Гражданская война в России XVII в. [Александр Лазаревич Станиславский] (fb2) читать онлайн

Александр Лазаревич Станиславский Гражданская война в России XVII в.
^{Казачество на переломе истории}

Введение

Кем же все-таки были казаки? Авангардом революционного крестьянства или грабителями-кондотьерами? Освободителями России от иностранных интервентов или их пособниками? Борцами с феодальной эксплуатацией или…? Автор едва ли сможет найти окончательные ответы на все эти вопросы. Но он надеется, пройдя вместе с читателями по всем станам, где находились казаки, по таборам и острогам, которые они защищали, по дорогам, которыми мчались казацкие кони, хоть немного приблизиться к их разрешению.

Автор благодарит Н. С. Датиеву за консультации и выражает особую признательность жене своей С. П. Мордовиной и Б. Н. Флоре, помощь которых он неизменно чувствовал на всем протяжении работы над книгой.

Казачество в битвах за царя Дмитрия

С а м о з в а н е ц. …Ты кто?

К а р е л а. Казак. К тебе я с Дона послан

От вольных войск, от храбрых атаманов,

От казаков верховых и низовых,

Узреть твои царевы ясны очи

И кланяться тебе их головами.

А. С. Пушкин

От зноя травы сухи и мертвы.

Степь — без границ, но даль синеет слабо.

Вот остов лошадиной головы.

Вот снова — Каменная Баба.

И. А. Бунин

Как половецкая степь стала казачьим юртом

 им

Служба «с травы и с воды»

Особую роль в жизни казаков играли реки. Они кормили стенных удальцов — ведь земледелием казаки не занимались, полностью порвав с крестьянскими традициями своих предков. По Дону и Волге казаки совершали дальние походы, захватывали на морях турецкие и иранские корабли, нападали на прибрежные города и селения могущественных южных соседей России. Время от времени казачьи атаманы приезжали в Москву с вестями о передвижениях в степях татарских войск — по обычаю, их награждали за это деньгами и сукном.

 В

На царской службе

 и

«Заповедь» Бориса Годунова

 

 

Участие казаков в походе 1604–1605 гг. имело, таким образом, известное сходство с обычной практикой найма их за вознаграждение на время военных действий. Однако на этот раз, способствуя победе самозванца, казачество отстаивало и свои собственные сословные интересы.

торонников Василия Шуйского, во время восстания Болотникова. Не случайно в 1623 г. каширский дворянин Г. И. Уваров связывал время наибольшей угрозы для жизни представителей господствующего класса, когда повстанцы сбрасывали с башен дворян и детей боярских, с действиями именно этого самозванца^[26].

 

 

 

 

Н. Л. Мининков полагает, что в проекте договора от 4 февраля 1610 г. нет речи о возможной ликвидации казачества, ибо это было правительству не под силу, и что в нем отразился «разрыв большинства казаков с изменниками-атаманами». Однако вряд ли следует сомневаться, что в разгар «Смуты» дворяне мечтали об уничтожении казачества именно потому, что не могли справиться с сословием, угрожавшим их существованию. Что до раскола казачества, то сведений о нем указанные документы не содержат.

В подмосковных «таборах»

Конец 1610 и первые месяцы 1611 г. были временем, когда не только многие представители господствующего класса, но и русское общество в целом осознало, что затянувшаяся гражданская война вплотную подвела Московскую Русь к опасности потери национальной самостоятельности. Надежды на восстановление прежнего государственного порядка, связанные с избранием на русский престол юного королевича Владислава, не осуществились — вскоре выяснилось, что занять его не прочь и сам король Сигизмунд.

Боярское правительство фактически распалось, польские войска осаждали Смоленск и хозяйничали в Москве.

 

Приговор от 30 июня 1611 г составлялся, вероятно, довольно спешно, что и вызвало некоторые неясности в его тексте. Кроме того, не исключено, что это был не первый и не единственный документ, определявший права казаков в ополчении. Прежде всего приговор не уточняет, кого следует считать «старыми» казаками и сколько лет казаки должны были прослужить, чтобы получить право на индивидуальное верстание и службу «с городы», т. е. в составе городовых дворянских отрядов. Ничего не говорится в нем о «молодых» казаках, составлявших в станицах большинство, хотя, возможно, и подразумевается, что «молодые» казаки будут получать продовольствие и деньги вместе со «старыми» казаками, отказавшимися от верстания.

 

И после смерти П. П. Ляпунова продолжались централизованный сбор и распределение «кормов» и денег казакам. По свидетельству Карамзинского хронографа, «в Разряде, и в Поместном приказе, и в иных приказех сидели дьяки и подьячие и из городов и с волостей на казаков кормы збирали и под Москву привозили, а казаки воровства своего не оставили, ездили по дорогам станицами и побивали». В ноябре 1611 г. власти Первого ополчения потребовали, чтобы из Калуги им были срочно присланы «окладные и неокладные доходы», так как «здесе… под Москвою, будучи на земской службе, служивые люди, казаки и стрельцы, бьют челом нам о денежном жалованье неотступно». Из приказов-четвертей дьяки выдавали деньги станичным атаманам для раздачи жалованья казакам.

 

Образование Нижегородского ополчения еще более обострило борьбу между казачеством и дворянством. Теперь к противоречиям внутри Первого ополчения прибавились противоречия, переходящие в настоящую войну, между Первым ополчением, в котором преобладали казаки, и Вторым, преимущественно дворянским.

Накануне капитуляции поляков и освобождения Москвы между дворянами и казаками произошли новые столкновения. Казаки особенно непримиримо относились к сотрудничавшим с интервентами членам боярского правительства и, когда бояре вышли из Кремля в «полк» Д. М. Пожарского, попытались их захватить. Отношения между дворянством и казачеством были еще далеко не выяснены, когда 26 октября 1612 г. Пожарский и Трубецкой во главе земских ратей торжественно въехали в Московский Кремль.

Однако русское казачество значительно ослабляло отсутствие авторитетного руководящего центра, какой имелся в это время у украинских казаков. Даже в 1611–1612 гг. под Москвой у казаков не было общевойсковой организации, между ними сохранялись различия, связанные с происхождением и принадлежностью к одному из полков. Незавершенность сословной организации не позволила казакам захватить политическую власть в Первом ополчении даже в момент наибольшего ослабления дворянства.

Малолетний претендент

А недруг под рукою стоит,

Зол вельми и силлен…

Будет ли одоление нанедруга?

Гадательная книга XVII в.

Бегство Ивана Заруцкого 

Д

 

Битвы на Рязанщине

Положение Заруцкого осенью 1612 г., после неудачи под Рязанью и отказа мещерских и поволжских городов перейти на его сторону, стало критическим. Еще одна попытка казаков укрепиться в Рязанской земле и захватить рижские слободы осенью 1612 г. закончилась неудачей. Но именно в это время в ряде рязанских и приграничных с Рязанской землей городов произошли перевороты в пользу Заруцкого. Хотя ранее и было известно, что некоторые рязанские города поддержали Заруцкого, источники не позволяли судить, были ли они принуждены к этому силой или перешли на сторону Заруцкого добровольно. Послужной список Вельяминова не оставляет в этом вопросе никаких сомнений: «Михайлов город, и Пронеск, и Ряской, и Донков, и Епифань своровали, призвали Заруцкого на Михайлов». Таким образом, надежды Заруцкого на поддержку рязанских служилых людей в конечном счете отчасти оправдались.

 

 

Наконец, на стороне Заруцкого в конце 1612 г. действовал значительный нерусский (судя по имени его предводителя) отряд во главе с Яктором (русская транскрипция татарского имени Ядкарь) Рындиным. Всего у Заруцкого было в это время приблизительно 5–7 тысяч человек, с которыми он начал наступательные операции, осадив в Серебряных Прудах сторонников земского правительства князя Г. В. Волконского и Н. Д. Пильемова.

Помощь к рязанским воеводам пришла из Казани: в конце ноября или в начале декабря казанские дьяки Н. Шульгин и С. Дичков сообщили в Алатырь, что Шульгин вскоре выступает из Казани на «земскую службу» во главе казанской рати. Никанор Михайлович Шульгин, происходивший из рода рядовых детей боярских Луховского у. (находился к северо-востоку от Суздаля), был к этому времени одним из самых могущественных людей в России. Избавившись в ходе «Смуты» от казанских воевод (один из них, любимец Ивана Грозного боярин Б. Я. Бельский, был убит, вероятно, не без его участия), Шульгин полновластно распоряжался на территории бывшего Казанского царства. Он вмешивался в дела других городов, казнил своих противников, жаловал сторонников и вел себя все более независимо по отношению к противоборствующим правительствам в центральной России. В его распоряжении находился крупный отряд казанских дворян и стрельцов и многочисленные служилые татары.

В поисках выхода

К западу от Крапивны действовало против поляков войско князя А. А. Хованского, в котором только казаков, пришедших в Козельск из Москвы 1 апреля 1613 г., было 2323 человека. Наконец, на юго-западе рыльский воевода П. С. Воейков в середине марта 1613 г. с отрядом рыльских, путивльских и черниговских дворян начал осаду Путивля, занятого незадолго до этого поляками. 11 апреля на Северу был отправлен также воевода Д. И. Долгорукий, освободивший Путивль летом 1613 г.

Воронежское сражение

«История Российская»

Новый летописец

«Он же многих воронежцов побил…»

Вполне очевидно, что либо В. Н. Татищев пользовался здесь данными нескольких источников, и в их числе Нового летописца, либо его источник был связан общим происхождением с Новым летописцем (представлял собой список Нового летописца, летопись, использованную при его создании, или сочинение, автору которого был знаком Новый Летописец). В любом случае татищевские сведения заслуживают серьезного внимания, а некоторые из них вполне подтверждаются известными в настоящее время источниками. В частности, Я. Г. Солодкин связывает с Заруцким разрушение Воронежского острога, о чем можно судить по дозорной книге 1614/15 г. Не вызывает сомнений и факт отъезда от Заруцкого под Воронежем большинства русских казаков.

 

Очень скоро после избрания Михаила Романова выяснилось, что надежды казаков на нового царя не оправдались. Однако последующие выступления казачества, направленные на улучшение или сохранение своего положения, происходили (вплоть до конца 1618 г.) более сепаратно, почти не находя поддержки в других группах служилого населения России, за исключением самой обделенной в правовом отношении — военных холопов.

Уж скажу вам, бояре, воеводы московские,

Уж мы выберем себе в православные цари

Из славного, из богатого дому Романова —

Михаила сына Федоровича.

Народная песня о Д. М. Пожарском

О, этот воздух, смутой пьяный,

На черной площади Кремля.

О. Э. Мандельштам

Хозяева Москвы 

Как способ вознаграждения казаков следует рассматривать и передачу им на откуп сбора пошлин. В 1612/13 г. такое право на сбор кабацких денег в Орле «за жалованье и за убитые лошади» было предоставлено известному атаману Первого ополчения Филату Межакову (21 августа 1612 г. в битве с гетманом Я. К. Ходкевичем под Москвой его станица вместе с тремя другими сотнями пришла на помощь Д. М. Пожарскому и К. Минину, что и решило исход дела).

 

 

Мы не знаем точно, какими принципами руководствовались «бояре и воеводы» при «разборе», описанном В. Дубровским, однако хорошо известно, что казачьи ученики и после освобождения Москвы и Земского собора составляли значительную часть казачьего войска. Между тем в приказных документах они не учитывались и жалованья не получали. Но если принять число взрослых казаков за 4,5–6 тысяч, общая численность казаков в объединенном ополчении могла превышать 10 тыс. человек. Численность же всех «вольных» казаков, находившихся на земской службе в Москве и в городовых гарнизонах и сражавшихся в отрядах Заруцкого, доходила, вероятно, до 15–20 тысяч и была близка к численности дворянства. Одно представляется несомненным — казаков в Москве в период, предшествовавший Земскому собору, и во время его работы было значительно больше, чем дворян, поскольку многие дворяне-ополченцы разъехались по своим домам, в то время как казакам ехать было некуда. Столь необычное соотношение сил в столице в художественной форме отразила «Повесть о Земском соборе 1613 г.»: «И хожаху казаки в Москве толпами, где ни двигнутся гулять в базарь — человек 20 или 30, а все вооруженны, самовластны, а меньши человек 15 или десяти никако же не двигнутся. От боярска же чина никто же с ними впреки глаголети не смеюще и на пути встретающе, и бояр же в сторону воротяще от них, но токмо им главы свои поклоняюще». 

 

 

.

Авраамий Палицын пишет, что накануне последнего заседания «многие дворяне, и дети боярские, и гости многих розных городов, и атаманы, и казаки» принесли ему «койждо своего чину писание» о поддержке кандидатуры М. Ф. Романова. Тем не менее 21 февраля на Земском соборе произошло резкое столкновение между «боярами» и казаками. И. И. Чепчугов, Н. Е. Пушкин и Ф. Р. Дуров рассказали в Новгороде, что во время заседания Земского собора казаки и чернь ворвались в Кремль, набросились с ругательствами на членов Боярской думы, обвиняя их в том, что они не выбирают царя, чтобы властвовать самим. Казаки будто бы повторили боярам легенду о том, что царь Федор Иванович, умирая, завещал престол Федору Никитичу Романову; в свою очередь бояре, в том числе родственники Михаила Федоровича, ссылались на молодость казачьего кандидата и его отсутствие в Москве. Попытка бояр еще раз отложить выборы не удалась: «казаки и чернь не отходили от Кремля, пока дума и земские чины в тот же день не присягнули» Михаилу Романову.

К сожалению, ни в одном из двух сохранившихся подлинных экземпляров Утвержденной грамоты об избрании М. Ф. Романова нет подписей предводителей «вольных» казаков. Произошло это скорее всего по техническим причинам: к тому времени, когда собирались подписи, казаков уже не было в столице. Поэтому можно только предполагать, какие именно атаманы противостояли боярам на соборе. Но само свидетельство грамоты о присутствии на соборе «атаманов казачьих» напоминает о той роли, которую сыграли казаки в избрании первого царя из династии Романовых.

 

Без союзников

Ты скажи, скажи, детина, правду-истину,

Еще с кем ты казну крал, с кем разбой держал?

Если правду ты мне скажешь, я пожалую,

Если ложно ты мне скажешь, я скоро сказню:

Я пожалую тя, молодец, в чистом поле

Что двумя тебя столбами да дубовыми,

Уж как третьей перекладинкой кленовою.

А четвертой тебя петелькой шелковою.

Народная песня

 

К сожалению, из богатых архивов Казачьего и Челобитного приказов, которые должны были бы явиться одним из основных источников по теме нашего исследования, время пощадило лишь несколько столбцов. Частично эту утрату компенсируют материалы других архивных фондов, и прежде всего Разрядного, Поместного и Печатного приказов. Именно благодаря им можно составить представление о способах вознаграждения казачества за службу в первые годы царствования Михаила Федоровича.

 

Поскольку реальные «дачи» определялись, очевидно, не чином, можно предположить, что деление казаков на «статьи» производилось в 1613 г. исходя из каких-то других критериев, скорее всего из размеров их поместных окладов. В среднем казаки получили в Вологодском у. по 70 четвертей земли на человека (т. е. по 17 четвертей на каждые 100 четвертей оклада).

