит это, но в душе я считаю, что и сама поступила бы точно так же.

Доулиш шагнул навстречу Фелисити.

— Благодарю тебя, солнышко, — ласково сказал он.


На следующее утро Доулиш проснулся очень рано.

Дыхание Фелисити было ровным и умиротворенным, и ему было жалко поднимать голову с ее груди — он боялся разбудить ее. Он нежно улыбнулся, вспомнив, что она сказала ему вчера вечером.

Он обладал недюжинными способностями в сыскном деле; однажды бравый инспектор Триветт из знаменитого Скотленд-Ярда, в минуту откровения, доверительно сообщил ему, что вместо шести вышколенных сыщиков он предпочел бы иметь помощником одного Доулиша. Доулиш, по его мнению, обладает нюхом на преступления, на следы, как бы они ни были запутаны и вроде бы невидимы, на интригу, какой бы темной она ни была, и умеет прокладывать путь к истине, несмотря ни на какие препятствия. Занимаясь частным сыском, Доулиш приобрел некоторые необходимые в таком сложном деле навыки. Мог, к примеру, блокировать любой замок, открыть любой сейф, всегда был готов пойти на любой риск, своей силой воли и умом мог противостоять преступникам и, когда необходимо, полиции.

Прослышав про этот случай, инспектор Триветт наверняка решит, что Доулиш сам займется расследованием на свой страх и риск. А почему, собственно, и не заняться? Всем известно, что его услугами пользуются многие страховые компании, его молят о помощи и многие частные лица. Существует масса людей в теневом мире, которые не заинтересованы в том, чтобы их делами занималась полиция. Тем, кого Доулиш почитал «личностями» или кого несправедливо обвинили в чем-либо, Доулиш никогда не отказывал.

Работа в магазине Гейла на некоторое время отвлекла его от этого занятия. Теперь он до некоторой степени был рад вернуться к нему.

От Триветта, вероятно, последуют неизбежные предостережения и совет не стараться стать в каждой дырке затычкой, оставить это дело полиции, но…

Выбросить из головы мысль о Триветте!

Действительно ли кто-то пользовался его, Патрика Доулиша, именем? Если да — с какой целью? Насколько соответствует истине история, изложенная Фернандесом? Если же она придумана, то что заставило его и девушку по имени Мепита прибегнуть к такой интриге?

— Причина просматривается, — мысленно прокомментировал свои рассуждения Доулиш и встал наконец с постели. Фелисити заворочалась, но не проснулась. Доулиш прошел в ванную, принял душ и растерся полотенцем. Выйдя на кухню, поставил кипятить чайник. Было что-то приятное в том, что утром можно было самому приготовить себе чай, без помощи горничной, которая сновала бы туда-сюда. Элис, кстати, через считанные минуты почти наверняка должна появиться на кухне, так как уже близилось время завтрака.

«Если до десяти часов не поступит никаких дополнительных сведений, — решил он, — позвоню в Скотленд-Ярд Триветту».


Без четверти десять раздался телефонный звонок.

Доулиш оторвал взгляд от тостов и мармелада. Фелисита отставила чашку с кофе. Доулиш подошел к телефонному столику в полной уверенности, что Фелисити заняла на своем стуле такое положение, чтобы можно было наблюдать за ним.

— Патрик Доулиш, слушаю вас, — сказал Доулиш и приготовился к вежливому, но решительному разговору с Карлосом де Киенто и Фернандесом.

— Это квартира мистера Доулиша? — произнес девичий голос.

— Да.

— Вас беспокоят из «Дейли рекорд», пожалуйста, не вешайте трубку, с вами желает говорить мистер Эллисон.

С Эллисоном из «Рекорда» они были закадычными друзьями, и не проходило месяца, чтобы у них хоть раз не состоялась встреча по какому-нибудь поводу, порой самому пустячному. Звонок мог быть совершенно незначительным по существу, Эллисон может просто справиться насчет здоровья или пересказать какую-нибудь клубную сплетню.

— Привет, Пат, ты все еще на свободе? — поинтересовался Эллисон. — Прошел слух, что тебя собираются заковать в цепи и водворить в самую темную темницу Скотленд-Ярда. У тебя нет каких-либо соображений на тот счет, почему Триветт и Скотленд-Ярд намерены столь серьезно заняться твоей скромной персоной?

По спине Доулиша побежали мурашки.

Глава 5 Удар ниже пояса

Эллисон может сгущать краски, но он не имеет привычки лгать. Доулиш вдруг осознал, что как-то совершенно позабыл о Фернандесе. Теперь его мысли были всецело заняты Триветтом. Воображение рисовало инспектора Скотленд-Ярда, который злится по поводу того, что он, Доулиш, так часто злоупотребляет предоставляемыми ему неофициальными привилегиями. Существует, сказал бы сейчас Триветт, предел. И коль скоро Доулиш не обладает чувством такта, а также чувством этого самого предела, — в известном настроении Триветт сказал бы «попросту чувством приличия», ему, Доулишу, придется пострадать за свое безрассудство.

Триветт, вероятно, пребывал сейчас именно в таком настроении. Итак, день сулил выдаться весьма напряженным.

— Ты не преувеличиваешь? — с надеждой спросил Доулиш.

— Что ты, — запротестовал Эллисон. — Мои информаторы сообщают, что такого неистовства со стороны Триветта не видели уже много лет. Будь другом, выложи все как на духу.

— Уверяю тебя, я не имею ни малейшего понятия о том, что может его так бесить, — твердо сказал Доулиш. — Вообще-то я сам собирался потолковать с ним.

— Смелый парень. Для меня это может представлять какой-нибудь интерес?

— Я и сам пока не знаю, откуда тут ветер дует, — ответил Доулиш, — но если тебе не к чему приложить руки в редакции, ты мог бы выполнить для меня совсем маленькое порученьице, не в службу, а в дружбу.

— Аг-га, — глубоко вздохнул Эллисон. — Конспираторы опять объединяются?

Доулиш торжественно произнес:

— Разглашению не подлежит, все строго конфиденциально. Выясни — с максимальной подробностью — все возможное о Карлосе де Киенто и Фернандесе…

— Ишь ты, как сложно! — Последовала деловитая пауза. — Карлос, это я успел записать, остальное продиктуй по буквам.

Доулиш продиктовал по буквам полное имя Фернандеса, потом прибавил:

— У него есть сестра, зовут Мепита. Возраст… чуть за двадцать и красивая необыкновенно, это уж представляй себе сам, насколько позволяет размахнуться воображение. Я..

Он услышал шаги на лестнице — осторожные, предупреждающие о том, что через минуту или две к нему явится Триветт, а может, его посланцы. Да, все-таки, скорей всего, посланцы — их по меньшей мере двое, и он на звук определил, что они, пожалуй, уже преодолели два лестничных марша. Такой поворот событий ему совсем не нравился.

— Продолжай, продолжай, — настойчиво попросил Эллисон.

— Да, надо спешить, Триветт, похоже, на подходе, — сообщил ему Доулиш. — Узнай, действительно ли эта испанская пара прилетела вчера утром в Лондон из Мадрида, известно ли о их появлении, то есть зарегистрировались ли они в испанском посольстве… В общем, узнай все, что только можно. Постоянный адрес у них… или у парня… в Барселоне. И помни — на тебе обет молчания.

— А ты мне говорил, что у Триветта нет оснований заниматься тобой, — отпарировал Эллисон. — Загляну к тебе в тюрьму. Эй, Пат…

Теперь шаги слышались уже на их лестничной площадке; Фелисити направилась к входной двери.

— Поторопись, балда, — сердито бросил в трубку Доулиш.

— Предположим, полиция заберет тебя, как мне быть с информацией об этом парне и об этой девушке? — спросил Эллисон. — Передать Фелисити и Тиму Джереми?

— Все передай Фелисити, понял? Тим сейчас за границей.

— Да, брат, берут они тебя в самое неподходящее времечко, — язвительно и, может, невпопад пошутил Эллисон. — Твои старинные напарники, Тим Джереми и Тед Берсфорд, оба вне пределов страны: нет ребят, на которых ты мог бы целиком положиться. Так что будь начеку.

— Буду, не волнуйся.

— Ладно, — сказал Эллисон. — Пока, старик, поищи хорошего адвоката.

Эллисон был здравомыслящим, рассудительным, предусмотрительным и очень умным человеком. Он давно и очень хорошо знал Доулиша, как и тех его друзей, о которых упомянул в разговоре, — друзей,«которые вложили немалую лепту в то, что Доулиш пользовался едва ли не легендарной репутацией, также благодаря частым одобрительным газетным статьям, Сейчас Тима и Теда в Лондоне не было. Тим Джереми вернется из Франции, где находится в командировке, не раньше чем через неделю. Связаться с ним нет никакой возможности.

Ход мыслей Эллисона был ясен: он считал, что сейчас Доулиш как никогда нуждается в дружеской поддержке.

Резкий звонок в дверь прервал сумрачные размышления Доулиша.

Еще звонок.

— Что… — начала было Фелисити.

— Триветт, — ответил Доулиш и заставил себя улыбнуться. — Эллисон, похоже, считает, что возможны неприятности. — Он встал, чтобы самому открыть дверь. — Ты еще помнишь, как вчера настаивала, чтобы я позвонил Триветту?

Фелисити промолчала.

Доулиш открыл дверь.

Триветта за дверью не оказалось, зато там стояли двое крупных мужчин, в одном из которых Доулиш узнал сотрудника уголовного отдела Скотленд-Ярда, сержанта Поппла — маленькие голубые глазки, сама почтительность в манерах, раскрасневшаяся от ответственности полученного задания физиономия.

— Вы мистер Патрик Доулиш? — осведомился Поппл.

Доулиш церемонно поклонился:

— Он самый, собственной персоной.

— Мистер Патрик Доулиш, — сухо сообщил Поппл, — мне поручено арестовать вас за приобретение краденых драгоценных камней, в частности изумрудов племени «кру», и я обязан заранее предупредить вас, что отныне все, что вы ни скажете, может быть использовано против вас в суде.

Это был удар ниже пояса.

Дикость! Абсурд!

— Пат!

Фелисити сделала судорожное движение ртом, словно рыба, вдруг очутившись на берегу.

В проеме кухонной двери стояла Элис.

— Господи, какие страсти! — громко воскликнула она, потом, заламывая руки и закатывая глаза, пылко повторила. — Господи, какие страсти!

Наконец Доулиш заставил себя заговорить:

— Это явное недоразумение и чистейшей воды вздор; вдобавок я ничего не знаю ни о краже, ни вообще о каких-то там изумрудах племени «кру». — Он повернулся к Фелисити. В его глазах можно было прочесть, что он говорит правду. — Вскоре выяснится, что это ошибка, — уверенно сказал он для пущей убедительности, хотя сам в этом, разумеется, уверен не был.

Что-то вроде тени сомнения промелькнуло на лицах Поппла и его массивного напарника. Они пришли, явно готовясь встретить сопротивление. Двоих полицейских они оставили охранять выход из подъезда, еще двое на всякий случай дежурили на улице.

Вероятно, они были уверены в причастности Доулиша к преступлению, коль скоро действовали таким образом. Во все происходящее верилось с трудом, все это просто никак не укладывалось в сознании. Ясно одно: кто-то его оговорил; но ведь это официальный арест, совершаемый лишь тогда, когда полиция располагает безупречными, причем исключительно весомыми уликами.


Доулиш сел в полицейский фургон на заднее сиденье рядом с сержантом Попплом. Поппл без стеснения оперся о него своим тяжелым плечом. Он не стал надевать на него наручники, но ясно дал понять, что таковыми располагает.

Доулиш в общем-то и не помышлял о побеге.

В этом не было никакого смысла.


Эллисон как в воду глядел.

Доулиш сидел в кресле с прямой спинкой в камере на Кэннонроу, в полицейском отделении, которое располагалось как раз напротив основного здания Скотленд-Ярда. Он находился там уже целый час. Предварительно были соблюдены некоторые необходимые формальности, после чего его отвели в камеру и заперли на ключ. И пока не тревожили.

Мысль о Фернандесе ни на минуту не покидала Доулиша, он все время размышлял о том, не связан ли каким-то образом его арест с визитом Фернандеса.

Связь, разумеется, была. Но вот…

Наконец он решил не пытаться искать ответ на этот вопрос, по крайней мере, сейчас.

Доулиш расслышал в коридоре голоса, один из которых был ему знаком… Голос Триветта. Глубокий, с командными нотками баритон. Триветт военным чеканным шагом шел по коридору вместе с Попплом и еще каким-то не известным Доулишу мужчиной. Перегородка камеры Доулиша располагалась сбоку от прохода. Триветт бросил на Доулиша взгляд, потом быстро отвернулся.

Доулишу это совсем-совсем не понравилось.

С Триветтом они были дружны. Доулишу не понравилось, как он с ним поступил и как ведет себя сейчас, но он не позволил никчемным сантиментам и обиде хоть отчасти овладеть его сознанием. Если Триветт действовал по указанию свыше, он, разумеется, пока ничем не мог ему помочь.

На лице Триветта лежала печать обвинения. Это был высокий, шести футов роста, сухощавый, но хорошо сложенный мужчина, одетый в темно-серый костюм из доро-~ой шерсти. У него было симпатичное, приятное лицо грубой лепки.

Триветт исчез из виду.

Снаружи послышался звон ключей.

Триветт возвращался назад в сопровождении дежурного сержанта, который и открыл камеру. Триветт и Поппл вошли внутрь, третий сотрудник Скотленд-Ярда остался за дверью. Дверь закрылась, ее заперли изнутри… своего рода мера предосторожности, принимаемая лишь в отношении особо опасных преступников.

Триветт посмотрел Доулишу прямо в глаза.

— Ну, Доулиш, — тяжело проронил он.

— Что изволите услышать в ответ на ваше замечание? — язвительно поинтересовался Доулиш.

— Вам было предъявлено обвинение в полном объеме, и вы знаете, что у вас нет шанса выкрутиться, — сказал Триветт.

— Уильям, — Доулиш покачал головой, — у вас нет и грана возможности сварить из этого обвинительную кашу. — Однако Доулиша весьма беспокоила видная невооруженным глазом твердая уверенность Триветта в том, что эту кашу ему сварить все лее удастся.

Поддерживать веселый гон было не так-то просто.

— Не будем впустую тратить время, — пробурчал Триветт. Он вынул пачку сигарет и предложил Доулишу — его первый дружеский знак внимания. Прикурил сам и Доулишу дал огня. — Я не намерен ходить вокруг да около. Я никак не могу взять в толк, зачем вы купили изумруды. Мне известно лишь то, что вы это сделали.

— Ложная информация, — Доулиш с удовольствием затянулся.

— К вашему сведению, мы обнаружили изумруды в магазине Гейла. Кроме того, мы задержали Пратта, — сообщил Триветт.

Итак, они обнаружили изумруды у Гейла? Краденые камни! В этом они не стали бы его обманывать. Это было похоже на еще один удар ниже пояса, и в известной мере объясняло суровость Триветта.

Маразм! Абсурд!

А Пратт? Это еще кто такой?

Доулиш смутно начал припоминать, что когда-то что-то слышал о человеке по имени Пратт, но вряд ли Триветту это было очень интересно, вероятно, он надеялся услышать от него нечто более важное. Было заметно: Триветт надеялся на то, что Доулиш, узнав об аресте некоего Пратта, осознает бесполезность дальнейшего отпирания, так как игра проиграна. Наблюдая за Доулишем, Триветт сначала оживился, потом насупился… Он рявкнул:

— Я сказал: мы задержали Пратта.

— И кто же такой этот самый Пратт? — поинтересовался Доулиш. — Пратт, Пратт… нет, не помню такого… — И в свою очередь нахмурил брови.

— Малютка Пратт, — сказал Триветт.

— Малютка Пратт?

— Вы пытаетесь убедить меня, что не знаете Малютку Пратта? — продолжал наседать Триветт, бросиз быстрый взгляд на Поппла. Но Поппл был настроен скептически. Он, в отличие от Триветта, вероятно, надеялся, что все окончится благополучно.

— Да знает он его, шеф, не волнуйтесь, — успокоил Триветта Поппл.

— Если и знаю, то уж никак не под именем Пратта, — решительно заявил Доулиш и решил, что сейчас наступил тот самый момент, когда можно проявить уверенности в себе больше, чем он выказывал до сих пор. — Не держи меня здесь слишком долго, Билл, у меня дел по горло. Я чуть было не позвонил тебе вчера вечером, но потом оставил эту затею — не хотелось беспокоить тебя в неурочное время.

— По какому поводу? — спросил Триветт.

— Да странная такая история приключилась. Вчера днем необыкновенно красивая девушка-испанка явилась ко мне домой и представилась Фелисити как моя жена. — Он заметил, что Триветт напрягся. — Девушка ушла, а вечером к нам пришел ее брат. Его, насколько я мог определить, потрясло мое сообщение о том, что я женат на Фелисити уже…

Доулиш замолчал.

На лице Триветта отразилось некое изумление; даже Поппл стал прислушиваться к словам Доулиша более внимательно.

— …не один год, — дружелюбно продолжил Доулиш, стремясь максимально воспользоваться явным улучшением атмосферы в камере. — Так вот, какой-то неизвестный действует под моим именем. Между прочим, если верить испанцу, он исчез с их драгоценными камнями, но мне об этом ничего не известно. В чем суть истории с Малюткой Праттом и изумрудами племени «кру», обнаруженными в магазине? — добавил он вроде бы безо всякого интереса. — Вы действительно считаете, что у купил их у вора?

— Подождите здесь, — суха оборвал его Триветт. — Скоро все уладим. — Он резко повернулся, и дежурный сержант отпер дверь камеры. — Неважно, как быстро вы сможете это организовать, — продолжил Триветт, — но мне надо, чтобы вы подобрали восемь-девять человек примерно такого же, как у Доулиша, сложения, роста и типа лица и доставили сюда для того, чтобы мы могли провести опознание. Тогда мы и поставим точки над «1».

Он откашлялся и быстрым чеканным шагом покинул камеру.

Дверь глухо, тяжело громыхнула, и ключ хрустко повернулся в замочной скважине.

Доулиш глубоко затянулся наполовину искуренной сигаретой и стал мысленно готовиться к новому для себя испытанию, столь же забавному, сколь и непривычному, — к процедуре опознания.

Глава 6 Опознание

Доулиш вновь услышал мужские шага.

С тех пор как ушел Триветт, минул целый час, и ожидание душу не согревало. Само по себе обнаружение краденых драгоценных камней в магазине Гейла было весьма неприятным фактом, именно этим, вероятно, и руководствовался я своих действиях Триветт. Кроме того, при опознании всегда возможны ошибки. Наверное, Триветт попросит этого неизвестного Малютку Пратта опознать человека, которому он продал изумруды, и, вполне возможно, что Пратт сознательно опознает Доулиша. Это коварная, хитроумная комбинация со стороны того, кто действовал от его имени, и Пратт может быть посвящен в эту интригу.

Афера Фернандеса определенно вписывалась в общую модель интрига. Эффект внезапности, отсутствие времени на предварительный анализ ситуации и составление плана защиты — все это усугубляло положение Доулиша. Борьба с неизвестным всегда выматывает нервы, к тому же не было никакой уверенности даже в том, что вообще представится шанс постоять за себя.

Пратт был профессиональным медвежатником, специализирующимся на краже драгоценных камней.

Пратт может указать на Доулиша и тем самым нанести ему сокрушительный удар.

Но с какой целью? В чем суть этого заговора?

За дверью камеры вновь загремели ключи, и дверь распахнулась.

— Пойдемте с нами, мистер Доулиш.

Доулиша вывели во внутренний двор, по которому прохаживались туда-сюда человек восемь-девять, большинство из них были одеты в плащи, все без головных уборов.

Триветт стоял вместе с несколькими сотрудниками Скотленд-Ярда.

Был теплый июньский день, но Доулиша знобило.

Полицейский в форме подал Попплу плащ, тот протянул его Доулишу.

— Наденьте, пожалуйста.

Доулиш повиновался.

Триветт смотрел на него каким-то холодным, отчужденным взглядом, в котором не было и тени дружелюбия.

— А теперь, господа, будьте так любезны, — авторитетно возвысил голос Поппл, — выстройтесь в одну линию вот здесь, — он указал на стену. — Ближе к середине, пожалуйста, — добавил он, и Доулиш присоединился к остальным. Все приглашенные смотрели на него как на изгоя, зная, что он под арестом. Люди Скотленд-Ярда их отобрали в городе, прямо на улице, и они волею прихотливой судьбы будут спутниками Доулиша по жизни в течение минут десяти, может быть, чуть больше или чуть меньше, и потом навсегда исчезнут.

Их было девять, и он в самой середине — спиной к высокой серой стене. Они подождали несколько минут, пока во двор не ввели еще одного мужчину — «Малютку». Прозвище вполне соответствовало его внешности: незнакомец едва достигал пяти футов и был чрезвычайно худ. Он шел, слегка прихрамывая и сильно выбрасывая вперед левую ногу.

— Ты знаешь, что делать, Малютка, — сказал Триветт. — И смотри, чтоб без ошибки. Промашка тебе дорого обойдется.

— Не беспокойтесь, мистер Триветт, — успокоил его Малютка Пратт, голосом столь глухим и простуженным, что невольно насторожило всех девятерых мужчин и заставило их посмотреть на него повнимательнее. Вместе с тем были в его голосе и какие-то очень приятные, душевные нотки. — Я укажу на Доулиша, чего тут волноваться.

Доулиш почувствовал, что во рту у него пересохло.

Внимание всех мужчин было теперь обращено исключительно на Малютку Пратта, который, слегка припадая на одну ногу, медленно двигался вдоль шеренги.

У него было веселое лицо и ясные глаза. Да и вообще он обладал очень приятной наружностью. Более того — он вызывал чувство симпатии. Он не тянул резину и, казалось, точно рассчитывал время, отводя на осмотр каждого мужчины одинаковое его количество.

Сердце у Доулиша сильно забилось.

— Можно посмотреть на них еще раз?

— Валяйте, — разрешил Триветт.

Процесс опознания возобновился. На этот раз взгляд Пратта задерживался на каждом лице чуть дольше. Доулиш был уверен, что яркие глаза маленького мужчины смотрели на него дольше, чем на кого бы то ни было. Только лишь показалось? Доулиш почувствовал, что задыхается.

Пратт дошел до конца шеренги. Все, казалось, были обеспокоены, словно бы тень вины пала вдруг на каждого из них без исключения.

— Позвольте, извините… еще раз? — спросил Пратт.

— Да, — кратко бросил Триветт.

Пратт вновь начал обходить шеренгу: первых трех миновал, почти не глядя, но остановился перед мужчиной, за которым следовал Доулиш. Доулиш понимал почему, — тот походил на него больше всех остальных в шеренге. Пратт внимательно рассматривал его лицо, йотом бросил взгляд на Доулиша.

Доулиш глаз не отвел.

Он чувствовал, как бледнеют его щеки, ему казалось — еще секунда, и Малютка ткнет указующим перстом ему в грудь; будь он действительно виновен, он не чувствовал бы себя хуже. Вероятно, Пратту было дано такое указание: опознать в самый последний момент. Так что игра, вероятно, немного затянется.

Пратт прошел мимо.

Неужели он так и не опознает Доулиша? Или…

Пратт остановился в конце шеренги напротив последнего мужчины, и Доулиш понимал, почему именно напротив него: ведь он тоже чем-то был похож на него. Пратт искал кого-то очень похожего на него, так что тяжелое испытание пока еще не закончилось.

— Ну, так который же? — сердито спросил Триветт.

— Если честно, — сказал Малютка Пратт, — его здесь вообще нет.

Хотя Доулиш не мог расслышать слов Пратта, он тем не менее почувствовал, что судьба ему улыбнулась, и он ощутил в себе силы без уныния смотреть в лицо будущему, Фелисити, Триветту, всему просторному миру: жизнь прекрасна и стоит того, чтобы жить.

Пратт был в самом серьезном расположении духа и явно волновался.

— Я понимаю, конечно, вы думаете, я вру, мистер Триветт, но среди этих парня действительно нет. У него, знаете, очень маленькие глаза, таких тут ни у кого нет, а еще едва заметный рубец на подбородке. Вот… вот тут… — Пратт коснулся безымянным пальцем правой руки собственного подбородка, чуть левее середины.

— Все в порядке, Малютка. — Триветт говорил резко, но приветливо. Он был как-то странно оживлен. — Скоро увидимся. — Он кивнул головой, и двое полицейских увели Пратта. Триветт приблизился к мужчинам из шеренги. — Благодарю вас, джентльмены, за вашу помощь. Счастлив, что никого из вас не опознали в качестве мошенника!

Раздался сдержанный смех.

Мужчины стали разбредаться, иные перекидывались меж собой замечаниями по поводу процесса опознания.

Триветт, бросив взгляд на Доулиша, даже позволил себе улыбнуться.

— Я бы не сказал, что вам не по силам вытаращить глаза и избавиться от рубца, — сказал он, — но это основания для возможной ошибки. Одна ошибка влечет за собой целую серию ошибок. Встретимся в отделе. Будем надеяться, он не убежит от тебя, Поппл.

Поппл принужденно улыбнулся в ответ.


— Нет. Пратт не опознал Доулиша, сэр, — доложил Триветт помощнику комиссара из УСО[1]. — Мы не сможем дольше держать у себя Доулиша, потому что, хотя изумруды «кру» и обнаружены в магазине Гейла, он не единственный, у кого были ключи. Подозрение падает еще на нескольких человек.

— Что вы намерены предпринять? — строго спросил помощник комиссара.

— Вынудить Доулиша проявить активность, — сказал Триветт. — Сообщить ему, что в любой момент его могут снова арестовать, и посмотреть, что он станет делать.

Последовала долгая пауза, после чего трубка пробасила:

— Что ж, попробуйте.

Окна служебного кабинета Триветта выходили на Темзу, а деревья прилегающей к набережной аллеи росли так близко к стене здания, что достаточно было протянуть из окна руку, чтобы дотянуться до веток и сорвать нежный листок.

На стенах кабинета висело несколько фотографий давно канувших в Лету «шишек» Скотленд-Ярда, своим чопорным видом напоминавших о духе викторианской эпохи, а кроме того — две фотографии, на которых запечатлены две крикетные команды. В дальнем углу справа располагался стол Триветта. Напротив, в левом углу — стол пониже, им пользовался помощник Триветта, старший инспектор Пэлл.

Сейчас в кабинете Пэлла не было.

Триветт стал на удивление радушен.

— Присаживайся, Пат… сигарету? — Они закурили, и Доулиш удобно устроился в комфортабельном кресле. Триветт пристально посмотрел на него. — Везучий ты человек, — заявил он. — Если бы Малютка Пратт опознал тебя, от тюрьмы тебе бы уже ни за что не открутиться. Это как пить дать. В данной ситуации я, пожалуй, не вправе держать тебя. Те злополучные изумруды мы нашли в кабинете Гейла, в одном из ящиков письменного стола. Пратт признался, что сбыл их тебе; так что пришлось заняться тобой. Ты свободен… пока что… Собственно, спасает тебя пока одно лишь обстоятельство.

— Какое же?

— На футляре, в котором хранились эти изумруды, твоих отпечатков пальцев не обнаружено, — сказал Триветт. — Малютка Пратт похитил изумруды «кру». Разве ты не читал о ночной Краже со взломом?

— Начинаю что-то припоминать.

— Всего их было девять чудных изумрудов, хотя вообще-то ничего особенного, — напомнил ему Триветт. — Профессионально чистая работа, настолько, я бы сказал добросовестно выполнена, что комар носа не подточит, что вообще присуще Малютке. Он из числа тех немногих воров, которые привлекают меня неординарностью своей личности, я бы даже сказал, своей романтической честностью. Мы взяли его, когда он выходил из ресторанчика. И пикнуть не успел. Потом выяснили, что жена его слышала, как он торговался с Доулишем… И когда мы назвали ему твое имя, он подтвердил показания жены.

Триветт замолчал.

— Я само внимание, Билл, — напомнил о себе Доулиш. — Продолжай!

— Тогда мы обыскали магазин Гейла. Когда нашли изумруды, решили, что ты купил их, желая помочь клиенту, если считать клиентурой преступный мир, — продолжил Триветт. — На первый взгляд это, конечно, могло быть случайным совпадением, но коль скоро Пратт клянется, что ты не тот человек.., Как ты вышел на него?

Доулиш улыбнулся:

— Сегодня видел его впервые в жизни!

— Ну ладно, ладно, — пробурчал Триветт. — Если узнаю, что вы на пару надули меня, тебе не поздоровится. А теперь ответь мне на другие вопросы…

— Легко сказать, — запротестовал Доулиш. — У меня и своих хоть отбавляй. Пратт мне не продавал… Так кто же купил их?

— Некто, именующий себя Патриком Доулишем, — спокойно ответил Триветт. — Похож на того, про которого ты мне рассказывал и который женился на этой твоей юной красавице-испанке. Использование в злостных противоправных намерениях чужого имени — типичный случай, но мы не можем заниматься им, пока не узнаем все подробности. Опиши мне, что ты делал вечером девятого мая, как можно подробнее, и постарайся ничего не пропустить.

Доулиш напряг память…


Глаза Фелисити светились, на лице сияла радостная улыбка, но скрыть, что она пережила несколько ужасных часов, ей не удалось.

Доулиш, вернувшись домой, рассказал ей, что произошло за это время.

— Девятого мая, когда, как предполагается, я получил изумруды от Пратта, ни ты, ни я из дому ни разу не отлучались, — размышлял он вслух. — Доказать это чрезвычайно трудно. Но когда мне все же удалось убедить в этом Триветта, он решил принять версию о том, что кто-то орудует, действительно прикрываясь моим именем. Во всяком случае, шанс он мне дал., хотя, может быть, и думает, что я выполняю поручение клиента, о котором ему пока ничего не известно.

— Ты рассказал ему о Фернандесе?

— Почти все, — приглушенным голосом произнес Доулиш. — Я забыл ему рассказать только, что Фернандес не был в восторге от перспективы знакомства с английской полицией. О память, где твой узелок? Кстати, я ведь заключил соглашение. — Он мягко улыбнулся, вспомнив предложение Триветта о сотрудничестве. — Скотленд-Ярд ничего не станет предпринимать против Фернандеса без согласования со мной. Драгоценные камни, о которых рассказывал Фернандес, это наверняка и есть те самые изумруды «кру». Жаль, что мне неизвестно, где отыскать Фернандеса. Разве только Эллисон что-нибудь выведает. — Он помолчал, потом задумчиво спросил: —Фернандес не звонил?

Фелисити покачала головой:

— У меня столько собственных забот, что я совсем забыла про эту девушку. Где она сейчас? Кто на ней женился? Что это было: искренний поступок или загодя рассчитанный шаг, чтобы простейшим образом овладеть драгоценными камнями?

— Да, вопросов предостаточно, — согласился Доулиш, — и ответов на них мы пока не знаем. Но есть среди них такой, ответ на который я жажду узнать больше, чем на все остальные.

Вид у него был хмурый, внушающий опасения. Фелисити заметила в его поведении признаки, свидетельствовавшие, как подсказывал ей опыт их совместной жизни, о том, что он вполне оправился от пережитого шока, но теперь чувствовал себя крайне неловко: вероятно, стыдился проявленной слабости.

— Ты имеешь в виду — кто использует твое имя? — спросила Фелисити.

— Я имею в виду — где находится Мепита Фернандес? — мягко пояснил Доулиш. — А в этом разрезе и другой вопрос: где находится сам Фернандес? Интересно, есть ли новости у Эллисона?

Он направился в кабинет.

Когда он был уже в двух шагах от столика, на котором стоял телефон, тот вдруг пронзительно зазвонил.

— Патрик Доулиш слушает, — сказал он, подняв трубку.

— Мистер Доулиш, — выпалил Фернандес срывающимся голосом, как будто в это мгновение его травила стая демонов-изуверов. — К сожалению, сам я не могу зайти к вам, но… может, вы зайдете ко мне? Очень прошу вас!

Глава 7 Свидание

Доулишу и раньше доводилось выслушивать подобные душераздирающие призывы. Любой актер смог бы изобразить такое, но собеседник говорил с явным испанским акцентом, да и оснований объявиться у испанца было более чем достаточно.

— Где вы? — спросил Доулиш и жестом подозвал Фелисити. Та поспешила к нему в кабинет.

— Я в отеле, на Кромвель-роуд, — быстро ответил Фернандес. — Отель «Литтон». Я был вынужден остаться, мне срочно нужно поговорить с вами, Я приношу свои извинения по поводу событий вчерашнего вечера, я действительно проявил излишнюю горячность. Пожалуйста…

— Хорошо, — прервал его Доулиш. — Ждите.

— Пожалуйста! — снова крикнул Фернандес. — Поскорей!

И повесил трубку.

Доулиш тоже положил трубку на аппарат, и в это мгновение в кабинет вбежала Фелисити, ее любящие глаза выражали крайнюю озабоченность.

— Пат…

— Отель «Литтон», Кромвель-роуд, — с рассеянным видом сообщил ей Доулиш. — Это, конечно, не «Савойя», пошиб не тот, верно?

— Ты уверен, что это был Фернандес?

— Не совсем, разумеется, но очень на него похоже.

— Тебе нельзя идти туда одному.

— Попрошу пойти со мной Эллисона, — согласился с ней Доулиш. — Если возникнут осложнения, обещаю тебе: буду осторожен, как была бы осторожна в этой ситуации ты сама.

— Пат, — озабоченно проговорила Фелисити, — я беспокоюсь насчет той испанской девушки. Я думаю, что именно это беспокоило меня вчера больше всего; она была так… мила…

— Мила? — недоуменно поднял брови Доулиш.

— Ну, действительно, в прямом значении этого слова, — зардевшись, объяснила Фелисити, — Не смейся надо мной!

— Что ты, дорогая, и в мыслях такого не держу!—воскликнул Доулиш. В это самое мгновение вновь зазвонил телефон.

Это был Эллисон.

— Я основательно порылся, — сообщил репортер, — но ничего такого, из чего бы следовало, что Фернандес отъявленный злодей, не нашел. Может, обсудим все за ленчем, как ты на это смотришь, Пат? Даю гарантию, что «Рекорд» раскошелится по такому случаю, и я знаю такое местечко…

— На углу Кромвель-роуд, тебе двадцать минут ходьбы, — коротко бросил Доулиш.


Своим «хамбером» Доулиш пользоваться не стал — тот слишком бросался в глаза, а взял в прокатной фирме, к услугам которой обыкновенно прибегал в случае необходимости, «остин-40». Через двадцать пять минут он был уже на Кромвель-роуд. Эллисон стоял на самом солнцепеке, выражение на лице — самое что ни на есть невинное.

«Остином» Доулиш его удивил.

— С какой стати такой камуфляж? — поинтересовался Эллисон.

— Можно поставить вопрос и так, — уклонился от прямого ответа Доулиш.

Эллисон забрался в машину.

— Что все это значит?

— Подробности чуть позже. Есть какие-нибудь вести из аэропорта?

— Фернандес мужского пола прибыл первым, сестра, Мепита, спустя несколько часов.

— Это точно?

— Да.

— Отлично. А теперь я тебе объясню, почему мы встречаемся именно здесь.

Доулиш медленно покатил вдоль Кромвель-роуд.

Подъезжая к отелю «Литтон», Доулиш вытащил из кармана пиджака пистолет и переложил его в карман пальто. Теперь Эллисон понял, что дело принимает серьезный оборот.

У арки отеля с газетой в руке стоял мужчина. На нем был обветшалый светло-серый костюм, шляпа с высокой тульей, туфли на высоких каблуках. Он вдруг засуетился, потом быстро зашагал прочь по тротуару: в его походке было что-то знакомое, и это насторожило Доулиша.

Он потихоньку поехал вслед за ним.

Мужчина шел, не оглядываясь; на то, собственно, и не было никакой видимой причины. Голову он слегка наклонил, точно дремал на ходу. Доулиш чуть прибавил скорости и, поравнявшись с ним, увидел на его лице массивные очки с толстыми линзами.

Доулиш словно бы невзначай поинтересовался у Эллисона:

— Ну что, Элли, нравится работенка?

— Нет, если ты имеешь в виду слежку. Но в ней кроется тайна, а это уже моя стихия.

— Следи за этим парнем, и ты получишь искомое.

— Мой дорогой Пат…

— Я не шучу, — твердо заявил Доулиш, — вчера вечером он маячил на Уайт-стрит.

— Аг-га! 8 таком случае…

У первого перекрестка Доулиш свернул налево, и Эллисон выскочил из машины. Доулиш, проехав еще несколько ярдов, припарковал машину и двинулся в направлении отеля «Литтон». Эллисон успел за это время весьма прилично удалиться, он теперь шел в нескольких ярдах позади мужчины в массивных очках с толстыми линзами.

Доулиш свернул к отелю и подошел к узкому проходу. Табличка на застекленном окне предупреждала: «Вызов по звонку». Звонить он, однако, не стал.

Тишина стояла полнейшая.

Доулиш достал из кармана перочинный ножик и вытащил лезвие, которое у Триветта наверняка вызвало бы некоторое подозрение. Полоснул по оконному стеклу. За окном размещалась контора — с приемной, кабинетами, телефонами, мебелью и всем прочим, необходимым для нормального функционирования; на одном из столов, в частности, Доулиш обнаружил объемистый гроссбух с надписью на обложке «Журнал регистрации».

Доулиш просмотрел записи последних дней. В этот день поселились два человека, накануне — несколько, среди них Карлос де Киенто и Фернандес.

Напротив его имени значился номер комнаты — 17.

Мепита здесь не регистрировалась.

Доулиш положил журнал на прежнее место и закрыл окно.

Вокруг ни души.

Он подошел к лестнице и увидел еще один пролет, ведущий, вероятно, в полуподвальное помещение. На стене табличка «Ресторан». Стрелка указателя смотрели вниз. Он поспешил вверх по лестнице, мысленно благодаря хозяев за мягкий ковер, заглушающий его шаги.

Поднявшись на первую лестничную площадку, он прочел табло с номерами комнат на этаже. Три, четыре, пять… четырнадцать.

Он стал подниматься на следующий этаж.

Было по-прежнему тихо.

Дойдя до комнаты номер семнадцать, он помедлил, пытаясь занять такое положение, которое позволило бы ему не упускать из вида и коридор. Одним глазом он приложился к дверной щели, но разглядеть смог лишь узкую полоску зеленого ковра на полу.

По-прежнему полнейшая тишина.

Он тихо-тихо постучал в дверь костяшками пальцев.

Если Фернандес в комнате и ждет его, он услышит, но если он сейчас в ресторане, Доулиш ничего не теряет: развернется и отправится вниз.

Ответа не последовало.

Он постучал снова, чуть погромче, но пока еще не настойчиво. И вдруг услышал шаги. Похоже, кто-то поднимался по лестнице. Можно было различить тяжелое дыхание. Напротив Доулиш увидел дверь с табличкой «Прачечная». Он юркнул внутрь; гам сильно пахло мылом и свежевыстиранным бельем. Он подождал секунду-другую, потом чуть приоткрыл дверь и выглянул наружу: по лестнице, пыхтя, поднималась грузная женщина в голубом джинсовом платье. Судя по дыханию, можно было предположить, что она больна астмой.

Женщина повернула направо.

Доулиш выждал несколько секунд, прежде чем вернуться к комнате Фернандеса, и опять постучал. Когда и на этот раз ответа не последовало, он взялся за ручку.

Дверь была заперта.

Он снова достал перочинный нож и вытащил то самое лезвие, которое заставило бы нахмуриться Триветта.

Замок щелкнул.

Доулиш спокойно открыл дверь.

Рядом с окном стоял туалетный столик, один ящик был выдвинут почти до отказа; внизу, на полу, валялись всякие мелкие вещицы — вероятно, из этого самого ящика. Чуть сбоку, около кровати, торчал мужской ботинок. Все это Доулиш успел выхватить взглядом в считанные секунды.

Потом он увидел поднятую руку, и в ней — матово блестящий пистолет.

Рука опускалась вниз.

Хозяин пистолета был очень маленького роста, он встал на цыпочки, словно собирался обрушить на голову Доулиша удар пистолетом. Он был в шляпе, лицо обмотано красным шелковым шарфом так, что виднелись одни глаза. Глаза как глаза, они блестели в свете, пробивавшемся в комнату через жалюзи.

Доулиш начал медленно отступать назад.

Рукоятка пистолета больно ударила его в плечо. Затем мужчина ударил еще раз. Доулиш стукнулся о стену и стал медленно сползать по ней вниз.

Он слышал, как маленький мужчина бежит по коридору, но… ничего не мог сделать, чтобы остановить его.

В глазах у него еще метались искры, но мало-помалу до его сознания стали доходить и другие звуки… Он расслышал шум мотора и шуршанье шин об асфальт.

И больше ничего.

В отеле опять воцарилась тишина. Грузная женщина не показывалась, значит, ничего не слышала.

Доулиш принялся оглядывать внутренность комнаты.

Все было в полнейшем беспорядке. Даже матрац сброшен на пол и вспорот ножом. Ковер покрыт пухом. Два новеньких чемодана из дорогой кожи исполосованы вдоль и поперек. По всей комнате валялись разбросанное белье и прочие вещи.

Из-за кровати торчал мужской ботинок.

Ботинок как ботинок… до блеска начищенный ботинок… хотя, похоже, не ботинок, а нога в ботинке.

Доулиш медленно сделал несколько шагов вперед. Голова вроде бы начала соображать, но его слегка подташнивало, а ноги не очень слушались, поэтому быстро двигаться он еще не мог.

Он был совершенно уверен, что сейчас увидит мертвого Фернандеса, и действительно: человек, лежавший за кроватью, скорей всего, был мертв, но это был не Фернандес.

Это был совсем молодой парень с черными как смоль волосами; внешностью он был очень похож на испанца, и все же… это был не Фернандес.

Горло у него было перерезано.

Тщательно обследовав тело, Доулиш пришел к выводу, что у парня есть маленький — прямо-таки мизерный — шанс: ему показалось, что тот еле-еле, но пока еще дышит.

Глава 8 Жертва

Доулиш обнаружил в комнате телефон.

Он помедлил, потом наклонился к раненому. Рана была неглубокой — сонная артерия вряд ли повреждена. Он ослабил мужчине узел галстука, расстегнул ворот рубашки, набросил на него одеяло. Потом подошел к телефону и набрал номер 999.

— Скотленд-Ярд. Отдел информации.

— Пришлите «скорую» и хирурга. Отель «Литтон», Кромвель-роуд, комната семнадцать. Вероятно, покушение на убийство.

Дежурный, принимавший вызов, хладнокровно ответил:

— Да, сэр. Отель «Литтон», комната семнадцать.

— Точно так.

— Ваше имя, сэр, пожалуйста.

— Доулиш. Патрик Доулиш.

«Скорая», вероятно, подъедет минут через пять; полицейская патрульная машина может прибыть и через несколько секунд. Времени оставалось в обрез. Он выжал мокрое полотенце, присел на корточки около раненого и увидел, что его губы слегка шевельнулись. Доулиш приложил полотенце к ране, чтобы приостановить кровотечение, потом ощупал карманы мужчины и вытащил бумажник.

В бумажнике ничего существенного не оказалось: два английских фунта, несколько испанских франков, незначительное количество английских почтовых марок и фотография девушки.

Доулиш стал внимательно рассматривать фотографию.

Девушка была очень, очень красивой.

Полной уверенности, конечно, не было, но что-то, какое-то шестое чувство подо взывало ему, что на снимке запечатлена Мепита. Лицо ее поражало выражением умиротворенности, целомудрия, чистоты. И он вспомнил, что именно так Фелисити описывала Мепиту.

Доулиш помедлил… и опустил фотографию в свой карман.

Тут он услышал быстрые шаги, вроде бы мужские. Поднявшись с пола, он подошел к двери. По лестнице поднимались двое мужчин — один в полицейской форме, другой в штатском.

За ними, чуть отстав, спешил еще один мужчина, крича им вдогонку:

— Уверяю вас, это ошибка, господин офицер, в нашем отеле никакого происшествия не… — Одет он был с иголочки, энергично суетлив в движениях, безумно расстроен, а увидев Доулиша, оторопел и застыл на месте.

— Жаль, конечно, но вы заблуждаетесь, — громко сказал Доулиш. — Раненый лежит здесь.


Доулиш и полиция оперативно расспросили служащих отеля. Фернандес исчез до ленча, но еще не вернулся. Молодая женщина, которую он называл своей сестрой, должна была посетить его еще накануне днем, но до сих пор так и не появлялась.


«Скорая» увезла раненого. Комнату заполнили полицейские. Доулиш стоял у окна и смотрел на шедшую параллельно улицу за внутренним двором отеля. Полицейские задали ему несколько вопросов, необходимых для оформления протокола, и больше не беспокоили.

Сейчас его волновал один лишь вопрос: где Эллисон?

Вдруг голос Триветта пробасил у самого его уха:

— Привет, Пат. Что все это значит?

— Все очень просто, — ответил Доулиш. — Фернандес пригласил меня к себе, и я пришел. И обнаружил тут молодого человека с перерезанным горлом.

— Есть какие-нибудь соображения по поводу того, кто заинтересован в убийстве Фернандеса?

— Нет. Никаких, — сказал Доулиш. — Могу только сообщить, что это вовсе не Фернандес. Парня этого я прежде никогда не встречал.

— Я обнаружил это в кармане его пальто, — доложил Триветту полицейский в штатском, протягивая письмо, — адресовано сеньору Коресу. — Это было новостью и для Доулиша. — Есть и фамилия отправителя — Томас Кук, — прибавил полицейский.

— Благодарю, — Триветт взял письмо. — А что нашел в этом кармане ты, Пат? — мягким, дружелюбным тоном, каким профессионал разговаривает с профессионалом, поинтересовался Триветт. Тон этот порадовал Доулиша.

— Билл, — сказал Доулиш, — я тебе не противник, а помощник. Этот случай связан с неким неизвестным, воспользовавшимся моим именем. Все это — звенья одной цепи, и мне нужна помощь. Мои напарники в отъезде, — хмуро прибавил он, — иначе я смог бы справиться сам.

Триветт улыбнулся:

— Ты пришел сюда один?

— Со мной был Эллисон, — пояснил Доулиш, — но ему пришлось проследовать за Типом Подозрительного Вида.

— Что же вы, болваны, не позвонили мне сразу, — сердито буркнул Триветт. Он бросил короткий взгляд на полицейских, которые уже начали производить необходимые замеры и фотосъемку, и тяжело вздохнул:

— Ладно, вы, похоже, зря времени не теряли. Передай Эллисону, что мне хотелось бы перемолвиться с ним словцом. Могу надеяться?

— Разумеется.

— И вот что еще, Пат…

— Да?

— Не набирай сена больше, чем способен прожевать, — посоветовал Триветт.

Выйдя из гостиницы, Доулиш вспомнил язвительный намек Триветта и осознал, что кисло улыбается. Голова и плечи у него были опущены, но чувствовал он себя готовым к активным действиям как никогда.

Куда же исчез Фернандес?

Доулиш подробным образом описал Триветту молодого испанца, но это могло ничего не дать. Не исключено также, что он уже мертв.

Его сестра, если эта девушка действительно приходится ему сестрой, исчезла еще вчера, а фотография, на которой, вероятно, запечатлена именно она, лежит теперь в кармане Доулиша. Если ее похитили, если человек, напавший на Кореса, держит ее заложницей…

А может, и она уже мертва. Конечно, она обещала еще раз зайти к ним на Уайт-стрит. Фелисити нисколько не сомневается в том, что она и вправду собиралась прийти; и потом, нет никакой очевидной причины, которая помешала бы ей сделать это, к тому же они договорились с Фернандесом, что встретятся именно у него на квартире… опять-таки, если парень говорил правду… и все же… и все же она до сих пор так и не появилась.

Доулиш внимательно оглядел Кромвель-роуд в обе стороны. Машин стало значительно больше, и почти все они мчались по улице, превышая скорость.

Двое полицейских стояли на ступеньках отела; у входа уже успела собраться толпа любопытствующих зевак.

Кто-то крикнул:

— Что случилось, мистер?

— Извините, — сказал Доулиш, — не в курсе. — Он быстрым шагом двинулся к своему «остину», втайне надеясь, что в нем его уже поджидает Эллисон. Но репортера, к сожалению, в машине не оказалось.

Доулиш завел мотор и тронулся с места. Теперь его мучил еще один вопрос, не менее неприятный, чем все прежние: куда запропастился Эллисон? Где это он так долго задержался? Казалось бы, объяснение напрашивалось само собой: он все еще преследует человека в массивных очках с толстыми линзами, но, к сожалению, уверенности в этом, мягко говоря, не было, и даже более того, на душе стало еще тревожнее. Девушка исчезла, Фернандес исчез, Эллисон…

Кошмар какой-то!

Доулиш добрался до Уайт-стрит. Фелисити не было дома… Она ушла в гости к подруге… Зато Элис, добрая хлопотливая Элис, с тщательно уложенными волосами, в платье цвета морской волны, встретила его доброжелательной улыбкой.

— Ну что, Элис, перекусить что-нибудь найдется?

— О, мистер Доулиш, ради бога, не говорите мне, что вы еще не завтракали. Миссис Фелисити всегда огорчается, когда узнает об этом. В холодильнике есть большой кусок холодной ветчины, а еще я приготовила свежий салат. Я сейчас вмиг все устрою.

Она поспешила на кухню.

Доулиш подошел к окну и встал, чтобы можно было наблюдать за улицей, но при этом самого его нельзя было увидеть. В нескольких ярдах от дома стояла малолитражка, за рулем которой сидел мужчина.

Доулиш попытался разглядеть его лицо.

Минут через десять Элис доложила, что стол накрыт. Доулиш вынул из кармана фотографию девушки.

— Когда-нибудь видели ее, Элис?

— О да, это она приходила вчера, мистер Доулиш.

Итак, это фотография Мепиты Фернандес, и молодой человек, подвергшийся нападению, хранил ее э своем кармане.

Отдать ее Триветту?

Не всегда и не обо всем стоит докладывать Скотленд-Ярду. Существуют иные пути и способы. Это уже не раз подтверждалось на практике. Сыском он не занимается уже около года, но, может, имеет смысл вернуться в этот мир? Однако это возможно лишь при поддержке друзей. Разве это не тот самый случай, когда он может добиться успеха, на который полиции рассчитывать бесполезно?

Вспомним: человек, именующий себя Доулишем и выдающий себя за Патрика Доулиша, компаньона Гейла, купил те краденые драгоценные камни у Малютки Пратта. Поэтому резонно предположить, что он имеет отношение к нападению на Кореса и связан с человеком, который напал на самого Доулиша.

Доулиш с задумчивым видом поглощал пищу.

Он ждал звонка от Эллисона, но тот все не звонил.

Доулиш взял чашку с кофе, прошел в кабинет и позвонил в «Дейли рекорд». Ему сообщили, что Эллисона в редакции нет, что ушел еще утром, как сказал, на встречу с мистером Патриком Доулишем, и с тех пор от него никаких известий не поступало.

— Благодарю, — Доулиш повесил трубку.

Он подошел к окну: мужчина все еще сидел в машине.

Доулиш, насвистывая, вышел из дому, сел во взятый напрокат «остин» и поехал по улице в направлении, противоположном набережной. Миновав два квартала, у первого же перекрестка свернул направо и минуты через три вновь оказался на своей улице.

Мужчина вылез из своей малолитражки и направился к подъезду дома, а котором жил Доулиш.

Доулиш осмотрелся; на улице не было ни души.

Доулиш рванулся к дому; добежав до подъезда, он услышал, что наверху стучат в дверь… наверняка, в дверь его квартиры… Он осторожно, стараясь ступать бесшумно, поспешил наверх. Вновь послышался стук в дверь.

Доулиш взбежал на первую лестничную площадку. Сверху донесся голос Элис:

— Добрый день!

— Добрый день, — ответил мужской голос. — Мистер Доулиш дома?

— К сожалению, нет, — сказала Элис,,Доулиш все еще взбегал по лестнице. — Вы опоздали всего на три минуты… О-о-о! — вдруг заголосила она. Потом все смолкло.

Доулишу оставалось преодолеть последний пролет, но он уже видел, как мужчина входит в квартиру. Элис видно не было, но он услышал, как она вопила.

— Не смейте! Не смейте прикасаться ко мне!

Мужчина тихо посоветовал ей:

— Линяй отсюда на кухню, родная!

Элис ответила очередным истерическим воплем.

— Замолчи, не то язык отрежу!

Доулиш увидел, как взметнулась вверх рука мужчины. И вспомнил, что он уже видел этот убийственный замах совсем недавно.

Доулиш жестко и наставительно отчеканил:

— На вашем месте я бы не стал этого делать.

Мужчина стремительно развернулся. Доулиш уже пробежал половину прихожей с пистолетом в руке. Он успел пригнуться — пуля просвистела над самой его головой и впилась в стену.

Когда мужчина бросился вперед, Элис непроизвольно подставила ему подножку, и тот со всего маху распластался на полу. Она стояла над ним и смотрела на него сверху вниз с широко открытым ртом.

Доулиш одобрил:

— Мы не можем позволить ему действовать таким жестоким образом, верно, Элис? — Заломив мужчине правую руку, он поднял его на ноги и повел в гостиную.

Он был совершенно уверен, что это тот самый человек, который в «Литтоне» напал на него и чуть раньше — на Кореса.

— Не вздумайте, не вздумайте играть со мной злых шуток, — угрожающе произнес мужчина, — не то познаете самое худшее!

Глава 9 О’Флинн

Доулиш улыбнулся, но это была улыбка, которую не доводилось видеть ни Фелисити, ни Триветту. Она не затронула его глаз, а линия рта была жесткой, как струна.

Маленький мужчина облизнул губы, словно что-то в лице Доулиша очень напугало его. Он был одет так же, как тот мужчина, который убежал от Доулиша в гостинице.

— У меня против вас слишком много чего есть, — как-то не очень уверенно пробормотал он.

— Да, слишком много, — согласился Доулиш. Вспышка гнева охватила его, но он попытался справиться с собой.

Мужчина съежился в комочек, прямо-таки слился с креслом, губы у него разъехались, лицо его, на котором трудно было обнаружить хоть какие-то симпатичные черточки, выражало глубокий страх.

Лицо у него было круглое и бледное, как тусклый лунный диск, с маленькими черными глазками и крупными, почти бескровными губами.

— Если Корее умрет, — сказал Доулиш, — я сдам тебя в Скотленд-Ярд. Это единственное, что могу для тебя сделать. Зачем ты полоснул его по горлу?

— Я… я… я не хотел,..

— Хватит лапшу на уши вешать, — свирепо рявкнул Доулиш. — Выкладывай, как все было на самом деле.

Мужчина пробормотал:

— Я обыскивал комнату, понимаешь, комнату Фернандеса, и вдруг откуда-то взялся этот парень. Или он, или я, понимаешь? — Он почти задыхался от страха.

— Но он же, в отличие от тебя, был без ножа.

— Да пойми ты — или он, или я!

— Кто ты такой, как тебя зовут?

— Я… Я Мики О’Флинн. — Это вырвалось у него как-то непроизвольно и потому было похоже на правду. — Я берусь за всякое, подряжаюсь на любую работу.

— Взлом, кража, грабеж, разбой, что еще?

Мужчина, назвавший себя О’Флинном, облизнул губу.

Наступила короткая пауза. Возможно, от того, что лицо у Доулиша не было теперь столь грозно пугающим, в голосе его прорезались нотки былой уверенности, казалось, он воспрял духом.

— Вам легко говорить, — чуть ли не с вызовом глумливо ухмыльнулся он.

Доулиш пристально посмотрел на плененного. Гнев его улетучился. Ему показалось, что он догадывается, что именно заставило О’Флинна выказать вдруг такую самоуверенность. Он слабо улыбнулся, точно услышал нечто забавное: да и вряд ли этого О’Флинна можно было осуждать за незнание того, что в действительности в такую минуту Доулиш куда более опасен, чем когда он выглядит свирепым.

— Почему мне легко говорить? — едва ли не ласково спросил Доулиш.

— А потому что ты дешевый святоша, гнида, нутром не лучше, чем самый худший из нас, а живешь как барин.

— Красиво говоришь. От кого набрался?

— Брось, — оборвал его О’Флинн, которою явно ввело в заблуждение спокойствие Доулиша. — Думаешь, я совсем профан? От тебя и таких, как ты, меня с души воротит. Вы никогда и ничем не рискуете, это вы оставляете мне и таким простачкам, как я, а капусту рубите сами, тут вы мастаки. Почему…

— Так ты, значит, думаешь, что я скупщик, — словно бы для себя пробормотал Доулиш.

— Не думаю, а знаю.

— Кто это тебя просветил?

— Ты что, слаб умом или как? — поинтересовался О’Флинн. — Не слышал о винограде?

Доулиш двинулся на О’Флинна, на ходу вытаскивая пистолет. В глазах О’Флинна вновь заметался страх. Очевидно, он гюнял, что ему следует опасаться гнева Доулиша, не понял только почему.

Доулиш треснул его по голове. Удар был достаточно сильный, и О’Флинн отлетел к стене. Он лежал на полу, скрючившись и прижимаясь к стене. Вид у него был жалкий.

Подойдя к двери, Доулиш крикнул:

— Загляните на минутку, Элис!

— Д-да, сэр!

— Позвоните мистеру Септимусу, в магазин, и попросите его встретить меня у черного входа, примерно через полчаса.

— Хорошо, сэр. — Голос ее звучал более напряженно, чем обычно, и это свидетельствовало о том, что жизнь для Элис еще не совсем вернулась в нормальное русло.

Когда она удалилась, на лице Доулиша обозначилась улыбка.

Доулиш решил привлечь к делу Септимуса Ли, менеджера Гейлов. Когда-то Морис Гейл уверял его, что Септимус Ли человек, на которого во всем можно положиться — и в радости, и в горести. Гейл и Доулиш познакомились в ту пору, когда Гейл испытывал большие затруднения в отношениях с одним клиентом-перекупщиком, но привлекать полицию он не хотел, а обратился к Доулишу. Тот его выручил. Впоследствии Гейл нанял Септимуса, бывшего адвоката, некоторое время сотрудничавшего в одном агентстве по частному страхованию, а позднее, после отсидки в тюрьме, уже не занимавшегося юридической практикой. Так что все, за исключением тюрьмы, говорило в пользу Септимуса Ли, но Доулиш знал его недостаточно близко, чтобы быть уверенным в том, что может довериться ему целиком и полностью. Но сейчас он был вынужден довериться ему, коль скоро нельзя было прибегать к помощи полиции.

Но готов ли сам Ли пойти на риск? Или, может быть, выслушав предложение Доулиша, он испугается и предпочтет остаться в стороне?

Скоро прояснится и этот вопрос.


Фирма Гейлов представляла собой большой магазин, расположенный на маленькой улочке; за задним двором магазина был пустырь. Товары загружались и разгружались всегда с заднего двора. Магазин Гейлов пользовался известностью во всем мире. До этого он был обставлен старой мебелью мрачного, если не сказать зловещего, вида, дорогие товары покрывал многолетний слой пыли. Морис Гейл все это решительно изменил. Морис сам был молод и старался шагать в ногу со временем, он считал, что клиенту важно видеть то, что он собирается купить. Он сделал все возможное, чтобы привлечь клиентов, и выставил на обозрение не только недорогие безделушки, но и отдельные предметы искусства, каждый из которых стоил целое состояние.

Теперь он разъезжает по всему свету в поисках ценных предметов антиквариата, а Септимус облечен всеми полномочиями первого лица, способного принять важное решение.

Септимус обладает приятной, хотя внешне и неброской наружностью, ему, как считает Доулиш, под сорок. В нем чувствуется какая-то скрытность. На худом, туго обтянутом кожей лице с тяжелыми набухшими веками резко выделяются темные глаза. Быть может, Гейлу было известно о нем все, а может, было нечто, неизвестное и Гейлу. Во всей его манере держаться было неизъяснимое «нечто», которое явственно указывало на то, что некоторое время он провел в тюрьме. Септимус хлебнул тюремной похлебки, это несомненно.

Триветт обнаружил изумруды племени «кру» в магазине Гейла, но почему-то никаких действий против Ли не предпринял.

Тем не менее, Септимус Ли, в принципе, может быть преступником.

Доулиш понимал все это и все же решил попытаться привлечь его к делу; он вынужден был поступить так, поскольку сейчас ему не приходилось рассчитывать на помощь полиции.

Когда Доулиш подъехал на своем «хамбере», Септимус поспешил к машине, чтобы распахнуть дверцу. На заднем сиденье машины он увидел большой денежный сундук эпохи короля Иакова I, предмет обстановки квартиры на Сент-Джонс Вуд.

— Привет, Сеп, — оживленно поприветствовал Септимуса Доулиш. — Помогите занести эту штуковину.

— Добрый день, сэр. Похоже, она вам изрядно надоела?

— Ну, так бы я не сказал, конечно, — возразил Доулиш, улыбаясь.

Септимус смотрел на него пристальным, задумчивым взглядом.

Они вместе внесли сундук в подсобку магазина. Здесь было почти темно. Потащили его вверх по узеньким ступенькам, сутулясь, чтобы не удариться головой о нависающие балки потолка. Эта часть магазина не была модернизирована, как, впрочем, и хранилище — просторное, пыльное и почти пустое.

Септимус Ли смотрел на Доулиша настороженным, даже подозрительным взглядом. Или это только почудилось Доулишу? Темные глаза на бледном лице были потрясающе выразительными — они отражали внутреннюю тревогу. Испанские глаза на англо саксонском лице.

Септимус все еще ждал разъяснений.

Доулиш закурил сигарету и внимательно посмотрел на него, размышляя, с чего бы начать откровенный разговор.

Наконец ему показалось, что он нашел наиболее удачный ход.

— Давайте отомкнем сундук, Сеп, парню надо подышать свежим воздухом, — вдруг предложил Доулиш.

Септимус стоял, не двигаясь, но выражение его лица ничуть не изменилось. Потом он принялся раскрывать сундук. Да, нервы у него были в порядке.

Доулиш прошел в маленькую комнатку на верхнем этаже, откуда он мог взглянуть на Джил-стрит.

Снаружи не было никого, кто интересовался магазином Гейлов.

Доулиш вернулся в подсобку. На стеках висели картины, по углам стояли старые шкафы, серванты и больше ничего.

Септимус сверху вниз смотрел в испуганные глаза человека, называвшего себя О’Флинном. Тот как раз вылезал из сундука и, похоже, никогда за всю свою жизнь не испытывал такого страха, как сейчас.

Доулиш присоединился к Септимусу, который даже не повернул головы в его сторону.

— Сеп, — сообщил Доулиш, — этот парень чуть не укокошил меня сегодня, кроме того, он знает много такого, что нам обоим интересно было бы услышать. Поэтому особенно церемониться с ним не следует. — И он улыбнулся той улыбкой, от которой застыла кровь в жилах О’Флинна. — Кстати, комната звуконепроницаемая, так что сколько ни шуми, все бесполезно, — продолжил Доулиш прежним устрашающим голосом. — Времени у нас в обрез, но я думаю, у нас он заговорит быстро, мы тут не в полиции.

Голос Сепа Ли прозвучал ласковой свирелью.

— Разумеется, сэр. Как иначе…

О’Флинн заговорил…

Доулиш услышал малоприятные для себя новости.

В течение последних месяцев его имя очень часто упоминалось в лондонском Ист-Энде, особенно в тех притонах, где встречаются профессиональные преступники. Там о нем говорили как о скупщике краденого, причем «надежном», особенно интересующимся драгоценными камнями… хотя не гнушающимся ничем, что можно выгодно толкнуть.

Его видели всего два-три человека, они-то и рассказывали о нем, описывая одинаково.

Торговлю он вел через подставных лиц… И насколько известно О’Флинну, ходил слух, что обычно он действовал через одного и того же мужчину, а может, женщину.

Рассчитывался он всегда мелкими купюрами, что затруднило бы расследование при известном повороте. Доулиш начал верить, что это вовсе не слух: мужчина, прикрывающийся его именем, именем Патрика Доулиша, компаньона антикварно-ювелирного магазина Гейлов, действительно существует и активно действует.

Сам О’Флинн никогда в лицо его не видел, ему приходилось видеть самого Гейла, входившего в магазин Гейла и выходившего из него, но он был уверен, что Доулиш и есть тот самый скупщик. Ему и в голову не могло прийти, что тут кроется ошибка. То, как он рассказал всю историю, да и сами ее подробности, свидетельствовало о том, что он говорит правду.

О’Флинн объяснил, что его наняли для наблюдения, и его основная задача состояла как раз в том, чтобы наблюдать, хотя, конечно, при необходимости, он мог бы применить — для пущей безопасности того, ради кого велось наблюдение, — и силу. Было очевидно, что он не испытывает угрызений совести, равно как и жалости, сейчас им владело только одно чувство — чувство страха, страха за собственную шкуру.

Он бы взялся выполнить любую работу, кто бы ни предложил ее, а в данном случае его наняли для того, чтобы проникнуть в отель «Литтон» и обследовать комнату Фернандеса и его багаж. Ему надлежало найти фотографию девушки и мужчины, снятых вместе.

— Нашел? — оборвал его Доулиш.

— Она… она у меня в кармане, — пробормотал О’Флинн. Он засуетился и быстро сунул руку во внутренний карман пальто. — Вот она.

Это была фотография Мепиты. Рядом с ней стоял мужчина, которого очень легко можно было принять за Доулиша.

Глава 10 Репутация

О’Флинна оставили одного в подсобке, привязав предварительно к массивному креслу.

Доулиш и Септимус Ли находились в соседнем помещении, располагавшемся слева от лестницы. Они встали у большого окна, причем так, чтобы можно было наблюдать за большей частью магазина внизу, тогда как их оттуда никто увидеть не мог.

— Сеп, — бодро начал Доулиш, — я думаю, настало время побеседовать. Вы слышали рассказ О’Флинна. Произошло много странных вещей, и все они — звенья одной хитроумно задуманной цепи. Я чуть было не застрял сегодня утром в тюрьме: все было подстроено так ловко, что даже Триветт не почуял подвоха. Его заставили поверить, что я клюнул на краденые изумруды. Триветта знаете?

Септимус как бы нехотя улыбнулся.

— В разрезе нашего с вами разговора — да, сэр, конечно. В свое время я с чувством облегчения и признательности воспринял тот факт, что мистер Гейл не намерен проявлять интереса к оплошности, в результате которой я, скажем так, познакомился с мистером Триветтом. — Улыбка, появившаяся на его лице, была очаровательной и обезоруживающей. — Я имею в виду те семь лет, которые я получил за превышение доверия.

— Было за что получить?

— К сожалению, да. Я был поверенным в одной фирме и имел неосторожность влюбиться. Как говорится, потерял голову. — Он вздрогнул. — Год за нее, может быть, еще и не грех было отсидеть, но никак не семь. Теперь она замужем, у нее трое детей и солидный муж. Сейчас она вряд ли призналась бы, что мы с ней когда-то были знакомы. Позвольте сделать вам краткое сообщение, мистер Доулиш?

— Разумеется.

— Сегодня утром сюда в магазин приходил мистер Триветт… Я звонил вам несколько раз, чтобы сообщить об этом, но вас не было дома. Мне ничего не известно об этой истории. Я не занимаюсь скупкой краденого товара. Так или иначе, я готов помочь вам, хотя должен предупредить, что полиция скорей всего — и это вполне естественно — будет наблюдать за моими действиями.

Он замолчал.

Доулиш слабо улыбнулся.

— Сеп, я думаю, мы найдем общий язык. Но не стану от вас скрывать, что оба мы рискуем, хотя, если уж совсем честно, то для вас в этом деле кроется большая опасность, чем для меня. Если вы на время исчезнете, полиция обратит против вас ваше прошлое. Так что, пока не поздно, можете дать задний ход.

— Я думаю, с учетом всего вышесказанного, что вы можете на меня рассчитывать. В конце концов, на карту поставлено доброе имя Гейла, и я бы хотел, чтобы все было выяснено до самого конца. И потом, — улыбнулся он, — мне было бы интересно понаблюдать воочию, как вы работаете, мистер Доулиш.

Улыбнулся в свою очередь и Доулиш.

— Ну что ж, по рукам! У вас есть друзья в Ист-Энде?

— Хватает, — ответил Септимус Ли.

— Отлично. Проверьте тщательно, насколько это вообще возможно, подлинность рассказа О’Флинна, хорошо? Попытайтесь выяснить, как выглядит женщина, которая, судя по всему, действует от моего имени… ну и тот мужчина, конечно. — Он бросил взгляд на фотографию, которую держал в руке. — Что вы думаете об этом?

— Надо признать, вы на него очень похожи, сэр, — с иронией, но достаточно серьезно заметил Септимус. — Не будем зря тратить время, сэр! Я ухожу.

— Благодарю, — заметил Доулиш.

Можно ли доверять Септимусу? Этот вопрос начал мучить Доулиша, как только тот удалился; при известных обстоятельствах человеку остается уповать только на свою звезду.

Доулиш не сомневался в правдивости рассказа О’Флинна; в деталях он, может, и допустил какие-то неточности, но в главном наверняка не врал. Странно, что ни он, Доулиш, ни Сеп Ли, если, конечно, тот не ведет двойной игры, все это время ни сном ни духом не ведали о существовании заговора!

Ли ему нравился, и доверился он ему с легким сердцем. И тем не менее некоторые опасения все же были. Эх, сюда бы сейчас Тима Джереми или Теда Берсфорда!..

Ну ладно, что толку хныкать. Нет так нет.

Доулиш перестал мечтать о несбыточном и занялся анализом одного из сообщений О’Флинна, из которого можно было бы извлечь для себя хоть какую-то пользу.

Плененный клялся, что задание разыскать фотографию в комнате Фернандеса он получил по телефону, что давала задание женщина и что он должен встретиться с ней вечером в девять часов в барс под названием «Красный Буйвол».

До встречи оставалось еще довольно много времени, и Доулиш с нетерпением ожидал этого часа.

Доулиш снова позвонил в «Дейли рекорд», но безрезультатно. Эллисон не объявлялся с утра, с тех пор как ушел на встречу с мистером Патриком Доулишем…

Мепита исчезла, Фернандес исчез, а теперь вот и Эллисон…

Доулиш позвонил в Скотленд-Ярд.

Триветта на месте не оказалось, но сержант Поппл сообщил ему, что на след Фернандеса они пока не вышли, что в отель тог не возвращался, что вещи его по-прежнему в комнате.

Фернандес, быть может, хотел сообщить ему что-то очень важное. И вдруг пропал столь загадочно. Нечем было объяснить и исчезновение Эллисона. Как могло случиться так, что он до сих пор не выкроил времени, чтобы дать о себе знать?

Он вспомнил, как они расстались: он смотрел на освещенную яркими лучами солнца мальчишескую фигуру Эллисона, удаляющегося вслед за мужчиной в массивных очках с толстыми линзами.

Где же он теперь?


Лицо Эллисона, следовавшего за мужчиной в очках с толстыми линзами, ни на мгновение не покидала улыбка. Доулиш имеет обыкновение выверять каждый свой поступок, каждый свой шаг, никогда не допускает глупых ошибок. Коль скоро он видел этого человека, маячившего на его улице, значит, имел все основания просить проследить за ним. Эллисон, с его потрясающим нюхом на сенсации, мог стать свидетелем сногсшибательной истории, хотя пока еще весьма смутно предполагал, в чем, собственно, ее суть.

Мужчина остановился у автобусной остановки и стал ждать.

Эллисон прошел мимо, сел в такси и увидел, что преследуемый вошел в автобус. Таксист по его просьбе двинулся вслед за автобусом, стараясь не отставать, так как Эллисону важно было видеть, кто выходит на остановках.

Наконец тот мужчина вышел из автобуса и повернул на боковую улицу, застроенную невзрачными приземистыми домами. Эллисон расплатился с таксистом и последовал за мужчиной. Тот задержался у дома под номером двадцать девять. Эллисон миновал дом и стал соображать, как поступить дальше: то ли задержаться на некоторое время и посмотреть, что здесь произойдет дальше, то ли вернуться к Доулишу.

Наконец он решил понаблюдать за домом минут тридцать, а уж потом позвонить Доулишу. Он понимал, что решение это не очень благоразумно, но радужная перспектива заглянуть в самую глубь какой-то тайны настолько обворожила его, что ради этого он был готов еще немного пострадать.

Солнышко приятно припекало.

Мимо него по улице прошли два-три человека.

Никто не подходил к дому номер двадцать девять, так же как никто из него и не выходил. Потом вышел человек… мужчина, которого Эллисон едва не принял за Доулиша — так разительно они были похожи друг на друга.

Закрыв за собой дверь, тот мельком взглянул на Эллисона и тут же отвел глаза.

Эллисон услышал шум мотора.

Обернувшись, он увидел открытую двухместную малолитражку, которая затормозила в нескольких шагах от мужчины, только что вышедшего из дома номер двадцать девять. Автомобиль был сочно-зеленого цвета и выглядел как новенький. За рулем сидела девушка: «Отнюдь не наивная курочка, — подумал Эллисон, — а стреляный воробышек». Глазом знатока он определил, что у нее прекрасная фигура, а стрижка сделана искусным парикмахером. Она взглянула на Эллисона, потом на мужчину.

Эллисон увидел, как нахмурился мужчина, и догадался, что девушка восприняла это как некий знак. Улыбка вмиг исчезла с ее лица. Девушка вышла из машины — грациозная, с длинными, красивыми ногами.

Мужчина прошел мимо нее.

Он и девушка, безусловно, знали друг друга, но мужчина не хотел, чтобы Эллисон это понял.

Девушка, подойдя к входной двери дома номер двадцать девять, нажала на звонок, дверь тут же распахнулась, и она вошла вовнутрь. Эллисон не успел заметить, кто открыл ей дверь, так как продолжал наблюдать за мужчиной, который теперь был уже б самом конце улицы. Эллисон испытывал странное возбуждение, от которого просто дух захватывало. От предчувствия крупной удачи кружилась голова. Девушка, двойник Доулиша, мужчина в очках с толстыми линзами вели себя с такой таинственностью, но…

Теперь было самое время подобру-поздорову уносить ноги, сообщить обо всем Доулишу и описать внешность этих людей.

Эллисон испытывал чувство глубокого удовлетворения. Он решил идти в направлении, противоположном тому, в котором удалился мужчина — двойник Доулиша.

Эллисон уже миновал угловой дом, как вдруг из-за угла выскочил мужчина невысокого роста, стремительно шагнув к нему, ткнул его чем-то острым под ребра и грубо скомандовал:

— Не рыпайся, невопи и тихой сапой двигайся со мной.

Судя по тому, как резало бок, это «что-то», без сомнения, было пистолетом.

Нападение было совершено так внезапно, что Эллисон понял: бежать бесполезно. Дело принимало не просто неприятный, но смертельно опасный оборот. Надеяться оставалось только на то, что Доулиш и полиция поймут, с кем имеют дело, и сумеют его спасти. Но успеют ли — вот вопрос?


Доулиш сидел у телефона в своем кабинете и слушал сообщение Септимуса Ли. Фелисити, обворожительно красивая в своем темно-коричневом вечернем платье, с невозмутимым, но напряженным лицом наблюдала за Доулишем.

— Хорошо, Сеп, спасибо… Да, встретимся в «Красном Буйволе»… Пока.

— Пат, что происходит?

Он тихо сказал:

— Эллисон исчез. Фернандес исчез. Мепита исчезла. Молодой человек, вероятно, друг Фернандеса и еще больший друг Мепиты, лежит в больнице с сотрясением мозга и перерезанным горлом, и очень мало шансов на то, что он выживет.

Фелисити прошептала:

— Боже мой, это уже слишком!

— Человек, жертвой которого стал этот молодой человек, сидит у нас под замком в магазине, — монотонно продолжал Доулиш, — он выложил все, что ему известно, не заставляя нас прибегать к методам святой инквизиции. Интрига набирает обороты. Сеп Ли изъявил готовность оказать мне посильную помощь. Я доверился ему и надеюсь, что он меня не подведет.

— Пат, — решительно заявила Фелисити, — хватит валять дурака. Я хочу знать все!

— Я рассказал тебе все без утайки, — учтиво произнес Доулиш. — Пока мы тут с тобой точим лясы и пикируемся, анонимный негодяй бессовестно, с самыми грязными целями пользуется чюим именем. Он, на пару с молодой красоткой, известной в подпольном мире под кличкой Белокурая Куколка, уже облагодетельствовал меня славной репутацией архинадежного барыги. По словам Сепа, который успел собрать обширнейшую информацию обо всей этой истории, я только за последние полгода скупил драгоценностей и прочего товара на общую сумму не меньше чем двести тысяч фунтов, и время от времени некто разносит обо мне эту молву. Подбросив нам в магазин изумруды «кру», некто хотел засадить меня за решетку и исключить таким образом возможность моего вмешательства. Вот, пожалуй, и все. Остается только прибавить, что кое-какие детали я сообщил Триветту, и сейчас он занят проверкой моих данных.

— Так всего много, а по существу — ничего конкретного! — в сердцах воскликнула Фелисити, ошарашенная услышанным.

Доулиш поднялся с кресла и налил ей в бокал немного джина, добавив потом вермута.

— Не забудь, что я мотался по Европе с темноглазой сеньоритой, а ты об этом ни сном ни духом не ведала!

— Это уже давно не смешно. Скажи лучше, что ты намерен предпринять?

— Две вещи, — ответил Доулиш. — Сейчас почти семь, и я намереваюсь подождать дома до восьми. Если Эллисон к этому времени не объявится, я сообщу Триветту, что он бесследно исчез. А в девять я хочу собственными глазами посмотреть, как выглядит Белокурая Куколка…


— Говорю тебе максимум того, что мне известно, — по телефону заверил Триветта Доулиш. — Эллисон отправился вслед за парнем и до сих пор не объявился. В редакцию не звонил, и я безумно волнуюсь.

— Он не ребенок, чтобы давать себя в обиду, — рыкнул на противоположном конце провода Триветт. — У нас и без того дел невпроворот, а ты мне предлагаешь опекать газетчиков, отлынивающих от своих прямых обязанностей и сующих нос куда не следует. Но ладно, так уж и быть: постараюсь выяснить, что с ним стряслось. Что-нибудь еще?

— Я просто прихожу в ужас, когда подумаю, сколько я успел наворотить за последнее время в Ист-Энде, — с горечью произнес Доулиш. — Выяснилось, что я крупнейший барыга в Лондоне. А у тебя никаких новостей? О Фернандесе? Или о девушке-испанке?

— Нет.

— А как с раненым парнем, с Коресом?

— Если повезет, то выкарабкается.

Когда Триветт положил трубку, Доулиш с огорчением отметил про себя, что Триветт, вопреки обыкновению, не посоветовал ему проявлять осторожность и предусмотрительность. Это могло означать только одно: Триветт убежден, что Доулиш будет действовать в одиночку и, следовательно, наверняка распорядился, чтобы за ним установили слежку.

— А пожалуй, у меня еще есть время загримироваться, — воскликнул Доулиш. — Это будет как нельзя кстати!

Фелисити смиренным голосом переспросила:

— Загримироваться, говоришь?

— Милая моя, не могу же я идти к Белокурой Куколке в «Красный Буйвол» в таком виде! — протестующе воскликнул Доулиш. — Ты что, хочешь, чтобы она сразу узнала во мне настоящего Доулиша? К тому же, если Триветт следит за квартирой, нужно будет незаметно проскользнуть мимо его наблюдателя… Между прочим, я проголодался. Думаю, Элис бродит где-нибудь неподалеку и готова угостить меня чем-нибудь вкусным.

Элис была готова…

Сразу после ужина Доулиш достал футляр с принадлежностями для грима.

Фелисити с изумлением наблюдала, как муж преображался на ее глазах. Кожа, цвет лица, глаза, форма носа, рта, щек и лба — все менялось, и даже форма головы словно изменилась под влиянием грима, нанесения теней, ретуширования.

На нее смотрел постаревший, пополневший, погрубевший, загорелый мужчина.

Закончив гримироваться, он надел старый истрепанный пиджак. Опустил во внутренний карман какие-то странные инструменты. В боковой карман положил автоматический пистолет и запасную обойму к нему. Все это он проделал очень быстро.

Фелисити, заранее зная, что говорить об этом бесполезно, все же поинтересовалась:

— Без него не обойтись?

— Буду удивлен, если придется пустить его в ход, — весело ответил Доулиш. — Не волнуйся, дорогая. Уж лучше я им головы снесу, чем они мне! — Он надел плащ. — А теперь пора отрываться от этого парня снаружи. Если, конечно, это полицейский филер. А ты, пожалуйста, подгони «остин» к «Красному Буйволу» и оставь его там, ладно? Потом возвращайся домой. Ключи от «остина» у меня есть, — добавил он.

Невидимый с улицы, он отошел от окна. Да, внизу кто-то маячит. Триветт, наверное, просто-напросто велел наблюдать за его квартирой, а это значит, он еще не совсем уверен в его, Доулиша, полной непричастности к этому делу. Можно ли обижаться на него, учитывая дурную славу, которая теперь закрепилась за Доулишем в Лондоне?

Доулиш… крупнейший барыга в Лондоне.

Доулиш, компаньон Гейла, известного рода символ в среде воров, скупщиков краденого, рецидивистов, налетчиков.

Факты свидетельствовали об опасности, угрожающей ему с двух сторон. Один источник — это полиция, жаждущая «улик», другой — не известный ему пока мужчина, нагло пользующийся его именем и подрывающий —собственно говоря, уже подорвавший, — его репутацию. Триветт, обнаружив факты столь невероятные, на первых порах, конечно, подвергнет их сомнению и лишь спустя некоторое время всерьез станет считаться с вероятностью того, что они истинны. Ведь Триветт привык полагаться на улики.

Факты — вещь упрямая. Некто в течение довольно длительного времени выдавал себя за него, Патрика Доулиша. Теперь это было уже очевидно. Фелисити — правда, он об этом не стал распространяться — скорее всего тоже поняла это, от нее вообще трудно что-то скрыть.

Все очень просто и очень опасно.

Как только Доулишу стало известно, что некто пользуется его именем, дни этого анонима были сочтены. Этот некто, возможно, предпримет попытку оприходовать последний барыш и потом исчезнуть с горизонта. Чтобы обезопасить себя и действовать наверняка, он постарается подкинуть полиции и общественности такие улики, которые безоговорочно будут свидетельствовать о том, что именно он, настоящий Патрик Доулиш, скупал у воров краденое.

Таким образом, наибольшая опасность таилась в том, что неизвестный попытается действовать с закрытым забралом.

Доулиш вышел на улицу и быстро зашагал по Уайт-стрит к перекрестку. Человеку Триветта, вероятно, было приказано просто наблюдать за квартирой; если так, то беспокоиться не о чем. Но нет: у этого топтуна явно были другие указания… К тому же вряд ли он был сотрудником Скотленд-Ярда.

Доулиш вышел к перекрестку.

Филер следовал за ним.

Глава 11 Белокурая куколка

Доулиш быстро шагал по Мэрилебоун-роуд… и филер все еще шел за ним. Преследователь, вероятно, человек Триветта или же, так сказать, друг О’Флинна.

Доулиш сел в автобус.

Преследователь, перейдя на бег, успел — уже на ходу — вскочить й автобус. Доулиш, находясь на верхней площадке, посмотрел вниз… и увидел человека в массивных очках с толстыми линзами.

Наконец-то ему впервые удалось увидеть его с достаточно близкого расстояния — бледное лицо, светлые, коротко остриженные волосы.

Доулиш оставался наверху, пока автобус не повернул на Эджвор-роуд. Потом спустился вниз по узенькой лестнице. Когда автобус остановился близ Марбл-арч, он на ходу спрыгнул. Мужчина в очках проделал то же самое.

Целая вид, что совершенно не подозревает о слежке, Доулиш сел в другой автобус, шедший в направлении «Виктории». Сойдя с него, он быстро, но так, чтобы преследователь без труда мог за ним поспеть, направился к радиальной станции.

На стоянке было несколько свободных такси. Нарочито не торопясь, Доулиш пропустил несколько такси, словно ожидая кого-то. Два человека сели в первое такси, вскоре уехали с подошедшими клиентами второе и третье. Осталось одно, последнее. Машина медленно подъехала к Доулишу, он открыл дверцу и сел в машину.

— Лестер-сквер! — громко произнес он и хлопнул дверцей.

На Лестер-сквер он вышел из такси и у Олдгейта сел в другое. Проехав немного по широкой и мрачной приметной Майл-энд-роуд на автобусе, он сошел близ перекрестка, откуда было рукой подать до «Красного Буйвола». Доулиш был уверен, что близ «Виктории» сумел оторваться от хвоста и напасть на его след теперь практически невозможно.

Он направился к «Красному Буйволу» и, когда до девяти оставалось ровно пять минут, взялся за зеленую крашеную ручку двери пивного бара. «Остин» стоял на улице ярдах в пятидесяти от бара.

Здесь ли Белокурая Куколка?

Переступив порог, он попал в атмосферу пивного чада. Бар был битком набит докерами. Поверх их голов и решетки крепких локтей Доулиш перехватил направленный на него взгляд Септимуса Ли. На сей раз волосы Ли были темными и покрыты лаком; щеки свисали сухими тряпицами — такого эффекта он достиг, вынув просто-напросто вставные челюсти. Еще более разительного изменения облика он добился, наложив на лицо грим цвета сильного загара, и теперь его глубоко посаженные темно-карие глаза уже не выделялись столь резко. Септимус взглянул на Доулиша, но, соблюдая конспирацию, виду не подал, что узнал его.

Часы, спешившие на пять минут, показывали девять часов четыре минуты. Поэтому в действительности до девяти часов, когда должен был раздаться звонок, возвещающий, что до закрытия остался ровно час, и когда О’Флинн, если верить его словам, должен был встретиться с Белокурой Куколкой, оставалась минута.

Эту минуту Доулиш потратил на то, чтобы заказать себе пинту пива. Он поставил кружку на столик и сел таким образом, чтобы можно было наблюдать за входной дверью.

Прошло пять минут, но никого, кто походил бы на Белокурую Куколку наружностью, не появилось.

Он начал прикидывать, какое бы наказание придумать для О’Флинна.

Потом дверь распахнулась, и в пивную вошла женщина.

Она была совсем не того типа, который он предполагал. На голову она повязала разноцветный шарф, так, что из-под него виднелось лишь несколько белокурых локонов. Глаза с накладными ресницами были ярко накрашены. Покачивая бедрами, она прошла к бару, сопровождаемая неописуемой внешности человеком в широкополой велюровой шляпе.

— Не желает ли дама портвейна с лимоном?

— С удовольствием, Кроха Чарли!

— Бокальчик портвейна с лимоном, — сказал Кроха Чарли, — и пинту пива, как всегда.

Сценку они разыграли без особого нажима, но вместе с тем она была рассчитана на всеобщее внимание — чтобы их заметил и нужный им человек. Эта парочка надеялась кого-то встретить здесь, кого, однако, тут не оказалось. Они обменялись разочарованными взглядами. Хозяин обслужил Кроху Чарли, и тот понес бокалы и стаканы к столу. Они сели так, чтобы было удобно наблюдать за дверью.

Сеп сказал что-то соседу по столику, допил свое пиво и вышел из бара.

Доулиш остался там, где сидел.

Мужчина и женщина тоже остались на своих местах, проявляя признаки все растущего беспокойства. Мужчина выкурил несколько сигарет, женщина — только одну.

Когда часы должны были пробить десять, они вдруг поднялись из-за стола и вышли из бара.

Доулиш последовал за ними спустя несколько секунд.

Они уже успели дойти почти до конца улицы, но их фигуры хорошо высвечивались уличным фонарем. Ли стоял поодаль на мостовой.

Доулиш ускорил шаг. Парочка повернула за угол. Там была припаркована малолитражка, и женщина села за руль машины. Доулиш услышал, как она сказала:

— Разузнай, что с ним случилось, Чарли. — Ее голос звучал теперь спокойно и естественно. — Я поеду прямиком назад.

— О’кей, Лиз, — откликнулся мужчина. — Вообще, что-то тут нечисто. Полиция-то его не трогала.

— Точно?

— Да я бы знал, если б его сцапали.

— Если он появится… — начала было женщина, но оборвала фразу на полуслове, как будто наперед знала, что высказывать свои соображения значит впустую тратить время. — Позвони мне, когда будут новости, Чарли.

Женщина завела мотор, и машина тронулась. Доулиш подождал, пока она немного отъедет, и последовал за ней на «остине». Сеп наблюдал за человеком в велюровой шляпе. Он займется им, если потребуется.

Доулиш на него надеялся.

Женщина повернула на Майл-энд-роуд, затем миновала Олдгейт, пустынный Сити с его высокими однообразными коробками, Флит-стрит, Стрэнд и Оксфорд-стрит. Спустя двадцать пять минут машина подкатила к маленькому домику, тому самому, к которому человек в очках с толстыми линзами вывел Эллисона.

Она отперла ключом дверь.

Доулиш оставил «остин» за углом и выждал десять минут. Из дома вышел мужчина, сел в машину, на которой приехала женщина, и укатил. Доулиш все еще ждал. Через десять минут мужчина вернулся; вероятно, ему было велено поставить машину в гараж Так же, как раньше женщина, он зашел в дом, открыв парадную дверь ключом.

На улице было очень тихо. В конце главной дороги движение было совсем слабым, оттуда доносился едва слышный шум.

Часы пробили одиннадцать.

В фасадном окне дома номер двадцать девять вспыхнул свет; на фоне портьер показалась фигура женщины, но через несколько секунд свет погас.

Тишина воцарилась прямо-таки гробовая.

В половине двенадцатого Доулиш двинулся к запертой двери. В свете уличного фонаря он обследовал замок — самый обычный. Теперь Доулиш был виден любому, кто мог пройти мимо, но из дома на улицу никто не вышел.

Он открыл свой нож с лезвием, приспособленным специально для открывания подобных замков. Сердце застучало быстрей, когда он вытащил авторучку-фонарик и осветил им стык двери и дверной рамы. Болтов не было видно, зато имелся выступ, который мог испортить все дело.

В конце улицы показался мотоциклист, и фары мотоцикла осветили всю улицу. Мотоциклист промчался, потом, обнявшись, медленно пробрела молодая парочка. Доулиш спокойно выждал, пока они исчезли из вида.

Потом он подошел к окну и в свете своего микрофонарика осмотрел его створки.

Первое, что он увидел, это проволоку секретной сигнализации…

Он выключил фонарик. Теперь его сердце забилось куда более размеренно. На любой другой улице было бы много мест, где можно спрятаться. У большого дома, например, он мог бы укрыться за живой изгородью, под тенистыми деревьями, за оградой. Здесь же не было ничего подходящего.

Может, повернуть обратно?

Он отошел от окна и едва ступил на мостовую, как из-за угла появилась машина. Он шмыгнул в тень. Фары на мгновение резко вспыхнули, потом погасли. Доулиш не был уверен, что его не заметили. Машина подъехала ближе, совсем близко, и из нее вышло трое.

Один был очень высокого роста, молодой… трудно разглядеть в тусклом свете, но, вероятно, его двойник.

Второй был в роговых очках, с толстыми линзами.

Третьим был О’Флинн.

Итак, О’Флинн сбежал или его освободили.

Доулиш наблюдал за троицей, пока те стояли, ожидая, когда им откроют дверь.

Наконец дверь широко распахнулась, и все трое зашли в дом.

Глава 12 Маленький дом

Доулиш выждал еще пять минут. Все было спокойно. На этот раз он воспользовался традиционным приемом взломщиков — просто-напросто свернул замок. Толкнул дверь, дверь поддалась. Он приоткрыл ее пошире и скользнул внутрь.

Из расположенной внизу комнаты в переднюю проникал слабый свет, слышалась музыка — работало радио.

Он поднялся по лестнице на звук голосов. Поначалу слова сливались в неясный шум, но потом он понял, что говорят на испанском. Разговаривали несколько человек.

На лестничную площадку выходили три двери. Доулиш толкнул первую — она открылась, за ней была пустая спальня. Тронул вторую дверь — заперта.

Он просунул в замок отмычку. Повернул.

В комнате царил мрак. Доулиш услышал странные звуки — словно кто-то вертелся на постели. Он осторожно провел по комнате лучом микрофонарика. Слабенький луч выхватил из темноты лицо Эллисона, ссадину на его виске, налитый кровью глаз и повязку, туго стягивавшую рот.

Доулиш перерезал повязку и подоткнул под голову Эллисона подушку. Журналист попытался что-то сказать, но смог выдавить из себя только какой-то свистящий хрип. В комнате был умывальник. Доулиш налил немного воды в стоявший на зеркальной полочке стакан и поднес его к губам Эллисона.

Эллисон с жадностью опустошил стакан.

Доулиш выглянул на площадку. Разговор все еще продолжался, снизу не доносилось ни звука. Прежде чем предпринимать дальнейшие шаги, Доулиш должен был убедиться, что Эллисон в случае чего может позаботиться о себе сам, но прежде всего надо было выяснить, что же с ним все-таки приключилось.

Доулиш перерезал веревки и начал аккуратно массировать щиколотки и запястья Эллисона.

— Спокойней, Эдди.

— Пат, но как это тебе удалось?

У Эллисона перехватило дыхание. Прошло несколько секунд, пока ему удалось произнести:

— Это убийцы.

— Можно подумать, я не знаю.

— Будь предельно осторожен.

— Помолчи, а то опять задохнешься, — прошептал Доулиш. — Ты не знаешь, куда они дели девушку?

— Нет, я…

Эллисон замолчал. От двери донесся какой-то звук. Доулиш встал и подошел к двери, не спуская глаз с ручки, ожидая, что она вот-вот повернется. Внимательно прислушался, но больше ничего не было слышно.

Может, цросто показалось?

Он осторожно повернул ручку и нажал на дверь. Дверь не открылась — их заперли снаружи.

Итак, и Доулиша заманили в ловушку: теперь они оба узники.

Как и прежде, удар был нанесен мгновенно и неожиданно. Если им не удастся выбраться, конец истории будет самым что ни на есть печальным.

Доулиш попытался открыть дверь отмычкой, но замочная скважина была заблокирована снаружи. Тогда он яростно, со всей своей недюжинной силой навалился на дверь, но она все равно не поддалась.

Эллисон глядел на него молча.

Доулиш подошел к окну и приподнял шторы — окно забрано железной решеткой. Каждое новое открытие было еще хуже предыдущего, тучи все сгущались, и в этом мраке не было ни проблеска надежды.

Вдруг потянуло гарью.

Запах расползался по комнате. Поначалу Доулиш не понял, что это означает, но через несколько секунд все стало ясно. Он снова набросился на дверь, но это было явно бесполезно.

Эллисон прохрипел:

— Я чувствую запах… Что-то горит.

— Все нормально, — произнес Доулиш, стараясь, чтобы голос его звучал спокойно; но и его уже начал охватывать Страх — даже не страх, а настоящая паника.

Через окно выбраться невозможно.

Он мог бы выбить дверь, если бы у него было время. Время!

Запах гари стал сильнее. Ему показалось, что он видит уже и дым. «Почему же огонь распространяется так быстро, — подумал он, — и почему я не заметил, как начался пожар?»

Эллисон закашлялся.

Доулиш вынул из кармана сумочку с отмычками, достал из нее два пластиковых флакона: он был готов ко всяким неожиданностям, тем более что в прошлом в таких неожиданностях недостатка не было. Жизнь в опасности — хорошая школа, в ней учат и думать, и действовать быстро. Он держал флаконы твердой рукой, понимая, что Эллисон наблюдает за каждым его движением. Поставил флаконы на пол, затем разорвал круглую картонную коробочку. Высыпал из коробочки на пол перед дверью бурый порошок так, чтобы порошок покрыл и два пластиковых флакона.

Чиркнул спичкой.

Теперь из-под двери начал просачиваться и дым.

Доулиш встал на одно колено и поднес спичку к полоске пороха, потом повернулся к Эллисону. Сердце билось, как молот, в глазах Эллисона он увидел страх.

Эллисон и до этого натерпелся предостаточно.

— Ложись на пол, — скомандовал Доулиш, — и прижми руки к ушам.

Он помог Эллисону слезть с кровати и лег рядом в ожидании взрыва.

Пол был горячим.

Дышать было тяжело, они задыхались. Доулиш стиснул зубы: неужели что-то случилось с порохом? Отсырел? Или слишком старый?

Сначала он услышал грохот, потом почувствовал взрывную волну. Его оторвало от пола и швырнуло на Эллисона с такой силой, что захватило дух. Его оглушило, как ему показалось, он не мог двинуть ни рукой, ни ногой довольно долго, хотя он и понимал, что надо спешить, и спешить отчаянно.

Было так жарко, что невозможно было дышать.

Наконец Доулишу удалось оторвать себя от пола, он наклонился и помог подняться журналисту. В дверь они увидели зияющую дыру. Сквозь нее врывались языки пламени, уже добиравшиеся до мебели в комнате.

Единственная надежда была на то, что площадка еще не прогорела.

Доулиш первым добрался до двери. Он обхватил Эллисона за пояс и вывалок на площадку. На секунду они оказались в самом пекле, запах горящего ковра был невыносим.

Они добрались до лестницы, скатились по ней и услышали голоса — голоса и стук во входную дверь.

Помимо перспективы сгореть живьем Доулиша пугала и перспектива встречи с полицией. При нем были отмычки — уже одно это могло доставить ему большие неприятности; кроме того, рее это может окончательно утвердить Скотленд-Ярд в том, что ок «пошел по кривой дорожке».

У входа в дом стоял полицейский. Доулиш отпустил Эллисона, собрал остатки сил и рванул на улицу. Здесь собралась небольшая группа зевак, но его никто не останавливал, и ему удалось благополучно добраться до своего «остина».

Взревел мотор.


Инспектор Уильям Триветт глядел на Фелисити, как ястреб на воробышка. Правда, весьма спокойного, выдержанного, красивого и терпеливого воробышка.

— Извини, Билл, — сказала Фелисити, — но врач не разрешил его будить.

— К черту врача! Уверен, что с ним все в порядке, и…

— Он спит, — торжественно объявила Фелисити.

— У него есть ожоги?

— Ожоги? — переспросила Фелисити. — Господи, конечно же, нет. Ты можешь просить хоть до посинения, но если у тебя нет ордера на арест, то пока он не проснется, я тебя к нему не пушу.

— Ты еще упрямей, чем он, — прорычал Триветт. — Так с ним действительно все в порядке?

— Действительно. А ты знаешь, что случилось?

— Могу только догадываться, — буркнул Триветт. — Он нашел Эллисона, и кто-то пытался сжечь их живьем или они сами затеяли пожар, стараясь выбраться. Эллисон в больнице и скорее всего пробудет там некоторое время, — продолжал Триветт. — Имени Пата он не называл. Когда он пришел в себя, он заявил, что его похитили и что его спас какой-то незнакомец.

— Боже мой, вот это приключения! — восхитилась Фелисити. — Когда Пат проснется, тебе действительно надо бы с ним поболтать. Если, конечно, — добавила она сладеньким голоском, — ты к этому времени сам хоть что-нибудь будешь знать.

— Ну если уж и ты начинаешь верить, что он — всеведущий, тогда уж точно, оба вы кончите тюрьмой, — заявил Триветт, и Фелисити поняла, что говорит он вполне серьезно. — Слушай, Фел, в Ист-Энде ходят упорные слухи, что Пат скупал краденые драгоценности, самые разные. Пока еще никто с полной уверенностью не опознал его на фотографиях, но некоторые полагают, что это он и есть. Косвенных доказательств полно, и у Пата нет никаких шансов. Мое личное мнение ничего не значит. Мой долг — находить факты, и все эти факты бьют в одну точку. Я могу поверить в то, что кто-то воспользовался его именем, но Пату все равно придется доказывать это в суде. Будьте осторожны. Дело поганое.

— Я буду осторожна, — пообещала Фелисити тихо.

— Он в чем-нибудь подозревает Сепа Ли? — резко спросил Триветт.

— Он никогда не говорил об этом.

— Ли доверять нельзя, — сказал Триветт.

— Возможно, — согласилась Фелисити. — Но, Билл…

— Да?

— Я уверена, что он справится с этим делом не хуже тебя самого.

Триветт глухо заворчал.

Фелисити переменила тему:

— А вы узнали, кто жил в этом сгоревшем доме?

Триветт ответил, что это, скорее всего, известно Доулишу.


Спустя три часа Фелисити пересказывала весь этот раз говор Доулишу. Он сидел на постели, весь обложенный подушками, на подносе перед ним стоял завтрак, хотя уже перевалило за полдень.

Они обсуждали происшедшее. При этом Фелисити сидела, упрямо уставившись в окно, и на Доулиша не смотрела.

Итак: полиция отправила Эллисона в больницу.

Пожар в доме номер двадцать девять был таким сильным, что загорелись два соседних дома. Соседи показали, что незадолго до взрыва они слышали, как от дома отъезжали автомобили.

Теперь было известно, что три дома — номер двадцать девять и два по бокам — были связаны между собой переходами. Никто не знал, кто занимал эти дома, но, судя по описаниям, возле них видели Белокурую Куколку и человека, похожего на Доулиша.

Последняя новость касалась Кореса: его здоровье не внушало никаких опасений.

— Похоже, мы не продвинулись ни на шаг, — заявил Доулиш после того, как полностью оценил достоинства яиц всмятку. — Все вроде бы шло как положено, но теперь мы опять отброшены к самому началу; только сейчас мы не знаем местонахождения ни Мепиты, ни Фернандеса, ни бандитов, мы даже не знаем, куда делась наша красотка Блонди. — Он отпил кофе. — К тому же мы потеряли нашего узника… А как дела у Сепа Ли?

— Он позвонил и сказал, что человек, за которым он следил, скрылся, — сообщила Фелисити. — Пат, ты веришь Сепу Ли?

— Хотел бы верить, — ответил Доулиш. — Ты кому-нибудь показывала фотографию Мепиты и того человека, который женился на ней под именем Патрика Доулиша? — торопливо добавил он.

— Я спрятала ее в сейф.

— Молодчина!

Фелисити встала.

— Если ты думаешь о том же, о чем думаю я, — сказала она, — то ты беспокоишься за Эллисона, да и за себя тоже, вы видели и эту женщину, и того человека и вы можете их опознать. Они один раз уже попытались убить тебя: похоже, они не останавливаются перед убийствами. Приятная ситуация, не так ли? Послушай, дорогой, а что ты думаешь по поводу хорошего длительного отдыха, например где-нибудь на юге Франции? Эдак на месяц? — спросила Фелисити.

— Лучше в Испании, — пробормотал Доулиш.

— Туда ты не поедешь! — испуганно воскликнула Фелисити.

— О, не знаю, не знаю, — мечтательно произнес Доулиш, — солнечная Испания, где зреют апельсины…

— Сейчас для апельсинов не сезон!

— Помимо апельсинов есть масса других интересных вещей, — задумчиво произнес Доулиш. — Мне надо поговорить с Фернандесом. Я знаю, где его можно найти.

— У тебя нет ни малейших оснований предполагать, что он вернулся в Барселону и находится по тому адресу, который указан на его визитной карточке, — раздраженно заявила Фелисити. — Такая бредовая идея может прийти в голову только тебе. Во всяком случае, врач не позволит тебе выбраться из постели, пока к тебе не вернется разум.

И она вышла, громко хлопнув дверью.


Следующие три дня прошли спокойно. Триветт заходил раза три, но Доулиш все время рассказывал ему одно и то же. Эллисон держал язык за зубами. Звонил Сеп Ли, докладывал лично и весьма подробно. Даже если он и понимал, что находится под подозрением, то ничем этого не выдавал.

Те, что освободили О’Флинна, взломали заднюю дверь в магазине, но ничего не украли.

Утром четвертого дня Эллисон, которого выпустили из больницы, перебравшись в свою квартиру, позвонил и сообщил, что некий испанский джентльмен аристократического происхождения по имени Карлос де Киенто и Фернандес, чья гордость обратно пропорциональна его состоянию, вернулся в свои апартаменты на Авениде де ла Република в Барселоне.

— Почему ты не доводишь дело до конца, Пат? Здесь все вроде бы успокоилось, — он помолчал. — Временно, — добавил Эллисон и сообщил как ни в чем не бывало: — Из весьма авторитетных источников я знаю, что полиция собирает все возможные улики для доказательства того, что ты и есть тот самый Большой и Нехороший Скупщик Краденого, а все разговоры, будто кто-то воспользовался твоим именем, — только для прикрытия. Триветт на твоей стороне, но все остальные в Скотленд-Ярде так и горят желанием тебя прищучить. И некоторые улики выглядят весьма солидно. На твоем месте я не стал бы сидеть сложа руки и ждать, пока все выяснится само собой.

— А я и не собираюсь, — ответил Доулиш. — Но я считаю, что для начала мне надо бы повидаться с сеньором Рамоном Коресом.

— Делай как знаешь, — Эллисон умолк. — Я вот о чем…

— Да?

— Я все думал, говорить тебе или не говорить, но решил все-таки сказать… Думаю, что должен тебе это сказать. Септимус Ли, тот, который работает у Гейла, в свое время…

— Сидел в тюрьме.

— О господи, — простонал Эллисон, — ну хоть что-то может быть для тебя новостью? Но если серьезно, будь с ним поосторожнее.

— Осторожность, — серьезно произнес Доулиш, — это слишком приблизительное и слабое слово, которым можно было бы определить мои дальнейшие действия. Пока.

Повесив трубку, он повернулся к Фелисити.

Она только что вошла в комнату, держа в руках конверт — симпатичный маленький конверт с красно-синей каймой.

Лицо у нее было спокойным и обреченным.

— Это от Тима, — сообщила она.

— Тим?! — Доулиш аж подпрыгнул. Тим Джереми — вот кто был сейчас нужнее всех! Он потянулся за письмом, но Фелисити отвела руку.

— Я было собиралась сжечь его, — сказала она мрачно, — но вряд ли это тебя остановит.

— Конечно, не остановит, дорогая, — Доулиш наконец-то завладел письмом. Он поглядел на печать и марку и восторженно закричал: — Вот это да! Письмо-то из Испании!

— Можно подумать, ты и предположить этого не мог, — холодно произнесла Фелисити.

Глава 13 Письмо из Испании

Доулиш нетерпеливо вскрыл конверт. По правде говоря, он не знал, что Тим Джереми — Боже, благослови имя его! — был в Испании.

На штампе отправителя стояла Барселона.

Письмо было коротеньким, но размашистый почерк Тима покрывал весь лист. Он писал:

«Черт, здесь жарко, как в аду! Бой быков мне не нравится. Нравятся испанские сеньориты. Я почти пожалел, что женат, но не очень. Кстати, Джоан шлет тебе привет. Она спрашивает, что вам с Фелисити привезти. Как насчет симпатичного подсвечника? В общем, что хочешь, то и привезем. Джоан встретила подругу своей школьной подруги, ну, в общем, ты понимаешь, так что мы остаемся еще на неделю. Уверяю тебя, я протестовал. Девяносто градусов в тени. Господи, помилуй! Запечатываю письмо своим потом.

Твой Тим».
Фелисити читала через плечо Доулиша.

— Значит, ты действительно не знал, — заметила она несколько более мягко.

— Конечно же, не знал; а Тим не знает, что ему предстоит, — Доулиш расплылся в улыбке. — Интересно, в каком отеле они остановились? Может быть, в «Толедо»? — Он потянулся к телефону и заказал разговор с Барселоной.

Голос Фелисити прозвучал словно гром среди ясного неба:

— Если ты собираешься в Испанию, то знай: один ты не поедешь!

— А разве я тебя еще не пригласил? — спросил Доулиш. — Ну конечно же…

Тут зазвонил телефон, он схватил трубку, но надеяться, что Испанию дадут так быстро, было бы глупо. Звонил Сеп Ли. Хоть Доулиш и не подозревал Сепа в том, что гот выпустил О’Флинна из склада, но все же не мог избавиться от некоторых сомнений.

— Да, Сеп, — отозвался он.

— Кажется, я нашел кое-какие улики, — произнес Сеп. — Мистер Доулиш, я знаю, где теперь скрывается О’Флинн. Это небольшой домик в Ист-Энде, неподалеку от «Красного Буйвола». Заняться этим мне или вы предпочитаете сами разобраться с Флинном?

Это был не просто вопрос: в действительности Сеп спрашивал, доверяет ли ему Доулиш, склонен ли он вообще иметь дело с человеком, сидевшим в тюрьме. Времени раздумывать, взвешивать все «за» и «против», не было, и Доулиш рискнул:

— Проверьте его сами, Сеп. Мне нужны Белокурая Куколка и этот парень, Чарли. Сам по себе О’Флинн мало что значит.

— Я разберусь с ним, — пообещал Септимус Ли.

В голосе его звучало удовлетворение, но, вполне возможно, он притворялся. Он мог просто делать вид, будто сделал все возможное; он даже может для большей достоверности выдать О’Флинна, несмотря на то, что они могут оказаться сообщниками.

— Позвоните мне потом, — добавил Доулиш.

Он положил трубку.

По выражению лица Фелисити он видел, что она сомневается в его умственных способностях, но что тут поделаешь? Она никак не прокомментировала его решение. Примерно с час они слонялись по квартире, прислушиваясь, не звонит ли телефон. Вся эта история изрядно действовала им на нервы, и Доулиш понимал: самое ужасное для Фелисити — то, что против него было слишком много косвенных улик.

Если он в ближайшее время отправится в Испанию, не будет ли это выглядеть попыткой скрыться?

Где сейчас Мепита — в Англии или в Испании? И вообще — жива ли она?

Зазвонил телефон.

Доулиш рванулся к трубке, а Фелисити — к параллельному аппарату. Доулиш поднял трубку так, словно от этого зависела вся его судьба.

— Это Патрик Доулиш, — произнес он.

— О, мистер Доулиш, даем Барселону, у аппарата мистер Джереми.

— Благослови вас Господь, — выдохнул Доулиш.

— Алло, Барселона на проводе, — сказала телефонистка, и в голосе ее послышался легкий упрек.

— Тим! — заорал Доулиш. — Хочешь поработать?

— Хочу ли поработать? — послышался слабый голос Тима. — Похоже, я ослышался?

Однако в его голосе прозвучали нотки, которые Доулиш распознал безошибочно. Тим понимал, что означало для них обоих слово «работа». Доулиш представлял себе его лицо — худое, чисто выбритое, видел блеск в его серых глазах: Тим прекрасно понимал, какого именно рода «работа» ему предстоит, и это предчувствие его радовало.

— Карандаш под рукой? — спросил Доулиш.

— Конечно, милорд!

— Я продиктую по буквам имена, — Доулиш продиктовал имена Фернандеса и Мепиты и добавил: — Возможно, она называет себя миссис Доулиш. — Затем он продиктовал адрес на Авениде де ла Република. — Для начала, — пояснил Доулиш, — я хочу, чтобы ты просто удостоверился, находится ли кто-то из них или они оба в Барселоне. Только будь осторожен, это опасная игра.

Слышно было, как Тим усмехнулся:

— Пребывай в мире. Позвоню тебе, как только выясню что-нибудь определенное. А что еще?

— Нет, я…

— Тим, — прокричала Фелисити в параллельный аппарат.

— Боже мой! — воскликнул Тим Джереми. — Готов поклясться, что слышу женский голос. Только не говори, что твой телефон прослушивается.

— Тим! — Фелисити спешила. — Пату грозят большие неприятности! Он забыл сказать тебе, что кто-то воспользовался его именем, и он хочет, чтобы ты выяснил, есть ли там, в Испании, кто-то, кто носит его имя и похож на него внешне. Я имею в виду…

— О, не уточняй, — серьезно произнес Тим Джереми. — В конце концов, в Испании живут всего лишь тридцать миллионов человек или около того, так что найти еще одного Пата — проще простого, хотя я считаю, что и одного больше чем достаточно. Гм… Пат, Фелисити правду говорит?

— Слушай, Тим… — и Доулиш быстро пересказал ему суть дела. — Вся эта история связана с очень большими деньгами!

— Доверяю твоему финансовому чутью, — ответил Тим. — Ладно. Я все понял. Положись на дядюшку Тима. Пока.

Разговор был окончен.

Доулиш положил трубку. Фелисити подошла к нему. Он видел, насколько серьезно ее лицо, видел, что она хочет сказать ему что-то.

— Я больше не могу держать это при себе, — крикнула она. — Не могу! Ты сумасшедший, если доверяешь Сепу Ли. Он почти наверняка сам выпустил О’Флинна и…

— Ладно, ладно, — произнес Доулиш с уверенностью и спокойствием большими, чем чувствовал на самом деле. — Все, что связано с человеческим фактором, достаточно опасно, но, к сожалению, замены я пока не придумал. Помни, он напал на след. И у него сейчас испытательный срок.

Это сообщение ни в малейшей степени не удовлетворило Фелисити. Доулиш решил пойти в магазин, где и провел весь вечер — приводил в порядок дела, так, чтобы можно было уехать на недельку-другую. Затем вернулся домой. Фелисити прекрасно поняла, чем он занимался весь вечер, и нельзя сказать, чтобы она все это с большим энтузиазмом одобрила. Но Доулиш понимал ее и не мог осуждать за это.

Войдя в спальню, он увидел, что Фелисити внимательно разглядывает фотографию Мепиты Фернандес. Он видел, что жена искренно беспокоится о девушке.

В половине девятого раздался телефонный звонок.

Доулиш поднял трубку и тотчас же понял, что беда подступила еще ближе.

— Пат, — это был голос Триветта, и голос весьма мрачный. — Мне нужно поговорить с тобой. Конфиденциально. Встретимся на станции метро «Майл-энд-роуд», через час. Хорошо?

— Я приду, — медленно произнес Доулиш.

Голос Триветта Доулишу не понравился. Голос был слишком серьезным, что и само по себе могло внушать опасения, а в связи со всеми обстоятельствами серьезность эта была просто пугающей. Зачем понадобилась тайная встреча? Что он должен был сообщить такое, чего нельзя сказать в присутствии других? И почему, по крайней мере, он не мог встретиться с Доулишем открыто?

Да, дела принимали крутой оборот.

— Конечно, тебе нужно пойти, — сказала Фелисити. — Если, конечно, ты уверен, что это был действительно Триветт.

— О, это точно Билл! Мошенники не смогли бы так подделать его голос.

Фелисити взглянула на часы:

— Если хочешь попасть на станцию «Майл-энд-роуд» вовремя, тебе следует отправиться уже сейчас. На дорогу тебе потребуется полчаса.

Она имела в виду, что еще полчаса потребуется, чтобы обмануть полицейских, наблюдавших за домом. Значит, надо было спешить. Но что могла означать эта тайная встреча с работником Скотленд-Ярда, чей голос звучал так, будто на него свалились все неприятности Вселенной и теперь он готов передоверить эти неприятности Доулишу?

Через девять минут Доулиш был готов к выходу. Через девять с половиной минут он уже спустился на один лестничный пролет — Фелисити наблюдала за ним из открытых дверей квартиры. И вдруг снова послышался телефонный звонок. Фелисити направилась к аппарату. Доулиш наблюдал, как исчезает с площадки ее тень, тогда как его собственная тень уже коснулась площадки первого этажа. Он услышал ее голос, доносившийся издалека, но вполне отчетливо.

— Это миссис Доулиш… Кто? Да, я могу его позвать, — произнесла она, и по ее голосу Доулиш понял, что Фелисити отнюдь не рада звонку. Он поспешил назад и встретил Фелисити в дверях.

— Это Септимус Ли, — сказала она. — Он хочет, чтобы ты с ним встретился. Но ты же не можешь встречаться одновременно и с ним, и с Триветтом! Если ты не совсем еще спятил, ты все же должен идти к Триветту.

Глава 14 Тайная встреча

Доулиш взял трубку, видя, с каким осуждением смотрит на него Фелисити, да и сам он чувствовал себя достаточно неуверенно. Фелисити права: в первую очередь ему надо встретиться с Триветтом, однако и в сообщении Септимуса Ли могло крыться что-то очень важное.

— Да, Сеп, — он старался, чтобы голос не выдавал его сомнений. — Что случилось?

— Мистер Доулиш, кажется, мы их нашли, — Септимус Ли был взволнован. — И О’Флинна, и этого парня Чарли, и парочку других. Блондинки здесь нет, нет и того, кто мог выдавать себя за вас, но все остальные в сборе. Они…

Он замолчал.

— Продолжайте, — попросил Доулиш.

— Они собрались в ресторанчике в Сохо, ресторан называется «Жидкое золото». На десять пятнадцать у них заказана машина. Вы придете?

— Минута в минуту, Сеп, — пообещал Доулиш. Отличная работа. Спасибо. Увидимся. — Он положил трубку.

Его не удивил обращенный на него взгляд Фелисити: тот, кто сидит рядом с водителем, как правило, нервничает больше.

— Такие вот дела — надо встретиться одновременно и с Биллом, и с Сепом.

— Ну что же, если ты доверяешь Септимусу Ли, — произнесла Фелисити, — ты заслуживаешь всего того, что может с тобой случиться.


Доулиш вел машину по тихим лондонским улицам — по вечерам боковые улицы были почти пустынны, затем свернул на набережную Виктории, чтобы избежать более плотного потока машин в западной части города. Он не обращал внимания на огни над рекой, мысли его сосредоточились на Билле Триветте, Септимусе Ли и Фелисити. Почему Фелисити была так уверена в том, что Сепу Ли нельзя доверять? Женская интуиция? Он не смеялся над такими вещами — уже не раз оказывалось, что ее интуиция подсказывала куда более верные ответы, чем вся его логика и рассудительность.

Доулиш припарковал машину и направился к входу на станцию «Майл-энд-роуд». Он был начеку. Фелисити-то он сказал, что никто не мог подделать голос Триветта, но разве это невозможно? Голос был не из тех, которые трудно имитировать, и каждый, кто пожелал бы назначить ему, Доулишу, такую вот встречу, понимал, что уж к Триветту он пойдет непременно.

Доулиш вышел на платформу.

На платформе было пусто, лишь у стены стоял человек. Свет от фонаря падал на его потрепанную кепку и куртку — это, несомненно, был Триветт, одетый так, чтобы не отличаться от жителей Ист-Энда. Только Доулиш мог узнать Триветта при таком тусклом свете.

Доулиш подошел к нему.

Триветт не улыбнулся и даже не кивнул. Это был очень плохой знак.

— Пат, — сказал Триветт. — За эту встречу меня могут выгнать из полиции, но петля вокруг твоей шеи затягивается. Сегодня вечером был убит Корес.

Доулиш стоял, думая об испанце, чью жизнь он спас, вовремя прибыв в отель«Литтон». И теперь Корее, друг Фернандеса, убит. Преступление следует за преступлением.

— Известно, кто убийца?

— У нас есть двое свидетелей, которые видели, как в больницу входил человек, — Триветт говорил очень тихо. — Высокий человек, твоего сложения, со светлыми волосами. Любой из этих свидетелей покажет под присягой, что это был ты. — Он замолчал, Доулиш тоже хранил молчание, и Триветт взорвался: — Какого черта ты ходил к Коресу, не предупредив меня?

— Я там не был, — мягко произнес Доулиш.

— Не будь идиотом! Ты был там, тебя видели, Пат, я-то знаю, что ты не убийца, я знаю, что ты не связан с этим делом, но больше я ничего не могу для тебя сделать! Такие улики игнорировать невозможно. Некоторые в Скотленд-Ярде уже намекают на то, что я не предпринимаю никаких решительных шагов только потому, что ты мой близкий друг. Не удивлюсь, если утром меня отстранят отдела. Такая вот история.

— Я не был в больнице. — повторил Доулиш.

— Отлично, — прорычал Триветт. — Ври до тех пор, пока сам в свое вранье не поверишь.

— Я не лгу, — настаивал Доулиш. Триветт молчал, следовательно, убедить его не удалось. — Билл, — Доулиш попробовал подойти с другого бока, — что ты знаешь о Септимусе Ли?

— Он провел семь лет за решеткой за растрату. Больше ничего такого я о нем не слыхал. Твой друг Морис Гейл обо всем знает. В последние несколько дней Ли шнырял по Ист-Энду. Это ты ему приказал?

— Да.

— Ладно, все это напрасная трата времени. Пойми, наконец, — Триветт был вне себя от ярости, — тебя видели недалеко от того места, где был убит Корее, за полчаса до того, как было найдено тело. Я должен еще что-то сказать?

— Нет, — сказал Доулиш. — Нет, Билл. Спасибо.

— Если ты будешь дома завтра утром, — предупредил Триветт, — к тебе, скорее всего, придут. Лучше б тебе иметь хорошую историю наготове, — Триветт выбросил сигарету, и она прочертила в темном воздухе яркую дугу. Он повернулся и пошел прочь так быстро, словно от этого зависела его жизнь. Да, петля затянулась.

Доулиш вышел на улицу, Триветт уже растворился в толпе. Он доказал свою дружбу, но из-за этого он сам оказался в неприятном положении, ибо предал Скотленд-Ярд и свой долг.

Безумие! Бред какой-то!

Слова Триветта могли означать только одно: наутро Доулиша арестуют по подозрению в убийстве, и никто не поверит, что накануне, во время убийства Кореса, его в больнице не было. «Исчезни, — вот что на самом деле сказал Триветт, — или попадешь в тюрьму. Если ты действительно сам хочешь довести это дело до конца, не возвращайся домой. Беги».

Да, Доулиш понял все правильно.

Если б это сказал ему кто-нибудь другой, он мог бы предположить, что это — ловушка, уловка, придуманная специально для того, чтобы заставить его бежать и тем самым как бы признать свою вину, но Триветт не мог так поступить.

Было четверть десятого. Подходящее время, чтобы посетить «Жидкое золото», тот ресторан в Сохо, о котором говорил Септимус Ли.

Доулиш ехал не спеша и прибыл на Дин-стрит в тринадцать минут одиннадцатого. Ресторан он узнал легко — по освещенной неоном золотой бутылке на фасаде. Доулиш припарковал машину и направился к входу. Многое и прежде зависело от того, насколько честен Септимус Ли, но еще важнее это было теперь. Если удастся поймать, допросить и выудить правду у О’Флинна и Чарли, тогда картина предстанет перед Триветтом совсем в ином свете.

Сеп — это, несомненно, был он — стоял на другой стороне улицы, прислонившись к витрине. Доулиш сказал себе, что этому парню надо еще многому учиться — какого черта так демонстрировать себя? А вдруг это делается намеренно? Если он участвует в заговоре и получил вполне определенные инструкции, будет ли он стоять таким вот образом, на виду у всех?

До Ли оставалось всего метров тридцать, когда кто-то ударил Доулиша по ноге. Он упал, ударившись о тротуар. Кто-то нанес ему удар по голове, и другой человек крикнул: «Я схватил его! Схватил! Давайте сюда пистолет!»

Доулиш понял, что его заманили в ловушку. Он услышал выстрел. Откуда-то издалека раздался полицейский свисток, топот ног, чей-то голос продолжал орать: «Суньте ему пушку».

К нему бежали люди.

К нему бежала полиция, и если полиция схватит его, всему конец.

Потом он почувствовал, как кто-то засовывает ему в карман пистолет, и понял, что это пистолет убийцы.

У него оставался единственный шанс.

Возле него были двое, к нему подбегали еще люди, и он уже различал каску приближавшегося полицейского. Но за углом стоял его «хамбер» — о, только бы успеть добежать до него!

Доулиш рванулся вперед.

Это некоторым образом походило на извержение вулкана — мгновение назад он лежал на тротуаре, совершенно неподвижный, а сейчас взлетел вверх, как пружина. Он ударил одного — человек рухнул, другого он буквально всадил в витрину. Послышался звон бьющегося стекла — словно раздался взрыв, на мгновение оглушивший всех. Он услышал крики, пронзительную трель полицейского свистка, но теперь впереди никого не было, и он понесся по улице. Свернул за утл — вот его «хамбер»… И тут он увидел, как кто-то возится у заднего колеса машины.

Он услышал легкий свист выходящего из проколотой шины воздуха.

Кто-то позаботился о том, чтобы у него не осталось ни единого шанса.

Он инстинктивно продолжал бежать перед.

И тут он услышал чей-то голос:

— Пат!

Фелисити? Не может быть, Фелисити дома, она…

— Пат!

Это была она! Это Фелисити высовывалась из какого-то автомобиля. Это Фелисити кричала и размахивала руками. Голос у нее был такой пронзительный, что Доулиш испугался. Он подбежал. Фелисити распахнула дверцу. Преследователи были всего в двадцати метрах, когда Фелисити втащила его в машину и нажала на стартер. Доулиш рухнул на заднее сиденье: он был совершенно беспомощен и очень боялся за Фелисити. Затем он услышал, как ровно заработал мотор. Они свернули за угол, звук мотора перекрывал все другие звуки, хотя Доулиш легко мог представить их себе — трель полицейского свистка, крики — мужские и женские, причитания людей, склонившихся над сползающим на землю телом Септимуса Ли…

Тормоза взвизгнули.

Машина петляла по улицам.

Он сел, выпрямившись, способность соображать мало-помалу возвращалась к нему. Он увидел Фелисити, напряженно вцепившуюся в руль. Преследования не было, но полиция может воспользоваться радио, и тогда эта машина их не спасет.

— Фел, — сказал он, — притормози, как сможешь, где-нибудь в переулке, я выскочу. А после этого снова жми на акселератор — это поможет мне выиграть немного времени.

— Я… Что случилось!?

— Сеп Ли был предан мне, и Сеп Ли убит.

— Сеп… — произнесла Фелисити сдавленным голосом. — Мне звонила жена Триветта. Она сказала, что Билл в панике — он должен предъявить тебе обвинение в убийстве. Пат, что происходит? Почему, в чем дело?

— Скоро мы все узнаем. Притормози здесь, дорогая. За этим углом.

Машина послушно свернула за угол.

Ему показалось, что он слышит полицейскую трель совсем близко.

— Если позвонит Тим… — начал Доулиш.

— Он звонил, — судорожно выдохнула Фелисити. — Мепита в Барселоне, вместе с братом. Но…

— Достаточно, — прервал ее Доулиш. Именно это я и хотел узнать.

Теперь они ехали чуть медленнее, по боковой улице возле Хай Холборна.

— Мне надо ехать в Испанию. Не беспокойся, дорогая. Только будь осторожна. Очень осторожна!

Выбрав подходящий момент, он выскочил из машины и чуть не разбил какую-то витрину. Спрятавшись в тени подъезда, он наблюдал за удаляющимися задними огнями машины Фелисити, вот они скрылись за углом. И почти сразу же за ними на большой скорости проследовала полицейская машина.

Никто его не заметил.

Он знал, что полиция скоро остановит Фелисити. Но теперь это уже не имело никакого значения. У него было десять минут форы, и именно эти десять минут отделяли безопасность от отчаяния.

Как-то ему уже приходилось быть в роли преследуемого, но тогда против него не было таких серьезных улик, как не было и таких серьезных оснований для страха.

Ему необходимо было пробраться в порт и найти корабль, идущий в Испанию, — где же еще искать ключ ко всей этой головоломке?

Глава 15 Доки

В лондонских доках царила тьма, освещены были лишь те стоянки судов, на которых шла погрузка или выгрузка. Здесь пахло фруктами и свежим мясом; сюда приходили суда с грецкими орехами из Генуи и копрой с островов Тихого океана, с шерстью из Новой Зеландии и Австралии, с продуктами из Европы, винами из Франции и Италии, Швейцарии и Испании.

Доулиш притаился в тени судна, освещенного прожекторами; он видел силуэты людей — кто-то работал как положено, кто-то просто слонялся и курил. Позади был Лондон — Лондон с его недреманным полицейским оком.

Он хотел хоть на время забыть обо всем случившемся за последние несколько дней: о мертвом Коресе, о, похоже, смертельно раненном Сепе Ли, о перепуганной до смерти Фелисити; он хотел переключиться на то, что ожидало его там, за каналом. За каналом, и еще дальше — за Бискайским заливом, возможно, еще южнее, — в Португалии. Конечно, он мог бы попробовать пробраться через Францию, хотя рассчитывать ему было особенно не на что: при нем было лишь несколько фунтов, часы, одежда и — цель. Предприятие казалось совершенно безнадежным, но попытаться он обязан.

Доулиш увидел, что к нему приближаются двое, и оставил свое укрытие. Он отстегнул воротничок, стащил галстук, взлохматил волосы и испачкал лицо пылью.

Эти двое поглядели на него не без интереса.

Слегка покачиваясь, он вразвалочку направился к ним:

— Послушайте, есть тут сейчас что-нибудь до Испании? — пробормотал он заплетающимся языком.

Двое остановились.

— А тебе для чего?

Доулиш состроил лукавую гримасу:

— Да вот потянуло меня что-то на морскую прогулочку. Поможете?

Он сунул десятишиллинговую банкноту в руку, которая явно ее не отвергла, и вдруг его охватила паника: а если эти люди из охраны доков?

Те рассмеялись.

— Попробуй «Спендер», — посоветовал один из них. — Он отправляется в Виго и Лиссабон прямо сейчас, во время прилива. Или на «Карлосе V», это испанское судно, только поначалу оно должно зайти еще в дюжину портов. «Спендер» — в девятнадцатом доке, «Карлос V» — в двадцать седьмом.

— Спасибо, парни, выпейте за мою удачу. — Доулиш зашагал прочь.

Полиция может допросить этих людей; еще более вероятно, они увидят его фотографию в утренних газетах и сами помчатся в полицию. Но без риска не обойтись. Он старался держаться в тени, пока не увидел «Карлос V». Судно выглядело очень старым и очень грязным. В одном из трюмов шла погрузка. Теперь все зависело от внимательности — точнее, невнимательности — охраны.

Доулиш вышел из темноты и направился к трапу. Поднялся, всем своим видом пытаясь изобразить докера. Наверху стояли двое — один англичанин, другой испанец. Англичанин спросил:

— Куда направляешься?

— В двадцать второй отсек.

— Ладно, только давай поосторожнее.

Доулиш кивнул.

Из трюмов шел тяжелый запах, запах моря и стоячей воды, машинного масла и чеснока. Он направился не к двадцать второму отсеку, который как раз загружали, а к первому. Там было очень темно. Он слышал скрежет лебедки, громыхание люков. Он втиснулся между укрепленным стропами автомобилем и рулоном резины. Единственное, на что он рассчитывал — что в этот отсек до того, как они выйдут е море, никто не сунется: вряд ли они вернутся в порт из-за него одного…

Или вернутся?

Было жарко, от вони его тошнило. Стук к клацанье все продолжались, и конца этому не было видно. Но вдруг что-то изменилось. Изменилась тональность звуков, все стало двигаться как-то быстрее и совсем по-иному. Раздался гудок, и он понял, что корабль уже идет вниз по реке, к устью Темзы, к морю и — в Испанию.

Доулиш забрался ка сиденье автомобиля и устроился поудобнее. Очень хотелось спать, но в голове назойливо крутились одни и те же вопросы: кто подстроил для него эту дьявольскую ловушку? Почему, кто, почему, кто? Убийство и ограбление, скупка краденого, сговор — кому нужно все это, весь этот безумный сценарий?

Почему, почему? ПОЧЕМУ?


Некоторые считали Тимоти Джереми мужчиной весьма привлекательным, других же подобное утверждение повергло бы в изумление, ибо эти другие считали его просто уродом. Единственное никоим образом не зависело от мнения окружающих — то, что это был мужчина высокого роста, очень худой и закопченный дочерна испанским солнцем.

Помимо всего прочего, это был еще и весьма встревоженный мужчина.

Тревожило его вот что: два часа назад позвонила Фелисити Доулиш и с отчаяньем в голосе спросила, не слыхал ли он что-нибудь о Пате. Тимоти ничего не слыхал. Прошло уже восемь дней, как Доулиш покинул Лондон, но Тим знал, что некоторые маленькие грузовые суденышки, прежде чем прибыть в порт назначения, заходят в попутные порты, и тогда их путь растягивается на недели.

Он сидел в холле отеля «Толедо» и выслеживал человека, который походил бы на Доулиша. Тимоти рыскал по всем злачным местам — от самых дешевых ночных клубов до самых дорогих. Он слонялся по всем отелям и посетил большинство барселонских ресторанов. Он стал в Барселоне фигурой примечательной, ибо всюду демонстрировал фотографию Доулиша и задавал один и тот же вопрос, который испанцы, напрягая свои познания в английском языке, могли понять так: «Вы знаете этого человека?»

Несколько человек сказали, что вообще-то видели, но ни один из них не мог утверждать это с полной уверенностью. Тимоти почти что сдался.

Потом он увидел Мепиту Фернандес.

Однажды он уже видел ее, когда она входила в свой дом вместе с братом, но сейчас он впервые увидел ее одну. Но ведь должна же эта цепь неудач когда-нибудь прерваться! Может, сейчас? Он смотрел на нее со все возрастающим волнением.

Потом к ней подошел человек. И…

Этот человек был очень похож на Доулиша!

Человек, который был похож на Доулиша, Доулишем, естественно, не был, но сходство было разительное, и любой, не знакомый с Доулишем близко, вполне мог принять этого человека за него. Тот же профиль, тог же широкий лоб, та же массивная челюсть, выдающая решительный характер. Возможно, этот человек был чуть ниже Доулиша, но он тоже был высоким, что-то около метра восьмидесяти пяти, и он поглядывал на Мепиту сверху вниз так, как смотрят только на тех, кого любят, на тех, кто принадлежит тебе целиком, душой и телом.

Тим подошел поближе. Он немного понимал по-испански, но недостаточно хорошо, чтобы разобрать быстрый разговор между Мепитой и человеком, столь похожим на Доулиша. Ему показалось, что девушка в чем-то упрекает своего спутника, но в чем, он не понял. Человек, в свою очередь, казалось, старается успокоить ее.

Если бы только Тим мог понять, о чем они говорят!

Он вслушивался, пытаясь уловить хотя бы смысл их разговора, и в этот момент к нему подошел посыльный:

— Телефон. Вас, сэр.

— Спасибо. — Тим направился в кабину, расположенную почти напротив того места, где сидели Мепита и ее дружок. Поднял трубку и, насилу справившись с испанским языком, все же убедил телефонистку, что он и есть Тим Джереми.

Звонила, должно быть, его жена Джоан, или кто-то из барселонских друзей, или…

— Тим Джереми у телефона.

— Тим, — произнес голос Доулиша, — спаси меня. Я в ауте.

У Тима перехватило дыхание. Именно этого звонка он гак долго ждал, и именно в этот момент — наихудший из всех возможных — суждено было ему раздаться. Но главное — Доулиш был жив!

— Тим! — закричал Доулиш.

— Слушаю, слушаю, старина. Слышишь треск в трубке? Это все от радости. Ты где?

— Я на площади, сплошь уставленной фонтанами и голубями. Тут еще улица, называется Грациас или что-то в этом роде. Ты можешь?..

— Стой, где стоишь, — сказал Тим. — Примчусь, как только смогу. Но не слишком быстро. Веришь, я только что увидел твоего двойника? Потрясающе! Ну почему все должно происходить одновременно?

— Отличная работа, — выдохнул Доулиш. — Не теряй его из виду. И ни перед чем не останавливайся. Понял?

Что бы с ним ни происходило, какая бы угроза ни нависала над его головой, голос Доулиша всегда был тверд. Так же, как и сейчас. Он был практически спокоен и решимость не покинула его. Тим Джереми ответил, что да, он понял, — и тут увидел, что Мепита и ее спутник встали.

— Они уходят, — заторопился он. — Увидимся.

Тим бросил трубку и, выскочив из кабинки, проследовал за человеком — двойником Доулиша к выходу, потом на улицу. Ему удалось подойти к ним, и он услышал, что Мепита назвала этого человека Луисом. Она по-прежнему его умоляла о чем-то.

Глава 16 Хуже и быть не может…

Темнело.

Голуби, гулявшие по знаменитой Пласа де Каталуна, уже устраивались на ночь. Загорались огни реклам, и незнакомые созвездия появлялись на звездном небе.

Все это Доулиш наблюдал уже довольно долго, и ему начало надоедать. После разговора с Тимом прошло два часа. Услышать голос друга — это было потрясающе, он надеялся, что гнусное приключение подходит к концу.

Доулиш еще был во власти того напряжения, которое владело им, когда он ждал, пока Тима подзовут к телефону, и того радостного волнения, которое нахлынуло на него, когда он услышал голос друга.

Ожидая, он припоминал, как продал свои часы, как потратил пять английских фунтов; он припоминал путешествие на корабельной шлюпке из маленького порта; быструю, тайную высадку на скалистый берег; сам берег, обмен десяти английских футов на десять тысяч песет и путешествие через всю страну, путешествие, измотавшее все его нервы и сказавшееся в каждой косточке тела, но это путешествие наконец окончено.

Уже здесь, в Барселоне, он нашел в урне английскую газету шестидневной давности. Бросился в глаза крупный заголовок: «ДОУЛИШ ПО-ПРЕЖНЕМУ НЕ НАЙДЕН».

А потом он нашел телефонную будку и позвонил Тиму. Как он ждал ответа! И теперь все еще ждет.

На площади появилась окутанная мраком фигура.

Чьи-то крепкие пальцы сзади ухватили Доулиша за плечо, и низкий насмешливый голос произнес: «Надо же, живой!»

— Пока еще, — жизнь постепенно возвращалась к Патрику Доулишу. — Узнал, где живет мой двойник?

— Вот-вот, классический пример маньяка! Да узнал я! Ну-ка, дай поглядеть на тебя при свете… Какой ты? Заросший, грязный или…

— Вполне респектабельный. Я купил рюкзак и теперь изображаю чокнутого англичанина, который путешествует автостопом.

— Ну, от англичанина, путешествующего автостопом, всего можно ожидать. Пойдем-ка выпьем, — и Тим потянул Доулиша в боковую улицу к какому-то слабо освещенному кафе. На заднем плане невидимая толпа убивала время в невидимом танце.

Тим выбрал самый затемненный уголок и заказал вино.

— Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь здесь понимал по-английски, но старайся все же говорить потише. Пат, до чего ж я рад тебя видеть!

— Я тоже. Куда он пошел? Как его зовут? С кем он был?

— Он проводил Мепиту до дома ее братца на Авениде де ла Република, а потом отправился к порту, это на границе Старого города, — сообщил Тим, — Узкие улочки, подслеповатые окна, кошачья вонь, я знаю это место. Что же касается имени, то эта девушка, Мепита, называла его Луисом.

— Отсюда до этого места далеко?

— Пат, — сказал Тим. — Подожди. Тебе не терпится, я понимаю, но следует соблюдать осторожность. Тебе надо быть, — произнес он твердым, убедительным голосом, — еще осторожнее, чем ты предполагаешь. О, вино! Грациас! — он улыбнулся темноволосому официанту с наглыми глазами, который подал бутылку красного вина и стаканы, и снова повернулся к Доулишу. — Да будет проклят этот твой двойник!

Они выпили.

— А что еще случилось? — спросил Доулиш. — Я знаю, что полиция преследует меня.

— Преследует? Гонится на всех парах, дорогой мой. Дело в том, — Тим поглядел сначала в свой стакан, на рубиновую влагу, потом на каменную стену ресторанчика, — дело в том, что Сеп Л и не умер. Пуля только оцарапала его. Ему не просто стало лучше — он почему-то стал невероятно болтлив. Он заявил, что он человек по натуре преданный и может вынести все и вся — кроме неблагодарности.

Тим замолчал и уставился на только что вошедших в ресторанчик мужчину и девушку. Нельзя сказать, что они были хоть чем-то примечательны.

— Тим, — попросил Доулиш, — кончай молоть чепуху.

Тим глянул Доулишу прямо в глаза.

— Сеп Ли отныне — официальный обвиняемый, изобличающий своих сообщников. Он заявил, что и ты, и он с того самого момента, как Морис Гейл уехал, начали скупать краденое. И организатором был именно ты. Ты шантажом втянул его в эту историю, причем львиную долю забирал себе. Так он и заявил. Причем, как мне сообщили, звучало все это весьма и весьма убедительно. Налить еще винца?

Доулиш залпом осушил свой стакан и протянул его Тиму. Он глядел лишь на стакан, понимая, что Тим внимательно за ним наблюдает. Думал он о многом другом. Во-первых, о Фелисити — каково ей, как же ей отчаянно больно! Во-вторых, о Триветте и тех нескольких друзьях в Скотленд-Ярде: какой кошмарной должна казаться им эта история, и, тем не менее, они ничего не могут поделать! В-третьих, о Сепе Ли и его чудовищной лжи, о его готовности давать ложные показания — при этом он прекрасно понимает, что эти показания приведут невиновного человека в камеру смертников. Сеп, с его светлой саксонской кожей и темными испанскими глазами, с его сдержанными манерами — как же права была Фелисити!

— И все же, — подал голос Тим, — есть и свет в конце туннеля, старина. Пусть не яркий, но есть. — Он почувствовал, что Доулиша покинула последняя надежда. — Я имею в виду один маленький старенький домик на узенькой улочке в старой части города. А также человека, похожего на тебя, и еще Мепиту. Тот дом недалеко от порта, я тебе уже говорил?

— Говорил.

— Я смогу его разыскать, — серьезно, даже торжественно заявил Тим, однако было похоже, он сказал это только для того, чтобы хоть как-то вывести Доулиша из состояния глубокой подавленности. — Я найду этот дом с завязанными глазами, и даже если меня перед этим раскрутить на месте. Я облазил все эти старенькие улочки и тупики, и я найду его. Факт! Но мы должны быть очень осторожны. Сначала надо провести рекогносцировку на местности. Потому что полиция порой тоже работает весьма эффективно, по крайней мере, доходили до меня и такие слухи.

— Да, — согласился Доулиш. — Итак, Сеп меня оговорил. Хотел бы я знать почему.

— Сигарету? — предложил Тим. Он вытащил свой портсигар, зажег сигарету. — Пат, ну какой смысл сейчас, на этой стадии, докапываться до причин? Разве это поможет? Знаю, знаю, зачастую, поняв мотив, можно выйти на преступника, но только не в этом случае. Сначала найди злодеев, а уж потом вызнавай их мотивы. В конце концов, этих самых мотивов у них должно быть не так уж много.

— Не много?

Тим глубоко затянулся сигаретой. Ему не нравилось лицо Доулиша, потому что оно казалось высеченным из камня. Взгляд был отрешенным, почти пустым, губы крепко сжаты, пожалуй, слишком крепко.

— Ну хорошо, давай спрашивай себя, что у нас получается? Ты — подставное лицо, которое и сядет в тюрьму за все их преступления. Они нашли какого-то человека, очень на тебя похожего, — это не легко, но и не так уж трудно. Обрати внимание: его всегда видели либо ночью, либо при очень плохом освещении — еще никому не удавалось достаточно четко разглядеть этого типа. Было упомянуто твое имя — и вот сценарий разыгран! Когда разразится гроза — молния ударит в тебя, и вся банда тем временем скроется. Смоется. Растворится. Исчезнет, — сказал Джереми с беспечным видом, пытаясь взбодрить самого себя. — Загадка в том, почему гроза разразилась так быстро, в том, как именно она разразилась. Основная ошибка этого типа — то, что он женился, воспользовавшись твоим именем. Вот что я имею в виду: он мог прокрутить любой номер, и все сошло бы отлично, но вот это без последствий пройти не могло.

Доулиш начал улыбаться, хотя сначала его улыбка больше походила на гримасу.

— Тим, ты прав. У меня появилась идея. — Улыбка стала шире. Тим настолько обрадовался, увидев, что отчаянье на лице друга сменилась улыбкой, что готов был запеть. — Итак, для начала давай хорошенько закусим. Потом осмотрим старый город, с которым ты так хорошо ознакомился. Потом посетим Мепиту Доулиш, в девичестве Фернандес. Твоя задача — убедиться, что ее братца не будет дома.

Тим такому обороту явно не обрадовался.

— У тебя есть какие-то возражения?

— Дело в девушке, — признался Тим. — Ты ведь ее еще не видел. Так что можешь мне не поверить, но она, — о дьявол! — можешь считать меня сентиментальным дураком, Пат, но — она ХОРОШАЯ девушка. Понимаешь, она выглядит так… Как ребенок. Только дети могут быть такими славными.

— И за всем этим — душа сатаны, — хрипло сказал Доулиш.


Они хорошо, просто отлично поужинали в ресторане неподалеку от Рамблас. Вышли из ресторана в десятом часу и, слившись с толпой, пошли по широкой улице, мимо красочных магазинчиков, под сенью раскидистых деревьев, в листве которых устроили себе ночлег десятки тысяч птиц.

Доулиш думал только о предстоящем визите.

Казалось, его совсем не заботила мысль, что за ним охотятся. Зато Тима это беспокоило. Доулиш владел всеми приемами работы и обычно принимал меры предосторожности. Да, он зсегда действовал так, как подсказывала интуиция, и удивительно, что интуиция так часто помогала ему, но на этот раз дело было слишком серьезным. И все же Доулиш вел себя слишком, на его взгляд, беспечно. Казалось, он не обращал никакого внимания на то, что его могут узнать, что те, кто жаждал его смерти г Англии, были бы только рады возможности уничтожить его здесь, в Испании. Все было просто: кто-то заработал себе громкое имя в преступном мире скупкой краденого, называя себя при этом Патриком Доулишем; этот кто-то совершил убийство, и если теперь он, настоящий Патрик Доулиш, будет приговорен к высшей мере, настоящий убийца, настоящий скупщик, настоящий «муж» Мепиты сможет выйти из укрытия и жить припеваючи на эти заработанные жизнью Доулиша деньги.

Дьявольски хитрый замысел!

Доулиш в полной мере признавал изобретательность своего злого гения и все же ке понимал, почему выбрали именно его.

Приятели ушли с широкой улицы и сверну ли в узкую — такую узкую, что на ней с трудом могли разминуться два человека, — улочку. Здесь, на Каско Антигуо, в витринах маленьких магазинчиков горел свет и блуждали странные запахи. Похоже, на приятелей никто не обращал внимания, с ними никто не заговаривал, но Джереми все же чувствовал себя очень неловко, потому что Доулиш неуклонно шагал вперед, так, словно путь к цели был совершенно прямым, не обращая никакого внимания ка то, что могло появиться сзади.

Наконец они подошли к перекрестку с маленькой площадью и фонтаном на ней в центре. Здесь они остановились.

— Второй дом отсюда, — сообщил Тим. — Именно в него вошел твой двойник. На твоем месте, Пат, я дождался бы, пока все вокруг улягутся спать, и уж потом попытался бы проникнуть в дом. Тут должен быть какой-то проход.

— Нам необходим человек, — сказал Доулиш, — который говорит по-испански. Надо позвонить по телефону Карлосу Фернандесу под каким-нибудь предлогом выманить его из дома, чтобы Мепита осталась одна Ты знаешь кого-нибудь?

— Да, трудно иметь дело с человеком, у которого мысли работают лишь в одном направлении, — повторил Тим. — Ладно, позвоню одному приятелю, попрошу. Но под каким предлогом можно выманить Фернандеса?

Доулиш саркастически улыбнулся:

— Пусть ему скажут, что я хотел бы поболтать с ним перед тем, как обращусь в полицию. Он не просто придет, он примчится.

Глаза 17 Мепита

Доулиш притаился под деревьями на Авениде де ла Република. Было около полуночи. Движение было гораздо менее оживленным, чем днем. Торопливо шли редкие прохожие. Фонари освещали закрытые витрины магазинов и массивные здания по обе стороны улицы.

Ом смотрел на многоквартирный дом, в верхнем этаже которого, как сказал Тим, находилась квартира Фернандесов. Лифт в доме был, но без лифтера.

Доулиш стоял неподвижно — такое спокойное ожидание могло бы свести с ума многих нетерпеливых.

Из дома торопливой походкой вышел человек.

Доулиш продолжал стоять неподвижно, только губы его искривила легкая улыбка. Это был Карлос Фернандес; его красивое лицо ясно виднелось в сзете уличного фонаря. Он пошел к центру города. Доулиш направился к подъезду.

Он был один.

Тим должен был следить за Фернандесом, который клюнул на приглашение. Тим последует за испанцем, что бы ни случилось. Конечно, можно было допустить, что Фернандес по телефону успел предупредить своих сообщников и попросить о помощи. Что ж, есть такой риск, но Тим был не прочь рискнуть.

Доулиш толкнул кованые ворота и вошел во внутренний двор.

Неяркий свет горел над широкой каменной лестницей.

Доулиш открыл дверь и вошел в подъезд. Увидел надпись «лифт». Дом был погружен в тишину: когда Доулиш нажал кнопку и лифт тронулся вниз, шум его показался даже каким-то оскорбительным.

Лифт остановился.

Доулиш вошел в кабину, и лифт медленно пополз вверх.

Верхний этаж был освещен мягким, приглушенным светом. На площадку выходили двери четырех квартир, по две с каждой стороны узкого коридора. Квартира Мелиты находилась справа. Доулиш подошел к двери. Здесь пол был из камня, и ступать совершенно бесшумно было трудно.

Он замер, вслушиваясь в тишину. Потом вынул инструменты, которыми его снабдил Тим, — обычные инструменты автомобилиста.

Затем внимательно осмотрел замок.

Замок был английский — он мог его легко открыть, но закрыть снова не смог бы, так что дверь останется открытой. Это было несколько рискованно, но и позвонить он не мог — а вдруг Мепита не одна? Она ведь замужем, не так ли? Даже если ее братец смотался, там мог быть человек, похожий на Доулиша.

Пока Доулиш возился с замком, слышались легкие скребущие звуки.

Наконец замок поддался.

Доулиш легонько толкнул дверь. Прихожая была освещена — свет лился из открытой двери комнаты. Он ступил внутрь. В квартире было тихо. Он осторожно прикрыл дверь и приставил к ней стул — теперь, если кто-то войдет, он услышит.

Миновал прихожую.

Ноги утопали в мягком ковре, свет из комнаты позволял разглядеть обстановку — все говорило о богатстве и хорошем вкусе.

Доулиш подошел к двери, потом приоткрыл ее чуть пошире и заглянул внутрь.

На него смотрела Мепита, глаза се были полны страха. В руках она держала пистолет.


— Привет, Мепита, — вежливо поздоровался Доулиш, — что за странная манера встречать собственного мужа?

Он улыбнулся ей. Его улыбка могла бы растопить тысячу сердец, более того, ему иногда даже удавалось растопить сердце Фелисити, когда она леденела от ярости по поводу какой-нибудь очередной глупости, совершенной им.

Мепита смотрела на него, пистолет вяло поник в ее нервных руках.

— Ты знаешь, — сказал Доулиш, — все, что о тебе говорили, оказалось совершенно справедливым. Ты действительно одна из самых красивых девушек, которых я когда-либо видел.

— Убирайтесь прочь, — выдохнула она.

— Скоро, скоро уйду, — Доулиш протянул вперед руку. — Дай-ка сюда пистолет.

Это был самый опасный момент — страх мог заставить ее нажать на курок. И промахнуться она просто не могла. Это длилось всего лишь мгновение, затем быстрым, резким движением Доулиш выбил оружие у нее из рук. Прежде чем она успела нагнуться, Доулиш схватил револьвер и спрятал его.

Она не двинулась с места.

— Меня зовут Патрик Доулиш, — представился он. — Разве мы не знакомы?

Она быстро, импульсивно взмахнула руками, словно пытаясь отогнать видение.

— Нет, — прошептала она.

— Да, — ответил Доулиш.

— О нет, это невозможно, — взмолилась она, — он сказал…

Она замолчала.

— Что он сказал тебе, Мепита?

Как сверкнули ее глаза!

— Карлос сказал мне… что вы… что вы мертвы.

— Как видишь, пока еще нет, — сказал Доулиш. — Ты знаешь, почему твой муж женился на тебе под моим именем?

— Нет, нет, я не знаю, — она дышала быстро, прерывисто, словно загнанный зверек. — Но я видела его паспорт, и мой паспорт в порядке, я — миссис Доулиш.

— Значит, он и паспорт мой подделал, — посетовал Доулиш.

— Что, что вы сказали?

— Я сказал, что Луис, за которого ты вышла замуж — подлец.

— О нет, — простонала она, — нет! — Но теперь в ее голосе не было прежней уверенности. — Я не знаю… не могу… Карлос не станет мне лгать.

— Возможно, и Карлос поверил этому Луису, он тоже мог считать, что Луис — это я, — сказал Доулиш, хотя сам он далеко не был убежден в этом. — А как потом объяснил тебе все это Карлос?

— Он… он сказал, что у моего мужа неприятности, он не мог жить под своим настоящим именем и воспользовался именем другого человека — Доулиша. — Она немного помолчала, потом добавила: — Вы так… вы так похожи на моего мужа.

— Мне тоже это говорили, — ответил Доулиш. — Ив этом мое несчастье.

Если он не перестроится, не учтет тот факт, что перед ним — действительно совершенно невинная и чрезвычайно наивная девушка, многого он не добьется.

Но так ли уж она невинна? Неужели кто-то мог быть настолько наивен?

— У него… все в порядке? — спросила Мепита. — Понимаете, я не хотела бы навредить ему, я… — она замолчала, всем своим видом демонстрируя, что она слишком растерянна, чтобы что-либо понимать как следует. Она вышла замуж за человека, который ее обманул, провел, и только сейчас она начала осознавать, что все это могло значить.

Станет ли она говорить?

Вряд ли, если он даст ей время подумать; но она все еще была в шоке, и сейчас он может заставить ее сказать правду — или ту часть правды, которая имеет значение для него лично. Он подошел поближе и заговорил деловым, бесстрастным тоном, ничем не выдававшим бурлившие в нем чувства.

— Послушай, Мепита, — начал он, — я не знаю, зачем все это было сделано, но я знаю, что у твоего брата сейчас большие неприятности, и в них виноваты и ты, и этот человек по имени Луис. Но… — тут он опять улыбнулся своей широкой обезоруживающей улыбкой; интересно, как долго эта улыбка еще сможет обманывать ее? — Может, и Луис тоже ни в чем не виноват. Я ведь не могу помочь ему, пока не узнаю, как все было на самом деле, не так ли?

— А вы ему поможете?

— Почему бы нет? — ответил Доулиш. — Мне нужно знать правду, только правду, вот и все. Почему ты вышла за него замуж?

Она ответила сразу же:

— Потому, что я его полюбила, — она помолчала, потом продолжала нежным, мечтательным голосом, словно во сне. — Я никого до этого не любила. Он пришел повидаться с Карлосом, но Карлоса не было. И он разговаривал со мной. Он подарил мне прекрасное кольцо, сказал, что торгует ювелирными изделиями, что ездит по многим странам и везде у него дела. Это не ложь, это правда.

— Да, — мягко подтвердил Доулиш.

— В это время у Карлоса были неприятности, — быстро продолжила Мепита. — Он берет деньги у друзей, тратит их, ему срочно нужны деньги, — она говорила в настоящем времени, словно опять переживая те события. — Поэтому я соглашаюсь продать мои драгоценности, а кто сделает это лучше, чем Луис, которого я называю Патрик?

— Никто, — согласился Доулиш.

— Итак, он берет мои украшения, но деньги не приходят, Карлос не может встретиться с моим мужем, он очень волнуется, — продолжила Мепита свой рассказ, — потом он узнает, что Патрик в Лондоне. Он не может приехать в Испанию еще несколько недель и не может выслать деньги, но говорит, что привезет их. Но времени уже нет, и я решаюсь ехать и повидать его. Он, конечно, очень удивлен. Тогда Карлос, который выехал раньше меня и остановился в отеле, забирает меня из дома моего мужа. Он узнает о фальшивом имени, что Луис не Патрик, но говорит мне об этом только сегодня вечером здесь, в Барселоне. Он не хотел тревожить меня раньше. Но сегодня вечером он говорит, что ни он, ни я ничего не можем сделать. Луис… У Луиса тоже большие неприятности, он что-то говорит о краденых драгоценностях. Я говорила об этом с Луисом. Он не знал, что они краденые. Он не знал…

Она умолкла.

В глубине души она понимала, что человек, который присвоил себе чужое имя, присвоил и их драгоценности. И теперь она опасалась за брата.

Или все это было подстроено специально для него? Она могла лгать ему так же, как лгал Септимус Ли. Доулишу была ненавистна сама мысль об этом — такая мысль была бы отвратительна любому, кто видел прекрасное лицо Мепиты, ее наивный и растерянный взгляд — неужели и в такой душе мог поселиться дьявол?

— Почему ты так быстро уехала из Лондона? — строго спросил он.

— Карлосу сказали, что обо всем, что он натворил, будет доложено полиции, если он сразу же не вернется в Испанию и не будет молчать о том, что произошло в Англии. Я не знаю, кто ему это сказал, — наверное, она догадывалась, что это «муж» хотел поскорее выдворить ее из страны. — Совершенно очевидно, кто-то не хотел, чтобы мы — Карлос и я — встретились с вами, настоящим Патриком, — теперь она уже начинала понимать горькую правду. — Кто-то не хотел, чтобы я встретилась с вами, и… И нас отослали обратно. Именно тогда я стала сомневаться… в моем муже.

Доулиш молчал.

— Когда я пришла в отель к Карлосу, ко мне подошел какой-то человек. Он хотел получить фотографию… Ту фотографию, на которой мы снялись вместе с мужем в Париже.

Она стояла, замерев, подобно изваянию, потом вдруг закрыла лицо руками и заплакала.

Да, она знала правду. Более того, она понимала, что существует человек, очень похожий на него, и этот человек явно имеет какое-то отношение к краденым драгоценностям. Теперь Доулиш может отвести Мепиту в полицию, там она расскажет свою историю, и его освободят от подозрений. Она была главным свидетелем его защиты и в то же время опаснейшим свидетелем против этого другого человека, против Белокурой Куколки, против всех, кто затеял эту заваруху.

Надо поскорее увести ее отсюда. Прямо сейчас.

Он смотрел на ее вздрагивающие плечи, слышал ее приглушенные рыдания — и вдруг раздался совсем иной звук. Кто-то пытался проникнуть в квартиру.

Глава 18 Еще один покойник

Доулиш на цыпочках вышел из комнаты — рыдания Мепиты заглушали его шаги.

Стул все еще был прислонен к входной двери, но было заметно, что он отодвинулся на несколько сантиметров. Сквозь образовавшуюся щель просунулась мужская рука — она пыталась потихоньку отодвинуть препятствие. Длинные бледные пальцы, рукав кремового хлопчатобумажного пиджака.

Доулиш скользнул к дверям.

Дверь медленно, почти бесшумно открылась. Был слышен лишь женский плач.

Доулиш стоял, прислонившись к стене, и наблюдал за медленно увеличивающимся отверстием — теперь в него мог пролезть человек. Осторожность того, пока еще не видимого, человека говорила о многом. Доулиш сжимал в руке пистолет Мепиты. Наконец в проеме показалась голова.

Это была голова человека в очках с толстыми линзами, Доулиш устроился так, чтобы видеть и Мепиту.

Девушка стояла неподвижно, погруженная в свои горестные мысли, и ни на что не обращала внимания.

Человек двинулся дальше, правую руку он держал в кармане. Он внимательно смотрел на открытую дверь комнаты, на девушку: совершенно очевидно, что больше он ничего не замечал.

Он подошел к двери. Вынул правую руку из кармана. В руке был зажат пистолет. Медленно, уверенно он поднял оружие.

И в этот миг Доулиш понял, что человек пришел убить Мепиту. Она могла дать показания, которые разрушат всю их так тщательно разработанную схему, следовательно, она должна умереть. К тому же убийство Мепиты — еще один шаг, который подтолкнет в пропасть самого Доулиша.

Преступники знали, что он в Барселоне, они знали, что подозрение в убийстве Мепиты падет на него.

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Доулиша в то краткое мгновение, пока человек в очках с толстыми стеклами медленно и тщательно целился в Мепиту. Стоит ему нажать курок, и она будет мертва.

Доулиш выстрелил первым.


Выстрел эхом прокатился по всем комнатам, девушка в ужасе закричала. Колени человека подогнулись, и он упал, со стуком ударившись об пол.

Мепита кричала, не переставая, на одной высокой ноте.

Доулиш рявкнул: «Молчать!» Он перепрыгнул через распростертое тело и схватил ее. Прижал руку ко рту, чтобы заглушить вопли.

Он ждал, с ужасом думая с том, что кто-то еще мог услышать и выстрел,и крик.

Тишина. Наверное, в соседних квартирах сейчас никого нет.

Доулиш посмотрел вниз, на лежавшего человека — лицо его было повернуто к нему, в нескольких сантиметрах от руки валялся пистолет.

— Он собирался убить тебя, — сказал Доулиш. — Молчи.

Она замолчала, застыв на месте. Доулиш оставил ее, наклонился к человеку и, пощупав пульс, убедился, что тот мертв. Надо было уходить, но если оставить здесь девушку вместе с трупом, если вообще оставить ее здесь, то рано или поздно ей придется рассказать полиции обо всем, что случилось.

Кругом было тихо.

Доулиш повернулся и посмотрел на девушку.

— Мепита, — сказал он. — Пойми. Этот человек собирался убить тебя. Он должен был убить тебя, потому что ты могла рассказать о том, что твой муж и я — вовсе не одно и то же лицо. Ты понимаешь? Ты — слишком важный свидетель в деле об убийстве.

Она пробормотала прерывающимся шепотом:

— Да. Да. Я понимаю.

— И ты в опасности. Значит, нам надо уходить. Мы должны забрать с собой и этого.

— Я… Я не могу уйти… — начала Мепита.

Какой может быть ее реакция? Она в шоке, а шок действует на всех людей по-разному. У нее могла начаться истерика. Она могла потерять сознание. Она могла отказаться уйти с ним потому, что ждала брата.

Каждая секунда стоила слишком дорого. Вполне возможно, что кто-то все же слышал и выстрел, и крик и мог вызвать полицию.

— Хорошо, Мепита, — спокойно согласился он с ней и подошел к девушке, вооружившись своей знаменитой улыбкой. Это обмануло ее. Он зашел сзади и затем резко, неожиданно ударил в шею ребром ладони. Ее голова резко дернулась. Она глубоко вздохнула и без сознания рухнула на пол.

Галстуком он связал ей руки, заткнул носовым платком рот, потом поднял, усадил на стул и направился к убитому.

Кровь уже просочилась на кремовый пиджак.

Доулиш быстро обыскал карманы, потом осмотрел квартиру. В соседней комнате он нашел чемодан, достаточно большой, чтобы спрятать в него тело.

Он вытащил чемодан в прихожую и запихнул в него покойника. Полуприкрытые, безжизненные глаза, казалось, насмехались над ним. Толстые губы были слегка приоткрыты,словно в улыбке.

Доулиш закрыл чемодан, запер его и выпрямился. Провел рукой по лбу. По лицу струился пот.

Он осторожно открыл входную дверь.

Никого не было, не зажегся ни один огонек.

Водрузив на плечи чемодан, он медленно двинулся к лифту. Через три минуты он был внизу, через пять минут чемодан уже был вынесен из дома и-припрятан в тени деревьев. За поклажей он вернется, когда найдет Тима.

Но был ли этот человек один?

Похоже, за домом никто не наблюдал, но ведь Доулиш ничего не знал и о присутствии этого человека, пока не услышал звук открывавшейся двери.

В чемодане лежал человек, которого он, Доулиш, только что убил. Забывать об этом не следовало.

Он вновь направился к лифту — и замер. Лифт двигался. Прежде чем он успел скрыться, дверь открылась, и из лифта вышел молодой человек. Он увидел Доулиша и должен был ясно разглядеть его лицо. Молодой человек слегка поклонился и пошел к выходу.

Доулиш тихонько последовал за ним. Он увидел, как человек свернул направо. Не было слышно ни свистков, ни криков — ничего, что указывало бы на то, что молодой человек поднял тревогу.


Хлопнула дверь автомобиля, заработал мотор.

Доулиш бросился назад, к лифту.

Вернувшись в квартиру, он быстро обыскал ее — он искал бумаги, хоть что-то, что могло бы помочь ему. Но ничего подобного не нашлось. Обыск занял минут десять, и когда он закончил, он увидал, что Мепита начала подавать признаки жизни.

Он развязал ей руки.

— Уходим, быстро! — скомандовал Доулиш. — Делай все так, как я скажу, к все будет в порядке.

Похоже, она просто не понимала, о чем он говорит.

Он поднял ее со стула и помог пройти несколько шагов, пока она окончательно не пришла в себя. Но прежде чем она смогла следовать за ним, прошло еще минут двадцать пять.

Доулиш обнял ее за талию и помог выйти из квартиры. Плотно закрыл входную дверь: замок был сломан, но возиться с ним — означало терять драгоценное время.

Он ждал лифта, ждал нетерпеливо, лихорадочно. И только когда они вышли из кабины на первом этаже и им никто не встретился, он понял, что удача ему пока сопутствует.

Девушка послушно шла за ним, словно не понимая, куда он ее ведет, не способная ни думать, ни чувствовать.

В нескольких метрах была припаркована длинная американская машина. Доулиш быстро скользнул к ней, в голове его уже созрел новый план. Он повозился с замком, дверь машины открылась. Кусок проволоки заменит ключ зажигания…

— Подожди меня здесь, — прошептал он Мепите.

Оставив девушку — иного выхода у него не было, — он метнулся к спрятанному под деревьями чемодану. В машине хватило места и для него.

Доулиш захлопнул дверцу автомобиля и взялся за руль.

Посмотрел на приборную доску, определил, что к чему, потом нажал на стартер.

Мотор заработал.

Он включил фары и тут услышал вопль с явным американским акцентом:

«Эй, стой! Стой! Воры!» — сзади послышался топот ног.

Быстро, точно, уверенно Доулиш привел большую машину в движение.

Мепита, вся сжавшись, сидела рядом.

Глава 19 Старый город

Доулиш вел машину по широкой улице. В зеркальце заднего вида преследовавших его машин не было видно. Он свернул налево, потом сделал еще несколько поворотов и вновь оказался на Авениде де ла Република. Барселону он совсем не знал, хотя карту изучал старательно.

Первым делом нужно было избавиться от чемодана. Потом можно подумать и о Мепите.

Он спросил ее:

— Ты можешь меня выслушать?

— Да, — ее голос был совершенно бесцветным.

— Мы должны избавиться от этого чемодана. Ты понимаешь? Скажи, куда нам лучше поехать.

Если бы она захотела, она могла бы направить его прямо в лапы полиции. Но он надеялся, что так она не поступит. Жаль, что шок привел ее в такое состояние — казалось, что вся жизнь из нее ушла: она двигалась и действовала, как робот.

Однако она все же давала команды глухим, лишенным всякого выражения голосом, направляя его в укромное местечко, заросшее деревьями и кустами. Он выволок чемодан и запрятал его в зарослях низкого кустарника.

Удовлетворенный, Доулиш вернулся к машине.

Мепита по-прежнему сидела неподвижно.

С дороги, не замеченный ими, за Доулишем наблюдал какой-то старик. И когда машина тронулась, он осторожно приблизился к спрятанному чемодану.


Доулиш въехал в старый город и припарковал машину на одной из боковых улиц. В автомобиле, конечно, остались отпечатки его пальцев, но он все равно не смог бы уничтожить их бесследно, так что не стоило и пытаться. Он осторожно огляделся по сторонам, но никто, казалось, не обращал на них ни малейшего внимания.

Вскоре они подошли к ресторану «Караколас». Тима там могло еще и не быть, А без Тима он был как без рук — денег у него не было, испанского он не знал и доверять Мепите не мог.

От ресторана отделилась высокая фигура.

— Следуйте за мной, — приказал Тим.

Тим отвел их в маленькую гостиницу. За столиком, читая газету, сидел усталый небритый портье и, хотя он не выказал явного интереса, но все же проводил взглядом троицу. Тим провел их наверх по узкой лестнице.

Они поднялись на два этажа.

— Вот мы и на месте, — сказал Тим. — Отличное гнездышко.

Он отпер дверь номера и зажег свет. Доулиш прикрыл глаза — так резанул по ним неожиданно яркий свет.

Тим, разглядев, в каком состоянии Мепита, осторожно подвел ее к стулу.

— Подойди к окну, так, чтобы тебя с улицы не было видно, — сказал Тим Доулишу, — и выгляни.

Доулиш повиновался.

На перекрестке плескался фонтан. Как раз напротив, через улицу, находился дом, на который Тим указывал ранее, — тот дом, в который вошел человек, похожий на Доулиша и называвший себя Луисом. Расстояние между домами было не больше четырех метров.

Тим был доволен.

— Неплохо? — осведомился он.

— Отлично. А где Карлос?

— Как мы и ожидали, он появился там, куда его позвали по телефону. Подождал около получаса, потом отправился на поиски телефона-автомата. После этого пошел в этот дом. Я за ним проследил. Если он не выходил, пока я встречал вас у ресторана, значит, он все еще там. А что с девушкой?

— У Мепиты нервный шок. Из-за меня, — тут Доулиш достал из кармана пистолет. — Этой штукой я недавно убил человека, а потом спрятал его труп. Это был не очень-то хороший парень, он собирался прикончить Мепиту, но после таких приключений все равно остается дурной привкус.

Сначала Тим онемел. Потом воскликнул:

— Господи! Да тебя нельзя оставлять одного! Это опасно. Ты…

— Спокойней, Тим!

Тим сосредоточенно молчал, пока Доулиш вынимал и выкладывал на стол все, что было у него в карманах. Тим осмотрел вещи — авторучка, несколько ключей, маленькие карманные часы в стальном корпусе. Доулиш тем временем изучал содержимое бумажника убитого.

Ничего такого, что могло бы им помочь, в бумажнике не оказалось, но кое-что все-таки представляло некоторый интерес — фотография женщины, молодой и красивой, но несколько вульгарной.

— Белокурая Куколка, — заметил Тим. — Странно, но мне показалось, что я уже когда-то видел ее, я готов поклясться… — Он замолчал и пожал плечами.

— Ты не подумал о том, чтобы связаться с Фелисити? — спросил Доулиш.

— Нет, я… Я попросил одного из моих испанских друзей позвонить ей. На тот случай, если твой телефон дома прослушивается, я попросил передать только одну фразу: «Все в порядке, не беспокойтесь».

— Спасибо, — Доулиш повернулся и обратился к Мелите гораздо теплее и мягче, чем прежде, — я же говорил, что все будет в порядке. Вот увидишь, Мепита.

— Где Карлос? — спросила она.

— С Луисом, я полагаю.

— Я уверена, они будут мучить брата. Вы должны защитить его, — вряд ли она понимала, что происходит. Единственное, о чем она еще могла думать, так это о том, чтобы с Карлосом ничего не случилось. — Вы можете защитить его?

— Нет, — сказал Доулиш. — Но мы попытаемся.

— Они его убьют, — к Мепите потихоньку возвращались силы, она уже обретала способность думать и чувствовать. — Этот человек пришел убить меня, я видела пистолет. Я знаю, теперь я знаю все. — Она говорила тихо, но убежденно. Узнав всю правду, она растерялась, была в шоке, но теперь она все осознала и была готова к борьбе.

— Как мы можем помочь Карлосу?

— Возможно, нам удастся с ними договориться, — предположил Доулиш.

— Каким же образом, если мы здесь, а они — там?

— Я собираюсь повидаться с ними, — мягко произнес Доулиш.

Она смотрела на него и явно не верила.

— Пат, —спокойно поинтересовался Тим, —чем ты можешь торговать? Твое положение недостаточно надежно.

— Ты неправ, — возразил Доулиш. — Мепита — слишком серьезный свидетель. Главное — не дать им до нее добраться, и тогда они в наших руках. Мы останемся здесь. Им и в голову не придет, что мы скрываемся у самого порога их дома.

— Если они убьют… — начала Мепита.

— Я знаю, что ты имеешь в виду, — Доулиш внезапно сморщился. — Мне тоже нужно время подумать.

Он встал — высокий, огромный и очень усталый.

— Я дам им ночь — поволноваться. Сколько комнат ты снял, Тим?

— Здесь есть еще одна маленькая комнатка с постелью, — Тим указал на дверь, — Мепита может спать там. Я устроюсь в кресле, кровать для меня — это слишком шикарно. Да нет, я и в кресле высплюсь!

— Отлично, — Доулиш силился подавить зевок.

Мепита не произнесла ни слова.


Над Барселоной вставал рассвет, город просыпался. Тележки, запряженные осликами, стучали по мостовым узких улочек возле Каско Антигуо, открывались магазины, начали появляться первые прохожие, голоса звучали все бодрее и бодрее. В маленьком фонтане на маленькой площади все так же плескалась вода.

Доулиш встал посмотреть на Мепиту и увидел, что она спит. Похоже, она долго не могла заснуть и вертелась в постели, но теперь, пожалуй, проспит долго.

Доулиш натянул пиджак. В кармане по-прежнему лежал пистолет. Он вынул его.

— Осталось три пули, — сказал он.

— Поменьше балуйся с огнем, — посоветовал Тим.

— Ты прав, — согласился Доулиш. — Ни к чему хорошему это не приведет, — он отложил пистолет. — Я немножко поспал и немножко подумал, Тим. Есть способ. Только действовать надо смело и решительно, — он слегка улыбнулся. — Мне надо привести их в шоковое состояние: думаю, они поймут, что пока им не удастся прикончить Мепиту, никаких дальнейших шагов они предпринимать не смогут. Она для них слишком опасна, и если им удастся до нее добраться, ни одного шанса спастись у нее нет.

— Можешь положиться на меня, У меня тоже есть пистолет, — лаконично произнес Тим.

— Только там не один пистолет, и держат эти пистолеты сразу несколько рук.

— Да, у этих ребят, похоже, все в двойном размере — даже ты, — рассмеялся Тим. — Но, как ни тяжело мне это признавать, на сей раз прав ты. Действительно, лучше пойти и договориться с Луисом. Не знаю, какую тактику ты изберешь, но догадываюсь.

— Попробуй угадать, — улыбнулся Доулиш.

— Ты скажешь Луису, что он попал в такую переделку, из которой ему в одиночку не выбраться. Как насчет сделки? Он пишет признание, полностью тебя оправдывающее, а ты даешь ему время,слинять в какое-нибудь безопасное место и только потом идешь в полицию.

— Правильно, — сказал Доулиш.

— И если он согласится играть по правилам, тогда ты вернешь ему Мепиту, — продолжал Тим. — Потому что, если столкуетесь, она уже не будет представлять собой никакой опасности. А ее ты можешь заставить молчать, пригрозив, что передашь полиции братца Карлоса, так?

— Верно.

— В общем-то, не такой уж грандиозный ход, но на какое-то время тебе удастся провести этого Луиса.

— Но ждать мы не можем, это наш единственный шанс, — сказал Доулиш. — План, конечно, не из лучших, но другого у нас нет.

Через час он вышел из гостиницы, пешком добрался до Пласа де Каталуна, где уже вовсю разгуливали голуби. Потом на такси вернулся к дому, в котором, если верить Тиму скрывался человек, похожий на Доулиша. Слежки он не обнаружил.

Наступило время нанести первый удар.


Доулиш, естественно, не представлял, с какого шаткого мостика совершает он свой прыжок. Он знал, что в краденой американской машине остались его отпечатки пальцев, но о том старике, который видел и машину, и содержимое чемодана и смог дать точное описание того, кто спрягал этот чемодан, он не знал, — это описание и читал сейчас, со всем профессиональным вниманием, инспектор Триветт.

Триветт связался с испанской полицией уже несколько дней назад.

Он знал, что отпечатки пальцев принадлежат Доулишу.

Улики против Доулиша выстраивались в такое крепкое здание, что даже Триветт начал сомневаться в нем.

На чемодане, найденном в кустах неподалеку от моря, также было полно отпечатков пальцев Доулиша. И в этом чемодане был обнаружен труп.

Узнав об этом, Триветт направился в кабинет шефа. Побеседовав минут пять, они вместе вышли из кабинета. Триветт прихватил с собой фотографию человека с очень бледным лицом — человека, чье тело было обнаружено в чемодане.

Триветт отправился к Септимусу Ли.

Глава 20 Ли дает показания

Когда Триветт и помощник комиссара Скотленд-Ярда вошли в палату тюремной больницы, выражение лица Септимуса было скорее спокойным, чем униженным. Темные глаза резко контрастировали с бледным лицом и светлыми, почти пепельными волосами.

— Доброе утро, Ли, — грубовато поприветствовал его Триветт.

— Доброе утро, мистер Триветт.

— Знаете этого типа? — Триветт протянул фотографию. Это была фотография человека, которого убил Доулиш.

— О да, это Сэм Уэббер, — слегка поколебавшись, ответил Септимус Ли. — Он один из банды и всегда относился к Доулишу плохо. Не доверял ему, и, как оказалось, совершенно справедливо.

Часом позже еще двое свидетелей опознали человека на фотографии, и петля на шее Доулиша затянулась туже.

Триветт снова направился в кабинет шефа.

Помощник комиссара глянул на него с таким видом, будто собирался прочесть нотацию о Долге Служащего Полиции к о том, что Личине Симпатии Не Должны Мешать Исполнению Долга.

— Поганое дело, Триветт. Хуже и быть не может. Конечно, я знаю, какие чувства вы испытываете. В течение многих лет бы с Доулишем были близкими друзьями, и я понимаю, что вы отчаянно хотите доверять ему. Но улики есть улики.

— А отпечатки пальцев — есть отпечатки пальцев, — пробормотал Триветт.

— Рад, что бам все же удалось взглянуть на это дело правильно. Нам надо срочно послать кого-то в Барселону. Откровенно говоря, они, испанцы, сами нас об этом попросили, это очень деликатное дело, вы понимаете, — помощник комиссара откашлялся и решил сразу же договорить все до конца. — Вполне возможно, что бандиты уже давно переправляли в Испанию краденые драгоценности. У Доулиша и его деловых партнеров была там своя контора. Не знаю, кто еще причастен к этому делу. Но лишние осложнения нам не нужны — и так уже достаточно: так что чем скорее мы завершим дело, тем лучше. Естественно, я бы хотел, чтобы вы сами отправились туда, если хотите, возьмите с собой Поттера. И, гм… если возможно, доставьте сюда Доулиша. Но мы можем оставить его и там, пусть его судят в Испании. Короче, поступайте, как считаете нужным.

— Слушаюсь, сэр, — ответил Триветт.

— Сожалею, что псе это выпало на вашу долю, но такова жизнь, увы!

Триветт понимал, о чем умолчал шеф. Сплетня — отвратительная штука, однако все же ходили сплетни, будто он специально дал Доулишу сбежать, точнее, не очень яростно его преследовал. Так что помощник комиссара, зная обо всем этом, поступал очень даже благородно — он давал Триветту возможность самому арестовать Доулиша и таким образом положить конец слухам.

В половине третьего Триветт и Поттер уже сидели ка борту самолета, направлявшегося в Барселону.


Доулиш наблюдал, как желто-черное такси, доставившее его к доку Луиса; исчезло за углом улицы, столь узкой, что непонятно было, как это машине удается не содрать о стены дверные ручки.

Кругом было тихо.

Разглядывая дом, Доулиш заметил, что его давно не красили. Неплохо бы покрыть свежей краской и решетчатые ставни… Но по-настоящему беспокоило его лишь одно: дом казался совершенно необитаемым. Неужели им удалось ускользнуть ночью? Любому терпению приходит конец, и он уже готов был сдаться.

Он выжидал.

Никаких признаков жизни.

Неужели все рухнуло? Неужели дом пуст?

Потом послышались шаги.

Доулиш весь напрягся.

Шаги замерли, послышалось клацанье замка, дверь распахнулась. Он как-то не думал о том, кого сейчас увидит, но когда он увидел, кто появился на пороге, то просто остолбенел — вот уж ее он никак не ожидал здесь увидеть. Белокурая Куколка! В проеме двери стояла именно она, облаченная в хорошо сшитое льняное платье, каждая линия которого подчеркивала роскошные достоинства ее фигуры.

— Ба, да это же наша Блонди! — воскликнул он с насмешливым восхищением.

— Вы с ума сошли? — спросила она.

— Да, конечно, а разве вы не знаете? Кстати, как там наш Луис?

Она шагнула назад.

Доулиш вошел в дом вслед за ней. В кармане брюк у него был пистолет Мепиты, в кармане пиджака — пистолет, принадлежавший подосланному убийце. Еще у него был нож. Все это несколько походило на мелодраму, но он предвидел, что, когда встанет вопрос о жизни или смерти, все эти три предмета вместе или лишь один из них могут сыграть решающую роль.

Холл был узким и мрачным, пахло, как везде в Испании, чесноком и оливковым маслом. Входная дверь захлопнулась, сзади совсем рядом с ним стояла женщина — слишком близко.

Из комнаты напротив вышел человек, и теперь уж никаких сомнений не оставалось — Доулиш нос к носу столкнулся со своим двойником.

Не так уж разительно он походил на Доулиша, но его легко, очень легко можно было принять за него.

Человек замер; некоторое время оба глядели друг на друга молча. Наконец Доулиш радостно улыбнулся:

— Похоже, нам стоит потолковать о наших предках — наверное, они были родственниками, не так ли?

Человек, которого звали Луис, стоял по-прежнему неподвижно. Крепко сжатые губы и пристальный взгляд выдавали его напряжение. И это делало его еще более непредсказуемым, еще более опасным.

— Знаете, — продолжал Доулиш, — вам действительно не стоило убивать Кореса. Очень неумно.

— Мне лучше знать, — резко ответил Луис.

Доулиш усмехнулся:

— О, это старое заблуждение! Наверное, эти слова — самые распространенные из всех когда-либо произнесенных последних слов.

Луис, казалось, не обращал на него никакого внимания.

Это было странно. Но так ли странно?

— Ну да, — спокойно произнес Доулиш, — даже самые умненькие мальчики порой ошибаются. Когда-нибудь слыхали такое имя — Мепита? Вижу, это имя вам знакомо. Я достаточно ясно выражаюсь?

— Вас уже в аду поджидают, — сказал Луис.

Говорил он как-то очень неуверенно — по крайней мере, уже одно это было открытием. Да, спланировал все эти преступления явно не этот человек. Это сделал кто-то другой, обладающий очень острым и быстрым умом. Здесь же стоял человек, наделавший массу глупостей — пославший О’Флинна в гостиницу к Фернандесу, женившийся на Мепите. Просто потрясающе — как это ему удалось провести Мепиту.

— Что же касается того тепленького местечка, которое вы только что упомянули, я уверен, что именно вы — не я — скоро узнаете все его закоулки. Кстати, где Карлос?

В этот момент послышался стук в дверь, и Доулиш понят, что Луис ожидая именно этого. Он повернулся, прижавшись к стене. Лицо вошедшего было ему совсем незнакомо. Это был невысокий темноволосый человек, слепой на один глаз.

— Ну?! — рявкнул Луис.

Единственный глаз человека сверкнул, когда он бросил взгляд на Доулиша.

— Он приехал один, — сообщил он на правильном английском. — Я нашел таксиста, который подобрал этого типа на большой площади. Там он тоже был один. И когда он пришел сюда, он был один.

— Это все, что я хотел знать, — сказал Луис, и было заметно, что уверенность возвращается к нему. — Вы идиот, Доулиш, неужели вы думаете…

И тут на Доулиша обрушился удар — он не видел, как двинулся маленький человечек, как поднялась его рука.

Он провалился в небытие.

Глава 21 Пока — живой

Но это была еще не смерть.

Доулиш пришел в себя в комнате, в которую пробивался слабый дневной свет. Он лежал на спине и не мог пошевельнуться. Он начал припоминать последние события и удивился тому, что до сих пор жив.

Голова болела, и его страшно мутило.

Совсем рядом он увидел что-то, отливавшее золотом. Потом разглядел, что это были чьи-то волосы. Светлые волосы. Белокурая Куколка?

— Блонди! — хотел он окликнуть ее, но из горла вырвалось только какое-то шипение.

Он попытался снова.

— Блонди!

Она не двигалась. Он испугался.

С усилием, задыхаясь, Доулиш встал на ноги и прислонился к стене. Перед глазами кружились и качались золотые волны волос; но постепенно головокружение стало проходить, и Доулиш двинулся вперед.

Горло Куколки было перерезано.

Его колотило, он пытался сообразить, что же произошло, но отчетливо понял только одно: ему нужно поскорее выбираться отсюда.

И чем быстрее, тем лучше!

Он почувствовал резкий запах виски. Потом увидел на полу возле кресла полупустую бутылку и стакан. Принюхавшись, он понял, что пахнет не столько из бутылки, сколько от его собственной рубашки. Он весь был пропитан этим запахом, словно безнадежный пьянчуга.

Почему?

И опять все тот же вопрос — почему?

Доулиш отвел глаза от зияющей раны на горле женщины и привычно полез в карман за сигаретами. Под пачкой сигарет лежало еще что-то, Нож.

— Я понял, — произнес он осипшим голосом. — Понял.

Он начал прикидывать. В этой комнате будут его отпечатки пальцев — избавиться от них у него нет никакой возможности. Рано или поздно тело найдут, явится полиция, и тогда капкан захлопнется. Охота уже началась.

Он повернулся к окну. Окно было открыто, но снаружи его перекрывала решетчатая ставня. Сквозь решетку он увидел фонтан, тележку, запряженную осликом, и машину. В машине сидел человек, и что-то в его фигуре показалось Доулишу слишком знакомым. Он вгляделся повнимательнее — это был Триветт.

Одним прыжком Доулиш подскочил к двери и крутанул ручку — дверь не открылась. Конечно, они и должны были его запереть, чтобы он не сбежал. Должны? Разве это не вызовет у полиции некоторые сомнения — зачем бы убийце запираться? Но этот вопрос сейчас ни черта не значил: он был заперт. Оставили ли они ему его нож с отмычкой?

Он порылся в кармане — нож был здесь.

Руки дрожали.

— Спокойно, Патрик, — вполголоса посоветовал он сам себе, — не паникуй! Ты должен отсюда выбираться.

Ему показалось, что пока щелкнул язычок замка, прошла целая вечность.

Доулиш распахнул дверь и вышел в узкий коридор. На лестнице послышались шаги — спокойные, уверенные. Коридор сворачивал в сторону — по крайней мере Доулиша теперь не было видно с лестницы.

Перед ним был ход на чердак. Он поднялся, стараясь как можно тише скрипеть деревянными ступеньками.

Наверху была комната с покатым потолком и длинным узким окном. Высунувшись, он увидел, что на улице и на площади полным-полно полиции; увидел машину, Триветта, вылезающего из нее с каким-то испанским полицейским чином, видимо высокого ранга. Все выглядело уж как-то слишком официально. Вокруг полицейских быстро собиралась толпа.

Доулиш глянул на крышу дома напротив. Расстояние до нее было небольшое, всего метр восемьдесят — метр девяносто. Сумеет ли он перепрыгнуть?

Если нет, надежды на спасение никакой.

Он высунул руку из окна, попробовал край крыши. Отломилась какая-то щепка, но сама по себе крыша была крепкой. Он снова взглянул вниз: смуглые лица, темные глаза — все смотрели на дверь. У двери стояли двое полицейских: соблюдая формальности, они начали колотить в дверь. На нижнем этаже, под чердаком, был балкончик, скрывавший его от взглядов толпы, и Доулишу оставалось только возблагодарить за это бога.

Он полез в окно.

Каждое движение причиняло мучительную боль, все тело ныло, но ему все же удалось ухватиться за край крыши и медленно подтянуться. Стук в дверь прекратился, послышался ропот толпы и резкий, громкий — такой английский — голос Триветта.

Доулиш осторожно посмотрел вниз с крыши. Похоже, его никто не заметил — по крайней мере, никаких удивленных возгласов он не услышал. Он лег у самого края. Боль терзала все тело. Доулиш немного переждал и встал на колени. Затем, пригибаясь, — на ноги. Место, где расстояние между крышами не превышало двух метров, было уже рядом.

Он добрался до этого места и позволил себе снова взглянуть вниз. Толпа и машина все еще были на площади, но Триветт и испанский офицер куда-то ушли. Скоро они вернутся. Вернутся за ним.

Прочна ли крыша дома напротив? Выдержит ли она тяжесть его тела?

Доулиш собрал все свои силы, сделал глубокий вдох — и прыгнул.

Приземлился он с грохотом и мгновенно лег ничком.

Он лежал тихо, затаив дыхание, боль накатывала мучительными волнами. Он понимал, что толпа услышала этот грохот. Рискнув посмотреть вниз, он увидел, что кто-то, разглядывая улицу, вертит головой по сторонам, но, слава богу, пока никто не догадался поднять голову вверх.

Он внимательно оглядел соседние дома. По зеленым ставням ему удалось определить гостиницу, в которой скрывались Тим и Мепита.

И вдруг Доулиш увидел то, что вселило в него слабую надежду: от края крыши, на которую он приземлился, вела пожарная лестница. Он добрался до нее и начал медленно спускаться, повернувшись к улице спиной. Несомненно, на него обратили внимание, но он нарочно старался не спешить, заставляя себя спускаться спокойно. Здание гостиницы скрывало его из поля зрения Триветта и испанского полицейского.

Главный вход в гостиницу был как раз на этой улице. Он вошел. За конторкой, пересчитывая кучку грязных скомканных песет, сидел уже другой портье. Он проводил Доулиша отсутствующим взглядом.

Доулиш стал бистро подниматься по лестнице.

Подошел к нужному номеру, повернул ручку двери.

На пороге комнаты его поджидал Луис — человек, так поразительно похожий на него самого. В руках он сжимал пистолет.

Луис саркастически улыбался, а с улицы доносились возбужденные крики толпы, голоса Триветта и испанского полицейского. Очевидно, они только что обнаружили труп женщины.

— Ну и кто тут у нас самый умный? — осведомился Луис. — Самый умный попал из одной ловушки в другую.

Доулиш молчал. Он действительно растерялся.

— Итак, молчим, — издевательски заметил Луис. — А мне говорили, что вас не так-то просто заставить заткнуться. Но, похоже, они были не правы.

«Надо ждать, — подумал Доулиш, — и он разговорится. Скажет все, что надо».

— Представьте себе, Блонди не понравилось, что я женился на Мепите! — воскликнул Луис, всем своим видом давая понять, что он этим одновременно и возмущен, и польщен. — Так что с ней надо было кончать. Если б вас сейчас при ней прихватили, все было бы отлично. Впрочем, вы вполне могли сломать себе шею, прыгая по крышам. И тогда все тоже было бы прекрасно. Полиция получила бы своего злодея, я был бы в безопасности, а Мепита, опасаясь за своего драгоценного братца, держала бы язык за зубами, оставаясь при этом моей законной супругой.

— Вам, быть может, удалось обвести вокруг пальца Мепиту и Карлоса, но есть ведь и другие, — медленно произнес Доулиш.

— О ком это, черт побери, вы толкуете!? — рявкнул Луис.

— Есть те, кто отдавал приказы, есть те, кто разработал всю схему.

— Да, я работал не один, — заявил Луис, — и у вас хватило ума, чтобы сообразить это. Ну и что, вам от этого легче? Или это хоть как-то облегчит положение вашей жены, когда ей придется давать показания в суде? Между прочим, она тоже заявилась в Барселону.

Доулиш не смог сдержать удивленного восклицания Да, тут он допустил промашку.

— Вот так, теперь вы это знаете От меня, — с важностью добавил Луис. — Она прилетела тем же рейсом, что и Триветт, но мои парни сообщили, что из аэропорта они выходили порознь.

«Конечно, если сейчас я наброшусь на него, этот тип выстрелит, — подумал Доулиш. — Интересно, куда угодит пуля?»

Однако атаковать придется рано или поздно. Иного выхода нет.

Гласное — выбрать нужный момент. Момент, когда Луис решит, что он, Доулиш, уже не представляет никакой опасности.

В этот момент дверь, ведущая в маленькую соседнюю комнатку, приоткрылась.

— Ты, Луис, умом не блещешь, как всегда, — сказал появившийся на пороге Карлос Фернандес, и глаза его радостно блеснули. — Куда лучше будет, если Доулишу вообще не придется появляться в суде. Он знает слишком много. Что же касается крыши, то какая разница, с какой он упадет — с той или с этой?

Глава 22 Карлос

Доулиш всматривался в его веселое, довольное лицо. Карлос был очень похож на сестру. И если бы не сложившиеся обстоятельства, то его веселость и приветливость были бы даже симпатичны.

— Доброе утро, мистер Доулиш, — преувеличенно вежливо произнес он.

Доулиш промолчал.

— Что-то он у нас сегодня не слишком разговорчив, — пробурчал Луис.

— Вряд ли это удивительно: обстоятельства не благоприятствуют, — пояснил Карлос. Он подошел и выглянул в окно: — Ага, прибыл еще один наряд полиции.

— Вот пусть он и летит им на головы, — злобно заявил Луис.

— Да, мой бедный Луис, — сказал Карлос, — все-таки с головой у тебя не все в порядке. Ты что, хочешь, чтобы полиция явилась сюда?

— Когда этот тип заткнется навсегда, нам и полиция не будет страшна, — отозвался Луис.

Если бы полицейские, толпившиеся на улице, услышали этот диалог, они сразу бы разобрались во всем. Но полицейские с таким же успехом могли находиться на другом конце света, а не под окнами. Что, если закричать, затеять борьбу? Но в руках у Луиса был пистолет, и Карлос тоже вынул оружие. Доулиш понял, что Карлос сознательно и с самого начала находился на стороне врагов.

Но кто, кто же стоял за всем этим?

Этот кто-то, скорее всего, управляет операцией из Лондона. Это очевидно.

— А там как дела? — спросил Луис.

— Мистер Джереми еще не пришел в себя, — ответил Карлос, — Мепита тоже.

Значит, Тим жив! Тогда еще остается хоть какая-то надежда.

— Могу догадаться, что с ним произойдет. Он утонет в ванне, — произнес Карлос самым что ни на есть спокойным тоном, как будто речь шла о воскресном пикнике.

Последовала долгая пауза, затем Карлос предложил:

— Подождем супругу мистера Доулиша.


Так вот в чем дело!

Они ждали Фелисити.

Тогда и Доулишу оставалось только ждать.

В этой истории все с самого начала шло наперекосяк, каждый его шаг заканчивался неудачей. И вот теперь они заманили в ловушку Фелисити!

Он почувствовал, что слабеет, что на него наваливается свинцовая усталость и сбросить ее усилием воли ему не удастся. Вся его борьба напрасна — все, все безнадежно. Что они сделают с Фелисити?!

Но почему она должна появиться?

И зачем она им вообще нужна?

— Она скоро прибудет, — спокойно произнес Карлос. — Нам пришлось помочь ей избавиться от полицейского хвоста, но это было не слишком сложно. Скоро она будет здесь, и мы тогда сможем покончить с ними обоими.

Луис встал.

— Слушай, я чего-то недопонимаю, — сказал он. — Она-то зачем понадобилась?

— Это очень настырная особа, — пояснил Карлос. — Она провела маленькое самостоятельное расследование и теперь знает, кто ОН. Если бы Доулиш додумался до этого сам, он бы избавился от массы хлопот.

Доулиш сел на стул. Спокойнее, еще спокойнее… Теперь он был готов к самым решительным действиям.

— Ах, вот как! — задумчиво произнес Луис. Похоже, он наконец-то понял, в чем дело. — И когда ж она явится?

— Потерпи, ждать осталось совсем недолго. Он в Барселоне, он сам ее и привезет. Мепита будет молчать — ради меня и ради тебя тоже. Когда Доулиш, его жена и этот Джереми умолкнут навсегда, опасаться нам будет нечего. Конечно, мог бы проболтаться Сеп Ли, но и он будет держать язык за зубами — ему, конечно, придется провести несколько лет за решеткой, но по выходе его будет ждать кругленькая сумма, так что…

И тут Доулиш рухнул на пол.

У него была лишь секунда, пока они опомнятся и начнут стрелять. Доулиш рванул на себя кровать, находившуюся между ним и двумя его врагами, и перевернул ее. В этот миг кто-то из них выстрелил, но пуля пролетела мимо, кровать перевернулась, пригвоздив к полу Карлоса, а спинкой до крови разбила Луису лоб.

Эта секунда решила все.

Доулиш перепрыгнул через кровать и выбил пистолет из руки Луиса. Пистолет Карлоса, похоже, накрыло кроватью.

Оба они были без сознания. Доулиш прикрыл входную дверь и прошел в соседнюю комнатку.

Тим был там. Живой, но в бессознательном состоянии. Мепита просыпалась от долгого, глубокого сна.


Но и это был еще не конец.

Скоро здесь появятся Фелисити и «тот». Доулиш должен их дождаться, он понимал, что, пока они не придут, ничего предпринять он не сможет. Предстоял еще один поединок, возможно, пострашнее всех предшествующих.

Вдруг раздался сонный голос Мепиты:

— Это… Это настоящий Патрик…

Она открыла глаза, самые прекрасные глаза на свете. Такие глаза воспевали поэты, и художники запечатлевали их на своих бессмертных полотнах. Но что крылось за этим спокойным и таким невинным взглядом? Неужели эта красота — всего лишь фасад, за которым прячется черная, злобная душа?

— Где Карлос? — спросила Мепита.

— Он упал и немного поранился.

— А… А Луис?

— Не думаю, что Луис чувствует себя намного лучше, — мрачно произнес Доулиш.

— Патрик, — Мепита подошла к нему. — Патрик, если полиция найдет Луке?, она ведь решит, что это — вы, да?

Он молчал.

— Это ведь так, да? — настаивала Мепита.

— Быть может, — ответил Доулиш.

Она не знала, что Триветт никогда и ни с кем его не спутает. Если показать Триветту человека, который мог быть двойником Доулиша, тот сразу же все поймет.

— Господи! Ну конечно же, полиция решит, что это вы, — воскликнула Мепита. — И тогда вы будете совершенно свободны, Патрик!

Доулиш смотрел на нее, не понимая, к чему она клонит.

— Тогда убейте его, — мягко произнесла она. — И он больше не станет мешать Карлосу. Мы получим назад Свои драгоценности. А потом, может быть… может быть, вы и я… — она подошла еще ближе, она уже почти касалась его своим телом. И глаза ее были так нежны, так прекрасны. Он чувствовал, что она вся дрожит от страсти Но в то же время он понимал, что она старается обмануть его, обмануть ради спасения брата. — И тогда мы сможем уехать. И вы будете в безопасности, в полной безопасности.

Он мог оттолкнуть ее, но мог сделать вид, что принимает ее предложение, подыграть ей. Сейчас он не думал о том, сколь холодно ее сердце и черна душа. «Пусть человек, за которого она по полному своему согласию вышла замуж, умрет, — сказала она, — главное — спастись самим, и прежде всего — спасти Карлоса».

Господи, сохрани всех мужчин, которые любили и еще полюбят ее!

— Убейте его, — повторила она, — и пойдем. Мы… — Мепита направилась к двери. Она увидела перевернутую кровать, лежавших на полу Карлоса и Луиса с зиявшей на лбу раной. Она бросилась к Карлосу, стала перед ним на колени, ее черная юбка развевалась, движения были исполнены такой грации, такого благородства, что поверить в то, что она могла произнести такие страшные слова, было просто невозможно.

Она выпрямилась.

— Здесь есть черный ход. Вы можете вынести Карлоса?

— Да, но…

— Тогда поспешим, — воскликнула она. — Мы можем достать машину. Я позвоню нашему другу, он пришлет большую машину. Скорей, Патрик!

Глаза ее горели, на щеках появился румянец, она выглядела еще моложе, еще прекраснее — хотя кто мог бы быть прекраснее Мепиты Фернандес, женщины, у которой не было сердца!

— Мы не можем… — начал Доулиш.

— Надо спешить! Вот! — Она повернулась, схватила лежавшие на прикроватном столике спички. Зажгла спичку, поднесла ее к простыне и держала, пока ткань не загорелась.

— Вот! Вот! — Она бросила спичку, от простыни пошел едкий дым. Мепита схватила подушку и протянула Доулишу.

— Прижмите ему лицо подушкой, и все подумают…

Доулиш затоптал огонь. Она стояла; все еще держа в руках подушку. На лице ее застыло недоуменное выражение, брови нахмурились.

— Что вы делаете?

— Тебе бы следовало научиться кое-чему у твоих друзей, — Доулиш взял у нее подушку и отбросил в сторону. — Есть еще кое-что и кое-кто, кто может выдать нас.

— Кто? — Она уставилась на него широко раскрытыми глазами, ее удивление казалось совершенно искренним.

— Вот уж это тебе следовало бы знать. Ваш босс. Ты что, никогда не слышала о нем?

— А разве он должен прийти? — спросила она. — О да, я слышала, что есть кто-то, кто отдавал им приказы, — но разве вы станете слушать чьи-то приказы?

— Стану, но недолго, — ответил Доулиш. — Столько, сколько сочту нужным, чтобы сделать все то, что сочту нужным сделать я. Но для начала я должен посмотреть, кто это, а потом узнать, что он от меня хочет. А затем можно было бы спалить и его!

Он рассмеялся.

Она тоже расхохоталась, словно услышала очень остроумную шутку.

— А разве вы его еще не знаете?

— Пока нет.

— А вы уверены, что он придет?

— Так сказал Карлос.

— Да, да, что-то я об этом слышала, — сказала Мепита. — Но учтите, я больше никому не позволю измываться над Карлосом. Он, конечно, глупо поступил, когда залез в долги, но теперь это уже позади.

Похоже, она действительно верила в то, что говорила: все просто — убрать Луиса, сбежать, и больше не о чем будет беспокоиться.

— Мепита… — осторожно начат Доулиш.

— Что?

— Когда я вчера пришел к тебе, ты уже знала, что Карлос работает вместе с Луисом?

— Точно я не знала, но опасалась, что это так, — ответила она. — Но все это только потому, что Карлос был очень напуган! Бедненький Карлос! Я могу его понять. Мы всю жизнь очень нуждались, — продолжала она. — Да, у нас было немного денег и хорошая квартира, которую оплачивал наш дядя, но мы все же были бедны. Разве это так ужасно — хотеть разбогатеть? Сначала Карлос хотел продать эти драгоценности и убедил меня в том, что это разумно. Потом я встретила Луиса и полюбила его. Он оказался плохим человеком, но я же об этом не знала? И Карлос тоже не знал. И вдруг Карлос понял, что он — плохой человек, что он, возможно, забрал наши драгоценности и не отдаст денег. Карлос впал в отчаяние. Поэтому он решил, что должен действовать заодно с шайкой — чтобы спасти наши деньги, чтобы уберечься от еще больших неприятностей. Разве можно его в этом обвинять?

Она — это видно было — ждала, чтобы Доулиш сказал «нет».

И в этот момент зазвонил телефон.

Глава 23 Босс

Доулиш резко повернулся и взглянул на черный аппарат. От него исходила серьезная опасность. Телефон снова зазвонил. Ответить Доулиш не мог — не знал испанского. Могли звонить Карлосу или Луису, и если он ответит по-английски, это будет сигналом тревоги для всех членов шайки.

Телефон зазвонил в третий раз.

Доулиш приказал Мепите:

— Возьми трубку. Скажи тому, кто звонит, что говоришь по поручению Луиса.

— Хорошо, — она сразу же согласилась. Это было странно, просто невероятно — неужели она действительно так наивна? Но похоже, так и было: она действовала по первому побуждению, согласно той мысли, которая в данную минуту приходила ей в голову. И это было потрясающе — такая откровенная, чудовищная простота. Для нее не существовало понятий «добро» и «зло».

Она подняла трубку, быстро сказала несколько слов, потом умолкла, слушая.

Потом она что-то ответила и повесила трубку.

— Босс направляется сюда, — сообщила Мепита. — Это звонил Педро, он работает на Луиса, и он сказал, что сюда идет сам босс. С ним какая-то женщина. Вы что-нибудь знаете о ней?

— Нет, Мепита, не знаю, — солгал Доулиш. Он был вынужден сказать неправду, потому что не мог и предположить, как она отреагирует на приезд Фелисити. Рисковать не стоило.

— Что вы будете делать? — спросила Мепита.

— Ждать босса, — ответил Доулиш. — Не волнуйся.

Он вынул из кармана пистолет.

— Сиди здесь, — он указал ей на стул прямо напротив входной двери. — Увидев тебя, он растеряется, и тогда мне удастся с ним справиться.

— Отличная мысль! — воскликнула она и послушно уселась на стул.

Доулиш открыл замок входной двери, а сам притаился во второй, смежной комнатке. Кто бы ни вошел, этот человек сначала увидит Мепиту, и только потом — перевернутую кровать и лежащих без сознания Карлоса и Луиса.

Раздались шаги.

Мужские и женские. Он сразу определил, что рядом с мужчиной идет Фелисити.

Сердце Доулиша тяжело забилось. Он еще крепче сжал в руке пистолет. Мепита сидела очень прямо, как примерная и аккуратная школьница, сложив на коленях руки, — сама красота и спокойствие; она уже изобразила на своем лице улыбку, с которой Доулиш теперь уже был слишком хорошо знаком. Она жаждала спасти Карлоса, и это было единственной ее целью.

Но так ли это? Может, она лишь притворялась, что абсолютно равнодушна к Луису?

Шаги все приближались.

Повернулась ручка двери.

Дверь распахнулась. В комнату влетела Фелисити — кто-то подтолкнул ее сзади. Следом за ней в дверь проскользнул мужчина. Он остановился, удивленно взирая на Мепиту.

Это был Морис Гейл.

Они замерли: Фелисити, сзади — в паре метров от нее — Гейл. Фелисити посмотрела на Мепиту, потом повернулась и увидела Доулиша. Гейл все еще стоял, не двигаясь, правая рука его была засунута в карман пиджака. Его взгляд был прикован к Мепите — она могла бы загипнотизировать любого мужчину. Уж кого-кого, а ее Гейл никак не ожидал здесь увидеть.

И тогда Доулиш произнес:

— Привет, любимая. Ты не могла бы отойти в сторонку?

Он поднял пистолет и прицелился в Гейла.

— Здравствуй, Морис. Какая встреча!


Теперь Доулиш понял все. Вот он, Гейл, владелец магазина! Наверное, он уже в течение многих лет скупал и перепродавал краденые драгоценное л и произведения искусства. Затем он улучил момент и скрылся, обставив дело так, что во всем творившемся в фирме Гейла будет обвинен Доулиш. Если бы ему это удалось — а он был уже близок к успеху, — он вернулся бы как ни в чем не бывало, занялся бы снова своим бизнесом, и репутация его была бы чиста как стеклышко. Все его поступки — длительная деловая поездка, просьба заменить его на это время, ибо, как он уверял, он мог довериться лишь Пату и Фелисити, — все, все это было задумано лишь для того, чтобызаманить Доулиша в ловушку.

Сеп Ли работал на Гейла, это очевидно, и лгал тоже ради него. Человека по имени Луис наняли только потому, что он был поразительно похож на Доулиша — а наличие подобного человека-двойника было составной частью всей схемы. Безусловно умной, даже блестящей схемы, и тем более отвратительной, что спланирована и осуществлена она была человеком, называвшим себя его другом.

— Как ты догадалась, Фел? — спросил Доулиш.

— Догадалась, в конце концов! Когда увидела фотографию Белокурой Куколки. Она очень похожа на Мориса.

Похожа на Мориса!

И Тим говорил, что он где-то видел это лицо!

— Она его сводная сестра, — пояснила Фелисити. Потом, помолчав, произнесла: — Пат, что ты собираешься делать?

И вдруг, прежде, чем Доулиш успел ответить, прежде, чем Морис Гейл успел произнести хоть слово, Мепита поднялась со своего места. Глаза ее сверкали, как у тигрицы, она величественно, во всем сиянии своей красоты, приблизилась к Доулишу и возложила руку на его плечо.

— Кто этот человек? — спросила она.

— Этот человек все и придумал, Мепита, — с горечью ответил Доулиш. — Этот человек заманил в ловушку и провел всех нас.

Она, словно кошка, метнулась к Гейлу. Доулиш бросился за ней, но в эту секунду Морис Гейл выхватил пистолет и выстрелил.

Доулиш почувствовал, что пуля просвистела всего в нескольких миллиметрах над его головой. Лицо Гейла — красивого, уверенного в себе человека — исказили злоба и животный ужас. Доулиш прыгнул на него, вцепился ему в горло, теперь уже он не сдерживал своей ярости, он превратился в настоящего дикаря. Он ненавидел этого человека — человека, который когда-то был его другом, человека, который хладнокровно спланировал все эти убийства, который шаг за шагом вел его, Доулиша, в камеру смертников. Да, Доулиш жаждал его смерти!

Он слышал, как Фелисити что-то кричала, чувствовал, как она пыталась оттащить его от жертвы, чувствовал, как она колотила его по щекам, но ничто не в силах было заставить его отпустить глотку врага.

И вдруг его схватили более сильные руки, чем руки Фелисити, и оттащили в сторону. Получив сильнейший удар в челюсть, он развернулся — перед ним стоял Триветт. Над распростертым на полу Морисом Гейлом склонился какой-то человек.

— Все в порядке, — сказал Триветт. Казалось, голос его звучит издалека. — Все кончено. Успокойся.

Он старался говорить как можно спокойнее, но по лицу его струился пот. Он усадил Доулиша на стул.

— Мы с Фел немного поболтали в самолете, пока летели в Барселону. Она сказала, что хочет повидать Мориса Гейла, он вроде бы обещал помочь. И она успела рассказать мне все — в том числе и о его поразительном сходстве с Белокурой Куколкой. Мы следили за ними, видели, как они вместе с Фелисити направились сюда. Тебе с самого начала, — усмехнулся Триветт, — следовало обратиться в Скотленд-Ярд.

— Теперь Скотленд-Ярд все и получит, — ответил Доулиш. — Все и всех! Фелисити, — повернулся он к жене, — здесь, в этой комнате находится женщина с лицом ангела и душой дьяволицы.

— Бедная Мепита, — вздохнула Фелисити.

Мепита склонилась над братом. Ее прекрасные волосы покрывали его лицо, словно вуаль.

Мепиту увели, Карлоса и Луиса вынесли из отеля на узкую улочку, полную любопытных, улочку, запруженную осликами и тележками, улочку, пропитанную запахами оливкового масла, чеснока и вина, улочку, на которой мелькали соломенные шляпы и веревочные сандалии.

Глава 24 Конец

Лучи солнца весело играли на волнах Средиземного моря, солнце светило Доулишу, Фелисити и Джереми, устроившимся на песке в тени огромного пляжного зонта. Они — и это было совершенно естественно — говорили о Мепите.

Ее отпустили, Карлоса же отправили в тюрьму, к отчаянию и горю Мепиты. Но добрый дядюшка, который оплачивал их квартиру, взял на себя заботу о Мепите и постарался как-то посодействовать Карлосу, чтобы избавить его хотя бы от части неприятностей.

Триветт, подчищавший все концы, воспользовался гостеприимством испанской полиции. Он скоро должен был прибыть сюда, в местечко Коста Брава, найденное Тимом и горячо одобренное Фелисити.

Здесь они отдыхали, наслаждаясь золотыми днями, поджидая Триветта, который сражался с испанскими властями за Доулиша, обвиненного в смерти Белокурой Куколки и Уэббера.

Но вот прибыл и Триветт — такой солидный, такой английский, что Тим осведомился, почему это он не прихватил с собой котелок?

— Все, Пат, можешь радоваться. Мы сможем уехать, как только следствие завершится.

— Как, все пятна смыты? — спросил Тим.

— Да, Доулиш чист перед законом, — серьезно ответил Триветт. — Я, как вы понимаете, поддерживаю постоянную связь со Скотленд-Ярдом. Сеп Ли раскололся. Теперь все окончательно прояснилось, у нас есть необходимые показания. Схема была довольно примитивна. Гейл сильно чуждался в деньгах. Вместе с Сепом Ли он начал скупать краденое, потом они захотели завязать со всем этим и снова зажить как добропорядочные люди, но в деле уже было замешано слишком много народа, слишком многие знали, чем занимался с своем магазине Гейл. Тогда они и придумала подвести под монастырь тебя, Пат. Сеп все тщательно взвесил. Он отлично понимал, что его ожидает несколько лет тюрьмы, но он успел сколотить приличное состояние и считал это достаточным вознаграждением за годы, проведенные за решеткой.

Мозгом всей операции был, конечно, Гейл. Это он нашел двойника, Луиса, и все произошло бы именно так, как они планировали, если бы не вмешался чисто человеческий фактор.

— То есть? — тупо осведомился Доулиш.

— О, все просто — любовь и ревность, — с явным неодобрением произнес Триветт. — Испания — очень удобная страна для перепродажи краденых драгоценностей, но слишком уж эмоциональные люди здесь живут, и ведут они себя здесь совсем не по-английски. Луис Барнетт и Гейл основали здесь небольшое агентство, они искали выход на местную аристократию. Карлос де Киенто и Фернандес — выходец из старинной семьи, во всех отношениях подходящий персонаж, к тому же он сам запутался в долгах. Они решили шантажом уговорить его сотрудничать с ними, по тут произошло событие, которое и привело к провалу всей операции: Карлос познакомил свою сестру с испанским представителем Гейла, а тот, в свою очередь, познакомил ее с Луисом. Чтобы сестра ничего не заподозрила, Карлос представил его как богатого английского бизнесмена. Луис обладал определенной властью над Карлосом, и поэтому ему удалось добиться его разрешения на брак с Мепитой. Однако он клялся, что позже легализует этот брак, заключенный на подставное имя.

Единственное, чего ни Луис, ни Гейл предположить не могли — это того, что Мепита отправится в Лондон.

— Снова этот непредсказуемый человеческий фактор! — воскликнул Тим.

Триветт ухмыльнулся:

— Вот именно. Ведь Мепита действительно считала себя женой Патрика Доулиша! Корее, друг семьи, естественно, влюбленный в Мепиту, заподозрил, что Луис — совсем не тот человек, за которого он себя выдает. Он раздобыл фотографию, сделанную в Париже именно тогда, когда ты, Пат, скорее всего, находился где-то а другом месте, — это и была та самая улика, которая могла разрушить весь заговор. При помощи этой фотографии Корее намеревался разоблачить всю шайку, но Луис, узнав об этом, убил Кореса. Однако фотография исчезла, и тогда О’Флинна послали узнать, не у тебя ли она, Пат. Помни, что главной их задачей было отправить тебя за решетку, — продолжал Триветт. — Когда Морис Гейл узнал, что все пошло не по его плану, он, воспользовавшись фальшивым паспортом, вернулся в Англию, чтобы руководить операцией на месте. Гейл полагал, что полиция действительно считает тебя преступником и что это отвлечет нас от другой линии расследования — Мепиты и Карлоса. Он быстренько услал Фернандесов обратно в Испанию, но тут ты подключил к расследованию Эллисона, и тому удалось разузнать кое-что.

— Билл, — торжественным голосом произнесла Фелисити, — это именно Пат направил Эллисона на след, и ты об этом прекрасно знаешь, так что я отнюдь не уверена в твоей правоте, когда ты говоришь об успехах полиции. Если б вам дали полную свободу действий, Пат уже давно сидел бы в тюрьме. Признайся, ведь так? Если бы его тогда, в Сохо, схватили, он предстал бы перед судом.

Триветт был вынужден защищаться:

— Но ведь было полно улик! В том же Сохо, например, Гейл все очень аккуратно обставил. Ли должны были убить — он, кстати, об этом и не догадывался, считая, что ранили его совершенно случайно. Да, Пату, быть может, и пришлось бы предстать перед судом, но любой хороший адвокат не оставил бы от дела камня на камне.

— Очень умная мысль, — пробормотал Тим. — А как насчет изумрудов «кру»?

— Нам подсказали, где их можно найти, а Сеп Ли никак не предвидел, что мы нагрянем в магазин, а то успел бы их перепрятать.

Триветт помолчал и продолжал:

— Ну вот, пожалуй, и все. Испанская полиция больше не имеет к тебе никаких претензий.

— Но почему же они все-таки убили Белокурую Куколку? — спросил Доулиш.

— А, это… Еще один пример того, что нельзя мешать бизнес с любовью. Как это не по-английски! — возмущенно воскликнул Триветт. — Сначала ее успокаивали, говорили, что Луис женился на Мепите только ради дела, но она все же начала подозревать его. Когда же она увидела Мепиту, она поняла, что Луис ее надул. И пригрозила пойти в полицию. И вот вам… — Триветт выдержал эффектную паузу, — результат!

— Благодарю, ты прояснил мне эту часть загадки, — усмехнулся Доулиш.

— Тебе все же следовало бы побольше доверять полиции, — торжественно заявил Триветт, но, поймав саркастический взгляд Фелисити, широко улыбнулся. — Итак, дело закрыто, остались лишь некоторые формальности, — заключил Триветт, тяжело поднимаясь с облепленного песком пляжного стула. — Когда домой, Пат?

— Скоро, скоро, — ответила за него Фелисити. — И хотя мы, вероятнее всего, больше никогда не увидим Мепиту, должна признаться, что я всегда испытывала к ней глубокую симпатию. Жалко ее.

И Фелисити глубоко вздохнула.



ББК 84.4 (Вл.)

К82


Кризи Джон

К82 От смерти не убежишь. Сборник: Романы. / Собр. соч. в 10 томах. Т. 3. — Пер. с англ. — М.: «Канон», «Гранд-Пресс», 1993. — 400 с. с ил.


К4703010100—003 Подписное

4У5(03)—93


ББК 84.4 (Вл.)


ISBN 5-86999-005-X (т. 3)

ISBN 5-86999-004-1


© Составление, оформление: издательство «КАНОН», 1993.

Редактор П. А. Свиридов

Технический редактор Л. Ф. Чашников

Художественный редактор И. Г. Левченко

Художник И. А. Воронин

Корректор О. А. Федорова

Компьютерная верстка В. М. Родин


Издательство «КАНОН». 109280, Москва, 1-я ул. Машиностроения, дом 10, Информационно-издательский центр «Гранд-Пресс», 123557, Москва, М. Грузинская ул., 38


ЛР № 030519 от 15 апреля 1993 г. Сдано в набор 01.12.92 Подписано в печать 25.09.93 Формат 84×108 1/32. Бумага офсетная. Печать офсетная. Гарнитура тип Таймс. Уч.-печ. л. 21,00. Тираж 100000 экз. Зак. 594.


Отпечатано с готовых диапозитивом в типографии ИПО Профиздат, 109044, Москва, Крутицкий вал, 18.

Джон Кризи Вопль убийства


1 Мгновение ужаса

Звук пришел откуда-то из тишины ночи, взрезая ее, разрывая нервы на дрожащие нити. Она закричала, всем телом вжалась в сиденье, руки ее оторвало от руля какой-то непонятной, невидимой силой. Она знала, что машина ее пошла юзом, ясно видела в свете фар груду замерзших листьев и сугроб, а за ними деревья. Но страха смерти не было, был только панический ужас от этого звука.

Затем жуткий визг прекратился.

Как раз в тот момент, когда звук смолк, нос ее машины уткнулся в сугроб. Силой удара ее швырнуло в сторону, тряхнуло, стукнуло… И снова наступили тишина и покой.

Сердце лихорадочно билось, дыхание болезненно прерывалось. Она дышала часто, захлебываясь, и никак не могла вдохнуть достаточно глубоко, как будто что-то не пускало воздух в легкие. Отраженный свет фар, казалось, подчеркивал окружавший покой вне машины и бурю чувств в ней. Она слышала свое дыхание, хриплое, затрудненное, и все же какое-то теплое, человеческое — столь не похожее на сатанинский визг, который нагнал на нее такой страх.

Она съежилась, прижавшись к дверце машины, у нее не было ни сил, ни желания двигаться. Она видела, как что-то вроде бы двигалось в свете фар, но это казалось ей следствием головокружения.

Затем она увидела в заднем окошке машины лицо. Она снова почувствовала страх, но он был совершенно не похож на тот ужас, который она испытала. Это был просто страх, когда неожиданно кто-то незнакомый заглядывает в окно. Лицо исчезло. Она смутно разглядела шапку и шарф. Затем дверца распахнулась и какой-то мужчина спросил:

— С вами все в порядке?

Она могла только прерывисто дышать.

— Выглядите вы неплохо, — сказал он.

Она попыталась заговорить, но не смогла. Мужчина с трудом влез в машину и придвинулся к ней.

— Я видел, как вас повело, — заметил он. — Вы даже не представляете, какая вы везучая.

Она повторила:

— Везучая?

— Случись это на десять ярдов дальше, и вы оказались бы в реке, — продолжал он.

Реке? Какой реке? Она и не знала, что рядом есть река.

— Старайтесь дышать поглубже, — говорил мужчина. Как будто она не дышала бы, если бы могла! — Вы ранены? Может, у вас перелом или…

Он замер в нерешительности, но потом уверенно положил руки ей на плечи и провел ими по ее рукам. Она ощутила некоторое давление, и ничего больше. Затем его руки скользнули между ее руками и телом с какой-то отрешенной фамильярностью и твердо, но осторожно нажали на ее ребра, бедра, ноги. После этого он отпустил ее.

— Было где-нибудь больно?

Она с трудом покачала головой.

— Знаете, что вам поможет? — заметил он. — Немножко подвигаться. Я подойду к другой дверце и выпущу вас через нее.

Он ободряюще улыбнулся, отодвинулся от нее и вылез из машины. У него была хорошая, белозубая улыбка. Когда дверца захлопнулась и она осталась одна в машине, на нее опять напал страх: вдруг снова из темноты ночи ударит этот звук. Но ничего rte произошло.

Человек появился у другой дверцы, и она выпрямилась, чтобы не выпасть наружу, когда дверца откроется. Теперь она дышала глубже и громче, воздух начал проходить в легкие. Дверца открылась, он поставил руку поперек проема, видимо опасаясь, что она выпадет. Не говоря ни слова, он взял ее за левую руку, и она выставила наружу ногу, пытаясь нащупать землю. Тогда он подхватил ее под локти, помог подняться с сиденья и поддерживал, пока она не встала устойчиво, не качаясь, на землю. После этого он отпустил ее, но остался рядом, явно на случай, если она потеряет равновесие. Единственный известный ей мужчина, который когда-либо проявлял такую заботу, был Эрик. Вспомнив о нем, она задержала дыхание. Этот человек ничем не походил на Эрика: он был высок и широк — массивен, — и лицо у него было мужественное, грубоватое, а у Эрика черты лица были тонкими, почти женоподобными.

— Давайте походим, — сказал он. — Ваши ботинки выглядят довольно прочными!

Он обнял ее за плечи и заставил сделать несколько шагов вперед, мимо груды земли и припорошенных снегом листьев, в которую она врезалась. Его машина остановилась сразу за ней, и свет фар делал таинственную темноту невинной и безвредной. Немного подальше был обрыв, отделенный от дороги хлипким на вид заборчиком. Если бы ее машина ударилась в него, она разнесла бы его в щепки и слетела вниз.

— Слышите реку? — спросил он.

Плеск и журчание были слышны очень отчетливо и недалеко.

— Да, — сказала она. Это было первое слово, которое она произнесла с момента ужаса.

— Если еще похолодает, — продолжал мужчина, — она замерзнет.

— На… наверное.

— Я думал, что снег переломит похолодание, но его выпало слишком мало, и он никак не повлиял.

— Не повлиял. Я… не могу передать, как я вам благодарна.

— Не меня благодарите, — возразил он, — благодарите судьбу. Я, уж точно, не прыгнул бы вслед за вами.

Он посмеивался над ней в несколько суховатой манере, и она почувствовала, что он старается мягко вывести ее из шока.

— Что случилось? — спросил он. — Что-то перебежало вам дорогу? Я слышал визг ваших тормозов.

Тот жуткий визг — «визг тормозов»?

— Нет, нет! Я ничего не видела.

— Хотя полагаю, что увидел бы ваши стоп-сигналы, если бы вы нажали на тормоз, — говорил он.

Они прогуливались, делая десять шагов в одну сторону, потом десять — в другую, и хотя холод щипал ей лицо и руки и начинал пробираться под одежду, она уже чувствовала себя гораздо лучше.

Их дыхание выходило облачками пара, легко таявшими в воздухе еще до того, как на смену им появлялись другие.

— А вы не совершили смертный грех?

— Что… Какой смертный грех?

— Заснуть за рулем.

— Господи! Конечно, нет.

— Я почти верю вам.

— Уверяю вас, я… я не спала.

— Ладно. Что же тогда случилось?

Как она могла просто сказать: «Я услышала звук»? Она быстро взглянула на него. Они как раз снова подошли к ее машине, и на этот раз он не пошел дальше. Он стоял и смотрел на нее сверху вниз, и все равно ей нравилась его улыбка. Ему было лет сорок, может быть, под сорок. Поколебавшись довольно долго, она ответила:

— Я услышала ужасный звук.

— Я вижу, что вы не под хмельком, — утвердительно произнес он. — Я слишком долго ехал за вами.

— Ехали за мной? — изумилась она.

— Ну, не специально! Вы оказались впереди меня, а это не самая легкая дорога для обгонов даже в лучшую погоду, так что я выдерживал интервал. Вы, знаете ли, шли с хорошей скоростью.

— Я… я торопилась.

— Тише едешь — дальше будешь, — торжественно провозгласил он. — Какой… какого рода был этот звук?

— Он был… он был… он был чудовищным, — ответила она. И произнесенное таким образом определение сделало все нестрашным.

— Это как-то похоже на кошмар, — заметил он и добавил сочувственно: — Ночью все кажется громче, больше, преувеличеннее… Хотите снова сесть в машину?

Она помедлила. Ей хотелось в машину и вместе с тем было страшно оказаться взаперти одной. Если бы не этот звук или шум, который так внезапно пришел из ночи без малейшего предупреждения! Он открыл дверцу, как бы приняв ее молчание за согласие, и она автоматически скользнула за руль. Он залез в машину за ней и захлопнул дверцу.

— Жалко, что надо включать мотор, чтобы заработала печка, — заметил он. — Эй, да у вас еще включено зажигание! — Он наклонился вперед, повернул ключ зажигания, и красный огонек на панели погас. — Вам далеко ехать?

— В Оксфорд, — ответила она.

— Это еще тридцать миль!

— Я знаю… Знаю, что еще далеко.

— По такой дороге не меньше двух часов, — прикинул он, — если не пойдет снег или вас снова не занесет на дороге. Вам обязательно сегодня надо ехать так далеко? — В его голосе сквозила искренняя забота о ней.

— Да, вообще-то, я должна ехать, — ответила она без энтузиазма.

— Уже ведь за полночь, — напомнил он ей.

— Я знаю, что должно быть поздно, — сказала она несчастным голосом.

— Вы ведь уже ехали как на автопилоте, — сухо заметил он. — Я живу в Хэйле, это такая деревушка в четырех милях отсюда, вперед по дороге. Приглашаю вас воспользоваться нашей пустой комнатой. Моя жена с радостью вас накормит, она привыкла, что я прихожу домой голодным и очень поздно. А утром вы можете уехать пораньше. Дороги уже посыплют песком, и ехать будет гораздо легче. Почему бы вам не дать себе отдохнуть? Ведь это вам необходимо.

— Вы… вы очень добры, — хрипловатым голосом сказала она и с внезапной честностью добавила: — По правде говоря, не думаю, что смогу сегодня вести машину до Оксфорда. Если вы уверены…

— Абсолютно уверен! — Он положил руки ей на плечи и дружески сжал их. — Все, что от вас требуется, это следовать за мной. Дорога займет не более получаса, даже по такому гололеду. — Он уже положил руку на ручку дверцы и вдруг сказал со смехом в голосе: — Я должен буду вас как-то представить, когда мы доберемся до дома!

— Представить?.. А, да, конечно! Меня зовут Шейла Бернс.

— Бернс?

— Да.

— А меня — Джеймс. Все зовут меня Джим, Джим Хортон. Как вы теперь? Уверены, что сможете вести машину?

— Да, мне уже совсем хорошо. И… и я очень вам благодарна.

— Я уже говорил, что вам надо благодарить не меня, а судьбу, — легко ответил он и, распахнув дверцу, вылез из машины, поскользнувшись, воскликнул: — Джеймс, будь осторожен! — и, захлопнув дверцу, зашагал к своей машине.

Когда он скрылся в ней, Шейла почувствовала полное одиночество и одновременно ощутила новый приступ страха. Но звук не повторялся, и, когда Джим Хортон захлопнул дверцу своей машины, это не заставило ее подпрыгнуть.

Она включила зажигание.

Раздался какой-то визгливый звук…

— Нет! — ахнула она. — Нет!

Затем до нее донеслось ровное постукивание мотора его машины, и она поняла, что визг был первым звуком начала работы его стартера. Тени задвигались, свет сместился, замерцал, его машина подъехала к ней вплотную. Когда они оказались бок о бок, он вежливо зажег свет у себя в кабине и помахал ей, медленно объезжая ее. Она включила стартер, сердце ее сильно забилось: звук его очень напоминал тот страшный, ужасающий визг.

Когда он отъехал вперед ярдов на двадцать, она дала задний ход, выбралась из сугроба на дорогу и поехала за ним. Шейла надеялась, что он будет ехать побыстрее, потому что уже чувствовала, как проскальзывают шины по обледеневшему снегу. Задние огни его машины исчезли за поворотом, и она заторопилась за ним, стремясь нагнать его на любой скорости, лишь бы не оставаться снова одной. Когда вышла на поворот, он был не очень далеко впереди, наверное, в пятидесяти — шестидесяти ярдах, его фары уже освещали следующий поворот дороги. В свете ее фар было видно белое ограждение, и она вспомнила о реке и слабеньком заборчике в том месте, где она остановилась. Господи, она везучая. Она почувствовала, как проскальзывают колеса, и сердце подскочило к горлу. Какая жуткая ночь! Если она не будет осторожна, то врежется в ограждение и тогда…

Шейла увидела, что Хортон включил стоп-сигнал, отбросивший ярко-красный отсвет на дорогу и ограждение. Затем его машина судорожным движением резко свернула, красный и белый цвета смешались и закружились какой-то радугой. Она затормозила. Ограждение выступило резко из тьмы, будто выкрашенное светящейся краской. Она вдруг вообразила, что Хортона вынесет через край, но не успела как следует испугаться, как его фары появились прямо перед ней, слепя своим огнем. Шейла инстинктивно закрыла глаза, сильнее нажала на тормоза, почувствовала, как машину заносит и она теряет над ней контроль, и отчаянно подумала: «Я не должна была тормозить. Я не должна была…» Она повернула руль в сторону заноса и почувствовала, как колеса снова сцепились с дорогой. В следующий момент машина остановилась, но мотор еще работал.

Что с ним… как там его зовут?.. Хортон, Джеймс… Джим Хортон.

Может, он услышал этот звук?

Нет, конечно нет, или она тоже услыхала бы его. Но может, он ушибся, может, ударился головой о ветровое стекло, всякое могло случиться. Она положила было руку на ручку дверцы, и в этот самый момент фары его машины попритухли. Значит, он, слава богу, смог это сделать. Она тоже притушила фары, и все равно света было достаточно, чтобы видеть все вокруг. Хортон открыл дверцу и осторожно выбрался из машины. Он стоял и смотрел на нее, широко раскрыв глаза, так что она подумала, что он тоже в шоке. Она нерешительно вылезла из машины.

— С вами все в порядке? — очень ясно донесся до нее его голос, спокойный и собранный.

— Да! А что с вами? — откликнулась она.

— Нечто очень странное, — ответил он.

— Что именно?

— Нечто очень странное. — Он двигался в ее сторону, и они встретились там, где свет фар обеих машин смешивался в яркое зарево, которое не слепило глаза.

— Как у вас нервы, крепкие? — спросил он с легкой небрежностью, которая, она почувствовала, явно была напускной. Но она сумела ответить вполне естественным тоном:

— Им сегодня досталось!

— Да, это уж точно. — Он помедлил и затем объявил, четко выговаривая слова: — Там, на дороге, тело какого-то человека.

— Тело… — Договорить она не смогла, но внутренне застонала: «О нет!»

— Я свернул за поворот и чуть не переехал его, — продолжал он говорить с такой же четкостью.

— О нет! — выговорила она на этот раз вслух.

— О да, Шейла Бернс, я чуть не переехал его, — настаивал он.

— Он… мертв? — спросила она.

— Я собираюсь выяснить это, — ответил он. — Как вы предпочитаете? Подождать здесь?

— Нет, нет, я… я лучше пойду с вами.

— Тогда идите осторожно, — сказал он, беря ее за руку.

Они прошли несколько шагов. Лед хрустел у лих под ногами. Вдруг он воскликнул с раздражением и изумлением:

— Господи! Ну и ночь!

Она ничего не ответила.

В бледном свете она увидела лежавшего на боку человека. Он был совершенно неподвижен. Джеймс Хортон успокаивающе похлопал ее по руке и прошел вперед сам. Он вынул что-то из кармана, и мгновение спустя луч фонарика запрыгал по рукам и груди лежавшего человека. Хортон двигал фонариком, пока его луч не осветил всклокоченные седые волосы и высокий купол лба. Ни на теле, ни на голове не было видно повреждений. Хортон опустился на одно колено, поколебался, потом очень медленно перевернул тело, открыв бледное лицо.

У Шейлы перехватило дыхание.

Челюсть человека отвисла, глаза были приоткрыты. Она была уверена, что это лицо мертвеца. Она заставила себя подойти поближе, в то время как Хортон взял человека за руку и нащупывал пульс. Он держал эту руку, казалось, вечность, прежде чем осторожно положил на землю.

— Никакого биения, — сказал он. — Ни малейшего признака жизни. Вместе с тем… — Он оборвал себя, повернул голову человека, чтобы увидеть другую сторону его лица, затем повторил то, что делал с ней раньше: провел руками по ребрам, рукам, ногам, как бы в поисках повреждений.

— Ничего не сломано, — озадаченным голосом сказал он. — Никаких ранений никакого рода. Мне непонятно, что он здесь делал и что послужило причиной его смерти.

2 Беспокойная ночь

Шейла посмотрела на мертвеца, потом перевела взгляд на выпрямлявшегося Джеймса Хортона. Мрачная нереальность этой ночи все возрастала. Если бы она была одна, все это стало бы просто невыносимым. И так все было достаточно плохо. Сама мысль, что она могла наткнуться на тело, будучи одна, заставляла ее содрогаться.

— Нет смысла стоять здесь и соображать, что бы это значило, — заметил Хортон. — Не знаю, стоит ли взять его в машину или только отодвинуть к обочине. Как вы считаете? Полиция очень придирается, если мертвое тело сдвигают с места.

— Но мы же не можем просто оставить его здесь, — запротестовала Шейла.

— Нет, полагаю, что нет. — Хортон поколебался, поджав губы. — Но здесь нас двое. — Он снова помедлил. — Шейла, мой коттедж всего в нескольких минутах езды отсюда, и я думаю, что вы его не проскочите. Может, вы поедете туда и попросите мою жену позвонить в полицию? Они будут здесь через полчаса и возьмут дело в свои руки, так что я особенно не задержусь.

— Если… если вы уверены, что я найду коттедж… — неуверенно начала она.

— Тут всего два поворота, — настаивал он. — Вы свернете с дороги направо около телефонной будки, которая всегда освещена, а затем поедете влево, по проселку, на который свернули. Вам надо будет ехать по проселку очень осторожно, но свет над нашим крыльцом поможет вам, как только вы съедете с основной дороги.

Она отнеслась к его предложению без энтузиазма.

— Мы ведь можем здесь дождаться другой машины, — предложила она.

— На этой дороге другую машину можно ждать часами! — Хортон улыбнулся. — Боитесь?

— Я до смерти напугана!

— Вам было бы гораздо хуже, если бы вы оказались здесь с ним одна, — сухо заметил Хортон. — Для вас гораздо лучше поехать. Единственное место, где вы можете запутаться, это въезд на проселок, но если вы будете ползти на малой скорости, то никак его не пропустите. Он сразу за телефонной будкой. Там еще есть стрелка-указатель: «Коттедж Сильвэн», а коттедж всего в ста ярдах по проселку.

Конечно, он был прав: действительно, надо было ехать ей.

И спустя несколько минут она уже медленно проехала мимо него и тела на дороге, темного и неподвижного. Хортон помахал ей рукой и крикнул вслед:

— Будьте осторожны.

Шейла напрягалась при каждом изгибе дороги, и хотя она не смотрела на часы, прошло по меньшей мере пятнадцать минут, а сердце ее все колотилось. Наконец впереди справа она увидела световое пятно. Может, это и была будка? Медленно подъехав поближе, она увидела силуэт будки и на противоположной стороне дороги указатель. Она свернула на узкую дорогу, притушила фары и поглядела влево. В некотором отдалении, как будто посреди поля, одиноко горел яркий свет. Почти сразу она заметила белую стрелку с надписью: «Коттедж Сильвэн». Она осторожно свернула на узкую дорогу, и тут же машину стало кидать на ухабах. Шейле пришлось очень крепко вцепиться в руль, чтобы удержать машину под контролем. По мере приближения к коттеджу дорога улучшилась. Теперь стены коттеджа ярко белели впереди.

