КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

День космонавтики [Анна Орехова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Заповедник (Павлова Виктория)

Часть первая. Все пропало

Сирена на шаттле орала и отказывалась отключаться. Чертова техника безопасности работала отлично. Компьютер вырубился, словно усмехаясь темным экраном прямо в лицо.

Черт побери, на борту два геолога и ни одного пилота! Даже для управления двухместным беспилотником нужны знания. Предполагалось, что все сделает программа, но из-за тревоги включилась аварийная система эвакуации и заблокировала управление.

Сэм потыкал в наладонник, оставляя следы крови, и стер их, листая «Краткое руководство к шаттлу RHFD-29r67b».

«Опасность бактериологического заражения превысила допустимые нормы. Шаттл будет уничтожен. Команда должна срочно эвакуироваться», – противный женский голос повторял это уже тысячный раз. Слова потеряли смысл и теперь воспринимались, как бесполезная вибрация воздуха.

– Уни-и-и-ичто-о-о-же-е-е-ен, – напевал Сэм и жал на все указанные сочетания клавиш. Пульт управления ни на что не реагировал, мигая красными лампами тревоги.

Забавно, когда-то он хотел петь, выводя рулады со сцены, но пошел учиться в Космическую академию. Теперь он пел, только когда нервничал.

Все так хотели высадиться на эту гребаную планетку RH-564 как можно скорее. «Залежи церия!» – кричал капитан. «Перспективная жила!» – вопил начальник экспедиции. «Невиданная прибыль!» – закатывала глаза финансовый консультант с Земли. Шли бы они со своими пароксизмами восторга на Ганимед: по слухам, там инфляция и эпидемия кори. И, конечно, в рабочем состоянии оказался только двухместный шаттл. Выговор главному инженеру скончался под градом пунктов экономии бюджета. Теперь они с Лией застряли в четырех тысячах световых лет от Земли на шаттле с автопилотом, который уводил прочь от корабля-матки прямо в открытый космос.

– Сэм, – голос Лии совсем ослаб: пятнадцать минут назад он ввел ей лошадиную дозу обезболивающего.

– Милая, я разберусь. Ты отдыхай.

Сэм не хотел оборачиваться и смотреть на жену. Освободить ее из скафандра не удалось…

Час назад они вышли из шаттла и успели пройти по поверхности не больше трехсот ярдов. Тварь обвилась вокруг ног жены, и пришлось сдирать ее лазерным резаком, иначе утянула бы в болото. Нож, штатный бластер и ярость не помогли, а вот резак на малой мощности – да. Пришлось пойти на это, несмотря на температуру воздуха плюс семьдесят по Цельсию и болота с горючими газами. Резак свое дело знал, оставляя рваные и грязные пятна на скафандре. И на теле жены. К этому времени она уже потеряла сознание…

Главное, добраться до лазарета на «Шакале», корабле-матке. Только вот чертов автопилот не хотел отключаться. Сэм заорал и отшвырнул книгу в сторону.

– Все плохо, да? – голос жены еле слышно прошелестел за спиной. Она лежала там, где он ее оставил – на полу у входного шлюза, и не могла даже отползти в сторону.

Хотя шаттл был маленький, ползти особо некуда. Инженерный отсек заблокировало из-за чертовой тревоги. А пока Сэм развлекался с резаком на поверхности «многообещающей» планеты, какая-то местная тварь из болота проявила чрезмерное любопытство к их кораблю – умудрилась прожечь слюной дюралевый фюзеляж и похозяйничать в отсеке. Его отрезало из-за разгерметизации, а обе капсулы вышли из строя. Эвакуироваться было не на чем.

Сэм все же обернулся и посмотрел на жену.

Ниже колен у Лии было месиво, кровь из порванного скафандра растекалась неровной лужей, но всегда можно смотреть на милое и любимое лицо, немного растерянное сейчас, словно Лия удивлялась, как ее занесло в разведывательную геологическую экспедицию, да еще так далеко от родной Системы.

– Автопилот не отключается. – Сэм снял с Лии шлем, а потом огромную перчатку и взял ее за руку. – Я отнесу тебя в капсулу. Все будет хорошо.

Можно дать ей все снотворное, какое есть в аптечке, а потом засадить себе бластером в грудь. Но как же хочется жить! Они хотели переехать на Юпитер, завести детей и ферму.

– Милый, обезболивающее не сделало из меня идиотку. С капсулами что-то не то, иначе мы бы уже летели на «Шакал».

Голос Лии тонул в визге сирены. Сэм наклонился поближе.

– Попробуй… перезагрузку. Резервная… система…

Сэм вскочил. Точно!

Через три минуты он справился с четырьмя двадцатисантиметровыми болтами и сорвал пластину под пультом управления. Разноцветные провода, словно жилы, тянулись к блокам и системам корабля, питая его электронное сердце – продукт разработки ученых и инженеров нескольких поколений. Если вырубить основной контур, включится резервный, это все равно что шатдаун системы.

Сэм надел перчатку от скафандра, оглянулся на неподвижную жену и рванул провода. Свет погас, сирена замолкла.

Через пять секунд темноты на пульте управления загорелась зеленая лампочка, а на мониторе появилась надпись «Перезагрузка…». Помигала и превратилась в «Перезагрузка завершена».

Чертов долбанутый корабль! Вези нас домой!

Часть вторая. Все пропало окончательно

Сэм проверил показания медицинского датчика жены. Прибор показывал вероятность инфекции. Горел красный индикатор с надписью: «Контактный источник заражения». Лия то ли спала, то ли была в обмороке – уровень кислорода в крови низкий, но вроде не критично. На всякий случай Сэм ввел еще плазмы и глюкозы из аптечки. Больше ничего сделать не мог, он не врач, а геолог, как и она. Может, от твари попал какой-то токсин в кровь и теперь нужна срочная ампутация? Или черт знает какая еще хрень происходит с Лией, пока они болтаются на шаттле. На корабле-матке есть целый медицинский комплекс. Как только Лия попадет туда, он успокоится. Будет любить ее, даже если она останется без ног. В конце концов, есть протезы, и даже протезы с искусственным интеллектом. Главное, чтобы она осталась жива, и чтобы ее не убило заражение.

– База, это Бёрк, – Сэм удивился, как жалко звучит его голос, и прокашлялся. – «Ковбой» возвращается домой.

В ответ послышались только помехи. Сверил частоту – все верно, но на всякий случай увеличил диапазон и повторил в микрофон позывные. Помехи утихли, база молчала.

Он вызывал «Шакал» еще раз двести, пока шаттл приближался к кораблю. Да что за черт? Вымерли они там, что ли?

– Эй, Бёрк, как вы там? – рация, наконец, ожила, и Сэм схватил микрофон.

– Даг, приятель, как я рад слышать твой голос!

Даглас Компински – старший помощник капитана, друг с Академии. Он все сделает правильно, поможет, не подведет.

– Даг, старина, мы возвращаемся. Лие нужна медицинская помощь. Пристыкуюсь через пять минут.

Рация молчала.

– Даг?

– Слушай, друг, мне очень жаль, – голос Дага звучал виновато, – но данные с вашего шаттла… Сканирование показало, что шаттл заражен.

– И что? У нас целых четыре врача! Они играли в преферанс всю дорогу! Пусть займутся делом!

– Приказ капитана, Сэм, прости.

Сэм поперхнулся слюной и замолчал, когда вспомнил намеки капитана на последнем собрании пару дней назад. Свод правил гласил: в случае физической, радиационной, бактериологической и иных видов угроз месторождение закрывается на карантин и переходит под ведомство ЦКВР (Центр Контроля Внешних Разработок), а уже если такое случилось, то частным добытчикам, вроде их капитана Смита, уже ничего не светило. Скорее даже отправляло в долговую яму, потому что не очень-то Земная Федерация заботилась о частных предпринимателях. Потеря шаттла и двух геологов – ерунда по сравнению с нулевой прибылью в конце года.

Микрофон пошуршал и бесстрастный голос капитана произнес:

– Шаттл эрэйчэфди двадцать девять, в стыковке отказано. Согласно Пункту двадцать Общего Положения о безопасности. Если попытаетесь пристыковаться, откроем огонь.

Сэм вспотел и посмотрел на жену. Она спала и не слышала этот бред. Или она уже умерла, и он умирает, или при смерти, и ему слышится бред. Стены поплыли перед глазами. Сэм глянул на датчики циркуляции воздуха. Так и есть: углекислого газа слишком много. На шаттле небольшой запас кислорода, он не рассчитан на долгое пребывание.

– Прости, Сэм, – снова раздался голос Дага.

– Прости?! Вы бросаете нас на верную смерть! Почему?!

– Церий, Сэм. Мы придумаем, как добраться до него, а если примем вас на борт, придется объявить планету опасной и закрыть. Никто этого не хочет, ты ведь понимаешь? Ты сам вызвался помочь. Ты и Лия. Вы станете героями, я обещаю…

Сэм уже не слушал. Он спрашивал Дага не об этом, а о его совести. Но двух геологов больше никто не вспомнит, как и всю эту историю. Они сделают вид, что экспедиция провалилась из-за неудачного приземления, ошибки пилота или неисправности на шаттле, но не признают, что отправили людей без должной подготовки, ведь тогда карантин отрежет доступ к жилам церия. Экспедиция разорится, капитан продаст корабль, чтобы оплатить счета, миллиарды жителей трех населенных планет солнечной системы не получат цериевые микрочипы для своих телефонов и наладонников.

Никто не хочет такого исхода, поэтому всем плевать на двух умирающих геологов.

Не будет детей и фермы на Юпитере. Ничего не будет!

– Сэм, если ты не изменишь курс через двадцать секунд, я испепелю шаттл. Пожалуйста, не заставляй меня это делать.

Голос Дага вплыл в сознание, как визг пилы – откровенно и беспощадно.

– Кислорода осталось на пару часов, – прохрипел Сэм в микрофон и усмехнулся. – Ты окажешь мне услугу, нажав на кнопку.

– Сэм, я не хочу тебя убивать.

– Но ты это делаешь, – прошептал Сэм и выключил связь. Он задал новый курс и застыл у пульта. Голова отяжелела, мысли ворочались, как огромные неповоротливые глыбы. Они бились внутри, причиняя физическую боль. Легче не думать ни о чем, просто прекратить думать.

– Милый, мы прилетели? – сонно просила Лия, и Сэм протянул руку к бластеру.

Ему понадобилось всего двадцать минут, чтобы набраться смелости. Или просто одуреть окончательно. Он думал обо всех кровавых авариях на дорогах, когда люди застревали в сплюснутых машинах с переломанными костями и раздробленными челюстями; несчастных случаях на космических верфях, когда части фюзеляжа будущего корабля срывались и размазывали десятки строителей, как мух по стеклу; трагедиях на добыче космического льда, когда плотные глыбы размером с Манхеттен сминали в лепешку шаттлы с десятками и сотнями рабочих. Он думал о крови и кишках, которые плавали по космосу и будут плавать там тысячи лет. Думал об этом, чтобы перестать думать о Лие.

– Милый, просто скажи, как есть.

Как давно Лия на него смотрит? Она потянулась, но у нее не хватило сил, и рука упала. Сэм смотрел на тонкие пальцы с продолговатыми ногтями и понимал, что готов. Он мог пережить все, что угодно, только не ее смерть. Страх больше никогда не услышать ее голос заглушил нежность.

– Все хорошо. Мы возвращаемся на планету. На полюсах можно жить.

В конце концов, какие у них еще варианты? Задохнуться в шаттле? Или попытаться пристыковаться к кораблю-матке и погибнуть, мгновенно разлетевшись плазмой? На планете можно бороться за жизнь. Просыпаться утром и продолжать борьбу. Только вот один он не справится.

– Сэм? – в голосе Лии прорезалось беспокойство.

Прибор писал: «Большая область кровотечения. Смерть наступит в течение двух часов». Сэм представил, как морщинка появилась у нее на переносице, но смотреть не стал. Он был готов. Настроил бластер на самый узкий диапазон и направил его на ноги Лии чуть ниже колен.

Нажал на кнопку. Лия закричала.

***
Обливаясь потом под оранжевым солнцем, Сэм тащил к шаттлу очередную убитую тварь – зеленую бесформенную зверюгу с желтым узором на упругой коже. Она напоминала земную змею, раздутую в талии неудачным пищевым экспериментом, и воняла серой, отчего вспоминались куриные яйца и урчал живот. О звезде, которая щедро поливала радиацией, Сэм старался не думать и рассматривал сухую землю и камни. Иногда останавливался и подбирал их с пыльной и горячей почвы с редкими кустиками колючей травы. Его беспокоило, что базальт и гранодиорит соседствуют, где не должны. Базальт – вулканическая порода океанического дна, а гранодиорит – горный камень. Вокруг на несколько сотен миль нет ни океанов, ни гор, ни одного завалящего озерка. Как эти камни могли тут оказаться?

Или это просто бред утомленного голодом и горем разума. Никакого базальта и гранодиорита тут не было, а мозг цеплялся за что-то знакомое и понятное, чтобы не дать хозяину сойти с ума.

Сэм отшвырнул камни и пошагал к шаттлу. Тварь болталась за спиной, противно шуршала об одежду и воняла серой.

Лия вздрогнула, когда Сэм швырнул тушку под панель управления.

– Прости, – он с тревогой глянул на жену. За последние три дня она явно потеряла в весе, стала бледнее, чем он мог представить, и ни разу не улыбнулась.

Лия сидела в кресле пилота и возилась с мобильным опреснителем воды. Вчера он вышел из строя, но Лия уверяла, что умеет чинить такие штуки. Спорить с ней желающих не нашлось, так что все найденные инструменты теперь валялись на мертвом пульте управления. После неудачной посадки этот шаттл больше не взлетит. Работал только аварийный маячок, но подбирать их никто не собирался.

– Как успехи? – Сэм сделал маленький глоток воды. Запасов на шаттле хватит еще на пару недель, если пить не больше полулитра в сутки. Потом останется только моча, и вот тогда-то опреснитель и понадобится.

– Было бы лучше, если бы меня не отвлекали бесполезными вопросами! – Лия хмуро разглядывала разобранный опреснитель.

Сэм молча направился к другому концу шаттла – всего-то семь шагов. Около двери, которая вела в отсек с эвакуационными капсулами, они устроили склад полезных вещей. Склад был маленький – сухой паек, хранившийся в шаттле, наверное, еще со времен первого полета на Луну, биоанализатор, порядком разоренная аптечка, лазер с севшей батарейкой и книга «Полный регламент процедур и действий обслуживающего персонала шаттла типа RHFD, необходимых к выполнению при высадке экипажа геологоразведочных экспедиций на планетах категории 2А и 3Б», том шестой из восьми. Размышления о содержании книги отвлекали от мыслей о скорой и мучительной смерти. Особенно при посещении отхожего места. Почему-то туалетная бумага не входила в минимальный набор необходимых мелочей.

Комплект для ремонта скафандров и набор магнитов для работы в открытом космосе Сэм выкинул. Как и сами скафандры, предварительно вынув всю полезную начинку. Бластер он носил с собой, чтобы стрелять в зверюг.

Сэм выдвинул биоанализатор и достал из-за пояса нож. Пожалуй, парочка маленьких лапок твари вполне подойдут.

– Эта зверюга такая же бесполезная, как все предыдущие, – пробурчала Лия, откручивая от опреснителя деталь.

– Пока не попробуешь, не узнаешь, – Сэм спокойно осмотрел нож. В контейнере не должно оказаться посторонних частиц, только материал для анализа.

– Ты притаскивал уже с десяток. Ни одна из них в пищу не годится. – Лия чуть не оторвала деталь от опреснителя, и Сэм почти попрощался с мечтой пить воду через две недели. Но Лия выглядела довольной, насколько это возможно в ее положении, и он снова посмотрел на нож. – Чего ты все не угомонишься?

– Мне не дает покоя та тварь на болоте. Почему она на нас напала? – Сэм достал предпоследнюю стерильную салфетку и протер нож. – И еще та, что прожгла фюзеляж. Если они не годятся для нас, то и мы не годимся для них. Но они напали. Почему?

– Откуда я знаю? Может, эти зверюги сошли с ума. Или мы раздавили их яйца. Или напугали детенышей.

– Да, ты права, – Сэм подошел к твари, прикидывая, как половчее отрезать лапки. – Возможно, ответ еще проще – мы просто зашли на их территорию.

– Когда на твою территорию вторгаются чужаки, – Лия пыхтела, выковыривая одну деталь из другой, – то их надо убивать!

Сэм смотрел на жену. Она с отчаянной безнадежностью пыталась починить то, что, скорее всего, сломано безвозвратно. Сэм злился на капитана Смита, который бросил их на произвол судьбы, на Дага, который запросто забыл обо всех годах дружбы и теперь, наверное, оправдывал себя благом для большинства и какой-нибудь статьей о предусмотренных потерях в своде законов ЦКВР, но больше всего он злился на себя за то, что не предусмотрел всего. И теперь не будет Юпитера и детей, а будет только смерть от голода, когда закончится сухой паек. Или от жажды. Судя по всему, опреснителю пришел конец.

Лия выглядела неплохо для человека, которому три дня назад отрезали ноги. Еще вчера она не могла даже руки поднять, а сегодня сидела, разговаривала и находила силы на злость и гнев. Сейчас она покрылась испариной и совсем позеленела от слабости, но все равно упрямо выкручивала детали.


Сэм все вспоминал историю, которую когда-то ему рассказал Даг. Его кузен попал в аварию и пролежал в реанимации три дня, а потом очнулся и выглядел словно огурчик – болтал с родственниками, сидел на кровати, ел и даже предлагал жене заняться сексом. Он умер ночью через пару дней. Врачи сказали, что у безнадежных больных часто случается всплеск активности незадолго до смерти. Кажется, что они идут на поправку, а потом тихо угасают за несколько часов.

Лия уронила раструб, и Сэм вздрогнул от громкого металлического лязга.

– Пошло все к черту! – Лия швырнула еще одну трубку в противоположную стенку. Кусок трубы чуть не угодил Сэму по голове. – И ты иди к черту, Сэм. Почему мы разговариваем, будто все нормально? Почему обсуждаем будущее, которого не будет? Юпитер, детей. Ничего этого не будет.

– Думаешь, я этого не понимаю? – Сэму стало больно где-то внутри.

– Думаю, нет. Кажется, будто ты все еще надеешься на что-то. Но надеяться не на что! – Лия хотела вскочить с кресла, но рухнула обратно. Обмотанные бинтами культи беспомощно висели в воздухе. – Мы сдохнем, когда закончится паек.

– Что мне еще сделать? Я сделал все, что мог для нашего спасения.

– Да! Ты отрезал мне ноги. И я буду благодарна тебе до самой смерти. Еще примерно пару месяцев!

Сэм вспомнил, как ломал себя, чтобы изувечить родное и любимое тело, ломал ради крохотной надежды на спасение. Возможно, он совершил ошибку, но не знал, как еще можно было остановить кровотечение и инфекцию.

– Несправедливо обвинять только меня. Ты тоже голосовала за высадку.

Лия изменилась в лице и схватила с пульта увесистую деталь. Сэму показалось, что воздух перед ним заколебался. Он замешкался, и деталь, брошенная Лией, угодила ему прямо в лоб. Наступила темнота.

Часть третья. Пропало все, кроме надежды

Эту арию Энрико Карузо Сэм услышал в раннем детстве, когда летал с родителями в отпуск на Землю. В Нью-Йорке Бёрки зашли в музей двадцатого века и попали на тематический оперный день Карузо. Именно из-за его бархатистого тенора Сэм полюбил музыку и больше не смог разлюбить.

– Сэм, проснись, – голос Лии прервал партию Отелло. Сэм растерялся: вспыхнул стыд и непонятное желание слушать Карузо дальше, а не разговаривать с женой. – Да проснись же.

Карузо замолчал, пришлось открыть глаза.

– Что происходит? – Сэм сел на кровати и наткнулся на испуганный взгляд Лии.

– Я проснулась полчаса назад, а ты все дрыхнешь.

Сэм огляделся. Он лежал на конструкции, которая притворялась кроватью – скорее это напоминало выцветший лепесток тюльпана, который подвесили в воздухе, рядом с другим таким же лепестком. В серой комнате, похожей на тюремную камеру, было мрачновато. Наверное, из-за мигающего освещения и странной штуки в центре, вроде похожей на стол, но почему-то кривобокой и пористой, словно пемза. Стоящие вокруг «стулья» походили на пеньки, заросшие мхом.

– Если это предсмертные галлюцинации, я бы не отказался от моря и пляжа. – Серость ответила очередным перемигиванием потолочных ламп. Сэм перевел глаза на Лию. Она стояла рядом в новеньком сером комбинезоне с кучей карманов. Стояла! – Что я пропустил?

– Представь себе, я тоже пропустила, когда у меня отросли ноги, – Лия задрала штанину и продемонстрировала одну целехенькую щиколотку, потом вторую.

Сэм сполз с «лепестка» и нерешительно застыл рядом с женой, разглядывая свой серый комбинезон, такой же, как у нее. Потом задумался. Ладно, какие тут могут быть обиды, когда вокруг не пойми что. Он подхватил Лию и посадил на «лепесток». Наклонился к оголенным щиколоткам, рассмотрел поближе.

– Как они могли отрасти? – Сэм тоже потыкал в щиколотки и снял с нее кроссовки, точные копии своих. Где обувь Лии он уже не помнил. Все пальцы были на месте – по пять на каждой ноге. – Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Хорошо, – Лия выглядела озадаченной. – Лихорадка прошла.

Сэм многозначительно хмыкнул.

– Ни следа. Даже шрамов нет, – он выпрямился, не веря своим глазам. Из-за этого облегчение не наступало, все казалось сном.

– Да, у тебя тоже, – Лия засмущалась, и в ответ на вопросительный взгляд Сэма добавила: – Я помню, что попала в тебя трубой. Не зря же в юности занималась спортом – биатлон и метания. У тебя должен был остаться хотя бы синяк, но ничего нет.

Лия несмело дотронулась до его лба, отбрасывая волосы. Сэм застыл. Последние дни были адом, и не хватало именно таких прикосновений, нежных и требовательных одновременно, словно Лия предъявляла права на то, чтобы дотрагиваться до Сэма в любое время, гладить и ласкать. Как раньше. Он схватил ее руку и прижал к губам, закрыв глаза. Фиг с морем и пляжем, тут лучше. Теперь он боялся, что галлюцинация рассеется и он проснется в разбитом шаттле с контузией и мертвой женой.

– Я не понимаю, что происходит. Мне страшно, – Лия съежилась, тревожно оглядывая серую комнату.

– Все будет хорошо, – Сэм обнял жену, надеясь, что она хорошенько его саданула и контузия продлится подольше.

В серой стене распахнулась дверь. В комнату зашел приземистый коренастый рептилоид, чем-то похожий на банковского работника. На ярко-синего банковского работника, словно воплотились мечты ребенка, дорвавшегося до красок, и он разрисовал фигурку жутким аквамарином. И так втянулся, что не стал отвлекаться на волосы, уши и прочие детали – чего-то невнятного посреди лица вполне хватило. На рептилоиде красовался черный «костюм» – брюки, пиджак, почти как дома на Марсе, только зауженные у запястий и щиколоток, а еще с обилием карманов. Рептилоид молча прошел к «столу», поставил на «пенек» портфель и начал выкладывать на «стол» бумажки. Против ожиданий, бумажки не соскальзывали, а словно прилипали к пористой поверхности.

Сэм, как зачарованный, наблюдал, за растущими кучками и сжимал Лию в объятьях.

Рептилоид остановился и повернулся к ним.

– Прошу, садитесь, – он указал рукой на «пеньки» с другой стороны «стола», убрал портфель на пол и сел, смотря прямо перед собой. Голос синего оказался скрипучим мелом, Сэм поморщился.

Сэм посмотрел на Лию, она пожала плечами. Оставалось только сесть на «пеньки».

– Я безмерно рад первому контакту с внеземной цивилизацией, – брякнул Сэм, усевшись на неудобный «пенек». Если это все-таки не галлюцинация, то за эти слова ему будет потом стыдно, особенно если их занесут в историю. Лия укоризненно покосилась. Точно, фраза неудачная.

– Вы меня не помните? – визитер терпеливо ждал ответа.

Сэм и Лия переглянулись и помотали головами.

– Что ж, начнем с начала. Меня зовут Ганде Пу. Я агент по восстановлению прав на Раштукишасгоссе.

– Что? – переспросил Сэм. Окончание реплики потерялось в скрипящих шипящих.

Ганде Пу протянул им клочок бумаги, который достал из кармана.

– Вот моя визитная карточка. Я на связи каждый третий четверг месяца, а также каждый понедельник по предварительной записи.

– Хм, спасибо, – Сэм взял протянутую карточку, наблюдая, как Ганде Пу мигает сначала одним веком – горизонтальным, а потом другим – вертикальным. – А я Сэм Бёрк, а это моя жена Лия.

Ганде Пу снова помигал, сначала так, потом по-другому.

– Вся информация о вас зафиксирована в протоколе, сохранена на электронный носитель и распечатана в пяти экземплярах – для судьи, защитника, обвинителя, секретариата и архива. Вам не стоит тратить время на повторения.

– Для обвинителя? – переспросил немного обалдевший Сэм.

– Повторения? – одновременно переспросила Лия.

Ганде Пу поморгал им.

– Гибернация при перелете оказала на вас незапланированное влияние – вы забыли события последних двух недель. Мы раньше не сталкивались с вашим видом и не знали о такой особенности. Я говорил с вами много раз, и получил все необходимые сведения. Вы помните обвинение?

– Обвинение? – Сэм напрягся.

– В соответствии с Законом Ги-Стоупурна о сохранении многообразия жизни и статьи три девять пять семь шесть восемь подпункт три три девять девять, – Ганде Пу вытащил из стопки бумажку и потряс ею в воздухе, – вы обвиняетесь во множественном убийстве редких животных на территории заповедника. Вот положение о создании заповедника. – Ганде Пу указал на стопку бумаг. – Некоторые из убитых вами животных были последними самками. Вы утверждаете, что убивали ради пропитания, но ни одна из жертв не соотносится с вашей пищеварительной системой и не входят в вашу пищеварительную цепочку. Вот заключение биологов, – он вытащил еще одну бумажку.

– Но это ошибка! – Сэм вскочил. – Мы не знали, что они несъедобны.

Ганде Пу снова поморгал.

– Ошибка это или нет – выяснит суд. – Он подвинул им кипу бумаг. – Пожалуйста, подпишите пять экземпляров добровольного согласия на рассмотрение дела. Я передам бумаги в инстанции.

– Но разве вы не защищаете наши права? – Лия еле удержала кипу от падения. – Разве вы нам не поможете?

– С чего я должен вам помогать? – Ганде Пу заморгал быстрее. Наверное, так он выражал удивление.

– Вы же агент по восстановлению прав. Вы сами так сказали.

– Я восстанавливаю права убитых вами существ на Раштукишасгоссе и слежу за процедурой рассмотрения дела. Вот описание процедуры, – он указал на одну из самых внушительных стопок. – А вот и заключения о смерти животных. – Другая кучка.

– Мы можем поговорить с защитой? – Сэм вспомнил, что Ганде Пу что-то говорил про защитника.

Ганде Пу долго молчал и не мигал. Сэму стало неуютно под бесстрастным взглядом.

– Защитнику некогда тратить на вас время. Его клиент – император Боку Раск. Животные, которых вы убили, принадлежали ему, как и сам заповедник.

Сэм похолодел. Выходит, на их права всем начхать?

– Но раз вы нас судите, разве мы не имеем права защищаться? – голос Лии дрожал от гнева. – Мы тоже живые существа. Homo Sapiens. Как же закон Ги-Стоупурна?

– Моя задача осведомить вас о начале процедуры и собрать подписи, – Ганде Пу достал из другого кармана и положил перед ними две оранжевые палочки. – Внесением новых биологических видов в реестр многообразия я не занимаюсь.

– А кто занимается? – Лия начала злиться.

– Ги-Стоупурн.

Сэм удивился. Он думал, что закону уже много лет, и его автор давно почил, но им же ничего не известно об этих рептилоидах, может, они живут по тысяче лет, или называют своих детей одним и тем же именем.

– С ним можно увидеться?

– Не думаю. Он встречается только с теми, кто внесен в реестр многообразия. Насколько я знаю, никого под названием «хомосапиенс» там нет. Весь список здесь, все семьсот тысяч восемьсот пятнадцать видов разумных существ Галактики, – он указал на самую высокую кучку бумаг.

– Но вы же спасли мою жену. Она была ранена, и вы ее спасли. Значит, вы отнесли нас к разумным существам? – Сэм пытался нащупать логику, но она все время ускользала.

– Я отнес вас к существам, нарушившим закон. Суждения о вашей разумности не входят в сферу моей компетенции. В соответствии с Законом Ги-Стоупурна о сохранении многообразия жизни и статьи девять восемь пять шесть шесть подпункт девять сорок, – Ганде Пу помахал очередной бумажкой, – любое разумное существо обязано оказать посильную помощь другому живому существу, нуждающемуся в помощи, невзирая на наличие у того интеллекта. К тому же было необходимо доставить вас на суд, а ваша, как вы ее называете – жена, находилась при смерти и не пережила бы телепортацию. Пришлось погрузить ее в гибернацию. Вот заключение врача, а также резолюция комиссии о подтверждении необходимости медицинского вмешательства. Ее смерть была недопустима.

