КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Вампир по имени Бэниэмин [Олег Краснов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Олег Краснов Вампир по имени Бэниэмин

Часть первая

День первый (28 августа)

Серое небо – но не тяжелого стального оттенка, а задумчивого, отдающего чем-то рыхлым даже. Будто газовая масса никак не может решить: пропустить неуверенные солнечные лучи или снова попытаться утопить людей, а вдруг в этот раз получится. Вот это серо-задумчивое настроение и царило весь день. Но черт с небом, и так слишком много умов увязло, блуждая в газовых скоплениях и пытаясь найти ответы на вопросы самого разного масштаба. Важно, что творится под ним.

– Знаешь, я думала, ты не придешь. Ну а как мне так не думать, ты в последнее время такой тихий и проводишь со мной мало времени. Неужели я тебе надоела?

– Не неси чушь, зайка, тогда я сразу бы расстался с тобой. И нашел другую. Но я с кем сейчас иду? Кому я приготовил обещанный подарок?

– Извини, пожалуйста, я ведь просто шутила, почему ты вечно все принимаешь в штыки? А ты приготовил мое любимое, да? Да? Можно я понесу, тут никого нет… а если кто-то и увидит, кому не пофиг?

– Мы придем, и я тебе отдам. Это же наш ритуал, ты чего, нельзя в нем ничего нарушать. Зайчик обязательно получит свою морковку. Потерпи, почти пришли.

Тихую, мало популярную среди прохожих улицу пересекают два подростка противоположного пола – неспешно переходят дорогу в десяти метрах от зебры, но кому какое дело, бешено мчащихся машин тут сейчас нет. А если бы и были, то все равно, кому какое дело? Парню на вид можно дать лет шестнадцать – высокий и худой, бледный, с чёрными волосами. Девушке – пятнадцать, если не обращать внимание на слой косметики, который визуально прибавляет ей еще несколько лет. Высоким ростом ей точно не похвастаться, зато определенную гордость ей дарят золотистые волосы, волнами приплясывающие при каждом бодром шаге. Но самое примечательное – лицо, некогда пышущее здоровьем и полнокровием. А сейчас бледноватое, несущее на себе следы множества нервных, неспокойных дней и ночей. Возможно, неловкий макияж был наложен с целью их и скрыть.

Он назвался Денисом, а ее имя – Ксюша. Они шли по направлению к небольшому заброшенному флигелю, который располагался недалеко от здания с частично заколоченными окнами. Что из себя оно представляло в лучшие годы – вопрос, который останется без ответа. Дверь давным-давно снесена, незащищенные окна выбиты, на стены набежали неуклюжие орды граффити. Кому сейчас принадлежит территория, понять сложно. Но кто бы ни был этот таинственный владелец, где бы он не располагался, данный актив ему сейчас интересен только как черточка на бумаге. Поэтому – входи кто хочет. Территория частично огорожена забором из бетонных панелей. Некоторые панели не пережили прошедшие годы, а на их место грубо втиснуты металлические листы, естественно, уже давно все погнутые.

Ксюша ловко протиснулась через проем – щель между двумя листами. Затем последовал человек, который при первой встрече представился Денисом. Флигель представляет из себя небольшое кирпичное строение, долгое время игравшее роль склада ненужных вещей со всего района. Но кому-то пришла в голову идея вытащить весь мусор. На этом инициатива не завершилась, а дополнилась появлением двух тяжелых скамеек, парочки столов, табуреток, пуфика, а позже и старой раскладной кровати. Место сразу полюбилось местным маргиналам, любителям выпить, неспокойным подросткам и прочим категориям населения. Никто особо не усердствовал в том, чтобы вернуть данной локации статус мусорки. В основном люди забредают сюда утром и вечером-ночью, так что днем с высокой вероятностью можно побыть и наедине.

Ксюша прошла мимо первой скамейки и шлёпнулась на пуфик. Левая рука, прочертив дугу в воздухе, чудом не задела ржавый шприц, оставленный предыдущим обитателем. Голодный блеск инструмента не сразу распознается в полумраке, будто случайно подмеченные глаза притаившегося хищника. Ксюша и не подозревала, что всего пара сантиметров спасли ее от столбняка или чего похуже. Парень же это заметил и лишь слабо испугался в первую долю секунды. Но, поняв, что драгоценная кровь ничем не загрязнена, успокоился. И решил ничего не говорить, не журить – лень.

«А раньше пожурил бы…» Мысль слегка всплыла и тут же обратно увязла.

Он сел на корточки перед Ксюшей, сопровождаемый нетерпеливым взглядом.

«Уже не такая красивая, как раньше. А ведь это «раньше» было не так уж и давно. Просто я уже развидел-перевидел это лицо…» – равнодушно шевелились мысли.

– Ты сегодня достанешь или до завтра будем ждать? – интонацией, выдающей то ли жалобу, то ли укор, проговорила девушка. Иногда ее голос выдавал такие сочетания, такие неожиданные комбинации звуков и интонаций, что легко заподозрить в Ксюше зачатки актерского или музыкального таланта.

Парень засунул руку в карман, всем видом демонстрируя, что пытается достать то самое, ради чего девушка ждала их встречи и провела всю ночь в нервных метаниях, забываясь короткими кошмарными снами и просыпаясь в холодном поту. Но он внезапно замер. Его сухой взгляд упёрся во влажные глаза Ксюши.

– Ты получила то, что хотела и теперь наслаждаешься эффектом, – каждое слово с большим напряжением вытягивалось с уст парня. Его лицо напряглось, глаза слегка заслезились.

– Да… – пролепетала Ксюша, растекаясь на своём пуфике. Она внимательно изучала его глаза с пульсирующей, меняющей цвет и форму радужкой. Но потом, когда последнее слово достигло ее ушей, Ксюша, словно получив некий заряд, дернулась. И расслабилась. Ее взгляд потерял хоть какой-то намек на осмысленность, свою опору в мире реальном и неведомо где затерялся.

Ксюша откинулась в экстазе, виной которому был только ее собственный обманутый мозг. Парень наклонился к ее шее и обнажил клыки, которые под действием инстинкта удлинились, сильнее выступили из челюстей. (Посети он стоматолога, последний не поверил бы своим глазам, изучая нетипичное строение челюсти парня и мышечную систему клыков, но такой встречи можно не ждать). Вскоре он оторвался от податливой плоти – укусы начали зарастать, довольно скоро осталось два еле заметных следа, похожих на царапины. Втягиваясь обратно в челюсть, клыки выделяют противную на вкус слизь, которую рефлекторно хочется побыстрее сплюнуть. Попадая в кровь, она ускоряет регенерацию поврежденных тканей.

Потеряв часть драгоценной жидкости, Ксюша побледнела еще сильнее. Но ни на секунду не смутилась и будто ничего не заметила. Напротив, веки сомкнулись, будто окончательно обрубая всякую связь с внешним миром, полным боли, вранья и ужасными телепередачами.

Парень посмотрел в лицо, которое, как ему недавно казалось, ему очень нравится. Немного подумав, поднял голову девушки и пальцами аккуратно раздвинул веки. Кое-как поймав мутный взгляд Ксюши, он сказал:

– Мы расстались. Я вел себя как козел и ты не хочешь меня видеть. Лицо мое забудь. Сюда ты пришла одна, с горя заняв дозу у одной из своих подруг.

И отпустил. Максимум что ей угрожает в ближайшее время – слабость и головокружение, пока организм не восстановит привычный запас красной жидкости. А вот у парня уже развивается мигрень – казалось, от невероятного напряжения он задохнется и не сможет закончить свою фразу. Но нет, закончил и теперь вполне заслужил отдых. Переведя дыхание, мысленно пообещал себе впредь обходиться без таких многословных внушений.

Парень развернулся и ушёл. Пока он шёл к месту, которое можно назвать домом, в голове извивались, прятались и внезапно выскакивали самые разные мысли.

Казалось бы, вот красивая девушка, которая и книги читает, много чего может рассказать. Но она, как и все предыдущие, быстро надоела. С ней можно поделиться мыслями и тревогами, идеями и замечаниями… но только после внушения, а в ответ всегда получаешь одни и те же фразы, одинаковые интонации и…

«Пустоту, будто с куклой говоришь».

Ну ничего, она молодая и энергичная. Он ей ничем жизнь не испортил, а ее организм с легкостью компенсирует все незначительные потери.

Ему уже давно не льстила та власть, которую он получает после акта внушения, можно сказать, его периодически мучали зародыши совести, а как будет себя чувствовать освобожденная жертва?

«Забудет обо мне, вернется на свои курсы… чем она там занималась? Вроде, театральные. Да, продолжит свою карьеру актрисы. Хотя, она говорила, что из-за меня бросила курсы… Ну, бывает. Сейчас кошмары прекратятся, одержимость забудется, и она вернется к прежней жизни. А если и нет, то это не моя проблема уже. Мне же надо питаться, пусть спасибо скажет, что живой осталась».

Генератора этих мыслей, представившегося Денисом, на деле зовут Бэниэмин. Ну как – зовут, мало кто его так зовёт сейчас, главное, что именно с этим именем он родился и в пятнадцать лет переродился.

Маршрут Бениэмина пролегал прямо до Муравейника. Так все в общине называли бывшую школу, заброшенную в 90-х и выкупленную за копейки через третьих лиц. Приватизировал здание и территорию, очерченную забором, старец (как он сейчас просит себя называть), он же Виктор Копошицын. Почему Муравейник? Кто-то когда-то съязвил, что все тут бестолково копошатся (с ударением на это слово) как муравьи. Кем бы ни был автор замечания, он явно уже покинул общину. Но стоит заметить, что строгие формы здания и рыже-песочный оттенок внешнего фасада не так уж и противоречат сухому, отдающему слепой механикой определению Муравейник. Возраст строения, который считывается то в трещинках, то в пятнах на облупившейся краски, то в тяжелых окнах, также усиливает желание чаще прибегать к этому термину.

Ворота у забора всегда заперты. Но есть парочка прутьев, изогнутых так, что любой желающий без проблем проскочит между ними. Тяжелая парадная дверь, которая никогда не упускает возможности поцарапать слух протяжным скрипом, вообще никогда не заперта. Незваные гости даже в самые отчаянные годы не стремились проникнуть сюда. Окутанная мрачными слухами репутация Виктора (хотя не все произносят именно это имя – кто-то думает, что это Павел, кто-то – что это Володя, но не важно) служит хорошим оберегом для Муравейника.

После тяжелой двери идет предбанник с двумя проходами по бокам. Дальше пролегает небольшое помещение с короткой лестницей. Очередная дверь, за которой светлый коридор. С потолками под четыре метра, закругленными на арочный манер. Центр прочерчен разделительной полосой прямоугольных ламп. Перфекционисту назло хаотично чередуются тёплое и холодное освещение, тускло отраженное белыми ромбиками кафельного пола. Поворот вправо, еще один вправо – и ты в раздевалке.

Первым, кого встречает Бэниэмин, оказывается Василий, всеми называемый Васей. Чуть ниже ростом, блондин, навечно застрявший в возрасте двадцати четырёх лет. Пожали руки, только сейчас поздоровались (когда Бэниэмин соизволил проснуться, Вася уже ушёл на работу).

– Сколько сегодня принёс? – поинтересовался Вася, готовый отсчитать, сколько из «заработанных» средств Бэниэмин должен отложить в общую кассу. Пятьдесят процентов любыми средствами заработанных денег (кроме парочки исключений) неизменно жертвовались каждым жителем общины на «общее благо». Естественно, Бэниэмин входит в их число. Финансы он добывает не самым честным образом. Либо спонсором становится очередная девушка, либо ее родители. Но в этот раз, по какой-то причине, он напрочь забыл пошуршать в сумочке совершенно не готовой к возражениям Ксюши. Видимо, внезапное решение порвать с ней сбило Бэниэмина с толку.

– Блин, Васек, сегодня пусто. Как-то забыл, честно.

– Серьёзно? Ладно. Я внесу за нас обоих. Благо, что я в тот же день отчитываюсь. Но ты мне теперь должен. И не затягивай с этим! – Вася не был сильно удивлён, он уже привык к тому, что Бэниэмин не всегда уделяет достаточно внимания своим обязанностям. Не раз ему приходилось открывать своеобразный кредит своему другу. Вася решил, что внесёт за Бэниэмина две тысячи – спрос с него небольшой, чисто символический – а у того спросит потом все три. Тоже вполне привычная ситуация, несмотря на то, что только один участник знает все детали проводимых операций.

Бэниэмин переоделся в общей раздевалке, напялив на себя что-то вроде домашней одежды. То есть то, что на улице носить уже стыдно, а в кругу своих еще можно. Тем временем Вася делился впечатлениями рабочего дня. Сейчас он работает в киоске с шаурмой. Из принципа он редко прибегает к внушению и специально не избегает забавных и иных ситуаций, которые могут возникнуть с пьяными бунтарями или желающими всех и вся обдурить школьниками. Сегодня попался человек, который жаловался, что в его порции слишком мало соуса – «да она сухая, подавиться можно, пока проглотишь!» – и он требует сделать новую. Да-да, не добавить соуса, а преподнести целую новую порцию, нельзя просто дополнить старую. Вдоволь поспорив с прыщавым критиком, Вася вдруг переменился в лице, стал суровым «как стальные опилки в кружке крепкого чифира» (Вася очень любит изобретать свои метафоры) – и пригрозил клиенту отрезать его репродуктивный орган, залить кучей соуса и завернуть в самый тёплый лаваш. В напряженной руке тем временем холодно отражал дневной свет большой нож. Критик поперхнулся своими требованиями, что-то помычал и исчез. Вася едва вытерпел, пока тот не ускакал достаточно далеко, и залился смехом.

И рассказывая все это, он широко улыбался. Бэниэмин хмыкнул – учитывая его скупость на эмоции, большего ожидать не стоит. В то же время его посетило чувство, что чего-то не хватает. Спустя некоторое время туманное ощущение конкретизировалось, перевоплотилось в вопрос.

– Кстати, а где Сережа? – поинтересовался Бэниэмин. Обычно Сергей уже маячил где-то в коридорах, бродя из помещения в помещение, что-то отчаянно формулируя у себя в голове. Правда, последнюю неделю его видели все реже…

– Дак это, я видел его утром. Он выходил, держа в руках откуда-то стыбренную бутылку чего-то подозрительно похожего на водку.

– Ты с ним поговорил? Он еще не успел ее попробовать? Может, он для эпатажа решил ей посветить у всех на глазах и… ну ты понял.

– Пытался. Что-то бурчал в ответ в духе «все равно ты меня не поймешь» и «какое тебе дело?». Напомнил ему, что всю эту хрень даже приносить сюда запрещено, чтобы никого не смущать. Серега что-то промямлил. Я ему: ты уже пил? Он лупится на меня и, как статуя на бале эксгибиционистов, не двигается. – Вася остановился, помолчал, потом продолжил. До Бэниэмина только чуть позже дошло, что его собеседник ожидал хоть какой-то реакции на свою остроумную метафору. – Выражение такое тупое, как у коровы. Я повторяю: ты пил уже, скотина этакая? А он: да пошел ты! И убежал. То есть, ушел. Богдан подходит и говорит: не надо, он уже пил, я знаю. А я и так не собирался его останавливать, надо мне еще за кем-то со слюнявчиком бегать. Так что, кончено все с Серегой, раз выпил и можно забыть о пацане.

– Еще одним меньше, значит.

– Ну тут ничего сверхъестественного, можно было и догадаться, что Серега недолго продержится. Вечно какие-то теории строит, психует, отвечает на все вопросы одно и тоже: «вы не поймете». – Цитируя Сергея, Вася понижал тон голоса. – Или «такие люди как я, с хорошими идеями, тут не нужны!» А его любимая фразочка, которой он так гордился? «Это не я сосу кровь, это у меня душу высасывают!» Нет, честное слово, я его сам скоро закопал бы во дворе, не уйди он сейчас.

– Ну ты утрируешь.

– Я приуменьшаю.

– И все-таки странно. Как мы можем после обращения получать бессмертие, быстро исцелять любые раны, но при этом даже от легких наркотиков полностью ломается психика и весь организм?

– Поговори об этом с Женькой. Она в последнее время много интересуется похожими вопросами, даже умудрилась в медицинский поступить.

– Ого, а как она медкомиссию сдала?

– Старик приложил руку, конечно же. Кстати, у тебя нет планов на эту ночь? Одно дело есть.

Вася по ночам иногда выбирался «на вылазки». В компанию входят еще Сашка и Влад, иногда и сам Бэниэмин, потому что «квартетом веселей». В первый раз наведались в заброшенный барак. Рядом с Муравейником находится небольшой микрорайон, этакий военный городок. Экономические и политические пертурбации привели к тому, что городок сильно сжался, оставив по краям несколько заброшек. Конечно, они заперты и неохотно охраняются салагами на вахте. Но кого остановят пассивные и ленивые вахтёры, которые только и думают, как бы незаметно вздремнуть в каком-нибудь укромном уголке? Заброшенные бараки без проблем стали объектом «раскопок», лута. Среди бардака и мусора находился металлолом, не самые плохие ножи и прочие артефакты. Но такая мелочь могла радовать лишь поначалу.

Потом внимание перешло на другие плохо охраняемые места. Ну, места, где ещё сохранилась медная проволока, старые компьютеры или спрятанное оружие. Благодаря связям и циркулирующим по ним слухам, урывкам информации, Вася взял на прицел чужие тайники. Естественно, он прилагал максимум усилий, чтобы самому оставаться вне подозрений. Кто-то что-то важное тебе сказал, внимательно слушаешь, а потом внушаешь: «ты мне этого не говорил и никогда не захочешь сказать».

Так и жили. Однажды, шарясь в одной из заброшек, Вася как-то заметил:

– Казалось бы, обычный город. Люди как жили, так и живут себе дальше тут. А побродишь по некоторым локациям, и словно какая эпидемия всех скосила.

В это место их завёл тайник с целым пакетом золотых украшений. Бэниэмин засомневался, а стоит ли ворошить такие змеиные гнезда, как бы никто не укусил потом. Вася же был уверен, что создатель тайника либо не может им воспользоваться, либо вообще мёртв. «Ну давно все это валяется никем не тронутое, что ты паришься? Хрен поверю, что человек честно добыл это добро. Вора обокрасть дело хорошее, нам же всем это не пользу. Да и помер тот человек или на зоне, сто проц». Золото каким-то образом перепродал Сашка. Никто и не сомневался, что он честно поделил все вырученные деньги между компаньонами. Такие вещи в общине – святое.

И в этот раз Вася решил позвать Бэниэмина. Ночью можно обнести один магазин, который скоро и так закроется. Влад успел обзавестись дубликатами всех необходимых ключей.

– Обнесём складное помещение, напасёмся хавкой. Там ещё отдел с одеждой небольшой, так что принарядимся.

Бэниэмина заинтересовал ларёк с DVD, который также находился в том магазине. Так, три витрины, а с четвёртой стороны – несущая колонна. Выбор там не особо богатый, но лучше, чем ничего. Парочка фильмов с гнусавым и одноголосыми переводом лишними не будут.

– Ну и отлично, – довольно отозвался Вася. – В час ночи собираемся в раздевалке. Если что изменится, я тебе скажу.

Успев переодеться, вышли в коридор. Вася начал сбавлять темп ходьбы, когда впереди показалась Даша, мывшая пол. Швабра энергично покрывала белые ромбики кафеля влагой, грязь неохотно покидала насиженное место. Вася остановился прямо позади поглощенного работой субъекта.

Двадцатипятилетняя девушка с жесткими русыми волосами участвовала в перепродаже лома и краденных с различных складов запасов. Из-за подобной деятельности часто сравнивала себя с Сашкой, хвастаясь, что занимается делами помасштабнее. И в компанию Васи не входила, предпочитая свои дела проводить в одиночку. Тем не менее, Вася и Даша могли встречаться тет-а-тет.

Даша сняла тряпку и начала промывать ее в ведре, наклонившись вперёд. Затасканные джинсы рельефно очерчивали формы двух близняшек, что под спиной устроились.

– А вот если отсюда посмотреть, такие виды открываются… – наигранно проговорил Вася.

Он даже не успел и моргнуть, когда влажная тряпка шмякнулась о его лицо. Дёрнув скрюченными пальцами, сорвал ее, открыв миру широко удивленные глаза. Даша стояла перед ним, ехидно улыбаясь.

– Я тебе сейчас такие виды покажу…

– Извиняюсь, Дарья Ивановна, – официально начал Вася, протягивая ей тряпку. – Я не смог сдержать гормоны, они выключили мой мозг, и я ненамеренно откатился до уровня тупого быка. Но вы, уверенным и дерзким приемом вернули мне чувство достоинства. Могу ли я как-нибудь загладить свою вину перед вами?

– Домой полы. Остался только этот этаж. Инвентарь весь и сам знаешь куда складывать. А я пойду тогда помоюсь, мне ещё на свидание сегодня.

Отдав распоряжения, она покинула локацию. Вася весело принялся за свою работу.

– Насосётся крови и вернётся сюда с новыми силами. Сможет и меня отблагодарить, ведь ее обязанности сегодня выполняю – подмигнул Бэниэмину. – Как бы не пришлось переносить нашу вылазку на другой день.

– Ну что ж поделать… – невнятно бросил Бэниэмин и пошёл дальше.

Вспомнилась Женя. «Интересно, сумеет ли Женя все-таки понять, как устроен наш организм? И можно ли помочь заблудшим? Чуть-чуть попробовал выпить или чего другого принять и ничего уже не хочешь, сплошная апатия ко всему, пока не умрешь через пару недель от истощения… от малокровия, напрочь забыв, что ее нужно добывать у обычных людей. Или дней, как у некоторых, когда резко начинаются конвульсии и… заблудший тотчас умирает».

Такие размышления рождали искушение, желание самому попробовать. А вдруг все остальные просто слабаки, а у меня получится сохранить разум? Но искушение ни разу не пересилило чувство самосохранения. Пока что воля к жизни, пусть и скучной, но диктует определенные ограничения.

«Забыл спросить, кто займется Сергеем…» Бэниэмин прекрасно понимал, что кто-то должен присматривать за «заблудшим» до самой смерти, чтобы после оного момента избавиться от самой главной «улики» – челюстей. Удобней всего приводить полупокойника в надежное место, где он спокойно скончается, а его труп можно без лишних проблем утилизировать. В крайнем случае, когда условия и дефицит времени мешают соблюсти все «приличия», приходится просто лишать тело головы. Но, тем не менее, за всеми не уследишь: появляются слухи, страшилки и новости (не из самых надежных источников) о нахождении покойников, у которых найдена аномалия в строении челюстей… Хотя Виктор и Толик делают все, чтобы эти находки так и оставались слухами. А любые теории, близкие истине, стараются похоронить под «конспирологическими вбросами», которые уводят внимание публики куда-нибудь в сторону. Они должны уже быть в курсе ситуации и кого-то назначили, так что можно расслабиться относительно Сергея.

До ужина оставалось около часа. Готовят на всех два повара: Анька и Михаил. Как раз они не вносили денег в кассу, более того, получали оттуда часть средств на закупку продуктов. Такова их роль в общине: постоянно всех кормить. Чесноком, конечно, никого тут не убьешь (Бэниэмин, в котором когда-то циркулировала собственная южная кровь, обожал чеснок), но у каждого проявляется собственная, порой очень странная аллергия. Вася, съев капусту, начинал сочиться слизью. В течении нескольких дней из каждой поры кожи тугими каплями вздувались шары вязкой консистенции, скапливались вместе и густым потоком ползли вниз, портя одежду, пол и все остальное, что оказывалось рядом. При этом ситуация ухудшается нестерпимым зудом. (Если ему доводилось на работе хоть как-то контактировать с капустой, приходилось надевать одноразовые перчатки). А Богдан, например, не мог даже прикоснуться к дайкону: реакцией неизменно следовали ожоги.

У Бэниэмина же была аллергия на виноград. Одна изюминка вызвала у него мучительные боли в животе, сопоставимые по уровню с воспалением аппендицита.

Вот Аньке и Михаилу и приходится изощряться, необходимо разрабатывать сложную схему из нескольких блюд за один прием, соблюдая каждый день разнообразие. Оба любили свое дело, ведь каждый в этом месте должен чему-то себя посвятить, вложить душу в какое-то дело. Иначе…

«Работа, а тем более творческая – лучшее средство от хандры!» Так любила повторять Лидия, чье лицо до конца жизни будет сохранять черты девятнадцатилетней девушки. Уже не один год она совершенствовала навыки в изобразительном искусстве. Некоторые картины удавалось продать, разместившись в своем уголке недалеко от Невского проспекта. Недавно ее «карьера и вовсе пошла в гору», о чем Лидия не упустила возможности подробно рассказать.

Впервые встретив ее, Бэниэмин подумал, что нашел себе идеальную пару. Но как показала практика, жители общины не могут ужиться в отношениях ближе, чем дружеских. Инстинктивное и непреодолимое желание доминировать друг над другом всегда и довольно скоро приводит к ожесточенной ссоре и драке. Любой спор из-за отказа его участников признать свою неправоту всегда перерастает в нечто большее (в плохом смысле, конечно же). Так в общине и родилось одно из неписанных правил: «не влюбляться друг в друга». Иначе прольется кровь. А разбазаривать такой ресурс на данной территории все равно что совершать смертный грех.

Чувствуя что-то невнятное, Бэниэмин решил найти кого-нибудь из праздно шатающихся и сесть тому на уши. Неясное чувство неудовлетворенности часто становилось слабее, стоило облечь его в слова. Васе не успел пожаловаться на жизнь, хотя, может и стоит вернуться… А вот и кандидат на роль поддакивающего слушателя!

Петя, молодой, но неопределенного возраста парень, слегка полноватый. Темные кучерявые волосы в паре с мясистым носом придают ему немного комичный облик.

Он приобрел после работы журнал и теперь, сидя в коридоре на скамейке, штудировал издание. Сидел прямо под окном, подставив мелкие буковки и яркие иллюстрации солнечным лучам. Да, лучам того самого солнца, которое целый день было скрыто под хмурой пеленой, но теперь решило выглянуть и подарить жалким людишкам немного своего прямого тепла. Похоже, серо-задумчивое небо решило отложить попытку потопа на более подходящую дату. Бэниэмин, обратив на это внимание, даже немного обиделся: стоит ему выглянуть на улицу, как раскаленная газовая сфера тут же прячется от него. Будто из принципа не желает касаться шестидесятилетнего парня своими лучами. Конечно, он под солнцем не сгорит в одночасье. Нет, только Сашка здесь боится дневного света: вот у него на это аллергия. Солнечные ожоги и волдыри, которые за секунды покрывают его снежно-белую кожу, могут проходить неделями. Пожалуй, его жизнь самая тяжелая: вечно надо избегать ультрафиолетового излучения и искать ночную смену, где спокойно может работать болезненного вида пацан, которому на вид можно дать не больше девятнадцати. Даже гипноз и удача помогают не во всех ситуациях.

– Хочешь попутешествовать? – спросил Бэниэмин, разглядев на обложке название журнала.

– Да я давно собираю подобные издания. Нужно следить за тем, как меняется мир вокруг нас. А что является более характерным показателем, чем полудикие племена? – ответил Петя, не отрываясь от разворота с фотографией. На ней запечатлено черное племя откуда-то из самого сердца Африки. Что интересно, Васино внимание привлекли не тяжелые и оголенные груди одной из женщин, а поношенная, но явно привезенная из «цивилизованного» мира футболка на одном из парней. – Вот, посмотри на этот разворот повнимательней…

– Знаешь, ведь для такого можно приобрести и более специализированные журналы, – подсказал Бэниэмин, думая, что внимание Пети привлекла массивная женская фигура.

– Смешно, если не обращать внимание на самое главное, – иронично улыбаясь, напоминая сытого кота, Петя развернул журнал и неожиданно резким движением чуть ли не впечатал разворот с фотографией в лицо Бэниэмина. – Думаю, ты не можешь долго игнорировать явно вызывающую деталь на этом развороте, диссонирующую со всем остальным.

– Что я должен увидеть?

– Футболка с изображением покемона, если не ошибаюсь, Пикачу. Достаточно характерно, тебе не кажется?

– Может, он фанат японских мультиков.

– Последнее место, где еще могла бы сохраниться древняя культура… первозданная и не огранённая душа дикаря… – продолжал Петя. – Темные сердца джунглей, куда раньше не могли добраться даже персонажи Джозефа Конреда. С одной стороны, великая трагедия, что их встретил современный, лишенный какой-либо духовности строчитель статей и фотограф дилетант, которые только и могут им предложить, что футболку с покемоном.

– А что тут такого? Хотя, понимаю: им может, не футболка нужна, а лекарства от малярии и прочее…

– Не нужны им ни лекарства, ни другие продукты западной цивилизации. Эти люди далеки от коммерции и индустриального шума, им и так хорошо жить. Под прикрытием старых заветов и надежных легенд, они думали, что мир всегда будет таким простым и понятным.

– Но мир меняется. И это рано или поздно должно было их коснуться. Лучше уж сейчас, чем лет сто назад. Я слышал, бельгийцы, колонизируя африканские земли, устанавливали норму по выработке. И отрубали руку провинившемуся негру. И их даже не волновало, болен человек или нет, ребенок это или старик…

– Это все мифы, слухи, которые распространяли коммунисты. Вот они – настоящие звери. И вопрос не только в расстреле подло осужденных, а в той убогой атмосфере, в которой они воспитывали свое потомство… Хм, забавно даже, а чем поколение гладко выбритых партийцев, которые все оправдывают Ленином и Марксом, отличается от дикого племени в этом журнале?

– Что-то я перестаю понимать, к чему ты клонишь.

– Люди, которые хотят построить новое общество, но забывают о своей душе, неизбежно возвращаются… нет, деградируют до состояния туземцев.

– Эм… ну вообще-то…

– Катастрофична не столько потерянная связь с природой, сколько попытка забыть о своей душе. И вот, что угрожает этим людям, посмотри на эту фотографию: кто сегодня им будет рассказывать о правильной вере? Приди колонизаторы лет сто назад… может, пара-тройка туземцев и пострадала, но взамен, все остальные также приобрели бы Бога. Ты же не мог не слышать, что европейцы несли с собой не только цивилизацию, но и спасение для диких, еще не знакомых с истиной душ.

Бэниэмин решил никак не спорить с Петей, а отмалчиваться и ждать удобного шанса слинять. Если молчать нельзя, то парировать вопросы малозначащими фразами.

– Теперь эти несчастные дикари почувствуют вкус цивилизации, но не поймут, во что им верить. А вера людям нужна, нужна, потому что душа требует, чтобы человек во что-то верит. Не дадут ему одного бога, так он найдет другого. Почему, как ты думаешь, сейчас так распространён ислам? И в отличие от христианских конфессий, представляет более организованную и мощную силу?

– О таком я еще не думал…

– Мы сами как те туземцы, разве не видишь? Возьми это место, к примеру. Была школа, из которой выходили врачи, адвокаты или хотя бы просто «честные рабочие». Была у людей какая-та пролетарская религия, хоть и убогая. Можно долго говорить об этой нелепой пародии на истинное божье откровение… но примем это как историческую данность. В общем, ее (пролетарскую религию) отняли, а школу закрыли. Попытались людям вернуть настоящую веру… но нет, не смогли удержаться, взяли и подостлали православие перед кремлем, как ковер, который должен замаскировать убогий бетонный пол. Красивый, но насквозь фальшивый. Вот, прошло почти двадцать лет. И что с тех пор изменилось? Что, к примеру, вышло из этих стен? Только сегодня еще один ходячий труп с водкой вместо жезла пошел нести пользу обществу…

«Это что за труп с жезлом? А, это про Сергея. И Петя в курсе. Значит, знают все. И кто-то с Сергеем разбирается».

– Спасибо, что открыл мне глаза на реальное положение вещей в Уганде, или как там эта деревня называется… но мне пора по своим делам. В следующий раз я радостью пообсуждаю с тобой, как правильно стелить православные ковры… – и ушел, едва не срываясь на бег. Петя, конечно, тот еще зануда, но сегодня он бьет все рекорды.

Настроение делиться с кем-либо своими печалями прошло, поэтому можно запереться в своей комнате. Бэниэмин собирал DVD диски (большая часть нелицензионные, заметная часть переведена полностью одним гнусавым голосом). Навечно позаимствовав видеомагнитофон у одной из своих временных девушек (доноров, как их иронично называют в рамках заведения), он мог часами смотреть фильмы самого разного качества и жанра. Главное здесь сам процесс, позволяющий забыться в созданной чужим разумом вселенной.

Комнаты жителей общины – это поделенные на несколько частей тонкими стенками классы. Не у всех был доступ к окну, а вход-выход, остававшийся только в одной комнатке, превращал ее в проходной двор для всех остальных. Бэниэмину повезло: мало того, что у него есть окно (хоть он этого и не ценил), так и комната его в углу. То есть, сам он постоянно нарушал чье-то личное пространство, а его – никто. Переносная кровать с жестким матрацем и всем сопутствующим бельем, коробка с вещами, тумба с видеомагнитофоном и немного устаревшим телевизором, плюс две стопки: журналов для взрослых и DVD – вот и весь интерьер, которым довольствовался Бэниэмин.

Когда прошла половина хронометража третьесортного ужастика, настало время идти в столовую.

Стульев было ровно сорок восемь: по четыре на каждый стол. Никогда еще Бэниэмин не видел, чтобы в столовой были заняты все места. Вот и сегодня заметно выделяются пустующие столы. А учитывая симптомы Сереги, так и вовсе одним свободным местом теперь больше. Сашка кушает ночью, разогревая уже давно убранную в холодильник еду в микроволновке.

У окна раздачи не спеша собиралась очередь. Пожав руки всем тем, кого утром не застал, Бэниэмин спустя некоторое время получил тарелку с макаронами по-флотски. Сдобрив блюдо большой порцией кетчупа (достаточно большой, чтобы полностью скрыть вкус самих макарон), он сел за свободный столик. Где-то рядом Петя жаловался, что живет «в стране аборигенов, которые не ценят ничего, кроме дешевого опиума для тела и остатков ума».

Пересекся с Васей, который коротко сообщил, что вылазка переносится на следующий день. Когда каждый получил свою порцию и начал неторопливо поглощать ее, отвлекаясь на ветвистые и сбивчивые разговоры, в столовую заглянул Виктор. До его прихода в помещении циркулировали обсуждения молодой соцсети «Вконтакте», других примечательных сайтов. Самые молодые говорили на «олбанском», обменивались свежими мемами. Кто-то, Сеня его вроде зовут, ведет блог на «ЖЖ», описывая будни вампира. Правда, локации он не уточнячет, поэтому общину не ставит под угрозу. Да и никто из аудитории не воспринимает его всерьез, считая, что наблюдают за художественным произведением в жанре постмодерн, которое по главам публикуется в виде блога. Сеня считает это крайне забавным. Пару раз получил нагоняй от Толика, но блог свой сохранил. Влад хвастался тем, что добыл айфончик. Он был не первым в общине в этом плане, но все равно встал в число «избранных», окруженных завистью тех, кто еще тыкался в кнопочные телефоны.

Вот эти разговоры и прервал Виктор.

Седой, тронутый плешью, вечно сорокаоднолетний худой мужчина высокого роста и с резкими чертами лица, он был самым древним в общине. Ее основатель будто специально ждал за дверью того момента, когда все займут свои места. Встав перед столиками, подождал, пока разговоры утихнут и внимание будет полностью монополизировано его персоной. Сегодня обточенное временем лицо святилось непривычной одухотворённостью. Будто некое озарение внезапно посетило Виктора, а теперь он сгорает от нетерпения поделиться своим открытием.

– Добрый вечер, уважаемые члены общины. – Любимое обращение Виктора, последнее слово он всегда произносил с ударением. Некоторые новички ухмыляются, когда слышат резкое «абщи», будто старец показательно чихает на свою публику. Но вскоре привыкают и не обращают внимания на забавную мелочь. – Я прекрасно понимаю, что для подобных заявлений у нас проводятся сборы в актовом зале, да и отрывать вас от приема пищи дело не самое приличное. Но прошу простить меня и внимательно выслушать. Это очень важно, тем более, что мы и так много времени потратили впустую.

Бэниэмин окинул взглядом столовую. Он сидел на последнем ряду относительно оратора и поэтому видел в основном спины. Но парочка голов повернулась вбок, явно с намерением поделиться с соседом удивленным выражением лица. Обычно, если Виктор так торопится, значит он планирует нечто действительно важное. Остается только надеяться, что новый проект не повлечет за собой массу дополнительных обязательств.

«Да, я ленивая сволочь. Но… Может, пора уже выйти из зоны комфорта и стать ответственной?» Внезапная мысль, словно комарик, неприятно кольнула Бэниэмина. Практически рефлекторно он прихлопнул ее. «А не охренел ли этот дед? Если завалит новой работой, свалю отсюда нахрен». Но комарик успел укусить и оставить неприятное чувство дискомфорта в сознании. «А может?..»

Наскоро прочистив горло, Виктор начал свою речь.

– Мы – вампиры. Стригои, упыри, нежить! Хотя, – Улыбнувшись, он демонстративно пощупал пальцами яремную вену – не такая уж и «нежить». Тем не менее. Твари. Кровососы. Порочные создания тьмы, проклятье Господом нашим Богом. И все это даёт нам повод для гордости. Да! Не стыда, а гордости! Мы не чудовища, но и не люди. Мы – следующая ступень эволюции. И мы не прокляты Богом, напротив, я искренне верю, что мы и есть тот народ, который откроет человечеству врата земли обетованной. Люди нас боятся, как животные, которые боятся своих естественных соперников. Но мы им не соперники, нет, мы их спасение. Ведь мы достаточно разумны, чтобы выйти за рамки примитивного соперничества.

Быстро обежав лица зрителей изучающим взглядом, Виктор решил, что стоит заранее разрешить один спорный момент:

– Да, мы сосем чужую кровь, ибо наши тела не способны производить свою. Да, мы постоянно отнимаем у людей часть их жизненной силы, чтобы самим не погибнуть. Но: в отличие от самих людей, мы не убиваем главный источник пищи. И, что еще важней, отплатим за такую жертву намного щедрее. Только мы можем прожить столько, чтобы впитать в себя достаточно драгоценной мудрости, осознать ее и приготовиться к управлению. Бедные люди! Сколько бед пережили они из-за неумелого правления! Сначала правил самый сильный. Потом, отвоевав права, сильные передавали титул по наследству. Вроде идея хорошая – воспитывать монарха с детства, отобрав почти что селективным методом благородную кровь и с самого начала настраивать ее на конкретные задачи. Но как молоды, неопытны и эгоистичны все монархи! Даже глубокими стариками, они лишь коснели в своей глупости и упивались властью, не развиваясь духовно и морально. Пришли революционеры, чтобы грубо оторвать и растоптать этих зажравшихся пиявок, которые только и знают, как сосать соки из народа. Но бывшие революционеры только и могли что терять власть или копировать свергнутых монархов. Назрела идея выборного главы – выбирать самого достойного из людей всеобщим голосованием на определённый срок. Мало того, что любое такое голосование тщательно модерируется заинтересованными и влиятельными элитами, так и те самые «достойные» – те же самые глухие к высшим идеям монархи.

Виктор возвел руки и поднял взгляд к потолку, словно обращаясь к кому-то свыше и демонстрируя свое бессилие перед стихией человеческих страстей.

– Да, крови они льют меньше, свобод стало больше. Но народ так и остался стадом, неорганизованным быдлом, которое вечно рассуждает о правах, но ничего не знает об обязанностях. Друзья мои, братья по крови! Президенты только и могут, что паразитировать на сиюминутной ситуации, имея минимум влияния. В первую очередь, они угождают элитам, которые помогли им занять свой пост. И что бы не случилось, какая бы революция или демократическая реформа не пришла, люди ни на йоту не сдвинутся со своего стадного положения. Мы же можем жить веками, учиться на чужих ошибках, избавиться от тлетворных греховных зависимостей. Деньги нам не нужны, власть – тоже. Только мы достаточно объективны и справедливы, чтобы организовать людей, уверенно построить рай на земле! Мы ни от кого не зависим и можем воплотить свои идеи (говоря «свои», Виктор обеими руками показал на себя) в чистом, первозданном виде! И скоро откроется новая глава для нас и для всего человечества! Да! Сейчас удобное время, чтобы создать что-то вроде сплоченного ядра партии, которое пустит корни и возьмет реальную власть на себя. Только представьте – группа умудренных опытом, бессмертных мудрецов, используя свой природный дар, начинает контролировать крупнейшие монополии… производства, образования, медиа… и вести человечество к светлому будущему. Но важно не потерять время! Благодатная эпоха стабильности может оборваться, привести к новому витку войны или нескольких конфликтов, что усложнит задачу… И если эти мудрые люди и могут выполнить свое предназначение, то им нельзя терять ни минуты!

Небольшая пауза, чтобы перевести дыхание и оценить молчаливую реакцию публику.

– Вы уже поняли, кого я имею в виду. Всех вас, нас, нашу коммуну. Я решил официально зарегистрировать партию! За десять, максимум двадцать лет, наши идеи отгремят по всей России. Наша сплоченная команда, добившись победы на президентских выборах, произведет… не реформу, не революцию… а эволюцию нашего общество! И вы – мои верные сотоварищи, моя паства – станете ядром правящей партии. Насчет партии, конечно, говорить рано. Сперва мы оформим вас, дети мои, как сирот, которым это место дало приют и воспитание. И оформим организацию, молодежное движение. И когда получим достаточно влияния хотя бы на Ленинградскую область и запустим крючки в Москве, тогда наша организация плавно эволюционирует в партию.

Долго ещё Виктор произносил свою речь, перескакивая, как горный козел, с одного на другое. Сегодня он на редкость распалился – казалось, перед десятками внимательных пар глаз гудел неутомимый моторчик. Но вместо равномерного дребезжания он производил целую проповедь, которая должна подвести черту и стать прологом чего-то действительно важного.

Такая энергия сочилась из этого отжившего больше ста лет старца! Многие устают от жизни уже через пять лет после обращения. Суицидальные мысли зловеще клубятся в голове, загораживая все остальные вопросы. Обращенные перестают интересоваться прошлым и будущим, живя настоящим днём. Жизнь становится серой, неосмысленной и лишенной сильных эмоций. Единственный спасательный круг – беспросветный гедонизм – яркой вспышкой быстро выгорает и оставляет в душе только горький пепел. Единицы могут находить в себе силы и оправдывать свое существование несколько десятков лет. Бэниэмин и Виктор в этом плане пример для подражания.

Этот «старик» заряжает их своей энергией, будто подкармливая своим энтузиазмом. Даже Бэниэмин готов был слушать Виктора, поддакивать егопланам. Но до этого момента он мало говорил о конкретных планах, больше поддерживал жителей общины, всю выстроенную им замкнутую организацию. Однако, рано или поздно кто-то уходит, а кто-то сдается. Их место занимают новички. Состав общины постоянно обновляется, старожил становится все меньше. И среди них больше всего удивления вызывает Бэниэмин – у него нет ни выдающегося ума, ни таланта: как он пережил столько лет?

Наконец, торжественный тон речи Виктора поутих, став в заключение более деловым.

– Каждый из нас должен быть готов взять на себя определенную сферу деятельности и детально изучить ее. Впитать в себя все теории и знания на эту тему, всю мудрость, накопленную веками. В течении недели я жду от вас отчета: кто что выбрал и как будет действовать. С подробным планом. Хорошо подумайте, что вы умеете делать и в чем будете преуспевать. Скооперируйтесь друг с другом, чтобы равномерно занять все важнейшие сферы и не повторяться. Удачи и приятного ужина. – На том оратор и удалился.

Реакция слушателей была двоякой. Часть приняла решительные перемены с энтузиазмом, часть была неопределенно удивлена. К последним относился и Бэниэмин. Рисковать и что-то временно менять он готов, но без угрозы потерять привычный уклад жизни в целом. Оказывается, страх перемен сильнее, чем усталость от обыденности. Вроде и интересно, как это они своей малочисленной группой помогут Виктору в образовании организации и подготовке к участию в будущих президентских выборах (об этом Виктор распинался под конец речи). Отчаянно трепыхается надежда, что речь до дела не доведет. Слишком большая ответственность, вероятность новых обязанностей и большего количества труда, которое потребует дело, пугали Бэниэмина.

Недолгую тишину тут же смыло волной обсуждений. Только Бэниэмин ни с кем не обменивался мнением по поводу «новой эпохи в нашей общине». Наспех доев макароны (точнее, кетчуп с макаронами), он кое-как помыл тарелку в кухонной части и вышел на улицу. Резко захотелось вырваться из этого душного нагромождения кирпичей, пройтись по знакомым улицам, подышать свежим воздухом.

Дул прохладный ветер, а солнце, отработав неполный день (прятки за газовыми скоплениями не учитываются), уже стремительно пряталось за горизонт, удлиняя тени желтеющих деревьев.

Бродя по улицам, которые заметно ожили в связи с окончанием рабочего дня, Бэниэмин лениво перемалывал в уме все услышанное.

Кто-то, идя в паре со знакомым, жаловался на внезапную усталость и головную боль. Судя по голосу, молодой мужчина. Бэниэмин ухмыльнулся, подозревая, что кто-то сегодня попировал за счет того парня. В этом городе живет около тридцати вампиров, так что люди частенько жалуются на слабость и мигрени. Главными виновниками признаются погода и работа.

Желая оглядеться и узнать, куда это его привели ноги, Бэниэмин оторопел, зацепившись взглядом за неожиданный объект. Сначала даже не понял, что с ним случилось. Сердечный приступ? Нет, глупость, да и близко не похоже по ощущениям. Внутренности на долю секунды словно ошпарило морозом. Наконец, сознание обработало всю информацию и выдало ответ: узнавание. Бэниэмин, скользнув взглядом по толпе прохожих, выловил в массе одно юное лицо.

«Неужели? Что? Нет, показалось… Такого ведь не может быть!»

Бэниэмин чуть ли не физически ощутил порыв ветра, вырвавшийся из далеких времен детства, когда еще не произошла роковая трансформация. Юное лицо семнадцатилетней девушки с темными волосами пробудило в его сознании образ…

«Нет, нет, нет, я обознался, что за дикая идея, просто невероятная…»

Почти полвека прошло с того момента, как он навсегда оставил свою семью. Чтобы не страдать от потери, Бэниэмин в первые годы успешно вытравил из актуальных мыслей родные образы, поставив на повестку дня только текущие события. Воспоминания о прошлом находились под жестким табу. Казалось, ничто уже не могло вернуть его в прошлое… А тут это лицо!

«То, что случилось со мной, могло случиться и с ней! И спустя столько лет мы случайно оказались в одном месте!»

Бэниэмин не мог поверить в такое совпадение. Он прекрасно понимал, насколько невероятна его догадка, насколько она абсурдна. Но ведь маленькая вероятность все же есть, не так ли?

«Я увидел ее лишь мельком, сто процентов обознался. Проклятое подсознание решило выкинуть шутку на нервной почве. Но я хочу теперь ее рассмотреть внимательней и точно узнать…»

Бэниэмин сорвался с места, продвигаясь в том направлении, где промелькнуло то лицо. Но уже поздно: он потратил на рефлексию слишком много времени и упустил след незнакомой (или знакомой?) девушки. Метания вокруг этого места не принесли результатов. Обида на себя, на вынырнувшее и так же резко исчезнувшее в людском потоке лицо и на всех этих вечно мешающихся прохожих сдавила горло. Пришлось остановиться, отдышаться. Оглянуться, подождать чего-то, разочарованно вздохнуть и поплестись обратно в Муравейник.

Забыть о происшествии и приписать ему статус «секундного помешательства» трудно – лицо пробило дыру, обнажив за скорлупой пустоту. Пустоту гнетущую и обладающую неминуемым притяжением, словно черная дыра. Нет, такое уже не забыть. Но как справиться с этим мерзким ощущением?

С завтрашнего дня, чего бы это ни стоило, Бэниэмин начинает поиски той самой девушки. Не зная ни ее точного возраста, ни имени, ни адреса проживания, он намерен все же найти ее.

Но сейчас необходимо вернуться в комнату и разработать стратегию. Как, где и какими средствами он будет искать. Нужно все продумать…

«Что за глупость: искать незнакомого человека, зная лишь его лицо? Тут не деревня, а город. Может, девушка из экскурсионной группы. И приехала откуда-то из-за Урала. Осматривала дворец, поела в ближайшем заведении, сейчас села в автобус и обратно едет…»

Кишки снова окатывает холодными волнами, мозг подкидывает все новые и новые поводы для волнений и сомнений.

«Проклятье!»

Бэниэмин дважды срывался с места, резко оборачиваясь и готовясь вернуться в то место и продолжить заглядывать в чужие лица, надеясь выцепить в пестром потоке то единственное, что выбило его из привычной колеи. Но, разум глушив порыв и кричал о бесполезности такой стратегии, продолжая отступление.

Между Бэниэмином и его комнатой, где ждали своего звездного часа парочка низкосортных комедий, встала Лидия. Ей явно хотелось поделиться мыслями, скорее всего, показать новую картину, но он приложил все свое искусство дипломатии, чтобы избежать разговора, отложить его хотя бы на завтра.

– Ладно, с утра и поговорим. Но никаких отговорок, иначе обижусь! – произнесла Лидия, уже чувствуя легкую обиду. Но и ей хватило дипломатичности, чтобы не показать этого.

Бэниэмин не заметил ровным счетом ничего, он даже не особо запомнил, как дошел до комнаты и начал просмотр фильмов. Момент, когда он провалился в таинственный мир снов, пришел внезапно, как всегда, наползая откуда-то из-за угла, до последнего оставаясь неза…

Сон первый

Кузнечик. Огромный, мерзкий в своей естественной физиологии. Эта тупая, тянущаяся к низу морда вызывает только одно желание: истребить существо. Откуда эта тварь вообще? Она же размером с автобус. Вот кузнечик прыгает, чтобы напасть, поглотить свою жертву. Разорвать тело своими шипастыми лапами и маленькими кусками поглотить…

– Бей! – раздается голос.

Кузнечик уже не больше кролика. Замерев прыжке, он словно дает время. Да. В руках оказывается острая палка. Кузнечик продолжает прыжок. Насаживается на острый конец, противно хрустя. Рука отпускает тяжелую ношу, все падает на пыльную землю.

– Зачем отпустил, где мы теперь его найдем? – все тот же голос.

И правда, кузнечика не найти: кругом высокая трава, по колено. Что ж, завтра рука уже не отпустит свою ношу, обещаю!

– А, только время зря потратили, – голос отдаляется. Как ни старайся, а голову развернуть не получается. Словно невидимые клещи прочно зафиксировали ее в определенном положении. Кто бы ни был обладателем ломающегося голоса, увидеть его нельзя.

Брат, рождается мысль. Это был брат. Но почему на него нельзя посмотреть?

– Бэни, опять траву не покосил? – говорит уже девичий голос. А вот и его обладательница: темноволосая… сестра… лет тринадцать ей или около того. Ее лицо без проблем можно разглядеть: узкий нос, полные губы, миндалевидные глаза… Но вот она скрывается за дверью. Даже ответа не дождалась! А столько всего надо было рассказать…

Очень надо, нестерпимо срочно что-то рассказать ей, что-то невероятно важное обсудить! Но нет, стоило сестре исчезнуть, как погасла надежда, а вместо нее тускло засверкало чувство безнадеги.

Делать нечего, надо закончить дело. Приходится нагнуться, поискать в траве упавшую косу… нужно успеть скосить весь участок до возвращения родителей… А время тает на глазах: жаркий день стремительно сменяется прохладным вечером. Солнце, ускоряясь, пытается как можно быстрее спрятаться за горизонтом. Блин, так ничего не успеешь! К черту! Эту косу уже не найти… а дома опять ругань поднимут, может и выпорят… Ночевать сегодня явно не дома.

Вот тропа. Длинная, темная… Можно выйти к флигелю и переночевать там. Но дорога все не кончается, ночь сгущается. Тьма становится такой плотной, что трудно дышать… Будто что-то густое забивает нос, рот, перекрывая все дыхательные пути.

Нет, это не тьма! Это покрывало. Тонкое и жесткое, оно трепещет. Пульсирует? Запах пота. Дышать тяжело, но ничего не мешает, просто горло само сдавилось, отказываясь принимать воздух… Покрывало неправильной формы, с одного края вырастает отвратительная лапа с тонкими, скрюченными фалангами. Это огромное крыло. Слегка передвинул взгляд… двухметровая тварь, скелет, обтянутый кожей угольного цвета, местами покрытой жесткой шерстью. Оно словно материализовалось из ночного воздуха. Огромная, тупая и уродливая морда оголила в диком оскале сотни, тысячи мелких, острых зубов. Непомерно массивные треугольные уши… (Нетопырь, так называют эту ошибку природы, но нетопыри же маленькие, они не бывают больше взрослого человека!) Пустые, отдающие синевой глаза, холодными светлячками пронизывающие тьму, гипнотизируют, приказывая не двигаться и не издавать ни звука. А так хочется! Крикнуть, вывернуться из мертвой хватки костлявой лапы, которая так больно стиснула плечо (когти впились в плоть, разодрали кожу и высвободили упрямые струйки крови). Но ничего, совсем ничего, даже мизинцем не дернуть, даже писка не выдавить.

Хотя бы дайте спастись от этого смрада! Ужасная вонь, которая потоками вырывается из открытой пасти, убьет быстрее, чем терзающие плоть зубы…

– Вот тебе!

Голос обвиняющий, полный ярости. Откуда он? Кто же наблюдает за этой сценой и еще комментирует ее?

– Ты заслужил это!

Зубы рвут горло на части, но зачем оно нужно, в смысле, дыхание – от этого смрада и так невозможно дышать…

– Будь ты проклят!

Последние слова неизвестного (неизвестной – голос женский, нет, скорее девчачий) критика эхом отозвались в ушах, после чего все поглотила вязкая тьма.

День второй (29 августа)

Бэниэмин резко подскочил на кровати, неловко перевернулся и свалился на пол. Что это сейчас было? Нет, ответ уже есть – ночной кошмар, сумбурный сон, в котором смешались все впечатления ушедшего дня. Но… какого черта?

Трудно даже припомнить, когда в последний раз были такие сны. Нет, почти всю «вторую жизнь» он спал без снов, будто погружаясь в кому на ночные часы. А теперь – этот кошмар. Словно удар под дых, только по мозгам. Мысли путаются, дыхание как у бегуна, только что пережившего длиннющий марафон.