Шейла подъехала к увитому плющом крыльцу и остановилась, выключила мотор и откинулась на сиденье. На минуту у нее перед глазами все поплыло и закружилось. Она не смогла бы проехать ни мили больше.

Дверь коттеджа распахнулась, и на пороге появилась женщина.

— Джим! — позвала она. — Что ты не идешь?

Это звучало так обыденно, так божественно нормально.

— Джим! — Женщина подошла ближе по усыпанной гравием дорожке. Шейла начала открывать дверцу машины. — Джим! Ты что… Боже мой! Это не Джим?!

— Он скоро будет, — заставила себя произнести Шейла, но едва слышным голосом. Женщина шире открыла дверцу и требовательно спросила:

— В чем дело? Вам известно, где мой муж? Господи, у вас больной вид.

Шейла вытащила из машины ногу и поставила на землю.

— Я сейчас приду в себя. С вашим мужем все в порядке, вам не нужно беспокоиться.

— Что происходит, в чем дело? — спрашивала миссис Хортон, помогая Шейле вылезти из машины. Она обняла ее за плечи. — Ладно, не думайте об этом. Пойдемте в дом. — Она уверенной рукой подтолкнула Шейлу к открытой двери.

За дверью было тепло, уютно. Атмосферу покоя создавало сочетание начищенной меди, бронзы, дубовых балок…

— Сюда!.. — Миссис Хортон открыла дверь в комнату с низкими дубовыми балками и открытым очагом, в котором ярко горел огонь.

— Я сейчас дам вам чего-нибудь выпить. Бренди подойдет?

— Очень хорошо подойдет.

— Садитесь и грейтесь, — пригласила миссис Хортон. — Вы насквозь промерзли. Что именно… — начала она и внезапно отвернулась.

— Там… там произошел несчастный случай, но ваш муж не пострадал, — сказала Шейла. — Он хотел, чтобы вы позвонили в полицию, поэтому послал меня одну.

— Это все может минуту подождать. — Миссис Хортон уверенной рукой наполнила из графина стакан и принесла его. — Вы говорите, что мой муж совсем не пострадал?

— Нет, не пострадал, уверяю вас.

— Спасибо и за это, — сказала миссис Хортон. — А теперь тяните потихоньку. Не глотайте сразу, а тяните.

Миссис Хортон села около Шейлы, сбоку, и поддерживала стакан, пока Шейла медленно тянула, чувствуя, как плывет все вокруг. Вскоре, однако, она не только почувствовала себя лучше, но и устыдилась своей слабости. Ей сразу стало тепло и уютно, напряженное ощущение неотложности куда-то ушло. Но ему нельзя было давать уйти. Она резко выпрямилась.

— Там на дороге мертвый человек, на повороте у реки. Ваш… ваш муж почти переехал его. Я… Ой, это такая длинная история, пожалуйста, позвоните в полицию.

— Если там мертвый человек, — женщина подошла к столу, на котором стоял телефон, — тогда я лучше позвоню в Бэнфорд, — сказала она себе и стала искать номер в телефонном справочнике. Она была высокой и довольно худой. У нее было, как говорится, приятное лицо. Темно-зеленые брюки и свободный красный джемпер придавали ей несколько мужской вид. Этому впечатлению способствовали ее руки, большие, умелые.

— Чувствуете себя получше? — спросила она.

— Гораздо!

— Когда я первый раз увидела вас, вы выглядели как смерть! Хелло… Бэнфордская полиция?.. Я хочу сообщить о несчастном случае на дороге в Хэйл, около Ивового поворота… Мне сказали, что там мертвый человек… Я не знаю подробностей, мое имя Хортон, миссис Джеймс Хортон… — Наступила пауза. — Да, если хотите… я говорю из коттеджа «Сильвэн» в Хэйле… Если мой муж не сможет сразу приехать домой, попросите его позвонить мне, хорошо? Благодарю вас… — Она повесила трубку, нахмурилась и неожиданно улыбнулась, показав крупные, очень белые зубы. Улыбка сразу оживила ее лицо. — Им туда добираться от Бэнфорда не больше двадцати минут. Ладно. Еще бренди?

— Нет, спасибо, этого достаточно. — Шейла снова сделала маленький глоточек, потом поставила стакан на стол около себя. — Вы очень хорошая, и вы, наверное, умираете от любопытства.

— Конечно, — ответила миссис Хортон, подтягивая пуфик и усаживаясь на него. — Вы замешаны в этом происшествии?

— Не в происшествии с мертвецом.

— Вы хотите сказать, что сегодня урожай на происшествия? — поинтересовалась женщина иронически.

Шейла было рассмеялась, но по мере того, как она рассказывала обо всех событиях и вспоминала этот визжащий звук, всякая охота смеяться у нее пропала. Глубоко в подсознании осталось впечатление об этом звуке и о том, как он на нее подействовал. Она объяснила, как Джеймс Хортон остановился и помог ей и что произошло потом, а когда закончила рассказ, проговорила неуверенно:

— Я… я не думаю, что это произвело бы на меня такое сильное впечатление, если бы я… у меня и без этого был очень тяжелый день. Когда я поняла, что поехала от Бэнбюри не по той дороге, я уже была на грани истерики.

— Есть дни, когда все идет наперекосяк, — заметила миссис Хортон сочувственно. — Вы долго ехали на машине?

— Да, практически весь день, за исключением нескольких часов остановки в Лондоне. Я уехала из дома, то есть из Плимута, — добавила она, — в семь утра.

— Когда вы ели в последний раз?

— Ела? Я… ну, мне совсем не хотелось есть.

— Вы хотите сказать, что не ели целый день? Неудивительно, что вы валитесь с ног! — Миссис Хортон вскочила. — Я покажу вам вашу комнату, там вы можете вымыться и освежиться, и к тому времени, как вы спуститесь, я приготовлю вам перекусить. — Она схватила Шейлу за руки и заставила ее встать. — Наша свободная комната — это всего лишь кладовка, но ванная рядом с ней.

Дубовая лестница поднималась вверх полуспиралью, площадка была узенькой, а стены, казалось, состояли из дверей. В «кладовке» стояли узкая кровать, крохотный туалетный столик, стул и книжные полки. На окнах, на кровати и на стуле был ситец в цветочек.

В голубой с серым ванной комнате был легкий беспорядок, как во всех комнатах, которыми пользуются, и в ней было тепло, а из крана шел просто кипяток.

Шейла умылась, вытерла лицо насухо, чуть подмазала губы помадой, расчесала свои длинные рыже-каштановые волосы и стала осторожно спускаться вниз по неровным ступенькам.

— Иду! — крикнула миссис Хортон, когда Шейла достигла последней ступеньки. — Посидите пока у огня.

Около широкого камина, в котором плясали на сухих поленьях высокие языки пламени, стоял кофейный столик. Шейла вытянула ноги. До нее наконец дошло, насколько она проголодалась, устала и только сейчас расслабилась. Было что-то такое в Хортоне и его жене, что производило такой успокаивающий эффект, даже страхи ее как бы рассеялись.

— Хотите верьте, хотите нет, но меня зовут Клэр, — сказала миссис Хортон, входя в комнату и наклоняя голову, чтобы не стукнуться о громадную дубовую притолоку. На подносе стояла тарелка супа. Там были еще хлеб, чеширский и сливочный сыр, бисквиты и большая миска деревенского масла.

— Надеюсь, дорогая, вы можете есть сыр на ночь?

— Сегодня вечером я могу съесть что угодно, — ответила Шейла и не покривила душой.

— Чай или кофе?

— Кофе, пожалуйста.

— Пойду включу кофеварку, — сказала Клэр. — Джим вообще-то не гурман, но любит нормальный кофе, а не растворимый. Смотрите не ешьте слишком быстро, вы ведь не хотите промучиться полночи несварением желудка.

Шейла засмеялась. Она ела с аппетитом и впервые с тех пор, как услышала об Эрике, чувствовала себя спокойной, даже умиротворенной, хотя и очень усталой. Она надеялась, что Клэр не ждет от нее, чтобы она сидела до приезда Хортона. Конечно, надо бы дождаться его, но если он будет там очень долго… она просто заснет сидя.

Она пила кофе, а Клэр поворачивала полено в очаге, когда зазвонил телефон. Двигаясь очень быстро, можно сказать, беспокойно, Клэр подошла к аппарату.

— Хелло… да, хелло, дорогой! Да… да… О-о! — В ее голосе заметно прозвучало разочарование, она сделала гримасу. — Да, конечно, да… у нее такой вид, словно она сейчас свалится с ног… Хорошо, тогда до утра. Постарайся хоть немного поспать.

Она положила трубку, нахмурившись, повернулась к Шейле и сказала:

— Там что-то загадочное насчет личности этого мертвеца. Джиму придется остаться в бэнфордском полицейском участке до тех пор, пока не приедет какой-то высокий чин из Скотленд-Ярда. Так что, как только попьем кофе, можем ложиться спать.

— Ох, как неприятно, — проговорила Шейла, надеясь, что по ней незаметно, какое облегчение она испытала, узнав, что ей не надо сидеть и ждать хозяина.

Десять минут спустя она уже была в постели с грелкой в ногах. Другую грелку она прижимала к себе и смотрела на угловатую фигуру стоявшей в дверях Клэр. Голову Клэр пришлось нагнуть, чтобы не задеть за притолоку.

— Я просто не могу выразить словами, как я вам благодарна. Просто нет слов.

— Со всеми такое бывает, — просто сказала Клэр. — Иногда в жизни идет хорошая полоса, иногда плохая. Спокойной ночи, моя милая. Хорошего сна.

— Спокойной ночи, — ответила Шейла.

Когда она осталась одна, все вокруг показалось ей таким тихим. Легкий щелчок подсказал, что Клэр выключила свет, и после этого настала полная тишина. Не прошло и минуты, как Шейла заснула. Она еще не забыла тот визгливый звук, но он уже не мучил ее.

А в десяти милях от нее, в бэнфордском полицейском участке, сидел на большом старомодном стуле Джим Хортон и дремал, хотя дрема его все время прерывалась хождением людей по коридору и телефонными звонками.

В соседней комнате дежурил детектив-сержант Уэннекер, который, собственно, и нес ответственность за то, что привез сюда Хортона и держал его здесь так долго. Уэннекер чувствовал себя неуютно и почти что тревожно. Джеймс Хортон был знаменитостью и одновременно лицом очень влиятельным в этих местах. Знаменитостью потому, что много лет был одним из лучших британских теннисистов, прославленным в Уимблдоне и в мире, а влиятельным лицом потому, что был здешним мировым судьей и активно участвовал в целом ряде общественных комитетов как в Бэнфорде, так и в Оксфорде. Задержание такого человека, хотя бы он и не протестовал, легко могло стать поводом для больших неприятностей. С другой стороны, Уэннекер был абсолютно убежден, что мертвец, находившийся сейчас в камере, служившей моргом, был тем человеком, фотография которого лежала у него на столе.

Он еще раз изучил эту фотографию, потом перевернул ее. На обороте была напечатана инструкция:

Если этот человек будет найден и опознан с достаточной степенью достоверности, его следует задержать, как и любого находящегося с ним человека.

Немедленно информировать об этом помощника комиссара по борьбе с преступностью Нового Скотленд-Ярда.

Лэндон Джеймс Ли, министр внутренних дел
Уэннекер не сомневался в чрезвычайной важности инструкций министра внутренних дел, единственного лица, которому подчинялись все полицейские силы страны. Он слышал о подобных приказах, но за двенадцать лет службы никогда ни одного не видел. Не было никаких сомнений в важности обнаружения мертвого человека. Просто не повезло, что его нашел Хортон. Если бы неизвестная женщина сообщила прямо в полицию, не было бы причин для беспокойства. Он никогда не слыхал о Шейле Бернс.

Он подошел к двери комнаты ожидания, и Хортон открыл один глаз.

— Могу ли я что-нибудь еще сделать для вас, сэр? — Уэннекер по внешности и манере говорить был типичным представителем северных графств: коренастый, мощный, с отрывистым говором.

— Можете сообщить о моем освобождении, — сухо ответил Хортон.

— Я очень сожалею, сэр, но…

— Приказ есть приказ, я понимаю, — успокоил его Хортон. — Мне очень любопытно узнать, в чем, собственно, дело?

— Поверьте, мне тоже! — Уэннекер рассмеялся с сожалением. Услышав звонок телефона, он проговорил: — Извините меня, — и поспешил в комнату ночных дежурных.

— Поступило радиосообщение, сэр, — сказал ему дежурный, — Очень Важная Персона только что проехала госпиталь.

— Хорошо. Спасибо.

Предупреждение давало Уэннекеру две минуты на подготовку к встрече с Очень Важной Персоной. Сержант понятия не имел, кто это будет. Он просто доложил в Оксфорд, и ему было сказано, что он должен делать. Теперь Уэннекер глянул в зеркало, подтянул галстук, слегка посмеиваясь над своим прихорашиванием. Он еще раз проверил свой письменный рапорт обо всем, что произошло за три часа с момента его разговора с миссис Хортон. Чтобы так быстро сюда добраться, Очень Важной Персоне надо было очень поторопиться.


Уэннекер услышал, как подъехала машина, подавил в себе желание выглянуть в окно, услышал хлопанье дверцы и приближающиеся шаги. Дверь отворилась, и он двинулся к ней, как раз навстречу незнакомцу.

Уэннекер только что не разинул рот, потому что редко доводилось ему видеть такого громадного человека, которому приходилось нагибать голову, входя в дверь нормальной высоты. И в то же время Уэннекер сразу узнал этого человека, так как часто видел его фотографии и слышал рассказы о его легендарной деятельности, но совершенно не представлял, насколько высокого он роста.

У человека были большое красивое лицо, перебитый нос и улыбающиеся глаза, в которых светилось ироническое понимание того, какоевпечатление он производит на окружающих.

— Детектив-сержант Уэннекер? — У вошедшего был низкий приятный голос.

— Да, сэр. — Уэннекер буквально стал по струнке.

— Я помощник комиссара Скотленд-Ярда Патрик Доулиш, — объявил человек.

— Очень рад видеть вас, сэр. И еще я очень рад, что вы прибыли так быстро. Я тревожусь, что пришлось так надолго задержать мистера Хортона. — Уэннекер говорил слишком быстро, хорошо сознавал это и чувствовал себя от этого неловко. Он остановился, не зная, что еще сказать.

— Сначала мне нужно быстро взглянуть на вашего мертвеца, — сказал Доулиш. — Затем я повидаюсь с мистером Хортоном и, конечно, возьму на себя всю ответственность за его задержание. Вы меня проводите? — добавил он с приятной четкостью.

В этот момент Уэннекер сделал два вывода: что Доулиш точно знает, чего он хочет и как это получить, и что с ним будет хорошо работать. Уэннекер подошел к двери, провел Доулиша мимо комнаты, где ожидал Хортон, вниз, в холод камер. Пожилой дежурный полицейский отпер дверь в камеру-морг.

Уэннекер не мог сказать почему, но сердце его забилось чаще, когда Доулиш сделал шаг вперед и оттянул белую простыню с лица мертвого человека.

3 Патрик Доулиш — очень важная персона

Помощник комиссара Патрик Доулиш пристально рассматривал бледное, изможденное лицо, полузакрытые глаза, отвисшую челюсть, высокий лоб, клочья седых волос, росших почти на темени. У него практически не было сомнений, что это и есть человек с фотографии, хотя, когда он видел его в последний раз, у того был вполне цветущий вид. Была у того человека еще одна характерная отметина, которая позволяла с полной достоверностью решить вопрос о его личности: шрам на шее под правым ухом.

Доулиш двумя руками отодвинул воротник от тощей шеи и обнаружил шрам. Он не был особенно заметным, лишь слегка темнее остальной кожи. Патрик мягко отпустил воротник и повернулся к Уэннекеру. Доулишу понравилось, как вел себя этот офицер, понравились его манеры и то, что он держал в памяти фотографию разыскиваемого.

— Вы оказались абсолютно правы, — объявил он.

— Я очень рад, сэр.

— Вы подготовили письменный рапорт?

— Да, сэр, как мне было сказано. — Уэннекер достал рапорт из кармана. — Наверху больше света.

— Хорошо. — Доулиш взял рапорт, подвинулся поближе к свету, горевшему над трупом, и быстро прочитал. Затем он сложил его и засунул во внутренний карман.

— Теперь у меня полная картина, и я готов встретиться с Хортоном.

— Прямо сейчас, сэр?

«Он очень не хочет сильно обеспокоить Хортона, — подумал Доулиш. — Требуется мужество, чтобы задержать местного туза». Его уважение к Уэннекеру возросло. Многообещающие офицеры довольно редки. Хороших — хватает, выдающихся — чрезвычайно мало.

Они снова поднялись наверх, и Уэннекер, постучав в дверь рядом со своей, открыл ее. Там был полумрак, и на большом старомодном стуле сидел мужчина, который выпрямился медленно, без дерганой резкости, говорившей о том, что человек спал. Уэннекер включил свет.

— Мой высший начальник здесь, сэр, — объявил он.

— А-а… — Хортон широко открыл глаза, поднимаясь на ноги. — Надеюсь, что все это было не зря… — начал он и остановился, внимательно вглядываясь в лицо Доулиша. Доулиш посмотрел на него так же внимательно и почувствовал, что в нем пробуждаются какие-то воспоминания далекого прошлого. Он узнал это лицо, но помнил его более молодым.

— Боже мой! — воскликнул Хортон. — Вы ведь Доулиш, да?

— Да. Я никак не могу сообразить, где я вас видел, но…

— Хортон. Джим Хортон, — Хортон широко улыбался. — Скуош.

— Скуош — Королевский клуб! Тот самый Хортон! Скуош и теннис…

— Тот самый Доулиш!

Двое мужчин радостно пожали друг другу руки и отступили на шаг, разглядывая и, пожалуй, оценивая друг друга.

«Спасибо Господу Богу за скуош и теннис, — обрадовался про себя Уэннекер. — Неприятностей не будет! — Затем с некоторым разочарованием, но без горечи, подумал: — Старое школьное братство в действии».

— Что мне было необходимо, — сказал Доулиш Хортону, когда они устроились за столом в кабинете Уэннекера: Доулиш — присев на его край, как какая-то гигантская статуя, а Хортон — выпрямившись на стуле с высокой спинкой, — так это человек с безупречной репутацией.

— Все мои грехи в прошлом, — легко произнес Хортон. — Я пойду?

— Мне от вас требуется, — продолжал Доулиш, — письменное или записанное и заверенное вами заявление о том, что именно произошло, когда вы нашли тело. — Он посмотрел на Уэннекера. — У вас здесь есть магнитофон?

— Только включить, сэр.

— Это сбережет время, — заметил Доулиш.

— Но я не могу подписать магнитную пленку, — сухо проговорил Хортон.

Они смотрели, как дежурный достал из стола маленький магнитофон и включил его в розетку на стене. Затем Уэннекер подключил к нему микрофон, опробовал его, прокрутил назад, прослушал, как получается. Его северный говор в записи еще больше усилился.

— Все будет записано четко, если вы оба повернетесь лицом к микрофону, — заверил он их.

— Хорошо, — отрывисто произнес Доулиш. — Джим, начните с того момента, когда вы впервые увидели перед собой эту машину. Не смущайтесь, если вы будете повторяться, но постарайтесь ничего не забыть, такого, например, как другие машины, пешеходы, свет, показавшийся необычным, звуки.

— Такие, например, как выстрелы, — сказал Хортон.

— Вы слышали какие-нибудь выстрелы? — резко спросил Доулиш.

— Просто пошутил! Разве он был застрелен? — Хортон быстро глянул на Уэннекера.

— Мы не можем достоверно утверждать без вскрытия, — уточнил Доулиш. — Готовы начать?

Хортон начал говорить медленно, но постепенно речь его убыстрялась, время от времени он замолкал, чтобы поточнее вспомнить то или иное обстоятельство. Он очень подробно рассказал, как пошла юзом машина женщины, ехавшей впереди него, как сильно была она потрясена случившимся, как много времени прошло до того, пока она не стала разговаривать связно и разумно. Когда он рассказывал, как стал прогуливать ее взад и вперед, Доулиш перебил его в первый раз:

— Она казалась очень взволнованной?

— Нет, я бы этого не сказал. Просто она была потрясена и находилась в шоке.

— Как вы считаете, может занос машины так повлиять на женщину?

— Женщины иногда очень пугаются, а тут машину очень резко занесло. Ей повезло, что она уткнулась в кучу рыхлой земли, прикрытой снегом, иначе она бы сильно повредила машину.

— Видели ли вы, по какой причине машина пошла юзом? — спросил Доулиш.

— Конечно, из-за гололедицы.

— А вас тоже занесло?

— Нет. Но я эту дорогу знаю как свои пять пальцев. И знаю, как избежать юза.

— Ладно. А что она сказала о причине юза?

— Она не сказала точно, что это было, — ответил Хортон. — Сказала, что испугалась какого-то шума, но я слышал только визг тормозов.

— А вы видели поблизости что-нибудь или кого-нибудь, какую-нибудь другую машину, что бы то ни было, что могло ее так напугать и заставить потерять управление?

— Нет, — тихо ответил Хортон. — Абсолютно ничего.

— А она очень настаивала на том, что все произошло из-за визга, который она услышала?

— Ну-у, — протянул Хортон, — она употребила слово «чудовищный», но особого чувства в это не вкладывала.

После того как Доулиш кивнул в знак того, что услышал все, что хотел, Хортон продолжал свой рассказ под запись, пока не дошел до момента, когда увидел тело на дороге.

— Это меня ошеломило, — сухо заметил он. — Я не сразу понял, что он мертв, когда фары выхватили его из темноты.

— Да, думаю, что не поняли, — заметил Доулиш. — А у Шейлы Бернс снова занесло машину?

— Ну, не то чтобы занесло… Она довольно умело затормозила, когда я остановился, и она ехала не очень близко за мной.

— Она видела тело? — спросил Доулиш.

— Да, конечно.

— А лицо?

— Вероятно.

— Была она потрясена? Выказала ли, что узнала его?

— Не думаю, что ей понравилось разглядывать лицо мертвеца, — ответил Хортон. — Но не считаю, что она как-то особенно реагировала или проявила особую слабость. Она просто была очень нервной, из-за всего вздрагивала.

— Она объяснила вам почему?

— Я так понял, что она гораздо позже, чем собиралась, должна была попасть в Оксфорд, и ей очень не нравились дорожные условия.

— Я только что приехал сюда, и мне дорога не показалась настолько плохой, чтобы сильно обеспокоить кого-то.

— Вам надо проехать по объездным дорогам, особенно между Бэнфордом и Хэйлом, — возразил Хортон. — На них всегда больше снега, и там он сильнее замерзает, дольше держится. Даже мне эта дорога тяжело досталась.

— Мисс Бернс сейчас у вас дома? — спросил Доулиш.

— Она звонила оттуда, сэр, — вмешался Уэннекер. — По крайней мере, миссис Хортон позвонила от ее имени и сказала, что она у вас.

— А вы уверены, что она все еще там? — настаивал Доулиш. — Мне надо будет с ней поговорить.

— Разбудите сейчас мою жену, и вы окажетесь самым непопулярным человеком в Оксфордшире, — объявил Хортон.

— Могу себе представить, — сухо ответил Доулиш. — Но мне придется рискнуть.

Голос Хортона стал резким, как если бы его терпение пришло к концу.

— Вы, конечно, шутите.

— Я совершенно серьезен.

— Черт побери, сейчас три часа ночи! Это что, не может подождать два или три часа?

Очень твердо и очень вежливо Доулиш ответил:

— Боюсь, что это невозможно. Я действительно очень сожалею.

— Но что же на свете так важно?

Вместо ответа Доулиш сказал:

— Если вы согласны проводить меня к вашему коттеджу, а там в свободную комнату, я поговорю с этой Шейлой Бернс, не будя вашу жену. Это вас устроит?

— Девушка совершенно вымоталась, она наверняка полностью отключилась. Все это будет без толку, — сказал Хортон, еле сдерживая гнев. — Одно дело быть полицейским, но…

— Джим, — прервал его Доулиш, — я должен поговорить с Шейлой Бернс немедленно. Мне необходимо узнать, откуда она приехала, что здесь делает и еще дюжину и одну подробность, которые только она может мне рассказать. Покажете мне дорогу к своему коттеджу?

Хортон нахмурился, явно все еще очень раздраженный, но, пожав плечами, согласился, правда, весьма неохотно.

— Что ж, я вас туда провожу.

— Большое спасибо, — сказал Доулиш. — Я постараюсь не докучать больше, чем необходимо.

Хортон начал было что-то говорить, но замолчал: выражение лица Доулиша заставило бы замолкнуть большинство людей. Затем Доулиш повернулся к Уэннекеру и спросил его в своей обаятельной манере:

— Не могли бы вы оставаться здесь в участке, пока я не свяжусь с вами?

— Да, сэр, конечно.

— Может быть, нам ничего особенно и не понадобится делать, — рассуждал Доулиш. — С другой стороны, может быть, возникнет что-то неотложное. — Он все это говорил совершенно без выражения, и лицо было невыразительным, «деревянным»; он выглядел как человек без всякого воображения. — Нельзя ли организовать, чтобы меня сопровождала машина с тремя полицейскими?

— Дайте мне только четыре-пять минут для вызова.

— Годится, — кивнул Доулиш. — Мой шофер поедет следом.

— Ради всего святого, вам же не понадобятся три машины! — воскликнул Хортон.

Доулиш, не говоря ни слова, посмотрел на него. Несколько слов объяснения, и по крайней мере Хортон и сержант Уэннекер будут удовлетворены, что он не зря поднимает шум. Но в данный момент ему не хотелось делать что бы то ни было, кроме того, чтобы внушить им мысль о срочности и важности ситуации. Эта женщина по фамилии Бернс могла быть вовлечена в это дело чисто случайно, и если это окажется именно так, то лучше, чтобы эти двое знали только, что он, Доулиш, может быть деспотичным и напускать на себя таинственность. Если же окажется, что она замешана в смерти того человека в морге, то ему придется углубляться в это дело, и Хортон может тоже оказаться вовлеченным.

— Хотите кофе? — спросил, вернувшись, Уэннекер. — Машина уже в пути, сэр.

— Мне не надо, — ответил Доулиш.

Хортон покачал головой.

— Мне хотелось бы, чтобы вы замедлили ход в том месте, где нашли мисс Бернс и где обнаружили тело, — сказал Доулиш. — Надеюсь, вы запомнили?

— Это не проблема, — ответил слегка умиротворенный Хортон. — Я знаю эту дорогу как свои пять пальцев.

— Прекрасно. Тогда поехали.

Первым вышел Уэннекер, за ним Доулиш и сразу за ними Хортон, который недоуменно остановился, увидев, что снаружи стоят сразу два автомобиля: «оллау» с двумя полицейскими и «форд» из Скотленд-Ярда с пятью. Их дыхание в морозном воздухе выходило облачками пара, которые тут же рассеивались.

Доулиш подошел перекинуться парой слов с одним из людей в машине Скотленд-Ярда.

— Вы хорошо знаете, что делать?

— Все готово, сэр.

— Хорошо.

— Судя по всему, я не должен спрашивать, что они собираются делать, — саркастически заметил Хортон.

— Со мной две команды, — не стал уклоняться от ответа Доулиш. — Одна из них осмотрит место, где вы остановились около мисс Бернс, другая — место, где вы нашли тело.

— Не могу поверить, что из-за чего бы то ни было стоит устраивать такую суету! — Хортон еще не пришел в себя, и его усталость была очевидной.

— Иногда мы должны быть абсолютно уверены, что не допущено никакой ошибки, — миролюбиво ответил Доулиш и громко поинтересовался: — Все готовы?

— Да, — отозвались несколько человек, включая Уэннекера.

Хортон со смешанным выражением озадаченности, скептицизма и удивления влез в свой «ягуар» и включил мотор. По тесным улочкам Бэнфорда он ехал слишком быстро, как бы давая выход своему несогласию с происходящим, но, выехав за город, сбавил скорость и спокойно двинулся по узкой дороге, окаймленной по обеим сторонам высокими безлистными рядами живой изгороди. Снег здесь образовал замерзшие борозды в середине и по бокам. Повороты были посыпаны песком, но за ночь песок обледенел. Доулиш, ехавший сразу же за Хортоном, увидел, как мигнули задние сигналы, когда «ягуар» приблизился к следующему повороту. Он обратил внимание на заснеженную наружную обочину этого поворота и белое ограждение чуть подальше. Затем Хортон мигнул левым поворотником и свернул к краю дороги, где она расширялась в место стоянки. Доулиш и машина бэнфордской полиции объехали «ягуар», а машина Скотленд-Ярда остановилась за ним, осветив фарами сугробы. Хортон и Доулиш вылезли из своих машин почти одновременно. Хортон показал на покрытую снегом обочину.

— Видите, где она врезалась?.. И видите следы заноса?.. Я остановился примерно там, где стоит первая машина.

— Спасибо, — сказал Доулиш. — У вас были включены фары?

— Да, и направлены вниз.

— Теперь, когда вы снова на этом месте, не припоминаете ничего хотя бы немного необычного, какого-нибудь сигнала, или звука, или человека, который мог бы напугать Шейлу Бернс?

— Я по дороге снова и снова проигрывал все это в голове, — ответил Хортон, — и не мог вспомнить ничего нового, о чем бы не рассказал вам раньше.

— Я просто хотел удостовериться, — мягко произнес Доулиш. Он огляделся. Люди из машины Скотленд-Ярда занялись делом: фотоаппараты были направлены, фонари с широкими прожекторными лучами освещали землю как днем.

— Поедем дальше? — спросил Доулиш. — Далеко еще до места, где вы нашли мертвеца?

— Примерно четверть мили, не больше.

Доулиш задал еще несколько уточняющих вопросов о том, где находилось тело, и более внимательно осмотрел обе стороны дороги. С правой стороны был высокий берег реки. Когда полицейский посветил фонарем, далеко внизу блеснуло его слабое отражение в темной воде. За рекой была плотная тьма, в одном месте которой, но на разных уровнях, были рассыпаны огни.

— Берег здесь крутой?

— Да, очень крутой, — ответил Хортон.

— А мост поблизости есть? — спросил Доулиш.

— Есть старый подвесной деревянный мост, который ведет к усадьбе Бэнфорд. Вы можете видеть ее огни за рекой, — сказал Хортон. — Этот мост — единственный на мили вокруг. А в чем дело?

— Мертвый человек откуда-то пришел, — заметил Доулиш. — Ладно… — Он улыбнулся. — Теперь я должен отправляться дальше, навстречу гневу Шейлы Бернс или вашей жены!

4 Ночной допрос

Шейла Бернс слышала голоса. Голоса и другие звуки… где-то далеко-далеко. Она чувствовала какую-то тяжесть на лбу, и еще что-то давило ей на глаза. Медленно до нее дошло, что кто-то сильно трясет ее и повторяет ее имя.

— Проснитесь, мисс Бернс… Проснитесь… мисс Бернс… проснитесь.

Это продолжалось довольно долго, пока она пыталась открыть глаза, но веки как будто склеились. Почему этот человек трясет ее? Почему продолжает повторять ее имя? Почему он не уходит?

Яркий свет ударил по ее глазам.

— Проснитесь… проснитесь… проснитесь!

Наконец глаза ее чуть приоткрылись, но свет был таким ярким, что она сразу же их быстро закрыла. Почти тут же свет приглушили, и низкий, мягкий мужской голос четко произнес:

— Она скоро проснется.

— Будь по-моему, я бы не дала вам спать неделю!

Говорила Клэр Хортон, явно очень рассерженная.

— Не сомневаюсь, не дали бы, — ответил низкий мужской голос, который Шейлу одновременно и раздражал, и очаровывал. — Кофе принесли?

— Сейчас муж принесет его, — сказала Клэр. — Так вести себя просто преступно, несколько часов не составили бы никакой разницы.

И снова заговорил мужчина, миролюбиво, но твердо:

— Для жены мирового судьи, миссис Хортон, вы проявляете удивительное недоверие к старшему офицеру, представителю закона. Я надеюсь, что вы не проявляете такого же неуважения к местной полиции?

Раздался резкий звук: Клэр Хортон с всхлипом втянула в себя воздух. Последовал шорох — видимо, Клэр вышла из комнаты. Этот краткий спор и слова «старший офицер, представитель закона» более, чем все остальное, заставили Шейлу проснуться и почти прийти в себя. Она открыла глаза, и на этот раз свет был мягким, со столика у кровати. Он освещал лицо очень большого мужчины, видимо того, кто только что говорил. Он буквально горой возвышался над ней. За дверью послышались дребезжание чашек и голос Клэр, негромкий, но отчетливый:

— Я не желаю, чтобы меня оскорбляли в собственном доме!

— Мисс Бернс, — проговорил большой мужчина, — вы когда-нибудь раньше видели человека, найденного вами мертвым на дороге?

До этого момента Шейла и думать забыла о мертвеце. Внезапно в ее голове возникло его лицо, лицо, которое она, совершенно точно, никогда раньше не видела.

— Нет, — кое-как пробормотала она.

— Вы уверены?

— Абсолютно, — подтвердила Шейла.

— А в Бэнфорде вы когда-нибудь раньше бывали?

— Я проезжала через него, когда путешествовала по Котсвольду, вот и все.

— Вы знаете кого-либо в Бэнфорде? — продолжал спрашивать этот мужчина. Он не сводил с нее пристального, немигающего взгляда, как бы заставляя говорить правду.

— Ни единой души, — ответила Шейла. Усталость, на несколько минут оставившая ее, наваливалась снова. — Не может быть, что вы разбудили меня, только чтобы спросить об этом?

— Да, именно так. Мне очень жаль, что вынужден был вас разбудить, но это очень и очень важно. Скажите, имя Коллис вам что-нибудь говорит? К, О, два Л, И, С — Коллис, — настойчиво повторил он.

Шейла задумалась на некоторое время, потом ответила:

— Нет. Я знаю двух человек: по имени Коллинз и по имени Колин.

— Это Коллис, — повторил он. — Почему вы ехали так поздно по этой сельской дороге?

— Судя по карте, так было короче, — объяснила она, — а Эрик… — У нее перехватило дыхание, и в первый раз она выказала нежелание говорить и замолчала. Какое право имел этот человек задавать ей подобные вопросы? Она увидела, как взгляд его синих глаз стал суров и губы осуждающе поджались. Долгую минуту они смотрели друг другу в глаза, пока наконец мужчина не смягчился немного, не став, правда, от этого менее грозным.

— Мисс Бернс, — тихо произнес он, — вы, кажется, случайно оказались замешанной в особо важное преступление. Чем быстрее вы ответите на мои вопросы, тем скорее с вас будут сняты все подозрения, и вы сможете лечь спать. Но на эти вопросы необходимо ответить.

Молчание, наступившее после этих слов, прервал Джим Хортон, проговоривший от двери враждебным тоном:

— Я принес кофе, Доулиш.

— Спасибо. Хотите кофе, мисс Бернс?

Она заколебалась. У нее появилось огромное желание заупрямиться, пойти наперекор этому человеку. Возможно, это желание подогревалось отношением Хортона, но ей очень хотелось пить и надо было что-то сделать, чтобы прояснилось в голове. Она постаралась приподняться и сесть поудобнее.

— Да, пожалуйста, черный.

В поле ее зрения появился Джим Хортон. Он поставил поднос на прикроватный столик и налил кофе. На подносе стояла только одна чашка.

Великан подождал с хорошо сдерживаемым нетерпением, пока Шейла выпила кофе, и сразу начал задавать свои вопросы, как будто перерыва не было вовсе.

— Почему вы так поздно ехали, мисс Бернс?

— Я хотела сегодня к ночи попасть в Оксфорд, — ответила она.

— Какое дело у вас в Оксфорде?

Она задержала дыхание.

— Я… я собиралась увидеться с другом.

— Что за друг?

Она разозлилась.

— Это вас совершенно не касается.

— Я с этим полностью согласен, — сказал Хортон.

Шейла яростно уставилась на великана, но постепенно выражение его лица заставило ее гнев рассеяться. У него было, как говорится, хорошее лицо, а во взгляде его васильковых глаз были прямота и искренность. Он сидел, не говоря ни слова, внимательно наблюдал за ней, а она видела Хортона рядом с ним и понимала, что тот одобряет ее позицию. Но именно великан удерживал на себе ее внимание и каким-то образом давал ей понять, что понимает ее мучения. Не было у нее для этого другого слова: именно мучения ее души и сердца.

— Нам очень поможет, а вы избавитесь от многих неприятностей, если все расскажете мне, — мягко произнес он. — Это очень личное?

— Да, очень.

— Вам будет легче говорить без мистера Хортона?

— Нет… — Она тяжело дышала.

— Я полицейский, — напомнил ей Доулиш. — Все, что вы мне расскажете абсолютно конфиденциально, таким и останется, если только не будет доказана связь с серией преступлений, которые я расследую.

— Но это не связано! — воскликнула она. — Никак не может быть связано!

— Джим, — великан повернул голову, — оставьте нас наедине на несколько минут.

— Если это то, чего хочет мисс Бернс, — напыщенно произнес Хортон. — Как вы, мисс Бернс?

— Пожалуйста, — попросила Шейла, — это не потому, что я не доверяю…

Она оборвала фразу, не зная, как выразиться поточнее, чтобы при этом не обидеть человека, который был добр к ней, но все-таки был ей чужим.

Хортон кивнул ей и вышел, бросив грубовато:

— Позовите меня, если понадоблюсь.

Значит, он не обиделся. Правда, дверь он за собой захлопнул, но это было неважно. А важной была улыбка на лице великана, игравшая в его глазах и около уголков рта. Шейла интуитивно чувствовала, что ему можно доверять. Почти сразу, даже не осознав толком почему, она стала говорить свободнее, чем с кем бы то ни было за последние недели… Что недели… Месяцы! Сначала она рассказывала невразумительно, перескакивая с одного аспекта своих взаимоотношений с Эриком на другой, но постепенно рассказ стал более логичным, развертывался плавно, и в ее памяти стали всплывать забытые или полузабытые ощущения.

— Знаю, в каком-то смысле это нехорошо, — говорила она. — Меня всегда так воспитывали, что… Но я ничего не могла поделать с тем, что чувствую, и сегодня нормы поведения другие… Сначала я не могла в это поверить, правда, не могла… Видите ли, он мне сразу сказал, что женат, и женат счастливо. В каком-то смысле это было самым ужасным… что он счастлив. Если бы его жена была стерва, все это не было бы так… У нас было несколько чудесных месяцев. Эрика перевели в Плимут, а его жена оставалась в Лондоне с детьми… Потом его снова перевели, в Оксфорд, и мы могли видеться только изредка, потому что субботы и воскресенья он должен был проводить дома, он так всегда делал. А я в течение недели должна была оставаться в Плимуте. Я могла бы продать свое дело и открыть его где-нибудь еще, но Эрик никогда не был уверен, сколько он пробудет на одном месте… Он консультант по вопросам эффективности в бизнесе… А теперь он едет в Австралию открывать там отделение своей фирмы. И… и на этот раз это не временная работа: он продал свой дом, они уезжают насовсем. Я… я поехала сегодня в Лондон, чтобы… чтобы выяснить. Я не могла поверить, когда он мне сказал об этом. Но это правда.

Она замолчала, вспоминая, как это все было, все, к чему она стремилась, всю надежду, и отчаяние, и вину, и гордость — все, что испытывала в эти последние месяцы. И еще в ней жил страх с той минуты, когда Эрик сообщил ей, что он принял должность в Австралии и собирается туда, страх, что он делает это, чтобы уехать от нее.

— Он позвонил мне сегодня утром и сказал, что не сможет больше увидеться со мной, — продолжала она безжизненным голосом. — Я поехала прямо в Лондон, чтобы повидаться с ним у него в конторе, но он уже уехал в Оксфорд, ему надо было закончить там какую-то работу, дать какую-то последнюю консультацию, не знаю толком, какую именно. Мне это сказала его секретарша, она была очень добра. Когда он бывает в Оксфорде, он всегда останавливается в «Медведе». Я позвонила в «Медведь», и они сказали, что он там больше не живет, но у него там бронь, и если он собирается туда приехать, то очень поздно. Я… я просто должна была попытаться его увидеть. Я ведь не могу пойти к нему домой или снова в контору. «Медведь» был единственной моей надеждой. А теперь… теперь, среди ночи, я не могу туда поехать и…

Совершенно неожиданно даже для самой себя она расплакалась. Постепенно этот плач перешел в неудержимые рыдания. Она почувствовала руку на своих плечах, твердую и уверенную, почувствовала ладонь, гладившую ее волосы, но остановиться не могла, не помогало даже то, что она плачет перед человеком, которого видит первый раз в жизни. Наконец она просто изнемогла от слез и ощутила, как ее тело проваливается все глубже и глубже в постель, она вся дрожит, а рыдания стихают. И наступило состояние полусна-полуяви, в котором уже не было ни горя, ни отчаяния.


Медленно, осторожно Доулиш убрал руку с плеч Шейлы Бернс, ласково поправил подушку, высвободил из-под шеи и плеч темно-рыжие волосы и отодвинулся. Она лежала удобно, успокоенно, слезы высыхали. У нее были красивые плечи, сливочно-белые, подчеркнутые бледно-розовым кружевом ночной рубашки. «Если поправить ее не закрытую одеялом правую руку, — подумал Доулиш, — она проснется». Он развернул сложенное в стороне покрывало и набросил на нее, закрыв руку, потом тихо вышел. В коридоре у начала лестницы стоял Хортон. Он открыл рот, собираясь заговорить, но Доулиш приложил палец к губам и, беззвучно закрыв дверь, с удивительной простотой прошептал:

— Она заснула.

Он знал, что выглядит тупым, громоздким человеком с невыразительным лицом, и эта его обманчивая внешность, отчасти природная, отчасти благоприобретенная, очень помогала ему в работе. Хортон сошел вниз. Доулиш, пригнув плечи и наклонив голову, чтобы не удариться о балку, стал спускаться за ним. Дверь в переднюю комнату была открыта, в камине еще горел огонь.

— Удовлетворены? — требовательно спросил Хортон.

— Думаю, она та, за кого себя выдает, — ответил Доулиш. По правде говоря, он был в этом уверен, насколько вообще можно быть в ком-то уверенным. Конечно, он должен будет все проверить, но много времени это не займет. — Как, вы говорили, называется усадьба за рекой?

— Бэнфорд-Мэнор, — ответил Хортон.

— Мог этот человек прийти оттуда, перейти по мосту и вскарабкаться на дорогу незадолго до смерти?

— Полагаю, что мог, но в такую ночь это была бы жуткая прогулочка.

— Представляю себе. На том крутом берегу много снега?

— Больше, чем где бы то ни было вокруг. Он там всегда лежит.

— Его одежда на рукавах, локтях, коленях была очень влажной, — объяснил Доулиш. — Гораздо более влажной, чем в других местах, даже больше, чем на груди и животе, хотя он лежал ничком, когда вы его нашли.

— Я не обратил внимания.

— Есть другие дома рядом с тем местом?

— Нет.

— Ни на одном берегу?

— Ни одного другого дома на расстоянии мили в любом направлении, — ответил Хортон. — Но чего ради должен… — Он резко оборвал себя.

— …кто-то убегать из Бэнфорд-Мэнора? — продолжил его фразу Доулиш. — Очевидно, он убегал от кого-то или от чего-то, иначе не полз бы по обледенелому снегу.

— Пусть так, но зачем это ему понадобилось? — Хортон говорил вызывающим тоном. — Это какая-то бессмыслица.

— Кто живет в усадьбе?

— Тэвнотты.

— Они там живут давно?

— Если быть точным, — язвительно проговорил Хортон, — триста пятьдесят два года.

Доулиш даже не улыбнулся, но спросил:

— А сколько поколений живет там сейчас?

— Два, — ответил Хортон. — Доулиш…

— Знаю, знаю, — прервал его Доулиш и наконец улыбнулся. — Я веду себя глупо, неуклюже, таинственно, и вам это не нравится. Я вас не виню в этом. Я не могу или, скорее, не хочу объяснить вам, что все это значит, но вы, конечно, в общем виде представляете, чего я добиваюсь. Человек, который мне нужен, Коллис, в высшей степени необыкновенный преступник. Он действовал по меньшей мере в десятке стран и стал международной проблемой. Одна из его специфических особенностей состоит в том, что он любит похищать людей, которые могут быть полезны ему в его преступлениях. А когда они сделают то, что он от них хочет, он их убивает. Нам это известно, потому что мы находили трупы похищенных им людей, выдавших ему, как доказано ходом событий, секреты, которыми обладали только они. Один раз его чуть не поймали в Праге, в отеле, где он жил под именем Коллис. У него есть свое особое клеймо, торговая марка: он не только тщательно убирает на месте похищения все улики и стирает все отпечатки пальцев, но еще издает особый свист, такой пронзительный звук. Он необыкновенно ловко умеет маскироваться. У нас имеются самые разные описания его внешности. Его никогда не описывают как человека маленького. Видимо, он среднего или высокого роста, но умеет казаться ниже, чем на самом деле. Человека, которого вы сегодня нашли, зовут Элберт Халл, он одна из жертв Коллиса. Мы знаем, что его похитили из собственного автомобиля, и знаем, что это было сделано Коллисом. Слышали, как он свистел около автомобиля минут за десять до того, как Халл сел в него, и описание этого свиста ни с чем не спутаешь.

Доулиш остановился, как бы стремясь убедиться, что Хортон прочувствовал важность того, что известно полиции, и затем продолжал:

— Но это общие факты, которые сейчас не так и важны. Важно другое: подробности работы, которую проводил Халл. Мы объявили на него срочный, особо строгий розыск по всей Англии. Уэннекер, кстати, прекрасный полицейский, узнал его по фотографии, разосланной во все полицейские участки, и немедленно связался со мной. Насколько я могу судить, Халл не оказал Коллису необходимых тому услуг. Такое впечатление, что он бежал до того, как Коллис заставил его это сделать. Если бы он уже отдал нужную информацию, он не был бы жив и не смог бы убежать. Если он убежал из какого-то места поблизости, наиболее вероятным представляется Бэнфорд-Мэнор. — Доулиш замолчал на мгновение. Затем, слегка улыбаясь, продолжал: — Понимаете теперь, как работает полицейский ум?

— Я вижу, как работает ваш ум, — возразил Хортон, — но Халл мог сбежать из машины или пройти несколько миль. Господи, его могли даже выбросить из машины уже мертвым! Нет никаких оснований считать, что он сбежал из Бэнфорд-Мэнора.

— Это, конечно, всего лишь одна из возможностей, — сказал Доулиш. — Вы знакомы с Тэвноттами?

— Я с ними вместе рос и воспитывался.

— Другими словами, почти одной семьей.

— В некотором роде, — согласился Хортон.

— Ярая преданность, — пробормотал Доулиш. — Знаете ли вы их достаточно хорошо, чтобы выяснить для меня несколько вопросов, не объясняя им, в чем дело?

— Если вы предлагаете, чтобы я шпионил за Тэвноттами, то я, безусловно, отказываюсь, — с тихой яростью ответил Хортон.

— В каких бы преступлениях они ни были замешаны?

— Я не полицейский. Расследование преступлений — не мое дело, — произнес Хортон. — И я не собираюсь начать этим заниматься сейчас. Тэвнотты — люди чрезвычайно порядочные, двое их сыновей погибли на фронте. Это хорошие люди. Нелепо даже предполагать, что они будут в доме держать кого-то в плену или участвовать в каком-то преступлении. Это просто чудовищное предположение.

— О нет, не чудовищное, — проговорила от двери Клэр Хортон.

5 Вмешательство в разговор

Когда жена заговорила, Хортон обернулся и удивленно уставился на нее. Доулиш посмотрел на лоснящееся костистое лицо и снова, как при первой встрече, подумал, что никогда не встречал менее привлекательной женщины. Ее седые волосы были похожи на мочалку, глаза с приспущенными веками были какими-то мутными. На ней был мужской халат, распахнутый на плоской груди так, что под ним была видна ярко-красная пижама. Она ъошла в комнату, притворяясь, что сдерживает зевоту.

— Я думал, что ты уже заснула, — протестующе сказал Хортон.

— Кто сможет заснуть при таком вавилонском столпотворении?

— Я же знаю, если ты не выспишься…

— У меня нервная болезнь, нейродермит, — объяснила Клэр, плюхаясь на стул. — Джим, дорогой, ты знаешь так же хорошо, как и я, что молодой Дэвид Тэвнотт сделает все, что ему взбредет в голову. Он натуральный потомок маркиза де Сада. И ты это знаешь.

— В нем есть некоторая жестокость, это верно, но ведь ты же не слышала, что говорил Доулиш.

— Я слышала, как ты сказал, что чудовищно предполагать, будто кто-то из Тэвноттов может держать пленника. Это не так. Они это делали. Глава этой семьи держал одну из своих бывших жен на чердаке.

— Это совсем другое дело!

— Либо факт есть, либо его нет. Тот, о котором я говорю, может быть легко проверен! — Клэр снова зевнула и мутным взглядом посмотрела на Доулиша.

— Многое ли из нашего разговора вы слышали? — спросил Доулиш, удивленный тем, насколько эта женщина изменила свое отношение к нему.

— Достаточно, чтобы понять: вы считаете, что мертвеца могли держать пленником где-то около Бэнфорд-Мэнора и каким-то образом убили после того, как он убежал. И, кажется, я услышала имя Коллис.

— Значит, вы слышали довольно много, — сухо заметил Доулиш. — Да, Коллис — преступник с международной репутацией. Мертвеца зовут Халл.

— И этот Коллис похищает людей, владеющих информацией, на основе которой можно совершить преступление, а затем, получив эту информацию, убивает их. Вы, кажется, так говорили?

— Ты, должно быть, подслушивала с самого начала, — проворчал Хортон.

— Просто естественное женское любопытство, дорогой Джим. Я поняла, что мы не очень-то помогаем, и мне стало стыдно. Когда я устаю, я всегда стервозно веду себя, — добавила она в сторону Доулиша.

Прежде чем Доулиш успел ей ответить, вмешался Хортон:

— Я все равно заявляю, что нелепо предполагать, будто этот человек был пленником в Мэноре и сбежал оттуда.

— А я все равно говорю, что Дэвид Тэвнотт — зверь и садист, способный разрезать человека на мелкие кусочки, лишь бы послушать, как он кричит, — возразила Клэр.

— Ты так предубеждена против Дэвида, что, послушав тебя, просто с ума сойдешь!

— Да, я очень предубеждена, — призналась Клэр и, подвинувшись на краешек стула, умиротворяющим жестом протянула к мужу руку. Он взял ее руку в свои, и у Доулиша создалось странное впечатление, что она больше похожа на мать, успокаивающую упрямого ребенка, а не на жену, укоряющую раздраженного мужа. «Она старше Хортона лет на восемь — десять», — решил Доулиш.

— Когда Дэвиду было семнадцать лет, мистер Доулиш, его даже судили за жестокость к маленькой девочке, дочери одного из садовников. Леди Тэвнотт, нынешняя леди Тэвнотт, которая потом заболела, хотела купить молчание садовника, но сэр Хьюго не разрешил. Он даже поощрил Национальное общество по предотвращению преступлений против детей к передаче дела в суд.

— Но суд решил, что это была случайность, — с удовлетворением поспешил вставить Хортон.

— Двумя голосами против одного. Двое решили, что они просто невинно играли, а один — что Дэвид нарочно заломил ей руку за спину, чтобы послушать, как она закричит, и посмотреть, что происходит, когда ломается кость. Ух! Я Дэвида видеть не могу без содрогания.

— А что произошло потом? — заинтересованно спросил Доулиш.

— Дэвид уехал на год в Америку, в школу на Ньюфаундленде, а оттуда вернулся прямо в Оксфорд. Несколько лет он вообще почти не появлялся в усадьбе. Садовник с семьей уехал, и этот случай стал еще одной семейной тайной, так называемым скелетом в шкафу.

— Который тебе доставляет удовольствие каждый раз выкапывать, — громко заметил Хортон.

— Джим, дорогой, мистеру Доулишу полагается знать правду, и он может точно так же узнать ее не от меня, а расспрашивая по соседним деревням или в Бэнфорде. А будет гораздо хуже, если полиция будет всюду ходить и задавать вопросы.

Хортон больше не спорил, но выглядел уныло.

— Как давно это произошло? — задумчиво спросил Доулиш.

— В августе будет шесть лет, — ответила Клэр.

— А сейчас Дэвид снова здесь?

— Он сейчас фактически управляет хозяйством, с тех пор как у его отца было два инфаркта, а мать сошла с ума.

— Клэр! — воскликнул Хортон.

— Ее надо бы отправить в психиатрическую больницу. Но они смогли обеспечить ей уход дома, с дневной и ночной сиделками и… — Клэр оборвала свою речь и похлопала мужа по руке. — Мне очень жаль, Джим, но мистер Доулиш все равно узнал бы все это. Я знаю, что ты терпеть не можешь смотреть в глаза правде о Тэвноттах. Но они действительно странная семья, и лучшие из них были вынуждены уехать.

Хортон поднялся.

— Правда состоит в том, Доулиш, что их старший сын, Пол, с которым я был в школе и в Оксфорде, несколько лет назад решил уехать и поселиться в Южной Африке. Еще есть дочь, Элизабет, которая вышла замуж за американца и живет в Сан-Франциско. Семьи часто так расходятся. Клэр предпочитает видеть в этом разрыве нечто зловещее, вот и все. Дэвид Тэвнотт — необыкновенный в своем роде молодой человек. Думаю, что мы должны рассказать вам о некоторых его хороших качествах, которые даже Клэр не может отрицать. Благосостояние семьи резко ухудшилось, и вместо того, чтобы устраниться и рыдать, что его наследство ничтожно, Дэвид начал бороться. Он превратил конюшни в квартиры и сдает их одиноким мужчинам и нескольким семьям без детей. По мере того как пустели коттеджи на территории поместья, он их модернизировал и стал сдавать за умеренную плату. Отец его живет в прошлом, ведет дела так, будто он миллионер, и теряет деньги на фермах, которые все еще являются частью поместья. Ты ведь не можешь это отрицать, Клэр?

— Я и не хочу отрицать, — ответила Клэр. — Но это довод обоюдоострый. Ведь у Дэвида сейчас практически полный контроль над поместьем, он сейчас хозяин, так что все, что он предпринимает, он делает для себя, а не только для семьи. А что касается тех, кому он сдает квартиры, так поместье иногда выглядит, как какой-то питомник хиппи!

— Чушь! — воскликнул Хортон, явно еле сдерживая гнев. — Ты хочешь принизить целое поколение семьи! — Он обратился к Доулишу, и голос его зазвучал примиряюще. — Не поддавайтесь ее мнению, Пат.

— Постараюсь, — пообещал Доулиш. — А есть какие-то коттеджи, в которых живут не хиппи?

— Полагаю, с полдюжины или побольше, — ответил Хортон. — Есть коттеджи, которые занимают работники поместья, а в некоторых живут работники, ушедшие по старости, которых сэр Хьюго опекает…

— И которых Дэвид пытается вытеснить, чтобы брать больше денег за сдачу коттеджей внаем, — вставила Клэр.

— Чушь, — возразил Хортон. — Тэвноттам приходится туго, как и всем в наши дни, налоги их буквально съедают, и им приходится делать вещи, о которых десять лет назад они не могли и подумать.

— Человек, которого вы нашли, мог убежать из какого-нибудь коттеджа или одной из квартир хиппи, — сказал Доулиш.

— Полицейскому приходится продумывать все возможности, — торжественно проговорила Клэр. — Как чувствовала себя Шейла Бернс, когда вы уходили, мистер Доулиш?

— Она заснула, — ответил он.

— Вы ее подозреваете? — спросила Клэр.

— Пожалуй, нет. Для этого нет оснований. И я могу завтра утром проверить практически все, что она рассказала, двумя телефонными звонками. Может она здесь выспаться?

— Конечно!

— А куда она все-таки ехала? — спросил Хортон.

— Никогда не мог понять, что творится в женских головках, — уклонился от ответа Доулиш. — Я хочу оставить здесь одного из моих парней. Я проверю ее историю, а мисс Бернс скажет ему, куда собирается ехать, чтобы мы могли, если понадобится, с ней связаться. — Он резко поднялся. — А теперь я наконец оставлю вас в покое.

Он замолчал, потому что снаружи послышался звук шагов, а потом в дверь позвонили.

— Это, наверное, меня, — заметил он и, пройдя маленькую прихожую, открыл дверь Уэннекеру. — Вы за мной?

— Одна из ваших бригад закончила осмотр, сэр. Они как раз сейчас приехали в деревню, — доложил Уэннекер, — и находятся на стоянке автомобилей около «Красного льва».

— Я сейчас буду, — пообещал Доулиш. — Вы меня подождете? — Он быстро обернулся и, увидев Хортонов в дверях гостиной, подошел к ним и взял руку Клэр, а потом руку Хортона в свои могучие руки. — Если я был таинственным, трудным и раздражал вас, прошу прощения. Вы оба были очень добры. — Он улыбнулся, и улыбка преобразила его лицо, а затем добавил: — Я буду держать вас в курсе. Если к вам кто-нибудь будет приставать, например газетчики, вы можете рассказать им в точности, что произошло, но, пожалуй, не упоминайте о Коллисе и Халле и о том, что я вам рассказал о Коллисе.

Он вышел из коттеджа к машине, около открытой дверцы которой стоял Уэннекер. Доулишу пришлось низко нагнуться, чтобы залезть внутрь, но, оказавшись там, он смог вытянуть ноги. Уэннекер сел за руль.

— А что случилось с моей машиной? — спросил Доулиш.

— У вас кончился бензин, сэр. Свободной машины ни у кого нет, но в деревне есть бензоколонка, которая рано открывается дляработников ферм. Я счел, что лучше залить бак. Через пять минут она вернется.

— Там надо подрегулировать карбюратор, — заметил Доулиш, — она берет слишком много бензина. Что вы о ней думаете?

— Вести ее одно удовольствие, сэр. — Уэннекер даже и не пытался скрывать свой энтузиазм. — Я просто не удержался, чтобы не посидеть за рулем. Тогда-то я и понял, что бак почти пустой.

С мальчишеским азартом он поиграл кнопками управления на приборном щитке «элларда» и теперь вел машину с небрежной легкостью человека, рожденного за рулем. Он выехал из ворот коттеджа на дорожку. Ворота были узкими, и на дороге между машиной и живой изгородью оставалось не больше дюйма. Уэннекер завернул на большую стоянку около гостиницы, увидев свет в одном из окон. Он посмотрел на часы: половина шестого. Сдержав зевок, сержант выбрался из машины.

Большой неторопливый мужчина двинулся к ним от ярдовского автомобиля, припаркованного вплотную к боковым дверям «Красного льва».

— Ну, Сим, — спросил Доулиш, — что вы узнали?

— Я заказал завтрак, сэр. Может быть, выслушаете мой доклад за едой? — предложил суперинтендант Сим.

— Хорошая мысль, — согласился Доулиш. — У меня сосет под ложечкой.

— Накрыто в маленькой комнате, где нас не смогут ни подсмотреть, ни подслушать, — объяснил Сим. — Вы хотите, сэр, чтобы присутствовал еще кто-то?

— Не думаю. А как насчет завтрака для остальных?

— Они поедят в другой комнате, сэр. Обо всем позаботились.

— Я должен был догадаться, — проговорил Доулиш, оборачиваясь к Уэннекеру. — Почему бы вам не вернуться, чтобы написать рапорт, и не пойти домой? — предложил он и, когда Уэннекер заколебался, ухмыльнулся: — Я буду держать вас в курсе и, когда смогу, привлекать к делу.

Глаза Уэннекера загорелись.

— Спасибо, сэр. Тогда я пошел.

— Еще увидимся, — сказал Доулиш и повернулся к Симу. — Пошли.

Он последовал за Симом к боковой двери. В конце коридора горел свет, и пухленькая женщина, голова которой едва доходила Доулишу до плеча, вся в черном, с бледным лицом, появилась в дверях одной из комнат.

— Нам понадобятся две комнаты, миссис Миллер, — попросил Сим.

— Ладно, — произнесла женщина усталым голосом. — Кофе на столе. Можете наливать сами.

Она не выказала никакого интереса к Доулишу, который улыбнулся ей, входя в каморку. Иначе нельзя было назвать эту комнатку, хотя стены ее были облицованы панелями темного дуба с роскошной резьбой, а столу посредине, наверное, было несколько сотен лет. На столе были разложены тяжелые ножи, вилки и ложки, лежали половина домашнего хлеба и большой кусок масла. В углу комнаты на трехногом столике, покрытом ярко-желтым пластиком, булькала современная кофеварка. У стола стояли старомодные деревянные табуретки, а на столе — стеклянная вазочка с яркими пластмассовыми цветами.

Доулиш втиснул ноги под стол. Сим сел напротив открытой двери, собираясь посматривать, чтобы никто не подкрался к комнате. Это был тяжеловесный темноволосый мужчина с глубоко сидящими карими глазками и полными губами. Он говорил тихим голосом, почти шепотом, а некоторые слова просто проглатывал.

— Халл пересек подвесной мост и ползком влез на берег, сэр. Там, около моста, на этой стороне есть что-то вроде тропинки, но в темноте он ее не заметил.

— Вы уверены во всем этом? — спросил Доулиш.

— Да. Там хорошо видно, где он шел и где потом полз. По-видимому, был в изнеможении. Сам мост и этот берег реки днем находятся в тени, а другой берег — на солнце, и там снег почти сошел. Поэтому мы не можем быть уверены, откуда он пришел.

Доулиш понимающе кивнул.

— Его преследовал один мужчина, а может быть, женщина с большими ногами, но вероятнее, мужчина. Следы на снегу, на мосту и на берегу такие, что ошибиться нельзя. Если повезет, когда получше посмотрим, то обнаружим, откуда они шли. Хотя не знаю… Там много травы, и земля сильно затоптана скотом.

Доулиш снова кивнул.

Выражение лица Сима изменилось: вошла женщина с подносом, на котором были яичница из полудюжины яиц, большое блюдо поджаренного домашнего бекона и бутылочка с томатным кетчупом и ворчестерским соусом.

— Вы предпочитаете накладывать сами? — спросила она.

— Да, пожалуйста, — ответил Сим.

— Кому мне подать счет?

— Мне, — сказал Доулиш.

— За всех?

— Да, пожалуйста.

Она, кивнув, вышла из комнаты, и Доулиш стал с удовольствием накладывать всего себе на тарелку. Когда женщина скрылась из вида, Сим продолжил свой рассказ:

— Я почти абсолютно уверен, что за Халлом шел только один человек, сэр.

— Кто-то, кто следил за ним, — стал вслух рассуждать Доулиш. Бекон, хоть и толсто нарезанный, был поджарен до хруста, солоноват и очень вкусен.

— Возможно… — Сим тоже ел с аппетитом. — Я позвонил в бэнфордское управление.

— Что-нибудь выяснили о причине смерти?

— Никаких внешних признаков, — уверил его Сим. — Тело уже должно быть доставлено в Лондон, и сегодня днем у нас будет их рапорт. Что-то убило его.

— Сердечный приступ? — предположил Доулиш.

— Может быть, но слишком удобное совпадение, — возразил Сим.

— Да. Дело в том… — Доулиш внезапно замолчал.

— Они не приближались друг к другу после моста, — продолжал Сим, — насколько я могу судить по тому, что их следы идут совершенно отдельно.

— А преследователь дошел до дороги? — поинтересовался Доулиш.

— Нет. Насколько мне удалось установить, нет. Его следы обрывались где-то на середине обрыва, примерно футах в пятидесяти от дороги. Он там походил немного и потом пошел назад.

— Сим, — проговорил Доулиш, — вы понимаете, что вы хотите мне внушить?

Сим положил себе еще бекона и ответил:

— Думаю, да, сэр.

— Что Халл был убит на расстоянии.

— Я начинаю думать так, сэр.

— Чем? — требовательно спросил Доулиш.

— Понятия не имею.

— Давайте подождем результатов вскрытия, — почти проворчал Доулиш. — Нельзя основывать рабочие выводы на догадках. Вы оставили людей охранять место, где было найдено тело Халла?

— Да, сэр. Поставлено наблюдение за мостом и всеми входами на территорию поместья, но наши люди стоят не на виду. Я ведь не знаю, с какого бока вы захотите подобраться к сэру Хьюго Тэвнотту, владельцу Мэнора.

— Кто вам сказал, что он владелец?

— Уэннекер.

— Какого вы мнения об Уэннекере?

— Может нам пригодиться, — ответил Сим, и в его устах это было высокой похвалой. — Так с какого бока, сэр, вы подойдете к сэру Хьюго?

— Думаю, что подожду до девяти утра и нанесу ему визит, — ответил Доулиш. — Я тут услышал от Хортонов кое-что о нем и других Тэвноттах. А что вам рассказал Уэннекер?

— Сэр Хьюго — последний осколок старых времен, его жена — сумасшедшая, которую держат взаперти, фактически пленницей, а единственный сын, который сейчас живет в доме, — молодой садист, способный на все. Он ненавидит весь мир и вообще все, что не принадлежит Тэвноттам.

— В основном то же самое я услышал от Хортонов, — заметил Доулиш. — Мне нужны полные сведения о Хортонах, побольше подробностей о Тэвноттах, все, что можно, о проживающих в коттеджах и квартирах поместья. Я хочу, чтобы нам помогал Уэннекер. Посмотрите, можно ли это устроить неофициально, ладно? Если с этим возникнут ка-кие-нибудь трудности, дайте мне знать.

— Я знаю одно, — сказал Сим. — Уэннекер в лепешку расшибется, чтобы поработать с нами. Если у него и есть слабости, так это то, что он очень ретив.

— Понимаю, что вы хотите сказать, — ответил Доулиш. — Он может попытаться сделать что-то, чтобы произвести на нас впечатление, и совершит какую-нибудь ошибку… Как только мы договоримся, чтобы его прикрепили к нам, мы с ним как следует поговорим. А теперь я отправляюсь назад в Бэнфорд и оттуда позвоню в Ярд.

6 Уэннекер пытается

Детектив-сержант Уэннекер устал, но был слишком возбужден и полон надежд, чтобы чувствовать эту усталость. Он уехал из деревни на бэнфордской полицейской машине, мигалка которой ярко сияла в сером предутреннем свете. Он очень остро осознал разницу между этим серийным автомобилем и изготовленной вручную красавицей-машиной Доулиша. Автомобили всегда завораживали его, они были его второй любовью.

А первой любовью была его работа.

Уэннекер был полицейским по призванию. Он не то чтобы любил свою работу, он ей жил. На книжных полках в его двухкомнатной квартире в старом доме на окраине Бэнфорда стояли только полицейские книжки: учебники, руководства, сборник историй преступлений, книги вроде Грои «Расследование преступления», монографии Глэйстера, Кемпса и Спилсбери по судебной медицине и юриспруденции, «Полиция мира» Крэмера. Еще там были десятки полицейских романов, книги о судебных процессах, воспоминания полицейских, имена которых были когда-то у всех на слуху.

В семи или восьми из них упоминался Патрик Доулиш, но каждый описывал его примерно одинаково. Работники Скотленд-Ярда, писавшие о нем, первый раз сталкивались с ним случайно, когда оказывалось, что он принимает участие в деле, которое было им поручено. Они сразу встречали его в штыки, считая аристократом, которому нравится играть мышцами, всеми командовать, совать нос в то, что его не касается. Но каждый из пишущих менял свое отношение к Доулишу, поработав с ним, каждый начинал в конце концов уважать его и восхищаться им. Каждый обнаруживал в Доулише свойство, редчайшее даже в великих детективах: мгновенный выбор правильной линии в расследовании и какую-то интуитивную способность определять, заслуживают ли тот или иной мужчина, та или иная женщина доверия. Во время второй мировой войны он работал в разведке, бессчетное количество раз его сбрасывали за линию фронта во Францию и другие оккупированные нацистами страны. Некоторые из пишущих упоминали, что он совершил триста четыре парашютных прыжка, а это было во время войны рекордом.

Из всего, что он прочел о Доулише, Уэннекер составил портрет человека мужественного, решительного, умелого, большой душевной силы и цельности, человека слишком хорошего, чтобы такой мог существовать на самом деле. Однако все это подтвердилось и оказалось правдой, когда шесть или семь лет назад Доулиша назначили особым помощником комиссара Скотленд-Ярда по борьбе с преступностью. В сферу его деятельности входила исключительно международная преступность. Он был постоянным британским представителем на международной полицейской конференции, которая действовала почти непрерывно, организуя борьбу с преступностью во всем мире.

У этой конференции было другое, более популярное название, ставшее расхожим: «Враги преступности».

И для всех британцев Доулиш был воплощением «Врагов преступности».

Эти мысли мелькали в голове Уэннекера, который понимал, что далеко не все здесь правда, и все-таки не мог не чувствовать волнения. Он едва мог поверить, что он, Уэннекер, действительно разговаривал, вел машину и вообще работал вместе с человеком-легендой, известным во всех полициях мира, таким же знаменитым в своем роде, как комиссар Гидеон из Уголовного следственного отдела[1].

Уэннекер доехал до поворота дороги, где было найдено тело, и почти инстинктивно съехал на обочину и выключил мотор. Его голова все еще была полна всем, что он знал о «Врагах преступности». Полиции мира, включая Китай, Россию и Америку, имели там своих делегатов. Эта конференция самим фактом своего существования констатировала, что для раскрытия преступлений больше нет границ. Полиция каждой страны, чтобы поймать преступников, могла теперь пересекать границы десятка других стран и работать в них независимо. Ведь международные преступники представляют опасность для беззащитных людей во всех странах.

Это дело должно быть необычайно важным, раз в нем принимает участие сам Доулиш. «Господи! — подумал Уэннекер. — Сам министр внутренних дел объявил это дело чрезвычайным. Какое невероятное счастье, что я могу принять в нем участие!»

И до сих пор, насколько ему известно, он себя хорошо показал — это сказал сам Доулиш. Если бы он смог сделать еще какой-нибудь существенный вклад в это дело, он мог бы и дальше работать с Доулишем, мог бы осмелиться попросить, чтобы его прикрепили к расследованию этого де ла. Сердце Уэннекера возбужденно колотилось. У него не было сомнений, что он достаточно хороший работник. Нужно сделать один решительный шаг, который станет его рекомендацией для Доулиша.

Он сидел, обдумывая это, и вдруг глаза его засверкали. Он ощущал в них легкое жжение, но не связывал это с усталостью: никогда еще он не чувствовал себя таким бодрым.

Если ему удастся доказать, что покойный пришел из Бэнфорд-Мэнора, может быть, из какого-нибудь коттеджа или квартиры поместья, он прочно войдет в дело.

У него ведь есть преимущество перед Доулишем й другими лондонцами: он хорошо знает поместье Тэвноттов. Его отец работал там садовником, и мальчишкой Уэннекер бродил по лесистым холмам, рощам, лугам и парку, вдоль реки Бэн, извивавшейся через все поместье. Он облазил все коттеджи, пещеры и руины старого монастыря, где позднее были построены конюшни.

Он знал о выбитых в обрыве ступеньках, ведущих от дороги вниз, к подвесному мосту. Ими теперь редко кто пользовался: длинноволосые обитатели коттеджей склонности к пешим прогулкам не имели.

Сержант вышел из машины в пронизывающий холод и мглу раннего утра, не зная, что за ним наблюдают двое людей Доулиша: один — из-за деревьев на этой стороне реки, другой — из березовой рощицы, расположенной высоко на дальнем берегу. У этого второго человека был полевой бинокль, и он просматривал почти все поместье, реку и усадьбу. Первый мог идти следом за Уэннекером, второй — только наблюдать за обоими.

Уэннекер достиг берега реки. Здесь была живая изгородь из низкого боярышника и куманики, но в этой изгороди был пролом. Когда Уэннекер, осматривая землю, увидел на обледенелом снегу следы, сердце его подпрыгнуло.

Покойный, вероятнее всего, прошел через этот пролом.

Уэннекер пробрался сквозь него и встал, глядя вниз. Берег здесь спускался крутым обрывом к реке, местами замерзшей, местами струившейся быстрым потоком. Взобраться прямо от реки было просто невозможно, надо было лезть наискосок от висячего моста. Следы на снегу и заиндевевшей траве обрыва свидетельствовали, что по ней прошли несколько человек.

Может быть, люди Доулиша…

— Чепуха! — громко воскликнул Уэннекер, неосознанно стремясь настроить себя против истины. — За мертвецом гнались, вне всякого сомнения.

Это было даже больше того, что он надеялся доказать.

Он осторожно спустился на несколько футов, нашел под снегом одну из ступенек и смог устойчиво поставить ногу. Теперь он легко распознал под снегом остальные ступеньки и, боком спустившись по ним, как часто делал ребенком, быстро добрался до висячего моста.

Около моста он перевел дыхание, выпуская в морозный воздух белые тающие облачка пара. Единственный поручень моста блестел и сверкал льдом, но было ясно видно, где за него хватались руками, сбивая снег. Мост был шириной два фута, с перилами только с одной стороны, на другой ничего не было.

Однажды он перешел его на руках!

В конце концов, длина моста не больше пятидесяти футов. Бэн в этом месте был довольно узким.

Деревянные планки были скользкими от подтаявшего снега, под которым намерз лед. Ноги Уэннекера скользили, крошили снег. Он схватился за перила, удержался и огляделся вокруг.

Он не видел людей Доулиша — ни того, кто прятался в роще, ни того, кто двигался вслед за ним.

Сержант пересек реку, чувствуя себя с каждым шагом храбрее, и остановился на дальнем берегу, плавно поднимавшемся к полосе деревьев и коттеджу. Там когда-то жил помощник егеря, а теперь — пожилой человек, баловавшийся живописью.

Уэннекер внимательно рассмотрел почву за мостом и заметил на длинной траве след, четко видный в лучах восходящего солнца. Он шел не от коттеджа, а от самого дома, от Мэнора. Сержант пошел по следу. Если бы в этот момент он оглянулся, то увидел бы человека Доулиша, но его интересовало только то, что было перед ним. Откуда шли эти следы? Внезапно его охватило чувство неотложности, не имевшее ничего общего с амбициями. Когда взойдет солнце, снег и лед растают и следы исчезнут. Господи! Как хорошо, что он пошел по следу, не теряя ни минуты. К середине утра уже будет абсолютно безнадежно пытаться найти, откуда шел покойный.

Уэннекер ускорил шаг.

Коттедж остался слева. Впереди простирался парк. К нему надо было подняться по склону, поросшему громадными деревьями, деодарами и елями Дугласа, изумительными в своем великолепии различных оттенков зеленого. Уэннекер знал, что, поднявшись на вершину склона, увидит Мэнор как на ладони, с его коттеджами, конюшнями, парком и дальними деревьями.

След вел наверх. Когда сержант наконец поднялся, то замер на мгновение, завороженный красотой серого камня, из которого был построен Мэнор, камня из карьеров, лежавших на полпути отсюда к Оксфорду. Солнце, поднимавшееся за домом, не ослепляло, его смягчали высокие дымовые трубы дома и громадные ливанские кедры.

Перед Уэннекером были следы на снегу.

Казалось, они начинались от старого амбара, стоявшего в ста ярдах от главного здания, недалеко от блока конюшен, почти скрытого высокими деревьями, в основном елями Дугласа.

Сержант медленно продвигался к ним, понимая, что теперь его могут увидеть слуги и даже молодой Тэвнотт. Он просто скажет, что ведет официальное расследование и предпочел пройти коротким путем, чем добираться кругом целую милю до главного входа в усадьбу.

Из амбара вышел человек.

Почти в тот же момент Уэннекер сделал шаг вперед, и слепящие лучи солнца ударили в него со стороны главного здания, так что он не мог разглядеть, кто появился из амбара, хотя и знал, что это один из длинноволосых жильцов. Но это было неважно. Главное, теперь он был уверен, что следы начинались от амбара за Мэнором, и этого было достаточно, чтобы показать Доулишу, каким полезным он может быть.

Широко улыбнувшись, он заслонил левой рукой глаза от солнца.

Он еще не мог узнать человека около амбара, но увидел, как тот поднес к губам руку, вроде как с сигаретой.

В следующее мгновение Уэннекера взорвало звуком. Это был такой внезапный, пронзительный, оглушительный вопль, что Уэннекер буквально остолбенел. Он зажал руками уши, пытаясь защититься от звука, но не смог даже приглушить его. Пронзительный этот вопль перешел в нестерпимый визг, который становился все громче, громче, мучительней, заполнил голову, тело. Он распирал голову Уэннекера сильнее, сильнее, как будто жуткое давление разрывало его мозг изнутри, вытесняя всю кровь, нервы, кости, мясо из черепа наружу.

Уэннекер открыл рот в какой-то гротескной гримасе. Чудовищное давление в его голове становилось все больше и больше. Боль, подобной которой он никогда не чувствовал, захватила его целиком. Его голову разрывало… разрывало… разрывало. Он не мог вынести это и закричал, как будто это могло заглушить вопль, звучавший в его черепе.

Голова его разорвалась, и пришло забвение. С другой стороны холма, за гребнем, человек Доулиша зажал уши руками, слыша тот же самый жуткий звук, ощущая то же ужасное давление.

Внезапно он потерял сознание и свалился.

На холме, примерно в полумиле или чуть дальше от Уэннекера, второй человек Доулиша смотрел в бинокль, когда услышал этот громкий, ужасающий звук. Он уронил бинокль, прижал руки к ушам и сжал зубы с такой силой, что они как будто сплавились вместе, срослись в один кусок кости, а все его тело окаменело от напряжения.

Он не потерял сознание.

Он услышал и осознал этот звук невероятной высоты и напряжения и услышал, как он стих. И когда звук стих, он, обмякнув, прислонился к дереву, судорожно хватая ртом воздух, не понимая ничего, не воспринимая ничего, кроме солнечного света и отзвука этого мерзкого вопля внутри своего мозга.

Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем он смог выпрямиться и, все еще прерывисто дыша, что-то соображать. Он мог невооруженным глазом разглядеть две фигуры, маленькие, брошенные как куклы на землю. Он наклонился, чтобы поднять бинокль, и кровь так бросилась ему в голову, что он упал лицом на землю. Прошло много мучительных минут, пока он смог снова подняться на ноги. Стоя на четвереньках, он вслепую нашарил руками бинокль, встал, оперся о дерево и навел бинокль на двух лежавших людей.

Ближайшим к нему на этой стороне холма был детектив-сержант Эббисс, лежавший ничком на заиндевевшей траве, которая уже начала оттаивать и серебриться на солнце. За гребнем лежал Уэннекер, тоже ничком и как-то вывернувшись. Было такое впечатление, что его свело судорогой, как от электрошока.

Наблюдатель дрожал не переставая.

Все движения требовали невероятных усилий. Даже просто перекинуть через плечо ремешок бинокля было едва возможно. Он побрел к машине. Некоторая часть пути шла под гору, и он был настолько слаб, а ноги его так дрожали, что ему приходилось цепляться за стволы деревьев и ветки, чтобы удержаться на ногах. Наконец он добрался до машины. Он чувствовал, что его трясет, как после тяжкого физического удара, хотя его ничего не коснулось.

Ему надо ехать осторожно, очень осторожно.


Доулиш подъехал к бэнфордскому полицейскому участку после медленной поездки, во время которой он изучал расположение местности. Едва он успел открыть дверцу машины, к нему подбежал дежурный. Все они были очень ретивыми. Он придал своей несколько деревянной улыбке доброжелательность.

— Доброе утро.

— Доброе утро, сэр. Вас вызывает по радиотелефону старший инспектор Биверидж.

Биверидж был одним из двух людей, которых он оставил следить за местностью, где был найден мертвый человек.

— А! Я подойду, — сказал Доулиш. — Проводите меня?

Он проследовал за этим человеком почти через все здание в маленькую комнатку, где был миниатюрный приемник-передатчик, и включил приемник.

— Доулиш слушает, — произнес он.

Никто не ответил.

— Это Доулиш, — озадаченно повторил он.

— Я… я вас слышу, сэр… — Доулиш еле узнал голос Бивериджа и в ту же минуту понял, что произошло что-то очень плохое. — Можете… можете… можете ли вы приехать сюда, сэр? Я… я почти кончился, сэр… я… — Звук прервался, а потом раздалось: — Пожалуйста, захватите… всю бригаду, сэр. Мне кажется… я думаю, что Эббисс и Уэннекер мертвы.

7 «Вопль убийства»

Доулиш ехал по извивающейся дороге с предельным вниманием. Он проходил повороты на большой, но не опасной скорости, хотя прохожие бросали на него изумленные или осуждающие взгляды. За ним на такой же большой скорости мчалась машина местного отдела по убийствам, а из Хэйла ехал Сим с остальной лондонской бригадой. Когда Доулиш добрался до места, где врезалась машина Шейлы Бернс, он увидел идущего по дороге шатающегося мужчину. Какая-то девушка за рулем «моррис-минора» резко вильнула, чтобы его объехать, оглянулась, и ее машину повело в сторону Доулиша. В какую-то долю секунды навстречу ему неслась смерть: места разъехаться не было, лишь несколько ярдов отделяли его от девушки. Он нажал на сигнал, увидел, как девушка повернула, быстрым рефлекторным движением крутанув руль. Машины разминулись буквально в дюйме друг от друга. У Доулиша хватило самообладания, чтобы улыбнуться перепуганной девушке и затем взглянуть на человека, казавшегося пьяным.

Это был Биверидж.

Биверидж, самый уравновешенный и трезвый работник в отделе Доулиша! Мощный, коренастый мужчина, всегда хорошо и тщательно одетый и ухоженный. Сейчас его черные волосы были растрепаны, на одежду налипли грязь и сухие листья. Внезапно он зашатался, его повело в сторону, и он ударился о насыпь, в которую врезалась машина Шейлы. Снег быстро таял, и вода ручейками текла на дорогу.

Доулиш успел бросить взгляд на его лицо: оно было пепельно-серым, глаза полузакрыты. Он прислонился там, тело его обмякло, он выглядел просто дебилом. Доулиш затормозил, бэнфордская машина тоже остановилась.

Доулиш вылез из машины и подошел к тупо смотревшему на него Бивериджу.

— Все в порядке, старина, — проговорил Доулиш, стараясь, чтобы в голосе прозвучало спокойствие, которого он далеко не чувствовал. — Где остальные? Где машина?

Губы Бивериджа зашевелились, он поднял правую руку непонятно слабым жестом. Речь была невнятной.

— Там… там… дальше… — Это могло означать что угодно. — За… за рекой… — Неужели он был пьян? Биверидж сделал жалкую попытку выпрямиться, но ему это не удалось. — Ужасно, — сказал он, содрогаясь. — Ужасно.

Другие сотрудники приближались к ним медленно, явно потрясенные видом Бивериджа.

Доулиш обнял больного за плечи и вспомнил, каким бодрым и подтянутым выглядел Биверидж, когда ему сказали, что он направлен сюда. У него были особенно выразительные светло-карие глаза, а сейчас они как будто потухли.

— Что ужасно? — тихо спросил Доулиш.

— У-ужасно.

— Да, видимо, так и было, — произнес Доулиш. — Но что это было?

— Ш-шум… ужасный.

— Шум?

— Да… ш-шум.

— Ужасный шум, — медленно повторил Доулиш. Продолжая обнимать Бивериджа, он повернулся к своим людям и с радостью увидел, что подъехала машина Сима. Все были здесь, и Сим мог взять на себя часть его работы. Он пояснил: — Насколько я мог понять, Эббисс и Уэннекер за рекой, на территории поместья, и Биверидж считает, что они мертвы.

— Фопль, — четко и громко произнес Биверидж. — Ужасный… крик… — Он старался очень тщательно выговаривать слова, но напрасно: — Это пило к-как… пилок-как… фопль убийства. Пил этот фопль… Они упали на семлю.

Сим, тяжеловесный, надежный, спросил приглушенно:

— Вопль, сэр. Вы слышали?..

— Да. — Доулиш снова обернулся к Бивериджу. — На вас кто-нибудь напал?

— Нет. Нет… шеф. Нет… я… шмотрел и фее вител.

— Откуда раздался этот звук?

— Оттуда… прямо оттуда… — Дрожащей рукой он показал на поместье Тэвноттов.

— Этот вопль раздался до того, как наши люди упали? — спросил Доулиш.

— Фопль, — важно объявил Биверидж.

Люди из Бэнфорда озадаченно и, пожалуй, нетерпеливо наблюдали за ними. Доулиш увидел, как один из них что-то прошептал на ухо другому офицеру, но слов не уловил. Этот офицер кашлянул.

— Наверное, нам пора ехать, сэр.

Доулиш задумчиво посмотрел на него.

— Да, конечно, — согласился он. — Но, знаете ли, тише едешь — дальше будешь. — Этот тоже может натворить глупостей. — Один человек погиб прошлой ночью, два — сегодня утром…

— Мы не знаем, умерли ли они, сэр.

— Не знаем, — согласился Доулиш, — потерпите… Немного терпения… поспешишь — людей насмешишь. Лучше поскорее пошлите еще за полицейскими, хорошо? — И снова мрачно обратился к Бивериджу: — Что все-таки случилось, инспектор? Что было с вами от этого шума?

Биверидж набрал в грудь побольше воздуха.

— Ужасный, — четко выговорил он, — вопль.

— Мисс Бернс… — начал Сим.

— Знаю, — произнес Доулиш и улыбнулся бэнфордским людям широкой невеселой улыбкой. — Девушка, которая здесь потерпела аварию, сказала, что услышала вопль и он привел ее в ужас. Она объяснила, что поэтому потеряла контроль над машиной. Биверидж, судя по всему, так же перепуган и так же серьезно потрясен. Прошлой ночью человек умер примерно в то же время, когда раздался этот вопль, а теперь… — Он почесал ухо. — Моя жена, — продолжал он, — как-то пригрозила, что будет защищаться от моего храпа наушниками. Наушники ведь приглушают звук. У кого есть с собой вата?

— В аптечках первой помощи ее много, — ответил пожилой бэнфордский полицейский.

— Прекрасная мысль. Думаю, лучше выглядеть глупым, чем… Биверидж, — он снял руку с плеча пострадавшего, — как вы себя чувствуете?

— Не могу… не могу выбросить это из головы.

Доулиш отпустил его, сказав:

— Пройдите к машине, хорошо?

— Пройти… — Биверидж встревожился, но попытался выполнить указание и сделал неуверенный шаг вперед. Тут же он закачался и упал бы, если бы Доулиш не подхватил его. Он всем весом навалился на Доулиша.

— Голова кружится, — медленно произнес он.

Доулиш обратился к пожилому местному полицейскому:

— Надо, чтобы кто-то из ваших отвез его в больницу. И пусть ваш человек в точности расскажет врачам все, что он здесь слышал.

— Да, конечно. Доугон… — Он выбрал старшего из своих троих спутников. — Не отвезете ли вы?..

Пока он давал указания, другой бэнфордец принес куски ваты. Каждый из присутствующих скатал вату в шарик и засунул себе в уши. Все, за исключением Доулиша и Сима, чувствовали себя неловко.

— А теперь пойдемте, — сказал Доулиш. — Кто-нибудь представляет, где Уэннекер и Эббисс пролезли через изгородь?

— Я полагаю, что поблизости от того места, где прошлой ночью умер человек, — ответил Сим. — Это единственный широкий проход.

— Хорошо. Мы попытаемся, насколько возможно, проверить это, затем поставим одного человека около этого места, другого — около моста, третьего — около первого тела, — решил Доулиш. На этот раз никто не оспаривал утверждения, что двое полицейских мертвы. — Сим, мы с вами проверим тела.

— Хорошо, сэр.

— Пошли, — сказал Доулиш.

У него было странное настроение: наполовину приподнятое, наполовину паническое. Он остро ощущал нависшую над ними опасность и сознавал, что каждое мгновение ждет этого вопля. Когда они двинулись цепочкой из шести человек, вдруг с дерева рядом с местом, где валялся мертвый кролик, каркнула ворона. Доулиш еле удержался, чтобы не вздрогнуть, Сим буквально подскочил на месте, большинство из присутствующих реагировали так же резко.

Они подошли к проходу и увидели ступеньки вниз, по которым спускался Уэннекер, с его следами. Один человек остался наверху, остальные боком, по-крабьи, спустились к мосту. Большая часть льда стаяла под солнцем, перила почти высохли, но доски еще были очень скользкими. Стая грачей, встревоженная чем-то, отсюда не видным, взвилась в небо с карканьем и воплями.

В голове Доулиша зазвучал голос Бивериджа: «Вопль убийства».

Один человек остался на мосту по другую сторону от дороги, а Доулиш повел троих остальных вверх по склону, к скорченному телу детектив-сержанта Эббисса. Он лежал бесформенной грудой на тонком слое снега, подтаявшего вокруг, но еще видневшегося под его согнутым локтем и между ног. Глаза его были полузакрыты, рот расслаблен. Не было никаких внешних признаков поражения, но пульс не бился, хотя рука была довольно теплой.

Доулиш посмотрел на двоих бэнфордцев — пожилого старшего инспектора Уэбба и более молодого, которого он не знал.

— Кто из вас останется здесь? — спросил он.

— Мне хотелось бы пойти с вами, — ответил Уэбб приглушенным голосом.

— Ладно. — Доулиш снова двинулся вперед.

Он не знал, почему вид молодого Уэннекера расстроил его больше, чем смерть Эббисса, которого он знал много лет. Может быть, потому, что Уэннекер так рвался, так жаждал быть полезным, и потому, что он был так молод и полон жизни.

— Женат? — спросил он Уэбба.

— Я женат, сэр.

— Нет, Уэннекер.

— Нет, — ответил Уэбб. — Он всегда шутил… — Уэбб сбился с шага. — Он всегда говорил, что женат на своей работе.

Они подошли к Уэннекеру, Сим — на ярд сзади.

Все кругом было тихо и очень спокойно. Стая грачей уселась где-то на невидимом поле. Солнце ярко светило над Мэнором. Деревья стояли темные, тихие, почти зловещие. В этом покое были еле слышны какие-то очень далекие звуки, и каждый из них заставлял Доулиша напрягаться в ожидании вопля, который теперь уже связывался со смертью троих людей.

Полузакрытые глаза Уэннекера остекленели, рот тоже был полуоткрыт. Может быть, из-за того, что он лежал на открытом месте, его тело и руки казались более холодными, чем у Эббисса.

Доулиш медленно выпрямился.

Лицо Уэбба было испуганным.

— Но… каким образом? — спросил он.

— Мы разберемся, — произнес Доулиш.

— Нет никаких следов увечья. Ни малейших.

— Нет.

— Не может же это быть… этот звук.

— Мы разберемся, — повторил Доулиш. — Они мертвы, наверное, около часа.

— Нет, — запротестовал Уэбб, — скорее три четверти часа, если судить по времени, когда Уэннекер уехал.

— И к ним никто не подходил, — заметил Доулиш. — Никаких следов поблизости от них нет.

— Нет… — Уэбб нервно сглотнул. — Это что-то сверхъестественное.

— Самое подходящее слово, — согласился Доулиш. Он взял себя в руки, осознав в это мгновение всю нереальность и ненормальность происшедшего. — Но кто-то их убил и этот кто-то должен был во время трагедии находиться довольно близко отсюда. — Он посмотрел на Сима. — Сколько времени потребуется нашим остальным людям, чтобы прибыть сюда?

— Самое большее два часа.

— Я хочу, чтобы все входы и выходы, все известные дороги из поместья были поставлены под строгое наблюдение, — распорядился Доулиш. — И чтобы за любым, кто покинет его, была установлена слежка. Я хочу, чтобы было проведено самое тщательное расследование передвижений всех, кто сегодня покинет пределы поместья, все равно — из Мэнора, из квартир или из коттеджей. — Он говорил быстро, как будто ясно представляя наконец, что нужно делать. — Если у нас не хватает своих людей, обратитесь к присутствующему здесь мистеру Уэббу, чтобы он помог нам с недостающими силами.

— Но… — начал было Уэбб и замолчал.

— Да? — спросил Доулиш.

— Это поместье занимает почти семь тысяч акров. Дороги ведут к трем главным входам. Но кроме того, есть еще более дюжины тропинок из деревень и соседних ферм. В усадьбе живут по крайней мере пятьдесят человек. То, что вы хотите, мистер Доулиш, просто невозможно сделать. Разве только если будет предоставлено гораздо больше подмоги, чем есть у меня.

— Я прошу вас обратиться за помощью в полицию графства, — сказал Доулиш.

— Если они смогут, то, конечно, окажут помощь, но…

— Мистер Уэбб, — резко проговорил Доулиш, — мне нужно, чтобы эта работа была выполнена немедленно. Все подходы к Мэнору должны быть под наблюдением, за тем, кто покинет его, должна быть слежка или надо установить, где он находится, каждое строение должно быть обыскано. Мне этим заняться или это будете делать вы?

Уэбб задержал дыхание, потом попытался все-таки показать свою власть.

— Сначала надо забрать тела…

— Нет, пока мы не проведем тщательного обследования на месте, — сказал Доулиш, сдерживая гнев. — Мне все равно, как вы это сделаете и к кому обратитесь за помощью, но это сделать необходимо.

— Если бы не было кругом такой таинственности…

— Если вы имеете в виду, что я не объясняю вам, что все это значит, то ответ очень прост: я не знаю. Первый мертвец, наверное, мог бы нам объяснить, в чем дело, если бы остался жив или заговорил перед смертью. — Доулиш остановился. — Сим, будете вы сотрудничать с мистером Уэббом, чтобы все сделать как надо?

— С радостью, сэр.

— Хорошо, — произнес Доулиш. — А теперь я отправляюсь в дом.

Он повернулся и пошел прочь от них. Постепенно злость его улеглась. Да, поначалу и Хортон, а теперь и Уэбб были настроены недоброжелательно и сотрудничать не хотели, вели себя так, словно нарочно хотели помешать расследованию. Эта мысль вроде была нелепой, но… может быть, в ней была какая-то доля истины? Доулиш отбросил пока эту мысль. Он вернется к ней позже. А теперь он шел широким шагом через парк к Мэнору и постепенно успокаивался при виде этих сглаженных временем камней, благородных очертаний здания.

Воздух был чист и свеж, солнце его слегка нагрело. Доулиш забыл свое ощущение предчувствия, снова спокойно воспринимал щебет птиц и даже звук пилы. Он увидел дорогу, ведущую к дальнему концу здания, очевидно к фасаду, и свернул по ней.

Из боковой двери появился молодой парень и остановился, наблюдая за ним. Доулиш решил, что это наверняка Дэвид Тэвнотт. Молодой парень не обратил на него особого внимания, только глянул с некоторым любопытством. Доулиш миновал его и, подойдя к фасаду здания, увидел приближающийся маленький автомобиль. Машина остановилась у каменного портика Мэнора, и из нее вышла девушка, которая чуть не врезалась в него на дороге.

8 Сэр Хьюго Тэвнотт

У нее были стройная тонкая фигура, белокурые волосы до плеч, ясные голубые глаза и твердый подбородок. Сейчас она выглядела одновременно смущенной и настороженной. На ней были голубые облегающие брючки и синий свитер.

— Доброе утро.

— Доброе утро. Вы тот мужчина, на которого я чуть не наехала, правда?

Так, значит, у нее хорошая память и не менее хорошая наблюдательность.

— Да, вы совершенно правы.

— Я надеюсь, что не вызвала аварию? Я очень торопилась, а то бы, конечно, остановилась.

— Не было повода останавливаться, — успокоил ее Доулиш.

Ее настороженность исчезла.

— Ох, камень с души! Я… Боже мой! — оборвала она сама себя. — Вы, должно быть, шли пешком!

— Я несколько старомоден, — сухо заметил Доулиш.

— Я имею в виду… Почему? Что, произошел несчастный случай?

— Не из-за вас. Вы здесь живете?

— Я здесь гощу, — ответила она. — У моего дяди.

— Сэра Хьюго Тэвнотта?

— Да.

— Не знаете, он дома?

— Да… Я ездила в Бэнфорд кое-что достать для него, и он ждет меня.

— Не попросите ли вы его принять меня сразу? — сказал Доулиш. — Меня зовут Доулиш, я помощник комиссара столичной полиции.

— Я не думаю, что у него найдется… — Она начала говорить еще до того, как он закончил фразу, а затем остановилась и повторила: — Полиции?..

— Да.

— Но вы не должны были знать! — воскликнула она.

Произнося это неожиданное заявление, она, казалось, заметила какое-то движение за спиной Доулиша и перевела взгляд туда. Доулиш не стал оглядываться и не спросил, что именно не полагалось знать полиции. Сзади него заскрипел гравий, и юноша, которого он видел у боковой двери, появился между Доулишом и дверью.

— Моя кузина не понимает, — произнес он, — что полиция всеведуща и всезнающа. Не правда ли, мистер Доулиш?

Доулиш все еще не поворачивался, и юноша передвинулся дальше, попав в поле его зрения.

Это было почти невозможно объяснить, но у Доулиша мгновенно появилось ощущение зла. Именно это слово возникло у него в голове, он сделал слабую попытку отвергнуть его, но ощущение зла не проходило. Было что-то такое в сощуренных с издевкой глазах, в складке хорошо очерченных, но очень тонких губ, в самом выражении этого почти мальчишеского личика, что создавало такое впечатление.

Девушка, как будто почувствовав эту быструю и резкую враждебность, застыла, не шевелясь.

— Вы не совсем правильно формулируете, — сказал Доулиш.

— Вы имеете в виду, что не все знаете?

— Я имею в виду, что в конце концов мы узнаем все, что нам нужно, — поправил его Доулиш.

— Всеведущий мистер Доулиш, — с издевкой протянул молодой человек.

Он был тонким, с узкими бедрами, на нем были выцветшие джинсы и свитер под горло. Его светлые, как у девушки, волосы с золотистым отливом были красиво подстрижены «под пажа», чисто вымыты.

Доулиш посмотрел на девушку и мягко произнес:

— Пожалуйста, попросите сэра Хьюго принять меня сразу.

Девушка неохотно повернулась и вошла в дом, просто толкнув громадную дверь. Когда она распахнулась, молодой человек, по всей видимости Дэвид Тэвнотт, двинулся в дом, издав на ходу какой-то визгливый звук, чем-то похожий на воронье карканье, но более громкий и пронзительный.

Этот звук неприятно отдался в голове Доулиша. Но к тому времени, когда Дэвид Тэвнотт подошел к порогу дома, Доулиш овладел собой и направился вслед за ним. Тяжело положив правую руку на плечо юноши, он прежде, чем Дэвид успел воспротивиться, резко повернул его к себе лицом.

— Как вы издаете этот звук? — требовательно спросил он.

— Какой звук?

— Вы знаете, о чем я говорю, — холодно проговорил Доулиш.

Дэвид Тэвнотт язвительно усмехнулся, намеренно медленно скривив губы. Затем с необыкновенной скоростью он двинул коленом, целясь Доулишу в пах.

Доулиш увидел блеск его глаз и слегка переменил позу, так что колено юноши скользнуло по внешней стороне бедра. Не успел Дэвид очухаться, как Доулиш вцепился руками в его плечи и начал его трясти.

Дэвид мгновенно обмяк, выражение его лица стало удивленным и даже испуганным. Доулиш тряс его, медленно раскачивая туда-сюда, туда-сюда. Он представил себе мертвые лица Халла, Эббисса, Уэннекера, безнадежное лицо Бивериджа и тошноту, которая его настигла.

Тело Дэвида напряглось, и так же внезапно, как и раньше, он лягнул Доулиша в колено. Доулиш отодвинул его на длину руки, и Дэвид промахнулся. Он попытался снова, губы его сжались в злобной ухмылке, тело сопротивлялось изо всех сил. Он вновь промахнулся. Доулиш продолжал трясти его, все быстрее и быстрее. Голова юноши моталась взад-вперед. Как будто поняв, что скоро из его тела вытрясут всю силу, он постарался напрячь в комок все мускулы и огромным усилием освободиться.

У него это не вышло.

Теперь Доулиш тряс его еще сильнее, так что голова Дэвида дергалась туда-сюда, как у идиота, рот открылся, язык высунулся, в углу рта начала пениться слюна, а глаза как бы вращались в своих орбитах… Когда Доулиш почти израсходовал свою ярость, а рассудок стал брать верх, он услышал, как открылась дверь и затем восклицание деву шки:

— Прекратите! Прекратите!

Дэвид только похрюкивал.

— Прекратите! — закричала девушка, и Доулиш почувствовал, как она бьет его кулачками по рукам, сжимавшим плечи юноши. — Если вы не прекратите, я пошлю за сэром Хьюго!

Она произнесла это как самую страшную угрозу.

Доулиш постепенно прекратил тряску, сознавая, что потерял самообладание и что не должен был этого делать.

— Что вы себе позволяете? — ахала девушка. — Вы с ума сошли?

Доулиш посмотрел на нее и медленно покачал головой.

— Нет. Я просто потерял самообладание. Считаю, что меня спровоцировали на это. А сейчас я дам ему шанс доказать, чтоон прав. Относительно всеведения полиции… — Он продолжал медленно трясти Дэвида, уже полностью владея собой. — Ну-ка, Дэвид Тэвнотт, что за звук вы издаете?..

Юноша хрюкнул.

— Я с вами разговариваю, — мягко сказал Лоулиш. — Зачем вы издаете этот звук?

— Звук? — тупо повторил Дэвид.

— Он что… издал такой звук, который почти оглушил вас? — спросила девушка, а потом с отвращением добавила: — Ох, Дэвид, какой же ты безмозглый осел! — Она обернулась к Доулишу. — Пожалуйста, отпустите его.Он делает это еще с тех пор, как был ребенком.

— Делает что? — Доулиш уже только поддерживал юношу, чтобы тот не упал.

— Издает пугающие звуки.

— Неужели?

— Это только… такая шутка…

— Какая шутка?

— Ему… ему нравится смотреть, как животные… и люди подпрыгивают.

— Вы имеете в виду, нравится пугать их до бесчувствия?

— Это… это такой розыгрыш.

— Это садистская жестокость.

— Он… Я не думаю, что он хочет повредить кому-то.

— Значит, не думаете? — Доулиш отпустил юношу, который, качаясь, добрался до колонны и прислонился к ней, ища опоры. — Вы сказали, что вы племянница сэра Хьюго?

— Да.

— Могу я узнать, как вас зовут?

— Рут Десмонд, — ответила она, — и я не кровная его родственница.

— Я мог бы только посочувствовать вам, если бы вы были кровной родственницей Дэвида, — ядовито проговорил Доулиш. — Что сказал сэр Хьюго?

— Он… он может уделить вам десять минут. — Ее глаза округлились в испуге. — Вы должны идти, он терпеть не может ждать.

— Неужели не может? — переспросил Доулиш. — Не передадите ли вы вашему кузену Дэвиду, что я хочу поговорить с ним после разговора с его отцом и что я хочу знать, почему он завизжал на меня сейчас и что он знает об Элберте Халле.

— О ком?

— Элберте Халле, — отчетливо выговорил Доулиш. — Вам лучше присмотреть за Дэвидом. Я сам найду дорогу.

— Это вторая дверь направо, — сказала она безнадежным тоном, вдруг ее голос стал резким: — Осторожнее, Дэвид!

Доулиш толкнул дверь и обнаружил, что она движется легко, как перышко, и совершенно бесшумно. За ней находился просторный холл, красиво обставленный и светлый. В центре его поднималась лестница, оставляя по бокам как бы два маленьких холла. Стены были облицованы тем же камнем, что и снаружи, но лучше отполированным. Ступени лестницы во всю ширину покрывал ковер, ковры были разбросаны и по плитам холла. Вдоль стен стояли старинные стулья и табуреты, около заполненного поленьями громадного камина — три рыцарских доспеха. По стенам были развешаны картины, на которых, как заметил Доулиш, изображались батальные или охотничьи сцены.

Ничто, ни звук, ни движение, не нарушали тишины.

Доулиш увидел, что вторая дверь справа от того места, где он стоял, закрыта. Это была массивная деревянная дверь ручной полировки, обитая железом, как и все другие двери, ведущие из холла. Свет шел из окон по обеим сторонам холла и с верха лестницы. Доулиш решительно постучал, повернул ручку и вошел.

Сэр Хьюго Тэвнотт сидел за огромным столом в дальнем конце комнаты, вдоль стены которой стояли книжные полки. Это была комната, выдержанная в глубоких каштаново-коричневых и темно-зеленых тонах, с высокими окнами, изливавшими ясный свет на стол и человека за ним. Он выглядел как старое издание Дэвида. Сходство было так велико, что ошеломленный Доулиш остановился в дверях.

Этот человек был почти совсем лысым.

На нем были норфолкский пиджак и свитер под горло, который, казалось, поддерживал его подбородок. Когда он смотрел вверх, двигались только его глаза. Это были усталые глаза, совсем не похожие на глаза его сына. Он сделал слабую попытку подняться, но затем упал обратно в высокое резное кресло.

— Мистер Доулиш?

— Сэр Хьюго Тэвнотт?

— Садитесь… где хотите.

— Благодарю вас.

— Мистер Доулиш, — сказал Тэвнотт, когда Доулиш уселся в такое же кресло с высокой спинкой, как у него, помещенное таким образом, что лицо Тэвнотта было в тени, а на Доулиша падал свет. — Я ничем не могу вам помочь.

— А в какой помощи, по-вашему, я нуждаюсь?

— Мне позвонил мистер Джеймс Хортон, — сказал Тэвнотт. — У вас, кажется, появилась абсурдная мысль, что какой-то человек, содержавшийся в плену в моем поместье, бежал и был умерщвлен кем-то, преследовавшим его. Я считаю это полной чепухой. Такое здесь произойти не могло.

Доулиш помолчал мгновение, а затем ядовито спросил:

— А если бы произошло, вас это беспокоило бы?

— Особого значения для меня это бы не имело, — твердо и решительно ответил Тэвнотт. — Я поглощен своими собственными делами, своими проблемами и занятиями. Смерть постороннего человека мало или ничего для меня не значит. Я понял из слов мистера Хортона, что этот человек важен для вас. Если это ваш друг, я сожалею.

— Он не был другом, — ответил Доулиш. — Он был, сэр Хьюго, жертвой в высшей степени опасного и злобного преступника.

— Как полицейский вы безусловно знаете, что говорите.

— Как полицейский я должен расследовать возможность того, что он был здесь пленником.

— Это я понимаю.

— Поэтому мне нужна ваша помощь, — продолжал Доулиш.

— Вы имеете в виду, что вам нужно разрешение… обыскать территорию и строения?

— Да, сэр. — Доулиш не стал говорить, что в случае необходимости он сделает то, что ему нужно, без разрешения.

— Вы можете осмотреть все, что хотите. Я прошу только, чтобы люди, проводящие расследование, вели себя с разумной внимательностью и осторожностью, в чем, впрочем, я уверен. Хранилища в подвалах могут быть открыты только моими ключами, и я хотел бы присутствовать, если вы захотите их осмотреть. Для этого вы должны предварительно договориться со мной о времени. Без сомнения, вы захотите осмотреть комнаты моей жены. Как вы, возможно, знаете, она тяжело больна. Все, что связано с ее комнатами, должно быть предварительно оговорено с ее компаньонкой и секретаршей, мисс Джеймсон. В остальном, — Тэвнотт откинулся в кресле, — идите куда хотите, когда хотите, но, пожалуйста, прошу вас, по возможности не беспокойте меня.

— Вы очень добры, сэр Хьюго, — сказал Доулиш. — И невероятно безучастны.

— Разве мистер Хортон дал вам понять, что я буду мешать? — спросил Тэвнотт.

— Он был возмущен и, по-моему, считал, что вас это оскорбит.

— Я слишком стар, чтобы оскорбляться или возмущаться по пустякам, — ответил Тэвнотт, и в голосе его прозвучали нетерпение и усталость. — Я пойду дальше и предупрежу вас, чтобы вас не вводил в заблуждение мой сын. Он очень любит розыгрыши, и ему может показаться забавным представиться вам в качестве подозреваемого в каком-нибудь отвратительном преступлении. — Старик начал что-то быстро писать. Когда он глянул вверх на Доулиша, то ярко напомнил ему своего сына, хотя и не вызвал этого тревожащего ощущения зла. Он выглядел очень и очень усталым. — Вот вам моя записка с разрешением: некоторым моим жильцам и слугам она потребуется. Я повторяю, идите куда хотите и в любое время, какое вам заблагорассудится, но будьте по возможности кратки, прошу вас.

Он снова приподнялся в своем кресле, очевидно прощаясь с Доулишем.

Доулиш остался сидеть на месте.

— Вы нам очень поможете, сэр, если ответите сейчас на несколько вопросов… Это сбережет время позднее.

— А, хорошо, — ответил Тэвнотт не очень дружелюбно и опустился в кресло.

— Сегодня утром у вас были какие-либо посетители? — спросил Доулиш.

— Нет.

— Знаете ли вы всех, живущих в поместье, лично?

— Я знаю тех, кто арендует фермы… Но не тех, кто живет в квартирах или в этих модернизированных коттеджах.

— Можете ли вы поручиться за честность тех, кого знаете?

— Я могу поручиться только за то, что они платят арендную плату, — холодно ответил Тэвнотт.

— И, по-видимому, хорошо себя ведут.

— Меня не касается их личная жизнь, мистер Доулиш, только бы они не нанесли урона той собственности, которую арендуют, и не приставали ни к кому. Все они ведут себя хорошо. Так же, как те, что живут в квартирах. Я не восторгаюсь их внешностью или одеждой, но держатся они пристойно. Мой сын может рассказать вам о них больше. А теперь, мистер Доулиш…

— Я почти закончил, сэр, — прервал его Доулиш. — Знаете ли вы человека по фамилии Коллис?

Тэвнотт помедлил какое-то время, потом ответил:

— Я знаю Джеймса Колиса, партнера в фирме «Колис, Марсден и Смит» в Иннер-Темпле.

— Я знаю эту фирму, — сказал Доулиш. — Но меня интересует Коллис с двумя «л».

— Тогда я его не знаю.

— Знаете ли вы человека по имени Элберт Халл?

— Нет, не знаю, — без колебания ответил Тэвнотт.

— Спасибо. Зачем вы посылали свою племянницу в Бэнфорд… и почему полиция не должна была знать о вашем поручении? — спросил Доулиш, не меняя интонации, как бы продолжая фразу.

Сначала то, что он сказал, не дошло до сознания сэра Хьюго Тэвнотта. Когда же наконец он понял, о чем его спросили, резкая перемена его лица, самого его облика была поразительна: казалось, внезапно он стал одержим духом своего сына.

9 Ярость

Доулиш даже отодвинулся назад в кресле, как бы в страхе, что Тэвнотт бросится через стол. Губы старика напряглись и задрожали, ноздри раздулись, а суставы пальцев, вцепившихся в край стола, побелели, как фарфор.

— Кто вам это сказал? — требовательно спросил он резким звенящим голосом. — Кто вам это сказал? Если это Рут сказала, я ее научу разговаривать, я ее научу… — Он оборвал себя, все еще не отпуская край стола. — Кто вам это сказал?

Доулиш встал. Он возвышался, как башня, над сидящим стариком, который, казалось, стал еще меньше, как-то съежился, когда Доулиш приблизился к столу. Наклонившись над столом, так что его руки оперлись о стол прямо перед Тэвноттом, он произнес:

— С меня уже хватит Тэвноттов, хоть сумасшедших, хоть нормальных. Три человека были убиты за последние двенадцать часов на вашей территории или рядом с ней. Трое! Мне нужно ваше полное содействие. Если у меня его не будет, я получу ордер на обыск и перетряхну здесь все, пока не узнаю правду. А теперь отвечайте на вопросы немедленно. Зачем ваша племянница поехала в Бэнфорд? Почему полиция не должна была об этом знать?

Выражение лица Тэвнотта снова медленно изменилось, очень медленно. Ощущение зла исчезало. Почти обычным голосом он спросил:

— Что вы имеете в виду, говоря «нормальных или сумасшедших»?

— Я имел в виду, что вы сейчас выглядели как сумасшедший.

— Моя… моя жена больна!

— Меня не касается, что происходит с вашей женой. Что случилось вчера ночью?

Тэвнотт сел поглубже в кресло, и Доулиш увидел испарину, выступившую у него на лбу и лысине. Тэвнот потянулся к графину с водой, налил себе немного и выпил.

— Могу ли я ответить неофициально?

— Я никому не расскажу, если только это не имеет отношения к расследованию убийства! — согласился Доулиш.

— Это… это не может иметь никакого отношения. Мой… мой сын… — Тэвнотт глотнул. — Сегодня — тот день, когда я плачу жалованье работникам поместья. Я взял вчера из банка больше тысячи фунтов для выплаты жалованья. Мой сын… мой сын украл… позаимствовал их в течение ночи. Он употребил их для уплаты долгов… личных долгов. Рут поехала достать еще денег. Она поехала к моему другу, управляющему банком, который для нее открыл банк пораньше. Он знал, что надо всем заплатить, чтобы ни в коем случае не было скандала. Я… я не хотел сообщать об этом полиции, они могли… они могли бы считать себя обязанными возбудить против моего сына уголовное дело.

— И может быть, это было бы к лучшему, — пробурчал Доулиш.

— Мне… мне этого не вынести, — беспомощно пробормотал Тэвнотт. — Я никак не могу этого допустить.

— Он раньше делал подобные вещи?

— Он… да, делал.

— Зачем ему понадобилось столько денег?

— Уплатить долги. Я же говорю вам… карточные долги этого молодого дурака.

— И вы не можете прекратить его игру? — требовательно спросил Доулиш.

— Я пришел к выводу, что это невозможно, — беспомощно ответил Тэвнотт. — Сомневаюсь, что я могу это сделать. Но он мой сын, мистер Доулиш. В прошлом я делал… я делал все возможное, чтобы как-то его дисциплинировать, даже несмотря на серьезные личные переживания. И своими попытками я очень расстроил его мать. Это произошло много лет назад. И… и я несмогу вынести снова… видеть его опозоренным или… — его голос упал до шепота, — или быть опозоренным самому. У меня гордое имя с гордой историей. Я не хочу его замарать. — Теперь он съежился в своем кресле, напомнив Доулишу, как выглядел Биверидж, но здесь была слабость духа, а не тела. — Я слишком устал, чтобы заниматься этим. Пожалуйста… пожалуйста, попросите сюда мою племянницу. Нам надо заняться жалованьем.

— Я поищу ее, — пообещал Доулиш, наконец вставая.

Он вышел из комнаты, слишком громко закрыл за собой дверь, потом тихо приоткрыл ее и заглянул в комнату. Тэвнотт откинулся в большом кресле, поникнув головой, закрыв глаза, его поза и лицо выражали огромную усталость. Доулиш снова закрыл дверь, на этот раз беззвучно, и медленно повернулся. Его движения были по-кошачьи вкрадчивыми, что редко бывает у таких больших людей.

У другой двери стояла Рут и глядела на него с нескрываемым отвращением на лице.

— Мне было бы противно быть полицейским, — сказала она.

Доулиш сохранил невозмутимый вид.

— В ближайшем будущем вам это не грозит, — сухо заметил он. — Ваш дядя хочет вас немедленно видеть.

Она кивнула и прошла мимо него в дверь.

Когда она скрылась в большой комнате, Доулиш стал действовать со скоростью, невероятной для его обычно спокойных движений. Он быстро вышел из дома и, свернув налево, стал около одного из окон комнаты Тэвнотта. Он остановился сбоку от окна и заглянул в него.

Рут стояла с противоположной стороны стола и смотрела на дядю с несомненным участием и симпатией. Тот поднял левую руку, и она села в кресло, в котором перед этим сидел Доулиш, пододвинув его ближе к столу. Тэвнотт открыл ящик стола и вытащил пачку банкнотов и бумажные мешочки с монетами. Они занимались тем, чем и собирался заниматься старик.

Доулиш обернулся.

Примерно в двадцати футах от него стоял Дэвид Тэвнотт и глядел на него с такой ярковыраженной упорной злобой, что она казалась просто нереальной, как будто он позировал для картины «Ненависть».

— Где это вы научились издавать такой звук? — требовательно спросил Доулиш.

— Матерью клянусь, — ответил Дэвид, — если еще когда-нибудь вы коснетесь меня своими толстыми лапами, я вас убью. Понятно? Я вас убью.

Он повернулся на каблуках и пошел прочь.

Доулиш, наблюдая за ним, вдруг понял, что еще кто-то стоит с другой стороны окна за большим кустом рододендрона. В третий раз за несколько минут к нему приближались, а он не замечал. Он либо потерял свою способность к наблюдению, либо оглох.

Внезапно он вспомнил о ватных тампонах в ушах. Неудивительно, что люди могут спокойно к нему подкрадываться!

Он сдержал порыв вытащить их, и ему вдруг подумалось: каким же пронзительным, оглушающим был бы без них визг Дэвида? Гораздо, гораздо громче, чем ему это показалось. Он сделал вид, будто не замечает, что за ним наблюдают, сделал шаг вперед, искоса поглядел и узнал Сима.

Дэвид исчез за углом дома, направляясь к конюшням.

Сим выступил вперед.

— На вашем месте, сэр, я был бы поосторожнее с этим молодым негодяем, — произнес он. — Он всерьез говорил, что убьет вас.

Лицо полицейского из Скотленд-Ярда потемнело от отвращения и было серьезным. Уже то, что на него произвела впечатление эта угроза, было необычным. Какое-то время они постояли вместе около окна, любуясь богатой зеленью лужайки и великолепных деревьев и уголком беседки, из которой вышел Дэвид, чтобы тут же исчезнуть в ней.

— Да, — ответил наконец Доулиш. — Я буду присматривать за ним. Что-нибудь новенькое есть в рапортах?

— Да, сэр. Уэбб, не теряя времени, окружил это место, а шестеро наших сейчас в Бэнфорде. Я послал еще за двадцатью, и нам все они понадобятся. Я продумал все и считаю, что мы можем вынести тела до того, как начнем обыскивать местность, где они умерли. Я очертил контуры каждого тела этой ржавой штукой, которую используют для изгородей, и мы все сфотографировали. Еще, по моему продуманному мнению, вам следует отправиться в Лондон и проконсультироваться с патологоанатомами о причинах смерти Халла. К вашему возвращению у нас уже будет достаточно сведений о ситуации здесь.

— Согласен, — сказал Доулиш, — но сначала я хочу обыскать дом, усадьбу и эти квартиры в конюшне. Вы подключили самолет или вертолет?

— Уэбб договорился с военными, сэр. Они одалживают военные вертолеты для контроля за толпой на скачках, и один из них будет вас ждать, когда вы приедете в Бэнфорд. Машина будет на автомобильной стоянке рядом с полицейским участком.

— Хорошо, — проговорил Доулиш. — А теперь нам с вами надо как следует осмотреться кругом.

В большой просторной кухне с каменным полом и старомодной плитой пожилой человек занимался чисткой столового серебра. Проходя через большие холодные комнаты, Доулиш обратил внимание на то, что все приспособления были старыми и вышедшими из моды. Приятная женщина с ласковым голосом провела их по комнатам леди Тэвнотт, даже позволила одним глазом посмотреть на хрупкую старушку, отдыхающую на роскошной кровати.

— Она, бедняжка, обычно под действием успокоительных, — объяснила компаньонка, мисс Джеймсон.

— А когда-нибудь она бывает разумной? — спросил Доулиш.

— Она может быть разумной, но последнее время очень редко, — ответила мисс Джеймсон.

Снова вниз по лестнице. Тэвнотт сам лично провел их в подвал и показал громадное хранилище, снабженное целой стеной стальных шкафов и разных сейфов. Повсюду были пыль и паутина, но воздух был свежим и морозным, из-за того, что, как с достоинством объяснил Тэвнотт, действовала система естественной вентиляции, которую он сам наладил, когда вступил в права наследства.

При поверхностном осмотре, по крайней мере, не было видно никаких намеков на тайные ходы или на то, что кто-то содержался здесь в плену.

Было уже позже одиннадцати часов, когда они закончили. Весь осмотр дома занял больше часа. Они вышли на крыльцо, посмотрели на мирную природу, и Доулиш спросил:

— Ну что, Сим. Какое впечатление?

— Я бы очень удивился, если бы мы здесь что-то пропустили, сэр… Но надо еще заглянуть в квартиры. Там, где конюшни, когда-то был монастырь, а в монастырях часто были большие погреба. По пути сюда я видел, как из одного из коттеджей выходила пара хиппи. Они пошли к конюшенному блоку.

— У меня есть ключи, — сказал Доулиш.

Конюшенный блок был более «современным», чем Мэнор. Ему было лет сто пятьдесят. Перед ним была лужайка, а на месте больших широких дверей конюшни теперь были маленькие двери. Входы в некоторые квартиры были с фасада, в другие — с противоположной стороны, и еще общий вход на шесть квартир. Фамилии жильцов были написаны на самих дверях и на табличках рядом с ними. Около большинства табличек были нарисованы ни на что не похожие цветы. Из первой квартиры, к которой они подошли, доносились звуки гитары, и дверь им открыл молодой человек в цветастой блузе-рубахе и алых штанах. У него были темнорыжие волосы до плеч, напомнившие Доулишу Шейлу Бернс, и нежный цвет лица.

— Вы полицейский, — проговорил он. — Дэвид предупредил меня, что вы придете задавать вопросы всем подозреваемым. Заходите.

Он улыбнулся ангельской улыбкой.

Квартира была маленькой, обставлена ярко и удобно, в ней ничего не пряталось и не таилось. Они обыскали весь блок квартир — их было всего двенадцать, — повидали разнообразные и порой весьма странные интерьеры, но не обнаружили ничего зловещего. Там жили три семейные пары, остальные квартиры занимали одиночки.

— Не удивлюсь, если это гнездо гомиков, — заметил Сим, — хотя нынче это не наше дело. Пожалуй, здесь все, сэр. Хотите заглянуть в этот коттедж?

— Я хочу найти этот подвал, — ответил Доулиш.

10 Подвал

Они нашли вход в подвал позади главного здания, спустились вниз по каменным ступеням и сделали открытие, удивившее обоих. В подвале, сухом и чистом, находилась маленькая типография. Там были все приспособления для печатания книг по искусству, переплетных работ и хранения. На полках и в ящиках были запасы бумаги, материала для переплетов — всего, что необходимо для производства, а в маленьких комнатках стояли большие коробки с великолепно изданными книгами.

Доулиш как раз взял в руки одну из них, когда из комнаты, где под яркой лампой стоял ручной пресс, вышел молодой человек. Он был изящен, но в нем не было той странной отрешенности от мира, которую замечал Доулиш у некоторых из встреченных здесь людей.

— Артистично, — констатировал молодой человек, — и, пожалуй, эротично. Но, полагаю, не порнографично в глазах закона. Это издания ограниченного тиража, для распространения только в узком кругу. Меня зовут Гай Эванс, ия и набираю, и помогаю печатать.

Доулиш опустил глаза на занимавшее весь лист изображение чудовищной обнаженной женщины с маленькой грудью и огромным животом. Сим рассматривал голого мужчину — сплошные живот и чресла.

— Одобряете? — сухо поинтересовался молодой человек.

— Кто ведает этим предприятием? — спросил Доулиш.

— Мы все вместе. Это наше общее усилие улучшить умы и артистическое восприятие людей. Хотите экземпляр?

— Нет, спасибо, — ответил Доулиш. — А что делается с доходами?

— Увы, у нас их нет, — сообщил Гай Эванс. — Однако мы как-то ухитряемся жить. Вы, по-видимому, помощник комиссара Доулиш?

— Да.

— Человек, который смог довести нашего Дэвида до того, что он дрожал от ярости, заслуживает моего уважения, — заявил Эванс.

— Откуда вы об этом знаете? — полюбопытствовал Доулиш.

— Мне рассказала Рут, — ответил Эванс. — Хотите еще что-нибудь здесь посмотреть?

— Если можно, все, — сказал Доулиш.

Эванс показал им несколько складских помещений, расположенных под арками. Когда-то монахи пользовались ими для хранения своих вин, теперь они были заполнены еще не разрезанными листами или уже готовыми книгами. Эванс сопровождал все беглым полуснисходительным, часто шутливым комментарием, не лишенным, впрочем, некоторой гордости.

— В наши дни массового производства столь малое количество книг делается вручную, первоклассным образом. Мы создали свое собственное производство… У нас здесь свои фотографы, печатники, наборщики. Большинство наших изданий имеет ограниченный тираж — до пяти сотен. Все они пронумерованы и подписаны теми, кто помогает их выпускать… Мы, вероятно, расширим дело и начнем заниматься гравюрами.

Время от времени Доулиш перебивал его вопросами. Под конец он спросил:

— Кто дал исходный капитал?

— Часть дал Дэвид Тэвнотт, остальное вложили мы все, по нескольку сотен каждый.

— Кто занимается производственной стороной дела?

— Я, — ответил Эванс. — Всю продажу мы производим по почте… Мы помещаем объявления в нескольких элитарных журналах… или действуем через личные контакты, а надбавки у нас минимальные. Если мы мало продадим, мы мало поедим.

Эвансу казалось это очень смешным.

Доулиш подумал о краже у сэра Хьюго всего за день до этого, но промолчал. Когда они закончили, Эванс проводил их наверх и далее, во двор конюшенного блока.

— Идите сами в мой коттедж, — сказал он, показывая на один из домиков в ста ярдах от блока. — Я должен повидаться с Рут.

— А запирать дверь вы не собираетесь? — спросил Доулиш.

— Мы здесь никогда ничего не запираем, — ответил Эванс. — В такой общине, как наша, честность — не просто лучшая политика, она инстинктивна. Это действительно прототип лучшего мира, мистер Доулиш. — Он говорил полусерьезно, полунасмешливо.

Внезапно выражение его лица изменилось, потеплело. У него были красивые серые глаза, здоровый цвет лица, но Доулиш подумал, что очертания рта указывают на некоторую слабость характера.

Доулиш оглянулся и увидел, что к ним идет Рут, правда, без особой торопливости. Гай поспешил навстречу.

— Что ж, сэр, он, по крайней мере, нормален, — заметил Сим. — И она тоже… Не могу сказать, что мне нравятся такие девушки, но эта выглядит очень симпатичной. — Не замечая наблюдающих за ними людей, пара, держась за руки, удалилась. — Что вы можете обо всем этом сказать, сэр?

— Типография может быть маскировкой, но, возможно, они вполне искренне пробуют жить общиной, — ответил Доулиш. — Однако к таким экспериментам общинной жизни обычно побуждают идеальные воззрения, а я не могу себе представить, что молодой Тэвнотт вкладывает серьезные деньги в идеалы. Я хочу, чтобы за этой типографией установили наблюдение, и если есть где-нибудь, в местном музее или библиотеке, старые документы, показывающие устройство монастыря, каким он был, я хочу, чтобы их просмотрели: может быть, часть этого подвала отрезана. — Он говорил четко, быстро. — Ия хочу, чтобы вы выяснили, где мы можем достать, причем поскорее, какие-нибудь средства защиты для ушей. Может быть, сколько-то есть у армии или авиации. Нам надо что-то, защищающее уши от звуковых волн высоких тонов. Не прекращайте поиски этих средств, пока не найдете. Человек, который может нам в этом помочь, — профессор Майлз Хопкинс из исследовательского института электроники в Каруэле. Он может подсказать ответ.

— Я позабочусь об этом, — сказал Сим.

— Хорошо, — продолжал Доулиш. — Нам надо более тщательно обыскать территорию, другие коттеджи, строения и близлежащие фермы. И нам нужны сведения обо всех, включая хиппи и всех прочих, живущих здесь, Рут Десмонд — в общем, всех. Нам также надо выяснить, действительно ли Дэвид Тэвнотт тратит свои деньги на игру, не шантажируют ли его, что именно он делает с этими деньгами. И все это надо сделать сегодня.

— А если Уэбб не будет помогать? — прямо спросил Сим.

— Я лечу в Лондон вертолетом, — ответил Доулиш. — Буду в своем кабинете в два часа. Позвоните мне туда и доложите.

— Хорошо, сэр. Полагаю… — Сим остановился.

Доулиш холодно улыбнулся.

— Вы полагаете, что я мог бы вам намекнуть, в чем тут дело?

Улыбка Сима была неожиданно мальчишеской, очень обаятельной.

— Я задумался об этом, сэр.

— Не сомневаюсь. Я действительно могу рассказать не слишком много, потому что эти дела широко не обсуждались. Но я могу поделиться с вами некоторыми фактами относительно Коллиса и его деятельности. Начинал он с умело проведенных налетов на банки и почтовые отделения, затем поднял глаза повыше. Было совершено несколько крупных организованных преступлений против правительств… вернее даже, государств. У нас есть достаточные основания полагать, что несколько больших ограблений с захватом золотых слитков, значительных сумм в банкнотах, ценных бумаг, почтовых марок — достаточно легко реализуемых ценностей — было организовано Коллисом. Он всегда достает самые закрытые сведения и, судя по обнаруженным трупам, для этого пытает людей. Некоторые его похождения очень осложнили положение правительств ряда маленьких стран, а то, что он пытался извлечь из Элберта Халла, наверняка осложнит жизнь нашему. Это все, что я могу вам рассказать.

— Спасибо, сэр. Что вам известно о Халле?

— Ничего, — откровенно признался Доулиш. — Все мои инструкции я получил из Министерства внутренних дел.

— Вы хотите сказать, что они и от вас скрыли, в чем тут, собственно, дело?

— Совершенно верно. Не очень-то это льстит моему самолюбию, — заметил Доулиш. — Но теперь, когда мы нашли Халла, думаю, что мне доверят хотя бы часть закрытой информации.

— Спасибо за ваше доверие ко мне, сэр. Есть еще какие-нибудь специальные инструкции?

— Нет, — ответил Доулиш. — Я хочу, чтобы вы оценивали людей и ситуации со своей колокольни.

Он кивнул и направился к машине, которую пригнал один из вновь прибывших работников Ярда. Выезжая из усадьбы, он заметил в парке небольшие группы людей, несколько машин и среди них — белую «скорую помощь». Чувствуя острую жалость к погибшим, он отвернулся. Солнце ярко светило, снег большей частью растаял, но воздух стал холоднее. Когда он миновал маленький коттеджик, стоявший у выхода из усадьбы, ветер ударил в открытое окно его машины. Доулиш закрыл окно: пять минут без свежего воздуха помогут согреть машину. Он никогда не ездил по этой дороге и поэтому правил осторожно. Увидев впереди знак: «Подъем через девять миль», он включил вторую скорость. Неизвестные подъемы — всегда дело рискованное. Дорога сделала поворот, и у него перехватило дыхание от красоты открывшегося вида. Больше ни о чем невозможно было думать.

В этот момент Доулиш как бы растворился в созерцании и забыл — первый раз за последние часы — настороженность, страх звука, исходящего из тишины.

Он слегка нажал на тормоза, чтобы растянуть спуск с холма.

Внезапно его голова как будто раскололась, уши взорвало, а тело конвульсивно подскочило. Одна рука судорожно сжала руль, но не контролируя движение. Он просто ничего не сознавал. Вся местность пошла кругом и продолжала кружиться, как будто машину кувыркало. Перед его глазами замелькали красные вспышки.

Доулиш ощутил жуткую силу непонятного воздействия.

Он почувствовал, что машина, содрогнувшись, остановилась.

Беспомощно сидел он за рулем, не ощущая ничего, кроме этого ужасного звука, вызвавшего мучительнейшую боль в мозгу. Он чувствовал, как бешено бьется его сердце.

с какой-то дикой суматошной яростью, и еще он почувствовал близость смерти. Забытье наползало на него, и он лег, согнувшись, на руль, так что тот врезался ему в ребра, но он не ощущал этой боли из-за жуткой ломоты в ушах и отозвавшегося во всем его теле мерзкого звука.

Доулиш не знал, сколько прошло времени. Его никто не тревожил. Но наконец он смутно различил какие-то движущиеся фигуры. Шире раскрыв глаза, Доулиш увидел перед собой двух человек, увидел, как шевелятся их губы, но звука их голосов не услышал. Он попытался двинуться, но все его мышцы были напряжены и как будто затвердели. Он видел, как люди подошли поближе и один из них стал открывать дверцу. Затем вид их как бы смазался, но тут его зрение снова прояснилось, и он обратил внимание на странность того, что из их шевелящихся губ исходит молчание.

Дверца открылась.

Он по губам прочел, что человек произнес:

— А он здоровенный мужик.

Да, он таким и был. Эти двое были среднего роста, они выглядели как отец и сын. Одеты они были в спортивные куртки, толстые брюки, тяжелые ботинки и голубые рубашки.

Доулиш снова попытался пошевелиться и на этот раз преуспел. Ближайший к нему человек удивленно отпрыгнул. Доулиш вылез из машины и облокотился на нее. Передок был разбит, передние фары расколоты. Он снова не услышал, а прочел по их губам:

— С вами все в порядке?

Медленно, тщательно выговаривая слова, он ответил:

— Я ничего не слышу.

Но свой собственный голос он расслышал.

Вскоре он стал слышать другие звуки: трактор на ферме, проехавшие мимо две машины, какой-то стук. Шум в ушах становился тише, но совсем не исчез. По крайней мере он мог поддерживать односложный разговор: «В порядке ли он? — Да. — Никаких костей не поломал? — Нет. — Может ли он ходить? — Да. — Хочет ли поехать с ними в больницу или подождет «скорую помощь»? — С ними». Затем Доулиш произнес целую речь:

— Не отвезете ли вы меня в полицейский участок в Бэнфорде?

Они были удивлены, но согласились без малейшего колебания.

— Ему лучше сесть впереди, Джордж, — сказал человек. — Тут ему будет больше места. Я сяду сзади.

— Ладно, отец.

Значит, они были отец и сын.

В большом старомодном автомобиле была открыта дверца, и Доулиш двинулся к ней. Все движения требовали невероятных усилий, но по крайней мере уже не были пыткой. Он наполовину залез в машину, когда услышал, как кто-то бежит и кричит:

— Эй, эй, вы, там!

Доулиш приостановился и увидел юношу в синих джинсах и толстом свитере, буквально вырвавшегося из ворот фермы, куда только что завернул трактор. Лицо его было красным, глаза вылуплены. Он бежал и, не переставая, кричал, хотя у него прерывалось дыхание. Наконец, почти добежав до них, он остановился.

— Они все мертвые!.. — задыхаясь выговорил он. — Целое стадо мертвое, восемнадцать лучших фрезианских коров, какие когда-нибудь у нас были. Они мертвые, говорю вам, все до единой!

«Почему не умер я? — напряженно думал Доулиш с каким-то странным удивлением. — Что меня спасло? Наверняка не эти ватные тампоны. — И почти услышал вопрос, возникший в его голове: — Пытались ли они убить меня? Было ли это намеренной попыткой напасть на меня?»

11 И некое исчезновение

Молодой фермер, все еще в шоке, все еще задыхаясь, указал на поле, с которого он прибежал. Почти в это же время подъехали три машины с одной стороны и две — с другой. В двух со стороны Бэнфорда ехали полицейские — подкрепление в Бэнфорд-Мэнор. Один из них узнал Доулиша, который уже чувствовал себя почти нормально и сумел отдать распоряжение о проведении вскрытия погибшего скота и розыске на всей прилегающей территории человека или людей, находящихся здесь недавно. У него дико болела голова, и отзвуки полученного потрясения ухудшили ему слух.

— А теперь, джентльмены, если можете отвезти меня в Бэнфорд…

Джордж и его отец явно разрывались между желанием осмотреть погибший скот и своим обещанием отвезти его. Потом старший сказал:

— Они все еще будут здесь, когда мы вернемся.

Он влез за Доулишом в машину, Джордж сел за руль и включил мотор. Никто из них ничего не спрашивал, но они ответили на ряд вопросов Доулиша. Они хозяйствовали на маленькой ферме через дорогу от Бэнфорд-Мэнора, у них было несколько голов молочного скота, а в основном свиньи и несколько десятков кур. Фамилия их была Бэннет, и в этой части Англии они жили всю жизнь. Не заметили ли они чего-то странного за последнее время в Мэноре? Они Мэнора мало касаются, вообще от него лучше держаться подальше. Почему? Они не могут объяснить почему, но они не любят молодого Дэвида Тэвнотта и не уверены, что сэр Хьюго не такой же сумасшедший, как его жена.

Одно было совершенно ясно: их недоверие и неприязнь ко всем Тэвноттам.

Вскоре они миновали ряд коттеджей и дорожный указатель с надписью «Бэнфорд». Менее чем через десять минут после того, как они уехали с места происшествия, они остановились около полицейского участка. Доулиш вышел и покачнулся, у него снова закружилась голова. Быстро придя в себя, он тепло поблагодарил Бэннетов и проводил взглядом их отъезд. К нему подошел дежурный полицейский.

— С вами все в порядке, сэр?

— Думаю, да, — заставил себя произнести Доулиш. — Мистер Уэбб вернулся?

— Да, сэр. Десять минут назад.

— Проводите меня к нему, пожалуйста, — попросил Доулиш.

Надо было подняться по небольшой лестнице, всего на несколько ступенек, которые в обычное время Доулиш просто бы не заметил. Теперь он должен был на них взбираться, преодолевая по одной за раз и держась за перила. Уэбб стоял в дверях своего кабинета. Его явно предупредили о прибытии Доулиша, но не о его состоянии.

— Господи боже! — воскликнул он. — Что с вами случилось? — Затем, обнаружив проницательность, которой Доулиш от него не ожидал, спросил: — Это на вас тот самый звук подействовал?

— Да, — ответил Доулиш. — Я не могу понять, почему я еще жив. — Он замолчал, вдруг с облегчением поняв, в чем дело, и добавил: — Хотя нет, понимаю. Я был внутри машины с закрытыми окнами, и с Шейлой Бернс было так же: у нее тоже в машине окна были закрыты.

Он подробно рассказал Уэббу, что произошло, и взволнованно продолжил:

— Нам надо, не теряя ни минуты, обыскать поместье и наблюдать за всеми входящими и выходящими.

— Вы абсолютно правы, — сказал Уэбб. — Я сожалею, сэр, что был таким упрямым… Нам здесь нелегко заподозрить в преступлении кого-то из Мэнора, хотя их и не все любят. Но я попросил помощи у полиции Бэнфорда и Оксфорда, так что с людьми проблемы нет. И хотя границы поместья очень велики, днем наблюдать довольно легко. Ночью, конечно, потяжелее. Я посадил одного инспектора проработать карту этой местности, и, если вы хотите посмотреть, что сделано и что мы собираемся сделать, я буду рад вам показать.

На немолодом лице его тоже было видно возбуждение.

— Рад положиться на вас, — ответил Доулиш. — Я должен ехать в Лондон. Вы смогли…

— Около Бэнбюри есть армейская часть, которая предоставила вертолет в ваше распоряжение. Он стоит в парке, в нескольких минутах отсюда.

— Спасибо. Это как раз то, что мне нужно.

— Но уверены ли вы, что в состоянии ехать? Знаете, эти вертолеты — ведь очень шумные штуки и…

— Я надену наушники и сделаю себе затычки, — ответил Доулиш и скривился.

Спустя пять минут он уже спускался по ступенькам, более твердо держась на ногах и вообще чувствуя себя получше. Слух его тоже улучшился, хотя все голоса доносились как будто издали. Он увидел, как подъехала машина, резко остановилась и оттуда выпрыгнул человек. Только когда этот человек побежал в его сторону, он его узнал: это был Джим Хортон, явно перепуганный.

Он остановился, увидев Доулиша, и, задыхаясь, проговорил:

— Она сбежала.

— Кто сбежал? — спросил Доулиш.

— Черт возьми, вам ли спрашивать?.. Она сбежала, Шейла Бернс. Сбежала!

Доулиш был ошеломлен почти так же, как от предыдущего удара. Хортон был так явно взволнован, сердит и расстроен. А время поджимало. Ему необходимо было вернуться в Лондон, он не мог больше здесь задерживаться. Раздражение, которое испытал он, когда узнал, что Хортон предупредил сэра Хьюго, улеглось.

— Кому вы об этом рассказали? — поинтересовался Доулиш.

— Я видел этого вашего человека, Сима. Он теперь знает. Он велел мне найти вас здесь. Доулиш, вы понимаете, что это означает? Она не хотела, чтобы ее снова допрашивали, она, наверное, вам лгала.

— Есть у вас несколько лишних часов? — спросил Доулиш.

— Да, столько, сколько вам нужно, но зачем? Бога ради, чем я могу помочь?

— Я лечу в Лондон, — сказал Доулиш. — Полетите со мной?

Хортон на какое-то мгновение заколебался.

— Думаю, что могу, если вы считаете, что буду полезен.

— Спасибо, — Доулиш повернулся к Уэббу. — Вы сообщите в Ярд о розыске мисс Шейлы Бернс, ладно? И свяжитесь с Симом, чтобы выяснить, что произошло в коттедже «Сильвэн».

— Да, сэр. — Уэбб, поняв теперь как следует, насколько серьезно положение, старался как мог.

— Спасибо, — повторил Доулиш. — Нам к вертолету надо ехать или идти пешком?

— Ехать.

— Вы можете рассказать мне все в общих чертах в машине, — сказал Доулиш Хортону. — В вертолете разговаривать затруднительно.

Хортон никак не мог успокоиться.

— Я спал до одиннадцати утра, и Клэр тоже… Мы же почти не уснули ночью, а по четвергам наша поденщица не приходит. Ну и раз в комнате Шейлы было тихо, мы решили оставить ее в покое. И только час назад, когда я вышел из дома через переднюю дверь (газеты и молоко нам доставляют к задней двери коттеджа), я не мог поверить своим глазам: ее машина исчезла!

— Да, такое ошеломляет, — согласился Доулиш.

— Я был просто ошарашен, могу вас заверить. Я кинулся наверх, к ней в комнату. Комната была пуста. Постель не убрана, все в беспорядке, но ее вещей не было. И вдобавок никакой записки. При этом она приготовила себе кофе и поджаренный хлеб на кухне.

— Очень хладнокровная особа, — сказал Доулиш.

— Да, а я ведь был готов поклясться, что прошлой ночью она была в ужасном состоянии, — добавил Хортон.

Пока он рассказывал, автомобиль повернул в маленький парк с присыпанными неожиданно выпавшим снегом зелеными газонами, уже высаженными к весне вьюнками, лаврами и рододендронами и подстриженными живыми изгородями. На асфальтированной детской площадке стоял маленький армейский вертолет, около него ждал пилот. Когда они подъехали, подошел другой офицер в полевой форме и отсалютовал.

— Мистер Доулиш?

— И еще один пассажир, — сказал Доулиш.

— Все в порядке, сэр. — Молодой человек посмотрел на Хортона. — Вы, сэр, штатский?

— Да.

— Тогда вы должны заявить, что совершаете этот полет под свою ответственность, сэр. — Блестящие глаза сверкнули в сторону Доулиша.

— Под мою ответственность, — ответил Доулиш. — Вернее, столичной полиции.

— Очень хорошо, сэр.

— Давайте сделаем так, — обратился Доулиш к Хортону. — Черкните несколько слов на обороте вашей визитной карточки. Хорошо? О том, что вы предпринимаете этот полет на свой собственный риск.

Хортон сразу сделал это, и молодой офицер, с видимым облегчением взяв его карточку, отошел в сторону. Спустя две минуты они уже влезали в вертолет, в большой носовой кабине которого было три сиденья. Пилот коротко бросил:

— Пристегните, пожалуйста, ремни.

Затем он тронул рубильник. Почти немедленно гигантские лопасти над ними завращались, мотор взревел, и машина завибрировала. Она поднялась в воздух еще до того, как они поняли, что машина взлетела. Вскоре под ними уже были крыши Бэнфорда. Шум стоял оглушительный, даже Хортон зажал уши руками. Несмотря на затычки в ушах, Доулиш снова почувствовал, как у него в голове нарастает давление. Они летели высоко, но местность под ними была плоской, и вид был не таким прекрасным, как раньше, с дороги.

Среди зелени парка показался большой серый дом. Хортон указал на него и закричал:

— Бэнфорд-Мэнор!

Доулиш кивнул.

Там еще находились группы полицейских и двигались с довольно большой скоростью машины. «Скорой помощи» на месте видно не было, но какая-то санитарная машина быстро ехала по узкой дороге. Доулиш поискал глазами «свой» холм и обнаружил, что тот выглядит разочаровывающе плоским. Но кроме того он увидел еще кое-что, заставившее его задержать дыхание.

На поле находились несколько человек, желтый трактор, туши скота, распростертые около земляных кормушек. Другие люди и другие туши виднелись неподалеку. Насколько мог судить Доулиш, смертельное действие звука, если эти смерти были следствием той самой звуковой волны, охватывало почти правильный круг примерно полумилей в диаметре. За этим пространством скот пасся с виду совершенно спокойно.

Разговаривать в вертолете было почти невозможно.

Доулиш откинулся в кресле и рассматривал местность: Темзу, блестевшую в извивах, городки и поселки. Насколько он мог судить, они летели по прямой, пока не достигли предместий Лондона. Он понял, что полет окончен, когда они начали терять высоту. Еще до того, как они замедлили спуск, показались башни-двойники Вестминстерского аббатства, Биг Бен, красная башня Вестминстерского собора. Они плавно спустились к посадочной площадке на набережной около Лэмбера.

Все путешествие заняло двадцать пять минут.

Двое полицейских помогли спуститься Доулишу и Хортону. На набережной Доулиша ждал официальный полицейский автомобиль с шофером. КогдаДоулиш и Хортон отъезжали, вертолет снова взлетел.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Доулиш.

— Я в порядке, — ответил Хортон. — Но просто удивляюсь, зачем вы попросили меня поехать с вами?

— Среди прочего мне хотелось бы знать, зачем вы предупредили сэра Хьюго Тэвнотта, — сказал Доулиш.

— А, это… Я позвонил ему, как только вы ушли, и считаю, что был прав. У старика и так в жизни хватает неприятностей, и я хотел ему помочь.

Это звучало разумно, и Доулиш кивнул.

— Еще мне нужно знать по возможности все, что вы можете рассказать о Шейле Бернс, Бэнфорд-Мэноре и Тэвноттах. Я должен быть здесь и хочу услышать ваш рассказ из первых уст. Есть возражения?

— Никаких, — ответил Хортон, явно успокоенный тем, что Доулиш не собирается заострять внимание на его звонке сэру Хьюго.

— Теперь, когда я выспался и хорошенько подумал, я понял вашу проблему. И вы были правы, подозревая Шейлу Бернс. — Хортон развел руками. — Как эта девица исчезла, просто невероятно! Не потревожив нас ни звуком. А как хладнокровно она устроила себе завтрак! Скажите, вы думаете, что вчера она нас разыгрывала?

— Я думал, что она вне себя от страха, — сказал Доулиш.

— Я тоже так думал, но… — Хортон помолчал. — Возможно, причина ее страха была иной. Можно предположить, что она приехала на это место с какой-то своей целью. Знаете, о чем я думал?

— О чем?

— Не приехала ли она туда на самом деле, чтобы встретиться с этим мертвым человеком.

— А-а…

— Вы об этом думали?

— Да.

— Ну, и если это так, то ей не захотелось бы это объяснять, и она, разумеется, рассказала вам какую-нибудь убедительную историю. Конечно, я не знаю, что именно она вам рассказала, но…

Хортон остановился, так как они подъехали ко входу в старое здание, где размещались отдел Доулиша и ряд других отделов столичной полиции. Его отдел был на верхнем этаже. Хортон молча оглядывался кругом. В Ярде стояла почти гробовая тишина, и действительно это здание умирало теперь, когда большая часть служб переехала в новые помещения. Но как толькоони поднялись на верхний этаж, возобладала старая атмосфера: тихой спешки и неустанной работы.

Доулиш ввел Хортона в свой кабинет — большую комнату с картами мира на длинном столе, контрольным пультом рядом со столом. Нажав кнопку на пульте, Доулиш мог напрямую соединиться с членами «Врагов преступности» во всех странах. В одном из углов стояли маленький столик и два стула. Доулиш жестом пригласил Хортона присесть.

Почти сразу открылась другая дверь и появился усталый, несколько задерганный человек. Его волосы по контрасту с темным костюмом казались почти белыми.

— Привет, Чайлдс, — проговорил Доулиш. — Есть что-нибудь срочное?

— У вас в четыре часа назначена встреча с сэром Робертом Марлином, сэр. Рапорт о вскрытии Элберта Халла у вас на столе, — ответил Чайлдс.

— Расскажите мне самую суть, — попросил Доулиш и затем, как бы вспомнив, добавил: — Думаю, вы не знакомы с мистером Хортоном, который так помог нам прошлой ночью?

— Нет, не знаком. Добрый день, сэр.

— Здравствуйте, — Хортон, явно заинтересованный, переводил с одного на другого быстрый ищущий взгляд.

— Вскрытие показало смерть от кровоизлияния в мозг, — сказал Чайлдс.

— Вследствие чего? — спросил Доулиш.

— Вроде бы там нет следов предыдущих кровоизлияний. Кроме того, барабанные перепонки и вообще весь слуховой аппарат, особенно среднее ухо, были сильно повреждены. Все это свидетельствует о том, что кровоизлияние было вызвано звуковыми волнами необычайно высокого тона. Известны случаи подобной смерти из-за высокочастотных шумов. Нет никаких показаний, что им предшествовал взрыв, как иногда бывает в таких случаях. Только действие самих звуковых волн.

Чайлдс замолчал, глядя на Доулиша. На Хортона он не обращал внимания.

— Этого я и боялся. — Доулиш обернулся к Хортону и продолжал, не меняя интонации: — А вы, Джим, слышали прошлой ночью какой-нибудь звук? Вы ведь ехали почти сразу за Шейлой Бернс, когда она его услышала.

Медленно, нерешительно Хортон ответил:

— Знаете, я действительно что-то слышал. Я подумал, что это скрип тормозов машины впереди меня, но это могло быть чем-то большим. Но… это невозможно. Звук, которым можно убить?

— Это, безусловно, возможно, — с нажимом ответил Доулиш. — Что-нибудь еще, Чайлдс?

— Да, сэр, — произнес Чайлдс. — Машина мисс Бернс была найдена около железнодорожной станции Бэнбюри. Нет никаких сведений о том, когда ее там поставили. Оттуда идет несколько утренних поездов на Оксфорд и еще несколько на Нанитон и на север от Бэнбюри.

— Боже мой! — воскликнул Хортон. — Она знала, что машину можно проследить, а если она поедет на поезде, то может исчезнуть без следа. Пат, есть, по-вашему, какая-то вероятность найти ее?

12 Тайна

— Не знаю, — тихо ответил Доулиш Хортону. — Если ее можно найти, то мы найдем. — Он посмотрел на часы. — Я уже должен спешить на мою встречу. Буду занят примерно час. Хотите здесь чем-нибудь развлечься? Или могу сказать, чтобы вас отвезли в ваш клуб, а мы увидимся позднее?

— Если вы это сделаете, я буду очень признателен, — сказал Хортон. — Есть два-три человека, с которыми я могу поболтать в клубе.

— Старший инспектор Чайлдс устроит вам это, — кивнул Доулиш. — Я пройду через его кабинет. — Он вышел, плотно закрыв за собой дверь, подождал несколько секунд, потом снова открыл ее, говоря как бы Чайлдсу: — Я оставил свою авторучку на столе.

Хортон все так же сидел, откинувшись на стуле. Доулиш взял ручку и добавил:

— Скоро вас отвезут. — Он прошел в маленький кабинетик Чайлдса, где было одно замечательное преимущество: потрясающий вид на Лондон — от Палаты общин до собора Святого Павла. Чайлдс стоял за столом.

— Позвоните миссис Хортон и расспросите ее подробно, что произошло сегодня утром, — приказал Доулиш. — Я хочу знать, насколько совпадают их истории о Шейле Бернс. И повторите распоряжение о всеобщем розыске Шейлы Бернс в аэропортах, морских портах, железнодорожных и автовокзалах. Рост около пяти футов и пяти дюймов, волосы темно-рыжие, глаза…

— У нас есть ее фотография, — прервал его Чайлдс. — Плимут проверил ее: она действительно руководит секретарским бюро. В местной газете была ее фотография, и Плимут прислал нам ее по телетайпу.

Доулиш слегка улыбнулся.

— Иногда я забываю, что больше не работаю в одиночку. Еще что-нибудь?

— Сим связался с профессором Хопкинсом, но я еще не знаю подробностей. Он действительно самый большой знаток по антишумовым устройствам.

— Как следует его потрясите, — приказал Доулиш. — Что-нибудь еще перед тем, как я уйду?

— Одиннадцать мужчин, две женщины, пятьдесят семь голов крупного скота, более сотни овец, двадцать три кролика, три собаки, четыре кошки и неизвестное количество мелких животных убиты сегодня днем примерно в то же время, что и ваше происшествие, — проговорил Чайлдс обыденным тоном, который делал его перечисление еще более ужасным. — Этот Уэбб точно определил все места гибели и обвел эту территорию. Грубо получился круг. Уэбб прикинул, что точка, из которой исходил звук, находится примерно в ста ярдах от самого Бэнфорд-Мэнора. Диаметр круга — около мили, а травмы, вроде той, какую получил Биверидж, замечены еще на милю вокруг.

Чайлдс внезапно замолчал.

— Уэбб, когда начнет работать, то работает отлично, — сказал Доулиш. Его знобило. — У нас очень большие неприятности, Чайлдс.

— Ситуация, несомненно, очень мерзкая, сэр.

— Да, мерзкая.

— Полный обыск, — произнес Чайлдс. — Я не знаю, что еще можно предпринять.

— Мы еще можем выяснить, нет ли в пределах этого опасного круга каких-нибудь мужчин или женщин, которые уцелели, и если так, то почему. Им могло повезти: волна могла как-то миновать их или у них могла быть какая-то защита.

— Я позабочусь об этом, — пообещал Чайлдс.

— Был ли убит какой-либо скот, когда умер Халл?

— Нет, сэр. Но на этой стороне поместья скота нет. Однако несколько дюжин кроликов, две лисицы, множество птиц и разнообразные мелкие животные погибли. Вскрытия сейчас проводятся.

— Понимаю, — вздохнул Доулиш. Он мрачно задумался, а потом сказал: — Дайте машину в распоряжение мистера Хортона. Так мы будем точно знать, куда он отправится, и заодно понаблюдаем за ним. Очень внимательно понаблюдаем.

Чайлдс официальным тоном ответил:

— Очень хорошо. — Затем гораздо теплее спросил: — А с вами все в порядке, сэр?

Доулиш взвешивающе посмотрел на него.

— Да. Думаю, что да. У меня еще бывают моменты головокружения, но и только. Да, пока я в Лондоне, установите за мной тоже наблюдение. Я собираюсь в Министерство внутренних дел. Пойду пешком, чтобы проверить свои реакции.

— Полагаю, это разумно, — заметил Чайлдс.

— Это необходимо, — проговорил Доулиш с угрюмым видом.

Он прошел через кабинет Чайлдса к лифту, спустился вниз и через Новый Скотленд-Ярд вышел на набережную. Был прекрасный и на удивление тихий день. Тихий. Или он стал более глухим, чем ему казалось? Но он нормально слышал, когда участвовал в разговоре. Доулиш дошел до угла Парламентской улицы, огляделся, посмотрел на ее громадные дома, сравнивая их рукотворное величие с естественной красотой местности в Бэнфорд-Мэноре. Какая-то женщина закричала:

— Тедди!

Он ясно услышал ее: она ругала трех- или четырехлетнего ребенка за то, что тот выбежал на мостовую. Теперь он слышал шумы городского транспорта: значит, перед этим просто было затишье, перерыв в движении. Он двинулся дальше решительным шагом, дошел до угла и резко обернулся. От этого у него закружилась голова, но не слишком, не так, чтобы стоило тревожиться. Миновав Уайтхолл, Доулиш увидел просвет в транспорте и поспешил перейти широкую улицу. И снова, достигнув противоположной стороны, почувствовал головокружение. Но он полностью владел своим телом, руками и ногами, и взгляд его был так же ясен и зорок, как обычно.

Но когда он дошел до Министерства внутренних дел, вид у него все равно был мрачным.

Дежурный при входе узнал его и пропустил. Доулиш прошел на второй этаж и там был встречен молодым человеком, одетым как манекен. Тот проводил его по коридору в большую комнату, в которой царила атмосфера торжественности, словно это святая святых. Доулиша приветствовал помощник секретаря, который препроводил его к личному адъютанту министра внутренних дел, а затем его ввели в кабинет сэра Роберта Марлина.

Марлин не входил в состав Министерства внутренних дел, а был министром без портфеля и специалистом по чрезвычайным ситуациям и не раз выручал правительство.

Он был примерно одних лет с Доулишом, и они часто, почти всю жизнь, встречались на разных светских сборищах, а какое-то время даже работали в одном комитете. Но Доулиш никогда не считал, что знает этого человека, и сомневался, что кто бы то ни было может это утверждать. В этой роскошной комнате, обставленной со всей викторианской пышностью, которая как-то шла Роберту Марлину, он стоял у высокого окна, одетый в сюртук и полосатые брюки. Высокий седовласый человек с львиным лицом и глубоко посаженными серыми глазами. Марлин вошел в политику всего пятнадцать лет назад, и его взлет к нынешнему значительному положению был следствием его блестящей деятельности в качестве британского представителя в Организации Объединенных Наций в Нью-Йорке.

Он был авторитетом по широкому кругу вопросов — от европейского общего рынка до всеафриканских дел. Он курировал переход к десятичным денежным единицам, был главным консультантом по вопросу об иммиграции, и именно поэтому его кабинет сейчас располагался в Министерстве внутренних дел. Доулишу давал задания он, а не министр внутренних дел.

Марлин сумрачно усмехнулся. Каждое движение, каждый жест этого человека были продуманы, рассчитаны на определенный эффект.

— Доброе утро, Доулиш.

— Доброе утро, — ответил Доулиш.

— Я так понял, что у вас события развиваются, — сказал Марлин.

— Очень печально развиваются, — подтвердил Доулиш.

— Но, я надеюсь, без утечки информации?..

— Насколько знаю, утечки нет.

— Означает ли это, что вы не все контролируете? — требовательно спросил Марлин.

— Да, означает, — ответил Доулиш.

После длинной паузы Марлин произнес:

— Доулиш, вам хорошо известно, что расследованием этого дела поручено заниматься мне. Именно это расследование необычайно серьезно по своей ответственности. Я не могу быть удовлетворен, когда высшее официальное лицо прямо докладывает мне, что потеряло контроль хоть над частью этого дела.

— Я не потерял контроля, сэр, — сказал Доулиш.

— Это какая-то игра словами.

— Я никогда этого контроля не имел, — продолжал Доулиш. — Вы меня никогда не вводили полностью в курс дела, полного доверия ко мне не было.

— Вам было дано по возможности ясное объяснение необходимой секретности и четко разъяснена вся серьезность этого расследования. И вам поручено найти человека по имени Коллис, известного полиции многих стран как чрезвычайно опасный преступник. Вы также знаете, что в этом вопросе я действую от имени министра внутренних дел…

— Да, да, — прервал его Доулиш. — Я хотел бы повидать министра внутренних дел.

— Могу ли я поинтересоваться зачем?

— Я хочу подать заявление об отставке, — просто сказал Доулиш. Он стоял, массивный, неподвижный, свет из окна падал на его светлые волосы и мужественное лицо. — Я больше не веду это расследование, сэр. Если вы хотите, чтобы я рекомендовал кого-то…

— Я хочу, чтобы вы прекратили эту чушь!

Доулиш холодно проговорил:

— Я не привык, чтобы со мной обращались как со школьником.

— Тогда не ведите себя как школьник!

Тень улыбки мелькнула в глазах Доулиша и тут же исчезла. Он не сдвинулся с места, и прошло некоторое время, прежде чем он со спокойной решимостью произнес:

— Вы действительно не умеете обращаться с людьми, правда?

— Доулиш… — Марлин задохнулся от возмущения.

— Вы действительно не понимаете, что для того, чтобы человек мог сделать свою работу как следует, вы должны ему доверять… и он должен доверять своим начальникам. Я не доверяю вам, сэр.

Марлин оперся обеими руками о стол, яростно посмотрел на Доулиша и прорычал:

— Что, черт возьми, вы хотите сказать? Вы не доверяете мне?

— То, что сказал, сэр.

Марлин открыл рот, но ничего не мог произнести. Доулиш смотрел на него сверху вниз, слушал его хриплое дыхание и думал, как далеко он может зайти и как далеко стоит заходить. Он знал, что пытается взломать скорлупу, которую до него никто не пробивал, и еще он сознавал, что рискует не только вызвать недовольство этого человека, но и потерять работу, которая значила для него больше, чем что-либо еще в жизни. Он не вполне понимал, что именно заставило его взбунтоваться, он этого не планировал. Какое-то горькое возмущение пробудилось в нем, когда он вошел в эту комнату, что-то в манере держаться, надменная грубость Марлина вызвали этот кризис, как мчащуюся вниз лавину. И еще, пожалуй, страх слепо пойти навстречу опасности, зная меньше, чем нужно, гораздо меньше, чем стоявший перед ним человек.

Марлин сильно надавил руками на стол и встал. Он подошел к окну, где становилось темнее от надвигавшихся туч, посмотрел на Биг Бен, который был прямо против окна. Прошло довольно много времени, прежде чем он спросил:

— Почему вы мне не доверяете, Доулиш?

— Потому, что вы слишком многое держите при себе, — ответил Доулиш.

— Вам не приходит в голову, что это может оказаться слишком тяжким грузом?

— Либо вы держите все при себе, потому что не доверяете мне или тем людям, которые со мной работают, либо вы не хотите, чтобы мы знали правду. — Доулиш дал время Марлину проникнуться этой мыслью и продолжал быстрее: — Не кажется ли вам, что мы достаточно поговорили на эту тему?..

— Доулиш, — Марлин медленно повернулся от окна, — я рассказал вам столько, сколько считал разумным для вас. Я не считал, что стоило объяснять больше. Этот человек, Элберт Халл, был очень важной фигурой в секретном исследовании. Я просил вас найти его. Вы установили факт или представили как установленный факт, что его похитил человек по имени Коллис. При этом вы говорите о характерном звуке, который слышали люди, проезжавшие мимо автомобиля Халла незадолго до его похищения. Вы и ваши международные друзья говорите, что этот Коллис известен тем, что похищал и других людей, шантажом или другими средствами добывал от них нужные сведения, которые приносили большой урон многим странам, а потом убивал их. И мы глубоко обеспокоены судьбой Халла. Это все, что вам требуется знать. Вы не очень хорошо выполнили ваши обязанности. Вы нашли Халла случайно. Не так ли обстоит дело?

— Нет, — произнес Доулиш.

— Вы проследили его? Не лгите мне, Доулиш, пожалуйста.

— Он был найден благодаря рутинной полицейской работе, которая в нашей стране очень хорошо поставлена. Это не случайно. До моей отставки я был помощником комиссара полиции по расследованию преступлений, имеющих международный характер. В данном случае я не могу выполнять свои обязанности, так как от меня скрыта существенная информация. Если меня будет спрашивать пресса, я отвечу только это, и ничего больше. — Он помолчал немного. — Всего доброго, сэр.

И он ловко повернулся на каблуках.

Доулиш не знал, позволит ли ему Марлин уйти. Если позволит, то игра, не только с этим расследованием, но и с делом его жизни, проиграна. И когда он твердо шагнул к двери, она, казалось, сама двинулась к нему навстречу. Он дошел до двери и протянул руку, чтобы открыть ее. Это было очень трудно сделать. Просто невероятно, сколько он помнил о работе с «Врагами преступности», о знакомствах и дружбе с руководителями полиций всех стран мира, сколько это для него значило. Но теперь он сделал все, что мог. Ему оставалось лишь уповать на то, что он правильно оценил Марлина.

После мучительного молчания Марлин сказал:

— Хорошо, Доулиш. Вернитесь, я расскажу вам все, что вы хотите знать. — С бьющимся сердцем, но невозмутимым лицом Доулиш повернулся и увидел неожиданно человечную улыбку на лице другого человека, от которой потеплели его глаза и лицо. — Полагаю, что вы блефовали и, как всегда, выиграли! — Марлин продолжил: — Садитесь.

Доулиш сел.

— Хотите выпить?

— Если можно, позднее, — попросил Доулиш.

— Может быть, так будет лучше. Доулиш, чрезвычайно важно, чтобы ни единого слова из того, о чем я собираюсь вам рассказать, не дошло ни до чьих ушей. Надеюсь, это понятно. Я готов рассказать вам, но это не означает, что у вас появятся полномочия довепятъ г, i сведения кому-нибудь еще, независимо от того, насколько они, по-вашему, заслуживают доверия. Это абсолютно ясно?

— Ясно, и я полностью согласен, — ответил Доулиш.

— Хорошо. — Марлин с намеренной ленцой отошел от окна к столу. Сев за стол, он уперся в него ладонями, внимательно посмотрел на Доулиша и начал говорить очень четко и официально: — Вы проинформированы о том, что мы собираемся перейти от существующей у нас монетной системы к десятичной. Вы понимаете острую необходимость держать в тайне, какие исходные материалы используются для наших новых банкнотов. И это не все. В течение очень долгого времени, фактически более сотни лет, денежные знаки британского казначейства в составе своей бумаги имеют некую нить, которая и обеспечивает то, что эти банкноты очень трудно успешно подделать. Однако известно, что некоторые фальшивомонетчики и некоторые банки ряда маленьких беспринципных стран владеют секретом этой нити, знают ее природу и способы ввести ее в бумагу для денежных знаков. Поэтому у нас стали работать над созданием новой системы, новой формы защиты. Я, наверное, могу сказать, работать над «изобретением», это будет ближе к истине. Сама бумага будет сделана по специальной технологии из смеси материалов, включающих полимер. Это, во-первых, сделает денежные знаки практически вечными, и их можно будет даже мыть. А во-вторых, на необозримый период времени их подделка станет невозможна. Такие денежные знаки можно будет легко проверять на подлинность, просматривая их в маленьком и очень недорогом устройстве. Мы были уверены, что эти денежные знаки будет абсолютно невозможно никаким образом подделать.

Марлин остановился в первый раз за долгую речь и посмотрел на Доулиша, как бы стараясь оценить, насколько тот понял значение сказанного. Но он увидел лишь сильное, невозмутимое лицо Доулиша, сидящего с почти что тупым видом. На самом деле сердце Доулиша билось в странном возбуждении от того, что он наконец вполне осознал происходящее: дело было чрезвычайной важности, а последствия его без преувеличения слишком серьезны.

— Изобретателем секретного процесса производства такой бумаги и был Элберт Халл, — продолжал Марлин. — Мы имеем основание полагать, что он, и только он один, мог передать рецептуру третьим лицам. Его исчезновение буквально стало катастрофой. Мы испугались — правительство испугалось, если хотите знать, — что он был куплен какой-то иностранной властной структурой или преступной организацией, обладающей возможностями распространения фальшивых денег. Все наши планы по переходу на десятичную валюту находятся в опасности, да, все еще находятся в опасности. До тех пор, пока мы не услышали от вас о преступнике по имени Коллис, о его практике похищать людей и убивать их после выяснения нужной информации, мы хотя бы могли надеяться, что Халл ничего не выдал. Но он находился под слишком большим давлением. В настоящее время нет ничего более важного, чем установить, открыл ли он этот секрет перед своей смертью.

«Печатание, — подумал Доулиш, — печатание». И мгновенно мелькнула мысль о подпольной типографии в доме Тэвноттов.

13 Величина проблемы

Доулиш медленно встал. Его суровый вид говорил о том, что он осознал всю серьезность положения, но кроме суровости на его лице было еще написано удовлетворение, вызванное то ли тем, что наконец-то он настоял на своем перед Марлином, то ли сознанием того, что поставленная перед ним задача потребует всей его изощренности и сноровки.

— Я почти признаю ваше право утаивать от меня эти факты, — произнес он.

— Меня больше интересует, нанесло ли ущерб делу то, что до сих пор вам не все рассказывали?

— Нет, — откровенно ответил Доулиш. — Мы не могли бы сделать больше, чем сделали, разве что…

— Разве что? — резко спросил Марлин.

— Разве что я бы привлек к сотрудничеству военных сразу, как только узнал о смерти Халла, — ответил Доулиш. — Насколько мне известно, полиция на местах активно сотрудничает с нами.

— Я позвонил властям Оксфорда, Бэнбюри и Бэнфорда, — объяснил ему Марлин и был удивлен, когда Доулиш коротко рассмеялся. — Я сказал что-то забавное?

— Я просто не понимал, почему некий Уэбб в полиции Бэнфорда вдруг изменил свое поведение, — ответил Доулиш. — Теперь мне понятно.

Он изучал лицо собеседника, стараясь между тем собраться с мыслями. Очень полезно узнать, что дело идет о подделке банкнотов. В стране, да и во всем мире, работает весьма ограниченное число таких печатников, которые имеют нужную квалификацию. Возможно, Марлин допустил существеннейшую ошибку, но сейчас говорить об этом не стоило. Это можно будет включить в рапорт, чтобы все факты были зарегистрированы. Ему, Доулишу, необходимо связаться с печатниками, поскольку понадобится специалист, который это дело знает изнутри и которому он мог бы доверять абсолютно. А еще ему надо повнимательнее приглядеться к этому ручному прессу Гая Эванса. Надо также предупредить полицию других стран: фальшивые банкноты могут быть напечатаны где угодно в мире, а потом привезены в Англию по заказу. Будет ли это большой груз или нет? Это важно для отлова контрабанды. И насколько велика должна быть типография для такой работы? В голове возникали тысяча и один вопрос, на которые нужно срочно найти ответ.

— Как вы думаете, Халл все им рассказал? — почти смиренно спросил Марлин.

— Нет, — ответил Доулиш. — Я думаю, что он вовремя сбежал. Думаю, если бы он рассказал им, то был бы немедленно убит, и уж во всяком случае убежать бы ему не дали.

Не стоило говорить о том, что, возможно, Халл все-таки рассказал то, что знал, и его держали в живых, пока проверяли рецептуру или по дюжине других причин. Сейчас самым главным было обеспечить изоляцию Бэнфорд-Мэнора и со всевозможнейшей тщательностью обыскать подвал и, кроме того, проверить всех связанных с делом, найти Шейлу Бернс и понять секрет вопля.

Воспоминание о вопле подействовало, как удар в лицо.

— В чем дело, Доулиш? — резко спросил Марлин.

— Я подумал, что некто может открыть дверь в этот кабинет, с помощью какого-то инструмента создать звуковые волны, и в несколько секунд мы умрем, — ответил Доулиш. И после напряженной паузы добавил: — Еще одно, сэр.

— Что именно?

— Я должен иметь право объявить сейчас, что дело касается фальшивых денег.

— Да, — нерешительно проговорил Марлин. — Я как раз об этом думал. Вы можете поступать, как считаете нужным, с разумной секретностью, но не должно быть и намека на переход к десятичной денежной системе. Вам не надо объяснять, что, если остальные страны узнают о выпуске новых денег на мировой рынок, это принесет неисчислимый ущерб нашей экономике. Новый фунт станет практически пустышкой. А это вдобавок к другим проблемам и постоянной нашей борьбе с инфляцией… — Он замолчал.

— Мне не нужно объяснять этого, — подтвердил Доулиш. — Да, но мне понадобится самое полное содействие исследовательских институтов, занимающихся устройствами для защиты слуха. Нам необходимо срочно иметь хоть что-нибудь.

— Я сразу постараюсь это устроить.

— Прекрасно. Тогда мне надо идти и поскорее заняться делом.

Марлин проводил Доулйша до дверей и на прощание сжал его плечо. Судя по всему, решил Доулиш, до него начало наконец доходить, сколько времени было потеряно из-за его стремления к секретности и как серьезны могут быть последствия этого. Сопровождаемый личным адъютантом Марлина, Доулиш вышел в приемную, а затем с бешеной скоростью обогнал сопровождающего, почти сбежал по лестнице и вышел на улицу. Когда он сворачивал на площадь Парламента, раздался визг тормозов, мерзкий оглушительный звук.

Его сердце чуть не выпрыгнуло из груди, кровь, казалось, застыла в жилах.

Маленький автомобиль врезался в зад другому автомобилю.

Доулиш вытер пот со лба и пошел дальше. Ему необходимо быть собранным как никогда, потому что никогда над ним так сильно не нависала опасность. Каждый автомобиль казался угрозой, готовой испустить жуткий, убийственный визг…

К зданию Ярда Доулиш подошел гораздо более спокойным. Но он был страшно зол на себя. Если он сам так легко поддался психологическому давлению вопля, как же должны вести себя остальные? Да, вопль был использован как смертоносное оружие, но, пожалуй, самую серьезную угрозу представляла нагнетаемая им атмосфера ужаса. Малейший звук мог отвлечь людей Доулиша от выполнения их обязанностей, даже от таких, которые требовали только сосредоточенности.

Он должен был удостовериться, что другие полицейские тоже это поняли, но легко это не будет. Ему было необходимо достать устройства, которые обеспечивали бы защиту человека от самого сильного звукового удара.


Когда он открыл дверь из коридора в свой кабинет, Чайлдс появился из другой двери.

— Что-нибудь новое? — резко спросил Доулиш.

— Прибыли досье на Хортона, Рут Десмонд и Шейлу Бернс, — ответил Чайлдс. — Они у вас на столе, сэр.

— Что-нибудь еще?

— По-моему, вроде ничего, сэр. Бернс исчезла бесследно.

— А что там с ее дружком, Эриком… как-его-там?

— Его фамилия Паркер. Эрик Джон Паркер. Он работает в «Юнайтед компьютере» и через два дня должен с семьей отплыть в Австралию.

— Чем он занимается? — спросил Доулиш.

— Он инженер по компьютерам и консультант со стопроцентным послужным списком. Короче, все, что мы о нем узнали, сходится с рассказом Шейлы Бернс.

— Так, — проговорил Доулиш. — Берите стул и послушайте это.

Он включил микрофон, соединенный с телетайпом так, что все, что он говорил, немедленно передавалось в кабинеты всех ста двадцати четырех членов «Врагов преступности» во всех концах света.

— Внимание! — начал он. — Считаем, что нынешняя деятельность Коллиса связана с подделкой денежных знаков и ценных бумаг, в первую очередь британских, но, возможно, затрагиваются и другие валюты. Я занимаюсь обследованием всех британских печатников, обладающих средствами для производства такого рода, и обращаюсь с просьбой к другим странам провести подобные расследования. Есть основания полагать, что Бэнфорд-Мэнор, повторяю, Бэнфорд-Мэнор, Оксфордшир, Англия, был или является местом, используемым в связи с этим правонарушением. Одновременно сообщаю, что в этом могут быть замешаны сэр Хьюго Тэвнотт и его сын Дэвид. — Затем Доулиш перечислил имена Гая Эванса, Шейлы Бернс и Хортонов и продолжал с особым нажимом: — Более опасным, чем само расследуемое преступление, следует считать метод их нападения, от которого погибло шестнадцать человек, включая двух моих подчиненных. Повторяю — это более опасно, чем угроза широкомасштабной подделки денег. Должны быть приняты особые предосторожности. Используемый метод прост. Изобретен прибор, который создает звуковую волну, способную оказывать невыносимое давление на уши и мозг живых существ. У погибших людей было вызвано обильное кровоизлияние в мозг, и они умерли почти мгновенно. Должны быть использованы всевозможные средства защиты ушей во время расследования ситуаций, в которых может участвовать Коллис, так как Коллис способен использовать это оружие в любое время и по любому поводу. Точка. Подтвердите, пожалуйста, получение сообщения.

Он замолчал и выключил микрофон.

Чайлдс, до сих пор неподвижно сидевший напротив, теперь передвинул свой стул и мрачно произнес:

— Вряд ли может быть хуже, сэр.

— Вряд ли, — согласился Доулиш. — Но теперь, по крайней мере, к этому относятся очень серьезно. Господи, да если бы Марлин и сейчас ничего не рассказал. — Он замолчал. — Профессор Хопкинс с вами уже связывался?

— Его ожидают сюда к семи часам, сэр. Он был в Шотландии, его сюда доставят самолетом.

— Дай бог, чтобы не слишком поздно.

Каждый скрип, каждый треск дерева напоминали об ужасе.

— Вы разговаривали с миссис Хортон? — спросил он.

— Ее рассказ совпадает с тем, что говорил ее муж, — ответил Чайлдс.

— Нет чего-нибудь новенького от Сима? — поинтересовался Доулиш. Вопросы из него летели как из пулемета.

— Только отчеты о поиске, сэр, все отрицательные.

— А что насчет племянницы Тэвноттов?

— Ее мать, сэр, вышла замуж за брата леди Тэвнотт, который, следовательно, приходится Рут Десмонд отчимом. У этой ветви фамилии денег мало. Рут работает секретарем в лондонской брокерской фирме, а сейчас по просьбе дяди фирма отпустила ее помогать ему. Эта фирма связана как-то с семьей — как именно, мы продолжаем выяснять. — Чайлдс отвечал как автомат, бесстрастным голосом и с безучастным лицом.

— Каково финансовое положение Тэвнотта? — спросил Доулиш.

— Когда-то было очень хорошим, но сейчас он едва сводит концы с концами.

— А его сын грабит его направо и налево, — заметил Доулиш. — А что известно о проигрышах Дэвида Тэвнотта? Вообще, играет ли он, как, где?

— Насколько нам удалось узнать до сих пор, он вообще не играет, — ответил Чайлдс.

Слова эти повисли в воздухе. Наступило молчание. Доулиш, казалось, предчувствовал, что услышит именно это и ему придется остановиться и подумать. Он представил себе изборожденное морщинами лицо старого Тэвнотта, его измученный вид, когда он с горечью говорил о том, сколько проиграл его сын. Или он врал сам, или Дэвид полностью ввел его в заблуждение. Доулиш повел плечами и вспомнил это выражение зла, да, именно зла, на лице Дэвида. Если он не играл, то что он делал с этими деньгами? Платил за печатание в подвале старого монастыря эротической литературы?

— Есть у него какие-нибудь дорогостоящие пристрастия? — мрачно поинтересовался Доулиш.

— До сих пор мы таких не обнаружили, — ответил Чайлдс.

— Он действительно украл у отца деньги?

— Вне всяких сомнений, — сказал Чайлдс. — Уэбб рассказал мне, что ни для кого не секрет, что сынок буквально обескровил сэра Хьюго. Раза два или три против него чуть не возбудили дело, но до этого не дошло. Он ограничивает объекты своего воровства членами собственной семьи, которые всегда его покрывают.

— А что насчет его жестокости?

— Хорошо всем известна, сэр, но в последнее время он ее сдерживает.

— Есть какой-нибудь повод для такой перемены?

— Кажется, главный констебль дал ему знать, что, если еще хоть раз его поймают на жестокости по отношению к детям и животным, против него будет возбуждено уголовное дело и ни связи, ни вранье не помогут ему из этого выпутаться.

— Понятно, — проронил Доулиш. — Значит, это его напугало?

— Вроде бы так, сэр.

— Не кажется ли вам, что сэр Хьюго Тэвнотт может оказывать на местные власти слишком большое влияние? Больше, чем следует? — спросил Доулиш.

— Да, мне так показалось, сэр, и, насколько я мог понять, у этого есть своя история. Очень многие симпатизируют сэру Хьюго Тэвнотту из-за сумасшествия его жены и поведения сына, а также из-за того, что большая часть его семьи оставила его. Это скорее не давление, которое оказывает Тэвнотт, а симпатия, которую проявляют люди, знавшие всю жизнь его самого и его семью.

Доулиш фыркнул себе под нос, но ничего не сказал. Загорелся зеленый сигнал. Чайлдс наклонился вперед и нажал кнопку. Из щели под кнопкой поползло шифрованное сообщение. Чайлдс проглядел его и сказал:

— Париж подтвердил принятие вашего сообщения, сэр.

— Распорядитесь, чтобы все подтверждения принимали внизу, ладно? — проговорил Доулиш. Он смотрел и слушал, как Чайлдс, взяв трубку, говорил по телефону, поджал губы, пока тот клал трубку на рычаг, и поинтересовался:

— Как Хортон?

— Он пробыл все время в своем клубе, «Карилон». Пил чай с гостем, который к нему пришел. — Чайлдс расправил плечи. — Я не совсем понимаю, сэр, зачем вы привезли его с собой?

— Я хотел убрать его из Бэнфорда на время основного поиска, — ответил Доулиш. — И еще я хотел поглядеть, как он будет себя вести.

— У вас есть какие-то особые причины подозревать его?

Доулиш склонил голову набок и похоронным тоном провозгласил:

— Просто одна из моих знаменитых догадок.

Чайлдс сохранил невозмутимый вид, но в глазах у него промелькнула улыбка, когда он заметил:

— Я почти не помню, чтобы у ваших догадок не было достаточных оснований.

— У этой основание не слишком основательное, — ответил Доулиш. — Меня рассказ Шейлы Бернс убедил абсолютно. Она была в полном изнеможении, эмоционально разбита, было три часа утра… Я просто не могу себе представить, что она проделала все то, о чем говорят Хортон и его жена.

— Так что вы считаете, что она не убежала, а была похищена? — задумчиво спросил Чайлдс.

— Да, по-моему, именно так, — подтвердил Доулиш. — А если это так, то ее тоже спрятали где-то поблизости. Нам надо побыстрее найти этот тайник.

— И вы думаете, что за всем этим стоит Коллис?..

— Я в этом уверен, — прервал его Доулиш.

— Тогда сомнительно, что эта молодая женщина представляет для него какую-нибудь ценность, и ее, вероятнее всего, не будут скрывать, а убьют, а тело где-то спрячут, — рассуждал Чайлдс.

— Да, — согласился Доулиш, — это еще одна причина не терять ни секунды. В котором часу, вы сказали, прибудет сюда профессор Хопкинс?

— Около семи часов, — ответил Чайлдс. — Вам нельзя ехать в Бэнфорд-Мэнор, не повидавшись с ним. Не так ли, сэр?

— Если я правильно понимаю, Хопкинс должен знать принцип действия этой звуковой волны, — сказал Доулиш. — И он может знать, есть ли от нее достаточно хорошая защита и можем ли мы определить источник распространения этой волны. До тех пор, пока я с ним не увижусь, я, право, не знаю, что дальше делать. — Он откинулся на стуле и продолжал: — Странные существа — люди. Это одно из самых серьезных и опасных дел, над которыми я когда-либо работал, но знаете, что тревожит меня больше самого дела, больше, чем этот проклятый визг? — Когда Чайлдс покачал головой, Доулиш закончил: — Как найти Шейлу Бернс. Если она рассказала мне правду, то ей и без того очень тяжело пришлось.

Чайлдс посмотрел на своего начальника с сочувствием и пониманием и тихо заметил:

— Если бы миссис Доулиш была в Англии, я посоветовал бы вам отдохнуть часок у себя дома, сэр. Ну а так… почему бы вам не пообедать пораньше? Можете пойти в паб за углом. Если понадобитесь, я с вами могу связаться за две-три минуты.

— А знаете, по-моему, вы правы, — прогудел Доулиш и поднялся со стула.

Но и спускаясь в лифте, пересекая двор и направляясь мимо Кеннон-Роу к пабу, в котором предпочитали есть все ярдовские сотрудники, он продолжал думать о Шейле Бернс. Конечно, Чайлдс был прав: ее скорее убьют, чем оставят в живых. Преступник, которого он знал как Коллиса, был самым безжалостным из всех, против кого он когда-либо работал. Но он никогда его не видел, и ни одна полиция не могла его опознать, потому что не было достоверных описаний его внешности. Говорили лишь о его характерном свисте…

— Боже мой! — ахнул Доулиш. — Так, может быть, он потому и похищает людей с такой легкостью? Доводит до обморока звуковой волной? Неужели Шейлу Бернс похитили прямо из коттеджа «Сильвэн»?


Шейла Бернс почувствовала свет. Он не был резким, и все-таки ее глазам было больно. Какое-то время она лежала в полубессознательном состоянии, мечтая, что кто-ни-будь возьмет и выключит свет. Он был где-то далеко над ее головой, и это было все, что она знала.

Спустя какое-то время она неуверенно начала размышлять.

Какие-то мысли, воспоминания проступали постепенно, не вызывая той мучительной боли, которая была раньше, когда она сосредоточивалась на них в разговоре со странным, очень большим мужчиной. Она пыталась вспомнить его имя, но не могла. Она вспомнила как что-то очень давнее, что она ехала по извивающейся проселочной дороге к… Эрику.

Эрик.

Она испытывала непривычное чувство безнадежной отрешенности, как будто что-то внутри нее знало, что она никогда больше не увидит Эрика. Этот эпизод ее жизни завершился. Эпизод? Три года счастливой сладкой горечи, упоения, волнений, блаженства, страха, вины — и все это на грани отчаяния. Она помнила все эти чувства, сознавала, что они были, но не ощущала их, не переживала, что у нее с Эриком не будет больше ничего, не будет нежного прикосновения его рук, не будет трепета обладания.

Где она находится?

Медленно припоминала она дорожное происшествие, дорогу к коттеджу. Чей это был коттедж? Нортона… нет, Хортона. Как он назывался? Она сделала умственное усилие, вспоминая. Коттедж «Сильвэн», вот как. Теперь все прояснилось. Клэр Хортон с ее угловатым телом, костлявым лицом и большими зубами. Джим Хортон, довольно красивый человек, и тот мужчина, который разбудил ее, мужчина с большим красивым лицом, перебитым носом, неожиданной мягкостью.

Она вспомнила, как злилась и как была недовольна, раздражительна.

Она вспомнила, как говорила, изливала всю свою душу, плакала, рыдала… И еще она вспомнила покой, тепло его руки и… сон.

Сколько времени она здесь?

Почему горит свет? Неужели она проспала целый день?

Не ощущая тревоги, но с большим любопытством она попробовала сесть и оглядеться. И тогда обнаружила, что привязана к кровати ремнем вокруг талии, что она не в милой спальне коттеджа «Сильвэн», а в какой-то комнате с голыми стенами и почти без мебели, с единственным источником света высоко на потолке, а в двери нет даже намека на замок или ключ.

Что это, в сущности, тюремная камера!

В ней пробудились сомнения, но еще не слишком сильные. Она почувствовала, что, по-видимому, ей дали какой-то наркотик, сонное действие которого еще не прошло, и стала спрашивать себя, что бы это могло означать. Спрашивать медленно, через силу.

Спустя пять, а может, десять, а может быть, еще больше минут в двери раздался какой-то звук.

14 Вопросы

В первый раз после того, как пришла в себя, Шейла почувствовала острое беспокойство. Она уставилась на дверь без ручки, сердце забилось чаще, тело напряглось так сильно, что ремень, которым она была привязана, врезался в кожу. Все звуки прекратились, как если бы кто-то стоял и молча ждал, но точно сказать это было нельзя.

Дверь стала медленно открываться, и она затаила дыхание.

Дверь открылась еще шире, и появился молодой человек.

От внезапного приступа страха она ахнула.

Шейла не знала, что частично это было следствием того, как падал свет на лицо этого человека, но она увидела сатира: бледное худое лицо с высокими дугами бровей, слегка открытый рот, влажные губы. От выражения его лица у нее осталось впечатление зла. Чувство нависшей опасности усилилось, когда он очень медленно закрыл за собой дверь, остановился спиной к двери, посмотрел на Шейлу и медленно двинулся вперед.

Он остановился над ней, посмотрел вниз мутными сощуренными глазами и воровато, как двигался, улыбнулся. Нахлынувший страх не помешал Шейле почувствовать, что он получает удовольствие от того, что делает, что производимый им эффект был с жестокостью рассчитан.

Он протянул к ней руку со слегка скрюченными пальцами, как будто готовыми вцепиться в нее, сомкнуться на ее горле. Затем медленно, нарочито, как все, что он делал, он перевел взгляд с лица на ее грудь, с груди на талию, с талии на ноги.

Она чувствовала себя голой.

Ей хотелось закричать.

Затем его взгляд снова стал подниматься к ее лицу, и при этом он начал улыбаться.

— Кто вы? — спросил он.

У него был приятный, мягкий голос воспитанного человека.

Когда она не ответила, он повторил вопрос и слегка наклонился вперед, чтобы наверняка расслышать ее ответ.

Она едва могла дышать, но надо было ответить, надо было выжать из себя слова. Прямой угрозы не было, если не считать той, на которую намекали скрюченные пальцы и сама его манера держаться, но ее охватил безумный ужас.

— Я… я Шейла… Бернс!

— Говорите четче, — приказал он.

— Я… Шейла… Бернс.

— Шейла? — Он наклонился ниже.

— Да… —Грудь ее вздымалась, ремень так сильно сдавливал талию, что при вздохе будто заталкивал ребра в легкие, почти удушая ее. — Шейла Бернс.

— Шейла как?

— Бернс! — Она задохнулась и начала называть по буквам, причем каждая буква болезненно вырывалась из груди: — Б-е-р-н-с! Бернс!

Он слегка отпрянул.

— Не кричите, — произнес он мягким голосом. — Я вас хорошо слышу.

Она слышала отчаянный стук своего сердца, заглушающий даже ее хриплое прерывистое дыхание.

— Почему вы приехали в Хэйл? — требовательно спросил он.

— Я ехала… ехала повидаться с другом. Я…

— Что за друг у вас здесь рядом?

— Не здесь, не рядом, он живет около Оксфорда! Я… мне сказали, что здесь короткая дорога. Я просто поехала короткой дорогой.

— Знаете что? — проговорил молодой человек. — Я вам не верю. — Он замолчал и молчал достаточно долго, пока не увидел на ее лице гримасу, которая не была похожа на улыбку, и затем продолжал: — Я не люблю лгунов. Тем, кто мне лжет, потом всегда становится больно.

— Я не лгу! — воскликнула она. — Это правда!

— Звучит непохоже на правду.

— И все-таки это правда!

— Вам не кажется, что вы очень уж сильно волнуетесь? — спросил мужчина.

Он протянул руку и коснулся указательным пальцем ее губ. Сначала давление было легким, но постепенно усиливалось, до тех пор, пока верхняя губа не оказалась сильно, до боли, прижатой к зубам. Вместо того чтобы остановиться или отвести руку, он продолжал давить сильнее, и боль превратилась в мучительную пытку. Шейла втягивала короткими рывками воздух, который с хрипом проходил через нижние зубы.

Медленно, так что сначала она даже не поняла этого, он уменьшил давление и наконец убрал руку совсем.

— А теперь скажите мне правду, — приказал он.

Она чувствовала страшную боль, поняла, что верхняя губа начинает распухать, и рассвирепела, как никогда раньше. Яростно глядя на него, она почти заорала:

— Ладно, хотите правду — вот: вы самый жестокий зверь, какого я когда-либо видела! Я поехала короткой дорогой и попала в аварию. Это вся правда.

Она боялась, что он снова причинит ей боль, но вместо этого он стоял, глядя на нее сверху вниз, и улыбался, искренне развлекаясь.

— Почему вы остановились на дороге? — спросил он.

— Я услышала какой-то вопль.

— Вы услышали какой-то вопль?

— Да, ужасный визгливый звук. Он… я от него чуть с ума не сошла и потеряла управление машиной.

Он долго, казалось, очень долго молчал, и это молчание сломило ее вызванное гневом мужество. Она снова очень сильно испугалась. Не двигаясь и почти не шевеля губами, мужчина произнес:

— Что произошло потом?

— Какой-то человек… какой-то человек подошел и помог мне.

— Какой человек?

— Он сказал, что его фамилия Хортон.

— А его фамилия действительно Хортон?

— Я знаю только то, что он мне сказал! Он… — Ее дыхание было таким прерывистым, что какое-то время она не могла выговорить ни слова.

— Продолжайте, — произнес он. — Не лгите мне.

— Я не лгу! — Она почти рыдала от отчаяния. — Он сказал, что возьмет меня в свой коттедж, и я поехала за ним. Он… он чуть не переехал мертвеца на дороге.

— Что он сделал?

В ней снова вспыхнул гнев.

— Не смейте издеваться надо мной! — воскликнула она. — Да, чуть не переехал. Я видела этого человека. Понимаете?.. Я действительно видела этого человека!

— И он был мертвым?

— По-моему, да. Он… он выглядел мертвым.

— И что?

— Что, что… Потом я поехала в коттедж. Его жена…

— Чья жена?

— Жена мистера Хортона, конечно!

— Так что жена?

— Она приняла меня, а потом… — Шейла рассказывала точно так, как все происходило, сама удивляясь, насколько ярко сумела все запомнить: коттедж, Клэр Хортон, дубовые балки, крохотную спаленку и особенно мужчину, который ее разбудил, с которым она так свободно разговаривала, мужчину, излучавшего такое сочувствие и понимание. Что-то в выражении ее лица заставило молодого человека непроизвольно дернуться к ней.

Он открыл рот…

Он завизжал.

Это был тот самый звук, который она слышала раньше, и снова он взорвал ей уши жуткой, раздирающей болью. Она судорожно зажала уши руками и вся съежилась, готовясь к следующему воплю. В голове гудело и скрежетало от мерзкого звука, как будто терли металлом по металлу. Медленно, очень медленно боль и шум затихли.

— Я могу сделать шум и похуже, — безучастно проговорил он.

Она, задыхаясь, хватала воздух открытым ртом.

— Не надо, — пробормотала она. — Пожалуйста, не надо.

— Скажите мне всю правду, и я не стану.

— Я все рассказала, всю правду, — прорыдала она.

Слава богу, он, кажется, ей поверил.

— Продолжайте так и дальше, ни на йоту не уклоняйтесь от истины, — произнес он. — Теперь расскажите мне в точности, что произошло в коттедже.

Ей хотелось закрыть глаза, не смотреть на это худое жестокое лицо, но она не могла сделать этого, как будто его поблескивающие глаза гипнотизировали ее.

— Какой-то мужчина… разбудил меня, — пробормотала она.

— Какого типа мужчина?

— Очень… очень большой.

— Как его звали?

— Он… он не сказал мне. — Ей очень не хотелось говорить так, она была уверена, что допрашивающий ей не поверит. Верхняя губа у нее болела, а уши и голову до сих пор ломило. Она задержала дыхание, готовясь выдержать очередную дьявольскую штучку, которую ему вздумается с ней сотворить.

Но вместо того чтобы обвинить ее во лжи, он резко спросил:

— Он сказал вам, кто он?

— Нет. Только задавал мне вопросы.

— Вопросы? Какого рода?

— Он… он хотел знать, не видела ли я мертвого человека раньше. Я не видела. И… и еще он спросил меня, не слышала ли я когда-нибудь о другом человеке.

— Каком другом?

— Я не помню. — Она задыхалась, на этот раз абсолютно уверенная, что он ей не верит, потому что он шагнул вперед. Руки его поднялись и пальцы стали скрючиваться, как бы примеряясь обхватить ее горло и сдавить его. В полной панике она закричала: — Оно звучало как Колин, что-то вроде Колин, но он сказал, что оно как-то не так пишется. Я только помню, что оно похоже на Колин!

Молодой человек замер, руки и пальцы его расслабились.

— А знаете, — произнес он, — я верю, что вы действительно говорите правду.

— Конечно, правду, — выдохнула она с трудом.

— Ладно, а как насчет такого?!

Он снова придвинулся, но без угрожающего вида, присел на край узкой кровати, глядя на нее сверху вниз. Его руки легли ей на плечи и прижали их твердо, но не больно. С нарочито спокойной медлительностью он провел руками по ее телу: по груди, животу, талии, бедрам, коленям.

— А у вас есть на что посмотреть, — сказал он.

Она не могла ни двинуться, ни вымолвить слова. Она едва могла соображать.

— Да-а, безусловно есть на что посмотреть, — повторил он. — Если вы всегда будете говорить правду и делать то, что я говорю, нас с вами ждет много развлечений. Вам нравится, чтобы были развлечения?

Она лежала, напряженно выпрямившись. Он снова положил руки ей на плечи с очевидным намерением, но, прежде чем он снова стал скользить ими по ее телу, откуда-то рядом раздалось слабое жужжание.

Он быстро вскочил и отвернулся от нее. Движения у него были быстрыми и тихими, как у кошки. Стоя к ней спиной, он заговорил в стену, так тихо, что она едва могла расслышать:

— Да, в чем дело?

Раздался шепот, но голос был так далеко от нее, что она не могла уловить ни слова. Потом услышала:

— Да. Он разговаривал с ней, но, по-моему, она его не знает.

Снова заполненная шепотом пауза, потом он произнес:

— Он спросил ее что-то о Коллисе, явно стараясь выяснить, знает ли она его или, может быть, связана с нами. Он знает про звук.

Снова долгая пауза, во время которой слышался шепот. Шейла медленно повернула голову набок и смогла разглядеть в стене, на уровне головы молодого человека, круглое отверстие. Когда он замолкал, она вообще не слышала ничего, кроме стука собственного сердца. Пауза, наступившая после слов: «Он знает про звук», длилась очень и очень долго, и все это время, каждую его секунду, молодой человек стоял абсолютно неподвижно. Когда наконец он стал отвечать, в его голосе звучал резкий протест:

— Нет! Она может нам понадобиться.

«Она».

Кого они могли иметь в виду, как не ее, Шейлу Бернс?

И что могло вызвать такой резкий протест: «Нет! Она может нам понадобиться». Что же будет, если она им не понадобится? Что такое сказал этот невидимый человек?

В глубине души она это знала и ощутила ужасный страх, от которого у нее заледенела в жилах кровь, а нервы напряглись. Она задрожала.

На этот раз шепот длился недолго, и в ответе молодого человека не было накала, как если бы он решил, что для него лучше будет изменить тактику.

— Да, я знаю… Да, вы совершенно правы… Но ведь спешить некуда, верно?.. Конечно, она останется здесь на все время… Вы что, считаете меня сумасшедшим? — Затем снова короткий интервал, далекий шепот, закончившийся отчетливым щелчком, похожим на звук выключения микрофона.

Шейла лежала в холодном поту, понимая, что два человека говорили о ней, как если бы она ничего не значила, как о чем-то таком, что можно использовать и выбросить. Она видела, как молодой человек стоял, упершись взглядом в голую стену, а потом начал оборачиваться. С внезапным ужасом она инстинктивно осознала: ей не надо показывать, что она хотя бы частично поняла, о чем шла речь, и тогда она закрыла глаза. Наступила тишина, полная тишина. Постепенно желание открыть глаза стало непреодолимым. Она не знала, продолжает ли он стоять у стены или крадется к ней с протянутыми руками и скрюченными пальцами.

Она должна была поглядеть.

Неважно, что он подумает… Она должна была поглядеть.

Все ее тело напряглось от страха перед тем, что она может увидеть… Она открыла глаза… но увидела только закрытую дверь, круглое отверстие в стене и тусклый свет в потолке над дверью без ручки.

Был вечер, пять минут восьмого. Но она этого не знала.

15 Наконец-то Хопкинс

В десять минут восьмого официантка вышла из-за стойки и подошла к Доулишу, который сидел, проглядывая «Ивнингньюс». На последней странице была маленькая заметка о некоем человеке, найденном мертвым на проселочной дороге около Бэнфорда. Заметка сопровождалась примечанием: «Полиция расследует, не является ли эта смерть следствием преступления». Он печально улыбнулся.

— Мистер Доулиш, сэр, — проговорила девушка.

— Да.

— Звонил мистер Чайлдс и передал, что профессор Хопкинс будет у вас в кабинете через пять минут.

— А, спасибо, — сказал Доулиш и добавил себе под нос: — Слава богу!

Оплатив счет за жаркое и стилтон, он поспешил к себе под взглядами офицеров Кеннон-Роу и нескольких полицейских из Скотленд-Ярда, которые еще могли позволить себе посещать паб, много лет служивший им вторым домом. Доулиш подошел к черному ходу как раз в тот момент, когда подъехала машина с Хопкинсом, которого он прежде несколько раз встречал. Никто не смог бы спутать профессора с кем-то другим: он был маленький, толстенький, и у него было детское лицо.

Доулиш уже был в кабинете, когда Чайлдс постучал и объявил:

— Профессор Хопкинс, сэр.

— А-а… — Доулиш поднялся, и рядом с ним ученый стал выглядеть карликом. Хопкинс поднял светло-карие глаза. То ли зрение у него было очень хорошим для человека его возраста, то ли он носил контактные линзы.

— Вы очень добры, профессор, что так быстро откликнулись на нашу просьбу.

— Увы, вы ведь не послали бы за мной, если бы дело не было неотложным! — У Хопкинса были нормальный приятный голос и твердое рукопожатие. Каким-то образом сама обыденность его движений только подчеркивала детскость его лица и миниатюрность фигуры. Он сел к столу.

— Как поживаете, Доулиш? Неужели вы чувствуете себя так же хорошо, как выглядите?

— Думаю, что да, — сказал Доулиш.

— А как ваша жена?

— Она сейчас катается на лыжах в Швейцарии, — ответил Доулиш. — И тоже прекрасно выглядит, что само по себе замечательно. Профессор, знаете ли вы что-нибудь о каком-либо звуке, который может убить?

— Даже о нескольких, — мгновенно ответил Хопкинс. — Но вам надо знать, что смерть наступает чаще всего от ударного воздействия, которое следует за звуком, хотя иногда создается впечатление, что они одновременны. Смерть, причиняемая собственно звуковыми волнами, встречается гораздо реже.

— Это не удар, если верить данным вскрытия. — Доулиш взял протоколы, которые Чайлдс положил ему на стол, и передал Хопкинсу. Тот быстро прочитал их, отдельные места перечитал еще раз и произнес:

— Нет, это не ударное действие.

— Вы знаете что-нибудь о звуковых волнах, которые могут убить? — спросил Доулиш.

— Да, — твердо и уверенно сказал Хопкинс. — Звуковые волны, создаваемые высокими радиочастотами, иногда доходят до пика, который вызывает сильную боль и оказывает такое давление на барабанные перепонки и на голову, что служит причиной кровоизлияний в мозг. Насколько мне известно, сознательно этот эффект не применялся, разве что в опытах на животных. Я, правда, слышал об исследованиях в России по использованию звуковых волн, от которых жертва теряет на какое-то время сознание.

— Это именно то самое, — воскликнул Доулиш и, когда Хопкинс на него уставился, добавил: — Некоторое количество людей было похищено. Я всегда удивлялся, что могло их заставить так легко подчиниться? Такие звуковые волны могли это сделать.

— Безусловно, могли, — подтвердил Хопкинс.

— А при этом слышен какой-нибудь звук?

— Сами звуковые волны слышны не будут, но инструмент, с помощью которого их испускают, может издавать слышимый звук. Понимаете, мистер Доулиш, я основываюсь только на тех сведениях, которые до меня доходили и которые я объясняю в меру своего понимания.

— Можно такой звук издать ртом?

— Я бы скорее подумал, что такой звук можно создать за счет вибрации воздуха, вызываемой выдыханием через маленький инструмент, который можно скрыть во рту, — ответил Хопкинс и, когда Доулиш понимающе кивнул, продолжал: — Некоторые звуковые волны подобной природы были разработаны для того, чтобы вызывать временную или постоянную глухоту, а также обморочное состояние. Над этой темой много лет работал Эпилби в Кейптауне. Известно, что Мацуки в Токио развил исследование несколько дальше, и были слухи, что убил целую аудиторию студентов, когда случайно генерировал ранее достигавшуюся частоту. На нем самом были наушники, и он выжил.

Хопкинс немного подумал и продолжил:

— Тонкин в Южнокалифорнийском университете в Сан-Диего экспериментировал на рыбе, пытаясь оглушить ее, чтобы она всплыла на поверхность и ее было легче ловить, и, по-моему, считается, что успешно применил подводные передатчики к акулам. Было бы неправильно утверждать, что эти исследования только начинаются. Но большинство тех, кто немного о них знает, убеждены, что мы еще только начинаем понимать, как может быть использован звук. Звуковые волны в сочетании с электрошоком, конечно, могут применяться не только как несущие смерть, но и как лечебное средство и, возможно, гипнотическое. — Он остановился на мгновение и продолжал: — Ультразвуковые частоты использовались для чистки, например для удаления грязи из недоступных уголков, и даже для разрушения зданий. Но это… Вы действительно хотите сказать, что этот отчет касается человека, который сознательно убивает звуковыми волнами?

— Думаю, да, убивает, — сказал Доулиш. — Я в этом уверен: он убил людей и какое-то количество животных.

Хопкинс открыл рот, чтобы что-то произнести, но передумал, перечитал отчет и спросил:

— Что еще известно?

— Что металл и стекло автомобиля могут защитить от этих частот, — сказал Доулиш, — вата в ушах тоже помогает.

— Обычная затычка для ушей не должна никак повлиять на волну такой высокой частоты. А вот закрытый автомобиль может свести эффект к минимуму, — заявил Хопкинс. — Что еще вы можете мне рассказать?

— Что этот звук сам по себе внушает ужас тем, кто его слышит, и…

— Ну, ну, будет вам, — запротестовал Хопкинс. — Вы же знаете, что это чушь.

— Что чушь?

— Такие частоты слышать нельзя.

— Вы слышите звук, который им сопутствует, — мрачно проговорил Доулиш. — Я получил такой удар сегодня днем и, по-моему, до сих пор плохо слышу.

— Одно можно принять безусловно, — сказал Хопкинс. — Волны высокой частоты человеческое ухо слышать не может. В крайнем случае они могут вызвать ощущение острой боли или невыносимого давления и ввергнуть в бессознательное состояние. Это похоже на действие яда кураре: нервы сверхчувствительны, а мускулы скованы. И, как я думаю, испускание этих волн может сопровождаться резким звуком, но, возможно, и мелодичным. Однако скрипучий, негармоничный звук будет более устрашающим. — Он сложил губы бантиком и, помолчав, спросил: — Понимаете ли вы, Доулиш, гипотетический смысл всего этого?

— А не могли бы вы растолковать мне его? — смиренно попросил Доулиш.

— Хорошо. Высокочастотные волны, если действительно именно они вызывают смерть, услышать нельзя. Они возникают без предупреждения. Если такой предупреждающий звук используется, то он или случаен, или совпадает по времени, но не является неотъемлемым спутником этого явления. Мы можем сидеть в этой комнате, и, если такого рода высокочастотные волны существуют и будут как-то испущены, мы можем быть убиты во время нашего разговора без осознания этого.

— Да, — мрачно проговорил Доулиш. После долгой паузы он спросил: — А гипотетически, что более вероятно: сознательное сопровождение этим звуком или случайность?

— Если считать, что этот человек не всегда стремится оповестить о своем приближении или намерении, я склонен полагать, что это случайное сопровождение. Конечно, любой шум может быть использован как предупреждение.

— Ах так, — сказал Доулиш и подумал о вопле, который испускал Дэвид Тэвнотт. Помолчав, он спросил: — А каков может быть радиус действия, как вы считаете?

— Эксперименты в Сан-Диего показали район радиусом около пяти миль. Конечно, в воде дальность действия будет совершенно другой. Знаете, Доулиш, было бы лучше, если бы вы предупредили меня об этом заранее. Я мог бы лучше подготовиться к этой встрече, — заметил Хопкинс и добавил с раздражением: — Ясно, что радиус действия будет зависеть от размера и мощности передающего устройства. Я мог бы оценить приблизительный радиус, базируясь на гипотетических частотах и… — Он замолчал.

— А может передатчик находиться под землей? — поинтересовался Доулиш.

— Это в высшей степени маловероятно, — ответил Хопкинс. — То есть действующее оборудование может быть размещено там, но непосредственная точка испускания волн должна быть вынесена над землей»

В первый раз с начала беседы у Доулиша затеплилась надежда. Если оборудование находится под типографией Мэнора, оно гораздо более уязвимо, чем если бы было передвижным или находилось на земле. Но надежда скоро угасла. Трудность и опасность были настолько велики, что ум заходил за разум.

Кроме того, за исключением тех, кто в этом участвовал и мог быть защищен, все люди в поместье или поблизости от него находились под угрозой.

Хопкинс резко спросил:

— Что вы собираетесь делать, Доулиш?

— Задать еще несколько вопросов, — медленно проговорил Доулиш. — Когда я буду знать ответы, то смогу ответить и вам. Можно ли представить себе портативный передатчик?

— Если вы имеете в виду, можно ли его носить как радио или телевизор, я бы считал это весьма маловероятным. Но если вы спрашиваете, можно ли его перенести с одного места на другое нескольким людям, полагаю, что можно. Но учтите, я всего-навсего делаю разумное предположение, основанное на том самом материале об известных экспериментах. — Хопкинс сложил губы в слегка пренебрежительную улыбку, и Доулиш неожиданно осознал, что совершенно забыл про внешность этого человека. Его голос, манеры, блестящее владение предметом оттеснили внешность на задний план. — Могу я поинтересоваться, где сейчас размещен передатчик?

— Около Бэнфорда, между Оксфордом и Бэнбюри, — ответил Доулиш. — В месте, называемом Бэнфорд-Мэнор.

— Частное поместье?

— Да, — ответил Доулищ. — Есть ли какой-нибудь прибор, которым мы могли бы его отследить?

— Не наверняка, за исключением тех моментов, когда он передает, что вряд ли является нашей целью. Думаю, что ближайшим местом, где можно было бы достать оборудование для такого слежения, должен быть Харуэлл. Мне нужны телефон и уединенное место, откуда я мог бы позвонить, тогда я узнаю это точно. Предположительно, вам нужны оборудование и человек, имеющий опыт работы с ним.

— Срочно, — подтвердил Доулиш почти автоматически. — Я могу предоставить в ваше распоряжение маленький кабинет. — Он встал и двинулся к двери Чайлдса. Чайлдс сидел на стуле около чертежной доски, и Доулиш увидел перед собой рельефную карту. — Дайте профессору Хопкинсу прямой телефон в другом кабинете, — сказал он. — И… как насчет выпить чего-нибудь, профессор? — Его даже смутило, что он совершенно не подумал предложить это раньше.

— Если найдется кофе, я бы с удовольствием, — сказал Хопкинс. — Я не пью и не курю. Думал, что вы это знаете.

— Теперь вспомнил, — растерянно проговорил Доулиш.

Профессор поднял на него глаза, в которых светилась теплая, понимающая улыбка.

— Я знаю, как вы должны быть встревожены, — просто сказал он. — Будьте уверены, что я сделаю все так быстро, как только смогу.

— Вы очень добры. Есть еще одно…

— Что именно?

— Нельзя ли установить что-то вроде экрана или барьера в качестве защиты от звуковых волн?

— Очевидно, да… Вы по собственному опыту убедились, что автомобиль может защитить, — быстро ответил Хопкинс. — Возможно экипировать какое-то количество людей защитными устройствами, которые будут экранировать звуковые волны. Таким образом, например, можно сделать полицейский кордон достаточно защищенным. Какая у нас степень срочности? У нас есть лимит времени?

— Думаю, что да, — сказал Доулиш и сдержанно рассмеялся. — Откровенно говоря, я не знаю, каков он. — Он вдруг понял, что не посвятил Хопкинса толком в то, что происходит, и продолжил: — Мы считаем, что столкнулись с одним из самых опасных преступников на свете. Если это так, то он может воспользоваться этими высокочастотными волнами. Он абсолютно безжалостен и, если поймет, что его загнали в угол, использует эти волны, чтобы обеспечить себе возможность удрать. Ему все равно, убьет ли он еще несколько человек, целую деревню или, если на то пошло, город. — Тихим, почти обиженным голосом Доулиш добавил: — Я даже не уверен, что мы его загнали в угол.

Хопкинс внимательно смотрел на него несколько секунд, затем энергично сказал:

— Я сразу начну работать.

Он перешел в кабинет, где Чайлдс включил свет и придвинул стул поближе к столу. Когда Хопкинс вышел, Чайлдс проговорил:

— Я распоряжусь насчет кофе, сэр.

Доулиш закрыл дверь между двумя кабинетами и вернулся к столу с рельефной картой. Она изображала сельскую местность вокруг Бэнфорд-Мэнора и простиралась до предместья Хэйла с одной стороны, и Бэнфорда — с другой. На карте были река, крутой берег и холмы за ним. Чайлдс явно очень и очень торопился. В карту были воткнуты булавки с разноцветными головками. Черные булавки показывали место, где погибли люди и скот, красными булавками были обозначены границы поместья, синими — здания, стога и деревья, где были поставлены полицейские. И наконец, булавки с коричневыми головками отмечали военные посты. Доулиш увидел, как хорошо сделаны все приготовления, и ощутил самые теплые чувства к Симу и Уэббу.

Вокруг поместья были поставлены два кордона: полицейский — почти вдоль периметра поместья и военный — примерно в миле от полицейского. На всех дорогах, идущих к поместью, были расставлены посты. Напечатанные на машинке объявления объясняли: «Никто не допускается в поместье и не выпускается из него без опроса». Деревня Хэйл также была окружена. Белые булавки отмечали вертолеты, готовые взлететь по первому требованию службы. Весь этот район находился под наблюдением с близлежащих холмов и с воздуха.

Вошел Чайлдс, и Доулиш произнес:

— Вы хорошо поработали.

— Я просто выполнил ваши указания, сэр.

— Хорошо. Достали приспособление для защиты ушей?

— Лучшее из известных уже на пути сюда, сэр, но в очень ограниченных количествах.

— Хм! Есть хоть что-то о Шейле Бернс?

— Абсолютно ничего.

— Я не рискую двинуть наши силы на поместье, — заметил Доулиш.

— Профессор Хопкинс помог нам, сэр?

— Возможно, да. Факты таковы: когда кто-то захочет выйти из поместья, мы не сможем остановить их, если они применят звук.

Чайлдс стоял неподвижно и безмолвно.

— Я все думаю, сколько у нас шансов сделать так, чтобы они не узнали, что поместье окружено? А еще, — продолжал Доулиш, скорее самому себе, — а еще я все думаю, Коллис внутри кордона или нет?

Чайлдс продолжал молчать.

— Был хоть какой-нибудь толк от дневных поисков?

— Абсолютно никаких, сэр, за исключением, пожалуй…

Чайлдс оборвал сам себя.

— Продолжайте, — резко приказал Доулиш.

— Есть два донесения военных. У них есть устройства, отслеживающие звук, сэр, в том числе и под землей, — сказал Чайлдс. — В обоих донесениях указывается место в старых конюшнях, около самого Мэнора. Эти рапорты доставили как раз перед вашим приездом. В обоих говорится: шум едва слышен днем, но слегка сильнее ночью. Это могут быть батареи генераторов электричества. Если бы был шум на фермах, то его можно было бы приписать работе сельскохозяйственного оборудования. Нет совершенно никаких указаний на то, что это может быть, но территория эта взята под особое наблюдение. Никаких дальнейших расследований не будет проводиться без вашего указания, сэр.

Доулиш помолчал, затем резко произнес:

— Я хочу немедленно отправиться туда.

— Уверен, что хотите, сэр, — сказал Чайлдс. — Я… — Он замолчал, так как около его стола тихо зазвонил звонок. — Это прямая линия, которую мы установили с Бэнфордом, сэр. Может быть, это новый рапорт.

Доулиш понял, что Чайлдс так же на пределе, как он сам, так же, как любой на его месте, боится того, что может произойти. Чайлдс буквально заколебался, прежде чем подойти к телефону и снять трубку. Начав слушать, он поднял глаза на Доулиша и затем, показав на дверь, прошептал:

— Возьмите параллельную трубку, быстро!

16 Ночь несчастий

За двадцать минут до телефонного звонка Доулишу Сим находился в своей машине с водителем, на дороге между Хэйлом и Бэнфорд-Мэнором. Он только что закончил объезд всей территории с капитаном королевских инженеров, который отвечал за военную сторону операции. Насколько это возможно, Сим был доволен. Несомненно, никто не мог из этого района выбраться или попасть в него без того, чтобы об этом не узнали ответственные за операцию, но не было средства скрыть от Коллиса, как плотно за ним наблюдают.

Если это был Коллис…

Кто бы он ни был, он создал самую устрашающую ситуацию, с которой Сим когда-либо сталкивался. Суперинтендант боялся не столько собственной тени, сколько малейшего скрипа. Когда Доулиш был здесь, он старался скрывать это, но после того, как увидел, что сам Доулиш пострадал, он не мог прятать свою нервозность.

Весь день и весь вечер, когда посты были уже расставлены по местам, он вздрагивал даже от обычных сельских звуков. Как лондонец Сим понятия не имел, насколько многие из них похожи на визг и скрип. Каждый грач и каждая ворона в окрестности, пролетавшие над его головой и издававшие хриплое «кар-кар», заставляли подпрыгивать его, а его водителя — еще больше. Каждый, кто слышал тот первоначальный демонический вопль и видел его жуткие последствия, не мог не волноваться. Но военные не слышали, и молодые солдаты острили и резвились по этому поводу. Один из молодых дьяволят нарвал с живой изгороди листьев, зажал их в ладонях и сильно дунул, издав звук, похожий на звук пилы по металлу. И когда он увидел, как старшие полицейские офицеры заткнули пальцами уши и отвернулись, у него чуть приступ не случился от хохота.

Однако молодой капитан по фамилии Минтул, казалось, отнесся к делу более серьезно.

— У нас есть специальные затычки для ушей для тех случаев, когда мы детонацией проверяем взрывчатые вещества, — сказал он. — Я достану их.

— Достаньте столько, чтобы хватило и на нас, полицейских, — попросил Сим.

— Не беспокойтесь, достану.

Была ясная звездная ночь. Воздух был морозным, земля, лужицы и берега реки покрылись легкой корочкой льда. Время от времени с шумом пролетал вертолет, пилот и экипаж которого отслеживали всякое движение на земле. Однако теперь, когда работники ферм, жившие за территорией поместья, ушли, докладывать было почти нечего. Со своей наблюдательной точки Сим мог видеть свет в окнах Мэнора, коттеджей и конюшен. Время от времени кто-то проходил по усадьбе с фонариком или какой-то велосипедист ехал из одной части поместья в другую, что можно было обнаружить по виляющему огоньку, изредка автомобиль проезжал по дороге поместья или в направлении Хэйла.

Кроме полиции и военных, в зоне кордона находилось, как знал Сим, около ста человек, примерно пятьсот овец, вполовину меньше другого скота, не меньше сотни свиней и неустановленное количество домашней птицы.

И никто… никто… не был защищен от шума.

У Сима затрещало радио, и мужской голос доложил:

— Шум моторов стал сильнее, сэр.

— Гораздо сильнее?

— Да, заметно сильнее.

— Инженеры еще не установили его место?

— Не наверняка, хотя безусловно оно ближе к конюшне, чем к главному зданию.

Сим знал, что примерно в этом месте, кроме типографии, размещались оборудование гаража и другие машины и там производился ремонт и приводились в порядок инструменты. Там же хранилось топливо, включая пятьсотгаллонную емкость с бензином и единственным насосом, хотя кроме этого там был дизельный насос, которым обслуживались тракторы и автомобили, принадлежавшие поместью: и главному дому, и жильцам.

По крайней мере вечером было тихо, и Сим почти перестал нервничать. Где-то далеко, слишком далеко, чтобы волновать его, ухнула сова, и он только подумал, как бы это прозвучало, если бы было рядом. Мысль эта промелькнула и ушла. Несмотря на холод, ему в тяжелом пальто было тепло и уютно. «Через несколько минут, — решил он, — надо будет немножко пройтись, но нет нужды…»

Он услышал визг.

Он зажал уши руками, сердце его дико заколотилось. Звук становился громче. Сим увидел, как рухнул на сиденье с искаженным лицом водитель. Звук продолжался и продолжался, недостаточный, чтобы потерять сознание, но причиняющий дикую боль. Судорожно он стал проверять, все ли окна в машине закрыты, и к тому времени, как закончил это делать, уже задыхался и сердце билось, как сумасшедшее.

Тут Сим увидел, что от Мэнора к воротам, ведущим к Хэйлу, движутся огни автомобиля. Машина шла быстро. Он едва мог смотреть, так сильно болели глаза, но заставил себя не закрывать их. Когда машина доехала до ворот, ее должны были остановить сторожа у заслона. Сим видел огни на дороге, где они стояли, как раз за воротами, коттедж и сами железные ворота, ясно выступавшие в свете фар.

Машина проехала сквозь заслон, и никто не сделал никакой попытки ее остановить.

— Боже мой! — ахнул Сим. — Он ушел!

В этот момент он понял, что все люди этого поста должны быть выведены из строя воплем.

— Давай туда! — закричал он, не зная, что говорит еле слышным голосом. — Том, заводи мотор! Двигайся.

Его водителя трясло, руки его было плотно прижаты к ушам, хотя визг уже закончился.

Сим вылез, обошел машину кругом, открыл дверцу, передвинул водителя дальше по сиденью и сам сел за руль. Он знал, что увидит, но должен был поехать и обнаружить лично, чтобы точно знать.

В коттедже было пять мертвецов: муж, жена и трое детей.

Около заслона умерли четверо полицейских: один — из Лондона, остальные — из Бэнфорда.

За сотню ярдов от этого места, у второго заслона, погибли шесть молодых солдат… Каждый из них должен был услышать дикий визг, а потом… взрыв в голове.

И еще погибли скот, овцы, птица…

Птицы в воздухе, мелкие зверьки на полях и разные живые существа около живых изгородей — все были мертвы.

А далеко за пределами смертельного радиуса действия вопля смерти его просто услышали другие люди и были оглушены им, или сердца их забились в резкой боли сердечного приступа. А кто-то услышал и просто испытал жуткий, беспричинный ужас.

Еще не все рапорты дошли до Сима, а он уже звонил Доулишу.


Доулиш взял трубку в своем кабинете и медленно приложил к уху, страшась того сообщения, которое должен был получить. Он услышал голос Сима, узнал его, хотя тот звучал так, словно Сим хватал ртом воздух.

— …наверняка больше двенадцати мертвых, — говорил Сим. — Началось, как раньше, ниоткуда. Без всякого предупреждения. Но самое плохое… — Он замолчал, затем спросил: — Вы здесь, мистер Доулиш?

— Да, — ответил Доулиш, — что самое плохое, Сим?

— Они удрали, — сказал Сим. — Я видел, как машина отъехала от Мэнора и направилась к воротам на Хэйл, сэр. Она повернула налево к Хэйлу, но потом я потерял ее из вида. Может быть, ее заметили с вертолета.

— Проверьте сразу, — сказал Доулиш. — В направлении Хэйла, говорите?

— Она могла повернуть потом куда угодно, — торопливо говорил Сим. — Я… подождите, сэр, сюда едет машина.

Доулиш ждал еще в большем напряжении, чем раньше. Он слышал голоса на заднем плане и шум работающего мотора автомобиля, затем что-то, прозвучавшее как резкий вдох.

— Вы здесь, сэр?

— Да.

— Машину проследили с вертолета до окраины Хэйла, а потом огни ее выключили где-то около паба, где мы завтракали. Может, ее там поставили в гараж или на стоянку, но более вероятно, что те, кто в ней ехал, поменяли машину. Они должны были знать, что с воздуха тоже ведется наблюдение.

— Полагаю, что должны были, — произнес Доулиш. — Так что машина исчезла?

— Мы можем обыскать весь Хэйл… в поисках ее.

— Да, — проговорил Доулиш. — Отправляйтесь туда и сделайте все, что можете.

Сим не отвечал.

— Вы меня слышите? — резко спросил Доулиш.

— Это… очень уж неприятная работенка, сэр, чтобы предлагать парням. Было бы не так плохо, если бы они могли хоть как-то защищаться или отразить… Но так, как сейчас обстоят дела…

— Вызовите добровольцев, — сказал Доулиш. — Я буду у вас не позже часа. Если повезет, то у меня с собой будет кое-что, чем мы сможем защититься. Армия…

— Они наконец везут какие-то наушники, сэр. Возможно, это поможет, — сказал Сим. — Да, еще одно, сэр…

— Что такое?

— Разве эти люди спрячутся в Хэйле? Зная, что мы проведем полное расследование? По-моему, в этом нет смысла.

— Многое в этом не имеет смысла, — ответил Доулиш. — Сообщайте сюда обо всем, независимо от того, здесь я или нет. Вы не знаете, Миссис Хортон еще в своем коттедже?

— Да, сэр. Мне бы сообщили, если бы она уехала. Есть какие-нибудь новости о Шейле Бернс?

— Никаких, — ответил Доулиш.

— Очень уж это дурацкая какая-то штука, — заметил Сим. — Меня не удивит, если она окажется ключом ко всей этой истории. Это все, сэр?

— На этот момент да, — ответил Доулиш. — На этот момент.

Он положил трубку и сел за стол, несколько мгновений поразмышлял, а потом с нетерпением стал ждать вестей от профессора Хопкинса.


Шейла сидела в деревянном кресле около постели в комнате, ставшей ее тюрьмой. Она была полностью одета, и ей вообще было удобно. В комнате были раковина и унитаз в нише с занавеской, и по крайней мере ее никто не дергал. Около раковины лежал крем для бритья, и она увидела в нише пепел от трубки. Это подсказало ей, что до нее там был пленником какой-то мужчина, но она не связала его сразу с человеком, найденным мертвым на дороге.

На столе около стены стоял поднос, на котором ей принесли вареные яйца, хлеб, масло и кофе. К ее собственному удивлению, она поела с аппетитом.

Шейла потеряла счет времени. Часы ее остановились в половине четвертого, и она не знала, было ли это днем или ранним утром. Она сейчас не чувствовала себя такой усталой, и, хотя вроде бы отошла от действия наркотика, который ей дали, у нее почти не болела душа из-за Эрика и горя, причиненного им.

Ей было страшно, но она не ощущала такого ужаса, как в присутствии того молодого человека, имени которого она не знала. Он не вернулся больше, еду ей принес другой, более старый мужчина, которого она раньше не видела. Он и отвязал ее. На душе у нее было тяжело, внушала тревогу неопределенность положения и давило ощущение безнадежности и беспомощности.

Если бы она хоть понимала, что происходит.

Если бы она могла хотя бы попытаться бежать отсюда.

Как только эта мысль пришла ей в голову, она стала размышлять об этом, поднялась с кресла и подошла к двери. Очертания ее были достаточно заметны, и на близком расстоянии Шейла смогла разглядеть небольшое углубление, в которое могла поместить палец.

С внезапно вспыхнувшей надеждой она приложила туда палец и нажала изо всех сил, но дверь не шелохнулась. С упавшим сердцем она попробовала еще раз. Конечно, дверь была заперта снаружи, и замок ей не открыть, надежды на это не было. Может быть, он вообще работал от электричества, как микрофон или что там было встроено в стену.

Она двинулась к этому отверстию, вспомнив, как стоял около него тот юноша, слушал и отвечал кому-то. Потрогав отверстие, она прошептала:

— Хелло, хелло…

Но никакого ответа Шейла не получила. Она отвернулась, собираясь отойти, и в эту минуту услышала жужжание.

Она быстро повернулась лицом к стене, услышала шепот и смогла различить слова. Она подошла ближе и, когда оказалась на расстоянии фута от крошечного микрофона в стене, смогла разобрать слова.

— …еще не вернулся, — произнес мужской голос.

— А Доулиш? — спросил другой мужчина, и она узнала голос человека, который к ней заходил.

— Нет.

— Полиция была в Хэйле?

— Да, они проверили все машины.

— Так что они считают, что мы уехали, — с явным удовлетворением заметил молодой человек. — Мы выиграли время подышать.

— Дэвид, не делайте поспешных выводов, — проговорил другой мужчина. — Доулиш все проверит и перепроверит. Он один из немногих в мире людей, которых почти невозможно провести.

— Я думаю, мы его одурачили, — сказал Дэвид. Имя кроткого царя Давида из Библии казалось совершенно неподходящим для того жестокого человека, которого она видела. Ее верхняя губа до сих пор болела в том месте, на которое он нажимал. — Доулиш — большая куча ничтожества.

— Дэвид, — повторил другой человек, — я предостерегаю вас, не надо недооценивать Доулиша просто потому, что он выглядит как безмозглая гора мускулов. Он единственный человек, которого Коллис всегда боялся.

«Они явно имеют в виду того большого человека, который разбудил меня», — подумала Шейла.

— Все мы можем допустить хоть одну ошибку, — издевательски выговорил Дэвид. — Даже Коллис. Говорю вам, мы их обдурили, они считают, что мы сбежали. Подождите до утра и увидите, что они или отведут своих людей, или оставят только символическое их число. И мы сможем здесь работать столько, сколько захотим.

Второй человек не ответил, и Дэвид продолжал более резким тоном:

— Вы достаточно узнали от Халла?

— Думаю, да.

— Либо вы узнали, либо нет, — рявкнул Дэвид.

— Я вам объяснил, что именно я узнал от Халла, — сказал второй, — и предупредил вас, что он чего-то недоговаривал. Я работаю над этим.

— Сколько еще пройдет времени, пока вы узнаете, есть у нас бумага или нет?

«Бумага? — подумала Шейла. — Какая бумага?»

— Я узнаю по последней варке, она вот-вот выйдет из сушилки. Дэвид, вбейте в свою голову: я не могу дать гарантий.

— Сделайте это, — сказал Дэвид, — не спорьте, делайте.

Второй человек мрачно проговорил:

— Есть кое-что, о чем вы забыли. Люди из машины. Если хотите послушаться моего совета, сделайте то, что сейчас собираюсь делать я. Пойдите и поспите.

Дэвид издевательски фыркнул.

— У меня есть дела и получше. Во-первых, я собираюсь еще разок немножко поболтать с Шейлой Бернс.

— Не можете оставить ее в покое? — резко спросил второй.

— А почему вы считаете, что она хочет оставаться в покое? — спросил Дэвид таким тоном, что у Шейлы дрожь прошла по телу.

Послышалось какое-то царапанье, затем наступила тишина.

После нескольких секунд, когда ей стало плохо от отвращения из-за того, что подразумевалось под словами Дэвида, Шейла стала соображать, что тишина не была полной: микрофон продолжал работать. По-видимому, она просто услышала скрип собственного стула.

Затем человек, которого она не знала, тревожно окликнул:

— Дэвид!

Наступила пауза, и Шейла стала соображать, что это означает: Дэвид еще слушает или он уже на пути сюда. Внезапно он снова заговорил.

— Ладно. В чем дело?

— Мы еще настороже, так ведь?

— Мы всегда настороже.

— Если Доулиш разгадает нашу хитрость…

— Он и за тысячу лет не разгадает ее. Но если его сегодня занесет сюда, его ждет звучная встреча. — Дэвид рассмеялся высоким пронзительным смехом, в котором звучало какое-то безумие. — Не беспокойтесь, Джордж, мы наготове.

— А Шейла Бернс?

— Не пойму… — Дэвид снова резко рассмеялся. — Она готова для меня, знает она это или нет.

— Я не это имел в виду. Я хочу сказать, у нее есть защита?

— О, проклятие! — воскликнул Дэвид совершенно другим тоном. — Знаете, я совсем об этом забыл. Нет, у нее нет. Мне надо взять один комплект с собой. И не беспокойтесь о вещах, которые вас не касаются, Джордж. Все контролируется электроникой. Доулишу или кому другому достаточно сделать один шаг на запретную территорию, и раздастся свист.

Он снова зашелся в смехе и почти нечленораздельно повторил:

— И раздастся свист!

В следующую секунду он испустил визг такой мерзкий и такой громкий, да еще искаженный микрофоном, что Шейла, шатаясь, отскочила через всю комнату к дальней стене. В ушах у нее звенело, в голове стоял гул, который вытеснил собой все другие мысли и страхи.

17 Средства защиты

Доулиш только несколько минут подождал в своем кабинете, а потом пошел в комнату Чайлдса и нетерпеливо спросил:

— Чтопрофессор, до сих пор звонит?

— Да, он делает звонок за звонком, — ответил Чайлдс. — Все они в различные центры космических радио- и электронных средств связи.

Каждый из собеседников считал само собой разумеющимся, что все звонки проверялись.

— Звонил мистер Хортон.

— Что он хотел? — спросил Доулиш.

— Знать, понадобится ли он вам сегодня вечером или он должен забронировать комнату в клубе. Я сказал, что вы ему перезвоните в пределах часа.

— Позвоню. Он очень терпелив.

— Не слишком ли терпелив? — поинтересовался Чайлдс.

— Возможно, — ответил Доулиш. — Если он в этом замешан, он постарался бы быть полезным, но… нет, что-то не сходится.

— Почему не сходится, сэр?

— Он был невероятно раздражен вчера ночью. Мне пришлось силой заставить его сотрудничать.

— Возможно, ему дали инструкции изменить свое поведение, — заметил Чайлдс. — С другой стороны, ему это помогло развлечься.

— Как это?

— Он пригласил на коктейль миссис Фэрфакс, и сейчас они вместе обедают, — ответил Чайлдс. — В нашем досье на Хортона говорится, что он часто бывает в ее квартире в Найтсбридже. Это давние, установившиеся отношения.

— Мужчины и его любовницы?

— Полагаю, что так, сэр, но у нас пока нет доказательств.

— Что ж, если для него это оказалось неожиданной возможностью провести какое-то время со своей прекрасной возлюбленной, это может объяснить смену настроения, — сказал Доулиш и рассмеялся. — Если подумать, его настроение действительно изменилось в тот момент, когда я предложил ему поехать со мной в Лондон. Он хочет остаться здесь на ночь? — Доулиш щелкнул пальцами. — Думаю, надо поговорить с ним сейчас. — Он взял трубку. — Клуб «Карилон», пожалуйста. Мистера Хортона. — Затем он спросил Чайлдса: — Он ведь не может уйти из клуба без сопровождения. Вы позаботились?

— Да, сэр. И, конечно, за ним и там наблюдают.

— Так и продолжайте. — Доулиш накрыл своей большой ладонью трубку. — Следуйте за ним, куда бы он ни пошел… не рискуйте, чтобы не потерять его. Да?.. Нет, Хортон, а не Кортон. Да, я жду у телефона. Думаю, обедает. — Сжимая в руке трубку, он увидел, что дверь в комнату, где был профессор Хопкинс, открылась. Он сразу же пожалел, что позвонил Хортону, но продолжал ждать. Хопкинс направлялся к нему с довольным видом, который говорил о том, что у него хорошие новости.

— Пат? — неожиданно раздался голос Хортона.

— Да, — произнес Доулиш. — Будет ли вам очень сложно. остаться еще на день в Лондоне?

— Буду рад, — с готовностью ответил Хортон, — если только я не обязан оставаться в клубе.

— Мой дорогой, зачем же? — продолжал говорить Доулиш, увидев, что Хопкинс что-то записывает для Чайлдса.

— Ну, ну, не надо, — сказал Хортон. Он говорил очень довольным голосом. — Просто я обедаю со старым другом и хотел бы еще посмотреть шоу.

— Идите спокойно, — ответил Доулиш.

— Прекрасно! — Хортон помолчал и затем добавил таким же размягченным голосом: — Не могли бы вы поручить кому-то позвонить моей жене и сообщить ей, что я сегодня не приеду домой?

— Ладно, я это устрою, — пообещал Доулиш, наблюдая, как Чайлдс читает то, что написал Хопкинс.

— Очень любезно с вашей стороны, — с необычайной теплотой проговорил Хортон. — Спасибо, старина. Я… эй! Господи, я почти забыл. Есть какие-нибудь новости о Шейле Бернс?

— Ни слова, — ответил Доулиш.

— Не уверен, что она не затуманила вам голову, — сказал Хортон. — Но это ваша проблема!

Он дал отбой, и Доулиш медленно положил трубку. Глядя на приближавшихся к нему Чайлдса и Хопкинса, он уже не был так уверен, что Хопкинс доволен, потому что оба они выглядели довольно сурово.

— Доулиш, прошу прощения, — проговорил Хопкинс, — что так долго звонил.

— Меня больше интересуют результаты, — коротко ответил Доулиш.

— Новости у меня хорошие и плохие одновременно, — произнес маленький человечек. — Мы можем иметь звукозащитные экраны в виде ушных затычек, что обеспечит полное экранирование. Я договорился, что запас их будет доставлен по воздуху в Бэнфорд. Они будут там в течение часа, так как их надо везти из исследовательского института в Серрее. Гораздо хуже то, что их относительно мало, они очень сложны в изготовлении, и дополнительное количество можно будет получить только через несколько недель. Если эти неприятности ограничены определенной территорией, где вы сейчас действуете, тогда вам хватит. Если же область действия расширится…

— А похоже на то, что расширится? — спросил Доулиш.

— Вот это и есть плохие новости, — сказал Хопкинс, моргая, как озадаченный херувим. — Один из физиков, работающих над передачей высокой частоты, недавно оставил исследовательский институт и перешел на работу в промышленность. Его специальностью было увеличение передачи на расстояние волн XL2, самой высокой частоты, какую мы только можем испускать, абсолютно неслышных, но считающихся убийственными, если их распространять в обычной атмосфере. Никто не имеет никакого представления, куда этот физик делся, но те волны, о которых говорится в отчетах и которые вы описывали, почти наверняка XL2. Известно, что этот физик работал над переносным передатчиком, который можно было бы поместить в автомобиль. Можете себе представить, что случится, если передать эти волны в каком-то густонаселенном месте?.. Например, в центре Лондона?..