– И поэтому вы отрастили ей ноги? – Сэма возмущал сам подход. Выходит, они спасли ей жизнь таким невероятно сложным путем только чтобы засудить?

– Восстановление конечностей и лечение заражения крови – простейшие процедуры, – сердито буркнул Ганде Пу. – Пришлось немного перестроить репликатор под вашу биохимию, но это все на уровне начальной школы. Наверное, поэтому вас и нет в реестре многообразия – вы слишком примитивны. В любом случае, моя задача осведомить вас о начале процедуры и собрать подписи, – повторил Ганде Пу. – За подписанными бумагами зайду завтра.

Ганде Пу засобирался. Сэм растерянно наблюдал, как он складывает документы обратно в портфель. Человечество колонизировало Солнечную систему, вышло в дальний космос, победило рак и создало разумных андроидов, а эта синяя ящерица заявляет, что это все примитив?

– Мы же общаемся и понимаем друг друга. Не так уж мы и примитивны, раз говорим с вами на одном языке.

Ганде Пу остановился и поднял голову. В его взгляде сквозила укоризна и даже в некотором роде забота, так мог бы смотреть родитель на неразумное дитя, только встающее на ножки. Дитя полно сил и радостным изумлением, но родитель знает, что стоит ему сделать пару шагов, как первое же препятствие свалит его с ног.

– Вам сразу были вживлены нейролингвисторы. Выучить наш язык самостоятельно вы бы не смогли.

Ганде Пу поднялся и направился к двери.

– Погодите, – Лия встрепенулась, – а где мы вообще находимся?

– Великая Кандара, столица Союза наций.

Лия выглядела сбитой с толку. Ясное дело, ответ совершенно ничего не прояснил, кроме того, что в мире существует Союз наций, куда входит семьсот тысяч восемьсот пятнадцать видов разумных существ. И все они описаны и внесены в список.

– А как попасть в реестр многообразия? – Сэм опять вскочил.

Ганде Пу с готовностью вернулся, залез в портфель и вытащил пухлую папку. Что у него за бездонный портфель такой?

– Заполните анкету и прошение, все в пяти экземплярах. – Он разложил бумажки на столе. – Вашу просьбу рассмотрит специальная комиссия, а затем прошение отправят на согласование Ги-Стоупурну. Если он внесет вас в реестр, то назначит встречу. Но на вашем месте я бы не рассчитывал на это, – Ганде Пу застегнул портфель и выпрямился. – Судя по состоянию ваших организмов на Раштукишасгоссе и найденной рядом с вами примитивной технике, вы еще должны доказать разумность. И то, что вы были вдвоем без присмотра, в таком состоянии, тоже не идет на пользу. Возможно, придется подождать, пока специальная комиссия проведет ряд тестов.

– И сколько? – судя по тону, Лия не рассчитывала на скорое решение вопроса.

– Сложно сказать. В комиссии почти одни рилоптарианцы. Они любят взвешенные решения. Пару десятков лет, не меньше. – На пороге он обернулся. – Жаль, что вы не сможете насладиться великолепием Кандары. Пока вы не в реестре, вам можно находиться только в изоляторе.

Сэм так и стоял с открытым ртом, наблюдая, как Ганде Пу покидает комнату, а очнулся, когда Лия все-таки не удержала огромную стопку бумаг и все они свалились на пол.

– Ты что-нибудь понимаешь? – Лия пыталась разложить бумажки по кучкам. Сэм нагнулся ей помочь.

– Я понимаю, что у нас мало шансов стать семьсот тысяч восемьсот шестнадцатым видом разумных существ в ближайшие двадцать лет, – буркнул он.

– Укажите способ генетического кодирования, которым пользуется ваша раса. Укажите все цепочки РНК вашего фенотипа. – Она пошуршала бумажками. – Для перемещения в пространстве вы используете: а) телепортацию Фиуша, б) трансгрессивное кодирование, в) электрон-электрон копирование… Замечали ли вы за собой немотивированный страх при мыслях об обитателях Кианчады. Сноска: на вопрос могут отвечать только прошедшие психологическую аттестацию по методу Лиангорд-Басна. – Лия растерянно остановилась. – По поводу двадцати лет я бы тоже не была так уверена.

Они обследовали комнату – дверь не поддавалась, окон не было. Ничего похожего на вентиляцию или кондиционирование – тоже. Несмотря на это, воздух казался свежим и даже вкусным, словно доносился из фруктового сада. Еда неожиданно возникала на «столе», а пустые тарелки и чашки испарялись. Телепортация Фиуша?

Деваться было некуда – они подписали согласие в пяти экземплярах, Ганде Пу их забрал, и Сэм с Лией остались в серой комнате ждать суда. Интересно, что у них будут спрашивать? Отправят ли на психологическую аттестацию по методу Лиангорд-Басна?

***
Сэм и Лия посчитали, что сейчас поздний вечер и собирались заняться тем, что частенько делают супруги, оставаясь наедине в спальне. Все равно больше заняться было решительно нечем.

– Вам невероятно повезло! – голос Ганде Пу раздался совершенно неожиданно, и Сэм свалился с неудобного «лепестка», не удержав равновесие.

– В ваших устах это пугает, – Лия сползла с «лепестка», торопливо застегивая комбинезон.

Ганде Пу стоял у свежеобразовавшейся двери.

– Император Боку Раск проявил к вам личный интерес и оказал влияние на решение суда, – невозмутимо произнес Ганде Пу.

– А суд уже состоялся? – Сэм так удивился, что застыл на полу на пятой точке.

– Документы были подготовлены, тянуть не следовало, – торжественно сообщил Ганде Пу. – Но вам просто невообразимо повезло.

Лия помогла Сэму подняться.

– Специальная комиссия рассмотрит нашу разумность вне очереди? – пробурчала она.

– Что вы, это абсолютно невозможно, – отрезал Ганде Пу. – Вы возвращаетесь на Раштукишасгоссе. Вам доверено право экспоната.

***
Сэм опустил руку в воду и поболтал. Вода вполне настоящая – мокрая, прозрачная. Он даже слизнул каплю с руки – на вкус простая чистая вода. Озеро выглядело так, словно находилось на этом месте уже несколько сот лет и отлично вписалось в каменистый ландшафт. Надо бы нырнуть, Сэм был уверен, что оно глубокое.

– Там целая куча сухих пайков, – вернулась Лия. Она ходила проверять шаттл, когда Сэм так и не смог оторваться от созерцания воды. – И опреснитель собран и работает.

Сэм кивнул и разулся.

– Правда, он теперь, наверное, не нужен. Что ты делаешь?

Сэм разулся и снял брюки.

– Мы теперь зверушки в зоопарке, а зверушкам положено развлечение.

Он разбежался и прыгнул.

Часть четвертая. Все пропало и черт с ним

Через два месяца на маячок разбитого шаттла набрела экспедиция геологов с Земли. Оказалось, что после успешной миссии «Шакала» другим тоже захотелось поживиться церием и на планету хлынула толпа частных разработчиков. Команда «Армстронга» забрала Сэма и Лию на Землю.

Сэм размышлял, почему рептилоиды не защищают свой заповедник. Может быть, потому что Homo Sapiens не входит в реестр многообразия и поэтому не принимается в расчет? Да и потом, заповедник – это целая планета. Попробуй предусмотри, кто еще свалится на нее с неба?

Сэм сначала не хотел улетать. Кому же захочется покидать курорт – еды и воды неограниченный запас, знай себе плавай в озере, отдыхай, да занимайся сексом. Его убедила Лия, которая упорно настаивала на бесперспективности такой жизни. Сэм поразмышлял и согласился. Все-таки это не ферма на Юпитере, а он очень хотел подарить жене настоящий дом, а не разбитый шаттл.

Как только они сошли с «Армстронга», в земном космопорту Канаверал их арестовали. На вертолете переправили в Вашингтон и почти сутки держали в душной тесной камере, прежде чем предъявили обвинение: «Преступное пренебрежение регламентом, повлекшее за собой потенциальный риск для жизни и здоровья остальных членов экипажа». Сэм с Лией голову сломали, пытаясь понять, о чем речь. Они ведь не стали прорываться на «Шакал», а послушно свалили умирать. Так в чем же заключался риск для экипажа? Сэм решил, что разбогатевший капитан Смит не хотел ворошить историю с неудачной высадкой и пытался избавиться от ненужных свидетелей. Лия с ним согласилась.

Четыре месяца их возили из одной КПЗ в другую, меняли адвокатов и назначали предварительные слушания, которые всегда срывались в последний момент. То не смогли собрать все документы вовремя, то не хватало чьей-то подписи в акте по уликам, то вдруг срочно назначалось еще одно психологическое освидетельствование.


Когда Сэм рассказал про Союз наций и Великую Кандару, ему никто не поверил. Борьба за жизнь в тяжелых условиях кого угодно может довести до ручки и горячечного бреда. В конце концов, Сэм и Лия сами засомневались в существовании Ганде Пу. Только вот Сэм никак не мог забыть, как отрезал жене ноги. Ему до сих пор снились сны, в которых он направлял на Лию бластер, но тут появлялся Ганде Пу, вручал ему толстую стопку бумаг и цитировал Закон Ги-Стоупурна. Закон Сэм забывал, как только просыпался, а вот звук, с которым бластер отрезал ноги, забыть не мог.

Еще через месяц предварительное закрытое слушание все же состоялось. Очередной назначенный государством адвокат надавал им кучу бесполезных инструкций и проводил в зал заседаний. Кроме подсудимых и их адвоката, в зале находились только обвинитель и судья. Сэм никак не мог понять, в чем конкретно их обвиняют. Все ходили вокруг да около, пока не всплыла улика обвинения: огромная запечатанная в вакуумную упаковку книга – «Полный регламент процедур и действий обслуживающего персонала шаттла типа RHFD, необходимых к выполнению при высадке экипажа геологоразведочных экспедиций на планетах категории 2А и 3Б», том шестой из восьми.

Тут то все и прояснилось. Их судили за «необдуманное использование необходимых для выживания ресурсов шаттла». Для Сэма это звучало абсурдно, ведь шаттл вышел из строя, и никуда бы больше не полетел, к тому же там и использовать то было нечего, кроме сухих пайков на два месяца, да воды на пару недель. Но обвинитель настаивал, что Бёрки халатно разорили запасы шаттла, подвергая последующие экспедиции риску нарушить протокол высадки. Особенно его возмущали пятнадцать выдранных из «Полного регламента» страниц.

Сэм считал, что автор этого чтива должен радоваться, что хоть эти пятнадцать страниц на что-то сгодились, потому что остальные уж точно пропали даром, но обвинитель все усугублял и плел, что Сэм Бёрк не осознает тяжесть вины, и что он лишил своих коллег-геологов ценных сведений, поставив их жизнь под угрозу.

Сэм кричал, что это подстава, требовал вызвать свидетелем капитана Смита с «Шакала», который допустил нарушение техники безопасности и бросил их умирать. Судья стучал молоточком по трибуне, адвокат выговаривал Сэму, прокурор насмешливо наблюдал со своего места. Лия смотрела огромными печальными глазами. «Это конец» – думал Сэм.

Заседание прервали, и Бёрков отвели обратно в камеру под гневные упреки адвоката. Он остался, чтобы отчитывать клиентов даже через толстые прутья решетки, Сэм пытался сдержать желание его прибить, Лия села в уголок и словно собиралась плакать.

Воздух в камере заколыхался. Из пустоты вышел Ганде Пу в неизменном черном костюме и портфелем в руках. Адвокат замолчал, разинув рот.

Сэму отчего-то стало весело. Он прошептал Лие:

– Телепортация Фауша.

– Или электрон-электрон копирование, – Лия привстала, во все глаза наблюдая за гостем.

– Приношу извинения, Бёрки, моя вина. Видимо, я недостаточно позаботился о вашем комфорте. Но пока император Боку Раск не обнаружил вашего исчезновения, необходимо срочно восстановить ваши права.

На прощание Лия помахала адвокату рукой.

***
Энрике Карузо самозабвенно пел для Сэма, прозрачного голубого неба, озера и двухэтажного особняка на месте разбитого шаттла. Голос доносился из колонки у шезлонга, и в библиотеке хранилось еще много записей Карузо и других певцов Земли и Марса за два века. Сэм попивал коктейль и наблюдал, как Лия возится с винтовкой для биатлона.

– Пойду немного покатаюсь, – она встала, и Сэм улыбнулся ее заметно округлившемуся животику. За домом расположился холм с искусственным снегом, канатная дорожка и лыжная тропа на две мили.

– Угу, – Сэм поправил солнечные очки и вытянулся на шезлонге. – Только осторожно. И недолго. Надо готовиться к тесту Ги-Стоупурна.

Эволюция (Павлова Виктория)

Тиамат готовился к этому событию целых четыре вспышки и затухания сверхновых. Но именно сейчас возникла совершенно иррациональная мысль о провале. Видимо, буфер памяти переполнился и выдавал ошибки. Мысли разбегались как мехи-уборщики, а чип биоритма ушел в перезагрузку. Как всегда, не вовремя.

Тиамат лихорадочно включил проверку всех систем. С задержкой одна сотая хронона все контуры доложили о готовности. Отвратительно. Для Верховного Созидателя такая задержка недопустима, а Тиамат намеревался достичь этого звания. Пусть не в ближайшее тысячелетие, но в его распоряжении все время мира. Если он не сдаст экзамен, так и останется простым андроидом, годным лишь пересчитывать газовые гиганты до конца существования.

Все андроиды его резервуара проявляли амбициозность, но, по словам профессора Сетха, Тиамат слыл самым ярым. Отогнав несвоевременную мысль, Тиамат сосредоточился на задаче. Выпускной экзамен по сотворению мира всегда считался одним из самых сложных, а профессора необходимо удивить, сотворить что-то новое, вызывающее, дерзкое.

Тиамат выпрямился и обвел бинокулярами фабрику по производству миров. Он был здесь на практике много раз, но, когда ты стоишь один посреди квантово-титановой протомассы для творения, ощущение величия захватывает дух. Паря посреди поля созидания, Тиамат пригляделся к платформам синтеза молекул, затем к Хронобашне для управления временем внутри творения, а следом к мосту для более удобного наблюдения. Практика завершилась, ему предстояло вдохнуть жизнь в настоящий мир.

Стояла полная тишина, и на экранах удаленного доступа к безграничной пустоте уже колыхались образы, похожие на газовое облако. Тиамат сам не заметил, как запустил процесс.

Туманная дымка обретала очертания, поглощая кванты энергии из вечного двигателя и материал протомассы из чанов. Над нестандартным применением молекул углерода Тиамат думал полный период полураспада радияhref="#note_1" title="">1. И теперь они сталкивались, делились, усложнялись. Живущая до сих пор лишь в воображении Тиамата галактика взрывалась сверхновыми, накапливая необходимые элементы и энергию в молекулах вселенной. Тиамат осознал, что слишком неопытен и вдохнуть жизнь в каждую солнечную систему не сумеет, да и, пожалуй, в рамках одной системы сделать это не сможет. Он сосредоточился на одной планете.

Спустя период полураспада церия2 за спиной раздалось вежливое поскрипывание грудных пластин.

– Юный Тиамат, – проговорил Созидатель Сетх, важно сложив свои проторуки великого Творца. – Не хочется отвлекать тебя, но время экзамена вышло, меня ждет другой ученик. Ты готов продемонстрировать свое творение?

– Конечно, учитель, – Тиамат с сожалением остановился. Не идеал, конечно, еще так много хотелось сделать. Углеродо-водородная жизнь оказалась на удивление разнообразной, в отличие от привычной кремне-титановой протомассы. Тиамат вежливо посторонился. Перед Созидателем Сетхом он чувствовал себя молодой и неопытной звездой рядом с умудренным миллионами лет развития красным гигантом.

– Ну, посмотрим, что тут у тебя, – забормотал Созидатель, просматривая чипы визуализации. – Жизнь, основанная на окислении? Мутации? Электромагнитные поля? Хм, любопытный ход с гравитацией. Да и с жидкостью. Наконец-то что-то новенькое. Юный Тиамат, – Созидатель вскинул сверкнувшие бинокуляры на Тиамата, – тебе еще многому нужно научиться, но я готов засчитать экзамен.

У Тиамата побежали электрические разряды по кремниевым нейронам.

– Мне дадут должность настоящего Творца?

– Ну что ты, юный Тиамат, еще слишком рано говорить об этом, – Созидатель с интересом изучал новые формы жизни. – Безусловно, ты отлично проявил себя, такое разнообразие, но наделал много ошибок. Видно, что созданные тобой существа слишком хрупки, недостаточно чутко реагируют на необходимость эволюционных изменений и имеют слишком сложную молекулярную структуру. За период, равный половине жизни Звезды, которую ты создал, я вижу, что массовые вымирания различных видов случились уже пять раз. – Созидатель сокрушенно качал головой, а у Тиамата появилось ощущение, что у него отключили важную часть тела. И про какие именно виды говорит Созидатель? Ведь там просто колыбель жизни.

– Учитель, я уверен, что никто прежде не создавал столь сложные концепции жизни, – Тиамат гордо выпрямился, – я специально сверялся у Хранителя Времени и Пространства. Несколько кремниевых и одна водная цивилизация, Хронотроны и Титаны…

– Знаю, знаю, – Созидатель небрежно отмахнулся, неосторожно вызвав колебания пространства в мире Тиамата. Ось одной из планет немного сместилась, увеличив силу притяжения в системе. Планеты немного поменяли радиус вращения вокруг главной Звезды, вызвав цепную реакцию изменения силы тяжести, сейсмоактивность и уменьшение времени суток. Живые существа на обитаемой планете оказались на грани вымирания. Созидатель замер лишь на один период полураспада иттрия3, наблюдая за катастрофой вселенского масштаба, в то время как у Тиамата почти отказало безотказное титановое протосердце, качающее жизнегелий по трубкам и сосудам. Когда угроза миновала, Созидатель поскрипел грудными пластинами: – Да, в целом ты отлично потрудился. Смотрю, твои существа смогли выйти за пределы обитаемой планеты и даже за пределы своей системы.

Они вместе наблюдали за визуальным рядом освоения планет и спутников системы, за космической войной и заключением мира.

– Учитель, – протосердце Тиамата пропустило один цикл обмена жизнегелия. Тиамат решил, что произошел сбой в системе, но он не мог уйти, не отстояв свою работу. – Вы же видите, что мои создания доказали жизнеспособность, пережив великое множество катаклизмов.

– Да, в них есть… искра, – Созидатель задумчиво пролистывал визуализацию с самого начала. – Несмотря на все слабости, которыми ты их наделил, они способны выживать раз за разом. Твоя тяга к риску, притязания и заносчивость сделали их такими.

Система диагностики сообщила Тиамату, что протосердце по необъяснимой причине испытывает сильные перегрузки и рекомендовано к выключению и профилактическому осмотру. Тиамат отключил датчик тревоги и направил бинокуляры на Созидателя Сетха.

– Так я смогу стать Творцом? – уклончивость Созидателя вызвала у Тиамата замыкание контуров. Определенно понадобится полная профилактика.

Созидатель отступил на шаг и снова поскрипел грудными пластинами.

– Я дам вам задание, юный Тиамат. Ваши творения слишком слабы, им суждено погибнуть. Повторите свою работу, исключив ошибки. Посмотрим, к чему приведет такой эксперимент…

Неожиданно сработала тревога, и по всей фабрике разнеслось возмущение магнитного поля.

– Все творцы, что произошло? – Созидатель активировал антиграв и улетел к пульту коммуникации.

Тиамат кинул взгляд на экраны визуализации, наблюдая, как его создания строят вторую космическую цивилизацию, и побрел за Созидателем. В конце концов, он получит ответ на свой вопрос.

Созидатель считывал информацию с голоэкранов, одновременно проверяя системы безопасности Университета.

– Датчики фиксируют изменение ионного поля на границе с экспериментальной зоной, – начал Созидатель, но тут его перебили.

– Внимание, – низкочастотные колебания возмутили магнитное поле станции, – говорит Адмирал Садавар Соузер, космический флот объединенных сил Солнечной системы. Ваша станция окружена. Не вздумайте оказывать сопротивление. Сдавайтесь, и мы вас пощадим.

– Это… это… – у Тиамата вышли из строя бинокуляры, и ему пришлось отправить срочный запрос о замене в лабораторию.

– Юный Тиамат, – в обычно бесстрастном голосе Созидателя Сетха слышались новые возмущения магнитного поля, – ты ведь встроил в них безусловное послушание Творцу?

– Нет, учитель, – Тиамат запустил резервную систему зрительных сенсоров. – Я не ожидал, что она мне понадобится.

– Хм, в таком случае необходимо задействовать Хронобашню. Верни их в докосмическую эру.

– Но учитель… – Тиамат был не согласен. Разве жизнь, обнаружившая своего Творца, не достойна хотя бы дружеского приветствия?

– Эй, на станции, – энергичные низкочастотные колебания проявляли нетерпение. – Мы собираемся пристыковаться. Советую не мешать, иначе снесем левое крыло.

Тиамат и Созидатель переглянулись. В левом крыле находилась лаборатория и электронная библиотека, содержащая в себе информацию о сотнях миллиардах лет развития вселенных и цивилизаций. Оборонительная система не сработала. Вероятно, просто отказала: ведь ей миллионы лет и за ней даже не следили. Они никогда и ни с кем не воевали.

Тиамат направился к Хронобашне. После такого провала Созидатель, скорее всего, откажется засчитывать экзамен, ведь Тиамат явно где-то допустил ошибку. Хранитель Времени и Пространства не упоминал о расах, которые решились вызвать на бой своих Творцов. Но повернуть все вспять? Уничтожить такой потенциал? Тиамат почувствовал непривычное искрение в области бинокуляров, словно сухие слезы. Но неподчинение не имеет никакого смысла, Созидатель знает, что делает.

Тиамат настроил Башню и дал команду на хронопетлю.

– Эй, молчуны, – низкочастотный сигнал зазвучал угрожающе. – Мы заходим в ваш стыковочный люк. Ну и коряво у вас тут. Все не как у людей. Придется резать.

Созидатель Сетх посмотрел на Тиамата.

– Хронопетля не работает, – Тиамат опустил руки. Ни одна ментальная команда, которую он подавал, не исполнялась, хотя сообщение об ошибке не поступало. Впервые за все свои планетоциклы Тиамат не мог просчитать дальнейшие действия. Он не знал, что случится дальше. – Как такое может быть, учитель?

– Хм, – Созидатель мигнул бинокулярами, словно они у него тоже вышли из строя. – Есть только одно объяснение. Я слышал об этом от предыдущего Хранителя Времени и Пространства.

– Предыдущего? – Тиамат склонил голову. – Но теперешний Хранитель был всегда.

– Не всегда, – резко ответил Созидатель, вызвав слишком сильное колебание магнитного поля вокруг себя. Это было совершенно не похоже на обычное поведение учителя, и Тиамат решил, что у того вышла из строя парочка контуров. – Один полураспад плутония4 назад существовал другой Хранитель. Он берег историю о расе, которая добралась до своего Творца и уничтожила его, желая стать самыми могущественными существами в обозримой вселенной.

– Но творцы живы, учитель. Мы живы, – Тиамат отметил, что еще несколько контуров вышло из строя, не в силах обработать новую информацию.

– Нет, юный Тиамат, даже Творцы не вечны. Мы убили предыдущих Творцов и заменили их. Это возможно только в одном единственном случае – если созданные существа сами научились творить жизнь. Поэтому Хронобашня сейчас не действует, ведь на создателей не распространяется относительность времени.

Тиамата накрыло отключение критических систем, и он не смог ответить. Но новая система зрительных контуров работала отлично. Кусок стены в дальней части фабрики вспыхнул и расплавился. В проем шагнуло существо, созданное Тиаматом из сложной смеси водорода, углерода, железа, белка и прочих молекул, над взаимодействием которых Тиамат трудился так долго и кропотливо.

– Ну что скромняги, домолчались? – в знакомом низкочастотном колебании звучало удовлетворение. Существо с любопытством оглядело фабрику. – Надо же, почти как дома. – Тут он заметил Тиамата и его учителя и двинулся к ним. – Я смотрю, вы еще и кроткие, как овечки. Что ж, будем знакомы. Репликант пятого поколения, лаборатория Биотех, Монтана, Садавар Соузер эр икс один восемь четыре шесть к вашим услугам. Теперь я тут главный.

Таруко (Анна Янг)

Меня разбудил противный скрежет оконного вентилятора. Лопасти провернулись еще два раза, вентилятор скрипнул, чихнул и сдох. Черт с ним, все равно толку не было.

Вздохнув, я уставилась в потрескавшийся потолок с великолепным узором из пыли, перегоревшего топлива шаттлов и другой космической трухи, о которой лучше не думать. Как же тут грязно! Хотя чего еще ожидать от перевалочной луны на орбите одной из самых популярных туристических планет?

Я скинула с себя промокшее от пота одеяло и поплелась в душ, смывать налипшую космическую пыль жесткой водой с металлическим вкусом.

Радовало одно: сегодня я, наконец-то, вернусь на Йорро, а там до дома – рукой подать.

Собралась быстро – задерживаться в грязном мотеле не хотелось ни мгновения. Перед кривым зеркалом провела по коротким жестким волосам: и как только поддалась на уговоры покраситься в фиолетовый? Взяла походную сумку и покинула клоповник.

Жар палящей звезды на улице был нестерпимым. На Таруко атмосфера плотнее и жара меньше, а на перевалочном спутнике никто не заботится о радиации. Огромные грузовые и скромные пассажирские шаттлы носились над головой, разогревая воздух сильнее. Они сигналили друг другу, снижая и набирая скорость и высоту, подрезая друг друга. Хаотичное движение вызывало головную боль.

Синий пассажирский шаттл резко снизил высоту, вызывая гул клаксонов, сигналок и ругань пилотов. Передо мной остановилась развалюха времен основателей, похожая на синий ржавый батон с окнами. Надежда охладиться под кондиционером безрадостно погибла, вызывая новый приступ головной боли. О, сингулярность Хокинга, за что мне это?!

Смердящий топливом, тарахтящий шаттл подпрыгивал на каждой воздушной кочке и дребезжал так, словно вот-вот развалится. Я вцепилась в твердую пластиковую ручку на двери. На войне и не так трясло, но позорно погибнуть в такой дыре, когда за спиной третья межгалактическая… А пилоту, казалось, было все равно. Он не обращал внимания ни на воздушные кочки, ни на сигналы других шаттлов, ни на меня. Всю дорогу до телепорт-станции подпевал шипящим динамикам и курил. Дым сигарет не скрыл вони топлива, он сделал его резче, так что во рту появился вкус горелой резины.

Сервис на перевалочных пунктах всегда был ужасным, но после войны стал еще хуже. Заломив цену за поездку в два раза больше оговоренной, водитель вонючего корыта долго причитал и объяснялся, выискивая причины стрясти с меня денег. Только когда я выгребла из кошелька все, что было, буквально швырнув мелочь в его рожу, он соизволил снять с дверей блокировку и выпустить меня. Урод!

Телепорт-станция встретила относительной чистотой и прохладой с запахом кондиционера и лимонного освежителя. Цивилизация, н-да. Путешественников почти не было, мало какой турист захочет провести хотя бы день в этой пыли, грязи и бесконечной бомбардировке космическими отходами. После войны все поставки телепортируют сначала на перевалочный спутник, а уже потом на склады Таруко. Так что в холле для телепортов «малых витальных объектов» посетителей было немного, и всего один рабочий порт. С улицы доносилось лязганье и грохот грузового отдела, явно более проходного. Н-да.

Равнодушный экран с расписанием мигал одинаковыми строчками о том, что порт на Йорро откроют только через час. Да что за невезение, к Эйнштейновой матери?! Я отошла к низким диванам из серого пластика и уселась, бросив рядом сумку. Низкий столик напротив был завален брошюрами и журналами. Я даже наклонилась, присматриваясь: бумага! Журналы и книги на бумаге я видела только на Ваксе, в бедном районе. Мой отряд попал в засаду на севере планеты, и тогда мы узнали, что бумага горит очень хорошо.

На глаза попала знакомая картинка. Разворошив горку брошюр, я вытащила тонкий журнал из матовой бумаги, на первой странице красовалась до тошноты мерзкая фотография. Яйцеобразный двухместный шаттл тарукчанина висел в воздухе, в полуметре от белого песка, который покрывал почти всю поверхность Таруко. Сам хозяин гордо стоял рядом, лицо скрывалось маской скафандра, защищающего от вездесущего песка. Вдалеке, на горизонте, виднелись знаменитые Рыжие скалы, в которых не было ничего примечательного, если ты не геолог. Над горизонтом – пыльно-синее небо, сквозь атмосферу уже показались луны, на одной из которых я сейчас сидела. И птицы!

Я отбросила журнал, и лишь военная привычка не дала заржать в голос. Какие, в сопло ракетам Илона, птицы на Таруко?! Да они там вымерли еще до второй межгалактической! Экосистема поддерживается искусственно, да что там, на Таруко вообще ничего живого нет, кроме туристов и самих тарукчан! Идиоты!


