Надейся (СИ) [Funny-bum] (fb2) читать онлайн

========== Глава 1. Дерись! ==========

Ветка подскочила от звонка будильника.

4:30; чуть не проспала. По утрам Ветка выгуливала двух злющих собак соседа-банкира, который держал их для охраны и ради престижа. Ветка жила в хрущобе, на пятом этаже, под самой крышей — вместе с голубями; банкир — в новом 30-этажном доме за кованым забором, напротив. Один город. Два мира.

Резко вырвавшись из теплой постели, девушка мгновенно умылась; затем — на весы, в неопреновые шорты и на велотренажер. Ровно до пяти, затем белковый коктейль, и дальше — бегом на первую работу.

Весы не настаивали на такой бешеной активности — при росте 170 сантиметров двадцативосьмилетняя Ветка весила 57 килограммов. Но вопросы вызывало качество этих килограммов; Ветке упорно казалось, что если руки, пресс и плечи она прокачала убедительно, то где-то на ягодицах и на ляжках еще таились последние граммы ненавистного жирка.

Ветка не смогла отделаться от мягких контуров тела, от второго размера груди, который казался ей чрезмерным, а потому старательно прижимался спортивным трикотажем; и тренер в спортзале, в котором девушка лепила свою новую реальность, постоянно уговаривал ее выступить от клуба на соревнованиях типа «Мисс фитнес» или «Мисс бикини». Ветка соглашалась — за бесплатное продление клубной карты. Кубки и медали ее мало волновали — меньше, чем необходимость дефилировать на сверкающих шпильках. Впрочем, актер дубляжа должен уметь и это.

Некоторыми призами она даже пользовалась — например, когда выиграла годичный абонемент в солярий и в студию депиляции. Также сделала татуаж — он позволял меньше гримироваться на съемках, когда удавалось получить роль дублера.

Охрана пропустила Ветку, девушка поднялась на нужный этаж. Псы уже ныли под дверью, а банкир и его семья сладко спали. Открывала прислуга, которая жила тут же. Прогулять зверье надо было до того, как в парке станет полным-полно бегунов за здоровьем.

Когда взмыленная Ветка вернула псов, шумно дышащих разинутыми пастями, молдаванка сунула ей в руку новенькую тыщу. Тыщи у банкира всегда были красивые, хрусткие, как будто он сам их печатал.

Схватив бумажку, Ветка стремглав понеслась к метро — опаздываю!

В метро было время поспать, прислонившись к какому-то гоблину сзади, но сперва Ветка проверила органайзер в айфоне. Она все без исключения записывала, так как не оставляла себе ни на какие нужды ни одной минуты свободного времени.

Так она делала с двадцати трех лет. Вот и все серьезные Веткины жизненные вехи — пятнадцать и двадцать три.

“Ипподром (Герц). Тренька (ягодицы). В агентство (портфолио). Кастинг (костюмный фильм). Бассейн. Тренька (кобудо — нунчаки). Хореография. Псы. Отбой”.

Кастинги Ветка не любила — опять начнется порно в духе «Иванова Светлана Сергеевна, год рождения, образование, знание иностранных языков»… Образование у Ветки было неоконченное среднее, языков она не знала. Читала она очень много — в метро, в трамваях, в автобусах, что под руку попадет, или что совали знакомые по залу, по объединению каскадеров, по ипподрому, все равно что — электронное или бумажное. Но факт отсутствия хотя бы законченной средней школы мешал, и девушка завоевывала роли только напором и своими навыками.

Она горела и падала, плавала, скакала на лошадях, фехтовала, выполняла прыжки и трюки; ее грызли самые разные звери, обвивали змеи и нещадно лупили другие каскадеры. В кадре Ветку гримировали чаще всего под мужчин, но и под женщин тоже — рост и пропорции тела оказались такими удачными, что костюмеры без труда решали любую задачу. Когда не было трюковых съемок, Ветку иногда брали на «дубляж ню» — в кадре показывали лицо известной актрисы и ее, Веткину, грудь и поджарый живот с ложбинками мышц, отменно прокачанные бедра. Ветка вложила в тело все, что у нее было. У актрис часто не оказывалось подобного упорства, потому что у них не было и ее цели.

Цели, которой девушка жила.

Поставленной задачи, которой Ветка отдала себя без остатка.

Беговая; ипподром, проходная. Ветка работала всего с двумя лошадьми — хитрой, злой рыжей кобылой и крупным ганноверским жеребцом Голдшлегером Герцегом.

Темно-гнедой шестилетний Герц был аномалией породы — выкатывал временами на боках прорисовку сытых «яблок», которые заставляли думать о прилитии голштинской крови; вымахал до 181 сантиметра в холке, успешно прыгал, но гораздо охотнее просто носился пулей кругами по прославленным ипподромным дорожкам. Владелец, естественно, ни разу не прикоснулся к своей лошади, кроме как во время выдачи яблока или кусочка сахара за завоеванное место; частными лошадьми такого уровня занимались спортсмены, тренеры и берейторы. В обязанности Ветки входило дать этому громадине пробегаться — с утра пораньше, чтобы потом, когда придет его конкурист, ганновер был умиротворен и спокоен.

Ветка занималась с Герцем почти ежедневно три года, и ладили они просто замечательно. Иногда Ветка думала, что потом, в какой-то более светлой и замечательной жизни, обязательно накопит денег и выкупит Герца. Ну, возможно, когда он окончит спортивную карьеру. Хотя до этого момента было еще далеко-далеко, как и до реализации Веткиной цели.

Ворчливый тренер загнал переодевшуюся, озябшую, уже голодную, щелкающую зубами и зевающую девушку на весы вместе с седлом. Велел набрать в карманы разной ерунды, чтобы набрать норму веса; Ветка послушно порылась в сумке и утяжелилась, чем смогла. Тугие бриджи, сапоги под колено, шитые на заказ мастерами Эквироса, флиска поверх майки с изображением любимой группы, непромокаемая олимпийка, защитный жилет, шлем, очки, защищающие глаза от комков грязи, нескользящие дорогие перчатки для верховой езды.

Герца вывели поседланным — его иногда, с разрешения начкона, чистили и седлали девочки-тинейджеры, мечтающие когда-нибудь вместо нее вывести гнедое чудо на мглистую утреннюю дорожку ипподрома. Но со спортивными лошадьми не шутят. Хотя ганноверы всегда считались очень добронравной породой. Ну очень.

И если после седловки Иваныча или хотя бы Мухаммеда Ветка даже не проверяла подпруги, то после девочек изучению подвергался каждый ремешок, каждая пряжка и каждый миллиметр вальтрапа. Правило Атоса — в бой седлай коня сама.

А бой у Ветки был каждый день. Она так решила.

Герц водил мордой, заворачивал верхнюю губу, вынюхивая кобыл. Может, он предпочел бы разминаться попозже, но у ипподромного начальства были свои взгляды на то, кто и когда имел право топтать эти дорожки. Ветку подбросил в седло Иваныч. Это седло было только ее, а потому путлища оказались подогнанными — так, чтобы скакать, встав на стременах и коленях, выдвинув корпус в густую гриву Герца, но все же не утратить баланс до жокейской посадки. Да и седло тут было более широким и глубоким, универсальным спортивным, а не тем, что использовались в скачках. Спину Герца берегли.

Герц свесил голову, и, нога за ногу, побрел на дорожку. Ветка тоже расслабилась — жеребец спал на ходу, а он редко менял настроение во время тренировки.

Когда конюшня скрылась в тумане, Ветка разрешила себе побыть девочкой.

— Ты мой ласточка, ты мой хороший, как же я соскучилась… — Герц вовсю разговаривал ушами и, выгнув холеную сверкающую шею, слизывал с руки Ветки запретные кусочки сахара. Спортсмен, что поделаешь. — Герцечка, только Иванычу не говори. Мы с тобой лишний кружок сделаем. Да, сладкий? Да, хороший? — Герц фыркнул и подхватился на трот, постепенно ускоряясь.

Ипподромный круг сделали без каких-либо проблем, хотя пару раз Герц и гоготал на какие-то прекрасные, не обязательно кобыльи, крупы.

А на втором кругу…

Ветка любила животных. Но она скептически относилась к акциям в защиту прав бродячих собак. Откуда-то из тумана, который никак не мог рассеяться до конца, вырвалась гадкая клочкастая шавка и зашлась истошным лаем. Ветке не потребовалось никаких логических доводов понять, что случилось — стая от железнодорожной станции Беговая, обитающая под мостом, снова прорвалась на территорию ЦМИ.

Герц взбрыкнул и рванул по дорожке, как локомотив. Были и у этого гиганта свои тараканы.

Секунда — и к шавке присоединилось штук пять псов покрупнее, которые с лихим лаем понеслись за жеребцом.

Ветке ничего другого не оставалось, как чуть ослабить повод и, не пытаясь сократить ход коня, прочно угнездиться на его спине, выдвинув корпус вперед. Мерзкая стая обычно выбирала одну лошадь и преследовала ее до тех пор, пока на них не спускали охранных овчарок ипподрома. Были и дробовики. Никакого гуманизма — тут работали золотые лошади, которым нельзя было быть покусанными.

Герц неподобающе тонко взвизгнул, как престарелая барышня при виде голого мужчины, и врубил полную скорость. К изумлению Ветки, которая плотно сидела в седле, собаки не отставали, а как будто даже… догоняли? Обходили ганновера, становясь… крупнее?

Герц вдруг вильнул, так, что Ветка чуть не потеряла равновесие, и, перемахнув через ограду середины ипподромного круга, вломился в кусты сирени. Ветка, всегда и ко всему готовая Ветка, никак не рассчитывала, что ее проверенный много раз друг сойдет с трассы, и вжалась в коня, предоставив ему гасить удары гибких плетей плечами и шеей.

…собаки… злобно завыли?..

…что я скажу Иванычу?.. А если что с ногами, кусты — это не дорожка?..

…Герц весь исхлестан будет, не затереть…

…да блин, что же это…

…куст у нас что, в ширину всего круга?..

И тут Герц выломился на широкое пространство, буквально залитое солнечным светом, — не было никаких признаков утреннего тумана, — и рванул уж совсем не по-детски. Ветка бросила взгляд через плечо — вместо псов за ней неслись чудовища ростом в половину лошади, с деформированными носами и редкостно гадкого вида зубищами в разинутых пастях.

На «ашоэта?» и всякие «вот блин» времени не было — Ветка выправилась в седле, благо, ремень шлема не давал отвиснуть челюсти, и постаралась оценить ситуацию впереди, по ходу лошади.

Впереди было широкое ровное поле, явно не искусственного происхождения; копыта Герца выбивали упругую дробь, уши зажаты, как будто их и вовсе не было; чудовища медленно начали отставать…

Зато справа нагнал другой всадник, точнее, всадница — стройная тетка в платье, с длинными волосами, на белой лошади. «Костюмный фильм снимали? С животными?» Тетка махала рукой — туда давай: Ветка увидела оконечность горной гряды, скалы — не близко, но достижимо.

Кивнула.

Еще раз оглянулась на живность, бегущую сзади, и снова чуть не упала — на нескольких тварях сидели… обезьяны?.. Крупные, злобные, неопрятные обезьяны в деталях доспехов и с оружием…

«Нахрен», — подумала Ветка и приготовилась выжать из Герца максимум. Но тут на крупе белой лошади под теткой расцвели черные розы оперения болтов — одна, две, три; конь взвизгнул, осел, но вскинулся снова, выправился, поравнялся с Герцем…

Ненадолго; думать опять было некогда; Ветка сократила галоп, приняла Герца в сторону пострадавшей пары и заорала:

— Перепрыгива-а-ай!

Не допрыгнет… не близко, и двигаемся… останавливаться нельзя — понятия не имею, что за мутанты, но ведь сожрут… и их, и нас…

Но тетка перепрыгнула. Герц осел и тоже взвизгнул; Ветка похолодела: и его подстрелили («да блин, он же столько стоит, не расплачусь»), но тут же выровнялся и, наподдав для приличия задом, подправив дополнительный груз на пояснице, понесся дальше. Белый повел себя неожиданно — освободившись от всадника, он не упал и тихо умер, как можно было ожидать. Белый конь с яростным ревом развернулся и бросился в атаку на преследователей, отдавая в бою с зубастыми чудовищами последние силы. Он успел смять первых преследователей, что позволило Герцу вновь набрать скорость, и лишь затем, вскрикнув, скрылся под мохнатыми телами.

Скалы оказались ближе ожидаемого, а тетка, несмотря на долговязость, не такой тяжелой, причем не скользила, не падала и не вцеплялась в Ветку; Герц влетел в нечто вроде каменной арки, и тут Ветка его осадила и остановила: повсюду были россыпи острого щебня, опасного для лошадиных ног. Тетка соскочила и бросилась к открытому проему, выхватив…

Выхватив меч?

Она что, серьезно?

Ветка огляделась — место походило на декорации в стиле «развалины старинного храма». Открытых проемов, откуда могли напасть враги, было два.

Ветка зажала храпящего Герца в нишу и бросилась ко второму проему, решив, что тетка как-нибудь справится с тем, первым. Тетка шагнула к Ветке и сунула ей… второй меч? Глубоким мужским голосом бросив:

— Дерись!

И Ветка начала драться.

…Всю жизнь она готовила себя к тому, чтобы убить урода, сделавшего с ней ТО в пятнадцать лет.

Всю жизнь она тренировалась на износ, чтобы рано или поздно отомстить за себя.

Всю жизнь она решала дилемму — готова она или нет; может она уже убить человека и освободиться от ТОГО, или еще не готова.

Сейчас часы тренировок сработали, как взведенная ранее пружина. Ветка без малейших колебаний рубила адские морды, отсекала уши, выкалывала глаза и даже снесла башку обезьяне. Она жила в декорациях, и не так важно было, что враги воют и смердят, что кровь настоящая, что оружие заточено, словно хирургический нож. Ветка была готова. Думать-то некогда, а если Ветка и думала, то только о том, чтобы никакая тварь не добралась до Герца.

Тетка… нет, длинноволосый мужик в длинном кафтане вертелся как черт, срубая жуткие головы целиком. Но твари лезли и лезли; в какой-то момент обороняющиеся оказались прижатыми к Герцу, плечом к плечу, а ганновер упирался боком в скалу и дико визжал.

— Ты кто? — спросил мужик между двумя выпадами.

— Ветка, — сказала Ветка.

— Кто-о?

— Конь в пальто! — крикнула Ветка.

«А, я же в шлеме, в скаковых очках, если я его попутала, то и он меня тоже мог принять за парня!»

Клинок Ветки остался в очередной туше; она не успела вывернуть кисть и выхватить оружие. Что-то тупо ударило в корпус. Ветка прямо перед лицом увидела разинутую пасть с акульими зубами, ощутила гнилое дыхание… двумя руками прикрыла голову, отвернулась от боя и вжалась в шею коня…

И вдруг настала тишина. Что-то звонко свистнуло, и рев, чавканье, бессвязные крики нападавших, скрежетание когтей по камню — все прекратилось. А Герц выдохнул и поставил уши торчком.

Ветка осторожно отслонилась от гнедой шеи и убрала руки с пластика скаковых очков.

— Конь в пальто? — холодно спросил длинноволосый мужик, отирая свой клинок о шерсть убитого зверя. Ветка уставилась на него. Потом на камни, с которых к ним спрыгивали лучники в облегающих одеждах. Потом внимательно посмотрела на трупы, которыми оказалось буквально завалено тесное пространство. Пригляделась к одной из обезьян. И хлопнулась в обморок.

Острых ощущений на сегодня вполне хватило.

========== Глава 2. Обоз ==========

Своевременный Веткин обморок избавил ее от ужасного зрелища — как длинноволосый конь в пальто садится на Герца.

И более того, Герц, добрый-добрый Герц, который изысканными козлопуками систематически ссаживал на землю любых неизвестных хамов, осмелившихся взобраться на него, не возражает.

Точнее, Герц возразил, и возразил вовсю, взбудораженный запахами крови, смерти, страшных, непонятных зверей; но его возражения не учли. Новый всадник, осваиваясь с незнакомым седлом и разбирая повод, отдавал распоряжения, не обращая внимания на свечки, взбрыки и резкие боковые развороты Герца, уже давно отправившие бы в недолгий, но насыщенный впечатлениями полет любого другого. Всадник даже как-то поощрительно потрепал ганновера по шее — умница малыш, наконец-то сильная и норовистая лошадь.

Герц, который все-таки совсем уж злыднем не был, изумился и прислушался к ощущению стальных икр на своих боках. Да, можно не трепыхаться. Можно, пожалуй, довериться.

Потом жеребец подробно и в деталях рассказал новому всаднику о пережитых ужасах, шарахнувшись от каждой срубленной головы. Коноеды, кругом коноеды; я знал, я знал! Уши то падали назад, то вставали торчком, то начинали двигаться кругом, как локаторы. Однако всадник отлично помнил, что в настоящем бою и конь вел себя по-настоящему — беспрекословно слушался приказов, вынес двойной вес, а потому теперь его поведение было принято достаточно благосклонно. Всадник был без стека, без шпор и особенно не дергал за повод, но самим своим присутствием на спине успокоил Герца — тем более, что Ветка находилась недалеко.

Теперь можно было обратить внимание и на кобыл.

Некоторые прибывшие к скалам лучники были на кобылах. А другие — на жеребцах. Герц принюхался и не обнаружил ни одного мерина. Коротко взвизгнул и затанцевал — о, как интересно! Затем задрал хвост в репице, как будто был арабом, и свернул шею тугим бубликом, самостоятельно сделав рабочий сбор; умрите все! Всадник что-то одобрительно-удивленно сказал и снова потрепал его по шее.

— Откуда он? Из Ристании? — поинтересовался подъехавший эльф. — Он обучен каким-то премудростям.

— Не знаю, возможно. Ни девушка, ни конь не выглядят привычно и понятно для меня. Я уже не говорю об их появлении: я собирался встретить варгов в защищенном месте, у камней, но передо мной сгустился туман, а затем… она уже скакала возле меня, но без труда опередила. Слышишь, Лантир, ее конь опередил моего Виллин.

— Я скорблю о смерти вашего коня, Владыка…

— Он погиб достойно. Он был хорошим боевым конем. И на смену у меня есть другие лошади… и олень. Обоз уцелел?

— Да, Владыка. Думаю, что эта стая варгов направленно атаковала вас. Я просил вас держаться стражи…

— Лантир!

— Умолкаю, Владыка…

— Но, — смягчился длинноволосый, — я согласен, пора надеть доспехи. Остановимся на ночной привал. В Дейле мы будем завтра. И завтра поедем уже в полной боевой экипировке. Я тоже. Нам нужна спокойная ночь, так как то, что ожидает нас в Дейле, непредсказуемо. Мэглин, как… девушка? Она точно… девушка?

— Выглядит девушкой, Владыка, — отозвался другой эльф, едущий неподалеку. — Ее доспехи не из металла, а словно дерево или кора, и кожа. Стрелы попали на излете и застряли в этом странном нагруднике. Ее, мне кажется, просто оглушило. А может, она напугалась. Стрелы были отравлены, но наконечники не коснулись тела. Шлем и прозрачное забрало я также снял.

Ветка была надежно завернута в два плаща и в данный момент лежала на руках Мэглина, впереди, поперек седла. Наружу торчала только макушка — короткие белые волосы. С бриллиантовым блеском, как обещали краска и кондиционер.

— Она почти вся в черном и сером, — сказал Лантир. — Доспехи, шлем. Мы осмотрим ее и ее вещи, когда достигнем обоза. Острижена, как будто осужденная людьми за колдовство или порчу. Навскидку я бы счел ее посланницей тьмы. Какая-то воспитанница Дол Гулдура…

— Конь точно никакого отношения к Тьме не имеет, — отозвался длинноволосый. — Просто конь. Я поговорю с ней и, если меня что-то встревожит, решу, что буду делать дальше. Мы можем отправить ее в Сумеречье или вознаградить за помощь и оставить в Дейле.

«Какой я тебе просто конь, я звезда конкура», — ушами сообщил Герц и чуть подыграл. Всадник заулыбался и снова поощрительно потрепал ганновера по сверкающей шкуре.

Ветку тем временем растрясло, она очнулась, забилась в своих пеленках и замычала. Обоз уже был виден; белокурый длинноволосый всадник приблизился и положил ладонь на макушку Ветки.

— Усни! — и затем спросил Мэглина:

— Она точно… не эльф?

— Точно, Владыка. Совсем не эльф. И я не чувствую никакой особой крови — человек и человек, хотя и весьма странный.

Так они достигли обоза.

***

Когда Ветке наконец позволено было очухаться окончательно, она лежала на спине на каких-то тюках и свертках, накрытая теплыми колючими шерстяными одеялами. Видимо, это был транспорт — ложе покачивало, сверху проплывали ветви, облака и высокие яркие звезды; а рядом шел Герц, пофыркивая и прядая ушами. Конь был привязан за повод к борту повозки. Какая-то добрая душа вынула из его рта железо, и ганновер дремал на ходу, находясь в поле зрения Ветки… и сам не упуская ее из виду.

Тот, кто ехал на нем ранее, пересел на другое верховое животное, вид которого вызвал у жеребца очень убедительную десятиминутную истерику, разметавшую в разные стороны человек пять, пытавшихся его удерживать. Но ко всему привыкаешь, не так ли? И теперь, когда рогатая живность время от времени приближалась с другой стороны повозки, Герц даже не поднимал головы, хотя и думал нечто вроде «уйди, противный».

Ветка резко села. Сбросила одеяло. Ощупала себя. И много, много минут озиралась, пытаясь вспомнить, кого дублирует, на какой съемочной площадке работает, какую именно травму получила, почему здесь Герц (ситуация, исключенная на все сто процентов), куда все бредут, и еще много разных подробностей прошедшего дня, пока, наконец, не восстановила в памяти все случившееся.

На повозке прямо рядом с ней лежали ее защитный жилет, шлем, очки. Все остальное оставили на девушке, а так как в Москве было сырое, промозглое утро, а тут — еще достаточно теплый вечер, Ветке стало жарко. Она начала стаскивать олимпийку.

В жилете торчали две стрелы. Одна вошла чуть под углом, другая прямо, но неглубоко. Когда Ветка заторможенно потянулась посмотреть, рядом раздался голос:

— Только не трогай наконечник. Стрелы орков часто отравлены. Лучше вытащить и выбросить подальше.

Ветка задрала голову. И секунд тридцать безмолвно изучала разветвления рогов громадного зверя.

Потом перевела взгляд на всадника.

— А! Ты… ты мужчина?

— А ты, я догадываюсь, женщина, — ответил всадник.

— Как ты… кто там… как я тебя понимаю? — задала Ветка коварный вопрос.

— Ты говоришь на вестроне, — ответил всадник. — Поэтому и я тебя понимаю, несмотря на акцент. Как твое имя?

— Вееетка… — простонала Ветка.

— Ветка? Ольва?

— Не оливка, а Ветка…

— Ладно. Моя стража уже прозвала тебя Льюэнь.

— Так мы тогда… того… отбились?

— Да, поспели стражники. Без них было бы худо, варгов оказалось слишком много. Ты потеряла мой второй меч. Сейчас мы остановимся, разобьем лагерь и тогда поговорим. Я хочу узнать откуда ты, как оказалась там на равнине.

— А ты кто? — непочтительно спросила Ветка.

— Ты говоришь с королем эльфов Сумеречного Леса, Владыкой Трандуилом, сыном Орофера, — раздался голос с другой стороны. Едущий там темноволосый всадник уважительно поклонился.

— Ты выручила меня. Я благодарен, — Трандуил продолжал смотреть сверху вниз, удерживая плечи развернутыми, а голову гордо поднятой. — Я умею быть благодарным.

Ветка даже представить себе не могла, что случилось, и уж тем более, как она оказалась там, на равнине. Голова гудела, отказываясь соображать; пришлось срочно воспользоваться советом, который когда-то дала ей одна пожилая актриса. Если ты не знаешь, что делать, разбери комод.

Комодом в данном случае оказался конь. Герца надо было расседлать, разнуздать, растереть, осмотреть, и скрепя сердце напоить местной водой и отпустить пастись на местную траву. Все это Ветка проделала внешне привычно и собранно, но с воплями в душе, так как конь, избалованный мюсли, подкормками и плющенным овсом, мог непредсказуемо среагировать на столь резкую смену корма и воды. Потом органайзер в айфоне — если сейчас вечер… Ветка попыталась пересчитать пропущенные дела, стараясь не пялиться по сторонам и не реагировать на то, что ее довольно откровенно разглядывали многие длинноволосые люди.

Люди?..

Эльфы.

Дальше потребовалось решить насущные вопросы типа малой нужды, воды; Ветка сбросила куртку, достала белковый батончик и начала его жевать, оглядываясь по сторонам и стараясь не упускать из виду Герца. Живот подвело, но как у любого, кто привык питаться крохами, относительная сытость наступила очень быстро.

К Ветке подошел длинноволосый, который ехал около повозки.

— Мэглин. Я вытащил и сжег болты, что торчали в твоем доспехе. Тебе повезло, такой нагрудник не мог защитить от стрелы, пущенной с более близкого расстояния.

— Ветка.

— Я слышал, Ольва.

— Вот блин!

— Нет, будет только мясо и лембас, — усмехнулся Мэглин. — Может, немного овощей и фруктов. До блинов, боюсь, далеко.

— Я не люблю, когда меня называют иначе, чем Ветка, — насупилась Ветка.

— Я и называю тебя Веткой. На нашем языке это звучит как Ольва.

— Что здесь будет? Что происходит? Почему столько солдат?

— Солдат?.. Мы называем себя воинами. Войско движется к Эребору, горе дракона. Дракон пал, мы идем спросить свою долю сокровищ. Пока, если пожелаешь, тебе позволено идти с нами — до города людей, Дейла. Вина?

— Давай вина… кина и домина…

— Не понимаю, — усмехнулся Мэглин. Видно было, что Ветка интересует, но совершенно не раздражает окружающих, и длинноволосого Мэглина в том числе. Ветка присмотрелась: узкое, чуть костистое, очень привлекательное мужское лицо; белый шрам, отсекающий уголок правой брови; густые, ровно расчесанные каштановые (или темно-русые, в сгущающихся сумерках не рассмотреть) волосы, твердо очерченные, полные губы. Приятный дядька. Или парень.

— А ко… король там? — девушка ткнула рукой в палатку из плотного зеленого шелка, установленную чуть поодаль.

— Да, там Владыка, начальники стражи и его личные охранники вокруг. Днем король пожелал осмотреть равнину, по которой двигался обоз, и как только отъехал от стражи, его атаковали орки, отрезав от остальных эльфов. Они ринулись лавиной, сразу в две стороны; пока мы убили тех, что напали на войско и обоз, Владыка вынужден был спасаться сам. Тут подоспела и ты.

— Хотелось бы знать, каким образом… Я находилась в другом месте и в другое время.

Мэглин внимательно посмотрел на девушку, присосавшуюся к фляге.

— Я слышал истории, которые рассказывают о том, что Арда не единственный мир Эа, и даже что Илуватар не единственный Творец. Их рассказывают странные незнакомцы, которые появляются иногда, очень редко. Лишь эльфы помнят подобные случаи, а люди легко забывают, так как нет подтверждения чему-либо подобному. Но глядя на тебя… на твою лошадь и вещи, я готов вспомнить об этих историях. Уж больно все чуждое.

— А я вот особенно ничего чуждого не вижу, — сказала Ветка. — Кони как кони, телеги, привал, костры, едой пахнет. Вино вполне приличное, кстати.

— Спасибо, кстати, — усмехнулся Мэглин, забирая флягу. Встряхнул — Ветка сделала всего несколько глотков. — Если ты готова, пойдем. Если ты… готова оставить тут своего коня. Я видел, что ты больше занималась им, чем собой.

— Конь не мой, — уныло сказала Ветка. — Конь — собственность большого господина, так сказать. И мне надо его вернуть. Не знаю, как. Иначе мне отвертят голову, тоже не знаю, как, но отвертят. Я только заботилась, чтобы конь достаточно двигался.

— О, он достаточно двигался сегодня, — Мэглин заулыбался шире. — Сам Трандуил ехал на нем до обоза, и позже, пока не пересел на оленя.

Ветка только тяжело вздохнула и зажмурилась.

— Я почему-то смекаю, что и завтра, и послезавтра Герц будет двигаться более, чем достаточно…

Рядом возник еще один длинноволосый.

— Я Лантир, начальник стражи. Ольва, ты готова разделить трапезу с Владыкой? Он призывает тебя в шатер. Мэглин?

— Я думаю, она готова. Она говорит разумно, хотя и странно, и я не чувствую в ней зла, — ответил недавний собеседник Ольвы. — Она напилась, немного опомнилась и позаботилась о своем коне. Веди ее.

— Сама пойду! Руки при себе! — Ветка дернулась, убирая предплечье от пальцев Лантира, затянутых тонкой кольчужной перчаткой.

— Ладно-ладно… Льюэнь…

Ветка, сопровождаемая Лантиром и Мэглином, подошла к зеленому шатру и нырнула внутрь. Приметила по дороге, что люди… эльфы? постепенно укладывались спать — многие, точнее, большинство, попросту под открытым небом, развернув походные одеяла или покрывала из шкур. Некоторые еще сидели кружками возле костров и тихо переговаривались, смеясь. Ночь стояла упоительная — темная, звездная. Иногда ветерок доносил сырость реки, а с другой стороны словно веяло сухим пеплом и холодом. Но прислушиваться к ощущениям было некогда. В целом, Ветке показалось, что она находится в красивом и… экологически чистом месте.

В шатре Владыки оказались светильники, но не было очага — костры горели снаружи. Небольшой, видимо, сборный стол, на котором был накрыт щедрый ужин; резной трон, один стул. Всю «декорацию» Ветка схватила сразу. Два эльфа в доспехах снаружи у входа. Сидение лишь для одного гостя, а раз приглашена она, — Лантир с Мэглином будут стоять столбами?.. Трон, — черт, это вопрос престижа? Длинноволосый мужик самовлюблен и знает себе цену. Посуда опять же. Роскошная. Совсем не походная посуда.

Ветка была очень низкого мнения о себе как о существе женского пола, к тому же среди воинов, размещавшихся на ночлег, она заметила нескольких девушек и слышала мелодичные, переливающиеся женские голоса. Стало быть, она тут не одна такая и явно далеко не самая красивая. Вот и славно.

Лантир понравился ей меньше Мэглина — Мэглин был как-то понятнее. Зато Лантир поразил своей привлекательностью и аккуратностью — волосы его были чуть темнее и тоже очень густые, гладко расчесанные. Овал лица нежный и в то же время мужественный; глаза кажутся темными, но сверкают, как звезды. На лбу тонкий венец; богатые доспехи, под которыми — расшитая одежда. Оружие, портупеи также изукрашены тиснениями, набивками. И да, остроконечные уши. Но зато в обращении нет и тени того тепла, которое — хотя и едва читалось — но было в манерах и словах Мэглина.

Ветка остановилась в шатре, на три биения сердца закрыла глаза, вспомнив упражнение на концентрацию из кобудо, и затем открыла.

Лантир у стола наливал вино из бутыли в два кубка.

Мэглин остался у входа.

Трандуил материализовался на троне и сидел нога на ногу, разглядывая ее. Глаза его оказались светлыми, яркими, прозрачно-голубыми. А черты лица, возможно, несколько более резкими, чем у красавчика Лантира, но, несомненно, заслуживающими внимания.

========== Глава 3. Посланница тьмы ==========

Следующие полчаса напомнили Ветке урок алгебры, когда по причине тупой безысходности перед формулами остается только нудно отнекиваться, предвкушая изящную «двойку» в соответствующей графе, и мысленно высовывать язык а-ля Эйнштейн. Кстати, сослаться на теорию относительности хотелось несказанно.

Она не смогла толком описать, кто она и откуда; а сообщенные ей королем наименования народов, места и даты тутошней реальности никак не прояснили мрачные горизонты. Словом, оставалось только чахнуть над златыми блюдом и кубком, ковыряя жареную оленину, и довольно бестолково бубнить — не знаю, понятия не имею, не могу сказать… Тем более, что вопросы, в основном, касались не темы «откуда», а темы «как».

Видно было, что блондин на троне достаточно быстро утомился от ее невнятных и нечетких ответов. В Веткином пересказе, идеально отражавшем события ее последних минут в Москве, не оказалось здравого зерна, позволяющего понять, что же случилось.

— Следовательно, — вывел закономерный итог Владыка, — ты возникла там, где сумела оказать мне услугу, совершенно случайно, не представляя, как именно, и не имея никаких собственных целей и задач, связанных, например, с Эребором? Лихолесьем? Дейлом?..

— Ага.

— Что же… — Владыка задумался. — Есть несколько волшебников, которых можно спросить о произошедшем. Вне всякого сомнения, речь идет о могущественном колдовстве. Ты говоришь так, как будто до сих пор жила в иллюзии, а не в реальном мире; но где-то же ты жила. Чем, говоришь, ты занималась?

— Прогуливала лошадей… собак. Изучала единоборства. Рисковала там, где другие не хотели. Если надо было проскакать на опасной лошади, или выпасть из окна, или…

— Для чего такое может быть надо?

— Произвести впечатление…

— Ты воин?

— Я бы хотела считать себя воином… но… я не знаю.

— С мечом ты справилась сносно, — сказал Трандуил. — Я дам тебе время оглядеться и сделать выбор. Если ты пожелаешь остаться, я дам тебе место в страже, возле себя. Если ты пожелаешь уйти, я дам тебе достаточно денег, чтобы ты быстро освоилась в Дейле, с людьми. Также я хотел бы купить твоего коня.

— Не продается, потому что он не мой. Он вверен мне, и мне нужно будет его вернуть, если каким-то образом отыщется… путь назад.

Владыка чуть склонил голову.

Лантир знал — Трандуил редко нарушал правила гостеприимства, но крайне не любил, когда ему отказывают. Особенно в таких мелочах, как скотина.

Девчонку в кухарки, коня в конюшню, — вот что прочитал по позе Владыки начальник его личной дворцовой стражи и сложил руки на груди, ожидая приказа.

— Ну что же, — неохотно сказал Трандуил, — да будет конь твой, пока ты не сумеешь вернуть его владельцу, и да не тронет его ничья рука.

Ветка еле заметно выдохнула. Мир из цельного временно стал калейдоскопом — ей некогда было осознавать, где она, что случилось; задачи свелись к коротким — отбрехаться, выжить, сберечь Герца, сориентироваться, не пропасть от голода, чужой еды или от непонятных существ, остаться с теми, кто сильнее, найти дорогу назад.

— Если у меня есть выбор, я бы предпочла остаться при тебе. Я, может, даже пользу какую-нибудь смогу… причинить.

В конце концов, раз с белокурой тетки, простите, дядьки, все началось, то не исключено, что и закончиться должно — или имеет шанс — именно возле него.

— Кстати, инородцы ко мне обычно обращаются на «вы», — Трандуил посмотрел прямо на Ветку, и ей стало не по себе от холодного блеска его светлых глаз. — Но тебе я дарую привилегию эльфов. Можешь обращаться, как обращалась. Знакомство, начавшееся в битве, спина к спине, многое позволяет.

Лантир поднял брови и переглянулся с Мэглином.

— Когда у меня будет время, я проверю, на что ты способна. В смысле причинения пользы. А пока что постарайся не погибнуть во время похода. Если ты не отстанешь от нас в Дейле, я вернусь к беседе с тобой дома, в Сумеречном лесу, в Лихолесье. Я так и не понял, как назывались твои родные места, да и многое другое осталось недосказанным. Ты поужинала?

— Да, спасибо.

— Можешь идти. Мэглин устроит тебя на ночь.

Мэглин, чуть улыбнувшись, вышел вместе с Веткой. Лантир проследил за ними взглядом, и, безмолвно испросив разрешения Владыки, сел на ее место.

— Она умеренна в еде. И в напитках. Боялась отравы?

— Или ей было неловко есть. Мне кажется, — сказал Трандуил, — она лжет о своих навыках. Она вела себя как опытный боец. У нее не было ни сомнений, ни слабости в схватке с варгами и орками. Человек, который жил столь мирно, и в столь странном месте, и не брал в руки оружия, не сладил бы с моим мечом.

— Мне кажется, она лжет абсолютно обо всем.

— Она не понравилась тебе?

— Совсем не понравилась. Я считаю ее ставленницей Врага, тайным и особенным планом, целью которого являетесь вы, Владыка. Так внезапно оказаться рядом с вами, преодолев толщу неизвестных нам пространств — такое под силу валар разве… и появись она вблизи любого другого эльфа обоза, так нет — именно возле вас.

— А счесть это рукой помощи, протянутой мне теми же валар или майар, ты не считаешь возможным?

— Владыка, ваша мудрость неоспорима. Подозревать — моя работа, предвидеть и предвосхищать — ваша.

— Одним словом, пока что я желаю держать ее вблизи, и рассмотреть пристальнее. Мы не будем исключать, Лантир, что она — часть враждебного плана, направленного на Сумеречье. Учитывая и обстоятельства, и момент, и место. И подобной подозрительностью уже обезопасим себя. А удерживая девушку на виду, сумеем, возможно, использовать ее добрую силу, если такая есть, или обезвредить злую. Обращаться, как с гостьей, оберегать, и не выпускать из виду. — И Трандуил пригубил вина из драгоценного кубка.

— Я понял, Владыка, — Лантир встал, приготовил ложе для короля; затем убрал со стола посуду и остатки еды, оставив Трандуилу вино, кубок и светильники. В дверях замешкался, повернулся, чтобы поймать взгляд своего повелителя.

— У коня было бы больше шансов приблизиться ко мне и сыграть в какой-либо ответственный момент решающую роль, — с легкой улыбкой сказал Трандуил. — Ты не находишь?..

Лантир улыбнулся, поклонился, и вышел, плотно задернув занавесь шатра. Конь был связан с девчонкой и не предлагался отдельно. Но Владыка, в его безмерной мудрости, это наверняка понял. Лантир не сомневался, что Трандуил сейчас обдумывает, как завладеть гнедым жеребцом Льюэнь… и ослепительными белоснежными бриллиантами древней эльфийской работы, которые теперь были у кучки гномов, занявших подгорное королевство.

Владыку заботили судьбы мира, в которых он принимал живейшее участие. Но своя рубашка всегда ближе к телу, что уж говорить о седле, усмехнулся Лантир.

***

— Ты будешь спать под ногами у своей лошади, или все-таки в палатке? — спросил Мэглин. Ветка перестала терзать айфон в попытках выдавить из него координаты или хоть какую-то информацию о спутниках и вздохнула, выставляя жирный крест на идее вызова службы спасения.

— Ну давай в палатке… если все именно так, как я себе представляю, то… будь что будет. А я совсем не походница, не умею спать босиком в сугробах.

— Упаси Манве, я тоже не умею, — расхохотался Мэглин. — Палатка невелика, однако это палатка — большинство воинов идут налегке, но стражники используют одну обозную повозку для грузов. Так удобнее. Я, если что, как раз могу лечь на свежем воздухе. Посмотри, какие сегодня звезды.

Ветка постаралась сделать все, чтобы не вытаращиться. Взрослый дядька… хотя возраст определяется нечетко, но тем не менее — взрослый субъект мужского пола отметил наличие звезд восторженно, искренне, и даже с каким-то особенно трепетным придыханием. Ветка опасливо покосилась вверх… и замерла, открыв рот.

Звезды сияли трехмерным куполом, охватывая пространство бриллиантовыми переливами. Ночь была темна, подобна бархату, и это лишь оттеняло сияние созвездий и живые реки туманностей, мерцающие высоко наверху.

На эти звезды стоило любоваться.

В них можно было утонуть.

Ветка вернулась из небесных сфер вниз. Мэглин улыбался и смотрел прямо ей в глаза.

— Можно подумать, — медленно сказал эльф, — что ты впервые увидела звезды.

— У меня такое ощущение, что да, впервые, — отозвалась Ветка. — Мне просто не приходило в голову пялиться наверх.

— Ох уж эти люди!..

— Ладно, где палатка? Это красиво, но у меня режим.

— Что?

— Режим. Я встаю рано.

— Завтра все встанут рано… пойдем. Я делю палатку с еще одним лесным стражником, но у нас хватит места на тебя.

— Угу, — Ветка кивнула и пошла за Мэглином. Впрочем, недалеко, так как палатки стояли лишь вблизи от шатра Трандуила.

— Король на олене ездит… рога его ничего, за ветки не цепляются?

— Ну он же олень, он привык в лесу… как-то пока такого не случалось… заходи.

Ветка нырнула в кромешную тьму; Мэглин у входа проговорил певучее заклинание, и зажегся неяркий светильник. Палаточка была невысока, сшита из плотного темно-зеленого шелка безо всяких украшений. На полу — то есть попросту на траве — разложена пара одеял; в углу уже спал один эльф, плотно завернувшись в плащ. Светлые волосы лежали роскошной волной.

— Даэмар, — сказал Мэглин, указав на спящего. Тот чуть шевельнулся, но просыпаться не стал.

— Давай я с краю? — настороженно спросила Ветка, и захотела на улицу. Хотя клаустрофобией она никогда не страдала и на съемках временами ночевала в одной комнате, реже — на одной кровати с актерами-мужчинами, здесь возможность остаться на ночь с двумя неизвестными парнями ее внезапно смутила.

— Давай, — легко согласился Мэглин. — Вдруг ты пинаешься, или надо будет ночью выйти? Коня ощупать?

— Дался тебе конь, — надулась Ветка, и в свете мерцающего светильничка, в котором бился то ли огонек, то ли какой-то светящийся камушек, стянула флиску. И повернулась к Мэглину.

Эффект превысил все возможные ожидания.

Крупный парень, воин, как раз стащивший с гуляющих под тонким шелком мышц нагрудник и наплечники, заткнул рот рукой, и в ужасе уставился на Ветку… попятился к выходу, насколько позволяла низкая палаточка (сама Ветка раздевалась, стоя на коленях, иначе было не поднять рук). Ветка, не понимая, что произошло, рванула наружу и поймала Мэглина (который, вообще-то произвел на нее впечатление веселого и уравновешенногоэльфа) за руку.

— Пусти! — крикнул Мэглин, и схватился за кинжал.

— Прекрати истерить, — зашипела Ветка. — Я достаточно одета, голыми си… прелестями тебя не пугаю, сначала объясни, что случилось, потом ори. Я только что при твоем короле рассказывала, что я не отсюда. Объясняй! Я не понимаю, чего ты взвился!

— Ты… ты… на тебе…

— Майка!

— Какая майка?.. Рамалок, порождение Моргота! Ты посланница Тьмы!

— Тише, парень, тише, — Ветка, удерживая пятящегося Мэглина за руку, второй рукой производила пассы, обычно успокаивавшие как собак, так и лошадей. Когда убедилась, что Мэглин не станет больше орать и шарахаться, несмотря на обнаженный кинжал во второй руке, шепотом рявкнула:

— Что такое рамалок???

Мэглин молча ткнул кинжалом ей в грудь. Острие прикоснулось к тонкому черному трикотажу. Ветка проследила за направлением оружия, и выпустила руку Мэглина.

— Дракон, что ли? — И уселась на землю, тихо, но вполне истерически расхохотавшись.

— Ты несешь изображение дракона, и появилась сразу, как погиб Смауг! — негромко, но весьма зловеще сказал Мэглин. — Лантир не доверяет тебе, и вижу, что он прав! Это темное колдовство!

— Мама дорогая, — Ветка стерла слезы — надо же, чуть не погибнуть из-за простого принта на майке… этот длинноволосый сейчас перебудил бы весь лагерь, — Мэглин, хочешь, я эту майку сниму, и мы ее торжественно сожжем? Только мне тогда надо будет поискать какую-нибудь одежду вместо нее. У тебя есть запасная рубашка?

Мэглин чуть успокоился, и убрал кинжал.

— Ни один народ Средиземья не несет изображение дракона просто так, — сказал он. — Они — зло, и кто соглашается изобразить на себе дракона, служит злу.

— У нас драконы — красивая легенда. Они у нас никогда не жили… или жили очень давно… и потому облик их используют… ну просто для украшения, вот одежды, например, — сказала Ветка.

— Просто?.. Слепцы… — прошептал Мэглин. И вдруг схватил Ветку, рывком поднял на ноги, и крепко обнял, прижимая к себе, обвивая руками спину.

Ветка едва сдержала фирменный удар в пах, чудом успев включить мозг.

— Быстро ты, — раздался голос Лантира. — Но не увлекайся, завтра бой. Ты должен отдохнуть, и Льюэнь тоже. Ей предстоит показать, чего она стоит.

— Мы уже, — отозвался Мэглин. — Уже ложимся, — когда легкие шаги Лантира совсем затихли, Мэглин выпустил Ветку — точнее, почти отбросил, — и зашипел:

— Снимай немедленно эту гадость! — интонация была такова, что Ветка тут же содрала злополучный трикотаж, и мгновенно свернула его в тугой рулончик принтом внутрь. Это хорошо, что Мэглин не видел, что там на спине майки — четыре беснующихся полуголых орка с гитарами, и надпись в готическом стиле. Мало ли, что она тут может значить…

Эльф тем временем вытащил откуда-то из сложенных у палатки вещей кусок выделанной кожи, протянул Ветке.

— Клади сюда…

— Ты серьезно?

— Абсолютно, — завернул майку в кожу, не прикасаясь к черной ткани, и перетянул каким-то шнурком.

Поколебался, затем все же положил обратно к своим вещам.

Ночная прохлада начала делать свое дело — Ветка защелкала зубами, так как осталась только в спортивном бюстье, туго облегающем торс и прижимающем грудь. Решив, что рефлексиям Мэглина по поводу драконов уделено достаточно внимания, Ветка, наградив эльфа тяжелым взглядом, нырнула обратно в палатку, нашла флиску, натянула ее, прикатилась боком к тонкой, но плотной стене палатки, и сердито засопела в нее. Мэглин появился минуту спустя и тихо залег посередине. Потом повозился, накрылся одеялом и край его набросил на Ветку. Ветка запыхтела еще громче и обиженнее.

— Это очень опасная картинка, особенно сейчас, особенно учитывая, куда и зачем мы идем, — зашептал Мэглин. — Я не уверен, что скрою твою… одежду от владыки Трандуила, но показывать… дракона Лантиру сейчас я не хотел. Выспимся. Будет день — будет дело.

— Куда и зачем мы идем? — через три или четыре минуты зашептала в ответ Ветка.

— В древности тут было подгорное королевство гномов, величественный Эребор, — зашептал Мэглин. — Напротив него стоял прекрасный торговый город людей, Дейл. Гномы накопили уйму сокровищ, среди которых были и древние драгоценности эльфов, невиданной красоты, с камнями, сверкающими ярче звезд. Трандуил считает, что эти вещи были изготовлены его далекими предками, и он имеет на них право. Но город гномов был захвачен драконом, Смаугом, их государство пало, пал и сожженный Дейл. Дракон уснул под горой, в сокровищнице, на долгие годы. Не так давно немногочисленный отряд гномов отправился в поход к горе. Они разбудили дракона… Дракон вылетел. И его сумел застрелить один из потомков прежних обитателей Дейла. Словом, чудовище пало. И мы…

— И вы идете грабить, — недоверчиво сказала Ветка.

— И мы для начала идем в Дейл, помочь людям с продовольствием, одеждой. Одеялами. Они потеряли все и могут погибнуть от голода и холода. А там будет видно.

— Идете грабить. Какое разочарование, — сказала Ветка. — Ну и кто после этого дракон?..

Теперь засопел и повернулся к ней спиной Мэглин.

Однако так он пролежал недолго, перекатился обратно и подтянул Ветку к себе длинными руками.

— Спи, дурочка. Завтра все станет ясно.

— Еще одно слово, и я оболью вас водой из фляги, — ясным голосом сказал противоположный угол.

Ветка, напружинившись, прислушивалась к легкому дыханию у своего уха, мгновенно согревшись возле Мэглина. Диспозиция была настолько непривычной, что вместо сна пришла недоверчивая настороженность, хотя и стало тепло. Ветка, прижав обе руки к своим скромным прелестям, и без того ущемленным в правах спортивным трикотажем, всеми силами держалась, чтобы не начать вертеться и отползать. Почему-то это показалось неправильным. Она подышала, используя восточные практики. Затем не утерпела.

— Мэглин… Мэг! Мэээг…

Тихое шипение:

— Что-о?

— Сколько у тебя расчесок?..

Легкий смех, скорее чуть озвученная усмешка; несколько слов на непонятном наречии около уха — и Ветка все-таки заснула. Заснула, не вспомнив, что у нее в айфоне заведен будильник.

Комментарий к Глава 3. Посланница тьмы

Все мы знаем, что иногда события направляются не в ту сторону, которую намечал автор, или персонаж начинает жить иной жизнью, а не той, что была для него предназначена.

Так получилось с Мэглином.

Я могу поклясться, что хотела сделать его совершенно проходным «статистом» — типа, ну не могли же Трандуил с Галионом быть только двумя поименованными эльфами во всем Сумеречье.

Однако очень скоро Мэглин визуализировался благодаря случайному коллажу, который я нашла в фендоме Камбербэтча:

http://static.diary.ru/userdir/1/0/7/7/1077567/73275217.jpg

И персонаж зажил своей, вполне интересной мне жизнью.

Но, по мере работы над фиком, пришлось подучить матчасть.

И была найдена вот такая прелесть, горлум-горлум:

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B0%D1%8D%D0%B3%D0%BB%D0%B8%D0%BD

Меня смутило ненамеренное и случайное созвучие имен канонному (да еще и отрицательному!) персонажу.

Приношу свои извинения.

Эльф Мэглин в моем фанфике не имеет ничего общего с Маэглином (урожденным Ломионом) Профессора. Мэглин - это просто нолдо, лаиквенди со своей собственной оригинальной историей, ОМП.

========== Глава 4. Бодрое утро ==========

— Это ееесть наш послеееедний…

В темноте лязгнули мечи; звонкий голос мелодично зачертыхался. Ветка спросонья начала нащупывать тумбочку, чтобы выключить будильник в айфоне.

— И решииительный бооой…

Снаружи затопали ноги, послышались голоса.

— С интернационааалом…

— Воспряяяянет рооод людской!

Палатку сорвали.

Айфон замолчал.

Ветка, трясясь и не совсем понимая, где она находится, сидела, удавив наконец, своенравную технику. Мэглин прислонился вплотную сзади, обхватив девушку за плечи и прижав к ее шее кинжал. Под скомканной палаткой копошился, очевидно, Даэмар. В раннем, неверном утреннем свете двое дозорных в доспехах и шлемах стояли, обнажив клинки и направив их Ветке в грудь. Здесь же находился и Лантир, так сказать, в эльфийском исподнем — тонких золотисто-коричневых штанах и шитой золотой нитью светлой рубахе, босиком, но с обнажённым мечом в руках.

Ветка ошалело хлопала ресницами, не в состоянии не только ничего пояснить, но даже сама не понимая, кто все эти люди.

Потом, проснувшись и убедившись, что положение дел является истинным, тихо подняла руку с айфоном:

— Это… эта штука хранит некоторые мелодии… которые… эээ… слышала. Извините, ребята. Все нормально. Просто… вставать пора.

Выпутавшийся из сорванной палатки Даэмар разразился длинным спичем на неизвестном Ветке, но весьма мелодичном языке; после его слов Мэглин фыркнул и убрал кинжал от Веткиного горла; стражники также опустили оружие. Ветка тем временем покрывалась холодным потом.

— Эту вещь отдай, — жестко сказал Лантир и протянул руку. — Я полагаю, она больше не будет… петь?

— Она вообще скоро сдохнет…

Лантир отдернул руку:

— Она живая?..

Мэглин встал навытяжку, поднимая на ноги и Ветку; Даэмар, стражники и Лантир — тоже. К театру действий приближался Трандуил. Как и Лантир, в тонкой шелковой рубахе, облегающих брюках, какой-то просторной накидке. В сапогах, и… причесанный.

— Что происходит?

— У нее есть какая-то вещь… живая… она говорит, что вещь скоро сдохнет, а пока может играть музыку. Громко…

Ветка понурилась, кроме того, ей захотелось в туалет. Айфон она запихнула в карман.

Мэглин на всякий случай продолжал придерживать рядышком кинжал, давая Ветке чувствовать его остриё через флиску сзади.

— Влады-ыка, — вдруг заговорил чуть врастяжку Даэмар голосом капризного ребенка, — они половину ночи шептались и не давали спа-ать, ворочались, и вообще! Моя боеспособность удивительно снизилась от бессонной ночи; давайте будем класть иноземо-ок где-нибудь отдельно от меня, в глубоко расположенной темнице с хоро-ошей звукоизоляцией… — и добавил еще пару слов на непонятном наречии.

Ветка, опять же, ничего смешного не услышала; а острое желание отправиться в кустики в сочетании с холодом металла вблизи поясницы делало ситуацию невыносимой. Но стражники дружно прыснули, и даже Трандуил чуть улыбнулся.

— В моем распоряжении нет сейчас темницы, хотя я подумаю над твоим предложением. Лантир, Мэглин… ко мне ее, — и, к счастью для Ветки, коротко глянув на нее, все же повернулся спиной и ушел.

— Мэглин? — Лантир поднял брови и отправился вслед за Владыкой.

Ветка извернулась и зашептала почти в ухо длинноволосого эльфа, под боком у которого проспала несколько часов:

— Можно сначала в кустики?

— Великие валар, — хмыкнул оклемавшийся Мэглин, к которому, видимо, вернулось присутствие духа. — Я постою недалече.

Ветка рысцой ринулась к кустам, которые оказались негустыми и весьма скромными по размеру, обошла их… и остановилась как вкопанная.

Вечером и ночью ей показалось, что речь идет от силы о паре телег и трех-четырех десятках людей. Сейчас, в самых первых лучах рассветного солнца, в плотном тумане, поднимающемся от реки, девушка увидела приречную долинку, полностью занятую самым настоящим войском. Костры, заботливо устроенные с вечера, чтобы без труда разгореться утром, дымили; везде тускло сверкал металл, стояли сложенные шалашами длинные копья и вымпелы дружин. Вдоль негустого леса выстроились не меньше двадцати повозок, и Ветке показалось, что дальше за лесочком есть еще. Та, на которой привезли Ветку, находилась отдельно от прочих, совсем близко от шатра Владыки; на ней лежало седло Герца, олимпийка, жилет, шлем и прочий скарб, а за повозкой стоя дрых Герц. Чуть дальше пасся олень, и вразброс стояла еще пара десятков лошадей разных мастей.

— Ну? — спросил Мэглин. — Расхотела?

— Так он настоящий король?

— Разумеется. Трандуил — Владыка…

— Я помню, помню.

— Ольва! Давай уже в кусты! Трандуил — настоящий король, ты его разбудила, и теперь он тебя ждет! Вон там правее есть даже маленький ельник, густой…

Ветка спохватилась, прыснула в елочки, бурча себе под нос «чет мне кажется, он и не спал», и, угнездившись, услышала с другой стороны нечто вроде журчания.

— Ты что, тоже?..

— А не должен? — настороженно отозвался Мэглин. — В этом вопросе у эльфов с людьми довольно много общего! Я готов, пошли!

— А можно обуться?..

— О, Манве…

Даэмар не стал устанавливать палатку снова, и вольготно валялся сверху, шевеля пальцами босых ног. Белокурые искрящиеся волосы сияющим ореолом разметались вокруг головы; выражение лица было самое что ни на есть благостное. И если Лантир показался вчера Ветке чуть ли не образцом темноволосой мужской красоты, то Даэмар выглядел просто идеалом блондина, воплощением абстрактной девичьей мечты. Длинные черные ресницы, нежные щеки, прямой нос, четко обрисованный подбородок с ямочкой, подрезанные скулы, неширокие темные брови вразлет…

Если говорить короче, то настолько красивого парня Ветке не то чтобы не доводилось видеть, а даже представить не удавалось. Разве что в мультиках посмотреть.

Искоса таращась, Ветка вытащила из-под складок палатки свои сапоги, вжикнула молнией, затянула липучки и мрачно сказала:

— Пошли. А что, блондин — любимчик Трандуила?

— Даэмар веселый, его все любят. И да, он синда, древнего рода. Владыка благоволит ему, — голос Мэглина зазвучал суше, чем, к примеру, это было вечером или в кустах.

— Между прочим, я тут, и все слышу. Не надо обо мне как о бревне, я рисковал собой и разрядил обстановку. Я и ночью все отлично…

— Он следопыт, — с большей теплотой в голосе оборвал приятеля Мэглин.

— И нюх как у собаки, и глаз, как у орла? — пробормотала Ветка. Даэмар прыснул.

— Забавная ты, Льюэнь, — вслед тихонько бросил ослепительный юный блондин.

— Понятно, оптимист, — сказала Ветка. И присмотрелась — в руке у Мэглина был вчерашний сверток.

— Ты меня сдашь?..

— А тебе это важно? — прищурился эльф. — Ты говорила, это просто картинка. Не символ и не знак принадлежности.

— Нет… не важно… просто объясняться… перед начальством… я думала, мы замнем…

— Перед той миссией, которая нам предстоит, и после того, что произошло со Смаугом, — ответил Мэглин, — у меня нет другого выхода. Я верю тебе. Я ощущаю, что ты смущена, но не лжива. Владыка также обладает даром вызнавать и видеть правду. Но скрыть я не могу, — как ты видела, за нами идет войско, и за каждого эльфа в нем Трандуил отвечает.

— Ну блин… — Ветке стало совсем не по себе. — Ну что за ерунда…

Мэглин бережно, но довольно решительно пропихнул ее внутрь шатра, где Ветка ужинала. На столике был накрыт завтрак — сыр на листьях чуть завядшего салата, соты, орехи, стояло неизменное вино в оплетенной бутыли, а также бутыль чистой воды. Лантир, уже полностью облаченный, метал очами молнии с ложа Владыки, на котором, правда, сидел, а не возлежал. Трандуил, без доспехов, в мантии, неспешно завтракал.

— Садись.

Мэглин встал у двери.

— Итак, ты не дала нам выспаться… перед серьезными переговорами, — чуть иронично сказал Трандуил.

— Я виновата. Я… просто я… я еще не понимаю до конца, где я, что происходит… — ответила Ветка, и склонила голову. — Я забыла, что у меня заведен будильник. Я каждое утро так встаю, чтобы… чтобы не проспать. Это… такое устройство… которое может запоминать звуки, изображения, и потом в определенное время воспроизводить. Я… хотела сказать, что это он сам, но на самом деле, если бы я вчера вспомнила… я могла его отключить. Так что я виновата. Извините, пожалуйста.

— Итак, — слегка копируя короля, проговорил Лантир, — вчера ты спасла Владыку. Затем ты не сумела толком объяснить, что за Москва, и в каком месте Арды она находится. Твои рассказы труднодоказуемы. Далее ты обжималась с Мэглином, который вообще-то стоек в отношении женщин, и вы возились, не давая спать Даэмару. И наконец, ты разбудила все командование этой своей мелодией; слова, кстати, ужасны, и тоже наводят на мысли. Я ничего не пропустил?

Ветка, с пылающими ушами, злобно бросила:

— Пропустил! Я еще просилась в кустики, и из кустиков и подсчитала численность вашей армии около реки! Пионерлагерь какой-то, а выглядите, как взрослые му… му… — скосилась на Трандуила, и закончила:

— Мужчины.

— Мы обжимались ввиду крайне веских причин, — сказал Мэглин и развернул свой зловещий сверток. Ветка стояла, ссутулившись. Хотя она не была виновна ни в каких грехах перед славным сборищем эльфов, ей казалось, что она вправду шпион… предательница… засланка зла. Трудно сохранять невозмутимость и гордую осанку, когда тебя так прямо обсуждают. — Я желал скрыть от Лантира вот это. Просто чтобы выспаться.

И Мэглин развернул майку на полу шатра Трандуила.

***

Ветке казалось, что она прямо сейчас спятит, пока смотрела, как трое эльфов (Трандуил даже изволил встать с трона и подойти поближе) изучают ее одежку.

Зато Ветка успела за время паузы кое-что сделать. В кругу друзей не щелкай клювом.

— Мэглин, — наконец нарушил молчание Трандуил, — ты осознаешь, что с такими вещами идут ко мне немедленно?

— Осознаю.

— Это… это было на ней надето?

— Именно.

— Ольва, ты понимаешь, что твоя услуга мне во время нападения варгов начинает выглядеть сомнительно? Слишком много совпадений. Слишком странных.

— У вас все слуги зла такие дураки, что прутся на задание прямо с печатью темной силы во всю грудь? — мрачно спросила Ветка.

— Довольно часто все именно так и обстоит, — сказал Лантир.

Ветка подняла айфон, который заговорил голосами эльфов.

- Мэглин, ты осознаешь, что с такими вещами идут ко мне немедленно?

— Осознаю.

— Это… это было на ней надето?

— Именно.

— Ольва, ты понимаешь, что твоя услуга мне начинает приобретать нежелательную окраску? Слишком много совпадений. Слишком странных.

— У вас все слуги зла такие дураки, что прутся на задание прямо с печатью темной силы во всю грудь?

— Довольно часто все именно так и обстоит…

— А теперь, — сказала Ветка с видом заезжего фокусника, — вы можете посмотреть, как выглядите со стороны, — и, выведя на экран только что сделанный кадр, протянула айфон Трандуилу.

— Не берите, Владыка! — взвился Лантир. Но король взял айфон двумя пальцами и всмотрелся в экран.

— Это… это палантир?..

— Это устройство, — терпеливо сказала Ветка, — которое хранит изображения, звуки, и даже видео. Может хранить… рукописи. Но очень скоро, поскольку мое устройство старо, в нем закончится… запас силы, и его можно будет со спокойной душой просто выбросить. Или нашинковать на кусочки вашими славными кинжалами.

Трандуил поманил Ветку рукой. Ветка подошла ближе. Потом еще ближе. Потом встала за плечом короля у трона, и начала показывать ему картинки, кусочки тренировок с Герцем, кусочки кобудо и карате, кусочки концерта любимой группы, панорамы Москвы, редких людей, которых Ветка любила настолько, чтобы держать их изображения на айфоне. Король смотрел завороженно, быстро приноровившись пролистывать вкладки айфона пальцем, на котором сверкало драгоценное кольцо.

Лантир и Мэглин стояли чуть поодаль, оба крайне напряженные.

— Она что-то делает с Владыкой. Она колдует, — уверенно сказал Лантир. — Изображения меняются… и могут очаровать…

— Я не уверен, но, похоже… следует быть начеку, — согласился Мэглин. — Владыка! Что делать с одеждой? Как мы воспримем такой знак… принесенный нашей гостьей?

— Это вправду очаровывает, — ответил Трандуил, отдавая айфон Ветке и отстраняя ее. — Это поистине одно из чудес Арды, о котором я не слышал, и постичь сразу которое не могу. Что делать?.. Сейчас я приму решение.

Ветка отступила от Короля, стараясь избавиться от ощущения его волос у щеки, от запаха леса, неизвестных трав и цветов, смолы и меда… и мужчины. Аромат одежды и тела Владыки был едва уловимым, но девушка была уверена, что узнает его теперь всегда. Даже с закрытыми глазами. Доведись ей, разумеется, с закрытыми глазами обнюхивать эльфов в ассортименте.

Трандуил подумал тем временем, опустив ресницы.

Ветка переминалась с ноги на ногу.

— Сделаем так. Небольшая охрана останется около обоза, пока я отправлюсь на переговоры. Ольва, я расстроен. Я не понимаю того, что вижу, и не могу счесть тебя безопасной. А потому, пока все закончится, ты будешь ждать завершения моих дел с королем под горой, и отправишься затем в Сумеречный лес. Некоторое время ты побудешь пленницей. Я не готов рисковать столь многим, доверяя тебе и теперь.

Потом его взгляд упал на Мэглина и Лантира.

— Я не ощущаю колдовства и не чувствую злой силы. Но совпадений вправду много, включая дракона на одежде и погибшего Смауга. Вас устраивает мое решение?

— Да, — поклонился Лантир, и хищно уставился на Ветку. Чтоб у тебя ячмень с герпесом одновременно вскочили, подумала она.

— И поскольку меня разбудили так рано, оставьте нас на полчаса, — надменно сказал Трандуил. — Я позавтракаю, и будем трубить подъем. Сегодня к полудню мы должны вступить в Дейл и засветло провести переговоры с Торином Дубощитом.

— Мне бы посмотреть, что с Герцем, — робко пискнула Ветка. — Почистить, поседлать… я и сама никуда не уйду, только оставьте меня рядом с конем…

Видно было, как великое искушение овладело душой Трандуила при упоминании о коне. Лантир прямо слышал ровный голос Лесного короля: «А коня я возьму сегодня сам», но Трандуил лишь кивнул и сказал:

— Твой Ге-эрц останется около тебя. Но ты будешь связана. Я не желаю никаких сюрпризов.

Лантир и Мэглин вышли; Трандуил налил себе воды. Ветка, желая хоть немного привести сдвинутый чердак в более благополучное состояние и за неимением кофе, выбрала вино. Трандуил жевал ломтик оленины, разглядывая то девушку, то майку на полу, то айфон на столе.

Наконец певуче спросил, чуть двусмысленно растягивая слова и искря светлыми глазищами:

— Значит, обжимались?

Ветка поперхнулась орехом и злобно уставилась на короля исподлобья.

Потом, решив, что ей терять нечего, прошипела:

— Еще и вместе куст посещали. А Лантир-то у тебя — стукач.

На секунду лицо Трандуила вытянулось, став юным и крайне изумленным; потом Владыка расхохотался. Видимо, это было столь нехарактерно, что в палатке мгновенно возникли незнакомый Ветке стражник и Лантир.

Трандуил отослал их взмахом кисти и принял на троне более непринужденную позу — одну ногу подвернул под себя, и явно расслабился.

— У тебя есть муж?

— Нет мужа, один Герц, и тот не мой, — буркнула Ветка.

— Почему у не столь уж юной девы нет мужа?

— Не юной? — прошипела Ветка. — Я в форме.

— Я разве сказал, что ты нехороша? — меланхолично спросил Владыка, отхлебывая из кубка. — Хороша, да еще с прекрасным конем, да еще с чудной шкатулкой-палантиром, да еще с изображением дракона на груди. Я спросил, отчего ты не при муже.

— Я не люблю мужчин, — честно сказала Ветка. — Не понимаю.

— На то есть причины?

Ветка насупилась. Есть расхотелось.

Трандуил тем временем встал, обнажил меч, и, подойдя к майке, поддел ее самым кончиком оружия, перевернул другой стороной вверх. Девушка перестала дышать.

— Вот есть все-таки в тебе нечто от прислужницы Моргота, — сообщил король, возвращаясь на трон. — Ты же не будешь это отрицать?

— А ты практически спрашиваешь, или в философском плане? Если в философском, то в любом человеке есть и темное и светлое. Поэтому сообщить, что я исключительно прислужница света, не могу. Но я подозреваю, что ты имеешь в виду нечто конкретное. А я не понимаю, что. Я вообще не понимаю, что я тут делаю. Я… я домой хочу…

И Ветка изо всех сил сжала пальцы рук, чтобы не расплакаться. Даже ущипнула себя за запястье. Плакать было нельзя, это было табу.

Трандуил вдруг возник рядом. Заглянул в лицо, оказавшись так близко, что Ветка могла бы пересчитать густые черные ресницы, оттеняющие волшебные глаза Лесного короля. И вблизи он совсем не показался Ветке таким уж юным.

Трандуил замер, замерла и Ветка, не отрывая взгляда, заломив брови.

И Трандуил сказал, тепло выдохнув:

— А ты в самом деле этого хочешь?

========== Глава 5. Озеро ==========

Ветка сидела на повозке; руки ее были аккуратно связаны, ноги тоже.

Герц брел рядом.

Ветка ощущала себя заброшенной, — сперва все события вертелись вокруг нее, а теперь бесконечное воинство в прекрасных доспехах, с безупречным оружием, идет мимо так, словно ее тут вообще нет. Лица эльфов были сосредоточены, почти полностью защищены шлемами; в руках щиты, копья. Большинство из воинов даже не поворачивали в ее сторону головы.

Вот это — тренированность, думала Ветка. Они спали просто в своих алых плащах на голой земле, а что ели и пили — доподлинно неизвестно. И все же идут, да как. И совершенно не исключено, что могут так не один день… а еще… сражаться?

Интересное, кстати, у эльфов представление о переговорах. И о праве на сокровища гномов.

Впрочем, кажется, Лантир открыто говорил что-то именно о войне.

Трандуил в серо-серебряных доспехах и серебристом плаще уехал на олене. Примерно пятнадцать-двадцать прочих эльфов, видимо, относящихся к командованию, двигались рядом с ним на лошадях. Все они были в разных доспехах и в плащах разного цвета, в отличие от пеших рядовых воинов, экипированных одинаково.

Они говорили, Трандуил — король Леса?.. В лесу многочисленную конницу не сформируешь… хотя внешний вид и стать немногочисленных лошадей никаких вопросов у Ветки не вызывали. Все они были холеные и хорошо сложены.

Повозки тянулись длинной вереницей, подстраиваясь под пеший ход войска, и на самой последней находилась Ветка, а потому и противный Лантир, и Мэглин, и все прочие более знатные или более значимые в воинской иерархии эльфы постепенно удалились вперед колонны, и Ветка потеряла их из виду.

Пока Трандуил был виден, высокий, прямой, в сверкающей текучей ткани плаща, водопадом ниспадающей с тускло-серебристых доспехов, Ветка никак не могла взять в толк, как она посмела с таким… человеком? С таким эльфом общаться на «ты» и пошло хохмить. Как только он отдалился и сосредоточился на тех делах, что вправду его сейчас беспокоили, и совершенно спокойно забыл о ней, то превратился в полубога. Ветку поразило, как легко его поведение перетекает из одного в другое: от обаятельного хитрюги — к истинному правителю; от капризов — к мудрости, от прозорливого, заглядывающего в души мудреца — к мальчишке. Не понять, какой лик истинный, и трудно представить, как все эти черты соединяются в одном власть имущем.

Ветке было пусто, страшно; разум не цеплялся ни за единый привычный образ — с одной стороны, все понятно, а с другой, ее личный мир и тщательно выстроенный образ жизни разбились вдребезги. Сейчас она ощущала себя абсолютно одинокой в двух мирах, один из которых ее выплюнул, а другой, видимо, собирался прожевать оставшееся; жалкой щепкой, которую несут более могущественные силы, чем она могла себе вообразить.

Иногда начинала кружиться голова, и тогда Ветка думала, что или сошла с ума, или вот-вот сойдет. Даже расслабленный Герц, который не помер от колик, не убежал и не получил пока никаких значимых травм, ее не успокаивал и не скреплял с этой реальностью.

Пока ее пинали, пока что-то постоянно происходило, было легче.