В страхе пальцы ощупывают тело, пытаясь ответить напуганному сознанию, что же выступило из пор. В какой уже раз за последние сутки нутро обманывает остальное тело, подавая сигнал, будто в нем застряли кубики льда?

«Проклятье! Это кровь, это кровь, я снова это переживаю!» Истерично думает Бэниэмин, еще не совсем отошедший ото сна. «Можно спокойно выдохнуть, это всего лишь пот, не кровь, нет, это не может просто так взять и повториться, что прошло то ушло, надо просто забыть… Вдох, выдох. Вдох… и выдох. А теперь можно доспать несколько часов».

Оставшееся до рассвета время Бэниэмин провел за просмотром первого попавшегося под руку фильма. Хотя, просмотром это можно назвать с натяжкой, ведь он никак не мог сконцентрировать внимание на экране, отвлекаясь на поток сумбурных мыслей.

Почему сны вернулись? И самый мерзкий их тип, сон сочетающий ностальгию и кошмар. Ответ быстро нашелся: из-за вчерашних переживаний. Лицо, пробудив воспоминания, сломало все психологические барьеры, выпотрошило самые уязвимые части сознания.

За окном темно, ночь еще не начала свое отступление, хотя и близка экспансия солнечных лучей. Если они, конечно, не отступят перед стеной тяжелых туч, которые частенько любят повисеть над этим городом.

Нервный зуд охватил все тело Бэниэмина. Не только тема семьи сбивает его с привычного лада, но виноват и тот самый эпизод, та вечность, которую длилось превращение.

Перерождение! Бэниэмина передернуло. Сам процесс он помнил мутно, в мозгу сохранились фантомные ощущения. Судороги. Постоянная рвота. Казалось, организм зациклился на попытках очиститься от самого себя, вывернувшись наизнанку. Кровь, которая сочится из каждой поры, словно панически покидая испорченный организм. Мигрень почти что теряется на фоне той агонии, которую испытывает каждый нерв. Это настоящее повторное рождение. Пускай, внешне изменения минимальны, но внутри все меняется до основания. Глаза наделяются невероятной силой. Организму доступна невероятная регенерация, хромосомы в ДНК каким-то образом перестают разрушаться. Образ питания не меняется, но дополняется – хотя бы раз в неделю, но надо выпить литр крови. Организм не может вырабатывать новую, требуя чужой. Бэниэмин так глубоко не изучал суть вопроса, чтобы наверняка это утверждать. Он даже не знает, как можно обращать других людей. Лишь по отрывкам разговоров понял, что это делается одним укусом. Но особым, во время процесса до предела напрягая свою внутреннюю силу. Передача некоего «заряда» требует много энергии. Последствия могут быть не менее мучительными, чем у жертвы. Или даже фатальными. Так что этим занимаются или идейные фанатики, или мазохисты. Так решил Бэниэмин. Сам он и пытаться не будет так делать.

Достаточно того, что он уже испытал. Как вся эта трансформация навечно отделила Бэниэмина прошлого, который еще мог на что-то надеяться и жить нормально, и Бэниэмина настоящего, застывшего в своей неопределенной форме.

Самое страшное в такой жизни – самочувствие. Несмотря на то, что внешность не меняется, внутри, в субъективном мире ощущений, чувство времени будто в разы ускоряется, чем у обычных смертных. Каждый день ощущается как три, год – словно целая эпоха. И все сильней давит внутренняя пустота – ощущение, что ты ходячая оболочка, забальзамированный труп, приводимый в силу лишь слепым мозговым импульсом, инстинктом…

«И как я ее найду?» этот вопрос постоянно пытался ворваться в центр внимания. И долго отражать его атаки никак не получается, рано или поздно он встает на самом видном месте и требовательно ждет своего ответа.

«Действительно, как? Ходить днями напролет по улицам, разглядывая лица прохожих? Мало того, что я запомнюсь таким образом слишком многим прохожим, так еще и могут меня случайно заметить и вспомнить некоторые нежелательные личности, бывшие доноры…»

Вот и отбракован единственный вариант, который пришел в голову. Теперь можно расслабиться и забыть идею-фикс.

Бэниэмин вспомнил, что сегодня еще должен поговорить с Лидией. И теперь этот разговор воспринимается как нечто положительное, как способ отвлечься от самокопания, погрузившись в проблемы другого человека.

Солнце начало свой восход, а значит сейчас уже около шести утра. Да, редко когда Бэниэмин так рано просыпался. Пришлось еще два часа кое-как занимать себя, прежде чем можно было наконец выйти на завтрак и встретить Лидию.

– Да ладно, сморите, кто у нас записался в жаворонки, – такими словами встретился его Анька. – В кои-то веки я не оставляю твою порцию яичницы на столе, а вручаю ее тебе прямо в руки. Похоже, речь Виктора зацепила всех.

– Какая речь? – недоумевал Бэниэмин.

– Его идея открыть партию, распиариться, побороться за… ты вообще ничего не слушал?

– А, да, слышал я все, конечно, – он быстро вспомнил приблизительное содержание речи.

– Вон, все сидят и до сих пор обсуждают, даже есть забывают, – махнула рукой в сторону оживленного стола Анька, сама, видимо, не разделяющая общий энтузиазм.

Нет ничего удивительного, что даже самая простая тема, требующая обсуждения, занимает жителей общины на несколько дней. Чтобы избежать ожесточенных споров, при этом донося свою мысль, нужно прикладывать массу усилий и ухищрений. Чудеса дипломатии, а все для того, чтобы замаскировать ослиное упрямство.

За столом собралось шестеро, еще несколько рядом играло роль пассивных слушателей. Лидером мнений, не вникая в контекст, можно выделить Лизу. В последнее время она стала собирать вокруг себя слушателей, увлекая их своими размышлениями и критикой.

– Боюсь, возраст сказывается на его мышлении, – продолжает Лиза, более-менее зацепив своих слушателей и настроив их на должный лад. – Можно было заподозрить неладное, когда он попросил называть его старцем, на что я и обратила внимание в свое время. Теперь проблема стала очевиднее. Вы только вдумайтесь в основную мысль: мы должны держаться в тени, избегать любой фиксации нашей внешности в СМИ, привлекать как можно меньше внимания… и он требует от нас стать ядром партии, нести пропаганду по всей стране! Как он вообще себе это представляет? Одно с другим не вяжется: или сидеть в тени или выскакивать из нее с агитационными воплями…

Согласный гомон в ответ. Только Богдан решил высказать иную точку зрения:

– Так мы и будем держаться в тени. Играть роль серых кардиналов, только более честных. А общественную роль возьмут на себя какие-нибудь обычные люди, которых старец заинтересует своей теорией.

И снова гомон, явно не отвергающий и позицию Богдана. Стало понятно, что у большинства еще не сформировалось четкой позиции, а значит, их можно перетянуть на ту или иную сторону.

– Допустим, – на лице Лизы играла легкая улыбка. – А что тогда будем делать мы?

– То же, что и сейчас, заносить деньги в кассу. Эм… Просто увеличится масштаб. Также, мы можем сильно помогать своим умением внушать, сильно укрепив наши позиции в правительстве. М… Выхватывать тех или иных мелких и не очень чиновников, внушать им правильные мысли. Перестраивать таким образом правительство, медленно, по частям. Так мы получим выгодные позиции в плане управления и контроля.

– Звучит все хорошо, пока не начинаем просчитывать все риски. Выхватывать депутатов по одному, надеясь, что у них все очень плохо с личной безопасностью? Такое себе. Допустим, получится, допустим, получим свое место в правительстве (про участие деда в выборах и его победу я даже упоминать не хочу), а дальше что? Всем людям по одному внушать: «живите вот так»?

– Люди сами так хотят жить, только боятся рисковать нынешним положением. Когда почувствуют изменения сверху, начнут и сами менять отношения. Когда поймут идею старца.

– Поймут ли? Не все из нас понимают то, что он хочет сделать.

– Я не гений, но все понял. А тебе что непонятно? Или ты глупее меня?

«Черт, даже Богдан может выкрутиться в разговоре. А я так и не научился четко излагать свои мысли… Может все же стоит с кем-нибудь по-настоящему поспорить, избегая драки, чтобы потренироваться в красноречии? Тем более, если я хочу…» Додумать Бэниэмин не успел, так как старался не отвлекаться от разговора. Теперь отвечала Лиза:

– Ха, ну нет уж. Ладно. Но слишком уж много белых дыр, слишком многое ставится на авось. И, просто ответь мне на вопрос, я ничего не утверждаю, но: ты уверен, что дед наш психически здоров?

– Конечно уверен! Он самый умный, самый старый из нас! Будь у него не в порядке с головой, прожил бы он столько лет, а?

– Никто не сомневается, что он не случайно прожил такую долгую жизнь. Человек образованный и много чего знающий. Но все мы рано или поздно сдаем…

– Ага, сдаем. Как ты, например. Вася, услышав о сумасшедшей девке, которая налево и направо называет себя настоящим вампиром, вовремя тебя нашел и привел к нам. Ты сама уверена в том, что можешь похвастаться здравомыслием? Да если бы не Виктор, ты бы спилась или еще что с собой сделала.

Улыбка Лизы дрогнула, растаяла, но тут же снова возродилась. Но вынужденная, натянутая, словно боевое знамя.

«Так, начинается», подумал Бэниэмин, который слышал весь последний диалог и уже готовился стать свидетелем новой драки.

– Я полностью уверена в себе, – с деланной легкостью ответила Лиза. Ее глаза не метали ни громы, ни даже молний, а просто внимательно изучали напряженное лицо Богдана. – Все меняется, я пришла в себя и чувствуя себя лучше, чем когда бы то ни было. Я тогда слегка сдала, тут ты сильно преувеличиваешь. Вряд ли что-то чудовищное могло произойти. Несомненно, Виктор мне помог, я этого не отрицаю, но не надо перевирать все. Я может и сказала парочке лишних людей пару лишних слов…

– Так рассказала, что даже до нас слухи дошли.

– Но все было практически под контролем. Если ты не заметил, люди не верят таким заявлениям. Скажи им, что ты вампир, оборотень или зомби, они покрутят у виска… ха, да все решили, что я наркота, которая заигралась с субкультурной атрибутикой. Так что, давай без преувеличений.

– Ну-ну.

– Я пошалила, одумалась, стала умней и больше такого не допускаю. Все меняется, ты же не можешь утверждать обратного, да, Богдан? Ты уверен, что дедушка может вечно бороться за свой разум, что ему в голову никогда не придут абсурдные идеи?

– Ну… – потянул Богдан, готовый возражать, но не настолько, чтобы отрицать такой вопрос. Это поставило его в тупик.

– Пожалуйста, поговори с дедом, если так хочешь. Внимательно расспроси его, проверь на логическую последовательность его идеи. Не надо передавать ему наш разговор, пускай пока это будет между нами. Расспроси деда, узнай, чего он в точности хочет, и мы вместе это обсудим. Разберемся, в порядке он или нет. Ну как, согласен?

– Да, – согласился Богдан не думая, явно не успевая реагировать не смену траектории диалога, которую диктует Лиза. Она специально говорила быстро, чтобы оппонент успевал ее слушать, но не обдумывать и вовремя находить повод для возражений.

На какую такую драку рассчитывал Бэниэмин, конечно, непонятно. Сам прекрасно понимает, что уровень оппонентов разный и эта разница позволяет одному доминировать над другим. Хотя, Богдан, возможно, еще не раз попытается завести спор. И есть шанс, что Лизе будет уже негде маневрировать, чтобы избежать конфликта… пока что перемирие. Начались разговоры о личном. Сидящая по правую руку от Лизы Даша начала делиться новостями относительно своего нового «донора». Парень, в целом неплохой, и сверху и снизу все в полном порядке. Только вот очень странно он реагирует на внушения.

«Черт с ними, где Лидия?» Оглядевшись, Бэниэмин не обнаружил ее в столовой. «Видимо, уже поела и вернулась в комнату, если еще не ушла продавать картины…»

А Лидия была найдена в своей комнате, тоже имеющей окно, что явно имеет смысл – куда уж художнику без естественного освещения?

– О, сам пришел, – удивилась Лидия. – Я решила зайти после завтрака в твою комнату, не могла дождаться, пока ты проснешься. А тебя уже нет! Нигде не могла найти, подумала, убежал по каким-то делам…

– Я только с завтрака, видимо, разминулись. Удачное совпадение, —допустил легкую улыбку Бэниэмин. Скользнул взглядом по золотой ящерке. На шее Лидии блестело украшение на тонкой цепочке. Неброская, не слишком богатая на вид, но приятное взгляду.

Бэниэмин не всю свою долю с того «золотого мешка» конвертировал в деньги. Один сувенирчик отложил, подарил Лидии. Тогда они переругались сильно, дошло до угроз «голову оторвать». Бэниэмин боялся, что до конца жизни будут ненавидеть друг друга. Но вот, не отдавая себе ясного отчета, зачем это делает, отложил одну цепочку, заявив Васе и Ко, что «это за счёт своей доли». А потом с таким же неясным чувством постучатся в комнату Лидии, поговорил с ней и попытался ненавязчиво вручить ей как бы между делом. И сама она говорила спокойно, с легкой задоринкой, будто ничего и не было. Обсуждать ссору не стали, похоронив ее вместе с предшествовавшими ей отношениями.

– Короче, я хотела тебе показать новый проект, – Лидия подводила его к среднему холсту, 50х60 сантиметров. Девушка завела привычку хвастаться своими самыми любимыми работами сперва именно ему, видимо, остаточный след неудачных отношений. На новом полотне был запечатлен красный, полупрозрачный слон, стоящий покалено в черной реке. Часть морды блестит, словно покрытая чем-то. На берегу, лицом к зрителям, стоит толстый негр в полном облачении православного попа. Левая рука держит раскрытый яркий буклет, в правой зажата открытая пачка с маслом. На фоне проглядывают поредевшие джунгли, теснимые огромными рекламными щитами.

– Что-то это мне напоминает, – неуверенно потянул Бэниэмин.

– Меня так вдохновили вчерашние размышления Пети, – начала Лидия, явно не слыша его. – Что сделала набросок и хотела обсудить с тобой идею картины вчера. Но ты не захотел, и я всю ночь рисовала, рисовала. Только вот недавно закончила, но надо еще несколько мазков и корректировок внести… Мне вот, губы попа не нравятся, рука слишком бесформенная, а глаза у слона очень кривые… А ты как думаешь?

– По-моему, все очень даже хорошо. Не знаю, что тебе тут режет глаза. Как ты решила назвать свою картину?

– «Крещение астрального гиганта». Думаешь, это хорошо звучит и описывает суть моей работы?

– Да, вполне. Сама же повторяла часто, что должна оставаться загадка, место для трактовки у зрителей… А тут много чего можно найти. И название такое, как хочешь, так и понимай. Слушай, мне надо с тобой кое-что обсудить…

– Ой, только не про старика, умоляю. – Произнесенные слова сопровождались таким выражением лица, словно оставили во рту привкус лимонной кислоты. – Мне совершенно неинтересны эти обсуждения с партией, агитацией и прочей фигней. Вся эта политика… Хороша для картин, но в реальной жизни никуда не годится. Почему нельзя все оставить как есть? Зачем что-то менять, двигаться непонятно куда, рисковать нашим положением и безопасностью? – По тону Лидии Бэниэмин понял, что она на поднятую тему и хотела выговориться, выплеснуть возмущение, но с помощью собеседника, который хотя бы не будет спорить. – У меня все хорошо, я рисую лучше и лучше. Может, скоро открою свою выставку, у меня завелись неплохие связи. Я тебе рассказывала про Дмитрия Александровича?

– Это тот, который организует выставки современного искусства? Да, говорила уже.

– Очень важный старик. Самое интересное, что его и убеждать не надо, он сам увидел мои картины и… Ха, опять начинаю все рассказывать по пятому кругу.

– Шестому. И все равно не верю, что он обратил внимание только на твой талант.

– А на что же еще, а?

– Не знаю. Но сомневаюсь, что в те ночи, когда ты сюда не возвращаешься, остаешься в городе исключительно ради бесед о высоком и духовном. Думаешь, долго его еще будет интересовать твоя творческая натура?

– Думаю, лет пять еще можно потянуть. Надеюсь, большую часть времени обойдется без внушений. А потом уже начнут замечать, почему я не старею, не меняюсь… да и много других вопросов встанет. Придется полностью менять образ жизни и внешний вид. Да, пять лет у меня точно есть. Но я хочу потратить это время на раскрутку картин, хочу хоть немного насладиться своими связями и положением, ведь потом уже не получится повторить, придется сильно менять образ жизни… И сейчас тратить свое время и нервы на… непонятно что! Вот что этот старик хочет? Что в его политике нужно от меня? Убогие плакатики? «Упыри всех стран, объединяйтесь в тайное масонское правительство»!

– Ты можешь и дальше рисовать. У тебя много провокационных работ… – Бэниэмин говорил аккуратно, пытаясь увести беседу в нужное ему русло. – И все они могут быть раскручены как для твоей пользы, так и для Виктора. Типа, критикуешь нынешнюю власть и поддерживаешь новую, перспективную партию…

– Хм, возможно, – быстро остыла Лидия, задумавшись над такой перспективой.

– Так вот, я вообще о другом хотел поговорить. Я… – замялся, не зная, что он в принципе хотел сказать. Есть мысль, скользкая идея, но она никак не хочет попадать в капкан конкретных слов. – Я хочу найти человека, зная только его лицо. Есть идеи, как это сделать?

– Ну, если ты можешь в точности нарисовать это лицо, то можно что-то сделать. Например, составить объявление. Типа «пропал человек, если нашли, звоните по номеру или пишите…» Поместить в интернете, если найдешь где отсканировать рисунок, или сделать копии и развесить в том месте, где этот человек может появиться и быть замечен неравнодушными прохожими.

– Лидия, ты гений! – чувствуя прилив эйфории, не поскупился на позитивные эмоции Бэниэмин.

– Только нужно знать имя. Плюс, по телефону может позвонить знакомый, родители или сам этот человек, возмущенные такой выходкой. Ну или еще что-нибудь в таком духе может случиться…

– Неважно, с проблемами разберусь, главное, чтоб сработало. Имени я не знаю. Но это и не нужно. Просто главное, максимально похожее лицо нарисовать.

– И что дальше? «Пропал человек, имени и примет не знаю, но его можно опознать по лицу на фотографии. Звонить по номеру такому-то». Довольно странно будет, не находишь? Больше похоже, будто охреневшие братки таким тупым способом ищут должника, который им не назвал настоящего имени.

– Ну нет, я иду ва-банк. Так и будет написано: «я не знаю твоего имени, но с тех пор, как увидел, не могу забыть твое милое лицо. Очень хочу познакомиться». Конечно, мысль покрасивей оформить, но суть такая. Ну и телефон приложить.

– Это – она? Стоп, ты взял на прицел новую девушку? А старую уже бросил?

– Да, вчера. Я понял, что она меня раздражает, – признался Бэниэмин, в первую очередь, перед самим собой.

– И, едва бросив одну, ты тут же нашел себе новую. Но настолько умопомрачительно красивую, что ты забыл с ней познакомиться и теперь хочешь найти по лицу? Ух, кобелина! – шутливо добавила Лидия, нисколько не осуждающая собеседника. Для жителей общины давно стало нормой использование своих возможностей для одурманивания временных партнеров. Последние сменяются с такой же простотой и легкостью, как одноразовые бахилы. Обращения в виде «кобелина» и более грубые аналоги давно стали чуть ли не комплиментом.

– Ладно… ты сможешь нарисовать ее портрет?

И Бэниэмин ответил. Но вместо слов нужную мысль донесло озадаченное выражение лица.

– Вот это, пожалуй, самая большая проблема. Я ни разу не видела, чтобы ты пытался рисовать и сильно сомневаюсь в твоих способностях, не обижайся только, – с сочувствием констатировала Лидия, видя его отчаяние. – Я могу попытаться набросать фотопортрет.

Лидия ускакала в угол комнаты, порылась в небрежной стопке уже давно исписанных холстов и энергично извлекла искомый. С довольным видом она протянула Бениэмину очень даже реалистичный портрет кого-то, похожего на Виктора.

– А почему это не висит где-нибудь в коридоре или у него в кабинете? – поинтересовался Бэниэмин.

– Это ранняя работа, я тут накосячила со всеми деталями лица, ему отдала вторую картину, получше. Но ты сам видишь, вполне реалистично. А сейчас я намного лучше рисую. При слегка заниженном качестве и от фотографии не отличишь, особенно, если в ч\б перевести.

– Ну, думаю, это вполне в твоих силах.

– Вот. Я сделаю реалистичный рисунок, отсканируем и сделаем объявления. Текст нормальный придумаешь ты.

– Я уже говорил тебе, что ты гений?

– Можешь повторить, лишним не будет.

– Лидия, ты гений.

– Только тебе надо собраться, хорошо подумать, чтобы точно описать внешность, во всех деталях. Сможешь? Это будет небыстрый процесс, учитывая, что я буду рисовать не с натуры, а по твоим словам. Даже боюсь представить, как долго это будет тянуться.

– Что ж, думаю, попытаться стоит… ты точно мне со всем этим поможешь?

– Ну конечно. Мы же друзья. Да и, что уж тут греха таить, это очень интересно. Я еще ни разу не видела, чтобы ты так парился ради кого-то. А вся эта идея похожа на дешевую романтическую комедию. Я буду очень тебе благодарна, если ты будешь подробно рассказывать обо всех «успехах» в этом деле.

– М-м… Ладно.

– Ну вот и хорошо. Я уже должна идти, вернусь часов в шесть вечера. Часик я бы хотела поработать над картиной, закончить ее… пара штрихов мне не нравится, особенно хобот. К этому времени попытайся сформулировать максимально подробное и четкое описание.

– Если, конечно, не увижу ее снова. Тогда уж точно не потеряю свою возможность.

– Ха-ха, ну посмотрим.

– Да. Удачного дня, надеюсь, сегодня продашь все, что возьмешь с собой.

– Спасибо, кобелина.

Приятное ощущение, что ситуация под его контролем, сопровождалось легкой дрожью нетерпения. Осталось дело лишь за малым. Уверенность, что он найдет искомое лицо, достигла апогея

«Если это моя сестра, то что делать? А если случайный человек, просто немного похожий? Поболтать и разойтись? Сделать ее своим новым донором?» Последняя мысль навеяла легкое чувство дискомфорта.

В коридоре ходил из стороны в сторону Толик, высокий парень 27 лет, худоба которого угрожает перейти в истощение. Резкие черты бледного лица оттеняются сухой, черной шевелюрой. Анатолий Медный, правая рука Виктора, как некоторые здесь его называют, мял глаза, уставшие после очередного долгого погружения в виртуальное пространство.

– Привет, Бэни, – отреагировал Толик на проходящего мимо Бэниэмина. И, не дождавшись какого-либо ответа, – слушай, нужно мнение человека со стороны.

– Эм… ладно, в чем дело?

– Один дед развонялся в интернете, что откопал где-то в лесу скелет с неправильной верхней челюстью.

– Опаньки. А где это произошло?

– Где-то за Уралом. Но это не главное. Дед – Исай, кстати говоря, – сперва обратился к ученым. Его антропологи послали куда подальше, сказали, что фальшивка. Может и так, может и нет. На всех сайтах тиражируется фото, на вид, настоящий череп кровососа. Но Исай всем доказывает, что это череп снежного человека.

– А … Антропологи прям так и признали это фальшивкой? Может, дед сам сфабриковал, просто совпало, что челюсть похожа на нашу…

– Черт его знает. Главное, что о вампирах и речи не идет. Поэтому мы хотим ему везде поддакнуть в комментариях, но так, чтобы он совсем бредовые теории начал нести… Насчет правительственного заговора, я думаю, все норм, но не знаю, получилось ли убедительно приплести НЛО…

– А почему бы не написать правдоподобное разоблачение? Со ссылкой на антропологов.

– Такую правду любой желающий сам найдет. Но правда у всех своя, главное, чтобы удобно было верить. Важно, чтобы никто на вампиров не подумал. Обычно, конечно, мы просим Серегу все это проверить, но он непонятно где шляется. Искать его в каждой комнате мне сейчас не очень удобно…

– Так, ты что, знаешь? Как я понял, он уже заблудший.

– Понял? Это точно?

– На 99% я уверен, что это правда. Сам я не видел, если что и знаю, то только со слов Васи. Вчера сказал, что еще утром видел его уходящим с бутылкой. И Петя об этом говорил…

– Иттить. Ладно, а кто за ним приглядывает?

– Я не знаю. Я думал, вы с… со старцем, – выдавил из себя Бэниэмин, на секунду забыв, как Виктор просит себя называть. Перед правой рукой тоже принято соблюдать эту просьбу, – уже в курсе ситуации и давно назначили кого-то.

– Да чтоб вас всех, но сколько можно-то? – заломил в отчаянии руки, – ну еп твою, не первый год тут живем, не в первый раз такое происходит. Ну почему все повторяется? Ну вы что, не понимаете, что нужно сразу же докладывать о такой информации, даже если вам кажется, что ее все знают, все равно надо! Тут же многое стоит на кону! Я тут жопу рву, чтобы максимально затемнить любую инфу, а вы и пальцем не пошевелите, чтобы предотвратить очередное происшествие!

– Я думал… – хотел оправдаться Бэниэмин, но разве его невнятное мычание может хоть немного амортизировать эмоциональные выпады собеседника?

– Бардак, вечно разводите бардак! На секунду глаза прикроешь, захочешь отдохнуть, а вы все по одному месту пускаете! – Толик резко замолчал, короткими маршами прошелся слева направо и обратно по несколько раз, после чего внезапно остановился и снова повернулся к Бэниэмину. – Я докладывать, а ты ищи Сергея. Далеко он навряд ли ушел. Надеюсь, не помер еще. И не натворил ничего. Ищешь, любыми правдами и неправдами ведешь сюда. Понял?

– Да…

– Отлично, – Толик развернулся, хотел было уже пойти в нужном направлении, но передумал, вернулся в прежнюю позицию. Резким движением вытащил из кармана несколько бумажек номиналом по сто рублей. – Чтоб наверняка, купи бухло какое-нибудь, пообещай ему отдать, если будет слушаться.

– То есть, самому его напоить?

– Да какая разница, если он уже заблудший? Одной бутылкой больше, одной меньше, итог будет один. А теперь иди, хватит уже тратить время, и так практически целые сутки профукали!

И теперь уже бесповоротно помчался с докладом. Шлейфом за сутулой фигурой следовали раздраженные фразы в духе: «у них чувство самосохранения вообще, что ли не работает?», «как бараны живут, пока лично гореть не начнет, ничего не предпримет» и так далее.

«Блин, как так-то? Это ж целый день может занять. А что, если Сергей умудрился уже умереть и его труп нашли… Хотя нет, новость об этом уже дошла бы до Толика». Разжевывал новые впечатления, пока неуверенно шел в сторону выхода. «Но это могло произойти минуту назад, пока Толик давал себе отдых, или прямо сейчас, или через минуту… Черт! Почему это взвалили на меня? Своих проблем как будто нет!»

Когда по незащищенному ничем лицу пробежался уличный ветерок, пока что по-летнему прохладный, а не по-осеннему колючий, голову посетил вопрос: а куда идти-то? Бэниэмин, конечно, общался с Сергеем, но не был его близким другом (у того вообще, похоже, нет близких друзей). И куда именно могло занести заблудшего, он не имел ни малейшего понятия. Самый очевидный вариант – обойти весь город, исследуя именно те районы, где вероятность встретить подобную личность наиболее высоки. Хоть территория поисков и невелика, но целый день может пройти напрасно: мало того, что велики шансы разминуться, так где гарантия того, что Сергей не доехал или не дошел до Петербурга?

«Поищу до вечера, сообщу о неудаче Толику и пусть делает что хочет с этим».

В ближайшем магазинчике украл вино. Мог бы внушить продавщице, чтобы сама отдала, думая, что продала. Но тратить силы, не зная заранее, сколько раз еще придется прибегнуть ко внушению – рискованная затея. Поэтому украл, прикрываясь покупкой сухариков.

А вино выбрал потому, что считал водку слишком банальным вариантом.

Лениво скользили личинки волн на серой поверхности пруда, безлюдно молчала прибрежная полоса. Любимое место у местных позагорать и, несмотря на риск для здоровья, покупаться. Утром и при такой погоде тут, конечно, никого не было. И даже Сергея, хотя он иногда гулял здесь, предаваясь своим монотонным размышлениям.

«Хожу петлями, вместо того, чтобы логично продумать маршрут» – поймал Бэниэмин мысль с нотками осуждения, но тут же проглотил ее и забыл.

Улицы в такое время уже не забиты пробками, транспортное движение становится все менее плотным. Люди словно неохотно перемещаются по улицам, оживление минимальное. Почему-то полупустые улицы обнадеживают Бэниэмина, создают ощущение, что именно сейчас ничего критичного не может произойти.

Справа проредел черный забор. Над головой проплыла арка лицея. Мимо проскочили белые железные ворота, теперь по бокам пробегали холодные металлические скамейки. Парк имени какого-то императора казался спящим, застывшим во времени. Только птичьи крики и песни нарушали иллюзию. Бэниэмин свернул в сторону мостика и решил проверить газон у резкого отлога, где начинается канал.

– Ну надо же, кто это у нас тут валяется?

Никакой ответной реакции Бэниэмин не заметил, внимательно следя за лежащим к нему спиной телом. Громче:

– Серег, тебе нужна помощь?

Тело пошевелилось, что-то пробурчало в ответ. Бэниэмин переступил через него, присел на корточки и посмотрел в лицо. Потряс за руку, пошлепал по щеке, а потом рывком перевернул его с бока на спину. Последнее действие или сумма всех вместе взятых достигло необходимого эффекта.

– Ш-што надо? – прошипел Сергей. Непонятно, пьян он еще или это спросонья.

– Пойдем со мной.

А в ответ – раздраженное мычание.

– Серег, хватит уже. Валяться и жалеть себя будешь в своей комнате, – Бэниэмин потянул его за руку, помогая встать. Лихорадочно думал, какие слова помогут делу, а какие лучше не произносить.

– Никому я там не нужен!

– Нужен-нужен. Мне очень нужно, чтобы ты пошел и лег в своей комнате. И ты очень мне поможешь в этом деле, если будешь сам стоять на своих ногах. Сделай полезное…

– Да зачем мне что-то делать? Кто оценит! Я все понимаю в этой жизни, все, что происходит вокруг меня! А вы – ничего! Все страдаете херней! Зачем что-то делать? Никто не поймет! А я хотел…

Пока Сергей жаловался, Бэниэмин все же добился того, чтобы тот встал на ноги и начал движение. Судя по виду, он недолго успел поспать. Удивительно, что его удалось так легко разбудить при этом.

– Я не могу больше так, Бэни, понимаешь? Все это бессмысленно! – продолжал Сергей. – Нет тут никакого смысла! Вообще! Просто подумай!

– Ну так, есть воображение. На то оно и существует, чтобы самому придумать смысл жизни. А у тебя тем более воображение хорошо работает.

– Я думал… я хотел… но опять, все бессмысленно! Я хотел написать книгу. Величайшую книгу… переосмыслить Толстого, Достоевского… нашу жизнь… и наш век… ответить на все вопросы! Но для кого? Вы даже вопросы не те задаете, не умеете… о чем тут размышлять…

– А ты все равно напиши. Кто-то, да поймет. Может, будут на уроках литературы разбирать твою книгу.

– Не будут. Нет. Даже пытаться бесполезно. Я просто хочу побыть в тишине, подальше от всех вас. Бэни, верни меня к пруду.

Появился соблазн продемонстрировать Сергею бутылку с вином, спрятанную врюкзаке. Это вмиг усмирило б его и избавило путь до Муравейника от лишних разговоров. Но Бэниэмину не хотелось этого делать. Лично вручать, фактически своими руками спаивать… (допустим, его можно назвать другом) …друга как-то неприятно, словно давать человеку яд.

«Уже поздно заботиться о его здоровье, ты и сам это знаешь. Так какая разница? Нет, оставлю на крайний случай». Что-то мешало Бэниэмину так поступить, он решил вытерпеть весь тягомотный разговор и довести Сергея до Муравейка, никак не ухудшив его состояния.

– Бэни, есть деньги с собой? Одолжи немного… мне надо… понимаешь? Я верну. Но сейчас надо, хоть чего-нибудь… Очень надо, ты понимаешь? Так сухо, так плохо… Ну только полбутылки, полбанки самого дешевого… ты меня понимаешь? Бэни, ну будь другом…

«Если будет так хныкать, то ничего страшного. Главное, чтобы без агрессии». С такой мыслью игнорировать мольбы Сергея было намного проще.

Кое-как дошли. Протиснулись через деформированный участок забора. Бэниэмин не раз представлял, как забавно должен выглядеть высокий, солидный на вид Виктор, точно также протискивающийся через погнутые прутья. Сейчас даже смешок вырвался от этой мысли.

«Отчего я нервничаю? Я же вроде спокоен», удивился он. «Сергей не дает никаких поводов для волнения, совсем спокойный. Сейчас отведу его в комнату, а потом могу заняться своими делами…»

По пути к комнате встретилась Лиза Воробьева, которая с любопытством рассматривала пару. На ее лице появилось что-то вроде сочувствия к Сергею, сочетающееся с привычной ее образу полуулыбкой. Небольшая дуга, лишь слегка обостряющая черты лица. Хищный оттенок придает ему только более привлекательный вид.

– О, Бэни, так это правда? Твой друг уже заблудший? Вот так неприятность.

– Лиза, вот удачно встретились! Ты не занята? Сергею надо помочь. Ты же у нас не раз сидела с заблудшими, ты можешь и Сергею помочь. Вдруг, он еще очухается…

– Вообще-то я занята, так что не могу. Ты же, тем более, его друг. Вот и посиди с ним сегодня. Судя по виду, дня не протянет. Ну, если будет долго тянуть… – она наклонилась к уху Бэниэмина, перейдя на полушепот, – можешь его подбодрить чем-нибудь, так сказать, чем он попросит. Сгоняешь в магазин, он сам тебе деньги на это даст.

– Лиза, ему же помощь нужна, а ты предлагаешь…

– Бэни, он заблудший. Ну посмотри на его лицо, думаешь, ему чем-то можно помочь? Ей-богу, как будто только вчера родился. Не надо продлевать ему такую жизнь, если сам хочет побыстрей уйти, хотя бы не мучай его. Пожалей его, разве не видишь, ему и дышать тошно. Блин… я бы побыстрее его к туалету отвела. Видела одного, как начало рвать, так и тошнило, пока части внутренних органов не полезли. Так и помер…

И ушла.

«Она права. Чего это я?» Но все равно не хотелось пускать алкоголь в ход, еще на что-то смутно надеясь. Сергей все это время продолжал что-то бормотать, теперь уже тише и менее разборчиво. Глаза словно потускнели, взгляд лишился осмысленности. Бэниэмин даже не заметил, когда с его «другом» успели произойти такие трансформации.

«Удивительно, ему так хочется еще раз чего-нибудь выпить… а он не то что не буянит, даже движений лишних не делает. Он просто утихает и угасает прямо на глазах». Бэниэмина передёрнуло от жуткого ощущения, которое навевал ему Сергей. Все-таки, ему еще не приходилось вот так наблюдать за заблудшим. Появилось грузное чувство сожаления, что не удалось спихнуть Сергея на Лизу. Но возможность упущена, по пути никого не зацепишь в такое время.

– Давай, Серег, пойдем к тебе в комнату. Тебе надо прилечь, может даже вздремнуть.

– Я пить хочу. Друг, пожалуйста, дай попить, – прошелестел Сергей.

Двинулись дальше. Комната соседа, конечно же, была пуста. Так что Бэниэмин довел Сергея до кровати, так никого больше и не встретив. Подвел «друга» как можно ближе и толчком приказал сесть.

Оживление Сергея дало надежду, что с ним не все так плохо. Бэниэмин начал верить, что может стряхнуть с того тяжелый гнет апатии.

«И на что я надеюсь? Мне же обычно плевать на него… но когда он стоит перед глазами, еще живой, почему-то становится совсем не плевать… и как это работает?»

– Неужели, у тебя больше никаких планов нет? Ты постоянно что-то придумывал, всегда мог дать комментарий по любой теме. Ты вчера такое пропустил, между прочим!

Пересказал в общих чертах речь Виктора.

– Серег, для тебя это шанс показать себя. Вот они, изменения, время пришло. Ты можешь прямо сейчас вспомнить все свои идеи и рассказать их Виктору, лучшего времени не придумать.

Взгляд Сергея более-менее сфокусировался на лице собеседника.

– Я уже говорил.

– Когда успел?

– Недавно. Бэни, дай попить, мне очень надо.

– Нет, рассказывай. Говорил ты недавно, а потом что?

В глазах Сергея что-то слабо мелькает. Раздражение? Невозможно понять, слишком слабые признаки эмоций.

– Ничего. Бэни, прошу, я очень хочу пить. Давай вместе до магазина дойдем, там…

– Как ничего? Я не верю, что ничего не вышло. Ты о чем рассказал Виктору? Как он отреагировал на твои идеи?

– Я все рассказал. Про организацию демократии в нашей общине. Про расширение «муравейника». Систему знаков… чтобы только такие, как мы могли понимать… и приходить сюда со всей страны… Он все раскритиковал. Сказал, что я мечтатель. Ни одна моя идея не сработает на практике.

Да, это похоже на раздражение. Чувствуется, как эмоция формируется. Медленно, неуверенно, но все же крепнет.

«Вот Лиза удивится, когда увидит полностью внятного Сергея. Когда он очухается, сам не поверит, что был заблудшим и фактически ходил по самому краю… Да и нам легче будет. Он помогает Толику, он и Виктору поможет с его планом».

– И все? Так прислушался бы к критике, поправил идеи и предложил новые. Проблем тут никаких нет. Ты не тупой, пара корректировок, и ты все сделаешь.

– Не хочу уже ничего. Бэни, я только пить хочу. Понимаешь? Дай попить. Прошу…

– Серега, не отвлекайся. Ты постоянно говоришь, что тебя никто не понимает. Может и Виктор не понял? Может, попробуешь еще раз поговорить? Ну почему ты от всего отказываешься из-за одной ошибки? Детский сад какой-то.

– Нет смысла. Я никому тут не нужен. После того разговора… мне не с кем даже поговорить было. Некому пересказать беседу. И тут я понял, что я… я лишний человек тут. Ничего не хочу, оставь меня в покое. Только попить дай…

Речь становится все более крепкой, осмысленной. Но глаза… тупые как у коровы, сухие как у чучела.

– Может, пора пересмотреть свой подход к людям?

– Не хочу я ничего уже. Только пить. Бэни, я горла не чувствую… – и, словно специально, за каждым словом шел небольшой хрип.

– Да твою же за ногу, Серег, тебе указали на ошибки. Прими все к сведенью, исправься. Ты можешь хотя бы чуть-чуть постараться? Перед тобой шанс. Горы свернуть! Я тебе помогу, – последнее сорвалось с языка до того, как мысль успела что-либо подавить. «Помогу?! Тебе совсем делать нечего? Ты его приводить сюда не хотел, а теперь еще и…»

– И не надо понимать. Просто дай попить. – Хрип, поразив своими спорами каждое слово, перекинулся на тяжелое дыхание.

Бэниэмин уже сам еле сдерживал раздражение. Ему очень сильно хотелось ударить собеседника, заставить того хоть как-то по живому отреагировать. Хотелось также просто ударить нытика, который ничего кроме жалости к себе не провоцировал. Человека, который так просто сдался и теперь тратил все усилия на оправдания. Но в тоже время, сильно хотелось помочь ему. Протянуть руку человеку, который вот-вот сорвется в пропасть.

«Как будто ты на это способен. Как будто в этом есть смысл. Ты прекрасно знаешь, как будет проще».

Руки опустились. Вздохнув, Бэниэмин достал с рюкзака бутылку, которая тут же была живо замечена Сергеем.

– О, что же ты мне не сказал? Почему ты прятал от меня? Бэни, будь другом, дай мне! Я так хочу пить, умираю от жажды! Друг, пожалуйста! – Странно звучат слова, которые должны быть сказаны с определенной эмоцией, но вместо этого изъеденные сухим хрипом.

– На, хоть всю из горла выдуй!

Так Сергей и решил поступить. На его стеклянные глаза и деревянное лицо смотреть противно. Бэниэмин отвернулся.

По ушам резко прошелся протестный скрип кровати, вызванный перераспределением нагрузки. А потом резко стало тихо. Бэниэмин обернулся, заметил, что бутылка лежит на одеяле, еще не опустошенная. А Сергей неловко развалился, глаза его открыты, как и рот. Тут как минимум глубокий ступор.

– Серег? Ты еще тут?

Никакой реакции. Бэниэмин боялся что-либо думать, развивать хотя бы одну полноценную мысль, которая могла привести к совсем нежелательным выводам. Будто от этого зависело реальное положение дел.

Ни одно веко даже не дернулось за эти секунды. Ноздри совершенно неподвижны. Взгляд скользит ниже, цепляется за складки одежды на уровне груди и не фиксирует никаких колебаний.

–Так быстро и тихо…

Рука давит на грудь, не столько пытаясь найти, сколько именно выдавить из непослушного тела хоть одно сердцебиение.

«Умер», наконец осмелился подумать Бэниэмин и как ошпаренный отскочил от Сергея. Развернулся, хотел уйти, но ноги явно не желали подчиняться командам мозга. Ноги дрожали, ничего иного не оставалось, как осесть на пол, спиной прислонившись к кровати.

«Это было так внезапно и тихо… да разве так бывает?» Ну невозможно представить, как весь этот сложный организм мог взять и в одну секунду перестать работать, словно сломавшаяся игрушка.

Что тут хуже всего? Как внезапно может умереть человек? Или насколько бессмысленной и пустяковой может быть причина смерти? «Или моя вина в этом. Это я добил его. Не давай ему эту бутылку, но потрудись сильней вывести из этого состояния! Ведь получалось немного, почему я решил сдаться и добить его? Ведь получалось же…»

Глаза зажмурены, дыхание тяжелое, мыслями старательно избегает касаться вопроса, сколько сантиметров свободного пространства отделяют его от тела. А ведь Бэниэмин никогда никого не убивал. Специально, то есть. Было пару казусов, но как он мог все предвидеть…

«Я мог бы попытаться еще раз, зайти с другого угла, придумать, как еще раздражить его… у меня точно получилось бы! Почему я так возненавидел его и фактически убил?» Вспомнились слова Лизы. Но как же неубедительно они звучат теперь! До того, как воплотиться на деле, ее советы казались разумными, естественными.

«Он просто отказался жить, пошел по самому простому пути… Жалость к себе стала для него приговором. Но и я виноват. Я знаю, что правильно пытался переубедить парня, но не подобрал нужных слов. Да, я вообще не умею говорить, не умею убеждать… ничего не умею, только вести паскудную серую жизнь за счет других… Ничего не умею… даже говорить с людьми…»

Неизвестно, сколько времени проварившись в мысленном бульоне, Бэниэмин наконец очнулся. Неловко встал, размял затекшие ноги, нерешительно обернулся. Сергей позы не изменил. Но кожа стала намного белее, по телу проявились вены, практически черные. Глаза превратились в два темных шара. Что именно произошло с телом, даже думать не хочется. Пришлось опустить веки, чтобы этот страшный взгляд бездны ушел вовнутрь, скрылся наконец, перестал осуждать.

Найдя крышку от бутылки, кое-как закрыл, спрятал в рюкзак. Конечно, никто за это не осудит, кто-то даже похвалит в духе «молодец, не стал тянуть с его проблемой». Но от таких слов на душе станет только хуже.

Проверил карманы, оказавшиеся пустыми. Секунду помялся, стоит ли проверять комод. Отодвинул нижний ящик, обнаружил заначку из купюр разного номинала. Всего около шести тысяч рублей. Недоуменно, Бэниэмин еще раз пересчитал деньги. Зачем оставлять такую сумму в комнате, если хочешь навсегда уйти из этого места? Тут нет никакого смысла. Но если хочешь сюда вернуться…

«Вот же… хотел, чтобы нашли и вернули. Видимо, он специально со своей бутылкой вчера утром маячил, чтобы попасться кому-нибудь на глаза. И уйти, ожидая, когда кто-нибудь попытается его вернуть. Окружит вниманием, заботой. А сам Серега будет еще и еще сбегать, пока не кончатся деньги. И умрет, весь окруженный вниманием. Может, он хотел какую-то речь произнести? Правдоподобная версия, учитывая, как он любит себя обычно вести. Но в реальности оказался намного слабее, чем рассчитывал, уже с первого раза его так размыло… и я ему еще целую бутылку всучил… вот он и окочурился за считанные секунды…»

Голова шла кругом.

«Хватит. И так много чести этому манипулятору. Ты должен вернуть долг Васе. Тут денег хватит на две недели, эту и следующую».

Вообще, правила общины касались и подобных ситуаций. Если от заблудшего что-то оставалось, его имущество распределялось между всеми остальными. Вещи вызывали нечто вроде споров, а вот с деньгами все было просто: всем по равной доле, как бы она ни была мала. Иногда, правда, кому-то приходилось разменивать эти деньги, чтобы легче было делить.

«Всем плевать на него, друзей нет. А мне деньги нужнее, так что…» Рука запихнула купюры в карман. Бэниэмин понимал, что и за это ему будет стыдно. Но сейчас, когда его совесть так уязвлена другим грехом, ему словно проще совершать более мелкие проступки.

«Завтра я изменюсь. Я не только избавлюсь от всех ошибок Сереги, я вообще перестану обманывать. И себя и других, я больше не сделаю ничего, за что мне было бы так противно… Буду делать то, что хочу и то, что мне не претит. И научусь разговаривать, доносить свои мысли правильно, так, чтобы другие смогли меня понять. Но завтра».

Последний взгляд на тело, словно в ожидании, что оно подаст неожиданный признак жизни. Вены еще сильнее потемнели, теперь точно черные. Остается только уйти и доложить о кончине, чтобы Вася и Богдан занялись утилизацией тела, это их обязанность.

Едва Бэниэмин покинул комнату, как сразу же встретилась Лиза.

– Куда это ты? Как там твой друг?

– С ним все. Я пошел докладывать Толику. Ты, кстати, сообщила ему, что я привел Серегу сюда? А то я совсем забыл…

– Да-да-да, все знают, что Серега здесь. Быстро он, однако. Ты ему не помог, случаем? Да ладно тебе, нечего так кривляться. Ты уже проверил его карманы? Он ведь не успел все пропить, не так ли?

– Ну, я нашел его далеко не в самом лучшем состоянии.

– У него сейчас должно было быть около пятерки, если я не ошибаюсь. Ну, максимум тысячу он каким-то образом успел пропить. Но не больше, иначе бы ты его сюда живым не привел, логично же.

– Ты с ним не общаешься, откуда ты знаешь, сколько у него денег?

– Я… просто предположила.

– Я проверил, у него ничего нет. Что было, то пропил или потерял в парке. Я нашёл его лежащем на траве.

– Ну да, такое тоже может быть. Ладно, иди докладывать. А я посмотрю, в последний раз на Серегу…

– Что-то странное с его телом происходит… ну ты и сама увидишь.

Заинтересованная, Лиза скрылась в комнате.

«У нее сейчас такое же выражение на лице было, как у Ксюхи. Ксюша… интересно, как она там сейчас? Наверное, сегодня все еще проклинает меня перед подругами… Говорит: вот козел, так меня расстроил. Скажет им, что с горя ширнулась?»

Бэниэмин замер на месте, оглушенный внезапной мыслью.

«Ксюша никогда в жизни не пробовала наркотики. Это я придумал такую уловку, внушил ей зависимость, чтобы она жаждала встречаться со мной… И расставаясь с ней, я должен был внушить ей обратное… а вместо этого… Черт! Ксюша по-прежнему одержима внушенной ей зависимостью! Ей надо было полностью вычистить зависимость из головы, а не внушать напоследок очередную…»

Думал метнуться, думал выбежать, думал… а потом отложил проблему назавтра. «Поздно уже сегодня. Да и караулить около дома целый день – так себе затея. Подстерегу, когда пойдет в школу с 1 сентября. Я более-менее знаю маршрут. Подстерегу с утра, где меньше людей ходит, заговорю, попытаюсь внушить, что… надо покороче придумать формулировку, иначе голова треснет, пока ей все объясню. Тем более, чем меньше слов, тем эффективней внушение».

Его утешала мысль, что Ксюша после расставания могла наладить свою жизнь, вернуться на курсы, завести нормального парня… Но вот перспектива оставить ее с фальшивой зависимостью, дать пойти по наклонной, непонятно насколько испортить жизнь.

«Достаточно и Сергея. Скоро все исправлю».

Доложил Толику, привлек его внимание описанием тех трансформаций, которые коснулись трупа. К этому моменту в комнате с телом уже было человек шесть-семь. Все удивленно таращились на тело, белое и с черными вздувшимися венами. Темные веки вздулись, слегка приоткрыв стеклянные глаза цвета угля. Под не менее темными губами блестел оскал.

– Быстро от него вонять начало, – кто-то произнес. Петя, кажется. Да, вот его туша понеслась к выходу, похоже, спасаясь от неприятного запаха.

– М-да, – Толик обеими руками вцепился в свою шевелюру, напряженно думая. – Никогда еще такого не видел.

– Смотрите, у него так горло вздулось.

– А он прав был: действительно воняет. Обделался после смерти? Бывало ведь такое пару раз, мышцы ведь все расслабляются…

– Не похоже, чтобы у него что-то расслабилось. Посмотрите, как пальцы скрючились, руки согнулись…

– Ой, горло еще больше вздулось… Слышите? Он хрипит!

– Это воздух выходит.

– Охрененные у него были легкие, раз воздух до сих пор выходит… И так сильно.

– Посмотрите, как вены вздулись! А горло, оно…

Резкий хлопок прервал эту цепочку фраз, спровоцировав как минимум три вскрика и несколько нецензурных выражений. Черные, вязкие пятна окропили всю комнату. Бэниэмин стоял у самого выхода, поэтому успел спрятаться от внезапного взрыва, хоть и сделал это чисто рефлекторно. Но вот Свете повезло меньше – стоявшей ближе всех к телу девушке и досталось больше всего вонючей жижи. Она не смогла сдержать крика, не смогла его и прекратить, бросаясь к ближайшей раковине. Бэниэмин с расстояния чувствовал этот ядовитый, резкий смрад, стремительно отравляющий воздух вокруг… Чувствуя дурноту, чуть ли побежал к выходу, чтобы поскорей оказаться на улице, где легкий ветерок подарит ему возможность хорошенько продышаться…

Ругань и топот за спиной подсказывали, что никто не захотел оставаться в комнате. Многие спешили смыть с себя чёрную жижу, избавиться от запачканной одежды. Судя по звукам, кого-то все же стошнило по пути.

На улице стало легче, совершенно не хотелось возвращаться внутрь. Легкий страх уколол каждого, кто задался вопросом: а кто это все убирать будет? Кто отмоет все пятна и замотает тело?

Чтобы отвлечься, начали строить теории, что же могло стать причиной произошедшего. Но вскоре к уличной группе присоединился Толик – в майке, с мокрыми волосами – и мигом оборвал все обсуждения:

– Чтобы Сергей не выпил перед смертью, именно на это у него и была аллергия.

Бэниэмин буквально почувствовал, как потяжелел рюкзак, где все это время бултыхалась начатая бутылка. Вспомнил, что выбрал именно вино, чтобы не быть банальным. Ха-ха. Ну кто же мог угадать, что именно на это у него будет аллергия? И кто знал, что она проявится именно так?

Когда в комнату Сергея отправилась «группа по зачистке» – Вася, Богдан и Никита – на теле уже успело лопнуть еще два огромных фурункула. Комната изгажена, а от запаха резало глаза.

– Как будто съел тушеной фасоли, залил ее густым индийским супом, затолкал побольше тухлой рыбы и запил прокисшим молоком. Немного подождал, а потом запердел этой смесью дохлого осла. Вот примерно так пахло в комнате, – описывал свои впечатления Вася.

Первым делом открыли окно, чтобы не задохнуться. Быстро замотали тело в простыни, а потом обмотали мумию пищевой пленкой.

– Ну как, быстро. Никита еле сдерживался, казалось, его вот-вот стошнит. Богдан тоже из последних сил держался. Один я нормально работал.

Плотно упаковав тело, прежде чем успел лопнуть еще один нарыв, принялись отмывать комнату. Учитывая все перерывы на «подышать, а то уже невозможно», уборка заняла около трех часов. Запах остался, но уже не такой убийственный. Тем не менее, легким «душком» пропиталось все здание. Сквозняк так и гулял по всем комнатам, оставленным на проветривание.

Во время ужина ели неохотно, аппетит улетучился намного быстрее, чем неприятный запах. Зато было что обсудить. Вася уже как раз закончил рассказывать Бэниэмину, как чистил комнату.

– Я думал, то огромное пятно уже ничем не ототрёшь. Они ведь высыхают и въедаются так глубоко, что проще вместе со слоем краски снять. Ужас. Сергей, конечно, тот еще урод. Даже сдохнуть нормально не может, все равно умудрился весь день коту под хвост пустить.

Сегодня у Васи была только половина смены, он рано вернулся, думая, что сможет выспаться… поэтому Бэниэмин понимал его обиду.

– Знаешь, если сравнить речь Виктора и то, о чем все время говорил Сергей… много схожего можно найти, – размышлял вслух последний. – Удивительно, что они не сошлись вместе.

– Да какая разница? Нашел, о чем думать. Этой ночью мне, вместо того, чтобы нормально поспать, надо теперь еще и от тела избавляться. Слушай, Бэни, может со мной поедешь? Особо делать ничего не надо, компанию хотя бы составишь.

– А что, в этот раз Богдан с тобой?

– Да он задолбал. Все о великом плане Виктора талдычит, уже слушать не могу. Лучше буду корячиться за двоих, чем выслушивать очередную оду… и ты чтоб об этом не говорил, понятно?