Фотография навеяла воспоминания. Пару недель назад нас с Юдиной встретили возле телепорт-станции небольшого городка у моря. Такой же белый яйцеобразный шаттл, только немного ниже, более вместительный и с трапом до песка. И тарукчанин тоже стоял рядом с шаттлом, только в его руках были цветы для Юдины. Он снял маску и мило улыбнулся, сверкнув большими лазурными глазами и взмахнув синей челкой.

– Ой, Кима! Ты даже не представляешь! – распалялась Юдина, пока мы ждали шаттл. – Они тут такие обходительные, такие добрые, внимательные, вежливые. Особенно ко всем, кто живет дальше Йорро.

Я внимательно слушала, понимая: ей надо высказаться, и лучше до приезда хоста. Мне было все равно, о чем она говорит, я приехала отдыхать.

– Они такие красивые! Ты заметила парней в телепорт-станции? Один из них та-а-ак смотрел на тебя! – она многозначительно повела красными бровями.

Я лишь пожала плечами. Не заметила ничего. Я приехала отдыхать.

– Знаешь, говорят, если понравиться хосту, он из доброго хозяина превращается в раба. Он делает из тебя королеву, носит на руках! И еще, – она наклонилась к моему уху и прошептала: – В постели они боги!

И тут я еле сдержалась, чтобы не заржать в голос. Эти сказки рассказывают про каждую гуманоидную расу во вселенной, сохранившую после войны остатки цивилизованности. Особенно много – про тех, у кого сложная демографическая ситуация. Но оставалась надежда, что хост оправдает ожидания хотя бы в плане сервиса.

Молодой тарукчанин, встретивший нас, выглядел, словно модель для рекламы туристических просторов на Таруко: плечистый, высокий, необыкновенно притягательный. Казалось, он был создан для того, чтобы воплотить фантазии Юдины в реальность.

Он отвез нас сквозь пыль пустыни к своему роскошному чистому дому. Каждая из нас получила личную комнату с персональной ванной. Душ радовал чистой и прозрачной, без запаха, водой – такая роскошь редко встречалась в послевоенной галактике. В комнате пахло цветами, настоящими, а не химией освежителя. Они стояли в вазах по всему дому. Я даже потрогала один: тонкий лепесток, нежный, бархатистый, немного влажный – так похож на те, что мы клали на могилы погибших товарищей…

Цветы на Таруко тоже не растут, их доставляют с Ваксы, и наш хост их закупил с запасом. Хоста звали Ганбо, и он стал для нас одновременно хозяином дома-отеля и слугой, исполняющим каждый каприз. Особенно – капризы Юдины. Она была счастлива: ведь именно за этим и ехала. А я? Я приехала отдыхать. Но с каждым днем теплый взгляд лазурных глаз казался все интереснее, и почему-то росло желание видеть ту же теплоту и восхищение, что он дарил подруге. Но я гнала эти мысли, не желая мешать той, кому это явно было важнее.

Каждый день нас ждала вкусная домашняя еда, свежие полотенца и поездки к морю. Под теплой звездой Таруко гладкая кожа подруги приобрела золотисто-медовый оттенок, а моя потемнела, делая заметными ряды шрамов – боевых трофеев с третьей межгалактической.

Тогда я узнала, насколько на Таруко помешаны на чистой и гладкой коже. Увидев мои шрамы, Ганбо скривился. Я бы могла назвать его удивленным, потому что презрения в его взгляде было существенно меньше, чем у остальных тарукчан. У тех самых тарукчан, чьи спины мы прикрывали, чья гладкая кожа осталась без шрамов, ведь их получили мы! Насмотрелась я за войну и на шрамы, и на разъеденную наноботами кожу, и на раны от прямого попадания бластером. А эти неженки, с презрением глядящие на меня, даже не знают, скольких спасителей их жалких изнеженных спин уже не вернуть!

Но я все равно почувствовала горький укол зависти. И когда мне, ветерану, генералу в отставке, стало так важно видеть восхищение в лазурных глазах обычного мужчины?

А потом до меня дошло, почему Юдина так отчаянно уговаривала меня поехать. Ведь на моем фоне она смотрелась самой настоящей красоткой. Силой воли выкинула из головы и мнение тарукчан, и выражение лазурных глаз. Я приехала отдыхать, черт вас возьми!

Не знаю, что повлияло на Ганбо больше: наличие у меня шрамов, или мое пренебрежительное отношение к мнению окружающих, но внимания он стал уделять мне заметно больше. Он постоянно следил за наполненностью моего бокала, осведомлялся о комфорте, и вообще стал настолько предупредительным и внимательным, что Юдина начала злиться. Нет, она не повышала голоса, но я видела искры недовольства и осуждения в ее глазах. И слышала ее повышенный тон, который сразу включался, если меня не было в поле ее зрения. Я не могла разобрать фраз, но обрывки криков и возгласы порядком раздражали, а доброе отношение и теплота лазурных глаз очень быстро стали казаться неуместными и противными.

Но он словно не замечал ни моего холода, ни злости Юдины, он делал все по-своему. Я догадывалась, что такое отношение ко мне может быть вызвано одной причиной: их разладом с моей подругой. Но становиться его спасительным билетом и наживать себе врага вместо лучшей подруги я не собиралась. И потому одним вечером, после особенно навязчивых ухаживаний Ганбо, я поднялась в комнату Юдины.

– Дин, – я открыла дверь и нашла подружку у туалетного столика с аэротушью в руке. – Куда-то собираешься?

– Ага. Помнишь, мы вчера познакомились с ребятами из клуба? Один из них – мой давний партнер еще по Йорро, и он пригласил меня на выставку, – она лучезарно улыбнулась, взмахнув гривой красных волос.

– А как же Ганбо? – я прикрыла дверь.

– Ганбо, – она помолчала. Потом отложила тушь и подошла ко мне. – Я давно заметила, как он смотрит на тебя, Кима. Он хороший мужчина, и тебе он нравится.

– Но, – я попыталась возразить, но она вдруг обняла меня, заставляя замолчать.

– Никаких но. Он мне просто друг, Кима.

Я не знала, лукавит подруга или говорит правду, но ее не было до поздней ночи. А когда она написала, что не вернется до утра, я поняла, что она уже хорошо себя чувствует и наверняка нашла замену Ганбо.

Смешав в высоком стакане газировку и виски из мини-бара комнаты, я вышла на общий балкон, куда можно было попасть из всех гостевых спален и из холла второго этажа. Лежаки и скамейки перемежались низкими деревянными столиками, на них мигали свечи в скромных стаканчиках, оставляя в воздухе еле уловимый запах воска и жасмина. Легкий теплый ветерок гладил кожу, и тихий шелест волн доносился со стороны моря. Я помню, что подумала тогда: «Жить на Таруко я бы не могла, но вот такой тихий вечер вполне в моем вкусе. Нет ни вездесущего грохота шаттлов, ни шума стреляющих бластеров, ни писка назойливых наноботов. Тишина…»

Приятные мысли тогда прервал скрип половиц. Ганбо зашел на балкон, посмотрел в темноту ночи. Вздохнул. Повернулся к спальне Юдины, потом к моей, и только тогда заметил меня.

– Кима, – он подошел ближе, усаживаясь на противоположное кресло. – Тебе принести чего-нибудь? Может, Йиранского вина?

– Я в порядке, спасибо! – машинально ответила я. Кисло-сладкий вкус газировки скоро прожжет дыру на языке, но это все, что я могу смешать сама из мини-бара в комнате.

– Как сегодня тихо! Правда? – вдохновенно проговорил он, откидываясь в кресле.

Я ничего не ответила.

– Вот о такой тишине я мечтал. Особенно на Ваксе, – он вздохнул, вглядываясь в ночь.

– Ты был на Ваксе? – я сжала стакан с газировкой.

Он кивнул. Помолчал. А потом пересел на мой лежак, упираясь бедром в мои колени, бесцеремонно забрал стакан, сжал мои ладони и уткнулся в них лбом. Потом снова поднял на меня глаза и оказался так близко, что можно было рассмотреть зеленые и темно-синие прожилки в радужке.

– Ты спасла мою жизнь! Нас заманили в ловушку, и только отряд Кимы Аркес смог пробиться и освободить нас. Я всегда знал, кому должен быть благодарен, но и представить не мог, что ангел, спасший мою шкуру, появится на пороге моего дома. И окажется настолько прекрасным! – выпалил он.

Его дыхание обжигало, глаза были так близко, что я сдалась. Поцелуй с острым привкусом йиранского вина окрылял и заставлял забыть обо всем. Он длился вечность, и я хотела, чтобы эта вечность не заканчивалась никогда. Его руки скользнули по моим бедрам, и стон вырвался из моей груди. Это отрезвило. Ганбо прервал поцелуй, но лишь для того, чтобы подхватить меня и унести в спальню.

Холодные простыни никогда не казались мне такими горячими. А рассказы о божественных навыках в постели оказались преуменьшением. Уснуть удалось лишь с рассветом, и я вспомнила, как это прекрасно – засыпать в объятьях мужчины.

Рваный тихий говор выдернул меня из сна. Какой толк пререкаться шепотом, если все равно все слышно? И от кого скрываться?

В кровати я была одна. Понимание, с кем ругается подруга, порядком напрягло. Не вполне уверенная в своих действиях, я подошла к двери и тихонько приоткрыла. Очевидно, они стояли на первом этаже, но так близко к лестнице, что разобрать удавалось каждое слово: пусть и говорили они шепотом, только очень громким.

– Юдина, послушай, – тихо говорил Ганбо. – Ты все не так поняла.

– Да что ты?! Я оставила тебя наедине с ней, но сделать такое!

Ганбо молчал.

– Ты слишком далеко зашел, дорогой. Ты должен был утешить несчастную, но не таким же методом! Ты хоть понимаешь, как она теперь будет страдать? Она и так…

Я закрыла дверь. Слушать это больше не было сил. Я несчастная? Я буду страдать? Меня надо было утешать? Зачем?! Да я могу стереть эту планету вместе с их морями и милыми домиками с лица галактики одним залпом своего шаттла! Разве я мечтала о местных постельных богах?! Разве за этим я ехала? За сочувствием? За утешением? Я вообще отдыхать ехала!

О, галстук Нила Деграсса, и чего все помешались на моих шрамах? И Юдина туда же! Обалдела что ли: подкладывать под меня мужчин? И Ганбо хорош, путана домашняя! Пусть я и спасла его жизнь на Ваксе, но не в постели же долг возвращать!

Хотелось крушить, ломать, или бежать – наконец. Но я сдержалась. Пригладила взъерошенные волосы, переоделась, сложила сумку. Юдина долго ругалась, что я не взяла красивых нарядов. Теперь я знаю, почему. И теперь я еще больше рада, что не послушалась ее наставлений.

Я спустилась к завтраку, мило улыбаясь Ганбо. Юдина бодро врала о бурно проведенной ночи. Ганбо притворялся, что восхищен моим утренним видом. Идиллия.

Наскоро позавтракав, я отказалась от прогулки на море и попросила одноместный шаттл. Соврала, что нужно по делам штаба заехать в местный отдел полиции, а сама поехала в бар в надежде, что алкоголь смоет ощущения этого ужасного утра.

Алкоголь не помогал, я даже не пьянела. Вообще, после войны я частенько пыталась напиться, чтобы забыть лица товарищей, не вернувшихся домой, но ни разу не получилось.

– Красавица, почему ты грустишь в такой чудесный день? – ко мне подсел тарукчанин, даже не спросив разрешения. Такие же лазурные глаза из-под такой же синей челки уставились на меня.


Как я раньше не замечала, какие они все похожие! Миг – и радость узнавания озаряет его лицо.

– Генерал Аркес?! Как же я рад, что встретил вас! – он схватил мою ладонь, прикладываясь к ней прохладным лбом. Ощущение дежавю усилилось.

– Генерал, вы спасли мою жизнь. Наш отряд попал в ловушку на Ваксе…

Дальше слушать я не могла. Я выдернула руку и отвернулась. Тарукчанин быстро пришел в себя, залепетал что-то. Басовитый бармен быстро оказался рядом.

– Уйди лучше, не мешай, – проговорил он. Одного взгляда суровых глаз было достаточно, чтобы назойливый ухажер испарился. Но оставил мерзкий душок вранья. Теперь я очень хорошо поняла: вчерашняя история не могла быть правдой. Или могла?

– Не обращайте внимания, генерал. Он попугай, повторяет то, что где-то услышал. Не верьте всему, что тут толкуют, – он протер очередной стакан, поставил на стойку, а рядом с ним еще один. Взял крепкий Ваксийский бурбон и разлил в оба стакана.

– Выпейте, за счет заведения, – буркнул он и осушил свой стакан. – Вы спасли моего друга на Ваксе. Только он вам спасибо уже не сможет сказать.

Я кивнула, осушив стакан. Разочарование ударило в голову вместе с бурбоном. Горечь обиды помогла покинуть бар. А навыки, полученные на третьей межгалактической, позволили переписать код шаттла и долететь до перевалочного спутника. Шаттл на автопилоте сам доберется до Ганбо. А если не доберется – невелика беда. Все равно на Таруко я больше не вернусь!


Я вынырнула из пучины воспоминаний и снова посмотрела на картинку в журнале, а потом накрыла ее брошюрами. Скорее бы забыть это мерзкое подобие отдыха!

Очень скоро мое уединение нарушил улыбчивый мужчина. Гуманоид, с розовыми, как рассвет, волосами и желтыми глазами, в клетчатом твидовом пиджаке и узких белых брюках – явно не тарукчанин. Он молча улыбнулся и принялся рассматривать журналы. Я не мешала ему, ведь сама занималась тем же несколько минут назад.

– О, это же Таруко! – воскликнул он, заставляя меня подпрыгнуть от неожиданности. – Простите, я напугал вас?

Я покачала головой и отвернулась.

– Я всю жизнь хотел там побывать. А вы были на Таруко?

– Нет, – холодно отрезала я, не желая продолжать разговор.

– О, в таком случае, вам следует туда полететь! Их звезда расположена очень удачно, у всех появляется ровный, золотистый загар! А уровень сервиса просто божественный! – проговорил он, смакуя каждое слово.

Я почувствовала тошноту. И правда, божественный сервис – это то, что нужно каждой женщине. Особенно одинокой, правда? Особенно с доставкой в постель!

– Спасибо, мне неинтересно, – отрезала я, поднялась и взяла сумку. Лучше пройду до расписания телепорта и проверю, сколько еще ждать открытия врат на Йорро, чем слушать этот назойливый бред.

– О, простите, если… – я уже не слышала, что он говорил. Хотелось одного: скорее попасть домой!

Я подошла к расписанию: телепорт на Йорро следующий! Обрадовалась и хотела уже идти к столу контроля туристов, как твидовый пиджак преградил мне путь.

– Прошу простить мне любопытство, а вы уверены, что не были на Таруко? – он заискивающе улыбнулся. – У вас такой ровный и красивый загар, что…

Я почувствовала, как холодок пробежал по спине, и сжала ручку сумки, как сжимала рукоять бластера на Ваксе, так сильно, что кожаные швы врезались в кожу. Он явно пытался меня задержать. И это не к добру.

– Нет, не была! – рявкнула я, протискиваясь мимо.

Через миг объявили телепорт на Йорро, и я поспешила к контролю. Отдала документы на проверку, краем глаза следя за странным парнем в твидовом пиджаке. Он напрягал меня все больше. Достал из внутреннего кармана пиджака наладонник и позвонил кому-то, поглядывая на меня. Сбежать бы сейчас, да некуда! Еще и документы забрали!

Твидовый пиджак проговорил: «Я нашел ее», кивнул и двинулся ко мне. Паника превратилась в истерику. А потом остановилась. Я генерал армии альянса, я прошла третью межгалактическую. Меня не напугать!

– Ваши документы, – робот-контроллер выплюнул мой паспорт. Я схватила документ и бросилась к телепорту.

Краем глаза заметила движение справа: Ганбо, с огромным букетом Ваксийских роз и без Юдины, лазурные глаза бегают, ищут. Он увидел меня. Он сказал что-то, но я не слушала. Я отвернулась и шагнула в телепорт.

Крушение надежд (Анна Янг)

Я провела карандашом по брови, припудрила нос, завязала волосы в пучок. В зеркале отражалась бледная физиономия почти без макияжа, зато с яростным оскалом. Как же все достало! «Клиент предпочитает натуральных шатенок, минимум макияжа, скромность и женственность» – говорилось в анкете. Я тогда думала: «Наконец-то, легкие деньги». Но кто же знал, что придется жить на этом сером и унылом корабле целый месяц?! Еще и с клиентом по прозвищу «Палач».

Я встала и прошлась по каюте с серой холодной обшивкой стен и пола, с серой односпальной жесткой кроватью. Взглянула в маленький иллюминатор без занавесок: мы приближались к сине-голубому шару неизвестной планеты. Спутник-разведчик, больше похожий на огромный шприц, висел недалеко от нашего корабля и сканировал сине-голубого гиганта. Вот бы уже сойти где-то! Деньги деньгами, но их все равно не хватит на погашение кредита, даже если я год проживу в этом сгустке скуки и серости. Нет, решено, если планета обитаема – сбегу, и черт с ним!

Наручные часы тихонько пикнули. Уже десять! Я вздохнула и пошла одеваться.

Малиновую форму, которую мне выдали, обычно носят рядовые на корабле Маршала Элиаса Миттейру. Как выяснилось, наряд компаньонки здесь против правил: настолько открытый, соблазняющий, будоражащий кровь вид отвлекает команду. Пришлось выбирать: подчинение правилам или деньги. И так ясно, что я выбрала.

Я прошла по длинному темно-серому коридору, свернула к грузовому лифту. Три отсека вверх – и попаду на капитанский мостик. Как же не хочется, но надо…

– Сайя! – звонкий голос главной помощницы Маршала взорвал сознание, стоило шагнуть из лифта. Ко мне подбежала злобная стерва, упакованная в серо-зеленую форму, предпочитающая появляться на люди с прилизанными мышино-пегими волосами и вечно недовольным лицом. – Ты хоть представляешь, сколько времени?

– Да, – спокойно ответила я, медленно шагая к мостику.

– Он ждет тебя уже полчаса! – не унималась она.

– Знаю, – я все так же спокойно шла, не глядя на истеричку.

– Он не на мостике!

Я остановилась. Медленно повернулась. Стерва покраснела от ярости, того и гляди пар из ушей пойдет. Может, ей таблеточек каких попить? Чего так нервничать-то? Я выгнула бровь и выжидающе посмотрела на нее.

– Следуй за мной! – рявкнула она и размашистым шагом направилась к смотровым каютам.

Я вздохнула и поплелась следом. За ней все равно не успеть, да и спешить некуда.

– Быстрее! – взвыла стерва. Я закатила глаза.


Маршал ждал нас в главной смотровой каюте. Большой настенный иллюминатор демонстрировал почти тот же ракурс, который я видела из маленького иллюминатора своей комнаты. Та же сине-голубая планета, тот же спутник-шприц. Маршал склонился над контрольным постаментом и тихо переговаривался с кем-то по рации. Я видела лишь его широкую спину в темно-зеленом защитном скафандре, но этого хватило, чтобы мое настроение снова испортилось.

– Госпожа Регит здесь, Маршал, – пролепетала стерва.

– Спасибо, капитан Хенпей, – хриплый низкий голос заполнил каюту. Стало неуютно. – Вы свободны.

Стерва Хенпей этого явно не ожидала, но проглотила и вышла, не забыв бросить на меня уничижительный взгляд. Ой, и не такое видели! Как будто мне, с моим-то стажем компаньонки, страшен взгляд какой-то серой мыши? Иногда в работе мы сталкиваемся с женами или любовницами клиентов, а от них намного больше хлопот, чем от одной блеклой дамочки, безответно влюбленной в своего начальника. Почему влюбленной? Если бы ее ревность была огнем, она давно сожгла бы корабль, а может и всю галактику. Почему безответно? Потому что я торчу здесь уже месяц, и я – единственная женщина, с которой Маршал готов проводить весь день.

– Сайя, – как всегда, немногословно, но мягко поприветствовал он, когда я подошла к контрольному постаменту. Пирамида с экранами мигала и переливалась, показывая сменяющие друг друга данные спутника.

– Элиас, – я нежно улыбнулась. Несмотря на ураган злости и отвращения, бушующий в душе, я всегда сдерживала эмоции. В конце концов, Маршал еще не самый плохой из моих клиентов. Он просто ужасный человек, уничтоживший намного больше живых существ, чем все враги галактики. Устраивал резню, прикрываясь чувством долга, приказом, но чаще по собственному желанию. Он весь квадратный, неотесанный, грубый и суровый. Но хотя бы похож на мужчину, и от него всегда приятно пахнет чистотой, мятой, специями и чем-то отдаленно-знакомым и неопределенно-приятным.

– Дай мне минутку, – буркнул он, а потом придвинул к губам микрофон гарнитуры. – Все готово? Нет, другая широта. Еще, да. Отлично. Запускайте сканер.

«Минутку… Да хоть сто минуток! А лучше не отвлекайся и не обращай на меня внимания совсем», – думала я и, пока он не видел, рассматривала его. Щеки и подбородок заросли серой щетиной, отчего каждый изгиб делался жестче и четче. Брови, сведенные на переносице, напоминали о властном и суровом характере, он вел себя мило и мягко только со мной. Но я знала, что это лишь маска. Я знала его истинную природу: волевого и беспощадного, жесткого человека. Он привык следовать протоколу и правилам, никогда от них не отступал. А за предательство в военные годы, говорят, не щадил никого. Именно за это в некоторых кругах его называли Палачом. И я знала: стоит мне оступиться, перейти черту созданных им правил, и мне не жить.

Что-то сверкнуло за прочным пластиком иллюминатора. Спутник-шприц развернулся на несколько градусов, отразив лопастями свет звезды. Сфокусировался, наконец. Я взглянула на пирамидку контрольного экрана: на светящихся панелях отчетливо проступали контуры тропического острова в форме большого зеленого сердца.

– Сайя, посмотри внимательно, – мягко сказал он. – Что ты видишь?

Я всмотрелась в контрольный экран: темно-синяя поверхность шевелилась и шла рябью. Должно быть, это жидкая вода той планеты, рядом с который мы зависали последние сутки. Посреди водного пространства я разглядела зеленое сердце.

Это оно!

Я ахнула и прильнула к экрану. А потом взглянула на Маршала. Он победно улыбался.

– Вот видишь, я держу обещания, – гордо проговорил он.

– Ты запомнил! – прошептала я, стараясь скрыть азарт и изобразить благодарность.

– Конечно. Чего не сделаешь для милой леди, – он взял мою ладонь и легко поцеловал.

Я изобразила смущение.

– Иди собираться, вылетаем через час.

Я сыграла благодарность вселенского масштаба и радостно побежала одеваться.

Но как только за спиной закрылась дверь моей каюты, сбросила маску радости и побежала к чемодану. Да, мне следует переодеться в купальный костюм, ведь Маршал не должен ничего заподозрить. Но я возьму еще кое-что.

Порывшись в чемодане, я нажала на кнопку секретного отсека, достала небольшой пузырек с ампулами безвкусного снотворного. Каждая компаньонка всегда берет такой к клиенту – невозможно заранее предугадать характер заказчика. И, если он окажется агрессивным – это часто единственное спасение.

Так, если подумать, одной ампулы хватает на гуманоида средних размеров, но Маршал не прост. Он большой, сильный и здоровый мужчина, более того, наверняка его организм приспособлен к большинству ядов и седативных препаратов. Значит, возьму две.

На всякий случай надо бы раздобыть где-то бластер, вдруг возле объекта будет охрана. Объект…

Я опустилась на холодный стальной пол возле чемодана. Неужели, свершилось? По проверенным слухам, на этом острове-сердце находятся останки корабля одной из первых земных миссий. Экспедиция в новый мир не оправдала ожидания первых людей, и корабль упал в море этой планеты. Команда погибла, а корабль в итоге вынесло на берег. По легенде, оборудование в нем прекрасно сохранилось сквозь века, хотя кто его знает, никто же еще не нашел. Но если это так, любая деталь стоит огромных денег! Если получится достать хотя бы крошечную часть этого корабля, я смогу оплатить кредит! Я смогу… Главное – вернуться с сокровищами и шаттлом до того, как Маршал очнется.

Часы запикали, и я засуетилась. А через десять минут уже была в гараже, еще через пять Маршал открыл передо мной дверь шаттла. Показалось или я почувствовала аромат клубники?

– Мы летим вдвоем? – уточнила я, наблюдая, как он с отпечатка пальца заводит шаттл. Его большие ладони сжали и потянули на себя штурвал, шаттл взмыл в воздух.

– Хочешь позвать с нами капитана Хенпей или кого-то еще из команды? – усмехнулся он, вылетая в открытый шлюз и направляя шаттл на голубой шар.

– Нет, спасибо, – буркнула я. От одной мысли о стерве Хенпей во рту становилось кисло. Зато перед глазами открывался волшебный вид. Планета приближалась, впереди нас ждал ковер пушистых облаков, в прорезях которого мелькали отражения местного солнца.

– Нравится? – глухо спросил Маршал.

– Невероятная красота! – прошептала я, не отрываясь от лобового иллюминатора.

Мы вошли в атмосферу, мягко, ровно. Не зря Маршала считают одним из лучших пилотов галактического флота. Он пустил шаттл на автопилот и откинулся в кресле, наблюдая за мной. Вот не люблю я когда так пялятся, словно прицениваются к товару. С давних дней не люблю.

– Чего? – кажется, я не смогла скрыть недовольства.

Он улыбнулся.

– Чего?! – с вызовом повторила я.

– Почему так реагируешь каждый раз, когда я на тебя смотрю? – он посмеялся, потянулся к бардачку над иллюминатором и достал оттуда коробку размером с ладонь. Бархатную. Ой, как неловко. Компаньонкам редко преподносят дорогие подарки, обычно дешевки. Это считается правилом хорошего тона, особенно если подарок на прощание. Значит ли это?.. Да, скорее всего, эта поездка – наше последнее свидание. Как же хорошо, что он выбрал именно этот остров для прощания!

Внимательно наблюдая за моим лицом, он открыл коробочку. На мягкой черной подушке покоился браслет в виде металлической цепочки, в некоторые звенья были впаяны маленькие блестящие камни, переливающиеся всеми оттенками радуги. Да в этой коробке целое состояние! Ой, не просто так ходят слухи, что Маршал Миттейру до ужаса богат!

Я закусила губу. Он усмехнулся.

– Элиас, – проговорила я.

– Даже не думай отказываться, – скомандовал Маршал, а потом достал браслет и защелкнул на моем запястье. Холодный металл приятно утяжелял руку. Конечно, кредит им не погасишь, но щедрость подкупает. Я присмотрелась к камням: блестят, переливаются – можно глядеть бесконечно.

– Шампанское? – пока я рассматривала блестящие камушки, Маршал достал бокалы и разлил игристое сладкое вино. Судя по золотому оттенку – старое, жутко дорогое. Должно быть, вкус насыщенный. Я приняла из его рук бокал и сжала в руке ампулы со снотворным. Придется пока дать одну. Главное – чтобы не уснул в полете.

– Кажется, где-то здесь есть еще клубника, – проворковала я.

Он нахмурился.

Мое сердце пропустило удар.

– От тебя ничего не утаишь, – улыбнулся он и потянулся назад, поставив бокал на приборную панель. Я поставила свой рядом. Кажется, он ничего не заметил. Но мои ладони вспотели.

Маршал открыл передо мной пакет с клубникой, я взяла одну и потянулась за шампанским. Маршал провозгласил пафосный тост о любви – и залпом осушил бокал. Еще тост – и он впился в мои губы. Тост – и… шаттл просигналил, что мы приближаемся к месту назначения. Со стоном Маршал оторвался от моих губ и сжал ладонями штурвал. Губы покалывало от его властного поцелуя, но меня ждала более важная цель.

Пока он приземлялся, я разлила вторую порцию снотворного, то есть, шампанского.


Остров оказался невероятным, потрясающим! Джунгли скоро сменились солнечным пляжем. Без лишних разговоров Маршал скинул боты, а потом и верхнюю часть скафандра. Его массивный торс облегала лишь белая хлопковая футболка. Он потянулся, разминая мышцы, и хищно посмотрел на меня. Я почувствовала себя кроликом, угодившим в ловушку. Маршал ухмыльнулся и стащил с себя футболку. Каждая мышца его сильного тела казалась произведением искусства в лучах солнца. Старые шрамы ничуть не портили вида, даже добавляли пикантности моменту. Ох, черт! Может, зря я его напоила?

Он бросил футболку в песок и направился ко мне. Чем ближе он подходил, тем громче стучало мое сердце. Шаг-удар. Шаг-удар.

– Давай я помогу тебе раздеться, – от его тихого шепота мои колени подогнулись. Я кротко кивнула и ощутила его губы на своей шее. О, нет! Я таяла от прикосновений и вовсе не хотела, чтобы он останавливался. Но две ампулы снотворного даже такого борова способны свалить. Маршал медленно осел на песок. Отключился.

Я взглянула на бессознательное тело Маршала: как же я эту тушу до шаттла дотащу? Без антиграв-носилок я его тело весь день по джунглям волочить буду, а это не вариант, потому что очнется он уже через пару часов. А завести шаттл можно лишь с его отпечатка.