— Могу себе представить, — мрачно произнес Доулиш.

— Думаю, нет ничего более важного, чем положить этому конец, — чопорно проговорил Хопкинс.

— Э-э, конечно, — сказал Доулиш. — Я уверен, что вы правы. Сколько комплектов затычек для ушей будет отправлено в Бэнфорд?

— Сто два.

— Достаточно, чтобы дать нам шанс побороться с ними, — кивнул Доулиш. Он увидел выражение лица Чайлдса и прочел его мысли, как открытую книгу: «Если птичка уже не улетела». — Профессор, у меня не хватает слов, чтобы поблагодарить вас.

— Я только надеюсь, что помог вам, — ответил Хопкинс. — А теперь я буду очень признателен, если вы дадите мне в распоряжение машину.

— Конечно, — заторопился Доулиш, пожимая ему руку. — Пожалуйста, инспектор, займитесь профессором. Я хочу позвонить сэру Хьюго Тэвнотту в Бэнфорд-Мэнор.

Чайлдс посмотрел на него, но спрашивать ни о чем не стал.


Двое людей Доулиша из специального подразделения следовали за Джеймсом Хортоном от клуба «Карилон». Женщина, спутница Хортона, была красива и обаятельна, и, когда они сели в такси, наблюдатели увидели, как рука Хортона обняла ее за талию.

Сотрудники Ярда следовали за ними: один — в мини-автомобиле, другой — в фургончике для развозки газет. Такси проехало по Пел-Мел, повернуло налево, затем направо, к Букингемскому дворцу. Двое полицейских все время передавали свои наблюдения по радио. Такси свернуло к вокзалу Виктория, затем перешло на одностороннюю дорогу к воротам Букингемского дворца.

— Похоже, что они едут к Британскому международному аэровокзалу, — доложил один из агентов.

Такси подъехало к аэровокзалу, но вышел из него только Хортон. Он оглядывался вокруг, подходя к главной стойке и вынимая из карманы билеты. Один из сотрудников Ярда следовал за ним, другой поехал за такси.

— Рейс сто один «а» до Нью-Йорка, сэр, — сказал Хортону служитель. — Автобус будет через десять минут.

— Вылет по расписанию?

— Никаких изменений не объявляли, сэр. Есть у вас багаж?

— Он будет в аэропорту, — ответил Хортон.

Прогулочным шагом он подошел к группе, стоявшей около выхода к автобусам, выкурил сигарету, затем поднялся в автобус. Казалось, он не заметил слежки. Дорога была пустынной, и автобус за тридцать пять минут доехал до Хитроу, где в звездное небо взлетали реактивные самолеты, исчерчивая его огненными знаками, как посланцы других планет. С автобуса Хортон сошел одним из первых. Когда он направился к пассажирскому выходу, к нему быстро подошла женщина.

Сотруднику Ярда хватило беглого взгляда, чтобы узнать ее: он видел ее на фотографии — это была жена Хортона. Они встретились, слегка обнялись и вместе направились к эскалатору. Женщина сказала:

— Вещи я уже сдала.

Сотрудник Ярда поговорил по переговорному устройству, и в дело включилась полиция аэропорта. Хортон и Клэр были в баре главного зала, когда к ним подошли двое.

— Извините меня, сэр, — сказал один, — я хотел бы попросить вас пройти с нами и ответить на несколько вопросов.

Хортон застыл на месте, а жену его начало трясти.

Высоким голосом Хортон выдавил из себя:

— Кто вы? Что у вас за дело ко мне?

— Мы офицеры полиции, сэр, — ответил ему подошедший человек. — Пожалуйста, сэр, не поднимайте шума.

Хортон, казалось, остолбенел.

По лестнице, спускавшейся в главный зал, медленно шел стройный элегантный молодой человек. Через его правую руку, обращенную к Хортону и полицейским, было перекинуто пальто. В руке, скрытой пальто, он держал духовой пистолет. Раздался только легкий шипящий звук… два раза подряд.

Маленькое темное пятнышко появилось у Хортона на лбу, другое такое же — над правым глазом Клэр. Когда их тела падали на пол, элегантный молодой человек надел на себя пальто. Один из сотрудников Ярда мгновенно опустился на колени около трупов, в то время как другой повелительно крикнул:

— Закройте все выходы. Никому не выходить!

Потрясенные пассажиры, стоявшие рядом, видели, как из ран текла кровь. Пассажиры, не видящие этого, автоматически стали протестовать. Но тут все выходы к самолетам закрылись, и набежала полиция со всего аэропорта.


За исключением ночных дежурных, Доулиша и Чайлдса, в здании Ярда никого не было. Доулиш, стоя у большого стола в своем кабинете, изучал рельефную карту мира. Он сделал личный звонок к Тэвноттам и проглядел ответы на свое сообщение полициям мира. Сто девятнадцать из них уже подтвердили получение его заявления и сообщили о принимаемых мерах. Наверное, половина из тех, с кем он связывался, полностью понимала зловещий характер ситуации и ее возможные последствия.

Звук, которым можно убить.

Зазвонил его телефон, и он быстро взял трубку.

— Сожалею, сэр, — сказал оператор, — но сэр Хьюго Тэвнотт где-то на территории. Он прогуливается каждый вечер.

— А Дэвид Тэвнотт на месте?

— Нет, сэр, он в типографии. Здесь только мисс Рут Десмонд, которая держит трубку на случай, если вы захотите что-то передать.

— Ах да, — сказал Доулиш. — Я поговорю с ней… Хелло, мисс Десмонд? Возможно, вы меня помните, мы встречались нынче утром…

— Я очень хорошо помню, — проговорила Рут, и он вспомнил неодобрение, с которым она смотрела на него, и ее ужас, когда она увидела, что он, как крысу, трясет ее кузена Дэвида.

— Мне крайне необходимо поговорить с сэром Хьюго, — настаивал Доулиш.

— Это невозможно, я уже сказала оператору. Он вышел.

— А его сын?

— Он тоже вышел, — ответила Рут. — И в любом случае я не могу себе представить, что ему захочется с вами разговаривать.

— Мисс Десмонд, — бросил Доулиш, — прекратите лгать мне.

Девушка ахнула.

— Я не лгу! И я отказываюсь…

— За Мэнором пристально наблюдают с того момента, как я оттуда уехал. Они оба должны быть там.

— Если они здесь, — ядовито произнесла Рут, — то вам лучше самому приехать и поискать их. Их обоих нет здесь по меньшей мере час.

Чайлдс не мог промолчать:

— Значит, сэр, их никто не видел с того времени, как удрал этот автомобиль.

— Похоже, что так, — мрачно согласился Доулиш. — Есть у нас наготове вертолет?

— На посадочной площадке, сэр, — ответил Чайлдс. — Пришло еще одно донесение. Мне проводить вас до посадочной площадки?

— Прекрасная мысль! — Доулиш направился к двери в коридор. Он вызвал лифт, а Чайлдс тем временем запер кабинет. Раздался пронзительный скрип, и у Доулиша перехватило дыхание и напряглось все тело. Чайлдс спокойно поглядел на лифт.

— Его пора смазать, сэр.

— Да, черт его побери, пора, — хрипло проговорил Доулиш. На на половине спуска он смущенно засмеялся. — Видите, в каком состоянии у меня нервы?

— Судя по тому, что говорил профессор Хопкинс, у вас есть все основания для тревоги, — пожал плечами Чайлдс.

Они вышли из лифта и направились к ожидавшей их машине. Ночь была ясной, и звезды светили так же ярко, как тогда, когда впервые разразилась беда в Бэнфорд-Мэноре. Усевшись в машину, Чайлдс продолжил свой доклад:

— Вы просили меня проверить на Монетном дворе и у фабрикантов, выпускающих бумагу для банкнотов.

— И что же?

— Один из молодых руководителей исследовательских и производственных работ в компании «Совершенная бумага» оставил свое место три недели назад ради должности в соперничающей компании. И с тех пор его никто не видел. Конечно, мы еще не все проверили, потому что большинство производств на ночь закрывается. Но уже сейчас известно, что объект проверки, некий Джордж Энстей, должен был быть принят на должность в «Портале» у Овертона, однако так там и не появился. А он работал над специальной бумагой, которая, как считалось, предназначалась для будущих банкнотов и ценных бумаг, сэр.

— Исчез без следа? — мрачно спросил Доулиш.

— Его совершенно случайно видел в Лондоне один из управляющих «Портале», который с ним беседовал по поводу найма на работу. Это было на другой день после того, как он оставил прежнее место. Он вроде бы блестящий специалист в своем деле, а дело это — производство практически вечной бумаги различных типов. Халл, кажется, тоже работал над этим. Так ведь?

— Да, — ответил Доулиш. — Я думаю… — Он вынужден был замолчать, так как радио начало трещать и ему пришлось взять трубку. — Говорит Доулиш.

— Мистер Доулиш, вас срочно вызывают из аэропорта. Примите вызов, пожалуйста.

— Хорошо, — коротко ответил Доулиш.

Почти без паузы раздался более низкий мужской голос.

— Это Дженсен, сэр. Боюсь, что у меня плохие новости. Хортон приехал сюда с женщиной, которая затем одна вернулась к себе домой. После того как женщина уехала, Хортон встретился здесь со своей женой. В тот момент, когда мы пытались их задержать, они были застрелены. Оба мертвы.

Доулиш повторил почти тупо:

— Мертвы? Убиты?

— Да, сэр. И мы не поймали убийцу. Мы закрыли аэропорт, но я почти не надеюсь, потому что мы нашли пистолет — итальянский высокоскоростной духовой пистолет — под бумажками в мусорной корзинке.

— Лучше не держите аэропорт закрытым, — мрачно проговорил Доулиш. — Мы арестуем убийцу позднее. — Он задумался: «Слава богу, что это не было убийство звуком» У него перед глазами возникла ужасающая картина: переполненное людьми здание, суета и движение, разговоры, смех, слезы, внезапный мерзкий визг, а далее жуткая тишина.

— Хорошо, сэр, — ответил Дженсен.

Доулиш положил на место трубку и взглянул на Чайлдса, который завороженно смотрел на него.

— Вы все расслышали? — спросил Доулиш.

— Да, сэр. Значит, лондонское свидание Хортона с женщиной было подстроено, чтобы обмануть нас.

— Похоже на то, — кивнул Доулиш. — Теперь мы знаем, что коттедж Хортонов надо срочно обыскать. Распорядитесь об этом сразу. Их бы не убили, если бы они не были очень сильно в этом замешаны. По-видимому, жена скрылась во время всей этой суматохи после звука.

Радиотелефон снова затрещал. Доулиш секунду поколебался, затем взял трубку.

— Простите, что снова беспокою вас, сэр, но вам срочный звонок от сэра Роберта Марлина.

— Он на линии? — резко спросил Доулиш.

— Нет, сэр, он говорит, что должен немедленно увидеться с вами в своей резиденции, сэр, что это дело крайней важности. Он просил вас подтвердить, что вы немедленно вернетесь, чтобы повидаться с ним.

Водитель, услышав это, сразу затормозил и съехал к обочине. Они были уже почти в виду вертолета, который стоял, освещенный перекрещивающимися лучами двух прожекторов. Сообщение было по сути приказом.

Очень твердо Доулиш проговорил:

— Отправьте сообщение сэру Роберту, что я свяжусь с ним из полицейского управления в Бэнфорде. Ясно? Я буду там через час.

— Да, сэр, но…

— Сообщите это ему поскорее, — приказал Доулиш и отключил радио. Машина уже почти остановилась, но мотор сразу завелся, и водитель, пробормотав что-то вроде извинения, тронул ее. Они миновали ряд дорожных сигналов и подъехали к посадочной площадке.

— Какие-нибудь специальные распоряжения, сэр? — спросил Чайлдс.

— Да. Ложитесь и хорошенько выспитесь. Если будет что-нибудь срочное, вас всегда вызовут.

— А как насчет того, чтобы выспаться вам? — почти недовольно проворчал Чайлдс.

— Позже, — ответил Доулиш, — гораздо позже.

— Мистер Доулиш… — начал было Чайлдс, но Доулиш уже открыл дверцу машины. — Не подставляйтесь, сэр, ладно?

— Считаете, что я должен был поехать повидаться с сэром Робертом Марлином, — сухо произнес Доулиш, — и что теперь он снимет с меня голову?

— Я вовсе не это имею в виду, сэр. Просто не надо сажать вертолет на землях Бэнфорд-Мэнора и тут же пытаться самому найти место, где прячется Коллис. Вы ведь на самом деле не думаете, что птички улетели, и не думаете, что надо позволять кому бы то ни было рисковать, пока все не проверите сами. Два часа ожидания этих специальных ушных затычек не сделают погоды.

Доулиш, внимательно глядя на него, дождался, когда он закончит, и потом положил ладонь ему на плечо.

— Посмотрим, — сказал он. — Позвоните Симу и скажите ему, чтобы он, как только услышит, что мой вертолет приземлился, убрал ближайшее дорожное заграждение. Скажите ему, чтобы не медлил.

Он сжал Чайлдсу плечо и через посадочную площадку направился к вертолету.

18 Долгий спуск

Доулиш следил, как исчезали огни Большого Лондона и замелькали внизу огоньки маленьких городков и деревень. Главные дороги сияли серебряными лентами, по ним непрерывным потоком неслись невидимые машины. Он сидел рядом с пилотом. Тот посмотрел на него и кашлянул.

— Еще минут десять, сэр, самое большее. — Голос его был едва слышен в шуме винтов.

— Как вы думаете, сможете точно найти Бэнфорд-Мэнор?

— Конечно, сэр. — Наступило молчание, потом пилот прохрипел: — Вы абсолютно уверены, что хотите именно туда, сэр?

— Абсолютно, — сказал Доулиш. Он повернулся, стараясь в полумраке кабины разглядеть лицо пилота. — Я ведь, знаете, делал это и раньше.

— Я знаю, сэр, но вы уже не так молоды, как были.

— Но я стал мудрее, — ответил Доулиш, — гораздо мудрее.

Он надел поплотнее наушники, которыми обычно пользовался второй пилот. Вокруг талии он обмотал веревку. Кроме того, у него была аварийная сумка с инструментами, которая выглядела огромной и заставляла его чувствовать себя громоздким, но на деле движений не затрудняла. Они сидели молча, ветер из нижнего вентиляционного отверстия бил Доулиша по ногам. Лучше было замерзнуть, чем париться в застойном пару кабины.

Впереди показался маленький городок, за ним второй побольше.

— Бэнфорд, сэр.

— Где Мэнор? — спросил Доулиш.

— Видите треугольник зеленых огней?

— Да.

Треугольник был четко очерчен и резко контрастировал с белыми, красными и желтыми огнями, рассыпанными повсюду.

— Это ворота к Хэйлу и Бэнфорду. Огни — на дорожном заграждении. Теперь видите большой дом, сэр? Со всеми огнями? А рядом маленький букетик огней? Это конюшни.

— Увидел, — сказал Доулиш. — Вы точно знаете, что нужно делать?

— Да, сэр. Доложить суперинтенданту Симу в момент приземления. И попросить его быть наготове и двинуться вместе с военными, если получит сигнал: три револьверных выстрела в быстрой последовательности.

— Да, — кивнул Доулиш. — Но ни минутой раньше. Понятно? Ни минутой раньше.

— Я понимаю, сэр.

— Хорошо. Вы знаете, что когда я повисну, то мой вес сильно нарушит равновесие?

— Я удержу вертолет ровно, сэр. Мы почти готовы. Вы можете открыть дверь?

— Да.

— Я спущу лесенку, — сказал пилот. — Удачи вам, сэр.

Доулиш кивнул, затем медленно толкнул дверцу, преодолевая сильное сопротивление воздуха. Она скользнула вбок, и в кабину ворвался жгуче-холодный воздух. Он осторожно встал с сиденья и выставил ногу из вертолета, нащупывая ступеньки веревочной лестницы, висящей под ним. Затем опустил другую ногу, нащупывая следующую ступеньку, и осторожно перенес часть своего веса на лестницу. Огни внизу стали ближе, достаточно близко, чтобы почти коснуться их, но постепенно они отодвинулись дальше, и он понял, что находится примерно ярдах в двухстах от Мэнора.

Медленно, без малейшего колебания или страха, он стал спускаться, перехватывая перекладины ступенек руками в перчатках и находя их одну за другой ногами. Он ощущал медленный, уверенный спуск вертолета. Под ним темнели черные тени: деревья, кусты, изгороди, какие-то дальние строения. Теперь вертолет почти касался земли. Доулиш чиркнул по траве ногами и, напрягши мышцы, отпустил лестницу. Он ударился о землю обеими пятками и упал навзничь, вобрав голову и ссутулив плечи против удара, но падение было мягким и легким. Вертолет взмыл вверх и полетел прочь. На нем не было огней — просто темное пятно на фоне звезд. Пока Доулиш поднимался, вертолет уже отлетел на полмили, и только затихающий шум винтов напоминал о его присутствии.

Казалось, никто не заметил, как низко он пролетел. Ни одна дверь в Мэноре, коттеджах и квартирах не открылась. Доулиш направился в сторону конюшен, поправляя по дороге наушники, пистолет в кармане, веревку и сумку на талии. Глаза его уже привыкли к темноте, и он смог разглядеть на удивление много: формы кустов, большие цветочные грядки, деревья, большие и маленькие. Мэнор теперь был у него справа, а конюшни — прямо.

Доулиш уже слышал глухой шум моторов, о которых ему говорили: казалось, их шум шел из-под земли. Он повернулся к конюшенному двору, знакомому ему по утреннему обходу. Он находился с противоположной стороны от типографии. Над дверью около одинокого бензонасоса светила единственная голая лампочка. С обеих сторон двери гаража и конюшни были закрыты. Доулиш ощущал какое-то дрожание под ногами и уже не сомневался, что под ним работали какие-то машины. Он ступил на порог и оказался в слабоосвещенном коридоре, где уже был утром. Один марш ступенек вел вниз, в типографию, в противоположном конце была глухая стена.

Слабый свет отражался бликами от мазка белой краски на этой стене.

Доулиш двинулся вперед, дошел до двери и осторожно открыл ее. Сразу за ней, справа на стене, был еще один мазок краски. Он включил свой фонарик и в первый раз посветил им. В стене под мазком в камне было железное кольцо. Доулиш стал сбоку и потянул за кольцо. Сначала ничего не произошло. Он поменял положение, чтобы ухватиться покрепче, и потянул сильнее. На этот раз камень в стене сдвинулся. Шум машин стал громче. Камень поворачивался вокруг своей оси, и в стене появилось узкое отверстие, достаточное, впрочем, чтобы он мог, пригнув голову, войти.

Он вошел сквозь щель, казалось, в темноту, но на самом деле слабый свет там был. Стук машин или какого-то мотора был теперь очень силен, отдавался, вибрировал в стенах.

Доулиш толкнул камень за собой и почувствовал, что отсюда он движется легче, вероятно, он тянул не под тем углом. Он посветил фонариком вокруг, чтобы увидеть, нет ли ступенек. Их не было, коридор плавно спускался вниз, к свету. Коридор был длинным, по меньшей мере сорок или пятьдесят ярдов, и было видно, что в конце он поворачивает направо. Доулиш беззвучно прошагал по грязному твердому полу до конца коридора, там замедлил шаг и осторожно заглянул за угол.

Здесь были короткий проход и пролет ступенек. Свет шел от единственной тусклой лампочки, висящей над лестницей. Доулиш, крадучись, подобрался к ступенькам и увидел, что они ведут во что-то вроде комнаты. Шум машин был здесь гораздо громче.

Доулиш услышал за собой слабый звук и, распластавшись по стене, стал ждать. Звук, похожий на звук шагов, повторился снова и снова. Это могла быть капающая вода… но нет, он расслышал чье-то дыхание.

На него накатил мгновенный страх, что сейчас в любое мгновение раздастся жуткий визг.

Очень медленно он опустился на колени: если за ним кто-то идет, то заглядывать за угол этот человек будет на уровне головы и сначала вниз не посмотрит. Доулиш заметил носок мужского ботинка, посмотрел вверх и увидел, что за угол очень осторожно заглядывает мужчина. Необычный угол зрения искажал его черты. Доулиш подвинулся вперед, протянул за угол руку, ухватил мужчину за щиколотку и дернул. Раздался испуганный вскрик, и мужчина упал навзничь, ударившись оземь затылком.

Никогда Доулиш не двигался быстрее. Он завернул за угол и склонился над человеком, кулак его был наготове, чтобы врезать тому в подбородок, но в последнюю секунду он сдержался, потому что человек лежал неподвижно. Став на одно колено, Доулиш посветил фонариком в бледное лицо — несомненно, это был Гай Эванс, его утренний гид. Глаза его двигались, губы шевелились, он явно был ошеломлен, а не оглушен. Доулиш начал обшаривать его карманы, вытаскивая из них все. Он определил момент, когда его жертва поняла, что происходит, потому, как напряглось тело.

Там были деньги, бумажник, ключи, расческа, носовой платок, сигареты и спички — все обычные вещи, но одна необычная. Она была маленькой — дюйм с четвертью в диаметре — и гладкой, а в середине у нее была маленькая дырочка. Много лет назад, в годы своей юности, Доулиш видел нечто подобное. Это называлось пищик для трелей. Его можно было положить в рот и издавать разные звуки. Этот был побольше, чем старый пищик, но очень на него похож.

Эванс судорожно взметнулся и схватил его.

Доулиш просто протянул свою большую руку и, накрыв ладонью лицо, резко толкнул, так что голова Эванса ударилась об пол. Тело обмякло, хотя глаза оставались открытыми.

— Сделаете это еще раз, — произнес Доулиш, — и вам станет очень больно. Слышите меня?

Эванс кивнул.

— Это и есть, — Доулиш взял в руки пищик, — устройство, которое производит звук?

Эванс снова кивнул.

— И тот, который убивает?

— Нет, — сказал Эванс, — о тех устройствах я ничего не знаю. Это только для того, чтобы издавать звуки, шумы. Это… это вроде сигнала.

— Надеюсь, что так, — произнес Доулиш. — Дэвид Тэвнотт внизу?

Так как ответа не последовало, он снова расправил пальцы, как бы собираясь повторить свой жест, и его жертва пробормотала:

— Да. Да, он там.

— А сколько еще других?

— Около… около дюжины.

— Не надо мне около… Сколько их там? — потребовал ответа Доулиш.

— Шесть, нет, семь! Но… но… но… — Эванс оборвал себя, и у него перехватило дыхание. — У вас… у вас нет никаких шансов спуститься туда. Ни единого шанса!

— А что произойдет? — спросил Доулиш и удивился пылкости, с которой говорил молодой Эванс.

— Будет передача, и вам ничто не поможет. У нас у всех есть защитные устройства, которые смещают частоты. Это единственная защита. Как только он узнает, что вы здесь, сразу же включит передачу волн.

— Кто он?

— Коллис, — задохнулся молодой человек. — А если не он, то Дэвид включит… Говорю вам, у вас нет ни малейшего шанса!

— А у вас шанс есть?

— Да, но я… — Эванс со свистом втянул в себя воздух и продолжал, как в бреду: — Вы не сможете взять мое, их вставляет хирург. И… и потом их тоже убьют.

— Их? — мягко спросил Доулиш и подумал, не тянет ли Эванс время своими разговорами.

— Ну… девушек.

— Каких девушек?

— Их… их двое. Одна… это Рут Десмонд, она… О господи! Из-за этого я здесь. Это я и пытаюсь сделать… помочь Рут. Она, если хотите знать, пыталась помешать Дэвиду изнасиловать другую девушку. Ее зовут Шейла… как-то там… Я многого не знаю, я только работаю в типографии. Они эту девушку похитили, думали, что она шпионка, а теперь знают, что не шпионка, но не могут ее отпустить. И Дэвид… О господи! Какая же он свинья! — На лбу Эванса выступил пот, и Доулиш не сомневался, что все эти чувства в нем долго копились, дошли до высочайшего пика и теперь бесконтрольно начали изливаться. — Он абсолютный дьявол. Даже его кузина не может чувствовать себя в безопасности от него. Бог знает почему, но он пошел в главный дом и привел ее сюда. Вы бы видели, как он накинулся на нее, когда она попыталась помочь этой Шейле. Я думал, он сорвет с нее одежду.

— А где были вы, когда все это происходило? — холодно и жестко спросил Доулиш.

— Я в то время ничего… ничего не мог сделать, но, если бы он причинил ей боль, действительно причинил боль Рут… я бы попытался. Он привел ее сюда, вниз. Я должен был стоять наверху на часах, но я собирался помочь ей. Если бы даже вы не пришли, я все равно бы попытался. Кто… — Тело юноши снова напряглось, и в глазах появился ужас. — Вы ведь Доулиш? Да?

— Да. Я Доулиш. И если вы хотите вернуть себе хоть частицу самоуважения, вы сейчас будете мне помогать.

— Но ведь все бесполезно, говорю вам! Эта передача…

— Вы же защищены, так ведь?

— Да, но я же говорил вам…

— Расскажите подробнее, — прервал его Доулиш. — Там внизу две женщины, молодые женщины, каждая в отдельной комнате?

— Да, все правильно.

— В одной из этих комнат раньше держали Халла?

— Да, но он убежал…

— Он был защищен от звука?

— Нет, он… он не был. Господи боже, вы же знаете, что не был, передача убила его!

— Но перед тем, как его убили, он же бежал, — сказал Доулиш. — Так что мы сможем вывести отсюда девушек, если понадобится.

— Что, черт возьми, вы имеете в виду, когда говорите «если понадобится»?

— Я имею в виду, если только мы не выведем передатчик из строя до того времени, когда Коллис или Дэвид решат им воспользоваться. Вы знаете, где находится передатчик?

Эванс снова со свистом втянул в себя воздух.

— Да-а-а!

— Можете рассказать мне, где…

— Они вас и близко к нему не подпустят!

— Я могу попытаться, — ответил Доулиш. — А если мне не удастся это, то придется вам его испортить. Что еще они делают в этой части подвала?

— Там лаборатория и такое специальное печатное оборудование. Они… они подделывают банкноты и… — Эванс снова замолчал. — Мы все работаем там в темноте. Руководят этим спектаклем Коллис и Дэвид. Мы… мы просто делаем, что нам говорят.

— Значит, они вас шантажируют, — произнес Доулиш.

— Они заманили нас сюда шантажом или подкупом, а после этого запугали до смерти, — задыхаясь, говорил Эванс. — Единственная надежда для нас выбраться отсюда живыми и не провести большую часть жизни в тюрьме — это делать то, что велят. Но будь я проклят, если буду сидеть и позволять этой свинье мучить Рут.

— Ладно, — более мягко сказал Доулиш. — Я вижу, что вам досталось. Можете нарисовать план этого места?

— Я… в некотором роде, — проговорил Эванс. — Но вам не нужен план. Это главный погреб старого монастыря. Все комнаты на одной стороне, они — как камеры. И еще есть одна большая комната, старая часовня, где они работают. Передатчик стоит там, где раньше был алтарь. — До Эванса вроде бы не доходило, что они совершали святотатство. — Девушки находятся в двух торцовых комнатах: Рут — в первой, должна быть там, а другая девушка — в том конце. Это очень просто, клянусь вам.

— Поверю вам на слово, — сказал Доулиш. — А теперь послушайте меня. Я пойду туда, вниз. Буду действовать по обстановке, как говорят, подбирать мелодию на слух. — У него перехватило дыхание, как до этого у Эванса, и он мрачно продолжал: — Даже я никогда не выражался точнее! Сначала я хочу подобраться к этому передатчику. Если смогу, то брошу в него вот это. — Он вытащил из кармана, казалось бы, вполне безобидную вещь, игральные кости, и передал одну из них Эвансу. — Если мне не удастся, то это бросите вы. Если после этого не сможете укрыться, то закройте лицо руками. И помните, если вы действительно хотите помочь Рут, что это единственный путь. Провалите — погубите ее.

Эванс невнятно пробормотал:

— Не подведу.

Видно было, что он вне себя от страха.

19 Передатчик

Доулиш снова, крадучись, двинулся к углу и осторожно заглянул за него, но никто не спускался по ступенькам, а ровное гудение моторов и машин смягчало или вообще затушевывало остальные звуки. Здесь никакой охраны не было. Коллис явно не думал, что кто-то может сюда вломиться.

Доулиш спустился на нижнюю ступеньку как раз тогда, когда Эванс поднялся на верхнюю.

Эванс мог предать его, или ему просто могло не хватить мужества, чтобы помогать. Сейчас Доулиш уже ничего не мог с этим поделать.

Он посмотрел направо. Нечто вроде комнаты без двери, похожее на какой-то склад со множеством полок и полочек, где каждое отделение было снабжено этикеткой. Он шагнул и увидел, что другого входа или выхода здесь нет, так что Эванс говорил правду.

Доулиш повернул в другом направлении.

С правой стороны длинного коридора была по крайней мере дюжина дверей, каждая из которых вела в одну из комнатушек, о которых говорил Эванс. С другой стороны было три двери, две из них стояли открытыми. Шум доносился из самой дальней двери с этой стороны. Доулиш, двигаясь свободно, как если бы не было никакой опасности, остановился у первой двери.

Это была лаборатория со столами и обычными причиндалами в виде стеклянных трубок и пипеток. Бунзеновские горелки и трубки для анализов, бутылки с этикетками и стеллажи ящичков, также снабженных этикетками. Все очень четко видно в искусственном свете. У одного из лабораторных столов стояли двое мужчин, еще один спиной к ним стоял у электрической печи. В дальнем углу были миниатюрные валки, а рядом — пластмассовые контейнеры с пигментами и кислотами. Один из людей отошел от печки и включил рубильник, валки начали вращаться. Из щели между валками медленно поползло тонкое, как бумага, вещество.

Доулиш пошел дальше и увидел маленький немецкий печатный станок, который, он знал, используется для специальной высококачественной печати. Он двигался со сверхъестественной точностью, присущей машине, отработанным бездумным движением, совершенно бесшумно. Ближе других к нему находился человек постарше. Вроде бы он производил банкноты, но Доулиш не мог разглядеть, что именно он печатает.

Человек у валков нажал кнопку, чтобы их остановить, и затем очень осторожно обрезал бритвой некоторое количество этого бумагоподобного вещества. У Доулиша в ушах звучал голос сэра Роберта Марлина: «Сама бумага будет сделана по специальной технологии из смеси материалов, включающих полимер. Это, во-первых, сделает денежные знаки практически вечными, и их можно будет даже мыть. А во-вторых, на необозримый период времени их подделка станет невозможна».

Человек с бумагой обернулся. Если бы он не был так поглощен тем, что делает, то не мог бы не увидеть Доулиша, наблюдавшего с неотрывным интересом, как он донес вещество до лабораторного стола и начал опускать стеклянные палочки в разные бутылочки, явно опробуя материал кислотами.

Доулиш повернулся и направился к третьей двери. Она была открыта, но комната казалась пустой, за исключением того, что там в центре под пластиковым или стеклянным колпаком стояла машина, к которой шли с потолка кабели. От нее исходил слабый ровный шум. Она была похожа на какой-то современный генератор. Он вращался.

Эванс, который шел в некотором отдалении, приблизился и прошептал:

— Дэвид внутри с Шейлой как-ее-там… Он там пять минут или больше. Бог знает, что он с ней делает. И… и Рут все еще пленница, он запер ее во второй камере. Что мы будем делать?

— Как работает передатчик? — требовательно спросил Доулиш.

— Я не знаю. С ним управляются Дэвид и Коллис, больше никто.

— Как часто Коллис здесь бывает?

— Только изредка.

— На кого похож Коллис?

— Он… он всегда носит маску.

Так что даже здесь Коллис старался, чтобы его не могли узнать. Доулиш сознательно поменял тему разговора.

— Есть здесь рубильник?

— Да, но они могут использовать дальний контроль. Не думаете же вы, что они разрешат любому Дику, Гарри или Тому его включать? Этот чехол взрывоустойчивый. Чтобы его взорвать, нужна тонна взрывчатки. Единственный способ — это справиться с Дэвидом. Что мы будем делать?

— Я собираюсь заняться Дэвидом, — сказал Доулиш.

— Но вы не сможете, говорю же я вам, — в отчаянии задыхался Эванс. — У него дальний контроль передатчика, он убьет вас и всех в радиусе его действия, у кого нет защиты. А это значит, и Рут!

— И Шейлу Бернс, — произнес Доулиш. — Дверь в эту комнату запирается изнутри?

— Ее можно открыть снаружи, — пробормотал Эванс. — Нажимаете эту кнопку. — Он показал на нее дрожащим пальцем. — Она скользит и открывается. Но, ради бога, будьте осторожны! Рут заперта, но звук проходит через эти стены, он проникает всюду.

Одним быстрым броском Доулиш перебрался на другую сторону коридора к двери, где Шейла Бернс была пленницей Дэвида Тэвнотта.


За двадцать минут до того, как Доулиш упал с небес, Шейла Бернс сидела в деревянном кресле и тупо смотрела на микрофон. Он молчал долгое время. Он отключился вскоре после того, как она подслушала тот разговор, больше она ничего не слышала. Шейла чувствовала себя такой одинокой, отрезанной от всего и всех и в полной зависимости от этого человека, от Дэвида, которого научилась ненавидеть и бояться.

Кресло ее стояло недалеко от маленькой решеточки.

Из нее доносились слабые звуки, но голосов она уже давно не слышала. Она слишком устала, чтобы слушать, и была не очень настороже. Не сумев придумать никакого способа выбраться отсюда, она не могла ни на что надеяться. В любое время дверь может открыться, и в нее войдет Дэвид. Она закрывала глаза, стараясь побороть инстинктивный ужас.

Она услышала звук, который вспорол тишину, как сдавленный крик. В ту же минуту заставила себя сосредоточиться, придвинулась ближе к решеточке и услышала тонкий злорадный голос Дэвида:

— И то, что ты моя двоюродная сестра, тебе не поможет, милашка.

— Хуже, чем есть, ты не станешь, даже если постараешься, — задыхающимся голосом сказала какая-то девушка. — Держись от меня подальше.

— Боишься, милашка? — издевался Дэвид. — Тебе надо бояться, если Шейла Бернс не будет меня ждать.

— Оставь ее в покое!

— О нет! — сказал Дэвид, и Шейла почувствовала, как будто нож вонзился ей в грудь. — Она меня привлекает. Она не кожа и кости, как ты, кузина. Так что сиди и считай минуты. Когда я закончу с Шейлой, я приду поговорить с тобой.

После небольшой паузы девушка заговорила тише:

— Дэвид, ты не должен делать такие вещи. Твой отец не…

— Не беспокойся о моем отце, он будет делать то, что ему скажут. Он и сейчас, как я ему велел, укрылся в одном из коттежей. — Дэвид издевательски зафыркал. — Ты думаешь, он закрывал бы глаза на то, что здесь делается, если бы у него был характер?

— Ты… ты не должен так говорить о своем отце, — сказала девушка.

— Оставь эту слюнявую сентиментальность, — насмехался Дэвид. — Разреши мне кое-что тебе сказать, кузина. Тебе надо наконец решить, со мной ты или против меня. И делать это тебе надо быстро, потому что мы скоро отсюда удалимся.

— Так Доулиш все-таки выгнал вас отсюда? — резко спросила она.

— Доулиш и с ним еще несколько сотен других, — согласился Дэвид. — Но не раньше, чем мы будем готовы к этому. И… — Он визгливо засмеялся. — Он думает, что нас уже здесь нет. Он снял дорожные заслоны.

— О нет! — ахнула девушка.

— О да, — злорадствовал Дэвид. — В одном ты можешь быть твердо уверена: Доулиш останется в дураках. А теперь сиди и думай, кузиночка, и решай, каким быть твоему будущему. Смерть или хуже, чем смерть… — Он захихикал. — А может быть, счастливая жизнь — в роскоши и преступлениях, но зато в лоне своей семьи.

Ни девушка, ни он больше не говорили.

Шейла сидела, вцепившись в ручки своего кресла так, что пальцы ее побелели от напряжения. Они так впились в дерево, что казались приклеенными к нему. Он идет сюда. В этом не было сомнений. Она должна спрятаться от него, туда, в туалет. Вскочив, она перебежала комнату. Голова ее была повернута в сторону двери, но дверь не открывалась. Шейла зашла в нишу за занавеской, сердце ее билось как сумасшедшее. Ничего у нее не было, что можно было использовать как оружие. Она была близка к панике и, ненавидя себя за это, стояла, глядя на занавеску. Она услышала звук шагов.

— Шейла, — позвал Дэвид на удивление ласковым голосом. — Я хочу поговорить с тобой. Не задерживайся.

Если бы Шейла не слышала, как он разговаривал с неизвестной девушкой, она бы обманулась: он говорил таким милым и успокаивающим тоном. Сердце ее еще колотилось, и она не могла двинуться с места.

— Шейла, — снова позвал он, — не прячься от меня. Я не желаю тебе зла. Даю тебе две минуты, выходи.

Как будто говорил совсем другой человек. Шейла вдруг поняла, что начала расслабляться, не двигаться, нет, но расслабляться. Он замурлыкал себе под нос мелодию из «Одним прелестным вечером». Никогда она не видела его таким естественным. Она заставила себя сдвинуться с места, хотя паника еще не оставила ее… Она отдернула занавеску.

— Привет, — сказал Дэвид.

Он улыбался так, что выглядел просто красивым, хотя что-то в изгибе его губ напоминало ей выражение его лица при их последней встрече. Невозможно было доверять ему, и все же…

— Иди сюда, сядь, — сказал он, протягивая к ней руки.

Как мог он быть тем человеком, которого она слышала за минуту до этого? Она попыталась сообразить, как бы его перехитрить и даже победить, позволила взять себя за руки и усадить на кровать. Освободив одну руку, он поправил подушку, сначала оперся о нее, потом вытянул ноги на кровати.

— Иди сюда, — уговаривал он, — я тебя не съем.

Шейла вдруг обнаружила, что сидит рядом с ним. Медленно он притянул ее, положил одну руку ей на грудь и прижал к себе. Его губы были около ее щеки. Она не видела его, но чувствовала его дыхание, теплое, шепчущее. И теперь он поверит в то, во что хочет поверить: что он выиграл ее согласие.

— Нет никакой нужды бороться… — Голос его был теплым, нежным, убедительным. — Ты очень привлекательная женщина. Ты должна сама это знать. И ты не так молода, чтобы не знать мужчин. Ты не такая женщина… Почему же ты не расслабишься? Расслабься и получи удовольствие от того, что ты со мной. У тебя такое тело, что и тебе, и мне будет хорошо, если ты расслабишься. Ну давай… расслабься, любовь моя, расслабься.

Самым невероятным было то, что она действительно стала расслабляться, и она почувствовала эту опасность в себе самой. Она должна была бороться с собой. Шейла остроощущала ласковые движения его рук, но не хотела отодвигаться. Она так планировала, должна была так сделать, так сделает… Но ее как будто опоили, одурманили. То, как он говорил с ней раньше и как говорил с девушкой, которую называл «кузина», казалось, было из другой жизни, было в каком-то сне. Он слегка изменил позу, оставляя ей больше места, и поцеловал ее в ухо, потом в щеку. Шейла не могла понять себя, свое настроение, почти не понимала, что с ней происходит. Она хотела всего лишь, чтобы он поверил, что она ему поддается, и был не готов, когда она на него нападет. Но в ней действительно стало просыпаться желание.

Гибким движением тела он подвинулся так, что они лежали рядом, и она ощущала его руки, а затем вдруг он оказался на ней, странно легкий, и целовал ее губы, открывал их поцелуями, и она чувствовала давление его зубов на губах, потом на зубах.

В этот момент боль пронзила ее губу, все еще распухшую, и напомнила о его жестокости. Все желание в ней умерло и возобладал холодный ясный рассудок.

Он продолжал хрипло шептать, и руки его были сильными и твердыми, и она знала, что если начнет сейчас с ним бороться, то проиграет: он ее заставит подчиниться. Она должна была подождать, пока он уверится, что она согласна, что чувствует то же страстное желание.

Но, слава богу, желание в ней умерло.

Она чувствовала на себе тепло его ног и бедер.

— Я говорил тебе, — хрипловато продолжал он, — не надо бороться. Это замечательно быть вместе, замечательно, когда мужчина и женщина…

Она обхватила руками его шею и стиснула изо всей силы. После первого момента ошеломительной неподвижности, прежде чем он успел по-настоящему осознать, что она делает, она судорожно взметнулась и отбросила его полуобнаженное тело в сторону, продолжая держать его за шею. Он задыхался в агонии. Наполовину на постели, наполовину сброшенный с нее, он яростно глядел на Шейлу, но боль явно была слишком мучительной, и он не мог выговорить ни слова.

Она разжала руки. Он беспомощно соскользнул вниз, и она начала подниматься, чтобы сесть, стараясь отдышаться, едва понимая, что одолела его. Ее собственная голова гудела, она была в почти полном изнеможении, но времени у нее не было.

Слишком быстро она попыталась спустить ногу с постели.

Дэвид снова кинулся на нее со злобной яростью.

В этот момент она поняла, что все потеряно: она проиграла. Она увидела озверение в его глазах, злобно искривленный рот, почувствовала, как его пальцы обхватили ее горло с такой силой, какую ей было не одолеть, не разжать.

Он шептал свистящим голосом:

— Я тебе покажу, сука.

В этот момент Шейла увидела за его лицом другое лицо — большое, решительное, твердое.

Она увидела, как руки этого человека сомкнулись на шее Дэвида. Дэвид хотел схватиться за цепочку, которая болталась у него на шее, его пальцы уже коснулись ее… Но его голову дернули назад и его буквально подняли с девушки. Хотя у нее в глазах стоял туман, она увидела, как Доулиш вытащил из кармана кусачки и раскусил цепочку. Легкая цепочка упала с шеи Дэвида, и Доулиш ее подхватил. Дэвид кинулся в атаку, но Доулиш нанес ему удар такой силы, что тот отлетел через всю комнату, ударился о стену и свалился на пол.

Доулиш, такой громадный, посмотрел на Шейлу и улыбнулся. Он даже не задыхался. Подняв с пола ее разорванное платье, он легко накинул его на нее, сказав:

— Простите, что я так затянул дело, но я должен был твердо знать, что Дэвид не заметит, когда я войду, а то он подул бы в свою трубу и убил сотню людей. Теперь он этого не сможет сделать.

— Но я смогу, — произнес кто-то от двери. — Не двигайтесь, Доулиш. Не двигайтесь, мисс Бернс.

Шейла не могла узнать человека в дверях, но Доулиш узнал и обыденным голосом, к которому она уже привыкла, проговорил:

— Мисс Бернс, не думаю, что вы встречались с сэром Робертом Марлином, министром без портфеля в нашем правительстве. Заходите, Боб, — гостеприимно продолжал он. — Я вас ждал. Да, совсем забыл… — Доулиш обернулся к Шейле: — Его другое имя — Коллис, он и устроил все это.

20 Коллис

Сэр Роберт Марлин сделал шаг назад, из-за его спины появились два других человека: тот, что испытывал образцы бумаги, и тот, что следил за печатной машиной. На Марлине был темный костюм, и выглядел он безупречно, как в своем кабинете. Он был бледен и красив красотой аскета, слегка приправленной высокомерием. Жужжание продолжалось, но ровного гула машины уже не было слышно.

Ни у кого из трех мужчин не было пистолетов.

— Следите за ним, — резко произнес Марлин. — Он достаточно глуп, чтобы выкинуть что угодно. Не рискуйте бессмысленно, Доулиш. Вам, возможно, все равно, будете вы жить или умрете, но если вас убьют, вы захватите с собой не меньше тысячи человек.

— Тогда, конечно, я умирать не должен, — серьезно проговорил Доулиш.

За его спиной Шейла постаралась подняться повыше на подушке и натянуть на себя платье. Дэвид неподвижно лежал на полу. Голова его была наклонена под странным углом, как если бы Доулиш сломал ему шею. Двое мужчин переступили за порог комнаты, и Марлин стал храбрее. Он тоже вошел, так что мужчины оказались у него по бокам. В руке он держал маленький прибор, похожий на небольшой транзисторный радиоприемник, но у Доулиша не было сомнений, что это такое.

— Одно прикосновение к нужной кнопке, — сказал Марлин, поднимая прибор, — и произойдет передача, которая убьет всех, не имеющих защиты, в довольно большом радиусе. Не забывайте этого, Доулиш.

— Главное в том, что с вами покончено раз и навсегда, — скучающим тоном ответил Доулиш.

— Вы ошибаетесь, все как раз наоборот, — проговорил Марлин, но в голосе его чувствовалось сомнение. — С вами покончено, Доулиш. А я буду жить дальше и делать то, что хочу и сколько хочу.

— Не будете, раз в Ярде узнают правду, а если я умру, они ее узнают, — сказал Доулиш. — Я выстроил дело против вас, привел все косвенные доказательства, включая тот факт, что вы утаивали от меня жизненно важную информацию, факты, необходимые для расследования. У вас мог быть только один мотив: не допустить, чтобы я разобрался в деле.

Марлин поднял руки, и та, в которой он держал прибор, казалось, сжимала его судорожно, опасно.

— Они никогда вам не поверят.

— Они проверят улики, — проговорил Доулиш.

— Доулиш, если вы мне врете…

— Какой смысл мне врать? — нетерпеливо прервал его Доулиш. — Мне отсюда никоим образом не выйти, мне нечем с вами торговаться. Что бы я ни сказал моим начальникам в Ярде, с вашей точки зрения, мне лучше умереть.

Наступило молчание, в котором слышны были только дыхание мужчин и первое движение Шейлы. Один из них повернулся к ней.

— Не трогайте мисс Бернс, Джордж, — резко произнес Доулиш.

Мужчина резко обернулся к нему:

— Кто сказал вам, что меня зовут Джордж?

— В управлении компании «Совершенная бумага», — ответил Доулиш. — Вы что же, здесь главный печатник, так ведь?

— Доулиш, — суровым голосом начал Марлин. — Я слишком давно вас знаю, чтобы поверить хоть единому вашему слову. На этот раз не удастся ни сблефовать, ни выбраться отсюда. Вам нечего было написать обо мне в вашем докладе.

— Не говорите глупости, — ответил Доулиш. — Вы всегда были в списке подозреваемых. Разве вы этого не знаете? Кто еще имел такую возможность узнавать секреты одной страны за другой? Кто, как не наш специальный представитель в ООН, которому полностью доверяли делегаты всех стран?

— Да кто угодно в ООН! — воскликнул Марлин.

— О нет, — сказал Доулиш. — Только не тот, кто был до вас, потому что неприятности начались потом. Существует всего двенадцать подозреваемых, каждого подробно проверят, и все, кроме вас, окажутся обеленными.

— Что значит обеленными?.. Кем?

— «Врагами преступности», — ответил Доулиш. — Разве вы забыли, что в мои обязанности входит представлять Британию в этой организации и что я ежедневно, ежечасно связываюсь с полицией всех стран мира?

— Мной вы не занимались! — напряженно проговорил Марлин.

— Конечно, занимался. В числе других, — подтвердил Доулиш. — Очень тихо и постепенно, уже довольно давно. Не много потребовалось времени, чтобы обнаружить ваши связи здесь. Кто-то должен был следить за Тэвноттом, и кто сделал бы это лучше, чем Хортон, старый друг семьи? Думаю, вы воображали, будто подозрение падет на него, а не на вас. Думаю также, что вы были готовы вывезти Хортона из страны, если бы он попал под подозрение, но в конце концов не рискнули сделать это.

— Вы… вы наверняка лжете, должны лгать, — произнес Марлин, но говорил он без убежденности. — До сегодняшнего дня вы понятия не имели, что он хотя бы отдаленно связан с этим.

— Знаете, для человека, который так далеко зашел, вы на редкость наивны, — сказал Доулиш. — Конечно, я знал об этом.

— Но ведь вы не приезжали сюда до вчерашнего вечера. Вы мне это сами сказали!

— Я хотел, чтобы вы считали, будто меня после смерти Халла интересуют только Хэйл и Бэнфорд-Мэнор. Но я уже давно вел наблюдение. Неужели вы думаете, что иначе я смог бы действовать с такой быстротой? Наконец я получил предлог показать свой интерес к происходящему здесь.

— Да вы и не думали вовсе…

— У меня здесь кое-кто работал, — прервал его Доулиш. — Новая постановка дел в Бэнфорд-Мэноре давно была загадкой, и мы расследовали деятельность Дэвида Тэвнотта. Нам были известны все его маленькие фокусы, даже привычка обворовывать собственного отца, когда ему нужны были еще деньги. Что он делал с этими деньгами, Боб? Вкладывал в вашу организацию свой пай? Этого я совсем не понимаю. Зачем ему было нужно столько денег? У вас их много. Что он делал с этими деньгами?

Марлин, он же Коллис, посмотрел вниз на лежавшего на полу юношу и, казалось, в первый раз осознал, что означает его длительное молчание. Он дернулся, и снова его пальцы сжали прибор.

— Вы его убили!

— Возможно, — ответил Доулиш. — Вряд ли он заслужил снисхождение. Зачем ему нужны были деньги? Вы можете без страха объяснить мне: ведь этого мне уже не рассказать никому. — Когда Марлин не ответил, Доулиш продолжал с внезапным гневом: — Меня от вас тошнит. Вы держите палец на кнопке, и я не смею ничего предпринять из-за этого, а вы ведете себя как испуганный кролик. Я ведь никак не могу помешать вам убить меня и сбежать. Вы не можете вернуться в Лондон, но… — Он оборвал себя, глаза его расширились, и он продолжал более громким голосом: — Он что, потому хотел столько денег, что откладывал их на случай вашего бегства?

— Я никогда не прибегаю к ненужному риску, Доулиш, — уклонился от ответа Марлин. — Я хочу знать правду, понимаете? Я хочу знать, действительно ли вы проводили эти расследования… — Он прервал себя на полуслове.

Доулиш рассмеялся.

— Ну как можете вы знать точно, проводил я их или не проводил? Вы не можете рисковать. Вы можете только примириться со своими потерями и бежать, пока не поздно.

— Я заставлю вас сказать правду, — почти завизжал Марлин. — Возьмите его в передаточную комнату, — продолжил он, и, когда его спутники не двинулись с места, добавил: — Он не будет вам мешать. Он знает, что произойдет, если он попробует это сделать. Заберите его в передаточную комнату. Знаете, что мы можем там сделать, Доулиш? — Он растянул губы в усмешке. — Мы можем сделать передачу на вас, мы можем передать только вам звуковые волны, которые сведут вас с ума. Мы можем сделать так, что вы почувствуете, как будто внутри вашей головы вращается нож, все быстрее и быстрее. Когда мы с вами закончим, вы будете ненавидеть себя за то, что сразу не сказали всей правды. С самого начала! — Он замолчал, глаза его сверкали, в уголках губ белела пена.

И тогда Доулиш угрожающе шагнул вперед.

— Не подходите ближе! — закричал Марлин и поднял правую руку с маленьким приборчиком дальнего контроля. — Идите с ними, или я включу на полную мощность, и ни одной живой души не останется во всем поместье!


Между тем люди в окрестностях мирно спали: все, кто жил на территории поместья, все, кто жил в Хэйле, в коттеджах, разбросанных вокруг, молодые и старые, вдовы и жены, девушки и дети.

Не спали и были наготове в пределах убийственного действия звука сотни молодых солдат, почти столько же полицейских — мужей, отцов, сыновей, чьи родители находились за сотни, а некоторые — за тысячи миль отсюда. Эти люди были в опасности. Если бы Марлин нажал на кнопку, все они должны были бы умереть.

И все звери и зверьки на полях. Доулиш не сомневался в этом. Он знал о почти неминуемой опасности, о разрушительной силе того, что держал в своей нетвердой руке Марлин.

У Шейлы Бернс тоже не было сомнений.

Она знала, что смерть очень близка, чувствовала, что Доулиш без борьбы не сдастся. Такой человек, как он, попытается отобрать прибор у этого человека с почти беспредельной властью.

Широко раскрыв глаза, она смотрела на Доулиша, стоявшего в стороне от нее, и не могла понять его неподвижности, когда двое мужчин с явной неохотой стали приближаться к нему.

Рядом с его мощной фигурой они выглядели такими жалкими и маленькими. Однако он допустил, чтобы они взяли его за руки. А когда это произошло, они сразу расхрабрились.

— Заберите его в передаточную комнату, — снова приказал Марлин. — Скорее!

— Боб, — мягко проговорил Доулиш, — ты зря теряешь время, ты же знаешь.

— Вот там ты увидишь, теряю я время или нет!

— Теряешь, — повторил Доулиш. — Я же тебе сказал, что за этим местом наблюдают. Сказал? Но я не сказал тебе кто…

— Что ты имеешь в виду?

— Ведь нет никакой уверенности в том, что каждый из тех, кто сейчас держит мои руки, по-настоящему тебе предан, — сказал Доулиш и, резко взметнув руками, отбросил их от себя так, что они полетели в разные стороны. — Хотел бы ты узнать, кто был моим шпионом?

— Ты все еще врешь! У тебя нет шпиона в Мэноре! — закричал Марлин.

— Нет, есть, — произнес женский голос, и Марлин, обернувшись к двери, увидел Рут Десмонд. В ее правой руке был крошечный автоматический пистолет, направленный в грудь Марлина. Как только Марлин повернулся к двери, Доулиш рванулся к нему и выхватил у него из рук электронное контрольное устройство.

Он победил смерть! Ему удалось!

— Привет, Рут, — лаконично сказал он. — Я думал, ты никогда не придешь.

— У Гая были трудности с принятием решения, — отозвалась Руг, — но в конце концов он решил, что достаточно меня любит, чтобы помочь мне бежать.

Рядом с Рут появился Гай Эванс, дрожавший с головы до ног. Рут выглядела такой юной, хорошенькой, полной кокетства, что казалось невероятным, чтобы именно она в единственную решающую секунду держала их судьбу в своих руках.

— Ты? Ты работала на Доулиша? — ахнул Эванс.

— Да, — ответила Рут. — И самым трудным было притворяться, что мы незнакомы. Даже когда мы были одни, мы не могли быть уверены, что в самой земле нет подслушивающих устройств.

Марлин не проронил ни слова. Ни тогда, ни когда они вывели его наружу, навстречу полиции и военным, подоспевшим в ответ на радиовызов Доулиша. Там были и Сим, возбужденный и энергичный, и какой-то молодой офицер, и расстроенный сэр Хьюго Тэвнотт, которого нашли в одном из коттеджей и который, услышав о смерти сына, был на грани обморока.


— Меня занимает этот человек, — говорил немного времени спустя Доулиш Симу, Рут, Гаю Эвансу и Шейле Бернс. — Ведь у него были выдающийся ум, большое духовное мужество и широкое видение мира, в своем роде, разумеется. И еще, конечно, он был абсолютно безжалостен. Но когда ему пришлось оказаться лицом к лицу с физической опасностью и позором, он сломался. Стал почти шизофреником, — добавил он. — Я напишу это в рапорте. Вы знаете, что такое шизофреник, Шейла?

— Я не вчера родилась, — ответила Шейла, и, хотя это был не очень остроумный ответ, все рассмеялись, успокаиваясь от потрясения. — Как вы думаете, Коллис или Дэвид Тэвнотт подозревали, что у вас здесь шпион?

— Да, но я думаю, они подозревали, что этот шпион вы, что вы придумали дурацкую историю, а я притворился, будто верю ей, чтобы вы смогли втереться в доверие к Хортону, — объяснил Доулиш. — Но дело в том, что вскоре после того, как я начал подозревать, что Коллис использует Бэнфорд-Мэнор, я открыл Рут. Не много времени понадобилось мне, чтобы понять, какая она мужественная и достойная доверия девушка.

— Да, она такая и есть! — пробормотал Гай Эванс, сидевший на ручке ее кресла.

— А что насчет Хортонов? — спросила Шейла.

— Они были в этом замешаны по уши, — сказала Рут. — Я слышала, как Джим Хортон рассказывал Дэвиду, что он ехал за вами случайно, а когда вы врезались в сугроб, решил, что вы инсценировали аварию. Так что вы отвлекли внимание от меня, — добавила она. — Это было очень кстати. А как они забрали вас из коттеджа?

— Думаю, вскоре после ухода мистера Доулиша, — ответила Шейла.

— До того, как мои ребята взяли все под контроль, — сделал гримасу Доулиш. — Нам надо было завтракать в две смены. По правде говоря, — продолжал он мягко, — ваше путешествие, Шейла, было не совсем бесполезно. Я могу вам сказать, что Эрик Паркер едет в Австралию, как вы и думали, но… — Он замолчал.

— Теперь это стало как-то неважно, — сказала Шейла. — Думаю, когда-нибудь то чувство горя снова вернется, но сейчас мне все равно. — Она задумчиво посмотрела на Доулиша. — А знаете, я ведь так и не в курсе, в чем, собственно, все дело?

— Небольшое мероприятие международных фальшивомонетчиков, — небрежно ответил Доулиш. — Шантаж. Но теперь нам все известно, и, когда наши умные ребятки из задних комнат закончат, мы будем знать и секрет высокочастотных волн тоже. По-моему, здесь как-то обработали обычные пищики, и те стали испускать волны. Но почему-то они не смогли избавиться от звука. Вне всякого сомнения, они именно эти пищики использовали, чтобы сделать жертвы перед похищением беспомощными, и почти наверняка они могли контролировать радиус их действия. Кто знает, может быть, найдут способ сделать их полезными человечеству.

Шейла долго и пристально смотрела на него.

— Вы необыкновенный человек, — сказала она. — Ей-богу.


На следующее утро Доулиш направил свой рапорт всем полициям мира, его проинтервьюировала пресса, телевидение и радио. Затем он отправился к министру внутренних дел с просьбой, чтобы Гая Эванса привлекли только в качестве свидетеля.

— Не вижу причин для возражения, — заверил его министр. — А его роман с Рут Десмонд серьезен?

— Меня это не удивило бы, — ответил Доулиш.

— А как сэр Хьюго теперь, когда он потерял сына?

Доулиш подумал и ответил:

— Я думаю, что сумасшедшая жена и злобный сын уже давно превратили его жизнь в ад. Возможно, теперь ему станет немного легче.


Почти в то же время, когда состоялся этот разговор, Рут Десмонд зашла в кабинет к дяде и увидела, что он стоит у окна, выходящего в белый от инея парк. Трава, деревья, кусты — все было серебряным. Сэр Хьюго повернулся и окинул взглядом юную стройную девушку, полную свежести и обаяния. Старый человек, отягощенный своими несчастьями и заботами. Она подумала, что сегодня он выглядит не таким измученным, как накануне.

— Рут, — сказал он, — когда ты впервые начала помогать этому Доулишу?

— Когда впервые поняла, что шуточки Дэвида более серьезны, чем казалось. Дядя Хьюго, мне очень неприятно говорить, но…

— Не надо бояться говорить об этом, Рут. — Тэвнотт вдруг, впервые за много лет, улыбнулся. — Я рад, что нашелся хоть один человек, связанный с Тэвноттами, кто все еще верит в правду и верность. Ты очень не любишь это место?

— Не люблю? Я обожаю его! — воскликнула она.

Лицо старика осветилось радостью.

— Ты останешься и будешь со мной работать, помогать мне? — Он помолчал и твердо добавил: — Помогать хотя бы немного исправить зло, которое причинил мой сын.

Она подошла к нему и взяла его руки в свои. Со слезами на глазах они смотрели на прекрасную землю за окном.




ББК 84.4 (Вл.)

К82


Составитель Н. Саркитов




Кризи Джон

К82 Вопль убийства. Сборник: Романы. / Собрание сочинений — Перев. с англ. — М.: «Канон», «Гранд-Пресс», 1994. — 400 с.


В этот том собрания сочинений Джона Кризи включена повесть «Странный уик-энд инспектора Роджера Уэста» а также романы, опубликованные им под псевдонимами Гордон Эш («Вопль убийства») и Джереми Йорк («Я не собирался убивать»).


К 4703010100-008 Подписное

4У5(03)—94


ББК 84.4 (Вл.)


ISBN 5-86999-010-6 (т. 8)

ISBN 5-86999-004-1


© Составление, оформление: издательство «КАНОН», 1994.

По вопросам оптовой закупки книг обращаться: 121165, г. Москва, ул. Студенческая, дом 39. Издательство «КАНОН» Тел. 240-61-93.


БОЛЬШАЯ БИБЛИОТЕКА КРИМИНАЛЬНОГО РОМАНА


Кризи Джон

ВОПЛЬ УБИЙСТВА

Собрание сочинений


Заведующая редакцией Н. Зорина

Редакторы Т. Саркитова, Е. Белова

Художественный редактор Н. Смирнова

Художник И. Воронин

Корректоры Л. Далимова, О. Андрюхина

Компьютерная верстка В. Родин


Издательство «КАНОН», 121165, Москва, ул. Студенческая, дом 39, Информационно-издательский центр «Гранд-Пресс», 123557, Москва, М. Грузинская ул., 38

ЛР № 030519 от 15 апреля 1993 г.


Подписано в печать с оригинал-макета 25.03.94. Формат 84×1081/32. Печать офсетная. Бумага офсетная. Гарнитура тип Таймс. Усл. — печ. л. 21,0. Тираж 60 000 экз. Заказ 327.


Отпечатано в типографии издательства «Белорусский Дом печати». 220013, Минск, пр. Ф. Скорины, 79

Джон КРИЗИ БУРНАЯ НЕДЕЛЯ ГИДЕОНА

Глава I ВАЖНЫЙ ДОКУМЕНТ

Утром в понедельник, отправляясь из дома на работу, Джордж Гидеон, ответственный сотрудник уголовного розыска, отчетливо представил себе, как в эти минуты его подчиненные в Скотленд-Ярде наводят к его приходу последний лоск на рапорт о последних событиях. Он живо представил себе, какие забавные гримасы строит при этом его заместитель Леметр и все те, кто помогал ему шлифовать этот ответственный документ. Но разве он сам не поступал точно так же задолго до того, как его назначили «комендент»? Это совсем недавно введенное звание несколько действовало ему на нервы, и по многим причинам Гидеон предпочитал ему свой прежний титул старшео полицейского офицера "главный суперинтендант". Но это новое качество давало Гидеону определенные преимущества, было уже по-настоящему серьезным звеном в иерархии чинов, и, не лишенный человеческих слабостей, он, достигнув вершины служебной лестницы, мог наконец позволить себе несколько покупаться в лучах славы.

Последние несколько долгих недель на большей части Англии стояли свирепые морозы, дважды парализовывавшие дорожное движение в Лондоне. Поэтому сегодняшнее по-весеннему теплое утро было донельзя желанным. Но только не для Гидеона, который, оставаясь до мозга костей полицейским, предпочитал холодную погоду, ибо тогда вся эта свора правонарушителей, орудовавшая под покровом ночи, попадала в условия, мешавшие им действовать быстро и уверенно, — они ненавидели торчать на углах, клацая зубами, скользить по обледеневшим улицам на пронизывавшем насквозь ветру, от которого сводило руки. Так что ничего удивительного не было в том, что с наступлением морозов произошел спад криминальной активности, и хотя в последнее время было чертовски студено, зато для полиции это был один из самых спокойных периодов.

Гидеон повернул на Парламентскую площадь, какое-то время постоял перед красным глазом светофора, ответив на приветственный жест узнавшего его полисмена, а затем неспешно двинулся вдоль Темзы; река, окутанная белесым утренним туманом, мрачно катила свои воды. Подъезжая к Скотленд-Ярду, он обратил внимание на машину угро, стремительно выскочившую из ворот и на бешеной скорости умчавшуюся в направлении Блэкфраерз и Сити. Что ещё у ним там приключилось, подумал Гидеон, наблюдая, как водитель лавирует между машинами с виртуозностью, редкой даже для сотрудника его службы. Гидеон в свою очередь въехал во двор Ярда, где за ним было закреплено специальное место. Это была одна из привилегий его новой должности: никто не посмел бы покуситься на его стоянку.

Затем, чувствуя, как его появление привлекло всеобщее внимание, Гидеон степенно ступил на лестницу, что вела в служебные помещения. Его и в самом деле заметили все — как полицейские и инспектора, сновавшие по коридорам, так и просто любопытные, стоявшие за окнами, и уж наверняка вот тот капрал, что, таясь, умчался к кабинету главного инспектора Леметра, чтобы предупредить его о приходе «шефа».

Но Гидеон не представлял себе, что даже те, кому было нечего сторожко воспринимать его в силу служебной необходимости, тоже уже почувствовали его присутствие путем какого-то необъяснимого телепатического феномена. А все потоау, что он не слишком хорошо отдавал себе отчет в своеобразии своего физического облика; он знал, что, как и многие его сослуживцы, был крупным мужчиной, но ему и в голову не приходило, что лишь он один обладал таким могучим телосложением и столь широкими плечами. Росту в нем было полных метр девяносто, а пристрастие к просторной одежде лишь усиливало впечатление о массивности его фигуры; передвигался он с подчеркнутой медлительностью, но в четком ритме, становившемся, если того требовали обстоятельства, угродажщим. Гидеон всегда ходил, как человек, точно знавший, куда он направляет свои стопы, и никакое препятствие на пути к поставленной цели неспособно было остановить его.

Гидеон мимолетно усмехнулся при мысли о Леметре, который сейчас спешит поставить последнюю точку в своем отчете, и повсюду мгновенно разлетелась новость о том, что сегодня у начальства хорошее настроение. Когда он достиг последней ступеньки лестницы, его встретил своей неизменной улыбкой дежуривший капрал, в то время как молодые полисмены отдали ему честь строго по уставу. У лифта выжидал свежо выглядевший человек со светлыми глазами, в новом с иголочки костюме со слишком рьяно отутюженными складками и, по-видимому, несколько стеснявшем его в проймах. Когда спустилась кабина, он пропустил Гидеона вперед себя, а войдя, напряженно прижался к стенке, словно тремясь превратиться в барельев.

— Хэлло, Джо! — поприветствовал однорукого лифтера Гидеон.

— Погода, похоже, налаживается, не так ли? — ответил тот с безучастным видом человека, привыкшего за двадцать лет службы возить в своем лифте больших шишек Ярда.

— Добрый день, сэр! — произнес молодой цветущего вида сотрудник, покраснев, как маков цвет.

— Привет! — отозвался Гидеон. Затем, сбив щелчком на затылок шляпу, поскольку в кабине было душновато, бросил ему: — Вы ведь Эббот?

— Так точно, сэр.

Он, казалось, так и засветился от восторга. "Ну что ж, отлично", подумал Гидеон: должно быть, этот сослуживец ещё не пресытился своей работой и не приобрел ещё излишней самоуверенности… или, во всяком случае, не будет таким до окончания опасного для карьеры периода стажировки на инспектора. По всему видно, неплохой парень. Сколько ему: двадцать шесть? Или, может быть, двадцать семь лет? Он прошел свое боевое крещение во время патрулирования улиц города, когда пришлось вступить в стычку с двумя хулиганами, только что угнавшими автомобиль. Для него она обернулась растяжением связок, багровым фигналом под глазом и больничным на неделю. Но ворюги были задержаны и сидели теперь за решеткой! Гидеон это отлично знал, как он был прекрасно осведомлен вообще обо всем, что касалось любого из сотрудников Ярда…

— Если такая погода прочно установится, — продолжал Гидеон, — то, сдается мне, что преступники скоро зададут нам жару.

— Вы так считаете, сэр?

— Думается, что к этому все и идет…

Лифт в это мгновение остановился, и Гидеон вышел, сделав рукой дружеский жест в сторону Эббота, буквально вдавившегося в стенку кабины, пропуская его.

Кабинет, который Гидеон разделял с главным инспектором Леметром, находился тут же, стоило лишь завернуть за угол. Он ничуть не удивился, увидев, что его дверь слегка приоткрыта, чтобы Леметр или, в крайнем случае, кто-то из его сотрудников могли бы увидеть начальника на подходе. У Гидеона мелькнула мысль, не догадался ли Леметр запустить по участкам циркулярку о возможности активизации кримирального мира в ближайшее время, и, решив, что едва ли он это сделал, толкнул дверь.

Леметр, высокий, худощавый, если не сказать просто тощий, стоял с телефонной трубкой в руке. Он был без пиджака, расслабил узел галстука и расстегнул воротник сорочки; его черная и жидкая шевелюра была тщательно зализана, несмотря на то, что по лбу инспектора струился пот.

— О'кей! — закончил разговор Леметр, кладя трубку на рычаг. — Ну и утречко выдалось!

Гидеон прикрыл за собой дверь, а Леметр тем временем скорчил вымученную улыбку.

— Привет, Джордж. Как провел уик-энд?

— Очень даже неплохо. Отдых на полную катушку. Набрался сил на всю предстоящую неделю. А как тут у вас идут дела?

— Да так себе, ни шатко ни валко, — откликнулся Леметр. — Странно как-то получается: стоит тебе укатить на уик-энд, как сразу откуда-то вылезает куча неприятностей, и нас заваливают делами, которые лишь ты знаешь на зубок. Все это отражено в рапорте. Но в целом все довольно спокойно.

Гидеон разместился за своим широким столом, на котором уже лежал подготовленный коллегами отчет о последних событиях, причем, Леметр в последнюю минуту что-то приписал туда от руки.

— Что произошло сегодняшним утром? Я видел, как из Ярда пулей вылетела наша машина.

— В банке Келли, что на Флит-стрит, взломали сейф, — тут же отозвался Леметр. — Я попросил Дули смотаться туда. Кинг-Хедден послал своих парней, чтобы прояснить вопрос с «пальчиками». У них там не было никакой охраны, так что ограбление могло произойти в любой время в течение этого уик-энда. Похоже, мы опоздали, но чем черт не шутит?

В этой реплике был весь Леметр. Целиком. Делает поспешные выводы, а в результате так и не продвигается по службе дальше инспектора. И никакой надежды, что положение может выправиться. Сам себя он удержать был не в состоянии, и ничто не могло сломать эту дурную привычку. Сам тембр его голоса, все его поведение красноречиво подчеркивали одну мысль: Я, Леметр, полагаю, что мы останемся с носом.

— Ты знаешь водителя автомобиля?

— Это недолго установить, — ответил инспектор, снимая трубку телефона, пока Гидеон, вытирая уже вспотевший лоб, освобождался от пиджака. — Полагаю, что единственное, по-настоящему важное, событие с последней пятницы, — продолжал он, — это арест молокососа, убившего малышку Винифриду.

— Ты уверен в этом? — бросил взгляд на своего зама Гидеон.

— Проще пареной репы. Все налицо: отпечатки пальцев, обуви, его нож. Известно также, что в послеобеденное время в четверг он был с ней и крайне ревниво отнесся к тому, что она его оставила. Его зовут Роуз<$F<|>По-английски означает «роза» (примеч. переводчика).>. Вот умора, не правда ли?

— А что тут смешного? — удивился Гидеон чуть ли не в агрессивной манере. Но Леметр уже устремился к телефону.

— А это ты, Фредди?.. Нет, ничего особенного… Шеф на месте… И он хотел бы узнать фамилию водителя, только что выехавшего в банк Келли… Ах так, значит… Сэмми Браун… Нет, не в курсе. Подожди чуток.

Леметр отстранил от себя трубку, но так, чтобы Гидеон и Фредди, оба, могли его слышать, и произнес:

— Он хотел бы узнать, не случилось ли чего-нибудь.

— Да нет, — ответил Гидеон. — Просто Сэмми — преотличнейший водитель, и лучше его использовать для более серьезных дел… Я сам чуть позже переговорю об этом с Фредди.

И Гидеон углубился в рапорт, задержавшись в конце взглядом на разделе, касавшемся обвинения, выдвинутого против некоего Уильяма Роуза в убийстве Винифриды Этель Нортон, названную "девушка с подснежниками". Ее обнаружили мертвой, сжимавшей в руке букетик этих весенних цветов. В пятницу утром пресса только об этом и писала, сделав это дело гвоздем недели, если не месяца.

Впрочем, рапорт мало что добавлял к тому, что уже было известно: расследование велось самым что ни на есть классическим способом и быстренько вывело на Уильяма Сиднея Роуза, приятеля этой девушки. В целом дело это относилось к компетенции квартального участка, хотя представитель Ярда и присутствовал при аресте.

— И все же, чего ты нашел тут забавного? — не угомонялся Гидеон.

— Как? Ты все ещё не понял? Так Роуз же! — с радостным видом воскликнул Леметр. — Ты совсем растерял чувство юмора, Джордж! Смотри: "девушка с подснежниками" убита мужчиной по имени «Роза». Дошло? Ро-уз!

Гидеон опустил взгляд на донесение.

— Гм, насколько вижу, так и не взяли до сих пор этого лихача из Баттерси?

— Нет, — признался Леметр, который наконец-то понял по настроению Гидеона, что с ним сегодня утром особенно не разговоришься. И он принялся разбирать кипу рапортов, которые следовало сначала доложить Гидеону, прежде чем отправить их «наверх» — к помощнику Комиссара.

Обычно самое спокойное в течение дня время приходилось на период с девяти до десяти часов, и телефон с четверть часа действительно молчал. Это позволило Гидеону быстро просмотреть рапорт, сделав на полях напротив некоторых обзацев «галочки» с целью попозже повнимательнее вчитаться в эти места. Ничего суперординарного и впрямь за уик-энд не произошло: в ночь с пятницу на субботу семь краж со взломом, в следующую ночь — четыре; два пожара, один из которых расценивался как явный поджог; дальше следовали банальности типа обычного улова в стельку пьяных проституток, драка перед бистро в Степни, в ходе которой драчуны порезали себе лица стеклами разбитых бутылок (обоих поместили в больницу, но жизнь их была вне опасности). Приводился список лиц, подозреваемых в причастности к валютным махинациям; из Швейцарии поступил сигнал о некоем типе, якобы сокрывшем в багаже пятьсот часов. В сущности абсолютно ничего сенсационного. Не было ничего, что предвещало бы бурную неделю… разве что сообщение о наступлении хорошей погоды. Единственное исключение, которое могло раззадорить Гидеона, — это дело "девушки с подснежниками". И каким бы жестоким и суровым человеком ты ни был, все равно у тебя найдутся свои слабости. У Гидеона было три сына. Но и три дочери тоже, причем самая младшая как раз в прошлый четверг ездила собирать подснежники в какую-то глухомать в провинции Суррей. А эта "девушка с подснежниками" отправилась в те же часы за теми же цветами в отдаленное местечко в Кенте, и именно там её зверски убили, нанеся одиннадцать ножевых ударов. Самого трупа Гидеон не видел, только фото, но в память буквально вгрызлась эта картина: судорожно зажатый в левой руке букетик поникших подснежников…

Тишину разорвала трель телефона. Что за сообщение сейчас поступит? Не предвестник ли это расследования какого-нибудь сенсационного преступления? Или же выхов к замдиректора Си-Ай-Ди<$F<|>CID — уголовно-следственный отдел.>? А может, какая-то смутная информация, какой-то неопределенный вопрос или расплывчатая деталь обыденной текучки? А вдруг предложат кое-что сообщить за определенную плату? А не портной ли это, спешивший пригласить его на примерку заказанного нового костюма? А то и вовсе звонок от сына или жены, хотя сиё случалось крайне редко.

Гидеон поднял трубку, не подозревая о надвигающейся катастрофе. Он и глазом не могнул, когда телефонистка передала ему, что с ним желает переговорить мистер Рипли из Манчестера.

— Соединяйте.

Леметр поднял глаза на Гидеона, изобразившего на лице гримасу.

— Манчестер? Должно быть, это та история с фальшивыми деньгами, пробормотал Леметр. — В прошлую пятницу там конфисковали шестьдесят пять купюр — все достоинством в один фунт стерлингов.

Гидеон молча кивнул, хотя его жест и нельзя было расценить как согласие с мнением инспектора. Рипли ни за что не стал бы звонить из Манчестера по делу, которым Ярд уже занимался. Он слишком хорошо знал этого Рипли ещё с тех времен, когда тот только начинал работать в Скотленд-Ярде. И тот стал его другом в той степени, в какой можно было считать, что у Гидеона имеются таковые. Гидеон был уверен, что Рипли не станет вызывать его из такого далека, если бы дело в действительности не было настолько срочным.

Гидеон терпеливо ожидал; на линии слышались посторонние шумы, перекликались между собой телефонистки. Затем неожиданно прорезался совершенно незнакомый голос.

— Весьма сожалею, мистер комендент, но суперинтендента только что спешно вызвали по делам. Он позвонит вам, как только сможет.

— Ладно, — бросил Гидеон, не выказывая никакого нетерпения. — Но что все-таки у вас там стряслось?

— Массовый побег заключенных из тюрьмы Милуэйз. Мы тут все на ушах стоим. И мистер Рипли хотел, чтобы вы были предупреждены о случившемся как можно скорее. Я перезвоню вам попозже, сэр.

Он повесил трубку раньше, чем Гидеон успел вымолвить хоть словечко.

Глава 2 ПОБЕГ

Джордж Гидеон как-то заторможенно положил трубку на рычаг и сообщил Леметру о происшедшей катастрофе. Тот стремительно встал, пошарив в кармане, достал сигарету и, выйдя на середину кабинета, закурил. Его глаза сузились, губы сжались в узкую полоску. Он отрывисто спросил:

— Массовый побег?.. Держу пари, что Бенсон тоже удрал!

Гидеон в свою очередь извлек свою трубку из дерева дикой вишни, но разжигать её не стал — просто слегка провел пальцами по шероховатому чебуку. Это как-то его успокаивало.

— Леметр, ну что ты так завелся? В тюрьме Милуэйз — более тысячи заключенных. И я не думаю, что сбежало из них более полудюжины. Ничто не дает нам оснований считать, что Бенсон — в их числе.

У Леметра достало ума, чтобы не вступать в дискуссию по этому вопросу.

— Меня поражает другое, — продолжал Гидеон. — Как это они ухитрились совершить побег при той погоде, что стояла в конце недели? Ведь в прошлую субботу на Ланкашир обрушилась снежная буря и мне известно, что всю провинцию замело снегом, особенно в районе Милуэйз. Странная какая-то история!..

— Я мог бы позвонить в Манчестер и… — предложил Леметр.

— Нет, не стоит, — перебил Гидеон. — Лучше-ка сделайте следующее. Побыстрее сбросьте все текущие дела, как если бы нам впредь предстояло заниматься только этим случаем. Не думаю, что беглецам удалось к настоящему времени пробраться далеко на юг. А теперь — за работу!

— О'кей, — подавляя вздох, согласился Леметр. — С его начнем?

— Прежде всего — срочную депешу всем патрульным машинам, в особенности нашим, о необходимости проявлять повышенную бдительность. Ненастье отступает, и боюсь, как бы все это мое жулье не принялось за серьезные дела. Соответствущее указание разошлите во все участки. Подготовьте также полный обзор по досье на "девушку с подснежниками". Постарайтесь разузнать, не приступил ли уже к работе Берди в центральном уголовном суде. Стоит судье немного приболеть и сразу же повсюду возникает такая неразбериха. Приходится из-за этого переносить заседания. Ну, а затем…

Из уст Гидеона, как вода из-под крана, безостановочно потекли инструкции, наметки действий, бесчисленные вопросы. Все, начиная с капрала и кончая инспекторами, не говоря уж о простых «бобби», один за другим, отчитываясь, проследовали через его кабинет. Гидеон так проворно впитывал получаемые о них сведения, что, казалось, был в курсе самых мельчайших событий любого наизначительнейшего дела. Его память словно дублировала картотеку Ярда.

Уже три высокопоставленных лица из руководства полицией звонили ему, интересуясь побегом заключенных. Он даже подумал, не разнесла ли эту новость телефонистка… хотя, может быть, известие об этом поступило в Ярд по телетайпу? Гидеон немедленно отреагировал, осторожно и не привлекая внимания разобравшись в этом вопросе, поскольку терпеть не мог болтливости среди персонала. Оказалось, что все произошло по второму варианту, а именно: вскоре после его разговора с полисменом из Манчестера в Ярд поступило официальное сообщение о случившемся, кстати, мало что добавившее к тому, что уже было известно.

— Почему бы тебе не вызвать на разговор Рипли? — рискнул вставить реплику Леметр.

— Он сам мне позвонит, как только сможет, — невозмутимо отбрил Гидеон.

Лементр покинул кабинет. Гидеон ничуть не сомневался, что его подчиненный проведет следственные действия по делу Милуэйз со всей необходимой тщательностью, но все же предпочитал полагаться только на себя.

А что если Бенсон и в самом деле сбежал из тюрьмы?

Его размышления прервал звонок телефона: то был Рипли.

— Это вы, Джордж?

— Джим, что у вас происходит? Вы что, позамерзли все там что ли?

— Это скорей грозит вам — вот только выложу сейчас всю правду-матку, — угрюмо пробурчал Рипли. — Нужно, однако, честно признать, что они сработали ловко. Использовали момент обильного снегопада. Всего сбежало девять человек. Двоих мы уже прихватили. Они преодолели стену, предварительно утрамбовав нечто вроде лестницы в сгрудившемся около неё сугробе. Кому-то из охранников, понятное дело, положили на лапу, но… Меня не это сейчас терзает… Об этом пусть болит голова у начальника тюрьмы, и должен сказать, что он сегодня утром прилично влип. Главное — в другом: нет сомнений, что среди семерки, все ещё находящейся на свободе, — Бенсон.

— О, неужели! — медленно, растягивая слова, произнес Гидеон.

— Уверен, что когда докопаемся до истины, вскроется, что всю эту заварушку подстроил именно он. Единственный обнадеживающий момент: он десять раз подумает, прежде чем объявиться, даже если сумеет покинуть район Манчестера. Но уверенности в этом — никакой. Я хотел, чтобы вы оказались первым, кто узнал бы эту новость, так как никто лучше вас не знает этого типа Бенсона. Но префект полиции Манчестера не пожелал немного подождать. Вы ведь знаете его норов.

— Спасибо за информацию.

— Я знаю, что Бенсона нужно было бы повесить, — продолжал Рипли, словно угадывая потаенные мысли Гидеона. — Но этого не сделали, и я опасаюсь, что такой выродок, как Бенсон, чуть-чуть не загремевший на перекладину, сегодня не остановится ни перед чем, только бы избежать пожизненного заключения. А вдруг он теперь угомонился? Ведь провести три года в Милуэйз — это что-то да значит!

— Да, внешне так все и выглядит, — с горечью отозвалсяГидеон. — А кто ещё удрал с ним? Кто-нибудь из его банды?

— Именно… Джинго Смит и Уолли Элдермен. Остальные работали в одиночку. Полный список немедленно передадим по телетайпу.

— О'кей, Джим. Еще раз благодарю за то, что позвонил.

Хмурый и озабоченный, Гидеон неспешно повесил трубку. Затем, взяв блокнот, набросал список коллег, которым собирался дать указания по этому делу. Но прежде чем обзвонить их, он позволил себе несколько расслабиться. Следовало поразмышлять, хотя бы пару минут, а не чувствовать себя в положении, когда события так и подпирают. Любой побег из тюрьмы чрезвычайно взвинчивал Гидеона. И подобное напряжение, которое к тому же подхлестывала в таких случаях шумиха в печати, кончалось только с поимкой беглеца. А тут речь шла не о каком-то там заурядном преступнике, а о самом Бенсоне! Достаточно сказать, что от этой новости у некоторых от ужаса зайдется сердце и понадобится принять ряд мер, чтобы обезопасить таких лиц. В частности, жену Бенсона. То была давняя история, которую Гидеон, можно сказать, в какой-то степени пережил с самого начала. И главынй вывод, который он вынес из всего этого дела, состоял в том, что Бенсон — настоящий убийца.

Его следовало бы повесить, поскольку было установлено, что за одиннадцать лет он укокошил не менее двух человек. Полиция сумела-таки предъявить ему обвинение в преднамеренном убийстве, но получилось так, что жертва не скончалась от полученных ею ран. Было бы слишком смело утверждать, что этот человек все ещё оставался ижвым, поскольку в сущности, физически и морально, он превратился не более чем в жалкий осколок личности. Но закон не позволяет обвинить кого-либо в убийстве только потому, что тот приговорил другое лицо к "смерти заживо". И тогда Бенсона упекли на пятнадцать лет в тюрьму. Из них три он просидел в Милуэйз.

Внезапно его размышления прервал телефонный звонок. Гдиеон поспешно схватился за трубку.

— Гидеон слушает.

— Джордж, — сухо прозвучал голос заместителя директора или, другими словами, помощника Комиссара. — У вас не найдется пары свободных минут?

— Да, конечно. Тотчас же иду.

Гидеон нажал на кнопку и поднялся из-за стола. Он поправил галстук, надел пиджак и провел рукой по седой шевелюре. Открылась дверь, и на пороге возник молоденький капрал Джефферсон.

— Джефф, будьте добры, побудьте здесь до прихода Леметра. Или пока не вернусь я сам. Меня вызывает начальство.

И Гидеон вышел, двигаясь в своей обычной манере, — неторопливо, но так, что создавалось впечатление, что он сметет со своего пути всякого, кто осмелится ему помешать достигнуть поставленной цели. Неожиданно послышались чьи-то семенившие шаги, и Гидеон подавил появившуюся на его губах улыбку: то был Леметр, который, вывернув из-за угла, едва с ходу не врезался в Гидеона.

— Это был Бенсон! — сверкая от возбуждения глазами, воскликнул он.

— Леметр, бывают моменты, когда у тебя пробуждается талант ясновидца. Джефферсон побудет в кабинете, пока я потолкую с шефом. А ты срочно слетай-ка в архив и, если не трудно, попытайся немедленно разыскать досье на Бенсона и его дружков, Уолди Элдермена и Джинго Смита.

— Они тоже в бегах?

— Да. Возьми также дела на других и дозвонись до пяти полицейских, фамилии которых отмечены у меня в блокноте. Скажи им, чтобы были начеку. Причем, как следует. Думаю, что если мы в самое ближайшее время не отловим этого Бенсона, то нам придется весьма худо.

— Когда-нибудь это должно было свалиться нам на голову, — ответил Леметр. — Слишком уж спокойно все выглядело последнее время. Так что хватит отсиживаться в мягких креслах!

— Хэлло, Джордж! Садитесь, пожалуйста, — пригласил его помощник Комиссара. — Уик-энд удался?

— Прошел на славу. Спасибо.

— Да, за последние шесть недель вы впервые позволили себе отдохнуть в конце недели. По крайней мере, вчера хоть солнце порадовало вас. Садитесь же.

Гидеон обрушился всей своей массой на кресло.

— И что вы предприняли в связи с делом в Милуэйз? Уже получены какие-нибудь сведения?

— Не так уж много, — ответил Гидеон с той особенной улыбкой, которая предназначалась людям, приходившимся ему по душе. — Леметр сейчас как раз ими занимается. Я разослал указания в полицейские участки тех районов, где проживали до заключения сбежавшие, с требованием держать ухо востро. Намерен направить двух своих парней с наказом не спускать глаз с миссис Бенсон. Предпочитаю не передоверять столь ответственное дело местным силам. Ушло распоряжение всей полиции Лондона и близлежащих районов удвоить бдительность. Эх, если бы удалось сграбастать Бенсона в ближайшие часы, сколько бы мы сэкономили времени и денег! Во всяком случае, начало положено, и неплохое.

— Я не очень знаком с делом Бенсона, скорее только понаслышке, но теперь полностью отдаю себе отчет в том, что он действительно опасен и порочен и что материалы на него в этом смысле ничуть не преувеличивают. Вы меня убедили.

— Они верно отражают картину, — безапелляционно заявил Гидеон. — В то же время при тщательном рассмотрелии ситуации становится очевидным, что у него мало шансов уйти далеко по столь заснеженной местности. Полиция Манчестера уже поймала двух беглецов, и у меня есть основания надеяться, что и остальных водворят обратно в камеры ещё до конца ночи. Немного везения и… все утрясется.

— Ну и отлично, — удовлетворенно кивнул шеф. — Давайте рассматривать положение с оптимизмом, только с хорошей стороны. Но, честно говоря, я хотел бы поговорить с вами не столько об этом, сколько о другой истории. Вы уже прочли отчет об этом пресловутом Роузе и убийстве "девушки с подснежниками"?

— Нет. Ознакомился всего лишь с его кратким изложением.

— Мне казалось, что вопрос вроде бы ясен, но вот только что прочитал докладную инспектора Смедда из центрального отделения «Эйч-5»; она-то и заставила меня задуматься, — сказал шеф, протягивая Гидеону несколько отпечатанных листков и фотографию Роуза. — Ему всего лишь двадцать лет, и обычно, когда задерживают таких вот ребят, они после предъявления соответствующих доказательств признаются в чем угодно. Естественно, после разговора с адвокатом, убеждающим их в том, что спасти может только ложь, они берут свои слова обратно. Но странно, что этот парень с самого начала упорно все отрицает. Смедд говорит, что в отличии от своих сверстников, оказывающихся в подобных ситуациях, он абсолютно спокоен. Роуз из хорошей семьи, всего три месяца назад потерял отца, мать до сих пор не может опрвиться от этого горя. У него две сестры, одна старше его, другая моложе.

Все это шеф изложил присущим ему тоном — с этакой долей отрешенности, как если бы хотел извиниться за то, что располагает всеми этими сведениями.

— Смедд, — продолжал он, — кажется, вполне уверен в своих выводах, но я хотел бы, чтобы вы сами взглянули на юного Роуза. А что, если вам позвонить Смедду в удобное для вас время и попросить его… впрочем, может, вы сами заскочите к нему?

— Это вполне реально. Хорошо, я так и сделаю. Это все?

— Не совсем, — сказал помощник Комиссара, скорчив гримасу. Прокуратура направляет к нам нового следователя, который хотел бы поговорить о деле Эдмундсана. Ему впервые приходится заниматься вопросами, касающимися растраты казенных денег, и, если хотите знать мое мнение, он выглядит совсем ещё зеленым. Кому бы его поручить? Во всяком случае, не Гидеону!

Гидеон горячо поблагодарил его.

— Каммингс! Вот кто нам нужен! — воскликнул он. — Он в этом досье здорово разбирается. Конечно, немного не вышел годами, слишком молод, но если ему удастся засадить Эдмундсана за решетку, повышу его в должности. Дело, прямо скажем, трудное, но Каммингс тоже не лыком шит. Теперь все?

— Да. Вы что, очень торопитесь?

— Сдается мне, что сегодня выдастся нелегкий денек и мне следует все время быть начеку, — объяснил Гидеон. — У меня уже невпроворот работы до середины второй половины дня.

Он вышел, все так же неторопливо, и вернулся в свой кабинет.

— Минуточку, вот как раз и он, — воскликнул Леметр, поднимая глаза на Гидеона и прижимая трубку к груди. — Джордж, там, внизу, с тобой требует встречи молодая девушка. Говорит, что это очень важно. Не хочет называть своего имени, но заявляет, что она подруга твоей дочери Пруденс.

— Подруга Пруд? — удивился Гидеон. — О'кей! Пойду узнаю, что ей надо. Ты уже обзвонил всех полицейских, как я просил?

— Не путай быстроту с торопливостью, — дерзко отозвался Леметр.

Гидеон вышел и направился к лифту. Ему редко приходилось оказываться в неловком положении, но в этот раз… Пруденс, его старшая дочь, обзавелась кучей друзей в том мире, который он едва знал — среди музыкантов. Она сама играла на скрипке и обладала достаточным талантом, чтобы в девятнадцать лет сесть за пюпитр в Филармоническом Оркестре, что, как узнал Гидеон, просто замечательно, учитывая её возраст. На неё было совсем непохоже вот так взять и запросто направить к нему в Ярд одну из своих подружек. Если бы возникла такая необходимость, то, по меньшей мере, она предупредила бы его по телефону.

Но Гидеон придерживался принципа смело начинать вот с таких вот необычных ситуаций. Он спустился вниз.

Девушка была почти одного возраста с Пруд. Довольно красивая, свежая с виду, с мягкой кожей, голубыми глазами и явно не увлекалась косметикой. Ее лицо что-то ему напоминало. Но что именно? Приближаясь к ней, он поразился безграничному отчаянию, которым буквально переполнились её глаза, а также той нервозности, которую она — и это было совершенно очевидно пыталась скрыть. Она, несомненно, знала Гидеона в лицо, поскольку сразу же сделала ему шаг навстречу. Но затем, не произнеся ещё ни слова, заметно заколебалась, и Гидеон, чтобы как-то расковать её, мягко улыбнулся, как он сделал бы это в адрес своей дочери Пруденс.

Гидеон вдруг понял, почему с самого начала это лицо показалось ему знакомым.

Она была похожа на Уильяма Роуза, того самого, кого обвиняли в убийстве "девушки с подснежниками", как сестра может быть похожа на брата.

Глава 3 АЛИБИ РОУЗА

В характере Гидеона была некая суровость, без которой он никогда бы не смог занять нынешний пост. Он был сугубым реалистом. Причем настолько, что большинству бросался в глаза лишь этот аспект его личности, и они не замечали других, например, той сентиментальности, которую вызывали в нем уязвимость и слабости молодежи.

И в основе этой мягкости была не мысль о своих шести отпрысках; нет, её истоки восходили корнями к прошлому. В свое время у него был и седьмой ребенок, мальчик, который умер, когда он, несмотря на уговоры жены, ушел на работу. С тех пор он постоянно терзался чувством вины, его мучали всплески угрызений совести. Но особенно сильно на его мироощущении сказалась та боль, которую испытала от этой потери жена Кейт, чье сердце буквально разрывалось от горя.

Так что Гидеон хорошо осознал свое слабое место: с самого начала он подметил, с каким обеспокоенным интересом он воспринял дело о "девушке с подснежниками" и арест юного Уильяма. И сейчас у него не было сомнений, что перед ним сестра последнего, взволнованная, почти испуганная его появлением.

Пожалуй, ей было где-то двадцать один год отроду. Волосы сильно кучерявились, а глаза отливали цветом меда; слегка накрашенные губы плотно сжаты, как если бы она боялась, нечаянно открыв рот, разрыдаться.

Надвигалась довольно-таки опасная ситуация, так что в данный момент у него оставался только один выход: подбодрить девушку и успокоить её. Поэтому он запнулся лишь на какой-то миг и тут же, протянув руку, с дружеской улыбкой шагнул навстречу. Затем, всего лишь в трех словах, Гидеон сумел создать у неё впечатление человека, от которого ничего не скроешь.

— Хэлло, мисс Роуз! Я и не знал, что вы подруга Пруд. Современные молодые девушки так много скрывают от своих отцов! — промолвил он, сжимая её холодную руку и чувствую по ответной, отнюдь не вялой, реакции, что это маленькое вступление возымело свое действие. — Надеюсь, не заставил вас долго ждать?

— Нет… я… Нет, — с трудом выдавила она из себя, закусила губу, и Гидеон почувствовал, что девушка находится на грани нервного срыва.

— А почему бы нам не пройти вон туда и не присесть, — предложил он, беря её под руку и увлекая за собой в небольшой салон, выходивший в коридор. Затем обронил, обращаясь к внимательно наблюдавшему за ними капралу, стоявшему недалеко в компании одного из полицейских.

— Как бы там насчет чашечки чая, Мэт?

— Мигом, сэр!

— Нет, скажем, минут так через десять.

Интересно, курила ли она? Гидеон вытащил из кармана портсигар, до отказа набитый сигаретами, которые предназначались только для угощения.

— Нет… нет, я не курю, — поспешно откликнулась она дрожавшим от волнения голосом, пристально взглянув ему в глаза. — А как вы узнали, кто я? Я ведь никому себя не называла.

— Вы очень похожи на своего брата, Мэри, — ответил Гидеон, который уже вспомнил её имя, прочитанное в отчете Смедда.

От его реклики она вздрогнула, отвернулась в сторону, затем вся напряглась.

— Да, я его сестра… Он не убивал Винифриду.

— В самом деле?

— Он бы не смог этого сделать.

Она произнесла эту фразу с таким пылом и горячей убежденностью, что Гидеон тут же насторожился. В нем сейчас звенела не только та сентиментальная струна, о которой уже упоминалось, но и нечто другое, что-то типа восхищения этим отважным в сущности совсем ещё ребенком, осмелившимся прийти к нему со ссылкой на дружбу с его дочерью.

— Если вы так уверены в его невиновности, помогите нам доказать это, — отреагировал он, внимательно изучая её вблизи.

Теперь она уже не отводила взгляд в сторону, наоборот, буквально вперила его в Гидеона с оттенком вызова, мелькнувшего в её глазищах. Но Гидеон продолжал говорить все тем же спокойным и убедительным голосом:

— Поверьте мне, мы вовсе не стремимся во что бы то ни стало держать его в тюрьме и подвергать такому суровому испытанию.

— Это вы так говорите! Но люди, арестовавшие Уилли, действовали совсем не так. Они с самого начала рассматривали его как виновного, горячо запротестовала девушка. — Его забирали при мне. Кстати, и со мной они вели себя ничуть не лучше. Даже заявили, что я только зря теряю время, пытаясь соврать ради его спасения.

Интересно, подумал Гидеон. Действительно ли все происходило именно так? Впрочем, это его ничуть не удивляло. Суперинтендент подразделения «Эйч-5» медленно, но уверенно приближался к пенсионному возрасту, и его участок работал не так хорошо, как хотелось бы. И, как это часто бывает там, где воцарились небрежность и беспечность, два или три офицера этого подразделения полиции вполне могли начать вести себя слишком вольно, проявляя суровость и даже совершенно нетерпимую жестокость. Полиция, конечно же, пользовалась такими методами, и они оправдывали себя с задубленными рецидивистами, но не с юношей без какого-либо уголовного прошлого и из благополучной семьи…

— Скорее всего полицейские были полностью уверены в том, что именно он убил девушку, — стараясь говорить весомо, ответил Гидеон.

— Нет, это невозможно!

— Почему?

— А потому, что это я была с ним в тот момент, когда, как утверждают, он находился вместе с Винифридой.

— А, вот значит как, — медленно, растягивая слова, ответил Гидеон.

Он ей не верил и теперь понимал, почему ребята из «Эйч-5» обошлись с ней столь бесцеремонно. Девушка собиралась сфабриковать алиби своему брату, и все говорило в пользу того, что она лжет; следовательно, было необходимо действовать быстро, иначе могли возникнуть большие неприятности. Она, несомненно, отличалась напористостью и владела сейчас инициативой, но если Гидеон и продолжал восхищаться её решительностью, то одновременно он и жалел её. Он считал, что у неё нет ни единого шанса его обмануть. Ни его, ни других полицейских. Он читал в её сердце так же свободно, как делал бы это в сердце матери, пытающейся любой ценой спасти свое дитя.

— Да, я была с ним, — настаивала девушка сдавленным от волнения голосом. — Мы ходили вместе в кино.

Да, дело принимало интересный оборот! Она утверждала, что была с братом в кино в тот час, когда зал был переполнен, а на улице народ терпеливо стоял в очереди за билетами. Заметить в это время двух молодых людей среди сотен пар, прогуливавшихся по улице, было практически невозможно. Такого рода алиби Гидеон знал слишком хорошо, так что уж тогда говорить о людях из подразделения «Эйч-5», которые на этом собаку съели.

— Мэри, — спросил он девушку, которая при упоминании своего имени вновь вздрогнула. — Мэри, сделали ли вы по этому поводу официальное заявление?

— Нет… Нет, я…

— Это нужно поправить, — живо ответил Гидеон. — Я сейчас все устрою, чтобы его запротоколировать. А во второй половине дня вы сможете вернуться, перечитать и подписать ваши показания. Я не хочу упускать ни малейшей детали, ни одного свидетельства, но не могу же я сам обрабатывать все это. С другой стороны, я лично вообще это дело не вел.

— Ах, если бы вы им занялись! — воскликнула девушка.

Девушка? Скорее молодая женщина, рассудил Гидеон, рассмотрев её поближе. У девушек совсем другая фигура; а она уже достигла полной зрелости своих форм, сохранив при этом привлекательную свежесть и простоту, граничившую с наивностью. Он незаметно прошелся по ней взглядом — по стройным ногам, вызывающе высокой груди и почувствовал, как сердце захлестнула волна той особенной теплоты, которую любой нормальный мужчина испытывает перед молодым и желанным созданием. Она, конечно, не осознавала, что её возглас: "Ах, если бы вы им занялись!" мог быть расценен им как самое извращенное лицемерие, как не могла почувствовать и того, что её желание польстить ему было слишком явным и бросалось в глаза.

— В конце концов, это дело ведется под моим контролем, и ничто не мешает мне заняться им. Но я должен, как и любой другой мой коллега, сначала изучить улики. Видите ли, что очень важно, так это показания свидетелей. Ну и, понятное дело, ваше заявление тоже. Когда вы его подпишите, мы будем расценивать его уже как свидетельское показание и, если дело дойдет до суда, вы должны будете предстать перед ним и поклясться, что говорите обо всем искренне, вплоть до мельчайших деталей. (Гидеон ожидал, что после этого она сломается. Однако этого не произошло.) Если суд присяжных… ну, в общем… на его решение может повлять и прямо противоположное показание. Представьте, например, что кто-нибудь видел вашего брата в другом месте, в то время, когда…

— Это невозможно, ведь он был со мной, — спокойно возразила Мэри.

И тут впервые Гидеон задал себе вопрос, не ошибается ли он и не слишком ли поторопился, как Леметр, с выводами.

— Итак, вы желаете сделать заявление и подписать его?

— Естественно.

— Хорошо, — живо отозвался Гидеон. — Сейчас вызову капрала. И все же хотелось бы уточнить одно обстоятельство: почему вы прикрылись именем моей дочери?

Гидеон принял суровый вид. Такой же, какой он напустил бы на себя перед Пруденс. Девушка покраснела, но только слегка.

— М… м… вы знаете, это не совсем неправда.

Взгляд Гидеона ещё больше посуровел. Молоденькая Мэри совсем зарделась, но продолжала мужественно стоять на своем.

— Я её немного знаю. Мы встречались с Пруд в консерватории Гилдхолл, когда я брала уроки фортепьяно. Она… ммм… мы все время приставали к ней с просьбами рассказать об отце потому, что вы интересовали нас. Настоящий детектив — это буквально завораживало, и мы постоянно толкали её на откровенность… В общем, если вы хотите, я вас как бы уже знала заочно.

Гидеон еле сдерживал улыбку перед таким простодушием:

— Да, теперь я понимаю. Все стало на свое место.

— И когда произошло это ужасное событие, — продолжала она торопливо, — а другие полицейские не захотели меня выслушать, я вспомнила о том, что мне говорила о вас Пруд. Вот почему я пришла именно к вам. При этом подумала, что если бы вы узнали, кто я, то не захотели бы встречаться со мной… но уж подругу Пруд примите обязательно.

— Знаете что, Мэри, — простецки произнес Гидеон, — любой человек может прийти в Ярд, чтобы встретиться со мной или с кем-нибудь из моих коллег. Совершенно незачем заручаться чьими-то рекомендациями. И виновен ваш брат или нет, у нас нет иного желания, как помочь вам, вам и вашей матери, и…

Гидеон внезапно замолчал, увидев, что на глаза Мэри навернулись слезы. Похоже, сейчас она ещё более пала духом, чем тогда, когда переступила порог этого салончика. Отвернувшись, она вцепилась в ручку кресла, безучастно устремив полный печали взгляд на зарешеченное окно. Когда, постучавшись, вошел полицейский с полным подносом, Гидеон облегченно вздохнул.

— Поставьте сюда, — распорядился он и шепотом добавил: — Пригласите сюда женщину-полицейского и скажите, чтобы захватила с собой аспирин.

Полисмен, показав кивком головы, что понял, вышел. Гидеон повернулся к девушке и предложил ей чашку чая:

— Выпейте, Мэри, пока ещё он горячий.

Она вскинула на него глаза, но никак не отреагировала на его предложение.

— Вы ведь мне не верите, — с грустью произнесла она. — Как и все остальные, хотя это — сущая правда. Мы и в самом деле были в кино. Уилли поссорился с Винифридой и был в отчаянии. У него не было денег и… я его пригласила. Но никто, абсолютно никто не хочет мне поверить.

Если бы она ещё добавила: "И мне так страшно", то картина приобрела бы завершенность и искренность.

Да, сомнений не оставалось, наступило время пойти познакомиться с юным Уильямом Роузом.

Женщина-полицейский, пришедшая успокоить девушку, по возрасту была не так уж и старше её, но хорошо знала свое дело и сразу все поняла. Затем Гидеон приказал прислать стенографиста, который записал показания Мэри и удалился. После этой беседы Гидеон сделал неожиданное для себя открытие и теперь ясно представлял, как Пруденс, окруженная кучей студенток, хвастается тем, что она — дочь инспектора Скотленд-Ярда. И это Пруденс! Та самая из его дочерей, которую, казалось, пощадил демон тщеславия! Но было нечто другое, что беспокоило Гидеона куда сильнее, чем мелкое стремление его дочери поблистать отраженным светом: была девушка, дрожащая от ужаса Мэри, её сестра, мать и… убитая Винифрида. И ни в коем случае нельзя было забывать, что её ударили ножом Уильяма Роуза. Причем, одиннадцать раз. После того, как она с ним поссорилась.

Глава 4 БЕНСОН

Бенсон сбежал в компании с неким Фредди Тисдейлом, который был моложе его на двенадцать лет. Они решили держаться друг друга с того момента, как начал созревать план побега, но не в голове самого Бенсона, а хитреца Джинго, мозга той банды, которую Бенсон возглавлял многие годы.

В середине декабря прошли ранние снегопады, и Джинго подметил те выгоды, которые сулила зимняя пурга. Он хорошо запомнил, что ветер намел тогда во дворе тюрьмы огромные сугробы, создав что-то вроде насыпи, достигавшей верхнего края стены. Охранники, конечно же, тоже обратили на это внимание и быстренько убрали снежные завалы, когда буря разгулялась не на шутку. Джинго рассказал о своих наблюдениях Бенсону и Уолли Элдермену и все трое стали терпеливо разрабатывать операцию.

Для достижения успеха пришлось, конечно, посвятить в эти замыслы ещё нескольких заключенных из числа самых матерых и, естественно, заручиться поддержкой одного из охранников. Чего же в конечном итоге им нужно было дождаться? Совпадения трех факторов: обильного снегопада, сильного ветра и небольшого отвлекающего инцидента где-нибудь на территории тюрьмы. Сначала предполагался побег шести человек, затем восьми, а в последний момент к ним присоединился и девятый, узнавший о затеянном. Отказать ему было слишком опасно, поскольку тот мог настучать: Бенсон не питал особых иллюзий в отношении кодекса чести своих сотоварищей.

Настал, наконец, момент, когда все эти необходимые условия создались. Отвлекающим маневром послужил поджог прачечной, что заставило охранников сконцентрировать свое внимание на ликвидации возгорания. А в это время все кандидаты на побег проникли в библиотеку на втором этаже тюрьмы, где обезвредили и крепко связали библиотекаря и двух охранников. Затем перепилили решетки и разбили форсированные стекла окон. После этого оставалось только спуститься во двор тюрьмы, ступив на землю, покрытую пятнадцатисантиметровым слоем снега. С обезьяньей ловкостью они вскарабкались по спасительной снежной насыпи и быстро преодолели стену.

Все прошло без сучка и задоринки. Особая заслуга в этом принадлежала Бенсону, который все рассчитал до малейших деталей. Так что операция завершилась вполне успешно, и теперь Бенсон со своим новым дружком Фредди Тисдейлом скрывался в доме, расположенном менее, чем в двух километрах от тюрьмы.

Бенсон был голоден. Страшно голоден.

Бенсон не отличался высоким ростом. Самый что ни на есть середнячок в этом плане. Но за этой, отнюдь не внушительной внешностью скрывалась невероятная сила. Черты лица — резкие, жестокие; он был способен беспардонно и нагло врать, ни разу не моргнув при этом своими бледно-голубыми глазами. Ожидая долгожданного снегопада, он посоветовал всем членам сплоченной им группы сохранить длинные волосы, что они и сделали. И лишь один из них, тот, кто присоединился в последнюю минуту, имел классическую короткую стрижку заключенного. Именно это умение прорабатывать такого рода мелочи отличало Бенсона от других уголовников и помогало ему преуспевать в преступной карьере в течение пятнадцати лет.

Хотя в прошлом он не учел одной существенной детали, которая стоила ему тюрьмы — реакции жены, которая в конце концов настолько стала его не переносить, что передала полиции те улики, которых ей не хватало для ареста Бенсона.

Она, вероятно, была единственным человеком на свете, которого Бенсон по-настоящему ненавидел, так как для него проявление чувств в крайних формах не было характерным. Но этот случай стоял особняком.

Он был преступником самого широкого профиля и был замешан во всем: кража со взломом, битие витрин, ограбление, даже убийство. И все это он совершал с поразительным хладнокровием. Единственное, что его интересовало, так это удачно, без риска провернуть какое-нибудь дельце. Он действительно убил двух человек, но только потому, что боялся, что его выдадут и тем самым будет разом положен конец его подвигам. Он никогда не испытывал никаких чувств в отношении своих жертв.

В сущности, он также не знал, что такое любовь, но был буквально сражен наповал красотой встреченной им в первый раз пятнадцать лет назад женщины, ставшей затем его женой. Некоторое время он даже гордился ею, пока не встретил молоденькую девушку, у которой, в отличие от его жены, не было детей.

Для Бенсона собственные дети никогда ничего не значали. Он не догадывался о том, что они косвенно являлись виновниками его тюремного заключения, поскольку «предательство» жены было вызвано главным образом её боязнью, что он будет оказывать на них преступное влияние.

Ну а теперь Бенсону так не терпелось её «навестить»!

Он выбрал себе в компаньоны Фредди Тисдейла потому, что тот обладал некоторыми качествами, которым завидовали все зэки в тюрьме. Во-первых, он был на удивление гибок телом: настоящий акробат. Во-вторых, его, вероятно, следовало бы считать лучшим взломщиком замков во всей Великобритании. Не было сейфа или запорного устройства, которые могли бы ему противостоять. И, наконец, он выглядел совсем ребенком: всего двадцать четыре года. Попал он в тюрьму за то, что с вызывающей ловкостью вскрыл замки магазина меховых изделий и вместе с тремя своими подельниками был пойман за руку. Правда, при этом они оглушили ночного сторожа, возникшего в самый разгар операции. Но когда они пытались скрыться с места преступления, у них на хвосте повисла полицейская машина. В конечном счете Фредди получил семь лет тюрьмы.

Бенсон быстро сообразил, что покладистость и смирение Фредди носят показной характер и что за ними кроется неуемное вечное желание любого заключенного: сбежать. Но для его реализации нужен дар, своеобразный талант. Они есть, или их нет. Возьмите, например, десять человек в любой английской тюрьме и вы не найдете ни одного, кто бы хотел совершить побег. Это все равно, что попросить их плюнуть в лицо директору тюрьмы. Всем было известно, что в итоге сбежавших всегда арестовывали вновь и водворяли обратно за решетку. Они лишались из-за этого возможности досрочного освобождения. Не было секретом и то, что после таких неудачных попыток им устраивали совершенно невыносимую жизнь в тюрьме, не говоря уж о том, что срок заключения существенно увеличивался. Ну как тут думать о побеге при таких перспективах?

Но на этот раз план блестяще удался девяти заговорщикам: то был настоящий триумф!

Приближаясь вместе с Фреддом Тисдейлом к дому, который теперь должен был послужить им убежищем, Бенсон не знал, что в тот же самый момент полиция задерживала двоих из их компании.

Они сразу же направились по этому адресу, так как прекрасно понимали, что без еды и теплой одежды долго не продержатся на столь ужасном холоде и при таком обильном снеге. Они вышли на этот дом весьма ловким способом через объявления районного еженедельника. Это была одна из немногих газет, доходившая до заключенных после некоторой небрежной цензуры. В них обычно сообщались лишь местные сплетни, и Бенсону удалось так все устроить, что ни библиотекарь, ни наблюдавший за читателями полицейский не заметили, как он тщательно изучал объявления.

Там он и вычитал, что сдавались три жилых помещения, и только одно через посредничество агентства. Из этого Бенсон сделал довольно смелый вывод о том, что дом должен быть пуст.

Еще одним преимуществом Тисдейла как компаньона было то, что он прекрасно знал район Милуэйза, его улицы и улочки, проходы и малейшие закоулки. Полиция, естественно, будет наблюдать за местожительством Фредди и его друзей, но они постараются туда не соваться. Так что Фредди оказался очень полезным, умело доведя его прямо до дома номер 15 на улице Нортофт, чуть на отшибе от других, недалеко от главного канала. Нужно было рискнуть. И они пошли на это, проникнув в строение посреди бела дня, несмотря на опасность быть увиденными соседями.

Судя по всему они остались незамеченными, так что никто не проявил к ним интереса. Удача оказалась на их стороне. Дом был подключен к энергосети, имелись две электрические печки. Следовательно, не будет дыма, который мог бы выдать их присутствие. Они включили обогревательные приборы в комнатушке рядом с кухней; там были кресла, ковры, радиоприемник, который они включили, приглушив звук. Шторы единственного окна оказались плотно задернутыми. Так что можно было включить свет, не боясь быть замеченными.

Внутренне Бенсон радовался успешному исходу их дерзкой операции. Все было хорошо, если бы продуктовый шкаф не оказался совершенно пустым. Ни малейшего, завалящего бисквита, ни единой консервной банки: абсолютно ничего. Было четыре часа пополудни, и на улице было ещё совсем светло. Бенсону чудовищно хотелось есть, но выходить наружу до наступления темноты было слишком опасно. Он потратил на подготовку побега, кажется, целую вечность, но зато теперь, в этом доме, чувствовал себя в безопасности. Они приняли все необходимые меры предосторожности. Так, прежде чем пробраться в нужный район, беглецы остановились у канала и обернули обувь старой мешковиной, тем самым не оставив своих следов на снегу.

Бенсон рассматривал Фредди, развалившегося в кресле рядом с электропечью, натянув на себя найденное в шкафу тяжелое зимнее пальто.

Бенсон тоже оделся потеплее. Их тюремная одежда из грубошерстной ткани сушилась за кухней. Они намеревались сжечь её ночью, когда никто не заметит дыма. Нашли они и обувь, хотя возникла проблема с размерами. Ботинки Фредди оказались слишком велики для его маленьких ступней, а у Бенсона немилосердно жали. Сейчас это не имело особого значения, так как они не стали завязывать шнурки, но когда они выйдут наружу, начнется настоящая пытка.

Фредди, абсолютно равнодушный, судя по его виду, к звучащей музыке, читал книгу. Этот верзила с белокурыми вьющимися волосами, синими поблескивающими глазами и бледным цветом лица (последнее было характерным для всех заключенных Милуэйз), начинал действовать на нервы Бенсону. Они никак не мог взять в толк, как это можно в подобной ситуации зачитываться какой-то книгой. К тому же, Фредди не курил, а Бенсон страшно мучился от желания затянуться сигаретой. Хуже того: он терзался при мысли, что забыл прихватить с собой тюремные порции табака. В его камере его осталось целых два ливра. Вот уж обрадуются эти чертовы охранники, обнаружив его там и, естественно, скрыв находку от директора тюрьмы!

Фредди перевернул страничку книги.

— Фредди! Все-таки нужно чего-нибудь пождарть.

— Следует дождаться полной темноты, — отозвался Фредди, не поднимая головы и явно не желая прекращать чтение. Найти чего-нибудь перекусить да, согласен, но сделать это надобно так, чтобы никто их не заметил. Лавчонка на углу была как раз то, что надо, но она закрывалась не раньше шести. Ничего не поделаешь. Придется подождать до полседьмого. Так будет надежней.

Бенсон, раздраженный, поднялся и вышел из комнатушки, намереваясь побродить по помещениям. На улице все ещё было светло. Небо казалось свинцово-серым, но снегопад закончился. Ветер разметал снег с середины шоссе по сторонам, нагромоздив его большими сугробами по бокам дороги. В соседних домах уже начали зажигаться огни, и на улице слышались истошно радостные крики припозднившихся, играющих в снежки детей. Бенсон, соблюдая осторожность, приблизился к окну. Пейзаж показался ему умиротворенно спокойным, а крики детей доходили до него сквозь закрытые двери и жалюзи, словно чей-то мягкий шепот.

Бенсон вернулся и сел рядом с Фредди, который вдруг, не отрывая глаз от книги, повернул ручку настройки радиоприемника, чтобы поймать другую волну. Музыка уступила место сводке погоды. Бенсон хотел было запротестовать, но воздержался, поняв, что сейчас должны будут прозвучать последние новости.

Оба склонлиись над приемником, звук которого был отрегулирован настолько тихо, что голос диктора доносился как слабое придыхание. Новости из-за границы, парламентские сводки, визит азиатского суверена в Лондон и… и, наконец…

"Трое из девяти сбежавших сегодня утром из тюрьмы Милуэйз, уже задержаны. Двое их них находились всего в пятистах метрах от главного здания тюрьмы, а третий был арестован при попытке купить поношенную одежду у тряпичника в пригороде Манчестера".

Бенсон и Фредди пристально посмотрели друг на друга. По радио передали, что попозже сообщат другие подробности этого дела. Так что им придется следить за всеми выпусками новостей, чтобы быть в курсе, кого из их несчастных друзей уже успели поймать. У Бенсона нервы были натянуты, как струна, а Фредди никак не мог вернуться к своей книге. Скоро наступит ночь. Пора было рискнуть выйти наружу и заняться поисками пропитания.

Наконец, Фредди решился и вышел из дома, в то время как Бенсон остался ждать его возвращения. Его желудок словно сжало тисками от голода.

Глава 5 ДЕВУШКА С ПОДСНЕЖНИКАМИ

Гидеон не сумел сразу заехать в центральный офис подразделения «Эйч-5», чтобы встретиться с юным Роузом. Пока он разговаривал с Мэри, произошли два новых события: была разбита витрина ювелирного магазина в Сохо, а Форейн-Офис был в полной панике, поскольку пропал один из его сотрудников. Последнее дело, естественно, касалось спецотдела Скотленд-Ярда, но и другие полицейские не оставались равнодушными к «ЧП» у дипломатов. Так что Гидеона срочно вызвали по этому поводу. Беседа с шефом спецотдела и представителем Форейн-Офис была недолгой и вскоре он вернулся к себе в кабинет, тут же устремившись к трезвонившему телефону.

— Гидеон слушает!

— Прошу извинить, сэр. С вами говорит инспектор Каммингс. Тут со мной один джентльмен, которого к нам направила прокуратура. Я был бы рад услышать ваше мнение в отношении некоторых вопросов. Можем ли мы зайти на несколько минут, сэр?

— Хорошо, жду.

Гидеон повесил трубку, нахмурив брови, и ввел Леметра в курс дела. У него не было никакого желания хотя бы улыбнуться, когда главный инспектор ответил:

— Эти новые судьи мне ужасно действуют на нервы. Я думал, что Каммингс посильнее и сумеет сам справиться с этим типом.

— Ммм, Леметр, не все, знаешь ли, могут быть такими блестящими личностями, как ты, не правда ли? Кстати, все ли сделано, чтобы обеспечить эффективную охрану миссис Бенсон?

— Все в порядке. Я отправил к миссис Бенсон старину Перси и одного юнца. Да, Эббота. Помните? Того самого, который прыгнул на угнанную машину, рискуя жизнью.

— Руководители местных отделений полиции восприняли проблему с Бенсоном всерьез?

— Все подходят к ней самым ответственным образом. Джордж, позволь я выскажу свое мнение?

— Я всегда готов выслушать советы… Тем более если они исходит от такого знатока своего дела, как ты, — ответил Гидеон, сохраняя самый невозмутимый вид.

— А я всегда расположен тебе их высказывать, — несколько насмешливо воскликнул Леметр. — Да, я знаю, что сейчас ты прикажешь мне заткнуться, но факты — вещь упрямая: не трать зря время на дело "девушки с подснежниками", так как побег урок из Милуэйз, поверь, захлестнет все и займет у тебя много времени. Ставлю три против одного, что ещё до полудня делом поинтересуется Министр Внутренних дел. Сам знаешь, как болезненно они реагируют, когда происходит история подобного рода…

Неожиданно открылась дверь, и вошел Каммингс вместе с заместителем судьи — молодым человеком с прекрасным цветом лица, живым и острым взглядом. Он ничуть не походил на чопорного чиновника, наоборот, производил впечатление вежливого, одаренного и умного субъекта. Во всяком случае в степени, достаточной для того, что Каммингс напрочь отказался от раздраженно-терпеливого и снисходительного вида, который он всегда принимал, имея дело с новичками. Гидеон пожал руку заместителю судьи по имени Гаррисон и, отбросив в сторону всю текучку, приготовился вместе с ним обсудить интересующий того вопрос — дело о крупной растрате государственных средств. В нем прокуратура возлагала свои надежды на показания одного-единственного полицейского. Опасались, однако, что в ходе суда этого служащего могут сбить с толку адвокаты. Молодой Гаррисон рассказал, что тщательно изучил досье, в частности то, что поведал этот свидетель, но был уверен, что защита сумеет поколебать полицейского, как минимум по двум уязвимым пунктам. Предстояло выработать контрмеры, способные «заблокировать» игру адвокатов. Но какие именно? За тем Гаррисон и пришел к Гидеону.

Их беседа продлилась более часа. Каммингс, рано начавший толстеть, сотрудник Ярда с лицом, постоянно покрытым струящимся потом, был дока в этом деле. Со своей стороны Гаррисон, казалось, тоже совершенно свободно в нем ориентировался. Гидеон в ходе разговора подумал, что, безусловно, видел его раньше, но вот где? Несомненно, в суде. Когда обмен мнениями закончился, они поднялись. Было уже около часа дня.

— Видно, лучше нам поразмышлять над этим делом ещё денек, констатировал Гаррисон. — Не хотелось бы, чтобы этот парень вышел сухим из воды после суда.

— Позвоните мне завтра, — предложил Гидеон. — Мы ещё раз обмозгуем это дело.

— Благодарю вас, — почти с детской улыбкой ответил Гаррисон.

Он явно прошел аристократическую школу, подумал Гидеон. Может быть, окончил Оксфорд? Одет с иголочки, и одежда явно влетела ему в копеечку чувствовалась рука большого мастера. И в то же время с Каммингсом, парнем, окончившим среднюю школу, он ведет себя так же естественно, как, уверен, разговаривал бы лично с Министром Внутренних дел.

— Единственный раз, когда я с вами встречался, — заявил напоследок Гаррисон Гидеону, — вы меня, в буквальном смысле слова, разнесли в пух и прах. Поэтому, с вашего позволения, скажу, что тем более удовлетворен нашей сегодняшней встречей.

— Неужели? — откликнулся Гидеон, который так и не мог ничего вспомнить об их прежнем контакте.

— Это происходило в первом отделении Лондонского центрального уголовного суда. Я помогал адвокату Сиднея Бенсона, поскольку шеф вынужден был отлучиться. Я пытался что-то вякать, но вы весьма резко поставили меня на место. За всю свою жизнь я ещё ни разу не был так сконфужен… и настолько неправ, — добродушно добавил он, но тут же продолжил разговор более серьезным тоном: — Я только что узнал, что Бенсон — среди убежавших из Милуэйз. Не очень-то обнадеживающее известие для его жены!

Весьма не глупый малый, решил про себя Гидеон. Человек, который наверняка сделает хорошую карьеру, оставаясь достаточно человечным, чтобы думать с беспокойством о судьбе жены Бенсона.

— Тогда я был совсем ещё желторотым, — продолжал Гаррисон, четко выговаривая слова. — И был почти уверен, что Бенсон невиновен, а полицейские организовали серию ложных показаний. Так продолжалось до того момента, пока не вышла в качестве свидетеля его жена. Вот тогда-то я и перехватил взгляд её мужа. Помните, что он бросил ей вслед, когда она уже возвратилась на свое место? — спросил Гаррисон. Он строго поджал губы и процедил сквозь зубы, талантливо имитируя стиль Бенсона: "Ладно, Руби, ты мне за это заплатишь!" Даже если бы в этот момент он угрожал перерезать ей горло, выражение его лица все равно не могло бы быть более зловещим.

— А, так вот где я вас видел! Ну что ж, насчет Руби можете не беспокоиться, мы оберегаем её.

— А как же иначе.

— Послушайте, у меня родилась отличная идея, — улыбнулся Гидеон. Как насчет того, чтобы вместе пообедать в нашей столовой? Или в бистро напротив?

— Я бы с удовольствием принял ваше предложение, но, к сожалению, должен идти, — ответил ему Гаррисон. — Не поступало ли чего-нибудь новенького относительно Руби Бенсон со времени процесса? Я все время терзался мыслью, а не предала ли она Бенсона ради какого-то любовника, который только этой оказии и ждал?

— Любопытно, — констатировал Гидеон. — Но я слышал как раз на этот счет кое-какие слухи всего несколько недель назад. Так вот, чтобы прокормить своих двоих детей, она начала работать и так преуспела в этом, что сумела стать заместителем директора в одном из домов моды. Недавно она нашла себе друга, с которым, мы уверены — а вы знаете, наскольконедоверчивы полицейские, — она раньше не была знакома. Этот человек всего несколько месяцев назад стал директором магазина.

— Да, невеселая перспектива вырисовывается, — задумчиво пробормотал Гаррисон. — Муж в тюрьме, и наверняка по выходу оттуда убьет ее; детей воспитывает достойным образом, а у друга нет ни единого шанса жениться на ней в течение двенадцати, а то и более лет. Ну почему судьба не была так же жестока с самим Бенсоном? Кстати, вы знакомы с остальными сбежавшими? — уже подходя к двери, небрежно обронил Гаррисон.

— Знаю только одного: Джинго Смита. Прочие были осуждены без какого-либо участия с моей стороны.

Он пожал руки Гаррисону и Каммингсу, дружески кивнул последнему, который, похоже, был весьма доволен собой и снова уселся за свой стол. Леметр, судя по его виду, совершенно не интересовался происходившим разговором. Тем не менее он не упустил из него ни единого словечка и готов уже был разразиться комментариями, как неожиданно раздался резкий телефонный звонок. Он схватил трубку одного из трех стоявших у него на столе телефонов.

— Леметр слушает… Хорошо. Превосходно!

Затем столь же быстрым жестом повесил трубку на место.

— Только что взяли лихача из Баттерси, — деланно небрежным тоном сообщил он. — Какой-то коммивояжер из Брикстона. Нашли кровь на брызговиках и покрышках. Не лучше ли будет передать это дело в местное отделение?

— Согласен. Ты часом не проголодался?

Леметр недоуменно покосился на него.

— Можно попросить принести нам сюда несколько сэндвичей, — предложил Гидеон.

— Ах, так значит вот как! Когда дело касается твоих приятелей из аристократических школ, ты их приглашаешь в бистро. А как только заходит речь о настоящих твоих друзьях…

Затренькал телефон Гидеона, но Леметр продолжал зло посмеиваться.

— Ты хочешь побыстрее тут закруглиться, чтобы отправиться в подразделение «Эйч-5». Можно, конечно, попробовать это сделать, но как же все-таки ты относишься к моим советам! Ты ещё пожалеешь об этом, Джордж! Чувствую, что день будет крайне напряженным и… впрочем, к черту! Так о чем ты там говорил?

И он сорвал с рычага трубку своего телефона, который тоже начал трезвонить.

— Леметр слушает! — прорычал он.

Гидеон с видимой неторопливостью, как бы давая себе время поразмыслить, соизволил, наконец, ответить на настойчивую трель своего аппарата.

— Гидеон слушает!

— На проводе ваша жена, — ответила молодая телефонистка. — Она хотела бы поговорить с вами. Я сказала ей, что вы должны быть на месте.

Гидеон задумался на какое-то мгновение. Телефонный звонок от Кейт? Вот уж чего он никак не ожидал! В течение многих лет она ни разу ему не позвонила на работу, разве что в крайне срочных случаях. Это было результатом горького разногласия на эту тему, возникшего так давно и продолжавшегося так долго, что у неё уже выработалась привычка не беспокоить его в служебные часы. По поводу кого она интересуется сейчас? Пруд? Присилла? Пенни? А может, кого из сыновей?

— Соедините меня.

В течение нескольких секунд сердце Гидеона билось в учащенном ритме, но в голосе Кейт он не услышал и намека на беспокойство. Хотя Кейт, надо признать это, была женщиной, умевшей великолепно контролировать свои эмоции.

— Алло, Джордж? Ах, как я рада, что застала тебя, так как обещала Пруд поговорить с тобой. Ты сейчас не очень занят?

— Пообещала Пруд… — Гидеон расплылся в широкой улыбке. — Скажи дочери, что я навещу юного Роуза после обеда или ближе к вечеру. Можешь также напомнить ей, что мы, в Ярде, невиновных предпочитаем оставлять на свободе.

Гидеон, как и Кейт, не стараясь даже сдерживаться, лукаво рассмеялись.

— Пруд будет искренне рада. Она узнала о деле из утренних газет и, кажется, сестра этого молодого человека училась с ней в одном классе.

— Девушка, безусловно, заслуживает внимания. Сестра, посмевшая бросить вызов льву в его логове! Кейт, мне очень жаль, но пора кончать разговор, так как предстоит весьма загруженный день. Я вернусь домой, как только смогу…

— Думаю, бесполезно спрашивать, в сколько, — немного суховато ответила Кейт. — До свидания, — и вдруг спохватилась: — А что с Бенсоном? Вы его уже арестовали?

— Нет еще, но обязательно поймаем, — спокойно отозвался Гидеон и тут же повесил трубку.

Леметр все ещё одной рукой держался за телефон, а другой делал пометки с невероятной скоростью, причем, его почерк непонятно как, но оставался безукоризненным.

— Пока что взяли всего троих, — наконец промолвил он. — Если мы не хотим нарваться на серьезные неприятности, надо поспешить и побыстрее отловить остальных. Еще двоих обнаружили в депо для локомотивов. В районе Ланкастера. Их заметил один из служащих, попытавшийся погнаться за ними. Но они его оглушили здоровенным куском угля. Сейчас там его изучают в надежде найти отпечатки пальцев. А служащий в госпитате и, похоже, его жизнь в опасности. Этих людей пока ещё не идентифицировали, но тип вроде Бенсона вполне способен на такого рода подвиг. Эти ребята просто так не откажутся от обретенной свободы и пойдут на все… Хмм, я бы здорово загнул, если бы счел, что вся эта история сулит нам сладкую жизнь.

— Не смеши меня, Леметр, — улыбнулся Гидеон. — А третий? Кто он? Во всяком случае, не Бенсон.

— Ники Браун.

— Он что-нибудь рассказал?

— Немного. Но теперь мы знаем, что они разделились по двое: Джинго Смит с Мэтт Оуэнсом, Уолли Элдермен с Хуки и Бенсон с одним парнем, неким Тисдейлом, довольно странным акробатом. Именно он в свое время вывел из строя ночного сторожа. Милая парочка. В каждой из этих двоек один закоренелый преступник, настоящий урка! И можешь быть уверен, что все они разбежались в разные стороны. Чтобы ещё предпринять, чтобы ускорить их поимку?

— Все предупреждены, — ответил Гидеон. — Не думаю, что в настоящий момент мы можем ещё что-либо предпринять. Я…

Его прервал телефонный звонок.

— Алло, Гидеон слушает!

— Джордж, — сказал ему суперинтендент Врексол. — Я только что беседовал по телефону с миссис Руби Бенсон, но она хотела бы поговорить с вами лично. Это возможно?

В последующие полчаса произошел целый ряд событий, о которых Гидеон ещё не ведал.

Небольшая спортивная машина остановилась перед витриной ювелирного магазина на Нью Бонд-стрит, всего в нескольких шагах от полицейского участка на Сейвил Роу. Из неё вышел молодой человек. Внезапно раздался оглушительный грохот, как будто столкнулись два автомобиля. На самом же деле это молодой человек, пользуясь молотком, разбил витрину. Как только стекло рассыпалось на мелкие кусочки, к ней ринулись два сообщника, и начали спешно засовывать добычу в большой мешок. В это время водитель кидал в толпу бомбы со слезоточивым газом. Все это длилось не более полутора минут. Злоумышленники вскочили в машину, которая бешено рванула с места и скрылась, чуть не сбив при этом полисмена, который едва успел отскочить.

Другой полицейский, воспользовавшись тем, что машина замедлила ход, поворачивая за угол, бросился на неё и сумел ухватиться за руль. Один из грабителей ударил его по голове, которой по рукам, но тот не ослабил хватку. Машину занесло на тротуар, и она врезалась в стену.

Полисмен отделался мелкими травмами.

В нескольких километрах от места этого происшествия совсем молоденький полицейский услышал крики о помощи. Он перегнулся через парапет моста Патни и увидел женщину с ребенком, барахтающихся в воде. Не теряя самообладания, он попросил двух прохожих подержать его плац, положил каску на парапет и прыгнул в воду. Женщина и ребенок были спасены.

Третье событие не было из разрадя столь уж впечатляющих. «Бобби», совершая свой обычный обход, заметил человека, выходящего из огромного здания на площади Нортон, в западном районе Лондона. Этот субъект не был ему незнаком, так как являлся одним из самых знаменитых «медвежатников» в этом районе и только что отбыл срок.

Было известно, что этот тип, а именно Лефти Блайт, перед каждой предстоящей операцией внимательно изучает место своих будущих деяний. А посему полицейский позвонил своему капралу и доложил об увиденном. Его сообщение тут же было передано в Ярд.

Глава 6 МИССИС БЕНСОН

Гидеон помнил миссис Бенсон как женщину лет тридцати, фигурке которой могла бы позавидовать молоденькая девушка. И все же возраст уже сказывался на её омраченном печалью лице, как если бы она уже ничего не надеялась получить от этой жизни. Во время предварительного заключения мужа Гидеону частенько приходилось разговаривать с ней и порой он подмечал в её взгляде какую-то теплоту, а в чертах лица — утраченную былую красоту. Это все ещё был цветок, но заметно увядавший. Тогда ей было всего лишь тридцать три года, но волосы уже тронула седина.

Такой он и представлял себе мысленно в ожидании телефонного разговора.

— Соединяю, — прервала его раздумья телефонистка.

— Алло, миссис Бенсон?

— Это суперинтендент Гидеон?

Ладно, пусть будет «суперинтендент», подумал Гидеон, поскольку в дни их знакомства он занимал именно такой пост.

— Да, он самый. Вам не мешает пара моих сотрудников, что я направил для вашей охраны?

— Нет, я звоню не в этой связи, — ответила Руби Бенсон голосом, вырававшим её волнение. — Сегодня утром мне рассказали, что там вытворил Сидней, и поэтому я не удивлена, что вы кого-то направили ко мне. Я беспокоюсь не о себе, мистер Гидеон…

Не о друге ли своем она так разволновалась?

— Тогда о ком?

— О детях, — ни секунды не колеблясь, выпалила она. — И я знаю, что говорю.

Он сразу же поверил ей и тут же отбросил мелькнувшую было мысль о любовнике.

— Вы единственный человек, — продолжала она, — с кем я не боюсь говорить откровенно. Вы прекрасно знаете Сида и вполне можете себе представить, на что он споосбен. Я часто об этом думала, мистер Гидеон, и иногда задавала себе вопрос, что он сделает, появись у него возможность отомстить. Так вот, най мой взгляд, он примется не за меня, а за детей. Через них будет нанесен удар по мне. Не смею держать малышей у себя, пока он на свободе. Просто буду не в состоянии продолжать спокойно жить.

— Послушайте, миссис Бенсон. Поверьте, вам сегодня не стоит о чем-либо беспокоиться. При той погоде, что установилась сейчас на севере Англии, Сид не сумеет добраться до Лондона. Движение на дорогах практически свелось на нет, а обеспечивать наблюдение за ними — пустяковое для нас дело. Так что пока нет никаких оснований для волнений. Будете ли вы дома сегодня после полудня или вечером?

— Да.

— Я навещу вас, но не могу сказать, в какое точно время. В любом случае, не раньше половины пятого. Если же вы, несмотря на все сказанное мною, продолжаете, тем не менее, беспокоиться насчет детей, то я могу отправить одного из своих подчиненных в школу и…

— Нет, сегодня, пожалуй, не стоит, думаю, все будет в порядке, перебила его Руби Бенсон уже более уверенным голосом. — Бесконечсно вам благодарна, мистер Гидеон. Жду вас.

Она повесила трубку.

По прошлым встречам Гидеон также помнил, что миссис Бенсон — женщина, далеко не разговорчивая, и ему очень хотелось бы знать, что она на самом деле думала и чувствовала в этой обстановке. Ведь он прожила много лет с Бенсоном и вполне можно было предположить, что за это время он вполне её укротил. Но нет, этого не случилось, и миссис Бенсон наоборот проявила удивительное мужество, выступив со свидетельскими показаниями против него на процессе. Гидеон был несколько удивлен тем, что она разговаривала с ним таким уверенным, живым голосом.

— Я попросил принести нам сэндвичи, — произнес Леметр. — Так, значит, сегодня идешь на свидание? Небось, вырядишься дэнди?

— На что это ты намекаешь? — встрепенулся Гидеон, отодвигая стул.

— Во всяком случае не говори потом, что я тебя не предостерегал! Кстати, ты слышал о парне, задержавшем грабителей, что разбили витрину ювелирного магазина?

— Нет. Ранен?

— Он не захотел оставаться в госпитале и его отвезли домой. Надо же: броситься на машину, когда та мчалась со скоростью пятидесяти километров в час. Да, коллега, несомненно, заслуживает медали!

— Ну, раз так, то он наверняка её получит.

— Хороший сегодня выдался денек для героев, — состроив гримасу, проронил Леметр. — Вот ещё пример: в Патти мальчишка срывается с набережной в воду, ну а мать, естественно, — за ним. И тут же наш человек прыгает вслед и спасает обоих.

— Не забудь узнать для меня его имя и личный номер, — воскликнул Гидеон в порыве полного энтузиазма великодушия.

— Уже запросил. Есть ещё кое-что, что должно тебя заинтересовать, продолжил Леметр, сморщив нос, будто принюхиваясь. — Только что было замечено, как Лефти Блайт выходил из здания Карфакс, что на площади Нортон. Что думаешь предпринять?

— Постарайся узнать поточнее, откуда именно он появился. И отправь туда кого-нибудь, кто хорошо знает его привычки. Неплохо было бы также узнать, что в этом районе может привлечь столь крупного специалиста по вскрытию сейфов. Короче, прими все необходимые меры.

Леметр согласно кивнул головой.

Было уже почти четыре часа дня, когда Гидеон покинул Ярд. Он ехал один на своей черной «волсли», и солнце беспощадно высвечивало все её изъяны: облупившуюся краску, пыль на стеклах и пятна ржавчины на кузове. Гидеон надеялся, что предстоящие день-два пройдут ещё тихо-мирно, но чрезмерного оптимизма при этом не испытывал. У него за плечами было достаточно опыта, чтобы опасаться внезапной катастрофы. И даже не одной, так как такого рода вещи имеют мерзкую привычку наваливаться сразу скопом. И если поиски Бенсона в сущности ещё не возлагались непосредственно на Ярд, пока тот не появился в районе Лондона, и можно было чувствовать себя более или менее спокойно, то ни в коем случае нельзя было не учитывать, что все равно это дело по степени важности сегодня прочно занимало первое место.

Перед тем, как покинуть кабинет, Гидеон пролистал первые выпуски вечерних газет. О массовом побеге из Милуэйз сообщалось под крупным заголовком и на первой полосе, и эта новость отодвинула все другие происшествия на второй план. Тем не менее в них во всех подробностях расписывался и арест Уильяма Роуза, а его фотография красовалась на видном месте. Наглядный пример журналистских нравов: Роуза, естественно, прямо не подавали, как убийцу, явно опасаясь высказать какое-либо категорическое утверждение, которое могло бы повлечь за собой юридический иск против автора статьи. Но при этом все было представлено в таком свете, что девять читателей из десяти не сомневались в его виновности. Руководство подразделения «Эйч-5» не поскупилось проинформировать прессу об этом случае во всех деталях. Особенно насчет ножа юноши. Даже слишком подробно. Гидеон на их месте вел бы себя куда более сдержанно. Вообще это подразделение доставляло Гидеону массу хлопот, и не будет ничего удивительного, если в один прекрасный день возникнут более серьезные основания для беспокойства.

В четыре с половиной часа Гидеон подъезжал к «Эйч-5». Этот район Лондона выглядел довольно грустно, и множество низеньких домов нуждалось в хорошем ремонте. Одним словом, неприглядная картина. Семья Роуз жила недалеко отсюда, в относительно новом здании.

Гидеон не предупреждал местных коллег о своем прибытии. Но Леметр, зная о его намерениях, позаботился о том, чтобы поставить их в известность, и когда Гидеон вошел в участок, то там все было вычищено, надраено и отлажено, как перед самой тщательной инспекторской проверкой. Дежурный тут же его узнал и, встав навытяжку, доложил, что суперинтендент сегодня уехал домой довольно рано.

— Подхватил дрянную простуду, сэр.

— Да, — ответил Гидеон, — это сейчас случается сплошь и рядом. Кто вместо него?

— Главный иинспектор Смедд, сэр.

— Будьте добры, скажите ему, что я прибыл.

Гидеон не спешил. В этом старом здании лестницы были довольно крутыми, и Гидеон поднимался по ним, не торопясь, чтобы не прийти на третий этаж запыхавшимся. Было бы абсолютно неверным шагом предстать перед подчиненными, отфыркиваясь, как морж, и хватая ртом воздух. По пути он думал о Смедде, инспекторе, который задержал Роуза; он знал его достаточно хорошо, чтобы считать способным обойтись с Мэри довольно грубо. Инспектор был энергичным человеком и чертовски квалифицированным профессиналом, подумал Гидеон, и, что было не одно и то же, почти таким же хорошим полицейским. Гидеон его недолюбливал, хотя по работе они до сих пор никогда непосредственно не сталкивались. В принципе, Смедд был человеком, которому следовало доверять, и если он что-то утверждал, то в этом можно было не сомневаться.

Инспектор поджидал Гидеона на пороге своего кабинета, который он разделял вместе с суперинтендентом, и Гидеон вновь с недоумением подумал, когда же все-таки тот мог уйти домой.

— Хэлло, мистер комендент! Какая неожиданная честь для нас, воскликнул Смедд, встречая его хищной улыбкой и крепким рукопожатием.

Для инспектора Си-Ай-Ди он был, скорее, невысокого роста и едва дотягивал до установленного уставом предела, проходя под ростометром. Раньше к этому относились более сурово, но сейчас норма в пять футов и шесть дюймов уже не так соблюдалась. Смедд был одет во все коричневое, но несколько броского оттенка, а его галстук можно было, пожалуй, посчитать кричаще ярким. Кучерявые, почти рыжие волосы были чрезмерно напомажены; казалось, он только что выскочил из ванны, где энергично растирался жетской щеткой: нежно-розовая кожа отдавала свежестью. Лицо Смедда было сплошь усеяно веснушками.

— Прошу вас, заходите. Очень сожалею, что суперинтендент отсутствует, но сегодня он отбыл очень рано. Они все здесь очень простужены. А вас, этой зимой, эта напасть не коснулась?

— Спасибо, как-то обошлось.

Гидеон уселся за стол и осмотрелся. Было очевидно, что всем здесь заправлял Смедд, даже если суперинтендент и проводил немало времени в участке. Все вокруг было безукоризненно чисто, каждая вещь находилась на своем месте, все аккуратно разложено по полочкам. Гидеон заметил огромный, совершенно новый рабочий стол и подумал, не поставили ли его для Смедда? Он попал в точку! Смедд сел именно за него.

— Вы пришли, полагаю, в связи с делом Роуза? Я рад, что мы взяли этого ублюдка. Если бы это зависело от меня, я бы его повесил.

— Гм, неприятная история. Вижу, вы абсолютно уверены в его виновности? — поинтересовался Гидеон без улыбки. — Сегодня утром я разговаривал с одним из сотрудников Прокуратуры, и тот высказывался в том духе, что дело может развалиться при рассмотрении в суде. Поэтому-то мне и хотелось бы разобраться в нем самому.

— Мы его засадим за решетку, этого Роуза, — отрезал Смедд.

Смедд нахмурил брови. Скорее всего он просто завелся, так как в принципе прекрасно умел сдерживаться в присутствии Гидеона, но сейчас ему трудно было скрыть свою досаду или, по меньшей мере, нетерпение.

— Что касается меня, так я бы прямо завтра представил все материалы на рассмотрение суда. Конечно, если вы считаете нужным, можно попросить недельную отсрочку. Раз уж создалась такая ситуация, то, понятное дело, лучше все обстоятельно обосновать перед тем, как передать дело в суд. Но у меня нет и тени сомнения в его виновности. Это так, между нами, я бы не стал это говорить следственному судье… Так что же получается — вы не ознакомились с досье, которое я отправил?

Ну вот, теперь дошло и до упреков!

— Нет, почему же, но хотелось бы ещё раз оценить вместе некоторые главные моменты.

Смедд ответил не сразу. В его взгляде мелькнул насмешливый огонек, говоривший: ну как же, так я и поверю, что ты прочитал! Держу пари, что нет! Он открыл ящик и вытащил папку, в которой лежало около двадцати тщательно скрепленных листочков разного формата. Некоторые были отпечатаны на машинке, другие написаны от руки. Он начал просматривать один из них, не поднимая взглядя на Гидеона, и давая ему ясно понять, что он предпочитает, чтобы факты говорили сами за себя.

— Роуз и Винифрида Нортон встречались уже в течение шести месяцев. Она постоянно находилась у него или, наоборот, — он у нее. Единственные ссоры, что происходили между ними, были вызваны ревностью молодого человека. Он не выносил, когда видел её в компании иных мужчин. А недавно она, похоже, заинтересовалась другими парнями, нежели Уильямом, и из-за этого они крепко поцапались за несколько часов до того, как нашли её труп. После их перебранки она пошла собирать подснежники и…

— Одна?

— Да. Она сказала одной из своих подруг, куда едет, и уточнила, что делает это, стремясь избежать Роуза, которого начала побаиваться. И это был последний раз, когда их видели вместе, а её живой. Тело было найдено на следующее утро. В левой руке она все ещё сжимала букетик подснежников; всего нанесено одиннадцать ударов ножом. Большинство в грудь. Хотите узнать мою точку зрения? Этот парень — просто чудовище, — убежденно высказался он, словно выплевывая слова. — Таковы факты, касающиеся девушки, — продолжал Смедд. — Ну, а теперь перейдем к юноше. После их ссоры Роуз пошел прогуляться, причем один и домой не возвращался. Он утверждает, что был в кино, но рядом с телом Винифриды были обнаружены отпечатки его ботинок, а среди цветов — также и принадлежавший ему нож. Его лезвие было в крови, а на рукоятке — четкие отпечатки пальцев Роуза. Удары жертве были нанесены сквозь одежду, так что кровь не брызнула. Поэтому-то и не было ни единой капли крови на его руках. Но нам и не нужно доказательств такого рода. Поверьте мне, этот молодой негодяй заслуженно находится сейчас там, где ему место.

Смедд замолчал, как будто бросая тем самым вызов Гидеону.

— А как сам Роуз объясняет то, что его нож нашли на месте преступления?

— Классическая история! Дескать, за день или два до этого он его потерял.

— А отпечатки обуви?

— О, он признает, что виделся с ней там, но затем якобы ушел. Да, он и впрямь её покинул… но уже бездыханную, — заключил Смедд в провокационно-агрессивном ключе.

Глава 7

Гидеон ни на секунду не сомневался, что разубедить Смедда будет так же трудно, как и Леметра. В конечном счете он знал, что если Смедд и оставил без внимания или даже специально опустил некоторые детали, то в целом его расследование было проведено вполне серьезно. И если он, Гидеон, и выскажет сейчас пожелание проконтролировать все его действия, то Смедд упрется и будет настаивать на своем с ещё большим рвением. Поэтому Гидеон повел себя с инспектором, как с человеком, которого он знал бы получше и поболее уважал бы: со свойственной ему неторопливостью он кивнул головой, достал из кармана свою внушительную трубку из вишневого дерева и начал набивать её с медленной и мрачной улыбкой на лице.

— Значит, вы действительно расставили все точки над «i». А жаль!

— Жаль? Но, боже мой, что же вам ещё надо? — вскипел Смедд. Его карие глаза с зелеными крапинками никогда ещё так не сверкали, как в эти минуты.

Смотри-ка, сам себе сказал Гидеон, а его можно растормошить, если немного подтолкнуть!

— Этот мерзавец, — снова заговорил Смедд, — сцепился со своей подружкой — честной и красивой девушкой, которая только ещё вступала в жизнь, расправляя крылья. Во всяком случае, отчет медицинского эксперта категоричен в том, что он не пытался её изнасиловать. Посмотрим, как все происходило. Она ему говорит, что между ними все кончено. И чем же он отвечает? Крадется за ней в лес и зверски одиннадцать раз вонзает в неё нож. Защита, конечно, будет утверждать, что он действовал в состоянии аффекта, потеряв самообладание, даже рассудок, и начнут намекать на временное умопомрачение. На самом деле он сумасшедший не более, чем вы или я. Он просто мелкий подонок, которых так много развелось в наши дни. Пока он получает то, что хочет, все идет нормально, но как только начинают сопротивляться его желаниям, он теряет голову! А вы говорите "как жаль!".

Смедд остановился, чтобы отдышаться после столь длительной тирады. Гидеон продолжал все так же мрачновато улыбаться, как бы извиняясь, и, наконец, закончил набивать трубку. У него в запасе было несколько отработанных опытом приемов ведения бесед, о которых Смедд и не догадывался: он умел молчать, особенно в таких ситуациях, давая собеседнику выговориться.

— Только не заявляйте мне, — сжав кулаки, воскликнул Смедд, — что вы симпатизируете этому юному злодею? Если у вас есть сыновья, не забывайте, что и у меня их трое.

— Причем тут наши дети, хотя и это, конечно, тоже имеет значение, осторожно начал Гидеон. — Налицо один факт: сестра молодого Роуза, некая Мэри, знакома с моей дочерью Пруд. Они вместе учились музыке, ну, в общем, что-то в этом роде. И я ей обещал посмотреть, нет ли где в этом деле слабого звена. Я несколько надеялся, что вы не до такой степени уверены в виновности этого парня, но теперь ясно вижу, что это не так. Вы позволите мне встретиться с этим Роузом?

— Естественно. Говорите с ним, сколько угодно. Сами увидите, что его россказни подействуют на вас не более, чем на меня. Так значит, вы виделись с его сестрой?

— Она взяла Ярд приступом.

— Она и у нас тут пыталась проделать то же самое, — язвительно произнес Смедд. — Не люблю, когда молодежь, уверенная, что знает все на свете, лезет к тебе со всеми байками. И я вовсе не желаю, чтобы меня обзывали вруном, даже если это делает явно возбужденная девица.

Гидеон присвистнул сквозь зубы.

— Что, так прямо и говорила?

— Светх того, намолотила ещё и кучу всяких глупостей, — продолжал Смедд. — Закатила истерику, повела свою игру, одним словом! Или блефовала! Но я признаю только одно: факты. А в досье Роуза их набралось уже в два раза больше, чем нужно, чтобы признать его виновным. И единственное, что меня сейчас бесит, это то, что будут пытаться выдать его за невменяемого. Всякий раз, когда по этой причине освобождают из-под стражи какого-нибудь парня, у меня создается впечатление, что тут же двое других совершат новое убийство в надежде отделаться столь же легко. Какая, все-таки, странная вещь — человеческий разум! За сколько же преступлений несет ответственность это подлое подсознание?

— Я с вами полностью согласен. Если не считать этого, есть ли другие слабые места в этом деле?

— Нет, — вновь сжимая кулаки, уверенно ответил Смедд. — Я допросил весь персонал кинотеатра, куда, по словам сестры Роуза, они якобы вместе ходили. Никто её не узнал. Поймите меня правильно. Я не поверил ни единому слову его сестры, но несмотря на это, мы проверили её показания, зря потратив на это то время, когда могли бы оказаться полезными где-то в другом месте.

— Одно другому не мешает, — прокомментировал Гидеон.

— Ну хорошо, пройдемте к этому Роузу, — предложил Смедд. — Я говорил с помощником Комиссара насчет целесообразности уже сегодня во второй половине дня вынести дело Роуза на чрезвычайный суд, но он склонен подождать до завтра. Это мне позволило все ещё раз проверить и убедиться, что у этого молодого стервеца нет и других грехов на совести.

Они спустились по лестнице, ведущей к камерам предварительного заключения. Гидеон и Смедд оказались в подвале с матового цвета окнами, забранными прочными решетками; так что освещение там было довольно скудным. Короче, место было зловещим и мрачным, способным привести в трепетный ужас самого невинного из тех, кто туда попадал. За столом сидел капрал, который при виде Смедда и Гидеона повторно вскочил, вытянувшись в струнку.

— Мы хотим увидеть Роуза, — обратился к нему Смедд.

— Есть, сэр.

Гидеон как-то сразу стал незаметным, отошел на второй план с поразительной для человека его телосложения грацией. Он проследовал за двумя коллегами по узкому коридору, ведущему к камерам. Следует признать, что заявление Мэри не поразило его сверх всякой меры, но сейчас он поймал себя на том, что думает о её младшем брате в таком духе, который Смедд явно бы не одобрил. Ну как ему не заинтересоваться двадцатилетним парнем, у которого вся жизнь впереди, а наверху его поджидает тощая картонная папка, обрекающая на двадцать или тридцать лет заключения, если не на смертный приговор?

Уильям Роуз слышал, как они подходили. Когда полицейские вступили в камеру, он поднялся. То был бледный подросток, более тщедушный, чем представлял его себе Гидеон. Он дал бы ему от силы не более шестнадцати лет; Роуз очень походил на свою сестру, несмотря на то, что та была брюнеткой, а он — блондином с небесно-голубыми, лихорадочно поблескивавшими глазами. Его ботинки были хорошо начищены, а волосы тщательно причесаны этот молодой парень, безусловно, умел за собой следить.

— Перед тобой комендент Гидеон, — пролаял Смедд.

Во взгляде, которым молодой человек окинул его, подняв голову, Гидеон прочитал скорее глубокую потерянность, нежели выражение невиновности или, наоборот, признание своей вины.

— Добрый вечер, Роуз. Я очень сожалею, что вижу вас в таком отчаянном положении, — обратился он к парню, который, как, впрочем и Смедд, явно не ожидал такого начала разговора. — Не знаю, что вам наговорил главный инспектор, но вы должны знать, что по английским законам у вас есть право на защиту и, вы рассматриваетесь невиновным, покуда не будет доказано обратное.

— Теоретически все это звучит очень красиво, сэр.

Интересно, подумал Гидеон, его еще, кажется, не сломили?

— Что именно хотите вы этим сказать? — спокойно спросил Гидеон, сохраняя благодушный вид, чтобы расположить парня к себе.

— С самого начала они все до единого обращались со мной, как с виновным, — ответил ему Роуз без всякой горечи в голосе.

— А вы таковым не являетесь? — задал вопрос Гидеон голосом, полным обманчивой мягкости.

— Я не убивал Винифриду, сэр. Ничего не знаю об этом убийстве. Несколько дней назад я потерял свой нож, и убийца, должно быть, нашел его. Да, я поссорился с Винифридой, а затем пошел в кино. Со своей сестрой Мэри. Все это правда, сэр.

Гидеон его внимательно рассматривал.

— Вы знаете, где потеряли нож?

Парень покраснел.

— Нет, понятия не имею. Это был подарок моей сестры Мэри ко дню рождения, и я старался скрыть, что посеял его… от нее, как и от матери.

— Хорошо. Если вы мне сказали правду, нам следует её доказать. Не так ли, мистер главный инспектор?

— Мы установим истину, — четко ответил инспектор.

— Этого мы все и добиваемся, — прокомментировал Гидеон. — Кстати, не смогли бы вы послать за стенографом. У меня есть несколько вопросов к Роузу.

В этом Гидеону трудно было отказать, и он начал спокойно, без враждебности, скорее дружеским голосом задавать вопросы. Сначала Роуз отвечал с горечью, как если бы чувствовал, что ведет заранее проигранное сражение; затем, постепенно, перешел на более естественный тон и закончил свою исповедь весь пунцовый, чуть ли не в страстной манере.

Его ответы полностью соответствовали двум предыдущим допросам и каких-либо противоречий не просматривалось.

— Большое спасибо, Смедд, — пожал руку инспектору Гидеон перед тем, как расстаться с ним. — Я весьма сожалею, что мне пришлось совать свой нос в эту историю, но вы сами знаете, какие сейчас пошли люди. Только дотронься до молодежи, и они уже начинают орать во всю глотку. По ним, так мы должны воспитывать наших девочек и мальчиков под стеклянным колпаком. Предпочитаю не рисковать и быть уверенным, что не допущу ошибки. Иначе, мы можем здорово с ним залететь. Между нами, я…

Гидеон вдруг резко замолчал. Смедд ждал какой-то откровенности с его стороны, но не той, которую после секундного размышления и несколько неловким тоном выдал ему Гидеон.

— Только держите это при себе, Смедд. Ходят слухи, что к концу года помощник Комиссара подаст в отставку. Поговаривают, что он недавно получил большое наследство. Так что никто не посмеет осудить меня за то, что я стараюсь не упустить своего самого счастливого шанса в жизни. Не так ли? Но вы даже не можете себе представить, какой эффект может произвести в министерстве юстиции оправдательный приговор! Достаточно двух или трех таких штучек, чтобы торпедировать все мои планы. Так что поймите правильно, все эти мелкие симпатии моей дочери тут не при чем… Но извините, мне уже пора.

Когда он удалялся, Смедд проследил за ним уголком глаза. Он прекрасно знал, что рекомендация Гидеона была ему абсолютно необходима для того, чтобы, когда место суперинтендента подразделения «Эйч-5» освободится, возглавлять список претендентов на эту должность. Поэтому Смедд поклялся ещё раз перекопать все дело, попытаться отыскать в нем мельчайшие слабые места, чтобы избежать ошибки или глупости, короче, изучить дело с такой же тщательностью, с которой сделает это адвокат. В конце концов, теперь он уже ничем не рисковал, слепо обрушиваясь на молодого Роуза.

Кстати, симпатичный он все же мальчишка.

Но вот именно такими приятными мальчиками иногда обуревает какая-то необузданная ярость! И не следует забывать, что нож, которым была убита "девушка с подснежниками", все-таки принадлежал Роузу.

Без пятнадцати шесть машина Гидеона въехала на узкую и неприглядную Маскетт-стрит, где жила миссис Бенсон. На углу улицы он заметил старину Перси, бывалого и искушенного в своем ремесле полицейского. Из-за полнейшего отсутствия честолюбия тот никогда так и не поднялся выше среднего звена, но при этом был одним из самых светлых приобретений Ярда. Перси, разумеется, тут же узнал Гидеона, но не подал виду и продолжал наблюдать за задней частью дома Бенсонов, в то время как его коллега, молодой Эббот, следил за дверью, выходившей на улицу.

Как раз в это время Эббот направлялся в сторону машины Гидеона, и оказался почти напротив дома номер 52, где жила миссис Бенсон. Он шел размеренным, медленным шагом. Его манера идти скорее напоминала походку полисмена, осуществляющего свой обход, чем действия инспектора, выполнявшего спецзадание, но Гидеон не видел ничего плохого в том, что сотрудник уголовного розыска напоминал полицейского в форме. Иногда, в какой-то мере, такое поведение становилось даже преимуществом и, в конце концов, со временем у него это пройдет.

Гидеон припарковал машину у тротуара, когда Эббот заметил его и кинулся открывать дверцу.

— Добрый день, сэр.

— Хэлло, — ответил Гидеон, делая вид, что удивлен. — Так это вы занимаетесь этим делом?

— Меня должны сменить в восемь часов, сэр. Капрал — инспектор Лоусен.

— Да, я его видел. Все спокойно?

— С моей точки зрения ничего такого, что давало бы основание для тревоги, не произошло, — отчеканил Эббот, поставив затем Гидеона в известность о перемещениях детей и двух человек, живущих на верхнем этаже; он ему описал также двух лиц, проходивших, но не вошедших в дом — мужчину и женщину. Да, действительно ничего особенного. Во время отчета Эббота Гидеон заметил, как в одном из окон шевельнулась занавеска. Наверное, это была Руби, а может, кто-то из детей. Он подошел к двери в комнату, окна которой выходили на улицу, и увидел внутри мальчугана лет двенадцати и десятилетнюю девочку. Постучав, он услышал, как дети что-то прокричали, но что именно, не понял. Затем до его слуха донеслись наставления матери, раздался шум шагов и дверь открылась.

Гидеон был просто ошеломлен.

Перед ним, несомненно, стояла Руби Бенсон, но насколько же — просто невероятно! — она выглядела сейчас моложе, чем в момент их знакомства. У Гидеона даже создалось впечатление, что он встретил младшую сестру той женщины, которую знал раньше. Ее волосы, конечно же, были уложены искусным парикмахером, а на висках уже не проступала седина. Но этот моложавый вид не был навеян только женской кокетливостью: цвет её кожи стал светлее, глаза потеряли прежнее выражение боли и страдания и, как констатировал Гидеон, на лице Руби стало вроде бы гораздо меньше морщин. Одетая в белую блузку и темно-серую юбку, она по фигуре ни в чем не уступала молодой девушке, для которой прическа Святой Катерины<$F<|>"Прическа Святой Катерины" — незамужняя 25-летняя девушка празднует день Святой Катерины, официально переходя в возраст "перезлелок".> — дело ещё сравнительно далекого будущего.

Гидеон протянул руку.

— Ну и ну, — только и смог проронить Гидеон. — Нужно мне будет взять у вас рецепт! Я бы тоже был не прочь помолодеть лет этак на двадцать.

Комплимент явно пришелся ей по душе, и миссис Бенсон улыбнулась. Она, несколько поколебавшись, пожала протянутую ей руку и, отступив назад, впустали Гидеона в дом.

— Просто нет той мороки и треволнений, что были раньше… по меньшей мере до настоящего времени… Пройдемте в переднюю комнату.

Гидеон хорошо её помнил. Он вошел и — снова сюрприз: все в ней было полностью переделано, и теперь помещение казалось более просторным, а светлые, радостные тона, в которых оно было выдержано, резко контрастировали с этим угрюмым кварталом.

— У меня появилось нечто вроде странного, непонятного предчувствия, внезапно бросила она. — Интуиция подсказывает, что он доберется до Лондона и примется за детей. Я вам уже говорила об этом. Он прекрасно знает, что они для меня — все и как раз в его характере… Он вполне удовольствуется, если я останусь живой, но дети погибнут или станут калеками. В общем, что-то в этом роде! Но я вам ещё не все сказала, — продолжала она прерывисто, скороговоркой, как если бы говорила по телефону. — Я вам не сообщила, что мать Бенсона навещала его в тюрьме Милуэйз. Вы знали об этом?

— Нет.

— Ну так вот, она там была. И когда вернулась, передала мне от него устное послание, смысл которого ей был непонятен. Зато я сразу сообразила, в чем дело. Но ей ничего не сказала и не делались этим ни с кем, но… когда я узнала, что он сбежал, то его слова мгновенно всплыли в моей памяти, мистер Гидеон, и я настолько испугана, что оказалась не в силах что-либо придумать.

Ну ещё бы, подумал Гидеон.

— И что же было в этом послании?

— Он передал мне, чтобы я вспомнила, что произошло с семьей Майклрайт. И все… Не думаю, что вы слышали эту историю. Несколько лет назад глава этой семьи часто работал на Сида. Однажды он заподозрил, что Сид его крепко надул… Тогда я ещё не была уверена в этом, но сейчас, полагаю, что так оно и было.

У Гидеона появилось впечатление, что она несколько непоследовательна. Но в то же время он прекрасно понимал причину этого взрыва эмоций после стольких лет сдержанности и подавления их в себе. Пусть говорит. Это её немного успокоит. Постепенно в голове Гидеона начала складываться цельная картина случившегося, которую Руби начала набрасывать отдельными мазками.

— У четы Майклрайтов было двое мальчиков и, понимаете, в один прекрасный день оба они были раздавлены машиной, которая тут же скрылась. В тот день они шли по улице вместе с отцом. Тот с одним из малышей погиб на месте; другой сынишка остался калекой на всю жизнь. Я не могла быть в то время уверенной, что это сделал лично Сид, но неоспоримо одно: Майклрайт мертв… и мне известно, что стало с его детьми. И вот тогда, когда мать Сида передала мне эту фразу Бенсона, я, естественно, сразу же подумала в том духе, как только что вам сказала.

— Миссис Бенсон, мы не допустим, чтобы с вашими детьми что-нибудь стряслось, — спокойно заверил её Гидеон.

— Это вы так говорите, — пылко, чуть ли не в ярости, воскликнула она. — Но кто ему помешает сделать это? Теперь, находясь на свободе, он позвонит одному из своих друзей. А у него их хоть отбавляй! Я подумала об этом сегодня же утром, когда вы повесили трубку. Вот почему не пустила детей после обеда в школу. Мистер Гидеон, как вы можете точно узнать, что он не принесет зла моим детям?

Ясно, для неё это уже превратилось в болезненную навязчивую идею.

Многие годы подряд она прятала опасения относительно "несчастного случая с семьей Майклрайт" в самый дальний уголок своей памяти, но сообщение матери Сиднея превратило её потаенные страхи в уверенность. Пока тот был в тюрьме, она чувствовала себя в безопасности, но его побег превратил её жизнь в сплошной кошмар, все более и более ужасный по мере того, как день шел за днем, и даже час за часом. Обычные слова в такой обстановке не могли её успокоить, как, впрочем, и внешняя охрана дома двумя полицейскими. Единственное, что могло ей как-то сейчас помочь — это быстрейшее задержание её мужа.

— Я вас очень хорошо понимаю, но постарайтесь оценить ситуацию хладнокровно. Я расставил своих людей повсюду вокруг вашего дома. Они будут торчать здесь день и ночь до тех пор, пока мы его не поймаем. Знаете, я даже удвою их численность, чтобы быть полностью уверенным в…

— Вы не можете быть уверенными ни в чем, — сухо оборвала она Гидеона. Затем, четко произнося каждое слово, добавила:

— Ну разве вы в состоянии, сидя в этой комнате, поклясться, что он уже не позвонил кому-нибудь из своих дружков в Лондоне и не дал соответствующих указаний? Разве не так?

— Этого гарантировать я, естественно, не могу.

— Ну вот мы и приехали! Есть только один способ…

В этот момент резко распахнулась дверь. Она запнулась и вздрогнула, что выдавало её столь тщательно скрываемое напряжение. Но никакая опасность ей в этот момент не угрожала, поскольку это был всего лишь её сын, молодой Сидней, возникший в двери со всей резвостью двенадцатилетнего подростка вместе со следовавшей по его пятам сестрой, казавшейся не менее его возбужденной. Гидеон не видел их три года и нашел симпатичными, хорошо воспитанными, чистенькими, пышащими здоровьем, словом, такими, какими могли быть дети любой нормальной супружеской пары.

— Мама! — воскликнул молодой Сид, заскользив по паркету и тихонько остановившись прямо перед ней как вкопанный. — Мама, знаешь новость?.. Только что передали, что сейчас по телевизору покажут папу!

Глава 8 ОПАСНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Миссис Бенсон сразу же побледнела, и Гидеон заметил, как она в мгновение ока постарела. Но Руби, сжав свою волю в кулак, вскинула голову и плечи, чтобы подавить волнение, тем более сильное, что её больше поразило не что он сказал, а как он это произнес. Она смотрела на Сида, который для своего возраста был довольно невысоким, подумав, насколько же он был похож на своего отца: тот же острый профиль, те же тонкие губы и особенно пронзительный взгляд с такими же голубыми глазами, затемненными длинными ресницами. Он ворвался, как ураган, чтобы сообщить матери, что сейчас появится на экране телевизора его «папа». И сказал это таким возбужденным тоном, который не оставлял никаких сомнений насчет обуревавшего его пламенного желания увидеть отца — так обычно в течение долгих лет ждутжеланного гостя. Этот человек, которого так опасалась его жена, боясь, что он выместит свою злобу против неё на собственных детях, оставался тем не менее для них отцом, и три года разлуки не смогли погасить ту привязанность, которую сохранил к нему подросток.

— Мама, — настаивал парнишка. — Это точно он. Диктор сам сказал. Разве тебе не хочется взглянуть? Передача вот-вот начнется…

— Иду, иду, Сид. Может быть, посмотрите вместе с нами, мистер Гидеон?

— С удовольствием, — ответил тот.

— Тогд поспешите, — с нетерпением воскликнул Сид.

И он побежал вместе с сестрой впереди. Руби Бенсон метнула пристальный взгляд на Гидеона, затем, сжав зубы, отвела глаза в сторону. Гидеон последовал за ней по узкому коридору, который привел их в маленькую гостиную, где в углу стоял телевизор с небольших размеров экраном. На улице уже стемнело и в сумеречной комнате четко вырисовывался светлый прямоугольник экрана. В этот момент картинка показывала одно из озер Шотландии, по которому в ужасном реве моторов мчались скуттеры<$F<|>Скуттер — лодка с подвесным мотором (прим. переводчика).>.

— Прошу вас, присаживайтесь, — предложила Гидеону миссис Бенсон, показывая на кресло.

Оба они сели рядом с детьми, которые буквально пожирали экран глазами.

— Вы знаете, я не видел его уже целых три года, — не унимался Сид.

— И я тоже, — тоненьким голосом пропищала Лиза. — А ведь он и мой папа тоже.

Наконец, изображение Шотландии и шум моторов исчезли, чтобы уступить место диктору:

— А теперь мы проведем короткую экскурсию в тюрьму Милуэйз, что на севере Англии. Сегодня утром оттуда сбежало девять опасных преступников. Трое уже арестованы.

Лицо диктора стало расплываться, затем и вовсе стушевалось, а вместе него появилась громадина серых и мрачных стен тюремного здания. Стояла почти абсолютная тишина. Лишь чуть слышно что-то бормотало в громкоговорителе. Кадры были довольно впечатляющими, и диктор воздержался от неуместной в данном случае болтовни, которая могла все испортить. Картинки на экране говорили сами за себя: стены, ощетинившиеся железными изогнутыми крюками, длинные проходы, в которые выходили двери камер (как раз наступал час, когда заключенные шли на прогулку), широкая сетка, подвешанная внизу под проходами, чтобы предотвратить любую попытку самоубийства. Короче, то была полная панорама тюремной жизни с её охранниками, заключенными, такими же невзрачными и серыми, как и их одежда, длинными рядами камер с дверьми, прошитыми глазками. Показали даже одну из камер изнутри с кроватью, стулом, маленьким столом и с фотографиями обнаженных девиц на стене.

Операторы ничего не упустили, чтобы создать у зрителя полное представление об исправительном учреждении.

Виды тюрьмы начали понемногу сходить на нет, и на экране вновь появился диктор. Загремел громкоговоритель: "Внимание! Полиция разыскивает опасных преступников!

Мы покажем вам сейчас портреты шестерых заключенных, которые все ещё находятся в бегах, и полиция разыскивает их на всей территории Англии. Сбоку от каждой фотографии вы увидите описание каждого из уголовников. Это может помочь вам в их опознании. За плечами всей шестерки очень длинный перечень правонарушений…"

У Руби перехватило горло. Она наклонилась к Гидеону и прошептала:

— Видимо, не стоило им позволять видеть это. Не надо мне было их слушать…

— Пусть смотрят, — тихо проронил Гидеон.

Дети, уставившись как завороженные в телевизор, не слышали их диалога.

Сначала: Джинго Смит с его лысой головой, маленьким носом пуговкой, на вид — балагур и весельчак; далее Уолли Элдермен, лицо которого со сплющенным и переломанным носом могло успешно фигурировать в учебнике криминологии; затем Метт Оуэнс, похожий на собаку бассета, вечно поводящий носом во все стороны, левый глаз которого, с его непрестанным тиком, казался на фотографии полуприкрытым.

Подошла очередь и Бенсона.

Фотографы из службы криминального учета начинали понимать толк в своем деле, и снимок был очень удачно сделан. То действительно был Бенсон и, рассматривая его, сын мог вполне представить, каким он будет лет через двадцать. Черты заключенного были грубо и резко очерчены, губы подчеркнуто тонкие, особенно…

Волосы: брюнет Цвет лица: желтоватый Глаза: бледно-голубые.

Эта последняя деталь особенно впечатляла зрителей: светлые, бледно-голубые глаза на фоне желтоватого лица.

Рост: один метр 75.

Особые приметы: родинка на левом ухе; шрам на животе после операции по удалению аппендицита; на мизинце не хватает одной фаланги.

Изображение Бенсона пропало.

За ним последовал Фредди Тисдейл с почти ангельским видом, несмотря на чрезмерную яркость экрана. Создавалось впечатление, что он сейчас улыбнется.

И тут снова заговорил диктор: "Завтра в это же время мы передадим последние новости международной жизни. Наши передачи вновь выйдут в эфир в…"

Гидеон поднялся, то же самое сделали и дети, повернувшись к матери и гостю.

Экран теперь представлял собой лишь небольшое пятно молочного цвета; внезапно комната погрузилась в почти абсолютную темноту.

И тогда ужасающе спокойным голосом заговорил Сид:

— И это вы, грязный легавый, засадили его за решетку! Эх, будь моя воля — что бы я сотворил с вами!

Ведь расследование по делу Бенсона действительно вел Гидеон.

И это он уговорил Руби дать свидетельские показания против мужа.

И вот так, теперь, заговорил её сын!

Трудно было избежать реакции на столь провокационное поведение. Если Гидеон промолчит, то ненависть мальчика только возрастет и породит в конечном счете в нем презрение к полиции. Так что Гидеон принял вызов, стараясь при этом не слишком ранить мать и не выказывая обиды. Ему нужно было так повлиять на сознание этого парнишки, чтобы в будущем это могло пойти ему на пользу.

— Да, Сид, это так. Я и впрямь отправил твоего отца в тюрьму. Но он знал, на что идет, и представлял, что в конце концов полиция его схватит. Рано или поздно, это должно было произойти. Ты умеешь играть в футбол?

Молодой Сид хранил упорное молчание.

— У тебя что, язык отсох? — резко спросил Гидеон. — Отвечай! Ты умеешь играть в футбол? Да или нет?

— Я… Да. Да, — повторил он, сглатывая слюну.

— Он даже играет в школьной команде, — радуясь возможность похвалить своего брата, вмешалась Лиза.

— Это меня не удивляет, — добродушно бросил Гидеон, — на вид он здоровяк. Ну хорошо, Сид. Раз ты состоишь в школьной команде, то, конечно, можешь мне ответить, что происходит, когда ты сбиваешь кого-нибудь, то есть нарушаешь правила игры? Назначают свободный удар? Дело может обернуться и пенальти, и команда противника забивает гол. Почти наверняка. И какие же последствия? Если ты играешь не по правилам и слишком часто сбиваешь соперника, тебя выгоняют из команды. Вот так все это происходит в школе. То же самое — и вне её. Общество установило определенные правила поведения. И их следует соблюдать. Находятся люди, считающие, что их можно обойти и что какое-то время это вполне сойдет им с рук. Возможно, так оно и будет, но заканчивается подобное поведение тем, что их ловят. Рано или поздно. Твой отец играл не по правилам. Иначе он был бы сейчас здесь. Вместе с тобой. Так что видишь, как все это просто. Я считал, что тебе обо всем этом уже известно, и что тебе не нужно будет обращаться к полицейскому, чтобы он тебе объяснил ситуацию. Ты все понял?

— Грязный легавый! Вот и все, что вы из себя представляете! взорвался паренек, выбегая в дверь, выходившую к прачечной. Гидеон поспешил за ним, но тот в один миг проскочил задний двор и ловко, как кошка, перелез через забор, чтобы исчезнуть в узенькой улочке. Лишь звонко процокали по плитам подкованные каблуки его ботинок.

Гидеон к этому времени едва достиг лишь задней двери. Было уже поздно что-либо предпринимать.

— Только не дайте ему убежать, — умоляла его, сжав руку дочери, Руби Бенсон. — Бог знает, что с ним может приключиться. Ради Бога, не упустите его!

Но иногда бывает так, что счастье улыбается вам.

Гидеон тут же выскочил из дома, чтобы отдать необходимые указания Эбботу и Перси. В это время на Маскетт-стрит как раз выскочила полицейская машина. Немедленно по рации были предупреждены соседние патрули. Не прошло и десяти минут, как молодой Сид был обнаружен. Он явно красовался перед дюжиной своих друзей у старого склада, рядом с Темзой. Гидеон не стал посылать за ним своих людей, а отправился туда сам. Тем самым он давал тому возможность пофорсить перед сверстниками, но в то же время это позволяло ему самому создать мнение, действительно ли, несмотря ни на что, в Сиде была заложена хорошая основа, как на то надеялась его мать.

— Сид, поступай как хочешь, но я тебя предупредил. Ты знаешь, что происходит, когда человек не придерживается правил. Так что хорошенько взвешивай свои поступки и покажи, что у тебя ещё осталась хоть капля здравого смысла с голове. Ты ведь любишь свою мать?

Паренек хранил молчание.

Тогда Гидеон обратился к другому подростку:

— А ты любишь свою мать?.. А ты? — добавил он, поворачиваясь к его соседу.

В ответ первый из ребят выдавил испуганное «да», а второй сначала что-то неразботчиво пробормотал, а затем выпалил: "Она потрясная женщина, моя мать!"

— Ты ведь всегда был счастлив со своей матерью? — сурово спросил Гидеон у молодого Сида. — Видишь, другие это прекрасно сознают. Почему же не ты?

— Гм… ну да…

— Она играла по правилам нашей жизни и воспитала из тебя человека. Если бы ты рос в голоде и холоде, ты бы никогда не поступил так, как сейчас. Но не забывай, что твоей матери выпала трудная доля. Я с тобой так говорю потому, что знаю, что ты меня понимаешь. И даже очень хорошо. Твой отец сбежал из тюрьмы, и твоя мать в этой связи нервничает. И ты в силах ей помочь, вернув чуточку того, что она тебе дала в жизни. Но если ты не хочешь… то о'кей, я не могу заставить тебя сделать это.

Если положение обострится, сказал себе Гидеон, лучше будет найти какой-нибудь предлог, чтобы забрать его. В камере он будет чувствовать себя в большей безопасности, нежели дома.

После этого нелегкого разговора он вернулся на Маскетт-стрит, где его ожидал очередной сюрприз: Руби сумела подавить в себе испуг, причем настолько успешно, что встретила его почти радостно.

— Наверное, мне не следовало так уж опекать его, но думаю, он быстро поймет, что к чему, и придет в себя. Меня больше всего беспокоит то, что он встречается с сыновьями тех, кто раньше состоял в банде Сиднея. Но здесь я ничего не могу поделать! Хотя рано или поздно, ему придется выбирать между двумя дорожками — хорошей и плохой. Но как его направить по той, по которой мне хотелось бы? На сегодняшний день главное, — чтобы он не навлек на себя неприятностей. Вы ведь следите за ним, так ведь? — закончила она обеспокоенно.

— Да, и очень плотно. Но думаю, что он будет хорошо себя вести и скоро вернется домой. Сейчас нам надо решить, что делать с обоими детьми. Я конечно, могу их увезти куда-нибудь подальше, но если мы это сделаем, можете быть уверены, что молодой Сид расценит это как наше стремление предотвратить его встречу с отцом. В перспективе это, скорее всего, не сыграет нам на руку. Не хотели бы вы отправить куда-нибудь девочку и остаться с сыном?

— Нет, — после долгого раздумья ответила миссис Бенсон. — Лучше, если мы будем держаться все вместе.

Прежде чем пойти домой, Гидеон сделал крюк и зашел в Скотленд-Ярд. Леметр ушел. В ожидании смены главным инспектором, который должен заступить ночью, дежурство пока нес капрал Джефферсон. Это было очень жесткое правило: кто-то всегда должен был находиться в кабинете комендента Гидеона в его отсутствие. Когда тот вошел, Джефферсон поднял склоненную над отчетом седую голову и тут же встал по стойке «смирно».

— Я как раз думал, зайдете ли вы сами или позвоните, сэр.

— Лучше было заскочить в бюро, — отозвался Гидеон. — Что-нибудь новенькое?

— Пока что, сэр, все спокойно. Ничего нового по делу Милуэйз. Железнодорожный служащий, оглушенный беглецами на стрелке, похоже, ранен тяжело. Если он умрет, то на нас повиснет неприятная история. В зале, где находятся сейфы Банка Келли, нашли отпечаток ботинка. Это может пригодиться, но по-моему улика пока жидковата. Что же касается остального, сэр, то это обычная текучка. Банальные происшествия. Но я сильно удивился бы, если завтрашний день будет таким же спокойным, как сейчас. Сегодня намного теплее, не так ли, сэр? — вежливо закончил он.

— Нам, ветеранам, опытным, заслуженным полицейским, есть ещё кое-что показать этой молодежи. Вы что, не верите? Ну ладно, я возвращаюсь домой, сказал Гидеон и, уходя, добавил: — Желаю вам хороших снов.

Проходя мимо кабинета Большого Шефа, он заглянул в него: тот был пуст. Затем зашел в диспетчерскую, где просмотрел только что пришедшие по телетайпу и рации сообщения. У него создалось впечатление, что сегодня вечером скапливается немало новостей: минимум пять краж со взломом, но в пригороде, что, в принципе, не интересовало напрямую центральные подразделения.

Внезапно он вспомнил, что завтра одного из арестованных повезут в тюрьму Эндсворт. Навсегда. Он убил свою жену и был приговорен к пожизненному заключению.

В его памяти всплыло и то, что в мрачной камере подразделения «Эйч-5» находится парень, которому грозит такая же трагическая участь.

А в это время он, Гидеон, спокойно возвратится в свой уютный дом, увидит жену, поужинает и затем будет спать в кровати… если только, конечно, его не поднимут на ноги ночью.

Глава 9 ДА ЗДРАВСТВУЕТ СВОБОДА!

Бенсон не знал, что его фотография и описание были высвечены на всех экранах английского телевидения. Он находился один в кухне, далеко от радио, которое что-то невнятно нашептывало в углу соседней комнаты. А в близлежащем доме, наоборот, радио было запущено на полную мощность, и от доносившегося оттуда шума и гама нервы Бенсона были взвинчены до предела. Впрочем, сейчас ему все приходилось не по душе, и даже, где-то подсознательно, тот факт, что так славно удался в полном соответствии с его тщательно продуманным планом их побег из тюрьмы.

Фредди Тисдейл какое-то время назад покинул их убежище.

Было без десяти семь. Фредди должен был вернуться с минуты на мимнуту.

И вдруг Бенсон задумался, а стоит ли вообще ему доверять?

Уходя, Фредди посоветовал ему спокойно оставаться на месте, в тепле. Зачем выходить вдвоем, заметил он, когда вполне будет достаточно одного, и дело-то в общем было пустяковое: требовалось всего пять минут, чтобы добраться до бакалейной лавки, что на углу. А там для него — просто детская забава: так сказать, «изъять» немного продуктов и вернуться. У Фредди, судя по всему, нервы были покрепче, и он совершенно не испытывал никакого беспокойства в отношении своей вылазки. Он был уверен, что все пройдет, как по маслу.

Но несмотря на это, уже минуло двадцать минут с момента его ухода.

Бенсон открыл ящики буфета, чтобы просмотреть их содержимое. Его, казалось, загипнотизировали ножи. Особенно заинтересовал один, для разделывания с вытянутым кончиком, с лезвием, которое от частой заточки было вогнуто в середине. Рядом лежал войлочный чехол с другим ножом для резки хлеба. Бенсон принялся шарить в ящиках, пока не нашел точильный камень, который тут же смочил водой из-под крана. Затем начал затачивать лезвие. В комнате слышался лишь скрежет металла о камень, не считая тех моментов, когда Бенсон прерывался, чтобы прислушаться к посторонним, вне дома, звукам.

По-прежнему все было тихо. Условленного с Фредди кода — стук три раза подряд — так и не слышалось.

Бенсон закончил свое дело. Провел большим пальцем по острию: оно резало, как бритва. Он засунул новоприобретенное оружие в войлочный чехол и прикрепил его к поясу, привязав к пуговице штанов, чтобы тот случайно не выпал.

Теперь Бенсон улыбался.

Семь часов пять минут! Улыбка постепенно сошла с его лица. Фредди заставлял себя ждать!

Возможны, подумал он, три варианта причины его отсутствия. Первый: Фредди просто задержался и скоро появится с продуктами. Вот тогда устроим пиршество! Второй: тот, заранее все продумав, сбежал, бросив его здесь одного. И, наконец, третий: его задержали!

Второе предположение вряд ли было правдоподобным, но третье следовало принять во внимание. Несмотря на дрожь от холода, Бенсона прошиб пот — да ещё какой! — и снова, ещё сильнее, чем раньше, стало сводить живот. Соразмерно усилению этих мук от голода росли и его опасения. Он знал о Тисдейле только то, что ему удалось выведать о нем в тюрьме, и не был абсолютно уверен в том, что тот выдержит и не сдаст его полиции. Полиция? А вообще, может ли он услышать, как они подкрадутся к дому, учитывая обильный снег, который заглушал шум шагов?

Он поднялся на второй этаж, проскользнул в спальню, где царил пробиравший до костей холод, и, по-прежнему, весь дрожа, подошел к окну. Заметить его снаружи никак не могли, поскольку Бенсон прислонился к стене, как если бы за ним следили тысячи глаз. Он всмотрелся в ночь, внимательно изучая улицу, тротуары и белесовато поблескивавшие заросли кустарника.

Никого.

Если бы легавые окружили дом, он наверняка заметил бы их.

Бенсон возвратился в кухню и уже вошел в коридор, когда услышал приглушенный шум. Кто-то осторожно приближался к дому. Он тут же остановился, замерев, как статуя. По всем показателям это должен быть Фредди, и все же, несмотря на это, по мере приближения к двери сердце его бешено колотилось в груди. А вдруг за Фредди был «хвост» и он нарочно тяжело ступал, чтобы предупредить Бенсона, что за ним следом идет легавый?

А что если он придет с пустыми руками?

Бенсон вжался в стенку рядом с дверью, вытащил из-за пояса нож, сунув его в карман, и левой рукой повернул ключ в замке. Затем слегка приоткрыл дверь.

Фредди протиснулся в кухню. Он настолько продрог, что у него зуб на зуб не попадал. Его била дрожь; лихорадочно блестевшие глаза, похоже, были готовы вывалиться из орбит; щеки и нос приобрели фиолетовый цвет от мороза, но зато в руках он нес большую коробку, а карманы его плаща были набиты съестным.

Ну теперь-то уж точно попируем!

Бесшумно закрыв дверь, Бенсон включил свет и с облегчением глубоко вздохнул. Фредди поставил коробку на стол и вывалил все из карманов, не переставая при этом содрогаться всем телом от холода.

— Там торчали две клиентки, настоящие стервозы, заботлавшиеся с хозяином и его гребаной женой! И ведь никак их оттуда не вытуришь. А какой адский ветер! Так хлестал по лицу, будто полосовал бритвой. Ну ладно, жри, что принес, а я пойду согреюсь.

Бенсон не проронил ни слова.

Устроить подобную пирушку они не имели возможности целых три года! Горячий суп, ветчина, горошек и картошка, сыр, ржаной хлеб! Они ели медленно, с расстановкой и в течение двадцати минут не обменялись ни единым словом. Фредди, закончив первым, рыгнул.

— Эх, пивка бы сейчас, — внезапно с тонкой ухмылкой произнес Бенсон. — Ты, случаем, не принес?

— Хочешь, чтобы я за ним для тебя сбегал? — спросил Фредди. Он тоже растянул губы в улыбке, гораздо более открытой и любезной.

— Ты клевый парень, Фредди. Сделал все, что мог. Хорошо, так что будем делать, выбравшись отсюда? Останемся вместе или каждый потопает своей дорожкой?

— А у тебя ничего нет на примете? — спросил Фредди.

— Выбор, естественно, есть. Но сначала я тебе кое-что объясню. Ты знаешь, что у меня голова отнюдь не пустая. Забита прелюбопытнейшими данными! Тот ещё списочек, лучшего не найдешь во всей стране: в нем все! Имена и адреса не только всех тех, кого полиция считает способными к сговору с нами, но и таких, кого она в этом и не подозревает! Вот с ними-то я и свяжусь, как только проберусь на юг. И они сделают все по моей просьбе. Надежно укроют и снабдят капустой. Кстати, и совсем не обязательно там задерживаться долго. Есть у меня деньжата и в заначке. И я смоюсь из этой страны, но только после того, как решу одну личную проблему.

— Это какую еще?

— Ты знаешь, Фредди, кто меня выдал легавым?

— Нет.

— Моя женушка!

— Неужели, твоя половина могла пойти на это? Видно, из-за любовника?

— Не думаю, что она это сделала из-за кого-то, но все равно намерен прояснить и это.

Бенсон, прищурившись, замолчал на какое-то время, внимательно всматриваясь в Фредди сквозь черные и шелковистые, как у сына, длинные ресницы.

— А ты уже определился, куда направишь стопы? — продолжил Бенсон.

— Сид, — спокойным голосом отозвался Фредди Тисдейл, — все, что я хотел, это смотаться из этой чертовой тюремной камеры, и теперь у меня нет другого желания, кроме как не возвращаться больше туда. Честное слово, первого, кто попробует меня задержать, убью на месте. А прежде, чем они наложат на меня лапу, покончу с собой. Другого выхода просто не вижу.

— Я тоже, — согласился Бенсон. — Так что давай поступим следующим образом. Остаемся вместе, чтобы пробраться на юг. Понимаешь, вдвоем нам легче будет отбиться от этой своры. А потом я отправлю тебя к одной марухе, которая займется тобой все то время, пока придется скрываться. А как только все поутихнет, смотаемся из страны. Ну как, согласен вместе отправиться в Лондон?

— Ты мне преподносишь настоящий подарок, — только и мог вымолвить фредди.

— Ну и отлично! Теперь, слушай меня внимательно. Не нужно верить в Деда Мороза. Иначе останься мы здесь ещё на три-четыре дня, и у нас могут возникнуть крупные неприятности. Лично я думаю, что нам лучше смотаться отсюда втихую до восхода солнца… Не знаешь, есть ли поблизости какая-нибудь автостоянка?

— Есть тут одна, рядом с рынком.

— А нельзя ли туда наведаться завтра к полудню и, уведя тачку, смотать удочки?

— В конце концов, все равно нужно что-то предпринять, — признал Тисдейл. — А если кто-то и увидит, как мы выходим отсюда, где-то в одиннадцать тридцать, то подумают, что мы осматривали дом в надежде снять его. Ну как, клеится?

— Клево! Слушай, Фредди, вот ты только что сказал… ну, по поводу того, что пришьешь любого, кто встанет у тебя поперек дороги, ты и взаправду сделаешь это?

— А как же!

— О'кей, — ответил Бенсон. — Я тоже.

На следующее утро Гидеон проснулся около семи часов и несколько минут неподвижно лежал, наблюдая за первыми солнечными лучами, пробивавшимися через уголок окна. В доме было совсем тихо; до него доносилось лишь дыхание жены, спавшей рядом на соседней кровати. Дети ещё не встали, так как, старея, их родители приобрели привычку просыпаться все раньше и раньше, ни свет ни заря.

Гидеон медленно, чтобы не разбудить Кейт, приподнялся на локтях; он неспешно надел домашний халат, который ещё больше подчеркивал его крепкое телосложение, и направился к двери. Кейт получит, как это бывало частенько, свой завтрак прямо в постель. Гидеон повернулся, и лицо его озарила улыбка: сетка, стягивавшая волосы Кейт, немного съехала набок. Во сне, конечно, люди выглядят не всегда наилучшим образом, но его жена все ещё оставалась красивой женщиной. А уж когда Кейт соизволяла прибегнуть к косметике, то результат был и вовсе поразительным!

Гидеон вышел из комнаты и спустился на кухню.

Он хорошо выспался и, находясь в отличном настроении, начал заваривать чай: для Кейт и для себя. В семье существовало правило, имевшее силу закона, что дети готовили себе чай сами, не считая воскресенья, когда завтраку уделялось гораздо больше внимания, чтобы доставить удовольствие девочкам.

Внезапно ему показалось, что наверху текла вода из-под крана; он поднялся по лестнице и достиг верха как раз в тот момент, когда открывалась дверь комнаты Пруденс.

Удивительно, подумал Гидеон, как можно наблюдать за своим ребенком каждый день с того самого мента, когда тот начал ходить, и вплоть до достижения им двадцатилетнего возраста, и только сейчас заметить, что перед тобой уже цветущая женщина. Такая же красивая и миловидная, как и сестра Уильяма Роуза. Бувально со всех точек зрения.

На Пруд был пеньюар цвета персика, и Гидеон наконец-то заметил, что у неё завидная фигура. Ее мать — хитрая бестия! — должно быть как-то устраивала таким образом, чтоб её повседневные платья в этом смысле более скрадывали изящные формы, нежели этот пеньюар, подчеркивающий её стройность.

— Папа, — с озабоченным видом прошептала она, — скажи честно, ты веришь, что у Уильяма Роуза есть шансы выкарабкаться?

— Пруд, если он не убивал эту девушку, то все обойдется.

— Ты уверен в этом?

— Абсолютно.

— Ты не рассердился, что Мэри потревожила тебя на службе?

— Конечно, нет, — немного поколебавшись, ответил Гидеон. Затем, подозревая, что она что-то скрывает от него, внимательно взглянул на дочь. — Что ты от меня утаиваешь, Пруд?

— А ты меня простишь?

— Естественно.

— Спасибо, папа. И хвала небесам! Есть кое-что, о чем я тебе не рассказала. Вчера утром мне позвонила Мэри. Она страшно нервничала и попросила кое-что сообщить тебе. Я ответила, что будет лучше, если она сама пойдет к тебе и… ты знаешь, что произошло дальше, не так ли? Я не думаю, что без моего совета она решилась бы на этот шаг, а затем я начала мучаться угрызениями совести, не подвела ли тебя таким образом.

— Да нет, Пруд. Нужно всегда бороться за то, что ты считаешь правым делом, особенно, если дело касается твоих друзей. Действительно ли она твоя близкая подруга?

— Не совсем. Она старше меня на два года, и мы просто знакомы.

— А она тебе нравится?

— Да, она на всех производила самое благоприятное впечатление.

— Какая у неё репутация?

— Папа, — насторожившись, ответила ему Прудент. — Мне бы очень хотелось выяснить, почему ты мне задаешь все эти вопросы. Что именно ты хочешь узнать?

— Не врунья ли твоя Мэри?

Пруденс ничего не ответила.

— Считали ли её обманщицей?

— Нет. Она действительно всем нравилась.

— Ну что ж, превосходно, — решил Гидеон. — Если она сказала мне правду, утверждая, что провела вторник со своим братом, то для нее, как и для него, все закончится наилучшим образом. Если же она солгала… гм… это им не поможет. А теперь иди-ка оденься. Если захочешь чаю, то я оставил чайник на плите на маленьком огне.

— О, папа, спасибо! Большое спасибо!

Кейт уже проснулась; она сняла сетку и своими тонкими длинными пальцами навела некоторый порядок в своих непослушных волосах. Нет ничего удивительного, мелькнуло в голове Гидеона, в том, что у неё такие красивые дочери! У жены глаза всегда сохраняли живость, и сама она до сих пор излучала свежесть, которой так и веяло от Пруденс.

— Ты слышала?

— Да, — ответила Кейт. — Я все же твердо надеюсь, что Мэри не соврала.

Было уже чуть более полдевятого, когда Гидеон сел в машину. Пруденс уйдет из дома не раньше полудня и весь день будет заниматься арпеджио; Пенелопа, младшая из дочерей, ходила ещё в школу, и ей предстоял путь в противоположную с отцом сторону, Присилла, которой исполнилось шестнадцать лет, только что закончила школу и устроилась на работу в Челси. Гидеон подбросил её на угол улицы, рядом с офисом её фирмы, и проследил, как она удалялась. Присилла была само очарование, в сущности тоже уже настоящая женщина в своих туфлях на высоком каблуке и нейлоновых чулках. Перед тем, как войти в здание, она повернулась и помахала ему рукой. Гидеон ответил улыбкой и, снова взявшись за руль, тяжело вздохнул. Утром Пруденс, а теперь вот Присилла. Гидеон начинал чувствовать приближение старости. Но это настроение быстро исчезло и остаток дороги до самого Ярда он перебирал в уме вчерашние события. Затем подумал об ожидающем его отчете и лукаво усмехнулся.

Может быть, к этому времени поймали ещё кого-нибудь из беглецов, удравших из тюрьмы Милуэйз?

Нет! Вся шестерка ещё была на свободе.

Хотя кое-что и изменилось по сравнению со вчерашним днем. Наступила теплая погода, а вместе с ней — прощай обманчивое спокойствие последних дней! Всего лишь за одну ночь было отмечено сорок девять ограблений и произведено семь арестов. Дактилоскопические службы как в Ярде, так и на местах, были начеку.

Да, денек обещал быть насыщенным событиями.

Леметр и Джефферсон уже находились в кабинете Гидеона, и в течение двадцати минут они изучали текущие отчеты, снабжая их обильными комментариями.

Всего произошло девятнадцать происшествий, подпадавших под квалификацию преступлений, три из которых непосредственно относились к компетенции суда присяжных, а остальные — к исправительному суду. Дело об ограблении на Бонд-стрит (когда разбили витрину ювелирного магазина) было уже закончено следствием и готово к передаче в судебные инстанции.

Лефти Блайт, знаменитый медвежатник, по имеющимся данным, нашел место курьера в небольшом агентстве, которое, по странному совпадению, находилось как раз над офисом одного букмекера, у которого была привычка хранить большие суммы наличных денег в ультра современном сейфе.

— Лефти скоро попробует пощекотать его, — сделал вывод Гидеон. Направьте туда двух человек, чтобы поймать его с поличным.

— Хорошо, — согласился Леметр.

Перед тем, как провести обычную оперативку, Гидеон внимательно изучил два отчета медицинских экспертов, касавшиеся молодого Роуза. Первый оказался позитивным: подозреваемый расценивался специалистом как человек трезвого и ясного ума, без малейших признаков душевной неуравновешенности; другой, составленный незнакомым Гидеону врачом, делал упор на том, что выявлены некоторые характерные черты нестабильности сознания и советовал внимательно изучить медицинское прошлое молодого человека.

Гидеон позвонил Смедду, у которого уже должны были быть копии этих документов.

— Да, — ответил инспектор, — они у меня на столе. Я позабочусь о том, чтобы порасспросить личного врача их семьи, а также школьного. Данные будут у меня уже сегодня, а я вам немедленно направлю копии.

— Бесконечно вам благодарен. Позвольте мне кое-что предложить.

— Очень рад буду услышать ваше мнение.

— Спасибо ещё раз. В этом деле слабым моментом является нож, которым совершено преступление. Парень ведь и впрямь мог его потерять. Не хотели бы вы проверить это, расспросив семью, друзей, коллег по работе и убедиться в том, что он никому не говорил о потере ножа?

— Я этим займусь, — согласился Смедд.

— Отлично! Нельзя оставить ни малейшей трещины в этом деле. Сделайте так, чтобы все было железно обосновано, — подчеркнул в заключение Гидеон с чувством выполненного долга перед Пруденс.

Затем он перешел к отчетам, присланным из Мидлэнда и с Севера. Пожалуй, они страдали некоторой расплывчатостью: того или иного сбежавшего преступника якобы «видели» в том или другом месте. Некоторые из этих сообщений пришли из таких отдаленных от Милуэйз районов — иногда отстоявших от него на многие сотни километров — что не выдерживали даже самого поверхностного анализа. В провинциях полицейские участки были буквально завалены подобного рода информацией, каждую из которых, конечно, требовалось проверять. А затем настанет черед и Гидеона, и к нему рекой поплывут рапорты. Увы, это не заставит себя долго ждать.

Наконец, Гидеон приступил к утренней оперативке, и к одиннадцати часам большинству дел был уже дан необходимый ход. Теперь он сможет немного расслабиться и следующие полчаса провести за составлением плана обеспечения безопасности Руби Бенсон и её двух детей. Пока, вроде бы, все шло нормально, и его проинформировали по телефону, что сын и дочь Руби утром нормально пошли в школу в сопровождении двух полисменов, которые остались там в их ожидании, чтобы затем проводить домой.

— Особенно следите за подростком, — приказал Гидеон. — Он вполне сможет сбежать.

— Хорошо, сэр, — ответил ему Эббот, который вновь в этот день заступил там на дежурство. — Никаких новостей о Бенсоне, сэр?

— Нет, но все равно смотрите в оба, как если бы ожидали его появление в любой момент.

— Все понятно, сэр, — ответил тот голосом, явно выдававшим его мысли: "Если бы это действительно так и произошло!"

Едва Гидеон повесил трубку, как телефон снова зазвонил. Это был помощник Комиссара. Слушая его, Гидеон насупился и ответил, что прибудет немедленно. Но, положив трубку, он оставался некоторое время в неподвижности, в то время как Леметр, со слезящимся от сигаретного дыма глазом, пристально смотрел на него, не скрывая выразительными гримасами своего нетерпения узнать, в чем дело.

— Ну что там ещё произошло? — не выдержал он.

— Прокуратура беспокоится по поводу Эдмундсана.

— Уж пора бы им научиться верить нам на слово, — с глубоко обиженным видом произнес Леметр.

— Не исключено, что они что-то обнаружили новое. И если это правда, то я предпочитаю выявить это «что-то» сам, а не ждать, когда придут мне это сообщить. Так, ну ладно, я должен идти. Меня не вызывай, разве что по делу Бенсона.

— Хорошо, — ответил Леметр. — Послушай, а какую шумиху развели газеты, а?

— Это можно было вполне предвидеть. Сбежал Бенсон — это же сенсация!

Гидеон провел двадцать минут с Большим Шефом и ответственным сотрудником прокуратуры. Слабые стороны в досье Эдмундсана беспокоили буквально всех. Достаточно было совсем немного для того, чтобы обвинение рассыпалосья, и этого прожженного негодяя признают невиновным и он угрем выскользнет из заброшенной на него сети правосудия.

У защиты мог внезапно появиться новый свидетель, или она могла подвергнуть сомнению правдивость свидетельского показания обвинения.

Беседа у шефа, к сожалению, ни к чему не привела, и Гидеон вернулся в свой кабинет. Леметр его проинформировал, что ничего серьезного за время его отсутствия не произошло, и развернул газету «Ивнинг-Стандар», где огромными буквами выделялся заголовок:

СБЕЖАЛ ЛИ БЕНСОН ДЛЯ

ТОГО, ЧТОБЫ ОТОМСТИТЬ?

ПОЛИЦИЯ ОХРАНЯЕТ ЕГО СЕМЬЮ.

— Ну вот тебе раз! — спокойным голосом констатировал Гидеон.

— Думаешь, он дастся нам в руки живым? — спросил Леметр. — По-моему, он…

Затрезвонил телефон. Медленным, степенным жестом Гидеон снял трубку.

— Гидеон слушает!

— Миссис Бенсон на проводе. Передать её вам или суперинтенденту Врексолу? О вчерашнем её звонке вам сообщал он. Помните?

— Соедините меня с ней, — спокойно бросил Гидеон.

Был ровно полдень. Прошло уже более суток с того момента, как заключенные перепрыгнули стену тюрьмы.

Глава 10 РОВНО ПОЛДЕНЬ

Сначала Гидеон услышал лишь сдавленное дыхание, выдававшее волнение, охватившее Руби Бенсон. Может, она уже получила новости от своего мужа? Были ли это с его стороны угрозы, столье же жестокие, сколь и недвусмысленные? Конечно, долг Гидеон состоял в том, чтобы её успокоить, но он не собирался тратить на неё много времени, если только это не будет какое-нибудь воистину важное сообщение. У него было слишком много неотложных дел, ожидающих принятия мер.

Но если это могло в чем-то помочь, то почему бы и не выслушать ее?

— Алло, миссис Бенсон? Как вы себя чувствуете сегодня утром? спросил он своим низким, таким благодушным и сердечным голосом. — А как дети?

— Да, они…

Внезапно она остановилась и её дыхание участилось.

— Ну как, вы его взяли? — наконец смогла она выдохнуть.

— Еще нет.

— Я понимаю, мистер Гидеон, что не должна вам надоедать, но я так выбита из колеи. Прошлой ночью я почти не спала, а сегодня утром…

Руби Бенсон снова замолчала и её голос прервался всхлипываниями.

— Ну так что же произошло сегодня утром?

— Я очень сожалею, — вновь продолжила она каким-то срывающимся голосом, — но я пережила такое потрясение… Ведь не только дети, но и я сама подвергаемся опасности… тут есть кое-что другое… Короче, у меня есть друг в магазине, где я работаю. Может быть, вы меня и осудите, но я так долго была одинока, что… в общем, нужно было с кем-то сблизиться. Это директор магазина, и сегодня утром ему позвонили.

— Бенсон? — недоверчиво воскликнул Гидеон.

— Нет, не сам Сид лично. Неизвестно даже, откуда был звонок. Какой-то незнакомец спросил, что он больше предпочитает: лилии или розы? И все. Но сказал он это в такой странной манере… Да и кто, как не Сид, может сообразить подобное послание? — заключила Руби дрожащим голосом.

Теперь Гидеон начал понимать, почему она так взволнована.

— Да, это похоже на шуточки Бенсона, — согласился Гидеон. — И мы знаем, что у него в Лондоне множество связей. Мы присмотрим за вашим другом, миссис Бенсон. Я уже направил одного своего человека занять пост рядом с магазином. И сейчас пошлю ещё кого-нибудь, чтобы обеспечить безопасность вашего друга… Кстати, как его зовут?

— Артур… Я хочу сказать: Артур Смолл.

— Хорошо. Не будем терять его из виду, — пообещал Гидеон. — Вы по-прежнему настаиваете, чтобы дети оставались с вами? А что, если мы все же отправим их в какое-нибудь спокойное местечко? Пока все не успокоится?

Миссис Бенсон молчала.

В это время на столе Гидеона заверещал другой телефон. Леметр вскочил, чтобы схватить трубку как раз в тот момент, когда зазвонил ещё один телефон, но уже на его бюро.

— Не кладите трубку. Шеф сейчас занят на другой линии, — нахмурив брови, рявкнул Леметр. Затем возвратился к своему столу.

— Теперь, мистер Гидеон, вы понимаете, почему я не могу никак заснуть? Что я должна делать? Знаю, что это глупо, но я не хочу расставаться с ними… У меня какое-то предчувствие. Если я их отправлю куда-нибудь, то больше не увижу.

— Да что вы, увидите, — заверил Гидеон, прекрасно осознавая, что от его увещеваний не будет проку. — А чем занимается парень?

Руби Бенсон снова замолчала.

— Как?! — заорал в этот момент в трубку Леметр, уставившись сверкающим от ярости взглядом на Гидеона. — Поторопитесь!

Что там такое могло произойти, среагировал Гидеон. Какое-нибудь суперужасное происшествие? Новости о Бенсоне?

Леметр совсем разбушевался и, с гримасой на лице, подавал отчаянные сигналы своего шефу.

— Миссис Бенсон, подождите минуточку, — закрывая своей лапищей трубку, чтобы она не услышала. — Что там происходит, Леметр?

— Эдмундсан! — бросил Леметр. — Он пытался покончить жизнь самоубийством. С помощью лезвия бритвы. Его только что перевезли в госпиталь. Он может не дотянуть до вечера. Кого отрпавить-то?

— Каммингса, — без колебаний ответил Гидеон. Затем, на время отодвинув от себя это происшествие, он вернулся к миссис Бенсон. Извините, на чем мы остановились?

— Вы меня спросили, чем занимается мой сын. Я вам ответила, что он очень интересовался отцом, и я не думаю, что имела право… настраивать его против него. По правде говоря, я всегда себя утешала в том, что Сид вырастет и тогда будет способен все понять, прежде чем увидит… моего мужа и… Но не это главное, мистер Гидеон! Я действительно не знаю, что мне с ним делать. Его безмерно поразило увиденное по телевизору — эта тюрьма и фотография отца. Вчера вечером у него был какой-то странный вид; он, казалось, повзрослел, если вы понимаете, что я хочу сказать… Как если бы он над чем-то упорно размышлял, а теперь не доверяет мне.

— Но он же вполне здоровый парень, миссис Бенсон, и у него есть все данные, чтобы преуспеть в жизни. Этот шок у него пройдет, не беспокойтесь. А теперь я должен с вами попрощаться.

— Да, я все понимаю, и извините, что злоупотребляю вашим вниманием, поспешила ответить Руби. — До свидания и большое спасибо.

— Если вы посчитаете, что я вам нужен, звоните в любое время. Не стесняйтесь.

Гидеон повесил трубку и, нахмурив лоб, слушал, как Леметр давал указания Каммингсу по телефону. Леметр, который плавал, как рыба в воде, во всех инструкциях Ярда, был сейчас в своей стихии. Если дни Эдмундсана были действительно сочтены, то Каммингс должен попробовать добиться отчета от медиков, при этом ни в коем случае не обижая их и не поторапливая. Ему также предписывалось, как только он сможет, тут же связаться с Ярдом.

— И еще… — продолжал Леметр. — Не забудьте, если Эдмундсан заговорит, то необходимо обеспечить присутствие свидетелей. И помните: нужно до зарезу узнать, куда Эдмундсан припрятал деньжата…

Ровно в полдень, в то время, когда Гидеон разговаривал по телефону с Руби Бенсон, её муж закрывал дверь дома, где он провеал ночь вместе с Фредди Тисдейлом.

Потеплело. Но снег, подтаяв, затруднял их продвижение. Взломав шкафы, они тепло оделись и даже нашли шляпы; одна из них была котелком, несколько великовата для Бенсона. И, наконец, их шеи укутывали теплые шарфы, а на руках были надеты перчатки. Теперь одного запросто можно было принять за возможного съемщика пустого дома, а другого за служащего агентства по сдаче в аренду помещений. Так, кстати, и подумали два соседа, видевшие, как они выходили из своего временного пристанища.

Добравшись до перекрестка, они оставили справа автостраду с её непрерывным потоком машин, втянулись в боковую дорожку, которая вела к автостоянке, находившейся за рынком. Оба шли молча, и было слышно лишь хлюпание воды из-под их обуви. Ни в коем случае нельзя было поскользнуться, чтобы не привлечь внимание прохожих, которые, закутанные, как и они, спешили по своим делам, не обращая внимания на беглецов.

Остался последний перекресток, за ним покажется автостоянка. Они уже направились к нему, когда заметили полицейского капрала, склонившегося над своим велосипедом и разговаривавшего с другим полицейским. Оба их уже заметили.

Не обменявшись ни единым словом, Бенсон и Фредди направились в их сторону уверенным шагом. Да, испытание предстояло серьезное. Они шли по той же стороне улицы, что и двое полисменов, остановившихся у пешеходного перехода. Движение на дороге было настолько интенсивным, что Бенсону и Тисдейлу ничего не оставалось, как идти этим путем, прямо под носом у блюстителей порядка. При этом им надлежало идти прямо, никуда не сворачивая и ничем не выказывая обуревавшее их беспокойство.

Они продолжали продвигаться вперед, причем осторожно, чтобы не поскользнуться на мокром снегу. Теперь Бенсон уже находился всего в трех метрах от полицейских.

Капрал на них даже не взглянул, но его подчиненный следил за ними краем глаза.

Бенсон чувствовал, как его сердце готово было выскочить из грудной клетки. Он был готов рвануться вперед, к автостоянке, но при этом прекрасно понимал, что если его узнают, то у него нет ни малейшего шанса ускользнуть. Фредди, подумал он, наверняка чувствует себя не лучше.

Внезапно, в двадцати шагах от них, какой-то ребенок выскочил на проезжую часть. Есть мать истошно закричала, водитель одной из машин принялся непрерывносигналить, а велосипедист со страшным скриптом тормозов резко остановился. Полицейские повернули головы в сторону происшествия. Оба преступника уже стояла перед самым перекрестком. Они пропустили две машины и, с головы до ног закутанные в теплую одежду, не спеша пересекли улицу, настороженно поглядывая в сторону полицейских, поспешивших на помощь к ребенку.

Достигнув другой стороны, они спустились по узенькой, опасной для пешеходов из-за наледи улочке, которая выходила к стоянке. Поскользнувшись, на них налетел какой-то парень, отбросив Бенсона к тянувшейся рядом стене. Мальчишка был примерно одного возраста с Сидом; с бледно-голубыми глазами и пышными, румяными, как наливное яблочко, щеками.

Наконец, они достигли стоянки.

Это была громадная территория, на окраине которой ярмарочные продавцы с лотков разбили свои палатки и развернули полотняные навесы. Здесь стояло в ряд не менее трех сотен машин. Площадка имела небольшой уклон и две большие стрелки показывали в сторону выхода. Народу почти никого не было.

— Там, рядом с выходом, стоит машина, — заметил Бенсон. — Постарайся узнать, заперты ли у неё дверцы.

Они проскользнули между двумя рядами машин, где было поменьше снега. Недалеко от них какая-то машина направлялась к выходу, оставляя за собой густой и едкий шлейф выхлопных газов. Фредди проскользнурл между зеленым «ягуаром» и более скромной машиной. Боковые стекла последней оказались опущенными, а двери свободно открылись.

— Вот эта подойдет.

— О'кей, — отозвался Бенсон, с трудом пробираясь между ней и «остином», который прижимал её с другого бока. Он сел рядом с Фредди.

Фредди уже приступил к делу. Вооружившись железной провлочкой, он принялся за манипуляции с зажиганием, но его пальцы, несмотря на перчатки, настолько замерзли, что он никак не мог задействовать свой самодельный ключ. Пока Фредди ругался сквозь зубы, Бенсон увидел в зеркале заднего обзора приближавшегося большого и грузного человека. Появившийся тип, должно быть, разговаривал с кем-то, кто следовал за ним, так как его губы шевелились. И действительно, к нему сбоку тут же пристроился сухой и морщинистый человечек.

Бенсон так глубоко вздохнул, что его сообщник занервничал.

— Что с тобой? — сухо бросил Фредди.

— Давай быстрее, отчаливай!

— Дай мне немного времени. Что…

Бенсон свистнул сквозь зубы. Встревоженный Фредди поднял глаза и удивленно проследил за его пристальным взглядом, вперившимся в зеркало заднего обзора. Тут же повернув голову, он увидел крепкого на вид мужчину, который продолжал идти своей дорогой вдоль ряда машин. Тем временем небольшого роста старичок направился прямо к ним.

Это был сторож стоянки.

Сейчас его уже можно было хорошенько рассмотреть, и Бенсону бросились в глаза некоторые характерные черты его лица: серые волоски трехдневной щетины, какие-то бесформенные губы и слезящиеся глаза. Он также подметил его каскетку и шерстяной шарф, обмотанный вокруг тощей шеи, и то, что тот здорово укутался от холода. Сторож нес ленту с талончиками, а на поясе у него болталась кожаная сумка.

— Что ему нужно? — скороговоркой выпалил Фредди.

— Это Тэффи Джонс, — шепотом ответил Бенсон.

Фредди в свою очередь шумно вздохнул, присвистнув сквозь зубы, как если бы Бенсон сказал ему: "Это — директор Милуэйз". Они познакомились с Джонсом в тюрьме год назад, когда тот отсиживал там короткий срок. В принципе, за свое преступление Джонс должен был отсидеть десять лет, но он выдал трех своих сообщников и суд отнесся к нему со снисхождением. Он просто родился стукачом и такому человеку ни в коем случае нельзя было доверять.

А Джонс, конечно же, не применует их узнать.

Он уже подошел к их машине сзади и теперь пробирался к ним. Стекло дверцы было опущено всего на несколько сантиметров, и Джонсу пришлось нагнуться, чтобы лучше рассмотреть их внутри. В его взгляде не было никакой враждебности, пока он вдруг, не раскрыл от удивления свой огромный рот с отвратительными обломками зубов. И тут Бенсон прочитал в его остекленевших глазах выражение ужаса, которое не оставляло никаких сомнений: он их узнал.

А ведь Джонс был стукачом.

Так они все трое и застыли на какое-то мгновение, пока на табло не зажглась маленькая красная лампочка. Фредди, наконец, удалось подключить зажигание. Бенсон тут же одной рукой отстегнул ремень, а другой открыл дверцу. Тэффри Джонс испустил приглушенный крик и пустился бежать. Недалеко отсюда, здоровый парень, который был с ним, запустил двигатель в оглушающем шуме выхлопов. Проход между рядами машин был очень узок, и Джонс к тому же по щиколотку увязал в мутной жиже. Неожиданно он поскользнулся и, как-то невнятно взвизгнув, растянулся в грязи, щедро обрызгав Бенсона, выскочившего из машины и рванувшего к нему. Фредди, выскользнув в другую дверь, осматривался по сторонам. Судя по всему, никому не было дела до происходившего. Джонс извивался, как угорь, в этом мерзком месиве, испуская пронзительные вопли, но они потерялись в шуме взревевшего мотора. Ему, наконец, удалось повернуться на спину; глаза Джонса вылезли от страха из орбит, а из уголка рта тянулась, как у настоящего дебила, тонкая струйка слюны.

— Я буду молчать! Нет, не вымолвлю ни слова. Только не убивайте, умоляю. Клянусь, буду нем, как рыба, — жалобно скулил он.

Тут поскользнулся и Бенсон, но сумел удержаться на ногах, а затем присел на корточки с ножом в руке. Да, обращался он с ним виртуозно. Нож легко прошел через плотный слой верхней одежды, пронзил рубашку, кожу и в конце концов впился в плоть. Точнехонько в сердце. И тут же завывания Джонса смолкли, и он перестал судорожно биться. Из горла вырвался последний предсмертный хрип, тело дернулось ещё разок и застыло навечно.

Фредди подошел к Бенсону.

— Надо бы избавиться от него. Причем, немедленно. Но не забудь прихвать его сумочку. Может, пригодится.

Глава 11 КРОВЬ НА СНЕГУ

Бенсон медленно приподнялся, вытерев лезвие ножа о пальто убитого. Молча. Только губы, пожалуй, были сжаты чуть плотнее, чем обычно. Но выражение лица ни в чем не изменилось. Одним взмахом перерезав ремень сумки, он поднял её, закрыл клапан и забросил на сиденье машины. Монетки при этом весело звякнули, а одна даже выпала и, покатившись, затерялась в снегу.

Вдали к выходу двигалась пара автомобилей, но разыгравшаяся драма не привлекла ничьего внимания.

— Заметил машину, покрытую целлофановым чехлом? — бросил напарнику Бенсон.

— Да, такая маленькая. В левом ряду.

— Под нее-то и пристроим его.

— О'кей. Поднять сможешь?

— Ага.

— Тогда я постою на стреме, — предложил Фредди.

Он приподнялся на цыпочки и, выглянув из-за машины, стал внимательно следить за водителями, спешившими к выходу. Все они находились достаточно далеко, но несмотря на это Фредди никоим образом не чувствовал себя в безопасности, остерегаясь чьего-либо нескромного взгляда.

Бенсон, приподняв труп, выпрямился, держась столь непринужденно, как если бы он нес пустой мешок.

На его лице никак не отражались те усилия, которые ему пришлось при этом прилагать. Он вдруг почувствовал, что по рукам потекло что-то липкое, вязкое и с тревогой покосился на Фредди.

— Давай, все машины проехали, — скомандовал тот.

Следуя подсказкам Фредди, Бенсон быстрым шагом продвигался вперед. Малолитражка была на месте, завернутая в мокрый от таявшего снега чехол из пластика, притороченный кручеными шелковыми шнурками к колесам. Фредди ничего не стоило бы просто перерезать их, но он предпочел начать развязывать узлы окоченевшими от холода пальцами. Справившись с этой задачей, он приподнял целлофан, доходивший до подножки автомобиля, в то время как Бенсон, бросив сначала свою ношу на землю, затолкал её под шасси, действуя сначала руками, а затем помогая себе и ногами. Теперь труп был надежно спрятан. Фредди торопливо завязал расхристанные узлы шнурков чехла.

На снегу алели огромные пятна крови.

Не сговариваясь, подельщики одновременно сгребли пригоршнями снег с крыши авто и забросали им выдававшие их следы преступления. Только после этого они вернулись к «своей» машине, нарочно волоча ноги, чтобы стереть кровавые прогалины. На бортовой доске яркой точкой пылал красный огонек. Фредди нажал на стартер. Мотор жалобно взвыл. Фредди удвоил усилия. Теперь тот уже не ныл, а принялся чахоточно кашлять.

— Да, трогай же, черт побери! — хрипло выплюнул Бенсон.

Фредди буквально истекал потом.

— Заткни пасть!

Бенсон уже открыл было рот, чтобы рявкнуть в ответ, но передумал и смолчал. Фредди же все жал и жал на стартер, но в итоге получался лишь какой-то дикий вой, который больно стегал по их натянутым, словно струны, нервам. Издалека стали подтягиваться какие-то люди. Бенсон сумрачно наблюдал за ними, опираясь на дверцу и держа вторую руку в кармане…

Наконец мотор довольно заурчал.

— Есть… — взвился Фредди. Машину начало бить мелкой дрожью, но Фредди, сняв ручной тормоз, медленно тронулся с места. Ох, только бы эта колымага не принадлежала кому-нибудь из тех типов, что продолжали продвигаться к ним!

Они проехали мимо них, взяв курс на ворота. Но Фредди не спускал глаз с незнакомцев, глядя в зеркало заднего обзора. Те, похоже, приостановились. Тогда он включил вторую скорость, затем — третью, миновал выезд и выехал на улицу. Спустя десять минут они уже покинули город и катили по автостраде, тянувшейся к югу.

Бенсон, откинувшись на сиденье, подхватил сумку убитого и стал хладнокровно оценивать добычу. Эта операция оказалась не из самых простых. Во всяком случае ему понадобилось двадцать минут, чтобы насчитать пять фунтов стерлингов без двух шиллингов.

— Оставь мне эту мелочь, — улыбнулся Фредди.

— Вот еще! А бензин?

— Так бак наполовину пуст.

— А ты постарайся смотреть на вещи оптимистически, считая, что он наполовину полон. За рулем будешь пару часов, после чего я сменю тебя. Мне ещё нужно позвонить?

— Кому?

— Одному корешу, — улыбнулся в свою очередь Бенсон. — Дружку, на которого я вполне могу положиться. Знаком он и с моей, так сказать, супругой. Через жену Джинго кое-что сообщил мне. Довольно уже давно. Ты что, не знал? У неё появился хахаль. Что-то вроде фрайера, владельца магазина. Говорят, джентльмен. Весь такой видный из себя.

— И ты намерен с ним посчитаться?

— Тут со многим требуется разобраться, — уклонился Бенсон. — Этим я и займусья. А пока что, Фредди, информация к размышленю. Если не унесем ноги из этой забытой богом дыры, нас сцапают за шухер на автостоянке. Посему, нужно сматываться отсюда и побыстрее… Есть тут у меня на примете один малый, который мог бы нас прикрыть. Но до чего же гурман: потребует не менее пяти сотен фунтов. Ты сколько сможешь наскрести?

— Без понятия. Но вполне надежно могу заверить: если это спасет меня от виселицы, я их из-под земли добуду! Слушай, а не передохнуть ли нам малость? Заодно я купил бы сигарет. Да и неплохо было бы пропустить чашечку кофе.

— Но сначала надо где-то сховать тачку, — энергично откликнулся Бенсон. — Причем, недалеко от города.

— Вот именно, — согласился Фредди, подумав. — Знаешь что, давай завернем в ближайший город и притулим её где-нибудь в парке или на незаметной улочке. Сейчас мы недалеко от Стоука. Может, туда и двинем?

— О'кей, — кивнул Бенсон.

Была четверть второго.

Через час они добрались до Стоука. Им удалось незаметно припарковаться в парке, уже забитом машинами, и они спокойно вышли на улицы города. Они перекусили по сэндвичу в какой-то забегаловке, не снимая, как и остальные клиенты этого заведения, шляп с голов. Затем вышли прошвырнуться по городу, двигались, едва перекидываясь парой слов, как во сне, — среди нормально одетых людей, которые вполне могли их принять за двух в достаточной степени преуспевающих дельцов. Бенсону несколько жали ботинки, но он стойко переносил это неудобство.

Полчетвертого он загрузился в телефонную будку, оставив Фредди на стреме. Бенсон запросил номер в районе Майл-Энд в Лондоне и ожидал ответа, спокойно прислонившись к стене и поглядывая сквозь стекло на Фредди и прохожих.

Внезапно пронзительный голос телефонистки вывел его из этого несколько задумчивого состояния.

— На линии Лондон, что вы заказывали! Нажмите на кнопку «Эй».

— Это ты, Чарли?.. Слушай меня внимательно, дружочек. Через денек-другой хотел бы тебя навестить. Случились непредвиденные вакансы, ты понял? Здорово привалило, не находишь?

— Да, да… я… слушаю тебя. Будь остор… — залепетал абонент.

— Не дрейфь! — успокоил его Бенсон. — Будь спок, промашки не дам. Но ты кое-что сделаешь для меня. Я хотел бы встретиться с пацаном. Да ты его знаешь, с сынишкой. Его, наверное, сейчас, жестко пасут, не так ли, Чарли?

— Лучше не скажешь! — с готовностью подтвердил Чарли срывающимся от волнения голосом.

— Надо выкрасть парня. Думаю, ему не терпится увидеть папочку, а, Чарли? — с сатанинской улыбкой пророкотал Бенсон. — И позаботься о мальчугане до моего прибытия. И чтобы без глупостей, ты меня понял? Знаешь, небось, прекрасно, что тебя ждет, если я вдруг расколюсь! Так что до скорого, старый пень!

Бенсон повесил трубку и вышел из кабины.

— Ну что, позаимствуем у кого-нибудь другую машину? — весело спросил он Фредди.

— Не стоит слишком испытывать судьбу, — ответил ему в тон Фредди. Попробуем увести тачку у кого-нибудь, кто хватится её не ранее следующего утра. А пока укроемся где-нибудь в пустом доме, а потом совершим набег на соседний гараж. О'кей?

— Не возражаю, — одобрил Фредди.

Через двадцать минут они нашли то, в чем нуждались: незаселенная вилла, с почти напротив расположенным домом, чей гараж был пока пуст и не закрывался. Тем не менее дом уже был подключен к освещению, и временами в его окнах вырисовывался весьма аппетитный на вид женский силуэт.

А тут Фредди Тислейду так и не удавалось оторвать от него жадного взгляда!

Ночь была в самом разгаре, когда они заметили муженька, вернувшегося в пенаты, предварительно разместившего в гараже свою машиненку. Молодая женщина тотчас же бросилась ему на шею, ничуть не подозревая, что за её действиями наблюдают чьи-то любопытные до чужих секретов глаза.

— Явно молодожены, — расплылся в улыбке Бенсон. — Это нам очень даже подходит.

Для Гидеона день выдался по-настоящему неудачным, а к концу откровенно скверным. О шестерке беглецов так ничего конкретного и не поступило, за исключением весьма неопределенных сообщений, согласно которым их присутствие было зафиксировано в районе, границы которого час от часу все расширялись. Ярд, его дивизионные филиалы и пригородные участки, особенно район Мидлэнда и Севера Англии, завалили всякого рода донесениями доброхотов. Но ни в одном не было конкретики — побеседовали уже не меньше, чем с сотней подозрительных лиц, но результат был нулевой.

И Гидеон, естественно, даже ещё и не подозревал, что где-то там, в Мидлэнде, под старенькой машиной скрывался труп.

Как, впрочем, ему ничего не было известно ни об эпизоде с меблированным домом, ни об ограблении бакалейной лавки, ни о том, что пара беглецов нашла себе прибежище в пустом особняке напротив дома 24 по Уиттеринг-стрит в Стоук-он-Трент.

Газеты отводили душу, костя полицию. В вечерних выпусках в язвительном тоне возмущались беспечностью режима, поддерживавшегося в тюрьме Милуэйз, и подчеркивали большую опасность, которую представляли для общества шесть опасных преступников, оказавшихся на свободе.

Беспокило Гидеона и ещё одно дело. В своей камере в тюрьме Брикстон покончил самоубийством Эдмундсан, не оставив после себя никакой посмертной записки. Столь крупное хищение средств — сорок тысяч фунтов стерлингов! — в ущерб одному из крупнейших столичных банков редко обходилось без соощников, и Каммингсу, как и его коллегам из финансового подразделения, было над чем поломать голову. Скорее всего им придется теперь весьма основательно поработать, разыскивая соучастников и суммы, припрятанные усопшим.

Около семи часов Гидеон, внимательно изучив всю документацию, зевнул, застегнул воротник сорочки, поправил галстук и распрощался со стариной Джефферсоном.

— Ну, я пошел, Джефф. Буду у себя весь вечер. Случай что, звоните.

— Постараемся вас не беспокоить, мистер комендент.

— Я с десяток минут пробуду ещё в дежурном помещении инспекторов. Пока!

Он поднялся этажом выше, войдя в большое помещение, где Каммингс и Эббот тут же вытянулись во фрунт при его появлении.

— Да ладно, сидите. Ну как, Эббот, что новенького?

— Все спокойно, сэр. Я только что разговаривал с одним из инспекторов подразделения. Ничего серьезного. Никаких известий о местонахождении дружков Бенсона… Я имею в виду, тех, кто известен и находится под наблюдением.

Ничего себе, добрые новости!

— Но нас интересуют как раз те, о ком нам ничего не известно, вспылил Гидеон. — Еще что-нибудь?

— Женушка Бенсона, видно, здорово волнуется насчет своего дружка, Артура Смолла. Он навестил её вчера вечером. Я так понял, что он решил оставаться у неё до тех пор, пока ситуация будет сохраняться серьезной? Да и он, похоже, порядком струхнул.

— Еще бы! А как насчет детей?

— Дочка не отходит от матери. Ну а парень… В общем, сэр, — рискнул с огорченным видом Эббот, — у меня тако впечатление, что… Я его, конечно, знаю недостаточно, но полагаю, что позднее из этого птенчика вырастит та ещё птица. Он ничего мне не сказал, но…

— Ну не убийца же? — в сердцах, хоть и улыбаясь, промолвил Гидеон. Да, разумеется, в один прекрасный день он может и стать похожим на отца. И за ним требуется глаз да глаз, верно?

— И ещё как!

Гидеон удержался от новой улыбки. Его всегда забавляло то пылкое рвение, которое прорывалось у молодых полицейских. Он повернулся к Каммингсу.

— Не повезло нам с Эдмундсаном, — посетовал он.

— Я мигом очутился у его изголовья, как только он поступил в клинику, но не сумел выведать ничего существенного. Прежде чем отдать концы, он раза два-три прошептал имя жены… и все.

— У вас не создалось впечатления, что кто-то помог ему отправиться к праотцам?

Каммингс с минуту сосредоточенно молчал.

— Ну как?

— Не хотелось бы играть в прорицателей, — наконец выдавил он из себя, чувствуя молчаливую поддержку Гидеона, — но, как вам известно, основной свидетель обвинения все время казался как мне, так и мистеру Гаррисону, типом весьма сомнительным. Да вы его знаете, это директор фирмы, созданной Эдмундсаном. Парень далеко не дурак! Тип, что продает в рассрочку мебель и хозтовары. Когда-то был весьма продувной бестией, поверенным в делах, нечистым на руку и знавшим все тайные приемы сделок. Вполне возможно, что он, поставленный обо всем в известность Эдмундсаном, повел на него атаку, обвиняя во всех тяжких, чтобы устранить его. Это — всего лишь предположение. Но его стоит изучить.

— Что вы реально думаете об этом типе? — тут же среагировал Гидеон. Кажется некоем Эллиоте?

— Да, речь идет о нем. Внешне — сама любезность, но стоит ли ему доверять?

— Наверняка нет, — согласился Гидеон. — Ладно, я все устрою, чтобы вы вплотную занялись этим делом, подошлю на подмогу ещё двух-трех парней. Мне совсем не по нраву, что кто-то вот так безнаказанно ускользнет с сорока тысячами фунтов стерлингов в кармане. Так вы говорили, что Эдмундсан перед смертью взывал к своей жене, я вас правильно понял? И она вовремя появилась?

— Спустя минут десять.

— Держалась мужественно?

— Пожалуй, да. Точнее, восприняла все очень спокойно.

— На вашем месте, — посоветовал Гидеон, на лбу которого прорезалась морщина, порожденная раздумьем, — я бы поспешил с ней встретиться. Не говорите ничего определенно. Но дайте ей почувствовать вашу глубокую убежденность в том, что муж действовать отнюдь не в одиночку и что в его смерти виновны сообщники. Если она в курсе дел, то это, возможно, побудит её раскрыться. В любом случае попытка — не пытка.

— Я начну завтрашний день с этого, — резво заверил Каммингс.

Гидеон был уверен, что так тот и поступит.

Гидеон припарковал свою машину в гараже соседнего дома, поскольку его здание таковым не располагало. Затем он некоторое время прошагал по слабо освещенной улице. Подходя к дому, он заметил неясный силуэт, пытавшийся вжаться в тень главного входа. Гидеон замедлил шаг и попытался с ловкостью старого индейца племени Сиу приблизиться незамеченным…

Его лицо озарила широкая улыбка.

Конечно, они старательно прятались, но за одним силуэтом хорошо просматривался второй, и он не сомневался, что речь шла о его дочери Пруденс, которую крепко прижимал к себе какой-то молодец. Гидеону даже послышался звук поцелуев, и он счел необходимым деликатно откашляться. Парочка при этом заметно вздрогнула. Пруденс несмело взглянула на отца, явно смущенная, а молодой парень несколько напряженно выпрямился.

— Не боитесь простудиться? — нашелся Гидеон. — Хэлло, Пруд! Хэлло, молодой человек!

— Добрый вечер, сэр!

— Ой, папочка, позволь представить тебе Реймонда!

Кейт пребывала на кухне в гордом одиночестве. Обе сестры Пруденс, как и один из сыновей, вышли погулять. Второй сын забавлялся наверху с игрушкой — электрическим поездом. Кейт, в великолепном голубом халате, выглядела сегодня вечером на редкость привлекательной и не скрывала своей радости при виде появившегося мужа. Гидеона взбодрили столь теплое участие, проявленное в связи с его возвращением домой, и которое, как ему казалось, уже кануло в вечность. Оба они, однако, проявили обоюдную сдержанность и даже не поцеловались.

— Ты знаешь этого Реймонда? — спросил Гидеон.

— Двадцать лет бывает лишь единожды в жизни, — усмехнулась Кейт. Пруденс только что сдала экзамены и может теперь чуть больше уделять время поклонникам… У тебя ничего нового? — спросила она, на сей раз без улыбки и явно имея в виду "девушку с подснежниками" и молодого Уильяма Роуза.

— Представь себе — без перемен, — ответствовал Гидеон, бросив взгляд на часы, показывавшие восемь с половиной.

А ровно в девять раздался звонок.

Присилла, настолько же блондинистая, насколько брюнетистой была Пруденс, устремилась к телефону с такой поспешностью, что Гидеон бросил многозначительный взгляд на жену. Кейт ему, как хороший сообщник, подмигнула, в то время как Гидеон в знак полнейшей беспомощности воздел руки вверх.

— До чего же быстро вырастают эти девчонки! — довольно мрачно проронил он.

— Просят тебя, папа, — произнесла тем временем Присилла. — С тобой желает переговорить капрал Джефферсон.

Гидеон с сожалением покинул свое уютное кресло и поплелся к телефону.

— Хэлло, Джефф…

— Я счел необходимым проинформировать вас, что арестовали ещё двух сбежавших из Милуэйз — Элдермена и Хуки Дженкинса. Их взяли в депо на вокзале в Манчестере, куда они прибыли на товарняке. Практически нет сомнений, что это они пришибли того беднягу-железнодорожника. Полиция Манчестера сообщила, что она им устроит сейчас хорошую вздрючку, чтобы выведать, куда могли направиться их сообщники.

— Ну и отлично, — флегматично одобрил Гидеон. — И спасибо за то, что позвонили.

Итак, теперь в бегах числились всего четверо. Зато самые опасные. Особенно Бенсон.

Вскоре Гидеон улегся спать. И это случилось в то самое мгновение, когда где-то в Лондоне Лефти Блайт просвещал одного из своих молодых подручных насчет того, как без излишнего шума вскрывать сейфы. Он вооружился кислородным резаком скромных размеров и приступил к вскрытию несгораемого шкафа одного из букмекеров, где была припрятана весьма солидная сумма… готовая сменить своего владельца.