А сейчас, когда девушку оставили наедине с ее дискомфортом (жарко, затекло, неудобно лежать, хочется пить и так далее) и с мыслями, стало совсем худо.

С полчаса Ветка и не спала, и не бодрствовала, занудно под каждый удар сердца мысленно повторяя — пусть это закончится, хочу домой, пусть это закончится, хочу домой, пусть…

Она совершенно не представляла себе, что будет происходить дальше. Что вообще может произойти.

Что за переговоры, что за битва (если таковая случится); каково ее место во всей этой истории. Веревки оставляли немного свободы ворочаться с бока на бок. Ветка попробовала выспаться, но не так-то просто заснуть средь бела дня, если к тому нет привычки — даже если ты не спала ночью, и особенно если руки трут путы.

При обозе было по одному-два эльфа на каждую повозку — в кафтанах, без доспехов, хотя и с оружием, с мечами и луками. Из их поведения следовало, что они не собираются покидать имущество и ввязываться в сражение. Было и несколько женщин, и Ветка успела оценить, что достаточно ровное общение с ней эльфов-мужчин более чем компенсируется откровенной неприязнью дев. «Ну почему? — думала Ветка. — Я по сравнению с ними жуткая уродина, и вообще не собираюсь играть ни в какие бабские игры… так нет же — косятся, отворачиваются, кривят губы».

Когда неудобства стали нестерпимыми, и Ветка приготовилась взмолиться о пощаде, соображая, как именно можно окликнуть возницу, имени которого она не знала, возле повозки появился эльф, с ног до головы укутанный в невзрачный серо-зеленый плащ. Он откинул с головы капюшон, и тут же заблистал платиновыми волосами и ярчайшей улыбкой — это был Даэмар. С утра он заплёл длинные тонкие косички, удерживающие волосы надо лбом и перед ушами, а в оставшихся распущенными волосах торчали сухие листочки и иголочки.

— Мучаешься?

— Мучаюсь… пить хочу.

Эльф поднес ей ко рту фляжку.

— Страдаешь, что связали и все бросили?

— Ну не все… вон, повозкой же правят…

Даэмар нагнулся ближе и доверительно сказал:

— Я думаю, что Владыке и остальным будет совсем не до тебя. Я уже вижу стены Дейла. А еще я вижу очень гадкие следы, которые меня крайне смущают. Я бы, как и Мэглин, хотел быть уверенным, что ты тихо лежишь тут, ни во что не вмешиваясь. Ситуация может обернуться непредсказуемо… как ты себя чувствуешь?..

— Голова… пошла… кругом…

— Я дал тебе маковой росы. Ну, немножко заговоренной. Ты просто будешь тихо спать, не станешь тревожиться сама и не будешь тревожить никого другого, Льюэнь. Я считаю, это безопаснее, чем веревки. Слышишь меня?

— Безопаснее… для… кого?..

— Старался подумать обо всех, — широкая улыбка Даэмара поплыла. — Спи, человеческая девочка, спи…

— Я тебе не… девочка… на себя посмотри…

— Я ровесник Трандуила, а Мэглин старше нас обоих…

— Старые… дураки… ду…

Даэмар присмотрелся, потом жестом завзятого анестезиолога приподнял одно веко Ветки; перерезал веревки на руках, завернул девушку в плащ и, отодвинув скарб — в основном одеяла и свернутые палатки, уложил ее на самое дно у борта. Флягу пристроил рядом — проснется, захочет пить, хлебнет еще. Вот и славно.

Потрепал по морде и оттолкнул Герца , мусолящего губами зад Даэмара (в привычном коню мире, в этом месте на человеке располагался карман с сахаром), и исчез в камнях возле Дэйла.

***

Ветка проснулась.

Сам по себе процесс снова занял так много времени и сил, как будто это был переход в другое измерение.

Когда Ветка оклемалась окончательно и села, глаза ее фиксировали происходящее вокруг… но голова отказывалась понимать увиденное.

Это, вне всякого сомнения, был какой-то пригород, но пригород старинный, частично разрушенный.

Вокруг Ветки сейчас не было ровным счетом никакого движения. Отсутствовал привязанный ранее к повозке Герц. Отсутствовали и лошади, которые были запряжены в повозку. Другие повозки — Ветка видела две — были перевернуты и частично разбиты упавшим обломком стены. Однако провизии и другого добра, которое везли эльфы в Дейл, в них не было, — видимо, до начала активных действий повозки успели разгрузить…

В проломе стены недвижно лежало огромное, серое, несказанно смердящее создание, явно дохлое — поначалу Ветке показалось, что это слон, но создание было куда более человекоподобным.

Узкая средневековая улочка была буквально завалена телами — в основном, ужасных обезьян в доспехах, которых эльфы назвали орками. Но Ветка с содроганием увидела и человека. И… обоих эльфов, которые управляли повозкой. Один лежал рядом с Веткой, на повозке, сжимая в руке окровавленный клинок; в груди торчали болты с черным оперением. Другой, почти заваленный телами врагов, изрубленный, покоился на небольшой площади, украшенной чашей фонтана…

Ветка поворачивала голову вправо, влево… что ни пробуждение, то шедевр, и с каждым разом все труднее уяснить, что происходит, сколько прошло времени и что делать…

И не кошмар ли это.

Герц.

Герц!!!

Ветка рванулась… и упала обратно — ноги были связаны. Откуда-то доносился нехороший шум, то нарастающий, то стихающий. Через огромное расстояние землю вдруг сотрясла слабая вибрация, будто в ногу шел громадный отряд железных великанов.

Так.

Ветка закусила губу, порылась в карманах олимпийки. Нашла простое и эффективное изобретение, которое называлось нож-визитка; распорола веревку, стягивающую ноги. Захотела пить; схватила флягу Даэмара, с отвращением выплеснула то, что в ней оставалось; бросилась к чаше фонтана — там скопилась вода, видимо, дождевая.

Напилась, наполнила флягу.

Движения стали четкими и быстрыми — Ветке не хотелось, чтобы тут появился братик туши, лежащей в проломе, орки или варги.

План кристаллизовался простой и четкий — бежать. Отсюда. К чертовой матери.

Где-то в глубине города громыхнуло; отдаленно закричали люди. Ветка, проверившая экипировку — сапоги, бриджи, наличный арсенал пересчитан и грамотно запакован по карманам и за пояс; флиска, олимпийка, жилет, шлем, — вздрогнула и напряглась, но, к ее великому счастью, из узкой улочки, спасаясь от шума, выскочил Герц.

Большую услугу местные боги — или как их, валар? — оказать Ветке не могли, и она, восславив добрые силы, уже растирала Герца, за неимением щетки, мешком, схваченным с повозки; и молниеносно заседлала и собрала его. Вся амуниция была тут. Герц вертелся и прядал ушами — его обыкновенно весьма понятный язык комкался и сбивался, но прочитать полное согласие с мнением Ветки — «ломим отсюда» — было нетрудно.

Ветка успела мгновенно перерыть повозку, выхватить оттуда туго свернутую палатку, пару одеял; мысль о том, чем и как тут разжигают огонь, появилась и унеслась — этого Ветка не знала, а разбираться в данном вопросе сейчас было некогда; наконец, собравшись с духом, девушка сняла с одного из эльфов портупею с ножнами на спине и забрала из руки тонкий окровавленный меч. Опоясалась, стараясь не думать, что на крупе Герца, на шерсти, остались следы, очень напоминающие следы когтей, а задние его копыта в запекшейся крови. Затем схватила алый плащ павшего эльфийского стражника — чтобы условно свои не пристрелили. Условно чужие, подумалось Ветке, будут нападать в любом случае, как ни экипируйся.

Конь похрапывал и пританцовывал, готовый задать стрекача.

Еще минута ушла на то, чтобы приторочить сворованный скарб к седлу веревкой, которая ранее связывала Веткины руки; Ветка сунула коня мордой в чашу фонтана — он сделал пару глотков; и вскочила верхом.

Бежим. Куда угодно; в леса, в поля, подальше отсюда.

Мощным, ровным галопом Герц вылетел из воюющего Дейла; дороги тут заросли давно, и только различная густота травы да примятые эльфийской армией колеи могли указать места, где они были. Но следопыт из Ветки был никакой, — она инстинктивно понеслась по наиболее подходящему для ног Герца грунту, и это оказался неверный выбор.

Основная битва шла за невысоким отрогом, но, проскакав не менее двадцати минут, Ветка с некоторым ужасом обнаружила, что звуки сражения стали явственнее. Возможно, они отражались от скал, что обступили лощину, по которой наугад понеслась девушка.

Ветка остановила Герца и завертелась. Ни звуки, ни солнце, ни интуиция — ничто не подсказывало наиболее предпочтительного направления. С одной стороны нависала громадная Гора, подножие которой было укрыто тем самым отрогом, закрывавшим долину между Дейлом и горой; с другой — невысокие лесистые предгорья, через которые, видимо, прошли эльфы, с третьей — башни полуразрушенного города, с четвертой — высокая скала, примыкающая к отрогам. В каком направлении можно двинуться, чтобы укрыться и избежать опасности, было непонятно.

Мысли в Веткиной голове перепутались как клубок разноцветных нитей; наконец она решила добраться к стоящей отдельно скале и под ней подождать, что будет дальше. И вести себя как можно тише.

Хотя бы остановиться и попробовать осмыслить происходящее…

И тут Ветка заметила нечто совсем выходящее за рамки понимания.

Прямо над ней в небе летела чудовищного размера летучая мышь, которая держала в лапах… Трандуила?..

Ветка отчетливо рассмотрела плащ золотисто-белых волос, и сердце ее почему-то произвело удивительный скачок в груди.

Мысли остановились.

Ветка выслала Герца и понеслась по лощине за летучей мышью, горько сожалея, что не догадалась взять у убитого эльфа еще и лук со стрелами. Шансов попасть не было, но духу бы придало.

Мышь направлялась в сторону той самой отдельно стоящей, сильно изрезанной ветрами скалы, которую приметила Ветка как возможное прибежище для передышки. Вблизи стало видно, что скала когда-то была застроена — остатки стен и башен указывали на это.

Мышь взяла выше и исчезла из поля зрения; Ветка, спрыгнув с Герца, мгновенно отпустила подпругу, закрепила поднятые стремена и повод на передней луке и бросилась по едва заметной, раскрошенной и оббитой древней лестнице, пересеченной осыпями, наверх.

Если бы она остановилась сейчас и подумала…

Эльф, которого несла мышь, скорее всего, не был Трандуилом. Стоило ли так ломиться ради кого-то другого, например, Даэмара — вопрос, ответ на который покрыт мраком. Но Ветка не останавливалась.

Возможно, ее просто погнал вперед, заставил делать хоть что-то лютый страх, страх остаться наедине с неизвестностью и одиночеством. Да, и с Герцем; но возможно люди все же дороже лошади?..

Ганновер сунулся было на осыпающуюся каменную тропку, но принюхался, коротко взвизгнул и понесся обратно — к тому месту, где последний раз получил зерно и воду, в Дейл.

Ветка, только взбежав наверх несколько сот метров, догадалась притормозить и постараться двигаться тише, допустив, что тут могут быть нежелательные порождения зла, которых привлечет ее топот.

Обнажив меч, в эльфийском плаще и защитном шлеме из кевлара, усиленном титановой полосой, Ветка забиралась все выше, высматривая мышь… или эльфа. Наверху послышались звуки, крики; Ветка ускорилась, и. .

Мальчик, ребенок лет двенадцати, сияющим кинжалом отбивался на небольшой ровной площадке, образованной скалами, от трех или четырех мелких орков, которые, казалось, не могли воспользоваться численным преимуществом просто в силу бестолковости. Ветка выпрыгнула на площадку, бросилась к мальчику, прикрыть, защитить…

Сознание человека способно на квантовый скачок.

Иногда люди годами воспитывают в себе то или иное качество, понемногу приближаясь к желанной цели, к желанному образу мыслей или поведения; но временами все происходит «вдруг», сразу.

Ветка не выносила никакого насилия, особенно над слабыми, над детьми.

Все ее внутренние сомнения разом исчезли; она словно обновилась, превратившись в чистый лист, в чистую тетрадь, в которой можно было писать новую историю.

С самых первых слов.

Как будто не было Москвы, непроглядно-бесцветно-серого прошлого, всех тех сомнений и страданий, от которых Ветка так упорно бежала в спорт, дисциплину, риск.

Рванулось время, рванулось пространство — здесь и сейчас.

Здесь и сейчас.

Веткино лицо успокоилось, а тело само собой вошло в тренировочный режим. Оставаясь незамеченной, девушка сделала два шага и атаковала врагов сбоку. Два удара — два орка; эльфийская сталь без труда отделила головы от плеч. Малыш тем временем справился еще с одним, и вместе они добили последнего.

Ветка посмотрела внимательнее — это был не мальчик! Это был весьма миниатюрный, но очень симпатичный взрослый мужчина с нахмуренными бровями. Что за мир; тут все не те, кем кажутся, и только у зла безошибочно перекошенные морды.

Веткасобралась что-то сказать, обладатель светящегося кинжала — тоже; но тут Ветку сгребла мощная рука и отодвинула в сторону. Рядом словно из камня вырос крепкий, широкий, квадратно-гнездовой дядька с открытыми татуированными бицепсами и внушительной лысиной, в невероятной бородище и с огромным молотом в руках. Пахнуло табаком, железом и шерстью. Ветка даже не успела начать выяснять, что к чему, как дядька указал ей на нависающий скальный карниз, с которого мелкие орки сыпались уже десятками, и грозно сказал:

— Помоги Королю! Он там, на льду озера; мы с Бильбо задержим этих…

— Королю?..

— Королю под горой, Торину Дубощиту, эльф! — грозно сказал дядька. Пригляделся, — или ты не эльф?..

— Эльф, эльф, — ответила Ветка, проглотив «позорный», — вы не видели тут… — «через леса, через моря, колдун несет богатыря», — мышь и эльфа?

— Он убил мышь и свалился дальше, там, за башней, — дядька вдруг с силой пихнул Ветку, — торопись, иначе погибнут все! — Ветка глянула на поток приземистых неряшливых силуэтов, и резво помчалась в указанном направлении. Скалы, переходы; иногда сапоги для верховой езды предательски скользили, но все же Ветка ощущала себя собранной и готовой ко всему. За ее спиной шел оживленный бой, и судя по периодическим тяжелым ударам кувалдой, сотрясавшим скалу, и хоровому визгу, не сказать, чтобы очень уж однозначный по причине малой численности светлых сил.

Уступ, камень, поворот…

И девушка заскользила сапогами по идеально гладкой поверхности замерзшего озера, выставив клинок вперед и озираясь.

========== Глава 6. Ты не одна ==========

Ветка увидела две фигуры — мужчину (так как на сей раз половая принадлежность определялась небольшой окладистой бородой, вероятность ошибки снизилась), который силился встать со льда; поднимался на локте, и снова падал, вытягивая в сторону противника широкий сверкающий меч. Надо думать, король.

Королей видимо-невидимо. И все с волосами до пояса. Самое время почувствовать себя ущербной.

Противник…

Если бы Ветка была в другом умонастроении, она бы, скорее всего, помчалась прочь совершенно рефлекторно, даже не пытаясь вникнуть, что это, и что с этим можно сделать.

Противник стоял, торжествующе выпрямившись. В руке его была тяжелая цепь, которая оканчивалась огромной квадратной булавой, живенько проассоциировавшейся у Ветки с камнями, которые привязывают на шею некоторые любители при утоплении. Другая рука отсутствовала — но протезист ужасного белокожего мужика двух с половиной метрового роста был большим оригиналом. Ветка сглотнула. Однако звенящая пустота внутри не давала сделать ни шагу назад. «Посмотрим, чего ты стоишь», — подумала Ветка, и тут же поняла, что это не ее слова.

Но это ее выбор.

Делай, что можешь, и будь, что будет.

Ветка оглядела трещины на льду; оценила героическую попытку темноволосого мужчины встать (он поднялся, но понятно было, что человеку нехорошо); белый вражина неспешно приближался, вразвалку, вольготно, абсолютно уверенный в неуязвимости. Мелкая эльфиечка, которую он приметил боковым зрением, тут ничего не решала.

«Это есть наш последний… и решительный… бой…»

Белого тем временем подводило позерское желание обязательно аккуратно расплющить бородатого квадратной дурой, которая и поднималась с трудом, и летала произвольно, не подчиняясь заданной траектории. Бородатый по ходу пьесы уворачивался с большим трудом; лед вокруг него сотрясался и брызгал осколками, а его собственные усилия достать противника мечом, который оказался намного короче цепи кувалдометра, пока что были безуспешными.

«Тут мы и помрем», решила Ветка, «я и король», - и отчего-то такой вариант не показался ей наихудшей версией кончины.

Морда зла окончательно обрела узнаваемые черты.

Тем временем обстоятельства немного подыграли Ветке — белый, наконец, упустил свое приспособление в пролом между льдинами, и оно мгновенно ушло на дно; и начал рубить бородатого жутким секирообразным протезом. Не слишком рослый, зато плотный даже на вид, бородатый удачно отбил два удара, каким-то образом оказавшись, как минимум, не слабее огромного чудовища; но затем получил жуткий удар, который опрокинул его на спину, но одновременно и отбросил по льду в сторону.

Бледный орк неспешно двинулся к упавшему.

Ветка оценила лед, обстановку, нажала пару кнопок на айфоне, и запустила его по льду в намеченную сторону. Белый сделал еще шаг; и за его спиной во всю мощь оставшегося в аккумуляторе электричества взвыла полицейская сирена.

Бледный орк невольно шарахнулся, присел и нервно заозирался; Ветка рванулась вперед и заняла позицию между бородатым мужчиной и отпрянувшим орком. Тот тем временем безошибочно определил направление, откуда шел звук, взревел и раздраженно опустил на айфон ножищу. Брызнули осколки пластика и стекла.

Ветка хищно сощурилась. Ну, мужик, заплатишь. По замыслу, орк должен был свалиться в трещину между льдин — но айфон пролетел немного не так, как намечала девушка. Эх, в хоккей играют настоящие мужчины, а трус не играет в хоккей…

Эльфийский плащ мешал Ветке, и она сорвала его. Напружинилась; в узком черном защитном жилете поверх серой олимпийки, в облегающих темно-серых бриджах с прошитой замшевой леей, черных сапогах под колено, и сером шлеме с тусклой металлической полосой от лба к затылку. Темный тонкий силуэт на фоне льда.

На ней осталась эльфийская перевязь с мечом на спине. Ветка сжимала руки перед грудью и напряженно надеялась, что не покажется орку опасной, и он пойдет прямо на нее.

— Уходи! — раздался сзади красивый баритон. — Это мой бой! Или дерись! Доставай оружие!

— Лежи уж, — напряженно сказала Ветка.

— Что-о?..

— Здравствуй, красавчик, — обратилась Ветка к орку и улыбнулась. — У тебя шрамирование или неудачно унитаз об морду разбил?

Мыслей было у нее три — мечом тут делать нечего; надо тянуть время, тогда квадратно-гнездовой лысик переплющит мелочь и придет сюда; собранность, концентрация Ци и точность.

Орк чуть притормозил, впрочем, совсем немного, и ухмыльнулся.

Проскрипел:

— Что, понравился?

— Надежда, — назидательно сообщила Ветка, — умирает последней.

И, мысленно перекрестившись, подняла руку, в которой была зажата мощная лазерная указка, болтавшаяся на ключах вместо брелока.

Орк улыбнулся, делая следующий шаг… и получил заряд лазера в правый, практически бесцветный глаз.

Эффект, как и в случае с драконьей майкой, оказался гораздо выше ожидаемого — орк взвыл так, словно ему воткнули в голову раскаленный гвоздь. Все движения предельно ускорились: Ветка, не пытаясь поразить второе око врага световым мечом, бросилась под свистящую секиру и успела густо залить оставшийся целым глаз спреем из перцового баллончика от собак. Сгруппировавшись, отскочила — рост противника давал ей преимущество, и снова ринулась вперед, удачно попав спреем снова. И опять отскочила, но теперь менее удачно — ослепленный белый орк в бешенстве молотил пространство вокруг себя, и лишь вскользь задел девушку, которая, тем не менее, упала на лед, крепко приложившись головой.

Поднялась, мысленно поблагодарив разработчиков защитного снаряжения — орк бесновался в опасной близости от наполовину вставшего бородатого. Ветка подскочила к мужику и подставилась под его раненый бок, рассудив, что если он еще не в обмороке от болевого шока, то целой конечностью может продолжать драться. Она успела оттащить дубового короля (или как там его) на целых десять или двенадцать шагов, как орк замер.

Ветка вздрогнула и тоже замерла. Бородатый понял и также застыл.

Из глаз белого верзилы текли слезы, но, видимо, он восстановил самообладание, и уже что-то начал видеть, хотя бы силуэты на фоне льда. Кроме того, он прислушивался и принюхивался, и довольно и широко улыбнулся, бесспорно обнаружив цель. В этот же момент бородатый мужик обмяк и начал оседать. Ветка отпустила его и выхватила меч.

Вот теперь точно — полный конец обеда.

Орк взревел и развернулся к противникам.

Ветка сжала зубы и подняла меч. А потом, сообразив, что чем ближе к лежащему на льду мужчине будет происходить схватка, тем хуже, сделала два шага вперед.

… Эти два шага…

… Глядя на перекошенную морду белого орка…

… Возможно, первые две руны легли на чистые страницы ее настоящей судьбы в этот момент. Кто знает?..

И Ветка встретила удар жуткой секиры, но следила уже не за противником. Концентрации не хватило.

Потому что прямо к ним по небу летел гигантский орел, а в его когтях болтался огромный медведь. Следом величественно махали крыльями еще две птицы.

Нервов у Ветки не осталось. Едва сумев спустить удар секиры по эльфийскому клинку, девушка смялась, словно кукла. Одно из ответвлений сложносочиненной секиры белого орка прошлось по ее защитному жилету, прорубив его насквозь. И, как показалось Ветке, и ее тоже. Девушка упала.

Орел выпустил медведя… и тот гигантской горой взвился над орком, схватил его лапищами. Орк, попав в объятия медведя, а потому лишенный возможности ударить секирой, взвыл… противники покатились по льду, воя и рыча. Орлы взмыли вверх и полетели в сторону Эребора.

Медведь тем временем одержал верх, и потащил белого орка куда-то, держа в пасти его голову. Секира царапала лед.

Ветка с трудом села. Проводила орлов взглядом.

— Авиация… — перевела взгляд на жуткую полосу крови, тянущуюся длинной дугой за камни. — Приятного аппетита…

Кое-как встала, подтащилась к бородатому мужику. Почему никто не бежит с фанфарами? С носилками? С букетами роз?..

Обхватила, посадила, подперев куском льда; распахнула тулуп, сунула руку под кольчугу. Кровь была вязкой, словно ртутной; и ее было много. Ветка, шатаясь, сделала несколько шагов, подняла эльфийский плащ. У нее иссяк запас даров из другого мира — оставался всего один, но это не был стерильный перевязочный пакет. Ветка сложила шелк во много раз, засунула руку под кольчугу и прижала рану. Мужик застонал, и…

Открыл глаза.

Протянул руку, обхватил Ветку за плечи, не сводя с нее взгляда.

Ветке опять помог не отвесить челюсть ремень шлема: такие поразительные синие глаза она видела первый раз в жизни. Все лицо бородатого приобрело удивительную четкость, словно осиянную и королевским титулом, и долгими страданиями, и невероятным мужеством. Ветка не была поклонницей растительности на лице… но настолько удивительной мужской физиономии ей еще видеть не доводилось, несмотря на коллекцию симпатичных эльфов, изученную накануне.

— Ты… это, — сказала Ветка. — Вроде все придурки разбежались, надо продержаться, пока придет твой лысый друг…

Сердце колотилось у ребер. В теле после боя поднимался странный жар, как будто распирающий; как будто у нее было полным-полно сил, и их хватит на то, чтобы утащить бородатого со льда, и на то, чтобы завалить еще одного шрамированного орка. Ветка никогда не испытывала ничего подобного; бородатый же продолжал смотреть на нее во все глаза, одной рукой обхватывая плечи, а второй прижимая к боку ее руку поверх кольчуги.

Надо было еще что-то сказать… эта пауза жгла и удерживала, как будто пространство между ними было раскалено добела.

— Орлы прилетели… сбросили бурого мишку… мы победили, — немного неуверенно сообщила Ветка, тяжело дыша; воздуха не хватало, и она вдыхала ртом, стараясь хоть как-то угомонить бешеную истерику организма.

— Торин, — сообщил мужчина. — Дубощит. Из рода Дурина. — Обхватил широкой ладонью в перчатке Веткину шею… и поцеловал.

В силу множества разных обстоятельств Ветка не целовалась. Не целовалась, и все. Этот поцелуй, если исключить тинейджерские опыты в школе, был первым. Зато она поняла, чего так настойчиво требовало ее тело, переливаясь жаром и выжигая впечатления боя — именно этого. Чтобы остановиться; чтобы поставить точку, чтобы осознать — жива.

Губы были твердыми и настойчивыми, а борода совсем не кололась. Этот тоже пах металлом, оружием, кремнем. И кровью.

Ветка чуть не задохнулась, пока наконец железная длань не соизволила отпустить ее затылок. Одновременно с этим ушли и силы. Девушка перестала поддерживать короля, но тот сам оперся на здоровую руку. Ветка тихо прилегла на грудь мужика, закрыв глаза и выдохнув. Единственное, на что теперь хватало сил — удерживать на ране сложенный эльфийский плащ.

— Ты потерял много крови, — замученно-драматично прошелестела Ветка. — Нам нужна помощь… я тебя отсюда одна не вытащу.

— Я не один. И ты не одна, — торжествующе, хотя и негромко, сказал у нее над ухом Торин Дубощит. — И ты права. Мы победили.

========== Глава 7. Эребор ==========

Ветка воспринимала мир нечетко, как сквозь толщу воды.

Торину Дубощиту, несмотря на весьма убедительный поцелуй, сил подняться не хватило. Он был изранен, буквально измолочен белым орком. Но зато на льду откуда-то появились другие серьезно вооруженные, похожие на Торина крепкие мужички, которые хором голосили что-то радостное. Покрытые слоем грязи, крови, пыли, измотанные, они всеми силами показывали, что бодры и веселы.

Торин не отпускал руку Ветки, прикрыв глаза. Из разбитых штандартов орков и раскиданного повсюду оружия собирали носилки; Торин раскричался, требуя отыскать каких-то Фили и Кили. Ветка пребывала в состоянии блаженного идиотизма. Когда короля поднимали и укладывали на импровизированное ложе, Ветку от него забрали и прислонили к круглому рыжему дядьке, от которого пахло едой. И это было намного лучше, чем к камню или глыбе льда.

К ней подошел давешний коротышка, принятый было за ребенка.

— Бильбо Бэггинс, из Шира, к вашим услугам. Искренне признателен за ваше своевременное появление. И от имени гномов я вам также нижайше благодарен.

— Ветка. Гномов? Каких гномов?

— Вы не знаете, за кого сражались?

— Я дерусь… просто потому, что дерусь.

— Вы наемница?

— Можно и так сказать… простите, уважаемый Бильбо, мне не слишком хорошо. Если честно, я дралась первый раз, — прошептала Ветка. Потом отслонилась от рыжего. — А вправду, окажите мне услугу?.. Составьте компанию. Я сейчас как-то не очень в смысле ходьбы.

— С удовольствием. Это мое основное занятие — составлять компанию…

Ветка, шатаясь, прошлась вокруг места побоища, старательно перешагивая трещины во льду. Отыскала ключи и баллончик, отлетевший далеко в сторону от поля боя. Затем, постепенно приходя в себя, пошла по следам крови на льду, оставленным белым орком.

Бильбо следовал за ней. Тем временем сзади раздался хор счастливых голосов — повторялось имя «Кили».

— Как славно, — сказал Бильбо. — Эльфы сумели выручить младшего племянника короля! Это поистине чудесный и радостный день. Что вы еще ищете?

— Вот это, — сказала Ветка.

Девушка остановилась в неширокой лощинке возле озера, окруженной камнями. Было такое ощущение, что здесь пролилось море крови; валялась вырванная рогатая секира белого орка, и много клочков бурой шерсти. Однако тела врага Ветка не обнаружила — только кровавые следы медведя на льду озера, направленные прочь от этого страшного места. А вот дальше по следам виднелись изломанные черные трупы, более мелкие, чем белесый Веткин соперник. Мишка уходил красиво.

В острых обломках гранита, окружающих кровавую лужу, имелось узкое отверстие, видимо, вход в пещеру.

Навскидку Ветка сочла бы, что большой орк туда не пролезет, даже без секиры; тем не менее камни по краям были густо изгвазданы кровью.

— Есть шанс, что он свалил, — сказала Ветка. — А это значит, что у меня тут появился враг. Это лучше, чем ничего.

— У вас тут появилось тринадцать… надеюсь, что четырнадцать верных друзей, — сказал Бильбо. — Соратники подгорного короля и он сам. А это намного лучше, чем всего один враг. Азог Осквернитель мог и умереть в этой пещере, хотя лично я лазить проверять не стал бы. И… один раз он уже уцелел в подобной ситуации.

— Во-во. Спасибо… за сопровождение, и за слова про друзей, — Ветка сумела довольно бодро улыбнуться. — Пойдем назад?..

Когда они вернулись, народу прибавилось. Тут возник израненный, но неприлично радостный темноволосый и темноглазый парень на носилках, сделанных из двух эльфийских плащей и длинных копий орков; остроухая барышня в зеленом платье, которая неотрывно удерживала его руки. Ветка приметила сверкающую светлым золотом голову. Рванулась — но нет… это был совсем незнакомый эльф, моложе и чуть ниже Трандуила.

Тем временем завязалась дискуссия — часть гномов твердила, что надо срочно уносить короля; другие требовали сперва убедиться, что некий Фили мертв, а это требовало каких-то дополнительных сложных манипуляций. Торин, несмотря на то, что основательно позеленел, разрешил спор — сперва отыскать Фили. Спустя пятнадцать или двадцать минут указанного Фили нашли в расщелине, заполненной снегом, и успешно вытащили — эльф-блондин при этом показывал чудеса акробатики.

Фили оказался жив, хотя его поза навела Ветку на размышления о самых тяжких переломах, которые только приходилось видеть каскадеру. Но, судя по всеобщему ликованию, у гномов запас прочности для реабилитации был больше человеческого, и раз жив — значит, дела обстоят лучше не придумаешь!

Теперь небольшой отряд был готов спускаться с кручи.

Торин, который во время спасательной операции выслушивал отчеты о военной кампании, беспокойно заворочался, когда его подняли:

— Девушка! Где девушка?..

— Тут я, тут… — Ветка, пребывавшая в состоянии апатии, не в силах была оторваться от теплого рыжего дивана.

Бомбур, польщенный таким вниманием, подкармливал ее какими-то раскрошенными кусочками пищи из своих карманов, и Ветка послушно жевала, даже не выяснив, что это такое. Голод, который было проснулся, утих быстро, но слабость и дрожь в поджилках осталась. Все, о чем могла думать Ветка — это «маньяк на воле», и «на горшок, и в люлю».

Гном подпихнул Ветку к королю.

Ветка с большим удовольствием прилегла бы на носилки рядом, так как путь вниз пешком ее не радовал заранее. Сюда она взлетела в состоянии некоторого аффекта, а вот обратно… Но гордость — страшное дело. Пришлось стоять и ловить взгляд синих глаз.

Дубощит улыбнулся и взял Ветку за руку, намереваясь, видимо, произнести какой-то пламенный спич…

И тут на лед неторопливо выступили эльфы — Трандуил, который отчего-то сразу гадюкой уставился на эльфа-блондина, Мэглин, еще три незнакомых Ветке воителя. И два человека. Высокий потрепанный брюнет, и с ним еще один человек в тулупе, вооруженный орочьим копьем.

— Рад видеть тебя живым, Торин Дубощит, хотя и удивлен, — сказал Трандуил.

— Эльфы здорово помогли. В сражении с орками, — тут же встрял Бильбо, видимо, поясняя для Торина какой-то неочевидный факт, и попутно смягчая некий воображаемый угол.

— Благодарю вас, мистер Бэггинс, — сказал Лесной король, — но я способен сам определить и описать степень участия моего народа в битве… и оценить его потери. Но я вижу, король ранен. Когда вы доставите его в Эребор, я пришлю целителей. Тауриэль… Леголас.

— Мы сопроводим гномов в Город-под-горой. Я приду поговорить с тобой, но позже, — сказал блондин. Девушка просто молча закопалась лицом в одежду на груди раненого парня, не разжимая объятий.

— Ожидаю вас на закате, — Трандуил чуть склонил голову и остановился взглядом на Ветке. Сделал весьма убедительный удивленный вид.

— Но что я вижу, Торин Дубощит! С вами вместе сражалась дева?

— Она… спасла мне жизнь, — сказал Торин, патетично приподнявшись на локте и обращаясь к группе гномов, эльфов и людей, обступивших его носилки.

— Она и меня здорово выручила, — доброжелательно поддакнул Бильбо.

— Странно, — медленно сказал Трандуил, и глаза его крайне неприязненно засияли. — Я могу сказать почти то же самое. Ольва, ты не находишь, что совпадения весьма любопытны, и… не могут считаться случайными?

Ветка нахохлилась, потихоньку пытаясь выкрутить свои пальцы из стальной длани полумертвого, но совершенно не ослабевшего гнома.

— Знаешь, Трандуил, — сказал Торин, — если тебе по каким-то причинам не пришлась по нраву ее помощь, мы с удовольствием оставим девушку у себя.

— Ты не был бы столь уверен, если бы знал о ней то же, что знаю я!

— И знать не хочу, — с удовольствием сообщил король-под-горой. — Ты пойдешь с гномами Эребора, девушка?

— Я… — Ветка беспомощно озиралась: слева возле нее с заботливым видом (уж насколько получалось) стоял лысый силач из числа гномов, а справа подошел Мэглин, непривычно серьезный и подтянутый. Темноволосый эльф пытливо заглядывал Ветке в глаза.

Трандуил метал молнии очами, не двигаясь с места. Его доспехи были посечены, а серебряный плащ разорван. На щеках — тонкие царапины и грязь — видимо, размазанные капли черной крови. Волосы сбились, но лишь слегка, и простой венец — ни короны, ни шлема — удерживал их надо лбом.

— Я… я… — замямлила Ветка.

— Пойдем, лапушка, — лысый накрыл Ветку откуда-то взявшейся меховой курткой, и улыбался кривовато, но несказанно обаятельно. От этого гнома веяло такой окутывающей, теплой силой, что Ветка невольно поддалась ему.

Торина подняли и понесли; дальше медлить было нельзя — несмотря на достаточно оживленные диалоги, король слабел, теряя кровь, и Кили также; а третий раненый так и не очнулся. Пожилой гном озабоченно жевал губы и ощупывал его руки, как будто не желал упускать ни одного удара пульса.

Эльфы и люди стояли на льду озера, пропуская носилки и гномов.

Ветка сделала несколько шагов в тяжелых крепких руках лысого бородача.

Как вдруг словно проснулась — вывернулась и бросилась к эльфам.

— Мэглин! Трандуил! Вы коня не видели? Герца?..

Трандуил хищно сощурился.

— Конь у меня, — сладко сказал он.

— Отдай… коня!..

— Я подумаю над твоей просьбой, — на этом Лесной король, словно вспомнив что-то, развернулся, и эльфы пошли прочь — примерно туда, куда вели кровавые следы медведя — возможно, там был другой спуск с Вороньей высоты. Черноволосый человек шел за эльфами, но постоянно оглядывался.

Ветка металась взглядом от медленно двигавшегося кортежа с носилками, на которых лежали чудом спасенные гномы, к высоким силуэтам, окутанным шелковыми плащами…

И с чувством прошипела в серебристую спину:

— Козел рогатый…

Тут же ей в бок, там, где его не закрывал жилет, уперся кинжал.

— Не смей называть так моего отца.

Ветке было уже ничего не страшно. Она повернулась — эльф-блондин, оставшийся с гномами, ожидаемо убрал кинжал, но вид все равно имел грозный и сердитый.

— А то что? — привстав на цыпочки, Ветка практически уперлась эльфу в нос носом. И да, он тоже был красавчиком.

— Она бешеная,- блондин шарахнулся, — ее варги не кусали? Где вы взяли ее?

— Сама пришла, — с удовольствием пояснил лысый, успевший сказать, что он — Двалин. — Давайте быстрее, дети Дурина истекают кровью. Нам надо скорее попасть в Эребор. Там Даин, и это может многое означать…

Ветка некоторое время крепилась, шла молча, держась мощного Двалина, который реагировал на это более, чем положительно. Потом все же подошла к молодому белокурому эльфу, идущему (точнее, прыгающему по камням) в стороне от разбитой старой тропы, и сказала:

— Ладно, извини. Он король и все такое. Но он разрешил мне называть его на ты, между прочим.

— Что-о?

— Один вопрос. Ты на мыши летел?

— Летел.

— Понятно.

Леголас, если и желал разъяснить, почему девушка спрашивает его об этом, промолчал. Он уловил отношение отца к чужеземке в странной одежде как негативное, но пока не смог составить собственного мнения, кроме как по ее неосторожным словам в спину Трандуила, а потому просто отошел прочь.

Ветка вернулась к Двалину и повисла на нем. Судя по тяжелому дыханию гнома, тот тоже был не особенно бодр.

Ветка же белой завистью завидовала эльфам… да и гномам. Она почему-то была уверена, что они сражались дольше, но держались намного лучше ее самой.

Немного саднило плечо — там, где секира Азога рассекла защитный жилет, но Ветка так замерзла, что едва обращала на это внимание.

Когда они проходили небольшую площадку, на которой Бильбо и Торин удерживали наступление мелких гоблинов-наемников, Ветка слабо улыбнулась — местечко выглядело именно так, как она и думала. Множество расплющенных в блин трупов; некоторые поверженные враги еще шевелились. Гномы и Леголас добивали их.

Двалин оставил Ветку на минутку, и подобрал свой молот.

Тем временем среди гномов откуда-то появился высокий человек в длинной серой одежде. Он шел возле носилок Торина и беседовал с ним. Реальность начала понемногу уплывать от Ветки, и Двалин, несмотря на собственную усталость, все больше и больше подставлял ей широченное плечо. В конце концов, девушка сообщила ему:

— Слушай… меня сейчас то ли стошнит, то ли я упаду… ты извини, может, вы меня оставите тут?.. А я потом как-нибудь…

— Гномы своих не оставляют, — возразил Двалин, и подхватил ее на предплечье левой руки. Ветка даже не смогла поблагодарить — просто обхватила мощную шею руками, прижалась плотнее и сидела тихо, борясь с дурнотой.

До нее доносились обрывки разговоров. «Не может быть!» «Так и случилось». «И где она?» «Вон там, на руках Двалина». «Двалин, клади ее на носилки рядом со мной!»

Уютное гудение около уха — «Я донесу…»

«Она сказала, как ее зовут?» «Трандуил называл ее Ольвой, и явно знал ее». «Прошу прощения, с вашего позволения, она назвала мне имя Ветка». «Надо торопиться, Торин. Даин готов занять престол, и объявить тебя погибшим. Доверяешь ли ты ему?» «Все гномы до последнего стоят друг за друга!» «Но на кону Эребор… Я уже думал, не попросить ли вам временно убежища и приюта в Дейле, особенно пока там Трандуил… ему надо собрать павших — эльфы никогда не оставляют своих на полях битв». «Я не стану укрываться в человеческих руинах, и просить защиты у лесной феи!» «Гномы упрямы и не всегда разумны, Торин Дубощит!» «Несите меня в Эребор! Скорее!» «Не так прытко, тебе надо залечить раны и окрепнуть, и все это время ты будешь находиться в руках Даина… не оставляйте друг друга в Эреборе, оставайтесь в одном месте». «Я сумею позаботиться о себе и своих гномах!» «Прекрасно, но я бы все отдал, чтобы не допустить распри — Эребор нужен Средиземью в надежных руках, ибо враг не дремлет…»

И что-то на тему павшего дракона.

Этого Ветка уже не расслышала, задремав прямо на руках Двалина, плотно уткнувшись лбом, носом и губами ему в шею, куда-то под бородой.

***

На каменном потолке метались отблески пламени. Было темно; где-то слышалось невнятное бормотание, шаги; звяканье металла, шуршание одежд.

Ветка снова просыпалась так, как будто было лучше этого не делать. Тело болело. Очень болело правое плечо.

Наученная горьким опытом, она сперва, лежа неподвижно, постаралась убедиться, что все произошедшее не сон; далее — что она не связана. Пошевелилась. Левой рукой ощупала правое плечо — тугая повязка захватывала половину руки и половину грудной клетки справа. Ветка нервно провела руками по телу — да, на ней из одежды оставались только плавки, даже компрессионные тренировочные гольфы отсутствовали.

Она лежала в постели из грубоватой, но чистой ткани, под одеялом, сшитым из овечьих шкур. И почему-то ощущения ткани на теле воспринимались как очень приятные.

Пространство было насыщенно запахами — масло, огонь, металл, камни, люди, шерсть, травы; но воздух был свежим, и достаточно прохладным.

Ветка потянулась левой рукой — на столике, рядом с небольшим светильником она увидела кружку — там была вода. С некоторых пор Ветка настороженно относилась к любой воде, которую ей предлагали тут, но рот пересох. Капризы пришлось оставить на потом.

Ветка кое-как напилась, села. Одежды не было, сапог тоже, зато там же на столике лежал ее арсенал. Ключи с лазерной указкой в виде брелка. Баллончик с перцовым спреем и нарисованной перепуганной собакой. Паспорт, под обложку которого были вставлены пара пропусков, проездной билет. Маленькие кусачки для ногтей. Гигиеническая помада. Плоская упаковка бактерицидного пластыря разных размеров. Нунчаки, которые Ветка засунула за пояс еще перед прогулкой Герца на ипподроме для веса — последнее оставшееся неиспользованным оружие. Ветка вспомнила, как она прикидывала, будет ли толк от нунчаков, даже утяжеленных свинцом, в случае их применения на голове белого орка. Получалось неубедительно, и Ветка отказалась от любимого оружия в пользу более эффективных, хотя и менее эффектных вариантов. Немного денег: и бумажек, и монеток. Ветка со странным чувством дежавю посмотрела на хрусткую купюру, которая еще три… четыре… или пять?.. дней назад была совершенно новой, как будто свеженапечатанной банкиром, любителем собак.

Нет, ребята. Второй раз вы меня не купите.

Ветка взяла гигиеническую помаду, намазала губы. Потом открыла и изучила паспорт и все бумажки, которые имелись — бумажные деньги, пропуска. Гербы, драконы, лошади, здания, бородатые рожи, ее собственная фотография — ну нафиг, мало ли какой символ тут усмотрят местные!

Ветка по одной начала подносить бумажки к огню… и бросать на кованый столик.

И хотя Ветка успела мысленно сходить в полицию, написать заявление об утере паспорта, она все равно не могла отделаться от мысли, что ее действия носят какой-то символический характер. Паспорт. Деньги. Пропуска.

Отче наш, великие валар, какое счастье, что я не сделала татуировку в виде дракона, особенно после просмотра почти одноименного фильма. А ведь хотела.

Но дым привлек внимание.

— Ты проснулась?

========== Глава 8. Огонь и камень ==========

Ветка жила в самой странной комнате, которую только могла себе представить.

Помещение было просторным, снабженным тяжелой дверью из вековечного дуба, обитой железом по углам. Ровно посередине стояла кровать — ее оттащили от сырой и холодной стены, застелили свежей постелью, поставили рядом кованый столик, и увесистый кованый же стул, на сидении которого, как и на ложе, лежала овечья шкура.

От этой меблировки до входной двери тянулась протоптанная в пыли дорога жизни.

Остальная часть комнаты затихла в паутине и неподвижном покое. И огромное зеркало из полированного металла, и два гигантских шкафа в глубине, и туалетный столик, на котором стояли припорошенные баночки и шкатулки, и открытые вешалки с одряхлевшей за десятилетия одеждой, и еще один небольшой столик с рукоделием, украшенный двумя массивными трехрожковыми подсвечниками — все было подернуто тленом. Здесь давно не убирали в силу веских, очень веских причин.

Это была внешняя комната — в стене узкое окно наружу, которое, при необходимости или если дуло, закрывалось специальной подушечкой.

Давным-давно эта комната принадлежала знатной даме, которая канула в вечность — или погибла при атаке Смауга, или ушла с остатками своего рода к Синим горам.

Из комнаты был выход в небольшую туалетную — тут, к великой радости Ветки, также было металлическое зеркало, совершенно не потускневшее, и вода.

Вода эта постоянно текла по желобу, и ее можно было зачерпнуть, вымыться в низкой ванне или полить себе на руки. Печи в горе пока бездействовали, угаснув после изгнания Смауга, так что вода предоставлялась только холодная.

Была и канализация, следовало опять же зачерпнуть из источника и попросту смыть нечистоты. Сам родниковый поток, разбегающийся по желобам, загрязнять разумно запрещалось.

Ветке какая-то добрая душа выстирала одежду, и через три дня, когда девушке полегчало, она начала бродить по замку. С дозорных площадок у разрушенных, но наспех восстанавливаемых врат Эребора был виден Дейл.

Дейл, где сейчас находился Трандуил.

Двалин рассказывал Ветке ужасные истории о том, что происходило снаружи, пока она набиралась сил.

Торин, продержавшись всю дорогу до Эребора, впал в городе-под-горой в темное беспамятство. Его верные соратники, помня о предостережении Гэндальфа, стояли на страже круглые сутки, не оставляя его и не оставаясь поодиночке сами.

Раненых наследников Дурина собрали в одной зале. От Кили практически не отходила Тауриэль. Жизнь Фили висела на волоске, и только время и эльфийские тайны врачевания могли дать молодому гному шанс.

Даин вел себя крайне странно — не будучи подверженным драконьей болезни, он поддался всепожирающей жадности, хитрил и лукавил. На день по три раза объявлял, что Торин скончался, стоило тому намочить повязки кровью или сильнее окутаться жаром недуга.

Даин кричал, что это его Железностопы отбили атаку орков, и что теперь и эльфы, и люди Дейла перед ним в неоплатном долгу, и обязаны платить дань.

Но и те и другие хранили молчание, ожидая возвращения короля из объятий болезни.

Эльфы, потерявшие из тысячи воинов почти четверть, что являлось несказанно высокой ценой для бессмертных и для Сумеречного леса, в первый же день собрали все тела, и отправили на повозках, привезших в Дейл пищу и скарб, в Лихолесье.

С павшими уехали часть свиты Трандуила и Леголас, но сам Лесной король и два десятка его подданных остались пока в Дейле. Эльф, говорят, ездит на дивной гнедой лошади, которая крупнее и умнее любых, виденных ранее.

Гномы на второй день занесли своих погибших глубоко вниз, в отработанные шахты Эребора, которые всегда были местом упокоения народа Ауле — выйдя из камня, возвращались в камень.

На третий день эльфы помогли людям и гномам собрать в огромные кучи тела орков и устроить костры. В этот день везучая Ветка как раз-таки добралась до открытых площадок города-под-горой и насладилась видом и запахом происходящего.

Рана на плече не была глубокой, но оказалась болезненной и поначалу воспалилась. Два дня Ветку терзал жар.

До прибытия эльфийских целителей ей помогала Тауриэль. Это эльфийка раздела и уложила Ветку после прибытия в Эребор. А вовсе не кто-то вроде Двалина, как втайне опасалась девушка. Гномы — такие, с них станется!

Целитель в широкой тускло-серой мантии коснулся Ветки единственный раз, оставил отвар трав в узком кувшине — и, не найдя для себя ничего интересного, ушел к принцам и подгорному королю.

Когда Ветка на четвертый день уже вполне бодро осваивала громадные помещения Эребора, стараясь держаться «своих» гномов, король-под-горой едва-едва начал есть, с помощью целителя избавившись от жара, и восстановив силы хотя бы настолько, чтобы сидеть, опираясь о подушки.

Слегка присмиревший перед лицом очевидно идущего на поправку Торина Дубощита Даин, Трандуил, и Бард — избранный народом новый правитель Дейла, уроженец сожжённого драконом Эсгарота — ожидали свои доли.

Торин, отправивший ворона в Железные холмы, тогда же послал и птиц в Залы Торина, в Синие горы. Оттуда пришел ответ — в Эребор вышли гномы, готовые оставить насиженное место на чужбине и вернуться в отвоеванную вотчину. Торин постоянно справлялся, не идут ли они — ибо Даин не всегда вел себя, как родич и добрый гость.

Воины Даина отыскали в кладовых в недрах Эребора зерно, масло и вино в укупоренных воском глиняных кувшинах ростом с человека. Пища не испортилась за десятки лет. Она не была нужна дракону и осталась нетронутой. Народ Дурина мог небогато, но вполне сносно пережить эту зиму, начиная одновременно торговлю, для которой требовались повозки, лошади и люди.

Между тем, поделить сокровища Эребора следовало немедля.

Дейл, разрушенный, голодный Дейл должен был послать купцов за провиантом и самым необходимым для жизни. Даже развалины Эсгарота не помогали этим беженцам — в Озерном городе давно уже не было богатств и запасов. Люди надеялись начать жить заново на новом месте, но для этого нужно было золото. Сейчас же выжившие после нападения Смауга и в битве с орками несказанно страдали в развалинах.

Трандуил стоял на своем — белые камни Ласгалена и часть сокровищ Эребора, равно как и часть величия победы над орками, принадлежит Сумеречному лесу.

Даин попросту неоднократно предлагал Торину «распилить» сокровищницу пополам. «Каждый мой гном возьмет столько, сколько сможет унести, — говорил Даин, — и тотчас мы покинем Эребор, а ты, кузен, ожидай своих, оголив зад и оставшись без охраны».

Ветку кормили однообразно и небогато. Эльфийка, которая меняла повязки и проверяла, как заживает рана, держалась сухо, поджав губы, и уходила сразу же.

Ветка довольно скоро поинтересовалась у Тауриэль, на какую мозоль она ей наступила, но стражница ответила, что это ей, Ветке, предстоит узнать самой, и что ни одна эльфийская дева никогда не станет ее подругой. «С легкостью обойдусь», - решила Ветка.

Пауза, несмотря на суровые обстоятельства, была кстати. Ветка многое сумела разложить в голове по местам. Хотя она очень радовалась хоббиту Бильбо, Двалину, да и вообще любому из гномов, кто находил часок для того, чтобы поводить ее по Эребору и порассказывать предания о драконе. Так она довольно быстро познакомилась практически со всеми.

Кроме Торина, Фили и Кили.

Постепенно Ветка привела комнату в порядок, протерла зеркало, чтобы заниматься гимнастикой, и даже разобрала одежду. Некоторые ткани сгнили и рассыпались в прах, а другие — видимо, эльфийские шелка — сохранились прекрасно. Ветка подозревала, что ее верховые бриджи с эластаном, туго обтягивающие ноги и ягодицы, тут не слишком уместны — даже мужчины ходили в кафтанах, закрывающих ноги минимум до колена, что эльфы, что гномы. Ветка воспользовалась случаем, чтобы обзавестись гардеробом, хотя ей и казалось, что выглядит она, комбинируя вещи разных миров и эпох, просто по-идиотски.

Хуже всего было с сапогами для верховой езды. Эта обувь не предназначена для длительной ходьбы. И хотя сапоги обмялись и стали удобнее, Ветка настоятельно ощущала потребность в культурных и торговых контактах с каким-нибудь городом, наполненным рукастыми сапожниками.

И вот прошло уж шесть дней после возвращения короля-под-горой в Эребор.

На пятый день Торин сумел сам встать — это значило, пришло время собрать Совет Королей, а именно: Трандуила, Барда и Даина.

В день шестой после Битвы Пяти Воинств при людях из Дейла, эльфах из Лихолесья, гномах Железных Холмов и верных соратниках Торина, над троном в зале Дурина воссиял Аркенстон, заново закрепленный в предназначенной ему оправе.

Король возложил на голову корону и занял место на троне.

Ветка созерцала торжественную часть с высокой галереи. Никто из приятелей не сумел ее сопровождать — все были с Торином Дубощитом.

Двалин отвел ее сюда заранее и оставил, снабдив корзиной кислых, чуть сморщенных, осенних яблок.

***

Ветка видела сверху, как сквозь невосстановленные пока врата Эребора входят гости. Даин был уже тут, по правую руку от Торина и его соратников, обступивших трон. Трандуил сверкал и блистал, как и восемь эльфов свиты, пришедшие с ним. Бард, тот самый черноволосый мужчина, которого Ветка видела на льду озера, явился в богатом кафтане, с роскошным оружием, и также с восемью гражданами Эсгарота, а теперь Дейла.

Торин после коронации и воссияния Аркенстона не остался на троне — спустился, усадив трех королей за квадратный стол, и сам занял место рядом с ними. Все резные стулья с высокими спинками были одинаковыми.

Ветка грызла яблоки и запивала их водой. Ей остро не хватало поп-корна и возможности добавить звук.

Свара, разыгравшаяся внизу, была достойна созерцания.

Даин бил по столу кулаком. Бард принимал патетические позы, и в неудачном ракурсе сверху периодически ассоциировался у Ветки со статуями дедушки Ленина.

Даже Трандуил вскакивал, и мантия его то взлетала, то опадала от широких загребающих жестов руками.

Трижды сгущались тучи и звенела сталь: эльфы клали стрелы на свои луки, ватага Торина ощетинивалась разнородным холодным оружием, гномы Железностопа, самые многочисленные тут, гремели мечами и топали, а люди, хотя и не пасовали, но размахивали секирами и копьями не так активно. Им придавал уверенности только их предводитель.

Но в этот раз все обошлось миром и согласием.

Эти переговоры были названы впоследствии Великим разделом сокровищ и земель, и длились так долго, что Ветке осточертело за ними следить. Тем более, не все разговоры она понимала, а яблоки кончились. Она спустилась с галереи и боковыми коридорами вышла к вратам Эребора — посмотреть, на ком приехал Трандуил. Но увы,Герца не было среди пасущихся на жалких остатках вытоптанной, окропленной кровью травы, коней.

Ветка бы и раньше отправилась на поиски своего боевого товарища. Но с одной рукой на Герце, как и пред светлыми очами Трандуила, делать было нечего. Силы восстанавливались не так быстро, и Ветка отложила этот непростой вопрос на потом.

Сама вероятность попасть обратно в свой мир — хотя девушка и размышляла об этом подолгу — становилась исчезающе ничтожной. Значит, Герц не подлежал возврату и становился ее долгожданной собственностью.

Осталось убедить в этом Лесного короля.

Ветка стояла, вжавшись в нишу, когда мимо нее прошло посольство эльфов. Четыре эльфа позади Трандуила — Лантир был среди них, а Мэглина Ветка не заметила — несли два крайне увесистых на вид сундука. Трандуил был раздражен. Он получил свыше того, что планировал вначале. Короли по новой размежевали земли, уговорились блюсти границы друг друга, и оказывать помощь при нападениях. Но после того, как более двухсот эльфов были отправлены домой мертвыми, полученных сокровищ Трандуилу казалось недостаточно. Ему чего-то не хватало.

Ветку чуть не выдуло навстречу владыке с распростертыми объятиями, но она понятия не имела, как он на нее среагирует. Она знала, что короли просидели за своим квадратным столом с рассвета, когда был коронован Торин, до самого последнего луча закатного солнца. Им приносили пищу и вино, но Ветка не заметила, чтобы хоть один ушел на десять минуток от стола, где в это время остальные могли договориться о чем-либо нежелательном.

Тормозить Трандуила в такой момент Ветка совершенно не хотела, и за настроение его она не ручалась. Если бы девушка знала, что лесной владыка в тот же вечер покинет Дейл и отправится домой, она, вероятнее всего, вышла бы из убежища, и снова попыталась бы выпросить свою лошадь.

Но она не знала.

Бард взял долю в менее концентрированном виде: не драгоценными камнями, а металлом, который проще поделить и быстрее можно пустить в оборот — и от Эребора в Дейл потянулись повозки с золотом.

Пришлось пойти и на уступки Даину. Гномы Даина должны были в кратчайший срок восстановить врата Эребора и оборонительные сооружения, и уйти тотчас, как явятся те, которых Торин призвал из Синих гор.

Даину было позволено лично отобрать, взвесить сокровища, упаковать их, и временно разместить отобранное в зале, который занимали остатки воинства Железных холмов, жестоко прореженное войной.

Проводив взглядом Трандуила, проследив за перевозкой золота в Дейл, Ветка поняла, что переговоры, наконец, окончены. Теперь можно было поинтересоваться у венценосного гнома и о собственной судьбе.

Пока ей казалось, что Торин о ней забыл. Она несколько раз просилась проведать короля, пока он еще был тяжко болен, и все время Двалин усмехался и отвечал в духе соломоновых притч — всему свое время.

И так как повозки с золотом ушли в Дейл уже в ночи, Ветка отправилась спать.

***

Ветка несказанно радовалась возможности спать столько, сколько ее измученный дисциплиной организм пожелает.

Однако привычка есть привычка — она постоянно просыпалась не позже того момента, когда через крохотное утреннее окошко в ее комнату начинал проникать хоть какой-то свет. Так вышло и на следующий день после Совета Королей, после Великого раздела.

Ветка выскочила в прохладу комнаты, лихо щелкнула огнивом. Зажгла два масляных светильника. Умылась с одним из них в туалетной комнате. Взъерошила короткие волосы — хотя она и была светлой блондинкой, но не платиновой, и уж точно не осыпанной бриллиантовой пылью. Ну, тут уже не подкрасишься и не подстрижешься.

Надо же, она тут всего-то дней десять-одиннадцать.

Бегать по галереям Ветка стеснялась, а потому ей оставалась гимнастика перед зеркалом, и занятия с утяжелением в виде двух подсвечников. Правая рука пока слушалась скверно — и Ветка, в плавках, в спортивном бюстгальтере, занималась так, чтобы ее беречь. Судя по телу, Мисс бикини клуба «Бронза мускулов» находилась на жесткой сушке. Талия подтянулась, даже бриджи, прежде сидевшие плотно, стали свободнее. Все мышцы ног, ягодиц и спины в напряженном виде четко очерчивались. Предательская складка под ягодицами, где временами копился жирок, полностью исчезла. Прямые плечи разворачивались ровной буквой Т. Ветка мягко занимала соревновательные позиции, расслабив правое плечо — бинт уже не требовался, но царапина выглядела все еще достаточно гадко. Думала она о том, что скоро форму неизбежно потеряет — это искусственное телосложение не будет поддерживать само себя. Впрочем, то, что должно было прийти на смену созданному на белковых коктейлях тонусу, Ветку заранее устраивало. Она знала, как направить процесс в нужное русло, и полностью сохранить если не глянцевую эстетику, то функциональность.

В дверь постучали; Ветка не успела ничего сказать.

В комнату вошел Торин.

Король был хмур; всенощное бдение с Даином в сокровищнице, когда кузен торговался за каждую горсть монет, за каждый кубок, вымотало Дубощита. Он направлялся к себе, но заметил свет в тонкой щели под дверью.

И хотя он сам ни разу не навещал тут Ветку, хорошо знал, в каких покоях ее разместили.

Ветка уставилась на короля.

Было на что посмотреть: роскошная корона, мантия из драгоценного меха и бархата, богатое вооружение и доспехи…

Но и король уставился на Ветку.

Девушка мысленно сосчитала до пяти, потом сказала:

— Привет! Не спится?

— Прости! — выкрикнул Торин и повернулся спиной.

— Ничего. Мне привычно так ходить, я же не голая, — успокаивающе сказала Ветка. — Это вполне себе одежда. Погоди, я накину платье.

Платье, которое она успела подогнать по себе, было из плотного солнечно-желтого шелка. Носили его поверх нижнего платья или длинной, в пол, сорочки, но та расползлась от времени. Ветка рассчитывала надевать его с рубахой и бриджами, а сейчас просто так.

Широкое декольте открывало шею и плечи практически до края топа, а разрез подола спереди, отделанный галунами и вышивкой, заканчивался высоко над коленями.

— Как ты себя чувствуешь? — спросили они одновременно.

— Я — уже лучше, — сказала Ветка. — После того, как приходил эльф с травами, полегчало. Я, ты представляешь, и не заметила, что была ранена.

— Я не стал звать тебя на коронацию, — чуть смущенно сказал Торин, — из-за Трандуила. Мне сказали, что он ежедневно так или иначе справлялся сам или через своих эльфов о тебе. Я подумал, что, если ты будешь отсутствовать, не окажется лишнего повода для распрей. Сейчас, когда между нашими народами решены главные вопросы, можно вернуться и к вызволению коня, и к твоим тайнам, которыми владеет Трандуил.

— Ты запомнил? — с интересом уточнила Ветка.

— Я король. Я должен помнить все.

— Так как… как все же твои раны?

— Намного лучше. Но воинов… и королей не принято спрашивать об их ранах, — улыбнулся Торин. — Целитель уже покинул Эребор и уехал вместе с Лесным королем.

— Как уехал? А я? А конь?

— Ну они не на край света уехали, — усмехнулся Торин. — Добудем твою лошадь. Я найду, что предложить Лесной фее за этого удивительного жеребца. У Владыки душа торговца, а тут мы играем на моем поле.

Ветке казалось, что перед ней ее ближайший друг, которого она знает тысячу лет.

Который дороже всех, кого она знала в прошлой жизни, и который понимает ее так, как никто другой.

Они говорили о простых вещах, простыми словами — но Ветке было тепло на душе… так тепло, что она невольно улыбалась, разглядывая короля. О да, Торин выглядел куда шикарнее, чем там, на льду озера.

Но он остался тем же. И его синие глаза — тоже…

Ветка уселась на ложе, застеленное белой овечьей шкурой, и Торин сел рядом.

— Ты хорошо дерешься, — сказал король, рассматривая Ветку. — Теперь мне понятно, почему.

— Ты тоже… вполне. Ты даже раненый отбил удар этого чучела. Я впечатлена. Очень…

В уголках синих, как небо, глаз собрались лучики.

— …И кстати… король помнит все. Я не против был бы… повторить.

Ветка думала об этом.

И каждый день своего выздоровления, и когда в ее комнату вошел Торин.

Она в свое время потратила немало часов с психоаналитиком, лютой старой девой, подробно объясняющей, отчего и почему мужчинам нельзя доверять. Что они могут, а чего не могут. Почему взрослого мужчину нельзя поцеловать, не будучи готовой к немедленному продолжению в виде бурного и развязного секса. Почему нельзя пойти в ресторан или принять подарок. О, Ветка нашла своего идеального психоаналитика.

Но постулаты, которые успешно срабатывали в Веткином прошлом, казались устаревшими здесь и сейчас.

Ветка потянулась робко, осторожно, разрешая.

Торин, которому были невдомек ее тяжелые думы, вел себя куда как спокойнее. Он притянул Ветку поближе, заглянул в глаза, никуда не торопясь, полюбовался лицом; провел шершавой широкой ладонью по коротким волосам. Затем нежно взял губы девушки в свои.

Ветка растеклась — и телом, и мыслями. Она стремилась быть твердой и несгибаемой, а стала теплой, мягкой, пластичной.

Целоваться она не умела, а потому отвечала несмело. Дыхания не хватало, как тогда, на льду. По телу блуждали странные токи, как будто местами то начинал сильнее колотиться пульс, то возникала теплая тяжесть. Король по-прежнему пах металлом, камнем, огнем, табаком, слегка — травами, но не было запаха крови и боли.

Торин ласково очертил пальцами лицо девушки. Провел по щеке, по шее, удерживая второй ладонью затылок; коснулся ткани на груди Ветки. Потом спустил руку ниже, провел по талии.

Ветка замерла в поцелуе.

Жесткая рука короля осторожно легла на кожу бедра, проникнув в разрез платья.

И Ветка отпихнула короля, забыв, что его раны не так уж хорошо зажили, и с коротким вскриком отпрыгнула в угол. Тело само встало в боевую стойку. Ветка задыхалась, лицо ее покраснело, мышцы тела как будто свела судорога в предельном напряжении.

— Что ты! — прошептал Торин, поднимаясь с ложа. — Что ты, девочка, что ты… я никогда… никогда…

Ветка резко дышала через нос, не в состоянии ничего сказать.

— Великие праотцы, да ты… — Торин вдруг помрачнел, как туча. — Кто тебя обидел? Кто?..

Ветка пробовала продышаться.

— Я никогда не сделаю… ничего, что обидело бы тебя… причинило бы боль. Ольва, посмотри на меня. Ольва!

Ветка только помотала головой и выставила ладони вперед.

— Ольва! Это Трандуил? — голос Торина зарокотал, словно гром. Ветка немного овладела ситуацией и отрицательно замотала головой. Затем сухо сказала, практически без интонаций:

— Ты извини, мне надо побыть одной.

— Если не Трандуил, то кто? Как его найти? — вполголоса взревел король.

— Никак. Его нет. Не достать. Но я видела его лицо, когда дралась с Азогом. Много общего. Извини.

========== Глава 9. Таркун ==========

Ветка сидела на выщербленном от времени и частично раскрошенном каменном балкончике, свесив ноги вниз. Дейл был сейчас хорошо виден, казался обманчиво близким — на самом деле Эребор и город людей находились на приличном расстоянии. Чтобы пожать руку друг другу, королям пришлось бы седлать коней и ехать несколько часов.

Рядом с ней сидел Двалин и курил.

Крепкий дым ел Веткины глаза, когда порывы ветра кидали клубы в ее сторону.

Только что она ознакомилась с фактом, что Торин, Фили и Кили не являются братьями и сыновьями некоего Дурина, и что дела обстоят намного сложнее. Двалин, когда у него было время (в основном, он ворочал камни и ковал металл на восстановление врат Эребора), охотно проводил с ней время и в весьма простых выражениях повествовал о Средиземье, гномах и эльфах, людях и орках. Ветка слушала внимательно, хотя в бесконечных разъяснениях Двалина в духе «Авраам родил Исаака» путалась. В голове осело только представление об Илуватаре, Эа, айнур, вала Морготе, песнопениях как способе творчества и вала Ауле, которому уделялось особое внимание; а вот генеалогия рода Дурина запоминаться упорно не желала.

На полотенце между ними лежала разломленная краюха хлеба, щепоть соли в листке, и несколько вареных, уже облупленных яиц. Ветка горячо приветствовала любую белковую пищу. Лишний холестерин, по ее мнению, тут не угрожал никоим образом. И вероятно, Двалин бы удивился сверх всякой меры, если бы девушка стала вдруг выколупывать желтки и питаться одними белками, как это полагалось по ее тренировочному канону — тут любая кроха еды ценилась и уважалась.

И Ветка готова была бы поклясться, что пищи вкуснее черствого каравая и отварных яиц она никогда не ела.

— Двалин, а можно посмотреть место, где сидел дракон?

— В сокровищницу хочешь?

— Ну, меня туда пока не пустили. Я видела только зал, залитый золотом, в котором проходили переговоры королей. А интересно посмотреть, дракон все-таки. Я посмотрела оплавленные и разрушенные галереи, где он за вами гонялся… видела следы когтей. А вот ради чего он захватил Эребор, хотелось бы глянуть.

— Даин не постеснялся, — сердито сказал Двалин. — Торин считает, что сокровищ изрядно поубавилось. Люди из Дейла, которых внутрь не пустили, а просто нагрузили и выкатили им повозки, были скромнее, хотя, по мне, заслуживают большего. Торин собирается помочь им еще, как только прибудут наши. При Даине рискованно. Может решить, что и ему недодали. Гномам болезненно расставаться с накопленным, Торин не исключение, хотя мудр и справедлив.

— А ты как считаешь? Меньше стало сокровищ?

— Чисто внешне… ну разобрали один угол, да. Но Смауг знал, за чем летел.

— Вот и я думаю. Знала же эта скотина, за чем конкретно летела, — прошептала Ветка. — Значит, был серьезный мотив. Он же на каком-то кладе и до этого сидел, и вот прям приспичило. Прибыл и воевал. Значит, тут прям море злата?

— Да и серебра хватает, и камней, и мифрила.

— А Торин не будет возражать, чтобы я туда пошла?

— А ты спроси его сама, — и дубленая кожа Двалина пошла очаровательными смешливыми морщинками.

— Ууу, — сказала Ветка.

— Думаешь, никто ничего не понимает?

— Я думаю, вы тут все как старые кумушки, а еще мужики с молотками, — буркнула Ветка. — После того, как ты рассказал, как у вас обстоят дела с девушками, стало чуть понятнее, конечно. Сочувствую. Просто я привыкла, что женщин вокруг раза в три больше, чем мужчин. А чем нехороши женщины из Дейла? Там мужчин погибло много, свободные дамы, я полагаю, в наличии, даже если своих, которые из Синих гор скоро придут, на всех не хватит.

— Мы созданы из камня, — сказал Двалин. — Кровь у нас другая, и тела другие. Любят сердцем, а женятся-то и во имя силы рода. Не рожают человеческие женщины детей от сынов Ауле, или умирают родами. Ни одного выжившего полугнома не знаю. Полуэльфы вот есть. А полугномов нет.

— Я так далеко, как замуж и дети, в жизни вообще никогда не думала, — сказала Ветка, снова отсекая то, что с ней случилось давным-давно. — То есть если ты вдруг женишься на человеческой, ээ, тетке, то это заранее бездетный брак?

— Ну да. Но иногда такой брак лучше, чем вообще одному. Особенно если по любви. Ты видишь, нас тут ватага холостяков, у одного только есть супруга и сынок. У Глоина. Скоро его семья будет тут. Но если что, я предпочел бы деву, а не тетку.

— Глоин, рыжий, с заколками по всей бороде?

— Он. Ты с одеждой разобралась? Тауриэль тебе, может, смогла бы помочь.

— Да ну ее, смотрит так, как будто я у нее косметичку сперла. А я с Кили пока даже не знакома, да и с ней самой, если подумать. Делить нечего. Сама разберусь с тряпками, дурацкое дело нехитрое. Там много уцелевшей одежды, и меха даже.

— А вот пошли познакомимся, — Двалин усмехнулся, встал, собирая тряпицу с едой. — С Кили.

— Зачем? — спросила Ветка.

— Ну, ты уже выздоровела. Руки нам на работе нужны. А Фили плох. Приставлю-ка я тебя к Фили на время. Там, может, и с Тауриэль цапаться перестанете, и с Кили познакомишься. Как-никак они племянники Ториновы.

— Типа что, будущая родня? — насупилась Ветка. — Ну вот как к вам относиться? Один раз человека поцеловала…

— Не один, а два, — педантично поправил Двалин. — Не человека, а гнома. И не просто гнома, а короля, узбада!

— Нет, ну язык у вас — жесть, — сказала Ветка. — Узбад. И точно, сплетники бородатые.

