КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Седьмой воин [Алим Тыналин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Алим Тыналин Седьмой воин

Глава 1. Караван да шкатулка

На седьмой день пути по казахской степи Каурка предрекла смерть. Причем не одному, а многим людям.

Всю дорогу она беспокойно пряла ушами и трясла хвостом.

Надо же.

Когда лошадка так делала в прошлом, всякий раз погибали люди. А сам Ерофей чудом уносил ноги.

Что за напасть грядет?

Ерофей потрепал Каурку по шее. Поерзал в седле. Вздохнул, осмотрелся.

Сзади и спереди от него медленно шли верблюды. Нагруженные тюками с товарами. Крики погонщиков, ржание лошадей, говор торговцев. Жаркое солнце, желтая вязкая пыль.

Он подрядился охранять караван до Бухары. Нанял бывшего стрельца богатый купец Рузи из Герата. Посмотрел, как потихоньку подыхает богатырь, царев служилый, от тоски, да и предложил ехать вместе. Плату положил щедрую.

Бог с ней, с деньгой. Не в ней дело. Посмотреть на иные страны и народности. Отвлечься от смертной язвы, грызущей душу. Только потому и согласился Ерофей.

Много чего дивного повидал за три месяца пути от царства Московского до Казахского ханства. Во всяких переделках побывал, чуть голову не сложил. Возглавил охрану каравана. И вот, на тебе. Кому сегодня на тот свет переселяться?

Топот копыт. Рядом возник Рузи. Верхом на скакуне. Пухлый, в просторном шелковом халате. На лысой голове белая чалма, на ногах сапожки. Привстал на стременах, вгляделся вдаль.

– Ты сегодня что-то совсем снулый, Еуропей, – сказал, не поворачиваясь. – Непонятно, почему тебя Бурным кличут. Ты, знаешь что? Возьми в жены девушку из ближайшего аула. Они вроде тихие. А в постели что вытворяют, не поверишь.

Прям по сердцу поскреб, блудоумный. Это ведь почему Ерофей такой безотрадный? Не далее, как в прошлом году схоронил всю семью в Москве. Полегли от мора. С тех пор и не мил белый свет. На других баб и не смотрит. Куда им до Марфы!

Промолчал Ерофей.

А Рузи не унимался:

– Вот доедем до Сыгнака, отведу тебя в баню. Какие там кудесницы есть, глаз не оторвать! Враз тоску твою отмоют.

Баня это хорошо. Неужто у басурман парильни имеются?

Заржала Каурка. Тревожно, дико. Что стряслось?

Позади и Сивка забеспокоилась.

Две лошадки у Ерофея. Сменные. Из самой Москвы на них досюда добрался. Каурка нравом шальная, а Сивка, напротив, смирная.

Повернулся Ерофей, погладил Сивку по морде. Тут Рузи и говорит:

– Неужто Шона пожаловал?

Это плохо.

Рассказывали вчера на ночной стоянке купцы про Шону. Спас он хана Болата от верной гибели в войне с ойратами. В благодарность назначен в места эти дикие начальствовать. Все аулы и племена подмял под себя близлежащие. Грабит и обирает кого в голову взбредет. По сути, тать и бедокур. Пробовали аулы против него выступить. Да только порознь, а не вместе. Ничего не вышло. Побил их Шона поодиночке. И стал пуще прежнего лютовать.

Одно утешает, вздыхали давеча торговые люди. Караваны Шона не трогает, плату большую только за проезд берет. Этот путь самый близкий на Бухару, приходится терпеть.

Ерофей поглядел вперед. Навстречу каравану по зеленым сопкам скакали люди в пестрых одеждах. Много, два-три десятка.

– Точно, Шона. Одевает своих сарбазов во что придется, – сказал Рузи и сплюнул. – Явился, отрыжка шайтана.

Ударил коня ногами, послал вперед. Ерофей поехал за ним.

Всадники с гиканьем подлетели к каравану, осадили коней, подняв тучу пыли. Вереница вьючных животных остановилась.

– Хэй, кто здесь господин? – прокричал один. Черты лица тонкие, одет побогаче остальных. Шапка блестит мехом, как на знатном боярине. Халат шелковый, доспехи золоченые. Сапоги из тонкой кожи. На рукояти сабли камешки драгоценные сверкнули, статный аргамак изящно выгнул шею. – Чей караван, отвечайте быстрее, отродья шакала?

– Это мой караван, – Рузи подъехал к гарцующим конникам. – Я купец из Герата, везу лен в Бухару. Помнишь меня, Шона-мырза?

Тонколицый, стало быть, и есть тот самый Шона, душегуб проклятый. Подвел коня вплотную к Рузи, протянул руку.

– Грамота есть?

– Конечно, как без нее.

Торговец махнул рукой, помощник подлетел, бумагу поднес. Рузи передал Шоне. Тот развернул свиток, глянул чуток, швырнул наземь.

– Печать московитов поддельная. Эй, кто там, вскрывайте тюки. Будем смотреть, что везете.

– Как же так, Шона-мырза? – взмолился Рузи. – С бумагой все в порядке. Клянусь бородой пророка.

Шона улыбнулся, почесал редкую бородку.

– Такой большой купец, а грамота худая. Теперь пеняй на себя.

Махнул, его люди с радостными криками бросились к товарам. Рузи и другие барышники смотрели на грабеж, разинув рты.

А вот Ерофей не утерпел, крикнул зычно:

– Пошли прочь, псы поганые! – взялся за рукоять бердыша, добавил. – Кто дотронется до товара, руку отрублю.

По-казахски он говорил сносно. Все-таки недаром в Башкирии воевал полгода, изучил язык. Когда попал в степь, быстро выучил местное наречие.

Досмотрщики замерли, с опаской глядя на караульного. Стража каравана, пятеро безусых парней, тоже застыли, ожидая команды начальника. А вот Рузи нервно улыбнулся, помахал пухлыми ручками:

– Не обращайте внимания, Шона-мырза! Осматривайте все, что пожелаете.

Но тонколицый не ответил. Тронул коня, подъехал к Ерофею. В полной тишине, даже верблюды перестали реветь. Только степные жаворонки пели в небе, да кузнечики стрекотали в траве. Поглядел Шона на главу караула черными неподвижными глазами, спросил:

– Кто это у нас такой дерзкий выискался? Урусут из Московии? Хочешь на аркане по степи покататься?

Ерофей промолчал. Шона смотрел на него, ждал ответа. Не услышал, улыбнулся.

– Ладно. Плетьми тебе спину почешем, да коней своих отдашь. И можешь гулять куда хочешь. Но впредь больше не встревай, когда не спрашивают. Договорились?

Протянул руку с плетью. Похлопал Ерофея по щеке рукоятью. Повернулся к сарбазам, хотел что-то сказать. Да не успел.

Потому что Ерофей выхватил секиру из походного ремня на седле.

Замахнулся.

Кто-то всхлипнул от удивления.

Шона обернулся.

Лицо побелело, сжалось.

Ерофей с замаху опустил бердыш.

Разрубил врага надвое.

Сквозь позолоту доспехов.

Завизжал конь, рванул в сторону. Одна половинка Шоны, которая с головой, свалилась наземь, рядом с грамотой. Другой обрубок, залитый кровью, с торчащими внутренностями, накренился, но упрямо остался в седле.

– Рвите его на куски! – взревел один из людей Шоны, указывая на Ерофея. Здоровенный, с бычьей шеей, на голове белый платок. Взял с места в галоп, в руке шипастая палица. Ишь, скоро опомнился.

Ерофей еле увернулся от удара. Потер лицо, забрызганное кровью, повернул Каурку.

Люди Шоны напали на караван.

Причем умеючи. Не бросились в лоб. Брызнули в стороны, осыпали стрелами. Ерофей только и успел, что с места Каурку тронуть, спасся. А стража вмиг полегла.

Потом нападающие достали сабли и волчьей стаей кинулись на несчастных торговцев.

Ерофей развернул Каурку. Поскакал на ближайшего ворога, приготовив бердыш. Сивка мерно топала позади.

Противник тоже заметил Ерофея, помчался навстречу. Молодой, шлема нет, волосы развеваются, глаза выпучил, машет саблей. Еще и кричит чего-то, неразборчивое.

Ерофей уж и решил, как его угомонить, нехристя длинноволосого. Наловчился ударить секирой в грудь, наотмашь. Лет пять назад, в такой же конной срубке, этот прием помог свалить польского гусара.

Да только не вышло. Конник рядом был, уже можно бить. И вдруг Ерофея самого ударили по голове. Сзади, по затылку. Вроде несильно, но мир чего-то завертелся, перевернулся. Охранник соскользнул с лошадки. Ткнулся лицом в душистую землю.

На миг окунулся в беззвучную тьму. Очнулся оттого, что его перевернули лицом к небу. Ногой, давешний волосатый парнишка. Вот он, стоит рядом, небо заслонил. Оскалился, поднял саблю для удара.

Ну что же, вот и помирать пора. Давно бы уж, к Марфе и деткам на тот свет охота. Ерофей улыбнулся ворогу, предвкушая встречу с любимой семьей.

Да только опять смерть мимо прошла. Юнец вдруг замер, захрипел, лицо исказила гримаса. Рухнул на Ерофея.

Что за напасть?

Ерофей поднял голову, присмотрелся. Из спины парня торчала рукоять кинжала. На рубахе расплылось красное пятно.

– Вставай быстрее, тупоголовая обезьяна! – рядом возник Рузи. Это он, стало быть, Ерофея спас. – Караван из-за тебя пропал, отросток шайтана. Помоги теперь мои богатства спасти.

Подал руку, помог встать. Ерофей пощупал затылок. Мокрые, липкие волосы. Посмотрел на пальцы. Кровь.

Видно, стрела задела.

Шатаясь, побежал за лошадками. Вокруг и впрямь все пропало. Недаром Каурка беду пророчила.

Головорезы Шоны рубили всех подряд. Люди кричали. Верблюды и кони ревели. Кое-где уж и костры запалили, товары кидали.

Ерофей остановил лошадей криком. Догнал, похлопал Сивку по шее. Залез в седло.

Мимо промчался Рузи. Крикнул:

– Уходим.

Начальник стражи поскакал следом, морщась от боли в затылке.

– Взять их! – закричал кто-то сзади.

Мимо пролетели стрелы.

Ерофей оглянулся.

Пятеро преследователей. А в голове до сих пор звон стоит.

Погладил было ствол пищали, притороченной к седлу Сивки. Передумал. Не справиться. Пока зарядишь да прицелишься, сто раз стрелами закидают.

Все бы ничего, помирать не страшно. Вот только перед купцом неловко. Пропадет человек. Все-таки защищать его подвизался. Да и караван сгубил.

Вздохнул Ерофей. Пригнулся от очередной стрелы.

Поласкал Сивку по шее.

– Поторопись, милая.

Каурка рядом бежала, косила умным черным глазом.

Кони у них хорошие, бодрые. А у людей Шоны подуставшие. Вот и начали они отставать потихоньку. Заругались. Снова стрелы послали.

Куда там. Далеко, на ходу трудно цель поразить.

Рузи оглянулся, прокричал что-то обидное.

Ерофей усмехнулся. Он слышал, что степняки с коня в колечко попадают. Выходит, враки все это?

Да нет, не враки. Он даже не услышал звона тетивы. Полетели новые стрелы. Одна впилась Рузи в спину.

Купец вскрикнул, чуть с коня не свалился. Породистый скакун прибавил ходу.

Не уберегся-таки торговец. Помчал его конь вперед, куда глаза глядят. На заходящее солнце.

Погоня вскоре совсем отстала. Люди Шоны превратились в черные точки на сопках.

Конь Рузи остановился. Купец грузным мешком рухнул наземь.

Ерофей подъехал, выскочил из седла. Подбежал к купцу, перевернул. Осмотрел рану.

Плохо дело. Не жилец. Еле дышит, изо рта кровь. Улыбнулся чуток. Прошептал:

– Теперь понятно, почему тебя Бурным зовут, Еуропей. Дикий нрав у тебя. Эх, ты. Не довез меня до Бухары.

Что поделать, судьба такая.

– Не совладал я с собой, – пробурчал бывший стрелец. – Ты уж не держи худа на меня.

– Бывает, – ответил Рузи. – Я уж давно по краю хожу. Ты, вот что, отдай это моей семье. Они в Чаче.

Глянул Ерофей, а в руке у Рузи шкатулка небольшая. Сбоку кровью запачкана.

– Все, что скопил за никчемную жизнь. Дочка у меня растет, Еуропей. Дай слово, что отдашь ей. Тогда все прощу, и караван этот треклятый.

Помолчал Ерофей, поглядел в затихающие глаза купца. Кивнул:

– Слово.

– Хорошо, – прошептал Рузи. – Верю тебе. И еще. Ты на меня тоже зла не держи, Еуропей. Обманул я тебя. В Москве твой…

Захрипел, затрясся мелко. Схватил охранника за руку, сжал до боли. И умолк. Уставился недвижно в небо.

Что хотел сказать, непонятно.

Сзади послышались крики. Оглянулся Ерофей. Опять люди покойного Шоны. Вот ведь неугомонные.

Вздохнул, взял шкатулку. Встреча с Марфой и ребятишками опять откладывается. Нельзя помирать.

Поднатужился, закинул полное тело купца на коня. Привязал быстро к седлу. Залез на Каурку.

Погнал лошадей к закату. Сзади вопили преследователи. Что делать, как их с хвоста стряхнуть?

Когда солнце коснулось горизонта, люди Шоны почти его настигли.

Лошади хрипели.

Ладно, была не была. Пора развернуться и бой дать. Не вечно же от ворогов бегать. Авось уцелеет.

Взобрался на сопку, пищаль вытащил. С вышины удобно стрелять.

Глянь, а за холмом кони ржут, верблюды груженные ревут, собаки носятся. Люди кричат. Туча народу кочует, пыль стелется по земле.

Заметили Ерофея. Несколько всадников отделились от колонны, помчались к нему.

Он решил, что хуже уже не будет. Погнал Каурку навстречу.

Оглянулся назад. Люди Шоны появились на пригорке. Постояли на месте. Почесали затылки плетьми. А потом развернули коней и скрылись из виду.

Ерофей почесал усталую Каурку между ушами. Не обманула, старушка. Что пророчила, все сбылось.

Глава 2. Нора суслика

Всадники приблизились. Явно собирались выбить дух из непрошеного гостя.

Трое остались чуть позади, в руках дубины из березы. Немолодые уже, согбенные летами, седина в бородах.

Четвертый выехал вперед. Сразу видно, непростой человек. Средних лет. Плечистый, длиннорукий, в кольчуге и шлеме, на ногах наколенники. Тяжелый взгляд к земле пригибает. На поясе длинный прямой меч, к седлу круглый щит приторочен.

Осмотрел Ерофея, лошадей, аргамака с телом купца. Спросил:

– Кто ты? Зачем пожаловал?

Зело неприветливо.

– Кто я, мне самому вестимо, – ответил Ерофей. – Мимо проезжал. По своим делам.

– Ну и езжай дальше, – посоветовал незнакомец. – Только ответь сначала. Мне показалось или нет, что за тобой Шона гнался, да поразит Аллах его змеиное нутро?

А и здесь покойник успел насолить. До чего же паскудный был, однако.

– Нет больше Шоны, – ответил Ерофей буднично. – Порубил я его сегодня.

Желтые сощуренные глаза незнакомца удивленно распахнулись.

– Ты не лжешь, путник? Неужели это правда?

– А чего мне выдумывать? – удивился Ерофей. – Вот бердыш мой в его крови. Он наш караван взять хотел.

Незнакомец оглянулся на стариков. Те степенно кивнули. Тогда он склонил голову.

– Мы будем рады принять тебя гостем в нашем ауле. Извини за недобрые слова.

Ерофей махнул.

– Ладно, не берите в голову.

И поехал со всеми к кипящему стойбищу. Старики молча утрусили вперед. А он познакомился с бдительным защитником.

– Меня зовут Серке, сын Борибая. Я помогаю Абдикену, старейшине аула, перекочевать в другое место. А ты далеко с севера приехал, как я вижу?

– А я Ерофей Бурный из царства Московского. Охранял караван по дороге в Бухару.

– Значит, ты урусут, – заключил Серке. Глянул на тело купца. – А это кто, твой друг?

– Хозяин каравана. Негоже его было оставлять волкам на съедение. Хочу похоронить по-человечески.

– Ты поступил правильно, – одобрил Серке. – Как честный товарищ.

С аула набежали косматые собаки. Ерофей отвлекся, огрел самую назойливую плетью.

Вдруг Каурка пошатнулась. Глянул вниз, копыто застряло в норке суслика.

И тут на него напал Серке.

Просто взял, и прыгнул. Прямо со своего коня. Вцепился в горло, вывалил из седла.

Зело неудобно.

Повис горемычный московит вниз головой. Нога в стремени запуталась. Рядом псы лают, готовы вцепиться. Серке сверху навалился, душит.

Хорошо, сметливая Каурка помогла. Высвободилась из норки. Развернулась, прижалась к Сивке, придавила коварного овцевода. Захват сразу ослаб.