 

  

Казаки на Севере 

 

Осенью 1613 г. действия казаков начинают все больше тревожить московское правительство. В сентябре в Устюжну и другие города были разосланы грамоты, в которых говорилось, что «казаки и ратные всякие люди, отставая из полков, в уездах, отъезжая, воруют, крестьян побивают и домы их розоряют». Городовым воеводам указывалось, «посылки посылая, тех воров имать и, приводя в городы, чинити им наказанье».

О причинах, заставивших освободителей и защитников Тихвина уйти со службы, дает представление присланная в Белозерск 17 марта 1614 г. отписка казаков, сопровождавших в Москву пленных, захваченных под Тихвином. На обратном пути им стало известно, что в казачьих «полках» под Тихвином нет «людцково запасу и консково корму». Тогда казаки остановились в белозерском селе Федорове: «…чтоб нам своим запасом и конским кормом поиспастися и чтоб нам, прошедчи в полки, самим не померети голодною смертью и лошадей не поморити». Собрав «запасы», казаки обещали белозерскому воеводе направиться на службу.

В первой половине 1614 г. казацкое движение распалось на десятки походов слабо связанных между собой казачьих отрядов. Некоторые такие отряды состояли всего из одной станицы, другие, как, например, Н. Маматова, из многих сотен казаков, возглавлявшихся несколькими атаманами. Если в ополчениях казаки подчинялись «боярам и воеводам», то в 1014 г. они длительное время действовали совершенно самостоятельно. При объединении нескольких станиц один из станичных атаманов становился главой всего отряда и всегда назывался впереди других атаманов. Таким образом, налицо важный этап в формировании «вольного» казачьего войска.

В вологодском сметном

В. А. Фигаровский рассматривал восстание 1614–1615 гг. как крестьянское, связывая его возникновение с процессом закрепощения и массовой поместной раздачей черных и дворцовых земель в северных районах. Действительно, социальная обстановка здесь была очень напряженной. В дозорных книгах Вологодского у. сохранилось немало упоминаний об уходе крестьян «безвестно» «от поместные роздачи» и «от помещикова доходу» в 1613 г. Иногда крестьяне оказывали помещикам вооруженное сопротивление, убивая и изгоняя своих владельцев. Об одном из крестьянских восстаний поведало письмо Николая Мустафеева вологодскому и великопермскому архиепископу Нектарию от 10 марта 1614 г. Автор «грамотки» сообщает, что вологодские крестьяне перебили своих помещиков и только ему и его товарищу Николаю Любомирскому удалось спастись, бросив все имущество. Н. Мустафеев фигурирует в разрядных документах как «иноверец» и «ротмистр». Литовским ротмистром, командовавшим в 1615 г. отрядом из 87 человек, был и Н. Любомирский. Их поместья находились в соседних «станках» Сянжемской волости Вологодского у. Н. Мустафееву, в частности, принадлежало 7 деревень (250 четвертей земли) с 27 крестьянскими дворами. О масштабах восстания судить трудно, но можно предположить, что направлено оно было прежде всего против служилых иноземцев, составлявших большинство среди помещиков в этой части Вологодского у.

Около того же времени дворяне разных городов и царские конюхи, получившие поместья в Ковжезерской волости Белозерского у., подали коллективную челобитную на своих крестьян. Когда они потребовали у них «оброков», крепостные ответили отказом: «И крестьяне, государь, нас, холопей твоих, не слушают ни в чем, и оброков нам никаких платити не хотят, и нас, холопей твоих, лают матерны и всякою неподобною лайю».

 

В народном творчестве казацкие погромы той поры запечатлелись в известной песне:

Как боярин Трубецкой потерял свое войско 

 

Миссия князя Лыкова

Посланцы собора были уполномочены обещать казакам жалованье, «корм» и свободу «должным и крепостным людям по приговору». От казаков же требовалось прислать в Москву именные списки по станицам и возвратиться на службу. В случае неудачи переговоров Лыкову указано было возглавить вооруженную борьбу с казаками, собрав дворян Костромы, Ярославля, Галича, Вологды, Суздаля, Владимира, Луха, Гороховца, Переяславля, Ростова, Мурома, Арзамаса, Нижнего Новгорода, Юрьева Польского, а также даточных людей, монастырских слуг и «охочих всяких людей боярских». Время выступления Лыкова уточняется данными приходо-расходной книги Разрядного приказа: денежное жалованье назначенным с ним в поход служилым людям было выдано 12–14 сентября 1614 г. Одновременно с Лыковым, 4 сентября 1614 г., А. Ф. Палицын получил воеводский наказ идти в Торжок. Там он должен был возглавить тысячу казаков, отступивших из-под Новгорода, с ними занять Старую Русу и вновь идти под Новгород. Палицыну надлежало также призвать «Балаша с товарыщи» (казаков, бежавших из Бронниц и Рамышевского острога) возвратиться «на государеву службу к нему в полки». Продовольствие для казаков следовало собрать с Новгородского у. «как мочно сытым быть».

Независимо от того, когда в действительности бежал Ф. Тимофеев, время побега и им, и его господином указывалось с определенным смыслом: очевидно, побег шесть лет назад ничем бывшему холопу не грозил, в то время как холопа, бежавшего к казакам летом 1613 г., следовало возвратить владельцу. Более того, как видно из показаний Колединского, как раз в 1615 г. был принят указ о возвращении холопов прежним владельцам, явно распространявшийся на казачество.

Итак, «воля», о которой говорилось в наказе соборной делегации, вряд ли могла удовлетворить большинство казаков. Ведь эта «воля» предполагала беспрепятственное возвращение беглых холопов и крестьян в рабство и в крепостную зависимость, из-за чего они ушли сражаться в казачьих станицах. К 1614–1615 гг. рубежом, после которого дворяне сохраняли права на беглых, ушедших в казаки, стало, по-видимому, избрание М. Ф. Романова в феврале 1613 г., а не «разборы» осени 1612 г.

Обширные владения Кирилло-Белозерского монастыря казаки разобрали на приставства тоже не позднее сентября 1614 г. «Во всей их вотчине, — жаловались монастырские власти, — стоят казаки, человек по сту и по двести и больши, и слуг и крестьян мучат и жгут, и рыбные ловли все отняли, ловят рыбу на себя». Характерно, что, не занимаясь крестьянским трудом, казаки на Севере, как и на Дону, делали исключение для ловли рыбы.

 

По словам Нового летописца, представители Земского собора неоднократно ездили к казакам, но возвращались в Ярославль, не добившись успеха. Более удачно выполнил свою задачу А. Ф. Палицын: в начале 1615 г. под его началом, по данным Бельской летописи, было около 2000 казаков.

 

Отход казаков из Ярославского и ряда других уездов не свидетельствовал о спаде движения — казаки направились на север, что привело в дальнейшем к их концентрации и большей согласованности действий отдельных казачьих отрядов. Часть казаков, по-видимому, перешла из Ярославского у. в Костромской — повстанцы действовали здесь и раньше (еще 9 сентября 1614 г. М. И. Викентьев, посланный из Ярославля в Вологду встречать английских послов, вынужден был вернуться с полдороги назад, спасаясь от казаков, находившихся в районе села Даниловского), но с середины ноября их активность резко усилилась. 15 ноября казаки «повоевали» костромские села Зогзино и Молвятино. 17 ноября они стояли во многих селах Костромского у., в том числе в поместьях Г. Г. Пушкина и И. Беглецова. Известие Разрядов о том, что казаки в Костроме «учали ставитца в поместьях дворян и детей боярских», подтверждается и челобитной костромского помещика Ф. К. Шестакова: в 1614/15 г. казаки «разграбили и разорили» Шестакова и увели с собой его холопа О. Григорьева.

 

 

В конце 1614 г. в районах казацкого движения появился отряд запорожцев Захарьяша Мартыновича Заруцкого и украинского полковника Якова Яцкого. Первоначальная цель 3. М. Заруцкого заключалась, несомненно, в помощи брату. В посольской записке

Проводив английских послов до Ярославля, Г. Л. Валуев в декабре 1614 г. вновь направился к Вологде, а Б. М. Лыков тогда же начал преследование 3. М. Заруцкого. 27 декабря Валуеву удалось нанести поражение под Вологдой отряду казаков атамана Родиона Корташова. 4 января 1615 г. Лыков разбил Захарьяша Заруцкого под Балахной, захватив его походный обоз. В конце января 3. М. Заруцкий увел остатки своего отряда в Речь Посполитую после неудачной попытки захватить Карачев. Одержав победу над 3. Заруцким, Лыков через Ярославль двинулся к Вологде, посылая по дороге против казаков «многие посылки». Пленных, по свидетельству Нового летописца, он «милостиво наказываше, а иных и вешаше». О том, что пленные казаки были повешены Лыковым недалеко от Вологды, упоминает и Бельская летопись.

Казаки «мирные» и «немирные»

Не дожидаясь подхода Лыкова к Вологде, значительная часть казаков к 23 января 1615 г. (Лыков вошел в Вологду 29 января) выразила готовность возвратиться на службу под начало присланных к ним из Москвы воевод князя Н. А. Волконского и С. В. Чемесова. «Вину свою государю принесли» отдельно Василий Булатов «с товарищи» и Михаил Баловнев «с товарищи» — оба атамана прислали в Белозерск к Волконскому и Чемесову «из своих станиц казаков». Таким образом, каждый из них возглавлял к этому времени самостоятельное войско, состоявшее из многих станиц. 27 января Волконский и Чемесов приехали к казакам в белозерское село Мегры. В пяти верстах от села их встретил М. Баловнев, объявивший воеводам, что казаки готовы идти на службу «под Новгород, и под Ладогу, и под Орешек». В начале февраля к воеводам присоединились станицы атаманов Федота Лабутина (в недавнем прошлом есаула в войске мурзы Барай Кутумова), Таира Федорова и Степана Артемьева, составлявшие единый отряд.

 

В феврале 1615 г. над Тихвином нависла новая угроза шведского нападения. Узнав о приближении большого неприятельского отряда, тихвинские воеводы обратились к Волконскому и Чемесову с просьбой незамедлительно идти к ним на помощь. 12 февраля казаки вышли из села Мегры и направились под Тихвин, где они должны были остановиться в 15 верстах от города, на реке Наше.

 

Поход к Москве атамана Баловня

 

 

Поскольку в столице не торопились признать статус казаков за всеми пришедшими под Москву и удовлетворить другие требования, изложенные в челобитной, на казачьих кругах обсуждалась возможность полного разрыва с правительством царя Михаила. «Переговаривали-де атаманы, и есаули, и казаки, он-де у них слышал, — рассказывал позднее «товарищ» войскового есаула Н. Зубахина Т. Иванов, — будет-де государь не пожалует, вины не отдаст, и у атаманов-де, и у казаков мысль и совет был отъехать в Литву, и к Лисовскому-де хотели отписывать. А в заводо-де были атаманы Михаиле Баловень, да Ермола, да Родка Корташ». По сведениям В. И. Татищева, правительство потребовало, чтобы казаки под началом Лыкова шли под Смоленск, «но они не токмо около Москвы стали разбивать, но и в Москве стали людей на злое возмущать». Независимо от достоверности татищевского известия ясно, что переговоры казаков с правительством зашли в тупик.

Катастрофа

Документы об освобождении пленных казаков не только позволяют проследить их дальнейшие судьбы, но и дают впервые уникальную возможность на достаточно большом материале рассмотреть социальное (см. табл. 1) и территориальное происхождение повстанцев.

Таблица 1. Социальное происхождение казаков войска

^{* Таблица составлена по: ЦГАДА, ф. 210, Пр. ст., стб. 2. ** В этой рубрике пятерых крестьян не удалось отнести ни к одной из перечисленных ниже категорий.}

Следующую по численности группу в войске М. И. Баловнева составляли провинциальные дворяне (11,7 %): боровитин Г. И. Синицын был десятником, другие — рядовыми казаками. Некоторых детей боярских, по их словам, казаки взяли «силой», но для многих дворян основной причиной вступления в казачьи станицы было разорение: «для бедности беспоместной» ушел к казакам каширянин С. Д. Милохов, «для бедности и разоренья» — новгородец С. Д. Обситов. Правительство сурово карало дворян, ставших казаками. Так, служивший в ополчениях владимирский городовой сын боярский С. И. Басаргин, верстанный под Москвой поместным окладом 300 четвертей и денежным — 10 руб., «после того был в казакех, а поместье у него в те поры взято и роздано».

 

Документы о войске М. И. Баловнева, вероятно, дают некоторое представление и о «вольном» казачестве, действовавшем в более ранний период, хотя в его составе со времени восстания И. И. Болотникова могли произойти к 1615 г. известные изменения.

Голод

А. А. Савич на основании приходо-расходных книг Соловецкого монастыря приводит такие данные о хлебных ценах в Вологде и Устюге Великом: четверть ржи в 1614 г. продавалась по 12 алтын 1 деньге, в 1615 г. — по 14 алтын 3 деньги, в 1617 г. — по 23 алтына 2 деньги; четверть ячменя в 1614 г. — по 10 алтын, в 1615 г. — по 13 алтын 2 деньги, в 1617 г. — по 17 алтын 2 деньги; четверть овса в 1614 г. стоила 5 алтын 1 деньгу, в 1615 г. — 6 алтын 2 деньги, в 1617 г.–10 алтын 3 деньги. Хотя эти данные и не совпадают с приводимыми Сокращенным временником, они подтверждают факт резкого повышения цен на хлеб после 1615 г.

 

В то же время начиная с середины 1614 г. казаки уже не ставили перед собой каких-либо политических задач. После пленения и казни «царевича» Ивана Дмитриевича они не выдвинули новых претендентов на престол, не помышляя больше о смене власти в Москве.

Польский королевич и русское казачество

Только словом потешит,

а жалованья не будет…

Не велико жалованье будет,

а помешкав.

Гадательная книга XVII в.

Лисовский и «лисовчики» 

Летом 1615 г. против Лисовского было направлено войско Д. М. Пожарского, в нем было немногим более 690 дворян и иноземцев и не менее 1259 казаков. Когда Пожарский миновал Калугу, от него бежали 15 казаков разных станиц во главе с Афанасием Кумой, которого они избрали своим атаманом. Дальнейшие действия этого отряда вполне сопоставимы с кровавыми походами казаков в северных районах России в 1614–1615 гг.

 

 

Новые помещики 

В июне 1616 г. против казаков был послан в Суздаль известный воевода князь Д. П. Лопата-Пожарский. Вместе с ним должен был действовать костромской воевода С. Н. Ушаков. В списках ратных людей, врученных вместе с наказом Лопате-Пожарскому, значится 476 детей боярских Владимира, Суздаля, Мурома, Нижнего Новгорода, Арзамаса, Переяславля и Юрьева Польского. К ним должны были присоединиться дети боярские патриарха, суздальского архиепископа, монастырские служки и даточные люди. До крупных столкновений с казаками дело не дошло — сведений о них нет ни в разрядных книгах, ни в книге сеунчей 1613–1619 гг.

 

Весной 1616 г. вновь возникла угроза вторжения казаков в северные районы государства. После подавления в 1615 г. казацкого восстания некоторые отряды повстанцев ушли на территорию, оккупированную шведами. 18 мая 1616 г. в Заонежских погостах стало известно, что «пришло… немецких людей в Ладогу и воришок две тысячи». В мае же олонецкие крестьяне сообщали воеводам: «Збираютца многие казаки в Олонецком погосте, а говорят и похвалютца, хотят приходить в Заонежские погосты воровать и шарпать». В описи Белозерской приказной избы среди документов 1615/16 г. значится «грамота, а по ней ведено проведать про воровских казаков и, сослався на Тихвину, и на Вологду, и в Каргополь с воеводами, послать на тех казаков голов с сотнями».