Лефти под восхищенным взором своего сообщника уже успел взломать дверь помещения, отключить сигнализацию и направлялся непосредственно к сейфу, как его высветили светом мощного электрического фонарика.

— Гляди-ка, сам Лефти! — деланно воскликнул один из инспекторов Ярда. — Какая встреча!

Лефти, конечно, изобразил не самую милую гримасу на своем лице, но он был не из числа тех, кто предпочитает прибегать к насилию, а посему позволил без труда себя арестовать. Его «ученик» попытался удрать, но попал в лапы другого констебля, что наблюдал за лестницей, и в целом без больших трудностей тоже дал себя загрузить в «воронок».

Глава 12 НАПРАВЛЕНИЕ: ЛОНДОН

В тот самый момент, когда Гидеон разговаривал по телефону, Бенсон и Фредди Тисдейл пристально следили за домом, в котором весьма аппетитно выглядевшая молодая женщина так приветливо встретила мужа.

Бенсон при этом примостился на пустом ящике, пододвинутом к окну здания, служившего им временным пристанищем, — в нем совсем не было мебели и отсутствовал какой-либо комфорт. Но поскольку ночи заметно потеплели, оба беглеца не очень-то страдали от этих неудобств. Они только что поужинали, и провизии ещё оставалось вполне достаточно, чтобы не беспокоиться на этот счет до утра.

В доме напротив супружеская пара тоже насытилась — прямо с подносов на коленях, сидя у камелька. Затем, тесно прижавшись друг к другу, они потушили свет в столовой и поднялись этажом выше, в спальню. Там горела лампа, и Фредди начал плотоядно облизывать разом пересохшие губы.

— Ну вот, сейчас начнется похабщина! — выдохнул он, видя, как молодая супруга приблизилась против подчеркивавшего её формы света к окну. — Эх, все на свете сейчас отдал бы, чтобы оказаться на месте её мужа! Эй, Бенсон, а ты что об этом думаешь?

— Терпел же ты три года, можешь и ещё несколько дней подождать, проворчал его подельщик. — Подождем здесь, пока они не заснут, а затем спустимся в гараж за машиной. Придется толкать её до дороги.

— О'кей! Постараемся не тревожить их сладкие грезы.

Молодая женщина, вместе с обнимавшим её супругом, снова подошла к окну и неожиданно задернула шторы. Подтекст этой сцены был настолько очевиден, что Фредди даже ругнулся сквозь зубы. Теперь виднелись лишь расплывчатые силуэты, а вскоре комната вообще погрузилась в темень.

Беглецы выждали ещё какое-то время и к полдвенадцатого покинули свой наблюдательный пост, выбравшись на пустынную улицу. Люди уже разбрелись по домам после последнего ночного сенаса в кино, и было крайне маловероятно, что они наткнутся в этот час на какого-то прохожего. Из всех домов по улице светилась лишь пара окон, а припаркованных машин с кем-то внутри не было видно вовсе.

Они пересекли проезжую часть и стали тихо спускаться по аллее, ведущей под легким уклоном к гаражу. Фредди присмотрелся к замку — обычный висячий, блокирующий задвижку. Детская забава для него! Он тут же принялся за дело, орудуя простой отверткой, найденной в пустом доме.

Бенсон тем временем следил за улицей и поглядывал в сторону спальни, где уединилась молодая чета. Уличные фонари погасли и тишину нарушал только легкий скрежет отвертки по металлу замка. Вскоре Фредди взломал его.

— Готово! — прошептал он.

Они толкнули раздвижную створку ворот, но та поехала с таким ужасающим скрипом, что сообщники застыли на месте, дружно устремив взгляды на верхнее окно.

Дженис Моренси не спалось. Замужем всего три недели, она уютно пристроилась на теплом плече мужа, недоумевая, как это мужчина, всего несколько минут назад болтавший с ней с таким блеском, вдруг смог мгновенно погрузиться в сон… рядом со столь прелестной женщиной? Как снаружи, так и в доме стояла полнейшая тишина. Только что погасили уличные фонари. Значит, уже половина двенадцатого.

И вдруг она заслышала скрип открываемых ворот гаража.

Она слишком хорошо знала этот противный звук, так как он раздавался каждое утро, когда муж уезжал на работу. Оцепенев от испуга, она приподнялась в кровати. Ошибка исключалась.

— Фрэнк, — еле слышно произнесла она, — вставай!

Как только миновала первая волна нервного напряжения, Бенсон вполголоса велел Фредди войти в гараж.

— Но представь, что…

— Входи и закрой дверь!

— И все же вдруг они заявятся сюда?

— А ты вообрази, что не придут… — оборвал его Бенсон.

Они оба проскользнули в узкий проем и закрыли за собой дверь. На сей раз она даже не скрипнула. Продвигаясь в темноте, они подобрались к небольшому окошку, откуда можно было наблюдать за фасадом дома. Бенсон ещё ни разу не видел, чтобы Тисдейл так нервничал, но он отнес это на счет окружавшего их мрака. В данный момент его больше заботил дом, чем страхи Тисдейла. Только бы они не зажгли свет…

— А что если мы угодили в ловушку? Именно здесь, — как-то неуверенно произнес Фредди.

— Если кто-нибудь выйдет посмотреть, открыта ли дверь, я знаю, что мне останется сделать. Замок обратно не замкнешь, и с улицы все будет видно… В любом случае если он спустится, то поднимет хай. Так что, понимаешь?..

Фредди прекрасно все уразумел.

В спальне включили лампу. Кто-то раздвинул шторы. Задвигались тени на фоне резкого света. В окне показалась голова мужчины, вглядывавшегося в сторону гаража.

Ясно, что они могли отлично рассмотреть его дверь, но виден ли им висячий замок? Бенсон застыл, словно статуя, и выжидал, судорожно сжимая правой рукой рукоять столового ножа.

Фрэнк Моренсу открыл окно и выдвинул наружу свои широченные плечи и взлохмаченную голову. Жена буквально прильнула к нему сзади. Но они видели перед собой только голые стенки гаража, крышу соседнего дома и погасшие высокие уличные фонари. Фрэнк вдруг зябко поежился от налетевшего восточного ветра и втянулся обратно в комнату.

— Тебе, должно быть, приснилось.

— Уверяю, что нет.

— Ну ладно, тогда ступай туда и убедись сама, — предложил он. Накинь только халат. Не хочу, чтобы ты появлялась в таком виде в общественных местах, — расхохотался он.

Но тут же, видя выражение её лица, оборвал свой смех и, обняв жену, нежно привлек к себе.

— Дорогая, ты действительно хочешь, чтобы я сходил к гаражу?

Она не удостоила его ответом.

— Так я стрелой слетаю туда сейчас же.

— Ну, если ты и впрямь уверен, что дверь закрыта…

— Абсолютно!

— Да, тогда мне, видно, и в самом деле все это приснилось.

Но она так не думала, поскольку была убеждена, что явственно что-то слышала. Но был ли то шум от ворот гаража?

Они вернулись в постель, и на какие-то несколько минут все её тревоги улетучились близ этого мужественного и такого теплого тела. Вскоре муж задышал спокойнее, ритмично, и Дженис впервые с момента замужества вдруг испытала мучительное чувство одиночества. Но затем забылась сном в свою очередь…

Фредди Тисдейл, вооружившись масленкой, смазывал под внимательным взглядом Бенсона петли ворот. Свет в спальне потушили уже с полчаса тому назад, а улица выглядела совершенно пустынной.

— А теперь попробуй, — шепотом обратился он к Бенсону.

— О'кей.

Бенсон, соблюдая крайнюю осторожность, начал толкать так потрепавшую им нервы створку двери. На полпути она вновь скрипнула, но столь тихо, что лампа в спальне молодых супругов на сей раз не зажглась.

Они, поднапрягшись, выкатили машину на улицу, затем на автостраду, подальше от дома молодой четы.

— Вот это везуха! — возликовал Фредди. — Ключики-то он позабыл выдернуть.

Бенсон удовлетворенно хмыкнул, и они двинулись в путь. Метров через триста беглецы выехали на перекресток и свернули влево — на Лондон. При этом они посмотрели в обе стороны и справа, в направлении Стоука, заметили примерно в километре от себя красные и желтые огни, подсвечивавшие смутные силуэты людей и машин.

— А вот и заграждение, — процедил сквозь зубы Тисдейл. — А если бы мы поехали по той дороге!..

— Верно, но мы этого не сделали, — сухо обронил Бенсон. — Поедем с потушенными фарами. В случае другого заслона они не заметят нашего приближения, а у нас появится шанс вовремя остановиться и смыться.

Фредди промолчал.

Так и «ползли» они со скоростью в тридцать километров в час, не зажигая огней и не привлекая внимания обгонявших их изредка автомобилистов. Никто из них и не подумал остановиться, чтобы поинтересоваться, не нужно ли чем помочь.

Фредди, превосходно знавший местность, выбирал только второстепенные дороги, избегал крупных населенных пунктов, где можно было нарваться на полицейскую засаду, и к пяти добрался до предместий Бирмингема.

Фредди был уверен, что здесь он найдет укрытие у надежного человека. По меньшей мере, так он заверял.

В то утро Гидеон вошел в свой кабинет бодрым шагом. Почему? Он и сам этого не ведал. Может, причиной тому была поимка накануне двух беглецов? Или же восемь часов крепкого сна, которые он себе позволил? Если только это не объяснялось стыдливым румянцем на лице Пруденс, когда та увидела отца за завтраком? Она спросила его, нет ли чего новенького в деле Уильяма Роуза, но он подозревал, что, говоря это, она думала о ком-то другом. Гидеон подумал, а давно ли она знакома с этим Реймондом и дал себе слово лично навести о нем справки. Для того, чтобы убедиться, что это и в самом деле достойный молодой человек. Но он тут же успокоил себя, решив, что Кейт наверняка уже провела необходмую на этот счет работу.

— Привет, Леметр, — сходу бросил он своему заместителю, который в одиночку, сидя за своим столом, корпел над ночной сводкой. — Что-то не так?

— Как, и ты меня ещё об этом спрашиваешь? — вскинулся Леметр, вымученно рассмеявшись. — Одна морока, если хочешь знать. Вчера вечером опять вдрызг разругался с Фифи. Ей очень хотелось выйти в свет. А мне посидеть дома. Эх, Джордж, не ценишь ты своего счастья!

Семейные неурядицы Леметра были гораздо более серьезными, чем он себе их представлял, но Гидеон не считал своим долгом говорить ему об этом.

— Ничего, к вечеру все уладится, — отозвался он, чтобы полить хоть немного бальзама на его душу.

— Я порой задумываюсь, — протянул Леметр, — а что если… Впрочем, хватит об этом. Этой ночью сцапали Элдермена и Хуки. Совсем даже неплохо. Манчестерская полиция обнаружила кровь вперемешку с угольной пылью как на их одежде, так и под ногтями. Полагаю, теперь этих двоих нескоро выпустят. А всего, — продолжал старший инспектор, — в Лондоне, согласно рапорта, за ночь совершено двадцать девять преступлений и разного рода правонарушений. Задержано пять матерых рецидивистов, которые уже сегодня утром предстанут перед исправительным судом. Смедд — настоящий ас, этот парень, — выслал нам медицинское заключение на Уильяма Роуза в трех экземплярах. Мерзкая история в Сохо: проститутку полоснули лезвием по лицу. Ничего не попишешь присущий этой профессии риск! Еще одно неприятное происшествие в Уимблдоне: девчонка девятнадцати лет возвращается с танцев, ссорится с дружком, продолжает свой путь в одиночку, а в это время к ней пристают трое парней и пытаются изнасиловать. Иногда просто диву даешься — что там у некоторых типов в черепушках? Но девица оказалась не промах, защищалась, аки разъяренная тигрица, и отделалась всего несколькими царапинами. Ну и как, хорошенькое сегодня выдалось утречко, не находишь?

— Если не хочешь познать неприглядные стороны жизни, тогда чего же ты поступил на работу в полицию?

Гидеон начал просматривать прессу. В газетах четко прослеживалась линия на проведение параллели между «небрежностью», допущенной в тюрьме Милуэйз, и тем, что случилось в Брикстоне, где заключенный Эдмундсан покончил с собой. В печати разделывали под орех всю администрацию исправительных учреждений. Порядком доставалось и полиции. Ей ставили в вину то, что она не в состоянии выловить вырвавшихся на волю опасных преступникеов, хотя некоторые газеты с солидным тиражом и вынесли на первую полосу аршинные заголовки об "арестах Элдермена и Хуки".

Затем Гидеон прочитал подготовленный на его имя рапорт о ночных происшествиях.

Он сделал себе кое-какие пометки и прежде чем провести ежедневную оперативку, внимательно ознакомился с медицинскими заключениями в отношении Уильяма Роуза. Один из них составил семейный доктор Роуза, лечившей его много лет.

Выходило, ему стоило доверять.

Гидеон прочитал… и скривился.

На полях жирным красным карандашом были проставлены две буквы NB<$F<|>NB — сокр. латинское "Nota bene" (Заметь хорошо"). Памятка, служащая для того, чтобы обратить внимание на какую-либо особо примечательную часть текста.> с тем, чтобы привлечь внимание читающего к параграфу, где излагалось жестокое заключение.

"В возрасте от шести до одиннадцати лет этот ребенок отличался темпераментом, склонным к крайностям и насилию. Его мать обращалась тогда ко мне с просьбой провести соответствующее лечение, но было очевидно, что данный случай выходил за рамки компетенции районного врача. Насколько я понял, этот мальчик успешно прошел курс, прописанный ему психиатром, и вновь обрел душевное равновесие. Впоследствии я не раз интересовался его состоянием у матери, и та меня неизменно заверяла, что приступы у него полностью прекратились".

Интересно, интересно! Значит, он склонен к насилию? А если копнуть глубже, выяснится, что молодой Роуз был подвержен частым кризам буйного помешательства. Обычно ведь мать ведет сына к доктору только тогда, когда приступы станут по-настоящему опасными. Так что нет ничего удивительного в том, что Смедд пометил это место в документе «NB». Намерение доктора проступало уж слишком явно, когда он настаивал на этой истории с психическим расстройством. Он совершенно очевидно опасался, не болел ли в действительности его молодой клиент, и не сомневался в том, что аргумент о припадках преходящего безумия повлияет определенным образом на чашу весов правосудия.

Гидеон подметил, что Смедд умолчал, как по вопросу о посещении им кино, так и об «утере» ножа.

В середине дня Гидеон велел привести к нему в кабинет некоего Лефти Блайта, содержавшегося в изоляторе временного задержания в ожидании суда, который должен будет состояться через неделю. Лефти уже оправился от потрясения, испытанного им при аресте, и явился беззаботно улыбающимся.

— Здравствуйте, начальник! Будете мораль мне читать, так что ли?

— Лефти, вы форменный идиот. Но, на мой взгляд, ваш случай абсолютно неизлечим. Кстати, не доводилось ли вам что-нибудь слышать в последние дни о Сиднее Бенсоне?

Как по мановению волшебной палочки улыбка тотчас же сползла с лица «медвежатника».

— Мистер Гидеон, да за все золото мира я бы не согласился работать в сговоре с этим типом!

— А что, если вы набросаете для нас список его друзей? Это зачтется вам на следующей неделе.

Маленькие бегающие глазки жулика сделались такими горестными и полными молчаливого укора, что способны были бы заставить покраснеть от стыда любого. Но не Гидеона.

— Неужели вы хотите, чтобы я настучал на него, мистер Гидеон? Вы же прекрасно знаете, что даже если бы я и знал его сотоварищей, то все равно не сказал бы о них вам!

Выходя после полудня из дому, молодой Сид Бенсон заметил Эббота, испепелил его гневным взглядом и отправился в школу. Эббот потянулся за ним. Ему впервые приходилось вот так следить за столь юным парнишкой, и только сейчас он начал понимать, насколько неблагодарным был этот труд. Когда сегодня утром тот вышел из школы, то чего только, куражась, не вытворял: еле волочил ноги на обратном пути, передразнивал и высмеивал вид и манеры своего ангела-хранителя, поносил в кругу друзей на чем свет стоит этих гнусных шпиков, легавых и всю собачью братию, короче, хорохорился самым бессовестным образом. Эббота поначалу все это сильно задевало, но потом он успокоился и воспринимал все выходки подопечного философски.

На полдороги к школе Сид придумал что-то новенькое и внезапно, сорвавшись с места, побежал. Эббот колебался всего какое-то мгновение и в свою очередь припустился за ним, рискуя потерять лицо. Прохожие тут же остановились, наблюдая за развернувшимся соревнованием. Молодой Сид опережал его на добрых метров пятьдесят, поскольку бегал стремительно, как заяц. Он даже счел возможным прежде чем завернуть за угол, пристроить развернутую пятерню к носу и подразнить своего преследователя. Улица взорвалась от хохота, тявканья собак и воплей других животных. Давненько так люди не смеялись!

Эббот, сжав зубы, побежал быстрее. Постепенно он нагонял мальчишку. Неожиданно какой-то велосипедист, насмешливо наблюдавший за разыгравшейся сценой, нарочно симулировал падение прямо под ноги полисмену, которому, чтобы самому не растянуться на тротуаре, пришлось его грубо оттолкнуть. Тот, завопив, рухнул на асфальт, но полицейский даже не обернулся. Однако все насмешки прохожих и визги животных как по волшебству вдруг смолкли.

Эббот свернул за угол. Парнишка оказался совсем рядом, преспокойно играя в шары с товарищами. В уголках его рта притаилась наглая успешка. Запыхавшийся инспектор чуть в сердцах не свернул ему шею, но сумел сдержаться. Какой-то полицейский в форме, издали учуяв неладное, двинулся к ним широкими шагами. То был констебль из районного участка, а людям такого рода не было ничего более приятного, чем увидеть своего коллегу из Ярда в нелепой и комичной ситуации.

К тому же Эббот рисковал навлечь на себя гнев толпы, и уж тогда этот чертов велосипедист не преминет закатить ему скандал. Так что лучше было выбросить из головы мысль о том, что он — такой же человек, как и все, и думать только о своем долге инспектора и о главной задаче — оградить от неприятностей этого парня, совсем ещё ребенка. А уж его коллега в форме пусть займется восстановлением порядка в толпе.

Какая-то женщина подошла к группе подростков и, ничуть не заботясь о том, что разбросала их шары, воздвигнулась перед молодым Сидом. Она была уже в возрасте, одета в платье из вискозы с ослепительными бликами на нем и в черной соломенной шляпке, украшенной красными вишенками. Ее глазки, словно два зернышка кофе, пылали гневом на багровом лице любительница пропустить рюмочку.

— Эй, послушай-ка меня, малыш Сид, — выкрикнула она на удивление зычным голосом. — Если бы ты был моим сыном, я давно бы уже тебя как следует взгрела, чтобы научить вести себя подобающим образом. Ты же видишь, что все, к чему стремится этот джентльмен, — это оказать тебе услугу, тебе, твоей матери и маленькой сестренке. Вот уж чего не скажешь о твоем отце! Если бы он зарабатывал на жизнь честным путем вместо того, чтобы путаться с недостойными женщинами, бросить твою мать и отправиться на отсидку, оставив её в одиночку заботиться о вас двоих, тогда бы он поступил правильно. Но у твоего отца в башке никогда не было здравого смысла ни на грош, и, по мне, так и ты собираешься потопать потой же дорожке. И не забывай, — закончила она, взвизгнув, — что этот джентльмен всего лишь исполняет свой долг и не желает ничего иного, как оказать тебе услугу.

Сид больше не смотрел в её сторону. Его столь живой голубизны глаза были устремлены на Эббота.

— А я не желаю никакой помощи от мерзкого легавого!

И молодой Сид поспешил улизнуть с места событий.

Он направился к школу, распаленный гневом против только что отчитавшей его женщины, против матери за её утреннюю выволочку. Его сердце пылало ненавистью к Гидеону. Но особенно глубоко его задевала враждебность, окружавшая отца. Рядом с ним вышагивал злоровенный дылда, некий Саймон, довольно безобидный бедняжка-полоумок с довольно редкими проблесками ума. Этот Саймон вообще-то посещал школу для умственно отсталых детей, но на переменах ему разрешали смешиваться с учащимися из соседней школы.

Эббот опасался, как бы Сид не решил прогулять уроки, но тот, напротив, решительно вошел в здание школы. Она имела два выхода — оба находились под наблюдением полиции. Инспектор начал осознавать, что скучать ему сегодня в послеобеденное время не придется.

Школьники, увлеченные бегом наперегонки, не обратили внимания на приход Сида в сопровождении Саймона, у которого с уголка губы стекала струйка слюны, когда он наблюдал за играми сверстников. Лишь один из них быстро подошел к Сиду и, раздуваясь от сознания собственной важности, шепнул ему:

— У меня послание для тебя.

— Можешь оставить его при себе, — язвительно и с горечью откликнулся Сид.

— Ладно, ладно, ты не очень-то задавайся! — воскликнул Чарли, отступая, однако, на всякий случай от товарища на добрый метр, так как тот легко пускал в ход кулаки. — Учти, послание — от моего отца и он мне сказал, что это — очень важно. Он и сам был бы непрочь сказать тебе это лично, но знает, что ты находишься под наблюдением фараонов.

В зло сузившихся глазах Сида промелькнул интерес.

— А, собственно, в чем дело-то?

— Мой отец хочет встретиться с тобой сегодня вечером, но так, чтобы легавые об этом не пронюхали. Ты сможешь от них отделаться?

— Эти мерзавцы-фараоны не отпускают меня от себя ни на шаг.

— Вот что просил передать тебе мой отец. Это вовсе нетрудно сделать. Достаточно перемахнуть через стену во двор соседнего предпринимателя. А там тебя будут ждать на грузовичке, и тебе останется только забраться в него. Отец сказал, что это — очень важно.

Глаза Сида заблестели.

— О'кей! Я согласен.

По выходе школьников Эббот с тревогой констатировал, что молодого Сида среди них не было. И лишь спустя полчаса он узнал от другого парня, что того видели в тот момент, когда он перелезал через стену в соседний двор… не оставив за собой никаких следов.

Глава 13 ВЕСОМЫЕ УЛИКИ

Звонок. Гидеон снял трубку. Говорил Эббот, сомнений не было, но каким-то подавленным голосом, в корне отличном от его обычного, полного энтузиазма тона. В конечном счете, подумал вдруг Гидеон, ему не повредит время от времени попадать в мелкие передряги. Напротив! Иначе нередко слишком крупные успехи в начале рискуют быстро привести к моральному разложению служащего, и все же Гидеону было искренне жаль, что Эббот проходил свою обкатку как полицейский в столь неблагоприятных условиях!

— Превосходно, — проговорил Гидеон, выслушав донесение Эббота. — Не забывайте, однако, что ничего ещё не потеряно. Я поговорю с центральным управлением. Выделили уже женщину-полицейского, чтобы заняться маленькой Лизой. Вы же тем временем сможете уделить больше времени обеспечению безопасности миссис Бенсон и её друга, Артура Смолла. Вы ведь знакомы с ним?

— Так точно, сэр. Если припоминаете, я вам говорил об этом вчера вечером…

— И то верно. Отлично. Всего доброго.

Повесив трубку, Гидеон принялся разглядывать фото Смолла, которое ему только что прислали. Артур возглавлял один из филиалов крупной фирмы мод и под его началом находилась Руби и ещё три молоденьких продавщицы, помогавшие ему управляться с магазином. То был мужчина лет под пятьдесят, который очень заботливо относился к своей внешности и выглядел, пожалуй, скорее симпатично. Он начал слегка лысеть и носил громадные очки в роговой оправе, которые придавали ему весьма респектабельный вид. Его связь с Руби носила столь серьезный характер, что Гидеон невольно задавался вопросом, чем же это в конце концов кончится, поскольку разрыв с Бенсоном отнюдь не сопровождался их формальным разводом. Иными словами, в данной ситуации женитьба его на Руби по этой причине исключалась.

Сведения, собранные на Смолла полицией, говорили о его безупречной репутации.

С ним несколько раз беседовали, и он все время четко и недвусмысленно заявлял, что не покинет дом Руби до тех пор, пока Бенсона не поймают. И тем хуже, если это его поведение не нравилось полиции. Такой человек, расценил Гидеон, должен обладать определенным мужеством.

А теперь о молодом Сиде.

Гидеон задействовал в его розыске буквально все возможности Ярда. Подростка искали повсюду; во все газеты были разосланы его фотографии; были опрошены все его друзья, школьные учителя и персонал соседнего с учебным заведением предприятия. Никаких результатов. Гидеон начал нервничать.

Нельзя было исключать, что Бенсон, возможно, уже в Лондоне и сам похитил сына. Быть может, он был где-то совсем рядом, метрах в ста от Ярда?

И все же — нет: в Лондоне его не было. Ночь — третью на свободе — он провел в одном из домов в пригородах Бирмингема. И какую ночь! В очень веселой женской компании.

Тем временем труп, слишком быстрому разложению которого препятствовали холода, преспокойно валялся под машиной прямо на снегу и промерзшей земле.

Никто до сих пор ещё не побывал в том меблированном доме, что первоначально приютил двух беглецов.

Правда, поступили сообщения об угоне машин с автостоянки недалеко от Милуэйза, а затем и другой — из частного гаража, но в этом районе за последние несколько недель увели уже с добрую дюжину автомобилей. Ничто не доказывало, что в этих двух случаях были замешаны удравшие из тюрьмы преступники.

Менее чем через сутки после пропажи обе машины отыскались. В первой из них не обнаружили никаких отпечатков пальцев, но зато нашли небольшой рулончик билетов типа тех, что вручали клиентам на паркинге в Милуэйз. Сразу же обратили внимание на внезапное исчезновение охранника, но по единодушному мнению он просто-напросто сделал ноги, прихватив выручку. В течение трех дней те члены муниципального совета маленького городка, которые энергично противились принятию на должность сторожа бывшего заключенного, имели блестящую возможность без всякого стыда и совести торжествовать, возвещая на всех углах: "Вот видите, говорил же я вам!.." Пока на четвертые сутки одна из собак, подвывая, уткнувшись носом в землю, не вывела своего старика-хозяина к трупу несчастного билетера.

— Боже мой! — только и смог вымолвить Гидеон.

Да, теперь было чем заняться. Причем, вполне серьезно и основательно! Удалось быстро установить причинную связь между убийством охранника и угоном автомашины. Был также сделан вывод о том, что в случае, если оба беглеца сумели достичь Стоука, то много факторов говорило в пользу того, что они продвинулись к югу ещё дальше. А затем поступило сообщение, что полисмен из Стоука, внимательно осматривая вторую машину, нашел отпечатки перчаток.

Как было сказано в рапортре: "из свиной кожи или кожзаменителя; большой палец стерт с внутренней стороны".

Постепенно посыпались одно донесение за другим.

От Элдермена и Хуки пришло подтверждение, что четверо остававшихся ещё на свободе заключенных разбились на пары, а обнаружение этих перчаток давало основание предположить, что они смогли сменить одежду. Один из сотрудников «Си-Ай-Ди» выяснил, что в Милуэйз ограбили бакалейнуб лавку, а на консервных банках и на этажерке он снял отпечатки, весьма сходные с теми, что проявились в авто. И, наконец, проверяя все пустые дома в округе, вышли на временное укрытие беглецов.

По получении этих известий Гидеон почувствовал, как его охватило сильное возбуждение.

— Вот теперь мы начинаем и в самом деле продвигаться вперед. В доме Бенсон и Тисдейл наследили основательно. У нас появился список украденной ими одежды и шляп, а также размеры обуви. Съемщик описал их в мельчайших деталях.

— Немедленно разошлите эти данные повсюду. Ну уж, теперь мы скоро прихватим этих негодяев!

Но этой ночью поймать их не удалось, так как они находились все ещё в Бирмингеме и вели очень веселый образ жизни.

Помощник Комиссара, любивший задерживаться на работе допоздна, заглянул в кабинет Гидеона где-то к девяти тридцати вечера. Комендент был один, изучая пачку донесений, скопившихся у него на столе. Он как раз вчитывался в отчет психиатра, лечившего в детстве юного Роуза… когда, подняв глаза, заметил в дверях начальство. Он тут же отодвинул документ в сторону, откинулся назад, затем наклонился вперед, открыв один из ящиков стола.

— Знаете, что вас ожидает? — обратился к помощнику Гидеон, доставая и ставя на стол бутылку, сифон и два бокала. — Так вот, на днях я подошлю дополнительный листок к моим расходам на представительские цели: в нем будут фигурировать бутылка виски, поданная на официальном приеме гостя! И если хотите знать, чем заняты сейчас мои мысли, извольте: признаюсь, что эта неделя — одна из самых паршивых из тех, что я провел в Скотленд-Ярде!

— Неделя как неделя, Джордж, — откликнулся собеседник, прислушиваясь к приятному бульканью из бутылки. — Это не значит, однако, что вы собираетесь от неё впасть в депрессию.

Гидеон протянул ему бокал.

— О, конечно, все это пройдет, но случаются в жизни такие моменты, когда, куда ни глянь, видишь одни тупиковые варианты. Я вообразил было, что, напав на следы Бенсона, мы хоть чего-то, да добьемся, но теперь склоняюсь к мысли, что чудес не бывает.

— Что это вас так завело? — удивился шеф. — Уж не пресса ли?

— Будь моя воля, — угрюмо проронил Гидеон, — я бы всех этих репортеров хорошенько мокнул в холодную речку. — И он громко расхохотался. — Я понимаю, что их трудно винить: ведь на свободе шастают четверо опасных преступников; к тому же случились самоубийство Эдмундсана плюс исчезновение молодого Бенсона… Так что нет ничего удивительного в том, что они выносят все это на первую полосу. Но кто меня волнует, так это — Эббот. Он, похоже, во всем происшедшем винит самого себя.

— Каков генерал, таковы у него и солдаты. И Эббот — подстать Гидеону, — поддержал его шеф, улыбнувшись на миг. — А что там с младшим Бенсоном? Странная все же это история. О нем так ничего и не слышно?

— Нет, и это для меня чертовски неприятно.

— Вы полагаете, что он скрывается у кого-то?

— Не исключено, что он и сам нашел себе какое-то тайное убежище, задумчиво произнес Гидеон. — Но, насколько известно его матери, при нем было всего несколько пенсов, а у ребят его возраста обычно очень быстро пробуждается голод. Не хотел бы заключать на этот счет пари, но, на мой взгляд, он скорее всего отправился к кому-то из знакомых ему лиц. Мы проверили всех приятелей Бенсона. Результат — нулевой. С тех пор, как он сиганул через стенку во дворе школы, никто и нигде его не видел. Двор этого предпринимателя выходил на Майл Энд Роад, где ежедневно проходят сотни людей. И никто из них не видел мальчонку.

— Вы допускаете, что здесь как-то замешан Бенсон?

— Бенсон, убежден, способен на все, — отрезал Гидеон, дегустируя виски. — Да, наверное, я стал одержимым. Этот Бенсон для меня — просто какая-то навязчивая идея. Так и вижу, как он разгуливает на свободе с ножом в руке… а орудовать им — он мастер. Достаточно взглянуть, как он зарезал этого беднягу сторожа: одним ударом — и прямо в сердце. Ему не понадобится больше времени, чтобы так же легко расправиться с женой или её любовником.

— Джордж, что-то я вас больше не узнаю. Вам же прекрасно известно, что мы не дадим ему приблизиться к ним так близко.

— Ну, разве что его скоро поймают, — отозвался Гидеон, пожимая плечами. — А иначе я могу ожидать любого исхода. Но, видимо, вы все же правы. Мои рассуждения, насколько вижу, уже не дельные и не здравые.

— Не обязательно так, Джордж. А что нового насчет "девушки с подснежниками"?

— Мне ещё не приходилось в жизни читать более четкого и ясного документав. — Гидеон похлопал по соответствующему досье. — У меня тут медицинское заключение, которое недвусмысленно указывает на душевное неравновесие задержанного; там же собраны Смеддом все улики, и все это, как мне представляется, весьма прочно и солидно увязано между собой… за исключением одного обстоятельства.

— А именно?

— Речь идет о том, что мне рассказала его сестра. И она твердо стоит на своем, как и её брат. А последний ко всему прочему ещё и утверждает, что потерял этот нож. Он якобы действительно разругался с Уинни Нортон в лесу и в гневе покинул её. А возвращаясь домой, встретил сестру, с которой и провел остальное время за её счет в кино. Если он и в самом деле просидел эти часы в кинотеатре, он физически не мог убить молодую девушку. Преступление было совершено где-то около семи часов, если верить остановившимся часам и рапорту судебного паталогоанатома. Мэри заверяет, что вместе с братом пришла в кино ещё до шести часов, и мы почти на сто процентов уверены, что она и впрямь там была. Она подробно рассказала всю программу сеанса: содержание фильма, документальной ленты, хроники, мультпьески и даже показанной на экране рекламы. Она пропомнила даже мелодию, которую играли во время антракта. Смедд утверждает, что он сделал все возможное, чтобы найти кого-нибудь, кто видел бы их в это время, вместе или по отдельности, но впустую.

И вот здесь-то как раз и возникают мои сомнения: если бы объявился свидетель, видевший её без брата, нам нечего было бы ломать голову, задавая себе вопросы, но такового не обнаружилось. Более того, мы твердо знаем, что она говорила о своем намерении пойти в кино. На этот счет есть неоспоримые свидетельства. Получается, что она вроде была в кино, но ни один человек её не заметил, но тогда, с какой стати парочка привлекла бы к себе большее внимание?

— Вижу, что вы хотите этим сказать, — задумчиво произнес помощник Комиссара. — Вам больше нечего добавить?

— Только то, что завтрашний день будет очень трудным. В суде должны будут давать показания девять старших инспекторов, столько же инспекторов с мест, а также двенадцать капралов. Просто раздирают моих людей на клочки! Старина Берди выступает в Первом суде, Леметр там должен быть. Кроме того, один из осведомителей сообщил нам, что на завтра готовится кража золотых слитков с аэродрома Крайдона. Пришлось направить туда с десяток парней, чтобы сорвать это ограбление. Вполне возможно, что эта тревога — ложная, но я предпочитаю предпринять необходимые меры предосторожности. Что же касается дела Бенсона, то, поверьте, лучше было бы заниматься им на прошлой неделе. Сейчас уже слишком поздно, ибо у меня попросту не хватает людей. Ну и последняя капля, переполнившая чашу терпения, — эта попытка изнасилования в Уимблдоне.

— Ну, прямо хоть плачь от всего этого, — с легкой иронией поддел шеф. — И что же вы успели сделать за последнее время?

— Переговорил с молодым Каммингсон. У него предчувствие, что так просто с этим делом Эдмундсана не разделаются. Завтра встречусь сам с женой Эдмундсана, поскольку, по мнению Каммингса, она может знать людей, работавших с её мужем…

Помощник комиссара разразился хохотом.

— Ну нет, Джордж, меня на этой мякине не проведешь! Леметр мне только что заявлял, что это вы внушили подобную мысль Каммингсу. И вы полагаете, что это что-нибудь даст?

— Насколько я понял, жена Эдмундсана любила мужа, — улыбнулся Гидеон. — Этакая куколка, полная огня и темперамента. Но зато уж если кого возненавидит, то, мне думается, она должна пойти до конца.

— Отлично, оставляю это дело за вами. Сдаюсь, — усмехнулся шеф. — А не пора ли вам домой, Джордж? Уже поздно.

— Ну, тут грех жаловаться. На неделе мне удалось два-три раза вовремя отужинать, и, судя по всему, сегодня вечером я приду достаточно рано, чтобы ещё до сна посмаковать порцию доброго грога.

Гидеон встал, сумев подавить желание зевнуть.

— А как насчет слухов относительно вашей отставки? Под ними есть какие-то основания? — вдруг выпалил он, прямо глядя в глаза помощнику Комиссара. — Как можете убедиться сами, я тоже читал "Сандей Сентинел".

— Я и заглянул-то к вам как раз по этому поводу, Джордж. Нет, я пока ещё не собираюсь никуда уходить… если, конечно, не уйдут меня! Я все время намеревался протянуть на этом посту семь лет. Остаются ещё четыре. Когда вы смените меня, вам будет примерно пятьдесят три годан, и вы легко сможете удержаться в этом кресле лет одиннадцать-двенадцать.

— Ну, они мне вашего места не отдадут, — с горечью и уверенно произнес Гидеон.

— Если они этого не сделают, значит, они совсем выжили из ума. Спокойной ночи, Джордж!

Когда Гидеон вернулся домой, его жена, Пруденс, Пристилла и Мэтью ещё не спали и играли в вист. Гидеон понаблюлал за игроками, и, увидев, что Кейт выбросила не ту карту, что позволило Пристилле взять отличную взятку, подмигнул ей и поднялся к себе, в спальню. Пока он готовился ко сну, Кейт пробежала газеты. Он воздержался от вопросов, но видел, что жена вчитывалась во все заметки, имевшие отношение к молодому Сиду. Тогда он сообщил ей, что о подростке ничего нового так и не удалось узнать.

В полпервого супруги уже спали праведным сном.

Но в два ночи заверещал телефон.

Гидеон, погруженный в глубокий предутренний сон, слышал его трель как сквозь какой-то вязкий, волокнистый туман. В кровати что-то задвигалось. Кейт склонилась к нему, прижавшись грудью к его могучему плечу. Он с трудом разжал веки, что-то глухо проворчал, давая ей понять, что уже проснулся.

— Это в связи с беглецами, — шепнула ему Кейт, зажигая лампу на тумбочке рядом с телефоном.

— Неужто сграбастали и остальных? — взволновался Гидеон, хватая трубку. — Хэлло… Это Гидеон… Где?

Кейт увидела, как губы её мужа плотно сжались, заходили желваки, а в глазах появился живой огонек.

— О'кей, сейчас буду.

Кейт не стала спрашивать, а "действительно ли ему нужно было уезжать", а просто приготовилась соскочить с кровати.

— Тебе вовсе необязательно вставить, — запротестовал Гидеон.

— Ничего, я успею приготовить тебе чашечку чая. Не пойдешь же ты в такую рань, не приняв чего-нибудь горячего! Речь идет о Бенсоне?

— Нет, о двух остальных — Джинго Смите и Мэтт Оуэнс. Их выследили вплоть до склада, что у набережных, но они забаррикадировались в лаборатории, угрожая всех взорвать там, если полиция не выпустит их. Вот уж действительно кретины! — в сердцах бросил Гидеон. — Это как раз в стиле Джинго Смита. Большего идиота, пожалуй, и не сыскать. А мои коллеги! Тоже не совсем честно сработали, предупредив меня в самую последнюю минуту. Не удивлюсь, если сейчас туда, на место, примчались уже пожарные и слетелась половина всех лондонских полицейских.

— О! — не нашлась что ответить Кейт.

— Ты не тревожься, — успокоил её Гидеон, заметив испуганное выражение у неё на лице. — Выше нос, малышка Кейт! Все образуется, вот увидишь.

— Я иногда просто теряюсь, — призналась она, — не понимая, а знакомо ли тебе вообще чувство страха. Оденься потеплее, а то сегодняшней ночью прохладно.

— Ясное дело, — бодро улыбнулся Гидеон. — Вы, женщины, это сразу чувствуете с вашими нейлоновыми чулукми и всякими там финтифлюшками из паутинки!

Глава 14 ЗАГНАННЫЕ ЛЮДИ

Все окружавшие склад улицы были блокированы полицейскими кордонами. Чтобы их преодолеть, Гидеону пришлось удостоверять свою личность. Совсем рядом с осажденным зданием он заметил пожарные машины с выдвинутыми вверх лестницами. На платформе, которая, как ему показалось, вздымалась на головокружительную высоту, склонившись, стояли два человека. Фоном при этом служили странно выделявшиеся на звездном небе мрачные пятна высотных домов, портовые подъемные краны и мачты кораблей. Место буквально кишела полисменами в форме и инспекторами в штатском. Все они, завидев и узнав Гидеона, приветствовали его. Он медленно продвигался вперед на машине, пока это было ещё возможно, затем остановился и вышел, направившись к небольшой группе людей, стоявших непосредственно близ окруженного склада. Тот сиял игрой света направленных на него автомобильных фар и даже морского прожектора, особенно за счет отражений в стеклах окон. В стоявшей тут же «скорой» двоим оказывалась первая медицинская помощь.

— Серьезно раненных нет? — резко осведомился Гидеон.

На его голос обернулись сотрудник Ярда Трэберт, вызывавший его по телефону, и инспектор из местного подразделения Уилсон.

— Хэлло, Джордж! — поздоровался Трэберт. — Сожалею, что не смог предупредить вас пораньше, но я и в мыслях не держал, что мы столкнемся с подобными безумцами. Все зависит от того, что вы понимаете под словом «серьезно»… Одного из наших парней пырнули ножом в плечо, а другому проломили череп. Хороши пташки, эти сволочи из Милуэйз!

— Вы их видели?

— Нет. Они спрятались вон в том углу, — показал Трэберт, худой, небольшого росточка и с седыми волосами человечек, казалось, где-то затерявшийся в складках своего широкого пальто. — В этом месте находится лаборатория. Они в ней закрылись, заблокировав стальные двери. Проникнуть туда можно только через окно. Там достаточно нитроглицерина, чтобы весь склад взлетел на воздух, а половину Лондона охватил бы пожар. Я переговорил с инженером-химиком… и он подтвердил мне это. (Этот Трэберт, вспомнил Гидеон, прослыл полицейским, наделенным пылким воображением, ничуть не меньшим, чем прославившиеся на весь мир фанзатеры-марсельцы.) Я только что обращался к этим двум горе-шутникам через громкоговоритель, и они ответили мне через мегафон…

— Наших внутри здания нет? — поинтересовался Гидеон, всматриваясь в окно.

— Я приказал всем покинуть помещение: на случай взрыва предпочитаю уменьшить потери до минимума.

— Может, это и неплохо, — согласился Гидеон. — Кстати, могли бы начать и сами отходить понемногу.

Говоря это, Гидеон сосредоточенно разглядывал освещенное окно, пытаясь представить себе, на что могут пойти забаррикадировавшиеся внутри здания преступники. Джинго Смит был из породы самых отчаянных головорезов, ничуть не уступая в этом смысле Бенсону. Его напарника, Мэтта Оуэнса, не считали склонным к насильственным методам, но следовало исходить из того, что он, вероятно, отчетливо представлял, что его ожидает в случае задержания, и наверняка рискнет пойти на все ради того, чтобы остаться на свободе.

И все же сейчас оба беглеца должны были уже понять, что выпутаться из этой передряги у них не было ни единого шанса. Но это лишь делало их ещё более опасными.

— Признаю, что это произошло по моей вине, — угрюмо заявил Уилсон. Информация пришла по телефону от одного из моих осведомителей с указанием, что они прячутся в этом складе. Посчитал себя достаточным хитрованом, чтобы самому наложить на них лапу. Но я не ведал одного: Смит и Оуэнс знали, что попали в наше поле зрения. А я-то считал, что без труда совладаю с ними и преподнесу их вам прямо на серебряном подносе. Нет, я, по-видимому, и в самом деле рехнулся!

— Кто время от времени не ошибается? — просто изрек Гидеон, хотя внутри весь клокотал от бешенства при виде ответственного полицейского чина, решившего проявить такую инициативу. И ради чего, спрашивается? Прославиться ему видите ли захотелось! У Гидеона мелькнула мысль насчет того, что среди мужчин, видимо, всегда найдутся так и не повзрослевшие за всю свою жизнь большие дети!

— Пожалуй, неплохо было бы поставить в известность помощника Комиссара, а также какую-нибудь шишку покрепнее в МВД, — решился он.

— Послушайте, Джордж, — обратился к нему Уилсон. — Дайте мне возможность попытаться уговорить их и образумить, а?

— Этим займемся чуть позже. Может ли кто-нибудь указать путь, которым можно было бы проникнуть в склад через крышу или с черного входа?

— Джордж, — откликнулся Трэберт, — путь туда только один — через это окно. Стальную дверь не взломаешь. Она по крепости не уступит броне танка. Нет смысла играть в героев. Это было бы чистейшим безумием. Конечно, можно бы попытаться выкурить их оттуда, поливая из брандсбойтов пожарных машин, но в этом случае велика опасность разбить сосуды с нитроглицерином и взорвать все к чертовой матери. Может, лучше подождить, пока их не сморит голод…

Внезапно со стороны разверзнутой пасти окна донесся усиленный мегафоном голос, хотя кричавший в проеме сам и не появился.

— Эй, «Джи-Джи», неужто сам решил прошвырнуться! — звонко резанул голос Джинго Смита. (Джи-Джи была кличка, производная от инициалов имени и фамилии Гидеона, присвоенная ему воровским миром.) Быстренько же они тебя из кровати вытащиши, не находишь? Ну и что ты обо всем этом думаешь?

— Считаю, что это мне никак не нравится. Но ещё меньше радости видеть, как ты валяешь дурака.

Гидеон прокричал это с силой, не уступавшей мегафону Джинго, для чего сложил руки рупором у рта. Человек пятьдесят полицейских присутствовали при этой перекличке и число их возрастало с каждой минутой.

— Но я далеко не дурак, — взвизгнул Джинго.

Тщеславие! У него, как и у большинства дружков, это было единственно слабым местом. Ведь он был сейчас в центре внимания и его буквально распирала гордыня. Наверняка, не обошлось тут и без алкоголя, подумал Гидеон, поскольку в лаборатории, конечно, полно технического спирта, а то есть и чистый, медицинский, до которого преступники уже, несомненно, добрались.

— Знаешь, что мы сейчас сделаем? — горлопанил Джинго. — Так вот, старина Гидеон, у меня в кармане емкость с нитроглицерином, и я сейчас выйду. Любая попытка остановить меня — и в радиусе пятнадцати метров вокруг все будет разнесено в клочья. Это так, на заметку тем легавым, кто горит желанием бесплатно сопроводить меня в ад!

— Кончай трепаться! — прикрикнул на Джинго Гидеон. — Тебе же не спастись, и ты прекрасно это понимаешь. Так уж лучше провести ещё несколько дополнительных лет в Милуэйз, чем устраивать здесь фейерверк, а?

— "Джи-Джи", мы выползаем через десять минут, — упрямо гнул свое Джинго. — И если только кто-либо попытается к нам приблизиться — тут и камня на камне не останется, всех сотру в порошок.

Гидеон молчал на сей раз с добрую минуту. Нервы всех присутствующих были нап пределе. В воздухе зримо ощущалось какое-то необычайное напряжение. Джинго громко прокашлялся, но Гидеон не дал ему возможности заорать снова. Задрав голову, он взревел сам:

— Оуэнс, если не хочешь отправиться надолго в путешествие без возврата, тресни его как следует, чтобы в этой дурьей башке появилась хотя бы частица здравого смысла! Тебе это засчитается.

Хватит ли у Мэтта Оуэнса достаточно мужества, чтобы…

Воцарилась мертвая тишина, которую неожиданно взорвали вопли Джинго.

— И не вздумай… или живо получишь по морде!

Но его голос тут же стих, а мегафон покатился по земле. Не сговариваясь, Трэберт, Уилсон и ещё двое полицейских ринулись — Гидеон впереди всех. А там, в лаборатории, драчка разгорелась, видать, не на шутку! Снаружи застыло томительное ожидание, как перед катастрофой — всех парализовал ужас, казалось, неминуемого взрыва. Гидеон, подскочив к стоявшей у стены лестнице, взлетел по ней, не хуже молодого пожарника. Оказавшись наверху, он лучом карманного фонарика стал обшаривать внутренние помещения лаборатории.

Джинго и Оуэнс, тесно сплетясь, катались по полу, энергично нанося удары друг другу. Луч фонарика выхватывал из темноты то брошенный мегафон, то реторты, пробирки, бутыли — словом все то, чему и полагается находиться в лаборатории.

Гидеон резким движением распахнул окно.

Дерущаяся парочка налетела на рабочий стол, загроможденный пробирками и колбами, — те задергались и стали сталкиваться между собой со зловещим звуком. Был ли в них нитроглицерин? Гидеон не имел на этот счет никакого понятия, но если ответ — да, а одна из них ещё и шлепнется — пиши пропало! А Гидеон совсем не стремился ещё к вечному покою!

Он вскочил в помещение лаборатории как раз в тот момент, когда Джинго нанес сокрушительный удар бутылкой по черепу Мэтта и с протянутой рукой устремился к столу, на котором стояла все ещё покачивавшаяся после" удара небольшая металлическая емкость…

Глава 15 ГИДЕОН СТАНОВИТСЯ ГЕРОЕМ

Все — никаких колебаний! Гидеон теперь четко знал, что ему оставалось делать, — и он обернулся героем. Это оказалось совсем простым делом, когда тебе не оставляют иного выхода. Сосуд был совсем рядом — в метре от Джинго, который уставил на него пылавшие безумием и ненавистью глаза, с дьявольской ухмылкой на губах. Извивавшийся от боли на полу Оуэнс с ужасом следил за происходящим.

Гидеон мгновенно подобрался и своей — огромных размеров — правой ногой нанес Джинго сильный удар в живот. Чтобы дотянуться до сосуда, бандиту оставалось всего несколько сантиметров. Негодяй издал какой-то неопределенный приглушенный вопль и зашатался, как в отчаянии ломается человек, видящий, что у него на глазах ускользает последний шанс на спасение. И все же ему удалось подхватить один из стаканов, запустить им в сосуд, явно чтобы вызвать взрыв. К счастью, Гидеон успел перехватить тот в момент падения, а Мэтт Оуэнс, уцепившись за лодыжку Джинго, сильно дернул, так что тот тяжело рухнул на пол. Гидеон, тяжело дыша, ринулся на одержимого и, приподняв его за лацканы пиджака, ребром ладони, что было сил, резко стукнул по затылку. И лишь после этого до Гидеона дошло, что от стены глухо отскакивают эхом шумы, а вскоре на верху лестницы появилось и лицо Уилсона, а за ним — не менее запыхавшегося Трэберта.

— Я недоумеваю, зачем только сюда нагнали пожарных, — показывая на сосуд с нитроглицерином, выдохнул Гидеон. — С такой работой отлично можем справиться и мы сами. И давайте поосторожнее с этой халупой, а то, глядишь, искры полетят.

Гидеон твердо, но с некоторой показной небрежностью, забрал сосуд и запер его в остававшемся все это время открытом сейфе, где посвечивала довольно угрожающе целая вереница его аналогов.

За Трэбертом в помещение ввалились уже другие полицейские. Увидев, как один из них, здоровенного вида детина, весьма энергично и бесцеремонно схватил за руку пытавшегося подняться с пола Мэтта Оуэнса, Гидеон вспылил:

— Эй, не слишком-то с ним обращайтесь грубо. Без него, нас бы всех здесь давно размазало по стене. Мэтт, если вы поведете себя по-умному, постараемся избежать для вас слишком суровой меры наказания за побег из тюрьмы. Поверьте мне, вам лучше отсидеться сейчас в тюрьме тихо-мирно, и вам впоследствии подарят шанс вести далее жизнь порядочного человека. Сделаем для вас все, что в наших силах. Вы давно обедали?

Черты Оуэнса заострились от страшной усталости, его била дрожь — не только нервная, от пережитого страха, но и от холода, поскольку на нем кое-как болтались лишь старое порванное пальто и летние фланелевые брюки.

— Во рту не было и маковой росинки почти с того часа, как мы убежали, — хриплым голосом признался он. — Мы ведь прятались в товарняке, который прокатил нас почти по всей Англии. Знаете что, мистер Гидеон, он был чертовски пьян, этот Джинго. Заглотал полпинты метилового спирта. В общем, считайте, что был сродни сумасшедшему, иначе не учинил бы весь этот тарарам…

— Хорошо, что хоть вы остались трезвым, — с легким оттенком сочувствия произнес Гидеон. — Прежде чем отправить вас обратно… к себе, мы вас хорошенько наркормим. Эй, — обратился он к двум случившимся поблизости инспекторам, — отведите-ка его в кафе, что на углу улицы, и если сумеете, удержите его подальше от журналистов.

— Э, да им сейчас не Оуэнса подавай, — расплылся в улыбке Трэберт. Они требуют вас. Вы что, не знаете, что стали настоящим героем!

Гидеон и в самом деле превратился в героя!

Все без исключения утренние газеты опубликовали восторженные отчеты о ночных событиях с набором фото Гидеона и описанием его биографии. Дело Эдмундсана и коллективный побег из Милуэйз отошли тем самым на задний план в рубрике новостей. Звездой дня стал Гидеон. Газета "Дейли Глоб" даже затеяла лотерею в честь славной полиции. Так и сяк расписывали, каким ежедневным опасностям подвергаются её сотрудники; вспомнили о храбром полицейском, сумевшим задержать двух гангстеров на Нью Бонд-стрит, как и полисмена из Панти, спасшего жизни матери с ребенком. Всей этой шумихи оказалось вполне достаточно, чтобы Гидеон буквально мурлыкал от удовольствия, а с лица всех служащих в Ярде не сходили приветливые улыбки, тем более обоснованные, что этому всячески способствовала установившаяся превосходная погода. Судя по всему, май собирался в этом году наступить на шесть недель раньше обычного.

В то утро, примерно в полдень, пять дней спустя после побега заключенных из Милуэйз, к Гидеону явился Каммингс с намерением доложить о ходе следствия по делу Эдмундсана.

— Прямо и не знаю, должен ли я доводить эти сведения до вас, сэр, начал он, — сдается мне, что я наткнулся на очень скверную и дурно пахнущую историю. Словно Эллиот, директор предприятия ныне покойного Эдмундсана, держал навозную яму, упорно отказываясь приоткрыть её крышку. Когда вы, мистер комендент, намерены навестить миссис Эдмундсан?

— Что за вопрос?

— Представляется, что с этим не следовало бы затягивать, поскольку они вполне способны попытаться её устранить.

— Вы что, говорите это на полном серьезе?

— Все, что я могу сказать, — отозвался Каммингс, который, более чем обычно, выглядел бледным, вялым и обеспокоенным, — все, что мне ясно сейчас, так это то, что я крайне недоволен тем оборотом, которое начинает приобретать это дело. Понятно, несколько нетактично подвергать допросу вдвову так вскоре после постигшего её горя, но если Эллиот или кто-то другой захочет добраться до нее, то, смею вас заверить, они не будут стеснены подобными сентиментальными предрассудками.

— Ладно, сейчас же с ней и переговорю, — решительно заявил Гидеон.

Он направился к миссис Эдмундсан один. Она жила в Бэйсуотер, в скромном, но очень комфортабельном помещении. Горничная провела его в большую залу, выходившую окнами в парк. Миссис Эдмундсан не заставила себя ждать. Ее нельзя было назвать красавицей в полном смысле этого слова, но обладала она превосходной фигурой и парой очаровательных глаз.

— Я все же надеялась, что полиция, наконец-то, оставит меня в покое, мистер Гидеон! — сразу же перешла она в наступление, теребя деликатно сложенной рукой визитку, которую он передал ей через служанку. Последовала пауза, как если бы она бросала ему вызов осмелиться после этого грубо допрашивать слабую и беззащитную женщину.

— Я пришел с единственной целью: помочь вам, миссис, — ничуть не смутился Гидеон, спокойным и уверенным тоном. — К тому же было бы вполне справедливо попытаться вернуть доброе имя вашему супругу, оказывая и вам тем самым услугу, поскольку ваш муж в ходе всего следствия упорно твердил о своей полной невиновности.

— Я убеждена, что так оно и есть на самом деле.

— Ну так что же, есть прекрасный способ доказать это, поскольку исчезнувшая сумма денег была переведена на счет с платежами в рассрочку, которые полностью оказались фиктивными. Знали ли вы об этом и сообщал ли он вам?..

— Я рассказала полиции все, что мне было известно по этому делу, твердо держалась своей линии миссис Эдмундсан. — Если вас, мистер Гидеон, это не устраивает, я буду вынуждена прибегнуть к помощи своего адвоката. Если вы полагаете, что этого недостаточно — потерять…

На её глазах появились слезы.

Да, эта вдовушка, так элегантно одетая в темного цвета платье, чтобы оттенить её красоту, могла при случае держаться так непоколебимо и твердо, как глыба гранита. Гидеон, лично убедившись в привлекательности этих замечательных глаз и проникновенности столь сладкого голоса, отлично понимал теперь обуревавшее Каммингса беспокойство. Но как могло случиться, что эта женщина, которая слыла страстно влюбленной в мужа, могла проявлять столько хладнокровия после столь недавней трагедии?

Что произошло?

Гидион оставил её, уйдя, так сказать, по-дипломатически, т. е. ничем себя не связывая и не заверяя её, что его коллеги больше не появятся в этом доме, чтобы досаждать ей. Теперь он все больше и больше укреплялся в своем убеждении, что у Каммингса четко срабатывала интуиция. Все это дело было каким-то выходящим за рамки обычного, но как обеспечить необходимые улики? Гидеон решил дать своему подчиненному ещё несколько недель на распутывание этого клубка противоречий, поскольку у него сложилось мнение, что следствие отнюдь не закончится враз, а будет тянуться и тянуться.

Входя в кабинет, Гидеон увидел, что его поджидает Смедд. Он пожал ему руку, испытывав, как внезапно в нем пробудилось что-то похожее на легкую надежду… Разве не ясно, что Смедд ни за что на свете не покинул бы ввереннего ему участка не будь у него необходимости доложить ему какие-то серьезные свежие новости.

Гидеон пригласил его присесть и предложил закурить, поскольку он начал симпатизировать этому человеку. Смедд, поблагодарив, стал пыхать мелкими нервными затяжками.

— Я вполне осознаю тот особый интерес, который вы проявляете к этому делу, а посему предпочел прийти к вам сам, чтобы переговорить о нем лично.

— Весьма мило с вашей стороны.

— Дело в том, что я разыскал одного свидетеля, который мог бы нам помочь в выяснении этой ситуации с кино: речь идет о молодом парне, примерно того же возраста, что и Уильям Роуз. Один из моих сотрудников в беседе с кассиршей выяснил, что, по её словам, этот парень регулярно, пару раз в неделю, бывает в кино.

— Ну и что из того?

— Так вот, он уверяет, что видел Мэри, но только в одиночку, степенно произнес Медд. — Он божится, упоминая всех возможных святых… что никто её не сопровождал. Он заметил её, ибо несколько знает Мэри и, вероятно, слегка вздыхает тайком по ней, так сказать, испытывая безответную и невысказанную любовь! — несколько насмешливо прокомментировал свои слова Смедд. — Это свидетельство, впрочем, подтверждает все выводы следствия. Я уже стольких допросил на счет этого ножа. Никто не слышал от Уильяма, чтобы тот терял его. Напротив, никто и не видел его при нем после того момента, когда он, по его заявлению, потерял нож. И все же, — вполне искренне заключил свою тираду Смедд, — это нельзя рассматривать как доказательство.

Да, подумалось Гидеону, чего-чего, а добросовестности этому полисмену не занимать.

— В то же время есть один вопрос, который мне хотелось бы обсудить с вами лично, мистер комендент. — Должно ли вынудить эту молодую особу признаться, что она сказала неправду насчет посещения кино, или же стоит все же немного выждать? Ведь в следующий вторник Роузу предстоит второй допрос и его дело, естественно, будет затем отослано на усмотрение присяжных заседателей.

— Знаете что, — раздумчиво ответил Гидеон, — было бы надежнее проверить этого юнца на полную надежность его высказываний, прежде чем отправлять дело в суд. Следовало бы постараться разыскать других свидетелей. Не забывайте, что адвокат и защита расшибутся в лепешку, чтобы выудить кого-нибудь, кто видел их вместе и слышал, как Уильям жаловался на то, что потерял этот злополучный нож.

— Постарайтесь правильно понять то, что я вам сейчас скажу: уверен, что защитники сделают ставку на душевное расстройство. Они отлично понимают, что это — единственный стоящий аргумент. Поэтому я лично предпочел бы не устраивать в суде показания молодой сестры обвиняемого, чтобы не втягивать присяжных заседателей на ложный путь, а перед процессом мне хотелось бы ясно дать ей понять, и только ей, что мы твердо убеждены в том, что она солгала.

— О! На это времени у нас ещё предостаточно! — воскликнул Гидеон. Его дело пройдет слушанием не ранее июня месяца, самое позднее в конце мая. И я уверен, что вы ничего не оставите в нем на волю случая.

— Да, это не в моих правилах, — чуть ли не агрессивно согласился Смедд.

Гидеону ничего не было известно о том, что именно в эти минуты адвокат Уильяма вел беседу с его матерью и сестрой и в их загородном домишке, расположенном неподалеку от центрального участка подразделения «Эйч-5». Адвокат был человеком средних лет, одетым в скромную, видавшую виды одежду, и на его черты, казалось, наложился длительный и суровый опыт его профессии. Он сидел в комнате, выходившей на улицу, перед миссис Роуз старой на вид матушкой, усталой, бесконечно печальной и выглядевшей лет на десять старше своего возраста.

— Мэри следует очень ясно представлять себе одну вещь, — говорил адвокат, четко произнося слова. — А именно: полиция будет из кожи лезть вон, чтобы оспорить её заявление. Просто жизненно необходимо, чтобы ей поверили. Я не хочу, чтобы прокурору удалось сбить её с толку… а может быть, даже попытаться убедить её публично сознаться во лжи.

Он быстро метнул искоса взгляд на Мэри.

— Я ничего не выдумала, и они не смогут доказать обратное, — уверенно и спокойно ответила Мэри. — Я встретила Уияльма на Хай-стрит, и он мне поведал о своей ссоре с Уинни. У него был такой несчастный взгляд, что я просто не знала, что делать. И тогда я пригласила его сходить вместе в кино, поскольку у него совсем не было денег.

Повисла пауза, которую нарушила мать:

— И все же, Мэри, ты взаправду…

Гидеон не ведал также и того, что к часу пополудни того же дня Артур Смолл беседовал с Руби Бенсон в глубине магазина Майл Энд Роуд. В это время остальные продавщицы были заняты обслуживанием клиентки, и пара разговаривала за закрытой задней дверью тихим голосом в окружении платьев, манто и дамских костюмов, бережно завернутых в пластиковые чехлы.

— Послушай, Руби, да попытайся же ты больше так не изводиться, умолял её Смолл. — Ты становишься просто неврастеничкой, и это никак не ускоряет решение проблемы, ни твоей, ни Лизы. Ты же знаешь, что рано или поздно полиция отыщет маленького Сида.

— Эх, если бы ты и в самом деле знал Бенсона, — еле слышно вздохнула Руби, — ты бы никогда даже и не заикнулся об этом. Уверена, что именно он похитил моего мальчугана, он отнял у меня сына.

Смолл, не находивший места, настолько он был взвинчен, сунул в рот сигарету, даже неподумав её прикурить.

— Руби, тебе известно, как ты мне дорога, не правда ли? Для тебя не секрет, что я люблю тебя больше кого или чего-либо на этом свете. И все же надо смотреть правде в глаза. Если удалось так быстро настроить юного Сида против тебя, значит, он в сущности никогда не испытывал большой привязанности к своей матери. Он всегда предпочитал отца… Поверь мне, Руби, я не хочу причинить тебе зла, но мне невыносимо видеть, как ты страдаешь… Поверь мне: все в конце концов уладится. Если удастся вернуть обратно Сида, будет расчудесно… если этого не получится… ну что же… у нас остается Лиза и… ты… ты и я.

Его светло-серые глаза за стеклами очков в черепаховой оправе были устремлены на Руби. В них таилась немая мольба.

Она взглянула на него и внезапно её поразила такая ясная в своей простоте мысль: в трудное для неё время этот человек с того момента, как она с ним познакомилась, всегда обеспечивал ей достойное материальное существование и окружал теплотой искреннего чувства.

— Да, я знаю это, Арт… но почему ты так упорно не хочешь отказаться от меня? Я дурно поступаю, так как никогда не смогу выйти за тебя замуж до тех пор, пока этот человек будет в живых. А ему отбывать срок ещё по меньшей мере двенадцать лет. Тебе надо расстаться со мной…

— Не надо так жестоко говорить, — перебил её Смол и он взял её руки в свою, такую уверенную.

— Послушай меня и прекрати болтать глупости. Мы не в состоянии пожениться? Ну и что из этого? Кто нам помешает жить вместе и создать семейный очаг? Кому придет в голову просить предъявить наше брачное свидетельство? Мы оба имеем право на немножечко своего счастья, и нет причин, почему бы нам не позволить себе его. Он пробудет теперь в тюрьме не менее двадцати лет. Мне глубоко наплевать на то, о чем судачат и думают другие, и было бы преступным с твоей стороны так долго оставаться в одиночестве… и… и, начнем с того, что я и не подумаю тебя оставить.

Смолл сильнее сжал её в объятиях. Они оказались теперь так близко лицом друг к другу — что Руби неожиданно судорожно разрыдалась и вцепилась в его плечи. Затем она понемногу успокоилась, и через десяток минут её покрасневшие от слез глаза приняли нормальный вид.

— Итак, вопрос отныне решен, — жетско подвел итог Смолл. — Мы начнем нашу новую жизнь, как только Бенсон очутится опять за решеткой. И тем хуже, если некоторые считают, что мы совершаем грех, живя вместе! Ладно, а теперь пойду поговорю с Рубинштейном. Если бы суметь отхватить эту партию платьев со скидкой в двадцать процентов, мы бы неплохо заработали…

Он обнял её и вошел в магазин. Все клиенты уже разбрелись, и молодые продавщицы посматривали на шефа со все понимающим видом. Смолл сделал дружеский жест в их сторону и вышел. Рядом с магазином он тут же заметил констебля в форме, а чуть подальше — инспектора Ярда Эббота. Некоторые прохожие задерживались у витрины магазина, а на тротуаре на углу улицы таращился еле прикрытый лохмотьями с ползущей изо рта струей слюны мальчишка Саймон-придурок.

Никто не обращал внимания на это обиженное богом существо.

— Здравствуйте, мистер инспектор Эббот, — произнес Смолл, обращаясь к сотруднику Ярда. — Что-нибудь новенькое?

— Боюсь, что для вас ничего нет, мистер Смолл.

— Между нами, я буду чертовски рад за вас, лишь бы скорее кончалась эта катавасия. Вам, должно быть, уже порядком осточертело стоять здесь столбом, сознайтесь? — живо и столь радостно осведомился Смолл у Эббота, что тот по его настроению понял, насколько эмоциональное состояние его подопечного улучшилось.

— Мне за это платят, — счел он нужным слегка сурово подправить Смолла.

Они в этот момент находились чуть больше, чем в двух метрах от Саймона. Тот неожиданно выхватил из кармана небольшую бутылку с очень широким горлышком, похожую на те, что по утрам оставляют развозчики молока на ковриках перед домами. Но налито в неё было отнюдь не молоко, а какая-то густая и маслянистая жидкость. Эббот сумел краем глаза подметить этот жест и собирался перехватить бутылку. Он не успел этого сделать, поскольку речь шла об этом бедняге-несмышленыше Саймоне, и Эбботу никогда бы и в голову не пришло подумать, что такую миссию можно было бы доверить идиоту.

Но тот неожиданно размахнулся своим сосудом и одним рывком выплеснул её содержимое на Смолла. Полицейский, наконец-то сообразивший, какая грозит тому опасность, громко вскрикнул и рванулся к Саймону. Он ощутил жгучую боль, опалившую ему внешнюю сторону ладони, когда он отталкивал руку дурачка, но бутыль уже разбилась о мостовую… в то время как Смолл, прижав руки к лицу, корчился, громко стеная, от боли.

Глава 16 СЕРНАЯ КИСЛОТА

В это славное весеннее послеобеденное время Гидеон чувствовал, что оптимизм так и бьет из него ключом, причем до такой степени, что он почти позабыл о том неважном повороте, который наметился в деле "девушки с подснежниками". Он даже как-то отрешенно-философски воспринимал отсутствие известий о местонахождении молодого Сида, полагая, что если ребенка убили, то его труп был бы уже наверняка к этому часу обнаружен. Поэтому Гидеон никак не был готов к той новости, что приберег для него Леметр.

— Джордж, а Бенсон все же поимел любовника своей жены! — воскликнул он при виде комендена. — Серной кислотой! Ужас, что творится! Его достивили в клинику. Досталось и Эбботу.

— Случай со Смоллом серьезен?

— Поражены одна сторона лица и глаз.

— А у Эббота?

— Насколько знаю, затронута только левая рука. Не настолько опасно, чтобы потребовалась госпитализация. Сейчас его везут сюда, в Ярд.

— Это был сам Бенсон?

— Нет. Пацан.

— Уж не молодой ли Сид? — буркнул Гидеон.

— Понятия не имею.

Гидеон с похоронным лицом уселся за стол, ослабил воротничок сорочки и узел галстука, а затем, вытащив трубку, провел несколько раз пальцем по шершавому чубуку.

— Еще что-нибудь? — с трудом выдавил он из себя.

— Ничего особенного, — охотно откликнулся Леметр. — Две взломанные витрины в Сохо и Бэрбл Арч, но утащили так себе, всякую мелочь. Два…

— Вы уверены, что Эббот серьезно не пострадал?

— Убежден.

— Миссис Бенсон в курсе?

— Полагаю, что да. Это случилось прямо перед магазином.

Одновременно залилась пара телефонов. Гидеон снял трубку неспешно, гораздо медленнее, чем делал это обычно. Перед его взором стоял образ Смолла — серьезного мужчины, верного друга, очень следившего за своей внешностью, хорошо сохранившегося в свои годы, с лицом, несколько бледноватым, четкими чертами лица, над которыми торжественно восседала пара очков в черепаховой оправе.

— Сэр, только что прибыл инспектор Эббот. Вы хотите с ним встретиться?

— Да, пришлите мне его немедленно.

Гидеон начал набивать трубку, постепенно успокаиваясь. Да, разумеется, это дело было важным и серьезным, но имелись ведь ещё и другие, и Гидеон чувствовал, что не имеет морального права ради них, даже на несколько минут, дать мыслям об этом свежем провале навязчиво овладеть собой. Да, это был настоящий и крупный срыв! Как же так оказалось возможным позволить на глазах у всех изуродовать человека, защиту которого тебе было поручено обеспечить? Это был шах и мат, страшное фиаско, которое в одну секунду свело на нет работу, проделанную прошлой ночью. Пресса, МВД, помощник Комиссара, сами сотрудники Ярда, возможно, найдут какие-то смягчающие это поражение обстоятельства. Но Гидеон, несмотря на это, чувствовал всю тяжесть вины на себе. Почему подобное задание доверили человеку такому молодому и неопытному, как Эббот, в то время как надо было бы послать ветерана? Сразу же сложится мнение об этом решении как о глупом и некомпетентном. И что же?

Постучали в дверь.

— Входите, — крикнул Гидеон.

В кабинет протиснулся Эббот. Лицо его, вопреки загару, выглядело землистым. Было видно, что сотрудник все ещё находится под впечатлением только что пережитого им тяжелого нервного шока, и Гидеон тут же решил предоставить ему день-два отдыха. Одна рука Эббота была забинтована, а на правой щеке, в двух сантиметрах от глаза, сверкал белизной довольно обширный четырехугольник из пластыря.

"Интересно, а как его зовут, — вдруг подумалось Гидеону. — Ах, напрягся он, — вспомнил — Майкл!"

Эббот впился в Гидеона полным ужаса взглядом, как если бы ожидал, что комендент прямо сейчас превратится самым неожиданным образом в дракона, из ноздрей которого, шипя, повалят огненные струи.

— Хэлло, Майкл, — задушевно обратился к нему Гидеон. — Давайте-ка, сядем. Рад видеть, что вы выпутались из этого дела не так уж и плохо.

Гидеон говорил просто, не формируя казенного оптимизма. Он протянул застывшему с ошеломленным видом полисмену свой портсигар.

— Когда это произошло? — спросил Гидеон в надежде, хотя бы слегка растопить бедного полицейского.

Его слова неожиданно прервал звонок.

— Чертов аппарат! — бросил, вскипев, Гидеон, но трубку снял спокойно. — Гидеон слушает! Все звонки направлять в адрес старшего инспектора Леметра до… Что?

Гидеон слушал с таким напряженным видом, что Эббот, раскрыв рот, даже забыл прикурить сигарету, которую он, наконец, решился взять. Леметр в свою очередь встревожился и, поднявшись, подошел к столу шефа.

— Ну слава Богу, — наконец, выдохнул Гидеон. — Да, он здесь… Нет, поражение не из самых серьезных… Да, он потрудился на славу… Очень хорошо… До свидания, сэр!

Он положил трубку с улыбкой, но не с той любезной, которая завоевывала ему сразу же столько симпатий, но с абсолютно лучезарной. Леметр был, не скрывая, поражен этим, зато Эббот как-то сразу успокоился.

— То был помощник Комиссара, — объяснил им положение Гидеон. Молодого Сида разыскали целым и невредимым. Он, видите ли, спрятался у Чарли Малливера. Ну что за болван: согласился устроить его у себя, прекрасно зная, что у нас у всех — ушки на макушке! Смоллу в конечном счете удалось все же сохранить правый глаз, и он выскочил из этой передряги в итоге с незначительным, даже изящным, шрамиком на щеке. Леметр, звони сейчас же в магазин и сообщи это известие миссис Бенсон. Если её там нет, позвони в квартальный участок и чтобы не забыли ей затем сообщить об этом… если только она уже не в курсе. Вот видите, Майкл, зачастую все не так уж мрачно и черно, как часто видится на первый взгляд, — заключил, наконец, свою речь Гидеон, поднося курительную трубку ко рту. — Ну как, полегчало?

Эббот проглотил слюну; из его сдавленного горла послышались какие-то плохо различимые фразы.

— Я обязан все же честно признать, что должен был бы не дать улизнуть этому чертенку Сиду и помешать другому парню брызнуть свою порцию серной кислоты. Но с другой стороны, никогда бы не подумал, что он способен на этакое. Я скорее все время жалел этого полупридурка, и ломаю голову над тем, как это Бенсону удалось войти с ним в контакт.

— Вы говорите, полупридурок? — мгновенно среагировал Гидеон.

— Да его знают, мистер комендент, как местного дурачка в его квартале, — ответил Эббот более уверенным тоном и уже в несколько более убыстренном темпе. — Его прозвали «Сай», Саймон-Простак. Это просто постыдно посылать такого парня в школу, когда ему место в реабилитационном учреждении. Сейчас он в участке «Джи-5» в сопровождении медика. Они там считают, что не стоит его возить в Ярд. Он рискует совсем свихнуться от этого, да и вообще, как его заставить в чем-то признаться, даже если ему и известна фамилия лица, толкнувшего его на преступление?

— Попытаться все же можно, — поправил его Гидеон. — Итак, рассказывайте по порядку, как все это происходило.

Эббот сделал доклад по всей должной форме и вскоре уже полностью обрел равновесие и нормальный тон голоса. Гидеон, отправив его домой на некоторое время отдохнуть, стал размышлять о новом аспекте, который приняло дело Бенсона.

Одан факт был налицо: Бенсон входил в контакт с этим дурачком и передал ему сам или скорее всего через кого-то свои инструкции. Но через кого, спрашивается?

Отныне следовало просеять сквозь мелкое сито и порасспрашать целую толпу людей и дружков, с которыми Бенсон был как-то связан. Следовало проследить за маршрутами за последнее время этого молодого любителя поливать граждан серной кислотой. Если повезет, то результат, наверняка, появится достаточно скоро, но главным во всем этом был следующий факт: Бенсону удалось добраться до Лондона, и он полон жажды утолить свою месть. И несмотря на добрую весть о возвращении молодого Сида, жена Бенсона и его дочь обречены на то, чтобы пережить в ближайшее время самые ужасные в своей жизни моменты.

Мысленно Гидеон вернулся к Чарли Малливару, тому самому, кто пригрел молодого парня. Этот негодяй содержал где-то на набережных Темзы весьма темное заведение, где за шиллинг можно было "вздремнуть по очереди", как и притащить туда чего-нибудь поесть, а также поубивать персональных крыс и мирно подавить личных клопов. Этот притон по-хорошему давно было бы пора прихлопнуть, но Чарли Малливеру всегда как-то удавалось соблюдать минимум санитарных норм, принятых в Лондоне.

Малливер, несмотря на то что уже достиг средних лет, в целом-то, конечно, давно превратился в жалкую развалину, но слыл человеком отзывчивым, всегда готовым помочь попавшему в несчастье. Его взаимоотношения с полицией были достаточно сносными, хотя до уровня осведомителя он не поднялся, как и не опустился, насколько было известно, до людей типа обыкновенных жуликов и пройдох.

Так, интересно, приютил он у себя юнца Сида из чистой жалости, или же уступая чьему-то нажиму? Например, Бенсона.

Это была всего лишь рабочая гипотеза, но она имела право на существование.

Хотя её ещё требовалось доказать!

Гидеон навел порядок на своем столе, где скопилось уже изрядное количество бумаг, и в полчетвертого отбыл в подразделение «Джи-5». При этом он поставил перед собой сразу несколько задач: в первую очередь познакомиться с агрессором-придурком; затем проконтролировать работу, проделанную личным составом подразделения; заняться, наконец, молодым Сидом.

В любом случае была запущена в ход гигантская машина. Вся полиция Лондона, начиная с комиссаров местных подразделений и до самого простого констебля в форме будут находиться в полной боевой готовности до тех пор, пока Бенсон не будет пойман и лишен возможности нанести ущерб жене и своим детям.

Гидеон, более чем кто-либо другой, чувствовал на себе весь груз этой тяжкой ответственности за успех дела.

Малливер клялся на чем свет стоит, что приветить на какое-то время его уговорил сам малыш Сид.

— И чего в этом плохого? — возмущался владелец притона. — Я лично, не вижу, мистер Гидеон! Честное слово, не вижу.

Тип отказался изменить хоть слово в своих показаниях. А между тем…


Глава 17 ОТЕЦ И СЫН

Полиции был отлично известен Чарли Малливер, но она не подозревала о том, о чем прекрасно был осведомлен Бенсон: Малливер был убийцей.

Конечно, не тот тип душегуба, каким являлся Бенсон, поскольку он ещё сохранил где-то в глубинах своей души нерастраченные чувства жалости к себе подобным, что само по себе могло показаться поразительным в той особой среде, где он вращался.

Но… случилось так, что Малливер прикончил свою жену.

Дело произошло тому уже лет пять. Миссис Малливер помогала супругу содержать отель и специально занималась его спальной частью, отведенной женщинам, в то время, как Чарли присматривал за мужской половиной. Нельзя сказать, чтобы миссис Малливер отличалась очень суровой нравственностью, и она оделяла своими прелестями клиентов-мужчин с известной долей либерализма. А потом разразилась драма, и Чарли прибил её в пылу драки. В тот день он был сильно под мухой и вообще-то хотел ограничиться солидной взбучкой… Но результат был поистине катастрофический! Чарли теперь попросту грозило пожизненное заключение.

Бенсон оказался единственным свидетелем преступления и охотно помог виновнику сбросить труп в Темзу. Полиция, знавшая о весьма фривольных нравах миссис Малливер, не очень удивилась, обнаружив сию откровенно жуткую находку. Ясное дело, допросили мужа, но Бенсон оформил тому столь безупречное, хитроумное и правдоподобное алиби, что полиция заглотала его с закрытыми глазами.

Малливер, таким образом, овдовел и пять лет провел спокойно, во всяком случае никто его в связи с этим случаем не беспокоил. Но он постоянно помнил, что в один прекрасный день Бенсон явится и потребует от него какую-нибудь услугу в обмен на свое молчание. Что за услугу? Возможно, даже совершить преступление? Какое это имело значение, главное, чтобы не всплыло это давнишнее убийство, а тем самым Малливер отдаст свой должок Бенсону, причем раз и навсегда купит его молчание!

У Малливера, как видно, выбора не было.

Если бы можно было позабыть об… этом печальном происшествии с женой, то Чарли Малливера нельзя было бы считать убийцей в общепринятом смысле этого слова, хотя в основном и не потому, что он уж так ненавидел саму эту форму насилия, сколько страшился его последствий. Эта его осторожность в целом помогала ему в делах: преступный мир доверял ему, а полиция просто терпела.

В конечном счете это естественное великодушие и известная щедрость вполне могли быть всего-навсего чем-то вроде неосознанной реакции или разновидностью расчета на то, что доброта в итоге могла оказаться "прибыльным делом". Чарли, однако, был свидетелем такого числа злодеяний, стольких нарушений законности, что взволновать его чем-либо было уже не так просто. Бродяги, пьяницы, моряки, черные, желтые, метисы и белые всех национальностей — сколько же сотен их прошло перед ним в грязных номерах его «ночлежки». И немало их было с разрисованными бритвами и ножами бандитскими рожами и даже подпорченными… серной кислотой! Что касается всякого рода шрамов, то они мельками перед ним каждый день, и это уже никак не удивляло его. Поэтому он и не увидел ничего особенного в идее побрызгать на Смолла серной кислотой, используя юного дурачка Саймона. Он знал их дюжинами, людей, на которых покушались серной кислотой, и они от этого жили ничуть не хуже прежнего! И в конечном счете он ведь должен был заплатить должок Бенсону, верно? Он сам сделал первый шаг на этом пути, когда, проявив инициативу, позвонил дружку Руби, сказав тому по получении известия о побеге её мужа из тюрьмы: "Предпочитаете розы или лилии?" Ну и покатится Бенсон со смеху, едва узнает о его выходке.

Но Малливер был достаточно хитер, чтобы не входить для свершения затеянного в прямой контакт с Саймоном-дурачком. И тот, следовательно, в самом худшем случае мог вывести полицию на второго пособника, который в данный момент находился вне поле досягаемости, спокойно плывя на пароходе в Австралию. Стало быть, с этой стороны Малливеру опасаться было нечего. Единственное, что могло как-то подпортить ему жизнь, — это указание дать прибежище молодому Сиду, но его он получил непосредственно от самого Бенсона и даже не минуты не помышлял как-то уклониться от его исполнения. Насчет всякого рода тайников он был большой дока, зная их, по меньшей мере, с добрую дюжину. Но он счел, что в наибольшей безопасности ребенок будет у него в отеле, в одном из небольших частных кабинетиков, что были зарезервированы для особо уважаемой клиентуры. Молодой Сид, впрочем, держался вполне классно, когда узнал, что Малливер действовал по указанию его отца.

Ибо голова у парнишки была забита лишь одной идеей: увидеть Бенсона.

И юный Бенсон встретился с отцом, которого он не видел четыре года, как раз в то утро, пять дней спустя после побега заключенных из Милуэйз, когда поймали Джинго Смита, в те славные для Гидеона минуты, когда он прослыл человеком дня, героем, о котором говорил взахлеб весь Лондон.

Бенсон сильно похудел, и его лицо, частично скрытое бородой, имело злобный и свирепый вид. Он прибыл в Лондон накануне ночью вместе с Тисдейлом, протрясясь до столицы в кузове огромного грузовика, который вели его бирмингемские покровители. Они не стали останавливаться в отеле Малливера, а спрятались в складе, недалеко от того места, где Джинго бесславно закончил свою карьеру пиротехника.

В то же время их логово находилось достаточно близко от отеля Малливера, чтобы они по крышам могли легко туда проникать, пополняя запасы провизии, а затем незаметно уходить к себе в пристанище при малейшем подозрении на то, что полиция вышла на их след. Лачуга Чарли была днем обычно свободна, и в ней оставался лишь её владелец да старая грязнуля-прислуга, занимавшаяся уборкой помещений. Итак, Чарли дождался ухода своего последнего клиента, а затем поднялся в комнатку молодого Сида, чтобы в духе деланной приветливости предложить тому:

— Тебя хочет видеть отец, Сид. Так что потопали.

Бенсон-подросток, совсем сбитый с толку, стоял на пороге мрачной конуры, где расположился его отец. Ребенок ещё не осознавал, что перед ним, во плоти и крови, тот самый отец, встречи с которым он так ожидал! Малливер, слегка подтолкнув его в комнату, незаметно удалился, прикрыв дверь. Но продолжал все же держаться достаточно близко, чтобы в случае чего успеть подать сигнал тревоги.

Юный Сид в сущности жил в мечтах, точнее каждый раз заново переживал тот трепетный для него момент, когда он увидел в течение нескольких минут на телеэкране изображение своего отца. Для него мало что значали эта щетинистая борода, опавшие черты лица, некрасивые складки в уголках рта! Сид весь потянулся только к одному, что так влекло его: эти бледно-голубые глаза, которые как-то странно неподвижно следили за ним. Блестящие, чудесные, впрочем, глаза, выделявшиеся на лице с массивной челюстью и носом с горбинкой, которое имело свою притягательность, свойственную особой красоте некоторых морских пиратов!

Молодой Сид, сначала парализованный этой неожиданной встречей, вдруг ощутил, как в нем поднялось волнительное чувство.

У Бенсона все происходило иначе. И в то же время он впервые почувствовал забавное ощущение гордости и удовлетворения при виде сына, который обещал в будущем быть достойным своего отца. Породистого пса видно сразу. Сомнений не было: перед ним была его плоть от плоти, в его жилах текла его собственная кровь!

— Ну что, сынок, — произнес Бенсон, приподняв сжатым кулаком подбородок своего чада. — Ты доволен, что встретился с отцом, а, сын мой?

Его голос звучал холодно, грубо, почти агрессивно, а его леденящий взгляд глубоко проникал в глаза ребенку.

— Я жил этим… так долго, — ответил задрожавшим от волнения голосом молодой Сид.

Отец клещами ухватил его за плечо и крепко сжал, раза два-три качнув: сын даже не моргнул и продолжал все также, не отрываясь, смотреть на отца с выражением, близким к обожанию.

— Ну что же, и я не прочь тебя увидеть, — бросил Бенсон, отпуская сына. — Чувствуешь, как в теле бурлит сила? К тебе хорошо относились?

— Да.

— На вид так оно и скажешь, пожалуй, — воскликнул отец, улыбаясь. Не ждали, видно, что я дам деру из этой каталажки, а?

— Лично я в это верил, — убежденно заявил сын. — Я, не переставая, твердил об этом всем ребятам, говорил, что ты ни за что не останешься в кутузке. Я был прав отец, так ведь?

— Выглядишь ты парнем смышленым, — протянул Бенсон, чей взгляд вроде бы потеплел. — И хочу тебе доверить одну вещь: больше твой отец не позволит лишить себя свободы.

— О, как я тебе верю!

— Раз теперь я вырвался оттуда, это — уже по-настоящему… Но, когда хотят преуспеть в жизни, иногда вынуждены идти на кое-что такое, что не всегда тебе нравится. Усек? Ты что-либо слышал об этом типе, найденном в автопарке Милуэйз? — более низким тембром спросил Бенсон, зло прищуриваясь.

Подросток, проглотив слюну, кивнул.

— Ага, значит, слышал! Но ты не знаешь, что этот субчик сделал бы первым делом? Он меня тут же сдал бы фараонам, Сид. И ты полагаешь, что после этого я должен был позволить ему поступить так, как он задумал?

Сид крепко сомкнул губы и снова согласно качнул головой. Ему перехватило горло, на глаза навернулись слезы — нет, не от того ужаса, который вызывает само по себе преступление, а от нахлынувших чувств. Он сжал зубы и челюсти в попытке сдержаться, но крупные слезы все равно предательски заблестели на глазах. Бенсон не очень хорошо понимал состояние своего сына и почувствовал, как его начали захлестывать недоверие и раздражение, когда подросток внезапно кинулся ему на шею с криком:

— Отец, о, мой отец!

Бенсон держался неподвижно, несмотря на давление юного ребячьего тела, взведенного от напряжения, как пружина, и крепко обхватившие его руки сына. Он чувствовал, как где-то у него, в самой глубинке естества, рождается некое странное ощущение, непонятное ему, но начинавшее пощипывать глаза.

Подростка стала бить нервная дрожь, но он достаточно быстро успокоился. Бенсон тихонько отодвинул его от себя, сказав с какой-то хмурой приветливостью, поразившей его самого:

— Да ладно, чего уж там, успокойся. Вот увидешь — все пойдет путем.

Сид принялся шмыгать носом, вытирая рукавом своего старенького шерстяного свитера нос и глаза, а отец наблюдал за ним с чувством гордости и удовлетворения, которое испытывают перед преданными вам душой и телом существами.

— Послушай, кончай с этим базаром, слышишь! Я сейчас ещё кое о чем с тобой поделюсь. У меня созрел план покинуть эту страну и отправиться в места, где этим треклятым фараонам не видать меня как своих ушей.

— Правда? Ты…

— Еще бы! В Южную Америку. Один из моих старых корешей обещал все устроить и принять меня на судно членом экипажа. Он же подготовит новые документы и вообще всю прочую муру! Так что и паспорта никакого не потрубется. А окажись я в трех милях от английского берега — буду свободным, как ветер, человеком. Капитан — в курсе, но с этой стороны опасаться нечего. Он иностранец, и ему положили на лапу приличную сумму. Так что все пройдет, как по маслу.

Бенсон неожиданно жестким указательным пальцем приподнял подбородок парня, чьи красные и вспухшие глаза все ещё застилали слезы.

— Что это все значит? Ты что, не хочешь, чтобы я уехал?

— Дело в том, что я опять надолго с тобой расстанусь, — воскликнул подросток, не пытаясь более отвести глаз от сурового отеческого ока.

Бенсон вновь улыбнулся и закурил.

— Так вот что тебя беспокоит? Тебе не хочется опять меня потерять, так ведь, сынок? Не порть себе кровь. Конечно, нас попытаются разлучить, но я постараюсь все уладить. Не знаешь как? Так вот, я попрошу тебя кое-что сделать для меня, а затем мы уедем вместе… на корабле! Тебя возьмут туда как посыльного. Ну как, нравится такой вариант?

— Неужели… я и впрямь… могу на это рассчитывать? — прерывающимся от волнения голосом пролепетал Сид.

— Да как ты смеешь допускать, что я мог бы солгать собственному сыну? — возмутился Бенсон. — Ты уедешь со мной, да с каким ещё блеском! Я займусь этим, но не забывай: сначала ты должен исполнить мое поручение.

— В чем оно заключается! Скажи — и я сделаю.

— Вот это то, что надо. Ты становишься настоящим мужчиной! воскликнул Бенсон, черты лица которого обрели выражение жестокой хитрости, пока он изучал сына. — Превосходно! — ещё раз неожиданно добавил он. — А как поживает твоя мать?

— Она… очень хорошо.

— Она не заговаривает обо мне?

— Нет… не часто.

— Пытается ли она восстановить тебя против меня?

— Нет, — ответил Сид, не понимая, что его отец был бы счастлив услышать как раз обратное. — Она вспоминает о тебе только при случае. А это бывает не часто. Вот, например, тогда, когда ты сбежал из тюрьмы. Скажи-ка, отец, это ведь ты подстроил весь побег, верно?

— Да, это была моя, и только моя идея, — заважничал Бенсон.

— Я так и думал. Так и говорил всем приятелям в школе. Там был один парень по имени Льюис, который утверждал, что все дело провернул Джинго Смит. Я ему за это отвесил такую заплеуху!

— И правильно сделал! — одобрил Бенсон с чувством большого удовлетворения. — Когда тебе вешают лапшу на уши, нечего церемониться! Врежь прямо по уху, да хорошенько! Вот так, сынишка, запомни: побег из Милуэйз организовал именно я, и именно я заберу тебя с собой на судно. Помчимся в Южную Америку! А что твоя мать, у неё по-прежнему случаются головные боли?

— Да, иногда бывают.

— И она в этих случаях все так же принимает аспирин?

— Да, — ответил удивленный Сид.

— Значит, ничего не изменилось, надо ведь! А тот тип, что клеится сейчас к ней, он тебе по нраву?

— Ах этот! — бросил Сид с презрительным оттенком в голосе. — Он постоянно в доме не проживает. Но так часто заявляется на ночь, что это одно и то же! А когда его нет, значит, они куда-то отправились вместе. В кино или уж не знаю куда еще.

— И он тебе нравится?

— Не совсем, — медленно, словно выбирая слова, ответил Сид.

— Ладно, черт с ним! А как сестренка? Она жива-здорова?

— О да, чувствует себя очень хорошо.

— Ты с ней ладишь?

— Она — девчонка, что надо. Настоящая сестра! Ты знаешь они, сестры, все одинаковы.

Бенсон улыбнулся.

— Ну, сынок, в этом деле ты не прав. У меня вот сеструхи не было. Никогда. Как не было ни отца и ни матери. Я сирота. Еще совсем пацаном было мне тогда лет девять — я уже был вынужден изворачиваться в жизни, чтобы добыть себе кусок хлеба. И я научился отстаивать себя. А теперь, сынок, выслушай меня. Ты сейчас вернешься тихо-мирно домой и никому не скажешь, что встречался со мной. Сообщишь только, что провел все это время у Чарли Малливера. Тем самым полиция больших хлопот мне не доставит. Итак, возвращаешься домой и малость приходишь в себя. Ни с кем ни о чем не болтай. Следи за собой и веди себя так, как если бы ты на всю оставшуюся жизнь останешься с матерью. Скажи ей: вернулся потому, что не видел ясно, куда тебя заведет этот путь — долго отсиживаться у Чарли. Хорошенько все понял, Сид?

— Да, — с жаром подтвердил подросток.

— Ну и ладушки! А теперь слушай меня внимательно. Ты мне сказал, что у матери все ещё случаются приступы головной боли и что она, как и раньше, прибегает при этом к аспирину?

— Да, это так.

— Расчудесно. Ладно, я тебе дам специальные аспириновые таблетки и будь внимателен с ними, как только вернешься домой. И как только мать захочет принять аспирир, ты ей дашь тот, что получишь от меня. Усек? Одну или две таблетки — значения не имеет.

— О'кей, я могу это сделать. Но зачем? Они что, лучше, чем те, что продаются в обычном порядке? — с несколько меньшим энтузиазмом поинтересовался Сид.

— Верь мне, сынок, — ответил Бенсон с сатанинским блеском в глазах и двусмысленной улыбочкой на устах. — Они в тысячу раз лучше обычных. Она после них сразу же заснет, а ты сможешь смотаться из дому и вернуться ко мне. Можешь быть уверен: она и не услышит, как ты покидаешь дом. И после этого мы вместе с тобой отправимся на судне… в Южную Африку! Смекаешь, а?

От сверхвозбуждения глаза парня буквально запылали, и он, не в силах вымолвить ни слова, только молча кивнул. Он все хорошо уразумел! Отец протянул ему небольшой флакон с двумя белыми таблетками и вновь крепкой рукой сжал ему плечо.

— Ну что, о'кей, сынок?

— Само собой разумеется!

— Ну и прекрасно! — откликнулся Бенсон, ослабляя хватку. — Но будь осторожен! Полиция тебя забросает вопросами. Ты ведь знаешь, какие они мерзавцы, эти фараоны, а? Главное — ни о чем им не рассказывай! Ты меня не видел, ты ничего обо мне не слышал, и ты отправился к Чарли сам, просто потому, что это взбрело тебе вголову, о чем весьма теперь сожалеешь. Все ясно?

Бенсон, сделав короткую паузу, сжал плечо ребенка с такой силой, что тот чуть задохнулся от боли, но даже не попытался как-то вырваться из этих могущих тисков.

— Ты все хорошенько усвоил, а? Скажешь хоть единое слово о нашей встрече — и тогда прощай наше совместное путешествие. Ждать не буду и отчалю один. Понял?

— Пусть меня скорей убьют, — воскликнул Сид, — чем я вымолвлю хоть что-нибудь на этот счет!

Глава 18 ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА

После того, как его сын ушел, Бенсон ещё с час оставался у Малливера, а затем выскользнул на улицу. Оттуда, выбравшись на крыши, он, перебираясь с одной на другую, добрался до склада, куда проник через окно, внешне выглядевшее как закрытое, но легко открывавшееся от несильного толчка. В руках он нес громадный пакет с продовольствием, четырьмя бутылками пива, сигаретами, спичками, шоколадом и набором игральных карт.

В их убежище стоял зловонный запах, ибо в здании хранилось несколько тысяч металлических бочек с бензином и другими видами горючего. Одним словом, такого количества воспламеняющихся веществ хватило бы на то, чтобы при малейшей неосторожности выгорел целый близлежащий квартал! Место, за исключением небольшого участка непосредственно перед окном, было зловещим, мрачным и затемненным, но Бенсон не стал доставать карманный фонарь. Он начал пробираться вглубь на ощупь, натыкаясь то и дело на бочки, пока не вышел к двери, открывавшейся на деревянную лестницу, ведущую рядом с грузовым подъемником на верхние этажи. Поднявшись по ступенькам до первой лестничной клетки, он три раза стукнул по перилам. Фредди тут же отозвался на условный сигнал и тихо спросил:

— Ну как, все в порядке?

— Все вокруг о'кей. Я принес жратву.

— Вот это кстати, — обрадовался Фредди, ожидавший его в темной комнатушке, где вдоль стен валялась куча всякого тряпья, служившая им матрасами. Кроме того, в их распоряжении были одеяла, укрывавшие беглецов от холода, небольшой стол, пара ящиков, служивших стульями, свеча, воткнутая в горлышко бутылки, а также потайной фонарь. Помещение освещалось мертвенным светом, проникавшим через слуховое окошко, затянутое матовым стеклом.

Бенсон водрузил свой пакет с провизией на стол. Фредди тут же набросился на него, поспешно развязал обтягивавшие его бечевки и, схватив бутылку пива, жадно, с дикой прожорливостью, осушил её. При этом он запрокинул голову, и Бенсон, глядя на его напрягшуюся шею, попытался представить себе, как бы эффектно вошло сейчас в эту плоть лезвие бритвы. Лопнуло бы, словно тетива чрезмерно натянутого лука! Бенсон получил настоящее наслаждение всего лишь при мысли об этом.

— Ну вот и полегчало, — тяжело выдохнул Фредди, ставя бутылку на стол.

Оба скрывавшихся заключенных затем плотно поели, покурили, потолковали о том о сем. Так тянулось время вплоть до того момента, когда Фредди поинтересовался, видел ли Бенсон сына.

— Само собой, — ответил тот и заговорил о нем в таком тоне, который глубоко поразил Тисдейла. — Это такой парень, скажу тебе! Настоящий сын своего отца. Вот увидешь, лет через десять он меня превзойдет по всем статьям. У этого малыша — большое будущее. Можешь смело поверить мне, Фредди. Я бы все же предпочел иметь его на своей стороне, чем в команде соперника…

Он неожиданно замолчал, скривив рот в мерзкой ухмылке.

— В любом случае счеты с ней теперь окончательно сведены.

Он закурил сигарету, казалось, не замечая странного взгляда Фредди.

— Ну что еще? Не надоело на меня пялиться?

— Сид, — наконец сумел выдавить из себя Фредди, проглотив застрявший в горле комок слюны, пока Бенсон пристально рассматривал его. — Неужели ты ходил туда ради того, чтобы покончить с ней?

Бенсон в свою очередь округлил глаза и расхохотался. И смеялся он впервые с тех пор, как они покинули тюрьму. Фредди это потрясло.

— Нет! Ну что ты себе вообразил, ума не приложу? Чтобы я отправился к старухе прямо в когти Гидеону и всего этого племени легавых, что кишет в округе? Ну-ну, да прояви же ты хоть чуточку здравого смысла, эй, парень!

— Но ты только что мне заявил, что…

— Что уже счеты с ней я свел, это, как пить дать. И сделал я это сам, вот! Но не так, как ты мог бы себе это вообразить… И тебе очень хотелось бы знать, каким образом, не так ли? — воскликнул Бенсон с отвратительным смешком… — Так вот: этим займется пацан.

— Молодой Сид? — задыхаясь, пролепетал Фредди.

— Это в чем-то мешает мистеру?

— Не можешь же ты в самом деле просить собственное дитя угробить мать. Он, возможно, и был рад тебя повидать, но…

— Хватить молоть языком. Да, он был в восторге от того, что повстречался со мной, и если бы я попросил его остудить свою матушку, он сделал бы это. Но дело в том, как ты правильно заметил, что он ещё ребенок. Неужели ты думаешь, что я хотел бы, чтобы он сознательно пошел на то, что ему предстоит сделать? Нет, я бы тогда дурно поступил. Он всего лишь даст ей немного аспирину, несколько таблеток. И все! Он даже не сообразит, что произошло. Врачи ему не скажут ни о чем. Возможно, они поинтересуются, где он раздобыл их… если это придет им в голову. И не более того. Поверь мне, Фредди, с нынешним поколением детей уж слишком нянчатся. Самое больше, что грозит мальчику, — это провести несколько лет в исправительном учреждении, а хуже ему от этого не станет! Напротив, Сид с честью выйдет из этого испытания. А мать, ну что же, она поймет все, как только ей начнет выворачивать кишки наизнанку после принятия аспирина. А вместе с обугленной мордой своего дружка получится просто замечательная заключительная сцена!

— Тебе виднее, — каким-то необычныо слабым голосом произнес Фредди.

— Да уж, я своего не упущу, это точно!

Повисла тяжкая пауза.

— Сид, — произнес, наконец, Фредди, — все ли готово к нашему отъезду? Ничего не сорвется?

— Полный верняк! Капитан валяется половину времени мертвецки пьяным, да к тому же, он столько кокаину понавез в страну, что и рта не посмеет раскрыть, чтобы отказать. Заплаченные пятьсот фунтов стерлингов — это не его доля. Они пошли на всякого рода взятки. Разве тебе не рассказывали, что порой приходится идти и на это?

— Будто я не знал ничего такого, — фыркнул Фредди, сквозь силу ухмыляясь.

— У нас будет отдельная кабина, — продолжал Бенсон с улыбкой, которой он хотел придать ангельский вид. — В принципе мы отплываем в качестве членов экипажа, но как только выйдем в открытое море, тут же переоденемся в пассажиров. Причем привилегированных. И никто не посмеет нарушить наше одиночество! Вот житуха начнется! Как у Христа за пазухой! Знай принимай себе солнечные ванны на палубе, да переваривай обеды, полеживая в шезлонгах!

Руби Бенсон вернулась к себе на Маскетт-стрит.

Как только стало известно о покушении на Артура Смолла, его тут же подменил новый управляющий. Он старался всячески приободрить Руби, заверил её в своей полной симпатии, посоветовал проявить в столь трудный момент мужество и разрешил пойти отдохнуть домой, пока не пройдет этот ужасный и тревожный период. Он заверил её в том, что пусть Руби хорошенько расслабится и не волнуется попусту: все, на его взгляд, окончится благополучно. Окрестности вокруг здания буквально были напичканы полицией. Одни вели наблюдение за магазином, другие неотступшно следовали за ней с Майл Энд Роад до Маскетт-стрит, а когда она переступила порог своей скромной квартиры, два констебля попросили её чуточку обождать и обшарили предварительно жилище сверху донизу.

Было около двух часов пополудни.

Лиза вернулась в школу, поскольку Руби не хотелось удерживать её в четырех стенах.

Итак, она осталась одна, предаваясь хандре по поводу Смолла, человека, который привнес в её жизнь хоть немножко тепла. В какой-то момент, выглянув в окно, она заметила направлявшегося к дому полисмена.

Он отрывисто постучал в дверь. Руби, поколебавшись, в конце концов все же встала и пошла открывать. Что нес с собой этот визит, какие новости — добрые или хорошие? Она внезапно ощутила, как затылок буквально раскалывается от боли, гораздо сильнее, чем обычно. Она неподвижно замерла, преодолев жуткое недомогание, все же распахнула дверь.

Увидев, что полисмен выглядел очень возбужденным, у неё мелькнула мысль, а не с известием ли о поимке Бенсона он явился?

— Миссис Бенсон, ваш сын найден. Он вот-вот подойдет сюда… Не знаю, покажусь ли я вам нескромным, — добавил он, увидев, как она изменилась в лице, — но вам бы следовало что-нибудь принять для поднятия духа.

— Сид вернулся? О, мой малыш! — воскликнула Руби, чувствуя неожиданно, как с души свалился камень, и как её охватывает чуть ли не радостное настроение.

— С вашего позволения, миссис Бенсон, не советовал бы вам очень бранить его за проступок. Будьте любезны с ним. Все ещё может устроиться.

— Надеюсь, он не ранен?

— Нет, он чувствует себя хорошо… — Но он замолчал, когда Руби, отодвинув его с дороги, устремилась на улицу навстречу приближавшемуся сыну. Он и в самом деле был совсем на подходе, шел с высоко поднятой головой и несколько вызывающим видом рядом с инспектором в штатском. У Руби вдруг сдавило сердце — настолько этот ребенок, её сын, удивительно походил в этот момент на своего отца, особенно в том, с какой удалью он вглядывался в жизнь.

— Сид, о мой маленький Сид, — воскликнула она, бросаясь к сынишке.

Но тот отнюдь не устремился к ней навстречу. Ничто в нем не показывало, что он был счастлив вновь обрести свою мать, и когда та нагнулась, чтобы расцеловать его, Сид, наоборот, весь напрягся, словно стараясь отодвинуться от нее. Руби заметила это. Ее радость была сильно омрачена этим, и она осознала, что отныне ей придется долго бороться за то, чтобы вновь завоевать доверие сына. Она мгновенно поняла также, что должна относиться к нему с очень, очень большой осторожностью.

Она повела Сида в дом.

— Что с тобой, мама? У тебя не болит голова?

Она недоуменно подумала про себя, с чего это её сын интересуется, мучается она или нет головной болью, и весьма удивилась ожесточенности, прозвучавшей при этом в его тоне.

— Да, есть немного.

— Тогда я пойду и принесу тебе аспирину, — предложил подросток. — Я знаю, где он лежит…

— Но как раз перед твоим приходом я приняла две табтелки. Пока этого достаточно, Сид. Но где… — Она сдержалась и решила, что задаст обуревавшие её вопросы позднее. Сейчас самое важное состояло в том, чтобы снова привлечь сына на свою сторону, завоевать заново его симпатии. Хотя она и не ведала, где же пропадал эти дни её сын, Руби чувствовала, что тот пытался каким-то образом встретиться с отцом…

— Ты не голоден, Сид? — осведомилась она, ласково обращаясь к нему. Чего бы тебе хотелось вкусненького?

В полпятого из школы вернулась Лиза и бросилась к Сиду, чтобы обнять его.

В в пять двадцать миссис Бенсон нанес визит Гидеон.

Глава 19 СИД И САЙМОН

Гидеон пришел в семейство Бенсонов прямо от Малливера. У него не было — ну ни малейшей! — уверенности в том, чтотот сказал ему всю правду, потому что тот явно был не в своей тарелке из-за этой в общем-то безобидной для него истории. Гидеон, естественно, скрыл от него сложившееся у него впечатление, но по выходе не преминул позвонить Леметру.

— Леметр, это говорит Гидеон. Быстренько слетай в местный участок соответствующего подразделения и передай им мое распоряжение нагрянуть к Чарли Малливеру, но действовать осторожно, типа устроить нечто вроде простой проверки, кто у него селился и выбывал в последнее время.

Спустя десяток минут он уже входил в небольшой домишко на Маскетт-стрит. Он подозревал, что Руби будет выступать против того, чтобы он допросил мальчишку, но через это надо было пройти независимо от того, понравится это ей или нет.

Из гостиной, куда ввела его Руби, Гидеон отлично видел стоявшую снаружи черную машину полицейских, толпившихся зевак всех возрастов, а ещё чуть дальше — других полисменов. А может, Сид Бенсон, жаждавший мести убийца, спрятался где-то совсем неподалеку, поджидая свою добычу? А ещё Гидеон приметил опытным глазом на лице Руби Бенсон такую же тревогу и то же самое напряжение, которые он отмечал в то время, когда её муж стоял перед судом присяжных. Она как-то сразу показалась ему постаревшей, уставшей, надломившейся, с потухшим взором и, тем не менее, исполненной такого возвышенного волнения, которое его буквально потрясло.

— Надедсь, вы не станете, — сразу решительно заявила она, — изводить и мучать моего сына?

— Нет. У меня вовсе нет такого намерения, миссис Бенсон. Но поговорить с ним я обязан, — непреклонно заявил Гидеон, поглядывая на эту невысокую женщину, которую он превосходил на добрую голову и которая не должна была по весу превышать пятьдесят килограммов.

— Это одно и то же.

— Выслушайте меня хорошенько. Лично в моей семье — шестеро детей. Шесть, — повторил он, для вящей убедительности исторгая улыбку, несколько успокоившую её. — Неплохая семейка, не так ли? Старшему уже двадцать шесть лет, а самый молодой — на год — два моложе Сида. И я знаю мальчуганов с того возраста, когда они ещё барахтаются в колыбеле вплоть до прохождения ими воинской службы! Для меня нет секретов, что там таится в их головках, что они чувствуют. И мне хорошо известно, что если перед таким парнем, как ваш, вы начнете повышать голос и подвергать его наказанию, то не услышите от него ничего, кроме лжи и дерзостей… Сид, — продолжал Гидеон, — должен был сбежать из дому по двум причинам, и одна из них, несомненно, оправдывает его. Тот спектакль, что разыграли перед ним по телевидению, мое у вас присутствие, тот факт, что вы, судя по всему, меня поддерживали, все это настолько взволновало его, что он больше не мог выносить подобное. У мальчишек этот тип убегания из дому встречается достаточно часто. Боже мой, да не мне же вам сообщать столь известные истины! Если это так, тогда и не будем говорить на эту тему. Он исполнил свой каприз и вернулся домой по собственной инициативе. Что же тогда с него спрашивать сверх этого?

— Тогда какова же другая причина, побудившая его удрать?

— Вполне возможно, что он ходил встречаться с отцом.

— О, нет! — внезапно полным тревоги голосом всполошилась женщина.

— Я также не верю в это, миссис Бенсон, но сие надо ещё проветить. И если есть в мире два человека, способные выяснить это, то они — вы и я, верно ведь? Достаточно ли вы его знаете, чтобы определить, когда он лжет, а когда говорит правду?

— Это мне удается не всегда, — ответила она.

— Ну хорошо, давайте попытаемся сделать это вместе.

— Отлично. Согласна. Вы же не причините ему зла, насколько я поняла?

— Вам прекрасно известно, что нет. Кстати, прежде чем прийти к вам, я звонил в клинику. Мистеру Смоллу сохранят глаз, а шрам не будет уж таким заметным.

Прежде ыем открыть дверь, Руби Бенсон повернулась к Гидеону.

— Вы знаете, что не случись рядом этого мистера Эббота, — мягко произнесла она, — Артур получил бы в лицо всю порцию целиком. Я это знаю, потому что видела всю сцену собственными глазами. Так что умоляю вас: не будьте очень суровы с этим полисменом. Не браните его.

Гидеона так тронула эта просьба, что он не нашелся, что ответить.

Агрессивность, которую молодой Сид проявил по отношению к Гидеону несколько дней тому назад, теперь выглядела ещё более наглядно. Мальчик стоял перед окном, и Гидеона поразило его сходство с отцом: та же манера твердо сжимать челюсти, столь же тонкие губы и такой же с вызовом огонек, блестевший в глазах. Да, подумал Гидеон, из него не только ничего не выжмешь, но этот парень, должно быть, что-то скрывает. Но что?

— Я всего лишь навестил Чарли, — упорно повторял Сид. — Я знал, что смогу скрыться у него на какое-то время.

— Ты уже бывал там раньше?

— Что за вопрос? Мне приходилось выполнять его отдельные поручения.

— А как ты добрался до него?

— Спрятался в грузовичке предпринимателя, — несмешливо бросил Сид. Он стоял как раз во дворе.

— И никто не знал, что ты находился у Чарли?

— Конечно, нет. Машина остановилась у Майл Энд Роад, там я и сошел, чтобы прямиком отправиться к нему.

— Ты ни с кем из знакомых там не встречался?

— Это было бы трудно сделать. Вы же знаете, сколько людей у него околачивается.

— А отца ты не видел? — все тем же спокойным тоном задал вопрос Гидеон.

Молчание. Подросток, похоже, был застигнут врасплох и проявил колебания. На его лице появилось двусмысленное выражение: то ли он разговаривал с отцом, то ли был попросту поражен тем, что его сочли на это способным.

— Нет! — неожиданно вскрикнул он. — Нет! Разумеется, я не встречался с ним?

— Сид, ты морочишь мне голову! — твердо обратился к нему Гидеон. Где ты беседовал с ним?

Глаза молодого Сида метали от ярости искры, губы дрожали, он сжал кулаки и вскинул их вверх.

— Нет, не видел я его. Вы что полагаете, что я не понимаю, к чему вы клоните? Вы пытаетесь подстроить мне пакость. Как вам это уже удалось проделать с моим отцом. Мерзкий легавый, вот вы кто! И нечего тут со мной лясы точить!

Саймон, тот самый Саймон-придурок, что облил серной кислотой Смолла и полицейского, сидел в комфортабельном кресле центрального участка полицейского подразделения «Джи-5» рядом со столом, на котором стояли чашка с молоком и лежали бисквиты с шоколадом. Он полуоткрыл свои веки с редкими ресницами, прикухшие и гноящиеся, чтобы взглянуть на Гидеона, но никакого выражения не появилось на его лице с дряблой и нездоровой кожей. Рядом стоял коренастый седовласый мужчина. То был учитель из школы для умственно отсталых детей, которую посещал Саймон. Он поставил Гидеона в известность об умственном состоянии своего воспитанника, уточнив, что если в нормальных условиях от него ещё можно было добиться чего-то членораздельного, то, напротив, оказывая давление, из него вытянешь лишь кое-какие неразборчивые звуки.

— Итак может продолжаться долго? — поинтересовался Гидеон, не зная, что же ему делать с этим бедолагой.

— Это трудно предвидеть, — ответил учитель. — Я бы знал, как надо с ним поступить, но сомневаюсь, что вы последуете моему совету.

— А все же?

— Я бы отпустил его домой. Ничуть не лукавя. Он живет с матерью, которая подрабатывает прислугой в соседних домах. Думаю, что он мог бы вернуться в свое обычное состояние, оказавшись в знакомом ему окружении, либо дома, либо — в школе. Полагаю также, что ему пошло только бы на пользу общение с нормальными детьми. Впрочем, именно поэтому ему и разрешено вместе с двумя-тремя другими воспитанниками нашего учебного заведения ходить в соседнюю школу поиграть со сверстниками. Тем самым они чувствуют себя менее изолированными, правда? Если же держать Саймона вдали от привычных для него обстоятельств, боюсь, что его нынешнее состояние только ухудшится на предстоящие несколько недель. У него — что-то вроде умственного паралича, явившегося следствием испытанного им потрясения. Такие дети зачастую более чувствительны к подобным переживаниям, чем обычные их погодки.

— Ну что же, согласен, — уступил Гидеон, скрепя сердце. Довольствуемся тем, что будем приглядывать за ним. Нельзя же все-таки оставлять разгуливать на свободе человека, способного облить людей серной кислотой, даже принимая во внимание его невменяемость! Он вполне способен повторить свой жест, если не вытворить чего-нибудь похуже. И кто бы мог прояснить нам вопрос, где он достал эту кислоту?

— А вот этого я не знаю, — признался учитель. — В то утро он был в школе и, как мне думается, ему всучили её в то время, когда он отправился домой обедать. Я расспросил всех его товарищей. Похоже, никто не видел, как он с кем-то разговаривал. Единственное, что удалось выяснить — он ходил в сторону набережных. Саймон обожает созерцать плавающие суда, поэтому никто на него не обращает там внимания.

Гидеон попросил учителя пройти с ним в соседние помещение.

— Вы знакомы с молодым Сидом Бенсоном? — спросил он.

— Даже очень хорошо. Я несколько лет преподавал в его школе, и он был моим учеником.

— И какого вы о нем мнения?

— Это неглупый парень, — взвешивая слова, ответил ему собеседник. Такой же, как любой из его приятелей. Если что-то его интересует, то он всегда впереди других. А так, каких-либо усилий и не думает прилагать.

— А каков в целом его характер?

— Упрям.

— Честен?

— Вы задаете мне трудный вопрос, мистер комендент, — посетовал преподаватель горестным тоном. — Что такое честность и лояльность для подростка его возраста? Если вы спросите, подворовывает ли он у своих дружков-приятелей… сразу же отвечу, что нет. Но если вопрос поставить так: способен ли он поколотить кого-либо из тех, кто послабее его, чтобы завладеть чем-то ему понравившимся, то я отвечу утвердительно. В школе у нас — добрая дюжина детей, чьи отцы или родители, в целом, уже находились в весьма щекотливых взаимоотношениях с законом. Поэтому следует признать, что в таком окружении их восприятие добра и зла не всегда соответствует нашим. Очень трудно убедить парнишку, что его отец или мать поступают нечестно. Вот так-то и появляются поколения преступников! Что до юного Сида, то я не знал его до того, как был осужден его отец, но зато впоследствии слишком часто слышал от него: "Вот выйдет из тюрьмы отец…" Был ли вправе я или кто-то из моих коллег, обманывать его?

— О, эту проблему я знаю, — угрюмо буркнул Гипдеон.

— Уверен в этом, — ответил учитель, — и очень бы хотел быть вам в чем-нибудь полезным. Меня лично беспокоит миссис Бенсон. Вот её ситуация представляется мне трагической — с двумя детьми на руках, особенно в том что касается столь хорошо воспитанной малышки Лизы. Как, кстати, поживает миссис Бенсон?

— Сдается мне, что она просто физически рухнет, если мы в самое ближайшее время не сцапаем этого Бенсона… Но мы все равно добьемся своего, мистер Томас. И спасибо за то, что вы мне изложили свою точку зрения.

После ухода Гидеона и семейного обеда у Руби сложилось впечатление, что её сын весь вечер не спускал с неё глаз. Он следил за ней рысиным взглядом, будто подстерегал каждый её маленький жест. Чувство, разумеется, не из приятных…

И ребенок трижды интересовался, не болит ли у матери голова.

Ей и впрямь было очень плохо, но она всякий раз ограничивалась тем, что отвечела: "Бывало и похуже", в ожидании, что вскоре останется наедине с перспективой провести ещё одну бессонную ночь.

Глава 20 НОЧЬ

Наступил вечер. Часы показывали полвосьмого. Кварталы восточного Лондона уже погрузились почти в беспросветную темень. Но это спокойствие, равно как и наступившая тишина, носили тот необычный и беспокойный характер, который предшествует крупным операциям полиции. Личный состав участков был усилен до максимума, а блюстители порядка собирались самым тщательным образом прочесать сектор.

В этом многолюдном уголке Лондона все знали об истории Бенсона, его жене и Артуре Смолле, как и о побеге юного Сида. Было известно, что беглец, не колеблясь ни секунды, пойдет на убийство, защищая свою шкуру, и что он попытается также разделаться со своей женой.

Полицейские прибывали отовсюду — из других участков, из Скотленд-Ярда, из окрестностей Лондона, двигались на чем угодно — на машинах, велосипедах, автобусах и даже в «воронках». Молчаливые группы на перекрестках наблюдали за этими перемещениями, но общественное мнение было на стороне полицейских и никто не рискнул освистать их или как-то оскорбить.

В то время, как полисмены приступали к этой обширной операции, действуя спокойно и методично, сам квартал был на удивление пустынен. И если район прочесывания кишел констеблями, то всюду, на других участках Лондона, ощущалась нехватка кадров, и преступный люд мог только благословлять небо за то, что им представилась столь благоприятная возможность порезвиться. В эту ночь можно было спокойно «работать» во всех других кварталах столицы. Гидеон понимал, что утренняя сводка завтра будет исключительно богата на преступные деяния, но был бессилен как-то исправить положение. В эту ночь лишь одно имело значение: арестовать Бенсона.

Еще раз провели обыск у Чарли Малливера — опять безрезультатно.

Искали всюду — на набережных, в складах, на кораблях и на судах, стоявших под разгрузкой в заливах, на баржах и лихтерах, в портовых доках, на фабриках, в пустых домах и развалившихся зданиях. Обшаривали буквально все уголки.

В штаб-квартире подразделения «Джи-5» вывесили гигантский план всего района его компетенции. Гидеон, которому помогали суперинтендент Симпсон и старший инспектор Трэберт, следили по карте за продвижением своих подчиненных. Начали с того, что весь сектор операции перекрыли, выставив вдоль набережных и основных транспортных каналавх патрульные заграждения, продублированные на некотором от них расстоянии вторыми заслонами. Последние охватили даже и другую сторону реки. Учитывая, что Бенсон мог попытаться ускользнуть на лодке, привели в состояние боеготовности речную полицию.

Отовсюду в Центр поступали донесения — по телефону, радио, с помощью посыльных, и на карте маленькими цветными флажками отмечали продвижение полицейских нарядов.

Гидеон молча разжег свои большую трубку из вишневого дерева и взглянул на суперинтендента, который в этот момент втыкал очередной зеленый флажок близ одного из складов.

— Где они сейчас находятся?

— Группа "Юг 22" только что вышла к Рам Корнер.

Гидеон задумчиво покачал головой. Итак, добрались до самого нервного узла сектора.

Не столь уж далеко от места развертывавшейся полицейской операции Мэри, лежа в кровати, с навернувшимися на глаза слезами думала о своем брошенном в тюрьму брате. В двух-трех километрах от описываемых событий молодая и весьма привлекательная вдовушка мистера Эдмундсана изучала рекламные проспекты одного из туристских агентств, грациозно склонив над ними свое обаятельное личико, обрамленное двумя замечательными бриллиантовыми сережками — подарок, сделанный ей сегодня в послеобеденное время. В квартире, которую он делил с овдовевшей матерью, курил инспектор Каммингс, целиком уйдя в размышление насчет личности Эллиота, бывшего директора предприятий Эдмундсана. В другом конце Лондона Эббот тоже не спал, внутренне все ещё терзаясь угрызениями совести, несмотря на полученное от миссис Бенсон письмо, в котором она благодарила его за спасение зрения своего друга. Еще в одном районе Лондона спал на больничной койке Артул Смолл с перевязкой на глазу. Чуть далее два ворюги, обчистившие банк Келли, поднимали половицу у себя в комнате, чтобы достать из тайника несколько из припрятанных туда купюр. Метрах в трехстах-четырехстах от них старший инспектор Леметр под градом едких сарказмов своей прелестной жены-блондинки мечтал только об одном: отдать сейчас все на свете, чтобы иметь возможность оказаться в этот момент при исполнении служебных обязанностей рядом с Гидеоном.

Еще немного подальше семь из девяти убежавших из Милуэйз преступников, схваченных к этому часу полицией, мирно посапывали в своих камерах. В Ярде диспетчерская походила на растревоженный улей. В кабинете Гидеона восседал капрал Джефферсон и готовил сводку происшествий для доклада утром шефу. В Харлингэм Кейт Гидеон мучилась бессоницей и, вздыхая, поглядывала на настенные часы, в то время как её дети спокойно спали в своих кроватях.

Руби Бенсон все ещё не ложилась, так как опасалась той тревоги и беспокойства, которые охватывали её по ночам. Сын, она уж и не знала, что за неожиданная и трогательная забота обуяла вдруг его — положил на ночной столик так, чтобы их было хорошо видно, две белые таблетки аспирина…

Бенсон и Фредди тоже не смыкали глаз.

Фредди Тисдейл, стоя у стены около слухового окна комнатушки, служившей им убежищем, тщательно просматривал улочку, выводившую на набережную. Время от времени его сменял Бенсон, но ни тот, ни другой ни на мгновение ока не упускали из виду одно из окошек отеля Малливера. Так, в бдении, прошли два часа, как неожиданно в нем появился обусловенный сигнал — зажженная свеча. Он означал, что полиция закончила обыск притона и удалилась.

Иными словами: знак окончания состояния тревоги!

Но нет, для них она, отнюдь не прекратилась! Бенсон и Тисдейл ничего друг другу не говорили, но оба что-то чувствовали звериным чутьем. Слишком много было кругом моторов на ходу, треска мотоциклов, шума от шагов. Должно быть, их действительно было немало… И тут Бенсон заметил компактный наряд полиции, пересекавший улицу справа, а Тисдейл одновременно обнаружил вторую группу, разместившуюся слева, с другой стороны. Затем они услышали, как полисмены начали обследовать соседнее складское помещение.

Бенсон внезапно бросился к лестнице и слетел по ней вниз. Отвинтив металлическую затычку у одной из бочек, он обильно полил кругом бензином, а затем бегом вернулся в каморку.

Тисдейл отошел от своего наблюдательного поста у слухового окна.

— Думаешь, они ищут нас? — хриплым и дрожавшим от волнения голосом прошептал он.

— Я не против! — прорычал Бенсон.

— Не оставаться же тогда нам здесь. Что будем делать?

— Не трогаемся с места, — решил Бенсон. — Дождемся, когда явятся сюда. Улицы так и смердят легавыми. Нет ни единого шанса выскользнуть из этой сети. Как только они покажутся здесь, поднимемся на крышу и…

— Но они тоже туда полезут!

— Послушай, Фредди! Ты что в панику что-ли впал, а? Если побежим сейчас, они нас заметят. Прощай тогда надежда на корабль.

— Надо было раньше туда отправляться… Засиделись мы здесь.

— Мы торчали здесь потому, — отрывисто и зло рубанул Бенсон, — сто судно уходит только с началом утреннего прилива. Мы должны были подняться на борт в самую последнюю минуту, чтобы нас не засек кто-нибудь из экипажа или фараон из речной полиции. Ты же прекрасно знаешь, что они всегда держат ухо востро… А теперь слушай меня внимательно! Поднимаемся на крышу и прыгаем на другую, что напротив. Расстояние — всего три метра. Сигай, хоть зажмурившись! Напротив — никакой опасности, поскольку легавым, занятым в пути, крыша будет не видна.

— Оно верно, но вдруг они оставят кого-нибудь снаружи… пробормотал Тисдейл.

— А вдруг не оставят? — прикрикнул Бенсон. — Риск, конечно, есть, но идти надо!

— Если бы не пошел встречаться со своим отпрыском, легавые не пронюхали бы, что мы — в Лондоне.

Бенсон мгновенно распрямился, как пружина, и, в диком прыжке схватив Фредди за запястье, резко вывернул ему руку. Причем с такой силой, что едва не сломал её. Фредди с трудом подавил крик боли.

— Парень нас не заложил! Понял! — глядя на него взглядом, в котором бушевала смерть, произнес он.

— Я этого не говорил! — простонал Фредди. — Я просто хотел сказать, что надо было смываться раньше, прошлой ночью, вместо того, чтобы…

— Фараонам легче легкого — стоит только захотеть — добыть ордер на обыск любого судна. А если это почему-либо трудно сделать, они засылают таможенников, — прорычал Бенсон, свирепо крутанув ещё раз запястье Фредди. — А если бы мы поднялись на борт вчера, то сейчас, как миленькие, уже сидели бы за решеткой. Этой ночью перевернули вверх дом все корабли. Если бы у тебя была хоть одна извилина в мозгу, ты бы уже должен был давно это понять. Ну как, теперь будешь следовать моим указаниям?

— Да, — еле-еле удалось выдавить из себя Фредди.

— О'кей, — проговорил Бенсон, отпуская его руку. — Итак, если они сунутся сюда, тут же поднимаемся на крышу и прыгаем. Затем подождем, пока они не уйдут отсюда, и вернемся той же дорогой. Они, ясное дело, заметят, что кто-то укрывался здесь, и рванут искать нас где-то поблизости. Им никогда и в голову не придет, что нам хватит наглости вернуться назад.

— Тебе прекрасно известно, — прошептал Фредди, — что надежды удрать у нас — никакой.

— Нет, не так. При условии, что ты не закатишь истерику. О'кей, давай…

Они разом застыли, заслышав шум шагов на улочке. Медленная, размеренная поступь — походка полицейских. Их было, видимо, пять или шесть человек, и оба беглеца живо представили, как они, идя один за другим, подходят к двери склада.

Фредди бросило в дрожь.

— Не дрейфь, Фредди! Пошли! — прошептал Бенсон, хватая Тисдейла за руку, чтобы провести его к лестнице. Может, Фредди и был малым не промах, но он явно относился к тем людям, которые легко теряют голову при известии, что их окружили. Бенсон наконец-то понял, что лучше было удирать на судне в одиночку… и не взваливать на себя ещё и столь тяжкую ношу.

Но время ещё не пришло…

Послышались приглушенные звуки. Тогда они начали — медленно и осторожно — подниматься вверх по деревянной лестнице и откинули люк, выходивший на крышу. Они придирчиво осмотрелись: там, вдали, темнел силуэт судна, чья погрузка должна была вот-вот закончиться… вскоре закроют трюмы и корабль с ближайшим приливом покинет причал, направляясь в длительный вояж через Атлантику… к Южной Америке.

— Лезь первым, — приказал Бенсон.

Они предварительно хорошо ознакомились с ближайшими подступами к своему убежище и теперь прекрасно знали, куда продвигаться. Оставалось проскочить всего несколько метров, затем — прыжок. Фредди, клацая зубами, уже собирался с силами для полета под ледяным взглядом Бенсона, который все уже рассчитал… включая и убийство Тисдейла, как только они схоронятся снова… Ударом ножа.

Но у Бенсона был также и пистолет, которым снабдил его Чарли. Если он попадет в кольцо, то всю обойму расстреляет по легавым.

Фредди, на пределе нервного напряжения, — прерывисто дыша, стал разбегаться… И в этот момент он неожиданно увидел, как на противоположной крыше появились два полисмена. Резкий свисток разорвал тишину. Это полицейские предупреждали своих коллег. Фредди хотел застопорить свой бег. Слишком поздно. Он был чересчцр близко к краю крыши, зашатался, поскользнулся и с дикими воплями свалился вниз.

Бенсон стремительно развернулся. Повсюду на крышах соседних складов воздвигнулись очертания фигур, прячущихся в тени ради лучшего обзора улицы.

Оставался лишь один-единственный шанс на спасение! Бенсон с пистолетом в руках кубарем скатился вниз.

В отделении подразделения «Джи-5» Гидеон вдруг заметил, как взгляд одного из радистов заблестел. Тот вскочил, крикнув срывающимся от волнения голосом:

— Тисдейл только что упал с крыши. Бенсон укрывается в старом складе фирмы Сабра.

— В путь! — решительно поднялся Гидеон.

Руби Бенсон стояла в пеньюаре перед газовой плитой, наблюдая за кастрюлей подогреваемого молока. Две таблетки аспирина все ещё сиротливо лежали на ночном столике…

Глава 21 ПОСЛЕДНИЙ ХОД

Бенсон успел добраться до третьего этажа склада в то время, как полицейские взобрались на второй. Их было трое. Остальные ещё оставались внизу. Пронзительные трели свистков рвали на куски недавнюю тишину, и полисмены вскрикивали и вопили от злости, натыкаясь с разбега на стоявшие кругом бочки.

Бенсон прыгнул и выстрелил три раза. Первая пуля ушла куда-то в пустоту, две других ранили одного и того же полицейского — в бедро и в ногу. Тот зашатался и опрокинулся на двух своих коллег, которых Бенсон в своем рывке отбросил в стороны, добравшись до лестничной полуплощадки. Затем, обернувшись, выстрелил вновь в констебля, который поднимался, чтобы возобновить преследование. Попал он в него или нет — осталось неясным, но тот явно отказался от своей затеи. Бенсон же ринулся вниз к первому этажу. На фоне света от карманного фонаря вдруг четко оборзачился силуэт полицейского, рванувшегося вперед с намерением преградить ему путь. Но он без колебаний предпочел нырнуть в темноту, как только увидел, что Бенсон размахивает пистолетом. Так что бандит в итоге беспрепятственно добрался до того места, где он чуть ранее вылил на пол бочку бензина. Он чиркнул спичкой и бросил её на землю.

Та погасла.

Вместе с ней рухнули и все расчеты Бенсона. Отомстить он уже не мог! Бенсон, прислонившись к стене, бросил вокруг взгляд затравленного зверя полицейские на каждом шагу. И набегало их отовсюду все больше и больше. Держа пистолет в левой руке и продолжая под его угрозой держать блюстителей порядка на почтительном расстоянии, Бенсон одновременно сунул правюу руку в карман, вытащив оттуда коробку с тремя белыми таблетками, идентичными тем, что он передал сыну. Он поднес руку ко рту, но в этот момент дюжий полисмен кинулся ему в ноги, повалив на пол. Бенсон выплюнул таблетки и выронил пистолет, который при падении выстрелил сам по себе, никого, к счастью, не ранив. Тут же сухо звякнули металлом стальные наручники, замкнувшись на мускулистых запястьях убийцы.

Гидеон прибыл на склад через пять минут после этой схватки. Все уже заливал ослепительный свет осветительных средств полиции. В окружении пятнадцати полисменов стоял Бенсон, рядом с которым высился инспектор с внушительной фигурой. Пойманный уголовник стоял, твердо упершись ногами в землю, раздвинув плечи. Напрягшись в своей вызывающей позе, сжав тонкие губы и злобно прищурив глаза, он с вызовом взглянул на Гидеона.

— Стоило ли все это затевать, чтобы так бесславно все закончить, Бенсон? У тебя что: ветер гуляет в голове? — бросил ему Гидеон, делая над собой усилие, чтобы не подать и виду, какую ненависть испытывает он к этому выродку, и, наоборот, выглядеть невозмутимым и беспристрастным…

Бенсон молчал…

— И что же ты сказал сыну этим утром?

Бенсон вздрогнул, затем уставился на него недоверчивым взглядом.

— Он ещё молод, этот парнишка, — продолжал Гидеон. — Если он пойдет по той же дорожке, что ты ему начертал, то и кончит так же. Нут, так что же ты ему заявил?

— Неужели он настучал, сучонок? — сорвалось как-то картаво у Бенсона.

Гидеон мог бы ему солгать, наказать его последним и жестоким для него разочарованием, послать его на эшафот с ещё одной ненавистью в сердце. Но ничего этого он делать не стал.

— Нет. Он тебя не выдал. Ну так как: что же ты ему сказал?

Но Бенсон молчал. Однако его взгляд пылал каким-то воистину адским удовлетворением.

В нескольких сотнях метров от склада в домишке, что на Маскетт-стрит, Руби готовилась лечь спать. Она положила две белых таблетки в рот и запила их глотком теплого молока.

Бенсон, конечно, ничего не скажет. Это было ясно. Гидеон повернулся к капралу, который руководил всей операцией на этом участке, и выслушал его рапорт. Раненого полицейского уже отправили в госпиталь, но, как пояснил капрал, он, похоже, отделался довольно легко. Затем он в деталях расписал все перепитии состоявшейся схватки. Когда он дошел до эпизода с тремя таблетками, что хотел проглотить Бенсон, Гидеон их внимательно осмотрел. Целыми из них остались лишь две — третью в этой суматохе растоптали.

— Смотри-ка, он пытался покончить с жизнью самоубийством! Что это такое, Бенсон?

Последний устремил на него взгляд, в котором прежний вызов теперь смешивался с гордостью за такого, достойного своего отца, сына. Гидеон это понял, и ему стало противно.

— Ну ладно, Бенсон, так что же это за таблетки?

И Бенсон допустил ошибку.

— А почему бы вам не поинтересоваться на этот счет у моей жены?

Руби только что легла и вдруг почувствовала, что с желудком что-то явно не в ладах. Внезапно рядом с домом взвизгнули тормоза подъехавшей автомашины. Она поднялась и выглянула в коридорр. Дежуривший в гостиной полисмен, тяжело ступая, направился к двери. Затем Руби услышала мужской голос, тут же поняв, что он принадлежит Гидеону.

— Где миссис Бенсон?

— Наверху, сэр. Она только что поднялась в спальню.

Гидеон, не говоря ни слова, утстремился в коридор и одним махом преодолел лестницу. Руби, у которой в непривычно бешеном темпе заколотилось сердце, запахнув дрожащей рукой пеньюар, села, почувствовав, как у неё подкашиваются ноги. Гидеон, запыхавшись, остановился при виде Руби, затем бросился к ней и ответил на немой вопрос, сквозивший в её глазах.

— Да. Все отлично. Мы взяли его. Давал ли вам сегодня вечером ваш сын Сид какие-нибудь таблетки? Аспирин или…

— Да… — прошептала онаа, воздев в ужасе вверх руки.

Гидеон развернулся к стоявшему сзади полисмену.

— Быстро: несите соль и горчицу и сейчас же приготовьте рвотное. Да поживей! — рявкнул он. — А вы, миссис Бенсон, — уже более ровным голосом продолжал Гидеон, — успокойтесь. Вы успеете ещё освободиться от них и вреда они причинить не успеют. Неприятностей всего на пару минут. Эти таблетки Сиду вручил Бенсон.

— О, нет! — воскликнула она, заливаясь слезами. — Нет, только не малыш Сид! Нет…

Когда на следующий день ровно в десять часов Гидеон входил к себе в кабинет он с радостной неожиданностью увидел, что там уже собрались Леметр, помощник Комиссара и четверо суперинтендентов. Ежедневная сводка событий выглядела настолько пухлой, что у Гидеона екнуло под сердцем. Сегодня Леметр и в самом деле превзошел себя! Но видя как радостно его приветствуют собравшиеся, Гидеон расцвел, словно солнышко, и счел, что жизнь, несмотря ни на что, все ещё имела и свои приятные стороны.

Беседа продолжалась двадцать минут, после чего четверо супер-интендентов покинули кабинет, оставив в нем Гидеона, Леметра и помощника Комиссара.

— Гидеон, порядка тридцати журналистов ждут не дождутся встречи с вами, — вымолвил шеф. — Я сказал им, что вы дадите пресс-конференцию.

Гидеон пожал плечами.

— Почему бы им не вручить списочный состав всего пресонала Ярда? Это бы, по меньшей мене, позволило всем нам стать знаменитостями. Бенсон так и не разговорился, и я не считаю, что от него удастся что-либо узнать и впредь. Главное — удалось спасти его жену.

— Вы сказали мне, что в таблетках содержался яд?

— Да. Малливер признался, что достал их у капитана судна, которое отбыло вчера утром. Его арестуют по прибытии на место назначения. Малливер же добыл пистолет для Бенсона. Так вот, миссис Бенсон повезло, что она будет по-настоящему счастлива лишь когда, когда мы сможем ей доказать, что её сын ничего не знал об истинном содержании таблеток.

— А вы думаете ему и в самом деле об этом ничего не было известно? поинтересовался шеф.

— Не знаю, — признался Гидеон. — И предпочитаю оставаться в неведении. Сама мысль, что подросток в двенадцать лет дает своей матери… В общем, этим парнишкой мы займемся. Привлечем семейного доктора, учителей из школы или… Другое доброе известие: Артул Смолл в конечном счете отделается совсем даже неплохо — едва заметным шрамом.

— Превосходно, превосходно, — согласился шеф после. После чего тоже ушел.

Леметр, на которого присутствие шефа всегда действовало впечатляюще, наконец-то позволил себе расслабиться, подскочил на месте от радости, раздавил в пепельнице окурок от сигареты и тут же начал готовиться закурить новую.

— Эх, как жаль, что меня не было с вами, но ты ведь знаешь Фифи…

Гидеону было известно о ней даже чересчур много, об этой Фифи, чтобы понять, что после очередной ссоры в семействе Леметров, должно быть, воцарился мир. В голосе Леметра на сей раз отсутствовали горькие и язвительные нотки, обычные для него в тех случаях, когда он упоминал свою нелегкую для совместной жизни подругу. И он с энтузиазмом предложил спокойно приступить к очередной ежедневной рутине.

— Послушайте, а не издеваются ли они над вами? — спросил Гидеон, раздраженно поглядывая на гору отчетов и донесений, скопившихся на столе.

— Да что ты, Джордж! Да разве это работа? Обычная мелочевка! В минувшую ночь отвели душу все эти рыцари «фомок». Но крупных взломов не было. Только что опять отловили Джима Ри, когда он по веревочной лестнице взбирался на здание, что на Гровенорской площади. Обнаружили три купюры из тех, что выкрали в банке Келли. Надо бы поскорее проконтролировать это дело, чтобы попытаться разыскать тех, кто платил ими в одном из ресторанов Сохо. Каммингс сделал открытие, что миссис Эдмундсан неожиданно проявила повышенный интерес к литературе о путешествиях, а мистер Эллиот вчера приобрел великолепную пару бриллиантовых сережек. До чего же упрям, однако, этот Каммингс. Если удастся защемить хвост Эллиоту, то вся заслуга в этом будет принадлежать ему. Ах, есть и кое-что другое…

— Что именно? — флегматично осведомился Гидеон.

— Недавно звонил Смедд. Он ещё доберется до вас попозже. Думаю, что он вновь захочет доказать свою правоту.

— Хм, это возможно.

Гидеон сам набрал номер Смедда, который почти сразу же подошел к аппарату.

— Доброе утро, мистер комендент, — резко, но сухо проговорил тот. — Я подумал, что вам будет небезынтересно узнать последние новости, которые мне удалось выявить в связи с делом об убийстве Винифриды Нортон. Один из постоянных посетителей кинотеатра «Рокси» уверял, что в прошлый четверг он видел молодую Мэри и её брата, которые сидели на сеансе рядом с ним. У меня есть его письменные показания на этот счет. Он заявляет, что узнал молодую девушку в сопровождении парня, приметы которого, пожалуй, сходятся с данными Уильяма Роуза. С другой стороны, один из служащих фирмы, где работает Уильям, уточнил, что он хотел одолжить на время нож у Роуза за три дня до преступления, на что молодой человек ответил ему, что потерял его… Разумеется я самым плотным образом проверяю эти показания…

Глаза Гидеона разом вспыхнули внутренним огнем и он почувствовал, как в нем поднимается волна оптимизма.

КОНЕЦ

Джон КРИЗИ ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ ГИДЕОНА

Глава 1

Еще не было шести часов вечера, когда Гидеон шагнул из дома в сырой туман сумерек. Хлопнувшая за ним дверь разом отсекла его от мягкого света и ласковой музыки родного очага. Счастливая все же у него семья. Он живо представил, как все, за исключением Мэттью, вышедшего прогуляться, проведут этот вечер у жаркого камина, смотря телевизор, почитывая книги, а кто и делая уроки и, если Пруденс сумеет заставить остальных помолчать хотя бы полчаса, то насладятся и колдовскими звуками скрипки. Направляясь к гаражу, Гидеон с нежностью подумал о Кэт, жене, которая прежде чем попрощаться и отпустить его в мрачную лондонскую ночь, ласково прижалась к нему…

Чертовски холодно все-таки снаружи…

Гидеон поджал мощные плечи, кутаясь в тяжелое зимнее пальто. Он был крупным мужчиной, немного сутуловатым, с резкими чертами и неспешной походкой. Он выработал в себе привычку никогда не торопиться без нужды. А в этот вечер времени у него было предостаточно. Когда ему предстояло ночное дежурство в офисе Скотланд-Ярда, он любил выходить на работу чуть пораньше. Ведь Леметр и другие коллеги по службе, проведшие дневную смену, обязаны были дождаться его, чтобы ознакомить с оперативной обстановкой к этому часу, а ему совсем не хотелось задерживать их слишком долго.

Дойдя до угла гаража, он заметил высокого человека, явно поджидавшего его. Едва Гидеон успел недоуменно подумать, чего, собственно говоря, от него могли ожидать, как узнал сего «человека», и беспокойство на его лице сменилось широкой улыбкой. Это был всего лишь Мэттью, его семнадцатилетний сын, долговязый и худой, угловатый и неотесанный, хотя широкие плечи уже говорили о будущей силе. Красивым его не назовешь. Неправильные черты, казалось, грубо вылепил какой-то неумелый скульптор. Мэттью постоянно не знал, куда девать руки, а уж волосы были явно незнакомы с расческой. Но Гидеона больше заботило будущее сына, а не его внешность. Башковитый, с живым умом парень, он, похоже, все ещё не определился, чем намерен заниматься в жизни. Создавалось впечатление, что он ещё не уразумел, что на "всем готовеньком" долго не протянешь и, если уж хочешь рыбку съесть, надо в озеро лезть.

Должно быть, он хотел поговорить с отцом о чем-то таком, что не скажешь при матери.

— Привет, Мэтт, идешь домой?

— Здорово, па. Да… ммм… Меня тут задержали немного. Наверное, опоздал уже.

— Знаешь, порой ваше поколение меня огорчает, — вырвалось у Гидеона. Сын так и не понял, говорит он всерьез или с иронией. — В мое время занятия в школе заканчивались в четыре, и у нас был всего лишь час, чтобы выполнить домашние задания и выучить уроки… правда, если мы садились за них.

Гидеон открыл замок и без труда раздвинул двери гаража.

— Понимаю, — живо откликнулся Мэтт. — Она начинает меня доставать, эта школа. Не учат ничему путному. Ну сам посмотри: на кой ляд мне эти лагорифмические таблицы, алгебра, античность… Клянусь, иногда случается, что я… Кстати, а сам-то ты, папа, разбираешься в греческих богах?

— Как тебе сказать… — промямлил Гидеон. — Думаю, это мое слабое место. Знаешь что, лучше помоги-ка мне с машиной.

Гараж был настолько узок, что, поставив туда машину, открыть дверцу было уже невозможно. Отец и сын нагнулись, ухватились за бампер и, поднатужившись, выкатили маленькую «волсли» наружу.

— Папа! — воскликнул Мэтт. — Ты действительно считаешь, что мне необходимо оставаться в школе до восемнадцати лет? А нельзя ли завязать с этим в конце триместра? Ведь нет закона, заставляющего меня учиться дальше, и даже если я отхвачу один из этих чертовых дипломов, что это мне даст? Да не хочу я вовсе быть учителем, математиком, ученым, или… или…

— Или специалистом по греческой мифологии, — с сарказмом закончил за него Гидеон. — Давай, влезай, пока я подам задним ходом.

Не заставляя себя просить дважды, Мэтт быстро вскочил в машину, и Гидеон, заведя её, стал медленно отъезжать. Мэтт, зная, что отец не любит разговаривать во время маневра, как в рот воды набрал.

Поставив, наконец, машину у бортика тротуара, Гидеон спросил:

— В котором часу тебя ждет мать?

— Да, я уже опоздал, но не думаю, что она беспокоится.

— Это ты так считаешь. Лично я посоветовал бы тебе пойти и предупредить её, что ты уже вернулся, но я беру тебя с собой прокатиться.

— Вот здорово!

Через две минуты Мэттью уже мчался обратно к машине, в то время как Пенелопа, младшая из дочерей, закрывала за ним дверь.

— Отец, — усаживаясь, взорвался он. — Я знал, что ты меня поймешь. Мне осточертело в школе. Мне надоело сидеть у вас на шее — хочу сам зарабатывать на жизнь. Том ушел из школы, когда ему было пятнадцать лет и неплохо преуспел, а? Знаю, он намного старше меня, но… Ты только представь себе: он скоро женится! И должен, конечно же, зарабатывать на кусок хлеба. А я? Если не начать пораньше, как же ты хочешь, чтобы я выдвинулся в жизни?

Старший из сыновей Гидеона, Том, вот уже много лет, как покинул отчий дом.

— М-да… Ясненько. А ты уже решил, чем заняться?

— Да! — мгновенно и без колебаний среагировал парень. — Я уже все продумал.

Гидеон с трудом сдерживал удивление. Что же за неожиданное решение принял Мэтт, о котором он не хочет говорить при матери?

— И на чем же ты остановился?

— Хочу работать в полиции! Стать полицейский и начать с низшей ступеньки, как ты.

— Ну ты даешь!..

— Я знаю, что матери это не понравится. Она вечно жалуется, что никогда не знает, куда тебя направят. А когда ты выходишь в ночную смену, она вообще себе места не находит. Эх, послушал бы ты её, когда тебя вызывают ночью. Понимаешь, она боится и…

— Боится?

— Ну, конечно. Чего ты хочешь от женщин? Они ведь ничего не понимают и думают только об опасности. До них никак не дойдет, что риск мужчине просто необходим. Жизнь стала бы невыносимой, если бы не было опасности. И к тому же, тебе-то ведь удалось дожить до старости, разве не так?

— Я, старый? Ну, знаешь! Мне всего-то пятьдесят один год, мальчик мой, а ты называешь меня стариком! Итак, ты действительно хочешь работать в полиции, думаешь, что мать, как узнает, сразу поднимет крик, а я начну тебя отговаривать, умоляя не делать глупостей. Я тебя правильно понял?

— А что, разве я не прав? А?

— Понимаешь, Мэтт, я даже и не очень-то представляю, как тебе отвечать. Истинная правда. Насчет матери — тут ты, конечно же, прав, пробормотал Гидеон. — А вот что касается работы… В принципе, это очень интересная, захватывающая работа. Но когда тебе действительно чего-то хочется, нужно доказать, что ты достоин этого. Не думай, что это будет легко. Если только твои притязания не идут дальше того, чтобы стоять регулировщиком на улице, пока ты лет через пятнадцать дослужишься до звания капрала.

— Ни за что! Я хочу стать инспектором, как и ты, в свою время. Ты же дошел до самого верха.

— Ну, если ты не берешь в расчет пост начальника уголовного розыска, то тогда я с тобой согласен, — подытожил Гидеон, стараясь скрыть улыбку. Но ведь ты довольствуешься только констатацией того, какого положения я достиг, не стремясь выяснить, а как я сумел это сделать и чему научился на этом пути. Если ты действительно хочешь стать инспектором, то чем больше ты узнаешь в школе и даже в университете…

— Но отец, зачем же…

— Знать мифологию? Ты и вправду хочешь это знать? Так вот слушай: не исключено, что однажды от этого будет зависеть вся твоя карьера. Расскажу, для примера, об одном случае. Семь или восемь лет тому назад в Париже и у нас при раскопках были обнаружены греко-римские статуи и керамические изделия, датированные первым или вторым веком до нашей эры. Поднялся большой шум, археологи страшно разволновались, особенно после того, как самые ценные из этих предметов несколько позже были украдены. Мы, понятное дело, сразу подумали, что это преступление было совершено по заказу каких-нибудь богатых коллекционеров. Этот тип людей не останавливается ни перед чем. Среди нас, к счастью, оказался молодой начинающий инспектор, который интересовался раскопками и былдовольно подкован по этой части. Он смог войти в компетентные круги, завести нужные знакомства с любителями и коллекционерами и в конечном счете вышел на ворованные предметы. Коллекционер, у которого их обнаружили, признался во всем. Вор был пойман, осужден на пять лет тюрьмы, а скупщик краденого — на три. Большинство похищенных археологических находок было найдено. Этот успех помог нашему новичку получить очередное звание. В настоящее время он дивизионный инспектор. И все это благодаря его знанию греко-римской керамики.

Мэттью, раздумывая, молчал, что дало возможность Гидеону несколько увеличить скорость. Через десять минут они уже будут в Скотланд-Ярде. И тут Мэттью прошептал:

— Полагаю, ты хочешь этим сказать, что в вашем деле могут пригодиться любые знания?

— Я в этом просто уверен, Мэтт. Рано или поздно, но всему, чему ты научился, так или иначе оказывается полезным следствию. Не нужно быть асом, достаточно знать обо всем понемногу. Знаешь, какими качествами должен обладать инспектор? Терпением, упорством, отличной памятью и умением внимательно наблюдать. Вот, кстати, об иностранных языках. Ты частенько говаривал, что ненавидишь французский. А ведь любой инспектор из Ярда, который бегло говорит по-французски, имеет вдвое больше шансов выдвинуться перед другим, точно таким же блестящим специалистом, но не владеющим ни одним иностранным языком. Кто знает, может, придется вести допрос свидетеля-француза, или быть командированным в Интерпол.

— Да… Я вижу… И впрямь общее образование — это важно.

— И даже очень, сынок. Представь, что мы имеем дело в ходе следствия с музыкантом. Или где-нибудь в музыкальной среде произошло преступление. Все, что сможет рассказать мне Пру в этой области, будет для меня сущим кладом.

Мэттью молча кивнул головой, хотя казался ещё не совсем убежденным. Они молча ехали до Парламент Сквэр, где из дымки проступала желтая громадина Биг Бена. Туман, поднимаясь с Темзы, обволакивал, словно ватой, уличные фонари на Вестминстерском мосту. Гидеон въехал во двор Скотланд-Ярда, припарковал машину и выключил мотор. Упершись взглядом в черное с желтизной небо, Мэттью заметил:

— Да, в таком гороховом супе собственных пальцев не увидишь. Отличная погодка для Бродяги, не правда ли?

— Да, ночка для него, как по заказу, в этом я согласен с тобой, но когда вернешься домой, скажешь матери, что на улице легкий туманчик, четко приказал Гидеон и тут же окликнул инспектора в штатском, быстро пересекавшего двор. — Привет, Джо, у тебя не будет лишней минутки, чтобы сводить моего парня Мэттью в диспетчерскую и показать ему, как все здесь действует? Он вбил себе в голову, что работа полицейского — не более, чем непрерывная цепь увлекательных приключений.

Мэттью аж дыхание затаил и пристально смотрел на подошедшего, будто своим взглядом хотел вынудить его ответить «да».

— Это, скорее всего, Мир, где можно подохнуть со скуки! Хотя, думаю, сегодня вечером всем придется туго. Этот туман как раз под стать Бродяге. Ну что, идешь, Мэттью?

— О, мерси <$F — Так в тексте (Прим. переводчика).>, мистер!

— Да не за что.

— Я вас даже не представил. Мэтт, это шеф-инспектор Уиттэкер.

Гидеону стало немного не по себе, когда он проследил за ними взглядом. Но, встряхнувшись, он направился к лифтам, затем к своему кабинету, где его уже поджидали досье и рапорты, к новым делам… Ночь уже полностью вступила в свои права и немало злоумышленников должны были сейчас выползать из своих берлог и начинать бродить по ночному Лондону.

Да, именно бродить…

Гидеон нарочно выбрал эту ночь для дежурства. Метеослужба объявила, что ожидается "густой туман над городами и промышленными районами, который рассеется только утром". А Гидеону хотелось узнать чуточку побольше об этом таинственном Бродяге, который неизменно наводил ужас как раз вот такими мглистыми ночами.

Глава 2

Открыв дверь своего кабинета, Гидеон почувствовал, будто попал в парилку. Сигаретный дым успешно конкурировал со знаменитым лондонским фогом, а весьма капризные батареи, которые нередко чуть теплились, в этот вечер грели вовсю, стараясь одолеть полярный холод.

В глубине большой комнаты у окон, выходивших на набережную, развалившись в кресле, докуривал свою сигарету Леметр. Рядом с ним, весь багровый, стоял инспектор в штатском. Леметр был бледен, глаза странно поблескивали. Он снял пиджак, закатал рукава, высвободил верхнюю пуговицу на рубашке, ослабил узел на галстуке и расстегнул жилетку.

— Добрый вечер, — поприветствовал Гидеон. — Извините за опоздание, ребята.

— Чепуха, — прорычал Леметр. — Лично я домой не тороплюсь. Как там у нас с погодой?

— Моросисто.

— Скоро туман загустеет. О такой ночке наш Бродяга мог только мечтать. Я тебе вот что скажу, Джордж. В один из ближайших дней этот Бродяга вместо испуганной девчонки оставит нам сходу на руках труп. Вот уже семь раз ему удавалось скрыться. Так не может продолжаться бесконечно.

Гидеон снял пиджак, повесил его на спинку стула и достал трубку. Пока он её медленно набивал, Леметр продолжал:

— И к тому же хочу предупредить, что тебя ждет дьявольски трудная ночка. Ужас что тут творилось между шестью и семью. Сейчас, вроде, немного успокоилось, хотя не верю, что надолго. Что предпочитаешь для начала: отчеты за день или сводку последних событий?

— Вышли на какие-нибудь следы?

— Так, шелуха.

— Тогда дневные отчеты. Присаживайтесь, инспектор, и делайте заметки согласно моим указаниям.

Леметр взгромоздился на угол огромного стола Гидеона, заваленного всякого рода руководствами к действию и делами, с тремя телефонами, двумя пепельницами, пресс-папье и многочисленными стопками рапортов.

— Вот, — начал он объяснять. — Всего два из всех вчерашних ночных дел получили продолжение утром. Сначала об убийстве старухи из Илинг. Как ты знаешь, её постоялец пропал. Его взяли на Хаммерсмит, и он сразу же сознался. Говорит, что сделал это ненарочно. Представляешь! Если бы спросили меня, я бы его повесил без суда и следствия. Следующее дело — это украденные с Милден-стрит драгоценности. Пустячок — на пятнадцать тысяч фунтов стерлингов и ни единой зацепки. Сегодня допросили всех известных скупщиков краденого — безрезультатно. Изящно выполненная работенка, все сделано чистенько, ничего не скажешь, и главное — абсолютно никаких следов. И еще…

Леметр говорил минут десять, рассказывая в деталях о доброй дюжине различных преступлений — от вооруженного ограбления до кражи со взломом, от приставания шлюх к прохожим до мошенничества, от попытки самоубийства до кражи в толкучке… То была ежедневная и нужная поденщина. Леметр безостановочно курил, а Гидеон время от времени делал знак инспектору, записывающему для него памятки отметить тот или иной факт. Он ни разу не перебил своего коллегу и даже забыл прикурить свою трубку.

— Ну вот и все, — наконец устало произнес Леметр. — Ничего стоящего, что можно было бы вынести на первую полосу газет.

— Что это за миссис Пэнн, звонившая три раза по поводу исчезновения её мужа, которого она якобы не видела уже с месяц?

— Подразделение «Эй-Би». Похоже на классический случай. Замужем была всего год и до сих пор никак не может поверить, что супруг просто её бросил. По мне, так оно и есть.

— Мне показалось, ты сказал, что она уверена в его смерти, разве нет?

— Это она так говорит.

— У неё есть основания так считать?

— Если хочешь знать мое мнение по части резонов, это у неё просто не все дома.

Большим недостатком Леметра было то, что он всегда выносил произвольные суждения, причем, бесповоротно. Раз уж он вбил себе что-нибудь в голову, этого не выколотить ни топором, ни колом. Но прежде, чем он успел развить свою мысль, на столе Гидеона зазвонил телефон. Леметр нахмурился и пальцами, пожелтевшими от никотина, сунул в рот ещё одну сигарету. Гидеон снял трубку, послушал несколько секунд, затем, прикрыв её рукой, прошептал:

— Это подразделение «Эй-Би».

— Неужто муженек вернулся в свою колыбельку? — зло ухмыльнулся Леметр.

Да, было видно невооруженным взглядом, что инспектор нуждался в отдыхе. Ему бы спокойствия да немного ласки. Но Леметр женился на стерве, которая создавала ему абсолютно несносную жизнь, нагло изменяя напропалую и буквально ни ставила его ни в грош. Несмотря на свои недостатки, Леметр был отличным полицейским. Но вот уже некоторое время, как он не мог более сконцентрироваться на работе. Перед его глазами неотвязно стоял образ жены в чужих объятиях. Гидеон уже начинал заметно беспокоиться.

В трубке закудахтало.

— Джи-Джи? Это Эллиот. Нам только что сообщили кое о чем, что может привести к большим неприятностям, и я предпочел сразу же связаться с вами. Пропал малыш из родительского дома в Трептон-стрит, Челси. Ребенку — четыре месяца, мальчик. Мамаша оставила его на кухне, чтобы поболтать у порога с соседкой, а когда вернулась, — он уже исчез. Дрянное дело.

— Подробности?

— Это все, что нам известно на данный момент.

— Я вам передаю Морли, он примет ваш рапорт, а сам срочно сообщу всем патрульным машинам и займусь телетайпом, — пообещал Гидеон. — Больше ничего?

— Да вроде бы нет.

— А что-нибудь новенького в отношении миссис Пэнн и её пропавшего мужа?

— Да банальная история. Бедняга-жена, муж которой принимает себя за Дон Жуана, — ответил Эллиот, который предпочитал не спешить с выводами.

— Ты уверен?

— Уверен, насколько это возможно. А в чем дело?

— Я перелистывал вчера отчеты и должен заметить, что она мне совсем не показалась чокнутой. Лем со мной не согласен, но…

— Ладно, если она ещё раз заявится, попытаюсь лично с ней поговорить, — пообещал Эллиот.

— Спасибо. Передаю трубку Морли.

Затем Гидеон соединился с диспетчерской, сообщил о пропаже ребенка и попросил объявить об этом всем радиопатрульным машинам. Буквально за несколько минут заверещали микрофоны, застучали телетайпы, и вся полиция Лондона и его пригородов поднялась на ноги, так как ничто так не стимулирует полицию, как пропажа ребенка. Едва Гидеон повесил трубку, как затренькал другой телефон.

— Гопля! Ну вот и началось! — проворчал Леметр.

— Хэллоу! Гидеон слушает. Дайте мне его… Майк? Я только что пришел, но уже в курсе. Они арестовали постояльца, некоего Грея… Не знаю, а почему?.. А… А! Ну да, конечно, я займусь этим.

Гидеон, окончив разговор, повернулся к инспектору-стенографу:

— Отметьте: Артур Грей подозревается в убийстве Сары Оллвэй из Гиддонс Роад, Илинг, по приметам походит на человека, известного под именем Артура Смита, который вот уже три недели как пропал из пансионата Клэпхем, убив при этом хозяйку. Позвоните в Хаммерсмит и сообщите им все детали. Разузнайте там. Грея содержат все там же?

— Нет, теперь он в Кэннон Роу, — резко отрезал Леметр.

— В таком случае я, возможно, и сам займусь им, — пробормотал Гидеон.

Наконец-то у него нашлось время прикурить трубку. Делал он это деловито, не спеша. В кабинете стало не так жарко, но табачный дым, смешавшийся с туманом, просачивавшимся в малейшие щели, першил в горле. Гидеон отпустил стенографа, который поспешил удалиться, чтобы привести свои заметки в божеский вид, а затем снова принести их Гидеону, а копии отправить во все заинтересованные службы. Резкая вонь, дым от сигарет, напряженное лицо и устремленный в одну точку взгляд Леметра — все это отнюдь не поднимало настроения Гидеону. Придя на работу, он думал только о Бродяге и семейных неприятностях Леметра, но теперь на него обрушились новые заботы.

Похищение ребенка четырех месяцев.

Мужчина неопределенного возраста, снимающий комнаты у пожилых дам и затем убивающий их…

И ночная жизнь города… Темные улицы, неизвестные дома, где злоумышленники обдумывали свои грязные дела, убийства в состоянии аффекта, кражи, разноликие пороки, наркотики…

И где-то там, в тумане, разгуливающий Бродяга.

И плюс ко всему ещё и Леметр со своими семейными дрязгами.

Телефоны молчали вот уже несколько минут, что дало всем небольшую передышку. На улице раздавались сигналы нетерпеливых водителей, по мосту Чаринг Кросс прогромыхал поезд… Зловеще, словно чья-то жалоба, простонала противотуманная сирена на Темзе. К этому моменту туман на реке совсем уплотнился.

В кабинете Леметр одевал пиджак. Не ходя вокруг да около, Гидеон спросил его напрямую:

— Лем, как там у тебя дома?

— Там у меня настолько все распрекрасно, что в один из ближайших дней ты уж точно обвинишь меня в убийстве. Да ладно, брось ты. Даже не стоит об этом говорить. Мой дом никогда не был раем, но сейчас он все больше становится похожим на сущий ад. Вот сейчас я вернусь к себе, а меня ждет лишь банка сардин да прокисший суп. Теперь у неё появилась мания боязни Бродяги. И начнет зудеть, что я совсем её забросил. Если она, конечно, дома, а не шастает где-нибудь. Брось, не будем об этом. Ты добрый малый, старина, но тут ничего не поделаешь. Кстати, может случится и так, что на сей раз она будет нежно ворковать. Поди узнай! Я могу сматываться? На сегодня все?

— Всем, Лем. Спасибо тебе.

— Тогда до послезавтра. Приветик!

Леметр, тихо прикрыв за собой дверь, вышел.

Да, сегодня вечером все только и делали, что говорили о Бродяге. И действительно трудно было о нем забыть. Как только наступала туманная ночь, все вечерние газеты напоминали жирными заголовками или несколькими строками о прошлых злодеяниях этого сатира. Причем все об одних и тех же. Полиции никак не удавалось выследить человека, прозванного Бродягой. Он занимался тем, что в туманные ноги поджидал молоденьких девушек у ворот их домов, набрасывался на них, душил, но не до смерти, и…

Никто ничего о нем не ведал. Хотя нет. О Бродяге были известны два момента: однажды он потерял платок очень тонкой выделки, с каймой ручкой работы, и все потерпевшие девушки в один голос заявляли, что у него "лоснящееся и широкое лицо". Скорее всего, это была маска. Даже описание жертвами его внешности были противоречивы: по словам одной из них, то был "здоровый и сильный мужчина", другая нашла его довольно «низкорослым», а многие из остальных сошлись на том, что он "человек средних габаритов". Если уж полдюжины хладнокровных свидетелей дают диаметрально противоположные описания одного и того же случая, то что тут говорить о молоденьких перепуганных до смерти девушках.

Никто не знал, выйдет ли сегодня ночью Бродяга на охоту. Тот факт, что этой осенью он уже неоднократно появлялся, привел Гидеона к решению самому в течение целой недели взять на себя все ночные дежурства. Он не надеялся поймать его в первую же ночь, но, может, ему повезет обнаружить какой-нибудь новый факт или примету, не замеченные ранее. Не исключено также, что, просматривая поступающие отчеты, он придет к какой-нибудь свежей мысли.

Впрочем, у Гидеона были и другие причины дежурить именно ночью: всевозрастающее соперничество банд «Жи-3». Если не навести порядок, то оно вполне могло перерасти в опасные стычки, потасовки и перестрелки, и Гидеон намеревался держать этот вопрос под своим личным контролем.

А тут ещё свалилось как снег на голову это дело с миссис Пэнн и её мужем. Существовали дюжины покинутых женщин и непостоянных мужей и, как правило, полиции приходилось вмешиваться лишь в одном из ста подобных случаев.

Опять же нельзя было забывать и о матери пропавшего ребенка.

И о многих и многих других делах. Некоторые будут быстро раскрыты, другие сданы в архив, как нераскрытые. Какое-нибудь, возможно, прогремит на весь мир… Не исключено, что где-то на свободе разгуливает сумасшедший уголовник. А ребенок, может быть, уже мертв.

Да, полиции придется все время быть начеку.

Было семь пятнадцать. Скоро должен был прийти Эпплби, напарник Гидеона на эту ночь. У Эпплби уже вошло в привычку работать ночью. Он был полицейским со стажем, человеком уравновешенным; может быть, у него чуточку не хватало воображения, но зато он всегда докапывался до сути дела и прекрасно знал свое дело, как и малейшие закоулки лондонских злачных мест.

Затрезвонил телефон, и Гидеон вздрогнул. Уже протягивая руку к трубке, он испытывал какое-то нехорошее предчувствие, нечто вроде легкой дурноты неопределенного свойства, которое он старался с раздражением отогнать от себя. Скорее всего, на него просто действуют эта промозглая мгла, стойкая тишина, звуки противотуманной сирены на реке и пустые коридоры громадного помещения. Гидеон не верил в предчувствия и поднял трубку.

— Хэллоу, шеф? Вас спрашивает инспектор Врэгг из подразделения «Джи-Эйч».

— Хорошо. Давайте его.

— Алло, Джи-Джи? — раздался в трубке язвительный голос Врэгга.

— Да.

— Я решил сразу же вас предупредить. Десять минут назад я получил по телетайпу сообщение о пропаже ребенка, а спустя несколько мгновений в моем секторе из машины пропал ещё один. Мальчик, четыре месяца. Мамаша там просто с ума сходит.

Возвратилось то же самое предчувствие, только более четкое, ясное. Гидеон подумал, что наверняка проведет одну из тех ночей, которые так скоро не забываются.

Глава 3

В жарко натопленной комнате в колыбели тихо посапывал малыш. Из-под закрытой двери пробивалась полоска света, а от входной двери едва слышно доносился гул голосов. Ребенок тихо и ровно дышал.

В коридоре его мать упрашивала соседку.

— Ну не стойте же на пороге, Люси. На улице собачий холод.

— Да я только на секундочку. Я пришла за вами обоими. Сегодня вечером по телевизору обалденная передача. Подгребайте к нам с Фредом.

— Ей-богу, уверена, что он будет рад-радешенек. Когда-нибудь и нам все же будет нужно приобрести телевизор. Но пока что для нас это слишком дорогое удовольствие с подрастающими двойняшками, а теперь ещё и малышом. Пойду спрошу у Фреда. Хотите взглянуть на ребеночка?

— А не разбудим его?

— Да вы что. Он просто прелесть. Все время спит, как сурок.

Дверь комнаты медленно приоткрылась, и женщины склонились над колыбелью. На подушке под покрывалом едва проступала темная головка. МэйХаррис ласково поправила голубое покрывало.

— Посмотрите на это сокровище! И он будет вот так дрыхнуть до самого утра. До чего спокойное дитя! Воистину ангелочек…

Ее голос дрожал от материнской гордости. Она живо повернулась и выбежала в коридор. Люси услышала, как Мэй позвала мужа, и после неразборчивого перешептывания раздался её четкий голос:

— Да что с ним может произойти? К тому же, мы будем совсем рядом. Нас не будет всего-то час. Мы же не первый раз оставляем его одного. Ничего с ним не будет.

— Ладно, ладно, как скажешь, — согласился с ней другой, явно сердитый, голос.

Люси была уже в коридоре, когда появился Фред Харрис, низенький, коренастый человечек с проступающей в волосах сединой и застенчивой улыбкой. За ним сразу же вышла и Мэй. Она наспех попудрилась и, намусолив палец, провела им по бровям.

— Вот, — улыбнулась она, — я и готова.

Она бросила последний взгляд на комнату, где сладко посапывал малыш, и Фред захлопнул, выходя последним, дверь. Звякнул ключ, висевший за почтовым ящиком.

В доме стояла тишина.

Некоторое время ничто не тревожило спокойствие, царившее на улице.

И вдруг в тумане на противоположной стороне тротуара гулко раздались шаги.

— Какой чудесный вечер, Люси! Было просто здорово! Не так ли, Фред.

— Должен признаться, что давно уже не видел такой хорошей программы, — согласился Фред.

— Надеюсь, вы ещё посидите немного, спросил Джим Фрэзер. — Люси сейчас нам сделает чайку.

— О, нет! — воскликнула Мэй. — Я не хочу слишком долго оставлять ребенка одного. Знаю, что ему ничего не грозит, но все же… В газетах такое пишут! Фред, если хочешь, оставайся, а я пойду домой. К тому же, у меня накопилось столько глажки!

— Нет, нет, я с тобой. Мы и так уже слишком засиделись у друзей.

Джим Фрэзер настаивал, и пока они спорили, Люси пошла ставить чайник. Мэй все ещё протестовала, когда Люси уже появилась с чайником и чашками.

— Ну что ж, раз уж чай уже заварен, думаю, можно ещё ненадолго задержаться, — уступил Харрис. — Если это сможет тебя как-то успокоить, Мэй, могу сходить посмотреть одним глазком на твоего сопляка.

— На моего сопляка! Ну и манеры же у тебя!

Все разом рассмеялись, и Харрис поднялся. Выйдя на улицу, он сразу же раскурил трубку. Туман ещё более сгустился, и ближайший уличный фонарь смутно проглядывался чуть более бледным ореолом. Он вошел в дом, пользуясь собственным ключом. Тот, что висел за почтовым ящиком, вновь звякнул, ударившись о деревянную стенку. Харрис не заметил ничего такого, что могло бы его обеспокоить. Прежде чем войти в переднюю комнату, он подбросил угля в плиту.

Затем тихонько открыл дверь в спальню малыша, подошел к колыбели, и тут у него вдруг перехватило дыхание.

— Боже мой! — только и сумел он выдавить из себя.

Он развернулся и мигом подскочил к выключателю, затопив комнату светом. Колыбель была пуста, простыни развернуты, как будто его жена взяла ребенка, завернув его в покрывало. Не отдавая отчета в своих действиях, Харрис толкнул колыбель, как если бы ребенок мог свалиться за нее. Он ринулся в коридор и взлетел на второй этаж в воплем:

— Джекки! Миллисент!

Он открыл все двери настежь, прежде чем вспомнил, что близняшки, как и каждый вторник, ушли сегодня в школьный клуб и вернутся только к десяти тридцати.

Он начал медленно спускаться, громко повторяя сам себе:

— Но ведь это просто невозможно… Невозможно… Нет… Мэй… Что скажет Мэй? Но что же она скажет? Это же немыслимо…

Он вернулся в переднюю, залитую ярким светом комнату, согнулся над пустой колыбелью, затем повернулся к двери. Харрис слышал какие-то шумы, но его затуманенный мозг отказывался что-либо воспринимать. Он больше ничего не понимал. В конце концов со сдавленным волнением горлом он вышел в коридор. Резко открылась входная дверь, и на пороге появилась встревоженная Мэй. При виде лица мужа её обеспокоенность сменилась страхом.

— Фред! Что случилось? Я услышала крики…

Он попытался было ответить — бесполезно.

— Но скажи же, наконец, хоть что-нибудь, вместо того, чтобы стоять как истукан! Почему…

Вдруг она увидела открытую дверь в ярко освещенную комнату. Кровь схлынула с её лица и, оттолкнув мужа, Мэй бросилась в спальню. Она остановилась перед маленькой кроваткой, раскрыв рот, с опущенными руками и раскрывшимися от охватившего её ужаса глазами. Онемев от отчаяния, Мэй повернулась к мужу. Несколько секунд стояла жуткая тишина, затем с порога раздался голос Джима Фрэзера:

— Эй, у вас все в порядке?

— Фред, — пролепетала Мэй сдавленным голосом. — Ведь это невозможно. Это же не… О, нет!

Мой малыш! Где он? Мой родненький…

Появился озадаченный Джим Фрэзер и взглянул на них. До него дошло, что произошла драма. Усталый и пожилой человек, он как-то сразу вдруг преобразился, решительно шагнул вперед и с властными нотками в голосе спросил:

— Что происходит? Мэй, что тут с вами обоими?

Затем его взгляд упал на пустую колыбель, и он все понял. Голос стал ещё тверже:

— Фред, вы везде смотрели?

— Да… да… я…

— Мой малыш! — простонала Мэй Харрис. — Кто мог забрать моего ребеночка?

— Фред, бегом ко мне и попросите Люси тут же прийти сюда. Затем живо — в телефонную будку, что на углу Гретли-стрит и позвоните по номеру 999. Насчет Мэй можете не беспокоиться, я займусь ею. Всего лишь украли ребенка, а? И никаких следов, ничто не говорит о том, что ему могли сделать больно, не правда ли? Часто происходят весьма странные вещи. Но детей, их-то находят всегда… Так что давайте, Фред, поторапливайтесь. Ну, двигайтесь же, черт возьми!

Пока что Джиму Фрэзеру удалось предотвратить панику…

Эпплби с озабоченным видом вошел в кабинет Гидеона. Это был человек маленького роста со светло-серыми, коротко стрижеными волосами, светлой кожей, живыми и пронзительными глазами на худом, хорошо выбритом лице. Длинноносый и большеротый он обладал чувством юмора, не выходящего за рамки реакции на такие дурного вкуса шутки, когда кому-то подбрасывают нюхательный табак или окатывают ледяной струей. «Кокни» <$F — Кокни пренебрежительное название уроженцев преимущественно восточной части Лондона с их неповторимым жаргоном (Прим. переводчика).> до мозга костей, он говорил в нос и знал жаргон всех группировок как в высшем обществе, так и среди низов Лондона. Он удачно устроился за столом, который только что оставил Леметр, и принялся не спеша раскладывать перед собой бумаги. Он скорее походил на провинциального бухгалтера, нежели на инспектора уголовной полиции столицы.

Гидеон ему улыбнулся.

— Ну, чего ты ждешь, чтобы сделать какое-нибудь замечание? — поддел он его.

Эпплби, похоже, опешил.

— Что ещё за замечание?

— Что эта ночь, как нельзя лучше подходит для… кого?

— А, — рассмеялся Эпплби. — Бродяга! У них у всех на уме только он. Но должен признаться, что мне станет намного легче дышать, когда его поймают. Самое гадкое в случае с ним — не тот ужас, который он нагоняет на всех этих девиц. Да, да, я понимаю. Это само по себе уже немало, но хочешь знать мое мнение?

— Я всегда готов узнать что-нибудь новенькое.

— В одно из ночных дежурств на прошлой недели у нас было двадцать семь ложных звонков, сообщавших, что люди якобы видели Бродягу. Двадцать семь! Это тебе ни о чем не говорит? И нам пришлось сделать двадцать семь не давших ничего выездов в туман, столь густой, хоть ножовкой пили его, причем, тачки ползли со скоростью два километра в час. Но полметра впереди — ни зги не видно! Вот оно, то зло, которое причинил Бродяга! Он нам не дает заниматься более важными делами, чем ахи и вздохи этих впечатлительных дамочек!

— Ты запел бы по-другому, будь у тебя самого девчонки.

— С меня хватает и моих двух сорванцов, смотри не накаркай. Слушай, а по поводу этой малышни: странная все же эта история с кражей двух ребятишек, ты не думаешь?

— Знаешь, такие штучки частенько откалывают парочками.

— Это уж точно. Бог любит троицу и т. д. и т. п. И все же странно. Два малыша, одного возраста, в тот же вечер, в том же месте. Есть над чем задуматься.

— Согласен. Надеюсь, что насчет третьего пословица на этот раз не сработает. Есть ли чего-нибудь ещё интересненького?

— Пока нет, но ночь только начинается.

— И это ты мне говоришь? — поднимаясь, сыронизировал Гидеон. — Ты уже был в диспетчерской?

— Да. Твоя юная надежда все ещё околачивается там.

— Спущусь-ка поговорю с ним и отправлю его домой. Поднимаясь, пройду через столовую.

— Выпей там за мое здоровье.

Гидеон прошел тускло освещенными коридорами, спустился на первый этаж, где царила полнейшая тишина и, открыв дверь диспетчерской, подумал, что словно вновь увидел солнце после перехода по длиннющему туннелю. Здесь, под ярким светом, вокруг четырех громадных столов, покрытых молескином <$F — Молескин — кожезаменитель (Прим. переводчика).>, сгрудились люди в униформе, вооруженные длинными лопаточками и время от времени меняли местами деревянные брусочки, изображавшие патрульные машины. Каждый стол соответствовал одному из четырех больших подразделений, на которые была разбита столица. Маленькие флажки указывали места, где в этот вечер было совершено какое-нибудь преступление или нарушение.

Сидя перед большой рацией, несколько радистов в наушниках о чем-то оживленно дискутировали. Юный Мэттью, небрежно облокотившись о приборы, разглядывал их. Он не заметил, как вошел его отец. Уиттэкер с кем-то разговаривал по телефону, уединившись в своем застекленном кабинете. Телетайпы сами по себе непрерывно отстукивали послания, словно повинуясь каким-то колдовским заклинаниям. Внезапно один из радистов выпрямился и коротко бросил:

— Вызов.

Мэттью с жадностью во взгляде подался вперед.

— А можно мне…

— Конечно, надевайте, — бросил радист, протягивая наушники и отвечая: — Скотланд-Ярд, слушаю.

Гидеон смотрел на своего сына и видел, как у того постепенно угасал задорный огонек в глазах. Парень сжал губы. Ему явно не нравилось то, что он слышал. А радист лишь бубнил:

— Да… Да… Да…

Он быстро делал заметки, и Гидеон подошел к нему, чтобы прочитать их через его плечо. Но радист имел свою личную, совершенно непонятную постороннему взгляду систему записи. Наконец он ответил членораздельно:

— Да, мы сейчас же направим кого-нибудь. Повторяю. Вас зовут мистер Фредерик Харрис, 27 Хардл-стрит, Фулхэм, и пока вы смотрели телевизор у соседей, у вас украли ребенка четырех месяцев от роду… Да, мистер Харрис, мы сейчас же вышлем патруль и сделаем все от нас зависящее.

ОЛн отключил связь.

— Итак, уже трое, — заключил он.

Мэттью, наконец, заметил отца и пристально посмотрел на него.

— Хардл-стрит, Фулхэм, — задумчиво произнес Гидеон. — подразделение «Си-Ди». Не так уж и далеко от двух других краж. (Он кивнул сыну и снял трубку одного из телефонов.) Соедините меня с Эпплби. Он в моем кабинете… Хэллоу, Чарли? Еще одного ребенка украли. На этот раз подразделение «Си-Ди». Думаю сам съездить и поглядеть, что и как. Если я тебе буду нужен, дай знать.

— Хорошо.

— Пошли, Мэтт. Я тебя подброшу до Уэндсворт Бридж Роад. Оттуда ты легко доберешься пешком. Подожди секундочку.

Гидеон заскочил в кабинет Уиттэкера. Тем временем радисты уже спешно передавали послания патрульным машинам, находящимся в секторе Хардл-стрит. Подразделение будет предупреждено, а телетайпы в свою очередь отбарабанят новость всем остальным секторам и округам.

— Я сделаю все необходимое, Джордж, — пообещал Уиттэкер.

— Спасибо. Заодно попроси «Джи-Эйч» и «Эй-Би» послать на хардл-стрит кого-нибудь из их персонала, из тех, кто уже занимался кражами двух других детей в их районах. Будем искать общие черты, выявлять сходство между этими тремя делами. Кто там сегодня в «Эй-Би»?

— Диксон.

— Это шустрый парень. Диксон и Врэгг? Отлично. Скажи им, что встретимся на месте.

— О'кей, шеф.

— Давай, Мэтт, поторапливайся, — сказал Гидеон и быстро вышел из зала, пока его не успел остановить или задержать какой-нибудь новый вызов.

Глава 4

Трудно предположить, какой будет реакция человека на такого рода трагедию. Мать, у которой только что украли ребенка, может как впасть в истерику, так и замкнуться в кокон устрашающего спокойствия. Бурный поток слез, а затем водопад сбивчивых малопонятных слов, видно, все же, наилучший вариант. Когда Гидеон подходил к дому 27 на Хардл-стрит, то услышал женский голос, чью-то скороговорку взахлеб, в которой разобрать что-либо было просто невозможно. Если то была миссис Харрис, значит, не все ещё было потеряно.

Маленькая улочка была заставлена полицейскими машинами. Несмотря на туман и холод, все соседи повыскакивали из своих теплых, уютных домишек, откуда через открытые двери струился наружу свет. И все же видимость от этого не улучшалась, и различить что-либо на противоположном тротуаре было довольно трудно. Полицейские, торопливо сновавшие туда-сюда, напоминали расплывчатые силуэты, жадно пожираемые туманом. Всюду кашляли и чихали.

В передней комнате Гидеон встретил Врэгга из подразделения «Джи-Эйч», фотографов, специалистов по отпечаткам пальцев и и двух человек, делающих замеры вокруг колыбели. Присутствовали ещё двое: один — коренастый, с потерянным видом, непрерывно сучивший руками, и второй — массивный и лысый. Голос женщины доносился из соседней комнаты. Врэгг улыбнулся. Из-под тонких усиков ослепительно сверкнули крепкие белые зубы.

— Здравствуйте. я вас ждал. Вилли Смит из «Си-Ди» уже здесь, и вот-вот подойдет коллега из подразделения «Эй-Би», который занимается кражей ребенка в своем округе.

— Отлично, — произнес Гидеон. — Кто отец ребенка? Этот — маленький, коренастый?

— Да. А рядом с ним его сосед. Его зовут Фрэзер.

Это было как раз в манере Врэгга — сразу брать инициативу в свои руки и давать необходимые разъяснения, как, впрочем, и соответствовали привычке Вилли Смита — ничуть этому не противиться. Вилли не был по-дурацки тщеславным. Он просто улыбнулся Гидеону; несмотря на это проявление жизнерадостности чувствовалось, что он взволнован и всем сердцем сочувствует несчастью той семьи, у которой умыкнули ребенка.

— Как это произошло? — поинтересовался Гидеон.

Врэгг все сжато и четко объяснил.

— Как злоумышленник проник в дом?

— Понимаете, у этих людей ключ постоянно висел на двери за почтовым ящиком, то есть достаточно просунуть руку в щель — и он у тебя. Тысячи людей поступают точно так же, и сколько бы мы им не говорили, что это опасно, что это все равно, что испытывать судьбу, ничего не помогает. Отпечатков пальцев на двери или каких-либо других следов не обнаружено. Но учитывая, что окно в передней комнате было приоткрыто, вор вполне мог проникнуть и этим путем.

— Понимаю, — пробормотал Гидеон, направляясь к Харрису. — Мистер Харрис? Я только что из Скотланд-Ярда. Хочу заверить вас: мы сделаем все, что возможно в человеческих силах, чтобы к утру найти похитителя и вашего ребенка. Думаю, вас уже просили рассказать все самым подробным образом, с упоминанием малейших деталей, которые могли бы помочь нам в поисках.

Харрис кивнул головой с ошалелым видом. Он был как бы в нокдауне, совершенно не понимая, что происходит вокруг него. Несчастный отец — это было очевидно — ничем им помочь не сможет; единственная надежда в этом смысле была на соседей и на мать. Но допрашивать её в данный момент не стоило. Следовало дождаться, пока она хоть немного придет в себя.

— Лучше всего пройти в соседний дом, — предложил Врэгг. — С Фрэзером я уже договорился.

В доме царила полнейшая неразбериха, на улице бестолково толкалась возбужденная толпы любопытных. Но это была всего лишь видимость — на самом деле полиция прочно держала ситуацию в руках и не теряла времени даром. Гидеон, хорошо зная своих людей, ценил их внешнее спокойствие, умение спокойно и неторопливо задавать вопросы, последовательно и уравновешенно вести поиск. Инспекторы в штатском уже начали расспрашивать всех соседей подряд, выискивая кого-нибудь, кто мог бы оказаться на улице в тот злополучный час, когда Харрисы смотрели телевизор у своих друзей. Несколько полицейских стояли на посту у номера 29.

Салон Фрэзеров был лучше обставлен, нежели у Харрисов, но было заметно, что комнатой пользовались нечасто. Свет от люстры был слишком резок. Горевшая газовая установка в камине грела слабо.

— Я занимался первым похищением, — заявил Врэгг. — На Филд-стрит. Дом, похожий на эти оба. Молодая супружеская пара по имени Дин. Это их первый ребенок, мальчик четырех месяцев. Он спал в переносной колыбели на заднем сиденье их скромного автомобиля. Родители оставили машину на небольшой поперечной улице, недалеко от своего дома, чтобы сделать кое-какие покупки. Они говорят, что отсутствовали всего десять минут, но, вернувшись, обнаружили пропажу ребенка. Когда я приехал, мать ребенка билась в настоящей истерике. Думаю, что и сейчас ей не легче.

— Никаких следов?

— Никаких, но…

Врэгг замолчал, поскольку раздался стук в дверь. Вошел здоровый, крупный парень с крутыми могучими плечами, с такими же пламенеющими щеками, как и его взъерошенные волосы, и встал по стойке" смирно".

— А, — сказал Гидеон. — Вы явились из подразделения «Эи-Би»?

— Да, сэр. Инспектор Хилл.

— Ну и как? Я насчет похищения.

Хилл сделал шаг вперед, впившись голубыми глазами в Гидеона. Он явно чувствовал себя немного застенчиво, и когда Гидеон угостил его сигаретой, опешил настолько, что, казалось, у него от волнения перехватило дыхание.

— Я извиняюсь… — пролепетал он. — Не сейчас, спасибо. Я курю только дома.

— Браво. Отличный принцип. Так я слушаю вас…

Хилл рассказал о похищении детально, но без лишних слов. Случай в подразделении «Эй-Би» скорее походил на то, что произошло здесь, на Хардл-стрит, чем на предыдущий. Мальчик четырех месяцев от роду спал на кухне небольшого домика, в то время как мамаша, стоя на пороге, вела оживленную беседу с пастором из соседней церквушки. Похититель проник в дом через черный ход, после того как пересек крошечный дворик, выходивший в тупик. Преступление было обнаружено в шесть с половиной часов. По времени оно было первым в этот день.

— Посмотрим, есть ли сходные моменты в этих трех делах; Врэгг, повторите, пожалуйста, ваше дело, — попросил Гидеон.

Врэгг доложил его в нескольких словах. Гидеон подал знак Вилли Смиту, который, в свою очередь, коротко изложил факты происшествия на Хардл-стрит.

— Хилл, хотите попытать счастья? Попробуйте сделать какой-нибудь вывод из всего этого.

Хилл покраснел, как рак, и пробормотал:

— Предпочитаю оставить это право за вами, сэр.

Его сверхпочтительность, почти угодливость, начали раздражать Гидеона, но он не подал и вида, так же как и Вилли Смит, в то время как Врэгг не сумел скрыть явного раздражения.

— Ну что ж, хорошо, — начал Гидеон. — Давайте рассмотрим факты. Все похищенные дети были мужского пола. Каждому было по четыре месяца, и все они отличались отменным здоровьем! Во всех случаях ребенок спал и был оставлен на время родителями один. Все три похищения произошли между шестью и девятью часами, сегодня вечером, в одном и том же районе Лондона, точнее в радиусе одного-двух километров, на территории, где соприкасаются границы компетенции подразделений «Эи-Би», "Джи-Эйч" и «Си-Ди». Родители всех троих относятся к одному и тому же социальному слою. Эти люди не так уж бедны, но вовсе не богаты и уж во всяком случае не способны заплатить выкуп. Все три семьи, на первый взгляд, относились к счастливым, и отцы переживают похищение не менее матерей. В каждом случае похититель, казалось, хорошо знал обстановку и привычки своих жертв. Это не случайные похищения, как это часто бывает, когда ребенка похищают из детской коляски средь бела дня перед магазином, лавочкой или в парке. Похоже, что ни в одном из случаев насилие не применялось. И до настоящего времени ничто не указывает, был ли похититель женщиной или мужчиной.

Гидеон остановился, а Вилли Смит добавил:

— Есть ещё кое-что. Это дело рук сумасшедшего или сумасшедшей. Во всяком случае кого-то, кто не в своем уме.

Гидеон на это никак не отреагировал. Хилл, по-видимому, все ещё чувствовал себя неловко в присутствии Гидеона, не зная, куда девать свои ручищи.

— Не исключено, что это и в самом деле какой-нибудь свихнувшийся тип, — заявил Врэгг, — но…

Вдруг у входа раздался какой-то шум, сменившийся тишиной. Затем резко постучали в дверь. Гидеон, не покидая своего места, спиной к камину, крикнул, чтобы входили. Он никак не мог пересилить охватившие его чувство тягости, раздражения и дискомфорта, которые причинили ему эти похищения. И то обстоятельство, что никто, абсолютно ничто не указывало на похитителя или похитителей. В салон вошел один из инспекторов в гражданском из Ярда.

— Ну что там ещё произошло, Рэзен? — вскинулся Гидеон.

— Я счел нужным сразу же обратиться к вам, сэр. Тут попался мне один паренек. Он весь вечер гонял на легком мотоцикле по улице. Это новый мотоцикл… ну как новый… купленный по случаю. И, сами понимаете, для парня не существовало никакого тумана — так уж ему хотелось его опробовать. Он показал, что из-за неполадок в карбюраторе ему пришлось остановиться на углу Греттли-стрит. Так вот, как раз в этот момент он и увидел человека, идущего с ребенком на руках. Было где-то восемь двадцать.

— Наконец-то, — вздохнул Гидеон. — Особые примеры?

— Человек был невысокого росточка, стройный, в плаще и берете.

— Это все?

— Больше ничего из него вытянуть я не смог, оправдывался Рэзен.

— Это точно был мужчина?

— Во всяком случае, он так утверждает.

Хилл перестал шевелить своими огромными пальцами, Вилл Смит врезал кулаком по ладони, а Врэгг аж вытянулся вперед.

— Итак, — подытожил Гидеон. — Теперь мы знаем, что ищем мужчину довольно невысокого роста, с ребенком на руках. Хилл, соединитесь со своим подразделением по рации и разошлите это описание.

— Есть, сэр, — гаркнул Хилл и поспешил ретироваться.

— Господи, я вот стою и думаю, откуда их набирают, таких! — проворчал Врэгг и последовал за ним.

— Секундочку! — воскликнул Гидеон. — Мы должны искать ещё кое-что. Три похищения детей, в один вечер, вот так внезапно — это ненормально. Почему поочередно сразу три ребенка? Мы должны искать либо какой-то мотив таких действий, либо психически больного человека.

— А как это нас продвигает вперед? — Осведомился Врэгг, проявляя известную логику в суждении.

— Не знаю. Но это нас всех хоть чем-то займет, появится цель, и мы сможем найти хоть какую-нибудь зацепку.

— Хорошо, — ответил Врэгг. — Мотив или сумасшествие.

— Понятно, — согласился Вилли Смит.

Они вместе покинули комнату.

Гидеон чувствовал себя обескураженным и даже негодовал на самого себя за очевидную беспомощность. Он, не переставая, задавал себе одни и те же вопросы: почему похитили трех младенцев, родители которых даже не были знакомы друг с другом… Во всяком случае, было очевидно, что все три преступления совершены одним и тем же лицом, и Гидеону претило объяснять их самым легким способом — сумасшествием злоумышленника.

Ведь должен же быть мотив. Теперь, когда Гидеон предложил обдумать эту мысль, Врэгг и Смит пораскинут мозгами и, глядишь, разродятся какой-нибудь гениальной идеей. Во всяком случае одно лишь присутствие Гидеона их уже, несомненно, подхлестнуло. Они примутся за поиски от души, со всем усердием, тем более учитывая конкуренцию между подразделениями. Это может дать неплохие результаты. Соперничество никогда ещё никому не мешало. Нет, все же Гидеон не зря потратил время, приехав сюда: у него появилась возможность вновь насладиться тем, что больше всего радовало его, было настоящим бальзамом для души — увидеть, как слаженно работает полиция.

Где-то через полчаса во всем секторе трех похищений сотни полицейских и инспекторов начнут стучаться во все двери и расспрашивать всех соседей. Юный любитель мотоциклов, может быть, дал хорошую наводку. Гидеон очень пространно объяснил молодому Мэттью блага, которые несет с собой образование, но совершенно забыл рассказать ему про добросовестность полицейского, о его старательности и кропотливости в работе и, наконец, о чистом везении…

Он вышел на улицу, перешел дорогу и стал смотреть на толпу зевак, полицейские машины,туман, слабый ореол вокруг уличных фонарей… И вдруг неожиданно весь этот шум и гам перекрыл четкий и ясный голос:

— Эй, братишка, ты слыхал? Похоже, малыша-то уже нашли, но мертвого!

Когда он уловил эту случайно брошенную фразу, Гидеон все ещё находился на пороге дома Фрэзеров. И не успел он сделать и десяти шагов, как обнаружил, что те же слова уже раздаются отовсюду, повторяются из уст в уста, передаются на все лады — где шепотом, где криком. Они порхали от зеваки к любопытствующему, перескакивали от одной кучки к другой, подобно тому, как в толпе подхватывают возгласы "Ура!" и "Да здравствует!", которые вьются в ней змейкой, отмечая прохождение какой-нибудь знаменитости. Первым порывом Гидеона было отмахнуться от этой фразы, как от назойливой мухи; но положение обязывало не принимать сходу, но и не отвергать чохом, что бы то ни было. Надлежало проверить и докопаться до сути малейшей подобной сплетни. Наткнувшись на инспектора Рэзена, он хмуро спросил:

— Это что, правда? Уже нашли труп ребенка?

— Лично я не в курсе, сэр, — ответил Рэзен, бросая презрительный взгляд на толпу. — Если хотите знать мое мнение, то все они извращены, эти люди. Гиены, так даже будет точнее.

— Проверьте эти сведения, пожалуйста.

— Есть!

Инспектор тут же созвал своих людей и приказал расспросить полицейских, которые работали, задавая вопросы в толпе. Спустя несколько минут Гидеон облегченно вздохнул. Это был всего лишь слух, причину возникновения которого обнаружили быстро: просто некий мужчина в толпе бросил: "до чего было бы ужасно — вдруг найти ребенка, а он уже мертв". А дальше пошло-поехало, как при игре в испорченный телефон.

Но этот слушок сильно подпортил настроение Гидеону, и он вошел в дом 27 на Хардл-стрит хмурым и обескураженным. Фотографы и дактилоскописты уже закончили свою работу, а женщина на кухне стихла.

Теперь Гидеон знал, что может позволить себе уйти. Он приехал сюда, чтобы проследить за началом операции и подхлестнуть своих коллег. После выполнения этой задачи нужды оставаться в этом доме больше не было. И все же он колебался и некоторое время провел в коридоре, мощный и массивный, под перекрестным огнем любопытным взглядов ряда инспекторов, гадавших, что же он собирается предпринять.

На кухне, дверь в которую была приоткрыта, стояли Харрис и его сосед Фрэзер. Один из них, наверняка Харрис, что-то лепетал отчаявшимся и полным тревоги голосом. Гидеон шагнул вперед.

— Вы можете утверждать все, что угодно, — встретил его истеричный женский голос. — Если моего малыша не найдут, я предпочитаю покончить с жизнью. После всего этого не стоит её и продолжать.

Гидеон повернулся в сторону одного из своих подчиненных.

— Кто-нибудь подумал вызвать доктора?

— Насколько я знаю, нет, сэр.

— Тогда сделайте это, пожалуйста. Но сначала узнайте адрес личного врача Харрисов.

— Хорошо, сэр.

Раздался другой женский голос:

— Мэй, дорогая, я вас уверяю, не стоит так говорить. И к тому же…

— Если они не найдут моего ребенка, я убью себя, — упорно повторяла мать. — Я ни за что не должна была оставлять его одного. Ни за что. Это моя вина. И ничья более. Только я и несу за это ответственность. Фред ведь не хотел идти. Нет, Фред, замолчи. Это я настояла. Ты в это время читал и никуда не хотел выходить, так что сам видишь… И все это из-за какой-то несчастной телевизионной программы! Из-за неё я рисковала жизнью своего ребенка. Все это случилось из-за меня…

Гидеон толкнул дверь.

Его внушительных размеров фигура заполнила весь проем, и все, находившиеся в кухне, разом повернулись в его направлении и уставились на Гидеона — суховатая женщина, со слегка вьющимися волосами, другая, брюнетка, с неестественно блестевшими глазами и лицом, напоминавшим гипсовую маску, её муж, державшийся позади супруги, и муж соседки, стоявший у окна…

— Миссис Харрис? — мягко спросил он.

— Неужели вы… — начал Харрис и тон, каким были произнесены эти слова, буквально преобразил его жену. Тут же, стремительно вскочив, она бросилась к Гидеону. Инспектор вздрогнул и понял, что совершил непростительную ошибку: он подал раздавленным горем родителям ничем не обоснованную надежду. Женщина лихорадочно вцепилась в его руку. И Гидеон безоговорочно проклял себя за то, что вообще открыл эту дверь.

— Я просто пришел вам сказать, мистер Харрис, что в данный момент сотни полицейских приступают к розыску вашего малыша, и что мы сделаем все от нас зависящее, чтобы его найти.

Он хотел поддержать и успокоить миссис Харрис, но получилось совсем наоборот. Она как-то сразу сморщилась, ещё глубже уйдя в свое несчастье, её руки мелко дрожали. Она повернулась к мужу, который, сжав её в своих объятьях, умоляюще взглянул на Гидеона, будто просил его побыстрее уйти, пока он не причинил им ещё большей боли.

Пытаться. Вот все, что может сделать человек.

В каких-нибудь пятистах метрах отсюда ещё две семьи, попав в точно такую же беду, были ввергнуты в глубочайшее отчаяние.

Стали появляться и некоторые улики. На натертом паркете под приоткрытым окном каких-либо следов не обнаружили. Значит, похититель вошел через дверь, пользуясь, вероятней всего, ключом, висевшим за почтовым ящиком. Злоумышленник должен был знать, что он находится именно там, но об этом было известно всем соседям. Следовательно, придется долго допрашивать и расспрашивать жителей улицы, друзей и знакомых Харрисов.

Вилли Смит, сделав шаг вперед, несколько смущенно, как извиняясь, выдвинул предложение.

— случаем, не может ли это быть кто-нибудь из тех, кто потерял ребенка, а теперь пытается обрести его вновь? Мне пришло на ум дело Постливейт, помните? Это та женщина, у которой умер ребенок — разумеется, естественной смертью — и которая никак не хотела в это поверить. Она похищала детей из колясок просто так, наугад, бродя по городу, и когда, наконец, её взяли с поличным, она клялась, что это — её собственный ребенок. Разве в не помните? — настаивал Смит, натолкнувшись на молчание Гидеона. — Это было лет шесть или семь назад и…

— Да, да, отлично помню это дело. Просто я думал, есть ли в этом какое-нибудь рациональное зерно для нас. Разберитесь с этим, Вилли. Просмотрите журналы регистрации актов гражданского состояния, при этом обратите особое внимание, не умер ли недавно ребенок у кого-нибудь из соседей Харрисов. Вся загвоздка в том, что я не очень хорошо представляю себе в этой роли мужчину… Мать да, это бы меня не так удивило.

— Нам ведь четко сказали, что это был мужчина.

— Знаю, но надо проверить. При таком тумане, да ещё в сумерках, молодой мотоциклист мог вполне ошибиться.

— Я немедленно отправляю одного из своих людей в учреждение актов гражданского состояния. Это не займет много времени. Если повезет, то результат мы получим быстро. Будут ли какие-либо указания насчет того, как лучше взяться за это дело?

— Действуйте по вашему усмотрению, — отрезал Гидеон.

— Спасибо. Я прослежу, чтобы вас проинформировали тут же, как только у нас появятся какие-то новости. Кстати, сюда рвется репортер из «Глоба». Что ему заявить?

— Скажите правду. Чем больше будет поднято шума вокруг этого дела, тем лучше.

— Примерно так думал и я, — пробормотал Смит.

Когда Гидеон подошел к своей машине, то нисколько не удивился, увидев припаркованную следом за ней машину с наклейкой «ПРЕССА». Но она оказалась пустой. Пока что никто ещё не узнал Гидеона. Он сел за руль и тронулся с места. Чтобы пробиться сквозь столь плотную толпу зевак, пришлось прибегнуть к помощи двух полицейских. Туман вроде бы стал понемногу рассеиваться, и из него возникали все новые и новые лица. Гиены? Если эти любопытствующие извращенцы пустят хотя бы один слушок, вроде имевшего место, и он дойдет до миссис Харрис, то они будут уже больше, чем гиены… станут просто преступниками.

Гидеон включил рацию.

— Хэллоу, говорит Гидеон. Для меня ничего не передавали?

— Ничего особенного, сэр, но у нас тут поступили сведения об ограблении в районе Хэттон Гарден. Ничего серьезного. Воры уже схвачены. Четыре человека. Драгоценности были ещё при них.

— Отлично. Где это произошло?

— У Марка и Сандерса.

Фирма Марка и Сандерса была одной из самых крупных в округе по продаже бриллиантов. Это здорово, что ограбление не получилось. Иначе, эта публика стала бы давить на Ярд, да ещё как!.. Гидеон повернул на ближайшем перекрестке, заметив, что туман не только не стал рассеиваться, как это ему показалось, а, наоборот, загустел ещё больше. Он ехал со скоростью двадцать километров в час в каком-то расплывчатом, как кошмар, мире. Двое прохожих на тротуаре окликнули друг друга, и их голоса прозвучали странно четко в этой ватной тишине. Рация что-то верещала, но Гидеон не вслушивался.

Прибыв, наконец, в Ярд, он испытывал лишь одно-единственное желание выпить глоток слабо разбавленного виски. Но он не поддался искушению и не пошел через столовую. В кабинете его поджидал Эпплби. Едва увидев его выражение лица, Гидеон понял: произошло нечто, из ряда вон выходящее.

— Что случилось? — резко бросил он.

— Найден труп первого ребенка в парке Фулхэм, — сообщил Эпплби, недалеко от места похищения. Его задушили.

На сей раз это оказалось правдой.

Глава 5

Спустя полчаса Гидеон остался один в своем кабинете. Эпплби спустился за чашкой чая в столовую. Возникла какая-то на удивление спокойная пауза; телефон молчал вот уже целых пятнадцать минут. Но это, конечно, ненадолго. Внизу, в диспетчерской, сейчас, вероятно, было суетно, как в муравейнике. В такие мглистые ночи вся лондонская шпана обычно вылезала из своих нор и выходила на промысел. Холод не был уж таким сильным, чтобы отбить у них к этому охоту.

Главное сейчас было не терять самообладания. Такой вот ночью невольно начинаешь склоняться к мысли, что жизнь — это серия нескончаемых трагедий, одна, ужаснее другой. Требовалось сделать над собой усилие, чтобы сохранить определенное чувство меры и воспринимать реальность в правильном ракурсе.

Телефон ожил.

— Ну вот, опять пошло-поехало, — вздохнул Гидеон и поднял трубку. Да?

— Объявился Бродяга, — сообщил Уиттэкер из диспетчерской. — В Брикстоне.

Вот оно, то самое событие, которого он так боялся и одновременно в душе поджидал. Вот он, глубинный смысл его присутствия в Ярде сегодняшней ночью, тот вызов, который он так хотел принять. Гидеон сразу же забыл обо всем, что не касалось Бродяги.

— Что-нибудь серьезное?

— Думаю, как всегда, — ответил Уиттэкер. — Девушка возвращалась из молодежного клуба. Обычно её провожает приятель, но на сей раз он вывихнул лодыжку и не мог ходить, так что ей пришлось добираться в одиночку. Сатир ждал её прямо под крытым входом в дом. Набросился на неё и чуть не задушил.

— Это все?

— Обычные его штучки. Отрезал пучок волос. Кроме этого — ничего более.

— Фетишизм, — прошептал Гидеон. — Пучок он унес с собой?

— Да.

— Запроси цвет и характер волос девушку, возьми образец и…

— Шатенка с длинными, вьющимися волосами. Образец уже отправлен в лабораторию.

— Превосходно. Как чувствует себя жертва?

— Какого-то физического вреда он ей не причинил. Пройдет нервный срыв, и она быстро оправиться. Это случилось приблизительно час тому назад. Ее обнаружили спустя три четверти часа, и родители порядком взвинчены. Я тут сказал, что чувствует она себя хорошо, — добавил Уиттэкер уже совсем другим тоном, — но по сути он чуть не отправил её на тот свет. Когда-нибудь…

— Знаю, знаю. Какие меры предприняты?

— Как обычно. Предупредил подразделения «Кью-А» и «Си-Ти», а также патрульные радиомашины и…

— Минуточку. Сегодня препаршивая ночь, и у нас уже висит ещё одно большое дело, и, тем не менее, мы должны разбиться в лепешку, но поймать этого Бродягу. К тому же, оба дела касаются почти одних и тех подразделений. События происходят в одном и том же секторе, у реки. Я сейчас дам команду заблокировать мосты и подземку, а также контролировать автобусы. Итак, мы разыскиваем человека с пучком волос в кармане, а также чем черт не шутит — возможно несколько волосинок жертвы случайно пристали к его одежде. Он…

— Послушай, но это значит — начать раскручивать на полную катушку, перебил его Уиттэкер. — Но мы же не можем: взять и начать просто так обыскивать людей до того как…

— Не обязательно обыскивать. На него подействует сама угроза сделать это. Он сразу же потеряет голову и постарается удрать. Давай, пора за работу. Перегородим мосты, главные дороги, вокзалы и станции. И чтобы мигом!

— Мы рискуем схлопотать неприятности.

— Чего-чего, а они-то у нас точно будут, если мы сейчас же не возьмемся за дело. Сегодня вечером не должно быть так уж много народу на улицах, да и на дорогах движение на спаде. Так что все это не так сложно, как кажется с первого взгляда.

— Слушаюсь, шеф. Мы пошли.

— И чтоб постоянно держали меня в курсе.

Гидеон почувствовал, как во время разговора за его спиной открылась дверь и, подняв глаза, увидел взбодрившегося и заметно удивленного Эпплби. Он повесил трубку, но руку с неё не убрал.

— Ты уже слышал, Чарли?

— Да. Опять Бродяга?

— Он самый. Давай живо к своему телефону и предупреди внешние подразделения. Я тоже этим займусь. Следует проинформировать всех, и чтобы каждое подразделение быстренько направило нам по дюжине своих ребят. И пусть наши люди займут места на всех заграждениях на дорогах.

— А затем?

— Опрашивать всех прохожих, не видели ли они мужчину или женщину с ребенком. И не забывать про эту историю с пучком волос.

— Нам нужны образцы волос. Да, но завтра утром нам могут закатить такой базар…

— Я беру риск на себя и, кстати, если нам удастся наложить лапу на Бродягу или похитителя ребятишек, уверяю, мучить нас вопросами не станут.

В течение двадцати минут оба буквально повисли на телефонах. Силы полиции стекались к центру города, все нужные подразделения были мобилизованы, тут и там возникали заслоны. Началась Великая Охота.

Гидеон делал пометки, проверял и перепроверял, не забыл ли чего-нибудь. Если Бродяга и оба ребенка находились ещё в районе оцепления полиции, то им из него никак не выскользнуть.

Наконец закурив сигарету, Гидеон позволил себе расслабиться и откинулся на спинку стула.

— За это время больше ничего особенного не случилось? — спросил он у Эпплби.

— Мелочевка. Но ещё только одиннадцать часов. Меджли тут подкатывался ко мне, сказав, что посоветовал своим ребятам особенно не придираться нынче к профессионалам. Люди, отважившиеся выйти в такую ночь, чтобы заработать на жизнь, заслуживают определенного уважения.

Гидеон что-то неразборчиво проворчал.

— А так, сплошь мелкая рыбешка. Типы из Хэттон. Гарден — в полицейском участке Кэннон Роу. Троих взяли на складе Смитфилд — они пытались поживаться там тушками баранов. Два, нет, три ограбления в Парк Лейн. Пришлось отметить пару облав — ночные клубы сегодня наверняка пустуют. Это все равно ничего бы не дало. А потом нам позвонили из Парижа, сообщив, что к нам вылетел девятичасовым самолетом один деловой с небольшой партией контрабанды в двести швейцарских часов. Таможня предупреждена. Тот самый Грей, потрошивший женщин, сдающих внаем комнаты, крепко психанул и совсем сломался. Направили его в больницу и старик Гор думает, что он не симулирует.

— Ну и хорошо. Одной заботой меньше, — облегченно вздохнул Гидеон. что там еще?

— Да вроде бы и все.

— И этого предостаточно!

Гидеон дежурил сегодня в Ярде для того, чтобы покончить с Бродягой, так как тот действительно становился опасным. Всегда скверно, когда какому-нибудь типу удается столь долго водить за нос полицию. Он начинает чувствовать себя неуязвимым и может статься, что уже ни перед чем не остановится.

Пойдет ли он на мокрое дело?

Просто так задавать себе этот вопрос — пустое занятие. Но в любом случае он всегда может посеять ужас среди местного населения. Уиттэкер сообщил, что его последняя жертва якобы не пострадала, но кто знает, как после такого шока отреагирует нервная система?

Гидеон тут же подумал о своих девчушках и…

Задребезжал телефон.

— Хэллоу, Гидеон слушает.

— Тут вас спрашивает некая мисс Пенн, сэр. Желает поговорить с вами лично.

— Пенн?

— Да, сэр.

— У вас есть её адрес?

— Да, сэр. 21, Хорли-стрит, Фулхэм.

— Подразделение «Эй-Би»?

— Так точно, сэр.

— Соедините меня с ней.

Это была та самая настырная миссис Пенн, упрямая и до нельзя обеспокоенная пропажей мужа молодая женщина, покинутая жена, уверенная, что с её супругом произошло "нечто ужасное". Он подумал, как это ей удалось выяснить его имя и сможет ли он сейчас узнать от неё хотя бы чуть больше того, что уже выведали Леметр и все те, кто её допрашивал. Ему показалось, что его почему-то очень долго не соединяют. Наконец снова послышался голос телефонистки:

— Весьма сожалею, сэр, но она или, не дождавшись, ушла, или нас разъединили. Если она снова позвонит, вас беспокоить?

— Да. Обязательно.

А что ему ещё оставалось делать.

В центре Лондона туман был не таким плотным, но завис отдельными пластами. Бродяга может быть и считал, что его рабочий день закончился, но для полиции это было не так. Нужно было обеспечивать патрулирование, проводить обыски, искать, рыскать во всех уголках и закоулках, излазить все эти бесчисленные улицы, которые, увы, было намного больше, чем полицейских. Бродяга вполне мог, ничего не опасаясь, свободно разгуливать по одной из них в течение часа. Он мог спрятаться за каким-нибудь кустарником, под крытым входом в здание, укрыться в самых неожиданных местах. Но одно они знали наверняка. До сего времени он нападал на свои жертв прямо на пороге их дома, в саду или в подъезде. Было также известно, что у него лоснилось лицо — наверняка маска — и что он неизменно нападал только тогда, когда был полностью уверен в успехе. Скорее всего, он предварительно следил за местожительством, все там кругом разнюхивал, чтобы убедиться, что именно в этом доме живет нужная ему девушка.

Он предпочитал, как правило, девушек моложе двадцати лет, причем, хорошеньких…

Дженнифер Льюис исполнилось девятнадцать. Она не боялась ни темноты вообще, ни Бродяги, в частности, так как несмотря на то, что о нем непрестанно говорили, он оставался для неё как бы человеком из легенды, каким-то мифическим созданием. И в этот вечер, если бы не было мужчины, сидевшего напротив неё в автобусе, ей было бы ни чуточки не страшно. Но тот, не переставая, всю дорогу в упор рассматривал её и вышел вместе с ней на остановке.

Она жила на Мидлтон-стрит, в Брикстоне, в десяти минутах ходьбы от остановки и вынуждена была добираться до дома по темным и пустынным улочкам. Обычно быстрый её шаг сегодня сдерживал туман. Иногда, ослепленная желтоватым свечением уличных фонарей, подернутых дымкой, она неожиданно сбивалась с ритма, оступаясь на краю тротуара, хотя ей казалось, что она все ещё идет вдоль домов.

Дженнифер была красивой девушкой, ладно скроенной, с длинными изящными ногами. Пожалуй, даже очень красивой. Считалось, хотя это не было так уж четко и определенно зафиксировано, что она помолвлена с парнем, проходящим в настоящее время военную службу. Поэтому Дженнифер Льюис полагала, что если уж жених не в состоянии проводить её домой, то это не должно быть поводом для того, чтобы найти ему замену в лице другого парня.

Человек все время шел за ней. В этом она была уверена.

Оборачиваясь, Дженнифер не видела его, но мерные шаги преследователя неизменно доносились до неё с одного и того же расстояния. Два или три раза она по ходу меняла улицу, поворачивала за угол, довольно медленно, из-за тумана, шла в другую сторону. Однако шаги все также гулким метрономом выстукивали за ней. Она вдруг почувствовала, как её сердце принялось учащенно биться, и презирала себя за эти, казалось ей, нелепые опасения. Но убыстряя шаг, насколько это было возможно, она все равно страшилась тех моментов, когда приходилось его замедлять.

Неожиданно шаги пропали.

Затаив дыхание, она прислушалась, боясь, как бы стук каблуков об асфальт не возобновился снова. Но стояла глубокая тишина. Она старалась убедить себя, что напугавший её человек просто дошел до своего дома, что он вовсе и не следил за ней, но воображение играло с ней злую шутку, ип она вроде бы чувствовала чье-то незримое присутствие, ей слышались мягкие крадущиеся шаги. Неужели он снял ботинки, чтобы неслышно подкрасться к ней?

Все так же осторожно, она выжидала. Тишина была полнейшей, улицы казались пустынными. Кое-где смутно подмаргивали огоньки, обозначая скрытые туманом дома, встречавшиеся на её пути все реже и реже. Выйдя на свою улицу, она отметила, что туман немного рассеялся, и Дженнифер увидела, наконец, перед собой уличный фонарь и почтовый ящик около её дома. В первый раз с того момента, как она сошла с автобуса, Дженнифер почувствовала облегчение, но продолжала лететь вперед, не изменяя своего торопливого шага. Перед самым домом не было фонаря, и так как обычно все её семья находилась в задних комнатах, то на тротуаре перед входной дверью стояла темень. Она проскочила мимо соседского дома, достаточно удаленного от неё собственного, и сквозь закрытые шторки увидела два силуэта — мужской и женский.

На этот раз она несколько расслабилась и пошла чуть помедленнее.

Более плотная завеса тумана скрывала от неё то, что было впереди, но она уже не боялась потеряться, потому что калитка их садика была выкрашена в бледно-голубой цвет, и Дженнифер была уверена, что сразу же узнает её. Та возникла из тумана совершенно неожиданно, как если бы была выкрашена фосфоресцирующей краской, и девушка поспешила открыть её. Та, как обычно, заскрипела. В эти мгновения стояла такая абсолютная тишина, что она просто пугала. Несмотря на это Дженнифер уже не испытывала чувства страха. Она больше не думала о Бродяге.

Крытый вход в дом был несколько узковат, но от калитки, где она сейчас находилась, он обычно хорошо просматривался. Однако на сей раз туман, как волшебной кистью, все стер. Черная дверь стала невидимой. Девушка сделала три шага…

От стены отделилась тень и в стремительном броске бросилась к ней.

Какая-то чисто физическая боль, порожденная страхом, сдавила ей горло. Затем боль уступила место испугу и ужасу. Но прежде чем она успела закричать, да и вообще даже подумать об этом, мужские руки уже сомкнулись на её шее. Она почувствовала, как сжимаются пальцы, сильные и грубые.

Инерция натиска отбросила её назад и, если бы не его руки, цепко впившиеся в шею, она упала бы. Дженнифер беспорядочно размахивала перед собой руками, но не могла издать ни звука, чтобы позвать на помощь. Над ней склонилось, чуть не прильнув вплотную, жуткое лицо, невыразимо безобразное и жутко гримасничавшее — настоящая маска…

Дикий ужас, охвативший девушку, помог ей собрать в комок все силы, и она резко рванулась, лягнув насильника.

Дженнифер носила прочные спортивные ботинки на твердой и толстой кожаной подошве. Она сразу же почувствовала, что удар нанесен точно — руки несколько ослабили хватку. И снова, выбросив ногу вперед, она крепким ботинком врезала по ноге. Пальцы разжались почти совсем, но продолжали цепляться за шею. Дженнифер, тем временем, успеха схватить мужчину за запястья и яростно впиться в них ногтями.

И все это время перед ней плясала эта сардоническая маска, она слышала прерывистое дыхание мерзавца, чувствовала, как оно обжигало ей щеку.

Наконец она смогла жадно втянуть в себя глоток воздуха и тут же разразилась воплем:

— На помощь! Помогите! На помощь!

И все же она не надеялась, что крик получится достаточно громким и пронзительным, чтобы его услышали в доме. Поэтому Дженнифер со всей энергией отчаяния вцепилась в кисти мужчины, почувствовав, как по её пальцам потекла его липкая и горячая кровь. Не в состоянии что-либо соображать, она полностью отдалась инстинкту, во власть захлестнувшего её ужаса, кричала, пыталась вырваться, отбивалась… И тут мужчина неожиданно её ударил. Она опрокинулась навзничь, дыхание перехватило, и прежде чем она успела прийти в себя, тот снова набросился на нее.

Дженнифер упала. Но на какую-то долю секунды её пальцы успели проскользнуть под гримасничавшую маску и, дернув изо всех сил, девушка приоткрыла половину лица нападавшего. Но маска, державшаяся на резинке, съехала набок на незнакомом ей лице. Получилось что-то вроде двухголового чудовища, а его белые, сверкающие зубы и свирепое выражение подлинного лица были ещё ужаснее и страшнее, чем сама маска. Дженнифер кричала в черную ночь, что было мочи, но даже сама себя не слышала. Ее всю поглощало ощущение этих омерзительных рук, этих пальцев левой руки на своей шее. Мужчина опустился на колено. В воздухе что-то блеснуло.

Нож!

Ее дернули за волосы, запрокидывая голову. Не понимая, чего он добивается, девушка продолжала отчаянно сопротивляться; тогда он резко приподнял её голову и стукнул ею о выложенную плиткой дорожку. Дженнифер едва не потеряла сознание.

А затем она услышала топот — то бежали люди.

Бродяга в исступлении вновь схватил её за голову и три зада ударил о камень. И только после этого вскинулся сам, словно только сейчас услышал приближавшиеся шаги. И лишь тогда отпустил её, вскочив на ноги. Люли были где-то уже совсем рядом. Бродяга бросился бежать по тротуару в противоположную сторону. Его резиновые подошвы скрадывали шум шагов, делали его почти неслышным.

До странности четкий в этом тумане мужской голос взволнованно произнес:

— Слышишь?

— Кто-то бежит.

— За ним!

— Да брось ты, сначала надо узнать, кто кричал!

Они замедлили ход. Луч карманного фонарика пробуравил туман. Мягкий шелест шагов Бродяги растворился в ночи.

Открылась дверь, и на освещенном пороге появился мужчина, а следом и женщина. Двое мужчин были уже у калитки.

— Что тут происходит? — забеспокоился мужчина, вышедший из дома. — Мы слышали…

— Кто-то кричал, — подхватил один из подбежавших. — Должно быть, где-то здесь. Поищите вон там, а мы помчимся за этой сволочью, что сбежала.

Он ринулся преследовать Бродягу, но того уже и след простыл. Две или три улицы пересекали Мидлтон-стрит, и было невозможно угадать, по какой из них он скрылся.

Мужчины заколебались уже на первом перекрестке. Мужчина и женщина, которых Дженнифер видела в окне за шторами, направились в её сторону. Там и сям открывались все новые двери, другие соседи бежали к месту происшествия.

— Бог ты мой! — воскликнул первый, кто обнаружил дженнифер.

Он направил на неё луч карманного фонарика, высветив неестественно согнутые ноги, задранную юбку, разметанные во все стороны волосы…

Боже! — закричала женщина. — Смотри! Это же кровь!!

Глава 6

Просматривая один из только что поступивших отчетов из подразделения «Эн-И», контролирующего восточную часть Лондона и добрую часть набережных, Гидеон лениво снял трубку телефона.

Банд в Лондоне, как таковых, не существовало. Однако некоторые злоумышленники объединялись в группы, чтобы, например, активно чистить карманы любителей, собиравшихся на бегах. Последнее время они вели себя довольно тихо. Но, судя по полученному из подразделения рапорту, сегодня ночью две основные группировки — Мелки и Уайда — вышли на улицы в полном составе и в крайне задиристом настроении. Вполне можно было ожидать разборки. Никто ещё не знал, где это произойдет, и вообще, состоится ли потасовка. Но инспектор из подразделения «Эн-И» позвонил ему, попросив дополнительно прислать несколько человек из Ярда.

— Ну и везет же нам сегодня, — процедил сквозь зубы Гидеон, обращаясь к Эпплби, который листал как раз этот рапорт. Внезапно он вздрогнул. — Где это произошло? — спросил он, быстро делая пометки. — Во сколько?.. Согласен. Отправляю вам фотографов, дактилоскопистов и инспектора. Необходимо выяснить мельчайшие подробности. Секундочку! Волосы… Какого они цвета? Темно-русые, вьющиеся. Великолепно. И передайте в подразделение, чтобы они немедленно отправили эти обрезки в мой адрес. Мне наплевать, что это трудно сделать! Они нужны и немедленно! Все.

Он бросил трубку на рычаг. Эпплби повернулся к нему с улыбкой, собираясь что-то сказано, но увидев взгляд Гидеона, замер.

— Кто из людей у нас ещё остался? — резко спросил Гидеон.

— Только что вернулся Пайпер — ложная тревога в Гросновере.

— Пойдет, — согласился он, снимая трубку, чтобы позвонить Пайперу и в лабораторию.

Ожидая соединения, он взглянул на Эпплби.

— Ты, случайно не знаешь, кто там сегодня дежурит, наверху?

— Гибб.

— Спасибо. Хэллоу, Гибб? Говорит Гидеон. Да, все в порядке, но выслушайте меня хорошенько. Вновь объявился Бродяга, и нам срочно необходимо кое-что сделать. Кажется, жертва здорово поцарапала нашу птичку, и мы вам немедленно пересылаем кусочки кожи, найденные у неё под ногтями. Приготовьтесь к их тщательному анализу, установите группу крови и все такое и все прочее, договорились? Это может понадобиться.

— Займемся сразу же по получении улик.

— спасибо.

После нескольких томительных секунд повисшей в воздухе тишины в дверь тихо постучали. Вошел инспектор Пайпер, крупный, грузный, с живыми голубыми глазами полицейский, личность весьма колоритная.

У него на лбу так и читалось: "только что из строя"

— Привет, Пайпер. Опять Бродяга.

Взгляд Пайпера оживился.

— Вы мне его поручаете вести, сэр?

— Да.

— Благодарю вас.

— Возьмите двух человек из числа дактилоскопистов, двух фотографов и капрала — и мигом на Мидлтон-стрит 51 в Брикстоне. Девушка по имени Дженнифер Льюис очень здорово защищалась. Она вкровь исцарапала нападавшего, и кусочки его кожи уже на пути в лабораторию. Но вы сможете там разузнать кое-что и новенькое для меня.

— Это все, сэр? — поспешно откликнулся Пайпер. Ему явно не терпелось побыстрее заняться этим делом.

— Нет. Рядом с жертвой нашли карнавальную маску. Мы уже достаточно давно подозревали, что он её носит — либо для того, чтобы скрыть лицо, либо попугать жертву; не исключено, что и для того и для другого. Вот теперь все.

— Спасибо, сэр.

Пайпер молниеносно исчез. Эпплби усмехнулся.

— Он похож на пацана, которому подарили пакетик леденцов.

— Или на Эпплби, которому предложили выпить, — усмехнулся в свою очередь Гидеон, доставая из шкафа бутылку, сифон и два бокала.

Эпплби недоверчиво посмотрел на Гидеона, но все же поднялся и подошел к нему. Пока Эпплби наполнял бокалы, Гидеон снова взялся за телефон, попросив соединить его с диспетчерской.

— Всем засучить рукава — и за дело. Направьте всех, кто сейчас свободен и, как можно быстрее, оцепить район мэрии Брикстона и постепенно стягивать сеть. Бродяга вновь показал зубки, напялив карнавальную маску. На этот раз он, несомненно, пытался убить. И мы ещё не знаем, удалось ли ему это или нет. В любом случае, он сейчас опаснее, чем когда-либо. Предупредите всех женщин, которых заметите расхаживающими в одиночку в этом квартале, чтобы тотчас же собрались в группы. Если это возможно, пусть их провожает кто-нибудь из мужчин… Ясно? Хорошо.

Гидеон что-то проворчал и повесил трубку.

— Этот стервец вынужден сейчас где-то затаиться, если только ему не удасться проскользнуть сквозь ячейки в наброшенной сети.

— Да не волнуйся ты так. Обычно ты больший оптимист.

— Я только что подумал вот о чем. У нас на месте сейчас около сотни людей, и если бы мы взялись за это чуточку пораньше, тог у Бродяги не осталось бы ни малейшего шанса улизнуть. Но этому гаду всегда везло, — в сердцах бросил Гидеон. Он пожал плечами и вдруг неожиданно улыбнулся. — Все жы те прав, я по натуре оптимист. Как насчет того, что проскочить на место происшествия после того, как допьешь виски?

— Не против. Только спущусь в диспетчерскую и посмотрю, все ли там в порядке.

Эпплби осушил бокал и покинул кабинет.

Гидеон отпил несколько маленьких глотков виски, закурил сигарету ип закрыл глаза. Он вновь и вновь прокручивал в голосе события сегодняшней ночи, пожалел, что был вынужден отказать в поддержке подразделению «Эн-И», но никак не мог сосредоточиться. Улыбнувшись, он вновь поднял трубку.

— Соедините меня с "Эн-И", — попросил он.

Повесив трубку, он снова окунулся в ночные отчеты. Подумал о Леметре с его семейными проблемами, о миссис Пенн, которая спрашивала его лично, но почему-то не подошла к телефону. Действительно ли что-то произошло на линии? Что случилось на самом деле. Она жила в секторе «Эй-Би», а там уже произошло немало событий. Почему он никак не может выкинуть из головы эту миссис Пенн? И никаких новостей в отношении пропавших детей. Гидеон вспомнил о миссис Харрис, подумав, что если её ребенок будет найден мертвым, то она этого себе не простит, и всю жизнь будет считать себя преступницей. Да и её бедный, растерянный муж наверняка тоже. Миновал уже час, как Гидеон узнал, что первый из похищенных детей убит…

Звонок телефона вернул его к действительности.

— Мистер Хемингуэй, из подразделения «Эн-И», сэр.

— Да, да, давайте его. Хемми? Хорошо спалось?

Инспектор Хемингуэй был одним из ветеранов подразделения и предпочитал ночные дежурства, которые в его секторе всегда доставляли множество хлопот. Ему, как и Эпплби, оставался один-два года до пенсии и, как и тот, Хемми относился сейчас к своей работе в полиции с ещё большим усердием, чем в молодые годы. Он не очень-то стеснялся в выражениях и разбирался в делах своего подразделения лучше некуда: знал имена, адреса, друзей, привычки, сильные и слабые стороны сотен злоумышленников, всякой шпаны и главарей, орудовавших в его секторе. Он знал, кто сейчас в бегах, а кто отправился отдыхать. Хемми был способен с уверенностью установить "по почерку" того, кто совершил ограбление или вооруженное нападение, и, хотя он и не был специалистом по отпечаткам пальцев, рассматривая таковые в очередном деле через лупу, с которой он никогда не расставался, мог определить его носителя, если рисунок был ему знаком, так же быстро как и люди, работающие в картотеке.

Хемингуэй, несомненно, был мастером своего дела. Но даже великие люди имеют свои слабые стороны, а та, что характеризовала его, могла быть и опасной. Хемингуэй не видел дальше своего снова. У него не только не было ни капельки воображения, но он был неспособен предвидеть даже то, что произойдет в самое ближайшее время. Он не мог «вычислить», как сманеврирует какой-нибудь бандит или как-то логически предугадать поступки и действия злоумышленника.

— Спал ли я! — возмутился он. — Тоже мне, сказал! Так как насчет подкрепления, которое я у тебя просил, Джи-Джи?

— Сожалению, старина.

— Ну что за бред! Оно же мне нужно. У Уайда там двадцать пять-тридцать головорезов, и все готовы к большой потасовке. Такое бывает раз в год! Я думаю, они затевают большой хиппи, и надо во что бы то ни стало его предотвратить.

— Хем, пойми, на нас висят два больших дела — похищение детей и Бродяга — и мне позарез нужны все мои люди. Неужели ты не можешь справиться своими силами?

На том конце провода на какое-то время замолчали. И тут совершенно неожиданно распахнулась дверь, и Гидеон вздрогнул, увидев на пороге Леметра.

Леметр был сейчас ещё бледнее, чем когда уходил, если таковое вообще возможно, и в его глазах светился странный огонек. Он вошел в кабинет, поджав губы, хлопнув при этом дверью, что было ему совершенно несвойственно.

— Послушай меня, Джордж, — очнулся после долгих раздумий Хемингуэй. Даже в самом худшем варианте ты все равно решишь свои дела за несколько дней. Но мы здесь, живем среди шпаны. Если сегодня вечером, и немедленно, полиция не пресечет их драку, они будут думать, что им все дозволено и начнут беспрестанно дерзить. Я хочу, чтобы ты мне прислал по меньшей мере человек двадцать, хотя мне и нужно вдвое больше. Делай, что хочешь. Пришли пять машин и…

— Ладно, дам двоих, — отрезал Гидеон. — Мне их будет очень не хватать, но я тебе их отправлю.

— Послушай, Джордж.

— До скорого. Пока, — свернул разговор Гидеон и повесил трубку.

Если бы у него все было тихо-спокойно, и он мог бы поступать, как его душе угодно, то он бы с радостью отправил туда даже дюжину полицейских машин, но это было невозможно. К тому же, даже если они и раздавят эту не так уж и внушительную вылазку будущих крупных бандитов, то через некоторое время они все равно снова примутся за свое. То были крутые парни. А в настоящий момент Бродяга и похититель детей представляли собой большую опасность, и устранять её надо было незамедлительно.

Леметр, сжав кулаки и прерывисто дыша, стоял, не двигаясь, и неотрывно смотрел на Гидеона.

Тот вздохнул, налил изрядную порцию виски и молча протянул бокал Леметру, который выпил его залпом.

Уходило время, такое драгоценное в настоящий момент, но нельзя было просто так отмахнуться и не решить также и эту возникшую новую проблему. Причем, делать это надо было без спешки.

— Добрый вечер, Лем. Тут такое происходит!

— кому ты это говоришь! Я хочу на дело. Только не в кабинете, а на улице.

Гидеон рассматривал Леметра, неспешно потягивая мелкими глотками виски. Конечно, он мог, ничего не спрашивая отправить Леметра на задание, оставив у него на сердце горечь семейной драмы. Или он мог бы разговорить его и дать излить душу. За полчаса, даже за четверть, в условиях относительного спокойствия в оперативной обстановке, он поставил бы Леметра на ноги. Но с минуты на минуту возвратится Эпплби… а телефон, естественно, будет продолжать заливаться…

— У меня сейчас два крупных дела, — мягко произнес он. — Хемингуэй вне себя. Молодчики из банд Уайда и Мелки, похоже, собирались на хорошую разборку. Он просит меня о помощи — дать ему людей, при этом затребовал вт ри раза больше, чем это в моих силах, и склоняет меня сейчас на все лады. Если ты пойдешь туда, то уж на самый худой конец он подумает, что мы тут постарались и пошли ему навстречу.

— А другое дело? Что оно из себя представляет?

— Эта женщина, Пенн, которая беспокоится по поводу пропавшего мужа. Я хочу, чтобы кто-нибудь к ней сходил. Она опять звонила, но повесила трубку, прежде чем…

— Ох уж мне эти женщины! — прошипел Леметр. — Она, небось, довела его до самоубийства! Если бы мне разрешили…

Внезапно он замолчал, прикурил от окурка новую сигарету и продолжил более спокойным тоном:

— Предпочитаю пойти на усиление к Хемингуэю.

— Передай ему, что как только смогу, подошлю ещё парней… Добавлю, что от тебя главным образом жду четкого и объективного доклада о тамошних делах. Хемингуэй не видит дальше своего носа. Для него это вторая мировая. Но если ты согласен с его оценкой и почувствуешь, что там действительно может запахнуть паленым, то я выкручусь как-нибудь, но подошлю подкрепление.

— Понял.

— Как там, на улице?

— Могло быть и хуже. Сейчас пока что на машине едешь быстрее, чем на метро, но, чувствую, это — ненадолго. Да ладно. Я пошел. И спасибо за все, Джордж.

— Будет тебе.

Гидеон поднялся. Эпплби ещё не появился, и это, пожалуй, дает ему немного времени поговорить наедине с Леметром.

— Так что у тебя произошло-то?

— Она смотала удочки, — проронил Леметр.

— А, вот дерьмо, — ругнулся Гидеон, хотя и не смог при этом скрыть некоторое облегчение. — Это точно?

— Да, укатила. Все исчезло. Смоталась, прихватив с собой все вещички. Да, да, знаю, о чем ты думаешь. Ты внутренне ликуешь, думая, что в сущности это к лучшему. Я, может быть, и соглашусь с тобой, но дай только время привыкнуть. Я всегда надеялся, что несмотря ни на что она…

У него сорвался голос. Чувствовалось, что он не смог произнести слова "она меня любила". Леметр был суровым и жестким человеком. Ему уже стукнуло за сорок. Но одного жеста или ласкового слова в этот момент было достаточно, чтобы он разрыдался.

— Лем, — начал Гидеон.

— Ладно, брось. Я наперед знаю, что ты мне скажешь: у меня нервный срыв, все устроится. Не утруждай себя. И все же спасибо. А… пойду лучше поддержу этого беднягу старину Хемингуэя.

Леметр вышел, хлопнув дверью, и стук его удалявшихся шагов гулко отозвался в коридоре. Гидеон вздохнул и, не садясь в кресло, опять взялся за телефон. Он попросил Хемингуэя, и его тут же соединили.

— Я тебе кое-кого направил, Хемми. Нет, ты лучше послушай. Это Леметр. Хочу тебя предупредить, что у него крупные неприятности дома и что он готов пойти вразнос, в буквально смысле этого слова. С одной стороны это не так уж и плохо. Если дело дойдет до потасовки, пошли его на место. В своем нынешнем расположении духа он будет стоить десяти твоих людей…

— Ну уж не скажи! Поверь мне, мои ребята — что надо, таких поискать еще. Но за Леметра можешь не беспокоиться. Буду для него как мать родная.

— Кроме этого, ничего новенького?

— Только что узнал, что они направляются в старый Докерский клуб и к гимнастическому залу "Алый Лев". Если это правда, то нам останется только оцепить эти два балагана и, так сказать, дать им возможность спокойно перегрызть друг другу глотки, а в конце побоища заломить руки оставшимся в живых и арестовать, обвинив в ночном дебоше… Эй, ты что не отвечаешь? Глухой, что ли?

— Ты ведь мне сказал, что речь идет о шайках Уайда и Мелки, не так ли?

— Да.

— Вот уж никогда не не поверил бы, что они тебе настолько облегчат работу, — проронил Гидеон. — Ладно, в конце концов ты их знаешь лучше, чем я.