Ерофей ноги высвободил, рухнул наземь. Тут же вскочил, за секиру взялся.

Серке слез с Каурки, рассмеялся.

– Остынь, московит. Проверить тебя охота. Давай поборемся. Сможешь меня заломать, поверю, что ты Шону убил.

Руки выставил, иуда, и надвигался потихоньку.

Ну и лады. Почему бы не размяться? На родной улице в Москве Ерофей наипервейшим кулачником слыл.

Серке скакнул вперед, хотел схватить за плечи.

Ишь, наивный. Тут же получил кулаком в подбородок.

На удивление, даже не пошатнулся. Крепок, окаянный. Обнял Ерофея, аки родимого, хотел перевернуть верх ногами.

И не смог. Не то что поднять, даже сдвинуть.

Захрипели борцы, сдавили друг друга. Топтались на месте, как медведи.

Все приемы распробовал Ерофей. Не поддавался проклятый степняк. К тому же норовил еще, обманщик, ногою в места угодить, для любого мужчины неблагоприятные.

Вдруг свистнула плеть. Обожгла спину противника. Задела руку Ерофея. Он глянул вбок. Рядом стоял худой старик, седые брови гневно приподняты.

Серке отпустил гостя, отскочил от подальше. Примирительно сказал:

– Хватит, Абдикен-ата, больше не буду. Я хотел побороться с ним.

И добавил:

– Теперь вижу, что ты Шону побил, Ерофей. Меня еще никто так не мял.

– Эй, Серке! – крикнул суровый старик. – Зачем лезешь к приезжим?

И Ерофею, ласково:

– Ты уж прости его скудоумие, – махнул рукой, позвал. – Пойдем, почетным гостем будешь. Ты избавил нас от Шоны, значит, друг нам навеки.

Забрался на толстого конька, подождал.

Серке подошел к Ерофею, протянул длань:

– Не злись, московит, за нападение. Это я так, забавы ради.

Ерофей пожал длань. Отдышался. Залез на Сивку. Серке подошел к своему коню, погладил по морде.

– Как ты, Журдека? – и вскочил в седло.

К аулу подъехали вместе. Люди уж завершили кочевку и располагались на ночлег.

– Мочи нет терпеть притеснения от Шоны. Кровопийца. Одно горе от него. Послан за грехи наши тяжкие, – сказал дед Абдикен и добавил. – Хотя Серке и предлагал дать ему бой.

Любитель вероломной борьбы пожал плечами.

– Давно охота ему голову снести. Жаль, ты меня опередил, Ереке.

– Серке известный храбрец, дал ему Аллах силу и мощь неимоверную, – подтвердил старик. – Перед сражением с зюнгарами он победил их лучшего бойца в одиночном поединке. Хан Болат, да накроет его Аллах покрывалом долголетия, лично дал ему звание батыра.

Вздохнул, глядя на аул.

– Но для хорошего боя с Шоной у нас нет воинов. Все мужчины, способные держать оружие, уехали на войну с зюнгарами. Поэтому бежим от него, как перепуганные овцы.

В ауле казахов Ерофей оказался впервые. Вертел головой, осматривался.

Из мужчин лишь тощие старики да чумазые ребятишки. Следят за баранами да лошадьми, покрикивают на них.

Худенькие жонки сноровисто воздвигали кибитки. Старухи варили ужин в закопченных казанах. Рядом льстиво махали хвостами собаки, выпрашивая подачки.

– Пойдем в мою юрту, разделишь с нами трапезу, – пригласил Абдикен. – Лошадей оставь здесь. Завтра похороним твоего товарища, да покоится его душа в райских кущах.

В круглой кибитке старейшины не было окон. Мрак отгоняли светом углей от очага посреди жилища.

Ужин накрыли на низеньком столике. Помимо престарелого хозяина, набежали другие старики. Серке сел по правую руку Абдикена. Кое-кто из седобородых недовольно покосился на батыра. Видно, за то, что влез на почетное место.

Сначала подали блюдо с вареной бараньей головой. Ерофей такое уж видел, в башкирских весях. Но все равно чуть растерялся. Чего делать-то с головой?

– Отведай, Ереке, – улыбнулся Абдикен. – Это для уважаемых гостей. Помоги ему, Сасыкбай.

Старик рядом прочитал молитву, сложив длани. Посоветовал:

– Отрежь кусочек с щеки, сынок. Нет, не с левой, а с правой.

Ерофей послушался. Сунул в рот, пожевал. Вкусно.

Старик покивал.

– Теперь порежь ухо. И отдай вон тому сорванцу.

И показал на ребятенка у выхода. Крикнул малому:

– Эй, Жугермек, возьми угощение. Враг человека – его глупость, друг человека – его ум. Вот тебе ухо, слушайся деда, хватит озорничать.

Ерофей отрезал другое баранье ухо. Оно досталось девочке подле очага.

– Ты и так послушная, поэтому тебе другое ушко. Будь хвостом доброго дела, но не будь головой злого, – сказал старик.

И скомандовал:

– Ереке, отдели язык.

Когда Ерофей отрезал бараний язык, старик передал угощение женщине, что разливала бульон.

– Ты, Марал, мужа на войну проводила, молчаливая стала. Вот тебе язык, может, теперь разговоришься, – и добавил. – Но не забывай: язык, что секущий меч, слово, что пронзающая стрела.

Спросил у Ерофея:

– Сможешь глаза достать?

А когда московит покачал головой, сам взялся за нож.

Выковырял из бараньей головы очи, вручил оба Серке.

– Ты, батыр, следишь, чтобы кочевка хорошо прошла. Тысячу способов узнать легко, одного результата добиться трудно. Вот тебе глаза, гляди зорче.

Отрезал жирный кусок, угостил Ерофея. И передал блюдо Абдикену.

Занимательные у них обычаи. Помимо бараньих голов, кормили вареным мясом и овощами. Зело вкусно получилось. На запивку – молоко кобылицы, Ерофей уже пробовал в Башкирском ханстве. Понравилось.

После ужина остались сидеть. Столик убрали.

Ерофею послышался снаружи шум. Старики кричат, женщины причитают, собаки задиристо лают. Чего это там неприятного стряслось?

Абдикен погладил бороду, обвел всех глазами.

– Ночью я видел странный сон, да убережет нас Аллах от бед! Будто сижу на берегу реки, а мне в руки рыба прыгнула. Трепещет в ладонях. Обрадовался я, да напрасно. Подлетел ястреб, выхватил рыбу. Расстроился я, на сердце легла печаль.

Старик, что баранью голову помогал разделать, хмыкнул.

– Во сне найти, наяву потерять. Ты и сейчас рано радуешься, Абеке.

– Об этом и веду речь, Сасыкбай, – старейшина упер взгляд в Ерофея. – Снаружи сидят посланцы Кокжала. Ближайшего сподвижника Шоны, да отсохнут его руки, да омертвеют его ноги. Требуют выдать дерзкого урусута. Иначе, говорят, приедут всем скопом, и вырежут нас.

Старик побоку почесал нос.

– Кокжал парень отчаянный. Любит кровь пускать. Даже похуже Шоны будет, пожалуй. Раз сказал, так и сделает, – глянул на гостя, пожал плечами. – Извини, Ереке. Придется тебя выдать.

Вон оно как повернулось. На убой, что ли, кормили? Ерофей весь подобрался, приготовился к схватке.

– Подожди, Сасыкбай, – сказал Абдикен. – Я не весь сон досказал. Не успел тот ястреб взлететь, как сверху камнем орел упал. От ястреба только перья полетели. Я гляжу, рыба на берегу лежит.

– И как, взял? – спросил другой старик.

Абдикен покачал головой.

– Нет. Схватил, и бросил в воду. Пусть плавает.

И обратился к Ерофею:

– Сиди на месте, урусут, и не беспокойся. Ты ел с нами за одним дастарханом. Клянусь Аллахом, я скорее позволю отрубить себе руку, чем выдать врагу почетного гостя.

Ерофей выдохнул.

А Серке кивнул.

– Мы им уговор невыполнимый поставим. Посмотрим, что скажут.

Вышли из кибитки. Уж и вечер настал, темно вокруг.

Глянь, а неподалеку четверо всадников. Те самые, что от каравана гнались. Куда пятый делся?

– Забирайте урусута, – крикнул Абдикен.

Конники тронулись было к Ерофею.

– Только он гость наш. Поэтому сначала сразитесь вот с этим парнем, – продолжил старик – Если одолеете, урусут ваш.

Серке встал на пути всадников.

– Ты из ума выжил, старик? – спросил один. – Знаешь, что Кокжал сделает с тобой и твоими осеменителями овец?

Старики стояли гурьбой и молчали. Ерофей усмехнулся и положил руку на гриву Сивки.

Серке повернулся чуть боком. Вытащил длинный прямой меч. Взмахнул, лезвие со свистом рассекло воздух, сверкнуло в свете костров. Повертел головой туда-сюда, размял шею.

Разговоры и перебранки в ауле сразу умолкли. Только корова мычала, а потом тоже затихла.

У кибитки старейшины собрался весь аул. Поглядеть, что с приезжим будет.

Посланцы Кокжала оглядели молчаливую толпу.

Вынули изогнутые сабли.

Гикнули.

И разом направили коней на Серке.

Тот не шелохнулся.

И только когда передний всадник замахнулся саблей, пригнулся, отскочил.

И ударил мечом по ногам коня.

С диким ржанием животное упало на землю, придавив наездника.

Другие кони не успели остановиться. Один наткнулся на упавшего. И тоже покатился по земле.

Третий всадник успел осадить коня. Отпрянул и очутился рядом с Серке.

Ударил саблей.

Серке отбил.

Конь рванул в сторону, открыв спину ездока.

И Серке с размаху ударил мечом.

На рубахе всадника появилось темное пятно.

Он изогнулся, закричал и свалился с коня.

Серке заметил, что второй всадник, тот, что катился, встал на ноги.

Неподалеку.

С саблей в руке.

Серке подскочил к нему.

Ударил.

Ворог отбил.

Серке ударил еще.

А когда ворог поднял саблю, бросился вперед и толчком сбил его с ног.

И рубанул упавшего по шее.

– Берегись! – закричал Сасыкбай.

Серке оглянулся.

Прямо на него мчался последний конник. Уж поднял саблю для удара.

Серке рванулся было в сторону. Но застрял ногой в ямке. Неужто тоже норка суслика? Вот потеха.

Жонка в толпе завопила.

Человек Кокжала оскалился, опуская саблю.

На голову Серке обрушился удар.

Почти.

Сабля вдруг вылетела из руки всадника. Не причинив Серке вреда.

Потому что грянул выстрел. Из пищали, которую держал Ерофей.

Пуля попала в голову всадника. Он вылетел из седла, забрызгав Серке кровью.

Это был последний из людей Кокжала.

Ерофей сунул пищаль обратно в седельную суму. Поклонился Абдикену и жителям аула:

– Низкий поклон за хлеб да соль. Однако ж, я для вас чересчур хлопотный гость. Погребите купца согласно его вере. А я пойду своей дорогой.

Залез на Сивку и поехал прочь в вечернюю степь.

Аулчане молча расступались перед ним.

Отъехал Ерофей подальше, оглянулся назад. Аул скрылся за сопкой. Темнело.

Вынул из сумы шкатулку купца. Покачал чуть в деснице, да и швырнул наземь. Пробурчал лишь:

– Оно мне надо, шляться у лешего на куличках?

И неторопко поехал дальше.

Глава 3. Бешеный бык

Сзади послышался топот копыт. Ерофей не оглянулся, только шапку надвинул на глаза.

К чему?

Во-первых, темнота навалилась, хоть очи выкалывай. Во-вторых, и так вестимо, что это ихний драчливый богатырь.

И точно, вскоре рядом полыхнуло светом факела, раздался голос Серке:

– Что же ты так быстро улизнул, гость дорогой? Даже баранью грудинку не доел.

Ерофей не ответил.

Тогда Серке спросил:

– Переночевал бы у нас, отдохнул. В степи будешь мерзнуть?

Ерофей вздохнул, поправил шапку.

– В седле подремаю. Всю ночь. Не впервой.

– А лошади? Устали ведь, Ереке.

Пламя факела плясало в ночи. Освещало смуглое усатое лицо азията, чешуйки кольчуги.

– Чего надо? – спросил Ерофей. – Говори уж, не юли, аки блошка.

Серке улыбнулся.

– Ты мне нужен, чего еще. Скоро Кокжал пожалует. Его людей ведь пятеро было?

– Ну.

– В аул пришли четверо. Значит, один к главарю поехал. Он и приведет Кокжала.

– Ну.

Улыбка погасла.

– Что ну? Кокжал аул будет резать. Всех. Людей защитить надо. Из-за тебя, между прочим, все беды. Ты привел погоню.

Ерофей промолчал.

Факел высветил деревья. Ветер утих. Что там журчит, ручей вроде? Лошадки и впрямь устали.

Слез, расседлал боевых подруг. Развел костер.

Серке поначалу сидел на коне, глядел на хлопоты. Потом тоже слез с коня. Помог собрать сучья.

Сели у огня. Пожевали сухари и валяное мясцо из сум.

– Вы же вроде и так от разбоя убегали? – спросил Ерофей. – Если бы Кокжал вас поймал, все равно бы уши отрезал.

– А может, и не нашел бы. Успели бы откочевать. Жаль, Абдикен по этой дороге поехал. Надо было по реке идти. Следы запутать легче.

В степи заухал филин. Каурка фыркнула в темноте.

– Ты разве не с самого начала с ними? – удивился Ерофей.

– Какой там. Я родился далеко отсюда, в другом жузе.

– Где?

– В другом племени. Ехал к хану Болату, на зюнгар набег делать. Он меня знает. А тут стариков встретил. Они просили с кочевкой помочь. Охранять по дороге.

– И ты согласился?

– А что поделать? Хорошее дело на дороге не валяется. У нас вести быстро расходятся. Как народ узнает, что я помог, моя слава еще больше станет.

Ишь ты какой, многомудрый.

– Сколько у Кокжала народу?

– А шайтан его знает. С полсотни вроде.

– А у вас?

– Старики одни, да подростки. Стрелять из лука могут, стрелы таскать. Так ты поможешь?

Ерофей не сразу ответил. Расстелил попону, улегся рядом с огнем. Пробурчал:

– Утром решим.

И захрапел беспробудно. Умаялся за день.

А утром нечаянная оказия приключилась.

То ли во сне, то ли наяву грохот копыт услышал. Земля тряслась. Открыл глаза.

А ведь не почудилось.

Прямо на него, лежачего, несся громадный бык. Голову склонил, готов на рогатые вилы насадить.

Слетел Ерофей с кошмы, как ветром сдуло. Еле успел.

Бык по лежанке промчался. Разбросал в стороны.

– Что такое? – послышался сонный голос Серке. Он продрал глаза и спросил. – Эй, откуда он взялся?

Некогда отвечать.

Развернулся зверь, свирепо огляделся, кося красными от ярости глазами. Фыркнул, копытом землю поскреб.

И опять на Ерофея бросился.

Еле успел московит в сторону отскочить. Укрылся за деревом.

Тогда безумная скотина атаковала Серке.

Оказывается, сей батыр умел шустро двигаться. Прям с лежачего положения кувыркнулся, рога его чуть было не зацепили.

Откатился Серке подальше. И на четвереньках, тоже за дерево. Подполз к Ерофею. Поглядел, как бык покрывала из бараньих шкур топчет. Шепнул:

– Это неистовый буйвол из стада Абдикена. Он мне рассказывал про него. Сейчас на коней нападет. Отвлечь надо.

Дело сказал. Бычок лошадок и впрямь порвать может.

Высунул Ерофей лик из-за ствола. Свистнул легонько.

Бык его не сразу заметил. А когда увидел, помчался на свистуна. Ерофей скрылся за деревом. А Серке коня и лошадей побежал спасать.

Разобрался вскоре рогатый, где человек прячется. Вокруг дерева закружил, по пятам московита. Когда совсем невмоготу стало, Ерофей скользнул прочь от дерева.

Но недолго ликовал.

Бежал изо всех сил, а сзади топот копыт. Все ближе.

Впереди зеленели густые заросли. Ерофей метнулся в них. Споткнулся о корень, полетел кубарем.

Угодил головой в живот громадному мужику, истинному великану. От удара назад отлетел. Росляк на бревне сидел, подбородок кулаком подпер. Спросил мирно:

– Чего расшумелись?

Лицо грубое, макушка лысая, зато усы черные да густые. Рубаха светлая, рукава закатаны. Штаны короткие, волосатые ноги выглядывают. Стопа как Ерофеевы две длани. Ох, трудно будет такого заломать.

Да только не до ответа было. Бык следом сквозь заросли ломился.

– Вы от него бегаете, что ли? – удивился детина.

Ерофей кивнул и приготовился дальше бежать. А только не понадобилось.

Встал здоровяк. Попросил:

– Посторонись, – и схватил бревно, на котором сидел. Ну как, бревном для удобства назвать можно. На деле многолетнее дерево, выкорчеванное ураганом.