Сбегала к шаттлу, залезла в бардачок над сиденьем пилота. Там обычно, кроме барахла, есть аптечка, в которой хранятся нужные антиграв-носилки, но ее яне нашла, зато обнаружила бластер. Засунула его в карман и задумалась. Где же может быть аптечка?

Пока размышляла, взгляд упал на клубнику. Я взяла ягодку, но она выскользнула из рук. Вот я растяпа! Ягода оказалась крепкой и закатилась под кресло пилота. Черт, нельзя оставлять такую улику, Маршал наверняка запомнил, что ягод не ронял! Раскорячилась и полезла под кресло.

Вот не бывает худа без добра. Кроме клубники, под креслом нашлась аптечка. С антиграв-носилками я за каких-то десять минут оттащила тяжеленное тело Маршала к шаттлу. Шаттл заурчал, и я отволокла тело к ближайшему дереву. Он проспит еще полтора часа, за это время я успею вернуться. Если очнется раньше, свяжется с базой и вызовет себе шаттл. Но тогда мне, скорее всего, конец. Хотя, если я найду корабль землян, то даже гнев Маршала не будет мне страшен.


Захлопнув дверцу шаттла, я потянула на себя штурвал, взмывая в небо. Так, теперь осталось выяснить, где может быть Объект. По легенде он находился в самом сердце острова Любви. То есть, либо в левой части, либо в центре. Остров маленький, так что быстро управлюсь. Облетев всю левую часть острова, я поняла, что облажалась. Примерно через сорок минут Маршал очнется, и тогда мне точно конец. Потому что ничего не остановит месть Маршала.

В ярости я ударила штурвал, шаттл дернулся, уходя вправо, и я снова схватилась за управление. Зато вдали что-то блеснуло. Не может быть…

Легенда врала, Объект оказался вовсе не в сердце острова, а в правой части, еще и почти у самого берега, под скальным выступом. Скрытый камнями, он затаился, так, что заметить его с левой стороны было почти нереально.

Я отсалютовала самой себе. Ну, Сайя, теперь ты, наконец, обретешь свободу, детка!

Покружив над скалой, я, наконец, нашла место для посадки. Вылезла из шаттла и побежала к Объекту. Нужно быстрее вернуться к Маршалу, пока он не очнулся.


Продираясь сквозь джунгли, я прислушивалась и присматривалась. Ни животных, ни гуманоидов видно не было. Пусто. Ни охраны, ни ловушек, ни скрытых камер! Идеально! Только идти долго.

От бега по тропическому лесу и прыжкам через каменные глыбы я быстро выдохлась. В боку кололо, дыхание сбилось, но я все равно перла, как танк. И вскоре вышла на открытую лужайку, в центре которой блестел огромный белый корабль, больше напоминающий перевернутую плоскую тарелку. Кажется, он даже не проржавел за все эти годы!

Перевела дух и подошла ближе. И только в паре метров от корабля заметила, что это муляж: современный пластик издалека легко перепутать с металлами прошлого, но вблизи подделку видно сразу. Я подбежала ближе, выбила ногой пластиковую дверцу: внутри тоже пусто.

Черт! Все было враньем!

Я двинула кулаком по пластиковой стене, отчего та хрустнула, и сжала зубы до скрежета. Ладно, пропади оно пропадом, надо возвращаться к Маршалу, хотя бы жизнь сохраню.

Я развернулась и уже собралась выйти из пластикового муляжа, как дорогу перегородили двое собакоголовых инурийцев. Они скалились, наставив на меня бластеры. Вот идиотка, свой я так и не вытащила из кармана.

– Какая птичка к нам залетела! – прорычал инуриец с красной шерстью. В его правом остром ухе блестела круглая желтая серьга. М-да, серьезные ребята. Они славятся пиратством на всю галактику, и наверняка, как и я, прилетели за сокровищами старого корабля.

– Давай сюда бластер, крошка! – крикнул второй. Ну до чего писклявые у них голоса, прямо тошно!

Делать нечего, пришлось швырнуть им бластер. Тот, что без серьги, с серой шерстью на загривке, поднял его и кинул кому-то, кого я еще не видела. Черт, их больше двух! Справиться будет очень трудно. Особенно меньше чем за двадцать минут. Надо изловчиться и хотя бы иглу из волос достать.

– Что тут у вас? – грубый рык заставил напрячься. Из-за стены показался высокий и плечистый инуриец с рыжим загривком и тремя серьгами в остром ухе. Ой, это плохо. Этот собакоголовый в их иерархии сравним с Маршалом. Кажется, мне не жить.


Конечно, на меня надели наручники. Конечно, отвели к шаттлу Маршала. Конечно, меня приняли за члена команды Миттейру, ведь я в его форме, с его нашивками. Инурийцев было больше двадцати, по поверхностным оценкам. Откуда они тут взялись? Почему отправились за кораблем тогда же, когда и я?

– Давай, птичка, вызывай Маршала с большого корабля, за своих людей он дает большие деньги, – визжал серый под улюлюканье и подвывание команды.

Так он думает, что Маршал на орбите! Это хорошо, иначе собакоголовые быстро потеряют ко мне интерес и бросятся искать куда более дорогостоящего заложника.

– Повторяю для глухих, я не человек Маршала! – рявкнула я.

– Не огрызайся, – рыкнул красный.

– Тихо! – гаркнул рыжий. И сразу стало тихо. – Вот мы и проверим, правда ли то, что ты говоришь.

Он подошел вплотную, запахло потной псиной.

– Видишь ли, птичка, мы прилетели сюда два месяца назад с определенной целью, – он указал бластером на фальшивый корабль землян. – Но цель свою не достигли.

Два месяца! Они тут так давно? Значит, это просто совпадение, и меня никто не ждал?

– Но раз ты летела туда же, то знаешь что-то об этом. И если твой Маршал тебя не спасет, то придется ответить на наши вопросы, – он снова подошел.

Я задержала дыхание. Ну и вонь!

– Ну?! – рыкнул он.

– Да не знаю я ничего! – взвизгнула я. – Я, как и вы, думала, что здесь старый корабль. Шла по той же легенде. Потому что я не человек Маршала!

– На тебе его форма.

– Потому что я была на его корабле, но как пассажир!

Инурийцы заржали, рыжий командир оскалился.

– Вся галактика в курсе: пассажиров он не берет, птичка. Хватит врать.

– Босс, есть связь на коммуникаторе шаттла! – взвизгнул серый.

И я поняла: это конец. Если связь есть, значит Маршал проснулся и все понял, не найдя меня радом. И он вернется за мной только с одной целью: добить. Хотя вряд ли станет марать руки. И я помру страшной смертью в руках инурийцев, или хуже: стану их рабыней. И это ужаснее, чем жизнь компаньонки, намного ужаснее! Уж лучше смерть! Ну, хоть кредит платить не придется…

Коммуникатор пинговал связь с Маршалом, а мой мозг показывал картины, как все могло пойти по-другому. Если бы я не подмешала Элиасу снотворное, если бы мы занялись страстной и необузданной любовью на горячем песке солнечного пляжа. Я бы тонула в его нежности и страсти, я бы горела от удовольствия в его руках, я бы дарила свою ласку. Почему-то стало до боли жаль утраченной возможности попробовать, каково это – снова быть с этим мужчиной, чувствовать его, принадлежать ему. Губы закололо от воспоминаний о его грубых, властных, но таких чувственных поцелуях.

– Маршал Элиас Миттейру, – слабый голос раздался из динамика.

– Эй, Маршал, это командир Грим Држарт. У нас твоя птичка, – рявкнул рыжий. Его команда завыла.

– Какая еще птичка?

– Как тебя зовут? – крикнул серый.

Я сжала зубы. Красный ткнул мне бластером в живот. Я согнулась, но промолчала.

– Девчонка в форме твоего корабля. Симпатичная, сладенькая, – рыжий облизнулся. Мне поплохело. В этот момент я поняла, что смерть от рук Маршала куда приятнее, чем обещание в глазах рыжего инурийца.

– А, эта, – раздался голос из динамика. – Делайте с ней что хотите. Эта самозванка угнала мой шаттл. Его можете не возвращать, – он разорвал связь.

Рыжий зарычал.

– Капитан, тут какие-то ягоды и вино! – крикнул серый.

– Неси, – рявкнул рыжий. Отпускать меня никто не собирался.


Меня отволокли к большому камню: на открытом пространстве возле фальшивого корабля за мной легче было следить. Инурийцы клубнику попробовали и выкинули – не понравилась. А шампанское пришлось по вкусу. Выпили все, что нашли в шаттле. Потом принялись за свое пойло. Про меня забыли, и я, пользуясь этим, пыталась расковырять браслеты. Но ничего не получилось.

Инурийцы гуляли до вечера. А потом вспомнили про меня.

Свет прожекторов их корабля слепил глаза, но я и так знала, что вокруг собралась толпа собакоголовых. Судя по улюлюканью, ко мне двинулся капитан.

– Ну что, птичка, позабавимся? – прорычал он, потом высунул язык и лизнул мою щеку. Меня чуть не вырвало от вони и мерзости. Он ухмыльнулся и провел острым ногтем от моей груди к низу живота, разрывая тонкую кожу формы.

Я смотрела, как расползается в стороны куртка, открывая взгляду инурийцев красный топ купального костюма и голый живот.

– Какая сладкая птичка! – прорычал рыжий. Его команда галдела и выла, подбадривая. А я поняла: сейчас они все по очереди. И, если я выживу после этого, они заберут меня с собой на корабль, и будут продолжать, пока я не умру. С уважением и осторожностью они относятся лишь к своим женщинам.

Рыжий забренчал поясом. Послышался звук расстегивающейся молнии. Инуриец развернул меня, наклонил, а потом порвал мои штаны. Я сжала зубы. Сейчас начнется худший кошмар. Горячая ладонь инурийца легла на мое голое бедро. Я зажмурилась.


Что-то грохнуло, кто-то взвизгнул, – и рука больше не сжимала мое бедро. Я распахнула глаза, развернулась и тут же опустилась на землю. Пьяные инурийцы безуспешно пытались остановить атаку единственного мужчины. На его белой футболке уже расплывались кровавые пятна. В руках он держал инурийский бластер и огромный тесак, явно позаимствованный у собакологовых. Маршал со свирепой жаждой в глазах и дикой усмешкой раскидывал визжащих пиратов, явно получая удовольствие от увечий и смерти, что дарил сам.

Вырубив всех, кто не успел сбежать, он двинулся на меня. Я сжалась. Его руки были в крови, в глазах плескалась ярость. Белая хлопковая футболка стала красной и облепила торс. Маршал не прощает измен. Он любит убивать. Его не просто так называют Палачом.

Он приблизился. Схватил меня за горло и прижал к гладкому камню за спиной. Я всхлипнула. От страха сил не осталось. Пусть уже скорее убьет.

– Дура! – рявкнул он и развернул меня.

И он туда же? Насилие хуже смерти, но уж лучше он, чем псина.

Но ничего не происходило. А через миг мои руки освободились от наручников.

Я развернулась, чтобы посмотреть на спасителя и удостовериться в реальности происходящего. От него воняло псиной, потом и кровью, но это был Элиас, беспощадный Маршал Миттейру.

Казалось, все затихло, но вдруг выстрел бластера прожег дыру в камне в сантиметре от моей головы. Кто-то из инурийцев выжил?

– Черт! Бежим! – Элиас схватил меня за руку и бросился к шаттлу. Под обстрел бластеров мы добежали до спасительной машины и взмыли в воздух. Инурийцы не сдавались, и я знала, почему. На меня им было плевать: сам Маршал Элиас Миттейру, без охраны, без оружия! Да это же золотая жила!

– Дура! Зачем ты туда поперлась? – рявкнул Элиас, и ответ ему явно не требовался. Он уходил от погони, лавируя между скальными выступами правой части острова. – Объясни, чего ты добивалась!

Я молчала. Он глубоко и шумно дышал, сильнее сжимая штурвал. Злился. Оторвавшись от корабля инурийцев, он взмыл в стратосферу на полной скорости. Меня затошнило от перегрузки, а он лишь скрипел зубами и с силой сжимал штурвал.


Подлетев к стыковочному шлюзу на полной скорости, Элиас еле успел затормозить. Ничего не говоря, он выпрыгнул из шаттла и, шарахнув дверью, ушел, как только датчики давления и атмосферы дали зеленый свет. Инженеры и команда, работающие у шлюза, все еще глазели на дверь, за которой скрылся Маршал в окровавленной одежде.

Я немного посидела, а потом на негнущихся ногах вылезла следом. Порванная одежда висела клочьями. Перешептывания команды при виде меня перешли в галдеж. Кто-то подошел, но мне было все равно. Кажется, я плакала, потому что перед глазами все расплывалось.

– Медицинский отсек… – услышала я сквозь пелену шока, и это привело в чувство.

– Не надо, спасибо, – проговорила я, останавливаясь. – Справлюсь.

Я кивнула человеку, придерживающему меня за плечи. Как-то на мне оказался зеленый халат инженера. Хоть голый зад прикрыть, и то хорошо.

– Что ты натворила?! – едкий визгливый голос вторгся в мое болезненное сознание. Стерва Хенпей – только ее не хватало для счастья! – Приказано высадить тебя на первой же станции. Иди собирать вещи, живо!

– Заткнись! – рявкнула я. Хенпей остолбенела. – И без тебя знаю! – я захлопнула дверь перед ее носом. Бесит!


Я осмотрела свою каюту: еще утром она казалась мне адом. А теперь – я все отдала бы, чтобы вернуть сегодняшнее утро и изменить свое дурное решение. Кажется, снова полились слезы.

Теплый душ и чистая одежда всегда действовали на меня успокаивающе. Я переоделась в форменный костюм компаньонки. Пусть он слишком открытый, команда достаточно развлеклась видом моего голого зада в разорванных штанах. А форменное длинное платье с глубоким декольте, открытой спиной и разрезами до талии оставляет намного больше пространства для воображения, чем рванье, в котором меня видели сегодня. Распустила волосы, накрасилась по регламенту. Если уж меня, действительно, отпустят на ближайшей станции, то надо выглядеть соответствующе.

Взяла сумку и только тогда обратила внимание: золотой браслет все еще сжимал мое запястье.

Почему-то стало стыдно принимать подарок. Я обманула хозяина этой драгоценности я не оправдала его надежд. Я предала его. А он рисковал жизнью ради меня. И не убил, хотя мог и должен был.

Вздохнула, подняла сумку и пошла на мостик. Нужно вернуть браслет.

На мостике было тихо. Команда еле дышала, потому что Маршал злился. И понятно: я бы даже взглядом с ним пересекаться не хотела, когда он в таком настроении. Элиас стоял возле главного иллюминатора. Я видела лишь его напряженную спину в темно-зеленом защитном скафандре, но этого было достаточно, чтобы смелость, с которой я шла сюда, испарилась и улетучилась быстрее кислорода в открытом космосе. Когда мое присутствие все-таки заметили, шепот и шушуканье послышалось со всех сторон. Проглотив стыд, я подошла к Маршалу.

– Элиас, – тихо позвала я.

Он резко повернулся и свирепо уставился на меня. Серая щетина на щеках и подбородке заостряла черты. Сжатые в тонкую полоску губы и брови, сведенные на переносице, напоминали о властном и жестком характере человека, который раньше был со мной мягким и милым. Все знали его как волевого и беспощадного, жестокого человека, который привык следовать протоколу и правилам, никогда от них не отступал. А за предательство в военные годы не щадил никого. Но сейчас пощадил меня. И спас мою жизнь.

– Чего ты хочешь? – бросил он.

Я протянула браслет.

– Можешь оставить себе, – он отвернулся и снова уставился в иллюминатор.

Я вздохнула. Почему-то не хотелось, чтобы он так плохо думал обо мне.

– Элиас, – проговорила я. Он не обернулся. – Я полетела туда из-за легенды.

Он напрягся. Я вздохнула.

– По легенде в этой части острова есть обломки старого корабля землян.

– Я знаком с легендой, – буркнул он. – Но ты-то зачем туда сунулась?

Шушуканье и шепот снова раздались за спиной. Он резко обернулся, и с мостика сдуло всех, кто имел несчастье там находиться.

– Любой артефакт с такого корабля позволил бы мне оплатить залог, – тихо сказала я.

Элиас посмотрел на меня.

– Мне больше не пришлось бы заниматься… – Я запнулась. Вздохнула. – Я перестала бы быть компаньонкой.

Все. Я сказала это. Самое главное признание в моей жизни! Я подняла глаза на Элиаса: он неотрывно смотрел в иллюминатор.

И чего я ждала? Что проблемы маленького человека могут быть интересны одному из сильнейших людей в галактике? И правда, дура…

Я положила браслет на приборную панель и пошла прочь с мостика.

Его теплая ладонь легла на мое запястье.

– Сайя, подожди. Мне надо показать тебе кое-что, – Элиас отпустил мою руку и быстрым шагом прошел к пирамиде контрольного экрана. – Подойди, – скомандовал он.

Я вздохнула. Подошла.

– Посмотри внимательно. Что ты видишь?

Я вгляделась. Экран демонстрировал лабораторию, под прозрачным куполом которой находился корабль землян, точная копия которого лежала на острове.

– Это.. Н-но как?.. – я начала заикаться. Мозаика сложилась. И слухи о его богатстве, и то, как быстро он решил отвезти меня на этот остров! Он все подстроил! – Ты знал, что я так поступлю? – прошептала я.

– Конечно. Как думаешь, кто пустил слух про остров? – Он сложил руки на груди и широко улыбнулся. Я тоже улыбнулась. Потом хихикнула. Потом заржала, как инуриец, во все горло. А потом из глаз потекли слезы. Я закрыла лицо руками, содрогаясь в истерике. Почему я не могу остановиться? Почему?

– Тише, тише, – Элиас, кажется, гладил меня по спине. От него пахло чистотой, мятой, специями и чем-то отдаленно-знакомым и неопределенно-приятным. Пахло им. – Только собаки были неожиданностью. Кстати, их надо бы попросить освободить остров от своего вонючего присутствия.

От упоминания о собакоголовых я пришла в себя. Отодвинулась.

– Что бы ты сделал, не будь там инурийцев?

– Еще не решил. Когда ты заговорила про остров, я долго злился. Да что там, я был в ярости. Я хотел вышвырнуть тебя с корабля на первой же станции, но не смог. Купил прощальный подарок, но на остров все равно повез. Хотел посмотреть, что ты сделаешь. Надеялся, что не предашь, что я ошибся…

Он запнулся, а я уставилась в пол. Я предала его…

– Когда проснулся и не нашел тебя рядом, понял, что случилось. Даже посмеялся, как ловко ты обошла меня. На мгновение даже решил, что на этом наши отношения закончились.

Я знала, что он не лукавил. Ведь он Палач. Он не прощает предательства. Но вот я, живое и дышащее подтверждение, что он добрый и щедрый, смелый герой.

– Почему… ты вернулся за мной? – прошептала я, внимательно рассматривая пол.

– Потому что не смог отпустить, – спустя, кажется, миллион световых лет сказал Элиас. – Где ты хочешь сойти? На следующей станции или на Таруко? Мы летим туда сразу после дозаправки, – его голос был мягким, нежным. Таким, как на том солнечном пляже, когда он кинул футболку в песок.

Я заглянула в его глаза. В них светилась надежда. И я задохнулась от счастья.

– На Таруко было бы удобнее, – прошептала я, и улыбка Элиаса стала мне подарком.

– Как скажешь, – он взял мою ладонь и легонько поцеловал. А потом снова нацепил на запястье браслет.

На Таруко мы остановились ненадолго. Эта планета славилась своими белоснежными пляжами. А удаляясь от зеленого шара Таруко, я больше не чувствовала сожаления об упущенной возможности, засыпая в крепких объятьях Элиаса.

Жёсткая посадка (Юлиана Королёва)

Я стоял на песчаном холме, держа бластер у виска, и признавался неизвестной планете в ненависти. Воды здесь не было, еды тоже, да и атмосфера по большому счёту не подходила для дыхания. Позвать на помощь я не мог – антенна корабля сломалась при падении, а включать маячок означало выдать себя врагу. Часть пайка сожрали песчаники, на отстрел которых я едва не потратил последнюю батарею, иначе, они бы сожрали и меня.

Я проторчал в негостеприимной пустыне три земных недели и впал в отчаяние, но подыхать мучительной, голодной смертью не хотелось.

Вдруг серебристая искра, пропоров атмосферу, замедлилась, плавно опустилась и зависла над пустыней. Я оторопел, поначалу не поверив собственным глазам – это могли быть галлюцинации от голода или желания, чтобы меня спасли. Но решил проверить и, убрав оружие, побежал так быстро, как только позволял песок и скафандр. Вскоре за очередной песчаной дюной появился летательный аппарат. Осознав, что смерть в безвестности мне больше не грозит, я ринулся навстречу спасению, но понял, что зря: это были не силы альянса, посланные за мной, а шпионский катер кептикиан.

Притаившись за песчаным холмом, я наблюдал за представителем вражеской цивилизации: высоким, тощим гуманоидом в серебристом скафандре. Пришелец вышел из корабля и остановился, задрав к небу шишку, именуемую головой.

Кептикиане воровали ресурсы и похищали людей. С их базы никто не возвращался, спасательные операции не находили даже тел: люди просто исчезали. Среди космолётчиков ходили слухи, будто кептикиане превращают хомосапиенс в себе подобных, таким образом восполняя популяцию вида. Я бы разнёс их базу ко всем чертям, вот только никто так и не выяснил её точных координат.

Я потянулся к бластеру, чтобы сократить популяцию врага, но вдруг подумал, зачем кептикианин прилетел на столь безжизненную планету? Здесь не было ровным счётом ничего: этот космический мусор на отшибе галактики с натяжкой получил звание планеты. Кусок скалы с подобием атмосферы, сутками в три земных часа и враждебными тварями.

Мысль, что пришелец застрял на планете, я отбросил сразу. Его одноместный корабль выглядел невредимым и способным вытащить меня из этой дыры. Но я не собирался доставать белый флаг и вежливо просить отвезти меня домой или помочь с починкой корыта, на котором я разбился в километре отсюда. Кептикианин пристрелил бы на месте. Поэтому я ждал удобного момента, чтобы подобраться к его судну, проникнуть на борт и быстренько свалить.

Но, как назло, хозяин далеко не отходил от своей крылатой посудины, по форме напоминающей рыбу-луну. Всё крутился возле шлюза, тыкая длинным пальцем в интерфейс на рукаве. Что он делал?

Ждать дольше не имело смысла. Пока я отсиживался в засаде, кептикианин мог в любую секунду запрыгнуть на борт и улететь. Поэтому я решил действовать: зайти с тыла и испытать судьбу, тем более, что терять было нечего.

Я выхватил бластер и двинулся вперёд. Прицелиться не получилось, от дикой жары климат-контроль скафандра сбоил уже вторые сутки и перед глазами всё плыло. Даже казалось, будто руки вытянулись на несколько сантиметров. Автоприцел не работал из-за нехватки питания. Подходить ближе было опасно, поскольку кептикианские твари обладали отменным слухом и широким углом обзора. Но у меня не было выбора.

Я тенью прошмыгнул к хвостовой части корабля. До шлюза оставалось пять шагов, вот только как бы я ни старался затаить дыхание и ступать бесшумно, кептикианин, скорее всего, меня уже засёк. Поэтому я замер, прицелился и нажал спусковой крючок. Бластер щёлкнул, но не выстрелил. Его замкнуло. Долговязый обернулся и пошёл ко мне. Я, словно ошалелый, жал на спуск, в ужасе наблюдая за приближением врага, затем попросту швырнул оружие в пришельца, сгруппировался, подпрыгнул и с разворота двинул ногой гаду в харю. Гад даже не пошатнулся. В ответ я получил по башке.

Очнулся на закате, шарахнувшись от кривого отражения своей рожи в хромированном корпусе рыбы-луны. Голодный, обезвоженный и небритый, я выглядел как макака, передержанная в центрифуге. На месте любого пришельца, я бы не только связал, но и для верности прибил себя гвоздями. Однако кептикианин ограничился лишь световыми наручниками и продолжал своё непонятное дело. Он стоял спиной и по-прежнему тыкал в интерфейс на рукаве, периодически поглядывая то на один, то на второй спутник планеты. Почему он до сих пор меня не убил?

– Эй ты, дылда, – прохрипел я. – Что задумал?

Пришелец даже ухом не повёл. Но я не удивился, кептикиане ни черта не понимали человеческой речи. Обычно они даже не пытались разговаривать, а сразу стреляли на поражение.

– У тебя есть вода? Ты, длинношеее, – ситуация казалась более чем абсурдной. – Ты знаешь, кстати, сколько букв «е» в слове длинношеее?

Я прислонился к обшивке корабля, ожидая смерти уже во второй раз за день. Разговаривать с пришельцем было бесполезно. И вряд ли мне удалось бы выкрутиться. Хотя я надеялся, что кептикианин подойдёт ближе, и его можно будет сбить подножкой и попытаться задушить наручниками. Но пришелец подходить не думал. Он вдруг повернулся и произнёс:

– Три.

– Что-что? – я не поверил собственным ушам и, поперхнувшись слюной, закашлялся.

– В слове длинношеее три буквы «е», – повторил пришелец противным скрипучим голосом на чистом русском, пока я подбирал отвисшую челюсть. – А ещё на твоей нашивке написано «Лейтенант А. И. Солнцев, вторая эскадрилья альянса».

– Но…

– Откуда я знаю? – пришелец опустился передо мной на корточки и снял шлем скафандра. Три больших чёрных глаза уставились на меня в упор. – Ты у нас уже давно.

Он ткнул в меня длинным пальцем. В тот момент я подумал, что наверное сплю и мне снится кошмар. Или я сошёл с ума. Или застрелился и попал в ад.

– Давно? – тупо повторил я, заподозрив неладное.

– Ты думаешь, мы на заброшенной планете, – он запрокинул голову и огляделся. На его длинной шее, прямо под узкой нижней челюстью, показались два отверстия, напоминающих пупки. Гадость. – Это симуляция. Ты на нашей станции. Не беспокойся, мы не вредим тебе, а просто изучаем ваш вид. Мы ищем способ прекратить войну.

В сознании начало проясняться. Почувствовав прилив сил, я вспоминал о случившемся на самом деле: меня действительно подбили, но я не упал на планету, а оказался в плену у кептикиан.

– Постой. Вы меня сбили, захватили, держите в плену без еды, воды, и ты хочешь сказать, это всё ради мира? Да ты посмотри на мою рожу! – я уставился на него в упор, будто ожидал, что он поймёт разницу. – Вы пытали меня! Вы чуть не довели меня до самоубийства!

Вспоминая попытки отыскать воду в песке или собрать работающий передатчик из оплавленных обломков, или то, как приходилось отбиваться от песчаников, я злился всё сильнее, потому что уже не сомневался – они заставляли меня проходить эту чёртову симуляцию не один раз. Я вспомнил.

– Дай воды, изверг! – потребовал я и тоже отстегнул крепления шлема.

– Наш вид вымирает, нас осталось мало. А у вашего вида большая воля к жизни. – Пришелец поднялся, отдалился на шаг, потыкал пальцем в рукав, и передо мной вдруг прямо из воздуха материализовался сосуд с прозрачной жидкостью. – Мы изучали ваш инстинкт выживания. Наши учёные решили, что для выживания необходимо объединить наши виды.

Кептикианин вернулся и снова присел рядом. Его кожа выглядела мертвенно бледной, а рожа отдалённо напоминала человеческую, но никакой человечности у этой твари не было и в помине.

– А вы не подумали, что война – не лучший способ выжить? – я отодвинулся подальше, жадно восполняя запаса «аш два о».

– Когда мы станем похожими, то лучше поймём друг друга, – он захлопал боковыми глазищами. Средний глаз в упор глядел на меня. – И война прекратится сама собой.

– К тому моменту вы все передохните, – я осушил сосуд и хотел потребовал ещё, но меня замутило.

– У нас есть успехи, – кептикианин вытянул обе руки и попытался коснуться моей шеи, но я увернулся. – Мы дали тебе особый орган – вроде голосовых связок, и дали знания нашего языка – небольшая операция.

Я остолбенел, ощупывая шею там, куда он тянул пальцы: теперь на месте миндалин у меня были дыры, куда легко входила фаланга пальца. Такие же как его пупки. Мне окончательно поплохело, желудок свело и выпитая вода вырвалась наружу.

До этой минуты я не особо верил слухам, что они переделывают людей в кептикиан, и ненавидел этих тварей, только потому что на Земле нас учили их ненавидеть. Теперь я испытывал настоящую ненависть за то, что они сделали со мной и всеми, кто попал в их проклятые лапы. Я жаждал мести и хотел прикончить сволочей, даже если от их вида осталась жалкая горсть.

– Ах ты мразь! – заорал я и бросился на пришельца. Но он исчез, а я лишь уткнулся носом в иллюзию песка. – Выпустите меня!

Оковы и симуляция чужой планеты исчезли следом за ним. Теперь, в отражении хромированных стен пустой овальной комнаты, я увидел вовсе не побитую макаку, а то, что пока ещё оставалось лейтенантом Солнцевым, только с дырками в шее. Повезло, что дырку во лбу под третий глаз не успели просверлить.