— Когда дело касается сшибки, они забывают о всякой осторожности, если вообще обладают таковой. Я уже давненько чую, что между ними кошка пробежала. Банда Уайда вторглась во владения Мелки — на скачки. Поверь, тут пахнет порохом. Они кончат тем, что станут походить на твоих ребятишек из Сохо.

— А какие они, эти мои ребятки из Сохо?

— Иногда они вообще забывают, что существует полиция, — рассмеялся Хемингуэй. — Они полагают, что могут делать все, что им заблагорассудится. Еще раз повторяю: идет настоящая драчка за власть между воровскими группировками, и нет тут ничего другого. Ладно, поставлю Леметра на передовую, и сегодня вечером мне не стоит требовать от него, чтобы он ломал над чем-нибудь голову, так что ли?

— Именно так.

Гидеон повесил трубку и степенно прошелся по кабинету. Он подошел кокну, вглядываясь какое-то время в туман. Вроде бы собирался подняться ветер. Наконец он сел за стол. Миссис Пенн так и не перезвонила. Неизвестно, выживет ли Дженнифер Льюис. Если она скончается, то Бродяга выйдет на первое место в делах Ярда.Газеты начнут уже с утра вовсю смаковать эту новость, если только этого сатира не поймают сегодня ночью. Журналисты будут наперебой задавать одни и те же, полные намеков вопросы: почему деятельность Бродяги до сих пор не пресечена… он и так уже натворил столько бед… и так далее. Наверняка начнут вопить о том, что это настоящий скандал, о беспомощности полиции, о её ленности, о бездарности руководства. И нельзя их винить в этом. Бродяга ох как давно уже должен был бы сидеть в безопасном месте — за решеткой.

Сейчас это стало ключевой проблемой для Гидеона.

Глава 7

Прошло не так уж и много времени с того момента, как кордон полиции окружал Брикстон, но Гидеон уже сгорал от нетерпения. Если уж речь пошла о конкретной возможности поимки Бродяги, то сделать это нужно быстро. Каждая истекавшая минута, каждая дополнительная минута, проведенная им на свободе, давала тому лишний шанс улизнуть. Через час полиция может с таким же успехом отказываться от этой операции. Час? Было уже полдвенадцатого, и ночь, в сущности, ещё только начиналась.

Пайпер, наверное, сейчас нервничает не меньше Гидеона.

А тут же прибавилась дополнительная забота — свара между двумя бандами. Хемингуэй хорошо их знал и, наверное, был прав; но может все-таки он немного преувеличивал? Банды отнюдь не презирают полицию и в целом стараются избегать меряться с ней силами. Тем не менее, сегодня вечером они в самом деле, кажется, готовы на все. Возможно, они надеются, что туман позволит им собраться в их соответствующих штаб-квартирах незамеченными и полиция не догадается о происходившей концентрации сил преступного мира.

Потирая руки, вернулся Эпплби.

— Все в порядке, — возвестил он. — Тебе действительно удалось поднять все подразделения на ноги. Девиз на сегодня — сдохнуть, но арестовать Бродягу. Настоящие бойскауты, которым дороги их "добрые дела".

— Ну конечно. Чего-нибудь новенького?

— Пока что опрошено примерно семьдесят человек — но все безрезультатно. Не исключено, что ещё до утра поступит в два раза больше ложных тревог, чем обычно, и Бродягу, оказывается, заметят во всех уголках сразу… Два грабежа складов на Степнни, — добавил Эпплби.

— Степнни?

— Угу.

— Где именно?

— Со стороны набережных.

— Так, это недалеко от границ между подразделениями «Кью-А» и "Эн-Эй", — заметил Гидеон. — И много взяли?

— Грузовик сигарет, который должен был выезжать со склада в пять часов, и груз металлолома.

— И ворам удалось это сделать?

— Да.

— Послушай, Чарли, ну-ка взгляни, — попросил Гидеон, протягивая ему сделанные заметки по поводу забот Хемингуэя. — Кажется, банды Мелки и Уайда подтянулись к своим штаб-квартирам или, во всяком случае, сейчас на пути к ним. Я отправил туда две машины и Леметра, который попросился поучаствовать в чем-нибудь побойчее. А тут происходят два ограбления складов на границе подразделений и, как мы знаем, обычно на этом специализируются банды.

— Мне это не нравится, — признался Эпплби.

— Хемингуэй так не считает.

— Вот так у него всегда и воняет на участке, то чуть больше, то немного поменьше… Хочешь, я соединюсь с соседними подразделениями и разузнаю побольше деталей?

— Отличная мысль.

— Да уж…

Гидеон принялся размышлять. Он был сейчас на взводе. Дело о похищении детей его беспокоило всерьез и стояло на первом плане. Конечно, задержание Бродяги было делом более эффективным, поскольку безнаказанность сатира больно била по самолюбию Ярда, но чисто по-человечески ничего не шло в сравнение с похищением детей. Гидеон попросил соединить его с подразделением «Эй-Би». Телефонист предупредил, что это займет несколько минут, и Гидеон воспользовался этим, чтобы навести порядок в мыслях. Так, видно, стоит попросить одно из подразделений послать кого-нибудь к миссис Пенн. Спроси его, и он не смог бы объяснить, почему это ему казалось таким важным. В конце концов, хуже от этого не будет.

— Подразделение «Эй-Би», сэр.

— Алло, Ридж?

— Привет, Джордж, — ответил Джекоб Риджуэй. — Я только что переговорил об этих похищениях с пресс-службой. Хотелось бы знать, что ты сообщаешь газетчикам.

— Я им выкладываю все, как есть.

— Так они мне и сказали. Ничего нового?

— Нет.

— В моем случае похищенный был единственным ребенком в семье. Представь себе: родители уже в возрасте. Они так мечтали об этом малыше всю жизнь, а теперь вот придется заказывать белый катафалк. Клянусь тебе… Слушай, Джордж, постарайся сцапать эту сволочь, ладно?

Странно… Даже самый черствый полицейский смягчался и становился почти сентиментальным, когда речь заходила о детях, подумал Гидеон.

— Делаем все возможное, Ридж. Лучше скажи мне, ты в курсе истории с некоей миссис Пенн, у которой пропал муж?

— Знаю только, что она досаждает нам по этому поводу два-три раза на день.

— можешь ли ты послать кого-нибудь на Хорли-стрит повидаться с ней? Она мне позвонила, а когда я ответил, повесила трубку или нас разъединили. Короче, она так и не перезвонила.

— Это что, твоя женская интуиция? Так и быть, отправлю туда своего парня, пусть встретится с ней. И если будет что-то новенькое, перезвоню. Это все?

— Пока да.

— Ну и отлично, старина.

В это время Пайпер со специалистами из техслужбы прибыли на Мидлтон-стрит 51. Полицейские на месте все для них уже подготовили, очистив территорию от зевак. Они даже догадались забрать из госпиталя одежду жертвы. Родители Дженнифер и её брат были с ней в клинике, так что полиция чувствовала себя в доме вполне свободно.

Спустя десять минут Пайпер позвонил Гидеону из радиофицированной машины.

— Кусочки ногтей вот-вот доставят в лабораторию. На её пальто обнаружены волосы, их отправляю тоже. И еще, что касается маски. Выяснилось, что это — не одна из тех мальчишеских масок, которые продают в дешевом магазине. Эта штучка высокого качества, похожа на настоящую театральную маску. Может, это наведет нас на след. И, к тому же, добыты отпечатки пальцев.

— Мужские?

— Ага, и причем отличные.

— Это все?

Пайпер чуть было не ударился в лирику.

— Как все! У изгороди из биричины, которая разделяет сад пятьдесят первого дома от пятьдесят третьего, на рыхлой земле мы наткнулись на пре-крас-ный отпечаток каблука. Думаю, левый, немного стертый на стороне с отпечатком сломанной подковки. Ну просто прелесть!

— Сделайте фото и слепок, да побыстрее!

— Ну конечно! — пообещал Пайпер.

Спустя пять минут новости были переданы по радио всем полицейским и инспекторам, наблюдавшим за мостами, станциями метро и остановками автобусов, и это придало им бодрости.

Когда Гидеон вышел из кабинета антропометрии, куда только что доставили маску Бродяги и несколько волосков Дженнифер Льюис, то Эпплби встретил его широкой улыбкой.

— Сегодня ночью все складывается не так уж и плохо — нам здорово повезло. Только что арестовали Лефти Уинна. Причем, совершенно случайно, и сделал это полицейский-регулировщик по имени Райдер. При Уинне были бриллианты на две тысячи фунтов стерлингов. Практически взят с поличным.

— Как это произошло?

— Этот Райдер — ярый служака, и когда он на дежурстве, то всегда держит ухо востро. Он увидел подозрительного типа, окликнул его, а тот попытался дать деру на велосипеде. Но тут ему не повезло — он врезался прямо в полицейского. Оставалось только подобрать его.

— Напомни мне, надо выразить Райдеру благодарность. Никаких новостей о состоянии здоровья Дженнифер Льюис?

— Нет?

— Насчет детей?

— Тоже ничего. Вот, только что пришло, — сказал Эпплби, протягивая Гидеону лист бумаги, исписанный почти каллиграфическим почерком.

11.31… Нападение с ограблением на двух моряков, 19 и 20 лет, в поезде на Финчерч-стрит. Всего похищено 131 фунт стерлингов, весь заработок.

11.35… Отчеты из подразделений «Джи-Эйч» и «Си-Ди» о безрезультатности предпринятых мер в отношении расследования дела о похищении детей.

11.39… Три человека задержаны при попытки проникновения на склад Челси. За решеткой.

11.41… Отчет из диспетчерской о Бродяге — ничего нового.

11.49… Вооруженное нападение на Хай-стрит Илинг, совершенное двумя людьми в машине. Подробности отсутствуют.

11.50… Рапорт из диспетчерской о бродяге: поступили сигналы сразу из одиннадцати различных секторов.

11.59… Речной бригадой выловлен труп из Темзы в районе Разерхис. Пробыл в воде много дней. Отчет судебно-медицинского эксперта идет следом.

12.00… Лихачом сбита женщина семидесяти двух лет на Хай-стрит, Уэнсдворт. Тяжело ранена.

Гидеон поднял голову и увидел, что за спиной Эпплби часы показывают полночь. Одновременно раздался первый бой главного колокола Биг Бена, и в кабинете задрожали стекла.

— Ты что, сегодня не в форме? — удивился Гидеон. — Разве не замечаешь, чего здесь не хватает?

— Я что, о чем-нибудь умолчал? Невозможно!

Эпплби выхватил лист и, нахмурившись, быстро прошелся по нему глазами, растянув губы и обнажив зубы, будто чувствовал себя обязанным вот так навечно сохранить эту улыбку и всегда видеть жизнь только с хорошей стороны.

— Ничего такого не вижу… Чего это я мог упустить?

— Ни слова об Ист Энде. Ничего об ограблении складов, о драках, будто вовсе не существует пьяниц в общественных местах, и ночных дебошей. Странно. Это спокойствие мне не нравится. Если через час мы не схватим Бродягу, ослаблю затянутую вокруг него петлю и отправлю подкрепление Хемингуэю. Тут уж не скажешь, что он нас не предупреждал! Я…

Его прервал телефон.

— Да, слушаю.

Эпплби увидел, как выражение лица Гидеона разом изменилось и понял, что новость отнюдь не из приятных.

Пожалуй, даже из разряда крайне неприятных.

— Нашли второго ребенка, — сообщил Уиттэкер Гидеону. — Задушен, как и первый. В саду одного из заброшенных домов, недалеко от того места, где живут родители.

— Где точно?

— Куин-стрит, в Челси. Приблизительно в восьмистах метрах от места, где был обнаружен первый ребенок, это…

— Вижу, — сухо оборвал его Гидеон. — Первый был найден в восьмистах метрах к востоку. Заблокируйте весь сектор полицейским кордоном.

— Будет сделано, — ответил Уиттэкер.

Гидеон повесил трубку, и Эпплби заметил мрачным голосом:

— У меня такое впечатление, что у малыша Харрисов теперь мало шансов выжить.

Глава 8

— Да нет же, Мэй, я уверена, что с ним ничего плохого не случится, повторяла люси Фрэзер. — Ну кто же осмелится сделать больно маленькому ребенку? Могу поспорить, что я даже знаю, что произошло. Это наверняка сделал кто-то, у кого умер ребенок, и они украли вашего, чтобы заменить потерю. Это уж точно. Они будут его холить и ухаживать за ним, как за своим. И полиции не понадобится много времени, чтобы отыскать их.

Миссис Харрис посмотрела на свою соседку, не проронив ни слова.

Мужья находились в передней комнате, разговаривая с одним из полицейских. Большинство из них уже ушло, но на всякий случай выставили пост из двух человек. Несмотря на туман и столь поздний час, на улице по-прежнему толпились многочисленные зеваки.

— Я никогда не должна была оставлять его одного, — пробормотала Мэй подавленным голосом. — Это было, конечно, очень мило с вашей стороны пригласить нас посмотреть телевизор, но один из нас должен был остаться дома. Я никогда себе этого не прощу. Мы не должны были оставлять его дома одного, никогда…

— Да ничего с ним не случится, Мэй, вот увидите!

— Если это так, то почему же они до сих пор его не нашли? Прошло уже три часа и если взглянуть на эту уличную толпу, можно подумать, что вся полиция Лондона побывала здесь!

— Мама, — произнесла Жаклин Харрис, устроившаяся на старом диване в кухне. — Я уверена, что миссис Фрэзер права. Никому и в голову не взбредет причинить вреда маленькому человечку.

— Конечно, — согласилась тоненьким голосом Миллисен.

Близняшкам было по пятнадцать лет. Вернувшись в десять часов, они увидели улицу, запруженную народом, а у себя в доме — полно незнакомых людей. И только тогда с ужасом узнали о поразившем их несчастье. Миллисен была энергичной блондинкой, немного пухленькой, тогда как Жаклин росла изящной брюнеткой, очень похожей на мать. Обе они все ещё оставались в своих спортивных костюмчиках: цвета морской волны юбочка-плиссе, белая матроска и черные чулки. Они жались друг к дружке, бросая полные отчаяния взгляды на мать. Миссис Харрис вдруг встала, нарушив молчание:

— Что они там, в передней комнате, так долго делают? О чем они говорят с Фредом?

Она рванулась в коридор. Миссис Фрэзер последовала за ней. Обе девушки тоже поднялись с дивана, с безвольно болтавшимися руками и круглыми от растерянности глазами, как будто не представляли, что же им теперь делать. Бледные, с осунувшимися чертами лица, они впервые в жизни столкнулись с настоящей трагедией и чувствовали себя совсем никому ненужными. Жаклин прошептала:

— А если ребеночка не найдут, что будет с мамой?

— Умоляю тебя, не надо! Лучше даже не думать об этом!

Затем они услышали, как закричала их мать, врываясь в переднюю комнату:

— Что здесь происходит? Что вы тут делаете? Я требую, чтобы от меня ничего не скрывали, пусть даже самое худшее!

Ее взгляд прошелся по четырем присутствующим там — мужу, Джиму Фрэзеру, Вилли Смиту и капралу.

Харрис вроде бы пришел в себя. Он не казался уже таким бледным, а его взгляд уже не был угрюмо устремлен в одну точку. Он подошел к супруге.

— Да ничего, Мэй, ничего, просто они задают мне ряд вопросов. Они…

— Почему они здесь, а не в городе в поисках моего ребенка?

— Мэй, они работают по-своему, иа мы стараемся изо всех сил им помогать, — терпеливо увещевал её Харрис. — Ни к чему их донимать и раздражать. Близняшки приготовили тебе чай?

— Не желаю чая! Хочу…

— И все же нужно, чтобы ты выпила чашечку, а также приняла те две таблетки, которые доктор…

— Не хочу никаких таблеток ни от каких врачей! За кого ты меня принимаешь, Фред Харрис? Ты что, думаешь я спокойно засну, когда плоть от моей плоти в опасности, и я даже не представляю, где находится мой ребенок? Я вообще никогда больше не смогу заснуть. Мне не будет покоя, пока его не найдут, и…

— Ладно, ладно, мать, — прервал её Харрис более решительным тоном. Совсем ни к чему закатывать истерику, это все равно ничего не даст. Тебе нужно взять себя в руки. Подумай о близняшках. Хватит кричать и прими хотя бы аспирин, если не хочешь снотворное.

Подхватив жену под руку, он повел её на кухню. Она, похоже, была удивлена его решительностью и молча позволила увести себя.

— Он взял над ней верх, — заметил Фрэзер, обращаясь к Вилли Смиту. Это к лучшему.

Инспектор чувствовал себя выжатым, как лимон. Он следил глазами за сраженными бедой родителями, чувствуя, что Фрезер смотрит на него с раздражением, как будто не понимал, почему так долго нет никаких результатов по розыску пропавшего дитя.

— Вы хорошо знаете малыша? — тихо спросил его Смит так, чтобы его не смогли услышать на кухне.

— Достаточно хорошо, чтобы быть уверенным в том, что если его не найдут, то они…

— Я хочу сказать чисто внешне, — перебил его Смит все тем же приглушенным голосом, пристально вглядываясь во Фрезера.

— Вы хотите сказать?..

— Мы обнаружили какого-то ребенка, завернутого в голубую шаль, недалеко отсюда, в саду, на Куин-стрит.

— Не… Мертвым?

— Мистер Фрэзер, достаточно ли хорошо вы знаете ребенка Харрисов, чтобы опознать его? Я не хочу подвергать такой пытке Харрисов. Если вы не чувствуете себя способным это сделать, то может быть ваша жена…

— Я очень хорошо знаю малыша.

— Тогда можете ли вы найти какой-нибудь предлог, чтобы, извинившись, пройти с нами? Отсюда всего десять минут ходьбы.

— Не больше?

— Он у нас в машине.

— Конечно, я пойду. Никто и не заметит моего отсутствия, а если будут меня спрашивать, пусть полицейский скажет, что я отлучился к себе на минутку.

— Хорошо. Вам понятно, капрал?

— Да, мистер инспектор.

— Пойдемте, Фрэзер.

Ребенок лежал в освещенной изнутри полицейской машине, завернутый в голубую шаль, совершенно неподвижно, но без каких-либо внешних признаков насилия. Маленький пучок светлых волос спадал на его лобик. Фрэзеру достаточно было бросить быстрый взгляд, чтобы с уверенностью хриплым голосом заявить:

— Это не малыш Харрисов.

— Вы уверены?

— У того темные волосы.

— Ну что же, все-таки некоторое облегчение, — усмехнулся Смит.

Он не стал добавлять, что это будет облегчением только для Харрисов и что в то время, пока те ещё будут жить какой-то надеждой, молодая супружеская пара расстанется с ней, узнав всю глубину родительского горя.

Вилли Смит покинул Фрэзера на пороге дома на Хардл-стрит и сел в машину. Труп ребенка был уже на пути в морг, и Смит благословил небо за то, что ему не пришлось сообщать эту ужасную новость родителям. Спустя несколько минут, уже в дороге, он попросил своего водителя притормозить и, подняв трубку радиотелефона, попросил соединить его с Гидеоном. Гидеон разговаривал в этот момент по другой линии. Смит принял это к сведению и сидел с отсутствующим взглядом, в то время как водитель медленно рулил в густом тумане. Наконец Гидеон ответил:

— Алло, Вилли?

— А, Джордж. Я подумал, что вы обрадуетесь, узнав, что ребенок, найденный на Куин-стрит, не тот, что пропал у четы Харрисов. Значит, дело относится к подразделению Врэгга. Надеюсь, вы сами его предупредите?

— Хорошо.

— Я возвращаюсь в бюро актов гражданского состояния. В Фулхэме мы ничего не нашли, но двое моих людей сейчас в Челси и, может быть, им повезет больше. Думаю, что стоит навестить всех родителей, у кого в последнее время умер ребенок. Я позвоню из Челси.

— Согласен, благодарю.

— Никогда не думал, что ежедневно рождается и умирает столько людей! Перелистал архивы за год, подумав, что если от потери ребенка кто-то и свихнется, то не обязательно это должно произойти тут же, на следующий день.

— Неплохая идея.

— Не считая этого, как проходит ночка?

— Нам не хватает хороших полицейских, вот и все.

Смит мягко улыбнулся, вешая трубку. Его водитель бросил на него вопросительный взгляд в зеркало заднего обзора, но Смит от комментариев воздержался. Они прибыли в учреждение записей актов гражданского состояния. Перед входом маячил полицейский, как будто существовала какая-то необходимость охранять тех, кто здесь работает. Смит выскочил из машины и, поприветствовав на ходу постового, вошел в здание. На втором этаже горел свет. Смит поднимался медленно, так как страдал одышкой. На верху лестницы его встретил седоватый служащий вместе с инспектором.

— Как дела? — поинтересовался он.

— В этом секторе за последний месяц умерло пятнадцать детей. Острая эпидемия энтерита. Плюс к этому ещё девятнадцать до конца года.

— В целом получается тридцать четыре… Тридцать четыре. У вас есть список?

— Да.

— Отлично. Тогда — в путь.

Спустился он намного быстрее, чем поднимался. Смит перескакивал ступеньки лестницы и, слегка запыхавшись, сел в машину. Он снова вызвал по телефону Гидеона.

— Что новенького, Вилли?

— В общей сложности — тридцать четыре ребенка того же возраста, что нас интересует. Так что сегодняшней ночью предстоит попотеть. А я-то надеялся, что их будет не больше трех-четырех.

— М-да, — неопределенно промычал Гидеон.

— Вы хотите, чтобы я сейчас принялся за дело.

— Послушайте, Вилли, возвращайтесь-ка в бюро актов гражданского состояния. в каждом свидетельстве о смерти должно стоять имя врача, зафиксировавшего её. Неплохо было бы повидаться с ними и расспросить, не заметили ли они у некоторых матерей — впрочем, у отцов тоже, раз уж мы выясняем этот вопрос — каких-либо психических отклонений вследствие потери ребенка. Не думаю, что их так уж много. Это облегчит вашу задачу.

— Отличная мысль. Почему мне они никогда не приходят в голову? А что там с Бродягой? Есть новости?

— Пока никаких.

— А девушка, на которую он покушался?

— Она находится между жизнью и смертью.

вопрос действительно стоял именно так, и жизнь Дженнифер висела на волоске. Так что Уиттэкер проявил слишком большой оптимизм на этот счет.

Дженнифер Льюис лежала на операционном столе в одной из лондонских клиник, окруженная практикантами при больнице и ночным дежурным хирургом. Снимок показал перелом основания черепа, причем осколок кости занимал крайне опасное положение, так что ради спасения мозга требовалась срочная операция.

А в это время в зале ожидания сидели с надеждой в душе отец, мать и брат.

Одновременно на мостах, автобусных остановках и станциях метро, а также на перекрестках в таком же ожидании несла службу полиция. Но учитывая, что движение к этому времени заметно поубавилось, делать им особенно было нечего. Их вполне можно было бы вернуть в подразделения или отправить в качестве подкрепления к Хемингуэю. Гидеону стоило лишь сказать слово. Но он этого не делал. ОГн намеревался дождаться полвторого ночи и только тогда распрощаться с мыслью поймать Бродягу сегодня.

Он поднялся в лабораторию, чтобы узнать результаты экспертизы кусочков ногтей и волос. Когда кто-то входил в обширную, ярко освещенную и хорошо проветриваемую комнату, ему невольно думалось, что он попал в совершенно иной мир. Здесь никто не торопился, невзирая на указания о срочности того или иного анализа или отчета. В углу свистели бунзеновские горелки. На одной из них в маленьком тигеле весело булькала какая-то беловатая субстанция. Высокий худой человек, какой-то весь заостренный что нос, что подбородок — склонился над микроскопом. Это был ночной дежурный Гибб. Когда подошел Гидеон, он поднял голову.

— Рассматриваю то, что обнаружено под ногтями.

— Что-нибудь стоящее?

— Имеется кровь.

— Какой группы?

— А ещё ничего не хотите узнать? — рассмеялся Гибб. — Я вам скажу, как только это станет известно мне самому. Волос здоров, достаточно тверд, прочен и, естественно, жесток. Ей, наверное, приходилось пользоваться бигуди.

— Спасибо. Теперь мы хотя бы уверены в том, что она его исцарапала.

— Уверены… уверены… Как будто можно быть в чем-нибудь уверенным! с таким же успехом она могла расчесать вскочивший прыщ или выдавить угрь.

— Тысячу извинений. Вы, как всегда, правы. А там, в углу, что это за кухонька у вас?

— Неожиданная смерть в результате пищевого отравления, случившаяся сегодня во второй половине дня. На всякий случай проверяем. Ищу следы мышьяка, пока не доставили труп, выловленный из Темзы. Вот с ним-то уж придется повозиться. На прошлой неделе нам уже переслала руку, тоже пробывшую в воде, должно быть, не менее трех недель. А потом мне должны принести зеленую краску от кузова автомобиля, обнаруженную на туфле старухи, которую сбили в Уэнсдворте. Вот и все.

— Предупредите меня, когда закончите. Я вам ещё кое-что подброшу, обнадежил его Гидеон, стараясь не рассмеяться.

Гидеон с важным видом вышел из лаборатории в соседнюю комнату, где два эксперта готовились воспроизвести гипсовый муляж отпечатка каблука, снятого в Мидлтон-стрит. Пайпер суетился и носился взад-вперед, как будто был на роликовых коньках. Гидеон внимательно рассмотрел отпечаток каблука и четкий рисунок сломанной подковки. Сердце учащенно забилось, и он странно занервничал, как будто знал уже, что дни Бродяги сочтены.

Затем он спустился в картотеку, где у стола стоял небольшого росточка мужчина в пенсне. В руках он держал листки, покрытые отпечатками пальцев.

— Привет, Сид, — поздоровался Гидеон. — Как там насчет отпечатков, который прислал Пайпер.

— В нашей картотеке они не значатся. Так что перед вами новоиспеченный преступник, — рассеянно пробормотал Сид. — Я оформлю его отпечаток за десять минут. Рисунок очень искривленный, с двойной…

— Спасибо, — прервал его излияния Гидеон спустя пять минут.

Он возвратился в свой кабинет, где Эпплби, с улыбкой до ушей, казалось, только что разразился шуткой века. Но он решил не делиться ею с Гидеоном, пока тот усаживался за стол.

Был уже почти час ночи, когда снова заверещал телефон, и Гидеон машинальным жестом поднял трубку. Окутанный клубами табачного дыма Эпплби строчил один из своих скрупулезных списков.

— Риджуэй у телефона. Извиняюсь, что так поздно, но думаю, что поручение выполнено. Это по поводу миссис Пенн. Она проживает на Морли-стрит со своей матерью, но в течение вечера её никто так и не видел, хотя пропадать не входит в её привычки. Я отправил одного из своих людей на квартиру, которую она занимала вместе со своим мужем. Выяснилось, что миссис Пенн там не живет с начала прошлого месяца, покинув её почти сразу же после исчезновения мужа. Владелец квартиры — настоящее дерьмо. Мой человек попытался что-либо разузнать, но безрезультатно. Так что дело может подождать до утра.

— Ах ты Боже мой, — простонал Гидеон. — Если она не вернулась домой, то вполне способна чего доброго утопиться или… (он остановился, укоряя себя за проявленное беспокойство, вспомнив, что все мосты и набережные сегодня находятся под особым наблюдением. И что это в конце концов заставляет его принимать так близко к сердце дело этой миссис Пенн?). Ладно, можешь быть свободным, — добавил он. — А как вообще-то у тебя дела?

— Да вроде тихо, не считая этих двух крупных дел, что висят на нас. Ничего такого, из-за чего стоило бы нервничать.

— Ну что ж, до скорого.

Глава 9

В час тридцать Гидеон узнал, что кто-то в буквальном смысле слова очистил "Гранд Отель". Проверили всего девять комнат, а самый беглый подсчет похищенного уже сводился к десяти тысячам фунтов стерлингов. Вор действовал профессионально и не оставил ни малейших следов. Гидеон повис на телефоне, отправляя туда фотографов, инспектора и специалиста по отпечаткам пальцев, правда, без особой надежды на успех. Покончив с этим, он зевнул, потянулся, закинув руки за голову, и взъерошил себе волосы.

— Ну и поколение подрастает, — рассмеявшись, воскликнул Эпплби. Нашему и в подметки не годитесь! Слушай, шел бы ты, поспал немного. Если случится что-то сверхсерьезное, разбужу.

— Не такая уж и плохая мысль, — буркнул Гидеон.

— А разве ты не знаешь? Ты…

На столеЭпплби зазвонил телефон и, как бы подражая ему, тут же затрезвонил у Гидеона.

— Гидеон. Да? — ответил он, отодвигая от себя блокнот.

— Соединяю вас с инспектором Смитом, сэр.

Гидеон почувствовал, как он весь напрягся. Вилли Смит уже должен был к этому моменту закончить обход докторов, подписавших свидетельства о смерти детей.

— Джордж?

— Да, это я. Что новенького, Вилли?

— Тут две возможности. Есть некая миссис Голайтли, живущая на Хардл-стрит, почти напротив Харрисов. Она потеряла своего ребенка два месяца назад. Доктор говорит, что после этого она немного тронулась. У предыдущей хозяйки квартиры миссис Голайтли тоже был маленький ребенок, и эта дамочка взяла за привычку брать её ребенка с собой в машину и увозить к себе домой. Хозяйка поспешила избавить от этой семейки… Все это — со слов соседки, вполне добропорядочной женщины, которая знала эту пару ещё до того, как они переехали на Хардл-стрит. Она только-только узнала о похищении малыша у Харрисов. Я бы поставил скорее на эту чету. Другая мать-одиночка, у которой забрали ребенка, чтобы поместить в один из приютов. Девчонка подписала документ об отказе от родительских прав по настоянию матери, с тех пор у неё стали отмечать кое-какие странности. Она живет в Челси, на Хилл-стрит. Вы находитесь к ней ближе, чем к Хардл-стрит. Так что начинайте с последней.

— А кто же займется Хардл-стрит?

— Я сам.

— Отлично. Отчаливаю.

Смит повесил трубку, а Гидеон резко встал.

— Что там ещё такое? — поднимая нос от бумаг, полюбопытствовал Эпплби, нахмурив брови, как если бы ему не нравилось выражение лица Гидеона.

— Не исключено, что мы вышли на след похитителя детей. Я сматываюсь на Хардл-стрит. Попроси в диспетчерской подослать к дому 42 машину. Или, постой, нет. Там должна быть уже одна, на углу Хардл-стрит. Предупреди лучше их по рации, чтобы двигались к дому 42, квартира наверху, некая миссис Голайтли.

— Голайтли! Ну и имечко! Наконец-то я смогу покомандовать! воскликнул Эпплби.

Хлопнув дверью, Гидеон бросился вниз по коридору.,

В Парламент Сквэр и вдоль набережных стоял густой, колыхавшийся волнами туман. Но по мере удаления от реки он рассеивался, и Гидеон смог набрать хорошую, почти обычную скорость. Пустынный город казался вымершим. Молчаливо несла свои волны Темза, а огни противоположного берега скрадывал туман. Не было видно даже прожекторов электростанции в Баттерси. Время от времени мимо него прошмыгивали, словно привидения, встречные машины. Полицейских на улицах нигде не было видно. К сожалению, их было явно недостаточно для столь большого города.

Гидеон никак не мог выбросить из головы образ миссис Харрис, появившуюся на её лице при виде его надежду, а затем горько разочарование. Он скрипнул зубами и включил рацию. В машине разнеслась настоящая какофония сообщений. Приказы и распоряжения накладывались друг на друга, и все это, казалось, оживило молчание ночи. Внезапно послышался голос, перекрывший все остальные:

— Инспектор Гидеон… Вызываю инспектора Гидеона…

— Хэллоу, Гидеон слушает.

— Сообщение от инспектора Леметра, сэр.

— Давайте.

— Он передает вам, что инспектор Хемингуэй совсем неплохо оценил обстановку в подразделении «Эн-И», сэр.

— Я беру это на заметку. Соедините меня в Эпплби.

— Хорошо, сэр.

Итак, значит, он обился, а Хемингуэй оказался прав. Концентрация бандитских группировок в Ист Энде в принципе не было таким уж опасным делом. Господи, подумаешь, не всегда же ему быть правым, ведь не первый же раз он ошибается. Он с нетерпением подумал, почему это так долго не отвечает Эпплби.

— Эпплби…

— Чарли, слушает. Возьми половину людей, которых мы бросили в центральные районы для поиски Бродяги и быстренько отправь их к Хемингуэю в «Эн-И». И, повторяю, побыстрее.

— Хорошо, старина.

— Спасибо.

— Эй, эй, подожди-ка секундочку. Тут ещё кое-что. Мы только что получили телеграмму от Управления Национальной безопасности из Парижа. Помнишь девушку, кажется Гатри, которую расчленили на куски и зарыли в Пиренеях в прошлом году?

— Да, помню, ну и что?

— Они в конечном счете установили, что она была в компании с неким англичанином по имени Форрестер, — продолжал Эпплби. — И, кажется, этот Форрестер сейчас на пути в Лондон. Он сел на самолет в Бурже и смотался прямо из-под носа французской полиции. Как насчет того, чтобы предупредить ребят в аэропорту?

— Подозрения против него весомые?

— Они говорят, что их у них навалом, но в подробности вдаваться не стали. Один из инспекторов-французов прилетает этим же самолетом, чтобы рассказать все подробнее. Эти балбесы дрожат над каждой копейкой и вместо того, чтобы позвонить, дали телеграмму. Получилось, что самолет прибывает с минуты на минуту.

— Предупреди таможню, чтобы задержали Форретера и француза.

— Уф! Как сразу полегчало! Представь себе, я уже отдал точно такое же распоряжение.

Гидеон не смог удержаться от смеха.

Эпплби повесил трубку, а Гидеон выключил рацию, так как приближался к Хардл-стрит и хотел собраться с мыслями. Его сердце бешено колотилось в непозволительном для профессионала ритме. Машина свернула на Хардл-стрит. Многочисленная толпа, сгрудившаяся здесь несколько часов тому назад, уже рассеялась. Лишь несколько, из числа наиболее упрямых зевак продолжали топтаться в ледяном тумане. Только три окна проступали белесыми пятнами в глухой ночи. Свет горел на втором этаже дома номер 27. Харрис, видимо, все же убедил свою жену прилечь, хотя бы ненадолго. Светились также окна первого и второго этажей, дома номер 42; по крайней мере, так предполагал Гидеон.

Некая миссис Голайтли потеряла ребенка и пыталась заменить его другим. Прежняя её домохозяйка, должно быть, не на шутку забеспокоилась, раз решила избавиться от этой супружеской пары. Гидеон встряхнулся и упрекнул себя. Слишком большая надежда всегда приводит только а разочарованию. Ведь молодой мотоциклист утверждал, что видел мужчину…

Машина остановилась у тротуара, и постовой, увидев выходящего из неё Гидеона, тут же подошел к нему. Поднялся легкий ветер, разгоняя клочья тумана. В этом квартале туман редел и постепенно от него оставался только желтоватое гало вокруг уличных фонарей.

— Что происходит? — спросил Гидеон.

— Когда прибыли инспекторы, я слышал крики, но мне было приказано не сходить с этого места.

— Крики?

Гидеон припустился бежать. Сердце так и рвалось из груди. Пересекая порог, он отметил, что дом был очень похож на тот, где жила чета Харрисов. Такой же коридорчик, такая же узенькая лестница. Супружеская пара, уже в возрасте, вытащенная, видимо, прямо из постели, с накинутыми на плечи пальто и округлившимися от удивления и испуга глазами (причем женщина была в бигудях), выслушивали терпеливые объяснения одного из инспекторов.

— Я из полиции и прошу ответить всего лишь на несколько вопросов.

Увидев Гидеона, инспектор живо отошел в сторону.

— Ну как? — спросил Гидеон.

— Мы нашли какого-то ребенка наверху, — ответил инспектор. — Скорая уже в дороге. Пока ещё неизвестно, удасться ли его спасти. Он наполовину задушен.

Инспектор все ещё продолжал докладывать, когда с верхнего этажа донесся женский вопль.

Его заглушил звук сирены прибывшей скорой помощи.

Глава 10

— Не будем терять времени, — заявил Гидеон. — Сходите в 29-й и приведите немедленно мистера или миссис Фрэзер.

Он прыгнул на первую ступеньку, задумался на секунду, чтобы успокоить улыбкой пожилую супружескую пару.

— Мы хотели бы знать, сколько раз выходила сегодня вечером миссис Голайтли, — пояснил он. — Муж сейчас вместе с ней?

Ему ответила женщина:

— Нет, его никогда не бывает в течение недели.

Лестница была настолько узка, что один из рукавов Гидеона касался стены, а другой задевал перила. На втором этаже женщина ревела, как сумасшедшая. С ней спокойным голосом говорил мужчина. Затем мужчина заговорил громче, и женщина снова испустила истошный вопль. Раздался сухой щелчок, будто кому-то отвесили пощечину. Сирена скорой помощи смолкла, но было слышно, как работает мотор машины перед дверью.

Гидеон достиг лестничной площадки.

Через широко распахнутую дверь в одну из комнат он увидел двух инспекторов в штатском и молодую, красивую женщину в голубых брюках и сером свитере, которая приложила руку к щеке с видом человека, который никак не может поверить, что только что получил пощечину. Ее глаза странно блестели — хорошо знакомая Гидеону картина. Так смотрят только сумасшедшие.

Он прошел в комнату, сразу заметив кровать, на которой лежал ребенок. Третий полицейский пытался делать ему искусственное дыхание.

Ребенок был без сознания.

Внезапно молодая женщина ожила и набросилась на того, кто её ударил, с удвоенной яростью силой. Ей удалось его оттолкнуть, и она ринулась к двери, как будто не видя закрывавшего ей дорогу Гидеона. Она открыла рот, вроде бы собравшись закричать, но ни один звук не сорвался с её губ.

Гидеон всей своей массивной фигурой преграждал ей путь. Она попыталась оттолкнуть и его, влепила пощечину, ударила, стараясь оцарапать. Не теряя ни на миг спокойствия, он схватил её сначала за одну кисть, потом за вторую, приведя в беспомощное состояние.

— Наручники, — сухо бросил он.

Полицейского, которого миссис Голайтли оттолкнула, поспешил защелкнуть одно железное кольцо на её руке, второе — на своей. Возможно, из-за прикосновения холодной стали, а может и из-за невозмутимого вида Гидеона она вдруг как-то сразу успокоилась, отвернула голову и закрыла лицо свободной рукой.

За дверью висели старый плащ и берет. Да, теперь все встало на место: в этих штанах, плаще и берете молодой мотоциклист вполне мог принять её за мужчину. Гидеон глядел на неё без малейшего снисхождения.

В этот момент подскочили санитары и совсем молоденький врач. Ребенок казался безжизненным. Огромные ручищи полицейского медленно сдавливали ему грудную клетку, делая искусственное дыхание.

Через две минуты, задыхаясь, прибежал Фрэзер, дрожа от стужи в голубой в полосочку пижаме с накинутым сверху плащом, с непричесанными редкими волосинками на почти лысом черепе и цепким взглядом. Врач принял эстафету от полицейского, сказав, что сейчас необходимо оказать первую помощь на месте без транспортировки ребенка., Санитары спустились вниз за кислородной палаткой, оставшейся в машине.

— Я извиняюсь, — произнес Гидеон. — Посмотрите внимательно, действительно ли это ребенок Харрисов?

Фрэзер бросил беглый взгляд на дитя.

— Без сомнения. Да, это он… Послушайте… А он не…

Слова застряли у него в горле.

— Могу только сказать, что выжить у него один шанс из двух.

Честно говоря, Гидеон не имел на этот счет никакого понятия. Ему не удавалось относиться к этому делу с обычно свойственным ему спокойствием. Эта драма запала ему в душу. Теперь было вне всяких сомнений, что именно миссис Голайтли задушила двух других детей и что отныне её ни в коем случае нельзя было оставлять на свободе, пока врачи не придут к полному согласию относительно того, что она выздоровела. Ее муж прекрасно знал, чем она занималась, и понимал, что её состояние было далеким от нормального. Несмотря на это, он, не колеблясь, оставлял её одну.

Что же такое есть на свете, что толкает людей так поступать, идти на подобные бессмысленные, преступные поступки?

Преступно? По закону это было не преступлением, нет. Но по моральному кодексу? Короче, какие бы ни были у него резоны, но мистер Голайтли оставлял свою жену одну на несколько долгих дней, ничуть не заботясь о том, чтобы за ней присматривали. И что по его вине погибли два ребенка, а третий — пока не в лучшем положении, и две матери будут страдать от ужасного потрясения, которое вполне может повергнуть их в такое же состояние, что и миссис Голайтли. Но закон карает не все преступления. Миссис Голайтли, хитрая, скрытная, решительная женщина, будет рассматриваться как "не отвечающая за свои действия" и определена в сумасшедший дом, "по велению Ее Королевского Величества". А её мужа, который совершил тяжкий грех из-за непринятия мер по упущению, даже не побеспокоят…

Миссис Голайтли отправили в Скотланд-Ярд, где её уже поджидал врач. Ей вколят успокоительное и положат в медицинский пункт в Кэннон Роу. Утром она наверняка проснется в здравом смысле, но с воспоминаниями о том, что она наделала, и в ещё большем отчаянии, чем когда-либо.

Спустя едва ли двадцать минут после прибытия Гидеона врач поднял голову и провел рукой по вспотевшему лбу. Комнату к этому времени уже заполнили также и Вилли Смит, другие, вновь прибывшие инспектора и медсестра. Гидеону бросилось в глаза выражение их лиц, и он понял, что не единственный, кто переживал эти минуты жуткого волнения.

— Он выкарабкается, — чуть слышно произнес врач.

В течение нескольких минут никто не обмолвился ни словом, но все взгляды были устремлены на маленькое тельце, лежавшее под целлофановым колпаком. Ребенок спокойно уснул, его грудь медленно колыхалась при дыхании.

— Вы уверены? — спросил Гидеон.

— Абсолютно.

— Можно сказать об этом родителям?

— Конечно.

— Превосходно. Спасибо. Вилли, пойдем.

Гидеон потянул за собой Смита в ледяную ночь, вздохнув с невыразимым облегчением. Ему вдруг показалось, что на свете не было ничего важнее, чем жизнь этого ребенка.

Фрэзер с женой, плотно закутанной в старый халат, стояли на пороге своего дома.

— Извините, сэр, — начал было он.

— Ребенок спасен, — перебил его Гидеон.

— Слава Богу! — воскликнула миссис Фрэзер и тут же разрыдалась.

Гидеон быстро направился к дому номер 27. Миссис Харрис, наверняка подчиняясь уговорам мужа, лежала одетая на кровати.

Она ничего не сказала в ответ Гидеону, но её лицо приняло такое счастливое выражение, что инспектор тут же подумал, что никогда в жизни его не забудет, так же, как и неописуемую радость отца, почти впавшего в экстаз.

Два ребенка сегодня ночью погибли, но их был спасен. Харрисы, может быть, и испытывали какую-то жалость к семьям, повергнутым в траур, но радость мешала им разделить их горе.

Стоя рядом с машиной, Смит и Гидеон пытались удержать свои шляпы. Сильный порыв ветра разогнал остатки тумана, и впервые за эту ночь стали видимыми очертания домов.

— Теперь у нас остается только Бродяга, но кажется, сегодня мы его уже не поймаем. Как считаете?

— Еще не все потеряно. Вы уже знаете, что я направил людей в подразделение «Эн-И»? Похоже, банды Мелки и Уайда действительно встали на тропу войны.

— Да, я знаю. Надеюсь, что они там перережут друг друга. А пока что поеду посмотрю, что там происходит на моем участке. Не считая этой истории с ребенком, у нас, в «Си-Ди», довольно спокойно. И все же я очень рад, что хотя бы это дело закрыто.

— И я тоже.

Смит ушел, и Гидеон, под взглядом двух последних, оставшихся на улице полицейских, сел в машину. Он не стал включать зажигание сразу, а сначала обстоятельно разгладил складки своего пальто, подумав при этом, что начал толстеть. Не может быть! Разве что машина села после мойки! Вот уже несколько месяцев, как он не взвешивался. Наконец, вздохнув, он включил рацию и вызвал Эпплби.

— Алло, Чарли, как там дела?

— Ну ты даешь, парень! Едва мне удалось хоть чуток вздремнуть, как тебе срочно понадобилось меня разбудить! Все тихо. Спокойствие по всему фронту. Если тебе нужны подробности…

— Нет, если только это не что-нибудь захватывающее и интересное. Раз уж я здесь, думаю заскочить к Хемингуэю.

— Я на страже, — пообещал Эпплби. — Самолет уже прибыл, французский коллега — на пути к нам. Думаю, он будет здесь где-то через час. Довольно плотный туман ещё висит со стороны Хоунслоу и на Большой западной автостраде, но это уже не так серьезно.

— Если у этого типа из Парижа окажется что-то интересное, предупреди полицию в аэропорту, чтобы Форрестера доставили к нам на допрос. Если посчитаешь, что улики недостаточны, то дай указание отпустить, но обязательно повисни у него на хвосте.

— Ясненько.

Гидеон поколебался, не спросить ли насчет Бродяги. Но тут же подумал, что если бы таковые были, тоЭпплби непременно уже выложил бы их ему. Молчание продолжалось всего секунду-две, но оно показалось Гидеону тягостным. Он поспешил прервать его:

— Как чувствует себя девушка Льюис?

— Все так же. Вернулся Пайпер. Он проделал чертовски сложную работу. Утром маска уже будет предъявлена всем мастерам в этой области, и сегодня вечером с помощью фототелеграфа разойдется информация об отпечатке каблука. Я бы на твоем месте убрал выставленные кордоны. Сегодня мы нашу птичку не поймаем.

— Возможно. Но давай оставим им ещё один шанс. Если он все ещё шатается где-то по улицам, то не может же он торчать на них всю ночь! Кто знает, как повернется дело…

— Ну и упрямый же ты, однако! Прямо-таки прилипаешь, как хороший клей. Вот, кстати, и третья буква к твоему прозвищу — "Джи-Джи-Джи!" <$F Слово клей по-английски так же начинается с буквы «джи» (Прим. переводчика).>

В восторге от своего остроумия Эпплби расхохотался и повесил трубку. Гидеон передернул плечами. Да, те, работая рядом с Эпплби, должны были обладать ангельским терпением и относиться к нему с определенным снисхождением. Лично его, подумал Гидеон, хватило бы не более, чем на неделю.

Гидеон направился в сторону Ист Энда, делая крюк через набережные, чтобы порыскать немного в тех местах, где сегодня орудовал Бродяга. С одной стороны, можно было несколько успокоиться, поскольку тот обычно прекращал свои гнусные вылазки где-то к одиннадцати вечера. и теперь, не считая этой свары на Ист Энде, ночь, вне сомнения, пройдет спокойно.

Неспешно продвигаясь по ночному городу, Гидеон дал волю бродившим в голове мыслям. Он думал о неисчислимых преступлениях и нарушениях закона, которые совершались сейчас, именно в эту минуту, может быть, где-то совсем рядом с ним, но будут обнаружены только утром, если вообще найдут их следы. На спуске с одного из мостов он наткнулся на полицейский кордон. Полицейские опрашивали двух водителей. Гидеон с улыбкой подумал, что никто не сможет проскочить через ячейки расставленных ими кругом сетей. Уже тысячи водителей были остановлены вот таким же образом, сотни автобусов обысканы. Был в полном разгаре вечный поиск иголки в стогу сена. Но в утешение себе он мог сказать, что сегодня вечером одну такую иголку все же нашли.

Гидеон пересек Темзу по мосту Лэмбет и проехал перед зданием Скотланд-Ярда. Рация молчала, но едва ли это продлится долго. Эпплби не преминет позаботиться о том, чтобы держать его в курсе событий.

Он вновь, не без определенного философствования, подумал о всех тех преступлениях, которые совершаются в большом городе, на тех самых улицах, по которым он в этот момент проезжает. Но то большое облегчение, которое пришло к нему после того, как им удалось вовремя спасти ребенка Харрисов, привело Гидеона в столь благоприятное расположение духа, что в конечном счете он прогнал прочь от себя все эти гнетущие мысли.

И тем не менее его профессиональный инстинкт срабатывал безошибочно. Ибо насилие и смерть крались в те минуты буквально в двух шагах от него.

Среди тех, кто видел проезжавшую машину Гидеона, кто все ещё прятался в спасительную тень, пока она не рассеется, был и Бродяга. Он по-прежнему подвергался опасности, находясь внутри заброшенной вокруг него удавки.

А среди женщин, которых Гидеон, проезжая, не заметил, была и миссис Майк (Нетта) Пенн, которая совсем ещё недавно проживала в доме номер 2 на Лэссистер-стрит И если звоня в Скотланд-Ярд, она была не более, чем взволнована и обеспокоена, то в тот миг, когда машина Гидеона прошелестела колесами всего в ста метрах от подвала, куда её заточили, связанную, она была в полном смысле парализована от ужаса.

Долго, очень долго, она разыскивала мужа. У неё так и не хватило мужества безапелляционно заявить об этом полиции, но в глубине души она была уверена, что её мужа, её горячо любимого Майкла, убили. Она полагала, что достаточно ей убедить Скотланд-Ярд начать его разыскивать, как они тут же обнаружат истину, будь он доброй или же, наисквернейшей из всех возможной.

Этой мглистой ночью, звоня в Ярд, она попросила соединить её лично с Гидеоном потому, что неоднократно встречала его фамилию в газетах, а к тому времени ей обрыдло все время разговаривать с неизвестными ей, скрывавшимися за анонимными голосами, лицами, какими-то безвестными полицейскими, безразличными подчиненными, которые — это было очевидно — считали, что она делает много шума из ничего.

Незадолго до своего исчезновения Майкл не раз намекал ей, что недалек тот час, когда их жизнь в корне изменится. Он утверждал, что вскоре они «разбогатеют». Она видела вполне очевидную связь между тем, что он пропал и этим его обещанием скорого благосостояния. Но она даже и в мыслях не допускала, что Майкл когда-либо её бросит и была абсолютно уверена, что представиться ему малейшая возможность — и он непременно ей позвонил бы или черкнул бы пару слов.

Значит — его уже нет в живых!

Этой ночью, прежде чем отправиться звонить главному инспектору Скотланд-Ярда, Нетта заходила на квартиру, где они раньше проживали, и встречалась там с четой хозяев этих меблирашек, чтобы лишний раз спросить у них, не было ли для неё письма или звонка… от Майкла. Нет, заявили они, ничего такого не поступало.

Риккер, толстяк средних лет, которого она всегда недолюбливала, был в этот раз груб и недоброжелателен, как, впрочем, и его вечно неопрятная женушка. Сама не понимая почему, выходя от них, она им брякнула, что намерена позвонить по телефону самому Гидеону. А затем, покинув их, направилась в телефонную будку, что находилась на углу улицы.

Она как раз ожидала, как заверила телефонистка, что её вот-вот соединят с Гидеоном, когда из тумана неожиданно вынырнул коренастый силуэт Риккера. Тот распахнул дверь, вырвал из рук Нетты трубку и хрюкнул:

— Ну, все, хватит! Пошли!

И вот сейчас, скованная ужасом, в глубине подвального помещения, она обрела уверенность, что это они убили её Майкла и что сейчас готовились разделаться и с ней самой.

Глава 11

Дом был совсем небольшой, с тонкими стенками, дрожавшими от проходивших мимо автобусов и машин. Он был стар и построен, собственно говоря, над этим глубоким добротным подвалом, освещавшимся лишь малюсеньким, едва пропускавшим наружный свет оконцем. Оно выходило на улицу, и пробиравшийся мимо пешеход вполне мог бы услышать, что там, в подземелье, происходит, если бы куча клеток для домашней птицы и просто ящиков практически не закупоривала его.

Нетта сидела связанная на кухонной табуретки посередине помещения, и веревка пребольно впивалась ей в руки и ноги. С потолка свисала единственная лампочка, но по воле случая свет от неё падал прямо в глаза молодой женщине, вызывая резь, ослепляя её и вызывая постоянное желание зажмуриться. Только она отчаянно боялась сделать это, опасаясь, что сразу же шлепнется в обморок и не услышит возможного прихода Риккера.

Она потеряла всякий счет времени, не знала, сколько часов или минут уже находится в этом подвале.

Ей все виделась изначальная картина: грубо распахнутая дверь в будку, свирепо вцепившаяся в неё лапа Риккера, объявший её в тот момент ужас, затем — наброшенный на лицо шарф и то, как её грубо волочили обратно до номера 11. Улица в ночном тумане была безлюдной, и её с силой впихнули в тот же самый дом, где в двух замызганных комнатушках на втором этаже ещё совсем недавно проживала вместе с Майклом. И была тогда счастлива… А сейчас…

Риккер — следом шла его жена — заставил её спуститься вниз. И они бросили её здесь одну, словно на дне колодца. Ее поразила сразу обступившая со всех сторон тишина. Покрытые известью стены выглядели толстенными, а одна из них была недавно отштукатурена. На полу валялся цемент. В углу лежала куча кокса.

А затем начался допрос, сначала — муж, потом — жена. Вопросы до одурения повторялись: "Была ли она уже в полиции? Сколько раз? Что она им рассказала? Почему именно в полицию?

Сколько раз?

Зачем?

Что сказала?

Они без устали сменяли друг друга, повторяя одно и тоже — муж жестко, жена — невыносимо плаксивым и противным тоном. Нетту больше страшила эта серая и сухощавая бабенка, чем грубый, плохо выбритый мужчина — обрубок в шерстяном свитере, дышавший на её дешевой сивухой.

— Зачем?

— Что сказал?

Сначала, плохо соображая из-за нахлынувшего жуткого страха, Нетта отвечала правду, повторяя её несчетное количество раз. да, она ходила в полицию раз шести или семь, точно уж и не помнила сколько. Да, она сделала там заявление о пропаже Майкла, высказав уверенность, что с ним что-то случилось. И она не переставала повторять в полиции, что никогда и на зи что на свете Майк её бы не бросил. Ведь они так любили, так обожали друг друга.

И то была сущая правда. Она закрывала глаза, и тут же перед ней возникал образ мужа — с его несколько приплюснутым носом, вечно смеющимися глазами, постоянной полуулыбкой на устах, немного вьющимися светлыми волосами и такими нежными руками.

— Почему и зачем?

— Что сказала?

— Сколько раз?

— Да я только об этом и твержу вам, — наконец, не выдержав, вскричала она. — Вновь и вновь повторяю! Почему вам так приспичело все это выяснить?

Они ничего на это не ответили. Просто вышли, оставив её в подвале, связанной на табурете, но слепящим резким светом лампочки без абажура, со слезившимися глазами и онемевшим телом.

Поначалу Нетта, естественно, испытывала страх. Более того, то был панический бессознательный ужас, какой-то смутный испуг, охвативший болью все существо. Но теперь этот страх обрел вполне конкретное имя.

Это они убили Майка, и готовились сделать то же самое с ней.

Разумеется, она не могла быть в этом полностью уверена, но чувствовала, что не ошибается. И они оба были в смятении. Это было заметно невооруженным глазом. Они опасались того, что она могла наговорить в полиции, но бедняжка ровным образом ничего там не сказала, абсолютно ничего! Да она и в жизни бы никогда не подумала, что Риккеры хотя бы каким-то образом были причастны к исчезновению Майкла. В тот день он, как обычно, отправился утром на работу, и в течение многих недель с тех пор она жила воспоминаниями о его последних, брошенных ей с порога слов: он пообещал, что скоро, очень скоро они смогут покинуть эти омерзительные меблирашки и пеерехать в настоящий дом, который будет принадлежать только им. Однажды, но…

Но Майкл после этого так и не вернулся.

В тот день Нетта пошла после обеда навестить свою мать, жившую от неё неподалеку, на Хорли-стрит. Она вернулась домой только в семь вечера, надеясь уже застать Майкла, но там он уже больше так и не появился.

Она позвонила на работу. Ей ответили, что Майкл ушел в обычное время. И все. И на работу он тоже до сих пор так ни разу и не вышел.

Когда Риккеры вдруг заявили, что ей следует оставить меблированные комнаты, она ужаснулась, тут же подумав, что отныне МВайкл не будет знать, где он сможет её разыскать. Поэтому она переехала к своей матери, которая была в курсе всего, что произошло. Нетта пошла работать. Потянулись один за другим мрачные и хмурые дни. Раз в неделю она регулярно появлялась на Лессистер-стрит справиться, нет ли для неё писем или каких-либо новостей от Майкла, не вернулся ли он, случаем, на старое место. Риккеры знали, где она теперь проживала, но у Нетты создавалось впечатление, что они недолюбливают её и уж во всяком случае писем пересылать ей не будут.

Сидя сейчас в ледяном погребе, она прокручивала в голове события последних недель, вздрагивая от холода и страха. Время от времени её голова в изнеможении бессильно опускалась на грудь, но она мгновенно вздрагивала и обезумевшим взглядом ощупывала пространство вокруг себя. Ибо больше всего в этот момент она боялась одного — заснуть, чтобы никогда больше не проснуться.

На первом этаже в темной крошечной кухоньке, где ютились один-единственный стол и несколько табуреток, да с трудом были втиснуты электрическая плита с невзрачным буфетом, Риккеры тянули горькую, он виски, она — джин. В углу примостился новенький телевизор. Во времена, когда в доме проживали Нетта и Майкл Пенн, его не было. А на нижней полке буфета парадно выстроилось сейчас семь бутылок виски. А до того, как Пенны не «съехали» с квартиры, дай бог там было обнаружить одну и то наполовину опорожненную.

Риккеры угрюмо молчали, не обращая даже внимания на телевизор. Хватит и того, что он наполнял комнату каким-то шумом — этого им было вполне достаточно. Время от времени миссис Риккер, однако, брюзжала:

— Ах, что же теперь с ней делать?

И ни разу муж не удостоил её ответом.

И вдруг в самый разгар семейного вечера кто-то громко и повелительно заколотил в дверь, да так, что Риккера хватила дрожь, а его жена обеспокоенно съежилась на табуретке. Стук повторился. Риккер, поднявшись, велел супруге не двигаться и покинул кухню, плотно прикрыв за собой дверь. Его жена, как пить дать, брякнулась бы в обморок при виде возникшего на пороге полисмена, но муж хладнокровно ответил на все заданные ему вопросы. Да, вот уже несколько месяцев, как Пенн покинул свою жену, а миссис Пенн съехала несколько недель тому назад. Почему? Не могла оплатить жилье. Знал ли, почему Пенн оставил жену? Да, Боже мой, все та же изъезженная пластинка: ну надоела она, должно быть, ему. Видел ли он с тех пор Пенна? Нет, ни разу.

Нет, нет, нет, нет.

Полицейский удалился, похоже, вполне удовлетворенный, а Риккер, вернувшись в кухню, налил себе виски.

— Кто… кто это был, Рикки?

— Тебя это не касается.

— Рикки, кто это был?

— Заткни пасть.

— Рикки, это… не полиция?

Он заглотал довольно большой глоток виски. Жена встала и, обойдя стол, чтобы оказаться подальше от его волосатых и полных скрытой жестокой угрозы рук, округлила от страха глаза. Затем её рот непроизвольно открылся, губы раздвинулись, обнажив белые ровные зубы молодой женщины на старческом лице.

— Рикки, так это был легавый?

— Да заглохнешь ты, наконец?

— Рикки, хочу знать, кто это был. Не фараон ли? И чего он хотел? Что…

— Я уже сказал тебе: заткни пасть! — скрипнул зубами Рикки, пытаясь наградить её оплеухой. — Ну да ладно. Да, приходил тут один легавый, задавал всякие там вопросы. Ну и что из того? Его интересовало, живет ли она все ещё здесь, и я ответил, что нет. Разве это не правда, не так ли? И что? Чего зря волноваться-то?

Женщина, казалось, на глазах постарела сразу лет на десять.

— Послушай, а почему… С какой стати, как ты думаешь, он приперся, а?

— Ты же знаешь, что она была в полиции.

— Ты думаешь… Считаешь, что она им что-то такое рассказала?

— Я же уже сказал тебе. Она ни о чем не имеет понятия, так, спрашивается, чего это она может разболтать легавым? Она просто беспокоилась, что исчез Пенн, вот и все. Ах, если бы она только не начала совать нос в мои дела…

Риккер замолк, не отдавая себе отчета в том, что его последняя фраза, отличалась чудовищной абсурдностью. Затянувшееся молчание, наконец, решилась нарушить жена.

— Что… как ты с ней поступишь?

— Как и с ним, а ты что думала? Но рисковать я не намерен. Не хочу, чтобы легавые заявились, застав меря в разгар работы.

Снова нависла гробовая тишина, а затем:

— Рикки… Она же нам ничего плохого не сделала. Ты не…

— Если она будет продолжать донимать полицию, то все это кончится тем, что нас обоих повесят, — вот, что они нам сделают. А теперь заткни свое хлебало, ты мне начинаешь действовать на нервы.

— Рикки…

— Рикки… скажи…

— Рикки…

— Боже ты мой! На сегодня я уж достаточно насмотрелся на тебя. Пойду лучше прогуляюсь.

Рикки напялил тяжелое пальто и вышел в густой туман. В ближайшей «пабе» <$F — В данном случае н, очной бар (Прим. переводчика).> он слышал, что по улицам Лондона сегодня идет охота на человека. одного из посетителей расспросили, а затем обыскали на одной из станций метро, другого — в автобусе на Вестминстерском мосту. Говорили о какой-то истории с пропавшим ребенком и что-то ещё насчет одной молодой особы.

Вернувшись домой, Риккер вновь попал под обстрел тревожных вопросов супруги.

— Когда ты этим займешься?

— А чего спешить-то?

— Что… как ты это…

— Как и в прошлый раз. Дам по кумполу — так она отключится и ни в чем не разберется. А потом суну её в нишу в стене и заложу кирпичами, как и муженька. Дело нехитрое. Ну что, будут ещё опросы?

— Послушай… ты ведь не сделаешь ей больно? Обещай!

На сей раз она его достала, и он успел ей хорошенько врезать, прежде чем жена увернулась. Он встряхнул её как перезревшую грушу, а затем швырнул в угол. Она покатилась по полу. Риккер же налил себе ещё виски, а потом направился в сторону подвала.

Гидеон, проехав всего в ста метрах от этого неказистого домишка на Лессистер-стрит, продолжал свой путь, вполне умиротворенный, до Ист Энда, где назревала потасовка между двумя группировками хулиганья. Он пересек Сити и его погрузившиеся в темноту здания, проехал мимо огромного приземистого Банка Англии, Биржи с её греческими колоннами, где гораздо более опасные и свирепые акулы опустошали кошельки вполне достойных граждан от их накоплений. Туман к этому моменту рассеялся почти целиком.

Глава 12

Приближаясь к Алдгэйту, Гидеон принял по рации сообщение о том, что Хемингуэй и Леметр расположились на улице, соседней с гимнастическим залом, где собралась одна из враждующих банд. Он знал это место, как и любое другое, имевшее хоть какое-либо отношение к преступному миру города. Когда-то здесь, в этом гимнастическом зале, действительно размещался спортивный клуб для докеров, матросов и местных жителей. Тогдашние владельцы этого заведения допустили непростительную ошибку, испросив лицензию, и вскоре после того, как там стали подавать пиво и алкогольные напитки, качество клиентуры катастрофически упало, хотя некоторые завсегдатаи, стойкие спортсмены и продолжали посещать его.

Ну уж а потом на него положило глаз это отребье из бандгруппы Уайда.

Действительно, для них гимнастический зал, как нельзя лучше, подходил для их штаб-квартиры. Расположенный на первом этаже заброшенного склада, зал был достаточно вместителен, чтобы собрать до пятидесяти членов их группировки. А тот факт, что внутри сохранялся ринг и стояли гимнастические снаряды, отбивал у полиции всякое желание придираться к ним, поскольку за помещение официально тем самым сохранялся статус спортивного учреждения. Хотя закон и запретил продавать в его стенах пиво и горячительные напитки, ничто не мешало членам клуба оставаться в этом здании, хотя бы и на всю ночь, если им так заблагорассудится. СМышленые парни затащили туда пианино. Ну а после этого с дюжину любителей музыки предавались там своему пристрастию от всей души, включая удивительно одаренного ударника. Так что весьма нередко там глубоко за полночь гремела музыка и шли танцы.

Всего лишь в сотне метров от этой гимназии возвышался Докерский клуб, который испытал практически те же метаморфозы, пока в нем с шиком не устроилась банда Мелки.

Передача клуба в их руки прошла самым что ни на есть законным путем. Это было удивительно, учитывая довольно юный возраст всего этого хулиганья и их главаря Мелки. Но они оказались превосходными организаторами. Поскольку Докерский клуб в известной степени являлся Молодежным центром, находившимся под патронажем англиканской церкви, то многие из этой шпаны просто туда стали записываться. Понадобилось всего шесть месяцев, чтобы всякое влияние церковников сошло на нет, но все льготы и преимущества, записанные за Клубом остались. В здании размещались тренировочный зал, кино, телевизионная комната и небольшой бар. Но там уже и не пахло никакой лицензией.

Несмотря на происходившее, время от времени легкие стычки, а порой и ночные дебоши, лондонские группировки преступной молодежи в целом вели себя сравнительно спокойно. Во всяком случае у полиции не возникало ни малейших легальных оснований прикрыть их клубные сборища. Уайд и Мелки, каждый, имели негласно закрепленные за ними районы, где промышляли члены их банд. Мелки держал под контролем место скачек на юге города, а Уайд предпочитал северо-восток. Обе шайки занимались одним и тем же делом: всякого рода кражами — среди скопления народа, карманными, автомобильными и прочими. Обе практиковали один и тот же метод: кто-то из «артистов» работал, а с полдюжины его дружков стояли на шухере и в случае неудачи активно прикрывали отход солиста. Иногда кто-то из них попадался. Пока он отбывал срок наказания, воровские группы помогали их женам или родителям.

Обе банды похвалялись своей силой и могуществом. И в течение прошедшего года и та, и другая лишь укрепили свои ряды и заматерели.

В последнее время парни Мелки отваживались покушаться на зону, считавшуюся вотчиной Уайда. Создалось впечатление, что договоренность о ненападении была нарушена, — вот почему Хемингуэй так нервничал в отношении сегодняшней ночи. Он прекрасно знал и это не было тайной для Гидеона — что если банды схлестнутся когда-либо на набережных, то складам, товарам и даже стоявшим на причале судам мог быть нанесен существенный ущерб. Уж если такая шпана начинает бузотерить, то она вполне способна доставить крупные неприятности.

Заметив на углу постового, Гидеон свернул в улицу, где располагались Хемингуэй и Леметр. Поставив машину, он вышел из неё и тут же нутром почуял, что за ним наблюдают, хотя никого поблизости из соглядатаев видно не было. Улица была на редкость пуста. Прямо напротив него возвышалась громадная стена склада, а в конце улицы светились окна старого Докерского клуба, тоже размещенного в бывшем пакгаузе. Живо приблизился кто-то из своих.

— Джордж? Это ты?

То был Леметр. И выглядел он преотлично.

— Да, это я.

— Хемингуэй пошел в обход, чтобы взглянуть на гимназию "Алый Лев". Вот-вот вернется. Все улицы перекрыты, но в зданиях затаились от ста до ста пятидесяти шпанистых парней, готовых к крупной сшибке. это витает буквально в воздухе. А нас всего — сорок!

Подразумевалось, что сотня других в это время околачивается, маясь от безделья, у мостов и станций метро в проблематичной надежде схватить за шиворот Бродягу.

— Подкрепление получите, — пообещал Гидеон. — Входы в доки под наблюдением?

— По мере возможного. Не хотелось бы тебе надоедать, Джордж, но если бы ты и в самом деле мог кое-кого подбросить на помощь, то Хемингуэй и я почувствовали бы себя куда уверенней.

— Сказал же, что сделаю.

Оба двинулись к машине Гидеона и тот, склонившись внутрь, врубил рацию. В ожидании ответа из диспетчерской Гидеон ещё раз пропустил в памяти те полицейские заграждения, что он только что проезжал, стараясь убедить себя, что это чистейшее безумие надеяться, что Бродяга все ещё трепещет в пределах досягаемости заброшенного на него невода.

Уже миновало два часа ночи! Ему бы следовало усилить этот участок за счет других полицейских ещё часа два тому назад. Воистину надо было бы довериться оценкам Хемингуэя!

И все же, что-то претило ему отдавать подобное распоряжение. Но он сделал усилие над собой и соответствующие приказания были разосланы.

Едва он покончил с этим делом, как в улицу втянулась машина и остановилась рядом сего. Оттуда выскочил разгоряченный Хемингуэй.

— Джордж?

— Да.

— Если ты не…

— Уже сделано, — успокоил его Гидеон.

— Не очень-то ты поспешил! Я только что с обхода набережных. Оба ночных патрульных там вне себя. Они заявляют, что чувствуют эту потасовку так же ясно, как уловили бы запах эвкалипта за сотню миль от берегов Австралии.

— А что, это так и бывает?

Хемингуэй, подмигнув, рассмеялся.

— Ну, во всяком случае, я прочитал об этом в одной книжке. Чего тут наплел тебе Леметр? Там этой шпаны набилось человек сто двадцать и все они ждут только сигнала, чтобы начать друг друга колошматить.

— А чего это они его ждут так долго, ты, ненароком, не знаешь?

— Думаю, каждый надеется, что начнет противник. Вот и все.

В начале дежурства гидеон все терзался, так ли уж проста ситуация, как она на первый взгляд выглядела, но сейчас Хемингуэй и Леметр убедили его в правильности их взглядов на обстановку. И тем не менее, какие-то сомнения вернулись к нему. Таких разборок он повидал на своем веку немало. И ни разу не припоминал, чтобы они начинались ранешенько утром, потому что эти сведения счетов частенько весьма затягивались, вплоть до изнеможения их участников. Так что поведение боевой шпаны сегодня вечером было явно ненормальным.

— Тут слушок один прошел, который, возможно, объясняет столь внушительное развертывание сил этого хулиганья, — вдруг неожиданно проронил Хемингуэй.

— Что за слушок?

— Видя, что парни Мелки браконьерствуют в их водах и не собираются их покидать, подручные Уайда попытались похитить карманную девчонку Уайда Лоллобриджиду. Правда, это дело у них сорвалось, но они похвалялись, что если Мелки не отзовет своих, то они непрочь будут и повторить эту операцию.

— Где сейчас Лолло?

— В старом Докерском клубе.

— Точно?

— Видели, как незадолго до полуночи они прошла туда в сопровождении шестерых дылд, самых крутых парней из банды Мелки.

— Гм… — протянул Гидеон, почесывая затылок.

Ему было ясно, что Хемингуэй был явно намерен блокировать оба выхода из квартала и дать этим соперничающим тусовкам тихо-спокойно друг друга перерезать. Если бы это удалось, полиция могла бы вмешаться лишь тогда, когда ворье порешит основную часть своих кланов, чтобы, подобрав уцелевших, посадить их за решетку. Генералов же этих вояк упрячут на добрый годик в тюрьму, и все в этом районе надолго уляжется. Такие комбинации были весьма по душе полицейским, и они успешно и уже не раз их проводили, хотя и в более мелких масштабах. Но сегодня Гидеону почему-то было не по себе. Леметр, хорошо знавший шефа, чувствовал его нерешительность.

— В чем дело? Что-то не так?

Гидеон в ответ что-то ворчливо хмыкнул.

Издалека донесся всхрап моторов, и он понял, что первые машины покидают позиции, с которых был обложен Бродяга. Быстро же они отреагировали! Да ладно, теперь это — дело решенное. Главное сейчас положить конец этим боевым действиям воровских шаек.

— Так, давай, скажи, в чем дело? — допытывался Леметр.

— И сам точно не представляю, — неохотно признался Гидеон, всматриваясь в крупные черты лица Хемингуэя. — Ты когда-нибудь слышал о том, чтобы шпана, собравшись на сшибку друг с другом, так долго бы выжидала, сидя паиньками, да так, что их теперь даже и не слышно?

— Они недавно тут песни распевали, — отшутился Хемингуэй, — но теперь, кажется, и впрямь утихомирились. И все же…

— Ладно, согласен, я — человек упрямый, но когда они собираются на разборку, то обычно заводят себя, психуют, поддают, поднимают гвалт. Потом подсылают к смертному врагу одного-двух парней позадиристей, чтобы те похлеще высмеяли бы недругов, и только потом — бритвы и палки в руки, и вперед — давить соперников!

— Это в романах так бывает! — попробовал понасмешничать Хемингуэй.

— А что, разве я рассуждаю неправильно?

— Примитивно, старина, и даже очень.

— Нет, ты скажи, почему сегодня вечером они трезвые, как стеклышко? не сдавался Гидеон.

— Просто дело серьезное.

— Да, но только что ты мне доказывал, что когда они разойдутся не на шутку, то теряют всякое чувство реальности. Хемми, знаешь чего мне хотелось бы?

— Послушай, Джордж, пока они сидят тихо-смирно, начать облаву мы не имеем права. Если же все-таки высунем сейчас нос, то они начнут дерзить, потешаться над нами, издеваться, а кончится все это тем, что сообща всем скопом навалятся на нас. А мои парни…

— Мне хотелось бы, чтобы ты пошел к Джекки, главарю банды Уайда, и поговорил с ним. А я пойду к Мелки.

Ответом было молчание. Все были поражены таким оборотом дела. Ночную тишину Лондона вновь взорвал шум моторов машин. Свежий ветерок с Темзы разогнал последние клочья тумана. Два авто завернули за угол, неспешно продвигаясь к ним. И только тут Хемингуэй вновь обрел дар речи.

— Ты, того, не заболел?

— А что в этом необычного? Просто пойдем к ним и скажем, что нам их поведение совсем не нравится и что для них же будет лучше смотаться баиньки.

— Черт побери, Джордж, но они же сейчас у себя все равно, что дома! Ты даже не можешь их обвинить в ночном дебоше и нарушении спокойствия в квартале, поскольку они сидят тихо, как мыши! Формально, ты ничем их сейчас ущипнуть не можешь!

Хемингуэй пристально вглядывался в Гидеона, неподвижного, грузного, набычившегося, затем пожал плечами.

— Ты что, и вправду в это веришь? — сдаваясь все же опять поинтересовался он. — Но смею тебя заверить, ничегошеньки у тебя из этого не выйдет.

— Может, ты и прав. И все же пошли.

— Одни?

— Если они на взводе, то вид полдюжины полицейских только их раззадорит, поэтому надо идти к ним парами. Леметр может составить компанию мне, а ты возьми кого-нибудь из своих ребят.

И Гидеон быстро зашагал, в то время какХемингуэй чуть задержался, отдавая распоряжения, и уж потом засеменил за ним. Леметр и напарник Хемингуэя, инспектор в штатском, замыкали это шествие в темноте. Хемингуэй шумно отдувался.

— У меня появилась одна мыслишка, которую мне не хотелось бы излагать перед другими. Если она стоящая, то было бы желательно, чтобы она исходила от тебя.

— Уверен, она и гроша ломаного не стоит, как и все остальные твои идеи, которыми ты разродился сегодня вечером!

Гидеон расхохотался.

Впереди мелькнул какой-то человек, явно стоявший тут на шухере, и исчез в ночи, чтобы оповестить шефа о приближавшихся полицейских. Гидеон был убежден, что обе группировки, собравшиеся на поножовщину, были отлично осведомлены о том, что полиция стояла сегодня на ушах, окружив их. Они наверняка выслали нескольких дозорных, постоянно наблюдавших за её действиями. Шел он степенно, тяжелые шаги гулко раздавались в тиши улицы.

— Ну ладно, выкладывай что ты там удумал, — смилостивился Хемингуэй.

— Какие грузовые суда стоят сегодня вечером у причала?

— "Норда" из Осло, «Марианна» из Антверпена, "Блэк Мэмми" из Нью-Орлеана и какой-то турок из Каира, названия которого я выговорить не в силах. Но что…

— Они грузятся или разгружаются?

— "Норда" уже заполнила трюмы и должна завтра утром выйти в море. Насчет «Марианны» не знаю. А два остальных судна только что прибыли. И, пожалуйста, не задавай глупых вопросов насчет характера их грузов. Я тебе не ходячая энциклопедия. Что у тебя там мелькнула за мысль?

— Обе воровские банды вышли в полном составе и в боевой готовности. Доки не охраняются, а если и да, то самую малость. Их спокойствие наводит на размышления, а их претензии устроить хорошую разборку не выдерживают никакой критики.

— Ну, тут ты ошибаешься. Мелки ужасно ревнив и…

— Если бы кто-нибудь проявил неуважение к его жене, то он сам бы разделался с этим наглецом, а не стал бы созывать под боевые знамена всю свою шпану. Я совершенно убежден, что это ворье в чем-то блефует, что они что-то прикрывают в расчете нас отвлечь. Посему мне хотелось бы разобраться получше, что в трюмах у этих судов или что на них должны погрузить.

— Это можно узнать, — вдруг притих Хемингуэй, чувствуя себя явно выбитым из седла. — Стоит только позвонить в полицию доков. Они-то должны это знать. Но пока давай покончим с парламентской процедурой. Ты уверен, что предпочитаешь иметь дело с Мелки?

— Абсолютно.

— Ты знаешь, что он слывет…

— Ну, сегодня вечером ему не до ножа ни против меня, ни против кого-либо еще. Леметр пойдет со мной.

Они дошли до угла. И снова неизбежный дозорный растворился в ночи, а потом проскользнул в гимназию. Вдали, на другом конце улицы, светились окна второго клуба. Метрах в пятидесяти, чуть подальше, одинокая лампочка выхватывала из темноты вход между двумя столбами в доки. Он был довольно обширным с прилепившейся рядом досчатой конторкой, в которой желтоватым глазом сверкал огонек. За этим строением в темноте притаилась охрана скромная дюжина полицейских.

Леметр догнал Гидеона.

— Будем разговаривать, импровизируя, без плана, Джордж.

— Да, мы только бросим взгляд, что там происходит.

А в этот момент в нескольких километрах отсюда, скрывшись под козырьком подъезда недалеко от ещё открытой станции метро, стоял Бродяга. Он собственными глазами видел, как дежурившая там пару часов полицейская машина тронулась с места и набрала скорость.

В диспетчерской Скотланд-Ярда стоял ровный гул из смешавшихся разных звуков — все время поступавших сообщений, всякого рода шумов, хождений персонала туда-сюда… Квартирные кражи, ограбления, изнасилования, пожары, приставание шлюшек на улицах… — чего только не было. То бурлил ночной Лондон…

В это же время месье Монне из Управления Национальной безопасности Франции катил в полицейской машине в Скотланд-Ярд. Его кожаная папка чинно возлежала на коленях, в губах дымилась короткая сигара, пальто было наглухо застегнуто до самой верхней пуговички. А в те же минуты в Лондонском аэропорту Форрестер, возмущенный, но, возможно, и потерявший от страха голову, ожесточенно пререкался с таможенниками, которые методично и придирчиво досматривали содержимое его чемоданов, не забывая периодически вежливо извиняться.

А в подвале на Лэссистер-стрит, закоченевшая от холода и дрожавшая от ужаса несчастная Нетта Пенн с нараставшим ужасом вслушивалась в то, как Риккер — неизвестно зачем! — долбил и долбил стенку.

За четверть часа девять легковых машин и автобусов лихо промчались в ночи на другом конце Лэссистер-стрит.

Глава 13

Входя в старый Докерский клуб, Гидеон прошествовал под старым транспарантом с выцветшим лозунгом: "Молодежь — за Крестовый поход во имя Христа" и услышал звуки музыки, неистового джаза, исторгавшегося из чрева какого-нибудь радиоприемника или проигрывателя. Увидел он и двух членов этой бандитской тусовки, кривлявшихся на пороге большого, ярко освещенного зала, откуда доносились шаркающие звуки, как если бы там танцевали. Кто-то даже визгливо затянул некий модный мотивчик. Два настороженных подростка, бледные и едва доходившие Гидеону до плеча, сделали вид, что пытаются преградить ему путь. Но он невозмутимо продолжал продвигаться вперед, как бы не замечая их. Вопрос встал так, либо он их сметет, либо они его пропустят.

Они расступились.

Гидеон вошел первым; Леметр, шедший за ним, тоже и бровью не повел в сторону своеобразных портье у входа.

С потолка зала свисали бумажные гирлянды и сдутые воздушные шары. В глубине зала, на небольшом возвышении, извивалась под джазовый ритм перед немым микрофоном девица в черном, с обнаженными плечами платье. Воздух давно не проветривавшегося помещения отяжелел густыми клубами вонючего дыма. В середине танцевали, тесно прильнув друг к другу, три пары. Остальная шпана сидела за расставленными вдоль стен столиками. Все одинаково по-юношески угловатые, до синевы бледные, одетые кое-как в затасканное полутряпье, что наглядно свидетельствовало о том, что явились они сюда отнюдь не для разгульного веселья.

За самым большим столом восседал сам каид — Мелки, а точнее Антонио Мелкрино, вместе со своей Лолло. В действительности её звали иначе — Мария. А кличку Лоллобриджида она заполучила за изящную фигурку с непристойно наводящими на фривольные мысли округлыми формами. Платье из черного атласа настолько плотно облегало её, что, сдавливая живот, выпучивало вперед груди, выставляя её скорее в карикатурном виде, нежели в образе привлекательной женщины. И все равно: со своими кудряшками темных волос и полными губами она была очаровательна. С трудом верилось, что Лолла — мать троих детей.

Мелки был по происхождению итальянцем, хотя его предки уже три поколения проживали в Лондоне. Родители держали кафеюшку в Кенсингтоне и горевали лишь об одном — о том, что их сын покатился по дурной дорожке. Он не навещал их вот уже несколько лет. С виду Мелки был парнем небольшого роста, стройным, с несколько резкими чертами умного и чувственного лица. Его можно было легко принять за интеллигента или артиста. Но единственным доступным ему видом искусства оказалось умение мастерски владеть ножом. Он, как никто другой, умел ловко рассечь человеческую плоть…

Музыка резко оборвалась. Мелки не давал на этот счет никаких видимых указаний рыжему парню, державшемуся близ проигрывателя, но тот уже сменил пластинку, послышалась другая джазовая мелодия, и девица, все так же вихляясь, принялась подпевать. Все это, должно быть, входило в заранее разработанную программу, было подстроено. Эти юнцы ни за что на свете не хотели бы признаться, что полиция в чем-то может их напугать.

Гидеон прочно и уверенно встал у большого стола. Взглянув на Лолло, он снял шляпу, отвесив ей церемонный поклон, как бы выражая свое почтение.

— Ты — Тони Мелкрино? — буднично проронил он.

— Я, — процедил, почти не разжимая губ, Мелки.

— Что тут происходит сегодня вечером?

— Да вот, забавляемся с приятелями.

— Поздновато что-то, не находишь?

— Да мамочка разрешила погулять сегодня вволю.

В зале прокатился одобрительный смех, посмеивались и хихикали откровенно, с издевкой. Танцоры нарочито приблизились к столу, выделывая па прямо перед беседующими, сторожко следя, однако, за реакцией Гидеона.

— Воспринимай, как хочешь, но мой тебе дружеский совет: закрывай по-доброму свою лавочку и поди-ка сосни пару часов, прихватив с собой и дружков.

— А что я такого натворил? — завелся Мелкрино, выпячивая грудь. — Сам я не сую нос в чужие дела, да вот жалко, что не все следуют моему примеру.

Гидеон смолчал. Чувствовалось, что Мелкрино весьма не по себе, но с другой стороны обеспокоенным или встревоженным его не назовешь. Все было в рамках закона, и он это прекрасно знал. У Хемингуэя в эти минуты, вероятно, происходил такого же рода разговор, и он, видимо, клял себя, что только зря теряет время.

— Уходя, не забудьте прикрыть за собой дверь, — нагло бросил им в лицо Мелки, — а то я не переношу сквозняков.

И снова — сдавленные смешки прокатились по залу.

— Выслушай меня хорошенько, Мелкрино, — спокойно отреагировал Гидеон, глядя в упор на доморощенного гангстера и его подружку. — Если ты сегодня ввяжешься в эту драку, то пожалеешь. Это — мое тебе предупреждение. Прикажи своим парням разойтись по домам. (Замолчав на секунду, он успел перехватить заговорщицкий взгляд, которым молниеносно обменялись Лолло и Мелки. Эх, бедные несмышленыши, до чего же чертовски умными считают они себя в этот момент!) И Хемингуэй сейчас выдает подобные же рекомендации шпане Уайда. Если вам так приспичело потолковать между собой, идите поищите другое место для этого. Здесь я — хозяин.

— А вот это уже мои личные дела, которые никого не касаются.

Гидеон был уверен, что промелькнувший во взглядах и полуулыбке Лолло и Мелки огонек удовлетворения означал только одно. Он, видимо, говорил сейчас с ними именно так, как они и рассчитывали. Но что, собственно говоря, он им заявил? Что полиция опасается грандиозной потасовки между двумя криминальными структурами?

— Не вынуждай нас прибегать к силе, — повторил Гидеон.

— Ой, как страшно! Какой сердитый, толстый дяденька! — ощерился Мелки. — Вы что, думаете, что мы испугались жалкой кучки фараончиков? Поди свари себе яичко, олух!

И он сопроводил свое оскорбление неприличным жестом. Зал взорвался от восторга.

Музыка разом стихла посередине мелодии, и если бы это отребье захотело, то ситуация теперь могла бы весьма плохо обернуться для визитеров. Но Гидеон не считал, что сейчас это отвечает их интересам. Он сделал вид, что они одержали верх.

— Ну что ж, превосходно. Я вас предупредил. Пришел сюда лично сказать тебе, что Хемингуэй получил серьезное подкрепление. ЕПсли ты и впрямь стремишься порезать на кусочки милых дружкой Уайда, что же — скатертью дорога. Но ещё раз предупреждаю тебя: все, кто попадется нам в руки, очутятся за решеткой и выберутся оттуда не скоро.

— Смотри не переутомись, папаша!

Снова всплеск ликования.

В наступившей за этим тишине Гидеон с горечью подумал, что вот сейчас он удалится отсюда под улюлюканье и полные сарказма выкрики этих недорослей, которые вообразят, что одержали важную победу, что отныне они смогут безнаказанно строить рожи полиции. А эта их убежденность в конечном счете может дорого им обойтись. Они ослабят теперь бдительность, и этот ничтожный триумф вскружит им головы.

И тут поднялась Лолло Мелкрино. Упершись руками в бедра она вразвалочку подошла к Гидеону. Красивая все же она, стерва! Встав перед ним, хрупкая такая, гладенькая и кругленькая, терявшаяся перед могучей фигурой полицейского, она хрипло выдыхнула:

— А почему бы тебе не поискать кого-то твоих размеров, чтобы поиграть в игрушки?

На этот раз от поднявшегося гогота задрожали даже стены.

— После такого унижения, если мы их по-настоящему не раздавим, — ныл по пути Леметр, — лучше уж сразу подать в отставку.

— Целиком и полностью согласен с тобой, — поддержал его Гидеон.

Они вовсе не спешили возвратиться на угол улицы, где незадолго до этого расстались. Хемингуэй, судя по всему, ещё не подошел туда. От тумана не осталось никаких следов. Звездочки посверкивали в небесах. Вдали взвыла сирена. Какое-то судно покидало порт Лондон.

Подойдя к машине, Гидеон включил рацию, Леметр закурил.

Гидеон вызвал Эпплби.

— Привет, парниша! Друзей, значит, ещё не забывают? Как там у тебя?

— Не здорово, — признался Гидеон.

— В любом случае не ждите от нас больше никакой подмоги. Пришлось выслать в Хэмстед целый взвод. Сразу три кражи со взломом в одном квартале. Может, шурует один и тот же субъект, а может, и нет. Неприятности и в Лэйлинг сквэр. Похоже, что какая-то леди смоталась со своим шофером, прихватив семейные драгоценности. Его Милость несколько подрассердилась. И попыталась пострелять по пылким любовникам.

— Кто это?

— Лорд Эддисел.

— Будь осторожен! Кто там у нас сейчас дежурит?.. Пошли туда Морли и…

— Уже на месте. Но скандал замять не можем. "Дейли Уайт" тут как тут, уже прискакали.

— Ничего. Если кто и сможет поправить положение, то это Морли. В любом случае не хочу, чтобы возникли какие-либо осложнения с Палатой Лордов и…

— Ого! А ну напомни-ка мне, что за балбес заявил, что есть два закона — один для толстосумов, а другой для бедняков? Хватит трепаться на этот счет! А то — Свобода, Равенство, какболтают эти французы… Кстати о них, у меня тут болтается месье Монне. Ну не совсем рядом, а сидит внизу. Сколько ты там ещё проторчишь, как думаешь?

— Скажем, с полчаса. Займись им.

— Ладно, сделаю, шеф. Ну вот, кажется и все. Остальное — мелочевка.

Гидеон повесил трубку, подумав, что Эпплби неплохо там справляется и один. А почему бы и нет, черт побери? Несмотря на свои плоские выходки и мальчишеские выходки Эпплби был превосходным полицейским.

— Что нового? — осведомился Леметр.

— Пока тихо. Ограбление в Хэмспстеде, ничего сенсационного.

В этот момент во всю прыть примчался Хемингуэй.

— Как там прошло у вас? — первым делом поинтересовался у него Гидеон.

— Пошикали, попускали непристойности в наш адрес. И знаешь что, Джордж, хочешь верь, хочешь нет, но когда я им посоветовал тихо-мирно разбрестись по домам, поскольку мы не потерпим всеобщей свары, их главарь еле удержался, чтобы не прыснуть со смеху. И знаешь, что я выяснил?

— Чего же?

— "Марианна" ждет последнюю партию груза, которая должна прибыть с минуты на минуту. Ничего особенного. Всего несколько почтовых ящиков. Но в некоторых из них лежат пухлые пакетики с фунтами стерлингов для нужд банков Бельгии и Голландии, там также завалялся ещё один конвертик, набитый техническими алмазами, отправляемыми в Голландию. И нечему тут удивляться, что я ничего не знал об этом. Почта перешла на этот вариант доставки наличности всего пару недель тому назад. До сего времени все шло по воздуху.

— Твое мнение: как они будут брать добычу?

— Думаю, что как только почтовый фургон отправится в путь, их предупредят, скорее всего, по телефону. И вот тогда-то они и затеют драчку, чтобы отвлечь наше внимание. Грузовик они остановят где-то недалеко от «Марианны», пока мы будем тут отсиживаться в ожидании тех, кого можно подобрать из этих головорезов. А они по сигналу одного из главарей погрузят добычу и мило расстанутся, пожав на прощанье друг другу ручки. И все. Называется: не горюй, Берта, увидимся в понедельник. Целую в щечку. Адье.

— Хм, вполне вероятный ход событий, — согласился Гидеон. — Но полагая: не такая уж это трудность — выяснить маршрут почтового грузовика и проследить за ним. Я, к сожалению, должен тебя оставить — требуют в контору. А ты досмотришь спектакль, Лем?

— Если я тебе не нужен.

— Зайди потом, расскажи, как все произойдет. Так не хочется уходить, но француз ждет. Специально прибыл из Парижа требовать выдачи одного субъекта, что прибыл к нам самолетом. Эй, кстати, поосторожнее с этой женушкой Мелки. Она поопасней, чем обе банды вместе взятые.

Гидеон уселся в машину и укатил под одобрительный смачный хохот коллег.

— Таких, как «Джи-Джи», ещё поискать надо, — заметил Хемингуэй.

— Да на них формочка поломалась. Больше не делают, — поддакнул Леметр. — Ну что, начнем?

Спустя ещё четверть часа ещё два полицейских фургона проскочили в другом конце улицы Лэссистер-стрит, по-прежнему пустынной и погруженной, как и остальной Лондон, в тишину. Здесь ещё плавали кое-где в воздухе грязные хлопья дыма.

Гидеон спешил в Скотланд-Ярд, проскакивая по этим осовелым улочкам. Вскоре показался Биг Бен, и он решил провести небольшой тест на зрение. В принципе он оказался в состоянии различать стрелки, а, значит, и время на нем, с расстояния от Чаринг кросс. Гидеон решил, что для его возраста это совсем неплохой показатель. Сейчас он чувствовал себя значительно лучше, чем тогда, когда выехал из Скотланд-Ярда и даже как-то внутренне уже смирился с поражением в охоте на бродягу. Утром он выдаст прессе в качестве главной для них кормежки сегодняшние события с ложной разборкой в Ист Энде, спасение ребенка Харрисов, а также две-три других мелких, но успешных операций. Журналисты, конечно, не преминут раз-два колко уязвить его за Бродягу, но на том все и закончится.

Гидеон въехал под свод ворот Скотланд-Ярда тогда, когда часы показывали ровно три. Во дворе стояло три автобуса с готовыми к выезду командами. Когда вот так сиротливо оставались на мостовой во дворе всего три резервных фургона, это означало, что ночь прошла в хлопотах, бурно. Гидеон перекинулся парой слов с двумя дежурившими инспекторами и поспешил заскочить в лифт, чтобы побыстрее подняться к себе в кабинет. Он уже почти держался за ручку двери, как кто-то в коридоре окликнул его.

— Джордж!

То был тощий Гибб, который, скинув белый халат, бежал. Он носил донельзя помятые, буквально вьющиеся винтом брюки, старый твидовый пиджак и рубашку, размера на три больше, чем ему полагалось. Гибб был непоколебимо убежден, что одна из главных причин сердечных приступов — слишком тесная одежда.

— Что-нибудь новенькое? — спросил Гидеон.

— Эти кусочки кожи под ногтями и кровь. Нулевая группа. И у меня уже все готово насчет волос. Как чувствует себя малышка?

— Еще не знаю — отлучался.

— Держите меня в курсе. Я быстренько спущусь в столовую: проглочу яичницу с беконом — и обратно.

— Скажи там, что как только освобожусь, тоже явлюсь к ним чего-нибудь перекусить.

Гидеон, открыв дверь в кабинет, замер на пороге.

Несмотря на то, что он прекрасно владел французским, Гидеон не мог уловить ни слова из того, о чем столь оживленно беседовали между собой двое сидевших в его бюро человека, дополняя фразы массой беспорядочных жестов. Ну прямо два вылитых француза!

Один из них, бесспорно, таковым и являлся, месье Монне. Но другим был Эпплби. Оба не обратили внимания на шум отворившейся двери. Гидеон зачарованно вслушивался, боясь пошевелиться. Время от времени какое то словечко все же казалось ему знакомым, но собеседники выпаливали их, как из пулемета, так что понять общий смысл разговора было совершенно невозможно. Наконец, он уразумел, что месье Монне изъяснялся на жаргоне французского, а Эпплби пытался это «арго» перевести на чистый «кокни». Он не мог удержаться и расхохотался. Эпплби вздрогнул, как от удара электрическим током:

— А, привет, старина! А я и не слышал, как ты вошел. Позволь представить тебе месье Монне.

Француз поспешно вскочил и протянул руку. Это был молодой, отлично выбритый, одетый с известной изысканностью человек. Обретя серьезность, он, тем не менее, сохранял на лице несколько напряженное, беспокойное выражение, как если бы опасался, что своим неуместным смехом и весельем оскорбил старшего над Эпплби чина. Он обратился к Гидеону на столь же безупречном английском, насколько таковым являлся французский Эпплби.

— Я очень польщен знакомством с вами, мистер Гидеон, и хотел бы…

— Извините, пожалуйста. Всего секундочку, — прервал его Гидеон, обращаясь к Эпплби. — Есть новости из Брикстонской клиники?

— Без изменений.

И Бродяги след простыл.

— А в остальном, все хорошо?..

— Разумеется, — оживился Эпплби, кладя руку на стопку отчетов. — Я ещё не успел их перечитать, но вроде бы ничего существенного не предвидется. Иначе, они ыб уже телефон оборвали.

— И то верно. Мистер Монне и я к вашим услугам…

Среди рапортов, кучкой возвышавшихся на рабочем столе Гидеона, лежало и донесение из подразделения «Си-Ди», то бишь из Фулхэма. В нем всего-навсего говорилось, что некая миссис Рассел, проживавшая по адресу, 97, Хорли Роад, звонила в два часа, беспокоясь, что по неизвестным причинам задержалась её дочь, миссис Пенн, и что это было для неё совершенно нехарактерно, поскольку дочь никогда не оставалась вне дома после десяти вечера. В рапорте добавлялось, что ни в полицейских участках, ни в клиниках нет никаких сведений о возможном несчастном случае с миссис Пенн.

Глава 14

Доставленные месье Монне документы были разложены на столе Гидеона. Почти все они были на французском, но к каждому приколото резюме по-английски. Гидеон предпочел пробежать последние. Выяснилось, что французская Служба безопасности уже давно подозревала Лесли Форрестера в убийстве молодой англичанки в Верхних Пиренеях, но до сих пор не имела достаточно убедительных тому доказательств. По просьбе властей города По дело поручили расследовать Монне. Тому удалось добыть доказательства присутствия в По Форрестера вместе с молодой англичанкой за три дня до её исчезновения. Собранные французами документы свидетельствовали о том, с какой тщательностью тамошняя полиция вела следствие. Но, читая между строк, можно было, тем не менее, понять, что управлению Национальной безопасности претило выносить обвинение в адрес британского подданного до того, пока оно не соберет поистине неопровержимые доказательства о его виновности. И вот как раз этим вечером Монне должен был, наконец, задержать Форрестера.

— Форрестеру известно, что вы его разыскиваете? — поинтересовался Гидеон.

— Не могу сказать с точностью. Может показаться довольно странным, что он решил покинуть Париж именно сегодня вечером, но, с другой стороны, он частенько бывал по делам во Франции — пять-шесть раз в году. Хотя после даты преступления он больше в стране не появлялся. Он работает представителем, агентом одной крупной прядильной фабрики…

— Вы его уже допрашивали?

— Нет. Но я разговаривал с хозяином отельчика вблизи Сен-Жермен-де-Пре, где он обычно останавливается, а тот вполне мог ляпнуть о проявленном к нему интересе. Этого я не знаю. А как вы сами считаете, мистер Гидеон? Достаточно ли собрано улик?

— На первый взгляд я бы посоветовал немедленно требовать его выдачи, но предварительно нам следует выяснить реакцию на события самого этого человека. То есть, его нужно допросить. Предполагаю, что вы хотели бы забрать его с собой?

— Ну, если это возможно, то, понятное дело, не возражал бы. Но я был бы уже весьма удовлетворен, если бы узнал, что он хотя бы здесь за решеткой.

— Я, как только увидел эти бумаги, — вмешался Эпплби, — тут жу предупредил полицию аэропорта доставить этого Форрестера к нам под хорошим сопровождением. Так что он скоро здесь будет.

— Ну и чудненько, — вздохнул с удовлетворением Гидеон.

Он услышал легкое покашливание у себя за спиной, чуть слышное шарканье ног. То был капрал-стенографист, который взял за привычку перемещаться столь незаметно, что его присутствие вообще никто не замечал. Он был как бы частью мебели кабинета. Но сейчас с телефонной трубкой у уха, он безнадежным взглядом уставился Гидеону в затылок, не осмеливаясь перебить своего начальника. Наконец Гидеон обернулся.

— Шеф, я очень извиняюсь, но на проводе инспектор Врэгг, и он очень настаивает…

Гидеон тяжело поднялся из-за стола, почувствовав, как занемело все тело. Он все ещё был весь в думах о том, что ему поведал Монне. Форрестер, должно быть, укокошил эту девушку, завалив тело жертвы камнями, видимо, полагаясь на то, что пройдут годы, прежде чем его обнаружат. Но к несчастью для него из-за сильных проливных дождей и исключительно суровой зимы произошли обвалы. Сначала нашелся череп, затем скелет, и, наконец, одежда. Форрестер к этому времени, по-видимому, уже думал, что по прошествии года об этом преступлении и думать забыли.

А тут ещё Врэгг, упорно настаивающий! А этот инспектор был не из тех, кто увиливает от ответственности или беспокоит по пустякам, скорее наоборот.

— Хэллоу, слушаю.

— Гидеон? Думаю, вы обрадуетесь, узнав, что мы окружили Бродягу.

Да, ночька выдалась по-настоящему памятной.

Через три минуты после того, как он узнал потрясающую новость, Гидеон, широко улыбаясь, повесил трубку телефона и энергично потер руками, чем вызвал удивленный взгляд Монне, сидевшего в другом конце кабинета. Бывает, что все идет наперекосяк. А порой, как сегодня вечером, наоборот, все случается к лучшему. Врэгг был полностью убежден, что и в самом деле обложил Бродягу и что в оцепление попался именно он. Бродягу увидели выходящим из станции метро в районе зоны ответственности подразделения Врэгга. Как всегда чересчур добросовестный, он не сразу отозвал своих людей с дежурства после требования снять блокаду с Бродяги. К тому же, у него появилась превосходная идея: на подступах ко всем станция метро, остановкам автобусов и при въездах на мосты он приказал разлить белую краску очень слабого раствора, чтобы она не подсыхала сразу. Его люди какое-то время внимательно следили за всеми следами прохожих.

И вот один из полицейский обнаружил отчетливый отпечаток каблука, здорово походивший на тот, что поступил по фототелеграфу.

— Увы, к сожалению, этот человек слишком быстро себя обнаружил, рассказал далее Врэгг. — И Бродяга быстро сообразил, что попал под наблюдение. Они долго играли в прятки по всей станции метро, пока, наконец, Бродяге не удалось оттуда вырваться наружу. Но к тому времени мы уже подтянули с полдюжины ребят. Убегая от них, Бродяга проскользнул в небольшой садик рядом со станцией метро, и больше оттуда не появлялся. Все выхода заблокированы, место полностью окружено, и мы уверены, что возьмем его. Но я подумал, может быть, вы сами захотите присутствовать на финальной части этой охоты.

— Задерживайте его сами, не забоясь обо мне. Если смогу, подъеду обязательно, — пообещал Гидеон, что и вызвало его жест — довольное потерание рук. — Чарли! Кажется, к нам в сети угодил сам Бродяга, — добавил он. — Что ты на это скажешь?

— Быть того не может!

— Врэгг заверяет в обратном.

— Нет, у тебя определенно дар свыше. Монне, я представляю вам единственного в нашей стране инспектора, способного гипнотизировать преступников! Незаметно поманит пальчиком, и — хоп! — вот они, миленькие, все как на ладошке!

Монне, понимая, что имелась какая-то веская причина так ликовать, вежливо улыбнулся. Эпплби тут же присовокупил:

— Кстати, только что прибыл Форрестер. Я сказал, что ты немедленно спускаешься.

— Хорошо, я пошел. Дорогой коллега, если вы соизволите пройти со мной, то сможете видеть и слышать всю нашу с ним беседу, сам оставаясь все время незамеченным, в соседней комнате.

— О, большое спасибо. С удовольствием, — обрадовался Монне.

— Тогда пошли.

Никогда нельзя быть уверенным в виновности человека, даже когда она представляется вполне очевидной и даже слишком убедительной, чтобы оказаться правдой.

Форрестеру было около тридцати лет. Он был отлично сложен и с иголочки одет в светло-серые тона. Если бы он не так сильно нервничал, то производил бы на окружающих отличное впечатление. Но через одностороннее зеркало инспекторы молча наблюдали, как он дерганой походкой мечется в комнатушке, куда его поместили по приезде. Когда появился Гидеон, он вздрогнул и выбросил только что закуренную сигарету.

— Кто-нибудь мне скажет, в конце концов, что все это значит? буквально заорал он. — Кто вы такой? За что меня задержали? У вас нет на то права. Слышите меня? Нет у вас никакого права делать это!..

— Не надо так переживать, мистер Форрестер.

Гидеон уже знал, какую он сейчас применит тактику. Девять раз из десяти она не давала результатов, а в семи случаях — последствия были просто катастрофическими. Но он был убежден, что именно в данной ситуации она себя оправдает. Его невозмутимое спокойствие подействовало на Форрестера как холодный душ, и он замолчал. Гидеон же продолжал очень хладнокровно и уверенно:

— Куда вы дели деньги, кольцо и брошь, что вы изъяли у мисс Гатри перед убийством? Форрестер чуть не рухнул на месте. И все же он взял себя в руки, и, весь напрягшись, ответил почти нормальным голосом:

— Не убивал я её. И не имею к этому делу никакого отношения.

— Почему бы вам не поведать нам всю правду? Все равно, рано или поздно, мы до неё докопаемся. Где…

— Ничего я не знаю, — упорствовал Форрестер, блестя глазами. — Требую адвоката, немедленно. Если вы, разумеется, задерживаете меня…

Спустя некоторое время Гидеон делился своими впечатлениями со своим парижским коллегой:

— Боюсь, что это продлится несколько дней. Надеюсь, что вы сможете задержаться на этот срок в Лондоне. Ясно, что мы постараемся управиться побыстрее, но если нам не удастся хотя бы пробить брешь в его системе защиты…

— Я не очень спешу вернуться в Париж, — согласился Монне. — Особенно возвратиться без него.

— Мы возьмем его на износ, обещаю. А так, я прикреплю к вам инспектора для оказания помощи, пока вы будете тут находиться в служебной командировке. У меня есть один человек на примете, который как раз подходит для того, чтобы сломать сопротивление Форрестера.

Гидеон свел француза с инспектором, владеющим французским языком, а сам поднялся к себе в бюро. Эпплби, вероятно, уже пронюхал про результаты допросы англичанина и даже вполне возможно располагал какими-то новостями от Врэгга про Бродягу. Но тот занимался писаниной за своим столом и выглядел чрезвычайно утомленным. На его лице сейчас не отражалось былой удовлетворенности бытием. Гидеон замешкался.

— Новостей не поступало… Я имею в виду от Хемингуэя?

— Нет.

Гидеон подавил зевок. Было почти четыре утра. Эпплби промолчал про Бродягу. Значит, ничего свежего на эту тему у него нет. То есть, другими словами, не тот был момент, чтобы поехать поздравить удовлетворенно улыбавшегося инспектора и взглянуть на преступника с наручниками на руках… Все накопившиеся к этому часу рапорты и донесения о ночных происшествиях лежали сейчас у Гидеона на столе. Самое время — полистать их, но тут его скрутила голодная спазма в желудке. Ведь во рту не было ни крошки с шести часов вечера. Он грузно опустился в кресло.

— А я-то думаю, ты пойдешь перекусить в столовую, — заметил Эпплби. Не стоит так увлекаться, шеф. ъ — Я как раз и подумал об этом, но решил, пусть-ка мне принесут лучше какой-нибудь сэндвич.

— Великие умы так и тянутся друг к другу. Я как раз заказал их — с ветчиной и ростбифом, чай и кофе. Знаешь, что с тобой, Джордж? Ты замотался. Можно ведь и заболеть. Впрочем, у всех по-разному — у тебя по-своему. Я бы, например, на твоем месте давно бы уже протянул ноги.

Его монолог прервал вестовой, принесший сэндвичи, чай, кофе и пирожные.

Гидеон начал пролистывать кучу документов, не переставая есть. Он уже знал по опыту, что в ночном дежурстве сейчас наступило «окно». Не за горами момент, когда машины и автобусы полиции начнут съезжаться в Ярд с различных ночных заданий, а рабочие, уборщицы и все те, чья работа начинается на рассвете, тронутся в путь. Вскоре прогромыхают где-то глубоко под шоссе и первые поезда подземки, а ранние автобусы покинут парки, выходя на линию. Начнется обычный лондонский день.

Большинство ночных преступлений уже совершилось.

И все же не все, подумал Гидеон, перелистывая отчеты. Кто-то, может быть, как раз в этот момент где-нибудь в центре города или в его предместьях вскрывает сейф банка, другие поспешно загружают украденным товаром грузовик, третьи, из тех, кто шарит по квартирам, вероятно, подкрепляются прямо на месте преступления, дожидаясь дня, чтобы спокойно выпорхнуть. Ведь шмыгающий по городским улицам от часа до четырех человек рискует привлечь внимание полиции. Позднее же она будет склонна скорее видеть в нем честного рабочего, отправляющегося зарабатывать хлеб насущный на свое трудовое место.

Так что ночные заботы Скотланд-Ярда ещё не исчерпаны.

От Врэгга по-прежнему не поступало никаких известий, и это начало нервировать Гидеона. Как в рот воды набрали и Хемингуэй с Леметром — это его удивляло. А тут ещё другие дела, иные преступления, на некоторые из них он не обращал внимания, на других задерживал взгляд. И хотя он и не подозревал об этом, как раз в этот момент у него под рукой оказался документ, относившийся к последней категории.

Речь шла о записке из подразделения «Си-Ди» о матери миссис Пенн и её обеспокоенности в связи с необычной задержкой дочери. Рапорт находился под стопкой других, в самом низу кипы, и лежал одним из последних, поскольку Эпплби их все дотошно рассортировал в порядке поступления. Гидеон перевернул листок и увидел формуляр "Си-Ди, четко и ясно отпечатанный на машинке. Гидеон пробежал первую страницу, где говорилось о похищении ребенка и двух квартирных кражах. На второй странице как раз и излагались проблемы матери миссис Пенн. Гидеон совсем было уж собрался перевернуть листок, как зазвонил телефон.

Он вздрогнул, даже Эпплби, казалось, удивился, будто и не ждал никаких сообщений в столь поздний час.

— Хэллоу? Гидеон слушает.

— Передаю вам мистера Врэгга, шеф.

— Спасибо. Врэгг? Ну что там? — взволнованно сорвалось у Гидеона, что выдало его опасения узнать дурные новости.

— Надеюсь, что для Бродяги забронирован спецуголок в аду, — чуть не кричал Врэгг в трубку и Гидеон испытал величайшее отчаяние при мысли, что сейчас ему сообщат, что Бродяга опять выскользнул. — Он залез через окно в комнату квартиры, расположенной на последнем этаже дома, выходящего в парк. Там оказалась девушка, и он грозится убить её, если мы не уберемся. Он вполне на это способен…

Глава 15

За полчаса до этого кошмара наяву Марджери Хейлин заметалась в тисках жуткого сновидения. Она спала в скромной комнатушке на верхнем этаже здания Эарлз Корт в глубине тупика. Разметавшись во сне, она откинула простыню, обнажив плечо. Уличный фонарь, стоявший под окном её спальни, высветил тень упорно тянувшегося вверх человека. Отбрасываемое им черное пятно сначала расползлось по всему потолку, затем переместилось на верхнюю часть дальней стены. Снаружи — с улицы — послышался шум и гам, люди забегали вперед-назад. Затем кто-то звонко воскликнул:

— Вот он!

В тот же миг в окно ворвался сноп света от направленного в него прожектора, успев высветить, однако, лишь ноги мужчины, спешно перекидывавшего их через подоконник. Спрыгнув в комнату, он наткнулся на легкий столик на одной ножке, опрокинул его. Раздавшийся при этом шум разбудил девушку.

Она подумала, что это все ещё продолжается её бредовое видение во сне. В испуга зашлось сердце, перехватило дыхание, она прислушалась. И тут её глаза различили зыбкий силуэт, подбиравшийся к ней с вытянутыми руками. Открыв рот, она хотела истошно завопить от ужаса, но вэ тот момент он кинулся на нее.

Она почувствовала, как ледяные пальцы сомкнулись у неё на шее, попыталась отбиться от них, но рука запуталась в простыне, и она оказалась абсолютно беспомощной. На Марджери вплотную надвинулись чье-то лицо с неестественно блестевшими глазами. Боль жгла горло, ей было трудно дышать. Легкие, казалось, вот-вот взорвутся. И она потеряла сознание.

Ослабив хватку, Бродяга дал голове девушки опрокинуться на подушку. Его рука почни нежным жестом прошлась по рассыпавшимся веером волосам, но суета снаружи заставили его насторожиться. Послышался шум подъехавшей машины, и он развернулся в сторону оставшегося открытым окна. Осторожно высунув голову, он огляделся, увидев с шестнадцатиметровой высоты на тротуаре с дюжину полицейских, большинство в форме, стоявших, задрав голову. Один из них направил луч мощного фонарика на окно, другой показывал на него пальцем, третий кричал:

— Не дури! У тебя нет выхода!

Бродяга откликнулся — ясным, четким голосом, далеко разнесшимся окрест.

— Если сейчас же не уберетесь отсюда и не дадите мне скрыться, я её убью! Да, да, придушу! Непременно!

Один из стоявших внизу мужчин в ужасе воскликнул:

— Там наверху женщина!

— Я прикончу ее! — завизжал Бродяга.

Втянув голову в помещение, он резким движением захлопнул окно. Затем подскочил к выключателю. Комната озарилась светом. Девушка раскинулась на подушках, разметав густые черные волосы по белым простыням и обнажив руки и плечи. Бродяга открыл дверь, выходившую в крохотную прихожую, откуда высунулся в коридор. Внизу слышались глухие удары. Полиция, должно быть, высаживала входную дверь. Мужчина, ловким и стремительным движением развернулся. Вбежав в спальню, он, подхватив кресло, шумно подкатил его к выходу, ударив о створку. Затем, развернув высокую спинку, он заблокировал ею дверь в коридор, с трудом в этой темноте закрыв за собой вторую дверь в комнату девушки. Вот теперь он был отлично забаррикадирован, лучше, чем он даже мог бы на это надеяться.

Он тяжело дышал, когда подходил к кровати, чтобы начать рвать простыни на узкие полосы, пеленая ими девушку.

Теперь звуки с улицы доходили до него приглушенно. Он приплюснул лицо к окну, чтобы посмотреть, что там происходит. Прибыло ещё несколько машин. Потом луч более мощного прожектора прорезал темноту ночи. Бродяга инстинктивно вжался в стену. Но — насколько он видел — никто не пытался лезть по стене наверх, к окну… Он повернулся к своей жертве.

Та размеренно дышала. Чуть прищурив глаза, он наблюдал за ней.

Он выглядел как мужчина лет тридцати, не очень крупный и не такой уж сильный, с уже начавшими редеть чрезмерно тонкими светлыми волосами, с коротким заостренным носом и губами щелочкой. Далеко не урод. Скорее ничем не примечательный, ничтожный человечек. Вроде мелкого счетовода. С той лишь разницей, что его одежда была отличного покроя. Руки казались несоразмерно его телу большими, а длинные пальцы вызывали впечатление затаившейся в них силы.

Он бегло осмотрелся.

В углу стояла небольшая газовая плита; на ней за занавеской скрывались несколько полок. Рядом — стол и шкафчик для хранения съестных продуктов. Весь этот угол — кухня легко задергивался шторой, оставляя изолированной спальню-салон. Чувствовалось, что в комнате недавно сделали ремонт. Цветастый ковер выглядел как новый. На комоде бугрилась ваза с шестью розовыми гвоздиками, что говорило о стремлении хозяйки помещения привнести в него какой-то «свой» уют. К одной из стен был прислонен хлипкий шкаф.

Мужчина стронул его с места, поднатужившись, придвинул к двери. Отныне единственный способ попасть в комнату — окно, и Бродяга вздохнул с облегчением. Он подошел к кровати и вновь ласково погладил волосы лежавшей без создания девушки.

Внезапно раздался громовой голос, словно рыкнули прямо тут, в комнате, и мужчина отпрянул к окну.

— Эй вы! Наверху! Если вы спуститесь по-хорошему мы не причиним вам зла!

Он провел рукой по вспотевшему лбу, лизнул языком по разом сделавшимися сухими губам. Даже прижавшись вплотную к окну, он не мог теперь видеть то, что происходило на улице. Тогда он приоткрыл его. Внизу в тупике уже стояло пять машин, а рядом стоял человек с мегафоном. Снова зычный голос ясно и отчетливо прозвучал в комнате.

— Мы не причиним вам вреда! Спускайтесь и сдавайтесь!

Бродяга нагнулся, приблизив рот к отверстию в окне.

— Если не оставите меня в покое, я убью её.

— Не валяй дурака! Что это тебе даст!

— Повторяю! Убью её, слышите! — истошно, не своим голосом заорал Бродяга и, с треском захлопнув окно, обернулся.

Марджори Хейлинг лежала с широко открытыми глазами. Она все слышала.

Было уже полпятого утра.

В нескольких километрах от этого места, по другую сторону Лондона, в подвале своего домика перед стеной угрюмо возвышался Риккер. Несмотря на царивший здесь ледяной холод, с него градом катил пот. Все его лицо, волосы, руки и одежда были испачканы пылью. Рядом валялись инструменты стамеска, рычаг, дрель. Вокруг горкой возвышался строительный мусор и вывернутые из стенки кирпичи. От поднявшейся в воздух пыли было трудно дышать. Он, не переставая, кашлял.

В сердцах бросив на пол молоток и вытерев в последний раз взмокший пот, он пошел к лестнице, ведущей из подвала наверх. Проходя мимо двери в основное подвальное помещение, куда он запрятал молодую женщину, Риккер чуть приоткрыл её.

Она сидела на месте, не шелохнувшись, под ослепительным конусов падавшего на неё электрического света. Трудно было сказать, спала ли она, была ли ещё жива или уже отдала Богу душу.

И все же жизнь ещё теплилась в ней, хотя мало-помалу сознание оставляло её.

Риккер поднялся наверх. его жена, пристроившись в кресле, спала с открытым ртом. Она, присвистывая, храпела, и он понял, что не притворялась. Он хотел было её разбудить, но передумал. Оставив её в кресле, пошел сбрызнул лицо холодной водой. Вытеревшись, опять подошел к жене. Шум, поднятый всеми этими его действиями, ничуть её не побеспокоил. Тогда он открыл шкаф, достал оттуда бутылку виски и налил изрядную порцию в бокал с толстыми стенками, долив туда воды из-под крана. Затем осушил его затяжными глотками.

Сквозняком захлопнуло дверь. Жена вздохнула, проморгалась и проснулась окончательно. Она встала с кресла, прищелкнула языком и украдкой осмотрелась. Ее глаза как-то странно поблескивали.

— Ты её уже заделал? — внезапно полюбопытствовала она. — Все кончено?

— Можно подумать, что ты к пользе в этом деле! — осклабился Риккер. Прошел уже час, как я попросил тебя принести мне выпить!

— Я мигом налью тебе! Сейчас, только бокал достану.

— Вовремя спохватилась, мерзавка. Эй, уже того… выпил.

Она, открыв рот, пристально всматривалась в него.

— Ты… ты сделал это?

— Нет.

— Я… я считала… Господи, да ведь уже четыре часа с половиной! Ты же обещал, что к трем со всем покончишь. Ты сказал…

— Ну и что, а я вот не закончил.

— Почему?

— Похоже, эта стена из бетона, и я никак не могу выдолбить в ней достаточно большую дыру. Да к тому же, не могу я там слишком сильно шуметь, верно ведь?

— И… сколько тебе ещё понадобиться времени, как ты считаешь?

— Откуда мне знать? Все, что я могу сказать, так это то, что я провел там всю ночь и совсем выдохся.

— А я… я могу тебе чем-то помочь?

— А что, это мысль! Посмотрим! Ты можешь тут ещё дрыхнуть, пока я там вкалываю, вот! А ты что думала? Конечно, ты можешь мне пособить. Там сейчас полно кирпичей, уже расшатанных, — осталось их только повытаскивать из стены.

Она живо встала. Риккер ещё вымахал изрядную порцию виски, словно пил простую воду. Вид у него и в самом деле был измученный, а налипшая на лицо пыль создавала впечатление нелепой, натянутой на него беловатой маски.

— В любом случае самое время поторапливаться, — проворчал он. — Надо успеть ещё засунуть её в стену, заделать отверстие и…

— А что будет, если ты не успеешь… закончить это дело сегодня?

— Не видишь что ли, думаю как раз над этим.

Внезапно он на что-то решился, покачал головой, и медленно, стараясь не шуметь, стал вновь спускаться вниз. Больше всего его бесил этот нескончаемый шум. Подняв с пола стамеску, Риккер продолжил ковырять стену. И тут ем показалось, что дело пошло более споро. Жена подхватила отвертку и стала довольно легко выколупывать кирпичи. Она работала не менее быстро, чем он.

— Эй, кажется, самое тяжелое уже позади, — заметила она.

— Может и так.

Риккер несильными, рваными мелкими ударами, боясь разбудить соседей, принялся пробивать бетонную прокладку. Дыра мало-помалу расширялась, горка битых кирпичей рядом с ним на полу подвала росла. Жена охнула, закашлялась и, положив инструмент, принялась тереть глаза.

— Мне кажется, что этого должно бы, наверное, хватить, ад? Или ты предпочитаешь отверстие побольше?

— Думаю, и так сойдет. И вообще мне уже все это до чертиков надоело.

Пойду-ка замешаю штукатурку. У меня ещё осталось вполне достаточно с прошлого раза. А ты тут приберись пока и не жалей воды. Так и воротит от этой пыли.

Он перешел в основное помещение подвала. его жертва с усилием вскинула голову и потухшим взглядом окинула его. Стараясь не смотреть в её сторону, Риккер подобрал в углу ящик с цементом и большой таз, наполнив его песком. Спустилась жена со шваброй в одной руке и с ведром воды в другой.

— Эй, пошевеливайся, — бросил он. — А то я начинаю что-то дрейфить.

В четыре тридцать Тони Мелкрино встал со стула и смачно потянулся. Лолло, свернувшись калачиком в соседнем кресле, спала, положив ноги на стул ип укрыв плечи длинным плащом мужа. Как всегда, выглядела она просто очаровательно.

Тони подал знак и несколько парней последовали за ним на танцевальную площадку. Музыка смолкла уже пару часов назад, и вся его гвардия сидела на полу — кто спал, кто играл в карты.

Мелкрино не выглядел на свои двадцать два года. Невысокого роста, худощавый и подтянутый, он вполне мог бы сойти за восемнадцати девятнадцатилетнего юношу. Миновав транспарант, по-прежнему иронически призывавший "Молодежь, — за Крестовый поход во имя Христа", он вышел из большого зала. Два охранника бдели у входа в склад.

— Фараонов видели? — поинтересовался Мелкрино.

— Что-то притихли.

— Случаем, не убрались?

— Да нет. Все топчутся здесь.

— Спайк не показывался?

— Нет.

— Он вместе с парнями Уайда?

— Ага.

— Ладно. Берт, поди слетай к Уайда, скажи, что надо потолковать.

— О'кей, Мелки.

— Так чего ждешь?

— Ну чего ты, уже одной ногой — там.

Берт рванул к соседнему, совсем рядом, складу. Двое или трое из «людей» Уайда наблюдали, как он стремительно приближается к ним. Выслушали. Затем один из них юркнул в помещение предупредить шефа. Вернувшись, передал:

— Сам согласен. Мелки может хилять сюда по суше.

— Он не говорил, что собирается прийти сюда, а поручил мне…

— Уайди не прочь с ним пострекотать, но лизать кому-либо сапоги не собирается. Если Мелки хочет спеться с ним, пусть пошевелит колесами.

Мелки выслушал ответ, стоя, как и ранее, на пороге своего клуба. Он скорчил гримасу, хотя явно ждал подобного ответа. Пощупав пояс, он убедился, что нож на месте, и плавным движением вогнал его обратно в хорошо смазанные ножны.

— Неужели будешь плясать под дудку Уайди! Нет, без шуток! заартачился Берт. — Ты что, сдвинулся?

— Если гора не хочет идти к Магомету… Что делает тогда Магомет, а? Ну, хватит, двое — со мной.

И на лице Мелки появилась та самая ледяная улыбочка, которую столько людей уже научились побаиваться. Он углубился в подслеповатую улочку. Дозорные пропустили его, не моргнув глазом. Затем Мелки через громадный зал провели в небольшую комнату, которой он сначала удивился, а затем люто позавидовал: такого у него не было. А было-то всего: с комфортом и по современному обставленная гостиная, с пышными креслами, телевизором и баром.

Уайд поджидал его в сопровождении двух дюжих, судя по внешнему виду, готовых на все, амбалов — телохранителей. Сам Джекки Уайд габаритами был покрупнее большинства членов обеих банд, отличался смолян: ой взлохмаченной шевелюрой, заостренным подбородком и плоским черепом. Его источавшие ледяной холод глазки обозревали Мелки.

— Пришел по делу, схлестнуться, или для трепки?

— А тебе брехун разве не передал? Что-то жарко: уже полпятого.

— Ага.

— Скоро и пять будет. Думаешь, придет грузовик?

— Да.

— А не сделать ли проще: остановить его по дороге, а?

У Уайда был настолько ошеломленный вид, что сомневаться в его искренности не приходилось.

Затем он расплылся в улыбке. И мог же человек заиграть шармом стоило улыбнуться.

— Эй, Мелки, идея-то шедевральная! И как я сам её не догнал!

— Ну что? Ждем еще?

— Можешь и отчихнуть, коль хочешь. Я же буду держать стойку, процедил Уайд и заговорил жестче. — Фараонам мы шапку на уши уже повесили. Дело верное. Грузовик пропускаем и имитируем разборку. Фараоны нас поджидают, а мы работаем: таскаем мешки почтовые. А если решил укатить, тем хуже для тебя. Мои парни и сами могут устроить разборку — междусобойчик, чтобы обставить этих легавых.

— За кого держишь?

— Может, у тебя причины пойти размагнититься? — непристойно гоготнул Уайд.

— временами, жалею, что канался на это дело с тобой, — свирепо вскинулся Мелки, скользнув рукой к ножу. — Порой, убеждаю себя…

— Эй, Мелки, — перебил его Уайд, стараясь говорить убедительным тоном. — Если фараоны действительно поверили в сшибку наших стай, то будут ждать конца, надеясь, что мы замочим друг друга. Пусть так считают., Мы для них слишком умны. Попадись кто — ну месяцев шесть отсидки. И что? Позаботимся о них. Они нас уже снимут со счетов, а мы тут себе, живы-здоровы. Но уже поздно. И никаких тебе доказательств. Это же золотое дело! Все лады было. А что тебе сейчас-то жарко?

Мелки молчал.

— Скажи слово — и я проверну все дело сам, — опять запал Уайд. — Да я…

Пронзительная трель звонка прервала его. Одним прыжком он был уже у телефона.

— Кто? Что?…Хорошо.

Он грациозно мягко опускал трубку телефона, смотря при этом на Мелки, склонив голову набок и ощерившись в улыбке. Заговорил не сразу, словно хотел насладиться нетерпением сообщника. Наконец, заявил.

— Грузовик в дороге! Ну как?

— Ажур! — выдохнул Мелки. — Буду готов через десять минут. Столковались, значит, мы авторитетно: бодаться будем без лезвий, ножей, вообще без всего, от чего бывает бобо, а?

— Верняк. Без туфты. Разве я когда-либо не держал своего слова? Держи, пять — по рукам!

Они обменялись рукопожатием, и Мелки поспешил к Берту и своим парням, чтобы дать сигнал устроить «бенц», но без каких-либо видов оружия. Через пять минут сшибка достигнет апогея, а в это время на набережных появится грузовик с целым состоянием внутри.

После ухода Мелки Уайд злобно расхохотался и неспешно выудил из кармана обоюдоострое лезвие бритвы, насаженное на деревянную ручку. Затем он приподнял брезент над бочкой, стоявшей у двери. Его люди пробегали цепочкой мимо, каждый, задерживаясь на секунду, совал туда руку, вытаскивая две-три картофелины. И во всех них торчали обоюдоострые лезвия. Многие уже примеривали на пальцы грозные, хорошо отточенные американские кастеты.

— Этот Болван Мелки все-таки угодил в ловушку, — сладострастно проронил Джекки Уайд. — Прямо в яблочко. Сегодня колокола зазвонят по банде Мелки, а завтра о ней никто и не вспомнит.

Глава 16

По окончании доклада Врэгга Гидеон вешал трубку, как в замедленной съемке. Он выпрямился и пуговица от его пиджака задела стопку рапортов. Перевернутый лист из доклада подразделения «Си-Ди» мягко опустился, закрыв тот параграф, где говорилась о тревогах матери миссис Пенн. Гидеон вышел из-за стола, нечаянно уронив весь отчет на пол. Гидеон наклонился, поднял его и, протягивая Эпплби, бесцветным голосом произнес:

— Бродяга закрылся в комнате с молодой девушкой и угрожает убить её, если мы не дадим ему возможности смыться.

— Бог ты мой! Не может быть!

— Лучше, видно самому туда смотаться.

Но Гидеон, прежде чем покинуть Ярд, выкурил сигарету, размышляя над ситуацией. Эпплби наблюдал за ним. Его глаза лихорадочно блестели. А Гидеон в этот момент силился понять, что именно так тянуло его в Эарлз корт, какие точно мотивы руководили им при этом. Основной причиной его сегодняшнего ночного бдения в Скотланд-Ярде, несомненно, был он, Бродяга, и Гидеон ничего, пожалуй, так и желал на свете, как поймать этого изверга. Но его личное при этом присутствие вовсе не было необходимостью. Он отлично понимал, какой оборот принимает сейчас это дело на месте. Когда загнанный в угол человек баррикадируется вместе с заложником, это может кончиться очень плохо. Ничто не свидетельствовало в пользу того, что Бродяга вооружен. Но чтобы убить девушку, ему совсем не нужно было иметь при себе ни пистолета, ни ножа. Если полиция поведет методичную осаду дома, то вся эта история могла затянуться надолго, и в один прекрасный день стать попросту невыносимой. Вмешается МВД, заголосят журналисты, возбудится общественное мнение. Если Врэгг не сумеет арестовать Бродягу и спасти девушку, то все шишки посыпятся на него, Гидеона. Все, кому не лень, начнут блудливо злословить, а почему это главного инспектора, дежурившего в ту ночь в Скотланд-Ярде, не оказалось на месте. И это уже не было вопросом престижа.

— Тебе бы, старина, поторапливаться следовало, — пробормотал Эпплби. — Ну, Джордж, ничего не скажешь: ты словно нарочно выбрал для своего дежурства как раз эту ночку!

— Бродяга должен был непременно объявиться сегодня ночью, отреагировал на его реплику Гидеон и опустил глаза на рапорт, который он только что поднял с пола, бросив его на стол.

Он упал, раскрывшись совершенно случайно на второй странице, и Гидеону сразу же бросилось в глаза слова «Пенн». Он живо подхватил документ и пробежал соответствующий параграф о звонке матери девушки.

— Что там еще? — нетерпеливо буркнул Эпплби.

— Да вот тут не все ясно с этой миссис Пенн. Помнишь, она ещё мне звонила, но почему-то не дождалась меня на линии.

— Да, конечно, но Риджуэй ведь послал к ней человека, разве не так?

— Верно, но её не оказалось дома. В тут вот ещё и сообщение, что к двум часам ночи она так к себе и не вернулась. Меня почему-то больше всего волнует то обстоятельство, что она не дождалась, пока нас соединят. Если уж миссис Пенн решилась позвонить мне лично, то, спрашивается, чего это ей взбрело в голову не дождаться самого разговора?

— Ну, ты поинтересуйся этим у кого-нибудь другого, только не у меня.

— Мне кажется, здесь что-то не клеится, Чарли. Знаешь что, пошли-ка сейчас же патрульную машину к миссис Рассел — это её мать. Пусть выяснят, что она может нам рассказать о дочери, а уж если так случится, что она знает, куда та отправилась, то пусть сгоняют и по этому адресу. Скажи ребятам, что это — моя личная просьба, и что я очень даже интересуюсь этим делом.

— Делаем джи-во ради Джи-Джи, — сострил, заржав Эпплби.

Все более и более раздосадованный плоскими шуточками Эпплби и его глупейшими изречениями, Гидеон вышел, пробормотав что-то нечленораздельное. Накопившаяся усталость придавала ему хмурый и неприветливый вид. У Гидеона ломило в глазах, появился горький привкус во рту. Не считая краткого послеобеденного отдыха вчера, он мотался практически без отдыха уже без малого сутки, а к такому режиму он не привык. А все дело, убеждал он себя, именно в этом. Проведи он ещё две-три ночки в таком сумасшедшем стиле — и на утро будет выглядеть, как огурчик, и огонек останется в глазах и мозг настороже.

Во дворе вроде бы уже стало светать. Как-то потускнели звездочки, хотя он знал, что это ещё не настоящая заря. Было только пять тридцать. По Парламент-стрит прошел шумно пыхтевший и ярко освещенный городской автобус. Во дворе стояло уже шесть или семь машин. Одна из них как раз выезжала в тот момент, когда Гидеон садился за руль своей. Интересно, это Эпплби так быстро распорядился насчет его последнего указания или же она отправлялась куда-то по своим делам? Не закрывая дверцу, он крикнул водителю:

— Вы не в Фулхэм, к миссис Рассел?

— Так точно.

— Браво! Вот что называется сработать быстро. Проезжайте.

Водитель не без гордости улыбнулся, видя, что Гидеон пропускает его. Секундой больше или меньше — это уже не имело никакого значения для ситуации в Эарлз корт. И как же это, чертпобери, этот полицейский, мог так бездарно упустить Бродягу? Слов нет, приятно хвалить простого патрульного за проявленную им наблюдательность, но когда после этого тип ускользает прямо сквозь пальцы… Да ещё кто, сам Бродяга! Подлинный монстр, который полный раскрылся сейчас, заявив, что готов скорее убить человека, чем дать себя поймать.

Это рассуждение напомнило Гидеону, что он за всей этой суетой кое-что забыл сделать. Он включил рацию и, как только ответили, спросил:

— Как себя чувствует малышка Льюис в Брикстоне?

— Пока ничего нового, — ответил Уиттэкер, — но при такого рода травмах если люди выдерживают первые несколько часов, то потом, как правило, выкарабкиваются из беды.

— Да, да, разумеется. Спасибо.

— Не за что. Ты едешь к Врэггу?

— Да.

— Бедняга. Он клянет себя на чем свет стоит. Ты уж не очень там с ним…

— Не беспокойся. Разнесу — не в пух и прах, а так и быть, оставлю куски целыми блоками.

Гидеон отключил связь и горестно вздохнул при мысли о той канцелярщине, что ждала его ещё в офисе — подписать рапорта, дать распоряжения, не забыть о медэкспертизе на невменяемость этой женщины Голайтли, а тут ещё Форрестер и Монне…

От угрюмых мыслей его отвлекла звонкая сирена пожарной машины, обогнавшей его и лихо — чуть ли не на двух колесах — завернувшей за угол. Гидеон вскоре достал её в тупичке Эарлз Корт, где уже столпилась компактная группа. У входа его поджидал полицейский в форме.

— Есть ли что-нибудь новенькое? — бросил ему на ходу Гидеон.

— Насколько знаю, сэр, нет, но главные события развертываются в глубине виллы, по ту сторону сквера — сейчас я вам покажу, где именно, — а сам я там ещё не был.

— Пожарных вызвал Врэгг?

— Да, сэр.

Гидеон прошелся по хилому парку, скорее скверу, в середине которого сиротливо высился уличный фонарь. Перед домом, в котором укрылся Бродяга, толпились человек тридцать полицейских в форме и в штатском. Пожарная машина расположилась в глубине, и пожарники уже начали выдвигать лестницу к окну, но, судя по всему, не к тому, за которым притаился Бродяга. Заметив Гидеона, Врэгг поспешил ему навстречу. Выглядел он свежим и бодрым, хотя крутился в эту ночь, не отдыхая, столько же времени, что и Гидеон. Но он был на десять лет моложе, что радикально меняло картину.

— Ничего нового? — вновь поинтересовался старший инспектор.

— Нет, мы ждали вас.

— Вы его видели?

— Мы все время передаем ему через мегафон, чтобы он сдался, что не причиним ему зла, но все — впустую. Двое моих парней поднялись к комнате. Они стоял перед дверью однокомнатной квартиры этой девушки, но команды высаживать дверь я не даю. Это было бы опасно. Там, вроде бы, две двери с тамбуром. Пока их преодолеешь, он может десять раз успеть её задушить.

— Так, и что же вы намерены делать?

— Думаю, самое лучшее — добраться до него через крышу. Вон посмотрите на тот белый дом. Видите освещенное прожектором окно. Он там. Крыша несколько нависает в этом месте. Ловкий человек, если его крепко держать за лодыжки, мог бы свеситься и заглянуть в комнату, а потом забросить туда гранату со слезоточивым газом, дав тем самым возможность пожарным приставить лестницу и вскарабкаться наверх.

Гидеон счел, что план был абсолютно приемлем.

— А вы не считаете, что он услышит, как будут бухать по крыше?

— Риск, конечно, есть. Если хотите знать мое мнение, он не" сдастся. Этот подонок готов на все. Лестницы — позади дома, вне поля его зрения.

— И вы полагаете, что если мы используем большую раздвижную лестницу, он успеет задушить эту девушку.

— Уверен на все сто процентов.

— Гм-м…

Человек с громкоговорителем прокричал в очередной раз предложение прекратить сопротивление. Его голос не раздавался в этом узком пространстве как-то необычно. На сей раз никакого ответа не последовало. И вообще каких-либо признаков жизни за окном не угадывалось. Врэгг отдал приказ, и полицейские стали вплотную расставлять лестницы у стены так, чтобы Бродяга не смог их увидеть, разве только если решит совсем высунуться из окна. Один из полицейских вручил Врэггу два газовых пистолета, по размерам существенно крупнее табельных, но зато более легких. Вместе с Гидеоном они обошли дом. Там тоже уже начала собираться толпа, а все соседи высыпали в окнах.

— И все это — ради одного человека, — горько заметил Врэгг. — Нас сейчас тридцать против одного, а мы по-прежнему бессильны помешать ему сотворить новое зло! Да, не потащит он его с собой в рай, этот Копли, тот самый полицейский, который…

— Да будет вам. Ему сейчас приходится наверняка не менее несладко, чем вам, если не более. Лучше два слова об этой девушке наверху.

— Мы знаем о ней только то, что нам сообщили хозяева этого дома. Они поделили все здание на однокомнатные квартиры, которые сдают внаем женщинам-служащим и продавцам магазинов. Девушку зовут Марджори Хейлинг, ей девятнадцать лет и проживает здесь восемнадцать месяцев. Ее жених обретается недалеко отсюда, и нам он ещё успеет проесть плешь, едва узнает, что тут происходит. Комната Марджори — бывший чердак. Она — единственная на этом этаже. Планировка такая: двойная дверь создает нечто вроде тамбура прихожей, направо — душ, а прямо — собственно жилье. Точно такое же помещение расположено этажом ниже, и должен вам заметить, что эта двойная дверь — просто мечта для человека, который пожелает забаррикадироваться. Пока выломаем первую, у Бродяги будет предостаточно времени прикончить девушку. Я разместил своих людей на лестнице, и если он попытается прорваться этим путем, шансов у него никаких. Но все беда с ублюдками такого рода в том, что никогда не знаешь, какое коленце они выкинут. Одним словом, чокнутые.

— Нет, этот твердо знает, чего хочет, — невесело возразил Гидеон, но он перепуган.

— Оба подняли головы к лестницам, которые позади дома уже нарастили так, что они достигли крыши. С неё как раз спустился, тяжело переводя дыхание, инспектор в штатском.

— Как там все выглядит, наверху? — спросил его Врэгг.

— Да вроде бы неплохо. Торчит каменная труба, вокруг которой можно обвязать веревку, страхующую человека, который будет держать за ноги того, кто бросил гранату со слезоточивым газом. Это не столь уж трудно. Но высоковато, если вдруг свалишься.

— Пожарные могут натянуть внизу сетку, — предложил Врэгг.

— Тогда Бродяга сразу сообразит, что к чему, — откликнулся Гидеон.

Врэгг угрюмо замкнулся в себе, но, заслышав шаги в конце аллеи, обернулся. К ним приближались два человека — один в шлеме, второй — с непокрытой головой. Он узнал последнего и нахмурился.

— Ага, вот и тот самый приятель, что его упустил! Конечно, я понимаю, что именно он-то и обнаружил его первым, но вся же! Джордж…

— Да?

— Мы могли бы пообещать Бродяге отпустить его. Отвели бы всех людей от дома, но оцепили бы квартал?

— Д-д-а. Естественно, можно было бы поступить и так. Но у нас не будет никакой уверенности в том, не убил ли он девушку, прежде чем пуститься в бега. Знаю, что вы мне сейчас заявите. Что нам неизвестно, жива ли она даже в этот момент. Но…

Он прервался, поскольку перед ними по стойке «смирно» вытянулся патрульный. Совсем ещё молодой человек, еле-еле дотягивавший до уставного минимума роста. Чувствовалось, насколько он напряжен и внутренне зажат. Врэгг небрежно кинул сопровождавшему его инспектору:

— Это ещё что такое?

— Кобли хотел бы к вам обратиться, сэр.

— А сам он что, язык проглотил, а? Может, и разговаривать разучился? Что вам ещё нужно?

Гидеон подумал про себя, что допускается ошибка, причем, серьезная. Врэгг был, конечно, ещё совсем молодым инспектором, но ему уже следовало бы знать о непозволительности разговаривать таким тоном с подчиненным, особенно в присутствии старшего начальника. Да, многому ещё надо будет научиться ему. Подобный подход Врэгга может полностью сбить с толку Кобли. Тот вдруг заговорил четко и решительно:

— Вызываюсь добровольцем, чтобы подняться на крышу, сэр. Я прошел курс обучения в группе «коммандос». Думаю, что справлюсь с заданием.

У Врэгга от удивления широко распахнулись глаза, да и Гидеон несколько подрастерялся. Ему так хотелось в этот момент сделать незаметный знак Врэггу, двинуть его локтем, чтобы подтолкнуть инспектора тут же согласиться на предложение Кобли, но он прекрасно понимал, что у него связаны руки. Молчание опасно затягивалось. Наконец Врэгг безапелляционно заявил:

— Какие на вас ботинки?

Гидеон облегченно вздохнул.

— Форменные, но я могу их снять.

— Очень хорошо. Где эта чертова граната со слезоточивым газом? Вы говорите, что умеете пользоваться этими штучками, Кобли?

— Да, сэр. Научился в армии.

— Вы в курсе плана операции?

— Разбить окно, бросить вовнутрь гранату, чтобы пожарные успели выдвинуть лестницу и проникнуть по ней в комнату раньше, чем он сумеет причинить зло.

— Именно так. И если сделаете неосторожное движение на крыше, то насторожите его, и он набросится на несчастную. А если сорветесь, то придется собирать вас по косточкам.

— Полагаю, что справлюсь.

— Превосходно, — резюмировал Врэгг. После этого он повернулся к Гидеону: — Я сам поднимусь на крышу и буду держать его за ноги. Вы со мной?

Он не стал добавлять, что считал Гидеона слишком грузным для того, чтобы вскарабкаться наверх, но это четко читалось по выражению на его лице.

— Нет. Я лучше выйду перед домом и буду разговаривать с Бродягой, пока готовят лестницы. Это отвлечет его внимание. Удачи вам, Кобли.

— Благодарю вас, сэр.

Кобли все ещё был чрезмерно напряжен. Гидеон поспешил обойти кругом дом.

Бродяга стоял у окна, попеременно посматривая то на то, что делалось внизу, то бросая взгляд на Марджори Хейлинг. Девушка с накинутой на плечи ночной кофточкой сидела на кровати, держась неестественно прямо. На её шее выделялись красные пятна и зловеще отсвечивали мертвенно-бледные синяки. В глазах стояли блестки слезы. Но она уже полностью овладела собой и обращалась к сатиру спокойным и ровным тоном, пытаясь заставить его прислушаться к голосу разума. Вдруг снаружи раздался усиленный мегафоном голос:

— Эй, Бродяга! Говорит старший инспектор Гидеон. Откройте окно.

Бродяга и ухом не повел.

— Я хочу поговорить с вами. Откройте окно.

Тот прижался к стене и бросил осторожный взгляд на улицу. Ему были видны собравшаяся внизу толпа, полицейские, пожарная машина, но никак не люди, которые волочили вплотную вдоль стены лестницы.

— Откройте окно!

— Почему… почему бы вам не выслушать то, что он хочет сказать? проговорила Марджори, — он ничего не может с вами поделать оттуда, откуда говорит. Почему бы не открыть окно?

Бродяга не шелохнулся, не проронил ни слова; но его взгляд остановился на Марджори.

— У нас времени сколько угодно, — снова заговорил Гидеон. — Просто откройте окно, чтобы мы смогли побеседовать.

— Ну почему бы вам не сделать этого? — настаивала девушка, не обращая внимания на устремленный на неё гневный взгляд. — Мне неизвестно, что вам вменяют в вину, но я уверена, что зла они вам не причинят. Лучше уж сдайтесь.

— Я хочу поговорить с вами!

— Почему… — терпеливо возобновила свой монолог Марджори.

— Заткнись! — взорвался Бродяга.

Он ринулся к окну, приоткрыл его и прижался губами к образовавшейся щели.

— Если вы не уберетесь и не оставите меня в покое, я задушу ее!

И он с силой захлопнул окно, взглянув на девушку. Она прочла в его глазах, что именно так он и поступит. И тем не менее, это её ничуть не смутило.

— Вам ничего не даст — сделать мне больно, — прошептала она. — А если вы меня убьете, то лишите себя даже малейшего шанса на спасение. Но сдавшись…

Гидеон тем временем, тяжко вздохнув, выключил усилитель и тихо сказал ближайшему от него полицейскому:

— Передайте вашему коллеге — да, да, вон тому, — чтобы он завел мотор машины и отправился на угол улицы. Пусть стоит там с работающим двигателем, а заодно скажите ещё двум водителям, чуть погазуют вовсю.

— Ясно, сэр.

Полицейские удалился, и тут же в тишине уходившей ночи громко зафырчал мотор. Три выдвигавшиеся лестницы были уже в боевом положении, и пара человек готовы рвануть по ним по сигналу вверх.

Несколько дюжин любопытствующих пожирали глазами освещенное прожектором окно. Послышался приглушенный гул — то промчался первый поезд метро. Спешившие в этот ранний час на фабрики и заводы рабочие останавливались по пути, чтобы выяснить, в чем дело. Заведенные по указанию Гидеона моторы машин производили в этом узком тупичке адский шум, но Бродяга, не исключено, думал, что полиция, возможно, маневрирует, собираясь отойти от дома, как он того требовал. Но этот невообразимый грохот отлично скрыл бы возможные звуки, которые Кобли мог нечаянно произвести, пробираясь по крыше.

Наконец Гидеон увидел высунувшуюся над водосточной трубой голову полицейского. Гидеон тут же распространил среди своих людей приказ не глазеть на крышу и не допускать каких-либо восклицаний, опасаясь, как бы Бродяга не догадался о том, что затевается какая-то операция. Он и сам был вынужден сделать над собой усилие, чтобы не слишком часто посматривать вверх.

Кобли полз медленно, осторожно. Вот появились его плечи, затем туловище. Он поднял руку с гранатой и продвинулся ещё вперед, совсем чуть-чуть. Это происходило так постепенно и неспешно, что, казалось, и конца не видать его действиям. Гидеону даже сделалось дурно из-за переживаний за него. Кобли теперь стал свешиваться вниз, к окну, находясь точно над ним. Еще несколько сантиметров, и он мог бы рассмотреть, что там творилось внутри. Его блондинистая голова попала в луч прожектора. В руке поблескивала граната.

— Боже мой, ну чего он тянет? — скрипнул зубами полицейский, стоявший рядом с Гидеоном.

Глава 17

У всех, сто столпился сейчас в тупичке, будь то просто зеваки или же полицейские, нервы были на пределе. Несмотря на распоряжение Гидеона все глаза были устремлены только наКобли и на окно, в котором Бродяга перестал появляться. Поди угадай, что там сейчас происходит, в этой комнате. Гидеон вновь взялся за мегафон, и его громкий голос лишь усилил атмосферу всеобщего тягостного напряжения.

— У вас было время подумать. Ну и к чему вы пришли? Ничего дурного вам не сделаем. Сдавайтесь!

Тем временем Кобли, головой вниз, сися практически всем телом в воздухе, ещё продвинулся вперед на самую малость. Теперь ему следовало действовать быстро, подумал Гидеон. Он не мог долго продержаться в таком положении. Он снова взялся за мегафон.

— Откройте окно! Всегда же можно переговорить! Ну давайте же, хватит валять дурака!

В ответ, как и прежде, тишина.

— Если вы опасаетесь насчет девушки из Брикстона, то зря. Она жива. А мы хотели бы вам помочь, но для этого надо спуститься. Надо нас выслушать.

Ответа не последовало.

Кобли был уже у цели, и надлежало сделать все, чтобы отвлечь внимание Бродяги. Гидеон удвоил свои увещевания. В окне заметили силуэт Бродяги. Он явно колебался, но в конце концов открыл окно.

— Если вы не оставите меня…

И тут произошло какое-то смутное движение — бросок Кобли, звон разбитого стекла… Граната, брошенная полицейским, попала в комнату. Мгновенно уже заскользили раздвижные лестницы, пожарные раскрутили свою подвижную платформу, люди в противогазах стремительно рванулись вверх… А потом — всполошный, жуткий женский вопль.

Кобли падал.

Двое бросились вперед, чтобы как-то попытаться смягчить удар.

Комнату заволокло облако густого дыма. Девушка смутно увидела, как силуэт Бродяги устремился к ней. Она пронзительно вскрикнула, и газ тут же обжег ей горло и проник болью в ноздри. Мужчина на вид совсем обезумел. Она почувствовала, как его руки обручем сдавили ей горло. Мелькнула мысль, что пробил её смертный час.

А потом кто-то влетел в окно.

Хватка Бродяги ослабла. Он, полностью потеряв над собой контроль, обернулся, но на него уже шквально налетели другие люди, насели, подмяли под себя, словно неземные чудища в своих противогазах.

У Марджори болели глаза, огнем пылало горло, но в висках пульсировала только одна мысль: спасена!

— Как самочувствие Кобли? — угрюмо поинтересовался Гидеон.

— Перелом правой ноги, два ребра сломаны, сотрясение головного мозга, — откликнулся Врэгг. — теперь уложат на месяц-другой. Да, я продолжаю считать, что задержись мы на секунду — Бродяга привел бы свою угрозу в исполнение. Но в конечном счете девчушка Хейлинг натерпелась больше страха, чем пострадала от реальных травм. А мы, уф! — избавились, наконец-то, от Бродяги. Пора бы уж!

Гидеон рассматривал документы и предметы, изъятые у Бродяги, которые рассортировывал один из капралов. Отложив в сторону деньги и то, что явно не представляло оперативного интереса, он пододвинул остальное к Гидеону и Врэггу.

Они расположились в комнате на первом этаже того самого дома, где нашел свое последнее убежище Бродяга, сейчас уже отправленный в наручниках в Скотланд-Ярд. Гидеон вытащил из кучи вещей бумажник из крокодиловой кожи и, повертев его в руках, заметил.

— Да, это вам не пластик.

— Нет, вы взгляните-ка вот на это, — обронил Врэгг, протягивая ему сверхплоский портсигар с монограммой.

— И подстать ему, в тон и форму, зажигалка с выгравированными на ней инициалами. Хм… — произнес Гидеон, открывая бумажник. — Крупные купюры денег… Так, взглянем на документы.

На какое-то время он замолк, словно лишился речи, округлил глаза и, обретя снова голос, ошеломленно выдохнул:

— Вы только взгляните: "Достопочтенный <$F — В Англии — это титул детей пэров и некоторых сановников (Прим. переводчика).> Алистэр Кэмпбелл-Гор, 29, Монихэм сквэр. Нет вы представляете? Вот это номер! Это ведь молодой Кэмпбелл-Гор. Тот…

У него даже голос сорвался, и Врэгг, не менее удивленный, чем он, подхватил чуть не задыхаясь:

— И впрямь так! Ну ип история приключилась! Субъект получает в наследство полмиллиона фунтов стерлингов, а спустя несколько месяцев пускается в такие грязные авантюры! Это же просто в уме не укладывается!

— В любом случае, шуму-то будет сколько! Вот почему меня все время мучила мысль, кого же мне этот тип напоминает со своим таким характерным остреньким носом… Чего только не бывает на белом свете. Ну, ладно. Держите меня в курсе. И не забывайте о Кобли.

— Ясное дело! Куда же вы сейчас путь держите?

— В Ярд, куда же еще? Как говорится, к родному очагу…

Выйдя из дома, он, бочком-бочком, вдоль стеночки, пробрался к машине. Журналистов уже налетела тьма-тьмущая, но ему повезло, что никто его не заметил. Включив зажигание, он торопливо отъехал. На станциях метро и на остановках автобусов уже вытягивались цепочки очередей. Было почти шесть часов утра. Город окончательно просыпался. Гидеону же казалось, что было уже намного больше времени. Вся эта история и поимкой Бродяги в итоге заняла не так уж и много времени, но внутренне он понимал, что понадобятся годы и годы, чтобы заглушить то щемящее сердце чувство, которое он испытал, видя как падает Кобли.

Бродяга был пойман, но радости от этого Гидеон не испытывал никакого триумфального настроения. Он слишком устал. Если бы он мог, то немедленно поехал бы домой и растянулся в постели. Но ещё не ясно, чем завершилась эта история в доках. Гидеону вдруг подумалось, что при всем своем вызывающем поведении, главари двух этих банд, наверное, в итоге решили, что игра не стоит свеч. И все это, скорее всего, оказалось пустышкой.

В кабинете его встретил жизнерадостный и перевозбужденный Эпплби.

— Боже, самый блеск ты прошляпил. Но дело ещё не кончилось и если подсуетишься, то к последнему акту ещё успеешь. Ты знаешь, Жизнь — это Комедия из сотни разных сцен…

— Да хватит тебе, литературу прибереги на потом. Что случилось?

— Так я о шайках этих мелки и Уайда… Не знаю, что уж у них там пошло вразнотык, но только итог плачевный. Хемингуэй занялся почтовым фургоном, и когда Мелки и Джекки Уайд открыли задние двери, на них, поигрывая дубинками, набросилось с полдюжины наших парней. Все кончилось в мгновение ока. Но это все ерунда, так себе. Дело в том, что ребятишки Уайда уже набросились на шпану Мелки и хотя их было числом поровну, друг мой, они буквально искромсали их. Похоже, что Джекки Уайд…

— Что еще?

— Ничего, если не считать, что один тип в Уиллсдене, копаясь в огороде, наткнулся на человеческие останки. Я послал туда Пайпера. Это не к спеху.

— Я прямиком отправляюсь сейчас в "Эн-И", — бросил Гидеон. — И не вздумай их предупреждать о моем приезде.

Ему пришлось проезжать по конечной части улицы Лэссистер-стрит. Заметил стоявшую посредине её полицейскую машину и двух дюжих полисменов из мобильного патруля. У них был вид никуда не спешивших людей.

Гидеон был ещё метрах в восьмистах от обеих клубов, когда заметил первые признаки развернувшегося там побоища. Затем по мере продвижения к цели этим тусклым и грязно-серым ранним утром он услышал крики, увидел, как вдоль стен шмыгают первые, встреченные им раненые — разбитые головы, вышедшие из строя руки, едва волочившие ноги. Пронеслись мимо два автобуса, набитых, как сельди в бочке, хулиганьем и полицейским людом. Там и сям отдельные группки все ещё яростно лупили друг друга. Настал момент, когда дальше ехать стало просто невозможно, и Гидеон пошел пешком. На участке, разделявшем две штаб-квартиры банд, чего только не валялось — всякого рода обломки, фуражки, бесформенные кучи мусора, и, словно тысячи разорванных листков бумаги, лежали куски картофелин в форме кубиков, кругляшек, мелко рублено крошево, среди которого нет-нет да и блеснет зловеще стальное лезвие. Гидеону не потребовалось много времени, чтобы понять, как и что тут произошло.

Заметив постового, он осведомился, где тут Хемингуэй.

— Они… они оба, вместе с мистером Леметром, отправились в доки, сэр.

— Спасибо.

Гидеон вздохнул. Расстояние от входа до крайней оконечности доков показалось ему необыкновенно большим, и, как на грех, на глаза не попадалась ни одна машина. Наконец, все же навстречу показались три полицейские машины. Хемингуэй был в первой, без Леметра. Гидеон подал знак остановился и подсел к нему.

— Ну что?

— Впервые в моей жизни мне вдруг захотелось послать все к чертовой матери! Я ведь здесь в своей стихии и считаю, что разбираюсь, как устроено и чем дышит это хулиганье. Но Джекки Уайд, можно сказать, провел меня! А со мной и Мелкрино, всех нас подцепил. Мы тут подобрали одного из «подручных» Уайда и он нам разобъяснил, так, отрывочно, конечно, суть того, что тут произошло. Короче, Уайд убедил Мелкрино устроить драчку «понарошке», чтобы отвлечь полицию на то время, пока они будут чистить почтовый фургон. Мелкрино по уши увяз в этой ловушке, поверив в искренность Джекки и честно соблюдя договоренность. Ох, что те с ними сотворили! Могу только вполне ответственно заявить тебе, что банда Мелки уничтожена на корню. И самое забавное, это то, что Джекки Уайд — не глупый все же парень! — пальцем не тронул Лолло. Просто велел ей идти домой и заниматься своими детишками. Да, этот тип — просто ас. Теперь надо постоянно держать ушки на макушке!

— А что стало с Мелкрино?

— Его арестовали. Как пить дать, месяцев шесть он получит на размышления.

Гидеон зевнул. Его машина давила на своем пути кучи отходов от овощей, объезжала горы ящиков для фруктов в Ковент Гарден — лондонском «чреве». Было уже шесть тридцать. День уже занялся, а вместе с ним поднялись и первые клочки какой-то серой мути, предвозвестницы тумана. Ветер стих.

Он прибыл в Скотланд-Ярд ровно без четверти семь. Атмосфера заметно сменилась в здании. Всюду куда-то спешили группками люди, сменяя коллег, уставших за длинную ночь. Гидеон ускорил шаг.

Эпплби уже ждал его, победоносно выстаивая рядом с огромной стопкой рапортов, поступивших за ночь. Его глаза возбужденно сияли.

— Все в порядке, шеф. Не хватает только твоей подписи. На первый взгляд, только одно дело заслуживает сейчас первоочередного внимания, если не говорить о драке в доках ни о Бродяге.

— Ах, даже так? И какое же?

— Расследование по событиям на Лэссистер-стрит. Миссис Пенн в самом деле отправилась туда вчера вечером и с тех пор так и не вернулась. Соседи говорят, что они слышали там всю ночь изрядный шум. Послать посмотреть? Или же передадим это дневной смене?

При этом Эпплби бросил почти нежный взгляд на маятник часов.

Глава 18

Гидеон катил к Лэссистер-стрит. Он недоумевал, что означают слова жильцов "изрядный шум". Но если повезет, он узнает это довольно скоро.

Повернув на улицу, он тотчас же заметил два полицейских автобуса, постового и сравнительно небольшую кучку досужих зевак. Молочник с шумом выгружал бидоны с молоком. Насвистывая незатейливый мотивчик, мимо проехал на велосипеде мальчишка — разносчик газет. Проскакивая рядом с Гидеоном, он крикнул ему:

— Эй, папаша, смотри не оплошай, тут фараонов уйма!

Гидеон припарковался у номера 11. Дверь дома была распахнута настежь. Бросились в глаза широченные плечи полицейского из Мобильного Патруля. послышались жалобные стенания какой-то женщины.

— Я хотела его остановить, — все время повторяла она. — Я ни в чем не виновата. Говорила же ему, что не следовало этого делать. Хотела даже помешать, клянусь вам. Хотела…

Полисмен, узнав Гидеона, шагнул ему навстречу. Издалека послышались двухтактные завывания сирены скорой помощи.

— Что тут происходит?

Женщина, старуха с редкими волосенками и чем-то выпачканным лицом, в лохмотьях съежилась в комочек у стены. Из подвала доносились глухие удары.

— Мы нашли нужную женщину — имею в виду миссис Пенн, — отрапортовал полицейский. — В погребе. Они собирались её замуровать.

— Замуровать?

— Не надо на меня всех собак вешать, это не я виновата, говорила же ему, — плаксиво продолжала причитать старуха. — Клянусь, что отговаривала его от этого шага.

— как давно она умерла? — спросил Гидеон, чувствуя, как у него в горле застыл комок.

Он был донельзя зол на себя в эту минуту. Ведь только он один мог бы помешать случившемуся. Он просто обязан был прислушаться к своему профессиональному "шестому чувству"…

— Совсем недавно, — отозвался полисмен. — Ее задушили, когда она, связанная, сидела на табуретке. Эх, если бы моя воля, я подвесил этих двоих так высоко, что… Ага, вот и скорая, я их провожу на место…

Старуха вцепилась в руках Гидеона. Он резким движением высвободился и, опустив голову, спустился в погреб. На нижних ступеньках скопилось немало строительного мусора, штукатурка, плохо выметенная пыль. И прямо перед ним в стене зияла дыра… В небольшом проходе полицейские активно долбили другую часть стенки.

— Там, что ещё что-то есть? — спросил Гидеон.

— У неё ведь муж исчез, а этот кусок стены заделал совсем недавно.

— Ладно. Продолжайте.

Гидеон прошел дальше, в основное подвальное помещение. Там, на плащах инспекторов лежало тело молодой хрупкой женщины-брюнетки. Стоявшие по бокам полицейские словно нести траурную вахту. В углу подвала Гидеон заметил сидевшего между двумя полицейскими коренастого, седеющего мужчину, с низким покатым лбом, настоящего громилу на вид. На земле валялись мешки с цементом, штукатурка, песок, стояло ведро с водой.

— Ему уже предъявили обвинение? — поинтересовался Гидеон, чтобы нарушить тягостное молчание.

— Нет, сэр, ещё нет. Ждем, не обнаружится ли ещё кое-что.

— Все верно. Кто это?

— Некий Бартоломе Риккер. Хозяин этой лачуги.

— Сознался?

— И зубов не разжал ни разу.

— Ничего, эта дурная привычка скоро у него пройдет, — жестко бросил Гидеон.

Три санитара сбежали с носилками по лестнице. Они осторожно положили на них тело миссис Пенн, и Гидеон, сжав от бессильной ярости кулаки, проследил взглядом, как они вышли. Он бы тоже с удовольствием вздернул повыше этого Риккера…

Гидеон вернулся в проход. Полицейским удалось вытащить несколько кирпичей. Потянувшийся оттуда запах безошибочно указывал на то, что они сейчас обнаружат замурованным в эту стену.

Риккер отказался отвечать на вопросы и стал "качать права", т. е. требовал вызвать адвоката. Но его жена ломалась меньше и быстро поведала эту жалкую историю.

Как-то вечером Майкл Пенн вернулся домой раньше супруги в отличном настроении, ведь нагруженный подарками для Нетты. Он сказал Риккерам, что они съезжают и объяснил причину: он только что выиграл в лотерею около двухсот фунтов стерлингов. Чем ему прислали прямо на службу, ип он погасил его в тот же день. И вот он дома со ста девяносто фунтами в кармане, банкнотами в один фунт!

Риккеры жили хуже некуда. По словам жены, Риккер попросил у Майкла денег взаймы, но Пенн отказал ему, и уже в ходе последовавшей за тем яростной драки Риккер убил Пенна.

— Я уверена, что он сделал это ненарочно, — заявила миссис Риккер. Это несчастный случай, не более того.

— Как и то, что случилось с миссис Пенн, верно?

Гидеон никогда в этом не признавался, но такого рода случаи в его практике вынудили его проклинать тех членов парламента, кто голосовал против смертной казни. Разве Риккер не заслужил её сто раз подряд? Тот самый, кто не ведал, что такой жалость?

Ну ладно, теперь уж точно: ночь позади. Гидеон поспешно последний раз поднялся к себе в кабинет. День уже вступил в свои полные права. Гидеон был измотан, и это чувство безмерной усталости даже притупило испытываемое им чувство поражение в деле миссис Пенн. Открывая дверь, он зевнул.

Его поджидал Леметр, на вид полный сил и словно бы отдохнувший. Он сменил на дежурстве Эпплби, и по нему нельзя было сказать, что всю ночь он не знал ни минуты покоя.

— Привет, Джордж. Устал? Ты не беспокойся, все в порядке… Признайся, грязная все эе эта история с делом Пенн.

— Гм-м…

— И не вздумай в чем-то винить себя. Единственная вещь, которая пошла как-то боком — это балетное представление в доках. А в остальном все, как надо. Видные члены семьи нашего Бродяжки уже внизу, но я их направил в секретариат. Позже мы ещё нахлебаемся с ними вдоволь. Но этому подонку все же повезло: обвинить его в убийстве нельзя, хотя не его заслуга, что все так повернулось.

— Кстати, как там Дженнифер Льюис?

— Ее удалось спасти. Девять шансов из десяти, утверждают в клинике.

— Ну, слава Богу! — искренне обрадовался Гидеон, испытывая громадное облегчение. — Ладно, давай сюда отчеты. Пора ставить точку.

Гидеон уже чувствовал себя намного лучше. У него создалось впечатление, что усталость куда-то рассосалась. «Пик» недомогания, видимо, уже прошел. Он закурил, чему Леметр несказанно удивился.

— Ты, что не намерен возвращаться домой?

— Лем, ты не хотел бы оказать услугу Эпплби?

— Что? Как это?

— Ты знаешь, что он уже давно вкалывает только по ночам.

— А, это… Вижу, что ты задумал. Ты думаешь, что для меня будет лучше не возвращаться к себе по вечерам? Так ведь? Именно это ты имел в виду? Ну что же, с удовольствием соглашаюсь, Джордж. И спасибо!

Гидеон потрепал его по плечу, надел пальто и вышел на улицы дневного Лондона.

КОНЕЦ

Джон Кризи От смерти не убежишь


Глава 1 Семейная ссора

— Послушайте, Агнесса, вы ведь отлично знаете, что на выходные муж пригласил гостя, а в воскресенье вечером у меня прием! Я не могу все отменить в последний момент. Может быть, вы останетесь хотя бы до понедельника?

— Мне очень жаль, мэм, но это невозможно.

Агнесса поспешно вышла из гостиной и побежала к лестнице. Минуту спустя дверь хлопнула, и в доме снова наступила тишина. Стоял ноябрь, и прохладный утренний воздух легким туманом клубился над газонами, окутывая окружающие дом тисы. Собственно говоря, эти деревья и дали название всему поместью.

— Надо подняться и поговорить с ней еще раз, — вслух произнесла Милдред Фраттон.

На пороге появился мужчина.

— Напрасный труд, — с улыбкой возразил он.

Милдред не заметила, как ее деверь Гарри вошел в дом, и смерила его сердитым взглядом.

— Вы и так слишком нянчились с Агнессой, — продолжал молодой человек. — Впрочем, вы вообще чрезмерно добры со всеми! А в нашем жестоком мире мягкостью ничего не добьешься.

— Особенно в этом доме, пока в нем живете вы!

— Не понимаю, каким чудом вам удалось так долго терпеть эту девицу. Вы…

Но Милдред гневно перебила его.

— Поглядите! — воскликнула она. — Паркет натирали только сегодня утром, а вы топчете его грязными ногами! Вы напачкали даже на ковре в холле! Вы просто невыносимы! Наверняка это вы обидели Агнессу, и она уходит по вашей милости! Такая славная девушка… Я была ею очень довольна!

Обвинения невестки, по-видимому, не произвели на Гарри особого впечатления. Он спокойно стоял на пороге в красных вельветовых штанах, канареечно-желтом свитере и слишком больших для него резиновых сапогах брата. Когда Гарри небрежным движением откидывал назад пряди непокорных темных волос, на лбу явственно виднелся шрам.

— Молчите! — продолжала кипятиться Милдред. — Из-за вас отсюда убегают все горничные, вы живете за счет Джорджа и еще пачкаете весь дом грязными сапогами! Мне действуют на нервы ваши дурацкие теории и бредовые идеи! И если вы сегодня же не уберетесь отсюда, я скажу Джорджу, что больше не вынесу!

— Мне очень жаль, Милдред… Я очень люблю и вас, и детей.

— Пропустите меня!

Гарри отошел в сторонку, и Милдред, выйдя в холл, стала подниматься по лестнице в комнату Агнессы. Молодой человек проводил ее взглядом, вздохнул и через кухню направился к черному ходу. За домом у поленницы стояли козлы, а возле них была навалена куча дров — и крупных, и поменьше. Гарри взял пилу, брошенную несколько минут назад, и, насвистывая, принялся за работу.

Агнесса не желала уступать. Она нашла другое место в Уэллинге и потеряет его, если завтра же с утра не приступит к своим обязанностям. В «Тисах» слишком скучно и вечером никуда не пойдешь — возвращаясь домой после полуночи, можно помереть со страху.

— Агнесса, скажите честно, почему вы уходите! Это связано с кем-то из домашних?

Девушка, рыдая, бросилась на кровать. В ее комнате на втором этаже царил ужасающий беспорядок. Вообще-то Агнесса была очень работящей и в доме все блестело, но собственные вещи разбрасывала как попало. Милдред попыталась утешить горничную, но, убедившись, что ничего не добьется, ушла к себе. На камине стояла фотография детей: Анны и Джона. Оба они учились в колледже и приезжали домой только на каникулы. Милдред снова подумала, как они похожи на отца. Джордж, преуспевающий бизнесмен, отличался жизнерадостным нравом, деловой смекалкой и прекрасным вкусом. Старое, запущенное поместье «Тисы» он купил сразу после женитьбы и вложил вдвое больше денег, чтобы сделать дом красивым и удобным. Зато теперь Милдред жила здесь с огромным удовольствием.

Джордж собирался привезти с собой на выходные друга — лицо, довольно известное в деловом мире. Правда, Милдред с ним еще ни разу не встречалась. Кроме того, все местные знакомые Фраттонов приглашены в воскресенье вечером. И вот Агнесса уходит, а кухарка как раз накануне слегла с приступом люмбаго!

Милдред снова подумала о девере. По-видимому, он считает вполне естественным, что брат его содержит, и рассчитывает пользоваться добротой Джорджа до конца своих дней, Гарри тяжело болел, и его пригласили пожить на свежем воздухе, пока не восстановятся силы. Тогда Милдред приняла деверя с радостью. Но теперь он, кажется, решил обосноваться в «Тисах» навеки. Джордж очень любит младшего брата. И все же Милдред чуть не сказала ему однажды, что Гертруда, прехорошенькая восемнадцатилетняя горничная, сбежала от них только потому, что Гарри посреди ночи явился в ее комнату якобы за вторым одеялом.

Но в тот раз у Джорджа начинался грипп, а потом Милдред решила промолчать.

Она спустилась в кухню и стала вытаскивать из духовки пирожки, как вдруг в дверь позвонили. Подумав, что Агнесса вряд ли в состоянии открыть, Милдред сама пошла в холл, однако, к ее удивлению, горничная успела первой. В дверном проеме стоял незнакомый мужчина с невероятно худым лицом. Плащ-дождевик болтался на нем как на вешалке.

— Идите на кухню, Агнесса, я поговорю с этим господином.

Незнакомец вздрогнул и повернулся к Милдред Фраттон, а горничная, все еще сжимая в руке носовой платок, поспешила выполнить приказание.

Глава 2 Странный гость

— Что вам угодно?

Сама не зная почему, Милдред испытывала некоторое замешательство — при всем своем внешнем смирении гость производил престранное впечатление. Довольно долго он стоял неподвижно, смущенно теребя поля шляпы, и молодая женщина невольно заметила, что на пиджаке у него не хватает пуговицы, а из обтрепанного края бутоньерки торчат нитки.

— Я не слышал, как вы подошли, — наконец проговорил гость глухим, чуть гнусавым голосом. — Вы, надо думать, миссис Фраттон?

— Да.

— Рад познакомиться с вами, миссис Фраттон.

— Но, в конце-то концов, что вам нужно?

— Честно говоря, я хотел повидаться с мистером Фраттоном.

— Его нет дома.

— Жаль. А когда он вернется?

— Не раньше завтрашнего вечера.

— А не могли бы вы дать мне один из его старых костюмов?

Незнакомец сделал шаг вперед, и Милдред вдруг испугалась. Потом она заметила Гарри, Молодой человек, видимо, решил сделать небольшой перерыв в работе. Проходя мимо двери, он приветливо помахал рукой и, увидев ответный жест Милдред, удивленно остановился. Молодая женщина подумала, что несколько минут назад ни за что бы не поверила, что его появление может доставить ей такую радость.

— Неужто я заслужил прощение? — весело осведомился Гарри.

— Кто там? — тихо спросил гость.

Гарри направился к крыльцу, и незнакомец испуганно вжался в стену. Фраттон-младший прислонил пилу к дверному косяку, тщательно вытер ноги, но, заметив выражение лица невестки, сразу перестал улыбаться. Наконец он вошел, увидел гостя и, по всей видимости, узнал его!

Плотно сжав губы, он стал надвигаться на явно струсившего незнакомца.

— Убирайтесь отсюда, — не повышая голоса, бросил он.

— Но…

— Убирайтесь немедленно!

Милдред с удивлением наблюдала, как странный субъект отступает к двери. Однако на пороге он обернулся и злобно зашипел:

— В следующий раз я вас научу…

Одним прыжком Гарри оказался рядом, схватил незваного гостя за шиворот и за брюки чуть пониже спины и поволок через всю аллею к воротам. Милдред в немом изумлении созерцала эту сцену. Молодой человек буквально швырнул незнакомца на дорогу и, глядя, как тот улепетывает, вдруг пошатнулся. Только вовремя подвернувшаяся под руку решетка помешала ему упасть.

Милдред, забыв о недавнем раздражении, бросилась на помощь. Добежав до ворот, она услышала прерывистое дыхание Гарри. Лицо молодого человека помертвело.

— Пустяки, — с трудом пробормотал он.

— Вам не следовало так быстро бегать! Пойдемте, я помогу вам добраться до дома.

Гарри не стал спорить и тяжело повис на руке Милдред. На крыльце он остановился в нерешительности.

— Мне бы надо снять сапоги…

— О, не валяйте дурака! К тому же они вовсе не грязные!

— Вы ведь знаете, что я просто симулянт…

— Вам надо лечь…

— Ну нет! Я минут десять передохну в кресле, выпью чаю, проглочу пару таблеток аспирина, и все уладится. А теперь, пожалуйста, оставьте меня одного.

На мгновение у Милдред мелькнула мысль, что молодой человек притворяется, но, понаблюдав за ним из-за занавески, она убедилась, что бедняге и в самом деле очень плохо. Бледный как смерть, он, едва передвигая ноги, брел вдоль забора к черному ходу. Милдред поставила на плиту чайник и стала собирать поднос к чаю. В коридоре хлопнула дверь и тихонько вскрикнула Агнесса.

— Нечего так пугаться! — проворчал голос Гарри. — Я пока еще не стал привидением! Две таблетки аспирина — и все будет в полном порядке.

Гарри опустился в старое кресло, откинул голову на спинку, прикрыл глаза и вытянул ноги. Агнесса сняла с него сапоги и бросила их в закуток. Молодой человек поблагодарил.

— Где я оставил ботинки? — проворчал он. — Ага, вон там…

Агнесса разыскала в углу потрепанные башмаки и натянула ему на ноги. Гарри улыбнулся.

— Вы славная девушка, Агнесса, мне вас будет не хватать.

Горничная покраснела и отошла. Гарри встал и, при виде невестки, не удержался от насмешливого замечания:

— Любуетесь этой трогательной сценой? Как видите, юная Агнесса не убежала от мена, вопя от страха…

— Гарри!

— Да?

— Вы отдаете себе отчет, что в последние две недели как будто нарочно стараетесь вести себя отвратительно? Вы циничны, аморальны и бессовестны.

— Что ж делать?

Милдред подала чай.

— И я не преувеличиваю… Агнесса!

— Да, миссис Фраттон?

— Возьмите чай и бисквит к себе в комнату, а потом наведите там порядок. К вашему уходу она должна иметь безупречный вид!

Девушка поблагодарила и отправилась чаевничать наверх, а Милдред, поставив перед Гарри чашку, продолжала:

— И как у вас язык повернулся сказать Агнессе, что вам будет ее не хватать, после всего, что вы мне наболтали о бедной девочке? Я просто не могу понять, когда вы говорите искренне, а когда — валяете дурака! Если вы больны, оставайтесь здесь и прекратите нарочно действовать мне на нервы. В противном случае уезжайте немедленно. Зная ваше непостоянство, Джордж ничуть не удивится, а я ничего не скажу, как и в тот раз, когда вы обидели Гертруду. Решайте сами.

— Все это очень любезно с вашей стороны, Милдред, — отхлебнув чаю, проговорил Гарри. — Но вы сами отлично знаете, что я всю жизнь был ни на что не годным легкомысленным бездельником, особенно по сравнению с Джорджем.

— Вы опять за свое?

— Не могу же я: измениться за несколько минут, дайте мне хоть немного времени!

Внезапно Милдред вспомнила с странном посетителе.

— Гарри…

— Погодите, дайте досказать. Во-первых, я хочу извиниться за то что раздражал вас, и постараюсь исправиться. Не для того, чтобы остаться здесь (при желании я вполне могу уехать в другое место), но мне бы не хотелось оставить о себе дурное впечатление. Поверьте, Милдред, на свой лад я вас очень люблю.

— Ладно, Гарри… Скажите мне лучше, кто это был и почему вы так стремительно вышвырнули его вон?

— Вы о том маленьком прохиндее? Я и сам понятия не имею, кто он такой. Вероятно,пришел разнюхать, нельзя ли тут что-нибудь стянуть.

— Вы меня обманываете, Гарри, не так ли?

Глава 3 Луч надежды

— Не волнуйтесь из-за этого отвратного типа, Милдред. Увидев его, я пришел в ярость, парень это тут же заметил, а я, в свою очередь, угадал его желание поскорее убраться. Так что меня все это ужасно развеселило. Он якобы хотел что-нибудь продать?

— Нет, просил старую одежду Джорджа.

— Наверняка он больше сюда не сунется. А теперь прикинем, как обстоят дела. Я бы хотел послужить общему благу. Могу, например, дать объявление насчет горничной в «Уэллинг Таймс». Номер выходит по вечерам, так что надежда есть.

— Бесполезно. В такой короткий срок я все равно никого не найду.

— Попытка — не пытка. А заодно в Уэллинге я куплю все, что вам нужно, там же пообедаю и к чаю вернусь. Ну, как вам мой план?

— Что ж, попытайтесь, если хотите… но… в состоянии ли вы вести машину?

— Разумеется. Это был просто спазм, а теперь все прошло.

Полчаса спустя Гарри уже катил в сторону Уэллинга на «остине» Милдред. Невестка вручила ему список необходимых продуктов и десять фунтов.

Дорога была хорошей, солнце светило, машина работала исправно, а потому Гарри очень скоро добрался до города. Оставив «остин» на улице, он отправился в редакцию «Уэллинг Таймс». За конторкой в крошечной приемной разбирала бумаги явно перегруженная работой девушка, а утомленный молодой человек сидел за столом.

— Я бы хотел поместить в ближайшем номере объявление и… — внушительно начал Гарри.

— О, уже слишком поздно! Объявления на текущую неделю мы принимаем не позже чем во вторник вечером. Может быть, вас устроит следующая неделя?

— Нет.

— Ладно, я на всякий случай проверю…

Девушка направилась к двери в глубине комнаты. Вернулась она в тот момент, когда в приемную вошел с улицы молодой человек в плаще. Она посмотрела на Гарри.

— Мне очень жаль, но… — протянула девушка.

— Послушайте, я бы не стал настаивать на объявлении, не будь дело таким важным, — не сдавался Гарри.

— Да, но…

— В чем дело, Этель? — вмешался только что вошедший молодой человек.

— Мистер Джонсон, этот господин хочет, чтобы мы взяли у него объявление и сегодня же заверстали в номер. Наборщик говорит, что это невозможно, директора нет, а я не знаю, как поступить…

Молодой человек улыбнулся:

— Это и в самом деле очень важно?

— Для нас — да. Представьте себе хозяйку дома, оставшуюся без прислуги в тот самый момент, когда она ждет на выходные гостя, а в воскресенье уже, назначила прием! Кухарку скрутило люмбаго, а горничная не желает и секунды лишней сидеть в деревне!

— В любом случае на объявление никто не откликнется.

— Ага, по всей видимости, вы не верите в чудеса! Я вовсе не собираюсь выкладывать, что мне нужна прислуга для самой неблагодарной работы. Текст моего объявления, например, очень соблазнителен: «Требуется компаньонка, способная помогать хозяйке дома. Прелестное имение в деревне, дружеская атмосфера, внушительный заработок…» и так далее.

— Ладно, я посмотрю, чем могу помочь.

Мистер Джонсон исчез за дверью в глубине приемной, а Гарри сел писать объявление. Вскоре молодой человек вернулся.

— Текст готов?

— Да. Вы можете поставить его в рамку, чтобы сразу привлечь внимание?

— Да. «Тисы» — имение Фраттонов, верно?

— Угу. Вы знакомы?

— Немного. Что ж, насчет объявления все в порядке.

— Большое спасибо, и, если оно даст результат, я вам непременно скажу. Сколько с меня?

— Полгинеи.

Гарри подождал расписку и очень довольный вышел из редакции. Внезапно он заметил тщедушную фигурку в синем костюме, с чемоданом в руке. При виде Гарри человек поспешно метнулся на другую сторону улицы. Фраттон-младший остановился у большой витрины и наблюдал, как странный субъект, нервно оборачиваясь на каждом шагу, скользнул в «Кингз Амз». Плащ, в котором он появился в «Тисах», наверняка лежал в чемодане.

В половине первого Гарри пообедал в отличном ресторане неподалеку от церкви и, прежде чем вернуться домой, купил все, что просила Милдред.


На следующее утро Агнесса уехала еще до появления почтальона. Гарри сам вытащил все из почтового ящика и понес на кухню, где чистил столовое серебро.

— Джонсон сдержал слово, — заявил он, протягивая Милдред «Уэллинг Таймс». — Поглядите, как здорово выглядит наше объявление!

— Но, Гарри, мне вовсе не нужна компаньонка! Для чего вы это выдумали?

— Военная хитрость! В наше время прислугу без надлежащих декораций и реверансов не заманишь.

— Вы невозможный человек! Счастье еще, что никто не придет!

Она стала рассматривать три письма, которые Гарри положил на кухонный стол, а молодой человек жизнерадостно продолжал:

— Вот увидите, от желающих отбою не будет! И… Милдред!..

Сильно побледнев, молодая женщина с испугом читала письмо, написанное черными чернилами. Там было всего несколько строчек.

— Что там такое? Покажите-ка!

Милдред без возражений позволила деверю забрать и прочитать письмо, Гарри скомкал записку и швырнул на пол. Глаза его сверкали, губы сжались в тонкую линию.

— Гарри, почему Джорджу угрожают? Бред какой-то! «Советую навести порядок в делах, у вас осталось очень мало времени». Я не понимаю…

Предупреждение вывели печатными буквами, угольно-черные чернила четко выделялись на белой бумаге. Милдред расправила листок и снова сунула в конверт.

— Джордж придет в ярость, но не испугается. А письмо отправили из Лондона…

Гарри схватил невестку за руку.

— Милдред! Вы уже видели другие письма такого рода?

— Не болтайте глупостей, Гарри, пустите меня. Я…

— Отвечайте!

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, и Милдред не могла скрыть тревоги и страха.

— Да.

— Вы их читали?

— Нет. Их получал Джордж, но я узнаю чернила.

— И что Джордж с ними делал?

— Получив первое, примерно месяц назад, он очень удивился. А потом были другие…

— Джордж не такой человек, чтобы впадать в панику из-за подобной ерунды. Простите меня, Милдред, но, по-моему, вы испугались…

— Я волнуюсь, Гарри…

— Вполне понятно. Забудьте пока об этом и покажите записку Джорджу, как только он приедет. Мне бы ужасно хотелось знать, как он отреагирует… Не представляю, откуда у него могут быть враги… Ладно, сейчас я управлюсь с серебром, а вы наведите порядок в доме. Потом я погляжу, как у нас с дровами и углем.

— Спасибо, Гарри. Просто не знаю, что бы я без вас делала!

Молодой человек рассмеялся, и Милдред вышла из кухни. На душе у нее как будто полегчало.

У входной двери раздался звонок. Гарри вытер руки и направился в холл.

— Я открою! — крикнул он невестке.

На крыльце стояла очень красивая молодая женщина.

Глава 4 Новая горничная

— Здравствуйте…

— Здравствуйте. Это дом миссис Фраттон?

— Да. Входите.

— Благодарю вас.

Светлые волосы молодой женщины блестели на солнце. На ней были светло-серый костюм и такая же шляпка.

Гарри проводил гостью в салон, украдкой разглядывая умело подкрашенное прелестное личико.

— Я прочитала объявление в «Уэллинг Таймс», — проговорила девушка. — Конечно, если миссис Фраттон уже кого-нибудь нашла, ее не стоит беспокоить.

— О, мы уже получили довольно много предложений, но никто из тех, кто сюда приходил, миссис Фраттон не понравился. Я сейчас схожу за ней. Я ее деверь. Садитесь.

Гарри так быстро взбежал по лестнице, что на площадке ему пришлось перевести дух. Милдред как раз выходила из своей комнаты.

— Ваша новая горничная ждет в гостиной, Милдред. Я сказал, что вы уже отвергли множество кандидатур… Она весьма элегантна, умеет себя вести, и у нее красивые и умные голубые глаза. По правде говоря, это и впрямь скорее компаньонка, чем прислуга, но, кажется, достаточно выносливая.

— Я бы предпочла разговаривать с ней без вас, Гарри.

И, не слушая возражений деверя, Милдред начала спускаться по лестнице. Гарри, провожая ее глазами, сел на ступеньку. Лицо его снова побледнело, а вокруг губ легла синеватая тень.

Милдред вошла в гостиную:

— Доброе утро.

— Здравствуйте, миссис Фраттон.

— Прежде всего скажите, вы обратили внимание на то, как расположен дом? Мы здесь живем в настоящей глуши…

— На редкость живописное место, миссис Фраттон. Я выросла в деревне.

— Обычно у меня есть кухарка и горничная, но нынешние девушки не любят жить далеко от города.

— Понятно. Вам нужна скорее помощница, чем компаньонка?

— Да, конечно. Вам уже случалось браться за такую работу?

— Нет, но я умею готовить и наверняка справлюсь с обязанностями горничной.

Некоторое время обе женщины молча изучали друг друга, потом Милдред улыбнулась.

— Послушайте, я скажу вам всю правду. Мой муж пригласил на выходные друга, а завтра вечером у меня прием. Вы оказали бы мне большую услугу, согласившись остаться тут на некоторое время и помочь… Я могу предложить вам сорок пять шиллингов в неделю, а кухней и хозяйством мы занимались бы вдвоем.

— Я оставила чемодан в Уэллинге у друзей. Сейчас я за ним съезжу, а потом сразу возьмусь за дело.


Когда дверь гостиной открылась, Гарри встал. Увидев, что Милдред кивает с очень довольным видом, он спустился в холл. Обе женщины сходили на кухню и, вернувшись, обнаружили его в гостиной, с сигаретой в зубах. Потом он с порога гостиной наблюдал, как его невестка показывает новой горничной второй этаж.

— Гарри, может, вы возьмете машину и съездите в Уэллинг за чемоданом? — спросила Милдред, когда они снова спустились на первый этаж.

— С удовольствием!

— О нет, — возразила молодая женщина. — Лучше я сама предупрежу друзей. Автобус выходит из Уэллинга в два двадцать, значит, к трем часам я снова буду здесь.

Девушка ушла, а Милдред и Гарри проводили ее взглядом до самых ворот.

— Очаровательное создание.

— Будьте осторожнее,, Гарри, не надо к ней приставать…

Молодой человек побледнел от гнева.

— Черт возьми! Я же не маньяк! Вы не поверили моим объяснениям насчет Гертруды, но я сказал вам чистую правду! Что до Агнессы, то, если вы подозреваете, будто она ушла отсюда по моей вине…

Милдред рассмеялась:

— Не будем ссориться! Порадуемся лучше, что благодаря вашему объявлению произошло такое чудо!

— А, кстати, как это чудо зовут?

Молодая женщина на мгновение застыла от удивления — она совсем забыла спросить имя своей новой помощницы!


Без четверти три Милдред начала нервничать. Гарри тоже не сиделось на месте. Хозяйка дома не столько вытирала пыль в гостиной сколько поглядывала в окно, а ее деверь перенес козлы в такое место, откуда, продолжая пилить дрова, мог наблюдать за воротами. Без пяти три автобус подъехал к остановке за поворотом дороги, а еще через пару минут обитатели «Тисов» увидели молодую женщину с чемоданом и большой сумкой в руках. Гарри бросился навстречу и сам отнес вещи в комнату на втором этаже. Не прошло и десяти минут, как новая горничная спустилась вниз. На сей раз на ней было платье из набивной ткани. Милдред остановила ее по дороге на кухню:

— Это ужасно глупо, но я совершенно забыла спросить, как вас зовут!

— Простите, мне самой следовало представиться. Меня зовут Вивьен Грей. Вы не против, если я буду одеваться как обычно, а белый фартук и прочее оставлю для исключительных случаев?

— Прекрасно. Я еще раз покажу вам дом, а потом попрошу приготовить чай. Вы гораздо скорее освоитесь, если я предоставлю вам полную свободу.

— Насколько я поняла, к ужину вы ждёте гостя?

— Мой муж никогда не приезжает раньше шести часов, так что мы с вами успеем обсудить меню после чая. Пойдемте…

По-видимому, Вивьен произвела на Милдред очень приятное впечатление — Гарри слышал, как его невестка напевает в саду. В шесть часов, возвращаясь к себе в комнату, он заметил, что Милдред стоит у окна и читает письмо. Угольно-черные чернила все так же отчетливо выделялись на белой бумаге, и Гарри понял, что молодая женщина так и не избавилась от утренней тревоги. Он принял ванну, заглотал две таблетки аспирина и переоделся. Без двадцати пяти семь, когда он уже надевал галстук, в дверь постучала Милдред.

— Джордж не звонил, и я не понимаю, почему его до сих пор нет. Он собирался выехать из Лондона в три часа, а сейчас почти семь! Уже стемнело.

— Не волнуйтесь…

Милдред подошла к окну, выходившему на юг, и отодвинула занавеску. Днем оттуда хорошо просматривалась дорога, но теперь молодая женщина видела лишь усеянное звездами небо и верхушки деревьев.

— В последние дни у нас творится что-то странное… Слишком много непонятных совпадений…

— Каких, например?

— Неожиданный уход Агнессы, приступ люмбаго у миссис Пратт, вчерашний визит того сомнительного типа, анонимное письмо с угрозами… И вот теперь еще Джордж запаздывает… О, кажется, это наконец он!..

Дорога со стороны Уэллинга осветилась, и Гарри подошел к окну. Темноту прорезали две мощные фары.

— Он едет стишком быстро, — заметила Милдред.

Гарри обнял невестку за плечи.

— Вы стали ужасно нервной, Милдред, не стоит дергаться по пустякам!

Машина быстро приближалась. Внезапно она подпрыгнула. На мгновение блеснули телеграфные провода. Казалось, в темноте мелькнули трассирующие пули. Машина достигла поворота. Милдред подумала, что водителю следовало бы сбавить скорость, и никак не могла понять, что происходит там, на дороге. Фары вдруг погасли, и раздался оглушительный грохот. Милдред вздрогнула, испуганно посмотрела на Гарри и бросилась бон из комнаты.

— Это Джордж! — крикнула она с лестницы. — Я бегу туда!

Молодая женщина распахнула дверь, и в холл ворвался холодный воздух. Гарри побежал на кухню. Вивьен встретила его недоуменным взглядом.

— На дороге произошел несчастный случай, — объяснил Гарри. — Будьте добры, позвоните доктору. Кингстонбери, одиннадцать.

Договаривая на ходу, он выскочил с черного хода и помчался в гараж. Милдред уже успела добраться до ворот, я он посадил ее в машину. Подъезжая к перекрестку, в свете фар они увидели на обочине опрокинутый мощный автомобиль. Гарри затормозил, а Милдред бросилась на место аварии. Молодой человек изо всех сил старался не отставать. Милдред обогнула машину, заглянула в открытое окно и тут же вернулась к Гарри.

— Благодарение Богу, это не Джордж! — с облегчением проговорила она.

Гарри подумав, что Милдред, возможно, видела лишь гостя своего мужа, ка всякий случай тоже заглянул в машину. Там лежали незнакомые мужчина и женщина. Оба — без сознания и, очевидно, раненые. Мужчину зажало между водительским сиденьем и рулем, женщина привалилась к нему.

— Лучше не пытаться вытащить их из машины — как бы еще больше не навредить… А, опять кто-то едет!

Сделав еще шаг, Гарри споткнулся о громадный камень и сразу понял, что вызвало аварию.

Глава 5 Несчастный случай или преступление?

Машина, ехавшая из Уэллинга, сбросила скорость и замерла у обочины. На дорогу вышли двое мужчин. Один из них был Джордж Фраттон.

— Милдред!.. — с тревогой воскликнул он.

Молодая женщина бросилась к мужу и, плача, повисла у него на шее. Фраттон-старший посмотрел на брата и молча перевел взгляд на опрокинутый автомобиль. Подошел его спутник.

— Мы можем что-нибудь сделать? — спросил он.

С помощью Гарри он попытался сдвинуть крышу разбитой машины. Та уже начала потихоньку поддаваться, как вдруг явились новые помощники — на сей раз из Кингстонбери. Женщина слабо застонала. Джордж посоветовал не прикасаться к раненым и достал из бардачка фонарь.

Из только что подъехавшей машины выскочил коренастый мужчина с чемоданчиком в руке. Женщина стонала все громче.

— Я сделаю ей укол морфина, — сказал врач, осмотрев пострадавшую. — У меня уже все готово.

Женщину бережно уложили на траву. Потом доктор Нортон велел как можно осторожнее обращаться с водителем — руль наверняка разбил ему грудную клетку. Джорджа он попросил держать фонарь поближе. Однако, пощупав пульс мужчины он сразу выпрямился и проворчав:

— Мертв. Наверняка ехал слишком быстро.

Джордж кивнул:

— Да. Я на минутку остановился закурить и обратил внимание, что он промчался мимо как сумасшедший. А как эта бедная девочка?

— Вроде бы тяжелых повреждений нет. Я отвезу ее в Уэллинг, не дожидаясь «скорой».

Доктор Нортон поспешил к машине, опустил переднее сиденье, и они вместе с Джорджем устроили раненую на этом импровизированном ложе. Тем временем на велосипеде подъехал полицейский Леверетт из Кингстонбери.

Появление блюстителя порядка, по-видимому, успокоило Милдред. Она подтвердила показания Гарри, добавив, что доктора вызвала их горничная, и села в машину вместе с мужем и его гостем. Гарри направился было к «остину», но, услышав знакомый голос, обернулся и узнал Джонсона из «Уэллинг Таймс».

— Услуга за услугу. Надеюсь, вы не против?

— Садитесь в машину. Не можем же мы разговаривать на дороге!

Джонсон уселся рядом с Гарри. Тот развернул машину и тихонько покатил в сторону «Тисов».

— Этот старинный дом меня всегда восхищал, — заметил журналист, как только фары осветили фасад. — Как мне говорили, ему не меньше ста пятидесяти лет. Своего рода личность. И ваш брат восстановил его с огромным вкусом, правда?

Ответа не последовало.

— Послушайте, если я действую вам на нервы…

Так и не договорив, Джонсон испуганно вскрикнул — бледный как смерть Гарри откинулся на спинку сиденья, непроизвольно нажав ногой на акселератор. Машина рванула вперед.

Журналист выключил зажигание, ухватился за руль и затормозил ручным тормозом, Гарри задыхался и тихонько постанывал, Джонсон опустил верх машины.

— Я сейчас выйду, подвину вас и сяду за руль, — предложил он, увидев синюшную полосу вокруг губ Фраттона.

Ворота остались открытыми, и Джонсон остановил машину на аллее.

— Вам не получше?

— Просто замечательно…

— Ну да, одной ногой в могиле, как я погляжу. У вас в первый раз такой приступ?

— Нет.

— Тогда не стоило бы садиться за руль. Я вам помогу.

— Я думал, вы хотите что-то узнать насчет аварии…

— Я просто хотел спросить, каким образом вы с миссис Фраттон оказались на дороге.

— Вы ведь слышали мои показания.

— Да.

— Я сказал правду. Мою невестку очень беспокоило, что ее муж задерживается, и мы смотрели в окно. Вы сами можете убедиться, что отсюда хорошо видно дорогу. А что вас так насторожило?

— Не знаю, заметили вы или нет, но у передних колес перевернутой машины лежал здоровенный камень, а другой, такой же, торчал из-под рамы. Вы хорошо знаете наши края?

— Не очень.

— Тут нет никаких карьеров по крайней мере на пять-шесть километров в округе, и камешки таких размеров днем с огнем не найдешь. Стало быть, их нарочно подкинули на дорогу, желая либо напугать вашего брата, либо подстроить аварию. У него есть враги?

— Какая ерунда! Вряд ли у Джорджа найдется враг, способный желать ему смерти. Тот парень ехал слишком быстро. А камни, возможно, свалились с какого-нибудь грузовика. И нечего искать во всем этом тайную подоплеку!

— Я люблю четкие и ясные факты.

— Что ж, лучше бы вам не настраивать своих читателей на чрезмерно романтический лад. Бедняга гнал машину с бешеной скоростью и не заметил на дороге камней.

Вот и все!

— Будем надеяться. Миссис Фраттон выглядела такой взволнованной, словно всерьез опасалась за мужа.

— Ну и воображение!

— Ладно, я пошел. Понадобится хороший репортер — кликните меня. И не забудьте сообщить, если ваше объявление принесет желаемые плоды.

— Дорогой мой, я совершенно забыл вам сказать! Всего через несколько часов после того, как вышел номер, к нам явилась одна молодая особа. Она уже работает и вроде бы вполне подходит. Так что спасибо вам огромное.

— Вам крупно повезло.

— А как вы вернетесь в Уэллинг?

— Я оставил на дороге машину. Когда за Лавереттом пришли, я как раз сидел в участке и успел добраться до места аварии раньше него. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

И Джонсон быстрым шагом двинулся прочь. Гарри, пошатываясь, вошел в холл. Из кухни с подносом в руках выскользнула Вивьен. Гарри распахнул дверь в столовую, и девушка с улыбкой посмотрела на него.

Он опустился в кресло и стал наблюдать, как Вивьен накрывает на стол.

— Для какого вина ставить бокалы?

— Наверняка будет кларет и портвейн. Мой брат любит выпить рюмку портвейна.

Гарри встал и помог выбрать подходящие рюмки.


Уилберфорс, гость Джорджа Фраттона, оказался высоким блондином. Милдред почти не принимала участия в разговоре. Она была все еще очень бледна, а глаза лихорадочно блестели. Гарри тоже лишь время от времени бросал какое-нибудь замечание.

Джордж с обычной ловкостью разрезал в меру подрумяненную курицу. Шарлотка с яблоками тоже удалась как нельзя лучше. Кроме того, в честь гостя хозяин дома открыл бутылку «Шато-Лафита».

Милдред ушла сразу после ужина, сославшись на мигрень, и трое мужчин расположились в гостиной. Вивьен принесла кофе, а Джордж достал сигары и ликерный погребец.

Гарри сразу же заговорил о несчастном случае — за едой все, по молчаливому согласию, старались избегать этой темы.

— Должно быть, он ехал чертовски быстро!

Джордж кивнул:

— Я тебе уже говорил, что остановился закурить, а он промчался мимо как на пожар. Надо будет позвонить в больницу и узнать, как себя чувствует девушка. А ты почему так быстро оказался на месте, Гарри?

— Милдред не сомневалась, что это твоя машина.

— Ей следовало бы знать, что я всегда езжу очень осторожно. По-моему, она вообще немного нервничает. Как прошла неделя?

— Милдред замучили сложности с прислугой.

— А куда девалась Агнесса?

Гарри остроумно рассказал об уходе прежней горничной и о появлении Вивьен. Джордж от души посмеялся, а Уилберфорс слушал с улыбкой.

— Во всяком случае, ужин получился отменный.

— На первый раз я пойду помогу ей мыть посуду и покажу куда что ставить. Вам, я думаю, надо поговорить о делах?

— Разумеется.

Гарри с удовольствием оставил гостиную. Уилберфорс ему не понравился. Появление молодого человека на кухне так удивило Вивьен, что она едва не выронила тарелку.

— Я могу вам помочь?

— Конечно нет!

— Вы провели достаточно утомительный вечер, так что бросьте церемонии. Давайте-ка я вытру посуду, а мой брат тем временем побеседует с гостем о делах.

— Что ж, если вы настаиваете…

Они уже покончили с посудой и Вивьен благодарила Гарри за помощь, когда в дверь вдруг позвонили. На лице девушки мелькнул легкий испуг, а Гарри улыбнулся:

— Я открою.

— Вы ждали еще кого-нибудь сегодня вечером?

— Нет, не думаю.

Войдя в холл, он услышал второй звонок. На пороге стоял незнакомый мужчина.

— Добрый вечер, — звучно проговорил он. — Мистер Джордж Фраттон дома?

— Он занят.

— Попросите его, пожалуйста, уделить мне несколько минут. Я не отниму много времени.

Не дожидаясь приглашения, гость решительным шагом вошел в холл и протянул Гарри визитную карточку. «Инспектор Вард, полиция Уэлшира. Департамент уголовных расследований», — прочитал молодой человек.

— Вы насчет аварии, инспектор?

Некоторое время Вард молча смотрел на него, потом кивнул:

— Вот именно.

Глава 6 Инспектор Вард

Гарри открыл дверь в гостиную. Уилберфорс окинул его недовольным взглядом. Он курил сигару.

— Простите, что помешал, но к тебе пришли, Джордж.

— Я занят…

— Боюсь, тебе придется уделить ему пару минут, Джордж. Это полицейский инспектор.

Гарри протянул брату визитную карточку, а Уилберфорс воскликнул:

— Но почему?

Джордж посмотрел на Гарри. Лицо его вдруг окаменело и стало похожим на маску.

— Он пришел расспросить об аварии, — объяснил младший брат.

Джордж как будто сразу успокоился.

— Ах да, конечно. Скажи ему, что я сейчас приду.

— Отлично.

Инспектор по-прежнему ждал в холле. Заложив руки за спину, он разглядывал картину. Некоторое время они поговорили о живописи, и Гарри уже начал беспокоиться, почему его брат так медлит, но полицейский держался совершенно невозмутимо, словно не замечая, что ожидание слишком затягивается. Наконец Гарри все же решил, что ему следует извиниться за Джорджа.

— У него очень серьезный разговор… Вы ведь знаете наших великих бизнесменов…

— И речь идет о важном деле?

— Я думаю…

К счастью, Джордж вывел брата из затруднения. Он вышел в холл, с улыбкой пожал полицейскому руку и пригласил в гостиную. Представив инспектору Сесила Уилберфорса, который тоже не преминул улыбнуться, хозяин дома предложил ему выпить. Однако Вард отклонил предложение.

— Прошу прощения, что беспокою вас в столь поздний час, мистер Фраттон, но сегодня вечером вы избежали очень большой опасности.

— Не думаю.

— Вот как?

— Даже если бы я приехал на место происшествия первым, авария никоим образом не имела бы таких тяжелых последствий. Все это случилось из-за того, что водитель мчался с сумасшедшей скоростью. Так что я не понимаю, что вы имеете в виду, инспектор.

— Вы меня удивляете, мистер Фраттон.

— В самом деле?

— На дороге разбросали несколько крупных камней из карьера Лэмберт, и вам не удалось бы проскочить между ними невредимым. Камни положили там, где вы потихоньку снижаете скорость, то есть у поворота. И они попали туда не случайно.

— Вы не шутите?

— Невероятно! — воскликнул Уилберфорс.

— Почему?

— Кому могло понадобиться бросать на дорогу камни? Наверняка они упали с какого-нибудь грузовика!

Уилберфорс посмотрел на Джорджа Фраттона, но вместо него ответил инспектор:

— Я проверил, сегодня вечером по этой дороге не проезжал ни один грузовик с камнями. Три человека ехали здесь на велосипедах между половиной и без двадцати семь, то есть непосредственно перед аварией. Никто из них не видел камней. Следовательно, их подкинули в течение пяти минут.

Джордж вынул изо рта сигару.

— Значит, по-вашему, речь идет о попытке убийства, инспектор? — задумчиво спросил он.

— Боюсь, что так. Днем камни положили на обочину дороги — на траве вмятины. Кто-то сбросил их на дорогу, после того как проехали велосипедисты и до того как появилась машина. Судя по рапорту Леверетта, если бы вы не остановились закурить, ваша машина оказалась бы на перекрестке первой…

— Да, правильно.

— Погибшему водителю не грозила ни малейшая опасность, даже если бы он ехал со скоростью шестьдесят миль в час, не будь на дороге камней. Мистер Харрисон вез невесту в Эксетер, в восемь часов у них была назначена встреча. Он ехал из Лондона и не знал ни дороги, ни местности.

— Вы удивительно много узнали за такой короткий срок, инспектор.

— Мы связались с семьей мистера Харрисона. Итак, камни подбросили на дорогу, по которой должны были проехать именно вы, А каким маршрутом доберется до Эксетера мистер Харрисон, никто точно не знал. Надо ли приводить другие доказательства, мистер Фраттон?

Гарри, нарочно устроившийся так, чтобы видеть лицо полицейского, понял, что тот с нетерпением ожидает ответа Джорджа.

— Да, инспектор. Я хочу как следует понять, куда вы клоните.

— Очень хорошо, мистер Фраттон. У вас есть основания полагать, что камни нарочно подбросили на дорогу, надеясь подстроить вам аварию?

— Разумеется, нет! И меня даже несколько шокирует подобное предположение!

Гарри заметил, что Джордж, хоть и нервничает, изо всех сил пытается сохранить спокойствие, зато Уилберфорс явно потрясен и не может этого скрыть.

С точки зрения Варда, поведение Джорджа Фраттона выглядело довольно странным: почему он так настойчиво требовал расставить все точки над «i»? С другой стороны, почему Уилберфорс взволнован больше хозяина дома? Кроме того, Гарри Фраттона все это, по-видимому, просто забавляет, что в данных обстоятельствах по меньшей мере неуместно. И какого дьявола его, Варда, заставили так долго ждать? Может быть, Фраттон и его приятель хотят что-то скрыть и сочиняли свою версию событий?

— В моих предположениях нет ровно ничего шокирующего, — проговорил наконец инспектор. — То, что произошло, не просто несчастный случай, а мой долг — найти того, кто должен был стать жертвой, и преступника. Возможно, ловушка готовилась для вас. Во всяком случае, мы не имеем права закрывать на это глаза. У вас есть враги?

— Нет.

— Вы уверены?

— Вполне.

— А у вас, мистер Уилберфорс?

Тот бросил сигарету в камин и вцепился в подлокотники кресла.

— Послушайте, инспектор… — попробовал вмешаться Джордж.

— Я спрашиваю мистера Уилберфорса.

Бизнесмен вздрогнул.

— Это смехотворно! — с неожиданной резкостью сказал он. — У меня нет врагов. И никто не знал, в котором часу мы выедем из Лондона. Правда, Джордж?

Джордж Фраттон на секунду заколебался, и Вард это заметил.

— Не представляю, каким образом это стало бы известно.

Полицейский воздержался от комментариев.

— Сколько людей знали, что вы собираетесь сюда, мистер Фраттон?

— По меньшей мере дюжина: мои служащие, несколько друзей и деловых партнеров. Кроме того, я вообще имею обыкновение проводить здесь выходные, и это ни для кого не секрет. Однако, поверьте мне, мистер Вард, ни один человек не испытывает ко мне такой ненависти, чтобы убить!

— Надеюсь, вы правы, мистер Фраттон. А могу я повидать миссис Фраттон?

— Она ушла отдыхать с сильной мигренью.

— Милдред знает об аварии не больше меня, — счел нужным заметить Гарри. — О чем вы хотели спросить?

— В первую очередь — каким образом вы так быстро оказались на месте происшествия.

Гарри повторил рассказ, уже записанный Левереттом, и полицейский поблагодарил.

— Простите, что побеспокоил вас, господа, — добавил он. — Жизнь девушки — вне опасности, и я счастлив вам это сообщить. Однако мне придется вызвать вас в суд как первых свидетелей аварии.

— Но мои жена и брат приехали раньше нас! — воскликнул Джордж Фраттон.

— Коронер наверняка захочет, выслушать и вас тоже. Суд, скорее всего, назначат на вторник. Сколько времени вы проведете здесь, мистер Фраттон?

— Я собирался вернуться в Лондон в понедельник.

— А мне непременно надо быть там в понедельник, — заявил Уилберфорс.

— Тогда я вынужден просить вас вернуться сюда во вторник.

Инспектор повернулся к Гарри:

— Я полагаю, вы будете здесь, мистер Фраттон?

— О да, я живу у брата.

— Отлично. Доброй ночи, господа.

Вард направился к двери, но она внезапно распахнулась.

В гостиную вошла Милдред Фраттон. Выглядела она очень усталой и измученной, под глазами залегли глубокие темные тени. В руке Милдред держала письмо, и Вард обратил внимание, что написано оно черными чернилами. Не заметив инспектора, молодая женщина сказала мужу:

— Я хотела поговорить с тобой, Джордж… ты не выйдешь на минутку?

— Милдред! — воскликнул Фраттон.

Он взглянул на письмо, встал и, обхватив рукой плечи жены, проговорил:

— Я думал, ты легла. Зачем ты спустилась?

Полицейский невольно подумал, что хозяина дома гораздо больше взволновал листок бумаги, чем появление жены. А Милдред наконец-то заметила постороннего и удивлено посмотрела на него.

— Я не знала…

— Мистер Вард хотел кое-что выяснить и уже собирался уходить. Спокойной ночи, Вард, извините, но моей жене необходимо отдохнуть после такого потрясения.

Он увел Милдред из гостиной. Уилберфорс задумчиво потирал лоб. А Гарри улыбаясь смотрел на Варда. Он же и проводил инспектора до двери.

Глава 7 Загадка

Вард направился в Уэллинг. Вокруг места аварии поставили загородку и зажгли два красных фонаря. Полицейские сфотографировали перевернутую машину и обыскали ближайшие окрестности, но инспектор решил, как только рассветет, лично исследовать автомобиль, камки и траву на обочине. У загородки дежурил агент. Вард остановился.

— Добрый вечер, сэр.

— Все спокойно, Доул?

— Да, сэр. Время от времени проезжает машина или мотоцикл. А больше ничего.

— Патрульная машина привезет вам горячего чаю, а в шесть утра вас сменят.

— Спасибо, сэр.

— Спокойной ночи.

За рулем инспектор вспоминал, как вели себя обитатели «Тисов». Наиболее странным ему казалось веселое любопытство Гарри и чрезмерное волнение Джорджа, когда в гостиную с письмом в руке вошла его жена. Кажется, письмо написано печатными буквами… Но так это или нет, инспектор не мог сказать определенно..

Несмотря на заверения Джорджа Фраттона, Вард не сомневался, что камни подбросили на дорогу с явным намерением повредить хозяину «Тисов». И он решил позвонить в Скотленд-Ярд и навести справки о бизнесмене. Впрочем, инспектор уже и так написал рапорт и связался с Ярдом.


Агент Доул, стоя у импровизированной загородки, проводил глазами задние огни машины инспектора, потом стал расхаживать по дороге. Он привык к ночным дежурствам, но сегодняшнее нравилось ему не особенно. Совсем другое дело — бродить по улицам Уэллинга, где то коллегу встретишь, то заскочишь в участок выпить горячего чаю с бутербродами, а на рассвете тебя приветствует каждая ранняя птаха.

Часы на башне в Кингстонбери пробили полночь. За последние пятнадцать минут мимо не проехало ни одной машины, дорога становилась все пустыннее — все деревенские жители давно разошлись по домам. Подъехал мотоциклист, и Доул услышал знакомый голос Леверетта. Он остановился немного поболтать с коллегой и уехал. Чуть позже затрещал мотоцикл, промчался мимо загородки и почти тотчас же умолк. У дороги не было ни единого дома, и Доул стал прислушиваться, Прошло минут десять, и полицейскому почудился какой-то шорох. Меж тем Леверетт сказал, что на ближнем поле коров нет… Доул пошел вдоль обочины, придерживаясь за веревку ограждения. Зажигать фонарь он не стал. Небо затянули тучи, и становилось все темнее. Полицейский снова услышал шум, на сей раз — за спиной, резко обернулся, но все же не успел уклониться от удара, обрушившегося на его затылок. Каска свалилась на землю…


Мужчина осветил дорогу фонарем, потоптался в траве, замер, потом снова начал искать. Наконец луч выхватил из темноты что-то блестящее. Мужчина вскрикнул, нагнулся, схватил то, что лежало на земле, и, оглядев, радостно рассмеялся. Сунув вещь в карман, он исчез в темноте. Через несколько минут снова заурчал мотор. Агент Доул остался лежать без сознания…

В два часа ночи инспектор Вард, повернувшись набок, спал как всегда глубоким, крепким сном. Однако, услышав телефонный звонок, он сразу встрепенулся:

— Алло?

— Простите, что беспокою вас, сэр, — извинился дежурный сержант, — но я счел своим долгом немедленно предупредить вас: Доул ранен.

— Тяжело?

— Боюсь, что так, сэр.

— Его сбила машина?

— Нет, сэр. На парня напали. Его обнаружила патрульная машина…

— Я выезжаю.

Вард повесил трубку и соскочил с постели.

— Что случилось? — спросила жена.

— Ранили Доула, агента, дежурившего у разбитой машины. Рана тяжелая. Так что мне сегодня поспать не удастся.

В участке инспектору сообщили, что состояние раненого внушает серьезные опасения. Сержант и водитель патрульной машины ждали Варда. Инспектор предложил им сесть, угостил сигаретами и стал слушать рапорт сержанта.

Им приказали сделать небольшой крюк, отвезти Доулу горяченького и заодно взглянуть, все ли спокойно. Сказано было заехать до часу ночи, но их задержало сообщение из Скотленд-Ярда об украденном грузовике. Некоторое время патрульная машина преследовала грузовик, соответствующий указанным приметам, но безуспешно. В результате полицейские оказались на дороге в Кингстонбери без двадцати пяти два. Не увидев Доула на месте, сержант и его коллега стали осматривать окрестности. Доула они нашли лежащим на земле лицом вниз, с окровавленным затылком. Каска валялась в нескольких шагах от него. Полицейские быстро осмотрели все вокруг и отвезли Доула в больницу. Дежурный врач сказал, что он в очень тяжелом состоянии.

— Это все, сэр.

— А кто теперь дежурит на месте происшествия?

— Мы вызвали другую патрульную машину и встретили ее по дороге почти сразу после того, как отъехали. Ребята останутся на дежурстве до вашего появления.

— Очень хорошо, вы можете возвращаться к своим обязанностям.

— Мы составили письменное донесение, его сейчас печатают на машинке, сэр.

— Превосходно!

В больнице инспектору не сообщили ничего утешительного о состоянии агента Доула, зато раненая девушка чувствовала себя лучше. Немного Подумав, Вард решил, что теперь ему не обойтись без помощника. Выбор пал на сержанта Мелвилла. Сержанта совсем недавно перевели в Уэллинг из Мидленда, он был молод и, главное, уже занимался расследованием дорожного происшествия. Кое-кто в полиции Уэллинга считал Мелвилла слишком самонадеянным, но Вард полагал, что сержант — человек проницательный и достаточно компетентный. Инспектор попросил дежурного позвонить Мелвиллу и передать, что он ждет его в буфете.

Высокий блондин с довольно кислой складкой губ, но очень живым взглядом, Мелвилл явился к шефу через пятнадцать минут За чашкой чая инспектор поведал ему о последних событиях и закончил рассказ уже в машине, по дороге к месту аварии и нападения на Доула. Мысленно Вард поздравил себя с правильным выбором: сержант не задал ни одного лишнего вопроса.

— Тот, кто подстроил аварию, должно быть, выронил какую-то чертовски компрометирующую его вещь, иначе он не посмел бы напасть на полицейского! Ведь он наверняка что-то искал, правда, сэр?

— Вероятно. Если только не пришел убедиться, действительно ли машина пострадала.

— До утра мы мало что можем сделать…

Вард затормозил на обочине дороги. Дежурившие на месте полицейские не сообщили ничего нового. Они не стали устраивать обыск, сочтя, что инспектор захочет сделать это сам.

— Вы правильно поступили, благодарю вас. Нам понадобятся еще веревки и столбики, а также двое дежурных до рассвета. Вы можете сообщить об этом по радио?

— Да, сэр.

Мелвилл закурил.

— А теперь мы пойдем в «Тисы»? — спросил он.

— С чего бы это?

Сержант едва сдерживал нетерпение.

— Насколько я понял, убийца покушался на Джорджа Фраттона, и тот лишь чудом избежал аварии. Мне кажется, тот, кто желает ему смерти, сейчас должен быть в доме…

— Я говорил только, что это возможно, но отнюдь не очевидно.

— Да, а тот, кто раскладывал камни, вероятно, потерял вещь, за которой ему пришлось вернуться. Поскольку Доул несомненно услышал бы шум мотора, а других домов поблизости нет, логично предположить, что человек, ранивший агента, пришел сюда из «Тисов». Вы не согласны?

— Ваше рассуждение правдоподобно, но не более того.

— А по-моему, вероятность очень велика.

— Минуточку. Говорить о вероятности пока рано. И привыкайте не делать скоропалительных выводов, сержант.

— Как вам будет угодно, сэр, — проворчал обиженный сержант. — Но мы все-таки пойдем к Фраттонам?

— Повторяю вам: какие у нас для этого основания?

Передав по радио приказ инспектора, дежурный подошел доложить о результатах. Вард посмотрел на него:

— Вы не догадались навести справки о движении по этой дороге нынешней ночью?

— О да, сэр! Совсем забыл вам сказать. Леверетт, дежуривший тут, в деревушке, разговаривал с Доулом незадолго до полуночи. Раненым Доула нашли без двадцати пяти два. Поэтому мы интересовались прежде всего движением между двенадцатью и половиной второго.

— Очень хорошо.

Через двадцать минут из Уэллинга приехали двое полицейских с веревками и столбиками. Вард понаблюдал за их работой, дал точные указания и обещал вернуться к семи часам. Мелвилл хранил угрюмое молчание, но инспектор, сделав вид, будто не замечает хмурой мины помощника, направился к машине.

— А теперь нам пора возвращаться, Мелвилл.

Вард скользнул за руль и уже собирался свернуть, как вдруг сержант схватил его за руку:

— Смотрите!

В доме Джорджа Фраттона горел свет, и какой-то мужчина смотрел в окно.

Глава 8 Ночь

— Что бы это значило?

Вард не ответил.

— Кто-то явно наблюдает за нами, — не отставал сержант. — Оттуда видно дорогу, верно? Скорее всего, как раз из этого окна Гарри Фраттон и миссис Фраттон наблюдали за дорогой перед аварией, а у нас здесь все освещено. Если этот человек не спал, он не мог не заметить, что тут полно полицейских, и хочет знать, что мы делаем. Не станете же вы отрицать и это, сэр!

— В таком случае, вы считаете его настолько глупым, чтобы включить свет и встать на виду, у окна?

— Чертовски странно…

— Я… О, теперь свет зажгли и на первом этаже! Как будто по холлу кто-то бродит, и свет падает через открытую дверь. Что ж, пойдем посмотрим, что творится в этом доме.

Мелвилл обрадовался:

— Поверьте, сэр, именно там мы и найдем убийцу, даю вам честное слово.

— А я даю вам слово, что вы очень скоро опять станете обычным патрульным, если не откажетесь от скверной привычки торопиться с выводами!

Вард предупредил обоих агентов, что едет в «Тисы», и уже собирался нажать на стартер, как вдруг один из них его окликнул:

— Минутку, сэр!

Инспектор вышел из машины. Мелвилл — за ним. Полицейский нагнулся над освещенным светом фар кустиком травы и что-то поднял. Полицейские из патрульной машины, слышавшие восклицание, подошли тоже. Сначала Варду показалось, что агент держит в руку палку, но, подойдя поближе, он увидел, что это ржавый железный прут, похожий на поперечину старинной ограды. Но главное — на одном из его концов явственно виднелась кровь.

Вард вытащил из кармана носовой платок, сложил его в несколько раз и, осторожно забрав прут у агента, стал внимательно его разглядывать.

— Отличная работа! Мелвилл, принесите, пожалуйста, из машины чемодан, тот, что побольше.

Инспектор достал из чемодана брусок дерева с просверленными насквозь четырьмя отверстиями, обернул прут специальной бумагой и, прикрепив его клейкой лентой, погрузил в деревянный футляр.

— Положите это обратно, в машину. А вы посмотрите, не найдется ли тут еще чего-нибудь интересного. Постараетесь?

Гордые удачей полицейские выпрямились и ответили хором:

— Да, сэр!

— Хорошо, мы скоро увидимся.

Вард и Мелвилл снова пошли к машине. В это время по дороге промчался какой-то автомобиль и, не снижая скорости, свернул на аллею, ведущую к «Тисам».

— Кто бы это мог быть?

Когда они подъехали к дому, неизвестныйавтомобиль уже стоял у крыльца. В холле горел свет, в каком-то помещении в глубине дома — тоже. Вард подумал, что, скорее всего, там кухня. Он позвонил. Дверь открыла Вивьен Грей в голубом халатике. Девушка недоуменно уставилась на ночных гостей.

— Кто вы такие?

— Я инспектор Вард. Мы решили, что в доме происходит что-то не совсем обычное, и…

— Вас это не касается. Заболел мистер Фраттон.

— Который из двух?

— Мистер Гарри. Простите, мне надо приготовить грелки. Вы хотите войти?

— Если можно.

Вивьен впустила их в дом, заперла дверь и, пообещав предупредить Джорджа Фраттона, побежала на кухню. Со второго этажа доносились голоса — разговаривали двое мужчин. Вскоре опять появилась Вивьен с двумя резиновыми грелками.

— Очевидно, это врач мчался сюда с такой скоростью, — заметил Мелвилл.

— Да, вероятно.

— Странно, что он так неожиданно заболел…

— Наверняка они очень беспокоятся за Гарри и не будут держаться настороже. Мы хорошо сделали, что заглянули сюда.

— Спасибо.

И полицейские с улыбкой переглянулись.

Суда по всему, Гарри было очень плохо. Он лежал в постели с мертвенно-бледным лицом к задыхался. Губы и нос молодого человека совсем посинели. Когда вошла Вивьен, доктор Нортон как раз осматривал больного. В комнате стояли Джордж и Милдред.

Врач расстегнул пижамную куртку Гарри, обнажив торчащие ребра. Джордж приблизило? постели. Врач положил на тумбочку шприц, вату и ампулу с уже отбитым верхом и теперь напряженно прислушивался к биению сердца, надеясь, что удары станут чаше… Милдред вдруг нервно схватила Вивьен за руку — та улыбнулась и покачала головой. Наконец Нортон отошел от постели больного, и атмосфера сразу разрядилась.

— Он выживет.

— Вы уверены?

— Я вовсе не имел в виду, что завтра же ваш брат начнет скакать, как заяц, но, во всяком случае, он выкарабкается. И часто у него такие приступы?

— Насколько я знаю, нет. А ты что скажешь, Милдред?

— Таких тяжелых я не видела, но еще вчера Гарри чуть не упал. Он слишком быстро пробежался по аллее и едва не потерял сознание. Мы знали, что он неважно себя чувствует, но…

— Рана в желудок не могла иметь подобных последствий. Это что-то другое… Он никогда не жаловался на сердце?

— Гарри часто принимает аспирин… А это был сердечный приступ?

— Да.

Тем временем Вивьен застегнула пижаму Гарри, положила в постель грелки, подоткнула одеяло в поправила подушки.

— Теперь он спокойно проспит до утра или надо, чтобы кто-то сидел у постели? — спросил Джордж.

Врач положил на тумбочку небольшой коробок.

— Если, паче чаяния, он снова почувствует себя неважно, дайте ему одну таблетку с водой. Но я не думаю, что приступ может повториться. Тем не менее было бы хорошо, чтобы кто-нибудь был неподалеку, на случай если больной позовет.

— Мы спим в соседней комнате.

— Вот и отлично. Завтра утром мистер Фраттон будет очень слаб, но непременно захочет встать. Этому надо помешать во что бы то ни стало. Вы медсестра, не так ли?

Вивьен посмотрела Нортону в глаза.

— Да, у меня есть диплом.

Она повернулась к Джорджу.

— Мистер Фраттон, мне очень неприятно сообщать такую досадную новость, по внизу вас дожидаются полицейские.

— Что?

— Они сказали…

— Ну, это уж слишком! Сначала один является вечером, в совершенно неприличное время, а теперь я еще должен принимать этих наглецов посреди ночи! Сейчас я от них избавлюсь!

И Джордж стремглав бросился вон из комнаты.

Милдред посмотрела на Вивьен.

— Что могло им от нас понадобиться? — спросила она. — Надеюсь, Джордж не позволит себе никакой грубости.

Нортон пожал плечами:

— Эти господа ко всему привыкли.

Однако, пока доктор мыл шприц, термометр и убирал все в чемоданчик, на его лице читалась некоторая растерянность.

Очевидно, полицейским удалось смирить гнев Джорджа, поскольку все трое, видимо, отправились в гостиную. Нортон взглянул на Милдред:

— Вы едва держитесь на ногах. Пойдите отдохните.

— О, у меня всего-навсего небольшая мигрень, доктор. Я так…

Милдред умолкла, не договорив.

— Да?

— О, наверняка это ужасная глупость… но я боюсь, что кто-то пытался убить Джорджа.

— Не думайте больше об этом, У вас есть молоко?

— Молоко?

— Во всяком случае, на чашку хватит. Я его подогрею и принесу миссис Фраттон, — вмешалась Вивьен.

— Прекрасно, и одновременно дайте ей две таблетки аспирина. А вы, миссис Фраттон, не поднимайтесь завтра слишком рано и перестаньте мучить себя понапрасну…

Все трое вышли из комнаты.

Услышав, что по лестнице поднимаются двое мужчин, доктор умолк. Джордж держался далеко не так уверенно, как недавно, и, по-видимому, нервничал.

— Милдред, ты ведь не слышала Сегодня вечером ничего особенного? — спросил он жену, — Никакого подозрительного шума:

— Нет, хотя глаз не могла сомкнуть. А что?

— На полицейского, дежурившего у разбитой машины, кто-то капал. Он тяжело ранен, поэтому инспектор Вард, увидев, что у нас горит свет, подумал, что, может быть, кто-то в доме обратил внимание на шум Мисс Грей…

— Я ничего не слышала.

— А я, кажется, припоминаю, будто мне почудилось…— начала Милдред, но тут же умолкла.

Вард пристально посмотрел на перепуганное лицо молодой женщины. Все присутствующие повернулись к ней.

— Что вы хотели сказать, миссис Фраттон? — настаивал полицейский.

— Ничего!

— Послушай, дорогая, — вмешался ее муж, — не надо ничего скрывать от мистера Варда. Если ты слышала какого-нибудь бродягу, он…

— Но это было вовсе не снаружи! У меня так болит голова, что я вообще ничего не соображаю…

— Я уже сказал, что вам необходимо лечь! — воскликнул доктор Нортон.

Вард понимал, что сейчас все глаза устремлены на него. Мелвилл наверняка потребовал бы объяснений, но инспектор отвернулся. Он начал спускаться по лестнице, но, видимо, передумав, неожиданно спросил врача:

— А что с мистером Гарри Фраттоном?

— Сердечный приступ.

— И давно вы его лечите?

— Это первый приступ такого рода.

— А чем он вызван? Большим физическим усилием? Может быть, мистер Фраттон выходил на улицу? Вы должны это знать!

Джордж вскинул голову:

— А зачем бы ему понадобилось выходить?

Но Вард теперь заговорил совсем другим тоном.

— Это не ответ, — резко бросил он. — Я хочу знать, выходил ли мистер Гарри Фраттон из дому сегодня ночью!

И полицейский, быстро пробежав несколько ступенек в обратном направлении, снова оказался на втором этаже.

— Дело очень серьезное: на блюстителя закона совершено нападение и…

— Гарри никогда не сделал бы ничего подобного! — не выдержала Милдред.

— Не сомневаюсь. Но если он выходил, то вполне мог встретить какую-нибудь подозрительную личность. Вы позволите допросить вашего пациента, доктор?

— Даже если бы я вам дал разрешение, вы бы ничего не добились. Я сделал мистеру Фраттону укол, и теперь он проспит по крайней мере несколько часов.

— Тогда я хотел бы взглянуть на его одежду.

Никто не ответил.

— Где одежда вашего брата, мистер Фраттон?

— У него в комнате, но я не понимаю…

Вард повернулся к Нортону:

— Я не побеспокою больного, если зайду посмотреть?

Врач покачал головой.

Инспектор открыл дверь в комнату Гарри, включил свет, но больной даже не шевельнулся. Вивьен вошла следом, а за ней доктор. Джордж и Милдред застыли, как громом пораженные. Полицейский взял костюм, носки и ботинки Гарри и вышел из комнаты.

— Кто-нибудь прикасался к этим вещам, с тех пор как мистер Фраттон лег в постель?

— Конечно нет! — с раздражением ответил Джордж. — Ваше поведение и непонятно, и очень неприятно, мистер Вард. Кроме того, я считаю все это совершенно неоправданным. Мой брат…

— Выходил сегодня ночью!

Вард показал ему мокрые ботинки Гарри.

— Куда мистер Гарри вешает плащ и пальто?

— В шкаф на первом этаже. Но тут какая-то ошибка, Гарри не стал бы…

Инспектор не ответил Милдред.

— Может быть, кто-нибудь любезно укажет мне этот шкаф? — снова спросил он.

И, не ожидая ответа, полицейский начал спускаться по лестнице. Вивьен, Джордж и Милдред молча шли следом. Доктор замыкал шествие. Стоявший в холле Мелвилл не упустил ни слова, и теперь на губах его бродила довольная улыбка. Вард протянул ему костюм и ботинки. Джордж Фраттон указал на дверцу шкафа, вделанного в стену в углу коридора, ведущего на кухню. Когда инспектор открыл дверцу, она тихонько скрипнула. Вард повернулся к Милдред:

— Вам показалось, будто вы слышали именно этот звук, миссис Фраттон?

Милдред не ответила, но выражение ее лица было достаточно красноречиво.

— Миссис Фраттон, мне не хотелось бы вас мучить, но, позвольте заметить, вы не очень-то стремитесь помочь правосудию.

— Никакое «кажется» не может служить доказательством, и вам это отлично известно, мистер Вард, — проворчал Джордж.

— Я хочу выяснить, в какое время ночи мистер Гарри выходил из дома, и миссис Фраттон могла бы мне помочь. Так вы слышали именно такой скрип?

— Вроде бы да, но я не знаю, когда это было.

Вард распахнул дверцу.

— Мы еще вернемся к этому вопросу. Какое из этих пальто носит мистер Гарри?

На вешалках висело семь пальто, Четыре из них явно принадлежали Джорджу, поскольку были значительно больше потрепанного коричневого пальто, на которое указал хозяин дома.

Инспектор Вард потрогал ткань. Плечи и подол оказались мокрыми, и кое-где еще виднелись подтеки воды. Остальные пальто были совершенно сухими. Шкаф согревал небольшой радиатор. Кроме того, Вард обнаружил несколько высохших и пожелтевших травинок. Джордж с интересом наблюдал за его действиями. Полицейский вытащил пальто Гарри, аккуратно свернул его и положил на стул.

— Сержант! — позвал он. — Попросите у мисс Грей или у миссис Фраттон какой-нибудь флакончик от лекарства, вымойте его сами холодной водой и принесите мне.

В глазах Мелвилла блеснуло любопытство, но он молча ушел. Джордж угрожающе выпрямился:

— Зачем вам понадобился такой флакон, инспектор? Я вынужден снова указать на недопустимость вашего поведения. Неужели вам придется напоминать, что мы находимся в моем собственном доме?

— Один человек убит, на другого совершено зверское нападение, а я полицейский, мистер Фраттон. Я не хочу причинять вам никаких лишних неприятностей, но ваш брат выходил сегодня из дому поздно ночью, и мне надо выяснить, куда и зачем он ходил.

— Вы не имеете права подозревать его в нападении на полицейского…

Вард с любопытством оглядел маленькую раковину. Ею кто-то недавно пользовался, а потом забыл ополоснуть. Инспектор пустил холодную воду, и в трубу стекло несколько темных капелек. Прибежал Мелвилл с флаконом.

— Спасибо. А теперь найдите мне губку и чистый лист пергамента.

Вард открыл флакончик и до половины наполнил водой. Потом губкой стер оставшиеся в глубине раковины темные пятна и, сделав из пергамента пакетик, аккуратно положил ее туда.

— Сейчас я наконец уйду, мистер Фраттон, но сначала мне хотелось бы сказать пару слов доктору Нортону.

Глава 9 Утро

Вард и Нортон ушли в гостиную, а сержант Мелвилл остался в холле охранять флакон, губку и одежду Гарри. Вивьен поднялась на второй этаж, Джордж Фраттон направился в столовую. Услышав звон стекла, сержант улыбнулся.

Доктор Нортон повернулся к инспектору. Они давно знали друг друга.

— Откуда такая таинственность, Вард?

— Как, по-вашему, доктор, мог Гарри Фраттон сделать слишком серьезное физическое усилие этой ночью?

— Тут невозможно утверждать что-либо определенное.

— А мог такой приступ начаться без видимой причины?

— Опять-таки не знаю.

— Не можете сказать или не имеете морального права?

— Я могу вам объяснить, что обнаружил, приехав сюда. У Гарри Фраттона был тяжелый сердечный приступ, и можно предположить, что у него уже довольно давно нелады с сердцем. Однако точный диагноз мог бы поставить только специалист.

— Уж не намекаете ли вы.на то, что его пытались отравить?

— Я ни на что не намекаю.

— Миссис Фраттон в последнее время не приходила к вам консультироваться?

— Нет.

— А ее муж?

— Тоже нет.

— А кто-нибудь еще из обитателей дома?

— Да, горничная Агнесса, та, что ушла сегодня утром. Я наблюдал ее в последние месяцы.

— И чем она больна?

— Могу вас заверить только, что это не заболевание сердца, После одиннадцати я буду в больнице, если хотите, заезжайте ко мне туда.

— Спасибо.

Врач и оба полицейских вышли из дома.

— Насколько я понимаю, вы подозреваете Гарри Фраттона, сэр? — спросил шефа Мелвилл.

— У нас уже есть кое-какие косвенные доказательства. Но, возможно, его вещи надевал кто-то другой. Не исключено также, что сам Гарри Фраттон вышел из дома, ходил по траве, прислонился плечом к мокрому кусту, а потом вернулся и ополоснул руки. Если он ударил Доула, на руках его не могло не остаться ржавчины. Тогда вполне понятно, что, вешая пальто, он решил их помыть, надеясь, что никто его не услышит. На железном пруте мы наверняка не найдем хороших отпечатков. Пока я ни в чем не обвиняю Гарри Фраттона, но поведение его выглядит белее чем подозрительно.

— Это подтверждает мое предположение, что преступник, когда раскладывал камни, уронил какую-то очень важную улику. Вернувшись за ней, он мог наброситься на Доула, Вы наведаетесь сюда днем, сэр?

— Да, и вы тоже. Ехать домой уже нет времени, но мы поспим несколько часов в управлении.

— Прекрасно, сэр.

Приехав в управление, инспектор Вард сразу же запер одежду Гарри в шкаф и передал ключ дежурному сержанту. Пергамент вместе с флаконом он тоже убрал и запер. Потом, набросав на бумаге несколько замечаний, инспектор вместе с Мелвиллом ушел в комнату, где всегда стояли наготове четыре походные кровати с одеялами. Оба мгновенно заснули, а на рассвете их разбудил полисмен. Он же принес каждому по чашке чаю.

Вард и его помощник позавтракали в буфете. Техническая группа и сержант, местный уроженец, ждали но дворе. Все вместе отправились в «Тисы» в четверть восьмого. Доул пока не пришел в сознание, но хирург все же не терял надежды его спасти. Родственники Харрисона и мать раненой девушки уже выехали в Уэллинг.

Вард подумал, что ему, быть может, придется позвать на помощь Скотленд-Ярд. Инспектора это не слишком радовало — в Уэллинге освободился пост суперинтенданта и, распутай он дело самостоятельно, вполне мог бы рассчитывать на повышение.

Полицейским, дежурившим на месте аварии, по приказу инспектора привезли чаю в термосе и бутерброды. Покончив с едой, они сели в патрульную машину, а техническая группа принялась за работу. Обилие следов на траве удивило Варда, Взглянув на помрачневшее лицо шефа, Мелвилл решил терпеливо ждать, пока тот спросит его мнение.

— Что вы об этом думаете, Мелвилл?