Бык как раз из кустов выскочил. Завидел новую жертву, рванул к здоровяку.

Гигант замахнулся бревном, чуть Ерофея не задел.

И въехал быку по голове со всей дури.

Бревно с треском раскололось надвое. Бык от удара кувыркнулся назад, только копыта мелькнули.

Великан повернулся к Ерофею:

– Видал? – и усмехнулся. – А вы суетились…

Ерофей поднял руку, признавая правоту собеседника.

А потом заметил, что бык, качаясь, встал на ноги. Вот неугомонная скотина. Тряхнул рогатой головой. Снова заметил огромного обидчика.

– Э… – только и успел сказать Ерофей. Ткнул пальцем за спину великана.

Здоровяк успел обернуться. В этот миг бык налетел на него.

Но диковинный исполин не стал дожидаться удара. Перехватил быка на бегу. Выставил ручищи, схватил за рога.

Ерофей сморгнул пару раз. Чтобы убедиться, что видит это наяву, а не во сне.

Здоровяк пригнул голову быка к земле. Животное бешено мотало головой, стараясь вырваться. Безуспешно.

Из дальних кустов показался Серке. Увидел сражение человека со зверем, открыл рот от удивления.

– Может, того, помочь? – спросил Ерофей.

Великан помотал головой. Прорычал:

– Сейчас я его усмирю.

Раздался треск. Гигант выпрямился, отпустил быка. В руках обломанные рога. Это ж какую силушку богатырскую надо иметь для подобных финтюков.

Бык медленно отошел назад. На месте рогов зияли кровавые пятна. Повалился набок. Промычал что-то жалостливое.

– Первый раз такое вижу! – изумился Серке.

Великан обернулся к нему, потряс рогами. Широко улыбнулся. И сказал:

– Сейчас мы быка завалим и славно перекусим.

– Он же бешеный, – заметил Серке, подходя ближе. – Не боишься, что в животе застрянет?

– Я ничего не боюсь, – ответил детина. – А мой желудок даже камни переварит.

Пошарил в кустах, там, где на бревне сидел. Вытащил чудовищных размеров палицу. Пошел к хрипящему быку.

Замахнулся и опустил палицу. Раздался хруст. Бык шумно выдохнул и затих.

Глава 4. Стрелок

Пока жарилось мясо, Серке устроил великану допрошение.

– Ты кто такой? Откуда взялся?

– Меня зовут Тауман. Кушать охота.

– Это мы уже поняли. Как в здешних местах очутился?

– Я потерялся. Пошел на охоту и заблудился.

Серке недоумевал.

– Как так потерялся? Ты корова, что ли? Отбился от стада и затерялся?

– Э, полегче, – великан показал огромный кулак. – Сейчас эти слова обратно тебе в рот запихаю. Будешь еще, обзываться…

Серке усмехнулся.

– Давай, попробуй. Только я понять не могу, ты откуда явился?

– Я родился далеко отсюда. Еще первого мушеля не достиг, а ойраты пожгли мой аул. Убили всех, только я выжил. Потом был пастухом у одного бая. Ему не понравилось, что я много ем и сплю, он меня выгнал. Вот, скитаюсь с тех пор.

– Печально слышать. Но теперь твои похождения окончены. Ты пришел вовремя. Поможешь нам, а мы тебя накормим и обогреем.

Ерофей пошел к ручью, умыться и отряхнуть одежу. Вернулся посвежевший, а Серке радостно сказал:

– Знакомься еще раз, Ереке. Это Тауман. Теперь нас трое.

– Я же не давал согласия, – заметил Ерофей.

Серке махнул:

– Куда мы без тебя. Да ты и так согласен уже, по глазам вижу.

Ерофей нахмурился. Тогда Серке добавил:

– Ереке, человек, который не оставил тело караванщика на съедение шакалам, никогда не откажется помочь старикам. Я на тебя глянул, сразу понял. Ты не умеешь улыбаться, но внутри у тебя сердце настоящего батыра.

Сладко поет, змей хитромудрый. Аки поп церковный.

– Эй, болтуны, – окликнул Тауман. – Мясо готово. Вы завтракать будете или нет?

А сам уже тянул с костра бычью ногу. Жир шипел и капал на угли.

Уселись перекусить.

Поначалу молчали, мясо жевали.

Тауман обглодал последнюю косточку и сказал:

– А теперь посплю, не мешайте. И, это, как там тебя, я передумал. Не охота с вами идти.

А Ерофей добавил:

– Мне это тоже не добро. Пойду дальше. Сам со своими стариками нянькайся.

Серке вытер пот рукавом рубахи. Ответил:

– Подводите вы меня сильно. Смерть этих людей будет на вашей…

– Замолчи, пожалуйста, – попросил великан, разлегшись в тени дерева. – Не охота, и все тут. Я вчера еще одного чудика видел, охотника. Иди, его уговаривай.

Серке оживился:

– Далеко?

– Нет, рядом. Идите по ручью, пруд будет. Он на уток охотился. Идите, а я посплю, – Тауман закрыл глаза, почмокал губами.

Серке глянул на Ерофея. Тот пожал плечами.

– Поглядим, что за охотник? – попросил Серке.

Кивнул московит. Отчего же в пустяке не подсобить человеку.

Оседлали коней, собрались и поехали по течению ручья. Чуть проехали, и заметили тощего человечка. У воды сидел, отдыхал. Лицо острое, кожа на череп туго натянута. Узко улыбнулся пришельцам.

Поношенный халат рвался на локтях. Рядом котомка, кривой посох. И конь захудалый невдалече травку пощипывал. На земле пара мешков, чем-то наполненных. По совести говоря, на охотника тощий зело не похож.

Серке спрыгнул с коня, подошел.

– Приветствую, уважаемый. Меня зовут Серке. Не видел здесь охотника?

Человек покачал головой.

– Откуда? Здесь и звери редко ходят.

– А ты кто такой? Куда путь держишь?

Тощий потер рот, кивнул на коня.

– Товар везу на ярмарку. Травки целебные, корешки, семечки. Собираю для знахарей.

Вздохнул батыр огорченно. Огляделся.

– Хотя, вроде на том берегу, чуть дальше бродил какой-то, – почесав нос, заметил торговец. – Может, охотник, а может и нет, я не разбирался.

– Далеко? – оживился Серке.

– Нет, два полета стрелы.

Серке прыгнул в седло. А Ерофей, напротив, слез. Заметил:

– Я посижу со странником, а ты езжай. Догоняй охотника.

Серке кивнул. Погнал коня через ручей. На ходу крикнул:

– Ереке, дождись меня, хорошо? Поговорить с тобой хочу.

– Лады, – кивнул Ерофей, уселся рядом с торговцем.

Серке умчался. Торопится человек хорошее дело свершить, грех мешать.

Посидели, помолчали. На воду бурлящую глядели. Напротив, на другом берегу, деревья раскидистые росли, в ветвях птахи щебетали.

Ерофей вытащил из кармана курт, что вчера успел умыкнуть со стола. Протянул травнику:

– Будешь?

Тот не отказался. Взял, сунул в рот.

Они жевали курт и молчали. Потом Ерофей спросил:

– А тетива где? На коне спрятал?

Теперь вздохнул торговец. Улыбнулся криво.

– Смышленый. Как догадался?

– А чего тут трудного? Посох кривой, вмиг в лук можно согнуть. Десница твоя зело сильная, плечо вкось. На перстах мозоли от тетивы. Я когда курт тебе давал, сразу заметил. Любой поймет.

Мнимый торгаш улыбнулся шире, брови поднял.

– Любой, не любой, а до тебя никто не догадался. Вон и дружок твой ничего не заподозрил.

– Он мне не дружок. Тоже просил о помощи.

– А чего случилось?

– Аул неподалеку душегубы осаждают. Грозят порубить всех, от мала до велика. Вот он и защищает.

– Так он для боя людей набирает? Э, нет, спасибо. Снесут ведь голову. А она мне на плечах нужна. Хорошо я сделал, что торговцем притворился.

– Ага, – согласился Ерофей, глядя на ручей.

– Ты меня не выдавай, северянин. Вы своей дорогой езжайте, а я своей..

– Я тоже отказался, – заметил Ерофей.

– И правильно сделал, – кивнул собеседник. – Ты вообще издалека приехал, чего на чужбине жизнью рисковать?

– Мне ехать надо в другую сторону…

Травник махнул.

– Э, чего там. Вот я тридцать шесть зим на свете прожил, и знаешь, что тебе скажу? Выгоду надо искать. Себе, а не другим.

Ерофей промолчал. А путник продолжил:

– Вот я, положим, к чему торговцем прикрылся? Я ведь и взаправду купец в душе. Люблю злато и серебро, камешки драгоценные. Но у меня дар еще имеется. Стреляю метко. И что? Стараюсь на состязаниях приз пожирнее выиграть. Вот, недавно…

И умолк вдруг, подняв руку.

Ерофей насторожился.

– Тихо! Наконец-то, – шепнул любитель злата. – Он на подходе.

Вскочил мягко, схватил посох, подкрался к коню. Достал из седельной сумы тетиву, стрелу. Приладил тетиву к посоху, согнул. Опробовал, как натянута.

Тихонько пошел к кустам.

Ерофей тоже поднялся. Вытащил бердыш, пошел следом.

Торговец нырнул в кусты, только веточки чуть задел. А Ерофей с шумом продрался.

И наткнулся на тощего охотника. Тот приложил перст к губам.

– За кем идешь? – шепотом спросил Ерофей.

Тощий глянул на секиру, улыбнулся.

– На куницу охочусь. Шкурку продам. Давно ждал.

– А как узнал про зверька?

– Тише. Вон там его норка. Рядом птичье гнездо на дереве, видишь? Когда он возвращается с охоты, птицы щебечут сильно.

Понятно теперь. Ишь, умелец какой. Знал Ерофей таких охотников у себя на родине, с медведем могли разговаривать.

А тощий пальцем указал. Пригляделся Ерофей. И впрямь, меж корней дерева зверек темный стоял. Пушистый, с длинным тельцем. Принюхивался.

Торговец лук поднял, натянул. Помедлил чуть. А потом тетива тихо зазвенела.

Стрела оторвала зверька от земли, пригвоздила к дереву.

– Есть! – торговец потряс луком. – Два дня выслеживал его.

Неплохой выстрел получился.

Подошли ближе, торговец вырвал стрелу, подхватил зверька.

– Вот, – показал московиту. – Нарочно в глаз целился. Чтобы шкуру не задеть.

И впрямь, стрела угодила точно в глаз зверьку. Ай да торговец.

Вернулись к ручью.

– Тебя как зовут? – спросил охотник. – Откуда пожаловал?

– Мое имя Ерофей. Приехал из Москвы.

Кивнул охотник. Тетиву ослабил, снял. Лук опять в посох превратился.

– А меня зовут Кармыс-мерген. Я из дальних аулов, – куницу в сумку упрятал. – Поеду я дальше. В Сыгнак. Шкурку продам.

Но не успел.

Из кустов на другой стороне ручья выехал Серке. Лицо насупленное, брови сдвинуты. Погнал Журдеку в воду.

– Эй, травник. Чего дуришь? Нет никого там.

Кармыс пожал узкими плечами.

– Кто его знает?

Конь Серке выехал из ручья. Фыркнул. Отряхнулся.

– Ты не увиливай. Видел кого-нибудь или нет?

Охотник вздохнул, достал тетиву. Натянул опять на посох.

У Серке расширились глаза.

– Чего же ты раньше не сказал? Зачем послал в другую сторону?

– Не хотел, чтобы докучал. Больно уж дело опасное предлагаешь, как погляжу.

Серке глянул на Ерофея.

– А ты знал? Не мог предупредить, что ли?

Ерофей промолчал. Поглядел на солнце, что клонилось к горизонту. Лошадки отдохнули, можно дальше ехать.

Спрыгнул Серке с коня. К воде подошел, отпил. Повернулся к стрелку.

– Разобрался уже, что к чему?

Кармыс кивнул.

– Рассказал мне северянин. Не подходит твое предложение. Ущербно для жизни и здоровья.

Серке усмехнулся.

– Езжай своей дорогой, травник. Смотри, лук от страха не потеряй.

И добавил:

– Ты умеешь его в руках держать?

А вот это он зря. Хотя, при охоте на куницу не был, откуда ему знать? Хотел Ерофей подать голос, поправить батыра, да не успел.

Вскинул Кармыс лук. Стрелу приладил. Выстрелил в один миг.

Поначалу показалось, что в Серке.

Ан нет.

У ног батыра вскинулся серый клубок.

Гадюка. Длинная, толстая.

Наверное, выползла из воды.

Лежала у ног, получается.

А стрела головку насквозь пробила.

Журдека заржал, в сторону кинулся.

А Серке ничего, не шелохнулся.

Поглядел, как гадина извивается, только лицом посерел немного. Перевел взгляд на стрелка.

– Если зажарить, вкусно получится, – сказал Кармыс, опуская лук.

– А предупредить опять забыл? – спросил Серке.

– Времени не было. Да и потом, я лук еле держу, чего тебя зря тревожить?

Серке улыбнулся.

– Ты настоящий мерген. Почему не хочешь присоединиться?

Кармыс тетиву сложил, покачал головой.

– Зачем мне это? Головой рисковать? Я в город еду, у меня хлопот полно.

– А если табун лошадей в уплату дадим? – спросил Серке.

Ишь ты, щедрый. Ерофею и Тауману ничего не сулил.

Кармыс насторожился.

– А сколько в табуне голов?

– Два десятка хватит?

– Э, нет. За два десятка шкурой рисковать? Нашли дурачка.

– Пятьдесят лошадей.

Задумался стрелок. Все равно замотал головой.

– Не поеду. Ты уж не обижайся. Лучше понемногу, но без опаски.

Серке не успел ответить.

Издалека раздался топот копыт.

Стремительно приближался.

А затем из кустов с треском выскочили три всадника.

Лишь один размахивал саблей, у других в руках дубины.

Не останавливаясь, промчались мимо. К ручью. Мертвая змеявзметнулась под копытами. Направили коней в воду, рванули к другому берегу.

Рядом с ручьем, на беду, Сивка стояла. Так один ее за уздечку подхватил, за собой повлек. А с нею и Каурку, потому как лошадки меж собой были обвязаны.

Никто и сказать ничего не успел.

Ерофей побежал следом, да куда там. Не догнать.

– Эй, они стрелу поломали, – пожаловался Кармыс. – Змею растоптали. Что за нелюди.

Из кустов выехал еще один всадник. Юный, безусый. Тонкая кольчуга, в руке копье.

Заметил тех троих, поскакал за ними.

– Это твои дружки? – закричал стрелок. – Пусть за стрелу заплатят.

Юноша направил коня к ручью. На Кармыса не обратил внимания.

Конь его поднял брызги в воде.

Выбрался на другой берег, помчался вслед за теми тремя. Вскоре скрылся в зарослях.

Серке взобрался на Журдеку. Сказал:

– Ничего, Ереке, сейчас поймаю их. Верну твоих лошадей.

И поскакал за похитителями через ручей.

Кармыс тоже на коня залез. Пояснил:

– Я с них полную меру взыщу. И за стрелу, и за змею.

И тоже на тот берег поехал.

Вздохнул Ерофей.

Потопал вслед за всеми.

Глава 5. Натянуть на копье

Вот же ж катышки овечьи, эти конокрады. Ни разу с того дня, как с царства Московского выехал, не терял Ерофей лошадок. И надо так случиться, не углядел за ними в казахских долах.

Пыхтя, перешел ручей. Штаны намокли, в сапогах вода хлюпала.

На том берегу споткнулся, в грязь упал.

Зарычал со злости.

Те, на конях, ускакали давно. Не слышно и не видно.

Ладно. Пошел дальше.

В кусты сунулся.

Душно, в нос мошки лезут. Запахи сырой земли да травы.

Ветви хлестали по лицу.

Опять зарычал.

Выбрался из зарослей, опять споткнулся, упал. Носом землю пропахал. В кустах заяц сидел, повел на медлительного двуного черным глазом, отвернулся.

Да что ж такое.

Вышел на душистую степь, грязный, мокрый, одежда изорвана.

Глянь, а там Кармыс в траве ковыряется. Конь чуть поодаль стоит, травку щиплет.

Посмотрел на помятого Ерофея, покачал головой.

– Рога сайгака обронил. Что за день сегодня бредовый.

– А зачем рога-то?

– В Алтышахаре их ценят, хорошие деньги дают.

Шарил, ползал на четвереньках. Как пес. Наконец поднялся, в руках изогнутые рожки иссохшие.

Уложил находку в суму, забрался в седло. Бросил взгляд на Ерофея, вздохнул.

– Лады, садись. Подвезу, чего уж там.

Ну, хоть какой прибыток. Не на своих двоих топать.

Залез Ерофей на конч. Поехали дальше вдвоем. Туда, где за холмами крики раздавались.

Когда взобрались на верхушку, Кармыс поцокал языком.