 

Накануне вторжения 

В сентябре 1616 г. сейм Речи Посполитой дал согласие на поход в Россию Владислава, все еще претендовавшего на московский престол. Польскому королевичу к этому времени исполнился 21 год.

 

 

 

Весной 1617 г. мятежные казаки появились в окрестностях Погорелого Городища и на Можайской дороге. С грамотами к ним в мае послали двух казаков станицы Томилы Петрова. Ввиду угрозы захвата Погорелого Городища сторонниками Владислава правительство решило уничтожить город, и в том же году воевода Г. Г. Пушкин сжег его вместе с дворами горожан, не позволив им даже спасти свое имущество. 12 мая из Москвы за Угру выехала довольно представительная делегация. В нее входили дворянин М. Евреев и служившие в то время в Новгороде Северском атаман Дорофей Попов, войсковой есаул Андрей Кондратьев и казак Василий Петров. «Заугорские» казаки в ответ на царскую грамоту отправили в Москву с челобитной есаулов Мартына Травина и Девятого Шевелева. Они писали, что не могут возвратиться в города, где находились раньше, так как терпели там «насильства» и «великие обиды», хотят служить все вместе и просят прислать к ним воевод. Иными словами, казаки предельно ясно сформулировали требование о сохранении мощного казацкого войска, в составе которого они могли бороться за свои права.

 

Поход Владислава 

 

 

Известные нам факты подтверждают недовольство части русских казаков Владиславом. Документы сохранили подробный рассказ о возвращении на русскую службу отряда атамана Д. И. Конюхова, который нес сторожевую службу в Федоровском остроге. Это передовое укрепление Владислава было своеобразной заставой. Через него проезжали русские гонцы из Можайска, от воеводы Лыкова, в Вязьму, к гетману Я. Ходкевичу, командовавшему польско-литовской армией.

20 июля 1618 г. бежал от Владислава в Можайск атаман Гаврила Черпицын. Оставили королевича атаманы Тарас Черный, возглавлявший некогда «великое» казацкое войско Владислава, и Елизарий Клоков. Однако попытка Лыкова вступить в переговоры с Я. Шитовым оказалась неудачной: казак, приехавший из Можайска в Погорелое Городище с грамотой от Лыкова (написанной в соответствии с «образцовой» грамотой, присланной из Москвы), был отослан в Вязьму к Владиславу в сопровождении пристава.

Казаки против казаков

Ростовцеву и Коршунову мы обязаны весьма подробными сведениями о войске Караула Новикова (или Чермного), названного в составленной ими росписи старшиной. Всего казаков, по их подсчетам, было около 3000. Помимо К. Новикова казаков возглавляли 11 атаманов: Тарас Черный, Андрей Гринев, Павел Васильев, Филипп Федотов, Гаврила Черный, Семен Волдырь, Павел Кок, Елизарий Клоков, Алексей Проскурняк, Герасим Данилов, Рагоза, а также два войсковых есаула: Павел Васильев и Тимофей Губарь.

 

Не обладая авторитетом Пожарского, Волконский пытался усмирить казаков телесными наказаниями. «Уже-де тому год, как сулят жалованья, — говорили казаки, — а мы-де с нагаты и з босаты померли, и нам-де за што умирать: соломы-де возьмешь или сена, и на[с] деи за то бьют кнутьем».

Не позднее 30 августа пленные, захваченные казаками под осажденным запорожцами Зарайском, сообщили Волконскому, что Сагайдачный будет переправляться через Оку под Каширой. Узнав о намерении воеводы выступить к предполагаемому месту переправы — Белым Пескам, казаки заявили, что не уйдут из Коломны, пока не получат жалованья, и что, если Волконский все же направится к Белым Пескам, они все разойдутся со службы «врознь». Попытка Волконского послать на помощь каширскому гарнизону станицы К. Терентьева, В. Крылова и М. Козлова (каширяне обещали за службу 1 руб. денег и осьмину ржи в месяц человеку) также не увенчалась успехом — только Терентьев отправил в Каширу есаула во главе сотни казаков, а сам остался в Коломне. Отношения между воеводой и казаками крайне обострились. К тому же в городе распространился слух, что Лыков с полуторатысячным отрядом столичных дворян и стрельцов готовится к походу в Коломну, чтобы «побить» казаков. Исходил он, как выяснилось, от некоего жителя дворцовой Кадашевской хамовной слободы в Замоскворечье, приехавшего из Москвы покупать у казаков «всякое грабежное» (в Коломну приезжали и другие «закупщики» из Москвы, Серпухова и Калуги). Казаки начали седлать лошадей и 4 сентября потребовали у Волконского объяснений. Воевода поспешил успокоить их, но поверили ему не все («атаманы и лутчие казаки сказали ему, что лихие казаки их станиц не верят, хотят прочь итти»), и в тот же день больше 100 человек бежали из города.

Вязниковский лагерь

6 сентября польское войско двинулось от Можайска к Москве и 13 сентября вошло в Звенигород. С юга к столице приближался Сагайдачный. Москва готовилась к осаде. 9 сентября 1618 г. вопрос об ее обороне обсуждался на Земском соборе. Была спешно отстроена и укреплена пушками стена Деревянного города, проходившая по линии современного Садового кольца. В подмосковных деревнях жгли сено и хлеб, чтобы они не достались неприятелю. 17 сентября в Ярославль и Нижний Новгород для сбора ратных людей выехали князья И. Б. Черкасский и Б. М. Лыков. Помимо дворян они должны были «прибрать» на службу «охочих» людей, записывая их в стрельцы или в случае отказа — в казаки.

В самой столице было неспокойно. После прихода из Можайска войска Б. М. Лыкова в Москве произошли крупные волнения: ратные люди во главе с тремя видными дворянами ярославцем Богданом Тургеневым, смолянином Яковым Тухачевским и нижегородцем Афанасием Жедринским «приходяху на бояр з большим шумом и указываху, чево сами не знаху». До 30 сентября составлявшие московский гарнизон служилые люди, в том числе дворяне, дети боярские разных городов и казаки, подали челобитную «о жалованье». Но казна была пуста, провезти деньги из Ярославля долго не удавалось: дороги к северу от Москвы блокировали польские отряды, и только в декабре деньги прибыли в столицу.

Первоначально в Вязниках расположилось около 2000 казаков и 160 татар во главе с «табунными головами». Поскольку в кругах, по свидетельству очевидцев, участвовало около 1000 человек, можно предположить, что взрослых казаков, имевших право голоса, и молодежи в станицах было приблизительно поровну. Позднее в Вязники приехали из Москвы еще не менее 170 казаков. Во второй половине октября 1618 г. численность войска доходила до 2500–3000 человек, среди них упоминаются 12 атаманов и 16 войсковых есаулов. Наряду с бывшими «заугорскими» атаманами И. Орефьевым, И. Филатьевьш, К. Терентьевым, С. Коротким, А. Ребровым — трое первых, как и в 1617 г., возглавляли список атаманов — встречаются в Вязниках и другие имена. Тимофей Кабардин в конце 1613 г. был еще рядовым казаком, впервые упоминается атаманом с отрядом в 70 человек летом 1618 г. в войске Пожарского. Тогда же впервые назван атаманом Дементий Пальчиков, в станице которого было 120 казаков. Андрей Стародуб и Второй Крылов служили атаманами еще в войске Михаила Баловня, а затем некоторое время находились в тюрьмах Суздаля и Касимова (А. Стародуб вплоть до 1617 г.). К их услугам правительство обратилось только после вторжения в Россию войск Владислава. Летом 1618 г. станица Крылова насчитывала 107 человек. По материалам июльского смотра 1618 г. известна численность еще двух станиц, пришедших в Вязники: с С. Коротким было 109, с А. Ребровым — 80 казаков.

Ярополческую волость и часть Гороховецкого у. казаки разделили на приставства по станицам, а внутри станиц — по десяткам: «на десять человек выть» (как известно, десяток был у казаков первичной военной и хозяйственной ячейкой). Для обеспечения своей безопасности они возвели в Вязниках острог, а местных крестьян заставили обнести его рвом. Острог в Вязниках был сложен из заостренных кверху бревен («стоячей на иглу»). В него вело двое ворот с надвратными башнями, площадь острога равнялась четырем десятинам. Первые дни в войске поддерживалась строгая дисциплина. Употребление и даже хранение вина запрещалось под угрозой смертной казни. Однако так продолжалось недолго: казаки стали привозить в «таборы» вино и пиво, а хмельные напитки из меда делались тут же, в Вязниках. Сбор «кормов» и денег в Ярополческой волости осуществлялся подчас в жестокой форме. Казаки забирали у крестьян больше, чем было необходимо для пропитания и экипировки, а затем продавали за бесценок коров и лошадей приезжавшим к ним «закупщикам». Многие крестьяне, спасаясь от казаков, бежали в другие уезды («Из Ярополческие-де волости бежит беж на Балахонскую сторону через Клязьму многие люди, зжоны и ломаны»). Приезжавшие в Вязники видели на дорогах убитых казаками крестьян.

 

Пребывание в Вязниках не было для казаков вполне безопасным — еще до войска И. Орефьева там в сентябре 1618 г. появились украинские казаки Сагайдачного «и крестьян многих посекли». «Ходют, государь, около нас литовские люди верст по пятнадцати и по дватцати, — писали казаки, — и бои у нас с ними бывают частыя». В одном из столкновений победу одержали казаки атамана А. Роброна. В другой раз запорожцы окружили и сожгли 40 казаков в деревне, где последние стояли на приставстве. Таким образом, у казаков были основания считать, что они защищают крестьян от неприятеля. Нескольких пленных они отослали из Вязников в Нижний Новгород.

К мятежному войску К. Чермного из Вязников отправилась делегация во главе с атаманом Д. Пальчиковым — казаки призывали своих товарищей соединиться с ними в Вязниках. Этот призыв не остался без ответа, чем и можно объяснить появление казаков Чермного в середине октября в районе Мурома. Во второй половине октября — в ноябре 1618 г. оба казачьих войска, вероятно, объединились. Не имея возможности покарать казаков, нижегородский воевода вступил с ними в переписку. 4 октября в Вязники с грамотой от Лыковаприехал можайский дворянин В. Ларионов. 7 октября он возвратился в Нижний Новгород с отпиской казаков. 11 октября нижегородский дворянин И. Никитин и посадский человек И. Андреев вручили казакам еще одну грамоту Лыкова. С ответом на нее 15 октября в Нижний Новгород прибыла целая делегация: войсковые есаулы Лаврин Иванов и Фирс Давыдов, 20 рядовых казаков и 10 «чур». Третью грамоту Лыкова доставил в Вязники 20 октября нижегородский дворянин М. Колбецкий, он же спустя пять дней привез воеводе ответ казаков.

13 октября все трое отправились из Вязников в Москву в сопровождении есаула Подковыри Родионова и трех казаков — представители вязниковского войска везли царю челобитную, подписанную всеми станичными атаманами.

Приезд в Вязники представителей московского правительства и нижегородского воеводы вызвал описанные в сохранившихся документах казачьи сходки и круги. Так, у В. Ларионова грамоту и наказную «память» приняли и тотчас прочли атаманы И. Орефьев и И. Филатьев в присутствии 40 казаков. На следующий день грамота и наказ читались и обсуждались на общем казачьем круге. На круге же, в котором участвовали все казаки, читалась в Вязниках 4 октября царская грамота и решался вопрос о посылке челобитчиков в Москву. Тогда же состоялся приговор о направлении делегации к войску К. Чермного. Наиболее обстоятельное описание казачьего круга принадлежит нижегородцам И. Никитину и И. Андрееву. 12 октября около 1000 конных казаков и татар съехались в поле. В центре круга они поставили четыре казачьих знамени и одно знамя юртовских татар. Игнатий Андреев передал грамоту казакам, она была прочтена вслух, после чего началось ее обсуждение. Сходка, связанная с приездом в Вязники М. Колбецкого, происходила внутри острога: на церковной паперти стояли несколько атаманов во главе с И. Орефьевым, сюда же привели М. Колбецкого. Вокруг собралось около 200 пеших казаков. Когда гонец Лыкова заявил, что воевода наказал ему передать грамоту всему войску, казаки ответили, что перед ним «ото всех станиц лутчие люди» и что содержание грамоты они перескажут остальным казакам. После этого грамота была прочтена присутствующим.

 

Челобитная вязниковских казаков, их отписки Лыкову и особенно расспросные речи казаков в Нижнем Новгороде дают достаточное представление о «программе» вязниковского войска, хотя ни в одном документе не суммированы все требования казаков. Одним из главных условий возвращения на службу казаки считали правительственные гарантии невыдачи всех вступивших в казачьи станицы независимо от времени вступления и социального происхождения. «Которые к ним ново писались в казацкую службу из городов дети боярские и боярские всякие люди, и те-де страшатца насильства и продаж, и поимки за себя, и за лошади, и за ружья, и за платье», — заявили представители казаков Лыкову. В. Ларионов тоже сообщил Лыкову, что казаки ждут на этот счет царского обещания: «И которые у них беглые боярские люди в казакех, и тех ис казаков государь выдавати не велит».

Соглашение с казаками, поднявшими мятеж в Москве, легло, вероятно, в основу боярского приговора о вязниковских казаках от 9 ноября 1613 г. Бояре обещали казакам жалованье «перед прежним с прибавкою» и оставление в станицах «всяких людей», но казакам надлежало прислать в Москву «имян списки» и в дальнейшем не принимать никого в станицы «без государева указу». Казаки освобождались от ответственности за собранные «животы», им были обещаны поместные оклады и денежное жалованье из приказов-четвертей и предоставлялось на выбор идти на службу в Нижний Новгород к Б. М. Лыкову или в Ярославль к И. Б. Черкасскому.

В соответствии с приговором 12 ноября в Вязники была послана царская грамота, а на следующий день находившимся в Москве представителям вязниковского войска выдали жалованье из Казенного приказа — «по четыре аршина без чети сукна аглинсково зеленово, цена по тритцати алтын аршин». 15 ноября грамоты о боярском приговоре были направлены в Ярославль и Нижний Новгород. Черкасскому и Лыкову предписывалось в случае прихода казаков на службу провести смотр в соответствии со взятыми у казаков именными списками, а затем выплатить им жалованье и месячный «корм», причем размеры жалованья и «корма» в грамотах не указывались.

Последняя страница «Смуты»

В сентябре 1618 г. русско-польским отрядам Ивана Мещерина удалось после годовой осады овладеть Белой. По словам Вольского летописца, И. Мещерин два дня преследовал отступавший к Москве бельский гарнизон и вернулся к Белой. 2 октября он безуспешно пытался захватить Торжок, затем казаки прошли через Ржевский и Старицкий уезды и у городка Кимры разделились. Часть их во главе с самим И. Мещериным, а также атаманами Федором Волдырем (не в его ли станице начинал казачью службу знаменитый Илейка Муромец?) и Василием Селиверстовым (до 1616 г. возглавлял станицу под Смоленском, был пожалован поместьем в Шацком у.) возвратилась в стан Владислава у Троице-Сергиева монастыря; другая — двинулась на север, где соединилась с ушедшими сюда из-под Москвы отрядами Степана Кругового и Якова Шишова. В конце августа в Пошехонском у. появился большой отряд пана Соколовского, в котором помимо «литовских людей» было не менее 100 русских казаков. Получив вести о приближении неприятеля, воеводы северных городов разослали приставов, с тем чтобы увести в остроги крестьян «з женами и з детьми и со всеми животы». В октябре в северных уездах велась подготовка к мобилизации крестьянских ополчений: было переписано все мужское население «и что у кого какого бою».