— У этой горы есть сердце, — нежно сказал Двалин, — а у этих стен — глаза и уши. Особенно если дело касается Короля-под-горой. Твой поцелуй на льду видели мы с Бильбо. А язык не жесть, а скорее уж железо. Что такое жесть?.. Полная ерунда. Пойдем?

Про второй поцелуй Ветка решила не спрашивать, но на всякий случай поставила зарубку — проверить комнату на предмет жучков. Дырочек, щелочек, глазков и прочих приспособлений. А про первый стало понятно, кто растрепал.

— А чем, кстати, занимается Бильбо?

— Припасами. Пересчитывает, подготавливает Эребор к зиме. Готовит. Старший кладовщик и повар, — с уважением сказал Двалин.

***

В просторной комнате, на страже возле которой стояли Бифур и Бомбур, было свежо, светло и очень чисто. Два ложа отделяла плотная занавеска — не потому, что братья смущались друг друга, а потому, что Фили было тяжко и он едва пришел в себя, а с Кили постоянно была эльфийка, негромко напевающая целительные песни. Впрочем, Кили уже начал настойчиво просить для себя отдельную комнату, но так как при Даине Торин считал нужным охранять племянников, а стражи, бесспорно ему преданной, было мало, пока все оставалось, как есть.

По дороге Двалин поинтересовался, умеет ли Ветка врачевать. На уровне травм она умела — сертификат каскадера требовал ежегодно проходить переподготовку на курсах фельдшерской и полевой помощи при МЧС. И, предвосхищая вопрос, Ветка заверила, что повязки с кровью и гноем, необходимость менять подгузники и выносить горшок ее также не смущают — именно в этом, по ее мнению, заключался уход за раненым в средневековье. А баклуши бить, когда каждый по мере сил работал на благо возрождающегося королевства под горой, и правда было зазорно.

Двалин спросил, что такое подгузники, и по коридорам Эребора долго громыхало его раскатистое «ухаха» после подробных объяснений с жестикуляцией.

«На самом деле, недурно придумано», — признал под конец.

«Ну что же, хоть какая-то от меня польза, — думала Ветка. — К раненому приставят. А я пока немножко подумаю о месте, времени, и… о поцелуях».

Они вошли, и Двалин сразу направился к одному из роскошных широких лож.

Тауриэль подняла голову; Кили приподнялся на локте.

— Так это ты — Ольва, — сказал молодой гном. — Тебя верно описали, ни с кем не перепутаешь! Здравствуй!

У Ветки тут же возникло стойкое ощущение, что эльфийка сейчас наденет ей на голову миску с горячей похлебкой, которую держала в руках. А сам молодой гном широко улыбался. Красавчик — яркий, нарядный, в силу очаровательной небритости на эльфов не похож, но очень, очень! И такие великолепные черные глаза… понятно, почему эта девица ни на шаг не отходит.

Улыбка Кили была такова, что и Ветка разулыбалась в ответ, потом посмотрела в глаза эльфийке, и сложила неприступную и гордую мину.

— Здравствуй, прекрасный принц, племянник узбада. Рада знакомству. Рада твоему выздоровлению. И пойду-ка я отсюда, пока не пристрелили.

Кили растерялся, повернулся к Тауриэль… и захохотал, упав спиной на кровать. Захохотали и Двалин, и Бофур с Бомбуром, и Бильбо, который находился за занавеской возле Фили.

И даже Тауриэль вдруг как-то поджала губы, а на щеках появились милейшие смешливые ямочки. Ветка улыбнулась, глядя эльфийке прямо в глаза, и, на всякий случай не приближаясь к Кили (ну ее все-таки), пошла на голос Бильбо.

Может, и подружимся?.. Как девочка с девочкой?

— Доброго вам дня, к вашим услугам, — сказал, просмеявшись, Бильбо. — С вашего позволения, великолепная Ольва, я пошел бы в кухню — меня беспокоит вечерний суп, и оставленный при супе Ори… вы не покормили бы старшего принца?

— Конечно, давайте, досточтимый хоббит, — и Ветка зашла за плотную занавеску, разделявшую комнату.

В подушках, бледный, даже слегка зеленый, лежал замечательный парень — тоже усатый, с аккуратно пробритой небольшой бородой, с распущенными по плечам рыжими жесткими волосами, смеющимися серо-голубыми глазами. Ему явно нехорошо; но он смеялся вместе со всеми, радуясь тому, что жив. «Экий хитрюга», — подумала Ветка.

Увидев Ветку, которая в очередной раз поразилась многообразию местных мужских типажей, Фили осекся… и потрясенно замолчал. Потом обратился к Бильбо:

— Это… это?..

— Ольва, позвольте представить, — сказал хоббит, вкладывая миску с едой в руки Ветки. — Я пойду, я очень, очень беспокоюсь!

— Ольва не занята сейчас, — сказал Двалин, также подойдя к принцу. — Она будет с тобой, пока не прибудут наши обозы из Синих гор. Тогда ты получишь слугу. А сейчас каждая пара рук на вес золота.

— Она?..

— Что, напугался? — спросила Ветка. — Я не кусаюсь, честное слово.

Двалин молча потрепал ее по плечу, видимо, на что-то вдруг немного напрягшись, и ушел вместе с Бильбо.

— Скоро придет Оин, он занимается с ранеными воинами Даина, — сказал напоследок, — тогда он расскажет тебе подробнее, как помогать Фили.

— Да сами разберемся, — ответила Ветка. — Сейчас у нас обед, да?

Рыжий принц смотрел на нее и улыбался. Ветка понюхала похлебку — хорошо разварено и перемолото, кормить раненых умеют, — подула на ложку, чуть попробовала — не горячо ли. И выжидательно уставилась на Фили.

— Значит, это ты помогла дяде отбиться от Азога, — сказал Фили.

— Я помогла только время потянуть. Это медведь.

— Я все знаю!

— Да я не сомневаюсь, сарафанное радио — что надо. Есть будешь? Что у тебя работает, что нет? Что Оин говорит?

— Все, что надо, — глядя в глаза Ветке, сказал принц, — у меня работает отлично. А вот руки пока не очень — Оин насчитал четыре перелома в спине. И еще где-то. Левая рука поднимается, немного.

— Ухаха, — спокойно сказала Ветка. — Шутка удалась. Работает или нет, по ходу дела проверим. Со спиной хуже — но, как я догадываюсь, мне сейчас скажут, что каменные дети Ауле и сыны Дурина способны отращивать себе новые позвоночники?

— Не сразу, — неохотно сказал Фили. — Мне вот долго придется лежать. Разве что эльфы пришлют снадобий, как обещали. А как… как… будешь…

— Что?

— Проверять?

— Как проверять? Обыкновенно. Есть способы. Да не напрягайся, ты шутишь — я тоже шучу. Позитив в деле выздоровления — главное. Давай, ам, за узбада…

Фили посмотрел на Ветку слегка очумело и расхохотался. Смеяться ему было больно, но очень хотелось; Ветка тоже бросила ложку обратно в суп, чтобы не пролить, и скисла со смеху. С Фили замечательно смеялось вместе, и Ветка увидела, что щеки его слегка порозовели.

Но веселье продлилось недолго — со стороны кровати Кили как-то встревоженно шикнули.

У дверей стоял великолепный Торин, в короне, в доспехах, с длинным толстым резным посохом, украшенным камнями, и с огромным мечом на боку. Стоял молча, чуть нахмурившись.

Кили, которому дядя был хорошо виден, чуть сжал руку Тауриэль. Эльфийка покачала головой.

Постояв так, Торин резкими шагами приблизился к ложу Фили, отдернул плотный занавес.

— Ты поел? — резко обратился к Фили.

Ветке показалось, что парень подогнул пальцы на ногах. И это, кстати, было хорошо — если пальцы действительно двигались, и шевеление одеяла Ветке не примерещилось.

— Я не слишком голоден.

— Ольва, — обратился Торин к ней, — я встретил Двалина. — Эти слова также звучали грозно, практически наездом. Ветка осторожно поставила миску на стол. Синеглазый бородатый симпатяга, который сумел взволновать ее, на глазах превращался в грозного и опасного самодержца. — Он сказал, ты хочешь видеть сокровищницы!

— Я… ну да. Ну если нельзя так нельзя, тут посижу…

— Тут посидит, — поддакнул Фили, переводя взгляд с Торина Дубощита на Ветку.

— Отчего же нельзя, — зловеще сказал Торин. — Пойдем. Это, наверное, вправду интересно. А я и не подумал, что пора бы тебя уже развлечь.

— Так, — Ветка посмотрела на Фили, — если я выживу, то обязательно вернусь. Назначили сидеть с тобой — буду сидеть. Сейчас тебе никакая помощь не нужна? Туалет, еда, попить, умыться?..

— Нет, только что же Бильбо был… а перевязку сделал Оин вчера вечером, — неохотно буркнул Фили. — Но…

— Тогда пойдем смотреть сокровищницу, — сказал Торин, и, взяв Ветку за руку, потащил на выход. Ветка успела состроить страшные глаза Фили (чтобы улыбнулся), Кили (чтобы не пугался), и Тауриэль (которая в ответ показала ей кончик языка и показалась просто симпатяшкой).

За дверью, как только они отошли от Бифура и Бомбура подальше, и оказались в пустом коридоре, Ветка сразу же выдернула руку.

— Не смей меня таскать!

— Я верил тебе! — сказал Торин, глядя прямо в глаза Ветке. — Как я ошибался! Сокровища! Вот он, ответ! Еще там! Еще тогда, с Азогом!

Ветке потребовалась минута, чтобы переварить услышанное. Она сперва оскорбилась… потом…

Прислонилась к стене и засмеялась — навзрыд, до слез.

— Что? — грозно спросил Торин, и это было не смешно, а правда грозно. Но…

— Ты что же… «ей нужен не я, а мои миллионы»… о валар… — хохотала Ветка. Но, взглянув в темные глаза Торина, приложила все силы, чтобы успокоиться.

— Торин… тебя просто ощипали, как липку, вот ты и переживаешь, что все точат зубы на золото, — сказала она, стараясь говорить спокойно. — Не надо в сокровищницу, если ты нервничаешь. Давай сначала куда-нибудь в комнату, посидим, поговорим?

— Давай, — с нажимом сказал Торин. — Можно здесь, — и затащил Ветку в просторную комнату с широким столом посередине, — говори.

Ветка собралась с мыслями. Сердить Торина еще сильнее она не хотела.

— Вот послушай. Я, конечно, смотрю на это все по-своему, — сказала девушка. — Но кто у нас дракон? Животное. Крупное, сильное, магическое. Сидело оно себе спокойно. И вот прилетело к вам, устроило жестокую схватку за Эребор. Убить его трудно, нужно магическое же оружие, вроде этой черной стрелы Барда. Но возможно. То есть Смауг рисковал. Да?

— Ты не говоришь мне ничего нового, — надменно сказал Торин.

— Скажи, в сокровищнице есть… какашки дракона?

— Что-о?

— Судя по возгласу, нету. Итак. Животное начинает мигрировать туда, где есть то, что ему отчаянно надо. Прикладывает огромные силы, чтобы выбить гномов из Эребора. И садится без воды, без пищи на кучу золота. Не гуляет, не гадит. Что нам это напоминает?

— Драконы жадные, безжалостные…

— Это лирика, — Ветка постаралась изгнать из памяти картинки из фильма «Чужой», те кадры, где лопались многочисленные яйца, и из них лезли милые крокодильчики. — Послушай. Еще минуту. Я уже закругляюсь. Итак. Зверь не ест, не пьет, не гадит, не отходит от кучи золота. Зверь у нас магический, о драконихах ничего не известно. Ему дозарезу нужна была большая куча золота, рекордно большая. Мне это напоминает насиживание. Я считаю, что в Эреборе есть… драконье яйцо.

— Кхм-кхм, — раздалось от двери, и Ветка подскочила. Там стоял дед в колпаке и длинной серой рясе, которого она уже видела — в частности, он принимал активное участие в переговорах королей, хотя и не сидел с ними за столом на равных.

— Я думаю, Торин Дубощит, пришла пора и мне поговорить с твоей гостьей, — сказал дед.

— Ты, как всегда, кстати, Таркун, — с досадой ответил Торин.

========== Глава 10. Великая опасность ==========

— Как ты догадалась про дракона? — спросил дед.

От Двалина и Бильбо Ветка знала, что это волшебник — всевидящий, а с точки зрения некоторых наивных почитателей, и всемогущий. И к тому же, обладающий длинным списком имен. Некоторые из них Ветке уже удалось выучить.

— Так я права?

— А Трандуил не ошибался… — прошептал Гэндальф. — Ты опасна, девочка. И прежде всего — сама для себя.

— Ты говорил с Трандуилом обо мне?

— Ты говорил с Трандуилом о ней? Что еще напридумывала наша драгоценная мнительная лесная фея? — раздраженно спросил Торин.

— Трандуил мудр, — назидательно сказал старик, — и прозорлив. Он отдал мне одну вещь, которая принадлежала тебе, Ольва.

— И это, конечно, не конь, — уныло сказала Ветка.

— Ты готова? Я покажу это Торину Дубощиту, который оказывает тебе гостеприимство, — грозно сказал Гэндальф.

— Показывайте уже, — сказала Ветка. — Я постараюсь в последний раз все объяснить. Я не могу жить с призраком собственной майки, преследующим меня. Давайте, волшебник. Смелее.

Гэндальф посмотрел на Ветку подозрительно; откуда-то из складок рясы вынул сверток, навсегда въевшийся в память Ветки, и развернул. Встряхнул, разложил трикотажное изделие на столе.

— Вот.

Ветка, которой казалось, что гном отнесется к изображению проще, выжидательно уставилась на Торина… а Торин менялся в лице.

Ветке стало страшно. Она невольно попятилась.

— Ты! — сказал Торин. — Ты прислужница Моргота, отродье зла! О, как я ошибался! Твоя одежда… твое поведение! Стать королевой под горой и впустить сюда тьму! Завладеть если не моей душой, то Фили!

— Что ж ты такой эпатажный… — прошептала Ветка. У нее начало зарождаться подозрение, что с Торином они не сойдутся характерами.

— Мы ждем объяснений! — воскликнул Гэндальф.

Ветка перевела дух. Подошла к волшебнику. Взяла его за широкие, твердые ладони, точнее, за одну — второй старик крепче ухватился за свой посох и насупился. Ветка посмотрела ему в глаза — ясные, не старческие, цепкие и лучистые. Глаза — вблизи — ей понравились. Ветка смотрела и смотрела, и наконец сказала:

— Ты волшебник. Скажи-ка мне, откуда я?

— Трандуил полагает, ты ристанийка… но я хорошо знаю Рохан и рохирримов, и никогда не видел среди них такой девы, — ответил Гэндальф.

— Ты сейчас видишь — вот прямо тут — меня. Что ты мне скажешь?

Волшебник помолчал немного. И с сожалением прошептал:

— Я вижу в твоих глазах отсветы драконьего огня…

Ветка чуть не села на пол. Она невольно вытаращила глаза — и вправду, светло-карие, почти желтые, с еле заметной зеленой искрой — и, еще не зная, чем ей грозит такое заявление Гэндальфа, расхохоталась. Потом… осеклась. Посмотрела на Торина, и на подошедшего Двалина, который как-то опасно опирался на кувалду.

— Почему никто не смеется?..

— Потому, что это не смешно, — сказал Гэндальф.

— Ну хорошо, у меня карие глаза, — сердито сказала Ветка. — Если угодно, желтые. А если посмотреть глубже? Я говорила Трандуилу, что вовсе не с Арды. И Двалину рассказала то же самое. Я лишилась своего мира, и пробую прижиться тут… у вас. В моем мире, — посетило ее настойчивое дежавю, — драконы — это сказка. Совсем сказка. Их рисуют просто для красоты.

Гэндальф перевернул майку.

Ветка тяжело вздохнула (где ты, погибший айфон?), и пустилась в долгие объяснения, что такое поп-культура.

— Звучит неубедительно, — подытожил Торин. — Значит, есть группа орков, то есть людей, которые играют… музыку? Они выбрали своим символом дракона, а ты, раз тебе нравится их музыка, просто купила одежду с их изображениями? И никакой магии? И живут далеко отсюда, на другой Арде, о которой не говорится ни в одном из повествований о творении Эру?

— Примерно так, — вздохнула Ветка. «Если не считать магией формы группового психоза фанатов». — Но скажите мне пожалуйста… разве нет какого-нибудь теста, проверить, лгу я или нет?

— Многочисленны и извилисты пути зла, — сказал старик. Впрочем, Ветка уже осторожнее про себя так его именовала — после того, как заглянула в глаза волшебника. — И нередко коварство хитроумно маскируется под добро и благо. Трандуила смутило, как близко ты подобралась к двум королям. В таком месте и в такое время, когда в Дол Гулдуре воскресло зло, а Эребор так нужен Врагу. Я не ощущаю в тебе ничего такого, что позволило бы мне вписать тебя в слуги Моргота. И я не чувствовал опасности, пока совещались короли. Но все же происходящее наводит на мысли!

— А что ты во мне ощущаешь?

Гэндальф долго, мучительно молчал. Видно было, что наступил редчайший момент — мудрый старец не был уверен в том, что собирался сказать. Наконец неохотно проговорил:

— Я словно вовсе тебя не ощущаю, девочка. Я вижу твои драконьи глаза. Слышу биение твоего сердца. Я слышал слова Трандуила, и знаю то, что знаю. Но мне неведомо, какими тропами ты ходила. И это заставляет меня тревожиться. Очень сильно. Особенно когда ты возле короля-под-горой, и когда ты сказала… — Гэндальф замолчал.

— Сказала что? — жестко спросил Торин.

Гэндальф поводил пальцами по ткани, пожевал губы.

— Смауг Ужаснейший вылетел из Эребора, оставив вас у себя за спиной, тебя и твоих гномов, Торин. Он оставил вас здесь невредимыми. И отправился туда, где хранилась черная стрела, — сказал он медленно. — За ликованием мы забыли о мудрости и даре предвидения древних порождений Моргота. Эребор нужно было удержать для великого Врага, который, возможно, возродится. Белый совет… считает… что дракон создавал потомство, новых слуг тьмы, магическим образом, в толще злата Эребора. И чтобы вдохнуть в них жизнь, ему требовалось отдать свою собственную. Никто и нигде не смог бы ее взять, жизнь дракона, кроме Барда Лучника в жалком и обнищавшем Озерном городе. Дракон попросту летел, чтобы погибнуть во славу своего господина… и новых слуг для него. И сделать это так, чтобы никто ни о чем не догадался.

Двалин, Торин, Гэндальф и Ветка молчали.

Ветка, которая не осознавала еще весь ужас драконов для Средиземья, молча радовалась, что не ей одной пришла в голову такая мысль.

Зверь свил тут гнездо и высиживал яйца.

— Мне нужно срочно осмотреть сокровищницы. Срочно! — сказал Торин Дубощит, рывком вставая.

— Я бы не пускал туда ее, — быстро вымолвил волшебник, указав на Ветку. — Может, она мать… мать…

— Драконья, что ли? — Ветка уже не знала, смеяться или плакать. — О господи…

— Двалин! Не говори пока никому и ничего. Эту, — Торин метнул на Ветку острый взгляд, — запереть под замок в ее комнате. К Фили не пускать. Мы с Таркуном проверим сокровищницу.

— Копайте глубже, — сердито сказала Ветка. — Животные часто закапывают свои яйца поглубже. И вот что. Может, сожжем ее уже, эту майку? У меня от нее столько неприятностей…

— Поместить колдовское изображение дракона в пламень? — усмехнулся Торин. — Отлично придумано, Ольва…

— Мама дорогая… Эру Илуватар! — Они все тут психи. Все до одного! — Двалин! Мы с тобой каждый день ели и пили. Я лечила свою рану, как и все. Я расспрашивала тебя про Арду. Ну ты-то?..

— Я не знаю, что сказать, — покачал головой Двалин, — кроме того, что полоса на твоем черном шлеме из металла, который неизвестен гномам!

— Сплав титана?.. Ну конечно…

— Вот и смотри, — сказал Гэндальф Торину. — Появилась она примерно тогда, когда пал Смауг. Парой дней позже. В одежде, несущей изображение дракона, на чудесном коне. Сразу спасла жизнь Трандуилу, чего за последнюю тысячу лет не случалось ни разу. И двигалась к Эребору, а на подходах спасла жизнь тебе… и ты приблизил ее. Теперь она здесь, внутри, и вы все ее любите. И она просится в сокровищницы и говорит о потомстве Смауга… а это великая тайна, доступная лишь Белому совету. Как нам проверить, лжет ли она?

— Дайте ей грибов Радагаста, — подал вдруг голос Двалин. — Таркун, если ты не понимаешь, опасна она или нет, и говорит ли правду, может, нам призвать Радагаста Бурого? Для вашего с ним, так сказать, совместного решения?

— Грибы? Наркотики, что ли? — мрачно спросила Ветка. — Приехали…

— Не вижу иного способа, — сказал Гэндальф. — Попробуем так. Не зная истины, ни один народ Средиземья не поверит ей.

— Конечно, особенно если вы и дальше из рук в руки будете передавать эту дурацкую тряпку, — буркнула Ветка.

— А пока — под замок.

— И ни в коем случае не пускать к Фили, — ледяным тоном сказал Торин Дубощит.

Все молчали. Ветка молчала. Гендальф тоже молчал.

И тут голос подал Двалин.

Он сперва кашлянул… потом проговорил:

— Позвольте мне подать еще идею. Птицу послать к Радагасту мы сможем, но скоро он не прибудет, хотя и не уехал еще слишком далеко. А что, если ее все же отвести в сокровищницу? Ты все верно рассказал, Гэндальф. Но что, если все же она не коварная посланница зла… а напротив?

— Что ты имеешь ввиду? — спросил Торин.

— Как ни крути, она спасла Трандуила, что мне все равно, и тебя, что для меня уже намного важнее, — сказал Двалин. — Она несла на себе знак дракона, и у нее желтые глаза, в которых… в которых… играют огоньки пламени. Но она первая заговорила с тобой о драконьем потомстве. Таркун сказал уже позже, и как о великой тайне. Так может, она тут волей валар, и пришла не уничтожить Эребор, а помочь нам? Помочь оберечься от большего зла, чем уже побеждено, возродить род Дурина? Мне кажется, Торин, если мы втроем приведем ее в сокровищницу, то увидим, имеет ли злато власть над ее душой. Сможем понять про Ольву больше.

Ветка только тяжело вздохнула. Делайте уже, что хотите.

— Ты, волшебник, — вопросительно сказал Торин, — если мы найдем драконов… или с Ольвой случится ужасное превращение… ты сумеешь ее остановить?

— Полагаю, да, — не слишком уверенно ответил Гэндальф. — Но посмотреть на ситуацию со стороны, предложенной Двалином, я не удосужился… равно как и Трандуил, ошеломленный этим рисунком, рассматривал лишь опасности и возможные хитрости Врага. Ольва странная девушка, этого у нее не отнять.

— Тогда пойдем, — сурово сказал Торин, и встал, положив руку на эфес меча. Свой роскошный посох, который, в отличие от волшебника, Торин носил лишь для проформы, он оставил тут.

Ветка невольно приметила, что он все же чуть ниже ее ростом.

Сокровищницу после разорений Смауга оградили огромными дверями, снятыми с других залов. Работа тут кипела в самые первые дни — пока пылали печи, пока не иссяк запас угля, который пока некому было добывать, огромное помещение, с комнатами и анфиладами, буквально заварили со всех сторон, превратив в один огромный сейф. Этой работе уделили даже больше сил, чем восстановлению великих врат. Сейчас на страже около сокровищницы стоял величественный Глоин и с ним Дори. Вход в сокровищницу остался достаточно высоким и широким, чтобы проехала повозка, но был забран гигантскими тяжеленными дверями, сплошь выкованными из металла.

Увидев Торина, Ветку, Гэндальфа и Двалина, оба гнома заулыбались, и начали отпирать хитроумные замки и засовы.

— Пойдете с нами, — мрачно буркнул Торин Дубощит. — Запремся изнутри. Нам надо кое-что… проверить.

Тяжелые створки приоткрылись, пропуская волшебника, девушку и гномов, и захлопнулись. Глоин с секирой встал у огромного засова изнутри.

Ветка огляделась. Просторное помещение, которое располагалось в одном из нижних ярусов Эребора; здесь были выстроены арки, мосты и анфилады, и имелось несколько боковых залов, поэтому можно было говорить не об одной сокровищнице, а о нескольких. Когда-то они, возможно, были разделены дополнительными дверями и дополнительной стражей.

Для любования Трору выстроили тут площадку, нависающую над основной сокровищницей; на ней стоял тяжеленный, целиком отлитый из золота трон. Под потолком висело несколько громадных отполированных дисков, призванных преумножать свет и игру сокровищ, и позволяющих залить помещение — по сути, подвал — ярким светом.

Местами виднелись длинные языки копоти, оплавленные каменные арки, следы гигантских когтей.

По стенам до самого потолка тянулись широкие балконы, многие из которых были обрушены.

Ветка повертела головой и спросила:

— Золото с самого начала тут лежало вот так? Навалом?

— Первоначально, — ответил Торин, — все было аккуратно разложено, все на своем месте и на своем уровне. Камни и особые драгоценности, вроде отобранных жадными эльфами, в шкатулках и сундуках. Все учтено, все распределено по стеллажам. Внизу были лишь монеты. Смауг стащил и обрушил все в одну кучу, чтобы почивать на ней.

— И какова глубина слоя золотых изделий в самом… толстом месте?

— Там, где хозяйничал Даин, никакая! — воскликнул Торин, и указал рукой в угол, ближайший к воротам —там, и вправду, золото было разобрано полностью, оголился каменный, гладко тесаный пол.

— Торин, — укоризненно сказала Ветка, — у меня скверный глазомер, но мне кажется, ты и десятой части своих сокровищ не раздал. А ведь это и Дейлу, и Железностопам. Эльфы вообще золота не взяли.

— Какие добрые, — проворчал Двалин.

— Помощь, которая покупается за деньги, не может быть дружеской, — жестко сказал Торин. — Мы заключили перемирие, но истинный лик моих союзников мне известен. Таркун?

— Я не вижу ничего, что меняло бы ее тут, — ответил Гэндальф. — Я по-прежнему в замешательстве. Будем звать Радагаста.

— Я поднимусь? Похожу? — спросила Ветка.

— Иди.

— А вы поройтесь, где глубже… кто их знает, драконов… если допустить существование магии… яйцо может быть как небольшим, так и здоровущим, — проворчала Ветка.

Девушка легко взбежала по лестнице в расчищенном Даином углу наверх, на одну из галерей. Прошлась, посмотрела на сокровищницу сверху. Подняла и повертела в руках какое-то золотое изделие.

— Торин… — тихо сказал Двалин. — Твое сердце не может обманывать.

— Я не всецело уверен, что слышу свое сердце, — ответил Торин. — Она желанна мне, как никогда не была желанна ни одна дева. Но я не готов сделать ее своей королевой. Не готов доверять ей судьбу народа Эребора. Теперь я хочу больше узнать о ней.

— И поэтому прогнал ее от Фили?..

— Торин Дубощит, — торжественно начал Гэндальф, и тут…

Ветка вышла на край длинной полуобрушенной анфилады. Высокая, с открытой шеей и ключицами, в пылающем желтом платье, туго обтягивающем талию, с короткими волосами цвета лунного света, она стояла, расставив ноги в черных блестящих сапогах чуть шире, чем пристало деве, и с высоты любовалась на сокровища. Света сейчас было недостаточно, но вдруг откуда-то пахнул сквозняк, огни факелов вспыхнули ярче и затанцевали, и отсветы заиграли в полированных дисках. Прямо в Ветку ударил сноп света, который отразился от шитья на ее платье, от бляхи на ремне, обтягивающем тонкую талию. Ветка смотрела вниз, но вот она подняла голову и устремила взгляд на Торина и других гномов, и на волшебника.

— В ней нет зла, — сказал Гэндальф.

— Мне кажется, она майа, — прошептал Торин. — Мне с самого начала показалось так. Еще тогда, на льду. Майя, пришедшая спасти Эребор.

Если бы Ветка слышала это, она долго смеялась бы на темы «имидж решает все» и “наивного средневековья”. Но волшебника не обманешь; а зрячее сердце короля, призванного вести за собой народ — тем более.

— Я вижу! Вон там! — Ветка показала в угол. — Что-то странное!

Двалин двинулся в указанном направлении первым. Продвигаться по сокровищам не так-то просто; Гэндальф зашел сверху, а Торин, Двалин и Дори пробирались в указанное Веткой место. Разрывая монеты и слитки мечами, они с трудом и нескоро, но откопали три округлых предмета, очертания которых высмотрела Ветка. Каждый из этих предметов был примерно по середину бедра гнома.

— Чудеса… — прошептал Гэндальф.

Торин с Двалином вместе попробовали хотя бы сдвинуть с места один из предметов — не вышло.

— Выглядит как сплошной слиток золота, — сказал Двалин, ударив с размаху по поверхности находки. Молот отскочил, и зал наполнился тяжелым гулом и рокотом. — Но слиток золота такой величины мы с Торином унесли бы без труда. А это не можем даже подвинуть.

— Великая опасность открылась нам в Эреборе, — с нажимом произнес Гэндальф.

— Драконьи яйца, — сказала Ветка убежденно.

========== Глава 11. Майа наугрим ==========

— Самое главное, — прошипел Торин, — пока что — ни слова Даину и его воинам. Найденное останется здесь. Что нам делать, Таркун?

— Никогда я не видел такого чуда из чудес, — сказал Гэндальф. — И я не уверен, что мы сможем убрать отсюда яйца. Мне нужно говорить с Галадриэль. Отчего чудовище оставило это здесь?.. Отчего оно позволило остаться гномам в Эреборе?..

— Вылупятся, и будут жрать гномов и золото, пока не вырастут большими-пребольшими, — сказала Ветка. — И злющими-презлющими. В моем мире известны были такие истории, когда детеныши чудовища были практически неуязвимы и злобны, и росли очень быстро. Пустив в Эребор гномов, и оставив тут достаточно золота, Смауг обеспечил еду потомству.

— Похоже на правду… — прошептал Гэндальф.

— Мы найдем способ поднять яйца, и перенести их куда-нибудь, — сказал Двалин. — Кили уже почти ходит, и с ним эльфийка. Придется ему идти на поправку быстрее. Ольву оставим с Фили, нам каждая пара рук будет нужна. Только вот куда их тащить? Эти яйца?

— В самые нижние галереи, — сказал Гэндальф. — К сердцу горы, в холодные погибшие чертоги, в отработанные шахты. Дальше от золота. И чтобы проход был неширок, и его можно было завалить.

— Если подумать, — сказала Ветка, — вылупление может замедлить или предотвратить холодная вода. Драконы же создания огня?.. Есть у вас тут подземные реки? Вода струится в горе повсеместно.

— Великие праотцы, я думал, наши испытания позади, — прошептал Торин.

— Ну, вы живете на такой славной Арде, — сказала Ветка, — что, с моей точки зрения, все только начинается!

***

Ветка сидела с Фили, и кормила того с ложечки.

Все гномы Торина ушли, сказав Даину и его Железностопам, что отправились производить ревизию в сокровищнице. Зная отношение Торина к отвоеванным ценностям, Даин поверил. Все затруднения были разрешены, и все, что Даин желал, было уже подготовлено; действия кузена выглядели понятными. Ушел и Кили, опираясь на Тауриэль. Та метнула на Ветку хитрый, уже не такой злобный как раньше, взгляд.

— Какие они? Ну… они?

— Здоровые, — тоже шепотом ответила Ветка. — Золотые. На ощупь горячие, Торин и Двалин трогали только в перчатках. Ты главное не волнуйся, твое дело — лежать тихо.

— Ну конечно, — зашептал рыжий. — Я тут лежу пластом, а они там…

— Шшшш!

— А они там такое делают! А если что, я тут так и останусь лежать, как… кусок бревна?

— Ну Фили, ты так тяжко был ранен… хотя гномам, воинам и особенно принцам о ранениях не говорят… что твое дело — лежать и выздоравливать. Еще есть хочешь?

— Нет.

— Отлично… — Ветка поставила на стол миску, вытянула руку Фили из-под одеяла, положила себе на колени.

— Сейчас будем восстанавливать чувствительность пальцев… Это называется массаж. Я не знаю, больно тебе или нет. Поэтому лучше как-нибудь давай мне понять. Сильно или слабо, больно, приятно, неприятно.

— И сразу поможет?

— Если каждый день, утром и вечером, то через месяц поможет, — серьезно ответила Ветка.

Оин описал ей весьма серьезную картину ранения Фили; молодой гном, по человеческим меркам, был не жилец. Он не мог сам сесть — его прибинтовали к широкой доске, обернутой шкурами овец; открытые раны успешно затянулись, но Фили не следовало поднимать или перемещать, пока срастались позвонки и кости. Половина тела пока не двигалась, хотя пальцами обеих ног он, как и показалось Ветке, шевелить мог. По гномским меркам, ситуация была тяжелой, но не угрожающей жизни. И Ветка через некоторое время убедилась — никто не сомневался, что Фили встанет и будет сражаться, как раньше. Просто нужно время.

Ветка тщательно размяла пальцы, ладонь, вспоминая то немногое, что ее учителя говорили о восточной медицине (вот клуша, не прислушивалась почти). Тщательно растерла широкое запястье, предплечье; руку, бицепсы до самой тугой повязки, скрывающей торс парня.

— Не сильно? Не слабо? Сожми мне руку. Не больно?

— Все нормально, — ответил Фили, и улыбнулся — весело, солнечно. И хитренько. У-у, какой! Ветка мысленно прыснула, решив, что за таким девчонки должны ходить просто косяком.

— Как это дядя тебя рискнул со мной оставить?

— А что такое? — Ветка вместе со стулом перебралась на другую сторону ложа Фили. С этой рукой дела обстояли хуже — гном даже не мог удерживать ее на весу.

— Вдруг я к тебе начну приставать?

— Да ты уже начал, вон какой шустрый.

— Значит, не отрицаешь, что Торина это может волновать?

— Вот ей богу, его сейчас совершенно точно волнуют яйца, — ответила Ветка. Фили фыркнул и чуть покраснел.

— Какая ты… языкастая… не пристало деве!

— Ну, я сама решу, что мне пристало, что нет. А если надо будет в туалет, ты, пожалуйста, до Бильбо не терпи. Заодно и это… посмотрим…

— Ну, я сам решу, терпеть мне или не терпеть! Спеть тебе нашу гномскую песню?

Ветка злорадно ухмыльнулась. Достойный ответ в виде неиссякаемого запаса русских похабных частушек, которые страстно любил Иваныч, у нее имелся.

— Ну давай, начинай!

Спустя несколько перепевок хохотали навзрыд оба. Ветка еще и сгоняла стресс, оставшийся после подозрительных бесед Торина и Гэндальфа; Средиземье, думалось ей, это тебе не прогулка по парку.

Культурных барьеров при восприятии песенок друг друга не возникло; более того, и эрудированность и вокальные данные позволили выступать на равных. Фили было больно хохотать, и Ветка прижимала его перебинтованный торс руками — чтобы не сильно сотрясался. Пришел Бильбо и посмеялся просто за компанию.

Потом Ветка, несмотря на протесты, помассировала гному обе ноги. Фили чисто отмыли лекари, и возня с ножищами сорок шестого размера никаких неудобств не доставила. Ветке было очень огорчительно видеть такого крепкого парня беспомощным. Фили во время массажа едва сдерживался от пошлых шуточек, но все же молчал, подкалывал изредка и невредно.

Самой конфликтной процедурой оказалось причесывание волос, усов, бороды, подравнивание и заплетание.

Ветка носила длинные волосы в далеком прошлом, но всегда хвост — плести не умела. Учиться пришлось сходу, а потому, когда явился Торин, запыленный, уставший, а с ним еще два гнома, на широком ложе Фили шла веселая возня. Фили и Ветка чертыхались, ругались друг на друга понятными и непонятными словами, Фили называл ее безрукой ведьмой, а Ветка принца рыжим чудищем. Девушка грозилась взять ножницы и сделать прическу а-ля Двалин, и побрить лицо а-ля Трандуил…

Когда Торин остановился рядом, оба затихли.

— Ну я рад, что вам весело. Фили, тебе еще нужна помощь? Впрочем, с тобой останутся Нори и Оин.

— А почему?..

— Ольва нужна мне, — тяжело сказал Торин.

Фили притих и только смотрел — задорно и печально одновременно.

Ветка встала.

— Торин, я…

— Просто пойдем со мной, ладно?

— Просто? — прошептала Ветка и покосилась на Фили. Тот ободряюще кивнул — ступай, не съедят — и подмигнул. Торин шагал широко; дошел до своих покоев, вошел внутрь. Прошелся влево-вправо; Ветка, подумав и понаблюдав за его манипуляциями, села в широкое мягкое кресло.

— Ольва… нам надо объясниться.

— Я думала, ты извиниться хотел. Вы же вроде меня реабилитировали… оправдали, — сказала Ветка.

— Я хотел бы сказать… хотел бы сказать… что никогда не причиню тебе вреда.

— Ты это уже говорил, — буркнула Ветка.

— Расскажи мне. Я хочу знать. Что с тобой случилось.

Ветка отметила утвердительный тон короля — он не спрашивал, он требовал.

— Сначала ты. Что с яйцами?

— Они несказанно тяжелы, — проговорил Торин. — И вправду полны злой силы. Проклятие осталось в Эреборе, и не кануло вместе со Смаугом в воды озера. Мы с трудом сумели водрузить верхнее яйцо на тележку, которую пришлось для этого делать из сплошного камня и железа. На руках даже все мои гномы вместе со мной, исключая раненых принцев, не сумеют отнести это порождение Смауга в нижние галереи. Будем пробовать везти. Катиться оно не будет из-за веса. И Оин утверждает, что яйца стали горячее. Мы торопимся, как только можем, но сейчас всем вместе там делать нечего — надо доработать тележку, иначе она просядет. Теперь ты.

— Я не могу об этом говорить. Печать молчания лежит на моих устах, — тут же выдала Ветка домашнюю заготовку. — Я поклялась убить обидчика, и до тех пор не скажу ни слова.

— Если это Трандуил, тебе не исполнить задуманного, — покачал головой Торин Дубощит. — Если ты, конечно, не майа.

— Дался тебе Владыка, ну при чем тут он? — поморщилась Ветка. — Или это просто привычка все на него сваливать?

— Ольва, — Торин встал прямо перед Веткой. — Я не готов позвать тебя под венец.

— А надо? — с ужасом спросила девушка. Торин присмотрелся.

— Я… я обнимал тебя. И целовал. Я показал тебе, как ты мне дорога. Я не целовал женщину больше ста лет.

— А я вообще никогда не целовалась, — сказала Ветка. — Твой поцелуй был первым.

Торин вздрогнул и замер, глядя Ветке в глаза.

— Как?..

— Так. Можно обидеть и без поцелуев. Ну включи фантазию, — мрачно сказала Ветка.

— Ольва…

— Я не люблю те воспоминания. Давай вернемся в настоящее? Я, кажется, поняла. Ты король, и должен привести достойную королеву, способную родить детей. Это должна быть гномская женщина. Но Торин, у моего народа не принято так поспешно жениться. Зато нет ничего предосудительного в том, чтобы… дать время сблизиться, узнать друг друга, — Ветка сама не верила в то, что говорит такие вещи, — и быть вместе, но оставаться свободными, совершенно свободными в любых решениях. В любых. Я не готова быть королевой. Совсем. Но…

— Но? — прошептал Торин.

— Я готова… попробовать… если ты не будешь меня пугать… и торопиться… я знаю, мужчинам это трудно… прости, что я такое говорю. Я за себя не вполне отвечаю. Прости.

Ветка отошла и уставилась в зеркало, мерцающее за огнем светильника. Сначала бездумно, а потом более внимательно.

В зеркале проявилась совершенно незнакомая ей девушка.

Намного более красивая, чем Ветка помнила себя когда-либо.

Ветка смотрела во все глаза, и начала понимать, отчего волшебник усмотрел в ее вполне обычных карих глазах отсветы драконьего пламени.

Она менялась! Не внешне. Изнутри.

Из темноты возникли руки Торина с драгоценной диадемой в руках. Это было украшение, предназначавшееся когда-то некоей гномьей красавице. Торин отобрал его в сокровищнице для Ветки.

Руки тихо водрузили венец из желтых топазов, желтого золота и бриллиантов на голову Ветки. Лицо Торина, резкое, мужественное, проступило в зеркале рядом с лицом девушки.

— Ты отважная, — шепнул Торин. — Мало какая женщина рискнет сказать такое. Но ты ведь и не человек, ты майа, верно?..

— Ничего божественного в себе не замечаю, — шепотом и совсем тихо сказала Ветка, разглядывая отражения.

Сердце ее остановилось и затем словно пошло на взлет, начав биться все чаще и сильнее. Торин мягко повернул ее к себе и тоже совсем тихо сказал:

— Обещаю. Не пугать. Не торопиться. Может и трудно, но я смогу.

И Ветка потянулась к могучему королю гномов.

Пылали светильники — два, оставляя спальню подгорного короля почти темной. Ложе было застелено чистым полотном и шелком. Слуг не было тут — Торин ушел утром из разобранной кровати, и она дождалась его вечером. Углы тяжелой, кованой или резной из вековечного дуба мебели, выступали в свете огня.

Торин подхватил Ветку на руки и, не торопясь нести к ложу, поцеловал. Она обняла шею гнома, и неуверенно, сомневаясь, сняла с его головы корону. Положила на столик, за которым висело зеркало.

— Моя майа, — выдохнул Торин Дубощит.

Ветка сейчас не размышляла — она слушала его дыхание и смотрела в синие, как небо над Эребором, глаза; в глаза, которые заглянули в ее душу после самой настоящей битвы, в глаза мужчины, который подарил ей первый поцелуй — и с ним надежду. Ей отчаянно хотелось доверять, даже после того, как он столь быстро переменил свое отношение к ней под влиянием слов волшебника… хотелось.

Торин сделал два шага к кровати, посадил девушку на ложе; сбросил тяжелый полушубок, расстегнул пояс, наручи; и остался в темно-синей рубахе из плотного сукна. Ветка не торопилась разоблачаться, точнее, ей не пришло это в голову. Пока ей было так хорошо таять в колючих, долгих поцелуях короля-под-горой, пропускать между пальцев его великолепные волосы, запоминать звуки дыхания, запах; слушать телом движения рук.

Торин целовал Ветку, удерживая ладони у ее плеч, поглаживая лицо, короткие волосы цвета луны. Венец упал, и никто не поднимал его. Ветка приоткрывала глаза — и видела его рядом, так близко; все морщинки, все волоски широких бровей… и он видел — она смотрит, не прячется от поцелуя; а в этом поцелуе для Ветки сейчас была вся жизнь.

И король верил — эту деву до него не целовал никто. Никто и никогда. Так ли важно, что с ней еще случилось?..

Шея, плечи — Торин осторожно приучал Ветку к своим касаниям, к ощущению плотных, сильных сухих ладоней на теле. Потянулся, снял ремень с широкой блестящей пряжкой. Ветка вздрогнула, но не возражала, хотя Торин и ощутил, как напряглись ее мышцы. Это напомнило ему ласку, которую принимает битая собака — уши прижаты, взгляд исподлобья; каждая жилка в теле девушки, вне ее воли, говорила ему — не бей, погладь; не бей, погладь… и при этом ждала удара.

Узбад сел, снял обувь с себя, с Ветки — стянул ее удивительные узкие сапоги с застежками. Уложил Ветку прямо в платье на ложе; лег рядом сам. Что-то шептал — успокаивал, обещал оставаться рядом, защитить от всего на свете. Ветка тянулась — еще поцелуев, еще, еще, но тело ее продолжало сжиматься под ладонями гнома.

Торин гладил, не снимая платья — грудь, узкую талию, длинную ногу в плотных штанах. И целовал, целовал, не останавливаясь. Ему было этого мало, очень мало. Но узбад обещал. А мужчина все понял.

Ветке хотелось большего. Теперь она могла сказать это определенно. Чего именно — не понять; теснее слиться с твердой ладонью, глубже запустить пальцы в густую гриву с седыми прядями, сильнее прижать голову короля к своей груди…

Торин стащил рубаху. Ветка и представить себе не могла, что он такой громадный. Железные мышцы ходили могучими буграми; грудь поросла густым волосом, спускавшимся куда-то к ремню штанов. Плечи — посечены в десятках битв. Зажившие шрамы накрест пересекают один другой… и сила, огромная сила, которую сейчас узбад сдерживал — ради нее.

Торин ласкал ноги Ветки, пробравшись пальцами под юбку. Огонь в светильниках угасал, метался; Ветка, не разрывая поцелуя, прислушивалась, как рука Торина поднимается бедру. Выше. Еще выше… и, наконец, прикоснулся пальцами к тонкой черной ткани — той чудной одежде, для которой он не знал названия.

В этот момент Ветка дернулась и кубарем скатилась за кровать.

Как ни нежен и романтичен был момент, Торин рассмеялся. Без злобы, с теплом; он ждал чего-то похожего, и нашел реакцию куда как более приемлемой, чем в прошлый раз.

— Забирайся. На сегодня достаточно, — и уложил Ветку рядом, набросив поверх них обоих покрывало. — Можешь даже не раздеваться. Скоро рассвет, мне надо идти… грузить яйца, Моргот их побери…

И вроде бы заснул.

Но Ветке не спалось.

***

Пробуждение Фили было очень, очень ранним.

Ветка растолкала его ни свет, ни заря. Бомбур тихо спал около двери.

— В туалет надо? — сурово спросила Ветка. Девушка была полностью одета, в своем желтом платье, в добротной меховой куртке, плотно застегнутой; возле двери стояла котомка.

— Д-да…

— Давай. Попить надо?

— Н-не откажусь… а что случилось?

— Все спят, — сказала Ветка, — всем надо выспаться. А ты можешь доспать днем. Я не умею писать рунами Арды. Я оставлю тебе устное послание Торину. Это важно.

— Ты… ты что же?

— Я сейчас уеду. Заберу одного из пони, которые остались там, внизу, на которых возили припасы из Дейла, — сказала Ветка. — Кроме того, я забираю подарок Торина и немного монет, которые нашла в его спальне. Буду должна. Но судя по сокровищнице, от него не убудет. Запоминай. Запоминаешь?

— Да, но…

— Прости меня, пожалуйста. Ты самый лучший на свете. Но пока я не справилась со своим прошлым, я не могу быть с тобой. Пожалуйста, стань счастливым, ищи свою королеву гномов. Я вернусь, как только смогу. Если только смогу. И если буду тебе еще нужна. Запомнил?

— Ольва!

Ветка серьезно посмотрела на Фили. Нагнулась, поцеловала его в губы — просто чмокнула, не дав ухватить себя здоровой рукой.

— Выздоравливай, Фили. Надеюсь потанцевать с тобой. Ладно?

========== Глава 12. Дейл ==========

Ранним утром, на небольшой лохматой лошадке, после оживленной перепалки со стражниками Даина, стоявшими у ворот, Ветка выехала из Эребора.

К большому широкому седлу, из-под которого, как показалось Ветке, едва торчали уши и хвост ее нового приятеля, был приторочен дорожный скарб, собранный девушкой в основном в ее собственной комнате. Большое покрывало из овчины, свернутое тугим рулоном, кое-какая одежда впрок.

Желтое платье с высоким разрезом спереди позволяло спокойно ехать верхом. Меховая куртка из шкур какого-то драгоценного зверька, которую Ветка состряпала из широкой короткой шубы, отлично согревала — на Средиземье опускалась зима.

На куртку Ветка накинула широкий серый плащ, найденный Двалином где-то в недрах Эребора. Девушка уже смекнула, что в этом мире лучше путешествовать по возможности инкогнито, и что плащ никогда и ни в какой ситуации не помешает — это и палатка, и одеяло, и маскировка, и теплая одежда, и защита от дождя.

Особенно для тех, кто в пути.

Ветка чувствовала себя предательницей.

Она знала точно, что Торин будет в гневе, а может, и в отчаянии. Волшебник уехал, как только началась возня с перекатыванием яиц; он сказал, что пришлет сюда Радагаста, а сам вернется тотчас, как навестит Галадриэль. Так что Торину будет и некогда, и некого послать за ней. Даже если он и захочет. Пока же Ветке показалось, что этот удивительный синеглазый мужчина столь горд, что обида его может оказаться куда сильнее, чем желание ее вернуть.

Ветка тихонько вздохнула. Она отъезжала от Эребора галопом, и затем по мере сил лохматого конька цокала неспешной рысцой по едва заметной, но уже начавшей оживать дороге, которая петляла в холмах и перелесках, соединяя Эребор и Дейл.

Гора всегда оставалась позади, и вот чудеса — чем дальше отъезжала девушка, тем величественнее и грознее выглядела.

Город же то пропадал за поворотами, то снова открывался, залитый золотыми лучами осеннего солнца.

И хотя руины пока оставались руинами, что-то поменялось, как будто тлен забвения и серый пепел, оставленный драконом, был сметен со стен заботливыми руками.

Дейл оживал.

Ветка думала о Торине. Она не заснула ни на минуту, и в конце концов сбежала — от невыносимого стыда. Ей показалось, что она ведет себя столь мелочно, и столь унизительно — он воин, герой, прошедший через неслыханные страдания, совершивший множество подвигов; а она — закомплексованная дурочка, которая просит его «не торопиться». Если бы она могла… если бы она была нормальной женщиной… Торин восстанавливал бы возле нее силы, и может, это помогло бы ему. Ветке пока не приходило в голову, что это — вот то самое, и не выговорить! — может нравиться и ей. Поцелуи да, а прочее надо перетерпеть, так как это всегда боль, отвращение, использование и унижение мужчиной женщины (в иное она не верила). Днем тебя могут уважать, и даже может немножко любить, а ночью… ночью вот такие приколы.

Ветка даже не помыслила о том, что сейчас она, оторвавшись от тех, кого уже засчитала друзьями, в незнакомой стране едет в незнакомый город. Не пришло в голову напугаться или начать себя накручивать — голова была занята славными комплексами, наработанными давным-давно.

Ветка не видела себя со стороны, хотя и догадалась, что она уже отличается от той, что была ранее.

Если бы она посмотрела на огромную пустую равнину, где кое-где валялось начинавшее ржаветь орочье оружие — о, она бы смогла многое понять. О себе и о своих силах. Но Ветка думала о широких плечах короля, о его тяжелой каменной мускулатуре, синих глазах.

Ветка тяжело вздохнула. И не думать невозможно, и думать невыносимо.

Ладно.

Ветка подобрала повод — что необученная скотина тут же восприняла как сигнал остановиться; тогда девушка сломала веточку — сигнал, понятный всем лошадям, во всех мирах. Пушистик навострил небольшие меховые уши, и бодро потрусил, выбивая из дороги пыль вместе с изморозью.

Врата Дейла горделиво блистали на положенном им месте, что пока что никак не компенсировало проломов в стенах слева и справа. Стража стояла пестрая — и мужчины, и женщины вперемешку. Ветка, не считая нужным беспокоить петли врат города, подъехала к пролому, который охраняли дама средних лет и небольшой мужичонка, но все же уже не с вилами или граблями, а с мечом и алебардой, в кирасе, и крикнула:

— Можно проехать в город? Я хочу остановиться на каком-нибудь постоялом дворе, и передохнуть.

— Дейл пока разрушен, — отвечала ей женщина. — Посторонних не пускаем, надо спросить правителя!

Ветка вспомнила стройного черноглазого мужчину, который сверху показался ей забавным на совещании королей.

— Барда?

— Или кого-нибудь из старшей стражи. Кто ты и откуда?

— Я прибыла из Эребора. Меня зовут Ветка. Бард должен вспомнить… меня. Скажите ему — Торин, Трандуил, лед, девушка.

— Жди здесь.

Ветка бросила повод на шею Пушистику, и расслабилась, одновременно поглядывая на совсем молодого лучника — мальчишку, который стоял наверху на обломке стены, нацелив на нее стрелу, лежащую на натянутом луке. Ох, и досталось в последней битве всем — и гномам, и людям, и эльфам.

Стражники разошлись — да, так и есть, тот самый брюнет. Правда, одежка не такая помпезная, как на встрече королей, но и не такая зашмыганная, как на озере, когда Бард поднялся туда с Трандуилом.

— Это вы!

— Я, — ответила Ветка.

— Что вы тут делаете?

— Хочу отдохнуть день-два в Дейле, и дальше отправляюсь в Сумеречный лес. Мне нужны карты, кое-какие припасы. У меня есть деньги. Немного… но есть.

— Впустить, — коротко сказал Бард, и стражники посторонились.

Ветка ехала по узкой улице города… и наслаждалась.

Везде были очевидные доказательства недавней битвы. То валяется орочий шлем, то видны посеченые мечами камни, и высохшая, побуревшая лужа крови внизу…

Туши троллей, варгов, орков и прочей нечисти, как знала Ветка, помогли вынести из Дейла эльфы. Люди ходили по улицам — много; лица светлые, исполненные надежды. Такое ощущение, что даже тех, кого в войну постигло несчастье, уверились в начале новой, лучшей жизни.

Бард придерживал Пушистика за повод. И рассказывал. Здесь главная площадь, здесь восстанавливается ратуша, и пока живет он со своими детьми; здесь лазарет — раненых и покалеченных осталось очень много. Всеми ими занимаются врачеватели, которых уже успели привезти из других людских городов — вместе с первыми припасами.

Но Ветка думала о другом.

В Эреборе она не могла оценить, как сильно ее гнетут полутемные помещения (хотя гномы и говорили, что позже будет много света), каменные стены, своды над головой, отсутствие окон, воздуха, хотя затхлости нигде и не было.

Она сиживала подолгу на балконах города-горы, разглядывая горизонт, и даже не предполагала, как утомилась в просторных подземельях. Как не хватало ей лошади, дороги; ощущения открытого воздуха, свободы движения; как утомили суровые Железностопы, приземистые, недружелюбные, совсем непохожие на ватагу Торина Дубощита.

И совсем непохожие на людей.

Ветка с грустью поняла, что если и рискнет вернуться к Торину… то это будет очень осмысленный и обдуманный поступок. В горе Ветка не успевала думать и замечать, подходит ли ей Эребор для жизни. Оказавшись на просторе, туда, обратно, под толстенные каменные своды, к корням горы, вовсе не хотелось. Но дело такое… в этом мире, судя по всему, одинокой девице несдобровать. Надо обязательно быть при ком-то — при людях или при деле. Или при мужчине. Можно вот даже при узбаде.

Ветка вздрогнула и посмотрела вниз. Бард глядел на нее, и чему-то улыбался.

Девушка поняла, что мужчина уже довольно давно молчит, и стоит, просто придерживая лохматого полупони за повод, поглаживая его густую шерсть.

— Что, замучили тебя гномы, майа Ольва?

— Это они только вчера придумали, что я майа, — негромко сказала Ветка. — До этого записывали в исчадья Моргота и хотели посадить под замок. Я так считаю… что я человек. Как… и ты! — и Ветка широко заулыбалась — надо же, а ведь правда. Она у людей. У своих. У своего народа!

— Ну тогда, — сказал Бард, подставляя плечо, — поселю-ка я тебя со своими дочками. Постоялые дворы у нас уже открыты, два; только я не думаю, что тебе там место. Прими мое гостеприимство.

Ветка смотрела на его плечо.

— Ты хочешь снять меня с лошади?

— Ну да. А что? — встревожился Бард.

— Я аэээ… — «Сама могу!» «Не калека!» «Тут этой лошади от горшка два вершка!» — Спасибо.

Было не слишком удобно; но Ветка скользнула по рукам Барда вниз…

На секунду оказалась с ним лицом к лицу. Легкий запах вина, табака; чуть влажного меха — от его одежды; запах…

Человека?

— Как вы узнали, что гномы вообразили, будто я майа? — спросила Ветка, не торопясь выкручиваться из рук правителя Дейла. Человек, вблизи — это же просто праздник какой-то!

— Птичка новость принесла, — тихо, чуть сдавленно ответил Бард. И неохотно отпустил руки. — Гэндальф проехал через Дейл вчера, очень торопился.

— Я не вхожу в клуб любителей Гэндальфа, — сердито буркнула Ветка. — Мнительный дядька, и постоянно на взводе.

— Он в число твоих поклонников тоже не входит, — усмехнулся Бард. — Скоро будет темнеть, пойдем в дом. Лошадью займутся слуги. У гномов много золота, но в Дейле много людей, и это дает свои преимущества… я угощу тебя ужином. Может, стол даже в чем-то превзойдет трапезы подгорного короля. Мы же начали торговать, а Торин Дубощит все разбирается со своими родичами.

— Там есть тема… поразбираться. Гномы есть гномы, — сказала Ветка с полным знанием дела. Бард посмотрел ей в лицо, и отчего-то рассмеялся.

***

Ветке потребовалось с полчаса, чтобы познакомиться с детьми Барда — юный лучник, который оберегал пролом в стене, оказался его сыном. За это же время Ветка поняла, что имеет дело со вдовцом; и так как у нее в прошлом также были нежелательные для обсуждения темы, она решила не выспрашивать его ни о чем.

В Дейле стояла суета, которую Ветка назвала бы в чем-то — несмотря на лазарет, все еще переполненный ранеными, — веселой. Бодро стучали молотки и топоры; на скорую руку люди восстанавливали выбранные жилища. «Дракон погиб, дракон погиб, гномы дали золото, город снова наш, наш город снова будет жить», — слышалось в каждом звуке. Ветка прислушалась, сидя за небогатым, но изысканно накрытым столом… и поджала губы. А трех драконов не хотите?..

Оставалось лишь надеяться, что Торин Дубощит, и на крайний случай Железностопы с Даином не выпустят юных чудовищ наружу.

Не дезертировала ли она с поля боя?

Дезертировала. Самым откровенным образом. Трусливый заячий хвост она, а не майа.

Бард оказался рядом — положил теплую руку на плечо.

— Тебя гложут какие-то думы, Ольва. Знаешь, я хотел сказать… не всегда людям ясны действия других народов. Дивные перворожденные всегда останутся непонятыми и недостижимыми. Гномы, каменные дети гор, тоже. Что бы ты ни оставила за спиной — не тебе малыми человеческими силами справляться с этим.

— Как сказать, Бард Лучник, правитель Дейла. Тебе ли не знать, что малая сила, приложенная вовремя и в конкретную точку, может многое менять.

Бард усмехнулся.

— Не правитель. Люди Дейла выбрали меня королем, хотя мое королевство — пока просто развалины и тень древней славы. Я буду стараться. Мы даже распахали несколько полей под озимые, и успели засеять. Но мне сейчас не до блеска короны, даже с золотом гномов. Хотя она у меня есть — Торин Дубощит подарил лично, — и Бард указал на прекрасную корону из черненого золота, украшенную драгоценными камнями, которая лежала на алой подушечке на небольшом столике у окна. — Когда Дейл будет восстановлен, торговля налажена, раненые поправятся, и я смогу сказать, что сделал свое дело — тогда возложу ее на свою голову.

— Ну что же… прошу прощения, ваше величество, — улыбнулась Ветка.

— Вина? Мяса?

— И того, и другого…

Вечерело; дети Барда пришли домой. Обычно Лучник занимался с ними вечерами — по тяжелым пыльным книгам и свиткам, описывающим историю Арды; но Бард отослал их, и Ветке показалось, что она заполучила в клуб своих нелюбителей трех новых членов. Кровать ей приготовили в просторной спальне девочек — убранных комнат в бывшей ратуше было не так много.

Ну, а Ветка сидела с Бардом, и они разговаривали и смеялись. Служанка (Ветка впервые ела так, чтобы за столом прислуживала служанка) подливала густого вина, и подкладывала кусочки сочнейшего жаркого.

— Куда ты направишься, Ольва, майа гномов? — спросил Бард.

— За своей лошадью, — уныло сказала Ветка. — К Трандуилу. Торин обещал выкупить коня, но ему, я так думаю, будет сейчас не до меня. А время идет.

— Крупный гнедой конь? Я расскажу тебе, — и Бард Лучник поведал следующее.

В разгар битвы пал олень Трандуила. Владыку зажали орки, и тот сражался с двух рук; подмога пробивалась к нему по узким улочкам. И тут раздался трубный рев, и из одного переулка вырвался дивный конь, в черном седле, невиданных роста и стати. Разметав орков, конь кинулся к Лесному королю, и тот в мгновение ока оказался на его спине. И дальше продолжал бой конным.

Конь сражался вместе со своим царственным всадником — копытами, время от времени взметаясь над боем на дыбы, как статуя. В какой-то момент орки вообразили, что он неуязвим, и прислан в помощь эльфу какими-то магическими высшими силами, и разбежались. Трандуил соединился со своей дружиной, и продолжил сражаться.

И далее все дни, кроме поездки в Эребор, Владыка ездил только на этом коне. На нем же отправился в Лихолесье.

— Ну вот это моя лошадь, — уныло сказала Ветка, — конь не был ранен?

— Конь нет. Владыка слегка, — сказал Бард, зорко вглядываясь в девушку.

— Да что этому остроухому будет, тем более я видела его в Золотом зале. Торговался, как подстреленный, — буркнула Ветка, — а вот конь!

Бард расхохотался. Ветка даже представить не могла, что подвигло Герца вернуться в воюющий город. А вот в саму битву и в поведение под седлом верилось: три столетия суровой саксонской селекции, славные боевые традиции прусских войн, сила, взращенная на Люнебургской пустоши близ реки Аллер — Голдшлегер Герцег вполне мог ощутить зов крови прославленных бойцов своего рода, и обрести истинное призвание. Что такое спорт? Битва — вот удел мужчины. Даже если он жеребец.

— Ой, мой Герцечка, мой Герцечка… — застонала Ветка. — Мой маленький мальчик… В руках сатрапа…

— Пей, — предложил Бард. — Иногда не так плохо утопить тревоги в хорошем вине. Дай мне несколько дней, я подберу тебе сопровождение до Сумеречного леса. Орки шалят, были слухи, что выжил их предводитель.

Ветка в этот момент выбирала кусочек повкуснее, и упустила часть фразы:

— Поедем быстрее, верхом, и не догонят, — легкомысленно ответила она.

Ночь спустилась на Дейл; горожане, встающие рано, легли спать, и лишь стража бряцала оружием на темных улицах.

Ароматное, холодное дыхание подкрадывающейся зимы встречал в зале жар камина. Ветка раскраснелась, и слушала Барда — и рассказывала сама. Кое-что, не вдаваясь в детали. И видела — черноглазый мужчина, человек, черт бы его побрал, верит ей. Бард был внимателен и улыбчив. И отлично ее понимал. Очень многое понимал, что Ветка и сама не готова была понимать.

— Достаточно, пожалуй, — сказал, наконец, Бард. — Дети давно спят, пора и нам. Утро у короля раннее.

— Спасибо… ты… ты… — Ветка встала и сделала пару неуверенных шагов. Баланс не позволил ей рухнуть, да и Бард метнулся, и оказался рядом, подхватив ее подмышки.

— Да ты напилась, майа Ольва, — но взгляд черных глаз был теплым, а улыбка…

Улыбка?

Просто замечательной.

— Ага… ты знаешь… я на самом деле и забыла, какие люди. Так быстро… забыла.

— Не стоит, пожалуй, забывать свой народ. Какими бы чужаки ни были интересными, истинная сила — со своими, — сказал Бард. — И… истинное счастье.

— Да? — Ветка уставилась на него широко раскрытыми блестящими глазами, в которых сверкали желтые огоньки. — Счастье?

— Ты, видно, и не знаешь, что это такое, — сказал Бард. Коснулся губами губ девушки… зал поплыл… Ветка закинула руки на шею Лучнику, обняла, и выключилась.

Бард отнес уснувшую Ветку в свою комнату, не став тревожить девочек. Укрыл, уложил на собственном ложе поудобнее, кое-как справившись с сапогами. Сел рядом. Провел ладонью по лбу. Ветка спала глубочайшим сном, и Бард примерно представлял, чему обязан такому несказанному доверию.

Коротко вздохнул и отправился вершить судьбы города, — рассвет уже занимался, спать королю Дейла было некогда.

Когда девушка проснулась, некоторое время не могла взять в толк, что случилось и где она. Почему-то первой в памяти выплыла версия радагастовых мухоморов, но нет — судя по привкусу во рту, речь шла о старом добром алкоголе.

Дейл.

Бард.

Ужин! Вот тазалык марал булгур!

Ветка взвыла и сунулась лицом в подушку. Приоткрылась дверь — старшая дочь Барда неласково спросила:

— Водички? Или тазик?

— Веревку и мыло… где Бард?

— Папа отнес вас сюда под утро, и ушел на стены, — так же нелюбезно сказала девочка. Ветка села.

— Ты не переживай. Я уеду. Сейчас.

— Советую умыться.

Через час — а был уже полдень — обзаведясь картой на желтом пергаменте, которую выдала та же сердитая, хотя и очень симпатичная девчонка, Ветка стояла во дворе с сытым, вычищенным и переседланным Пушистиком.

— Вы б попрощались!

— Я через тебя передам, что за все очень благодарна, и поехала к эльфам.

— Папа будет сердиться, что я вас отпустила!

— Я через тебя передам, что прошу прощения.

— Так ты трусиха? — Бард быстро вошел на широкий двор ратуши, сопровождаемый парой человек с лошадьми. Позади шли два десятка мечников и копейщиков, вооруженных для тренировки — предполагалось воинское учение.

— Т-трусиха?

Бард подошел вплотную, прямо при всех собравшихся. Посмотрел в глаза, взял за подбородок.

— Так и будешь бегать сама от себя?

— Ничего не знаю, — сказала Ветка, — мне надо Герца выручать.

— Разве ты не почувствовала вчера, где твое место? Разве ты смогла бы так довериться, если бы не почувствовала, майа Ольва?

— И не называй меня майей! — Ветка ощутила, что сейчас расплачется.

Бард собрался сказать что-то еще, но тут загремели тяжелые сапоги; и раздались крики: «Гномы, гномы идут»!

Бард вскинул голову.

Во двор ратуши вошли Кили, Двалин и Глоин. Гномы остановились напротив Барда; король Дейла отпустил подбородок Ветки, но не отшатнулся и не отошел.

— Приветствую посланцев великого Торина Дубощита, — сказал Бард. — Рад видеть вас в стенах Дейла. Какая необходимость привела вас? Чем город может помочь Эребору?

— Нам нужна девушка, — горько сказал Двалин. — Она обманом покинула город-под-горой. У короля остались к ней вопросы.

— Если деньги — я верну, — быстро сказала Ветка и показала тощий кошель. — Двалин… Кили…

Гномы отводили взгляды.

— Король велел привести тебя силой, если ты не пойдешь добром, — мрачно сказал Двалин. Кили поджал губы, темные глаза не смеялись.

— Ребята… — прошептала Ветка, — силой? Силой?.. Двалин! Кили! Глоин! Что там происходит? Нужна моя помощь?

— Помощь — нет, — неспешно сказал Глоин. — Справляемся. А ты — да. Нужна королю.

— Значит, так, — сказала Ветка. — Силой я никуда не поеду. Первое же прикосновение — и я буду драться, и, если надо, до смерти. Я отправляюсь к Трандуилу за своим конем. Торин знал, что я собиралась это сделать. Послание я оставила у Фили, не сбежала молча. Кили! Ну ты-то?..

— Именно я и понимаю лучше всех, отчего Торин хочет тебя вернуть. Ты лишь вчера на рассвете уехала, и уже… уже…

Бард сделал шаг назад от Ветки. И он?..

— Девушка моя гостья, —сказал король Дейла. — Если она желает невредимой выехать к Сумеречному лесу, открыто, не скрывая ни намерений, ни целей, я окажу ей всякую поддержку. — Бард взмахнул рукой, и стражники, приготовившиеся к тренировке, ощетинились оружием. Гномы также выхватили свое. — И я не думаю, что этот вопрос столь важен, чтобы нарушать добрососедские отношения Дейла и Эребора. Если Торину нужна Ольва, пусть шлет за ней гонцов к Трандуилу. Заберет и ее, и ее коня.

Кили, Двалин и Глоин осмотрелись.

Двалин поджал губы, и сказал:

— Что же ты, лапушка?

— Я все сказала, — Ветка еле-еле сдерживала слезы. — Все сказала Фили. Почему нельзя просто меня понять… послушать?..

— Мы уйдем, — сказал Кили, глянув на Барда, — но король-под-горой узнает о твоем решении, Бард Лучник, король Дейла. А ты, — Кили посмотрел на Ветку, — хоть и… и сбежала от нас, позорно и трусливо, будешь нашей гостьей, когда тебе потребуется убежище. Гномы крепко помнят… любые деяния, которые их касались. И добрые, и злые.

«Да что я вам, гадам, сделала злого?»

— Мы возвращаемся в Эребор с твоим ответом, — Двалин посмотрел на Ветку, — и с твоим, — на Барда.

Гномы повернулись и вышли со двора ратуши — там их ждали пони.

Ветка кусала губы.

— Бард?

— Решила — уезжай, — мягко сказал Бард. — Я предполагал, что так может выйти. Не нужно, чтобы ты сейчас оставалась в Дейле… просто как гостья. На каких-то других… основаниях… возможно. Но об этом говорить рано и не к месту. Просто поезжай за своей лошадью. У эльфов ты будешь в безопасности… дивный народ даст тебе время прийти в себя. Судя по тому, что говорил Трандуил, тебе не откажут в этом. А там… перемелется — мука будет.

Бард взял Веткину голову в руки и поцеловал в лоб.

========== Глава 13. Орки ==========

Все кошмары сбылись.

Ветка лежала лицом вниз на плоском осколке скалы. Два невыносимо воняющих орка держали ее за заломленные руки, прижимая к камню. Все ее вещи были неизвестно где; все люди, ее сопровождавшие, погибли.

Случилось худшее. Речь шла о тупой, неостановимой силе зла, в борьбе с которой недостаточно было ни Веткиной силы тела, ни силы духа.

Ветка горько сожалела, что не продвинулась с учителями настолько, чтобы уметь остановить сердце — ее отчаяние и ожидание неотвратимого насилия в этот момент были так велики, что она сделала бы это, не задумываясь. Даже при том, что собственно насилия и боли еще не было.

С ней обращались почти вежливо.

Ожидать тяжелее всего; Ветка ощущала, как в кисти рук, в спину, в плечи впиваются когти. Да и поза слишком живо о многом напомнила. О ТОМ САМОМ, когда, наигравшись, ТЕ решили поиздеваться над ней еще и по-другому, и перевернули со спины на живот.