– Когда эти обезьяны успели размножиться? – и впрямь, конокрадов уже не трое, а шестеро.

Трое, те, что лошадок угнали, подъехали к давешнему юнцу. А дальше, от оврагов, скакали еще трое и кричали неразборчиво. Серке чуть поодаль стоял, наблюдал. Угнанные кони и лошадки Ерофея стояли, сбившись в табун.

Ерофей и Кармыс подъехали к батыру.

– Что здесь творится? – спросил Кармыс.

– Это Жангак со своей шайкой, – ответил Серке. – Я о нем слышал. Знатный скотолов.

– На Кокжала работает? – спросил Ерофей и слез с коня.

– Нет, сам по себе. Но Шоне, а теперь и Кокжалу, наверняка отдает часть добычи.

– Ну и ляд с ними. Пущай лошадок отдает, – Ерофей пошел к крикунам.

– Подожди, Ереке, – окликнул Серке. – Этот мальчишка тоже против них. Давай посмотрим, как с ними справится.

Ерофей остановился. Ладно, подождем чуток.

У парня, между тем, плохи дела. Вроде как.

Окружили его тати, хищно улыбались. Говорили чего-то. Те трое, новые, тоже подъехали к юноше.

Ерофей подошел еще ближе. Чтобы послушать, значит.

– Эге, какая приятная встреча, Атымтай! – сказал один из всадников, рослый да усатый. – Мы тебя так долго искали, махнули уж рукой, а ты сам появился.

Парень, Атымтай, видно, не из пугливых. Во всяком случае, по голосу не слышно, чтобы убоялся.

– А чего потеряли, Бакай? – спросил он. – Должен вам чего остался?

– Ты погляди на него, – заметил другой, тот самый, стервец, что лошадок похитил. Маленький, юркий, усики тонкие, глазки щелками. – Девушку осрамил, и стоит, как ни в чем ни бывало.

– Ты о ком, об Айсулу, что ли? – спросил парень. – Я ее и пальцем не тронул.

– Ну, конечно, – засмеялся юркий. – Пальцем не трогал, а на копье свое насадить успел.

Рослый Бакай сплюнул на землю.

– Наша сестра при родах погибла, гадюка ты увертливая! Это от тебя ребенок был. А теперь признаться не хочешь? Будь мужчиной, скажи правду.

Ого, а обвинения тяжкие. Неужто и вправду парень так замарался?

Но юноша покачал головой.

– Не трогал я твоей сестры, Бакай. Чувства у нас были, не отрицаю. Но ваш отец отказал мне в женитьбе. И я уехал подальше. А ребенок не от меня, слово даю.

– Слово твое бараньего помета не стоит, – закричал юркий.

– А ты умолкни, Жангак, – огрызнулся на него юноша. – Ты и сам на Айсулу засматривался, их отцу нашептывал про меня.

Не выдержал юркий слов предерзких. С места направил коня на юношу. А за ним еще трое.

Но что и говорить, парнишка оказался неплох. Джигиты махали саблями, обступили его со всех сторон. А он вертел копьем. Не подступишься.

Изловчился, стукнул Жангака по лбу. Тупым концом копья. Конокрад закрыл глаза, выронил саблю, вывалился из седла на землю.

Вьюнош тут же развернулся, задел другого по животу. Вроде несильно, но пострадавший застонал, на лице гримаса. Схватился за пузо, повалился на гриву коня.

Третьего юноша тоже оглушил.

Четвертый поглядел на поверженных соратников, подумал чуток. Саблю опустил легонько.

Тогда мальчишка копьем совсем уж немыслимый выверт закрутил. Аж засвистело древко в воздухе. Еще и лицо дикое устроил, для устрашения.

Забоялся тогда противник. Развернул коня, помчался прочь. Вскочил в седло и был таков.

– Неплохо он копьем орудует, – заметил сзади Серке. Выехал вперед, обошел Ерофея, чтобы видеть лучше.

А юнец против двух здоровяков остался. Бакая и еще одного. Похожи друг на друга, сразу ясно, что братья.

– Вижу, ты еще лучше копье освоил, – сказал Бакай. – Но это не поможет. Сейчас я тебе кое-что отрублю, не будешь больше девушек позорить.

Вытащил саблю, двинул коня к Атымтаю.

– Подожди, – крикнул юноша. Спрыгнул с коня, подошел к неподвижному Жангаку. Наклонился, сунул руку за отворот халата. Вытащил расшитый платок. Крикнул:

– Гляньте, что у вашего друга имеется.

– Это же платок Айсулу, – воскликнул Бакай. – Как у него оказался?

– А что я говорил? Вот настоящий отец ее ребенка.

Братья переглянулись и спешились. Подошли к юркому. Влепили пару оплеух, приводя в чувство. Спросили, откуда платок взялся.

– Не знаю, о чем вы говорите, – стонал Жангак и бессильно ронял голову на грудь.

Атымтай улыбнулся. Повернулся, заприметил Серке и его дружину. Улыбка исчезла, вновь копьем ощетинился.

Серке подъехал ближе.

– Успокойся, парень. – Мне понравилось, как ты копьем работаешь.

– Интересно, откуда платок так вовремя появился, – тихонько сказал рядом Кармыс. Ерофей и не заметил, как стрелок ближе подобрался. А насчет платка, и впрямь, не все так гладко показалось.

– Ты на что намекаешь, тощая задница? – нахмурился юноша. – Что я подкинул платок?

Серке поднял руку.

– Э, полегче. Тебя никто не обвиняет. Я ясно видел, что платок был у того парня, Жангака. Так что остынь, юноша.

Слез с коня.

– Меня зовут Серке-батыр. Я к тебе по делу.

Юноша опустил копье. Захлопал глазами с длинными, как у девушки, ресницами.

– Чего хотел, Серке-батыр?

– Людям помочь надо. О Шоне и Кокжале слышал?

Атымтай наморщил лоб. Черные кудри поправил.

– Я нездешний. Но кое-что знаю.

– Шоны больше нет. А Кокжал на аул Абдикена ополчился.

– И что?

– Помощь нужна. Людей собираем.

Покачал юнец головой.

– Я в другой аул еду. Жангак его ограбил. Им табун отогнать надо.

Вздохнул Серке.

– Не поможем, Кокжал всех перебьет.

Атымтай плечами пожал.

– Не могу, батыр. Времени нет у меня.

– Сейчас на доброе дело трудно время найти, – сказал Серке.

Отвернулся, пошел к Журдеке.

Ерофей направился за Сивкой и Кауркой. Когда вернулся, Кармыс собрал с оглушенных барымтачей два колчана стрел. Довольно улыбался. Атымтай тоже двинул к табуну.

Бакай с братом отрубили Жангаку голову. Сели на коней, поехали прочь.

Серке неподвижно сидел на коне.

Ерофей заметил неподалеку Таумана. Откуда взялся, Бог весть.

– Кушать охота, – пробасил великан.

Глава 6. Сабля ярости

Серке закатил глаза и напомнил:

– Ты же недавно чуть ли не целого быка умял. Неужто проголодался?

Тауман кивнул. Лошадь под ним тяжело дышала. Ноги великана не уместились в стремена, свисали под брюхом лошади.

– У меня в животе бурчит от голода.

– Не желудок, а бездонный колодец, – пробормотал Серке.

Кармыс тем временем подвел коня к Ерофеевой Сивке.

– Любопытно знать, какими судьбами ты оказался здесь, суровый северянин? На душе у тебя тоска, сразу видно. Поэтому далеко от дома подался?

Вот аспид жалящий. Прям в открытую рану угодил.

Кивнул Ерофей, отвернулся. Не желаю, мол, дальше беседовать.

Но лучник не унимался. Приставучий, как покойный Рузи. Поведал доверительно:

– А скажи, у тебя есть знакомые среди золотоволосых купцов? Страсть, как нужно.

И видя, что Ерофей продолжает молчать, добавил:

– Я ведь тоже не от хорошей жизни скитаюсь. Родители у меня бедняки, а я все в баи старался выбиться. Есть у меня такая страсть, все нутро мое гложет.

Раз уж так душу распахнул, пришлось повернуться к собеседнику. Слушать вежливо.

– Хотел я вернуться в родной аул с несметным богатством. Чтобы те, которые нами помыкали, от зависти захлебнулись.

Говорил Кармыс глухо, смотрел вперед. Натянутая кожа на скулах сморщилась. Затем умолк, задумался.

– А дальше? – спросил Ерофей.

Кармыс опомнился.

– Потом случилось самое интересное. Я немного нарушил правила. Хотел быстрее разбогатеть.

– И попался?

Мерген вздохнул.

– Поэтому и шатаюсь сейчас далеко от дома. Как перелетная птица.

А потом улыбнулся. Счастливый, не умеет долго страдать.

– Ничего, я еще добьюсь своего. Вернусь к родителям с огромным стадом! Для этого всего лишь надо…

Но секрет обретения бессчетных голов скота остался неизвестным. Ибо Кармыс прервался и сказал:

– Гляньте, что делается.

Атымтай, что гнал табун через степь, хрипло кричал. Кони ржали. Табун бросился врассыпную.

– Что за зверюга там мчится? – спросил Кармыс.

И впрямь, среди клуб пыли, поднятой табуном, виднелся желто-пятнистый хищник. Он огромными прыжками несся за конями. Пригляделся Ерофей. Дак это ж пардус, редкий зверь.

– Это степной лев, – крикнул Кармыс. – Его шкура стоит целое состояние.

И поскакал к табуну. За ним потянулись остальные.

Когда подъехали, случилась невиданная странность. Атымтай стоял на месте. Приоткрыв рот, наблюдал за пардусом.

Зверь припал к земле, изготовился к прыжку. Причем не на юношу. А на человека перед собой, его смутные очертания проступали сквозь пыль.

Пыль рассеялась, и стал виден высокий мужчина с двумя саблями в руках. Поверх рубахи кольчуга. Штаны, на голове повязка.

– Он что, против льва полез? – спросил Кармыс. – Хотя, если это тот, о ком я думаю, ничего удивительного.

Пардус завизжал. Сивка под Ерофеем шарахнулась в сторону, еле удержал.

Двусабельный не двинулся. Один клинок, побольше, с широким лезвием, над головой держал. Другой клинок у пояса. Наготове.

Пардус прыгнул вперед.

Молниеносно, только мелькнули черные пятна на желтой шерсти.

Мужчина закрутил телом, как танцор.

Ушел немного в сторону.

Одновременно взмахнул саблями.

Полоснул большую кошку.

По шее и боку.

Прыжок пардуса оборвался.

Он упал на землю.

Запачкал шерсть кровью.

Глухо зарычал.

Попытался встать, но не смог.

Лежал и царапал землю когтями.

У мечника по предплечью струилась кровь. Лоскуты порванной кожи выглядывали из-под рукава.

Он подошел к пардусу.

Зверь зарычал еще сильнее, пытался укусить.

Мужчина взмахнул широкой саблей, ударил, перерубил шею пардуса наполовину. Сразу же ударил другой саблей. Голова хищника отлетела прочь.

– Ого! – сказал Серке. – Ты откуда такой взялся?

Сабельник промолчал. Приложил лезвие большой сабли к шее пардуса. Подержал. Поднял. По клинку потекли струйки крови.

– Ты что вытворяешь? – снова спросил Серке. – Что за ритуал?

Мужчина не ответил. Стоял неподвижно, держа саблю острием вверх.

– Ты почему не отвечаешь?

– Это не совсем ритуал, – ответил Кармыс. – А ответить он не может. Дал клятву молчать, если я правильно помню.

– Ты его знаешь? – спросил Атымтай. – Надеюсь, на коней его клятвы не распространяются? Им головы рубить не будет?

– Я кое-что слышал о нем. Воин-одиночка. Сражается двумя саблями. Была какая-то темная история с этой здоровенной саблей, видите? Убил не того. С тех пор молчит. Себе в наказание.

– Одиночка, говоришь? – заинтересовался Серке. Слез с коня. Подошел к воину. – Эй, друг, ты куда дальше идешь? Пойдем со мной, дело есть.

Ерофей вздохнул. Кармыс улыбнулся.

– Не теряешь надежды, батыр? Кстати, его зовут Беррен, я вспомнил.

Подъехал Тауман, спросил Атымтая:

– Может, отдашь одного коня в котел? Кушать охота, жутко проголодался.

Юноша резко мотнул головой, тронул коня за табуном.

Воин послушал Серке. Покачал головой. Опустил сабли, пошел прочь.

– Подожди, друг, – батыр схватил Беррена за локоть. – Я еще не закончил.

Беррен обернулся. Оскалил зубы, глаза сузил. Саблю к груди Серке поднес.

– А он и впрямь резкий, – пробормотал Кармыс. – Пожалуй, не буду я шкуру с кошки сдирать, пусть подавится. Все равно он шкуру испортил.

– Ладно-ладно, – сказал Серке. Отпустил Беррена, поднял руки, отошел назад. – Не буду тебя трогать. Катись, куда желаешь…

Беррен убрал сабли, развернулся. Зашагал дальше.

Серке посмотрел ему вслед. Глянул вбок на отъезжающего Атымтая. Обернулся, заметил неподалеку Ерофея, Кармыса и Таумана. Сказал зло:

– А вы чего стоите? Давайте, идите тоже. Все равно вам плевать на людей в ауле Абдикена. Пускай их режут, как баранов.

– Послушай, батыр… – начал стрелок.

– Мне это тоже надоело. Почему я вас должен уговаривать, как девок? У одного только жратва на уме. Другой за деньги мать родную продаст. Третий сопляк еще, за юбку держится. А четвертый бесноватый какой-то.

Перст обличающий в Ерофея ткнул.

– Это ты, Ерофей, все это дерьмо заварил. Стоишь тут теперь, с кислой мордой, смотреть тошно. Почему я теперь расхлебывать должен? Ну вас всех к шайтану, – Серке пошел к Журдеке. – Лучше поеду к хану. Я тоже не собираюсь бесславно погибать за еле знакомых людей.

Вскочил в седло, ударил коня пятками. Поскакал по степи.

– А наш батыр немного разозлился, – заметил Кармыс. – Ну, да ладно. Я поеду с Атымтаем, попробую травы продать его аулчанам.

И тоже поехал вслед за юношей.

– Эй, а ужин? – крикнул Тауман. Хлопнул коня по заду рукой, погнал за Кармысом. – Кушать охота.

Ерофей остался один. Остальные разъехались, кто куда. Превратились в мелкие точки на горизонте. Конокрадов отсюда не было видно. Скорее всего, тоже убрались подальше.

Легкий вечерний ветерок ерошил волосы. Тяжкий сегодня день выдался, однако. Сивка подошла к нему, ткнулась мордой. Почесал ее задумчиво. Может, поехать, хотя бы шкатулку забрать?

Каурка заржала, тонко и тревожно.

Ерофей обернулся. Рука потянулась к бердышу.

Сзади, оказывается, незнакомый мужчина стоял. Сколько их тут, вообще? Народу, как на торговом ряду в праздный день.

– Мир вам и долгих лет жизни, – обратился к нему незнакомец. – Могу попросить об одолжении?

Глава 7. Любимый конь

Ерофей вытер потную шею. Отогнал гнусов, звенящих над ухом, несмотря на ветерок.

Осмотрел незнакомого человека, прежде чем отвечать. Откуда появился, ведь не было его?

Среднего роста, с короткой бородкой. Нос крючком, на голове тюбетейка. Халат темный, штаны из овчины. На ногах кожаные обмотки. На шее ожерелье из змеиной кожи, с пастью гадюки.

Ерофей спросил:

– Ты откуда взялся, гость чужестранный? С неба свалился али из-под земли вышел?

– Мое имя Заки, – ответил незванец, и чуть поклонился. – Путь у меня неблизкий. Иду в Чач, дело у меня к хакиму.

Ерофей навострил уши. Внутри еще скребли кошки за выброшенную шкатулку. Может статься, он вернется назад, подберет наследие злополучного купца, отвезет в Чач-град. Тогда будет по дороге с этим странником.

Заки продолжил:

– А еще у меня дело к баю Орману. Неподалеку. Но подмога нужна.

– Что за дело?

– Забрать старый должок. Редкостной красоты браслеты. Мне надобен помощник, чтобы отвлек внимание стражи. А я разберусь с баем.

Ерофей отодвинулся назад.

– Ты собираешь долги, странник?

Заки улыбнулся.

– С баем мне надо просто поговорить. Напомнить о старой недоимке.

– Ладно. Я прогуляюсь с тобой. А потом ты поможешь тут одному человеку. Его зовут Серке.

Заки на миг задумался. Потом сказал, поглядев на Ерофея:

– Хорошо, договорились.

Сели на лошадей, поехали прочь.

Уже ночью добрались до нужного места.

Луна светит, звезды рассыпаны по небу. Зябкий ветер шастает по взмокшей спине. В голой степи несколько кибиток. Аул, стало быть.

Подобрались к нему с подветренной стороны. Чтобы собаки не почуяли. Лошадей оставили в овражке поодаль.

– Вон охрана, где большой костер, – ткнул пальцем Заки. – Половина спит уже.