В конце 1618 — начале 1619 г. закончилась эпоха бурных социальных потрясений, продолжавшаяся в России около 15 лет. После разгрома войска М. И. Баловнева в июле 1615 г. «вольное» казачество, значительно уменьшившееся в численности, уже не представляло столь грозной силы, как в предшествующее время. Между тем казаки вплоть до конца 1618 г. продолжали упорную борьбу за лучшие условия службы, сохранение сильного казацкого войска и самоуправления, невыдачу всех вступивших в станицы, в том числе холопов и крепостных крестьян. В ходе этой борьбы выдвинулись новые предводители казаков — Иван Орефьев, Иван Филатьев, Караул Чермный и др.

 

Государевы служилые люди

Пожалует государь чего захочешь,

достигнешь места доброва.

Гадательная книга XVII в.

После Деулинского перемирия

 

 

 

Поместные казаки или мелкопоместные дворяне? 

Самые ранние сведения о получении казаками поместий относятся к февралю — марту 1619 г. Уже весной 1619 г. было установлено твердое соотношение между величиной поместных окладов казаков и реальными дачами, которое, за некоторыми исключениями, соблюдалось писцами и отдельщиками в большинстве уездов. В его ослопе лежал особый указ: в апреле 1619 г. поместья в Рязанском у. отделялись казакам «в их оклады по статьям, по колику которой статье велено дати чети». Сохранившиеся материалы об испомещении казаков позволяют реконструировать нормы этого указа: на каждые 100 четвертей оклада казакам давалось 18 четвертей реальной земли. Количество крестьянских дворов не было определено столь строго. В Рязанском у. всем казакам независимо от окладов досталось не более одного двора. В то же время в Каширском у. было установлено соответствие не только между окладами и поместными дачами, но и между окладами и максимально допустимым числом крестьянских дворов: казаку И. Обатурову при окладе 250 четвертей в сентябре 1619 г. отделили 45 четвертей земли с двумя крестьянскими дворами, но затем его поместье было уменьшено на 9 четвертей, так как «те крестьяне положены по крестьянской складке на 300 четвертей, а с пятидесят чети в тех же крестьянех ему ж, Ивану, девять чети; казаку Софону Гаврилову пять чети без третника, Матфею Спиридонову четыре чети с третником».

Таким образом, оклад 300 четвертей соответствовал поместью в 54 четверти земли с 3 крестьянскими дворами, а минимальный оклад — 150 четвертей — поместью в 27 четвертей с одним крестьянским двором.

и поместных окладов приводятся в четвертях)*

^{* Таблица составлена по: ЦГАДА, ф. 1209, кн. 13369, л. 364 об, — 400; кн. 18193, л. 13–35 об.; кн. 10822, л. 1–7.}

 

В Воронежском у. до 16 июля 1619 г. из «отписных» земель (в том числе стольника Г. И. Морозова и подьячего Г. Ларионова) получили поместья 83 стойких защитника Борисова Городища во главе с атаманами Антоном Синеглазовым (у него были максимальные поместный и денежный оклады — 600 четвертей и 28 руб.) и Михаилом Котовым. Кроме того, 10 августа 1619 г. воронежское поместье московского дворянина В. А. Унковского было поделено между двумя «вязниковскими» атаманами Иваном Филатьевым и Андреем Стародубом, а также казаком Титом Баевым. До августа 1620 г. бывший соратник Михаила Баловня А. Стародуб по извету Т. Баева был арестован и повешен за убийство архимандрита Печерского монастыря и двух монастырских слуг. Вскоре (до 1622 г.) и Иван Филатьев погиб от руки местного сына боярского. В 1619/20 г. поместье умершего воронежского сына боярского М. Струкова получил атаман Василий Ломонос, отличившийся в боях под Можайском (убил шесть «мужиков») и уже владевший к тому времени поместьем в Шацком у. В 1628 г. воронежское поместье было у В. Ломоноса отписано и возвращено сыну М. Струкова. К 1622 г. поместьем в Воронежском у. владел предводитель вязниковских казаков Иван Орефьев — его поместный оклад составлял 300 четвертей, денежный — 10 руб.; возможно, И. Орефьев был впервые поверстан только в 1619 г. В отличие от своих товарищей по вязниковскому войску он прожил в этом поместье не менее 20 лет, участвовал в Смоленской войне и в разные годы выполнил несколько важных поручений правительства, в частности в 1638 г. после захвата Азова донскими казаками ездил туда «для проведывания вестей».

 

Ни по каким другим уездам, помимо рассмотренных выше, поместные или верстанные беспоместные казаки в сметном списке 1631 г. и в других источниках не упоминаются. Хотя единичные испомещения могли и не отразиться в известных нам документах, собранные материалы позволяют с достаточной полнотой судить о численности и географии размещения верстанных казаков после Деулинского перемирия.

В целом верстанные казаки, получившие земли, не слишком отличались в имущественном отношении от окружавших их дворян. Например, в 1622 г. поместные оклады воронежских дворян (не считая «новиков») колебались от 100 до 600 четвертей, а денежные — от 4 до 25 руб., оклады казаков — соответственно от 150 до 600 четвертей и от 5 до 28 руб. На одного дворянина приходилось в это время около 73 четвертей земли, а на одного казака — 53,5 четверти. Таким образом, у воронежских казаков были несколько больше оклады, а у дворян — реальные владения.

Весной 1619 г. был принят указ о частичном «переводе» в вотчины поместий участников обороны Москвы 1618 г., вошедших в «осадный список» (этот важный документ сгорел в 1812 г.): с каждых 100 четвертей оклада служилые люди имели право «перевести» из поместного владения в вотчинное 20 четвертей земли. Поскольку большинству верстанных казаков поместья жаловались из расчета 18 четвертей земли со 100 четвертей оклада, значительная их часть получила возможность полностью превратить в вотчины свои владения, что не мешало им и в дальнейшем называться «поместными». При этом тех, кто был поверстан до 1619 г., «переводили» с окладов, которые были у них в момент осады в 1618 г. и с которыми они были записаны в «осадный список», а не с новых окладов с учетом придач за «осадное сиденье».

 

 

Почти так же свободно, как вотчинами, казаки распоряжались и поместьями. В 1619 г. за 4 руб. «сдал» свое поместье в 36 четвертей атаману Андрею Долгому рязанский казак Никита Юрьев; юридически эта сделка была оформлена выдачей на имя А. Долгого новых документов из Поместного приказа и составлением 18 июля 1619 г. новой отказной книги. В том же году двое рязанских казаков, владевших поместьями по 27 четвертей земли каждый, «сдали» их за 10 руб. казаку Михаилу Турищеву, уйдя служить с неверстанными казаками в Можайск и Вязьму. Наконец, рязанский казак Григорий Артемьев и каширский казак Софон Иевлев (за каждым из них было по 36 четвертей) обменялись поместьями.

В результате всех этих земельных операций и трудностей вхождения отвыкших от ведения хозяйства и крестьянского труда бывших «вольных» казаков в положение мелких помещиков и вотчинников корпорации посаженных на землю верстанных казаков уже в первые годы существования заметно уменьшились в ряде уездов: елецкая — к 1621/22 г. на 11 человек, воронежская — на 13, каширская — на 14. В то же время в Рязанском у. казаков стало даже несколько больше — 63 по сравнению с 59 в 1619 г.

Указ 1619/20 г. был прямым откликом на практику распоряжения казаками своими владениями в первые месяцы после их получения, а упоминавшееся выше неутверждение продажи вотчины елецким казаком является, по-видимому, наиболее ранним известным случаем реализации этого указа. В 1622/23 г. в развитие указа 1619/20 г. был принят еще один указ, в котором более подробно определялись нрава казаков на их вотчины:

 

 

Загадка термина «белозерцы» 

 

Поскольку белозерская корпорация, состоящая из землевладельцев разных уездов, ни разу не упоминается в источниках до конца 1620-х — начала 1630-х годов и постоянно отмечается в более позднее время (в писцовой книге Шацкого у. 1616/17 г. казаки записаны именно как «казаки», а в переписной книге 1645–1646 гг. — уже как «белозерцы»; не упоминаются белозерцы и в писцовых книгах 1620-х годов), есть все основания полагать, что она была создана незадолго до Смоленской войны.

Служба белозерцев, как и поместных казаков вообще, не отличалась от службы дворян других уездов; во время верстаний казаков поместными и денежными окладами они выбирали окладчиков, посылали делегатов на земские соборы и т. д.

Указы 1636–1639 гг. во многом способствовали сохранению фонда казачьих земель в руках белозерцев и их обособлению от провинциального дворянства. В частности, нередко белозерцы заключали браки в своей среде: атаман, позднее алатырский белозерец Матвей Кириллович Белгородцев был женат на вдове поместного казака Ивана Иконникова, их дочь в 1646/47 г. вышла замуж за белозерца Семена Борисовича Каменное Ожерелье, получившего в приданое алатырскую вотчину М. К. Белгородцева в 108 четвертей.

 

Тень былых вольностей 

После Деулинского перемирия индивидуальными поместными окладами была поверстана лишь меньшая часть казаков, находившихся в то время в составе русской армии. Однако декабрьский приговор 1618 г. предусматривал устройство на постоянную службу не только верстанных казаков, но и тех, кто индивидуальных окладов не удостоился. В 1619 г. правительство приступило к реализации своего обещания. Все неверстанные казаки были разделены на две большие группы — «можайских» и «ярославских». Источники хранят молчание о происхождении этих терминов, по читатель, уже знакомый с событиями 1618 г., может и сам без особого труда решить эту приказную загадку: «можайские» казаки — это, несомненно, казаки из войска Б. М. Лыкова, принимавшие участие в обороне Можайска и Москвы, а «ярославские» казаки — те, кто поднял в 1618 г. мятеж и лишь после Деулинского перемирия возвратился на службу в Ярославль к князю И. Б. Черкасскому. Первым, как наиболее заслуженным, поместные оклады были определены по следующим нормам: атаманам — по 40 четвертей, есаулам — по 30, рядовым казакам — по 25 четвертей (к ним были приравнены «калужские сидельцы» и некоторые другие отличившиеся казаки); вторым, не участвовавшим в обороне Москвы, чьи заслуги в глазах правительства представлялись сомнительными, оклады были снижены: атаманам — до 30 четвертей, есаулам до 25 и рядовым казакам — до 20 четвертей.

Таким образом, оклады так называемых ярославских казаков соответствовали окладам полковых казаков, т. е. низшей категории служилых казаков, а оклады «можайских» были хотя и несколько выше «ярославских», но значительно ниже окладов высшей категории служилых людей «по прибору» — сторожевых казаков, имевших право на 50 четвертей земли.

Наиболее раннее известное нам испомещение неверстанных казаков после Деулинского перемирия имело место в Рижском у., где 20 сентября 1619 г. П. Полтев поселил в семи слободах в 17–20 верстах от Ряжска 94 «можайских» и «ярославских» казаков атаманов Василия Сеченова (в 1615 г. он был рядовым казаком в станице Авдея Федорова) и Петра Федорова. Расселение проводилось на землях старых ряжских казаков, умерших или ушедших «безвестно» в результате многократных разорений уезда, при этом на всех казаков пришлось лишь два бобыльских двора. Неудивительно, что в 1623/24 г. больше 40 казаков выбыло со службы, а к 1631 г. численность рижских казаков сократилась до 48 человек.

В Сапожковском у. в Черной слободе в июне 1620 г. получили бывшие земли «деловых людей» (т. е. холопов) И. В. Годунова 16 «можайских» казаков во главе с атаманом Василием Андреевым. Несмотря на то что до 1625 г. некоторые казаки бежали из Сапожка, а атаман В. Андреев получал жалованье за эти «мертвые души» «подставою», в 1629 г. казаков в Сапожке оказалось даже на несколько человек больше, чем в 1619 г. В приказах считали, что и рижские и сапожковские казаки получили поместья «сполна», но в 1628 г. они наряду с казанами других городов жаловались, что живут на «пустых» землях и что часть этих земель у них отняли местные служилые люди. До 1629 г. сапожковские казаки получали месячный «корм».

В Ельце в Кузьмодемьянской слободе в 1620/21 г. 3. Шишкин отвел дворовые места, принадлежавшие ранее елецким полковым казакам, 120 «ярославским» и «можайским» казакам. «Ярославских» казаков возглавлял Трофим Власов, впервые упоминающийся как атаман в августе 1619 г. Помимо дворовых мест казаки получили в соответствии с окладами («сполна») пахотные земли в Елецком у., качеством которых они были, однако, недовольны. В 1624 г. было 94 елецких казака, в 1629 г. — 87, в 1631 г. — 69 елецких казаков. Один из них уже в 1630-е годы просил снять с него «белые» земли и передать их местному сыну боярскому, объясняя это тем, что сам он не занимается земледелием, а «пашет на площади».

В Вяземском у. была создана самая крупная корпорация неверстанных казаков. М. Ф. Стрешнев 26 декабря 1619 г. наделил землями вяземских дворян (сдавших свои разоренные поместья и получивших взамен владения в Рязанском, Вологодском и других уездах) 404 «можайских» и «ярославских» казаков станиц атаманов

В Верейском у. П. Кологривов в 1619/20 г. поселил 105 казаков в Борисове Городище на бывшей десятинной пашне. На посаде «против городовых задних ворот» казакам были отведены дворовые места. «Можайских» казаков, поселенных в Борисове, возглавлял атаман Василии Тельный, в прошлом сторонник королевича Владислава, перешедший на русскую службу в феврале 1618 г. вместе с Д. И. Конюховым; «ярославских» — недавний войсковой дьячок Юрий Десятого (Варфоломеев), активно сотрудничавший с правительством во время казацких мятежей 1617–1618 гг. и в 1619 г. поверстанный поместным окладом 300 четвертей (позднее ему удалось освободиться от командования станицей и войти в состав верейских детей боярских, сначала городовых, а затем дворовых). Земля не была размежевана между верейскими казаками, и, по словам очевидца, были «у них за землю брань и бой великой».

 

В Мещовск в 1619/20 г. было переведено из Рязани 120 казаков, участников обороны Можайска 1618 г. Земли им не дали, и до конца 1620-х годов мещовские казаки получали годовое жалованье и месячный «корм». В 1629 г. в Мещовске значилось 102 «кормовых» казака.

Всего начиная с 1619 г. получили земли или дворы в русских городах более 2000 неверстанных казаков, не считая украинских казаков П. Сагайдачного. Часть казаков была поселена на юге, другая, большая, — на западной границе в предвидении неизбежного возобновления войны с Речью Посполитой. Характер службы этих «новых», теперь уже служилых казаков не имел никаких отличий от обычной службы приборных людей: «А по государеву указу во всех городех казаком, которые посланы на белые земли, нелепо служить с прежними с стрельцы и с козаки городовая караульная служба». Мещовские казаки станицы Д. Попова «день и ночь» несли караульную службу, возили в Москву отписки и сопровождали выходцев из-за рубежа. Вяземские казаки писали в 1628 г., что их «в посылки и в острожки… и за беглыми за всякими людьми по дорогам и по стежкам посылают, и на заставе стоим, и на городе, и по острогу караулы караулим». В то же время если «старыми» служилыми казаками управляли в основном Стрелецкий и Разрядный приказы, то бывшие «вольные» казаки и после испомещения остались в ведении Казачьего и Челобитного приказов.