Но в ожидании, даже таком чудовищном, всегда кроется ничтожный лучик надежды. Ветка не умела останавливать сердце. А потом вышло, что ожидание неизбежного позволило ей вспомнить все, что она изучала, готовясь… да, большую часть жизни готовясь к тому, чтобы выдержать и выстоять в случае нового насилия.

Мысли стали четкими, как будто механическими. Ужас перебирания в голове фактов отсутствия здесь хирургии и антибиотиков, психоаналитиков и прокладок постепенно сменился четкой установкой — ужаса не допустить. Искать способ быстро и легко умереть, не дав себя насиловать. И план-максимум — уцелеть и выжить.

Но ситуация была безысходная. Выхода Ветка не видела и представить себе не могла. Середина орочьего лагеря, от границ Сумеречного леса далеко, от Дейла еще дальше.

Наконец, когда девушка дико заледенела на скале, призывая немедленную пневмонию себе в помощь, перед ней появились лапы крупного белого зверя. Орки тут же заговорили все хором, на гортанном, неприятном языке. Им ответили — несколькими ленивыми, растянутыми фразами.

И Ветка почувствовала, что сделалась холоднее, чем камень, на котором лежала — она узнала голос.

В считанные доли секунды в голове Ветки табуном проскакало все, что она успела вспомнить из боя на льду, когда она полезла защищать Торина Дубощита; из съемок некоторых фильмов, в которых участвовала как дублер ню; из книг, слухов, разговоров. И план был готов. Оставалось исполнить его чисто — так, чтобы ни единая ресничка, ни единая фальшивая нота голоса не выдали ее дикий ужас и уязвимость.

Орки отпустили ее. Но Ветка осталась лежать, стараясь понемногу вернуть кровообращение в затекшее тело.

Она увидела нижнюю часть тела бледного орка, который спрыгнул с варга и подходил к ней. Остановился перед скалой.

— Надежда, говоришь, умирает?..

Ветка неспешно собрала в кучу руки, ноги. Встала. Выпрямилась на скале, заложив руки за спину. Посмотрела на бледного орка сверху вниз, сложив лицо, как она сама это обозначила, а-ля Трандуил.

— Ну что же, повеселюсь я сегодня, — проворчал орк и облизнулся. Вид пленницы, величественный, как она предполагала, его никак пока что не смутил.

— А завтра вы скормите это мясо варгам, — добавил орк, но, если бы он знал, что угроза эта весьма слаба по сравнению с адом, бушевавшим в душе девушки… скормиться она готова была хоть сейчас, лишь бы быстро.

Впрочем, это была и не угроза для орка, а самая настоящая, обыкновенная правда. Даже, можно сказать, повседневность орочьего стана.

Но смотреть на страх в глазах пленных он любил.

Ветка шагнула к нему, к Азогу Осквернителю, к краю скалы, и ее лицо оказалось на одном уровне с иссеченным ликом страшного создания.

И Ветка улыбнулась.

Улыбнулась изнутри, всем своим существом, дико желающим выжить, избежать боли и истязаний; и поцеловала бледного орка, глядя прямо в его удивительные бесцветные глаза.

Торин.

Бард.

Смогла бы она, если бы не было тех, настоящих поцелуев?..

«У него там такие клыки, сейчас отжует язык».

Поцеловала с нажимом, резко, и затем отпихнула его от себя — сильно, неожиданно, так, что орк сделал шаг назад и окаменел.

Он был умен.

Он думал.

Нельзя было позволить ему думать.

— Немедленно дай мне плетку, ты! — сказала Ветка. Сама она собственный голос не слышала, так как все заглушало дикое биение пульса в ушах. Орк чуть заторможенно глянул на двух или трех застывших в ужасе чудовищ в огрызках лохмотьев, битых доспехах, с изуродованными мордами. И вдруг отобрал у одного нечто, что могло бы сойти за плетку-семихвостку, и, оскалившись, протянул ее Ветке.

Рыкнул:

— Пошли прочь!

Орки разбежались, но Ветка точно знала, что они неподалеку.

Нельзя было давать опомниться.

Ветка попробовала гибкие хвосты плетки пальцами… и наотмашь ударила Азога по лицу.

— Как ты себя ведешь, дрянной мальчишка?

Кровь билась, отсчитывая пульс ледяным набатом. Азог не знал этой игры.

Но быстро понял ее смысл.

— Я… я себя веду?..

— Ты скверно себя ведешь, — вкрадчиво подсказала Ветка и изо всех сил (чтобы пробить эту белесую шкуру), хлестнула его по морде снова. — Ты не поклоняешься госпоже!

— Я должен… поклоняться?..

— Если хочешь, — сказала Ветка и демонстративно медленно облизала губы, — чтобы госпожа сделала тебе что-нибудь приятное, — сощурилась, — слушайся госпожу! И тогда госпожа накажет тебя. Ты же хочешь, чтобы госпожа тебя наказала?

— Что… ты делаешь?.. Что ты за тварь?.. — голос Азога разнесся низким рокотом.

— Рассказать? — вкрадчиво сказала Ветка. — Пойди сюда.

Азог приблизился. Сабельку взамен утраченной секиры он успел приставить самую простую; а оставшаяся целой рука сообщила Ветке — получается. Немного, пока не на все сто, но получается.

Ветка нагнулась, с брезгливым выражением рассмотрела морду орка вблизи. Потом резко и неожиданно стегнула его плеткой по мощной шее. И прежде, чем он успел отстраниться и взреветь, тут же схватила его за уши и снова поцеловала — так жестко, как только могла, стараясь не обращать внимания на привкус крови во рту, и на вкус чужой слюны.

Доминировать.

Как угодно, только доминировать!

— Ты все отлично понимаешь, — прошипела Ветка. — Ты же умный мальчик… очень умный… а они не видят, правда? Никто не видит… только я поняла, сразу, как только ты заговорил со мной. Умный! Только очень плохой! — и Ветка снова наотмашь плетью дважды ударила его по морде.

Азог стоял в замешательстве. Потом вдруг улыбнулся… и улыбка сделала его почти красивым. Стокгольмский синдром, подумала Ветка. Держаться, как гвоздь.

— Мне нравится!

— Тогда на колени, плохой мальчишка, — сказала Ветка и чуть не прикусила язык. Колени — это, наверное, слишком. Но Азог медленно опустился… на одно колено.

Как рыцарь.

И смотрел на нее уже с обожанием и вожделением… ожидая продолжения игры.

Ветка неторопливо (лишь бы не навернуться) сошла с камня. Наверное, она выглядела сейчас именно такой госпожой, какая должна была быть в настоящих играх такого характера. Сапоги и бриджи для верховой езды. Желтое платье с декольте, с высоким разрезом. Меховую куртку у нее отобрали орки, но сейчас она не ощущала холода.

Обошла вокруг этой гигантской глыбы зла.

Погладила шею ладонью.

— Ты одинок… тебе и поговорить не с кем, умный мальчик. А ты ведь ничуть не хуже всяких древних воинов. — И с размаху, со всей руки, как только смогла, вытянула Азога плеткой по спине. Тот прогнулся и зарычал, но в этом рыке было наслаждение. — А ты окружил себя тупицами. Но теперь все будет по-новому, да, сладкий? — И ударила снова.

Азог рычал; по его мускулатуре проходили могучие волны. Это почти завораживало. Ветка мельком отметила странное — у нее самой потяжелел низ живота, и стало горячо. Но на осознание и рефлексии не было времени.

— Ударить тебя еще, сладкий?

— Дааа!

— Проси!

— Ударь меня!

— Хорошо. Ты же будешь дрянным мальчиком? Как раз таким, каким ты мне нравишься?

— Нра-авлюсь!

Ветка с руки, от души ударила Азога, накрест; тот взвыл.

Но, судя по всему, правило не распространялось на орков. Азог был бодр и свеж. А фантазия иссякала.

— Сла-адкий, — Азог встал и повернулся к Ветке. Провел по ее лицу рукой. Нежно. Кожа бледного орка имела своеобразный, но не противный запах, а лапища оказалась в мозолях… но живой и теплой. — Хочешь?

— Я скажу, когда захочу, — надменно объявила Ветка, в прямом смысле стоя под Азогом. — А пока ты, мой маленький, будешь делать то, что тебе прикажет госпожа! — последнее слово удалось выкрикнуть, не сорвавшись на визг.

— Госпожа, — Азог сказал это слово серьезно… глубоким, рокочущим голосом.

И снова встал на одно колено.

Ветка села на это колено, обняла Азога за шею и отдала ему губы для поцелуя. Целой рукой чудовище осторожно обняло ее, отведя саблю назад. Поцелуй был ужасен, так как слюна, рот Азога оказались омерзительными на вкус, а запах сбивал с ног. Но надо было выживать. Наконец, поцелуй прервался; Азог отпустил ее губы…

И Ветка мгновенно снова огрела его плеткой, так как думала только об этом.

— Госпожа, — томно сказал орк, и, схватив ее, утащил в палатку. Там оказалось ложе, покрытое варжьими шкурами; Азог сбросил одежду, которая на нем была, и выпрямился перед чуть не околевшей со страху Веткой.

А габариты орка поражали. Ветка попробовала сглотнуть вонючую после лобызаний слюну и снова перехватить инициативу:

— Оближи мои сапоги.

— Что-о?

— Если ты будешь хорошим мальчиком, я не только отхлещу тебя плеткой, но и дам облизать мои сапоги, — Ветка резким движением разорвала разрез на юбке еще выше, и вытянула вверх стройную ногу в сапоге.

— Лизать сапог?

— Ну ты же хочешь облизать что-нибудь еще? — сощурилась Ветка.

— Хочу, — рука Азога вдруг метнулась в разрез платья, и больно сдавила бедро. — Облизать. Умный мальчик? Госпожа? Хочу.

— Тогда подчиняйся! — Ветка старалась удерживать тон. Но что-то пошло не так после того, как чудовище сунуло лапу под юбку.

— Хорошая игра, — объявил Азог. — Ты странная. Я доволен. Хватит плетки, — он вырвал плетку из рук Ветки, и выбросил. — Если захочу так снова, дам тебе плетку побольнее.

— Ты умеешь связно разговаривать?

— Ты сама назвала меня умным мальчиком. Но на сегодня можешь считать, что выиграла. День. Завтра продолжим, — Азог растянулся на варжьей шкуре и притянул к себе Ветку. Сунул руку за пазуху ее платья и начал мять грудь. Не больно. Неторопливо. Мысли в Веткиной голове метались зайцами. План Б она не продумала. Доступного оружия в палатке не оказалось. Орк не дремал.

Азог тем временем насытился грудью и перевернул Ветку на спину. Кураж в ней иссяк, и она подчинялась, просто не зная, как вернуться к доминированию, и что еще можно сделать с этой белой глыбой.

Орк одним пальцем в клочки разорвал лиф платья и спортивный топ. Обнажил грудь. Навалился на Веткины ноги тяжелым телом, и начал медленно лизать соски, неторопливо, тщательно, как мать-волчица вылизывает детенышей.

Ветку тошнило от отвращения и страха. Если не выиграть все — то хотя бы выиграть время. И легкую смерть.

«Когда ты закончишь?.».

«Ну когда же ты закончишь?.».

«Я больше не могу это выдерживать!.».

Ветка билась в каких-то странных конвульсиях — хотелось избавиться от вонючего языка и слиться с ним плотнее. Азог, видимо, что-то то ли обнаружив, то ли решив, приподнялся, и сунул руку под платье снизу — дорогущие бриджи приказали долго жить. Ветка забилась, прижатая тяжестью жуткой туши, от отвращения, от странных распирающих чувств… и дернулась, громко ахнув, вхлипнув. Закрыла руками лицо, вообще не понимая, что с ней происходит.

Когда девушка затихла и продышалась, Азог сидел рядом и облизывал пальцы. Медленно, прищурив глаза.

Посмотрел на нее.

— Хорошая игра? Умный мальчик? — в голосе была настоящая ирония, а грохот голоса был приглушен.

Ветка не знала, что сказать.

Орк лег, подтянул ее к себе, сказал на ухо:

— Продолжим утром, раз сладкий. Я отдохну, я хочу спать. Я долго скакал, слишком долго. Для твоих игр надо как следует выспаться.

И почти мгновенно уснул. Беззвучно, как ребенок или дикий зверь.

***

Случившееся с утра было предсказуемым и скучным. Ветка тряслась всю ночь, но орк держал ее очень крепко. А наутро он потребовал доказательств того, что он сладкий.

Ее вырвало. Жестоко, наизворот. Не спав ночь, после того, что случилось накануне, Ветка этого просто не выдержала.

Азог молча смотрел, как ее выворачивало. Потом потрясенно сказал:

— Ты лгала? Лгала мне? Лгала… так? — и в этот момент его голос был голосом обиженного ребенка. Потом Азог взревел, сорвал с Ветки одежду и велел привязать ее к дереву. — Как ты могла так мне лгать? Ты… ты!!! Как ты могла?..

Бледный орк истязал ее долго.

Он притащил труп какого-то своего соратника, и потрошил его прямо перед Веткиным лицом, заваливая ее кишками, поливая гнилой кровью. Огромным ножом вырезал на всем ее теле какие-то линии и завитки — на груди, на плечах, на животе, на бедрах, неглубокие, но очень болезненные. Ветка ничего не ждала, ничего не могла сделать — только готовилась принять последнее надругательство и смерть.

Она кричала, не сдерживая ужаса, кричала после каждого пореза, после каждого нового издевательства. ТОГДА она не посмела. А сейчас крик рвался из горла сам, срываясь на визг, на задушенный кашель и рыдания.

Кошмар не прекращался.

А Азог ревел во весь голос, временами, как казалось Ветке, с отчаянием.

***

И вот дурная бесконечность закончилась.

Небольшое плато, собравшее массу зрителей на шоу, наполнилось движением. Ветка, которая уже почти ничего не слышала, как в замедленном кино, сквозь слезы и кровь, заливающую лицо, увидела стройные силуэты эльфов, окутанные светом, перелетавшие с одного высокого камня на другой.

Стрелы разили порождения Моргота одного за другим; орки лезли сплошной массой, но эльфийские бойцы врубались в самую гущу.

Пешие воины расчистили дорогу, и на плато вырвалось несколько всадников. Азог взревел, схватил Ветку за горло, одним движением перерубив все веревки… на секунду приблизил ее лицо к своему… бесцветные, прозрачные глаза искрились лютой злобой… и пониманием.

Азог швырнул Ветку в скалу — сильно, намереваясь покалечить или добить одним броском.

И ринулся в бой.

Ему навстречу выбежали сразу два мечника… а Ветка…

Ветка смотрела, как через поваленный ствол дерева летит светло-золотистая лошадь, с высоченным всадником на спине — развевались длинные волосы, сверкал меч. Ветка не могла даже двинуться с места… только крикнуть…

— Я здесь!..

Неудачная фраза — кто такая я? Где здесь?.. Дыхания не хватало закричать громко…

— Я здесь! — услышала Ветка голос Трандуила. Владыка спрыгнул с коня, бросился к ней — остолбенел на миг… Сорвал плащ, закутал ее, не спрашивая, может ли она встать, схватил на руки.

— Половина крови не моя, — простонала Ветка.

— Неважно, — Трандуил вернулся к лошади. Кипел бой, но вокруг могущественного короля словно образовалось немое пространство — орки пробегали мимо, стрелы со свистом пролетали, не причиняя вреда.

— Эйтар! Подержи. — Эльф, который сражался неподалеку, завалил своего соперника, и принял Ветку из рук Владыки. Трандуил вскочил в седло, поднял девушку поперек передней луки, и поехал прочь.

Ветка ожидала, что сейчас на пути белой горой встанет ревущий Азог. Она всерьез подозревала, что он бессмертен, хотя и убедилась в уязвимости его бледной плоти. И Азог появился — чуть в стороне он продолжал начатую битву. Ветке показалось, что в одном противнике чудовища она узнала Мэглина.

Азог потерял секиру, булаву…

Эльфы теснили орков — орочий отряд был, хотя и велик, но плохо организован и совсем не готов к атаке.

Мэглин размахнулся и отрубил белому орку правую ногу чуть ниже колена.

— Довольно! — крикнул Трандуил.

— Что?.. — мужественное лицо Мэглина было искажено эмоциями боя; он резко повернулся к Владыке, оставив своему напарнику удерживать орка.

— Он безоружен и лишился еще одной конечности. Оставь его живым.

Азог тяжело дышал, сражаясь на коленях.

— Это личный враг, — ядовито сказал Трандуил. — Личный враг моего уважаемого собрата, облеченного властью — Торина Дубощита, Короля-под-горой. Азог Осквернитель должен поплатиться за надругательства над телом его деда. Не так ли?

— Пожалуйста, Трандуил, пусть его просто…

— Что? — Король заглянул Ветке прямо в глаза. В его взгляде была жесткая пытливость.

Ветка, насколько смогла, осознала, что сейчас решается что-то очень важное. Часть ее души, которая искренне желала Азогу сдохнуть, боролась со второй половиной. Мощный, громадный орк, временно прирученный ею… вырвавшийся из-под ее власти… издевавшийся над ней, причинивший боль…

Орк был умен, но зол и извращенно безжалостен до самой последней частицы своей натуры. До самой последней?..

В горле Ветки снова поднялись рвотные позывы, когда она вспомнила…

— Просто убейте его, — прорычала Ветка.

Азог, окровавленный, но не сломленный ни на миг, со странным, окаменевшим лицом смотрел на Ветку.

В глазах Трандуила мелькнуло что-то, непонятное Ветке; он кивнул, и Мэглин с удвоенной силой ринулся в бой.

А Трандуил пришпорил свою золотистую лошадь, и поскакал прочь. Ветка выпростала руки из-под плаща, и отчаянно вцепилась в его величество, обхватив руками торс. Носом вжалась в доспехи на груди; в бедро больно ударяла высокая лука седла, но Лесной король, прижимая Ветку к себе левой рукой, и управляя лошадью правой, не давал ей свалиться. Ветке лишь иногда была видна часть шеи и четко очерченный твердый подбородок. Но она не стремилась смотреть, ей хватало ощущения тела, запаха, звуков копыт, бьющих в плотный лесной настил, и осознания того, где она и с кем.

Добрались — но не до лесного замка, а до лагеря отряда, выехавшего на вылазку. Костры, палатки, четверо стражников.

Трандуил остановил коня. Ветка оторвала замурзанное до последней степени лицо, на котором отпечатался рисунок нагрудника. Трандуил смотрел. И Ветка неотрывно смотрела на него. На лице живыми дрожащими драгоценностями были лишь ее глаза — остальное чудовищная маска, об ингредиентах которой лучше было не догадываться.

И эти глаза были сейчас удивительными. Радостными, молящими, светлыми.

У Лесного короля дрогнули брови, чуть приоткрылись губы…

— Трандуил! Герц цел?

Выражение лица эльфа перетекло во что-то иное. Владыка сощурился, и, недобро улыбнувшись, ответил:

— С твоей лошадью все хорошо, — и передал Ветку одному из стражников, прямо в плаще.

— Тут есть ручей, можешь привести себя в порядок. Если нужна помощь, тебе ее окажут, попроси. Я возвращаюсь туда.

Развернул лошадь и ускакал, разметая копытами коня лесной опад.

Ветка смотрела ему вслед. Затем девушка, едва переставляя ноги, забралась в одну из палаток и скорчилась там на полу.

Молча, и не в состоянии что-либо для себя сделать.

========== Глава 14. Озеро лилий ==========

— Она привела себя в порядок? Оделась?

— Нет, Владыка. Она так и лежит в вашем плаще в палатке. Но она жива.

— Мэглин?

— Я здесь.

— Кажется, она тебе по нраву? Вот и помоги ей.

— Владыка?..

— Я невнятно выразился? Разберись, что с ней. Даэмар всегда таскает с собой какие-то снадобья, возможно, они потребуются.

— Трандуил…

— Я должен повторять?.. Или пусть умирает? Кстати, что с ней сейчас?

— Я… осмотрел ее, Владыка… С вашего разрешения, я возьму лошадь и срочно отвезу ее во дворец.

— Ничего нельзя никому поручить! Дорога — это несколько часов верхом! Покажи, что там.

— Слушаюсь, мой король.

***

Трандуил только пару секунд смотрел на Ветку…

Мэглин развернул девушку на спину — показать почерневшие разрезы, сделанные Азогом. Ветка лежала нагая, раскинув руки. Она бы рада была по устоявшейся средиземской привычке уснуть или упасть в обморок, но не могла. Ей, судя по всему, было то ли непонятно, то ли все равно, смотрят на нее или нет, и кто именно. Трандуил опустил взгляд к ее бедрам — плечи, руки, живот, пах и ноги были густо залиты кровью. Веткиной и орочьей.

— Да, ехать нельзя.

— Вы… оставили ее так, Владыка…

— Я сказал дозорным помочь, если она спросит помощи. Она очень живо… интересовалась… своей лошадью. Я предполагал, что дела все же обстоят лучше.

Мэглин чуть поджал губы.

— Орки разбиты. Лес вокруг спокоен. У нас потери — пара ран, все живы. Даэмар и Олорель были в дозоре, Олорель говорит — все в порядке. Совсем близко есть дубрава и священное лилейное озеро, в него впадает ручей. Ей надо помочь, быстрее.

Трандуил сделал полшага к девушке… и отшатнулся.

— Займись.

— Вы лучший целитель, Владыка.

— Я сказал, займись! Она очень… живучая. Хватит и твоих сил, тем более, твой отец лечил в свое время еще раны Орофера. Плащ сожги, он весь в орочьей… мерзости.

Трандуил развернулся и ушел в свой шатер.

Мэглин еще секунду смотрел ему вслед. Затем скорчил на миг непередаваемую рожу. И присел на корточки, поднимая Ветку на руки. Подул ей на лицо.

— Ольва! Ольва… возвратись ко мне… пойдем… я позову назад твою душу.

Отбросил ногой плащ в костер и унес девушку к воде.

Трандуил в шатре раздраженно плеснул вина — бокал опрокинулся… Сел в кресло и по неосторожности сломал резной подлокотник. Начал снимать доспех… порвал ремень.

Тогда Лесной король сделал несколько глотков прямо из горла бутыли.

На столе у него, на блюде лежала голова бледного орка. Надо срочно отправить ее Торину, пока не протухла.

***

К такой работе никак нельзя привлекать много внимания.

Нагота девушки священна.

Хотя совершенство этого тела временно было уничтожено надругательствами, Мэглин понимал, что ему предстоит врачевать не только тело.

Орочья кровь ядовита, а она долго впитывалась в раны. Следовало как можно скорее их очистить и позвать назад душу Ольвы.

Мэглин разделся, оставшись в тонких шелковых брюках, сложил на берегу доспехи и оружие. Даэмар играл на тонкой свирели — не приближаясь, не поворачиваясь к воде, но чутко наблюдая покой леса и оберегая уединение Ветки и Мэглина.

Мэглин на руках занес Ветку в воду. И негромко запел.

Орочья кровь странным образом свернулась и утонула, как будто это был черный свинцовый порошок.

Веткина кровь поплыла алыми завитками.

Каждая нанесенная Азогом рана, каждый порез закровил, как будто был сделан только что.

Мэглин пел, все дальше и дальше отходя от берега, в заросли белых лилий, в гущу широких зеленых листьев.

Ветка вскоре зашевелилась. Мэглин остановился, перевернул девушку в воде вертикально, продолжая напевать.

Ветка спиной ощущала теплую кожу на груди эльфа, на талии — его сильные руки. Но ничего не думала, не чувствовала.

Мэглин перестал петь, и негромко сказал:

— Ольва, вымой лицо! Вымой. Или я окуну тебя под воду целиком. Белые водяные лилии — цветы благородства, хоть и растут в грязи и в иле. Их сила и мощь священного озера помогут тебе прийти в себя.

— Окунай…

— Набери воздуха.

Ветка послушно вдохнула и задержала дыхание. Мэглин, все так же удерживая ее спиной к себе, присел.

Под воду не пробивалась свирель Даэмара, точнее, слышалась едва, искаженная и очень слабая. Ветка с изумлением смотрела сквозь воду вокруг: между стеблями лилий, похожих на шнуры, поднимающиеся ото дна, мелькали огоньки — словно тут, в лесном озере, летали светлячки. Присмотревшись, Ветка увидела в иле тускло сияющий меч, очертания тела воина, лежащего на дне… светлячки то приближались к нему, то, наполнившись светом, врассыпную разбегались вновь. Подплыли к ней, кружились рядом, касаясь порезов.

Волосы Мэглина дымились в воде, как длинные водоросли.

Эльф вынырнул, и Ветка, обомлев от увиденного, вдруг закашлялась, задышала, зашевелилась; в ее тело вернулась хоть какая-то сила, и сразу же…

— Бо-ольно! Порезы болят… уууу… ииии…

Мэглин повернул Ветку лицом к себе.

— Ожила? — и заулыбался. Свирель тихо рыдала.

— Ууууу!

Мэглин нежно прижал нагую девушку.

— Скоро боль пройдёт, скоро; мне надо спеть еще раз… — и потихоньку запел, не выходя из воды. Он оставался на глубине — на поверхности были только его и Веткина головы.

На девушку же задним числом снова навалилась паника; боль; отвращение; тошнота. Еще раз боль, ужас, отвращение, паника. И снова…

Она руками обхватила эльфа за шею, а ногами за бедра, прижалась, и, к ее удивлению, от тепла его тела постепенно проходила боль в порезах, оставленных огромным ножом Азога, боль внутри, где ее терзали пальцы орка, и главное — и это уже совсем было непонятно — боль в душе. Весь ужас пережитого сменялся осознанием, что она справилась. Каким образом, где взяв силы — не стоило даже думать; Азог Осквернитель умер, она была жива.

Это результат. Просто результат.

Пальцы Мэглина прошлись по ее телу.

— Не пугайся… прости… я должен знать.

Провел по груди, по бокам; тронул кончиками пальцев ягодицы, чуть отстранил Ветку от себя, провел по животу, спустился легкими касаниями к лону. Потом очертил колени… поднял руки и взял Ветку за щеки.

— Можешь меня больше не душить, — сказал совершенно другим тоном. — Более того, можешь отцепиться и поплавать. Все кончилось, ты исцелена, а остатки порезов залечат во дворце.

Свирель замолчала; на берегу стоял Трандуил и смотрел.

Ветка разглядывала лицо Мэглина, близко-близко. Потом поцеловала его в щеку и вправду поплыла между широкими листьями и белоснежными благородными цветами. Она не заметила Владыку. Мэглин же, внезапно отяжелев, еле вышел на поросший травой берег и повалился на заранее расстеленный Даэмаром плащ.

Мэглин тяжело дышал, закрыв глаза.

— Прости, — сказал Трандуил. — Я должен был сам. Скажи мне.

Мэглин, через силу, пошатываясь, встал, выпрямился перед Владыкой — ручейки воды стекали от его густых волос по выпуклой груди, по плечам, и терялись в тонких штанах, плотно облепивших стройные ноги.

— Скажи мне.

Мэглин молчал.

— Я приказываю!

— Хочешь знать, изнасиловал ли ее бледный орк? Была ли она с ним добровольно? — тихо спросил Мэглин. — Теперь будешь узнавать это у нее сам, синда.

Трандуил отшатнулся.

— Ты забываешься, нандо!

— Ничуть, мой повелитель, — Мэглин нагнул голову в знак почтения, но силы отказали ему, и эльф осел на плащ. Ссутулился, опираясь на руки.

Трандуил, поджав губы, метнулся влево, вправо… увидел плывущую Ветку и беззвучно отступил, растворившись в подлеске.

Ветка же из воды позвала Мэглина:

— Слушай, мне уже намного лучше. Какой ты молодец, что помог отмыться! У тебя там никакой одежды нет? Я боюсь, остаткам моей теперь пришел окончательный… трындец.

— Не выходи, — раздался из-за дерева голос Даэмара, — ты голая! Я положу на берегу мои запасные рубаху и брюки. Подвернешь, подпояшешься. Ну, и плащ. А я пошел.

Ветка сделала, как просил следопыт — обождала и выбралась на берег попозже, замерзнув и стуча зубами. Стараясь хотя бы отчасти укрыться в камышах, надела брюки Даэмара, основательно подтянула тонкие шнурки в поясе. Подвернула снизу сантиметров на двадцать. Потом натянула рубаху — узкий разрез горловины закончился чуть повыше солнечного сплетения, и завязок тут не было. Подвернула рукава. Подошла к Мэглину.

— А ты чего не одеваешься?

— Я ещё полежу минутку, — ответил эльф. Лицо его было спокойным, почти скорбным. Развернув торс, Мэглин лежал как-то неудобно, глядя в звездное небо.

Ветка подумала, села рядом, положила его голову на колени.

Начала поглаживать, пропуская длинные мокрые пряди между пальцев.

— Мэглин, ты убил орка?

— Убил.

— Хорошо, — прошептала Ветка.

— Не жалеешь о нем?

— Он сильная, занятная тварь, — сказала Ветка. — Но тварь.

— Расскажешь?

— Я пробовала заставить его… подчиниться. Поверить, что я буду с ним. Иначе он просто разорвал бы меня, разорвал бы изнутри… и скормил варгам.

— Ты ждала помощи?

— Даже в голове не держала. Просто выживала.

— Рассказывай.

— Мэглин… это очень гадко. Я так смекаю, что эльфы такого не делали, и делать не смогли бы, — задумчиво сказала Ветка. — И погибнуть, не нарушив чистоту, гордо, так, чтобы о вас сложили песни, и отправиться в Валинор — это ваша сильная сторона. У меня одна жизнь и одна шкура. И Валинор не светит, ты понимаешь?

— Он изнасиловал тебя?

— Ты же знаешь. Нет. Лапал. Совал пальцы… но так чтобы насиловать — нет. Вы помешали.

Мэглин сел рывком.

— Я не ожидал, что ты мне скажешь. Так прямо. Спасибо, Ольва. Я… я очень устал в бою. Мне нужно спать. Даэмар или Лантир позаботятся о тебе. Иди в лагерь, видишь, вон там — огонь?

Встал, сделал пару шагов. Остановился.

— Пути, которыми зло проникает в душу, различны, Ольва. Риск был велик. Очень велик. Не сожалей о бледном орке. Ты душой чиста, я вижу, и оставайся такой.

— А телом, значит, не очень? — прошептала Ветка.

— Ну, после того, как я тебя искупал, чуть получше, — как раньше, немного по-мальчишески, усмехнулся Мэглин и исчез в сумраке.

Ветка постояла, и, чертыхаясь по-гномьи (выучка Двалина), отправилась на едва видный огонь костра. Теперь ей казалось, что она будет есть до утра. И пить. Все, что дадут.

========== Глава 15. Орхидеи ==========

— Это на какое-то время твой дом, дружок, — Мэглин смотрел мягко, как обычно.

Ветка, которая почти всю дорогу спала в его сильных руках на холке лошади, встрепенулась. В голосе чудесного нандо звучала отчего-то печаль. Девушка вскинулась — круги у глаз, каштановые волосы словно потускнели, а широкие плечи чуть ссутулились.

— Мне кажется, тебе тоже нужно отдохнуть, — осторожно выговорила она. — О. Дверей нет?..

— Дверей нет, но к тебе никто не войдет, если на то не будет особой причины, — спокойно ответил Мэглин. — Я оставлю тебя… на какое-то время. Возможно, надолго. Отдыхай и набирайся сил. Ты в самом сердце Сумеречного леса и в полной безопасности. Какие бы войны ни бушевали снаружи, сюда они не доберутся, разбившись о могучие стволы истинных древ.

— Однако орки были все же на краю леса, — пробормотала Ветка. — Почти на самом краю, почти под сенью древ…

— Это не должно тебя тревожить, — решительно проговорил Мэглин. — И лучше тебе не возвращаться воспоминаниями в те часы, дружок, — пальцы его легко легли на веки Ветки, и она послушно прижмурилась. — Мне правда пора. Я должен посетить целительницу и отправиться дальше исполнять свой долг… чтобы никакие войны и впрямь не докатились до сердца Темнолесья.

— Ты совсем никак не можешь побыть тут со мной? — жалобно выговорила Ветка.

— Боюсь, что нет. Я и сам… немного… ослаб, и не смогу помогать тебе так, как должно. Ты справишься, Ольва. В тебе намного больше сил… и… света… чем ты сама пока готова признать.

Ветка уже почти не слушала зеленоглазого эльфа — после прикосновения к векам ее начало клонить в сон, тяжело, свинцово, как будто она и не дремала так долго в плаще у него на руках.

— Спасибо тебе за все, — заплетающимся языком проговорила девушка. — Спасибо… за все… я прилягу, Мэглин… прилягу…

— Давно пора, — усмехнулся эльф.

Убедившись, что Ветка крепко спит на кровати, укутанная по самую макушку, а крошечная печурка разожжена и кожаный полог задернут, Мэглин взял коня в повод и, ссутулившись, задумчиво побрел ко входу во дворец.

Стражники леса постоянно приходили сюда и уходили вновь. Бои шли на всех кордонах, которые Мэглин для человеческой девушки обозначил как нерушимые. Его место было там… было там. И сейчас нандо вовсе не желал оставаться во дворце своего короля. Впрочем, он предполагал, что и желание Трандуила будет таким же.

Шаг за шагом, вот и вход во дворец, вот и широкий двор с конюшнями, вот и расседлана и напоена лошадь Мэглина. Сам нандо, приведя животное в порядок и отпустив его к телегам, груженым сеном, которое привозили с лесных опушек, переоделся в свежую одежду и отправился внутрь дворца.

Здесь были одни апартаменты, почти у самых крон деревьев, оплетших замок снизу доверху, проросших сквозь него, вход в которые был разрешен днем и ночью. Безупречная эллет, обитавшая в них, от самого глубокого сна вставала так, как вставала бы королева, в землях которой объявили войну — свежей, безупречной и готовой действовать. Сперва Мэглин направился к ней.

— Ты ведешь себя как неразумный мальчишка, — слышался чеканный, звенящий чистейшим серебром голос уже в коридоре. — Твои друзья по страже, вне всякого сомнения, сведущи в полевой медицине, но что делать, если рана не заживает уже целую луну? Наверное, показать ее той, которая сможет с ней справиться.

Невнятный ответ указывал на то, что посетитель эллет уже был изрядно опоен травами и почти уснул.

— Теперь я разрезаю вот здесь и вот здесь, эта плоть омертвела, и буду зашивать, — оружейный звон сменился коварным мурлыканьем, — а ты сиди и терпи, раз не удосужился признать авторитет целительницы вовремя. Терпи, Элорин.

Мэглин усмехнулся и опустился на обитую бархатом резную скамеечку напротив двери. Он приметил, что орхидеи в выступе стены начали вянуть — да и отчего бы им полыхать, шла зима — но это был дворец короля и покои целительницы Синувирстивиэль. А потому нандо забормотал слова несложной песни, оживляющей корни, возвращающей соки в стебель.

— Разве ты ранен? — звучный голос Трандуила. — Разве ты ранен, что сидишь тут у дверей Виэль? Ступай за мной.

Мэглин тяжело поднялся, коротко поклонился и пошел за Владыкой.

— Ты отвез ее в дальние покои? — осведомился король. Мантия текла за ним с угрожающим парчовым шипением. В алькове он развернулся и сел на перила балкона, выходящего на лес.

— Отвез. Она измучена и спит. И я… сделал бы то же самое, — выговорил Мэглин и чуть поклонился. Дальше выпрямился и прямо посмотрел в глаза Владыки.

Трандуил сморщился чуть досадливо.

— Ты осуждаешь меня?

— Я не вправе на такое, — Мэглин смотрел ровно и словно чуть сквозь. — Я сделал все, что ты приказал, и все, что желала и моя фэа тоже. Теперь я попросил бы у Виэли снадобий, чтобы восстановить силы. Дальше я снова готов буду служить тебе, мой король.

— Разумеется, — чуть нервно проговорил Трандуил, — разумеется. У Холодных водопадов видели гнездо. Я думаю, ночи тебе хватит, чтобы пополнить силы. Отряд, чтобы идти туда, уже собран.

— Хватит, Владыка.

Повисла пауза.

Король смотрел вдаль, на кроны величественных деревьев.

Орхидея напротив покоев Синувирстивиэль налилась бутонами.

Мэглин грустно смотрел на профиль Трандуила и тихо проговорил:

— Если ты не сумеешь спросить, мой король, я не сумею ответить.

— Пустяки, — надменно сказал Владыка леса. — Пустяки занимают меня. Никаких сложностей тут нет.

— Такие пустяки, как иноземка, ее конь и ее одежда с рамалоком? — спокойно, даже чуть заторможенно, так, как беседуют с кем-то очень опасным, выверяя каждую букву, проговорил Мэглин. — Спроси, мой король. Ни о чем, что касается меня лично и моей жизни, я не стану умалчивать.

— Я знаю все о твоей жизни, — рявкнул Трандуил, — все, что мне надо знать! Не становись слишком умным, Мэглин!

Зеленоглазый эльф поклонился и так и остался стоять со склоненной головой.

— Дальше Холодных водопадов тебе меня сложно отослать, Владыка…

— Ты думаешь, я избавляюсь от тебя нарочно? — надменно сказал Трандуил. — Это награда. Ты не ранен в бою, ты показал себя достойно… уничтожил такого врага, который не каждому по плечу. Хотя ты никогда не слыл витязем, Мэглин. Однако ты мудр. Отряд ждал лишь твоей руки. Возвращайся с победой. А теперь, если надо, иди к Синувирстивиэли, я видел, как Элорин покидал ее.

— Благодарю, — Мэглин продолжал стоять в алькове напротив своего короля.

— Что еще? Что?

— Владыка… осмелюсь ли я попросить?

— Что тебе?

— Отправь целительницу к Ольве Льюэнь. Если не залечить вовремя ее порезы, она навсегда останется в шрамах, — тихо сказал Мэглин. — Я сделал что смог, но окончательно очистить ее тело сумеет лишь Синувирстивиэль. Она… человек. На ней не заживет так, как на нас. А ее красота, возможно, когда-нибудь…

— Люди убили брата Синувирстивиэль когда-то, — сказал Трандуил. — Она не любит людей.

— Эру более велик и непредсказуем, чем мы думаем, — серьезно сказал Мэглин. — Я много беседовал с Виэль, в сердце ее давно нету к людям ни неприязни, ни ненависти. Точно так же Вириндил мог пасть от паука или какой-либо темной силы. Синувирстивиэль равно светла и целительна для любого. Пошли ее к Ольве. Я и сам буду просить ее об этом.

— Я подумаю, — Владыка поднялся, мантия блеснула тусклым золотом и багрянцем. — Подумаю, нандо.

Лесной стражник стоял навытяжку до тех пор, пока силуэт его короля, увенчанный короной, не скрылся в проходе боковой галереи.

После этого Мэглин повернулся — напротив входа в свои комнаты стояла Синувирстивиэль, тонкая, туго затянутая в сверкающее платье, достойное самого изысканного бала.

— Орхидеи еще не зацвели, — сказала она, указав на стену. — Но они сделают это завтра, мой друг. Я чувствую. Спасибо тебе за остатки твоей силы… поберег бы.

— Ты же мне поможешь? — Мэглин подошел и прикоснулся лбом ко лбу целительницы. — Поможешь?

— Ох, Мэглин, — тихо выговорила Синувирстивиэль. — Заходи. Только скажи мне, что за тревогу ты привез в Сумеречный дворец? Что за непокой?

— Ты увидишь ее, — мягко сказал лесной эльф, опускаясь в глубокое кресло с далеко откинутой спинкой. — Увидишь. Ее.

— Ее? — четко выговорилацелительница и замерла с тонким стаканом, наполненным ароматным отваром, в руке. — Ее?

— Ее.

— Человека? — недоверчиво уточнила Синувирстивиэль.

— Человека.

Тонкие пальцы легли на лоб лесного эльфа.

— Не знаю, что за диво, — немного заносчиво сказала эльфийка, — но, судя по тому, что ты видел… что ты думаешь… все слишком необычно, Мэглин.

— Помоги ей, — тихо сказал нолдо. — Помоги мне… помоги ей. Нам. Я больше тебя не могу ни о чем просить, Виэль. Дальше рано или поздно ты все почувствуешь и поймешь сама.

Виэль уставилась сквозь отдернутый полог двери в коридор — там лепесток за лепестком разворачивалась орхидея.

— Я этого не видела, Мэглин! — рявкнула Синувирстивиэль. — Не видела, не слышала и знать ничего не хочу! Но ты напросился — если хочешь на водопады, я напичкаю тебя от души!

Мэглин расхохотался и принял целебное снадобье. Цвета жизни вернулись на его щеки, круги у глаз ушли, и это снова был юный, полный сил эльф — и только вертикальная складка над переносицей все еще указывала на те мысли, которые владели им еще недавно.

========== Глава 16. Чертоги ==========

Веткина комната была в самом дальнем крыле Лесных чертогов и располагалась на земле, а не на верхних ярусах, где предпочитали обитать сами эльфы. Главный дворец Лихолесья строили гномы — из камня, и в отличие от обычных летящих над ущельями и возвышающихся на холмах эльфийских построек, он, хотя и отличался несказанным великолепием, словно врастал вниз, в землю, на много ярусов. Однако эльфы есть эльфы: со временем дворец так оплели могучие растения, стволы, корни и ветви, что камень и живая плоть леса слились воедино.

Веткина комната была уже не выстроена, а выращена, и походила на развилку огромных корней. Вход загораживала плотная занавеска из тисненой, тяжелой, хорошо выделанной кожи — других дверей не предусматривалось. Древесина образовывала узкое окно, в которое падал утренний свет — от восхода и до полудня. На идеально ровном полу, вымощенном красивым серым камнем, стояло низкое ложе — несколько бревен, накрытых тростником, поверх тростника — поистине королевской периной и роскошным покрывалом с вышивкой. В углу, но не вплотную к живому корню, был сложен небольшой очаг. Резной стол темного дерева — у окна, такой же работы сундук и несколько полок в углу.

Ветке этого было достаточно.

В комнате не было того, что принято считать удобствами — но вокруг простирался густейший лес, а буквально в пятидесяти метрах по камням сбегал небольшой водопадик. Вода направлялась в чаши, расположенные каскадом — солдатский душ и умывальники стражников и воинов дворца. Собственно, Ветке и досталось то, что можно было бы назвать комнатой в казарменном общежитии.

Чтобы попасть внутрь дворца, надо было обойти его кругом — с полчаса, приблизиться с другой стороны — с главного входа, объявить, кто такая и зачем пришла, и тогда уже войти во внутренние чертоги. Снаружи замок был обнесен основательной стеной, лес перед которой был расчищен — но двор с умывальниками и природным каскадным душем располагался внутри этой ограды, во внутреннем обширном саду.

Защитники дворца при осаде могли сперва отступить за стену, затем внутрь самого дворца, но такого пока не случалось — никакая сила доселе не атаковала лесного короля в сердце его владений.

Жилье, считавшееся у эльфов весьма простым, Ветке показалось просто верхом роскоши и изысканности. Ей нравилось все — живое дерево, небольшой очаг, который, однако, быстро наполнял скромную комнату теплом, шелк постельного белья, пух теплого огромного одеяла, солнце в глаза по утрам, водопад в качестве душа, плотная кожа вместо двери.

Мэглин привез Ветку сюда и оставил — это было достаточно безлюдное, можно сказать, временно расселенное крыло. Ветке досталась комната эльфа, который погиб во время битвы пяти воинств. Его вещи и оружие Мэглин унес.

Ветка была тут уже три дня. Мэглина, Даэмара или кого-либо иного из знакомых эльфов ей не довелось встретить. Тонкая эльфийка с черными волосами ниже ягодиц приносила ей с утра корзину с едой, и, глядя примерно так же, как смотрела на Ветку Тауриэль, безмолвно исчезала. Иногда Ветка сталкивалась около водопадов с одним-двумя стражниками, которые умывались, или просто беседовали у воды. Мужчины здоровались с ней приветливо, но от расспросов немедленно уходили. «Тебя призовет Владыка, набирайся сил». «Выздоравливай, отдыхай, в свое время тебя отведут во дворец».

И Ветка ждала.

Первый день она просто спала, почти не поднимая головы.

На второй постоянно лазила в холодную воду, оттирая тело с песком; топила очаг, пила принесенное ей вино.

На третий к ней пришла сдержанная эльфийка, велела раздеться, и осмотрела порезы — белые шрамы, волнистыми линиями и завитками украшавшие теперь Веткино тело. Эльфийка была юна и прекрасна, но держалась как строгая докторица в летах. Эльфийка представилась Синувирстивиэль, и объявила, что должна вылечить шрамы. Судя по тону, она бы охотно оставила человеческой женщине это украшение на долгую память, а может, и добавила бы что-нибудь от себя методами эльфийской хирургии. Но эльфийка только нанесла зеленую пасту на шрамы, открыто и как-то весьма неприязненно изучая Веткино тело, напоила девушку не слишком вкусным отваром растений, обернула в тонкое полотно, и по-быстрому спела песню. Ветка, хотя и оценила потом результат, не впечатлилась — чудесами эльфийской медицины в ее памяти навсегда осталось то, что делал Мэглин в лилейном озере. Теперь на загорелой коже остались только тонкие светлые линии, которые, как сказала целительница, должны были сойти за несколько месяцев. «Орк не применил магии, не использовал злых заклинаний, — сказала Синувирстивиэль, — ты, видно, была интересна ему, и он хотел сохранить твое тело».

Азог мог необратимо изуродовать ее единым ударом… но не сделал этого за пару часов. И все равно то, что происходило в стане орков, Ветка никак не могла обозначить как бережное отношение, и с эльфийкой не согласилась.

Ветку несколько смущало, что одежда у нее пока была только Даэмарова — ей лишь принесли плотный плащ и сапоги. А на улице неумолимо холодало; Ветка не могла далеко отойти от своего жилища. Благо, в ручье, сбегающем в умывальники, вода отчего-то оставалась теплой и по утрам немного парила.

На утро четвертого дня пришел вовсе не Мэглин, как всей душой ждала девушка, а платиноволосый красавец Даэмар. Он принес одежду — узкие тонкие коричневые брюки, длинное светло-желтое, богато расшитое платье с высоким разрезом спереди, нежную легкую сорочку под платье, отороченный мехом плащ, нечто вроде носков из шелка, мягкие сапоги, подбитые стриженым мехом, которые натягивались на ногу туго, словно чулок.

Ветка одевалась, а Даэмар напевал что-то дурашливое снаружи.

Ветка вышла. Эльфийская одежда села точно по фигуре. Платье плотно обтягивало талию и не сковывало движений, рукава с разрезами красиво облегали руки; более широкий, чем у кафтанов мужчин, подол тек, словно вода, когда девушка шла. Нижняя рубашка образовывала мягкие целомудренные складки вдоль узкого вертикального выреза горловины, а рукава с тонким шитьем достигали запястий.

— Тебе сшили одежду по мерке, — сказал Даэмар. — Там, в свертке, есть сменный вариант, короткая обувь для дома, платье для сна. А мои штаны и рубашку можешь вернуть.

— Постирать бы, — улыбнулась Ветка.

— Ручей постирает, — легко сказал Даэмар. — Но вышивка на вещах дорога мне как память, следовательно, я их забираю…

— Ты ведешь меня к Трандуилу?

— Да, Владыка вспомнил о тебе и пожелал видеть.

— Даэмар, — шепотом спросила Ветка, — столько пустых комнат… тут в каждой когда-то жили стражники или воины?

— Да, но обычно не постоянно, а когда собиралось большое воинство. Каждый эльф бесценен и достоин комфорта.

— И где все они теперь? Неужели верно то, что говорили гномы — дивный народ покидает Средиземье? У вас перестали тут рождаться дети?..

— Все так, — ответил Даэмар. — Мы поем об этом грустные песни, и, вступая в последние битвы этого мира, готовимся уходить без сожалений в чертоги Мандоса или за море, в благословенный Валинор. В сердце каждого эльфа, даже здесь, в сумраке леса, под опекой Владыки, плещутся волны. Но время еще не пришло. И мы пока здесь. И ты здесь, — и Даэмар снова заулыбался и весело прищурился. — Советую сосредоточиться на этой мысли. Трандуил не в самом благолепном умонастроении. Но я тебе ничего не говорил.

— А почему…

— Что?

— Почему за мной пришел не Мэглин?..

— А я чем плох?

— Даэмар, ты хорош! Но я думала…

— Иволга тоже думала, — сказал Даэмар. — Сидела и думала, пока не приклеилась к смоле, тут ее ласка и съела! Ольва, я должен с тобой поговорить. Сейчас.

— А Мэглин где?

— На дальнем кордоне, около Ледяных водопадов. Ты должна знать… Я должен сказать…

— Ты так мямлишь, как будто стащил положенную мне булочку, — сказала Ветка, достаточно, впрочем, беззаботно. Но затуманившееся лицо красавца синды ее насторожило. — Даэмар, да что случилось? Я кстати очень благодарна тебе — если бы меня оставили в повозке связанной, скорее всего, я погибла бы в Дейле. Ну помнишь, тогда. Когда ты пытался учесть все интересы.

— Я помню. Но не торопись меня благодарить. Ты знаешь… — Даэмар явно сомневался.

— Пока нет.

— Я же следопыт. Это я выследил отряд Азога Осквернителя и послал весть Трандуилу.

— Ну так, — осторожно сказала Ветка, — большое тебе спасибо. Я так и знала, что подобных совпадений не бывает. А что тебя смущает? Даэмар?

— Я не смог выйти из стана Азога и ждал своих внутри.

— Так, — на душе у Ветки стало неприятно.

— Я был в дупле дерева недалеко… недалеко…

— Недалеко от палатки Азога, перед которой мы с ним славно развлекались.

— Да, Льюэнь. Я видел почти все, а чего не видел — слышал.

— Ты пытался отвернуться, как честный мальчик, — на глазах Ветки закипели слезы, — но ты не мог, потому что в дупле тебя так заклинило, что голова не поворачивалась.

— Нет, я не пытался отворачиваться. Ты… ты управляла Азогом. Между вами что-то происходило, чего я не мог понять. Никак не мог. Но должен был. Это… невыносимо…

— Грязно?

— Странно.

— Хорошо, ты сказал, — сердито буркнула Ветка. — Теперь будь примерным эльфом. Вали и доложи Владыке.

— Я об этом и хотел… сказать…

— Я поняла, что ты не можешь не донести. Вы, эльфы, в чем-то рекордно тупые.

— Народ, который живет тысячелетия…

— Ой, ради бога. Делай что хочешь.

Даэмар внимательно посмотрел на Ветку.

— Ольва…

— Ну, то есть уже? — настроение ухнуло на самое дно из всех возможных Марианских впадин.

— Ольва-а…

— Ну я не знаю, что сказать. Возьми с полки пирожок.

— Я ел, — Даэмар крепко обнял Ветку за плечи. — Мне по душе лес, я редко лезу даже в дела друзей. Я жил бы один, но Мэглин когда-то спас мне жизнь, и я остаюсь с ним рядом, чтобы отдать долг. За много десятилетий привык, но всегда, когда могу, ухожу в леса следопытом. Я синда, но люблю одиночество больше всего. Я редко говорю свое мнение. Ты собрала свое внимание при столь длинной и несвойственной мне речи?

Ветка шла, болезненно покусывая губы.

— Ну как на тебя, на дурака злиться? Вы тут как муравьи при королеве — так или иначе, ну прям все будет известно его остроухому сиятельству… не пойму только, зачем ему такая излишняя информация…

— Так вот, — сказал Даэмар. — Предрекаю: человек, которому уготовано весьма значимое будущее, должен быть ко всему готов. И все, что происходит, встречать, э-э, грудью. Ну, или лицом. Ты поняла?

— Ну то есть он совсем не в духе? — опасливо покосилась Ветка. — Слушай, я воображаю, как ты подбирал слова для своего славного доклада.

— Я тебя уверяю, никому весело не было, — сказал Даэмар. — Пришли.

Стражники пропустили Даэмара и Ветку, и те вошли в Сумеречные чертоги.

***

Дворец ошеломлял.

Сумеречные чертоги были одновременно погруженными в величественную тишину и тень, и сверкали в лучах солнца, которое в течение дня проникало внутрь из хитроумно расположенных окон. Обнять пространство единым взором было невозможно; глаз постоянно выхватывал новое — прекрасные статуи, тонкие витражи, живые стволы деревьев, оплетающие камень, чаши с водой и небольшие фонтаны…

Даэмар отвел Ветку в парадный зал и тронул за руку, призывая остановиться.

Трон короля Трандуила был вознесен над залом и увенчан парой огромных рогов. Животное, носившее их, трудно было вообразить. Трон впечатлял, но Ветка посмотрела на рога кисло. Раз есть Леголас, то есть — или была, как у Барда, и жена?.. И, судя по рогам…

На троне был и сам Трандуил.

Ветка задрала голову — ну да, вот и мы, мелкие людишки. И прилежно сложила руки на животе. Реверанс сделать? Поздороваться первой? В дороге, в бою, даже в орочьем стане — с Трандуилом везде было проще, чем здесь. А здесь словно сам воздух превратился в упругую подушку и отделял короля от девушки.

Даэмар отошел в сторону.

Владыка рассматривал Ветку молча, и, как считала девушка, в невыгодном ракурсе. И все равно стояла и ждала. Наконец, Владыка встал. Великолепная корона и длинная мантия из алой парчи были Ветке в новинку, так как пока ей доводилось видеть лесного короля лишь в дорожной одежде.

Трандуил медленно спустился вниз; у подножия трона стоял небольшой столик. Трандуил небрежно откинул платок.

На столике лежали нунчаки Ветки и диадема.

Еще секунда, и Ветка начала бы хохотать в голос, но тут заговорил сам Владыка.

— Это бесценная вещь работы лучших гномьих мастеров, — сказал он. — Желтые топазы, которые вставлены в венец, идеально подходят к твоим глазам, не спорю, — Владыка чуть томно тянул слова, но Ветке слышалось опасное шипение за каждым звуком. — Я уже не говорю о золотистых бриллиантах, равных которым нет. Ты, вероятно, слышала, что я знаю толк в драгоценных камнях. Итак, это украшение Торин Дубощит подарил своей невесте… или своей любовнице?

Ветка поразмыслила над тремя вариантами ответа, один из которых подразумевал использование нунчаков, и сказала:

— Где Герц?

— Ты вообще больше не в состоянии ни о чем думать? — спросил Владыка. — Я уже говорил тебе, твоя лошадь в полном порядке. Ею занимается мой личный стремянной.

— Отдай коня, и я уеду.

— Разве ты не погостишь немного… у меня? Разве гостеприимство Сумеречья менее привлекательно, чем Эребора? Я уверен, что смогу развлекать гостью не хуже.

— Я могу увидеть Герцега?

— Позже, — сказал Трандуил. — Сперва пообедай со мной, майа Ольва. Я и представить себе не мог, что мне предложила разделить в бою одну лошадь такая высокопоставленная особа.

— Старый сплетник и тут побывал?

— Ну, мне сложно согласиться с твоим божественным происхождением, — Трандуил медленно направился в сторону небольшого, мощеного нарядной мозаикой алькова, где стояли два кресла, покрытых толстыми удобными подушками, — но Митрандир и не утверждал, что это истина, сказал лишь, что наивный свежеиспеченный гномий король решил так думать. Несомненно, такое возвеличивание тебя льстит Торину Дубощиту, да, Ольва? Ольва?

Ветка засовывала нунчаки сзади за узорчатый поясок. Потом подумала и надела диадему на голову. Рывком развернулась к Трандуилу, выпрямившись.

— Это мое. Как и конь!

— Я не держу коня во дворце. Присядь, сейчас нам принесут вина и пищи.

Ветка села. Даже если бы убрать нунчаки, мешающие развалиться в кресле свободнее, она сидела бы точно так же — ровно, как будто проглотила кол.

— Я благодарю тебя, Владыка Трандуил, за спасение моей недостойной и краткосрочной жизни. Долг за варгов, если он и был, покрыт сполна. Ты и твои воины подоспели вовремя. Но не могу не отметить — целительница, которую ты прислал ко мне, сочла, что орк не сделал мне ничего особенно плохого. Так, бытовой травматизм. Можно сказать, семейная ссора. Трандуил, если ты хочешь меня о чем-то спрашивать, спрашивай, но я не уверена, что захочу, буду, или попросту сумею ответить.

— На каких условиях ты оставишь лошадь мне? — спросил Трандуил, чуть откидывая мантию, и садясь напротив Ветки.

— Есть такое условие, — Ветка успела обдумать этот вопрос заранее. — Если ты покажешь на этом коне то, чего не смогу сделать я.

— Что ты имеешь в виду?

— Хотя бы прыжки в высоту. Выполнение приказов. Послушание. Мы выберем жюри, и поочередно покажем, кто чего стоит. Помнишь? Лучший всадник заберет коня. Но есть выход проще.

— Какой?

— Ты отрубаешь мне голову и расслабляешься на тот остаток вечности, который у тебя еще есть.

Трандуил склонил голову набок. Запястья его прекрасных рук лежали на подлокотниках кресла свободно, и Ветка видела, как на кольцах играют отблески света.

— Я согласен на соревнование. Лошадь у меня давно. Мы узнали друг друга. Ты лишишься жеребца.

— Ты этого хотел, не так ли? — терпеливо спросила Ветка, глубоко убежденная в том, что Герц никогда, ни при каких обстоятельствах не даст ей проиграть. — Отлично. Ты мудр и силен, и кра… в общем, ты супер, а я так, сбоку припеку. Поехали дальше. Я не знаю, на какую мозоль тебе наступила. Но сейчас есть вопрос посерьезнее всего, что было раньше.

— Любопытно, — зловеще ухмыльнулся Трандуил. — С каких пор пришелица из чужого мира говорит так, словно она мудрейшая из Белого Совета?

— Я так думаю, что Гэндальф все тебе рассказал. Так вот я хотела бы знать, что ты будешь делать.

Трандуил чуть удивленно вскинул брови, впервые за весь разговор став похожим на себя — того, которого Ветка помнила по бою с варгами.

— Я не понимаю ни слова.

— Ну волшебник тут был? Язык у него без костей. Я хочу узнать, собираешься ли ты помочь Торину Дубощиту в случае великой опасности.

— Значит, ты тут все же по его наущению?.. Что же. Мы заключили военный договор. Если на Эребор нападут, я приведу воинов. Но, насколько я понимаю, временно опасности преодолены, и городу под горой, как и Дейлу, ничего не угрожает.

— Ага, — проворчала Ветка. — То есть где не надо, мы треплем почем зря, а где надо, молчим. Какая прелесть. Трандуил, я не знаю, как обстоят дела сейчас, но, когда я покидала Эребор, гномы Торина там удерживали рвущихся на волю чудовищ. В подземельях, где почивал Смауг Великолепный, король-под-горой и Гэндальф нашли драконьи яйца.

========== Глава 17. Конь и много разговоров ==========

— Какая ерунда, — высокомерно сказал Трандуил. Ветка скосилась на Даэмара и еще двух или трех эльфов, чьи силуэты были видны в сумраке зала, и тихо зло сказала:

— Тупая рогатая голова!

— Что-о? — Трандуил резко встал и сделал шаг к ней. Ветка встала тоже… и…

Она желала хоть как-то сравняться с Владыкой, не дать себя унизить — даже ростом. Однако Трандуил, с которым рядом просто постоять как-то не довелось, буквально нависал — ноздри тонкого носа трепетали, глаза — светло-голубые опалы — сияли, а широкие темные брови оскорбленно сдвинулись. Ветке пришлось задрать голову, чтобы смотреть эльфу в лицо.

На пару секунд она забыла обо всем — зачем пришла, где Герц, что с драконами; лесной король, оказавшись от нее так близко, сломал некие оборонительные рубежи в ее душе. Ветка снова почувствовала его запах — мускус, лес, можжевельник, свежесть родника… и не выдержала. Медленно потупилась, опустила голову. Носки сапог тоже очень интересные.

Твердая прохладная рука взяла ее за подбородок. Да что ж такое, хватают почем зря!

Трандуил поднял Веткино лицо — в глазах его теперь искрился смех, а скулы подрезала улыбка.

— Что, привыкла смотреть на своего гнома сверху вниз?

Ветка шагнула назад. Старшая группа детского сада, мальчики. Девушка некстати подумала, что победителем в вопросах роста и прочих габаритов наверняка вышел бы упокоенный Азог Осквернитель, и поежилась. Вздохнула, и, опустив реплику «Торин тоже тебя обожает», начала эпохальный рассказ о драконьих яйцах.

Трандуил сел, Ветка также снова села.

Стройная дева зашкаливающей прекрасности принесла поднос с легкой закуской, а стражник — столик.

— Забавно, — сказал Трандуил. — Я знаю о драконах поболее многих. И такого не слышал ни разу — этого не случалось на моей памяти, а она, поверь, хранит изрядно тайн. В моем сердце пока нет тревоги, так как нет окончательной веры тебе. Но надо отдать должное, ты умеешь быть разнообразной и удивлять рассказами.

— Я не знаю, когда змееныши вылупятся. И вылупятся ли вообще. Я знаю, что эти слитки злата становились все горячее… а я уехала. Торин не желал ничего говорить Даину, а Гэндальф отправился к леди Галадриэль. Но если никто ничего сделать не сможет, то Эребор имеет шанс стать могильником гномов и обиталищем уже не одного, а нескольких драконов… И тогда, как мне говорили, гора сделается крепостью врага и опорным пунктом возрождения злобного королевства. Дейл снова будет уничтожен, а может, угроза затронет и твой Лес. Ты понимаешь? Второй шанс.

— Что?

— Второй шанс помочь гномам… или не помочь. Второй шанс, что дракон прилетит в Лихолесье. В прошлый раз пронесло, не так ли? — Ветка хорошо помнила курсы политинформации, которые ей читал Двалин, покуривая на балкончике, и надеялась, что гном не особенно переврал факты ввиду пристрастности.

— Ты для этого мне поведала свою занятную историю? Чтобы заранее надавить на жалость и подстраховаться, если драгоценнейшим гномам потребуется помощь?

— Я скорее хотела, чтобы ты был готов. И принял решение обдуманно… и по возможности, подготовился.

Трандуил встал и заложил руки за спину.

— С драконами может сражаться лишь крылатое воинство. Драконы опасны тем, что, если не пожелают достичь земли и биться на земле, просто остаются в небе и поливают противника огнем. Пламень драконов очень горяч, он протекает в здания и доспехи, и долго не гаснет. Здесь ничего не сделает самый достойный воин… можно лишь бежать и укрываться. Хотя мне довелось убить одного из рода драконов, но он был бескрыл. Если верно то, о чем ты говоришь, Галадриэль пришлет дозорного орла, и надежда Эребора и Дейла будет лишь в нем.

— Ты дрался с драконами?

— С великими змеями севера. Но разве ты хочешь послушать о моих деяниях? — иронично спросил Трандуил.

— Всегда полезно знать, с кем имеешь дело, — буркнула Ветка. — А что до драконов… будем строить дельтапланы.

— Я не знаю этого слова, — спокойно ответил Трандуил, — но, кажется, догадался. Попытки выстроить летающую машину, которая покорила бы воздух, делались не один раз. Безуспешно. В Арде нет такой магии. Великие орлы воспрещают занимать их небо, и согласны сами приходить на помощь, если объявился дракон или помощь требуется силам добра в ином бою.

— А где же они были, когда пал Эребор? — горько спросила Ветка.

Трандуил надолго замолчал, поджав губы. Наконец лицо его разгладилось, перестав быть томным и надменным, и сделалось чуть уставшим и строгим — лицо воина и короля. Ветка могла только вообразить, сколько раз и кому именно в прошлом Трандуил вынужден был пояснять свое решение, касавшееся Эребора.

Ветка послушно ждала, взяв бокал с ягодным вином.

— Я мог бы отправить в драконье пламя несколько сотен или целую тысячу моих воинов, — медленно сказал он. — Даже мог бы сгореть сам. Это не вернуло бы Эребор гномам в тот момент. Запас черных стрел иссяк, Дейл отстреливался как мог… и промахивался. Дракон раз за разом атаковал ворота, не опускаясь вниз. И я увел эльфов, так как видел, что исчадью Моргота нужна только гора. А уж когда Смауг забрался внутрь… ведь орлы прибыли, но дракон больше не вышел наружу, уничтожая оставшихся в Эреборе гномов. И крылатые воины оказались беспомощными. Мы, эльфы, помогали впоследствии выжившим… и некоторые принимали нашу помощь. Гномы — несносные гордецы. Мы дали пони, повозки, одежду… им негде было селиться, и они скитались, пока не осели в Синих горах и не отстроили Залы Торина. Люди Дейла отправились тогда в маленькую рыбацкую деревню на сваях и решили, что там проще обороняться от набегов орков и торговать. Всюду горы, и переселиться еще дальше им было не под силу, даже если бы эльфы согласились провести их через Сумеречный Лес и оберечь в пути. Эти люди любили воду, озеро и реки. Мы много лет поддерживали добрососедские отношения. Из деревни вырос Эсгарот. Я поступил так, как требовали интересы моего народа. Дракон и вправду облетел Сумеречный Лес стороной, не одарив ни единым языком пламени. Думаю, целью его было забраться в Эребор до того, как прилетят орлы, и он попросту не отвлекался на лишнее. Зачем ты оскорбила меня?

Ветка, которая слушала, как змея дудочку факира, вздрогнула и расплескала вино из бокала на пальцы.

— А-а?

— Что за рогатая голова?

— Тупая. Тупая рогатая голова.

— Можно не повторять?

— Я… привлекала твое внимание. Прости. Даже не думай про корону. Извини. Мне надо было, чтобы ты меня выслушал. Я несколько дней размышляла, говорить ли тебе об опасности. Ведь может, Торин перебьет всех змеенышей, и никто никогда не узнает даже, что они были. Он даже Даину не желал говорить. А Даин в Эреборе. И если драконы не вырвутся от гномов… тогда мои слова будут выглядеть бессмысленной ложью. Но я подумала… я подумала…

— Что?

— А вдруг все же драконы выведутся и вылетят?.. И я очень, очень захотела предупредить тебя. И конечно, сделать все, что могу, для Торина Дубощита… и моих друзей, которые остались там с ним.

— Понятно. Я принимаю твои извинения.

— Что?.. А, да.

— После состязаний, — вкрадчиво сказал Трандуил, — ты немедленно отправишься в Эребор?

— Я… еще не знаю. Я туда… не очень тороплюсь. Я все равно ничего не могу сделать. Особенно с драконом.

— Я отправил Торину Дубощиту голову его врага, обложенную льдом, — голос Трандуила загромыхал в высоком зале; он резко встал, мантия взлетела, и Ветка увидела, как встрепенулись внизу стражники. — Азог Осквернитель пал от руки эльфийского воина, пусть надменный гном ценит это как жест дружеского участия. И я хочу знать, — Лесной король сел, и посмотрел в упор на Ветку, — что тебе сделал бледный орк. — Эти последние слова были сказаны совсем тихо.

Ветка нахохлилась.

— Я так думаю, тебе все рассказали Даэмар и Мэглин.

— Я спрашиваю тебя.

— Я не буду отвечать.

— Что же, — эльф встал, — это твое право. Ты можешь пользоваться моим гостеприимством столько, сколько пожелаешь, Ольва Льюэнь. Тебе оставить ту же комнату?

— Да, если можно.

— Но ты можешь переселиться внутрь дворца. Я давал тебе время прийти в себя. Плен у орков — не самое приятное испытание.

— Ничего так, нормально, — снова замкнулась Ветка. — Я жива, кровь смыли, шрамы свели.

Подумала. Потом выпрямилась, подошла ближе к эльфу, подняла подбородок и тихо заговорила:

— Я понимаю твое любопытство, Владыка. Я не знаю, сколько тебе лет… и знать не хочу, потому что это все равно очень сложно представить. В твоей жизни редко происходит что-то интересное. Ты мудр, а то и всеведущ. Но ты сам говорил, что не видел иных людей — не детей Илуватара, или же детей его, но рожденных на иной Арде от иных песен. Ты смотришь на меня, как на игрушку. Только не забывай, Трандуил, что ты очень… — Ветка нервно сглотнула, — очень могуч. Игрушку легко поломать. Мной в Средиземье уже… поиграли. Я и сама… увлеклась этой ролью, ролью игрушки. Но она мне… мне… не очень, понимаешь? В итоге, никто не выиграл. И даже главный любопытствующий лишился головы. Я постараюсь, если смогу, и когда смогу, тебя развлечь. Мне есть, что рассказать. Почитать стихи по памяти. Но если можно… пожалуйста… играй в меня осторожнее. — Ветка сглотнула еще раз. Она ощущала — еще слово, и будет поток слез.

Трандуил смотрел молча.

Потом чуть отступил и медленно сказал:

— Я не договорил. Если ты пожелаешь, тебе выделят новое помещение — внутри дворца. Там также будет выход в сад, но заодно твоя собственная купальня… ближе кухня. Обеденный зал.

— Я воздержусь. Мне понравилось там, около каскадов.

— И выход к королевским конюшням. Надо же будет подготовить поляну для ристания?

Ветка вскинула голову: глаза ее засияли.

— Есть плац?

— Плац?.. Есть поляна, на которой мы изучаем конный бой.

— Ровная? Какая почва?

— Истоптанный песок, трава, — Трандуил начал ухмыляться.

— А размеры?

— Достаточно, чтобы я выиграл у тебя мою лошадь!

— Ох, не торопись, — прошипела Ветка. — Можно посмотреть плац? А… а…

— Да?

— Шлема не нашли там, в стане орков?

— Больше ничего, что определили бы, как принадлежащее тебе, не нашли, — сказал Трандуил. — Несколько мелких гоблинов сбежали, хотя мы были очень аккуратны и старались перебить всех. Возможно, какие-то твои вещи утащили они. Это вот, — король завел руку за спину Ветки, и тронул нунчаки, — и диадему мы нашли в шатре Азога.

— Вечная ему память, — с чувством сказала Ветка, — пусть покоится с миром, и ариведерче. А теперь, пожалуйста, как человек Владыку и лесного короля, повелителя эльфов, прошу: отведи меня к Герцу! Хочешь, встану на колени?

Трандуил улыбнулся самым уголком губ.

— Хочу.

— Что?

— На колени. Любопытно будет посмотреть.

Этот момент для Ветки ничего особого — в таком контексте — не значил, и воспринимался скорее как театральная самодеятельность. На колени, так на колени.

Светлое платье из струящегося узорного шелка, драгоценная диадема на стильной короткой стрижке, рукав, обрызганный красным вином, и нунчаки за поясом сзади. Красота. Надо грохнуться на четвереньки в духе русских народных традиций и приложиться лбом о пол, так, чтобы драгоценные блестяшки зазвенели.

Но Ветка вспомнила Азога, в душе ее что-то дрогнуло…

И она встала… на одно колено. Молча глядя на короля великого леса снизу, не улыбнувшись, как хотела сперва. Просто не смогла - лицо отказалось слушаться и словно занемело.