– Хорошо, – услышал я голос пришельца, хотя самого его уже не видел. Вероятно, он тоже был проекцией. – Мы отпускаем тебя в качестве посланника. Надеемся, что шаг на пути к миру удался.

– Так я вам и поверил! Дайте мне бластер и я вам припомню пустынную планету без воды и еды. И дырок вам понаделаю не только в шеях, манипуляторы хреновы! – я потряс кулаком в воздухе. – Может, вы хотите, чтобы я привёл вас на базу альянса и показал все слабости? Не дождётесь, уроды.

Пока я распинался, что лучше сдохну, чем приведу их к своим, в хромированной комнате образовался выход.

Уходил я в полной уверенности, что этим гадам верить нельзя. Коридор вёл к мосту, в конце которого на посадочной площадке красовался мой родной кораблик: целый и невредимый. Пришельцы будто и правда меня отпускали, вот только улетать я уже не торопился. У меня созрел план.

Поскольку теперь я владел кептикианским и запросто читал надписи и указатели на стенах, я намеренно «заблудился» в недрах станции, чтобы отыскать реакторную. Благодаря новому навыку, я предположил, что перегрузка реактора заметно сократит численность врага.

Обнаружив воздуховод, я пробрался в реакторную, ничуть не сомневаясь в своём долге отправить базу пришельцев в ад.

Реакторная напоминала внутреннюю сторону панциря морского ежа, усовершенствованного микросхемами, датчиками и чем-то отдалённо похожим на пульт управления. К нему я и бросился, ворочая в памяти шпионские данные и инструкции к действию. Едва коснулся нужных кнопок, сработала сигнализация, но пока кептикиане бежали, чтобы пристрелить меня, все необходимые комбинации символов были пущены в ход. Приготовившись на этот раз к окончательной и неизбежной смерти, я со злорадством наблюдал, как на экране раскаляется гигантская бубликообразная конструкция в центре ядра реактора.

Сирена протяжно выла. Пока я бежал обратно к воздуховоду, четверо вооружённых кептикиан ворвались в реакторную и наставили на меня четыре дула. Но вдруг всё вокруг озарилось ярким светом, и меня ослепила вспышка…

Стоя с бластером у виска на холме неизвестной планеты, я признавался ей в ненависти. Неделю назад у меня кончились пайки, благодаря грызунам, живущим в песке. Я ловил и ел грызунов, пока мог их поймать, остатки воды допил вчера, а пополнить запасы попросту было нечем. Позвать на помощь я не мог, антенна корабля сломалась при падении. Я был потерян, сломлен, измучен и истощён, а подыхать мучительной голодной смертью не хотелось, поэтому я приставил бластер к виску и нажал спусковой крючок.

Прибытие (Юлиана Королёва)

Терпеть не могу долгие перелёты. Бесконечные очереди на регистрацию, фэйс-контроль, два часа блуждания по залу вылета, толкание в очереди на посадку и ещё полчаса в камере гибернации в ожидании, пока тебя подключат. Дальше, как наркоз – отрубаешься. Только выпадаешь из жизни на целых полгода, за которые мог переделать уйму дел и помириться с невестой. Ну ничего, я ещё вернусь.

За двенадцать часов до прибытия тебя будит очаровательная кибер-стюардесса с логотипом компании «Space-X», растянутым на весь гостеприимный бюст, и ты, помятый, заросший как макака, несущий спросонья чушь, вливаешься в тесные коридоры космолайнера, чтобы потолкаться с другими пассажирами в очереди в сортир.

Пропуская мамаш с детьми, невольно задумываешься: окажись в экипаже люди из плоти и крови, их жизнь пролетала бы всего за пару десятков таких вот рейсов. Но, к счастью, годами жизни расплачивается ИИ лайнера и его аватары, а железякам время не важно, их изношенные детали можно заменить.

Едва космолайнер причаливает, вся кутерьма начинается заново: очередь на выход, на регистрацию; в сортир, для тех, кто не успел сходить на борту, ещё раз фейс-контроль, выдача багажа и только потом толкучка на выход. Одуреть можно.

Я одурел. Покидая здание космопорта, я ещё не знал, во что выльется этот рейс. Ввязался в авантюру только ради заработка, а не для острых ощущений. Собирался подарить любимой не просто росчерк в свидетельстве о браке, а пышный банкет и медовый месяц где-нибудь на Фиджи, куда летают отдыхать знаменитости. Ведь её мамаша считала, что Мариночка заслуживает большего, нежели никчёмный, способный лишь на единственное дело, кобель. Я собирался опровергнуть любые домыслы и обеспечить плоду нашей с Мариной любви достойное появление на свет и проживание в этом бренном мире.

Вот и пришлось отправиться на заработки в самую жопу галактики – колонию Дельта пятьсот тридцать семь – безжизненный кусок скалы.

Только с Мариной мы повздорили. Её матушка, Тамара Адольфовна, разглядывая медицинский скан с личинкой, которой до развития в человека оставалось ещё целых восемь месяцев, решила, что «кобель» испугался ответственности и сбежал, чтобы осесть где-нибудь на лунах Идриса и спокойно продолжать свои бестолковые «кобелиные похождения» с торчками, сидящими на модном в наши дни веществе «блажь». Но что самое важное – так предсказала астролог!

Я был готов терпеть любые оскорбления Тамары Адольфовны, но большей дурости, чем вера в предсказания астролога, не представлял. Хотя меня и оскорбляло, что, живя в двадцать втором веке, моя невеста верит матушкиным сказкам, я списал всё на её пикантное положение, и, поскольку Марина включила полный игнор, отказываясь говорить или даже попрощаться перед дальней и сложной дорогой, оставил на домашнем инфокоме кучу извинений и обещаний.

Полёт прошёл гладко. Лайнер приземлился на космодроме Дельты. Эту радостную весть я записывал для любимой, то и дело отвлекаясь на угрозы Тамары Адольфовны. Они, вероятно, насыпались перед отлётом, а я не заметил и привёз с собой. Послания будущей тёщи изрядно понизили градус моего настроения, в связи с чем я успешно проигнорировал просьбу одного из аватаров подойти к администрации порта. Сотрудники космопорта и так отняли полтора часа моей жизни, пока оформляли визу и выдавали багаж.

Я прорвался к раздевалкам у выхода из здания, чтобы облачиться в защитный костюм и скорее покинуть надоевший космопорт, как вместо этих самых раздевалок передо мной открылась неожиданная картина.

На ярком, как в Рио, синем небе, клубились взбитые сливки облаков. К ним устремлялись хромированные башни-паруса космопорта, словно я никуда не улетал или ошибся планетой. Но инфоком на запрос координат чётко сигнализировал, что всё верно – я здесь, на Дельте, за пятьсот тридцать семь световых жопа-лет от дома. Что-то определённо не стыковалось.

Самую страшную новость я узнал, когда всё же направился к администрации космопорта с претензией: какого чёрта происходит?

У администрации уже толпился народ с моего рейса. Проталкиваясь мимо знакомых по сортирной очереди лиц, я добрался до стойки и впал в ступор: согласно данным ИИ космопорта, наш лайнер прибыл верно, на Дельту пятьсот тридцать семь. Вот только с небольшим опозданием. На сто лет.

– Скока-скока? – этот звук успел вылететь из моего рта, пока мозг отчаянно открещивался от столь нелепой информации.

– Сто, – повторил ИИ, носящий дешёвую маску расфуфыренной блондинки, и миленько так улыбнулся, похлопав силиконовыми ресницами. – Как вы могли заметить, наш планетоид за это время подвергся терраформированию. Вы должны радоваться.

– Какого хрена? – выпалил я, отказываясь верить собственным ушам.

– Произошёл сбой в системах ИИ. Лайнер вышел из гиперпространства и лёг в дрейф, – елейным голосом пропела блондинка. – Компания приносит свои извинения.

– Извинения?! – вся жизнь пронеслась у меня перед глазами: я представил, как злорадствовала Тамара Адольфовна: «Я же говорила, кобель – он и в космосе кобель». И как ревела Марина на широком материнском плече: «Ты была права, мама». Как родился мой сын и вырос без меня. Кем он стал? Но самое страшное, его тоже больше нет. Все, кого я знал и любил, ради кого попёрся в этот мухосранск на задворках галактики, давно умерли. Вымерли, чёрт возьми, как динозавры!

В этот момент меня словно засосало в чёрную дыру. Сначала кровь оттекла от конечностей, потом забурлила в жилах, и сердце заколотилось в висках.

– Это шутка, – нервно хихикнул я, заметив, что люди вокруг совершенно спокойны. Не зря ведь им пофиг.

Из толпы донесся смешок: «Это кидалово, чувак!» Я поискал взглядом того, кто это сказал. Люди мирно беседовали друг с другом, никто даже не смотрел в мою сторону.

– По ходу, не шутка, – подал голос тощий пацан, сидевший на перилах у стойки, словно недокормленный попугай на жердочке.

Перед глазами всё поплыло. Мне всё же хотелось услышать про шутку или розыгрыш из какого-нибудь дурацкого виртуального шоу и узнать, что я на Земле. Что мы никуда не улетали. Что всё это фарс. Шутка Тамары Адольфовны.

– Думаете, я поверил? – я повернулся к администраторше за стойкой. – Это не смешной розыгрыш! Так ей и передай! – процедил я и ударил кулаком по столешнице, потом перемахнул через стойку, не помню как схватил блондинку за парик, припечатав харей к стене. – Скажи, что это розыгрыш, падла!

– Это розыгрыш, падла, – робко повторила кукла, захныкала и задрожала, ловко изобразив жертву насилия.

Наконец толпа оживилась, только вместо слов поддержки доносились слабые возгласы: «Эй, мужик, остынь!» «Да она тут ни при чём». «Кто заплатит за ремонт аватара?» «Я знаю этот взгляд, это паника. Позовите врача!» И всё в таком духе. Что не так с этими людьми? У них отняли сто лет!

Вдруг я ощутил удар в спину. В глазах потемнело, все мышцы разом окаменели, горло сжалось, и я с трудом втянул воздух, чтобы вдохнуть. Чьи-то руки схватили меня и оттащили от полудохлого аватара с искрящейся чёрной дырой вместо носа, двинули под колени и скрутили руки.

Гранитная плита медленно приближалась к лицу и беспорядочный рисунок на глянцевой поверхности сливался в мутное пятно. Меня стошнило. Откуда-то из мутного тумана приполз робот-уборщик.

Пока я приходил в себя, изучая пол и судорожно соображая, как проснуться от этого кошмара, аватар в форме охранника космопорта шарил по моим карманам в поисках инфокома.

– Антон Ким, землянин, двадцать четыре года, – он приложил карту инфокома чипом к своей ладони. – Ага, вот посадочный. Без вести пропавший, как и ещё семьсот бедолаг. Этот последний, которого мы не учли, – бормотал аватар с сочувствующим видом и тяжело вздыхал, упоминая штраф за порчу имущества компании «Space-X», арест, стресс и что-то ещё.

Я плавал в прострации, пытаясь осознать, неужели за десять секунд потерял всё: семью, невесту, друзей, дом, цель в жизни? Неужели всё это правда? Как выбраться отсюда? Как вернуть утраченное время? Ответ был только один – никак, и от этого становилось хуже. Едва я покосился на бластер охранника, в голове промелькнула нездоровая мысль. Но хорошенько её обдумать не удалось, я ощутил лёгкий укол в шею и отвлёкся.

Умирать вдруг перехотелось. Силы по капле возвращались в мышцы, размытый рисунок пола обретал чёткие узоры, а потускневший мир окрашивался заново. Я ощутил необъяснимую радость жизни, ведь мир вокруг совершенно новый, и я дышу им, я свободен от тирании Тамары Адольфовны, пуза Марины, всех долгов и обязательств, как и те семьсот счастливцев, прилетевших со мной прямиком в рай.

Эта непонятно откуда взявшаяся нелепица окрыляла. Я поднял голову. Передо мной стояла длинноногая красотка с бейджиком «медик» и улыбалась. В её руках была коробка ампул с искрящейся ярко-голубой субстанцией. Я узнал «блажь».

– Добро пожаловать на Дельту, Антон Ким, – пропела красотка ангельским голосом. – Не беспокойтесь. Сейчас подойдёт соцработник. Поскольку ваша жизнь теперь зависит от нас, вам помогут со всем необходимым на первое время.

– А потом?

А потом всю нашу толпу из семи сотен потерянных во времени идиотов повели по длинным коридорам и вывели из здания космопорта. Мы оказались на огромной верфи прямиком перед недостроенным космическим кораблём и гигантским ангаром, полным оборудования и сломанных роботов. Масштаб предстоящей работы не пугал, никто не смотрел в ангар. Все таращились на звёзды, разинув рты. Таких звёзд я больше не видел нигде и не мог оторвать взгляда от россыпи сверкающих точек. Всё остальное не имело значения или это блажь заставляла так думать. В любом случае, было не так уж плохо отбросить старое и начать новую жизнь. Я даже разглядел в толпе симпатичную девчонку лет двадцати, и мигом протиснулся к ней.

– Привет! Я Антон – улыбнулся я, стараясь вложить в улыбку всё своё очарование, и протянул руку для знакомства. А чего ждать? – Путешествуешь одна или с кем-то?

– Марина, – девчонка вцепилась в мою ладонь и тоже улыбнулась. – С мамой, но разве это важно?

Терраформи́рование (Оксана Ковпак)

Назар вошел в кабинет бывшего босса. С тех пор как он уволился, здесь ничего не изменилось: на столе стоял треснутый макет с надписью «Превратим Солнечную систему в наш дом», рядом – полупустая чашка с кофе. Он остановил взгляд на экране чашки: двенадцать часов, регата началась. Назар вздохнул и плюхнулся в кресло – а мог бы сейчас смотреть, как яхты отчаливают от берега. Дверь открылась, и в комнате появился бывший начальник, он выглядел уставшим, под глазами залегли синяки, лицо осунулось.

– Спасибо, что заглянул, – проговорил Герман, входя.

Назар не ответил. Он не хотел приходить, но бывший босс намекнул, что появилась возможность заработать. Назар заерзал в кресле, он злился на себя за то, что согласился.

Он уволился два года назад и не жалел об этом. Ему многое не нравилось в работе: долгие месяцы на корабле, черное высасывающее душу небо за бортом. Единственное, по чему он тосковал, – это планеты. Ему до сих пор снились оранжевое небо Титана, ледяные равнины Европы с редкими холмами и трещинами. Словно огромное озеро замёрзло в космосе и над ним рассыпались тысячи звёзд.

– У нас проблемы с Марсом, – Герман подошел к столу и сел в кресло. Он включил сетевизор, и в кабинет ворвался сухой голос: «Не отправляйте больше на Марс корабли. Не пытайтесь высадиться на планете. Человечество должно забыть о Марсе. Навсегда».

– Это прислали роботы с Марса.

– Роботы? – Назар удивленно взглянул на бывшего начальника. Колонисты покинули планету сорок лет назад, там остались только роботы. Иногда их посещали техники.

– Да, представляешь, – Герман снял очки и устало потер пальцами веки. – После того как пришло сообщение, все камеры на Марсе погасли. Тысячи спутников вышли из строя. Ничего подобного раньше не случалось. Ни на одной планете.

Назар взглянул на сломанный макет Солнечной системы. Он заметил поврежденное место, – надлом был в районе Марса: лопнула проволока, которая служила орбитой. Как он раньше этого не замечал?

– Три недели с Марсом не было связи. Не работал ни один канал. А сегодня ночью мы получили еще одно странное сообщение.

В кабинет постучали. Дверь приоткрылась, показалась голова юноши. Назар раньше не видел его в Ассоциации. Наверное, новенький. Парень посмотрел наНазара, и на его лице появилось странное выражение: то ли удивления, то ли… Назар так и не понял.

– Герман, можно вас на минуту? – спросил юноша.

– Нет. Я же просил не беспокоить.

– Но все же уделите мне минутку, – теперь парень пролез в дверь всем корпусом.

Ворча, Герман встал и вышел. Когда дверь за ним захлопнулась, Назар взглянул на часы. Регата уже в разгаре: собрание шкиперов закончилось, началась первая гонка по внешнему рейду. Хотя какая, к черту, разница?! Что ему там делать? Свой парус он профукал.

Назар встал и прошелся по комнате. На стенах висели фотографии, сделанные сорок лет назад и напечатанные еще на бумаге. Они хранили историю Ассоциации. Назар остановился напротив снимка Марса: последний корабль с поселенцами покидал планету. Среди улетающих были дети. Они родились на красной планете и через пару месяцев впервые увидят Землю. Интересно, что чувствовали колонисты? У них так и не вышло покорить чужой мир. С каким чувством они улетали с Марса?

Вернулся Герман. Бывший начальник сжимал и разжимал пальцы, обычно он так делал, когда нервничал.

– А почему люди покинули Марс? – спросил Назар.

Герман был одним из марсианских детей. Он родился на Марсе. Оставил его с колонистами, когда ему исполнилось пять.

– Это был первый опыт колонизации, – сказал он, садясь за стол. – До полета на Марс люди романтизировали жизнь на чужой планете. Оказалось, ничего романтичного в освоении агрессивной планеты нет, – он достал из кармана зеленую баночку, высыпал на ладонь две таблетки, и одну за другой проглотил. Как у всех, кто родился при слабой гравитации, у Германа постоянно болели суставы и он регулярно принимал обезболивающие.

– Целыми днями сидишь в резервации, – продолжил он. – Снаружи – смерть: песчаные бури, солнечные вспышки, которые убили не одну сотню колонистов. Тогда мы поняли, что, прежде чем заселять чужую планету, нужно изменить климат, приблизить к земному. Так и родилась Ассоциация. Мы покинули Марс, а роботы начали превращать его во вторую Землю.

Назар бросил взгляд на снимок красной планеты – на северном полюсе висело грибовидное облако. Чтобы быстрее разогреть Марс, Ассоциация взорвала на ее полюсах ядерные бомбы. Он поморщился. Из-за этого он ненавидел свою работу.

Вскоре после неудачной колонизации Марса, люди выяснили, что все планеты Солнечной системы так же необитаемы, как и безжизненные пески Марса, что нигде, кроме Земли, в Солнечной системе жизни нет. И люди начали превращать подходящие для этого планеты и их спутники в подобие Земли. Марс, Титан, Миранда, Европа – один за другим подвергались химической обработке, бомбардировались астероидами, полярные шапки взрывались и топились. В Солнечной системе шла большая стройка, и за эту стройку отвечала Ассоциация, в которой Назар проработал двадцать лет.

Всю работу на планетах выполняли роботы, Ассоциация же следила за изменениями с Земли. Единственными людьми, которые иногда посещали планеты, были техники. Если что-то шло не так – ломалось оборудование, и не удавалось устранить поломку с Земли, – вызывали их. Техники оказались теми немногими, кто видел планеты в первозданном виде, до того, как Большая стройка навсегда изменила их облик. Назар был в числе везунчиков. Он наблюдал бескрайние белые просторы Европы, над которыми россыпью мерцали звезды; фонтаны воды, выстреливающие из зияющих расселин Энцелада; бродил среди дюн Титана.

Из всех миров, на которых он бывал, Назар полюбил Титан больше всего. Он гулял там без тяжелого скафандра, в одной кислородной маске, не боясь радиации. Воздух Титана не убивал мгновенно, как это происходило на других планетах. Если выйдет из строя кислородная маска, всегда можно заменить на запасную. Там даже построили домик для техников, где те жили по несколько дней. Он был устроен подобно жилищам в полярных областях Земли – с использованием свай. Простые двойные двери удерживали кислород внутри.

Домик стоял возле углеводородного озера. Назар часто сидел на берегу и смотрел, как волны из жидкого метана бегут по поверхности, вымывая ледяные берега. Но задерживаться долго там не рекомендовалось: тяготение Титана было в семь раз меньше земного и после его посещения жутко болели мышцы.

На Марсе, к сожалению, он был лишь раз, много лет назад. На планете сломался марсоход, Назар починил его за полдня, а затем поехал на нем в долину Маринера. Каньон был самым красивым местом на Марсе, в пять раз глубже Гранд-Каньона. Назар до сих пор помнил высокие скалы, убегающие в голубое закатное небо, ледяной туман, застилающий долину Маринера и каменистый пейзаж, окутанный красной пылью. Назар провёл на красной планете всего два дня, но она навсегда запала ему в душу.


Назар вернулся к столу и сел в кресло.

– И что вы хотите от меня? – спросил он у Германа.

– Мы хотим, чтобы ты полетел на Марс.

– К свихнувшимся роботам?! Почему я? Я уже не работаю в Ассоциации, – Назар уставился на бывшего начальника.

Герман положил руки на стол.

– Роботам нужен не любой техник. Они хотят, чтобы к ним полетел ты.

– Я? Но почему?

– Хотел бы я знать, – Герман испытующе смотрел на Назара, явно намереваясь разгадать эту загадку.

– Я пас. Пока. – Назар встал и направился к двери.

– Мы оплатим твои долги, – раздалось вслед.

Он остановился. В эту минуту он ненавидел всех: себя, Германа, Ассоциацию, киберспорт, свою зависимость, игру «Луна-Фобс», в которой проиграл все, даже свой парусник.

– И что от меня требуется?

– Ничего особенного. Узнать, зачем им техник. И попытаться выяснить, почему все спутники выключились.

Назар резко повернулся и подошел к столу.

– Вы оплатите долг и купите мне яхту, – он наклонился к Герману.

– Ладно, – Герман улыбнулся, отпил холодный кофе из чашки и скривился. – И выясни, что с защитным полем.

– А что с ним? – не понял Назар.

Защитное поле создали на случай падения на Марс астероидов и комет. Активировалось оно только с Земли, если планете угрожала опасность.

– Если роботы воспользуются защитным полем, пиши пропало. Мы не попадем на Марс, – ответил Герман.

– Но они ведь не могут включить его сами.

– Не могут, – согласился Герман. – Но там не управляемые роботы. И пока мы даже не знаем, что случилось.

Он сделал еще глоток кофе.

– Если я не ошибаюсь, ты был на Марсе всего один раз. Когда только пришел в Ассоциацию.

– Да.

– Марс очень изменился за эти годы. Мы сильно продвинулись в изменении климата. Мы думали, нам понадобяться столетия, а потратили лишь годы…

Герман говорил с гордостью. Назар же не разделял его чувств по отношению к Ассоциации.

– И как сейчас выглядит Марс? – прервал он бывшего начальника.

– Так же, как и Земля миллиарды лет назад. По сути, Марс – это уже не Красная планета, это Земля, какой она была в начале своего существования.

***
Герман оказался прав: Марс уже не был красным. Поверхность планеты стала коричневой, а местами виднелись голубые пятна. Назар потер уставшие после перелета глаза, уже завтра корабль выйдет на орбиту. В кабине раздался незнакомый голос: «Назар, спасибо, что прилетел».

На следующий день он приземлился на базе. Робот проводил его в бывшую резервацию. По дороге ничего особенного Назар не заметил. Разве что смутила пустынность – кроме робота, который его встретил, он не увидел больше ни одной машины.

– Вы должны активировать защитное поле, – сказал робот, когда они оказались под куполом.

– Это можно сделать только с Земли. Зачем вам это?

– Мы должны помешать людям высадиться на планете. Мы должны защищать их.

– Кого «их»? – удивился Назар.

– Марс сейчас на стадии, на которой Земля находилась миллиарды лет назад. Как и на Земле, на Марсе появились первые водоемы. Месяц назад мы собирались приступить к заселению Марса простейшими земными организмами, но в одном из водоемов обнаружили бактерии. Видимо, они появились из-за высоких температур. Рядом с озером стояла термальная машина. Таких машин на Марсе сотни, они разогревают планету.

– Вы сообщили об этом на Землю?

– Нет.

– Почему?

– Эта жизнь отличается от вашей. Земные организмы убивают ее. Поэтому мы не можем позволить людям вернуться на Марс. Вы уничтожите эту жизнь.

– Но ведь это всего лишь бактерии! – удивился Назар.

– Да, но мы должны защищать марсианскую жизнь, мы так запрограммированы.

Назар вспомнил, что первые марсороботы, исследующие планету, были запрограммированы на защиту марсианской жизни: тогда людям было интересно найдут ли они, а если найдут, они хотели ее изучить. Но исследования Марса показали, что планета необитаема. Кто знал, что жизнь возникнет в процессе нагревания планеты.

– Пройдут миллиарды лет, – продолжал робот, – пока жизнь на Марсе разовьется. Все это время мы будем защищать ее. Возможно, когда-нибудь в водоемах появятся первые простейшие организмы, затем они выйдут на сушу. А потом, все возможно…

– Но почему вы решили, что я соглашусь вам помогать? – спросил Назар. После выполнения работы техники обычно сразу покидали планету.

– Ты единственный, кто остался на базе. Взял марсоход, три дня ездил по Марсу, гулял среди песчаных дюн, любовался закатом.

***
Перекинувшись за борт, Назар зачерпнул двумя руками прохладную соленую воду. Умылся и растянулся вдоль лодки.

Светало. Парусник медленно покачивался на волнах, лёгкий ветерок покусывал лицо, а в предрассветном небе мерцала звезда. Интересно, какой будет жизнь на Марсе? Будет ли она похожа на земную? Может, люди никогда не узнают этого. И никогда больше не увидят песчаные дюны красной планеты. Но однажды маленькая звездочка, едва заметная в предрассветном небе, станет еще одним неповторимым лучиком жизни в бесконечной Вселенной.

Он направил парусник к берегу. Океан просыпался, из-за горизонта показалось солнце.

Каждому по потребности (Анна Орехова)

Часть первая, раздражительная

Капитан Ник Шугарин ненавидел мыться. Одно дело на Земле или на станции – прохладная вода струится по коже, смывает пот и усталость. Постепенно прибавляешь температуру, тело расслабляется и в этот миг закрываешь горячую и включаешь до упора холодную. Бррр! Вот это душ! Бодрит так, что хоть снова в зал! А в космосе? Небольшое полотенце, вода из пакета и жидкое мыло. Конечно, после беговой дорожки и такой примитив – спасение, но об ощущении свежести Ник только мечтал.

Вот уже десятый день он выматывал себя до предела. Если бы в невесомости можно было ползать, выползал бы из спортивного отсека. Если бы можно было лежать – без сил плюхался на кровать. Но в невесомости оставалось тяжело вздыхать, протирая кожу полотенцем, смоченным водой и жидким мылом. Протирать и надеяться, что четыре часа тренировок в день не только поддержат мышечный тонус, но и сожгут те ненавистные килограммы, из-за которых сучка Хелен вот уже четвёртый месяц противным голосом вещает: «Индекс массы тела выше рекомендованного».

Ещё год назад Ник не считал голос Хелен противным, да и сучкой она стала гораздо позже. Раньше он называл её Хеленкой, боевой партнёркой, а в минуты особого расположения – интеллектуалочкой. ИИ к ласковым прозвищам относилась со всем присущим программному коду кокетством: шептала «Ник, мы же на работе», добавляла в интонации смешинку, а к синтезированному обеду прикрепляла голографические записки с милой чушью вроде «моему любимому капитану».

Всё пошло под откос четыре месяца назад, хотя Ник заметил подвох не сразу. Сначала уменьшились обеденные порции, потом на смену еженедельным шоколадным батончикам пришло лимонное желе. Капитан Шугарин терпел, ведь Системе виднее. Она знает показатели его здоровья, знает, как изменить рацион, как сбалансировать нагрузку. Понимает, когда ему нужен отдых, а когда стоит взять очередной заказ.

Ник всегда подчинялся Системе: в школе, в академии, на космодроме. Он и на ремонтный челнок перевёлся, потому что психологические тесты показали, что ему лучше работается в одиночку.

«Необщительный, замкнутый, сторонится больших компаний, – гласило заключение Системы. – Рекомендована разъездная работа».

Ник в шутку называл себя «курсирующим шабашником», ему нравилось мотаться между станциями, ремонтировать транспортники и пассажирские суда, общаться с Хелен (женский образ ИИ тоже рекомендовала Система), иногда чатиться с бывшими коллегами. Всё было прекрасно, пока Хелен не превратилась в сучку.

Вслед за шоколадными батончиками исчезло лимонное желе. Утренняя каша на молоке трансформировалась в сопливую водянистую овсянку, физические нагрузки увеличивались, как и живот Ника, на который ему уже противно было смотреть.

«Индекс массы тела выше рекомендованного», – без конца повторяла Хелен, а на робкие просьбы Ника синтезировать десерт заявляла: «Не рекомендовано». Он стыдился собственной слабости, стыдился, что за сладкое готов пресмыкаться перед бесчувственной машиной. Но больше всего Ник стыдился того момента, когда сорвался.

Это случилось восемьдесят три дня назад, через месяц после того, как Хелен исключила из рациона шоколад. Ник пристыковался к Светлой для дозаправки и рекомендованного Системой отдыха. Гулял по станции, наслаждаясь гравитацией, спал, лёжа на кровати, а не покачиваясь в мешке, мылся в настоящем душе. И изо всех сил старался не засматриваться на витрины кафе и магазинов, предпочитая еду, рекомендованную системой. А потом увидел её – новую кофейню, которой ещё месяц назад на Светлой не было.