   

Судьба сторонников Владислава 

Для полноты картины остается проследить судьбу казаков, ушедших из России с королевичем Владиславом в начале 1619 г. Как показал С. В. Думин, по крайней мере часть из них получила земли в Смоленском воеводстве, переданном в управление Владиславу: к Смоленску были приписаны три хоругви по 100 всадников, к Стародубу — 100, к Почепу — 50, к Мглину — 100 и к Трубчевску — 30 всадников. Правда, служили в них не только бывшие «вольные» русские, но и украинские казаки. Во главе каждой хоругви стоял ротмистр. В период военных действий казакам выплачивалось жалованье, а остальное время они служили с земли, причем на каждого всадника полагалось четыре волока земли (один волок равнялся 21,36 га, или приблизительно 40 четвертям); казакам предоставлялось также право владеть крестьянами.

 

Части казаков удалось в конечном счете войти в состав мелкого дворянства или близкого к нему по положению верстанного поместного казачества, но только единицы стали «настоящими» феодалами с достаточно крупными вотчинами и поместьями, хорошо обеспеченными крестьянскими руками.

Массовое расселение как верстанного, так и поверстанного казачества по русским городам сыграло важную роль в восстановлении всей пограничной оборонительной системы Русского государства. Вместе с тем обеспечение казаков землей или постоянным содержанием смягчило на время остроту социальных конфликтов и знаменовало окончание длительной гражданской войны в России.

Заключение

Так кем же все-таки были казаки? На этот вопрос, поставленный в начале книги, можно теперь ответить, хотя и в самом общем виде. Они были… казаками и делали все возможное, чтобы казаками остаться, пока им не пришлось отступить перед всей мощью Русского государства.

Образование «вольного» казачества в России и на Украине явилось прямым следствием усиления крепостнического режима. Для тысяч холопов и крестьян, составивших самые крупные группы среди «вольных» казаков в России, уход в казачьи станицы был освобождением от феодальной зависимости и реализацией их мечты о «воле». К выходцам из непривилегированных или полупривилегированных сословий принадлежало и большинство предводителей «вольных» казаков: холопами в прошлом были И. И. Болотников и И. Муромец (Лжепетр), служилым казаком — М. И. Баловнев, крестьянами — атаманы А. Кума и В. Никитин, подьячим карельского архиепископа — атаман Я. Мурзанов и т. д.

 

Длительное и широкое распространение самозванщины в России также происходило при самом активном участии казачества. Ведь именно агитацию в пользу самозванцев подразумевал в 1614 г. атаман Е. Радилов под «смутными» словами, которые казаки «вмещают в простые люди», отчего, по его мнению, и произошли социальные потрясения в России («крови в Московском государстве розлилися»). Особенно стойко поддерживали казаки самозванцев, выступавших под именем царевича (затем царя) Дмитрия Ивановича, в победе которого они видели гарантии почетного положения казачества в русском обществе. Стремление казачества добиться воцарения в Москве своего претендента было использовано в 1613 г. романовской «партией». «Вольные» казаки явились одной из главных сил, способствовавших избранию на Земском соборе Михаила Романова, которого они противопоставили «боярским» кандидатам на русский престол.

 

Разумеется, в казачьих отрядах достаточно отчетливо выделяются «лучшие» казаки, рядовые и бесправные казачьи ученики; у отдельных казаков скапливались значительные суммы денег, им иногда принадлежало несколько лошадей; некоторые атаманы и «старые» казаки надеялись проникнуть в дворянство. Казачество было неоднородно, как неоднородна была и крестьянская община, однако, пока сохранялась власть казачьих кругов, пока подавляющее большинство казаков не имело земельных владений, старшина не могла успешно действовать вопреки интересам основной массы казаков, да у нее и не было каких-либо к тому стимулов, так как атаманы и есаулы не отличались существенно от этой массы.

Выделение среди «вольных» казаков группы верстанных казаков — помещиков, происходившее в основном с 1613 по 1619 г., было следствием не внутреннего развития казачества, а попыток правительства поставить казаков под свой контроль. Казачество в целом в течение длительного времени сопротивлялось этимпопыткам, «выталкивало» из своей среды чуждые элементы и воссоздавало вновь и вновь войсковую организацию во главе с командирами, которым оно доверяло. Вплоть до 1619 г. «вольное» казачество сохраняло внутреннее самоуправление и, несмотря на запрещение правительства, продолжало пополнять свои ряды представителями зависимого и тяглого населения.

 

Размежевание казачества с другими сословиями произошло не из-за внутреннего раскола или социального перерождения казачества, но было следствием становления казачества как особой сословной группы и оформления его сословной (войсковой) организации. Когда сословные интересы казаков вполне определились, стали ясны их существенные отличия от целей приборных людей и мелкого дворянства, чаяний основной массы крестьян, холопов и посадских людей. Более того, перед угрозой казацких грабежей крестьяне нередко действовали совместно с правительственными войсками, оказывая казакам вооруженное сопротивление. Трагизм ситуации для основной массы крестьянства заключался в том, что крестьянам предоставлялся выбор не между свободой и крепостной зависимостью, а между различными формами феодальной эксплуатации, причем ее традиционные формы, как выяснилось в ходе «Смуты», оказались для них не самыми тяжелыми: архаические казацкие приставства были еще менее привлекательны для крестьян, чем эксплуатация их помещиками и вотчинниками.

 

Список сокращений 

Слово об авторе 

Б. Н. Флоря

Примечания

1

Цит. по: 

(обратно)

2

ПСРЛ. Т. 25. С. 386.

(обратно)

3

(обратно)

4

Воинские повести древней Руси. М.; Л., 1949. С. 48.

(обратно)

5

РИБ. Т. 35. С. 143–144; Т. 18. С. 8; см.: 

(обратно)

6

См.: 

(обратно)

7

Материалы по истории Войска Донского: Грамоты / Сост. И. Прянишников. Новочеркасск, 1864. С. 2.

(обратно)

8

Опись архива Посольского приказа 1626 г. Ч. 1. М., 1977. С. 272; РИБ. Т. 18. С. 1–21; см.: 

(обратно)

9

(обратно)

10

Акты Юшкова. С. 255.

(обратно)

11

См.: 

(обратно)

12

АМГ. Т. 

(обратно)

13

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 140, л. 277 об.; ф. 210, В. ст., стб. 7, л. 160; стб. 102, л. 174–176.

(обратно)

14

РК 1598–1638 гг. С. 148; 

(обратно)

15

(обратно)

16

Писцовые книги Рязанского края 

(обратно)

17

(обратно)

18

РИБ. Т. 18. С. 248–249; ПСРЛ. Т. 14. С. 61; Разрядная книга 1550–1636 гг. Ч. 

(обратно)

19

(обратно)

20

ЦГАДА, ф. 210, Пр. ст., стб. 2514, л. 480; 

(обратно)

21

РК 1598–1638 гг. С. 160–161; 

(обратно)

22

РИБ. Т. 18. С. 224; Т. 35. С. 352, 354.

(обратно)

23

Старина и новизна. Кн. 14. М., 1911. С. 413; 

(обратно)

24

ПСРЛ. Т. 14. С. 65; Исторические сборники 

(обратно)

25

РИБ. Т. 35. С. 143; 

(обратно)

26

См.: 

(обратно)

27

(обратно)

28

См.: 

(обратно)

29

ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 9, л. 39–40; 

(обратно)

30

РИБ. Т. 18. С. 23–24.

(обратно)

31

См.: 

(обратно)

32

Сказания Массы и Геркмана о Смутном времени в России. СПб., 1874. С. 300–302; ПСРЛ. Т. 34. С. 247.

(обратно)

33

ПРИ. Вып. 4. С. 378; 

(обратно)

34

(обратно)

35

ЦГАДА, Шведские микрофильмы, рулон 133, л. 20; 

(обратно)

36

Описи Царского архива и архива Посольского приказа 1614 г./Под ред. С. О. Шмидта. М., 1960. С. 129–130; ААЭ. Т. 2. С. 316.

(обратно)

37

(обратно)

38

ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 51, л. 105.

(обратно)

39

(обратно)

40

(обратно)

41

(обратно)

42

ААЭ. Т. 2. С. 304; 

(обратно)

43

ПРП. Вып. 4. С. 378; 

(обратно)

44

Акты Юшкова. С. 314; ААЭ. Т. 2. С. 267; Четвертчики. С. 276.

(обратно)

45

См.: 

(обратно)

46

ААЭ. Т. 2. С. 326–327; 

(обратно)

47

ЦГАДА, ф. 184, д. 133, л. 1–3 об. На грамоты Я. П. Сапеги любезно указал автору Б. Н. Флоря.

(обратно)

48

Изборник. С. 351; СГГД. Ч. 2. С. 460; ЦГАДА, ф. 210, Д. отд., стб. 15, л. 111; Пр. ст., стб. 2514, л. 404; 

(обратно)

49

ААЭ. Т. 2. С. 333 (№ 194).

(обратно)

50

ПСРЛ. Т. 14. С. 112; Изборник. С. 351.

(обратно)

51

Цит. по: 

(обратно)

52

См.: 

(обратно)

53

(обратно)

54

См.: 

(обратно)

55

СГГД. Ч. 2. С. 560–561; Арсеньевские бумаги. С. 7.

(обратно)

56

ПСРЛ. Т. 14. С. 112–113.

(обратно)

57

Изборник. С. 352; Акты ополчений. С. 21–22, 109–111, 163.

(обратно)

58

СГГД. Ч. 2. С. 594; Акты ополчений. С. 36.

(обратно)

59

Акты ополчений. С. 74–75.

(обратно)

60

Четвертчики. С. 53, 270–272, 276, 307, 317; СГГД. Ч. 2. С. 595; ЦГАДА, ф. 396, стб. 38888, л. 2.

(обратно)

61

См.: 

(обратно)

62

(обратно)

63

РИБ. Т. 1. С. 330.

(обратно)

64

ДР. Т. 

(обратно)

65

ЦГАДА, ф. 79, кн. 30, л. 224.

(обратно)

66

ПСРЛ. Т. 34. С. 136; РИБ. Т. 35. С. 260; ЦГАДА, ф. 79, кн. 30, л. 222 об. — 223 об.

(обратно)

67

В Курмыше в конце 1611 г. одновременно выполнялись распоряжения и Первого и Второго ополчений. В известные моменты так же могло обстоять дело и в Рязани (Грамоты и отписки 1611–1612 гг. курмышскому воеводе Елагину//Летопись занятий Археографической

(обратно)

68

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 13369, л. 274–284 об.; ф. 210, М. ст., стб. 59, л. 205; Акты Юшкова. С. 326–332.

(обратно)

69

ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 890, л. 352–353; АМГ. Т. 

(обратно)

70

Акты ополчений. С. 78–79; Акты Юшкова. С. 326–332; 

(обратно)

71

Писцовые книги Рязанского края 

(обратно)

72

Челобитная Вельяминовых. С. 38.

(обратно)

73

РК 1598–1638 гг. С. 255. О принадлежности Владиславлева к атаманам Заруцкого определенных данных нет.

(обратно)

74

Повесть о победах Московского государства/Изд. подг. Г. П. Енин. Л., 1982. С. 7; 

(обратно)

75

Изборник. С. 355; 

(обратно)

76

Цит. по: 

(обратно)

77

(обратно)

78

См.: 

(обратно)

79

Челобитная Вельяминовых. С. 38. П. Г. Любомиров полагал, что отряд Вельяминова был послан в Рязань из Москвы уже после прихода Заруцкого в Михайлов (см.: 

(обратно)

80

Писцовые книги Рязанского края 

(обратно)

81

Челобитная Вельяминовых. С. 38; АПА. С. 473; РИБ. Т. 28. С. 84, 86; ЦГАДА, ф. 1167, оп. 1, д. 1778, л. 8–10; ф. 210, В. ст., стб. 1, л. 50.

(обратно)

82

См.: 

(обратно)

83

ЦГЛДА, ф. 233, кн. 1, л. 212; ф. 1209, кп. 408, л. 263 об. 265 об.; Грамоты и отписки 1611–1612 гг. курмышскому воеводе Елагину. С. 13; 

(обратно)

84

ЦГЛДЛ, ф. 1209, кн. 530, л. 346 об. 418; ф. 210, В. ст., стб. 1; Боярские списки. Ч. 1. С. 218; 

(обратно)

85

(обратно)

86

(обратно)

87

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 471, л. 1–18; ф. 1167, он. 1, д. 1778, л. 8–9.

(обратно)

88

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 471, л. 309; ф. 233, оп. 1, кн. 660, л. 40–40 об., 44, 51–52, 331; ф. 137, По Устюгу, кн. 2, л. 106; ф. 210, М. ст., стб. 197, л. 29.

(обратно)

89

Грамоты и отписки 1611–1612 гг. курмышскому воеводе Елагину. С. 8; ЦГАДА, ф. 141, 1614 г., д. 81, л. 126.

(обратно)

90

ЦГАДА, ф. 1167, оп. 1, д. 1778, л. 3. Хотя весьма вероятно, что Заруцкий перешел в Михайлов из Сапожка еще осенью 1612 г., нельзя согласиться с тем, что он провел здесь более года (см.: 

(обратно)

91

Акты ополчений. С. 16; 

(обратно)

92

ЦГАДА, ф. 396, стб. 37 921, л. 12.

(обратно)

93

ЦГАДА, ф. 1167, оп. 1, д. 1778, л. 3.

(обратно)

94

ЦГАДА, ф. 210, В. ст., стб. 7, л. 175–177; Б. ст., стб. 10, л. 107; 

(обратно)

95

ЦГАДА, ф. 210, Б. ст., стб. 1, л. 86–87; В. ст., стб. 7, л. 159–161; ф. 1209, кн. 359, л. 2 об. — 4; Боярские списки. Ч. 2. С. 87; 

(обратно)

96

(обратно)

97

ЦГАДА, ф. 210, Б. ст., стб. 16, л. 445.

(обратно)

98

Там же, Пр. ст., стб. 2521, л. 222; Б. ст., стб. 18, л. 41–42; стб. 25, л. 54.

(обратно)

99

ДР. Т. 

(обратно)

100

См.: 

(обратно)

101

(обратно)

102

ЦГАДА, ф. 1167, оп. 1, д. 1778, л. 4; Челобитная Вельяминовых. С. 38; ПСРЛ. Т. 14. С. 128; 

(обратно)

103

(обратно)

104

Столбцы Печатного приказа. С. 76, 83, 184; ЦГАДА, ф. 1209, стб. 40 934, ч. 1, л. 87–88; стб. 40 931, ч. 2, л. 335–336.

(обратно)

105

ЦГАДА, ф. 1167, оп. 1, д. 1778, л. 3–4; ДР. Т. 

(обратно)

106

ГИМ, ОР, собр. А. С. Уварова. В лист., д. 160, л. 16 об.; ЦГАДА, ф. 210, Пр. ст., стб. 19, л. 985; ДР. Т. 