Трандуил замер. Замерла и Ветка, глядя на Владыку во все глаза. Ей казалось важным не упустить ни единого движения его ресниц.

Король неуверенно поднял руку… слегка коснулся пальцами щеки девушки. Ветка едва ощущала это прикосновение, и чуть было не потянулась за ним… но время игрушек прошло.

Наверное, прошло.

Трандуил убрал руку, снова иронично улыбнулся, и спросил:

— Неужто майа Ольва так любит свою лошадь? Даже как-то завидно…

— Чья б мычала, — проворчала Ветка. — А то…

— Что?

— Ничего.

— Ты так забавно мыслишь, — игриво сказал Трандуил, — поясни, что ты имела в виду? И идем на конюшню.

— Я имела в виду, что Владыку тут небось все любят, нечего коню завидовать, — набралась смелости Ветка, и встала.

— Коню? — ухмыльнулся король. — Что же, можно сказать, и коню. Спускайся, — он махнул рукой. — Я сброшу мантию и приду. Полагаю, что сцену душераздирающей встречи я готов пропустить.

— А можно морковки? Яблок? Сухариков? Нет, сначала к Герцу…

— Эти вопросы задашь на конюшне, — Трандуил махнул рукой — к Ветке подошел Даэмар. Сам же Владыка неспешно отправился к своим покоям.

По дороге подозвал Галиона, дворецкого.

— Гостье подготовь голубые покои вблизи моих. Ее вещи из внешних палат перенеси. Подай бумагу, перо. Когда я напишу письмо, пусть придет гонец и выслушает меня лично.

— Да, Владыка.

Спустя несколько минут перед Трандуилом вытянулся стройный молодой эльф в неброской дорожной одежде и плаще.

— Эйтар, поезжай к лорду Элронду. Он знает, где после времен великой битвы остались стреломет и последние черные стрелы. Пусть немедля отыщет их, и отправит ко мне. Больше я написал в письме, которое не должно попасть к врагу. Бери лучшую лошадь и скачи во весь дух, если нужно, коней меняй. Галион даст тебе денег, чтобы ты мог купить коней в людских городах. Торопись.

Ветка тем временем, выскочив во внутренний двор к конюшням, пулей неслась к огромной гнедой туше, пасущейся на поляне, обгоняя даже длинноногого Даэмара.

Свистнула; конь повернул голову… взревел, и, подбивая задом, поскакал к Ветке.

— Герцечка! Зайчик мой любимый! Герцечка, хороший мой, счастье мое, ты у меня самый лучший, самый прекрасный… не похудел? Что ты кушал? Какую водичку тебе давали, солнышко? — Ветка лобызала коня прямо в теплый храп, трепала за ноздри, обнимала шею, на которой теперь ее руки не смыкались — Герцег, которому дали неограниченно крыть кобыл, отрастил громадный жеребцовский гребень. — Котик мой ненаглядный! Котинька!

Трандуил, который вышел из недр дворца без мантии, стоял, скрестив руки на груди, с невозмутимым выражением лица. Рядом, практически копируя своего Владыку, точно так же стоял Даэмар.

Два синды созерцали.

Конь вовсю рассказывал ушами — привольно, грунты хорошие, работы не очень много и она скучноватая, зато подобрали гарем, жить можно… Всхрапнул, куснул за руку («где была, мать?»), за ягодицу («а карман с сахаром где?»), подыграл, привстал на свечу, опустился, обнял Ветку шеей, и в конечном итоге сунул голову подмышку — на ручки, на ручки; и начал чесать твердые шишечки, которые у лошадей над глазами, о мягкого человека.

— Об меня тоже чешется, — спокойно сказал Трандуил.

— Герцечка, малыш, — ворковала Ветка. — Дядька плохой ездил, тяжелый? С кнутиком, нет? Ноги, наверное, сильные у дядьки, длинные, как наподдаст моему гнедому мальчику… да… да… мы больше не дадим дядьке над собой измываться. Нам только завтра-послезавтра надо выступить как следует. Заинька!

— Дядька, — сказал Даэмар.

— Длинные ноги, — подтвердил Трандуил.

***

Ветка скулила и плакала. Когда-то она решила, что слезы у нее кончились, и не ревела даже тогда, когда умерла мать. Но иногда, просыпаясь по часам, чтобы бесконечно тренироваться, она обнаруживала подушку мокрой, и, не задумываясь, мгновенно забывала о такой неприятности.

Трандуил постоял у двери и осторожно вошел в покои — в новую комнату, которую предоставили Ветке, уютную просторную комнату, украшенную голубыми гобеленами. Неслышно ступая, приблизился к кровати. Девушка спала крепко, поднывая; из-под сомкнутых век текли ручьями слезы, мокрыми пятнами расползаясь на подушке.

Трандуил присел на край ложа. Взгляд его светлых, хрустальных глаз был расфокусирован, как будто Владыка старался увидеть сквозь время и пространство ту боль, которая терзала его гостью. Затем король поднял руку, и узкой прохладной ладонью накрыл горячий лоб.

— Я здесь.

Ветка мгновенно перестала бормотать и плакать, затихла, и даже слегка улыбнулась. Трандуил ждал, пока она полностью расслабится, и всмотрелся в черты. Так и есть. Днем дева была постоянно в напряжении — она то морщилась, то щурилась, то мучительно кусала губы, то кривлялась, то улыбалась. В ее облике не было ни единой спокойной мышцы, которая позволила бы оценить черты ее лица.

Их стало ясно видно лишь теперь.

Лунные лучи проходили сквозь драгоценную диадему на подоконнике, и оставляли магические отсветы на щеках и лбу Ветки.

— Я здесь.

Ветка перевернулась на бок, чмокнула и наконец уснула без сновидений — глубоко, засунув сложенные лодочкой ладони под щеку.

Король перебрал кончиками пальцев короткие белые волосы на макушке, улыбнулся чему-то, и неспешно вышел. Даже мантия слушалась его беспрекословно, и не шуршала, а словно текла, огибая углы.

В коридоре стоял Галион.

— Дозорные с кордонов передали — ваш вестник пересек границы Сумеречного Леса.

— Отлично.

— Но… вы компрометируете себя, Владыка. Вы не позволяли никакой воли собственному сыну, и даже просто дружбу с лесной эльфийкой осуждали. И теперь вы выходите из спальни этой человеческой женщины. Простите, я говорю на правах вашего давнего слуги, преданного еще великому Ороферу…

— Что позволено королю, не позволено принцу, — задумчиво и без всякой надменности ответил Трандуил. — В конечном итоге, я предвидел, что сын покинет мой двор и отправится искать особую судьбу. Я сам делал так в свое время. И я не ошибался в отношении Тауриэль. Она отсутствует. И не находит нужным никак прояснить свое отсутствие. Ты замечаешь?

— Почему вы интересуетесь Ольвой, Владыка? Что интересного в этой человеческой женщине? Ни один эльф не понимает вашего особенного отношения.

— Галион, не говори со мной от имени всех эльфов, — Трандуил сменил тон на более надменный. Затем смягчился снова, — Я давно научился читать знаки судьбы. Глупая случайность чуть не стоила мне жизни. Она и ее конь спасли меня. Предположительно, спасли. Не факт, что я погиб бы, оказавшись на равнине без коня в кольце варгов и орков. У меня есть некоторые преимущества в бою перед указанными противниками, и помощь была близка. И все же ее появление я предпочел воспринять как знак. И теперь я решил оставить ее возле себя. Она занимает меня.

— Оставить возле себя — в любом случае, Владыка? А если она захочет уехать? Вы проявите вашу власть и силу?

— Пусть сначала захочет, — насмешливо сказал Трандуил. — Не придавай этому большого значения, старый друг. И забудь думать о моей репутации. Ей уже несколько тысячелетий ничто не угрожает. Фея так фея. Лесная. Рогатая.

Трандуил вскинул голову и неспешно пошел по коридору к своим покоям.

========== Глава 18. Доброе утро ==========

Ветка проспала все сроки, в которые привыкла подниматься; но пробуждение оказалось не самым лучшим. С нее сорвали одеяло, и резкое движение заставило Ветку мгновенно спрыгнуть и принять боевую стойку карате, еще не проснувшись до конца.

Напротив стоял стройный эльф в длинном кафтане. Ветка продрала глаза — нет, не эльф, эльфийка! Сложная прическа со многими тонкими косами, строгое, но изумительное по четкости очертаний лицо, платье в пол.

— Так-так, — сказала гостья. — Спишь в мужской рубашке? Какая прелесть. Дай-ка посмотреть, какова же ты.

Веткины версии на тему утренней посетительницы сконструировались разные, много. Но прежде надо было снова понять — где она, что за комната — и избавиться от остатков необычно сильной сонливости. Ветка провела руками по лицу, и что-то промямлила. Спала она в том, что нашла в свертке, принесенном Даэмаром — с ее точки зрения, просторная шелковая вещь примерно до колен — самое то. А вырез?.. Ну а что, вырез…

— Ты и говорить толком не умеешь? Как все люди — неопрятна, ленива, некрасива. Что же, я этого и ожидала.

Девушка подошла ближе.

— Ты меня, я погляжу, хорошо знаешь, — буркнула Ветка, переводя внутренний баланс на обманчивую расслабленность, и делая полшага к туалетному столику. — А вот я тебя вижу впервые. Меня зовут Ветка. Но можно на вежливость и не заморачиваться? Что тебе надо?

— Я сейчас решу, — надменно сказала эльфийка. — Ты настолько жалка, что мой первоначальный план теперь кажется мне чрезмерным.

— Так. Раз у нас беседа по душам, открой мне тайну, прекрасная дева. Меня давно плющит от любопытства, да спросить не у кого. Чего на меня прекрасная эльфийская половина взъелась?

— Не преувеличивай, — холодно сказала посетительница, бесцеремонно вертя в руках диадему Ветки. — Тобой брезгуют. Ты острижена — так поступают с колдуньями в человеческих городах. Твои волосы выглядят жалким подражанием эльфам. Ты омерзительна в попытках выглядеть хоть немного привлекательнее, чем обычные люди. Чем ты занималась? Травила воду в колодцах? Убивала новорожденных младенцев? Продавала свое тело?

— Завидно? Что-то мне кажется, что не только в колдовстве дело, — ухмыльнулась Ветка. — Положи на место цацку. А представляться у эльфов как, не принято? Стучать на входе? Тут дверь как раз есть, я видела. Могу показать.

— Ах да, — протянула дева. — Меня зовут Тиллинель. Я собираюсь сделать то, что оказалось не по силам нашим воинам.

— Страшно представить, ну-ну, — ухмыльнулась Ветка. Она заняла наконец выгодную позицию; эльфийка выглядела совершенно спокойной, но во время беседы раз или два бессознательно касалась рукой тонкого клинка, висящего у ее пояса. Ветка видела — барышня пришла не на эмоциях, а абсолютно сознательно, она холодна и уверена в принятом решении, хотя и хочет унизить Ветку словами — для начала. Не было ни страха, ни особенных сомнений. Ветка внутренне сбалансировалась, и пока Тиллинельжонглировала гадостями, оценила помещение и свои возможности.

— Пока ситуация не зашла далеко, — сказала эльфийка, — я думаю, твою и без того короткую жизнь имеет смысл прекратить, — и вынула кинжал.

Ветка не обольщалась — девица была отменно тренирована и, несмотря на избыточную помпезность поведения (ключевая ошибка отрицательных героев — длинные тексты; пока тексты говорятся, положительные герои по-тихому мылят лестницу или вешают ведро с жидким свинцом над дверью), настроена серьезно.

— Я поняла, поняла, ты пришла меня зарезать, — сказала Ветка, и прихватила со столика нунчаки. — Начнешь, или еще поговорим?

— Не стоит ждать.

Оружие утренней гостьи — тонкий то ли укороченный меч, то ли удлиненный кинжал; Ветка знала лишь азы сценического фехтования, которые пригодились на льду, в сражении с Азогом, а в названиях и видах клинков не разбиралась. В любом случае, длина оружия настороженности не вызывала.

Эльфийка не просто недооценивала Ветку, которая занималась с настоящими мастерами кобудо, привезшими технику боя в Москву из Японии, а вообще не рассматривала ее как соперницу. Выпад был быстрым — красавица рассчитывала перехватить руку Ветки, заломить ее назад, и быстро перерезать девушке горло.

Для Ветки время в боевом пространстве словно замедлилось.

Ни с орками, ни с кем другим в этом мире ей попросту не доводилось применять свои знания и навыки — или орда шла на орду, или свойства соперника были таковы, что можно было использовать лишь дисциплину духа. Но многие часы, направленные на выбивание из своего тела страха, бесконечные занятия не прошли даром. И сейчас, в определенном интерьере, который удалось хорошо осмотреть, с любимым оружием — не запрещенным законом, подогнанным под ее руку по балансу и весу, Ветка чувствовала себя прекрасно, в своей стихии.

Девушка, успевшая за время уничижительных спичей проснуться окончательно и собраться, не просто пропустила захват и атаку — она ушла, поднырнула под руку с оружием противницы, и ударила нунчаку под локоть — эльфийка вскрикнула; пальцы руки разжались, так как кисть оказалась парализована. Но Тиллинель легко перехватила оружие другой рукой, и повернулась к Ветке уже с иным настроением.

Ветка не была уверена, сумеет ли клинок перерубить цепь, соединяющую две половинки ее оружия — но лучше было не рисковать. Девушки затанцевали друг вокруг друга. Ветка обдумывала план — обезоружить и насажать синяков, оглушить; эльфийка готовилась убивать.

— Ты порождение Моргота, — совершенно другим тоном сказала Тиллинель. — Твои желтые глаза и палантир Врага околдовали Владыку, а теперь ты и поселена возле его покоев. Я не допущу, чтобы Трандуилу хоть что-то угрожало.

— Драконьи яйца, слава валар, — девушки обменялись парой ударов, и отскочили — Ветка с порезом на плече, рассекшем рубашку, эльфийка с парой серьезных синяков на бедре и руке. — Что-то проясняется. Ну вы и сплетники, хотя я смекаю… это Лантир с тобой делился, да? Есть что-то общее в рожах…

— Неважно, — прорычала эллет, и снова атаковала. Достать дальше сорочки не удалось — но та повисла кусками, а Ветка ощутила неудобство от чрезмерной прорехи. Веткин удар был точнее — она перестала стесняться, и била на поражение. В случае с человеком речь шла бы о переломах.

— Твои глаза! — выкрикнула эльфийка. — В них ядовитый желтый огонь! За такие глаза людей иногда казнят… — удар, еще удар, выпад, — и правильно делают! Трандуил считает, что ты спасла его… — свист клинка; Ветка перескочила на кровать, чтобы атаковать сверху, а Тиллинель перескочила с кресла на туалетный столик, — но на самом деле это коварство Врага!

— Дура психованная! — А ведь мастер предупреждал не разговаривать во время боя — Ветка не достала противницу, а та оставила новый, более глубокий порез на бедре. — Подавись своим Трандуилом! Я и дня лишнего не останусь в вашем лесу!

— Ты не сладишь с воительницей, у которой тысячи лет боев за спиной, — прошипела Тиллинель. И была права.

— Разве что в силу оригинальности жанра, — буркнула Ветка. И тоже была права.

Трандуил, и с ним еще два дворцовых стражника уже некоторое время стояли около дверей. Владыка, привлеченный шумом, вошел без стука; сперва опешил, затем, поняв, что происходит, поднял изящную руку, останавливая сопровождающих, и наблюдал.

Выражение его лица сложно было описать.

Ветка тем временем получила преимущество — эльфийка слегка потеряла ее из виду, разрубив подушку, и попав в пухо-перовую завесу; и Ветка достала ее по лицу — точнее, мощный жесткий удар нунчаки пришелся по виску красавицы, и, хотя не оглушил вовсе, она ахнула и растерялась; Ветка молниеносно нанесла удар по запястью — выпал легкий меч. Уже основательно рассерженная, девушка собралась вырубить соперницу — но удар усиленной свинцом деревяшки встретило предплечье короля.

— Достаточно, — раздраженно сказал Трандуил, вырвав одной рукой нунчаки, а другой скрутив Ветку и прижав к себе. — Тиллинель, что это такое?

Эльфийская дева мгновенно стала девой. Она не всхлипывала, но стояла так, и прижимала руку к расползающемуся по половине головы синяку с отеком так… и подняла взгляд на Трандуила так, что Ветка сама ей чуть не посочувствовала. Но с комплексами надо бороться. Средиземье настраивало Ветку именно на это.

— Коза драная, — прошипела Ветка, и рванулась; бесполезно — с тем же успехом можно было пытаться разогнуть манипулятор погрузчика. Ей не удалось даже пошевелиться, получилось только брыкаться.

Эльфийка подобрала свое оружие… возле нее на всякий случай встал Лантир.

— Леди Тиллинель? — еще раз спросил Трандуил, бросив нунчаки на кровать Ветки.

— Владыка… вы не видите ее со стороны. Вы ослеплены мороком, ваш разум смущен. Не я одна считаю, что это создание, — эльфийка указала на Ветку, — порождение Моргота, и ныне она в самом сердце Сумеречного дворца. В самом… сердце… — дева опустила голову, и стояла — прекрасная, нежная, благородная… избитая.

Ветка искренне пожалела, что стеснялась в схватке, и снова сосредоточилась на идее разогнуть руку Трандуила, изо всех сил напрягая всю свою наличную мускулатуру.

— Мой разум смущен? — проговорил Лесной король, выделив каждое слово.

— Владыка… не всегда мужчине… мужчине… возможно оценить хитрость дев и женское колдовство, — прошептала Тиллинель.

— Подумай хорошенько, прежде чем еще раз говорить своему Владыке что-либо о его разуме, — ледяным тоном произнес Трандуил. — Я не бесноватый гном, чтобы подобное выслушивать. Лантир проводит тебя.

— Владыка!

— Ступай отсюда.

Ветка, понимая, что обидчица уходит недобитой, завозилась с утроенной энергией и чуть взвыла. Трандуил встряхнул ее, как котенка:

— А ты не копошись! Тоже хороша!

— Спасибо, и ты хорош, — отозвалась Ветка. Трандуил чуть опешил, потом рассмеялся — за перепадами его настроения попросту невозможно было уследить. Тиллинель, которую под локоть уводил Лантир, резко обернулась и ожгла напоследок разоренную комнату взором горящим.

— Злыдня, — сказала Ветка.

— Дракониха!

— Психичка!

— Морготова тварь!

Даже Лантир сдавленно фыркнул; второй стражник закрыл дверь, и Ветка осталась с Трандуилом наедине.

***

Владыка Леса отпустил свою гостью. Ветка попятилась и остановилась.

Комната была запорошена белым пухом. Перышки медленно оседали — в том числе на мантию короля, на его длинные, гладко расчесанные волосы. Ветка сдула пару пушинок с лица и ресниц.

Кровать раскрыта и разорена, диадема валяется на полу. Ветка — в разрезанном несколько раз одеянии, на руке и бедре потеки крови. Волосы дыбом, щеки красные.

— Н-да.

Трандуил ушел к столику — снял с поверхности воды в чеканном серебряном кувшине перышко, налил себе в бокал на ножке, украшенной турмалином. Посуда, так сказать, входила в комплектацию номера — поднос с фруктами, водой, парой бокалов уже был тут, когда в голубые покои принесли Веткины немногочисленные вещи.

Трандуил пригубил воды.

Ветка подняла диадему, привередливо ее осмотрела — не затоптали ли во время схватки, и направилась за ширму, одеться.

— Погоди.

— А?

— Иди сюда.

Ветка, взвесив, что лесной король уже видел ее во всех возможных видах, и слышал о ней тоже все, что только возможно, бочком подошла.

— Я приношу свои извинения за Тиллинель, — сказал Трандуил. Выражение его лица снова не поддавалось описанию. Здесь была и хитрость, и гламурное томление, и некоторая издевка — мужественное лицо короля было способно передавать удивительно тонкие нюансы настроения, и при этом скрывать истинные чувства. — Мне многие девы говорили о своем недовольстве тобой. Но я предпочитаю принимать решения сам.

— Угу, — буркнула Ветка. — Я имела просто тучу шансов вызвать недовольство твоих дев, ибо постоянно толкусь во дворце, проедаю тебе мозг своими капризами, требую тряпки и брюлики.

— Я не все слова понял… но ты уловила суть — несмотря на наши… краткие моменты общения, свита оценила, что каждый из них был неповторим, — усмехнулся Трандуил. — То чудесный конь в стае варгов, то ты на льду в славном обществе полумертвого Торина Дубощита, что также обращает на себя внимание, то…

— Не надо — не надо, — Ветка поджала губы, потом, почти скрипнув зубами, отчетливо выговорила:

— То я вся такая голая и красивая в стане Азога Осквернителя. Кстати, с прозвищем у него все нормально, в точку. Да, ты прав, насыщенная шоу-программа.

Трандуил подошел ближе, положил руки на плечи Ветке. У той возникло ощущение, что на нее повесили две гири по тридцать шесть килограммов — ноги подкосились, она села, стараясь сохранять спинку ровной, а подбородок вздернутым. Не рыдать.

Трандуил сел рядом.

— Покажи.

— Царапина…

— Покажи! — Ветка засопела и подняла рукав рубахи. Король дунул — кровь отчего-то разлетелась высохшими лепестками. Владыка накрыл длинный порез ладонью, и негромко спел несколько музыкальных фраз. Убрал руку — не осталось даже следа.

— У целительницы хуже получается, — прошептала Ветка. Трандуил только улыбнулся.

— Ногу.

Ветка помучилась и открыла разрез спереди на бедре. Трандуил сел перед кроватью на корточки, опершись руками слева и справа от Ветки, подул…

Постучали.

— Я занят.

— Владыка, — Галион приоткрыл дверь, заглянул…

— Я сказал: я занят!

Дверь поспешно хлопнула.

Трандуил положил ладонь на порез. Ветка изучала кольца и перстни на руке Владыки, мечтая провалиться сквозь кровать, или умереть, или потерять сознание. Она знала, что скулы и уши у нее сейчас красные, но ничего не могла с этим сделать. Только сидеть и не дергаться.

— Эта песня будет чуть дольше, — произнес Трандуил.

— Я поняла, — прошептала Ветка. — Помирать, так с музыкой…

— Я очень надеюсь, что ты выживешь, — улыбнулся Владыка. — Меня чрезвычайно заинтересовало твое оружие. Я и не думал, что это оружие. А потому у меня к тебе теперь много вопросов. Пока могу сказать… с тобой не соскучишься, Ольва.

========== Глава 19. Конкур ==========

— Собственно, — говорил спустя два часа Трандуил, — с утра, точнее, уже днем, я направлялся к тебе договориться о времени и условиях ристаний. Я уже хотел бы оставить коня за собой и более не возвращаться к данному вопросу.

Ветка, давным-давно одетая, пообедавшая и дождавшаяся, пока, покинувший ее после исцеления, Владыка освободится от своих королевских обязанностей и призовет ее для этого разговора, коварно спросила:

— Как мы выберем форму состязаний?

Трандуил легко махнул рукой:

— Не вижу в этом вопросе ничего особенно существенного для себя. Ты считаешь, что можешь делать с конем нечто, недоступное мне — я соглашусь на любой вариант испытаний. Покажи мне чудеса, которые таит в себе это животное.

Сейчас король выглядел расслабленным — на нем была одна из драгоценных мантий, окутывавших сильную стройную фигуру почти целиком, осенняя корона с алыми листиками рябины, и рекордное количество сверкающих украшений, комплектацию которых теперь, после раздела сокровищницы Эребора, он постоянно менял. Лишь два-три излюбленных кольца оставались на нем постоянно.

Юное гладкое лицо, широкие темные брови, томное выражение — Трандуил полулежал на троне, покачивая ногой, а Ветка колготилась снизу. Можно ли подниматься наверх, она не знала, а лесной король на сей раз и не подумал спускаться.

— Я готова предложить! Небольшое поле, на нем препятствия — их надо пройти чисто и красиво, не сбить, не задеть, и в определенном порядке.

— Пройти препятствия? — Трандуил тянул слова, говорил медленно и лениво, явно думая о чем-то своем, и смотрел мимо Ветки.

— Проехать их на лошади. Перепрыгнуть. Герц обучен прыгать.

— Какой смысл ставить много препятствий на одном поле? В лесу случается всякое — рвы, поваленные деревья. Там да. Там же мы готовим наших коней для битв и учим прыжкам и послушанию.

— Это… искусство. Искусство точно направить лошадь, быстро повернуть, сделать чистый прыжок. Ничего не повалить, пройти на время.

— Занятно… я знаю скачки на скорость, что с одной лошадью на двоих затруднительно устроить, и конные ристания с оружием. А такого рода состязаний еще не видел. Что же, спасибо. Со своей ролью, как ты сама себе определила ее, ты вполне справляешься, — усмехнулся Трандуил.

Ветка сжала губы.

— Можешь идти, подготавливать все для ристания. Я назначаю день и время — завтра, час после рассвета. Или тебе нужно больше? Послезавтра?

— Лучше послезавтра. Сегодня я уже не успею…

— Ступай, — Трандуил махнул рукой. — Я буду послезавтра, а конюшие и стремянные помогут тебе все устроить.

И Ветка, поколебавшись, попыталась сымитировать изящные поклоны эльфов своему Владыке, и отправилась восвояси. Сперва чем-то недовольная и удрученная, а потом чуть ли не вприпрыжку.

Когда она ушла, Трандуил так же немного лениво и как бы в сторону сказал:

— Даэмар, ты здесь?

— Да, Владыка.

— Какие новости от Холодных водопадов?

— На редкость скверные. Там огромное гнездо пауков, деревья гибнут. Мэглин не справляется. Он был тяжко ранен, но продолжает теснить врага. Возможно, он обессилел после…

— Пошли туда дружину побольше — возьми не лесных стражников, а воинов. Мэглин пусть вернется сюда. Довольно лелеять гордыню. Проследи за Ольвой, помоги ей на конюшне. Я хочу, чтобы ты присматривал за ней, пока не появится лаиквенди. А после ристания я дам тебе поручение. Твой долг Мэглину ведь пока не отплачен?

— Нет. Я ради этого…

— Я попрошу тебя отложить эти счеты. Ты любишь одиночество и более многих способен быть невидимым и неслышным. Леголас уже много раз проверил, нет ли за ним преследователей, и привык к мысли, что ему предстоит скитаться в дальних странах одному. Привык, что мой взор не следит за его судьбой, и что я позволил ему искать самостоятельной участи вдали от Сумеречного Леса. Ты отыщешь его — я полагаю, это будет нетрудно — и незримо будешь сопровождать повсюду, посылая мне вести теми способами, которыми сможешь.

— Хорошо, — по лицу Даэмара не было понятно, рад или нет он такому поручению. — Сопровождать принца — большая честь для меня.

— Я отпустил Леголаса. Но это не значит, что я намереваюсь упустить его из виду, — негромко сказал Трандуил. — Теперь ступай. И призови ко мне Галиона.

Дворецкий приблизился тихо; на рукаве его сидел белоснежный голубь.

— Птица из Лориена, ваше величество. Лорд Элронд сумел исполнить вашу просьбу. Стреломет прибудет через три или четыре дня. Его эльфы торопятся, как могут. Лорд крайне встревожен. Черные стрелы везут из другого места. Их осталось четыре, и больше некому ковать новые…

— Если только мы с Элрондом сами не встанем к наковальне с благословения Галадриэль. Наугримы всегда слишком много о себе мнили. Но четыре и для начала — это много лучше, чем ничего. Я хочу видеть старших дружинников. Я желаю, чтобы собрали две сотни из тех, кто уже достаточно отдохнул и готов идти навстречу непредсказуемой и роковой опасности. Вскоре мы выступим в Дейл, а пока подготовь еще одного гонца — он поскачет к Барду, предупредить о нашем приходе.

— Чрезмерно много непредсказуемых и роковых опасностей стало подстерегать каждого в Средиземье, — тяжело вздохнул Галион, — Я все сделаю, Владыка.

— Я рад был бы не покидать пределов Сумеречного королевства, — сказал Трандуил, вставая, — но перемены могут и впрямь застать нас прямо у порога дворца, и сами войдут в наши пределы. Я не желал верить, но ощущаю зло. И Лес его ощущает.

***

Ветка с удовольствием с помощью Даэмара объяснила нескольким эльфам, занимавшимся на конюшне лошадьми, как следует огородить и разровнять прямоугольник на большой сухой поляне — боевое поле — а также, как сделать и расставить препятствия. Потребовались перевод и много чертежей; к удивлению Ветки, вдруг оказалось, что на вестроне тут говорят не все.

Эта работа заняла вечер допоздна. Ветка не могла думать больше ни о чем другом, кроме предстоящего конкура.

Прыгать на Герце ей доводилось всего раз-два. Этим занимался спортсмен, который на нем выступал — пара должна была постоянно притираться друг к другу, чтобы привозить новые кубки.

Те прыжки на Герце врезались Ветке в память — элитная лошадь шла на препятствия ровно, как локомотив, сама отсчитывала момент, когда было пора прыгать (а многие кони не в состоянии рассчитать расстояние от точки отталкивания до препятствия, и нуждаются в подсказке). Герцег считался самовозом — это значило что если его вовремя поворачивать на препятствия по номерам и не падать с него, то он, скорее всего, чисто пройдет весь маршрут. Если не начнет хулиганить. Герц, конь молодой, резвился на плацу — мог обносить препятствия, на старте начать пятиться и свечить, закидываться.

Подобное поведение не поощрялось в спорте, компрометировало жеребца с позиции репутации его породы, и делало конкур на Герце опасным. Его развороты и игривое неповиновение были слишком могучими, и увлекательные полеты его всадников на тренировках и на выступлениях стали обычным делом.

Но Ветка была глубоко убеждена, что конь, вместе с ней прошедший границу между мирами, не подведет. Она вся ушла в расчет шагов, высоты, расстояний, в предстоящее соревнование.

Жерди для препятствий обернули пылающими алыми и ослепительными белыми лентами. Ветка выставила охотничий конкур из препятствий, которые были наиболее зрелищными, и проще всего давались коню… а точнее, ей. Она не сомневалась, что великолепная олимпийская дисциплина неизвестна эльфам, и Трандуил не сможет ее обыграть. Надо только сдержать Герцега вначале, и все будет отлично. Изящная трасса, двенадцать препятствий, и проходить их надо в довольно замысловатом порядке. Красота.

Лишний день позволил ей потренироваться. И Ветка была даже огорчена малым вниманием — дворец жил своей жизнью. Время от времени на ее занятия приходили посмотреть двое, трое эльфов, но надолго не оставались, и, переговариваясь на певучем наречии, уходили восвояси.

Ветка думать забыла о драконах, Торине, Барде, поцелуях и прочей ерунде. Ее Герц был с ней, и наутро они должны были выиграть самый лучший приз на свете — друг друга.

Ветка забыла даже про орка.

Хотя отсутствие тренировок сказалось не лучшим образом, Ветка сочла, что готова. Она прошла маршрут, не свалившись; тщательно подготовила седло, проверив каждый ремешок. Ветка осталась очень собой довольна, но никак не могла избавиться от какой-то непонятной тревоги, от ощущения неправильности — словно пытаешься смахнуть с зеркала тонкую паутинку, которая на самом деле является трещинкой. Несколько раз перебрала все пункты программы — нет, никакой погрешности нет, она все рассчитала верно. Герц все вспомнил, ластится к ней как раньше, доверяет под седлом.

Завтра.

Завтра!

И завтра наступило.

***

На ристания на сей раз собралось больше эльфов, чем Ветка видела когда-либо — если исключить ночевку армии в ее первую ночь в Средиземье. Эльфы переговаривались, указывали руками на препятствия, объясняя друг другу порядок и правила этой новой игры. Ветка увидела, что вынесли резной деревянный трон — и вот явился Трандуил.

Не глядя на нее, он на эльфийском наречии назвал имена Лантира, Галиона, и еще четыре или пять неизвестных Ветке. В том числе, и одну деву.

— Эллениль — лучшая наездница Сумеречья, — пояснил Ветке.

Поднял руку.

— Итак! Эта лошадь прибыла вместе с моей гостьей из другого мира, существующего милостью Эру Илуватра. Я спросил, на каких условиях Ольва Льюэнь отдаст коня мне. Условие было поставлено следующее — выполнить на этом коне то, что он умеет. Льюэнь выбрала умение, которому конь обучался — преодолеть эти препятствия в определенном порядке, не сбив жерди и не потеряв времени. Я нашел предложение увлекательным, а подобное умение для лошади вполне полезным, и согласился. Вчера Ольва подготовила это поле для ристания. После нас все вы на своих лошадях сможете испробовать тут свои силы.

«Препятствия до ста сорока сантиметров, — злорадно подумала Ветка. — Тут вы все и посыплетесь».

— Все ли понятно? Ольва, лучшие всадники будут судить нас. Теперь выясним, кто должен показать свое умение на коне первым.

— А как?

— Жребий. Сорви две соломинки.

Ветка отломила длинную сухую ковылинку… поделила ее на две неравных части. Подумала, покосилась на Лантира, и передала травинки Галиону. Тот спрятал их в ладони.

— Гостья первая.

Ветка потянула… длинная. Трандуилу досталась короткая.

Ну что же! Второму всаднику на Герце всегда везло меньше — коню было скучно прыгать дважды одно и то же, и он начинал дурить.

Ветка улыбнулась и двинулась к храпящему и роющему копытами землю Герцу, которого на развязках удерживали два стремянных.

«Смотри, твое величество».

Выступление в конкуре редко длится дольше пяти минут. Ветка подвела Герца к первому препятствию — конь взвизгнул и ушел в сторону, но затем, сделав крутой вольт, вернулся и прыгнул. Великолепно вычищенное, сверкающее гнедое тело взмывало в воздух — мощь и грация Герцега и так пользовались среди эльфов уважением, а тут не залюбоваться было попросту невозможно. Ветка, в эльфийской одежде, к которой она уже начала привыкать, взмывала в воздух — повод коня туго собран, баланс удерживается на стременах и коленях. Корпус вперед. Посыл, прыжок; корпус назад; подхватить лошадь, разворот — и снова вперед. Снова Герц взлетает над жердями, увитыми лентами, аккуратно подобрав передние ноги, и мощно приземляется; подхватывается, меняет ногу, выходит на крутой полувольт — прыжок, и снова разворот.

И вот маршрут пройден.

Ветка подъехала к Трандуилу и увидела, что ее выступление многим понравилось — эльфы улыбались, жестикулировали. Но… что-то было не так. Ветка осадила приплясывающего ганновера.

Трандуил сидел в короне, мантии, перстнях… закинув одну ногу на подлокотник кресла, и словно даже вовсе не смотрел на ее старания.

— Все? — спросил он.

— Да…

— Что же, красиво. Я должен повторить твои прыжки в том же самом порядке, за то же или меньшее время, и не допустить, чтобы конь убегал, как вначале?

— Да… это была… помарка.

— На твой взгляд, ему надо давать отдых?

— Можно не давать, Владыка.

— Тогда слезай.

Что не так? Что-то шло не так.

Ветка даже не заметила, что с Герца ее снял нелюбезный сердцу черноволосый Лантир, и в напряжении замерла.

Трандуил тем временем махнул рукой — стремянные мгновенно расседлали и разнуздали лошадь. Ветка смотрела. Трандуил хочет свое седло? Но нет.

Лесной король сбросил на руки Галиона мантию, снял корону — рядом нарисовалась эльфийская девушка, которая приняла ее, и подала Владыке простой серебряный венец. Трандуил положил руку на гриву коня, и отправился с Герцем, который тут же начал пихаться и жевать рукав кафтана, к месту, с которого стартовала Ветка.

Ветка уже изгрызла губу, не понимая, что происходит. Трандуил едва смотрел, когда она прыгала. Он не мог запомнить препятствия. И пройти по такому сложному маршруту без седла… без уздечки? Это конкур. Это олимпийская дисциплина.

Трандуил легко вскочил на Герца, и громко сказал:

— Пусть судьи подтвердят, что я не использую эльфийской волшебной силы.

А вот такая возможность Ветке и вообще в голову не пришла.

Трандуил тронул коня ногами…

Ветка скакала на пределе сил и баланса — собравшись, вкладывая в каждый прыжок всю силу и всю душу.

Трандуил направлял коня коленями и отчасти за гриву… и сидел непринужденно и изящно, как в кресле. Такое ощущение, что препятствия почти по полтора метра его ничуть не смутили. Длинные ноги, плотно лежащие на шкуре коня, идеально удерживали всадника и без седла со стременами.

И достаточно отрешенный, даже скучающий вид… только длинные светлые волосы, грива и хвост жеребца взметались над препятствиями, любовно выставленными Веткой накануне.

Конь шел, как неукротимая гнедая волна. Без седла было видно, как работает каждая мышца лошади, и можно было без труда догадаться о балансе, мускулатуре и силе всадника.

Трандуил отпрыгал без ошибок в препятствиях. И подъехал к онемевшей Ветке и судьям.

— Какой будет вердикт?

— Вы проскакали быстрее, Владыка. И конь не сопротивлялся вам в начале маршрута. Чистота была одинакова у обоих — конь не ударил ногой ни по одной жерди.

— Хорошая забава, — сказал Трандуил. — Жерди можно было бы ставить и выше.

Все это время Герц не стоял на месте — он подбивал задом, привставал на свечку, играл, разворачивался вокруг своей оси. Лесной король сидел, словно его приклеили, и только следовал за движениями коня корпусом — гибкая талия и огромная мощь позволяли ему без труда держать баланс.

— Ольва? Ты согласна с решением? Герцег мой?

Ветка молча развернулась и побежала прочь.

***

Она промчалась насквозь дворца и выскочила мимо стражи наружу; и дальше, в ту комнату у каскадов, где она провела первые три дня в Сумеречье. Ветка бежала умереть — от стыда, от боли, от разочарования. То, что она считала одним из наиболее ценных своих умений, во что вкладывала всю душу — это оказалось так ничтожно! Она, она оказалась просто дурой.

Герцег всегда лучше выступал под мужчинами.

Слова Иваныча — это мужская лошадь.

Трандуил эльф. Эльф! Они изначально сильнее и быстрее во всем, что касается природных и естественных навыков. Плавать, бегать, прыгать.

Прыгать через препятствия на лошади.

С чего она решила, что самая умная? Она же сама предложила это… ристание. Сама. Чтобы отделаться от лесного короля и спокойно владеть Герцем.

А Трандуил попросту сыграл в поддавки с несчастной человеческой дурочкой.

Ветка представила, как забавна была эльфам ее возня с палками, расчетом шагов и прочим… и взвыла от стыда и унижения.

Забившись в нетопленную комнату, она обхватила подушку, и, прижав ее к животу, каталась по ложу, ревя во все горло, и временами срываясь на задавленные крики, раздирающие связки.

Герц. Герц принадлежит Владыке Сумеречья, лесному королю.

Конец.

Но ни одно отчаяние не длится вечно. И Ветка затихла, замерла, лишь изредка снова всхлипывая — всем телом. Глядя в никуда. Она уже и забыла, что отчаяние бывает таким всепоглощающим, таким, что не хватает сил даже на мысль «вот умру, и будете плакать».

— Хорошо, — раздался голос от кожаной шторы, загораживающей вход.

— Проваливай.

— Хорошо, что ты перестала завывать, — в комнату вошел Трандуил, и тут же присел возле очага. Он был без мантии и в простом венце — как выступал на ристании. — А то, я полагаю, все пауки уже двинули сюда, привлеченные твоими морготовыми воплями. Мои эльфы прыгают твои препятствия. Хорошее развлечение, спасибо. Всем весьма понравилось.

Ветка повернулась к Владыке спиной.

— Я не буду колдовать, хотя мог бы усыпить или успокоить тебя. Но я побуду здесь. Недолго. Ты сама это придумала, и ты не можешь считать, что была допущена нечестность. Лошадей, подобных Герцегу, тут нет. А вот всадников получше, чем в твоем мире — похоже, предостаточно. Расскажи мне о том, что тебя мучает. Что заставляет тебя плакать ночами.

— Я не плачу. Я никогда не плачу.

— Во сне — плачешь.

Ветка не поворачивалась.

— Я могу приказать, но законы Сумеречного Леса тебе не писаны, — усмехнулся король. — А потому я скажу следующее. Боль в твоей душе созрела, и ее следует выпустить, как дурную кровь, как гной из раны. Тогда ты сумеешь очиститься и жить другой жизнью. Тебя это может даже пугать, так как ты просто не представляешь, что делать без боли, без нарыва в душе. Ты думаешь, такую боль доставила тебе потеря коня? А что он тебе? Любимый? Друг? Это был даже не твой конь. Ты сама говорила. А вот отчего так больно — с этим и надо разобраться. Ты научилась выживать так, чтобы этот черный нарыв доставлял минимальные неудобства. Но он есть. И он — корень Тьмы. О, я сведущ в делах такого рода. Расскажи мне. Иначе тьма прорастет. Или туда, или сюда. Балансировать посередине больше нельзя.

Ветка резко повернулась. Села.

— Ты не была в Средиземье позавчера, вчера и сегодня утром. Ты была в своем мире, который тебе больше недоступен. Но нельзя быть здесь и там. Ты все верно поняла про драконов… и не поняла того, что касалось тебя самой, Льюэнь, и чужой лошади, которую ты сочла чуть ли не частью своей души. Пора решать. Пора разорвать темные тенета.

Ветка поджала ноги. Вытянула. Снова поджала их под себя. Потерла шею. Пересела снова. Обхватила руками плечи. Трандуил следил за ней молча, глядя спокойно, но властно.

Девушка кашлянула и заговорила сорванным голосом:

— Отвертеться никак нельзя?… Я никогда не говорила вслух, не знаю, чем дело кончится, и… это стыдно, и больно, и… и я, главное, вообще не знаю, как это рассказать.

— Нельзя. Только этот день есть у тебя и у меня, чтобы было больно. И стыдно. На той боли, которую ты ощущаешь, на том отчаянии, отпусти тьму. Я тебе помогу. Ты же знаешь, что бой находит воина не тогда, когда этого хочется воину. А тогда, когда свое слово скажет судьба, скажут валар. Сегодня я их голос.

— Ну зачем?..

— Я хочу вернуть тебе долг за помощь с варгами. Я верну тебе в ответ власть над собственной жизнью.

Ветка снова тяжело замолчала, завязывая сложные узлы из длинных ног. Затем залепила ладонями лицо. Но Трандуил, и так, видимо, потративший много слов, просто ждал.

— Ну… — Ветка заговорила хрипло. — Ну… отца у меня не было. Он оставил меня и мать, когда я была маленькая. Мама родила меня рано и растила одна. Бабушка и дедушка держались в стороне.

Ветка посмотрела на короля — убедиться, что Трандуил слушает.

— Но мы неплохо жили, бедно, но дружно. Я отлично училась. Была такая пухленькая. С длинными волосами. Любила книги. Много болела. Много читала… — Ветка снова закрыла лицо ладонями.

Владыка ожидал.

— Если не углубляться… в пятнадцать лет меня поймали ребята с нашего двора. Двое держали, и по одному они… по очереди… ну… — Ветка вздохнула, облизала губы, и решительно закончила, практически увидев мысленно, как в черную, сгнившую язву входит светлый клинок, открывая дренаж, — взяли меня. Было больно. Это было в таком месте, где многие люди, идущие мимо, могли видеть и слышать. И мне до сих пор кажется, что какие-то люди слышали, понимали, и шли дальше.

Прекрасный эльф с гладким, безмятежным лицом слушал, не показывая ровным счетом никаких эмоций.

— Я… забеременела. Бросила школу. Точнее, выгнали. Мама… мама, — Ветка прерывисто вздохнула. — Мама стала, как не в себе. Начала пить. Постоянно плакала, кричала, что жизнь ее закончилась, что она хотела для меня счастья и лучшего будущего, образования, а теперь всему конец. Я тоже плакала. Отчего-то вышло так, что весь двор знал. Я написала заявление… стражникам… которые должны были блюсти покой, наш покой, граждан. Те… орки… которые это со мной сделали, сказали, что все было по взаимности. Я снова и снова должна была рассказывать, как именно, где, в каком порядке… что я при этом говорила, какими словами отказывалась… так было надо, чтобы их наказали. Но я не смогла выдержать до конца, и забрала свои слова обратно. Только решила начать тренироваться, чтобы никогда и никто не мог меня больше обидеть. Я решила убить того, кто это придумал, и кто был первым.

— Начала тренироваться так, что ребенка… я потеряла. Это тоже… было больно, — Ветка удивилась, что главное удалось рассказать. — Эти… существа… изнасиловали тогда в нашем районе еще двух девушек. И те девушки — ничего. Они закончили школы, со временем вышли замуж, родили детей. То есть они сумели перешагнуть через это, и жить обычной жизнью. А я не смогла. Я знала, что слабее их, и поэтому стала делать все, чтобы стать сильной. Я не могла выносить прикосновения мужчин. Никакие. В метро. Врачей. Ни за что. Сразу готова была кричать и бить. Это продолжалось долго. Ты даже видел, когда это прошло. Само собой.

— Когда мне было двадцать три, у мамы случился сердечный приступ, и она умерла в больнице. Я до сих пор считаю, что виновата в ее смерти. Я решила жить так, как будто я воин, как будто идет война, и умереть только тогда, когда убью орка. Я попрощалась с мамой, разорвала отношения со всеми, кто нас когда-либо бросил, и стала жить своим умом. Так, чтобы некогда было думать. Задумываться. Вспоминать. Лелеять слабость.

— Но постепенно, — мягко сказал Трандуил, — ты начала думать, что, убив орка, ты захочешь и сама жить дальше, только не знаешь, как именно?

— Да. Орк… женился. Пьет. У него машина, двое детей. Дети меня отчего-то не останавливают. Я хотела убить его так, чтобы видеть его глаза.

— Чтобы он умолял пощадить?

— Нет, просто напомнить. Я же знаю, что он, скорее всего, скажет. Что невелика важность. Что рано или поздно это случается со всеми женщинами, что он просто чуть ускорил события, что никто от этого не умирает. Так вот, умирают. Моя мама, например. Мама поняла, что у меня не будет такого будущего, как она хотела. После смерти мамы у меня остались только учителя боевых искусств и лошади. И я сделала это своей жизнью. Но я была готова в любой момент… в любом месте… исчезнуть. Нигде не брала на себя серьезных обязательств. Вот.

Ветка была предельно напряжена. Горло сводило. Зачем она это рассказала? Осталось только залакировать историю живописаниями досуга у орков, и все. Исчерпывающий портрет героини.

Больше ей нечего о себе сказать. Она вывернулась перед чужим, невероятно далеким властным эльфом наизнанку.

— И как тебе собственная история? — мягко спросил Трандуил. — Она ужасна? Она отвратительна?

— Я… не… знаю… после Эребора… когда на пустоши тлели горы трупов… когда гномы несли своих павших нескончаемой чередой… после Азога… она… моя история…

— Ну?

— Владыка… история не сахар. Но…

— Я знаю про твою историю главное, Ольва. Дай мне руки.

Ветка выдернула ладони из подмышек, и протянула их Трандуилу. Пальцы дрожали.

Синда взял руки в свои, мягко сжал. Поймал взгляд Ветки. Выровнял биение своего сердца с ее, и негромко проговорил:

— Это все в прошлом. Этот свиток твоей жизни дописан, свернут, опечатан, и отправлен на полку. Мы не можем его сжечь — в нем корни твоей стойкости. Но мы можем понимать, что прошлое больше не властно над тобой, и делать следующий шаг.

— Вы говорите, как… как… — Ветка нервно рассмеялась.

— Не нужно сопротивляться мне.

— Как же мне плохо, — прошептала девушка.

— Встречный ветер позволяет на него опереться, — сказал Трандуил. — Когда ветер стихает, остается лишь упасть… или найти новое равновесие. Твой ветер стих, Ольва.

Ветка вдруг с надеждой уставилась на Трандуила. Потом потянулась, вынула руки из его ладоней, и обняла Владыку. Неуверенно, потом крепче, потом прижалась носом к шее. Замерла. Голова у нее кружилась, Ветку вело.

— Так, — сказал Трандуил, и в его голосе была легкая усмешка. — Это больше, чем я думал предложить тебе.

Владыка разомкнул ее руки.

Встал.

— Обдумай то, что ты сказала сама себе. То, что я сказал тебе. И спасибо за коня.

Трандуил вышел.

В очаге потрескивал огонь, и комната начала медленно наполняться теплом.

========== Глава 20. Мэглин ==========

Иногда выдается день, когда время останавливается.

Кажется, что бесконечно долго в хрустальном воздухе падают снежинки, пушистыми бриллиантами украшая листья и замерзающие осенние цветы.

Когда некуда и незачем торопиться — старые дела закончены, и можно просто смотреть на бегущую в чашах каскада воду, на пылающий огонь в маленьком очаге, на птиц, дерущихся из-за ярко алеющих ягод.

Ветка сидела, завернувшись в пуховое одеяло со своей кровати, на выступе корня возле дома — и смотрела. Просто смотрела, время от времени прихлебывая вина.

Ее вещи, которыми, оказывается, она постепенно начала обрастать, снова перенесли из голубых покоев сюда — неразговорчивый эльф лишь улыбнулся ей, оставил сверток и корзину с пищей и вином, и ушел.

Игрушка исчерпала себя. Все, что могла, она сделала — Владыке больше не была интересна пустая пластиковая форма, начинку из которой он вытряхнул. Ветка вспоминала автобусные остановки и кухню, которую она так и не переклеила пленкой; подземные московские дворцы и парящие в воздухе православные храмы, вечную нехватку денег и радость, когда удавалось получить подработку в кино. Например, в костюмном фильме.

Как сейчас.

Отчего она решила, что это все по-настоящему? Может, она приложилась с Герца, и попросту бредит в больнице?

Маленькая лесная птаха слетела на одеяло. Все перышки, тонкие лапки, тонкий клювик — все было таким настоящим. Таким настоящим, какими Ветке никогда не казались ни ржавые разводы на потолке ее однушки, ни шапочные приятели по ассоциации каскадеров, по конному миру или съемкам.

Гламурные мальчики на съемках. Ну да.

Если предположить, что все это бред, понятно, откуда взялся светлый образ Трандуила, криво усмехнулась Ветка.

У нее не было времени как следует вспомнить оставленное позади прошлое. Как будто какая-то сила постоянно бросала ее все вперед и вперед, все дальше в этот мир. А что, если обернуться?..

Птичка перелетела ближе, и начала склевывать крошки изумительно вкусного хлеба — не лембаса, а свежайшего пирога, которые пекли при дворе Трандуила. С ягодами, рыбой, грибами. Эльфы-пекари. Эльфы-конюхи. Эльфы-ткачи и портные. Уборщики. Разве такое бывает?

А воины — они все. Каждый может отставить пышное тесто или отложить тонкую иглу и спокойно достать из-за кресла меч или лук.

«Я ведь даже не размышляла на тему, можно ли вернуться. Единственный раз я сказала, что хочу домой, — а было ли это правдой? А всерьез вообще ни разу не думала».

Зачем? В душный город? К кому? Ты ото всех отгородилась каменной стеной.

Этот орк Костик… он того не стоит. Ветке стало чуть гадливо и даже немного стыдно за себя — такое ничтожество занимало все ее помыслы, всю ее душу столько лет.

Так поддаться страху и отчаянию… так купиться на мысль о мести.

Ветка охотно соглашалась с тем, что не самая умная, не самая красивая, не самая молодая или богатая. Словом, везде — не самая. Все, на что была сделана ставка — сила. Сила духа, сила тела. А оказалось, что сила — мнимая величина. И в плане духа ты — то, что ты есть. И в плане силы жизнь найдет, чем тебя приструнить.

Как могло так оказаться, что каждый и каждая тут — сильнее Ветки? Положив десять лет на то, чтобы добиться исключительной для девушек ее возраста и комплекции силы, скорости, гармонии… здесь она едва вытягивает общий средний уровень. Она никто, и звать никак.

Даже Герцег выбрал сильнейшего. Даже он.

«Или я как-то не так понимаю силу. Может, она в чем-то ином».

Ее больше никто не звал, никто не приходил. Ветка понимала, что неизменная корзина с едой ей будет предоставляться, но…

Идти во дворец самой? Просить у Трандуила… говорить Трандуилу… что? Чтобы что-то сказать или попросить, надо сперва понять, что.

Можнопопросить лошадь — только свою, только себе, и начать заниматься. Можно попросить лошадь… и уехать отсюда. Куда? К Торину, убивать драконов? К Барду, поднимать из руин разрушенный город? С Бильбо в Шир — он собирался вернуться домой по весне? Просто путешествовать по этому миру?

Ветка со спокойной совестью просидела так весь день после соревнований, которые случились достаточно рано поутру. И второй день тоже. Она занималась делом, которое невозможно сделать — пыталась силой мысли подвинуть собственную судьбу в сторону, которая также пока не была выбрана. К счастью, эти тщетные внутренние усилия перебивались приступами жалости к себе, самоуничижения, размышлений о далеком и недавнем прошлом, о Герце. И только одно оставалось бесспорным — необъяснимое понимание того, что прошлое и вправду больше не властно над ней. Ощущение свободы опьяняло. И Ветка снова и снова оборачивалась — а там не болит. Подумав на иные темы, снова оборачивалась — а там не болит! Фигура дамы психотерапевта, с которой Ветка общалась долгие годы, точнее, слушала — та вещала, девушка впитывала — рассыпалась прахом, и ветер уносил суровый силуэт убежденной мужененавистницы, ставший даже отчасти немного смешным.

***

Мэглин стоял в иссеченных доспехах, но прямо и горделиво. Одежда и плащ были покрыты грязью и засохшей кровью; каштановые волосы спутались, лицо исцарапано, и лишь изумрудные глаза оставались живыми и яркими.

— Не следовало так себя изнурять, — сказал Трандуил, не спускаясь с трона. — Вы могли позвать подмогу.

— Мы уничтожили все гнездо, — ответил Мэглин. — Расчистили лес близ Холодных Водопадов. Моя стража справилась.

— Ты рисковал сам и рисковал своими эльфами, рисковал неразумно, я не могу такого одобрить. Но что уж теперь. Радуйся, что все живы. Я хочу, чтобы ты отправился к Ольве. Она все еще живет у каскадов во внешних палатах.

— Это что, военное поручение, Владыка? Чем я заслужил такую… особую милость?..

— Тебе не помешает отдохнуть. Она поможет тебе восстановиться. А ты отвлечешь ее от невосполнимой утраты.

— От невосполнимой?..

— Да, — Трандуил заулыбался, изучая перстни на руке. — Ее конь теперь мой.

— Ты отнял лошадь у человеческой женщины, Трандуил?

— Не отнял, а честно выиграл в игре, которую она предложила сама. А что тебя беспокоит? Это королевская лошадь. Ей она ни к чему. В конце концов, дам другую. Разумеется, пока она не станет королевой Дубощита, но тогда у нее появится выбор достойных животных, я полагаю. Внутри горы лошади очень ценятся, и их там полным-полно, — съязвил лесной король.

— Мы двигались налегке, — горько сказал Мэглин. — И намного опередили эльфов Ривенделла. Но они уже в Сумеречном Лесу. Владыка, какая королева Дубощита? Я понял, что они везут, и лишь догадываться могу, какое ужасное горе может постичь наши края. До Ольвы ли?

— Ну а что же с ней делать? Запереть в темнице? Выгнать в Дейл? Вам будет хорошо… вместе. У нее рана в душе, у тебя, видимо, на теле. Судя по тому, как ты стоишь передо мной, и не одна. Ступай.

— Ты шлешь ей… развлечение, Трандуил?

— Занятно, — сказал Владыка. — Мне кажется, что ты пререкаешься со мной. Просто ступай к каскадам и восстанови там силы. Я пришлю целителя туда. Туда. Ты меня понял? Очень скоро мы выступаем в Дейл, и, если ты успеешь выспаться и излечиться, ты поедешь со мной. Как обычно. По правую руку.

— Владыка, а где Даэмар?

— Он отбыл с особым поручением, надолго, я полагаю.

— Вы лишили меня друга, и…

— И?

— И отправляете к Ольве?

— Ну это ты у нас был женат на человеческой женщине, — тонко усмехнулся Трандуил. — Полагаю, тебе будет вполне комфортно. Ты хорошо понял мой приказ?

Мэглин с полминуты смотрел на своего короля… потом низко поклонился, и вышел.

— Дай ей шанс вернуть долг, — громко сказал Трандуил ему в спину. — Мне надоело, что тебе все должны. Пусть она повозится с тобой, и не чувствует себя обязанной.

Мэглин дернулся, как будто Владыка ткнул кинжалом.

Прошел, бряцая поврежденными доспехами, во двор и вскочил на лошадь, которую еще не успели расседлать. Через секунду он выехал за пределы внутренних покоев и дворов из главных ворот, и направился к каскадам.

***

Ветка с неохотой сделала зарядку… именно зарядку, а не провела тренировку; и испробовала импровизированного глинтвейна. Она оставила бутылку вина вблизи очага, но так, что сладкое вино нагрелось, а стекло сосуда при этом не лопнуло. Вот если бы тут оказался кувшинчик из голубых палат — можно было бы приготовить напиток погорячее.

И приготовилась отдыхать, подманивая на крошки птиц. Нехитрые занятия последних пары дней, и много сна — наверное, так хорошо спалось от свежего вкусного воздуха Средиземья, Сумеречного Леса — наконец отчасти успокоили ее.

Ветка пригубила вино.

На тропе, огибающей дворец, появился всадник.

Ветка замерла — столько подробностей разом она заметила в фигуре эльфа и в походке лошади.

Оба с ног до головы были забрызганы кровью и грязью. Лошадь прихрамывала. Масть ее не была видна; всадник в посеченных доспехах ехал, понурившись, держа шлем в руке. Разорванный плащ клочками свисал с плеч. Пара смотрелась, как вырвавшаяся из ада.

Ветка встала и сперва чуть попятилась, затем поставила бокал и двинулась вперед.

Всадник тяжело спрыгнул; лошадь добрела до каскадов, и сунула морду в одну из чаш. Ветка уже стояла поблизости, не зная, надо ли вмешаться. Приехавший отстегнул подпругу, и бросил седло, а следом и уздечку прямо на траву, потом повернулся к Ветке…

— Мэглин! Мама дорогая!

— Приютишь? — как-то тяжело сказал эльф и начал крениться. Гордо выстояв у Трандуила, он лишился сил здесь.

— До комнатки ты дойдешь?

— Я надеюсь, у тебя тепло? — бледно, но вполне искренне улыбнулся зеленоглазый лаиквенди.

— Я натопила, конечно, пойдем! — Ветка чуть замешкалась, и все-таки подсунулась под забранную наручами и оплечьями руку. — Ты ранен?

— Несомненно, но я несколько дней не снимал доспехи. Ты готова к разным вариантам?

— Конечно, дурачок! Я помогу тебе всем, чем только смогу… я только не знаю, где целители, а полотно у меня тут есть… а почему ты не поехал во дворец? Мне казалось, вы с Трандуилом…

— Даэмар уехал. Я эльф лесной, предпочитаю выздоравливать на природе, а не в душном дворце. Так что, если ты не возражаешь…

— Нет. Что ты, мы поместимся! Да и других пустых комнат вокруг полным-полно…

Мэглин и Ветка прошли кожаную занавесь; эльф немедля тяжело осел в кресло. Поник.

Ветка не сразу сообразила, что делать, бестолково метнулась влево-вправо, потом начала потихоньку разоблачать лесного стражника. Плащ. Наручи, ремни, соединяющие доспехи на плечах и груди, латная броня и чешуя кольчуги…

Много дней в бою, не снимая доспехов; несколько ядовитых укусов, кровь, мелкие загноившиеся раны, и пара ран покрупнее — там, где жвало паука распороло бок и бедро — комнату наполнил тяжелый аромат марки «Дух войны», серия «Полевой госпиталь». Ветка закусила губы — ей казалось, Мэглин то ли умрет, то ли уснет сейчас в кресле.

— Слушай, я уложу тебя, чуть оботру и уложу, и потом попробую найти целителя…

— Не надо… не уходи.

— Хорошо…

— Дай попить…

— Господи, какая же я дура! Ты проси, что надо — я же жила одна, никогда ни за кем не ухаживала, и не помню, как надо…

— Вот и вспомнишь…

Кожаный полог на входе резко отдернулся — в комнату Ветки вошла прямая, как игла, Синувирстивиэль, вся в белом на сей раз. В белом и сверкающем. В руках у целительницы была огромная корзина, в которой Ветка с облегчением увидела свернутую чистую одежду и много полотна — надо думать, материала для перевязки.

Эльфийка бросила взгляд на Мэглина, и сдвинула тонкие четко очерченные брови:

— Зачем ты уехал из дворца? Там я помогла бы тебе быстрее… Владыка сказал, что серьезных ран нет.

— Серьезных нет… я немного отравлен, и несколько дней не мог промыть укусы. Прости за небрежение, светлая.

— Безалаберные, бестолковые мальчишки, — Синувирстивиэль вела себя так, словно Ветки тут нет, — ты можешь встать? Или мне промывать твои раны здесь?

— Дай мне пару глотков мирувора, и я сам вымоюсь в водопаде…

Целительница посмотрела подозрительно, как будто Мэглин выпрашивал сто граммов спирта и огурец, но затем сжалилась.

— Ладно. Это будет проще всего.

Ветку красавица, похоже, записала в мебель, и вела себя так, словно ее тут нет.

Девушка терпеливо дождалась, пока Синувирстивиэль осмотрела все раны, выдала требуемую стопку волшебного бальзама, после которой Мэглин и вправду тяжело поднялся, и, взяв пару полотнищ, отправился к каскадам, ступая босыми узкими ступнями по заиндевелой траве и лесному опаду.

Ветка чуть смягчилась к строгой эльфийке, когда увидела, как та бережно стягивала с Мэглина сапоги, встав на одно колено. Сверкая одеждой, шитой каменьями, в ослепительно белом платье, затянутом в талии узорчатым парчовым поясом…

Мэглин мылся минут пятнадцать, прополаскивая под потоками воды длинные каштановые волосы, и сам с усилием промывая раны, выдавливая из них скопившуюся сукровицу, убирая грязь. Казалось, тело эльфа светится под потоками прозрачной воды; хотя она всегда была достаточно теплой для умывания, душ уже требовал от Ветки решимости и усилия над собой. Мэглину, похоже, было просто не до температурного режима. Он вымылся, обернулся в полотно, и пошел обратно — Ветка тем временем вынесла из комнаты все доспехи, грязную одежду, решив разобраться с этим позже. Под склад подошла соседняя пустующая комната. Эльфы не селились вплотную — другое жилье располагалось метрах в сорока в таком же искусственно выращенном дупле.

Мэглин растянулся на кровати. Синувирстивиэль тщательно осмотрела и окончательно очистила раны.

— Да, яд, действительно, отравляет тебя. Самая глубокая рана на бедре. Если бы ты не изнурял себя и отдыхал, ты был бы в лучшей форме. Я приду завтра, а пока перевяжу тебя и оставлю отвар — не ешь, пей лишь воду, вино и отвар трав, телу надо выводить яд. Завтра я решу, следует ли тебе потеть в купальнях, и что мы будем делать дальше.

— Спасибо, Виэль. Ты будешь шить?

— Пока рано… возможно, завтра. Яд еще сочится с краев раны. Она… сможет менять ночью повязки?

— Не переживай, все сделаю.

— Мэглин, она тебе точно поможет?

Мэглин вдруг легко рассмеялся, посмотрев на обеих женщин. Глаза его искрились.

— Виэль… все будет хорошо. Я пришел туда, где со мной будут возиться всю ночь. Честно.

Эльфийка повернулась к Ветке и поджала губы. Ветка сделала то же самое.

— Ладно. Предположим, так оно и будет.

Целительница встала и подошла к девушке.

— Вот это, — сказала она, — весть-трава. Зажги ее, если Мэглину сделается хуже. Возможно, нандо прав, что остается тут — это благое место, тут многим становится лучше на душе или телом. Я бы предпочла его видеть во дворце. Но ты не упусти, если вдруг что. Иногда яд идет к сердцу, и тогда надо торопиться. Просто пошли мне весть.

— А каковы признаки, что яд идет к сердцу? На что надо смотреть, что замечать?

— Тело делается горячим, как огонь, а дыхания не хватает, — мрачно сказала Синувирстивиэль. — Тело сухое, лишенное пота, а руки ледяные, словно с мороза, и сырые. Запомни. Одну ночь, я очень надеюсь, даже человек может провести без сна и с вниманием.

— Я уже сказала, не волнуйся. Спасибо.

— Ну, я помогаю не тебе, — эльфийка повернулась к Мэглину, и взгляд ее стал теплым, — а ему. Мало кто у нас не любит этого лаиквенди. У него редкостное по силе света сердце, даже для перворожденных. Так что, если уход будет тебе в тягость — тебя с легкостью от него освободят.

========== Глава 21. О любви ==========

— Она очень хорошая, — сказал Мэглин, когда кожаная занавеска опустилась на место. — Строгая, но замечательная. Как ты понимаешь, у эльфов хватает времени узнать все друг о друге.

— Мэглин… что мне надо делать? Накрыть потеплее, проветрить, сделать попить?

— Пить я буду постоянно. Подвинь столик ближе… и ложись спать. Видишь, как быстро ты сумела отдать мне долг, — хитро усмехнулся Мэглин. — Я помог тебе, ты помогла мне.

— Что помогла — будем говорить, когда эта… девица-красавица тебе зашьет рану, и скажет, что все позади. Она сказала, менять повязку?

— Я сам смогу. Она будет промокать ядом и гноем — надо снимать полотно, выносить за дверь, так как яд сжигать в очаге дома не стоит, и класть новую повязку. Вон там мазь в фиале, полотно Синувирстивиэль тоже оставила.

— Промывать водой?

— Можно и просто менять повязку.

— Тогда никакого «сам», — сурово сказала Ветка.

— Ольва… скоро стемнеет, — зеленоглазый эльф ласково улыбался, — ступай в соседние… в соседнюю sambe… разожги огонь, и спи. Мне уже намного лучше.

Ветка посмотрела на Мэглина внимательнее. Он действительно улыбался, вроде бы так же легко и расслабленно, как всегда. Но глаза его были темными, а зрачки огромными. Лесной эльф уловил ее взгляд и опустил ресницы, обессиленно откинувшись на подушки.

Ветка встала и вышла.

Через двадцать минут она, чуть запыхавшись, вошла назад, затащив холодное, немного отсыревшее одеяло, пару подушек и покрывало из соседней комнатки; набросила покрывало на кресло, раскидала все остальное по полу, и уселась напротив Мэглина.

— Если я захочу спать, лягу на полу. Печка маленькая, и по полу дует, но у вас такие одеяла шикарные, что это не страшно. Мэглин, что происходит?

Эльф не отвечал, лишь перекатил голову по подушке.

— Мэглин?

— Извини, дружок…

— Воды?

— Я не смогу сейчас пить… чуть-чуть позже… минутку…

— Ты сам говорил белой гюрзе, что за тобой будет уход, и прогоняешь меня?

Мэглин встал, тяжело, шатаясь — полотно, которым он обернулся вместо купального халата и полотенца, разом упало. Эльф сделал пару шагов к двери. Ветка бросилась следом, но ее остановила узкая горячая ладонь.

— Я сейчас.

И впрямь, через минуту воин вернулся и рухнул без сил. Ветка поскорее накрыла его одеялом, и ласково подоткнула края.

— Вина…

— Мэглин! Я не понимаю!

Эльф выпил полбокала и откинулся назад. Помолчал. Потом зашептал:

— У эльфов есть предание, дружок, или поверье, а если хочешь — традиция… мы редко любим, но любим верно. Благородные синдар вообще завели привычку говорить, что их сердце раскрывается лишь раз, и затем долгие тысячелетия остается в счастье рядом с родным сердцем, или в тоске о нем…

— Мэглин! Причем тут любовь? Я уже ничего не понимаю…

— Ты поймешь… ты… — Мэглин забылся тяжелым сном.

Ветка мгновенно проверила арсенал — отвар, вино, чистая питьевая вода; повязки, мазь. Пощупала лоб, залезла рукой к повязке. Мэглин сделался жарким, но потным, а не сухим — руки и ноги его не холодели, и Ветка судорожно вспоминала, что же делать при потении. Это хорошо или плохо? Раскрывать и протирать или оставить, как есть? В конце концов, дождалась, пока нандо чуть остыл, а дыхание его стало ровнее, и убрала одеяло. Намочила тряпицу в теплой воде, греющейся на очаге, протерла тело эльфа. Потрогала царапины и раны поменьше — также воспаленные, бордовые — смазала их мазью. Потом увидела, что повязка на бедре намокла чем-то тяжким, бурым; осторожно поддела ее и выкинула за дверь. Ветку затошнило. Тело Мэглина было прекрасно, но рана, с сочащейся серой слизью, выглядела чудовищно. Девушка продышалась, вернулась, ловко прилепила новую повязку с порцией целительной мази, вытягивающей отраву.

Мэглин тяжело спал.

Эльф даже сейчас был прекрасен — как будто статуя, но статуя живая. И в расслабленном виде его тело было совершенным и рельефным — Ветка вообразить не могла, что такое возможно. Не удержавшись, провела рукой от ключицы по плечу, по бицепсу и вниз — по предплечью до самой кисти… подержала руку, такую изумительную по форме, и такую жесткую от оружия. Пальцы Мэглина беспомощно легли в ладонь Ветки. Она замерла… Потом словно опомнилась — схватила одеяло, укутала эльфа.

Следующие полчаса у Ветки ушли на подробное визуальное изучение остроконечной ушной раковины. Ветка даже решилась провести по уху пальцем — оно слегка дернулось. Но Мэглин не проснулся.

Он проснулся позже, и тут же начал пить. Выпив несколько бокалов, шатаясь, ненадолго вышел, и опять обессиленно рухнул на кровать. Повязка снова намокла.

Так повторялось еще два раза — тяжелый сон, перевязки, и наконец цвет лица Мэглина стал походить на обычный. Ушли лихорадочные пятна на скулах, перестали гореть темно-вишневым губы.

— Ну теперь ты пойдешь спать? — ласково прошептал он.

— Никуда не пойду. Меня, в конце концов, твоя Вреднэль не поймет.

— Тогда расскажи мне что-нибудь.

— Лучше ты, — сказала Ветка. — Ты у меня на подозрении.

— Что?

— Не сходится, — злорадно сказала Ветка. — Совсем не сходится. Ты прямо с битвы едешь сюда. Вот прямо вообще — даже лошадь не сменил. Можно сказать, падаешь мне в ножки. Сюда является целительница с багажником медицинского барахла — то есть она знала, что исцеляться ты будешь тут. И в то же время проговаривается, что ты уже был во дворце. Тут у вас везде первозданная природа, не только у каскадов. Даже внутри дворца. Колись.