– У меня были планы на сегодня…

– Да ладно, тебе вообще не интересно, как мы избавляется от тел? У нас машина в гаражах есть. Сейчас подгоним сюда, поздно ночью занесем тело и поедем. Старик выкупил участок недалеко отсюда, там, где глушь и даже нормальных дорог нет… там чья-та дача была, а теперь наша «лаборатория». Внутри есть куча ножовки, пакетов и земли для рассадки. За домом что-то вроде кладбища… с ошметками все ясно, а вот самое интересное, когда расчленил все, куда череп девать с челюстью…

– Вот вообще не интересно. Тем более, не хочу оказаться рядом, когда вы это тело распакуете.

– А мы решили его залить розжигом и сжечь. Поблизости никого нет, вряд ли кто заметит костер. А если и заметит, подумает, что шашлыки ночью жарим. Тело спалил хорошенько, не открывая, а потом уже разберемся с костями.

– Даже не мечтай, меня ты не затащишь туда. Могу подарить тебе кляп, чтоб Богдан не докучал болтовней.

– Ну как знаешь.

Вася не стал доедать свою порцию, от еды избавился, быстро отмыл тарелку и вышел. Оставшись одним за столом, Бэниэмин лениво тыкал вилкой в котлетку с пюре, сдобренные большой порцией кетчупа. Слух уловил разговор за соседним столиком. Лиза, собрав небольшой кружок, делилась своим мнением.

– А ведь Сергей был неплохим парнем. Ничто не предвещало того, что он сопьется. Заблудится… Я чувствую и свою вину в том, что произошло. Он ведь был одним из нас! И далеко не самым глупым! Что же его доконало?

Неуверенный гомон в ответ.

– А я знаю, что. Незадолго до этого дня он разговаривал с плешивым…

– Да как ты называешь нашего старца?!

– Извините, извините. Я сама на эмоциях, слегка оговорилась. Простите, я не хотела. Я что сказать хотела. Незадолго до этой трагедии, Сергей разговаривал со старцем. Очень долго они беседовали. А в конце парень вышел из кабинета – я мимо проходила – он был такой подавленный, словно уже что-то внутри него умерло. И он признался, что делился своими идеями. Как можно улучшить нашу общину. Предложил массу здравых вещей, идей. А что получил в ответ? Я не поняла, но Сергей был просто уничтожен. Не знаю, что ему сказал Виктор, но он явно даже не постарался успокоить парня.

– Да Серега просто нытик был. Из всего трагедию делал, – резко вклинился еще один голос.

– Да! Верно! Тонкая душевная организация! Ему нужна была помощь! А этот… старец просто унизил, уничтожил его. Я думаю, он просто глумился над бедным парнем. Чувствуя свою власть, решил отвергнуть все идеи, да еще и поиздевался основательно.

– Да откуда ты это вообще взяла? – снова первый голос, который был недоволен эпитетом «плешивый».

– Так это же логично. Как иначе Сергей дошел бы до такого? А самого Виктора вы вчера видели? Вы вообще слушали, о чем он говорил? Думаете, он в своем уме?

– Так, это Богдан должен был выяснить. Подождем, пока он переговорит со старцем, обсудим результаты и поймем все, – это уже был третий голос.

– Ну конечно, так и надо поступить, – хоть Бэниэмин и пялился на растерзанную многочисленными тыками котлету, он все равно ясно почувствовал по последней фразе, что Лиза одарила всех собеседников своей фирменной улыбкой.

Потом речь зашла о «Невском экспрессе», который перевернулся две недели назад. Поводом послужила новая порция слухов касательно подозреваемого. Ирина похвасталась, что получила посылку с последним «Гарри Поттером», естественно, на оригинале. Естественно, заказ был сделан на совсем другое лицо. Потом обсуждения коснулись впечатлений от просмотра полнометражки по «Симпсонам» и «Звездной пыли».

«Интересно, Лидия уже вернулась и доделала картину?» Ему остро захотелось отвлечься от всех переживаний сегодняшнего дня, слишком длинного и эмоционального. Муторный процесс по составлению реалистичного фоторобота – самое то. Чувство вины за Сергея и все последствия навевало физическую дурноту, наверное, сильнее, чем тонкий смрад, так неохотно выветривающийся из старых стен. Растерзанная котлета так и не была даже попробована на вкус.

Так как миновало шесть часов и еще один дополнительный час, он без лишних экивоков добрался до ее комнаты, постучался в дверь и был приглашен. В руках Лидии была палитра и кисть, сама она что-то напряженно разглядывала на картине с красным слоном.

– Ну как теперь?

– Ты что-то добавила?

– Да, приглядись внимательней.

Сначала невнимательно пошарил взглядом по общим фигурам, ничего не обнаружил, пришлось внимательней прощупывать мазки. Как минимум, со вчерашнего дня у слона выросла эрекция, а взгляд негра стал похотливым, что ли. Озвучил свои наблюдения.

– Ага, верно. Красный слон думает, что поимеет попа, но еще не понимает, что это поп его хорошенько поимеет! – радостно выпалила Лидия. Ее всегда распирало от эмоций, когда она чувствовала, что очередная картина завершена, последний мазок уже сделан.

– Да, это очень… – сложно было подобрать слово, которое не только замаскирует полное равнодушие, но и подольстит «художнику». Если чисто механически подбирать фразы, то можно просто обидеть собеседника, а сейчас этого никак нельзя допускать. – Актуально.

– Рада, что ты понял смысл. Ладно, картину сейчас уберу, расчищу место и начнем.

Лидия подготовила альбом – толстый, явно понимая, что изведет не один десяток листов – несколько карандашей и ластиков, после чего они начали.

Бэниэмину часто приходилось признаваться перед самим собой, что он не самый умный в общине. Но сейчас он чувствовал себя конченным идиотом с двумя извилинами, перекрученными в морской узел. Работа шла по следующему принципу: Лидия задает наводящие вопросы, Бэниэмин пытается дать максимально точный ответ. Уже одна форма лица заставила его попотеть. Детальное выяснение формы носа, губ, глаз, лба, ушей, подбородка, типа волос, всех ямочек и характерных черт было не легче. Один лист за другим превращался в измятый комок и стремительно отлетал от рабочего места, нередко долетая и до стены. Исправлений было так много, что бумага быстро приходила в негодность, протертая ластиком. С каждым новым листом портрет дополнялся новыми чертами, которые от рисунка к рисунку скользили то вверх, то вниз, то расширялись, то сужались, пока не находили свое место. Процесс напоминал неловкие попытки ребенка вылепить из пластилина голову, похожую на настоящую.

Хоть лицо и запечатлелось ярким образом в памяти Бэниэмина, но вот разделить его на отдельные черты, описать каждую деталь оказалось делом сложным. Попытка сконцентрировать внимание, например, на носе, приводит к тому, что вся картинка теряет четкость и размывается. С менее заметными деталями все еще хуже. Очень скоро стало понятно, что он почти наугад подбирает черты лица, фактически, одним отрицаем. Смотрит на получившееся лицо и только на его основе более-менее четко может сказать, насколько оно не похоже.

«Но уже достаточно похоже. Немного ведь осталось… вроде».

– Ты уверен, что у нее вот такой нос, и он настолько удален от губ? А губной желобок насколько глубокий?

– Мне вообще кажется, у нее челюсти все же чуть меньше были, чем на рисунке. Да и нос слишком неровный. И что такое губной желобок?

Чем больше утекало времени, тем меньше становилось энтузиазма на лице Лидии. Она все чаще обзывала Бэниэмина, ругала его за тупость и делала перерывы, чтобы размять руки.

– Насколько у нее ярко очерчены носогубные складки?

– Какие еще складки? Это тебе мопс что ли какой-то?

– Посмотри внимательно на мое лицо. Видишь, где я пальцем веду? Вот это, от крыльев носа, до края губ.

– У тебя палец грязный и ты сейчас испачкала лицо.

– Ну все, с меня хватит, – она отложила альбом, закрыла глаза и начала усиленно массировать лоб, словно пытаясь выдавить из своей головы всю накопившуюся усталость. – На сегодня все, завтра продолжим в то же время.

– Извини, что выбесил. Но ты сама знаешь, с кем имеешь дело.

– О, я прекрасно понимаю, с каким тугодумом имею дело. Поэтому вообще на тебя не злюсь. В конце концов, сама ведь предложила помощь.

– Еще не жалеешь об этом?

– Ну нет, я верю, что оно того стоит. Я буду с интересом ждать, что ты умудришься натворить, когда начнешь осуществлять свой план.

– Думаешь, я клоун, который покажет тебе цирковое представление? Устрою из этого катастрофу регионального масштаба?

– Я так не думаю, Бэни, ну ты чего? Я это знаю.

Разошлись, оба улыбаясь. О чем думала Лидия, неизвестно. А вот Бэниэмину стало обидно. Она ведь не столько шутит, сколько говорит правду. Только сегодня он умудрился, в общем-то, рутинную обязанность превратить в настоящее ЧП.

«Я не облажаюсь в этот раз».

К часу ночи вышел на место сбора компании. Сашка, Влад и Вася уже ждали его. Вообще, Бэниэмин общался только с последним, с остальными двумя мог максимум парой фраз обменяться. Реже всего с Сашкой, его общество вселяло какой-то дискомфорт. Вылазка прошла без происшествий. Бэниэмин обзавелся коробкой тщательно отобранных им DVD и новым комплектом одежды.

Сон второй

Кругом – необъятное поле высокой травы. Как ни крутись, а ничего больше не увидишь вплоть до линии горизонта.

– Вот как заросло наше хозяйство! – голос сопроводил осуждающие слова ударом ладони по затылку. Было не столько больно, сколько стыдно. – Да как ты мог так все запустить? Утром вырвал бы один сорняк и все! Но нет, теперь это и всем селом не перепахать. Когда вернутся родители, они убьют меня. Потом убьют тебя. А потом я еще раз убью тебя.

Пытаешься извиняться, но не можешь – голоса нет. Только трава шуршит, поглаживаемая ветром.

– Бери косу и начинай. Чтоб к закату все закончил, ясно?

Пытаешься ответить, а не можешь – только скрипишь, очень противно скрипишь.

Солнце палит ужасно. Становится дурно от жары и духоты. Трава успела высохнуть, пожелтеть. Теперь кругом шелестит поле сена. Знаешь, что ничего не сможешь попить, пока не закончишь. Из зарослей появляется Сергей. Пытается что-то сказать, но вместо этого хрипит. Пытаешься сказать, чтоб жестами объяснялся, но сам вместо этого скрипишь. Пытаешься что-то показать на пальцах, а он все так же энергично хрипит. Чем энергичней махаешь руками и скрипишь, тем громче хрип слышится в ответ. Наконец, в его глазах появилась ярко выраженная обида. Он махнул рукой и полез обратно в заросли. Никто никого не понял, зато поговорили.

Но недолго шла одинокая работа. Из зарослей выныривает знакомое лицо Васи.

– Слышь, хочешь, помогу?

Хрипишь. Это не ответ. Киваешь головой. Вася улыбается, достает из кармана спички, из зарослей позади себя – розжиг. Он уже брызнул прозрачной струей по ближайшим колосьям, а в твоих руках загорается спичка. Метаешь ее в то место, где прошлась струя. Огонь, словно только и ждал того, яростно накинулся на сухую траву. Дым заволок пространство, стало невозможно дышать. Бежишь, бежишь от огня, он пытается догнать, ты бежишь быстрее, он начинает отставать. Поле кончается, ты бежишь, бежишь. Остановившись, оглядываешься. Все горит. Видишь дом, куда ушел брат, где сидела сестра. Все в огне. Оборачиваешься, смотришь на дорогу. А она уходит далеко-далеко, куда-то в темный лес. Больше идти некуда, только одна дорога, только вперед…

День третий (30 августа)

Проснулся разбитый, ничуть не отдохнувший и объятый нервной дрожью. Попытки сориентироваться в пространстве долго оставались тщетными. Однако морок вынужден был отступить и пришло понимание, что Бэниэмин находится в своей комнате, за окном накапливается свет поднимающегося солнца, по часам – скоро завтрак. Бэниэмин чувствовал, что что-то забыл… но никак не мог понять, что именно. Решил, что ничего важного, раз так легко забылось.

– Ух ты, да это рекорд! Колись, что случилось? – удивлялась Анька, второй день подряд вручая завтрак Бэниэмину лично в руки.

– Плохо спится.

По столовой уже вовсю циркулировала новая тема обсуждений. Света сегодня не смогла встать с кровати. Женя, жившая в соседней комнате, заинтересовалась, почему та до сих пор не хлопает дверьми. Оказалось, Света едва ли может пошевелиться, ей и дышать тяжело. На лице проявились красные, размытые пятна.

– Ровно на тех местах, где у нее были пятна, после того как Серега взрываться начал! – рассказывал Влад.

– Так он что, заразный был? И Света от него заразилась? А на сколько еще людей попало? Мы же все этим прямо сейчас дышим! – кажется, этот истеричный голос принадлежит Ирине. Бэниэмин оторвал взгляд от тарелки с кашей. Да, это она. Семнадцать лет, хоть на вид ей не дашь больше пятнадцати. Рыжие волосы, большие эмоциональные глаза.

Рассказ встревожил его. Неужели это все последствия его действий? Мало того, что он добил Сергея, превратил его труп в вонючую бомбу, так теперь речь идет уже и о инфекции?

Появилась возможность поучаствовать в диалоге, начать тренировку навыков общения… но Бэниэмин решительно не знал, что он может вставить, со своей стороны. Поэтому продолжил играть роль пассивного слушателя.

– Женя осматривала тело. Сказала, бояться нечего и можно спокойно идти завтракать. Она кое-что проверит и все нам объяснит.

– А почему она сказала, что никому сегодня нельзя выходить?

– Я знаю в чем дело, – вклинилась в беседу Лиза. – Женя сейчас думает, как нас тут удержать. Мы все уже должны быть больны, не так ли? Скорее всего, она сейчас расскажет о карантинных мерах. Чтобы мы не разносили инфекцию за пределы школы. Чтобы было проще следить…

– За чем следить? – встревожилась Ирина.

– Кто еще проявит симптомы и побыстрее избавиться от него. Возможно, она уже сейчас переговаривает со стариком и решает, когда сжечь Свету. Почему тело Сереги повезли сжигать? Думаю, старик уже все понял еще вечером…

– Да он вряд ли что-то еще знает, – в голосе Богдана было что-то вроде раздражения. – Он после своей речи как отъехал по делам, так и не возвращался еще сюда. А тело мы сожгли, потому что не хотелось долго возиться с вонючим трупом.

– Тем не менее, ничто не мешает Жене связаться с Виктором через Толика… – продолжала Лиза. Она сидела спиной ко входу, поэтому не заметила, как в столовую вошла Женя. На вид ей было лет двадцать, коротко обстриженные светлые волосы только усиливали строгий вид, который давали лицу резкие черты.

– Внимание! Я должна сказать вам, что произошло, – повышенным голосом отчеканила она. Бэниэмин заметил, как все сидящие резко обернулись в ее сторону, среди проявившихся лиц можно заметить было Лидию, Петю, Васю… Да, кажется здесь были практически все. – Вчера утром тело погибшего Сергея начало разрываться вследствие аллергической реакции, которая, запущенная при жизни, по какой-то причине ухудшилась после смерти. Возможно, тут виноваты бактерии. Но, судя по наблюдениям, инфекцию можно исключить. Никто, я повторяю, никто не проявил похожих симптомов и беспокоиться по этому поводу не стоит.

– А пятна на лице? – глаза Ирины выражали все столько же беспокойства, сколько и до появления Жени.

«Это мог спросить и я… Но почему-то не догадался», досадно стрельнуло у Бэниэмина в голове.

. – Отмыв лицо и побыстрее выбежав на улицу, Света не заметила, как коснулась березового дерева. Многие в курсе, что у нее аллергия на кору березы. Несмотря на многочисленные советы, растение никто не срубил. Вот и итог. Все тело Светы покрыто пятнами, с правой руки, которой она и коснулась дерева, начала слезать кожа. Но состояние не критичное и она скоро поправится. Тем не менее, лучше вам всем сегодня никуда не выходить, а хорошенько отлежаться. Хоть инфекции и нет, но отдохнуть после вчерашнего определенно стоит. При малейшем чувстве недомогания сразу же приходите в медкабинет начиная с… десяти утра. На этом все.

Закончив объяснения, она ушла, так и не поев.

– Все равно ничего не сходится. Если все так просто, если нет никакой инфекции, зачем тогда вводить такие меры? – первой заговорила Лиза.

– Просто так, чтобы лишний раз убедиться, что все в порядке, – уверенно вставил Богдан.

В ответ Лиза просто улыбнулась, предоставив всем остальным возможность возродить прерванные обсуждения. Бэниэмин успокоился, решив, что можно доверять мнению Жени. Инфекции нет, ответственность за происшествие становится менее тяжким бременем. А целый день, отданный хоть и чисто рекомендательному, но все же карантину, можно посвятить составлению портрета, если Лидия никуда не поедет.

Взгляд Бэниэмина невольно стрельнул снова в сторону Лизы. Та уже что-то обсуждала с Ириной, но тише. Ирина сильно распереживалась, видно, вся эта суматоха с Сергеем ее сильно задела. Непонятно, чего он хотел увидеть, даже удивился желанию лишний раз посмотреть на нее.

Вася, поев и ополоснув тарелку, заметил Бэниэмина и подсел к нему за столик. Практически сразу в глаза бросилось отсутствие бровей и ресниц на знакомом лице, из-за которых оно казалось неестественно оголенным.

– Заметил, что Женька сегодня уже такая уставшая?

– Да, – соврал Бэниэмин.

– Это все из-за нас. Точнее, из-за Никиты. Хочешь расскажу, что произошло?

Дело было в том, что Вася как-то умудрился деликатно отговорить Богдана от поездки, вместо этого взяв с собой Никиту. Вася подкатил машину к территории школы уже в сумерках, а когда пробил час ночи, вместе с напарником дотащил замотанную в пленку тушу, бросив ее на заднее сиденье. Никита «трясся как курица камнедробилке», постоянно оглядываясь и спрашивая, не видит ли их кто. Умудренный опытом Вася каждый раз уверенно убеждал его, что с этого места их может быть очень плохо видно, а никто специально в такое время не будет подглядывать. Вместе они добрались до «дачи маньяка, ха-ха, понял?», кое-как выгрузили тело и дотащили до места сожжения. Никита все беспокоился, что тело будет слишком долго гореть и придется торчать до следующей ночи, чтобы избавиться от костей. Поэтому горючей жидкости налил от души и сам же вызвался поджечь. «Великий поджигатель» едва успел поджечь краешек, как пламя «охватило всю мумию». Все же, брови, ресницы и пальцы правой руки Никиты серьезно пострадали. Но не в этом «вся соль ситуации».

– Короче, стоит он около пламени, смеется, что чуть не угорел на работе… ха-ха… и тут! Ба-бах! Я только успел прикрыть лицо руками и отскочить, благо, что подальше стоял от тела. Понял? Оно просто взорвалось, словно петарда, начиненная взрывчаткой. Меня опалило всего, я катался по траве, пока не сбил пламя, меня стошнило, потому что вонь была еще даже хуже, чем в комнате… Когда очухался, решил проверить Никиту. Тот уже и сам потушился, но лицо у него как подгоревший омлет. Он, вроде как, в отключке. Я долго пытался потушить пламя, к счастью, получилось. Огнетушителя из подсобки хватило. От останков избавился, Никиту кое-как дотащил до машины… рано утром, как приехали, довел его до комнаты. Он, кстати, не кричал и никак не хныкал, но только мычал. Рожа у него то еще посмешище, одежда как у бомжа. Зато живой. Вот разбудил Женьку, она с ним что-то долго делала. Думала, зайти к соседке, чтобы та подменила ее, а та сама оказалась не в лучшем состоянии…

– А что с Никитой в итоге?

– Да ничего, жить будет. Неделю на восстановление. Вопрос, кто ему немного крови одолжит за это время. Но это уже не моя проблема. И все-таки, Сергей тот еще засранец. До самого последнего момента гадил, даже дохлый, а умудрился доконать. Ладно, я пойду отосплюсь, а вечерком, может, в футбол сыграем на площадке.

«А ведь Анька права, иду на рекорд. Только в другом плане. Уже двое лежат полумертвые в кровати из-за меня, плюс один полноценный труп. Если я ничего не изменю в себе, если не перестану ошибаться на каждом шагу, то сколько еще людей пострадает?»

Тяжелые мысли, к которым все никак не подобрать простого ответа, довольно быстро утомляют. Вызывают желание сменить обстановку, развеяться. Бэниэмин уже собирался покинуть место, где все никак не получается покончить с недоеденным завтраком, но к столику приблизилась новая фигура, массивная.

«Еще позавчера обещал снова с ним поговорить. Вот и пришел Петька взять свое… С одной стороны, будет полдня грузить мозги. С другой стороны, можно наконец подучиться умению спорить».

– Ты почувствовал, чем пахло в комнате Сергея? – сразу же выпалил Петя.

– Если хорошенько принюхаться, то и сейчас можно почувствовать этот легкий аромат.

– Я не про амбре, оставленное аллергической реакцией. Я про тот запах, который можно было уловить рядом с телом незадолго до происшествия. Такой, кисленький… Сергей выпил вина незадолго перед смертью, понимаешь? Это его и убило. И вызвало все последующие эффекты.

– Вот это обоняние. Не скажешь заодно, какого года и из какой клумбы насобирали виноград…

– Бэни, я думал, ты человек проницательный и способный уловить тот очевидный символизм, который удалось подметить и мне. Давай, попробуй подумать и выявить всю ироничность ситуации.

– То, что ты сумел уловить аромат вина и насладиться им перед тем, как все резко завоняло?

– Хорошо, я тебе объясню. Вино, как это принято в христианской традиции, давно искаженной народным сознанием, олицетворяет кровь. Кровь спасителя, умершего за наши грехи. И определенный обряд базируется на потреблении крови нашего спасителя, олицетворенной обычным вином. Теперь, надеюсь, ты понял? – на сей раз Петя и ждать не стал ответа, тараторя почтибез перерыва. – Сергей, осознанно или нет хотел провести обряд искупления. Отчаявшись, он решил найти свое спасение в лоне религии. Конечно, примитивное понимание основных понятий привело к искаженному образу. Он решил, что следует подвести черту, выпив кровь спасителя, тем самым, очистив себя… Но, по злой иронии, именно эта «кровь» его и погубила.

– Мне кажется, что все могло быть и немного иначе… – начал было Бэниэмин и одернулся. Стоит ли рассказывать Пете, как все произошло на самом деле? Изложить всю правду или попытаться похоронить ее, чтобы начать все с чистого листа?

– Я уверен, что так все и было. Неужели могут быть иные правдоподобные версии? Вот, сам ничего и не можешь предложить. Это был явный знак. Сергей, будучи на правильном пути, сделал неверный шаг в сторону. Ему следовало выбрать иной путь искупления. Пускай он теперь и не может ничего сделать, но мы обязаны учесть его печальный опыт.

– Похоже, ты уже и сам запутался в своем символизме…

– Это знак, что мы немедленно должны изменить образ жизни и пойти по пути очищения. Думаешь, Виктора просто так посетило озарение позавчера? А вчерашняя катастрофа? Это все связано прочной нитью, на которую будет нанизываться одно за другим крупное событие…

– Петя, это уже откровенная конспирология. Ты себя со стороны послушай.

– Нет, послушай меня, внимательно послушай и хорошо подумай над каждым словом. Виктор в общих чертах прав, но он, подобно Сергею, сделал шаг не туда… Мы богом избранная раса. Причем, мы не рождаемся такими, мы становимся по воле свыше, будто избранные.

– Я тоже избранный?

– Все мы. Но нам еще предстоит осознать свое предназначение. Быть пастырями для всего остального человечества. Как я и говорил, Виктор в общих чертах прав. Но его убогое сознание советского номенклатурщика также искажает свет истинного прозрения, как и сознание слабовольного Сергея. Озарение поочередно коснулось старика, потом заблудшего… а этим утром… и меня.

– Даже так? – Бэниэмин совершенно растерялся. Что делать? Сострить? Начать гнуть линию отрицания? Дальше изображать безмолвное внимание? Ни одна фраза, подготовленная роем мыслей, не казалась достаточно удовлетворительной для произнесения вслух.

– Я проснулся на самом рассвете, ровно в ту секунду, когда белая ночь потеряла свою стойкую монотонность и начала уступать место светлому утру… В эту секунду мои глаза распахнулись, но тело осталось неподвижным, словно скованным какой-то силой.

Бэниэмин слышал про подобные случаи. Кажется, они имеют научное обоснование. Но вот сформулировать мысль и тем более вспомнить точный термин никак не получается. Придется и тут отмолчаться.

– Меня посетил образ… нет, идеи… нет, все же сложный образ, в котором содержались все те идеи, которые я не мог раньше четко сформулировать. Нам дана возможность жить дольше, чем обычным людям, чтобы копить знания. Но каждый из нас несет печать, некий аналог первородного греха, вынуждающий нас грешить снова и снова. Но не для размножения, а для поддержания жизни, каждый раз высасывая чужую кровь.

– Не помню такой заповеди, которая запрещала бы сосать чужую кровь.

– Ты настолько порочен, что и сам не понимаешь, что говоришь. Но это мы исправим, безнадежных людей не бывает. Я вот почему к тебе обратился. Если быть максимально честным, то ты самый бестолковый среди нас…

Словно получив удар под дых, Бэниэмин почувствовал, как у него сжалась диафрагма. Нет, он привык, что все так о нем думают. Но чтобы прямо в лицо так бросать…

– …тебе ничего не интересно, ты ничего не знаешь. Многие изменения в общине могут оставаться для тебя сюрпризом на много месяцев. И если ты что-то понимаешь, если тебе что-то кажется интересным, если это что-то способно хоть как-то расшевелить тебя, значит эту информацию можно подавать и всем остальным, им это тем более покажется интересным и понятным. Вот поэтому я хочу поделиться с тобой своим озарением и услышать твое мнение, это поможет мне понять, насколько хорошо я умею излагать свои мысли.

– Побыть твоим подопытным кроликом, проще говоря. – Обида не отпускала Бэниэмина, что сказалось на интонации голоса. Но разум подсказывал, что не надо разводить конфликт: надо попытаться оспорить Петю, найти слабые места у него, уничтожить его бредовые теории. Бэниэмин может и ленивый, но не дебил и так уж с ним обращаться – это уже верх наглости. В конце концов, у него есть свое мнение.

– Строго говоря, да, если можно говорить о кроликах в контексте психологии восприятия. В общем, возвращаясь к теме. Мы имеем преимущество, которое возвышает нас над обычным народом. И имеем дополнительный грех, который нас унижает по сравнению с тем же народом. И мы должны добиться равновесия между этими противоположными сторонами: достоинством погасить недостаток, решив тем самым глубинное противоречие нашей сущности. А ведя праведную жизнь, исполняя наше предназначение, ты не только решаешь противоречие, но также и идешь в целом по правильному пути…

Петя, едва сдерживая волнение, пересиливая себя и заставляя упорядочивать переплетённые в сложные узоры мысли, выдал довольно обширный монолог. Бэниэмин понимал большую часть того, что слышал, даже находил в этом некоторую внутреннюю логику. Но чувствовал, именно что нутром ощущал какой-то базовый недостаток, который лежит в основе всех убеждений Пети. Но разумом схватить, изучить и раскритиковать этот недостаток никак не получалось. Вопросы и замечания Бэниэмина выходили слабыми, неубедительными, сам он чувствовал некоторый стыд за свои косноязычные вставки. Он все больше поддавался эмоциям, чувствовал, как теряет над собой контроль. В конце концов, кое-как завершил диалог и стремительно ретировался. Судя по виду Пети, тот был доволен результатом.

Бэниэмин выскочил в коридор, потом перестал понимать куда вообще идет, полностью уйдя в себя. Он никак не мог понять, почему так тяжело дать точный ответ, сформулировать в словесной форме интуитивное чувство правоты и обосновать его. Когда начала болеть голова, огляделся и обнаружил, что стоит посреди библиотеки. Помещение чуть меньше классной комнаты, одно из тех, которое сохранило свои облик и предназначение со школьных времен. Все тот же пыльный, тяжелый воздух, атмосфера сонной тишины, отдающий мелким музеем интерьер. Разве что только подборка книг изменилась. Часть учебников и книг из школьной литературы уступило место всему тому, что напритаскали с собой те или иные жители коммуны, а также и сам Виктор. Вообще, у Виктора своя библиотека в личном кабинете, а сюда он привнес то, что считал необходимым для прочтения всеми остальными.

Стоя напротив тяжелых книжных полок, Бэниэмин силился понять, по какой причине он вообще сюда мог зайти. Просто случайно забрел? Нет. Все же очевидно. Бэниэмину стыдно за пробелы в собственных знаниях, за отсутствие внятных аргументов, неумение вести споры и отстаивать свою точку зрения. Сейчас ему было как никогда тяжело думать о том образе, который сформировал в уме окружающих за все прошедшее время.

Бестолочь, лентяй, ничего не замечающий мрачный тип, непонятно как проживший так долго. Ходячая катастрофа, цирковая обезьянка, подопытный кролик. Список можно продолжать долго, синонимом накопилось порядочно.

«Если бы не умение внушать, я бы и поверхностного разговора с девушкой не смог бы завязать», – вертелось в голове. «хотя, все мои разговоры поверхностны, я не умею по-другому говорить. О чем мне вообще размышлять, кроме самых базовых вещей?»

Вот он и дошел до библиотеки. Как никак, а общепринятый символ. Банк знаний, каждая книга что мудрый собеседник. Давно пора было расширить свое представление об окружающем мире, чтобы видеть его шире и глубже. Одними посредственными киношками не отделаешься, сколько их не посмотри.

Но возникает иной вопрос: а с чего начать? Что читать, о чем? С какой темы начать? Пробегая взглядом по корешкам старых и новых, пухлых и тощих изданий, видишь самые разные названия и только сильнее запутываешься.

Вот здесь – биографии, вот тут – научные издания, рядом – тренинги и узкопрофильные книжки, там – история, правее – ряды художественной литературы. В этом углу – экономика, у него – биология, антропология, эволюция. Зацепившись взглядом за ряд религиозных изданий, Бэниэмин понял, что как минимум один вариант может отбраковать сразу. Или нет?

«Пытаюсь решить одну проблему, а взамен получаю новую».

Осторожно, стараясь не производить лишнего шума (неосознанно подчиняясь той атмосфере, которая царит в библиотеке), двинулся к полке, где начиналась художественная литература. Андреев, Булгаков, Бунин, Гоголь, Гончаров, Достоевский, Куприн, Островский, Пушкин, Толстой, Тургенев, Чехов… все эти имена, покрытые пылью и отяжеленные нудными речами всяких истеричных учителей и интеллигентов. Бэниэмин со скучающим вздохом отошел в сторону, пытаясь найти такое имя, которые сразу же не вгоняло бы его в скуку. Диккенс… одно только это имя, аристократически чопорное, делает книгу неподъёмно тяжелой. Лондон? Вроде, о нем просто все упоминают, но с чем ассоциировать его имя, решительно непонятно. Хотя, что-то связанное с волками и пиратами. Дюма? Возможно. Но тут тоже слишком толстые фолианты. Одно имя Гюго уже пугает, сильнее чем Диккенс. Золя… поэт, какой-то, судя по имени, сразу в топку.

«А точно оно мне все это надо?» вспыхнуло новое сомнение, за которым последовала вязкая лень. Но тут перед глазами пронесся ряд образов. Мертвый Сергей, опаленное лицо Никиты, покрытая пятнами света (последних двух он не видел лично, поэтому опирался на воображение), сотни происшествий, накопившихся за долгие годы… и лицо, которое он так хочет найти. Пора прекращать такую жизнь, пора измениться и стать частью общества, перестать существовать и начать жить. Мир не лежит на месте, вся жизнь протекает в череде движений и изменений. И если Виктор намерен воплотить свой проект в жизнь, то и Бэниэмину придется что-то делать. Неужели он так и будет бояться всех изменений? Избегать ответственности, призраком бродить из угла в угол? А может, стоит самому что-то решать, определять ход каких-то событий?

И да, если он найдет обладателя того лица… то что сможет рассказать о себе? Каким он предстанет перед ней, на что он потратил все эти годы…

Эта скука, эта пустота, черная дыра, которую он умудрялся так долго избегать, наконец раскрыла свою бездонную пасть, внушая глубокий ужас.

«Я был в шаге от того, чтобы покончить с такой жизнью. Одна шальная мысль и… но я покончу с ней. По-другому».

Сомнения исчезли, лень словно кипятком смыло. Надо срочно набраться знаний, чтобы разобраться в окружающем мире.

Вернулся к полкам с нехудожественной литературой. Маркса и Ленина отмел сразу, решив, что они уже не актуальны. Остановился на учебнике по обществознанию за 11 класс.

Спустя два часа устало прикрыл глаза, оторвавшись от уже дважды перечтенной страницы. Устал, ничего не запоминается, а также много проблем возникает с концентрацией, мешают мысли: «а чем мне поможет вот эта информация?»

Решил, что вслепую пытаясь нащупать нужные книги, можно только зря время потратить. И что теперь делать? Внезапно в ушах зашептало эхо Петиных слов:

«И если ты что-то понимаешь, если тебе что-то кажется интересным, если это что-то способно хоть как-то расшевелить тебя, значит эту информацию можно подавать и всем остальным, им это тем более покажется интересным и понятным».

Да, Петя в чем-то прав. Необходимо с кем-то поговорить, ненавязчиво или напрямую выяснить, с чего вообще стоит начать. Другие же люди с чего-то начинали, откуда-то начинали свое познание. Должны быть такие темы и понятия, которые общие для всех в обществе, которые связаны с активной деятельностью, постоянно циркулируют в общении. Осталось внимательно выслушать несколько людей, что они скажут на разные темы, выяснить, откуда они взяли самые главные понятия и изучить эти источники.

Всего можно выделить несколько разных сторон, разных идей. Виктор, Толик, Богдан и еще несколько – это один лагерь. Лиза, ее подруги и еще несколько людей – другой. Они критикуют первых. Третий – это все, кто посередине, вроде Васи, Пети, Лидии и остальных. Причем Петя, скорее всего, в своей отдельной области. С ним все ясно и так, шизофреник с умным видом, а вот что из себя представляют все остальные на самом деле, чего они хотят, и кто правей – это еще предстоит выяснить.

Пришло время ужина, причем Бэниэмин чуть не опоздал, все же пытаясь разобраться в учебнике. Конечно, ничего сложного в чтении не было, но вот все запомнить, тем более, когда в голове такой возбужденный рой мыслей – вот это действительно проблематично.

Хоть он и сел за свой любимый столик, но в этот раз на другой стул – поближе к группе Лизы, где уже начинался очередной разговор. На ее лице отразилось неудовлетворение, причину которого сейчас подвергла обсуждению.

«У нее всегда было такое приятное лицо?» подумалось Бэниэмину, сразу решившему, что это очень глупый вопрос.

– Я уже неоднократно говорила об этом, но в этот раз ситуация стала еще хуже, – ответила Лиза на чью-ту фразу, пропущенную Бэниэмином из-за шума при посадке. – У нас нет настоящей демократии. Все решения принимает только Виктор, а мы просто исполняем его проекты. И вот, обезумев от власти, он хочет нас втянуть в какую-то самоубийственную махинацию.

– Но это же его здание, он тут все организовал, привел в порядок, а мы к нему пришли… странно как-то еще какие-то претензии ему кидать, – робко, неуверенно возразила Ирина. – Или мы живем по его порядкам или можем просто уйти…

– Виктор ничего и никогда сам не делал. Ему всегда и во всем помогали. Многие из тех, кто помогали завладеть этим зданием и обустроить его, уже покинули нас. Но мы сами постоянно работаем на общину, внося свой вклад. Опять же, куда деваются деньги, которые мы все сюда вносим? Каждый из нас? Это наша община, наша. Построенная на нашем общем труде и деньгах. Так что ты не права, Ирина, что все тут принадлежит Виктору и мы должны со всем мириться. Наши голоса тоже должны учитываться.

– А она дело говорит! – включился Макс, парень лет двадцати трех-четырех. Высокий, крепко сложенный, с короткой темной стрижкой и подвижным лицом. Он не так уж и часто вклинивался в разговоры, в основном поддакивая кому-нибудь. Кажется, он здесь лет семь живет. Несмотря на это, Бэниэмин редко с ним пересекался, чувствуя интуитивную неприязнь к спортивному, энергичному… (кем он сейчас работает?) – Сколько я денег сюда внес за все это время? А хоть бы кто сказал, на что они пошли! Вот я отсюда просто так не уйду, а испортить это место тем более не дам!

– Да, а ведь и я вношу постоянно деньги. И помогала стены красить, часто уборку навожу, свою комнату как обустраивала… – в голосе Ирины было больше уверенности.

– Я вообще приношу сюда чуть ли не больше всех, – подала голос и Даша.

– Это наша община, а наш голос имеет свой вес! – повторила Лиза главную мысль. – Поэтому мы давным-давно должны были наладить инструменты демократии. А то какая же это община, если и равного общения никакого нет?

Бэниэмин поражался тому, что и сам мог до этого додуматься. Эта мысль же лежит на самой поверхности! «Так почему же в итоге все слушают Лизу так, будто она великое открытие сделала?»

– Лиза, что ты несешь? – послышался голос Богдана, который все это время был за соседним столом. – А для чего проводятся собрания в актовом зале? Каждый может задать Виктору вопрос, что-то спросить, значит… или даже лично обратиться, хотя бы через Толика. Все мы обсуждаем, голоса учитываются…

– Да? И спросил он хоть чьего-либо мнения, прежде чем выложить всю эту речь про новую эпоху? А после? Нет. А теперь уже пропадает где-то какой день подряд, даже сказать ему нечего. Почему мы должны мириться с его новым планом? – раздражение Лиза пыталась скрыть под иронично-снисходительной интонацией. Не очень удачно.

– Когда вернется, тогда и задашь свои вопросы лично, – ответ был железобетонно спокойным и уверенным.

– Неужели ты сам не понимаешь, какая все это чушь… – на секунду осеклась, поняв, что сама же и подначивает собеседника на конфликт. Сменив тон, перешла к привычной стратегии. – Разве ты и сам не понимаешь, каким риском для нас может обернуться вся эта сомнительная идея с партией? Ты же умный человек, осознающий, какие последствия могут быть.

– Я понимаю, что это дело полезное. Нам всегда надо чем-то заниматься. Иначе сходим с ума от скуки. План Виктора поможет нам всем реализовать себя. Показать, чего мы стоим. Найти свое призвание. А насчет риска… каждый день мы и так рискуем, выходя за стены здания.

– Этот Дон-Кихот предлагает нам бороться с ветряными мельницами, – ярко обнажились язвительные интонации.

Услышав знакомое наименование, Бэниэмин внес его в свой мысленный список. О чем бы ни была книга о Дон-Кихоте, она, по мнению Лизы, отображает актуальную проблему с Виктором.

– Виктор намного старше и опытней нас всех вместе взятых, – отчеканил в ответ Богдан, хотя уже и немного раздраженный. – И если он и принимает что-то единолично, так это потому, что лучше нас разбирается в таких вопросах.

– Мы тут все вместе взятые имеем не меньше жизненного опыта. Посмотри вокруг: врачи, продавцы, художники и авторы. Я вообще имею юридические знания. И что, Виктор умнее всех нас и знает лучше, как сделать то-то и то-то во всех вопросах? Тебе самому не смешно?

– Каждый может высказать свое лично или в актовом зале. Вот вернется он со своих дел, можешь ему хоть все права зачитать. Тебе никто не мешает говорить.

Дальше обсуждение замкнулось в порочном круге, прерывать который пришлось Лизе, завершив все очередным компромиссом. За это время Бэниэмин успел пополнить мысленный список книгами «Котлован», «Властелин мира» и «Обломов». «Неплохо для начала», подумал Бэниэмин. В обсуждение он так и не вступил, чувствуя, что ему совершенно нечего добавить. Да и вообще, запутался немного. Каждый оппонент очередной фразой перетягивал одеяло на себя. А точнее, сшибал противника с ног. Кто из них правей, решить было тяжело. Но чисто эмоционально симпатии были больше на стороне Лизы. Даже, можно сказать, с интуитивной точки зрения как-то логичней искать источник всех проблем в одном лице, в лице Виктора. Сами по себе проблемы не могут возникать, это Бэниэмин знает по своему опыту.

Густой голос Пети, внезапно возвысившийся над общим гомоном, заставил оглянуться. Тот сидел с другого края помещения, явно заинтересовав минимум шесть человек. Трудновато расслышать его среди царящего гама, но отдельно долетающие слова и так помогают понять, о чем идет речь: грех, дихотомия, раскаянье, истина. Вот разговоров с этим человеком лучше избегать, всю голову забьет непонятно чем, а пользы от такой информации – ноль. Хотя, может, что-то в его речах есть? Все-таки столько людей внимательно слушает, не перебивает.

«Или они дураки, либо это я ничего не понимаю. Ужас, я теперь вообще ни в чем не уверен», тоскливо резюмировал Бэниэмин, ковыряясь вилкой в тушеном мясе. В последнее время аппетит никакой, даже удивительно. Но сидел и дальше, пялясь в тарелку и слушая разговоры. Ирина заговорила о том, что парк скоро станет платным.

– Какой это еще парк? У нас их три или четыре тут, – поинтересовалась Даша.

– Екатерининский. Будут впускать только за деньги, представляете? Будут, конечно, исключения и скидки в несезонный…

– Ну и отлично. Отсеют быдло, у самих появятся деньги содержать парк в нормальном состоянии. А то в помойку превращается из-за любителей шашлыки пожарить. В парке, который считается одной из главных достопримечательностей нашего региона!

– Ну это ты перегнула. Петропавловка и Петергоф явно повыше ценятся. Про Эрмитаж вовсе молчу.

– В любом случае, когда наведут порядок, парк будет выше цениться. Прогонят шашлычников, ночных бабочек, прочих уродов…

Скоро Даша уже снова обсуждала своего «донора». Вчерашние странности не прекратились, более того, у него начала развиваться паранойя, шарахается чуть ли не от каждой тени.

Через минут сорок Лиза сообщила, что ей пора кое-что сделать, поэтому покинула компанию. Бэниэмин чуть-чуть посомневался, поспорил сам с собой, потом и сам собрался, пытаясь ее нагнать. Подать голос решился уже в холе, где они были вдвоем.

– Лиза, подожди! – Бэниэмин сразу же пожалел, что это сказал. Так резко и нагло звучали эти слова. Да что уж там, сам факт обращения к ней ему таковым казался.

Она обернулась, заинтересованно улыбаясь. От такой улыбки чувствуешь себя маслом топленым.

– Я хотел тебя о кое-чем спросить.

– Ну хорошо, Бэни, постараюсь помочь чем смогу. Что тебе хочется узнать?

В голове – белый шум.

– Ты забыл, о чем хотел спросить? – когда она так говорит, хочется или выпрыгнуть в окно или выложить все, что лежит не душе.

– Я просто не знаю, как объяснить. Я никогда и не думал об этом, столько всего в голове…

Лиза, похоже, начала заряжаться смехом. Глаза блеснули, в них отразилась вспышка мысли.

– Подожди, ты же не…

– Нет, я не о том!

«А ведь действительно веду себя так, будто в любви пытаюсь признаваться».

– Я о другом…

А лыбится все также, не верит.

– Я вижу каждый день, как вы все разговариваете, строите проекты и обсуждаете как устроить жизнь лучше. Вам есть что сказать, что обсудить и… ты всегда уверена в себе, в том что говоришь. А я… не знаю даже как сейчас с тобой разговаривать…

Улыбка слезла с ее лица, уступив место удивлению.

– А я хочу выйти за рамки привычного образа жизни. Стать умнее, что ли. Нет, активнее. И да, умнее тоже, но главное первое что ли… знаю, я сейчас веду себя как дебил (то есть как обычно). Но я просто не понимаю, как мне вырваться из-под этой апатии, узкого круга жизненных привычек. Вот.

Она все также удивлена. Глаза концентрируют внимание, словно через них пытается сфокусироваться вихрь, поднятый в нейронной картотеке.

– Сперва скажу, что я такого не ожидала. Ну ты удивил, конечно… молодец.

Рука на плече, тёплая улыбка, приятный взгляд лишенный сомнений.

– Я, честно говоря, иногда смотрела на тебя и думала. Несчастный, замкнутый, апатичный и непонятно зачем живущий одиночка. На тебя посмотреть и удивиться только: ещё не откинулся? Но ты вместо этого решил перебороть себя. Стать выше. Всей этой посредственности вокруг себя. Это настоящий подвиг. Не знаю, правда, чем именно можно тебе помочь. Но тебе стоит присоединиться к нашим обсуждениям. Очень скоро впитаешь в себя умные мысли, начнёшь думать шире.

– Да, я тоже так думал.

– Ну вот и отлично. Я должна отойти по делам, но рада буду поговорить с тобой за ужином.

– Тогда там и встретимся.

Она ушла. Бэниэмин стоял как истукан, пытаясь восстановить по памяти весь разговор и снова прогнать его.

«Дебил» – резюмировал он. Отдавая себе отчёт, что давно не испытывал такого стыда. И такого… иррационального? Что-то новенькое.

Оцепенение пытался сбросить другими мыслями. Переключился в итоге на чтение. Думая о том, с какой книги первой начнет самообразование, чуть не забыл про сеанс с Лидией. Даже сомнения охватили, а не перенести ли это дело на потом. Портрет близится к завершению, а вот сам Бэниэмин явно чувствовал, что сам ни к чему не готов. Внезапно такая пропасть выросла между ним и той девушкой. 99%, что это просто незнакомка с похожими чертами лица. И что? Бэниэмину было тошно от мысли снова прибегать ко внушению. В этот раз хотелось в любом случае справиться своими силами, то есть завоевать внимание человека обычными разговорами, не подавляя ничью волю.

Победу на арене сомнений одержал план пойти к Лидии, сильно подкрепленный привычкой и любопытством. Хотелось о многом расспросить ее. Та даже удивилась, с чего это он стал таким любопытным, обычно достаточно равнодушно относился к историям из ее жизни. Все началось с привычной фразы «как провела день?», но девушка заподозрила неладное, когда начались подробные расспросы о том, с кем она встретилась и о чем говорили. Конечно, все вопросы остались у нее в уме, а на словах она охотно делилась всем, даже немного обрадованная тем, что имеет внимательного слушателя, с которым можно многими личными моментами поделиться.

– Один молодой режиссер (речь идет о театральном режиссере Мефодии Золотенко, несмотря на молодость, уже добившемся высокого положения), который все пытался меня на гашик подсадить, сегодня позвал на ночную тусу, которая через пару дней. А мой старик только рад, что я завладела вниманием этого «юного дарования». Чувствует какую-то гордость, что чуть ли не с прямого согласия сливает меня этому парню. В конце концов, перед ним такие связи открываются… кажется, он и мать родную отдал бы за такие перспективы.

Лидия говорила бодро и со смешком, так, будто анекдот рассказывала. Бэниэмин изображал кое-какие эмоции в ответ, но сам чувствовал некий дискомфорт от таких историй. Все-таки, круг Лидии явно не для него.

В ходе разговора назрел вопрос: а не боится ли она так светиться перед всеми, запоминаться всем подряд? Потом ведь трудно будет начинать жизнь с чистого листа. На что Лидия ответила, что старается каждого обрабатывать таким образом, чтоб плохо запоминали черты ее лица, не могли их точно восстановить в памяти. Если кто не видит ее больше полугода, то может даже и не узнать.

Запомните: если вы видите незнакомого человека, но чувствуете какое-то слабое узнавание, создается ощущение, что вы все же где-то виделись – скорее всего это вампир, который использовал вас в качестве донора. Или просто ваш мозг дал небольшой сбой, как говорят ученые. Всякое бывает.

– Я, кстати, рассказывала, какую постановку сочинил Мефя? Про глубинку России. Короче, самый главный образ – это крестьяне, которые обгадились прямо в штаны и ходят по кругу, молясь на портрет президента. Очень смело, не находишь? Не знаю, что с ним за это сделают, если он как-то пропихнет эту идею на сцену, но будет очень интересно.

– Я думал, тебя бесит все что связано с политикой.

– Это же другое, политика тут вообще дело третьестепенное. Это именно что искусство, исследование о глубинных противоречиях русской души. Там еще цитаты Достоевского, чтобы подчеркнуть влияние его книги… как там ее? А, «Преступление наказание». Наверное, не уверена на что там ссылается.

«И эту книжку внесем в список», мигом отреагировал Бэниэмин.

– Я так-то не прочь со своим старичком и Мефей одновременно иметь дело, да только Дима какой-то честолюбивый. Уже думает, что между мной и Мефей что-то было и, естественно, сторонится меня. Максимум, подарок какой-нибудь даст или погладит. Да и пофиг, ему же хуже.

Бэниэмин и так знал, какой образ жизни вела его подруга: что-то было сказано вслух, что-то подразумевалось, а последнее легко угадывалось. Но раньше все воспринималось отрешенно, спокойно и быстро забывалось. Только одно удивление вызывали всевозможные уловки Лидии, которые она предпринимала, чтобы делать вид, будто принимает то или иное вещество, пьет тот или иной коктейль. Не всегда ведь остаешься один на один с кем-то, кому просто можно внушить нужные образы. Часто бываешь под прицелом нескольких пар глаз. Масса сложных манипуляций и ловких находок, проделываемых ею, могли вызвать зависть у любого фокусника. Да, такие описания вызывали удивления. Но в остальном – равнодушие. Теперь же каждая фраза будила неприятное чувство, что-то задела глубоко внутри. Какой-то угар чувствовался от всех этих историй, словно острый запах перегара, бьющий трезвенника по лицу.

Бэниэмин и сам не чурался подобного образа жизни, это было в первые годы после обращения, когда еще не прошло чувство всевластия от приобретенных способностей. Когда чувствуешь, что любой человек может стать твоей марионеткой, а весь мир превращается в глину в твоих руках. Делай что хочешь, никто не сумеет остановить тебя. Все мелкие нюансы и пределы возможностей выясняются медленно, путем проб и ошибок, пару раз случались ситуации, которые казались безнадёжными. А вскоре и такой образ жизни поднадоел, медленно перетек в унылое существование. Даже бессмертная плоть рано или поздно устает. Точнее, мозг, который перестает получать удовольствие от однообразных действий. А там уже просто лень чем-либо заниматься.

Ныне в Бэниэмине пробудилась легкая искра новой жизни, свежего интереса к ней. Но вот это все, что олицетворяла Лидия, почему-то не влекло его снова, а казалось пройденным, даже несколько постыдным этапом. Естественно, все это ему было крайне сложно сформулировать на словах, да и как и зачем все объяснять Лидии он не понимал. Поэтому продолжал поддакивать.

Наконец, девушка вспомнила, что они изначально собрались ради конкретного дела. Поэтому сама же прекратила разговоры и занялась портретом, тормоша периодически и Бэниэмина, без чьих замечаний работа не могла двигаться вперед. Не забыла повторить и причину своего интереса – любопытно, чем окончится его затея с объявлением.

Наконец, лицо было готово. Каждая черточка заняла свое место, обрела необходимую длину или ширину. Бэниэмин внимательно проэкзаменовал итоговую работу и решил, что сходство фотографическое. При изучении лица крепла уверенность, что это все же просто очередная девушка, только общими чертами напоминающая сестру. Вслух прозвучали только похвалы о качестве работы. Довольная Лидия заявила, что ей понадобится еще несколько дней, максимум неделя, чтобы перенести портрет на холст и сделать все «как надо».

– Ты же помнишь, что я скоро иду с Мефей, а поэтому могу и вовсе пропасть на два дня. Я слышала, там будет еще моя любимая журналистка с того журнала, «Собака некрещенная». Как думаешь, у меня получится ее захватить хотя бы на пару часов?

– Думаю, да, – произнес Бэниэмин, боясь, что плохо скрывает равнодушие и нарастающее раздражение. Не хотелось бы под конец обидеть Лидию. Просто побыстрее уже свалить в библиотеку, начать список чтения, уже угрожающе длинный. Спать пока точно не хочется.

– Кстати, как там твою бывшую звали? Не Ксения, случайно?

– Да… а что? – холодными пауками по телу пробежался резкий испуг. Что могло вызвать интерес у такого человека, как Лидия? Может, произошло что-то такое, что эхо события докатилось даже до ее круга?

– Новость сегодня проскочила. Насчет твоего неведенья нисколько не сомневаюсь, возможно, это она и есть. Короче, одна девка, вроде лет пятнадцати, покончила с собой. Да, она где-то рядом живет как раз. Жила, то есть, – улыбка Лидии только подчеркнула умиление от забавной, по ее мнению, ошибки, которую она допустила.

– Ч-что? Как? Ты уверена? – вот теперь ему стало совсем не по себе, даже не верилось, что подобное могло случиться так быстро и так незаметно для него.

– Ну мелкие детали я подзабыла, мне как-то пофиг. Тут самое интересное, что история глупая. Эта дуреха, Ксюха, сильно поругалась с родителями, причем так, что те посреди ночи начали психологам названивать, каких в интернете нашли. Потом всех подруг перепугала, требуя, чтобы с ней хоть кто-нибудь заначкой поделилась. Что-то ее сильно тревожило, но сама не могла внятно объяснить, что именно. Ну, тут и гадать не надо, чего она хотела. А вчера вечером решила принять ванну. Сказала перепуганным всей этой хренью родителям, что успокоиться надо. Мама что-то заподозрила, что дочка ванну долго набирает, начала панику наводить, что дочь заперлась и не откликается. Папа сказал, что волноваться нечего, пусть побудет одна, подумает. Но когда полилась из-под двери вода, причем с красны оттенкам, тогда оба чуть с ума не сошли. Папка дверь начал ломать, в итоге руку сломал, мать соседей всех на уши подняла.

Все это Лидия рассказывала, периодически подхихикивая, едва сдерживая настоящий смех. Она настолько увлеклась, представляя все наяву, в том числе и вопли отца, сломавшего руку, что совершенно не замечала реакцию Бэниэмина. А тот побледнел, рот раскрылся, сердце бешено колотилось.

– Когда приехали мчсники со скорой, дверь вскрыли, там уже, естественно, девка померла давно. Воплей было выше крыши, мама, похоже, сама в дурку поедет. Не, ну ты представляешь все это? Просто дуре непонятно что в голову сбрело, а родители клоуны какие-то…

И все-таки Лидия разразилась смехом, даже слезы выступили. Когда, наконец, заметила выражение лица Бэниэмина, опять зашлась смехом.