— Я полагаю, кто-то топтался в траве, разыскивая потерянную вещь, — не колеблясь, ответил сержант. — Но четко определить следы будет, вероятно, очень нелегко, верно?

— Да.

Инспектор подумал, что прошлой ночью забыл распорядиться, чтобы камни проверили на отпечатки,, а теперь роса, несомненно, все уничтожила.

— Пойдите узнайте, как себя чувствует Гарри Фраттон, но погодите немного — если он шел полем, нам, возможно, удастся найти след.

Они и в самом деле обнаружили измятую во многих местах траву и брешь в живой изгороди. Кто-то, выйдя из дому, вне всяких сомнений, направлялся к дороге.

— Не поднимайте головы, Мелвилл, но при первой возможности поглядите на «Тисы». Только незаметно: Джордж Фраттон стоит у окна, а его приятель Уилберфорс — у другого.

Джордж и в самом деле надевал галстук, стоя у окна. Уилберфорс:, накинув халат, тоже наблюдал за полицейскими. Оба озабоченно хмурились. Милдред умывалась в ванной, а Вивьен Грей готовила завтрак. Поднявшись на второй этаж, новая горчичная столкнулась с хозяйкой.

— Спасибо, мисс Грей! Что бы мы без вас делали? Гарри все еще спит?

— Я как раз хотела заглянуть в его комнату.

— Идите!

Милдред пошла к себе, а Вивьен направилась к двери больного. Тот лежал на боку и как будто спал, но, когда девушка собралась уйти, открыл глаза и окликнул ее.

— Как вы себя чувствуете?

— Слабее котенка. Можно подумать, из меня выпустили всю кровь. Пожалуй, лучше мне позавтракать в постели.

— Вы сегодня пролежите весь день.

— Ни за что на свете! Через несколько минут я встану, и не вздумайте изображать суровую тюремщицу, юная особа! Что со мной стряслось вчера вечером?

— Вы чуть не умерли, и, если все-таки попытаетесь встать, приступ наверняка повторится, а тогда вас уже никто не спасет.

— Вы шутите?

— А вы разве ничего не помните?

— Все вокруг потемнело, а сердце заколотилось, как рычажный молот.

— Чаю хотите?

— Да, спасибо.

— Сейчас принесу, только не вставайте без меня.

— Ладно. Какая замечательная сиделка!

— Я когда-то была медсестрой и знаю, что вы очень тяжело больны. Если захотите сходить в ванную, я вам помогу или позову вашего брата, коль вам так удобнее. Но только не вставайте самостоятельно и никуда не ходите без посторонней помощи.

— Дитя мое…

— Или вы будете слушаться, или я снимаю с себя ответственность за то, что с вами произойдет. Позвать вашего брата?

— Если хотите…

Гарри, утомившись, закрыл глаза. Вивьен попросила Милдред послать Джорджа к брату и ушла на кухню. Возвращаясь к лестнице с подносом, она услышала крик и невольно вздрогнула.

Глава 10 Гарри и Джордж

— Джордж! Джордж! Что случилось? — крикнула Милдред.

Дверь в комнату Гарри осталась приоткрытой, молодая женщина бросилась туда и снова крикнула:

— Джордж!

Она застыла на пороге, не в силах шевельнуться. Вивьен, торопливо вскарабкавшись по лестнице, опустила поднос на ближайший стул, отодвинула Милдред и вбежала в комнату.

Джордж держал брата за горло. А перепуганный и бледный Гарри, сидя на краю постели, пытался отпихнуть его ногами. Вивьен не колеблясь подошла к Джорджу, стоявшему спиной к двери, и сильно ущипнула его за ухо. Хозяин дома взвыл и сразу отпустил жертву. По-прежнему не говоря ни слова, горничная оттолкнула его, и Гарри тяжело упал на кровать.

Даже не взглянув на Джорджа, Вивьен уложила Гарри поудобнее, поправила одеяло и подушки. Молодой человек не потерял сознание, но, по всей видимости, чувствовал себя очень скверно и лежал с закрытыми глазами, судорожно прижимая руку к сердцу.

Подошла немного успокоившаяся Милдред:

— Что мы будем делать?

— Доктор оставил лекарство. Вы не дадите мне стакан воды, миссис Фраттон?

Девушка протянула Гарри таблетку:

— Примите это, мистер Фраттон, так велел доктор.

Вивьен помогла больному запить лекарство и снова опуститься на подушки. Джордж стоял у окна. Уилберфорс, уже успевший надеть рубашку и брюки, наблюдал эту сцену с порога. Наконец Гарри вздохнул свободнее, открыл глаза и тихо пробормотал, глядя на брата:

— Я сам виноват… Но будь осторожен, иначе на твоей совести останется преступление!

— Гарри! — невольно вскрикнула Милдред.

Молодой человек снова закрыл глаза:

— Прошу вас, уйдите все отсюда…

Вивьен склонилась над ним:

— Только не вставайте.

Увидев у камина кнопку звонка, она повернулась к Джорджу.

— По-моему, лучше переставить кровать так, чтобы а случае необходимости он мог позвать на помощь. Вы мне поможете?

Уилберфорс подошел тоже.

Втроем они подвинули постель так, чтобы рука (больного доставала до звонка. Потом все молча ушли, а Вивьен взяла Гарри за руку.

— Послушайте меня, откройте глаза. Стоит вам нажать эту кнопку — и я сразу приду. Понятно?

— Да, спасибо. А теперь оставьте меня одного.

Джордж и Милдред спустились в столовую. Горничная поставила на стол плитку и ушла. Сама она позавтракала на кухне и пошла еще раз взглянуть, как там Гарри. Молодой человек вроде бы спал. Вивьен унесла йодное. Когда она мыла посуду, в кухню вошла Милдред.

— Пора убирать со стола? — спросила Вивьен.

— Пока рано, они еще не закончили. Но так или эдак, я сделаю это сама.

И она принялась вытирать уже вымытую посуду.

— Мне надо поговорить с вами, мисс Грей, но я не знаю, как начать. Мне кажется, будто мы с вами знакомы всю жизнь…

Вивьен улыбнулась.

— У вас нет такого ощущения? — спросила Милдред.

— Есть, миссис Фраттон, хотя я вовсе не ожидала ничего подобного. Взаимная симпатия возникает иногда мгновенно. Меня очень огорчило то, что сейчас произошло.

— Как Джордж мог так поступить? В голове не укладывается.

— Братья не особенно ладят?

— Наоборот. И Джордж был всегда очень добр к Гарри. У Гарри крошечная рента, никакого положения и слабое здоровье. Все это мы знали, и Джордж с удовольствием забрал его сюда. Насколько я знаю, они до сих пор ни разу не ссорились.

Милдред показалось, что девушка ей не верит. Вообще, спокойная самоуверенность Вивьен несколько пугала. И ее внезапное появление в тот самый момент, когда она, Милдред, так нуждалась в помощи, и поразительное хладнокровие внушали легкую тревогу.

— Гарри, с его вечной иронией, иногда может довести до белого каления, но Джордж к нему привык. Скорее, он ведет себя так, будто чем-то напуган, и я невольно думаю, что вчера вечером мой муж чудом избежал смерти…

— Я думаю, вы заблуждаетесь.

— Зная Джорджа лучше, вы бы поняли, что я имею в виду. И вчера, и сегодня утром он вел себя с полицейскими совершенно неестественно. Я видела, как Джордж наблюдал за ними в окно. Он изменился, и меня это пугает.

— Вероятно, вчера вечером мистер Фраттон пережил нервное потрясение, а в таких случаях каждый реагирует по-своему.

— Там, на дороге, Джордж держался прекрасно. Но после того как ушел инспектор, стал вести себя довольно странно. Даже не спросил, почему ушла Агнесса. Он казался озабоченным, как будто не мог отделаться от какой-то навязчивой мысли… И, наконец, с чего он вдруг накинулся на Гарри?

— Возможно, тот вывел мистера Фраттона из себя каким-нибудь неудачным замечанием?

Да, но… А, вот и молочник!

Разговаривая с молочником, приехавшим с соседней фермы, Милдред вдруг подумала, что, если полиция узнает об утреннем происшествии, Джорджу придется отвечать на очень неприятные вопросы.

Вивьен вышла из столовой с подносом в руках.

— Как вы считаете, мисс Грей, мне, наверное, лучше отменить прием? У меня нет никакого желания сегодня вечером принимать гостей.

— Почему, миссис Фраттон? Гарри не сможет выйти к ним, но это его вряд ли сильно огорчит. Полицейские начнут докапываться, из-за чего вы так внезапно изменили решение, и получится глупость. А кроме того, это может встревожить мистера Фраттона.

Столь бурная реакция Вивьен Грей несколько удивила Милдред.

— Вы, вероятно, правы…

— Вне всякий сомнений.

— У нас будет двадцать человек.

— Неважно. Мы отлично справимся.

— Тогда я сейчас приберу в комнатах.

В холле Милдред столкнулась с Джорджем и Уилберфорсом.

— Мы решили подышать воздухом, — объяснил последний, — Джорджу это сейчас совсем не повредит. Вы пойдете с нами?

— Нет, меня ждут домашние дела. Ты и в самом деле хочешь прогуляться, Джордж?

— А почему бы и нет?

Он повернулся к приятелю.

— Извините, Сесил, я кое-что забыл в кабинете. Подождите меня пару минут, ладно?

Уилберфорс попытался успокоить Милдред:

— Не волнуйтесь, у деловых людей часто бывают всякие заботы. Джордж просто немного нервничает, вот и все.

Неожиданно из кабинета послышался голос Фраттона:

— Милдред, ты не зайдешь ко мне на минутку?

— Иду, милый.

Джордж стоял спиной к письменному столу. Казалось, его измученное лицо постарело лет на десять.

Он протянул жене руки:

— Я хотел тебе кое-что сказать, дорогая. Я знаю, что ты очень тревожишься, да и у меня самого ка сердце неспокойно. Но сейчас мне необходимо покончить с одним важным делом, и я просто не в состоянии думать ни о чем другом. Прости меня, Милдред, если со вчерашнего вечера я веду себя резковато…

— Джордж…

— Позволь мне договорить. Когда Гарри немного придет в себя, скажи ему: мне очень стыдно за то, что случилось утром. Я вышел из себя и теперь глубоко об этом сожалею.

— Не беспокойся, Гарри все отлично поймет.

~~ Я тоже так думаю. Не позволяй инспектору изводить тебя расспросами и не терзайся понапрасну — не надо думать, будто Харрисона убили вместо меня. Это не так.

— Джордж, ты не хочешь, чтобы я отменила сегодняшний прием?

— О нет, дорогая, не надо ничего менять.

Фраттон обнял жену, прижал ее к груди и крепко поцеловал, потом, не говоря больше ни слова, решительно вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.

Растроганная до слез Милдред торопливо перешла в гостиную. В голове почему-то мелькнула мысль, что Джордж поцеловал ее так, будто больше не надеялся увидеть. Скрестив на груди руки, молодая женщина смотрела в окно. Мужчины свернули направо — очевидно, им не хотелось идти мимо перевернутой машины.

На аллее показалась машина доктора Нортона.


Вивьен предложила сказать доктору, что Гарри пытался встать и такая неосторожность едва не вызвала новый приступ, а потому пришлось дать ему лекарство. Врач велел держать больного в постели по меньшей мере до завтра и обещал утром снова посмотреть его. Потом он спросил, по-прежнему ли Фраттоны ждут сегодня гостей, и Милдред, памятуя о словах мужа, подтвердила приглашение.

— В таком случае — до вечера.

Милдред навела порядок сначала в своей спальне, затем б комнате Уилберфорса и перебралась в ванную. И тут ей показалось, что дверь кабинета приоткрыта. Перегнувшись через перила, она заметила, как туда входит Вивьен, и внезапно вспомнила, что забыла потребовать у девушки рекомендации. Милдред бесшумно спустилась вниз. Кажется, скрипнул и тут же закрылся ящик стола… Однако, когда хозяйка дома вошла в кабинет, Вивьен спокойно вытирала пыль. Она встретила Милдред радостной улыбкой.

— Я вам нужна, миссис Фраттон?

— Нет-нет… Оставьте эту комнату, мисс Грей, у вас и так достаточно дел на кухне.

— У меня есть еще чай. Хотите выпить чашечку?

— С удовольствием.

Милдред машинально улыбнулась и, как только Вивьен ушла из комнаты, закрыла за ней дверь. Несколько минут назад возле письменного стола стоял Джордж. Милдред подошла, поправила несколько книг и, вдруг вспомнив, где Джордж хранит револьвер, заглянула в ящик стола. Никакого револьвера там больше не было!

Глава 11 Исчезновение револьвера

Милдред Фраттон выдвинула ящик до конца, просмотрела бумаги, блокноты и перья. Она хорошо помнила, что на прошлой неделе Джордж что-то доставал при ней и револьвер лежал на месте. Он считал, что, когда живешь в деревне, да еще на отшибе, лучше иметь под рукой надежную защиту от жуликов.

Милдред быстро задвинула ящик и поспешила на кухню. Вивьен наливала в чайник кипяток. Увиден выражение лица хозяйки дома, она удивленно вскинула брови.

— Что случилось?

— Мисс Грей, вы только что были в кабинете…

— Да, конечно.

— И открывали ящик письменного стола…

Милдред говорила без раздражения, но твердо. Мисс Грей, слегка покраснев, поставила чайник на стол.

— Он был приоткрыт, миссис Фраттон, — невозмутимо объяснила девушка. — Я попыталась задвинуть его на место и для этого слегка выдвинула.

— Это правда, мисс Грей? Вы ничего там не брали?

— Да нет же, миссис Фраттон!

— Значит, Джордж унес его с собой…

Вивьен обняла Милдред за плечи, усадила и налила две чашки чаю.

— Что унес? — спросила она.

— В этом ящике лежал револьвер…

— Ящик был не совсем выдвинут, а, скорее, плохо закрыт …

— Он наверняка взял револьвер.

— В любом случае не понимаю, что вас так беспокоит. Возможно, мистер Фраттон счел, что разумнее прихватить с собой оружие. Обычная мера предосторожности. Но если вы так нервничаете, предупредите полицию.

— О, нет!

— Простите меня, миссис Фраттон, но, если мистер Фраттон взял револьвер и вы опасаетесь, что он может им воспользоваться, лучше всего сообщить об этом полицейским.

— Вы правы, но я даже не знаю, куда он пошел, и полиция не сумеет поспеть вовремя.

— Но у вас же нет никаких оснований полагать, что мистер Фраттон пустит револьвер в ход!

— Да, я ужасная дура! Пойду-ка лучше вымою ванную.

— Этим займусь я, миссис Фраттон. Прошу вас, полежите немного.

Милдред ушла к себе в комнату, приняла две таблетки аспирина, легла и стала перебирать в голове все события последних дней. Но едва она закрыла глаза, где-то прогремел выстрел. Милдред вскочила, опрометью сбежала по лестнице, заглянула в кабинет, в гостиную и столовую, но не нашла ни души. Пробежав через кухню, молодая женщина черным ходом выскочила в сад и стала, звать Вивьен. Когда она подбежала к живой изгороди, за которой начиналось поле, Вивьен в клеенчатом фартуке и с тряпкой в руке вышла из дома.

— В чем дело, миссис Фраттон?

— Вы слышали выстрел?

— Нет. Я мыла ванну и, конечно, включила воду. Но, увидев в окно, как вы бежите по саду, тут же спустилась. Вы уверены, что это был выстрел?

— Да.

Милдред не сомневалась, что ее муж покончил с собой.

В это время появились инспектор Вард и Мелвилл.

— Где-то тут стреляли из револьвера.

— Только не в доме.

Милдред посмотрела направо и увидела, что примерно в сотне метров от них на траве лежит человек. Она указала в ту сторону.

— Смотрите! — вскрикнула молодая женщина и покачнулась.

Вард подошел ближе.

— Оставайтесь здесь, миссис Фраттон!

— Нет-нет, я пойду с вами.

И она, то и дело спотыкаясь, побежала к лежащему на земле телу.

Вард и Мелвилл только что вернулись из Уэллинга. Подъезжая к месту аварии, они услышали выстрел и, не останавливаясь, помчались в «Тисы».

Инспектор и Милдред подбежали к телу одновременно. Мужчина лежал ничком, но Вард сразу узнал Уилберфорса. Пуля пробила ему затылок.

Инспектор сидел за столом в кабинете Джорджа. Он только что сообщил всем полицейским участкам приметы Фраттона и объявил розыск по всей округе, Не забыл он позвонить и в Скотленд-Ярд. По всей видимости, Джордж Фраттон не успел уйти далеко от дома, но полицейский не хотел рисковать. Вард немного укорял себя за то, что подозревает бизнесмена в убийстве Уилберфорса, не имея прямых доказательств. Но Вивьен Грей сообщила об исчезновении револьвера, сам инспектор точно знал, что к «Тисам» не приближалась ни одна машина, а пешехода непременно заметили бы дежурившие у места аварии полисмены.

Полицейские прочесывали поля вокруг «Тисов». Еще один поехал в Кингстонбери предупредить Леверетта и выяснить, не видел ли кто-нибудь Джорджа Фраттона в деревушке и не пытался ли тот нанять или позаимствовать на время машину. Возле тела жертвы тоже оставили дежурного.

Бард обшарил всю землю вокруг трупа, надеясь обнаружить спрятанный револьвер, но поиски успехом не увенчалась. Тогда он поднялся на второй этаж. Милдред лежала на кровати, а Вивьен стояла рядом с чашкой чая в руках и ласково ее увещевала. Увидев в окно, что подъехала «Скорая помощь», инспектор опять спустился вниз. Стреляли ровно в двенадцать минут двенадцатого — он посмотрел на часы.

Оглядев местность, Вард пришел к выводу, что перед смертью Уилберфорс шел вдоль живой изгороди. Внимание его привлекли несколько сломанных веточек. По другую сторону изгороди ветки тоже быль сломаны, в листва почернела Таким образом, представить себе траекторию полета пули не составляло труда. Инспектор задумчиво посмотрел ка сильно помятую траву между двумя кустами боярышика. В Уилберфорса явно стреляли из небольшого просвета среди ветвей, как раз над сожженной листвой.

Вард но пони чал, зачем Джорджу Фраттону (если убийство действительно совершил он) понадобилось устраивать Уилберфорсу засаду. Гораздо проще было пойти за ним следом.

Инспектор проследил за перекосом тела, приказал сфотографировать обгоревшие листья и сломанные ветки, потом, взяв из теплицы секатор, обрезал все, что, по его мнению, так или иначе соприкоснулось с пулей, сложил в ящичек и велел отнести в машину. После этого Вард с Мелвиллом вернулся в дом. Сержант работал на совесть и не позволял себе ни одного лишнего слова, но шеф чувствовал, что молодому человеку так и не терпится поделиться своими впечатлениями.

— Ужасная история! — заметил инспектор. — Придется как можно скорее позвонить в Ярд.

Мелвилл не мог скрыть разочарования.

— Если нам в ближайшее время не удастся поймать Джорджа Фраттона, я попрошу шефа вызвать подмогу из Лондона. Правда, это не значит, что сам я собираюсь сидеть сложа руки. Пойдемте допрашивать женщин.

Вивьен хлопотала на кухне, а Милдред все еще отдыхала на втором этаже. Инспектор настойчиво потребовал позвать миссис Фраттон, решив, что поговорит с ней в кабинете мужа. Вивьен Грей проводила хозяйку до двери, но сама не вошла.

Ответив на несколько ничего не значащих вопросов, Милдред Фраттон вдруг заявила:

— Я вам все расскажу, инспектор!

— Весьма мудро с вашей стороны, миссис Фраттон.

— Но в первую очередь я считаю нужным заявить, что нисколько не сомневаюсь в полной невиновности своего мужа.

— Я хочу выяснить правду, миссис Фраттон, а для этого необходимо знать все факты. Вы говорили, что ваш муж казался чем-то озабоченным и явно нервничал. С каких пор он стал таким?

— Я думаю, все началось с того первого письма…


Лежа у себя в комнате, Милдред Фраттон много думала и в конце концов пришла к выводу, что уклончивые ответы Джорджа не спасут. Поэтому она рассказала инспектору, что муж никогда не вскрывал при ней письма, написанные черными чернилами, но последнее все же попало к ней в руки. Потом упомянула о жутковатом незнакомце, которого Гарри вышвырнул из дома, и постаралась описать его как можно подробнее. Когда речь зашла о трагедии, она пересказала короткий разговор с мужем перед тем, как он ушел на прогулку. Не упомянула Милдред только об утренней сцене в комнате Гарри.

— Кажется, я ничего не забыла… Скажите, инспектор, вы знаете, где мой муж?

— Пока нет, миссис Фраттон. Но мы предупредим вас, как только его разыщем. А теперь мне хотелось бы поговорить с мистером Гарри Фраттоном.

— Я посмотрю, спит ли он.

Милдред хотела предупредить Гарри, чтобы он не рассказывал инспектору о своей ссоре с Джорджем. Но Вард пошел за ней следом.

— Позвольте мне его подготовить, — шепнула Милдред.

— Не волнуйтесь, я не стану утомлять больного.

Милдред открыла дверь, Гарри читал, полусидя в постели. При виде невестки он улыбнулся.

— Ну, Милдред? Людоеды ушли? О! Я вижу, что нет…

Заметив Варда, он скорчил гримасу:

— Входите, людоед! Но предупреждаю: мне ровно ничего не известно!

— Насчет чего?

— Насчет всего! И врач запретил мне волноваться.

— Я хотел только задать несколько вопросов, и это нисколько не обеспокоит вас, мистер Фраттон.

Полицейский повернулся к Милдред:

— Прошу вас, миссис Фраттон, вы не оставите нас на минутку вдвоем?

Милдред вышла, оставив дверь приотворенной, но Вард плотно закрыл створку. Молодая женщина услышала иронический смех Гарри, а потом на первом этаже зазвонил телефон. Из кухни вышла Вивьен, из кабинета — Мелвилл, но Милдред успела сбежать по лестнице и первой снять трубку. Сержант смотрел на нее не отрываясь, а горничная так и застыла в коридоре.

— Алло?

Ответил мужской голос, и Милдред узнала мужа.

Глава 12 Поручение Джорджа Фраттона

— Это ты, Милдред?

Джордж говорил очень тихо, словно боялся, что его услышат.

— Да-да.

Молодая женщина подумала, что ей следует вести себя очень осторожно, иначе сержант мигом догадается, с кем она говорит.

— Слушай меня внимательно, Милдред. В полу кабинета, под письменным столом, ты найдешь тайник, вернее, сейф. Чтобы открыть его, надо знать шифр. Ты можешь записать?

Милдред взяла блокнот и карандаш, всегда лежавшие возле телефона.

— Да, я вас слушаю.

— Ты говоришь так отчужденно, дорогая моя…

— Вероятно, но тут уж ничего не поделаешь… Я ему все непременно передам. Слушаю вас.

— Ты не одна?

— Да.

— Полиция?

— Да.

На случай, если Мелвилл умеет читать на расстоянии, Милдред записала в блокнот: «мистер Адамс не сможет встретиться с мистером Фраттоном».

— Милдред, мне обязательно нужно получить деньги, которые лежат в сейфе. Пошли мне их по адресу: Солсбери, до востребования, мистеру О. Смиту. Ты меня поняла?

— Хорошо, я скажу ему.

— А шифр такой: семь направо, один — налево, три — направо, девять — налево, шесть — направо, пять — налево.

Он повторил шифр еще раз, и Милдред поспешила заверить:

— Не беспокойтесь, я сделаю все, что нужно.

— Дорогая моя, это для меня жизненно важно. Пошли деньги как можешь скорее. До свидания.

— До свидания.

Милдред повесила трубку, сделала вид, будто перечитывает написанное, оторвала листок и сунула в карман. Потом она смерила Мелвилла холодным взглядом и ушла на кухню, куда уже вернулась Вивьен.

Сержант подошел к телефону, выдрал из блокнота верхний листок и, внимательно оглядев его, положил в карман.

Рассеянно болтая с Вивьен Грей, Милдред думала о том, что даже не догадывалась о существовании потайного сейфа в кабинете мужа. Джордж, очевидно, знает, что его разыскивают по подозрению в убийстве. Иначе зачем бы ему так понадобились деньги? Может быть, он надеется уехать из Англии? Но как же он забыл, что сегодня воскресенье и, значит, по почте бандероль никак нельзя отправить? Тем более сверток, несомненно, получится увесистым… Но Джордж просил сделать все возможное и невозможное…

— Теперь, пожалуй, лучше отменить прием. Но что сказать гостям? Что моему мужу неожиданно стало плохо?.. К тому же, пока я всех оповещу, уйдет прорва времени…

— Если хотите, после обеда я всех обзвоню от вашего имени, миссис Фраттон. Вам бы лучше отдохнуть и не тратить последние силы.

В кухонном проеме появился Вард.

— А, вот вы где, миссис Фраттон? Я закончил переговоры с вашим деверем. Он прекрасно себя чувствует. По правде говоря, гораздо лучше, чем я предполагал. Однако по разным причинам мне придется оставить у вас дежурного.

— Если хотите, можете и сами устроиться в доме.

— Большое спасибо. Вы позволите мне занять кабинет? Тогда я смогу пользоваться черным ходом и не звонить всякий раз в парадную дверь.

— Но это рабочий кабинет моего мужа, и ему бы не понравилось, что там обосновался кто-то другой. Расположитесь лучше в столовой.

— Не беспокойтесь. Вы можете запереть все ящики и унести ключи.

Инспектор Вард сразу догадался, что у Милдред есть какие-то особые причины не пускать его в кабинет. И она лишь подтвердила его подозрения.

— Нет, я не могу согласиться. Займите столовую. В ближайшие дни она нам все равно не понадобится.

— Очень хорошо, я согласен. Надеюсь, вам не придется слишком долго терпеть мое присутствие.

— Оставайтесь здесь сколько понадобится, инспектор.

Вард поблагодарил и вышел в холл. Поджидавший его у ведущей в кабинет двери Мелвилл шепнул:

— Кажется, я обнаружил кое-что интересное…

— Она не позволяет нам занять кабинет, — перебил его инспектор, — видно, боится, как бы мы там чего не нашли. Она придет сюда с минуты на минуту. Пошли скорее!

Инспектор скользнул в кабинет, внимательно оглядел уставленные книгами полки, великолепный чиппендейловский стол, кресла и стулья, заглянул за несколько картин, но нигде не обнаружил сейфа. Мелвилл дежурил у двери.

— Миссис Фраттон, — вдруг прошептал он.

Милдред вошла в кабинет.

— Вы тут закончили? — довольно резко спросила она.

— Не совсем. Вы нам сказали, что мистер Фраттон хранил револьвер в ящике стола, но мы еще не успели его осмотреть. Возможно, оружие взял кто-то другой…

— Кто-то… да, очень может быть. Ящик наверняка не заперт, мистер Вард. Откройте его и посмотрите.

— Я еще должен снять отпечатки пальцев.

— Пожалуйста. А мисс Грей тем временем уберет из столовой все лишнее, чтобы вы могли там устроиться.

Хозяйка дома вышла. Сержант скорчил гримасу.

— Ее беспокоит не стол, — заметил инспектор. — К несчастью, у нас нет времени на тщательный обыск. Я попрошу вас вызвать кого-нибудь из лаборатории. Надо и в самом деле снять отпечатки.

— Да, но сначала поглядите вот на это.

Мелвилл достал из бумажника листок, который он оторвал от блокнота, и протянул Варду.

— Миссис Фраттон разговаривала по телефону, — пояснил он, — и делала пометки. Верхний листок она вырвала, но карандаш отпечатался и на следующем. Похоже на шифр сейфа. Она сделала вид, будто разговаривает со знакомым мужа, но я не особенно удивлюсь, если окажется, что звонил мистер Фраттон собственной персоной.

— Отличная работа, сержант!

Вард изучающе посмотрел на листок. Там действительно вдавился грифель и, судя по всему, речь шла, как и сказал сержант, о шифре сейфа!

С помощью Мелвилла инспектор быстро обыскал комнату, приподнял угол ковра, но так ничего и не нашел. И однако он ничуть не сомневался, что у Милдред были причины не пускать их в кабинет. Поэтому он оставил у окна дежурного. Второму полицейскому надлежало бродить по аллее между домом и воротами.

Инспектор Вард и сержант Мелвилл уехали из «Тисов» ровно в час. Полчаса спустя начальник полиции разрешил инспектору обратиться в Скотленд-Ярд, а еще через пятнадцать минут он связался с Лондоном. Теперь можно было поехать домой обедать и немного расслабиться.


Гарри Фраттон отложил журнал и прислушался. Похоже, кто-то поднимался по лестнице. Часы в холле пробили час, и Гарри проголодался. Милдред заходила узнать, какие вопросы задавал инспектор, но он предпочел не особенно распространяться на эту тему. Гарри несколько удивляло, что с самого завтрака он ни разу не слышал голоса брата. В дверь постучали, и вошла Вивьен с подносом. Молодой человек улыбнулся.

— Я рад вас видеть. Поистине, в тот день, когда я решил дать объявление, на меня снизошло счастливое озарение! Там, внизу, все в порядке?

— Да, спасибо.

— Ох, до чего вы загадочны! Всегда такая спокойная, невозмутимая… Кстати, я вас еще не поблагодарил, а ведь сегодня утром вы очень вовремя пришли на помощь.

— Вы рассказали об этой ссоре полицейским?

— Нет, и я уже успокоил на сей счет свою невестку. Сердце подкачало, но голос крови все еще звучит! Вы хотите знать причину нашей… размолвки?

— Я здесь не для того, чтобы соватьнос в чужие дела.

— Кстати, ужасно интересно, почему вы тут оказались. Вы уже занимались подобной работой?

— Нет. А теперь мне пора идти.

Около пяти часов в дверь позвонили, и Гарри услышал голос Джонсона из «Уэллинг Таймс». Он встал, подошел к двери и выглянул.

Глава 13 Гарри узнает правду

Дверь Джонсону открыла Вивьен Грей.

— Мистер Гарри Фраттон дома? — спросил журналист.

— Он утомлен и сегодня никого не принимает, — сухо объяснила девушка.

— Очень досадно. Может, он согласится уделить мне несколько минут?

— Доктор запретил визиты. Передать что-нибудь мистеру Фраттону?

— Нет. А когда я смогу его увидеть?

На улице залаяла собака, и Гарри не расслышал ответа Вивьен. Он подошел к перилам и нагнулся.

— Джонсон! Я в достаточной форме, чтобы поболтать со старым другом. Поднимайтесь сюда!

— Немедленно ложитесь в постель, мистер Фраттон! — воскликнула Вивьен.

— Я это сделаю, как только вы пустите в дом моего друга Джонсона.

Девушка пожала плечами и, сильно хлопнув дверью, вернулась на кухню. Полицейский выскочил посмотреть, кто пришел, и через полминуты Джонсон явился в комнату Гарри.

— Вам помочь? Или ляжете сами?

— Спасибо, я пока не собираюсь в могилу.

Однако Гарри с удовольствием вытянулся на кровати. Сердце его опять трепыхалось, и он не сразу смог заговорить. Наконец, криво усмехнувшись, молодой человек спросил:

— Ну? Чем могу служить?

— Я бы очень хотел акать, что здесь происходит.

— Я тоже!

— Вы хорошо знали Уилберфорса?

— Кого?

— Уилберфорса, жертву.

— О, я, кажется, начинаю понимать. Уилберфорс мертв?

— Черт возьми! А вы не знали?

— Нет. Не могу сказать, что испытывал к этому тину особые симпатии, но все же… Зато прояснилась хотя бы одна загадка, не так ли?

— Не вижу тут ничего ясного, и, честно говоря, полицейские тоже. Я слышал, что наш инспектор просил помощи Скотленд-Ярда. А вы что тут понимаете?

— Дорогой мой, вы — репортер, Вард — полицейский, и вы оба обращаетесь за разъяснениями к профану вроде меня? Вчера ночью на дороге произошло убийство. Вне всякого сомнения, ловушка готовилась для другого человека, и все мы считали, что убийца охотился за Джорджем. Теперь, когда Уилберфорс мертв, мы вправе предположить, что гонялись за ним, а не за моим братом. Согласны?

— Вчера вечером Уилберфорс ехал вместе с вашим братом?

— Да.

— Все дело ужасно осложняет исчезновение Джорджа. Между нами говоря, вы не знаете, куда он скрылся?

— Ни сном ни духом. Джордж исчез, Уилберфорс мертв, а я где-то бродил среди ночи… Я знаю, что полицейские обнаружили мои следы — сам наблюдал за ними в окно. Знаю также, что они унесли мои вещи. Я… Эй, Джонсон! У вас что, тоже слабое сердце?

— Э-э-э…

— Вам известно что-то еще! Я хочу услышать всю правду!

— В конце концов, я думаю, так будет лучше. На Доула, полицейского, дежурившего у места аварии, вчера ночью напали. Он тяжело ранен. Еще до убийства Уилберфорса полиция искала того, кто это сделал, равно как и виновника аварии.

…..Теперь мне понятно поведение Варда! А Уилберфорса тоже убили ночью?

— Нот, в него стреляли сегодня утром, на поле.

— Мне показалось, будто я слышал выстрел, но с другой стороны дома. А почему вы осилит прийти ко мне, Джонсон?

— Надеялся узнать от вас подробности. Вот уж не думал, что мне самому придется вас просвещать!

— И Вард думает, что убийца здесь, в доме?

— Понятия не имею.

— В любом случае мне вы этого не скажете!

— Я не хочу вас утомлять…

Журналист встал и протянул руку Гарри Фраттону.

— Мисс… не знаю, как ее…

— Мисс Грей.

— Мисс Грей проклянет меня.

— Скажите ей, что я пережил ваш визит.

Джонсон расхохотался и вышел из комнаты.


Внизу репортер столкнулся с вернувшимся из Уэллинга Вардом и не стал скрывать, что рассказал Гарри Фраттону о последних событиях. Инспектор не корил его за болтливость, поскольку сам забыл предупредить, что с Гарри откровенничать не следует.

Вард немного поработал в столовой и собирался пойти наверх, к Гарри Фраттону, когда в дверь вдруг постучал один из дежуривших прошлой ночью полицейских.

— Входите.

Этот обычно на редкость спокойный малый выглядел очень возбужденным.

— Что случилось?

— Тот человек, сэр…

Полицейский достал из кармана бумагу, и Вард узнал распространенное им по участкам описание парня, которого Гарри так невежливо выгнал из дому в пятницу.

— Вы его видели?

— Да, сэр. Он только что проскользнул на кухню. Выбрался из самой большой поленницы, заглянул в окошко, а потом вошел. Я сам видел, как этот тип разговаривал с мисс Грей, и, похоже, они знакомы.

Глава 14 Таинственный посетитель

Удобно устроившись в кухне с книжкой и коробкой шоколадных конфет, Вивьен Грей отдыхала. Краем глаза ока видела окно, коридор и закуток. На ужин предполагалось подать холодные закуски, и приготовленного вполне хватило бы человек на тридцать. Но Вивьен уже обзвонила всех гостей и сообщила, что прием отменяется. Впрочем, никто, кроме миссис Нортон, не угадал истинной причины.

За окном послышался легкий шорох. Вивьен вскинула голову, но ничего не увидела. Минуту спустя открылась дверь в коридор — девушка узнала характерный скрип. Полицейский, наверное… Однако никто не входил, и Вивьен слегка встревожилась. Расширившимися от страха глазами она следила за медленно скользящей створкой двери. Наконец в кухню протиснулся мужчина с посиневшим от холода носом и красными, слезящимися глазами. Мисс Грей вскочила, побледнев от испуга. Мужчина закрыл дверь и, потирая замерзшие руки, с улыбкой подошел к девушке. Вивьен отступила и тяжело плюхнулась ка стул.

— Вы — здесь?! — воскликнула ока.

Гость, не отводя от нее глаз, протянул руки к огню. Вивьен сидела как громом пораженная. И никто из них не заметил смотревшего в окно полицейского.

— Не ожидали меня увидеть, а? Надо сказать, я тоже малость удивился. Так это вы новая горничная?

— И что с того?

— Неужто вы всерьез думаете, будто сможете остаться тут надолго? — хмыкнул он.

— Если вас тут увидят, конечно, нет.

— О, я не задержусь. Меня просто сбили с толку, дав неверные сведения. Но теперь, когда я знаю, что вы на месте, готов испариться. Только не прежде, чем вы дадите мне чашку горячего чая и какую-нибудь еду.

— Вы что, рехнулись? Разве вы не знаете, что в доме полно полицейских?

— Я уже час смотрю за домом и без труда проскользнул через поленницу.

— Но ведь полиция тут, внутри. И в любую минуту сюда могут войти!

— Я успею услышать шаги и смыться черным ходом. Закройте ставни и зажгите свет.

Вивьен пошла к окну, а гость сам включил свет и подставил стул под ручку выходившей в коридор двери. Замка там не было. Мужчина вместе с Вивьен пошел в кладовку, где хранились приготовленные для гостей колбасы, пирожные и прочие закуски. Девушка сложила в бумажный пакет несколько бутербродов и всяких мясных лакомств и протянула гостю.

— Возьмите с собой.

Он взял пакет и положил в карман.

— Не уйду, пока не выпью чаю. В поленице я продрог до костей.

Вивьен пожала плечами, поставила на стол чашку и налила в чайник для заварки кипятку.

— Полицейские считают виновным Джорджа Фраттона? — спросил гость.

— Виновным в чем?

— Послушайте, валять дурака бесполезно. У него был с собой револьвер.

— Полицейские мне не докладывали.

— А вообще, что вы тут делаете?

— Это вас не касается.

— Не может быть!

Гость обогнул стол, взял у Вивьен из рук чайник и, прежде чем девушка сообразила, что он собирается делать, брызнул ей на руку кипятком. Вивьен вскрикнула.

— Не будете отвечать — сделаю то же самое с вашим лицом, — буркнул мужчина. — Так зачем вы здесь?

— Я хотела выяснить, какую роль играет Джордж Фраттон.

— Думаете, вас тут оставят, если я расскажу миссис Фраттон или полицейским все, что о вас знаю?

— Теперь это уже не имеет значения. Джордж Фраттон наверняка убил Уилберфорса, а раз его повесят…

В коридоре кто-то чихнул. Вивьен испуганно закричала. Ручка двери повернулась, но стул помешал неожиданному визитеру войти сразу. Гость бросился к черному ходу. Из коридора послышался голос инспектора:

— Откройте дверь! Немедленно откройте!

Гость исчез в закутке, но мгновение спустя Вивьен услышала его крик, шум борьбы, а потом чей-то стон. Она отодвинула стул и впустила Варда. Тот, даже не взглянув на нее, кинулся к оставшейся открытой задней двери. Девушка побежала следом. На пороге, стиснув зубы и постанывая, лежал полицейский. Он, по-видимому, очень страдал. Но Бард, не останавливаясь, выскочил в сад. Как только он исчез в темноте, вдали раздался резкий свист. Мисс Грей вернулась к раненому.


До тех пор пока инспектор не чихнул, все шло замечательно. И теперь он горько упрекал себя за несдержанность. Вард слышал большую часть разговора и надеялся услышать еще больше, но в самый неподходящий момент его подвел нос. Полицейский, стоявший у черного хода, получил удар по лицу. Больно, конечно, но не опасно. Хуже, что, узнав о подозрительном госте Вивьен Грей, инспектор Вард послал агента к черному ходу и не стал объявлять общую тревогу, решив, что коль скоро боковую дверь он запер и сам стоит в коридоре, бегства опасаться нечего.

Варду где-то в стороне вдруг послышался шум ломаемых веток, и он крикнул одному из своих подчиненных, у которого был фонарь:

— В соседнем поле… Тот, кого мы ищем… он где-то недалеко!

К первому полицейскому присоединились еще несколько, но стояла такая темнота, что искать было очень трудно. Вард предупредил пост и решил немедленно допросить Вивьен Грей — у него уже не оставалось сомнений, что девушка не случайно нанялась горничной к миссис Фраттон.

Потратив еще полчаса на безуспешные поиски, инспектор оставил на месте нескольких агентов, а сам вернулся в дом Фраттонов. Раненый сидел у двери черного хода, а Милдред на кухне лечила обожженную руку мисс Грей. Увидев Варда, она вскинула глаза.

— Что случилось? Из-за чего весь этот переполох, инспектор?

— Мы ищем бродягу… Вы серьезно ранены, мисс Грей?

— Нет, я…

— Это очень болезненный ожог, — вмешалась Милдред. — Она брызнула на руку кипятком, очевидно, от испуга, неожиданно услышав свисток. Так, Вивьен?

— Не совсем, миссис Фраттон. Полиция тут совсем не виновата, и я должна вам сказать…

— Прежде всего мне надо поговорить с вами, мисс Грей. Пойдемте в столовую.

— Но…

Вивьен с улыбкой посмотрела на Милдред.

— Инспектор прав, миссис Фраттон, — спокойно проговорила она.

И, не добавив больше ни слова, девушка направилась в столовую. Вард не заметил в се глазах странного огонька и подумал, что разговор с мисс Грей немало продвинет его расследование. Полагая, что откровенная беседа намного полезнее официальных показаний, инспектор не стал никого звать и решительно закрыл за собой дверь.

Глава 15 История Вивьен Грей

Бледная от волнения Вивьен Грей остановилась возле обеденного стола.

— Садитесь, мисс Грей, — самым доброжелательным тоном предложил Вард.

— Спасибо.

— Хотите сигарету?

— Нет, благодарю вас.

Инспектор тоже опустился на стул и вытянул ноги.

— Я слышал часть вашего разговора с гостем, но далеко не все. Насколько я понял, вы с ним знакомы?

— Да.

— Когда и где вы познакомились?

— Он получил год принудительных работ и освободился месяцев пять-шесть назад. А мне потому же делу дали полгода…

Вард не мог скрыть удивления. Он закурил. В кабинете послышался легкий шум, но инспектор, не придав ему никакого значения, продолжал допрос:

— И в чем же вас обвинили?

— В мошенничестве.

— А как это случилось?

— Я работала секретаршей у одного из обвиняемых и, хотя ровно ничего не знала, ни судья, ни присяжные мне не поверили. Шефа моего посадили в тюрьму на семь лет. Кенни Ли был у него посыльным. Впрочем, все подробности дела вы можете узнать из досье. Моего брата тоже приговорили к году исправительных работ. Он… он умер в тюрьме.

— Значит, тот, с кем вы разговаривали, и есть Кенни Ли?

— Да.

— Вы оба были замешаны в одном деле и оба интересуетесь этим домом… Это очень странно, мисс Грей.

— Меня занимает не дом, а его хозяин.

— Джордж Фраттон?

— Да.

— Почему?

— В той давней истории участвовали многие фирмы, и не всех привлекли к суду. Джорджа Фраттона не тронули, но я убеждена, что вся ответственность лежит на нем.

— А почему вы так решили?

— Перед смертью брату разрешили повидаться со мной. Он шепнул мне это имя. Я решила отомстить за его гибель, но в Лондоне так и не смогла добраться до Фратгона. Поэтому на прошлой неделе я приехала сюда, решив узнать, не принимает ли он кого-то из людей, замешанных в том деле. А потом мне попалось на глаза объявление в газете, и я подумала, что, поработав тут некоторое время, смогу выяснить все гораздо точнее. Миссис Фраттон собиралась сегодня устроить прием, и я надеялась увидеть большинство знакомых Джорджа Фраттона. Мой брат и в самом деле был виновен, он сам мне признался…

Судя по всему, Вивьен считала Джорджа Фраттона виновником смерти брата и глубоко его ненавидела. «А ведь бизнесмена пытались убить», — невольно подумал инспектор Вард.

— А вы не опасались, что мистер Фраттон вас узнает?

— Нет, он меня никогда не видел.

— Но, возможно, слышал вашу фамилию?

— Грей — фамилия довольно распространенная.

Инспектор вовсе не был уверен, что она сказала ему правду, но спокойствие девушки немного сбивало его с толку.

— А чего хотел от вас Кенни? — продолжал он.

— Он умирал с голоду, а кроме того, надеялся выяснить, зачем я здесь. Он спросил меня, не Фраттон ли убил Уилберфорса.

— О самом убийстве он не говорил?

— Нет, но упомянул, что у Джорджа Фраттона был с собой револьвер.

— Кенни не рассказывал вам ни об аварии, ни о нападении на Доула?

— Нет.

— А какова степень его участия в тех мошеннических операциях?

— Кенни выполнял какие-то поручения, но я точно не знаю, в чем его обвиняли. На процессе меня интересовала только судьба брата. Но, я полагаю, вам нетрудно выяснить все, что вас интересует?

— Да. А вы в курсе, что Кенни уже приходил сюда?

— В дом?

— Да, дня три-четыре назад.

— Нет, об этом я даже не подозревала.

— А вас не удивило, что он бродит в окрестностях?

— Я слишком испугалась, чтобы раздумывать. Вероятно, Кенни привело сюда то же, что и меня.

— Желание отомстить?

— Да. Но, по правде говоря, это лишь предположение. На моего шефа кто-то донес. Подлог касался новой, очень незначительной фирмы, проводившей незаконные займы. Полиция получила анонимное письмо и обнаружила мошеннический характер операций. По словам моего брата, шефа решили погубить, потому что он знал о чьих-то намерениях развернуть аналогичную деятельность, но на более высоком уровне и с большим размахом. Брат подозревал Джорджа Фраттона. Впрочем, я уверена, что мальчик перед смертью не стал бы голословно обвинять кого-либо…

— А вы не знаете, Уилберфорс принимал участие в мошенничестве?

— Я ни разу не слышала его имени и даже не знала его в лицо.

— И еще одно, мисс Грей… Вы пришли сюда убедиться в виновности Джорджа Фраттона или хотели обнаружить еще что-то?

— Я надеялась найти доказательство его виновности, инспектор, и представить их полиции.

— Само собой разумеется, мисс Грей, полиция не будет ставить вам в вину ваше прошлое. И я вам очень благодарен за откровенность. Не думаю, что нам стоит сообщать миссис Фраттон о том, что вы появились здесь с намерением отомстить за брата. Вы сами расскажете ей о том, что были в тюрьме, но без лишних подробностей.

Сам не зная почему, инспектор предпочитал оставить мисс Грей на месте, под наблюдением.

Милдред не знала, что случилось на кухне, но сразу помяла, что Вард собирается учинить Вивьен Грей долгий допрос. Остальных полицейских слишком занимали поиски беглеца. А потому молодая женщина сочла момент весьма благоприятным для того, чтобы отыскать сейф и достать деньги для Джорджа. Она отправилась в кабинет, заперла дверь на ключ и, закрыв ставни, включила свет.

Стол оказался гораздо тяжелее, чем она думала, и без шума не обошлось. Милдред прислушалась. А вдруг Вард ее слышал? Сердце стучало как бешеное, и у молодой женщины возникло нелепое ощущение, что она грабит собственный дом. К счастью, инспектор никак не отреагировал на шум. Милдред начала осторожно сворачивать ковер и вскоре обнаружила в паркете люк примерно тридцати сантиметров в квадрате. Милдред потянула за металлическую ручку в центре, и увидела дверцу сейфа. Она вынула из кармана листок с записью шифра и начала набирать номер, прислушиваясь к каждому щелчку. Только бы не ошибиться! Если сейф не откроется, она никак не сможет сообщить об этом мужу, а он ведь несколько раз повторил, что послать деньги жизненно важно! Наконец Милдред тихонько потянула дверцу, но та не поддавалась. Молодая женщина дрожащей рукой снова набрала шифр. На сей раз — удача! Сейф приоткрылся. Внутри лежали бумаги и маленький футляр, но ни единой банкноты Милдред не нашла. Джордж, вероятно, ошибся… если только деньги не украли! При мысли об этом несчастная женщина разрыдалась, уже не думая, что Вард, выходя из столовой, может ее услышать.

Глава 16 Появление «человека из Ярда»

Инспектор торопливо подошел к кабинету. В ту же минуту в парадную дверь постучали, а потом и забарабанили изо всех сил.

Вард приказал мисс Грей открыть, а сам попытался войти в кабинет, но дверь оказалась запертой.

У входа послышался звучный голос:

— А, так вы наконец проснулись?

Вивьен открыла.

— Я хочу знать…

Вард сжал кулаки и, повернувшись, сердито бросил: «Тсс!», чем несколько удивил вошедшего в холл крупного мужчину.

Из кабинета уже не доносилось ни единого звука. Новоприбывший на цыпочках приблизился к инспектору.

— Что там такое? — шепнул он.

— Тихо!

Вард открыл боковую дверь и выскользнул в сад. Холодный ветер пронизывал до костей, и прежде чем полицейский успел добраться до окна, у него совершенно одеревенело лицо. В кабинете горел свет, но закрытые ставни не позволяли увидеть, что делается внутри. К Варду подошел один из дежурных.

— Что случилось, сэр?

— Понятия не имею. Вы никого здесь не видели?

— Нет, сэр.

— Оставайтесь на месте. Если кто-нибудь попытается выскочить из окна — удержите его любыми средствами.

Вернувшись в дом, он увидел Вивьен, с изумлением наблюдавшую за гостем. А тот с ключом в руке склонился над замком. Вард сразу понял, что это не ключ, а отмычка.

— Какого черта…

Незнакомец на мгновение выпрямился.

— Спокойно! — бросил он таким непререкаемым тоном, что инспектор остолбенел от удивления. — Прошу вас…

Послышался негромкий щелчок, и дверь открылась. Гость с улыбкой отошел в сторону.

— Проходите, сэр.

Немало заинтригованный и очень сердитый, Вард вошел в кабинет. Милдред Фраттон, стоя на коленях, молча разглядывала дыру в паркете, потом ее тусклый, невидящий взгляд скользнул по инспектору.

— Не вмешивайтесь в это дело, — приказал Вард незнакомцу, заметив, что тот вошел следом за ним. — Вы ранены, миссис Фраттон? — спросил он.

— Нет, я…

Молодая женщина встала, тут же покачнулась, протянула руку, чтобы опереться на стол, но, поскольку того не оказалось на месте, чуть не упала. Однако прежде чем инспектор успел броситься на помощь, ее подхватил незнакомец. Широкоплечий крепыш Вард не отличался высоким ростом и до сих пор не замечал, какая маленькая и хрупкая женщина миссис Фраттон. Однако теперь, рядом с незнакомым гигантом, она казалась совсем крошечной.

— Ничего не бойтесь, — пробасил тот, — мы о вас позаботимся, правда, дорогуша?

Подобное нахальство не могло не возмутить Варда.

— Обойдусь без вашей помощи! Будьте любезны, подождите меня в холле!

— Но…

— Подождите в холле!

Гость отпустил Милдред и с легким поклоном вышел из кабинета. Вард закрыл за ним дверь.

— Что произошло, миссис Фраттон? — спросил он.

— Деньги, о которых он просил, исчезли…

— Кто просил денег?

Милдред без сил упала в кресло и снова разрыдалась.

— О Джордж! — повторяла она. — Я не смогу тебе помочь!


Оставив безуспешные попытки добиться от нее толку, Вард позвал мисс Грей.

Добродушный гигант, сидевший в холле, пояснил:

— Молодая особа ушла на кухню.

— Будьте любезны, попросите ее прийти сюда.

— Я…

— Быстро!

Незнакомец с важным видом удалился. Вард проводил его глазами. Высокая фигура в строгом, отлично сшитом костюме выглядела очень внушительно. Бизнесмен? Или, может, адвокат? Через минуту прибежала Вивьен.

— Вы меня звали?

— Миссис Фраттон нехорошо, ей надо отдохнуть. Вы позаботитесь о ней?

— Разумеется.

Вивьен отвела хозяйку дома к лестнице и помогла ей подняться. Вард вместе с незнакомцем шли следом. На площадке инспектор обернулся.

— Простите, что обошелся с вами слишком резко…

— Ничего подобного. Скорее, немного самовластно. Кстати, по-моему, вы не правы, дорогуша.

— Что?

— Да, не правы, особенно потому, что я очень хорошо знаю младшую из двух женщин и нисколько ей не доверяю. На мой взгляд, оставлять их вдвоем весьма неосторожно. Вы инспектор Вард?

— Да. А вы?

— Суперинтендант Монк из Нью Скотленд-Ярда.

Вард остолбенел, но суперинтендант дружелюбно улыбался, а его черные глаза лукаво поблескивали.

Обычно в подобных случаях Ярд посылал старшего инспектора и сержанта первого класса. Вард тем более злился на себя, что Монка, аса из асов, знала вся полиция, фотографии его тысячу раз появлялись в газетах, и он, Вард, должен был бы узнать его с первого взгляда. Тем более, что внушительная фигура и улыбка Монка давно стали живой легендой.

Суперинтендант дружески положил руку ему на плечо.

— Вы поступили совершенно правильно, дорогуша: сначала работа, а уж потом — гости. Но эта молодая женщина…

— Сидела в тюрьме.

Суперинтендант взял Варда за руку, увел на кухню и плотно закрыл за собой дверь. Увидев тарелку с закусками, он, немного поколебавшись, взял бутерброд с колбасой и с видимым удовольствием откусил сразу половину.

— Замечательно вкусно! Поздравляю, что вы так быстро узнали прошлое мисс Грей. Кстати, я решил приехать сам только потому, что прочитал ваше на редкость толковое донесение. Вы упомянули о Вивьен Грей, а я очень хорошо помню эту особу — сам отправил ее в тюрьму.

Монк взял еще один бутерброд.

— Отличная колбаса. Честно говоря, тогда я считал мисс Грей скорее жертвой обстоятельств, чем настоящей Преступницей. Однако ее присутствие здесь кажется мне странным.

— Я расскажу вам все, что у нас произошло, и вы убедитесь, что история и в самом деле довольно загадочная.

— Слушаю вас, дорогуша.

— Мы могли бы расположиться в столовой — наша временная штаб-квартира там. И еще мы забыли закрыть сейф. Ужасная неосторожность!

— Разве миссис Фраттон не сказала, что там пусто?

— Нет, она только сообщила, что деньги исчезли. Пойдемте!

У двери кабинета дежурил полицейский. Он с любопытством поглядел на Монка, но тот как будто ничего не заметил. Вард встал на колени и заглянул в сейф. Обернув руку носовым платком, он осторожно вытащил бумаги.

— В первую очередь, пожалуй, надо проверить отпечатки пальцев, верно?

Инспектор поспешно вышел из кабинета и вскоре вернулся с чемоданчиком. Однако на сейфе оказались лишь отпечатки миссис Фраттон. Вард сделал несколько фотоснимков. Монк терпеливо ждал, потом обратил внимание инспектора на один из документов.

— Это завещание Джорджа Фраттона. Весьма любопытно. Я позволил себе заглянуть туда. Большую часть состояния наследует жена, а брат должен получить десять тысяч фунтов. Вполне достаточно, чтобы убить, правда? И все же нам не стоит тут задерживаться — я хочу поскорее выслушать ваш рассказ.

В столовой, подробно описывая все происшедшее, Вард вежливо разглядывал знаменитого «человека из Ярда». Когда он закончил рассказ, Монк удовлетворенно кивнул.

— Я просто восхищен, — объявил он, — вы не упускаете ни малейших подробностей. Превосходно! По правде говоря, прежде чем приехать сюда, я провел около часу в управлении, изучая улики, которые вам удалось собрать, и с удовольствием убедился, что вы отличный детектив. В провинции так много кретинов…

Инспектор счел суждение Монка слишком суровым, но от комментариев воздержался.

— Тем не менее до сих пор ничто не указывает на виновность кого-то одного из подозреваемых, не так ли? — продолжал суперинтендант.

— Я не совсем согласен с вами.

— Тогда я вас слушаю.

— Гарри Фраттон кажется мне наиболее подозрительным, особенно в том, что касается нападения на Доула. Кроме того, он вполне мог подбросить на дорогу камни.

— Но миссис Фраттон….

— Возможно, сообщница. Гарри живет здесь, а Джордж наезжает лишь время от времени. Не исключено, что у них роман.

— Нет! У нас нет никаких оснований подозревать что-либо подобное! Подумайте: миссис Фраттон позвонил муж и назвал шифр сейфа. Скомканная бумажка, которую мы нашли в кабинете, — прямое тому доказательство. Обнаружив, что деньги исчезли, миссис Фраттон — вне себя от горя. Одна мысль о том, что она не сможет помочь мужу, доводит ее до истерики. Стала бы миссис Фраттон так переживать, будь у нее связь с Гарри Фраттоном и мечтай она убить Джорджа с помощью его младшего брата?

— Она может притворяться…

— Дорогуша…

— Послушайте, сэр, я очень много размышлял над этим делом и, поверьте, не сидел сложа руки. Если эти двое — сообщники, не исключено, что миссис Фраттон надеялась найти в сейфе деньги, а убедившись, что там пусто, решила, что Гарри первым успел забрать добычу.‘Короче говоря, потрясение могло быть совершенно искренним, но вызвано мыслью о предательстве возлюбленного, а не безвыходным положением мужа.

— Вы правы, дорогой мой Вард. Я устал и голоден, а потому едва соображаю. Нельзя ли нам поужинать?

— Вряд ли мы имеем право грабить здешние кладовые!

В дверь постучали, и вошла Вивьен. При виде Монка девушка невольно вздрогнула и застыла в нерешительности, переводя взгляд с одного полицейского на другого.

— Я хотела… хотела спросить…

Девушка во второй раз запнулась и умолкла. Появление Монка и его ледяной взгляд явно выбивали ее из колеи. В глубине души Вард немного рассердился на суперинтенданта, сочтя, что тот несправедлив к Вивьен.

— Может быть, вы согласитесь не беспокоить пока миссис Фраттон и позволите мне вызвать доктора Нортона?

Глава 17 Монк в действии

Наступило тягостное молчание. Странные манеры суперинтенданта все больше раздражали Варда.

— А зачем вам понадобился врач? — наконец спросил Монк.

— По-моему, он очень нужен миссис Фраттон.

— А вы заметили, мисс Грей, что с тех пор как вы появились в доме, все его обитатели стали нуждаться в медицинском уходе?

Вивьен покраснела.

— Что вы на это скажете? — продолжал суперинтендант.

Мисс Грей посмотрела на Варда, но тот хранил молчание.

— Это не моя вина, — спокойно возразила девушка. — С того дня как я тут, все идет наперекосяк…

— Вот именно! А ведь вы явились сюда мстить Джорджу Фраттону! И, судя по всему, вполне преуспели: его друга убили, сам он исчез, брат болен, а жена — в истерике. Вы можете радоваться, мисс Грей.

— Можно я все-таки позову врача?

Она направилась к двери и вышла в холл.

— Немедленно вернитесь, мисс Грей! — крикнул Монк.

Девушка не обратила на призыв ни малейшего внимания — Вард слышал, что она продолжает идти на кухню. Методы работы суперинтенданта ему не нравились. На первый взгляд ярдовский ас выглядел просто самодовольным хамом.

Однако Монк и не подумал настаивать на своем, и Вард с удивлением обнаружил, что суперинтендант улыбается.

— У этой молодой особы есть голова на плечах, и уж в чем, в чем, а в упорстве ей не откажешь. Впрочем, я это знал. Достаточно было понаблюдать за мисс Грей во время процесса: собственная судьба ее мало заботила, все внимание поглощала участь брата. Красивая девушка, правда?

— Что? Ах да, конечно. Послушайте, сэр…

— Ох, дорогой друг, к чему такие церемонии? Мы работаем вместе, а значит — к черту условности. Вы считаете, что я слишком грубо обошелся с мисс Грей, не так ли? Что ж, возможно. Но не забывайте, что она весьма рассчитывает на собственную внешность. Обычно хорошенькая мордашка очень помогает добиться режима наибольшего благоприятствования. А потому лучше сразу показать, что ни вас, ни меня ей умаслить не удастся.

— Вы хотели вывести мисс Грей из равновесия?

— Да. И можете не сомневаться: еще задолго до конца расследования я доведу до белого каления всех и каждого, кроме, вас, надеюсь.

Вард позвонил Нортону, и тот обещал немедленно приехать.

— Что ж, вроде бы мы ничего не упустили из виду, — подвел итог Монк и, достав из кармана золотой портсигар, протянул Варду.

Некоторое время оба полицейских молча курили.

— Ну и головоломка! — воскликнул наконец Монк. — В доме пять человек: Джордж и Милдред Фраттон, Уилберфорс, Гарри Фраттон и Вивьен Грей. Один убит, другой исчез, и еще двое больны. Добавьте к этому таинственные визиты Кенни…

Услышав, что к дому подъезжает машина, суперинтендант на мгновение умолк.

— Не будем вмешиваться, — продолжал он. — Пусть Вивьен Грей спокойно откроет дверь и проводит врача к миссис Фраттон. Мы потом поговорим с ним и выясним, действительно ли у хозяйки дома нервное потрясение или она прибегла к такой уловке, чтобы избежать допроса.

Вивьен отвела доктора Нортона на второй этаж и сразу вернулась на кухню.

— Пойдемте поговорим с девушкой на «ее территории», Вард!

Мисс Грей приготовила два подноса. Один, очевидно, для Милдред, второй — для Гарри Фраттона. Монка она встретила враждебным взглядом и, по-видимому, немало удивилась, что тот вдруг заговорил спокойным и чуть ли не дружеским током. Суперинтендант сказал, что в ближайшее время они не смогут отлучиться из дома, но сильно проголодались, а потому, если им позволят перекусить, будут в высшей степени благодарны. К тому же он, Монк, слышал, что хозяева собирались сегодня устроить прием, и мысль о бесславной гибели множества вкусных вещей внушает ему глубокие сожаления.

— Я приготовлю вам поднос.

— О, не стоит труда. Мы вполне справимся сами. Но почему вы не остались с миссис Фраттон?

— Она просила оставить ее наедине с врачом.

— А как себя чувствует мистер Гарри Фраттон?

— Он в сильном возбуждении. Я сейчас отнесу ему ужин.

Как только Вивьен ушла, Монк наведался в кладовку и притащил большое блюдо с разными закусками. Полицейские вернулись в столовую, и очень скоро блюдо снова опустело.

— А теперь, Вард, остановите меня, если я ошибусь. По-моему, прежде всего нам необходимо выяснить, с чего началась вся эта история. С процесса, на котором Кенни и мисс Грей вынести приговор? Возможно. Тогда было предъявлено обвинение не только в мошенничестве, но и в незаконной перевозке денег. Фирма потихоньку сплавляла за границу британские банкноты. Быть может, истоки надо искать именно там?

— А как же авария?

— О нет, дорогуша! Все это — гораздо более давняя история.

Вард покраснел:

— Вы наверняка вспомнили о письмах с угрозами, во всяком случае, о том, которое пришло в субботу?

— Они, бесспорно, важны, но думал я о Гарри Фраттоне. Я с ним не знаком, но меня очень интересует эта загадочная болезнь сердца. Насколько я помню, доктор Нортон заявил вам, что до сих пор молодой человек лечился от последствий ранения и его тяжелое состояние никак не было связано с сердечной болезнью. Меж тем в последние дни доктор наблюдал несколько весьма характерных приступов. По-моему, они вызваны каким-то сильным стимулятором, например дигиталином…

— Но у вас нет никаких доказательств!

— О, это обычное дедуктивное заключение на основе фактов, Вард. Ага, вот и доктор!

Монк открыл дверь. Врач спускался по лестнице, и суперинтендант поспешил ему навстречу.

— Если не ошибаюсь, вы доктор Нортон? — пробасил он. — А мы с инспектором как раз поспорили: я утверждаю, что Гарри Фраттон, должно быть, проглотил лекарство, которое и вызвало сердечный приступ, а Вард считает, что такое утверждение ни на чем не основано. У вас есть какие-нибудь подозрения на сей счет?

Вард счел поведение «человека из Ярда» в высшей степени неловким: даже если его подозрения и обоснованны, Нортон ни за что не станет соглашаться с бухты-барахты. А кроме того, Гарри, Милдред, а заодно, конечно же, и Вивьен не могли не слышать его зычного голоса. Врач выразительно скривился.

— А кто вы такой?

— Суперинтендант Монк из Нью Скотленд-Ярда. Я приехал сюда искать убийцу. Так прав я или нет?

— Возможно. Но неужели вы всегда говорите так громко?

— Громко? Простите, я слишком увлекся, Зайдите на минутку, доктор, я хочу с вами потолковать.

Врач, изумленно вскинув брови, поглядел на Варда, но безропотно вошел в столовую.

— Я должен навестить еще нескольких пациентов, так что времени у меня мало, — заявил он, ставя чемоданчик на стул.

— Я вас не задержу. Признайтесь, доктор, строго между нами, вам не приходило в голову, что Гарри Фраттона, возможно, пытались отравить?

— Да.

Вард тихонько вскрикнул от удивления.

— И когда вы об этом подумали?

— Прошлой ночью симптомы болезни показались мне очень подозрительными. Я уже дважды виделся с Гарри Фраттоном, он рассказал мне, как у него начинаются подобные приступы. Я обследовал его очень внимательно, но сегодня вечером не обнаружил никаких признаков болезни сердца. Кроме того, мистер Фраттон слишком быстро пришел в себя, чтобы причину недавних приступов можно было счесть естественной. Либо молодой человек сам принимает какой-то стимулятор, либо это снадобье подсыпают ему в еду или питье без его ведома. Но имейте в виду: это мое личное мнение, и я не решился бы утверждать, что это так, под присягой.

— Естественно. И спасибо за откровенность — благодаря вам я сэкономлю массу времени. Итак, возможно, Гарри Фраттона пытались убить…

— Нет, я бы не стал говорить об убийстве.

— Как так?

— У нас нет никаких оснований полагать, что доза была смертельной.

— Скажите, доктор, вы заявили инспектору Варду, что лечили только одного обитателя дома — горничную Агнессу, если не ошибаюсь?..

Редкостная память Монка поразила инспектора — он упомянул об этом факте только один раз, и то вскользь.

— Я не думаю,, что между состоянием Агнессы и вашим расследованием есть какая-то связь, мистер Монк. Может, мне вообще не следовало бы говорить об этом… Но… Агнесса беременна.

— И давно?

— Пять месяцев.

— А кто отец ребенка?

— Она мне не говорила, да я и не спрашивал. А это важно?

— Кто знает? Не исключено… И сколько времени девушка проработала в этом доме?

— Около семи месяцев. Надо сказать, Агнесса далеко не блещет умом. Она все время ходила на деревенские танцульки, а потом, скорее всего, ее провожал домой то один, то другой парень. Кроме того, Агнесса: каждую неделю ездила в Уэллинг, Кстати, могу вас сразу уверить, что никогда не слышал никакой болтовни насчет Агнессы и Гарри Фраттона.

— Гм,,. А как он себя чувствует?

— Неплохо. Теперь ему уже можно вставать, но лучше пока за ним приглядывать — как бы снова не начались неприятности, Да и мне очень хотелось бы знать, начинаются ли эти приступы сразу после еды или в другое время дня.

— До сих пор мы связывали их с тем или иным физическим усилием.

— Возможно, действие лекарства проявляется в полной мере лишь в подобных обстоятельствах. Я ничего не могу утверждать определенно, но все это очень странно.

— А как дела у миссис Фраттон?

— Я ждал этого вопроса. Она пережила серьезное нервное потрясение, и я не смог добиться хоть мало-мальски последовательного ее рассказа. Отослав на кухню мисс Грей, Милдред Фраттон стала говорить о своем муже. Она уверена, что вы подозреваете его в убийстве Уилберфорса, но сама нисколько не; сомневается в невиновности Джорджа.

— Я могу поговорить с миссис Фраттон или это утомит ее?

— Пожалуй, да, но я дал ей снотворное. Скоро миссис Фраттон уснет и наверняка проспит до самого утра. Так что, если вы хотите ее о чем-то спросить, не откладывайте.

Милдред Фраттон полусидела в постели, опираясь спиной на подушки. Лихорадочно горящие глаза с испугом посмотрели на суперинтенданта. Монк взял ее за руку, улыбнулся и, не дожидаясь приглашения, пододвинул к кровати стул. Вард молча стоял у камина.

— Послушайте, миссис Фраттон, больше всего я хочу, чтобы вы успокоились и отдохнули. Так что я не собираюсь долго вас мучить. Вы думаете, что вашего мужа подозревают в убийстве? А я считаю своим долгом уверить вас, что у нас нет абсолютно никаких доказательств, позволяющих обвинить мистера Фраттона в убийстве его друга Уилберфорса.

Милдред тихонько вскрикнула.

— Более того, некоторые факты наводят на мысль, что во время убийства неподалеку от места трагедии находилось третье лицо. Следовательно, у вашего мужа нет оснований нас опасаться. Что именно он сказал вам по телефону?

— Просил взять деньги… из сейфа.

— Но вы их там не нашли?

— Нет, сейф ограбили. А Джордж сказал, что для него жизненно важно получить эти деньги!

— И каким же образом вы собирались их передать?

— Я… я уже сама не знаю…

— Послушайте, миссис Фраттон, чем дольше ваш муж прячется от полиции, тем затруднительнее его положение. Так или иначе, а в конце концов мы ведь все равно его найдем. Вы знаете адрес?

— Нет, не знаю. И прошу вас, оставьте меня. Джордж как раз собирался сказать, как его найти, но…

— Не надо лгать. Это принесет вашему мужу больше вреда, чем пользы. Мы хотим помочь ему выйти из затруднения…

— Я еще ни разу не слышал подобной глупости из уст полицейского! — В комнату вошел Гарри Фраттон. Он был в халате и явно не успел причесаться. Закрыв дверь, Гарри подошел к кровати, подмигнул Милдред и с сардонической улыбкой повернулся к Монку. — Вы просто-напросто хотите добраться до Джорджа и посадить его под замок, а уж потом искать доказательства вины. Таково ваше ремесло. Не говорите им ни слова, Милдред!

Гарри вытащил из кармана пачку сигарет, закурил и бросил спичку в камин.

Глава 18 Гарри протестует

— Я думаю, вы хорошо понимаете, какой совет дали своей невестке? И, кроме того, вам наверняка известно, что попытка утаить от следствия важные сведения может обойтись ей очень дорого.

— А вы отлично знаете, что жена не может свидетельствовать против мужа.

— Она действовала бы в его интересах, а вовсе не против, как я уже объяснил ей.

— Да, но я вам не верю.

— Вас больше устраивает, чтобы ваш брат оставался в бегах?

— Я не желаю, чтобы он угодил вам в лапы!

— Чем больше проходит времени, тем хуже его положение. Неужели вы хотите, чтобы мы начали всерьез подозревать вашего брата? И в любом случае, мистер Фраттон, как бы вы ни умничали, вам придется-таки сегодня поехать вместе с нами в Уэллинг, дать показания и подробно рассказать, куда это вы ходили прошлой ночью.

Вард был потрясен, но не посмел вмешаться.

— Вы что, забыли о моей болезни? — возмутился Гарри.

— Ваше здоровье не внушает мне ни малейших опасений, да и вам, впрочем, тоже. Если мне не изменяет память, инспектор, у вас есть бесспорное доказательство, что в то время, когда ранили агента Доула, мистер Фраттон находился вне дома?

— Да, сэр.

— Мистер Гарри Фраттон уже дал вам показания?

— Нет, сэр.

— Мистер Фраттон, будьте любезны одеться. Вы поедете с нами в Уэллинг.

Монк незаметно сделал знак инспектору.

— Инспектор Вард придерживается того же мнения. Мы не можем поступить иначе. Не так ли, инспектор?

— Да, сэр.

У полиции, конечно, было немало оснований арестовать Гарри, но Вард считал, что полезнее было бы пока оставить его на свободе. Однако Монк разрушил все его планы. Может, он рассчитывал напугать Гарри Фраттона? Как бы не так! Молодой человек лишь вызывающе улыбнулся и встал.

— Гарри наверняка не сделал ничего дурного, — тихо проговорила Милдред, — я уверена, что он сумеет все вам объяснить.

— В таком случае, миссис Фраттон, почему он не говорит нам правду? Почему…

— О, довольно! — воскликнул молодой человек. — Замолчите!

— И не подумаю, мистер Фраттон. Вы читали завещание брата? Оно лежало в сейфе. А вы, миссис Фраттон, знали, что сей бедный родственник по смерти вашего мужа наследует вполне приличное состояние? По-моему, мотив преступления очевиден! Прошу вас идти одеваться, мистер Фраттон, мы не можем больше терять даром время!

Гарри неторопливо направился к двери, и, как только он вышел на лестничную площадку, суперинтендант шепнул Варду:

— Не спускайте с него глаз! Как бы парень не выкинул какую-нибудь глупость… Быстро!

Инспектор поспешил следом за Гарри, а Монк взял Милдред за руки.

— Надеюсь, что я ошибся, миссис Фраттон, но, мне кажется, ваш муж стал жертвой заговора. Его хотят либо убить, либо отправить на эшафот. Повторяю, с вашей стороны просто безумие молчать, если вам что-то известно. Мы должны вовремя найти Джорджа Фраттона и узнать от него всю правду, а то как бы не случилось несчастья!


Вард бесшумно толкнул дверь в спальню Гарри. Молодой человек уже почти оделся. Застегнув последнюю пуговицу, он собрал в пластиковый пакет кое-какие мелочи. К этому времени подоспел и Монк.

— Вы готовы? Прошу вас немедленно следовать за мной, мистер Фраттон.

В саду ждал полицейский в форме. Монк велел Гарри сесть в машину Варда и, оставив агента наблюдать за ним, вернулся в дом. Инспектор ждал в холле.

— Я знаю, что изрядно шокировал вас, старина! Но я веду себя так странно только потому, что нам во что бы то ни стало нужно принять решительные меры. После вашего ухода миссис Фраттон призналась, что ее муж ожидает бандероли, которую она должна отправить в Солсбери мистеру О. Смиту, до востребования. Это уже шаг вперед. Завтра и послезавтра нам надо незаметно понаблюдать за почтовым отделением в Солсбери. Я думаю, поймав Джорджа, мы продвинемся еще больше. Если, конечно, застанем его в живых! Эта история принимает очень скверный оборот. По-моему, Гарри известно гораздо больше, чем он хочет показать. Он знал Кенни до того, как тот явилсясюда в пятницу.

— Черт возьми!

— Об этом мне сказала миссис Фраттон. Она сразу поняла, что эти двое виделись раньше. А ведь Кенни и мисс Грей были сообщниками в жульнических операциях, разработанных якобы Джорджем Фраттоном. Возможно, проведя ночь в камере, Гарри станет откровеннее?


В полицейском управлении Гарри Фраттону предъявили ордер на арест. Его обвинили в сообщничестве при нападении на полицейского агента Доула.

Суперинтендант попросил Варда приготовить небольшую коробочку и, сделав бандероль, отправить по адресу, указанному Милдред Фраттон.

— Если Джордж явится на почту, мы сможем выследить его до самого укрытия.

Подготовка и отправка бандероли заняла не больше часа.


Доул пришел в сознание среди ночи и пожелал немедленно дать показания. Он упомянул о подозрительном мотоцикле, но больше ничего интересного сообщить не смог.

Полиция немедленно объявила розыск, и большую часть понедельника Вард, Мелвилл и другие полицейские расспрашивали мотоциклистов. Однако братьев Фраттонов никто из них не знал.

За весь день им так и не удалось обнаружить никаких следов ни Кенни, ни Джорджа.


Суперинтендант передал Варду полное досье дела о мошенничестве и подлоге и материалы судебного процесса, на котором выслушали свой приговор Кенни Ли и Вивьен Грей. Кроме того, Монк позвонил в Скотленд-Ярд и приказал выяснить, не был ли связан кто-либо из обвиняемых или свидетелей с Джорджем Фраттоном и Сесилом Уилберфорсом.


Во вторник, в начале девятого утра, Вард остановил машину неподалеку от почтового отделения в Солсбери. Его сопровождал сержант в штатском, а двое местных полицейских наблюдали за каждым, кто приближался к почте.

За час на почте побывало немало народу, но никто даже отдаленно не напоминал Джорджа Фраттона.

Вард зевнул. Наконец один из местных полицейских вышел на порог и подал условленный сигнал. За бандеролью пришли!

Полицейские приготовились в любой миг рвануть с места, а мгновение спустя из отделения вышел тщедушный человечек с бандеролью в руках. Это был, бесспорно, не Джордж, но, очень возможно, Кенни!

Полицейский повторил сигнал, Вард кивнул и вышел из машины, а сержант включил зажигание и отпустил тормоза. Не глядя по сторонам, Кенни торопливо шел к рыночной площади и пристроился к очереди, стоявшей на автобусной остановке почти напротив полицейского управления. Открыть бандероль он не пытался. Вард прошел мимо, но Кенни, очевидно, не обратил на него внимания. Инспектор тоже сделал вид, будто ждет автобуса. Кенни снял шляпу и поскреб в затылке. Полицейский поглядел на плешивую голову и подумал, что, по описанию, этот тип очень похож на Кенни. Он закурил. Интересно, знает ли Кенни, что, по идее, у него под мышкой должно быть целое состояние. И действительно ли его послал на почту Джордж Фраттон?

Подъехал автобус на Борнмут. Кенни взобрался на второй этаж и сел на одно из передних сидений. Вард направился в противоположный конец. Местный полицейский устроился внизу, а машина поехала следом. Таким образом, у Кенни не осталось никаких шансов ускользнуть.

Автобус приехал в Борнмут ровно в полдень. Вард вышел первым. Машина затормозила перед церковью, недалеко от остановки. Кенни пошел в сторону дамбы, потом — по круто взбегавшей на склон тропинке, свернул направо, налево и наконец добрался до маленькой гостиницы «Конрой». Поворачивая в аллею, Кенни обернулся и сразу заметил Варда, Мелькнувшее в его глазах любопытство быстро сменилось страхом, и парень со всех ног бросился в гостиницу.

К инспектору приблизился полицейский из Солсбери, двигавшийся подругой стороне дороги.

— Мне идти с вами, сэр?

— Нет, обогните гостиницу и следите за черным ходом!

Сержант выскочил из машины.

— Стойте здесь и ни в коем случае не упустите его! — крикнул Вард.

Инспектор вошел в сумрачный холл гостиницы. Напротив входа располагалась лестница, по одну сторону от нее — дверь в салон, по другую — в столовую. В глубине коридора хлопнула дверь, Вард немедленно бросился туда и через несколько секунд оказался на кухне.

Стоявшие у мойки женщина и два мальчика окинули его недоуменным взглядом. И тут инспектор увидел, что Кенни во весь дух мчится по саду.

— Что все это значит?! — воскликнул один из мальчиков. По Вард, не отвечая, побежал следом за Кенни. Тот уже успел свернуть на узкую тропинку к морю. Подоспевший на помощь сержант не отставал от инспектора. Беглец улепетывал с такой невероятной скоростью, что Вард всерьез опасался, как бы он опять не ускользнул от них. Полицейские: вихрем промчались мимо двух больших гостиниц. Кенни, удаляясь от дамбы, бежал по гребню скалы. Двое трое прохожих с изумлением смотрели ему вслед. Один из них вполне мог остановить беглеца, но Вард слишком запыхался, чтобы позвать на помощь. Оглянувшись, он увидал, чло сержант остался далеко позади. В боку покалывало, глаза застилал туман. Вряд ли ему удастся долго поддерживать прежний бешеный темп. Неожиданно откуда-то взялся маленький терьер и с лаем налетел на Кенни. Тот споткнулся и сердито пнул собачонку ногой. Терьер отступил, ворча и скаля зубы. Однако как только обидчик снова бросился бежать, собака напала ка него сзади. Кенни оступился и исчез в пропасти.

Вард очень скоро приблизился к месту падения и заглянул вниз. Метрах в шести от него, на глинистой поверхности склона, лежал Кенни. Он привалился спиной к скале и тупо смотрел в пространство. В нескольких шагах от него валялась бандероль. К инспектору подбежал вконец запыхавшийся Сержант. Кенни шевельнулся. Тропинка под ним шла уже не так круто, и беглец вполне мог спуститься, не рискуя головой.

Вард повернулся к сержанту:

— Идите к основанию скалы, сержант. Я полагаю, тут должен быть фуникулер?

— Да, только зимой он не работает.

— Ладно, спускайтесь, но осторожнее — не сверните себе шею!

Инспектор огляделся и заметил, что к нему бежит кто-то из местных полицейских. Как только тот оказался на рас стоянии голоса, Вард крикнул:

— Я из полиции Уэллинга. Подежурьте тут!

Полицейский ответил согласием, и Вард, не теряя времени даром, начал спускаться по тропинке следом за Кенни. Беглец ехал вниз на спине, придерживаясь руками за каждый куст и за выступы скалы.

Из-под ноги у Варда выскользнул камень, и он едва успел вцепиться в другой, покрепче. А Кенни двигался все быстрее, и полицейский опять испугался, что упустит добычу, как вдруг нога у него снова соскользнула. Вард упал навзничь и стукнулся головой о камни. Глаза запорошило песком. Инспектор чувствовал, что летит все стремительнее, поднимая клубы пыли. Казалось, он переломает себе все кости. Наконец его тело содрогнулось от удара, и падение прекратилось.

Вард лежал на спине. В ушах звенело, мышцы отказывались повиноваться. Когда пыль рассеялась, инспектор увидел, что его полет остановил выступ скалы. Внизу лежало море, а над ним — затянутое облаками небо. Неподалеку что-то шевельнулось, и Вард повернул голову в ту сторону. Кенни!

Вид беглеца вернул инспектору прежнюю энергию. По другую сторону от него шел отвесный, но зато очень короткий спуск. Вард повернулся на бок, стараясь по возможности регулировать скорость падения, и вовремя увидел каменную стену на задворках палаток, построенных у основания скалы. Инспектор прислонился к этой стене и стал наблюдать, как спускается Кенни.

Беглец тяжело врезался в скалу недалеко от инспектора. Его запыленное лицо сплошь покрывали кровоподтеки и ссадины…

— Вы арестованы, — спокойно заявил Вард.

Кенни повернул голову, попытался встать, но тут же взвыл от боли и с видом побитой собаки посмотрел на полицейского.

— Не валяйте дурака, Кенни! — посоветовал инспектор.

До появления сержанта и местного полицейского неудачливый беглец больше не двигался с места. Позвали врача. Узнав, что у Кенни сломана нога и он, очевидно, сильно страдает, Вард решил, что арестованный пока не годится для допроса.

«Скорая помощь» не заставила себя ждать, но, прежде чем Кенни повезли «больницу, врач, опасавшийся, что у раненого поврежден позвоночник, сделал ему укол морфина.



Вард отряхнулся и сполоснул лицо в раздевалке у дамбы. Больше всего его беспокоило, что Джордж Фраттон мог узнать о происшествии и сбежать из гостиницы. Полиция Борнмута обещала усилить наблюдение.

Вард вместе с сержантом подъехал к гостинице на машине, и дежурный сообщил, что, с тех пор как он на посту, из здания никто не выходил. Было уже час пополудни, и гонг возвестил, что настало время второго завтрака.

Вард и молодой сержант из борнмутской полиции вошли в холл. Две пожилые дамы, направлявшиеся в столовую, смерили их удивленным взглядом. По лестнице спускалось несколько других постояльцев. Инспектор собирался вызвать управляющего и узнать, у себя ли «мистер О. Смит», как вдруг на верхней площадке лестницы появился Джордж Фраттон.

Глава 19 Второй арест

Фраттон застыл, загораживая проход. Двое мужчин у него за спиной нетерпеливо ворчали, но бизнесмен и не думал двигаться с места. Вард недовольно сморщился.

— Спускайтесь, мы арестовали Кенни.

Джордж Фраттон начал спускаться под удивленными взглядами постояльцев. Двое борнмутских полицейских стояли у входа в гостиницу. Фраттон не пытался бежать и, когда инспектор сообщил ему, что он арестован по подозрению в убийстве Сесила Уилберфорса, не сказал ни слова. Один из агентов ощупал его пиджак и карманы брюк, но пистолета не обнаружил.

Борнмутские полицейские взяли на себя обыск в гостинице и обещали уладить все формальности, а Варда и Фраттона повез в управление сержант из Уэллинга. Там Джорджу предложили дать показания, и он впервые за все это время открыл рот:

— Мне нечего сказать.

Вард оставил его под надзором, приказав накормить, а сам поехал в город обедать вместе с борнмутским суперинтендантом.

По возвращении он узнал, что местная полиция не обнаружила в комнате Фраттона ничего подозрительного.


Милдред подумала, что в доме вдруг воцарились непривычные тишина и спокойствие, хотя там постоянно было несколько полицейских, в том числе хорошо знакомый ей Леверетт.

Она страшно переживала, упрекая себя за излишнюю болтливость и опасаясь, как бы это не привело к аресту, а потом и к осуждению Джорджа. Милдред изо всех сил внушала себе, что Джордж не виноват, но волей-неволей испытывала некоторые сомнения. И все же, в любом случае, она любила мужа и страшно боялась, что, желая помочь, на самом деле погубила его.

Во вторник, во второй половине дня, разглядывая у себя в спальне фотографии детей, Анны и Джона, Милдред вдруг подумала, что они, быть может, прочитали в газетах обо всех домашних происшествиях. Хорошо еще, что оба сейчас в колледже! Она позвонила директору Джона, и тот обещал сам поговорить с мальчиком. Директрисса Энн поступила точно так же, и Милдред немного успокоилась. Однако вскоре из холла послышался знакомый голос:

— Миссис Фраттон дома?

Суперинтендант Монк разговаривал с дежурным полицейским. Милдред ожидала, что он не замедлит вернуться, но присутствие «человека из Ярда» ее пугало.

— Да, сэр, — услышала Милдред. — Миссис Фраттон в гостиной.

Монк постучал в дверь, и хозяйка дома неуверенно пробормотала: «Входите».

Гигантская фигура суперинтенданта выросла в дверном проеме, и Милдред вдруг показалось, что она видит его в первый раз. Несчастную женщину охватил ужас. Монк позволил Вивьен Грей остаться в комнате, и та застыла у окна. Зная часть правды о прошлом девушки, Милдред прекрасно понимала, почему она так нервничает в присутствии полицейских. Она предпочла бы остаться с суперинтендантом наедине, но на этот раз он вел себя совсем по-другому — как врач или священник, вынужденный сообщить дурную новость.

— Вы хотите поговорить со мной, мистер Монк?

— Да, миссис Фраттон. Мы нашли вашего мужа.

Милдред вздрогнула.

— Благодаря вам, миссис Фраттон.

— О Боже!

— Дорогая миссис Фраттон, поверьте, для него это очень хорошо. Кроме того, могу с удовольствием сообщить, что ваш супруг пребывает в отличной форме.

— Когда… мне можно с ним увидеться?

— Когда хотите. Именно поэтому я и пришел предупредить вас немедленно. Ваш муж был в Борнмуте и сейчас едет в Уэллинг. Мы ждем его примерно в четыре часа. Если хотите, я могу прихватить вас с собой, и вы с ним поговорите.

— Муж знает, что я его предала?

— Мистер Фраттон ничего не знает, и вы можете сказать ему сами все, что сочтете нужным. Пока он потребовал адвоката, но больше не сказал ни слова. Вы поедете со мной?

— Да.

Суперинтендант усадил Милдред в машину и сам повез ее в Уэллинг.

— Дорога не займет много времени, миссис Фраттон, но прежде чем мы доберемся до места, я хотел бы просить вас об одной услуге — об очень большой услуге… Я знаю, вы не верите в наши добрые намерения, но, честное слово, у нас нет другой цели, кроме как найти истинного виновника, кем бы он ни был. Если ваш муж невиновен…

— Это бесспорно так!

— В таком случае убедите его сказать нам всю правду. Клянусь вам, миссис Фраттон, это лучшее, что он может сделать.


Полицейское управление оказалось самым обыкновенным, ничем не примечательным зданием. Милдред полчаса прождала в крошечной полупустой комнате. Кто-то из младших полицейских принес ей чай, хлеб с маслом, абрикосовый джем и несколько маленьких пирожных. Наконец молодая женщина услышала шаги, и в комнату вошел Джордж.

Он показался Милдред еще более постаревшим и усталым, чем в воскресенье утром. Под красными от безмерного утомления глазами легли глубокие тени. Увидев жену, Фраттон раскрыл объятия, и его измученное лицо просветлело. Джордж целовал ее волосы, а Милдред плакала. Немного успокоившись, она тихонько отстранилась.

— О, Милдред, как мне жаль…

— Джордж…

— Я никогда не прощу себе, что все это так измучило и истерзало тебя.

Он усадил жену, взял стул и устроился рядом.

— Мне и в голову не приходило, что все обернется, так скверно, моя дорогая. Я всегда старался скрывать от тебя свои заботы, не говорил дома о делах…

У Милдред подкатил к горлу комок, и она не смогла ответить. Джордж говорил так, словно утратил всякую надежду на спасение.

— Я понимал, что наживу врагов, это было неизбежно, но мне и в кошмарном сне не снилось, что они пойдут на такое! Мы долго боролись, и я вот-вот взял бы верх… Потому-то они и отважились на столь отчаянный риск.

Милдред поняла, что ее муж стал жертвой какого-то заговора, и сразу вспомнила слова Монка. Суперинтендант просил ее об услуге… Но сумеет ли Милдред убедить мужа рассказать все полиции? Он так упрям и не желает поддаваться никаким влияниям…

— Я уверена, что ты все равно победишь, милый.

— Теперь это невозможно…

— Джордж, ты ведь не убивал Уилберфорса, правда?

Фраттон очень серьезно посмотрел на жену, потом улыбнулся, но ответил не сразу. Он лишь склонился к Милдред и взял ее за руки. Холодные от волнения пальчики жены дрожали.

Глава 20 Освобождение Гарри

Монк, Вард, Мелвилл и стенографист, устроившись в соседней комнате, слушали разговор супругов. Прежде чем отправиться в «Тисы», суперинтендант велел установить микрофоны и передатчик, и теперь полицейские отчетливо слышали каждое слово Фраттонов. Инженер, ставивший аппаратуру, уверил Монка, что Джордж ничего не заметит.

Молчание Фраттона показалось четырем полицейским невыносимо долгим, наконец Милдред повторила вопрос:

— Джордж, ты ведь его не убивал?

Вард нервно сжал кулаки. Ответ прозвучал удивительно спокойно:

— Нет, дорогая моя, я не убивал Уилберфорса. Мы с ним работали вместе, и я не сомневаюсь, что в субботу, на дороге, пытались уничтожить нас обоих.

Милдред почувствовала такое облегчение, что снова расплакалась. Джордж с нежностью вытирал ее слезы.

— А ты во мне сомневалась?

— Я… хотела иметь полную уверенность…

— Мои враги торжествовали победу, и мне, чтобы справиться с ними, нужно было оставаться на свободе.

— Джордж!

— Дорогая моя, ты ни в чем не виновата. Они арестовали Кенни. Мне не следовало пользоваться его услугами, но выбора не было.

— Джордж, это я сказала полиции о твоем поручении! — крикнула Милдред.

Она вскочила и посмотрела на мужа, готовясь увидеть на его лице выражение ужаса и отвращения. Но ничего подобного не произошло, хотя видно было, что известие удивило и немного шокировало Джорджа.

— Понимаешь, я сказала им…

— Монк очень умен. Дай мне, пожалуйста, сигарету, Милдред.

Она достала из сумочки пачку сигарет и протянула мужу.

— Спасибо. Да, Монк очень умен, — повторил он, чиркнув спичкой, — я его знаю. Газеты писали о его приезде в Уэллинг. Монка часто принимают за не в меру шумного фанфарона, и совершенно напрасно. Что ни говори, его своеобразные методы приносят блестящие результаты. Мне передавали, что в Ярде его не очень-то любят… а впрочем, ладно. Это Монк сумел тебя уговорить, правда?

— Да, он сказал, что это лучший способ тебе помочь.

— Значит, деньги у него? Для полиции это было не менее важно, чем арестовать меня, если не более… Узнав, что Монк добрался до них, я сразу понял, что попал в безвыходное положение.

— Джордж…

— Среди банкнот были…

— Но, Джордж, они вовсе не у Монка!

— Что?!

— Когда я открыла сейф, там не оказалось ни единой купюры. Я так удивилась, что невольно вскрикнула, и меня услышали. Поэтому-то и пришлось рассказать им о твоем поручении.

Фраттон вскочил. Казалось, он снова помолодел и обрел прежнюю энергию. Глаза его сверкали. Немного помолчав, Джордж крепко сжал руки жены и медленно, отчетливо, словно каждый звук имел особое значение, проговорил:

— Ты вполне уверена, Милдред, что полиция не видела этих денег?

— Разумеется! Говорю тебе, в сейфе их не было!

Джордж Фраттон взял жену за руки и весело рассмеялся. И смеялся он так долго, что Милдред немного встревожилась. В то же время она чувствовала, что на душе ее вдруг необыкновенно полегчало.

— Чудесная новость! Теперь нам’ незачем отчаиваться, дорогая, и больше не терзайся, — успокоил ее муж. — Я просил своего поверенного, Синглтона, приехать сюда, и уж вдвоем мы сумеем справиться со всеми неприятностями. Это самая лучшая новость, какую только ты могла мне сообщить!

После этого Джордж заговорил о детях, и скоро от тревожной атмосферы первых минут свидания не осталось и следа. Но как только Фраттон спросил о здоровье брата, Монк вскочил и приказал дежурившему в коридоре полицейскому открыть дверь соседней комнаты. Он не хотел, чтобы Милдред рассказала мужу подробности ареста Гарри. Вард попытался расслышать ответ миссис Фраттон, ко она успела пробормотать лишь что-то вроде «…Раз г с ты не знаешь…»

Судя по всему, Джордж не слышал об аресте брата и о довольно расплывчатой формулировке причин его задержания.

Впрочем, стоит ли слушать разговор, если передатчик сотрясают раскаты зычного голоса Монка? И Вард решил присоединиться к суперинтенданту.

— Прошу прощения, но я вынужден закончить ваше свидание, миссис Фраттон…

Джордж пристально посмотрел на Монка.

— С вашей стороны и так было огромной любезностью разрешить нам увидеться. Честно говоря, меня ;го даже немного удивило. Но я спрашивал у жены, как себя чувствует мой брат. Я не имею права узнать о нем?

— Он…

Но Милдред перебила полицейского:

— Гарри здесь. Его арестовали в воскресенье вечером.

— И в чем обвиняют?

— В соучастии в нападении…

— В нападении и на кого?

— Тяжело ранен полицейский из Уэллинга…

— Ах да! Это тот, на которого напали в субботу ночью, правильно? У моего брата есть адвокат?

— Пока нет. Он отказался от защиты, но сейчас это не столь важно, заседание следственного суда отложено.

— Я этим займусь. Синглтон приедет с минуты на минуту, так что он возьмет на себя защиту Гарри.

Джордж Фраттон не стал больше расспрашивать о брате. Теперь, когда к нему снова вернулось обычное самообладание, он спокойно обнял жену и с улыбкой проводил ее до двери. Выходя из комнаты, Милдред не могла сдержать слезы, но на душе у нее изрядно полегчало.

Инспектор Вард стал читать утренние донесения. Ничего нового — в основном отрицательные заключения. Записка из юридического совета полиции гласила: «Несмотря на отсрочку, предоставленную следственным судом, долго держать Гарри Фраттона под стражей представляется крайне неосторожным, поскольку доказательства его вины в деле Доула явно недостаточны, особенно учитывая показания самого потерпевшего, который слышал на дороге шум мотоцикла». Да и кроме того, на раковине не обнаружили никаких следов ржавчины. Обвинения против Джорджа более обоснованны, но опять-таки непонятно, что могло побудить его к убийству друга.

Правда, Уилберфорса застрелили из «уэбли» тридцать второго калибра, а у Фраттона-старшего было именно такое оружие…

Дверь открылась, и в кабинет инспектора вошел Монк. Огромный суперинтендант задумчиво остановился у письменного стола, и Варду вдруг показалось, что комната резко уменьшилась в размерах.

— О чем вы думаете? — спросил инспектор.

— Пожалуй, нам лучше немедленно освободить Гарри Фраттона.

— А, вы уже прочитали записку из юридического совета?

— Да, и принял ее к сведению. Я далеко не всегда согласен с этими господами и вечно ссорюсь с прокуратурой. Они там панически боятся юридических ошибок. Тем не менее записка дает нам возможность отпустить Гарри, а такую удачу упускать не следует.

— Почему?

— Я уверен, что тут какая-то сложная махинация. Гарри в ней наверняка замешан и, оказавшись на свободе, возможно, наведет нас на след. Я не знаю, работает ли он на брата или против него, но мы установим за ним постоянное наблюдение.

— Но вы же сами его арестовали!

— Конечно, дорогуша. С единственной целью — встревожить миссис Фраттон и заставить ее разговориться. Что и произошло. Джордж Фраттон тогда скрывался, и мне хотелось взглянуть на то, как поведет себя младший брат. Кроме того, мы показали его специалисту, и тог подтвердил мнение доктора Нортона. У Гарри совершенно здоровое сердце, а приступы были спровоцированы. Кем и чем — мы пока не знаем. С тех пор как Гарри здесь, ему ни разу не стало плохо. Занятно будет, если, как только он выйдет на свободу, приступы возобновятся, правда? Ну, так вы согласны освободить Гарри?

Монк избегал смотреть инспектору в глаза.

— Но я бы очень хотел знать, почему вы так внезапно передумали! — возмутился Вард. — Не очень-то благородно с вашей стороны скрывать от меня какие-то факты!

Суперинтендант улыбнулся:

— Послушайте, я не отказываюсь ни от единого из сказанных только что вам слов, вы ведь сами все слышали не хуже меня! Джордж Фраттон вызвал на помощь Синглтона.

— Да, это его поверенный.

Суперинтендант рассмеялся:

— Если бы только это! Синглтон — самый потрясающий защитник в такого рода делах. Во всяком случае, я никогда не видел ничего подобного. Он внимательнейшим образом изучит все подробности дела и не скажет ни слова. А потом, когда обвиняемые предстанут перед судьей, то есть на следующей неделе, Синглтон докажет как дважды два, что ни одно из наших обвинений не стоит ломаного гроша, что мы, арестовали обоих братьев, не имея никаких доказательств, и, указав на грубую юридическую ошибку по отношению к Гарри, попытается нас дискредитировать, заявив, что с Джорджем дело наверняка обстоит точно так же. В результате у нас начнутся крупные неприятности с прокуратурой, начальством и прессой.

— Когда вы намерены выпустить Гарри?

— Как только вы доберетесь до «Тисов» и подготовите ему достойную встречу. Интересно, Вард, как он на это отреагирует?

— А?

— Очень возможно, что Гарри Фраттон и Вивьен Грей — старые знакомые. Как, по-вашему?

Глава 21 Гарри возвращается в «Тисы»

Милдред приехала домой в начале седьмого. Если не обращать внимания на двух полицейских в форме, дежуривших у дома, все казалось будничным и спокойным. В холле и на кухне горел свет. Милдред подумала, что Вивьен, которую сама она воспринимала скорее как компаньонку, почему-то предпочитает роль простой горничной. Это выглядело довольно странно.

Милдред стала искать в сумочке ключ, но дверь распахнулась.

— Здравствуйте, миссис Фраттон, — приветствовал ее дежурный полицейский.

Молодая женщина ответила ему улыбкой. В холл вышла Вивьен. При виде хозяйки лицо ее озарилось радостью. Милдред увела девушку с собой ц комнату. Избавившись от пальто и шляпки и поправив прическу, она рассказала о свидании с мужем.

— Теперь я не сомневаюсь, что все будет хорошо. По-моему, я правильно сделала, рассказав обо всем мистеру Монку.

— Возможно. А как себя чувствует мистер Фраттон?

— Прекрасно.

— А мистер Гарри?

— Джордж сказал, что его адвокат будет защищать их обоих. Я уверена, что все кончится как нельзя лучше. Что за невероятная история, Вивьен! Как кошмарный сон…

— Скоро все волнения останутся позади, и вы посмеетесь над прежними страхами. Я…

Раздался звонок, и девушка недоговорила.

— Это у двери. Я пойду открою.

— Если там гости, скажите, что я никого не принимаю. Сейчас не хватает только светских визитов!

— Хорошо.

— Спасибо, дорогая Вивьен!

Но, как только девушка ушла, Милдред передумала: нехорошо так обращаться с людьми, которые не поленились прийти только для того, чтобы выразить вам симпатию! И Милдред поспешила на лестничную площадку.

Полицейский уже впустил гостью, но Милдред ее не видела. Голоса она тоже не узнала — снизу слышалось лишь какое-то неясное бормотание сквозь слезы. Наконец Милдред все же разобрала несколько слов.

— Скажите ей, что это я, Агнесса…

— Агнесса!

Милдред быстро побежала вниз, удивляясь, что так рада возвращению девушки. Та стояла посреди холла. Прямые черные волосы свисали на лоб и на уши, на макушке нелепо торчала шляпка, а серое пальто, казалось, вот-вот лопнет по швам. Увидев Милдред, Агнесса снова разрыдалась. Хозяйка дома обняла ее за плечи и повела в гостиную — Вивьен предусмотрительно распахнула перед ними дверь. Агнесса как будто немного успокоилась, но тут же шмыгнула носом и опять разразилась слезами. Вивьен с легкой тревогой наблюдала эту сцену.

— Ей надо выпить чего-нибудь укрепляющего. Вы не принесете рюмку коньяка, Вивьен? — спросила хозяйка дома.

— Да, миссис Фраттон.

Она плеснула в бокал коньяка и протянула Агнессе. Девушка перестала плакать, но упорно избегала взгляда Милдред.

— Пейте! — приказала мисс Грей.

— Нет! Мне нельзя ничего спиртного!

Агнесса так резко отшатнулась, что чуть не выбила бокал из рук Вивьен.

— Док… доктор запретил мне пить… Мне-то ничего не будет, а вот ему…

— Ему?

Вивьен окинула взглядом фигуру Агнессы, Милдред — тоже, и тут наконец поняла, что случилось с ее бывшей горничной. Милдред с ненавистью подумала о Гарри — наверняка это он виновник несчастья! И тут же ее охватила жалость к несчастной девушке, в таком отчаянии сидевшей перед ней на диване.

— Бедная моя Агнесса! Вы должны были из-за этого мне все сразу рассказать. Так вы ушли?

— Да, миссис Фраттон.

— Значит, никакого нового места вы не нашли?

— Нет, ведь это уже стало заметно…

— Но разве вы не знали, что я бы помогла вам, Агнесса?

— Ох, я совсем потеряла голову, миссис Фраттон…

— Это единственная причина или вы боялись назвать мне имя отца будущего ребенка?

Милдред, улыбаясь, взяла девушку за руку.

— Ну, уж теперь-то можете без опаски рассказать мне всю правду.

— Но…

Агнесса снова расплакалась.

— Так надо, Агнесса, и не бойтесь, я не рассержусь. Наоборот, сделаю все возможное, чтобы помочь вам.

Несмотря на все его фразерство, насмешливый вид, язвительные замечания и видимое презрение к несчастной девушке, Милдред не сомневалась в виновности Гарри.

Агнесса с мольбой протянула к ней руки:

— Правда, миссис Фраттон? Понимаете, у меня на всем белом свете никого нет, даже друга…

Девушка опять зарыдала, и Милдред подумала, что разумнее всего не настаивать и дать ей время успокоиться. Она посмотрела на Вивьен — та, конечно, даже не догадывалась об истинной подоплеке драмы.

В дверь снова позвонили, и Милдред вспомнила, что вроде бы слышала шум подъезжающей машины, но не придала этому значения. Теперь до нее донеслось удивленное восклицание, а потом — довольно громкий голос Варда:

— Все в порядке, сержант. А где миссис Фраттон?

Рыдания Агнессы заглушили ответ полицейского Милдред посмотрела на Вивьен и тихонько шепнула:

— Не пускайте их сюда.

Но дверь открылась, и в гостиную, широко раскрыв объятия, вбежал улыбающийся Гарри.

— Я свободен, Милдред!

Она обрадовалась освобождению деверя, но возненавидела его еще больше. Молодой человек, очевидно, не подозревал о несчастье Агнессы и смотрел на нее с удивлением.

— Агнесса… Но что случилось? — начал он.

— А вы не в курсе, Гарри? — воскликнула Милдред.

Она заметила, что вошел Вард, но не обратила на него внимания. Агнесса сгорала от стыда. Но Гарри заслуживал, чтобы его гнусное поведение стало известно всем и каждому!

— Откуда мне знать? — откликнулся молодой человек. — Агнесса, похоже, не в своей тарелке, но… Черт возьми!

Фигура девушки достаточно красноречиво свидетельствовала о ее состоянии.

— Честное слово, да она беременна!

— Вас это удивляет?

— Несомненно, но вам не следовало бы говорить об этом публично, бедная девочка умирает от стыда!

— Ах, как вам идет эта лицемерная жалость, мерзавец! Вы ведь лучше всех знаете, что сами во всем виноваты, но отказываетесь брать на себя ответственность! Скажите, Агнесса, это мистер Гарри?..

Девушка перестала плакать, ошарашенно взглянула на Фраттона-младшего и схватила Милдред за руки. И та вдруг испугалась, что совершила ошибку, напрасно унизив Агнессу и оскорбив Гарри.

— Да нет же, миссис Фраттон, — воскликнула девушка, — это вовсе не мистер Гарри! Того человека вы не знаете… да я и сама с ним едва знакома…

Она в очередной раз залилась слезами. И Милдред вдруг показалось, что плачет она совсем подругой, пока не известной им причине. Молодая женщина попыталась было извиниться перед деверем, но прежде чем она нашла подходящие слова, Агнесса опять заговорила:

— Да, я его почти не знаю… Это-то и печалит меня больше всего. Он поил меня виски, а я всегда плохо переносила алкоголь, миссис Фраттон. Если б речь шла только о ребеночке, я бы так не сокрушалась — сама же виновата. Сделал глупость — плати, тут все правильно. Но я впустила этого человека в ваш дом, миссис Фраттон, и боюсь, как бы он чего не украл…

Вард подошел поближе:

— А как его зовут, Агнесса? Вы должны нам сказать!

— Фамилии я не знаю, а имя… Он сказал, что его зовут Кен…

— Кен?!

— А не тот ли это тип, что приходил сюда в пятницу утром? — негромко спросил Гарри.

— Да, он самый. Я тогда ужасно напугалась. Накануне вечером он напоил меня виски, и я разрешила ему войти. Потому-то я и не могла тут остаться…

— А чего он хотел в пятницу?

— Он… он просил меня вечером оставить дверь черного хода открытой. А тут подошла миссис Фраттон…

Вивьен более-менее успокоила Агнессу, Милдред обещала ей помочь, а Вард заявил, что полиция не станет чинить неприятностей, если она расскажет всю правду. Мало-помалу им удалось восстановить всю историю романа Агнессы. Кенни подошел к ней на танцах в Уэллинге месяцев пять назад и проводил до дому. Войти он не пытался, но устроил осаду по всем правилам ухаживания в саду, за домом. Бедняжка Агнесса, стоило ей выпить немножко виски, сама не знала, что делает. Потом они виделись несколько раз, и Кенни вдруг исчез довольно надолго. Во вторник она столкнулась с ним в Уэллинге и сказала, что беременна. Кенни обещал жениться. Девушка поверила и разрешила проводить ее до дому. А там Кенни стал говорить, что не смог снять комнату в гостинице и теперь ему некуда идти. В конце концов Агнесса согласилась впустить его к себе переночевать.

Проснувшись среди ночи, девушка обнаружила, что Кенни исчез. Она встала, чтобы запереть дверь черного хода, и увидела, как се приятель выходит из кабинета мистера Фраттона. И тут до нее дошло, что это обыкновенный грабитель и что он все врал только для того, чтобы проникнуть в дом. В полной панике Агнесса решила уйти, но с тех пор ее терзают угрызения совести. Она переселилась в меблированную комнату в Уэллинге, а потом прочитала в газетах обо всем, что случилось в «Тисах», и решила, что, возможно, это в какой-то степени связано с Кенни. Тогда она и подумала, что обязана обо всем рассказать миссис Фраттон.

Вард не хотел пугать девушку и как бы между прочим задал следующий вопрос:

— А он не приезжал к вам на мотоцикле?

— О нет, мистер Вард! На мотоцикле ездит не Кен, а его друг.

По словам Агнессы, с Кенни иногда приходил его приятель, высокий худой парень по имени Сэм. Как-то раз на танцах он в шутку предложил покатать ее на мотоцикле.

Вард попросил описать этого Сэма поподробнее и тут же передал новые сведения в Уэллинг. Инспектора глубоко тронуло, что Милдред Фраттон предложила Агнессе остаться у нее хотя бы на время, и бывшая горничная устроилась в одной из свободных комнат на втором этаже.

Гарри, по-видимому, воспринял обвинения невестки с юмором и не стал делать из этого трагедию. Наконец, когда она в третий раз попросила прощения, молодой человек терпеливо повторил, что ей не стоит портить себе печень — он уже выбросил все это из головы.

В девять часов инспектор опять поехал в Уэллинг. Монк сидел у него в кабинете. С интересом выслушав историю Агнессы, он заметил:

— Очень интересно! Теперь мы знаем еще об одном сообщнике — о приятеле Кенни. Я позвоню в Ярд и попрошу их поискать в этом направлении. А что вы думаете о разговоре Джорджа с женой?

— Мы это уже обсуждали.

— Да, но всегда полезно возвращаться к прежней теме. Это здорово проясняет мозги. Вы устали, Вард, и наверняка еще не ужинали. Вероятно, Джордж Фраттон догадывался, что его слушают. Он намекнул, что среди банкнот было что-то очень важное. Но что именно? Вы помните? Если, конечно, он не пытался таким образом усыпить наши подозрения…

— Да.

— На процессе о мошенничестве и подлоге, где судили Кенни, Вивьен и ее брата, речь, помимо всего прочего, шла и об изготовлении фальшивых денег…

Вард сразу понял, куда клонит суперинтендант.

— Вы думаете, там были фальшивые банкноты?

— Во всяком случае, это объясняет, почему Джордж так обрадовался, узнав об их исчезновении!

Глава 22 «Признание» Гарри

Около восьми часов на следующее утро, еще не успев хорошенько проснуться, Милдред услышала стук в дверь. Она ожидала увидеть Вивьен, но вошла Агнесса. Лицо у нее лоснилось, нос покраснел, и набивное платье в крупный цветок подчеркивало безобразно расплывшуюся фигуру. Девушка поставила у кровати поднос с завтраком.

— Я очень рада, что вы опять дома, Агнесса.

— Правда, миссис Фраттон?

— Ну да, конечно!

— Вы так добры ко мне, миссис Фраттон, я этого никогда не забуду и больше ни за что не уйду, если, конечно, вы сами меня не прогоните.

— Теперь вам не о чем беспокоиться, Агнесса. Все остальные уже встали?

— Полчаса назад я отнесла чай мисс Грей, как она и просила. Мистер Гарри тоже проснулся. Миссис Фраттон…

— Да?

— Надеюсь, мне не надо готовить завтрак для всех этих мужчин?

— Нет, но все же напоите их чаем, Агнесса.

— Это я уже сделала, миссис Фраттон. А вы будете завтракать, как обычно, без четверти девять?

— Да.

Поскольку полиция все еще занимала столовую, Агнесса накрыла к завтраку в гостиной, на раздвижном столе у окна, выходившего на большой газон. Солнце рассыпало по траве золотистые блики Все казалось таким мирным и спокойным, словно ничего не произошло. Милдред удивилась происшедшей в Гарри перемене и, когда они допивали чай, не удержалась от вопроса:

— Вы чувствуете себя намного лучше, Гарри?

— Да, я в роскошной форме! Странно, правда? Прежние боли прошли, но они меня не особенно беспокоили. Зато сердечные приступы, честно говоря, малость пугали. А теперь даже голова не болит — мигрени как не бывало.

— Вас часто мучила мигрень? — спросила Вивьен.

— О да! Почти каждый день. Большинство врачей говорят, что это связано с плохим зрением или болезнью желудка, но у меня все перешло в хроническую форму. Последнее время я только и делал, что глотал аспирин…

Гарри вдруг умолк, словно его осенила какая-то мысль.

— Поразительно! С тех пор как случился последний приступ, я не принял ни единой таблетки, и у меня ни разу не болел желудок. Что ж, надеюсь, мне никогда больше не придется пить аспирин!

— Аспирин!..

Милдред не договорила, услышав испуганное восклицание Агнессы. Девушка застыла на пороге с тарелкой поджаренных тостов в руках.

Гарри быстро забрал тарелку, а Милдред поспешила поддержать горничную.

— Вы устали?

— О нет, не в том дело, миссис Фраттон!

— А в чем же?

Агнесса полными слез глазами посмотрела на Гарри. «Надеюсь, она не проплачет все время до рождения ребенка!» — подумала Милдред. Вивьен пристально разглядывала горничную, а Гарри улыбнулся.

— Да ну же, Агнесса, не стоит из всего делать драму!

— Но… но это же все из-за аспирина! Я слышала, о чем вы говорили, мистер Гарри…

— Ну, это вполне безобидное лекарство, если, конечно, не принимать его слишком много, — с легким раздражением заметила Милдред.

— Да, миссис Фраттон. Только я забыла сказать, что мне его прислали. Я имею в виду Кена… Он написал мне, что это самый лучший аспирин и что, если я заменю им тот, что обычно принимает мистер Гарри, тот почувствует себя гораздо лучше.

— Но откуда же он знал, что Гарри принимает аспирин?

Агнесса опустила голову.

— Должно быть, я сама об этом упомянула, сказав, что бедный мистер Гарри все никак не оправится от ран.

— А почему вы просто не отдали мне эти таблетки, Агнесса?

Гарри побледнел и задумчиво воззрился на горничную.

— К упаковке была приложена отпечатанная на машинке инструкция. Там говорилось, что больной не должен ничего знать, иначе лекарство не подействует так благотворно. Это уж потом, узнав, что Кен — злоумышленник, я начала сомневаться, так ли уж хороши его таблетки. Тем более, мистеру Гарри стало хуже, чем раньше…

— Но почему тогда…


Монк и Вард вместе пошли в маленькую лабораторию Уэллинга и попросили сделать анализ таблеток Гарри. Фраттон-младший сам принес их в полицию. Наблюдая за работой фармацевта, Вард пробормотал:

— Как странно, что горничная об этом подумала, правда?

— Да нет, девушку мучила совесть, и это прибавило ей сообразительности. Смирившись с мыслью, что ее возлюбленный — преступник, Агнесса стала припоминать все его поступки. Да и разговор об аспирине освежил память.

— Да; несомненно.

Фармаколог, высокий худой мужчина в очках, слез наконец с табурета. Миниатюрными щипчиками он указал на две гранулы порошка, лежавшие ка предметном стекле под микроскопом.

— Это бесспорно дигиталин, — проговорил он. — Доза не смертельная, но вполне достаточная, чтобы вызвать сердечный приступ А вот это, — эксперт коснулся щипчиками другого стекла, — мышьяк! Количество его не только не смертельно, но даже не опасно. Зато он не мог не раздражать слизистую оболочку желудка и кишечника. Насколько мне известно, именно такого рода недомогания и наблюдались у мистера Гарри Фраттона, верно?

— Да, вы правы.

По дороге в кабинет Варда Монк оставался задумчивым и молчаливым.

— Ну, что вы думаете о результатах анализа, сэр?

— Кенни потихоньку травил Гарри Фраттона, это ясно как день. Но почему? Вот в чем вопрос. Не будем терять время. Гарри еще в городе?

— Он сказал, что мы сможем найти его либо в «Уэллинг Таймс», либо в ресторане возле церкви. Я позвоню в «Таймс».

— Если Фраттон там, договоритесь встретиться в ресторане минут через пятнадцать. Пообедаем вместе, а заодно и поговорим. Я люблю совмещать приятное с полезным.

Гарри болтал в «Уэллинг Таймс» с Джонсоном. Двадцать минут спустя полицейские встретились с ним в ресторане. Они выбрали столик в самом углу, где никто не мог бы помешать их разговору. Несколько человек с любопытством разглядывали суперинтенданта, кое-кто, по-видимому, узнал Гарри Фраттона, и по залу прокатился шепоток.

— Надеюсь, мистер Фраттон, вы не слишком откровенничали с журналистом из «Уэллинг Таймс»? — начал Монк.

— Как вы, вероятно, догадываетесь, местная газета очень хотела получить интервью. Но я ни слова не сказал об аспирине и заявил, что ровно ничего не знаю о преступлениях, которыми вы нынче заняты.

— Я не вижу причин скрывать от вас правду, мистер Фраттон. В таблетках оказалось достаточно отравы, чтобы вызвать желудочные и сердечные недомогания. Однако доза не могла быть смертельной — разве что вы стали бы уж очень злоупотреблять лекарством. Сердечные приступы начинались всякий раз после того, как вы принимали аспирин и делали какое-либо физическое усилие… такое, например, как прогулка на место происшествия в субботу вечером. А, кстати…

Монк, воздев указующий перст, нагнулся поближе к Гарри:

— Придется вам объяснить причины этой прогулки, мистер Фраттон. Подозрения на ваш счет еще не развеялись, несмотря на то что мы выпустили вас на свободу. И даже то, что я рискнул показаться вместе с вами в общественном месте, — вовсе не показатель. Но вы, кажется, нисколько не удивлены?

— Я уже свыкся с этой мыслью.

— Итак, я говорил, что приступы были связаны с физическим усилием, и привел пример. Однако на память сразу же приходит и другой подобный случай: вышвырнув Кенни из дому, вы почувствовали себя очень плохо. Но почему вы решили обойтись с ним так сурово? По-моему, пришло время рассказать нам всю правду. И не забывайте, что умышленное сокрытие фактов может навлечь на вас серьезные неприятности.

Гарри улыбнулся:

— Какое красноречие! Но, знаете ли, все это меня не особенно тревожит, так что пугать бесполезно!

— Это значит, что вы отказываетесь давать объяснения?

— О нет, напротив! Я готов во всем «признаться»!

Он весело рассмеялся, но, пока не ушла официантка, явившаяся за заказом, не прибавил ни слова.

— Так вот, я вам все расскажу, поскольку теперь обстоятельства изменились. Невестка описала мне свидание с Джорджем. По-видимому, он вполне способен за себяпостоять, и никакие мои признания ему не повредят. Итак, я знал мистера Кенни.

— Надо думать! Иначе вы не повели бы себя так странно. Но когда и при каких обстоятельствах вы познакомились?

— Кенни — хитрая бестия. Зная, что у меня нет ни гроша (а об этом он, скорее всего, проведал от Агнессы), парень вообразил, будто меня можно купить за две сотни фунтов. Во всяком случае, именно такую мзду он предложил мне, если я соглашусь выяснить, где у Джорджа сейф и не держит ли он дома крупную сумму денег.

Гарри казался совершенно спокойным, и удивление Варда его, по-видимому, весьма забавляло.

— Это правда? — спросил Монк.

— О, чистейшая!

Официантка поставила на столик огромные тарелки с дымящимся супом, и Фраттон-младший тут же взялся за ложку. Зато Монку, против обыкновения, не удавалось в полной мере наслаждаться трапезой. Убедившись, что Гарри твердо намерен покончить с супом и лишь потом продолжать рассказ, суперинтендант решил последовать его примеру, но ел без всякого удовольствия.

— И когда все это случилось? — наконец спросил он.

— Несколько недель назад. Я был в Уэллинге, парень подошел, сказал, что у него есть для меня поручение, а потом предложил сделку. Между прочим, он тогда здорово отличался от того Кенни, которого я спустил с крыльца в пятницу!

— Как так? Это был кто-то другой?

— Да нет же! Но вы бы его с трудом узнали.. Кенни выглядел так элегантно! Правда, физиономию свою он изменить не мог, да и плешивый череп светился точно так же, но держался парень совсем иначе. Я не стал отказываться с ходу, а попросил время подумать, сказав, что все это надо тщательно обсудить, и притворился, будто меня очень прельщают двести фунтов. После этого мы отправились в кафе потолковать. Кенни был довольно болтлив, но осторожен. По его словам выходило, будто Джордж — этакая зловещая фигура в мире бизнеса, он якобы хранит краденые банкноты, замешан в мошеннических сделках, занимался контрабандой и вышел сухим из воды, утопив партнеров.

Официантка принесла кулебяку, и Гарри снова ненадолго умолк.

— Тогда я спросил Кенни, — продолжал он через некоторое время, — что произойдет, если я отвергну его предложение или в доме вдруг не окажется денег. Парень ответил, что у него есть средство припугнуть Джорджа, иными словами, он собирался прибегнуть к шантажу. После этого Кенни намекнул, что у моего брата вроде бы есть любовница. Я не знал, что Джордж получает анонимки с угрозами, но, увидев в субботу известный вам образчик эпистолярного жанра, сразу сообразил, кто его автор. Короче говоря, в тот раз я сказал Кенни, что, если он посмеет угрожать Джорджу, сверну ему шею, и наотрез отказался участвовать в этом деле. До утра пятницы я его больше не видел. А когда мне пришло в голову, что мерзавец рассказывает Милдред о похождениях Джорджа, я, не колеблясь, выкинул его из дому.

— Поистине рыцарский поступок!

— Хотел бы я знать подоплеку этого дела! Кенни полагал, что Джордж напуган, а меня он пытался вывести из строя и лишить возможности вмешиваться. Честно говоря, я и в самом деле не понимал причин этой странной болезни и немало тревожился. Но мне все же хотелось докопаться до истины, поэтому я обшарил весь дом, ища подтверждение наговорам Кенни, но обнаружил лишь «уэбли» тридцать второго калибра. Найти сейф мне так и не удалось.

— Будьте любезны, объясните все-таки, что вы делали на улице в ночь после аварии. Ваши ссылки на бессонницу и желание подышать свежим воздухом меня не слишком убедили.

Гарри пожал плечами:

— Что ж, скажу. По-моему, этот так называемый несчастный случай был не чем иным, как попыткой разделаться с моим братом. В тот вечер я много размышлял. Я хотел помочь Джорджу, выяснить правду, поэтому-то и вышел… Ага, вот наконец и рулет с вареньем, мой самый любимый десерт!

Глава 23 Круг сужается

Дождавшись, пока их снова оставят одних, Монк заметил:

— Может быть, вы всё же уточните, чем занимались на месте аварии?

— Честно говоря, я туда так и не добрался. Мне было и в самом деле очень плохо, и очень скоро я понял, что не смогу дойти до машины. Я вернулся, сполоснул внизу руки и лицо и, почувствовав некоторое облегчение, поднялся к себе в комнату. Однако, едва раздевшись, я упал, опрокинув при этом стул. Этот шум и разбудил Милдред.

— Но зачем вам понадобилось идти на дорогу?

— Уезжая из Лондона, Джордж прихватил с собой очень важное письмо. Дома он не смог найти эту бумагу и в конце концов решил, что обронил ее у разбитой машины.

— А почему ваш брат не пошел искать письмо сам?

— Он не хотел привлекать к этому документу внимания полиции.

— Понятно. Поэтому и послал вас.

— Не совсем. Я сделал это по собственному почину, без ведома Джорджа.

— Так… Насколько я понимаю, брат вообще не говорил вам об этом письме! Вы просто слышали его разговор с Уилберфорсом, не так ли?

Гарри покраснел:

— Вы очень проницательны!

— А вы не знаете, о чем говорилось в письме?

— Нет, я понял только, что Джордж и Уилберфорс не сомневались, что их обоих хотели убить, и только счастливый случай позволил им избежать ловушки. Из этого я сделал вывод, что письмо — чрезвычайно важно.

— Это вполне объясняет, почему в тот вечер вашему брату, при всем его желании, никак не удавалось скрыть тревогу. Мы потихоньку движемся вперед. Итак, услышав от невестки подробный рассказ о ее свидании с мужем, вы убедились, что ваша помощь ему больше не требуется, и почли за благо выложить нам правду. Верно?

— Да.

Выражение лица Монка вдруг изменилось.

— А что бы вы ответили, если бы я заявил вам, что вы врете, а, Фраттон? — вкрадчиво осведомился он.

— Я бы пришел в ярость, потому что сказал вам чистую правду, — сверкнув глазами, буркнул Гарри.

— А по-моему, вы лжете! Я думаю, вы подозреваете, что брат пытался вас убить. Вы, вероятно, знали по меньшей мере часть правды, и Джордж поселил вас в «Тисах» только потому, что вы его шантажировали! А шантаж, Фраттон, в подобной ситуации выглядит особенно гнусно! А ну, отвечайте!

— Вы сами не понимаете, что несете! Я не думаю, что Джордж способен на бесчестный поступок, и не нашел никаких доказательств обратного. Я никогда не шантажировал брата, напротив, он сам пригласил меня в «Тисы».

— Вы можете это доказать?

— Спросите у Джорджа.

— Если вы его шантажируете, он лишь подтвердит вашу версию.

— Тем хуже для вас, Мокк!

Гарри встал, кивнул Варду и, смерив суперинтенданта враждебным взглядом, вышел из зала. Полицейские слышали, как он сбегает по лестнице. Монк расхохотался, а сбитый с толку инспектор смотрел на него во все глаза.

— Что вас так развеселило?

— Очень многое, друг мой! Ничто так не завораживает, как изучение человеческой натуры. Этот молодой человек мне очень нравится. Я думаю, он сказал нам правду. Будь это не так, он, услышав мои обвинения, невольно выдал бы себя с головой. Как вы думаете?

— Честно говоря, я совсем не понимаю вашей методики.

— Неважно. Давайте-ка обсудим новые сведения. Джордж Фраттон и Уилберфорс были партнерами или работали вместе. Их жизнь подвергалась опасности, а кроме того, исчезла важная бумага. Возможно, тот, кто ранил Доула, искал именно ее. В тот вечер было ветрено?

— Кажется, да…

— Достаточно, чтобы унести листок бумаги подальше?

— О, несомненно!

— Тогда надо прочесать все окрестности, от места аварии и дальше. Мы знаем, что Джордж Фраттон потерял важный документ и, весьма вероятно, двое друзей отправились утром не просто гулять, а на его поиски. Возможно, конечно, что кто-то из них нашел письмо, но это нам неизвестно.


Гарри приехал в «Тисы» чуть позже четырех чатов. Увидев в окне Милдред и Вивьен, он весело помахал рукой.

— Ну что, там и вправду был яд? — с тревогой спросила Милдред, как только молодой человек вошел в дом.

— Да. Кенни хотел, чтобы я заболел. А вот почему — один Господь ведает!

— Невероятно!

Через полчаса Агнесса подала чай. Чтобы отпраздновать свое возвращение в «Тисы», она приготовила сдобные булочки и пирожные.

— Как я рада, что Джорджа будет защищать мистер Синглтон, — заметила Милдред, наливая Гарри третью чашку чая.

— Синглтон? Сам знаменитый Синглтон? — воскликнула Вивьен.

— Не знаю, насколько он знаменит, но, во всяком случае, у него репутация превосходного защитника.

Гарри рассмеялся:

— Что верно, то верно! А самое забавное, что его боятся даже полицейские! Очень может быть, что именно поэтому они меня и выпустили.

— Как я хочу поскорее с ним познакомиться!

— Сюда едет машина, может быть, это как раз Синглтон!

Вивьен встала и незаметно вышла из комнаты.

Однако на машине приехал инспектор Вард. Он хотел поговорить с Агнессой и сразу увел девушку в столовую.

Как только полицейский снова отбыл в Уэллинг, горничная вернулась в гостиную к Милдред и сказала, что Вард расспрашивал обо всех подробностях насчет аспирина. У Агнессы не сохранилось ни письма Кенни, ни отпечатанной на машинке инструкции, но инспектор держался весьма любезно и даже обещал сам привезти ей на подпись показания, когда их перепечатают. Девушка не знала, должна ли она что-либо подписывать.

— Ну конечно, Агнесса, сделайте, как он велит.

В гостиную вошел Гарри.

— Здоровяк полицейский чертовски действует мне на нервы, — признался он Милдред, как только горничная оставила их вдвоем.

— Вы рассказали нам обо всех сегодняшних приключениях?

— Самое главное — да. Пойду-ка я поработаю. Наверняка сегодня мне удастся сделать вдвое больше, чем обычно!

Молодой человек подмигнул невестке и вышел из комнаты. Милдред догадывалась, что Гарри что-то скрывает, и это ее очень беспокоило. И однако, он вернулся из Уэллинга в прекрасном настроении…


Гарри подошел к сараю, поставил на место козлы и взял пилу. Взглянув на кучу дров, он заметил, что ее сдвинули с места, но, вместо того чтобы навести порядок, сел на бревно у двери. Работать молодой человек явно не собирался.


Без четверти шесть Милдред поднялась к себе в комнату. Агнесса еще не задернула занавески, и хозяйка дома подошла к окну. На дороге — и вокруг пострадавшей машины, и чуть поодаль — виднелись огоньки. На фоне темного неба выделялись силуэты множества полицейских. Милдред насчитала их восемь и сразу подумала, что следствие все еще продолжается, причем у самого их дома. И на нее снова навалились усталость и тревога. Молодая женщина опустилась на стул перед трюмо, раздумывая, так ли уж оправдан ее оптимизм насчет будущего Джорджа.


Дорогу осветили фары ехавшей из Уэллинга машины. Она замедлила ход, свернула в аллею, ведущую к «Тисам», и остановилась возле дома. Вскоре в дверь постучала Агнесса.

— Вас хочет видеть мистер Синглтон, миссис Фраттон.

— Наконец-то!

Милдред часто слышала об адвокате, но до сих пор ни разу его не видела. Она причесалась, слегка припудрила лицо и спустилась в гостиную. Синглтон, высокий худой мужчина с узким костистым лицом и в строгом черном костюме разительно напоминал служащего похоронного бюро. Вид его так разочаровал Милдред, что она поклонилась довольно холодно.

— Я ждала вас, мистер Синглтон.

— К сожалению, миссис Фраттон, мне не удалось вырваться раньше.

Адвокат улыбнулся, и лицо его сразу ожило. Теплый, дружелюбный голос никак не вязался с чопорной внешностью.

— Я видел вашего мужа еще вчера вечером, но мне пришлось сразу вернуться в Лондон.

— И вы сумеете… ему помочь?

— Не беспокойтесь, миссис Фраттон, я знаю вашего мужа немало лет и нисколько не сомневаюсь, что он не мог совершить убийство. Полиция в состоянии предъявить лишь косвенные доказательства, а этого для обвинения недостаточно. Да и вообще, судя по тому, что говорил мне Джордж, у нас нет никаких оснований тревожиться сверх меры.

— А вы сможете разыскать банкноты? И если да, то действительно ли это поможет моему мужу?

— Я не могу рассказать вам все подробности этого дела и ограничусь лишь краткими сообщениями о том, как развиваются события и каковы перспективы. Вы меня понимаете?

Милдред подумала, что после ее признания Монку Синглтон ей больше не доверяет. Адвокат вполне откровенно признался в этом, это глубоко ранило молодую женщину. Однако у нее хватило мужества ответить спокойно, ничем не выдавая своего волнения.

— Да.

— Я в этом не сомневался. Тем не менее мне бы очень хотелось, чтобы вы попробовали припомнить все, что здесь происходило в эти выходные, по крайней мере в то время, пока здесь находился ваш муж. Полиция никак не может обнаружить, что заставило Джорджа убить Уилберфорса, а не выяснив мотива преступления, невозможно начинать судебное разбирательство. Стало быть, я хочу сказать, что Джордж и Уилберфорс пребывали в самых дружеских отношениях. Вы понимаете, насколько это важно?

— Разумеется.

Милдред с досадой подумала, что адвокат принимает ее за ребенка.

— И еще я должен вас предупредить: не говорите больше Монку ни слова, не посоветовавшись со мной. Ваше положение весьма деликатно, но, будучи супругой Джорджа, вы имеете полное право кое-что скрыть ради мужниной пользы, если, конечно, судебное разбирательство вообще состоится. Договорились?

— Я согласна.

— Вот и отлично. Да, миссис Фраттон, ваш деверь сегодня обедал с Монком и инспектором Вардом… Он не рассказывал вам, о чем шла речь?

— Нет. Во всяком случае, Гарри не сообщил мне никаких подробностей. Но… может быть, вам следовало бы спросить его самого?

— Не премину сделать это. Но послушается ли он моих советов?

— А почему бы и нет?

— Кто знает? Мне бы очень хотелось, чтобы он был расположен к брату…

— Но, послушайте, это, бесспорно, так и есть! Вы знаете, что Гарри пытались отравить?

— Да, в полиции мне об этом сообщили. Насколько я понял, Кенни удалось подменить таблетки, которые обычно принимал ваш деверь. Правда, полицейские не уверены, что вся вина лежит на Кенни, и склонны предполагать, что ваш муж, вы сами или ваша прислуга вполне могли быть его сообщниками.

— Это смехотворно!

— Возможно, но не исключено, что они подозревают некоторую враждебность между двумя братьями или между вами и Гарри Фраттоном. Лучше смотреть правде в глаза, миссис Фраттон. А теперь я хотел бы сказать пару слов вашему деверю.

— Я позову его.

В холле дежурил полицейский. Остальные разыскивали потерянное письмо. Агнесса гладила на кухне белье. Она не видела Гарри и не слышала, чтобы он поднимался наверх, но предложила заглянуть в его комнату. Вернувшись, девушка сообщила, что там пусто и даже свет не горит.

Милдред прислушалась.

— Я не слышу его пилы, — заметила она. — Надо сходить к поленнице. Можно я накину ваше пальто, Агнесса?

— Пожалуйста, миссис Фраттон.

Девушка поставила на стол утюг, принесла из коридора пальто и накинула на плечи хозяйки. Оно оказалось так велико, что почти доставало до земли. У сарая горел свет. Несколько поленьев подкатилось к самой двери. Милдред подвинула одно из них ногой.

— Гарри, вы здесь? — окликнула она.

Не получив ответа, молодая женщина вдруг вспомнила, что совсем недавно Кенни чуть ли не целый день прятался в поленнице. В сарае скопилось довольно много дров. Их уже с лета начинали заготавливать к зиме, на случай если не хватит угля. Кучи поленьев отбрасывали густые тени, и Милдред, войдя в сарай, невольно ощущала легкую дрожь. Быть может, Гарри неожиданно стало плохо? Поворачиваясь к выходу, она услышала снаружи легкий шорох.

— Кто там? — вскрикнула Милдред.

Никто не ответил.

— Не валяйте дурака, Гарри!

Но, по правде говоря, Милдред была далеко не уверена, что это ее деверь. Молодая женщина бесшумно приблизилась к двери и выглянула наружу, с тревогой думая о том, что человек, который там бродит, наверняка видел, как она проскользнула в сарай. И снова ей послышался шорох. Дверь сбоку открылась, и в ярком прямоугольнике света возник силуэт Вивьен. Поглядев в сторону сарая, она заметила Милдред.

— Вы нашли его, миссис Фраттон?

— Нет. Возможно…

— Я обыскала весь дом. Мистера Гарри там безусловно нет. А что, если у него опять приступ?

— Не знаю…

Милдред мучили совсем другие опасения, и она подозревала, что Вивьен волнует та же мысль, иначе голос девушки не звучал бы так тревожно. А Синглтон ждет в доме, и его надо предупредить. Во всяком случае, адвокат подскажет, надо ли сообщать в полицию или сохранить исчезновение Гарри в секрете.

— Пойдемте посмотрим…

Договорить она не успела — из кухни послышался пронзительный крик.

Глава 24 Оправдание Гарри

Агнесса крикнула во второй раз, и Вивьен, подхватив хозяйку под руку, бросилась к двери черного хода. Снаружи, пошатываясь, мелькнула какая-то тень и рухнула на землю. Агнесса выбежала из дому и приподняла голову распростертого на ступеньках мужчины. Это был Гарри, которого, очевидно, зверски ударили по затылку.

Вивьен помогла Агнессе поддержать торс молодого человека. Полбу стекала струйка крови, глаз а были закрыты и казалось, он мертв.

При виде этой картины подбежавший полицейский невольно вскрикнул от удивления.

— Прошу вас, не прикасайтесь к нему! — приказал он.

— Не болтайте глупостей, — возмутилась Вивьен, — быть может, нам удастся его спасти!

— Я беру все на себя, мисс!

Полицейский несколько раз свистнул в свисток и вернулся к раненому. Решительно отодвинув Вивьен, он нащупал пульс и замер, прислушиваясь.

— Мистер Фраттон жив, — наконец проговорил полисмен. — Позовите врача и принесите сюда одеяло.

Агнесса молча повиновалась, зато Вивьен начала спорить.

— Я позвоню доктору Нортону, но сначала его нужно отнести в дом. Я настаиваю!

— Сожалею, но это невозможно, мисс.

— Мистер Гарри истечет кровью!

— Пока не приедет врач, до раненого никто не дотронется, мисс.

— Да не будьте же вы таким упрямым ослом!

Милдред попыталась ее урезонить:

— Оставьте его, Вивьен, он наверняка соображает, что делает.

— Да нет же! Я была медсестрой и знаю, что мистера Гарри необходимо устроить в тепле.

Подбежал еще один, совершенно запыхавшийся полицейский. Увидев Гарри, он тоже не удержался от испуганного восклицания.

— Идите в дом, предупредите доктора Нортона, потом позвоните инспектору, да хорошенько смотрите под ноги — иначе весь дом перепачкаете кровью.

— Оставив его здесь, вы совершаете убийство, — не сдавалась Вивьен.

— Нет, мисс, человека с разбитой головой нельзя трогать без разрешения врача, а то может начаться внутреннее кровотечение и раненый умрет.

Вивьен бросилась на колени рядом с Гарри.

— Гарри, они не хотят, чтобы я вас спасла! — рыдала она.

Но полицейский снова отстранил ее.

— Прошу вас, не прикасайтесь к нему!

Вивьен окинула полицейского сердитым взглядом. Милдред хотела помочь ей подняться на ноги, но девушка оттолкнула ее. Наконец появилась Агнесса с одеялом в руках, и ей все-таки удалось отвести мисс Грей на кухню.

Из холла вышел Синглтон.

— Что случилось? — спросил он Милдред.

Узнав о происшествии, адвокат не выказал особого волнения.

— Очень-очень любопытно, — пробормотал он. — Уж в этом вашего мужа никак не могут обвинить, правда? Меж тем, нападавший не мог уйти далеко!

Минуту спустя Синглтон снова уехал в Уэллинг. А в «Тисы» примчался доктор Нортон. Он похвали; полицейского, признав, что тот поступил совершенно правильно, и, сделав перевязку, отправил раненого в больницу.

Узнав о нападении на Гарри Фраттона, Монк повернулся к инспектору:

— Преступник еще бродит где-то в окрестностях, и он не должен от нас уйти, Вард. Установите посты на всех дорогах и окружите дом плотным кордоном.

— Сделаю все, что смогу, но у меня не так уж много людей. Большинство их к тому же разыскивают письмо, потерянное Джорджем Фраттоном. Потому-то виновный и проскользнул незамеченным.

Инспектор поспешно вышел из кабинета. Вернувшись, он сообщил, что необходимые меры приняты.

— Тогда поехали. Возьмем мою машину.

Добравшись до места аварии, Вард заметил на обочине что-то блестящее.

— Что там такое? — воскликнул он.

Монк не затормозил, и, как только они добрались до «Тисов», инспектор приказал дежурившему у ворот полицейскому пойти посмотреть, что за предмет так ярко блестит за живой изгородью справа от дорог и.

Монк остановился у входа. Вард выскочил из машины и, не обращая внимания на призывы суперинтенданта, помчался к воротам. Поведение «знаменитости из Ярда» раздражало его все больше и больше. Инспектор быстро догнал дежурного агента.

— Вы не слышали сегодня вечером треск мотоцикла?

— Да, сэр. Совсем недавно, как раз перед тем как нашли раненого. Мне показалось, звук доносится с поля, по другую сторону дороги, но, поразмыслив, я решил, что это невозможно.

И в ту же минуту неожиданно снова заурчал мотоцикл. Полицейские бросились бежать, и вскоре дежурный обогнал Варда. Мотоциклист пытался завести мотор. Здесь, у поворота, жив?» изгородь обвивала металлическую решетку. Полицейский просто перескочил через нее. Мотор ворчал по ту сторону ограды. Луч фонаря осветил мотоциклиста, и тот попробовал удрать. Вард, в свою очередь, зажег фонарь.

— Поймайте его во что бы то ни стало! — крикнул он.

Инспектор старался держать фонарь так, чтобы беглец все время оставался на свету, но тот вилял из стороны в сторону, словно никак не мог управиться с машиной. Агент выхватил дубинку и, догнав мотоциклиста, стукнул его по затылку. Тот отпустил руль и шлепнулся на дорогу вместе с мотоциклом. Услышав свистки, к полицейскому поспешили коллеги.

— Браво, Паркер! — похвалил инспектор. — Я не забуду этого подвига. Превосходная работа!

— Спасибо, сэр.

— Ну, что вы можете сказать в свое оправдание? — спросил Вард, повернувшись к пленнику. — Если мистер Гарри Фраттон умрет…

— Сегодня вечером я ничего такого не сделал. Клянусь вам!

— Скоро мы узнаем всю правду.

Мотоциклист попытался вырваться, но Паркер его немедленно успокоил. Познакомившись с увесистым кулаком полицейского, парень впал в легкое оцепенение и уже безропотно ожидал, пока к Варду подоспеет подмога. Полицейские обнаружили прикрепленную к мотоциклу большую шкатулку. Осторожно, чтобы не стереть отпечатки пальцев, Вард открыл ее и обнаружил внутри пачки банкнот. Потом он обыскал карманы задержанного. Там оказались лишь письмо, адресованное мистеру Сэмюэлю Локайеру, и часы. На последних была выгравирована надпись, свидетельствующая о том, что означенный Сэмюэль выиграл чемпионат по бильярду. Увидев эти часы в руках инспектора, парень сразу пришел в себя.

— Это их вы вернулись искать в субботу вечером, не так ли? И вы напали на полицейского…

— Нет, нет, я не убивал его!

— Он не умер.

— Не умер? А Кенни мне говорил…


Локайер не стал упираться, и подоспевший сержант только и успевал записывать показания. Камни на дорогу и в самом деле подбросили Локайер и Кенни, но Сэм клялся, что понятия не имел, зачем это понадобилось. Руководил всем Кенни. Локайер действительно вернулся исхать часы, потому что они сразу выдали бы его полиции, и это он ранил Доула в голову. На следующее утро он видел, как Джордж и Уилберфорс ссорились, а потом разошлись в разные стороны. Но когда грохнул выстрел, Джордж был вне пределов его видимости. Потом Локайер вернулся в Уэллинг узнать распоряжения Кенни. Тот сказал ему, что Доул мертв, и стал его шантажировать. В результате Локайер согласился потихоньку от полиции забрать из поленницы у дома Фраттонов деревянную шкатулку. Сэм нашел ее там, где ему сказали, но клялся, что не видел Гарри Фраттона.


Паркер остался сторожить пленника в машине инспектора, а тот вошел в дом. В холле дежурили двое полицейских, а из столовой доносились раскаты голоса Монка. Вард отнес шкатулку в кабинет и поставил на письменный стол Джорджа. Туда же вошел сержант Мелвилл и плотно закрыл за собой дверь.

— Монк в бешенстве. Он велел мне передать вам, что он ждет вас в столовой.

— И что он там делает?

— Сначала взглянул на Гарри Фраттона, потом допрашивал горничную и миссис Фраттон, а теперь переключился на мисс Грей. Горничная рыдает, миссис Фраттон в шоке, а мисс Грей еще держится. По-моему, суперинтендант малость перегибает палку, правда?

— Ничего, скоро успокоится. Сейчас я пойду к нему, но сначала хочу посмотреть, где именно упал Гарри Фраттон, и узнать все, что вам удалось выяснить.

Вард запер кабинет на ключ и направился в кухню. У двери черного хода дежурили двое полицейских.

— На Гарри, видимо, напали у сарая, а потом оттащили на газон, но ему удалось доползти до двери.

Сержант включил фонарь и указал Варду на капли крови. След подтверждал выводы полицейского. Кроме того, Вард заметил следы двух женщин.

— Монк, заметив, что следы немного затоптаны, пришел в ярость, но тут уж никого нельзя винить. Зато кое-что другое показалось мне более чем странным, сэр. Если вы не против, я покажу…

Мелвилл вошел в дом и повел шефа к гостиной. Дверь охранял еще один полицейский. На раздвижном столике сержант разложил испачканные кровью камни, виноградные листья, и небольшой топорик. Последний, к счастью для Гарри, оказался тупым — иначе удар неминуемо раскроил бы ему череп.

— Топор нашли в кустах неподалеку от сарая. К рукоятке прилипли два небольших листика. Но вот что показалось мне любопытным, сэр.

Мелвилл указал на развешенный на спинках двух стульев широкий голубой плащ.

— Это пальто Агнессы. Миссис Фраттон одолжила его, отправляясь искать Гарри. Край подола испачкан кровью — это вполне естественно, поскольку пальто едва ли не волочилось по земле. Но есть и другие пятна — спереди и сбоку. Когда миссис Фраттон сняла его и отдала нам, они почти засохли. Можно подумать, что преступник тоже надевал это пальто. Я не понимаю, зачем понадобилось нападать на Гарри Фраттона. Впрочем, Монк — тоже. И еще интересная деталь: башмаки Агнессы тоже измазаны кровью. Вроде бы ничего удивительного — ведь это Агнесса открыла дверь и обнаружила Гарри. Она, правда, позвала на помощь, но не исключено, что это притворство.,. О, сэр, вы узнали что-нибудь новое? Я вижу, вы с трудом сдерживаете улыбку!

— Да, я и в самом деле знаю нечто такое, что ужасно удивит Монка! Мы поймали мотоциклиста. Он признался в нападении на Доула, но клянется, что даже не видел Гарри. Парень приехал забрать из сарая шкатулку, набитую банкнотами и спрятанную там, несомненно, кем-то из обитателей дома. Поскольку Гарри не сам стукнул себя по голове…

— Должно быть, Агнесса солгала…

— Да когда же вы прекратите делать скоропалительные выводы?.. Пойду-ка я лучше повидаю Монка.

Глава 25 Разные методы

Монк замер посреди столовой и с высоты своего роста сверлил взглядом сидевшую на стуле у окна Вивьен Грей. Еще один полицейский в штатском устроился за маленьким столиком с карандашом в руке, готовясь записывать се показания. При виде Варда Вивьен подняла глаза.

— Послушайте, мисс Грей, — внушительно проговорил Монк, — вы заявили, будто приехали сюда, чтобы попытаться отомстить за брата, который перед смертью назвал вам имя Джорджа Фраттона как истинного виновника того, что и он, и вы, и другие угодили в тюрьму. Вы готовы подтвердить прежние заявления?

— Да, я приехала сюда, чтобы узнать правду.

— Отлично. Через некоторое время я попрошу вас подписать показания, а пока можете идти.

Вивьен покинула комнату, в которую тут же вошел Мелвилл. Монк отпустил стенографиста и холодно посмотрел на Варда.

— Я рассчитывал, что вы поможете мне допрашивать свидетелей этого гнусного нападения, инспектор. Но, вероятно, у вас нашлись более важные дела! Тем не менее считаю нужным сообщить вам, что горничная Агнесса не сумела вразумительно объяснить мне, когда и куда она ходила, а следы вокруг дома затоптаны так, что разобрать там ничего уже нельзя. По-моему, самое главное сейчас выяснить, почему кто-то набросился на Гарри Фраттона. И почему именно у сарая? По-видимому, преступник не мог медлить, но причины такой спешки пока неясны.

— Кажется, я знаю, в чем дело.

— Не может быть! Я буду счастлив выслушать ваше мнение.

— Преступник хотел как можно скорее перепрятать исчезнувшие из сейфа банкноты.

— Стало быть, по-вашему, нам остается лишь найти эти банкноты?

— О нет, они в целости и сохранности лежат в кабинете.

Монк не смог сдержать удивленного восклицания, потом быстро приблизился к Варду и положил руку ему на плечо.

— Мой дорогой друг, это потрясающе! Пойдемте скорее, посмотрим!

Полицейские перешли в кабинет. Взглянув на банкноты, Монк радостно потер руки.

— Где вы их нашли? — спросил он.

— Шкатулка была приторочена к мотоциклу.

— К мотоциклу? А кто водитель?

— Высокий, изрядно полысевший тип по имени Сэмюэль Локайер.

— А, приятель Кенни? Он арестован?

— Да, и сидит под стражей.

— Дорогой мой Вард! Какая замечательная новость! А как вы до него добрались?

— Я заметил его машину за живой изгородью и вернулся туда.

— А я-то пытался вас остановить! Надеюсь, Локайер не признался в нападении на Гарри?

Варда поразило это «надеюсь», и Монк сразу почувствовал его замешательство.

— Я хотел сказать «полагаю»…

— Да, парень и в самом деле отрицает свою причастность к ранению Фраттона. Клянется, будто лишь забрал спрятанную среди дров шкатулку.

Вард объяснил суперинтенданту, каким образом Локайер получил приказ и как выполнил поручение.

— Миссис Фраттон будет в отчаянии. Она так верит, что, пока мы не добрались до банкнот, ее муж в безопасности… Один Бог знает, на что способна женщина ради человека, которого она любит.

Монк вытащил из кармана и натянул на руки тонкие хлопчатобумажные перчатки. Двести пятьдесят пять фунтов, перетянутые резинкой, лежали отдельно. Суперинтендант начал потихоньку стягивать резинку, а Вард пошел к машине — свои перчатки он оставил там. Когда он вернулся, Монк держал в руке листок бумаги размером с пятифунтовую банкноту. Мелвилл с интересом наблюдал, как «человек из Ярда» нагревает бумажку на электрорадиаторе. Вард подошел поближе. Как только бумага нагрелась, на ней начали проступать буквы и цифры: «Париж, улица Шассон, 2». Монк торжествующе вскрикнул:

— Ага, французский адрес! Посмотрим остальные бумаги, Вард.

Точно так же появились и другие адреса — во Франции, Голландии, Бельгии и Швейцарии.

В дверь постучали.

— Посмотрите, что там такое, сержант! — нетерпеливо бросил Монк.

Мелвилл приоткрыл дверь и увидел коллегу. Тот попросил позвать инспектора.

— В чем дело? — спросил Вард.

— Мы нашли вот это, сэр.

Сержант протянул мокрое от дождя и, по-видимому, давно вскрытое письмо. Прочитав адрес, инспектор повернулся к Монку:

— Это то самое письмо, которое мы искали. Оно адресовано Джорджу Фраттону. Отличная работа, сержант!

— Его нашел Леверетт, сэр. Я думаю, мы можем теперь прекратить поиски?

— Разумеется. Спасибо.

Сержант ушел. Вард вытащил из конверта листок бумаги. Монк и Мелвилл читали, заглядывая ему через плечо.

«Дорогой Джордж,

Я больше не намерен ждать. Вы отказываетесь не только от встречи, но не желаете говорить со мной даже по телефону, поэтому я и пишу вам. Я хочу получиргь обратно банкноты и, так или иначе, непременно верну их. Если вы пригласите меня на уик-энд в Кингстонбери, я мог бы, уезжая, прихватить их с собой. В противном случае придется рассказать миссис Фраттон о вашей интрижке. Вам известно, что Веббер и Ланди хотят во что бы то ни стало получить эти деньги. По-моему, ни тот, ни другой пока не знают, у кого банкноты, но вы напрасно воображаете, будто, воспользовавшись ситуацией, способны диктовать им свои условия. Эти люди не слишком щепетильны, и ваша жизнь для них, поверьте, сущий пустяк. Стаж) быть, в ваших же интересах вернуть эти деньги мне. Я готов на такой риск. Надеюсь, вы, Джордж, поймете, что я вовсе не хочу навлекать на вишу голову неприятности, но мое терпение подошло к концу.

Искренне ваш

Сесил Уилберфорс».
Монк дважды внимательнейшим образом перечитал письмо.

— Я готов поверить во что угодно, даже в невозможное, — спокойно заметил он. — Но разумный человек никогда не стал бы писать подобное письмо, а тем более — подписывать его. Вы не согласны, Вард?

— Во всяком случае, это объясняет мотив преступления Джорджа Фраттона.

— Вот именно. «Слишком хорошо» объясняет! Уилберфорс никогда не писал этого письма. А если бы он вдруг сделал это, то Джордж Фраттон уничтожил или спрятал бы документ в надежном месте, но только не потерял бы его!

— Но ведь Гарри Фраттон слышал их разговор!

— Это он так говорит.

— Но письмо и в самом деле существует — вот оно!

— Дорогой мой, кто-то хотел убить обоих бизнесменов, но потерпел неудачу. Потом застрелили Уилберфорса и припугнули Джорджа, так что тот бросился в бега. Оказавшись вне закона, человек утрачивает мужество и нередко кончает с собой. Очень возможно, именно на это и рассчитывали…

Услышав в холле шаги, сидевший на стуле в столовой Сэмюэль Локайер вскинул голову. Губы у него дрожали. У камина молча стоял бдительный страж.

Время от времени пленник поглядывал в сторону окна, и тогда полицейский с удвоенным вниманием следил за каждым его движением. В конце концов пленник замер, тупо уставившись в пространство прямо перед собой, и просидел так все время, пока Монк с Вардом обсуждали подписанное Уилберфорсом письмо.

Охранявший арестованного полицейский не заметил ничего необычного, однако внезапно большое стекло разлетелось вдребезги и одновременно прогремел выстрел. Локайер, нелепо всплеснув руками, упал на пол. Во лбу его зияла дыра.

Глава 26 Последний арест

Вард, Монк и Мелвилл выскочили из кабинета, а дежуривший в холле полицейский побежал к двери в столовую.

— Не теряйте время! — воскликнул суперинтендант. — Бегите в сад! Вы, инспектор, — через боковую дверь возле кабинета, вы, Мелвилл, — черным ходом, а вы — по коридору на кухню, там есть еще одна дверь. Я же воспользуюсь парадным входом.

Монк бросился вон из дому, и трое полицейских тоже поспешили выполнить приказ. Дверь рядом с кабинетом оказалась запертой, и Вард потерял несколько секунд на возню с замком. Услышав в саду шаги, он обогнул дом и столкнулся с Мелвиллом. Полицейский, охранявший место, где упал раненый Гарри, заявил, что не видел ни души.

— Агнесса на кухне, — пробормотал Мелвилл, — я не…

Из двери позади них бесшумно вышла Вивьен Грей.

— Что за шум? — спросила она. — Мне показалось, будто стреляли…

— Где вы были, мисс Грей?

— В кладовке. Я хотела…

— Так вас не было в доме!

— Не смейте разговаривать со мной таким тоном! Мне и так уже осточертело хамское обращение полиции! Я была в кладовке, услышала что-то вроде выстрела и тотчас же мимо пробежал полицейский в форме. Я вышла посмотреть, что происходит. Я перебирала яблоки и…

— Оставайтесь здесь. Не спускайте с нее глаз, Мелвилл.

Дверь в кладовую осталась приоткрытой. Инспектор вошел, вдохнул густой яблочный аромат и включил свет. Увидев окно, он распахнул его пошире и стал внимательно изучать раму. Внизу виднелось несколько царапин и крупицы гравия. На полу за дверью Вард нашел туфли Вивьен Грей. К еще влажным подошвам тоже прилип гравий. В окне показалось лицо Монка.

— Вард…

— Мы ее поймали, сэр, она выскочила отсюда.

— Кто?

— Вивьен Грей.

— Браво! Я не сомневался в ее виновности, с тех пор как узнал, что молодая особа во что бы то ни стало хотела перенести в дом раненого в голову Гарри Фраттона. Она понимала, что это смертельно опасно, но, оставшись в живых, Гарри мог выдать ее. Подождите меня, сейчас мы вместе арестуем мисс Грей, Вард.

Не прошло и минуты, как к инспектору присоединился сияющий Монк. В руке он держал бумаги, а под пиджаком прятал какой-то довольно массивный предмет.

Вивьен Грей по-прежнему стояла у двери черного хода под пристальным наблюдением сержанта Мелвилла. Девушка покраснела от гнева и явно не желала сдаваться.

— Что означает это новое безумие? Я полагаю…

— Вы убили Локайера, мисс Грей…

Монк вытащил из-под полы револьвер «уэбли» тридцать второго калибра.

— Этот револьвер я нашел на газоне. Вы стащили его из ящика стола в прошлое воскресенье. Здесь есть ваши отпечатки, мисс Грей. Поглядите, Вард!

Он протянул инспектору лист бумаги, и тот увидел очень четкие и сильно увеличенные отпечатки пальцев — те, что фигурировали на процессе.

— А теперь внимательно посмотрите сюда.

На рукояти револьвера, посыпанной серым порошком, виднелись два очень отчетливых отпечатка. Вард нагнулся и поглядел на них в лупу. Вивьен рванулась вперед, но сержант схватил ее за руку. Отпечатки пальцев были идентичны.

Монк аккуратно завернул револьвер в платок, а мисс Грей следила за ним полным ненависти взглядом.

— Она так боялась откровений Локайера что отважилась на отчаянный поступок и выпрыгнула в сад из окошка кладовой. Вивьен так торопилась, что плохо вытерла револьвер… Ну, мисс Грей, вы готовы сделать чистосердечное признание или нам придется самим восстанавливать всю картину преступления?

— Я ничего не скажу.

— Отлично. Вард, арестуйте ее и отправьте в Уэллинг.


Монк и Вард вместе поехали в больницу.

— В первую очередь нам надо повидать Кенни. Он наверняка уже в состоянии говорить.

В холле их ждал полицейский, дежуривший в палате Гарри Фраттона. В руке он держал блокнот.

— Мистер Гарри Фраттон пришел в себя, сэр, и, прежде чем снова уснуть, кое-что сообщил. Он заявил, что мисс Грей подошла к нему, когда он был в сарае, и посоветовала сегодня не пилить дрова. Мистер Фраттон сказал ей, что слышал, как она разговаривала с кем-то по телефону и просила забрать из сарая нечто очень важное, а потому он, Гарри Фраттон, твердо намерен дождаться посыльного. Мисс Грей отвлекла его внимание и неожиданно ударила по голове, а потом, в полубессознательном состоянии, оттащила на газон. Однако мистеру Фраттону все же удалось доползти до кухонной двери.

— Ага, теперь понятно, почему Локайер, явившись за шкатулкой, не увидел в сарае Гарри Фраттона.

Бледный и растерянный Кенни лежал на спине. Его сломанную ногу скрывал огромный лубок. Парень испуганно посмотрел сначала на одного, потом на другого полицейского. Прежде чем заговорить, Монк знаком велел дежурному агенту записывать показания.

— Игра окончена, Кенни. Нам уже известно, что вы виновны в дорожной аварии и, следовательно, в убийстве мистера Харрисона. Каковы ваши отношения с Джорджем Фраттоном?

— До сих пор я его вообще не знал.

— Однако это вы забрали из почтового отделения в Солсбери бандероль и попытались передать ему.

— Он заставил меня сделать это.

— Где и когда вы его видели?

— Мне приказали в воскресенье утром приехать на дорогу за домом и ждать. Я услышал выстрел. Потом прибежал Джордж Фраттон, сел в машину и велел отвезти его в Борнмут.

— И вы безропотно повиновались?

— Фраттон держал меня под прицелом, а кроме того, он сказал, что знает, кто подкинул на дорогу камни, и, если его арестуют, выдаст полиции и меня. За то, чтобы забрать бандероль, он предложил мне сто фунтов. Я, как дурак, согласился, а теперь вижу, что он все равно меня выдал.

— Зачем вы приходили к мисс Грей и почему угрожали ей?

Кенни поджал губы.

— Послушайте, Кенни, если вы не скажете правду, мы узнаем все от мисс Грей — она уже арестована.

— Джордж Фраттон сказал мне, что делом заправляет женщина, которая устроилась в его дом горничной.

— А вы что, не знали своего босса?

— Нет, я получал указания по телефону.

— И вы решили, что босс заплатит вам за бандероль больше, чем Джордж Фраттон, а потом собирались удрать из Англии?

— Фраттон мне наврал. Я не нашел никого, кроме Вивьен Грей, а с ней я хорошо знаком.

— Вы уверены, что босс — не она?

— Вивьен была такой же служащей, как и я.

— А зачем вы несколько месяцев назад познакомились с прежней горничной?

— Так мне приказали.

— С какой целью вы пытались отравить Гарри Фраттона?

— Я всего-навсего хотел, чтобы он уехал из этого дома.

— Чтобы никто не мешал вам искать банкноты?

— Я подчинялся приказу.

— Надо думать, в пятницу, явившись в «Тисы», вы полагали, что мистер Гарри уехал или окончательно слег? Вы надеялись легко уговорить Агнессу, по девушка уже поняла ваши истинные намерения, а кроме того, в холл вышла миссис Фраттон.

Кенни, казалось, совершенно обессилел. Он побледнел как полотно и закрыл глаза. Монк не стал настаивать и вместе с Вардом вышел из палаты.

— А теперь займемся Джорджем!

За все время допроса Вард не сказал ни слова, но, разумеется, внимательно слушал.

— По-вашему, он и есть тот «босс», о котором говорил Кенни? — спросил инспектор.

— Зачем бы Фраттону посылать Кенни разыскивать банкноты в своем собственном доме? И зачем ему было убивать Уилберфорса? И то и другое совершенно бессмысленно.

— Он и не мог убить Уилберфорса — револьвер-то стащила Вивьен Грей!

— Кенни утверждает, что у Фраттона был еще один. Возможно, он купил два одинаковых. Но правду мы выясним, только получив результаты экспертизы.


Синглтон присутствовал на допросе своего клиента. Монк рассказал им о смерти Локайера, аресте Вивьен Грей и о том, что знаменитые банкноты наконец найдены.

Синглтон повернулся к Джорджу:

— Советую вам, дорогой мой, рассказать всю правду. Сейчас для этого самый подходящий момент.

И Джордж Фраттон поведал свою историю.

Несколько месяцев назад он заподозрил, что одна из фирм, с которой он поддерживал деловые отношения, занимается распространением в Европе поддельных банкнот. Сам Фраттон часто ездил за границу и потому сделал вид, что не прочь сотрудничать в этом деле.

Ему доверили пакет с липовыми банкнотами и адресами европейских корреспондентов. Решив выяснить, кто возглавляет банду, Джордж спрятал пакет в своем сейфе и стал наводить справки. Обнаружив, что деньги не дошли до адресатов, Джорджа заподозрили в двойной игре. Однажды вечером, когда Джордж ожидал Уилберфорса, с которым у него была назначена встреча, на него напали Кенни и Локайер. К счастью, вовремя подоспел Уилберфорс, и налетчики скрылись. Джордж тут же рассказал ему все, и тот предложил сообщить обо всем полиции. В конце концов Фраттон согласился с тем, что это самое разумное решение. Неделю спустя нанего снова напали, и это окончательно укрепило его в мысли обратиться в Скотленд-Ярд. Оба бизнесмена решили, что предосторожности ради они проведут уик-энд вместе, а в понедельник утром передадут бумаги в Ярд. Однако после неудачного покушения ка дороге Уилберфорс вдруг запаниковал и предложил Джорджу передать бумаги ему и немедленно переправить их в Лондон. При этом он ссылался на то, что его, Уилберфорса, бандиты не знают и ни в чем не заподозрят. Но Фраттон не соглашался. В результате они поссорились, и Джордж заявил, что, если Уилберфорс так трусит, ничто не мешает ему сейчас же уехать из «Тисов». На сем оба бизнесмена и расстались.

У ходя на прогулку, Джордж Фраттон хотел взять с собой револьвер и обнаружил его исчезновение.

Через несколько минут после ссоры, подходя к калитке в глубине сада, Джордж увидел, как Вивьен Грей, притаившись у живой изгороди, стреляет в Уилберфорса. Это навело его на мысль, что Вивьен и есть главарь банды, а значит, следующей жертвой станет он сам. Джордж бросился бежать, как вдруг наткнулся на Кенни, сидевшего за рулем машины, и узнал в нем одного из тех, кто недавно напал на него. Фраттон решил воспользоваться этим обстоятельством. Он пригрозил убить Кенни, и тот испугался, приняв черенок лежавшей в кармане Джорджа трубки за дуло револьвера.

— Вы намерены придерживаться именно такой версии, мистер Фраттон?

— Я сказал вам правду.

— В таком случае почему вы сбежали после убийства Уилберфорса, вместо того чтобы выдать полиции Вивьен Грей?

— Должен честно признать, что я совсем потерял голову. Я подумал, что мисс Грей может обвинить меня в соучастии, а единственный свидетель того, что это не так — мертв. Кроме того, мисс Грей настояла бы на обыске, и в моем сейфе нашли бы поддельные банкноты. Сначала я хотел забрать их оттуда.

— Очень глупо.

— Кенни признался, что это он подбросил на дорогу камни, и я рассчитывал таким образом держать его в повиновении.

— А почему вы не рассказали все это, когда мы вас арестовали?

— Вы обвиняли меня в убийстве Уилберфорса. А я ведь не знал ни того, что заговорила обо мне мисс Грей, ни того, что банкноты исчезли, а потому предпочел сначала проконсультироваться с Синглтоном.

— Да, и я посоветовал оставить эту женщину в сомнениях. У нас не было никаких доказательств ее вины, но мы подозревали, что банкноты у нее и рано или поздно она сделает какой-нибудь неосторожный шаг и выдаст себя. Как видите, мы не ошиблись.

— Я полагаю, вы не станете отрицать, что мисс Грей была вашей любовницей?

Джордж вскочил и сжал кулаки, но Синглтон ухватил его за руку и усадил на место.

— Вероятно, это Гарри наболтал вам таких глупостей! В воскресенье я чуть не придушил его, услышав подобные обвинения!

— Вашему брату рассказал об этом Кенни.

— Он врал.

— Очень хорошо. Вы прочитаете и подпишете показания, а мы тем временем допросим мисс Грей. Потом у нас могут снова возникнуть к вам кое-какие вопросы.

Ожидая, пока приведут Вивьен Грей, полицейские обменивались впечатлениями.

— Что вы думаете об этой истории, Вард? — спросил суперинтендант.

— Выглядит она совершенно неправдоподобно.

— Если Вивьен — любовница Фраттона, он, очевидно, рассчитывает на ее поддержку.

— Она нам уже сообщила, что Фраттон замешан в тех, старых, махинациях! Так что насчет «поддержки»…

— Возможно, после смерти брата Вивьен возненавидела Джорджа. Любовь и ненависть — очень сильные чувства.

— Но за что она убила Уилберфорса?

— По словам Джорджа, Уилберфорс помогал ему в расследовании, но у нас нет никакого подтверждения этому. Напротив, если Фраттон и в самом деле возглавлял банду, очень возможно, что Уилберфорс убит за чрезмерную проницательность!

Мелвилл ввел в комнату мисс Грей. Она изменилась почти до неузнаваемости. Словно вдруг утратила свою жизненную энергию. Вивьен тяжело опустилась на стул и ничего не выражающим взглядом уставилась в пространство.

— Кенни дал показания, мисс Грей, — довольно резким тоном начал Монк. — Мистер Гарри Фраттон рассказал, когда и почему вы его ударили. А мистер Джордж Фраттон заявил, что видел, как вы стреляли в Уилберфорса. Как видите, дело почти закончено. Остались лишь кое-какие мелочи, и мы рассчитываем узнать их от вас. Итак, это вы возглавляли противозаконную организацию, не так ли?

Вивьен без всякого выражения поглядела на полицейского.

— Все это старая история… он меня бросил…

— И вы хотели отомстить?

— Да. Я приехала в Уэллинг, чтобы разыскать банкноты и таким образом держать его в руках. То, что меня взяли в дом, было большой удачей.

— Вы нашли сейф?

— Он сам сказал мне, где искать, и назвал шифр. Я должна была забрать деньги в воскресенье рано утром и передать ему, но сказала, что мне не удалось этого сделать.

— Тогда же вы стащили и револьвер. Но зачем понадобилось убивать Уилберфорса?

Вивьен подняла голову. В глазах ее снова сверкнула ненависть.

— Я прикончила его потому, что он впутал меня в эту историю, обманул и бросил, пока я сидела в тюрьме.

— Уилберфорс? — воскликнул Вард.

И Вивьен рассказала, как было дело.

Уилберфорсу, возглавлявшему банду, удалось избежать подозрений, в то время как Вивьен и прочие попали за решетку. Вивьен была любовницей Уилберфорса, и только она одна знала о его роли. Выйдя из тюрьмы, она убедилась, что Уилберфорс оставил ее на произвол судьбы, и поклялась отомстить. Она выяснила, что часть поддельных банкнот осталась у Джорджа Фраттона, а Сесил пытается во что бы то ни стало раздобыть их. Увидев Вивьен в доме Фраттонов, Уилберфорс сделал вид, будто по-прежнему любит се, но девушка не поверила. Лицемерие Сесила возмутило мисс Грей, и она решила убить его, свалив вину на Джорджа Фраттона. Она напечатала на машинке письмо от имени Уилберфорса, а потом сказала Гарри, что слышала разговор двух бизнесменов, надеясь, что Гарри передаст это полиции. Джордж не имел никакого отношения к той старой истории с подлогами и контрабандой — Вивьен придумала все это, чтобы объяснить свое присутствие в доме, после того как ее застукали с Кенни.

Узнав о приезде Синглтона, Вивьен перепугалась и окончательно потеряла голову. Поэтому-то она и рискнула позвонить Локайеру, которого хорошо знала. Оставлять банкноты в сарае было слишком опасно, а уничтожить их мисс Грей не хотела, поскольку рассчитывала сама возгласить организацию, созданную покойным Уилберфорсом. Следовало лишь подождать окончания следствия.

Первое нападение на Джорджа Фраттона подстроил Уилберфорс. Таким образом он рассчитывал завоевать его доверие. А если бы Сесилу удалось завладеть банкнотами, Фраттон погиб бы, так и не добравшись до Скотленд-Ярда.


— Дорожная авария была первой тактической ошибкой — она привлекла внимание полиции к Джорджу Фраттону.

— Я думаю, дорогой мой Вард, Уилберфорс пытался таким образом напугать Джорджа Фраттона и заставить его поскорее отдать банкноты. Вне всякого сомнения, он бы успел вовремя «заметить» камни! Однако непредвиденная остановка Джорджа на дороге нарушила все его планы.

— А появление полиции напугало.

— Разумеется. Джордж, желая успокоить друга, назвал ему шифр сейфа и указал его расположение. Если бы Вивьен передала шкатулку Уилберфорсу, тот переправил бы ее в надежное место — не зря ведь на дороге ждал Кенни!

— Что ж, я очень рад. Джордж Фраттон — симпатичный малый, а теперь вина с него окончательно снята.

— Да. Пойдемте к нему.


Полгода спустя пышущий здоровьем Гарри Фраттон, преисполненный честолюбивых надежд и замыслов, отправлялся в Австралию. Джордж и Милдред, взявшись за руки, провожали глазами выезжавшее из ворот «Тисов» такси. А горничная Агнесса с младенцем на руках махала платочком из окна своей комнаты на втором этаже.



ББК 84.4 (Вл.)

К82


Кризи Джон

К82 От смерти не убежишь. Сборник: Романы. / Собр. соч. в 10 томах. Т. 3. — Пер. с англ. — М.: «Канон», «Гранд-Пресс», 1993. — 400 с. с ил.


К4703010100—003 Подписное

4У5(03)—93


ББК 84.4 (Вл.)


ISBN 5-86999-005-X (т. 3)

ISBN 5-86999-004-1


© Составление, оформление: издательство «КАНОН», 1993.

Редактор П. А. Свиридов

Технический редактор Л. Ф. Чашников

Художественный редактор И. Г. Левченко

Художник И. А. Воронин

Корректор О. А. Федорова

Компьютерная верстка В. М. Родин


Издательство «КАНОН». 109280, Москва, 1-я ул. Машиностроения, дом 10, Информационно-издательский центр «Гранд-Пресс», 123557, Москва, М. Грузинская ул., 38


ЛР № 030519 от 15 апреля 1993 г. Сдано в набор 01.12.92 Подписано в печать 25.09.93 Формат 84×108 1/32. Бумага офсетная. Печать офсетная. Гарнитура тип Таймс. Уч.-печ. л. 21,00. Тираж 100000 экз. Зак. 594.


Отпечатано с готовых диапозитивом в типографии ИПО Профиздат, 109044, Москва, Крутицкий вал, 18.

Джон Кризи Я не собирался убивать


1 Концепция

Когда я уходил из дома утром в тот понедельник, мысль об убийстве была последней, которая могла прийти мне в голову.

Уик-энд прошел хорошо, лучше, чем обычно на протяжении многих месяцев. Все подозрения Лилиан наконец рассеялись; она и я окончательно примирились и нашли часть того огромного счастья, которое знали в начале нашего брака. В сорок один год она была еще очень красива и способна на самую сильную страсть. Быть мужем Лилиан, познать великое счастье в супружеских отношениях, а затем увидеть жену сдержанной и даже фригидной — думаю, несколько месяцев, предшествовавших тому понедельнику, были самыми несчастливыми в моей семейной жизни, как, возможно, и в жизни Лилиан.

Она считала, что у меня есть другая женщина, что каждый месяц я уезжаю провести несколько дней с этой шлюхой, а возвращаясь домой, жду, что все будет как обычно. Хорошо зная меня — за двадцать один год супружеской жизни многое узнаешь о человеке, — она понимала, что я не говорю ей правды о моих ежемесячных отлучках. Ссылки на работу ее не удовлетворяли, несмотря на доказательства, которые я мог ей представить. Она думала, что есть другая причина, а поскольку я ее скрывал, единственным возможным объяснением было то, что я имею любовницу.

Это ее убеждение с годами окрепло. Первые смутные подозрения превратились в абсолютную уверенность после одной из моих самых успешных и самых опасных краж.

Никогда не забуду эту ночь почти четыре года назад: возбуждение от того, что успех почти в руках; мгновение тревоги, когда женщина проснулась и я решил, что она меня узнала; шок, испытанный, когда я думал, что убил ее. Правда, вскоре я мог посмеяться над абсурдной стороной дела, мысленно видя сцену снова и представляя себе, как комично мы оба выглядели, когда боролись каждый за свою жизнь. Но несмотря на чувство юмора и легкость, с какой я вспоминаю этот случай, я никогда не забуду дрожь страха.

Оглядываясь назад, я думаю, что именно в ту ночь в моем мозгу впервые возникла мысль об убийстве, однако в тот момент я был в ужасе от того, что мог убить женщину. Эта женщина, сама того не ведая, усилила подозрения Лилиан, и в конце концов из-за любви к жене я убил человека. Видите ли, я пережил очень грустные годы разделявшей нас фригидности, годы, в которые Лилиан занималась домашним хозяйством как добросовестная супруга, лишь время от времени давая своим страхам прорываться наружу и принимать форму открытых обвинений, вызывавших ссоры. Я ненавидел эти годы. Однако они показали мне, как глубока моя любовь к Лилиан и как она мне нужна.

В тот роковой понедельник я был счастлив, потому что убедил ее, что у меня нет другой женщины, только клиенты, которых я должен навещать, живущие слишком далеко от Лондона, чтобы можно было объехать их всех в один день.

По причине полного примирения и очевидного счастья родителей дети в этот уик-энд были особенно оживленными. Джулия — ей тогда было девятнадцать — и семнадцатилетний Роберт всегда были веселыми и жизнерадостными. У них было много друзей, жили они в Хемпстед-Хиз, одном из самых красивых жилых кварталов Лондона, и хотя были достаточно дисциплинированны — Лилиан строго следила за их воспитанием, — не знали по-настоящему, что значит нуждаться в деньгах. Каждый год они проводили с нами три недели на континенте, Рождество было сплошной чередой праздников, и их жизнь не могла быть более наполненной. Ни он, ни она не блистали в учебе. У Роберта была склонность к математике, и он надеялся заняться ядерной физикой, если его надежды и оптимизм его учителей оправдаются. Единственным талантом Джулии была кулинария, и она собиралась в один прекрасный день стать владелицей изысканного ресторана.

Я легко мог осуществить мечты моих детей… благодаря деньгам, которые мне доставляло мое любимое времяпрепровождение.

Думаю, было бы пустой тратой времени пытаться объяснить вам, как и почему я стал заниматься этой дополнительной «работой». Это произошло вследствие стечения обстоятельств плюс, разумеется, совершенно аморального отношения к чужим деньгам и прочей собственности. Если вы проводите большую часть жизни, занимаясь страховкой — а моя полностью посвящена этому, — вы черствеете. Невероятно, сколько комбинаций и уловок может придумать хитрый и изобретательный человек, чтобы раздобыть деньги. На мошенничество со страховой компанией решаются немногие — это не самое легкое дело, — но эксперт в страховом деле должен быть в курсе различных способов мошенничества, поскольку по степени доверия он занимает в иерархии бизнесменов третье место после нотариуса и бухгалтера. Не только коммерсант, но и любой человек всегда ищет новые законные источники доходов, изобретая способы уклонения от уплаты некоторых налогов и предлагая новые варианты вложения прибылей в особо рентабельные дела, не возбуждая ничьих подозрений. Из-за всего этого я довольно рано понял, что в жизни существуют легальные финансовые тонкости, и первая кража, совершенная мною, была прямым следствием этого. Жертвой стал человек, пришедший спросить у меня совета по страховке. Он собирался застраховать и настоящие драгоценности своей жены, и их копии, но по особым сертификатам. Я оставил им поддельные, а настоящие драгоценности продал за две тысячи фунтов, или за половину их реальной цены, что совсем неплохо для первого раза.

Естественно, я знал, что если хочу заниматься воровством серьезно, то должен относиться к этому занятию как к коммерческой деятельности. В жизни проблема имела три различных аспекта. Прежде всего найти кого обокрасть и убедиться, что дело стоящее; затем совершить кражу и исчезнуть, не оставив ни малейшего следа; наконец, избавиться от приобретенного товара за приличную цену и также не оставляя следов. Я с самого начала знал, что необходимо тщательно составлять план любой операции и что фактор времени имеет первостепенное значение. Долгосрочный проект предпочтительнее краткосрочного хотя бы потому, что позволяет товару перестать быть опасным. Все, что я делал, все, кого обворовывал и кому сбывал добычу, должны быть изучены до мелочей, с таким вниманием, как если бы я изучал кандидата на страхование жизни на большую сумму. (Попутно замечу, что есть форма мошенничества, которую используют почти все толстяки — похудеть за короткое время, снизить давление, пройти медосмотр с целью получения страховки, а когда договор заключен, снова начать есть без меры и хвастаться тем, что сумел сделать. Занятная комбинация, потому что, если клиент умирает, она ничего не дает, а если живет достаточно долго, чтобы получить капитал, то он уже достаточно заплатил за него своими взносами.)

Неожиданность и случайность — единственные элементы, которые нельзя предусмотреть в краже или страховании. Возможно, я говорю банальные вещи, но подозрения Лилиан я возбудил самым банальным образом. Уверен, что это следует объяснить, поскольку тот случай имел очень важные последствия для моих отношений с женой.

Моя компания «Уэдлейк», ведущая много дел в провинции, за три месяца до того застраховала драгоценности некой миссис Джун Эндерсон на сумму семь тысяч пятьсот фунтов стерлингов. Я занимался этим делом, давшим мне случай познакомиться с миссис Эндерсон. В «Уэдлейке» я выполняю разные функции: продаю полисы, проверяю суммы страховок, иногда занимаюсь разбирательством спорных вопросов. Думаю, в Англии мало столь же эффективных работников на все руки вроде меня, и если бы я получал приличное жалованье и солидные комиссионные, то, возможно, никогда бы не занялся этой дополнительной «работой». Но в течение многих лет я никогда не сожалел об этом занятии, потому что оно мне нравилось. Как и в путешествии, в нем приятнее составлять планы, чем осуществлять их, но даже когда проходит чувство новизны и исчезает нервозность, каждая новая кража сохраняет свой особый интерес. Невероятная беззаботность людей будет удивлять меня всегда.

Миссис Эндерсон была ярким примером этой самой беззаботности.

Возможно, у нее были некоторые извинения. Об этой пустоголовой дамочке, дожившей до двадцати пяти лет, всю ее жизнь кто-то заботился: сначала родители, потом, в течение двух лет, муж, вдвое старше ее. Родители погибли в автокатастрофе на континенте, а муж умер от коронарного тромбоза. Думаю, ей понравилась свобода, которую ей дали эти трагические события. Должно быть, в глубине души она сама удивлялась тому, как легко восприняла их. Когда я встретился с ней после того, как она написала в компанию, попросив прислать представителя, я понял, что она идеальная жертва. Миссис Эндерсон была классическим образцом красивой, но глупой молодой женщины. Ничего не зная о страховках и драгоценностях, она полностью полагалась на меня, нуждалась в советах и в сейфе или по крайней мере в надежном тайнике для своих драгоценностей. Что я мог ей предложить?

Я, конечно, дал ей все необходимые сведения, даже назвал тип сейфа, который, как я предполагал, она купит, хотя люди редко идут на достаточные траты на сейфы и замки, чтобы надежно защититься от краж. Обычно они перекладывают всю ответственность на страховые компании, не понимая, что предметы, имеющие ценность из-за связанных с ними воспоминаний, незаменимы, а стоимость ювелирных изделий скорее возрастает, чем понижается.

Итак, миссис Эндерсон приобрела сейф «Секьюрити три», рекомендованный ей мною, но купила его на лондонской выставке компании и через много месяцев после подписания страхового полиса. Кстати, я был убежден, что она не сделает этого сразу. Я знаю модель «Секьюрити три» так же хорошо, как механик фирмы-изготовителя, потому что всегда был силен в механике. В дождливые воскресные дни, например, я обычно запираюсь в гараже и разбираю мотор моего «ягуара». Десять месяцев я только наблюдал за миссис Эндерсон. Вдовство и деньги вскружили ей голову. Она жила в Челси, в прекрасной квартире с окнами на Темзу, и зачастую возвращалась поздно в обществе друга, остававшегося на ночь. Я не защитник морали, но мне все-таки было жалко, что она ступила на такой опасный путь: мужчины начинали понимать, что она доступна со многих точек зрения. Я знал, что она часто бывает в подпитии, если не откровенно пьяной, когда возвращается не одна, и вообще пьет слишком часто. Я совершенно ничего не знал о том, что ее заставляет так себя вести, потому что меня интересовали не мотивы, а ее поведение и привычки. Она все больше и больше становилась идеальной жертвой, и я понял, что настал момент действовать, когда от нее ушла служанка — кажется, вышла замуж. Короче, миссис Эндерсон несколько недель обходилась без служанки, потому что в доме была служба, занимавшаяся домашней работой у жильцов.

Я следил за квартирой три вечера. Каждый раз это был понедельник. Я сидел в моей машине, стоявшей недалеко от дома. В третий понедельник миссис Эндерсон привез на «МГ» довольно молодой мужчина. Я вылез из своей машины и медленно прошел мимо них. Молодой человек не вошел в дом. Мне было достаточно услышать, как моя будущая жертва сказала своему спутнику «до свидания», чтобы понять по ее голосу, что она выпила лишнего.

Когда я приходил к ней за четыре месяца до того, я сумел снять слепок с замка дома и знал, что дверь квартиры открою без всякого труда. Я отправился в одно кафе в Вест-Энде, остававшееся открытым всю ночь, вернулся на такси, высадившем меня на некотором расстоянии от дома, где жила миссис Эндерсон, и остаток пути проделал пешком. Я вошел в парадную дверь, поскольку знал, что по ночам консьержа никогда не бывает. Подойдя к двери квартиры, я сразу заметил, что она закрыта на задвижку. К счастью, задвижка была почти на уровне замка, и с хорошими инструментами открыть ее было легко. Я проник в квартиру, осмотрел ее, чтобы убедиться, что в ней не скрывается никакой опасности, и вошел в спальню, где в шкафу был спрятан сейф: миссис Эндерсон говорила мне, что, когда купит его, поставит именно там.

Я до сих пор вижу ее лежащей на спине, руки поверх одеяла, на волосах сетка. Помню, что, когда я при свете уличного фонаря всмотрелся в ее лицо, меня поразило что-то необычное. Я только позднее понял, что именно. Она дышала с некоторым трудом, немного задыхаясь, что часто бывало у Лилиан после того, как она выпьет один-два стакана. Я не опасался всерьез, что миссис Эндерсон проснется, но все-таки надел на лицо маску. Это была простая маска для костюмированного бала, занимавшая в кармане очень мало места; ее легко надевать, и она не затрудняет дыхание, как платок или шарф, закрывающий нос и рот. На мне, как обычно, были полотняная кепка, надвинутая на глаза, и шарф вокруг шеи.

Сейф был открыт в пять минут. Я взял драгоценности и положил их между двумя слоями ваты, чтобы избежать трения камня о камень: в конце концов, ничто не режет алмаз лучше, чем другой алмаз. Затем я закатал каждое украшение в сверток и уложил в полиэтиленовый пакет, чтобы кусочки ваты не остались на моей одежде. После этого я взял деньги — около сотни фунтов, — лежавшие в обычной металлической коробке. Я положил их в задний карман брюк, закрыл дверцу сейфа, обернулся… и увидел смотревшую на меня миссис Эндерсон. Ее правая рука была протянута к телефону, стоявшему на ночном столике.

Это было первое страшное потрясение, испытанное мной в жизни.

Ситуация была очень затруднительной, к тому же я сидел на корточках в неустойчивом равновесии. Миссис Эндерсон открыла рот, и я понял, что сейчас она закричит. Я бросился вперед. Моя нога зацепилась за край густого ковра, и, споткнувшись, я буквально взлетел на кровать. Женщина была слишком напугана, чтобы закричать. Падая на кровать и на нее, я чувствовал ее свистящее дыхание. В падении я ударился правой рукой о край кровати, да так сильно, что даже вскрикнул от боли и несколько мгновений ничего не мог сделать. Я услышал, как миссис Эндерсон глубоко вздохнула, как бы осознав, что ей предоставлена передышка. Я был уверен, что она закричит. Если бы она это сделала, ей могли прийти на помощь соседи или прохожие с улицы.

Правой рукой я пользоваться не мог, левая оказалась зажатой между ее телом и моим, а сделать что-то нужно было немедленно, иначе… И я поцеловал ее так, как никогда не целовал женщину ни до того, ни после. Я слышал затрудненное дыхание миссис Эндерсон и, когда прошел первый шок, почувствовал, как ее грудь сильно вздымается и опускается. Она была худой, — и мне казалось, что ее тело должно быть костлявым, поэтому я удивился, увидев, какое оно нежное и привлекательное. Она, разумеется, решила, что я ее изнасилую, и стала бить меня по голове. Но у меня было странное ощущение, что бить она могла бы и сильнее.

Я хотел только одного: уйти, предварительно удостоверившись, что она не сможет поднять тревогу. Боль в правой руке уменьшалась. Я сумел медленно освободить левую. Мои губы прижимались к ее, и я чувствовал ее зубы своими, я даже слышал их скрежет. Потом она обмякла, все ее мышцы расслабились. Это произошло мгновенно. Моей первой реакцией было огромное облегчение, но я тут же насторожился. Я боялся, что она притворяется. Я немного отодвинулся, но она не пошевелилась, даже не пыталась закричать. Она была в обмороке. Я отодвинулся чуть дальше. Она могла только делать вид, что лежит без сознания. Я должен был проверить, прежде чем уйти. Секунду я неподвижно смотрел на нее, и вдруг мне стало страшно. Казалось, она не дышит. Я почувствовал, что парализован и холодею от ужаса. Через несколько секунд я приблизился к ней и взял за руку.

Пульс бился.

Я не решался заткнуть ее рот кляпом из боязни, что она очнется, если я буду тормошить ее; кроме того, она могла задохнуться. В тот момент, как и четыре года спустя, мысль об убийстве была последней, которая могла прийти мне в голову. Мои инструменты были в полотняном мешке, на руках оставались хлопчатобумажные перчатки, которые я всегда надевал для этих операций. Миссис Эндерсон лежала на спине, и я мог различать слабое движение ее груди. Жестом, спокойным, как у врача, я убедился, что сердце бьется нормально, затем закрыл окно, подошел к двери, вытащил из замка ключ и, выйдя, запер дверь на двойной оборот. Я ушел из квартиры незамеченным, не услышав ни малейшего шума. Драгоценности лежали во внутреннем кармане моего пиджака, деньги — в заднем кармане брюк, но я был не очень доволен собой. Я впервые едва не попался. Я не только был счастлив выбраться на улицу, но и пребывал в жутком страхе. В другом конце улицы шли двое мужчин, и я подумал, что это детективы в штатском, но они не обратили на меня никакого внимания. Свой «ягуар» я поставил на стоянке, где не обязательно было оставлять позиционные огни включенными. Я сел за руль и уехал как можно скорее. Я и сегодня помню, как дрожали мои руки и губы и как щекотало от страха в желудке. Я уехал от набережных, в первый раз пересек Темзу по Баттерси-бридж, во второй — по Ламбет, чтобы проехать на север Лондона. Я намеревался отправиться в Сент-Олбенс, где зарезервировал номер в гостинице, но был вынужден остановиться на обочине дороги и закурить сигарету. Только тогда я понял, почему миссис Эндерсон показалась мне странной, когда я посмотрел на нее в первый раз: она легла спать, не сняв с губ помаду, и теперь мой рот был измазан ею. Я мысленно ругнулся из-за того, что вел себя так неосторожно, вытер рот платком и сунул его в карман пиджака. Я энергично запихивал его… и думал, что он слишком испачкан и Лилиан не должна его увидеть. На нем не было ни моих инициалов, ни номера прачечной, потому что у нас есть прислуга, стирающая в доме. Я просто выбросил платок из окна машины и снова тронулся в путь в гораздо лучшей форме.

Но на платке было столько помады, что он запачкал второй, лежавший в том же кармане. Этим чистым платком я не пользовался дня два, а когда сделал это, Лилиан увидела следы губной помады.

Разумеется, миссис Эндерсон оправилась от шока, получила деньги от страховой компании и большую шумиху вокруг своего имени. На следующее утро ее фото красовалось на первой странице большинства газет, и все заголовки статей содержали слово «поцелуй». Было по меньшей мере пять карикатур, изображавших «сентиментального вора». Миссис Эндерсон нисколько не пострадала в этом приключении, а я даже не понял, что в ту ночь сделал первые шаги по долгой дороге, приведшей меня к обвинению в убийстве.

Если бы я знал, куда это может меня привести, я бы пошел другим путем, но события обогнали меня, и с тех пор я плелся у них в хвосте.

2 Счастливое утро

Да, это был счастливый уик-энд.

В то утро в понедельник Лилиан была очень уставшей, что совершенно понятно! Ее глаза под длинными изогнутыми ресницами припухли, но скоро они снова станут блестящими. Я не знаю, понимает ли Лилиан, что у нее самые прекрасные глаза в мире. Каждый раз, когда она уставала и не хотела браться за работу, она потягивалась и зевала почти по-кошачьи. Одеваясь, я смотрел, как она пьет чай. Мои мысли вернулись на двадцать лет назад, когда такое утро было правилом, а не исключением.

— Лежи, я все приготовлю сам, — предложил я.

— Не будь смешным, дорогой, — сказала Лилиан нежным, воркующим голосом. — Я еще никогда не позволяла тебе готовить завтрак, так зачем начинать сегодня? К тому же дети все равно опоздают. Который час?

Будильник стоял рядом с ней, но она не потрудилась повернуть голову, чтобы посмотреть на него.

— Чуть больше восьми, — ответил я. — Послушай, дорогая, я могу позвать ребят, а ты…

— Пожалуй, — согласилась Лилиан. — Обычно их приходится звать по три раза. Роберт еще хуже, чем Джулия.

— Я займусь ими, — хвастливо заявил я.

Лилиан спустила на пол голые ноги. Я остановился на пороге и посмотрел на жену. Она вытянула губы, посылая мне воздушный поцелуй.

— Боб, — сказала она в тот момент, когда я выходил, — закрой дверь. Эта комната, как салон, полный зеркал.

Она всегда боялась, что Роберт пройдет мимо открытой двери и увидит ее полуголой. Я уверен, что ей было бы все равно, если бы она была голой, но она предпочитает оставаться одна на той стадии, когда ни одета, ни раздета. Я закрыл дверь, и площадка погрузилась в полутьму, потому что в окнах здесь и в прихожей были цветные стекла. Наверху лестницы скрипели доски. Я уже много лет говорил себе, что это нужно как-то исправить, но ничего не делал, потому что скрип не становился сильнее. Построенный до войны, дом был крепким и прекрасно оборудованным. Всякий раз, когда можно было установить что-то новое, я это делал. Не далее как в этот уик-энд Лилиан сказала мне, что каждое новое приспособление в доме было своего рода извинением, чтобы заставить ее простить мою неверность. Я мысленно посмеялся над ее словами и прошел по коридору к комнате Роберта. Его спальня выходила на восток, наша — на юг, на парк, который в это утро был просто великолепен. Комната Джулии выходила на запад, частично тоже на парк.

Я с силой постучал в дверь Роберта.

— Поторопись, старина, — крикнул я и прошел к комнате Джулии. Джулия не ответила на стук. Я медленно повернул ручку, приоткрыл дверь, заглянул в комнату и увидел, что моя дочь еще спит. Не помню, когда именно Джулия начала меня стесняться — кажется, довольно поздно, всего год или два назад. Лилиан всегда придерживалась мнения, что показная скромность хуже наигранной добродетели, но наступил момент, когда она решила, что Роберту не стоит слишком рано открывать глаза.

Я затаил дыхание, увидев, как Джулия красива. Она лежала в той же позе, в какой часто спала ее мать: повернув лицо к окну и положив поверх одеяла голые по плечи руки. В отличие от Лилиан у Джулии были светлые, почти пепельные волосы, вьющиеся от природы. Сейчас они разметались по подушке, как шелковые ленты, расходясь от лба и щек, оставляя открытым левое ухо. Лучи солнца осторожно ласкали их. Я медленно подошел к кровати, но Джулия не пошевелилась. Я залюбовался нежными линиями ее губ, небрежностью, с какой была застегнута пижама, изящными очертаниями ее еще не вполне сформировавшегося бюста. Прошло несколько секунд, прежде чем я позвал:

— Джулия, пора вставать.

Она не пошевелилась.

— Джулия! Поднимайся!

Ее тело слегка шевельнулось под одеялом, и я понял, что у нее такая же, как у Лилиан, манера потягиваться и зевать, словно кошечка, перед пробуждением. Я поближе подошел к кровати, протянул руку и легонько коснулся кончика ее носа. Она нахмурилась. Я продолжал щекотать ее указательным пальцем и увидел, как дрогнули ее веки и она подняла руку, чтобы оттолкнуть то, что ей досаждало. Она коснулась моих пальцев, тут же замерла, потом медленно открыла глаза.

— Поверишь или нет, уже четверть девятого.

Она опустила веки и посмотрела на меня сквозь ресницы.

— Да? — спросила она сонным голосом.

— Я тебе когда-нибудь врал?

— Ой! — Джулия снова потянулась с невинным сладострастием. — Ладно, я проснулась, — заявила она, широко открыв глаза. — Я больше не засну, обещаю.

— Надеюсь, — сказал я.

Дочь наморщила нос и дождалась, пока я дойду до двери, чтобы позвать меня:

— Папа…

Она произнесла это ласковым тоном, каким говорила, когда была маленькой девочкой и подлизывалась ко мне, желая получить что-то особенное. Она сохранила эту привычку, и, должен сказать, меня это радовало.

— Что теперь? — спросил я. — Если денег…

— Конечно, денег, — ответила она, быстро поднявшись.

Джулия сидела прямо. Ее пижамная куртка широко распахнулась, но она этого не замечала, по крайней мере, я так думал. Ее васильковые глаза были совершенно круглыми и откровенно просящими.

— Как я могу жить без денег? — спросила она. — Папа…

— Если ты сумеешь обернуться в ванной меньше чем за пять минут, обещаю выслушать тебя за завтраком.

Я вышел, быстро закрыв дверь, и услышал, как Джулия вскрикнула. Дверь Роберта была по-прежнему закрыта. Я громко постучал и вошел. Роберт лежал на спине, заложив руки под голову, с приоткрытым ртом. Его черные как смоль волосы выглядели блестящими на фоне белизны подушки. Роберт даже красивее, чем его сестра, но у него слишком тонкие черты лица. Когда он отдыхает, а тем более спит, у него всегда суровый вид. В это утро он хмурил брови, как будто с кем-то ругался во сне. Я подошел к нему ближе и прищемил пальцы ног под одеялом.

— Просыпайся! — крикнул я.

Он заворчал, открыл глаза и посмотрел в потолок.

— Мне кажется, тебя надо показать доктору, — сказал я.

— А? — пробормотал он. — Чего? Что это за история с доктором? — спросил он, снова закрыв глаза, потому что комнату ярко освещало солнце.

— Я думаю, у тебя сонная болезнь.

— Ой, это старая шутка! — сказал он. — Спокойной ночи.

— Пять минут, — бросил я в заключение.

Я вышел в тот момент, когда Лилиан появилась на пороге ванной комнаты, соседней со спальней Роберта; вторая ванная комната находилась в другом конце дома. Ею пользовались Роберт и я сам; Лилиан и Джулия предпочитали эту, нежно-желтого цвета, в которой всегда царил мягкий свет.

— Он никогда не поднимется, — сказала Лилиан.

— Посмотрим, — отозвался я. — И могу поспорить, что Джулия тоже не будет возиться.

— Меня это не удивит, — рассмеялась Лилиан. — Она хочет, чтобы ты оплатил ей углубленный курс обучения французскому кондитерскому делу. Вообще-то, дорогой, — продолжала Лилиан, направляясь к спальне, волоча по полу подол халата, а ее волосы, черные, как у Роберта, плясали в такт ее шагам, — она просила меня поговорить с тобой, но я ответила, чтобы она сама обратилась к тебе. В конце концов, мне ведь тоже может что-то понадобиться.

Я остановился и посмотрел, как она величественно входит в комнату.

— Чувствую, это утро будет мне дорого стоить, — сказал я, не обращаясь ни к кому конкретно.

Через секунду из ванной комнаты вышла Джулия. Ее походка очень напоминала походку ее матери, даже фигура была такой же, как у Лилиан, с необыкновенно тонкой талией и высокой грудью. Она сильно затянула поясок халата.

— Я сумела! — торжествующе воскликнула она.

— Что сумела, хронометр ты мой?

— Вышла за четыре минуты без трех секунд… Папа!

Она остановилась рядом со мной и, взявшись за лацканы моего пиджака большими и указательными пальцами, стала водить руками вверх-вниз. «Да поможет Бог мужчине, который в нее влюбится», — подумал я. Ей совершенно невозможно сопротивляться. Я искренне надеялся, что она найдет человека, который ей нужен. Пока в моей голове мелькали эти мысли, она продолжала водить пальцами по лацканам моего пиджака. При этом она смотрела мне в глаза, но не ребячилась. Однако в ее умоляющем взгляде было что-то совсем детское.

— Папа, — сказала она, — ты не мог бы одолжить мне пятьдесят фунтов?

— Пятьдесят фунтов?! — воскликнул я.

Она кивнула, и ее губы скривились.

— Но зачем…

Я замолчал, вспомнив, что мне сказала Лилиан: пятьдесят фунтов стоил трехнедельный специальный курс обучения французскому кондитерскому искусству. Нельзя сказать, что Джулия или ее мать чрезмерно требовательны, но обе стоят мне дорого. Я сам всегда поощрял их любовь к красивым вещам.

Если бы это было другое утро, я, быть может, ответил бы, что подумаю. Естественно, проблема была не в деньгах: я имел почти тридцать тысяч фунтов, спрятанных в самых различных местах, часто под вымышленным именем, и я внимательно следил, чтобы никто не мог обнаружить, что я богаче, чем могу быть. Но я привык показывать детям, что недостаточно просто попросить денег, чтобы получить их, и что деньги не растут на деревьях. Но в то утро я был особенно счастлив, снова узнав радость, которая заставила себя так долго ждать, а потому не стал мучить дочь.

— Они тебе очень нужны? — спросил я.

— Ага, — кивнула она, продолжая поджимать губы.

— Это поможет тебе получить хорошее место?

— Ага.

— Какое?

— Второй ассистентки в «Мод», — ответила Джулия.

Я знал, что Джулия давно мечтает там работать.

— Ты уверена, что получишь это место?

— Если пройду этот курс, да… Мне обещала сама Мод.

— Ладно, Джу-Джу. Тебе наличными или чек?

Она заколебалась. Я понял, что она не рассчитывала получить деньги, во всяком случае, так быстро. К моему огромному удивлению, я увидел, как ее глаза наполнились слезами. Она не повисла у меня на шее, как часто делала, когда я дарил ей что-то, что она особенно хотела, а пристально посмотрела мне в глаза, наклонилась и совсем легко поцеловала меня в губы.

— Спасибо, папа, — сказала она. — Спасибо.

Я стоял неподвижно, глядя, как она быстро идет в сторону ванной. Она не обернулась. Я спросил себя, не означает ли ее поведение чего-то другого? Что происходит в голове моей дочери? Или тут дело в сердце? Надо будет поговорить об этом с Лилиан в среду. Я должен вернуться в этот день.

Роберт, кажется, не пошевелился после моего ухода. Я снова с силой постучал в его дверь и позвал. Он ответил мне ворчанием. Я отправился на кухню. Через несколько минут ко мне присоединилась Лилиан. Она оделась в старое домашнее японское платье со стоячим воротничком, украшенное великолепными золотыми вышивками. Это платье ей удивительно шло. Когда она купила его, мы назвали его одеждой для соблазнения.

— Ну, ты уступил? — спросила она.

— Да. Не следовало?

Лилиан заколебалась, открыла холодильник, взяла ведерко с яйцами и горшочек с жиром, поставила их на стол рядом с газовой плитой и заявила:

— Да, я так считаю, Боб. Я спрашиваю себя, понимают ли Роберт и Джулия, как им повезло?

— Повезло?

— Разве ты не даешь им почти все, что они могут пожелать? Иногда я задаю себе вопрос, сумеем ли мы когда-нибудь заставить их понять, что скоро им придется летать на своих крыльях и что мы не можем вечно содержать их?

— Пока что мы можем это делать, — ответил я. — Мне кажется, ты тоже хотела…

— Нет, — сказала Лилиан довольно резким тоном. — Я пошутила, Боб. Я ничего не хочу. Я слишком счастлива, что мы смогли наконец прогнать тот ужасный старый призрак. Никак не могу понять, почему я верю тебе теперь, хотя так долго сомневалась?

— Я бы обратил твое внимание на другое, — пошутил я. — Когда я был жертвой этих гнусных подозрений, ты не заставляла меня ждать завтрак.

Она сделала точно то же самое, что и Джулия: пристально посмотрела на меня, наклонилась вперед, легко поцеловала меня в губы и вернулась к плите, взяв два яйца. Она умеет делать невероятный трюк — брать одной рукой одновременно два яйца, сразу их разбивать и быстро выливать на сковородку. И только в очень редких случаях туда падал кусочек скорлупы.

Таковы были причины, по которым я был так счастлив, когда уходил из дома.


Мне кажется, что человек, играющий в бильярд или в гольф, занимающийся парусным спортом или имеющий такое распространенное хобби, как филателия, фотография или изготовление моделей кораблей, думает об этом очень часто. Точно не знаю, зато мне известно, что лично я всегда очень много думаю о своем любимом времяпрепровождении и уже долгие годы считаю его своей второй работой. Естественно, я думаю об опасности и возможных последствиях ошибки, но редко… Только когда опасность совсем рядом, как в случае с миссис Эндерсон. Тем не менее я тщательно продумываю каждую операцию. Я никогда не занимаюсь несколькими делами одновременно, поскольку каждое требует полной концентрации. Раз шесть я, все подготовив, возвращался с полпути, не обокрав дом; это происходило исключительно из-за того, что я чувствовал себя неуютно, сомневался, не упустил ли из виду какую-нибудь деталь. Если бы эта работа кормила меня, все было бы иначе, но она просто позволяла мне жить лучше. Большую часть доходов от нее я тщательно прятал. Я собирался в один прекрасный день совершить с Лилиан долгое и роскошное путешествие. Мы бы объехали весь мир, останавливаясь там и настолько, где и насколько захотели бы. Иногда я представлял себе, как расскажу ей, что сэкономил все эти деньги, даже заготовил объяснения и биржевые отчеты, фальшивые, но очень убедительные, которые оставалось только предъявить ей в удобный момент. В то утро мне было приятно помечтать, как я расскажу Лилиан об этом и какой будет ее реакция, но я с сожалением согласился с фактом, что не могу сделать это.

Вечером я должен был отправиться на «работу». Оставалось только закончить приготовления к краже, которую я собирался совершить в Эшере.

Места я всегда выбирал с особой тщательностью. Они должны были находиться возле большого шоссе, чтобы едущий ночью автомобиль не был редкостью. Кроме того, требовалось, чтобы на дороге было достаточно людей и пешеход не привлекал особого внимания. Еще я любил, чтобы рядом находился источник периодически повторяющихся шумов — например, железнодорожная линия, автовокзал, сильный склон или сложный поворот, на котором неизбежны оглушительные звуки типа сигналов клаксона или переключения скоростей тяжелыми грузовиками, что заглушало бы звуки, производимые мною. Вначале я говорил себе, что не всегда возможно собрать все эти достоинства. Но опыт доказал мне, что это необходимо. Кража у Джун Эндерсон была последней, которую я совершил, не удостоверившись в наличии сильных шумов.

В тот вечер к моим услугам был крутой поворот дороги, за которым следовал сильный уклон. Тяжелые грузовики ездили там всю ночь, и им приходилось по нескольку раз переключать скорость. Кроме того, приближение грузовиков было слышно издали, что позволяло подготовиться произвести шум, избежать которого я не мог. Со временем и опытом такие уловки становятся второй натурой.

Моя будущая жертва — иногда я думал о них как оклиентах — была молодой женщиной, которая должна была оставаться одна в доме еще целый месяц. Ее муж уехал за границу по делам фирмы, занимающейся промышленным строительством, в которой он работал. Эта женщина сильно отличалась от миссис Эндерсон. Я был убежден, что она не изменит мужу в его отсутствие: они сильно любили друг друга. Он был старше ее на десять лет и год назад купил ей великолепные драгоценности: серьги, браслеты, броши и кольца — все украшенные бриллиантами. Комплект был застрахован на десять тысяч фунтов, что почти полностью соответствовало его реальной стоимости. Я рассчитывал перепродать его через полгода за шесть, а то и за семь тысяч фунтов, поскольку камни были достаточно крупными, чтобы не слишком потерять в стоимости после новой огранки. В момент подписания страхового договора, который я помогал составлять, я сказал себе, что стоит попытаться их украсть. Муж, мистер Клайтон, принес их в «Уэдлейк», едва купив, даже до того, как показал жене. Я не занимался оценкой, просто зарегистрировал покрываемый риск. С Клайтоном я виделся всего один раз около пяти минут, но с тех пор много раз видел миссис Клайтон, что позволило мне заметить идеальное, с моей точки зрения, местонахождение их дома и изучить способы залезть в него, а также расположение помещений.

Ничто не мешало мне совершить кражу в присутствии Клайтона, но когда я прочитал в «Суррей сэнтинел», что он на два месяца уезжает, мой интерес вдруг проснулся. Я знал, какой модели сейф и где он находится: в его кабинете, а не в их спальне. Я прекрасно знал эту модель и то, что мне понадобится примерно полчаса, чтобы открыть сейф без особого шума. Я убедился, что миссис Клайтон — Оливия Клайтон — осталась дома одна с семилетней дочерью: она не была нервной женщиной. Ее служанка приходила только на день.

Дело казалось мне очень интересным. Днем я заново перебрал в уме все детали и не обнаружил ни одного изъяна в своем плане. К тому же я совсем не предчувствовал провала. В тот вечер, когда я ехал в Эшер, я был так же счастлив, как и утром, когда уходил из дома.

3 «Красный дом»

Поскольку днем мои легальные занятия приводили меня в большинство кварталов Лондона и окрестностей города, мне было легко подготавливать почву для моих ночных походов. Я достиг той стадии, когда изучал сцену будущей кражи автоматически и с таким же вниманием, как солдат — участок расположения противника, который должен атаковать и захватить. Это были в некотором роде военные походы. Думаю, я никогда не пойму, насколько на мой интерес к кражам повлиял мой военный опыт, когда я прошел подготовку в разведывательно-диверсионной группе. Эту подготовку я не раз применял на практике во время и после войны. В течение нескольких секунд в начале каждой операции, когда сжималось горло, я чувствовал скорее воодушевление, чем страх. Все эти симптомы были мне прекрасно знакомы. Я хорошо помню, как один известный политик сказал мне, что перед произнесением речи чувствует щекотку в желудке, уверенный, что то, о чем он собирается говорить, совершенно неинтересно и окажется не к месту. Если я не чувствовал этой щекотки перед началом кражи, то считал, что дело не выгорит. Именно поэтому я иногда и возвращался в последний момент. Годы удач создали у меня убеждение, что все пройдет хорошо. Оглядываясь назад, я понимаю, что такой настрой был нехорошим: я был слишком уверен в себе, потому что очень давно не имел неприятностей.

Однако в операции «Клайтоны» возбуждение и нервная реакция появились раньше, чем обычно. Частично это было вызвано тем, что я не совершал краж уже больше трех месяцев. Я с большим трудом убедил себя, что прекрасно понимаю всю силу и слабость моего положения, и, возможно, именно из-за этого не воспринимал всерьез возможность катастрофы.

Дорога проходила за домом, недалеко от него; именно там был уклон, о котором я уже упоминал. Между дорогой и стеной владения была рощица — идеальное место, где можно спрятаться в случае необходимости. К тому же под деревьями было достаточно места даже для нескольких маленьких машин. Они стояли там порой до полуночи, а некоторые — и всю ночь. Это были либо автомобили жильцов многоквартирного дома, находившегося в нескольких минутах ходьбы от рощицы, либо их гостей. Полиция не удивилась бы, увидев незнакомую машину под деревьями. В тот вечер у меня был старый «форд» с помятым кузовом. Необходимость иметь вторую машину в комментариях не нуждается. Последний раз, когда я пользовался при краже собственной машиной, была операция у Джун Эндерсон.

Я оставил «ягуар» в одном гараже в Вест-Энде, потом на такси и автобусом добрался к торговцу подержанными автомобилями, выбрав квартал, возможно более удаленный от того, где я собирался действовать. За наличные маленькую машину купить легко, и продавец никогда не удивляется, когда покупатель достает из кармана толстую пачку банкнотов. Я купил «форд» в Илинге за двести семьдесят фунтов, зная, что завтра смогу перепродать его другому торговцу с минимальным убытком. Иногда мне даже удавалось получать на этом прибыль! По правилам регистрационные документы на машину следует отправлять властям, чтобы они могли отметить смену владельца, но я тщательно подбирал торговцев и никогда не имел неприятностей. Разумеется, я всегда назывался вымышленным именем, всякий раз другим. В качестве дополнительной предосторожности я немного изменял лицо. Это могли быть накладные усы, или бакенбарды, или тампоны, подложенные под щеки или расширявшие ноздри. Я никогда не пользовался гримом, только элементами, которые мог снять мгновенно. Изменяя внешность, я хотел быть уверенным, что описание, которое свидетели могли дать полиции, не будет соответствовать моим приметам. В эти вечера я обычно надевал очень заметные вещи спортивного покроя, тогда как обычно, даже в выходные дни и в отпуске, моя манера одеваться крайне консервативна.

Таким образом, «человек, купивший машину», наверняка будет описан как тип спортивного сложения.

Во второй половине дня, предшествовавшего моей экспедиции к Клайтонам, я сходил к торговцу подержанной одеждой на Эджвер-роуд и купил серые брюки, коричневую спортивную куртку, кепку и шарф. Как обычно, я надел свои собственные носки, белье и ботинки для игры в гольф. Я переоделся в туалете Пэддингтонского вокзала и пошел к «форду», оставленному на Проэд-стрит.

Предзнаменования были благоприятными. Я чувствовал себя полным энтузиазма и был так возбужден, что захватывало дух. Одежда была удобной, мотор машины тихо урчал… а мощность этих маленьких «фордов» замечательна. Сначала я вел осторожно, чтобы привыкнуть к этой машине, но когда приехал в Эшер, у меня было чувство, что я знаю ее так хорошо, словно пользовался ею много недель.

Я остановился среди деревьев. Две другие машины, без пассажиров, стояли совсем рядом, а третья — чуть дальше от дороги. Ее окна были закрыты шторами. Я пережил тревожные мгновения, когда выходил из машины, потому что рядом прошел мужчина с фокстерьером на поводке. Как раз в тот момент мое лицо было освещено фарами ехавшей по шоссе машины, но я быстро отвернулся.

Снова поворачиваясь к улице, я услышал, как два грузовика шумно переключили скорость. Каждый раз, когда это будет повторяться, я смогу хоть бросать кирпичами в дом Клайтонов. Ничто не могло быть более успокаивающим.

Вокруг было мало людей.

Я всегда беру с собой мешочек с шоколадом, чтобы съесть его после кражи, потому что такого рода операции вызывают у меня волчий аппетит. Сладости помогают мне и перед операциями. Зато пить алкоголь было бы чистым безумием. Я всегда кладу шоколадки в полотняный мешо-1 чек, потому что он не шуршит, как бумага. Я взял себе за правило съедать перед началом ночной работы легкий ужин. Плотная еда может давить на желудок и сделать мои движения менее быстрыми и неуверенными.

Я вернулся пешком в рощицу. Майская ночь была темной. Ничто не заставило бы меня идти на дело при лунном свете, а опыт научил, что в три первых часа сон человека самый крепкий. Я предпочитал совершать кражи между полуночью и часом ночи. В фешенебельном жилом квартале Эшер много тупиков, а улицы плохо освещены и вдоль улиц растут деревья, хорошо закрывающие свет от домов и фонарей. Было больше одиннадцати часов. Я прошел мимо владения Клайтонов, «Красного дома», и заметил, что над входной дверью горит свет. Я услышал, как по склону с завыванием поднимается грузовик, в тот же момент из-за угла выехала машина. Я сделал шаг в сторону, чтобы скрыться в тени ворот, и подождал, пока машина проедет мимо. Я проследил взглядом за ее красными огнями, потом снова посмотрел на входную дверь «Красного дома». Свет, шедший через стекло двери, исчез, и почти сразу загорелась лампа в одной из двух главных спален. «Красный дом» был достаточно большим: в нем насчитывалось шесть спален и две ванные комнаты. Клайтон был богат и занимал очень хорошее положение. Кстати, у меня возникло впечатление, что двухмесячная поездка была предлогом для увеличения производственных расходов, чтобы таким образом уклониться от уплаты некоторых налогов. Именно поэтому он не решился взять с собой жену.

Единственным пробелом в подготовке этого дела была причина, по которой миссис Клайтон осталась в Англии, но я не понимал, как ее присутствие может поставить под угрозу успех моей операции. Я много раз следил за домом с того же наблюдательного пункта и знал, что миссис Клайтон обычно ложится в половине двенадцатого. Мне казалось, что в этот вечер она ляжет раньше, чем всегда. Каждый раз, когда я приезжал наблюдать за домом, я замечал, что она сначала включает свет в ванной комнате справа, потом в угловой комнате — спальне ее дочери. Все огни зажглись и погасли, как обычно. Мои губы сложились в улыбку. Я был доволен, и щекотка в желудке прекратилась.

Свет в спальне миссис Клайтон погас в одиннадцать двадцать, так что я мог позволить себе войти в дом в полночь. Ожидание ставило одну проблему: сохранить тепло. Холодные руки и даже ноги могут привести к опасным последствиям, когда мозг и тело должны максимально сосредоточиться на том, что делаешь. Суперинтендант Плейделл из Скотленд-Ярда рассказывал мне, что однажды полиция взяла вора потому, что у него от долгого ожидания на одном месте озябли и затекли ноги. Лучший способ согреться в весеннюю ночь, конечно, походить, к тому же это не представляет никакой опасности. Я погулял минут двадцать и вернулся к воротам. Полный энтузиазма, я вошел в сад и двинулся вдоль стены дома. Гараж был расположен со стороны фасада, и я бы укрылся там, если бы было холоднее: девять гаражей из десяти обогреваются в холодные ночи маленькой печкой на мазуте.

Я прошел через сад, стараясь идти под фруктовыми деревьями, чтобы меня не мог заметить сосед, если бы он вдруг выглянул в окно. К стене, стоявшей позади владения, вела тропинка. Стена была меньше четырех с половиной футов в высоту, и ее гребень не был утыкан острыми прутьями или осколками битого стекла. Мне бы потребовалось максимум три минуты, чтобы выскочить из дома и оказаться за рулем «форда», оставленного на площадке, плавно спускавшейся под уклон, развернутого в сторону дороги и стоявшего так, чтобы никто не мог, поставив свою машину, помешать мне быстро уехать. Я достал сигарету и сунул ее в рот, но не стал прикуривать: сейчас было не время привлекать к себе внимание подобными глупостями. Когда конец сигареты совсем намок, я убрал се в свой портсигар — я ни за что не бросил бы сигареты, чтобы доставить удовольствие полиции — и сунул в рот два кубика шоколада. Затем я подошел к двери для прислуги и при свете карманного фонарика внимательно осмотрел замок. Этот фонарик я снабдил резиновым капюшоном, который мог сложиться, как абажур, и раскрыться, чтобы только тоненький лучик освещал замок или оконный запор и чтобы его не было заметно издалека. Все мои инструменты размещались на специальном поясе, который я носил под брюками, но поверх рубашки. Я точно знал, где что находится, и взял себе за непреложное правило класть инструмент на его место, прежде чем брать другой. Я был всегда готов удрать, ничего за собой не оставив.

Я капнул в замок немного масла, вставил в скважину отмычку и стал медленно поворачивать ее. Я машинально улыбнулся: замок был одним из тех, открывать которые легче всего. При этом я повернул отмычку, и как раз в тот момент, когда должен был прозвучать щелчок, грузовик на дороге переключил скорость.

Синхронность была настолько полной, что я хохотнул вслух.

Отперев замок, я мог надеяться легко открыть дверь, но в ту ночь удача сопутствовала мне не во всем: дверь была закрыта на задвижки вверху и внизу. Проблема задвижек — это больше вопрос времени, чем сложности, и с соответствующими инструментами легко прорезать или пропилить дерево, чтобы просунуть тонкую проволоку и отодвинуть задвижку. Правда, мне понадобился год, чтобы усовершенствовать необходимые инструменты. Двери из дуба и вишни обычно прочнее других, но единственная разница — в затрачиваемом времени.

В тот вечер это заняло семь минут, в течение которых пять грузовиков переключали скорость.

Я бы никогда не согласился спать в таком шумном доме, но, очевидно, миссис Клайтон и ее дочь так привыкли, что даже не замечали эти шумы. Я вошел на кухню, закрыл дверь и включил свой фонарик. Из крана капала вода, гудел холодильник, но этого было недостаточно, чтобы заглушить звуки, которые могли возникнуть при моей работе. Я глубже сунул пальцы в перчатки, ощупал инструменты, чтобы убедиться, все ли на месте, и вышел из кухни в коридор. Он был довольно широким, как и холл в форме буквы «L». В одном конце была маленькая столовая, справа — гардеробная и длинная гостиная, занимавшая весь фасад. Я заглянул во все эти комнаты, но не заметил ничего, кроме запаха сигаретного дыма.

Я повернул к лестнице, перебирая в памяти все, что знал о расположении комнат второго этажа. Оно было простым. Кабинет, где стоял сейф, находился справа от лестницы. Сейф был модели «Герметик» — надежный, но легко открываемый, когда знаешь, как он сделан. Это был лучший из сейфов с двойным замком, открываемым двумя ключами. Более сложные модели были мне не по зубам. Мне часто приходилось отказываться от великолепных возможностей, потому что они требовали слишком много времени и специальных инструментов для разрезания дверцы. Поднявшись на площадку, я внимательно прислушался, но не услышал никакого другого звука, кроме далекого гудения холодильника, который видел на кухне. Я воспользовался проездом грузовика, чтобы открыть дверь кабинета: она не была заперта на ключ. Я закрыл ее за собой, включил фонарик и подошел к шкафу, где, как я знал, стоял сейф. Дверь была закрыта на ключ, что являлось хорошим признаком. Мне потребовалось меньше минуты, чтобы открыть ее, предварительно убедившись, что от нее не отходят провода сигнализации. Существует новый тип сигнализации. Ее можно и нужно установить на каждой двери, за которой могут лежать крупные ценности. Звонок устраивает жуткий шум в течение нескольких минут, и, хотя его можно отключить, я всегда радуюсь, если его нет.

Я открыл дверь. Сейф был передо мной, даже не накрытый куском ткани. Слово «Герметик» заблестело золотыми буквами в луче моего фонарика. Я опустился на одно колено, осмотрел замок, проверил, нет ли системы сигнализации, и взялся за работу. Я рассчитал, что мне понадобится полчаса. Особого шума быть не должно, только скрежет тонкого напильника по металлу. Я давно усовершенствовал способ, позволявший мне использовать ключи из мягкого металла, которые не производят резкого звука, когда их подтачиваешь, но достаточно прочны, чтобы открыть замок, когда подходят по размеру. Я запасся наборами ключей от всех сейфов, интересовавших меня, потом заучил наизусть размеры различных моделей, а потом вытачивал и подпиливал ключи в моем гараже до тех пор, пока они не становились нужного размера. Принципиальная сложность операций вроде той, что я проводил, была в том, как получить точный рисунок внутренней части замка. Для этого я намазал мои ключи лаком для ногтей и подождал, пока он высохнет, затем вставил ключи в оба замка и повернул их, насколько возможно. Я твердо удерживал их в этом положении, потом повернул в обратную сторону и вынул. Детали, помешавшие ключам повернуться до конца, оставили тонкие царапины на лаке. Тогда я подпилил ключи до этих царапин. Иногда приходилось вставлять ключ раза два-три, прежде чем удавалось открыть замок, но я научился работать очень быстро.

В тот вечер ни один замок не доставил мне неприятностей.

Я считаю, что момент открывания дверцы сейфа приносит самое сильное, почти чувственное удовольствие. Я знал, что замки открыты. Оставалось взяться за ручку и открыть дверцу. Я сделал это медленно, с нетерпением ожидая секунды торжества, когда дверь полностью повернется на петлях. Воровство и взламывание замков — это дело, содержащее две стадии: постепенное развитие напряжения и его кульминация — открывание двери.

Эмоции при этом, как я замечал, настолько сильны, а дело так поглощает, что я даже не думаю о том, что может произойти в ближайшие минуты. Однако с той секунды, как дверца открыта, я падаю с небес на землю, а в мозгу растет страх быть пойманным. Обычно самый неприятный момент тот, когда я, положив драгоценности и деньги в карман, должен закрыть дверцу и уйти.

Я направил луч моего фонаря на содержимое сейфа. Там оказалось больше денег, чем я рассчитывал найти: три пачки пятифунтовых купюр, в каждой билетов по пятьдесят. Мне пришлось сначала взять их, чтобы добраться до шкатулки с драгоценностями. Я помнил описание украшений и, открыв футляры, проверил, всели на месте. Было маловероятно, что это копии. Если настоящие драгоценности лежат в надежном месте — например, в сейфе банка, — стоимость страховки значительно понижается, а люди всегда рады сэкономить на страховке. Однако Клайтоны поступали иначе.

Все, что я надеялся найти, лежало там: на десять тысяч фунтов драгоценностей и почти тысяча фунтов в банковских билетах. Эта операция была одной из наиболее успешных. Я, как обычно, положил драгоценности в вату, убрал в пакет, положил его во внутренний карман пиджака и разложил деньги по трем остальным карманам. Банковские билеты доставляли мне радости больше, чем все остальное: я как будто получал неожиданный приз.

Начиналась вторая стадия напряженности. Я сделал то, что всегда делаю после случая у миссис Эндерсон: встал и обернулся, прежде чем закрыть дверцу сейфа. Я никогда больше не дам застать себя в неблагоприятном положении, сидящим на корточках, спиной к вошедшему. Дверь кабинета была почти закрыта, как я ее и оставил. Я снова опустился на корточки и закрыл сейф на ключ. Так кража могла оставаться незамеченной несколько дней, а то и недель. Затем я закрыл шкаф, похлопал по карманам, посмотрел на пол, чтобы убедиться, что ничего не уронил, и направился к двери, положив в рот кубик шоколада.

На погруженной в темноту площадке стоял мужчина.

4 С поличным

Он стоял в темноте как огромное привидение. На нем была светлая пижама. На его лице я различил только блестящие глаза. Единственное освещение шло от карманного фонарика, но я не сразу выключил его. Я был парализован. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем ужасное напряжение начало уменьшаться. Неподвижность моего тела нарушали только удары сердца, ставшие такими сильными, что я был почти оглушен. Мне казалось, что я задыхаюсь.

Мужчина был в двух ярдах от меня.

Толчки моего сердца усилились настолько, что я чувствовал, как кровь бьет в уши и вдоль рук и ног. Я был не способен шевелиться и даже думать. Потрясение было настолько сильным, что, как я думаю, прошло добрых пять минут, прежде чем мой мозг снова заработал.

Я услышал, как позвала женщина:

— Тим, все… все в порядке?

Это, конечно, была миссис Клайтон, но в тот момент я о ней не думал. Она была лишь голосом, только увеличившим напряжение в моих венах.

— Я взял его с поличным, — ответил мужчина. — Не волнуйся. Включи свет.

В следующее мгновение в главной спальне, по другую сторону площадки, загорелся свет. Появилась миссис Клайтон, нервно сжимавшая ворот своего длинного халата, как обычно делают женщины, когда боятся. Она остановилась на площадке. Мужчина выделялся на освещенном фоне огромной тенью. Затем зажглась лампа на площадке, что позволило мне лучше рассмотреть его. Он был на два-три дюйма выше меня, и, значит, его рост был более шести футов. Его плечи казались еще шире из-за того, что у него была очень тонкая талия. Позже я прикинул, что ему было лет тридцать пять. Он выглядел необыкновенно сильным. Я знал, что это не Клайтон, хотя и видел того не более пяти минут. Он наклонил голову набок, словно хотел рассмотреть меня под другим углом.

— Одет, как на маскарад, а? — сказал он. — Оливия, ты можешь снять с него маску?

Я глубоко вздохнул.

— Вам это не нравится, не так ли? — насмешливо спросил он. — Ну что ж! Не могу сказать, что вы неправы, но на этот раз вы попались.

Его голос стал жестче. Эффект шока начинал проходить, и я чувствовал, что мои реакции становятся более естественными, более эмоциональными. Этот человек казался настолько уверенным в себе, что я сразу почувствовал к нему сильную ненависть.

— Снимайте вашу маску, мистер Сайкс[1].

Сайкс?

Он, очевидно, решил пошутить.

Я не пошевелился. Он секунду колебался, потом сжал правую руку в кулак. Я понял, что он собирается делать. Он посмотрел на свой кулак, потом медленно разжал его и ударил меня ладонью. Удар пришелся на левую щеку и заставил меня покачнуться. Тут я понял, как он силен… Но удар оказал на меня благотворное воздействие: боль заметно снизила напряжение, и я снова мог думать. Женщина подошла к мужчине и сказала ему что-то вроде «Не делай этого». Она казалась очень маленькой и некрасивой потому, что из-под сетки, надетой на волосы, выбивались пряди, а лицо блестело от крема. Эта деталь должна была насторожить меня, но я еще не совсем четко соображал.

— Снимайте маску, Сайкс, — приказал мужчина, когда я восстанавливал равновесие.

— А вы не совершаете ошибку? — спросил я.

Мой вопрос заинтриговал их обоих и спас меня от нового удара. Мужчина нахмурил брови. Он был довольно красив, со светлыми вьющимися волосами, атлетически сложен: он бы хорошо смотрелся на площадке для регби. Его глаза казались очень блестящими. Он заколебался.

— Какую ошибку? — спросил он наконец. — Не хотите ли вы сказать, что вы наш ангел-хранитель? Вы в этой комнате по меньшей мере двадцать минут и явно не собирались там лечь спать.

От мысли, что он с самого начала знал, что я здесь, меня замутило. Должно быть, это было видно по моему лицу, потому что он насмешливо улыбнулся. Эта усмешка встала между мной и моим будущим, между мной и… Лилиан. Я вдруг подумал о своей жене и о том, что произойдет, если меня арестуют, осудят и посадят в тюрьму. Это стало бы катастрофой для семьи. «Этого не должно произойти», — решил я.

Тогда я понял, что должен бороться.

— Вы говорили об ошибке, — сказал мужчина.

Я облизал губы. Во рту, полном растаявшего шоколада, было вязко, и я с трудом проглотил его остатки. Мужчина, которого звали Тим, увидел, как я сглотнул, и стал потирать руки, словно готовился к новой атаке.

— Клайтон в отъезде, — начал я. — Думаете, она захочет огласки? — спросил я, глядя на женщину.

Я был уверен, что он не найдет ответа, но, как я уже говорил, мои мысли были еще неясными. Я увидел, как на его лице появилось выражение бешенства.

— Что он хочет сказать? — спросила женщина.

Я понял правду, только когда мужчина воскликнул:

— Грязная свинья!

Он сопроводил свои слова двумя сильными пощечинами, которые заставили меня откинуться вправо, потом влево. Его палец задел угол моего правого глаза, который сразу наполнился слезами. Мне пришлось зажмуриться, чтобы попытаться совладать с болью.

— Тим! — закричала миссис Клайтон.

— Я должен разбить ему морду, — буркнул он. — Он думает, что ты в отсутствие Ральфа принимаешь любовника. Так, Сайкс?

Не знаю, какое удовольствие доставляло ему употребление этой фамилии, но оно точно его радовало.

— Ну, отвечайте, — продолжал он. — Вы это думали, да?

— Да, — ответил я.

Только тогда мои мысли прояснились окончательно, и я понял, что женщина никогда не будет принимать любовника в таком малопривлекательном виде, как Оливия Клайтон: в этом случае она не легла бы в постель с сеткой на волосах и кремовой маской на лице. Эти двое не были любовниками. «Брат и сестра», — глупо подумал я, но вдруг степень их родства потеряла для меня всякий интерес. Все мои мысли заняла опасность того, что произойдет дальше. Я увидел Лилиан на месте этой женщины, вспомнил безумно счастливый уик-энд и радость Джулии. Я не мог позволить этому человеку снять с меня маску; я должен был помешать ему увидеть мое лицо.

— Так вот, вы ошибаетесь! — сказал он. — Я — ее брат.

Он разжал руку, раздвинул пальцы и слегка согнул их, как будто держал большую чашу. Затем он положил руку на мою голову и начал ее сжимать. Сначала это показалось мне смешным, но скоро я почувствовал сильную боль. В пальцах этого человека была невероятная сила, они были будто из стали. Словно винт сжимал мою голову. Видимо, он хотел напугать меня.

Я вдруг услышал, как миссис Клайтон проговорила:

— Тим, может, мне вызвать полицию?

— Немного погодя, — ответил Тим.

Он резко сжал мою голову, но потом убрал руку.

— У нас еще много времени, — добавил он резким, насмешливым голосом. — Я хочу посмотреть, знаю ли я этого шутника.

Он немного отошел от меня, явно собираясь воспользоваться ситуацией. Хотя я мог только строить предположения на его счет, я был уверен, что он получает удовольствие, сильную радость, заставляя меня страдать. Когда мной займется полиция, он уже не сможет повеселиться, потому-то он совершенно не торопился вызывать ее.

— Ладно, — сказал он. — Снимайте маску, мистер Сайкс, иначе я раздавлю вам череп и так разукрашу вашу физиономию, что вам больше никогда не понадобится гримироваться и даже родная мать вас не узнает.

Я медленно поднес руку к затылку, словно собираясь подчиниться. Мне все еще казалось, что его пальцы сжимают мою голову. Прикосновение к ней причинило мне страшную боль. Этот человек не был вооружен, и я пытался рассчитать мои шансы на то, чтобы побороть его. Он был мускулистым и, казалось, не имел ни грамма жира; я знал, что в его руках огромная сила, но я был не стар и в прекрасной форме. Я часто устраивал соревнования с Робертом, очень неплохо научившимся боксу на занятиях в колледже. Лучшим способом победить этого человека было напасть на него внезапно, а для этого создать у него впечатление, что я в ужасе. Возясь с резинкой, поддерживавшей мою маску, я говорил себе, что должен атаковать прежде, чем мужчина и женщина смогут увидеть мое лицо. Еще я думал, как поведет себя миссис Клайтон. Я был готов наброситься на него и ударить ногой в живот. В этот момент я даже не вспомнил об инструментах, находившихся на моем поясе.

И тут произошло нечто неожиданное и, однако, совершенно естественное. Скрипнула дверь, и ребенок позвал:

— Мама!

— Джейн! — воскликнула миссис Клайтон и быстро выбежала в коридор.

Я машинально посмотрел в ту сторону и увидел вышедшую из комнаты девочку. У нее были совершенно круглые и очень блестящие глаза, а волосы, в беспорядке падавшие на плечи, были почти того же цвета, что у Джулии.

— Все в порядке, Джейн. К дяде Тиму пришел друг! — сказала миссис Клайтон, встав так, чтобы ее дочь не могла меня видеть. — Быстро возвращайся в постель.

Она была охвачена паникой, несомненно боясь, что на глазах у девочки начнется драка. Я перенес свое внимание на мужчину, а миссис Клайтон взяла дочь на руки, чтобы отнести ее в спальню. Я услышал, как она что-то проговорила приглушенным голосом.

— Давайте все-таки посмотрим на ваше лицо, мистер Сайкс, — приказал мужчина, — а потом решим…

Я с силой ударил его ногой.

Выражение удивления еще не ушло из его глаз, когда он схватил меня за лодыжку и с силой сжал ее. Он рванул мою ногу и быстрым движением отшвырнул меня. Если бы я ударился головой об пол, то, возможно, потерял бы сознание, но я упал на ковер, хотя и это причинило мне сильную боль. Я не успел ни к чему приготовиться, как он уже набросился на меня и стал изо всех сил колотить. Когда он наконец перестал, у меня так гудело в ушах, что я не мог ни о чем думать.

Я чувствовал, что он снова схватил меня за голову. Его ногти оцарапали меня, когда он снимал маску. Я увидел, как он отбросил ее в сторону, но когда снова смог четко разглядеть его, он стоял передо мной, готовый ударить снова. Он смотрел на меня так пристально, что я был уверен: мое лицо он не забудет никогда. Я начал с трудом подниматься, и он ничего не делал, чтобы помешать мне, даже отступил. Я встал. Кружилась голова, гудело в ушах, а в глазах стоял красный туман.

— Теперь выкладывайте все из карманов, — приказал он.

Если бы я не подчинился немедленно, он бы наверняка опять ударил меня, а я чувствовал, что больше не смогу выдерживать его оплеухи. Я подумал о своем специальном поясе. В нем был очень тонкий трехгранный напильник, которым я подтачивал ключи. Он был очень острым и мог стать смертоносным оружием. Я и сегодня не знаю, как бы повел себя, если бы этот человек не был таким жестоким, если бы ему не доставляло удовольствие причинять боль. Думаю, я все равно решил бы убить его. Ради Лилиан. Несмотря на все полученные удары, мои мысли были ясными и я размышлял четко и быстро.

— Все находится в специальном поясе, — заявил я.

— Так снимите его, — приказал мне Тим.

— Его… его не просто расстегнуть, — прошептал я.

Я искал отговорки, стремясь выиграть время и поудобнее взяться за ручку напильника, чтобы воспользоваться им как кинжалом. Риск, конечно, был огромным: он мог почувствовать опасность, ударить меня и скрутить. Полиция сочла бы этот напильник смертоносным оружием, и я был бы обвинен в краже с отягчающими обстоятельствами. Таким напильником я, как и любой бывший коммандос, легко мог убить человека.

Я делал вид, что стараюсь расстегнуть пряжку моего пояса, а брат миссис Клайтон тем временем следил за мной. Должно быть, я казался очень нервозным, но в действительности был абсолютно спокоен. Я знал, что буду делать, зачем и как. Было необходимо, чтобы напильник вошел между ребрами и попал прямо в сердце; это должно было произойти молниеносно, чтобы он не успел закричать или сделать что-то, что привлекло бы внимание миссис Клайтон.

— Поживее, а то я сниму с вас штаны…

Я вытащил напильник из чехла на полтора дюйма. Думаю, этот человек совершенно не догадывался, что я делаю. Я точно знал, куда бить, и его пижама не могла стать препятствием. Не было даже риска наткнуться на пуговицу. В этот роковой момент я забыл о боли.

— Пошло, — сказал я.