— Можно водички?

— Держи.

— А теперь вина?

— Да, конечно…

— А теперь отвар… и, мне кажется, пора заменить повязку. Давай я сделаю сам, а ты иди спи? Ты еще успеешь выспаться.

— Мэглин!

— Тогда я засну.

— Я же не отстану.

— Что?..

— Ой, вот таки этого мне не надо! А еще ты начинал нести пургу про любовь. Я же вижу, что ты меня не любишь.

— Как ты можешь это видеть? И я начинал говорить вовсе не о тебе.

— Оригинально. Ну так, может, продолжишь? Ты остановился на том, что синда заморочились на теме любви конкретно.

— Хорошо, — Мэглин словно принял какое-то решение. — Слушай, дружок. Эльфы действительно не похожи на людей, и действительно любят редко. Лучше, в самом деле лучше, для нашей души — единственный раз на всю жизнь. Мы разные, а какие разные — просто так не объяснишь. Мало кому из людей удается понять перворожденных. Но все же случается и по-иному. И не так уж редко. И у синдар тоже, чего бы они ни говорили. Я о любви. Тоска по утраченному возлюбленному может смениться новым светом нежности души, и не будет опорочена или предана. Проще… подпустить к своей пустоте… кого-то другого, не того, кем был твой любимый — например…

— Например, эльфу человека, — недоверчиво сказала Ветка.

— Да, дружок.

— Так. Ну, допустим. Я, скажем, вообще была не в теме, что вы любите один раз. Но уже рада, что это не так — если один раз… и бесконечная жизнь… спятить можно.

— Все народы, живущие долго, таковы…. Гномы тоже. Они сотворены по-иному, их творец о любви и вовсе не особенно думал. Вот у них второй раз сердце практически никогда не открывается. Учти. А эльфы…

Ветка вдруг спросила:

— Слушай… а Даэмар?..

— Я люблю его всем сердцем…

— А-э-э?

— Мы провели многие столетия в одной палатке. Привыкли друг к другу, стали роднее братьев. Я люблю его, он не тяготится мной. Много раз мы засыпали, рука в руке… но мы же говорим о другой любви?

— Слава валар!

— Водички дай?

— Конечно, прости! Дай посмотрю… нет, пока рано, а то мази не хватит, гюрза жадная мало оставила…

— Не обзывайся на Виэль. Слушай лучше. В том случае, если любовь возникла с человеком, эльф намного переживет своего любимого.

— Это понятно. Будет возить его на каталке, жевать мясо, когда выпадут зубки…

— На самом деле, это не весело, Ольва. Я был женат два раза. На эллет… которая родила мне двух сыновей, когда дети еще приходили к эльфам, и время наше не повернулось к закату. И на человеке.

— На женщине?

— Поэтому Владыка и поручил мне заботиться о тебе еще тогда, в первую встречу… поэтому я помогал тебе после пленения у орков. Я знаю очень много о человеческих женщинах. Я делил с любимой почти всю ее жизнь, длинную для человеческого века, короткую для эльфа.

— С любимой номер два?

— Да, дружок. Это была… другая любовь. О такой не складывают легенд. Все было очень… просто. Фелла жила в одном из человеческих поселений, и я лишь однажды показал ей Сумеречный Лес. Я приходил под покровом ночи, и оставался, пока не наступала следующая. После я выстроил ей дом на опушке леса, дальше от поселения. Научил разбираться в растениях, цветах. Мир тогда был моложе, и звери служили ей. Но валар не дали нам ребенка, и, уже сделавшись в летах, она отказалась от меня и взяла на воспитание двух сирот. Я приходил все реже, и однажды сказал, что больше не приду совсем. Но меня позже разыскала девочка — тогда выросшая уже. Она сказала, что любимая умирает, и хочет попрощаться. Фелла уже ничего не могла говорить. Ты сама можешь представить себе древнюю, почтенную и немощную человеческую старость. Я пел ей несколько дней… пока не увидел в ее глазах, что она готова и больше не боится. Я многое увидел в них.

Ветка подала попить, поменяла повязку на ране.

Молча. Затем:

— А что с первой женой?

— Орки… она ждет меня в чертогах Мандоса в Валиноре. Погибнув, все эльфы попадают туда, и много тысячелетий спустя вместе с гибелью Арды развеются навсегда и окончательно. Моя яркая звездочка умирала у меня на руках, она уходила от раны, и благословила меня — велела искать свое счастье и не хранить непременную верность. Мы были вместе совсем недолго, наши дети остались у меня на руках малышами.

— То есть… если тебе воткнуть кинжал в грудь, ты окажешься в приятном месте с любимой первой женой в компании?

— Не кажись более грубой, чем ты есть. Я знаю, каковы люди. Каковы женщины. Я знаю, как вы ранимы, встречаясь с зеркалом изо дня в день, — прошептал Мэглин.

— И именно поэтому ты пришел сюда выздоравливать? Поправь меня, я не вижу логики. Объясни мне. Я рада тебе, Мэглин… ты, наверное, самый близкий, кто у меня есть во всем Средиземье. Я бы в любом случае сидела возле твоего ложа, носила бы тебе вино бутылками и даже попробовала бы спеть. Но я не понимаю.

— Ты отдаешь сейчас мне долг… за Лилейное озеро. Это необходимо, Ольва, чтобы у нас не было незримых связей. Чтобы ты была свободна от меня, я от тебя. Я не смогу больше… не смогу еще раз…

Ветка сидела, нахохлившись.

— Это твоя идея, или белокурого поганца?

— Что?

— Трандуила?

— Это необходимо… прости, я должен поспать…

— Знаешь что, — сказала Ветка, — ничего у него не вышло. Если он хотел разрубить то, что, может, нас связывает — он ошибся. Потому что никакая это не отдача долга. И более того. Я и не считала, что что-то прям особо тебе должна. Я считала и буду считать, что ты мой друг. Я поняла про любовь и жену. А дружить ты с человеком пробовал?

— Несколько раз, — улыбнулся Мэглин, взял Веткину руку и крепко ее сжал. — Но о дружбе мы поговорим позже…

Видно было, как утомился Мэглин. Утомился и задремал — каштановые волосы змеями разметаны по подушке, глаза закрыты.

Сам он с горечью молчал — молчал о том, о чем, собственно, и желал бы предупредить Ольву, но не посмел. Пока не посмел.

Тем временем тяжелая кожаная занавеска зашевелилась — поднялся ветер. Ветка видела, как в крошечном очаге мечется пламя — встала, подкинула дров. Высунула нос наружу — ей показалось, что уже сумерки, серые предутренние часы. Но небо потемнело так, что не было видно ни звезд, ни луны — раздался тяжкий грохот, от которого, казалось, содрогнулся дворец, и обрушился ледяной предзимний дождь. Время сухих заморозков прошло — шла настоящая непогода.

Ветка плотнее задернула дверную занавеску, проверила запас сухих дров в углу на изящной подставке. Вернулась к Мэглину.

Тот спал, но спал неспокойно — эльфа знобило. Тело теперь стало холодным, плечи сотрясала дрожь. Мэглин метался, голова его перекатывалась по подушке, путая волосы. Раз или два девушка услышала слабые стоны.

Ветка призадумалась. Потрогала пучок весть-травы. Еще раз ощупала тело Мэглина и переменила повязку с целебной мазью. Подбросила дров. Разделась до пояса, оставшись в тонких шелковых штанах, и залезла под одеяло к эльфу.

Она прижалась к широкой спине — так плотно, как только смогла, до последней клеточки, крепко обняла его, и чуть враспев забормотала всякую ерунду — все подряд, что приходило ей в голову. «Мэглин, ты такой хороший, просто замечательный, ты сейчас согреешься, и всякая бяка уйдет, будешь новеньким и сильным, как раньше, все ранки твои заживут, и ты перестанешь забивать себе голову ерундой, и будешь счастливым, и жить будешь долго-долго, и расскажешь, где твои сыновья, они тоже наверняка классные, вот честное слово, из эльфов и людей ты самый замечательный, самый добрый, самый заботливый, я таких никогда не видела, я так рада, что мы познакомились, спи крепче, выздоравливай, я буду рядом, и плевать мне на то, кто кому чего должен, я просто знаю, что я тебя никогда не брошу, и ты меня не бросишь, какие у тебя классные ушки остроконечные, а что, вы умеете их настораживать, и наверное и слышите и видите лучше людей, вот видишь, ты уже согрелся, это хороший сибирский метод — так у нас в холодных странах люди делили одну болезнь на двоих, и она быстро проходила, спи, мой замечательный, я здесь, ты скоро поправишься»…

И Ветка уснула сама — прижавшись носом к шее Мэглина. Эльф не казался больше ни холодным, ни горячим, ни липким от пота.

Наутро Ветка проснулась от голосов, беседующих на дивном наречии. Она лежала на кровати одна, плотно укутанная одеялом. Ледяной ливень за окном сменился густым снегопадом — Ветка увидела падающие снежинки, и это придало всему, что происходило, особый оттенок сказочности, изменив звуки, изменив освещение.

Синувирстивиэль уже заканчивала зашивать рану на бедре Мэглина — он сидел хоть и без штанов, но в рубахе. На столике стоял легкий завтрак — несколько плотно закрытых горшочков и свертков, пахло свежими пирогами.

— Я бы не рискнула отправлять тебя в поход, — перешла на вестрон целительница. — Ты еще слаб. Еще хотя бы четыре-пять дней…

— А есть ли у нас эти дни? Я не отпущу Трандуила одного.

— Ты лучше говори — не отпустишь без себя. Перестань возиться с ним, как с ребенком, просто потому, что он дружил в раннем детстве с твоим старшим сыном. С ним будет Лантир, и Эйтар, и множество других эльфов, в том числе, ривенделлцы. Лорд Элронд прислал достойнейших. И из Лотлориена прибудут те, кто везет стрелы… возможно, сам Халдир. Останься здесь, если желаешь — с ней, и просто отдыхай.

— И не подумаю, Виэль. Ты видишь, я здоров.

Синувирстивиэль посмотрела прямо на Ветку и… улыбнулась ей.

Ветка чуть с кровати не упала от изумления.

Открытая улыбка… эльфийской девы? Ей? Ветке? Улыбка была столь тепла, а лицо строгой Виэли так осветилось нежностью и лаской, что девушка чуть было не улыбнулась в ответ.

— Я впервые вижу, чтобы люди так использовали целительные приговоры,- сказала Синувирстивиэль. — Ты справилась, девочка, и лучше, чем я могла себе представить. Ты в самом деле открыла сердце, и использовала женскую силу и ласку, чтобы помочь Мэглину.

— Я не умею целить, — буркнула Ветка, дотягиваясь до сорочки. — Этот метод у нас назывался сибирским аспирином, в отличие от еврейского аспирина. Мне Иваныч… рассказывал… когда он служил в Приморье, так лечились, причем не обязательно женщинами. Мужчины тоже могли. Как бы делишь болезнь пополам. Так что эта… ласка тут не при делах. Просто… ну… от другого тела согреваешься глубже.

Оба эльфа смотрели и улыбались.

От сладостности этой сцены у Ветки заломило зубы.

— А еврейский аспирин? — задала профессиональный вопрос Синувирстивиэль.

— Просто крепкий куриный бульон. Из желтой старой страшной домашней курицы. Варить надо несколько часов.

— Тогда именно его я и принесла в горшочке, — улыбнулась целительница. И чего она раньше казалась такой гадкой? — Завтракайте. Сегодня ведите себя осторожнее. Мэглин… Ольва. Следите за повязкой. Я все зашила, но все равно мазь надо менять часто. Теперь это заживляющая мазь. Яд ушел. Я оставлю… вас.

— Синувре… сивирстиву… Виэль, нет никакого нас. Я не совсем понимаю, что происходит, но мы с Мэглином друзья. Я тоже его люблю, как и все, как друг, — сказала Ветка.

Эльфийка рассмеялась — по комнате просыпались хрустальные бусы на серебряный поднос…

— Я подберу у мастериц и пришлю вам зимние одежды и одежды для бала. Если Владыка не сорвется с места сегодня, завтра будем встречать зиму.

— А послезавтра… — прошептал Мэглин. — Послезавтра…

========== Глава 22. Бальное платье ==========

Небо сделалось зимним и седым. И чистым — драконов не было видно. Трандуил не раз и не два думал, что, возможно, и перегнул палку, оповещая Лотлориен и Ривенделл — но то, о чем ему сообщила Ольва, подтверждали и его чувства, и его сны — тяжкие, сложные. Он ощущал снова забившееся сердце зла там, под горой — пусть и не располагался Эребор в Сумеречном лесу, но все же был достаточно близок к его границам.

Короля тревожило, что из тоннелей, проложенных червями-оборотнями, не исходит никаких орочьих отрядов — равнина между Эребором и Дейлом была мирной и тихой, как в какие-нибудь давние и добрые волшебные времена. Это указывало Трандуилу на зло, которое может заново стягивать силы под влиянием единой воли.

Но пока пустошь Смауга попеременно засыпало первым нестойким снегом, который сдували ветра с гор и озера. И была она тиха и спокойна.

Король эльфов собрал не две сотни, как думал вначале, а три. Эльфы готовились отпраздновать наступление зимы, Ночь танцующих снежинок, или же Ночь лунного серебра, и отправиться к Дейлу.

Дейл рос и хорошел — тому поспособствовало и золото гномов, и управление мудрого короля. Несмотря на то, что времени прошло совсем мало, люди Дейла полностью восстановили стены града, двое врат — восточные и западные, и занимались домами и улицами — в зимнюю пору на земле делать было нечего. Однако Дейл закупил и скот, и лошадей, и пони, и провизию. Бард оделял всех по справедливости и присматривал почти за каждым жителем Дейла — а это было не так легко, уцелевших оказалось семь тысяч жителей.

Почти в каждой семье были потери, и Бард выступал теперь также главным сватом и тамадой на свадьбах, собирая разбитое прежнее в новое целое. Гуляли ярко, по несколько свадеб в день — чтобы праздниками и угощениями скорее изгнать тягостные воспоминания о Битве Пяти Воинств.

На письмо, что вблизи города скоро появятся эльфийские дружины, Бард ответил приветливо, но осторожно — он не видел необходимости в таком событии, но между строк прочитал, что, возможно, у короля Леса была веская причина явиться, а потому и не сопротивлялся.

Также ожидалось, что в эту поездку Трандуил и Бард более детально обсудят новые торговые договоры.

На весну Бард планировал начать и восстановление Эсгарота, на сей раз на берегу. Крошечный остров, который в прошлом был сердцем Эсгарота, погиб под тушей дракона, и Бард более не желал доверять благополучие своих людей непрочным сваям.

Эребор хранил молчание. В него раз или два входили караваны пони, затем его покинули Железностопы Даина, двигаясь с неслыханной поспешностью для гномов и унося золото. Ходили слухи, что по дороге остатки Даинова воинства сильно беспокоили орки, но вблизи Эребора воинственные гномы прошли без помех и исчезли в горах.

В то же время явилась вереница гномов из Ториновых чертогов — половина рода осталась в Синих горах, половина вернулась в вотчину. Гномы, числом около двухсот, мужчины и женщины, вошли внутрь Эребора… и все снова затихло.

Трандуил не слал письма Торину, и Торин также молчал. Бард не знал, что происходит под горой — если работы в Дейле были видны всем желающим, то гора была постоянно и плотно закрыта, врата встали на свое место и более не открывались.

Не вернулась в Лихолесье и Тауриэль.

Прилетел Корхаур, величественный подчиненный Гваихира, и занял место на Вороньей высоте. Люди не видели его — за пищей орел летал на другую сторону горной гряды. Но прибывший Халдир и эльфы Лориена подтвердили — леди Галадриэль обеспокоена происходящим, и именно она просила великого короля орлов отрядить воина для надзора за Эребором. Ничего дельного Халдир сказать не смог — видения в зеркале Галадриэль были на сей раз особенно туманными, но роковым образом касающимися, несомненно, Трандуила. Пересказать их попробовал Митрандир, явившийся вместе с черными стрелами. Удачным рассказ не вышел.

Прибывшие из Ривенделла эльфы доставили на тяжелой повозке стреломет — он был поломан, но мастера Элронда починили его перед отправкой. Стреломет был плотно укутан кожами. Также из Ривенделла приехал и Даэмар — и сообщил, что в данный момент Леголас находится там, и пребывает в полной безопасности. Он обрел новых друзей, и пока что остается в благословенном краю лесов и водопадов.

Видения Галадриэль относительно него самого ничуть не обеспокоили Трандуила — он уже знал два десятка таковых, канувших в небытие. Большинство предречений волшебницы сбывались… за исключением тех, которые оказывались неверны. А вот то, что на границах Сумеречья разом затихли все пауки и злобные твари — это Трандуилу совершенно не понравилось, и он вдвое усилил кордоны перед своей планируемой отлучкой. Настроение его улучшилось — он получил новости о сыне, подтверждение своих опасений насчет драконов от Белого совета, оружие и поддержку орла.

***

Следующие сутки после ночи, когда пошел снег, Ветка рассказывала Мэглину русские народные сказки… и все о Голдшлегере Герцеге — его привычки, спортивные достижения и много-много других подробностей, которые Мэглин слушал, иногда смеясь, а иногда непочтительно засыпая на самых драматических моментах. Он никак не прокомментировал то, что Герц теперь принадлежит Трандуилу… и никак не утешал Ветку. Она сама себя утешала.

Еще через день Ветка и Мэглин собирались на бал. Ветка хотела было отвертеться… но Мэглин спросил, не боится ли она Трандуила, и вопрос был решен. От Синувирстивиэль им доставили сверток с одеждой, и Мэглин принялся облачаться.

— Ольва, — спросил он вдруг. — Ты так уверена, что я не люблю тебя, отчего?

Ветка, которая решила одеться позже, поперхнулась вином.

— Ну, ты сам сказал, и даже добавил, что второй раз с бурно стареющей женой ты не потянешь.

— Ты сказала об этом раньше, чем я рассказал тебе.

— Ну-э-э… — Ветка призадумалась. А какие она знает критерии любви? На что, в самом деле, она опиралась? После анализа эмоциональной шелухи вывод остался любопытный, но неожиданный для самой девушки.

— Ты э-э-э…

Мэглин ждал, стоя вполоборота и разбираясь с доставленной одеждой. Его прежнюю, рваную, перепачканную и изуродованную, унесли вместе с доспехами.

— Ну?

— Не нукай, не запряг. Ну, мы спали вместе, и ты э-э-э… не проявлял желания. Ты купал меня голую в озерке. И тоже ничего. Я бы э-э, заметила. И вчера. Мы же сегодня спали снова вместе, а ты уже не так уж и болен.

— Интересно, — Мэглин усмехнулся, проводя гребнем по волосам. — То есть ты определяешь любовь как веление плоти? Это одно и то же? И по-твоему, влюбленный мужчина проявляет это веление, лишь только ему представится возможность? Или ты считаешь, что я так дурно управляю телом, что не совладал бы с собой?

— Это сложно, — сурово сказала Ветка. — Сложно все, о чем ты говоришь и спрашиваешь. Целое дело.

Мэглин повернулся с интересом.

— А если желание проявляется без любви? Любовь — чувство духовное, притяжение фэа. История эльфов знает случаи невероятной любви, когда двое любящих никогда и ни разу не соединились и даже было, что они и не нуждались в этом. Голос плоти — другое. Иногда он говорит весьма громко. Но это не будет любовь. Моя плоть молчала — и ты сделала выводы и о моей душе тоже?

— Ты меня запутал совсем, — пробормотала Ветка. — То есть эльфы могут… это… спать без любви?

— Эльфы вплетены в ткань Арды. Мы любим все живое, и всю жизнь, что есть здесь. Мы творим искусство, это наша миссия и предназначение, хотя мы и воюем — оружие есть следствие искажения Арды, следствие диссонансных нот творения, хотя и оно по-своему прекрасно. Каждый делает что-то так, как никто другой — печет хлеб, которым мы завтракали, шьет одежду, которую мы сейчас наденем, играет, поет, слагает стихи, танцует. Во всем, что мы делаем здесь, в этом мире, в каждом жесте или движении есть наша любовь к миру и к красоте. Если люди, которые пришли после нас, младшие дети Эру Илуватра прекрасны — отчего бы не восхищаться их красотой? И не стремиться прикоснуться к ней?

— Ты меня прости, Мэглин, но это ликбез какой-то, только в очень сложной форме, — сказала Ветка. — У меня в голове все уже попуталось. То вы любите один-два раза, и можете физически… эээ… нуу… только с одним, ну двумя живыми существами за всю жизнь. То оказывается, что в случае любви физическая близость не обязательна, но зато может быть от любви отдельно, как потакание голосу плоти. И для более тесного общения с красотой, Арды, надо думать. И часто так бывает?

— Иногда, — легко сказал Мэглин. — Не часто. Смотря о ком речь. Каждый решает этот вопрос по-своему. Я могу рассказать лишь о себе. Я говорил о двух девах, о двух моих женах. Была третья. Я провел с ней всего ночь. Это было в огромном городе людей, а я не хотел, чтобы меня видели. Я наугад забрался в окно комнаты… а к вечеру туда пришла она, это оказалась ее спальня. Я не знаю ее имени. Я не знаю, стал ли отцом полуэльфа. Я уходил, и никогда не собирался туда вернуться. Я оставил ей свой талисман — зеленый камень на шнурке, и просил передать ребенку, если он будет. Это было всего раз, Ольва, но было.

Ветка сидела, сжав в руках какую-то вышитую тряпицу, которую она перед этим изучала, и смотрела на Мэглина широко раскрытыми глазами.

Ветка видела не его, а юную, немного пухлую девушку… только-только вступившую в пору зрелости… с волосами до ягодиц, нежную, бережно хранимую матерью — вот малышка поднимается в свою спальню… там все в стиле прованс — кружева и милые вышивки, белое и голубое, и еще плюшевые мишки… А в затемненном углу беззвучно притаился красавец эльф. Зеленые глаза, длинные волосы, стать…

— Ольва-а! Ау!

— Вот это да, — с завистью прошептала Ветка. Помотала головой. Мэглин беззвучно хохотал, и, с трудом успокоившись, заговорил дальше.

— Вообще-то я рассказывал тебе, как я ужасен. Как ужасны могут быть мужчины, даже эльфы, — объявил он.

— Мэглин, три дамы за пять тысяч лет, или сколько там тебе, — сущая ерунда, — сказала Ветка. — Если ты, конечно, коварно не утаил еще, например, одну. А тебя я теперь люблю еще больше, — и помотала головой, отгоняя острое сожаление, что не она была той юной горожанкой.

Мэглин посмотрел на Ветку весело и изумленно, потом фыркнул. Оправился и повернулся.

Ветка молниеносно вернулась в реальность.

Мэглин был одет в узкие узорчатые сапоги цвета бронзы, которые заканчивались как раз на границе с изумрудным кафтаном, шитым бронзовой нитью и мелкими сверкающими камнями.

Узоры по кафтану шли в виде листьев лилии и камыша. Вниз были надеты узкие штаны темно-коричневого цвета, а под кафтан — сложно скроенная рубаха из тонких полотен белого и светло-зеленого цвета. Как обычно, в разрезе рукава кафтана, рукав рубашки, украшенный позументом, спускался практически до пальцев, образуя старательно вышитый клин. На пальцах — перстни. Волосы гладко расчесаны и заплетены возле лица в тонкие косы — по три с каждой стороны. Косички Мэглин закрепил зажимами, на лоб надел бронзовый венец, а ворот кафтана украсил светлой серебряной брошью в виде цветка лилии, из-под которого выглядывали два золотых листочка и длинные переплетённые стебли. На кресле лежал подбитый белоснежным мехом изумрудный бархатный плащ — недлинный, также до верхнего края сапог, с капюшоном. Ветка, которая видела Мэглина либо в полевой, либо в боевой одежде и доспехах, открыла рот, мельком пожалев о потерянном кевларовом шлеме с таким удобным ремнем под подбородком.

Мэглин был хорош и голым, и пока выздоравливал — в легких брюках почти без вышивки, в рубахе; и в доспехах, но сейчас перед Веткой стоял сказочный принц, способный соперничать с самим Трандуилом. Мэглин смотрел прямо на Ветку.

— Тыпросто обалденно выглядишь! — в конце концов выдавила она. — После бесед про любовь и близость — то, что надо. Я даже не могу до конца осознать, что сегодня делила с тобой одно одеяло.

— Мы очень любим праздники и хорошую одежду, — улыбнулся Мэглин. — Я думаю, тебе тоже стоит переодеться. Я подожду снаружи, не торопись.

Ветка кивнула и занялась собственной одеждой.

Спустя час (пообещав десять минут) Ветка выскочила наружу.

На сей раз приготовленное ей платье было без обычного разреза спереди, хотя тонкие брюки вниз полагались и под него. Белые сапоги с серебряным тиснением были полностью закрыты длинным подолом из многослойного белого и желтого шелка. Узкий лиф из узорчатой золотой парчи облегал стан, а широкие рукава свисали почти до земли. Ворот стоял торчком, а вдоль узкого вертикального разреза спереди шла драгоценная вышивка.

Ветка чуть ли не впервые в жизни пожалела, что остриглась — но короткую стрижку компенсировала диадема Торина Дубощита, сверкающая и сияющая. Тот, кто подбирал Ветке наряд, точно знал о существовании украшения.

Правда, на пальцах не было перстней, на запястьях — браслетов, и уши у Ветки также не были проколоты, но… она ощущала себя сказочной принцессой. Это было словно первое прикосновение взросления, когда девочке в двенадцать лет хочется встать на каблуки и взять мамино свадебное платье — То Самое, Настоящее Первое Бальное Платье.

В руке Ветка держала парчовую накидку на меху… и замерла, растерянная, напряженная.

Мэглин улыбнулся, отслонился от дерева. Подошел, встал рядом. Вытянул руку:

— Вот так.

Ветка положила свою руку на руку Мэглина… робко спросила:

— А у тебя рука не устанет?

— Ну, это только для торжественного начала бала, — усмехнулся лесной стражник. — Дальше все будет намного проще.

Ветка дернулась:

— Нет, я все-таки не могу, давай я останусь…

Но зеленоглазый эльф поймал ее за кисть руки:

— Так ты трусиха?

И Ветка молча пошла за ним. Пошла, привыкая к ощущению ткани, обнимающей ноги; к ощущению стана, туго затянутого тканью драгоценного платья, к короне на голове. Виват, костюмные фильмы далекого прошлого.

Уже вблизи врат Мэглин остановился.

— Ольва… будет бал. Будет… Владыка. Ты выглядишь, как чудесная иноземная принцесса. Ольва…

Ветка безмолвно уставилась на Мэглина. В голове ее с трудом доваривалась круто замешанная каша.

— Слушай, ты так долго разъяснял мне обычаи и традиции эльфов… я так понимаю, что Трандуил бабник, каких поискать? Ты хотел объяснить, что у вас, и как? Предостеречь меня? Так я…

— Отчасти… насколько возможно, Ольва. Но нет, не бабник.

— Он… мужеложец?!.

— Великие валар, нет, откуда у тебя все время идеи о мужчинах с мужчинами?.. Я знаю о таком, иногда такое случается, но это столь постыдно, что… словом, нет.

— Тогда что?

Мэглин помолчал.

— Трандуил хранит верность супруге, хотя она, уходя родами, и не просила с него вековечной клятвы. Вблизи него всегда нежнейшие и прекраснейшие из дев. Но он, не произнося вслух своего намерения хранить телесную чистоту, ни разу не…

Мэглин взглянул на горящие морготовым огнем очи Ветки, и тяжело вздохнул.

— Я тебя никогда не пойму… ты ни разу не отреагировала так, как я ждал, дружок. Пойдем. Сегодня ты будешь моей дамой. И не брыкайся, если я вдруг тебя поцелую. Такой вечер. Помни, моя плоть в надежных руках, и она тебе не грозит.

Ветка скисла от смеха, и повисла на локте Мэглина.

— Великий Эру, надеюсь, что в штанах все-таки… в надежных штанах.

========== Глава 23. Бал ==========

Ветка смотрела на все, что происходило вокруг — на дворец в праздничном убранстве, на лес, на теряющие последние листья деревья и даже на звездное небо — широко раскрытыми глазами.

Мэглин успел объяснить ей, что на нескольких самых больших полянах вокруг дворца, и в главном дворцовом зале, и во всех поселениях эльфов, которые есть в Сумеречном Лесу, сейчас готовятся начать праздник. Выбраны музыканты, и везде — Королевы бала, которые будут управлять танцами и торжеством.

Кроме чертогов, разумеется. Во дворце управителем бала будет сам лесной король, Владыка Трандуил.

Вокруг полян поставили столики с легкими закусками и винами — каждый вынес один столик из своего дома, и получилось достаточно.

— У нас такой способ подавать угощение тоже есть, — сказала Ветка. — А нам обязательно идти в чертоги, или может… на какой-нибудь поляне останемся?

— Я иду в чертоги, — сказал Мэглин. — И вроде как мы уже обсудили с тобой этот вопрос?

И Ветка затихла, поддавшись очарованию вечера.

Все встреченные были прекрасны, как… как эльфы.

Очень скоро Ветка поняла, что ее роскошное платье — не лучше и не хуже большинства нарядов, которые были на гостях в этот вечер. И Ветка, которая вообще не была тряпочницей по природе, просто любовалась на легкие силуэты, летящие платья в пол, вышивку, мерцающее шитье и переливы мехов; слушала приглушенный смех, и везде видела сияющие глаза — глаза созданий, бесконечно радующихся тихому вечеру и пышным снежинкам, которые падали с темно-синего неба.

Вперемешку со снежинками кружились какие-то маленькие огоньки, то собираясь в завитки, то разбегаясь — Ветка попробовала поймать один, но он словно прошел сквозь ее ладонь.

Ветка думала, что, когда они с Мэглином войдут в зал, все сразу ахнут. Но вокруг было так много прекрасных пар и эльфов с эльфийками поодиночке, что их собственное восшествие осталось незамеченным. Ветка крепко держала Мэглина за руку — не за всю руку, а за два пальца, как будто она была маленькой девочкой, а он — отцом.

— Как красиво…

В тронный зал допустили изморозь — и верхушки колонн серебрились инеем. Но было тепло, хотя сквозь потолок волшебным образом и пролетали снежинки. Зал выглядел и укрытым, и полностью проницаемым для ночи, звезд и для снега — и это было невыносимо красиво.

Трандуил, в сверкающем белом и синем, сидел на троне — так высоко, словно парил над залом. Двумя или тремя ступенями ниже Владыки стоял незнакомый Ветке эльф со светлыми волосами, и еще чуть ниже двое темноволосых, видимо, на сегодня особо приближенных к лесному королю.

Но вот на небе, несмотря на снегопад, проглянул яркий месяц, едва-едва наметившийся тонкий серп растущей Луны.

Трандуил встал. В руке у него был небольшой колокольчик; король позвонил, привлекая внимание — зал затих.

И Владыка заговорил.

Ветка не понимала ни слова, но радовалась звукам низкого голоса и изумительно красивого языка. Пока король говорил, а потом и пел, Ветка видела, как огоньки, собравшиеся в зале, описывают круги вокруг него, и вокруг всех гостей, и словно сгустились и умножились числом.

Но вот песню Трандуила подхватили музыканты. Голос его звучал бархатным баритоном, в который сперва вплелись ноты, взятые арфами; затем включились другие музыкальные инструменты, и затем король умолк, а играла лишь музыка. Все словно ждали чего-то.

— Padarhiw! Gellam! — громко сказал вдруг Трандуил, и широко раскинул руки — мантия взлетела серебряными крыльями. И добавил на вестроне:

— Зима пришла! Ликуйте!

И повернулся к блондину, который стоял там, наверху у трона. Повернулся… и поцеловал того в губы.

Мир Ветки успел перекувыркнуться несколько раз, пока она не ощутила на своих губах прикосновение губ Мэглина — легкое, едва-едва. Завертела головой — эльфы, мужчины и женщины, поздравляли друг друга, и касались губами губ. Мэглин хохотал — очень искренне, но совершенно беззвучно. Ветка насупилась. Не предупредил! Нарочно не предупредил!

Совершенно незнакомый эльф спокойно взял ее за плечи, и, ласково заглянув в глаза, коснулся устами уст. Ветка замерла… Мэглин отошел от нее, и так же поздравлял и обнимал… и целовал эльфов и эльфиек, находившихся поодаль.

Трандуил тем временем приложился к губам обоих брюнетов, и все трое стоявших у его трона спустились в зал, а сам Владыка опустился в кресло, чуть сполз по трону, и закинул ногу на ногу.

Ветка подумала, а что будет, если она сунется к кому-нибудь малознакомому с поцелуями — но ее саму целовали и целовали. Легкое прикосновение, новый запах волос и одежды — ягоды, лес, цветы, зелень, вода, новый взгляд — глаза в глаза — и снова, тихие поздравления на незнакомом языке, и новые прикосновения к устам.

— Это торжественная часть, — сказал Мэглин, возвращаясь к Ветке откуда-то из недр зала, — сейчас все поздравят тех, кого желают, и начнутся танцы. В любой момент можно выпить вина или поесть — столы стоят вдоль стен. И поцеловать того, кого хочешь, можно в течение всего вечера.

— Ты знаешь… это так красиво… вправду чувствуешь, что вы — единый народ! Я… мне так понравилось!

— Так иди и целуй еще, — усмехнулся Мэглин. Из полутьмы вынырнул Даэмар, прекрасный, как бог, в темно-синем и светло-желтом. Мэглин и синда обвили руками предплечья друг друга, и поцеловались — так, что у Ветки снова зародились какие-то нехорошие подозрения. Мэглин поймал ее взор, рассмеялся, сказал следопыту несколько слов. Тот уставился на Ветку с любопытством, потом потянулся и поцеловал, пожалуй, чуть крепче, чем другие. Его губы имели вкус терна и вина.

Только Ветка размякла и собралась сама начать проявлять активность, как из полутьмы зала, подсвеченной свечами, Луной и огоньками, появилась стройная дева, прекрасная, как богиня… Ветка узнала Тиллинэль, но, прежде, чем сумела среагировать, Тиллинель точно так же, как и другие эльфы, обвила ее предплечья своими руками, и прикоснулась к губам в поцелуе.

Поцелуй затянулся.

Девушки жгли друг друга взглядами — так, что эльфы вокруг начали обращать внимание; раздались смешки; мягкие крепкие руки развели барышень. Ветка вытерла губы — мало ли, яду напускала. Тиллинель тоже. Тиллинель ушла с Галионом, а Ветку на всякий случай придерживал Мэглин.

Тиллинэль пахла розой и лимоном.

Ветка тем временем приметила движение на лестнице трона — к Трандуилу поднималась… Эллениль?.. Эльфийка, которая судила соревнование за Герца наравне с мужчинами. Белоснежные и розовые одежды, тонкий стан, захваченный чем-то нестерпимо сверкающим… Дева словно проплыла над ступенями, не споткнувшись и не теряя горделивую осанку. Владыка приветливо встал навстречу, нагнулся для поцелуя, и снова сел, приняв прежнюю позу. Эллениль осталась наверху, опустившись на пол у трона. Видно было, что эллет, подняв глаза к Трандуилу, просит его о чем-то.

— Танец клянчит? — невольно спросила Ветка. Мэглин улыбнулся.

— Скорее всего, да. Если ты хочешь поздравить Владыку, тебе придется идти туда. Видишь, ему досталось сегодня всего четыре поцелуя.

— Это намного больше, чем ничего, — фыркнула Ветка. — Нет уж, я туда не полезу. А скоро танцы?

— Скоро…

И снова — теплые незнакомые руки и поцелуи. А вот и эльф со светлыми волосами, который первым поздравил Владыку. Прикоснувшись к губам Ветки, он не торопился отпускать ее.

— Леди Галадриель говорила о тебе, Ольва. Я Халдир, и прибыл сюда из Лориена.

— Я рада знакомству, — шепнула Ветка. Губы Халдира имели вкус земляники, а волосы пахли фиалкой и скошенной травой.

— Леди не все ясно о тебе, — продолжил Халдир. — Могу я пригласить тебя на танец?

— Я не знаю ваших танцев.

— Я поведу…

Ветка обернулась — не надо ли, например, по этикету спросить разрешение у Мэглина, но тот уже ушел в сторону, и лобызался с эльфами и эльфийками поодаль.

— Ладно, с удовольствием. Может, расскажешь мне, каких еще чудес ждать от праздника?

— Обычно — никаких, — рассмеялся Халдир. — Поздравления, вино, вкусная еда и танцы. После того, как взойдет одна из особенно почитаемых нами звезд, самые отважные могут пойти купаться — по преданию, сегодняшняя вода может подарить дополнительную неуязвимость в бою. Вот, пожалуй, и все. Наступление зимы — очень традиционный и чопорный праздник, летние куда как озорнее.

— Страшно даже представить, — сказала Ветка.

— Ты думаешь, мы не умеем веселиться, если подобно гномам не поем сомнительных песенок и не устраиваем побоища едой? Посмотри, всем хорошо, — Халдир повел рукой вокруг. И вправду — эльфы смеялись и радовались, целовали друг друга, а первые пары уже закружились в танце.

Снова возник Мэглин. Спросил:

— Халдир, ты встанешь в круг с Ольвой?

— Конечно.

— Тогда я приглашу Синувирстивиэль.

Халдир кивнул, и повел Ветку в середину зала — так, как показал Мэглин, вытянув руку и положив руку Ветки вдоль нее.

Танцы сменяли один другой — и не трудные, и не слишком простые. Ветка не считала, что особенно одарена в хореографии — но, как и все, кто снимается массовках, стремилась хотя бы научиться ритмично двигаться. Халдир передал ее другому эльфу… тот еще одному. Когда Ветка насытилась танцем и новыми прикосновениями новых губ, она стала примечать — эльфиек было тут много меньше, чем эльфов.

И ей снова вспомнилось все, что она слышала об угасании дивного народа.

Тем временем возле ног Владыки сидела уже и Тиллинель. Ветка подумала, что попозже розарий, видимо, станет еще пышнее, и злорадно фыркнула. Эльф, который вел ее в это время в танце, удивленно поднял брови, — но Ветка улыбнулась и поцеловала его, извиняясь за собственные мысли, не относящиеся к танцу.

На пару кругов явился Мэглин.

Снова появился Халдир. Он спрашивал Ветку о простых вещах — любит ли она купаться, и какое время суток предпочитает; нравятся ей звезды или же солнце, пыталась ли она в детстве потрогать радугу. Такие вопросы мог бы задать искренне заинтересованный мужчина… но у Ветки создалось впечатление тщательно заполняемого досье, и она отвечала невпопад, и смеялась, и пила предложенное вино.

— А что, — спросила Ветка на очередном туре танца, — король так и будет сидеть там?

— Возможно, он не хочет, чтобы его зацеловали, — усмехнулся Халдир. — Каждый захочет поздравить Владыку, если тот спустится в зал.

— И танцевать не будет?

— Мне кажется, он не может себе этого позволить, — сказал Халдир. — Печальная история Тиллинэль и Эллениль известна — обе эти девы отдали свои сердца королю. Но он не ответил ни одной из них. А если он спустится сюда, ему придется выбрать ту, с которой он будет танцевать первой. Это может… может ранить другую.

— Ну туда первая вскарабкалась розовая, так что логично, что ее, — сказала Ветка, — ее надо пригласить. Кто первый встал, того и тапки.

Халдир рассмеялся.

— Мне уже рассказали, что ты наслышана о характере Тиллинель. Так что не думаю, что Владыка решится.

— Было такое, насчет характера.

Ветка прислушалась к музыке. А ведь похоже… похоже на фигурный вальс. Эльфы, между тем, танцевали как поодиночке, так и в небольших хороводах, обвив руками предплечья друг друга, так и парами.

Ветка попробовала добавить танцу фигуру.

Халдир, похоже, сразу забыл о Трандуиле и его девицах, и поддержал. Ветка восхитилась, и прошептала:

— А так?

И Халдир тоже успел, понял движение слету.

— Это более резко, чем танцуем мы, но замечательно, — сказал он. — Еще?

И Ветка, указывая руками и взглядом, намекая, куда и как пойдет движение, повела танец дальше.

Эльфы вокруг расступались, давая им больше простора и разглядывая новый вариант привычного движения; Ветка же никак не могла оторваться взглядом от глаз Халдира, который ловил и подхватывал каждое па.

Музыка отчего-то стала чуть тише, и Ветка обратила наконец внимание, что они завершают танец прямо перед троном — одни. Остальные эльфы разошлись.

Ветка посмотрела наверх, на сапоги Трандуила, затем на Халдира, и сделала низкий реверанс партнеру.

— Ты замечательно танцуешь, Халдир! Спасибо.

— Ты замечательно показываешь. Спасибо и тебе. Это танец твоей родины?

— Можно сказать и так.

— Чудесное дополнение к привычным фигурам, — сказал Трандуил. — Может, ты, Ольва, покажешь нам еще какие-нибудь иноземные танцы?

Ветка смотрела на короля эльфов…

— Может, что-нибудь поживее?

— Пожалуй. Мы редко танцуем быстрые танцы, возможно, твой нам понравится.

«Мы вообще не танцуем, а присохли там к стулу».

Две девушки наверху что-то взволнованно зашипели, но Владыка остановил их движением руки. Ветка еще помаялась, и пошла к музыкантам.

Долго объяснять не пришлось. Эльфы схватывали на лету все, что касалось музыки и ритма. У Ветки, у которой немного зашумело в голове, возникло стойкое ощущение, что чердак ее ныне тих, но неспокоен; а также что сейчас будет второе публичное позорище, ничуть не менее оглушительное, чем конкур. Вокруг нее собралось три или четыре пары, которые внимательно слушали объяснения, подпевали, пританцовывали — четче, четче ритм, сердилась Ветка. Эх, каблуков нет…

И наконец…

Музыка заговорила так четко, как будто незримый певец старательно выводил слова:

Когда-то россияне

Ванюши, Тани, Мани,

Танцуя на гулянье,

Открыли новый стиль.

Штиблеты и сапожки

Под русские гармошки,

Под бересту и ложки

Прославили кадриль…

Ветку подхватил Халдир…

И девушка решила, что в самом деле успешно спятила — эльфы танцевали. Танцевали кадриль. После первого же припева в круг встал весь зал — даже те, кто ранее танцевал отдельно.

Кадриль моя сердечная,

Старинная, но вечная,

Фабричная, колхозная,

Смешная и серьёзная…

И когда музыка закончилась, Ветка отбила Владыке русский земной поклон, чуть не потеряв свою диадему.

Ее тянуло хихикать, и она думала, что, как минимум, развеселила почтеннейшую публику.

Владыка не смотрел вниз, беседуя со своими девами. А вот эльфам, которые вышли в круг, понравилось.

Ветка, из которой вдруг выпустили весь кураж, как воздух из шарика, ответила на объятия и поцелуи, вымученно согласилась, что да, танец что надо, и побрела на свежий воздух.

Она вышла из зала. Небо накрыло мир звездным куполом. Снег почти прекратился — лишь отдельные пушинки летали в морозном воздухе.

Пушинки.

Ветка вспомнила, как пушинки из разрубленной подушки садились на густые ресницы эльфийского короля.

Ее снова кто-то обнял, коснулся губами губ… Ветка ответила; незнакомый эльф в винно-красном кафтане, пахнущий ромашкой, водяной лилией и дубовым листом, растворился в окружающем пространстве. Ветка вышла к большому фонтану и села на край.

Фонтан не работал, и, видимо, давно, хотя и был наполнен водой. На поверхности воды и на дне лежали побуревшие листья, а края оказались выщерблены временем. Мрамор потемнел. Сердце Ветки сжалось — эльфы и впрямь уходили. Схватки с тьмой не давали этому народу свободных досужих рук, чтобы держать в порядке ту красоту, которую когда-то сотворили.

Из дворца доносились звуки кадрили.

— Смешной танец, — холодно сказал хорошо знакомый Ветке голос.

— Ты не смотрел.

— Все, что надо, я отлично вижу.

— Какое совпадение, я тоже, — горько сказала Ветка. — Скажи, ты ведь знал про коня?

Трандуил выпрямился и поднял голову навстречу снежинкам, ласкавшим его щеки.

— Ты была такая забавная. Такая самоуверенная. У тебя не было ни малейших сомнений. А между тем, сомнения были бы полезны. Ты решила тягаться с мужчиной, который с детства бился верхом. И в чем? В ристании. Да, мне был очевиден результат. Пойдем.

Ветка встала и поплелась за высокой фигурой, окутанной мантией. Трандуил прошел в сторону от выхода из дворца — здесь, во внутреннем дворе, мощеном огромными плитами камня, стояла широкая приземистая повозка, на которой находился какой-то груз, плотно завернутый шкурами. Трандуил положил ладонь на повозку.

— Завтра мы отправляемся в Дейл. Ты поедешь?

— Конечно, — Ветка завороженно всматривалась в очертания… Это же…

— Трандуил, это же… такое ПВО? Орудие противовоздушной обороны? Установка «земля-воздух», я правильно поняла?

— Правильно. Это стреломет. И четыре черных стрелы также доставлены. Их привез из Лориена Халдир и его сопровождающие.

— Ты… мне… поверил?..

— Да.

— Трандуил, ты чудо!

— Я, — Трандуил посмотрел на Ветку со всей высоты своего роста, — Владыка и отец своего народа, и я сделаю все, чтобы его защитить и оберечь. Мои чувства сказали мне то же самое, что и твои слова. И я принял решение. Мы попробуем убить чудовищ, когда они пожрут гномов и выберутся из Эребора.

Ветке на мгновение стало пусто и страшно на душе… но Торина не так-то просто пожрать, подумалось ей вдруг. Авось чудовища да подавятся.

— Трандуил… можно спросить?

— Спроси.

— Я… я хотела сказать, что у меня все так поменялось… я хотела спросить: ты колдовал тогда, когда я… рассказала тебе о своем прошлом?

— Совсем немного. Иначе пришлось бы потратить на этот вопрос слишком много времени.

— Понятно, у бессмертного нет на меня пары часов, — буркнула Ветка. — Надо было обойтись пятью минутами. Принято. Пожалуйста, скажи, что ты сделал? Поясни, мне очень нужно… ну, для завершения геш… процесса.

Трандуил поразмыслил, подставив пушистым снежинкам и сверкающим огонькам ладонь. Потом сказал:

— Ты строила здание, но в основе его лежали страх и боль. Это порченный кирпич. Его следовало заменить на радость, уверенность и спокойствие. На страхе и боли ничего хорошего не выстроишь, а ведь речь идет о твоей жизни. Страх и боль позволяют строить только темное здание, темную судьбу. Иногда в человеке или в бессмертном не понять, что именно надо переделать, чтобы получилась гармония. А в тебе было видно. Ты сама очертила слабое звено, взяла его в тиски… но никак не могла вовсе выкинуть из строения, перестать на него опираться. Так понятно? Да, пришлось ударить по этому кирпичу. А теперь — живи.

Ветка смотрела на Трандуила во все глаза.

— Владыка, я смотрю, ты хорошо знаешь, о чем говоришь.

Эльф сдвинул брови. Настроение его переменилось мгновенно, как будто в небе сгустились грозовые тучи и засверкала молния.

— Осторожнее.

— А ты, ты сам разве не строишь свою жизнь на страхе и боли? На воспоминаниях о потерях, на страхах новых потерь, на боли утраты? Или мне показалось?

— Осторожнее!

— Маленький–маленький такой кирпичик. В основе такого шикарного дворца, — прошептала Ветка.

Ей казалось, Трандуил ударит ее, но ее словно что-то тянуло за язык, не давая умолкнуть; хотя разговор этот она представляла себе совсем по-другому.

— И жить тысячи лет, не надеясь даже, что боль угаснет со смертью! Потому, что затем будет благословенный в своей неоднозначности Валинор и чертоги Мандоса… что, кстати, самый простой выход, не так ли? Но почему-то пока на этом люке написано «выхода нет»?..

Трандуил вдруг сбросил напряжение. И из гневного и темного сделался полностью закрытым и неповторимо величественным.

— Ты угадала высший замысел творца. Я размышлял ранее, отчего Эру, сотворив эльфов, народ совершенный и живущий вечно, все же сотворил еще и людей, чья посмертная стезя ведома лишь ему. И понял, что вечная жизнь дает подчас и вечную боль; а человек может надеяться на забвение в кончине, на сладостный сон. Дав много боли и испытаний человеческой жизни, Илуватр дал вам и многие шансы на счастье. Это вправду преимущество человека. Равно как и неизвестность, ждущая впереди.

— Но, — и тут взгляд Владыки стал холодным, совершенно змеиным и чуть невменяемым, а глаза как будто побелели, отдав голубизну, — это не значит, что хоть кто-то из благословенного народа променяет свою жизнь на краткие человеческие дни.

— Но такое случалось. И даже вошло в легенды. И вела тех, кто отказывался от вашего уникального долголетия…

— Любовь… — Трандуил резко отвернулся и пошел прочь, не оборачиваясь, и высоко подняв голову.

Ветка смотрела вслед, и думала, почудилось ей это слово, сказанное синдой, или она его додумала.

Смотрела.

Смотрела…

И сорвалась, побежала следом; Трандуил уже успел уйти, широко шагая, почти до входа в бальную залу…

Ветка с размаха чуть не влепилась в его спину, затормозила; Трандуил повернулся — взлетела мантия, и уже по силе этого разворота было видно, что Владыка весьма не в духе… и Ветка вцепилась двумя руками в его узкую сильную кисть, вцепилась так, что наверняка сдавила его пальцы кольцами, и потянулась, заглядывая Королю в глаза.

Трандуил резко нагнулся и поцеловал Ветку — жестко, сомкнутыми губами.

Ветка отшатнулась, и ударила эльфа по щеке… Ахнула, схватилась за собственные щеки, и помчалась прочь.

========== Глава 24. Зима ==========

Домчавшись до своей комнаты, Ветка в бешенстве уставилась на свою руку. Она была так зла, что готова была просто пооткусывать пальцы — да как она могла? Это же просто традиция, и они уже были почти на виду… или совсем на виду…

Традиция!

Ветка ударила рукой о стену — так, чтобы было больно, и ничком упала на ложе, которое она две ночи делила с выздоравливающим Мэглином.

Он сейчас придет. И успокоит. И скажет, что все хорошо, что все всё поняли, что завтра ей с утреца отрубят голову, и попытка обосноваться в новом мире успешно закончится. Или что никто ничего не видел, и с утреца Трандуил отрубит ей голову, потому что не может снести такого обхождения от смертной женщины, от человека. Или что после публичного позора, на глазах у послов Лотлориена и Ривенделла…

Вывод получался тот же самый.

Да почему? С какой стати?.. Что на нее нашло?..

Ветка вспомнила кадриль сердечную, и взвыла с новой силой — отчего-то задним числом ее внедрение русских народных традиций в культуру эльфов показалось особенно идиотской эскападой. Было же ощущение неправильности, как будто она старалась почерпнуть в прошлом что-то, чего ей недоставало в настоящем… будто пыталась каким-то образом бросить мостик через пропасть — я не безродная сиротинка, у меня вот — кадриль. Русская. Московская.

Сорвала диадему, шмякнула о стенку. Украшение зазвенело и заскакало по полу, но не повредилось.

Пробежала круг по комнате, снова повалялась по ложу — итог оставался тот же самый. Она нахамила в лицо Трандуилу, и дала ему пощечину, так и не сказав, собственно, то, что собиралась.

Она ударила лесного короля по щеке.

Мэглин не пришел.

К утру, к концу бессонной и крайне неприятной ночи Ветка уже была уверена, что скоро ее поведут на казнь. Бежать? Куда? Зачем?

С рассветом ее зеленоглазый друг наконец появился.

Мэглин зашел без стука, оттопырив кожаную занавеску комнаты локтем.

Развернулся и положил на кровать рядом со сжавшейся в комочек, зареванной и голодной Веткой кучу доспехов и одежды, завернутые в ярко-желтый плащ. Сам Мэглин уже был полностью одет для похода или боя.

— Твоя лошадь снаружи. Мы выступаем, как только встанет солнце. Одевайся.

— Мэглин…

— Я надеюсь, ты разберешься, а нет — я подожду снаружи и помогу.

— Мэг…

— Никогда, ни при каких условиях не сокращай и не коверкай имя эльфа. Лучше переспросить столько раз, сколько требуется, чтобы запомнить.

Ветка, вне себя от ужаса, уставилась на лицо Мэглина — она привыкла, что он выглядит на тридцать человеческих лет. Сейчас перед ней стоял зрелый мужчина, возможно, уже подходящий к черте старости, которую Ветка воспринимала как проходящую вблизи пятидесяти.

— Я… до такой степени… все настолько плохо?..

— Лучше бы ты ударила меня. Хоть била бы всю ночь, раз у тебя так несдержаны руки.

— Мэглин… я уже и так себя изгрызла, — жалко проныла Ветка.

Мэглин помолчал, но не смягчился.

— Одевайся.

Крылом пролетел плащ, когда Мэглин развернулся и вышел.

Ветка с полминуты стояла над свертком неподвижно, решая, что делать. И делать ли что-то вообще.

Еще через пятнадцать минут она вышла — подтянутая, полностью облаченная. Под глазами резкие тени, лицо мятое.

Кто подготовил для нее эту новую одежду, а главное, доспехи, пусть и не полные, как на рыцарских статуях средневековья — она не знала, но каждая вещь легла идеально по мерке. Поножи поверх сапог, наручи, оплечье, легкая кольчуга, пояс, и меч с ремнем и портупеей. С плеч стекал желтый плащ, одежда под доспехами — из плотного сукна, кожи и стриженой овчины, мягкой, как ткань. Шлем Ветка держала в руке. А на голову надела диадему Торина.

Перед ее домиком Мэглин удерживал в поводу тонкую, подвижную кобылку — светло-соловую, с белым хвостом и белоснежной гривой, также снаряженную в поход — удобное седло с высокими луками, толстый войлочный подклад под седло.

Ветка подошла прямо к Мэглину, и сказала, глядя в его изумрудные, темные сейчас, как вода в лесном озере, глаза:

— Хороша же дружба — немного оступился, и больше не друг. Я не делала ничего такого, что можно было бы списать на злость, ненависть, предательство. В конце концов… вылетело у меня из головы, что у вас такой праздник. Я думала… он просто… мы там…

Мэглин помолчал.

Протянул Ветке повод:

— Ее зовут Зима. И она для тебя.

Повернулся спиной и неспешно пошел к главным воротам дворца.

Ветка автоматически провела рукой по подпруге — подтянута ли, и вскочила в седло. Послала лошадь за эльфом шагом.

— Ты можешь доехать с нами до Дейла, и там воспользоваться гостеприимством людей.

— Это ты мне от него передаешь? Чтобы я добралась до Дейла, и свалила восвояси?

— Я просто предполагаю. Я думал, Ольва, думал почему-то, что, может, ты тот редкий человек, который может с нами ужиться. Сколько бы ему ни было отпущено. Не с кем-то одним, как моя жена, а со всеми нами.

— И значит, слегка дав по морде Трандуилу, я дала по морде всему великому эльфийскому народу Сумеречья?

— Во-первых, да. А во-вторых… — Мэглин остановился примерно там же, где вчера — о, только вчера! — перед балом рассказывал Ветке про любовь в разных ее видах.

— Во-вторых, Трандуил не только мой правитель. Оба моих сына уже давно ушли из этих земель, и мое сердце, как сердце каждого, кто терял, тоскует и ждет встречи. Но когда я вижу Трандуила, я вижу маленьких мальчиков, темненького и светленького, бегущих босиком по теплым плитам двора… которые впервые садятся на лошадь, хватают луки, мой или Ороферов, и пробуют стрелять, не набрав еще в руках достаточной силы. Я был самым скромным и незаметным из лаиквенди, но мой старший сын и Трандуил родились в один месяц, и Орофер решил растить мальчиков вместе. Трандуил — мой ребенок, мое дитя, вся моя любовь и вся гордость в нем, и пусть тебя не обманывает то, что мы показываем другим. А сейчас Трандуил… он одел свое сердце броней, и эта броня вросла в него вместе с осознанием его высочайшей доли и долга. И вот, — с горечью сказал Мэглин, — единственный чувствительный участок, пожалуй, и остался. И в него пришелся удар.

— Здорово, — сказала Ветка. — Драматично, прочувствованно. Ты прости меня, Мэглин, но пока ты говорил, я как раз успокоилась. Грош цена его доспехам, они из хрусталя или пергамента, а не из мифрила. Если ладошкой такой дуры, как я, можно достать до живого.

Мэглин посмотрел на Ветку и, не говоря ни слова больше, пошел дальше.

Ветка въехала на широкий двор. Армия готова была выступать, но Ветка ехала мимо воинов, закованных в одинаковые доспехи — с половиной, может, она перецеловалась вчера — как будто под покровом тумана, под покровом молчания. Эльфы затихали и чуть отстранялись. Ветка поняла — никаких иллюзий. В этом улье опять все всё знают.

Ветка проехала мимо обоза и мимо стреломета, мимо воинства. Мэглин где-то затерялся — девушка двигалась одна, в ненавязчивом, но отчетливом отчуждении, в перекрестье равнодушных взглядов. Шлем она пристегнула к седлу, и была с непокрытой головой, на которой сверкала желтая диадема.

Ветка увидела командиров — Трандуил был в выправленных после прошлых боев серебряных с легким чернением доспехах, в серебряном плаще, стекающем до земли; на лбу сияющий венец. С ног до головы забранный драгоценным военным серебром эльфов, он разговаривал сейчас с Халдиром, облаченным в золоченые доспехи и алый плащ, Лантиром и другими военачальниками, имен которых Ветка не знала. Из-за плеч Владыки торчали рукояти парных мечей.

Ветка направила лошадь прямо на Трандуила. Не доезжая метров десяти, остановила Зиму, спрыгнула и пошла.

Эльфы, что-то весьма оживленно обсуждавшие, вдруг затихли. Расступились. Трандуил стоял, держа в руках старинный свиток — то ли с картой, то ли с чертежом. Завидя Ветку, он выпрямился, вскинул голову; свиток, тугой от времени, скрутился, и Трандуил отдал его Лантиру.

Ветка шла, не ощущая своего тела ниже пояса. Как будто ног не было — она просто знала, что они должны там переставляться, чтобы двигаться. Подошла, почти упершись носом в кольчугу на груди Владыки. И встала на одно колено, низко опустив голову, еще бы пять сантиметров — и уткнулась бы в пряжку ремня макушкой.

Молчание вокруг Ветки говорило громче самых истошных криков. Эльфы молчали… и это молчание менялось. Сперва оно было ледяным, чуждым, недоверчивым и осуждающим. Потом что-то изменилось; Ветке казалось, что она так стоит вечность, и девушка готова была стоять дальше.

Рука Трандуила, затянутая латной рукавицей, осторожно опустилась ей на плечо. Доспех еле слышно звякнул о доспех.

И Ветка почувствовала, как молчание стало теплым, как вчерашние поцелуи.

Изо всех сил стараясь удерживать лицо спокойным, Ветка подняла взгляд на Трандуила.

Владыка ничем не напоминал гламурного подонка, каким иногда казался, когда разваливался на троне, когда небрежно цедил слова или играл с украшениями, отобранными в Эреборе. Сейчас это был суровый, чуть уставший мужчина, который не имел ничего общего с расслабленным юнцом, вальяжно разгуливающим в короне и мантии. Все черты: тонкий, резко очерченный нос, полные, твердые губы, и даже льдистые сапфировые глаза под пушистыми ресницами — все это было другим… настоящим.

— Я принимаю твои извинения, хотя хотел бы услышать их вслух, — ровно сказал Трандуил, и Ветку повело от глубокого баритона.

— Прости меня. Прости за… за пренебрежение вашими обычаями, за обиду, которую я нанесла тебе при всех. Я…

— Достаточно. Ты можешь ехать с нами, и оставаться с нами, сколько захочешь.

Ветка поднялась — ей все равно приходилось смотреть на его подбородок задрав голову. Потом она поняла, что стоит близко… очень близко, а вокруг — эльфы, выжидательно глядящие на эту сцену. И поспешно отступила, кивнула, отступила еще, и направилась к своей лошади.

Около двух часов, двигаясь вместе с воинами, Ветка пребывала в странной прострации. Если ранее учителя и говорили ей о том, что такое внутреннее молчание, и называли это пред-состоянием пробуждения особой силы, иньской силы человека, которая позволяет действовать изнутри энергетики и побеждать любого врага — Ветка не понимала, что это такое. Не думать удавалось в лучшем случае во время медитаций, ну минуту, ну две. А тут ей досталось два часа полного внутреннего молчания. Наверное, все дело в чистом воздухе и посте…

И когда наконец мысли снова начали выстраиваться в логические структуры, Ветка сочла, что теперь равна мастерам нейгун. Лишь бы не пришлось это проверять на практике.

Ветка изучила шею и уши выданной ей некрупной кобылки — и поняла, что, например, впервые в жизни едет на собственной лошади. Повертела головой — никто не обращал на нее какого-то особого, специального внимания. Но Ветке снова было комфортно среди эльфов.

Она тронула повод лошадки, ускоряя ее — и поехала вдоль растянувшегося воинства, разыскивая Мэглина. Однако из знакомых лиц первым попался Лантир. Ветка не любила брюнета, но лучше он, чем никого, к кому можно было бы обратиться по имени.

— Лантир, насколько длинным будет переход?

— Мы идем, ориентируясь на скорость пеших воинов и обоза, — сказал красавец брюнет. — Путь до Дейла у конного отряда или всадника налегке занимает целый день, если в пути ничто не задержит. У пешего войска — два дня, но так как у нас тяжелый груз, мы переночуем в пути дважды, и придем позже, но не изнуренные.

— Спасибо, что ответил.

— Рад помочь, — ровно ответил эльф.

Еще через два часа Ветка начала думать, что ее седло из великолепной кожи набито острыми камнями. Еще через два начала стараться ехать поодаль, так как ее голодный желудок громко ворчал. Сами эльфы ничего не ели. И к концу перехода девушка решила, что шаговые конные походы — это совершенно не ее, и не напрасно в свое время она не стала покупать путевку в горный Алтай.

Когда наконец воинство начало располагаться на ночлег, Ветка была в самом хвосте — там, где оставались лишь пара повозок обоза и пешие воины. Она едва дождалась, пока с одной из повозок ей дали пару тонких листочков лембаса, запила несколькими глотками вина, и на уставшей Зиме зарысила туда, где, по ее мнению, располагались отцы-командиры.

Шатер Трандуила уже установили, и вокруг, как и в прошлый раз, ставили легкие палатки для некоторых из его военачальников. Ветка видела, что это вопрос то ли случая, то ли выбора — Эйтар собирался ночевать на повозке, Лантир и вовсе под открытым небом, положив голову на седло (видимо, благодаря такой привычке он и успевал за всем и за всеми следить, подумалось Ветке). Лориенские эльфы и эльфы Ривенделла поставили себе отдельные шатры.

Ветка бродила в поисках Мэглина. Вот и знакомая палаточка — видимо, если тебе несколько тысяч лет, трудно менять привычки.

Ветка сунулась внутрь — Даэмара не было, только в углу лежал невзрачный серый плащ, в котором обычно ходил следопыт; Мэглин снял те доспехи, которые мешали бы спать, и устраивался на ночлег.

— Можно к вам?

— Можешь лечь посередине, — сказал Мэглин. Он снова походил сам на себя. — Сними доспехи, брось в середину плащ, и спи. Завтра будет веселье ничуть не интереснее сегодняшнего — еще один длинный переход.

— Трандуил меня простил, а ты нет?

— Трандуил никогда не простил бы тебя, если бы у тебя не хватило ума начать извиняться публично, — сердито сказал Мэглин. — Насколько я знаю Владыку, такого он не спускал никогда и никому.

— Публично ошиблась — публично извинилась, — сказала Ветка.

— Ты поставила его в точно такую же ситуацию, как с Эллениль и Тиллинель. Король не мог оттолкнуть тебя и показать свое истинное отношение — ситуация обязывала простить. Иначе его собственный народ счел бы его чрезмерно взбаламошным и предвзятым.

— Ну простил же?

— О валар, ну откуда ты на наши головы?.. Ладно.

— Ну простил же!

— Ты еще на одной ножке попрыгай. Или станцуй эту… как ее. Кадриэль.

— Да хоть фламенко. Я сейчас, возьму у кого-нибудь кусочек мяса, и сразу к тебе. Ты же разрешишь об тебя погреться?

— Ты полоумная, Ольва. Тебе говорили? И совершенно невоспитанная.

— Более того, — сказала Ветка, — я и не хочу воспитываться. Ну вот только руки буду держать при себе.

Ветка расседлала лошадь, отыскала у одного из костров жареного зайца, выпросила лапку, вернулась к Мэглину и уснула сразу, как только он обнял ее.

— Ты самый лучший, ты самый теплый, ты самый белый и пушистый, только очень строгий иногда… Мэглин, не пугай так меня больше, никогда не пугай, никогда не пугай.

Мэглин еле слышно рассмеялся, и крепче стиснул руки.

***

Ветка проснулась от настойчивого желания выйти на воздух, и, осторожно выкрутившись из-под рук Мэглина, выползла из палаточки. Воздух был морозным, и Ветка мгновенно замерзла, трусцой отыскивая место уединения. Благо, эльфийская обувь, хоть и не подходила для кадрили, позволяла прямо в ней и спать.

Травы и ветки были покрыты пышными шапками изморози, и, в занимающемся утре, казались бриллиантовыми. Обхватив себя руками за плечи, Ветка не смогла не залюбоваться.

Там, в далеком далеке, подумалось ей, у нее уже был участок земли. И на нем сараюшка — бытовка, если она правильно помнила. Они ездили туда с мамой, мама сажала клубнику и цветы. Ночевали, хотя и боялись — на забор денег не было… топили буржуйку. Ветка, по идее, унаследовала этот участок, но так и не оформилаего юридически. И ни разу там не была после смерти мамы.

Но ей всегда нравилось просыпаться за городом — вот так. Выскакивать на утреннюю прохладу, в туман летом, в сухую изморозь, если они вдруг приезжали осенью, в мамин день рождения — и встречать рассвет, первые его минуты.

Сейчас Ветка не могла взять в толк, почему забросила участок.

Она потрогала хрупкие цветки белых кристаллов на веточке — и они превратились на ее пальце в крошечную капельку.

— Не любая красота прочна, да, Ольва? Некоторую тронь — и ее нет.

— Как ты так подкрался?.. Даже одежда не шебуршалась…

— Эльфы могут не шебуршаться, когда хотят.

— Я, я… я…

— Я передавал с Мэглином, что ты можешь поужинать у меня.

— Я отобрала у каких-то славных ребят зайца, — сказала Ветка, — Мэглин считает, что я слишком невоспитанная. Трандуил, ты… вы… ты…

— Я пока тебя не понимаю, — спокойно сказал Трандуил. Он был в широкой мантии, полностью подбитой мехом, и ему явно было тепло.

— Я бы еще раз… Ну вдруг. Я просто от неожиданности. Это… знаешь… присловье такое. Жизнь моя — когда хочу, тогда и буду дурой. Я и так понимаю, что не умна по вашим меркам… не сильна… не умею ездить верхом… не… э-э… словом, ничего особенного, корявый человек. Просто я представить не могла, что ты захочешь меня… э… поздравить с наступлением зимы.

— И ты вообразила, что я тебя просто поцеловал? И ударила меня за это? — голос Трандуила звучал ровно.

— Я, я… меня не так часто целовали.

Трандуил отвернулся. Потом повернулся снова к Ветке, скинул мантию, и окутал девушку меховым облаком. Сам Владыка остался в тонкой шелковой рубахе, водой обтекающей торс.

— Можно спать, время пока есть. Иди и накрой Мэглина. И сама согрейся, на тебя страшно смотреть — вся синяя. Почему ты вечно таскаешь диадему Дубощита? Почему не надела шлем? После выезда из Сумеречья уже могут быть нападения орков и варгов. Одно ты должна помнить.

— Я помню… отлично помню. А диадема… это… это…

— Ну?

Ветка набралась храбрости.

— Торин Дубощит подарил мне ее — и это первый в моей жизни подарок… от мужчины.

— Который что-то значит?

— Я не знаю, — растерялась вдруг Ветка. — Мне в голову не приходило… может, талисман… получается, что диадема и нунчаки — все, что у меня есть своего. Остальное мне дали в Сумеречном Лесу, включая последнюю рубашку, включая… лошадь. Спасибо.

— Иди спи, — Трандуил растворился в морозном утре.

========== Глава 25. Маг ==========

Воинство короля лесных эльфов Трандуила вышло к Дейлу в намеченный срок. Тут их ожидал сюрприз — расчищенная площадка и разбитый лагерь, аккуратно выставленные палатки из плотного сукна и даже подготовленные костры и котлы для воды и приготовления пищи… но вне черты города.

Дейл встретил эльфов плотно закрытыми воротами.

Трандуил остановил лошадь, оглядывая лагерь… и в этот момент из Дейла выехала небольшая кавалькада — Бард и несколько его помощников.

Король Дейла изменился — отросшие волосы перехвачены темным шнурком, кафтан по фигуре неброский, но из дорогого сукна, на плечах короткий плащ на меху. Ветка была так рада его видеть, что невольно чуть послала лошадь, и выехала почти вровень с Трандуилом, хотя и в стороне от него.

— Приветствую тебя, Бард Лучник, ныне король Дейла, — сказал Трандуил. — Вижу, ты думал о нашем приезде.

— Приветствую тебя, Трандуил, король Сумеречного Леса, — ответил Бард. Взгляд его на секунду остановился на Ветке. — Прошу разместить твоих эльфов здесь, в этом лагере.

— Ты стал бояться пускать эльфов в Дейл? — зловеще ухмыльнулся Трандуил. — Отчего такие перемены? Помнится, однажды ты говорил, что наши обозы спасли твоих людей.

— Опасности сейчас нет, — сказал Бард. — В Дейле всего в достатке. Пойми меня, великий король… только-только настал мир, и я не хочу волновать город. Пусть люди сочтут, что вы шли не сюда, а просто следуете своим путем, и лишь остановились возле Дейла. По крайней мере, пока я не пойму, какая нужда привела тебя сюда. Потому что, прости, после вашего беспримерного героизма в Битве пяти воинств, и огромных потерь, видеть тебя так быстро и снова с воинами — навевает тревогу. Все знают, что ты редко выбираешься из своих чертогов, простирающихся под холмами Сумеречья…

Трандуил размышлял. Видно было, что он согласен с доводами, и одновременно раздосадован подобным приемом.

— Что ж, мы примем твое гостеприимство в таком виде, — и король махнул рукой. — Тебя же я буду рад видеть в моем шатре, когда его установят. Пока следуй за мной.