– Так это твоя все-таки? Ты ее до этого довел? Ох, ну ты даешь!

Ощущая, как противоречивый комок всевозможных чувств сдавил грудь, Бэниэмин резко покинул комнату, так ничего и не сказав. Даже не спросил, откуда ей известны все эти детали, не попытался уточнить, та ли это самая Ксюша, которую он знал. В последнем он был уверен.

Пока удалялся, по спине били отголоски смеха Лидии, которая все никак уняться не могла. Самое поганое, что смех был не зобный, а задорный, будто кто хорошую шутку рассказал. И это вносило резкий диссонанс, только усиливая общее состояние.

«Это она, это она», – повторялась одна и та же мысль, пока Бэниэмин все же не рухнул на свою кровать, забывшись тревожным сном. О библиотеке он даже и не вспомнил.

Сон третий

– Следи за зайцем.

Серое, пушистое создание поддергивало носиком, обнюхивая окружающую обстановку. На шее был ошейник, соединенный тонкой цепью, другой край которой обмотан вокруг дерева.

– Он несет яйца, которые в три раза сытнее куриных. Так что учти, заяц этот очень важный для нашего хозяйства. Ухаживай за ним, корми и следи, чтобы ничего не случилось. Мы вернемся через пару часов.

Остался один, только беззащитное животное рядом. Скучно, перед лицом поле, над головой – палящее солнце. Походить кругами, покидать камни – удовольствие недолгое, быстро все надоедает. Пришлось с зайцем поиграться, да только пугливый слишком этот комок. Просто отбегает на ту дистанцию, на которую позволяет цепь и газами-бусинами следит, что дальше предпримешь.

Через пару-другую забегов внезапно пушистый отложил яйцо. Вокруг – никого. Поэтому, больше некому узнать о случайном подарке. Яйцо уже в руке, другая рука открывает дверь дома. Пока никто не видит, можно по-быстрому сварить, съесть и уничтожить все улики. Делов на пару минут, с зайцем ничего не случится.

А яйцо-то вкусное, сытное, мигом утолило весь голод. Сначала хотелось сварить вкрутую, чтобы желток стал тверже и был посытнее, но это было лишним – и так еле доелось. Потом обязательно посидеть на стульчике, насладиться приятной прохладой полутемного помещения. А диван так и манил, пришлось подчиниться его зову, прилечь на пару минут.

Глаза закрылись, но быстро пришлось открыть. Разбудил стук чего-то об стол. Ах, проклятый Сергей опять сидит за столом и пьет какую-то бурду. Тупой взгляд как всегда смотрит на стену, а губы дрожат, словно не могут никак обойтись без привычной твердости толстого стекла.

– Опять за свое! Пошел прочь!

Смотрит своими тупыми глазами, только моргает в ответ. Чтобы он ушел, нужно хорошенько побить веником по голове, отобрать бутылку и швырнуть куда-нибудь подальше от дома. Когда Сергей уныло поплелся вдаль, стало понятно, что близится вечер, солнце начинает клонится к горизонту.

Проклятье! Сколько часов прошло? Со всех ног к зверюшке. А она – повесилась. Тушка, неестественно вытянутая, висит в метре над землей. Цепь не одним кольцом обмотана вокруг толстой ветки. Хочется тут же проклясть Сергея, но ежу понятно, он просто не в состоянии такое проделать. Неужели, заяц как-то сам умудрился это сделать с собой? Как? И, главное, зачем?!

Солнце садится, свет ускользает из поля зрения, темнеют краски окружающей палитры. Домой нельзя возвращаться. Повесят рядом с зайцем. Пока никто не вернулся, хватило времени собрать кое-какие вещи и кинуть все в мамину авоську. И уйти, куда глаза глядят. Здесь нельзя оставаться, лучше добрести куда-нибудь, хоть на край света…

А все этот зайчик…

День четвертый (31 августа)

Открылись глаза или нет, понять было сложно, потому что никакой разницы не ощущалось. Зато головная боль своим ритмичным присутствием сразу же подсказала, что сны окончены, это реальность. Вскоре приходит отвращение от чувства собственной кожи, снова липкой от пота. Повод покинуть опротивевшую комнату появился лишь через несколько часов, когда пришло время завтракать. Голод накопил сил и заявил о себе.

Аня что-то сказала, получила какой-то ответ. Рядом гудели разговоры, но где чей голос —неинтересно, ни одного лица не разглядеть. В голове далеко не пусто, но Бэниэмин просто не позволял себе сформулировать ни одной четкой мысли. Надеялся так до конца дня продержаться.

За столик подсела Лидия. Смущение на ее лице казалось противоестественным, так как было неожиданным.

– Бэни, извини. Я же не думала, что ты так все близко воспримешь. Но сам согласись, история забавная.

– Я уже обо всем забыл, – соврал так топорно, что самому стыдно стало. И зачем?

– Я думала, тебя не покоробит. В конце концов, я думала, ты сам специально ее до такого довел на прощание…

– Я не доводил. Я хотел, чтобы она жила так, будто вообще меня не встречала.

– А. Ну, может, ты и не виноват. Может она и была с бзиком изначально. Сейчас время такое, каждый второй имеет проблемы с головой. Скорее всего, родители неадекватные довели. – Теперь Лидия улыбалась, но не от веселья, а скорее с долей сочувствия. – Я тебя не узнаю. Когда это тебе было не пофиг? Что случилось?

– Я хочу изменить свою жизнь.

– Прекрасно. Хочешь, познакомлю тебя с парочкой людей? Пообщаешься, можешь выберешь, чем заняться.

– Возможно и стоит.

– Интересно, как ты с такой ранимостью будешь кровь сосать теперь. Ну, когда ту безымянную девку найдешь, чей портрет мы делами.

Бэниэмин дернулся от неожиданного укола, который произвели последние слова. Подумав пару секунд, ответил:

– Забудь, я не хочу ее больше искать. Пускай живет себе спокойно.

– Эй, ты чего задумал? Так не пойдет. Я для чего тебе помогала все это время? Думаешь, я так просто позволю тебе отступиться?

– Я понял, что больше не хочу ее искать.

– Слушай меня сюда. Я уже впряглась в это дело. И просто так ничего не оставлю. Либо ты займешься ей, либо я сама все устрою. Сама же ее и закабалю, – при виде реакции на лице собеседника, улыбка Лидии стала такой широкой, что обнажила зубы. – А ты постоишь в сторонке и будешь наблюдать, что я с ней сделаю. Или все-таки соберешься и доведешь дело до конца. Не люблю, когда не могут закончить то, что сами же и начали.

Прокрутил в голове массу вариантов, от удара по лицу до смирения, Бэниэмин выбрал последнее:

– Я сам ей займусь.

– Ну смотри. Через неделю уже будет готово объявление, – довольная результатом разговора, Лидия встала из-за стола и приготовилась уже уходить. Но вместо этого подошла к нему (на лице отчетливо читается сочувствие), наклонилась, перешла на шепот, – точно без обид? Я бы могла по-быстрому успокоить, загладить вину этим вечером.

– Нет, без обид. Занимайся своими делами.

– Ну ладненько.

Бэниэмин проводил ее взглядом, надеясь, что та больше уже не остановится и ничего нового не выдаст. Поймал себя на том, что совсем не злится на нее. Все-таки Лидия никакого злорадства не проявляла, никак не издевалась, во всем была искренна и пряма. Даже что-то вроде заботы проявляет. Просто действует так, как умеет, как и привыкла по жизни. У нее свое понимание допустимого и смешного. Но именно сейчас крепло чувство, не совсем отвращения, и не совсем страха перед ней, а что-то промежуточное. Бэниэмина раздражала невозможность дать человеку однозначное определение.

«Какая разница, какой это человек. Главное, что она довольна своей жизнью, ни о чем не жалеет и не ноет по пустякам. А тебе даже в зеркало стыдно смотреться».

Принялся за остывшую яичницу, голодный желудок заглушает любые голоса в голове. Но когда он получает свое, мысли снова начинают свою атаку.

В любом случае теперь ту девушку, имени которой Бэниэмин даже и не знает, придется найти. Придется быть с ней, пока Лидия не забудет про это дело. Или пока ей просто не наскучит…

Нет, что за глупость? Почему опять надо что-то делать против своей воли? Он уже занялся так Сергеем, все через одно место пошло. Бэниэмин найдет девушку, потому что сам этого хотел. Но не будет портить ей жизнь. Кровь будет пить у кого-нибудь еще, это не такая уж и проблема. А с ней… даже внушать ничего не будет. Познакомится сам, своими силами, будет рядом, возможно, получится что-то нормальное между ними.

Только необходимо хорошенько подготовиться, научиться интересно говорить. Стать человеком, с которым не стыдно иметь дело. Главное, конечно, не привлекать слишком много внимания. Внимания…

Черт! Вся эта история с объявлениями привлечет массу внимания, вызовет во всем городе живейший интерес к той девушке, а главное, к таинственному воздыхателю.

«Как я раньше о таком не подумал? И как об этом не подумала Лидия? Или подумала все же? И ждет, как я выкручусь из ситуации?» Последний вопрос не самый важный, главное теперь решить, как поступать с главной проблемой. Он вписался в это дело и теперь не пойдет на попятную. Не столько из-за упрямой Лидии, сколько из желания самому себе доказать, что способен на нормальные отношения. Значит, стоит воспринимать все как некий вызов, препятствия, которые необходимо перебороть своими силами. Бэниэмин принял твердое решение выйти из затруднения, проявить чудеса ловкости и изобретательности, прямо как все остальные жители общины. Он ничем не хуже их.

Весь день провел за чтением. Первой книгой стал «Обломов» Гончарова. Сначала спотыкался о непривычные конструкции, быстро терял нить сюжета, не раз приходилось перечитывать какой-то фрагмент. А потом привык, проникся, начал получать удовольствие от того, как глаза свободно поглощают куски текста, а воображение формирует из этого чернильно-белого материала цветные сценки. Бэниэмин сразу же оценил, что ему не приходиться жаловаться на актерскую игру: теперь он сам решал, как двигаются, говорят и изображают эмоции все персонажи. Правда, пустоваты были сцены, не хватало знаний, чтобы достоверно обустроить все декорации. Но эта проблема должна вскорости исчезнуть.

Очень многое в этом романе вызывало интерес, заставляло постоянно сравнивать с собой. Бэниэмин готов был уже и себя наречь Обломовым, считая, что само слово «облом» просто идеально описывает его.

Где-то страниц через двести глаза устали, пришлось сделать перерыв. В библиотеку успело наведаться несколько человек, что-то для себя ища, но ни на кого из них он не обратил внимания. От книгибыло не оторваться, а в перерывах реальность застилало воображение и бешеный рой мыслей. Но все не так и безупречно: гонясь за сюжетной линией, Бэниэмин пропускал целые куски текста, казавшиеся скучными и откровенно ненужными.

На четырехсотой решил, что сегодня же и добьет «Обломова», осталась-то треть. И действительно дочитал, уставший, чувствуя жуткую головную боль, но довольный мелким достижением вернул книгу на полку. Столько всего знакомого было в главном герое, в его жизни, так и хотелось расхваливать Гончарова за его труд. Многое, конечно, осталось неопытным читателем незамеченным, пропущенным, но и поверхностного прочтения хватило.

Самое главное, что зацепило Бэниэмина, так это унылый финал обломовской жизни, контрастирующий с браком Штольца. Автор, превозмогая пропасть минувших лет и собственную смерть, чуть ли не лично дать хорошую оплеуху по лицу и наставительно сообщил, что нужно действовать, нужно бороться с собой, ломать себя. Иначе не вырвешься из порочного круга лени и уныния.

Все это банально и давно понятно самому Бэниэмину, но только вот чтение, убедительные иллюстрации и внутренняя готовность впитывать подобные идеи позволили ему по-новому распробовать привычную жвачку. Нет, больше это не жвачка, передаваемая из уст в уста, общепринятый набор фраз, в этот раз появился смысл, яркая искра. Гончаров стал тем голосом поддержки, который так нужен в подобных ситуациях.

Отправляясь на ужин, с нетерпеньем продумывал, какую книгу возьмет следующей. Вася, ненавязчивым напоминанием о долге, сбил мысли с хода. Бэниэмин захотел сразу отдать деньги, но осознал, что не сможет на ходу придумать, откуда они появились. Поэтому сообщил, что скоро их найдет и все вернет. Обратил внимание, что в столовой были Никита и Света, лица уже почти прошли, разве что следы ожогов у первого еще достаточно сильно бросаются в глаза. А еще очень ярко, солнце прогнало все тучи и светило на полную, будто и не собиралось скоро садиться, а остаться на своем посту на всю ночь.

Рядом, как и обычно, уже гудел кружок Лизы. В этот раз взгляд еще чаще задерживался на ее лице, где пробегали разные выражения: от удивления до веселья. Незаметный атрибут общинной жизни теперь ощущался как необходимая часть ежедневного расписания. Как живой человек, которого можно слушать и наблюдать. Бэниэмин никак не мог поверить, что это изменилось его восприятие Лизы, а не она сама. Вспомнив вчерашнее приглашение, сел ближе к ней.

– Нет, это глупость. Еще бы камешки предложила в урну подбрасывать, черные за отрицание и белые за согласие. Как у древних греков, – ответила она на предложение Ирины. – Настоящий демократический процесс – это прямые обсуждения на равных, прямо как у нас сейчас, только масштаб больше.

– Мне кажется, это все как-то наивно. По-детски, – возразила Даша.

– Нет, просто ты не понимаешь, к чему я веду. Кружки по пять-семь человек выносят свое решение. Избирают представителя. Представители формируют свой кружок. И так далее, пока единое мнение не доносится до самого верха. Таким образом получается единая линия, которую искренне поддерживает большинство людей, в обсуждении которой они реально приняли участие.

– Ну и кто же будет представлять наш кружок?

– А кого вы все выберете?

Макс, Ирина, Даша, Юра переглянулись.

– Тебя, – резюмировала Даша, обращаясь к Лизе.

– Вот видите, это демократия действует.

– Да, но все равно за всех решаешь ты, остальные не имеют твоего образования и думают совсем о другом, – ворвался уже давно ожидаемый Богдан.

– Нет, ты не прав. Я только помогаю всем сформулировать то, что они и так хотят сказать. Ничего не внушаю, не ставлю перед фактом, а выношу решение на основе коллективного обсуждения. Так что твои придирки не в ту сторону направлены.

– А куда их надо направить?

– Задай те же вопросы своему обожаемому старцу, когда он вернется.

Лиза рискнула пойти на конфликт, все это почувствовали, ожидали уже ожесточённой перепалки, но Богдан всего лишь пожал плечами и спокойно ответил:

– Задам. И ты можешь сама задать. И обсудить ответ, который он даст.

Когда Богдан отвернулся, стало непонятно, кто тут кого оспорил. Снова разговор ни о чем, хотя Бэниэмин снова был готов поддержать критику Лизы. Действительно, никто его мнения не спрашивает, она права, указывая, что подобная несправедливость актуальна в общине. Он бы сказал бы что-нибудь Богдану, только все еще не понимал, что говорить надо.

– Мы должны сформировать оппозицию против Виктора. Все единым фронтом выступить и заявить ему, что мы не согласны с его сумасбродным планом, – вернулась Лиза к своему кружку.

– А если таких как Богдан будет больше, чем нас? – подала голос Ирина.

– Здравомыслящих людей тут больше. Просто надо уметь объяснять, чем им все это грозит. Этот плюшевый диктатор не имеет никакого права вести нас на убой. В эпоху телевиденья и интернета надо сидеть тише мыши, ниже травы, а не соваться в политику!

– Поэтому ты постоянно контактируешь с теми либеральными партиями?

– Боже, Даша, ты разве не понимаешь, что это совсем другое? – Лиза закатила глаза, словно ей приходится разговаривать с очень глупым ребенком. – Там речь идет о всей стране, о правах и свободах, которые косвенно, но касаются нас. Ты не понимаешь, что чем строже правительство, тем тяжелее чужую кровь сосать? Поспрашивай старожил, как им хреново жилось при совке. Сейчас даже прятаться так не надо, хоть у всех на виду действуй. Надо ценить такую свободу. А что вместо этого мы делаем? Полоумный старик пытается вывести нас в поле против всего мира. Сама понимаешь, какой масштаб противостояния? Ладно еще, когда две посторонние силы борются друг с другом – это одно. Когда нас втягивают в рискованное дело – это другое.

Согласный гомон доказал, что Лиза сумела устранить все сомнения.

– Бэни, ты ведь слышал все, что мы тут говорили? – неожиданно обратилась к нему Лиза. – Не хочешь присоединиться к нам?

– Да, конечно, – с не меньшей неожиданностью Бэниэмин услышал энтузиазм в своем голосе. Правда он вообще не обдумывал речь Виктора как следует и не сформировал до сих пор своего мнения. Но Лиза говорила так убедительно, что трудно было не соглашаться с ней во всем. Да и желание порадовать ее своим ответом сыграло не последнюю роль.

– Ты согласен со всем, что мы тут обсудили?

– Да, все по делу.

– Вот и отлично, – Лиза обратно повернулась к своему кружку. – Видите? Еще один внес свою лепту.

– А что мне делать? – выпалил Бэниэмин.

– В каком это смысле? Что хочешь, то и делай, – редко, когда ее можно было увидеть такой озадаченной.

– Ты говоришь, что следовать за Виктором не надо. А что тогда вместо этого нам делать?

– Сформировать демократический дискурс, о чем я только что рассказывала.

– И что это нам даст?

– Ах, – снова закатывает глаза, но не без легкого удовольствия. Нравится ей все объяснять глупым детям. – Все даст. Когда каждый сможет высказаться, начнем принимать такие решения, что община изменится к лучшему. Каждый получит то, что хочет, потому что будет участвовать в важнейших обсуждениях. Право голоса откроет нам широкие перспективы, а свобода и равноправие в этих стенах помогут каждому реализовать себя так, как он сам того хочет.

– Но… – Бэниэмин еще не знал, что хочет сказать, думал, что неясные мысли сами прорвутся через открытый рот. Но Лиза не дала ему заговорить:

– Посмотри, какие у всех потерянные лица. Никто не знает, куда себя деть и зачем жить. Почему? Да потому что над каждым весит фигура старца, который может изгнать нас за малейшую провинность. Все подчиняются его единоличным решениям и не чувствуют даже проблеска инициативы. Как бы сложилась твоя жизнь, если бы не давление со стороны Виктора?

– Не знаю, – Бэниэмин вспомнил год, который предшествовал первому посещению общины. Опустившийся, уставший от всего, он уныло плелся из одного населенного пункта к другому. Лень и безразличие притупляли инстинкт самосохранения, иногда подвергая жизнь неоправданному риску. А потом он наткнулся на Виктора. Точнее, наоборот. Тот ему что-то долго и упорно рассказывал, обещал помочь, вселил уверенность. Бэниэмин и раньше встречал следы существования других кровососов, но впервые кто-то обратился к нему. А чтобы еще и жить среди себе подобных, ничего не стесняясь и не утаивая… Первые годы были самими лучшими и яркими, потом опять пришло уныние. Обычно Бэниэмин приписывал свое временное возрождение Виктору, но что если его оживила сама идея расстаться с одиночеством? А Виктор, наоборот, потушил импульс, довел до посредственной жизни, при которой человека проще контролировать?

– А когда его власть кончится, тогда и узнаешь, – твердо заявила Лиза. И снова обернулась к своим, подчеркивая, что тема закрыта.

Ошарашенный новыми мыслями и внезапным озарением, Бэниэмин долго не мог приступить к чтению новой книги. Перед ним лежал первый том «Дон Кихота». Когда наконец обнажил пожелтевшую начинку старого издания, с головой ушел в забавный мир Сервантеса.

Скоро стало понятно, что общего между Виктором и Кихотом. Оба многое прожили и чувствуют страсть к подвигам. Хотят сделать что-то невероятное. Один – рыцарь, выступающий против ветряных мельниц, другой – самоназванный диктатор, который хочет какой-то мировой власти. И дурит всем голову, прямо как Санчо Пансе, хотя тот мог бы жить своей спокойной жизнью, семьей заниматься, карьерой. А вместо этого идет рядом с маразматиком и получает ото всех по голове. Бэниэмин сразу же представил себя на его месте.

«Не бывать больше такому», твердо решил он.

Бэниэмин все удивлялся тому эффекту, который производят книги. Любая, самая банальная и незаметная мысль становится могущественной и яркой, стоит ее подкрепить простым образом, сценкой. Все, что раньше проходило мимо внимания, сейчас цепляется за разгорячённое сознание. Он и раньше что-то читал, но не так внимательно и чисто ради борьбы со скукой. Теперь же отдавал себе отчет в том, что через художественную литературу расширяет свое представление о мире.

Первый том еще успел проглотить, ко второму даже не прикоснулся. Если уж и браться за книгу, то надо идти до самого конца. Завтра откроет. Скоро ужин, нужно развеяться, переварить новый материал.

Ужинали полностью при искусственном освещении, за окном настоящий ливень и темень. Но Бэниэмин даже внимания не обратил, увлеченно слушал Лизу. Сегодня она доказывала, что обязательство сдавать деньги – идея неплохая, просто нужно отдавать их в правильные руки. Кто знает, как Виктор и Толик распоряжаются всеми финансами. Нужен народом избранный банкир. Кружок единодушно избрал Лизу на эту роль. Она скромно заметила, что рано еще о таком думать, необходимо сломать старую систему.

Энергично поддакивая, Бэниэмин чувствовал, что стал полноценным членом коллектива. Что принимает участие в важном деле и приносит пользу. Попытался отшутиться пару раз, вышло так себе, но могло быть и хуже. Когда осмелился поделиться своей новой страстью к чтению, Лиза похвалила его и порекомендовала обязательно ознакомиться с Оруэллом.

– Прочтешь его антиутопию и поймешь, как все устроено вокруг нас, – добавила она. Лучшей рекламы для Бэниэмина и придумать нельзя. Он мигом забыл о втором томе «Дон Кихота», вознамерившись последовать рекомендации.

После ужина пересекся с Лидией. Она отметила, что Бэниэмин заметно повеселел. Спросила, не передумал он насчет вечера. Он отказался, но теперь с чувством морального превосходства. Бэниэмин считал, что Лидия ограничена из-за того, что стала очередной жертвой Виктора, который всех вокруг себя превращает в посредственность.

В чем именно выражается ее посредственность, Бэниэмин не мог точно сказать. Но все, что вызывало у него чувство дискомфорта удобно было причислять к посредственности. А посредственность – результат угнетения. Все просто и понятно.

«1984» произвела невыразимый эффект на Бэниэмина. Он до поздней ночи вчитывался в роман, испытывая такую вовлеченность, какую до этого не дарила еще не одна книга. Все самые тайные опасения и мрачные мысли подтверждались убедительными иллюстрациями. Оруэлл будто стоял рядом и поддакивал каждой идее, которую сегодня Бэниэмин так остро ощущал. Большой брат. Злобный диктатор, который своей волей превращает целые государства в посредственность. Все низводит до уровня серой массы. Как знакомо!

Но почему народ никак не бунтует? Если все три государства свергнут своих диктаторов, они смогут зажить полной жизнью, люди начнут свободно дышать и делать, что хотят, перестанут бояться. Неужели больше никто не осознает, насколько несправедлива такая система? Обломовы, одни Обломовы живут в этом страшном государстве, Уинстон Смит – тоже Обломов, который позволил себя сломать, низвести до покорной посредственности.

Тяжело было отойти от того оглушительного эффекта, который произвела книга. Взрыв мозга. Эмоции зашкаливают, даже непонятно куда руки деть. Но любая эйфория рано или поздно отступает, словно волна при отливе, обнажая сырой песок и кучки мусора, наполовину увязшие, но все такие же неприятные. Притаившимся мусором оказалась пульсирующая головная боль, даже в глазах темнеет. Сначала надавила на лоб, слегка постучала, а потом грубо ввалилась и начала разрастаться. Это мигом сбило все мысли о возвышенном, заставив переключить внимание на более приземленные вопросы. Сколько сейчас? Час ночи? Или уже три? Спать пора, все равно в таком состоянии больше не прочтешь ничего.

Выключив свет, немного постоял, пока уставшие глаза не начали привыкать ко тьме. Сначала черная пелена начинает впитывать в себя серые оттенки, терять плоскость и обретать формы, пространство.

«Кто бы мог подумать, что я буду читать книги допоздна?» мелькнула мысль, воспользовавшись тем, что сжимающие голову тиски ослабли. Следом успела проскочить и другая: «а кому не пофиг?»

Старался идти тихо, чтобы не нарушить ничей чуткий сон. Удивительно, какими громкими становятся собственные шаги и дыхание, когда все тонет в темноте. На пути показалось бледное пятно. Немного карикатурные черты приближающегося лица могут принадлежать только Сашке. Дрыщеватый Граф Дракула, как его иногда называют. Прическа с острым треугольником надо лбом только подтверждает справедливость сравнения.

– И кто это у нас не спит? – поинтересовался Сашка. Голос прозвучал через чур громко, как показалось Бэниэмину. Хотя, собеседник чуть ли не прошептал эти слова. Нет, удивительно все же, как устроен слух.

– Да так, зачитался. А ты уже на работу выходишь? Не поздно ли? Скоро рассвет может быть, – говоря это, Бэниэмин понятия не имел, сколько сейчас часов на самом деле. Просто предположил, что около трех ночи. Четырех, если максимум.

– Я уже вернулся. Сегодня делов – раз плюнуть. – Сашка произнес это так, будто только-только выполнил ответственное поручение и был обрадован возможностью достойно отдохнуть.

– А где ты теперь работаешь?

– Да так, всякую мелочь делаю, – Сашка интонацией голоса дал понять, что большей конкретики от него не добиться. Тон голоса понизился еще сильней к концу фразы, последний звук как топором обрубило. Создалось впечатление, словно недосказанные слова сорвались с языка и нырнули обратно в вязкую массу мыслей. В общем, Сашка так странно произнес ответ, что Бэниэмин решил сменить тему.

– Ладно, агент под прикрытием, никому не скажу, что видел тебя. При условии, если ты ответишь на один вопрос. Это не про твою работу…

– Почему мне не вредит солнечный свет, отражённый от луны или приглушенный тучами? Все меня об этом спрашивают, когда встречают. Ответ – скорее всего слишком низкая доза ультрафиолета. Не вредит мне в таких количествах. Доволен?

– Абсолютно, – с тем и разошлись, хотя Бэниэмин и продолжил гадать, чем таким может заниматься болезненный парень по ночам. Наверняка криминал. Если бы и его Виктор не подавлял, мог бы выйти нормальный… ну, чем-нибудь полезным Сашка точно занялся бы, уж лучше, чем нынешними делишками. Слишком он странный и неприятный на вид, не может он ничего хорошего затевать.

Сон четвертый

– Я не хочу в школу. Там учитель злой, он меня ничему не учит, только высмеивает перед всем классом.

– Бэни, если бы ты старался больше, делал все уроки, ты бы получал только похвалу. От тебя не так уж и много требуют. Задача учителя обучать детей, а не издеваться над ними.

– Ты просто не видела его, он толстый и злой. Он всех ненавидит, а меня особенно.

– Хватит надумывать.

– А еще все смеются надо мной! Никто не может правильно мое имя выговорить! Зачем вы меня так назвали.

– Бэниэмин, вполне хорошо выговаривается. Просто дразнятся, все дети так делают. А ты отвечай им, что это хорошее имя.

– Оно румынское.

– Потому что твой папа румын, как и его родители. Поэтому и назвали тебя в честь дедушки. Он был умным, сильным и вырастил огромную семью. Папа хотел, чтобы тебе передалось хоть немного дедушкиных… качеств.

– Все равно глупое имя. И школа глупая. И учителя. Мама, я дома хочу остаться.

(входит Виктор)

– Ну вот, Бэни, видишь, директор пришел к нам домой. Из-за твоего прогула.

– Мама, я не хочу идти в школу!

– Бэниэмин, вы опоздали. В качестве наказания будете сторожить лес.

– Мама!

– Будь мужчиной. Ты провинился, так достойно прими наказание.

– Мама! Там в лесу чудовище!

Но мамы уже нет. Стен – тоже. Кругом лес. Тьма давит со всех сторон. Хочется сбежать куда подальше. За каждым углом – оно. Куда не беги, как ни старайся, но рано или поздно эта тварь вонзит свои зубы прямо…

День пятый (1 сентября)

Сегодня он должен был подкараулить Ксюшу и внушить ей правильные мысли. Полностью очистить ее сознание от останков своего тлетворного влияния. План мог бы сработать, тем самым облегчив душу Бэниэмина, как минимум по одному вопросу. Но Ксюша уже мертва, поэтому нынешний день можно посвятить другим делам, чувствуя тоску и вину.

«Если бы Виктор не превратил меня в серую посредственность, я бы не довел ее до такого…»

Но больше ничего подобного не повторится, это он решил наверняка.

Направляясь к туалету, стал свидетелем очередной сценки. Из уборной вышел недовольный Петя, постучался в ближайшую дверь. Через некоторое время показалось заспанное лицо Даши, которая все пыталась разлепить глаза.

– Дарья Акимовна, вы халтурите, – с негодованием продекламировал Петя.

– Чо надо-то? – равнодушный голос Даши, кажется, еще больше возмутил коллекционера жировых складок.

– Вам доверена ответственная работа содержать уборные комнаты в подобающей чистоте! Но сегодня я вынужден был сидеть на грязном унитазе! – на крик он не переходит, но пытается подавить собеседника по-иному: старательно вытягивая ее, пытаясь стать выше собеседника. Учитывая, что Даша сантиметров на десять выше критика, его попытки выглядят со стороны комично.

«Пете неплохо было бы в роли актера. Комедийные роли стали бы его законной нишей. А теперь ему и не реализовать себя, вечно нужно прятаться от обычных людей», внезапно решил Бэниэмин.

– Я не могу за всем постоянно следить, у меня куча других дел. Сами будьте аккуратней, а то как свиньи в загоне. – Даша отвечала с таким равнодушием, будто не тираду выслушала, а будничный вопрос о погоде.

И мигом захлопнула дверь, не дав Пете и слова добавить.

– Нет, ты видел? Потрясающая наглость! – теперь Петя обратил внимание и на Бэниэмина, когда возникла потребность в слушателе. – Зато какой символ. Грязный унитаз. Ты замечал, что диктатура и деградация общества всегда подразумевают неаккуратное отношение к личной гигиене? Как мне кажется, лучше всего это показывают грязные туалеты. Да. Деградирует наша община. Никто ни во что не верит, у всех руки опускаются. Действительно, как свиньи живем.

Заболтавшись, Петя и не заметил, как Бэниэмин проскользнул в туалет. Справив нужду, также незаметно прошел мимо демагога, намереваясь спокойно позавтракать.

– Каждый, кто имеет хоть каплю разума, должен рано или поздно понять, что только вера спасет нас… – доносилась речь из-за спины, постепенно утихая, дробясь от звуков шагов.

«В чем-то он прав, этого не отнять. Тоже борется с посредственностью. Но сам заблудился в своих выводах и несет периодически хиромантию всякую. Опять же, лучше бы комиком стал».

– Мы единогласно выскажем ему все наши претензии. Через выбранного посредника. – Вокруг Лизы было уже больше людей. Бэниэмин, Ирина, Даша, Макс, Влад, Света (на лице совсем незаметные следы почти исчезнувших пятен), Женя, Алексей, Артем и Даня. Не большинство, но самая большая «партия» в здании на данный момент. Если под партией подразумевать людей, единогласно поддакивающих одному и тому же оратору. – И пригрозим ультиматумом. Если он откажется принимать нас всерьез, тогда прекратим вносить плату. А если выгонит кого-нибудь, уйдем все сразу. Этот старик – никто, один он жить не может. Ему нужна публика, такая угроза мигом заставит его сдаться.

– А если он всех выгонит и решит заново собрать, ну, новых найти? – послышался вопрос Даши.

– Все будет так, как я обрисовала, гарантирую. Я давно изучала этот вопрос, понимаю, как мыслят подобные люди.

– Но для этого необходимо, чтобы все единогласно выступили против него. А большинство, вроде как, не против его идеи, – поделился опасениями Бэниэмин.

– Пара человек останется с ним, тут уж ничего не поделаешь. Но большинство будет с нами, это я тоже гарантирую, – бойко заявила Лиза.

– Как ты этого добьешься?

– Через пару дней сам увидишь. А пока я бы не хотела сильно распространяться об этом. Даже среди вас.

– Виктор может вернуться в любой момент, надо быть готовыми к этому.

– Дня три-четыре у нас еще есть, я это тоже гарантирую.

– А это ты откуда знаешь? Ты в курсе, чем он занимается и где он сейчас?

– Подозреваю. А знать буду, когда факты появятся. Тогда и вы все узнаете. Обещаю, равнодушным это не оставит никого.

– Ох, нагнала интриги, – прошептала Ирина, вся неспокойная от предвкушения. Что же такого им готовит Лиза, что может всех настроить против самого старца?

Бэниэмину также не сиделось на месте от возбуждения. По той же причине. Совсем скоро образ старца будет поколеблен, его влияние будет разрушено, и все смогут очнуться от оков посредственности. И начнут нормально жить. Даже страшно представить, как долго будут тянуться эти дни ожидания.

В этот раз хотелось прогуляться. Книги можно и ночью читать, в конце концов, все равно не выспишься из-за кошмаров. День теплый, но хмурый. Все та же серость на небе. Но Бэниэмина это не сильно коробит, он радуется новому ощущению. Он часть чего-то важного, у него есть цель. Все вокруг становится теперь таким интересным, живым.

Таинственной кажется лютеранская церковь, которая незаметно приютилась справа. Даже любопытно немного, кто и когда решил заложить это бурое кирпичное строение в бывшей столице православной империи. А о чем говорит вот та парочка, пересекающая пешеходный переход? О личном или глобальном? Или обсуждают фильм? Оба идут к автобусу, на спинах портфели, старшеклассники.

Мимо плывут машины, в каждой минимум один человек. Каждый о чем-то мечтает, имеет свою цель и каждый день занимается разнообразными делами. И все эти люди, незнакомые друг с другом, периодически сталкиваются, пересекаются в этом городском бульоне, обрастают связями, переплетаются линиями жизни в сложнейшие узоры. Раньше такая картина пугала. Сложностью, масштабом, непредсказуемостью. Но сейчас-то Бэниэмин понимает, как устроена жизнь. Все можно объяснить простыми понятиями. И больше нечего бояться.

Периодически что-то скребет на душе, фантомы неприятных вопросов бросают легкую тень на простую картинку. Но от них легко отмахнуться. Так, неясные сомнения, они всегда тревожат людей с ярким воображением. Главное, не зацикливаться на них.

Но отмахнуться от вопросов не так просто, они упрямо наползают, становятся отчетливей. Как одна личность может накладывать печать посредственности на такую сложную и неуловимую путаницу событий, которую образуют люди в своей деятельности? Виктор в общине фигура важная, но он далеко не везде и не все видит. Он не промывает мозги всем подряд часами напролет, многие и вовсе с ним могут месяцами, годами не пересекаться лично. Так как же он умудряется всем жизнь портить, пойти не выходя из своего кабинета?

«Я просто слишком много не понимаю еще. Надо больше Лизу слушать, тогда все и станет понятно».

Но все же…

Двое друзей, парни по двадцать с чем-то лет, шли по направлению к остановке, первый делился своими проблемами:

– И меня просто скинули, понимаешь? Типа, сказали, чтоб не лез не в свое дело, а, типа, занимался своим. Кароч, наорали, я сказал, что думаю, меня за это сразу же уволили.

В этот момент Бэниэмин поравнялся с ними, бросил говорящему в лицо:

– Не позволяй превратить себя в посредственность. Отстаивай свое достоинство, – сказав это, чувствуя прилив адреналина, Бэниэмин бодро зашагал дальше, оставив недоумевающих парней за спиной.

– Это твой знакомый?

– В первый раз вижу. Тут, я слышал, несколько людей с прибабахом живет, просто внимания не обращай.

Последние фразы достигли его уха, но не затронули сознания, погруженное в фантазии. Решив, что с него хватит свежего воздуха, вернулся в Муравейник, сделав полный круг. Точнее, причудливый многоугольник, но это мелочи.

Бэниэмину начало казаться, что он просто притягивает к себе всевозможные сценки и несчастья. К этой мысли его привела неожиданная картина, где главными героями были Лиза и Богдан. Оба находились в раздевалке, заинтересованный Бэниэмин встал у прохода. Он боялся, что начнется драка, поэтому готов в любой момент встать на защиту Лизы.

– Мне твои советы не нужны. Вынь сам голову из задницы для начала, – она приняла боевую позицию, совершенно не сдерживая свои эмоции.

– Ты уже переходишь грань. Так больше нельзя, – удивительно, что Богдан спокоен, говорит строгим тоном, словно отчитывает провинившуюся ученицу.

– Вот так больше нельзя! – воскликнула она, всплеснув руками. – Разве ты не… – тут она заметила постороннее лицо и дальнейшие слова застряли, потерялись. Их сменили совсем другие, – ты что, нас подслушиваешь? Давно тут стоишь?

– Я только подошел, хотел переобуться, но услышал вас… и подумал, что вы ссоритесь, сейчас драться начнете, – теряясь, оправдывался Бэниэмин. Он боялся посмотреть прямо в разгневанные глаза Лизы.

– Ничего тут не будет, – угрюмо сказала она и быстро двинулась к выходу. Перед тем, как покинуть мужскую компанию, обернулась и сказала на прощание, – и никогда не было!

Последние слова показались Бэниэмину странными, а то, как дернулось лицо Богдана – вызвало еще больше вопросов.

– Молодая еще, – теперь Богдан смотрел ему прямо в лицо. – В смысле, обратилась относительно недавно. Дурь всякая еще в голове. Образумиться ей бы, пока не испортила себе жизнь.

– Она говорит умные вещи. Тебе бы послушать ее хоть раз внимательно…

– Во-первых, я слушаю все, что она говорит. И даже больше. Во-вторых, тебе-то уж должно быть понятно, что к чему. Бэни, ты один из самых старых среди нас. Я даже разочарован немного.

Он собирался сказать еще что-то, но передумал и тихо ушел, оставив Бэниэмина в одиночестве.

– Мог бы и объяснить, раз такой умный! – выплеснулась наружу обида, но никто ничего не ответил.

Злясь на испорченное настроение, клеймя Богдана «жутчайшей посредственностью», Бэниэмин дошел до библиотеки, где принялся за чтение «Властелина мира» Беляева. Хотя бы эта книга подарила ему облегчение, хоть и оказалась короткой. Снова вернула мысли в привычное русло. Стало интересно, каким же образом распространяются идеи в обществе. Как один человек в реальной жизни может всех заражать своим догматом. Подчинять массы своей воле, не имея таких удобных машин.

На примере личных бесед с Виктором Бэниэмин попытался вычленить технологию манипуляций, которыми пользовался старик. Но, так как он никогда не запоминал его речей, в данный момент тем более не смог ничего внятного выделить.

Плюнув, начал искать новую книгу. Глаза зацепились за броское название «преступление и наказание», при этом фамилия Достоевского уже не спугнула интерес.

– Половину успею осилить.

Успел осилить треть, слишком внимательно вчитывался в текст. Оторвался неохотно, подчиняясь чувству голода, нутро уже начало подавать голос. Достоевский, черт хитрый, оказался намного интереснее, чем ожидалось. Раскольников, этот болезненный псих, вызывал массу эмоций, противоречивых до беспредела.

Бэниэмин сразу разглядел в нем борца с посредственностью. Догматичная старуха получила то, что заслужила. Лизавету, конечно, жалко, но разве она сама не виновата в том, что жила рядом со злой каргой, ничем не мешая ей? Бэниэмину хотелось верить, что Родион избавится от всех сомнений, быстро поймет, что он свободен и начнет строить свою жизнь. А всю эту унылую канитель вокруг также забьет топором…

Страшно стало. Это он сейчас так подумал? Как-то мерзко даже чувствовать такие мысли у себя в голове. Бэниэмин представил, как сам держит топор, его передернуло. Даже старуху он не убил бы. А Виктора – тем более.

Нет, Родион неправ. Надо менять свою жизнь по-другому.

Вздохнув, Бэниэмин решил перечитать книгу с самого начала, чтобы получше распробовать «унылую канитель», не упустить ни намека, который раскрыл бы авторскую задумку. Но после ужина, а то есть охота.

В столовой уже собрался весь кружок, за исключением самой Лизы и Влада. Никто не знал, где они и когда вернутся. Макс решил взять инициативу и начал излагать свои идеи. Точнее, Лизины, но зато своими словами. Все остались довольны. Только Бэниэмину стало скучно.

Даша, все время нетерпеливо ерзавшая на своем сидении, наконец спросила у подруг совета, что делать, если парень начинает оставлять небольшие отметины ножом по всему телу.

– Меня это настораживает, вдруг доиграется и крови много потеряет. Чем же питаться тогда? – жаловалась она.

Бэниэмин заметил Васю, вспомнил, что не видел его вчера. Видимо, где-то ночевал в другом месте. Он любит навязываться в чужие компании, вписки всякие.

Вася рассказал, что ему представилась возможность обнести один небольшой склад. Со своей компанией, вне общины. Там никто не знает о его секрете, да и вообще не задают лишних вопросов. Главное, что люди деловые и смелые. И в этот раз успешно вынесли все самое ценное. Один из парней подогнал грузовик. Хабар теперь на совести у Даши, которая должна конвертировать его в деньги.

– Тебя я звать не стал, людей и так полно, так что сам понимаешь, – без обиняков пояснял Вася.

– А ты что думаешь насчет всего этого? – спустя некоторое время задал Бэниэмин вопрос, который ему не давал покоя.

– Чего этого?

– Ситуации с Виктором. Его бредовой идеей. Ты говорил, что тебе в целом не нравится она.

– Разве? Мне так-то по барабану, даже не думаю об этом. Сомневаюсь, что дело зайдет дальше разговоров.

– А если зайдет, что тогда будешь делать?

– То, что попросят сделать. Я парень деловой, мне говорят, я делаю.

– Разве ты не понимаешь, чем нам грозит абсурдный план Виктора? Нужно высказать ему протест!

– Хватит паниковать уже. Все будет в порядке, как было и раньше.

В таком ключе разговор продолжался недолго. Почувствовав раздражение, Вася вскоре ушел, пробурчав что-то о неугомонных сектантах.

«Посредственность», мысленно бросил Бэниэмин ему в спину. Оглядевшись, обнаружил, что в столовой не хватает также Лидии, Богдана и Никиты. Интересно, чем они все сейчас занимаются?

Вернувшись в библиотеку, понял, что не хочет больше читать Достоевского. Книгу вернул на полку, обещая себе, что позже обязательно дочитает. А сейчас можно приняться за «Котлован». Язык у Платонова жесткий, дается с трудом, но идея цепляет и заставляет продираться дальше. С облегчением вздохнул, осилив повесть до конца, остальное содержимое книги решил приберечь на потом.

Вот она, хорошая иллюстрация обреченной на провал идеи. Правда, в книги не хватает главной книги, которая так задавила всех остальных людей, смешав их с грязью. Бэниэмин считал это большим упущением автора. А вот образ огромного котлована, который забрал столько сил и жизни – это же как в жизни, прямо идея Виктора. Вот и они должны рыть его огромный котлован, который станет для всех общей могилой.

«Не бывать этому, мы не выроем и крошечной ямочки», думал Бэниэмин, ложась спать. В этот раз ему снились настолько бесформенные сны, что и описывать их не стоит. Может, стоит только выделить гигантского кузнечика, который так мерзко бился о стену. Но и это не важно.

День шестой (2 сентября)

Скучное утро. Лиза так и не появилась на завтраке, Влад, оказывается, кутил в городе вчера и сам не знает, куда она делась. Богдан сидел хмурый и все никак не мог сосредоточиться на еде, периодически поглядывал на Бэниэмина, словно думая, стоит ли с ним заговорить. Не заговорил.

Лидии не обнаружилось, видимо, вчера отправилась на ту вечеринку. Чем дальше представляется день, когда портрет будет завершен, тем спокойней чувствовал себя Бэниэмин. Пожелал про себя, чтобы она как можно дольше отрывалась среди своих. Или пригубила даже чего-нибудь лишнего… Нет, это, пожалуй, уже слишком. Смерти она не заслуживает, как бы сильно не пугали ее хитрые улыбки. Он верит, что скоро все изменится, в том числе и сама Лидия.

Богдан отнес тарелку с нетронутой едой, избавился от завтрака и хорошенько помыл за собой посуду. А его взгляд выражал глубокую задумчивость. Остановился около столиков, все мучаясь, усиленно копаясь в клубке мыслей. В голове будто что-то щелкнуло, лицо стало суровым, а сам Богдан стремительно направился вон из помещения.

«Что он там себе решил? Выражение такое, будто на разборку собрался». Бэниэмин решил на всякий случай подольше посидеть в столовой, чтобы случайно не вляпаться ни в какую неприятную ситуацию. Скоро стало слишком скучно, забыл о своем намерении и вышел.

Проходя мимо комнаты Сашки, подметил, что дверь наполовину открыта. Что совсем нетипично: выпустив с утра всех по делам, он всегда плотно закрывал дверь, чтобы свет с коридора никак не мешал сну. Если комната приоткрыта, то это может сигнализировать о чем-то необычном. Хотя, приоткрытая дверь не такой ж и интересный повод остановиться и задуматься, стоит учесть еще кое-что.

Оттуда доносилась ругань. Один агрессивный голос подразумевает как минимум говорящего и слушателя.

Любопытство пересилило все остальные инстинкты и желания, заставив остановиться и прислушаться, вникнуть в суть конфликта.

– …своей головой! Я давно знаю о твоих делишках, но закрывал глаза. Думал, каждый выживает как может. В конце концов, рискуй своей головой сколько хочешь. Но втягивать в это других… – яростную отповедь Богдана прервал хриплый от усталости голос Сашки:

– Я никого не втягивал. Она сама меня в это впрягла. Обещала кучу денег.

– Ах ты сволочь продажная, мог бы ей хоть слово сказать!

– Сказал. А она мне десять в ответ. Упертая баба, не переспоришь. А мне оно надо.

– Слушай меня сюда, глист бледнолицый, ты мне скажешь, где она сейчас и где будет через пару часов. А не то…

– Да пожалуйста. Сейчас у Сахи Резака, к одиннадцати будет договариваться с Витей Боксером.

– С Боксером? Шутишь, что ли?!

– Ты спросил, я ответил. Больше ничего не знаю. А теперь дай поспать.

– Где она будет, черт, место назови!

– Заброшка. Зеленый завод, тот, что у промзоны.

Выйдя, Богдан хлопнул дверью, видимо, пытаясь напоследок сбить у Сашки остатки сна. Гневно зыркнул глазами на Бэниэмина, который не догадался сделать вид, что только-только проходил мимо и ничего не слышал толком…

Богдан, наверное, хотел и на него наорать. Но резко переменил настроение, на лице обнажилась усталость, даже… мольба?

– Бэни, ты умеешь держать язык за зубами?

– А… да?

– Можешь помочь мне с одним делом? Я не могу найти ни Васю, ни Никиту, а к кому еще обратиться, понятия не имею.

– Н-наверное? – Бэниэмин слишком сильно растерялся, чтобы трезво думать.

– Мне нужно, чтобы ты четко делал то, что я тебе говорю. Ни шагу лишнего, ни одного слова по ветру. Всего на один день. Это очень важно.

– Но…

– Ты же хочешь помочь Лизе? Если я скажу, что ее жизнь зависит от нас, ты мне поможешь?

– Да, но… почему некому больше рассказать? Толик же должен помочь.

– Об этом должны узнать только определенные лица. Я надеюсь, ты достаточно ответственный, чтобы помочь мне и не говорить ничего лишнего?

– Я хочу знать, в чем дело!

– Если ты мне поможешь, узнаешь обо всем, что тебе интересно. В свое время. Если нет – тогда забудь обо всем, что слышал.

– Я помогу тебе… помочь Лизе, – с решимостью заявил Бэниэмин, чувствуя, что пришло время проявить себя.

– Хорошо. В пять вечера встречаемся у остановки, что через улицу. Оденься так, чтобы было максимально удобно, но неброско. С собой ничего лишнего, кроме денег и телефона на всякий пожарный. Его чтоб на беззвучный поставил. Понял?

– Да?

– Молодец. Главное, не забудь.

Богдан ушел, Бэниэмин так и остался стоять, не понимая, куда ему сейчас идти. Столько вопросов застилало ему глаза… но самое главное: почему именно Богдан так интересуется спасением Лизы? Радоваться должен, что у той, которая его постоянно оставляет с носом, неприятности назрели.

Как-то даже некомфортно стало Бэниэмину от осознания, что он ничего не понимает, а обретенные образы и символы никак ему не помогают самостоятельно ответить на все вопросы. Вернулись сомнения, промелькнувшие вчерашним утром. Действительно ли он хоть что-то понимает в этой жизни?

«Да, просто небольшая тайна. Скоро она получит свою посредственную развязку и все станет на свои места», попытался он успокоить себя. Переодевшись, заняв карманы деньгами и заряженным кнопочным мобильником, пошел убивать время в библиотеку. Была легкая надежда, что сразу же отыщется нужная книга, которая сможет дать необходимые ответы. Но нет, немые корешки разнообразных изданий были как никогда тихими. Думал Чехова полистать, все говорят о его рассказах как о чем-то забавном, но отдельные предложения никак не хотели слипаться в единое целое, рассыпались и тонули в мутном потоке.

Коварное время всегда начинает тянуться, когда сгораешь от нетерпенья.

И с кем там встречается Лиза? Почему это так волнует Богдана? Что угрожает ее жизни? Прозвучавшие в разговоре клички могут принадлежать только каким-то криминальным авторитетам. Что общего между ними и Лизой?

Она обещала разоблачить Виктора! Эта мысль осенила его. Да, вот что она делает! Виктор имеет не самую чистую репутацию, так или иначе, а с криминалом должен быть связан. И Лиза добралась до его связей, выяснила, теперь собирает доказательства! Но как? Вряд ли ей удастся применить внушение сразу на несколько бугаев. А заболтать их, будучи хрупкой на вид девушкой, без какого-либо внушительного сопровождения, при всем желании невозможно.

Она же так рискует своей головой! О чем она думала? Понятны теперь опасения Богдана. Нет, вообще непонятны. Ему-то какое дело? И почему нельзя никому ничего рассказать? Ладно, Толику, правой руке Виктора. Но остальным ребятам, друзьям Лизы! Все вместе они смогут ей помочь в любой ситуации… стоит их только оповестить…

Но что-то удерживало Бэниэмина. Богдан всегда отличался здравомыслием, все что он делал, делал после тщательного обдумывания. Если он попросил держать все в тайне, значит на то есть причина. Но какая? И почему Богдан ее не озвучил с самого начала?

Будь проклята эта неусидчивость! Посидел бы подольше, не ввязался в эту ситуацию, а узнал бы обо всем в свое время, не мучаясь от вопросов…

«Отставить сопли! Тебя попросили о помощи, причем это касается Лизы. Для тебя эта возможность доказать, что ты можешь быть полезен. Что ты не бесполезен. Так что прекращай ныть и жди».

Ближе к четырем часам завибрировал мобильник. Богдан резко скомандовал собраться и быть на условленном месте уже через десять минут.

«Почти на час раньше, чем договорились. Что-то изменилось?»

Богдан молча ощупал Бэниэмина критическим взглядом, когда тот подошел. Найдя внешний вид удовлетворительным, кивнул. Сам зачем-то стоял в плотной кожаной куртке. Хоть и расстегнут, но выбор одежды вызывает вопросы, учитывая.

Сели в маршрутку, которая довезла до вокзала. В людской тесноте Бэниэмин ни о чем не спрашивал, понимая, что каждое слово подхватит десяток ушей.

Спустя два часа поднялись по эскалатору, покинули станцию метро, вышли на улицы, где попадались только случайные одиночные пешеходы. Богдан спросил:

– Ты уже понимаешь приблизительно, что случилось?

– В общих чертах, – ответил Бэниэмин, нисколько не сомневаясь в правоте своих догадок.

– Я надеялся, что вы будете с ней спорить, собьете с нее всю эту спесь, заставите лишний раз призадуматься… а вместо этого в рот смотрели и не моргали. А она перестала понимать, как далеко зашла.

– Но она же права. И делает правильное дело. Просто плохо подготовилась, это да, тут ошиблась.

Богдан наградил его непонимающим взглядом.

– Ох, да чтоб тебя…

Бэниэмин совсем не понимал его реакции, казалось, они говорят на разных языках. Молча обходили лужи, прошедшей ночью опять шли дожди.

– Мы идем на завод, где должна появиться Лиза?

– Верная догадка.

– Зачем так рано? Она же будет только к одиннадцати.

– Ты всерьез думаешь, что она будет лично там переговаривать с матерыми преступниками? Бэни, ты… а, проехали. Она пошлет туда своих людей. А сама заранее спрячется в удобном наблюдательном пункте, чтобы быть в курсе всего. Я ее знаю, вообще никому не доверяет.

– Ааа… Тогда от чего нам надо ее спасать, если она и так в безопасности будет?

– Часов в девять приедут братки, осмотрят здание и будут ждать уже всех остальных. Значит в шесть-семь Лиза займет свое место.

– Уже почти шесть. Ты не ответил на мой вопрос.

– Надо поймать ее и заставить все это прекратить. Пусть делает что хочет, а Резак и Боксер не должны встретиться.

– Что? Почему? Она же улики собирает…

Богдан, судя по дерганью губ, догадался, о чем думает его собеседник.

– Во-первых, ты дурак. Во-вторых, наивный дурак. В-третьих…

– Хватит меня оскорблять! Скажи, в чем дело!

– Ну нет, пусть Лизасама все расскажет. Тебя не прошибешь иначе. Подожди. Поймаем эту дуреху, сам все услышишь. Уж я заставлю ее запеть.

– Если ты собираешься ее хоть пальцем…

– Да мы ее спасать идем, дубина!

Прошли остаток пути молча. Бэниэмин кипел от негодования, но неповиновения не проявлял, почему-то продолжая интуитивно верить Богдану. Но все никак не мог понять, зачем тому нужен напарник. Неужели, придется вдвоем насильно утаскивать Лизу отсюда? Судя по словам Богдана, так и будет.