– Вижу, – пробурчал Ерофей.

– Поговори, попроси ужин, угости вот этим, – Заки сунул ему бурдюк. Внутри что-то булькало. – Они скоро уснут.

– Понял.

– Я заберу браслеты, и буду ждать тебя в овраге.

Ерофей повернулся к собеседнику.

– Точно ждать будешь?

Заки изумился:

– Ну конечно. Куда я денусь?

– Ага, знаем. На все четыре стороны денешься. Дай-ка тот кинжал с изумрудом, что я у тебя давеча видел. Для сохранности.

Заки вздохнул, вытащил кинжал.

– Что за времена такие, не верят люди никому. Бери, не потеряй только.

Передал оружие Ерофею.

– Ну, давай. Иди уже.

Ерофей встал, пошел к аулу. Оглянулся, а Заки исчез. Вроде сидел на земле. И вдруг испарился без следа.

Одно название, аул. Пять кибиток всего в голой степи. Что за бай такой, непонятно.

Мутный тип этот Заки. Даром, что ворюга. По дороге выяснилось, зачем они на самом деле ехали.

Оказалось, Заки хищениями жил. Вор искусный, как уверял. А у бая браслеты есть, драгоценными камушками осыпанные. Огроменных деньжищ стоят. Вот и решил Заки украшении сии позаимствовать. И кинжал этот дорогущий тоже где-то стянул.

Ерофей сперва возмутился, хотел бросить обманщика. А потом остыл. Ладно, что поделать. Каждый хлебушек добывает, как умеет. И не таких грешников встречали, да и сам Ерофей не ангел.

– Орман бай не просто так браслеты получил, – пояснил вдобавок Заки. – Он их силой отобрал. У моего давнего приятеля. Я поклялся ему помочь. Вот теперь выполняю обещание.

Ох и ладно сказки плетет, пройдоха. Так и поверил ему Ерофей. На всякий случай показал бердыш, погладил ствол пищали. Предупредил:

– Ясно с тобой все. Гляди, попробуешь обмишулить, вмиг на куски порублю. Тебе с Серке еще против Кокжала идти, понял?

Заки состроил обиженную мину, до конца пути молчал. И только у аула разговорился.

В общем, шел Ерофей к огню, надеялся на лучшее. Хотя, по чести говоря, кабы стражники порешили, не сильно бы и огорчился. Невмоготу все вокруг, опротивел белый свет. Разве что, только со шкатулкой некрасиво получилось. Надо все-таки отвезти в Чач-град, ничего не поделаешь.

Стражники заметили его у самого костра. Девять человек, одному не управиться. Вскочили, насторожились. Собаки залаяли.

Один, в кольчуге, спросил:

– Кто таков? Чего здесь шляешься?

Ни привета, ни ответа. Невежа, в общем.

– Дорогу потерял, – оправдался Ерофей. – Оголодал, отощал. Накормите, люди добрые.

Стражники переглянулись.

– Иди дальше. Самим не хватает.

Московит подошел ближе. От костра веяло теплом.

– А где ближайший аул? Куда идти?

Тут другой, молодой да ранний, что ближе всех стоял, пнул гостя в зад.

– Сказано тебе, проваливай.

Тут уж ничего не поделать. Даром что ли, Бурным кличут. Пришлось наказать наглеца.

Верный бердыш в седле остался, на Каурке. Ладно, обойдемся кулачками.

Развернулся Ерофей.

Юнец как стоял с ухмылкой, так и полетел вверх тормашками.

От удара по скуле.

– Ты чего безобразничаешь? – закричали остальные караульные.

И бросились на пришельца.

Из-за ближайшей кибитки вынырнули три громадных пса, тоже ринулись в свалку.

Задача по отвлечению стражи выполнена от души. Можно и развлечься.

Тот, в кольчуге, навалился первым. И получил больше всего.

Ерофей сначала пнул пса. Потом схватил парня в кольчуге, придушил, развернул, прикрылся, как щитом.

Остальные насели, осыпая градом ударов.

Собаки норовили вцепиться в ногу.

Трудно пришлось.

Он сумел уложить трех стражников. Остальные встали полукругом. Собаки скулили в сторонке, зализывали помятые бока.

Тяжко дыша, Ерофей вытер кровь со лба, огляделся. Слишком жарко здесь стало. Пора и честь знать. Стыдно злоупотреблять гостеприимством.

Московит выпучил глаза. Указал в темноту, за спины охранников.

– Гляньте, что происходит!

Дозорные тоже дыхание выравнивали. Ни один не оглянулся. Самый высокий усмехнулся:

– Старый трюк. Придумал бы чего получше.

Разинули рты, завопили. Разом кинулись на возмутителя спокойствия.

Ерофей развернулся, побежал прочь. Споткнулся о мирно лежавшего юнца. Того, что первым уложил. И сам тоже упал.

Перекатился на спину, поднял руки, защищаясь от ударов.

И вдруг дико заржал конь. Где-то неподалеку.

– Эй! – закричал один из караульных. – Это же любимый конь Орман бая!

Перестали бить, обернулись.

Конь заржал снова, ближе. Выскочил из темноты, проскакал мимо костра. Прямо через дозорных. Двоих сбил с ног. За собой волок по земле грузное тело. Привязано арканом к хвосту.

– Это же Орман бай! Я узнал халат, – закричал высокий. – Освободите его!

Стражники загудели. Побежали. Кто за конем, кто в другую сторону. Видно, за своими скакунами. Даже собаки куда-то исчезли.

У костра остались лишь лежачие. Помятый Ерофей да другие беспамятные.

– Вставай, – Заки протянул руку, помог подняться. Из воздуха, что ли, соткался?

Северянин ощупал бока. Ушибы, синяки, на животе пара царапин. Пустяки.

Пошли подальше от аула.

Дозорные шумели вдалеке.

Ерофей ковылял к коням. Заки неслышно ступал рядом.

Когда спустились в овражек, остановились. В полумраке Ерофей разглядел чужого коня. Того самого, что тащил человека. Конь зацепился веревкой за корягу, стоял, крупно дрожа. Пронзительно ржал.

Ерофей наклонился к телу. Потрогал лицо, грудь. Дыханья нет, сердце молчит. Обернулся к спутнику.

– Что за шутки? Кто-то рассказывал красивую сказку о браслетах.

Крики караульных приближались.

– Вот они, браслеты, – в руке Заки звякнул металл. В тусклом свете луны блеснули драгоценные камешки. – А бай получил свое. На него поручение пришло.

– Какое поручение? А с конем-то что случилось, мчал, как бешеный… Нешто колдовство какое знаешь?

Заки пробурчал:

– Ага, знаю… Тебе бы перца в причинное место, тоже, небось, поскакал бы, не хуже того коня.

Это, получается, он коню перец сунул под хвост, чтобы скакал, как угорелый. Ох и ловок, шельма.

– Пойдем отсюда. Стражники идут, – сказал Заки.

Ладно. Снести жулику голову всегда успеется. Ерофей захромал к лошадкам.

Залез, кряхтя, на Сивку.

Оглянулся, Заки уже сидел на своем жеребчике. Спросил нетерпеливо:

– Ты можешь быстрее?

Поскакали куда подальше. В темноте выли собаки.

Чуть погодя, когда аул остался далеко позади, Ерофей остановил лошадей. Достал бердыш. Подъехал к коварному попутнику.

– Пошто загубил Ормана? Говорил, только браслеты нужны.

На восходе светлел горизонт. Утро.

Заки улыбнулся. Хищный нос похож на клюв ястреба.

– Браслеты – плата за мою работу. Я убивец, Ерофей. Воспитан сему ремеслу в горах Персии. Бая Ормана пожелал убить некий султан из другого жуза.

– За что?

Заки пожал плечами.

– Явно не за красивые глаза. Что-то не поделили между собой.

Ерофей подумал и опустил секиру.

– Слышал я о таких делишках. При дворе московского царя тоже есть мастера тайных дел. Чего сразу не сказал?

– Я и не собирался рассказывать. Конь бая выдал. Не в ту сторону понесся.

– А куда должен был?

– Я Ормана усыпил, к хвосту коня привязал. Таково пожелание заказчика было. Сунул коню стручок перца под хвост. Чтобы не останавливался, значит. А конь взял, да и к стражникам подался.

Ерофей убрал бердыш. Тронул Сивку.

– Кабы не этот конь, меня б на куски порубили.

– Да, конь хорош. Любимый был у покойного бая. А ты чего не убежал?

– Чего-чего… сказал отвлекать, я так и делал.

Усталые кони шагом ехали по степи.

На горизонте поднималось солнце, наступала жара. Угас прохладный ночной ветерок. Душно.

Глава 8. Мальчонка

Утром, когда солнце уже поднялось над степью, Ерофей подъехал к аулу Абдикена. Ночью подремал в седле, отдохнул немного.

С Заки распрощался еще засветло.

– Найду я твоего Серке, ничего не поделаешь, – пообещал убивец. – Мне все равно где-то отсидеться надо. Весточку жду от Нияза, соратника моего, будь он неладен.

– А что так? – спросил Ерофей. – Почто товарища не уважаешь?

– Обходит он меня со всех сторон, – пояснил Заки. – А я страсть как не люблю, когда меня обгоняют. И в Чаче может вперед выйти.

– Плюнул бы на это, чего душу травить. Было бы из-за чего, а то ведь в деле вашем душегубном…

– Ох, не могу, Ерофей.

Они условились встретиться через день в ауле Абдикена, и разъехались. Ерофей за шкатулкой, Заки за Серке.

Ежели честно, Ерофей уж и не чаял увидеть Заки. Наобещал с три короба, а сам подастся по своим душегубным делам. Обгонять какого-то там соперника. Тоже можно понять человека. Чего животом рисковать ради чуждых интересов?

В общем, когда добрался до аула, проехал мимо, сразу за шкатулкой. Возвращаться к Абдикену желания не было.

Каурка устало взобралась на холм. Где-то здесь должна лежать сокровищница купца. Надо подобрать и ехать отсюда подальше.

Ерофей перерыл всю сопку, и ничего не нашел. Шкатулка исчезла. Вот ведь треклятье.

Солнце припекало. Посидел московит на земле, гадая, куда могла деться заветная коробочка. Решил позже еще раз осмотреться.

Забрался на Каурку, затрусил к аулу.

От кибиток тянуло дымом. А еще мясным бульоном, аж в животе заурчало. Собаки не обратили на путника внимания, поворчали для порядка.

У одной кибитки сидели трое стариков, чего-то жевали. Один знакомый. Тот самый, что баранью голову помогал резать. Кивнул, улыбнулся.

– Пусть Аллах осветит твой путь, Ереке! Серке сразу сказал, что ты вернешься помочь с Кокжалом. Спасибо тебе, да будет жизнь твоя полна счастья и веселья. Заходи к Абдикену, отведай угощения.

Интересно, что он скажет, когда приедет Серке и сообщит, что Ерофей отказался? Проклянет, что еще остается. К счастью, сам Ерофей уже будет далеко отсюда.

Смущенно улыбаясь, Ерофей слез с коня у кибитки. Зашел внутрь.

Самого Абдикена не было, где-то бегал поблизости по хозяйству. Но хозяйка узнала гостя, пригласила за стол. Налила в глиняную чашу ароматного бульона. В тарелку щедро нарезала куски мяса. Придвинула душистые лепешки.

Ерофей смотрел на еду, глотал слюну. Самое большое он рассчитывал на лепешку да кувшин воды. И поспать немного.

Старушка заметила колебания гостя. Удивилась:

– Чего сидишь, стесняешься? Ешь давай, мясо стынет.

Ерофей вздохнул.

– Не могу, хозяюшка. Мне бы просто хлеба и водицы испить.

– Это еще почему? Не смей отказываться. Заболел, что ли? Если не поешь, то сильно оскорбишь нас.

Московит опять вздохнул. Пробормотал: "Ну его к лешему". Принялся за еду. Хозяйка только успевала накладывать добавку.

Встал из-за стола сытый и отяжелевший. Старейшина аула так и не явился. Ерофей завалился спать, на кошме около входа.

Проснулся под вечер. Вышел наружу, осмотреться.

Солнце клонилось к горизонту. Блеяли бараны. Кто-то сердобольный успел расседлать Сивку и Каурку, дал корм.

Ерофей хотел прислониться к кибитке. Глянь, а там уже сидит мальчонка. Как там его, Жугермек, кажется. Из внучат Абдикена. Согнулся, пыхтит, возится с какой-то деревяшкой.

Присмотрелся гость и дышать не посмел. В руках сорванца утерянная шкатулка, оказывается. Нашлась-таки, негодница.

– Эй, малец, – сказал Ерофей. – Ну-ка, дай сюда эту вещицу.

Мальчишка копаться перестал. Поднял голову. Покачал. Еще и рукой жест сделал, явно неприличный.

– Не шали, малой, – Ерофей подошел ближе. – Отдай, кому говорю.

Жугермек вскочил. Отбежал в сторону. Язык показал. Завопил:

– Моя игрушка. Не отдам, – и побежал меж кибиток.

Вот ведь паршивец.

Ерофей, сопя, побежал следом.

Молокосос промчался среди юрт, чуть не сбил старуху с деревянным черпаком. Выбежал из аула, понесся к холмам. Московит еле поспевал следом. В боку немилосердно кололо.

Малец поглядывал на страдающего преследователя, кривлялся, корчил гримасы. Издевался. Была бы пищаль, пристрелил бы на месте мерзавца.

Наконец Жугермек шмыгнул в кусты. Скоро потемнеет, не потерялся бы.

– Стой, поганец, – простонал Ерофей. Что поделаешь, забежал туда же.

– А вот и не догонишь! – кричал мальчишка и крутился вокруг саксаула.

Ерофей притаился, обежал деревце с другой стороны и поймал наконец сорванца. Жугермек забился в руках, закричал:

– Отпусти, дурак! Я деду все расскажу.

Еще и укусить пытался вдобавок, поганец.

Северянин отобрал шкатулку, отодвинул мальчонку.

– Спасибо, что доставил, малец. А то я потерял было.

Волосы у мальчишки воинственно торчали вверх, сам он сверкал глазами.

– Ты хуже Шоны и Кокжала, – заявил Жугермек. – Вот вырасту, тогда отрублю тебе голову.

Ерофей усмехнулся.

А потом замер на месте.

Ибо в воздухе пролетело копье. Вонзилось мальчонке в спину, вышло окровавленным острием из тощей груди. Сбило с ног, опрокинуло наземь.

Малец забился в судорогах. Струя крови запачкала сапоги Ерофея.

Московит прижал злосчастную шкатулку к груди, не веря глазам.

Из кустов вылезли воины в пестрых одежах. Один, два, три… С десяток наберется.

– А, караванщик, – улыбнулся один. Длинные усы, голова лысая, блестит от пота, сзади тугая косичка болтается. – Как поживаешь? А мы тебя в гости заждались. Вот Кокжал обрадуется.

Жугермек всхлипнул и затих. Из раны натекла лужа крови.

– Это чей ребятенок? – спросил с косичкой. – Абикеновский? Придется теперь всех под корень вырезать. А мы хотели часть оставить, для невольничьего базара.

– А откуда они узнают? – возразил другой, рядом. Высокий, широкоплечий, глаза щелками, поверх красной рубахи кольчуга. – Караванщик молчать будет. Я ему сейчас язык отрежу.

Дальше Ерофей уже не слышал. Редко у него бывало такое, чтобы красная пелена взор застила. Пару раз в жизни, в бою. Он тогда себя не помнил.

Вот и сейчас накатило.

Рыча от ярости, московит бросился на ворогов. С голыми руками. Потому как все оружие в ауле осталось. Рвал и бил, кто только под руку попался. А потом получил по голове и окунулся во тьму.

Когда очнулся, все тело нестерпимо болело. Залит кровью, своей и чужой. Одежда порвана. Правый глаз заплыл, еле видит, пары зубов нет. Дышать тяжко, ребра сломаны. Нога порезана, кровь на штанине.

Крепко связан, только пальцами рук шевелил.

Огляделся. Жугермек лежал на том же месте. Рядом, у саксаула, валялись два бандита. Бездыханные.

Остальные столпились поодаль. Тот, с косичкой, обернулся. На лице ссадины. В руке шкатулка. Криво улыбнулся. Вот такой веселый человек попался.

– Да ты, караванщик, хуже бешеного пса. Еле одолели. Ты что, из-за мальчишки так разволновался? А что скажешь, когда весь аул раскромсаем?

Ерофей вновь зарычал.

Бандит покивал.

– Да, да, порубим на мелкие кусочки. И тебя заставим смотреть. Прямо сейчас. Эй, Жындыбас, положи его на коня.

Узкоглазый да здоровенный, тот, что грозил язык отнять, ухватил московита. Потащил за собой, поднял, бросил, как куль с мукой, поперек седла.

Поехали к аулу.

Кровь прилила к опущенной голове. Ерофей висел вниз головой, смотрел назад, больше некуда. Сквозь кусты видел Жугермека. Мальчонка лежал недвижимо, уставился в землю.