Трандуил поскакал на бряцающем доспехами Герце к обозу. Бард последовал за ним, воспользовавшись моментом, чтобы снова глянуть на Ветку и улыбнуться ей.

Но вернулся Бард Лучник после осмотра главного груза эльфийского воинства мрачнее самой мрачной тучи, и на улыбки уже не тратился. Шатер раскинули; эльфы Ривенделла и Лориена, а также Трандуил, пять или шесть его военачальников, Бард и его люди скрылись там.

Ветку чуть было не вдуло за ними, но она вовремя остановилась, и, привязав Зиму, пошла приласкать важного, преисполненного осознанием высочайшей миссии и частично закрытого плетеным металлом Герца, отдыхающего под бархатной зеленой попоной до земли. Поразительно, как эта лошадь вспомнила все, ради чего выводили ее породу — достойная стать, неукротимая сила, агрессия, проявляющаяся в атаке, и беспримерная верность своему всаднику и господину. Голдшлегер Герцег совершенно точно стал своим в Средиземье.

А она?..

День подошел к концу, стемнело. Ветка заползла в палатку к Даэмару, который едва установил ее, и сразу рухнул внутри — спать. Но пришел Мэглин, и строго окликнул девушку:

— Ольва! Только ты видела, что делалось под горой. Прибыл Митрандир, зовут и тебя.

Ветка послушно поднялась — как же, без неугомонного деда тут ни одна тусовка не обходится, — и отправилась в шатер Трандуила.

Чуть отросший встрепанный хаос светлых волос венчала бесценная диадема с желтыми камнями. Тело облегали доспехи и воинский эльфийский кафтан под ними, который закрывал ноги до сапог, но оставлял спереди разрез для шага и верховой езды. С плеч стекал желтый плащ. Прямая, собранная, Ветка вошла в шатер Трандуила.

Владыка сидел на своем резном походном троне, Бард и Халдир на легких креслах; остальные стояли. На столе была разложена большая карта, придавленная по углам камнями.

Мужчины посторонились, давая Ветке путь.

— Итак, — сказал Трандуил, — Ты говоришь, Бард Лучник, что пять дней назад пришли гномы из Синих холмов…

Бард выглядел встревоженным и напряженным.

— Я говорю, что в последнее время врата Эребора открывались нечасто. Первый раз — впустить гномов, которые были посланы за Ольвой. Она отказалась возвращаться с ними, и я дал ей сопровождающих до Сумеречного Леса.

Ветка поняла вопросительное молчание верно.

— На второй день пути на нас напали орки. Все твои люди погибли, Бард. Мне очень жаль. Меня захватил Азог, и я едва уцелела. На следующий день явились эльфы и спасли меня. Дальше я… выздоравливала… в Сумеречье.

— Так, — Бард на секунду потупился и замолчал. Потом снова вскинул голову и продолжил рассказ:

— Далее три эльфа в серых плащах привезли к воротам Эребора сверток. Гномы не открыли им, и сказали, что внутри идет какая-то важная работа, и они заберут посылку позже. Сверток пролежал до ночи… а ночью к нему добавили расколотый шлем Ольвы. Видимо, под покровом тьмы подкрались орки, и добавили этот предмет к подношению. Врата приоткрыли, оба дара забрали внутрь Эребора, и врата снова были закрыты.

— И вот пять дней назад показались обозы и гномы из Синих холмов. Изнутри вышли гномы Даина, груженые золотом — они забрали две повозки, разгруженные переселенцами, и удалились в сторону Железных холмов чрезвычайно поспешно. С тех пор ворота закрыты и от горы ничего не слышно. Гномы не покупают ни пищу, ни вещи — с одной стороны, Эребор богат, с другой — это странно, так как подошла зима. Не собираются же они вправду обойтись старыми запасами. Трубы Эребора то курятся, то нет — то есть кузни не заработали еще на полную мощь. Я несколько раз отсылал людей к горе, пригласить короля Торина Дубощита на всевозможные торжества и события в Дейл… но ответа не было. Иной раз нам даже не открывали малые смотровые дверцы, чтобы отказать.

— Я был там, — возгласил Гэндальф. — И самолично видел яйца чудовищ. Осталось лишь решить, где и как мы установим стреломет!

— Стреломет стоял в Дейле на высокой башне. Она была разрушена, и остатки нашего искореженного стреломета можно выправить лишь в кузнях гномов, — сказал Бард. — Но и стрел у нас нет. Если думать о том, что драконы выведутся в Эреборе, и гномы выпустят их — надо ставить стреломет на Вороньей высоте, напротив врат. Никакое чудовище не проломит саму гору… другого выхода из Эребора не будет. Башню в Дейле восстанавливать долго. Я не думал, что новая опасность может быть так близка…

— А что Сизая скала на пустоши? — спросил Трандуил.

— Это хорошее и высокое место. Но у стреломета есть предел дальнобойности. Ставить его над городом, на который точно будет нападать чудовище, или напротив врат, откуда оно может выбраться, разумно, а на пустоши… вряд ли дракон просто полетит туда. Незачем.

— Верно. Тогда остается Воронья высота. Мы должны скорее переправить стреломет туда, и поднять его на скалу. Следует также послать переговорщиков к Торину Дубощиту.

— Все верно, — подал голос Мэглин. — И Владыка, в открытом лагере воинам будет даже проще рассыпаться и укрыться в камнях, чем в Дейле, хотя в каменном граде и больше укрытий. Но они хрупки, и могут рассыпаться от жара, создавая лишнюю опасность. Я бы радовался, что нам предоставлен лагерь тут.

— Что же, давайте начинать перемещать стреломет к Вороньей высоте, — произнес Трандуил. — И будем молить Эру, чтобы нам хватило времени. Я ощущаю огромную недобрую мощь, хотя и не могу определить, где ее сердце.

— За Железными холмами и на пустоши в пещерах враг снова собирает воинство орков, — изрек Гэндальф. — Они не атакуют, и само по себе это тревожно — точно нечисть ждет единого сигнала. Белый совет изгнал зло… но, похоже, лишь изгнал, а вовсе не уничтожил, и не выбросил за обитаемые пределы. Назначено нам всегда помнить о Темном властелине и главном из его слуг…

— Я отправляюсь к вратам Эребора, — сказал Трандуил.

— Я с тобой, Владыка Леса, — ответил Бард. — Хотя и тревожным было пришествие твоих воинов, я не думал, что настолько хрупким окажется все, что мы выстроили. Ольва… отчего ты не сказала мне?

Ветка, которая уже настроилась, что смотрит красивое кино, и переключилась на позицию зрителя, растерялась.

— Бард… я просто не знала, имею ли право распоряжаться такой… информацией. Гэндальф проехал через Дейл и тоже ничего тебе не сказал. Кстати, волшебник… а где моя драконья майка?

— Я оставил зловещую одежду у Галадриэль в Лориене.

— Понятно. То есть мне еще и там надо будет разок объясняться.

— Если мы уцелеем, — холодно изрек Трандуил. — Один Смауг разрушил Дейл и уничтожил королевство гномов, изгнав их из Эребора на долгие десятилетия. Что могут сделать три чудовища?.. Даже юных?

— Надо короче постучаться, — прошептала Ветка. — Если пять дней назад гномы Дайна вышли, а гномы из Синих гор вошли, стало быть, еще было кому впустить и выпустить.

— Но Владыка Трандуил видит… там что-то происходит, — снова изрек Гэндальф. И уставил посох на эльфа, как будто призывая того подтвердить. — Недаром вы приурочили свой приход к этому дню.

Эльф лишь поджал губы.

— Мои чувства имеют мало отношения к гномам. Я опасаюсь за Великую Пущу, ибо если Враг решил, что ему нужна Одинокая Гора и эти пустоши, как врата в королевство Ангмара, то драконы могут попросту уничтожить священные дерева, превратив в новую пустошь все пространство до самого Дол Гулдура. Я вижу ужасное будущее, которое сдерживает сейчас, возможно, лишь мужество… мужество гномов, находящихся под горой. И они не будут одиноки.

— Не верю своим ушам, — прошептала Ветка.

— Да, пред ужасным ликом Саурона и его темной волей должны сплотиться народы, — скорбно изрек Гэндальф, и момент потерял свое очарование. «Пролетарии всех стран, объединяйтесь», — мелькнуло в голове у Ветки. Также она обратила внимание на невероятное выражение лица Барда — когда он окончательно уверовал, что Трандуил и Гэндальф не шутят, и, похоже, испытал настоящие горе и отчаяние… с которыми боролся, преодолевая их мужеством.

— Я должен предупредить город и взять оружие, — горестно сказал Бард. — Я встречал гостей с пустыми руками, — и он вправду развел руки в стороны — король Дейла и победитель дракона был без меча, и только у пояса висел длинный кинжал.

— Есть ли у тебя доспехи, Бард Лучник? — холодно спросил Трандуил. — Ибо советую надеть.

— Найдем. Нам достались неразграбленные оружейные древнего Дейла.

— Что же, — Трандуил встал, — торопись. Я отправляю эльфов к Вороньей высоте, и заодно Халдир поприветствует крылатого воина, обитающего там. Владычица Галадриэль также сочла угрозу убедительной, и обратилась к Гваихиру…

— Орел здесь? Это хорошо.

— Один орел не сладит с тремя драконами. Он и с одним не сладит — крылатое воинство сражалось с небесными змеями отрядом. Но если беда случится, он немедля отправится оповестить Гваихира.

— Я пошел, — сказал Бард. Выходя, чуть коснулся рукой плеча Ветки. Та польщенно заулыбалась, но, перехватив взгляд Трандуила, тут же увяла и потупилась. Ну ему-то чего? Бард же не Дубощит?..

Ветка поклонилась, как смогла, и вышла из шатра за Бардом, который не медля вскочил на коня и умчался в Дейл. Подумала, села на камень, покрытый изморозью, подложив сложенный вдвое плащ, и расслабилась, рассматривая небо, Дейл и Эребор.

Вслед на ней вышел Гэндальф.

— Небо пока чисто, но надолго ли это?

— Вот вы мастер говорить банальности таким тоном, как будто это великие откровения.

— А не являются ли банальности откровениями, и не банальны ли откровения? — усмехнулся Гэндальф. — Скажи, Ольва Льюэнь, в самом ли деле ты из иного мира?

— Опять двадцать пять. О да, великий волшебник, я неизвестным твоей магической науке образом перенеслась сюда из иного мира. Послушайте, — Ветка посмотрела на Гэндальфа, который уселся рядом и раскуривал трубочку, — я не знаю, может, меня и призвало зло для какой-то миссии. Но я — не в курсе. Меня расспрашивать бесполезно. Можно только прибить для верности, но я против. Я вообще жила без никакой миссии, просто жила. Те цели, которые у меня были, здесь как-то не звучат, даже если их произнести вслух. А ведь серьезные были приоритеты для меня, чего уж.

— А ты произнеси.

— Я лучше произнесу, о чем думаю.

— О чем?

— Вот мы все такие собрались, построились, притащили стреломет. Вы знаете, я не верю, что при такой массированной подготовке все получится. Драконы прям как по линеечке выйдут, Халдир их пристрелит — воины на марше говорили, что он считается лучшим лучником эльфов, раз уж тут нет Леголаса, и наступят мир и пир. По мне, было бы логичнее, если бы эльфы ушли, не дождавшись зверя, и тут-то…

— Вот тут ты ошибаешься, Ольва. Вовремя сделанное предупреждение может многое изменить. Ты рассказала о драконах Трандуилу, и он послал гонцов в Лориен и Ривенделл, не дожидаясь, пока я поговорю с Галадриэль. Если бы все закрутилось только после моего разговора с Владычицей, мы бы не стояли сейчас тут с лесным воинством.

— Почему он не собрал больше воинов? В Битве за Эребор их была тысяча…

— Потому что пускать пыль в глаза, что планировал сделать Трандуил тогда, ибо не шел же он всерьез с целой армией бессмертных бойцов против четырнадцати гномов, можно с тысячей. А подставлять драконьему пламени лучше триста. Трандуил знает, что число воинов не играет никакой роли в схватке с порождением Моргота, и, я уверен, что он дал приказ своим воинам отходить, если только не полезут орки, — сказал Гэндальф.

— У вас у всех есть какая-то упёртая уверенность, что все случится вот-вот, — недоверчиво сказала Ветка.

— Есть такая уверенность. И Луна дает нам ее, — ответил волшебник. — Я помню тот лунный день, когда погиб Смауг. Прошел как раз лунный месяц. Сегодня точно та же фаза Луны, а третьего дня будет та, при которой ты попала в наш мир, если не лжешь; та, при которой тебя впервые увидели — ты выскочила из тумана прямо в стаю варгов.

— Я здесь уже почти двадцать восемь дней? — прошептала Ветка. — Невероятно…

Гэндальф внимательно посмотрел на Ветку.

— Поешь. Мне кажется, Бард и Трандуил пожелают взять тебя в посольство к вратам Эребора, особенно, если ты оставишь на голове эту прекрасную корону, — волшебник подозвал кого-то из воинов, и эльф принес деревянную миску с разваренным мясом, овощами и потемневшую от времени деревянную ложку. Ветка начала есть.

— А все же, о чем ты думала в своем мире? Чего желала?

— Желала дольше оставаться красивой и… стройной. Худоба у нас большое преимущество для женщины, — сказала Ветка, и сама подивилась, как это жалко звучит.

— Надо же, — усмехнулся Гэндальф. — А я вот как раз считал бы, что тебе немного пышности не повредит.

Ветка насупилась.

— Ну… копила деньги. Зарабатывала. Хотела побывать в разных странах. Посмотреть города, природу, моря. У нас можно путешествовать далеко, но чем дальше — тем дороже стоит. Хотела… убить врага, но у нас убивают редко, очень редко, и за убийство, даже негодяя, строго карают.

— А муж у тебя был?

— Вот дался вам муж. Не было мужа. И я не хотела замуж. И не хочу, — сказала Ветка без большой уверенности в голосе. Гэндальф беззвучно смеялся, покуривал трубочку, и хлебал свое варево.

— Да уж?

— Ну… в моем мире, — с усилием сказала Ветка, — я… потеряла ребенка, зачатого не по любви, и врачи… целители… сказали, что матерью мне больше не быть. Я так… ммм… напугалась и расстроилась, что и жизнь свою решила выстроить по-другому. А тут все как-то меняется. Я даже эти вещи… там… старалась не вспоминать, как будто и не было, как будто это было не со мной. И уж не стала бы рассказывать незнакомому человеку. А тут… это стало… просто словами. Моим прошлым, которое… ммм… прошло. В общем, все по народной мудрости — оставь свое прошлое позади, и оставь свою задницу в прошлом. Типа как у вас с банальностями и откровениями.

— Я понимаю, что ты говоришь, хотя ты не стесняешься сложных выражений, — улыбнулся Гэндальф. Ветка мельком подумала, что, в целом, понимает секреты популярности дядьки.

— А вы правда волшебник?

— Правда, самая что ни на есть, — и Гэндальф смешно зашевелил бровями и запыхтел трубочкой. Ветка рассмеялась.

========== Глава 26. Дракон ==========

К вратам Эребора немедленно был отправлен отряд лучников, который пошел пешком. Трандуил ждал Барда.

До Одинокой горы пеший переход занимал день, конный - полдня.

На мощной восьмиконной повозке стреломет повезли к Вороньей высоте. Ветка даже не старалась представить себе, как сопровождающий оружие отряд, сотня эльфов, будет поднимать повозку на кручу и устанавливать. Воронья высота вспоминалась ей как достаточно опасное, чреватое осыпями и обрывами местечко.

С этими эльфами ушла часть повозок обоза.

Трандуил носился по пустоши на Герце, временами вставая на стременах и озирая окрестности. В конце концов велел всему лагерю из оставшихся ста пятидесяти эльфов переместиться на несколько лиг ближе к Эребору — там был родник, и к тому огромные скалы и сопки, то есть местность позволяла лучше укрыться и располагалась дальше от опасных холмов, из-за которых чаще всего являлись орки.

В Дейле тяжело зазвонил колокол. Город был не то чтобы рукой подать, но настроение горожан было понятно и с расстояния — казалось, там, за стенами, к небу взлетел тяжелый многоголосый стон. Люди искали убежища — заранее, даже еще не зная наверняка, будет ли дракон.

Ветка играла с Гэндальфом в кости и выигрывала. Счет шел один к двум — Ветка проиграла одно желание, но выиграла два, и теперь они занудно торговались, сгорает ли у них по одному желанию, или нет. Гэндальф клялся своей бородой и всевозможными атрибутами Валар, что он не проигрывал никому последнюю тысячу лет, а до того проигрывал столь достойным мужам, что они попросту прощали выигранное желание. Ветка возражала, что она не муж, не достойный и уж точно желание не отдаст.

Они сидели возле шатра Трандуила, который еще не свернули для перевозки, когда подскакал запыхавшийся всадник в темном сером плаще — Ветка узнала Леголаса, памятного ей по стычке с Азогом на льду замерзшего озера.

— Где отец? Где Владыка Трандуил?

— Там вон, верхом мотается, — Ветка махнула рукой на пустошь.

Леголас, подобрав повод, посмотрел на нее сверху вниз с гарцующего коня:

— Это ты! Ты здесь, в эльфийских доспехах!

— Я тебя тоже рада видеть, — отозвалась Ветка.

Эльф, больше не отвлекаясь на нее, поскакал к величественному всаднику в развевающемся плаще цвета стали и серебра, который также как раз направлялся сюда.

— Шатер сейчас свернут, — сказал Трандуил, подъезжая. — И я уже вижу Барда. Леголас, нужнее всего ты возле Халдира, раз уж вернулся. Отправляйся за стрелометом.

— Аda, лорд Эрлонд рассказал мне о том, что предполагается в Эреборе… позволь мне остаться возле тебя!

— Ты снова без доспехов, — жестко сказал Владыка. — Нет. И ты нужнее там, где луки. Будь зорким, не пропусти тварь, хотя, возможно, вы и не успеете установить стреломет. Будешь подчиняться Халдиру, — и Трандуил поскакал навстречу Барду.

Леголас уставился на Ветку — отчего-то сердито.

— Тауриэль оставалась в Эреборе, — сказала Ветка. — Как я поняла, у них с Кили все хорошо, если ты об этом.

Лицо принца потемнело, он стиснул зубы, чуть не скрипнул ими… затем резко кивнул, и… улыбнулся.

— Ты не щадишь. И я уже знаю, что ты… что ты сделала на балу. Не могу одобрить. Но спасибо за прямоту.

— Всегда пожалуйста, — приветливо отозвалась Ветка. — Ты поедешь к Халдиру?

— Не хотелось бы…

— Ослушаешься отца!

— Не хотелось бы!

— Ну, — философски сказал Гэндальф, — придется выбирать.

Леголас остро глянул на волшебника.

— Но, — сказал Гэндальф, и пыхнул трубочкой, — на Вороньей высоте есть воин-орел, Корхаур. Поладь с ним, и он сбросит тебя прямо на спину дракона, — и морщинки на лице веселого деда разбежались в улыбке. — Ты без доспехов, так что совсем не тяжелый…

Леголас улыбнулся, кивнул, и, развернув лошадь, поскакал вслед стреломету и эльфам Лориена и Ривенделла.

«Хорошая логистика», — подумала Ветка.

Сама она тем временем уже приводила седло и уздечку своей Зимы в порядок — она видела, что на пустоши постепенно собирается немногочисленный отряд конников.

Трандуил, Мэглин, Лантир и двое черноволосых ривенделльцев — от эльфов. Бард и еще один рослый, очень замкнутый на вид всадник с неимоверного размера луком на спине — от людей. Балрог знает от кого — она сама, и Гэндальф, который неожиданно прытко без седла взлетел на спину белоснежного жеребца — на шее у того лишь свободно лежало веревочное кольцо, в котором Ветка признала такое средство управления лошадью, как кордео. Дед был сторонником мягких методов, и Ветке это понравилось.

— Гэндальф, ответь на один вопрос…

— Ответить на вопрос — это будет желание? — тут же спросил волшебник.

— Нет, не желание.

— Тогда не отвечу.

— Ну и ладно.

— А что за вопрос?

— Если разрешишь просто так спросить, то и узнаешь.

— Хм-м… мне любопытно, что же тебе любопытно!

— А мне любопытно кое-что о тебе, и еще — почему тебе любопытно то, что мне о тебе любопытно?

— Ладно, победила — спрашивай. Бесплатно.

— У тебя штаны под рясой есть?

— Что за вопрос?.. С чего?..

— Он меня давно мучал, — сказала Ветка. — У нас в детских книгах волшебников рисуют так же — длинная ряса, я ее в детстве платьем называла, колпак, сапоги на картинках видно было, а штаны нет. Ты вскочил на коня так резво, что я не заметила.

Гэндальф, похоже, изо всех сил удерживал улыбку, а то и смех.

— Что же, дева, я отвечу на твой вопрос, раз уж он так важен для тебя! Знай же, вот истина — на мне есть штаны!

Эльфы, которые беседовали о чем-то своем, поджидая людей, повернулись к волшебнику и Ветке синхронно, все разом.

— Может, оставим ее в Дейле? — без большой надежды спросил Лантир.

— Надо было оставить ее в Сумеречье, — надменно сказал Трандуил. — Коленями на горохе, в уютной камере Торина Дубощита. А теперь чего уж. Дракон должен слопать кого-то первым.

— Если он уже не наелся вдосталь, — как обычно, подпустил драматизма Бард. — Если мы желаем стучаться в Эребор сегодня засветло, нам надо гнать коней вовсю. Если завтра — нам надо заночевать на пустоши. Я взял пищи в седельные сумки, и вина. Вон там — он показал рукой на едва приметный холм перед Эребором, — есть источник. И витязи твои сумеют дойти, если не станут останавливаться. Мы обгоним их к ночи, а они пройдут мимо нас и обгонят к рассвету.

— Они не станут останавливаться. Я послал вперед лучших лучников. У них есть стрелы с наконечниками из мифрила, немного, но есть. Три таких стрелы я передаю тебе, Бард, король Дейла, — и Трандуил, который сам был без колчана и без лука, протянул тонкие стрелы Барду. Они были сделаны из темного, твердого дерева, видно, заново тщательно оперены, и кончики их сияли подобно звездам.

— Благодарю, Владыка, — склонил голову Бард. — Моего спутника зовут Илс.

Трандуил представил эльфов — ривенделльских брюнетов звали Финэль и Ларратрин. И небольшая кавалькада двинулась к холму перед Эребором.

— Женщина в таком деле — не к добру, — прогудел Илс. Ветка покосилась на него и перебралась на другой край кавалькады, ревниво приглядывая, чтобы Герц не слишком переутомлялся. Впрочем, как тут приглядишь?..

Когда всадники доскакали до холма, уже стемнело. Они обогнали лучников, следующих пешим строем, и расположились в естественной нише, образованной отрогом холма и огромными валунами. Ветка только диву давалась — когда всадники доскакали, не теряя ни минуты на лишние слова, сперва занялись лошадьми — все седла остались на спинах, лишь были ослаблены подпруги, да вынуты удила изо ртов; затем животных напоили, и воины принялись укладываться спать. Не обсуждая, разжигать ли огонь, все эти мужчины просто ложились на землю, почти не снимая доспехов, тесно друг возле друга, и накрывались плащами. Ветка загадала, чтобы Мэглин получился с краю — почему-то она была уверена, что прилюдно он ее не обнимет. Но ее выручил Гэндальф, который проворчал «старики и женщины отдельно», и прижал девушку к себе, запахнувшись своим и ее плащом. Ветка слышала, как он что-то проворчал на неизвестном ей наречии… и большие камни, возле которых они лежали, слегка нагрелись. Ветка устала после долгих конных переходов… но и перед сном успела с некоей непонятной тревогой подумать, что вот тут, совсем близко, лег рядом со своими эльфами — также тесно, для сбережения тепла — Трандуил, и его светлые волосы разметались по траве и камню… и что тут же спит Бард — Ветка, пока бодрый дед не проявил активности, готова была поручиться, что правитель Дейла ищет способ о ней позаботиться. Именно позаботиться — чтобы она без костра не замерзла в одиночку. И хотя во взглядах Барда был подтекст… Ветка уснула с мыслями, что в ее жизни начало появляться что-то глубоко правильное. Что-то, чем стоит дорожить. Что-то, что еще требуется определить словами.

Но за что она безгранично признательна валар.

Благодаря деду, который пах бородой, чуть влажной старой тканью, табаком и невероятным букетом полыни и черемухи, или просто от усталости — Ветка выспалась на славу, и проснулась тотчас, как Гэндальф зашевелился.

Вся пустошь серебрилась — ночью, под утро, шел легкий мелкий снег. Ветка встала, потерла лицо изморозью, набрав ее в ладонь; вечером они не ужинали, а сейчас, после нехитрых сборов и коротких визитов к камням, разделили припасы.

— Ночью прошли лучники, — сказал Трандуил. — Они уже ждут нас у врат Эребора.

Владыка был без венца, венец висел на сгибе локтя. Двумя руками в латных рукавицах он провел по волосам, и закрепил то, что получилось, своим украшением.

— Если ты без шлема — то и я без шлема, — объявила Ветка.

— Хорошо, дело твое, но щит возьми. Я просил Мэглина прихватить для тебя лишний.

— Оставить ее тут, женщина в таком деле только помеха, — уныло гудел Илс.

Всадники оправили своих лошадей, сели, и, растянувшись шеренгой, галопом подошли к Эребору. Остановились полукругом, перед эльфийскими лучниками, также выстроившимися широким полумесяцем. До врат гномьего королевства оставалось около пятидесяти-шестидесяти метров.

Пять эльфов, с Владыкой Трандуилом во главе, Бард с Илсом, Гэндальф и Ветка.

— Девять, — отчего-то с удовлетворением сказал Гэндальф. — Хорошее число…

Затем порылся в карманах, вытащил небольшой камешек, и, как мальчишка, свистнул и кинул его в огромные врата Эребора.

Камешек магическим образом пролетел все расстояние до врат. Последовал звонкий щелчок и молчание.

Всадники стояли.

Стояли и лучники.

Спустя немалое время Гэндальф начал поднимать свой посох, намереваясь, видимо, постучать основательнее…

В створке врат открылась малая дверь, которая, как знала Ветка, обыкновенно была заложена тремя двутавровыми рельсами… Из дверки вышел опаленный и шатающийся гном, а за ним… эльфийка?

Кили поднял взгляд на пришедших, споткнулся; Тауриэль подхватила его, но и сама еле стояла на ногах.

— Мы не можем их сдерживать больше… — выкрикнул принц. — Не можем… наши усилия не помогли… — и рухнул. Эльфийка, также не удержавшись на ногах, упала на колени, подняв молящее лицо к своему Владыке…

И тут изнутри на врата обрушился ужасающий по силе удар; створки выгнулись. Тауриэль вцепилась в Кили, и потащила его в сторону. Лошадь Илса дико завизжала и бросилась назад, а Ветка двинула было Зиму к Кили… но Гэндальф сказал ей в спину:

— Стоять на месте! Держать строй!

Кони плясали. Кроме Герцега, который недвижно вкопался копытами, словно врос в мерзлую землю, получив, наконец, звездную роль нижней части конной статуи.

Еще один тяжкий удар — и врата рассыпались, и в проломе показалась яркая змеиная голова на длинной шее.

Ветка даже не уловила момент, когда на дракона посыпались стрелы — сплошным дождем. Оставшиеся восемь всадников стояли ровным полукругом, удерживая коней. Стреляли шеренги лучников.

Еще удар — первый змей вырвался и взмыл в небо, с ревом и свистом.

Второй получил густой заряд стрел в морду, но стрелы проскользнули по броне, не причинив вреда.

«Три», — думала Ветка. — «Их было три»…

И поле битвы пришло в движение — все разом.

Илс, сладивший с конем, стрелял из своего огромного лука, целясь в крылья гигантских зверей. Бард, туго натянув тетиву, следил за чудовищем, не торопясь стрелять, выискивая то ли определенное место, то ли просто выжидая удобного положения. Лучники были вынуждены рассыпаться, так как один из драконов полил строй огнем; раздались первые крики, и Ветка уловила ужасный запах горелого мяса… Гэндальф что-то шептал, наводя на драконов посох, а Ветка бросилась к Кили с Тауриэль — и скатилась возле них с лошади.

Тауриэль сумела оттащить принца гномов в сень большого камня, и оставалась рядом, обняв его, опустив голову на его грудь.

— Иди… сражайся. Он будет жить, мы просто обессилели. Один вывелся давно, и искал путь наружу. Ты привела помощь… ты привела Владыку! Спасибо, Ольва Льюэнь…

Ветка кивнула, и, снова вскочив на лошадь, вернулась к бою.

Драконы тем временем не торопились сражаться — они явно стремились убраться подальше. Одному это удалось; но на второго с неба пал орел. На орле верхом сидел Леголас; эльф держал в руках огромный лук с наложенной на него черной стрелой.

На секунду все смялось — конники, лучники, стремящиеся разбежаться из-под драконьего огня; затем сразу две стрелы пробили крыло чудовища — черная сверху, и длинная Илса снизу; и стрела с мифриловым наконечником — Барда — поразила его плечо. Змей закричал — к глубокому изумлению Ветки, именно закричал, выкрикивая какие-то слова на неизвестном языке — и упал на землю.

Ветка, которая ничем не могла помочь, просто смотрела — время для нее растянулось.

Как только чудовище оказалось на земле, один всадник, всадник на коне, покрытом чешуйчатыми доспехами, помчался прямо в объятия бесконечных лап, когтей, бьющего по земле хвоста, разверстого зева, полыхающего пламенем.

«Ништя-я-як!» — орал Голдшлегер Герцег, оценив формат вражины по достоинству. «Прусские не сдаются!»

Сверкали два меча всадника.

Трандуил проскочил вплотную к туше, и вертелся, стараясь прижаться и разить — похоже, дракон не мог ни направить огонь прямо себе под грудь, ни толком достать передней лапой, составлявшей единое с крылом, и потому слишком длинной. Удар, удар; от светлых мечей Владыки посыпались искры, а дракон тем временем проворно отступал, пытаясь отдалиться от визжащей атакующей лошади. Одной лапой дракон словно вскользь задел ривенделлца — эльф отлетел вместе с лошадью, и пал неподвижным. Хвостом — Мэглина, и его лошадь также не устояла на ногах… Мэглин покатился по траве, путаясь в плаще. Еще секунда — и Ветке уже начало казаться, что победа на стороне Владыки; с воздуха, с оставшихся на ногах лошадей и с земли дракона осыпали стрелами. Но вот сверху раздался тревожный клекот; на поле брани лег длинный язык пламени. Второй дракон вернулся, и ожег людей огнем…

Ветку опахнуло невероятным жаром; Тауриэль что-то кричала ей от камня, а Зима взвизгнула, и Ветку потянуло к земле… одновременно она видела, что дракон с пробитым крылом сумел взлететь, по дороге смяв лапой своего противника; что Трандуил, спрыгнувший на землю, хватает брошенный ему Финэлем щит, и прикрывается им, садясь на корточки и сжимаясь; что Лантир бросается вперед, и получает удар кончиком хвоста чудовища, и вот остается только поток огня, два потока, сливающихся воедино — и огню противостоит прозрачный щит, лепестками расходящийся от навершия посоха волшебника.

Больше Ветка ничего не запомнила, кроме навязчивой мысли «а где третий»?

========== Глава 27. Короли ==========

Ветка очухивалась с трудом — разлепила глаза, и обнаружила, что сидит плечом к плечу с Кили возле камня. Тауриэль была рядом.

— Возле тебя и твоей лошади прошла волна огня… тебя сбросило с кобылы, но мне кажется, ты цела, — сказала эльфийка. Вид у нее был изможденный, косички заплетены не слишком аккуратно. Очухавшийся Кили косился сердито.

— А где…

— Улетели. Один выдрал из крыла другого обе стрелы, и они умчались в сторону Железных холмов. Сильно пострадали три лучника, они живы, но обожжены, и Ларратрин из Ривенделла также.

— А остальные эльфы?.. Бард?..

— Волшебник прикрыл их от неминуемой гибели…

Тауриэль встала. Уже стоя, сказала:

— Врата Эребора разбиты. Народу Дурина предстоит многое начинать заново. Первый дракон выбрался четыре дня назад, после того, как ушли воины Даина. Это были ужасные дни.

— Торин? — с ужасом спросила Ветка.

— Погибли Нори, Оин и Бифур, — сказала Тауриэль.

Ветка, пошатываясь, встала. Добрела и поймала Зиму, и, все еще немного оглушенная, пошла к вытоптанному и обгорелому участку перед вратами Эребора.

Гэндальф сидел, закрыв глаза, и, казалось, медитировал.

Трандуил разглядывал обломок меча.

Раненый Лантир помогал подняться Мэглину. Ветка увидела, что Леголас, спрыгнувший во время боя с орла на землю, подбежал и обнял Трандуила, но король отстранил его. Не время. И эльф бросился к все еще лежащему возле своей убитой лошади Ларратрину.

А из Эребора выходили гномы.

В тяжелых, мощных доспехах… Ветка отчего-то забыла, что там двести душ — и ждала лишь тех, кого знала; но за Торином Дубощитом шли не только семь гномов и Бильбо… шли еще суровые, приземистые воины, также опаленные драконьим пламенем.

— Что, — резко сказал Торин, глядя на Трандуила, — шпильку сломал?

— Половина осталась в шее дракона, — холодно объявил король эльфов. — Две чешуи зажали клинок, как… тиски, и обломили его.

— Эти звери намного меньше Смауга, хоть и говорят его голосом, — сказал Бард. — Они не такие чешуйчатые, меньше выростов, шипов… Илс сумел пробить крыло обычной стрелой, хоть и пущенной из особо мощного лука… со Смаугом такое бы не прошло. Мне кажется, они вчетверо меньше каждый, чем тот, старый.

— Внутри Эребора это сработало против нас, — угрюмо сказал Торин. Взгляд его остановился на Ветке, а та, держа гудящую после падения с Зимы голову двумя руками, никак не могла сообразить, помахать ему ручкой или просто улыбнуться. Жив. — Они подвижны и пролезали во всякие узкие галереи и переходы… а силу огня вы видели. Сам Смауг мог ломиться лишь по центральным залам, и от него не так сложно было уворачиваться.

— Что ты планируешь делать дальше? — спросил Торин, обращаясь к Трандуилу.

— Ты задаешь мне вопрос, гном? — высокомерно ответил вопросом на вопрос король лесных эльфов. — Просто так, или ты готов усмирить гордыню и услышать ответ?

Торин снова посмотрел на Ветку.

— Ладно… отложим распри. Сюда ты примчался спасать не нас, а свой бесценный Лес. И я даже знаю, по наущению какой птички. Пусть будет так. Ты здесь. Что собираешься делать, Владыка?

— Что же, — Трандуил на Ветку даже не оборачивался, и та понемногу отходила в сторонку, желая слиться с ландшафтом, — я здесь. Мои воины поднимают на Воронью высоту стреломет. Он исправен и доставлен с помощью лорда Элронда и его эльфов. Также есть три черных стрелы, благословленные леди Галадриэль. Этого недостаточно, ты сам понимаешь.

— Их не отковать заново, — сказал Торин, но все же чуть просветлел лицом. Три стрелы — лучше, чем ни одной. — Черные стрелы — наследие давнего и героического прошлого.

— От владыки ли Эребора, от наследника ли рода Дурина я слышу такое? — вкрадчиво спросил Трандуил. — Или я должен подсказать кузнецу и рудознатцу выход?

— Черного металла, что упал со звезд, нет в Эреборе! — воскликнул Торин. Трандуил махнул рукой — Мэглин, шатаясь, развязал седельные сумки на своей лошади, и вытащил два громадных обломка черной, пористой руды.

— Это… — прошептал Торин.

— Случайное совпадение, не более, — холодно сказал Трандуил. — Недавно… ах да… около шестидесяти лет назад нашли черный небесный металл мои лесные стражи. Там, где в лес упала звезда. И оставили… для коллекции. Я, ты помнишь, люблю редкие… минералы. Прошли времена великих мастеров гномов — но к сомнительной радости твоего народа, остался ты. Если истинный король-под-горой станет к наковальне, и если… — Трандуил помолчал, — король эльфов сделает то же самое, мы получим черные стрелы. Также можно отковать оружие из мифрила, если ты сумеешь раскочегарить свои остывшие печи.

— Два короля смогут отковать черные стрелы, — еле слышно прошептал Торин. — Два короля смогут! — громче возгласил он. — К печам! — несколько гномов тут же бросились внутрь горы. — Ты встанешь со мной к наковальне, лесная фея? Ты умеешь ковать?

— Именно эльфы ковали лучшее оружие в Средиземье, и первыми изучали премудрости ремесел, — высокомерно сказал Трандуил. — И я не исключение: как и любой королевич, я умею ковать, не беспокойся. А потому и согласен… временно… отставить наши незначительные противоречия. Где третий гад? Убит?

— Мы опустили третье яйцо в холодную подземную реку. Он не выведется. Галерея завалена полностью. А эти два яйца мы пробовали растащить подальше одно от другого, и запечатать просто в нижних шахтах, без воды. Но они пробились сквозь такие толщи породы… — прошептал Торин. — В коридорах Эребора тесно. Я не буду вспоминать эти дни. Никогда. А тебе, Владыка, лучше зажать свой длинный нос, когда войдешь в гору.

— Не переживай за мой длинный… нос. Когда будут готовы печи? А если ты хочешь быстрее получить стреломет на Вороньей высоте, пошли туда гномов покрепче, и цепи — гномы к тяжелым работам, волею вашего творца, больше пригодны, чем мои воины. Леголас… где Корхаур?

— Улетел к Гваихиру,рассказать о случившемся.

— Идем же, — сказал Торин, — что-то подсказывает мне, что время терять нам негоже. Это будет работа, которой не было равных многие десятилетия… да что там, столетия. Не могу отказать тебе в небольшом комплименте… ты предусмотрителен и прибыл своевременно, лесная… лесной король. Твои люди пусть укроются в Эреборе, раненые получат помощь — насколько гномы могут ее сейчас оказать.

— Пусть пока горят печи, пусть пока идет работа, — возгласил Трандуил, — наугрим и квэнди будут братьями, как случалось в стародавние времена в эпоху великих битв со злом. Не будет места распрям и ссорам — пришло время выступить против единого врага.

— Который еще покажет себя.

Ну как же без завершающей фразы Гендальфа?..

***

Ветка помогла, кому смогла — наложила шину на сломанную левую руку Мэглина и поцеловала его в щеки и в нос, перебинтовала освобожденного от доспехов, переломанного и пораненного Ларратрина, который тяжко стонал; перевязала несколько глубоких порезов шипами с хвоста дракона Лантиру. Но эльфов было много, и они вполне справлялись со своими ранеными — образовали в одном из залов Эребора нечто вроде лагеря. Трандуил не пожелал, чтобы его воины представляли мишень снаружи Эребора как для драконов, так и для орков, о которых никто не забывал.

Черную стрелу, которая поразила крыло огненной твари, нашли и принесли — раскалить и выпрямить.

Гномы с неслыханной энергией таскали уголь, разогревая самую большую печь; черную руду перетопили — и получили металл, который, по совету Балина, превратили в сплав… и затем заготовки передали королям. Митрандир был там же.

Ветка, пока занимались металлом — а все это оказалось не быстро — удостоверилась, что Кили и Тауриэль также попали в свою комнату внутри Эребора… и оставила их — эльфийка, прежде чем уснуть, примерно описала, где обитает Фили.

Ветка отправилась проверить своего бывшего подопечного, и страшно обрадовалась, обнаружив Фили на ногах — неуверенно, на деревянном костыле, но тот ходил. Фили сперва изобразил обиженного, затем простил Ветке побег, и принял ее объятия. Шепотом, поспешно принц рассказал о том, что делалось в горе. Ветка слушала, закусив губу.

— Но ты совсем эльфийская дева стала, — грозно объявил рыжий принц, — хоть и носишь наше украшение на голове. Правда, фигурка у тебя больше эльфийская, это верно; увидишь матушку — поймешь, какие должны быть гномки. Тебя еще кормить и кормить.

— Увижу, и я очень рада, что ты встал… — Ветка уже знала, что Фили, который ходил плохо, прятали от дракона в самой крошечной и неудобной для отыскания зверем комнате. — Пойдем посмотрим, как Торин с Трандуилом будут ковать? Все считают, что это эпохальное событие, и по-моему, в главном кузнечном чертоге собрались все, кроме дозорных.

— Пойдем, — согласился Фили.

***

В главных кузнечных чертогах пламя печей и светильников, зажженных в великом множестве, бросало алые отсветы на лица собравшихся народов, на потолок, стены и пол. Большая наковальня стояла посередине чертога — именно к ней вставали короли Эребора, и Трор, и Трайн, и те, кто были ранее.

Вопреки сказанному Торином, запаха смерти в Эреборе не было — гномы убрали своих павших в нижние галереи, пока плавился металл, а проветривалась гора всегда очень хорошо. Ветка с наслаждением втягивала носом аромат кузни — запах металла и огня, запах камня, угля, дерева и сухих растений — запах Эребора, который для нее стал и запахом первого поцелуя.

Но вот Балин и Двалин закончили грубую обработку отливок, заготовок для стрел… и к наковальне вышли Торин с Трандуилом.

Гном был без рубахи, в грубом кожаном фартуке, закрывавшем — Ветка помнила — густую растительность на груди. Трандуил в сорочке, вышитые рукава которой он сейчас тщательно закатывал, а волосы эльф перебросил назад и перевязал кожаным шнурком. И на нем был фартук по его росту — видимо, Трандуил предполагал такую возможность, и прихватил защиту от кузнечного жара с собой.

Владыка примерился к молоту, оставленному Двалином, — Торин смотрел скептически. Сам Двалин занял место у мехов, как и Глоин, и еще несколько гномов.

Два короля заняли положение возле наковальни — в левых руках клещи, в правых молоты, рядом кадка с водой, которая бесконечно бежала по желобу, и кадка с каменным маслом, слезами гор.

Там.

Там.

Словно примериваясь…

Там. Там.

Два удара — более слаженно и слитно.

Огненные отсветы на лицах эльфа и гнома.

Там!

Там!

И, словно любовники, попавшие в унисон, короли заработали — и каждый удар дополнял другой, и каждый бил точно в цель и был кстати.

И Торин, и Трандуил, казалось, не нуждались в словах и пояснениях — они работали синхронно и споро, выдерживая каждый свою партию, не вступая в противоречия и не сомневаясь в мастерстве — собственном и друг друга. Ветка разинула рот, и только когда ее тронул за руку Бильбо — поздороваться — сумела его закрыть.

Хотя в главный кузнечный чертог набилось немало гномов и эльфов, тут стояла мертвая тишина — зрители не смели даже дышать.

А короли работали и работали. В какой-то момент рукав сорочки Трандуила все же вспыхнул, и эльф с раздражением прервался — окатился водой (светлые волосы прилипли к шее и слегка потемнели), снял сорочку вовсе. В это же время окатился и Торин, воздержавшись от ехидных замечаний; попил, и снова встал к наковальне.

Ветка помотала головой, отгоняя наваждение, но знала — все, что она увидела, навсегда останется в ее памяти в мельчайших деталях.

Меж тем, день клонился к завершению. Ветка, еще раз глянув на Торина с Трандуилом и еще раз послушав тяжкое «там, там», побрела меж зрителей зигзагом.

Отыскала Барда, взяла его за руку, и потихоньку увела вон.

— Рад тебя видеть, Ольва, — тут же сказал Бард, как только они оказались за пределами кузнечного чертога. — Ты выглядишь…

— Спасибо, я знаю. А скажи, Бард Лучник, ты собирался вернуться в город, или намеревался тут спать?

— Я намеревался дождаться, пока будут готовы стрелы, и услышать весть, что стреломет установлен. А что?

— Пока я валялась без сознания, ты смотрел, куда полетели драконы?

— Да.

— Мне несказанно хочется поехать за ними. Да, я понимаю — мы сами ничего не сделаем, только разве посмотрим, куда их понесло; но ближайшие отроги Железных холмов недалеко… а они вроде направлялись туда… что мы теряем?

— Отчего у тебя возникла такая мысль? — медленно спросил Бард. — Вражье отродье вернется, незачем гонять лошадей.

— У меня такая мысль возникла потому, что орки не напали — это раз. И потому что все так думают. Прилетят, нападут, тут дождемся, — сказала Ветка. — Стреломет ставят. Я вот не люблю очевидности и бесспорности, предпочитаю пробовать их на зуб. Ты со мной?

— Я? Не гном? Не эльф?

— Ты не ранен, ты легче, у тебя хорошая лошадь, и если что — ты будешь с луком и двумя мифриловыми стрелами, — сказала Ветка. — Гномы вообще ездят из рук вон плохо, а Илса я бы не брала — много треплется и противный.

— Вылазка, — прошептал Бард. — Ну что же, может, это и имеет смысл… сейчас спустится ночь — до темноты надо доскакать до отрогов Железных холмов.

— Я не понимаю в кузнечном деле, — застенчиво сказала Ветка, — по мне так отковать стрелу — ну полчаса.

— Что ты, тут вся ночь пойдет, а то и весь завтрашний день… Трандуил колдует — я видел, его губы шевелились. О нем же в первую очередь известно, что он сильный маг, уж не слабее Гэндальфа. Видно очень его пробрала тревога за Сумеречье. Потом, они же еще собираются починить Трандуилов парный меч. Так что есть шанс… уйти незаметно.

Ветка тихо раздобыла провизии, кое-каких дорожных припасов у Бильбо, пару плотных одеял, а заодно оставила диадему Торина в своей прежней комнате, которая, несмотря на многочисленных появившихся тут гномов и гномок, пустовала.

Бард потихоньку вывел в пролом в воротах лошадей — гномам-стражникам и дозорным эльфам сказали, что Бард вознамерился вернуться в Дейл, и девушка с ним. И, запрыгнув в седла, сделали небольшой полукруг перед Эребором… и повернули к Железным Холмам.

Лошадей не щадили — надо было, пока виднелась земля, успеть к укрытию. Ветка то обгоняла Барда, то чуть отставала; но вот и первые камни, длинные гряды невысоких пока холмов; взмыленные лошади не смогли больше скакать вверх по склонам без риска переломать ноги в темноте, и всадники спешились.

Ветка помнила, как устраивались на ночлег в тот раз — быстро и молча расседлала Зиму, обтерла ее клочками сухой травы, напоила из меха, прихваченного Бардом — искать тут воду ночью было небезопасно и бессмысленно. Затем накинула на светлую лошадку мешковину, прихваченную также по совету Барда, и пустила Зиму пастись, предварительно стреножив. Бард проделал то же самое со своим светло-серым жеребцом.

— Отчего ты не взяла своего гнедого, на котором был Трандуил?

— Ему и так досталось сегодня… и он не мой, он все-таки Трандуилов, — прошептала в ответ Ветка. — Ороферион выиграл его у меня.

— Надо встать до рассвета, заседлать лошадей и подниматься. Тогда и поедим.

— Без проблем, я встаю очень рано… обычно.

— Иди ко мне.

Ветка протянула через ночную мглу руку — и нащупала руку Барда. Гэндальфа тут не было, Мэглина тоже. Ветка отстегнула оплечья, тихо положила их на землю, и забралась в объятия Барда, натянув сверху свой плащ. Лазутчики укутались в два плаща и два взятых одеяла и затихли.

— Расскажи про старого дракона, — зашептала Ветка.

— Может, предложить тебе чего-нибудь интереснее? — шепнул в ответ Бард, однако руки его лежали спокойно и чинно. — У меня есть вино.

Ветка подумала обидеться, потом зашептала:

— Я не пьяница, что бы ты ни думал!

— Я знаю. Я шучу.

— И не…

— И это знаю. Ты и целоваться-то не умеешь. Хотя и жаждешь, — слышно было, что мужчина улыбается.

«Ну так научи», — сердито подумала Ветка.

Спать не получалось.

========== Глава 28. В горах ==========

— Если ты еще раз лягнешься, я выставлю тебя из-под одеяла на мороз.

— Ууу…

— Я собираюсь спать еще хотя бы пару часов.

— Я же не возражаю… а может, встанем пораньше?

— Надо поспать.

— А почему мы так шипим?

— Тут даже один орк, и тот будет проблемой. Тсс…

Ветка затихла. По осыпи над ними кто-то двигался — то ли животное, то ли человек — не понять. Ветка выдержала минут двадцать, потом снова завозилась.

— Может, мне правда откатиться?

— Да что на тебя нашло?

— Думаю, — шепнула Ветка. — Думаю про гномов. Фили кое-что рассказал. Ну, как там… они. Говорит, не хотели выпускать драконов из Эребора.

— Торин Дубощит прирожденный король, — с уважением прошептал Бард. — Благородный и могучий. Он думал и о нас… о Дейле.

— Мне кажется, тебя должность тоже нашла, как родная, — ответила Ветка. — Жаль, корону не носишь!

— Ты знала погибших?

— Лучше всех Оина. Остальных просто по именам. И я… их унесли под покрывалами. Я не так долго пробыла в Эреборе… чтобы равно познакомиться со всеми. Может, все-таки встаем?..

— Ладно. Будем считать, что той пары часов, которые мне удалось подремать под твои пинки, мне хватит, — Бард снова улыбался, и это чувствовалось даже по шепоту.

— Я лежала к тебе спиной!

— Ну поэтому и пиналась мягко.

— Мягко? — оскорбилась Ветка, которая считала, что у нее стальные ягодицы. — Мягко?

— Теперь что не так? — Бард прекратил возню, откинув одеяла и плащи — и Ветку тут же пробрал ледяной утренний ветерок, буквально до костей. — Мягко — это комплимент!

Ветка, щелкая зубами, собрала свою лошадь. Раннее серое утро, когда до настоящего рассвета еще долго; Бард был свеж и бодр. Девушка позавидовала брюнету белой завистью.

Бард набросил поверх ее нарядного желтого плаща толстое серое одеяло, когда она взобралась верхом — стало лучше. Протянул фляжку… Ветка глотнула, чуть не закашлялась, потом глотнула еще пару раз. Яд ядом — но однажды она дублировала актрису, которой надо было изобразить проникновенное купание в тонкой сорочке в пруду под первым снегом. Тогда после каждого дубля Ветку подпаивали чем-то похожей крепости, и она знала цену градусам, принятым внутрь в нужный момент.

Бард выпил и сам.

— Поднимаемся, пока растет трава, пока не гремят копыта по камню, — тихо сказал он, — примерно вон дотуда, — и показал рукой на небольшой лесочек на склоне. — Там оставим лошадей. Воды у нас все равно нету, и на склоне этого хребта нам ее не найти. Дальше наверх по скалам и осыпям, смотрим, что за хребтом, и назад.

— А что там? За хребтом?

— Там долинка. В долинке лес, излучина реки. В принципе, если бы собирать войско поближе к Эребору и Дейлу, местечко удобное. Целиком мы предгорья Железных холмов все равно не осмотрим, так что удовольствуемся тем, что глянем за ближайший хребет. Когда драконы уходили, спустилось облако, словно туча легла на землю, но мне показалось, они летели куда-то сюда.

— А когда вернется Корхаур? Орлы?

— Думаю, к вечеру, или завтра. Крылатые воины долго обсуждают, да и летят не молнией. Корхауру надо было добраться до своих, а Гваихиру принять решение, помогать ли нам. Поехали.

Поднимались до кустов молча. Ветке постоянно казалось, что что-то шевелится вокруг — то мышки, то зайки, то еще какая-то мелкая полусонная дичь. Бард ехал, озираясь и прислушиваясь. Примерно за два часа, когда уже почти рассвело, они добрались до намеченного лесочка, оказавшегося плотными зарослями кустов, завели внутрь лошадей, замотанных мешковиной, и дальше, сами в одеялах и серых невзрачных накидках, осторожно, от камня к камню, пошли наверх.

Подъем к хребту становился все круче; наконец, Ветке показалось, что вместо достаточно приятной прогулки — как она это представляла — начинается настоящая скалолазная тренировка. Она временами срывалась, но Бард неизменно страховал, как будто был эльфом — может, у него покорять скалы выходило не так изящно, как у остроухих, но уж не менее надежно.

«Люди — это тоже неплохо», — думала Ветка.

И вот они выбрались наверх. К гребню хребта подползали почти на животах; Ветка с удовольствием отметила, что и Бард слегка запыхался под конец.

Ветка увидела расстилающиеся Железные Холмы — королевство Даина Железностопа. Собственно, здесь были самые южные отроги сурового горного массива, а Чертоги Даина располагались где-то намного дальше, под величественными горами севера; но Ветка любовалась на великолепные вершины, на пологие хребты, подобные длинным островерхим спинам чудовищ, которые солнце заливало сейчас желтым светом, делая все тени контрастными, а детали предельно четкими.

На макушку восторженной зрительницы легла рука Барда — он заставил ее посмотреть вниз, в долинку.

Ветка глянула…

Один дракон спал, свернувшись около реки. Отсюда он казался размером с котенка. Второй ел — слегка опалял огнем нечто, лежащее на земле, хватал, и заглатывал. Наевшись, он пополз к воде, и опустил в реку крыло — видно, то, которое ранили в бою. От крыла повалил пар…

— Орки, — еле слышно шепнул Бард.

— Где?

— Везде, под деревьями. Много.

— Драконы дружат с орками?..

— И те, и другие служат одной силе, — ответил Бард, — орки сейчас… кормят их. И мне кажется, что чудовища уже подросли. Ох, я надеюсь, у королей все получилось… тут больше нечего делать, спускаемся.

Бард осмотрел склон, и выбрал путь чуть более пологий, чем обрывистая дорога сюда. Ветка с Бардом начали спускаться, и уже преодолели около пятидесяти метров, как вдруг их тихо окликнули на кхуздуле. Бард замер, замерла и Ветка.

Под нависающим каменным козырьком, вжавшись в небольшую нишу, скорчившись сидели Даин Железностоп и трое его гномов. Ветка даже вспомнила одного — хотя Железностопы были постоянно в шлемах, у этого была приметная борода.

— Что там? — тяжело дыша, прошептал Даин.

— Они их едят, — ответил Бард.

— Вы с лошадьми?

— Вон там, в кустах.

— Торопитесь… если полезут орки, мы попробуем их сдержать. Если не полезут — мы будем ожидать помощи. Я изрядно наказан за желание оставить Торина наедине с его трудностями, — простонал Даин. Ветка понимала через слово, хотя Даин теперь говорил на вестроне.

— Пойдемте с нами?..

— Нас четверо, ваши две лошадки нас не вывезут. Вы уж сами. Если вам удастся уйти незамеченными, спасете и нас.

— Гномам не спуститься с горы тихо, — шепнул Бард, увлекая за собой Ветку, которая отчаянно вертела головой, не понимая, почему Даин в окалине и крови, почему они с Бардом оставляют гномов тут, и что означал разговор Барда с королем Железных холмов.

— Быстро, к лошади, — сказал Бард, — и галопом отсюда, во всю прыть, не щадя коней… драконам нас нагнать — два взмаха крыльями. Благо нас еще не почуяли…

Через несколько минут, нагнав Барда, нахлестывавшего своего Серого до пены на плечах, Ветка на скаку спросила:

— Бард! Что там случилось? Почему… что…

— Ты не разглядела, что именно ели драконы? — спросил Бард, бросив на Ветку острый взгляд. — И хорошо.

Ветка гнала Зиму молча, соображая.

Потом:

— Железностопов?!.

— И мешки с золотом, — прошептал Бард. — Их, видно, захватили орки — как корм для детенышей Смауга… и стащили сюда, чтобы те смогли… смогли…

Ветка, которая с достоинством сдержалась в Эреборе, когда уносили павших, почувствовала, что ее сейчас вырвет — прямо на скаку. Она отъехала чуть в сторону, и крепилась изо всех сил, подгоняя Зиму. В способность орков устраивать всевозможные ужасы она верила.

Кони стрелой неслись под гору по пожухшей, подернутой инеем, а кое-где и припорошенной снегом траве. Ветке казалось, что копыта грохочут на всю пустошь.

А Бард знал, что зоркий глаз — эльфийский точно — разглядит их и от Эребора. Если удосужится посмотреть в эту сторону, пока они на склоне, а не спустились на ровную пустошь, изобилующую валунами и низинами.

Но скачка предстояла длинная. Ближе к одинокой горе можно было бросить лошадей и укрываться в камнях.

— Бард! Кони не выдержат так! Давай дадим роздых хоть десять минут! Если мы будем притормаживать, их сил хватит на дольше!

— Давай, — снова шепотом сказал Бард, и придержал Серого.

Как далеко, как далеко; два часа они только поднимались верхом на отрог, и три — ехали вечером до места ночевки. Все, что можно было бы сделать — спрятаться в камнях, бросив лошадей. Сейчас второй дракон проснется, пожрет свою половину добычи, и тогда…

А может, чудищам надо будет отдохнуть? И отяжелев, они не полетят на штурм немедля? А вдруг их выручит какое-нибудь невероятное везение, и они все же уцелеют?..

Бард перехватил взгляд Ветки и тепло улыбнулся.

— Кони отдохнули? Что скажешь, Льюэнь?

— А кстати, что это прозвище означает? — спросила Ветка. — Я все никак…

— Да я тоже не совсем… Что-то вроде «странная всадница». Эльфы мастаки давать такие прозвища, — снова улыбнулся Бард, и погнал Серого галопом.

Ветка постоянно оглядывалась — ей казалось, что вот-вот через перевал перемахнет крылатая тень…

Но время шло. Появилась надежда, что Ветке и Барду удалось уйти.

Они то прижимались к небольшим редким лесочкам, то скакали вблизи камней, выбирая самые мягкие травянистые участки; один раз даже удалось напоить лошадей в небольшом овраге, подернутом тонким льдом.

Так шло…

Пока, обернувшись в очередной раз, Бард не увидел длинную гибкую шею, поднимающуюся над перевалом.

Сейчас они уехали уже так далеко, что змеиная голова над отрогом выглядела бутоном одуванчика на длинном стебле.

Они были всего в полутора часах быстрой езды от Эребора. Но кони выдохлись, и рысили уже еле-еле, мокрые и обессилевшие. И два всадника представляли отличную цель на пустоши.

— Гони! — крикнул Бард. Ветка обернулась… ей показалось, что чудовище несказанно далеко; но она послушно подняла изнемогшую Зиму в галоп.

— А ты?

— Скачи! — Бард тоже погнал Серого; впереди виднелись большие камни, в которых можно было укрыться.

— До камней, и там в разные стороны! — крикнул Бард. — Запомни!

Дракон между тем красиво расправил крылья, словно предлагая полюбоваться своей силой и грацией; чуть подпрыгнул, и взмыл в воздух. Казалось, что чудовище плывет, а не летит — столько силы было теперь в каждом движении исполинского змея, пересекающего небосвод. Ветка не успела даже опомниться, как дракон уже летел за ними, почти над самой землей, приближаясь неумолимо и неотвратимо, со скоростью, намного превышающей бег лошадей.

Серый и Зима от ужаса словно сами обрели крылья; лошади скакали, стремясь умчаться от непередаваемого ужаса. А дракон, немигающими глазами глядя на своих жертв, вдруг открыл пасть…

— Вот мы и снова увиделись, Бард Лучник, — зарокотал его голос, выговаривая слова на всеобщем наречии…

Ветка уже ничего не соображала. Она видела только, что черноволосый мужчина поднялся на стременах, упруго выгнулся и мышцами, балансом держит равновесие на скаку — и целится из лука.

На кончике стрелы сверкала капля мифрила.

— Бесполезно, Бард Лучник, — выдохнуло чудовище. — Я сожру и тебя, и твою спутниц-су. Золото, мое золото вернуло мне память и речь-шь. Жадные гномы, какие они глупые, да, Лучник?..

И дракон начал медленно разевать пасть, которая налилась жаром невиданного огненного цветка.

Ветка вдруг поймала взгляд Барда… Мужчина коротко кивнул — и Ветка, вспомнив его распоряжение, дернула повод — Зима как заяц метнулась в сторону.

Дракон лишь на секунду отвлекся, повел мордой вслед соловой кобыле… тренькнула тетива лука; стрела до самого основания вошла в драконий глаз. Чудовище выпустило струю огня вместе с криком, и взмыло вверх… Зима не выдержала — упала. Ветка рассекла кинжалом подпруги и уздечку и бросилась к Барду, поднимавшемуся из-за камня. На плече мужчины был жуткий ожог, лоб рассечен, но взгляд…

Взгляд победителя.

Ветка схватила Барда за руку — что делать? Перевязать?

— Сейчас он скажет брату или оркам, и мы погибли, — шепнул Бард. — Но я все же подстрелил его… второй раз. Пусть не до смерти…

— Надо перевязать!

— Потом… бежим…

Бард и Ветка не пытались на сей раз добежать до Эребора… они искали убежище в камнях. Бард слабел; по руке его текла кровь, а обожженная рана выглядела ужасно. Наконец, беглецы отыскали пещеру, уходящую глубоко под камень; и забились в нее, в самую глубину, в тишину низких каменных сводов.

Ветка содрала доспехи, кафтан и быстро располосовала сорочку на бинты. Оделась — было жутко холодно, а одеяла остались на седлах…

Некоторое время шипела от ужаса, не зная, как подступиться к обугленной дыре на плече. Бард закусил губу, и никак не мог помочь ей, почти теряя сознание. У Ветки весь МЧС от страху вышибло — что делать с ожоговыми ранами? С ранами от напалма? Надо ли смочить остатками спиртного для дезинфекции? В конце концов девушка сложила кусок ткани в несколько слоев, и плотно прибинтовала лентами, надранными из одежды — посуху, не рискнув мочить ожог алкоголем.

— Что теперь? Что теперь, Бард?..

— Теперь… Теперь мы ждем помощи… В Эреборе видели, что нас преследуют, и даже если не рассмотрели, кто тут — Торин или Трандуил непременно пошлют гонцов посмотреть, есть ли выжившие… В этом наша надежда, наша, и Дайна.

— Тебе очень больно?..

— Очень, Ольва… и, чтобы все было не напрасно, сиди тихо. Наша вторая надежда — орлы… великие орлы, — Бард вытащил флягу, и выхлебал все, что там было. — Орлы-ы…

— Прости, что я тебя на это подбила, — проскулила Ветка. — Это так… так… бестолково…

— Почему? Если нас спасут, пошлют и отряд с лошадьми к Даину… Король Железных холмов может уцелеть, если сумеет достаточно долго просидеть тихо… и мы убедились — да, драконы набирают мощь, о них знали и заботятся. Воинство орков… собирается в отрогах…

— Бард! Бард, смотри на меня! Бард, разговаривай со мной! — Ветке было несказанно страшно. Она видела изувеченного Фили… видела Торина Дубощита после битвы, и Мэглина, но вот так быть запертой с раненым мужчиной в тесной пещерке, когда некуда идти и ничего нельзя сделать — это было впервые.

— Если… никто не придет… хотя тварь видит в темноте… попробуй сама добраться до Эребора, — прошептал Бард. — Запомни скалу. Запомни. Перед входом в пещеру куст с яркими красными ягодами, куст приметный, эти ягоды здесь растут редко. Сможешь… помочь… спасти.

Бард сидел, откинув голову, закрыв глаза. Ветка потеребила его немного — и убедилась, что мужчина без сознания.

Ветка закусила губу.

Ложиться рядом и преданно греть телом? Теряя силы и тепло самой?

Что-то надо делать. Что-то делать.

Для начала…

Ветка сорвала плащ, желтый плащ, в котором она так нарядно ехала к Эребору, думая по большей части не о драконе, а, чего греха таить, о Торине. Выдернула единственную нитку шитья, и, помолившись всем местным великим, высунулась из ямы и привязала нитку на куст снаружи. Даэмар, томный всевидящий блондин синда, следопыт эльфов, на тебя вся надежда.

Затем укутала плащом Барда — как смогла. Плаща было отчаянно недостаточно, и у Ветки возникла идея метнуться к седлам, срезанным с лошадей, но она не была уверена, что в этих серых камнях правильно определит направление. Мимо Эребора не промажешь — это точно, а еще ближе, чем сами врата в гору — Воронья высота, а там стреломет… и эльфы.

Так что придется рискнуть. «Воспаление легких лечится, — с убежденностью подумала Ветка. — Лечится».

Осмотрела себя. Брюки тонкие из шелка, брюки из сукна, мягкие сапоги — внутри стриженная овчина, снаружи тонко выделанная тисненая кожа. Рубашка пошла на перевязку Барда. Кафтан и нечто вроде колета или плотной куртки, поверх кафтана, под доспехами, также из стриженой овчины.

Ветка спрятала руки Барда в рукава его собственного овчинного тулупа, надетого поверх кафтана; стащила свой кафтан, и осталась только в меховом колете. Зашнуровалась. Из кафтана и желтого плаща соорудила нечто вроде кокона вокруг раненого мужчины, проклиная себя за неловкость, тупизну, а также за то, что она даже не может сообразить, что важнее — максимально подсунуть куски ткани снизу, чтобы изолировать Барда от ледяных камней, или побольше накрыть сверху.

Потом чмокнула мужчину в лоб.

И вылезла наружу, не давая себе затормозить.

«А теперь, детка, мы побежим. Легко же нам было бегать на чужих ногах — давай-ка своими…»

Ветка неслась, как никогда.

Легкую атлетику она не любила, чтобы не сказать — терпеть не могла. Единоборства да, верховая езда, танцы — по необходимости, трюки — по призванию, а вот так, чтобы изучать теорию и правильную кинезиологию бега — это нет. Но ужас, который подстегивал ее, сработал лучшим учителем — Ветка неслась, как лань, ощущая только, как леденеют руки. Она думала, что тело в беге разогревается все целиком — но, похоже, холодный ветер думал по-другому.

В камнях дуло и свистело; Ветка не слышала ничего, кроме своего горячечного дыхания, и только один раз, отбежав совсем недалеко, обернулась — высокая серая скала, рядом два коричневых камня, и куст с красными ягодами. На нем, если присмотреться, нитка.

«Пока дракон трет глазик…»

«Второй наелся, и у него еще не зажило крыло…»

«Если мы сюда скакали столько времени, орки пешком не спустятся быстро…»

«Но у них могут быть варги…»

«Какой у варгов нюх?.».

«Ну тогда сожрали бы нас двоих…»

«Чертова гора никак не приближается…»

Ветка не видела, как два дракона, словно издеваясь, неторопливо взмыли над горным отрогом.

Направились сюда — на пустошь, в сторону Эребора.

В воздухе сверкающих змеев атаковали воины Гваихира… Воздушный бой ушел ввысь и затем куда-то на север.

Орки, появившись было на хребте, передумали, как только увидели орлов — и быстро рассеялись.

На Вороньей высоте прочно был установлен стреломет — способный поворачиваться в любую сторону. Возле стреломета лежали наготове черные стрелы — возможно, и не так много, как требовалось, но все же; да и обычных, навостренных мифрилом, некоторый запас.

Ее заметили с Вороньей высоты, и несколько эльфов начали спускаться с кручи, чтобы бежать ей наперерез — но Ветка их опередила.

Без дыхания, сперва замерзнув так, как никогда в жизни, а затем словно раскалившись от внутреннего огня, не ощущая ног, Ветка упала в чьи-то руки, не добежав до главных ворот Эребора двести-триста метров, так как ее приметили со сторожевых балконов и отсюда, и вышли навстречу.

Не давая себя спеленать, остановить, Ветка попробовала рассказать все сразу — не вышло; попробовала снова — и ее поняли, и уверяя, что за Бардом и на подмогу Дайну немедля пошлют, укутали и повели в Эребор.

Ветка еще трепыхалась, стремясь обратно на пустошь, где она оставила — оставила! — раненого короля Дейла, но ей не дали. Эльфы в серых плащах, несмотря на сгущающуюся тьму, вскочили на лошадей и поскакали туда — надеясь, что варги не спустятся с гор, и что крылатые воины хотя бы на сегодня удержат драконов в горах.

Гномы собирали отряд на выручку Даину — одни спорили и кричали, что король наверняка уже спускается к Эребору; другие же считали, что он пойдет в Железные холмы, несмотря на то, что туда полетели оба чудовища. Наконец, единое мнение позволило собрать отряд, который отправился на помощь Даину; вел его Двалин.

Все это Ветка соображала не так, чтобы очень явственно. Она ждала, что вот-вот принесут Барда.

Ветке в глаза заглядывали — то холодные голубые очи, Ветка помнила, что должна бы их бояться, но она только крепче вцеплялась в края одеяла и в толстую деревянную чашку с горячим вином; то требовательные синие, то тревожные зеленые.

Наконец, Ветка убедилась, что Барда принесли — через целую вечность, густой, плотной ночью; и Тауриэль и Гэндальф принялись хлопотать над ним… И позволила чьим-то рукам отбуксировать себя в ту комнату, которую занимала когда-то, и в которой оставила диадему.

Постель — это было прекрасно.

Это было даже слишком хорошо — после той феерической глупости, которую она устроила.

Но наказание потом. А сейчас — поспать.

========== Глава 29. Купальни ==========

Ветка проснулась от боли во всем теле. При всем ее немаленьком опыте перетренировок, она и вообразить не могла, что такое возможно — все мышцы, все связки болели, распухли. Она была горячей, ощущала, что температура поднялась — только как ее тут измеришь?..

Девушка дотянулась до столика — там какая-то добрая душа оставила свечу и воду в большой кружке; с жадностью выпила — но тут же замерзла от воды, попавшей внутрь организма. Зазнобило.

Попробовала поделать простые движения, чтобы хотя бы размять тело — оно не слушалось.

Ветка рухнула обратно в кровать и снова крепко заснула.

***

Второе пробуждение было ничуть не приятнее первого. Вода снова была в кружке, но на сей раз, когда Ветка поднялась и начала чертыхаться на доступном ей русском матерном и поверхностно изученном бранном кхуздуле, в углу в кресле кто-то зашевелился.

— Изобретательно, и даже в чем-то красиво, но это тебе не поможет.

— О валар, Мэглин!

— Я пропустил, когда ты попила в прошлый раз. Дай я посмотрю на степень бедствия, — эльф подошел к Ветке. Девушка вспомнила, что Мэглин и сам был ранен — его рука до сих пор была забинтована и зафиксирована.

— Что… там? Я спала — долго?