В пылу беседы Бэниэмин не заметил, как наступил в очередную лужу. Кроссовок промок насквозь, противно было идти. Но придется терпеть уж черт его знает сколько времени. Быстрее само высохнет.

Дошли до завода, мрачного кирпичного гиганта, оставленного умирать. Бэниэмин слышал где-то, что это один из старейших заводов в городе, еще с 19 века построен. Бурый кирпич выдавал возраст. Но непонятно, почему это место Сашка назвал «зеленым». В ответ на вопрос Богдан рассказал, что в последние годы перед закрытием здесь промышленные краски продавали. Так-то завод закрылся сразу после развала союза, но быстро открылся под новым именем. И превратился в склад. В общем, продавали дешевые краски, которые хранили в главном цехе. Но зеленая была настолько плохого качества, что никто ее не покупал. Когда краски стало слишком много, лишние бочки выбросили прямо в реку. Естественно, токсичная жидкость быстро окрасила воду, вызвав крупный скандал. Многие острили на тему озеленения окружающей среды. Зеленый цвет прочно стал ассоциироваться с данным зданием. Завод снова был закрыт, а третье рождение было уже при нынешнем хозяине. Вообще, это заброшка. Но заброшка охраняемая.

Забор высокий, бетонный, с колючей проволокой. По территории гуляют сторожевые собаки. Позади находилась набережная, мутно переливалась река. Бэниэмин решил, что один из авторитетов, упомянутых Сашкой, и содержит это место. Интересно, как пользуются этими обширными помещениями, ради чего это здание было выкуплено и за что получают свой корм злобные псы. На это Богдан не ответил. Возможно, и сам не знает.

Проникнуть на территорию можно было немногими путями. Главные ворота, запертые на цепь, были в вертикальную решетку, что мешало вскарабкаться по ним наверх. Никаких брешей видно не было, точек опоры у входа – тоже. Запасные ворота предлагали не более удобные условия для лазанья. Так что остался один вариант.

Через забор перелезли таким образом: Богдан подкатил бочку, одну из тех, что украшали территорию вокруг своими ржавыми боками. С помощью Бэниэмина поставил ее плоской стороной на землю. Оказавшись на бочке, Богдан сумел набросить куртку на проволоку, предварительно сложив ее вдвое.

«Ну теперь все понятно», – подумал Бэниэмин, чувствуя некоторое возбуждение от всего происходящего. Все эти операции напоминали ему криминальный фильм.

Богдан подробно объяснил, что Бэниэмину нужно перепрыгнуть первому. Сил ему вполне хватит, даже слабый вампир способен на такой прыжок. Это как через козла. Сильнее отталкиваешься от бочки, словно хочешь в космос взлететь. Прыгаешь как можно выше, руками на куртку, перемахиваешь через забор. И пытаешься не оставить причиндалы на нем. Приземление, конечно, может быть болезненным, но обостренные рефлексы помогут перегруппироваться, а все повреждения быстро пройдут. Главное, не получить открытый перелом.

– Все понял?

Бэниэмин кивнул, а в животе все сжалось. Посмотрел на бочку, гадая, не сломается ли вдруг крышка под ногами, не провалится ли он в краску. Посмотрел на забор, гадая, не оставит ли причиндалы на нем. Посмотрел на куртку, гадая, не спихнет ли ее случайным движением, руками и животом угодив прямо на проволоку. А потом представил, какой должна быть жесткой земля по ту сторону забора, гадая, сумеет ли ничего не сломать себе.

В конце концов, своими глазами увидел, что было за забором. Все в осуществленном прыжке соответствовало описанным условиям, разве что Бэниэмин сильно боялся перевернуться и упасть головой прямо на бетон. Но каким-то образом отделался парочкой ушибов. Скоро пройдут. Если честно, Бэниэмину не приходилось еще так высоко прыгать, он и не знал, что на такое способен. А вот Богдан явно установил это опытным путем.

Кстати, он уже и сам выполнил прыжок. При этом умудрился повалить бочку за собой, а куртку увлечь за собой. Одежда от такого маневра пострадала, теперь не поносишь в приличном обществе.

– А обратно как? – только сейчас поинтересовался Бэниэмин.

– Не беспокойся, изнутри выйти точно не проблема.

А все равно интересно. И волнует еще один вопрос: как Лиза сюда попадет? Также будет с бочки прыгать, опираясь на куртку?

Теперь о собаках. Они гавкали только пока Бэниэмин и Богдан были далеко. Когда парочка приблизилась, животные что-то учуяли и жалобно заскулили. И стремительно скрылись. Собаки боятся кровососов, что значительно усложняет отношения с любителями домашних питомцев. Но сейчас это следствие трансформации явно стоит оценивать положительно.

Нутро погибшего гиганта было бы темное, как чрево кита, но через открытые окна пробивался солнечный свет.

«Интересно, работает ли тут освещение? Ночью будет темно, хоть глаз выколи».

Первым делом поискали место, где можно спрятаться, но при этом слышать все, что происходит в главном цехе. Именно там, по предположению Богдана, будут идти напряженные переговоры. На вопрос, к чему вообще подслушивать переговоры, если их надо сорвать, перехватив Лизу, Богдан бросил:

– На всякий случай. И да, учти, с тех пор как я подам знак, не думай даже дышать громко. Тем более что-то говорить. Ждешь, пока я первый голос подам, понял?

– Понял.

В углу, загроможденном различными строй материалами, был прислонен фанерный щиток, оставлявший за собой небольшое треугольное пространство. Темное, неудобное, незаметное.

– Как думаешь, заглянет сюда кто-нибудь? – поинтересовался Богдан.

– Выглядит тесно, а о всю эту кучу ноги сломаешь, пока пройдешь. Вряд ли.

– Отлично. Я туда заберусь, а ты выйди вон туда на пару метров и попробуй поговорить немного вслух.

Бэниэмин начал пародировать бандитские разговоры как умел, повторяя шаблонные фразы из просмотренных фильмов. Вскоре подошел Богдан, сказал, что можно прекратить и сообщил, что слышимость нормальная. Эхо немного помогает, главное, чтобы посторонних шумов было не слишком много.

– Зачем все это? Лизы тут нет, непонятно, придёт ли она вообще сюда, – жаловался Бэниэмин.

– Я надеюсь, что она вот-вот явится. Будем ждать. Но если первыми приедут братки, тут же спрячемся в то место. Там тесновато, но вдвоем можно уместиться и не светиться.

– Черт, ничего не понимаю. Фигней страдаем. И вообще, тупо это все. Что они забыли на заводе? Ни одного приличного заведения не имеют, где могли бы все обсудить и выпить?

Нытье осталось без внимания. Богдан с каждой минутой все сильнее проявлял нетерпение, ломая руки, шагая из стороны в сторону. Проверял время, выглядывал из цеха, шептал что-то про себя.

– Может, она все же не собирается сюда приходить, – высказал Бэниэмин вслух общее опасение.

– Я убью Сашку, этого козла, как он мог мне наврать… – кипел Богдан.

Нарождающуюся тираду отсекло резким сжатием губ, он весь обратился в слух. Чуткий слух уловил далекие голоса. Судя по помрачневшему лицу, Богдан пересматривает в голове худший сценарий. Сверкнув сухим взглядом, молча указал Бэниэмину на укрытие. Двигались быстро, но тихо. В какой-то момент Бэниэмин споткнулся, чуть не упал на охапку железных прутьев, но сумел удержать равновесие. Богдан едва сдержался, чтобы не ударить неловкого напарника. Но в конце концов оба благополучно спрятались. Как и ожидалось, было тесно, Бэниэмину пришлось скрючиться в три погибели, ноги мгновенно начали затекать.

– Это очень плохо. Значит, ждем худшего, – прошептал Богдан. И тяжело выдохнул.

Это будет доооооолгая ночь.

И во что Бэниэмин только вписался? Ничего не понятно, сидит как дурак в узком уголке, понятия не имеет, что с Лизой, а Богдан кроме оскорблений ничего не выдает.

«Дурак, одним словом, причем такой дурак, который куда угодно пойдет, только позови. Ненавижу себя».

Голоса приближались. Гнусавые, низкие, полные отборного мата и усложненные жаргонизмами. Первый, хрипловатый, жаловался на «тупых псин», которые забились в углу и не хотят охранять территорию. Второй заявил, что таких тупых животных на сосиски пускать надо, а вместо них ставить нормальных таких, которые кому угодно горло порвут. Судя по свету в конце укрытия. Они зажгли освещение. Немного, чтоб хватило на белый осмотр помещения. Первый заявил, что тут некому прятаться, тупо негде, разве что кто пролез в «ту хреновину» в «том углу». Второй сказал, что за ловлю гномов ему никто не доплачивал, оба заржали и отошли куда-то.

Бэниэмин при упоминании своего укрытия едва не вскочил, готовясь бежать. Но сдержался, тихо выдохнул при звуке смеха. Теперь осталось притерпеться к дискомфорту своего положения. Богдан совсем тихо прошипел:

– Сиди тут, чтобы ни случилось. Даже против двух шансы не очень. Сиди, пока не скажу, что делать. Продолжай молчать.

Хотелось сказать, что и так все понятно, но приказ молчать нарушить не осмелился. Время снова замедлилось, чего ж еще ожидать. Боль в ногах дополнилась жалобами шеи и поясницы.

Это будет доооооолгая ночь…

Бэниэмин мало что знал о практике медитации, но сейчас усиленно пытался нащупать ту волну, на которой можно покинуть ноющее тело и открыть бесконечный космос жизненной энергии… или как там. Короче, мало что он понимает во всей этой чепухе. Но сгодится любая, лишь бы помогла отвлечься от мучительных ощущений. Богдан, интересно, чувствует то же самое или сумел устроиться поудобнее? Головой неудобно повернуться к нему, можно лишь прислушаться к тихому дыханию. И к гудению проснувшихся комаров. Кто-то, видимо первый из двух заявившихся мужиков, щедро обрызгал все вонючим средством, очевидно, против насекомых. Теперь еще приходилось сдерживать кашель, не дышать слишком громко, не двигаться и надеяться, что глупые насекомые улетят или сдохнут, не провоцируя новых обработок.

Спустя минут десять-пятнадцать стало не так плохо, Бэниэмин перестал бояться, что потеряет сознание. Но голова налилась чугуном, хотелось на все плюнуть и вернуться в Муравейник, уснуть на пару дней. Пообещал себе, что когда все это закончится, даст Богдану прямо в лицо. Со всей силы, без лишних объяснений. Иначе Бэниэмин просто не простит себе все пережитые мучения.

– Идут, – послышался шепот рядом.

Да, действительно приближались шаги, много шагов, одновременно перебивающих друг друга.

Бэниэмин, пересиливая дурноту, пытался прислушиваться к малейшим звукам.

– Вы должны сейчас же меня отпустить!.. – сорвавшийся голос, доносится слабо, но очевидно, что это голос Лизы. Бэниэмин вздрогнул от давно ожидаемого звука, понимая, что слышит его совсем не в той ситуации, на которую они рассчитывали.

– Черт! – тихо прошипел Богдан. – Их там минимум семь. Сидим!

– Я!.. – не унималась Лиза.

– Да заткнись ты! Кто кляп снял, а? – за резким выкриком слышался глухой удар.

Бэниэмин понял, что ее схватили, теперь будут решать ее участь. Возможно, прибьют до того, как заявится другая сторона. И зачем сюда было тащиться? Ждать, пока ее убьют? Или он все не так понял? Неверно истолковал то, что услышал? Или Богдан что-то задумал, что резко изменит ход событий?

Один из двух, что явились раньше, поинтересовался, что это за девку с собой привез Резак. О ней речи не шло. Получил ответ, что это не его дело, а Боксера. Напряженное ожидание было наполнено редкими переговорами сопровождающих Резака и смешками.

Спустя бесконечно долгий промежуток времени послышалась новая порция шагов.

«Значит, скорее всего, Лизу не будут убивать. Но чего мы ждем? Их только больше становится!»

– Это еще что такое? – спросил новый голос. – Зачем девку с собой притащили? И с глазом подбитым, уродина же теперь*.

(*настоящая бандитская речь адаптирована в тексте для большего соответствия человеческому языку)

– Мы пришли извиниться, того, – голос Резака. – Встречаться на заводе, как в тупых фильмах, покупать у вас товар по такой высокой цене… это все она. Цыганка!

– Что ты несешь? Что ты задумал? Кинуть меня собрался так? Совсем охренел?

– Это правда! Она гипнотизирует своим взглядом! Поэтому загасили глаз, чтоб больше не чудила. Ну и рука немного пострадала.

– Ну и что теперь, какие предъявы ты тут собираешься кидать?

– Мы собирались устроить переговоры на закупку по ценам, которые нам совсем не выгодны. Эта цыганка нас охмурила. Сказала потом, когда поймали, что получает процент хороший через свои связи за такие закупки.

– Если ты не прекратишь нести всю эту чепуху…

– У меня имена есть всех, кто в этом участвует, проверьте их, можно все доказательства отрыть, клянусь.

– И что теперь? Расторгаете сделку сразу после первого обмена?

– Так это не мы, это все ихняя афера. Тебя и так собирались обокрасть на всю выгоду…

– Никто не смеет меня обкрадывать, ясно?! Имена мне, эту дуру и молитесь, чтобы к завтрашнему дню мои ребята доказали все то, что вы сейчас рассказали. Иначе…

– Поняли. Будут доказательства.

– Цена будет фиксирована еще на три сделки. А там посмотрим. Возражения есть?

– Нет.

– Отлично. Серый, ее в машину грузи.

– Ай! Хватайте ее!

– Все набрасывайтесь на нее, она сильная! Очень!

От последней порции слов Бэниэмину стало не по себе. В чем на самом деле участвовала Лиза? Все произнесенное никак не сочеталось с тем образом, который он сформировал у себя в голове. Оставалось только в одно верить: что все эти мужики говорят неправду. При последних криках и шуме забилось сердце. Лиза вырвалась из их рук! Только вот тело так болело, так плохо реагировало на все команды мозга, что из убежища едва ли можно было вылезти. Бэниэмин остро ощутил свою беспомощность. Хотел кричать, но благоразумно молчал. В уме проклинал Богдана, обещая его прикончить.

Зачем они здесь? Какова их роль во всем этом? Неужели Богдан просто рассчитывал наудачу перехватить Лизу пораньше, но не учел всех обстоятельств?

– Ловите, черти!

Послышался крик боли, но голос был мужской. Получил ли он с ноги или здоровой рукой – неизвестно, но получил сильно.

– Дебилы, хватайте! Безрукие, что ли все?!

– Детский сад, – проговорил Боксер, прежде чем раздался взрыв. Когда умокло эхо, все было придавлено тишиной. Уши Бэниэмина болели, он ошарашенно пытался понять, что произошло. Что взорвалось?

А потом до него дошло, что это был звук выстрела. Так вот как он звучит. Ужасно громкий. Теперь понятно, почему пушкой иногда называют. Начал различать тяжелое дыхание мужчин. Кто-то сказал:

– Сразу б так.

– Заткнись. Леня, Дота, займитесь телом, пока мы продолжим обсуждения в нормальном месте.

Снова шаги, теперь удаляются. Остались только голоса Лени и доты. Кто есть кто, разобраться было сложно.

– И как нам это убрать?

– У меня в машине большой мусорный пакет. Подгоним тачку сюда, тело кинем и повезем на старую точку. Жди, минут через пять-семь подкачу.

– Э, нет. Курить хочу, а у самого все закончилось. Знаю. У тебя в машине все есть. Пару минут ничего не сделают, дохлячка не убежит.

– В последний раз, понял? Научись уже сигами запасаться.

Когда отдалились, утихло последнее эхо шагов, медленно проползла целая минута ожидания. Наконец Богдан прошипел:

– Выползаем. Быстрей!

Сказать проще, чем сделать. Неловко, словно избитый до полусмерти, охая и кривляясь, Бэниэмин кое-как выполз, поторапливаемый Богданом. Когда оба оказались на свободе, начали усиленно разминаться. Ну как, усиленно, больше напоминают старых инвалидов, которые пытаются передвигаться без костылей.

Молчали, в сторону, где должно было находиться тело, старались не смотреть. Бэниэмин кипел, толком не понимая, что его злит больше всего.

– Ждем у входного проема, ты слева, я справа. Когда начнут проходить, кидаемся и бьем что есть силы. Они, скорее всего, матерые и с ножами, поэтому нужно бить со всей силы и максимально быстро. Мы сильнее обычных людей, но ненамного. Мочим гадов. Хоть горло перегрызи, но завали своего. Понял?

Бэниэмин не ответил, молча занял свое место. По телу гуляет дрожь, дыхание едва удается усмирить, руки так и чешутся что-нибудь сделать. А мысль, что опять приходится неподвижно ждать, сводит с ума.

«Давайте, идите сюда уже уроды, иначе я сам вас найду и прикончу!»

Глаза все также избегают того места, где должно остывать тело. Изучают все, что угодно, кроме того участка. Груда арматуры, окно, потолок, другое окно…

Долгожданный звук приближающейся машины. Остановилась совсем рядом. Хлопают двери, доносятся голоса. Слов не различить, смысл не важен, нельзя отвлекаться, главное побыстрее устранить…

Сперва из-за проема выныривает лысая голова, затылком к Бэниэмину. Видно обезьянье лицо другого, а тот сперва ничего не замечает. Затылок, беззащитный, мерзкий, обнаженный. Вдох, ноги сгибаются, выдох, ноги разгибаются, руки молниеносным движением достигают цели. Пальцы впиваются в горло, прорываются через кожу, словно рвут салфетку, руки разводятся в сторону, раскрывая отверстие, кровь брызжет во все стороны, булькающий хрип становится единственным звуком во вселенной. С рук срывается добыча, тело падает, кровь все продолжает бить, мужик не хочет умирать, он дергается, пытается прикрыть разодранное горло, но движения все менее ловкие и кровь никак не кончается, все ей залито, а руки сжимаются в кулаки, кажется, мужик никогда не помрет, глаза выпучиваются, все булькает и булькает.

Что-то пытается сказать? Бэниэмин слышит свое имя, но губы мужика не двигаются, только кровавые пузыри все множатся, говорить он не может, он что, чревовещатель, зачем сейчас свои таланты демонстрировать.

– Бэни, черт тебя дери!

Трясет не мужик, а парень. Парень, знакомый, лицо точно знакомое, но как его зовут?

– Ты меня слышишь?

Так много крови, она же все забрызгала, все уделала, почему у этого парня только пара капель на лице и незаметные совсем на одежде, он что, далеко был. Аппетитная кровь, сколько ее вылилось просто так, на землю, зазря, зачем такое кощунство? Лицо знакомое зовет по имени, что-то ждет, но совсем непонятно, чего именно. Никак не вспомнить, что он здесь делает. Трясет за плечи, повторяя имя. Наконец, голова начинает работать.

По порядку восстанавливаются главные факты. Факт первый: два трупа и куча крови у входа в цех. Факт второй: руки все в крови, возможно, лицо и одежда тоже. Факт третий: Богдан требует ему помочь. Факт четвертый: Лиза мертва.

– Я нашел ключи от машины. Лизу аккуратно положим в мешок, хотя бы голову обернем, в машину на заднее сиденье. Слышишь меня? – убедившись, что Бэниэмин его слышит, Богдан продолжил. – Приедем в одно место. Я высажу тебя с Лизой. Понимаешь? Избавлюсь от этой тачки. Вернусь в нашу. Приеду и заберу тебя с Лизой. Понял? Пару часиков максимум придется подождать, поохранять Лизу.

Опять ждать чего-то. Бэниэмин разозлился бы, да сил на это нет. Кивнул.

Богдан, держа в одной руке свернутый пакет, приблизился к телу, присел, склонился над раскуроченным лицом. Бэниэмин подумал, что за сгустки жира рядом, а потом дошло, что это мозги. Вот этого желудок уже не выдержал. Бэниэмин хоть и кровосос, но у всего есть свои пределы. Все-таки он не мясник, чтобы каждый день внутренности разглядывать, всегда обходился крошечными ранками на шее. Для разнообразия прибегал и к другим участкам тела, но это мелочи.

Пока смесь из переваренного завтрака и желчи выплескивались на землю, Бэниэмин пытался изгнать образ неподвижного тела из своей головы. Но нет, новая Лиза буквально отпечаталась на сетчатке глаза. Новая, то есть мертвая. То есть, ни слова больше не скажет, лицо больше никак не изменится, ни одной улыбки не будет… от таких мыслей становилось хуже. А остановить разгорячённое воображение невозможно. Оно упрямо рисует картины разложения, гниения плоти, которая обнажает кости, превращая знакомого человека в далекого, немого скелета. Ни одной улыбки, потому что мышцы и кожа теперь могут только кормить плесень и насекомых. Ни одной искринки в глазах, потому что они помутнеют и высохнут.

Но это не первый труп, которого Бэниэмину довелось увидеть. И не самый противный. Так что с ним не так? Почему реакция при одном только виде тела еще тяжелее, чем случай с Сергеем? Почему потеря Лизы так бьет по восприятию?

Помучившись, Бэниэмин вернулся и обнаружил, что Богдан как присел, так ничего и не сделал больше. Мешок все также сжат в руке.

– Дура! – с трудом проговорил Богдан. – Я ведь пытался все предотвратить, кто ж знал, что все именно так сложится? Она всегда была аккуратной, не могла так тупо подставиться. Я думал, мы ее успеем перехватить, а она…

Пауза. Потом продолжение:

– Дура! Я думал, что скоро уже бросит свои делишки, а она только сильнее втянулась. Я уже перестал понимать, чего она добивается. А она… если бы я раньше понимал, думаешь, позволил такому случиться? А?

– Нет.

– Нет! Нет, нет и нет! Я хотел как лучше. Думал, наиграется и успокоится. Упрямая ведь, на каждое замечание только отбрехивается, сотни доводов городит. Надо было умней поступать… как-то… убедительней говорить.

– Да, – тупо вставил Бэниэмин, уловив знакомые мысли. – Ты объяснишь мне, что тут произошло?

Богдан смотрел в лицо Бэниэмину, долго молчал, решая, что же такого сказать.

– Она хотела, как лучше. Думала, что сможет всем нам помочь. И многое себе позволяла, оправдываясь этим.

– И участвовала во всяких нелегальных закупках?

– Находила нужных людей, внушала им правильные мысли и организовывала различные комбинации. При этом часть денег оседала у нее в руках.

Бэниэмин понимал, что все логично, но услышанному верил с трудом. Дурнота возвращалась, ноги дрожали как будто от дикого холода. Богдан возобновил рассказ:

– Это продолжалось до тех пор, пока я обо всем не узнал. Было сложно с ней говорить. Но она пообещала в итоге исправиться.

– И ты ей поверил? А Виктор? Он знал обо всем?

– Виктор тоже в этом участвовал, но намного раньше прекратил. Времена тяжелые были, а общине нужны деньги. Он все понимал, поэтому и простил Лизу. И я поверил, что она перестанет.

– А сегодня что-то новое устроила?

– Я думаю, это тянулось несколько месяцев все. Мне ни словом не обмолвилась, поэтому догадался сегодня.

– Она обещала разоблачить Виктора…

– Наверное, хотела обставить дело так, чтобы на сделку вышло расследование, а имя Виктора всплыло одним из первых.

– Но зачем все это было делать?

– Потому что она искренне винила во всем Виктора и думала, что с ним избавится от всех проблем. А я надеялся, что она образумится… видимо, проблемы с головой были хуже, чем я представлял. Я не видел… или не хотел видеть?

– Я только и видел, что вы периодически спорили и ругались один раз. Даже не знал, что ты за ней приглядывал…

– Мы много разговаривали по ночам. Каждый раз, когда она приходила ко мне, я все мечтал, что она и днем будет такой же милой и ласковой. Что мы перестанем спорить по мелочам. Что она перестанет сочинять свои дикие фантазии. А у меня за спиной такое вытворяла… как она могла так со мной, а? Неужели не доверяла мне? Неужели не верила, что я люблю ее и готов помочь во всем?

Тут Бэниэмин окончательно понял одну важную истину. Ничерта он в этой жизни не понимает. Хотя нет, знает он еще одну истину. Лиза сама себя в машину не положит.

Часть вторая

День седьмой (3 сентября)

Сна не было ни в одном глазу. Хотя нет, пару раз провалился во что-то мутное, резкое, но тут же просыпался. В каждой тени виделся он. Монстр. Гигантская летучая мышь, несуразная фигура которой скрывается в каждом уголке.

Пора уже это признать. Он убил. И не ускорил уже запущенный процесс, как это вышло с Сергеем. Не по своей глупости, как было с Ксенией. А серьёзно. Своими руками. Хладнокровно. Еще и таким садистским образом, разодрав горло. Конечно, быстро можно найти оправдание для себя любимого, дескать, тот урод получил то, что заслужил. Но факта убийства это не меняет.

Странное чувство. Не страшно и не стыдно. Что-то необъяснимое. Тошнота.

А мог он поступить иначе? Лиза… нет, не мог. Надо было поступить так раньше.

Стоять рядом с ее телом в тупиковом переулке и целый час ждать Богдана, пока он подъедет. Стоять рядом с замотанным трупом и наблюдать, как рассветает. Ждать, когда покажется случайный прохожий и как-то с ним разобраться. В Муравейник вернулись под утро. Их встретила Женя, попросившая, чтобы Богдан оставил тело ей. Помог занести в медкабинет.

– Мне надо исследовать тело. Ты же сам понимаешь, как редко выпадает такая возможность!

Богдан согласился, но настроение у него было мрачнее некуда. Занес Лизу, положил на кушетку, распаковал и даже посидел рядом. Что было дальше, Бэниэмин уже не знал, он доплелся до своей комнаты. Думал, что сможет забыться во сне, но нет, пустые фантазии.

«И как они будут тело хранить? Гниет уже вовсю, мясо быстро тухнет». Бэниэмин пожалел, что продумал последние слова, опять нахлынула дурнота. Тухлое мясо. И это он о Лизе. От улыбки которой превращался в топленое масло. Совсем недавно. А теперь.

А в углу стоит монстр. Из кошмара, что приснился неделю назад. Стоит немного забыться, как оно уже вовсю сверкает зубами и яростно блестит глазами.

«Убил». Ему не жалко того подонка, но вершить правосудие самому оказалось тяжелее, чем представлялось. Хотя, что тут от правосудия, если дополнительная смерть никого не воскресит. Бэнимэмин сам виноват. Мог бы выскочить и до того, как стало поздно. Не мог. С затекшими ногами. Но все это так тупо. Спрятаться, чтобы выползти уже, когда поздно. Богдан не думал, что Лиза попадет в такую ситуацию. Но мог и додуматься. Его вина во всем этом.

Если бы Бэниэмин взял дело в свои руки. Придумал надежный план. Не такой дебильный.

А Лиза? Оказалась не такой, как он думал. Непонятные махинации, вся эта глупая сцена в духе дешевых криминальных постановок. Плела какую-то паутину, чтобы был надежный компромат на Виктора. Зачем? А сам Виктор как с этим связан? Он, вроде как, порвал с криминалом. Вроде, если так можно судить по косвенным замечаниям. Что вообще движет людьми?

В комнате так душно и тошно, что пришлось покинуть ее. В библиотеке никак не могла найтись нужная книга. Бэниэмин хотел отыскать что-то такое, что поможет ему отвлечься. Как будто примагниченный, снова и снова возвращался к «преступлению и наказанию». Смиренно вздохнул и все же вытащил эту книгу. Наивный. Будто можно выжать из этих черных иероглифов хоть каплю смысла. Голова забита совсем другим.

В столовую пошел не по зову желудка, а ради смены локации. Ожидал, что сможет отвлечься, послушать разговоры. И вспомнил, что слушать в последние дни любил Лизу. Чтобы отвлечься от мыслей о мертвой Лизе, надо бы послушать разговоры Лизы. Даже рассмеялся, осознав, как это тупо. Ладно, другие люди там сидят, далеко не немые.

А там Вася встретился. Подозрительно поглядывая на своего друга, он аккуратно поинтересовался, как дела.

– Я чувствую, что меня серьёзно облапошили и не могу даже понять, кто и зачем это сделал.

Вася начал аккуратно допытываться, в чем собственно дело. Он парень деловой и опытный, может, поможет разобраться с проблемами.

– Чему ты веришь?

Вася, человек деловой, ответил, что верит в то, что видит перед собой. И нечего грузиться сложными вопросами, надо дела делать. Все же рискнул поинтересоваться, а не продолжает ли Бэниэмин строить конспирологические теории относительно Виктора и всего там остального.

– Мне кажется, я поторопился с выводами. Я понимаю, что все как-то сложнее устроено. Но большего пока сформулировать не могу. Так что нафиг это все.

– Вот и правильно. Я уж боялся, что мы потеряли тебя. Просто взял и записался внезапно в компанию Лизы, будто на вписку с дорогим бухлом. Кстати, тут такие разговоры ходят… что вчера ее грохнули.

– Пристрелили. Мы с Богданом там были. Тело обратно привезли.

– Чего? Ты это серьёзно? А что ты там делам?

Пришлось кратко, в общих чертах, опуская некоторые подробности, рассказать, что случилось вчера. Вася отпускал ироничные комментарии, удивлялся или коротко смеялся. Вся история, вплоть до гибели Лизы, казалась ему крайне забавной.

– Не, ну я и так подозревал, что у нее с головой не в порядке. А теперь и вовсе все шарики выкатились.

Бэниэмин не знал, как ему реагировать на подобные комментарии. С одной стороны, ощущалось раздражение, а с другой – стыд. Как он верил Лизе, ловил на лету каждое слово, повторял ее мысли. Тут и над ним стоит поглумиться.

– Без обид? – в такое русло завел обсуждение Бэниэмин. – Немного побыл фанатиком и хватит.

– Да ладно тебе, кто всякую херню не творил. Уж я сколько натворил за свою жизнь… мир. Или хочешь на мизинчиках?

А почему бы и нет? Помирились на мизинчиках, в унисон произнесли священную клятву, в которой обговаривались условия примирения. Ту самую клятву, где в ответ на повторные агрессивные действия идут уже укусы, кирпичи, а при условии, если кирпич сломается о чью-то голову, то дружба от этого только крепче станет. Вася решил не ограничиваться суровой мизинчиковой клятвой и предложил примирительный секс. Оба заржали так, что чуть под стол не упали. Вася быстро успокоился, а вот Бэниэмину понадобилось побольше времени.

Внезапно послышался строгий окрик, обращенный ко всей аудитории. Самое необычное было то, что голос принадлежит Пете. Когда внимание всей столовой было обращено к массивной туше, из нее вытряслись следующие слова:

– Прошу внимательно выслушать! Все мы ведем беспутный образ жизни, от которого уже гнием изнутри! Это серьезная проблема и мы обязаны обсудить ее! Поэтому, в 19:00 все должны присутствовать в актовом зале. Виктор произнесет важную речь, это касается каждого. Если кто-то не придет, с ним будет проведен индивидуальный разговор… – правая рука дернулась, указательная сосиска на ней указывала куда-то в центр зала. Этим жестом он хотел подчеркнуть последние слова, – …в строгих тонах! Никому не избежать серьезных вопросов, которыми должен задаться каждый человек, а уж мы тем более. Сидите, болтаете и предаетесь своим мелким делишкам. Прячетесь в мелких махинациях. И погибаете один за другим. А все потому, что боитесь жизни, огромного мира вокруг нас. И главных вопросов! Но об этом уже вечером.

Он ушел, оставив за спиной удивленные лица и горячие обсуждения.

– Надо же, Петя решил проповедником стать, – заметил Вася. – Я уж думал, заставит прямо тут каяться и биться лбом об пол. И поливать нас будет остатками кофе, перекрещивая всех. Ха.

А Бэниэмину было не так весело. Несколько замечаний серьезно задело его. Разве все это не описывает его самого, Лизы, Сергея? Может, он был слишком предвзят к речам Пети? И тот действительно понимает, что происходит в этом мире?

– А в чем-то он прав, – признался Бэниэмин.

– Ну, с тем что он сказал не поспоришь. Мы и прячемся в мелких делишках от самих себя. И что? Я слышал, о чем он обычно болтает. Бред собачий. То, что он умеет задавать вопросы, не говорит о том, что он сам знает на них ответы. Запомни эту истину.

– Постараюсь не забыть, мудрейший старец. Еще немного поделитесь своей мудростью?

– По одному совету в день, хотите еще – платите больше.

После завтрака Бэниэмин снова принялся за штурм старенького издания. В этот раз он споткнулся уже о новые мысли. Уже почти неделя прошла, как он должен был внести деньги в общую кассу. Вася внес свои, открыв ему долг. Значит, завтра нужно принести в двойном объеме. Денег, взятых у Сашки, хватит на это дело. Но есть и другая проблема. Завтра пора снова искать донора. Бэниэмин об этом забыл. А ведь сегодня уже чувствуется легкое недомогание. Вспомнились струи, которые этой ночью били из разодранного горла. Отвращению пришлось уже потесниться, уступив немного места аппетиту.

«Как меняется восприятие некоторых вещей, когда жажда приходит».

Никого Бэниэмин не «обработал», а значит, придется ловить какую-нибудь случайную жертву. Опять караулить одиноких прохожих. Но это проблема завтрашнего дня.

«…А ты что делаешь? Обираешь их же…» тут чтение оборвалось, Бэниэмиин забыл провесь контекст произведения. Эти несколько слов пробудили в нем чувство вины. Он вспомнил, как на протяжении нескольких месяцев каждую неделю обирал Ксению. А что в итоге? Ради чего? Чтобы он херней страдал, а она, имея зачатки таланта, померла просто так? А сколько до Ксении было доноров…

«…или отказаться от жизни совсем!…» «…послушно принять судьбу, как она есть, раз навсегда, и задушить в себе все, отказавшись от всякого права действовать, жить и любить!..»

Нет, читать это невозможно. В этот книга совсем другая, будто кто-то незаметно переписал весь текст. А по ощущениям, все равно что битое стекло жевать.

– В жопу Достоевского! – вынес Бэниэмин свой вердикт. И все равно продолжил читать. Его привлекал образ студента, который стал жертвой неверной идеи. Хотелось узнать, что он будет делать, как подойдет к своей проблеме, что будет делать с ошибками.

«…мрачное ощущение мучительного, бесконечного уединения и отчуждения…» Все эти строки будят острые, неприятные мысли. И тут пришлось признать: не с автором Бэниэмин борется, а с собой. Чтобы не пытался ему рассказать Достоевский, а он все к своим болячкам возвращается.

В актовом зале с высоким потолком, бледно-голубыми стенами и свободно гуляющим эхом ощущалась некоторая опустошенность. Все жители общины умещались в несколько передних рядов, больше пустых мест позади остается. Виктор уверенно вещает со сцены, не прибегая к помощи микрофона.

– Добрый вечер, уважаемые члены общины. К сожалению, у меня не самые хорошие новости. Многие восприняли закономерное развитие нашей общины как нечто противоестественное. И тут вы правы. Наш мир хрупок и уязвим. Нас подстегают многочисленные опасности, мы не можем быть искренни с людьми. Приходится быть аккуратными, просчитывать каждое свое действие. И нескольких членов общины мы потеряли. Сергей, тихий, но умный юноша, который вечно витал в облаках. Я старался ему помочь, надеялся, что и вы сможете его расшевелить. Мы же все тут братья и сестры друг другу. Но он замкнулся в своей раковине и навсегда покинул нас. Причем, достаточно экзотическим способом. Когда я приехал рано утром, сразу ощутил легкий запах. Также вынужден сообщить, что нас покинул и Егор Кравунов, соседи нашли его бездыханное тело буквально пару часов назад. Лиза, девочка способная, оказалась замешана в неприятной истории и поплатилась за это своей жизнью.

Оценил реакцию аудитории.

– Я взял на себя слишком много и лишил вас чувства безопасности. Многие из вас еще не готовы к более масштабным действиям. Это моя вина. Идею с партией я считаю заслуживающей внимания, но преждевременной. Отложим ее пока, а сейчас займемся укреплением духовным скреп, связей между всеми нами. Ведь вы понимаете, что значит «община»? Оно происходит от слова «общий», значит, у нас есть что-то общее. И не наши уникальные способности, а общий дом, общие проблемы и идеалы. Мы должны больше общаться, быть более открытыми друг другу. Посмотрите на своего соседа, поинтересуйтесь, а не гнетет ли его что-нибудь? Может, только вы сможете ему помочь? Помните, мы должны сформировать стабильную ячейку внутри этого хаотичного общества. Стабильность – вот он залог успешной жизни. Но нужно чем-то скрепить наши узы, чем-то вечным и прочным, что касается каждого и принадлежит вечному.

К сцене подрался Петя, самоуверенно ухмыляясь.

– А теперь слово необходимо предоставить Петру Васильевичу.

Тот поднялся на сцену и занял центральное место:

– Спасибо, Виктор Иванович. Дорогие общинники, все мы рано или поздно задумываемся о вечном. Что нас ждет по ту сторону жизни? Но после превращения, у нас появляются новые вопросы. Почему мы такие? Откуда эти способности? И что ждет после смерти именно нас? Согласитесь, будучи вампиром глупо оспаривать существование сверхъестественного. А если это факт, то закономерно подтверждаются и иные доводы. Я не буду сейчас углубляться в тему, вы и сами понимаете, к чему я клоню. Каждую неделю я буду проводить лекции, чтобы просветить вас и вывести ваш разум к свету истины. Ничего больше не скажу, прошу только подумать о своей душе, задать себе вопросы и попытаться на них ответить. Ваши мысли и выводы обсудить на следующей неделе, здесь, в то же время.

– Да, прекрасно сказали, – снова перехватил внимание Виктор. – Кто-нибудь хочет что-нибудь добавить или задать вопрос?

Спрашивали и вносили предложения вяло, словно делали это чисто для галочки. В основном, все силы бросили на обсуждения в своих кружках. Компания Лизы собралась в почти полном составе, только теперь во главе стола сидел Влад.

– Опять эта мишура. Виктор решил окончательно поработить наше сознание, теперь уже бесповоротно одурманит нас давно проверенным опиумом. Еще и Петю взял в помощники, личного патриарха решил тут ввести?

– Ты не прав, мне кажется, все это очень важно. – Ирина говорила смелее, чем обычно. – Сегодня я услышала то, что и так давно передумывала, но боялась сказать вслух.

– А я сказала вслух. И быстро поняла, что все это чушь, – подключилась Даша. – Ты раньше слышала, о чем Петя говорит?

– Да. И во всем этом есть логика. Он хорошо разбирается во всем этом, я даже поспорить не могу. – Не сдавалась Ирина.

– Если что-то сверхъестественное и есть, то вряд ли оно хоть немного похоже на наши примитивные фантазии. Когда ученые открыли и получше изучили атом, он оказался не совсем похож на то, как его описывали теоретики.

– Вы просто не понимаете, – бросила Ирина, схватила тарелку и пересела за другой столик, поближе к компании Пети.

Дальше Влад попытался еще что-то сказать, неуверенно оборвал цепь размышлений и уткнулся в тарелку. Даша перешла на личный разговор со Светой. Даша сообщила, что ее многострадальный «донор» этим утром спрыгнул с крыши девятиэтажного дома. Теперь от ее парня осталась лепешка. Хоть Даша и пыталась отшучиваться, но глаза ее выражали совсем иное настроение.

Наконец, Бэниэмин заметил мрачное лицо Богдана. Как-то даже жалко смотреть на него, надо хотя бы поинтересоваться, как самочувствие.

Богдан посмотрел на нарушителя спокойствия, кажется, он не сразу узнал Бэниэмина. Когда с глаз слезла задумчивая пелена, лицо передернулось.

– Как ты? Я ведь и не знал, что между тобой и Лизой было. И, блин, мне даже немного стыдно. Ведь я своими поддакиванием и сам частично виноват, что довел ее до такого… – Бэниэмин осекся, поняв, что говорит слишком много и сразу.

– Да при чем ты тут? Это моя проблема, которую так и не смог решить. Я так и не смог понять, увидеть… все, давай не будем об этом, ладно? Сейчас совсем другое волнует.

– Хочешь похоронить ее? – под последним подразумевался ритуал прощания, который проводили близкие друзья покойного, перед тем как безжизненное тело все равно расчленяли и утилизировали.

Богдан в ответ бросил из-под лба напряженный взгляд, что-то обдумал и сказал:

– Сейчас доедим и пойдет в медкабинет. Кое-что покажу. А пока помолчи.

Даже страшно представить, что еще может такого раскрыть Богдан, о чем ему неприятно говорить. Надеяться можно лишь на то, что любопытство не заведет Бэниэмина в очередную нелепую ситуацию. Хотя, что тут уж отбрыкиваться, это уже неизбежно. Богдан ел медленно, сосредоточенно, словно уговаривая себя зачерпнуть очередную ложку супа и положить ее в рот. Порция Бэниэмина уже успела скрыться в желудке, который решил немного позабыть о чувстве тошноты. Наконец, с ужином было покончено, посуда вымыта и оставлена сушиться, ноги несут к новой локации. Хмурый свет вторгается через окна в просторные помещения, окрашивая все вокруг холодными оттенками. Мимо проносятся одинокие лица, а чувство какого-то подвоха держится рядом.

Оказалось, что кабинет заперт, и Богдан постучался. В ответ на глухое молчание он прикрикнул:

– Это я, Богдан, принес помощника.

– Помощника? Ты даже не сказал, что надо что-то делать! – скорее удивился, чем возмутился Бэниэмин.

– Ты же так хотел помочь Лизе, разве не помнишь?

– И что?

Дверь приоткрылась, выглянуло уставшее лицо Жени с взлохмаченной прической, строгий взгляд прошелся по растерянному Бэниэмину.

– Ладно, – пробурчала она, давая парням войти. И сразу за ними закрыла дверь.

Как он и ожидал, тело Лизы все еще было здесь. Тело укрыто простыней, лицо обмыто и перевязано. Рефлекторно приготовился зажать нос, ожидая атаку запаха разложения, но быстро стало понятно, что никто тут гнить не собирается. Лицо такое умиротворённое, волосы обстрижены, часть головы закрыта бинтами, уже проступили красные пятна. А еще капельница, длинное щупальце которой вонзалось в нежную кожу руки. Очевидно, что с покойниками так не возятся. Грудь. Она чуть-чуть поднимается и опускается. Или это только кажется? Недоуменно посмотрел на Богдана.

– Да, она восстанавливается. Медленно, но верно. Мы с Женей уже перелили ей своей крови, ввели немного питательных веществ. Она скоро сгоняет за новыми запасами… но нам нужна помощь, – начал пояснять Богдан, путаясь в словах, не зная, что говорить.

– Ей же просто полголовы снесло, там мозги повсюду и в мешке она… что? – Бэниэмин продемонстрировал, что намного успешнее путается в словах и мыслях при встрече с неожиданным.

– Повреждение серьезное. Но, оказывается, живучесть очень высокая, – начала Женя. – До этого лично я имела дело только с заблудшими или погибшими от аллергической реакции. А чтобы вот так кого пытались убить, это в первый раз. Оказываются, мы сильно недооцениваем свои способности к регенерации.

– Но половину мозга же… просто…

– Вот и у меня большие сомнения, что такое пройдет без последствий. Тут бесполезно гадать, как все восстановится и сможет ли вообще окончательно прийти в форму. – Женя ходила по кабинету, создалось впечатление, будто она сама с собой говорит. – Мы можем только наблюдать за ней. И следить за состоянием. Сейчас достаточно только прочищать рану, вливать кровь и питать иногда. Менять простыни, клеенку. Обмывать тело. Ставить клизмы.

Тут Женя остановилась напротив Бэниэмина.

– С тебя просто требуется следить, небольшую смену просидеть рядом. Мерить температуру,пульс и записывать в том журнале. Пару часов ночью, ты же все равно не спишь, либо шарахаешься по коридорам, либо мешаешь всем своими фильмами.

– Пожалуйста, – добавил Богдан. – Я больше не знаю, кого можно об этом попросить. Лиза может восстановиться…

– А почему не рассказать все? Виктору, опять же, он соберет всех и распределит обязанности между всей общиной… – недоумевал Бэниэмин.

– Потому что пока перед нами коматозник с частью мозга. К счастью, вы ее так положили в пакет, что она не задохнулась и мозг не погиб окончательно. Но картина все равно мало обнадеживающая. Все примут решение просто добить ее и похоронить. Даже я сомневаюсь, что получится в итоге что-то кроме овоща, – сообщила Даша. – Богдан уверен, что шанс еще есть, я хочу понаблюдать за подобным случаем и проверить, насколько широки регенеративные возможности наших организмов.

– В тайне ото всех это делать? Да уже к концу дня все будут знать в общине, вы вообще на что надеетесь? Ты же не думаешь, что можешь просто запереться в медкабинете, и никто не заинтересуется причиной?

– Я могу пропадать неделями, прежде чем кто-либо задастся вопросом, в чем дело. Сюда вообще почти никто не заходит, если кто и траванется чем, я больше работаю вне кабинета, а отсюда забираю необходимые вещи. Периодическое отсутствие тебя и Богдана никто не заметит. Нам и нужно всего пару дней, может недель, пока все зарастет, и мы сможем сделать выводы.

– Или месяцы! – ввернул Богдан.

– Нет, это уже слишком. Я бы не дала больше двух недель. Богдан, пойми, если при такой скорости восстановления она вскоре не подаст признаков сознания, значит ждать чего-либо уже бесполезно.

– А если подаст, тогда что? – продолжил допытываться Бэниэмин.

– Тогда уже всех оповестим. С признаками жизни и хоть какими-то ответами никто ее не осмелится добить. Будут помогать в восстановлении.

– Все равно не понимаю, откуда вы взяли, что ее решат все добить… только вот недавно целая речь была о взаимопомощи…

– Я же сказала, вероятность восстановления мала. Перед нами все равно что заблудший, возможно, даже хуже. И все, движимые этим вот показным духом товарищества, скорее всего решат добить ее поскорее. Чтоб не мучилась. К сожалению, в таким вопросах никто ждать не любит и принимают самое быстрое решение.

– Вася и Никита спросят, почему им не поручили устранить тело…

– Я им скажу, что лично занялся этим. В компании с тобой, – объяснил Богдан. – Ну что, ты поможешь нам?

– О, как мило, что вы спросили моего мнения. Да, помогу, если вы думаете, что есть шанс на полное восстановление.

– Отлично, – устало улыбнулся Богдан. – Спасибо. Можешь пока идти, а сюда вернуться к часу ночи. Только помни, никому не слова!

Выходя из кабинета, Бэниэмин чувствовал, как какая-та муть, мерзкий спрут, только отпустивший его из своего цепкого объятия, снова сжал, окружил липкими щупальцами. Все это сомнительно, но в то же время и воодушевляет. Вдруг, Лиза сможет вернуться в сознание? Верится слабо, когда вспоминаешь о кусочках мозга на полу, кровяной луже и безжизненном теле, завернутом в пакет. (однако, голова была около открытого конца, теоритически, ей было чем дышать). Странно, что он не заметил признаков жизни за все время, проведённое рядом с телом. Хотя, он старался все время не смотреть на Лизу. Не могли же Богдан и Женя все это время мучиться с трупом просто забавы ради. Все-таки Лиза так просто не сдастся. И у нее есть шанс исправить дальнейшую жизнь, вкусив цену своих ошибок. Чего не могли себе позволить ни Сергей, ни Ксюша, ни те два преступника.

По пути встретилась Лидия, обрадованная встречей.

– Вот ты где! А я тебя все искала! В комнате нет, в столовой тоже… где прятался?

– Я это… в библиотеку уже просто шел.

– Странный маршрут выбрал, но ладно. Я уже все приготовила.

– Что все? Ты о чем?

– Объявления, дурачок! Пойдем в мою комнату, покажу.

Бэниэмин последовал за ней, молча пытаясь справиться с удивлением и сформулировать свои мысли. Совсем забыл о своем договоре с Лидией. И как теперь он ко всему этому относится? Вспомнил прошлый разговор, где решил, что займется этой затеей, лишь бы Лидия не вмешивалась в судьбу девушки. Чувствуя сильную моральную усталость, решил, что можно искренне выложить все свои опасения и планы.

– Ну как тебе? – поинтересовалась Лидия, протягивая ему листок. В центре находилось черно-белое изображение, потрет, явно нарисованный смелыми мазками. Надпись в свободном пространстве включала номер телефона Бэниэмина и следующие слова: «Помогите найти девушку! Знаю только, что безумно красивая и живет где-то в этом городе. Обращаться по этому номеру. Слепо влюбившийся, Егор». – Вот так я решила подать. Смысл в чем. Даже если тебе позвонят только одни шутники, а девушка не найдется, об этом точно заговорят люди. И слухи уже коснутся ее самой, вытащат ее имя и какие-нибудь подробности в поле внимания. И я уж точно ничего не упущу.

Лидия вся искрилась от радости, даже покусывала нижнюю губу, ожидая реакцию Бэниэмина. Видимо, его смущение было ожидаемо.

– Значит, Егор?

– Ага. Короткое, броское и солидное имя. Услышишь такое и сразу представляешь нормального, общительного парня. Вот, например, Денис или Степан попахивают педофилом или еще чем похуже. А Егор – уже другое дело.

– Замечательно.

– Этой ночью расклеим объявления по нескольким районам, где больше всего ходит народу.

– А не рановато ли?

– В смысле? Объявления же готовы, чего еще ждать?

Тут Бэниэмин и рассказал. О своих сомнениях, что девушка похожа на сестру. Конечно, никакая это не потерянная сестра, но все равно при виде нее все дрожит внутри. О том, что решил не прибегать ко внушению, а хочет по-человечески познакомиться. И ничего в этом не понимает. Что не будет использовать ее в качестве донора. И тут же всплывают вопросы: а зачем тогда вообще иметь с ней дело? Что делать? Как избавиться от всех искушений? Бэниэмин рассказал, как начал робко выбираться за рамки привычного, начать читать книги и интересоваться идеями Лизы. Печальный итог вчерашнего дня упомянул, но умолчал о сегодняшнем открытии. Главное было очертить клубок сомнений, который сейчас не давал ни на чем толком сосредоточиться.

Лидия внимательно слушала, выражение лица постепенно менялось. Когда Бэниэмин запинался, путал слова от волнения, она его поправляла, где-то помогала уточняющими вопросами. А когда исповедь закончилась, положила ему руку на плечо и посмотрела прямо в глаза.

– Значит, вот чем ты занимался. Я, честно говоря, не ожидала, что ты сможешь так расшевелиться. Конечно, ты все тот же, старый глупенький Бэни. Но что-то в твоих вопросах, словах есть. Ты теперь даже интереснее рассуждаешь, что ли.

Она уселась на краешек кровати, не отпуская руки, тем самым провоцируя его сделать тоже самое.

– Почему со мной раньше не поделился всем? Когда ты пару дней назад, сказал, что хочешь изменить свою жизнь, я тебе не особо поверила. Но сейчас ты такой…

Рука уже скользнула выше, начала гладить жесткие волосы.

– Это прекрасно, что ты решил вырваться из зоны комфорта. Непонятно, почему не хочешь со мной хотя бы взглянуть на то общество. Но идея с девушкой неплохая. Ты действительно не умеешь общаться, так что попытаться увлечь ее без внушения – хорошая практика. А знаешь, у тебя хорошо получается сравнивать все, подбирать метафоры. Может, самому стоит увлечься искусством?

Бэниэмину вспомнились самые неприглядные истории из рассказов Лидии. Многое из того, что в его личной картотеке знаний связано с искусством, ассоциируется с ней и ее многокрасочно описанным обществом.

– Нет, спасибо. Я для этого не создан.

– Да ладно тебе. Сам же хочешь попробовать что-то новое, а теперь боишься. Определись уже. А лучше доверься мне. Знаешь, даже обидно, что ты только сейчас со мной все это обсудил. Я думала, ты мне больше доверяешь. Честно, я на самом деле обиделась. С тобой-то всем делюсь!

Она скрестила руки и отвернулась в сторону.

– Извини. Просто я думал совсем о другом, понимаешь, то что меня заботило… никак не сочеталось с тем, о чем мы обычно говорим. Понимаешь? – теперь он уже положил свою руку на ее плечо.

Лидия молчала.

– Ты первая, с кем я всем поделился. Причем я пытался тебе это уже объяснить все, а ты даже внимания не обратила тогда. Так что зря обижаешься.

Лидия снова посмотрела на него, виновато улыбаясь.

– Каюсь, все мы несовершенны. Что ж, значит, ты вообще не понимаешь, как себя вести?

– Всех, кого я помню, принуждал к знакомству внушением. С тобой мы познакомились… при необычных обстоятельствах, с нормальными людьми так не получится.

– Думаешь? – иронично вставила она. – Многие, кто считают себя нормальными, такое порой вытворяют…

– Тем не менее.

– Ладно. В сетях же зареган?

– На аське. Там пару раз переписывался.

– Еще бы неплохо завести страницу в Вк. Пойдем в компьютерный класс.

Вскоре в виртуальном пространстве появился некий Егор Гусев. Сначала, правда, Лидия хотела дать ему фамилию Зайцев, но Бэниэмин запротестовал. Дальше Егор оброс списком подписок на сообщества, парочкой репостов на «актуальные мемасы». На аватарке оказалась картинка из какой-то игры, в аудио затесались песни Би-2, Korn, Rammstein, Stigmata, Linkin Park, My Chemical Romance, Akado и парочка треков совсем уж неизвестных Бэниэмину исполнителей.

Попутно Лидия сыпала советами, рекомендациями и делилась опытом.

– Что ж, отлично. Немного подождем еще и пойдем расклеивать объявления.

Бэниэмин заметил, что время близится к одиннадцати.

– Через два часа я должен помочь Богдану с одним делом, это надолго. Боюсь, мы не успеем все обойти. Я не могу его проигнорировать, обещал ведь помочь, совсем забыл…

– Эх ты, все-таки по-прежнему балбес. Сегодня сама быстро расклею. Ты телефон свой не потеряй только, ладно?

– Лидия, я не знаю даже, что сказать… мне просто интересно, откуда у тебя столько энтузиазма мне помогать? Все надеешься, что я сделаю что-нибудь очень забавное?

– Не без этого. Мы же друзья, в конце концов, надо помогать друг другу. И ты мне поможешь, развеешь скуку.

– Когда ты успеваешь скучать?

Она не ответила. Потупила взгляд, устремив его на поверхность стола. На лице промелькнуло что-то грустное. Потом снова посмотрела на Бэниэмина, улыбнулась.

– Так, накатывает иногда.