А потом пропал за густыми ветками.

Ерофей глядел на копыта коня, на сухую землю, старался не потерять сознание от боли.

По приглушенному людскому говору, собачьему лаю и дыму костров понял, что доехали до аула. Конь остановился. Ерофея стащили с седла, бросили наземь. Жындыбас поднял пленника, поставил на колени.

К пришельцам сбежался весь аул. Старики стояли молча, старухи что-то шептали, наверное, молитвы. Ребятишки выглядывали из-за взрослых. Женщин и вовсе куда-то попрятали. Впереди стоял Абдикен.

– Здравствуй, почтенный аксакал, – сказал тот, что с косичкой. – Рад видеть тебя в добром здравии.

– И тебе не хворать, Аламай.

– Кокжал очень сердится на тебя, Абдикен. Слух пошел, ты убийцу Шоны, вот этого урусута, приютил у себя. А ребята, посланные за ним в погоню, куда-то пропали.

Старик кивнул.

– Было такое. Этот человек, да опустит Аллах над ним свой покров, наш гость. Мы сидели с ним за одним дастарханом.

– А наши люди? – не унимался человек Кокжала.

Абдикен оглянулся на соплеменников. Рядом стоял Сасыкбай, с ненавистью смотрел на приезжих. Заметил взгляд Абдикена, сделал шаг вперед, сплюнул.

– Эй, Аламай! Видишь вон того ишака? Я на нем корм с базара вожу.

– Вижу, Саке, хорошо вижу. И что?

– А иди и поцелуй его в зад. Ты спрашиваешь, что сталось с вашими шакалами? Загляни в навозную кучу, мы туда их кинули.

Аламай удивился:

– Какой ты смелый, Саке! А что скажешь, если мы вам горла порежем, как баранам? Жындыбас, начни с урусута.

Ого, вроде обещали все до конца показать. Ну, да ладно. К Марфе и детишкам быстрее попаду, решил Ерофей.

Здоровяк пхнул его ногой, наклонил. Схватил за волосы, поднял голову. Поднес к горлу лезвие кинжала.

Эх, Рузи. Не получилось твою шкатулку до Чач-града довезти. Ты уж не обессудь.

Ерофей закрыл глаза, приготовился умирать.

– Погоди, не торопись, уважаемый, – вдруг крикнул знакомый голос. – Ты еще ишаку под хвост не заглянул.

Ерофей открыл глаза.

Жители аула расступились. Из-за их спин вышел Серке. В руке меч. Радостно улыбнулся, подмигнул Ерофею.

– Ух ты, да у вас защитник появился, – удивился Аламай.

– И не один, – густым басом ответили сбоку.

Глянь, а это Тауман. Тоже вышел из толпы. На две головы выше Жындыбаса будет, на плече палица.

Лезвие у горла дрогнуло.

– И про меня не забывайте, – крикнули с другой стороны.

Все повернули головы.

На арбе возле кибитки стоял Кармыс. В руке лук со стрелой. Задорно спросил:

– Как поживаешь, суровый северянин? Тебя, смотрю, нельзя без присмотра оставлять, вечно в истории вляпаешься.

Ерофей промолчал, только улыбнулся.

– Люди бесчестного Кокжала, – крикнул сзади молодой голос. – Сложите оружие и просите прощения. Может, тогда останетесь живы.

Как ни трудно было обернуться со связанными руками и сломанными ребрами, но Ерофей справился. Посмотрел вместе со всеми на безусого Атымтая, размахивающего копьем. А рядом с юношей молча скалился Беррен, в каждой руке по сабле.

– Это что такое происходит? – спросил Аламай. – Вы кто такие, тупоголовые?

– Аул Абдикена под нашей защитой, – ответил Серке. – И лучше вам…

– Да я тебе сейчас сердце вырву! – рявкнул Жындыбас.

Один из стариков рядом с Абдикеном откинул капюшон. Молодое лицо. Крючковатый нос. Усмешка. Это же Заки.

Вытянул руку. С маленьким арбалетом.

Болт со звоном ударил в доспехи на широкой груди бандита.

Жындыбас охнул, закачался. Глянул на пленника. Поднял руку с кинжалом, целя Ерофею в голову.

С той стороны, где стоял Кармыс, свистнула стрела, вошла в глаз бандита. Почти сразу другая, в щеку.

Здоровяк опустил руку, выронил кинжал. Повалился лицом вниз.

– Бей их! – закричал Серке. Бросился вперед, подняв меч.

И началась потеха.

Ерофей кубарем покатился в сторону, от греха подальше. Мимо в гущу схватки протопал Тауман, чуть не задел палицей.

Сзади вопили бойцы. Старики вокруг криками подбадривали защитников.

Московит лежал на боку, пытался встать. Морщился от боли.

Прямо перед ним упала голова одного из бандитов. Перевернулась, брызгая кровью, покатилась дальше. Торчащая шейная кость цеплялась за землю.

Какое приятное зрелище. Надо надеяться, это тот, кто убил Жугермека.

Ерофея схватили за руки, помогли встать.

– Ох и помяли же тебя, Ереке, – это, оказывается, Сасыкбай подоспел. И еще пара стариков. – Ну ничего, главное жив остался. Как говорится, кто откусывает слишком большой ломоть, может подавиться. Я уж думал, все, сейчас этот верзила тебя зарежет, как ягненка.

– Лучше бы зарезал, – ответил Ерофей. – Не уберег я мальчонку, Саке. Как теперь Абдикену в глаза посмотрю?

И повалился заново кулем на землю. Ноги не держали.

А лучше и вовсе земля поглотила бы. Все одно, лишь бы пред старейшиной и его женой не являться.

Глава 9. Всего делов-то

Когда принесли тело мальчика, почти стемнело. А с Абдикеном и вправду трудно было встречаться взглядом. Но старик ничего, сдюжил. Помолчал, сказал только:

– На все воля Аллаха, – а на смуглом виске жилка бьется, быстро-быстро, в свете факела хорошо видно.

И пошел вглубь кибиток, дела местные решать.

А вот старуха горюшко нисколько не сдерживала. Платок белый с головы сорвала, заголосила отчаянно. Другие бабки подхватили плач.

Ерофей стоял неподвижно, в руках шкатулка. Серке тронул его за плечо:

– Ты не виноват, Ереке. Не кручинься так. Когда умрем, то все до одного познаем, что мы не знаем ничего.

– Ничего, переживу, – ответил Ерофей и спросил. – Ты как умудрился всех собрать? Ведь не желали они?

Серке усмехнулся:

– Я умею уговаривать. Главное, предложить человеку то, чего он хочет. Тауман хотел побольше еды, а стрелку побольше голов скота. Они быстро передумали.

– Вовремя ты их привел, – заметил Ерофей и поглядел на рыдающую бабку.

Заки сказал:

– Иди, Ерофей, на пленном отыграйся. Может, полегчает.

И впрямь, куда угодно податься, лишь бы не слышать протяжных воплей старух. Развернулся Ерофей, пошел к кибиткам на другом краю аула.

Здесь криков тоже, впрочем, хватало. Тауман под руководством Кармыса вел дознание взятого в полон головореза. Лишь один уцелел.

Исполин склонился над раненым налетчиком, сжал горло ручищей.

– Ну же, Битбай, – уговаривал Кармыс. – Не заставляй трепетать мое нежное сердце видом своих страданий. Ты же вроде смышленый малый. Скажи, где ваше логово?

Упрямый тать хрипел и царапал землю связанными руками. Говорить не желал, мотал головой. Морщинистое лицо в крови, из бороды вырван клок черных волос.

Кармыс вздохнул.

– Видит небо, я старался изо всех сил. Но ты не понимаешь доброго слова, Битбай. Давай, Тауман, сделай ему больно. А то время теряем, ужин стынет.

Услышав про еду, гигант заторопился. Дал оплеуху, другую.

– Еще больнее, – попросил человек за спиной. Ерофей оглянулся. Рядом стоял Сасыкбай, в руке топор. – Или дай мне, он у меня живо закудахтает.

Исполин отодвинулся. Сказал:

– Я смотрю, без меня обойдетесь. Пойду перекушу немного, – и, переваливаясь, пошел к кибитке Абдикена.

– Эй, мерзейший из тварей, – позвал Сасыкбай, подходя к пленнику. – Слышишь, женщины кричат? Знаешь, почему?

Разбойник покачал головой. А потом закричал.

Потому что старик с возгласом: "Вот почему!" всадил топор ему в плечо. Вытащил, снова замахнулся. Брызнула кровь. Разбойник завопил на весь аул, в ответ залаяли собаки.

Кармыс подскочил к аксакалу, удержал руку. Покачал головой, заметил:

– Я же предупреждал, Битбай.

Сасыкбай, тяжело дыша, проревел:

– Голову сниму, сатанинское отродье! – и замахнулся заново.

Стрелок оттащил его в сторону.

– Я скажу, я все скажу, – закричал Битбай, прекратив вопить. – Наша стоянка у речки Сарысу, где раньше аул Айбас бая стоял.

– Сколько у вас человек?

Раненый пробормотал сквозь зубы:

– Около двадцати осталось.

Кармыс подошел, схватил пленника за ворот, приподнял.

– Точно? Почему так мало?

– После смерти Шоны большая часть ушла на юг. Осталось мало. Не бейте меня, пожалуйста.

Кармыс отпустил татя.

– Хорошо. Я тебе верю, – и спросил у Сасыкбая. – Нам бы водички и трав?

– Для него, что ли? – спросил старик. – Может, ему еще ноги помыть? Он нам больше не нужен. От ворона сокол не родится.

И швырнул в татя топор. Орудие пролетело мимо стрелка, и воткнулось Битбаю лезвием прямо в лоб. Пленник откинулся назад с расколотой головой.

– Ого, – удивился Кармыс. – Научи так кидать, аксакал. У вас все такие умельцы?

Сасыкбай пригладил взъерошенные волосы. Ругнулся, пошел обратно в аул.

– Жаль, Битбай не успел все рассказать, – вздохнул Кармыс. – Надеюсь, собаки его не обглодают, пока ужинаем.

И пошел, насвистывая, вслед за стариком. Ерофей постоял чуток, и побрел за ними.

Ужинали в другой кибитке, рядом с абдикеновской. Тускло горели светильники с бараньим жиром.

Собрались все семеро заступников.

Перед Тауманом уже лежала груда обглоданных бараньих костей. Остальные угощались потихоньку.

Ерофею кусок в горло не лез. Отведал телятинки немного, похрустел луковицей. И пил кумыс задумчиво.

Рядом сидел Атымтай, кидал в рот куски мяса.

– Двадцать человек? – переспросил Серке у Кармыса. – Прекрасное известие. Всего делов-то. Завтра съездим и передавим, как крыс.

– Да прям сейчас поехали, – предложил Тауман с набитым ртом. Откинулся назад, на кошму, закрыл глаза, захрапел.

– Ух ты, какая! – прошептал вдруг Атымтай.

На одну из девушек, из тех, что блюда подавали, оказывается, засмотрелся. Все они укрыли волосы и лица платками, только глаза видны. Чего он там разглядеть умудрился? Разве что цвет косынки, ярко-красный, привлек внимание.

Юноша коснулся руки девушки, она как раз взяла пустую пиалу, прошептал:

– Тебя как зовут, красавица?

Незнакомка отдернула руку, уронила пиалу. Опустилаголову, выскользнула из кибитки.

– Атымтай, – напомнил Серке. – Тебя вроде в другом ауле невеста дожидается?

Юноша потупил взгляд. А Кармыс заметил:

– Малец, а ты уверен, что под платком не старушка какая-нибудь? Видишь, как она распереживалась?

После трапезы в кибитку вошел Абдикен. Сообщил:

– Мы позаботились о ваших конях. Отдыхайте здесь, сейчас приготовят постель.

Приятели вышли из кибитки, подышать свежим воздухом. Только Тауман горой лежал на прежнем месте. Серке держал факел, освещал дорогу.

Женщины, среди них незнакомка в красном платке, прошли мимо с кошмами в руках. Атымтай очутился рядом, поскользнулся, схватился за девушку. И как бы нечаянно сорвал платок.

А там обнаружилась седовласая бабка с морщинистым лицом. Сердито выхватила косынку, проворчала:

– Осторожнее, косорукий, – и прошла в кибитку.

Парнишка засмущался, ушел в темноту.

– Я тебя предупреждал, – засмеялся Кармыс.

Ерофей добрался до постели и сразу уснул.

***
Выехали поутру, солнце еще не встало.

Кони отдохнули. Ерофей сидел на Каурке. Сасыкбай поехал с ними, указывал дорогу.

Рядом ехали Кармыс и Заки.

– Надеюсь, Абдикен не передумает из-за того, что с бандитами быстро управились, – сказал лучник.

– Ты насчет табуна в пятьдесят голов? Уговор есть уговор, – ответил Ерофей. – Мне Абдикен честным показался.

– Хорошо бы. Сейчас многие обещают, а потом пропадают. Как хотите, но если он и впрямь подарит табун, я завяжу с разъездами, – сказал лучник. – Поеду в родной аул, осяду там. А ты куда подашься, северянин?

– У меня дела в Чач-граде.

Заки поднял голову.

– И у меня есть.

– Может, вместе поедем?

Душегуб подумал, затем покачал головой.

– Нет. Лучше тебе не ездить со мной. Опасно. Да и под ногами путаться будешь.

Ерофей пожал плечами.

Когда солнце поднялось над горизонтом, добрались до Сарысу. По берегам речки тянулись густые заросли и низкорослые деревья. Потихоньку двинулись вдоль русла.

К полудню остановились у брода.

– Вон за теми холмами стоял аул Айбаса, – показал Сасыкбай.

Серке кивнул.

– Понятно, – и приказал. – Готовьтесь. Немного отдохнем и пойдем на Кокжала.

А сам вынул меч из ножен.

Ерофей зарядил пищаль и пересел на Сивку. Тауман помахал палицей, засунул в рот кусок вяленой баранины. Беррен вытащил сабли. Атымтай взял копье. Кармыс натянул тетиву лука и чуть позвенел, как струной гуслей.

Заки поехал дальше. Обернулся, пояснил:

– Я со спины привык нападать. Как начнется потеха, присоединюсь.

Сасыкбай достал топор.

– Старик, может, в стороне постоишь? – спросил Кармыс. – Твое время прошло.

– Когда голову Кокжалу снесу, тогда отойду в сторонку, – ответил дед, и добавил, по обыкновению. – Хороши дела завершенные.

Пересекли речку. Направили коней по тропке на вершины холмов.

За холмами открылась небольшая долина. В долине, в тени деревьев, у ручейка, виднелись люди в разноцветных одежах. И впрямь немного, чуть больше десятка. Рядом костерок, кибитка, кони пасутся.

– Это они, – сказал Серке.

И пришпорил Журдеку.

Отряд помчался к татям. Копыта коней подняли тучу пыли.

Их заметили, да поздно. Закричали, побежали за оружием.

На полном скаку маленькая рать ворвалась в лагерь.

Ерофей осадил лошадь, навел пищаль.

В спину ближайшему татю.

Тот успел обнажить саблю, бежал навстречу.

Ерофей выстрелил.

Грабителя отшвырнуло назад.

Рядом промчался Тауман, врубился конем сразу в троих противников.

Махнул палицей.

Ударил одного, второго.

Черепа татей треснули.

Кровь и мозги полетели во все стороны.

Сбоку подскочил еще один, пробовал ткнуть великана копьем.

Не вышло.

Свистнула стрела. Вонзилась злодею в горло. Он заклокотал, брызгая кровью изо рта. Упал.

Ерофей тем временем закинул пищаль в седельную суму. Выхватил бердыш, взялся покрепче.

Погнал Сивку вперед. Туда, где Серке верхом на коне сражался с двумя пешими бандитами.

Ерофей налетел на одного, опрокинул.

Нагнулся, вогнал секиру в спину лежащему.

Обернулся.

Серке выбил саблю у противника, рубанул мечом по шее.

Глянул на московита. Крикнул:

– Где треклятый Кокжал?

И впрямь, куда подевался? Ерофей огляделся. Лиходеев перебили, как котят. Атымтай гонялся за последними, пронзал копьем. Раненые лежали на земле, стонали. Сасыкбай раскалывал им головы топором.

Нет старшого татя. Как сквозь землю…

И тут Заки, откуда-то издалека, закричал:

– Берегись!

Ерофей глянул на вершину холма. Что за диво дивное?

Из-за сопок показались еще люди. Много, весь холм усеяли. На боку сабли, в знакомых пестрых одежах. Благо, что пехом идут, коней где-то оставили. А передом шагал давнишний детина с толстой шеей, платок белел на голове. Вот он где Кокжал, оказывается.

– Кто говорил про двадцать разбойников? – свирепо спросил Серке. – Их не меньше двух сотен.

Кармыс опустил лук.

– Попутал нас Битбай. Обманул, как детей.

Тут и Кокжал заметил неладное. Заревел, побежал к незваным гостям. Остальные следом за ним.

Серке крикнул:

– Уходим. Их слишком много.