— Спала недолго, — чуть грустно ответил Мэглин. — Боль и жар и не должны были дать тебе спать. Новости таковы: Двалин и тридцать гномов с пони и лошадьми пошли на выручку Даину. Так много, потому что наугрим опасаются атак орков. Взяли доспехи и Илса, лучника людей, с мифриловыми стрелами; также ему дали одну черную. Он сам чрезвычайно велик и владеет исполинским луком. Леголас доставил Барда вчера в Эребор, отыскав его с помощью описанных тобой примет и следопытов, и ушел затем, к стреломету. Там трудно принцу — он непоседлив, а в данное время ничего не происходит. С ожиданием и дежурствами лучше справился бы Халдир… но то была воля Трандуила. Барду помогли Тауриэль, Трандуил и Гэндальф. Драконов не видно, но и рыцари ветра не возвращаются. Мы не знаем, что произошло в горах. Драконы и орлы улетели в недосягаемую взору и сознанию даль. Здесь же, на пустоши Смауга, видели два крупных отряда орков, в том числе с варгами. Они не нападают, но перемещаются кругами, следуя каким-то своим прихотям. Короли закончили ковку… были в недоумении, не обнаружив тебя и лошадь, но найдя диадему. Основной лагерь эльфов делится на два отряда, половина идет сюда, половине велено защищать Дейл от орков вместе с человеческой стражей, пока его король болен. С теми, кто движется к нам, Синувирстивиэль — ее помощь тут будет бесценной. Трандуил послал гонцов в Сумеречье, собрать еще двести бойцов и прислать на пустоши. Зима прибежала, Серый тоже.

— Синувирстивиэль?.. Разве Трандуил не может… попеть песен?.. и вылечить?

— И обессилеть перед возможной схваткой с драконами? Он тут единственный витязь, который будет биться со змеями, если они опустятся на землю. Синувирстивиэль — целительница, она справится лучше.

— Так уж единственный витязь? — недоверчиво спросила Ветка.

— Ну… положим, я не так выразился. Единственный, способный победить в такой схватке.

Все время, пока он рассказывал новости, эльф здоровой рукой ощупывал Веткино тело, одновременно что-то поправляя и возвращая на место. Вспухшие мышечные тяжи словно гудели под его руками; Ветка морщилась. Закончив, кивнул:

— Тут есть целебные купальни, достаточно горячие — то, что надо, на мой взгляд. Тебе следует вернуть подвижность телу и изгнать жар. Пойдем?

— Сейчас, накину что-нибудь из своего… прежнего гардероба… если тут что-то осталось.

— Я принес тебе рубашку Трандуила. На всякий случай.

— Почему Трандуила? — выпучила глаза Ветка.

— Он сжег рукав в кузне, и, оказывается, взял запасную. А эту ты можешь домучить и затем просто выкинуть. Я так полагаю, мы в купальне будем не одни. Я бы свою дал, но я не брал ничего сменного в этот поход. Возможно, Виэль привезет мои вещи…

— Ну давай… с королевского, так сказать, плеча…

Ветка благоговейно развернула длинную шелковую сорочку с тонкой и богатой вышивкой по рукавам и вороту. Приложила — почти до колен. Фасон — безразмерный. Разрез у горловины хоть и длинный, но не неприличный. Девушка нежно погладила одежку… заметила, что Мэглин смотрит, покраснела. Стащила с себя брюки, в которых бежала, и надела рубашку. Подвернула рукава.

Сорочка пахла Трандуилом.

— Опять мне потом одежду отыскивать или выпрашивать, — с тоской сказала Ветка, но начала замерзать, снова наливаться жаром; застучали зубы. — Кафтан, плащ, доспехи — все растеряла, остались штаны да обувь… ну и колет. П-п-пошли что ли в купальни?

Мэглин завернул ее в свой плащ.

— Пошли. Кстати, имей в виду, я отбивал почетную миссию дежурить с тобой у какого-то рыжего и тоже не вполне здорового юноши.

— Фили!

— Да, кажется он, эреборский принц рода Дурина.

— Фили — это хорошо, — прощелкала зубами Ветка.

— Пойдем, пойдем. Это не близко, обуйся. Эребор хотя отчасти и похож на подгорные чертоги Трандуила, но все же совсем каменный. Мы, как смогли, сплели работу гномов с корнями деревьев, мхами и травами, с жизнью и светом… да ты сама видела. А здесь чистый камень, холодный и первозданный, как замысел Ауле.

— Значит, сейчас такое своеобразное затишье?..

— Да. Стрелы откованы, стреломет установлен, крылатое воинство призвано. Осталось дождаться и победить врага.

— Поняла…

Ветка привыкла, что Эребор не слишком кишит обитателями. Железностопы пребывали в залах, близких к вратам, а остальные балконы, комнаты и переходы обыкновенно оставались пусты. Однако сейчас было намного более людно — и эльфы, и гномы ходили по галереям и переходам; пахло работающей кузней, откуда-то — едой, и еще — Ветке навстречу попалась женщина-гном.

Девушка чуть не вывернула шею — гномка была совсем крошечной, может, метр сорок; широкой в бедрах и плечах. Фигура имелась, но словно растянутая по горизонтали, расширенная, хотя Ветке дама наугрим не показалась ни бесформенной, ни оплывшей. Роскошные волосы, гривой стекающие на спину и волной доходящие до ягодиц, заплетены во множество косичек, украшены великим изобилием заколок и каких-то сверкающих бусинок. Платье достаточно закрытое, и не слишком длинное, с боковыми разрезами; из-под него выглядывают расшитые брючины и отделанные чем-то сверкающим сапожки, отдаленно напоминающие обувь гномов-мужчин. Поверх платья — любимый гномами удлиненный жилет, в данном случае, из парчи и меха.

Черты лица Ветка рассмотреть не успела — ей лишь показалось, что, несмотря на достаточно тяжелые нос и подбородок, гномка была вполне привлекательна.

А вот сама гномка сказала Ветке пару слов на кхуздуле и погрозила пальцем. Ветка притормозила бы для выяснения характера претензий, но чувствовала себя слишком дурно — мышцы бедер, икр и ягодиц ее почти не слушались, и, если бы Мэглин не проявлял чудеса буксировки здоровой рукой, идти Ветке было бы намного труднее.

— Это совсем другой народ, — прошептала Ветка. — Другая раса. Вот по мужчинам это все же так сильно в глаза не бросается. Мэглин… они вправду дети гор, изваянные из камня?..

— Не без этого, — усмехнулся эльф. — Мы живем в осознании силы, цели и замысла своих создателей, и в контакте с ними, хоть напрямую вмешиваются они и нечасто. Но да, наугрим, квенди и люди — разные народы. Мы пришли.

Перед увесистой, как все, что делали гномы, дверью стояла стража — гном с громадным топором и эльф. Мэглин обратился с парой слов к эльфу; тот ответил приветливо. Ветка потихоньку клонилась с целью полежать на полу, но одновременно рассматривала и гнома — черная бородища, косички из-под шлема, усы завернуты бивнями кабана — по моде Даина. Взгляд хотя и не слишком любезный, все же не такой сердитый, как у встреченной дамы.

Мэглин толкнул дверь и вошел.

Сразу в нос ударил целебный запах — судя по всему, источник тут бил что надо. Но ароматы не были неприятными.

Горячая вода из термальных источников стекала по широким неглубоким чашам. Самая горячая была в верхней чаше, а ниже, но с совсем небольшими отступами, располагались ярусами еще четыре. Горячая целебная вода сливалась из верхней чаши в нижние тонкими небыстрыми струйками прямо через углубления в широких бортах чаш, и уходила из нижней чаши куда-то вглубь горы.

Чаши были невелики, может, метров по пять в самом широком месте каждая.

— Гномы говорят, мыть тело можно только в самой нижней чаше. Сперва в любом случае надо омыться в ней, а затем занять какую-либо из тех, что выше. Чем выше — тем горячее, — тихонько пояснил Мэглин. — Тебе следует основательно пропариться.

Было влажно и достаточно жарко, но жар этот не сбивал с ног. Ветка немедленно решила, что целебная купель — то, что надо.

Она послушно влезла в нижнюю ванну, потом перебралась в чашу повыше. В соседней расслабленно сидели два эльфа — точнее, полулежали на бортиках, вытянувшись и закрыв глаза.

Мэглин сел на корточки около нее.

Прошептал:

— Веди себя хорошо. Сюда нельзя с открытыми ранами, лишь когда кожа срастется. Гномы считают, что их ванна постепенно заживляет и врачует любые внутренние недуги. Уж твоим мышцам, я полагаю, точно поможет.

— А ты?

— У меня пока не зажило. Я уйду, так как в одежде мне тут не нравится, а раздеваться я не желаю, да и незачем. Буду следить за временем, заберу тебя отсюда. Мелко, и ляг на бортик — даже если уснешь — не утонешь.

— Ладно…

Минут десять Ветка просто блаженствовала, как и эльфы, откинувшись затылком на край чаши. При том, что это, вне всякого сомнения, был камень, он был так аккуратно отесан, что отдыхать было вполне комфортно… если так можно сказать о камне — мягко!

Тело во многих местах довольно чувствительно защипало — Ветка тут же определила, где надорвала мышцы особенно сильно. Целебная вода и впрямь какбудто проникала внутрь рук и ног, и врачевала повреждения.

Спустя десять минут дурнота и головокружение отчасти прошли — и Ветка начала озираться.

Ванная зала была достаточно большой — вдоль стен стояли лавки, над которыми были вбиты крючки. Можно было представить, что когда-то, когда Эребор был наполнен жизнью, тут постоянно кто-то восстанавливал свои силы — после кузни, после работы. Сейчас в горе были страждущие, но не такого характера — раненые, обожженные. Их лечили не в купальнях. А вот ей после двухчасовой пробежки на морозе — самое то…

Эльфы, которые отмокали обнаженными, поднялись и вышли — отправились к полотнищам и одежде. Тихо переговариваясь, обтерлись, оделись и ушли. Ветка невольно смотрела — ну надо же, кого ни возьми, все красавцы. Мы разные народы. Наугрим, квенди и люди. У эльфов — вот так. Их лепили на совесть. Людей по-другому. Для другого. Как придется, потому что главное…

Не внешность?

Внутри?

Душа?

Но эльфы красивы и душой, хотя подчас и холодны. Холодным ей казался Даэмар… холодной и несколько отчужденной (хотя и вовсе не безразличной) казалась и Синувирстивиэль. Лантир. Достаточно прохладен Халдир…

И Ветка даже не рискнула думать дальше, кого из эльфов и почему считает холодным еще.

Надо уже восстановиться и пойти проведать Барда.

Мэглин оставил плащ — в принципе, можно завернуться поверх мокрой сорочки Владыки, и добежать до своей комнаты, а там снова порыться в старом шкафу. Уж парочку гномских рубах можно отыскать…

Эльфы, выходя, чуть замешкались в дверях — по комнате пролетел будто порыв ветерка. Произошло какое-то движение… и по камням мимо Ветки от верхней чаши заскакало светлое тонкое кольцо затейливой работы — одно из тех, что постоянно носил Трандуил.

Ветка сперва рефлекторно схватила колечко…

А потом подняла голову наверх.

Ей была видна только рука — безупречная кисть, предплечье, да прядь волос. Владыка или спал, или просто отдыхал в самой горячей верхней ванне так глубоко, что не обращал внимания ни на что. Возле купели стоял небольшой столик, на котором располагалась какая-то еда, пара бутылок вина, и лежали королевские украшения.

Ветка подумала, что сейчас утонет. Надо выбираться, оставить тут колечко прямо на полу — оно приметное, подберут — и бежать отсюда. Она положила кольцо, и тихо полезла вон из купели…

— Куда? — низкий сердитый рык. — Мало, в этой воде надо провести больше времени.

Там был еще и Торин.

— Ты не мог бы помолчать? — лениво вопросил Трандуил. Рука исчезла из поля зрения Ветки… а сама она испытывала огромное желание нырнуть с головой. Так вот почему на входе стояла стража, а ей даже в голову не пришло задать самой себе очевидный вопрос — зачем двум воинам двух народов охранять целебные бани?..

— Забирайся наверх, тут горячее, — любезно (но с весьма заметной издевкой в голосе) предложил Торин.

— Кого ты к нам зовешь? — с явным возмущением поинтересовался эльф. — С какой стати?..

— Кого… ее.

Наверху словно плеснул дельфин — и Трандуил свесился с края горячей купели.

Посмотрел — и Ветка ощутила, что становится особенно красной, и не по причине горячей воды.

И даже не потому, что была в рубашке Трандуила…

У короля были ГОЛЫЕ ПЛЕЧИ. И это были очень сильные плечи, белоснежные — будто выточенные из мрамора. Ветка помнила потрясение, которое испытала, когда эльф снял сорочку в кузне, — стало попросту непонятно, каким образом все это богатство прячется под изысканной одеждой и шелками.

Плеснуло еще раз — на другом краю купели показалась львиная шевелюра Торина, царская физиономия и мощные, великолепные руки с рельефными мышцами.

Ветка мысленно недобрым словом помянула Марфушеньку-душеньку и свекольные ассоциации, и взмолилась всем валар, чтобы немедленно пришел Мэглин и удалил ее отсюда. Вылезать и драпать сама она не решалась.

— Ее? — лениво, растягивая короткое слово до невероятной длины, спросил Трандуил. — Ее, полагаю, можно…

Ветка присмотрелась.

Торин раскучковывал глаза.

Трандуил сладко улыбался.

Ветка перевела взгляд на столик с бутылками — со стороны Торина стоял точно такой же.

Девушка вылезла, подхватив кольцо.

Шлепая целебно мокрыми ногами, поднялась к верхней купели, обошла ее сбоку.

Количество стоящих там пустых бутылок не поддавалось исчислению.

Оба короля истомленно и благожелательно смотрели на Ветку, не будучи в состоянии, видимо, предъявлять сейчас претензии и раздувать межрасовые конфликты.

Ветка демонстративно положила кольцо Трандуила к остальным украшениям. Уперла руки в бока.

— А что, если сейчас орки или дракон?

— Орки! — Торин брезгливо махнул рукой. — Мелочь!

— Дракон-н? — своим низким баритоном как-то особенно неспешно пропел Трандуил. — Я буду в наилучшей форме. Это прекрасное… место. Самое, полагаю, лучшее у наугрим.

— У нас, наугрим, много прекрасных мест! — воспламенился Торин.

— Мы с тобой обсуждали это пять или шесть бутылок назад, король-под-горой, — объявил Трандуил, и сполз обратно в воду, положив затылок на край бортика, и закрыв глаза.

— Это было. Обсуждали. Слабоват ты, лесная… лесной Владыка. Ну подумаешь, крепленое. Ольва, лезь сюда. Тебе после твоих занятных выходок обязательно надо… это…

— Полечить ум, — вставил Трандуил.

— Ну хотя бы тело, — согласился Торин, выбрал целую бутылку, взял бокал и налил доверху. — Залезай и… и пей.

— Она и трезвая — подарок, — вмешался эльф. — А если выпьет?.. Налей лучше мне. И давайте… все втроем…

— Что?..

— По-мол-чим…

Ветка с мстительной радостью подумала, что теперь точно запомнила все анатомические подробности обоих королей — в деталях, с прикидкой роста, веса и прочих габаритов. Подошла к Торину, забрала бокал с вином, и вернулась в свою купель — пониже. Залезла обратно в горячую воду, и расслабилась, попивая густой и действительно крепленый напиток.

Ветка пила и слушала ощущения в теле — там сладко тянуло, набухало что-то ниже пупка. По ногам поочередно будто бы пробегали то холодные, то горячие волны…

Такое было с ней уже три раза, и каждый Ветка отлично запомнила. Первый раз — с Азогом. Второй — когда короли ковали черные стрелы. И третий — когда она пробовала уснуть с Бардом на холодном горном склоне… вспоминая Эребор.

Ветка мысленно поздравила себя с шоковым излечением от фригидности и радостно вылезла навстречу Мэглину. Стараясь производить как можно меньше шума, схватила сапоги, собираясь надеть их за дверью… и вышла из купальни.

Как ей показалось, ни один король даже не повернул вслед головы.

Не смогли?..

========== Глава 30. Взаперти ==========

В коридоре тело снова прохватило холодом, и в свою комнату Ветка возвращалась крайне бодро, почти рысцой. Тяжесть в голове, температура и боль в перетренированных мышцах прошли, и, почти вбежав в покои, Ветка сразу же стянула промокший плащ, рубашку Трандуила, и скинула сапожки.

Мэглин зашел вслед за ней и одним пальцем набросил щеколду на место. Ветка глянула на него вопросительно.

— Тебе нужно одеться. А мне показалось, что в Эреборе не любят стучаться.

— Я тебе хочу сказать, что в Сумеречье тоже не особо любят, — сказала Ветка. — Надо пойти проведать Барда… Фили… поесть.

Голова немного шумела от бокала сладкого вина — туда вошло, наверное, пол-литра, не меньше. Но в купальне винцо пошло на ура.

— Я принес сюда мяса и хлеба, пока ты лечилась. Гномские женщины напекли сносных булок, — сказал Мэглин, присаживаясь к столу. — Вина мне тоже перепало. Вот.

— Ты знал, что они там пьяные?

— И знал, что они пьют достаточно давно, и, следовательно, вы друг другу уже не помешаете. Торин позволил эльфам осмотреть Эребор, и несколько лучников отошли в боковые галереи, и там, э-э, случайно нашли тщательно запечатанный погребок. Вина, получается, выдержки многих десятилетий — они и так-то были хороши, а теперь многие стали бесценными, если не скисли и не превратились в уксус. Есть и бутылки, и бочки. Торин выкатил по бочке гномам и эльфам. Владыки продегустировали по паре бутылок и затем перебрались в купальню, решив, что такие напитки достойны полного расслабления. Собственно, и то, и другое не лишнее после того, как они почти полтора суток махали молотами. А ведь Трандуил еще и вплетал в небесный металл заклинания.

Пока Мэглин говорил, Ветка растиралась досуха — чтобы тело покраснело и загорелось.

Завернувшись в тонкое полотно, она подошла к столику — увидела, что Мэглин ломает и ест булочку, и запивает ее вином. Налито было и ей.

— Я не так часто пью… но такое ощущение, что сейчас будет кстати, — и Ветка отпила. Потом потрогала булочку — еще теплая — и ощутила дичайший голод. Укусила два раза… ее повело в сон.

— Не падать, — проворчала девушка. — Надо идти навестить Барда…

— Он в целебном сне. Боли прошли — самое время и тебе отдохнуть. Я тоже устроюсь тут. Не хочу оставлять тебя одну — слышал некоторые разговоры наугрим… не стоит.

— Еще болит немного, мышцы тянет, — сказала Ветка, — и спина-а…

— Тогда ложись… я поправлю.

Ветка послушно растянулась лицом в простыню, стараясь избавиться от мысленного образа двух разморенных королей. Вот если бы хоть что-то позволило счесть увиденное забавным… почему, например, у Трандуила даже не покраснел нос?..

Его бы, да в человеческую шкуру, подумала Ветка. Так, для опыта. Чтобы потели подмышки, краснел от алкоголя нос, росли клочкастая борода и брюхо… хотя… нет-нет, лучше не надо.

Мэглин неловко скинул кафтан, так как одна рука оставалась плотно забинтованной и зафиксированной у тела, и сапоги; уселся поперек Ветки на ее ягодицы и здоровой рукой, чуткими сильными пальцами, начал ощупывать лопатки, позвонки, как будто перебирал мозаику или паззл.

— А скажи мне, пожалуйста…

— Хорошо-о-о!

— Не сомневаюсь, а скажи, ты училась когда-нибудь бегу? Искусству легкой стопы?

— Хорошо-о… А-а-а… Не-ет…

— Не продолжать?

— Продолжа-ай… пожалуйста… а-а…

— Что ж… убедительно просишь. А так?

— О-о… очень… еще… Мэглин…

— Назови мое имя еще раз.

— Мэ-эглин…

— Мне нравится… когда ты говоришь… так, — прошептал эльф.

Ветка расслабилась до последней клеточки своего тела; ей казалось теперь, что она кусок пластилина или горячего, размятого воска, в котором вообще нет ни единой косточки. Ощущения тела, осознанные в купальне, бродили по животу, груди, ногам с невероятной, всепроникающей силой — то жар, то холодок и мурашки; и расширение, как будто что-то рвалось наружу. Она раскинула руки в разные стороны, и тяжесть тела эльфа, сидящего у нее на бедрах, была невыносимо приятной. Только бы он не останавливался! Пусть этот массаж продлится еще…

— О-о-о…

— Ольва…

— Я чувствую, чувствую тебя… ничего… я не боюсь…

— Ольва!

Движения лаиквенди стали другими — Ветке казалось, что по телу бродят стайки огоньков, и следуют они за его рукой, за прикосновениями нежных сильных пальцев. Она изгибалась, насколько могла, совершенно отпустив себя, утратив всякий контроль. Ей казалось — это долго, а на самом деле — минуты… Мэглин нагнулся и начал целовать ее затылок, и под ушами, и чувствительную косточку у основания шеи.

Ветка тянулась как кошка, подставляя спину под поцелуи… эльф ласкал короткие волосы, тепло дышал, обводя кончиком языка контур уха… и вдруг резко и сильно притиснул Ветку к ложу, и одновременно прикусил мочку.

Девушку взорвало. Через ее тело пробежал импульс, который она просто не могла вынести; Ветка закричала, выгнулась; потом упала носом обратно на кровать, и, как ей показалось, потеряла сознание.

А когда сумела поднять ресницы — Мэглина на ее спине больше не было… он сидел на корточках у ложа, и широко раскрытыми глазами ловил ее взгляд.

Очень близко…

Лицом к лицу.

— Ты…

— Я…

— Мэглин, я… это…

— Ш-ш…

Но прежде, чем Ветка успела рассказать лесному эльфу, что он самый замечательный и прекрасный на свете, послышались боевые горны.

— Драконы! — вскочил Мэглин.

— Стой! Куда! — вскрикнула Ветка. — Я не… ты… рука!!

— Потом, дружок, — Мэглин нагнулся к ней, прикоснулся губами к губам, и сказал несколько слов на синдарине. Затем резко поднялся, и, накидывая кафтан, пошел прочь. У дверей остановился:

— Надо облить Трандуила холодной водой… одеть в доспехи. А что рука? Я не буду отсиживаться под горой во время битвы. И ты, дружок, найди себе одежду и доспехи — пусть гномий принц отведет тебя в оружейную. Я… я рад, что… я… ладно, — Мэглин на секунду немного ссутулился около двери. Потом выпрямился:

— Ты звала не меня, дружок… хоть и сказала мое имя. Просто я оказался рядом. А я не глухой. Обратись к себе… подумай. Кто заставил твое тело петь?.. — и вышел, резко хлопнув дверью.

Ветка сидела в полной прострации, уперев взгляд в доски двери.

========== Глава 31. Искры ==========

Выйдя из ступора, Ветка отыскала себе одежду – добротную гномскую рубаху, кажется, мужскую; напялила штаны, чуть сырые внутри сапоги, зашнуровала колет. Кафтана не было – да и ладно. Выскочила из комнаты.

Грохотало множество ног – Эребор отправлялся на битву с драконами.

Воины эльфы и гномы образовали защитные кордоны на балконах, стараясь не выходить на край. Большой отряд гномов, защищенных щитами, оборонял проломленные чудовищами и наспех восстановленные ворота.

Ветка, посмотрев на суету, на суровые лица военачальников, зарысила к покоям Фили. Как она и ожидала, ему, передвигающемуся пока с трудом и на опорах, похожих на костыли, было не втянуться в общую военную суету.

Ветка вошла, мысленно чертыхнулась, что без стука – вот ведь заразительные привычки! - но рыжий гном был рад ей.

- Торин запретил мне выходить! Представляешь, запретил!

- Фили, - сказала Ветка, - во-первых, я очень хочу подобрать себе доспехи и вооружиться.

- Ну, эльфийских-то доспехов, да еще и по размеру…

- Но ты знаешь, где оружейные? Мы туда доберемся? Может, мне что-то гномское подойдет?

- А во-вторых? – коварно спросил молодой гном.

- Тебе не понравится.

- Скажи!

- Не понравится! У меня есть еще два желания, которые я хотела бы осуществить, пока нормальные бойцы будут стрелять по змею.

- Какие?

- Ох и наглая у тебя физиономия, Фили! Наглая рыжая морда… итак. Первая идея. Мне не нравится, что третье яйцо завалили так, что его нельзя… проверить. Ты в курсе, где оно? У тебя нет идей, как туда можно попасть? И посмотреть, что там с ним?

- Вот ты задачи задаешь! Если десять гномов всеми силами заваливали туда проход… но, - хитро сказал Фили, - я, как и все, кто имеет отношение к Эребору, хоть и не родился здесь, знаю другую важную вещь.

- Расскажи?

- Как ты знаешь, во многих покоях Эребора есть проточная вода, - начал Фили. – Берется она в источниках, сила которых особой системой труб и насосов направляется вверх, и по множеству желобов расходится по помещениям. Вода эта не смешивается с нечистотами уборных – тебе ведь объясняли, да? Но ее много, и в итоге она…

- Превращается в водопад у входа в Эребор, и рекой Келдуин течет к Долгому озеру, в которое упал поверженный Смауг, - сказала Ветка.

- Не только. Воды в Эреборе великое изобилие – иначе здесь не смог бы жить столь многочисленный народ, да еще и заниматься своими ремеслами. А Эребор не просто гора-город, это гора-государство. Ты и десятой доли еще не видела! Махал, мне нравится – я чувствую себя учителем на лекции! А я ведь их так ненавидел!

- Ты давай рассказывай.

- Так вот. Вода образует под Эребором гигантское море пресной воды. Там низкие своды, все покрытые искристыми аметистами, и даже не слишком холодно – туда же стекают и воды термального целебного источника Эребора. Там, говорила мама, можно купаться при свете факелов. Это очень глубоко под землей, и гномы туда ходят по особому поводу. Скажем, романтическое путешествие внутри Эребора.

- Так.

- Дядя решил по твоему совету положить третье яйцо в воду. Но использовал не подземное море, а сифон, через который только холодная вода сверху горы сливается, и оттуда уже вторым рукавом вытекает через особую пещеру, вымывая нечистоты, которые собираются отдельно, и соединяется с основным руслом Келдуина примерно в лиге от горы. Мы называем тот рукав устья серым. Кто в курсе – не пьют из него, и не купаются там, но к соединению вода успевает очиститься.

- Так!

- Подземные сифоны в горе проделаны водой в исключительно твердом камне, и они невелики. Путь наверх завален в самом деле на славу, но, если животное все-же победит своим жаром холод камня, оно, возможно, - особенно если будет мало, намного меньше тех, что мы упустили! – сумеет пробиться через сифоны подгорными водяными тропами или в канализацию, и оттуда выползти в русло Келдуина, или – может быть, я не знаю! - в наше подгорное море. Но Ветка, мне не одолеть этой дороги. Пока что никто из гномов не бросит свои посты, и не пойдет туда. Дядя полностью отвергал саму возможность, что дракон пробьет сифоны. Сама шахта, по которой спускали яйцо, целиком завалена. А все подходы к морю перекрыты вратами. На случай наводнения, они мощны и непроницаемы.

- Как основные врата Эребора?

- Мощнее, они делались предками, и так, что подобную работу нам не повторить. Так что можно будет попробовать спуститься к морю, но позже. И, наверное, все же надо организовать наблюдение за вторым рукавом Келдуина. Это можно сделать, например, эльфам на Вороньей высоте. Они увидят, если выползший зверь поплывет по руслу. Я удовлетворил твой каприз узнать, что с яйцом и где оно?

- А как ты думаешь, Торин не попросил о таком наблюдении?

- Я считаю, что опасность крайне мала. Ведь здоровый зверь с крыльями – как он вылезет через крошечные сифоны? А они в такой мощной скальной породе, которую даже орудия гномов уже не берут. Это настоящие корни Эребора.

- Понимаешь, Фили, - сказала Ветка, - если это магическая живность, что мешает ему под воздействием холодной воды мутировать? Ну, преобразиться во что-то тонкое и длинное? Так что я бы… того. Наблюдала. Надо сказать королям.

- Дяде!

- Ну, они теперь друзья.

- Да не может быть! А что ты хотела еще? – Фили и Ветка уже продвигались к оружейным палатам. Ветка в очередной раз умилилась – отойди от гнома на пару шагов, он прекрасен и могуч. А когда рядом – замечаешь, что его макушка у мочки твоего уха.

- А ты не кичись ростом, - уловил ее взгляд Фили. – Ох, не в росте дело!

- Опять пошлить сейчас начнешь?..

- Хитрая рыжая морда – моя. Хочу, и пошлю. Ладно. Вот смотри. Кольчуги, оплечья, наручи, давай подбирать…

- Это с какой же стати ты раздаешь наше оружие? – сурово спросила, появившись откуда-то из глубины оружейной палаты, давешняя гномка. Она держала несколько мечей в ножнах и тяжелый щит, но сама была без доспехов.

- Мам… это Ольва.

- Мам?.. – прошептала Ветка. Не слишком ловко отвесила гибрид реверанса и поклона. – Здравствуйте, принцесса Дис.

- Я уже поняла. Это ее в нижнем белье эльфийского короля водили по коридорам Эребора. И что, ты решил подарить ей нашего металла, чтобы она была… лучше укрыта?

- Мам, Ольва наверняка полезет опять в сражение, - сказал Фили. – Она мой друг, и я хочу, чтобы она была защищена. В конце концов, я подарю ей доспехи как принц.

- Вспомнил! Вспоминал бы лучше, когда…

- Мам!

- Ладно, - сказала гномка. – Раз она тут всем, кто не в юбке, друг, подбирай. И подбирай на славу, раз взялся. Что велико будет – подгони. А с клинками – я сама разберусь. Ей нужен легкий. Какой-нибудь ножик для бумаги…

- Я не такая уж дохлая, - сказала Ветка.

- Такая, такая, - уверенно ответствовала Дис. – И не пробуй сказать, что сильна и несгибаема. И вот еще что. Ты не сможешь быть с Торином. У тебя такие узкие бедра и тоненькие ножки, что ты просто не выдержишь мужчину-гнома. Его силу и его плоть. Некоторые человеческие женщины еще могли бы, но не ты.

Ветка искоса посмотрела на гномку, но решила не вступать в полемику. В конце концов, доказать свою состоятельность как любовницы каменного сына Ауле ей и впрямь пока не удалось. А если вспомнить… нет, лучше не надо.

Фили ехидно улыбался, отчего-то совершенно довольный этим разговором.

- Чресла наших мужчин таковы, что ни один другой народ с ними не сравнится, тела неутомимы, руки могучи. Он разорвет тебя изнутри, - Дис пошла к стеллажу с оружием, и начала там рыться.

- Отлично, - буркнула Ветка, - рекламная кампания прошла успешно, беру, заверните.

Фили скис от беззвучного хохота. Прошептал: «Я говорил, не в росте дело! Спроси Тауриэль…»

Дис глянула на старшего сына как на законченного балбеса, и вернулась, легко поворачивая в руке сверкающий клинок.

- Вот, попробуй. Тебе должно быть и по весу, и по балансу. Может, и сумеешь себя защитить.

Ветка взяла оружие… никогда еще клинок не ложился в ладонь так удобно. Она крутнула коротким узким мечом куда как менее ловко, чем Дис, и сказала:

- Спасибо, принцесса.

- Вот и ладно, - гномка задрала твёрдый подбородок. – Одеть тебя и сын сможет. Я ухожу.

- И одеть, и раздеть, - с готовностью подхватил Фили.

- Сначала стоять научись, - нежно сказала Ветка. – А ты в бани ваши ходишь? Почетное местечко…

- Ну как Оин разрешил… – Фили осекся и помолчал. – Так и хожу. Ладно, давай с доспехами. И у тебя третье желание было?

- Навестить все-таки Барда. А то чего он все спит и спит…

- Ну, это проще, чем навестить морготово драконье яйцо, - рассмеялся Фили. – Это я тебе устрою без особых сложностей, даже на подпорочках вместо крепких ног. Жив твой человеческий король, все с ним хорошо. Говорили, вот-вот прибудут еще воины эльфов, и с ними какая-то колдунья-целительница неимоверной силы. Я надеюсь, и мне перепадет. Силы-то эльфийской.

- Ох перепадет, - рассмеялась Ветка. – Синувирстивиэль знаешь какая строгая?

***

Спустя полчаса Ветка, похожая на эльфа, решившего замаскироваться под юнца наугрим, уже громыхала переходами Эребора к покоям, выделенным Барду Лучнику.

Навстречу попались эльфы – они рассмеялись Веткиному виду, но сказали, что отряд орков был отбит, точнее, почти смолочен, а дракон так в итоге не появился. Но разведчики видят движение на пустошах – и потому пока усиленная охрана и посты Эребора сохраняются.

- А прибыли ли эльфы, которые шли к нам в помощь? – спросила Ветка.

- Они ударили по оркам с другой стороны, а теперь прошли в гору и размещаются, - ответил эльф. – Ольва, ты не сумеешь бегать в таких доспехах. Иди к нам, тебе снова подберут эльфийские…

- Спасибо, пока сойдет… нечего, чтобы со мной снова возились – принц и подобрал, и подогнал уже эти…

И Ветка направилась к Барду.

У болящего, которого девушка рассчитывала найти в одиночестве и в скорби, оказалось битком народа. Здесь были оба короля (Ветка тут же зашевелила носом, пытаясь уловить запах перегара), Тауриэль, серьезный гном в шитой шелком светлой одежде и с большой окладистой бородой, заплетенной в семь тонких косичек, и Гэндальф.

Ветка протолкалась через группу поклонников, - Бард как раз принимал из рук Тауриэль чашу с напитком.

- Ольва! – Бард приподнялся на локте.

- Ну она! – сказал Торин, и ткнул в Ветку пальцем; затем укоризненно добавил, уже Барду:

– Но ты-то!

Ветка смекнула, что грозный вид и царственная осанка еще не означают полного освобождения организма от спиртного.

Трандуил был прекрасен, облачен для боя и держался очень прямо.

- Ты выглядишь ужасно. Пойди и переоденься.

- Спасибо, я в этом похожу… Бард… прости меня, пожалуйста.

- У нее привычка – извиняться перед королями, - куда-то вверх сказал Трандуил.

- За что? – удивился Лучник. – Я не маленький мальчик, которого ты обманом заманила на пустошь к варгам. Мне кажется, я лучше понимал, чем ты сама, на что иду… Так что мне не за что тебя извинять. Только благодарить.

- О, Бард, - Ветка потянулась было обнять правителя Дейла, но, оценив количество и колючесть своего снаряжения, только умильно посмотрела.

- У меня дела, - Торин развернулся и направился к двери, - выздоровления тебе, Бард Лучник. Ты поразил меня рассказом о глазе дракона. Если он будет слеп с одной стороны…

Тут король-под-горой слегка запнулся и попятился. Ветка глянула – в дверях стояла Синувирстивиэль.

Виэль не была воительницей и никогда не носила доспехов и одежды, подходящей для боя или полевой жизни. Ветка ее так и помнила – очень прямой, очень тонкой, как клинок; с длинными волосами, намного ниже ягодиц, чуть заплетенными ближе к концам в косы. Эльфийка всегда производила впечатление опрятности, чистоты, словно к ней не прилипало ничто земное и тленное.

Сейчас Виэль держала в руках корзину из светлых ошкуренных ивовых прутьев, наполненную – как знала Ветка – всевозможными целительскими аксессуарами и снадобьями. Платье ее было светло-розовым, расшитым сияющими камнями, и словно соединено из нескольких слоев нежной ткани – разлетающиеся рукава, узкий серебряный пояс по тончайшей талии.

Эльфийка не двигалась. И не улыбалась.

Торин отошел на полшага.

А Синувирстивиэль смотрела на Барда. Смотрела неотрывно, чуть склонив голову набок.

По волосам ее проскакивали крошечные огоньки, искорки; и лицо как будто светилось. Черты изменились – и стали теперь чуть размытыми, но еще более прекрасными. В эльфийскую деву словно вошел огонь, вошло тепло, и наполнило ее до краев.

Торин кашлянул и наконец бочком вышел, попутно ухватив за ухо разинувшего рот Фили.

Трандуил, судя по всему, протрезвев окончательно, внимательно посмотрел на Виэль, чуть поклонился ей и тоже вышел, поддев под локоть Ветку.

Тауриэль, что-то щебетнув на синдарине Синувирстивиэль, взяла на буксир гномского врачевателя, а тот зацепил улыбающегося Гэндальфа.

Ветка посмотрела на Барда – тот глядел на Синувирстивиэль и всех остальных чуть удивленно, и…

Он не понимал! Бард, умница Бард, все чувствующий, разумный и сдержанный, с глубоким взглядом темно-карих глаз…

Не увидел! Воистину, все как в книгах…

За дверью Ветка увидела, что Тауриэль украдкой вытирает слезу, и сама обнаружила, что ее глаза на мокром месте.

- Трандуил, так и бывает… у перворожденных?

- Да, - тихо и как-то очень серьезно ответил высоченный эльф. – Так и бывает. Но редко. Это… чудо.

========== Глава 32. Случайности не случайны ==========

Ветка сидела на балконе Эребора, как можно быстрее (пока снова не отобрали в силу каких-либо обстоятельств) поедала кусок взятого у Бильбо мяса, лихо запивала вином и одновременно пыталась рассказать Гэндальфу свои мысли по поводу третьего яйца и змеедракона.

Волшебник также трапезничал.

— Что же, — задумчиво сказал он, когда Ветка выложила все свои соображения, — история хранит для нас описания не только урулоков, но также длиннейших змеечервей, и холодных драконов, не извергавших пламени, но оттого ничуть не менее опасных… твои рассуждения не лишены здравого зерна, девица; а говорила ли ты о них Трандуилу?

— С ним поговоришь, — сказала Ветка, — станет он меня слушать.

— Может, недооцениваешь ты отношение Владыки к тебе? — спросил хитрый старикан. — Эти сумеречные эльфы обыкновенно замкнуты и весьма недоброжелательны к чужакам, и соглашались таковых терпеть лишь на гномьей дороге через Лес. Я живу много лет, но ни разу не видел, чтобы какой-то человек был бы так… тепло принят в Сумеречье.

— И так там осрамился, — назидательно сказала Ветка. — Это просто стечение обстоятельств… и Герц. Может, королю совестно из-за лошади, на которую он сразу глаз положил.

— Случайны ли случайности? И случаются ли случайности?

— И любые случайности не случайны, — нараспев добавила Ветка, — я так тоже могу, часами. Гэндальф, если зверюшка вылупится и просочится, так сказать, через канализацию, где ее ловить? Кому она будет угрожать?

Гэндальф подумал.

— Из значимых мест — Сумеречью, пожалуй. Мы же исходим из того, что она будет водной?

— Поясни?

— Стало быть, направившись до Долгого озера, тварь может запросто подняться по Лесной реке к замку Трандуила. Причем, двигаясь под водой, она…

— Может остаться незаметной?

Гэндальф тщательно вытер миску хлебом, съел хлеб, тщательно собрал крошки с бороды и тоже отправил в рот, и, отряхнув руки о серую рясу, встал, прихватывая меч и посох.

— Пойдем-ка к Владыке…

Спрашивая по пути, не видел ли кто короля, они поднялись на широкий наружний балкон — выход на него располагался после подъема по узкой длинной лестнице.

Внутри тут также был балкончик, почти под потолком, нависающий над залом, где совещались короли — Ветке показалось, что это было тысячу лет назад… вот здесь она сидела и грызла подвядшие осенние яблоки в небогатом тогда пищей Эреборе.

А вот на внешнем широком балконе, куда вела крохотная каменная дверца (как Трандуил просочился, согнувшись втрое?..), Ветка сиживала с Двалином, который покуривал трубочку…

Как он там, Двалин, в горах? Нашел ли Железностопа?..

Трандуил резко вышагивал по балкону влево и вправо. Гэндальф, с нарочитым кряхтением пробравшись сквозь невысокий проход в толстой скале, выпрямился.

За ним робко выползла и Ветка, с жутким скрежетом задев за все, что можно, гномскими доспехами.

Трандуил даже не повернул к ним головы.

Эльф метался, не сводя взгляда с леса, синей дымкой виднеющегося далеко на горизонте.

— Что беспокоит тебя, Владыка Трандуил? — изрек Гэндальф, выставляя впереди себя посох. — Уделишь ли нам немного времени? Послушаешь ли ты и о наших опасениях?

— Я слышу Лес, — сказал эльф и повернул искаженное сильнейшими эмоциями лицо к волшебнику и девушке. — Не совершил ли я роковой ошибки?..

— Черные стрелы все равно должны были быть откованы, — возвестил Гэндальф. — Но ты прав, мы недооценили опасность. И Ольва также подумала, что, пока мы сидим тут, так хорошо подготовившись, твой замок в Сумеречье и Лес остались без защиты. Драконов три — и третий все же мог бы выползти из-под Эребора, если бы был тонким и бескрылым.

— Драконов три, — прошептал Трандуил. — Для Дейла, Эребора, Сумеречья. И тогда между Дол Гулдуром и Эребором проляжет пустая орочья степь, река и озеро напитают ее силой, и врата Ангмара откроются для темной армии. Ах, какая ошибка…

Взгляд эльфа пал на Ветку:

— Ты! Это ты рассказала мне о драконах! Ты… после твоих слов я отослал гонцов в Лориен и Ривенделл, думая лишь об угрозе Эребору!

— Я понятия не имею ни о вашей географии, ни о политике, — ощетинилась Ветка. — Я рассуждаю, и только. Что яиц три, я говорила. Что теперь делать? Мгновенно мы в Сумеречье же не вернемся?

— Мы? — надменно переспросил Трандуил.

— Мы беспомощны без зорких глаз крылатых воинов, и так или иначе должны ждать вестей от них… но моя первоначальная радость, что мы хорошо подготовились к нашествию змеев, ослабла, — драматически произнес Гэндальф. — Я вижу лютую угрозу, нависшую над Темнолесьем… и над всеми нами. Атака орков была лишь отвлекающим маневром.

— Я слышу каждое погибающее там дерево, — сказал Трандуил, и вцепился в каменный, выветренный за столетия парапет так, что побелели костяшки пальцев. — Там уже идет бой.

— Подумай, эльфийский Владыка… если ты снова начнешь созывать войска, и вы выйдете без укрытия, вдали от стреломета, на открытую дорогу — вам несдобровать. Рано или поздно одно или два чудовища явятся за вами. Надо думать, как их истребить. Пока что они много слабее Смауга, и жар их, уверяю тебя, не так силен, как его. Великая тревога может направить тебя на неверный путь.

— Я хочу, чтобы ее заключили в темницу, — сказал король, не оборачиваясь. — Я вижу все яснее взаимосвязь, о которой догадался с самого начала. Отчего мы не поверили тому, что безо всяких иносказаний было нарисовано на ее одежде? Отчего мы поверили ее… глазам? — Трандуил повернулся; его взгляд метал молнии, но брови были чуть заломлены, как от боли, — да и глазам бы не стоило верить… желтым змеиным глазам…

— Трандуил… — начал снова вещать Гэндальф, но Ветка его перебила.

— Трандуил, — сказала она, подойдя вплотную и задрав подбородок, — если ты нашел виноватую, сажай хоть на кол, только потом. Пока же… я согласна с Таркуном — нельзя срываться отсюда стремглав. Даже если твое воинство и дойдет… что делать там, если атакуют змеи? Нет стреломета, способного метать черные стрелы… нет столь могучих луков, хотя есть лучники. Надо приманить зверей сюда.

— Они, по одному из преданий, любят есть обнаженных дев, — с болью и иронией сказал Трандуил, — но у нас таких нету в запасе.

— Мухаха, — сказала Ветка, — но у нас есть золото.

Повисло молчание.

— У Торина… есть золото! Не простое…

— А на котором десятилетиями спал магическим сном Смауг! — вскричал Гэндальф. — Смогут ли чудовища противиться соблазну, если вынести злато Эребора наружу?..

— Им, драконам, — заторопилась Ветка, отступив подальше из-под четко очерченного подбородка Владыки, — можно сказать, что это откуп. Дескать, гномы отдают золото, а драконы проваливают отсюда. Что они подумают — неважно… но они будут здесь, чтобы пожрать. И здесь стреломет, и все… это, конечно, означает нарываться на неприятности, но не лучше ли нарваться, чем терять время?..

— Все равно… в темницу, — темпераментно выговорил Трандуил, — и убрать эти ужасные железки.

— Осталась одна проблема, — изрек Гэндальф.

— Торин! — воскликнула Ветка. — Выдрать у него золотишко будет труднее, чем у самого Смауга!

— Да еще для того, чтобы просто рассыпать перед горой, — усмехнулся Трандуил. Взгляд его чуть потеплел. — Пойдем к нему.

— Может, лучше сразу в купальни? — несясь вприпрыжку за эльфом и волшебником, бубнила Ветка, брякая всем своим снаряжением сразу. — Он там, мне показалось, более сговорчив…

***

Крики катались под сводами огромного зала, залитого золотом, не менее часа. Ветка, трясясь, как заячий хвост, сидела под дверью и слушала. Вот глубокий рык Торина. Вот низкий, проникающий сквозь стены, вибрирующий голос Трандуила. Вот оба голоса успокоились и чуть стихли — и тут же льется многозначительная речь волшебника… после которой два короля дружно орут на него. Часть беседы была произнесена на кхуздуле, причем не только Торином — оказалось, Лесной Владыка также владеет этим наречием. Часть — на синдарине, который вполне поддержал король-под-горой. Наконец, двери зала распахнулись.

Короли вывалились в коридор…

— Если бы ты не явился сюда с небесным металлом!

— Если бы ты получше следил за своими морготовыми яйцами, и не выпустил зверенышей из горы!

— Если бы мы не ковали вместе!

— Если бы ты не затащил меня в свои купальни, я раньше ощутил бы опасность!

— Ты как настоящая лесная фея… как жадная фея, лишаешь меня последнего!!!

— Я не возьму последнее, — сказал Трандуил, чуть успокаиваясь. — Давай вынесем из Эребора избыточное.

— Кто сказал, что у меня тут есть избыточное?..

— Не начинай! Пошли лучше своих гномов отпирать сокровищницу, и раскидывать злато!

— О-о-о, — Торин простонал, как раненый зверь. Взгляд его споткнулся о Ветку.

— Ты! К Фили и под замок!

— Зачем к Фили? К чему ей такая компания? — вмешался Трандуил. — В уютную, мрачную, надежную одиночную камеру…

— Может, я Виэль помогу? — брякнула Ветка.

Торин посмотрел ей в глаза и выразительно постучал пальцем по лбу. Затем, словно забыв про Ветку, закричал:

— Глоин! Гномы, ко мне! Дис! Кили! Отпираем сокровищницу! Готовим бочки и мешки… — и стремительно удалился по коридору.

— Она… — начал было Трандуил, но его оборвал Гэндальф:

— Готовься к битве, король. Золото заставит чудовищ сесть на землю. Негоже тебе отвлекаться по пустякам — судьба Сумеречья на кончике твоего меча. Проверь доспехи и коня. Ты должен зарубить змея.

Трандуил неожиданно послушно кивнул, и, бросив сверху вниз на Ветку короткий холодный взгляд, также удалился.

— Однако отвлечь его внимание от тебя было непросто, я даже колдовал, — хитро сказал Гэндальф. — Иди, ищи свое место в этой битве… и постарайся уцелеть, девочка.

— Таркун, а расскажи мне, пока они там таскают золото…

— Да?

— А вот что теперь будет делать Синувирстивиэль? И Бард? Это же любовь, так выглядит любовь эльфа?

— Не всякий раз, и не обязательно она выглядит именно так, — сказал Гэндальф, — видно, у Барда очень сильное и горячее сердце. Насколько я знаю, Синувирстивиэль — одна из наиболее холодных дев синдар, избравшая путь полной чистоты и целительства. Только девы, не возлегшие на ложе любви, могут достигать такого могущества, как она. В чем-то она в лечении даже превосходит Владыку, который, бесспорно, маг, каких поискать… но, как любой убивавший воин, и как мужчина, не предназначенный собственным телом продолжать жизнь, он имеет ограничения во врачевании. Отдайся Виэль мужчине, потеряет часть своей силы, но уж не всю, это точно, ибо изучала свойства трав, плодов и камней долгие тысячелетия. Теперь, полагаю, она будет молчать и решать, что ей делать — пока Бард Лучник не догадается о том огне, который разжег в ее сердце.

— А если он ее не полюбит?

— Можно любить и без ответа, озаряя каждый свой день внутренним светом этого чувства. Виэль служит своему народу. Будет служить и впредь, но с раненым, ожившим сердцем станет еще более могущественной… и легче уйдет в Благословенный край, когда придет время, — задумчиво сказал Гэндальф.

— Я считаю, — авторитетно заявила Ветка, — что полюбить можно только с первого взгляда.

— Да ну? — лицо Гэндальфа разбежалось в смешливых морщинках. — Ну, тебе-то я, конечно, верю! Ты же многих именно так и полюбила?

— Ладно, пойдем… мне ужасно хочется сунуть туда нос, — уныло сказала Ветка. — Но не стоит, да?

— Я думаю, Синувирстивиэль поет сейчас целительные песни, и может, уже и не Барду. Тут много раненых, — сказал Гэндальф. — Если и впрямь не хочешь на время битвы укрыться в покоях Фили, иди к себе и поспи. Золото будут выносить не мгновенно, да и звери должны его почуять. Я надеюсь, инстинкт драконов окажется сильнее воли их повелителя… и их собственного разума. Ты хорошо придумала, девочка, хоть подчас совпадения вблизи тебя и кажутся весьма странными.

— А доступная дева-то, оказывается, в нашем распоряжении имеется, — буркнула Ветка, и Гэндальф рассмеялся.

Девушка не была уверена, что сможет спать. Она отправилась к Фили — но там была Дис, которая, раздев сына до пояса, растирала ему спину крепкими ладошками. Предложенную Веткой помощь принцесса, несмотря на одобрительные возгласы рыжего гнома, отвергла — Ветке было указано на дверь в прямом смысле слова, а Фили достался крепкий подзатыльник.

Бард спал, а Виэль и вправду занималась другими ранеными.

Ветка сунулась к Тауриэль — потрепаться, как девочка с девочкой, но там был Кили, и происходило обсуждение предстоящей битвы и целесообразности выноса золота наружу… вперемешку с поцелуями и кое-чем еще. Ветка выскочила в коридор, поклявшись научиться не только стучаться, но и ждать после стука ответа.

Мэглина она не нашла — Лантир сказал, лаиквенди выехал в пикет.

— Самого здорового нашли? — злобно буркнула девушка.

— Уж явно не самого маленького и нуждающегося в чьем-то присмотре, — парировал красавец нолдо.

И, исполненная тревоги, не нашедшая себе в многолюдном Эреборе места, Ветка вернулась в свою прежнюю комнату, и, сняв наиболее просто отстегивающиеся части доспехов, уснула.

***

Пробуждение снова было тревожным.

Неснятые части доспехов больно впились в бока и нещадно давили. Ветке приснился страшный сон о драконе и предстоящей битве, и она некоторое время не могла осознать, где находится, отчего на столезажжен небольшой светильник, хотя Ветка его задула перед сном, и чей силуэт она видит в неярких отсветах маленького огонька.

Вернувшись в реальность, Ветка, жестяно громыхнув, села.

— Это хорошие доспехи, как бы они ни выглядели, и неплохо подогнаны, — сказал Трандуил. — Только, вероятно, спать в них не стоило. Злато вынесено. Меру его определяли мы с большим трудом — вынесешь мало, звери не почуют, вынесешь много, они быстро наедятся и обретут мощь. Ты же не собираешься участвовать в битве?

— Ну хоть на одного орка моих сил хватит? — прошептала Ветка.

— Лучше тебе подождать тут, — сказал король. — Точнее, я попросту закрою твою дверь… снаружи. А выживший… победитель… откроет. Возможно, Дубощит.

— Ну я надеюсь, что не оставят меня тут навеки! Владыка…

— Да?

— Не запирай меня, — пискнула Ветка. — Может, я тебе пригожусь…

— Я сомневаюсь, — Трандуил встал. — Я слышу гадов. Они и впрямь летят сюда, один — точно. И прибыл Корхаур, живой, но раненый — он рассказал, что над Железными холмами драконы развернулись к воинам ветра… и дали страшный бой. Несколько орлов погибло, одного послали за подмогой. Должен прибыть сам Гваихир, но никто не знает, когда. Все скоро начнется, Ольва. Сейчас ночь… но для драконов это ничего не значит. Вот-вот. Биение сердца битвы приближается, и следопыты доносят о тьме орков, идущих сюда под прикрытием сумрака.

— Я не хочу тут сидеть и пугать себя, что мне откроет орк, — со слезой в голосе сказала Ветка, — пожалуйста… ну пожалуйста…

— Может, встанешь на колени? — иронично осведомился Трандуил, и поднялся. — Мне пора. Я лишь хотел предупредить тебя о том, что будешь заперта, чтобы ты не слишком пугалась.

— Ну пожа-а-алуйста… я…

— Я слушаю.

— Я не выношу, когда меня… запирают… не пускают…

— Не тебе решать. Придется вынести.

Может, и верно, следовало бы встать на колени?..

Тяжелая щеколда упала на дверь снаружи.

Ветка рухнула носом в кровать. И лежала так без движения, прислушиваясь к ужасным звукам, которые вскоре начали доноситься через узкую бойницу окна.

Так прошла вечность, пока дверь не отворилась…

И голос полурослика позвал:

— Ольва? Ольва! Меня тоже не пустили! Выходи! Что-нибудь придумаем…

========== Глава 33. Рохиррим ==========

— Бильбо! Я так рада тебя видеть!

— Ты знаешь… мне запретили выходить туда, в битву, — сказал полурослик, — но я подумал, что никогда не бывают лишними пара глаз и пара рук. Мою печку можно и погасить, это не кузнечные печи Эребора. Да теперь на кухне еще и гномки… — Бильбо как-то осекся, видимо, не желая касаться темы характеров грозных дам, и продолжил:

— Я слышал, как эльфийский король говорил, что запер тебя… и подумал, что…

— Ты правильно подумал! — Ветка поспешно прилаживала на место доспехи. — Ты не видел, лошади какие-то остались?..

— Твоя осталась. Ее же поставили отдыхать, когда поймали — ну, после той ночи. И Серый Барда тоже с ней. Так что…

— Спасибо, спасибо! Я возьму Зиму, а что ты будешь делать? Серого тебе поседлать?

— Мне с Верзилами в одном сражении не слишком везет, — сказал Бильбо, — и уж тем более на большой лошади. Помогу дозорным, буду смотреть с балконов, летят ли драконы или орлы, пригляжу, что с Торином. Если увижу, где могу пригодиться, пойду туда.

— Трандуила не боишься, раз отпускаешь меня? — улыбнулась Ветка, заканчивая экипироваться.

— Да разок уже было… что не побоялся. И тоже тогда отпер кое-какие двери. Очень неплохо, кстати, получилось. И потом, я же теперь Друг Эльфов, что он мне сделает, король-то, — улыбнулся полурослик, — беги, Ольва, ведь зовет же тебя туда сердце!

Ветка еще раз благодарно кивнула, и бросилась по коридору. «Сердце? Скорее страх — сидеть и ждать намного страшнее, чем делать хоть что-то. И там Мэглин… Мэглин в бою, с раненой рукой. Трандуил. Торин…»

Ветка мимоходом подумала, не заглянуть ли к Фили и Барду, но решила, что за этими мужчинами уже есть достаточный присмотр, и им-то наверняка лучше оставаться тут, в горе. И побежала к лошадям.

Бильбо также направился следом, к вратам Эребора, сжимая свой сияющий голубым светом клинок.

***

На пустоши перед Эребором, в получасе быстрого хода от врат, на таком расстоянии, чтобы добила стрела из стреломета, установленного на Вороньей высоте, лежала огромная груда злата — в монетах и слитках, в драгоценных изделиях и самородках.

Золото тускло сияло даже в предутреннем сумраке.

Вокруг шла битва.

Первыми к драгоценной приманке вышли вовсе не драконы, а орки — нескончаемое черное воинство, непонятно, откуда взявшееся. Разведчики, хоть и видели их во множестве, не предполагали, что собралась столь великая орда. Однако враг был здесь, и был многочисленным.

Некоторые орки были даже на варгах.

Оборонявших Эребор и гору злата на пустоши выручало то, что после великой битвы орки потеряли много оружия, которое было тщательно собрано рачительными гномами на переплавку и находилось в горе; а нынешние нападавшие вооружены оказались намного хуже.

И хотя гномы и эльфы были готовы встретиться с великой злой силой, и даже сами вышли ей навстречу, настолько многочисленный враг, атаковавший глубокой ночью, их теснил.

Замысел орков был понятен — отбить лучников, гномов и эльфов лесного королевства от золота, чтобы пропустить к нему юных драконов, которых, впрочем, пока видно не было.

Жар битвы полыхал не на шутку, и оказывалось, что, выставив приманку драконам, короли, составившие план битвы, выстроили капкан и для себя. Положившись на собственные силы, не позвав людей из Дейла, они просчитались.

Но оставаться в тревоге и поминутном ожидании атаки, в осадном положении ни Торин, ни Трандуил не пожелали.

***

В Эреборе было место для скота, повозок и фуража. Ветка была искренне уверена, что содержать лошадей в каменных мешках нельзя, однако Фили рассказал ей, что в Эреборе когда-то держали животных, подолгу и помногу. Гномы всегда предпочитают ходить на своих двоих, касаясь плоти Арды, но при нужде используют и верховых лошадей, и повозки для грузов и товаров, да и обычный скот, разводимый ради мяса, шерсти, кожи, молока.

Стойла занимали просторную невысокую пещеру слева от ворот, которая каменными арками уходила куда-то вглубь горы.

Сейчас лишь в самом начале этой анфилады было немного обжитых стойл, сена, мешков с зерном. На стене, на кованых подвесах оставалось несколько седел, попон, другой амуниции; лошади Эребора, и гномские полупони, и эльфийские верховые, были в бою.

Ветка осмотрела Серого, подумав, что этот жеребец мощнее и выше Зимы, но все же собрала свою кобылу — та точно была легче и стремительнее, суше, и Ветка находилась в стойком заблуждении, что кобылы выносливее. Неизвестная добрая душа вычистила обеих лошадей, так что поседлать и взнуздать не заняло много времени.

С поседланной Зимой пошла Ветка от каменных стойл к воротам. Тайного пути не было — пришлось идти хоть и вдоль стены, но открыто.

У врат находилась многочисленная по нынешним Эреборским временам стража — три десятка гномов и два десятка эльфов, под руководством Эйтара. Было и несколько собранных к бою коней у коновязи.

Увидев Ветку, Эйтар сразу заступил ей путь.

— Владыка говорил, что ты можешь ослушаться его и покинуть назначенные тебе покои. Я не должен тебя выпускать!

— Но я же не эльф, — сказала Ветка, — разве ты можешь определять мою судьбу?

— Вот поэтому я тебя и не выпущу, — решительно сказал воин, — потому что не эльф. Тем более, что я предупрежден на твой счет!

— Эйтар! Ты бы и сам желал быть там?..

— Врата Эребора повреждены, — ответил эльф, — оберечь Одинокую гору — задача ничуть не менее почетная, чем рубиться с орками на равнине! Враг многочисленен, и неизвестно, не придется ли нам встречать отступающих… пока все идет к тому. И тем важнее сохранить убежище неприступным для врага и вовремя открыть для своих. И раненые, и женщины гномов — под нашей защитой. Если желаешь помочь, останься и будь с нами.

— Нет… не знаю, — Ветка ощущала странную маяту, как будто ей любой ценой надо было выбраться наружу. Вот любой ценой, и дело тут уже было не в страхе и не в желании помочь могучим мужчинам, которым — по совести-то — нужны ли были ее слабые силы?..

И ведь Эйтар говорил верно?.. Все верно?..

***

«Барук Казад! Казад ай-мену!» — грохотало на пустоши перед горой.

«Tawar tur!» — вторили гномам эльфы.

— Теснят, — напряженно сказал сверху эльф-дозорный. — Оттесняют от злата, но драконы так и не объявились!

Эйтар и угрюмый начальник гномской стражи, с черными волосами и бородой, шагнули посмотреть…

Ветка и сама не знала, как она вдруг вместе с лошадью оказалась на пустоши, и мгновенно послала Зиму, проскочившую через щель в покореженных воротах, вперед; галопом пронеслась по мосту перед Эреборскими вратами, и затем поскакала по замерзшей равнине.

Дела были не слишком хороши.

Ветка увидела, как со всех сторон к небольшой, как ей сейчас и весьма издалека показалось, кучке воинов возле злата стекались все новые и новые орки — они как муравьи неслись между камней, вроде по одному, гуськом, но без конца, словно выползали из незримых подземных нор. Кличи повторялись реже, и Ветка, всматриваясь на гарцующей лошади, увидела, как был перерублен и упал вымпел Лесного короля.

От ворот отделился Эйтар — эльф скакал за ней с намерением, видимо, вернуть в Эребор, но Ветка вовсю припустила на Зиме в сторону Дейла… собираясь описать плавную дугу и вступить в сражение, когда упрямый эльф от нее отстанет.

«Барук казад!» — раздалось снова.

И вдруг со стороны Дейла послышались звуки боевого горна.

Ветка не имела ни малейшего представления о том, как звучат горны города — но отчего-то сразу готова была поклясться, что это не Дейл. Хотя там и были воины, способные вступить в битву, им не посылали такой вести — а оберечь с трудом обретенный город, видимо, людям было важнее всего. Мужчин, способных держать в руках оружие, после битвы пяти воинств осталось немного.

Торин и Трандуил, пока король Бард был тяжко болен, отослали в город гонца с одной черной стрелой и тремя мифриловыми — но это и все, что было сделано. Еще не оправившийся от десятилетий разрухи, город срочно искал луки и лучников, уходил в подземные убежища, прятал детей.

Ветка осадила Зиму; Эйтар нагнал ее, но не стал хватать лошадь за повод или саму девушку за локти — он напряженно всматривался в пыль на дороге от Дейла.

— Не может быть… Эорлинги! Какими судьбами?..

— Кто? — Ветка вглядывалась и не могла поверить глазам. Многочисленная, плотным свободным строем по дороге из Дейла, со стягами и вымпелами, шла самая настоящая конница! Вот и слитный грохот копыт начал долетать все явственнее; земля дрожала и пела.

— Рохиррим! — донеслось ото всадников, и снова грозно запел рог.

— Эорлинги… дети степей, всадники, рохиррим — тебя сперва считали их народа…

Эйтар пришпорил лошадь, и помчался к всадникам — плащ его бился за спиной шелковыми крыльями, а доспехи сверкали в лучах занимающегося рассвета.

Зима понеслась вслед за вороным жеребцом Эйтара; Ветка не удерживала ее. Сердце сделало сложный кульбит — всадники?.. Дети степей?.. Люди?!.

Так как и конница навстречу двигалась с изрядной скоростью, вскоре Эйтар и Ветка осадили лошадей перед первыми взмыленными конями прибывших.

— Сыны Эорла! Мое имя Эйтар, я приветствую вас от имени короля Трандуила! Вы явились случайно, или же шли к нам на помощь? — вскричал Эйтар. К нему подъехал высоченный парень на ослепительно белом жеребце, с небольшой светлой бородой и разметавшимися вьющимися волосами до плеч. Кольчуга ажурного плетения, легкая, но, видно, прочная, призванная защитить всадника, не отягощая коня, украшена круглыми бляхами. Остроконечный шлем, который венчал пышный конский хвост, сейчас был в руке молодого человека.

Человека.

Ветка аж головой помотала, стараясь избавиться от ассоциаций с Киевской Русью — и красно-зеленые одежды и попоны на лошадях, и фибулы, скрепляющие развевающиеся плащи наверху, и бляхи на конской упряжи, и яркие голубые и внимательные серые глаза, и светлые завитки волос — все было так похоже!.. Как в старых советских фильмах.

— Я Тенгель, сын Фенгеля, благородного владыки эорлингов, — сообщил тем временем предводитель, окруженный знаменосцами, — дошли до нас вести, что над Рованионом видели дракона. А ведь шла молва, что Смауг Устрашающий пал месяц назад от руки человека Эсгарота, Барда Лучника! Вблизи Барад Дура и на границе с Сумеречьем неспокойно, орки тревожат земли даже по нашу сторону Андуина. Мой эоред переправился через реку, и патрулировал чернолесский тракт, чтобы не пропустить истинной опасности. И после известия о драконе я принял решение двинуться к Эребору и выразить почтение Торину Дубощиту… а заодно увидеть, что происходит. Мы прошли резвым ходом, краем Рованиона и Сумеречья, миновали Дейл, и вот мы здесь. Твоя очередь, эльф! Что за битву я вижу?

— Король Сумеречного Леса, Владыка Трандуил Ороферион, сражается на пустоши с отродьями злобных сил, а с ним повелитель Эребора, славный король наугрим Торин Дубощит! И если эорлинги готовы вступить в бой против орков, то доблесть их будет воспета в летописях трех народов! — воскликнул Эйтар. — Сам Бэма прислал вас нам на помощь, иначе как объяснить столь долгий и столь удивительный путь?..

— Не будем терять времени! — вскричал молодой воин. — Эорлинги! Никакой пощады темным тварям! В битву, в битву, рохиррим!

Ветка встрепенулась — кино опять закончилось. Можно было закрыть рот и начать что-то делать.

Слитно, будто вся прибывшая тысяча всадников была единым целым, эоред Тенгеля развернулся в лавину и помчался на пустошь, где кипела неравная схватка.

Эйтар, который и думать забыл о возвращении в Эребор, и Ветка помчались с всадниками. Ветка успевала лишь думать «конница — это сила» и что-то о Чапаеве, мельком восхищаться прекрасными животными, да направлять лошадь, стараясь держаться вблизи от громадного белоснежного жеребца предводителя конных людей.

А еще думала она о том, чтобы отдохнувшая кобылка скорее доставила ее туда, где, возможно, защищают свою жизнь Торин, Трандуил, Мэглин…

Она скакала, сжимая ноги на атласных боках тонкой золотистой Зимы, пока не обнаружила, что летит вровень с белым жеребцом Тенгеля, и что даже Эйтар немного отстал — а остальные рохиррим держатся и вовсе в паре корпусов позади. Где должен быть командир? Правильно, впереди на белом коне.

Ветка начала осаживать кобылку, чтобы слегка отстать, но парень, назвавший себя принцем, обернулся к ней, и прямо на ходу безо всякой улыбки, но и без злобы, сказал:

— Не стоит сдерживать кобылу, раз ты уже проскакал три полета стрелы рядом со мной, юный наугрим. Впервые вижу гнома, который бы смог управляться с такой лошадью.

— Я… кгхым, — сказала Ветка, живо вспомнив, как она приняла Трандуила за женщину, — извините, я не должна была… я беспокоюсь за друзей, а потому тороплюсь, и я не наугрим.

Брови молодого силача полезли вверх, под изящную чеканку шлема:

— Ты…дева? Эльф?

— Н-нет, не эльф. Я человек. Меня зовут Ольва… Ольва Льюэнь.

— Но ты не моего народа! Я думал, лишь ристанийкам под силу… — проговорил было Тенгель, но тут битва приблизилась, и позади предупредительно запели роханские рога.

Юноша встрепенулся и выпрямился в седле, выхватив меч.

— В бой, сыны Эорла! В бой, рохиррим! — заорал молодой человек во всю глотку, сжал ногами коня, ускоряя его и без того стремительное движение, и Ветка бок о бок с ним врезалась в неровный строй орков.

***

… Доскакать — дурацкое дело нехитрое….

Ветка неслась по полю брани, оставив могучего эорлинга позади, втянув голову в плечи и с ужасом слушая, как цокают по доспехам стрелы. Она не стала осаживать кобылу, и, благодаря Зиме, которая вертелась, перепрыгивала через тела, шарахалась, и продолжала двигаться вперед, Ветка уцелела. Стремясь попасть в битву, девушка ни разу не дала себе труда представить мясорубку, которую увидела, и придумать, что она тут будет делать.

Перекошенные морды орков; светлеющие при виде нежданной подмоги лица эльфов и гномов, и сплетающиеся кличи: ««Барук Казад! Казад ай-мену!» «Tawar tur!» «Рохиррим!»

***

И орки дрогнули, и пытались бежать черные твари — но всадники, образовав вокруг груды золота сплошной водоворот, стреляли с коней из луков, кололи копьями и рубили длинными легкими мечами.

И не было ни малейшего шанса уйти врагу из-под копыт многочисленных и рьяных эорлингов.

Ветка услышала рев Герцега, приветствующего подмогу, — в ответ ему затрубил белоснежный жеребец Тенгеля.

Ветка во всю силу рук и ног направила Зиму на голос ганновера.

И тут с небес пали драконы. Один, следом второй.

Рассвет занялся вовсю — молодые твари, в сверкающей на солнце гладкой чешуе, разметав крыльями и орков, и защитников Эребора, начали жадно заглатывать золото, пали в него, распластавшись грудью, вцепившись лапами.

Мига не прошло — их осыпал дождь стрел; Ветка успела приметить, что у одного из драконов вместо левого глаза зияющая алая яма.

И завязла в толпе орков, остановивших Зиму, хватающих и тянущих девушку с седла. Удар орочьей секиры пришелся в мощное железное оплечье, заботливо подобранное ей Фили; другой удар короткого меча скользнул по наручи…

Ветка отпихнула врага, выхватила легкий меч, подаренный ей Дис; рядом откуда-то появились Лантир и Глоин. Ветка, больше не думая ни о чем — только бы пробиться на голос Герца, ржущего уже где-то под самым крылом чудовища, рубила и колола, как получалось.

На нее бросился громадный орк — его горло перерезал Лантир, и Ветку окатило потоком черной горячей крови, мгновенно промочившей ее до самого тела. Другого орка девушка успела ткнуть наугад… и он упал с проломленным черепом, убитый наповал могучим Глоином. Вот уже близко, — вот же Герц, вот! Седло его пусто…

И вдруг многоголосый крик раздался на поле брани.

Рядом с Веткой рухнула на камни пустоши голова дракона, а землю возле нее заскребла когтистая лапа, соединенная с крылом… Девушка оказалась в объятиях огненного зверя; но кричали эльфы вовсе не из-за нее.

На шее дракона лежал Трандуил.

Длинный шип, украшавший голову чудища, вошел ему в грудь, второй рассек горло.

Меч Лесного короля торчал в месте, где голова дракона соединялась с шеей.

Руки Владыки, в сверкающих кольчужных рукавицах, все еще сжимали рукоять меча, и зверь был повержен; но сам Владыка не шевелился.

Ветка стояла, выпучив глаза. Водоворот событий вокруг нее затих и вовсе остановился, как будто никто более не двигался. Звуки пропали. Цвета тоже.

Она шагнула раз, другой, обойдя недвижную голову зверя, протянула руку и притронулась к локтю Трандуила, словно собираясь его позвать, помочь подняться…

В плечо ткнулся Герц; мир вокруг поплыл, а солнце кто-то неожиданно выключил.