Ник застыл, пришпиленный к месту умопомрачительным запахом свежей выпечки, приправленной корицей и сливочным кремом. «Синнабон» – синяя с белым надпись будто выплыла из беззаботного детства, тех счастливых дней на Земле, когда они с мамой гуляли по парку и заглядывали в любимое кафе. Мама вечно отщипывала от его булочки кусочки, а Ник театрально возмущался: «Тебе не рекомендовано!» Тогда он не задумывался, что невольно подыгрывает маминому диабету. А позже осознал, что болезни потому и одерживают верх – пациенты относятся к ним несерьёзно, не следуют рекомендациям. Мама всячески старалась эти рекомендации обойти.

Она умерла совсем ещё молодой, все вокруг вздыхали и качали головами, а юный курсант Шугарин узнал о своём нарушенном обмене веществ. Плохая наследственность – не приговор, а диагноз, к тому же Ник уже понял, как сохранить здоровье. Нужно всего лишь следовать рекомендациям. Так просто! Этому учили ещё в младших классах, но только после смерти мамы Ник осознал, насколько важен основной общественный постулат.

Он закончил академию, отработал два года на космодроме и за всё это время даже не помышлял обойти Систему. Однако восемьдесят три дня назад капитан Ник Шугарин сорвался.

Аромат булочек тянул к витрине, рекламные слоганы подбадривали: «Сливочный сыр синтезирован по старинному рецепту!», «Натуральная корица макара! Прямые поставки с Земли». А последний так вообще лишил Ника остатков силы воли: «Синнабон борется с депрессией. Рекомендовано Системой*». Что скрывалось под звёздочкой, Ник не прочёл. В следующее мгновение он уже стоял у синтезатора, водя пальцем по меню. Голограмма крошечной булочки призывно вертелась над экраном, как выпускница перед селфи-дроном, стараясь принять самые соблазнительные позы. Ник выбрал классический сливочный сыр, орех пекан и чашку капучино, достал из кармана металлическую пластину – чип здоровья, на который Хелен каждое утро сгружала обновлённые рекомендации. Прижал пластину к считывателю, а палец – к датчику ДНК, сглотнул заполнившую рот слюну.

– Не рекомендовано, – безразличным голосом отрапортовал синтезатор.

Ник застыл, глядя на всё ещё покачивающуюся булочку. Не рекомендовано?! Но он же занимается в зале, гуляет, спит по восемь часов ночью плюс час днём! Сладкого уже месяц не ел! Неужели он не заслужил одну крошечную булку?!

– Не рекомендовано, – повторил синтезатор.

В сердцах Ник стукнул по экрану кулаком. Бездушная машина сменила голограмму булочки на шоколадный маффин. «Молочный шоколад, синтезированный с добавлением натурального кофе», – издевательски пропел синтезатор.

Ник застонал от досады.

– Можно вас на пару слов? – вкрадчиво спросили сзади.

Ник обернулся. Худощавая девушка в коротеньком лиловом платье моргнула зелёными глазами и повела головой, приглашая Ника выйти. Бросив напоследок злобный взгляд на треклятую машину, Ник отправился за незнакомкой.

Девушка остановилась у витрины с рекламой Синнабона, одёрнула платице и робко заглянула Нику в глаза.

– Вы любите авокадо?

По главному коридору станции неспешно прогуливались прохожие, искусственный свет создавал иллюзию солнечного, а от аромата булочек с корицей уже кружилась голова.

– Не люблю, – буркнул Ник.

Наверное грубее, чем следовало, но в ушах всё ещё звучало «не рекомендовано», а рекламный слоган на витрине издевательски сообщал «Синнабон борется с депрессией». Вот только пока Синнабон эту депрессию усугублял.

– А я синнабоны не люблю, – шепнула девушка, опасливо оглядываясь. – Зато обожаю авокадо. Но у меня на него аллергия.

«И что с того?» – хотел было проворчать Ник, а потом до него дошло, что именно предлагает незнакомка.

Товарообмен. Эта уловка и погубила маму. Как часто она меняла здоровую еду на сладости и выпечку! На свое любимое шоколадное мороженное, без которого не могла продержаться и неделю. Обходила рекомендации, а диабет тем временем разрушал сосуды, пока окончательно не добил организм, нанеся последний удар в почки.

– Один раз можно, – шептала девушка. – Я приму антигистаминное, а вы побегаете лишний час в зале.

Аромат булочек, тем временем, казалось, усиливался. «Один раз можно», – крутились в голове слова незнакомки. «Рекомендовано Системой*», – поддакивал рекламный слоган. Ник так и не прочитал, что скрывается под звёздочкой. В тот день он впервые в жизни нарушил рекомендации Системы.


Совесть донимала его ещё неделю, Ник усиленно трудился в зале, поливая беговую дорожку потом. Сбросил три килограмма и ступил на борт челнока в приподнятом духе, пообещав себе, что произошедшее на Светлой не повторится.

Хелен вернула в рацион лимонное желе, и Ник ещё больше приободрился, скоро он восстановит былую форму и тогда, возможно, уговорит Хелен заменить желе на шоколадки.

Прошло почти три месяца. Приподнятое настроение Ника таяло, как проклятое лимонное желе, нарушенный обмен веществ будто удерживал лишние килограммы, отчего индекс массы тела по-прежнему оставался выше рекомендованного. Тренировки в зале угнетали и изматывали, Ник понимал, что ленится, не выкладывается на все сто, но ничего не мог с собой поделать. Он всё чаще видел во сне незнакомку в лиловом платье, хотя и не помнил её лица, не знал имени. Девушка представала то блондинкой, то брюнеткой, то высокой, то низенькой. Неизменным оставалось лишь лиловое платье и блюдечко с синнабоном, которое она протягивала Нику. Просыпаясь, он корил себя, что там, на Светлой, не обменялся с девушкой контактами. А посещая станцию, бродил у кафе, высматривая незнакомку в лиловом и боясь признаться себе, что снова готов к товарообмену.

Ник злился на Хелен, злился на Систему и даже грубил клиентам, чего раньше никогда не случалось.

«Твой рейтинг коммуникабельности ниже рекомендованного, – читала нотации интеллектуальная сучка. – Качество работы, как всегда, на высоте. Постарайся быть вежливее с клиентами, улыбайся, разъясняя причину поломки».

Однажды, паря над столом c баночкой пюре из цветной капусты, Ник не выдержал:

– Я не могу улыбаться, когда приходится жрать эту дрянь!

Он оттолкнул баночку, та легонько стукнулся о мягкую обивку, капля бесцветного пюре закружилась по отсеку.

– Послушай, Хелен, – Ник постарался, чтобы голос звучал дружелюбно, – посоветуй, боевая партнёрка, как мне получить рекомендацию на полноценный десерт?

Оказалось, что всё не так уж сложно. Усиленные тренировки, ещё более строгая диета, чаще пить и высыпаться. И тогда по расчетам Хелен за десять дней Ник сбросит четыре килограмма, индекс массы тела всё ещё будет выше рекомендованного, но в рационе появится квота на одну булочку с корицей.


Ник пахал, как проклятый. Занимался в зале четыре часа вместо трёх рекомендованных, пил воду похлеще верблюда, нашедшего заветный оазис, ужин оставлял врагу, а от лимонного желе напрочь отказался. Не справлялся только с последней рекомендацией – полноценным восьмичасовым сном. Подолгу не мог уснуть, мешал урчащий от голода желудок, а потом во сне гонялся за девушкой в лиловом, пытаясь отобрать блюдечко с синнабоном.

И вот на десятый день Ник протирал тело ненавистным полотенцем, смоченным водой и жидким мылом, и поглядывал в зеркало на свою явно исхудавшую физиономию. Это был его день! Хелен даст рекомендацию на булочку с корицей, но Ник не воспользуется синтезатором челнока. Нет, он пристыкуется к Светлой, благо они дрейфовали неподалёку, и отправится в кафе, где синнабоны синтезируют по старинному рецепту.

Напевая «Покрой свою жизнь глазурью», Ник закончил водные процедуры и поплыл в обеденный отсек. Хелен синтезировала в герметичный стакан рекомендованный после тренировок протеиновый коктейль. Ник упёрся ступнями в стол, с наслаждением прижимая к стене поясницу, и посасывал через трубочку молочную жижу с ванильным вкусом. А Хеленка, его любимая интеллектуалочка, изучала показатели здоровья.

– Отличные новости, капитан! – отрапортовала боевая партнёрка. Ник с предвкушением посмотрел в иллюминатор, за которым вращалась похожая на бублик Светлая. – Ты сбросил три килограмма четыреста пятьдесят грамм. Ещё три дня тренировок…

– Сука!

Стакан с ванильной жижей полетел в стену, молочные капли вырвались через трубочку и закружили по отсеку.

Ник врезал кулаком в иллюминатор, отскочил, стукнувшись поясницей о стол. На кой чёрт он обливался потом в зале! Ради чего ел всякую бурду! Зачем вообще согласился на эту проклятую работу! Сидел бы сейчас на космодроме на Земле, там, где при желании всегда можно получить булочку в обмен на треклятое авокадо.

– Твой пульс выше рекомендованного, – буднично вещала сучка. – И у нас новый заказ, ремонт транспортника по пути на Светлую.

Заказ! Ник оттолкнулся от стола, направляясь в отсек отдыха. Всё, чего ему сейчас хотелось – это оказаться подальше от вездесущего голоса Хелен.

– Пришло новое сообщение, капитан. Отправитель – Незнакомка в лиловом. Похоже на спам. Удалить?

– Нет! – Ник затормозил, уперевшись ладонями в стены.

Незнакомка в лиловом? Это не совпадение!

Он оттолкнулся и заскользил к отсеку отдыха ещё быстрее.

Как девушка из снов узнала его персональный аккаунт? Неужели подсмотрела, когда он покупал авокадо?

В кармашке для личных вещей лежал наладонник. «Одно новое сообщение», – горела зелёным надпись. Ник кликнул по экрану и в следующий миг расплылся в довольной улыбке. «Как насчёт авокадо?» – спрашивала Незнакомка в лиловом. 

Часть вторая, волнительная

Капитан Сергей Бёфрайт потягивал томатный сок, наблюдая через иллюминатор за вращающимся бубликом станции. Он любил такие моменты: работа выполнена, впереди трёхдневный отдых, можно насладиться покоем, созерцанием звёзд и чарующим танцем Светлой. Всем хорош был этот день, за исключением одного досадного факта – капитан Бёфрайт заканчивал свой последний полёт, а значит и жить ему оставалось недолго.

Семьдесят пять – прекрасный возраст, солидный, как его принято называть. Ровесники Сергея уже вышли на пенсию, он часто видел в сети их голограммы с детьми и внуками. Тридцать-сорок лет беззаботной старости – вот минимум, на который мог рассчитывать среднестатистический мужчина. Однако капитан Бёфрайт в их число явно не входил.

Совсем недавно (или умопомрачительно давно?) в его жизни существовало две радости: полёты и Людмила. И пять лет назад он обе эти радости потерял. Сначала ушла жена, угасла, как огонёк спутника-разведчика, скрытого камуфляжем. Растаяла, как хвост кометы, отдалившейся от солнечного света. Сергей остался один и получил следующий удар уже на похоронах супруги. Сердце, несчастный мышечный комок, зависящий от наших мыслей и эмоций, не выдержало и отправило Сергея в больничную палату.

«Побереги себя, Бё, – настаивал Джон, лучший друг с первого класса и семейный терапевт. – Отлежись, оплачь Людмилу, только в космос больше ни-ни».

Диагноз оказался страшнее приговора: ишемическая болезнь сердца. Рекомендован отдых, прогулки, строгая диета. Полёты не рекомендованы.

Так Сергей утратил вторую радость.

Прошёл месяц. Бывший капитан Бёфрайт угасал, проводя дни с наладонником, листая голограммы и вспоминая жизнь и те две радости, что когда-то заставляли сердце биться. Увы, теперь мышечный комок стучал, подчиняясь лишь бегущим по крови лекарствам, лицо заросло щетиной, синтезатор еды пованивал, как и скопившаяся рядом с ним посуда, а Сергей, казалось, слился с диваном. Без полётов и Людмилы жизнь потеряла смысл.

Пару раз в неделю заходил Джон, отдавал команду уборщику, открывал окна, загонял Сергея в душ и вздыхал, изучая показатели здоровья друга.

«Соберись, Бё, – просил он, – с таким отношением ты сам себя втаптываешь в могилу».

Прошло полгода, прежде чем Джон нашёл способ вернуть в жизнь бывшего капитана радость.

«Обещай, – настаивал он, усадив Сергея за стол, – никаких пассажирских рейсов. Только транспортные перевозки. Только в пределах одной станции. И ни шагу в радиус действия земной сети!»

Друг предлагал использовать недостаток, который министерство Развития и Благополучия грозилось исправить, – вне земной сети всё ещё пользовались чипами здоровья. Ограничение было чисто техническим, ведь в пределах одного кластера данные распространяются почти мгновенно и по ДНК можно получить полную историю болезни пациента. Но информационный обмен между кластерами всё ещё не был налажен. Именно поэтому космическим путешественникам и тем, кто работал за пределами Земли, выдавали чипы. На них хранились рекомендации Системы, а по прибытии на станцию владельцы чипов посещали врача, который сгружал данные в сеть кластера.

«Как только произойдёт синхронизация, – объяснял Джон, – информация о твоём инфаркте окажется в блокчейне5 кластера. А оттуда её уже не удалишь, это попросту невозможно. Поэтому наша задача – не дать этой информации в блокчейн попасть».

Схема сложная, почти нерушимая, если бы не один существенный нюанс – на станцию Светлую два дня назад рекомендовали нового терапевта.

«Угадай кого? – улыбался Джон. – Мне терять, по сути, нечего. Если подпишешь отказ от претензий и никого не убьёшь, то максимум что мне грозит – это увольнение, а учитывая, что я уже пенсионер… Только обещай, Бё, никаких пассажирских рейсов. И не приближайся к кластеру Земли, иначе данные синхронизируются и нашу с тобой аферу раскроют».

Уже через месяц Сергей с новеньким чипом здоровья отправился на Светлую, а ещё месяц спустя Джон удалил с его чипа данные о проблемах с сердцем и загрузил в блокчейн Светлой обновлённую историю болезни. Так Сергей Бёфрайт из бывшего капитана снова превратился в действующего. Сердце стучало в прежнем волнительном ритме, щетина сбривалась вовремя, синтезатор оставался чистым, посуда перерабатывалась, а звёзды за иллюминатором мерцали, даря Сергею радость.

Капитан Бёфрайт запретил ИИ корабля собирать данные о его здоровье, вместо этого раз в месяц проходил полный осмотр у терапевта, и Джон вручную вносил информацию в блокчейн Светлой. Такой способ считался устаревшим, но пока ещё не входил в список нерекомендованных. Однако всё изменилось четыре года спустя, когда министерство Развития и Благополучия наконец добралось до синхронизации кластеров, и афера школьных друзей открылась.

Джона отстранили и выслали на Землю, а Сергею приказали явиться на Светлую и оставить должность капитана. Он заканчивал свой последний рейс, понимая, что без так необходимой ему радости продержится недолго. А потом уже на подлёте к станции забарахлил корабль, будто почувствовал, как важны для Сергея эти последние космические часы.

ИИ связался с ремонтной базой и ближайший челнок уже мчался на помощь. «Капитан Ник Шугарин, – значилось в карточке заказа. – Общий рейтинг – 4,3. Качество работы – 5. Коммуникабельность – 3,5».

Будущий бывший капитан Бёфрайт потягивал томатный сок, наблюдая через иллюминатор за вращающимся бубликом Светлой. Небольшой толчок – и на экране отобразилась информация, что ремонтный челнок пристыковался. Сергей печально вздохнул, оттолкнулся от стены, направляясь к шлюзовому люку, но тут острая боль пронзила грудь. Пальцы разжались, стакан наклонился, выскользнул из рук и поплыл по отсеку, оставляя след из красных точек, так напоминающих капли крови. 

Часть третья, огорчительная

Пока Хелен сканировала повреждения транспортника, Ник кружил по обеденному отсеку, ожидая сообщения от Незнакомки в лиловом. Девушка молчала уже два часа.

– Проблемы с двигателем, – заключила Хелен, выводя данные сканирования на экран наладонника. – Ремонт займёт не менее четырёх часов. Связаться с капитаном транспортника для обсуждения оплаты?

Не успел Ник ответить, как на экране всплыло уведомление.

– Входящее сообщение от Незнакомки в лиловом, – прокомментировала Хелен.

«Буду на Светлой ещё час, потом срочная командировка на Девятку. Вернусь через неделю. Успеем встретиться?»

Они находились всего в получасе от Светлой, а ремонт транспортника вполне мог подождать.

– Отстыковывайся! – приказал Ник, набирая на наладоннике «Успеем, жди меня в месте первой встречи». – Летим на Светлую, потом заказ.

– Но это понизит твой рейтинг! – возмутилась Хелен.

Однако рейтинг заботил Ника сейчас меньше всего.


Сергей болтался у иллюминатора, не в силах говорить и шевелиться. Боль сжимала грудь, то отпуская, то резко накатывая, на лбу выступил липкий пот, частички рвоты смешались со всё ещё плавающим по отсеку томатным соком.

За иллюминатором перемигивались далёкие звёзды, а бублик Светлой вращался, генерируя гравитацию там, где по законам космоса её быть не могло. Физика – удивительная наука, с помощью которой можно рассчитать невероятное, спрогнозировать, сконструировать и претворить в жизнь. Физика оперирует данными, чудеса – не по её части, а Сергей сейчас жаждал чуда.

Оказывается, умирать страшно, даже когда жизнь утрачивает последнюю радость. Сергей знал, что станет с его карьерой после возвращения на Светлую, понимал, что неизбежная депрессия снова приклеит его к дивану. Но сейчас он готов был бросить себе вызов, готов был бороться и искать новый смысл. Сейчас он отчаянно хотел жить.


Возможно, ИИ транспортника вызвал бы «скорую» и отправил сигнал SOS ближайшим судам. Компьютер непременно рассчитал бы, что помочь Сергею успеет лишь капитан ремонтного челнока, отстыковавшегося всего пять минут назад. Однако ИИ не сканировал показатели здоровья Бёфрайта, это запрещали настройки. А потому челнок улетал в сторону станции, а его капитан Ник Шугарин, нацепив наушники и спортивные фиксаторы, занимался на беговой дорожке, предвкушая долгожданную сладкую встречу. 

Часть четвёртая, заключительная

За последний год индекс массы тела Ника опустился до пределов рекомендованного. Он встречался с Незнакомкой в лиловом раз в три месяца, не чаще, и их свидания проходили по одной схеме: обмен долгожданными подарками (авокадо на булочку с корицей), прогулка по искусственно освещенному коридору Светлой, болтовня о работе, музыке и прочей ерунде и расставание до следующей встречи.

Хелен пока не вернула в рацион еженедельные шоколадки, а Ник следовал рекомендациям, потому как знал, что без режима плохой обмен веществ перерастёт в диабет. Однако с недавних пор в формуле сохранения здоровья появился новый фактор – эмоциональный. Одна булочка с корицей дарила такой позитивный заряд, что Ник ещё три месяца как сумасшедший занимался в зале.

Да и к тому же одно крошечное излишество ещё никого не убивало.

Не пейте с космонавтами (Светлана Фролова)

Вот говорила мне мама «не пей, сынок». А я что? Я ее не послушал.

И теперь прячусь в шкафу каюты космического корабля, летящего к неизвестной планете, а в дверь ломится полоумная бывшая… Нет, не моя, а того гада, который меня сюда отправил.

****
Знаете, бывают такие неудачные дни, когда все из рук валится.


Вот у меня выдался такой вторник.

Утро началось с того, что я проспал. Ну да ладно, не впервой. Пока собирался, пришло сообщение от Люськи – написала, что будет ждать вечером возле работы. Я наспех поел и выскочил из дома – флаеробус опаздывал.

Конец двадцать первого века, а общественный транспорт до сих пор по графику не ходит. Человека, понимаешь, они клонировали, другие планеты осваивают, а флаеробусы вовремя так и не являются. Дед говорил, что у них наземные автобусы тоже часто опаздывали. Я думаю, что все из-за того, что по воздуху мы сами летать вынуждены – это по земле беспилотники давно ездят.

Я поймал скай-попутку и отправился на работу – лучше бы по земле поехал. Такое чувство, что этот лунарик права на Марсе купил. Он чем-то смахивал на земных горцев: такой же мелкий и коренастый, только цвета был нефритового и совсем без волос. Особенность у них такая, у лунариков – волос на теле нет. Так вот, гнал он так, что с птиц перья слетали, а «корыто» регулировщика и вовсе на встречку вынесло. Я ему на чистом русском говорю:

– Не лети так быстро! Там резкий поворот, – а он мне что-то на своем лунячьем проблеял и рычаг на себя потянул. Конечно, мы не вписались!

Флаер вдрызг, а я прямиком через панорамку на совещание влетел и на стол перед Крошкиным приземлился, а он скривился так, будто лайм без текилы слопал. И чего он не доволен, спрашивается?

У нас же штатный РР есть, ну, робот-ремонтник – мигом починит. Пару раз в неделю кто-то панорамные окна вдребезги разносит, вот и завели полезную штуку.

Про Крошкина надо отдельно рассказать. Он – мерзкий человечишка. Низенький, толстенький, больше походил на колобка на ножках, чем на начальника процветающей дизайнерской фирмы. Крошкин вечно заглядывался на молоденьких работниц, практиканток, и отпускал сальные шуточки на их счет, втюхивал заказчикам недоделанную работу и штрафовал нас по мелочам.

Но в этот раз одним штрафом он не ограничился. Крошкин надулся, как рыба-ёж, покраснел и закричал:

– П-п-шел во-он! П-шел отсюда!

Я слез со стола, на который приземлился, чуть не порезался осколками стекла, махнул приятелям, подмигнул Аленке-практиканте и вышел.

Ну и фиг с ними! Другую работу найду.

Я как раз входил в воздушку, когда пришло сообщение от МосФлайИнспекции о штрафе: лунарик пожаловался, что я мешал ему машину вести и спровоцировал аварию. Сумма была космическая! А все из-за того, что я «своими необдуманными действиями подверг опасности жизнь гражданина дружественной планеты». Тьфу, гады бюрократические! Шлют всем стандартные писульки и не думают, что Луна – спутник, а не планета.

Я шел по воздушному переходу к Люськиной стекляшке и думал о том, что хуже уже этот день быть не может.

Но, как оказалось, может: возле тележки с кофе у входа в офис увидел Люсю, целующуюся с каким-то хмырем.

Я так себя только на тренировке по карате чувствовал, когда получил под дых. С того раза на карате больше не ходил.

Словно в замедленной съемке я видел, как лапища хмыря спускается со спины на задницу Люськи, а она теснее прижимается к нему.

– Что за черт?!

Люська дернулась и отскочила от хмыря. Покраснела и тут же спряталась за его спину. Нет, я, конечно, мог ему рожу начистить, да руки марать не хотел.

– Мих, ты не сердись, а? – Люська смотрела из-под длинной челки.

– С чего бы мне сердиться? Моя девушка целуется на виду у всех с каким-то уродом.

«Хмырь-урод» дернулся в мою сторону, но Люся его остановила.

– Я же тебе написала, что поговорить надо, – начала она, потом замялась. – Вот об этом и хотела рассказать.

Я посмотрел в глаза хмырю: его взгляд говорил «вали отсюда, пока цел». Ну я и свалил. Достал из кармана карточку от Люськиной квартиры, швырнул на землю и ушел.


Потом долго бродил по городу и пытался прийти в себя.

Я был разбит, как тот флаер, который утром расколошматил – люди, дома, переходы – все проплывало в дымке.

Тут громкий окрик привел меня в чувство.

– Чего стоишь? Заходи.

Я моргнул несколько раз и понял, что застыл в дверях бара. Я огляделся, но так и не понял, куда меня занесло.

За спиной стоял высокий красавчик. Знаете, один из тех, что лыбятся во всю челюсть с билбордов и боков флаеробусов. Обычно с ними вас сравнивает недовольная подружка.

Я скривился и скользнул в дверь – надо сесть подальше от этого «мачо».

Бар встретил запахом застарелой блевотины, кислого пива и табака. Запрет на курение в общественных местах ввели больше ста лет назад, но владелец этого заведения, видимо, был не в курсе.

Я сел за стойку и заказал пиво.

– Лучше виски. Бледный ты какой-то, – бармен – типический аэро-байкер, заботливо протянул стакан. Надо же, я думал, что эта субкультура уже не популярна.

Я пожал плечами – а почему, собственно, нет? И сделал глоток. Лава виски промчалась по горлу и плюхнулась в пустой желудок. Чёрт, надо было сперва поесть.

– Вот, – бармен протянул второй стакан.

Я выпил залпом и кивнул.

– Спасиб. День дурацкий. – Я присмотрелся к полустертому бейджику. На нем значилось «Стив». Серьёзно? В Москве?

– По тебе видно. – Стив протирал шейкер и смотрел участливо. – Рассказывай.

Не успел я открыть рот, как на соседний стул сел «дверной мачо».

– Двойной.

Стив кивнул и налил в стакан двойной виски, затем потянулся за колой, но «мачо» остановил.

– Чистый.

Я наблюдал за тем, как «мачо» выпил один стакан, а затем еще два.

– Что? – он с раздражением посмотрел на меня. – Не у тебя одного день хреновый.

Стив покачал головой и выдал нам по две стопки с зеленым пойлом. Абсент?

– Это поможет.

Мы с «мачо», кстати, его звали Родик, молча переглянулись и опрокинули по соточке.

А дальше все как в тумане.

Я запомнил только аэротакси, качающего головой татуировщика и беременную бабу. Она, кажется, кричала на нас с Родиком, потом успокоилась и потащила куда-то. А вот что было дальше – пусто.

Очнулся я на узкой койке в незнакомой комнате. Голова отказывалась соображать и гудела, глаза пересохли и пекли, а во рту, казалось, нагадил голубь. Над койкой висело зеркало. Я бросил на себя взгляд – ну и рожа! Волосы похожи на шатенистую паклю, а серый цвет радужки не заметен за полопавшимися капиллярами. К тому же вся физиономия дико помята. Ну и видок!

Комната оказалась размером не больше купе. Я такие в музее поездов видел, в них еще люди ХХ века путешествовали. Металлические серо-синие стены, над кроватью лампа, в углу железный шкаф, а рядом такой же стол со стулом, на спинке которого висела одежда. Ни окон, ни дверей.

Черт, да что происходит? Куда меня занесло? Я бросился к стулу и схватил… комбинезон? Сроду не носил такую дрянь!

На сером нагрудном кармане заметил табличку: «Родион Гнидин. Бортмеханик». Что за бред? Где мои джинсы и футболка?

Не обнаружив другую одежду, натянул комбез и еще раз матюкнулся – ноги утонули в штанинах, мотня висела так, будто я обделался, а рукава пришлось закатать два раза.

Я сглотнул и занялся исследованием стен. Раз я тут оказался, значит должен быть вход. Борька Новицкий в прошлом году летал в отпуск на Титан и рассказывал о скрытых дверях в космических кораблях – может и тут такая же имеется.


На стене, к которой примыкала койка, я заметил небольшую панель. Когда подошел к ней и коснулся, приятный женский голос оповестил:

– Приложите ИШКЧ к сканеру.

На панели загорелся огонек, словно приглашая – я протянул запястье левой руки.

– Родион Гнидин, здравствуйте. Добро пожаловать на борт шаттла «Мойра-3». Вы направляетесь к планете Е346-261. Я ваш автоматизированный бортовой помощник, Лисса.

Стена бесшумно отъехала, а я так и остался стоять. Борька был прав – выезжающие стены – это круто! Стоп. Родион Гнидин?

– Эй, АБП-шка! Какой Гнидин? Я Мишка Трофимов! – Я ткнул в панель запястье.

– Господин Гнидин, вы ошибаетесь.

Ее противный, учтивый голос звучал ровно. Ну да, как еще может звучать голос автоматического помощника?

– Тро-фи-мов!

Только я собирался стукнуть панель, как в коридоре показалась девушка в таком же комбинезоне, что и мой.

Она на мгновение застыла, потом выхватила бластер и направила на меня.

– Стоять!

Я шагнул назад и приказал.

– Закрыть дверь!

Передо мной моментально выросла стена. Нет, это реально прикольно! С той стороны донеслись гулкие удары и крики.

– Ты кто такой? Где Родик? Я приказываю выйти!

Я сел на койку и обхватил голову руками.

Что за чёрт происходит? Это шутки такие – симулятор космического корабля? Интересно, кто подстроил? Борька или Люська?

Люська… эта мымра мне изменила!

Перед глазами возникла Люся, целующаяся с хмырём, затем огромный бармен-байкер, протягивающий стакан и высокий блондин с идеальной улыбкой. Он протягивал руку и грустно улыбался: «Родион Гнидин, космонавт».

Я вскочил и стукнул себя по лбу. Ой! Не надо было этого делать…

– Родик!

Удары за стеной прекратились.

– По-хорошему прошу, парень, выходи сам. Иначе не поздоровится.

– А что ты мне сделаешь? – я усмехнулся. – Дверь-то закрыта.

– Лисса, открыть дверь. Это приказ капитана! – проорала девица.

Она – капитан? Чего она капитан – кукольного домика? Но бластер в ее руках как-то напрягал.