(обратно)

107

ДР. Т. 

(обратно)

108

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 13 369, л. 282; Русский исторический 

(обратно)

109

(обратно)

110

(обратно)

111

ДР. Т. 

(обратно)

112

Русский исторический сборник. Т. 5. С. 117; Столбцы Печатного приказа. С. 359; ДР. Т. 

(обратно)

113

Боярские списки. Ч. 1. С. 224; Столбцы Печатного приказа. С. 107, 131; РИБ. Т. 28. С. 49; ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 59, л. 16.

(обратно)

114

Челобитная Вельяминовых. С. 39; Боярские списки. Ч. 1. С. 156–157; Ч. 2. С. 88; ДР. Т. 

(обратно)

115

ДР. Т. 

(обратно)

116

Столбцы Печатного приказа. С. 103, 106, 119, 148, 173; 

(обратно)

117

Челобитная Вельяминовых. С. 39; Столбцы Печатного приказа. С. 117; 

(обратно)

118

ГБЛ. ф. 218, д. 1355, л. 901; Архив ЛОИИ, ф. 178, оп. 1, д. 191, 

(обратно)

119

Челобитная Вельяминовых. С. 39; 

(обратно)

120

РК 1598–1638 гг. С. 244–250; РИБ. Т. 28. С. 106; ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 48, л. 46; Пр. ст., стб. 2514, л. 435. Некоторые дворяне, назначенные в поход, уклонились от службы, за что впоследствии третья часть их поместий была конфискована.

(обратно)

121

Челобитная Вельяминовых. С. 39; ЦГАДА, ф. 210, Дела десятен, кн. 142, л. 54–58.

(обратно)

122

ЦГАОР, ф. 907, оп. 1, д. 5, л. 1–14. За указание на эти документы приношу благодарность Б. Н. Морозову.

(обратно)

123

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 75, л. 36 об.; 

(обратно)

124

ЦГАДА, ф. 89, 1613 г., д. 1, л. 36; ф. 210, Пр. ст., стб. 2514, л. 74; Архив ЛОИИ, ф. 178, оп. 1, д. 251, л. 1; РИБ. Т. 18. С. 25–26; 

(обратно)

125

См.:  

(обратно)

126

ЦГАДА, ф. 210, С. ст., стб. 120, л. 16–17.

(обратно)

127

Там же, М. ст., кн. 2, л. 3 об. — 4 об.; РК 1598–1638 гг. С. 249; ПСРЛ. Т. 14. С. 130; 

(обратно)

128

 Памятники дипломатических сношений древней Руси с державами иностранными. Т. 1. М., 1913. С. 419, 421–422; РИБ. Т. 18. С. 179–180; ЦГАДА, ф. 89, 1613 г., д. 1, л. 47.

(обратно)

129

Памятники дипломатических сношений древней Руси с державами иностранными. Т. 5. СПб., 1856. С. 342, 421. У брата И. М. Заруцкого, Захарьяша, в январе 1615 г. были захвачены письма «от короля к Ивашку Заруцкому» и «Олександра Гасевского к Маринке» (Опись архива Посольского приказа 1626 г./Подг. к печ. В. И. Гальцов. Ч. 1. М., 1977. С. 132).

(обратно)

130

См.: 

(обратно)

131

РК 1598–1638 гг. С. 249, 255; РИБ. Т. 28. С. 486; ЦГАДА, ф. 89, 1613 г., д. 1, л. 140.

(обратно)

132

ЦГАДА, ф. 210, Пр. ст., стб. 14, л. 133.

(обратно)

133

ЦГАДА, ф. 1177, оп. 3, д. 666, ч. 2, л. 16. Это известие сохранилось в челобитной детей терского воеводы П. П. Головина 1627 г., обнаруженной С. И. Сметаниной. О том, что в Астрахани в то время не знали о воцарении Михаила Романова, сообщает и А. Елассонский 

(обратно)

134

ЦГАДА, ф. 89, 1613 г., д. 1, л. 161–162; Архив ЛОИИ, ф. 178, оп. 1, д. 234, л. 1 об.

(обратно)

135

По словам Головиных, отряд стрельцов и казаков (в конце концов пленивший Заруцкого) был послан П. П. Головиным к Астрахани после того, как на Тереке узнали от русских пленных, уведенных татарами, об освобождении Москвы и избрании царем Михаила Романова.

(обратно)

136

ПСРЛ. Т. 14. С. 134; Арсеньевские бумаги. С. 65; ЦГАДА, ф. 96, 1615 г., д. 2, ч. 3, л. 277.

(обратно)

137

Приходо-расходные книги московских приказов 1619–1621 гг./Сост. С. Б. Веселовский. М., 1983. С. 389, 391; 

(обратно)

138

Акты времени междуцарствия (1610 г., 17 июля — 1613 г.). С. 78; Изборник. С. 351; ПСРЛ. Т. 14. С. 127; 

(обратно)

139

Арсеньевские бумаги. С. 17; 

(обратно)

140

РИБ. Т. 35. С. 242–247; ЦГАДА, ф. 210, Н. ст., стб. 3, л. 143; Архив ЛОИИ, колл. 117, он. 1, д. 22, л. 1.

(обратно)

141

(обратно)

142

(обратно)

143

(обратно)

144

См.: 

(обратно)

145

См.: 

(обратно)

146

См.: 

(обратно)

147

(обратно)

148

(обратно)

149

См.: 

(обратно)

150

В 1618 г. казаки наряду с Д. М. Пожарским просили прислать к ним в качестве воеводы Д. М. Черкасского, что подтверждает популярность кабардинского князя в казачьей среде (ЦГАДЛ, ф. 210, Н. ст., стб. 3, л. 178–179).

(обратно)

151

Арсеньевские бумаги. С. 21–23; 

(обратно)

152

ГИМ, ОР, собр. Л. С. Уварова. В лист., д. 160, л. 16 об.

(обратно)

153

См.: 

(обратно)

154

Арсеньевские бумаги. С. 30–31; 

(обратно)

155

См.: 

(обратно)

156

Арсеньевские бумаги. С. 27; ЦГАДА, ф. 396, стб. 39025, л. 1–2.

(обратно)

157

См.: 

(обратно)

158

ДР. Т. 

(обратно)

159

(обратно)

160

ЦГАДА, ф. 210, Б. ст., стб. 26, л. 269–270; М. ст., стб. 4, л. 311; Ир. ст., стб. 2, л. 345–346, 357–358, 361–362; АМГ. Т. 

(обратно)

161

ПСРЛ. Т. 14. С. 128; РК 1598–1638 гг. С. 255; ГИМ, ОНИ, собр. А. С. Уварова, он. 2, д. 52/8/24, л. 1–2.

(обратно)

162

См.: 

(обратно)

163

ЦГАДА, ф. 210, В. ст., стб. 66, л. 2, 17–18, 32, 37, 45, 55, 66; Пр. ст., стб. 2, л. 462–468. Ср.: 

(обратно)

164

ЦГАДЛ, ф. 210, Дела десятен, кн. 297, л. 28.

(обратно)

165

ЦГАДА, ф. 1107, он. 1, д. 21, л. 1–8.

(обратно)

166

ЦГАДЛ, ф. 210, Дела десятен, кн. 40, л. 1–2; С. ст., стб. 2, л. 48; ф. 1261, он. 13, д. 195, л. 217–218.

(обратно)

167

РИБ. Т. 28. С. 575.

(обратно)

168

ЦГАДЛ, ф. 210, Дела десятен, кн. 274, л. 157 об.; 

(обратно)

169

АМГ. Т. 1. С. 239; РК 1598–1638 гг. С. 292–293; ЦГАДА, ф, 1209, кн. 342, л. 235–237; ф. 210, М. ст., стб. 11, л. 258–259.

(обратно)

170

(обратно)

171

ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 9, л. 34; 

(обратно)

172

ПСРЛ. Т. 14. С. 115; РИБ. Т. 28. С. 791; КР. Т. 1. С. 92; ДР. Т. 

(обратно)

173

См.:

(обратно)

174

РИН. Т. 35. С. 327–328; КР. Т. 1. С. 356–357; ЦГАДА, ф. 1209, кн. 840, л. 257, 284 об. — 285; Архив ЛИ СССР, ф. 620, оп. 1, д. 17, л. 942 об.

(обратно)

175

Четвертчики. С. 139, 331; РИБ. Т. 28. С. 315–316; ЦГАДА, ф. 1209, кн. 890, л. 222–228.

(обратно)

176

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 1131, л. 722–727; стб. 27 695, л. 557–567; ф. 210, Дела десятен, кн. 16, л. 339; ИСРЛ. Т. 14. С. 125; Четвертчики. С. 297.

(обратно)

177

Столбцы Печатного приказа. С. 79, 169; ЦГАДА, ф. 371, оп. 2, д. 6, л. 329.

(обратно)

178

ЦГАДА, ф. 1209, стб. 34615, л. 71–79. Половину этой вотчины атаман Н. Кузьмин продал в 1617 г. дворянам Д. и Н. Протопоповым, чтобы уплатить долг и дать вклад в монастырь (ЦГАДА, ф. 1209, стб. 34029, л. 241).

(обратно)

179

ДР. Т. 

(обратно)

180

Акты ополчений. С. 86; ДР. Т. 

(обратно)

181

ДР. Т. 

(обратно)

182

РК 1598–1638 гг. С. 263–264; ДР. Т. 

(обратно)

183

ЦГАДА, ф. 210, Пр. ст., стб. 116; 

(обратно)

184

ПСРЛ. Т. 14. С. 132; РИБ. Т. 28. С. 13; ЦГАДА, ф. 1455, оп. 1, д. 1085, л. 1; ф. 396, стб. 37 898, л. 1; стб. 38 011, л. 77, 89; ф. 210, Пр. ст., стб. 2, л. 294–295.

(обратно)

185

ЦГАДА, ф. 286, кн. 241, л. 469; ф. 210, Н. ст., стб. 22, л. 117; ДАЙ. Т. П. С. 30. Столбцы Печатного приказа. С. 195.

(обратно)

186

ЦГАДА, ф. 1107, оп. 1, д. 26, л. 3–4; ф. 210, Д. отд., стб. 8, столпик 2, л. 68–70, 132–133: М. ст., стб. 3, л. 462; АМГ. Т. 

(обратно)

187

ГИМ, ОПИ, ф. 113, д. 8, л. 10; ЦГАДА, ф. 210, Д. отд., стб. 8, столпик 2, л. 6–13, 101–102; столпик 4, л. 47; ф. 1209, кн. 743, л. 3; 

(обратно)

188

ГИМ, ОПИ, ф. 113, д. 8, л. 11, 71 (документы указаны автору А. В. Лаврентьевым); РИБ. Т. 35. С. 300.

(обратно)

189

АМГ. Т. 

(обратно)

190

(обратно)

191

Записки о России 

(обратно)

192

АМГ. Т. 

(обратно)

193

ЦГАДА, ф. 141, 1614 г., д. 4, л. 52–54, 60.

(обратно)

194

ЛИ. Т. 3. С. 13–14; РИБ. Т. 2. С. 887–888; Архив АН СССР, ф. 620, оп. 1, д. 198, л. 4 об., 9, 10 и др.; Гос. архив Вологодской обл., ф. 1260, оп. 8, д. 2. Сведения о документах в собрании свитков Вологодского архиерейского дома любезно предоставил автору В. Н. Козляков.

(обратно)

195

ЛАЭ. Т. 3. С. 72–73; АИ. Т. 3. С. 37; РИБ. Т. 35. С. 327–328; Четвертинки. С. 44; ЦГАДА, ф. 96, 1616 г., д. 8, л. 123; ф. 210, Д. отд., стб. 15, л. 111; ф. 1107, оп. 1, д. 427, л. 3; ГИМ, ОПИ, ф. 113, д. 8, л. 23.

(обратно)

196

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 11 089, л. 218, 219, 225 и др.; Арсеньевские бумаги. С. 33; 

(обратно)

197

(обратно)

198

Записки о России 

(обратно)

199

ЦГАДА, ф. 96, 1615 г., д. 2, л. 42; Изборник. С. 358–359; АМГ. Т. 

(обратно)

200

(обратно)

201

ЦГАДА, ф. 210, Н. ст., стб. 277, л. 636–637. Документ указан автору В. Н. Козляковым.

(обратно)

202

СГГД Ч 3. С 100; Материалы по истории СССР. Вып. 2. М., 1955. С. 151; ЦГАДА, ф. 96, 1615 г., д. 2, ч. 3, л. 276; 1616 г., д. 8, л. 403. Последний документ указан автору Б. Н. Флорей.

(обратно)

203

СГГД. Ч. 3. С. 100–102.

(обратно)

204

РИБ. Т. 28. С. 296–297; Архив ЛОИИ, колл. 286, д. 3, л. 25–28; ЦГАДА, ф. 210, Пр. ст., стб. 2, л. 140, 199, 462–468; ПРП. Вып. 4. С. 381–382.

(обратно)

205

Высказывания из труда Ю. Видекинда (

(обратно)

206

ГБЛ, ф. 29, д. 1598, л. 137; ЦГАДА, ф. 53, 1614 г., д. 1, л. 74, 114, 124; ф. 35, оп. 1, д. 48, л. 7. Целый комплекс посольских документов о действиях казаков обнаружен Б. Н. Флорей.

(обратно)

207

(обратно)

208

См.: 

(обратно)

209

ЦГАДА, ф. 53, 1614 г., д. 1, л. 77–79; РИБ. Т. 35. С. 339; 

(обратно)

210

ЦГАДА, ф. 1169, оп. 1, д. 2, л. 3–7; ф. 1107, оп. 1, д. 119, л. 25–26; РИБ. Т. 35. С. 343, 351–354.

(обратно)

211

Архив ЛОИИ, колл. 248, д. 3, л. 3–4; колл. 27, оп. 2, д. 4, л. 1–2; Аграрная история Северо-Запада России 

(обратно)

212

(обратно)

213

ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 17, столпик 3, л. 24.

(обратно)

214

ЦГАДА, ф. 35, 1614 г., д. 53, л. 34, 64–101; ф. 210, Пр. ст., стб. 2, л. 485; КР. Т. 1. С. 19.

(обратно)

215

ЦГАДА, ф. 53, 1614 г., д. 1, л. 41–42; ф. 35, 1614 г., д. 53, л. 29, 56, 58, 106, 111; ф. 1209, кн. 58, л. 164, 219 об., 242; ф. 1107, оп. 1, д. 104, л. 74; Записки о России 

(обратно)

216

АЮБ. Т. 2. С. 49–52; 

(обратно)

217

РИБ. Т. 35. С. 399; ААЭ. Т. 3. С. 102. О разорении каргопольского Ошевнева монастыря см.: ЦГАДА, ф. 141, 1618 г., д. 4, л. 15.

(обратно)

218

См.: 

(обратно)

219

ЦГАДА, ф. 1107, оп. 1, д. 86, л. 3; Архив ЛОИИ, колл. 260, оп. 2, д. 40, л. 5 об. — 8; д. 64, л. 27; ДАИ. Т. 

(обратно)

220

ЦГАДА, ф. 96, 1615 г., д. 2, ч. 3, л. 277; ф. 1209, кн. 11084, л. 656 и др.; ф. 210, М. ст., кн. 2, л. 36 об., 41.