– Что с тобой происходит?

– Не знаю. Это так, просто скука. Однообразно все вокруг. Картины пишутся плохо.

– А как твоего слона приняли?

– Хорошо. Только слова все те же. Что и в прошлые разы. – Секундное молчание, а потом резкое обращение, – точно не хочешь со мной отправиться на одну из следующих встреч? Вдвоем мы такого сможем там наворотить.

– Наворотить? Ты же хотела устроиться, максимально продвинуться по карьерной лестнице. Или я чего-то не понимаю?

– Да, правда. На секунду забыла и азарт проснулся. Ха.

Потом Лидия начала подробно расспрашивать о прочитанных книгах. Все интересовалась, как Бэниэмин интерпретирует тех или иных персонажей, описанные события, как все это сопоставимо с окружающим миром. Удивилась, что ему никак не дается «преступление и наказание». В итоге, подробно пересказала сюжет и главные идеи. Началось обсуждение.

– То есть все свелось в конце концов к религии?

– Да, Родион начал новую жизнь. Его ждет трудное перерождение, полное сомнений, мучительных вопросов и падений. Возможно, то что показал нам автор в книге, всю эту болезненность, это так, семечки. А самое интересное осталось за кадром.

– И значит, мир можно перестроить только если всех склонять к Библии?

– Ну сделай скидку на время, эпоху. Но в целом, все мы перед чем-то преклоняемся. Библия, Капитал, стопка банкнот … у каждого свое священное писание. Нужно на что-то ориентироваться, иначе заблудишься. Это как якорь, который помогает бороться с течением.

– Нет, это цепь, которая не дает двигаться дальше. Сначала ты покидаешь насиженное место, да, ориентируешься, но потом доходишь до этого края и дальше уже не можешь продвинуться! И думаешь, что достиг последней точки, а на самом деле ты только в начале пути, просто не видишь, сколько еще всего впереди…

– О, это как потерпеть крушение и остаться на плоту. Посреди океана. В мертвый штиль. Ты вроде как и спасся, но понимаешь, что перед тобой голубая бездна и бескрайние просторы… и чувство безопасности вечно соперничает с любопытством, с желанием заглянуть за горизонт. Ты можешь пытаться покинуть плот, но в итоге просто утонешь рано или поздно.

– Может, есть еще какой-нибудь путь? Не сидеть на своем плоту и не тонуть в попытках покинуть его.

– И какой же, интересно?

– Не знаю. Пока.

– Как узнаешь, поделись открытием.

К двенадцати разошлись. Час Бэниэмин провел в библиотеке, рассматривая, какие книги спрятались в дальних уголках. Лидия посоветовала ему почитать «Мартина Идена», эту книгу он отыскал и решил начать чтение во время своей смены у Лизы. Ровно в час ночи прокрался к кабинету, тихом стуком дал знать о своем прибытия. Женя впустила внутрь, дала подробные описания как и что делать, ушла, сообщив на прощание, что к шести утра подойдет Богдан. Из-за книги, которая оказалась на удивление интересной, чуть не забыл проделать тот минимум необходимых операций, ради которых его сюда и посадили. Богдан явился на полчаса раньше, Бэниэмин только успел дойти до своей кровати, как провалился в сон.

Сон пятый

Длинный темный коридор. Рука пытается нащупать выключатель. Истерично. В темноте ведь прячется оно. Чувствуется вонь из уродливой пасти. Оно тихо крадется, эта тварь, шерсть которой слиплась от засохшей крови. Выключатель щелкнул. Слабый, холодный свет пролился вниз, выхватив ряд восковых фигур. Но монстра никакого нет. Только фигуры. Все знакомые. Родители, одноклассники, соседи по общине, доноры. От света становится жарко, он уже теплый, нагрелся, все кругом тает. Лица растекаются, обнажают скелетов. Теперь это длинный ряд скелетов, каждый из которых скалится прямо тебе в лицо. Кажется, в темных глазницах что-то светится. Хочешь найти выход. А его нет. Голые стены по обеим концам коридора. А потом тухнет свет. И снова чувствуешь, как приближается эта тварь.

– Бэни, а ты закрыл окно?

– Нет.

– То-то и гляжу, что комары залетели. Бестолочь, ничего не можешь сделать.

Зубы разрывают горло. Уже ничего не скажешь в ответ.

День восьмой (4 сентября)

На завтрак каша на воде. В паре метров видна изможденная Женя. На вопросы любопытных, что случилось, та отвечает, что много сил уходит на учебу. Бэниэмин заметил, что Петя говорит уже чуть громче, его слушает больше людей. Человек этак двенадцать точно очень внимательно смотрят на оратора.

– Об этом уже в актовом зале поговорим. А что насчет твоего вопроса, тот тут все просто, – объяснял Петя Ирине. – Все это чушь, ненужные плутания вокруг бесполезных вопросов. Проблема не в свободе голоса, а в духе единства. Мы все думаем только о плотском, низменном. И закрыты от возвышенного. Кто в последний раз искренне каялся о своих грехах? Нет, максимум, вместе посмеются над какой-нибудь грубостью. Пошлость идет от нищеты духа. Я как-то читал Ирвина Уэлша, «Клей», кажется. Во-первых, настоятельно не рекомендую. Во-вторых – хорошая иллюстрация озвученного тезиса.

– А что же тогда читать? – спросила Ирина.

– Для начала возьми священное писание. Конечно, сомневаюсь, что тебе хватит эрудиции проникнуть во все слои этих многомудрых стихов. Но ничто не мешает тебе обратиться за помощью ко мне, я рад буду просветить темную душу.

Бэниэмин заметил, что в этот раз Влад уже угрюмо молчал. Даша подсела к Васе, они вели беседу, щедро сдобренную шутками и подколками. Все в основном сидят парами, тихо галдят, единственный кружок сформировался только около массивного проповедника.

«Прям как около Лизы» – стрельнуло в голове. «Может, и ему надо помочь, пока не поздно? Также сойдет с ума и сделает какую-нибудь фигню». Идея показалась достаточно важной, чтобы не забыть о ней в первые же несколько секунд. Вопрос в том, как. Оспорить, разгромить все тезисы? Нет, спор ни к чему не приведет кроме драки. Надо как Лиза, так уговорить, чтобы человек сам отказался от своих идей. Можно подготовиться к завтрашнему дню.

Только вот к чему прицепиться? Вся речь Пети – набор общих фраз, имеющих какую-то связь с логикой, непонятно откуда взятые выводы и ссылки на священные тексты. Неужели, придется проштудировать всю Библию, чтобы всерьез говорить с Петей? Но ведь речь не только о нем. А обо всех, кто слепо слушает его речи, подпадает под его влияние…

После завтрака вышел на улицу. Недомогание уже вовсю дает о себе знать, легкая слабость начинает накатывать. Нужен донор.

Таковой нашелся в одном из проулков около Гостиного двора, который всеми называется просто «рынок». Неопределенного возраста парень сам подошел, спросив, есть ли что закурить. Бэниэмин решил, что количество алкоголя в крови субъекта минимально и поэтому прибег к одному из своих простеньких приемов. Руку сует в карман, вроде что-то ищет, потом воскликает «ой, послушайте!», ловит недоумевающий взгляд и начинает внушать.

– Ты идешь в тот угол и ничего не видишь и не чувствуешь, пока я тебя не отпущу.

Спустя пару минут:

– Иди куда собирался и забудь обо всем, что сейчас было. Особенно, как выглядит мое лицо.

Неприятно, на самом деле, вот так выхватывать незнакомых людей. Надо их постепенно обрабатывать, узнавая о их привычках, болезнях, психических расстройствах. Человек ведь мог еще принять что-то запрещённое перед выходом на улицу. Всякое бывает. А парней вдвойне неприятно, все-таки Бэниэмин придерживался традиционной ориентации и предпочитал касаться губами только женской плоти. Но когда жажда мучает, выбирать не приходится. Бэниэмин, кажется, с ног не валится и тошнить его не тянет, так что, вроде, пронесло в этот раз. Еще и парой тысяч обзавелся. Конечно, вот так двойным способом обворовывать человека уже некомфортно, приходится убеждать себя, что судя по лицу это очередной мудак и ничего хорошего он обществу все равно не приносит. Утешение слабое.

«Да что со мной творится?»

В библиотеке попался под руку «О дивный новый мир». (Недочитанного «Мартина Идена» забыл в медкабинете, к нему вернется в следующую смену). Надо же, а эта антиутопия оказалась поинтереснее прочих. Общая линия, которая захватила всех. Идея Форда. И массы зомбированных людей, которые просто не хотят видеть, во что превратилась их жизнь. Люди думают, что рамки вокруг них – это простор свободы. А Дикарь и сам не знает, не может внятно выразить, какой должна быть альтернатива. Чувствует, но слаб в теории. Так и хочется подогнать этот образ под себя. Но это все удобные метафоры, книга упорно отказывается давать ответы на вопросы. Бэниэмин решил, что антиутопии в целом – это куча красивых сказок, которые гипертрофируют реальность, ставят в центр внимания один конкретный недостаток общества и навешивают на него кучу несуразностей. Удобно прибегать к антиутопиям в разговоре, когда хочешь поразить собеседника ярким образом. Но так-то произведения бестолковые. Вместо того, чтобы показать мир во всей его сложности и многообразии, слишком упрощают картинку. Идут на поводу у читателя. Так Бэниэмин и резюмировал свое впечатление от книги, вернув ее на полку.

Периодически он прерывал чтение. И не только ради походов в туалет, еще ему мешали звонки на телефон. В первый раз, дрожа от возбуждения, он неуверенно рассматривал незнакомый номер и, пересиливая себя, все же ответил на звонок. Оказалось, какой-то басовитый мужик. Сказал, что поделится нужной информацией, если скинуть ему на карту определенную сумму. Не отвечая ему, прервал звонок. Во второй раз уже был женский голос, хрипло старческий. Пообещала обратиться в милицию, если еще раз кто-либо попытается наклеить около ее дома рекламу проституток. В третий раз – кто-то попытался продать Бэниэмину б\у машину «по специальной цене». Это уже начинает слегка подбешивать.

За ужином попытался узнать, как дела у Богдана. Он все такой же угрюмый и молчаливый, только бледнее стал, усталость еще сильнее отражается на лице. Коротко передал мнение Жени, что Лиза «восстанавливается стахановскими темпами». Больше ничего уже не говорил, казалось, готов уснуть прямо тут, сидя за столом, плюхнувшись лицом в тарелку. Бэниэмин посоветовал идти поспать, даже пообещал посидеть с Лизой подольше.

– Все в порядке. Это так, легкая усталость. Раньше часа не приходи. Сейчас очередь Жени, я пока сгоняю кое-куда и вернусь уже свежий как огурчик, – упрямо бубнил Богдан.

– Почему мою кровь не берете? Вам же с Женей тяжело вдвоем ее кормить постоянно.

– Когда твоя понадобится, сразу сообщим. А пока наслаждайся свободным временем и силами.

– Бедный Эраст и его спящая красавица, – Бэниэмин понял, насколько неуместна его фраза, когда получил в ответ обжигающий взгляд. – Извиняй, не хотел задеть.

В четвертый раз растренькался телефон. Пришлось срочно покинуть шумное помещение, выйти в просторно-тихий коридор. Теперь по ту сторону сотовой связи звучал девичий голос, слегка искаженный пубертатом:

– Алло?

– Да, приветствую, – изображая уверенность ответил Бэниэмин, надеясь, что это та самая.

– Это вы развесили те объявления? – не скрывает неуверенности, говорит робко, чувствуется, готова чуть что сразу же сбросить вызов.

– Да. А вы та самая, чье лицо теперь украшает несколько улиц? – теперь и Бэниэмин теряет уверенность, чувствуя, как собственный голос предательски обнажает все эмоции.

– Зачем ты так сделал? Егор. – последнее слово выдало возмущение.

Уже на ты, по имени. Нападает. Капец, ладонь вспотела. Что за черт?!

– Затем, чтобы найти тебя. Я не знал ничего, кроме того, как выглядит… твое лицо.

– Меня сегодня целый день все доставали. Вся школа говорила. Многие чуть ли не издевались. Представляешь, какого мне было?

Только бы не расплакалась тут еще.

– Я не знал. Прости, мне очень жаль.

– Зачем ты меня искал?

– Я хотел тебя найти. Спать не мог спокойно. Как увидел тебя на улице однажды…

– Любовь с первого взгляда? А таковые бывает? – слегка, но развеселилась. – А что тогда не подошел знакомиться, Егор?

– Веришь или нет, но не получилось. О чем сильно жалею. Попытался исправить как мог. Но, кажется, слегка подпортил тебе жизнь. Хотя, мне казалось, тебе должно подольстить такое внимание. Скажешь хотя бы свое имя?

– Анастасия. Но можешь звать Ася, это не принципиально.

– Красивое имя.

– А если у меня уже есть парень? И он хочет всерьез поговорить с тобой?

– У тебя есть парень?

– Может быть.

– А я все равно хочу с тобой встретиться.

– Ну не знаю. Вдруг, ты маньяк какой.

– Егоры маньяками не бывают, имя слишком солидное.

– Оно может быть ненастоящим.

– Могу показать паспорт, – глупо соврал он, готовый уже откусить свой язык. Вот бы пронесло, вот бы пронесло…

– И он может быть поддельным.

– Скажи еще, что голос подделал. А на самом деле по ту сторону провода сидит таджик, который продает девочек за границей.

– Тоже может быть.

– Как насчёт того, чтобы лично опровергнуть последнее? Встретимся где-нибудь? Где ты не будешь бояться подвоха.

– Думаешь, я боюсь тебя?

– Все может быть.

– Ну допустим, у меня нет парня, и я тебя не боюсь. И даже хочу увидеть лично. Допустим, ты мог бы подойти завтра к рынку, напротив главного входа. К 16:00.

– Допустим, ты сама мне назначила свидание.

– Допустим, я просто хочу посмотреть на тебя.

– И без всякого подвоха?

– Никакого подвоха. Только одно условие.

– Какое?

– До завтра сними все эти дурацкие объявления.

– Договорились. И, кстати, не дурацкие. Они свою работу выполнили.

– До завтра, Егор.

Сбросила. Даже как-то не верилось, что он только что поговорил с ней. С Асей. А вдруг это пошутила какая-та другая девочка? И теперь в компании друзей будет там ждать, чтобы посмеяться над наивным лошком? Придется все так же нервно отвечать на каждый новый звонок, воображая, будто в этот раз звонит настоящая искомая девушка. Но чего зря тратить нервы на неопровержимые страхи, завтра все станет ясно. Завтра.

Мобильник вернул в карман, руку вытер о штаны. Стало даже немного весело. В таком настроении и вернулся к недоеденному блюду. Богдан уже расправился со своим, пошел тарелку мыть.

«Он также нервничает, как и я сейчас. Даже хуже. Лиза-то может дебилкой проснуться».

Но Бэниэмин хотя бы выговориться может. А Богдан все держит в себе, будто надеясь, что не выговоренные сомнения сами собой улетучатся. Нет, это не эхо слов и не дым от костра. Это пиявки, который питаются тобой. Они могут только расти, истощая своего хозяина. Проблемы надо решать, как бы не хотелось о них просто забыть. Надо попытаться вывести его на разговор. Или попросить Женю это сделать. Девушкам это лучше дается. Ради некоторых не только во всем признаешься, но заодно и душу кому угодно продашь.

Появилась Лидия, подсела рядом.

– Ну что, как успехи?

Пересказал ей все четыре звонка. Ее рассказ повеселил.

– Завтра, значит, наконец встретишь ее? И долго будешь из себя изображать обычного парня?

– Не знаю.

– А если спросит, где учишься, захочет о родителях узнать?

– Я сирота из детдома. Который находится здесь.

– Рискованно.

– Интересно.

Дальше Бэниэмин попытался перевести разговор на тему Богдана, не раскрывая никаких секретов, говоря об условных ситуациях. Получилось как-то невнятно, пришлось переключиться на свое открытие относительно антиутопий.

– Серьезно? Может, ты просто невнимательно читал? У меня все знакомые, так чуть ли не онанируют уже откровенно на «1984».

– Мне кажется, они это по любому поводу делают. Судя по твоим рассказам.

– Блин, а не поспоришь. Подловил. Но они всегда могут сказать, что в этом акте заложен глубокий смысл. А к жанру ты все равно слишком несправедлив. В том-то и вся прелесть, что в таких образах концентрируется вся суть. Вместо тысячи слов просто процитируй одну строку из такой-то книги. В этом и вся суть литературы.

– Не могу говорить за всю литературу, но в этом жанре слишком много искажений. Люди уходят от главных причин своих проблем, вместо этого пытаются найти какого-то одного козла отпущения. Которого можно отлупить и сразу после этого восторжествует дивный новый мир.

– Люди никогда не построят утопию, о которой постоянно мечтают. Слишком любят пакостить друг другу. А красивые и простые сказки помогают скрасить неискоренимые недостатки жизни, получить хоть какое-то удовольствие. Получить власть над своим мирком, который хоть и иллюзорно, но можно понять. Знание есть сила, сила – это власть. Ферштейн?

– Но мы же все такие любопытные. Постоянно гонимся за новостями, новой информацией. Почему тогда так сложно усваивать сложные концепции, зацикливаться на сказках?

– Не путай теплое с мягким. Людям нравится развлечение, скандалы и интрига. И секс. На сцене, в телевизоре, книге. Абсолютный информационный мусор, который дает быстрое возбуждение. А то, чего хочешь ты, это откровенная нудятина. Я как-то ради интереса пыталась читать Маркса. Знаешь, имя громкое, любопытно, из-за чего столько шума. Добыла первый том «Капитала», думала, пойму, как устроена вся система денежная. И знаешь, что? Такая хрень, честно. Писал ее явно душевнобольной человек. Писец, все мозги изнасиловал, а я и сотню страниц не прошла.

– Значит, не рекомендуешь к прочтению?

– Ни в коем случае! Время только зря потеряешь.

– Понял тебя, обязательно прочту.

– Я тебя предупредила.

Дальше Лидия начала делиться событиями из личной жизни. Мефя какой-то скучный оказался при ближайшем рассмотрении, а любимый старик превратился в зануду. Общество, в котором она пребывает, уже начинает по сотому кругу перегонять одни и те же темы, разнообразие вносят только политические новости. И немного иных. Кому-то до сих пор не дает покоя отчет о расследовании гибели Дианы, кому-то мешает спать виртуальная певица Хацунэ Мику, а кто-то все не может никак дожевать тему «невского экспресса». Этим днем Лидия, кстати. Была в большой опасности. Витя, сын какого-то важного депутата, пригласил друзей в свое заведение, заперся и устроил день с беспардонным курением травки. Лидия узнала об этом только прибыв уже на место. Пришлось претвориться, что ей плохо, чтобы уйти. Тем не менее, надышаться успела и боялась, что все – каюк. Но нет, стошнило на Невском и пошла дальше. Пронесло.

– На самом деле я каждый раз в их компании рискую, – при этих словах всплыла неизменная улыбка.

– Интересно зато жить, разве не так? – попытался приободрить ее Бэниэмин, чувствуя что-то уголком сознания.

– Несомненно, – взяла его за руку. – Переночуешь сегодня со мной?

– Не могу. Ты не поверишь, но опять срочное дело с Богданом.

– Да что у вас за дела такие? – Лидия потерла один свой указательный палец о другой. От резких движений получился сильный звук шелушения. – Костер вместе разводите и анекдоты друг другу травите в темном лесу?

– Помогаю с телом Лизы.

– Ее разве еще не расчленили? Что вы с ее трупом делаете? Некрофилы чертовы.

– Да хватит все к одной теме сводить!

– Проблема не во мне. Просто у тебя либидо как у дохлого ужа, – Лидия поднесла к его лицу указательный палец. Палец внезапно обмяк, затем опустилась кисть, а потом ослабла и вся рука. Кулак громко стукнулся об стол. – А ты знал, что «Дракула», книжка, по которой сняли кучу культовых фильмов, пропитан эротическим подтекстом? Так что мы, вампиры, вестники Эроса. А может, мы и сами мелкие боги? Ладно, об этом после. Так что у вас там за дела?

– Я скажу тебе, но только не здесь, – произнес Бэниэмин уже шепотом. Он решил, что может довериться ей. Или просто хочет это сделать. В любом случае, так будет проще. Она никому не проговорится.

– Ууу, секретики подъехали. Интересно, чем вы занимаетесь в тени.

Пока Лидия неспешно расправлялась с ужином, продолжила тему мелких богов. Бэниэмин пытался не спорить в тех моментах, где считал, что она ошибается, а как-то хитро наводить на те мысли, которые сам считал правильными. Получалось далеко не всегда. А Лидия все распалялась, реже и реже поднося вилку ко рту. Ее очень заинтересовала тема эротизма в образе вампиров. Коснулась и новомодных «Сумерек», которые переиначили старый мотив о рыцаре в сияющих доспехах и инфантильной принцессе. Оттуда дошла до «Кармиллы», которая и вдохновила Стокера на «Дракулу», внезапно завернула к Мелевину с его «Little Empire of V».

– Кстати, рекомендую к прочтению. Много интересных совпадений найдешь. Мне кажется, Мелевин и сам вампир, который находит себе только вусмерть обкуренных доноров. В хорошем смысле.

– Так он помереть давно должен был при такой диете.

– Всякое бывает.

Наконец, тарелка Лидии опустела. Бэниэмин помыл посуду за двоих, пока та продолжала разглагольствовать. Но когда вышли в коридор, она оборвала спокойное течение фраз.

– Агент Скалли агенту Малдеру. Здесь чисто. Докладывайте, – произнесла она пониженным тоном, прикрыв ладонью рот с левой стороны.

Бэниэмин решил, что лучше всего выйти на улицу, прогуляться по тихим улочкам и там все выложить. Лидия взяла в раздевалке легкую ветровку, а он ограничился только сменой обуви. Овеваемый прохладным ветерком и очерченный светом догорающего солнца, выложил все до последней детали.

– Обалдеть. Я… я хочу это увидеть. Лизу, то есть. Давай, пока будет твоя смена, я зайду ненадолго.

– Только быстро и тихо. Никто не должен заметить и задаться вопросом. Ладно? Тут Сашка в любой момент может шастать по коридорам…

– Ой, да ладно тебе. Не маленькая, все понимаю.

Бэниэмин, вспомнив об обещании Асе снять все объявления, решил заняться этим сейчас же. Спросил Лидию, где она успела понаклеить их. Та предложила свою компанию.

– Давай пройдемся по городу. Тут маршрут небольшой, на часа полтора максимум.

Все это время Лидия делилась негодованием по поводу того, как незаслуженно «Кармилла» оказалась в тени «Дракулы».

– Нет, ты только подумай. Все любят лесбиянок. Но не все готовы в этом признаться. И прячут подобные произведения где-нибудь в углу. А вот гейские отношения графа Дракулы и Джонатана Харкера печатаются космическими тиражами, их не стыдно ставить на каждом прилавке. Иногда я просто не понимаю людей, честное слово.

Бэниэмин настаивал на том, что «Дракула», скорее всего, зацепил людей сюжетом, динамикой, мрачными и эффектными сценами. Этот роман меньше скован тяжелой лексикой старой школы и больше напоминает кинематографический сценарий. Да и благодаря объему в нем лучше раскрыта тема сверхъестественного. Эту книгу он читал давным-давно из праздного интереса. Сейчас почему-то очень ярко вспомнил. Удачно.

– У графа Дракулы больше харизмы.

– Да откуда тебе это знать? Ты о «Кармилле» только сегодня узнал, еще не читал даже.

– Ты мне уже трижды пересказала ее, во всех подробностях. Считай, что сам прочел.

– А вот и последняя листовка. Подумать только, сколько мороки ради одной незнакомой бабы.

– Сама же меня и подначивала ко всему этому.

– Ну да, – согласилась Лидия, кисло улыбнувшись. Немного помолчала, а потом бросила, – а знаешь, с тобой теперь приятней стало общаться. В смысле, интересней. Мне нравится, каким ты становишься.

– Ну, я как минимум начал понимать, о чем ты обычно говоришь.

В Муравейнике разошлись. Бэниэмин сообщил, что накопилась куча непрочитанных книг, а Лидии пожелал удачи в рисовании. Напомнил, что ждет около двух ночи. Но чтоб никто не заметил. Она молча кивнула. Перед библиотекой занес деньги Васе, потом Толику, оставшись лишь с одной тысячей в запасе. Из того, что имелось в библиотеке, выбрал Золя. Это имя ассоциировалось с чем-то романтичным. Женский роман? «Жерминаль», какое слово поэтичное. Но довольно быстро Бэниэмин понял свою ошибку. Это роман о социальной несправедливости, тяжелой жизни семей французских шахтеров. Не то, что ожидалось, но все равно интересно. Книгу, тем не менее, с собой не взял. В кабинете его ждет другая.

Из-за увлеченного наблюдения за жизнью другого любителя книг, не сразу расслышал робкий стук в дверь. Лидия быстро проскользнула, едва он приоткрыл дверь.

– Свет выключил бы в кабинете, перед тем как дверь открывать, – шепотом отчитала она его.

– Черт, не подумал.

– Офигеть, это правда. Дай, пульс потрогаю. Да, живая. Ах-ха-ха. Капец.

Лидия раскрыла веки левого глаза, который у Лизы не был спрятан под бинтами. Позволила им снова сомкнуться. Понаблюдала, как в медленном темпе опускалась и поднималась грудь.

– Тоскливое зрелище.

– А чего ты еще ожидала от коматозника?

– Салют и цирковое представление. Блин, я бы не хотела оказаться на ее месте.

– Ну вот, только хотел предложить устроиться рядом с ней…

– Не смешно, – Лидия бросила это строго, сама стала непривычно серьезной. Глаза мутно заблестели.

– Может, пойдешь поспишь? Кажется, ты устала.

Она резко обернулась, показав сильно поджатые губы и острый, осуждающий за что-то взгляд.

– И это все, что ты можешь мне предложить?

– А… могу поискать обезболивающее? Слабое, конечное, сильное опасно…

– Дурак, – оставила она за спиной, быстро покидая кабинет. Перед тем как открыть дверь, выключила свет. Тихо исчезла. Бэниэмин, аккуратно передвигаясь в резкой тьме, некоторое время потратил на поиск переключателя. Недоумение от происходящего попытался похоронить за чтением книжки.

Сон шестой

Долгая дорога подходит к концу. Лес редеет, а дом становится все больше. Дом. Солнце уже прячется, надо поторопиться. Не хочется всего в шаге от заветного порога быть схваченным ночным монстром. Эта тварь. Она перемещается по теням. Ждет, когда весь мир будет накрыт одной большой тенью. Тогда попирует вволю.

Вот он, знакомый порог. Несущие балки навеса. Старая, но надежная дверь. За ней вторая, легкая, с мелкой сеточкой от насекомых. Истертая ручка. Знакомый скрип. В прихожей никто не встречает. Но слышен шум. На кухне едят, обсуждают. Приветливо улыбаются, когда входишь. Занимаешь единственное свободное место. На столе куча еды. Курица, салаты, отварной картофель, хлеб, маринованные помидорчики и огурчики, чесночек и острый перец. Большой графин с узваром.

– Ну и чего в лес убежал? Глупый. Подумаешь, кролик повесился. У нас их еще куча. А этот старый, его на суп завтра пустим.

Мама.

– Пару раз ремнем все же не помешало бы.

Папа.

– Поздно уже.

Брат.

А сестра молчит. Смотрит в тарелку, прячет в курином мясе взгляд. Рядом белое полотенце, все в крови. Хочешь спросить, а что случилось, только вот горло так пересохло за весь этот жаркий день, аж скулы сводит.

Первая кружка исчезает, будто и не было ее. Наполняешь вторую. Папа осуждающе смотрит. А ты уже третью наливаешь. Брат что-то шепчет сестре. Четвертая. Мать качает головой. Пятая. Папа барабанит пальцами по столу. Шестая. Графин пуст. Сестра плачет. А жажда только усилилась. Облизываешь сухие губы, чувствуя, как они трескаются и пускают свой алый сок. Дышать тяжело. Папа встает из-за стола, хватает за ухо и ведет прочь от стола. Распахивает дверь, вышвыривает на улицу. Кубарем катишься, распластываешься на земле. Хочешь встать и бежать, но за горло хватает жилистая, покрытая черной шерстью рука. С длинными паучьими пальцами и острыми когтями. Каюк.

День девятый (5 сентября)

Проснулся этак часов в двенадцать. Все равно не выспался. Часов семь всего поспал. Хотя, это вроде как нормой считается. А для кого-то и вовсе мечта.

«А для меня хреновый сон».

Хотелось найти Лидию и узнать, как она себя чувствует. Но та уже уехала в город. Завтрак разогрел в микроволновке, съел в полной тишине, как в былые деньки. Даже непривычно, что никто не болтает рядом. Одолевает скука.

«Все чем-то заняты вне этого маленького Муравейника. И мне надо чем-нибудь заняться». Конечно, его сегодня ждет встреча с Асей. Но это не совсем то. Но чем может заняться Бэниэмин? Вот тут и находится большая загвоздка. Его ни к чему не тянет, никак не удается представить себя за какой-либо работой. Придется выпытывать у Васи, где ему можно устроиться.

«Жерминаль» хоть и жутко интересен, но чем ближе становится та самая встреча, тем хуже удается сконцентрироваться на чтении.

Идти от Муравейника до рынка даже неспешным шагом можно всего минут семь. Выйти можно за десять минут. Но уже за полтора часа до этого начал приводить себя в порядок, подбирая более-менее приличную одежду. Остановился на относительно новых джинсах, темной футболке с длинными рукавами и кедах. Сентябрь пока сохраняет остатки летнего тепла. Дождя сегодня не предвидится. Шевелюру бы привести в порядок. Гнездо вороны и то цивильней выглядит. Сбегал помыться. Потом опять причесался. Вот теперь можно спокойно, то есть нервно, побродить из угла в угол. Прогнать различные сценарии беседы. Меняя самооценку от «великий дамский угодник» до «неловкого дебила». В последние минуты решил, что нужно поддерживать образ отчаянно влюбленного и надо приобрести цветы хотя бы. Или слишком вычурно? Может, все по-простому, без лишних соплей? Блин, а все-таки история с объявлениями так и пропитана соплями и дешевой показухой. Нет, придется букет искать. Иначе одно с другим не складывается в образе.

Бэниэмин и не подозревал, как много волнений вызывает человек, с которым нельзя обойтись простым внушением. Чувство власти, будничной скуки и отрепетированной ритуальности уступило страху, неуверенности и желанию спрятаться.

«Я могу человеку оторвать голову голыми руками! Я могу выпить всю кровь, устроить коллапс городского масштаба парочкой внушений. Я как мелкий бог! Чего же я боюсь тогда?» Такие мысли не вселяли лишней уверенности.

Цветочный нашелся как раз около рынка, в подвальном помещении. Выбрал скромный букетик роз, сожалея, что оставил в кармане всего одну тысячу. Ну, теперь и того меньше.

Она стояла справа от главных ворот, железных, старых и мрачных. Постоянно оглядывается по сторонам. Темные волосы, прямыми прядями ниспадающие до плеч. Сама низковатая. Лицо округлённое. Она. Совсем непохожа на сестру. А вот на портрет – достаточно близко. С одной стороны, стало даже как-то легче. С другой пришло разочарование. Глупая идея, что это сестра, совсем слабая, но пленительная, окончательно погасла. И откуда вообще возникла такая ассоциация? Нет, совсем левая девочка. Лет ей пятнадцать, скорее всего. Девушка. Губы обведены красной помадой. Ладно, отдельные черты все же напоминают лицо сестры, можно и перепутать при мимолетном взгляде. Одета в черные штаны, полосатую футболку. На спине ранец.

Заметила парня с букетом, сразу поняла. Неловко улыбнулась, пошла навстречу.

– Осмелюсь поинтересоваться, вас не Егором случайно зовут?

– Только если ваше имя – Анастасия.

– Отлично. Значит, все-таки не маньяк и даже не таджик.

– Как-то вы слишком предвзяты к нашим среднеазиатским братьям.

– Ничего против них не имею. Между прочим, ты первый начал расовую дискриминацию.

– Майн Готт, издержки профессии. Кстати, этот букет очень подчеркивает цвет ваших губ. Не хотите его подержать?

– Давай уже на ты, сомелье. И спасибо, красивые цветы.

«Одним ударом я мог бы ей хребет сломать. Но волнуюсь так, будто все совсем наоборот».

– Знаешь, а мне очень нравятся тюльпаны. Ты никогда не замечал, что они больше похожи на какие-то экзотические плоды, чем на простые цветочки? Но и розы красивые, не обижайся.

– Ты хотела что-то купить здесь?

– А? Нет, просто первое что на ум пришло для места встречи. Тут всегда столько людей ходит, я решила, маньяк не осмелится напасть.

– Что ж, больше я не вызываю опасений?

– Нет, но ты какой-то таинственный. Но это даже интересно. Пойдем, до остановки проводишь.

Ася расспрашивала, где и как Бэниэмин ее увидел. Как додумался до этой затеи. Поинтересовалась, какие были запасные планы. Потом пожаловалась, что некоторые одноклассники до сих пор ее дразнят. Но сообщила, что назло им ничего не расскажет насчет Егора. Бэниэмин облегченно выдохнул. Хотел вывести ее на более длительный маршрут, но Ася призналась, что торопится домой, потом ведь на курсы надо. По английскому, в школе полный швах по этому предмету. Зато сообщила, что могла бы добавить в друзья в Вк и пообщаться вечером в сообщениях. Бэниэмин пообещал найти в поисковике Анастасию Калыничеву сразу же,как вернется к себе.

Сбоку оказалось здание, двухэтажное кафе. Ярко-желтый фасад имитирует крупную кирпичную кладку, массивный навес поддерживается белыми сужающимися колоннами. Между террасой и навесом покачиваются от ветра навесные цветочные горшки. Ася описывала это здание, пытаясь объяснить, что внешний вид строения всегда навевает ей мысли о лете, даже зимой. Античный колорит, хоть и грубо спародированный, а приятен глазу. Сам Бэниэмин никогда над этим не задумывался.

Разговаривали, пока не подъехал нужный автобус. Ася забралась в него, помахала из окна и исчезла за поворотом.

Бэниэмин сперва не хотел никуда идти, просто стоял на месте и дышал, как моллюск, неспешно фильтрующий воду вокруг себя. Окинул любопытным взглядом желтое кафе. Да, колоритно выглядит. И почему раньше этого не замечал? Наконец, двинулся по направлению к тесному, душному Муравейнику. По пути оглядывался, выхватывая любопытные, аляповатые на общем фоне строения. А город, в котором он живет, не такой уж и скучный. Однако.

Но помимо обостренного чувства прекрасного что-то еще вносило непривычный привкус в обыденное существование.

«Я так легко мог бы ее разорвать…» Откуда эти мысли? Волнительно было общаться с человеком, понимая, что не можешь его никак контролировать. И чувствовать удовольствие от успеха. Но в то же время вспыхивали страшные, жестокие мысли. Инстинкты. «Это от волнения, скоро пройдет».

В Муравейнике сразу же вошел в компьютерный класс. Потупил, вспоминая пароль и логин, но память все же не подвела. Некоторое время ушло на поиск нужной Анастасии Калыничевой, удивился, как много совпадений. Но нашел, в конце концов, причем на автарке была не какая-нибудь картинка, а ее собственное изображение. В полуметре от земли, волосы разметаны в пространстве, руки и ноги растопырены, а над головой целый вихрь разноцветных листьев. Голова задрана, но видна широкая улыбка. На фоне осенний парк, видимо, фотография сделана около года назад. Кинул заявку в друзья. Прикинув, что есть еще три-четыре часа в запасе, вернулся в библиотеку.

Однозначно, Золя приятно удивил. Юный мечтатель с обостренным чувством справедливости, закостеневшее в привычном быте общество и недостатки классового деления. Все это одновременно ощущается как некое откровение, но в то же время, как и повторение давно известных истин, просто не упоминаемых вслух.

Скотский быт порождает несчастья, болезни и плодит уродливые отношения между соседями. Люди в некоторых аспектах опущены до уровня животных. Но при этом, базовые элементы, которые и провоцируют все недостатки, свято чтят и не хотят менять. Все это напоминает Бэниэмину кружок Лизы. Масса хочет перемен, но недостаточно последовательна, чтобы изменить все отношения. Ищут простой и быстрый способ, который больше бардака наведет, чем установит какой-либо порядок.

Много мыслей будила книга, время пролетало незаметно, поэтому на ужин чуть не опоздал. Бэниэмин подметил, что Влад в этот раз пересел поближе к Пете. И что-то говорил про Лизу, осуждающе. Даша и Света сидели в компании Васи.

– Будто на детскую постановку зашел поглядеть, где малышня литургию разыгрывает, – жаловался он. – И куда мы катимся?

Бэниэмин присоединился к их компании.

– Я так понимаю, это теперь наша новая повестка. Виктор будет вести нас по такому пути. Как думаешь, что тебе скажут делать? – спросил он Васю.

– Фиг я буду выслушивать бред Пети и рассуждать о невидимом мире. Будут сильно доставать, свалю отсюда, – буркнул тот. – С тобой вместе, конечно же, – добавил Вася, повернувшись к Даше.

– Я думал, ты деловой человек. Делаешь, что скажут.

– Когда говорят о деле, я готов. Но когда начинается откровенная херня, тут уж я пас.

– Да ладно вам, чего начинаете, переболеют все и скоро сами забудут. Лиза как всех возбуждала, а в итоге ничего не случилось, уже и не вспомнит никто о ней, – вставила Света.

– Ну такое. Вот больше десятка людей заболтать у нее не получалось, – подключилась Даша. – И то, я слушала, но не всегда соглашалась. А посмотреть на Петю, тут человек десять минимум увлеченно слушает, каждое слово подхватывает.

– В любом случае, переубеждать бесполезно. Что хотят, пусть то и делают. Но меня чур не трогают, – отрезал Вася.

– Нельзя же просто смотреть, как все пускаются под откос, – неуверенно начал Бэниэмин. – Для Лизы все кончилось плохо, а тут что может произойти? Может, Петя уговорит всех ритуально выпить вина, чтоб освободить как-то души от телесной оболочки.

– Если нет своих мозгов в голове, значит так и надо. Естественный отбор никто не отменял, – снова Даша.

– Просто не всем везет научиться думать шире. Кого-то нужно хорошенько задеть каким-нибудь… событием, чтобы открылись глаза. Многие быстрей погибнут, чем задумаются, – Бэниэмин буквально чувствовал, насколько неохотно язык подчиняется сложным изгибам мысли.

– И что же ты предлагаешь? Чем нужно их всех задеть? – поинтересовалась Света.

– Не знаю. Знаю только, что Петя звучит убедительно и дает решение их проблем. Точнее, обещает решение. Как-то манипулирует теми интуитивными чувствами, которые остальные не могут четко выразить. Одиночество, страх жизни, страх смерти, вопросы о собственной природе… А потом использует их доверие, чтобы навязать совсем бредовые идеи.

– Открыл Америку, – хмыкнул Петя. – Я тоже не прочь открыть новые земли.

Даша вскоре перехватила инициативу разговора, начав рассказ о своих успешных делах.

Бэниэмин, недовольный собой, вернулся к компьютеру. Ася одобрила заявку. Бэниэмин долго думал, с чего начать переписку. Решил шутливо поинтересоваться, как она объяснила родителям появление букета с розами (перед курсами она успела заскочить домой). Оказывается, предки допоздна сидят на работе, поэтому дома их еще не было. Ася оставила цветы в своей комнате. В какой-то момент она пожаловалась, что почти их не видит, а подруги не всегда могут поговорить по душам. Но призналась во всем этом урывками, на самом деле не желая слишком много рассказывать о личном. Бэниэмин подметил, что у него еще хуже – у него и родителей нет, живет в детдоме, друзья не понимают и поговорить не о чем. Беседа затронула парочку фильмов, перешла на книги. Не все, чем восхищалась Ася, было известно Бэниэмину. О многих произведениях он узнавал впервые. А потом речь зашла об истории, которой она также увлекалась. Но главное признание, которое заинтересовало Бэниэмина, это факт того, что Ася хочет побывать в Эрмитаже и до сих пор этого не сделала. Он также там ни разу не был, искренне заинтересовался подобной возможностью. И предложил сопроводить девушку в музей. Она отнекивалась, стеснялась, но все же заманчивая перспектива оказалась слишком соблазнительной, чтобы долго отказываться.

Оказывается, в эту пятницу у нее нет занятий из-за проблем с проводкой в школе (которую будут устранять все выходные и пару дополнительных дней). Поэтому можно в этот день отправиться в город. Бэниэмин отметил, что со стороны Аси очень смело так быстро соглашаться на поездку с незнакомым человеком, неужели она ему так доверяет? Она же ответила, что оба будут находиться постоянно под присмотром кучи людей, толпы, и Егор не осмелится ничего плохого сделать.

Закончили общение музыкой. Ася посчитала, что у ее собеседника слишком скудный плейлист и порекомендовала пару десятков новых групп к ознакомлению.

Кто-то еще вошел в кабинет. Бэниэмин бросил настороженный взгляд, чуть расслабился, увидев неловко улыбающуюся Лидию.

– Черт, не удалось подкрасться.

– Я уже закругляюсь, можем пойти… – он осекся, поняв, что не хочет вести ее ни в свою комнату, не идти прямо к ней. – Погулять по улице, как вчера.

– Сегодня я мухожук и я устала. Пойдем лучше к тебе, глянем парочку тупеньких фильмов. До твоей смены успеем.

По лицу видно, что иного сценария она не примет. Бэниэмин по пути рассказал о впечатлениях сегодняшнего дня. Особенно внимание уделил тому, какай оказывается, интересная архитектурная каша всего в паре минут ходьбы. Столько любопытных зданий, особенно с дореволюционной эпохи. И чуть ли не на каждом шагу памятная табличка. Здесь жил…

– И ты только сейчас это все заметил? – удивилась Лидия.

– Раньше я даже и не думал о таком.

– Я постоянно наводила тебя на подобные темы.

– Мне это только сейчас стало интересно.

Лидия молча смотрела на него, изучая лицо.

– Как зовут, говоришь?

– Ася.

Молча дошли до комнаты. Из стопки пластиковых коробок она выцепила боевик, аргументируя это тем, что хочет «движухи». Уселись на полу, постелив под собой одеяло. Первую половину фильма неспокойно ерзала, особенно правой рукой, словно пытаясь что-то найти на полу. Бэниэмин захотел начал аккуратно выяснять, что сегодня произошло.

– Сегодня Мефя сильно надоел. В последние дни мало обращаю на него внимания, не отвечаю на звонки и сообщения. И знаешь, что? Он обиделся. И пытался мозг вынести, типа, изменяю ему. То есть, сам заглядывает под каждую юбку, но другим читает целые лекции. Причем мы просто знакомые, а он считает меня уже своей собственностью. «Да я захочу, ты на помойке окажешься, будешь подтираться своими картинками, потому что нахрен они никому не сдались!»

– Я бы его заткнул давно.

– Я готова была приказать ему прыгнуть под машину, сброситься с крыши, отрезать себе хозяйство… но не могу. от его сов действительно много зависит. Нужно аккуратно внушать хорошее поведение, но после этого он все равно начинает быстро превращаться в сволочь. Сегодня уже сил едва хватило, очень упрямый.

– А что потом? Для чего ты все это терпишь?

– Ну, я… – замолчала. Крайняя растерянность красноречиво оповещает об отсутствии внятного ответа.

Бэниэмин не знал, что можно еще сказать. Столько слов вертится на языке, а ни одно не подходит. Поимо всего прочего, боялся, что может сделать только хуже. Решил все же рискнуть:

– Я знаю, зачем. Ты хочешь стать художницей, картины которой будут обсуждать на каждом углу. У тебя есть талант и твоя мечта станет реальностью. Но ты не переоцениваешь влияние своей компании?

– Предлагаешь все бросить и начать с чистого листа?

– Лучше так, чем изводить себя. Тебя послушать, так ты от общения с ними больше стресса получаешь, чем удовольствия.

– Давай не будем об этом. Просто кино посмотрим.

– Но ведь это же важно…

– Бэни, заткнись. Пожалуйста.

Очевидно, что в ней заговорило упрямство. Теперь уже точно не сказать ни слова. И что он не то сделал? Тема ее саму тревожит, он предлагает разобраться… почему же не хочет ничего менять на самом деле?

Вспоминаются сегодняшние мысли после чтения «Жерминаля». Разговор по поводу Пети. Что-то во всем этом есть общее, что-то объединяет все эти темы. Но Бэниэмин уже просто начал путаться в своих мыслях, терять нить. Мозг отказывается работать, требует яркого и бессмысленного зрелища на ярком экране.

Ближе к концу фильма Бэниэмин обнаружил, что она спит.

Мирное, спокойное лицо. Такое гладкое, не оморщиненное эмоциями, как у ребенка. Совсем тихая, лишь едва слышно сопит. Одна рука под щекой. Ноги подогнула, будто специально, чтобы меньше места занимать, сжаться в теплый комочек. Хочется прилечь рядом и самому заснуть, обнимая ее и впитывая часть ее тепла.

Почему она стала с ним проводить так много времени? Только с ним можно поговорить, пожаловаться на судьбу? Но Лидия не то, чтобы охотно это делает. А ему что надо от нее? Ее рассказы неприятны, рассуждения обо всем заставляют больше спорить, постоянные намеки уже надоедают. Тем не менее, нельзя игнорировать какую-то искренность, желание помочь, эту улыбку… она его не понимает, но и он ее раньше не понимал.

Раньше казалось, что люди – как пазлы. Кажется, сходятся вместе, но на практике, немного помучившись, понимаешь, что не совсем состыкуются друг с другом. И надо вот таким методом подбора, ориентируясь на глаз, сочетать разные детали, пока не найдется идеальная пара. А если не успеешь найти, то сам виноват. Но оказывается, что люди совсем не пазлы. Все меняются свою форму. Кто-то больше, кто-то меньше. И вдруг, те, кто не совпали раньше, чуть позже идеально сочетаются вместе, образуя ровный узор? А что заставляет людей меняться? Разве только сильные разочарования от ошибок, как у Бэниэмина?

Опять мысли не вяжутся друг с другом.

Решил не будить ее, тихо вышел на ночную смену. Там дочитал наконец «Идена». Остро почувствовал, что хочет обсудить с кем-нибудь это произведение.

Сон седьмой

Бесконечный ряд серых коробок, тонущих в беловатой дымке. Сыро и липко кругом. К тому же и моросит. Холодно. Скоро потемнеет, можно выйти из этого угла и побродить по улицам. Днем бродит слишком много. Людей. Опрятные, сытые, здоровые. Полнокровные. Живут в своих квартирках, где тепло и уютно. Лишь недолго перемещаются по мерзким улицам.

Вот бы заскочить в одно из окон и под одеяло. А думаешь только о том, как бы жажду утолить. Мышь. Таракан. Из тени в тень, от угла к углу. Сторониться взглядов, внимания. Искать одиночек. Это жизнь?

Огромная крыса, наглая. Ползет себе, блестит черными бусинами. Живучая тварь, король городских трущоб. Сколько легенд о способности этих животных проникать всюду. Но сейчас крысе не повезло. Не тому попалась на глаза.

Раз! И голова уже отделена от туловища. Пить эту кровь все равно что воду из унитаза. Только злейшему врагу пожелаешь. Но когда выбирать не приходится…

Надоело. Бросаешь иссушенную тушку в сторону. Выходишь за угол. Окно. Приоткрыто на проветривание. Выбиваешь, прыгаешь внутрь. Только одинокая женщина, слишком напугана, чтобы кричать. Вкуснее крысы, сравнивать даже бесполезно. Кровь слишком терпкая становится. Внезапно понимаешь, что это вино. Уже поздно. В глаза темнеет. Зря зашел. Надо было оставаться в своем углу…

День десятый (6 сентября)

Сегодня опять встал поздно. Часов одиннадцать утра. Неужели, опять завтракать в тишине? Нет, по совпадению, Богдан сейчас тоже находится в столовой. Быстро доедает свою порцию. Он возбужден, усталость давлена новыми эмоциями, кажется, он даже немного веселее стал. Бэниэмин хотел его спросить, но вспомнил, что тут Анька рядом и может услышать лишнее. Сидит там за перегородкой, занимается своими делами и не подозревает, о чем они думают. Но в любой момент может подхватить неаккуратно пущенное слово, сделать выводы, стать разносчиком информации. Заразить всю общину и приблизить разрешение Лизиной судьбы.

«А виноват будешь только ты».

С Богданом заговорил уже в коридоре.

– Лиза сегодня ненадолго открыла глаза. Час назад, не больше. Посмотрит, что-то прохрипела и опять выключается. Но она ненадолго пришла в себя, понимаешь? – едва сдерживаясь на шепоте, сообщал Богдан.

– Ого, быстро. Значит, в любой момент может очнуться.

– Да, главное не упустить этот момент. Мы и так оставляем ее на целых пять часов без внимания, иначе никак. Надеюсь, все же очнется в остальные девятнадцать часов, когда за ней кто-то приглядывает.

– Думаешь, мозг полностью восстановится?

– Я бы очень этого хотел.

– А что дальше? Когда полностью станет прежней?

– Уедем отсюда. Здесь я не могу ей помочь, надо остаться где-нибудь вдвоем. Я думаю, выстрел в голову – хорошая прививка от дурости, но перестраховаться не помешает. Вот если все повторится или станет еще хуже, я в первую очередь подобного не прощу себе.

– Ты готов все бросить? А как же мы, Виктор? Ты на него ориентируешься вечно…

– Приходится чем-то жертвовать.

Странный шум усиливался по мере приближения к кабинету. Считая, что он исходит откуда-то из другого места, Бэниэмин никак не мог идентифицировать этот странный звук. Богдан, что-то решив, изменился в лице и ринулся вперед.

Что ж, пришлось признать, что протяжный звук шел из-за двери медкабинета. Это дикий вопль. Около запертого прохода уже стоял Петя, грубо дергающий неподатливую ручку и нервно озирающийся в поисках того, на кого можно поворчать. Он уже приготовился поделиться возмущением с подбежавшим Богданом, но немо раскрыл рот, получив прямо в лицо орцию грубых слов:

– Пошел вон, дверь загораживаешь!

Отступив в сторону, массивный паренек уже начал прорабатывать стратегию успешного излияния накопившегося возмущения. Богдан с трудом нащупал ключ в кармане хаотичными движениями, из-за которых создалось впечатление, будто руки зажили своей независимой жизнью. Стоит признать, что крик возобновляется после крайне коротких перерывов, так что очень быстро начинаешь завидовать обладателю таких сильных голосовых связок и мощных легких. Бэниэмину представилось, что Лиза проснулась и начинает взрываться огромными фурункулами, прямо как Сергей. Оттуда и такие вопли. Хотя, никаких причин для такой реакции не может быть, но и для крика, вроде как, тоже нет никаких объяснимых причин. Богдан начал справляться с замком, отпер дверь и пулей влетел внутрь. Петя за ним. Бэниэмин вошел последним.

Лиза неподвижно лежала на своей койке, трубка катетера все также спокойно покоилась на ее теле, простыня ничуть не сбилась и не поколебала приятных форм. Вообще, тоже самое тело, с разницей лишь в том, что неприкрытый бинтами глаз широко открыт, а рот широко раскрыт. И этот вопль, резкий, рвущий барабанные перепонки. От такого возникает когнитивный диссонанс, ведь ждешь неминуемой смертельной угрозы, кровожадных львов, осьминогов-убийц-насильников, но просто видеть неподвижное тело, из которого исходит такой звук… Нет уж, тут хоть на секунду, а в ступор впадешь.

Богдан сбросил оцепенение, подбежал вплотную к Лизе, навис над ее головой, чтобы попасть лицом в поле ее зрения.

– Лиза? Это я. Ты меня видишь? Успокойся! Ты меня слышишь? Все в порядке, я рядом, пожалуйста, успокойся…

Вопль прервался. Бэниэмин решил, что присутствие Богдана действительно помогло. Значит, у Лизы есть какой-то проблеск сознания, все…

Новая порция воплей. Нет, она всего лишь переводила дыхание. Глаз неподвижен, будто ничего и не видит.

– Лиза, пожалуйста…

– Я требую, чтобы мне все объяснили! – тряся от гнева щеками, обратился Петя к Бэниэмину. – Почему покойник лежит в медкабинете и орет на нас?! Что тут вообще происходит?!

– Могу сказать, что это точно не покойник, – пока Лиза вопила, приходилось общаться с Петей на повышенных тонах.

– Шутки шутишь? Или вы всех обманули? Только недавно все говорили, что Лиза мертва!

– Мы так думали. Ошиблись. Что ж, со всеми бывает.

– Она невменяема! Что у нее с глазом? Значит, ей на самом деле прострелили голову? И она вернулась? А что если в ее тело вселилась чужая душа?!

– Хватит чушь пороть. Просто у нее шок. Мозги серьезно пострадали, нужно время, чтобы прошли последствия.

– Я лучше знаю. Ее дух покинул тело, когда пуля впилась в мякоть ее мозга. Что бы сейчас перед нами не лежало, это не Лиза. Это древнее зло, которое живет в телесной оболочке и постоянно борется с душой. Теперь оно правит телом…

– Проведи обряд экзорцизма, может поможет.

– Это вам просто так с рук не сойдет! – потряс толстым пальцем Петя и покинул кабинет. Остается только гадать, что он имел в виду. Тем временем, Лиза снова замолчала. Бэниэмин обернулся к Богдану и обнаружил, что тот сидит на карачках в неудобной позе, подставив руку ко рту Лизы. Та интенсивно что-то сосет, по подбородку бежит тонкая струйка крови.

– Просто голодная была, – нервно посмеиваясь, ответил Богдан на немой вопрос Бэниэмина. Спустя время, достаточно затянувшееся, губы Лизы расслабились, клыки втянулись обратно. Богдан неловко встал, зашатался, оперся о стену. – Очень голодная. – А сам бледный.

– Я посижу с ней, пока ты придешь в себя, – предложил Бэниэмин. – Много крови выпила?

– Достаточно. Надо полежать немного, через час пойду искать донора. Не больше двух часов все займет, я скоро вернусь… – Богдан медленно покинул кабинет. На изможденном лице упрямо пробивалась торжествующая улыбка.