Я медленно подвинул правую руку и убедился, что он считает, будто я оттягиваю застежку пояса. И тогда я бросился на него. Не было даже блеска металла, потому что напильник был черным. Когда тот человек ударил меня, было слишком поздно. Я почувствовал мгновенное сопротивление кожи, прежде чем острие пробило ее, потом напильник пошел легко. Мужчина издал приглушенный крик. Вместо сильного удара его рука вяло упала, едва коснувшись моей. Я увидел, как у него закатились глаза. Напильник позволил мне секунду удержать его, но я знал, что он рухнет, как только я вытащу острие. Я взял его за левую руку, чтобы поддержать, потом, вынув напильник, дал тихо сползти на пол.

Его глаза закрылись.

Крови было очень мало. Помню, что очень обрадовался этому. Я заметил загорелый торс и мощные мускулы, когда нагнулся, чтобы вытереть напильник об его пижаму, продолжая удивляться, как мало было крови. Затем я отошел от него. В тот момент я не испытывал никакого чувства вины, ни даже ярости. Только облегчение… однако я сознавал огромную опасность. Я молился, вернее, надеялся, что миссис Клайтон останется в комнате своей дочери. Я подобрал маску и осторожно надел на лицо на случай, если она придет посмотреть, почему ее брат так долго занимается мной. С другой стороны, миссис Клайтон явно боялась того, что могло произойти. Возможно, она хорошо знала брата и не удивлялась тому удовольствию, которое он получал от ситуации. Кроме того, она с самого начала пыталась помешать ему покарать меня и хотела вызвать полицию. Было много шансов, что она не покажется теперь, когда у нее было извинение — необходимость успокаивать дочь. Она будет ждать, пока ее брат позвонит в полицию.

Он как будто спал, а недостаточное освещение подчеркивало его красивые, но агрессивные черты.

Я перешагнул через тело и направился к двери. Я слышал голоса, один из них — девочки, и, спускаясь по лестнице, не сводил глаз с двери спальни. Когда мои глаза оказались на уровне низа двери, я смог различить тонкую полоску света под ней, но никакого движения не было. И тут миссис Клайтон запела, а скоро дочь стала ей подпевать. Мелодия была мне знакома, но я не мог ее вспомнить; очевидно, это была старая колыбельная. Спустившись в холл, я все еще слабо слышал мелодию, но разобрать слова было невозможно. Я быстро пересек кухню и как можно скорее вышел из дома. Насколько помню, я ничего не ощущал, пока шел по саду под деревьями. Между последними деревьями и стеной владения оставалось ярдов двадцать открытой местности. В двух соседних домах не было ни одного освещенного окна, а в «Красном доме» — одно, несомненно, в спальне девочки.

Я добежал до стены и перелез через нее в тот момент, когда в тридцати ярдах от меня переключал скорость грузовик. Я видел лучи фар, пляшущие на ветвях деревьев и отбрасывающие движущиеся тени. Это придавало ночи нереальный вид. Я снял маску и направился прямо к «форду». Машины, припаркованные там, когда я приехал, исчезли, зато появились две новые. Я сел за руль, включил позиционные огни, слегка повернул руль и подождал, пока проедут две машины, чтобы пристроиться на шоссе за ними. Я заставлял себя ехать с такой же скоростью, как они. Мне казалось, что три машины, едущие друг за другом, привлекают меньше внимания, чем одна. Разумеется, я думал о внимании полиции, хотя в тот момент не решался доверять тому, что происходило в моей голове.

Я начал дрожать, как после случая с миссис Эндерсон. В моем мозгу постоянно мелькали картинки. Я видел, как миссис Клайтон идет по коридору посмотреть, что происходит. Несомненно, она звала своего брата: «Тим, где ты? Тим, все в порядке?» Я представлял себе, как она нашла труп. Я видел ее с дочкой. Я так дрожал, что едва мог держать руль, и знал, что состояние еще больше ухудшится, если я не отдохну. Заставив себя внимательно следить за дорогой, я наконец увидел закрытый гараж, перед которым было достаточно места для парковки. Я сбавил скорость и свернул с шоссе. Красные огоньки двух других машин поплясали в темноте и исчезли за поворотом. Тогда я остановился по другую сторону гаража и выключил фары. Если не считать дрожи, я был совершенно неподвижен. Через некоторое время я сунул руку в карман за пачкой сигарет, но тут же вынул ее: я не мог позволить себе закурить — даже малейший огонек мог привлечь внимание. Пришлось ограничиться куском шоколада.

Вдруг у меня началась сильная рвота, и я едва успел открыть дверцу. После этого я сел как можно более удобно, положив голову на край спинки сиденья, и закрыл глаза. Мне было холодно, лоб взмок, но дрожь постепенно стихала и наконец прекратилась совсем. Минут через десять я снова включил мотор в тот момент, когда мимо проезжали в обе стороны несколько машин. Мне было нужно попить теплого, и скоро я заметил на обочине дороги освещенную вывеску: «У Фреда. Открыто круглые сутки». Я заметил машину между большим грузовиком с ярко-красным капотом и двумя грузовиками поменьше; один из них был нагружен песком. Мне хотелось воткнуть напильник в песок, чтобы очистить его, прежде чем выбросить, но я сказал себе, что нужно дождаться более благоприятного момента. Я был убежден, что меня никто не заподозрит, поэтому нечего бояться разоблачения, коль скоро я не оставил никаких улик. В ярко освещенном кафе из проигрывателя лилась томная музыка. Я подумал о той песне, что пели миссис Клайтон и ее дочь. Она так отличалась от этой мелодии, что мне почти захотелось смеяться. Я заказал чай и сандвич с ветчиной, хотя не собирался его есть. Трое мужчин, водители грузовиков, сидели за одним столом и играли в домино. Пожилой человек, казавшийся очень усталым, сидел за стойкой и отбивал пальцами ритм. Что же это за детская песня? Я был уверен, что знал ее, но никак не мог вспомнить. Чай был горячим, крепким и очень вкусным, какой обычно подают в придорожных кафе. Я положил много сахара и, когда чашка опустела, сделал знак принести мне еще одну. Пластинка кончилась, и после щелчка проигрыватель замолчал.

Я встал и вышел.

Ночь была великолепной, такой светлой и спокойной. Ученые говорят, будто свет звезд, который мы видим, доходит до нас за двадцать миллионов лет. Двадцать миллионов. Подобные цифры не имели для меня смысла, но Роберт способен их понять. Он многое знает о звездах.

Я затаил дыхание, потому что вспомнил песню, которую миссис Клайтон пела, чтобы попытаться скрыть свой страх и успокоить любопытство дочери: «Все красивое и блестящее, все большие и маленькие…»Я вспомнил Джулию, певшую хорошо, и Роберта, всегда опаздывавшего на один или два такта. Я представил их себе такими, какими они были в возрасте малышки Клайтон. Потом спросил себя, записалась ли Джулия на свой специальный курс, и еще, смогу ли вести себя так, словно не произошло ничего необычного, словно я ничего не знаю о смерти брата Оливии Клайтон?

У меня возникла странная и неприятная мысль: будет ли продажа этих драгоценностей опаснее, чем прочих, украденных мной, повлияет ли на поведение покупателя то, что С ними связано убийство?

Драгоценности по-прежнему лежали в моем кармане; пятифунтовые купюры — тоже.

5 Личность жертвы

Я сел в «форд» и включил зажигание. В этот момент мимо проехала машина и я увидел на ее крыше надпись: «Полиция». Она не была освещена, но свет от вывески кафе позволил разобрать это слово. Эшер, возможно, был слишком далеко, чтобы эти полицейские могли направляться на место преступления. В моей голове еще был туман, и появление полиции заставило меня собраться с мыслями. Я выбрал бриллианты миссис Клайтон потому, что они были достаточно крупными. Их можно было заново огранить так, что никто не догадался бы об их происхождении. А поскольку я сам обтачивал камни, я мог обращаться с ними, как обычно, будто никого и не убивал.

Если отложить это в сторону, я отдавал себе отчет, что могли быть и другие элементы, которые я пока видел не в том свете или с неверной точки зрения. Мне требовалась ночь отдыха, чтобы взглянуть на ситуацию ясно и беспристрастно.

Мои нервы подверглись новому испытанию, более суровому, чем когда бы то ни было. После кражи у миссис Эндерсон я едва сомкнул глаза и теперь спрашивал себя, смогу ли заснуть в эту ночь. Я часто задавался вопросом, как поведу себя, если возникнут неприятности, но всегда уходил от ответа. Мне казалось бессмысленным ломать голову над тем, что никогда не произойдет. Но теперь я был встревожен. Я достал бумажник и вынул из него маленький конвертик с двумя таблетками снотворного. После дела Эндерсон я сказал себе, что не могу проводить без сна ночь после кражи. Наличие этих таблеток меня успокоило и само по себе, и потому, что доказывало, насколько я предусмотрителен как в этом, так и в других деталях. Я взял их из пузырька с лекарством, которое врач два года назад прописал Лилиан. В то время она страдала от бессонницы после одной из наших ссор по поводу «другой женщины».

Я включил мотор и медленно выбрался на шоссе, бросив взгляд в ту сторону, куда уехала полицейская машина. Я спрашивал себя, что буду делать, если меня начнут преследовать, обгонят и остановятся перед моей машиной? В конце концов, в моих карманах лежало все содержимое сейфа Клайтонов.

Следующая проблема была мне знакома, но стала более настоятельной и, может быть, более сложной из-за убийства: где провести ночь?

Я редко возвращался после кражи на то же место, а если делал это, то с интервалом в несколько месяцев, а то и в год. Расследования, проводимые полицией и детективами «Уэдлейка» и других страховых компаний, научили меня, что лишнее слово или случайная встреча могут навести полицию на след злоумышленника. Чтобы уменьшить риск быть арестованным, для переодеваний я пользовался различными вокзалами и работал в разных кварталах. Иногда я переодевался в машине, но всегда боялся, что кто-нибудь появится в неудобный момент и проявит излишнее любопытство. Я отправлялся на вокзал, чтобы забрать чемодан с моей обычной одеждой, потом шел в отель типа «Палас» или «Кемберленд», всегда выбирая большую гостиницу. Прежде всего мне были нужны комфорт, полная разрядка и чувство затерянности в толпе. В разгар туристского сезона я обычно бронировал номер заранее, но в апреле или мае это было излишним, и в тот раз я этого не сделал. Я доехал до центра Лондона и там решил, что на эту ночь мне подойдет «Кемберленд». Чем быстрее я лягу в постель, тем лучше.

Все прошло без происшествий, мне дали номер на десятом этаже. Я был уверен, что носильщик, несший мой чемодан, горничная и работник отдела регистрации сменятся, когда я буду уходить утром. Я всегда проверял это, потому что хотел убедиться, что никто не интересуется мной больше обычного. Войдя в номер, я запер дверь на ключ и на секунду прислонился к ней. Напряжение постепенно уходило, оставляя странное ощущение отупения.

Когда я шел через комнату, мои колени еще дрожали. Я вошел в ванную, посмотрел на себя в зеркало и… замер.

Мои руки поднялись, а рот медленно открылся. Над правым глазом было маленькое пятно крови, а на лбу — большая царапина.

Я осторожно приблизился к зеркалу. Мне казалось, что я задыхаюсь: ведь все те, кто видел меня внизу, видели и эти ранки. Я заставил себя осмотреть их внимательнее. Любой поймет, что человек с длинными ногтями расцарапал мне лицо. Я вспомнил того, кого убил, как он попал мне пальцем в глаз, как его Ногти причинили мне боль, когда он срывал с меня маску. Когда я смотрел в зеркало, передо мной открылась ужасная правда: под ногтями убитого остались кровь и частицы кожи, а следовательно, полиция будет искать человека с царапинами.

Пришлось бороться с новым приступомтошноты. Я вымыл лицо, не обращая особого внимания на ранки, но стараясь не касаться больных мест головы. Я снова подумал о газетах, которые не замедлят приступить к поискам сведений о мужчине с царапинами на лице или на руках. Полиция допросит швейцаров и дежурных гостиниц. След моего пребывания в «Кемберленде» найдут легко… Но это произойдет не сегодня вечером. Расследование начнет полиция графства Суррей, которая наверняка не обратится в Скотленд-Ярд раньше завтрашнего дня. У меня было достаточно времени. Когда я уйду завтра, никто не узнает, кто я такой, если какой-нибудь знакомый не заметит меня в отеле или в тот момент, когда я буду из него выходить.

Я закрыл глаза и попытался взять себя в руки, убеждая, что напряжение и волнение, вызванные убийством, ослабили мой здравый смысл и я вижу больше опасностей, чем есть на самом деле. В действительности я знал, что к аресту убийц порой приводят самые невинные мелочи, но эту истину я повторял себе недостаточно часто. Я открыл глаза и внимательно осмотрел царапины. Та, что в углу глаза, как раз над веком, была маленькой, хотя и сильно кровоточила. Оторван мог быть только крохотный кусочек кожи; для лабораторного анализа этого, возможно, было недостаточно. Царапина на лбу почти исчезла, когда я умывался, остался только розовый след. Но когда я осмотрел ее получше, то заметил, что кожа была сильно содрана. Невозможно было догадаться, сколько кожи вырвано ногтями того человека. Я был уверен, что скоро узнаю все подробности, потому что суперинтендант Плейделл из Скотленд-Ярда расскажет о них в конторе, даже если газетам не дадут разрешения публиковать это.

Щипала только царапина возле глаза, но это было не страшно. Я вынул из чемодана маленькую аптечку, необходимую при моих ночных походах. В ней лежал тюбик мази, самой эффективной для лечения таких маленьких ранок. Я немного выдавил ее и втер, но это легкое движение заставило кожу дернуться и сделало резче боль в висках, там, куда давили пальцы того человека.

Я быстро принял душ и после этого заметил один обнадеживающий признак: мне захотелось есть. Единственным выходом было заказать омлет или сандвич, и я поколебался всего секунду или две, прежде чем снять трубку. Когда мне принесут еду, будет достаточно крикнуть из ванной, чтобы заходили, и никто не увидит следов на моем лице. Я стал гораздо спокойнее. Это произошло потому, что шок от обнаружения царапин заставил меня действовать быстро и оценивать ситуацию более здраво. Если не считать этих следов, я не имел никакой причины думать, что исход дела будет сильно отличаться от завершения моих предыдущих краж. Только случайность могла вывести полицейских на мой след. Но меня беспокоили мои собственные реакции. Я почти потерял голову… И, если бы радом со мной кто-нибудь был, я бы наверняка вел себя виновато.

Действительно ли я чувствовал себя неуверенно из-за того, что убил человека?

Блюдо сандвичей с поистине восхитительной ветчиной и виски с содовой подняли мне настроение. Я выпил снотворное с последним глотком виски, повесил на наружную ручку двери табличку «Не беспокоить» и лег в постель. Матрас был удобным, а простыни приятно пахли. Минут десять мой мозг занимали обрывочные мысли, сомнения и тревоги, но скоро мне захотелось спать: начали действовать таблетки. Это придало мне смелости. Я хорошо отдохну ночью, проснусь свежим, выспавшимся и смогу четко обдумать, что делать. Кстати, узнаю, кого убил: Тим-как-дальше?

Последней осознанной мыслью было, что я ненавижу человека из «Красного дома», умер он или нет. Если бы его там не было, не было бы и неприятностей и страхов. Оглядываясь назад, я, конечно, понимаю, что эти мысли были нелогичными, но было легко недооценить влияние, оказанное на меня прошедшими годами. Я пришел к тому, что стал считать свое занятие законным или, по меньшей мере, нормальным. Любой человек, мешавший ему, был мне антипатичен. В следующие дни я много раз спрашивал себя, что происходило в моей голове, до какой степени ложны мои понятия и насколько ненормальным я стал? Но в тот вечер я не считал себя ненормальным. Я просто ненавидел человека, которого убил, и не испытывал ни малейших угрызений совести.

Снотворное заглушило страх.


Когда я проснулся, было почти одиннадцать часов. Меня это нисколько не беспокоило: я всегда брал выходной на следующий за кражей день, чтобы иметь время оправиться от напряжения и решить, что нужно делать. Эта манера действовать была причиной подозрений Лилиан. Я никогда не рассказывал ей о клиентах, с которыми встречался, и она думала, что они вообще не существуют. Я не решался придумывать клиентов. Трудно точно запомнить вымышленные детали. Дирекция «Уэдлейка» предоставляла мне время от времени два-три дня на «прощупывание почвы», не требуя отчета в том, что я проделал. Это объяснялось тем, что я заключал для компании очень много договоров. Впрочем, несколько лет назад мне пришлось усиленно поработать, чтобы получить эту привилегию. Я выдвинул довод, что для заключения крупных страховых договоров нужно задолго тщательным образом изучать ситуацию. Я сказал, что один или два дня на свежем воздухе, в деревне, помогают составить план кампании. Один из старейших членов административного совета попросил меня доказать мою точку зрения на практике и поставил передо мной серьезную задачу: получить долю в акциях фирмы «Фей и сын, страховые агенты», которая заключала огромное количество договоров с морскими компаниями и продавцами автомобилей. Я попросил неделю отпуска на размышления и вернулся с очень простым планом: предложить директорам «Фея» долю акций «Уэдлейка». Мне потребовалось полчаса, чтобы убедить их, что другого способа повлиять на бизнес нет. И мои директора согласились, что моя «неделя размышлений» не пропала даром. Результаты подтвердили это, и с того момента мне предоставляли короткие отпуска без проблем, а поскольку я брал их каждые две-три недели, совпадение времени кражи с одним из моих отпусков не должно было привлечь внимание.

Я заказал завтрак и попросил принести мне газеты. Затем я позвонил дежурному администратору, чтобы сохранить за собой номер до часа, а не до полудня. После этого я осмотрел царапины. Та, что возле глаза, была почти незаметна и должна была совершенно исчезнуть через день-два; та, что на лбу, должна была продержаться еще несколько дней. Голова болела, но, пока я не касался больных мест, все было нормально.

Я должен был найти объяснение, удовлетворяющее и домашних, и сослуживцев. Мне потребуется простое объяснение, чтобы отделаться от их любопытства и насмешливых вопросов. Это меня не особо беспокоило. Зато когда я брился, то был сильно озабочен состоянием моего мозга и нервов. Я чувствовал себя совершенно нормально. Ночь сна произвела на меня то действие, на которое я надеялся, и я был способен ясно рассуждать об основных проблемах: как поступить с бриллиантами, деньгами и «фордом». Не сознавая, что делаю, я в очередной раз отогнал мысль о катастрофе, сказав себе, что ее не будет.

Я знаю, что годы легких удач приучили меня рассчитывать только на успех и никогда не думать о провале. Мысль, что может произойти крах, казалась мне необоснованной.

«Фордом», стоившим мне двести семьдесят фунтов, следовало пожертвовать. Шины наверняка оставили отпечатки в том месте между деревьев, где я его оставлял, а полиция будет заниматься убийством больше, чем простой кражей. Прежде чем взять мой чемодан, я припарковал машину у Паддингтонского вокзала, пусть там и остается. Может быть, пройдут недели, прежде чем полиция установит, что рисунок ее шин совпадает с оставленными недалеко от места преступления следами. Принятие этого решения придало мне смелости. Мне не терпелось получить завтрак и газеты. Я отчетливо помню, как подумал, что должен был бы испытывать угрызения совести, что хладнокровное убийство человека должно было потрясти меня. Но меня беспокоило только одно: моя собственная безопасность. Еще я вспомнил, что служил в коммандос, где меня научили убивать именно так, и что в армии я убивал много раз, но этот аргумент не показался мне убедительным. Больше всего мне помогали глубокая ненависть к этому самоуверенному человеку и злость за ту боль, что он мне причинил. Я спрашивал себя, что стал бы делать, если бы он оказался хорошим парнем, но это было пустой тратой времени, а мне надо было заниматься действительностью. Итак, я не испытывал угрызений совести, мои нервы были спокойны, и, наконец, моя голова была ясной.

Это подтвердилось, когда сильные удары в дверь удивили меня, но не напугали. Я был уверен, что это принесли завтрак. Я открыл дверь. Но это был портье с утренними газетами. Я заплатил ему и дал чаевые, внимательно наблюдая за ним. Казалось, в его взгляде не было ничего необычного. Он убрал мои деньги в карман. Я вернулся в комнату и развернул газеты.

Сверху лежала «Дейли глоб». Четверть ее первой страницы занимало лицо моей жертвы под броским заголовком:

УБИТ ГЕРОЙ

УКРАДЕНО БРИЛЛИАНТОВ НА ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ФУНТОВ.

6 Национальный герой

Выходит, я убил национального героя.

Это открытие смутило меня больше, чем что бы то ни было, и изменило ход моих мыслей, заставив думать, что, раз этот человек был известной личностью, полиция поведет расследование с удвоенной энергией. Дело получит широкое освещение в газетах и, возможно, на радио и по телевидению, и это продлится долго. Я подошел к кровати, сел и начал медленно читать статью. Она не сообщила мне ничего, кроме имени убитого; ничто не указывало на то, что полиция кого-либо подозревает.

Майор Тимоти Уайт Маллен был награжден крестом Виктории за свой героизм в Корее, где он в течение трех дней без воды и пищи сдерживал натиск северокорейских орд, чем спас жизни более пятидесяти своих подчиненных, занимавшихся специальными саперными работами. Также майор Маллен был кавалером Военного креста, полученного за подвиги во Франции, когда в возрасте девятнадцати лет руководил группой коммандос, которая…

Значит, мы оба были бывшими коммандос.

Детали убийства были даны сжато и ясно со слов миссис Клайтон. Я обратил внимание, что ни ее фотографии, ни фото ее дочери опубликовано не было. В коротеньком абзаце упоминалось, что она пострадала от полученного шока и находится под медицинским наблюдением, а о ее дочери заботится соседка.

Орудием преступления был трехгранный инструмент, возможно, специально заостренный. Вероятно, речь идет о трехгранном напильнике, используемом для некоторых слесарных работ. Металлическая стружка, найденная на полу комнаты, где был убит майор Маллен, указывает, что убийца подтачивал ключи, чтобы открыть сейф.

Затем шли короткое описание пропавших драгоценностей и указание, заинтриговавшее меня:

Также похищено около двухсот фунтов в бывших в употреблении однофунтовых банковских билетах…

Ни слова о семистах пятидесяти фунтах в пятифунтовых бумажках. Это умолчание не могло быть случайным: должно быть, полиция попросила газетчиков не упоминать про пятифунтовые купюры, но я не видел причин для этого. Я не понимал, какое это могло иметь значение, если обращаться с деньгами очень осторожно. Я отложил газету, услышав, что в дверь стучит гарсон. Человек маленького роста, очень нервный, с зубами белыми, как на рекламе зубной пасты, и черными волосами, напоминавшими волосы Роберта, принес мне завтрак. Утром я почти не думал о Лилиан и детях. Они, несомненно, были взволнованы известием об убийстве. Мне действительно не повезло: убийство любого другого человека занимало бы первую страницу один день, а это останется на неделю. Мне было нетрудно представить себе возмущенные замечания людей.

Мне показалось, я снова слышу его жестокий голос, вижу его угрожающие движения. Я помню, что в моем батальоне коммандос были люди такого типа: почти нечеловечески смелые и абсолютно безжалостные к себе подобным. Их было немного, но Тимоти Маллен принадлежал именно к этой категории.

Яйца и сосиски моего завтрака были горячими и, что меня приятно удивило, оказались вкусными. Каждый глоток доставлял удовольствие. Закончив, я почувствовал себя совершенно уверенно. У меня не было никаких причин портить себе нервы. Когда будут спрятаны драгоценности, деньги и напильник, я могу позволить себе забыть об этом. Я спрашивал себя, почему Маллен не понял, что я собирался делать, почему такой человек, как он, пошел на риск. И еще я старался найти причину молчания о пятифунтовых купюрах. Мне пришла в голову мысль, что полиция может знать их номера и, умалчивая о них, надеется, что я постараюсь их потратить. Но я был слишком хитер, чтобы сделать это.

Я ушел из гостиницы без двадцати час. Драгоценности и деньги лежали в моих карманах, а не в чемодане. Я понимал, что так разгуливать опасно, но убеждал себя: маловероятно, чтобы кто-нибудь положил мне руку на плечо и попросил следовать за ним в Скотленд-Ярд. Однако мне не хотелось покидать иллюзорную безопасность, которую давал отель. В конце концов, это была нормальная реакция. Я заставил себя перебрать в памяти все, что сделал, и пришел к выводу, что не брался голыми руками ни за одну деталь «форда». Это укрепило мое решение оставить его там, где он стоял. Я поехал на такси к вокзалу Ватерлоо. Поставив ноги на чемодан с подержанной одеждой, я рассматривал заголовки, сообщавшие почти все одно и то же:

УБИТ ГЕРОЙ

Вдруг меня поразила странная деталь: нигде не упоминалось о миссис Маллен и не было ни слова о причинах его присутствия в доме сестры. Это не имело значения и нисколько меня не беспокоило, но немного дразнило мое любопытство. Я поместил чемодан в камеру хранения, вложил жетон в конверт, который адресовал К. Смиту, до востребования, вокзал Ватерлоо. Так я мог получить одежду, если бы она мне понадобилась. Я люблю иметь в своем распоряжении сменную одежду, бритву, аптечку и другие полезные вещи, храня их на главных вокзалах. Это избавляет меня от слишком частых их покупок всякий раз, когда я ухожу в ночной поход.

Вокзал Ватерлоо, как и обычно, выглядел грустным, но народу было не особенно много. В зале ожидания на маленьком киноэкране шли новости. Такси ждали всего двое. Я остановил машину и в тот момент, когда садился в нее, заметил Плейделла.

Кровь во мне застыла.

Даже если бы обошлось без убийства, мое сердце все равно бы безумно заколотилось. Я достаточно хорошо знал суперинтенданта Мориса Плейделла, чтобы понять: несомненно, именно его Скотленд-Ярд направил в Эшер. Может быть, Плейделл ждал поезда? Газеты не упомянули, что полиция Суррея обратилась в Скотленд-Ярд, но, вероятно, она это сделала сегодня утром. Плейделл прохаживался один. Он прошел мимо и мог заметить меня. Решение надо было принимать быстро: должен ли я попросить шофера остановиться? Что удивит Плейделла больше: если я вернусь и заговорю с ним об убийстве или если сделаю вид, что не заметил его? Я постучал в стекло, отделявшее меня от шофера.

— Вы не могли бы остановиться за тем углом и подождать меня несколько минут? — спросил я. — Я увидел друга.

Он остановился без возражений. Я вышел из машины и быстрым шагом направился к главному входу вокзала. Плейделла я увидел сразу. Он разговаривал с двумя другими детективами — инспектором и сержантом. Трое высоких мужчин стояли плотной группой. Я уже не мог отступать и двинулся прямо к ним, хотя в тот момент меня охватили сомнения… Полицейские могли говорить обо мне. Я пытался убедить себя, что это крайне маловероятно, но… вдруг они видели, как я клал чемодан в камеру хранения? Сам по себе этот факт не имел никакого значения, но стечение обстоятельств могло придать ему смысл, который детективы обязательно бы поняли. Я не видел помощников Плейделла, но это вовсе не значило, что они не видели меня. Пришли ли они специально следить за камерой хранения или по другому делу? Проблема, которую я должен был решить прежде всего, была в том, следует ли сказать, что я приезжал положить чемодан.

Я был совсем рядом с ними, когда вспомнил, что бриллианты по-прежнему лежат в моем кармане.

Первым меня заметил инспектор Корри. Он удивился. Если бы он уже видел меня сегодня на вокзале, то более или менее подготовился бы к встрече. Плейделл увидел удивление на его лице и повернул голову.

Плейделл высокий, массивный мужчина, ростом больше шести футов; у него крупный подбородок и крючковатый нос. Бледно-серые глаза маленькие и очень пронзительные. В Скотленд-Ярде никто не разбирается в драгоценностях так же хорошо, как он, разве что Кармайкл из лаборатории.

— Добрый день, суперинтендант, — сказал я. — Возможно, встреча с вами избавит меня от одной поездки.

— В чем дело? — спросил Плейделл.

Его голос меня всегда удивлял: серьезный, приятный, манера говорить воспитанная. Выглядит Плейделл грубым, но на самом деле это не так; он гурман, знаток хороших вин, а его познания в древнем и современном искусстве просто невероятны.

— Здрасте, мистер Кент, — произнес Корри.

Сержант, фамилии которого я не помнил, что-то пробормотал.

— Я брал пару дней отпуска, но, прочитав газеты, спросил себя, не могу ли быть вам полезен в деле Клайтонов? Я как раз направлялся в контору, чтобы узнать это.

— Очень любезно с вашей стороны, — ответил Плейделл.

Он стоял неподвижно, держа руку в кармане и глядя на меня. Я часто спрашивал себя, что чувствует подозреваемый под этим проницательным взглядом?

— Не знаю, понадобится ли нам что-нибудь. Ваша компания передала нам все характеристики пропавших драгоценностей. Они здесь, в моем кармане, — заявил он, похлопывая себя по груди. — В них есть что-нибудь необычное?

— Не думаю, — ответил я. — Насколько помню, для их защиты были приняты все меры предосторожности. В конторе сказали, кого собираются послать для ведения расследования?

— Да. Перси Готча, — сказал Плейделл. — Я хотел бы, чтобы это были вы. Готч действует мне на нервы: он постоянно шмыгает носом. Но он уже в пути. Впрочем, мы тоже. Я еду поездом. Возможно, убийца выбросил свое оружие из дверцы вагона.

— Вы считаете, он ехал на поезде? — спросил я.

— Три человека, не являющиеся служащими эшерского вокзала, сели вчера в ноль пятьдесят девять на поезд до Ватерлоо. Один из них может быть тем, кого мы ищем. Я еду по железной дороге, потому что люблю знать местность. Тот тип мог спрыгнуть на ходу в месте, где поезд замедляет ход, или выбросить оружие, полагая, что оно будет надежно спрятано в траве, растущей вдоль полотна.

— Не исключено, — согласился я. — Если вы найдете драгоценности, то доставите «Уэдлейку» большое удовольствие. Речь идет об огромной сумме, а мы уже и так много выплатили в этом году.

— Это доставит удовольствие и многим другим, — заявил Плейделл отвлеченным тоном и поднял голову, чтобы взглянуть на вокзальные часы. — У меня осталось пять минут. Поговорим в другой раз, мистер Кент.

Он повернулся, и остальные простились со мной кивком, прежде чем последовать за ним. Они отошли уже ярдов на десять, а я направился к такси, когда услышал голос Плейделла:

— Мистер Кент!

Думаю, я обернулся достаточно медленно, но этот оклик заставил меня потерять хладнокровие.

— Да.

Он почти бегом подошел ко мне, потому что его ждали двое других, и я почувствовал, как у меня напрягаются мускулы и натягиваются нервы.

— Я был бы рад, если бы в Эшер поехали вы, — сказал он.

— О, Готч как раз тот человек, что вам нужен, — ответил я. — Я просто думал, что должен предложить вам свою помощь. Не опоздайте на поезд.

— Не опоздаю. — Он кивнул на прощание и ушел.

Я двинулся быстрым шагом, борясь с желанием обернуться, прежде чем дойду до угла. Я почти налетел на тяжело нагруженного носильщика, и это дало мне предлог повернуть голову. Трое детективов вошли в здание вокзала, и видна была только спина Плейделла. Такси ждало меня. Мне было по-прежнему неуютно из-за этого совпадения и из-за того, что они могли видеть, как я клал чемодан в камеру хранения. Надо было узнать, так ли это, но я все время успокаивал себя, говоря, что у меня нет никаких причин для беспокойства и что положить багаж в камеру хранения — не преступление.

Однако меня беспокоил один момент. Подойдя к Плейделлу, я нарушил правило, которое обычно соблюдал: не проявлять особого интереса к краже, когда нахожусь не на работе. Плейделл не слепой, у него феноменальная память и отличная наблюдательность. Если я вел себя необычно, он мог это заметить.

До этого раза я никогда не сталкивался с ним на вокзале.

Вместо того чтобы пойти в контору, — кстати, она совсем рядом с Ватерлоо — я отправился в Королевский клуб автолюбителей, членом которого состою много лет. Там удобно, нет риска встретиться с членом семьи и можно думать сколько угодно. Я позвонил в контору и поговорил с Харрисоном, директором лондонского отделения компании. Он рассказал мне все то же самое, что я уже знал от Плейделла: этой ужасной историей занимается Готч, и действительно печально, что такой выдающийся человек, как Маллен, погиб столь нелепой смертью. Я терпеливо слушал. У Харрисона есть манера говорить банальности, но он не дурак. Он хотел узнать, когда я приду в контору. Я пообещал выйти в среду, положил трубку и уселся в курительной. Поступили первые вечерние газеты. Я взял одну и прочитал невероятное нагромождение патетической чуши. Редкий человек удостаивался такого некролога, какой был посвящен Тимоти Маллену. Снова его фотопортрет и еще снимок, сделанный в королевском дворце на церемонии награждения. Его держала под руку женщина, едва достававшая до его плеча. По-прежнему не упоминалось о жене или подруге, вызванной в связи с его смертью, и, что было еще непонятнее, никак не упоминалось о пятифунтовых купюрах. Последняя деталь начинала действовать мне на нервы. Мне казалось, что эта загадка может повлиять на расследование больше, чем я думал сначала.

Также были фотографии миссис Клайтон и ее дочери Джейн: мать улыбалась и выглядела счастливой, а у ребенка был торжественный вид, как у Джулии, когда ее фотографировали в том же возрасте. Газетчики взяли у миссис Клайтон интервью, но она рассказала только правду. Кажется, она обнаружила труп минут через двадцать после моего ухода. Она оставалась возле дочери, ожидая, пока та уснет. Один из заголовков гласил:

КОЛЫБЕЛЬНАЯ В ДОМЕ СМЕРТИ

Я вспомнил голоса и мелодию: «Все блестящее и красивое, все большие и маленькие…»

Для меня не характерны ни сентиментальность, ни привычка долго сохранять в памяти мелодию. Эту я запомнил, возможно, из-за того, что Джейн Клайтон была очень похожа на Джулию в детстве. Я выпил чаю и сосредоточил свои мысли на следующей проблеме: куда спрятать драгоценности и деньги. Все было подготовлено, но я начал сомневаться, разумно ли идти в мое обычное укрытие.

О нем никто не мог знать.

Но так ли это?

Я давно не имел на этот счет сомнений, однако проблема, куда прятать добычу, всегда была очень серьезной. Для известного преступника, имевшего хотя бы одну судимость или просто бывшего несколько раз на подозрении, первейшая необходимость — сбросить товар. Меня это никогда особенно не волновало. Я мог бы протаскать все это в карманах несколько дней при условии, что не стал бы снимать пиджак в месте, где может орудовать карманник, и, возвращаясь домой, следил бы, чтобы необычно оттопыренные карманы не привлекли внимания Лилиан. Я предпочитаю выждать дней пять, прежде чем принести товар в укрытие: в это время полиция уже не так интересуется делом, а риск быть заподозренным уменьшается. Опыт научил меня, что три или четыре первых дня после обычной кражи самые опасные. Потом внимание полиции переключается на новые дела. Не может же она сконцентрироваться на всех текущих делах!

Конечно, Скотленд-Ярд сосредоточит на убийстве все свое внимание, но в принципе для меня это ничего не меняло. Я должен был спрятать деньги и драгоценности. У меня было правило не носить краденое домой. Я пользовался различными тайниками: вокзальными камерами хранения, гардеробными отелей, банковскими сейфами, которые снимал на вымышленные имена, а иногда маленькой квартиркой в Блумсбери, которую снимал много лет. Я никогда не ходил туда сразу после кражи. Это была своего рода страховка.

Я давно решил завести эту квартиру, потому что даже во время моих первых походов осознавал опасность быть разоблаченным, когда возникла бы необходимость на некоторое время исчезнуть. Лучшим местом, конечно, был центр Лондона. Я выбрал эту квартиру по многим причинам. Главной была та, что в одной-двух минутах ходьбы от нее было много магазинов, где я мог купить еду, сигареты и газеты. Мне хватало пяти минут, чтобы запастись всем необходимым. Квартира располагалась над конторами трех не очень крупных фирм, по ночам в доме никого не бывало. Перед тем как я въехал туда, хозяин сделал ремонт, а так как бывал я там редко, все было чисто и в хорошем состоянии. Телефон я никогда не устанавливал. У меня была привычка заходить туда раз в неделю и время от времени проводить ночь. Насколько я знаю, никто не догадывался, что это моя квартира. Договор о найме я заключил под фамилией Кеннеди и квартплату вносил чеками.

В конце того дня я пришел к выводу, что должен спрятать драгоценности под полом квартиры, вернее, в досках паркета. Я заранее приготовил там тайник для экстренного случая. Пришлось поднять несколько досок толстого паркета и выдолбить их изнутри. Это была трудная работа, занявшая два месяца, но я считал, что нашел идеальный тайник. Я мог засунуть завернутые в вату драгоценности и деньги в доски, заложить отверстие куском дерева, а пустоты залепить пластилином. Полиция могла несколько дней искать под полом, но ей вряд ли пришло бы в голову осмотреть сами доски. Те, что я выдолбил, были около стены, так что на них редко давил вес всего моего тела. Решив, куда спрятать драгоценности, я спешил привести свой план в действие, но предпочитал подождать, пока пройдет час пик и в Блумсбери будет поменьше народу. Я уже собрался уходить, когда два члена клуба сели возле меня и заговорили об убийстве Маллена. То, что люди говорили об этом, было нормально, но я удивился, когда один из них заявил:

— Кажется, это был тот еще мерзавец.

— Кто? Маллен? — спросил его собеседник.

— Да. У меня есть друзья, которые хорошо знают его жену. Вам известно, что они разошлись, да? Она потребовала развода из-за жестокого обращения. Странно для такого смельчака, как он.

— Пожалуй, — согласился второй. — Должен сказать, что вид у него был жестокий. Помните эти тонкие губы? Но чтобы хладнокровно убить его… Надеюсь, они быстро арестуют убийцу. Моя жена уже заговорила о том, чтобы положить все свои драгоценности в банк.

Меня совершенно не интересовало, куда его жена собирается деть свои драгоценности, но мысль, что Маллен, может быть, действительно был жестоким человеком и, возможно, многие люди обрадовались известию о его смерти, будоражила меня.

7 В безопасности?

Те двое говорили еще довольно долго, не сообщив мне ничего интересного, но они разбудили во мне такое любопытство насчет личности Маллена, что я захотел узнать о нем больше, и как можно быстрее. Я подождал, пока они углубятся в чтение своих газет, и ушел. Улицы были мокрыми от мелкого дождика. Мне повезло прошлой ночью. Я бы ни за что на свете не пошел на операцию под дождем или снегом; зато туман и ветер были желанными помощниками.

Два почти полных автобуса и дюжина пешеходов перед закрытыми магазинами и пустым кафе унылого вида — вот все, что я увидел, когда вышел из автобуса на Силлер-стрит. Я купил две плитки шоколада и двинулся быстрым шагом, как будто хотел поскорее уйти из-под дождя. Миновав маленький бакалейный магазинчик, расположенный на углу Силлер-стрит, я направился к дому восемнадцать. Магазин на первом этаже торговал всевозможными товарами для студентов и любителей музеев: подержанными книгами, старинными гравюрами, обычно не имеющими никакой ценности, учебниками, открытками, ручками и карандашами. Он был закрыт, как и конторы на втором и третьем этажах. Одну занимало маленькое издательство, другую — фирма, торгующая по почте, чьи объявления регулярно появлялись в газетах. Она использовала под склад две комнаты верхнего этажа. Я открыл дверь моей квартиры. Чтобы не объяснять, откуда в связке дополнительный ключ, я переделал замок так, что его можно было открыть ключом от гаража.

Все было тихо и спокойно. Было шесть часов двадцать пять минут.

В квартире у меня были радио, магнитофон, проигрыватель и много старых книг, особенно любимых мной: в большинстве произведения Диккенса и Голсуорси, а также несколько авантюрных романов. Еще там лежала одежда и немного еды, чтобы все выглядело естественно, если бы кто-нибудь вошел сюда. Я считаю, что в каком-то смысле ключ к моему успеху находился в этой маленькой комнате. Успех зависит от возможности переделывать украденные драгоценности и продавать их. Как я уже говорил, я сам гранил и шлифовал камни. Спрятать машину и необходимые инструменты было очень трудно. Огранка алмазов — настолько специфическая работа, что редко бывает безупречной. К тому же сейчас богатых людей стало гораздо больше, чем раньше. Раз клиентов много, ювелиры работают все менее добросовестно — ведь покупателя находят даже не лучшим образом ограненные камни, в том числе и мои. У меня были электромотор, циркулярная пила, вращавшаяся на повышенной скорости, и полировальный станок, тоже очень быстрый.

То, что я сделал, было просто, но невероятно изобретательно. Я заменил мотор холодильника другим, более мощным и способным работать на высоких скоростях, нужных мне. Отдельные его детали можно было использовать по другому назначению, хотя на вид они были нормальными деталями от обычного мотора. Никто не мог увидеть в этом моторе ничего необычного, разве что очень внимательно присмотревшись к нему.

Здесь я полностью чувствовал себя дома. За все годы, что я ходил сюда, меня побеспокоили всего два раза: в первый это был человек, ошибшийся домом, а во второй — полицейский, разыскивавший сбежавшую из дома девушку. Поскольку дверь дома запиралась на ключ, меня не могли застать врасплох, а мой звонок срабатывал не только при нажатии на кнопку, но и когда при этом наступали на коврик.

Я опустился на колени, вынул из холодильника мотор и начал обтачивать камни над пластмассовой миской для сыра, чтобы уменьшить риск попадания алмазной пыли на одежду и на пол. Непрерывное течение тонкой струи воды делало операцию почти бесшумной. Я работал уже минут пять, когда раздался звонок, так неожиданно нарушивший тишину, что я резко распрямился и уставился на дверь. Мне казалось, я слышу удары своего сердца. У меня было ощущение, что мои легкие сейчас разорвутся. Я не выключил мотор, просто стоял неподвижно и смотрел на дверь… до тех пор, пока звонок не прозвучал во второй раз. Мое сердце забилось сильнее, а дыхание стало еще более затрудненным. Я представил себе полицейских перед дверью и на улице, и мне никак не удавалось прогнать из ума эту картинку.

Звонок зазвонил в третий раз. Он был не слишком громким, и услышать его вне квартиры было невозможно, но в тот вечер он казался мне оглушительным.

Я выключил мотор, его легкое гудение постепенно уменьшилось и совсем прекратилось. Тишина была такой, что я ясно слышал удары своего сердца и прерывистое дыхание.

— Ошиблись дверью, — сказал я вслух.

Тишина после третьего звонка затягивалась, и ко мне мало-помалу возвращалось спокойствие. Я снова мог рассуждать. Никто не мог прийти сюда ко мне. На этой улице жило много людей, и звонивший, конечно же, ошибся домом. Через две или три минуты я выключил свет, вышел из квартиры и подошел к окну лестничной площадки. Было достаточно темно, и меня не могли увидеть. Я прижался лицом к одному из квадратиков стекла. Хотя разум говорил мне, что бояться нечего, я все же опасался увидеть перед домом полицейских в форме или просто нескольких мужчин, которые могли оказаться детективами в штатском.

Вместо этого я увидел одинокую фигурку, медленно уходившую в сторону Хай-Холборна, она была уже ярдах в пятидесяти от дома. Это был мужчина, ноя не мог ясно различить его, даже когда он остановился и обернулся. Я подождал, пока он зайдет за угол, потом вернулся в квартиру, закрыл дверь и включил свет. Прежде чем я возобновил работу, прошло некоторое время, но через два часа с четвертью половина бриллиантов миссис Клайтон была заново огранена и стала неузнаваемой. Я положил их в тайник вместе с остальными и с деньгами, затем поставил доски и мотор на место. Я устал, у меня онемели пальцы. Я проработал на час больше обычного, но это казалось мне крайне нужным. Меня подталкивало непривычное чувство срочной необходимости. Звонивший сильно поколебал мою уверенность в безопасности, хотя я повторял себе, что он просто ошибся дверью. Но если это было действительно так, почему тот человек ушел с улицы? Почему не заметил свою ошибку и не направился к одному из соседних домов?

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, я решил сосредоточиться на другой стороне проблемы. Что за человек был Маллен? Насколько можно доверять разговору, услышанному в клубе? Наконец, как я мог узнать о Маллене больше, не показывая, что меня это очень интересует? Мне пришло в голову, что им должны интересоваться, даже очень интересоваться, многие, так что я никак не рискую. С другой стороны, я должен был ждать, пока эти сведения мне сообщат. Было бы безумием начать задавать вопросы о его личной жизни. В ходе расследования я мог встретиться с человеком, хорошо знавшим его. Кое-какие сведения мог обронить Плейделл, который обычно любил поговорить.

Я открыл банку мясных консервов, спустился купить галет, масла и молока — было разумно время от времени показываться в ближнем магазине — и спокойно ел, слушая симфонический концерт по Би-би-си до тех пор, пока они не начали играть первую симфонию Брамса, которая всегда действовала на меня удручающе. Я выключил радио и позднее включил его снова, чтобы послушать информационную передачу. Единственной новостью было то, что полиция Суррея обратилась за помощью в Скотленд-Ярд и они разыскивали маленькую машину. Означало ли это, что они прекратили проверку пассажиров поезда? Меня это ничуть не беспокоило. Я был уверен, что у меня нет причин для волнений из-за «форда».

Едва я закончил ужин, как звонок раздался вновь.

Дважды за вечер такого никогда не происходило. Даже истошный вопль не заставил бы мое сердце забиться сильнее. Я старался сохранять хладнокровие и пытался рассуждать. Убийство ужасно потрясло меня, гораздо больше, чем я думал. Смерть Маллена и последствия обнаружения трупа сделали меня нервным, и я должен был обязательно взять себя в руки. Пока я ждал, прозвучали еще два звонка. Было три возможности: затаиться, убежать по пожарной лестнице или открыть дверь. В конце концов, я имел все права находиться здесь, квартирная плата была внесена, а от работы с бриллиантами не осталось никаких следов. Что мне терять? Не опаснее ли скрываться, чем открыть дверь? Я никак не мог принять решение.

Звонок трещал и трещал, как будто визитер настаивал, чтобы ему открыли. Наконец он оборвался, повторился короче и замолк. Тогда я понял, что кто-то взломал дверь и привел звонок в действие, наступив на коврик. Теперь этот человек поднимался по лестнице.

8 Визитер

Да, я слышал шаги на лестнице. Я оставался у двери. Мои нервы были натянуты, я внимательно вслушивался, пока не убедился, что поднимается только один человек. Шаги были тяжелыми, но уверенными, почти наверняка мужскими. Я подумал об удалявшейся по Силлер-стрит фигуре. Скрипнула доска. Затем послышались более громкие шаги, показывавшие, что человек поднялся на площадку второго этажа. Я хотел убедить себя, что он направляется в одну из контор, но нет… он стал подниматься выше.

Я не знал, что делать.

Этот визит был необъясним. Я был уверен, что сотрудник полиции не придет один, или если сделает это, то только для того, чтобы ввести подозреваемого в заблуждение, в то время как другие полицейские будут ждать этажом ниже, готовые прийти на помощь. Кто другой мог прийти сюда? Кто еще стал бы проявлять столько настойчивости?

Визитер поднялся на верхний этаж и остановился возле двери. Хотя его дыхание не было прерывистым, мне показалось, что он взволнован. Я провел рукой по горячему и влажному лбу. Я должен был принять решение: открыть дверь или сделать вид, будто не знаю, что кто-то пришел. Был один тревожащий момент: пришедший взломал замок двери дома. Это было не так уж сложно. Я бы смог это сделать за несколько минут, но справиться с замком так быстро мог только человек, хорошо знакомый с этим делом.

Зачем такому человеку приходить ко мне?

Я услышал два быстрых шага. Очевидно, он наконец решился действовать без промедления. Глухой удар в дверь, возможно, кулаком. Я по-прежнему не знал, что делать. Я осознавал серьезную опасность, если кто-то видел меня и нашел связь с тем, что произошло, но… кто мог обнаружить связь между мной и событиями прошлой ночи?

Я боялся, потому что не мог найти объяснения, потом сказал себе, что не делаю ничего плохого и имею полное право находиться здесь. Тщательный обыск, особенно с пылесосом, возможно, позволил бы полиции найти алмазную пыль и обнаружить два моих тайника, но это заняло бы много времени. Один человек никак не мог провести подобную операцию. К тому же мне хотелось увидеть визитера.

Он постучал снова.

Рассердился? Отчаялся? Спешит?

— Секунду, — крикнул я и тут же добавил: — Кто там?

После короткой паузы визитер ответил мне взволнованным, но хорошо знакомым голосом:

— Прости, что побеспокоил тебя, папа, но мне нужно с тобой поговорить.


Я открыл дверь и включил свет. Секунду Роберт стоял ослепленный. Я вдруг вспомнил, что вчера утром видел его лишь мельком, вспомнил, как он ворчал и как Лилиан была уверена, что он не встанет после моей попытки поднять его. Когда я ушел из дома, он был еще в ванной.

Его глаза казались огромными и блестящими. Он производил впечатление человека, столкнувшегося с серьезными неприятностями. Его взгляд ушел поверх меня в квартиру. Я молчал, еще не решаясь заговорить. Я просто кивнул, отодвинулся и заметил, что Роберт колеблется. Он глубоко вздохнул, словно стараясь придать себе смелости, потом вошел в комнату и быстро, почти украдкой, посмотрел по сторонам. Тогда я понял, что он ожидал найти меня в обществе женщины.

— Нет, — сказал я, — я один, сынок.

— Я… я думал…

Роберт облизал губы и робко вышел на середину комнаты. Он продолжал озираться, как будто не мог поверить в мои слова. Диван-кровать в порядке, а дверь на крохотную кухоньку приоткрыта.

— Снимай пальто и садись, — предложил я.

Теперь главной проблемой было скрыть свои собственные волнение и неуверенность. Надо было подождать, пока он заговорит первым. Я не мог размышлять о том, что его навело на мой след, но, очевидно, у него были те же подозрения, что так долго терзали Лилиан. А ведь ему еще не было восемнадцати! Он стоял неподвижно и смотрел на меня.

— Ну, Роберт, очнись, — резко проговорил я. — Снимай пальто и садись. Хочешь виски?

Его глаза загорелись.

— О да, — ответил он.

— Ладно… — Я пошел на кухню.

Я ничего не пил весь вечер, потому что взял за правило не брать в рот ни капли спиртного, пока работаю, но сейчас это было мне необходимо, так же как моему сыну. Дома он иногда выпивал стаканчик виски, сильно разбавленного водой. Лилиан поощряла это больше, чем я. Я взял бутылку виски, бутылку минеральной воды, потом открыл кран холодной воды и сполоснул лицо, чтобы выглядеть максимально свежим. Когда я вернулся в комнату, Роберт, сняв пальто, сидел на подлокотнике единственного кресла. Он быстро взял стакан, который я ему протягивал, но было ясно, что он не привык к крепким напиткам. Он отпил маленький глоток и попытался подавить гримасу. Я осушил половину моего стакана одним глотком, подождал, пока алкоголь начнет согревать меня изнутри, и спросил:

— Что случилось, Роберт? Ты стал сторожевой собакой семьи?

— Нет, — прошептал он и отпил новый глоток. — Нет, я…

Ему явно было трудно объяснить причину своего прихода. Я злился на него и на себя, будучи уверен, что он следил за мной и ожидал застать меня с женщиной. Виски настолько разогрело мне кровь, что я высказал бы ему все, что думал, если бы меня не поразило его лицо. Он выглядел испуганным и совершенно потерянным. Сильная бледность подчеркивала блеск его карих глаз. Пока мы разглядывали друг друга, я пытался вспомнить, выглядел ли он встревоженным в последнее время. Насколько я знал, все в доме было нормально. Во всяком случае, Лилиан не говорила мне ничего, что могло бы навести на мысль, будто у моего сына возникли неприятности. Мое раздражение только усилило бы его волнение и сделало бы объяснение более сложным. Поэтому я постарался начать спокойно:

— О чем ты хотел со мной поговорить, Боб?

Дома его редко звали Бобом, почти все время Робертом, чтобы различать нас. Иногда уменьшительное имя произносили ласковым тоном. Во всяком случае, на этот раз оно произвело благотворное действие. Я увидел, что его глаза наполнились слезами, а губы задрожали.

— Папа… я влез в отвратительную историю.

Я уже представил себе, что у него неприятность с какой-нибудь девчонкой, и, конечно, он не захотел бы разговаривать на эту тему с матерью. Я надеялся, что это не так уж серьезно, но Роберт явно был другого мнения. В тот момент его занимали только его заботы. То, что он нашел меня в одиночестве, удивило его, но он больше об этом не думал. Я спрашивал себя, как он меня нашел. Нужно было узнать это как можно скорее, но это вполне могло подождать до тех пор, пока он не расскажет, что у него за проблема.

— Из-за девушки? — спросил я.

— О господи, нет, конечно! — воскликнул он.

В выражении его лица было что-то настолько комичное, что я не смог удержаться от смеха. Он улыбнулся, и это сделало атмосферу менее напряженной. Когда я задал следующий вопрос, мой голос был уже намного более уверенным:

— Что тогда, Боб? Деньги?

— Э-э… да.

— Сколько?

— Мно… много.

— Рассказывай до конца, — сказал я, чтобы подбодрить его.

Он выпил виски, встал, начал расхаживать по комнате и ответил только тогда, когда я уже собирался его поторопить. Когда онзаговорил, его голос был жестким и серьезным, как будто он знал, что для меня все это будет потрясением и он должен высказать все, пока еще может владеть своим голосом.

— Речь идет о двухстах одиннадцати фунтах, но это еще не все. Я хочу сказать, что это не самое страшное. Я… я украл их. Я был в сложной ситуации. Мне представился случай достать деньги. В тот момент я не думал красть их, просто брал взаймы. Поскольку никто не заметил, я повторил это.

Он замолчал, перестал ходить и посмотрел мне в глаза.

— Я делал это много раз, в клубе. Я не думал, что меня могут найти, но однажды вечером мистер Чим, секретарь, вызвал меня и сказал. Он… был очень добр.

Я был удручен. Если бы Роберт поставил в затруднительное положение девушку, ранил кого-нибудь в драке, залез в долги… Пожалуй, все, что угодно, было бы лучше этого. У меня в голове постоянно крутилась идиотская фраза: «Он пошел по стопам своего отца». Я чувствовал, что ничего не могу сказать. Он воображал, что я ужасаюсь его поступку, и он не мог догадаться о жестокой иронии его признания, о том, что за холодный пот прошиб меня.

— Мистер Чим сказал, — продолжал Роберт, — что будет скрывать это до тех пор, пока бухгалтеры не начнут проверку счетов, и дал мне шанс возместить ущерб. Я уже отдал ему семнадцать фунтов и десять шиллингов, но… Сегодня днем он сказал мне, что завтра с утра начнется проверка счетов. Если обнаружится недостача, эта история всплывет наружу.

Каков отец, таков сын.

Я забыл точную сумму.

— Сколько ты… должен, ты сказал?

Сумма не имела значения, главным был сам факт.

— Двести одиннадцать фунтов, и… и они нужны мне до десяти часов утра, — ответил он с отчаянием. — Если в этот час деньги не будут в сейфе клуба, это станет катастрофой.

— Понимаю, — сказал я неуверенным тоном.

Я не знал, как реагировать. Мне приходилось вести себя, как любому нормальному отцу в подобной ситуации. Я должен был показать, что потрясен, продемонстрировать свое осуждение, но слишком далеко заходить не стоило. Впрочем, я сомневался, что сумею это сделать. Я еще не оправился от шока.

— Полагаю, ты понимаешь, что вел себя как дурак?

— Да, — прошептал он.

— И что почувствует твоя мать, если эта история получит огласку?

— Да, — ответил он дрожащим голосом. — Поэтому я пришел к тебе, папа. Я… я ждал до последней минуты. Я не думал, что ревизия будет так быстро. Мистер Чим тоже. Он… не мог бы сделать для меня больше, чем сделал.

— В этом я тебе верю, — сказал я. — Как ты взял эти деньги?

В каком-то смысле это не имело никакого значения, но я должен был узнать всю историю целиком и заставить его говорить. Мои мысли были заняты совсем другим — естественно, я думал о том, где найти деньги до открытия банков. Клуб Роберта находился в Хемпстеде. Мне потребовалось бы три четверти часа, чтобы дойти до него от моей конторы, но контора открывалась в половине десятого, и, возможно, прошло бы минут десять, прежде чем открылась касса.

— Я… я слишком много потратил на гуляния с девушками, — объяснил Роберт. — Я… я был в компании ребят старше меня и хотел вести себя так же, как они. Тогда я попытался поправить положение, играя на собачьих бегах, но только ухудшил дело. Ты ведь знаешь, что я работаю несколько часов в клубе, и… в общем, иногда я брал деньги из бара. Я всегда имел доступ к кассе и спер…

— Спер! — воскликнул я.

— Э-э… я знаю, что выгляжу несерьезно, — хрипло проговорил Роберт, — но… В общем, сначала я брал из кассы несколько шиллингов, но… сейф был открыт часто. Секретарь и бармен клуба пользовались им. Тогда… тогда… э-э…

— Ты спер больше, — недовольно сказал я.

Он кивнул головой.

— Мне надо подумать, — бросил я. — Это страшный удар, Боб.

Он снова кивнул. Я осушил свой стакан и сказал себе, что было бы неразумно наливать второй: стакан Роберта был еще наполовину полным.

— Не говоря обо всем остальном, найти двести фунтов до десяти часов утра будет непросто, — заметил я и добавил: — Если я решу это сделать…

Роберт закрыл глаза, и я услышал, как он шумно вздохнул.

— Может быть, наилучшим выходом было бы принять все последствия, — рассуждал я. — Не думаю, чтобы клуб заявил в полицию, если деньги будут быстро возвращены. Тебя просто попросят уйти из клуба, и все.

Он открыл глаза и остановил на мне встревоженный, умоляющий взгляд.

— Я… я сделаю все, что угодно, чтобы возвратить деньги, сдохну на работе, но прошу тебя, папа, не заставляй меня предстать перед комитетом. Я… я не смогу выдержать такой позор.

Я не стал ему говорить, что сейчас поздно думать о позоре. Это означало только повернуть нож в ране. К тому же в моей голове непрерывно крутились две фразы: Каков отец, таков и сын… Он пошел по стопам своего отца… Каков отец, таков…

— И… об этом узнает мама, — добавил он, встав передо мной. — И Джулия тоже. Я… никогда больше не посмею подойти к маме, я знаю. Она меня возненавидит.

Она его не возненавидит, но будет потрясена, задета и расстроена. И неудивительно. Я всегда был очень щепетилен в мелочах: учил детей возвращать взятые в долг деньги, отдавать сдачу, когда они ходили за покупками, не грызть ногти… Когда было нужно, я их наказывал. Но Лилиан, которая проводила с ними гораздо больше времени, приходилось быть более строгой в вопросах честности. Я всегда соглашался с ней. Две стороны моей жизни были так далеки друг от друга, что я редко видел в этом иронию, а когда это случалось, быстро отгонял подобные мысли.

— Я сказал, что не смогу вынести…

— Хватит, успокойся, — велел я. — Сейчас не время рыдать над твоей судьбой. Я постараюсь найти деньги, но это будет трудно. Банки открываются не раньше десяти, а на работе у меня может не оказаться такой суммы. Я не знаю никого, кто мог бы мне одолжить столько денег за такой короткий срок.

В тот момент я, правда, не думал о деньгах, спрятанных под ковром, под нашими ногами. Я видел проблему как таковую. К тому же у меня в голове метался целый рой мыслей. Он не попросил помощи у меня или у своей матери раньше, конечно, потому, что сумма была столь велика. Легко понять, как это произошло: несколько пенни там, несколько пенни тут, а общий итог оказывается внушительным. Этот Чим, которого я немного знал, должно быть, внимательно следил за своими счетами, но он был человеком немного богемного склада, и меня не удивляло, что он не всполошился раньше.

Каков отец, таков и сын.

Роберт стоял передо мной. Он был почти одного роста со мной. Его лицо не очень похоже на мое, хотя лоб и брови почти одинаковы. Он был потрясен, даже в отчаянии, а я ничего не делал, чтобы помочь ему. Правда, у меня у самого нервы были натянуты до предела.

Двести одиннадцать фунтов…

— Какого дьявола ты столько ждал? — раздраженно спросил я. — Если бы ты сказал мне в уик-энд, я бы, может быть…

— Я уже сказал тебе, что только сегодня днем узнал, насколько это срочно, — перебил он меня. — Я думал, проверка начнется не раньше чем через месяц. Я… хотел с тобой поговорить, но дома у нас никогда не бывает возможности. Когда мы разговариваем, обязательно приходят мама или Джулия. Вообще-то я пытался поговорить с тобой три недели назад, когда ты возился с машиной, но ты сказал, что у тебя нет времени слушать меня до обеда, а… В общем, об этом нельзя говорить урывками.

Это понятно.

— Поэтому мне пришлось прийти сюда, — сказал Роберт.

Это замечание удивило меня. Я был так озабочен его проблемой, что забыл об этой тайне: как он сумел найти мое убежище? И еще одна деталь поразила меня так сильно, будто я получил мощный удар кулаком: как он сумел открыть дверь дома?

Каков отец, таков и сын.

— Понимаю, Боб.

Я сел ближе к креслу, на диван, хотя предпочел бы кресло. Стараясь придать своим движениям непринужденность, я подложил под спину подушку.

— А как ты узнал, где меня найти? — спросил я совершенно спокойным голосом.

— Я тебя уже видел здесь, — ответил он.

— Ты меня видел? — повторил я, сделав ударение на последнем слове.

— Да, — подтвердил Роберт приглушенным голосом. — Совершенно случайно. Я был в Британском музее. Мне дали для изучения очень специальную тему, и я часто ходил в каникулы в Британский музей. Там в библиотеке есть нужные мне книги. Иногда я заходил в магазин на первом этаже этого дома: в нем бывают очень дешевые книги.

— А… — сказал я.

— Я был в магазине однажды вечером, когда ты пришел.

Я радовался, что сижу.

— Я не мог не смотреть на тебя, пока ты открывал дверь, — продолжал Боб. — Ты меня не видел, но старик, владелец магазина, спросил, почему я так удивлен. Я ответил, что мне показалось, будто я узнал тебя… будто ты похож на моего дядю. Не знаю почему, но я почувствовал, что не должен говорить ему правду. Он сказал, что ты уже много лет снимаешь здесь квартиру…

Я не мог говорить.

— Он… он мне сказал, что ты редко приходишь днем, — добавил Роберт. — Он мне заявил, что ему абсолютно безразлично, чем ты занимаешься, зачем тебе эта квартира и когда ты в нее приходишь, лишь бы своевременно получать плату за нее.

— Значит, ты разговаривал с домовладельцем, — с трудом произнес я.

Было трудно поверить, что это происходит на самом деле, а еще труднее осознать, что мой собственный сын много месяцев знал о моем укрытии. Я говорил себе, что если это обнаружил Роберт, то же самое могли сделать и другие. Например, Плейделл или другие полицейские, знающие меня, или коллеги. Было нетрудно предположить, что другие тоже в курсе и думают точно так же, как Роберт.

— С тех пор… с тех пор я больше не приходил в этот магазин, — пробормотал Роберт.

— Гм… А как ты думал, зачем я прихожу сюда?

— Я… я ничего не думал.

— Боб, — произнес я, стараясь говорить спокойно, — скажи мне всю правду. Нельзя, чтобы что-то однажды могло обернуться против нас. О чем ты думал?

— Я… думал, что у тебя… у тебя есть любовница, — ответил он глухим голосом.

Какова мать, таков и сын!

— Так вот, у меня ее нет, — ответил я бесстрастным тоном.

Мне требовалось время на раздумья, на то, чтобы оценить все происшедшее. Я с горестью думал, что это обрушилось на меня сразу после убийства Маллена, когда я еще не успел убедиться, что не разоблачен и даже не под подозрением.

— Я… я знал, что мама…

— Что ты знал? — спросил я.

— Ты сам сказал, что я не должен ничего от тебя скрывать, — сказал Роберт энергичным тоном, понравившимся мне. — Мама несколько лет считала… что в твоей жизни есть другая женщина, так? Она этого не говорила, но Джу и я иногда слышали, как вы руга… спорили. Нам это было неприятно, и мы раза два говорили между собой об этом…

— Ты и Джулия?

— Да.

— Господи!

— Это ужасно, — согласился Роберт. — Я хочу сказать, любой мог видеть, что вы совершенно счастливы… и ссоры происходят, только когда ты уезжаешь на несколько дней, как сейчас. О чем еще мы могли подумать? Я решил, что нашел… нашел…

Он замолчал, очевидно подбирая подходящее слово. Я мог лучше контролировать свои реакции и уже не чувствовал необходимости опираться на подушку. Я наклонился вперед и спросил резким тоном:

— Любовное гнездышко, так?

— Полагаю… да, так.

— Ты ошибся, — быстро сказал я. — И твоя мать тоже ошибалась, Боб. В моей жизни никогда не было и не будет другой женщины… И не смотри на меня так, словно не веришь, — добавил я после короткой паузы. — Это чистая правда. Подростку это может показаться странным, но я до сих пор влюблен в твою мать.

— О, в это я верю! — воскликнул Роберт. Его вдруг повеселевшее лицо показывало, что он забыл о своих неприятностях. — Но если эта квартира нужна не для… не для того, о чем я думал, то зачем она, папа? Я хочу сказать, почему ты много лет снимаешь ее для себя одного? Мне это совершенно непонятно.

9 Двести одиннадцать

Конечно, это было совершенно непонятно для него и для любого другого. Объяснить это было трудно. Однако я должен был найти удовлетворительный ответ. Врать было нельзя потому, что он мог это понять и связывавшие нас нити оборвались бы. Впрочем, у меня было ощущение, что после сегодняшнего вечера эти нити должны стать прочнее, чем когда бы то ни было.

— Все просто, — ответил я, — даже очень.

— Как? Зачем нужно приходить в подобное место?

Роберт обернулся и осмотрел дешевую мебель, весьма посредственный ковер, стершийся паркет у двери. Он явно сравнивал это с хорошей мебелью нашего дома и изысканным вкусом Лилиан.

— То, что кажется логичным одному человеку, совершенно необязательно будет казаться таким же другому, — сказал я. — Много лет назад, Роберт, я решил, что это может мне потребоваться…

Я замолчал, стараясь четко выстроить свои мысли.

— Предположим, — добавил я более сердечным тоном, — ты хотел поговорить со мной наедине, но не имел возможности… Ведь так?

— Да, конечно, но…

— Это примерно тот же самый случай, — перебил я его. — Только мне в некотором смысле хотелось поговорить с самим собой. Подумай, Боб, когда я бываю дома по вечерам или в выходные, в любой момент можете зайти ты или Джулия. Что бы ты сказал, если бы я послал тебя подальше, потому что хотел подумать? А если не ты или твоя сестра, то приходит твоя мать. Я тебе уже сказал, что люблю ее, как в первые дни нашего брака, но было бы смешно утверждать, что наши вкусы во всем совпадают и нет риска вызвать друг у друга раздражение. Кроме того, Боб, я отношусь к своей работе серьезно… очень серьезно. Я тебе всегда говорил, что успех дела основывается на предварительном его изучении, длительном и тщательном. Нет нужды напоминать тебе, что было бы, если бы ты подумал, прежде чем спереть деньги в первый раз, не так ли?

— Угу, — угрюмо ответил он.

— Так вот, мне было нужно время подумать — над работой, над семейными делами и о жизни вообще. Я методичный по природе человек. Еще задолго до женитьбы я в одиночестве бродил по холмам Суррея или Сассекса, чтобы что-то обдумать… или просто дать свободу своим мыслям. Это примерно то же самое, как в хороший день выйти на сильный ветер. Возникает ощущение, что ветер проходит сквозь тебя, чувствуешь себя посвежевшим, тело и мозг как бы очищаются, снова открываешь для себя радость жизни. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Да, конечно! — воскликнул он.

— Вот объяснение этой квартиры и моих отлучек. Этот принцип приняли и у меня на работе: они никогда не задают мне вопросов, если я исчезаю на несколько дней. Иногда я провожу день за городом, а бывает, что остаюсь в Лондоне, но тоща я рискую встретиться с кем-нибудь из знакомых. Я всегда провожу ночь здесь. У меня тут есть проигрыватель, радио и мои любимые книги. Это как отдых после борьбы. Впрочем, при моей работе и моем складе ума я действительно постоянно веду борьбу. Но если бы твоя мать узнала об этом, думаю, она была бы так же оскорблена, как если бы я имел любовницу! — воскликнул я и даже сумел засмеяться. — У нее возникло бы чувство, что она не может дать мне все, что нужно. Я сильно сомневаюсь, что женщины, во всяком случае замужние, могут понять эту потребность в одиночестве. Ты понимаешь, что я хочу сказать? — спросил я после короткой паузы.

Его взгляд был чистым, и он казался менее смущенным. Я понял, что его настроение и нервозность шли от того, что он ожидал здесь найти. Я спрашивал себя, как у него хватило смелости прийти сюда, думая застать меня в постели с чужой женщиной.

— Да, — ответил он. — Иногда я чувствую то же самое. Я готов заорать, если Джулия скажет лишнее слово, или даже встать и уйти из дома, например, когда мама начинает петь.

— По крайней мере в этом вопросе наши мнения совпали, — сказал я.

«Каков отец, таков и сын», — вдруг всплыло у меня в голове. Я встал, положил правую руку на плечо Роберта и с силой сжал его.

— Пойду налить себе еще стакан, — сказал я. — Хочешь? Или лучше кофе или чай?

— По правде говоря, я бы с удовольствием съел одну из твоих шоколадок. Можно?

Я как бы впервые увидел этого мальчика. Никогда не замечал, как мы похожи, сколько у нас общего.

— Да, разумеется, — ответил я. — В холодильнике есть сидр… или ты предпочитаешь фруктовый сок?

— Лучше сок.

— Хорошо, — сказал я, — сейчас принесу. А пока, Боб, ответь мне еще на пару вопросов… Например, как ты смог войти в дом?

Он ничего не сказал, и я отпустил его, когда он потянулся за шоколадкой. Я наполнил стаканы и добавил во фруктовый сок немного минералки. Хорошо хоть, я знал, что он любит эти напитки. Когда я вернулся в комнату, он медленно ел шоколад.

— Так вот, — начал он, беря стакан, который я ему протягивал, — я знал, что ты не откроешь, а мне обязательно нужно было поговорить с тобой. В конце концов, ты сам научил меня этому.

Я так сильно вздрогнул, что пролил немного виски.

— Я научил тебя взламывать дверь дома? Что за чушь?

Тон моего голоса удивил его, и он помолчал, прежде чем ответить:

— Ты не помнишь? Однажды мы ушли из дома без ключей, и ты отпер кухонную дверь инструментами для машины. Думаю, это было года три назад. Я держал инструменты и был просто зачарован. Я восхищался тем, как ты работаешь, но в тот день… Вспомнил?

Теперь я вспомнил и увидел сцену такой, как он мне описывал. Это произошло в прекрасный летний день. Мы ездили на побережье Сассекса и вернулись как раз перед наступлением темноты. Лилиан и Джулия отправились навестить больную подругу и должны были вернуться не раньше чем через два часа. У Лилиан была привычка все запирать, когда мы уходили. Меня эта мания веселила, но я никогда не возражал против таких предосторожностей. В тот вечер передо мной и Робертом были три выхода: ждать два часа, разбить стекло или открыть замок. Помню, я старался действовать неловко, чтобы не показаться слишком опытным.

— …Думаю, тебе понадобилось не больше пяти минут, — заявил Роберт.

Я сказал себе, что мне было нужно две-три минуты, чтобы открыть этот замок; пять минут показались мне тогда очень долгими.

— Может быть, — сухо отозвался я. — И сколько раз ты занимался этим с тех пор?

— Думаю, раз шесть, — ответил Роберт.

— Что? — воскликнул я.

— Ты не волнуйся, — поспешил он добавить, — я никогда не залезал в дома. Однажды заблокировалась дверь раздевалки клуба, еще раз то же самое случилось в школе, но я сумел их открыть. Я много раз упражнялся на боковой двери гаража. Механика всегда меня интересовала, но ты это знаешь, папа. Сегодня вечером… я впервые так вошел в дом. Признаюсь тебе, я жутко боялся, что кто-нибудь появится.

— Пусть это будет первый и последний раз, — велел я. — Никогда не знаешь, куда могут завести привычки такого рода. Тебе и так хватает неприятностей.

Его лицо мгновенно покраснело.

— Да, я знаю, — сказал он, — но прошу тебя, не думай, что я взломал… замок… сделал что-то в этом роде, чтобы взять те деньги. Я не…

— Закон назвал бы тебя вором, и не будем играть словами, — возразил я. — Не убаюкивай себя иллюзиями, Боб.

Я осушил свой стакан и бросил взгляд на стоявшие на камине часы.

— Господи, твоя мать будет в пацике! — воскликнул я. — Уже половина двенадцатого, и ты вернешься домой после полуночи.

— Я ее предупредил, что вернусь поздно, так как в клубе будет нечто особенное, — поспешил он объяснить. — Я… приходил в начале вечера, но ты не ответил, и я не знал, здесь ты или нет. Понимаешь, я был уверен, что, когда ты уезжаешь на несколько дней, ты приходишь сюда. Я просидел два часа в кино, а когда вернулся, заметил свет на верхнем этаже и понял, что ты точно здесь. Я думал… Но это не имеет значения, правда?

Он облизал губы, потом поднес руку ко лбу. Лилиан делала тот же жест, когда была расстроена.

— Папа, ты думаешь, что сумеешь выручить меня? Я найду способ вернуть тебе деньги, клянусь. Я сделаю это, но… я не могу сказать, в каком я отчаянии. Мне жутко неприятно, что я тебя расстроил, но… у меня было чувство, что ты поймешь, когда я все расскажу. У меня бы не хватило смелости рассказать маме.

Я прекрасно понимал его.

— Да, я думаю, что смогу тебе помочь, — сказал я. — И думаю, ты прав. Лучше замять это дело, чтобы никто о нем не узнал. Когда тебя ждет этот Чим?

— У него квартира в клубе, — сообщил Роберт. — Он мне сказал, что было бы прекрасно, если бы я пришел с деньгами до десяти часов… Он вел себя просто здорово.

— Он знает, что должен был раньше это обнаружить и рискует быть обвиненным в пособничестве или по меньшей мере в крайней небрежности. У него есть работа, и он не хочет ее потерять. Ладно, Боб, я найду эту сумму. У меня есть друг, который обычно держит в доме крупные суммы наличными, во всяком случае, я так считаю. Думаю, я смогу взять у него взаймы. Ты хочешь, чтобы с Чимом встретился я?

— Я… я предпочитаю отдать ему деньги сам.

— Как хочешь, — согласился я. — Возвращайся домой. Завтра утром, в половине десятого, я буду на станции метро «Суисс-Коттедж». У тебя еще будет время доехать до клуба на велосипеде?

— Да, времени вполне достаточно!

— Ну ладно, Боб. — Я остановился, не решаясь продолжить.

Я смотрел ему прямо в глаза, как делал, когда он был маленьким, а я хотел заставить его признаться, что он соврал или сделал что-то нехорошее.

— Ладно, Боб, — повторил я, — но не строй иллюзий. Это должен быть последний раз. Никогда не бери чужие деньги, даже если думаешь, что только одалживаешь их на несколько часов. Не бери ни у кого деньги. Ты понял?

— Да, папа, — послушно сказал он.

— Никогда не забывай об этом.

— Обещаю.

Роберт облизал губы, когда понял, что я ничего не добавлю. Он явно набирался смелости что-то сказать мне.

— Папа, мне… мне очень стыдно, что я так поступил. После всего, что ты и мама сделали для меня, я… Господи, я настоящий мерзавец!

— Боб, — произнес я очень мягким голосом, — мы все имеем право на ошибки. Не повторяй этого больше, вот и все.

— Обещаю, — прошептал он сдавленным голосом, стараясь сдержать подступившие к глазам слезы.

Роберт больше ничего не сказал, пока не вышел на лестницу. Он остановился в распахнутом пальто, с беретом в руке. Свет падал на его лицо.

— Я очень рад и насчет другого дела. Я хочу, чтобы ты знал, что я понимаю.

— Тогда возвращайся домой, — сказал я.

Он повернулся и быстро спустился по лестнице. Я подождал, пока звякнет звонок, когда сын наступит на коврик, и закроется дверь, потом медленно вернулся в квартиру и бросился к окну на площадке. Роберт, выпрямившись, шел по другой стороне улицы. Полы его расстегнутого пальто развевались. Он снова был полон жизни. Если бы он шел так же в первый раз, когда я увидел его сегодня, я бы его моментально узнал.

Наконец невероятный кошмар закончился. Может быть, узы, связывавшие меня с сыном, сегодня невероятно укрепились. Однако в тот момент это казалось мне неважным, потому что я думал о том, как легко меня было разоблачить. Я спрашивал себя, что будет с Лилиан и детьми, если раскроется правда обо мне.

Я понимал, что никогда не буду испытывать угрызения совести из-за того, что убил Маллена. Если бы я снова оказался в той же ситуации, я бы действовал точно так же. Не было смысла искать себе оправдание. Мне оставалось одно: сохранить эту тайну в себе.

В эту ночь я решил никогда больше не совершать преступлений. Я дошел до последнего поворота, крайнего предела. Достаточно пережить ближайшие дни, и никакой опасности не будет. Денег у меня много. Я могу еще несколько лет поработать в «Уэдлейке», а потом уйти на пенсию. Я не должен больше подвергаться риску и опасностям прошлой ночи и этого вечера.

Но все же оставались другие проблемы.

Прежде всего, двести одиннадцать фунтов для Боба. Хотя я сказал ему, что могу взять их в долг, я не знал никого, кто мог бы одолжить их мне в столь короткий срок. В моем бумажнике было всего фунтов двадцать. Приходилось брать из тайника в полу, а это было рискованно. Я скатал ковер и взялся за работу, понимая опасность: если в банке были номера банкнотов, однажды их след найдут в клубе. Этот след выведет полицию на Боба, а потом на меня.

Настоящая опасность таилась в пятифунтовых билетах. Сначала я взял однофунтовые и стал их пересчитывать, не обращая внимания на усталость и время, которое потребовалось для выполнения этой работы. Мое настроение немного поднялось, поскольку вместе с деньгами, что были у меня в кармане, набралось на семь фунтов больше нужной суммы. Риск по-прежнему сохранялся, но был не так велик, как я боялся.

Однако в том, что касалось Маллена, ситуация не изменилась. Оставались тайна его характера и загадка пятифунтовых купюр. Ничего не изменилось… но я теперь понял значение фразы «со смертью в душе».

«В конце концов, ты сам научил меня этому!» — сказал Боб.

— Этот поход должен стать последним, — хмуро проворчал я. — Так надо.

Готовясь ко сну, я был просто болен от тревоги. Я боялся, что этот «последний поход» выведет полицию на мой след.

Потом я сказал себе: «Никакой опасности быть не может».

Через несколько минут, в крохотной ванной, держа в руке зубную щетку, я посмотрел в зеркало и увидел царапину на лбу. Пройдет много дней, прежде чем она исчезнет окончательно, зато вторую, в углу глаза, почти не было видно. Да, опасность существовала, и не маленькая: однофунтовые банкноты могли попасть в сейф миссис Клайтон прямо из банка, где был список их номеров.

Такого рода случайности могли привести меня на эшафот.

10 В конторе

Я заснул сильно за полночь. Я провел очень плохую ночь и проснулся сразу после шести с ясной мыслью, что в половине десятого должен быть на «Суисс-Коттедж». Больше всего прочего меня беспокоили однофунтовые купюры. Я снова ломал себе голову, кто бы мог одолжить мне деньги или принять чек в такой ранний час, но никого не нашел. Мне оставалось пойти на риск: я не мог бросить Боба.

Пока я ехал в метро, я постоянно видел перед собой сына и, казалось, слышал, как он повторяет: «В конце концов, ты сам научил меня этому». Я чувствовал, как мое тело холодело до дрожи. Я многому научил его, а еще больше он унаследовал. Боб занимал мои мысли гораздо больше, чем майор Тимоти Маллен, чья фотография была на первой странице большинства газет. Были также фотографии миссис Клайтон и жены Маллена, хотя в статьях о ней ничего не говорилось. Я старался думать о майоре и о том, что должен узнать о нем побольше, но то обстоятельство, что Боб нашел мою квартиру, и мои тревоги о нем прогнали все остальные мысли, на которых я пытался сосредоточиться. Я знал, что это безумие, что я должен заниматься этим делом больше, чем всем остальным, но это было невозможно.

Боб ждал на станции, возле сигаретного киоска. Когда он заметил меня, его глаза загорелись. Я обратил внимание на женщину средних лет, заинтригованно смотревшую на меня. Она слегка улыбалась, как будто догадывалась, что происходит что-то необычное.

— Здравствуй, Боб, — сказал я. — Как дела дома?

Он приглушенно хохотнул, прежде чем ответить:

— Мама не верила своим глазам… Я встал так рано!

Это рассмешило и меня тоже.

— Может быть, это хороший случай избавиться от всех недостатков, — усмехнулся я. — У Джулии вчера все прошло хорошо?

— Она пошла на работу очень рано, и, кажется, у нее был отличный день, — ответил Боб.

После нескольких секунд молчания я протянул ему пакет. Он взял его левой рукой, а правой сжал мою так сильно, что мне показалось, он раздавит ее. Потом, когда слезы начали туманить его взгляд, он вдруг развернулся и быстро ушел. Я подождал несколько минут, купил «Таймс» и медленно спустился на платформу. Час пик прошел, и мне было легко найти сидячее место.

Лицо Боба долго преследовало меня… до тех пор, пока я не увидел фото Маллена в «Таймс».

Из статьи я узнал, что десять лет назад Маллен женился на некоей Вайолетт Чепс и имел сына и дочь. Он учился в Кембридже. Его любимыми развлечениями были зимние виды спорта и охота на крупных зверей. Вообще-то в тексте статьи не было ничего интересного. Я отправился в Британский музей и прочел все, что смог найти о Маллене. Книги и статьи, просмотренные мной, рассказывали только о его подвигах. Было очевидно, что этот человек обладал львиной храбростью и никогда ничего не боялся. По данным «Кто есть кто», его единственным лондонским клубом был Клуб путешественников. Это дало мне зацепку, которую я искал: я знал одного старого и очень богатого человека, женатого на молодой красивой женщине, который был моим клиентом. Однажды я встретился с ним в Клубе путешественников. Я легко мог найти предлог встретиться с ним и в удобный момент без труда перевести разговор на Маллена.

Я пришел в контору в половине двенадцатого.

Страх из-за однофунтовых банкнотов терзал меня все утро, и я был очень взволнован, когда входил в холл. Меня радостно встретила молоденькая секретарша, которая могла бы выиграть множество конкурсов красоты, если бы не была такого маленького росточка. Я направился в кабинет, который делил с Перси Готчем.

Страховая компания «Уэдлейк» занимает целый этаж старинного дома. Несомненно, его в скором времени снесут, чтобы заменить одним из многоэтажных зданий, конечно, очень чистых и хорошо вентилируемых, но уж очень похожих на огромные ящики из стекла и бетона. Уже больше двадцати лет я входил в это здание и выходил из него. Кабинеты дирекции и начальников отделов находились с одной стороны, справа от лифта. Там были мой кабинет, кабинет директора лондонского отделения, секретариат, бухгалтерия, юридический отдел и актуарий. Все эти помещения были разделены толстыми стенами. На каждой двери на квадратном матовом стекле черными буквами были написаны фамилии и должности. Слева от лифта размещались остальные службы.

Хотя я прихожу на работу каждый день, порой я по нескольку недель не вижу никого из руководства.

Прежде всего я хотел узнать детали об однофунтовых купюрах, а Готч, конечно, знал все необходимое. Едва открыв дверь, я чуть не прокричал свой вопрос. Он сидел во вращающемся кресле. Это был высокий худой мужчина с серебряными волосами, изрезанным глубокими морщинами лицом, торжественным, как у патриарха, и производящим обманчивое впечатление мудрости. Я никогда в жизни не встречал человека, до такой степени лишенного чувства юмора. Несмотря на благородную внешность Готча, он был самым нудным из всех моих знакомых, но зато он знал все, что возможно, об «Уэдлейке» и, думаю, о страховом деле вообще. Его мозг — настоящий склад фактов и прецедентов. Всякий раз, когда у нас бывали проблемы с определением типа страховки, он называл причины, по которым выгоднее принять то, а не иное решение. Думаю, он помнил все судебные дела, которые вела фирма. У него были очень бледные голубые глаза, выглядевшие странными и совершенно бесцветными, когда солнце светило на них прямо. В то утро они как раз были на свету. В шестьдесят четыре года он не носил очков.

— Добрый день, Перси, — сказал я.

Он вытянул шею, словно его ослепляло солнце, но он прекрасно видел, кто вошел.

— Я… О, Боб! Здравствуй. Должен признаться, я рад, что ты пришел, — произнес он тоном, явно означавшим «что ты соизволил прийти».

— У тебя была работа? — спросил я.

— Выше головы.

— Печально слышать, — заметил я, сняв шляпу и вешая ее на вешалку. — Дело Маллена?

— Дело Клайтона, — уточнил Готч. — Но это еще не все. В воскресенье умер старик Кармоди, и сложности…

Я был в курсе дела Кармоди. Он был одним из тех бизнесменов старой школы, что руководят дюжиной компаний, не соглашаясь превратить их в акционерные общества. Все понимали, что в тот день, когда он умрет, ситуация станет жутко сложной, придется все изучить, проверить, кто получит суммы по сотням страховок, многие из которых были заключены лет пятьдесят назад. Речь шла о гигантской работе, но настоящей проблемы не было. Конечно, Готч рассматривал дело под другим углом.

Я дал ему поговорить несколько минут. В это время я пролистывал досье, сложенные на моем столе. На лежавшей сверху папке было написано: «Клайтон». Значит, мне придется им заниматься. Я был уверен, что Готч позаботился, чтобы Харрисон положил досье на мой стол. Готч предпочитал заниматься дюжиной дел Кармоди, чем одним делом, связанным с убийством.

— …а вчера утром мне пришлось ехать в Эшер, — сказал он хныкающим голосом. — Полиции была нужна помощь. Этот Плейделл!

— Что он еще сделал?

— Этот человек просто невыносим, — заявил Готч. — Допрашивать, опять допрашивать, все время допрашивать…

— О чем? — спокойно спросил я.

— Обо всем, — с отчаянием ответил Готч. — Он как будто считает нас ответственными за тот тип сейфа, в котором миссис Клайтон хранила свои вещи. Это его беспокоило больше всего… Он хотел, чтобы миссис Клайтон дала ему полный список того, что лежало в сейфе. Он не переставал донимать ее своими расспросами, а меня попросил проверить и удостовериться, что она перечислила все, что застраховала. Бедная женщина была в отчаянии, но Плейделл не хотел оставить ее в покое. Я считаю, что это ярчайший пример крайней жестокости.

Мне стало трудно дышать.

— Должно быть, у него были свои причины, — сказал я. — Он серьезный тип.

— Это ты так думаешь.

— У миссис Клайтон был полный список того, что она хранила в сейфе?

Обычно такого рода вопросы задают с циничным смешком, потому что никто не имеет полного списка ценностей, хранящихся в домашнем сейфе. Об этом имеют общее представление. Просто невероятно, сколько женщин «могли бы поклясться», что положили дорогостоящее колье или кольцо в сейф, а потом «обнаруживали» их в шкатулке для драгоценностей, стоявшей на туалетном столике на виду у слуг. Даже осторожная и аккуратная хозяйка, хранящая свои самые дорогие вещи в закрытом на ключ ящике, больше полагается на свою память, чем на список, но ведь с годами память ослабевает. Однако в моем вопросе не было никакого цинизма. Я дожидался ответа Готча.

— Разумеется, нет, — сказал он.

— Вообще никакого?

— Абсолютно.

Я почувствовал, как спадает напряжение.

— А деньги в сейфе были?

— Почти двести фунтов в однофунтовых купюрах, — ответил Готч.

С натянутыми нервами я ждал дополнительного объяснения, что у банка есть список номеров банкнотов, но мой коллега промолчал. О спрятанных под полом моей квартиры пятифунтовых бумажках я больше не думал.

— Хорошенькая сумма, — сказал я, надеясь, что Готч не заметил моих губ, поджатых на короткое мгновение, предшествовавшее следующему вопросу. — Номера известны?

— Что?

— Номера банкнотов известны?

Почему сегодня этот дурак был тупее, чем обычно?

— Не слишком ли ты оптимистичен? — с презрением спросил он. — Разумеется, нет. Такая женщина никогда не отмечает даже чеки, которые подписывает. Она…

— И в банке списка тоже нет?

— Нет, — ответил Готч.

— Как получилось, что у нее оказалось столько денег?

— Вообще-то они не ее, а ее брата. Ему повезло на скачках в Хейдок-парке. Он выиграл двести фунтов, может быть, даже больше, и попросил у сестры разрешения положить их в ее сейф.

— Простой способ делать деньги, — заметил я.

Я чувствовал огромное облегчение. Если деньги пришли от букмекера, почти наверняка никто не записывал номера банкнотов. Это могло объяснить и присутствие пятифунтовых купюр; возможно, они были не опаснее других. Я так обрадовался, что Боб унес с собой не заряд динамита, что несколько минут не задавал вопросов. Я рассеянно пролистал досье Клайтона и отчет Готча, приложенный к нему. Его отчеты похожи на него: жутко нудные и набиты деталями и банальными рассуждениями.

— Как думаешь, они предъявят рекламацию на что-либо, кроме бриллиантов и денег? — спросил я.

— Вряд ли, — ответил Готч. — Нужно доказать, что все бриллианты были там, и все.

Я едва не сказал: «Да, они там были».


Мои губы раздвинулись, готовые произнести эти слова, даже прежде, чем я осознал, что собираюсь говорить. Мной снова овладел страх. Что со мной, черт возьми? Такого со мной еще не бывало! Я всегда говорил себе, что риска совершить ошибку не существует. И вот я чуть-чуть не выдал себя. Я почувствовал, что мой лоб покрылся ледяным потом, но Готч, кажется, этого не заметил. На его столе зазвонил телефон, избавивший меня от продолжения разговора. Я закрыл досье Клайтона, снова открыл его и начал внимательно читать отчет Готча. Он записал все, о чем его спрашивала полиция, и было очевидно, что Плейделл очень хотел узнать, было ли в сейфе что-либо еще. Некоторые фразы наводили на мысль, что он в этом уверен. Если это было именно так, то эта мысль, несомненно, родилась в его голове от сложившегося у него впечатления о миссис Клайтон. «Он, — подумал я, — главным образом хотел получить возможно более полный список похищенного в надежде, что вор проявит неосторожность с той или иной вещью».

— Кажется, мне осталось мало работы, — сказал я, когда Готч положил трубку.

— Не строй себе иллюзий, — возразил он. — Плейделл зайдет к тебе в полдень. Кажется, он что-то нашел и хочет поговорить об этом с тобой.

Я вовремя удержался, чтобы не спросить: «Почему со мной?»

Я посмотрел на часы: было без десяти двенадцать, а Плейделл отличался пунктуальностью. В обычный день я бы не волновался, но этот был необыкновенным, и, что было куда страшнее, я не мог больше быть уверенным в самом себе. Плейделл замечает и внимательно анализирует любое неудачно сказанное слово. Один вопрос крутился у меня в голове, как будто без него не хватало забот.

Почему этот детектив хотел увидеть меня?

11 Просьба о помощи

Когда секретарша предупредила меня о приходе детектива из Скотленд-Ярда, я вышел из кабинета ему навстречу. Я увидел его в самом узком месте коридора, и он показался мне огромным. Еще он показался мне старее, чем в тот момент, когда я увидел его на вокзале Ватерлоо. У него был мрачный вид, как будто он все время ожидал, что дела пойдут плохо и над ним станут насмехаться. Его рукопожатие было энергичным. Ничто не говорило, что он пришел допрашивать меня как подозреваемого, для этого не было никакой причины, но страх глубоко въелся в меня.

Плейделл редко приходил в контору. Обычно я встречался с ним на месте кражи или в Скотленд-Ярде. Я всегда считал, что он приходил сюда, желая отдохнуть от атмосферы Ярда. Но мне было трудно убедить себя, что и сегодня он пришел по той же причине.

Готч вышел. Харрисон послал его встретиться с клиентами, догадываясь, что я захочу остаться в кабинете один. Я поговорил по телефону с Харрисоном, не видевшим ничего необычного в том, что случилось.

— Садитесь, суперинтендант, — сказал я, указывая на кресло, и в ту же секунду отметил, как удобно оно стоит: солнце как раз светило в лицо детективу.

Сам я сел перед окном так, чтобы Плейделл не мог видеть мое лицо достаточно четко.

— Готч мне сказал, что вы не совсем удовлетворены делом Клайтона. Если я могу вам чем-либо помочь…

— Не знаю, можете вы помочь или нет, — ответил он.

В моем кабинете было очень жарко, и суперинтендант расстегнул ворот рубашки. Он взял сигарету из серебряного портсигара, который я ему протянул.

— Спасибо. Вы хорошо знаете миссис Клайтон?

— Почти совсем не знаю, — ответил я. — Я ее встречал раз или два в то время, когда мы готовили документы по страховке. Ее мужа, конечно, я видел чаще.

— Вы его знаете?

— О, нельзя сказать, что знаю по-настоящему, — ответил я.

Я не видел опасности в вопросах этого рода, однако у меня было ощущение, что Плейделл пришел ко мне со вполне определенной целью. Думаю, если бы я почти не выдал себя в разговоре с Готчем, эта беседа доставляла бы мне удовольствие, тем более что теперь я знал, что однофунтовые билеты, отданные мной Бобу, не представляют никакой опасности. Но сейчас мне надо было взвешивать все мои слова, в то же время делая вид, что отвечаю без затруднений.

— Однажды я обедал с ним, — сказал я. — Он показался мне хорошим парнем.

— Вы знали Маллена? — спросил Плейделл.

К чему он клонит? У меня появилось чувство, что мне не хватает воздуха, и я спросил себя, сумею ли вести себя нормально в ходе этого разговора.

— До того как прочитал газеты, я даже не подозревал о его существовании, — ответил я. — Помню, было написано, что он награжден за героизм крестом Виктории… В общем, ужасно, что такой человек умер подобным образом.

Плейделл смотрел на меня проницательным взглядом. Дым, поднимавшийся от сигареты, образовывал завесу перед его глазами, что придавало им почти зловещий вид. Я заставил себя перестать играть с портсигаром. Одно во всяком случае утешало: Плейделл смотрел на меня против света.

— Да, — согласился он. — Это невероятно.

— Что невероятно?

— Я не могу найти никого, по-настоящему знавшего Маллена.

— Не понимаю, почему его должен знать я?

— Вы не сталкивались с совпадениями? — спросил он тоном, явно показывавшим, что он говорит, только чтобы провести время, хотя думает совсем о другом. — Вы знаете кого-нибудь, кто знал его?

— Нет, — ответил я, думая о старике из Клуба путешественников. — Впрочем, я не задумывался об этом. Фамилия показалась мне знакомой, когда я увидел, что Маллен был награжден крестом Виктории, но полагаю, что само по себе его имя у меня ни с чем не ассоциировалось. Я не очень хорошо вас понимаю… Почему вам не удается найти кого-нибудь, кто его знал?

— Он много лет провел за границей, — заявил Плейделл, — и вернулся всего две недели назад.

— Я где-то читал, что у него есть жена?

— Была, — поправил суперинтендант.

— Она умерла?

— Развелась.

— О, — сказал я и почти добавил — почему.

Мне показалось, теперь я могу продемонстрировать, что не заинтересован разговором и даже что он начинает мне надоедать. Я стал водить пальцем вдоль края портсигара, наблюдая за Плейделлом, продолжавшим пристально смотреть на меня. Мне не нравилось то, как он на меня смотрит, и я все больше убеждался, что его мысли приняли угрожающее направление. Это была почти передача мыслей: он хотел дать понять, что считает, будто я знаю о деле больше, чем показываю. Я не мог бы объяснить, что чувствовал: возможно, это была интуиция или просто мнительность. Плейделл, казалось мне, пытался дать понять, что если бы мог, то задавал бы совсем другие вопросы. Я вспомнил о длинном разговоре, который состоялся у нас с ним однажды за обедом, когда он рассказал мне о важной роли психологии в изобличении преступника, особенно не профессионала, например человека, убившего всего раз в жизни. Главное в общении с подозреваемым или тем, кто может им стать, как он мне заявил, — вызвать у неготревогу. Настороженный или неуютно чувствующий себя человек скорее совершит ошибку. Он рассказал мне, как сломил сопротивление одного человека, звоня ему по телефону ежедневно в течение семи месяцев, правда, всего раз в день, чтобы задать тот или иной невинный вопрос. Таким был склад ума Плейделла. Он спокойно сидел в кресле, не говорил ничего особенного, а я думал о человеке, снимавшем трубку телефона всякий раз, когда он звонил, и приходившем в ужас при мысли, что услышит голос Плейделла. Тот человек покончил с собой. Он предпочел это суду, который, скорее всего, привел бы его на эшафот.

— Я не хотел бы выставлять вас за дверь, суперинтендант, — сказал я, — но мне нужно заниматься многими срочными делами…

— Вы свободны, чтобы пообедать? — спросил он.

Его вопрос настолько удивил меня, что мне пришлось поторопиться с ответом. Я должен был выбрать немедленно: сделать вид, что слишком занят работой, или принять это неожиданное приглашение.

— Не могу себе позволить засиживаться, — ответил я, — но час найду.

— Прекрасно, — произнес Плейделл. — Пойдем в «Симпсонс»?

Я знал, что Плейделл иногда приглашал людей на обед, в том числе и меня, но чаще все-таки бывало наоборот: обычно полицейский рассчитывал, что счет оплатит бизнесмен. Но я никогда не слышал, чтобы он приглашал кого-нибудь в такое шикарное место, как «Симпсонс». Обычно он выбирал ресторанчики и бистро, где кормят хорошо, а цены не слишком высоки. Правда, «Симг^онс» находился как раз напротив нашей конторы; может быть, этим объяснялось его приглашение.

— Очень любезно с вашей стороны, — сказал я.

— Я ведь должен вам один обед, — заявил Плейделл, но не встал.

Было почти половина первого. Он медленно произносил каждую фразу, и мне казалось, что он делает это с целью.

— Что же все-таки произошло с Малленом? — спросил я.

— Кажется, его убили, потому что он застал вора.

— А разве это не так? — удивился я, пристально глядя на него.

— Пока я этого не знаю.

Меня бы не удивило, если бы он спросил: «А вам что-нибудь известно?» Я был почти уверен, что он скажет, будто я знаю о деле больше, чем должен бы. Он старался напугать меня, лишить возможности ясно рассуждать, и мне пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы казаться не слишком заинтересованным делом.

— Но улики ясно показывают…

— Какие улики? — перебил он меня.

— Газеты пишут…

— Журналисты этого не понимают, но часто пишут то, что хотим мы.

— Я не ставлю это под сомнение, но Готч, кажется, уверен, что вор убил, чтобы не попасться.

— А вы согласны с Готчем?

— Нет, я так не считаю, — ответил я с усилием, настолько у меня пересохло в горле.

— Я тоже, — отозвался Плейделл.

Он раздавил сигарету, которую курил очень долго, потому что практически не подносил к губам.

— Первое правило расследования, проводимого полицией и, как я полагаю, страховой компанией тоже, никогда не верить очевидному, если это нельзя доказать, — заявил он, и его губы сложились в слабую улыбку. — Фактически мы очень мало знаем о Маллене.

— Я, во всяком случае, не знаю практически ничего.

— Знаете, чем можете мне помочь? — вдруг заторопился Плейделл, и я понял, что он подошел к истинной цели своего визита. — Постарайтесь узнать о нем все, что сможете. Его сестра могла бы рассказать о нем больше, чем кто бы то ни был. Вы найдете предлог навестить ее?

— Э-э… Миссис Клайтон?

— Да.

— Я не должен…

— Нет, я вас не заставляю, но Готч не хочет к ней ехать, — сказал Плейделл, и его лицо расплылось в улыбке. — Вчера он ясно дал мне это понять. Никогда бы не подумал, что у Готча чувствительное сердце. В любом случае он не тот человек, который нужен для этого. Он не способен хранить тайну. У него не тот склад ума… он не так ловок, как вы.

— К чему вы клоните? — спросил я.

Я жалел, что в комнате так жарко, а улыбка Плейделла начинала меня раздражать.

— Ну что ж! — начал он. — Когда от человека нужно что-то получить, приходится быть с ним любезным. Видите ли, Кент, Маллен прожил за границей более шести лет. Его бывшая жена, вторично вышедшая замуж, до сих пор живет в Кении. Мы не можем ее допросить, а друзей у Маллена, кажется, не было. Знакомых много, а друзей нет. Его сестра, по всей видимости, единственный человек, знающий о нем то, что я хочу выяснить. Вас не смутит, если я буду говорить с вами совершенно откровенно?

— Мне это нравится больше.

— Спасибо. Я убежден, что она от меня что-то скрывает, потому что я полицейский. Я сказал себе, что дело пойдет лучше, если с ней поговорит кто-то другой, о чьей связи с полицией она не знает. Ее все равно должен допрашивать представитель вашей компании, так что ваши вопросы ее не удивят. Почему бы этим не заняться вам?

— Мне это не очень нравится, — заметил я.

— Почему?

— Разве непонятно?

— Не очень. Страховщики умеют взяться за дело, а для этого случая вы подходите лучше, чем кто-либо другой.

Плейделл оставался совершенно неподвижным, и я мог поклясться, что за время разговора он ни на мгновение не спускал с меня глаз. Он как будто хотел быть уверенным, что заметит на моем лице любую перемену, малейшее колебание, самый ничтожный признак беспокойства. Это было невыносимо, но я почти не сомневался, что выдержал это испытание. Я заговорил намного более естественным голосом, когда убедил себя, что он меня не подозревает:

— Не понимаю, почему я подхожу лучше, чем кто-либо другой?

— Вы прекрасно знаете почему, — ответил он решительным тоном.

Это был как бы ультиматум, и мое сердце забилось сильно и болезненно. Правда была проста: я не мог отказаться выполнить его просьбу. Политикой компании было всегда помогать полиции. У меня не было никакого желания разговаривать с миссис Клайтон, потому что она могла меня узнать. Меня это безумно страшило, а в полицию вселяло большие надежды. Не знаю, с особым умыслом или нет, но Плейделл хотел, чтобы сестра Маллена и я встретились лицом к лицу.

— Ладно, если вы хотите, я сделаю, что смогу, — заявил я. — Я бы не колебался, будь это простая кража, но…

Я готов был добавить, что миссис Клайтон видела убийцу потому, что провела там большую часть времени, но вдруг понял, что не помню, читал ли об этом в газетах, возможно, об этой детали не писали. Готч об этом ничего не говорил.

— Но что?.. — спросил Плейделл.

— Она пережила тягостные минуты, — нашелся я.

— Возможно, но мне бы все-таки хотелось узнать, скрывает она от меня что-нибудь или нет. Видите ли, Кент, не исключено, что кража — только маскировка для чего-то другого. Я пока не встретил ни одного человека, сказавшего бы о Маллене доброе слово… Никто не знал его хорошо, но то, что о нем известно, далеко не лестно. Его сестра — единственный человек, который может нам объяснить почему.

— Хорошо, — согласился я после долгого молчания. — Но раз я буду вам помогать, мне бы хотелось узнать, о чем вы думаете. Тогда я буду знать, в каком ключе задавать вопросы. Я хочу сказать… что вы подразумеваете под маскировкой чего-то другого? Не думаете же вы, что его убила сестра?

— О нет, — ответил шокированный Плейделл. — Мы знаем, что это был мужчина. На линолеуме кухни найдены мужские следы. Возможно, он уехал на «форде-префект»; такая машина некоторое время стояла недалеко от дома. Мы ее еще не нашли, но это скоро произойдет. Нет, я не считаю, что Маллена убила миссис Клайтон, но спрашиваю себя, нет ли человека, ненавидевшего его до такой степени, чтобы убить, пока он находился у сестры. Еще я спрашиваю себя, была ли она в курсе? Кажется, Маллен был жутким бабником. Мстительный муж…

Плейделл замолчал.

Я не знал, искренне ли он говорит или это всего лишь уловка, призванная ввести меня в заблуждение. Если он говорил правду, я мог не бояться: поиски обманутого мужа надолго уведут полицию по ложному следу, и через неделю-две усилия детективов ослабнут. У меня даже появилась возможность найти людей, ненавидевших Маллена до такой степени, чтобы убить его. От этого никому не будет плохо, только появятся несколько новых подозреваемых.

Мне впервые захотелось поскорее увидеть миссис Клайтон. Однако была опасность, что при встрече она по какой-то мелочи сможет меня опознать.

Я по-прежнему пребывал в нерешительности: действительно ли Плейделлу нужна моя помощь или он просто хочет свести меня лицом к лицу с миссис Клайтон?


За обедом мы практически не разговаривали о деле Маллена, главным образом из-за шума вокруг. Когда мы покинули ресторан, было четверть третьего.

— Мне нужно ехать в Эшер, — сообщил Плейделл, когда мы вышли на улицу. — Хотите, я вас туда отвезу? Вы быстро вернетесь. Где ваша машина?

Она, конечно, стояла в гараже Селфриджа. Обычно же я ставил ее на боковой улице, где портье отеля всегда оставлял для меня место для парковки. Если Плейделл будет очень интересоваться, то обнаружит, что машина стоит в необычном месте.

— Она на профилактике, — непринужденно ответил я. — Так что, взяв меня с собой, вы окажете мне большую услугу.

Но я без всякого удовольствия ехал в Эшер в обществе. детектива. Мы устроились рядом на заднем сиденье, наши руки и ноги соприкасались, а шофер «ровера» несся, словно ведя погоню. Плейделл все время высказывал замечания об убийстве Маллена, повторяя то, что уже говорил, поворачивая время от времени голову, чтобы пристально посмотреть на меня, будто хотел убедиться, услышал ли я, или проверить, как я реагирую на то или иное его рассуждение.

Рассказанная им история с ежедневным телефонным звонком вновь и вновь приходила мне на ум и казалась все более грозной… Иногда я замечал, что мои кулаки сжаты, и пытался вспомнить, бывали ли случаи, когда полиция так настаивала на моей помощи.

В прошлые разы, во всяком случае, я никогда не возражал. Впрочем, Скотленд-Ярд всегда считал мою помощь совершенно естественным делом.

Я спрашивал себя, пойдет ли Плейделл провожать меня до двери дома. Если он это сделает, значит, соврал мне и хочет присутствовать при моменте, когда миссис Клайтон увидит меня. Я, конечно, мог спросить его, но это показалось бы странным. Я должен был делать вид, что не происходит ничего особенного. С другой стороны, я понимал, что ситуация довольно необычна и Плейделл может удивиться моему равнодушию.

Мы подъехали к месту, где переключали скорость грузовики, потом поднялись вверх по уклону и остановились около рощицы, где я оставил в понедельник машину. Я увидел трех детективов в штатском и двух полицейских в форме. На земле было большое белое пятно — вероятно, гипс.

— г Они снимают отпечатки следов, оставленных колесами машины, — объяснил Плейделл. — Единственной машины, принадлежность которой не удалось установить. Мы возьмем этого мерзавца. Вас высадить здесь?

Я мог сказать «да» и тем самым подтвердить, что знаю дорогу, ведущую к забору. Вместо этого я повернул голову и посмотрел на него с удивленным видом.

— Разве мы уже приехали?

— Есть способ войти с этой стороны… через забор.

— Вы хотите, чтобы я перелез через забор?

— Вас высадят в конце улицы, — произнес Плейделл другим тоном. — Вы слышали, Чарли?

— Да, сэр, — ответил шофер.

— Около дома наши люди. Обратитесь к одному из них, когда захотите вернуться в город, — сказал Плейделл.

По крайней мере одним страхом меньше: он не будет рядом со мной, когда я встречусь с миссис Клайтон. Но за мной будут следить другие полицейские. Когда машина замедлила ход возле дома, где я прятался вечером в понедельник, я распрямился. Она остановилась, и я открыл дверцу.

— Осторожнее! — бросил мне в эту секунду Плейделл.

— Что такое? — спросил я.

— Я испугался, что вы ударитесь головой, — ответил он. — С вас хватит и этой царапины.

С этого момента я был уверен, что он меня подозревает.

12 Лицом к лицу

Если бы я промолчал, могло показаться, будто я знаю, на что намекает Плейделл. Если бы попытался сказать что бы то ни было, это создало бы впечатление, что я пытаюсь обмануть его. Я рисковал, что меня поймают на лжи. Я повернул голову:

— Какая царапина? Ах да, — добавил я с улыбкой, — этот чертов кот…

Шофер поспешил выйти и встал рядом с дверцей. Я машинально нагнул голову и вышел из машины. Водитель закрыл дверцу.

— Спасибо, — сказал я.

— Не за что, сэр.

Плейделл опустил стекло со своей стороны и наполовину высунул голову из окна. Я не мог не заметить, как он щурит глаза. Помню, я почувствовал к нему те же чувства, что к Маллену, и это меня поразило. Я затаил дыхание и ждал, скажет ли он что-нибудь. Глядя на грубые черты его лица, приоткрытые губы, я понял, что сильная неприязнь, которую я почувствовал к Маллену, была вызвана его жестокостью, а жестокость Плейделла совсем другая, гораздо более утонченная и опасная.

— Удачи, — пожелал он любезным тоном, что было совершенно неожиданно.

— Сделаю все, что смогу, — ответил я и пошел прочь, а шофер снова включил мотор.

Я заставлял себя идти медленно, чтобы постараться вернуть спокойствие. Несколько секунд я ненавидел этого человека такой же ненавистью, какая толкнула меня на убийство Маллена. Я вошел в ворота и зашагал быстрее, зная, что за мной наблюдают. Один человек пропалывал сорняки на клумбе, но он совсем не был похож на оплачиваемых по часам садовников, которых обычно встречаешь в этом квартале. Этот был молодым и сильным и работал энергично, а настоящий садовник никогда не спешит. Еще один человек стоял возле двери соседнего дома и копался в моторе автомобиля, но я сразу решил, что это тоже детектив. Кто-то наверняка был и в доме. Мне в голову пришла мысль, что Плейделл мог установить магнитофон или скрытый микрофон, чтобы услышать мой разговор с миссис Клайтон.

Я впервые осознал, что, несмотря на тщательно разработанные планы и непринужденное отношение к профессии вора, никогда серьезно не задумывался о возможности ареста. Все мои планы, вся изобретательность служили только для того, чтобы совершить кражу, исчезнуть, не оставив улик, и продать добычу.

Я никогда не думал о том, что может произойти потом.

Да, разумеется, эти мысли приходили мне в голову, я допускал, что может произойти катастрофа, но никогда не верил в это по-настоящему. Мои планы заканчивались тайником на Силлер-стрит.

Я был слишком уверен в себе, и удачные годы только усилили иллюзию безопасности.

Сейчас я стоял лицом к лицу с возможностью полного краха всего, чем я дорожил.

Меня могли арестовать, судить за убийство и повесить. Я должен был увидеть Лилиан, рассказать ей правду. Увидеть детей.

Или попытаться бежать.

В тот же момент, когда в моем мозгу мелькнула эта мысль, я понял, что бегство невозможно. Я не подготовил его потому, что был убежден в своей неуязвимости. Я никогда не думал об укрытии за границей, куда ко мне могли бы приехать Лилиан и дети.

А ведь я почти всю свою жизнь слышал от коллег и людей вроде Плейделла, что воры глупы. Однажды Плейделл сказал мне: «Они думают, что никогда не попадутся, всегда смогут выкрутиться. Если бы они в это не верили, то не совершали бы преступлений».

Все воры, все преступники глупы, и я не исключение.

Мое поведение ничем не отличалось от поведения обычного карманника.

Плейделл вел себя, как будто все знал, и ликовал.

«Он только делает свою работу», — внушал я себе. Мне было страшно и очень холодно. Я поднял взгляд на окна дома. Роковой момент быстро приближался. Возможно, миссис Клайтон запомнила фигуру убийцы. Предстоявшую встречу можно было сравнить с опознанием. Если миссис Клайтон заявит, что узнала меня, не будет никакой надежды убежать.

Я старался убедить себя, что Плейделл не имеет против меня никаких улик, что я неверно интерпретирую его слова, что он просто хочет побольше узнать о жизни Маллена, что он мог говорить правду, заявляя, будто кража могла и не быть подлинным мотивом убийства.

Я позвонил в дверь.

Через несколько секунд я услышал звук шагов и женский голос. В доме ли ребенок и есть ли служанка? Что мне делать, если, открыв дверь, миссис Клайтон узнает во мне вора? Стиснув зубы и сжав кулаки, я с нетерпением ждал перед дверью. За ней звучали шаги быстро приближавшейся женщины.

Дверь открыла довольно молодая женщина, которую я никогда раньше не видел.

— Здравствуйте, — сказала она.

— Здравствуйте, мэм, — ответил я и почувствовал, что вызову подозрения, если не возьму себя в руки и не начну говорить спокойно. — А… э-э… миссис Клайтон дома?

— С кем имею честь? — спросила она.

Она разговаривала довольно сухо. На ней были темный твидовый костюм и светло-зеленая блузка. Хорошенькая молодая женщина с тонкой талией, но явно деревенская.

— Я из страховой компании «Уэдлейк», — представился я. — Моя фамилия Кент.

— Да, мистер Кент, миссис Клайтон ждет вас. — Женщина немедленно отошла в сторону, пропуская меня. — Нам сообщили о вашем визите телефонным звонком из компании.

Я вошел в дом, заметив, что садовник прекратил работу, распрямился и внимательно смотрит на меня. Интересно, есть ли в доме кто-то еще, кроме двух женщин, и спрятан ли там магнитофон?

— Миссис Клайтон спустится через одну-две минуты. Подождите ее здесь, пожалуйста.

Женщина открыла дверь в комнату, занимавшую всю длину дома, комнату, куда я заглядывал две ночи назад. Она была прекрасно меблирована. На полу лежал толстый мягкий ковер. Единственное, что мне не понравилось, — освещение. В окна лились солнечные лучи. Я заметил на пианино фотографии ребенка, Клайтона и Маллена.

— Спасибо, — сказал я. — Я не тороплюсь.

— Очень любезно с вашей стороны, — отозвалась она несколько принужденным тоном и остановилась на пороге. — Я Силвия Уэбб, золовка миссис Клайтон.

Она вышла, оставив дверь приоткрытой. Бросив взгляд в окно, я обнаружил невдалеке садовника, которого, несомненно, интересовало, что я делаю. Я достал сигарету и закурил, изобразив, что рассматриваю фотографии, но на самом деле наблюдал за садовником. Окно было широко открыто, и я понял, что соответствующей камерой он мог снимать на пленку все происходящее в комнате. К тому же он стоял достаточно близко, чтобы заметить малейшее изменение выражения лица миссис Клайтон.

Я отошел от пианино и притворился, что заинтересовался висящим над камином парижским пейзажем. В этот момент я услышал шаги: кто-то тихо спускался по лестнице. Шаги были не такими быстрыми, как у открывшей мне дверь сестры Клайтона. Я повернулся лицом к двери, но как бы я ни встал, мое лицо все равно оставалось освещенным одним из трех окон. Я был уверен, что миссис Клайтон идет получше рассмотреть меня.

Дверь открылась, и в комнату вошла хозяйка дома.

Она не улыбнулась, ничего не сказала, а остановилась на пороге, внимательно глядя на меня. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так смотрел на меня. В это мгновение по моей спине пробежала холодная дрожь.


— Здравствуйте, мистер Кент, — сказала она наконец.

— Здравствуйте, миссис Клайтон. Я очень сожалею, что работа заставила меня побеспокоить вас.

— Не сомневаюсь. Что вы хотите, чтобы я сделала?

— Просто заполните формуляр для нашего юридического отдела.

Я удивился, как трудно мне давалось сдержать дрожание губ. Я был жутко напряжен как физически, так и умственно. Как я мог спросить у этой женщины сведения о ее брате? У полиции были основания задавать вопросы, а у меня — никаких. Мне вдруг показалось, что я никогда не смогу выдержать это испытание. Теперь, стоя перед этой напряженной женщиной с темными кругами вокруг глаз, я понял, что Плейделл не нуждался в моей помощи: он просто хотел показать меня миссис Клайтон, чтобы она могла ему сказать, я ли тот вор.

Она смотрела на мой лоб. Ее внимание, конечно, привлекла царапина, о которой говорил Плейделл. Могла ли эта деталь погубить меня?

Эта женщина не видела меня после того, как Маллен сорвал с меня маску, — следовательно, никогда не видела эту царапину. Не успела ободряющая мысль мелькнуть в голове, как другая уничтожила ее. Вдруг я получил царапину раньше, чем думал? При одном из сильных ударов Маллена, например. Все это происходило наверху. Я четко помнил каждое мгновение. Мне казалось, что я еще чувствую мощные и звонкие оплеухи, боль в глазу и сдавленной голове. Но я не помнил, когда получил царапину на лбу; очевидно, когда он срывал с меня маску.

— Разве столь необходимо делать это так быстро? — спросила миссис Клайтон. — Что… ах да, формуляр для юридического отдела…

— Чем раньше, тем лучше, миссис Клайтон. Нам нужен полный список пропавших ценностей, и как можно раньше, как только вы вспомните все, что лежало в сейфе.

— Я это прекрасно помню, — сказала она.

— В таком случае все будет просто.

Я открыл портфель и вынул обычный формуляр. Он всегда был приколот к дощечке, так что я мог заполнять его без необходимости садиться.

— Помнится, было оговорено, что вы можете подписывать формуляры такого рода в отсутствие вашего мужа.

— Это так, — подтвердила миссис Клайтон.

— Может быть, вы хотите взглянуть на это? — сказал я, протягивая бланк.

Она взяла его и сделала вид, что читает. Я был уверен: она только притворяется, потому что видел ее взгляд, направленный намного выше напечатанного текста. Она дважды быстро посмотрела в сторону окна на главном фасаде, словно хотела убедиться, что «садовник» там. Он действительно был там. В какой-то момент она посмотрела в противоположную сторону, и хотя я никого не увидел, но был уверен, что за домом стоит еще один человек. Это произвело на меня такой эффект, будто стены комнаты сдвигались, закрывая меня, как в коробке.

— Миссис Клайтон! — сказал я.

— Да? — отозвалась она, подняв голову.

— Кажется, в сейфе, кроме ваших драгоценностей, лежали деньги?

— Да.

— Сколько?

— Двести один фунт.

— Это все?

— Да.

— Вы в этом уверены?

— Разумеется, уверена.

Она явно не знала о существовании пятифунтовых банкнотов.

Я заставил себя продолжать допрос:

— Я не ставлю ваши слова под сомнение, но, как вы знаете, страховка распространяется и на деньги… если они принадлежали вам. Вы, кажется, сказали моему коллеге Готчу, что ваш брат положил в ваш сейф свои деньги. Это верно?

Миссис Клайтон посмотрела на меня с заинтригованным видом, но ее глаза ясно говорили, что у нее есть подозрения. Она казалась мне гораздо старше, чем когда я ее видел в последний раз. У меня создалось впечатление, что даже смерть мужа не могла бы подействовать на нее сильнее. Мои страхи из-за ее поведения становились все отчетливее. Я был уверен, что нашел настоящую причину, по которой Плейделл прислал меня сюда. Теперь оставалось попытаться выкрутиться. Если бы хоть эта женщина не смотрела на меня так. Ее ненормально блестевшие глаза говорили, что она не спала ни в эту ночь, ни в предыдущую. У нее было маленькое лицо с тонкими, правильными чертами. Я вспомнил, что когда увидел ее впервые, то подумал, что она очень хорошенькая, почти такая же, как маленькая секретарша конторы. Но сейчас от ее красоты ничего не осталось: она была усталой, даже изможденной. Кроме того, она казалась несчастной.

Какое это имело значение? Почему я не мог сосредоточиться на том, что должен был сделать? Если у Плейделла есть подозрения, а главное, если эта женщина опознает меня, некоторое время я буду себя чувствовать, как на раскаленных углях. Надо быть очень внимательным к тому, что я делаю… прямо с этого момента. Я должен вести себя как представитель «Уэдлейка», делать все возможное, чтобы компанию не обманули, нравится это миссис Клайтон или нет.

— Да, — сказала она, — мой брат положил в сейф свои деньги.

— Вы давали ему ключ?

— Естественно.

— Спасибо, миссис Клайтон. Простите… вы дали ему ключ, и он был один, когда положил двести один фунт в сейф. Как же тогда вы можете быть уверены, что он больше ничего не клал в сейф? Или ничего из него не взял?

Ее глаза вспыхнули.

— Мне не нравится тон ваших вопросов, мистер Кент, — заявила она резким голосом, потом повернулась, прижала руку ко лбу и продолжила: — Мой муж прилетает завтра. Всеми делами займется он.

— О, понимаю, — сумел сказать я. — Я этого не знал.

Но я был уверен, что об этом знал Плейделл. Он четко знал, что делает, знал, что Оливия Клайтон не в состоянии дать мне сведения, которые он просил узнать. Она, не оборачиваясь, направилась к двери. Мне показалось, она плакала… Возможно, это было потому, что она устала и еще не оправилась от шока. Как бы то ни было, я ничего не мог сделать.

— До свидания, — сказала она и вышла.

Я секунду поколебался, посмотрел в окно и увидел в саду двух мужчин, склонившихся над белыми пятнами. Было нетрудно понять, что это гипс, а они снимают слепки с отпечатков ног, оставленных, как они полагали, вором. Еще двое стояли возле стены, через которую я перелез с такой легкостью. Они внимательно осматривали ее, словно что-то нашли на грубом кирпиче. Но, в конце концов, мой костюм вместе с ботинками был на вокзале Ватерлоо, и я…

Плейделл мог видеть, как я клал чемодан в камеру хранения. Хорошо натренированный наблюдатель запомнил чемодан и может узнать. Когда я придумал пользоваться вокзальными камерами хранения, это казалось мне очень хитроумным решением. Только теперь я начал понимать, как могут проваливаться самые хорошо продуманные планы.

Все мое поведение, все замыслы основывались на обычном заблуждении преступников: на глубокой уверенности в своей безопасности, на уверенности, что катастрофы не случится.

С моей стороны это было чистым безумием.

Быстро вошла золовка миссис Клайтон. Она принадлежала к типу вечно спешащих женщин, во всяком случае, делающих все проворно. Она широко открыла дверь и любезно улыбнулась.

— Мне очень жаль, — сказала она, — но моя невестка находится в таком состоянии большую часть дня. Вы смогли добиться от нее всего, чего хотели?

— Кажется, мистер Клайтон возвращается завтра?

— Да. Полиция попросила своих южноафриканских коллег сделать для этого все необходимое, — ответила миссис Уэбб. — Он должен приехать завтра вечером.

— В таком случае, мы закончим с ним, — заверил я.

Она повернулась к двери. Хотя мой взгляд был направлен на женщину, я ее едва видел. Я спрашивал себя, что произойдет, когда я выйду из дома. Возможно, что миссис Клайтон переговорила с детективом, находившимся в другой части дома, возможно, она сделала знак одному из полицейских в саду. Я остановился на крыльце.

— Еще раз спасибо, миссис Уэбб, — произнес я.

— Не за что, — ответила она, улыбаясь, и закрыла дверь.

«Садовник» с ножницами в руках возился вокруг лужайки, бордюр которой явно был подстрижен несколько дней назад. Полицейское наблюдение было совершенно открытым. Я направился к воротам и по дороге приветствовал «садовника» легким кивком. Эта открытая слежка, несомненно, была намеренной. Плейделл хотел дать мне понять, что я под подозрением; он хотел заставить меня потерять хладнокровие. Ежедневный телефонный звонок в течение семи месяцев. Я ничего не мог сделать, только бороться и цепляться за надежду. Бежать было невозможно. Кроме всего прочего, это стало бы признанием моей вины.

К тому же я должен был увидеть Лилиан.

Лилиан.

Я вышел на тротуар. Из рощицы выскочил человек.

— Возвращаетесь, сэр? — спросил он.

— Вас… вас прислал мистер Плейделл?

— Да, сэр. Я должен проводить вас в участок.

В этот момент я почувствовал желание развернуться и удрать, но только пристально посмотрел на человека и наконец кивнул. Он пошел к машине, стоявшей в нескольких ярдах. Я последовал за ним. Он открыл переднюю дверцу, и я сел, пригнув голову при воспоминании о том, как Плейделл сказал, что с меня хватит и одной царапины. Сев, я достал из кармана портсигар. Полицейский, полный жизни молодой человек с вьющимися волосами, одетый в светлый костюм, обошел автомобиль, сел за руль и включил двигатель.

— Все в порядке, сэр?

— Да, спасибо, — ответил я.

Через несколько минут я буду в полицейском участке Эшера, и вполне возможно, что Плейделл предъявит мне обвинение; даже наверняка, если миссис Клайтон узнала меня. Может быть, именно в эту секунду она звонила Плейделлу. Я смотрел в одну точку перед собой. Шофер вел машину гораздо осторожнее, чем можно было предположить по его энергичному виду. Мне показалось, что он не торопится в участок. Наконец мы выехали на узкую улицу, и я увидел слово «полиция» на многих машинах, стоявших во дворе, и на синей лампе над унылой черной дверью. Машины Плейделла я не заметил. Полицейский в форме отдал честь. Шофер проводил меня на второй этаж и постучал в дверь, на которой было написано: «Дежурный суперинтендант».

— Входите! — крикнул Плейделл, и шофер открыл дверь.

Я вошел в кабинет.

Плейделл и человек, которого я никогда раньше не видел, вероятно дежурный суперинтендант, сидели за маленькими письменными столами, оба спиной к окну. Они не встали, чтобы поздороваться со мной.

— Мистер Кент, — объявил шофер.

Я услышал, как сзади меня захлопнулась дверь. Если бы моя совесть была чиста, я счел бы поведение обоих полицейских грубым и даже наглым. Но когда Плейделл заговорил, тон его голоса был относительно приятным, и ничто не указывало, что мне должно быть страшно. Я вспомнил, что должен бороться.

— Ну, вам повезло? — спросил он.

— Нет, — ответил я резким тоном.

— Жаль. Она на вас рассердилась?

— Примерно так же, как я на вас, — ответил я.

— Да? — заинтригованно спросил он. — А что я сделал?

— Заставили меня задаром потерять полдня и прекрасно об этом знаете. Она не в состоянии даже заполнить формуляр для юридического отдела. Завтра возвращается ее муж… Он наверняка сможет вам рассказать то, что вы хотите узнать. У меня не было возможности выяснить что бы то ни было. Что вы затеяли, Плейделл?

Он отодвинул кресло назад.

— Мой дорогой друг! Я вас совершенно не понимаю, — мягко сказал он. — Нам нужно побольше узнать о Маллене, и я надеялся, что миссис Клайтон расскажет вам то, что не захотела сказать нам. В конце концов, вы все равно должны были с ней встретиться, не так ли?

— С этим можно было подождать, — ответил я.

Суперинтендант, которого мне даже не представили, только разглядывал меня. Плейделл в течение нескольких секунд делал то же самое. Я спрашивал себя, правильно ли сделал, что разозлился. Я хотел ему показать, что обижен. Если бы я промолчал, это выглядело бы как признание вины. С другой стороны, возможно, я зашел в своих претензиях слишком далеко. В любом случае, от их манеры смотреть становилось не по себе. Было нетрудно представить, что в любую секунду один из этих двоих встанет и предъявит мне обвинение.

— Мне очень жаль, что у вас создалось такое впечатление, мистер Кент, — сказал наконец Плейделл. — Я понял так, что ваша компания и вы хотите нам помочь. Как вы знаете, перед нами стоит срочная задача: найти безжалостного человека, убийцу. Ничто не должно нам мешать.

Его взгляд поднялся и остановился на царапине на моем лбу.

— Ну что же, суперинтендант, — проговорил я, — маловероятно, чтобы ваша задача приблизилась к решению, если вы будете сидеть в этом кабинете и допрашивать меня.

Он ответил не сразу, а бросил взгляд на своего коллегу.

— У вас есть для него машина, Артур?

— Да, если он готов немного подождать, — ответил Артур. — Большинство наших машин в разъездах из-за вооруженного ограбления на Биг-стрит.

Я знал, что это неправда. Несколько минут назад я видел во дворе много полицейских машин. Это просто входило в тактику, призванную лишить меня хладнокровия. Плейделл как будто ожидал моих протестов.

— Скоро будет поезд на Лондон? — спросил я. — Мне нужно возвращаться.

— В шестнадцать двадцать одну, — ответил коллега Плейделла. — Мы могли бы отвезти вас на вокзал.

— Вас это устраивает? — спросил Плейделл.

— Ничего не поделаешь, — ответил я.

Я просто не знал, как лучше себя вести: протестовать, холодно спросить у них, что происходит, или принять ситуацию, не особо показывая свое недовольство. Это был очень деликатный момент. Поведение Плейделла было настолько необычным, что я обязательно должен был это заметить.

Детектив из Скотленд-Ярда встал и направился ко мне. Несколько жутких мгновений я думал, что его рука опустится на мое плечо и он предъявит мне обвинение. Но он прошел мимо и открыл дверь.

— Мне очень жаль, мистер Кент, но мы не могли предвидеть это вооруженное ограбление, — заявил он. — К тому же на поезде вы доедете до Лондона быстрее. Спасибо за попытку нам помочь.

— Я продолжаю думать, что это было пустой тратой времени, — заметил я.

Плейделл остановился на пороге и пристально посмотрел на меня. Все мои страхи снова вернулись. Выражение его лица казалось угрожающим, а взгляд — таинственным.

— Правда? — только спросил он.

— Вы это прекрасно знаете…

Я замолчал, увидев быстро поднимавшихся по лестнице двух людей. Один из них был шофер, привезший меня сюда. Плейделл велел ему отвезти меня на вокзал, простился со мной кивком и вернулся в кабинет. Эта намеренная грубость могла иметь только одно объяснение, но у меня была причина чувствовать облегчение и даже надежду.

Миссис Клайтон не узнала во мне вора, иначе меня бы арестовали.


Шофер высадил меня на вокзале за пять минут до прибытия поезда. Я взял билет первого класса и прошел на платформу. Купив газету, я снова увидел фотографию Маллена. Был там и снимок стены за «Красным домом» с пояснением: «Стрелка указывает, где перелез убийца». Толстая стрелка показывала место точно.

К вокзалу подошел состав. Садясь в вагон, я заметил мужчину, пробежавшего мимо контролера и бросившегося к поезду. Это был молодой полицейский, который привез меня в участок, а потом на вокзал.

Я не мог не понять причину его присутствия здесь: за мной установили слежку.

13 Слежка

Когда я вышел из поезда на вокзале Ватерлоо, полицейский пошел за мной. Я бросил взгляд на камеру хранения, но там не происходило ничего необычного. Перед стойкой ждали всего два человека. Я направился к стоянке такси. Был уже шестой час, и толпа густела. Я увидел, что шофер-полицейский заговорил с одним из своих коллег, тоже в штатском, который двинулся в том же направлении, что и я. Он сел в следующее такси за тем, в которое сел я. Я откинулся на спинку заднего сиденья и закрыл глаза. У меня жутко болела голова, и мне показалось, что открылась рана в боку. Я безуспешно пытался представить себе, что вызвало подозрения Плейделла. Должно же что-то быть!.. Если бы я только знал, что это, то, возможно, сумел бы найти способ устранить причину подозрений. Я был не способен размышлять: в мозгу был туман, как в тот момент, когда Маллен застал меня с поличным. Я всегда гордился своим ясным и хорошо организованным умом, но вот теперь был в таком смятении, как никогда.

Чем я был ослеплен? Почему так верил в свою неуязвимость?

Задавать себе вопросы было бессмысленно. Ответ был настолько очевиден, что только усиливал мое презрение к себе. Я просто следовал линии поведения настоящего вора и был слеп, как все преступники.

Презрение к себе ничего не давало. Мне надо было бороться в тех обстоятельствах, что сложились реально.

Я направился прямо в контору, официально закрывавшуюся в половине шестого, но большая часть персонала уже ушла. Готча не было, а Харрисон сидел в своем кабинете. Он поднял голову, когда я, постучав, вошел. Место было знакомо, и обыденность обстановки помогла мне вернуть хладнокровие.

— Добрый вечер, Боб, — сказал Харрисон и отодвинул кресло, потянувшись. — Как все прошло?

— Зря потерял время, — ответил я. — Старик Плейделл, должно быть, не в себе.

Харрисон расхохотался. Это был человек средних лет, но молодо выглядевший. У него была пышная черная шевелюра, обычно плохо причесанная. Обветренное лицо выдавало, что он проводит одну половину жизни в море, на маленькой яхте, а другую — на площадке для игры в гольф. Где бы он ни был, пил всегда столько, сколько хотел. В его внешности не было ничего изысканного. Слушать набор его сальных анекдотов было настоящим мучением, зато его приличные истории представлялись просто занудными. Однако в нем было что-то симпатичное. Он необыкновенно умел ладить с самыми разными людьми.

— Я никогда не видел, чтобы Плейделл что-то сделал, не имея на то веских оснований, — заявил он.

— Значит, это был первый раз, — парировал я.

— Меня это удивляет, — сказал Харрисон. — Не стойте у двери. Проходите, выпейте стаканчик и послушайте последнюю историю.

— Джордж, я не могу…

— Да ладно, старина, заходите. Судя по вашему виду, вы нуждаетесь в подбадривающем. А история будет не об амазонке с тремя грудями, а о Маллене. История невероятная.

Он встал, подошел к шкафу, вынул из него два стакана и бутылку виски и с шумом поставил их на стол. Из-за его слов мое сердце снова бешено заколотилось.

— Вы помните Мак-Майкла? — спросил он. — Восьмидесятилетнего старика, у которого тридцатилетняя жена, очень хорошенькая и отлично сложенная?

— Та, что любит одеваться только в бриллианты и норковые накидки, — добавил я.

Харрисон говорил о том самом члене Клуба путешественников, которого я как раз собирался повидать, но события заставили меня забыть, что я хотел собрать дополнительные сведения о Маллене.

— А какое отношение он имеет к этому делу? — спросил я.

Я взял один из стаканов и присел на край стола, потому что боялся, что у меня откажут ноги.

— Плейделл спросил меня, знаю ли я кого-нибудь, кто был знаком с Малленом, — заявил Харрисон, — и я вспомнил старика Мак-Майкла. Его жизнь и бриллианты застрахованы минимум на двести тысяч фунтов. Помните, вы говорили мне, что он состоит в Клубе путешественников?

— Да.

— Так вот! Я позвонил старику и пригласил его на обед, — сказал Харрисон, осушил свой стакан и задумчиво посмотрел на бутылку — он всегда много пил после работы. — В общем, он согласился… Не думайте, что я залезаю на вашу территорию, Боб. Если из этой встречи выйдет дело, я прослежу, чтобы вы получили то, что вам причитается. Я заговорил с ним о переоценке драгоценностей его жены из-за общего подорожания стоимости жизни, и старик согласился. Главное, он многое знает о Маллене.

— Вы рассказали это Плейделлу? — спросил я.

— Да. Он звонил полчаса назад, — ответил Харрисон, наливая себе новую щедрую порцию виски. — Отличный скотч. Там была такая история! Маллена вышвырнули из Клуба путешественников пинком под зад, от которого он улетел в другой конец улицы.

— За что?

— Он разбил лицо официанту, — ответил Харрисон. — Судя по рассказу Мак-Майкла, в клубе было несколько цветных официантов, и один из них пролил немного супа на плечо Маллена. Тот пришел в ярость, и беднягу-официанта пришлось убрать из зала ресторана. В тот вечер этот официант замещал отсутствующего бармена. Маллен заказал виски с водой. Официант засуетился и пролил немного… естественно, на Маллена. Тот был без ума от ярости. Его уволокли силой. Дело замяли, но комитет дал Маллену понять, что в клубе для него больше нет места.

— Кажется, убийца сделал полезную работу, — произнес я охрипшим голосом.

— Вы почти слово в слово повторили то, что сказал Мак-Майкл, — заметил Харрисон и, добавив в виски немного минеральной воды, начал медленно смаковать питье. — Вообще-то Маллен уже не впервые отличился подобным образом… но не здесь, а в Африке. Кажется, он убил носильщика во время сафари… То дело тоже замяли — представили как несчастный случай. Но наш герой, награжденный крестом Виктории, был просто зверь. Мак-Майкл сказал, что он едва не убил свою жену.

— Господи! — воскликнул я.

— Из-за него она жила как собака. Он половину времени бегал за другими женщинами, особенно когда был за границей. Он завладел состоянием своей жены и моментально промотал его. Кажется, он запугивал ее, чтобы она не потребовала развода. Развелись они в Кении, совершенно законным образом. У Мак-Майкла в Кении есть земли и дюжина шахт. Он знает там практически всех и смог дать мне все нужные сведения. Еще один? — спросил он, допив свой стакан.

— Нет, спасибо.

Сидя на краю стола, обхватив руками колени, я чувствовал себя совсем другим человеком. Маллен заслужил смерть. Кто мог в этом усомниться? Кто, зная его подлинную натуру, мог сожалеть о его судьбе? Если я должен был совершить убийство, кто мог стать лучшей жертвой? Я чувствовал огромное облегчение, радость, грозящую стать очень опасной: если дать чувствам увлечь себя, то дальше я буду относиться к происходящему слишком легковесно.

— Мне показалось, — сказал я, стараясь говорить естественным голосом, — что Плейделл считает, будто за этим убийством скрываются вещи, о которых мы даже не подозреваем.

— О да, конечно.

— Правда? — спросил я и перестал болтать ногами.

Харрисон нахмурил брови и секунду рассматривал меня.

— Он вам ничего не говорил? — спросил он.

— Очень мало.

— О, от меня он ничего не скрывал. Он думает, что, когда правда об этом убийстве станет известна, нас ждут сюрпризы. В общем, из его слов я сделал вывод, что он имел в виду, будто Маллена убил ревнивый муж, а кража — только маскировка. Он даже дал мне понять, что почти нашел убийцу. Он почти убежден, что мы вернем бриллианты… вернее, их вернет миссис Клайтон… и у нас нет никаких причин для волнений.

— Тем лучше, — сказал я.

— Вы чувствуете себя лучше, Боб? — спросил Харрисон.

Я слез со стола и остановился, глядя на него. Как лучше ответить? Он явно был заинтригован, и у меня создалось впечатление, что скоро он начнет спрашивать себя, почему Плейделл рассказал ему больше, чем мне.

— Нет, — ответил я. — Поэтому я и взял два дня отдыха. В последнее время меня беспокоит сердце.

Я драматическим жестом поднес руку к сердцу и увидел, что лицо моего директора выразило живейшее беспокойство.

— О, ничего серьезного, — поспешил я добавить. — Я очень не хочу, чтобы узнала Лилиан, но думаю, мне придется пройти полный осмотр.

— Вы были бы дураком, если бы не сделали это, — ответил Харрисон. — Пенгелли — вот кто вам нужен. Знаете что? Мы попросим его осмотреть вас за счет компании, отчет сохраним в секрете, и никто не узнает, что вы прошли медосмотр.

— Отличная мысль, Джордж, спасибо. Я начну завтра с утра. Но не заблуждайтесь, я не собираюсь завтра умирать. Однако признаю, что иногда испытываю недомогание.

— Возможно, вам просто нужен хорошийотдых. Я скажу об этом Пенгелли и попрошу его подумать, что именно вам нужно. Что вы скажете об одном или двух месяцах на юге Франции?

— Это было бы превосходно, — ответил я.

Я мгновенно понял, что он предлагает на самом деле: повод покинуть на несколько недель страну, уйти из-под давления, которое Плейделл хитроумно оказывал на меня. Осмелюсь ли я ухватиться за этот случай?

Может быть, это было безумием, но его предложение дало мне новые надежды, тем более что я уже не испытывал особого чувства вины из-за того, что убил Маллена. Уходя из конторы в шесть двадцать, я был почти счастлив, почти убежден, что, если бы у Плейделла были доказательства, он бы уже выложил свои карты. Все это было блефом. Человек мог сломаться после ежедневного звонка на протяжении срока, казавшегося ему целой вечностью. У меня было достаточно времени, чтобы перевести дыхание и мужественно встретить дальнейшие события.

Снаружи я не увидел никого знакомого или хотя бы интересующегося мной. Кажется, впервые с момента, когда я ушел от миссис Клайтон, будущее не казалось мне черным. Я перешел улицу и направился к автобусной остановке у вокзала Черинг-Кросс. Остановившись, чтобы купить газету, я кинул взгляд в витрину. Следят за мной или нет? Уверенности не было, но я не увидел никого, кто мог быть полицейским. Я сел в автобус и взял билет до Селфриджа. Когда выходил из автобуса, то посмотрел налево и направо.

Мне показалось, я узнал таксиста, которого уже видел в Стрэнде, но полицейских я не заметил. Я направился пешком к гаражу, расположенному на Уигмор-стрит, остановился проштамповать билет и заплатить и в этот момент увидел у входа в гараж блондина — шофера Плейделла. Он читал газету и делал вид, что не замечает меня, но мое сердце безумно заколотилось. Я прошел мимо него, поднялся в лифте на шестой этаж и вошел в маленькую будку, где находились служащие, проверявшие поступление и выезд машин. Мне показалось, что они как-то странно посмотрели на меня, когда я протянул билет.

— Черный «ягуар», сэр, да? — спросил меня один из них.

— Да.

— Одну секундочку, сэр.

Мне оставалось только ждать. Насколько я мог заметить, возле лифта никого не было, две машины съезжали по серпантину, скрипя шинами. У меня снова возникло почти непреодолимое желание убежать, но оно быстро прошло. Это стало бы слишком ярким доказательством моей вины, но меня беспокоило то, что это искушение постоянно возвращалось ко мне. Я впервые столкнулся с серьезной проблемой и вот теперь не мог с собой справиться.

Служащий вернулся за рулем моей машины.

— Спасибо, — сказал я.

Я был уверен, что он смотрит на меня необычно внимательно. В ту же секунду я понял, что у Плейделла появились основания интересоваться моей машиной. Не слишком задумываясь, я машинально соврал ему. «Где ваша машина?» — спросил он совершенно естественным тоном. «Она на профилактике», — соврал я, чтобы дать ему удовлетворительный ответ.

Достаточно было задать любому из этих служащих один-единственный вопрос… и Плейделл тут же узнал, что машина была поставлена сюда не для профилактического осмотра.

Пока я съезжал по серпантину, за мной не следовала ни одна машина. Я остановился на одну или две секунды, прежде чем выехать на Уигмор-стрит. Машина, стоявшая возле тротуара, в этот момент тронулась с места. Водитель словно хотел, чтобы я его обязательно заметил. Я его не узнал. Черный «хамбер-хок» довольно старой модели, с сиреной над крышкой радиатора, следовал за мной до Оксфорд-стрит, а оттуда к Эжвер-роуд. Обычно между нами была одна или две машины. Несмотря на все усилия, мне не удавалось оторваться. Подъехав к дому, я понял, что водитель «хамбера» более ловок, чем я. Может быть, я бы мог оторваться от него на шоссе, но в оживленном движении города — никогда.

Я свернул на Хэдсайд… и увидел двух мужчин в маленькой «М Г» с открытым верхом, стоявшей напротив моего дома. Это был самый ужасный момент.

Я должен был войти в дом. Мне нужно было увидеть Лилиан. Возможно, и Роберт с Джулией были дома. Надо было вести себя нормально, как если бы я не был напряжен до предела. Я сбавил ход, чтобы въехать в свое владение, и в эту секунду осознал, что забыл обдумать, как объяснить свое странное поведение, которое могли заметить Лилиан и дети. Мне это не пришло в голову, и теперь оставалось всего несколько секунд перед тем, как я столкнусь с новым кризисом. Ворота гаража были широко открыты. Это позволяло предположить, что Роберт дома: обычно он открывал их для меня, особенно когда хотел подлизаться.

Я въехал в гараж, вернулся к воротам, выходившим на проспект, закрыл их и посмотрел на двух мужчин в красной «МГ». Они не обращали на меня особого внимания, но расположились так, чтобы иметь возможность следить за обоими концами улицы. Они были как раз напротив нашего дома. Он назывался «Стоунхорст», потому что такое же имя носил дом родителей Лилиан. Все дома улицы были построены до войны. Они были просторными, удобными и относительно роскошными. Каждый стоял посреди обнесенного стеной садика, и у многих были ворота, выходящие прямо в парк. В квартале было много зелени.

«Стоунхорст» был одной из самых маленьких вилл и самых недавних по времени постройки.

Я направился к задней части дома, как часто делал, когда летом возвращался вечером домой. Лилиан любила сидеть на лужайке и вязать или вышивать, поглядывая, как соседи играют в теннис. Роберт и Джулия часто ходили на этот корт. В тот вечер было недостаточно тепло, чтобы сидеть на улице, но я все-таки ожидал увидеть Лилиан на лужайке.

Ее там не было. Зато в парке, как раз напротив нашей калитки, стоял человек. В этом месте почва немного приподнята и растут несколько кустов ежевики, лавровых деревьев и много молодых березок. Несколько лет назад это было любимое место игр Роберта. Человек, стоявший возле деревьев, ничего не делал… Он ждал.

Я подошел к двери кухни. Когда я взялся за ручку, моя рука дрожала. К счастью, тот человек не мог этого видеть. Дверь не была заперта на ключ. Я закрыл за собой дверь и с минуту стоял совершенно неподвижно. Мне казалось, что я потеряю сознание, что голова и легкие испытывают жуткое давление. Я услышал быстрые шаги. Лилиан увидит меня в таком состоянии и сразу поймет, что произошло что-то ужасное. Заставив себя открыть глаза, я сделал шаг вперед, дошел до двери в коридор, откуда наверх вела лестница, и тут услышал голос Джулии:

— Папа! Это ты?

Я не ответил.

— Папа! — снова крикнула она.

Она спустилась по лестнице бегом и радостно закружилась на месте. Юбка ее взлетела, а волосы взметнулись, как свежескошенный хлеб, выброшенный комбайном. Лицо ее сияло.

— Папа, у меня был чудесный день. Мод возьмет меня на работу через две недели, а учиться я буду в свободное время. А теперь скажи мне, что у тебя замечательная дочь.

— Я всегда знал, что у меня замечательная дочь.

Она подошла ближе и как будто оступилась.

— Папа, ты плохо себя чувствуешь?

— Жутко болит голова, вот и все.

— Ты ужасно выглядишь, — сказала она так заботливо, что я вдруг почувствовал огромную любовь к ней. — Тебе лучше сесть, а я налью тебе выпить.

Дочь взяла меня за руку, как будто сам я не мог устоять на ногах. Только тогда я понял, какой больной вид у меня должен быть. Она открыла дверь в малую гостиную, где мы обычно смотрели телевизор. Кроме того, эта комната служила мне кабинетом, особенно в выходные дни. Джулия подошла к креслу и внимательно посмотрела на меня.

— У тебя глаза как стеклянные, — заявила она и, поколебавшись, добавила: — Не знаю, поможет тебе выпивка или только усилит головную боль.

— Я хочу чаю, — сказал я. — Очень крепкого.

— Сейчас принесу. И несколько таблеток. — Джулия быстро повернулась.

— Джу…

— Что?

Она смотрела через плечо. Ее блестящие глаза выражали тревогу. Она была такой юной, что не могла догадываться о трагедии, в которую я попал.

— Где мама?

— Пошла к миссис Бомонт. Бедняжка заболела, — ответила Джулия. — Я сейчас вернусь.

Джулия ушла прежде, чем я успел спросить о Роберте. Его наверняка не было дома, иначе бы он вышел меня встретить. Я был рад, что Лилиан ушла: у меня появилось время немного прийти в себя. Причиной моего состояния был шок, испытанный, когда я увидел людей в машине и в парке. Я сел в кресле, выпрямившись. Кровь циркулировала по венам свободнее, и ощущение давления уменьшилось. Когда Джулия вернулась с подносом и сняла с него маленький серебряный чайник и пузырек с таблетками, я чувствовал себя гораздо лучше. Кажется, она это тоже заметила.

— Я дам чаю завариться в течение минуты, — сказала она.

Джулия подошла к столу, села на его край и посмотрела на меня с серьезным видом, болтая изящными красивыми ногами, поразительно напоминавшими ноги Лилиан.

— Папа, со мной сегодня произошел странный случай, — весело проговорила дочь.

— Просто странный или забавный?

— Полагаю, и то и другое, — ответила она. — За мной весь день следил мужчина. Неизвестный. Никогда раньше я его не видела. Должно быть, у меня появился тайный поклонник.

14 Тайный поклонник

— Да, у тебя должен быть поклонник, — согласился я. — И я не могу сказать, что у него плохой вкус.

Я снова поднес руку ко лбу. Джулия поспешила налить мне чаю, положила много сахара, потом выкатила на ладонь три таблетки и поднесла их к моим губам. Руки у нее изящные, как у Лилиан. Я взял таблетки, без труда проглотил их, отпил немного чая и посмотрел Джулии в глаза.

— И куда делся этот тип, Джу-Джу?

— Он ушел, — ответила она непринужденным тоном. — Походил минут пять вокруг дома, потом ушел. Я видела, как он махнул рукой двум типам в спортивной машине, стоящей на той стороне улицы… Ты их заметил?

— Кажется, смутно припоминаю.

— Не знаю, как ты мог не заметить это красное чудище! — воскликнула она, но я понял, что ее мысли заняты другим. — Ты не будешь возражать, если я уйду?

— А почему я должен возражать?

— Ну… мама может вернуться через час или два и если ты хочешь горячий ужин…

— Иди, если хочешь, я не голоден. В крайнем случае сделаю себе пару сандвичей.

— О, я могу приготовить их для тебя. У нас еще остался вчерашний ростбиф. Ты пропустил нечто!

Она убежала на кухню. Я сел так, чтобы голова удобно лежала на верхушке спинки кресла. Давление Плейделла становилось почти невыносимым. Раз следили за Джулией, го, очевидно, и за Бобом, а может быть, и за Лилиан. При двух парнях перед домом и одном сзади я был буквально пленником.

Я продолжал задавать себе один и тот же вопрос, пусть даже ответ на него не мог ничего изменить в теперешнем положении: что вывело Плейделла на мой след? О чем я не подумал? Какую ошибку допустил? Если бы я нашел ее, то, может быть, сумел бы выкарабкаться, хотя бы шансы на это были невелики.

Мне казалось, я только что закрыл глаза, когда быстрым, легким шагом, характерным для молодости, вошла Джулия.

— Съешь это прямо сейчас. Уверена, ты почувствуешь себя лучше, — сказала она. — Мама всегда говорит, что ты плохо питаешься, когда уезжаешь. Может, из-за этого у тебя и разболелась голова.

— Может быть, — согласился я, глядя на тонкие ломтики свежего хлеба, между которыми лежала щедрая порция ростбифа. — Выглядит аппетитно, Джу-Джу. Роберт вернулся?

— Нет. Спорю, он опять в своем клубе.

Она взглянула на поднос, как будто хотела убедиться, есть ли на нем все, что может мне понадобиться, быстро повернулась и помахала мне с порога рукой. Я дождался, пока она закроет дверь дома, и откусил один из сандвичей. Я проголодался больше, чем думал.

Было восемь часов, скоро должно было стемнеть. В темноте свобода действий для меня увеличивалась, но зачем мне она? Теперь вопрос о бегстве даже не стоял: я бы не смог выбраться даже из Хемпстеда. Противостоять Плейделлу я мог только в двух местах: здесь и в конторе. Я все пытался вспомнить, что могло привлечь ко мне внимание полиции. Узнала меня все-таки миссис Клайтон или нет? Если да, Плейделл бы уже начал действовать.

Я хотел привести мысли в порядок, но не мог, потому что беспокоился о Бобе. Меня удивляло, что его не оказалось дома к моему возвращению, особенно сегодня вечером. Сдержал Чим свое обещание или началось расследование?.. Могли ли Роберту предъявить обвинение в краже? От этой возможности меня прошиб холодный пот. Я пытался себе представить, что бы произошло, если бы вместо дружелюбного Чима он имел дело с обвинителями-контролерами. Если полиция найдет эти однофунтовые купюры… Господи! Я забыл одну деталь, которая могла иметь катастрофические последствия.

Я забыл совсем простую вещь: на купюрах могли быть отпечатки пальцев Маллена или миссис Клайтон. Правда, сам я не трогал их голыми руками. Скорее всего, решил я, отпечатки не имеют особого значения, а единственная опасность может исходить от номеров.

Не так уж все плохо.

Если бы Роберта арестовали, я обязательно узнал бы об этом. Но так было бы в обычное время, а сейчас Плейделл старался заставить меня потерять самоконтроль, и он, несомненно, знал, что наиболее эффективный способ воздействия заключался в том, чтобы подвергнуть угрозе моих близких, а не меня самого.

Я покончил с сандвичами и чаем и поднялся на второй этаж. Почти совсем стемнело. Сосед сжигал обрезанные ветки, в его саду был виден отблеск костра, поднималось легкое облачко дыма, чувствовался запах сока и горелого дерева. За окном, в парке, четко виднелась фигура мужчины. Он курил сигарету, как будто хотел быть уверенным, что его заметят. Я прошел в спальню, выходившую на улицу. Двое других просто сидели в «МГ» и даже не притворялись читающими газету. Соседи наверняка заметили их и спрашивали себя, что они делают. Пока я смотрел на них, один вышел из машины, потянулся, подняв руки над головой, и спокойно направился в сторону парка. Затем он на секунду остановился, развернулся и двинулся назад, прикурив сигарету. Он не мог показать яснее, что намерен оставаться поблизости долго.

На улицу свернул велосипедист. Это мог быть Роберт, но из-за темноты я не мог его узнать. Фара была мощной, как у его велосипеда. Я объяснил Роберту, что просто необходимо иметь хорошее освещение как спереди, так и сзади. Человек у парка обернулся, как будто следил за велосипедистом. Луч фары качнулся, показывая, что колесо наехало на кочку, потом направился к воротам, ведущим в гараж. Я понял, что это Роберт.

Едва он исчез из поля моего зрения, как на углу улицы остановился мотороллер. Детектив из «МГ» подошел к нему и заговорил с приехавшим человеком, будто обмениваясь новостями.

Я вышел на площадку. На первом этаже хлопнула дверь.

— Ma, ты дома? — крикнул Роберт.

Я не ответил.

Он прошел из кухни по коридору, насвистывая, и снова позвал:

— Мама!

Я увидел макушку его темноволосой головы, потом лицо с красными от физической нагрузки щеками. Он нагнулся, снимая с брюк булавки.

— Она ушла, старик, — сказал я.

Он резко распрямился, держа булавку в руке.

— Папа!

— Добрый вечер, Боб.

— А Джулия…

— Тоже ушла.

— Тем лучше! — воскликнул Роберт.

Выражение его лица показывало, что он испытывает одновременно радость и облегчение. Я никогда не видел, чтобы у него так горели глаза.

— Все прошло прекрасно, — сказал он. — Я никогда не смогу отблагодарить тебя… никогда.

— Сможешь, — ответил я. — Не начинай снова.

— Никогда в жизни, — заявил он, глядя, как я спускаюсь по лестнице. — Никогда не забуду прошлую ночь. От одной мысли, что меня могут обвинить в воровстве… Это было невыносимо! Каждый раз, когда я видел полицейского, мне казалось, что он смотрит на меня с подозрением. Ты не должен волноваться за будущее, папа, — добавил он со смущенным смешком.

— Тем лучше. Почему ты так задержался?

— Заехал в клуб, чтобы убедиться, что нет никаких осложнений. Бармена не было, так что я помогал Чиму подавать выпивку. В среду всегда много народу. Где мама?

— У миссис Бомонт.

— А! Слушай, па!

— Да.

— Ничего, если я снова уйду? Я хотел обязательно вернуться, чтобы увидеть тебя, но в «Одеоне» идет потрясающий фильм. Вестерн с Аланом Лэддом. Я еще успею, но если ты хочешь…

— У тебя есть деньги?

— На билет хватит.

— Тогда иди. Я предупрежу маму.

Через пять минут он снова уехал на своем велосипеде, но человек на мотороллере не последовал за ним. Нетрудно догадаться почему. Пока я не вернулся домой, существовала возможность, что я встречусь в городе с одним из членов семьи, а здесь полиция могла следить за мной, так что передвижения остальных были менее важны. Роберт не заметил за собой слежку. Велосипедисту ее обнаружить сложнее, чем пешеходу. Девушка скорее, чем парень, заметит следующего за ней мужчину.

Наконец Роберт избавился от своих страхов.

Я буду один, когда вернется Лилиан.

— Я должен найти, какую ошибку совершил, — сказал я вслух, — и попытаться перейти в контратаку.

После того как я поел и принял таблетки, я чувствовал себя лучше. Одиночество тоже пошло мне на пользу. Я прошел в гостиную, включил свет и задернул шторы, но не совсем, чтобы те двое из «МГ» могли меня видеть. Потом я сел за пианино. Я только бренчу на нем, а вот Лилиан была бы отличной пианисткой, но она никогда не занималась этим всерьез. Мои пальцы осторожно коснулись клавиш, и это сразу принесло мне облегчение. Я начал играть мелодию «В персидском саду», потом медленнее более современную — «Любовь сложна и прекрасна». Поскольку окно было открыто, дежурившие могли меня слышать. Им не придется писать в своих рапортах, что дом был погружен в тревожную тишину. Играя, я ломал себе голову над ответом на важнейший вопрос: как полиция заподозрила меня… и есть ли у нее хоть какое-то доказательство. Музыка успокаивала, одни и те же ритмичные движения пальцев помогали прийти в себя. В моих мыслях появилось нечто похожее на надежду. Если бы в руках Плейделла были конкретные факты, он бы действовал соответственно. Что точно он говорил за тем совместным обедом несколько лет назад? Слов я не помнил, но смысл был такой: «Действуйте человеку на нервы, и рано или поздно он сломается». Если бы у него были бесспорные доказательства, ему бы не пришлось действовать мне на нервы. Хотя я немного успокоился от бесконечных повторений этого утверждения, но так и не нашел, что же привлекло ко мне внимание полиции. Очевидно, это была случайная встреча на вокзале Ватерлоо. Опасность со стороны однофунтовых купюр миновала, но, отдавая их Бобу, я не понимал, что совершаю ошибку, не стерев с них отпечатки пальцев. Возможно, я забыл что-то такое же простое. Моя уверенность в себе как в человеке, готовом привести в исполнение блестящий план и никогда не ошибающемся, полностью рухнула. Я даже готов был счесть себя способным на любую ошибку.

Раздался звонок телефона.

Я замер посреди аккорда и повернулся на табурете. Один аппарат стоял в прихожей, другой — в гостиной-кабинете. Звонки продолжались. Я медленно встал. Смешно… У меня не было никаких причин бояться телефонного звонка. История Плейделла слишком занимала мои мысли. Возможно, звонили Джулии: ей всегда звонили чаще, чем всем остальным. Или это мог быть деловой звонок. Я вышел в прихожую и снял трубку.

— Роберт Кент.

— С вами говорят из Скотленд-Ярда, — произнес женский голос. — Одну секунду, пожалуйста.

Я остался стоять возле стола, сжимая в руке трубку и стиснув зубы. У меня было чувство, будто обруч сдавливает мне голову и грудь. Я слышал неясные звуки: голоса, треск пишущих машинок, звонки. Некоторое время, показавшееся мне очень долгим, на линии никого не было. Через стекло двери я видел красный огонек. Почти наверняка это был один из задних огней «МГ», деформированный толстым стеклом. Я представил себе человека, дежурившего в парке, и мне захотелось закричать в телефон, но, к счастью, у меня хватило времени опомниться, прежде чем зазвучал мужской голос:

— Мистер Кент?

Это был не Плейделл.

— Да, — ответил я.

— С вами хотел бы поговорить суперинтендант Плейделл.

— Соедините меня с ним, — сказал я.

Я услышал шум снаружи. Красный огонек скрылся. Значит, кто-то подходил к двери. Чьи шаги я слышал: мужские или женские? Я смотрел на квадратик стекла, и мои ногти вонзались в трубку. Плейделл заставлял себя слишком долго ждать и… Какая у него была причина звонить мне? Мне было страшно и казалось, что я задыхаюсь. Потом я понял, что подходит женщина. Она вставила в замок ключ. Это была Лилиан… Сейчас она войдет, включит лампу, висящую как раз над моей головой, и увидит выражение моего лица. Оно многое ей расскажет о моем состоянии. Дверь начала поворачиваться на петлях.

— Кент? — спросил Плейделл.

— Да.

— Я могу с вами встретиться?

— А, черт…

Я замолчал. Лилиан вошла в прихожую, заметила, что я разговариваю по телефону, и тихо прикрыла дверь.

— Прямо сегодня вечером? — спросил я.

— Да, если можно.

— Где?

— Я приеду к вам, — сказал Плейделл. — Мы нашли бриллианты и хотели бы показать их вам. Может быть, вы сумеете их опознать…

— Послушайте, — возразил я резким тоном, — мы застраховали эти драгоценности несколько лет назад, и с тех пор я их больше не видел.

Во мне поднималась новая волна облегчения. Если они нашли бриллианты, похожие на те, что исчезли, значит, я зря беспокоился. Лилиан прошла мимо и, подняв руку, коснулась кончиками пальцев моей щеки. Она пересекла прихожую и стала подниматься по лестнице. Каждое ее движение было грациозным. Слава богу, она не заметила ничего необычного. Мне удалось разговаривать нормально.

— А ювелир, продавший их…

— Закрыл свое дело, — перебил меня Плейделл. — Нам не удается найти никого, кто знал бы украденные драгоценности, кроме миссис Клайтон, а она не обладает необходимыми техническими познаниями. Они вынуты из оправ.

Я сказал себе: «Может быть, мне даже удастся убедить его, что это бриллианты миссис Клай…»

Новая мысль обрушилась на меня, как удар грома: вдруг Плейделл побывал в моей квартире на Силлер-стрит и нашел бриллианты под полом? Если это произошло, защищаться дальше бессмысленно.

— Вы слушаете? — резко спросил он.

С самого начала разговора его голос был более резким и агрессивным, чем обычно. Я еще никогда не слышал, чтобы он разговаривал подобным образом. Это, несомненно, входило в его план сломить меня. Я не был обязан встречаться с ним. Я находился на грани отчаяния и был буквально болен от страха. Но отказ ничего бы не дал. Если мне должны предъявить обвинение, пусть это произойдет здесь. Сегодня вечером.

Что его вывело на мой след?

Лилиан уже спускалась по лестнице.

— Ладно, — сказал я, — приезжайте. Когда вас ждать?

— Через полчаса, — ответил Плейделл и положил трубку прежде, чем я успел что-либо добавить.

Лилиан остановилась и испытующе взглянула на меня, словно поняв вдруг: что-то не так.

15 Бриллианты

Не говоря ни слова, Лилиан смотрела, как я кладу трубку. Она чего-то ждала. Я вдруг понял — просто поцелуя, обнял ее и прижал к себе. В это объятие я вложил все свои страхи, всю любовь к ней, все мое напряжение. Она откинула голову назад и посмотрела на меня сквозь изогнутые ресницы. Ее прекрасные глаза, очаровавшие меня много лет назад, были блестящими и вместе с тем прозрачными. Одна из странных особенностей Лилиан в том, что она может иметь необыкновенно сладострастный вид и вести себя очень соблазнительно, но в то же время оставаться настоящей пуританкой в вопросах секса.

— Ну? — спросила она.

— Добрый вечер, дорогая, — быстро сказал я. — Джулия думала, ты вернешься позже. Как здоровье миссис Бомонт?

— Ее состояние не ухудшилось, вот и все, — ответила Лилиан, смотревшая на меня с заинтригованным видом, который я не понял. — Ты себя хорошо чувствуешь, Боб?

Я на секунду заколебался.

— Ты себя хорошо чувствуешь? — встревоженно повторила она.

— Не на сто процентов, — ответил я как можно более веселым тоном. — Наша любящая дочь напичкала меня таблетками перед тем, как пойти на вечерние занятия, и я чувствую себя лучше, чем когда пришел. У меня жутко болела голова.

— Мне очень жаль, — сказала Лилиан и повернула голову так, чтобы видеть телефон. — К тебе кто-то придет?

— Да, — сказал я, борясь с чувством удушья. — Один тип из полиции… из Скотленд-Ярда. Он хочет, чтобы я помог ему опознать бриллианты, украденные позапрошлой ночью.

— Почему он выбрал для этого тебя?

— Я бы тоже хотел это понять. Кажется, он не может найти ювелира, продавшего их. Поскольку именно я осматривал их для заключения страховки, то работу поручат мне. Это ненадолго.

— Надеюсь, что так. Когда он приедет?

— Минут через тридцать.

— Хочешь пока чего-нибудь?

— Нет, спасибо, — ответил я.

Мы вместе прошли в малую гостиную, находившуюся в задней части дома. Я заметил огонек сигареты между двумя прутьями решетки. Тот человек продолжал дежурство в парке. Я хотел задернуть шторы, но Лилиан оказалась проворнее и бросилась к окну. Вдруг она замерла с поднятыми руками, держась за края штор. Она не знает, насколько прекрасна, когда так соблазнительно вытягивает руки. Глядя на нее, я с ужасом думал, что будет значить для меня разлука с ней. Я стиснул зубы.

— На улице человек, — сказала она. — Посмотри, Боб.

— Не может быть, — ответил я, не трогаясь с места. — У тебя слишком богатое воображение.

— Да нет же. Подойди.

Я приблизился к окну, зная, что человек в парке может увидеть нас вдвоем. Его фигура была едва различима, но огонек сигареты виднелся ясно. Должно быть, он курил без перерыва, желая, чтобы я знал, что он здесь.

— Боб, — начала Лилиан, — происходит что-то странное.

— Послушай, дорогая…

— Когда я шла из дома, за мной следили, — перебила она. — Это был мужчина.

— Послушай…

— Боб, дорогой. — Ее тон означал, что она не позволит мне отделаться от нее. — Раз я говорю, что за мной следили, значит, это правда. Я пошла короткой дорогой через парк. Мне не понравился вид этого человека. Он следовал за мной ярдах в пятидесяти, а потом с полчаса болтался вокруг дома миссис Бомонт.

— Я не могу осуждать человека, следующего за тобой, — сказал я резким тоном, — но хотел бы разбить ему физиономию. Он шел за тобой, когда ты возвращалась?

Несомненно, я сумел придать своему голосу необходимую резкость, потому что Лилиан огорчилась. Я заметил это по выражению ее глаз, а в уголках губ залегла складка, делавшая ее менее привлекательной. У Лилиан редко бывали «приступы недовольства», и случались они почти всегда в тех случаях, когда у нее возникали подозрения насчет другой женщины. Я понял, что должен очень внимательно следить за тем, что говорю.

— Нет, не шел, — ответила она.

Я так обрадовался, что улыбнулся. Лилиан, очевидно, сочла, что я насмехаюсь и хочу дать ей понять, что она навыдумывала того, чего не было. Я осознал, что вызвал ту реакцию, которую не следовало. В тот момент я больше, чем когда бы то ни было, нуждался в понимании со стороны Лилиан.

— Дорогая, я не имел в виду…

— Я шла по парку не с закрытыми глазами, и я не романтичная девочка, воображающая, что за ней идут, когда ничего такого нет. Это был молодой человек. Он шел не очень быстро, и у меня создалось впечатление, что он не собирался на меня нападать. Но все равно он следил за мной.

— Лил, я не хотел тебя обидеть. У меня действительно болит голова, и если я сказал что-то не так, то именно поэтому.

Она не совсем успокоилась, но смягчилась. Мысль, что между нами может существовать напряжение, была для меня невыносима, и я должен был его устранить. Скоро приедет Плейделл и… А если он побывал на Силлер-стрит? Эта мысль привела меня в такое состояние, что некоторое время я не мог говорить. Машина остановилась перед домом прежде, чем Лилиан успела что-нибудь сказать, прежде, чем рассеялось это смехотворное напряжение. Почти тотчас хлопнула дверца, словно приехавший очень торопился. Лилиан бросила взгляд в сторону прихожей.

— Это твой полицейский? — спросила она.

— Возможно.

— Где ты хочешь его принять?

— Думаю, здесь. Свет хороший.

— Ладно, — сказала Лилиан и заторопилась на кухню. — Я не хочу, чтобы он увидел меня в таком виде…

Возможно, она хотела поправить прическу или макияж, и я дал ей несколько секунд, прежде чем направиться к двери. Звонок ударил меня по нервам. Невозможно было точно знать, Плейделл это или нет. Я попытался вспомнить, как работают полицейские. Если он решил предъявить мне обвинение, то явится с коллегой, а я был почти уверен, что слышал шаги только одного человека. Я направился к двери. Слова, мелькнувшие в моем мозгу, казались написанными на стекле огненными буквами. Если он решил предъявить мне обвинение…

Я открыл дверь. Плейделл стоял почти вплотную к ней. За ним стоял человек, которого я не знал. Остановившаяся перед домом машина закрывала от меня «МГ».


— Вы теряете время, — сказал я. — Заходите.

— Мы не теряем время. Мы ищем убийцу, — ответил Плейделл и вошел в прихожую впереди своего спутника. — Представляю вам инспектора Лоусона.

— Рад познакомиться, инспектор, — кивнул я, закрывая дверь. — Сюда, пожалуйста.

Плейделл казался мне ужасно огромным в коридорах «Уэдлейка», но здесь, под низким потолком, он выглядел просто гигантом.

— Раздевайтесь, — предложил я, пока он проходил со шляпой в руке.

Я взял пальто у него и Лоусона и повесил в стенной шкаф в прихожей, а затем провел обоих в малую гостиную — небольшую уютную комнату, в которой телевизор, задвинутый в угол, занимал очень мало места.

— Располагайтесь, — пригласил я, указывая на кресла.

— Я предпочитаю стул, — сказал Плейделл энергичным тоном.

Он сел, а Лоусон остался стоять у двери, чтобы я не смог убежать, если у меня вдруг появится такое желание. Мысль о бегстве казалась идеей, которую Плейделл сумел имплантировать в мой мозг. Глядя на него, я понимал, до какой степени возненавидел его за несколько часов и насколько хочу остаться с ним один на один, как с Малленом…

Он поднял глаза, и наши взгляды встретились. Он сунул руку во внутренний карман пиджака. Его движения были медленными и тщательно рассчитанными. Лоусон, высокий блондин с узким лицом и сжатыми ноздрями, казалось, смотрел на меня с тем же обвинительным видом. Были ли принесенные ими бриллианты теми, что я спрятал на Силлер-стрит? Этот вопрос ужасно давил мне на нервы. Я обязательно должен был взять себя в руки, но мне было так страшно, что я сомневался, удастся ли мне казаться невозмутимым, сохранять ничего не выражающее лицо. Плейделл вынул из кармана кожаный мешочек, похожий на те, в каких ювелиры перевозят камни без оправы. У меня таких не было, но он вполне мог положить в него найденные в моей квартире бриллианты. Он развязал шнурок и сунул в мешок руку, чтобы расширить горлышко. Я заметил немного ваты. Я всегда клал драгоценности в вату, но это ничего не доказывало.

Плейделл вытащил пальцы из мешка.

— Вы эксперт, — произнес он, протягивая мне мешочек.

Я не был экспертом, и он это прекрасно знал. Его слова могли быть только намеком на кражу. Не было ни тени сомнения, что он продолжает давить на меня в надежде заставить потерять хладнокровие и совершить ошибку. Но я думал, снимая вату, что он вел бы себя совсем иначе, если бы это были камни, найденные в моей квартире. К тому же вата была низкого качества, а я всегда пользовался хирургической, потому что она компактнее и не прилипает к одежде. Когда я снимал с камней вату, мои руки совершенно не дрожали.

Первый камень был великолепным, заново отшлифованным и на первый взгляд безупречным. Второй был таким же. Оба, вероятно, были вынуты из серег или колец. Они были почти такого же размера, что и камни миссис Клайтон, может быть, немного побольше, но я бы не заметил разницы, если бы не держал в руках те, что украл. Ключ к разгадке заключался во внешнем виде камней: если все они были заново обработаны, значит, их взяли не из моего тайника. По мере того как я доставал их один за другим, ко мне возвращалась уверенность. Когда я закончил, передо мной лежала серия прекрасных бриллиантов, безукоризненно ограненных и отполированных, но эти камни не принадлежали миссис Клайтон.

— Ну что? — спросил Плейделл.

— Пожалуй, это тот же род белых бриллиантов, — ответил я. — Я пытаюсь вспомнить, какими были камни миссис Клайтон… Я их видел четыре года назад.

Плейделл промолчал.

— Их вес совпадает? — спросил я.

— У вас есть ювелирные весы?

— Нет, — ответил я и открыл ящик стола, чтобы достать оттуда лупу часовщика. Я вспомнил, что на камне одной из серег был небольшой дефект: пятнышко, портившее отражение и блеск, впрочем, нисколько не снижавшее ценность украшения. Бриллианты, как и все драгоценные камни, имеют свои отличительные знаки.

Я взял один из камней пинцетом и начал осмотр. Я был уверен, что не найду дефект. Его действительно не оказалось. Плейделл и Лоусон внимательно смотрели на меня, и я слышал шумное дыхание суперинтенданта. Наконец я отложил бриллиант и заявил:

— Ручаться я не могу, но не думаю, что это камни миссис Клайтон.

— А нет способа определить точно?

— Я почти уверен, что ни на одном из этих нет дефекта, имевшегося на камне миссис Клайтон, но поклясться под присягой в суде я не могу, — сказал я, пристально глядя на Плейделла. — Вы нашли вора?

— Почти, — бросил Плейделл резким тоном.

— Тем лучше, — отозвался я.

Воцарилось молчание. В это время я должен был решить, протестовать или нет по поводу людей, дежуривших вокруг дома и следивших за Лилиан, Джулией и Робертом. Если я это сделаю, то, возможно, заставлю Плейделла выложить свои карты, сказать, почему он меня подозревает и почему начал против меня кампанию. С другой стороны, может быть, разумнее ничего не говорить и сделать вид, что я не заметил слежку. В конце концов, бывало же, что молодые люди в спортивных машинах ждали на улице или в парке, готовые пойти следом за девушкой. Лилиан и Джулия не обязательно должны были мне сообщить, что за ними следили.

Плейделл продолжал смотреть на меня, и в его глазах, казалось, появилось разочарование. У меня было ощущение, что он не получил того, что хотел. Я принял решение.

— Вы ожидаете сегодня вечером неприятностей? — спросил я совершенно естественным тоном.

Мой вопрос удивил его.

— Неприятностей какого рода? И где?

— В парке.

— Почему вы так решили?

— Там, в парке, в нескольких футах от моего забора, стоит тип, напоминающий одного из ваших людей, — сказал я. — И еще два типа в «МГ»… во всяком случае, были несколько минут назад. Мне показалось, я узнал одного из них. Я видел его в Ярде. Помню, когда вы искали в прошлом году уимблдонского душителя, парк кишел полицейскими и на улице дежурили два детектива. Я спросил себя, что же происходит сегодня вечером?

— Ясно, — хмуро произнес Плейделл. — Э-э… я. во всяком случае, ничего не организовывал. Вы не в курсе наблюдения в парке? — спросил он, повернувшись к Лоусону.

— Нет, сэр, — ответил инспектор.

— Не говорите мне, что я не могу узнать полицейского! — Я даже сумел засмеяться. — Что скажете о стаканчике? — предложил я, вставая. — Я могу все приготовить, пока вы будете убирать эти камни. Сожалею, что не смог быть вам более полезен.

Плейделл посмотрел на бриллианты, потом поднял глаза на меня. Мне показалось, на его губах мелькнула легкая улыбка.

— Нет, спасибо, мы не можем задерживаться, — ответил он. — Спасибо за помощь.

Он сделал знак Лоусону, и тот стал складывать драгоценности в мешочек. Через пять минут оба ушли.

Я чувствовал слабость и думал, что сейчас у меня откажут ноги. Пришлось прислониться к стене. Хлопок дверцы машины прозвучал так, будто она была очень далеко, потом заработал мотор. Плейделл снова пытался блефовать: он ясно показал, что подозревает меня, но ничего не мог доказать. В этом был ключ к разгадке: отсутствие улик. Насколько я мог судить, единственное возможное доказательство находилось на Силлер-стрит, и я не должен был привести туда полицию. Если бы они были в курсе существования моей второй квартиры, то уже сказали бы об этом. Они будут внимательно следить за мной много недель; возможно, установят наблюдение и за членами моей семьи Я почти поверил, что Плейделл закрыл дверь не только своим надеждам, но и моим страхам.

В этот момент на пороге кухни появилась Лилиан.

— Что происходит, Боб? Почему ты так испуган?

16 Правда

Соври я, Лилиан бы это поняла. Она могла сделать выводы, очень далекие от истины, но поняла бы, что я вру. За двадцать лет совместной жизни мужчина и женщина узнают душевные состояния друг друга. Эмоциональное напряжение одного передается другому. Я знал, что сейчас произошло именно это. К тому же я не слышал, как открылась дверь. Я был глух ко всем звукам, слеп к свету с кухни. Я уставился на Лилиан, ничего не говоря. Она медленно, почти бесшумно подошла ко мне. Еще никогда она не казалась мне такой привлекательной.

— В чем дело, Боб? — спросила она. — Это как-то связано с твоими отлучками?

— Лилиан, — сказал я, — не проси у меня объяснений.

— Я должна знать, что происходит, — твердо проговорила она.

Именно такой ее знали дети: заботливой, но требовательной.

— Мне нужно все знать, Боб, — добавила она. — Кто тот человек у забора? Что делают те двое на улице?

Я не ответил.

— И почему за мной следили? Скажи мне, Боб.

— Лилиан, — ответил я, — тебе лучше этого не знать.

— Не будь смешным, — отозвалась Лилиан тоном, которым иногда разговаривала с Джулией, когда в чем-то убеждала ее. — Мне нужно это знать. Как я смогу тебе помочь, если не буду знать, в чем дело?

Я молчал.

— Ты боялся, потому что должны были прийти эти полицейские, и после их ухода…

Она протянула ко мне руки. Я схватил их, притянул ее к себе и сжал так сильно, что ей, наверное, стало больно. Она ничего не сделала, чтобы высвободиться. Мои губы коснулись ее волос. Она откинула голову назад, и наши взгляды встретились. На ее губах была та самая улыбка, что всегда так много значила для меня, улыбка, способная разогнать все напряжение, что возникло между нами.

— Боб, — быстро спросила она, — что ты сделал?

Для нее моя виновность была точно установленным фактом.


Кажется, я собирался ей рассказать только о краже. Как я мог признаться, что совершил убийство? Кража была достаточно страшным известием. Наказанием за нее могли стать три, даже семь лет тюрьмы. Но убийство… Это было пожизненное заключение или, при некотором снисхождении, минимум пятнадцать лет. Тело Лилиан было так близко к моему, что мысль оказаться разлученным с нею была невыносимо мучительной. Мои пальцы глубоко вдавились в ее руки. Должно быть, это причинило ей сильную боль, но она по-прежнему держала голову откинутой назад и смотрела на меня.

— Боб, — сказала она, — ты прекрасно знаешь, что должен мне все рассказать. Это слишком важно, чтобы скрывать от меня. Что ты сделал?

— Нам лучше не…

Лилиан прижалась ко мне так, что мы стояли тело к телу, грудь к груди, сердце к сердцу, и она не могла не чувствовать, как сильно стучит мое. Лилиан слегка приоткрыла губы, обнажив замечательно белые зубы. Она медленно поднялась на цыпочки. Этот момент воскрешал чудесные мгновения, которые порой становились почти священными и такими запечатлевались в памяти после экстаза, всегда следовавшего за ними. Потом, лежа рядом в тепле, усталые, но счастливые, мы называли его «сценой обольщения». Я почувствовал тепло ее губ, твердость зубов и нежность тела.

— Скажи мне, что случилось, дорогой, — прошептала она через некоторое время.

— Лилиан… — хрипло произнес я.

— Скажи мне, — шепотом повторила она. — Я должна это знать, дорогой. Обязательно должна знать.

Она немного отодвинулась. Мы по-прежнему стояли очень близко, но ее тело уже не прижималось к моему. Она с нетерпением ждала. Если бы речь шла только о краже, я бы легко признался, но, к моему отчаянию, дело было хуже. Кражу она бы не простила, но поняла. Я был готов сделать что угодно, чтобы помешать ей узнать правду, но не мог сознаться, что убил человека.

Она посмотрела на меня сквозь изогнутые ресницы и спросила:

— Это ты убил Маллена, Боб?


Ничто не могло подействовать на меня сильнее, чем это. Вопрос был настолько неожиданным, что у меня не было ни секунды, чтобы приготовиться отрицать. То, как я отреагировал — тело напряглось, лицо окаменело, выступил пот, застучало в ушах, — все выдавало меня. Как бы со стороны я услышал, что отвечаю шокированно и даже оскорбленно:

— Что за чушь ты несешь?

— Не притворяйся, Боб, — взмолилась она. — Это ты убил Маллена?

— Лилиан, я не понимаю…

— Этот человек был Плейделл. Суперинтендант Морйс Плейделл из Скотленд-Ярда. Я узнала его по фотографии, которую видела сегодня в «Стар». В статье сказано, что он ведет расследование убийства Тимоти Маллена, кавалера креста Виктории. Он приходил из-за этого, да? Поэтому у тебя был такой расстроенный вид, когда он уходил? Поэтому ты чуть не упал в обморок после его ухода? Ты думал, он пришел тебя арестовать?

Лилиан задавала мне вопросы бесстрастным тоном. Она догадалась об истине: я совершил убийство.

— Боб, — настаивала она, — ты должен сказать мне правду. Если ты ничего не скажешь, я не смогу тебе помочь.

Она замолчала, как будто поняла, что я не в состоянии говорить. Мое горло, казалось, было буквально парализовано. Потом я почувствовал, что мое тело расслабляется: напряжение спадало. Ничего не говоря, Лилиан отодвинулась еще немного, не отпуская, однако, мою руку. Наши пальцы переплелись, как часто бывало, когда мы гуляли. Она повела меня за собой в малую гостиную, нагнулась и включила электрообогреватель. Я и не заметил, что было довольно прохладно. Зато я увидел несколько кусочков ваты и представил себе сидящего на стуле Плейделла. Лилиан осталась стоять, глядя на меня. Самым удивительным было то, что я не испытывал никакого потрясения, никакой боли, я даже не боялся.

— Я налью чего-нибудь выпить, — произнесла она.

Лилиан повернулась и быстро вышла. Я услышал, что она возится в соседней комнате, и вспомнил, как Плейделл отказался выпить стаканчик. Я медленно опустился в кресло и положил голову на спинку. Закрыв глаза, я пытался размышлять. Невыносимый груз необходимости признаться Лилиан исчез. Она все поняла сама.

Она вернулась, не торопясь, неся серебряный поднос, на котором стояли бутылка виски, сифон идва стакана. Когда она наполняла их, ее жесты были нормальными. Она налила в мой стакан много виски, а себе — всего несколько капель; в мой она долила совсем немного воды, а свой заполнила ею до краев. Протянув мне стакан, она подождала, пока я выпью половину, и спросила:

— Плейделл может это доказать?

— Пока нет, — хрипло ответил я. — Если бы мог, то уже предъявил бы мне обвинение.

Я не сказал четко «да», до сих пор ни в чем не сознался, но слова были не нужны. Лилиан подошла к пуфу, подтолкнула его ногой и села рядом с моим креслом. Она слегка откинула голову назад, чтобы смотреть на меня. Эта поза тоже была мне знакома и в тот момент только усилила мои муки. Тишина показалась почти сюрреалистической.

— Пожалуй, — согласилась она. — Почему он тебя подозревает?

— Понятия не имею.

— Ты уверен, что не знаешь, Боб?

— Я считал…

Я замолчал, чтобы проглотить комок, застрявший у меня в горле.

— Я считал, что сделал это без единой ошибки.

— Сколько раз ты делал это «без единой ошибки»?

Я впервые осознал, что ее спокойствие чисто внешнее, и спросил себя, не возьмут ли верх ее эмоции с той же силой, как в те времена, когда она верила в существование другой женщины. Однако у нее были спокойное лицо, твердый голос, а губы не дрожали.

— Часто, — с трудом выговорил я.

— Ты делал это, когда уезжал?

— Да.

— Каждый раз?

— Один раз из трех-четырех. Чаще было опасно. Кто-нибудь мог заметить совпадение.

— Сколько раз ты крал, Боб?

Слова по-прежнему застревали у меня в горле, но я все-таки сумел ответить:

— Три-четыре раза в год в течение последних пяти лет.

— Что стало с деньгами?

— Они отложены на нашу старость. Я надеялся, что однажды…

Я замолчал, увидев, что ее глаза подернулись слезами, губы затряслись, кулаки сжались. Я ничем не мог ей помочь. Ее нервы были напряжены, а спокойствие давалось с трудом. Я видел, что она страшно встревожена и хочет знать абсолютно все, а я теперь хотел ей все рассказать. Хотел разделить с ней мое прошлое, поскольку надежда разделить будущее погрузилась во тьму неопределенности.

— Сколько?

— Около тридцати тысяч.

— Это много.

— Я думал… что ты того стоишь.

— Ты всегда крал у людей, застрахованных «Уэдлейком»?

— Да.

— Что они подумают? — спросила она, и ее голос сломался.

Вопрос не был смешным, напротив, он был полон смысла. Все эти годы «Уэдлейк» оплачивал пострадавшим убытки, и, следовательно, я обворовывал компанию. Пусть они плохо платили персоналу, но они были хорошими начальниками, по-человечески относившимися к своим служащим. Я без труда представил себе их реакцию: подавленный вид Харрисона, ужас Готча. Я не ответил. Лилиан отпила виски и поменяла позу.

— Тебя уже подозревали раньше? — спросила она твердым голосом.

— Не думаю.

— И ты не знаешь…

Она замолчала. Она не имела привычки говорить без толку, а спрашивать у меня, знаю ли я, что вызвало подозрения Плейделла, было бессмысленно. Наступило несколько секунд молчания, но на этот раз напряжение не так давило мне на нервы. Мы довольно часто сидели так и обсуждали проблемы, касающиеся детей, внутренней и внешней политики и даже возможности жизни человека на Луне.

— Ты не знаешь, как они могут доказать в этот раз, Боб?

— Нет, но…

— Что «но»?

— Я уже видел полицию за работой и знаю, что они сосредоточили на этом деле большие силы. Все было бы иначе, если…

— Если бы не было убийства. Почему ты воспользовался напильником?

— Он был слишком силен для меня… Страшный зверь.

— Что он сделал?

— Я был жутко напуган и думал, что он убьет меня.

— Полагаю, ты не можешь осуждать его?..

— Это ничего бы не дало, — ответил я с горечью.

Я рассказал ей все, что знал о Маллене, и как он себя вел, как чуть не раздавил мне голову. Вся ненависть и вся горечь, что я испытывал к нему, всплыли на поверхность. Думаю, я никогда не рассказывал эту историю с большей четкостью и ясностью. Все это время Лилиан сидела на пуфе, пристально глядя мне в лицо, словно пытаясь понять нечто, выходившее за рамки ее понимания. Когда я закончил, она наклонилась вперед и положила руку на мою, а я накрыл ее другой своей рукой. Ее пальцы были ледяными, а щеки совершенно белыми. Просто чудо, что она оставалась такой спокойной.

— Узнав, что Маллен был зверем и садистом, я пытаюсь себя оправдывать, — хмуро проговорил я. — Это не снимает с меня вины, но немного помогает. Думаю, в тот момент я уже догадывался обо всем, что знаю про него сейчас. Он так сжимал пальцами мою голову…

Лилиан закрыла глаза.

— Я понимаю, почему ты его убил, — сказала она, — и думаю, что поступила бы точно так же, если бы оказалась на твоем месте. Боб, а что, если ты попытаешься бежать?

Я не ответил.

— Что будет, Боб?

— Я сильно сомневаюсь, что полиция даст мне возможность покинуть страну морем или самолетом. Куда бы я ни пошел, за мной будут следить, и если потеряют мой след, то объявят общий розыск. Они найдут какой-нибудь предлог, чтобы арестовать меня, и уже не выпустят.

Я был в этом убежден и, казалось, должен был впасть в отчаяние, но отношение Лилиан спасло меня. Понять ее я не мог, однако сознавал, что ее поведение полностью соответствует характеру Лилиан, которую я знал: внимательной, рассудительной, расчетливой, хорошей хозяйки и прекрасной поварихи; женщины, отлично обустроившей наш дом; матери, воспитавшей Роберта и Джулию в строгих пуританских правилах.

Я спрашивал себя, что бы она подумала, если бы узнала правду о Роберте.

Она наклонилась вперед, упираясь подбородком в ладони и обхватив пальцами лицо.

— Боб, — сказала она, — ты мог бы настаивать, что действовал в пределах законной самообороны. Кажется, это так называется?

— Да, это называется так, но к моему случаю это не подходит.

Лилиан хотела, чтобы я попытался оценить все происшедшее беспристрастно, объективно, не давая страху ослепить себя, но это не спасало меня от ощущения жуткой подавленности.

— Я совершил кражу со взломом, — объяснил я. — Маллен имел право убить меня, и полиция ничего не могла бы возразить. Он мог бы разбить мне лицо, изувечить и не понести никакого наказания, заявив, что я сопротивлялся и пытался убежать.

— Разве… разве его поведение не может быть истолковано как смягчающее обстоятельство?

— Милая моя Лилиан, — сказал я, — ответ простой: нет. Мне грозит веревка, но я думаю, что у меня есть шанс получить пожизненное заключение и однажды министр внутренних дел может подписать мое освобождение. Это самое лучшее, на что мы можем надеяться, если меня будут судить и признают виновным.

Лилиан ничего не сказала. Ее глаза были сухими, а сама она невероятно спокойной. Я уже видел ее такой, когда она хотела получить что-то почти недостижимое. И она редко не добивалась своего. Я спрашивал себя, что происходит в ее голове, и видел, что она старается осмыслить все случившееся.

— Они могут найти драгоценности? — неожиданно спросила она.

— Может быть, — ответил я и задумался.

Я понял, что домовладелец и пожилая пара, державшая бакалейный магазинчик на углу улицы, знают меня в лицо, и как только мое фото появится в газетах, один из них обязательно известит полицию, что я жил в квартире на Силлер-стрит. Когда полиция убедится, что эту квартиру занимал именно я, она все перероет и разберет каждую досочку, если это будет нужно. Я всегда был уверен, что доски паркета и мотор холодильника никто никогда не будет изучать внимательно. На них могли не обратить внимания при рутинном обыске и даже при интенсивном поиске украденных драгоценностей, но теперь речь пойдет о том, чтобы найти улики для осуждения убийцы… Убаюкивать себя иллюзиями бессмысленно. Они найдут камни, а когда докажут, что взял их я, им будет очень легко добиться моего осуждения.

Хитроумные проекты, бесчисленные предосторожности, моя уверенность… все было напрасно, все развалилось. Не было смысла врать самому себе, а также скрывать правду от Лилиан.

— Боб, ты правда считаешь, что нет никакой надежды? — спросила она.

— Да, — ответил я. — К сожалению.

— Возможно, есть способ помочь тебе.

— Послушай, дорогая, если бы я знал, что есть шанс, каким бы ничтожным он ни был, я бы дал тебе возможность попробовать, но…

Я нагнулся и взял ее руки. Когда я заговорил снова, мой голос был хриплым и, казалось, выходил из глубины горла:

— С того момента, как ты начнешь мне помогать, милая, даже с того, когда полиция узнает, что ты была в курсе, ты станешь моей сообщницей…

— Именно этого я хочу, — заявила Лилиан. — Это может стать способом вытащить тебя.

17 Последняя провокация

Пока Лилиан говорила, зазвонил телефон. Я был так удивлен ее словами, что, хотя и слышал звонок, не обратил на него внимания. Он продолжал дребезжать, но это было неважно. Я сильно сжал руки Лилиан в своих, возможно, сделал ей больно, но она этого не показала. Она тоже не обращала внимания на телефон.

— Не знаю, к чему ты клонишь, — сказал я, — но если ты воображаешь, что я втяну в это дело тебя, ты…

— Сейчас не время для сантиментов, Боб.

— Послушай, дорогая, ты, кажется, не понимаешь…

Динь-динь, динь-динь, динь-динь…

— Я не понимаю?! — закричала Лилиан.

В одно мгновение все в ней изменилось: тело, выражение лица, голос. Она вырвала свои руки из моих и вскочила на ноги. Ее губы затряслись. Она безуспешно пыталась заговорить, глубоко дышала, как плачущий ребенок. Я как будто открыл клапан всем ее страхам.

Телефон продолжал звонить.

— Я не понимаю?! — снова возмущенно крикнула она. — За кого ты меня принимаешь? Ты что, ослеп? Сидишь на месте и говоришь, что я не понимаю? Ты, наверное, сошел с ума! Ты…

— Лилиан, прошу тебя…

Динь-динь, динь-динь, динь-динь…

— Ты спокойно рассказываешь, что совершил преступление, за которое тебя могут повесить. Ты спокойно говоришь, что уже много лет воруешь, что всегда надеялся выкрутиться, что хотел спокойно доживать со мной… Ты смеешь рассказывать все это и еще утверждаешь, что я чего-то там не понимаю! — орала Лилиан. — Ради бога, скажи, за кого ты меня принимаешь? За кого ты меня принимаешь? Я тебе скажу, что я понимаю! Я тебе скажу…

Динь-динь, динь-динь, динь-динь…

— Ради бога, — крикнула она, — сделай что-нибудь, чтобы этот чертов звонок прекратился!

Я стоял совершенно неподвижно. Звонок и крики Лилиан ужасно оглушали меня, однако часть моего мозга осталась способной рассуждать. Я говорил себе, что, если сниму трубку и начну говорить по телефону, Лилиан, может быть, замолчит. Она должна была замолчать. Я мог выдержать все, кроме этого.

Я машинально протянул руку к аппарату, а Лилиан неотрывно смотрела на меня, стараясь сдержать рыдания. Когда я поднес трубку к уху, она резко повернулась ко мне спиной и закрыла лицо руками.

— Роберт Кент слушает, — сказал я.

— О, Кент, — заговорил Плейделл, — я просто хотел узнать, могу…

— Нет, — перебил я его. — Сегодня вечером я больше ничего не буду делать. Моя жена себя неважно чувствует, и я занят. До свидания.

Я медленно опускал трубку, и голос Плейделла постепенно становился тише:

— Кент! Я только хотел…

Трубка опустилась на рычаг и разъединила нас. Я не знал, что сказать. Я видел согнутую спину Лилиан, ее вздрагивающие от рыданий плечи. Никогда я не чувствовал себя такой презренной тварью, как в тот момент. Я не знал, следует ли подойти к ней и обнять за плечи или подождать. В таком состоянии Лилиан бывала, когда обвиняла меня в том, что я имею любовницу. В эти моменты мне было достаточно только прикоснуться к ней, чтобы у нее началась истерика. Голова моя раскалывалась, а глаза, казалось, пылали.

— Лилиан, — заговорил я умоляющим тоном, — не плачь, пожалуйста. Я не могу это вынести…

Она молчала. Я даже не знал, слышала ли она меня. Я положил руки ей на плечи. Вдруг я почувствовал движение ее тела. Она обернулась, и я увидел мокрые глаза, залитое слезами лицо, блестящий нос и растрепанные волосы. Это было невероятно редкое зрелище. Несколько секунд она смотрела мне в глаза. Ее губы тряслись, как будто она не могла больше совладать с ними. Потом она спрятала лицо у меня на груди. Я обнял ее и прижал к себе, чувствуя, как ледяной холод будущего проникает в мои кости.

Через несколько секунд она оторвалась от меня, подошла к камину и посмотрелась в зеркало. Сначала она поправила несколько прядей волос, потом взяла из коробки на моем письменном столе бумажный платок и промокнула глаза. Ее губная помада лежала неровными пятнами. За все годы, что мы прожили вместе, я никогда не видел ее в таком состоянии. И то, что я был виной всему этому, заставило меня презирать себя еще сильнее. Да, я был мерзавцем. Всего за несколько минут Лилиан постарела на много лет.

Она обернулась и посмотрела на меня.

— Прости меня, Боб.

— Разве ты должна просить прощения? — хрипло произнес я.

— Я… Господи, да какое имеет значение, кто кого прощает? — произнесла она дрожащим голосом. — Что мы будем делать?

Я не ответил.

— Боб, ты действительно считаешь, что Плейделл рано или поздно…

Ее перебил телефонный звонок, жесткий и угрожающий. Я машинально сжал кулаки и стиснул зубы. Если бы Плейделл оказался в комнате, я бы его ударил. Я неподвижно стоял, не сводя глаз с аппарата и борясь с искушением подскочить к столу и смести его на пол. Было видно, что Плейделл снова начал игру, которой однажды хвастался. Мерзавец, гнусная тварь…

Лилиан сама сняла трубку и заговорила фальшиво-спокойным голосом:

— Слушаю вас.

Она слушала, поджав губы и глядя на меня. Я был уверен, что звонит Плейделл, и выражение лица Лилиан, казалось, подтверждало эту догадку. Я видел, как она сжимает зубы; должно быть, у нее были натянуты все нервы.

— Да, я ему передам, — сказала она наконец. — Спасибо.

Она положила трубку, но ничего не говорила.

— Плейделл? — спросил я.

— Нет.

— Тогда…

— Это был Харрисон, директор «Уэдлейка».

— Харрисон! — воскликнул я.

— К нему приходили из полиции.

Я промолчал. Мне казалось, что стены комнаты надвигаются на меня и я задыхаюсь. Что именно полиция могла рассказать Харрисону, не имело значения. По лицу Лилиан я прекрасно видел, что не было сказано ничего благоприятного для меня. Теперь мне уже ничто не могло помочь.

— Его попросили проверить даты некоторых краж и установить, кто из персонала отсутствовал в эти дни.

— О… — выговорил я и после короткой паузы добавил: — Это все?

— Он просто хотел, чтобы ты знал, что… что несколько твоих отсутствий на работе случайно совпали с некоторыми кражами.

Очевидно, Харрисон знал правду или, по крайней мере, догадался по вопросам полиции, о чем именно идет речь. Своим звонком он хотел предупредить меня. Я представил себе его красное лицо и удивленные глаза. Я представил и Готча, настолько шокированного, что у него перехватило дыхание, и других членов персонала. Я видел административный совет, собравшийся за безупречно навощенным овальным столом.

— Мы обязательно должны что-то сделать, Боб!

— Да, да. Теперь, когда все раскрыто, надо скорее кончать. Чем быстрее все закончится, тем лучше будет для всех… — Я закрыл глаза. — Думаю, я не смогу выдержать… встречу с детьми перед тем, как уйти.

— Не говори так, — запротестовала Лилиан твердым голосом, хотя было видно, как трудно ей сохранять спокойствие. — Не может быть, чтобы не было надежды. Это невозможно!

Я не возразил, понимая, каким беспомощным стал.

— Я думаю… думаю, что смогу тебе помочь, — добавила она.

— Милая, я не могу тебе позволить…

— Выслушай меня ради бога! — крикнула она.

— Ладно, — прошептал я.

— Выслушай меня, Боб, — проговорила она охрипшим голосом. — Эта идея пришла мне в голову, когда ты рассказывал о характере Маллена. Это могло бы тебе помочь. Я уверена, что это может что-то дать. Одно дело убить человека, чтобы уйти от наказания за кражу, и совсем другое… убить того, кто… кто позволил себе вольность с твоей женой.

Я не понимал. Фраза «кто позволил себе вольность с твоей женой» казалась странной и нереальной.

— Ты не слушаешь, Боб. Никто не может знать, что он этого не делал, так? Он мертв. Ты мне рассказывал, что полиция заявила, будто сумела узнать о нем очень немного и… Боб, послушай меня!

— Я тебя слушаю, — сказал я.

— Это верно? Убийство из корыстных побуждений — одно, а убийство…

— Это исключено, — жестко ответил я.

— Мы должны что-то сделать.

— Это совершенно невозможно. Даже если…

— Послушай, Боб… — Лилиан говорила таким напряженным и странным голосом, что он казался мне совершенно чужим. — Если тебя признают виновным и осудят, тебя могут… могут повесить. Ты сам знаешь, что в самом лучшем случае получишь не меньше пятнадцати лет. Как по-твоему, что это будет означать для меня? Какая жизнь у меня будет? О детях беспокоиться нечего. Они молоды и быстро оправятся, но… но я, что буду делать я? Ты — моя жизнь. Я не преувеличиваю, ты — моя жизнь. Я знаю, ты всегда считал, что я слишком шумела по поводу… той женщины, которая никогда не существовала, но ты не понимаешь… Мысль, что ты можешь спать с другой женщиной, целовать ее, ласкать, была для меня невыносимой. И это потому… в общем, потому, что ты — моя жизнь. Все, что я делаю, это для тебя, все мои мысли о тебе, все мое счастье от тебя. Это правда, Боб. Я полагаю, ты этого не знаешь. Я даже думаю, что для мужчины невозможно жить полностью для другого человека, но именно так я живу: для тебя и с тобой. Если тебя не будет, мне незачем жить.

Она говорила именно то, что чувствовала.

Я мог бы ей сказать, что она станет жить для Джулии и Роберта, но она бы меня не услышала, она искренне верила в то, что говорила, в каждое слово.

— Так что ты понимаешь, мы должны что-то сделать, — заявила она. — Не говори, что это невозможно или исключено. Подумай серьезно. В конце концов, ты должен был часто строить планы такого рода, — заметила она без оскорбительной задней мысли. — Маллен мертв, и полиция очень мало о нем знает. Он вернулся в Англию всего несколько недель назад. Друзей у него не было, а если и были, он мог и не хвастаться перед ними своими победами. Если я скажу, что Маллен и я были… любовниками, кто сможет доказать обратное? Кто?

— Полагаю, никто, — с трудом выговорил я.

— Слушай, Боб, никто не сможет доказать обратное, и ты это знаешь. Если присяжные будут думать, что ты убил Маллена из-за меня, они сочтут это местью обманутого мужа… Это будет не так ужасно. Не должно быть… Ты… ты мог бы даже сказать, что ходил к нему потребовать, чтобы он больше не приближался ко мне.

Слушать это было настоящей мукой. Она была в отчаянии и плохо знала методы полиции. Строить мою защиту на подобных заявлениях было невозможно, даже если бы я согласился принять предложение Лилиан. В конце концов, я же взял драгоценности. Миссис Клайтон была там и могла поклясться, что о ревности не было сказано ни слова… Было много причин. Но ничто не имело значения рядом с любовью Лилиан, с ее замечательной волей сделать все, что угодно, только бы помочь мне.

— Что ты стоишь и смотришь на меня? — крикнула Лилиан. — Есть хоть одна причина, по которой мы не можем рассказать это полиции? Это же все изменит! Разве… ты не можешь спрятать эти драгоценности…

Она вдруг замолчала, начиная понимать тщетность своих усилий.

18 Полиция

Насколько сильно обиделась бы Лилиан, если бы я ей сказал, что ее предложение неосуществимо, что я не могу спрятать драгоценности так, чтобы полиция их никогда не нашла? Если бы я соврал ей, если бы ответил, что стоит попробовать, помогло бы это мне по-настоящему? Она бы скоро поняла, насколько бесполезно пытаться осуществить этот ход.

У меня в голове мелькали и другие мысли. Я хотел дать ей понять, что ее любовь и преданность, которые она только что доказала, навсегда сохранятся в моем сердце. Однако, если я скажу ей это, если сумею найти нужные слова, чтобы выразить свои чувства, поможет ли это в момент кризиса? Это грозило усилить ужас случившегося и сделать расставание еще более мучительным. Что я мог сказать, что сделать, чтобы помочь ей?

— Скажи что-нибудь, Боб, — взмолилась она. — Ты должен что-нибудь сказать.

Я, естественно, не мог сказать ничего дельного. Наоборот, мои слова могли причинить ей еще большую боль.

Но я понимал, что должен что-то сказать. Я открыл рот, чтобы ответить… и шум в доме заставил нас вздрогнуть. Лилиан показалась мне менее напряженной. Она перевела взгляд поверх меня, в сторону прихожей. Я обернулся. «Полиция все-таки не станет взламывать дверь», — подумал я в секунду паники, а потом услышал шаги и голос Роберта:

— Мама! Папа!

Я не мог отделаться от затопившей меня паники. «Он же в кино и должен вернуться поздно», — подумал я.

— Мама! Ты дома? — снова крикнул он.

Голос выдавал его беспокойство. Я сказал себе, что, может быть, дела в клубе пошли плохо и Чим выдал моего сына. О господи, только не сейчас. Нельзя, чтобы у Лилиан появились новые заботы. Она пристально смотрела на приоткрытую дверь и казалась такой же ошеломленной, как я, и охваченной дурными предчувствиями.

— Ma!

— Мы здесь, Боб, — ответила Лилиан.

Я заметил, что в секунду напряжения она назвала сына уменьшительным именем. Он подошел к двери, открыл ее и остановился на пороге. Он не вынул из брюк булавки, а его красные щеки показывали, что он гнал на велосипеде так быстро, как только мог. В его глазах читались любопытство и тревога.

— Да… добрый вечер, папа. Что… случилось?

— Почему ты вернулся, сынок? — спросил я хмурым тоном.

— По… полиция нашла меня в кино. Констебль сказал, что дома неприятности и мое присутствие необходимо, — ответил Роберт и вопросительно посмотрел на нас. — Мама! — вдруг вскрикнул он. — С Джулией ничего не случилось, да? С ней ничего не случилось?

— Нет, с ней все в порядке, Боб, — ответила Лилиан, казалось, лучше меня реагировавшая на происходящее. — Неприятности совсем другого рода. Это…

Она замолчала, несомненно, потому, что ей было трудно найти подходящие слова, а еще потому, что перед домом остановилась машина и хлопнула дверца. Лилиан, очевидно, подумала о том же, о чем я: вернулась полиция. Я уже не спрашивал себя, что они нашли, какую улику обнаружили, чтобы иметь возможность арестовать меня. На крыльце послышался шум. Роберт оглянулся, явно удивленный.

В замок двери, выходящей на улицу, вставили ключ.

— Это Джулия! — воскликнула Лилиан.

Дверь открылась.

— Мама! Папа! — крикнула Джулия.

— Мы в…

У Лилиан не хватило сил закончить фразу. Боб бросил на нас удивленный взгляд и отступил в прихожую.

Хлопнула дверь дома, потом дверца машины. Я услышал шаги Джулии в прихожей.

— Они здесь, Джу-Джу, — крикнул Роберт. — Тут происходит что-то чертовски странное, — добавил он едва слышным голосом.

Джулия появилась рядом с ним. Наш сын и наша дочь, оба удивленные, но она выглядела не такой испуганной, как ее брат, потому что еще недостаточно хорошо видела наши лица. Она остановилась, не дойдя до середины комнаты, и вопросительно посмотрела на нас.

— Почему ты вернулась, Джулия? — спросил я.

— Приехали полицейские, — ответила она, — и сказали, что мне необходимо вернуться домой, потому что у нас какие-то неприятности. Они меня даже подвезли.

Она замолчала, и я увидел, что она бледнеет.

— Я думала, произошел несчастный случай, — добавила Джулия упавшим голосом.

Поскольку мы ничего не говорили, она посмотрела на свою мать, сделала еще несколько шагов и спросила:

— В чем дело, мама?

— Что происходит? — спросил Роберт испуганно. — Что происходит?

Лилиан ответила очень медленно, но чистым и ясным голосом:

— Дети, у вашего отца серьезные неприятности. Его обвиняют в очень серьезном деле.

Я никогда не узнаю, где она нашла необходимые силы, чтобы говорить таким твердым тоном и найти столь точный ответ. Я почувствовал, как ее рука ищет мою, как ее ледяные пальцы нервно сжимают мои.

— Я полагаю, полиция решила, что вам лучше вернуться домой, чтобы я не осталась одна, — добавила она. — Ты не думаешь, что это так, Боб?

Мне действительно показалось, что это единственно возможное объяснение: их вернул Плейделл.

— Да, — прошептал я. — Да, я согласен.

— Но какого рода обвинения? — спросил Роберт. — Па, это как-то связано с…

— Это самое серьезное обвинение из всех, которые могут существовать, — ответил я.

Через ледяные пальцы Лилиан в меня как будто вливалась ее сила. Слова шли без труда, но тем не менее я едва слышал свой голос:

— Я не могу сообщить детали, но меня будут обвинять в убийстве.

Я чувствовал, что не могу добавить ни слова. Я увидел, как округляются глаза Джулии. Казалось, они становились все больше и больше. Я видел ее изумленное, но не испуганное лицо. Слава богу, в ее глазах не было ужаса. Она выглядела свежей и красивой, как всегда. Роберт тоже был потрясен, но по-другому. Его глаза сузились, и я видел, как по нему ударила эта новость. Он глубоко вздохнул и поджал губы. По его взгляду я понял: он раньше Джулии сообразил, что это будет значить для него, для нее, для их матери.

— Но… но это безумие! — вдруг воскликнула Джулия. — Они свихнулись, если думают, что папа…

Она замолчала, будто что-то в моем взгляде сказало ей, что это не безумие. Ее лицо выразило испуг.

— Нет! Нет! — проговорила она.

— Но… — начал Роберт и посмотрел на меня, словно умоляя сказать ему, что я невиновен. — Нет, они не могут…

Он снова замолчал.

— Боб, — сказал я. — Джулия…

Я боролся, чтобы сохранить спокойствие, и молился, чтобы найти слова, которые могли бы более или менее ясно объяснить моим детям, о чем идет речь.

— Я глубоко увяз и думаю, что будет суд, — сказал я. — Все не так просто, как кажется сейчас, но две вещи однозначны. Мне предъявят обвинение и уведут, и я просижу в тюрьме по крайней мере до конца процесса. Это абсолютно точно.

Я хотел сделать паузу, но не решился. Если бы я замолчал, то не смог бы заговорить снова.

— Теперь вот что, — добавил я. — Вашей матери понадобится огромная помощь от вас обоих. Для нее жизненно необходимо получить ее. Она никогда так в вас не нуждалась. Я знаю, что вы ее не разочаруете.

Я замолчал. Тишина была полной, прекратились не только звуки и движения, но и время тоже остановилось.

Роберт не выдержал первым. Он нахмурил брови, сжал кулаки и поднял их к груди, как будто приготовился боксировать. С его губ слетели всего два слова:

— Господи боже.

Джулия смотрела на Лилиан. Ей было страшно — никаким другим, словом нельзя было передать этот остановившийся взгляд, выражение глаз, усиливающуюся бледность лица.

Вдруг в дверь сильно постучали. На этот раз я был уверен, что пришла полиция.


Впоследствии я узнал, что Плейделл и инспектор, которого я раньше никогда не видел, бесшумно подкрались к двери. Думаю, Плейделл боялся, что я попытаюсь убежать прежде, чем он успеет предъявить мне обвинение. Как бы то ни было, он хотел застать меня врасплох, и это ему удалось. Но, с другой стороны, я почти обрадовался его приходу.


— Боб, ты можешь открыть дверь? — спросил я.

Я немного отодвинулся от Лилиан, расстегнул воротник и посмотрел на себя в зеркало, висевшее над камином. Я удивился, заметив, что у меня не слишком жалкий вид. Кроме того, головная боль почти прошла. Я был ненормально спокоен, но в тот момент это казалось мне естественным.

Роберт задержал дыхание и, ничего не сказав, вернулся в прихожую. Я услышал его неуверенные шаги и сказал себе: «Несправедливо было посылать его». Я бросил взгляд на Лилиан, потом быстро вышел. Роберт стоял у лестницы, уцепившись за пилястр.

— Ладно, Боб, — сказал я ему. — Если хочешь, иди к остальным.

Я прошел мимо него, но он не шевельнулся. Я резко распахнул дверь. Мне показалось, что Плейделл занимает весь проем, а человек, стоящий за ним, столь же массивен «МГ» оставалась на заднем плане, а два человека ждали на тротуаре.

— Добрый вечер, мистер Кент, — произнес Плейделл.

— Опять? — спросил я.

— Да. Я могу войти?

Я молча посторонился, пропуская его. Хотя я был абсолютно уверен в цели его прихода, в глубине души у меня оставалась какая-то надежда. Я пытался убедить себя, что у него нет доказательств, а если бы они были, он бы начал действовать раньше. Это было абсурдно, и однако, когда он вошел в прихожую, что-то убеждало меня, что я не уйду из дома вместе с ним. Я видел, что он смотрит на Роберта. Уверен, его лицо выражало грусть и даже подавленность. Он направился к единственной закрытой двери — в малую гостиную. Я двинулся следом за ним, а инспектор шел сзади меня. Плейделл остановился на пороге. Я снова увидел грусть на его некрасивом лице. То, что он собирался сделать, явно было ему не по душе. Джулия, по-прежнему выглядевшая испуганной, держалась за мать. Невероятно: Лилиан сумела припудриться и немного пригладить волосы. Я заметил на моем столе раскрытую сумочку Джулии.

— Мадам, — Плейделл поклонился. — Мисс.

— Суперинтендант, — сказал я, — надеюсь, ваше вторжение мотивировано.

— О да, — заверил Плейделл. — У меня есть ордер на обыск, а также ордер на ваш арест, мистер Кент.

Он замолчал, но звук его голоса и эхо его слов отдавались у меня в ушах. «У меня есть ордер на обыск, а также ордер на ваш арест, мистер Кент».

Значит, у него были все необходимые улики: ордер на арест выдают, только когда полиция совершенно уверена в своей правоте.

Я услышал шум в прихожей, повернул голову и увидел идущего ко мне Боба. Второй полицейский пропустил его.

— В чем меня обвиняют? — спросил я.

— Будет лучше, если мы поговорим наедине, мистер Кент, — медленно ответил Плейделл.

Естественно, он был прав. Этот грубоватый на вид здоровяк не мог сделать для меня больше. Он проявил огромную деликатность, даже позаботился, чтобы дети были здесь, возле Лилиан, но теперь он понимал, что для них было бы слишком тяжело слушать, как он предъявит мне обвинение.

— Я… я хотел бы остаться, — проговорил Боб высоким голосом.

— Думаю, нам лучше уйти, — заявила Лилиан.

Она обняла дочь за талию. Думаю, Джулия действительно не могла бы идти без посторонней помощи.

— Мы будем на кухне, — продолжала Лилиан. — Пошли, Боб.

Она взяла его за руку. Высокий полицейский, пришедший с Плейделлом, посторонился, пропуская их. Джулия испуганно, наполовину недоверчиво взглянула на меня, а у Боба не хватило смелости посмотреть в мою сторону.

Они ушли.

Спутник Плейделла закрыл дверь. Суперинтендант повернулся ко мне, а второй встал так, чтобы пресечь всякую попытку бегства с моей стороны. Я ждал, что Плейделл официально предъявит мне обвинение и сделает обычное предупреждение, но вместо этого он направился к моему столу, нагнулся и вынул нечто, спрятанное за ним. Его жесты были медленными и размеренными. Я увидел кожаный футляр, потом ручку и, наконец, ящичек. Я сразу понял, что это такое.

Полиция сумела установить магнитофон, когда в доме никого не было.

Плейделл взял ящичек и открыл его. Две катушки с пленкой были неподвижны, но начали медленно вращаться, когда он спросил меня:

— Вы знаете, что это?

Мотор заработал от звука его голоса.

Я кивнул; я был слишком ошарашен, чтобы говорить.

— Хотите услышать, что он записал? — спросил Плейделл.

— Когда…

Я не смог закончить вопрос.

— Сразу после обеда, — ответил Плейделл. — В тот момент у меня уже был ордер на обыск. Один из моих людей вошел и установил здесь магнитофон. Второй установлен в гостиной, третий — в вашей спальне. Ну, хотите послушать запись?

Все, что говорила Лилиан, все, что она предложила, было записано на этих безобидных на вид катушках, и Плейделл, конечно, видел по моему лицу, что у меня нет ни малейшего желания слушать это.

— Нет, не хочу. Я…

Я замолчал, борясь с резкой болью в глазах.

— Кончайте, ради бога, — добавил я.

— Отлично, — сказал Плейделл. — Роберт Алек Кент, мой долг предъявить вам обвинение в убийстве Тимоти Маллена, совершенном в ночь на седьмое мая, около половины первого ночи, в «Красном доме», Эшер, графство Суррей. Мой долг предупредить вас, что все, что вы скажете, будет записано и в дальнейшем может быть использовано как свидетельство против вас. Вы хотите что-нибудь заявить или о чем-либо попросить? — добавил он, пристально глядя на меня.

19 Удача полицейского

Я спешил из дома, от Лилиан и детей. Я знал, что момент расставания будет самым тяжелым. Когда он пройдет, они смогут свыкнуться с положением и подумать о будущем. Каждая проходившая минута делала расставание более мучительным для них и для меня. Поэтому я ответил:

— Я предпочитаю поговорить в машине. Можно мне остаться на несколько минут наедине с женой?

— Нет, — сказал Плейделл. — Сожалею. Наедине — нет.

Я не хотел спорить. Он мне не доверял и боялся, что я попытаюсь покончить с собой.

— Ладно, — согласился я, уронив руки.

— Вы можете сходить за миссис Кент? — спросил он второго детектива и, когда коллега открыл дверь, повернулся ко мне. — Я думал, лучше, если дети будут дома.

— Да. Я ценю ваш жест.

— Лучше рассказать нам всю правду, — заявил Плейделл. — Кроме того, что это облегчит нашу задачу…

— Мы можем поговорить в машине?

— Да, да, конечно.

На пороге появилась Лилиан, за ней — дети, а инспектор стоял сзади, как тень. Плейделл высморкался. Лилиан стояла с высоко поднятой головой. Хотя ее глаза блестели от слез, она говорила твердым голосом:

— Мы справимся, Боб, за нас не волнуйся.

— Мы вытащим тебя из этой передряги, — хрипло произнес Роберт.

Джулия ничего не сказала.

Я вышел из комнаты. В моих ушах звучали всхлипы Джулии и голос Роберта, но перед глазами стоял единственный образ: лицо Лилиан. Я сел на заднее сиденье машины Плейделла. Он устроился рядом со мной, а инспектор — возле шофера. Я пристально всматривался в неясные контуры вилл на Хэдсайд, в силуэты деревьев, выделявшиеся на не совсем черном небе, в белый забор одного из соседей, с кем я иногда играл в гольф.

— Маллен жестоко избил вас? — спросил меня Плейделл в тот момент, когда машина повернула на первом перекрестке.

— Плейделл, — сказал я, — вы проявили большую деликатность, которую я ценю и никогда не забуду. Но я не хочу делать никаких заявлений до встречи с адвокатом.

— Это совершенно справедливо, но я надеюсь вам объяснить, что вам выгодно рассказать все. Маллен был зверем, в этом нет никаких сомнений. Миссис Клайтон нам рассказала, что он начал вас бить и…

— Вы не слишком торопитесь? — спросил я.

В наступившей тишине я сделал примечательное, почти удивительное открытие. У меня еще были силы бороться… бороться и надеяться. Несколько мгновений назад я достиг дна отчаяния и теперь поднимался на поверхность. Я знал, что это благодаря Лилиан. Я понимал, что должен бороться всеми имеющимися у меня средствами, чтобы вернуться к ней как можно скорее. Плейделл был хитер. Он заставил меня растратить все силы, а теперь пытался разговорить, но я не собирался попадать в еге*ловушку. Пока ничто не указывало на то, что он знает о существовании моего укрытия на Силлер-стрит. Возможно, в этом вопросе я выкручусь, несмотря на газеты, которые не преминут опубликовать мое фото. У нас с Лилиан еще существовало будущее. Мы еще будем жить вместе, даже если меня приговорят к пожизненному заключению, потому что есть шанс, что лет через пятнадцать меня освободят.

— Мы, Кент, имеем все доказательства, которые нам нужны, — заявил ПлейделЛ, — и почти убеждены, что вы совершали и другие кражи. Вы могли бы выкрутиться и в этот раз, если бы нам не повезло.

— Повезло? — произнес я, заставляя себя не показывать удивления.

— Да. В Эшере один сосед узнал вас в «форде». Он выгуливал собаку и увидел вас.

Я отдавал себе отчет в том, что он продолжает попытки получить от меня признание и для этого делает вид, что говорит с открытым сердцем. В ужасе, с натянутыми нервами, я слушал, как он рассказывает о своей удаче, погубившей меня:

— Этот человек видел, как вы приехали в «форде» и припарковали его в рощице. Он прошел мимо вас. Этот человек твердо опознал вас, когда мы показали ему вашу фотографию, на которой художник одел вас в спортивную одежду. Сначала свидетель говорил, что ему кажется, будто это были вы, но потом твердо удостоверил это. Удача улыбнулась нам еще дважды. Когда возникло ваше имя, один из наших людей из отдела по борьбе с мошенничеством, специализирующийся на делах со страховками, сообщил нам, что несколько раз видел вас выходящим из одного дома на Силлер-стрит, где на первом этаже книжный магазинчик. Где вы спрятали драгоценности, Кент? Должен признаться, мы их еще не нашли.

— А какая третья удача? — спросил я.

— Это очень просто, — ответил Плейделл тоном, показывавшим, что он горд собой. — Наша встреча на вокзале Ватерлоо. Толькв в Эшере, когда тот сосед дал нам описание внешности, подходящее к вам, я вспомнил об этой встрече. Нам понадобилось не очень много времени, чтобы найти в камере хранения ваш чемоданчик… Один из моих людей узнал его. В нем изнутри были ваши отпечатки. В чемодане мы нашли ваши ботинки, а у стены сада «Красного дома» обнаружили два четких отпечатка следа. Мы не могли проиграть, Кент… Поверьте мне, вам следует заговорить, если вы хотите облегчить свое положение. Я хорошо знаю присяжных: они склонны проявлять снисхождение к подсудимым, которые пострадали. Если ваш адвокат знает свое дело, он сможет выставить Маллена в очень неприглядном свете. Маллен был не слишком приятным человеком. Миссис Клайтон нам рассказала, что испугалась, как бы он не изувечил вора. Скажу в скобках, что мы попросили ее подтвердить опознание, сделанное соседом, но она не стала утверждать, что это были вы. Поймите мои слова правильно, Кент: чем меньше вы скажете, тем более усложните нашу работу и тем более безжалостными нам придется быть, чтобы подтвердить свою точку зрения.

Он просто пытался заставить меня говорить.

— Я обсужу это с моим адвокатом, — ответил я.

Несмотря на темноту, мне показалось, что Плейделл улыбнулся.


В тот же вечер я провел три часа с адвокатом по фамилии Эмери. Я немного знал его, потому что он защищал двух человек, обокравших компанию «Уэдлейк». Эмери был массивным человеком среднего возраста, почти совершенно лысым, с резкими манерами, производившими впечатление, что он занимается делом очень неохотно. Но это было только впечатление. Его вопросы были настолько проницательными, что я думал о них и после его ухода. Я знал, что именно такие мне будет задавать полиция, а возможно, и прокурор, если я окажусь на скамье подсудимых. Эмери пообещал, что мою голову осмотрит врач и что он сам вернется завтра в полдень. Доктор провел у меня десять минут. В Кеннон-Роу со мной обращались достаточно хорошо. Эмери пришел снова в назначенный им час.

— Я вам советую настаивать на своей невиновности, — сказал он. — Если будет нужно, мы сменим тактику защиты на втором или третьем заседании суда. Мы будем бороться за то, чтобы свести обвинение к непредумышленному убийству. Не сознавайтесь в прошлых кражах. Не признавайтесь вообще ни в каких кражах.

— Но они знают о квартире на Силлер-стрит, — возразил я, — и наверняка найдут драгоценности и представят их как улики…

— Совершенно верно, — кивнул Эмери. — Я обдумаю это и поговорю с вашим защитником. Вас обещал защищать Хильдебранд. Лучшего вам не найти. Вы что-нибудь хотите?

— Я бы хотел увидеть жену, как только она почувствует в себе силы прийти.

— Вы сможете ее увидеть сегодня днем, я это улажу, — ответил Эмери и посмотрел на меня с суровым видом, как будто собирался за что-то ругать. — Что записал магнитофон, который полиция спрятала у вас? — добавил он резким тоном.

— Почти все.

— Хитроумно, очень хитроумно. Они не могут использовать запись в суде, но прокурор будет задавать крайне неприятные вопросы. На Плейделла нельзя обижаться, но…

Он замолчал, потом поскреб подбородок. Это была одна из его привычек, действовавших мне на нервы.

— Что вы имеете в виду под «почти все»? — спросил он.

— Ну…

— Секунду, — перебил меня Эмери. — Вы должны зарубить себе на носу, Кент: вы рискуете своей жизнью. Вы не можете себе позволить относиться к делу легкомысленно. Отвечайте на мои вопросы как можно точнее, особенно в том, что касается этой записи. Вы меня поняли?

Мне не нравилось его поведение, но я все же ответил:

— Да.

— Прекрасно. Вы говорили жене, что убили Маллена умышленно?

— Нет.

— Точно?

— Господи, вы думаете, у нее создалось впечатление, что…

— Вы были потрясены, — перебил он меня, — находились в почти истерическом состоянии и, возможно, не могли рассуждать разумно. Однако вы старались причинить ей по возможности меньшую боль. Ладно. Вы ей сказали, что вынули из пояса напильник с намерением нанести смертельный удар… убить?

— Нет.

— Вы в этом полностью уверены?

— Абсолютно.

— Почему вы ей это не сказали, раз выкладывали все, что было у вас на совести?

Я заколебался.

— Ну, у вас должен был существовать какой-то мотив, — сказал Эмери.

Я бросил на него холодный взгляд, но в глубине души понимал, что он ведет себя так умышленно. Он хотел быть уверенным, что я смогу позднее выдержать все колкие вопросы, которые мне будут задавать в суде.

— Ну? — рявкнул он.

— Я просто не знаю, — ответил я.

— Должны знать!

— Полагаю, что не рассказал ей все из боязни, что она будет считать меня хуже, чем я есть на самом деле. Убийство в припадке ярости или со страха как бы смягчено, а…

— Хорошо, — одобрил Эмери. — Очень хорошо. Мне очень нравится этот момент со смягчением. Вы абсолютно уверены, что не сказали жене, будто убили умышленно, просто ради того, чтобы не попасться и не доставить ей огорчения?

— Я ей этого не говорил.

— Что вы ей сказали?

— Я сказал…

— Отвечайте быстро.

— Слушайте, вам обязательно разговаривать со мной как с идиотом?

Эмери заколебался, наклонил голову набок и ответил хмурым тоном:

— Мне нужно услышать вашу версию правды, потом я сравню ее с официальной правдой. У меня не очень много времени. Я бы хотел ввести Хильдебранда в курс прямо сегодня. Чем больше у него будет времени для размышлений, тем лучше он справится с задачей. Наконец, я хочу, чтобы ваше делослушалось до роспуска судов на каникулы. Знаете почему? Эта история еще не успела забыться, и так будет менее мучительно для вашей семьи и для вас самого. Поймите меня правильно, Кент, я на вашей стороне. Что вы рассказали вашей жене о нападении?

— Я ей сказал, что Маллен начал меня жестоко избивать, — медленно ответил я. — Нет, это фраза Плейделла. Я ей сказал, что он почти раздавил мне голову… Да, я употребил именно эту фразу. Я ей сказал, что он сильно ударил меня, потом сдавил мне голову, и я подумал, что он ее раздавит. У меня так болела голова, что я почти не соображал, что делаю. Я был в ужасе…

— Вы употребили слово «ужас»?

— Я… я не уверен…

— Слово, употребленное вами, находится на магнитной ленте, так что вам лучше его вспомнить. Это было слово «ужас»?

— Нет.

— Какое?

— Я сказал, что был жутко напуган.

— Это все?

Я закрыл глаза, и прошло довольно много времени, прежде чем я ответил:

— Нет, не все. Я жутко испугался, решил, что он меня убьет, и подумал о том, что будет с ней и с детьми. Я сказал ей, что увидел красное…

— Красное?

— Да, я…

— Правда?

— Что «правда»?

— Что увидели красное?

— Да. Мне показалось, что у меня перед глазами появился красный туман. И я испугался того, что он мог со мной сделать.

— Послушайте, — произнес Эмери более дружелюбным тоном. — Он вас оцарапал. Помните? — спросил он, глядя на мой лоб. — Он вас оцарапал, из ранок текла кровь. Она стекала вам в глаза?

Я не ответил.

— Вот эта царапина, — указал Эмери на мой глаз, — зарастанию которой вы так радовались. Она кровоточила?

— Да, даже больше, чем вторая.

— Было больно?

— Да, довольно больно.

— Одна царапина на лбу, другая — в углу глаза, обе кровоточили… и вы испугались. Именно это вы рассказали вашей жене?

— Да.

— Если вы вспомните, что рассказали ей что-то другое, немедленно сообщите мне. Жизненно важно извлечь из правды максимум выгоды. Так. Вы защищались от Маллена?

— Я воспользовался напильником.

— А до того?

— Я знал, что не смогу с ним справиться голыми руками… Он был вдвое сильнее и уже причинил мне боль.

— Вы воспользовались напильником в присутствии миссис Клайтон?

— Нет.

— Вы его били?

— Один раз попытался.

— Почему всего один?

— Я вам сказал. Он был таким здоровым, что мог сломать меня пополам, а я был потрясен.

— Вы его боялись?

— Да.

— Физически?

— Да, я вам это уже говорил.

— Вы должны быть абсолютно уверены. То, что вы рассказываете мне, будете говорить и в суде.

— Ладно, ладно, — заговорил я высоким голосом. — Вот правда. Он ударил меня так сильно, что я свалился. Я был не в форме, он был моложе меня, и я бы никогда не победил его в борьбе. Я все это знал и был в ужасе.

— Вы достали напильник до или после мысли о том, что он может вас серьезно искалечить?

Я заколебался. Эмери молчал, впервые не торопя меня с ответом. Он внимательно смотрел на меня. У него были совсем маленькие глаза, как у Плейделла, только черного цвета, а у полицейского — бледно-серые. Он сидел напротив меня в комнате с дверью, защищенной решеткой. В нем было что-то обезьянье. Он все время говорил тихим голосом, словно желая быть уверенным, что его не услышит никто посторонний.

— Итак? — произнес он наконец.

— Что вы хотите? — спросил я. — Правду или то, что хотите услышать?

— Я хочу правду, всю правду. По крайней мере все, что вы можете вспомнить. Вы схватились за напильник потому, что боялись?

— В тот момент я очень боялся. Боялся, что он меня изувечит.

— Вы думали, что это было преднамеренное убийство, — громко сказал Эмери, — но, возможно, это не так. Я еще не сталкивался с подобным случаем. Я не уверен, что в тот момент вы сами понимали свои намерения. Возможно, это было убийство при самозащите. Думаю, Хильдебранд будет со мной согласен… не могу в этом поклясться, но думаю, будет. Так. Вы рассказывали вашей жене что-нибудь еще?

— Нет.

— Прекрасно, — резко сказал Эмери. — Прекрасно. Мы сможем… во всяком случае, побороться стоит. И послушайте меня: в вечер убийства человек в вашем положении не мог полностью отвечать за свои поступки и мысли. Вы должны зарубить это себе на носу: вы ударили в целях самообороны. Вы должны подчеркивать жестокость Маллена. Совершенно логично, что вы подумали, будто он собирается вас убить, и поэтому постарались защитить себя. Я хочу снова показать врачу ваши царапины и синяки и…

Эмери секунду поколебался и внимательно посмотрел на меня.

— Вам необходимо понять следующее: ваш мотив не совсем ясен. Вам было больно, глаза заливала кровь, вы боялись, а тот человек был намного выше и моложе вас, в лучшей, чем йы, физической форме. Не совсем отдавая себе отчет в том, что делаете, вы в отчаянии нанесли ему удар. Запомните это. А теперь о пятифунтовых купюрах. Вы говорили…

20 Адвокат защиты

Я смотрел на адвоката Хильдебранда. Как почти все, я был очарован им. Думаю, так было бы даже, если бы в его руках не находилась моя жизнь. Странно, что, пока адвокат не начинал говорить, он выглядел самым заурядным человеком. Ему не помогал даже голос. Он был шотландцем и, стараясь скрыть акцент, прибегал к тому, что ему казалось истинно оксфордским произношением, но это ему редко удавалось. Секрет его силы как адвоката состоял в умении собирать факты и представлять их таким образом, чтобы их значение стало ясно всем.

Шел четвертый день процесса, и он подходил к концу. Лилиан, Джулия и Роберт сидели каждый день в первом ряду трибуны для зрителей. Они почти не сводили с меня глаз. Зал суда был полон. Хильдебранд ясно очертил характер Тимоти Маллена. Никто уже не сомневался в жестокости этого разнузданного человека. Мой защитник теперь допрашивал миссис Клайтон, вызванную в качестве свидетеля обвинения, чтобы опознать драгоценности и подтвердить факт, что Маллен поймал меня с поличным. До сих пор Хильдебранд говорил мягко и деликатно, но вдруг тон его голоса стал жестче:

— Миссис Клайтон, вы видели, как ваш брат бил подсудимого?

— Да… да, видела.

— Удары были сильными?

— Да… полагаю, да.

— Я знаю, что вы их не чувствовали, миссис Клайтон, но они казались вам простыми пощечинами или сильными ударами?

— Они… они были довольно сильными.

— Громкие?

— Да… довольно громкие.

— Подсудимый выдержал их?

— Он упал.

— Упал? — воскликнул Хильдебранд.

— Он отлетел от ударов.

— Понимаю. Рост подсудимого немного меньше шести футов. Он довольно сильный человек. Могу вам сообщить, что сегодня он весит двести фунтов. Как вы думаете, чтобы свалить с ног и отбросить такого человека, нужен сильный удар?

— Да.

— Миссис Клайтон, ваш брат был сильным человеком?

— Да.

— Очень сильным?

— Да… он был очень сильным.

— Подсудимый пытался каким-либо образом защищаться?

— Нет.

— Вы пытались помешать брату бить его?

— Я… попросила его прекратить.

— Он вас послушался?

— Нет.

— Почему вы попросили его прекратить, миссис Клайтон?

Несколько секунд в зале царила полнейшая тишина. Мне показалось, что даже судья зачарован почти гипнотическим обаянием маленького адвоката. Ответ миссис Клайтон был едва слышен, но все, находившиеся рядом, разобрали:

— Я боялась, что он убьет этого человека.


Прошло десять минут после того, как миссис Клайтон покинула место для свидетелей, но я все еще чувствовал огромную надежду, которую породил во мне ее последний ответ. Лилиан откинулась на спинку стула. Ее глаза были закрыты, словно она пыталась сдержать слезы. Свидетельское место занял другой человек. Это была женщина среднего возраста, очень красивая и одетая с большим шиком. Однако выглядела она необыкновенно напряженно. Судья и секретарь тихо о чем-то переговаривались. Наконец Хильдебранд встал и заговорил почти умоляюще:

— Ваша честь, я попросил суд отнестись к этому необычному случаю с большим тактом, поскольку свидетельница, готовящаяся принести присягу, находится в крайне деликатном положении. Поэтому я прошу, чтобы ее не заставляли называть свое имя. Могу заверить, что полиции известна личность свидетельницы, и убежден, что допрос покажет…

— Да, да, — сказал судья. — Переходите к делу.

Этот краснолицый человек высокого роста немного напоминал Харрисона и даже Маллена. Говорил он мало, но делал много заметок. Он рассеянно слушал, как свидетельница приносит присягу. Я спрашивал себя, к чему ведет Хильдебранд и почему Лилиан так внимательно смотрит на женщину, занявшую свидетельское место.

Хильдебранд заговорил очень уважительно:

— Миссис Икс, я бы хотел, чтобы вы поняли, что лица, заинтересованные в защите подсудимого, очень высоко оценят жертву, которую вы принесли, придя сюда, и искренне желают, чтобы ваши личные неприятности счастливо разрешились. Я не задержу вас надолго. Вы были знакомы с Тимоти Малленом?

— Да, — ответила свидетельница.

— Близко?

— Да.

— Вы были его любовницей?

— Да.

— Ваша честь, — мягко произнес прокурор, — я не вижу связи этого свидетеля с данным делом.

— Мэтр Хильдебранд? — вопросительно сказал судья.

— Ваша честь, я уверен, что вы и мой уважаемый коллега поймете значимость свидетельства, которое я намерен представить.

— Хорошо, — кивнул судья.

Хильдебранд повернулся к свидетельнице.

— Вы замужем? — спросил он.

— Да, — ответила она строгим голосом.