(обратно)

221

ПСРЛ. Т. 14. С. 135; Т. 34. С. 264; Арсеньевские бумаги. С. 54; РИБ. Т. 28. С. 768–769; ЦГАДА, ф. 210, М. ст., кн. 2, л. 48 об., 50 об., 51 об.

(обратно)

222

РИБ. Т. 35. С. 367–368, 370, 389; ЦГЛДА, ф. 210, Д. отд., д. 8, столпик 12, л. 53; Пр. ст., стб. 192, л. 207–212; 

(обратно)

223

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 229, л. 399–400; 

(обратно)

224

См.: 

(обратно)

225

РИБ. Т. 35. С. 374–375, 377–378, 388; Арсеньевские бумаги. С. 54–55; ЦГАДА, ф. 96, 1615 г., д. 2, ч. 3, л. 276–277; ф. 210, Д. отд., стб. 8, столпик 3, л. 50.

(обратно)

226

РИБ. Т. 28. С. 326; Т. 35. С. 291–292, 326; ААЭ. Т. 3. С. 102; ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 11, л. 102; ф. 396, кн. 271, л. 236 об.; ф. 1107, оп. 1, д. 122, л. 2.

(обратно)

227

ЦГАДА, ф. 1107, оп. 1, д. 104, л. 2–4; ф. 210, Н. ст., стб. 5, л. 6, 43; М. ст., кн. 2, л. 50, 54 об. — 55 об.; 

(обратно)

228

ЦГАДА, ф. 96, 1615 г., д. 3, л. 29–30, 33, 35 и др.; 

(обратно)

229

Архив ЛОИИ, колл. 286, д. 3, л. 29–30; ЦГАДА, ф. 96, 1615 г., д. 2, л. 167; 

(обратно)

230

ДР. Т. 

(обратно)

231

(обратно)

232

Арсеньевские бумаги. С. 64; РИБ. Т. 28. С. 767.

(обратно)

233

ЦГАДА, ф. 210, Пр. ст., стб. 2, л. 118, 212–213, 217, 221, 223 и др.; Д. отд., стб. 8, столпик 2, л. 13; 

(обратно)

234

См.: 

(обратно)

235

ДР. Т. 

(обратно)

236

ЦГАДА, ф. 96, 1615 г., д. 9, л. 158; 

(обратно)

237

ЦГАДА, ф. 210, М. ст., кн. 2, л. 59 об.; Дела десятен, кн. 248, л. 20–21; 

(обратно)

238

См.: 

(обратно)

239

См.: 

(обратно)

240

ЦГАДА, ф. 210, Пр. ст., стб. 2, л. 217; М. ст., стб. 48, л. 519–520; ДР. Т. 

(обратно)

241

(обратно)

242

См.: 

(обратно)

243

(обратно)

244

ЦГАДА, ф. 210, Пр. ст., стб. 2, л. 301, 310–311, 368 и др.; АМГ. Т. 

(обратно)

245

ЦГАДА, ф. 210, Дела десятен, кн. 2, л. 68; Пр. ст., стб. 2, л. 218, 260, 279–280, 306–307; 

(обратно)

246

Материалы по истории СССР. Вып. 2. С. 151.

(обратно)

247

См.: 

(обратно)

248

РК 1598–1638 гг. С. 255: КР. Т. 1. С. 175, 192, 337; РИБ. Т. 28. С. 321, 486; ЦГАДА, ф. 1107, оп. 1, д. 121, л. 8–11; ф. 396, стб. 48760, л. 22, 64; стб. 38011, л. 20.

(обратно)

249

(обратно)

250

ЦГАДА, ф. 210,  

(обратно)

251

ЦГАДА, ф. 96, 1615 г., д. 11, л. 234; ф. 1107, оп. 1, д. 119, л. 21, 28; ф. 210, М. ст., стб. 883, л. 326; кн. 2, л. 66, 67 об.; ПСРЛ. Т. 14. С. 137; Книга о чудесах пр. Сергия: Творение Симона Азарьина/Сообщил С. Ф. Платонов. СПб., 1888. С. 112.

(обратно)

252

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 11084, л. 604–605; ГБЛ, ф. 29, д. 1598, л. 79 об. — 80; 

(обратно)

253

КР. Т. 1. С. 163–165; Акты феодального землевладения и хозяйства. Ч. 3. М., 1961. С. 298; Архив ЛОИИ, колл. 21, д. 16, л. 1; ЦГАДА, ф. 210, Н. ст., стб. 8, л. 500; ф. 396, стб. 39591, л. 131, 285; ф. 371, оп. 2, д. 5, л. 56.

(обратно)

254

ЦГАДА, ф. 1107, оп. 1, д. 125, л. 12; ф. 390, стб. 48760, л. 11; Опись Новгорода 1617 г./Под ред. В. Л. Янина. Ч. 1. М., 1984. С. 139; Четвертчики. С. 188; ДР. Т. 1. С. 205; Материалы по истории Башкирской АССР. Ч. 1. М.; Л., 1936. С. 155; История Татарской АССР. Казань, 1963. С. 112.

(обратно)

255

ЦГАДА, ф. 396, стб. 38793, л. 1–2; стб. 38796, л. 2; стб. 38801, л. 2; РИБ. Т. 24. С. 705; Четвертчики. С. 331.

(обратно)

256

ЦГАДА, ф. 371, оп. 2, д. 8, л. 12–13; ф. 1209, кп. 530, л. 429–459, 470–553.

(обратно)

257

РИБ. Т. 28. С. 42, 315, 329, 492, 533, 791–792; РИБ. Т. 9. С. 221–222; РК 1598–1638 гг. С. 255; АМГ. Т. 

(обратно)

258

Четвертчики. С. 323; ЦГАДА, ф. 210, М. ст., кн. 2, л. 5 об.; ф. 388, кн. 872, л. 159 об.; кн. 865, л. 20 об. Сведения о потомках атаманов обнаружены М. Г. Кротовым.

(обратно)

259

ЦГАДА, ф. 1209, кп. 530, л. 448–449; кн. 10751, л. 354 об. — 363; РИБ. Т. 28. С. 315.

(обратно)

260

См.: 

(обратно)

261

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 368, л. 709 об. — 716; кн. 148, л. 286; ф. 210, Дела десятен, кн. 38, л. 160–171 об.; Н. ст., кп. 1, л. 85; ф. 371, оп. 2, д. 5, л. 35.

(обратно)

262

РИБ. Т. 28. С. 652; 

(обратно)

263

РИБ. Т. 35. С. 419–422; ЦГАДА, ф. 210, Пр. ст., стб. 2, л. 412, 422; Н. ст., кн. 1, л. 79–84, 88 об. — 89, М. ст., стб. 4, л. 8; стб. 7, л. 1–2; стб. 892, л. 155; кп. 2, л. 87–87 об.

(обратно)

264

Цит. по обнаруженной Б. Н. Флорей грамоте Черного, Шиша и Кругового в Дорогобуж (Библиотека Польской академии наук в Кракове. 

(обратно)

265

См.: 

(обратно)

266

(обратно)

267

 ЦГАДА, ф. 79, оп. 1, 1618 г., д. 1, л. 2; 

(обратно)

268

ЦГАДА, ф. 79, оп. 1, 1618 г., д. 1, л. 45; ф. 210, Д. отд., стб. 15, л. 153.

(обратно)

269

См.: Материалы по истории Войска Донского: Грамоты/Сост. И. Прянишников. Новочеркасск, 1864. С. 23–24; 

(обратно)

270

См.: Материалы по истории Войска Донского. С. 25–32; 

(обратно)

271

ЦГАДА, ф. 210, Н. ст., кн. 1, л. 90; Дела десятен, кн. 40, л. 9–9 об., 11 и др.; 

(обратно)

272

КР. Т. 

(обратно)

273

ЦГАДА, ф. 210, Н. ст., кн. 1, л. 79–84; ф. 396, стб. 38384, л. 1; ф. 371, оп. 2, д. 5, л. 16, 22, 132; РИБ. Т. 18. С, 11–12.

(обратно)

274

РИБ. Т. 28. С. 581, 583–584, 619; Приходо-расходные книги 

(обратно)

275

 

(обратно)

276

ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 4, л. 433–434; стб. 7, л. 246–248; 

(обратно)

277

ЦГАДА, ф. 396, кн. 517, л. 50; стб. 38967, л. 1; ф. 210, М. ст., стб. 222, л. 200; ф. 1209, стб. 36512, л. 126–127, 138; 

(обратно)

278

ЦГАДА, ф. 210, Пр. ст., стб. 2, л. 143; КР. Т. 1. С. 424; Дополнения к Дворцовым разрядам, собранные из книг и столбцов прежде-бывших дворцовых приказов Архива Оружейной палаты Иваном Забелиным. Ч. 1//ЧОИДР. 1882. Кн. 1. Отд. 2. С. 

(обратно)

279

ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 4, л. 126; ДР. Т. 

(обратно)

280

СГГД. Ч. 3. С. 158–159; КР. Т. 1. С. 425–426.

(обратно)

281

ПСРЛ. Т. 14. С. 141–142; ЦГАДА, ф. 1209, стб. 36512, л. 127; ф. 210, Д. отд., стб. 17, л. 56–59.

(обратно)

282

 ЦГАДА, ф. 210, М. ст., кн. 2, л. 146, 151 об., 155, 169 об.; ф. 79, оп. 1, 1618 г., д. 1, л. 37.

(обратно)

283

ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 4, л. 276, 281, 311, 316, 449, 451–452; стб. 13, л. 18а; С. ст., стб. 2, л. 22; ф. 79, 1618 г., д. 1, л. 1–2, 50–51, 76; РИБ. Т. 28. С. 618; КР. Т. 1. С. 435; ДР. Т. 

(обратно)

284

ГБЛ, ф. 343, карт. 1, д. 2, л. 1; ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 4, л. 9.

(обратно)

285

 ЦГАДА, ф. 79, 1618 г., д. 1, л. 50–67. Полный текст письма см.: 

(обратно)

286

ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 4, л. 117, 316–317; ф. 396, кп. 517, л. 256–256 об., 261–266, 421 об.

(обратно)

287

ДР. Т. 

(обратно)

288

ПСРЛ. Т. 14. С. 145; ЦГАДА, ф. 210, Пр. ст., стб. 5, л. 166–195; стб. 2226, л. 62–69; ф. 371, оп. 2, д. 7, л. 211.

(обратно)

289

ЦГАДА, ф. 210, Н. ст., стб. 3, л. 82, 123–127, 131, 178–181; Дела десятен, кн. 40, л. 4 об.; М. ст., кн. 2, л. 46–47, 75 об., 103; ф. 396, стб. 38221, л. 1; АИ. Т. 2. С. 427; КР. Т. 1. С. 192.

(обратно)

290

ЦГАДА, ф. 210, Б. ст., стб. 9, л. 668; Н. ст., стб. 3, л. 169, 176, 178–179; стб. 10, л. 136; С. ст., стб. 2, л. 190; ф. 371, оп. 2, д. 5, л. 132.

(обратно)

291

См.: 

(обратно)

292

См.: 

(обратно)

293

ПСРЛ. Т. 14. С. 145; 

(обратно)

294

ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 212, л. 595; Н. ст., стб. 3, л. 34–36, 113–114, 164–169 и др.; Пр. ст., стб. 2226, л. 7, 11, 18, 20; Д. отд., стб. 11, л. 25–26; ф. 396, стб. 38665, л. 1; РИБ. Т. 9. С. 215; Т. 28. С. 290; Старинные акты, служащие преимущественно дополнением к описанию г. Шуи и его окрестностей / Собр. В. Борисовым. М., 1853. С. 24.

(обратно)

295

ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 856, л. 36; Н. ст., стб. 3, л. 182, 255–264; ф. 1209, стб. 36576, л. 48–49.

(обратно)

296

ЦГАДА, ф. 210, Н. ст., стб. 3, л. 74, 103–107, 113–114, 159–173, 175, 263, 266–274; Д. отд., стб. 11, л. 33; Старинные акты, служащие преимущественно дополнением к описанию г. Шуи и его окрестностей. С. 23–25.

(обратно)

297

ЦГАДА, ф. 210, Н. ст., стб. 3, л. 108–109, 169–171, 176, 274.

(обратно)

298

ГБЛ, ф. 343, карт. 1, д. 4, л. 1–2; ПСРЛ. Т. 14. С. 147.

(обратно)

299

ЦГАДА, ф. 210, Н. ст., стб. 3, л. 194 об. — 195 об., 219–231, 243–254, 275; ф. 396, кн. 204, л. 134; 

(обратно)

300

ЦГАДА, ф. 210, Н. ст., стб. 10, л. 136–137; Б. ст., стб. 11, л. 211–212; С. ст., стб. 2, л. 475; ф. 396, стб. 39574, л. 1; ПСРЛ. Т. 14. С. 147; Повесть о победах Московского государства/Подг. Г. П. Енин. Л., 1982. С. 38; 

(обратно)

301

ПСРЛ. Т. 34. С. 266; 

(обратно)

302

ЦГАДА, ф. 79, кн. 34, л. 164 об.; кн. 38, л. 3 об., 82; ф. 210, М. ст., стб. 13, л. 75; ф. 141,1620 г., д. 2, л. 49, 54, 61, 75, 112; Материалы по истории СССР. Вып. 2. С. 152; Приходо-расходные книги московских приказов 1619–1621 гг. С. 391.

(обратно)

303

 ЦГАДА, ф. 1107, оп. 1, д. 252, л. 130, 141–142, 146, 154; ф. 210, М. ст., стб. 13, л. 344; РИБ. Т. 28. С. 809; ПСРЛ. Т. 14. С. 147.

(обратно)

304

ЦГАДА, ф. 210, Пр. ст., стб. 2521, л. 4, 18 и др.

(обратно)

305

ЦГАДА, ф. 210, Пр. ст., стб. 2521, л. 4, 18, 73–75, 335, 356.

(обратно)

306

См.: 

(обратно)

307

ЦГАДА, ф. 199, д. 541, л. 344–344 об.

(обратно)

308

ЦГАДА, ф. 210, Пр. ст., стб. 2521, л. 7; Б. ст., стб. 8, л. 398.

(обратно)

309

ЦГАДА, ф. 396, стб. 39521, л. 1; стб. 39533, л. 1; стб. 39536, л. 1; стб. 39537, л. 1; стб. 39549, л. 1; стб. 39551, л. 1; стб. 39552, л. 1; стб. 39554, л. 1; стб. 39563, л. 1; стб. 39567, л. 1; стб. 39569, л. 1; стб. 39570, л. 1; стб. 39573, л. 1; ф. 210, Д. отд., стб. 10, л. 30; АМГ. Т. 

(обратно)

310

ПРП. Вып. 4. С. 381–382; ЦГАДА, ф. 210, Дела десятен, кн. 87, л. 342–342 об.; кн. 16, л. 338; Б. ст., стб. 8, л. 167, 267.

(обратно)

311

ЦГАДА, ф. 210, Дела десятен, кн. 87, л. 341–342 об.; С. ст., стб. 135, л. 272; ф. 371, оп. 2, д. 8, л. 241, 539.

(обратно)

312

ЦГАДА, ф. 210, Дела десятен, кн. 40, л. 20 об. — 21, 24–24 об., 32 об., 37 об., 38; Б. ст., стб. 8, л. 268–269; Н. ст., кн. 1, л. 44; М. ст., 

(обратно)

313

ЦГАДА, ф. 210, Д. отд., стб. 17, л. 56–59; стб. 10, л. 48, 91; В. ст., стб. 111, л. 137; ф. 371, оп. 2, д. 8, л. 209; ф. 1209, стб. 2514, л. 402.