Бэниэмин посмотрел снова на Лизу, чьи губы и подбородок были в застывающей крови, она спокойно сопела, уже прикрыв свой невидящий глаз. Вот черт. А она же ничем не пристегнута к кушетке. Если двигаться начнет, чего натворит в таком состоянии?

Скоро появилась Женя. Совсем забыл, что пришло время ее смены.

– Бэни, а что ты тут делаешь? Я думала, сейчас была очередь Богдана, – подойдя к телу, она заметила бурые следы крови. Бэниэмин быстро рассказал обо всем произошедшем.

– Ух, Петя всю общину поднимет верх тормашками. А вечером будем решать ее судьбу, – произнесла, подумав, Женя.

– Что думаешь насчет его теории? Я со многим не согласен у Пети, но это звучит логично.

– У меня есть объяснение получше. Только давай сначала зафиксируем Лизу, чтобы не бузила, когда у нее восстановится моторная деятельность. Я тебе буду говорить, что делать.

По краям кушетки имеются толстые металлические поручни. Поэтому Женя решила, что эффективней всего зафиксировать тело в четырех точках, то есть привязать каждую конечность к своему краю. Женя догадалась запастись ремнями-фиксаторами, которые обнаружились в одной нижней полке большой белой тумбы. Бэниэмин развел пошире лежавшие вместе ноги Лизы, помог с их фиксацией.

– Пояс Пози еще бы не помешал. Надо будет завтра принести его, – пробурчала Женя. – Лишь бы не забыла об этом.

– А теперь озвучишь свою теорию? – напомнил Бэниэмин.

– Что ты знаешь о паразитах? – лицо Жени оживилось, видно, что она собирается озвучить крайне интересную для себя идею.

– Они живут внутри нас, сосут кровь, портят кишки и медленно убивают этим.

– А ты знал, что некоторые из них таким образом обустраиваются в организме хозяина, что кардинально меняют его? Например, грибок, которым заражаются муравьи. Представляешь, насекомое перестает выполнять свои обязанности и просто становится ходячей клумбой для гриба. А потом забирается на самое высокое место над муравейником и начинает испускать споры. Гриба. Чтоб остальные тоже заразились ими. Так гриб размножается за счет других видов.

– Жуть. Но при чем тут мы? Я не чувствую, чтобы мной что-то управляло.

Сказав это, Бэниэмин сразу вспомнил многочисленные темные мысли, которые диктуют ему совершить те или иные акты жестокости. Особенно громкими они становятся, когда пора пить кровь.

– Не все паразиты полностью подавляют волю хозяина, некоторые просто искусно манипулируют им. Меняют расписание, рацион, заставляют немного изменить поведение.

– Я понимаю, к чему ты ведешь…

– Да, мы все переносчики этой дряни. Но у паразита крайне сложный процесс размножения, сам знаешь, как сложно обратить другого человека в вампира. Такое чувство, будто паразит больше заинтересован в продлении своей жизни, чем в потомстве.

– Интересная теория. И чем он питается?

– Кровью. Точнее, какой-то частью ее, остальное просто портит, превращает в отходы. И поэтому раз в неделю нам надо срочно искать донора.

– И где же он прячется?

– Я боюсь, их несколько. Точнее, это один, но поделенный на части, которые связаны друг с другом через нашу нервную систему. Как минимум одна часть находится у челюсти.

– Звучит очень сложно. И слабо во все это верится.

– К сожалению, мало возможностей что-либо выяснить и приходиться больше строить теории на основе скудных анализов. Но теория паразита кажется очень вероятной. Не интересовался, почему после обращения мы становимся бесплодными?

– Я вообще-то аккуратный в этом плане, поэтому…

– А я вот установила опытным путем. И поспрашивала других. Репродуктивная система полностью выходит из строя. Это, видимо, чтобы больше заботился только о себе, уделять внимание только паразиту.

– А умение внушать? Быстрое восстановление? Сверхчеловеческая сила? А то, как мы перестаем стареть?!

– Это все тоже объяснимо. И я объясню, дайте больше времени и ресурсов. Если… – бросила взгляд на Лизу. – Если примут решение ее усыпить, то проведу вскрытие и тщательно все изучу. Как минимум надо исследовать строение глаза.

– И наше упрямство тоже всего лишь подобный эффект от какого-то слизняка в челюсти?

– В челюсти лишь часть. Где остальные, пока не знаю. Но, в целом, как-то так. Паразит влияет на гормональную систему, чуть-чуть корректируя поведение. Особи с эгоистичными склонностями как никак, а более выгодные носители.

Все это звучит дико и неприятно. Бэниэмин попробовал собрать всю полученную информацию вместе. Значит он, могущий подавлять волю других людей и рвать горло как бумагу, всего лишь ходячая дойная корова для безмозглой примитивной твари? Очень неприятно осознавать себя в такой новой роли. Но эта концепция лучше сочетается с интуитивными представлениями, которые сложились у Бэниэмина в уме. С интеллектуальными, скорее, чем интуитивными. Интуитивные толкают его принять версию Пети. Даже странно, как две половинки разума спорят друг с другом, цепляясь за разные концепции. Одна приятная, другая сильно давит.

– Слишком умный паразит получается, раз столько всего умеет.

– О, ум тут не нужен. Это все отработанные долгими витками эволюции механизмы. Паразит постепенно усложняется, накапливая выгодные изменения. – Женя, видя полное непонимание на лице собеседника, сменила стратегию. – Смотри. Вот есть примитивный паразит А. А вот его брат, паразит Б, который, так уж получилось, делает хозяина чуть эгоистичней. Допустим, паразит Б дал потомство, передал ему свои признаки, а паразит А погиб и не дал потомства.

– И в следующем поколении паразиты делают своих хозяев эгоистичней?

– Все не так быстро происходит, но, можешь пока и так думать. Дальше появляется паразит В, который каким-то образом ускоряет регенерацию хозяина. Часть из них погибнет, потому что усилив иммунную систему, они дали организму возможность истребить себя. Так, забей, это не важно. Допустим, выжило часть особей паразита В, который ускоряет регенерацию, но избегает нападок иммунной системы. Так как их хозяева выживают чаще, эти паразиты успешней плодятся. Потом появляется паразит Г, дающий хозяину возможность гипнотизировать… Ну ты понял принцип.

– В общих чертах. Но у него же очень сложный процесс размножения, как ты говорила, как это вяжется с такой успешной мутацией?

– Я не знаю, но подозреваю, что проблема с размножением – это относительно недавний признак. Возможно, как-то связан с появлением первых человеческих обществ. Те, кто хорошо плодятся, быстро становятся заметными и их истребляют. Поэтому все живущие сейчас в нас паразиты в основном имеют сложную и не совсем эффективную систему репродукции. Которая поддерживает их популяцию в необходимом количестве.

Внезапно в голове вспыхнула новая идея.

– А удалить его нельзя?

– Боюсь, что организм переживает слишком сильную трансформацию. Без паразита серьезно пострадают важные системы. То же кровообращение теперь серьезно заточено на паразита. Нет, удалить его невозможно, если намерен дальше жить.

– Но я ведь просто ходячая кормушка…

– Бэни, не будь таким узколобым. Мы ходячая кормушка для миллионов бактерий и кучи вирусов. Все они так или иначе влияют на наш образ жизни и привычки. Влияют и на мышление. И до этого ты не жаловался на то, что кто-то сильно ограничивает твои мыслительные способности.

«Напротив, во всем винил Виктора».

– Моя жизнь изменилась. Я стал злым кровососом.

– Злым или добрым, это решаешь по-прежнему ты и больше никто. Никто не заставляет убивать людей, ты же совсем чуть-чуть забираешь крови.

– Некоторые сходят с ума из-за внушения.

– Надо просто быть аккуратней и чаще менять доноров. Опять же, ничего злого тут не вижу. Ты оставляешь людей в живых, да еще и стираешь неприятные воспоминания. С коровами и курицами никто так не запаривается.

– Мы просто живем за счет других, но ничего не даем взамен.

– Ну это уже социология, не по моей части. О принципах общественного взаимодействия поговори с кем-нибудь другим.

– А почему ты больше никому не рассказываешь о своей теории? Надо собрать актовый зал, выступить перед всеми…

– Нет, не все готовы поверить в паразита. У нас много людей, склонных больше доверять идеям Пети. Я не буду ничего раскрывать, пока не обзаведусь точными фактами. Иначе просто буду выставлена на смех.

Бэниэмин еще немного попытался аккуратно поспорить, но заметил, что Женя начинает нервничать. Нет, она не намерена пока выставлять свои идеи напоказ. Бэниэмину еще доверилась, чувствуя, что он более-менее готов принять подобные теории. Но становится в позу перед целой толпой, чувствуя, как сквозят многочисленные слабые места, которые обязательно будут использованы для метафизических оправданий – дело безнадежное. С одной стороны, хочется все-таки раззадорить ее, чтобы побыстрее распространить правду в общине. Но опыт подсказывает, что в таких делах нельзя торопиться, нужно напротив, хорошо подготовиться.

В конце концов, даже Бэниэмину мысль о паразите показалась неприемлемой сперва. Голая наука. Она как-то принижает, что ли. Заставляет задаваться вопросами, на которые еще нет готового ответа. Пестрит сложными и едва понятными деталями. Привносит ощущение одиночества в этой вселенной. Никак не помогает побороть чувство несправедливости за свою судьбу. А вот разглагольствования Пети о сверхъестественном вселяют надежду, дарят опору на бессмертные силы, дают видимую платформу для поиска простых ответов. Нет, люди, уже принявшие его концепцию, просто так от нее не откажутся. Но что делать? Оставить все как есть?

Бэниэмин отправился прочь, оставив Женю одну на своем посту.

Ася отписалась, что сегодня проведет день с подругами. Про Егора ничего не расскажет, потому что хочет сохранить это в тайне. Ее уже раздражает все это внимание, подколки, вопросы и обсуждения со всех сторон. Будет отмалчиваться, делать вид, что ее это не касается. Скоро всем эта тема надоест, нечего подкармливать грубую машину слухов новой информацией.

Бэниэмин, читая строки с последними заявлениями, облегченно выдохнул. Отлично, конспирация будет сохранена. Ему самому ой как не нужно лишнее внимание.

Что ж, завтра все равно встретится с ней… только неплохо бы обзавестись денежками, а то мелочи в карманах явно не хватит на целый день, включающий поход в один из самых известных музеев мира. Такой не должен стоить дешево. Судя по информации из интернета, всего 100 рублей. Школьникам бесплатно. А он не может предъявить никаких документов, подтверждающих ученический статус. Зомбировать кассира в толпе людей – затея неадекватная. Придется заплатить за свой билет, сославшись на забывчивость. Еще транспорт, поход перекусить, другие непредвиденные траты… Всего в кармане около семи сотен, считая мелочь. Достаточно или мало?

«Я бедный детдомовец, откуда у меня вообще должны быть деньги?» Успокоился.

На ужин – покупные пельмени. Вася и Даша весело обсуждают, как они скоро поедут загород. Она вклинилась в одну компанию студентов, причем стала достаточно популярной в их кругу. В итоге, получила приглашение поучаствовать в пикнике. Кое-кто имеет дачу от родителей, поэтому спокойно может по выходным жарить шашлыки и купаться в озере поблизости. Даша даже получила разрешение взять с собой друга.

– А ты им объяснила, что не пьешь? – поинтересовался Вася.

– Да, причем это сыграло мне только на пользу. Буду рулевым и самым ответственным на отдыхе.

Вася начал описывать, как замаринует мясо и будет его готовить. А потом рыбачить, пытаясь выловить самую большую рыбину в озере. Даша напомнила ему, что и ей надо уделить немного времени. Света вспомнила, как в прошлом году куда-то тоже ездила, а потом вызывала удивление, почему никакие насекомые не атакуют ее. Слепни особенно, всех уже покрыли мелкими синяками болезненных укусов, а она как приехала целая, так и уехала. Раньше Бэниэмин испытывал легкую зависть, слыша подобные истории и планы друзей. Но теперь он был даже рад за них. Это тем более приятней слушать, учитывая, что совсем рядом звучал осуждающий голос кудрявого проповедника.

Немного подумав, Бэниэмин решился раскрыть секрет Лизы собравшейся компании. Петя, Даша и Света сначала ему не поверили, приняв все за неудачную шутку. Затем потребовали отвести их в медкабинет.

Тем временем Петя уже вовсю голосил:

– Когда душа покидает тело, оно начинает поддаваться тлетворному влиянию окружающей среды. Гнить, разлагаться. Ведь та искра, что поддерживала в нем жизнь, больше не горит. Но вы задумывались о том, что в мертвое тело может вселиться новый дух? Или может восторжествовать сама телесность, порочная греховность, доселе подавляемая духом? Представляете, если грубое тело заживет само по себе, вместо того, чтобы по закону всетворителя предаться тлению? Мало кто читал произведение Мэри Шелли, но всем известен образ чудовища Франкенштейна из фильмов. Там и показана она самая, пошлая телесность, лишенная духа. И как вы думаете, следует поступить с подобным созданием?

Робкие предложения: «убить», «сжечь», «посадить в клетку», «перевоспитать», «прочитать молитву».

– Вы во многом такие наивные. Но я вас просвещу. А потом мы коснемся реальной проблемы, которую предстоит серьезно обсудить, – продолжил Петя.

Пока Бэниэмин вел компанию, спросил, как бы они поступили с Лизой, если бы сейчас пришлось решать ее судьбу. Никто ничего внятного не ответил. Он постучался в дверь, реакции ответной не получил. Заявил вслух о своем намерении войти. Женя приоткрыла дверь, смерив его недовольным взглядом, но оторопела при виде новых лиц.

– Какого черта?!

– Петя все равно скоро все расскажет. А этим можно верить, тем более, – уверенно ответил Бэниэмин.

Вошли в кабинет. Даша сохранила дистанцию от Лизы, которая все также лежала, будто просто спала. Света подошла вплотную, склонилась над телом, погладила, потрогала руку около того места, где игла вонзалась в мягкую плоть, приблизила свое ухо к ее носу, чтобы уловить легкий шум дыхания, неуверенно отошла на пару шагов назад.

– Фига се. Она что, теперь безмозглая? – нарушила молчание Даша.

– Мозг быстро восстанавливается, уже один раз даже пришла в сознание, судя по рассказу Бэни.

В ответ на вопросительные взгляды приведенных друзей, Бэниэмин рассказал им о сегодняшнем происшествии.

– Судя по истории, реально безмозглая. Как пупсик, – резюмировала Даша.

– Прошло еще слишком мало времени. Мозг орган далеко не простой. Возможно, еще есть шанс на восстановление когнитивных способностей, – вступилась за пациентку Женя.

– А если нет?

– Тогда под нож и микроскоп.

– Практично, – кивнул головой Вася. – И сколько будете ждать, пока говорить начнет?

– Планировали дать ей недели две, а теперь непонятно. Уже сейчас Петя может подбивать всех на штурм кабинета.

– Я думаю, пару дней ей согласятся дать. Раз проснулась разок, значит можно ждать и больших результатов, – совладала наконец с голосом Света.

– Я тоже так думаю. Петя, скорее всего, подождет, пока она начнет чаще просыпаться и орать, чтобы побольше успела людей испугаться, – размышляла вслух Даша.

– Вероятно. Тогда все зависит только от нее, – Женя кивнула головой в сторону лежачей.

Когда все комментарии были высказаны, все вопросы заданы, а ответы получены, кабинет снова остался оккупирован только двумя телами.

Бэниэмин наткнулся в библиотеке на Лидию, которая лениво листала какую-то тоненькую книжку с цветными иллюстрациями.

– Картины Джорджии О’Кифф. Знаешь, очень энергичные у нее получаются пейзажи, хоть и нет на них ни одного живого создания, – рассказывала она.

Сегодня она держалась крайне отстраненно, отказываясь выходить на личные темы. В основном рассказывала о любимых художниках, детально описывая лучшие картины и их символизм.

Бэниэмин видел перед собой сомневающегося человека, который стоит перед серьезной проблемой и никак не может решить ее. Ему хотелось помочь ей, но сначала необходимо понять, что именно случилось. Вместо этого наталкивается на стены и петли. Желание наоборот, избегать проблемных тем, словно они могут спокойно подождать в сторонке. Потонуть в обсуждении извазюканных холстов и бешенных зигзагов пытливых умов. Перестать быть самим собой, отстраниться от накопившихся вопросов.

В общем, скорлупа прочная. Попытки пробить ее не увенчались успехом. Можно лишь присоединиться к потоку рассуждений, чтобы не провоцировать обиду и агрессию. Бэниэмин осознает, что есть какой-то метод, способ добиться желаемого. Но ему пока таковой неизвестен.

«Главное, не упустить тот момент, когда станет слишком поздно что-либо исправлять,» стрельнуло в голове.

Лидия сама ушла в свою комнату ближе к полуночи. На прощание бросила многозначительный взгляд, который можно интерпретировать по-разному. Бэниэмин покопался в мыслях, но ни к какому выводу прийти не смог. Остался в библиотеке. На новую смену отправился полный угрюмых сомнений. Лиза за все время так и не проснулась ни разу. Пульс и температура в пределах нормы. Дочитал «Жерминаль». Сильно задела эта книга.

Светлые идеи юного революционера обернулись бедой для многих семей. Но не он стал причиной всех несчастий. А веками складывавшиеся общественно-экономические отношения. Не было бы Этьена Лантье, так все равно прорвало бы плотину народного возмущения. Его ошибка в том, что сгоряча принял ряд неверных тактических решений, неправильно просвещал толпу. Никто не был готов к реальному изменению своего положения. Надо было постепенно накапливать опыт, как кажется Бэниэмину, сочетая реальную борьбу с практичной теорией.

Странные эти книги. Все говорят о неудачниках. Мечтателях, которых карает суровая реальность. Или в этом и есть вся прелесть? Показать, как не надо, чтобы читатель на чужом опыте сам начал понимать, что ему делать в этой жизни? Бэниэмин привык искать прямые ответы на свои вопросы, но похоже, авторы многих произведений и не стремятся удовлетворять подобное любопытство. Они коллекционируют ошибки. А правильный путь еще предстоит найти. Мир полон загадок и неоткрытых земель, которые ждут своих первопроходцев.

Сон восьмой

Прочь из школы! Все кругом злые. Одноклассники, подростки из старших классов. Все только и ждут повода сказать обидное слово, ущипнуть, подставить подножку, ударить, зашвырнуть что-нибудь в лицо, испачкать мелом, забросать грязными тряпками. Хочешь поговорить, узнать, откуда столько злобы, а в ответ новая порция издевательств и унижений. Ждешь начала урока, когда классная дисциплина скует всех этих обозленных обезьян. Тогда остается боятся только одной фигуры, высокого скрюченного учителя, который шамкает и скрипит чаще, чем дышит. Вечно подзовет к доске, задаст сложнейшую задачу, придрется к каждой мелочи и посадит обратно с самой низкой оценкой. А на стуле уже кнопка.

Уа-у-у-уаа! Уа-у-у-уаа!

А потом звонок, громкий, дребезжащий, оглушающий. И снова против тебя весь свет, каждый от мала до велика хочет внести свою лепту.

Уа-у-у-уаа! Уа-у-у-уаа!

Обезьяны таскают уголь из кладовой в кабинет труда. Огромные мешки на спине, медленно перемещающиеся на согнутых спинах.

Уа-у-у-уаа! Уа-у-у-уаа!

Виктор и Петя стоят в боковом проходе, наблюдая, как тяжелые мешки все сильней и сильней сгибают волосатых созданий, морда уже почти скребет по полу.

Уа-у-у-уаа! Уа-у-у-уаа!

Выбегаешь, никем не замеченный, через черный ход. Душная темнота, липко-тяжелая, сменяется легкой прохладой светлого дня. У выхода стоит она, сестра, лениво ждет. Неохотно отрывая взгляд от пышных облаков, переводит глаза, улыбается. Идете по полю к дому, чтобы отдохнуть после тяжелого дня.

Она внезапно останавливается, приседает, что-то увлеченно рассматривая. Желтая божья коровка устроилась в полутени листика.

– Все жуки уродливые. Только бабочки и коровки красивые. Почему так?

– Они все по-своему красивые. Просто тебе нравятся только такие. А вот Ксюша любила рассматривать пауков.

– Кто такая Ксюша?

– А…

А облака и дальше себе плывут по небосводу, жирные и ленивые гиганты, не знают ничего и знать не хотят…

День одиннадцатый (7 сентября)

В девять утра уже на остановке, причесанный и аккуратно одетый. Явился Бэниэмин вовремя, но вот ожидаемый транспорт явно опаздывал. Невольно пришлось стать слушателем диалога, который развели худощавый старик и пожилая женщина. Овальную голову деда украшала шапка всклоченных белоснежных волос а-ля Эйнштейн, только вот усы поскромнее. Прямоугольные линзы очков, ровная борода с приглаженными бакенбардами и безумный блеск сощуренных глаз окончательно размывают какое-либо сходство. Женщина имела пока еще черные волосы, собранные в тугой пучок, сама же была полной, всем своим видом напоминая учительницу.

– Вон, видишь, напротив нас на площади собор отстраивается? Это, значит, он там и раньше был, пока революционеры не снесли, – вдруг скрипнул дед.

– Я этого не знала, думала, пустой сквер и памятник Ленину для красоты поставили. Даже обидно стало, когда его три года назад какие-то вандалы снесли.

– И правильно, что снесли! Сатанистам-революционерам поклонялись, до чего страну довели! Сейчас хоть помолиться можно.

– Лучше бы эти деньги на школу или больницу какую выделили. Дочь сколько не может желудок поправить, ко всем докторам очереди на месяцы вперед. А внучку едва втиснули в школу за тридевять земель отсюда.

– Ничего не понимаешь, настоящую помощь там надо просить, – старик, насколько ему позволяли это немощные руки, энергично махнул в сторону возводящегося собора.

– Сколько не проси, а пока сам, – извиняюсь за выражение – попу не оторвешь, ничего и не получишь. Мне, вот, от очередных золотых куполов жить легче не стало.

– Ничего не понимают… – обессиленно пробухтел старик, словно отчитываясь перед кем-то.

Бэниэмин завтрак проспал, едва успел привести себя в порядок и вовремя прискакать на место встречи. Вот подъезжает усеченный автобус, то есть маршрутка, уже набитая народом. Бэниэмин протиснулся внутрь, встреченный гаммой запахов, не самых приятных. Кто-то явно успел уже вспотеть. Протянув водителю оплату, прошествовал в заднюю часть, где уже сидела Ася. В свободных джинсах, футболке и легкой кофте. И неброской сумкой на коленях. Бэниэмин, опираясь на горизонтальный поручень, стоял прямо перед ней, отвечая на приветливую улыбку аналогичным образом.

День обещает быть солнечным, что заметно поднимает настроение. Ненавязчивый разговор зародился уже по прибытии настанцию метро, когда удалось покинуть неловкую атмосферу тесно набитой колымаги.

Металлические гусеницы стрекотали по туннелям, напоминая недавнюю поездку с Богданом. Бэниэмин редко пользовался метро, поэтому каждое посещение подземки пока что отпечатывалось особенными впечатлениями. Визг металла, столь привычный в подземных артериях города, напомнил ему ещё совсем недавно терзавшие слух вопли Лизы. Он поежился, но быстро забыл о неприятной ассоциации.

Ася расспрашивала его о жизни в детдоме. Ему приходилось где-то врать, где-то недоговаривать, приукрашивать, подразумевать что-то иное, а иногда можно было смело говорить правду. Единственное, чего он не учел, так это степень ее удивления от описания быта.

– Жуть. Вы как будто все в тюрьме или клинике. Потерянные, одинокие. Очень ведь скучно там, да?

– Очень.

– Поэтому ты все это устроил с объявлениями? – хитро улыбаясь. – Скуку развеять?

– Я об этом и не думал даже.

Выпытал, как ей живется с родителями, чтобы сравнить условия. Затем начал выводить ее на исторические темы, желая лучше понять контекст прочитанных романов. Ася, конечно, не была специалистом по всем темам, но кое-какие общие сведенья дать могла. Она прямо гордилась тем, что могла похвастать своими знаниями. Как выяснилось, художественную литературу она читает неохотно, следуя лишь школьной программе. Так что и у Бэниэмина появилась возможность блеснуть знаниями.

За дверью после экскаватора вовсю шумел город. Машины, болтающие толпы туристов, одиночки, слушающие музыку, говорящие по телефону. Масса запахов, по-разному дразнящих обоняние. Широкие проспекты с долгими светофорами, у которых накапливаются гомонящие толпы. Бэниэмин если и ходил в таких местах, то редко, опустив голову и желая, как можно быстрее вернуться к тихим улочкам. Когда он в последний раз вот так спокойно, озираясь и смакуя окружающую атмосферу, гулял в центре Петербурга? Да никогда. Можно сказать, города и не видел. Все по унылым заброшкам бродил, прятался в тенях как крыса.

Пересекали Большую морскую, минуя старые, но приятные взгляды стены впритык стоящих домов, одиноких и парных пешеходов, обменивающихся громкими и тихими словами, пьющих кофе, соки или жующих на ходу разнообразные снеки. Людей не слишком много, но больше, чем ожидал увидеть Бэниэмин. Утро пятницы, откуда столько людей?

Широкие улицы так и заставляли все озираться. Хотелось обвести взглядом окружности из темной брусчатки на фоне светлой, будто какой гигант кинул сюда булыжник и дорога, подобна речке, пошла кругами. Под огромной аркой Главного Штаба и вовсе остановился, окидывая взглядом все стороны.

Ася тем временем рассказывала про Петра Первого и основание этого города, демонстрируя, что эта тема одна из самых любимых у нее.

Гигантская площадь даже заронила в душу мелкие семена клаустрофобии. Одно дело видеть перед собой тихое, скворчащее кузнечиками поле. Другое – руками возведенные пространства, тщательно и симметрично выложенные узоры, по которым могут маршировать целые армии. Ася попросила сфотографировать ее на фоне колонны, вручив Бэниэмину компактный фотоаппарат, лежавший в сумке. Ему хватило ума разобраться в принципе работы устройства и сделать парочку неплохих кадров.

Чем ближе к Эрмитажу, тем больше бирюзово-белое строение давит своим видом. Уже не можешь охватить взглядом всю ширину здания, чтобы найти концы, нужно вертеть головой. Оказывается, вход еще дальше, необходимо было пройти во внутренний двор. Если небольшой поток людей удивил Бэниэмина, то длинная очередь и вовсе показалось какой-то мистической. И когда все эти люди успели здесь собраться?

Минут сорок порционно редела человеческая многоножка, каждый сегмент которой постепенно отправлялся в чрево рукотворного левиафана.

– За день все это пространство едва ли успеем обойти, – прокомментировал Бэниэмин.

– Да тут несколько дней нужно. Мы так, немного посмотрим, сориентируемся. К пяти уже надо домой вернуться.

Неловко улыбаясь, соврал, что забыл все документы в своей комнате и заплатил за билет полную стоимость. Ася получила повод для подшучиваний.

Масштабные комнаты. Высокие потолки, откуда свисали невероятно разбухшие плоды люстр, заливающие все светом. Ряды колонн, между которыми так волнительно проходить, чувствуя себя каким-нибудь важным посетителем. Широкие, обитые ярким ковром лестницы. По сравнению с которыми школьные кажутся узкими пережитками сарайной моды. Картины на потолке, разглядывая которые, нещадно мучаешь непривычно согнутую шею. Богатые интерьеры, которые постоянно боишься задеть, неловко шарахаясь. Голоса, подхватываемые эхом, из-за чего кажутся такими незначительными на фоне помпезных декораций. Слепые, цепляющие чужой глаз своей идеально ровной, но мертвой и холодной кожей статуи. Все, абсолютно все контрастировало с тем, что привык видеть Бэниэмин.

Ася и он прошли на второй этаж, постоянно обмениваясь впечатлениями. Время пробегало незаметно, лишь подступающий голод и усталость в ногах заставили обратить внимание на то, что уже 13:30.

– Еще сорок минут и выходим, – оправдывалась Ася. И непонятно, то ли она просит еще задержаться, то ли извиняется за скорое отбытие.

Как не оправдывайся, а уходить все равно пришлось. Но вместо того, чтобы вернуться обратно по площади, Ася свернула направо, выйдя к Дворцовому проезду. Сделала она это, чтобы махнуть рукой в сторону моста и заявить:

– А вот пройти на ту сторону и сразу к Кунсткамере подойдёшь. Я туда тоже хочу попасть.

– А пойдем.

– Не могу, времени не хватит. В следующий раз.

Перекусили в заведении быстрого питания, которое привлекая людей своими золотыми дугами, массово штамповало на выходе гордых носителей массивного пуза или хранителей острого гастрита. И здесь снуют разнообразные лица в изобилии, едва найдешь свободное место.

Но вот что подметил Бэниэмин. Его это не раздражало. Не бесили и не вызывали дискомфорта все эти незнакомые пустословы. Наоборот, все эти люди добавляли интереса и прогулке по Эрмитажу. Он даже получал удовольствие от наблюдения за разными чертами, выражениями, ловли обрывков разговоров и эмоций. Все такие непохожие, живые, имеющие за спиной длинную цепь поступков и решений, которые в конце концов завели их в это место в этот самый час.

Сколько смеха, шуток или простой радости вокруг. Наивные детские улыбки, многообещающие ужимки девушек, остроумные или плоские замечания парней, телефонные беседы, шамканья стариков.

Люди кругом живут, наслаждаются жизнью и не мучаются сложными вопросами бытия. Плетут паутины связей, проводят череду встреч, переживают массу событий.

Это другой мир. Вроде бы, такой же грубый, циничный и жестокий. Один только бургер в руках о чем говорит. Возможно, как раз в нем и ждет своего часа кишечная палочка. Но люди создают в обществе особую атмосферу, которая помогает защититься от всех волнений, несправедливости, хотя бы на время забыть о них. С общиной и сравнивать бесполезно. Хочется схватить эту неуловимую атмосферу чистой жизни и выжать эссенцию в бутылку, к которой можно пригубиться в крайнюю минуту.

Обидно, что нельзя с Асей поделиться всеми впечатлениями, ведь для этого придется честно рассказать о всей своей жизни. Нельзя объяснить ей, как много впечатлений принес открытый ей мир. Вообще, у них не так уж и много общих знаний. Разные книги, разные комплекты исторических фактов… но слушать друг друга, объяснять что-то новое приятно, когда чувствуешь, что собеседник внимательно слушает и проявляет искренний интерес.

Немного грустно было возвращаться в прохладные, залитые холодным светом просторы подземки. Бэниэмин еще погулял по городу, но надо проводить Асю до дома. И вот вырывается очередная металлическая гусеница…

Макароны по-флотски быстро исчезали с тарелки. Света заявила, что тоже взяла на себя обязанность по присмотрю за Лизой. Как раз покроет «слепые часы». Даша и Вася рассказывают, какие происшествия случались с ними в течении дня.

Пожалуй, только этих людей Бэниэмин и мог назвать настоящими. Все в этом тесном, старом, пыльном, вонючем и скупом на освещение Муравейнике казалось или отжившим свой век или фальшивым. Прочие разговоры, процессы жизнедеятельности, философствования Пети.

– Если вы не думаете о вечном, то замыкаетесь в обыденности, топите душу в сомнениях и скверне. Чудовище, сидящее в каждом из нас, поглощает внутренности и медленно занимает опустевшую оболочку. Оно отбирает ваши воспоминания, искажает все влечения и извращает все вокруг себя. Только обращаясь к открытому космосу, Творцу в самом центре великого пространства, можно впитать в себя достаточно света. И очиститься. Нужно следовать Его заветам, как бы тяжело ни было, как бы непривычно не были Его приказы. Надо быть жестокими ко врагам Его замысла, искоренять нечисть. Иначе она искоренит нас! Сколько уже стали жертвами духовной слепоты? А сколько станет? Нужно приглядывать друг за другом, искать следы порока или неискренности и искоренять их. Любое сопротивление все равно что грех. Заметьте, плоть наша крепче и живей, чтобы мы могли вытерпеть больше страданий…

– Меня тошнит от этого словоблудия, – заявил Вася, подкрепив фразу отрыжкой. – Вот видите? Пора валить.

Быстро помыв тарелки, разошлись. Бэниэмин хотел удержать компанию, но так и не придумал, по какому поводу это можно осуществить.

В библиотеке оказалось очень тесно. Будто помещение успело сжаться сразу после последнего посещения. Но биография Петра Первого в этом микро-пространстве нашлась далеко не сразу. По словам Аси, это человек-монумент, который одной рукой расчертил всю огромную империю, а второй понаставил масштабных проектов. Но книжка навела на немного иной образ. Человек-на-все-руки-мастер, конечно, остался не менее впечатляюще энергичным. Но вот его влияние и свобода действий оказались не такими уж безграничными. Апраксины, Волконские, Голицыны, Головины, Меньшиковы и прочие – это не столько слепые инструменты в руках очеловеченного демиурга, сколько живые люди, имеющие свои амбиции и принципы. И важно не столько им приказать, сколько направить их по правильной колее, учесть недостатки и смириться с искажениями изначального плана. А размышлять про народные массы можно часами. Петр и кораблика захудалого не пустил бы по речке, не родись он в подходящую эпоху. Народ – это бурная стихия, где есть свои периоды затишья и бурь. Это результат сложной, многовекторной эволюции частных интересов в коллективном взаимодействии. Чтобы добиться хоть каких-либо успехов, надо чтобы люди сами хотели что-то сделать, построить. И то, большинство все равно начнет халтурить. Люди никогда до конца не поймут друг друга. Поэтому важно уметь находить компромисс.

Так какова роль личности в истории? Она задает ритм или оседлывает волны, угрожая в любой момент пойти ко дну, если не хватит сноровки? Бэниэмин склонялся к последнему варианту.

Книга пролетела очень быстро, когда пошел искать новую, в обиталище чернильных близнецов вторглась Лидия.

– Я так понимаю, это теперь твоя новая комната? Когда кровать перенесешь?

– Завтра, постоянно забываю ее перетащить, – улыбаясь ответил он.

– Рассказывай, как все прошло. Это ведь главное условие, почему я тебе помогла тогда, помнишь?

Бэниэмин попытался рассказать и объяснить все настолько подробно, насколько получилось. К сожалению, он также красноречив, как и автор этих строк. Так что его успехам не позавидуешь. Тем не менее, важная часть информации все же преодолела все коммуникационные препятствия и достигла ума Лидии.

– Тебя послушать, так ты в волшебную страну попал. Мне бы твоими глазами Невский проспект увидеть, грязную помойку, – бросила она в ответ.

– Ты завидуешь?

– Сегодня снова отбилась от Мефи. Устала уже не от него.

– Но бросать с концами боишься?

– Не боюсь, просто… – внятно она не смогла объяснить, чего там было после «просто».

– Слушай, Лид, мне никак тебя не понять. Ты можешь подробно объяснить, что ты вообще чувствуешь и чего хочешь?

Она улыбнулась и промолчала. Глаза опустила, видимо, очень интересный стол.

– Ты еще не наигрался с этой девочкой? – спросила спустя некоторое время.

– Нет. Мне пока очень нравится проводить с ней время. Спасибо, что не дала опустить руки и помогла найти ее.

– Пожалуйста, – сказала она сухо. – Тебе на смену не пора?

– Ох, блин, час ночи уже! Я побежал…

Сон девятый

Мягкая, уютная кровать. Так не хочется вставать. Но что-то ползает по лицу. Вскакиваешь, жирный кузнечик падает прямо на колени. К другим брюхастым насекомым. Скрипят десятки мелких прыгунов, черными бусинами угрожающе сверкая. Прыг! Один пролетел мимо головы и шлепнулся о стену. Прыг! Второй покинул кровать. Спрыгиваешь на пол, давишь голыми ногами парочку. Передергивает от отвращения. Пытаешься вытереть подошву об пол, но скорее хочется покинуть комнату. Их все больше, они плодятся в воздухе, скоро не оставят и капли свободного воздуха.

Дверь с силой толкается, ведь ей мешает целый слой прыгучих скрипунов. Уже ступни утонули в этой колюче-щекотной массе. Уровень растет, двигаешься медленней. Длинные коридоры утопают в кузнечиках. Они скачут верх, словно пытаются спастись от давки. Сколько шлепается о тело, лицо, один ударил несильно в глаз.

Покалено! Быстрее! Выходная дверь уже рядом. Выше колен, подбирается масса к бедрам. В ушах ужасный шум. Все тело чешется от попавших под одежду насекомых. Схватился за ручку! До пупка сковав живым морем, еле двигаешься. Дверь открывается наружу, поток вываливается в простор, ты кубарем катишься туда же.

Лежишь на травке, пытаешься перевести дыхание, хочешь крикнуть вечернему небу:

– Свобода!

Но горло сдавила черная волосатая лапа с тонкими пальцами. Больше уже ничего в этой жизни не скажешь.

День двенадцатый (8 сентября)

В этот раз поспал мало, успел позавтракать в столовке в шуме обсуждений и в компании Васи, Светы и Даши. Они пытаются делать вид, что демагогия Пети их никак не касается, все это далекие события, но раздражение сказывается все сильнее. Пока происходящее не задевает их интересов и не мешает сильно жить, можно и помолчать. А потом просто свалят в отдаленные места.

Бэниэмин считал, что подобная стратегия ничего хорошего не даст. Нельзя постоянно бежать, оставляя проблему за спиной. Трудно представить, в каких действиях или акциях воплотятся идеи Пети. Может, это приведет к разоблачению вампиров, что с каждым днем развития интернет-пространства и при всеобщей слежке становится все более вероятным. И окажется, что бежать просто уже некуда.

На озвученные мысли отреагировала Даша:

– Ты сгущаешь краски. Уж я-то точно сумею слиться с толпой, даже если начнется всеобщая охота на кровососов.

– Мне кажется, пострадает больше ни в чем неповинных людей, а большинство вампиров даже не тронут, – произнес Вася. – Так всегда бывает.

– Мне вообще кажется, что кроме разглагольствования от них ничего можно не ждать, – добавила Света.

Не добившись даже скромных успехов в ходе обсуждений, Бэниэмин отправился в компьютерный класс. Нетерпеливо дождался загрузки и проверил сообщения. Ася была уже онлайн, так что они быстро договорились встретиться на уже привычном месте часам к двум дня.

Теперь Бэниэмину представилась возможность открыть для себя под новым ракурсом уже совсем знакомые улочки. Особого внимания удостаивались именные таблички, сообщающие о датах жизни такого-то известного деятеля, прожившего в этом доме некоторое время. Людской поток оживлялся, все больше было шуток, случайно выцепленных фраз, детской картавости, разнообразных эмоций. Даже случайно пойманная ругань, обиженные рожи и авария на одной из улиц не поколебали общего настроения, наоборот, казались не такими страшными (авария совсем ни о чем, пострадал только один бампер) на фоне остального.

Все шли не просто так, безмолвно имитируя жизнь. Кто-то нес мешки с продуктами, портфели, спортивные или дамские сумки. Где-то катались коляски со спящими пупсами, у кого-то в руке был только рожок мороженого, а возможно руки и вовсе были пусты. Кто-то выгуливал собаку, кто-то свое пузо проветривал. В одиночку и компаниями. И все откуда-то шли, куда-то добирались. Все окажутся сегодня дома, в тесным и просторных квартирах, многие в семейном кругу. И ждет их ужин, общение и уют. Некоторые успели с утра выпить кофе, несколько – настоящего, свежемолотого.

Ася разговорилась, так или иначе рассказала о себе подробнее. Это происходило через серию случайных фраз, которые просто к слову приходились, сами по себе мало что значили, но совсем по-иному звучали собранные все вместе.

Родители ее постоянно на работе, она видит их только с утра и за пару часов перед сном. Они редко куда выбираются, чаще – на дачу в трех часах езды отсюда. Пару раз все же вырвались в Турцию и Египет, о чем приятно повспоминать. С домашним заданиям не помогали, вообще мало поддерживали в чем-либо (только вовремя спонсировали, что могли). Но ладно с провалом по английскому и математике, у нее много вопросов к самой себе с творческого аспекта. Ася пыталась рисовать, даже ходила как-то на курсы, но быстро потеряла интерес к краскам и кистям. Затем решила стать режиссером, даже получила на день рождения почти новенькую портативную камеру. Но и это перегорело, едва была снята парочка сумбурных фильмов. Сейчас она склоняется больше к истории, возможно, станет профессиональным исследователем.

Обсудить хобби с друзьями трудно. Хоть у нее и был кружок подружек, тем не менее, они мало разделяли ее увлечения. В основном разговаривают на общие темы, обмениваются сплетнями и совместно решают контрольные, ловко перекидываясь записками.

В ней крепнет желание попутешествовать, исследовать этот огромный мир, где медленно клонятся на бок Пизанские башни, зеленеют Статуи свободы, раскидывают руки огромные бразильские монументы, медленно превращаются в крошку останки античной цивилизации, сопротивляются пескам пирамиды, шелестят мощной зеленью пальмы и папоротники, растут непомерно высокие секвойи, напоминают о неспокойном прошлом многочисленные Кремли…

Бэниэмин понимал, что природа и памятники хоть и олицетворяют собой самое интересное, но являются не единственными ингредиентами волнительных картин. Что-то связывает между собой эти островки впечатлений. И он решил, что эту роль выполняет общество, связи и атмосфера жизни, которую несут в себе многочисленные друзья и знакомые. Культура, рафинированная и очищенная от кровавого жмыха и трущоб.

А может ли остаться только все хорошее, а плохое исчезнуть? Почему за каждой яркой и веселой пляжной полосой должны быть километры нищих жилищ, грязи, преступлений, жесткой зависимости, разбитых надежд и отчаянного существования? Почему на каждом банане или кофейном зернышке, которое попадает на чистенькие прилавки, должен быть след долгой недоплачиваемой работы африканских детей, которым ничего в этой жизни больше не светит? Почему на один смартфон в тщательно наманикюренной аккуратной ручке должны приходиться десятки измученных, уставших, покалеченных рук?

Все это, вероятно, имеет своё объяснение, но сейчас точно не найти нужных ответов.

По возбуждению, с которым говорила Ася, было видно, что она давно так не перед кем не выговаривалась. Бэниэмин, помогая подбирать слова, которые ей все никак не удавалось зацепить бойким языком, и вовремя давая нужные комментарии, провоцировал на все большие откровения. Естественно, все это перемешивалось с замечаниями относительно того или иного интересного строения, фактами из истории и аккуратными откровениями самого Бэниэмина.

Один из естественных вопросов внезапно озадачил его:

– А ты, кстати, кем хочешь стать?

Вот тут Бэниэмин понял, что ему совсем нечего ответить. И даже придумать сразу что-либо оказалось задачей несильной.

Кто он такой? Старый относительно обычных людей инфантильный вампир, который застрял в теле подростка. Ходячий чехол для присосавшегося к нервной и кровеносной системам паразита. Ничего не понимающий и делающий одни ошибки дурачок. Который должен скрываться от слишком большого внимания, рано или поздно вынужденный менять локации и образ жизни. Человек с десятком имен и наскоро придуманных биографий. Таким было прошлое, таково настоящее. А может ли будущее быть иным? Только смерть кажется единственной альтернативой.

Но если забыть обо всем этом, на секунду представить, что он обычный подросток? Чем бы он тогда грезил?

– Хочу стать писателем, – выдавил из себя Бэниэмин, найдя удовлетворительный вариант для ответа.

– Уже что-нибудь написал?

«Да твою же…»

– Так, мусор всякий. Пока не хватает опыта написать что-то внятное, серьезное.

– Понимаю. А все же, какие идеи у тебя пока есть? Должны же быть планы, черновики.

На ходу пришлось сочинить несколько сюжетов. Сперва, немного исказив несколько деталей, описал свою общину, но уже с точки зрения вампирского общежития. В центре сюжета поставил Лизу, которая свергает Виктора, а потом не знает, куда вести дальше всех остальных. И объяснил, что все это вычурная сатира. После описал сюжет, который касается южных просторов страны прошлого века, где загадочное чудовище по ночам истребляет местных жителей. Здесь также можно под прикрытием примитивной истории описать свои впечатления от быта и жизни в условиях постоянной угрозы, раскрыть психологию конформизма.

– А почему все происходит на юге? Ты там был?

– Нет, наоборот, хочется побывать, – соврал Бэниэмин. – Дух приключений, все такое.

Ася нашла некоторые описанные эпизоды неприятными, хотя для Бэниэмина это были вполне обычные вещи. Он все чаще подмечал, что Ася далека от того слоя жизни, в котором ему приходится обитать. Наркотики, клады, незаконные операции, угар вседозволенности – это все дико и заставляет ее больше морщиться.

«Расскажи я ей всю правду о себе, как бы отреагировала? Наверное, от одной только окровавленной рожи упала в обморок».

Ася начала вовсю критиковать сюжет про общину, доказывая, что у него все слишком мрачно, неестественно опошлено и грязно. Персонажи описаны совсем карикатурно, их лучше доработать. А Лиза – просто слишком ленивый образ, в котором больше идеи, чем реального человека.

– Напоминает всякие дешевые фильмы, где мрачный фильтр убивает все яркие краски, – размышляла Ася. – С однобокими персонажами, у которых единственное на уме выполнять в точности все сценарные предписания. Без обид, но тебе лучше доработать свои идеи. Деталей побольше вставить, героев не такими однозначными продумать.

– Да какие обиды, я и сам понимаю, что мне не хватает ни опыта, ни таланта еще сочинять нормально.

Когда проходили мимо пышечной, Ася предложила перекусить. Она хоть и пожаловалась, что пышные куски теста еще заявят о себе в виде неприятного увеличения числа на циферблате весов, но тут же заявила, что игра стоит свеч. А с жаждой побороться решила при помощи газировки.

Медленно поглощая еще теплую выпечку, Бэниэмин пытался разрешить немаловажный вопрос. Он забыл всех в общине предупредить о том, что это девушка занята им. Кто знает, может уже завтра на нее выйдет кто-нибудь, тот же Влад или Вася… или Петя… а если здесь ошивается новенький вампир или просто остановился по пути к другой локации? Как сделать так, чтобы Ася случайно не стала донором для таких субъектов? Раньше Бэниэмина такие вопросы не волновали. Теперь это место кажется слишком тесным, малолюдным, где все друг друга знают или скоро познакомятся. И шансы, что Асю никто не приметит, с каждый днем все меньше… Как поступить? Предупредить ее? Но нужно рассказать правду… а стоит ли? Не сойдет ли она с ума от паранойи в таком случае, шарахаясь каждую ночь от подозрительных звуков и пытаясь понять, не стирали ли ей раньше память?

– Слушай, Ася, – начал Бэниэмин. – Я понимаю, ты человек открытый, общительный, но надо быть чуть-чуть поаккуратней с незнакомыми людьми.

– С такими как ты, пример?

– Да. Ты слышала о цыганах, которые умеют гипнотизировать людей?

– Ходят такие слухи, но мне кажется, это просто городская легенда.

– Скажу откровенно, такие случаи были. Такие люди знают особые психологические уловки, которые подавляют волю других.

– Серьезно?

– Я сам видел один раз подобное. И ты не представляешь, чем это может кончиться, если, например, тебя вот так загипнотизируют на тихой улочке по пути домой…

– Решил напугать меня?

– Просто предупреждаю. Не смотри незнакомым людям в глаза. Это самое главное. Они еще руками ритмично пасуют, может, сверкают побрякушкой какой, но самое главное – зрительный контакт.

– Поняла. То есть, просто не смотреть в глаза подозрительным незнакомцам.

– Особенно если они сами к тебе подходят что-то спросить.

– А расскажи поподробнее о том случае, который ты видел.

Бэниэмину пришлось описать один из своих выходов на поиски донора, естественно, подкорректировав ряд деталей. А потом добавить, что все это он видел со стороны.

– Жуть. Что ж, я даже и не думала о таком, – Ася пыталась улыбаться, придавать всей ситуации шутливый тон, но выражение все равно получалось кислым. Ее даже такие безобидные подробности расстроили.

«Да так она вообще живет в этом мире?»

Бэниэмин чувствовал, что между ними пролег целый каньон, трещина глубиной с Марианскую впадину. Внезапно на склоне воображаемого ущелья появилась Ксения. Оступившись, она потеряла равновесия и беспомощно махая конечностями полетела в темную бездну. Шмяк. Теперь уже Ася подходит к краю…

А еще эти образы. Секундные сценки, где Бэниэмину представлялось, как он пьет ее кровь. Разрывает горло. Сдирает кожу. Ломает кости. Вытягивает кишки. Превращает красивое тело в бесформенную груду фарша. Эти образы появляются против воли, мелькают в сознании и быстро исчезают.

«Это временно», – упрямо утешал себя Бэниэмин.

– Это ведь тоже несчастные люди. Почему они таким занимаются? От нелегкой жизни, – тем временем рассуждала она вслух. – С работой не повезло, не в той семье выросли… им помочь нужно.

– И как? – отвлекаясь от своих мыслей, спросил Бэниэмин.

– Не знаю, государство должно ими заниматься.

– А если ими невыгодно заниматься?

– Ну это уже цинично как-то. Я не верю, что там все решает одна выгода.

– А вот откуда у тебя такая вера?

– Не знаю, просто. Так кажется. Я не хочу лезть во все это, давай сменим тему.

Завершая прогулку, Ася завернула на рынок, чтобы купить своего любимого винограда кишмиш. Сердце Бэниэмина сжалось при виде ягод в полупрозрачном пакете. Ася парочку виноградин забросила в рот, ухмыльнувшись в духе «смотри какая я хулиганка, не помыла еду перед употреблением».

– Будешь? – спросила она, протягивая пакетик Бэниэмину.

– Нет, – ответил он, стараясь справиться с легкой паникой. – Я не люблю виноград.

– Странно, я думала он всем нравится. Вкусный ведь.

– Для кого-то это хуже яда.

Проводив ее до остановки, Бэниэмин неохотно поплелся к Муравейнику, чувствуя, как накапливается некоторая угрюмость. Снова нарождаются противоречия, которые так трудно разрешить. Почему нельзя наслаждаться стабильным существованием, предаваясь любимым занятиям? Стоит только чуть-чуть расслабиться, тут же всплывает ряд вопросов, новых, сложных, где высока цена ошибки. Вечно нужно сомневаться, искать быстрые решения и жертвовать комфортом.

Есть ли способ все это решить? Быстро подбирать подходящие пазлы друг к другу, как только меняется их форма? Разрешать противоречия на стадии их зарождения, а не после эскалации?

А книги упорно молчат в ответ на все вопросы, показывая лишь сами конфликты. Люди тоже не хотят особо докапываться до сути сложных процессов, их интересуют частности. Смириться с этим хаосом?

И снова Ася. Как она должна измениться, чтобы выжить в этом мире и ничего не бояться? А какие вообще должны быть люди? Вспоминая всех друзей и знакомых, Бэниэмин не мог выделить никого, кто бы мог послужить примером для подражания.

На ужин тефтели с пюре. Даша и Света обсуждают проект, предложенный второй. Света хочет пробраться в местные органы власти и ввести ряд инноваций. Во-первых, сделать платными еще парочку парков. Чтоб и там не мусорили люди. Потом ввести штрафы или даже создать дружины, которые помогли бы снизить потребление алкоголя среди подростков. Что-то сделать с курением.

– Все труднее интегрироваться в разные компании, где только и знают, что бухать и дымить, – комментировала Света, поддерживаемая Дашей.

– А это хорошая возможность, на самом деле, – воодушевился Бэниэмин. – Можно поднять до нужных инстанций вопрос парковочных мест, которые становятся дефицитными. Заявить о дефиците школьных мест и множестве других проблем.

– А тебя это как касается? – оборвал Вася. – Ничего из этого тебя не трогает, это проблемы доноров.

– А если только мы можем этим заняться, только с нашими возможностями?

Вася в ответ лениво развел руками.

– В общем, а что можно предпринять против курения? Это вообще уже решает Москва, вроде, – вернулась Даша к прежним вопросам.

– Хотя бы запретить в общественных местах, на остановках и тому прочее. Я думаю найдя нужных людей, протолкнем это дело, – размышляла Света. – И тоже самое с алкашкой. Запретить пропажу в определенные часы, ужесточить штрафы за продажу несовершеннолетним.

На фоне Петя рассказывал большинству собравшихся о том, как нужно проводить обряд очищения после посещения своего донора.

У Светы зазвонил телефон. Отвернувшись от шумной стороны, она плотно прижала мобильник и коротко поговорила.

– Это Богдан, говорит, что Лиза проснулась, – сообщила она, убирая телефон обратно в карман.

– Я хочу на это посмотреть, – сообщила Даша.

Входя в кабинет, Бэниэмин ждал всякого. Он был обрадован тем, что не слышал тех же самых воплей, но по-прежнему ждал подвоха. Богдан сидел на стульчике около кушетки. Лиза все также лежала, зафиксированная ремешками. Но теперь она слабо дергала руками и ногами, сбивая с себя простыню. Голову повернула набок, смотря незакрытым глазом на прибывших. Лицо выражало крайнее любопытство.

– Привет, как житуха? – обратилась к ней Даша.

Лиза молчала, неуверенно моргая.

– Лиза, скажи что-нибудь. Давай, ты нас помнишь? Или скажи, чего ты хочешь, – лепетал Богдан, поглаживая ее левую руку.

Кажется, она что-то промычала в ответ. Но ничего внятного так и не сказала.

– Все ясно, – констатировала Даша.

– Ничего не ясно! – озлобился Богдан. – Она только проснулась! Еще не пришла в себя!

– Да успокойся ты, я же ничего такого не сказала…

Бэниэмин заметил, как у Лизы напряглось лицо и заходили желваки. Она почувствовала какой-то дискомфорт.

– Похоже, опять сейчас кричать начнет, – догадался он.

Едва Лиза открыла рот, как Богдан подставил ей свою руку. Она, ни секунды не думая, впилась зубами в готовую плоть и начала интенсивно сосать.

– Пипец, – снова комментировала Даша. – Богдан уже сам на труп ходячий похож. Ты хоть выходишь наружу к донорам?

– Не успел пока, – признался он, натянуто улыбаясь.

– Блин, почему не дал никому другому поделиться кровью?

– Не подумал, просто среагировал быстро. Но поздно уже, не отнимать же у нее, раз пригубила…

– Черти что, – Даша повернулась к остальной компании. – Я вот на ее месте хотела бы сдохнуть. Потому что это не дело.

– Согласен, – кивнул Вася.