— Ваш муж в курсе вашей внебрачной связи?

— Нет.

— Вы боялись, что он о ней узнает?

— Да.

— Я так и не понимаю значения этого свидетельства, которое, очевидно, крайне мучительно для свидетельницы, — заявил прокурор.

— Признаюсь, мэтр Хильдебранд, я тоже, — признал судья.

— Уверен, что если теперь, когда выяснены отношения между свидетельницей и… покойным майором Малленом, вы, ваша честь, позволите мне задать еще два вопроса, вы поймете, какое значение это может иметь, — ответил Хильдебранд. — Миссис Икс, вы пытались порвать свою связь с Малленом?

— Да.

— Могли бы вы объяснить суду, что вы для этого предпринимали?

— Я сказала ему, что хочу прекратить нашу связь, — спокойно ответила она. — Тогда он пригрозил все рассказать моему мужу. Мой брат… все слышал и решил поговорить с майором Малленом. Он… мой брат… был жестоко избит им и пролежал две недели в больнице. Брат замял дело, чтобы не пострадала я.

— Спасибо, — мягко сказал Хильдебранд. — Ваша честь, я считаю, что суду необходимо знать, насколько жесток был убитый… и как велики были основания моего подзащитного опасаться за свою жизнь.

— Ваша цель совершенно ясна, мэтр Хильдебранд, — заявил судья.

— Спасибо, ваша честь, — ответил Хильдебранд. — Если мне позволят задать свидетельнице вопрос о содержимом сейфа миссис Клайтон, то уверен, это очень заинтересует суд.

— Можете продолжать.

— Спасибо, — поблагодарил Хильдебранд и снова повернулся к женщине. — После этого случая вы прекратили попытки положить конец этой связи?

— Нет.

— Что вы сделали?

— Я предложила ему деньги, и он согласился. Накануне его смерти я дала ему семьсот пятьдесят фунтов в пятифунтовых купюрах. Это все, что я могла собрать, не вызывая подозрений. Он пригрозил избить меня, если я не смогу…

Она не смогла продолжать и, кажется, даже не слышала, как Хильдебранд особо выделил факт, что Маллен часто прибегал к насилию или угрожал его применить. Я окаменел, с трудом веря услышанному. Свидетельнице помогли уйти, и шепот толпы скоро прекратился. Только через много минут я почувствовал, как надежда возвращает мне силы.


— Дамы и господа присяжные, — сказал Хильдебранд по-прежнему мягким голосом, — признаю, что некоторые аспекты этого дела не оставляют у вас никаких сомнений. Подсудимый действительно вызвал смерть майора Маллена. Корона обвиняет его в убийстве. Ряд вопросов, касающихся причин присутствия моего подзащитного на месте преступления, трудно неверно истолковать. Однако вопрос, поставленный перед вами, совершенно конкретен. Совершил ли Роберт Кент убийство или законным образом защищал себя единственным способом, находившимся в его распоряжении? Был ли он доведен до пределов человеческого терпения жестоким человеком? Вы слышали, какие физические страдания стерпел Роберт Кент. Вы слышали, что сестра покойного обрадовалась возможности уйти к дочери, поскольку боялась, что ее брат убьет моего подзащитного в ее присутствии. Вы слышали… Но я не хочу вас утомлять, дамы и господа присяжные. Я не считаю, что Роберт Кент совершил преднамеренное убийство. Я убежден, что Кент убил Тимоти Маллена, действуя в пределах законной самозащиты.

Хильдебранд сел. Момент напряжения почти прошел.

Вердикт настолько известен, что повторять его нет необходимости. Присяжные признали меня виновным не в преднамеренном, а в неосторожном убийстве. Напряжение окончательно спало, когда судья добавил: «…к лишению свободы сроком на десять лет». Десять лет! Не на всю жизнь, не навсегда. Десять лет…

После суда я смог несколько минут поговорить с Лилиан, потом с детьми. Затем меня отвели в камеру, а позже перевезли в тюрьму Брикстон.

Пройдут годы, прежде чем я снова увижу Роберта и Джулию. За это время Джулия выйдет замуж, Лилиан станет работать в журнале, специализирующемся на вопросах декора помещений, а Роберт затеряется в безликом мире ядерной физики в одном исследовательском центре на юге Англии.

Для меня стало небольшим утешением, что я все-таки не совсем испортил им жизнь. Я никогда не узнаю, какие лишения и горечь они пережили из-за меня, но легко могу себе представить, насколько Лилиан была оскорблена моим поведением и в каких тревогах жила с тех пор. В некотором смысле это самое большое мое преступление.

Лилиан навещает меня раз в месяц. Каждый раз я рассказываю ей о прошлом чуть больше. Вернувшись домой, она записывает для меня эту историю, которая будет издана под моим именем. Одна воскресная газета предложила мне крупную сумму за права на нее…

В общем, будь что будет. День моего освобождения, моего возвращения к Лилиан медленно приближается.




ББК 84.4 (Вл.)

К82


Составитель Н. Саркитов




Кризи Джон

К82 Вопль убийства. Сборник: Романы. / Собрание сочинений — Перев. с англ. — М.: «Канон», «Гранд-Пресс», 1994. — 400 с.


В этот том собрания сочинений Джона Кризи включена повесть «Странный уик-энд инспектора Роджера Уэста» а также романы, опубликованные им под псевдонимами Гордон Эш («Вопль убийства») и Джереми Йорк («Я не собирался убивать»).


К 4703010100-008 Подписное

4У5(03)—94


ББК 84.4 (Вл.)


ISBN 5-86999-010-6 (т. 8)

ISBN 5-86999-004-1


© Составление, оформление: издательство «КАНОН», 1994.

По вопросам оптовой закупки книг обращаться: 121165, г. Москва, ул. Студенческая, дом 39. Издательство «КАНОН» Тел. 240-61-93.


БОЛЬШАЯ БИБЛИОТЕКА КРИМИНАЛЬНОГО РОМАНА


Кризи Джон

ВОПЛЬ УБИЙСТВА

Собрание сочинений


Заведующая редакцией Н. Зорина

Редакторы Т. Саркитова, Е. Белова

Художественный редактор Н. Смирнова

Художник И. Воронин

Корректоры Л. Далимова, О. Андрюхина

Компьютерная верстка В. Родин


Издательство «КАНОН», 121165, Москва, ул. Студенческая, дом 39, Информационно-издательский центр «Гранд-Пресс», 123557, Москва, М. Грузинская ул., 38

ЛР № 030519 от 15 апреля 1993 г.


Подписано в печать с оригинал-макета 25.03.94. Формат 84×1081/32. Печать офсетная. Бумага офсетная. Гарнитура тип Таймс. Усл. — печ. л. 21,0. Тираж 60 000 экз. Заказ 327.


Отпечатано в типографии издательства «Белорусский Дом печати». 220013, Минск, пр. Ф. Скорины, 79

Кризи Джон • Убийство с гарантией

Глава 1

В девушке чувствовалась особая «изюминка», мгновенно выделявшая ее из сотен других.

Джек Марлоу впервые увидел ее в Хейгейте на остановке у Часовой Башни — девушка выходила из зеленого лондонского автобуса. Джек только что пытался убедить очередного лавочника в необходимости застраховать имущество и пребывал в отвратительном настроении. Ему надоело уговаривать людей, как видно, подозревавших, будто в каждом страховом агенте кроется ловушка, надоело внушать, что Джек также способен помочь клиенту подобрать компанию, наиболее отвечающую его желаниям.

Появление девушки отвлекло Марлоу от мрачных размышлений.

Стройная фигура в рябеньком английском костюме, безупречно белая блузка на высокой девичьей груди, в руках — чемодан, зонтик и большая сумка из крокодиловой кожи… Незнакомка казалась немного растерянной.

Марлоу подошел ближе.

«Конечно, это не с ней я встречаюсь в одиннадцать часов, — подумал он, — такой везухи просто не бывает».

Девушка повернулась и взглянула на Джека.

В фас она была так же хороша, как и в профиль, и Марлоу особо отметил восхитительный цвет ее лица. Но в золотисто-карих глазах таилась тревога.

Как ни странно, она смотрела прямо на Джека.

Марлоу оглянулся. Поблизости — ни души. Он снова посмотрел на девушку, но тревожный огонек в ее глазах уже угас.

Джеку показалось, что девушка сейчас заговорит с ним, однако она лишь взглянула на башенные часы. Стрелки показывали без двадцати одиннадцать.

Марлоу прошел так близко от нее, что почувствовал приятный аромат духов, разглядел каштановые волосы и матовую бледность кожи. Лишь огромным усилием воли он заставил себя не оборачиваться. Навстречу шли двое мужчин средних лет. Джек немного знал обоих, но они не заметили его, потому что тоже во все глаза смотрели на незнакомку…

Марлоу подошел к переходу, пропустил несколько машин и перебрался на другую сторону. Отсюда открывался самый красивый вид на Хейгейт, и можно было полюбоваться старинными особняками Хай-стрит — главной улицы города. Некоторые из них построили еще в эпоху Тюдоров, но все они отлично сохранились и теперь мирно дремали под замшелыми крышами из красной черепицы, словно почтенные старейшины рода, удалившиеся на покой.

Перейдя улицу, Джек все же обернулся.

Девушка исчезла. Оба мужчины — тоже. Солнечные лучи играли на скульптурах Часовой Башни и на позолоченном циферблате часов. Марлоу свернул на Боттл-лэйн, узенькую мощенную булыжником улицу, и остановился у высокого здания, где когда-то находилась лавка. Витражи окон свободно пропускали свет, но надежно защищали от любопытных взглядов.

На медной табличке красовалась надпись:


«ДЖ. И. МАРЛОУ

СТРАХОВОЙ АГЕНТ, 4-Й ЭТАЖ»


Джек не особенно преуспевал в делах отчасти как раз потому, что клиентам приходилось взбираться на четвертый этаж без лифта. Впрочем, сама мысль о лифте в этом многовековом доме казалась кощунственной. Здесь не было даже черного хода, и наверх поднимались по единственной старинной лестнице. Первый и второй этажи занимали две квартиры, на третьем располагалось машинописное бюро «Спидиуорк офис», а над ним — контора Джека.

Поднимаясь по лестнице, Марлоу слышал перестук машинок «Спидиуорка», но из-за его собственной двери не доносилось ни звука.

Уходя, Джек запер дверь на ключ, а теперь в почтовом ящике что-то белело. Страховой агент нахмурился: похоже, он упустил клиента. Джек вошел в контору, распечатал конверт и вытащил визитную карточку. Лаконичная надпись гласила:


БЕНДЖАМИН ЭЙНСВОРТ

ОЛД КЭСТЛ-СТРИТ, 14, ХЕЙГЕЙТ


— Ах, черт! — воскликнул Марлоу и швырнул карточку так, что она спланировала к окну.

Крохотная прихожая вела в уютную комнату с большим окном, выходившим на улицу. Потолок был украшен лепниной, зато узкие, разболтавшиеся от времени половицы постанывали под ногами. Здесь стояли два стола — один большой и другой поменьше, две пишущие машинки, телефон и две картотеки из темного дуба. Огромные перекрытия из того же благородного дерева, прорезающие недавно выкрашенные кремовой краской стены, почернели от старости. На каждом столе стояла лампа, кресла казались надежными и удобными, а кресло-качалка так даже явно манило отдохнуть. Не хватало только секретарш…

Впрочем, Марлоу никак не мог нанять хотя бы одну.

Он вошел в свой собственный кабинет, довольно большую комнату с двумя окнами. Одно из них выходило в сад, а из другого Джек мог обозревать замшелые крыши Хай-стрит и Часовую Башню. В кабинете тоже стояли стол с телефоном и картотека. Два кожаных кресла замерли у не-топленного камина, а пол покрывала красивая медвежья шкура.

Вид этой комнаты всегда поднимал Джеку настроение.

Визитная карточка лежала на ковре. Он нагнулся, поднял ее и стал внимательно рассматривать, хотя знал и имя, и адрес владельца наизусть, потом подошел к столу, снял трубку и набрал номер.

— Кабинет мистера Эйнсворта. Вас слушают, — сказал женский голос.

— Мистер Эйнсворт у себя? Говорит Джек Марлоу, страховой агент.

— К сожалению, сэр, мистер Эйнсворт вышел. Я попрошу его перезвонить вам.

Секретарша казалась толковой и энергичной девушкой, именно о такой и мечтал Марлоу. Но в отличие от него Эйнсворт мог платить ей приличное жалованье. Старик недаром слыл лучшим юристом Хейгейта, и Джек считал его способным сотворить даже такое чудо, как найти ему богатого компаньона.

Во всяком случае, адвокат обещал попробовать.

— Благодарю вас, — ответил Марлоу и повесил трубку.

Кто может упрекнуть Эйнсворта в том, что он не слишком высокого мнения о человеке, у которого нет даже секретарши?

Джек меланхолично разглядывал луч солнца, как будто в насмешку льющийся в комнату золотым потоком. И тут на лестнице послышались шаги.

Судя по неуверенной походке, тот, кто сейчас поднимался по лестнице, еще ни разу не бывал в доме. Джек решил, что это женщина.

И она явно шла на четвертый этаж.

Вероятно, Леонида Уайльд, отозвавшаяся на объявление Марлоу в «Хейгейт Кроникл». В письме, напечатанном на бланке лондонского отеля «Кольбрук», она сообщала лишь, что ищет место в провинции и имеет некоторый опыт работы в страховых фирмах.

Дверь осталась открытой, и Джек вдруг увидел на пороге красивую незнакомку, с которой всего пятнадцать минут назад столкнулся на автобусной остановке.

В руках она по-прежнему держала чемодан, зонтик и сумку из крокодиловой кожи.

Марлоу вскочил.

— Поставьте же скорее чемодан, мисс Уайльд, — воскликнул он и бросился навстречу.

В первое мгновение в глазах девушки снова мелькнула тревога, но настороженность быстро исчезла.

— Вы мистер Марлоу? — с улыбкой спросила она.

— Да.

Американский акцент совсем не удивил Джека — он очень шел ко всему облику девушки. Она и в самом деле походила на американку — длинные стройные ноги, отлично сшитый костюм, и даже косметика наложена как-то не по-английски.

— Если не ошибаюсь, мы уже виделись на улице?

— Верно, — кивнул Джек, польщенный, что его узнали. — Я видел, как вы выходили из автобуса.

— У вас здесь очень красиво, — с искренним удовольствием заметила мисс Уайльд.

Американцы обычно весьма ценят живописность старинных жилищ, но они любят и удобные скоростные лифты.

— Если вы не прочь каждый раз карабкаться по лестницам, дом и вправду неплох, — согласился Марлоу.

Девушка быстро подошла к окну и выглянула на улицу. Что-то в ее поведении и в выражении лица выдавало нервозность.

Однако, когда Леонида Уайльд обернулась, Джека поразил ее восторженный вид. Казалось, контора нравится девушке все больше и больше. Но у Марлоу не укладывалось в голове, что молодая, красивая и элегантная американка может удовлетвориться тем скромным заработком, что он способен ей предложить. А что скажут Эйнсворт и другие, узнав, что он нанял американскую секретаршу? Об этом заговорит весь город.

— Место еще свободно? — с тревогой спросила мисс Уайльд. — Я думаю, что вполне справлюсь с работой, мистер Марлоу, и хочу только, чтобы вы дали мне возможность это доказать.

— Пойдемте ко мне в кабинет и все обсудим, — предложил Джек.

Она вошла первой и сразу же опять выглянула в окно, а потом с улыбкой повернулась к Марлоу.

— Обожаю такие вот старые дома, — проговорим девушка, — и просто не могу устоять перед искушением посмотреть на них в окошко.

Но Марлоу подумал, что она смотрит вовсе не на черепичные крыши и булыжник мостовой.

Что все-таки ее так тревожит?

На лестнице снова послышались шаги. На сей раз поднимался мужчина, и Джек вдруг вспомнил, что так и не закрыл дверь. Леонида Уайльд тоже, очевидно, подумала об этом — она повернулась и замерла, глядя расширенными от страха глазами.

Глава 2

Марлоу вышел в приемную и остановился у входа в тот момент, когда шаги снизу стихли. Этажом ниже скрипнула дверь «Спидиуорка», и Джек решил, что это почтальон совершает утренний обход. Он запер контору и вернулся в кабинет. Девушка стояла у его рабочего стола с таким невозмутимым видом, что Марлоу усомнился, уж не ошибся ли он, вообразив, будто мисс Уайльд чем-то напугана. Он пододвинул ей стул.

— Садитесь.

Потом протянул ей пачку сигарет, предназначенных для клиентов.

— Спасибо, не сейчас.

— Я тоже стараюсь теперь не курить на работе. — Джек с одобрением посмотрел на девушку. — Правда, в основном из соображений экономии. — Он не без горечи улыбнулся. — Пока у меня совсем маленькое дело, но я надеюсь скоро его расширить, мисс Уайльд. В ближайшие полгода станет ясно, способен ли я на это или нет. Основная сложность связана с персоналом. В Хейгейте стало почти невозможно найти хорошую секретаршу — все хоть мало-мальски способные уезжают в Лондон, где заработки гораздо выше.

Марлоу умолк, ожидая вопроса, но Леонида не проронила ни слова. Сейчас она выглядела вполне спокойной и раскованной, и Джек чувствовал, что красота этой молодой американки может всерьез затронуть его сердце.

— Сначала у меня было две секретарши, — продолжал он, — но обе работали по полдня. Потом одна решила обзавестись ребенком, а другая ушла просто потому, что больше вообще не хотела работать. Короче говоря, мне нужен человек, который разбирался бы в страховом деле и мог принимать посетителей в мое отсутствие, поскольку мне гораздо чаще приходится бегать по клиентам, чем ждать, пока они придут сами.

— Я так и думала, — заметила Леонида.

— Мне не хотелось бы вас обескураживать, но я должен сразу предупредить, что не смогу предложить больше семи фунтов в неделю. В переводе на доллары это сущий пустяк.

— Я одинаково хорошо считаю и в фунтах, и в долларах, поскольку живу в Англии уже три года. Но вы совершенно правы, семь фунтов — очень немного.

Ответ нисколько не удивил Джека.

— Это столько же, сколько получаю я сам после уплаты всех расходов на содержание конторы, — пояснил он. — Но если дела пойдут лучше, я увеличу вам жалованье.

— Может быть, вы согласитесь на несколько иные условия, мистер Марлоу? — вдруг спросила девушка.

— Все зависит от того, что вы имеете в виду, — недоверчиво проговорил Джек. — Если компаньонство…

— Нет-нет. Я просто хотела бы помимо жалованья получать комиссионные за каждого клиента, которого найду сама. Вы не против?

— Разумеется. Если, конечно, у вас это выйдет.

— Благодарю вас, — сказала Леонида, и Марлоу почувствовал, что она ни на минуту не сомневается в успехе.

— Что же, отлично! — воскликнул он. — Я готов платить, скажем, тридцать процентов комиссионных.

Внезапно у Джека пробудились подозрения. С самого начала невольно складывалось впечатление, что эта девушка хочет работать у него. Но почему? Она никогда прежде не видела Джека и ровно ничего не знает о его конторе. Если она и в самом деле может находить клиентов для своего работодателя, то чего ради выбрала незнакомого человека в каком-то захолустном городишке?

— Ну, раз мы пришли к согласию в этом пункте, то вопрос жалованья для меня не так важен, — заявила Леонида Уайльд. — Но, я полагаю, вам нужны рекомендации и… — Немного поколебавшись, она быстро проговорила: — К несчастью, то, что я могу вам представить, — сугубо личного характера.

Марлоу подумал, что тут-то и кроется ответ на вопрос, над которым он только что ломал голову.

— Я могу назвать вам людей, готовых поручиться за мою порядочность, — заверила Леонида, и ее золотистые глаза лукаво блеснули, — но никаких бумаг, подтверждающих мои технические возможности, я предъявить не сумею. Два года я проработала в «Нью Уолд Конститьюшнл» в Лондоне, но год назад ушла оттуда и устроилась в маленькую страховую контору вроде вашей. К несчастью, эта контора недавно закрылась.

— А можно мне заглянуть в характеристику из «Нью Уолд Конститьюшнл»?

— Конечно.

Леонида вынула из сумочки бумагу, и Марлоу быстро пробежал ее глазами. Характеристика оказалась в высшей степени хвалебной, равно как и второй сертификат, выданный американским Министерством информации. Марлоу подумал, что у мисс Уайльд наверняка должны быть очень веские причины не распространяться о своей деятельности у мелкого страхового агента, но решил, что, если она справится с работой, он вполне может удовольствоваться представленными рекомендациями.

— У вас есть разрешение работать в Англии? — спросил он.

— Я родилась в Канаде, и оно мне не требуется.

— Печатать на машинке умеете?

— Да.

— А стенографировать?

— Да, и даже довольно быстро.

— И вы достаточно хорошо знаете британские страховые компании?

Джек задал несколько вопросов-ловушек, но Леонида справилась с ними к его полному удовлетворению. И он решил рискнуть.

— Вы согласны на месячный испытательный срок?

— Договорились.

Как ни пыталась Леонида скрыть радость, Марлоу заметил, что она довольна.

— Но, я полагаю, вы не собираетесь каждый день ездить сюда из Лондона и возвращаться обратно?

— Разумеется, нет.

— А когда вы сможете приступить к работе?

— Если вы сочтете это необходимым, то прямо сейчас, — ответила девушка, — но, по-моему, лучше сначала найти жилье. Мне бы очень не хотелось жить в гостинице.

— Еще бы! На это уйдет все ваше жалованье. Но тут многие сдают комнаты. И, между прочим, как раз в доме, где…

Джек чуть не сказал: «Я живу», но вовремя прикусил язык.

— …где жили мои знакомые, кажется, есть свободное место. Лучше всего обратиться в «Спидиуорк», этажом ниже. У них есть список всех семейных пансионов. Я сейчас позвоню директрисе и предупрежу, что вы зайдете.

— Очень любезно с вашей стороны, — поблагодарила Леонида. — Значит, я могу приниматься за работу, как только устроюсь?

— Чем раньше, тем лучше. Но вам понадобится еще перевезти вещи…

— О, это не займет много времени. Так вы надеетесь, что за этот пробный месяц я приведу вам очень много клиентов, мистер Марлоу?

— Я просто хочу убедиться, что мы с вами сработаемся.

— И что я немного разбираюсь в страховке, — довольно сухо закончила она. — Так вы позвоните насчет квартиры?

Набирая номер, он чувствовал, что за ним наблюдают насмешливые глаза Леониды.

— Добрый день, Кэт, — поздоровался Джек, услышав на том конце провода женский голос. — Я посылаю к вам мисс Уайльд. Это моя новая секретарша, она ищет комнату. Попытайтесь найти что-нибудь покомфортнее… Спасибо.

Повесив трубку, он пояснил:

— В последнее время они мне печатали все бумаги… Спросите миссис Симпсон.

— Благодарю.

Леонида Уайльд встала и протянула руку.

— Я постараюсь не разочаровать вас, мистер Марлоу.

Джек проводил ее до двери.

Но помочь донести ей чемодан девушка не позволила. Впрочем, и так было видно, что он очень легкий. Марлоу вернулся в кабинет и сел за стол. «Просто повезло», — подумал он, но тут же упрекнул себя, что слишком поддался очарованию американки и даже не проверил, как девушка печатает и стенографирует!

Услышав, что дверь «Спидиуорка» скрипнула второй раз, Марлоу вышел в приемную и посмотрел в окно. Но Леонида очень долго не появлялась.

Озирает окрестности?

Наконец она вышла, посмотрела направо и налево и быстрым шагом направилась по старому мосту через реку, который ведет к жилой части города на противоположном берегу.

На углу Боттл-лэйн девушка опять остановилась и обвела взглядом все вокруг.

— Можно подумать, мисс Уайльд боится, что за ней следят, — вслух сказал Джек и тут же рассмеялся. — Ну и что здесь удивительного?

Он пообедал бутербродами и чаем, а примерно в четырнадцать тридцать снова услышал на лестнице шаги.

Вошла Леонида, но на сей раз в руках у нее не было ничего, кроме сумки.

— Я пришла доложить вам о результатах, — заявила она, мило растягивая слова.

— Вы нашли комнату?

— Нуда! В большом старинном доме, и хозяйка, кажется, очень милая женщина. Думаю, мне здесь понравится.

«Уж об этом я позабочусь», — подумал Марлоу, но решил оставить эту мысль при себе. Теперь пора заняться делами — показать Леониде досье, бухгалтерские книги, адреса, короче, весь механизм конторы.

На все это ушел примерно час времени, затем Джек дал девушке перепечатать несколько бумаг. Она отлично с этим справилась.

В половине шестого он отпустил мисс Уайльд домой, еще немного посидел в конторе, сам отнес письма на почту, а потом перешел мост и вдоль берега реки, где уже вовсю цвели каштаны, направился к себе в «Ривер Вью». Через пять минут он уже входил к себе в дом.

Хозяйка пансиона миссис Бродерик со всех ног бросилась к Джеку.

— Я сдала сегодня большую комнату, ту, что с фасада, мистер Марлоу. И вы ни за что не угадаете, кому!

«Вы так думаете? — мысленно улыбнулся Джек. — Да благословит вас Бог, Кэт!»

— Совершенно очаровательной молодой американской даме, — продолжала трещать миссис Бродерик, и от восторга ее шотландский акцент чувствовался сильнее обычного. — Она собирается работать в Хейгейте и прожить здесь довольно долго.

— Буду рад познакомиться, — кивнул Марлоу.

У Джека была комната на втором этаже с чудесным видом на реку. Проходя мимо двери Леониды, он хотел постучать, но удержался.

Закрывшись у себя, Марлоу без особого любопытства открыл газету. Но одна заметка все же привлекла его внимание. Речь шла о пожилом ювелире, убитом у себя в лавке. Джека не особенно интересовала уголовщина, и только слово «страховка» заставило его продолжать чтение. Убитый, Лестер Джиллик, хотел застраховать свои драгоценные камни, в основном купленные по случаю. Вот бедняга!

Открывая страницу спортивных новостей, Марлоу вдруг подумал: «Интересно, чем она сейчас занимается?»

Миссис Бродерик могла бы с легкостью ответить на его вопрос, поскольку именно в этот момент, нагруженная одеялами и бельем, входила в большую комнату. Руки у нее были заняты, и она вошла без стука. Американка вздрогнула и отвернулась от окна, у которого стояла с газетой в руках.

Глава 3

— Мисс Уайльд!

— Да, мистер Марлоу?

— Я схожу к одному-двум клиентам, а без четверти четыре должен быть у мистера Эйнсворта. Так что если у вас есть вопросы, спрашивайте, пока я не ушел.

— Да нет, спасибо, у меня все в порядке.

— Быстро же вы разобрались! — искренне восхитился Джек.

Леонида, сидя за большим столом у самого окна, могла не вставая видеть все, что происходит на улице.

Марлоу уже начал привыкать к стуку машинки, американскому акценту и стремительной походке своей секретарши. Она и в самом деле оказалась гораздо толковее всех его прежних служащих и как будто даже принесла ему удачу. Деловые люди Хейгейта, сразу же заинтересовавшись появлением иностранки, стали заходить в контору. Правда, Марлоу прекрасно понимал, что им просто хотелось взглянуть на это чудо своими глазами. Несмотря на свои тридцать тысяч жителей, Хейгейт очень напоминал большую деревню.

Но, судя по телефонным разговорам Леониды, уже по крайней мере трое собирались заключить с ними контракт.

— Не ждите моего возвращения, — продолжал Джек. — Закройте дверь и суньте ключ под коврик. Но, возможно, я и вернусь до вашего ухода.

— Хорошо, сэр.

Спускаясь вниз, Марлоу заметил, что дверь Кэт Симпсон открыта, и от души понадеялся, что директриса «Спидиуорка» не остановит его по дороге, но Кэт с карандашом в руке все-таки выскочила навстречу.

Это была женщина лет пятидесяти, толстенькая и седая, но очень добродушная и на редкость деловитая.

— Зайдите на минутку, Джек, ладно?

— У меня мало времени.

— У вас его вечно не хватает на разговор со мной, но на сей раз придется зайти, — твердо заявила Кэт.

Марлоу покорно поплелся следом за директрисой. Машбюро состояло из трех комнат, причем миссис Симпсон занимала самую маленькую из них.

— Скажите, Джек, много ли вы знаете о девушке, которую взяли к себе секретаршей?

Марлоу почувствовал, как в нем закипает раздражение, но он хорошо знал, что Кэт никогда не задает пустых вопросов.

— Она великолепно работает, — буркнул Джек.

— А вам известно, откуда она приехала?

— Из Лондона.

— Я имею в виду, где работала раньше. Не думайте, что я вмешиваюсь в ваши дела, Джек, но эта девушка для вас наверняка такая же загадка, как и для меня… Нет, не перебивайте. Вчера я обедала с миссис Бродерик — вы знаете, я всегда прихожу к вам в пансион раз в неделю, — так вот, она сказала…

— Слушайте, Кэт, я знаю, что вы заботитесь о моих интересах, но, право же, не понимаю, почему меня должна занимать личная жизнь мисс Уайльд. Я вполне доволен ее работой.

— Не спорю, но прежде чем посылать меня куда подальше, вспомните, что я вам в матери гожусь, — кисло-сладким тоном отрезала Кэт. — Вы знаете, что она почти ничего с собой не привезла? Вся одежда, кроме той, что была на ней, куплена уже здесь.

Марлоу удивился, но промолчал.

— Два костюма, два летних платья, белье, три пары туфель, чулки… короче, все куплено в магазинах нашего городка.

— Разве в том, что женщина решила обновить свой гардероб, есть что-нибудь из ряда вон выходящее? — медленно проговорил Марлоу.

— Косметика, ночные рубашки, плащ, носовые платки… Тут явно не обычная смена гардероба.

— Не примите за грубость, но, по-моему, вы зашли слишком далеко.

— Не я, Бродди… то есть миссис Бродерик. Это она мне рассказала. Можно подумать, девушка удирала с прежнего места слишком поспешно и ей пришлось все покупать заново. Может, вам это и не кажется странным, а мне — да. Кроме того, Бродди утверждает, что Леонида боится собственной тени.

— Какая чушь!

— И днем и ночью она запирается на ключ, а вечером всегда проверяет, хорошо ли закрыта входная дверь… Бродди сама видела. Вчера незадолго до вашего возвращения приходил какой-то тип собирать деньги для общины, так ваша новая секретарша при виде его чуть не упала в обморок.

— Бродди dixit[1], — пробормотал Марлоу. — Право же, Кэт, вам не следовало бы…

— Три мои девочки видели, как Леонида долго колеблется, прежде чем выйти на улицу, и озирается по сторонам, словно кого-то боится, — невозмутимо продолжала Кэт. — И, если вы обзовете меня болтливой кумушкой, я больше никогда не стану печатать для вас письма! Вот окажетесь снова без секретаря и… Послушайте меня, Джек: у вашей американки какие-то неприятности. Мне она очень нравится, да и Бродди тоже, и обе мы всегда будем готовы помочь ей. Но сперва надо выяснить, каким образом, и сделать это должны вы.

— Попробую, — обещал Марлоу. — Но, по-моему, Леонида вполне способна сама за себя постоять.

— Надеюсь, что так, — сказала миссис Симпсон и, очевидно, решив сменить тему, добавила: — Кстати, вы не хотите, чтобы я вернула вам ключ от конторы? Он наверняка понадобится мисс Уайльд…

— Я дал вам ключ год назад, так пусть он у вас и остается. У меня есть запасной.

Глаза Кэт сверкнули.

— Иными словами, вы не уверены, что мисс Уайльд задержится тут надолго, и потому наши услуги еще могут пригодиться. Отлично, я больше не стану вас задерживать.

Кэт всегда отличалась редкой проницательностью, да и миссис Бродерик крайне редко дает волю воображению… Если к этому добавить кое-какие мелочи, на которые Джек и сам уже обратил внимание…

Марлоу в глубокой задумчивости спустился по лестнице, потом постоял у двери. Выйдя на улицу, он вдруг заметил незнакомого мужчину, явно смотрящего в его сторону. Посторонние очень редко забредают на Боттл-лэйн, но, разумеется, никакой закон им этого не запрещает.

Марлоу, с трудом сдерживая желание обернуться, пошел в сторону Хай-стрит. На углу стояла табачная лавочка, и Джек вдруг решил зайти туда — таким образом он сможет незаметно последить за незнакомцем.

И хорошо, что это пришло ему в голову, — мужчина вошел в подъезд конторы Джека.

Глава 4

В табачной лавочке не было ни одного посетителя, и старик хозяин с удивлением наблюдал, как Марлоу выглядывает на улицу.

— Я кое-что забыл, — извинился Джек, — скоро вернусь.

Он быстро зашагал обратно, проскользнул в подъезд и стал крадучись подниматься по лестнице вдоль самой стены. Этой хитрости научила Джека одна из его бывших служащих. Когда опаздываешь на работу и хочешь войти как можно незаметнее, ничего лучше этого не придумаешь.

Добравшись до второго этажа, Марлоу услышал, как открылась дверь его конторы, и в следующее мгновение до него донесся перепуганный голос Леониды:

— Нет!

Джек в считанные секунды взлетел на третий этаж, но у последнего пролета остановился. Лучше всего — застать незнакомца врасплох. С бьющимся сердцем Марлоу очень медленно одолел последние ступеньки и оказался на площадке как раз вовремя, чтобы увидеть, как незнакомец исчезает за дверью конторы.

До Джека доносились раскаты мужского голоса, но разобрать слов он не мог. Зато явственно расслышал еще одно «нет» Леониды.

— Не кричите, или это вам дорого обойдется! — пригрозил незнакомец.

Марлоу тихонько повернул ручку двери. Теперь он слышал частое, прерывистое дыхание Леониды… Джек осторожно приоткрыл дверь.

— Надевайте шляпку и пошли, — приказал незнакомец, — ваша работа здесь закончена.

— Нет.

— Вы теряете свое и мое время. Мы должны уйти, пока не вернулся Марлоу.

Мужчина казался очень самоуверенным. Это был несомненно англичанин, к тому же из приличного общества — Джек отчетливо уловил оксфордский выговор. АЛеонида все молчала.

— Мне бы не хотелось вынуждать вас силой… — продолжал незнакомец, и у него под ногами заскрипели половицы.

Марлоу распахнул дверь. Незнакомец стоял к нему спиной. Леонида тоже не могла видеть Джека — крупная фигура мужчины загораживала от нее дверной проем.

— Пойдемте же!

— Нет! Я никуда не пойду с вами! — с отчаянием в голосе воскликнула Леонида.

Мужчина сжал ее запястье, и девушка, не в силах сопротивляться боли, скорчилась за столом.

— Ну уж теперь-то вы будете слушаться?

Он отпустил ее руку, и Леонида безвольно поникла на стуле. Глаза ее на мертвенно-бледном лице лихорадочно горели.

Мужчина, опустив руки, угрожающе возвышался над ней. Он был примерно на голову ниже Джека, но очень крепкого сложения.

— Этот господин — один из ваших друзей, мисс Уайльд? — вкрадчиво осведомился Марлоу.

Мужчина повернулся, готовясь, в случае чего, отразить нападение. На его толстой физиономии читалось величайшее удивление. Леонида встала. Очевидно, неожиданное появление Джека немало изумило и ее. Выдержав долгую паузу и чувствуя себя хозяином положения, Марлоу улыбнулся девушке.

— Он не сделал вам ничего плохого?

— Нет-нет, благодарю вас, мистер Марлоу, — поспешно ответила она.

Глаза Леониды блестели, и она немного задыхалась. Марлоу стоял между дверью и незнакомцем. Несмотря на габариты, этого типа вполне можно было назвать красивым мужчиной. Черные глаза глядели с вызовом.

— Вы слышали? — буркнул он. — Я вовсе не делаю ей зла.

— Вообще-то я все слышал, — мягко, почти задушевно проговорил Джек. — К несчастью, я совершенно не понимаю, в чем дело, но уж полиция-то наверняка разберется. Будьте любезны, мисс Уайльд, наберите, пожалуйста, номер девятьсот девяносто девять.

Девушка не трогалась с места и лишь еще больше побледнела.

— Нет, она не станет звать на помощь ни полицию, ни кого-либо другого, — заявил незнакомец, — а спокойно пойдет со мной. Не суйтесь в это дело, Марлоу, не то горько пожалеете.

— И что все это значит, мисс Уайльд? — спросил молодой человек, радуясь, что умудряется сохранять хладнокровие. — Кто этот тип?

Поведение Леониды удивило Марлоу не меньше, чем самоуверенность незнакомца, который, судя по всему, ни на минуту не усомнился в своей власти над девушкой. Выходит, в жизни мисс Уайльд действительно есть какая-то тайна. Сейчас ее помертвевшее от страха лицо казалось высеченным из прозрачного мрамора.

— Это… это друг, — наконец с трудом выговорила она, — не… не беспокойтесь за меня. Я… Он просто хочет поговорить со мной. А позже я вернусь.

Незнакомец расплылся в довольной улыбке.

— Вот видите? Мы старые друзья, и мне надо перекинуться с Ленни парой слов. Может, вернувшись, она вам и расскажет о нашем разговоре.

— Ах, так? Значит, все так просто и ясно? — Марлоу подошел к столу Леониды. — Вы действительно хотите поговорить с этим человеком, мисс Уайльд?

— Да-да… — Она достала из ящика стола сумку. — Я надолго не задержусь.

Девушка надела круглую шляпку. Марлоу озадаченно, а так называемый друг с явным удовольствием наблюдали, как она закалывает на голове шпильки. Джек обратил внимание, что у незнакомца полные, очень красиво очерченные губы. Пожалуй, только излишняя тяжеловесность мешала назвать его красавцем. А еще, несмотря на чисто английский выговор, что-то в его облике указывало на центральноевропейское происхождение.

Леонида с сумочкой и перчатками в руке обогнула стол. В поспешности, с которой она старалась увести из конторы Джека своего «друга», чувствовалось нечто почти возвышенное. Жалкая улыбка девушки резанула Марлоу по сердцу.

— Я закончу работу с письмами, даже если мне придется задержаться до позднего вечера, — пообещала Леонида.

— И, пожалуйста, простите нас за беспокойство, — добавил незнакомец, и его толстые пальцы вцепились в локоть мисс Уайльд.

Марлоу счел, что пора, наконец, действовать. Быстро схватив запястье незнакомца, он вывернул ему руку за спину. Тот взвыл от боли, а Джек поспешил увести его подальше от Леониды.

— Отпустите его! — воскликнула девушка.

Но Марлоу продолжал тащить незнакомца к стене.

— Отпустите! — снова вскрикнула Леонида. — Я и в самом деле хочу поговорить с ним.

Джек еще не видел свою секретаршу такой напуганной.

Мужчина пытался вырвать руку, и сейчас, когда все его мускулы напряглись, выглядел особенно внушительно. Марлоу прочитал в его глазах безжалостную угрозу.

Леонида схватила Джека за руку.

— Прошу вас, отпустите его! Не беспокойтесь, он ничего дурного мне не сделает.

Марлоу отпустил руку незнакомца, но заранее приготовился к нападению — и успел отразить удар, а потом врезал сам — так, как его учили бить врага в армии. В глазах незнакомца мелькнули удивление и страх. После третьего удара он пошатнулся и упал.

Марлоу отступил и, стиснув зубы, повернулся к Леониде. Девушка дрожала от ужаса.

Джек помассировал затекшую руку и, почувствовав, что вся его злость куда-то улетучилась, улыбнулся.

— Все-таки военная служба иногда на что-то годится, — проворчал он. — А теперь расскажите мне все. Этот субъект очухается не раньше, чем через десять минут, и я сильно сомневаюсь, что и тогда у него возникнет желание вмешиваться в разговор.

Марлоу подвел девушку к столу, усадил, потом тоже опустился в кресло и стал ждать объяснений.

Глава 5

Щеки Леониды слегка порозовели. Откинувшись на спинку кресла, она смотрела Джеку в глаза. Сейчас она казалась ему как никогда красивой, и молодой человек не мог отвести взгляда от высоких круглых грудей, натягивавших белую ткань блузки.

Его охватило только одно желание: сжать Леониду в объятиях.

Но это было бы совершенно нелепо.

Джек вытащил пачку сигарет, угостил Леониду и закурил сам.

Они опять встретились взглядами.

— Я… я благодарю вас, — прошептала девушка.

— Пустяки, не стоит того. Но кто этот тип?

Леонида не ответила.

— Я спрашиваю вовсе не из праздного любопытства, — довольно сухо объяснил Марлоу. — Просто не зная, кто он такой, я не сумею помочь вам.

— Вы очень добры, — почти беззвучно проговорила Леонида, — но ничем не можете помочь мне, да я и не нуждаюсь в помощи, уверяю вас.

— Правда? Я вам не верю.

Незнакомец, по-прежнему не шевелясь, лежал на полу.

— Мистер Марлоу, вы и так проявили массу такта и понимания, и я вам очень благодарна, — с живостью продолжала Леонида, — но, право же, помощь мне не нужна. Этот человек… мой старый знакомый. Мы… мы должны решить один вопрос…

Нет, она так ничего и не расскажет. Она не хочет впутывать Марлоу в эту историю. Джека охватила безумная жалость к ней.

— Обидно, мне бы так подошла роль Дон-Кихота!

Он встал и, поглядев на распростертого на полу противника, заметил:

— В любом случае он вошел в мою контору без разрешения и пытался меня прикончить. А следовательно, пусть-ка объясняется с полицией.

Джек подошел к телефону и, не глядя на Леониду, стал набирать номер.

— Нет-нет, не звоните в полицию!

— А почему бы и нет?

— Умоляю вас!

— Но нельзя же позволять подобным субъектам врываться к людям и угрожать расправой!

— Пожалуйста, мистер Марлоу, не надо поднимать шума. Клянусь вам, я сама со всем справлюсь.

— Полиция или объяснения, — холодно отрезал молодой человек.

— Будет гораздо лучше, если вы позволите мне действовать самостоятельно.

Леонида подошла к Джеку и, словно желая помешать снять трубку накрыла его руку ладонью.

— Леонида, — мягко проговорил он, — мне было бы намного приятнее выслушать ваши объяснения, чем звонить в полицию. Но выбор за вами.

Марлоу вдруг спросил себя, что он станет делать, если девушка обнимет его и начнет умолять не вмешиваться. Джеку страстно захотелось, оставив в покое телефон, прижать к себе Леониду и забыть обо всем остальном.

Он опустил трубку, но телефон тут же зазвонил.

Марлоу и мисс Уайльд одинаково вздрогнули от неожиданности. Джек поднял трубку.

Меж тем его противник на ковре зашевелился.

— Это мистер Марлоу? — спросил женский голос. — Мистер Эйнсворт хотел бы знать, может ли он рассчитывать на ваше появление. Встреча была назначена на без четверти четыре.

— Я прошу меня извинить, — сказал Джек, — но сугубо личные обстоятельства помешали мне прийти. Передайте мои извинения мистеру Эйнсворту и скажите ему…

Марлоу вдруг увидел, что Леонида делает ему какие-то знаки.

— Минуточку!

Он накрыл микрофон рукой и тихо шепнул девушке:

— Нет, я не пойду к Эйнсворту, пока вас не выслушаю.

— Но вы же потеряете клиента!

— Тем хуже для меня, — буркнул Джек и снова заговорил с секретаршей Эйнсворта: — Нет, сегодня вечером я прийти не смогу, но завтра перезвоню ему с самого раннего утра.

— Слушайте, Марлоу, вы собираетесь работать со мной или нет? — вмешался мужской голос. — Я хочу сотрудничать только с теми, на кого целиком могу положиться.

Голос Эйнсворта звучал сурово, да он и в самом деле имел основания сердиться. Тем не менее, Джеку показалось, что тот журит его чисто по-отечески.

— Поверьте мне, мистер Эйнсворт, не случись у меня чисто личная неприятность, я бы уже давно был у вас. Можно мне позвонить вам завтра утром?

— Ладно, — буркнул адвокат, — надеюсь, к тому времени у вас все уладится.

И он повесил трубку.

Противник Марлоу уже встал и замутненным взглядом оглядывал комнату. Леонида со страхом следила за каждым его движением.

Сунув правую руку в карман, незнакомец пошел к двери. Глаза его смотрели злобно, но, по-видимому, нападать он больше не собирался.

— Я позвоню вам и скажу, где мы встретимся, — сказал он Леониде. — Но опаздывать не советую. И еще: помешайте этому дураку совать нос не в свое дело, а не то…

— Вы так просто отсюда не уйдете, — оборвал его Марлоу. — Сначала я хочу услышать ваши объяснения.

Правая рука незнакомца вынырнула из кармана, и Джек увидел «кольт» двадцать второго калибра. С такого расстояния подобная игрушка запросто уложит на месте. А противник Джека к тому же, по всей видимости, не побоялся бы пустить ее в ход. К счастью, пока он ограничился угрозой и нетвердым шагом побрел к двери.

Марлоу подумал, что, скорее всего, незнакомец выстрелит, находясь уже на пороге комнаты, но сам стоял слишком далеко, чтобы как-то попытаться вырвать у того револьвер.

У двери толстяк обернулся.

— На вашем месте я бы застраховал свою жизнь, — язвительно бросил он. — Потому как, если вы и впредь собираетесь вставать мне поперек дороги, то оставите неутешною вдову и сирот.

Марлоу хотел броситься следом, но Леонида буквально повисла у него на руке.

— Умоляю, оставьте его в покое, иначе он вас убьет!

Джек понял, что поддаться бешенству в подобной ситуации — чистое безумие. Наружная дверь хлопнула, и в замке повернулся ключ. Во всяком случае, так показалось Марлоу.

Молодой человек обернулся и посмотрел на Леониду, стоявшую между ним и письменным столом. Джеку ужасно хотелось признаться, что он отчаянно влюблен и готов пойти на любые жертвы, лишь бы оказать ей услугу.

Но он взял себя в руки. Сначала следовало все-таки выяснить, что за тайна связывает девушку с этим типом.

Джек подошел к окну и выглянул на улицу. Незнакомец поднял голову и бросил на него исполненный холодной ненависти взгляд, потом, все еще немного пошатываясь, пошел прочь, в сторону Хай-стрит.

Марлоу снова обернулся к Леониде.

— Вы расскажете все здесь или предпочтете разговаривать в пансионе? — спросил он.

— Лучше там, — спокойно отозвалась Леонида.

И больше они не перемолвились ни словом, пока не закончили работу. Незнакомец и в самом деле запер дверь, и Марлоу пришлось звонить Кэт. Сославшись на дурацкий розыгрыш, Джек попросил вызволить их с Леонидой из беды, и миссис Симпсон тут же послала наверх одну из машинисток.

Ровно в половине шестого Марлоу и Леонида заперли контору и вместе отправились в «Ривер Вью».

Неподалеку от дома миссис Бродерик из подъезда выскочил и побежал прочь какой-то толстяк. Марлоу чуть не вскрикнул. В каждом темном углу ему теперь чудилось чье-то враждебное присутствие. Немудрено, что Леонида была постоянно настороже.

Но скажет ли она ему правду?

Глава 6

Миссис Бродерик вышла из столовой и сразу увидела в холле Марлоу и Леониду. Хозяйка пансиона очень напоминала большого серого попугая.

— Я вижу, вы сегодня рано вернулись. Будете ужинать не в семь, а в половине седьмого? — с улыбкой спросила она.

В семь часов спустятся ужинать два других постояльца «Ривер Вью». Они молча проглотят все, что подаст на стол миссис Бродерик, а в углу будет надрываться телевизор, и голос диктора заполонит всю комнату, оскверняя вечера нюю тишину.

— А не могли бы мы поужинать в маленькой гостиной, миссис Бродерик? — спросил Марлоу. — Я помогу вам отнести подносы наверх.

— Этим займется Бетти, — ответила миссис Бродерик, и ее необычайно живые маленькие глазки лукаво сверкнули. — Но обещайте мне не говорить все время только о делах.

В голосе хозяйки пансиона тоже звучала добродушная насмешка.

— Обещаю, — с самым торжественным видом заверил ее Джек.

Миссис Бродерик легким шагом упорхнула на кухню, а Марлоу и его спутница отправились наверх. На лестнице Джек спросил:

— Когда я могу прийти?

— Вы дадите мне десять минут?

— Разумеется.

Марлоу проводил девушку глазами и, лишь когда она скрылась за дверью, пошел дальше.

Джек быстро привел себя в порядок, надел чистую рубашку и красную бархатную куртку. Его переполняла странная смесь тревоги и радостного возбуждения. Решив еще раз оценить результаты своих стараний, он подошел к большому зеркалу, в котором отражались громоздкая мебель, старый шкаф, стол, радио и стопки книг.

Молодой человек критически оглядел собственное отражение и остался вполне доволен. Да, конечно, он ничуть не похож на Аполлона, но все же черты его лица — правильные, а глаза смотрят открыто и честно.

Он вышел из комнаты.

Тут же зазвонил телефон и где-то хлопнула дверь.

Марлоу едва не охватила паника: неужели Леонида сбежала?

Он помчался к лестнице, но на полпути замер: наверх поднимался еще один постоялец — пожилой банковский служащий, много лет снимавший квартиру у миссис Бродерик.

— Добрый вечер, Марлоу.

— Добрый вечер, Джеффрис.

— Какой сегодня чудесный день, правда?

— Великолепный.

Джеффрис снимал комнату напротив Леониды. Он ушел к себе.

По лестнице торопливо поднималась Бетти.

— О, мистер Марлоу, вас к телефону!

— Ах, черт! — выругался Джек, но тут же расхохотался, увидев выражение лица Бетти.

Не желая ни на минуту откладывать свидание с Леонидой, Марлоу сбежал вниз, перепрыгивая через несколько ступенек. Телефон стоял в небольшом закутке в вестибюле.

— Алло?

— Это мистер Марлоу?

— Да.

— Могу дать вам хороший совет: поскорее избавиться от Леониды Уайльд. А не то влипнете в очень скверную историю.

Незнакомец повесил трубку.

Марлоу отошел от телефона. Он почти не сомневался, что узнал голос сегодняшнего незваного гостя. Все это, конечно, пустые угрозы, но для такого чувствительного создания, как Леонида, любого пустяка достаточно.

Нет, Марлоу ни слова не скажет ей о звонке.

Поднявшись по лестнице, Джек постучал. Леонида почти тотчас же открыла.

Ярко-зеленое платье без рукавов очень шло девушке.

— Я решил принести бутылку джина, — сказал Джек. — Вам, пожалуй, не вредно немножко взбодриться.

— У меня есть скотч и бурбон. Так что нам, очевидно, пришла в голову одна и та же мысль.

Девушка подвела его к маленькому столику у окна, где стояли бутылки, сифон и два бокала.

— Вы можете приготовить себе аперитив. Бетти сейчас принесет лед.

— Меня вполне устроит джин с оранжадом.

— Пожалуйста.

— Благодарю вас.

Оба они чувствовали себя немного скованно, и это нетрудно было понять: Леонида явно не собиралась начать разговор, пока Бетти не накроет на стол и не уйдет.

Марлоу подошел к окну и выглянул в сад.

Небольшой газон оживляли две клумбы рододендронов. Стройные изящные березы отбрасывали легкую тень, но все же лучи заходящего солнца проникали в комнату. Один из них коснулся руки Марлоу, и бокал ярко вспыхнул, рассыпая вокруг себя искры. Леонида тоже подошла к окну и тоже оказалась в полосе света. Молодой человек повернулся, и ему показалось, что она читает его мысли. И снова Джек с трудом подавил желание прижать ее к себе.

Бетти, постучавшись, внесла миску со льдом. Глядя на нее, было почти невозможно поверить, что это дочь миссис Бродерик. Бетти совсем недавно исполнилось восемнадцать лет, но ее высокая, как у Леониды, фигура уже достигла полного расцвета. Марлоу относился к Бетти по-дружески, но не более того.

Сейчас он заметил, что девушка покраснела и смотрит на него со странной настойчивостью.

— Спасибо, Бетти, больше ничего не надо.

Бросив на Леониду откровенно враждебный и недоверчивый взгляд, девушка ушла. Марлоу удивленно посмотрел ей вслед.

Бетти хлопнула дверью.

— У Бетти сегодня неважное настроение, — рассеянно заметила Леонида.

— Что вы будете пить? Виски с содовой?

— Бурбон, пожалуйста.

Марлоу налил бокал бурбона и протянул его девушке. Некоторое время она молча наблюдала за ним, потом вдруг сказала:

— Вы удивительно великодушны, да и все здесь носятся со мной, как Бог весть с каким сокровищем… — Леонида посмотрела на Марлоу полными грусти глазами. — Не вынуждайте меня к признаниям, Джек. Вся эта история скоро закончится, и мы о ней навсегда забудем.

— Разве вы не помните о нашем уговоре?

— Но вы же не знаете, кто этот человек. И что вы сможете рассказать полиции? Меня вы говорить не заставите. — Леонида поднесла бокал к губам. — Я не знаю, что вы обо мне подумаете, Джек, но тем хуже для меня. В любом случае я больше не скажу ни слова. Я должна сама с этим справиться.

В голосе девушки чувствовалась непоколебимая уверенность. Джек рассердился. *

— Я хочу знать.

— Джек…

— Не пытайтесь меня разжалобить! Вы приезжаете сюда, просите взять вас на работу и при этом всякий раз вздрагиваете при виде незнакомого мужчины. Вы боитесь полиции и называете своим другом явного негодяя… Да ну же, говорите!

Но он напрасно тратил время. На лице Леониды ясно читалось, что она не отступится от своего решения.

— Все это касается меня одной, — холодно заметила она. — Не волнуйтесь за меня.

— Но я не могу не волноваться! Послушайте, вас что, шантажируют?

— Примерно так.

— Ваша жизнь в опасности?

— Мертвая, я уже не принесу никакой выгоды шантажисту, не так ли?

Марлоу поставил бокал. Ему стало ясно, что дальнейшие попытки выяснить правду приведут лишь к бесплодным препирательствам.

— Если вам понадобится помощь, можете полностью рассчитывать на меня, — проворчал он. — Но имейте в виду: уступая шантажисту, вы только больше увязнете.

— Я непременно обращусь к вам, если не сумею справиться сама. Это я вам твердо обещаю.

Марлоу плеснул себе еще немного виски.

— Ну вот и хорошо, — сказал он, стараясь, чтобы его слова прозвучали более или менее искренне.

Но сейчас Джеку больше всего хотелось, чтобы это свидание поскорее закончилось.

— Может быть, мы могли бы сходить в кино? — спросила Леонида. — Все равно раньше завтрашнего утра я вряд ли узнаю что-то новое…

Они отправились смотреть вестерн, и вечер доставил Марлоу гораздо больше удовольствия, чем он ожидал. Джек проводил Леониду до двери, дружески пожал ей руку (хотя девушка, вероятно, ожидала поцелуя) и пошел к себе.

Однако не успел он включить свет, как чья-то рука сжала его запястье, рванула в комнату, и дверь захлопнулась. Вторая рука вцепилась ему в горло.

Джек согнул ногу в колене, но смог ударить нападавшего лишь в бедро. Он попытался ухватить широкие запястья, но удавка на горле не ослабевала. Джек задыхался.

Голова кружилась, и Марлоу чувствовал, что вот-вот потеряет сознание.

Потом комнату вдруг залил свет, и молодой человек услышал крик.

Противник Джека отпустил руки, и тот, шатаясь, отступил к стене. Сквозь пелену, застилавшую глаза, он смутно различал на пороге высокую фигуру Бетти.

Нападавшим был «друг» Леониды.

— Что случилось? — крикнул кто-то в коридоре.

Джек узнал голос Джеффриса.

Бандит выбежал из комнаты и помчался к лестнице. Марлоу услышал вопль: «Задержите его!», потом — глухой топот поспешных шагов.

Он тоже хотел броситься в погоню, но Бетти повисла у него на шее.

— Нет! Нет! Не ходите туда! Он может вас убить!

Джеффрис вбежал в комнату, но при виде, как ему показалось, обнявшихся Марлоу и Бетти, замер. Внизу резко хлопнула входная дверь. Джек вырвался из рук девушки.

— Я позвоню в полицию, — предложил Джеффрис.

В это время на пороге наконец появилась Леонида, и Джек без труда прочел в ее глазах немую просьбу: «Нет, не говорите ничего полиции!»

Леонида, разумеется, знала, кто напал на Марлоу.

А все остальные останутся в заблуждении, думая, будто его просто пытались ограбить.

Скоро приехала полицейская машина. Миссис Бродерик вместе со всеми жильцами ожидала стражей порядка у двери.

Шея у Джека мучительно ныла, и он не сомневался, что бандит прикончил бы его, если бы только успел. Однако, когда полицейские спросили, может ли он описать нападавшего, Марлоу ответил отрицательно.

Благодарность, которую Джек прочел в глазах Леониды, вознаградила его за ложь.

Но почему она до такой степени боится вмешательства полиции? И разве может этот потенциальный убийца оказаться ее другом?

Помимо всего этого у Марлоу был еще один повод для серьезного беспокойства: Бетти.

Мать заставила девушку проглотить две таблетки аспирина и стакан молока, а потом отправила спать. Бетти спасла Джеку жизнь. Теперь он не сомневался, что дочь миссис Бродерик его любит. Джек хорошо помнил, с какой страстью она умоляла его не гнаться за бандитом.

Впредь Марлоу придется обращаться с девушкой очень тактично и избегать осложнений.

Меж тем больше всего осложняла ситуацию, естественно, Леонида.

* * *
Джек довольно спокойно спал всю ночь и проснулся спозаранку. К его удивлению, Бетти тут же принесла чай. Марлоу поблагодарил.

— О, это пустяки, — смущенно заметила девушка и выскользнула из комнаты.

Перед завтраком Джек решил немного прогуляться. Соседи уже прослышали о ночном «ограблении», и многие спрашивали молодого человека, как он себя чувствует…

Вернувшись домой, Марлоу снова увидел Бетти, и девушка сказала, что завтрак готов, а мисс Уайльд сейчас спустится.

Джек заметил, что дочь миссис Бродерик очень бледна, и глаза ее лихорадочно блестят.

— Спасибо, Бетти, — поблагодарил он. — Особенно за вчерашнее. Не будь вас, я бы…

— Я ничего такого не сделала, — пробормотала девушка и торопливо ушла на кухню.

Все остальные жильцы уже поели, и Леонида с Марлоу завтракали вдвоем.

— Я хотела сказать вам, как я благодарна зато, что вчера вечером вы промолчали… — начала Леонида, но Джек тут же ее перебил.

— Надеюсь, вы докажете мне свою благодарность, честно рассказав обо всем.

Девушка кивнула.

— Да, но лучше не разговаривать об этом здесь. Вы пойдете в контору вместе со мной?

— Разумеется. Давайте встретимся в саду.

Покончив с завтраком, Джек вышел в сад и, закурив сигарету, стал ждать у двери мисс Уайльд.

К нему чуть ли не вприпрыжку приближался уже немолодой человечек маленького роста — Пинджелли, репортер местной газеты. Джек знал его в лицо.

— Не могли бы вы сообщить мне какие-нибудь подробности ограбления? — спросил репортер. — Что-нибудь украли? Вы ранены? — Проницательный взгляд скользнул по опухшей шее Марлоу. — Вас пытались задушить?

— Угу.

— Это правда, что Бетти Бродерик примчалась к вам в комнату и подняла тревогу?

— Если бы не она, я бы, скорее всего, уже отправился к праотцам, — признался Джек.

— Очень интересно… Бетти дома?

— Да.

— Так я поговорю с ней.

Подошла Леонида, и они вдвоем пошли в контору. Утро выдалось ясное, но прохладное и, добравшись до моста, Джек проговорил:

— В ближайшие дни надо будет купить машину. Вы умеете водить?

— В Америке машину водит каждый, кому исполнилось семнадцать лет.

Дальше, до самой Боттл-лэйн, они шли молча. У дома не болталось никаких подозрительных личностей, но Марлоу вошел в подъезд первым, понимая, что Леонида боится, не поджидают ли ее там.

Джек приготовился к драке. Он заметил, что, против обыкновения, в «Спидиуорке» не работала ни одна пишущая машинка. И это почти в половине десятого!

На полпролета к четвертому этажу Марлоу замер. У двери конторы маячил мужской силуэт, но Джек мог видеть лишь верхнюю часть туловища. Однако он сразу же понял, что это не враг.

— Наверняка кто-то из полиции, — шепнул он на ухо Леониде.

Это и в самом деле оказался сержант Клени из отдела уголовных расследований Хейгейта. Джек хорошо знал его.

Высокий и крепкий сорокапятилетний сержант сохранил детскую округлость лица, но его несколько нарочитому простодушию и сердечности не стоило особенно доверять.

— Хэлло, мистер Марлоу, надеюсь, я не очень нагнал на вас страху? — звучно осведомился Клени. — Здравствуйте, мисс.

Марлоу познакомил сержанта с Леонидой. Девушка казалась совершенно спокойной.

— Я очень рада познакомиться с вами, сержант, — сказала она.

— Все ужасно завидуют Марлоу, что у него секретарша-американка, мисс Уайльд, — заверил ее Клени.

Джек открыл дверь.

— Если вы пришли насчет вчерашнего, то сразу скажу: мне нечего добавить к уже сказанному.

— О, сначала нам нужно поймать этого парня, а уж потом мы попросим вас его опознать, если, конечно, это возможно. А пришел я сюда сразу по двум причинам. Во-первых, из-за небольшой формальности: как гражданка Соединенных Штатов вы должны сообщить об изменении местожительства, мисс Уайльд. Так что вам придется заглянуть в Министерство труда.

— Я действительно всю жизнь прожила в Штатах, но родилась в Канаде, — заявила Леонида.

— Это меняет дело. А можно мне взглянуть на ваш паспорт.

— Он остался в «Ривер Вью».

— Ладно, оставим на потом. А вторая причина моего визита касается страхования. Мистер Марлоу, я хотел бы знать, можете ли вы установить источник одной бумаги. — Сержант вытащил из кармана пальто конверт и достал оттуда документ, аккуратно вставленный в пластиковую обложку. — Речь идет об ограничительном соглашении к страховому полису на драгоценности, и я подумал, что, может быть, вы сумеете подсказать, какая компания его составила.

Клени протянул документ Джеку.

Леонида побледнела, как смерть. Чтобы скрыть смущение, она направилась к, стоявшей в дальнем конце комнаты картотеке.

Марлоу пригласил полицейского в кабинет.

— Это очень важно?

— Да, не исключено, — обронил Клени. — Но вы можете не торопиться — у меня есть время… Вы когда-нибудь видели эту бумагу?

Марлоу сел и начал изучать документ. Подобные соглашения ему попадались не раз.

Это было дополнительное условие к страховому полису. Общая страховка драгоценностей достигала пятидесяти тысяч фунтов, но за каждую вещь в отдельности не должна была превышать пяти тысяч.

— Нет, этого документа я никогда не видел, — вздохнул Джек. — А что в нем особенного?

— Он мог бы навести на след убийцы, вот и все, — проговорил полицейский. — Вы позволите попросить вашу секретаршу тоже взглянуть на эту бумагу?

Глава 7

Марлоу слишком хорошо знал сержанта, чтобы не раскусить его игру. Голубые глаза Клени смотрели на него с детской наивностью, но это было как раз то выражение, которое сержант всегда напускал на себя, расставляя ловушку очередной жертве.

Очевидно, бледность Леониды от него не ускользнула.

— О, разумеется, — сказал Джек. — Прошу вас, мисс Уайльд, зайдите сюда на минуточку! — позвал он.

Девушка тут же вошла в кабинет. В зеленой юбке и белой блузке она казалась, как всегда, свежей и очаровательной. Лицо ее уже вновь обрело свой естественный цвет, но Марлоу все же заметил, какой у нее утомленный вид.

— Сержант хотел бы спросить вас насчет вот этого. — Джек указал на документ.

— Посмотрите внимательно, — подхватил Клени, — и скажите мне, не напоминает ли он вам о чем-нибудь.

Прочитав первый параграф, девушка подняла голову.

— Я видела массу документов такого рода. Это обычная вступительная формула…

— г Посмотрите хорошенько. Может быть, вы когда-нибудь видели именно этот документ? Вы не хуже меня знаете, что каждая компания составляет преамбулу по-своему. И нам крайне важно выяснить, кто именно использует данную формулу.

Леонида стала медленно читать параграф за параграфом. Почему Клени вздумалось принести этот документ в контору Марлоу? В Хейгейте не меньше дюжины страховых контор и масса других агентов.

Напряжение росло. Сержант не отводил глаз от Леониды. Документ состоял из четырех страниц. Девушка дочитала их до конца. У Марлоу язык так и чесался сказать, что она здорово перебарщивает: профессиональный долг вовсе не требует подобного самопожертвования — если бы Леонида прежде держала эту бумагу в руках, то узнала бы ее уже с первой страницы.

— Нет, этого соглашения я ни разу не видела, — наконец заявила она, — но знаю, какая компания могла его составить.

— Ну что ж, вот и отлично, благодарю вас, мисс Уайльд! — воскликнул полицейский, и в его глазах на мгновение вспыхнул огонек. — И какая же это компания?

— «Нью Уолд Конститьюшнл».

— Но это же та самая… — начал было Марлоу, но сразу осекся.

Клени удивленно вскинул брови, но тут же расплылся в улыбке, обнажая два ряда великолепных белых зубов.

«Это чтобы лучше съесть тебя, дитя мое!» — мелькнула у Джека дурацкая ассоциация.

— Ну как же, знаю! — обрадовался сержант. — Это ведь американская компания, правда?

— Совершенно верно, — с чуть заметной иронией подтвердила Леонида. — Английские компании не пользуются такого рода преамбулами.

— Само собой, нет, мэм, — проговорил Клени, очень точно имитируя американский акцент.

Леонида не могла сдержать улыбку, и Марлоу почувствовал, что его нервы уже не так мучительно напряжены.

— А можете вы еще что-нибудь к этому добавить? — снова спросил сержант.

— Вы заметили вот это? — Девушка указала фразу на второй странице документа. — Вот этот знак «#», обозначающий фунты стерлингов, — очень темный. Судя по всему, это место потерли резинкой, а потом снова напечатали, сильно нажимая на клавишу. Кроме того, еще в двух других местах можно разобрать, что первоначально там стоял знак доллара. Поэтому я думаю, что документ печатался на машинке, имеющей одновременно оба знака — $ и…

Клени изучающе посмотрел на Леониду.

— Джек Марлоу, ваша секретарша — просто чудо из чудес, — заявил он. — Вы совершенно правы, мисс Уайльд. Вам когда-нибудь случалось печатать на таких машинках?

— Нет, но я знаю об их существовании.

— И где же их можно найти?

— В американском Министерстве информации. Я там работала.

— Где постоянно имеют дело как с американцами, так и с англичанами, — с самым серьезным видом проговорил Клени.

Он забрал документ и снова осторожно вложил обратно в пластиковую обложку.

— Благодарю вас, мисс Уайльд. А вас, Джек Марлоу, позвольте поздравить.

Сунув конверт в карман пальто, сержант спросил:

— Кто-нибудь из вас слышал о некоем Джиллике? О Лестере Джиллике?

Марлоу тут же вспомнил, что так звали ювелира, убитого у себя в лавке.

Но Клени не смотрел на него: не отрывая глаз, он сверлил взглядом Леониду.

Глава 8

Девушка, не дрогнув, выдержала взгляд вдруг посуровевшего сержанта.

— Кажется, это ювелир, которого убили в начале нынешней недели? — спросила Леонида.

— Да, — кивнул полицейский, и на его лице опять появилось любезное выражение. — Несчастный старик вообразил, будто улучшит свое финансовое положение, сменив страховую компанию и платя менее крупные взносы. И вот к чему это привело!

Леонида улыбнулась.

— Можно сменить страховую компанию и не подвергая свою жизнь опасности.

Клени расхохотался.

— Разумеется! — Он повернулся к Марлоу. — Тонкая штучка ваша секретарша, немудрено, что половина жителей Хейгейта вам завидует! Но, надеюсь, вы не собираетесь держать ее в заточении, Джек? Этой юной особе просто необходимо принимать участие в наших празднествах! Как правило, американцы очень общительны. Правда, мисс Уайльд?

— Как правило — да.

Сержант взял шляпу и вдруг просиял, как будто его неожиданно осенила гениальная мысль.

— Слушайте, Джек, а почему бы вам завтра не сводить мисс Уайльд на весенний бал нашего Спортивного клуба? Для нее это было бы прекрасной возможностью завести новые знакомства. Как вам моя идея, мисс Уайльд? Нравится?

— Очень.

— Вот и замечательно! — торжествующе заявил Клени. — Я возьму вам билеты.

— Но я еще не уверена, что останусь здесь на выходные, — возразила Леонида.

— Вы серьезно?

Физиономия сержанта вытянулась, и он начал с таким растерянным видом вертеть на пальце шляпу, что Марлоу невольно встревожился. С чего бы это Клени вздумалось валять дурака? И доброжелательность его что-то слишком подозрительна… Нет, уж этот-то парень точно не станет ломать комедию без серьезной причины.

— Мне было бы очень досадно… — продолжал меж тем полицейский. — Попытайтесь остаться, и я возьму вам с Джеком два билета. А если вы опасаетесь, что у вас нет достаточно элегантного вечернего платья, то совершенно напрасно — наши весенние балы вовсе не требуют чего-то особого. Так что тратиться на новые туалеты вам не придется, — любезно добавил он.

— Этот вопрос меня ничуть не беспокоит, — спокойно ответила девушка.

— Прекрасно! — Сержант хлопнул Марлоу по плечу. — Уговорите мисс Уайльд остаться, Джек, она станет королевой бала. А теперь мне пора бежать — надо допрашивать свидетелей разных несчастных случаев, например, того, что произошел с Харрисоном. Ужасная история… Бедный старикан, надо же, чтобы его так разделало! Руль превратил его голову просто в кашу…

Сержант искоса посмотрел на Леониду, словно хотел проверить, какое впечатление производят на нее рассказы о разбитых головах. Но девушка даже не вздрогнула.

— Что ж, до свидания. Дорогу я знаю, можете не беспокоиться.

Он помахал рукой и ушел.

Марлоу запер за полицейским дверь. Когда он вернулся в кабинет, Леонида стояла у окна, но то, что происходило на улице, ее сейчас явно не интересовало.

Девушка была очень бледна и все же попыталась улыбнуться.

— Почему бы вам не довериться мне, если вы и в самом деле попали в переплет? — спросил Марлоу. — Кто знает, может быть, я сумею вас вызволить…

Леонида молчала, но предложенную сигарету взяла.

— Вы знали этого Лестера Джиллика? — продолжал допытываться Джек.

Девушка глубоко затянулась, но опять не проронила ни звука.

— Коль скоро вы были с ним знакомы, — стараясь говорить спокойно, заметил Джек, — полиция явно докопается до этого факта. Вас невозможно не заметить, Леонида. А после того как Клени побывал здесь, то тот факт, что вы не сказали ни слова о своих отношениях с Джилликом, покажется особенно странным и подозрительным… Если, конечно, вы его действительно знали…

Леонида протянула ему руку.

— Чем меньше вы узнаете, Джек, тем лучше для вас. Я сумею ответить на вопросы полиции.

— Не надо принимать меня за дурака! — не выдержал наконец Марлоу. — Да и Клени далеко не младенец. Думаете, он просто так заговорил с вами о новых платьях? Да ничего подобного! Сержант прекрасно знает, что вы приехали сюда без единой тряпки и все покупали заново. И он наверняка захочет выяснить, почему вы уехали так поспешно. Да и я тоже… очень хотел бы это знать. А как насчет вашего «друга», который так жаждал придушить меня вчера вечером?

— Вот именно, — с живостью отозвалась Леонида. — Я сама должна поговорить с ним — не могу допустить, чтобы вы рисковали жизнью по моей милости.

— Довольно бродить вокруг да около. Вы знали об убийстве Джиллика до того как приехали сюда, или нет?

— Джек, — удивительно спокойным голосом проговорила Леонида, — зачем вы с таким упорством продолжаете меня расспрашивать? Я все равно не отвечу на ваши вопросы. А будете настаивать — уйду и отсюда, и от миссис Бродерик. Однако мне вовсе не хочется уходить… Мне так хорошо и у вас, и там… Можно хоть немного расслабиться. Дайте мне решить все свои проблемы самостоятельно.

Марлоу пришлось заново оценить сложившуюся ситуацию.

Если Леонида уедет из города, это нисколько не облегчит ее положения. Пока она работает здесь и живет в том же пансионе, что и он, у него гораздо больше возможности ее защитить.

Джек потушил сигарету и снова заговорил, стараясь не поддаваться обиде и гневу.

— Хотите — верьте, хотите — нет, но я такое же человеческое существо, как и все остальные. Если я вижу или слышу нечто такое, что возбуждает мое любопытство, мне безумно хочется найти этому объяснение. Поэтому, когда к кому-то приходит сначала бандит, а потом полиция, я невольно задаю себе вопрос: «Что все это значит?» Но я больше не буду приставать к вам с расспросами, в надежде, что со временем вы внемлете голосу рассудка. Но только не пытайтесь сбежать. Если вы уедете, полиция неминуемо насядет на меня, и тогда мне волей-неволей придется рассказать все, что я знаю.

— Я обещаю вам никуда не уезжать, Джек.

— Ленни, — тихо проговорил он, — когда вам понадобится помощь, сразу зовите меня. Я очень этого хочу.

— Спасибо, Джек, — растроганно сказала девушка.

Наступившее молчание прервал телефонный звонок. Поскольку Леонида разбирала почту в приемной, Марлоу сам снял трубку.

— Добрый день, сэр, — приветствовал его знакомый голос. — Говорит секретарь мистера Эйнсворта. Он освободится в половине одиннадцатого и хотел бы знать, подходит ли вам это время?

— Благодарю вас, вполне.

Марлоу опустил трубку. Звонок его порадовал. Раз Эйнсворт к нему так снисходителен — это очень добрый знак.

Леонида вернулась со стопкой писем.

— Вряд ли там есть что-нибудь интересное, — заметил Марлоу, — но я все же взгляну, а потом мне придется бежать — великий Эйнсворт ждет меня к половине одиннадцатого, и на сей раз лучше не испытывать его терпение. А вам надо будет напечатать эти контракты и, думаю, работы хватит почти на весь день.

— Наверняка, — согласилась девушка.

К ней, по-видимому, вернулось обычное ровное настроение.

Джек быстро пробежал глазами письма, сделал несколько пометок для Леониды и вышел в приемную. Девушка не слышала его шагов.

Она сидела за столом, отодвинув от себя машинку, и Марлоу заметил, написанное черными чернилами письмо. Всего только несколько строчек посередине страницы.

Леонида подняла голову.

И Джек сдержал вертевшийся на языке вопрос.

— Если меня будут спрашивать, скажите, что я вернусь в половине двенадцатого, — будничным тоном сказал он. — А кроме того, в три часа у меня деловая встреча.

— Очень хорошо.

Марлоу быстрым шагом вышел из конторы.

Ему очень не нравилось, что Леонида остается одна, но, внимательно оглядев улицу, он не заметил ничего подозрительного.

На Хай-стрит машины шли сплошным потоком, да и вообще царило большое оживление: пятница — базарный день. По дороге к Эйнсворту молодому человеку пришлось пройти мимо полицейского управления, и он невольно посмотрел на окна, как будто ожидал увидеть в одном из них сержанта Клени.

Джеку все время казалось, что за ним следят.

Метрах в пятидесяти от управления стояли три дома в георгианском стиле, соединенные в одно целое, — коммерческий центр. Контора Эйнсворта занимала там целый этаж.

Марлоу постучал в дверь ровно в половине одиннадцатого. Кругленькая, умело подкрашенная девушка в облегающем черном платье пригласила его в кабинет.

— Входите, мистер Марлоу. Мистер Эйнсворт ждет вас, — торжественно объявила она.

Глава 9

— А, Марлоу, рад вас видеть! — заметил Эйнсворт, протягивая ему бледную пухлую руку. — Как поживаете? Да садитесь же!

Эйнсворт говорил звучным, слегка аффектированным голосом, был приветлив, пожалуй, даже слишком приветлив в обращении, а его багровое, полнокровное лицо сразу же вызывало в памяти образ мистера Пиквика. Сидел Эйнсворт всегда спиной к окну, так, чтобы свет падал на лица посетителей. Вообще он производил впечатление человека обеспеченного и отнюдь не страдающего от истощения — кожа лоснилась, черные волосы блестели, костюм всегда сидел безукоризненно, а светло-серый галстук украшала жемчужина.

Кабинет юриста выглядел очень современно. На столе стоял селектор с четырьмя кнопками. Одну из них Эйнсворт тут же нажал.

— До новых распоряжений меня пусть никто не беспокоит, — приказал он и, отключив связь, кашлянул, показывая, что готов выслушать объяснения.

— Прошу прощение за вчерашнее, — проговорил молодой человек, — и, надеюсь, вы потеряли из-за меня не слишком много времени.

— Чепуха, — отмахнулся Эйнсворт, и гостю показалось, что глаза его сверкнули. — По правде говоря, может, оно и к лучшему, что вчера вы не пришли… хотя в тот момент, должен признаться, я был немало раздосадован. Иногда мне кажется, что дар предвидения мог бы принести нам немало пользы, а иногда — что это стало бы настоящим бедствием.

Такое напыщенное начало несколько удивило Марлоу, и он почел за благо промолчать.

— Как вы себя чувствуете после схватки с грабителем? Надеюсь, обошлось без тяжелых последствий? — продолжал юрист.

— Ах, вы уже в курсе? Да нет, все в порядке.

— О ваших приключениях судачит весь город. Как я слышал, дочь миссис Бродерик сыграла героическую роль… Это правда?

— Совершеннейшая.

— Очень красивая девочка. Но вас, может быть, удивит, что я ее знаю? Я много лет вел дела отца Бетти, а теперь продолжаю помогать ее матери. Она далеко не нищая… А впрочем, я пригласил вас вовсе не затем, чтобы поболтать о миссис Бродерик. Вы помните миссис Уилберфорс? Это одна из моих клиенток, и вы давали ей кое-какие советы насчет страховки… Так вот, миссис Уилберфорс вполне удовлетворена вашейпомощью… равно как и прочие мои подопечные, которых я направлял к вам впоследствии.

— Счастлив слышать, — пробормотал Марлоу.

Эйнсворт сложил на животе пухленькие ручки.

— Несмотря на это, — продолжал он, — я полагаю, что вы далеко не так преуспели, как могли бы. — Фраза показалась Марлоу несколько двусмысленной. — Сами знаете, городок наш очень замкнутый и довольно консервативный. Я, конечно, имею в виду традиции, а не политику. И тут надо быть… скажем… посвященным. Будь вы отпрыском какой-нибудь местной семьи, дела бы шли куда легче. Уж простите мне такую прямоту.

— Напротив, я ее очень ценю.

— Отлично. Поверьте, меня крайне огорчает поведение местных жителей, но я его вполне понимаю. Однако давайте перейдем к делу. Позвольте задать вам откровенный вопрос: я не ошибся, полагая, что вам необходим компаньон, располагающий либо капиталом и клиентурой вне нашего города, либо значительным влиянием в самом Хейгейте?

— Вы совершенно правы.

— Хорошо. Так вот, у меня как раз есть клиент, который хотел бы вложить капитал в страховое дело и поселиться здесь. Это человек с большим опытом и богатый… Вас такое предложение интересует?

Марлоу насторожился.

— Конечно.

— И на каких же условиях?

— Все зависит от того, хочет ли этот господин просто вложить капитал или намерен участвовать в работе фирмы. Меня интересует только активный компаньон. Кроме того, немаловажно, каким капиталом он располагает и каких потребует процентов.

— Речь идет об активном компаньоне с сорока девятью процентами акций. Он готов вложить до пяти тысяч фунтов при десяти процентах прибыли с каждой вложенной тысячи. Компания будет с ограниченной ответственностью. А вопрос о его жалованье содиректора вы еще обсудите.

— Что ж, условия вполне приемлемые, — кивнул Марлоу.

И на самом деле, предложение выглядело так заманчиво, что он едва поверил своим ушам. Пять тысяч фунтов капитала! Джек изо всех сил старался скрыть восторг.

— Я буду рад встретиться с вашим клиентом.

— Вам не придется долго ждать, — заверил Эйнсворт. Он немного подался вперед, и Марлоу понял, что сейчас предстоит самая важная часть разговора. — Однако у моего клиента тоже есть некоторые условия, Марлоу.

— Вполне естественно.

— Он требует определенных гарантий, надежного личного контакта и — что может быть понятнее? — хочет убедиться, что ваше дело имеет будущее и ведется толково. Этот господин не желает строить замок на песке.

Марлоу улыбнулся.

— Короче, ему нужна уверенность, что я кое-что смыслю в своем деле.

— Вы меня правильно поняли, Марлоу. Итак, мне поручено задать вам следующий вопрос: согласны ли вы три-четыре недели поработать с ассистентом, который познакомится со всеми делами фирмы и доложит о результатах моему клиенту?

Марлоу задумался, пытаясь сообразить, нет ли тут какой-нибудь ловушки. Многие на его месте отказались бы сходу — из опасения, что «ассистент», вызнав кое-какие секреты фирмы, потом не без выгоды для себя пустит их в ход. Но такой известный человек, как Эйнсворт, наверняка не станет участвовать в подобных махинациях. А кроме того, ему, Марлоу, в сущности нечего терять. Ну что, скажите на милость, у него можно украсть?

— Все зависит от личности будущего компаньона, — сказал Марлоу. — И почему он не хочет приехать сам?

— Мой клиент сможет свободно располагать своим временем не раньше, чем через несколько недель, но хочет взяться за дело (если, конечно, убедится в надежности фирмы) сразу же, как только освободится. Что до ассистента — можете не сомневаться, он представит вам все необходимые гарантии, и оплачивать его услуги будет, разумеется, мой клиент.

— Тогда мне остается узнать его имя.

— Ах, да… Скажу вам по секрету, Марлоу, что в данном случае я представляю мистера Кристофера Брайт-Ли. Мистер Брайт-Ли в свое время был крупнейшей фигурой в страховом мире и президентом Торговой палаты…

Марлоу окончательно перестал верить своим ушам.

— …Но ему посоветовали отдохнуть. Мистер Брайт-Ли хотел бы обосноваться в наших краях — на полпути между Лондоном и морем. В конце месяца он уйдет в отставку, но задержится еще на месяц, чтобы ввести в курс дела своего преемника. К этому времени он и решит, можно ли прийти с вами к разумному соглашению. Вот наша переписка по этому вопросу. Но позвольте мне еще раз напомнить, что все сказанное должно оставаться строго конфиденциальным.

— Не беспокойтесь.

Марлоу быстро прочитал письма я обнаружил, что Эйнсворт отзывался о нем в самых лестных выражениях.

— Я согласен на условия мистера Брайт-Ли, — сказал Джек. — Когда он пришлет ко мне своего соглядатая?

— В следующий понедельник, если вас устроит.

Брайт-Ли пользовался репутацией крупного воротилы. Рядом с ним хейгейтские бизнесмены будут выглядеть просто любителями. И, ошарашенный таким везением, Марлоу не мог сдержать счастливой улыбки.

— Пусть будет понедельник, — согласился он.

— Превосходно. Фамилия ассистента — Вентри. Он много лет работал в Лондоне.

— Надеюсь, он не окажется чрезмерно требовательным.

— Уверяю вас, что мистер Брайт-Ли хочет лишь убедиться в вашей компетентности, — заявил Эйнсворт. — Могу добавить, что мое собственное небольшое расследование дало более чем удовлетворительные результаты.

— Приятно узнать об этом, — пробормотал Марлоу. — Ну что ж, в понедельник утром буду ждать мистера Вентри.

— Я сам приведу его к вам в десять часов, ладно? Ну и прекрасно. — Эйнсворт с очень довольным видом потер пухлые ладошки. — Я знаю, как вы заняты, а потому не стану вас задерживать. Завтра вечером мы увидимся?

Вопрос немного удивил Марлоу, поскольку до сих пор они поддерживали сугубо деловые отношения, но он вдруг вспомнил, что Эйнсворт — вице-президент Спортивного клуба и, следовательно, должен присутствовать на весеннем балу. Кроме того, его супруга — одна из самых приятных и общительных дам города.

— На весеннем балу, — пояснил Эйнсворт.

— Да, может быть.

В самом деле, он обязательно пойдет туда, да и Леонида тоже!

— Я познакомлю вас с разными людьми, которые еще не имели удовольствия с вами встретиться. — Эйнсворт отечески положил руку на плечо молодого человека. — Надеюсь, с Брайт-Ли все пройдет наилучшим образом, Марлоу.

Однако на улице хорошее настроение Джека мигом улетучилось. Увидев входящего в управление Клени, он сразу вспомнил о некоторых довольно неприятных проблемах своей нынешней жизни.

Выйдя на рыночную площадь, Марлоу заметил Бетти Бродерик с корзинкой в руках. Девушка ждала кого-то у фруктовых рядов. Проходящие мимо мужчины бросали на нее выразительные взгляды, и Джек вдруг подумал, что фигура у Бетти почти такая же как и у Леониды. Джеку очень хотелось проскользнуть мимо незамеченным, но, поскольку это едва ли удалось бы, он с улыбкой подошел к девушке.

При виде Марлоу она просияла, даже не пытаясь скрыть своих чувств.

— О, здравствуйте, мистер Марлоу!

— Привет, Бетти. Как всегда, в работе?

— В пятницу это обычное дело, — проговорила девушка. — Мама хочет купить все самое лучшее, но при этом не прочь сэкономить.

— И правильно делает. Она тоже здесь?

— Да, у торговца птицей.

— Бетти, я должен еще раз поблагодарить вас за…

— Не будем больше об этом, я только счастлива, что смогла оказать вам услугу, мистер Марлоу. Но раз уж мы сейчас одни, я хотела бы вам кое-что сказать…

Глаза девушки блестели.

— Да, Бетти?

— Так вот, я уже видела этого типа раньше, — понизив голос, призналась Бетти, — он приходил спрашивать мисс Уайльд. И я сильно подозреваю, что он ждал вовсе не вас, а ее.

Да, девочка далеко не глупа.

И, скорее всего, она ничуть не ошиблась.

Однако же ни слова не сказала полицейским.

— Почему вы не сообщили мне об этом раньше? — спросил Марлоу.

— Потому что это меня не касается. А кроме того, мне не хотелось огорчать вас, мистер Марлоу. И еще я…

Появилась миссис Бродерик, и девушка умолкла на полуслове. Джек увидел, что Эйнсворт тоже вышел на площадь и любезно раскланивается с матерью Бетти, а та отвечает ему довольно небрежным кивком.

— Увидимся позже, — шепнула девушка и поспешила навстречу матери.

При виде Бетти глаза Эйнсворта масляно блеснули, а когда девушка проходила мимо, адвокат покровительственно похлопал ее по плечу, но прикосновение получилось совсем не отеческим.

Марлоу отнюдь не жаждал поддерживать разговор с миссис Бродерик, чтобы не подвергнуться небезопасному допросу. Любопытная шотландка прекрасно умела выудить у собеседника гораздо больше, чем он собирался сказать. А потому Джек лишь улыбнулся ей и торопливо зашагал в контору. Теперь он думал только о Леониде и весь остаток пути беспрестанно ругал себя. Ни в коем случае не следовало оставлять ее одну!

Джек вихрем примчался в контору и, не сбавляя скорости, бросился вверх по лестнице.

Дверь бюро Кэт приотворилась, но на площадку никто не вышел. Марлоу без особого удивления обнаружил, что дверь его конторы закрыта.

Он повернул ручку.

Нет, заперто на ключ.

Джек застыл, чувствуя, как по позвоночнику пробежал неприятный холодок. Он постучал. Ни ответа, ни даже шороха.

Покопавшись в кармане, Марлоу вытащил ключ и открыл дверь.

В комнате Леониды никого не было.

Дверь в его собственный кабинет была распахнута, но там тоже — никого. Джек вдруг заметил на письменном столе листок бумаги. Он быстро схватил его и прочитал:

«Я вернусь, если смогу».

Глава 10

К шести вечера Леонида так и не пришла.

Марлоу, как приклеенный, сидел за письменным столом и пытался работать, но только и делал, что прислушивался, и всякий раз, заслышав на лестнице стук каблучков, вскидывал голову. Раз пятнадцать он выглядывал в окно, но видел лишь то пожилую даму, то женщину среднего возраста, то совсем еще юную особу. По-видимому, машинистки «Спидиуорка» только и делали, что мотались туда-сюда.

Леонида все напечатала и оставила бумаги на столе в безупречном порядке. Джеку пришлось подписать десятка два писем. Потом пришел агент крупной фирмы, специализирующейся на страховании жизни. Нужно было переговорить об одном возможном клиенте, чье нездоровое ожирение несколько затрудняло вопрос страховки с медицинской точки зрения. Агент оказался на редкость болтлив, и после его ухода сидеть в тишине пустой конторы Джеку стало совсем невмоготу.

«Какой смысл себя обманывать, — думал он, — за четыре дня Леонида стала смыслом моего существования».

Весь день он даже не вспоминал о предложении Брайт-Ли и о скором появлении его представителя, но совсем уже под вечер вдруг решил, что следовало бы подготовиться к встрече с ним. В первую очередь надо перенести к себе в кабинет свободный письменный стол из приемной. Конечно, не очень-то весело работать на глазах у постороннего, но Джек не видел другого выхода. Был у Марлоу и запасной телефон — на всякий случай он бронировал для себя лишний номер. Пишущую машинку для нового сотрудника тоже искать не придется — в приемной их две, остается только перетащить.

И Марлоу, внезапно решив заняться перестановкой немедленно, с бешеной энергией набросился на письменный стол. Однако не успел он дотащить его до двери в свой кабинет, как снизу послышался голос Кэт:

— Эй, что там у вас? Деретесь, что ли?

— Да нет, всего-навсего таскаю мебель.

— В следующий раз предупредите меня заранее — я хоть беруши куплю… До свидания, Джек.

— До свидания, Кэт.

Слава Богу, она не стала сюда подниматься. А знает ли она, что Леонида ушла и не вернулась? В котором часу ушла? В какую сторону?

Но Марлоу понимал, что все расспросы бесполезны.

Леонида вернулась бы, если бы только могла.

Если…

Что стоит за этим коротеньким словом?

В половине седьмого Марлоу запер контору, отправил письма и медленно пошел в «Ривер Вью». Под сенью берез и ив, росших на берегу реки, веяло прохладой. По глади воды грациозно скользили парусные лодочки. Все вокруг источало покой. Неспокойно было лишь на душе у Марлоу.

Миссис Бродерик наверняка спросит, где Леонида, почему не пришла ужинать и так далее. Пожалуй, лучше всего соврать, что мисс Уайльд пригласили в гости друзья.

Подходя к дому, он увидел в окне столовой миссис Бродерик. Нет, ускользнуть не удастся… А хозяйка пансиона уже спешила навстречу.

— Здравствуйте, мистер Марлоу. Но, я вижу, вы один?

Он заставил себя улыбнуться.

— Да. Мисс Уайльд не придет ужинать. Э… Она просила меня извиниться перед вами.

— Что ж, тем хуже для мисс Уайльд — она упускает жареного цыпленка по-мэрилендски. Американские офицеры, которые жили тут во время войны, обожали это блюдо.

Наступило несколько принужденное молчание. Наконец миссис Бродерик снова заговорила:

— Не могли бы вы уделить мне пять минут, мистер Марлоу? Прямо сейчас, перед ужином?

И на сей раз уклониться от разговора было никак не возможно.

— Ну, разумеется.

— Давайте перейдем в гостиную, хорошо?

Высокий потолок и викторианская мебель придавали комнате особую, немного таинственную атмосферу. Миссис Бродерик закрыла дверь и повернулась к Джеку. На ее лице он прочел неподдельную тревогу.

— Прошу вас, мистер Марлоу, не обижайтесь на меня… Но я очень хочу услышать откровенный ответ на столь же прямой вопрос.

— А в чем дело?

Сердце молодого человека забилось сильнее.

— Вы ухаживали за Бетти?

Джек даже рот открыл от удивления. Но прежде чем он успел ответить, недоверчивое выражение неизвестно почему исчезло с лица хозяйки пансиона.

— Да нет же, миссис Бродерик, мне это и в голову не приходило. Кто, черт возьми, мог придумать такую глупость?

— По правде говоря, мистер Джеффрис сказал, что вчера вечером вы ее обнимали, и…

— Ничего подобного! Бетти прибежала мне на помощь, а потом не дала мне броситься за грабителем, вот и…

— Она поджидала вас в комнате? Именно это интересует меня прежде всего. Если вы позволяете девочке тайно приходить к вам, я попрошу вас покинуть этот дом, мистер Марлоу.

— Да говорю вам: это совершенно нелепо! — воскликнул Джек. — И, по-моему, мы уже исчерпали эту тему.

— Что ж, если я обманулась, прошу прощения. Но Бетти так давно питает к вам особую слабость, что я боялась, как бы вы этим не воспользовались. Моя Бетти уж очень неожиданно превратилась из ребенка во взрослую девушку. Право слово, ей можно дать лет двадцать. Хоть это-то вы заметили? — с легким вызовом спросила миссис Бродерик.

— Что она повзрослела — заметил, а вот насчет повышенного интереса к моей персоне вы, по-моему, заблуждаетесь.

— Может, вы и не обратили внимания, но уж тут никаких сомнений. Бетти вас обожает, другого слова не подберешь. Но я, конечно, не могу поставить девочке в вину то, что она влюбилась, не так ли? Вы красивый малый… Но в последние дни Бетти ведет себя очень странно. Пожалуй, она ревнует, вот что!

Да, мало что ускользнет от материнского глаза…

— Ревнует? — пробормотал Марлоу.

— Да. К мисс Уайльд, конечно. Сегодня она была так взволнована, что мне подумалось, уж не морочили ли вы ей голову до того как появилась мисс Уайльд. Бетти клялась, что нет и что вы даже ни разу не пытались ее поцеловать… но я не знала, правду она говорит или нет.

— Нет, Бетти вас не обманула.

— О, теперь я в этом не сомневаюсь, — с раскаянием сказала миссис Бродерик. — Разговор о вас зашел из-за того, что Бетти заявила, что вечером уходит. Я спросила, с кем, она ответила, что с двумя подругами, в том числе с Пегги Марш. А я точно знаю, что Пегги вечером идет с матерью на собрание церковной общины, ну и потребовала сказать правду. Бетти молчала. Я спросила, не с вами ли у нее свидание — она отнекивалась, а потом крикнула, что найдет себе пару, а если это мне не по вкусу, тем хуже для меня.

Миссис Бродерик умолкла и грустно посмотрела на тяжелые шторы. Марлоу не знал, как ее утешить.

— Я бы и рад помочь вам, но, честное слово, даже не догадываюсь… — пробормотал он.

— Больше всего меня волнует, — продолжала миссис Бродерик, — что Бетти упрямо молчит, с кем у нее свидание. Боюсь, я оказалась не на высоте… Я так надеялась, что дочь всегда будет мне доверять, и вот… Но запирать ее дома тоже нельзя — Бетти совсем взбунтуется… Вы ни разу не видели ее с молодым человеком? Положа руку на сердце, — я ничего не имею против того, чтобы у девочки был кавалер, но хочу знать, кто он?

— Будь у меня хоть смутное предположение на этот счет, я бы вам непременно все рассказал.

— А если что-нибудь заметите, вы меня предупредите?

— Обещаю.

Миссис Бродерик открыла дверь, и Джек побрел к себе в комнату. Решительно, день выдался богатый неожиданностями… и волнениями. Впрочем, любовные дела Бетти не особенно занимали Марлоу. Все, что не касалось Леониды, оставляло его совершенно равнодушным. Но что с ней? Может, надо идти в полицию?

Джек переоделся к ужину, и сразу же загудел гонг.

Бетти вышла из столовой, но ее улыбка показалась сейчас молодому человеку застывшей и болезненной.

Банковский служащий Джеффрис сидел, уткнувшись в телевизор.

«Зачем этому типу понадобилось выкладывать миссис Бродерик, будто он видел меня в обнимку с Бетти?» — сердито подумал Марлоу.

Ужин был и вправду великолепен, но Джеку хотелось только одного: поскорее уйти из пансиона.

Покончив с едой, он отправился к реке, но прогулка вышла не особенно приятной — Джек то и дело озирался по сторонам в смутной надежде увидеть Леониду.

В начале девятого он повернул к дому и неожиданно столкнулся с Бетти. Девушка как будто искала его.

А может, шла следом?

Джека удивила вольность, с какой она взяла его за руку.

— Ах, мистер Марлоу, я так рада!

— Добрый вечер, Бетти. Вы тоже решили прогуляться? Она поспешно отдернула руку.

— То есть как это? Разве вы не…

Не договорив, девушка вдруг расплакалась. И прежде чем Джек сообразил, в чем дело, она бросилась бежать вдоль набережной. Марлоу проводил ее удивленным взглядом. Если он побежит следом — наверняка будет только хуже… Молодой человек не понимал, с чего Бетти взбрело в голову, будто он ждет именно ее, но, очевидно, так и было. Может, девушка сочла молчаливым приглашением то, что он пошел гулять один?

И Марлоу решил раз и навсегда расставить точки над «i», поговорив с Бетти в присутствии матери.

Он вернулся в пансион. О Леониде — ни слуху, ни духу.

Джек мучительно раздумывал, надо или не надо идти в полицию. Леонида очень боялась, что Скотленд-Ярд узнает о ее «друге». А что, если, обратившись в полицию (несмотря на все просьбы девушки), он только еще больше навредит ей?

Покопавшись в шкафу среди старых газет, Марлоу нашел ту, где говорилось об убийстве Джиллика, но не обнаружил в статье ничего нового. В предыдущих номерах говорилось лишь о том, что ведется следствие.

Марлоу хотел включить настольную лампу, но в дверь постучали, и на пороге появилась миссис Бродерик.

— Мисс Уайльд просит вас к телефону, — сообщила она.

Глава 11

Джек опрометью бросился к телефону. Он так спешил, что чуть не опрокинул коробку, в которую все жильцы бросали деньги за телефонные разговоры.

— Алло? — задыхаясь, проговорил он.

— Это вы, Джек?

Узнав голос Леониды, он облегченно вздохнул.

— Ленни? Где вы?

— Я как раз для этого и звоню… Вы можете нанять машину — прямо сейчас?

— Да-да.

— А приехать за мной? Мне очень стыдно, что я доставляю вам столько хлопот, но…

— Не стоит об этом. С вами ничего не случилось?

— Нет, ничего, я…

Она не договорила.

— Где же вы?

— Вы знаете Стэннинг?

Вопрос застал Марлоу врасплох. Стэннинг, маленький городишко на берегу моря, находился всего в пятидесяти километрах от Хейгейта.

— Да, знаю.

— Вы можете подъехать за мной ко входу в «Ройял»? Это кинотеатр…

— Да, конечно.

— И за сколько времени вы доберетесь?

— Скажем, за час, а может, чуть больше. Сначала мне надо раздобыть машину.

— Ах, вот как… — с легким разочарованием протянула Леонида, но тут же почти весело добавила: — Ладно, не важно, все равно я очень рада. Сейчас без четверти девять, значит, я буду ждать вас у «Ройял» ровно в десять.

— Хорошо… э-э-э… у вас действительно все в порядке?

— Нуда! До встречи, Джек, и спасибо за все.

Леонида повесила трубку. Марлоу тут же перезвонил знакомому владельцу гаража.

— Да, Джек, я могу одолжить вам вашу любимую старушку «MG», — ответил тот.

— Отлично, через десять минут я буду у вас. И налейте полный бак, Фред.

— Договорились.

Выходя из дома, Марлоу заметил, что миссис Бродерик, слегка приподняв занавеску в своей комнате наблюдает за ним. Интересно, видела ли она, как Бетти идет за ним следом? И продолжает ли подозревать его в самых неблаговидных намерениях по отношению к своей дочери?

Впрочем, Джек тут же выбросил из головы и миссис Бродерик, и Бетти и рысцой поскакал к гаражу. По дороге ему встретились две подруги Бетти. Девушки чинно гуляли под ручку, а за ними следовали четверо столь же юных ухажеров. Сам не понимая зачем, Джек остановился и спросил девушек, не видели ли они Бетти.

Одна из них молчала, как рыба, и только глаза ее насмешливо блестели. Другая, добродушная толстушка в слишком узком платье, спокойно ответила:

— Нет, мистер Марлоу, мы не видели Бетти, но я знаю, что у нее свидание с другом.

И выражение лица, и тон ясно говорили, что девушке глубоко безразлично, какое впечатление произведут на Марлоу ее слова.

Джек чуть не сказал, что миссис Бродерик очень волнуется за дочь, но что-то удержало его от этого.

— Очень хорошо, спасибо, — с улыбкой заметил он.

И под изучающими взглядами всей компании Марлоу быстрым шагом умчался прочь.

Добравшись до гаража, он увидел, что красная «MG» уже стоит на улице. Хозяин, еще совсем молодой человек в перепачканном машинным маслом комбинезоне, двинулся навстречу.

— Все в порядке, Джек.

— Отлично.

— Тем не менее поосторожнее переключайте скорости, а на шум сзади можно не обращать внимания — крышка бака стерлась до основания, и, как только вы вернетесь, мы ее сменим. Далеко собрались?

— Да нет, по соседству.

Марлоу сель за руль, нажал на стартер, и машина рванула с места. Выехав на шоссе, Джек до отказа выжал сцепление. Казалось, мотор без конца повторяет одни и те же слова:

«Я нужен Леониде, нужен Леониде, нужен Леониде…»

«Какой же ты дурень!» — обругал себя Джек за то, что не мог отделаться от навязчивого припева.

Марлоу понимал, что по уши влюбился в девушку, о которой почти ничего не знает, в чужестранку, замешанную, помимо всего прочего, в какие-то темные истории… возможно, даже — в убийство Лестера Джиллика.

«Только не надо ей этого показывать, — вполголоса наставлял себя Джек, — не теряй голову. Если Леонида поймет, что ты ее любишь, ваши отношения изменятся, чувства возьмут верх, и… ты только окончательно все испортишь».

Фары осветили табличку указателя:

СТЭННИНГ.

Марлоу охватила странная смесь страха и возбуждения: будто он преследует врага, готовясь к схватке не на жизнь, а на смерть.

Кинотеатр «Ройял» стоял на главной улице. Джек проехал мимо. Стэннинг, по сути дела, был скорее разросшимся поселком, а не городом, и среди его старинных домиков современные лавки выглядели пришельцами из другого времени. Кинотеатр был хорошо освещен, но у входа его никто не ждал. Лишь кассирша зевала от скуки за стеклом кассы.

Марлоу посмотрел на часы: без десяти десять. Он примчался в рекордный срок. Оставив машину за углом, молодой человек пешком вернулся к «Ройял».

Полисмен разговаривал с водителем автобуса. На таком же зеленом автобусе Леонида приехала в Хейгейт.

Пробило десять. Девушка все не появлялась. Марлоу как неприкаянный бродил перед входом. Пять минут одиннадцатого, десять минут… Джек уже начал нервничать, воображение рисовало всякие ужасы — но тут послышался быстрый перестук каблучков. Из кинотеатра вышла женщина. Но это не могла быть Леонида.

Она…

Девушка торопливо прошла мимо кассы. Шляпка ее слегка съехала на бок, одна щека немного покраснела, а глаза смотрели сонно, как будто ее только что разбудили.

Марлоу вдруг почувствовал себя обманутым. Минут пятнадцать назад он обнял бы девушку, не обращая никакого внимания на прохожих, но теперь лишь медленно шел ей навстречу.

— Джек, я не очень опоздала? Простите, я просто заснула.

Молодой человек пожал протянутую руку.

— Нет-нет, это не имеет значения, я не так давно приехал.

Но вся радость куда-то исчезла. Он повел Леониду в сумрачный переулок, где оставил машину.

— Представляю, какой у меня дурацкий вид, — сказала девушка. — По-моему, я все еще сплю на ходу.

Голос ее звучал весело. Что это, нервная реакция? Марлоу вдруг подумал, что ожидал чего угодно, только не этого. Но Леонида держала его руку, и он чувствовал ее тепло.

— Какая разница, как вы выглядите? Все это пустяки… А вот и машина!

— О, спортивная «MG»! — воскликнула Леонида. — Какая прелесть!

Почему Леонида так радуется? И почему она заснула в кино?

Джеку захотелось как следует разглядеть ее лицо, но в неверном свете фонаря все рисовалось смутно. Однако он ясно видел, что девушка улыбается.

Леонида ни разу не огляделась по сторонам. Казалось, она больше не испытывает ни тревоги, ни страха.

Но Марлоу вдруг, неизвестно почему, охватило разочарование.

Глава 12

Джек задумчиво сел за руль. Он никак не мог отделаться от смутных подозрений и все еще чувствовал себя обманутым, но близкое присутствие Леониды все же волновало.

Не нажимая стартера, Марлоу спросил:

— Вы хотите вернуться в пансион?

— Нуда.

— Вы ужинали?

— Да, Джек, ужинала. Не волнуйтесь за меня. — Она сжала его руку. — Я еще не сказала вам, как благодарна, что вы приехали за мной…

— Чепуха.

Однако он не торопился ехать, а ждал, пока Леонида хоть что-нибудь объяснит в своем поведении.

— Я еще не совсем проснулась, — проговорила девушка, — но обещаю, что, как только окончательно приду в себя, расскажу вам все, и весьма обстоятельно. А пока могу только сообщить, что мне больше нечего тревожиться.

— Вот отличная новость, — безо всякого выражения заметил Марлоу.

Казалось бы, он должен плясать от радости, но нет, дурное настроение и не думало рассеиваться. «Что на меня нашло? — с удивлением спрашивал он себя. — Почему то, что Леонида избавилась от своих страхов, вызывает у меня только досаду? Почему я не потираю руки от восторга, думая, что нас, возможно, ожидает прекрасное будущее?»

Внезапно позади послышались шаги, и кто-то постучал в стекло машины. У Марлоу тревожно забилось сердце. Он повернулся и увидел в окне чье-то лицо. Глаза незнакомца блестели в свете фонаря.

Леонида прижалась к Джеку.

— Простите за беспокойство, — сказал незнакомец. — У вас все в порядке, сэр?

— Да… конечно… а в чем дело?

— Просто я хотел в этом убедиться.

Незнакомец вдруг зажег фонарь и осветил сначала Джека, потом сидящую рядом девушку.

— Какого черта?! — рассердился Марлоу.

— Прошу прощения. Спокойной ночи, сэр.

Незнакомец отошел от машины и сел на велосипед, И только теперь Джек узнал, дежурившего на центральной улице сержанта городской полиции.

Марлоу оглядел улицу. Сержант подъехал к другому полицейскому, и оба двинулись в сторону шоссе. Вероятно, они следили за Джеком и Леонидой, подождали, пока молодые люди сядут в машину, а потом для пущей ясности решили проверить, что это действительно те, кто им нужен.

— Как вы думаете, зачем мы им понадобились? — спросила Леонида.

— Наверняка хотели узнать, кто мы такие, — проворчал Джек, нажимая на стартер. — Вероятно, нас приняли за какую-то другую парочку, которую ищут.

Джек прекрасно понимал, что его объяснение хромает, но ему в голову не пришло ничего более убедительного.

Машина рванула с места, свернула на главную улицу, и скоро маленький городок остался позади.

Марлоу все больше терялся в догадках. Как ни крути, а все события этого вечера казались абсолютно бессмысленными. Тишина в машине становилась все невыносимее. Первой ее нарушила Леонида.

— Джек, я пытаюсь сообразить, как бы получше описать вам то, что произошло, но это очень нелегко. Прежде всего, вы должны дать мне одно обещание.

— Какое?

— Обещайте мне не задавать вопросов, пока я не расскажу все до конца.

Джек почувствовал, что снова тает.

— Хорошо.

Сейчас его даже не заботило, насколько правдивую историю поведает ему Леонида.

— Я напомню вам об этом обещании, — продолжала девушка, и Марлоу увидел, что она пристально смотрит на дорогу.

В этом месте она была довольно извилистой, и Джеку пришлось сосредоточиться. Неожиданно из-за поворота вынырнули два человека, и «MG» лишь чудом проскочила мимо них. Марлоу заметил табличку «Ограничение скорости» и тут же послушно сбросил газ. В свете фар показался паркинг, окаймленный высокими деревьями с густыми кронами. Джек свернул и остановил машину.

— Так я, по крайней мере, не рискую кого-нибудь задавить.

— Вы правы.

Немного помолчав, девушка наконец решилась.

— Что ж, — медленно начала она, — я думаю, надо рассказывать все с самого начала, то есть с того времени, как я приехала в Лондон. Я устроилась на работу в американское Министерство информации и занималась вопросами страхования, поскольку это моя специальность. Работа занимала немного времени. Мне решили подыскать другую в том же отделе, но я хотела по-прежнему заниматься страхованием — это единственное дело, которое я знаю досконально. Поэтому я стала подыскивать себе новое место работы и вскоре устроилась в «Нью Уолд Конститьюшнл».

— Готов спорить, вы нашли для них немало клиентов, — пробормотал Марлоу.

— Не сказала бы. Конечно, многие подписывают полис, потому что им нравится иметь агентом хорошенькую девушку, но ничуть не меньше таких, кто отказывается от страховки из-за непоколебимой уверенности, что красивые женщины ничего не смыслят в делах. Короче, я ушла из «Нью Уолд Конститьюшнл» и начала работать в «Солусе», маленькой лондонской компании.

Подъехала какая-то машина, на мгновение ослепила их светом фар и тут же опять исчезла в темноте.

— «Солус» была совсем крошечной фирмой, — невозмутимо продолжала девушка, — но она работала лишь с очень крупными компаниями. Мелкие дела ее не интересовали. У нас было всего два агента — англичанин по фамилии Бартоломью и я. Барт занимался женской частью клиентуры, а я — мужской. Вдвоем мы очень неплохо справлялись с работой. Мы страховали главным образом драгоценности и произведения искусства и сотрудничали по большей части с «Нью Уолд Конститьюшнл». Основная масса бумажной работы также падала на меня.

Леонида немного помолчала, переводя дух.

— И вот однажды мой шеф, мистер Торсен, послал меня к Лестеру Джиллику.

Такой поворот не был для Марлоу неожиданностью, но он все же невольно вздрогнул. Воображение рисовало распростертого на полу старика с раскроенным черепом.

Значит, Леонида соврала-таки сержанту Клени и, косвенно, самому Джеку. На языке вертелась добрая дюжина вопросов, но умоляющий взгляд девушки заставил Джека промолчать.

— Итак, я отправилась к Джиллику, — продолжала Леонида, — и обнаружила, что в его магазинчике гораздо больше драгоценностей, чем можно было предположить. В этом человеке вообще чувствовалось что-то странное, Джек, но я не могла объяснить, что именно. Я узнала, что он заключил несколько страховых полисов, каждый из которых покрывал часть стоимости драгоценностей, и платил очень высокие, говоря по совести, просто чрезмерные взносы. Я трижды приходила к старику, и в конце концов он согласился поручить мне часть полисов, поскольку я сумела бы сэкономить для него от пяти до шести сотен фунтов в год. Для мелкого коммерсанта — это фантастическая сумма.

Марлоу, не отводя глаз от окутанного сумраком лица своей спутницы, внимательно слушал. Судя по всему, она говорила правду.

— Я взяла стандартный полис «Нью Уолд Конститьюшнл» и перепечатала его на машинке. Именно мою копию и приносил сегодня утром в контору сержант Клени.

Леонида умолкла, видимо, ожидая упреков Марлоу, но он не проронил ни слова. Девушка протянула руку, и Джек ободряюще сжал ее. Рука была холодной, как лед.

Марлоу вспоминал сцену, имевшую место в конторе несколько часов назад. Леонида очень ловко, просто талантливо врала Клени, и ничто не гарантировало ее искренность теперь.

— Я собиралась встретиться с Джилликом в понедельник утром, но сомневалась, что все пройдет как по маслу. Я приехала в половине десятого. Дверь в магазин была открыта, и я вошла, но никого не увидела и сочла, что Джиллик у себя в кабинете, за торговым залом… Поймите меня правильно, Джек… Это был очень своеобразный человечек, упрямый, непроницаемый, но вовсе не противный. Многие воображали, будто, купив у меня полис, получат в придачу и меня, но… Короче говоря, Джиллик нравился мне уже тем, что относился ко мне как порядочный человек. Я думаю, у него было доброе сердце. Этот старик со своими бледными тонкими руками, румяным лицом и белыми, как снег, волосами напоминал мне старого актера, до предела изношенного сценой, но все же еще способного прочитать роль.

Леонида тщетно попыталась справиться с волнением, но все же продолжила свой рассказ:

— Войдя в магазин, я окликнула его. Джиллик не ответил. Это показалось мне странным, но я решила, что, должно быть, старик слишком увлеченно изучает какую-нибудь драгоценность. Я вошла в кабинет. Солнечные лучи падали прямо на Джиллика. Он лежал ничком, во весь рост, с окровавленной головой. Это было омерзительно. Ни разу в жизни я не видела ничего более ужасного.

Голос Леониды сорвался. Марлоу обнял ее за плечи, чувствуя, что девушка, с трудом сдерживая слезы, дрожит всем телом.

Глава 13

Еще одна машина поравнялась с ними, осветив фарами, и тоже растворилась в темноте. Марлоу по-прежнему сидел, крепко прижав к себе Леониду. Девушка потихоньку успокаивалась, словно объятия Джека придавали ей силы.

В голове Марлоу теснилось множество вопросов, но он так отчетливо представлял себе несчастного Джиллика, лежащего на полу с разбитой головой, что просто не мог размышлять логически.

— Я тупо стояла и смотрела на него, говоря себе, что это какой-то кошмарный сон, — продолжала Леонида. — Вероятно, кто-то незаметно вошел в магазин и убил его. Но старик видел убийцу — сначала он, должно быть, сидел за столом лицом к двери. Он не попытался ни встать, ни уклониться от удара. Я уверена, что он никак не ожидал нападения.

Марлоу снова хотел задать вопрос, но промолчал.

— Так я простояла минуты две-три, ничего не соображая и не в силах сдвинуться с места. Потом я подумала, что надо сообщить в полицию. Тогда мне и в голову не пришло, что подозрение может пасть на меня. У меня-то ведь не было ни малейших причин убивать Джиллика… Дрожа всем телом, я пошла в глубь кабинета и села. Меня никто не мог видеть… И вдруг зазвонил телефон.

Голос девушки сорвался, как будто она снова переживала этот страшный момент.

— Я сняла трубку, — почти скороговоркой продолжала она. — Звонил мой коллега Бартоломью. Он сказал мне, что знает о смерти Джиллика и о том, кто его убил, а его, Барта, якобы нарочно впутали в это дело. Он признался, что заходил к Джиллику раньше меня и что они повздорили из-за каких-то своих дел, а потом убийца нарочно оставил на письменном столе старика его носовой платок. И Барт спросил меня, не вижу ли я его.

Леонида повернулась к Джеку.

— Платок и в самом деле лежал там. Барт попросил меня унести его из дома Джиллика, прежде чем я вызову полицию. Иначе меня могут обыскать, найти платок и… Барт был моим другом, Джек. Я ему верила и… и обещала сделать все так, как он просил.

— Бартоломью и есть тот тип, которого я видел, не так ли? — спросил Марлоу.

— Да.

— И вы унесли платок?

— Да. Барт казался таким растерянным и несчастным! Мы проработали вместе два года и много общались. Он уверял, что влюблен в меня, и порой переходил границы, но я все же очень хорошо к нему относилась, а главное — доверяла. Тем не менее я ни разу не позволила Барту зайти ко мне в гости. А когда он начал настаивать, просто перестала с ним встречаться. И как Барт ни злился, мы виделись только в конторе или по делу. А потом, примерно за месяц до… убийства, он снова стал уговаривать меня возобновить прежнюю дружбу, и мы поссорились. Чуть позже Барт ушел из фирмы. Я уже говорила вам, что мой бывший шеф родом из Нью-Йорка?

— Нет.

— Так вот, Билл Торсен был намного старше и опытнее нас, а кроме того, пользовался немалым влиянием в страховом мире. Короче, они с Бартом очень серьезно поругались, и Торсен вышвырнул Барта из конторы. Я даже думала, что, возможно, в какой-то мере причастна к ссоре, поскольку Торсен однажды зашел к нам в комнату, когда Барт в очередной раз приставал ко мне. Но так или иначе, я чувствовала себя немного виноватой, считала, что Барту крупно не повезло и хотела оказать ему услугу.

Леонида опять немного помолчала.

— Да, еще я вам не сказала, что примерно за неделю до этого Торсен предупредил меня, что закрывает контору и возвращается в Штаты. Я спросила его, не позволит ли он мне продолжать дело, но шеф отказался. Зато обещал щедро вознаградить за работу. Денежный вопрос меня, однако, не очень беспокоил — у меня есть небольшое состояние. А вот работать я хотела, потому-то и ответила на ваше объявление. Кроме того, я решила, что, раз уж с «Солус» придется распрощаться, мне, по крайней мере, никто не мешает привести с собой на новое место кого-то из прежних клиентов. Потому-то я и не прекратила переговоров с несчастным Лестером Джилликом. Теперь я об этом жалею, да сделанного не воротишь. Итак, я отправилась к Барту домой. Однако он не только не боялся полиции, а, напротив, торжествовал. Он сообщил мне, что у Джиллика украдены драгоценности, что в краже обвинят меня и что на молотке, которым убили старика, мои отпечатки пальцев, поскольку этот молоток Барт стащил у меня же. Все возражения он отметал с самодовольной улыбкой и в конце концов заявил, что может в любой момент доказать мою виновность и впредь я должна во всем его слушаться, а для начала — переселиться в его квартиру. Я поняла, что это Барт убил Джиллика, но и мое положение чудовищно. Оставалось лишь попытаться выиграть время в надежде, что полиция докопается до правды и мне больше ничто не будет угрожать. Однако оставаться в Лондоне я не решилась — Барт пригрозил не отставать от меня ни на шаг. Даже запрись я у себя дома — он все равно вломился бы туда. Поэтому я собрала самое необходимое и переехала в отель, предварительно договорившись с вами о встрече. Но я имела глупость выбрать гостиницу, о которой однажды упомянула в разговоре с Бартом. Утром, собираясь ехать в Хейгейт, я увидела его на улице. Мне удалось сбежать, но с тех пор Барт мерещится мне повсюду. Хейгейт казался надежным убежищем. И все отнеслись ко мне с такой добротой и участием — вы, миссис Бродерик, Кэт Симпсон… А кроме того, я безумно люблю старинные английские города — в одном из них родилась моя мать.

Но она уже давно умерла… Однако я ни в коем случае не хотела вмешивать вас в эту историю и не сомневалась, что чем меньше вы будете знать, тем лучше для вас. — Девушка невесело рассмеялась. — Я умирала от страха, зная, что Барт, скорее всего, быстро обнаружит, где я нахожусь. Он видел меня за два дня до побега и знал, что я ответила на какое-то объявление в хейгейтской газете. Он действительно не забыл об этом и приехал сюда. Что было дальше — вы знаете. Когда вы ударили Барта, я страшно испугалась, что он начнет мстить. Это настоящий зверь. Но для меня важнее всего было не допустить, чтобы с вами случилась беда. Поэтому, получив сегодня записку с требованием прийти в полдень, я подчинилась. Я не хотела, чтобы вы знали куда я иду, и не знала точно, вернусь ли. Во всяком случае, я твердо решила рассказать обо всем полиции, другого выхода все равно нет. Мы с Бартом встретились в Стэннинге. Я рассчитывала снова увидеть самодовольную физиономию и услышать угрозы, однако сразу же увидела, что Барт насмерть перепуган. Тут не может быть никаких сомнений, Джек. Он попросил меня дать ему несколько сотен долларов и забыть обо всей этой истории. Я понимала, что, возможно, поддаюсь шантажу, но ведь это давало мне хоть какую-то передышку. Уезжая из Лондона, я взяла из банка часть денег. У меня было с собой несколько сотен фунтов в пятифунтовых купюрах, и я отдала их Барту. Мы вместе поужинали. Последний автобус в Хейгейт я упустила, а оставаться на ночь в Стэннинге мне не хотелось. Поэтому я вам и позвонила. А кроме того, я должна была увидеться с вами и все рассказать. Правда, я заранее знаю, что вы мне посоветуете: во всем признаться полиции. И я согласна с вами, Джек. Жить в вечном страхе невозможно…

Девушка повернулась к Марлоу и он увидел, что глаза ее полны слез.

Их губы соединились.

Молодых людей окружала ночь, мимо проезжали машины, но ничто не нарушило этого первого поцелуя.

Марлоу снова взялся за руль, стараясь не смотреть на свою спутницу. Он прекрасно понимал, что иначе вряд ли устоит перед искушением еще раз сжать ее в объятиях.

— Мы поедем в полицию сегодня или завтра утром? — спокойно спросила Леонида.

— Я попрошу Клени зайти к нам завтра с утра. Несколько часов вряд ли что-то изменят. Вы знаете, где прячется Бартоломью?

— По его словам, он собирался во Францию.

— Полиция все равно сможет добиться его выдачи. Да, подождем до завтра. Я не хочу…

Марлоу умолк, не договорив.

— Чего вы не хотите, Джек?

— Портить этот восхитительный вечер.

— Да, поистине восхитительный, — пробормотала девушка.

Она замерла совсем рядом с молодым человеком, но не касаясь его, как будто чувствовала, что стоит им чуть-чуть отпустить свою сдержанность, и совладать с собой уже не удастся.

У сердца своя логика… И она подсказывала Джеку, что впервые в жизни он ведет себя как влюбленный подросток. Но эта мысль его ничуть не смутила. Напротив, Джек лишь снисходительно улыбнулся, как улыбнулся бы, увидев ослепленного страстью юнца.

Свернув к пансиону, Марлоу увидел, что сквозь цветные стекла двери пробивается свет. Значит, несмотря на то, что уже пробило час ночи, в холле горела люстра. Джек оставил машину у гаража, которымпользовался только Джеффрис, а потом они с Леонидой еще на минутку задержались в саду — им так хотелось продлить эти первые мгновения своей зарождающейся любви!

Но дверь открылась, и в сад выглянула миссис Бродерик.

— Ах, это вы! — огорченно воскликнула она. — А я так надеялась, что это Бетти… Ее до сих пор нет дома.

— Как, в такой поздний час? — удивилась Леонида.

— Бетти ушла около восьми, и я ума не приложу, что делать, — продолжала миссис Бродерик. — Я хотела звонить в полицию, да боюсь, Бетти ужасно рассердится. Кто знает, может, она встречается с молодым человеком… А стоит позвать полицию — и завтра об этом узнает весь Хейгейт. Наш городишко какой-то рассадник сплетен! Я звонила Кэт Симпсон и всем, кто только может знать, с кем ушла Бетти, но никто не сказал ничего определенного. Спрашивала даже мистера Эйнсворта — он уже много лет ведет наши дела. Адвокат был настолько любезен, что пришел сюда, однако и он тоже не советует обращаться в полицию, но я… я так волнуюсь…

— Бедняжка, — вздохнула Леонида, беря несчастную женщину за руку. — Я прекрасно понимаю вашу тревогу. Как по-вашему, Джек, что надо делать?

Миссис Бродерик, казалось, постарела лет на десять, лицо ее побледнело и сильно осунулось. Марлоу очень сочувствовал ей, но не мог не проклинать судьбу, испортившую такой чудесный вечер. А он-то надеялся закончить его в объятиях Леониды!

И Джек не слишком уверенно пробормотал, что Бетти наверняка скоро вернется и надо еще немного подождать, прежде чем ставить на ноги полицию. Он прекрасно понимал, что, как только полицейские начнут задавать вопросы, это может завести Бог знает куда.

Например: «А где были вы, мистер Марлоу? Вот как? А что вам понадобилось в Стэннинге? А мисс Уайльд?»

И так далее, и так далее…

— Я уверена, что вы очень давно ничего не ели и не пили, миссис Бродерик, — заметила Леонида. — Вам надо выпить чего-нибудь горячего и проглотить хотя бы бутерброд. Пойдемте-ка на кухню…

Продолжая говорить, она умоляюще посмотрела на Марлоу, как будто просила не расстраиваться и благодушно смириться с разочарованием.

— Может, вы сходите к себе за бутылкой виски, Джек, пока я приготовлю чай? А потом мы все обсудим.

Ну что ж, при дурной игре остается только сделать хорошую мину. И Марлоу с улыбкой подчинился приказанию дамы своих грез.

В последний раз взглянув на Леониду, бережно уводившую миссис Бродерик на кухню, он начал подниматься по лестнице. Какая удивительная девушка! И подумать только — она его любит!

Сердце Джека пело от радости. Он вытащил ключ и открыл дверь. Ни зги не видно. Марлоу повернул выключатель и, не закрывая двери, шагнул к шкафу, где стояла бутылка.

И тут же остолбенел.

Кровь застыла в жилах, сердце почти перестало биться.

Бетти лежала на его постели.

И она была мертва…

Глава 14

Девушку задушили.

Джек без особого труда сообразил, что Бетти уже ничем не поможешь. И самым ужасным было то, что она, по всей видимости, отчаянно отбивалась. На теле остались только трусики, остальная одежда вперемешку валялась на полу. Правая рука безжизненно свесилась с постели, почти касаясь пола, левая была закинута за голову, ноги — неестественно вывернуты…

Шею девушки сдавливал чулок, и рот слегка приоткрылся, но глаза были закрыты.

Однако даже такая ужасная смерть, при всем ее безобразии, не смогла отнять очарования у этого юного тела.

Марлоу наконец вышел из оцепенения. Его била мелкая дрожь. Сердце медленно и тяжело ворочалось в груди. На мгновение у Джека закружилась голова, но он взял себя в руки и шагнул к постели.

Он дотронулся до плеча Бетти. Тело еще не остыло.

Значит, ее убили совсем недавно.

Марлоу снова стал бить озноб, но он все же заставил себя успокоиться и действовать осмысленно. Ни до чего больше не дотрагиваясь, Джек выглянул в окно в надежде увидеть дежурного сержанта. Но улица была пустынна.

Марлоу услышал за спиной какой-то шум и обернулся. На пороге, не в силах отвести глаз от постели, стоял потрясенный Джеффрис.

— Я сейчас вызову полицию, — сказал Джек.

Он вышел и закрыл за собой дверь. На лестнице он замер и прислушался. Полная тишина. Если обе женщины на кухне, они ничего не услышат, поскольку кухня — в самой глубине дома. Марлоу быстро спустился и после недолгих колебаний снял трубку.

Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем ночная телефонистка наконец отозвалась.

— Номер?

— Полицейское управление, пожалуйста.

— Будьте любезны, подождите минуту.

В трубке щелкнуло, потом Джек услышал мужской голос:

— Полицейское управление Хейгейта слушает.

— Я хотел бы поговорить с начальником полиции, — сказал Марлоу. — Совершено убийство.

— Не вешайте трубку.

На сей раз пришлось ждать не меньше минуты. И Джек с бесконечной жалостью думал о миссис Бродерик. Что будет с несчастной женщиной, когда она узнает страшную правду?

В трубке послышался еще один мужской голос:

— Говорит старший суперинтендант О'Моррелл. Вы хотели сообщить об убийстве, сэр?

— Да.

Марлоу в нескольких словах описал случившееся, и полицейский удивительно хладнокровно заверил его, что через десять минут один из его инспекторов прибудет на место, и повесил трубку.

А теперь оставалось предупредить миссис Бродерик. Господи, что может быть страшнее?

Джеффрис куда-то исчез. Входная дверь была заперта. Марлоу открыл ее, чтобы полицейские спокойно вошли.

Потом он отправился за Леонидой, но не успел свернуть в коридор, ведущий на кухню, как столкнулся с ней нос к носу.

Девушка пробормотала что-то ласковое, но Джек ее почти не слышал. Зато Леонида по выражению его лица сразу же поняла, что случилось что-то очень серьезное.

Она подошла и взяла его за руки.

— Где миссис Бродерик? — прошептал Марлоу.

— Моет руки на кухне… А в чем дело?

Джек рассказал.

Какое-то время ему казалось, что Леонида сейчас упадет в обморок. Она смертельно побледнела и, словно боясь рухнуть на пол, вцепилась в молодого человека.

— Я не могу одна сказать ей… об этом. Пойдемте вместе… — тихо проговорила Леонида. — У меня духу не хватит…

— Давайте подождем полицию.

— Вы уже звонили туда?

— Да, дорогая, так нужно.

— Разумеется… — Она смотрела на Марлоу полными ужаса глазами. — И это в вашей комнате?..

— Да. На… на моей постели…

— О Господи Боже мой, что я наделала! — воскликнула Леонида и закрыла лицо руками.

Из кухни послышался голос миссис Бродерик:

— Мисс Уайльд! Где вы?

На верхней площадке лестницы появился Джеффрис, но вниз не спустился.

Леонида стояла, опустив голову. Миссис Бродерик приближалась. В считанные секунды она будет здесь и… все узнает. Господи, ну почему же не едет полиция?

Миссис Бродерик подошла к двери, у которой стояли молодые люди.

— Дитя мое, что…

Она не договорила.

Странное поведение Леониды сказало ей больше, чем слова. Несчастная мать застыла на месте, глядя то на девушку, то на Марлоу. Глаза ее странно блестели.

— Бетти? Вы что-то знаете о ней? — вдруг спросила миссис Бродерик удивительно звонким и высоким голосом.

Леонида повернулась. Ее пепельно-серое лицо выражало отчаяние. Миссис Бродерик обратилась к Джеку, понимая, что только он мог сообщить Леониде то, о чем она уже догадалась.

— Отвечайте мне. Я имею право знать.

Марлоу с трудом проглотил слюну.

— Да, миссис Бродерик, ноя…

— Она умерла!

Мать понимала, что лишь самая страшная весть могла до такой степени потрясти молодых людей. Она воздела к небу худые жилистые руки и сжала кулаки.

— Да не стойте же столбом! Отвечайте!

— Да, миссис Бродерик… — очень медленно, с трудом подбирая слова, проговорил Джек. — Да, она… Я вошел в свою комнату и уви…

Миссис Бродерик так стремительно оттолкнула Марлоу, что он чуть не потерял равновесия, и помчалась к лестнице. Джек и Леонида пошли следом, но оба еле передвигали ноги.

Почему Леонида чуть не упала в обморок? И почему она воскликнула: «О Господи Боже мой, что я наделала!»?

Когда Марлоу вышел в холл, миссис Бродерик уже поднималась по лестнице.

И тут же в дверь позвонили.

Леонида открыла.

Но Джек по-прежнему шел за несчастной матерью. Он не хотел, чтобы она в полном одиночестве перенесла такой страшный удар. Миссис Бродерик торопилась изо всех сил, и Марлоу тоже побежал за ней. Нет, нельзя, чтобы она увидела Бетти в том виде, в каком нашел ее он! Надо во что бы то ни стало помешать этому!

Джеффрис стоял на лестничной площадке, как пораженный громом.

Пока Марлоу добрался до последней ступеньки, миссис Бродерик уже подскочила к двери его комнаты. Достала ключ.

Ворвалась в комнату.

Джек услышал внизу шаги и понял, что полиция уже в доме. Но какое это имело значение? Он видел только стоявшую посреди комнаты миссис Бродерик. Потрясенная страшной картиной, женщина протянула руку, в которой все еще сжимала связку ключей, к трагической фигурке на постели.

Марлоу молча подошел к ней. Говорить он не мог.

На лестнице слышалась тяжелая поступь.

Миссис Бродерик медленно-медленно повернулась. Никогда еще ни в чьих глазах Джек не видел такой лютой ненависти.

— Я не успокоюсь, пока вас не повесят! — все тем же звенящим голосом проговорила миссис Бродерик.

Вошедший в это время полицейский наверняка не пропустил эти слова мимо ушей.

Глава 15

Марлоу не пытался возражать миссис Бродерик. Ее горящий взгляд словно гипнотизировал молодого человека. Он почти забыл о полицейских, хотя и чувствовал в их молчании нечто не совсем обычное.

— Я знала, что вы мне лжете, я знала, что вы готовите какую-то гадость, — продолжала миссис Бродерик. — Бетти, моя родная дочь, не могла быть такой дурой, чтобы без памяти влюбиться в человека, который и не смотрел на нее! Якобы не смотрел, подлый притворщик! — Она потрясала сжатыми кулаками перед носом Марлоу. — Вы, наверное, принимали меня за полную идиотку, когда уверяли, будто Бетти оставляет вас равнодушным! Но я сразу поняла, что вы врете. Только слепой не заметил бы такой красивой девушки! А потом вы встретили другую и бросили ее.

Миссис Бродерик отвернулась и каким-то деревянным шагом двинулась к постели. Ее сотрясали рыдания.

С трудом пробравшись мимо, загораживавших проход, пятерых полицейских, вошла Леонида и подошла к миссис Бродерик. Но та, рыдая, бросилась на постель.

— Бетти, Бетти, дорогая моя! — стонала она. — Не покидай меня, Бетти, девочка моя любимая!

Крепкий седеющий мужчина в потертом коричневом костюме и со шляпой такого же цвета в руке приблизился к Марлоу.

— Джек Марлоу?

— Да.

— Мне надо задать вам несколько вопросов. Это ваша комната?

— Да.

— Ладно. Будьте любезны, подождите меня минутку. Вон там. — Полицейский указал в уголок комнаты. С улицы донесся шум подъезжающей машины. — Надо думать, судебно-медицинский эксперт… Когда вы обнаружили жертву, мистер Марлоу?

— Примерно десять минут назад.

— Кто она?

«Как будто сам не знает!» — подумал Джек.

— Бетти Бродерик… дочь хозяйки пансиона.

— Она часто приходила сюда?

— Как правило — чтобы помочь матери. Но иногда утром приносила мне чай.

Полицейский взглянул на миссис Бродерик, которая застыла в немом отчаянии, не отводя глаз от тела дочери, и, пожав плечами, заговорил снова:

— У вас были какие-то отношения с этой девушкой, мистер Марлоу?

— Вы имеете в виду… Нет.

Полицейский понизил голос.

— Поймите меня правильно, сэр… Никто вас не осудит, если вы не смогли устоять перед…

— Да нет же, между нами ничего не было, ни-че-го! Она работала тут со своей матерью, а я — обычный жилец. Вот и все!

Полицейский слегка наклонил голову, и Марлоу угадал, о чем он думает: «Совершенно неправдоподобная история». Если ему, Джеку, не поверят и другие следователи, скоро весь Хейгейт будет считать его убийцей.

В комнату быстро вошли двое мужчин. В одном из них, решительном господине с коротко стриженой головой и ухоженными усами, Марлоу узнал доктора Бэзила Томпсона. Врач кивнул Джеку и подошел к жертве.

Сломленную горем миссис Бродерик увела Леонида.

— Позовите соседку из тридцать девятого дома, миссис Симпсон. Это близкая подруга матери.

Кто-то из полицейских сразу же вышел.

Проходя мимо Марлоу, Леонида бросила на него долгий, моляще-испуганный взгляд. Молодой человек еще не вполне оправился от шока, но голова его потихоньку уже начала работать. Однако все это по-прежнему казалось дурным сном. Ему было странно, что какие-то крепкие молодцы хозяйничают в его комнате. Один привинчивал к фотоаппарату «вспышку», другой измерял расстояние между кроватью и стенами…

Бутылка, за которой Джек приходил сюда всего пятнадцать минут назад, стояла на комоде. Марлоу вдруг почувствовал непреодолимое желание глотнуть виски. Он пошел в другой конец комнаты и хотел было взять бутылку, но полицейский в коричневом костюме удержал его.

Марлоу вырвал руку.

— В чем дело? Я всего-навсего хочу выпить глоток виски.

— Вполне естественное желание, сэр, но я попрошу вас пока ни до чего в этой комнате не дотрагиваться. На любом предмете могут оказаться отпечатки пальцев. — Он усмехнулся. — Возможно, кто-то пил виски без вашего ведома. Но я понимаю, что вам необходимо подкрепиться. Должно быть, вид этой несчастной девушки вас здорово потряс.

Полицейский говорил как бы между прочим, но не отводил взгляда от Марлоу, выражение его глаз противоречило легкомысленному тону.

— Это было… отвратительно, — пробормотал Джек и, твердо глядя полицейскому в глаза, добавил: — Но я об этом преступлении ничего не знаю.

— Вполне нормально, — кивнул полицейский. (Фраза эта, разумеется, могла означать все, что угодно.) — Кстати, мистер Марлоу, я забыл представиться: старший инспектор Коул из отела уголовных расследований Хейгейта. Я буду весьма благодарен вам за любую помощь, сэр.

— Все мои вещи — здесь, — заявил Марлоу, чувствуя, что подчеркнутая вежливость полицейского начинает изрядно раздражать его. — Зубная щетка, пижама, бритва…

— Мне очень жаль, мистер Марлоу, — сказал Коул, — но мы вынуждены будем обыскать всю комнату. Тут может пригодиться любая мелочь. Однако все необходимое мы вам обеспечим.

Инспектор отвернулся и увидел, что доктор Томпсон отошел от тела несчастной Бетти.

— Уже можете что-нибудь сказать, док?

В другое время такое фамильярное обращение с почтенным доктором Томпсоном немало позабавило бы Марлоу, но сейчас ему было не до смеха.

Все присутствующие, кроме полицейского, наносящего порошок на стекло старенького трельяжа, насторожили уши, прислушиваясь к ответу врача.

— Мне еще придется сделать вскрытие, — проворчал Томпсон, — но, по-моему, смерть наступила от удушения.

«Это и козе понятно», — подумал Марлоу.

— Она отбивалась? — спросил Коул.

— Да.

— Что ж, спасибо, доктор. Мы отдадим тело вам, как только закончим.

На пороге появился полицейский в форме и стал терпеливо ждать, пока Коул обратит на него внимание.

— В чем дело, Смит? — спросил инспектор.

— Внизу ждет Пинджелли, сэр.

На усталом лице Коула мелькнула кривая усмешка.

— У этого типа нюх, как у бродячей собаки… Скажите, что я спущусь к нему через полчасика. Что-нибудь еще?

— Два других жильца — в кухне, вместе с миссис Бродерик и американской леди.

— Хорошо.

Коул снова повернулся к Марлоу.

— Есть тут где-нибудь комната, где мы могли бы спокойно побеседовать минут десять? — по-прежнему невозмутимо осведомился он.

— Да, гостиная на первом этаже.

— Отлично.

И Коул вышел из комнаты, где время от времени перебрасываясь отдельными замечаниями, все еще деловито сновали его люди.

Доктор Томпсон снова склонился над жертвой.

Внизу ждала «скорая помощь», а рядом стояли два санитара и маленький, курносый востроглазый человечек — Пинджелли. В свои почти шестьдесят лет репортер еще не утратил юношеской живости.

Джозиа Пинджелли — самый блестящий репортер «Хейгейт Кроникл» — писал обо всех местных происшествиях и событиях, будь то матч по бильярду или убийство. Печатался он и в других английских газетах.

Спустившись вместе с Марлоу на первый этаж, Коул дружески помахал ему рукой. Пинджелли ответил на приветствие, но при этом, не отрываясь смотрел, на Джека.

В гостиной было темно. Марлоу включил свет, и шедший за ним по пятам Коул закрыл дверь.

— А теперь перейдем к фактам, — отрывисто бросил инспектор, видимо, желая показать, что настало время поговорить серьезно, — Эту девушку убили в вашей комнате, что, разумеется, весьма прискорбно для вас. Миссис Бродерик, очевидно, полагает, что между вами и ее дочерью что-то было. Я пока не составил на этот счет никакого мнения. Мне в первую очередь нужны доказательства. Могу вам сразу сказать, что девушку убили не более часа назад. Вы в состоянии подробно рассказать, чем занимались сегодня вечером?

— Примерно с семи до восьми часов я был дома, потом ушел гулять и вернулся без четверти девять.

— А дальше?

— Я поехал в Стэннинг и добрался туда без десяти десять.

— Вы можете это доказать?

— Да.

— Кто-нибудь мог бы подтвердить ваши слова?

— Мисс Уайльд.

— И больше никто?

— Почему же? Там меня видели несколько человек, в том числе двое полицейских.

— В котором часу вы уехали из Стэннинга?

— Около половины одиннадцатого.

— А когда вернулись сюда?

— Полчаса назад*

— Сколько времени вы пробыли в комнате один?

Вопрос инспектора открывал довольно-таки пугающие перспективы. И Марлоу, и Коул прекрасно понимали, что убийце хватило бы и пяти минут, так что Джек вполне успел бы задушить Бетти.

Но это с тем же успехом мог сделать и Джеффрис…

Хотя дверь комнаты была заперта на ключ…

— Кажется, я провел там минут десять.

— Один?

— На лестнице находился мистер Джеффрис.

— Он сообщил, что услышал шум в вашей комнате, и, зная, как тревожится миссис Бродерик, пошел спросить, не нужна ли его помощь. А вы в это время стояли в комнате у постели.

— Вероятно, так оно и было, — проговорил Марлоу.

— Вероятно?

— Я увидел Джеффриса, только когда обернулся, собираясь позвонить в полицию.

— Понятно… — вздохнул Коул.

«Разумеется, я мог убить ее, — подумал Марлоу. — А после того как Джеффрис увидел тело, мне в любом случае оставалось лишь позвонить в полицию».

Похоже, Джеффрис в этой истории играет роль злого гения.

Все неотвратимо шло к развязке. Создавалось впечатление, будто тщательно реализуется какой-то с неумолимой логикой обдуманный план.

— И вы больше двух часов добирались из Стэннинга?

— Мы довольно долго разговаривали на обочине дороги, — объяснил Марлоу.

— Кто с вами ехал?

— Мисс Уайльд.

— Это молодая американка?

— Да.

— Она все время была с вами?

— Мы договорились встретиться в Стэннинге, и я поехал туда за ней.

Коул бросил на Джека задумчивый взгляд и долго молчал. Нависшая над ним угроза вдруг прояснила мысли Марлоу.

— А почему вы поехали за ней? — неожиданно спросил инспектор.

— Мисс Уайльд упустила последний автобус…

Джек осекся, как будто получил удар под дых. Вопрос полицейского вдруг обрел дьявольский смысл. А почему вы поехали за ней?

Да потому что Леонида попросила об этом. И он, как послушный пес, бросился исполнять приказ.

А тем временем Бетти убили в его комнате.

Таким образом, быть может, сознательно, а возможно, и не ведая, что творит, Леонида помогла увести Марлоу подальше от дома, пока в его комнате совершалось преступление…

Глава 16

Неужели он не ошибся и на утомленном лице Коула в самом деле мелькнуло что-то вроде симпатии? А может тот так привык к человеческой мерзости, что научился цинично притворяться? Инспектор не стал повторять вопрос и лишь терпеливо ждал, не сводя глаз с Марлоу. А Джек размышлял с таким спокойствием, что дивился сам себе.

Знала Леонида, что делает, или нет?

Знала ли она, что Бетти убьют?

На мгновение Джека охватила паника, но он быстро взял себя в руки.

Надо рассказать Коулу про Бартоломью и все подробно объяснить. Леонида ведь согласилась идти в полицию.

Так зачем же колебаться?

В дверь постучали.

Коул нахмурил брови и повернул голову к тяжелым створкам, натертым до такого блеска, что хрустальная люстра отражалась в них как в зеркале.

— Ну что там еще?

— С вами хочет поговорить мисс Уайльд, сэр.

— Пусть минутку подождет… Нас ни за что не оставят в покое, — сказал он Марлоу. — Мне следовало приказать, чтобы нам не мешали… Поверьте жизненному опыту старика, мистер Марлоу, не надо разыгрывать Дон-Кихота. Вам это может обойтись очень дорого. Здесь только один человек знает, совершили вы это преступление или нет и этот человек — вы сами. Мы же обязаны искать доказательства — работа крайне трудная и неблагодарная, поскольку все считают чуть ли не героизмом скрывать от нас правду. Какая глупость! Единственное, что могло бы объяснить ваше молчание — сознание собственной виновности. Человеку не поставишь в вину, что он лжет ради самозащиты. Но лгать, выгораживая кого-то другого, по-моему, было бы серьезной ошибкой и, скорее всего, лишь еще больше осложнит положение. Итак, мисс Уайльд позвонила вам и попросила приехать за ней в Стэннинг?

— Да, — признался Марлоу.

И ему показалось, что он предал Леониду. Ни логика, ни здравый смысл над угрызениями совести не властны.

* * *
Коул с непроницаемым видом кивнул и снова посмотрел на дверь, за которой вместе с санитарами и Пинджелли наверняка ждала и Леонида. Часы пробили два.

Инспектор открыл дверь и пропустил американку в комнату. Марлоу вдруг пришло в голову, что она пришла наблюдать за ним, опасаясь оставить наедине с полицейским.

Но почему?

Может быть, боится, что Джек выложит инспектору всю историю?

— Добрый вечер, мисс, — поздоровался Коул, как будто сейчас было шесть вечера, а не два часа ночи. — Вы хотели поговорить со мной?

— Да, и я вынуждена настаивать на этом, инспектор.

Высокая, стройная, она держалась очень прямо и, несмотря на только что перенесенный шок, казалась воплощением жизненной энергии.

— Я не знаю, что вам сказал мистер Марлоу, но хочу, чтобы вы знали: это я попросила его приехать за мной в Стэннинг.

— Благодарю вас, мисс, — любезно поклонился Коул. — Сейчас мне надо покончить с двумя-тремя срочными делами, а потом я вернусь и задам вам несколько вопросов…

— Я хочу дать показания и прошу выслушать меня немедленно, — перебила его Леонида. — Если у вас нет времени, позовите кого-нибудь из своих подчиненных. То, что я должна вам сказать, не терпит ни малейших отлагательств.

Марлоу испытывал и радость и облегчение. Значит, Леонида все же решилась сама поговорить с полицией!

— Что ж, в таком случае я вас слушаю, — вздохнул инспектор.

Она рассказала ему то же самое, что и Марлоу, но на этот раз не вдавалась в детали. Джек во все глаза смотрел на Коула. Поведение инспектора его удивляло. Почему тот слушает с таким скучающим видом, будто ему второй раз повторяют одно и то же?

Когда Леонида наконец умолкла, Коул с трудом подавил зевок.

— Спасибо за ясность изложения, мисс Уайльд. Я попрошу вас повторить все это нашей стенографистке и подписать показания. Но это вполне подождет до утра… Как себя чувствует миссис Бродерик?

— За ней ухаживает миссис Симпсон. Она обещала пробыть тут сколько понадобится.

— Кэт всегда с удовольствием помогает ближним, — пояснил Марлоу.

И он не солгал. Кэт Симпсон была из тех, к кому вечно бегут за помощью, независимо от значимости дела, — письмо ли надо перепечатать или утешить мать, у которой убили единственное дитя.

— И вообще, насколько это возможно в ее положении, миссис Бродерик держится молодцом, — добавила Леонида.

— Вы ей сейчас больше не нужны? — спросил Коул.

— Нет, не думаю.

— Тогда, на вашем месте, я бы пошел немного передохнуть. Но только не засыпайте — вы можете мне еще понадобиться.

И, пробормотав какие-то извинения, инспектор направился к двери, вышел, но не стал закрывать ее за собой. Марлоу и Леонида услышали, как он сказал кому-то из подчиненных:

— Отправьте тело в морг, и пусть кто-нибудь из вас проследит, чтобы миссис Бродерик не видела, как ее дочь переносят в машину. Не надо добавлять ей переживаний. Вы, Тейлор, выясните у доктора, когда мы получим результаты вскрытия. А вам, Джош, я могу уделить всего пять минут…

Хоть Марлоу и слышал слова полицейского, но они больше не производили на него никакого впечатления. Леонида снова была здесь, рядом с ним, и смотрела на него с любовью.

С любовью?

Но так ли это?

Девушка пришла сразу, как только смогла, настаивала, чтобы Коул ее выслушал, и добровольно, в ущерб себе, дала выгодные для Джека показания.

Так почему же Марлоу все еще сомневается в ее искренности?

— Джек, — мягко проговорила она, — я не упрекаю вас за то, что вы не вполне доверяете мне. Но я очень хотела бы убедить вас, что знаю об этом кошмаре не больше вашего. И все же одно подозрение не дает мне покоя…

— Что именно? — спросил Марлоу.

— Возможно, Барт не без умысла продержал меня в Стэннинге до ухода последнего автобуса, догадываясь, что я позвоню вам. Действительно ли он хотел выманить вас из дома? В таком случае, я невольно помогла негодяю расставить вам ловушку. Только я никак не могу понять, зачем ему это понадобилось.

В глазах девушки читалась неподдельная тревога, но Марлоу не удавалось избавиться от глодавших его подозрений. Уж слишком Леонида торопилась оправдать себя.

— Я тоже не понимаю этого, — сухо заметил он.

Несмотря на все то, что она рассказала и Коулу, и ему самому, Джек держался довольно отчужденно. Лишь час назад любовь к Леониде заслоняла все остальное, теперь же он невольно думал, что почти не знает ее, и вспоминал, как лихо она врала сержанту Клени. Так можно ли верить, что сейчас Леонида говорит правду? Будущее уже не казалось ему столь лучезарным. А что, если ему придется провести долгие дни в тюрьме?

— Джек, не смотрите на меня как на сообщницу Барта! — внезапно крикнула девушка.

— Я так устал, что окончательно запутался, — проговорил Марлоу. — Давайте лучше последуем совету Коула и отдохнем.

Они вышли из комнаты. В доме царила почти торжественная тишина. На верхней площадке лестницы стоял полицейский. Марлоу не мог идти к себе в комнату, но ему мучительно хотелось выпить, принять душ и хоть ненадолго прилечь.

Дверь в столовую была приоткрыта, и там горел свет. Джек пошел туда, а Леонида свернула в сторону кухни.

Джеффрис, облаченный в толстый грубошерстный халат, разговаривал сидя в кресле, с четвертым жильцом пансиона — представителем фирмы дамской одежды Дэвидсоном. И Марлоу вдруг пришло в голову, что, должно быть, это от него миссис Бродерик получила столь исчерпывающую информацию о покупках Леониды в день ее приезда в Хейгейт.

При виде Джека мужчины вздрогнули.

И, судя по выражению их лиц, он решил, что соседи по дому уже вынесли свой приговор.

Глава 17

Марлоу не стал прятать глаза. Он прекрасно отдавал себе отчет, что, по сути дела, ничего не знает об этих людях и, вероятно, по собственной вине. Джек воспринимал их просто как двух почтенных членов сообщества, любезных и сдержанных холостяков. Марлоу попытался было уговорить соседей застраховаться, но идея не увлекла ни одного из них. С тех пор они относились друг к другу вполне дружелюбно, но не более того.

А теперь оба считают Марлоу убийцей!

По крайней мере, Джеффрис.

Сначала он, а потом и Дэвидсон встали. На столике между ними стояли бутылка виски, два бокала и сифон.

Мужчинам было явно не по себе.

— Итак, вас тоже подняли с постелей? — заговорил Марлоу просто для того, чтобы нарушить неловкое молчание.

— Скверная история, очень скверная, — пробормотал Джеффрис таким тоном, будто речь шла о сломанной ноге. — Меня допрашивали добрых полчаса, но в конце концов Коул, кажется, поверил, что я его не обманываю… А вот вы угодили в жуткий переплет, Марлоу… Э-э-э… хотите выпить?

— С удовольствием!

— Так наливайте себе сами, по вкусу, — поспешно предложил Джеффрис, и Джек почувствовал, что оба соседа радуются, что им удалось растопить лед. — Мы как раз обсуждали всю эту историю. Вот уж мне никогда бы и в голову не пришло, что нечто подобное может случиться с Бетти! Но как-то недавно я заметил, что она уж слишком неожиданно повзрослела. А сегодня за ужином я как раз подумал, что матери следовало бы купить ей новое платье, а то старое вот-вот пойдет по швам.

Марлоу нетвердой рукой наливал себе виски. В тоне Джеффриса ему послышалось что-то глубоко неприятное.

— Я всегда считал, что Бродди слишком строга с дочерью, — сказал Дэвидсон. — Те времена, когда детей можно было превращать в бесплатную прислугу, давно прошли. Девочка заслуживала и приличных платьев, и большей свободы. Ведь ей позволялось только два раза в неделю гулять по вечерам! И вот что бывает, когда мать держит дочь в черном теле. Интересно, какой мерзавец это сделал?

— Наверняка кто-то из местных, — буркнул Джеффрис.

Откуда вдруг такая любезность? Может, он заходил в комнату Марлоу еще до его возвращения? Ну, полиция это живо выяснит.

Виски согревало Джека, придавало ему сил и даже чуточку оптимизма.

— А я думал, что вы считаете убийцей меня, — признался он.

— Что же, — проворчал Джеффрис, — на первый взгляд, вас и вправду можно было заподозрить, но, как я уже объяснил Коулу, я достаточно хорошо вас знаю и не могу в это поверить.

— Верно, — с живостью поддержал его Дэвидсон. — Не болтайте глупостей, Марлоу!

— Кроме того, надо быть буйнопомешанным, чтобы прикончить женщину в собственной комнате! — продолжал Джеффрис. — Нет, то, что тело нашли у вас на кровати, бросает тень скорее на Дэвидсона или на меня.

Марлоу допил бокал.

— Даже не знаю, от чего мне больше полегчало — от виски или от ваших слов, — сказал он.

— Выпьете еще? — предложил Джеффрис.

— С радостью. Полиция реквизировала мою бутылку, на случай, если там окажутся отпечатки пальцев.

— Странный тип этот Коул. Можно подумать, что он перебивается с хлеба на воду, а между тем жалованье у старших инспекторов наверняка вполне приличное.

— Да, платят ему совсем неплохо, зато жена настоящая мотовка, — заметил Дэвидсон. — Сколько денег она тратит на туалеты — уму непостижимо! Впрочем, миссис Коул — очень красивая женщина… А у нашего инспектора прекрасная репутация. Любопытно, позовет ли он на помощь Скотленд-Ярд? Меня бы это ничуть не удивило…

— Только в том случае, если дело покажется ему слишком запутанным, — проворчал Джеффрис. — Сами понимаете, тут вопрос престижа. — Он вдруг тихонько хлопнул в ладоши. — Ну что ж, пойду-ка я спать… Завтра мне надо быть в банке ровно в девять — директор устраивает проверку. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

— Пожалуй, и я последую вашему примеру, — заявил Дэвидсон и довольно неожиданно положил руку на плечо Марлоу. — Не переживайте и не волнуйтесь, старина. Полицейские не такие уж идиоты, чтобы счесть вас убийцей. Доброй ночи.

И, как будто стыдясь великодушного порыва, он заторопился уйти.

— Если хотите, можете допить бутылку, — с порога крикнул Джеффрис.

И он тихо закрыл за собой дверь.

На глазах у Марлоу выступили слезы.

Обычно он почти не пил и даже не мог справиться со вторым бокалом. Но на душе и так сильно полегчало. Вот только будут ли другие так же милосердны, как Джеффрис и Дэвидсон?

Джек закурил, и скоро его мысли снова вернулись к Леониде. Теперь он ругал себя за жестокость. И что на него нашло? Разве девушка не сделала все возможное, чтобы оправдать его? Будь она виновна, уж постаралась бы воспользоваться ситуацией и остаться в стороне. Нет, холодность Марлоу объясняется лишь усталостью и нервным напряжением… Джек посмотрел на часы: половина третьего. Леонида, вероятно, у себя в комнате, но, конечно же, не спит. Может, сходить к ней?

Марлоу допил бокал и затушил сигарету, а потом торопливо зашагал к лестнице. На верхней площадке по-прежнему дежурил полицейский. Джек увидел, что дверь в его комнату широко распахнута, и там все еще возятся трое мужчин. Зато кровать опустела.

У двери Леониды тоже стоял полисмен.

— Вы не знаете, мисс Уайльд еще не спит? — спросил Марлоу.

— Нет, сэр, она разговаривает с инспектором. Но он строго-настрого приказал их не беспокоить.

— А-а-а, — разочарованно протянул молодой человек. — Как вы думаете, ваш шеф надолго задержит ее?

— Даже не представляю, сэр.

— Ладно, спасибо.

Оставалось только спуститься вниз и ждать. У лестницы он столкнулся с, вынырнувшим из коридора, ведущего на кухню, доктором Томпсоном.

— Как себя чувствует миссис Бродерик? — неуверенно спросил Джек.

— Я сделал ей укол, так что ночь она проспит, но что будет завтра — даже не знаю. Бродди обожала свою девочку.

Врач выглядел вконец измученным.

— Спокойной ночи, — сказал он и побрел прочь.

— Спокойной ночи, доктор.

Марлоу вернулся в столовую и подтащил кресло к приоткрытой двери. Таким образом он сможет наблюдать за лестницей и увидит, когда Коул спустится вниз и оставит наконец в покое Леониду. И молодой человек опять горько пожалел, что обошелся с ней так сурово.

В доме стояла глубокая тишина. Только большие часы в гостиной мелодично прозвонили три раза.

Глаза слипались сами собой.

До сих пор он не отдавал себе отчета в том, до какой степени измотан. Но Джек ни за что не хотел поддаваться сну, пока не увидит Леониду и не помирится с ней. Он снова закурил, но непослушные пальцы с трудом держали сигарету.

— Может, все-таки подремать несколько минут… всего несколько минут…

И Марлоу крепко уснул.

Он все еще спал, когда в комнату вошла женщина, отдернула шторы и распахнула жалюзи. И только глухой стук ставень разбудил молодого человека. Он с трудом открыл глаза — на улице ярко сияло солнце. Джек встал. Все его тело затекло, ноги не желали разгибаться, но молодой человек все же повернул голову, чтобы узнать, кто его разбудил.

Это была здоровенная тетка по фамилии Физерстон. Она ежедневно приходила помогать миссис Бродерик по хозяйству. Марлоу почти ничего не видя смотрел на линялый голубой халат с засученными по локоть рукавами и, повязанный по самые брови серый платок.

Физерстон шмякала на стол тарелки. Раньше всегда накрывала Бетти…

— Самое время вам вставать, — хрипло буркнула женщина, — а то сейчас начнут спускаться все остальные.

— Да-да, — почти простонал Марлоу, потирая одеревеневшее плечо. — Как там миссис Бродерик?

— Все еще спит, — отозвалась Физерстон. — Я-то против всех этих снадобий. Как говорится, стриженой овце Бог не пошлет сильный ветер. Господь всегда дает нам силы сносить горе. И вряд ли ему по вкусу, когда кто-то пытается забыть о своих несчастьях, наглотавшись отравы. Я, конечно, не ее, бедняжечку, укоряю, а доктора… И поторапливайтесь, если хотите получить завтрак, мне все же надо кормить троих, а стало быть, нечего зря терять время.

— Нас чет верб, — заметил Джек. — Разве что мисс Уайльд не спустится завтракать.

— Это вы об американке? — удивилась Физерстон. — Можете не сомневаться, уж она-то точно не придет — ее увезли в управление. Ну, так вам два яйца или одно?

Глава 18

Кроме Коула, только два человека могли что-то сообщить Марлоу о Леониде. Прежде всего он решил повидаться с Клени. В половине десятого, кое-как проглотив завтрак, он сел в красную «MG» и поехал к воротам. Поскольку в его комнату входить не разрешалось, бритву пришлось позаимствовать у Дэвидсона.

На улице Джек увидел трех полицейских, а чуть поодаль небольшую толпу — примерно с сотню зевак. У многих он заметил фотоаппараты, а несколько человек тут же побежали к машине.

— Проходите, проходите! — кричал им полицейский, но на него никто не обращал внимания.

Часть толпы последовала за дерзкими журналистами, и на Марлоу, запертого в крохотной спортивной машине, со всех сторон посыпались вопросы. Трещали камеры, вспышки фотоаппаратов слепили глаза.

Неожиданно что-то красное шлепнулось в лобовое стекло и расползлось по нему жирной лужей. Помидор. Второй разбился о капот, третий задел плечо какого-то журналиста. Тот, ругаясь, отскочил. Кто-то заулюлюкал.

Голоса репортеров потонули во враждебных криках толпы. У стен, на крылечках и даже на деревьях Марлоу видел сверкающие глаза и искаженные злобой лица. Постепенно нестройные крики перешли в единый вопль, и вся толпа начала скандировать одно слово, и оно, как волной, накатило на Марлоу:

— У-бий-ца! У-бий-ца! У-бий-ца!

В основном кричали подростки. Теперь Джек их хорошо видел: друзья Бетти Бродерик, ребята примерно ее возраста. Кое-кто из взрослых пытался утихомирить молодежь, полицейские свистели, но тщетно. Фоторепортеры отвернулись от Марлоу и начали снимать толпу. Ближайшие к машине люди умолкли. Джека знобило и мутило от омерзения, но насилия он не боялся.

Теперь уже никто ничего не швырял в машину. Лишь по лобовому стеклу красноватым ручейком медленно стекал мутно-красный сок помидора.

Марлоу не мог двинуться ни вперед, ни назад.

Так прошло минут пять, но ему они показались вечностью. Молодежь продолжала скандировать, правда, уже как-то вяло, как бы по инерции. Многим представление, очевидно, нравилось, и они смеялись.

Неожиданно воздух прорезал громкий свист, и на улицу высыпало не менее дюжины полицейских. Сорванцы полезли с деревьев и начали разбегаться. Почувствовав, что общее напряжение спало, те, кого толпа прижала к самой машине, с явным облегчением отступили. Какой-то высокий фоторепортер нагнулся к Марлоу.

— Дешево отделались, приятель. Желаю вам удачи.

— Спасибо, — сказал Марлоу.

Джек даже не заметил, что мотор заглох. Путь все еще загораживало довольно много народу, но четверо полицейских энергично освобождали дорогу. Марлоу вдруг увидел Клени. Щеки сержанта покраснели, лицо выражало глубокое осуждение, но глаза весело поблескивали.

— Все в порядке, Джек?

— Да, спасибо. Вы не знаете…

— Не задавайте мне вопросов, мой мальчик. Я нес вам билеты на вечер и узнал обо всем только здесь. У меня сегодня выходной. Вы нормально себя чувствуете?

— Хуже некуда…

— Ба, не обращайте внимания!

Марлоу медленно поехал. На красивой, окаймленной густыми деревьями улице оставалось еще довольно много любопытных, но никто уже не выкрикивал оскорблений. Однако, когда он проезжал мимо того места, где накануне столкнулся с друзьями Бетти, небольшая группа стиляг опять завопила: «Убийца! Убийца!», и прохожие стали оборачиваться, разглядывая Марлоу.

Хозяин гаража встретил его с прежней сердечной улыбкой, хотя чувствовалось, что парень немного смущен.

— Привет, Джек! Насколько я слышал, у вас неприятности?

— Похоже на то. Можно, я еще подержу машину?

— Ну конечно.

Он протянул Марлоу измазанную машинным маслом руку.

— На меня вы можете всегда рассчитывать, Джек.

— Спасибо, старина… Вы сегодня не видели Пинджелли?

Репортер жил неподалеку и мог добраться до редакции, находящейся у самой рыночной площади, только через мост.

— Нет, не видел, хотя проторчал здесь все утро.

— Спасибо, до скорого…

Джек поехал к Пинджелли. Он уже бывал у него пару раз и знал, что журналист имеет обыкновение работать дома.

Он жил в небольшом бунгало с видом на реку. Крыльцо подметала пожилая женщина. Она узнала Марлоу, как только он вышел из машины, и поспешила ему навстречу.

— Если вы хотите видеть моего мужа, я бы попросила вас зайти через пару часов. Джош вернулся на рассвете, а ведь он, знаете ли, далеко уже не мальчик. Пусть хоть немного выспится.

— Я вас понимаю, — кивнул Марлоу.

Должно быть, на лице Джека отразилось глубокое разочарование, потому что миссис Пинджелли посмотрела на него сочувственно.

— Вы ведь мистер Марлоу, не так ли? — спросила она.

— Да.

— Джош сказал, что собирается повидаться с вами, так что наверняка позвонит вам, как только проснется. Это вас устроит?

— Куда же деваться, — принужденно улыбнулся Марлоу. — Он не говорил вам о мисс Уайльд?

— Очень немного. Вы уже, конечно, знаете, что ее обвиняют в убийстве того лондонского ювелира, как бишь его… ах, да, Джиллика.

Марлоу показалось, что его изо всех сил шарахнули по голове.

На Джека все время обращали внимание: и когда он сидел за рулем, и когда остановил машину у базарной площади, и когда проезжал мимо полицейского управления, с тревогой поглядывая на его окна. Может быть, Леонида сейчас там, в самой глубине здания, в одной из камер? Или ее уже переправили в Лондон? Постовой дружелюбно кивнул Марлоу. Две девушки, выходившие из красного кирпичного здания, где арендовал помещение Эйнсворт, при виде Джека дружно оступились и чуть не упали с крыльца. Итак, хотя еще не было и десяти часов, весь город уже был в курсе событий. Тем не менее пухленькую энергичную секретаршу Эйнсворта появление молодого человека ничуть не смутило. Она предложила Джеку сесть и отправилась в кабинет шефа докладывать. Это не заняло много времени.

— Мистер Эйнсворт ждет вас, мистер Марлоу, — объявила девушка.

— Благодарю вас.

Эйнсворт стоял у окна, заложив руки за спину, отчего его внушительное брюшко выпирало больше обычного. На лице адвоката застыло строгое, официальное выражение.

— А, дорогой друг, входите же! — Секретарша закрыла за Марлоу дверь. — Я и передать не могу, до какой степени огорчен тем, что с вами произошло! Очень хотел бы вам помочь, но… — Эйнсворт вытянул руки ладонями вниз, изображая благословение, — …но, к несчастью, я поверенный в делах миссис Бродерик, и вам это, несомненно, известно. Вчера вечером она рассказывала мне о своих тревогах насчет Бетти. Так что с моей стороны было бы крайне неловко создавать впечатление, будто я играю сразу две партии, если так позволительно выразиться…

— Услуги адвоката потребуются мне не раньше, чем полиция предъявит обвинение, — холодно отрезал Марлоу, с превеликим трудом удерживая вертевшуюся на языке грубость. Уж очень его раздражал этот самодовольный болван. — Но я пришел спросить…

— …Меняет ли это что-нибудь в отношении Брайт-Ли? Так вот, — Эйнсворт отошел от окна, — не скрою, что я как раз жду от него известий. Впрочем, зная Брайт-Ли, я не думаю, чтобы даже такое печальное событие нарушило его планы. В конце концов…

Эйнсворт умолк, услышав сигнал селектора.

— Я же просил меня не беспокоить! — рассердился он.

— Прошу прощения, сэр, — ответила секретарша, — но только что звонил мистер Вентри. Он обещал связаться с вами чуть позже.

— Ладно. — Он нажал кнопку. — Как я уже говорил, Марлоу, дела есть дела. Мистер Вентри, как и предполагалось, приедет в вашу контору. И я надеюсь, что вы не собираетесь ни уклоняться от сотрудничества, ни откладывать это на потом…

— Я пришел спросить, не знаете ли вы что-нибудь о судьбе мисс Уайльд. Где она, в Лондоне или все еще здесь? В последнем случае я бы очень хотел добиться свидания.

— Что? — Эйнсворт удивленно вытаращил глаза. — Мисс Уайльд? Ах да, конечно… Насколько я понял, ее еще ночью под конвоем отправили в Лондон. — Он немного помолчал, скрестив руки на столе. — Однако я не думаю, что у вас есть основания беспокоиться. Не сомневаюсь, что канадский Верховный суд предоставит мисс Уайльд хорошего адвоката. И вообще, Марлоу, дорогой мой друг, искренне советую вам подумать о себе, а не о других. Слышите? Ваши собственные дела вполне того заслуживают.

— Да, — кивнул Марлоу. — Как, по-вашему, мне позволят увидеться с ней?

— Нет, — не раздумывая буркнул Эйнсворт.

— Вы не знаете, она в Скотленд-Ярде или…

— Вот что, Марлоу: я понятия не имею, где мисс Уайльд, и меня это совершенно не касается. И, поверьте, лучше бы вы не проявляли повышенного интереса к этой девушке. Я говорю более чем серьезно, поскольку принимаю ваши дела близко к сердцу. Предоставьте мисс Уайльд выпутываться самостоятельно.

— А чем же мне может повредить участие к мисс Уайльд? — упрямо спросил молодой человек.

Впрочем, он прекрасно понимал, что осаждать Эйнсворта вопросами бессмысленно, а сердиться на него за это было бы чистым ребячеством.

Адвокат смерил его проницательным взглядом.

— Могу лишь повторить вам совет, Марлоу, но, разумеется, заставлять вас следовать ему — не в моих силах.

— Да, вы правы. — Джек выдавил из себя улыбку, но получилась скорее гримаса. — Так или иначе, благодарю вас… И, если до понедельника что-то изменится, сообщите.

— Непременно. Вы будете у себя в конторе?

— По крайней мере, собираюсь.

Секретарша с улыбкой проводила Марлоу и закрыла за ним дверь.

Джек медленно спустился по каменным ступенькам и вышел на залитую солнечным светом улицу. Никто не обращал на него внимания, и Марлоу успел свернуть на Хай-стрит прежде чем его заметила стайка молодых людей, толпившихся у входа в бар «Эспрессо». Джеку показалось, что он узнал этих подростков со слишком блестящими завитыми волосами, в куртках с подложенными плечами и штанах в обтяжку. Его проводили враждебными взглядами, но оскорблений никто не выкрикивал.

Тем не менее Марлоу живо припомнилась утренняя сцена, кольцо вокруг машины и злобные вопли толпы…

Наконец он добрался до Боттл-лэйн.

Входная дверь была не заперта — по утрам в субботу в «Спидиуорке» всегда кто-нибудь дежурил. Но пока Джек крадучись поднимался по лестнице, от души надеясь, что никого не встретит, ни одна машинка не работала.

Однако, когда он хотел проскользнуть мимо «Спидиуорка», дверь распахнулась (можно было подумать, что миссис Симпсон вставила в нее фотоэлемент!), и на площадку вышла Кэт. Ярко-красное платье безжалостно подчеркивало ее толщину, а под глазами залегли глубокие тени.

— Джек, у меня просто слов не хватает сказать, до какой степени все это потрясло меня, — сказала она, протягивая молодому человеку обе руки. — Но я хочу, чтобы вы знали: я совершенно уверена в вашей невиновности.

— Спасибо, Кэт.

Марлоу сжал ее руки.

— Надо совсем потерять рассудок, чтобы вообразить, будто вы замешаны в этом деле, — дрожащим голосом продолжала Кэт. — Но я не затем вас поджидала. Джош Пинджелли здесь. Он хотел вас видеть и, поскольку вы еще не приехали, решил посидеть у меня. Джош! — позвала она.

Но маленький репортер выскочил на лестницу, не дожидаясь приглашения. Он был как всегда элегантен и свежевыбрит.

— Добрый день, Марлоу. Спасибо, моя дорогая Кэтти, за мной не заржавеет. — Джош взял молодого человека под руку. — Мне ужасно жаль, что жена не пустила вас сегодня утром — она слишком нянчится со мной. В следующий раз говорите громче.

Они подошли к конторе Марлоу, и Джек открыл дверь. Со вчерашнего вечера ничего не изменилось — разве что в почтовом ящике лежало несколько писем, да на мебели осел тонкий слой пыли…

— Вы не знаете, где сейчас мисс Уайльд? — спросил Марлоу, стараясь не выдать волнения.

Голубые глаза репортера даже не моргнули.

— В Скотленд-Ярде. Ее обвиняют в убийстве Джиллика.

Джек уже знал об этом, но ему все равно показалось, будто в ране повернули нож.

— Послушайте, Джек, я не хочу совать нос ни в ваши, ни в чьи-либо еще дела. — Репортер скорчил гримасу. — Во всяком случае, так, как я это обычно делаю. Но могу все же кое-что шепнуть вам на ушко об этой мисс Уайльд. У кого она работала до вас?

— Понятия не имею.

— И вы можете это доказать?

— Нет, но какое это имеет значение? Не знаю, и все. А почему вы спрашиваете?

— Мисс Уайльд работала в страховом агентстве «Со-лус». Эта шарашка довольно долго надувала крупные компании. Они страховали драгоценности на большие суммы, потом устраивали ограбления и, слегка переделав ворованные цацки, начинали все снова. Те, кто соглашался застраховаться, всегда получали хорошие комиссионные. «Солус» сколотила огромное состояние, и не только на, этом. Они страховали несуществующих людей, показывали врачу фирмы кого-то из своих служащих, а потом предъявляли липовое свидетельство о его смерти. Так что, по их милости понесла колоссальные убытки не одна серьезная фирма.

Репортер перевел дыхание и продолжал:

— Один из моих лондонских коллег рассказал мне, что Джиллик будто бы почуял неладное и собирался сообщить о своих подозрениях в полицию, поэтому-то его и убрали. Полиция считает, что преступление совершили двое — мужчина и женщина, причем женщина, судя по описанию, очень похожа на мисс Уайльд. Эти двое находились в магазине Джиллика между девятью часами и девятью пятнадцатью. Женщина вышла первой, а следом — ее сообщник. Один из торговцев — его лавка в другом конце улицы — видел обоих. Предполагается, что женщина отвлекла внимание ювелира, а мужчина размозжил ему голову. Так что на вашем месте я бы не слишком интересовался Леонидой Уайльд. Вы ведь сами говорите, что не подозревали о ее работе в «Солусе». И продолжайте на этом настаивать. Известно, что значительную часть своих операций «Солус» вела через какого-то посредника в провинции. И Скотленд-Ярд очень хотел бы до него добраться. Так что все, кто имеет дело со страховкой и при этом знаком с кем-то из бывших сотрудников «Солуса», находятся под особым подозрением.

До боли сжав кулаки, Марлоу неподвижно стоял у письменного стола и смотрел на Пинджелли так, будто видел его в перевернутый бинокль.

— Ну-ну, никакой катастрофы не случилось, — заметил журналист. — Вы же знакомы с этой девушкой без году неделю.

— Да, вы правы, — медленно проговорил Марлоу. — Я и в самом деле впервые увидел Леониду только неделю назад, но готов отдать все на свете, лишь бы помочь ей.

— Займитесь-ка лучше собственными делами, вы ведь тоже попали в хорошенькую историю. Насчет убийства Бетти Бродерик существует несколько версий. Одни считают, что девушка была беременна и соблазнитель предпочел задушить ее, а не жениться. В этой версии соблазнитель, вероятно, вы. Другие подозревают, что вы участвовали в махинациях со страховкой, а Бетти это обнаружила и начала вас шантажировать — в последнее время она и вправду начала швырять деньгами. Наконец, третьи утверждают, что вы никогда не стали бы убивать ее в собственной комнате. Но есть и такие, которые с этим не согласны, ссылаясь на то, что вы просто потеряли голову… Короче, поверьте мне, у вас вполне хватит своих неприятностей: чтобы не заниматься еще и делами Леониды Уайльд. Кстати, она родилась вовсе не в Канаде, так что и в этом, очевидно, соврала вам.

Марлоу терзало не только сознание нависшей над ним угрозы, но и мысль, что, возможно, Леонида и в самом деле закоренелая преступница.

Глава 19

Наконец, к великому облегчению Марлоу, Пинджелли ушел. Уж он-то несомненно считал Леониду виновной.

Теперь Марлоу предстояло принять решение. Пока он еще располагает свободой передвижения…

Иногда Джеку казалось, что он видит Леониду так же отчетливо, как если бы девушка стояла здесь, перед ним, а в ушах до сих пор звучал ее голос. Марлоу вспомнил, как храбро Леонида давала показания Коулу. И однако инспектора исповедь девушки убедила так мало, что он счел нужным арестовать ее и отправить в Скотленд-Ярд. Марлоу боялся, что это он предал ее, и осыпал себя горькими упреками.

Закурив, он перешел в приемную. В корзинке для бумаг лежала, испачканная губной помадой Леониды и пахнущая ее духами салфетка.

— Нет, я должен заняться делами! — вдруг громко воскликнул Джек. — Иначе просто сойду с ума!

Он подошел к двери и открыл почтовый ящик. Пришло одиннадцать писем, и в трех из них лежали чеки. Марлоу сделал несколько пометок, напечатал два письма, написал расписки и запер контору. Итак, он снова один.

Джек быстро сбежал с лестницы и пошел к рыночной площади, где все еще стояла его машина. На недружелюбные взгляды прохожих он старался не обращать внимания. Молодой человек уже сел за руль, но увидел Клени. Кажется, сержант вышел из управления.

Сердце у Марлоу бешено забилось.

— Привет, Джек. Хочу сразу сказать, что меня очень огорчает произошедшее с вами.

— Спасибо. Может, расскажете мне последние новости?

Добродушное лицо сержанта сразу замкнулось.

— Попробую, если смогу.

— Подскажите мне наилучший способ добиться свидания с мисс Уайльд!

Откуда-то вынырнул Пинджелли и поспешно зашагал к ним.

— Такого просто нет, — ответил Клени. — К ней пускают только адвокатов. Да и вообще вам лучше забыть об этой девушке.

— Я уже говорил ему это, — заметил репортер.

— Ни один закон не может запретить мне хотя бы попытаться увидеть Леониду, — сердито отрезал Марлоу. — Какое волшебное слово открывает Скотленд-Ярд?

— Да-а-а, уж если вам что-то втемяшится… — рассмеялся Клени, показав два ряда крупных зубов. — А впрочем, не будь вы упрямы как мул, вы давно бы сбежали от обитателей этой мрачной дыры. Я еще ни разу не видел, чтобы чужак сколотил тут состояние.

— И, я полагаю, далеко не каждого из них подозревали в убийстве, — с горечью добавил Марлоу. — Ну что ж, и на этом спасибо.

— Кто я такой, чтобы мешать вам накидывать петлю на шею? — вздохнул Клени. — Может, ответите мне на один вопрос? Но имейте в виду: я спрашиваю как полицейский.

Марлоу невольно усмехнулся.

— Если смогу — попробую.

— Ладно-ладно, острите сколько душе угодно… Вы были любовником Бетти Бродерик?

— Нет.

— А вчера вечером вы не назначали ей свидание в Яхт-клубе? — спросил Пинджелли.

— Журналистов следовало бы поставить вне закона, — проворчал сержант.

— Нет, — каким-то осевшим голосом ответил Марлоу. — Я никогда не назначал Бетти свиданий, ни разу ничего не обещал ей и не пробовал заигрывать. И тот, кто пытается утверждать обратное, просто-напросто врет.

Клени задумчиво поглядел на полицейское управление.

— Так вот, — продолжал Пинджелли, — одна из ее подружек заявила, что Бетти призналась, будто у нее с вами свидание в клубе.

— Но это неправда!

— А зачем девчонке врать? Или почему солгала Бетти? Вы мне скажете, что Бетти сердилась на вас за равнодушие и хотела похвастать, будто сумела добиться своего. Но кто вам поверит на слово и как убедиться в вашей правдивости?

Марлоу молчал.

Клени повернулся и медленно пошел к большому зданию в георгианском стиле, где располагалось полицейское управление. У одного из широких прямоугольных окон стояли двое полицейских. Казалось, они наблюдают за площадью.

— Джек, — не отставал от Марлоу Пинджелли, — повторяю вам, дело принимает серьезный оборот. Эта подружка Бетти рассказывает, что, по словам той, вы якобы позвонили, назначили встречу и вышли из дома. Бетти отправилась следом. Вы поссорились, после чего Бетти убежала, а вы поехали за Леонидой Уайльд в Стэннинг. Многие в полиции явно считают, что Бетти решила подождать в вашей комнате пока вы вернетесь и окончательно объясниться с вами, а вы взбесились и прикончили ее… По-моему, они не замедлят предъявить вам обвинение. Так что используйте последние часы на свободе с толком.

— Я попробую повидаться с Леонидой, — упрямо бросил Марлоу.

Машина рванула с места.

* * *
Всю дорогу из Хейгейта в Лондон за Марлоу ехала полицейская машина.

В Скотленд-Ярде молодого человека принял дежурный инспектор, но не сообщил ничего нового. Джек поехал на Парламентскую площадь, и снова у него на хвосте сидели полицейские. Он купил последний выпуск газеты и тут же до боли стиснул зубы: на первой полосе красовалась его фотография, а рядом — Бетти. Все это сопровождалось красочным описанием сцены, произошедшей сегодня утром у его дома.

Об аресте Леониды сообщалось на третьей полосе, а ее фото Джек счел очень неудачным. Зато он узнал, что юридическая служба американского посольства взяла на себя защиту обвиняемой.

Все с тем же эскортом Марлоу двинулся в американское посольство. Однако, несмотря на то, что еще не было и двух часов, в справочном отделе висела табличка «Закрыто до понедельника».

Выйдя из посольства, Джек с удивлением обнаружил, что полицейская машина исчезла. Может быть, наблюдатели убедились, что в его поездке нет ничего подозрительного?

Но, тронувшись с места, Марлоу заметил, что следом за ним поехало какое-то такси.

Десять минут спустя такси продолжало ехать за ним как приклеенное.

Джек искал магазинчик, где был убит Джиллик, и в конце концов нашел его. Несколько зевак все еще топтались на тротуаре перед закрытой дверью, но полицейский пост уже сняли.

Такси исчезло. Теперь, судя по всему, его сменила маленькая черная машина.

Возможно, полиция надеется, что он приведет «хвост» к Бартоломью?

Джек задумчиво разглядывал скромный магазинчик.

Сюда Леонида пришла в прошлый понедельник и увидела несчастного старика плавающим в крови…

Представив себе эту сцену, Марлоу уже больше не сомневался, что девушка невиновна. Уверенность его не подтверждали ни логика, ни факты, но тем не менее она была непоколебимой.

Марлоу любил Леониду. А разве можно поверить, что любимая женщина — преступница?

Голова у Джека немного кружилась — после утреннего более чем легкого завтрака он ничего не ел. Молодой человек зашел в какой-то ресторанчик, сделал заказ и еще раз перечитал статью о преступлении. К половине пятого он вполне утолил голод, но на душе все равно скребли кошки.

Марлоу развернул машину и на полной скорости поехал обратно в Хейгейт. Полиция по-прежнему охраняла пансион, но дверь была открыта. Погода стояла прекрасная, солнце сияло, и у дома собралось немало любопытных.

Когда Джек выходил из машины, на пороге возникла крепкая фигура миссис Физерстон. Она спустилась с крыльца и, уперев руки в бока, преградила Марлоу дорогу.

— Миссис Бродерик вообще-то велела передать, — с видимым удовольствием на багрово-красном лице сообщила Физерстон, — что пожитки свои забрать вы можете, а вот ночлег ищите в другом месте.

* * *
Полиция как будто перестала обращать на него внимание. Никто не помешал ему собрать в чемодан те из вещей, которые могут понадобиться в ближайшие несколько дней. Остальное Джек оставил, не в силах подыскивать сейчас новое пристанище.

Почему Бетти придумала несуществующее свидание да еще рассказала об этом подружке?

Но девушка выглядела такой несчастной… будто и в самом деле верила, что Марлоу ждет ее.

Кто же тогда убедил ее в этом?

Джек подхватил легкий чемодан и стал спускаться по лестнице. В холле он увидел миссис Бродерик.

Горе, казалось, сломило эту сильную женщину, лицо ее отливало серым, но в запавших глазах полыхал странный огонь.

— Сколько раз вы пользовались доверчивостью моей девочки? — крикнула миссис Бродерик. — Вот что я хочу знать!

— Ничего подобного не было никогда, миссис Бродерик, — устало ответил Марлоу.

— Вы не только задушили ее, но еще пытаетесь очернить, выставив лгуньей! Да я бы убила вас собственными руками, не будь так уверена, что этим займется суд!

Джек, опустив голову, прошел мимо, а полицейский бесстрастно наблюдал за этой сценой.

Молодой человек сел в машину и поехал к реке. По воде скользили сотни лодок и лодочек — горожане вовсю наслаждались субботним отдыхом. Неподалеку возвышалось здание Яхт-клуба, где Марлоу якобы назначил свидание Бетти.

Так кто же все-таки наврал несчастной девушке, будто Джек собирается ждать ее там?

Кто-то из «Ривер Вью»? Или звонил посторонний?

Марлоу заехал в гараж. Фред, любовно склонившись над старой гоночной машиной, изучал мотор.

— Привет, Джек, — бросил хозяин гаража, вытирая измазанные руки о штаны. — Как дела?

— Жду развития событий.

— Да, ничего другого не остается. — Он кивнул на чемодан в руке Марлоу. — Собираетесь провести уик-энд за городом?

— Да нет, ищу крышу над головой.

— А, все ясно. Миссис Бродерик, конечно, можно понять… Может, остановитесь у нас на пару дней? Здесь есть свободная комната. Заплатите только за кормежку, и никто не станет приставать к вам. Моя жена очень обрадуется. Так что не отказывайтесь. Будем считать, вопрос решен.

Фред забрал у Марлоу чемодан.

И он, и его симпатичная толстушка жена из кожи вон лезли, чтобы как-то поднять Джеку настроение, но время тянулось бесконечно долго. Сразу после обеда небо затянули тучи и пошел дождь. Река опустела.

За все выходные к Марлоу не пришел никто: ни журналисты, ни полицейский, ни друг.

В понедельник утром газеты сообщили лишь, что Леониде предъявлено обвинение, а полиция просит у суда отсрочки на неделю.

Вот и все.

Джек почти с облегчением поехал в контору, надеясь, что появление Вентри его немного отвлечет.

Если, разумеется, мистер Брайт-Ли не сочтет (а в данной ситуации это никого бы не удивило), что проект совместной работы с Марлоу его больше не интересует.

Глава 20

Когда Марлоу приехал в контору, уборщица, миссис Дин, мыла лестницу. Она с трудом разогнула натруженную спину и смерила молодого человека изучающим взглядом. Впрочем, теперь на него так смотрели большинство людей. Но Джек заставил себя как ни в чем не бывало поздороваться с ней. Миссис Дин приходила два раза в неделю и никогда не отказывалась немного прибрать в его конторе.

— Здрасьте, мистер Марлоу, — поздоровалась уборщица и стала следом за ним подниматься по лестнице.

Ведро, швабра и прочее уже стояли у двери конторы. Джек открыл дверь и пропустил миссис Дин вперед.

— С чего мне начинать? — спросила она.

— С моего кабинета, как обычно.

Уборщица ушла в глубь конторы, а Марлоу разобрал почту и напечатал несколько писем. Когда же миссис Дин вышла в приемную, он перебрался в кабинет. Было уже около десяти, но Вентри до сих пор не появился. Ба! Этого и следовало ожидать, хотя Эйнсворт еще позавчера нисколько не сомневался в обратном.

Неожиданно на пороге, держа швабру у самого носа, появилась слегка запыхавшаяся уборщица.

— Вы мне что-то хотели сказать, миссис Дин?

— Да только то, что я нипочем не поверю в вашу вину. Вот я и подумала: скажу-ка я ему об этом, прежде чем уйду.

Уборщица быстро кивнула и, сильно покраснев, ретировалась раньше, чем Марлоу снова обрел дар речи. Однако простодушные слова миссис Дин придали ему силы: значит, есть еще в городе люди, которые не считают его виновным, — два жильца из «Ривер Вью», хозяин гаража Фред и его жена, уборщица миссис Дин…

Если Вентри так и не явится, Джеку просто-напросто придется начинать с нуля. Вспомнив слова Клени насчет возможностей чужаков в Хейгейте, он вдруг сообразил, что, быть может, сержант хотел дать ему добрый совет. Так нет же, Марлоу и не подумает отступать!

Разве что его арестует полиция…

Впрочем, непонятно, почему они этого еще не сделали. Может, надеются выследить «сообщника»? Торсена, например, или Бартоломью?

Марлоу старался как можно меньше думать о Леониде. Дел и так было по горло, но душа ни к чему не лежала. В половине одиннадцатого Джек стал подумывать, не позвонить ли Эйнсворту, а в одиннадцать окончательно решил, что Вентри не появится.

Однако через несколько минут он услышал, что возле дома затормозила машина. Джек выглянул в окно и увидел, как из такси выходит темноволосый моложавый человек в строгом костюме — совсем не такой, каким он представлял себе Вентри. Человек начал быстро подниматься по лестнице, но, споткнувшись в темноте, несколько умерил прыть. Впрочем, не прошло и минуты, как в дверь конторы постучали.

— Войдите! — крикнул Марлоу.

Дверь распахнулась, и Джек наконец разглядел гостя.

На самом деле тот оказался не таким уж и молодым — лет шестидесяти — но все его движения отличались юношеской живостью, а темно-карие глаза смотрели весело и пытливо.

— Мистер Марлоу?

— Он самый. Если не ошибаюсь, вы — мистер Вентри?

— Да, Джордж Вентри. Прошу прощения, что так опоздал, но в последнюю минуту меня задержал мистер Брайт-Ли.

Гость явно изучал Марлоу, а тот, в свою очередь, пытался составить мнение о новом сотруднике и в конце концов пришел к выводу, что Вентри — скорее страховой агент, чем актуарий. Впрочем, кто его знает…

— Кажется, я догадываюсь о причинах вашего разговора in extremis[2], — пробормотал Джек.

— Что ж, какой смысл бродить вокруг да около? — Вентри усмехнулся, но, оглядев кабинет, сразу посерьезнел. — А тут у вас очень живописно! — с легким неудовольствием заметил он. — Вероятно, мистер Эйнсворт вам уже все объяснил? Лично я не сомневаюсь, что наше сотрудничество приведет к наилучшим результатам. Мистер Брайт-Ли получил о вас самые лестные отзывы.

— Очень рад слышать.

Все это немного удивляло, но не могло не льстить Марлоу. Интересно, кто же это мог сообщить о нем такой высокой персоне, как Брайт-Ли?

— Я думаю, вы хотите как можно скорее войти в курс дела? — спросил он.

— Совершенно верно. Расскажите мне вкратце, как работает ваше агентство, особенно о перспективах. Кроме того, меня интересуют ваши отношения с сельскими жителями. И еще я хотел бы знать, с какими компаниями вы работаете. Наконец, я был бы весьма признателен, если бы вы позволили мне присутствовать при ваших переговорах с клиентами и сопровождать в деловых поездках. Я хочу в первую очередь почувствовать весь процесс.

— Я нисколько не возражаю, — кивнул Марлоу. — Но предупреждаю, что на вас, вероятно, будут очень косо смотреть. Полгорода считает меня убийцей.

Вентри посмотрел ему в глаза.

— Я не совсем улавливаю смысл вашего замечания, мистер Марлоу.

— Скорее всего, многие мои клиенты постараются найти предлог, чтобы больше не иметь дела с человеком, которого подозревают в таком тяжком преступлении.

— О да, разумеется. Но любопытство наверняка привлечет к вам немало новых. Однако в любом случае, по крайней мере до среды, нас вряд ли ожидает наплыв посетителей. А к тому времени, быть может, полиция поймает настоящего убийцу.

Очень оптимистический прогноз!

— Что ж, будем надеяться, — сказал Марлоу. — Может быть, мы перейдем в другую комнату? Я уже поставил для вас стол с телефоном.

Увидев довольную улыбку Вентри, Джек порадовался, что успел все вовремя приготовить. В то же время он не мог отделаться от легкого недоверия — уж слишком по-хозяйски вел себя новый сотрудник. Пожалуй, как только он начнет работать всерьез, он окончательно вообразит себя хозяином. По лицу Вентри Джек ясно видел, что тот привык командовать, да и когда у коллег такая разница в возрасте, младший почти всегда невольно подчиняется.

Но Марлоу быстро отогнал эти мысли.

— Может быть, сейчас же и начнем? — предложил он.

— Пожалуйста.

Первое знакомство с делами не заняло много времени. Марлоу показал Вентри папки со страховыми полисами разных видов, картотеку компаний, рекламаций, повторных страховок, систему ротации, картотеку имен и адресов, списки тех, кто требует особого внимания, и возможных клиентов, досье, содержащие переписку с наиболее значительными компаниями города. Вентри мысленно отмечал все объяснения так, словно у него в голове был магнитофон, и вопросы он задавал скорее как актуарий, чем как страховой агент. Время от времени Вентри что-то одобрительно ворчал, а если у него и возникали какие-то замечания, то он, видимо, предпочитал до поры до времени держать их при себе. Закончив наконец обзор, Марлоу почувствовал себя, как выжатый лимон.

— Спасибо, — кивнул Вентри. — Для маленького агентства у вас тут все просто замечательно организовано. А где ваш персонал?

Марлоу нервно сглотнул.

— В тюрьме, по обвинению в убийстве.

— Мисс Уайльд — ваша единственная служащая? — невозмутимо осведомился Вентри.

— В последнее время — да.

— А как же вся секретарская работа?

— Уже добрых несколько месяцев у меня не было постоянной секретарши, — объяснил Марлоу. — Большую часть писем печатали в машбюро этажом ниже, а с остальным приходилось управляться мне самому.

Вентри не мог скрыть удивления.

— Но вы, должно быть, работали, как негр!

— Куда ж деваться-то?

— Ну, в этом отношении вы похожи на мистера Брайт-Ли, — заметил Вентри. — Но будьте осторожны, Марлоу. От постоянного перенапряжения ему пришлось-таки сбавить темп. В молодости — еще куда ни шло, но потом… впрочем, все это — глас вопиющего в пустыне… А есть у вас какая-нибудь картотека, которую вы предпочли бы мне не показывать?

— Нет. Все ключи лежат здесь. — Марлоу открыл верхний ящик стола. — К этому ящику есть два ключа, так что у каждого из нас будет свой…

Джек невольно умолк.

Нет, он не сможет дать ассистенту второй ключ — он остался у Леониды.

Марлоу быстро объяснил, как обстоит дело, но и такой мелочи оказалось довольно, чтобы его вновь охватили мучительные воспоминания.

— Вот что, — сказал Вентри, — по-моему, на сегодня вполне достаточно. Вы позволите мне одно сугубо личное замечание, Марлоу?

— Пожалуйста.

— У вас очень утомленный вид. Очевидно, сказывается нервное перенапряжение… но два дня отдыха снова поставят вас на ноги. В ближайшие сорок восемь часов я тут запросто управлюсь один. Так почему бы вам не сходить к доктору и не…

— Спасибо, — перебил его Джек. — Я согласен, что мне и впрямь невредно подсократить работу, но бездельничать, пожалуй, еще хуже. Так что я буду приходить в контору.

Вентри пожал плечами.

— Дело ваше.

Впервые с тех пор, как пришел посланец Брайт-Ли, зазвонил телефон. Марлоу снял трубку.

Звонил старший инспектор Коул.

— Здравствуйте, — приветствовал он Джека. — Вы не могли бы зайти в управление? Это отнимет у вас не больше получаса.

Марлоу заколебался.

— Прямо сейчас?

— Лучше бы да.

— Хорошо, иду. — Он повесил трубку. Сердце отчаянно застучало. Заметив недоуменный взгляд Вентри, Джек пояснил: — Мне придется отдыхать в полицейском управлении. Там хотят со мной поговорить.

— Поезжайте, а я подежурю, — с величайшей готовностью и, видимо радуясь, что может сразу же оказать услугу, отозвался Вентри.

Марлоу не удержался от улыбки.

Коул выглядел не таким усталым, но его синий костюм, сменивший коричневый, тоже не блистал ни новизной, ни элегантностью. Окно кабинета выходило на рыночную площадь. Инспектор сидел в глубине комнаты за огромным письменным столом, а другой, поменьше, предназначался для сержанта, тоже одетого в штатское. Обстановка просторного помещения с высоким потолком ничем особенно не привлекала.

— Садитесь, мистер Марлоу, — пригласил полицейский. — Я хотел задать вам несколько вопросов, в частности о ваших отношениях с Бетти Бродерик.

— У меня не было с ней никаких отношений, — возразил Марлоу.

Коул откинулся на спинку стула, упираясь руками в край стола.

— Мистер Марлоу, в пятницу, примерно за час до того как выйти из дома, Бетти разговаривала с подружкой, которая часто помогала ей мыть посуду. Эта подруга, девушка почти одного с ней возраста, приглашала Бетти сходить на танцы в молодежный клуб. Бетти отказалась, причем выглядела она очень возбужденной. А потом призналась, что вы недавно звонили ей и в половине девятого пригласили в Яхт-клуб. Там очень любят встречаться влюбленные. — Коул говорил безразличным тоном, но взгляд его выдавал осуждение. — Короче говоря, девушка вышла из дома через несколько минут после того, как вышли вы. Вы встретились на берегу реки; произошла, очевидно, ссора, и вы тут же расстались. Бетти убежала, и больше ее живой никто не видел… Так вы звонили ей?

— Нет.

— А в тот вечер вы еще встречались с ней?

— Я уже сказал вам: нет! Девушка, очевидно, и в самом деле думала, что я жду ее, и расплакалась, когда я разуверил ее в этом.

— По словам миссис Бродерик, вы ухаживали за Бетти, но, познакомившись с мисс Уайльд, перестали обращать на нее внимание. И Бетти на вас страшно сердилась.

— Какая глупость! Я и не думал ухаживать за Бетти, — заявил Марлоу, чувствуя, что к горлу подступает тошнота. Он понимал, что никакие оправдания не помогут, и все больше начал поддаваться панике.

— Но зачем Бетти или ее подруге было сочинять подобную историю, мистер Марлоу?

— Я знаю только то, что никогда не пытался завести роман с Бетти и не звонил ей. — Джек устало махнул рукой. — Все это я уже говорил вам. Я поднялся к себе в комнату. Мне позвонила мисс Уайльд, и я побежал за машиной, чтобы мчаться в Стэннинг.

Коул молчал, но в его глазах явственно читалось недоверие.

— Вы что думаете, что я просил Бетти пару-тройку часов подождать у меня в комнате? — каким-то тусклым голосом спросил молодой человек.

— А она ждала вас? — осведомился Коул. — Вероятно, Бетти безумно ревновала к мисс Уайльд? За это-то вы ее и убили?

— Я нашел ее уже мертвой.

— Мистер Марлоу, мы собрали множество показаний. Все сходятся на том, что по приезде из Стэннинга вы провели в комнате минут десять, если не больше. Чтобы совершить убийство, этого вполне достаточно.

— Допустим, у меня хватило бы времени убить Бетти. Но я этого не делал. Почему вы не ищете настоящего убийцу? Вероятно, это Бартоломью. Он уже однажды пытался отправить меня на тот свет. Бетти его видела и могла опознать.

Такое предположение пришло в голову Марлоу совершенно неожиданно, и он сразу почувствовал облегчение.

— Полиция Стэннинга арестовала Бартоломью почти сразу после того как он распрощался с мисс Уайльд, — холодно сообщил Коул. — Следовательно, он никак не мог убить Бетти Бродерик.

Джека опять затошнило. Он знал, что угодил в, расставленную, звонившим Бетти незнакомцем, ловушку.

— Может быть, у вас есть какие-нибудь другие версии? — сухо спросил Коул.

Марлоу молчал.

— Мистер Марлоу, уже доказано, что мисс Уайльд замешана в махинациях со страховкой. Известно также, что она уехала из Лондона незадолго до того как Скотленд-Ярд докопался до истины и начала работать в вашей конторе. Вы утверждали, будто никогда прежде не видели мисс Уайльд, но ваше собственное поведение доказывает обратное. Вы были сообщником мисс Уайльд и Бартоломью? Может быть, вы обсуждали в «Ривер Вью» свои темные дела? В таком случае вы, очевидно, убили Бетти, поскольку она слишком много знала о ваших незаконных сделках?

Марлоу вытер со лба холодный пот.

— Я сказал вам правду, — глухо повторил он. — Пусть даже внешне все свидетельствует против меня. Я впервые в жизни увидел Леониду Уайльд, когда в прошлую субботу она вышла из автобуса.

Коул не сказал ни слова, а Марлоу сидел и думал, о том, когда ему предъявят обвинение в убийстве: сейчас или чуть позже. Если его не арестуют сию же секунду — значит, еще не нашли достаточно веских доказательств.

Зазвонил телефон, и Коул взял трубку.

Джек увидел, что он еще больше нахмурился.

— Ладно, — проворчал инспектор, — сейчас приеду. Он резко опустил трубку на рычаг и смерил Марлоу ледяным взглядом.

— Мы едем к вам в контору.

Джек так и не понял, зачем это понадобилось, но спросить не решился.

У выхода из управления к ним присоединились двое полицейских в штатском.

Глава 21

Первое, что увидел Марлоу, были полицейская машина и констебль в форме, перекрывшие движение на Боттл-лэйн. А у открытой двери «Спидиуорка» стоял Джош Пинджелли.

В конторе Марлоу сержант Клени переговаривался с несколькими полицейскими в штатском. Застывший у окна прямой, как палка, Вентри кинул на Марлоу уничтожающий взгляд.

И Джек понял, что на сей раз Судьба нанесла ему роковой удар.

Клени держал в руке уже знакомый Марлоу документ и сравнивал его с другими, разложенными на большом столе. Это была та самая бумага, которую сержант показывал Леониде, — соглашение, найденное в кабинете убитого ювелира Джиллика.

Как только Марлоу переступил порог, все взгляды устремились на него. Но что здесь понадобилось полиции?

— Может быть, вы объясните мне, что все это значит? — спросил Джек и сам не узнал своего голоса.

Коул повернулся к сержанту Клени.

— Вы уверены, что не ошиблись?

— Вне всякого сомнения, сэр.

Инспектор посмотрел на Вентри.

— Вы находились здесь в полном одиночестве, когда сделали это открытие, мистер Вентри?

— Нет, инспектор, я был не один. Минут через двадцать после того как ушел мистер Марлоу, сюда поднялась девушка из бюро, что этажом ниже. Я хотел кое-что продиктовать и, зная, что корреспонденцию для мистера Марлоу часто печатали в «Спидиуорк офис», тоже обратился туда. А потом, доставая список потенциальных клиентов, я вдруг наткнулся на документ, идентичный найденному в бумагах ювелира Джиллика. В присутствии машинистки я сразу же позвонил в полицию. Чуть позже приехали сержант Клени и еще несколько офицеров. То, что они обнаружили, достаточно красноречиво.

Коул поблагодарил его и гневно взглянул на Джека.

— Ну, что вы можете добавить, мистер Марлоу?

— Я даже не знаю, о чем речь.

— Отлично знаете… — начал Коул, но Джек перебил его.

— Нет! — в полном отчаянии воскликнул он. — Я понятия не имею, что вы тут нашли такое, и это преследование начинает здорово действовать мне на нервы! Хватит с меня намеков и ложных обвинений! Я не убивал Бетти Бродерик, не принимал участия ни в каких махинациях со страховкой и ума не приложу, что вы могли выискать у меня в конторе! А если и вправду обнаружили что-то, я тут ни при чем! И для начала скажите мне четко и ясно, о чем разговор.

Коул вздрогнул, Вентри вытаращил глаза, а Клени расплылся в широкой улыбке.

— Множество разных документов, — уже не так резко проговорил Коул, — в том числе и связанных с украденными драгоценностями, лежало под паркетом в соседней комнате. По-видимому, бумага, найденная мистером Вентри, попала на видное место случайно. Прочие же документы — это копии полисов, составленных фирмой «Солус», где раньше работала мисс Уайльд. Все вместе составляет полное досье мошеннических сделок, заключенных этой фирмой за последние два года. Все эти документы напечатаны на одной из машинок вашей конторы. Если угодно, можете проверить.

Марлоу медленно подошел.

Но он видел лишь прочерченные черными линиями белые листы, — буквы расплывались у него перед глазами.

Вентри, Коул и Клени ждали объяснений, а Джек не мог думать ни о них, ни даже о нависшей над ним смертельной опасности.

Кто, кроме Леониды, мог спрятать под паркетом эти бумаги?

Вентри?

Но пошел бы он на такой риск? И разве у него могло хватить времени?

Нет…

Леонида…

— Давайте перейдем в другую комнату, — пригласил Коул и первым переступил порог.

Два детектива в штатском изучали дыру в полу, там, где раньше стоял большой письменный стол. Многие паркетины были сняты, и открылся довольно глубокий тайник. Детектив шарил внутри.

— Нашли еще что-нибудь? — спросил Коул.

— Да. — Полицейский встал и протянул шефу замшевую сумочку.

Инспектор открыл запор, вытащил вату, потом два украшенных бриллиантами кольца, и бриллиантовые же серьги.

Марлоу сразу подумал, что это, должно быть, драгоценности, украденные у Джиллика.

— Я вынужден предъявить вам обвинение в хранении краденого и в мошенничестве по отношению к различным страховым компаниям, — отчеканил Коул. — Должен также предупредить вас, что с этого момента любые ваши высказывания могут быть записаны и использованы против вас. Хотите сделать какое-либо заявление?

— Я невиновен и ничего не знал ни о документах, ни о драгоценностях, — с бесконечной усталостью в голосе ответил Джек.

«Боже мой, так это все же она…» — думал молодой человек.

Клени взял его за руку, Вентри смотрел весьма неодобрительно, а Коул хранил ледяное молчание.

Они стали спускаться по лестнице — первым шел Коул, а Клени замыкал шествие. У открытой двери «Спидиуорка» стояли Кэт и две ее машинистки. Одна из них, несомненно, оказалась свидетельницей фатального открытия. Марлоу вымученно улыбнулся.

Полицейская машина по-прежнему ждала возле дома. Джека посадили на заднее сиденье рядом с Коулом, а Клени устроился рядом с водителем. Скользнув взглядом по широкой спине шофера, Марлоу невольно вспомнил Бартоломью.

Будь тот на свободе, Джек мог бы свалить вину на него, но при нынешнем положении дел спрятать бумаги и драгоценности могла только Леонида. Лишь она одна имела доступ в контору достаточно долго, чтобы организовать эту мизансцену.

А вот Вентри явно ни при чем. Всего за час он бы никак не успел напечатать такой ворох бумаг.

Но теперь Марлоу может отнекиваться хоть до полного изнеможения. Кто ему поверит?

И что было бы, не появись Вентри?

Рано или поздно полиция все равно арестовала бы Джека по обвинению в убийстве Бетти, и в конторе опять-таки все перевернули бы вверх дном. А сам он, естественно, не стал бы лезть под паркет. Так что, как ни кинь — результат один.

Машина затормозила у полицейского управления, и Марлоу отвели в глубину здания, где находились камеры. В каждой из них были стол, стул и койка. Джек увидел даже газеты.

Тяжелее всего он, пожалуй, переносил полное равнодушие полицейских.

Инспектор Коул ушел, предоставив Марлоу собственным тяжелым думам, а Клени и полисмен в форме ввели его в камеру. Взгляд сержанта не выражал ни осуждения, ни сочувствия.

— Все, что вам понадобится, мы принесем, — сказал Клени. — А судья, вероятно, вызовет вас не раньше завтрашнего утра. У вас есть сигареты? Или, может быть, вы хотите написать письмо?

— Я бы предпочел сигареты.

— Ладно. А теперь, извините, вас придется обыскать, — продолжал сержант. — Если будете вести себя разумно, это не займет много времени.

Марлоу снял пиджак и молча протянул сержанту. Тот тщательно прощупал ткань и переписал содержание карманов — от перочинного ножика до старой трехпенсовой монеты-талисмана. Покончив с этой операцией, у Джека забрали все, кроме сигарет и зажигалки.

Наконец Клени ушел, оставив дежурить своего напарника.

Марлоу закурил, сел на койку и попытался поразмыслить спокойно, хотя сердце сжимало, как стальным обручем.

Почему Леонида предала его?

Почему именно его, Джека Марлоу, избрали козлом отпущения?

«Попробуем начать с самого начала, — сказал он себе, — с объявления в „Хейгейт Кроникл“ десять дней назад. Потом пришло письмо от Леониды. Почему она ответила мне? Допустим, Леонида и в самом деле хотела впутать кого-то в эту историю… Но опять-таки, почему меня, а не кого-то другого?»

Леонида была страшно напугана. И боялась она в первую очередь Бартоломью. Выдать этого человека полиции она не пожелала, опасаясь, по ее собственным словам, навлечь неприятности на него, Джека.

Может быть, Леонида и тут обманула его?

Нет, в это он ни за что не поверит. Должно быть, Бартоломью заставил девушку действовать по его указке… Но один ли Бартоломью? Есть же еще Торсен, хозяин «Солуса»… Тот ведь тоже почуял опасность и скрылся. А их сообщник, какой-то провинциальный страховой агент? Почему банда задумала свалить все на такого мелкого, ничем не примечательного частника, как он, Марлоу? Им, конечно, нужен был кто-то, но почему именно в Хейгейте?

Или это случайность?

О, разумеется, он просто идеальный подозреваемый: агентство лишь чудом держится на плаву, никакого постоянного персонала, всю работу до появления Леониды делал он сам. В подобном положении люди чаще всего стараются заработать всеми правдами и неправдами.

А кроме всего прочего, Марлоу открыл агентство чуть больше двух лет назад, то есть примерно тогда же, когда начала мошенничать фирма «Солус». Прикинув что к чему, кто-то и решил свалить вину на него.

Но зачем?

Сообщникам Леониды все равно не ускользнуть. Один пока в бегах, но Бартоломью уже за решеткой. Так зачем им козел отпущения? Чем он им поможет?

Возможно, Леонида в полной панике спрятала документы в конторе в последнюю минуту, надеясь таким образом избежать расплаты.

А если она невиновна, то кто?

Конечно же, кто-то, имевший доступе контору. И больше никто.

Джек узнал шаги Клени. Не желая показывать полицейскому, до какой степени у него взвинчены нервы, молодой человек снова опустился на койку.

Сержант принес не только сигареты, но и два письма в открытых конвертах, причем одно не было заклеено изначально, а другое явно вскрыли.

— Это мне? — с живостью воскликнул Марлоу.

— Да. Одно — от Джефа Дента, с выражением дружеских симпатий. Между нами говоря, иметь такого адвоката — большая удача. А другое…

Клени не договорил, но не сводил с Марлоу изучающего взгляда. Джек взял конверт и, узнав почерк, вздрогнул. Он быстро вытащил листок бумаги и прочитал:

«Никого не слушайте, Джек. Не верьте тем, кто будет говорить, будто я пыталась вредить вам. Доверьтесь мне. Я люблю вас».

Глава 22

Марлоу опустил письмо на колени ивдруг заметил, что рука его сильно дрожит. Клени наблюдал за ним почти сочувственно.

— Когда пришло письмо? — спросил Джек.

— Мисс Уайльд написала его перед тем как ее увезли в Лондон.

— А почему вы отдали его только сейчас?

— Начальник управления только что разрешил мне это сделать, — сказал Клени и тихо добавил: — Джек, никто из нас не желает вам зла.

— Вы так думаете? А по-моему, кто-то определенно хочет меня погубить. И этот кто-то…

Он хотел рассказать Клени о мучивших его сомнениях, но тут же подумал, что сердечность полицейского, быть может, — обычная ловушка, средство заставить арестованного разговориться.

— Я могу сам выбрать адвоката? — нервно спросил Марлоу.

— Пожалуйста, зовите любого. Хотите Дента?

Дент был одним из самых молодых адвокатов в Хейгейте и вполне заслуживал доверия. Во всяком случае, он не станет априори считать Джека виновным.

— Там видно будет, надо подумать.

— Эйнсворт, пожалуй, лучший адвокат в городе.

— Он уже послал меня куда подальше.

— Ба, у вас еще есть время. А если что-то понадобится, зовите меня.

— Спасибо, — поблагодарил Марлоу.

Он проводил Клени взглядом. Дежурный полисмен снова закрыл дверь.

Джек еще раз перечитал письмо. Каждая строчка дышала искренностью. Нет, девушка, бесспорно, ни в чем не виновата, это не она спрятала бумаги под паркетинами.

Тогда кто же?

Спокойно зайти в пансион и убить Бетти могли по крайней мере человек десять. Но кто имел доступ к конторе, к картотекам, кто, кроме Леониды, мог печатать там на машинке?

И тут-то Марлоу неожиданно осенило.

Он неторопливо поднялся на ноги, подошел к зарешеченной двери и позвал дежурного.

— Спросите сержанта Клени, не может ли он уделить мне несколько минут, — попросил Джек.

— Хорошо, сэр, — вежливо ответил полицейский и пошел к скрытому от глаз молодого человека телефону.

Клени появился с такой стремительностью, словно и в самом деле торопился выполнить все желания Марлоу.

Дежурный открыл дверь и не стал запирать ее за сержантом.

— В чем дело, Джек? — осведомился Клени. — Вы уже решили насчет адвоката?

— Пока нет. Можно мне задать вам несколько вопросов?

Клени усмехнулся.

— Если смогу — отвечу. А что вы хотите узнать?

— Сколько времени понадобилось бы, чтобы спрятать документы у меня под полом?

— Трудно сказать.

— А много их там было?

— Шестьдесят две штуки, — проворчал сержант, не понимая, куда клонит Марлоу. — А на то, чтобы приподнять паркетины, а потом аккуратно прибить их на место, наверняка ушло не менее нескольких часов. К тому же не забывайте, что перепечатка бумаг тоже заняла некоторое количество дней.

— А не недель?

— Опытная машинистка могла справиться довольно быстро. Но к чему все эти вопросы?

— Да просто помимо мисс Уайльд доступ в мою контору имели еще несколько человек.

— Да, но, как вы, вероятно, помните, все документы напечатаны на вашей машинке…

— То-то и оно, что я об этом хорошо помню! Служащие «Спидиуорка» приходили ко мне, как домой, а у Кэт Симпсон есть ключ.

— У Кэт Симпсон?

— Почему бы вам не допросить ее? — взволнованно крикнул Марлоу. — Вместо того, чтобы цепляться за видимое, почему не попытаться выяснить, не напечатала ли эти бумаги сама Кэт или кто-то из ее машинисток? И кто платил им за работу. Вы все твердите, что вы мой друг и полиция не желает осуждения невинных, но в то же время и не подумали покопать с той стороны!

— Ну-ну, не стоит так нервничать…

— Не нервничать?! — рявкнул Марлоу, и Клени невольно отступил на шаг. — Мы с Леонидой, может быть, проведем остаток своих дней в тюрьме за преступления, которых не совершали, а вы советуете мне не волноваться! Попытайтесь же выяснить, кто заплатил Кэт Симпсон за то, чтобы она перепечатала эти документы и спрятала их у меня в конторе. Кэт могла зайти туда в любое время. Кроме того, она близкая подруга миссис Брод ерик, а одна из ее машинисток очень дружила с Бетти.

В глазах Клени сверкнул огонек.

Тихонько посмеиваясь, он направился к двери, но не успел выйти, как Марлоу быстро подставил ему подножку.

Сержант упал на дежурного.

Джек ринулся из камеры и опрометью бросился бежать.

Прежде чем поднялась тревога, он успел выскочить в вестибюль. Полицейский в форме вздрогнул от неожиданности, попытался схватить беглеца, но промахнулся.

Марлоу вылетел на улицу и стрелой помчался через двор. Подняв голову, он заметил в окне ошарашенное лицо Коула.

Теперь уже ничто не отделяло Джека от ворот, но, пока он бежал по брусчатке двора, навстречу выскочила полицейская машина. Марлоу бросился в сторону. Шофер узнал его и резко затормозил. Однако беглец все же ухитрился проскользнуть в щель между машиной и створкой ворот. Сзади слышались крики и свистки. Из дверей управления выбежал полицейский в форме. Поздно.

Марлоу пересек улицу, расталкивая остолбеневших от удивления прохожих, и влетел в красное кирпичное здание, где находился офис Эйнсворта.

По лестнице он тоже мчался изо всех сил, понимая, что опередил полицию всего на несколько секунд.

На третий этаж он прибежал окончательно запыхавшись, и распахнул дверь приемной. Машинистка вздрогнула от неожиданности, а секретарша испуганно встала. Однако прежде чем она успела издать хоть звук, Джек ворвался в кабинет адвоката.

Сидевший за письменным столом Эйнсворт вытаращил глаза.

Марлоу закрыл дверь и дважды повернул ключ в замке. На лестнице уже слышались тяжелые шаги, и времени терять не следовало.

— Какого черта… — начал Эйнсворт.

— Сейчас говорю я, — угрожающе оборвал его молодой человек. — Кэт Симпсон все выложила, Эйнсворт. Ей показалось несправедливым, чтобы меня посадили за преступление, которого я не совершал. Так что Кэт во всем призналась полиции, и вас вот-вот арестуют. Я опередил полицейских только потому, что у нас с вами — личные счеты.

Адвокат вскочил.

— Не прикасайтесь ко мне! — завопил он.

В дверь забарабанили.

— Полиция предпочитает действовать по закону, но я слишком настрадался из-за вас. И Леонида Уайльд тоже. Поэтому я не дам вам возможности выкрутиться и заставлю говорить, даже если для этого придется пойти на крайние меры.

Марлоу незаметно нажал на кнопку селектора на столе Эйнсворта. Теперь в приемной услышат каждое слово.

Глава 23

Хлопнула дверь приемной, и кто-то окликнул Марлоу по имени. На улице уже собралась толпа: за окном слышались крики. Эйнсворт побледнел, как смерть, и почти не дышал.

— Предупреждаю вас, Марлоу, что насилие…

— Поздновато. Лучше бы вы вспомнили об этом до того как убили Бетти Бродерик. За что вы ее так, Эйнсворт? Вы что, соблазнили девушку и она собиралась вас выдать? А может, случайно узнала, что вы с Кэт замышляете мою погибель?

Глаза Эйнсворта совсем вылезли из орбит.

— Бетти хотела поговорить со мной, собиралась сообщить что-то очень важное, — продолжал Джек. — Я не дал ей такой возможности, и вы успели убить девушку. Она ведь не пошла в Яхт-клуб? Встретившись со мной на набережной, Бетти поняла, что это не я назначил ей свидание, и заподозрила неладное…

Только теперь до Марлоу окончательно дошло, что он и в самом деле докопался до истины.

— Тогда вы поднялись ко мне в комнату и завлекли туда Бетти. Девушка, видимо, не сомневалась, что там ее жду я.

Адвокат не проронил ни слова и лишь расстегнул воротник, словно тот душил его.

— Но вы слишком много нагородили, — усмехнулся Марлоу, — это-то вас и погубило. Леонида Уайльд не успела бы напечатать все эти документы на моей машинке. Это наверняка было приготовлено заранее. А в то время одна Кэт могла помочь вам, поскольку заходила в мою контору, когда ей вздумается. Сообразив это, я пошел к Кэт. В конце концов она призналась, на кого работала. Теперь ваш арест неизбежен, но я не уверен, что блюстители закона не найдут здесь покойника. Я ведь вас знаю и не сомневаюсь, что вы опять попытаетесь свалить на меня убийство Бетти. Лучше уж я сам займусь допросом, пока вы снова не получили возможности лгать и изворачиваться.

— Нет! — взвыл Эйнсворт. — Не трогайте меня! Кэт вас обманула. Она… она работала на кого-то другого…

— Сейчас поглядим, не удастся ли выжать из вас правду хотя бы силой, — пригрозил Джек и двинулся на адвоката.

— Оставьте меня! — взвизгнул Эйнсворт. — Это не я… Меня принудил Торсен…

Из-за двери послышался голос Коула:

— Без грубости, Марлоу! Мы уже послали за Кэт Симпсон, и она нам все расскажет. Спокойно, Джек!

Эйнсворт жалобно застонал…

Полчаса спустя в кабинет Коула ввели Кэт Симпсон. Она и в самом деле с величайшей готовностью дала показания, во всем обвиняя Эйнсворта.

Марлоу слышал каждое слово: как Эйнсворт щедро заплатил за работу, как по вечерам Кэт печатала на его машинке липовые полисы, как они с адвокатом вместе поднимали паркетины и прятали там бумаги, а несколько дней назад — и драгоценности Джиллика.

— Что вам известно об убийстве Бетти Бродерик? — спросил Коул.

— Ничего, инспектор, совсем ничего! Знаю только, что Эйнсворт пытался купить молчание Бетти. Как-то раз она пришла с поручением к мистеру Марлоу, а мы с Эйнсвортом сидели у него в конторе. Девушка невольно услышала часть разговора, испугалась и убежала, но Эйнсворт слышал, как хлопнула дверь, и видел выходящую из дома Бетти. Тем не менее мне и в голову не приходило, что он может убить ее.

— У Эйнсворта был ключ от «Ривер Вью»?

— Он иногда даже жил там в отсутствие миссис Бродерик. Она вечно боялась, как бы не случился пожар или еще какая беда.

— А что вы знаете о компании «Солус»?

— Только то, что Эйнсворт работал с ними, особенно с неким Торсеном, — охотно объяснила Кэт. — Там что-то стряслось, но Эйнсворт и Торсен предупредили удар. Они подстроили все так, чтобы подозрения пали на мистера Марлоу и на одного из агентов «Солуса», по фамилии Бартоломью. Я не знаю точно, в чем там было дело, но вроде бы Бартоломью чего-то испугался и поднял шум. После этого все бумаги перенесли из «Солуса» в контору мистера Марлоу.

— Что вам известно о мисс Уайльд?

— Ничего. Я даже не слышала, что она работала в «Солусе». Но я заметила, что мисс Уайльд тщательно обыскивает контору, и предупредила об этом Эйнсворта. Да, должно быть, она подозревала, что там что-то спрятано…

Леонида обыскивала контору!

Ближе к вечеру инспектор Коул зашел в кабинет Марлоу. В «Спидиуорке» царила полная тишина, и дверь была заперта.

Джек пытался навести здесь хоть какой-то порядок. Вентри больше не приходил и вряд ли когда-нибудь появится. Проект Брайт-Ли, надо полагать, канул в Лету.

— Вы очень заняты? — небрежно бросил Коул.

— Есть какие-нибудь известия о мисс Уайльд? — тут же спросил Марлоу.

Вошел улыбающийся Клени. Да и Коул выглядел очень довольным: ни дать ни взять ангел, объевшийся пирожными.

— Мисс Уайльд скоро придет, — ответил сержант. — Что до Эйнсворта…

— Так она свободна?

— Да.

Джек обессиленно плюхнулся в кресло.

— Слава Тебе, Господи! Но почему она решила работать именно здесь? — вдруг спохватился он. — Как это вышло?

— По вполне понятной причине мисс Уайльд пришлось кое-что скрыть от вас, — улыбнулся Коул. — Но я не думаю, что на это стоит обижаться. Мисс Уайльд считала вас сообщником «Солуса». Она знала, что они жулики, поскольку вела расследование для «Нью Уолд Конститьюшнл». Это заняло немало времени. В «Солусе» ей поручали только вполне законные дела. Торсен и Бартоломью занимались всеми остальными, а тексты печатались либо в «Спидиуорке», либо в вашей конторе. Эйнсворт и Торсен уже много лет работали на пару, с тех пор как адвокат неплохо нагрел руки на какой-то махинации со страховкой. Тогда же его и купили. Мисс Уайльд искала доказательства незаконных сделок, но Торсен и Бартоломью быстро раскусили, в чем дело. Бартоломью сделал вид, будто рассорился с Торсеном, решив таким образом завоевать симпатии девушки. Это дало желаемый результат. Джиллик работал экспертом в нескольких страховых компаниях. Он тоже заподозрил «Солус» и обвинил Бартоломью в мошенничестве. Трио решило избавиться от ювелира и свалить убийство на мисс Уайльд.

— Вы уверены? — спросил Марлоу.

— На сто процентов. Показания Бартоломью полностью совпадают с тем, что рассказала нам мисс Уайльд. Так вот, она слышала, что Торсен говорит о хейгейтском компаньоне, а потом увидела ваше объявление. Не случайно, конечно. Мисс Уайльд прочитывала в местных газетах все, что связано со страхованием. Сначала она решила, что вы и есть сообщник из Хейгейта, но мало-помалу стала все больше сомневаться в этом. Бартоломью быстро разыскал ее, но мисс Уайльд надеялась через него добраться до истины… Замечательная девушка! — как бы вскользь заметил Коул. — Она не скрывает, что очень боялась, но ведь все же пошла на риск! Опаснее всего было, разумеется, без вашего ведома поехать на свидание с Бартоломью. Но тот уже сообразил, что «Солусу» пришел конец, и мечтал лишь о том, чтобы поскорее унести ноги. Он попытался выяснить, много ли знает мисс Уайльд и что она уже сообщила начальству, но важнее всего ему было выклянчить у девушки денег на побег из Англии. Мисс Уайльд деньги дала, но… тут же позвонила в полицию Стэннинга. Мы уже знали, что Бартоломью замешан в убийстве Джиллика, но тогда еще не разобрались, была ли мисс Уайльд его сообщницей.

Помолчав немного, Коул продолжал:

— Она даже не подозревала о махинациях Кэт Симпсон и Эйнсворта и вообще собиралась отказаться от дальнейшего расследования, особенно когда убили Бетти… поскольку подозрения падали в первую очередь на вас… и это тоже легко понять.

— Я знаю, — буркнул Марлоу.

— Часть своей истории мисс Уайльд рассказала при вас, а другую — потом, когда мы отвезли ее в управление. Нам пришлось арестовать мисс Уайльд, раз ее видели у магазина Джиллика, а Бартоломью вначале указывал на нее как на сообщницу. Ни она, ни мы не знали, какую роль во всех этих преступлениях играли вы, и решили подождать. Но мы и раньше наводили о вас справки и просили мистера Брайт-Ли сделать вид, будто он ищет компаньона в Хейгейте. Напрямую он не мог связаться с вами и в качестве посредника вполне естественно вышел на Эйнсворта. Ирония судьбы… Адвокату такой поворот событий пришелся как нельзя кстати. И то, что Брайт-Ли предложил направить к вам Вентри, тоже хорошо вписывалось в его планы. Эйнсворт прекрасно понимал, что вы на подозрении и что Вентри — такой же детектив, как и мисс Уайльд.

Марлоу открыл было рот, но не смог издать ни звука.

— Я догадываюсь, что вы сейчас чувствуете, — проговорил Коул. — И счастлив, что вы так легко отделались. Кстати, если это вас еще интересует, Брайт-Ли готов вложить капитал в вашу фирму.

— Вот и чудесно, — рассеянно заметил Марлоу, прислушиваясь к легкому и стремительному перестуку каблучков на улице.

Он подскочил к окну.

Леонида шла сюда. Вот она подняла голову и улыбнулась. Марлоу помахал ей рукой, выбежал из комнаты и бросился вниз по лестнице, перепрыгивая сразу через четыре ступеньки.


Оглавление

  • Энтони Мортон (Джон Кризи) Ловушка для Барона
  •   Глава 1 Леди в беде?
  •   Глава 2 Пустой дом?
  •   Глава 3 Поздний звонок
  •   Глава 4 Несколько событий подряд
  •   Глава 5 Шантаж
  •   Глава 6 Безрассудство
  •   Глава 7 Без любви?
  •   Глава 8 Еще немного правды?
  •   Глава 9 Все собираются вместе
  •   Глава 10 Кусок скромного пирога
  •   Глава 11 Погоня
  •   Глава 12 Решение
  •   Глава 13 Барон за работой
  •   Глава 14 В тайнике
  •   Глава 14 Страшная новость
  •   Глава 16 Завтрак для двоих
  •   Глава 17 Разговор по телефону
  •   Глава 18 Мистер Смит
  •   Глава 19 Два пленника
  •   Глава 20 Добро пожаловать домой!
  •   Глава 21 Последний шанс
  •   Глава 22 Наконец – правда
  • Джон Кризи (Энтони Мортон) • Барон и Звезды
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  •   7
  •   8
  •   9
  •   10
  •   11
  •   12
  •   13
  •   14
  •   15
  •   16
  •   17
  •   18
  •   19
  •   20
  • Энтони Мортон (Джон Кризи) За все ответит Барон
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  •   7
  •   8
  •   9
  •   10
  •   11
  •   12
  •   13
  •   14
  •   15
  •   16
  •   17
  •   18
  •   19
  • Криси Дж Нападение на барона
  •   Глава 1 ОГРАБЛЕНИЕ
  •   Глава 2 БРИСТОУ ПРИНОСИТ НОВОСТИ
  •   Глава 3 ЗАГОЛОВКИ
  •   Глава 4 МАШИНА
  •   Глава 5 СТЕНА
  •   Глава 6 ПОЛНОЕ ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ
  •   Глава 7 ПАРЕНЬ ИДЕТ ЗА ДЕВУШКОЙ
  •   Глава 8 МАН НЕРИНГ НАНОСИТ ВИЗИТ
  •   Глава 9 СЕЙФ
  •   Глава 10 УРОК БАЛЛИСТИКИ
  •   Глава 11 ДОКЛАД
  •   Глава 12 РАБОЧЕЕ СОГЛАШЕНИЕ
  •   Глава 13 КАМУФЛЯЖ
  •   Глава 14 ВСТРЕЧА ДРУЗЕЙ
  •   Глава 15 ТРЕТЬЯ СТОРОНА
  •   Глава 16 ФОТОГРАФ
  •   Глава 17 ЛЕДИ С ПИСТОЛЕТОМ
  •   Глава 18 ВСЯ ПРАВДА
  •   Глава 19 ЛЕРМОНТ
  •   Глава 20 В БЕГАХ
  •   Глава 21 СОСТОЯНИЕ
  •   Глава 22 БРИСТОУ УДИВЛЯЕТСЯ
  •   Глава 23 НОВАЯ СТРАНИЦА
  •   Глава 24 ИСПУГАННЫЙ ЧЕЛОВЕК
  •   Глава 25 ВСТРЕЧА
  •   Глава 26 ЛЕСТНИЦА БАРОНА
  •   Глава 27 РАНЕНИЕ В ГОЛОВУ
  • Джон Кризи БАРОН И МЕЧИ ВЕЛИКОГО МОГОЛА
  •     Глава 1 Меч
  •     Глава 2 Девушка
  •     Глава 3 Опасные расспросы
  •     Глава 4 Тайна
  •     Глава 5 Несчастный случай?
  •     Глава 6 Клод Орд
  •     Глава 7 Неудачный день
  •     Глава 8 Спор
  •     Глава 9 Обман?
  •     Глава 10 Второе нападение
  •     Глава 11 Арест
  •     Глава 12 Разговор с Г. Бристоу
  •     Глава 13 Джентиан Хаус
  •     Глава 14 Вызывайте 999!
  •     Глава 15 На крыше
  •     Глава 16 Истинная причина
  •     Глава 17 Работа для Левинсона
  •     Глава 18 Молчание Сары
  •     Глава 19 Притворство?
  •     Глава 20 Пожар
  •     Глава 21 Надежда
  •     Глава 22 Ночь в конторе
  •     Глава 23 Наследство
  • Джон Кризи Убить или быть убитым
  •   Глава I Труп у калитки
  •   Глава 2 Девушка около трупа
  •   Глава 3 Ключи и девушка
  •   Глава 4 Рассказ девушки
  •   Глава 5 Шрамы на теле
  •   Глава 6 Два комплекта ключей
  •   Глава 7 Квадратная комната
  •   Глава 8 Красота
  •   Глава 9 Мартсон — человек
  •   Глава 10 Затерянная улица
  •   Глава 11 Завтрак на двоих
  •   Глава 12 Темная комната
  •   Глава 13 Женщина, которая не хотела иметь неприятности
  •   Глава 14 Соседний дом
  •   Глава 15 Точка зрения Скотленд-Ярда
  •   Глава 16 Добрая Кейт
  •   Глава 17 Фелисити
  •   Глава 18 Пятьдесят на пятьдесят
  •   Глава 19 Ночная кража со взломом
  •   Глава 20 Запечатанный конверт
  •   Глава 21 Между друзьями
  •   Глава 22 Игрушки
  •   Глава 23 Мартсон одобряет
  •   Глава 24 Джереми
  •   Глава 25 Восторг Мартсона
  •   Глава 26 Разыскивается
  •   Глава 27 Совершенно секретно
  •   Глава 28 Высший класс
  • Джон Кризи Двойная ставка на смерть
  •   Глава 1 Холодный душ
  •   Глава 2 Молодой человек из Испании
  •   Глава 3 Пропавшая девушка
  •   Глава 4 Неудачные переговоры
  •   Глава 5 Удар ниже пояса
  •   Глава 6 Опознание
  •   Глава 7 Свидание
  •   Глава 8 Жертва
  •   Глава 9 О’Флинн
  •   Глава 10 Репутация
  •   Глава 11 Белокурая куколка
  •   Глава 12 Маленький дом
  •   Глава 13 Письмо из Испании
  •   Глава 14 Тайная встреча
  •   Глава 15 Доки
  •   Глава 16 Хуже и быть не может…
  •   Глаза 17 Мепита
  •   Глава 18 Еще один покойник
  •   Глава 19 Старый город
  •   Глава 20 Ли дает показания
  •   Глава 21 Пока — живой
  •   Глава 22 Карлос
  •   Глава 23 Босс
  •   Глава 24 Конец
  • Джон Кризи Вопль убийства
  •   1 Мгновение ужаса
  •   2 Беспокойная ночь
  •   3 Патрик Доулиш — очень важная персона
  •   4 Ночной допрос
  •   5 Вмешательство в разговор
  •   6 Уэннекер пытается
  •   7 «Вопль убийства»
  •   8 Сэр Хьюго Тэвнотт
  •   9 Ярость
  •   10 Подвал
  •   11 И некое исчезновение
  •   12 Тайна
  •   13 Величина проблемы
  •   14 Вопросы
  •   15 Наконец-то Хопкинс
  •   16 Ночь несчастий
  •   17 Средства защиты
  •   18 Долгий спуск
  •   19 Передатчик
  •   20 Коллис
  • Джон КРИЗИ БУРНАЯ НЕДЕЛЯ ГИДЕОНА
  •   Глава I ВАЖНЫЙ ДОКУМЕНТ
  •   Глава 2 ПОБЕГ
  •   Глава 3 АЛИБИ РОУЗА
  •   Глава 4 БЕНСОН
  •   Глава 5 ДЕВУШКА С ПОДСНЕЖНИКАМИ
  •   Глава 6 МИССИС БЕНСОН
  •   Глава 7
  •   Глава 8 ОПАСНЫЙ ЧЕЛОВЕК
  •   Глава 9 ДА ЗДРАВСТВУЕТ СВОБОДА!
  •   Глава 10 РОВНО ПОЛДЕНЬ
  •   Глава 11 КРОВЬ НА СНЕГУ
  •   Глава 12 НАПРАВЛЕНИЕ: ЛОНДОН
  •   Глава 13 ВЕСОМЫЕ УЛИКИ
  •   Глава 14 ЗАГНАННЫЕ ЛЮДИ
  •   Глава 15 ГИДЕОН СТАНОВИТСЯ ГЕРОЕМ
  •   Глава 16 СЕРНАЯ КИСЛОТА
  •   Глава 17 ОТЕЦ И СЫН
  •   Глава 18 ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО СЫНА
  •   Глава 19 СИД И САЙМОН
  •   Глава 20 НОЧЬ
  •   Глава 21 ПОСЛЕДНИЙ ХОД
  • Джон КРИЗИ ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ ГИДЕОНА
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  • Джон Кризи От смерти не убежишь
  •   Глава 1 Семейная ссора
  •   Глава 2 Странный гость
  •   Глава 3 Луч надежды
  •   Глава 4 Новая горничная
  •   Глава 5 Несчастный случай или преступление?
  •   Глава 6 Инспектор Вард
  •   Глава 7 Загадка
  •   Глава 8 Ночь
  •   Глава 9 Утро
  •   Глава 10 Гарри и Джордж
  •   Глава 11 Исчезновение револьвера
  •   Глава 12 Поручение Джорджа Фраттона
  •   Глава 13 Гарри узнает правду
  •   Глава 14 Таинственный посетитель
  •   Глава 15 История Вивьен Грей
  •   Глава 16 Появление «человека из Ярда»
  •   Глава 17 Монк в действии
  •   Глава 18 Гарри протестует
  •   Глава 19 Второй арест
  •   Глава 20 Освобождение Гарри
  •   Глава 21 Гарри возвращается в «Тисы»
  •   Глава 22 «Признание» Гарри
  •   Глава 23 Круг сужается
  •   Глава 24 Оправдание Гарри
  •   Глава 25 Разные методы
  •   Глава 26 Последний арест
  • Джон Кризи Я не собирался убивать
  •   1 Концепция
  •   2 Счастливое утро
  •   3 «Красный дом»
  •   4 С поличным
  •   5 Личность жертвы
  •   6 Национальный герой
  •   7 В безопасности?
  •   8 Визитер
  •   9 Двести одиннадцать
  •   10 В конторе
  •   11 Просьба о помощи
  •   12 Лицом к лицу
  •   13 Слежка
  •   14 Тайный поклонник
  •   15 Бриллианты
  •   16 Правда
  •   17 Последняя провокация
  •   18 Полиция
  •   19 Удача полицейского
  •   20 Адвокат защиты
  • Кризи Джон • Убийство с гарантией
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  •   Глава 23