(обратно)

314

ЦГАДА, ф. 210, В. ст., стб. 7, л. 117–118, 159–161; Б. ст., стб. 10, л. 430; М. ст., стб. 49, л. 327; ф. 159, он. 2, д. 607, л. 1-17; Боярские списки. Ч. 2. С. 133, 134, 151.

(обратно)

315

ЦГАДА, ф. 210, Б. ст., стб. 8, л. 268–269; 

(обратно)

316

ЦГАДА, ф. 210, В. ст., стб. 66, л. 3, 11–18, 32, 37, 55, 66; М. ст., стб. 59, л. 119, 121; стб. 173, л. 24–25; Дела десятен, кн. 297, л. 114 об.

(обратно)

317

См. подробнее:

(обратно)

318

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 13369, л. 364 об. 400. 764 об.; кн. 9553, л. 23; ф. 396, стб. 48760, л. 33; ф. 210, М. ст., стб. 2, л. 203; РК 1598–1638 гг. С. 289.

(обратно)

319

РИБ. Т. 28. С. 327; Чствертчики. С. 327; ЦГАДА, ф. 1209, кн. 18193, л. 91.

(обратно)

320

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 10822, л. 1–7, 22 об. — 35, 89–92; ф. 371, оп. 2, д. 8, л. 362; Материалы для истории рода Селивановых/Собр. А. В. Селиванов//Труды Рязанской архивной комиссии. Т. 23. Вып. 1. Рязань, 1910. С. 14; КР. Т. 1. С. 838.

(обратно)

321

ЦГАДА, ф. 371, оп. 2, д. 8, л. 17, 19, 217; ф. 1209, стб. 42598, л. 45; ф. 210, М. ст., стб. 3, л. 75–78; 

(обратно)

322

ЦГАДА, ф. 210, Пр. ст., стб. 2, л. 56; В. ст., стб. 66, л. 25; ф. 371, оп. 2, д. 8, л. 426.

(обратно)

323

Столбцы Печатного приказа. С. 6; РИБ. Т. 28. С. 315–316, 791; ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 4, л. 313–315; стб. 7, л. 175; С. ст., стб. 2, л. 460.

(обратно)

324

ЦГАДА, ф. 1209, кп. 6511, л. 18–19, 94, 98-101; кн. 6008, л. 289; стб. 34615, л. 311; стб. 42598, л. 45; 

(обратно)

325

ЦГАДА, ф. 371, оп. 2, д. 8, л. 497, 540 и др.; ф. 210, Дела десятен, кн. 87, л. 324–343; ф. 396, оп. 2, кн. 204, л. 58 об.; ф. 1209, кн. 131, л. 20 об., 38 об.; ДР. Т. 

(обратно)

326

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 132, л. 128, 152 об., 168 об. —  169 об., 1260 об. — 1274 об.; ф. 371, оп. 2, д. 8, л. 497, 540; ф. 210, Дела десятен, кп. 87, л. 329, 333–338 об.; Материалы для истории Воронежской и соседних губерний. Вып. 1. Воронеж, 1887. С. 2.

(обратно)

327

ЦГАДА, ф. 371, оп. 2, д. 8, л. 118–119; ф. 1209, кн. 76, ч. 1, л. 39–40, 317–402 об.; ч. 2, л. 796 об., 857; стб. 34615, л. 21–22, 45, 53, 84, 90, 92; стб. 34684, л. 45; ф. 210, В. ст., стб. 66, л. 11; АМГ. Т. 

(обратно)

328

ЦГАДА, ф. 371, оп. 2, д. 8, л. 143, 267, 353, 618; ф. 1209, кн. 233, л. 173, 231 и др.

(обратно)

329

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 325, л. 252–350; ф. 210, М. ст., стб. 4, л. 153; В. ст., стб. 06, л. 15; С. ст., стб. 82, л. 309–310; Разные столы, стб. 40, л. 41; КР. Т. 1. С. 834.

(обратно)

330

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 1061, л. 95–313 об.; стб. 39454, л. 285, 322–323, 331; ф. 210, М. ст., стб. 7, л. 185–187; С. ст., стб. 185, л.

(обратно)

331

ЦГАДА, ф. 371, он. 2, д. 8, л. 34, 44; ф. 233, кн. 663, л. 68 об. — 70; ф. 1209, кн. 15817, л. 39.

(обратно)

332

(обратно)

333

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 638, л. 518–571, 154 об. — 172; кн. 530, л. 541–543; ф. 210, М. ст., стб. 63, л. 88; Б. ст., стб. 10, л. 208, 507; ф. 371, он. 2, д. 8, л. 24, 135, 145, 493, 497; РИБ. Т. 28. С. 769.

(обратно)

334

ЦГАДА, ф. 210, Дела десятен, кн. 274, л. 155–163; С. ст., кн. 1; ф. 1209, кн. 10554, л. 436–456 об.; кн. 10555, л. 609. Кроме того, в 1627 г. в Рыльске значилось 75 «беломестных, верстанных» казаков из Новгорода Северского. Судя по странной терминологии и необычным окладам (от 100 до 200 четвертей), это старые служилые казаки, поверстанные в начале 

(обратно)

335

ЦГАДА, ф. 210, Дела десятен, кн. 106, л. 25–39; кн. 297, л. 111–112; Н. ст., стб. 9, л. 1–42

(обратно)

336

ЦГАДА, ф. 210, Дела десятен, кн. 297, л. 95–106; Б. ст., стб. 20, л. 38, 56–58; Н. ст., стб. 10, л. 581; П. ст., стб. 3, л. 61–62; ф. 137, По Новгороду, кн. 12, л. 88; ф. 1209, кн. 8454, л. 810; кн. 4703, л. 69.

(обратно)

337

ЦГАДА, ф. 210, П. ст., стб. 3, л. 108; М. ст., стб. 49, л. 65.

(обратно)

338

ЦГАДА, ф. 210, Дела десятен, кн. 156, л. 151 об. — 167 об.; ф. 1209, кн. 327, л. 426–432; кн. 47003 а, л. 55–56.

(обратно)

339

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 840, л. 264 об., 283; кн. 618, л. 61, 62, 513; кн. 140, л. 211 об., 277; стб. 34615, л. 326; ф. 371, оп. 2, д. 8, л. 163, 220, 301, 613; ф. 210, М. ст., стб. 49, л. 273; С. ст., стб. 135, л. 277–278; КР. Т. 1. С. 834.

(обратно)

340

Переписи московских дворов 

(обратно)

341

ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 48, л. 109–146; стб. 121, л. 110; ф. 1209; стб. 34615, л. 311; ф. 233, кн. 15, л. 137.

(обратно)

342

ЦГАОР, ф. 907, он. 1, д. 5, л. 1–14; ЦГАДА, ф. 1209, стб. 34615, л. 311; ф. 233, кн. 4, л. 525.

(обратно)

343

ЦГАДА, ф. 371, оп. 2, д. 8, л. 2, 12, 15 и др.; ф. 1209, кн. 5669, л. 140 об.; ф. 233, кн. 663, л. 68 об. — 70; ф. 210, Дела десятен, кн. 16, л. 331 об. — 332; В. ст., стб. 6, л. 631–650; 

(обратно)

344

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 325, л. 252–350; кн. 190, л. 174 об., 225 об.; кн. 638, л. 58–71, 154–172; стб. 18207, л. 90–93; стб. 34615, л. 18–22; стб. 42598, л. 54; ф. 281, д. 5779, л. 1.

(обратно)

345

ЦГАДА, ф. 210, В. ст., стб. 6, л. 636, 644–649; Дела десятен, кн. 15, л. 333–333 об., 345; кн. 87, л. 340 об. — 343; ф. 1209, стб. 34684, л. 71, 77; 

(обратно)

346

ЦГАДА, ф. 1209, л. 100–101; ф. 210, В. ст., стб. 6, л. 632, 636, 646.

(обратно)

347

См.: 

(обратно)

348

ЦГАДА, ф. 1209, стб. 39454, ч. 1, л. 97–99; кн. 5987, л. 510–511. Опубликован по списку 1626 г., обнаруженному А. П. Богдановым (Законодательные акты Русского государства второй половины 

(обратно)

349

Законодательные акты Русского государства второй половины 

(обратно)

350

Указная книга. С. 42, 49, 55–59.

(обратно)

351

См.: 

(обратно)

352

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 6511, л. 98–99; кн. 5969, л. 120–153, 513–520; стб. 18193, л. 97–100.

(обратно)

353

ЦГАДА, ф. 1209, стб. 34615, л. 315; ф. 210, С. ст., стб. 135, л. 272; 

(обратно)

354

См.: 

(обратно)

355

АМГ. Т. 

(обратно)

356

ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 49, л. 273, 342–343; РИБ. Т. 24. С. 703–704.

(обратно)

357

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 5987, л. 486; стб. 34615, л. 326; ААЭ. Т. 3. С. 294; КР. Т. 2. С. 386.

(обратно)

358

См.: 

(обратно)

359

ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 462, столпик 3, л. 19, 21; Н. ст., стб. 277, л. 638. На «память» 1643 г. любезно указал автору В. Н. Козляков.

(обратно)

360

АМГ. Т. 

(обратно)

361

(обратно)

362

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 1061, л. 181 об. —  182, 232 об. —  238 об., 240–241 об.; кн. 4703 а, л. 181–182; кн. 5987, л. 509–510, 516–516 об.; Указная книга. С. 112–113, 125–126.

(обратно)

363

ЦГАДА, ф. 1209, стб. 48204, л. 167; кн. 6008, л. 511; кн. 6008, л. 276; Указная книга. С. 135.

(обратно)

364

ПРП. Вып. 6. С. 213. И. Д. Мартысевич полагал, что в статье 49 имеются в виду смоленские дворяне, владевшие поместьями в Белозерской у., а в статье 50 — казаки, получившие землю «во временное условное держание» и владевшие ею сообща (Указная книга. С. 235–236). А. Г. Маньков также считает, что в статье 49 речь идет о помещиках Белоозера, а в статье 50 — о казаках (см.: 

(обратно)

365

ЦГАДА, ф. 1209, стб. 40980; ПСЗ. Т. 1. № 39. С. 238; № 53. С. 249; Т. 2. № 700. С. 117.

(обратно)

366

ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 462, столпики 3 и 4; стб. 503, л. 45–46.

(обратно)

367

ПСЗ. Т. 2. № 633. С. 19–20; № 700. С. 118.

(обратно)

368

ЦГАДА, ф. 210, Разные столы, стб. 47, л. 316. Приношу глубокую благодарность Н. Ф. Демидовой, указавшей на этот источник.

(обратно)

369

ЦГАДА, ф. 210, П. ст., стб. 3, л. 4, 92, 94 и др.; В. ст., стб. 111, л. 25, 193.

(обратно)

370

Приходо-расходные книги московских приказов 1619–1621 гг. С. 104; ЦГАДА, ф. 210, П. ст., стб. 3, л. 123.

(обратно)

371

РИБ. Т. 28. С. 352; ЦГАДА, ф. 210, М. ст., стб. 49, л. 65; Пр. ст., стб. 14, л. 8; П. ст., стб. 3, л. 199–200, 208; Б. ст., стб. 10, л. 430.

(обратно)

372

ЦГАДА, ф. 210, В. ст., стб. 102, л. 174–175; Б. ст., стб. 10, л. 224–225; стб. 11, л. 273; Д. отд., стб. 48, ч. 1, л. 7–8; М. ст., стб. 49, л. 65.

(обратно)

373

Там же, П. ст., стб. 3, л. 167–171; В. ст., стб. 119, л. 209–211; Б. ст., стб. 111 л. 297.

(обратно)

374

Там же, П. ст., стб. 3, л. 202, 206; В. ст., стб. 70, л. 8; М. ст., стб. 49, л. 65, 79; ф. 396, стб. 39 576, л. 1.

(обратно)

375

ЦГАДА, ф. 210, П. ст., стб. 3, л. 92-107, 162, 214; В. ст., стб. 111, л. 2–3; Пр. ст., стб. 14, л. 363; М. ст., стб. 49, л. 65; ф. 847, оп. 1, д. 1, л. 1–8; д. 2, л. 1–10.

(обратно)

376

ЦГАДА, ф. 1209, стб. 29654, л. 8–9, 149 и др.; ф. 210, М. ст., стб. 13, л. 87; Б. ст, стб. 22, л. 175–176; РК 1598–1638 гг. С. 289; Четвертчики. С. 330; РИБ. Т. 28. С. 311.

(обратно)

377

ЦГАДА, ф. 210, П. ст., стб. 3, л. 2–5, 52–53, 67; М. ст., стб. 49, л. 65; 

(обратно)

378

(обратно)

379

ЦГАДА, ф. 210, Пр. ст., стб. 5, л. 6 об.; стб. 2321, л. 330–342; П. ст., стб. 3, л. 138–139; М. ст., стб. 49, л. 65 об.; Д. отд., стб. 48, ч. 1, л. 5.

(обратно)

380

Там же, П. ст., стб. 3, л. 138; Д. отд., стб. 48, ч. 1, л. 138.

(обратно)

381

ЦГАДА, ф. 1209, кн. 150, л. 151 об. —  158 об., 261 об. —  271 сб., 286–291; ф. 210, М. ст., стб. 49, л. 65; В. ст., стб. 70, л. 140.

(обратно)

382

(обратно)

383

ЦГАДА, ф. 210, В. ст., стб. 84, л. 1–2; П. ст., стб. 3, л. 39; М. ст., стб. 49, л. 79; Д. отд., стб. 48, ч. 1, л. 6; Б. ст., стб. 10, л. 126.

(обратно)

384

Там же, Пр. ст., стб. 14, л. 625 об.; П. ст., стб. 3, л. 109; В. ст., стб. 102, л. 292; М. ст., стб. 49, л. 65.

(обратно)

385

Там же, П. ст., стб. 3, л. 108; Дела десятен, кн. 297, л. 107–108; Книги денежного стола, кн. 389, л. 81.

(обратно)

386

Там же, Б. ст., стб. 10, л. 224; стб. 11, л. 273; П. ст., стб. 3, л. 44, 123; В. ст., стб. 70, ч. 1, л. 75; стб. 33, л. 428.

(обратно)

387

ЦГАДА, ф. 389, кн. 97, л. 362–362 об.; кн. 102, л. 466–467 об.; ф. 210, М. ст., стб. 11, л. 26–27; ф. 79, кн. 38, л. 3 об.; ф. 1107, оп. 1, д. 152, л. 85–88.

(обратно)

388

ЦГАДА, ф. 210, Б. ст., стб. 11, л. 193; М. ст., стб. 11, л. 26–27.

(обратно)

389

 Там же, М. ст., стб. 11, л. 26–27; Б. ст., стб.10, л. 224–225; 

(обратно)

390

См.: 

(обратно)

391

Архив ЛОИИ, колл. 238, оп. 2, д. 58/18, л. 1.

(обратно)

Оглавление

Введение

Глава I Казачество в битвах за царя Дмитрия

Глава II Малолетний претендент

Глава III Михаил Романов — казачий ставленник

Глава IV Без союзников

Глава V Польский королевич и русское казачество

Глава VI Государевы служилые люди

Заключение

Список сокращений 

Слово об авторе 

*** Примечания ***