– Вася сейчас подготовит толпу и устроит целый ритуал из добивания Лизы. Может, нам лучше самим ее побыстрее… усыпить? – тихо предложила Света.

– Не смейте! – воскликнул Богдан. – Вы что, не видите, как она поправляется? Скоро и говорить начнет! Я никого не пущу! Пошли прочь!

Бэниэмин изучал лицо Лизы, прикрывшей лицо и самозабвенно поглощавшей кровь. Сейчас она была похожа на грудничка, присосавшегося к материнской груди. Можно сказать, она действительно родилась второй раз. Только вот что из нее вырастит дальше? Глупое существо, которое так и будет уметь только сосать и кричать? Хочется верить, что все это временно. Но что если нет?

А Богдан знал, все что-то подозревали. Но ничего не делали, не пытались глубоко изучить проблему, на самом деле решить ее, пока была возможность.

– Я прослежу за ней, помогу ей заговорить, – проговорил Богдан, убирая руку от лица насытившейся Лизы. Продолжая лежать с закрытыми глазами, она улыбалась, словно маленький ребенок, получивший вкусняшку.

– Я думаю, нужно дать больше времени, – произнес Бэниэмин. – Главное, решить как-то вопрос с остальными.

– Вот именно, нужно решить вопрос, – раздался голос у него за спиной. Все обернулись, что смерить удивленными взглядами вошедшего Петю. – Вижу, вы даже запираться перестали.

– Она очнулась, – сообщила Света.

– Дайте-ка посмотрю, – грузно передвигаясь, Петя самодовольно нахохлился. На пути встал Богдан, на уставшем лице которого читалось злое упрямство.

– Не подходи к ней! – отчеканил он.

– Думаю, ты не понимаешь ситуацию. Я до сих пор хранил ваш секрет, потому что также переживаю за судьбу Лизы. Но нужно же понимать с чем имеешь дело. И я начинаю подозревать, что наши ожидания могут оказаться тщетными. Посему, либо я сам сейчас ее проверю, либо просто всем расскажу и будет принято коллективное решение.

– Ничего коллективного не будет, ты протолкнешь свои приказы.

– Если люди сами выберут мое решение, то в чем же я буду виноват?

– Пошел прочь.

Петя начал краснеть, щеки вздулись, глаза выпучились. Его подобное обращение совсем не устраивало, однозначно он готов стоять на своем. Желая пройти, он и сам начал повторять одну и ту же фразу. Дистанция между ним и Богданом сократилась, стало очевидно, что оба рвутся в драку. Бэниэмин удержал слабого Богдана, остальные оттащили Петю в коридор.

– Вы все заблудились, – злобно шипя, говорил Петя. – Но скоро вы поймете, что заблуждаетесь. Нельзя мне мешать и вставать у меня на пути. Я покажу, чего стоит мое слово против вашего.

И утопал прочь.

– Завтра соберет всех в актовом зале, – решила Даша. – Лизке бы заговорить к этому времени.

– Заговорит! – упрямо заявил Богдан.

– Все-таки глупо ты поступил, – высказал Вася. – Надо было пустить его, посмотрел и ушел бы. Можно было договориться.

– Сами знаете, что этот псих мечтает ее превратить в жертвенного голубя. Чтобы подстегнуть всех остальных. Массовое решение о казни сплотит их, подчинит его идеологии, – успокоившись ответил Богдан.

Света, смерив его жалостливым взглядом, отправила развеяться, пообещала подежурить до смены Бэниэмина. Последний решил поговорить с теми, кто активно слушают Петю. Узнать, что они думают и что собираются делать. Почему не спорят, а согласно кивают. На что согласны пойти, если он подскажет что-то делать. Ведь они добровольно слушают Петю, разве не так?

Первой попалась Ирина. Сперва поинтересовался, как дела, давно ведь не пересекались, любопытно, что нового. Отвечала она неуверенно, недоверчиво даже, пытаясь понять причину внезапного любопытства. Но когда тема коснулась Пети, Ирина раскрылась. Это так хорошо, что появился человек, который может ответить на все вопросы. И поднять проблему, которая ее мучает, но сама она боится даже озвучить. Вселить чувство уверенности. Открыть глаза не реальную суть вещей.

– Какая уверенность, если он постоянно страшит вас наказаниями за пороки? Если постоянно говорит о всесильном и всепроникающей зле?

Если есть зло, значит есть и добро. Петя подаёт ясный и подробный образ зла, которое можно понять. А значит можно и бороться с ним. Такая гордость берет, когда чувствуешь, как каждый день идёшь по пути просветления. Когда все наконец становятся едины в чем-то.

– Но разве Лиза не давала вам того же? Почему с ней спорили и вяло реагировали на ее призывы, а тут проявляете больше активности?

Лиза поначалу говорила правильные вещи, но у неё не получалось задеть слушателей по-настоящему. Никто не чувствовал себя настоящим участником событий. К тому же, она все сводила к общей политике, забывая о личном.

– А Виктора почему не так активно поддержали?

Он часто говорит, но редко доводит проекты до конца. Его слова уже мало кого задевают так, чтобы действовать. Его только слушать интересно.

– Неужели ни одно слово Пети не кажется сомнительным?

Все звучит логично и понятно. Ему просто хочется верить, тем более, остальные тоже слушают и не задают вопросов.

– Как думаешь, на что он способен вас спровоцировать?

На что угодно. Ирина верила, что он искренне борется за чистоту души и спасение всей общины, раскрытие не потенциала. Он уж точно не принесёт напрасных жертв.

– Как бы она поступила с коматозником или другими членами общины, которые не лгут о себе позаботиться?

Следует уже освободить душу из бренного тела. Раз Творитель не хочет, чтобы человек мог двигаться и говорить, значит кощунством будут попытки продлить такую жизнь.

Бэниэмин решил рассказать о теории паразита, не указывая источника, подавая это как гипотетическое размышление.

Ирина нашла идею грубой, мерзкой и нереалистичной. Но главное, унизительной. Нет, в жизни она такого не примет.

– А если будут доказательства?

Она твёрдо заявила, что уже имеются доказательства, подтверждающие слова Пети, а все остальное – чушь.

– И что за доказательства, которые подтверждают теорию сверхъестественного?

Ирина что-то промямлила, потом вспомнила, что этой ночью встречается с парнем и сбежала в свою комнату собираться.

Влад, человек бывший более преданным идеям Лизы, быстро признался, что всегда считал ее чокнутой и всерьёз не воспринимал.

Все, что она говорила – было пустословием и попыткой уйти от настоящих вопросов. Зато Петя знает, что людям нужно. Он твёрдо уверен и ведёт их вперёд, обещая настоящие перемены к лучшему. Разве все они не мечтали о единстве? Вот, он лучше всех объединяет общину. Что? Виктор старый и уже путается в своих мыслях. Хорошо, что сам это понял и уступает дорогу молодой крови. Молодой крови, ха-ха, понял? Хм. Что сделать? Они уже многое делают. Как с овощами поступать? Добивать, естественно. Каждый вампир должен искупить свой грех, а если он не может сам двигаться, то как он может оправдать своё существование? Добить, это без вопросов. Паразиты? Бред какой-то. Влад сказал, что Бэниэмину пора прекращать сидеть в библиотеке и необходимо хоть иногда присоединяться к их кругу. А то каких-то паразитов сочиняет, пытается все свести к «плоскому биологизаторству».

– Не на все вопросы может ответить наука, Бэни, есть множество вещей, перед которой она отступает, – посмеиваясь, говорил Влад. – Просто ты узколобый и ещё не все понимаешь.

Макс почти тоже самое сказал. Как и Шура, как и Таня…

Бэниэмин подумал уже вторгнуться в комнату Сашки и поговорить с ним. Но того не было на месте, зато Мария из соседней комнаты встретила его с такой новостью:

– Ты знал, что этот урод с триппером был? Черт знает, сколько он с этим ходил и сколько доноров у нас тут перепортил! Я недавно подхватила от одной девки. Прикинь, не курит, не пьёт, думаю – чистейшая кровь! А тут такая подстава. Причём Сашка плохо подчистил ей память, я быстро все разузнала от неё. Пару дней назад все высказала этому уроду. До сих пор не возвращается обратно. Слинял навсегда, наверное, боится, что я всем рассказала и его на кол посадят тут.

Бедная Мария. И чем ей помочь? Ее руки уже все сухие, наверное, раз двадцать их перемыла. Хоть Бэниэмин и пытался ее утешить как мог, но этого явно было недостаточно. В ее глазах читается страх. Мысли о внутренней грязи, о неизбежном заражении своих доноров рано или поздно доконают ее. Итог будет скорым и очевидным – выпьет чего-нибудь покрепче, чтоб побыстрее уйти.

Никита, который все реже общался с Васей, добавил разнообразия в общую картину. Он немного сомневается, что-то его беспокоит во всех этих разглагольствованиях о душе, грехе и истинном пути. Бэниэмин решил, что уж его сможет его убедить. Никита слабо разбирался в наслоениях метафизической белиберды, но признавал, что давно не чувствовал такого единства. Это поднимает дух и мотивирует на действия. Он готов на все, лишь бы не терять этого впечатления. Теорию паразита неуверенно отмёл.

Бэниэмин пришёл к выводу, что одним из главных мотивов слушать Петю было чувство, рождаемое коллективом, где все уравниваются в своей судьбе, имеют общие проблемы и цели. Где им дают ясные указания и возможность спастись, дарят яркие и интуитивно понятные образы для деления всей сложности мира по дихотомическому принципу «добро-зло». Хоть многие и отрицали такой примитивный взгляд на неоднозначные темы, но своим повелением доказывали обратное.

Как их переубедить? Это невозможно, если не предложишь такой же по значимости идеи. Ведь эта вера – как фундамент, на котором не страшно стоять и наблюдать за бурями неподалёку.

Бэниэмин назвал это «островком безопасности», тем набором привычек и убеждений, за которые цепляется любой человек, несмотря на иррациональность многих составляющих этого «островка».

Итак, человек согласится покинуть «островок безопасности» только в случае, если ему покажут другой, не менее надёжный. Бэниэмин не мог ничего предложить, кроме открытых вопросов и невнятного пересказа теории паразитов. Поэтому нет ничего удивительного, что он наталкивается только на стену непонимания.

Он хотел понять, как же он сам относится к вопросу Лизы. Завтра, это наверняка, Петя поднимет шум, понимая, что аудитория достаточно подготовлена. Многие решат, послушав длинную тираду, что Лизу нужно усыпить или распять, черт знает, что взбредёт в петину голову.

Бэниэмин склонялся к тому, что Лиза заслуживает дополнительного времени, нужно холя бы попытаться, вдруг она все же придёт в прежнюю форму. А вот просто лишать ее так сразу жизни, этого ребёнка в теле девушки, едва она успела глаза открыть – несправедливо. В конце концов, она живет за счёт Богдана, остальные ничем не жертвуют. Разве они имеют право тут что-то решать?

Бэниэмин боялся, что не поисковик не предложит ему ничего интересного в ответ на его странный запрос. Но все же на экране всплыло несколько вариантов. Изучив сайты, он нашел несколько интересных книжек, которые, судя по описанию, могут удовлетворить его потребности в знаниях.

Ася сообщила, что завтра весьдень будет в торговом центре, необходимо закупиться одеждой. Поедет с родителями. Так что не получится погулять.

Бэниэмин даже не знал, расстроило это его или обрадовало. Он одновременно и тянулся к ней, но в то же время отдавал себе отчёт в том, что рано или поздно должен ее бросить. Ради ее безопасности. Он…

«…разорвать грудную клетку, подставить лицо струям тёплой крови, которые брызжут отовсюду, облизать обнажившиеся слегка, но ещё покрытые свежим мясом рёбра…»

…уже не был в себе уверен. Пробудившиеся тёплые чувства к обычному человеку каким-то образом активировали и инстинкты, хищные и садистские задатки.

Неужели, это паразит так даёт о себе знать? Диктует жестокость? Чтобы не распылялся на других людей вокруг себя? Или это он просто сам себе надумывает?

А вот рядом с Лидией таких мыслей нет. Она воспринимается совсем иначе. А что если…

А вот и Лидия собственной персоной. Не нашла его в библиотеке, не растерялась и сразу догадалась, что после первой неудачной попытки нужно посетить компьютерный класс.

– Значит переписывался с ней? И все никак не можешь придумать стоящий ответ? – спросила она, указывая на экран. Бэниэмин заметил, что включился режим ожидания, пошла гипнотизирующая графика с бесконечно растущим узором из трёхмерных фигур.

– Да не, уже все, – он выключил компьютер.

– Долго думаешь с ней крутить?

– А тебе какое дело? Прошло всего несколько дней, когда я кого-то выбираю на несколько месяцев, ты даже внимания не обращаешь.

– Просто интересно. Ты ещё никогда не тратил так много времени и не был увлечён ещё не одним донором.

– Она не донор.

– Ах, забыла. Она тебе показывает мир.

– Ты ревнуешь?

– Нет. Просто зла.

– На меня или на неё?

– Я сегодня послала Мефю искупаться в Неве. Голышом. А потом ушла.

– Ого. А как он потом отреагировал?

– Не знаю, мне неинтересно. Даже думать не хочу. Завтра целый день проведу тут. Я, кажется, устала от всего этого.

– Знаешь, я кое-что понял.

– И что же?

– Мне снова нужна твоя помощь.

– Как без внушения раскрутить ее на…

– Нет, как без внушения расстаться, чтобы она не обиделась и не комплексовала.

– Ты это всерьёз? Погоди, в чем вообще дело?

– Мне надоело врать. Она с каждым днём все больше раскрывает мне душу, а я уже начинаю путаться в собственных сочинениях.

– Скажи правду.

– Это не вариант. По крайней мере, не сейчас. Я не могу гарантировать ей психологической безопасности, открыв новый мир. Мир, где за каждым углом может прятаться голодный кровосос.

Бэниэмин подробно рассказал о своей концепции «островков безопасности».

– И ты, Лидия, не могла расстаться с этой компанией. Просто ты не представляешь себе другой жизни, не видишь других надежных альтернатив, которые спасут…

– Спасут от чего?

– От чувства, что все внутри тебя мёртво.

– Ха. Доктор Зигмунд Хер поставил мне диагноз?

– Мы все через это проходим. Я постоянно возвращаюсь к этому ощущению.

– И что же ты предлагаешь?

– Не знаю. Пока.

– Офигенный островок. Может, проще тогда сразу утопиться?

– Ты ещё найдёшь своё место.

– Бла-бла-бла. Давай к чему-нибудь приземлённому. Ты хочешь с ней расстаться?

– Да.

Лидия предложила несколько вариантов. Бэниэмин может претвориться озабоченным, поприставать к Асе, получить отказ и по этому поводу бросить ее. Он отбраковал это предложение. Можно просто написать письмо, что завтра едешь в Москву по делам. А потом перестать отвечать. Пусть сама додумает любую версию.

Все казалось ему неподходящим, скоро Лидия сдалась и предложила обсудить этот вопрос в следующий раз, когда он сам поймёт, чего хочет.

К часу ночи он уже был у кушетки. Бинты с лица Лизы были сняты. Кожа гладкая, имеются только небольшие шрамы около глаза, обещающие скоро разгладиться. Волосы, грубо обритые ещё в первый день «больничного», отросли на пять сантиметров. Снова спит, только мерное дыхание говорит о том, что в теле есть какая-та жизнь.

Хочется верить, что в следующий раз, открыв глаза, она скажет что-то внятное. Хоть одно слово.

Богдан этого ждёт больше всех. Он все время ходит болезненный на вид, угрюмый и медлительный. Говорит неохотно, все нервно оглядывается по сторонам. Бэниэмин не ожидал, что такой человек находиться хоть в какой-то эмоциональной зависимости от Лизы. Это казалось диким, а все происходящее – просто нереальным.

Что будет с Богданом, если завтра Лизу добьют? А что станет со всеми ними после этого? Кружок Пети зацементируется и остановить его уже будет невозможно. И что бы он не задумал, все будет выполнено.

В полпятого вошёл Богдан. Кажется, он точно такой же измученный и высушенный, как при последней встрече. Щеки впалые и восковые. Движения слишком резкие, нервные. Волосы растрёпаны.

– Я уже заправился, разве не видно?

– Нет. Выглядишь так, будто сейчас свалишься.

– Не дождёшься. Я вас всех переживу с таким здоровьем.

– Сам-то веришь в то, что сказал?

– Не очень.

– А вот теперь верю.

Богдан печально повёл головой.

– Знаешь, что самое страшное?

– Что?

– Когда на тебе лежит ответственность за больного человека… а сам ты ничего не можешь сделать. Раньше я мог бы попросить помощи у Виктора…

– А теперь боишься его решения?

– Нет. Я больше разочарован в нем. Раньше я верил, что он поддерживает эту общину, заботится о нас, помогает всем. Связывает кучу эгоистичных кровопийц в коллективе… верил, что он поддерживает…

– Стабильность?

– Стабильность… красивая мечта, но сомнительная практика. Все меняется, любое занятие быстро надоедает.

– А ещё люди не могут договориться друг с другом, накапливаются противоречия, что отражается на общем укладе.

– Да, как-то так. Все это копится, начинается разлад. За внешней оболочкой общины внутри – равнодушие и скука, сухой хворост. Который может вспыхнуть в любой момент. А ведь я помню совсем иную атмосферу. А ты тем более должен помнить. Времена, когда просыпался с гордостью, радостью, что теперь ты не один, теперь ты часть чего-то значимого. Твое будущее обеспечено. Блин, если бы Виктор меня не нашел тогда, я так и сдался бы, просто спился от усталости. Выживать, прячась и постоянно боясь быть кем-то пойманным… невозможно. А тут не только можно было забыть о страхе, но и поговорить с такими же, как и ты. И все эти обещания, планы, проекты. Но все быстро меняется, любая свежая вода тухнет от застоя. Понимаешь? Все развивается, движется вперёд. Движение – это жизнь. А простой – смерть. Нужно постоянно куда-то двигаться.

– Предлагаешь снести все рамки и устроить анархию тотальной свободы?

– Нет, рамки нужны. Как временная ступень, на которой ты осмотримся и сориентируешься, куда идти. Поймёшь, что можно делать, а что нельзя. А потом выходишь вперёд. Главное не стоять слишком долго, иначе рамки из трамплина превратятся уже в костыли.

Сказав это, Богдан перевел дух, потом продолжил:

– Виктор начал теряться на фоне будничной жизни, как и все те впечатления, которые так увлекали. Слова все реже подкрепляются какими-то действиями. И вот – как распинался насчет партии, а что в итоге? В первую очередь, я считаю себя обманутым.

– Мне кажется, Виктор только делает вид, что что-то решает. На самом деле, он почти здесь и не появляется. Он хочет, как лучше, но постепенно сдал, устал от собственных планов и больше для себя говорит, чем для нас.

– Да. Жаль, что я раньше этого не додумал. Тогда бы понял, что нужно больше внимания уделить ей. Потому что кроме меня некому.

Задумчивая пауза.

– Для меня Лиза – последняя надежда, – закончил свою мысль Богдан.

– Ты веришь в то, что ее что-то ждёт после смерти? – внезапно вырвалось у Бэниэмина.

– Такими вопросами я не задаюсь. Знаешь, один человек рассуждал так. Раз животные чувствуют боль и каждый день все они мучаются от болезней и паразитов, и при этом они лишены души и не могут попасть в рай за свои страдания… значит ни души, ни Бога нет. А я скажу, что раз на свете существуют такие твари, как мы, значит Бога нет или он жестокий садист. И получается так. Есть там на небе космический тиран или нет, мы сами по себе и нет никакого оправдания нашим поступкам. И мы сами должны поддерживать порядок, а не ссылаться на сборник древних стихов. И заботиться о близких не ради того, чтобы в итоге просто подвести ещё одного человека к какой-нибудь секте… а из искренних побуждений.

Бэниэмин, несмотря на то, что Богдан плохо выражал свои мысли и добрая половина их отскакивала обратно, не воплотившись в слова, все равно понял его идею.

Сон десятый

– Почему опять я?

– Потому что попросили тебя.

– Всегда просят только меня!

– Лопату в сарае возьмешь.

– Но брат лучше копает!

– Брат и лучше учится. А с твоими оценками только и будешь в будущем, что ямы рыть.

Земля такая твёрдая. Лопата едва отдирает мелкие комки, словно металлом по металлу. Но надо рыть. Хоть почва и сопротивляется, но углубление растёт. А рядом – кучка отодранной земли. Это будет долгое занятие. Нужно ведь целых три тела поместить.

Они за спиной, гниющие трупы. Укоризненно смотрят помутневшими глазами.

Уже, наверное, час копаешь. А результат скромный – сантиметра три максимум углубление.

Два часа. Кажется, ничего не изменилось. Что не так?

Лопата тяжелеет. Все больше сил приходится прилагать…

Древко хрустнуло, железный наконечник остался в земле, палка – в руках.

Черт.

Роешь руками. Ногти обломаны, пальцы болят. Прошло полдня. А результат? В такой яме и сурка не поместишь.

А тела уже воняют. Глаза слезятся, настойчиво тревожат рвотные позывы.

Странный шум. Оборачиваешься, а тут живая плёнка из копошащихся мух. Махнул рукой, чуть не оглох от жужжания. Чёрное облако поднялось над обглоданными костями, начало разрастаться.

Только думаешь бежать – а оно бросается тебе прямо в лицо.

День тринадцатый (9 сентября)

Встал рано. В столовой все равно необычно тихо – все неуверенно перешёптываются, Петя отсутствует.

– Куда-то пропал, – пожал плечами Вася. – Наверное, Виктора ищет. Тот ведь пару дней назад отправился по срочному делу и до сих пор не вернулся.

– Такое чувство, будто он просто пытается сбежать отсюда, но каждый раз все равно возвращается, – поделилась мыслями Даша. – Виктор давно ни с кем индивидуально не говорил. Кажется, выдохся вконец.

– А кто займёт его место в таком случае? – озабоченно поинтересовалась Света.

Все за столом посмотрели на неё взглядом, который однозначно читается так: «как будто ты не знаешь».

– Мы должны что-то сделать, – не унимался Бэниэмин. – Нельзя дать этому месту превратиться в секту.

– По-моему, это уже произошло, – прокомментировал Вася.

– Почему мы не догадались никуда вывести Лизу вне этих стен?

– А ты знаешь места, где можно поместить неадекватного вампира?

– Нет, но мало ли…

– Знай я такие места, уже сам бы там жил.

– Обидно, что поездка на дачу обломилась. Сегодня бы в баню пошли… – вздохнула Даша.

– Ой, не трави душу, – оборвал Вася. – Если бы твои знакомые не садились за руль поддатые, сегодня бы я на озере был.

– А кто-то пострадал? – поинтересовалась Света.

– Нет, только перелом руки, провальная попытка подкупа и подмоченные штаны, – ответила Даша.

– А как это можно было со взяткой облажаться?

– Предложить ее у всех на виду. Они ну очень хорошо поддали тогда. Да и Эдик начинает выпендриваться, когда девушки рядом.

Бэниэмину казалось, только он понимает, что сейчас не время для всяких малозначимых разговоров. Тут вся община может измениться, а они все о частичностях. Он пытался как мог вывести их на тему вечернего собрания. Да, его никто не объявлял ещё, но это очевидно.

Но нет, Вася, Даша и Света твёрдо уверены, что в случае чего следует просто поменять место жительства. Все равно ничего не могут сейчас поделать. Снова и снова они возвращают Бэниэмину к тому факту, что он не может предложить адекватной альтернативы. Пришлось смириться с этим.

Подошла Лидия, вклинила пятый стул между Светой и Васей.

– О чем говорим?

– О всяком, – бросила Даша. – Сегодня ты поздно встала. Не поедешь в город?

– Нет. Сегодня не надо никуда.

– Слушай, а если придётся валить отсюда, куда ты денешься?

– Я? Не знаю. Куда-нибудь. Придумаю. А к чему ты это?

– Да вот, думаем, сейчас Петя перехватит власть в общине и превратит не в безумную секту.

– Фигово. Я раньше слушала его разговоры, когда искала яркие образы для картин. Но в последнее время его так понесло, что едва веришь: а он это вообще серьезно? Кажется, перекормили вниманием ящерку, выросла в крокодила.

– Это динозавр Жиротряс – вставил Вася и гоготнул.

После завтрака Лидия предложила Бэниэмину вместе прогуляться по городу.

Он согласился, чувствуя, что для отказа нет никаких веских причин. Более того, ему показалась заманчивой возможность сыграть роль гида для неё.

Передать свои впечатления от окружающей атмосферы и аляповатого облика скромных улиц ему едва ли удалось. Лидия быстро переключилась на свои темы, но теперь уже свободней делилась наболевшим. Подробней рассказала о Мефе. В последний раз он завалился в ее временную мастерскую и начал чего-то (она не пояснила, чего именно) требовать. Сразу же посыпались угрозы и оскорбления, Мефя перешёл на трехэтажный мат, чувствуя, что никто не посмеет его ни заткнуть, ни даже слова поперёк сказать. Она просто подошла к нему, посмотрела в глаза и приказала: «раздевайся, иди купаться в ближайшей реке, а потом оторви себе яйца».

– Про яйца ты ничего не говорила вчера, – заметил Бэниэмин.

– Ну я это сгоряча сказала, думаю, он все же на такое не решился. Внушение не то, чтобы очень глубоким было… – оправдывалась Лидия, виновато улыбаясь.

Она сразу переключилась на другую тему:

– Тебя не скачет совесть, когда ищешь доноров? Ты теперь такой… мягкотелый стал.

– Говоришь как осуждаешь.

– Просто словечко провернулось.

– Я ищу доноров, но чувствую, будто граблю их.

– Можешь помереть от малокровия, если не хочешь никого обкрадывать.

– В идеале, было бы хорошо, если люди добровольно отдавали немного. Дарят же в больницах больным.

– Ну ладно, тогда вместе внушения можешь вежливо спрашивать: «не возражаете, если я немного отсосу вашей кровушки?» Мне, конечно, мало кто откажет, а вот насчёт тебя…

– Было бы неплохо, если мы стали частью общества. Официально. Приносили пользу и люди за это нас кормили бы. Просто необходимо изменить общественный уклад…

– Интересная утопия. Пролетарии всех стран – сдавайте кровь! Когда собираешься революцию начинать?

– Я просто предположил. Не надо так язвить.

– Ой-ой-ёй, только не плач, малыш.

– Кого-то давно не били.

– Ты это серьезно? Свои спички когда в последний раз видел? Да я тебя сама на лопатки положу.

Чем дальше, тем шире становились их улыбки и абсурднее взаимные предложения.

Они дошли до парка, где листва уже горела яркими красками, перед тем как пасть на землю и скорчиться в предсмертных судорогах.

Некоторые успели украсить собой дорогу. Их Лидия и подхватила, внезапно швырнув Бэниэмину прямо в лицо.

– Ах ты…

Она бросила новую порцию иссыхающей листвы.

– Я тебя закопаю тут! – весело крикнула она. – Зануда старый, пора тебя уже похоронить! – весело, по-детски рассмеялась.

Через часа два вернулись в Муравейник.

План состоял в том, чтобы перед ужином насмотреться ненавязчивых фильмов. Пока ни слова не промелькнуло о том, чтобы кто-то организовывал экстренное собрание. Либо Петя решил еще немного переждать, либо разведет обсуждения прямо во время ужина. Бэниэмин внезапно решил проверить Богдана. Лидия пошла с ним. В своей комнате парень не обнаружился, а значит, мог быть только в одном месте.

Оказалось, Богдан вместе с Женей занимались промыванием Лизы. Рядом стоит пластиковый тазик с тёплой водой, оба окунают туда губку и нежно протирают ее кожу. Когда Бэниэмин вошёл в кабинет, худые бледные пальцы Богдана сжимали ярко-бежевую кожу лодыжки правой ноги Лизы. Женя занималась руками. Ремни свободно свисали с поручней. Заметив незваных гостей, Женя жестом приказала не шуметь. Необходимо поддерживать напряженную атмосферу тишины.

Бэниэмин решил, что крайне безответственно вот так оставлять дверь незапертой во время подобной процедуры. Ведь что угодно можно спугнуть сон это большого ребёнка… громкий топот или случайный крик за стеной. Чих.

– А знаешь, если… – начала шептать Лидия, но осеклась. Послышался приближающийся топот, резко открылась дверь и в кабинет вошёл возмущённый Виктор.

– Почему меня никто не оповестил? – громко спросил он.

Все с удивлением обернулись в его сторону. Женя, первая собравшись с мыслями, хотела дать ответ, но ей помешал вскрик и стук. Богдан отлетел к стене, не успев заметить, как получил мощный удар ногой в живот. Быстрым движением Лиза соскочила с кровати, левой рукой сжимая край кушетки, а правую выпустив на уровне груди, нацелившись полусогнутыми пальцами в сторону Виктора. Слегка согнувшись в спине, громко сопя, напоминая загнанного в угол дикого зверя, она яростными глазами обводила помещение. Рот полуоткрыт, видны выдвинувшийся во всю длину клыки. Спрыгнув, она случайно пнула тазик, опрокинув всю жидкость на пол.

Обнаженное, но напряженное тело излучало затаенную силу, недавняя ассоциация с ребёнком теперь казалась абсурдной.

«Ничего себе ребёнок… сразу видно хорошее воспитание» – язвительно прокомментировал голос голове. – «С такой молодежью будущее в надёжных руках».

– Лиза, успокойся, пожалуйста… – успокоительно начала Женя, аккуратно полнимая растопыренные руки.

Бэниэмин не мог отвести от неё взгляда. Разве это та самая Лиза? Которая мило улыбалась, так невинно спала на кушетке, так уверенно разглагольствовала?

С нижней губы потянулась тугая струйка слюны. Она громко щелкнула челюстью, когда Женя сделала робкий шаг вперёд.

– Тише, тише… – еле слышно прошептала та.

Неужели Лиза умерла, а контроль над телом перехватил паразит? Бэниэмину эта версия показалась правдоподобной. В таком случае, Петя оказался прав, размышляя о вылетевшей душе и воплощённой греховной телесности.

Или же все это со страха, от невозможности вспомнить сразу, кто есть кто? И Лизе нужно ещё время на адаптацию?

Ещё раз щелкнула, теперь в сторону Богдана, который пытался к ней зайти с другой стороны.

– Надо было похоронить ее! – обвиняющим тоном бросил Виктор всем сразу. – Она же безмозглая осталась!

Снова щелчок, тихое, но угрожающее урчание.

– Ей нужна помощь! – воскликнул Богдан.

Лиза дернула головой, будто собралась прыгать, но осталась на месте.

– Помощь в том, чтобы упокоиться уже! – ответил Виктор.

Лиза смотрела в его сторону, уже обе руки подняв в боевой стойке.

– Лиза, пожалуйста, ляг обратно, мы тебе поможем – пытаясь говорить спокойно, но явно нервничая, шептала Женя.

Что-то щёлкало в горле Лизы, глаза сузились, будто она фокусировалась на конкретной цели.

– Хватайте ее и вяжите! – приказал Виктор. При этом резко махнул рукой, забыв, что налитые кровью глаза внимательно следят за каждым подозрительным движением.

Она прыгнула. Руки выбросила вперёд, ногтями целясь в грудь старика. Виктор рефлекторно пытался защититься, но видно, реакция у него замедлена, движения неуверенные. К тому же, он запутался в ногах, едва сумел удержаться в стоячем положении. Но когда в него врезалось шестьдесят килограмм ярости, оба повалились на пол. Бэниэмину показалось, что левая рука девушки так легко вошла в мякоть живота Виктора, будто тёплый нож в брусок масла. Второй рукой она схватилась за кадык.

Бэниэмин не успевал осознавать, что происходит, настолько быстро шли события. Казалось, мозг медленно-медленно послал импульс, который должен привести его ноги в движения, но этот импульс как будто транспортируется по телу с помощью улиток.

Старец лежит на спине, ошалело глядя во все глаза и ничего не понимая, рядом сидела Лиза. На напряженной спине были четко видны острые позвонки.

Р-раз! Обе руки взлетели вверх, повсюду брызнули капельки крови. Один кулак тянул длинную, блестящую кишку, второй сжимал что-то очевидно меньшего размера.

Бэниэмин почувствовал, как импульс достиг конечностей, нога начала сокращаться в медленном-медленном шаге.

Разжав красные, тёплые и мутно блестящие пальцы, Лиза выпустила добычу, позволив ей шмякнуться где-то в стороне. Одну руку она вернула в растерзанное горло, второй схватилась за скудные волосы.

Медленно-медленно корчились руки Виктора. Мокрый пол быстро краснел. Бэниэмин сделал первый широкий шаг по направлению к ним.

Лиза со всей силы дёрнула руками, из-за резкого движения потеряла точку опоры и сама повалилась на спину. Послышался мокрый шлепок. В руках она держала оторванную голову старца. Бэниэмин увидел ее лицо, на котором сияла широкая хищная улыбка.

Лиза швырнула голову ему в грудь, перевернулась и снова оказалась на ногах. Бэниэмин уклонился в сторону от кровавого мяча, больно стукнувшись о край тумбы.

– Лиза, пожалуйста! – взмолился Богдан, приближаясь к ней.

Она, и глазом не моргнув, взмахнула рукой. Богдан остановился, схватился за своё горло и хрипло вздохнул. Из-под сжатых пальцев начала проступать кровь.

Лиза приняла защитную позу, начала громко рычать. Она стояла спиной к двери, что значительно осложняло положение всех, кто находился в помещении.

Бэниэмин, короткими и тихими передвижениями подвигался к Жене и Лидии. Почти не размыкая губ, проговорил:

– Надо всем вместе. Двое на каждую руку, третий посередине.

– Да она же быстрее выпотрошит нас, – также тихо ответила Лидия.

Кажется, Лиза что-то почувствовала спиной. Резко обернувшись, она долю секунды изучала приоткрытую дверь, а потом выскочила прочь.

Бэниэмин ринулся к проходу, на ходу крича «осторожно!». Послышался сдавленный крик, сменившийся хныканьем. Бэниэмин выглянули в коридор, сразу же заметил прислонившегося к стене Петю, обеими руками прикрывшего левый глаз. Из второго текли слёзы, губы дрожали как желе.

Краем глаза Бэниэмин заметил пятку, мелькнувшую в проеме, за которым находилась лестничная клетка.

Побежал туда, уже различая громкий стук и короткий вопль. Проемом ниже, лицом к стене, лежало чьё-то скрюченное тело. Оно корчилось, значит еще есть шанс выжить. Кровавый брызг чуть выше тела был совсем небольшим.

Громко стуча по ступенькам, Бэниэмин спустился в самый низ, понимая, что безнадёжно отстаёт.

– Что происходит? – воскликнул знакомый голос. Бэни обернулся, встретившись взглядом с удивлённым Васей. – Это голая Лиза тут пробежала?

– Она озверела! Срочно надо поймать ее! – задыхаясь, глотая отдельные буквы, прокричал Бэниэмин.

– Черт, она же к выходу ринулась! – Вася подорвался с места, Бэниэмин за ним. Впереди раздался натужный скрип двери, когда друзья добежали, она уже захлопнулась обратно. Вася на полном ходу врезался в неё, матернулся, вспомнил, что та открывается вовнутрь, распахнул и выбежал. Оказавшись на улице, Бэниэмин заметил Лизу, которая на секунду замерла перед забором. Обернувшись, она заметила преследователей, рыкнула и высоко прыгнула. По ту сторону замерли ошарашенные пешеходы, раскрывшие рты в немом удивлении. Лиза приземлилась не все четыре конечности рядом с парнем, зашипела, видимо, от боли, упрямо вскочила на ноги и бросилась в левую дальше.

Вася нашёл привычный зазор, протиснулся побежал за ней. Бэниэмин слегка отставая от него, все ещё неподвижным от удивления людям бросил:

– У неё просто первые месячные, переволновалась слегка.

Пытаясь нагнать Васю, который в свою очередь тщетно старался сократить дистанцию между ним и Лизой, Бэниэмин осознал, как нелепо все это выглядит со стороны.

Извазюканная в крови обнаженная девушка, громко шипя, убегает от двух парней-преследователей.

«Картина маслом, Лидия, срочно зарисовывай! И не забудь дать название: В погоне за удачей».

Лиза бежала в сторону Садовой. А там уже забор, ограждающий территорию парка… Миновали детский центр. Сколько уже людей попалось по пути? Десять? А сколько машин побежало параллельно? Не меньше. Один человек, стоявший на пути у Лизы, получил рваную рану на плече. Остальным, кажется, повезло больше.

– Лиза, пожалуйста, остановись! – кричал Бэниэмин.

Миновали лютеранскую церковь. Впереди перпендикулярно идёт главная дорога, где уже скапливается небольшая пробка. А ещё дальше – чёрный металлический забор. Низкий. Лиза, не тормозя, проскочила мимо двух ревущих, но стоящих в очереди машин, сиганула через преграду прямо в покрытый зелёной ряской водоём. Мутная, тяжелая поверхность взорвалась миллионами капелек, струи воды попали на тротуар. Вася, выругавшись:

– Жопа бегемота! – последовал за ней. Его чуть более объёмная туша спровоцировала непропорционально больший по масштабу взрыв капель.

Чуть дальше из-под мутной поверхности показалась голова. Казалось, у Лизы едва хватило сил вынырнуть. Мокрые волосы экзотическим платком прилегают к покрытому ряской лицу, рот широко раскрыт в жадной попытке глотнуть воздуха. Неловко брыкаясь, Лиза начала приближаться к берегу. Бэниэмин уже сам прыгал через забор, понимая, что Васе понадобится помощь. Шмякнувшись в резко пахнущую муть, он на мгновение забылся, оказался полностью дезориентирован, показалось, он уже не сможет выплыть. Но взял себя в руки, вытолкнул тело на поверхность, сплюнул воду и какую-то дрянь, прочистил нос и начал тяжело дышать. Казалось, прошла целая вечность, пока он не начал оглядываться в поисках Васи.

Тот совсем рядом бешено брыкался и бурчал. Бэниэмин схватил его за руку и потащил в сторону берега. Проклиная все на свете, наблюдал как Лиза выползала уже на сухую траву. Коротко отдышалась, оглянулась на горе-преследователей, зашипела и побежала дальше. Спустя секунд пятнадцать и Бэниэмин коснулся пальцами земли. Еще полминуты они выползали. Невероятно долго переводили дыхание и наконец продолжили марафон.

Вася громко ругался, казалось, он хотел яростью своих проклятий пришпилить беглянку к земле. Однако, ничего подобного у него не получилось, слова просто срывало с языка, и они отлетали куда-то за спину.

«Кстати, ты понимаешь, куда она бежит? – проснулся голос в голове Бэниэмина. – Она движется по направлению к Павильону «Эрмитаж». Забавно, да? Два Эрмитажа в течении одной недели. На такую культурную программу ты и не рассчитывал, а?»

Ему уже представлялась как она забегает на окруженный символическим рвом островок в черно-бело-мраморную клетку с пышным, но миниатюрным строением в центре. Как она бежит по кругу, а они с Васей ждут ее с обеих сторон.

Но Лиза на развилке перед бело-голубым сооружением просто свернула направо.

«О, теперь к Эрмитажной кухне бежит. Можешь ставить тройную галочку. Кстати, там находится выход из парка, но он закрыт».

Теперь оценивающий взгляд Бэниэмина уже рассматривал объект из красно-бурого кирпича. В центре находится просторная арка с железными воротами.

– Сейчас поймаем! – сообщил Бэниэмин.

Лиза, посчитав, что тонкие ворота недостаточно крупные, пыталась, видимо, сшибить их с разбегу. Вместо этого громко ударилась, ее отбросило обратно. Спиной ударилась прямо о мелкие булыжники, которыми выложена земля по территории Кухни. Протяжно вереща, она в сотый уже раз за сегодня вскочила на ноги, попыталась взобраться по вертикальным шпалам ворот. Прыжок трудно осуществить, потому что между острыми шпилями в верхней части забора и кирпичной аркой Кухни имеется лишь небольшой зазор. Похоже, ее совсем не пугала перспектива оставить груди и часть живота на воротах. Бэниэмин, представив подобное зрелище, почувствовал прилив дурноты. Но скользкие руки подвели Лизу, она соскочила с забора и опять приземлилась на спину.

Бэниэмин с Васей неуверенно приближались к ней, больше готовые отскочить назад, чем прыгать вперед. За воротами, всего в паре метров, шумно проносились машины. Интересно, замечают что-либо из происходящего водители или смотрят прямо на дорогу?

– Лиза… – инициировал новую неуверенную попытку заговорить Бэниэмин. – Пожалуйста, успокойся, мы не хотим тебе зла…

Лиза тяжело перевернулась на живот. Пока она пыталась подогнуть ноги, они воспользовались возможностью и прыгнули на нее. Бэниэмин должен был схватить ее за ноги, а Васе предстояло прижать верхнюю часть тела к земле. Неестественно выгнувшись, Лиза молниеносным движением процарапала Васе щеку, заставив того от неожиданности отступить. И сразу же мощно взбрыкнула, вырвавшись из рук Бэниэмина. Опершись на ноги, начала разгибаться, но Вася резким прыжком сбил ее в сторону. Оба покатились по земле, Лизу приперло к кирпичной стене. Бэниэмин приготовился навалиться на нее, но Лиза, опершись о лежащего рядом Васю, выбросила свое тело вперед. Бэниэмин упал на брусчатку, больно ударившись коленом, Лиза уже встала и побежала прочь.

Вася грузно поднялся и продолжил преследование. Бэниэмин плелся сзади, похрамывая. К счастью, Лиза тоже бежала далеко не так быстро, как раньше. Она двигалась обратно по направлению к Павильону. Неизвестно, что помогло – слепая удача, проклятия Васи или беззвучные мольбы Бэниэмина – но Лиза споткнулась о что-то, вероятнее всего, о корень, пролетела полметра и еще немного проехала по земле. Она пыталась быстро подогнуть ноги и принять вертикальное положение, но не получилось, протяжно крича, Лиза перевернулась на спину. Подбежавший Бэниэмин заметил большие царапины по всему телу, облепленные земляной пылью, и открытый перелом на ноге.

– Добегалась! – торжествующе вскричал Вася.

Лиза, накричавшись, бросила попытки снова встать, теперь принялась ожесточенно отбиваться всеми здоровыми конечностями.

«Истерично шевелится, будто перевернутый на спину таракан».

Вася подскочил, схватил обеими руками здоровую ногу, а потом сильно пнул по переломанной. Лиза задохлась, из глаз полились слезы.

– Бэни, скотина, живее хватай! – скомандовал Вася, кидаясь вперед. Теперь Бэниэмин держал ногу, а Вася сел Лизе на грудь, своими руками прижав ее к земле. – Отпускай!

Бэниэмин подошел к Васе.

– Давай быстрее, души! – резко скомандовал Вася.

– Но…

– Я не могу ее так целый день держать!

Лиза яростно мотала головой, клацая зубами. Бэниэмин, приселив себя, все же схватил ее за шею, умудрившись не попасть пальцами в клыкастую пасть. Закрыв глаза, сжал пальцы. Когда она захрипела, он почувствовал, что и сам начинает задыхаться. Все тело обдало жаром, каждая пора покрылась потом. Это были самые долгие две минуты в его жизни. Да, часто приходилось описывать замедленное время и указывать, как долго тянется каждое мгновение. Но сейчас действительно был пойман самый растянутый момент.

Бэниэмин не знал, как долго он сохранял такое положение, крепко зажмурив глаза. Во тьме плотно сомкнутых век проявился образ той самой твари из кошмаров. Треугольные уши, хищный блеск глаз, острозубая морда, худощавое тело и жилистые конечности. Тварь, которая душила Бэниэмина в конце почти каждого сна. Казалось, его крепко сжатые пальцы – это пальцы твари. А далекий хрип, который доносится до ушей Бэниэмина – это его собственные тщетные попытки вздохнуть. Вернуться в реальный мир его заставил тычок в плечо и грубый голос Васи:

– Можешь отпускать.

Открыл глаза, на долю секунды ослепнув от яркого света. Первым, что увидел – перекошенное лицо Лизы прямо перед своим. Расслабив хватку, Бэниэмин отполз от тела подальше.

– Я, конечно, не доктор медицинских наук… но думаю, что с ней все, – резюмировал Вася, неловко пытаясь нащупать пульс.

– Все? – непонимающе переспросил Бэниэмин.

– Думаю, мозг теперь умер полностью, а не пострадал частично, как в тот раз. Осталось самое трудное. Поднять свои жопы и каким-то образом отнести ее тело в Муравейник. Избегая чужого внимания. Учитывая, что-то уже сюда должна ехать милиция. Или идти любопытные свидетели погони. Есть идеи, как это сделать?

Бэниэмин не отвечал. Он пытался восстановить в уме цепочку событий, которая привела в это положение. Одно можно отметить: все вели себя как идиоты. Этот провокационный жест Виктора. Незапертая дверь. Освобожденные конечности для более удобной помывки. Нежелание нормально договориться. И куча всего. Но вот что интересует Бэниэмина. Кто больше всех виноват и с кого снимут скальп за все это?

Взгляд вернулся к однозначно теперь мертвому лицу.

«Прости Лиза. Мы хотели дать тебе второй шанс, но облажались по полной. Мы и себе-то помочь не в состоянии. Чтобы вытащить человека из пропасти, надо самому за что-то держаться. А за что я держусь?»

***

Толик, скорее всего, повесится. Он чувствует затылком, как сжимается пространство, а ведь перед каждым взрывом происходит сжатие. Совсем скоро будет крупный информационный бум. Как-то это нелепую погоню надо перенаправить в иное русло. Наркоманка? Сбежавшая сумасшедшая? Объяснить все это следователям, которые вот-вот явятся сюда со своими вопросами, не так уж и трудно, если каждого гостя обработает член общины. Можно в скором времени переловить большую часть свидетелей и прочих привлеченных к делу лиц, также подвергнув их память некоторым корректировкам. Несколько десятков кровососов с таким справятся. Но слухи и «нетронутые» очевидцы все равно останутся, появление новой городской легенды неизбежно. Куча теорий и параноидальных статей, с которыми тоже придется похимичить. Работы выше крыши, такого завала Толик не помнил со времен перевала Дятлова. А если добавить сюда еще и смерть начальника, непонятную ситуацию с будущим общины… если бы от этого дела не зависела жизнь Толика, он бы сбежал. Но сохранить тайну о существовании вампиров надо любой ценой, так что альтернатив нет. Кроме одной – повеситься и не париться уже ни над чем в этой жизни. Вздохнув, выбрал более сложный вариант.

Почти все остальные сидели в столовой. Но не потому что наступило время ужина, а потому что нужно было где-то всем собраться и перемолоть накопившиеся новости и слухи. Вася и Бэниэмин объясняли Лидии и Даше, где и как спрятали тело.

План относительно дальнейших действий прост. В два часа ночи они вернутся. Нужно идти группой человек пять минимум, чтобы справиться с людьми, которые будут обыскивать парк. Всем внушить что-нибудь этакое, чтоб не мешались. А потом отыскать тело, распилить ножовкой на несколько частей, запихнуть в пакеты, пакеты по рюкзакам, а потом спокойно вернуться в Муравейник. Звучит просто, как приготовить яичницу. К их компании присоединился Никита. Отлично, команда собрана.

Женя обработала последнего раненного. Им оказался Макс, получивший порез сбоку (его Бэниэмин и видел на лестничной клетке, когда началась погоня за Лизой). На кушетке теперь лежал Богдан с перевязанным горлом. Несмотря на серьезную травму, он был в сознании и все ждал новостей о Лизе. Когда Женя принесла ему неприятные вести, Богдан лишь тихо хмыкнул в ответ. Он повернулся, начал молча смотреть в потолок омертвевшими глазами. Бэниэмин и Лидия пытались его разговорить, даже Даша что-то предприняла. Женя, выпроваживая их из кабинета, засомневалась, что Богдан когда-либо встанет с этой койки. Скорее, его уже вынесут отсюда…

В столовую важно вошел Петя, левый глаз которого был закрыт марлевой повязкой. Смерив публику строгим взглядом, он потребовал внимания и начал:

– Вы все уже знаете, какая участь постигла нашего уважаемого старца. Если кто еще не в курсе, то он погиб. Он стал жертвой нашего невежества. Лиза, одержимая своими низменными инстинктами, жестоко растерзала его тело. И пыталась даже лишить жизни меня, – тут он показал на свою повязку. – Тут необ…

– Виктор погиб?! – запоздало отреагировал низкий голос.

– Да, как я и говорил, – раздраженно продолжил Петя, но его снова прервали:

– Как это могло случиться у нас? Мы же начали проходить очищение! – в голосе Ирины слышался глубокий страх.

– Прошу меня не… – тщетно попытался еще раз Петя.

– Посреди бела дня! Нам здесь больше нельзя находиться! – подал голос Влад. После него проснулось сразу несколько голосов:

– А вдруг сюда явятся с обысками?

– Как нам поступить? Куда мы денемся?

– Такого никогда не было! Почему это с нами произошло?!

– Молчать! – завопил Петя, стараясь своим голосом пересилить поднявшийся гвалт. – Слушайте сюда! Мы все исправим, просто надо слушать меня, заткнитесь!

– Ты обещал, что все будет хорошо, если мы будет тебя слушать! А сейчас стало только хуже!

– За что убили Виктора?

– На нас откроют охоту!

– Что происходит?

– Милиция за нами охотится!

– Мы должны уйти отсюда?

– Заткнитесь, заткнитесь, ЗАТКНИТЕСЬ! – тщетно срывал голос Петя.

Но никто не желал его слушать. Каждый пытался друг друга перекричать, началась суматоха, все повставали со своих мест, начали хаотично перемещаться. Потеряв над собой контроль, Петя с кулаками пошел на толпу, желая, видимо, выместить всю накопившую злость хоть на ком-нибудь. Но первым же и получил по носу. Пошла цепная реакция и область драки стремительно расширилась. В этом переплетении кулаков, пинающих ног, яростных лиц и невнятных криков скоро начали появляться тарелки, поднятые вверх стулья и столовые приборы. Пролившаяся кровь только ожесточила толпу.

Бэниэмин, Вася, Лидия, Даша и Никита покинули столовую, даже не надеясь, что массовое побоище в скором времени утихнет.

– Ноги здесь моей больше не будет! – заявил Вася.

– Не торопись! – встал перед ним Бэниэмин. – Нам же важно сохранить свое существование в тайне. Мы должны избавиться ото всех тел, а потом уже можно валить отсюда. Мало ли, в той драке еще парочка накопится.

Ночью они притащат Лизу, упакуют Виктора, все бросят в машину и отвезут на привычное место утилизации. А потом уже отправятся в свободное плаванье…

Вася не сразу, но все же согласился с его доводами.

– Похоже, надо было все-таки лучше следить за тем, что происходит вокруг, – ворчал Вася. – Как минимум, не пришлось бы разбираться со столькими трупами сейчас.

Недовольный, пошел с Дашей в свою комнату. Уже наедине с Васей, Даша, часто моргая и заламывая руки, вдруг бросила:

– Знаешь, Вася, ты был прав тогда, пару дней назад.

– Это ты по поводу чего?

– Что я сама не своя. Меня волнует кое-что новенькое.

– И что же это?

– Мне очень жаль Вову. Все не перестаю о нем думать с тех пор, как тот расшибся. Зря я его довела.

– Это ты все про шизика? Нашла о ком волноваться.

– Если бы не мое внушение, он бы не сошёл с ума. Я уверена в этом. Надо было оставить его в покое, как только почувствовала первые сомнения. Но нет, все держала при себе, пока не стало слишком поздно. Я думаю, люди заслуживают более аккуратного отношения, – резюмировала Даша.

Никита решил спрятаться в своей, заглушив растерянность и страх от резких перемен громкой музыкой.

Лидия повернулась к Бэниэмину, ее лицо выражало крайнюю озабоченность:

– И куда мы после того, как разберемся с телами?

– Если бы я только знал.

– Никогда не думала, что это скажу, но мне как-то некомфортно даже. То, что это наш последний день здесь.

– Тоже самое.

– Давай вместе будем. Я не справлюсь со всем одна.

– А я иначе и не планировал.

– Не тяжело будет так просто Асю бросать?

– Я же сам об этом недавно заикался. Для нее так лучше будет. Пойдем, накидаем прощальное письмо вместе.

– Хорошо.

– А потом зайдем в библиотеку, хочу с собой пару книг взять. Я кое-что вчера нагуглил, хочу «Анти-Дюринг» найти.

– Ни разу о такой не слышала. Опять хрень какая-та.

– Возможно. А может и нет. Когда прочту, расскажу.

– Не надоело всякой чепухой голову забивать?

– Никогда не узнаешь заранее, чепуха это или нет. А если слушать людей, которые все критикуют и ни в чем толком не разбираются, то далеко не уедешь.

– И много тебе дали все эти книги?

– Я понял, что нихрена не понимаю.

– Классное достижение.

– Я хотя бы понимаю, что можно еще долго двигаться вперед. И это главное.

Некоторое время тишина прерывалась только гулкими шагами и доносящимся до лестничного проема шумом драки. Поднявшись по первому пролету, Бэниэмин снова открыл рот:

– Слушай, Лида.

– Да?

– Давай будем честными друг с другом. Полностью. Максимально искренними. И говорить будем друг другу даже то, что сами боимся подумать. Даже если это тупо, противно или обидно. Надоели уже все эти проблемы из-за недопонимания.

Лидия молчала. Бэниэмин остановился, повернулся к ней, пристально взглянул в лицо. Она сначала бегала взглядом где-то по потолку, нервно покусывая губу. Все-таки решилась посмотреть ему прямо в глаза. И улыбнулась.

– Хорошо. Обещаю. Кстати, тебе не помешал бы душ. Ты воняешь и выглядишь как выкидыш лешего.

Оба рассмеялись. Искренне, весело, заразно.


Оглавление

  • Часть первая
  •   День первый (28 августа)
  •   День второй (29 августа)
  •   День третий (30 августа)
  •   День четвертый (31 августа)
  •   День пятый (1 сентября)
  •   День шестой (2 сентября)
  • Часть вторая
  •   День седьмой (3 сентября)
  •   День восьмой (4 сентября)
  •   День девятый (5 сентября)
  •   День десятый (6 сентября)
  •   День одиннадцатый (7 сентября)
  •   День двенадцатый (8 сентября)
  •   День тринадцатый (9 сентября)