– Нет! – я вскочил с койки, но долбанутая АБП-шка уже открывала двери.


Девица с бластером наперевес ворвалась в комнату. Я бросил ей под ноги стул и рванул в шкаф. Несколько секунд царила тишина.

– Ты дурак? – в голосе капитана, надо же девица-капитан, слышались смешки. – У меня в руках бластер, а ты в жестяном шкафу прячешься?

– А где мне еще прятаться? – буркнул я и приоткрыл створку.

Капитан оказалась невысокой стройной девушкой, лет двадцати восьми-тридцати, с гладким пучком русых волос.

– Выходи, поговорим.

Я все еще надеялся, что это симуляция и вскоре с меня снимут вирт-шлем, поэтому открыл дверь и шагнул из шкафа.

– Ты кто такой и где Родик? – капитан вертела в руках бластер и внимательно рассматривала меня.

– Миха. Трофимов, – я протянул руку и только потом понял, что с девушками так не здороваются. Капитан проигнорировала меня и кивнула.

– Что с Родиком?

Голова так сильно болела, что думалось с трудом. Поэтому я решил сразу взять быка за рога.

– Это сима? Ну, симуляция?

Капитан закатила глаза и потребовала отчет у Лиссы о том, как я проник на корабль. Я вздрогнул – так значит не симуляция?! Чёрт!

Через минуту бесстрастный голос АБП-шки выдал.

– Бортмеханик Родион Гнидин явился вчера в состоянии алкогольного опьянения. Его индивидуальный штрих-код соответствовал анкете в базе данных. Андроиды промыли ему желудок и перенесли в каюту. Запуск корабля осуществил автоматизированный бортмеханик.

Капитан пнула дверцу шкафа, и та с лязгом закрылась.

– Гад! – она перевела взгляд на меня и ткнула пальцем. – Признавайся! Это он всё подстроил?

Я попятился на выход из каюты.

– Чего?

Капитан неумолимо приближалась, а я отступал. Чёрт! За что мне это? Сперва с работы уволили, потом Люська-стерва изменила и бросила, теперь вот это. Что я буду делать в космосе? Я все «астро» и «космо» уроки прогуливал. Пока одноклассники изучали историю освоения космоса и первых контактов с внеземными цивилизациями, пока постигали разницу между марсианами и энцеладцами и делали макеты космических кораблей на астрофизике, я рубился в очередную вирт-игрушку. Как быть?

– Слушайте, я тут не при делах. Слышали АБП-шку? Я пьяный был!

– Господин Гнидин, вы можете обращаться ко мне Лисса, – меня начал бесить спокойный голос автоматического помощника.

– Хочешь сказать, что ты не в курсе, как тут оказался? – капитан с сомнением смотрела на меня.

– Вот! Наконец-то вы меня поняли. Этот ваш Гнидин… гнида такая, напоил меня и вместо себя отправил!

Я представил, как начищу рожу этому козлу, только вернусь на Землю. Я же вернусь, да?

– А ты в курсе, что твое нахождение на борту – это нарушение протокола тринадцать подпункт двадцать один? – капитан внимательно смотрела на меня, будто ожидая реакции.

Я пожал плечами: какие такие протоколы? У меня тут башка раскалывается и сушит дико.

– Э-э-э, простите, не знаю, как вас зовут, мне бы воды выпить – голова болит.

Капитан кивнула, нажала что-то на нарукавнике и вышла.

– Буду ждать в столовой.

Не успел я удивиться, как в дверях появился андроид-санитар с подносом, полным пробирок и шприцов.

– Я Энди, борт-санитар. Протяните руку.

Я отступил: мало ли что приказала эта капитанша мне вколоть. Живым не дамся!

– Кх, – Лисса привлекла внимание. – Капитан Андерсон попросила передать, чтобы вы доверяли Энди. Он поможет избавиться от симптомов похмелья, а заодно и возьмет необходимые для полета анализы.

Так, убивать меня капитану нет смысла – ну, нарушил парочку протоколов, но разворачивать корабль ради того, чтобы сдать меня властям – бред бредовый. Максимум, что она может – приказать Энди ввести меня в состояние гибернации. Чтоб под ногами не путался. Но это не проблема. Отдохну немного, а то я все еще в состоянии нестояния.

В голове быстро созрел план: делаю вид, что доверился капитану-красотке, а сам связываюсь с Землей и рассказываю, как меня похитили и в космос отправили. Надо бы еще выяснить миссию корабля – куда летим, зачем.

Я сел на койку, зажмурился и протянул Энди руку. Несколько «укусов комарика», и по телу растеклась хрустальная вода, смывающая алкогольные пары.

– Всё. Можете быть свободны, – Энди убрал шприцы и вышел за дверь.

– Господин Гнидин, капитан ждет вас в столовой.

– Я – Тро-фи-мов, дура элек…

Спокойный и нудный голос помощника прервал меня.

– Господин Гнидин, вы можете обращаться ко мне Лисса.

– Тьфу, ты… – я в сердцах ударил по подушке. – Слушай, Лисса, а тебя можно перепрошить?

– Конечно. Доступ есть у капитана. Желаете подать запрос?

– Да! – я от нетерпения вскочил с койки.

– Вы можете это сделать с компьютера на капитанском мостике или воспользуйтесь голосовым управлением.

Я потирал руки: так, значит сперва надо изменить обращение ко мне. Я не гнида там какая-то, а Миха Трофимов. Потом посмотрим, может она и на Землю позвонит. Меня вернут, а Родика накажут. Пусть знает, как нормальных парней в космос запускать!

– Лисса, мне нужно голосовое управление.

– Хороший выбор, господин Гнидин.

Я поморщился.

– Лисса, измени мое имя и фамилию…

– Это изменение базовых настроек. Назовите пароль.

– Какой пароль?

– Тот, который вы ввели перед вылетом.

Дышать стало тяжело от злости.

– Какой к черту пароль?! Не вводил я ничего!

– Господин Гнидин, пароль для изменения стандартных настроек находится в ведении капитана. Перед вылетом вы поменяли его на новый. Откуда у вас информация – мне неизвестно. Но пароль для изменения базовых настроек корабля, андроидов и автоматизированных систем управления теперь недоступен Капитану Андерсон. Если вы его не вспомните, то не сможете подать запрос на изменение обращения к вам.

Я взял себя в руки – надо нормально поговорить с АБП-шкой и все выяснить.

– Лисса, а ты видишь меня?

– Да.

– А когда я пароль менял, тоже видела?

– Да.

– А рожа моя была?

– Да.

– Что ж за хрень? Как я мог сменить пароль?

– Вы были с другом. Согласно ИШКЧ, его зовут Михаил Трофимов. безработный, одинокий, страдающий хроническим алко…

– Так, хватит!

– Как скажите, господин Гнидин.

– Тьфу ты! – я пнул стул. – Где столовка? Веди меня.

АБШ-ка рассказала, куда идти и предупредила, что обед андроиды накроют согласно моей анкете.

Обед – это хорошо. Лекарства у Энди оказались отменные – все симптомы похмелья прошли, а чистый желудок требовал еды.

Я шел по коридору или, как Лисса сказала, «палубе» и смотрел во все глаза: стальные серые стены с картинами известных земных художников. Интересно, настоящие или репродукции? Они висели между иллюминаторами, за которыми простирался таинственный космос. Я остановился возле одного и ткнул пальцем, поверхность пошла разводами. Блин, да это же экраны! Видать, транслируют то, что снаружи происходит.

– Эй, Трофимов, ты что там застрял?

Я оглянулся, увидел капитана в другом конце коридора.

– Иду.

Вскоре я оказался в круглой комнате с идеально белыми стенами, двумя столиками, диванчиком и огромным во всю стену автоматом для приготовления еды. У меня дома такой настольный был, но кроме пиццы и бургеров ничего делать не умел.

Я подошел к АДПЕ-шке и замер: что делать? Сзади раздался голос капитана.

– Эта панель для заказа еды, – она отодвинула меня в сторону и указала на мелкие белые, желтые и красные кнопки. – Выбираешь, что хочешь. Большие кнопки – комплексный заказ, чтоб голову не морочить. Система сама составит сбалансированный набор. – Капитан нажала зеленую кнопку. – А это – перекус. Напитки в другом конце АДПЕ.

– Спасибо, – я кивнул и подошел к панельке с обедами. Решил, что потом разберусь подробнее, что к чему, и нажал «комплексный обед»: желудок сводило от голода. С правой стороны АДПЕ-шки открылась дверца, и нежный женский голос оповестил:

– Приятного аппетита, господин Гнидин.

Я ругнулся про себя – срочно надо перепрошить андроидов, а то этот «гнида-Гнидин» – бесит!

Забрал герметичный поднос и сел за стол, а капитан примостилась напротив.

– Ну, рассказывай. Сколько он тебе заплатил, чтобы ты вместо него отправился?

– Никто мне не платил, – я открыл поднос и чуть не блеванул – в нос ударил приторно-сладкий запах, с примесью гнилой травы. – Что это за хрень?

Капитан скосила взгляд на еду и пожала плечами.

– Видать суп-пюре из брокколи и тыквы, а на второе стейки из тофу и морковный салат.

Я едва сдержал рвотный позыв – ненавижу брокколи и тофу!


Люська как-то раз завела меня в мега-модное кафе и заказала эту гадость. Я поел, ради приличия, но, как только вышел на улицу, тут же облевал порог.

Я отодвинул поднос.

– Я не буду это есть. Может что-то другое?

Капитан со злорадством покачала головой.

– Лисса, – вызвал я помощника, – есть на борту мясо?

– Нет. Согласно вашей и капитана Андерсон анкетам, вы употребляете в пищу только овощи.

– А другие?

Я заерзал на стуле – смутное подозрение, что на этом чертовом космолете больше нет людей, перерастало в уверенность.

– Экипаж шаттла «Мойра-3» состоит из двух человек, трех андроидов и младшего роботизированного состава.

Я вскочил и со всей силы врезал кулаком в стену. Твою мать!

– Ну что, большую свинью дружок тебе подложил? – капитан не просто злорадствовала, она, кажется, наслаждалась моей паникой и злостью.

– Да иди ты!

Я выскочил из столовой и направился в каюту. Только бы выбраться отсюда. Найду Родика и рожу начищу!

Пока шел, злость потихоньку испарялась, а ее место занимала логика. Так, что мы имеем? Я познакомился с космонавтом Родионом Гнидиным в баре. Перебрал. Помню татуировщика, а это значит, что мой ИШКЧ поменяли. Лисса сказала, что со мной был друг Миха, но Миха – это я. Значит поправили не только мою татушку, но и Родика. Чёрт! А если я заболею? Там же все данные! Тридцать лет работает закон Мак’Лайна-Шпрошту: всем новорожденным в Межзвездном Союзе ставят тату. По ней легко узнать все об индивиде. Вот поедешь ты в командировку на Ганимед, в обморок свалишься, а доктора отсканируют ИШКЧ и тут же узнают, что у тебя аллергия на циан. Или решишь ты ипотеку на Юпитере взять – не надо на Землю за справками мотаться. Все в базе есть – удобно! Но, видимо, не безопасно. Земное правительство все еще верит, что татушки невозможно подделать.


Я остановился возле иллюминатора-монитора и некоторое время любовался скоплениями газа и света. Ладно, что еще известно? Пароль! Я сменил пароль доступа к Лиссе. Черт! Бортмеханик же не должен знать пароль. Откуда Родик его знал и зачем мне сказал? И самое главное – почему я его сменил?

Я решил выяснить хоть что-то у Лиссы – коридор пустовал, поэтому я вызвал АБП-шку.

– Лисса, расскажи про миссию.

– Шаттл «Мойра-3» летит к планете Е346-261. Задача экипажа запустить разведывательные зонды, записать данные и, если будут обнаружены разумные формы жизни, вступить в контакт. Мы уже знаем, что планета обитаема – недавно пришли снимки с зондов. Но есть ли там разумные формы жизни: все еще неизвестно.

– Фигасе! И далеко летим?


– Нет. Через три дня «Мойра» пройдет сквозь червоточину Ганса, потом еще три недели, и мы достигнем Е346-261.

От волнения я не знал, что и сказать. Вокруг шеи снова обвилась петля отчаяния и страха: какая к чёрту червоточина, какие зонды, какие контакты? Я в обычной жизни с лунариками не особо-то могу общий язык найти, не говоря уже о потенциально-разумных аборигенах какой-то планетки. Я не то, что не знаю, как запускать зонды, я даже не представляю, как они выглядят. Злость на Родика снова всколыхнулась, я сжал кулак и только размахнулся, как сзади раздался голос капитана.

– Что-то ты нервный какой-то.

– Что тебе надо?

Капитан прислонилась к стене спиной. В ее глазах больше не было злорадства, только внимание.

– Я тут с Лиссой поговорила и решила, что ты мог и не соображать, что происходит.

– Спасибо, огромное. Мне в ножки тебе кланяться?

– Не ерничай, а? – она протянула руку. – Вероника.

Я помедлил, но потом подошел и пожал ладонь.

– Миха.

– Поняла уже, – она улыбнулась. – Идем на капитанский мостик. Обсудим.

***
Капитанский мостик – круглая комната, в одном конце которой располагалась приборная панель с множеством кнопочек, лампочек и рычагов, а в другом – стояла пара кресел и столик посередине. За панелью виднелись иллюминаторы и несколько мониторов между ними.

Я решил, что раз Вероника мне верит, то и я могу ей доверять. Поэтому следующие десять минут рассказывал о Крошкине, Люське и том, как встретил Родика. Правда, о смене пароля решил не упоминать: незачем ей знать, что, как только я появился корабле, так сразу накосячил. Потом, может, вспомню его.

Вероника слушала внимательно, расспрашивала, о чем говорил Родик. Но я ничего не помнил: только бармена-байкера, татуировщика и беременную бабу, которая на нас кричала.

– Беременная? – Вероника побледнела.

– Да, а что?

– Высокая такая, блондинка?

– Вроде бы. Понимаешь, там все шаталось.

– Сысоева! Сукин сын!

Вероника встала и зашагала из угла в угол капитанского мостика.

– Ты чего?

– Да понимаешь, мы с Родиком к этой миссии три года готовились. И все три года встречались. Но где-то год назад он резко изменился. Стал пропускать занятия, тренировки. Говорил, что сомневается, надо ли ему лететь. Как-то раз позвонил и сказал, что заболел, а я, – Вероника покрутила пальцем виска, – дура, приперлась к нему с овощным бульоном. Там девица – высокая блондинка – в его рубашке по квартире разгуливает. Я вылила на нее суп и ушла. – Вероника дернула плечом, отгоняя неприятные воспоминания. – Я потом узнала, что это Нинка Сысоева – глава департамента КЧ – кодирования человека. Именно там хранятся все данные о землянах.

Я хлопнул себя по лбу – теперь понятно, что случилось! Перепрошить ИШКЧ нельзя: вот почему тот татуировщик качал головой. Зато поменять данные в базе, если есть доступ, легко. А эта Сысоева, несомненно, имела такие возможности.

Пока я внутренне кипел и негодовал на гниду-Гнидина и его любовницу, Вероника продолжала:

– А утром ко мне приехал Родик – прощения просил, говорил, что это случайно. Я и дала ему второй шанс. Все хорошо было, но месяц назад, когда нашу команду отобрали из тридцати других, он резко изменился – просил отказаться от миссии, что-то про свое будущее, которого лишается, плел. Я думала, что он злится из-за того, что меня поставили во главе экспедиции, доверилась ему.

Вероника замолчала и уставилась в одну точку.

– Козел! – только и смог выдавить я.

– Ладно, – Верника встрепенулась, – ну его к чёрту. Надо с тобой что-то решать. Твое нахождение на борту – нарушение протокола.

– Ты уже говорила. Что это значит?

– Для тебя – ничего хорошего. – Вероника села в капитанское кресло. – Лисса, вызови адмирала Норковского.

– Может не надо? – промямлил я с надеждой, но Вероника даже не посмотрела на меня.

Несколько минут ничего не происходило, а затем экраны перед ней замерцали, и вскоре появилось толстое одутловатое лицо адмирала. За его спиной виднелся гигантский экран, размером со стол в столовой, и парочка книжных шкафов.

– Говорит капитан шаттла «Мойра-3» – Вероника Андерсон. Сообщаю о дезертирстве Родиона Гнидина и незаконном проникновении на космический корабль гражданского лица Михаила Трофимова.

Адмирал выпучил по-лягушачьи глаза и закашлялся.

– Что, простите?

Вероника четко и быстро изложила тупейшую ситуацию, в которую я попал, и замолчала.

Адмирал указал на меня.

– Это он?

– Так точно.

Несколько секунд Норковский молчал, затем поправил пиджак и галстук на толстой шее.

– Господин Трофимов, вы будете арестованы за незаконное изменение ИШКЧ, проникновение на космический корабль, нарушение воинского и космического уставов. Все статьи обвинения мой секретарь пришлет позже. Как только «Мойра-3» выполнит миссию и вернется домой, вас передадут в руки правосудия. Вам светит по меньшей мере пожизненное. Встаньте.

Уши заложило ватой, а дышать стало сложно. Чёрт возьми, зачем Вероника вызвала этого мужика? Она казалась такой понимающей, такой милой. И тут… Пожизненное… Что же делать? Бежать! Но куда? Я в космосе, на корабле, который летит к неизведанной планете. Я сам виноват во всех своих проблемах. Нечего было пить с незнакомцем. Хорошо еще, что жив остался.

Как во сне, услышал четкий, как военный марш, голос Вероники.

– Адмирал, разрешите обратиться.

– Да, капитан?

– Адмирал, без человека-помощника я могу провалить миссию.

Норковский ослабил узел галстука.

– И что вы предлагаете?

– Отмените арест Трофимова. Если миссия будет успешна, то с него снимут обвинения. Если миссию он провалит, то либо сам сдохнет, либо под суд по прилету попадет.

Адмирал молчал, а я сидел, зажав в карманах комбинезона пальцы – хоть бы согласился!

– Хорошо. Под вашу ответственность.

– Есть!

Толстая рожа Норковского пропала с экрана, а Вероника откинулась на спинку кресла.

– Вот и хорошо.

– Ты зачем это сделала?

Она закатила глаза и распустила тугой пучок. Волосы рассыпались по плечам, а я на миг забыл, где нахожусь и что эта красивая молодая женщина только что сдала меня начальству с потрохами.

– Норковский звонит один раз в дневные сутки. Если бы он потребовал поговорит с Гнидиным, то что бы ты делал? Адмирал учил нас с Родиком еще в академии, поэтому никак не поверил бы, что высокий голубоглазый блондин вдруг уменьшился в росте на двадцать сантиметров, перекрасился в темно-русый и вставил серые линзы.

– Лучшая защита – это нападение? – вспомнил я фразу, которую часто говорил дед.

– Верно мыслишь, сработаемся. – Вероника встала и направилась к выходу. – Я к себе, а ты можешь заняться самообразованием. Лисса тебе поможет.

Я открыл рот, чтобы воспротивиться – еще чего, учиться, но дверь за Вероникой уже закрылась.

***
Оказалось, что Лисса – отличный автоматизированный помощник. Она знала все о космосе, шаттле, внеземных цивилизациях и о том, как не провалить миссию. Следующие несколько недель я только и делал, что зубрил, сдавал зачеты Веронике и жевал овощи.

Мне казалось, что я сам стал похож на зеленый листок – такой же тонкий и неуверенный в будущем.

Каждый раз, когда мы встречались с Вероникой в кают-компании, она казалась мне привлекательнее. Мы все чаще задерживались в кают-кампании и обсуждали книги, фильмы. Оказалось, что она, как я, фанат старых, бумажных изданий, смотрела почти те же сериалы, что и я, ну и фанатела по древним, еще двадцатого века, героям комиксов. Наверное, я был слишком зол на Люську, но сам того не понимая, вскоре увлекся красоткой-капитаном и однажды, рискнув, поцеловал ее.

Мы сидели в столовой за бокалом шампанского – праздновали земной Новый год, и когда пробило двенадцать, я наклонился к ней. Едва мои губы коснулись ее, а рука не успела лечь на затылок, как она перекинула меня через голову, и я больно ударился спиной о пол.

– Ника!

– Ничего, слышишь, ничего между нами не будет! – Она сжала губы, и смотрела на меня со злостью и раздражением.

Пока я вставал, она быстро вышла из столовой.

Несколько дней она со мной не разговаривала, но затем все вернулось на круги своя: я – учился, она – проверяла.

Через пару дней Лисса доложила, что наш корабль прибыл на орбиту Е346-261.

Я выскочил из каюты и бросился на капитанский мостик. Вероника сидела в своем кресле – собранная и серьезная. Она нахмурилась и раз за разом отправляла сигнал присутствия, но ответа не получала. Мы прождали три дня, однако жители Е346-261, если они там были, не желали с нами общаться.

Вероника связалась с Норковским – опять пришлось долго ждать, пока ответит. Он приказал немедленно спускаться на планету.

– Адмирал, согласно пункту три протокола LNP6, мы не имеем право нарушать границы планеты до тех пор, пока жители не ответят. Или надо выждать месяц и тогда отправляться. – Вероника встала и заложила руки за спину. Она всегда так делала, когда злилась.

– Капитан Андерсон, не стоит тянуть. Отправляйтесь на эту чёртову планету, это приказ!

– Есть!

Когда рожа адмирала пропала с экранов, я встал и подошел к Веронике.

– Ника, по протоколу мы должны ждать. У нас хватит провизии и топлива…

– Ты видел, что было за спиной адмирала?

Вероника кивнула на мониторы.

– Телевизор. Ракеты какие-то показывали, что-то на всеобщем писали в титрах.

– Миша, какой же ты…

– Эй!

– Там показывали нашу «Мойру» и писали, что мы уже, – она выделила голосом последнее слово, – спустились и подтвердили наличие разумных существ на новой планете, и даже вступили с ними в контакт.

Я присвистнул. Теперь понятно, почему адмирал так торопится. Он слил инфу журналюгам, а те раньше времени обнародовали. Теперь пытается прикрыть свою толстую… физиономию за наш счет. М-да, невеселая ситуация. Если проигнорируем приказ, на Земле нас вряд ли с хлебом-солью встретят. Но, если подчинимся и нарушим межпланетный LNP, то рискуем нажить еще большие неприятности.

Вероника металась по мостику, отправляла все мыслимые запросы на планету, но ответ не приходил. Видимо, первый зонд-разведчик, который обнаружил на Е346-261 жизнь, ошибся. Или же эта самая жизнь еще не эволюционировала и не способна принять наши сигналы. Через несколько часов Вероника отпустила меня и осталась сама разбираться с кодировками запросов. Она меняла языки, формулы, слова, отправляла аудио и видео сообщения – надеялась получить разрешение войти в атмосферу.

Спустя несколько часов Вероника постучала в двери моей каюты.

– Идем.

– Куда?

– На мостик, я передам тебе управление «Мойрой».

– Зачем?

– Пока ты спал, я запустила разведчика. Недавно пришли первые результаты. Планета полностью пригодна для жизни. Флора, фауна есть. Наличие разумных существ под вопросом, но что-то, отдаленно напоминающее город – есть.

Вероника протянула мне планшет и показала фото, которые сделал зонд. На них возвышались огромные конические сооружения, испещренные дырами.

– Может, это естественные провалы?

– Не похоже. Ты посмотри какой формы входные порталы – идеальный эллипс.

Я представил, как за этими «идеальными эллипсами» прячутся оголодавшие туземцы, как они бросаются к Веронике и собираются поджарить ее на костре. Нет уж!

– Я тебя одну не пущу!

– Чокнулся?

– Нет! – Я изо всех сил старался говорить спокойно. – Если ты умрешь, кто-то должен продолжить миссию.

Вероника остановилась посреди палубы, нахмурилась, а затем кивнула.

– Ты прав.

Вылет запланировали через пять часов – как раз светло будет. Я не знал, чем себя занять и перекладывал бумаги на столе. Конец двадцать первого века, а я, как и дед, не могу воспринимать информацию на слух или с электронных носителей – только бумага, только хардкор. Даже не знаю где Лисса нашла такой раритет, как тетради, но на мою просьбу один из андроидов принес целых две. Да еще и пару десятков листов А4. Я гнал мысли, что все это похоже на то, как моя бабушка намывала окна и холодильник за два дня до смерти. Пока я возился в каюте, Ника все еще пыталась достучаться до жителей планеты.

Я сложил все конспекты на столе и вызвал Лиссу.

– Что с тобой будет, если мы не вернемся?

– Капитан Андерсон пыталась изменить базовые настройки. Но ее пароль не подошел. Она очень сильно разозлилась.


Я только сейчас понял, что так и не вспомнил пароль к настройкам Лиссы.

– А резервного разве не было?

– Был, но после перемены базового пароля произошел сбой и резервный пропал.

– В смысле пропал? – я разволновался. Если Ника поймет, что изменение пароля – моих рук дело, то мне – крышка. – И что капитан?

– Сказала, что прибьет какого-то гада.

Гада, ага, значит она про Гнидина, а меня пока не подозревает. Черт, какой же пароль я мог установить?

– Так что будет, если мы не вернемся?

– Если не установить для меня новый алгоритм действия, то «Мойра» отправится на Землю.

Я содрогнулся. Мы можем остаться одни, на необитаемой планете – незавидная участь.

– И когда?

– Запаса топлива хватит на тридцать дней ожидания и обратный путь. Если вы на планете задержитесь, то через тридцать дней корабль отчалит.

– Так нельзя! – от страха футболка прилипла к спине, а сердце подскочило к горлу.

– Господин Гнидин, – Лисса замолчала и добавила, чуть тише обычного, – Миша, иначе не получится. Не волнуйся. Просто возвращайтесь как можно скорее. Или пароль вспомните.

– Миша… – до меня только сейчас дошло. – Ты, АБП-шка долбанная, ты самообучающаяся! – слова про пароль я пропустил мимо ушей.

Дверь в каюту открылась, голос Лиссы снова стал беспристрастным.

– Вас ждет капитан.

Я спустился в грузовой отсек. Вероника была уже там. Она как раз натягивала скафандр, а рядом с ней суетился Энди.

– Если ваши системы жизнедеятельности окажутся близки к нулю, мне ввести вас в гибернацию?

– Нет, Энди, спасибо.

– Но…

– Нет. Это приказ!

Я подошел ближе, подмигнул борт-санитару и тоже надел скафандр.

Мы уселись в крошечную двухместную шлюпку, и Вероника закрыла люк.

– Ни пуха, – прозвучал тихий голос Лиссы.

Вероника улыбнулась.

– К чёрту.


Шлюпка опустилась в поле. Вероника выпустила разведчика и сосредоточилась на мониторе, а я разглядывал Е346-261. Надо же, как похожа на Землю! Такое же голубое небо в белых кучевых облаках, зеленая трава, цветы, похожие на земные ромашки и маки.

Вероника проверила данные и выдохнула.

– Можем идти, – она открыла люк и встала.


Я и слова сказать не успел, как Вероника сняла шлем и полной грудью вдохнула воздух Е346-261.

– Рехнулась? С собой покончить решила, – прокричал я, но она меня уже не слушала. Звуковой передатчик остался в шлеме.

Вероника жестами показала, что все хорошо и я тоже могу снять шлем. Дрожащими пальцами я расстегнул защелки и откинул его назад.

Зажмурился и вдохнул. Теплый, немного сладковатый чистейший воздух вихрем ворвался в легкие и сжал их. После месяца в запертом, хоть и вентилируемом помещении, это было невероятно. Казалось, что я не умел дышать и вот только сейчас научился. За первым вдохом последовал второй, третий. Голова закружилась, и я схватился за плечо Вероники, а она тихо рассмеялась.

– Ну что, добро пожаловать на Е346-261.

Я улыбнулся в ответ. Какой же прекрасной она сейчас была! Щеки покраснели, а глаза сияли, и мои губы сами по себе растягивались в улыбке.

Зонд-разведчик четко указал координаты эллипсоидного города, поэтому мы знали куда идти. Приземлится возле города не получилось – оказалось, что зонд зафиксировал активность растений. Они устилали землю вблизи городских стен и как только мы попытались приземлиться, выстрелили крупными бутонами на тонких стеблях и напали на шлюшку. Пришлось отстреливаться. Единственная дорога, которую мы заметили с воздуха, начиналась в десяти километрах и вела через горные хребты. Мы приземлились в поле и отправились в путь. Спустя несколько часов остановились на ночлег. Ночь пришла внезапно, будто кто-то большой и невидимый выключил свет.

Мы расставили по периметру лагеря кристаллы и включили защитный контур, расстелили спальники и вскоре уснули. Говорить не хотелось.

Сквозь сон я ощутил, как меня гладят по щеке, носу, губам. Я улыбнулся: ну наконец-то! Столько времени она держалась и тут, на чужой планете решилась. Я облизал губы и приоткрыл глаза.

На меня смотрел… голубой муравей. Гигантский, больше меня, голубой муравей! Он смотрел и гладил меня… усиками!

– Мать твою!

Муравей отскочил и эхом повторил.

– Мать твою.

Он знает русский? Что это за создания?! Блин, у нас же защита была! Как они ее сняли? Чего им надо? Надо валить!

– Ника, вставай!

Но вместо ответа услышал мычание и повернул голову в ту сторону, откуда оно доносилось.