Развернули коней. Поскакали прочь. Сасыкбай на ходу оглянулся, погрозил ворогам топором. Лезвие испачкано в крови.

Глава 10. Колья

Поначалу все молчали. Трудно обсуждать дела, когда солнце высоко в небе и напекает голову. Пот лился ручьем.

Хорошо, что люди Кокжала большей частью пешие оказались. И погоню не отправили.

Ерофей погладил Сивку. Глянул на коня Таумана. Бедное животное устало вздымало бока.

Устроили привал в тени карагача.

Серке выпил воды, передал бурдюк Беррену. Спросил:

– Как получилось, что вас обманули, Кармыс?

– Битбай тертый малый оказался. На ходу сочинил, – ответил лучник. – Я его хотел подробнее расспросить, но не успел. Саке-ата взял, и выбил ему мозги топором.

Серке посмотрел на Сасыкбая.

– Зачем вы убили пленного? Видите, чем все обернулось? Если бы Заки не предупредил, нас бы всех там перебили, как щенков.

И добавил для московита:

– Ереке, я думал, ты бывалый человек. Мог бы проследить, чтобы пленного опросили как следует.

То есть, разом на всех налетел. За что и поплатился.

– А что ты хотел? – рассердился Сасыкбай. – Змея от своего яда не погибает. Целоваться с ним, за дастархан усадить? Забыл, что они с ребенком сделали? А с моей…

И запнулся.

Но батыр не поддался.

– Саке, мы на войне. Деремся с людьми похуже зюнгар. И пленных надо хорошенько дознавать, прежде чем рубить. Вы чересчур печалитесь по павшим от рук Кокжала. А надо…

Дед махнул рукой.

– Отстань, Серке. Ты человек чужой, пришлый. Тебе все одно наше горе. Нас всех на куски порежут, а ты дальше пойдешь, к хану, славу искать.

Витязь потемнел лицом.

– По-твоему, значит, я ради почета людей собрал и за вас вступился? Буду стоять и смотреть, как вас истреблять будут?

– Иблис его знает, – пробормотал Сасыкбай. Поднялся, кряхтя, пошел к коню. Залез в седло, поехал прочь в гордом одиночестве.

– Да уж, – сказал Кармыс и сплюнул. – А старики-то немного не в себе, вам не кажется?

– Плохи дела, – согласился Заки.

А Тауман сказал:

– Поехали быстрее, я проголодался.

Серке забрал у Атымтая пустой бурдюк, привязал к седлу. Тоже вскочил на коня. Поехал к аулу.

– Сдается мне, при таких делах я могу остаться без табуна, – задумчиво сказал Кармыс. – Может, двинуть отсюда подальше, пока не поздно?

– Как можно? – удивился Атымтай. – Мы же дали слово. Жители аула надеются на нас.

Кармыс улыбнулся:

– Эх, молодость… – и пошел к коню.

Беррен прекратил упражняться с саблей, и последовал за ним.

– Тяжко вам придется, – покачал головой Заки. Заметил взгляд Ерофея, пояснил. – Я, в случае чего, могу скрыться. А вот вам головы снимут, как пить дать.

Остаток пути до аула все молчали, будто языки проглотили.

По дороге, откуда ни возьмись, к ним прибился толстый щенок. Кармыс пнул его было, но Тауман не дал зверька в обиду. Положил в огромную длань, слушал тонкие повизгивания, радостно смеялся. Так и привез с собою.

Когда добрались до стоянки, то удивились холодному приему. Никто не вышел встречать с хлебом да солью. Даже собаки, казалось, попрятались по норам.

– Нас кормить будут? – встревожился Тауман. – Мой Акбасик кушать хочет.

Это он так щенка прозвал. Тельце у собачки черное, а голова белая.

– Тебя самого легче прикончить, чем прокормить, – простонал Кармыс. – А теперь еще и псину твою.

– Он много не просит, – насупился великан.

– Сейчас разберемся, – и хмурый Серке поехал к кибитке Абдикена.

Ерофей расседлал лошадей. Беррен поплелся в сторону. Подошел к дереву, принялся метать кинжалы в ствол.

– Он когда-нибудь отдыхает? – спросил Кармыс.

Серке вышел из кибитки, позвал товарищей.

– Неужели за стол зовет? – оживился Тауман.

И впрямь, сели трапезничать. Сердитые старухи разносили блюда с мясом и чашки с кислым молоком. Кармыс сидел по левую руку, заметил женщину с красным платком, с улыбкой показал на нее Атымтаю. Юноша сердито отвернулся.

– Эй, большеголовый, – вдруг закричала одна бабка. – Ты чего в дом собаку притащил?

Это она Тауману. Тот усадил щенка рядом с собой, давал куски мяса.

– Он тоже кушать хочет, – ответил великан.

– Ну, так покорми на улице. Чего сюда привел? Еще усади его на почетное место.

Тауман только крепче прижал щенка к себе.

А Ерофей сказал только, глядя на Серке:

– Колья.

Батыр обгладывал грудинку. Почувствовал взгляд, посмотрел на московита.

– Чего? Какие такие колья?

– Ежели хотим выстоять супротив Кокжала, надо дозор возводить, – пояснил Ерофей. – Колья тесать, тын ставить. Ров копать. Тогда удержим аул.

– Это как? – спросил Кармыс.

– А вот как, – Ерофей отодвинул тарелки, освободил место на скатерти. – Место для крепости зело удобное у нас. На холме. Речка неподалеку. Вот здесь надо ров копать. Вокруг колья выставить, ямы с ловушками. Как пойдут тати, их кони здесь застрянут. Стрелами из-за укрытий засыпем.

– Мы обычно просто повозки переворачиваем, связываем меж собой, – задумался Серке. – И ставим вкруговую. Так и бьемся против превосходящих сил.

Ерофей покачал головой.

– Зело много душегубов противу нас пойдет. Не помогут повозки. Надо крепкую оборону ставить.

– Урусут дело говорит, – кивнул Заки. – Только так сможем отбиться. В странах на заходящем солнце давно так воюют. И ничего, полмира одолели.

– Не успеем ведь, – Серке откинулся назад. – Кокжал поутру здесь будет.

– Ежели вся деревня подсобит, успеем, – заверил Ерофей.

Но когда пришли к Абдикену, старик не желал слушать.

– Идите своими дорогами, не ошеломляйте мой ум бесплодными грезами, неразумные мальчишки. Оставьте нас помирать. Вы уже и так от Кокжала бегали, вам не привыкать.

– Абдикен-ата, зачем говорить такие слова? Мы вас не оставим. У Ереке есть план, как справиться с Кокжалом.

Но старейшина заупрямился. Начал слушать предложения по защите аула, а потом прервал на полуслове.

– Значит, вы предлагаете старикам и женщинам работать, как ишакам, а вы будете командовать? Как у вас совести хватило, порождения иблиса?

– Абдикен-ата, послушайте меня…

– Мы вас кормим и поим, на одного вашего верзилу по барану за раз уходит. А вы, несносные юнцы, предлагаете нам трудиться до седьмого пота, пока вы будете лежать в тени, да обезобразит Аллах ваши бесстыжие лица?

Сасыкбай сидел рядом, подливал масла в огонь:

– Насколько хорошо вы нас защищаете, мы ощутили, когда потеряли Жугермека.

Меткий удар ниже пояса. Ерофей готов был сквозь землю провалиться.

– Кто старое помянет, тому глаз вон, – ответил Серке. – С чего взяли, что мы будем стоять в сторонке? Все основные работы, конечно же, за нами.

– А мы просто будем помогать?

– Ну конечно. Вы меня знаете, ата. Если я взялся за дело, то обязательно доведу его до конца.

Абдикен задумался.

– Если так, тогда, думаю, мы можем…

В это мгновение в кибитку ворвался старик. Притащил с собой за руку девушку. С длинными черными косами, большими заплаканными глазами. Напуганная и грациозная, аки газель. На шее смятый красный платок. А следом вошел Атымтай. Серке сразу нахмурился.

– Эй, Абеке, – закричал старик. – Это уже никуда не годится. Разве я не предупреждал, чем это кончится? Погляди-ка, что натворил этот нахал!

– Что случилось? – спросил глава аула.

– Он сорвал платок с головы моей дочери.

Серке покраснел от ярости, даже в сумерках заметно. Видать, тяжко согрешил вьюнош. На родной стороне Ерофея, в царстве Московском, покусителей на честь дочерей тоже не жаловали.

– Я думал, это та самая старушка, что на меня обзывалась, – пробормотал Атымтай. – Хотел убедиться. А там оказалась…

Девушка прикрывала лицо широким рукавом.

– Задета честь моей семьи, – бушевал престарелый отец. – Будь здесь братья Гайни, они бы проучили этого несносного нахала.

Молодой нахал меж тем совсем сжался под гневным взором Серке и твердил:

– Мне нет оправдания.

Абдикен поднялся с низенького стула. Рядом встал Сасыкбай.

– Серке, я хочу, чтобы духу вашего завтра утром не было в моем ауле. Прощай. Да наставит вас Аллах на прямой путь. Если бы я не знал твоего отца Борибай-батыра, я бы прогнал вас прямо сейчас.

Серке молчал, склонив голову. Потом глухо ответил:

– Прими мои извинения за случившееся, Абдикен-ата.

Повернулся и быстро вышел из кибитки.

Ерофей и Атымтай следом.

В кибитке ругались старики и плакала девушка.

Когда Ерофей улегся спать на кошму, сразу не уснул.

Вот ведь горячий народ здесь, однако. Вроде мудрые, повидавшие жизнь люди. Завтра явятся лиходеи Кокжала, и сорванным платком дело не закончится. Обесчестят всех девушек аула.

Московит зевнул.

Ну дак что ж поделать? Каждый человек сам выбирает свою судьбу.

Проснулся на рассвете. От неясного шума. Что-то происходило снаружи. Неужто бандиты пожаловали?

Схватил бердыш, да и выскочил из кибитки, как был, в исподнем.

Светало. Весь аул шевелился разнородной работой. Стучали топоры. Скрипели повозки. Ржали кони. Старики и ребятишки копали землю.

Мимо прошли старухи, тащили на плечах бревно. Одна сердито проворчала:

– Прикрылся бы, бесстыжий. Вас там на севере приличиям не учат, что ли?

Серке издали помахал ему, подзывая к себе.

– Ереке, посмотри, как колья в землю упрятали. Достаточно незаметно? Или еще травы добавить?

Ерофей заскочил в кибитку, быстро оделся. Побежал на помощь.

Вот ведь народ. Не могли пораньше разбудить, нелюди.

Глава 11. Стычка

К утру вокруг аула вырос тын. Ров выкопали неглубокий, людей и времени мало. Зато укрыли хорошо. Издали ни за что не разберешь.

Выпили поднадоевшего кислого молока, сели в тенечке. Старички да детишки в кибитках скрылись, на кошме отдыхать.

Беррен, неугомонный, взялся за ножи, принялся кидать в ствол дерева. Да еще и повизгивал ликующе, всякий раз, как в цель попадал. Кармыс поглядел на товарища, почесал спину, больную после ночных трудов:

– Ох, и заноза же ты, в заднице, Беррен. Посидел бы немного, отдышался, что ты глаза мозолишь?

Но Беррен не обратил внимания на стоны лучника. В очередной раз кувыркнулся задом наперед, радуясь точному попаданию.

– Ишь ты, молодец какой, – подивился Тауман. Почесал щенку пузо, покачал головой. – Заки, ты так сможешь?

Душегуб поглядел на Беррена, тонко усмехнулся. И заявил во всеуслышание:

– Да я с закрытыми глазами, и то лучше кину.

Беррен перестал метать ножи. Нахмурился, подал ножи убивцу. Замычал проникновенно. Дескать, давай, дерзай, ежели такой меткий.

Заки глаза прикрыл, ножички на руке взвесил. Помедлил самую малость, да и ухнул клинки в злосчастное дерево, одно за другим.

Да только все наперекосяк пошло. Первый нож, положим, в дерево угодил. Правда, выше гораздо, чем надо. А вот другой и вовсе отлетел. Рядышком с Ерофеем в землю воткнулся. Еще и в земле чуток колыхался, треклятый, в дрожь вводил.

Засмеялся Тауман. Беррен еще раз кувыркнулся, а Кармыс заметил:

– Эх, а я хотел было на тебя свой табун поставить. Так уверен был.

Великан сказал:

– Нет у тебя табуна, как ты на него спорить можешь?

Взъерепенился Кармыс. Нахохлился, тощая фигурка ощетинилась уголками рук и ног.

– То есть, что значит нет? Что же, по-твоему, слово Абдикена меньше навозной жижи стоит? Не даст ничего, обманет, как ребенка?

А Таумана, как назло, бес противуречия сегодня одолел. Великан поднял толстый перст с волосиками посередке и грязным ногтем.

– Моя бабушка говорила, не дели шкуру неубитого барана. Что будет, ежели нас Кокжал одолеет? Ты думал об этом?

Кармыс вскочил с травы, забегал туда-сюда. К штанам сзади, к худому заду, прилипли комочки земли.

– Чтоб отсох твой поганый язык, толстое вместилище отбросов! Чтоб ты подавился бараньей костью и лошадиным копытом! Кто еще считает, что мы не справимся с Кокжалом?

Поглядел на других, поочередно. Беррен снова метал ножи. Тауман с Акбасом играл. Серке лежал на спине, малахай на лицо надвинул.

Ерофей промолчал. Засунул в рот травинку, погрыз чуток.

Заки сказал, глядя в сторону:

– Если они разом накинутся, никакие колья не помогут.

Серке ответил:

– Пусть все сразу приходят. Быстрее с ними расправимся.

В общем, не дело это.

Заки поднялся, пошел к кибиткам.

– Что-то скучно у вас стало. Пойду, повеселюсь в другом месте.

Кармыс пошел следом. Обернулся на ходу, обронил:

– Позовите, когда сопли вытрете. А то смотреть тошно.

Зато Атымтай не горевал. Юноша привстал, яки гончая, учуявшая добычу. Ерофей проследил за его взглядом.

Из аула к ручью поодаль вышли три девушки. Полоскать белье, вроде бы. И одна из них Гайни. Та самая, зеница ока вчерашнего старика, любительница красных тканей. Задорно улыбалась шуткам подруг.

– Я, это… Насчет ловушек надо предупредить, – парень вскочил, помчался к девушкам. Эх, молодо-зелено. Будет так дальше кобельничать, отрежут все к чертям. И скормят собакам.

Ерофей улегся было на сыру землю, подремать. Но услышал крики. Поморщился, приподнял голову. Так и есть. Отец красны девицы явился, заметил Атымтая. Аки цербер какой-нибудь. Хотя, судя по томным взглядам, что девушка бросала на юного соблазнителя, аксакал беспокоился не зря.

– Что же такое? – вопил старик. – Стоит на миг оставить дочь, а этот бесстыдник тут как тут.

– Зря вините, я хотел предупредить… – пытался объяснить Атымтай. Куда там. Старик видел его насквозь. Погрозил кулаком, схватил девушку за руку, потащил в аул.

– Не смей приближаться к моей дочери, шайтаново отродье. Последний раз предупреждаю.

– Слушай почтенного Буркана, Атымтай, – загремел вдруг голос рядом.

Ерофей оглянулся. Оказывается, Серке тоже отвлекся на крики старца. Привстал на локте, шапка на землю упала.

Юноша услышал окрик предводителя. Понуро вернулся.

А Серке заметил неподалеку Абдикена. Прошептал проклятье. Встал, пошел к старейшине. Рядом с Абдикеном еще трое стариков, целое посольство отрядили.

– Что, батыр, твои люди продолжают шалить, приближая свои души к огненной пропасти? – спросил Абдикен. – Прохода не дают девушкам.

– Это он просто подошел, – хмуро пояснил Серке, – про колья напомнить.

– Кстати, о кольях. Вот, Ултарак считает, что эти ямы и засады нас не спасут. Только разозлят разбойников еще больше.

– И что предлагает наш достославный Ултарак? – спросил Серке. – Выйти в чисто поле и грудью встретить Кокжала? Может, легче самим себе головы отрубить, чтобы не утруждать его особо?

– Брось смеяться. Лучше послушай старших. Давай отправим твоего мальчишку к бию Бердыбеку. Три дня пути. Он приедет сам или отправит помощника. Разобраться. А когда…

– Абдикен-ата, когда он вернется, от аула останутся головешки.

Старик рядом с Абдикеном взмахнул руками.

– Говорил я тебе, Абеке, что ему лишь бы славу в бою добыть. Даже ценой наших жизней. Когда бык падает, над ним поднимается много ножей. Видишь, даже за помощью послать не хочет.

– Ултарак-ата, послушайте…

– Эх, с тобой без толку разговаривать.

Ерофей отвернулся. Ему взгрустнулось. Марфа чего-то вспомнилась, детишки. Далеко они сейчас, за сотни верст отсюда. А он, неровен час, сложит голову на чужой стороне, среди нехристей.

Тауман чесал Акбасу брюхо. Щенок лежал на спине, жмурился. Мимо пролетел шмель. Собака открыла глаза, щелкнула зубами.