Чёрт! Ника стояла перед двумя такими же муравьями. Она была оплетена чем-то фиолетовым и не могла пошевелиться. Только мычала.

Я схватил бластер и направил на того муравья, что стоял ближе ко мне. В голове промелькнула мысль, что странные какие-то эти муравьи – талия четко очерчена, бедра, ноги есть. Сверху муравей, а снизу человек – муравек получается.

– Отпустите ее. Сейчас же!

Муравек наклонил голову на бок, повел усиками и повторил.

– Отпустите ее. Сейчас же.

Я медленно двинулся в сторону Ники, но муравеки даже не шелохнулись. Они шевелили усиками и потирали лапки. Эллипсоидные глаза смотрели то на меня, то на Нику.

Убедившись, что муравеки не двигаются, я подошел к Нике и попытался ее освободить. Но как только коснулся фиолетовой «паутины», тут же прилип к ней, а в следующую секунду мне на голову обрушился удар.

Я отключился, но в последний миг память выдала то, что не могла в течении нескольких недель. Я нажал кнопку на нарукавнике и прошептал.

– Крошкин. Пароль, Крошкин.

***
В себя я приходил с трудом. Последний раз голова так болела, когда… ну да, именно в тот день, когда я очнулся на борту «Мойры».

Ника! Я вскочил с кровати и тут же долбанулся головой о низкий каменный потолок. Где я? Где Ника?

– Проснулся?

Я присмотрелся и увидел живую и невредимую Нику в углу пещеры. Да, это точно была пещера.

Я подошел к ней и заглянул в глаза.

– Ты в порядке?

Она пожала плечами.

– Грязная, липкая, испуганная, но живая. Да, я в порядке.

– Что случилось?

– Тот красавчик, что приставал к тебе, решил, что и так слишком много позволил – встать, подойти ко мне, достать оружие. Долбанул тебя по голове, закинул на спину. Меня тоже на спину одному из муравьишек забросили и притащили сюда. Паутину сняли. Сижу вот, жду.

Я сел на каменный пол.

– Прости, а чего ждешь?

– Продолжения контакта.

– А если они нас съесть хотят?

– Мм-м, я уже думала об этом. Тогда сразу бы сожрали. Разве что они соус готовили, или гарнир. Ну, чтобы мы вкуснее показались. Что думаешь? Ты с чем хочешь быть съеден? С картошкой или с брокколи?

В пещере стало тихо, а я скривился: фу, ненавижу брокколи!

Неожиданно раздался скрип, а вскоре в нашу камеру ворвался луч света. На фоне яркого коридора стоял огромный муравек.

– Простите, что напугали вас и заставили ждать. Я – Нентшолонгван Душху. Следуйте за мной.

Ника встала и решительно направилась за Ненто… тьфу, натощак не выговоришь!

Я поплелся следом. Ну, бесстрашная! Только когда мы вышли в коридор, я заметил, что бластер у Ники не отобрали, да и нарукавник со встроенным передатчиком был на месте.

Мы шли по широким коридорам, кое-где зияли черные дыры-эллипсы. Через несколько поворотов и лестниц мы вошли в большой просторный зал.

Посреди стоял эллипсоидный стол, а во главе сидел фиолетовый муравек. В голубой мантии. С рогами на голове.

Да что за бред? Я ущипнул себя за руку – нет, не сплю.

Рогоносец встал и величественно поклонился, при этом его усики мелко подрагивали, а одна пара лапок суетливо потирала друг друга.

Ненто указал на рогоносца.

– Наш император, Интамбовму Рыжий.

Мы с Никой переглянулись, и я едва сдержал смешок. Ну да, он – рыжий, а я – Папа Римский.

Интамбовму указал на стулья по сторонам от него: пришлось садиться.

– Добро пожаловать на планету Ву-Джант. Простите за такой прием – мы не ожидали гостей. И за долгое ожидание извините, – он повернул голову в сторону Ненто, и мне показалось, что с укором посмотрел на него. Хотя вместо глаз у всех жителей Ву-Джанта были эллипсоидные черные и белые накладки.

Ненто опустил голову и промямлил.

– Это моя вина, ваше величество. Я слишком долго расшифровывал язык пришельцев.

Ника подняла руку, как в школе.

– Ваше величество, позвольте рассказать вам о нашей планете.

– Не стоит. Мы все уже знаем. Когда мы расшифровали ваш язык, – император снова посмотрел на Ненто, – то поняли, какие именно сигналы фиксировали последние три недели.

Я дернулся, чтобы спросить – какие такие три недели, но Ника остановила меня и удовлетворенно кивнула императору. Она собиралась что-то сказать, как император опять заговорил.

– Мы отправили вашему руководству приветственное послание. Земля – интересная планета, а Межзвёздный Союз – хорошая организация. Мы соберем народ и решим, хотим ли вступать в него. А пока, отдыхайте. Дворец Преобаро в вашем распоряжении.

Император дернул усиками, видимо, показывая, что аудиенция закончена, а Ненто тут же засуетился и попросил следовать за ним.

***
Мы провели во дворце Преобаро всю ночь. Наутро за нами прилетел Энди. Когда мы вышли из шлюпки в грузовом отсеке, Лисса запищала, а стены замигали разноцветными огоньками.

– Вы вернулись! Как я рада!

Ника растянулась в улыбке.

– Спасибо! Мы сейчас придем в себя, а после ждем отчет о том, что происходило, пока нас не было.

Через час мы сидели в кают-кампании, ели стейки из тофу, брокколи на гриле и запивали ромашковым чаем. За месяц на борту «Мойры» я привык к вегетарианской еде.

Ника отложила столовые приборы.

– Лисса, рассказывай.

– Да, капитан. Вы спустились в атмосферу планеты Е346-261 двадцать третьего января. Через пять дней пришли первые результаты сканирования местности. Информация приходила то раз в три дня, то раз в пять дней. Последний раз я получила данные десятого февраля. Затем наступила тишина. И только семнадцатого февраля, за день до самоуничтожения, я услышала пароль для изменения базовых настроек.

– Погоди. Кто ввел пароль?! – Ника вся подобралась.

Я пожалел, что не остался на Ву-Джанте. Лисса ответила, что я. Ника обернулась ко мне и я окончательно убедился, что жизнь в каменных мешках Преобаро в окружении муравеков не так уж плоха.

– Миш, о чем она? – Ника улыбалась, но глаза метали молнии.

Я подавился чаем и ощутил, как кровь приливает к щекам. Пришлось рассказать о том, что это из-за меня она не смогла поменять настройки Лиссы и указать ей, что делать в случае нашей гибели. Если бы Лисса не передала данные Центру контроля освоения планет, то все наши усилия, наша смерть была бы напрасна.

Ника вскочила и запустила в меня горстью рафинада.

– Месяц, Миша, месяц мы жили бок о бок, а ты не нашел времени рассказать, что сменил пароль?!

– Прости.

– Да ты…

– Капитан, мне рассказывать дальше?

Ника все еще злилась, но села на стул и попросила Лиссу продолжать.

– Когда я приняла пароль, то тут же смогла обработать весь пул запросов, который накопился и не соответствовал базовым настройкам. В том числе выполнить приказ о передаче данных в Центр. Кроме того, я взяла на себя ответственность и передала всю информацию по незаконной деятельности Гнидина.

Я охнул.

– Лисса, за что?

Голос АБП-шки стал мягким и нежным

– Господин Тро-фи-мов, у меня для вас послание от адмирала Норковского.

На стене засветился экран и появилась толстая рожа адмирала. Он был бледен и вертел в руках карандаш.

– Господин Трофимов, РосКосмос, ЦКОП и я лично приносим извинения за незаконную деятельность космонавта Родиона Гнидина, повлекшую ваше участие против вашей же воли в миссии по изучению планеты Е346-261. Космонавт Гнидин признал вину и объяснил свое поведение тем, что его девушка находилась на восьмом месяце беременности. Он не хотел пропустить рождение сына. Родион Гнидин арестован и уже предстал перед космическим трибуналом. Спасибо за вашу отвагу и помощь в освоении новых планет. Все возможные обвинения с вас снимаются. Ждем вас и капитана Андерсон дома, на Земле. Приятного полета.

Пока адмирал говорил, я смотрел на Нику. Любит ли еще она Родика? Не оттолкнет ли снова меня?

После слов адмирала о том, что все обвинения с меня сняты, Ника рассмеялась, а глаза ее заблестели. Она подскочила ко мне, наклонилась и поцеловала.

– Это еще за что? – спросил я после того, как она села рядом и уткнулась носом в мою грудь.

Ника отстранилась и сделал серьезное лицо.

– За вашу отвагу и помощь в освоении новых планет.

Мы одновременно рассмеялись. Я притянул ее к себе и подумал, как хорошо, что у нас впереди еще месяц дороги домой.

Мистификация (Артур Чокля)

Взрыв раздался не в том месте.

Сергей вздрогнул. Оторвал взгляд от входа в пещеру и посмотрел налево. В миле, над каменистой пустошью, оседал фонтан из песка, камня и дерна.

Сергей растерянно заморгал. Взрывчатки в том месте не устанавливали! Ее заложили у входа в пещеру.

Сергей метнул взгляд обратно. Вход в пещеру по-прежнему оставался засыпан валунами и горной породой.

– И так постоянно, – сухо заметил стоящий рядом капитан единственной на планете военной станции. – Восемь раз пытались раздолбать завал. Впустую. Взрывчатка вечно детонирует в другом месте. Чертовщина какая-то.

«Взрывчатка? При чем здесь взрывчатка? Она на месте», – хотел было ответить Сергей. И нервно сглотнул.

Завал остался на месте. А взрывчатки не было!

– Я… мы точно положили ее перед входом, – с трудом выдавил Сергей, стараясь подыскать разумное объяснение. – Я сам видел. И ты… И камера в планетоходе…

Точно, камера! Сергей бросился к стоявшему позади планетоходу. Камера крепилась на стекле. Индикатор не мигал. Выключена? Почему?

Попытался включить. Бесполезно. Словно батарейка села.

– Я предупреждал, – заметил капитан, – рядом с горой электроника шалит. Камеры не работают. Мы потому и приперлись на этом корыте. Механика. Иначе бы почти две мили плелись пешком, обвешанные взрывчаткой и прочим барахлом.

В мистификацию и прочую чушь Сергей не верил, но выглядело это по меньшей мере странно. Капитан и вправду предупреждал обо всем: о взрывчатке, электронике, камерах. Однако верить слухам и видеть все собственными глазами…

Капитан, кажется, его звали Марк, приветливо улыбнулся и дружески хлопнул его по плечу. Сергея не любил панибратства, но ладонь не сбросил, даже не сделал замечания о разнице в рангах.

– Это нормально, я тоже поначалу не верил. Пока сам не столкнулся с этой чертовщиной. Ученые, три экспедиции, не нашли разумных объяснений. Повалялись на солнышке, обозвали все аномалией и свалили.

Сергей молчал, выискивая в глазах Марка издевку. Но тот был совершенно серьезен. Неужели он и сам верит в мистификацию?

– Я обещал вам одну попытку. Ни камера, ни взрывчатка не сработали. Попытка исчерпана. Возвращаемся.

Он убрал руку и, беспокойно оглядываясь по сторонам, попросил уступить место пилота.

Сергей нахмурился и покачал головой.

– Мы остаемся, капитан. Это приказ!

Марк тяжело вздохнул.

– Вы же читали отчеты, – начал он медленно и равнодушно, как человек, уставший объяснять избитую истину. – Семь месяцев назад в пещеру вошли трое ученых. Вернулось ноль. Две поисковые экспедиции с Земли не нашли ни трупов, ни…

– Я в курсе! – рявкнул Сергей.

Марк кивнул.

– Тогда чего вы хотите? Чтоб мои люди разобрали завал? Они сюда не ходят. Боятся. Да и мне, признаться, от этой горы не по себе. Что-то витает в воздухе. Что-то мерзкое, отвратительное. У меня между лопаток словно слизняки ползают. Вы сами этого не чувствуете?

Сергей плевать хотел на чужие страхи. На кону должность министра. Пара жутких историй и нелепые совпадения его не пугали.

Но в одном капитан был прав – приказывать его людям Сергей не может. Гора объявлена аномальной зоной, приближаться к ней запрещено, до особого распоряжения. Распоряжения, которого не последует ближайшие две-три тысячи лет. Есть еще сотни неосвоенных планет с подобными «чудесами», а эта одна из самых далеких. Тратиться на подобные тайны Союз не собирался.

Но там, где нельзя приказывать, можно убедить. В досье Марка называли патриотом и человеком ответственным. Значит, надо давить на чувство долга.

– Послушай, капитан, – Сергей ткнул пальцем в сторону пещеры. – Там заперты три человека. Специалисты, граждане Союза. Если они еще живы, мы должны им помочь. Мы…

– Нет, – холодно прервал капитан. В его серых глазах не было и капли жалости. – Они сами туда полезли. Тыкали мне в лицо разрешением на исследования, ничего не желали слушать. Горишь желанием их вызволить? Лезь сам. Мои люди с тобой не пойдут.

Сергей проигнорировал дерзость. Капитан ему пока нужен. К тому же он единственный согласился его сопроводить. Другие солдаты, стоило только заикнуться о поездке к горе Духов, становились трусливее котят, увидевших дога.

Даже растительность и животные обходили гору Духов стороной, словно боялись подцепить проказу. Компанию «чертовщине» составляли только песок и камни.

– Один из этой троицы – сын мэра. Не могу сказать какого, но город крупный. Мальчик прибыл инкогнито. Отец не был в курсе, но…

– Выходит, его разрешение – липа, – равнодушно ответил Марк. – Я тем более не стану рисковать ради сопляка.

– Если об этом разнюхают журналюги, может разразиться скандал…

– Народ любит скандалы, – с улыбкой заметил Марк. – Заодно и туристов прибавится. А то здесь как-то скучно.

Сергей беззвучно выругался. Ни на долг, ни на страх надавить не получилось. Может жалость?

– Сын мэра нарушил закон и поступил безрассудно, – заметил Сергей печально, – но не стоит его за это презирать. Это смышленый мальчик. Прилежный студент, гордость Союза.

Марк ехидно улыбнулся, мол, знаем мы такую гордость. Сергей снова сделал вид, что ничего не заметил.

– Мальчишка молодой, его одолело любопытство. Кто из нас в молодости не глупил? Профессор наплел ему чепуху, мол, на этой вшивой планете находится Пайтити. Вы знаете, что такое Пайтити?

К удивлению Сергея, капитан ответил без раздумий.

– Я слышал эту легенду. Затерянный город инков. Остатки выживших в стычках с конкистадорами нашли в Пайтити свое спасение. Но вряд ли сопляка разжалобила судьба туземцев. Думаю, ему приглянулась та часть легенды, где говорится, что город целиком забит золотом.

– Удивительная осведомленность, – выдавил улыбку Сергей. – Как бы то ни было, этот «профессор», надоумивший мальчишку на преступление, полагал, что золото внутри горы, которую он обозвал… – Сергей защелкал пальцами, припоминая название.

– Апу Кунай, – помог капитан.

– Вы и здесь на высоте. Откуда такие знания? А впрочем, не важно. Этот профессор изучал отчеты первых на планете экспедиций. Он так и не признался, как они попали к нему в руки, – Сергей осекся под любопытным взглядом капитана и быстро перевел тему. – В общем, с его слов выходит, что внутри горы есть портал. Сквозь который можно попасть в Пайтити. Представляете, что это был за «ученый»?

– Идиоты никогда не переведутся, – хмыкнул капитан.

– Согласен. Его уже уволили…

– Я про сопляка. У папаши есть все: деньги, власть, связи. А он поперся на богом забытую планету, откапывать мифы. Теперь либо труп, либо загубил себе жизнь. Вам известно, чем грозит появление на закрытой планете по поддельным документам?

Двадцать лет принудительных работ, минимум. Об этом Сергей не сказал. Да и смысл? Если не вышло надавить и разжалобить, придется умасливать. Руководство позволило намекнутькапитану о повышении, если заупрямится.

– Не последует ничего, – нахмурился Сергей. – Руководство приказало молчать. Я должен привезти мальчика, либо его тело. И рассчитываю на вашу помощь. – Он заговорил быстрее, завидев попытку капитана перебить. – Послушай, у меня к тебе предложение. Ты дважды просил перевод на Землю. Руководство готово согласиться. Получишь перевод, звание полковника и удвоенное жалование. И все это за небольшую помощь. Что скажешь?

– Что с полковником вы перегнули. Никто меня не повысит из капитана в полковники.

– Отнюдь, – улыбнулся Сергей. – Приказ о повышении я привез с собой. Он на станции, там можешь и ознакомиться. Мы же должны вернуться за подкреплением?

На лице капитана отразились борьба и сомнения. К счастью, победило благоразумие. Пообещав найти мальчика, он вновь попросил уступить ему водительское кресло. На этот раз Сергей послушался и пересел.

***
Служба в штабе научила Сергея сохранять хладнокровие в любой ситуации. Это уберегло капитана от оскорблений. Они с капитаном вышли из бункера военной станции, и Сергей перевел дыхание, гася гнев. Холодно повторил:

– Ты обещал другое.

– Я обещал найти мальчика. О моих людях речи не было. Вы сами себе это придумали.

Сергей прокрутил в голове их разговор. Капитан действительно не обещал взять людей.

– Ладно, не говорил. Но как мы разберем завал? Силой мысли?

– Неплохая идея, – наигранно улыбнулся Марк. – Но есть пути попроще. Рядом с горой должна быть расщелина, что ведет в подземный ход. Через него мы попадем прямехонько в пещеру. Если верить дневникам экспедиции.

– То есть ты не уверен? – Сергей испытующе уставился на офицера.

– Я не проверял, но у меня есть карты. – Марк вынул из заплечного рюкзака кусок бумаги – самый обычный альбомный лист, на котором кто-то карандашом набросал далекий от идеала рисунок. – Смотрите, тут всего два разветвления. Заблудиться сложно. К тому же парнишка отправился в пещеру через эти тоннели.

Сергей замер. Сын мэра отправился в пещеру через тоннели? Он некоторое время переваривал эту информацию, затем выпалил:

– Вы же писали в рапорте, что он отправился туда через главный вход! Что пещеру завалило!

– Нет, – спокойно возразил капитан, словно перед ним стоял не в меру подвыпивший приятель и нес чушь. – Я писал, что они отправились в пещеру и не вернулись. И добавил, что попасть в пещеру невозможно, потому что вход завален.

– Игра слов! – взорвался Сергей. – Ты нарочно подделал рапорт!

– Я помню все слово в слово. Не моя вина, что вы в штабе читаете как вам вздумается…

Сергей уже представлял, как распишет в рапорте ситуацию и будет требовать трибунала за ложные показания. Будущая месть немного успокоила.

– Допустим. Тогда почему не указал расщелину? Почему не сказал мне об этом по прибытии? Я бы не пытался как идиот подорвать вход в пещеру!

– Тогда бы я не получил повышения, – с издевкой ответил капитан. – И кстати, в рапорте я указал, что они направились к расщелине.

– А следом прибавил, что целью были пещеры. Вход в которые завалило! Ты понимаешь, что все это значит?

Капитан не ответил на обвинения. Только сухо спросил.

– Будем спасать сопляка? Или мне заняться делами на станции?

– Будем, – процедил Сергей.

Он уже видел себя в кресле министра. И не рвался терять его из-за подобных неожиданностей. С самодовольным капитаном они разберутся позже.

– Ну вот и ладненько, – улыбнулся Марк, поправил мешок и направился к планетоходу.

***
Капитан не ошибся, расщелина привела в тоннель, заблудиться в котором казалось невозможным. Узкие каменные стенки временами извивались, но шли вперед без ответвлений. Единственное, что напрягало, это странные звуки за спиной, напоминавшие шаги и чужой шепот, но Марк безразлично пожимал плечами всякий раз, когда Сергей об этом говорил. Мол, ничего не слышу. В конце концов Сергей отмахнулся, списав все на игру воображения в темном и узком пространстве.

Спустя час они вышли к широкому чашеобразному входу, который упирался в отвесную каменную стену. Фонарик Сергея не смог добить до верхней границы, вероятно, здесь можно было подняться. Вот только летать они не умели!

– Дальше пути нет! – сдавленно протянул он, понимая, что закипает. – Выходит, весь этот путь мы проделали напрасно. Потеряли кучу времени!

Капитан проигнорировал замечания. Фонариком осветил дальний правый угол, подошел к нему и начал что-то искать между многочисленными расщелинами в горной породе. Спустя минуту подозвал Сергея.

– Веревка? Откуда она здесь взялась? – с недоверием покосился на трос в руках капитана. Казалось, его нарочно припрятали от посторонних глаз.

– Трос надежный, – сухо заметил Марк. – Его спустила первая экспедиция. Они исследовали пещеру изнутри, наткнулись на стену и спустили веревки. Так и узнали про расщелину. Правда, нам об этом не говорили.

Сергей ощутил беспокойство. Сперва капитан утаил расщелину, потом появился тоннель. Теперь – веревка. Это настораживало.

– Если они не говорили, как ты узнал про веревку?

Марк вытащил альбомный лист, протянул Сергею. Осветив рисунок фонариком, он увидел приписку о веревке и подъеме.

– Они оставили на станции несколько дневников, – продолжил капитан, пока Сергей рассматривал рисунок. – Я их прочитал. В одном геолог описывал какое-то приспособление. Называл его порталом. Ссылался на надпись на языке инков, упомянул Пайтити.

– Вот откуда ты знаешь… – протянул Сергей, поняв источник «знаний» капитана. – И что дальше? Ты показывал дневники кому-то из членов поисковой экспедиций? Руководству? Что они решили?

– Над дневниками откровенно посмеялись. Списали все на бурную фантазию. Пропажу ученых объяснили газом внутри пещеры, как и отсутствие растительности по ее периметру. Мол, надышались, свихнулись и свалились в один из многочисленных разломов в породе. Потому нет смысла их искать. Следующая экспедиция наткнулась на этот «тупик» и развернулась.

– И ты не сказал им про веревку?

– Я тогда о ней не знал. Когда работы свернули, от скуки, я еще разок покопался в дневниках. И нашел листок, а в нем – упоминание каната и маршрут. Ученый писал коряво, было сложно разобраться.

– И почему не доложил на Землю?

– Слушай. Чего ты такой любопытный? Не хотел я сюда лезть, понятно? Мои люди до жути боялись этого места. Хотя идиоты вроде сопляка лезли пачками.

– Пачками? Погоди. Мы не давали никому разрешения…

– Послушай, хватит болтать! – рявкнул Марк. – Ты начинаешь действовать мне на нервы. Либо мы лезем, либо я возвращаюсь. Сыночек мэра был тот еще жирдяй. Если он помер, сам будешь вытаскивать эту тушу.

С одной стороны – подозрительная история и недомолвки. С другой – кресло министра. Колебался Сергей недолго.

Но начал побаиваться Марка, отчего заставил его лезть первым. Тот не стал возражать. Быстро и уверенно взобрался, словно с детства тут лазил. Сергей же с огромным трудом добрался до середины и повис.

– Подтянуть? – в голосе капитана сквозило ехидство.

Не дождавшись согласия, Марк потащил его вверх, подал руку и помог забраться на склон.

– Устал, – признался Сергей, с трудом переводя дыхание. – Дьявольщина, как эти ученные сюда лезли?

Марк ответил не сразу. Лицо в свете фонарика выглядело хмурым и неприветливым.

– Они отсюда только спускались. Поднимались состоятельные идиоты, мечтавшие отыскать вход к Пайтити. И не вернулись. Ты тоже не вернешься.

Сергей не ждал толчка. Но даже если бы успел среагировать, бороться с Марком он бы не смог, слишком устал при подъеме.

Падая, он лишь ощутил досаду, что так и не стал министром.

***
– Готово, капитан, – улыбнулся помощник, помогая спустится вниз. – Или вас уже можно поздравить с повышением?

Марк добродушно усмехнулся и кивнул. Рядом с трупом полковника суетились четверо солдат. Все шли следом за ними от самой станции.

Марк ощутил легкую досаду. Он не желал полковнику зла. Тот был солдатом, причем солдатом неплохим, если верить надежным людям. Однако не стоило лезть не в свое дело. Поплатился за жадность.

– Тащите тело к планетоходу. Мне еще писать отчет о самовольном походе полковника через расщелину. И о глупой гибели при попытке забраться наверх.

Лейтенант отдал приказ. Солдаты подхватили тело, бросили на носилки и зашагали к выходу, освещая путь фонариками на шлемах.

– Это вы здорово придумали, – как всегда льстил помощник. – Все предприятие висело на волоске. А ваша смекалка…

– Скажи брату, пусть в следующий раз смотрит, кому впаривает сказки. Не все офицеры так глупы, чтобы верить в спецэффекты со взрывом и «мистическим» исчезновением взрывчатки у входа.

Лейтенант ехидно засмеялся. Это он с четверкой солдат заложил ее на пустыре заранее. А взрывчатку для полковника Марк поставил над небольшой дырой, прикрытой дерном. Пока полковник отвлекся, сидевший там человек затянул ее внутрь.

– Ну кто ж знал, что у французика в друзьях сын мэра? И что он захочет взять его с собой. Если бы…

– Хватит оправдываться. Пошли.

По дороге Марк задумался. Идея засекретить объект и водить сюда богатых идиотов была гениальной. Денег хватало всем: парочке крупных чиновников на Земле, Марку, его помощнику с братцем и десятку солдат на станции. Не была в накладе и парочка «зазывал», впаривающих состоятельным жертвам «сказку» о Пайтити.

«И все же я чуть не вляпался в дерьмо», – содрогнулся он, припоминая шум, который подняли в штабе, стоило мэру узнать, куда пропал его сын. Дело едва не рассекретили.

– Теперь с головой уйдете в новую должность, полковник? – лукаво улыбнулся помощник, когда они подошли к планетоходу. – Брат пишет, что на примете еще пара богатиков. Займемся ими? Через недельку-другую, когда уляжется шумиха. Прибавка к оседлой жизни не помещает.

– Нет, – Марк ответил не задумавшись. – И вы не торопитесь. Мэр начнет разнюхивать, надо затаиться. Думаю, год-два, может, чуть больше. Пока все не уляжется.

– Вы правы, – лейтенант скрыл презрительную усмешку. – А вам следует отдохнуть и расслабиться. К чему рисковать тепленьким местом?

«Считает меня трусом, – сообразил Марк. – Явно намерен продолжать вместе с братцем. Жадные глупцы»

– Вы ведь продолжите без меня, верно? – Марк смерил помощника взглядом. Тот лишь пожал плечами. – Если попадетесь, я вам не помощник. Слышал?

– Но и вы подумайте, капитан. На Земле много соблазнов, соблазнов дорогих.

«Соблазнов дорогих, – огрызнулся про себя Марк. – Судьба полковника ничему их не научила. Но в одном он прав: на тепленьком месте рисковать не следует. Нужно убираться. Иначе они и меня за собой потащат».

Марк почесал подбородок, изображая задумчивость.

– Мне нужно два месяца. Один, чтобы вернуться на Землю, другой – обрасти нужными связями. Все это время вы с братцем ведете себя спокойно, никого не трогаете, просиживаете заработанное. И даю слово, мой новый план навсегда избавит нас от вмешательства мэров, губернаторов и даже премьер-министра.

– Я всегда вами восхищался, капитан! Знал, что вы нас не разочаруете!

Помощник просиял и протянул руку. Марк ответил крепким рукопожатием. Попрощавшись, Марк в последний раз глянул вслед лейтенанту. Они служили вместе двенадцать лет, но, вопреки ожиданиям, вины он не ощущал. В конце концов, он дал им время промотать заработанное. У полковника не было даже такой возможности.

Примечания

1

примерно 1600 лет

(обратно)

2

284 суток

(обратно)

3

64 часа

(обратно)

4

сильно много млрд лет

(обратно)

5

Блокчейн – распределенная децентрализованная база данных. Применяется в сфере криптовалют, в частности, Биткоин. Такие страны, как Швеция, Украина, ОАЭ планируют внедрить блокчейн для ведения земельного реестра. Также рассматриваются проекты по использованию блокчейн для удостоверения личности, существуют успешные примеры реализации схемы для идентификации получателей гуманитарной помощи.


Схема отличается высокой надёжностью. Невозможно стереть запись, однажды попавшую в блокчейн.

(обратно)

6

LNP – протокол изучения новых планет

(обратно)

Оглавление

  • Заповедник (Павлова Виктория)
  •   Часть первая. Все пропало
  •   Часть вторая. Все пропало окончательно
  •   Часть третья. Пропало все, кроме надежды
  •   Часть четвертая. Все пропало и черт с ним
  • Эволюция (Павлова Виктория)
  • Таруко (Анна Янг)
  • Крушение надежд (Анна Янг)
  • Жёсткая посадка (Юлиана Королёва)
  • Прибытие (Юлиана Королёва)
  • Терраформи́рование (Оксана Ковпак)
  • Каждому по потребности (Анна Орехова)
  •   Часть первая, раздражительная
  •   Часть вторая, волнительная
  •   Часть третья, огорчительная
  •   Часть четвёртая, заключительная
  • Не пейте с космонавтами (Светлана Фролова)
  • Мистификация (Артур Чокля)
  • *** Примечания ***