Серке и деды продолжали препираться.

А чего это Беррен застыл на месте, с занесенным ножом в руке?

Ерофей проследил за его взглядом и вгляделся в верхушки холмов. Заметил темные фигурки всадников, облачка пыли из-под копыт.

– Враг идет! – закричал кто-то в ауле. Тоже глазастые нашлись.

Ну, наконец-то. Явился Кокжал, не запылился.

Московит побежал к лошадкам. Каурка заржала, запряла ушками. Да, да, милая, знаю. Много кровушки сегодня прольется.

Выхватил пищаль да бердыш, накинул на плечо суму с боевыми припасами.

Помчался обратно, к повозкам, сваленным около прохода через частокол.

Здесь уже стоял Тауман, почесывал затылок рукоятью палицы.

Атымтай, с копьем в руках, глядел сквозь ограду на скачущих все ближе татей. Безусое лицо бледное, нижнюю губу прикусил.

Тут же и Серке. Надел шлем, повязал кольчугу.

Обернулся, спросил:

– Где Кармыс и Заки?

Ерофей буркнул:

– Почем мне знать? – и принялся пищаль налаживать. Готовить к стрельбе. Авось повезет, Кокжала удастся завалить.

Конные все ближе. В клубах пыли мелькали темные халаты и шапки.

– Это сколько их? – спросил Серке. – Всего три десятка будет.

И впрямь, немного. Чтобы вырезать аул, хватит. Видать, Кокжал посчитал, достаточно.

На подходах к аулу бандиты подняли луки. Прямо на скаку стрелять собрались.

Но не вышло.

Передние кони вместе с всадниками повалились в ров. Поверху накрытый кустами и землей.

– Ай, как славно! – закричал Атымтай.

Человек пять в западню угодили.

Кони ржали в ямах.

Задние остановились. Не ожидали сего многомудрого коварства.

Бахнула пищаль.

Бандит рядом с Кокжалом вылетел из седла.

– Мимо, – разочарованно протянул Серке. – Куда наш мерген запропастился?

С десяток стариков и мальчишек высунулись из-за ограды с натянутыми луками. Свистнули стрелы, да мало толку. Только две угодили в цель.

Лиходеи отъехали назад. Видать, заробели. Кокжалу для острастки пришлось зарубить одного.

После этого всадники преисполнились храбрости. Перестроились. С криками помчались в новую атаку.

Перескочили через ров. Приблизились к проходу, закрытому поваленными на бок повозками и жердями.

Вскинули луки. И давай стрелять. Гораздо точнее, чем жители аула. С десяток стариков и трое мальчишек, постанывая, отошли от ограды, со стрелами в плече или боку.

Кокжал, как раненый зверь, подскочил к ограде. Свирепо потряс повозку, попытался оттащить в сторону. Ему на помощь кинулись еще четверо разбойников.

Атымтай просунул копье, кольнул одного в шею. Бандит заклокотал кровью, упал под копыта коня.

Беррен метнул нож. Попал другому разбойнику в глаз, тоже выбил из седла.

Тауман встал в полный рост, перегнулся через проход, ударил третьего палицей. Расколол голову на мелкие части, как орех.

Размахнулся еще раз. И тут ему в грудь впились стрелы, одна за другой.

Великан зарычал, откинулся назад.

Повозки в проходе затряслись от усилий лиходеев.

– Тащите, тащите! – кричал Кокжал. – Вырвем печени этим ублюдкам и скормим псам.

Ерофей перезарядил пищаль. Отбежал подальше на пригорок, чтобы взять проказника на мушку. Прицелился.

Выстрелил.

Кокжал дернулся. Лицо кровью покрылось. Завалился на шею коня, тот понес его прочь. Неужто в голову попал?

Что там дальше с верховодом стряслось, непонятно. Московит и сам на виду оказался. В него тоже послали стрелы. Одна ударила в грудь, по панцирю. Больно, прям по сломанным ребрам. Вторая вонзилась в ногу. Вот ведь мордофили сиволапые.

Хромая, забежал под прикрытие тына.

Тати трясли повозки на воротах еще сильнее. Казалось, сейчас оттащат в сторону, и ворвутся в аул.

– За мной, – крикнул Серке. – Руби их.

Полез через преграду. Уронил шлем, даже не заметил. Вылез наружу, прыгнул в самую гущу ворогов. И давай махать мечом в разные стороны.

За ним вскарабкался Беррен. Следом Атымтай.

Тауман тоже попробовал, да не справился. Повозка не выдержала его веса, подломилась. Гигант опрокинулся назад. Из ран на груди текла кровь. Щенок прыгал рядом, звонко лаял, тряс лохматыми ушами.

– Ерофей, помоги, что стоишь, – взревел великан.

За повозками, там, где сражались товарищи, дико завопили. Оттуда взлетела отрубленная рука, упала внутрь ограды. На ней остался кусок красного рукава. Кто-то из татей лишился конечности.

Бывший стрелец подбежал к Тауману, помог взобраться на повозки. Силач перевалился наружу. И с диким ревом вступил в бой.

Негоже отсиживаться в уголке, пока соратники против рожна поперли. Поднатужился Ерофей, стрелу из ноги вырвал. Скрутил повыше раны веревкой, дабы кровь замедлить. Бердыш схватил, но вверх не полез.

Еще чего. Вон, сбоку в ограде, прореха еле заметная.

Московит протиснулся сквозь тын, напал на супостатов с краю. Откуда не ждали.

Хватил по спине одного, задел по плечу другого.

Третий готовился ткнуть Таумана саблей, отвлекся на Ерофея. Завизжал, повертел оружием. Замахнулся.

Ерофей пригнулся, ударил по ногам. Отрубил одну, противник закричал, повалился. Кровь хлынула из обрубка.

– Пошло веселье, – пробормотал Ерофей, отер лицо и пошел дальше.

Хотел было ударить еще одного кокжалова прихвостня. Тот рядом стоял, бился с Берреном.

Но вдруг мимо пролетел топор. Стукнул татя по шлему. Со звоном отскочил. И тюкнул северянина по лбу. Хорошо, что тупой стороной, а не лезвием.

Пошатнулся Ерофей. Осел на колени. Оглянулся, узнать, кто топор кидал. Ну, конечно, кто еще. Сасыкбай.

Старик стоял на повозке. Виновато развел руками.

Ерофей повалился лицом вперед. Заметил, как Беррен зарубил оглушенного врага.

А еще рана опять разболелась. И чего, спрашивается, полез наружу? Стрелял бы изнутри. Попугал бы басурман, с огнестрелом малознакомых.

В общем, невеселые мысли в голову полезли. Прикрыл Ерофей глаза, немного забыться хотел.

Но тут крики дикие послышались. Расхотелось в сон впадать. Он осмотрелся. Все так же, лежа, брюхом вниз.

Дружно, оказывается, побежали лиходеи. Как зайцы от псов. Не выдержали, значит. Хорошо.

Лежал московит блаженно, нежился. Голова в тумане, из раны кровь хлынула.

Услышал, как Серке рядом остановился, поинтересовался:

– Что это с Ереке стряслось? Жив ли?

И прежде, чем ему ответили, издалека закричал какой-то постреленок:

– Серке-батыр, быстрее! Бандиты на аул с другой стороны напали. Ваши люди еле держатся.

Где уж здесь до раненого северянина. Услышал Ерофей топот. Забыли про него. Помчались на выручку. Серке на ходу кому-то объяснял:

– Это, наверное, Заки и Кармыс дерутся. Вот почему их тут не было.

Ох и больно же. Мочи нет.

А Серке крикнул, уже издалека:

– Сасыкбай-ата, останьтесь, помогите Ереке.

Не оставил все-таки, молодец. Теперь и забыться дозволено. Закрыл глаза Ерофей. Окунулся в беспамятный сон.

Глава 12. Молодо-зелено

Очнулся северянин вечером. Двинулся, зубами заскрипел от боли. Тело изранено, еле шевелился.

Повертел головой. Полумрак. Справа от него на кошме Заки. Голова обмотана белым тряпьем, на ткани темные пятна крови. А дальше кто лежит?

Приподнялся Ерофей на локте, поморщился. Тощий силуэт, угловатый череп, длинный лук. Ясно дело, стрелок. Лежал рядом с Заки, постанывал. Видать, крепко досталось.

Встал Ерофей. Отпил воды из кувшина. Вышел из душной кибитки.

Солнце село. Небо темно-синее, ранние звездочки подмигивают.

– Ну как, урусут? Очухался?

Оглянулся Ерофей. Оказывается, у кибитки Сасыкбай сидел.

Кивнул. Сел рядом. Старался дышать потихоньку, рану не бередить.

– Сейчас ужин принесут, перекусишь.

Помолчали.

Старик наклонился, выплюнул насвай.

– Молодцы вы, ребята. Отбились от Кокжала. Ты еще и пулю ему в лоб залепил.

Ерофей молчал. Прикрыл глаза, на стену кибитки откинулся.

– Славное дело сделали. Как говорится, даже мелкие пташки в нашем краю становятся орлами! Хорошо, все живы остались.

Неподалеку замычала корова.

– Ты куда путь держал, Ереке? В Чач, кажись?

– Да.

– Отлежись у нас поначалу. Сразу не уезжай.

– Еще невестимо, уцелеем ли, – пробурчал Ерофей.

– Как это? – удивился Сасыкбай. – А кто нам еще грозит? Ойраты, что ли?

– Мы с Кокжалом еще не закончили.

Старик хрипло засмеялся.

– Остынь, Ереке. Кончился Кокжал. Ты настоящий батыр. Сначала Шону завалил, потом Кокжала. У вас на севере все там такие умельцы?

Ерофей покачал головой.

– Ничего не кончено. Кокжал жив. И скоро опять придет.

– Кокжал трусливая тварь, может только с женщинами и детьми драться. На низкую стену любой взберется. А он получил отпор, теперь не сунется.

– Он придет, – терпеливо повторил Ерофей. – Надо готовиться.

Сасыкбай вздохнул.

– Хотите еще полежать на наших корпешках, пощупать девушек, всех баранов съесть?

Ого, такого Ерофей не ожидал.

– Аксакал, ты чего злой такой? Тебе старушку под бок надо, полегчает.

Старик отвернулся.

– Если бы кто другой про старуху сказал, Ереке, а не ты, я бы его пинками прочь погнал. Что ты знаешь о моей старухе? Или тебе уже напел кто-то из наших?

– Ничего не знаю.

Сасыкбай помолчал. В темноте его лицо еле виднелось.

– Шона двух моих дочерей забрал. Натешился вдоволь, а они в реку бросились. Не выдержали сраму. Моя жена лицо ему расцарапала, не хотела дочерей отдавать. Он и приказал ее привязать к хвосту коня и отправить в степь.

– Неужто можно так с людьми? – спросил Ерофей. Оказывается, у других еще хуже бывает, чем погибель всей семьи от хвори.

– Можно, оказывается. Барабан уже привык к ударам. Я тогда в отъезде был. Сын мой на войне с ойратами погиб, защитить семью некому было.

– Ты, это… Крепись, старик.

– Да, я еще крепкий. Не берет меня смерть. Жаль только, что это не я убил Шону и Кокжала. Своими руками.

– Послушай, Сасыкбай. Кокжал еще жив. А вы уже хотите выгнать нас из аула. Что будете делать, коли они вернутся? С чего вы так взъелись на нас?

Дед повернулся, спросил, глядя исподлобья:

– А вы точно отличаетесь от Кокжала?

Ну, это уже чересчур, пожалуй. Поднялся Ерофей с кряхтением, хотел в кибитку войти.

– А что, разве не так? Вон, ваш мальчишка опять куда-то побежал. Не иначе, как Буркановой дочке под платье залезть. Не уймется никак.

Остановился Ерофей. Пошел искать Серке. Пусть вразумит несмышленыша. Не то и впрямь разъяренные старички вытурят их из деревни.

Аул еще не спал. На привязи ржали лошади. Как там Сивка да Каурка поживают, кстати?

Возле кибиток дымили казаны. Женщины жарили лепешки. Одна старушка заметила Ерофея, угостила ароматными кругляшами, дала кислого прохладного айрана.

Перекусил московит, пошел дальше.

– А, Ереке! – закричал какой-то старик, выйдя из кибитки. – Ты чего хмурый такой? Давай праздновать победу над проклятым Кокжалом, да поразит тарантул его черное нутро.

Ерофей глянул в кибитку через откинутый полог, заметил внутри Буркана, отца Гайни. Заторопился.

– В другой раз, почтенный. Я Серке ищу, знаешь, где он?

– Как где? Опять с Абдикеном, что-то обсуждает.

Ну конечно, где еще ему быть?

Ерофей пошел к большой кибитке старосты. Откинул полог на входе, шагнул внутрь.

Серке и впрямь оказался здесь. Разговаривал с Абдикеном и тремя другими старцами. О том же, о чем и Ерофей с Сасыкбаем говорил. Обрадовался северянину, спросил:

– А вот он то же самое скажет, я уверен. Как думаешь, Ереке, сломили мы Кокжала окончательно?

Ерофей потрогал повязку на ноге, поморщился от боли. Отодрал окровавленную тряпицу. Покачал головой.

– Конечно же, нет. Он жив. Скоро придет сюда.

Абдикен недовольно скривился.

– Я своими глазами видел, как урусут прострелил мерзавцу голову. Он подох, как бродячий пес. Его шайка разбежалась.

Серке махнул рукой.

– Легче повернуть вспять Коксу, чем переубедить упрямца. Сколько вы даете нам времени?

Абдикен глянул на других стариков.

– Три дня. Потом ты и твои люди должны уехать из аула.

В кибитку вошел отец Гайни. Беспокойно спросил:

– Кто-нибудь видел мою дочь?

Началось. Жаль, не успел предупредить Серке.

– А где ваш молодой козлик? – спросил Буркан у батыра. – Случаем, не увязался за моей дочерью?

Серке нахмурился.

– Буркан-ата, мои люди славно воевали сегодня за ваш аул. Атымтай хорошо дрался, и сейчас отдыхает после боя.

– Никогда не поверю лживому молокососу. Он спит и видит, как обесчестить мою дочь.

– Мы можем прямо сейчас проверить, чем он занимается. Ереке, Атымтай спал в одной юрте с вами. Ты видел его, когда уходил?

Все глядели на Ерофея. Он замялся.

– Ну, как сказать… В кибитке было темно. Я не заметил парня.

– Я хочу видеть его! – закричал Буркан.

Вышли наружу. Старики гурьбой направились к кибитке, где лежал Ерофей. Серке подошел к московиту.

– Тебе кумыс в голову ударил? Что значит, не заметил?

– А то и значит. Нет Атымтая. Сасыкбай видел его с дочкой Буркана.

Серке пробормотал проклятье и поспешил вслед за стариками.

Ерофей присел отдохнуть.

Рядом махал хвостом небольшой песик. Выпрашивал угощенье. Белоголовый. Это же любимец Таумана. Куда подевался сам великан?

Ерофей погладил щенка. Присел на землю, закрыл глаза. Раны побаливали, не хотелось двигаться. Хорошо снаружи, свежо, ветерок обдувает. Не то, что в душной кибитке. Коли удастся поспать, раны затянутся. Марфа всегда говорила, что болячки на нем заживают, как на собаке.

Подремал немного. Услышал, как его зовут, недовольно вздохнул.

Встал.

Из мрака вынырнул Серке. В руке горящий факел. Рядом Абдикен.

– Ереке, где ты был? Видел, куда пошел Атымтай?

– Нет. Что я, следить за ним должен?

– Поймаю, поотрываю все, – пообещал Серке. Щенок Таумана тявкнул и отбежал в темноту.

– А где Тауман? – спросил Ерофей. – Мне кажется…

Где-то вдалеке послышался глухой рев. То ли быка, то ли человека.

– А вот и ваш обжора, – пробормотал Абдикен. – Чего он разорался? Неужто проголодался?

К реву прибавились тонкие крики. Вдобавок в той стороне, где шумели, вспыхнуло красное пламя.

Серке поглядел на Ерофея. Московит сразу догадался, в чем дело. Заковылял в свою кибитку, крикнул:

– Я за оружием.

Серке побежал на крики. Обернулся на ходу:

– Поднимай наших, без них не справимся.

Абдикен растерянно топтался на месте.

Ерофей дохромал до кибитки. Пищаль заряжать времени не было. Крики с окраины аула все громче. Главное, чтобы тати не прорвались в аул.

Вбежал в кибитку, нашарил бердыш. Второпях задел лежащего человека. Тот застонал. Наклонился, потряс за плечо. Это был Заки.

– Вставайте. Кокжал опять напал.

– Чтоб мне сдохнуть, – пробормотал Заки, и отвернулся.

– Где Беррен?

Чуть дальше лежал Кармыс. Он тихо сказал:

– Северянин, в этот раз без нас обойдетесь. Ты знаешь, сколько Заки крови потерял?

Ерофей отдышался. Ответил:

– Ладно. Обойдемся.

– Эй, северянин, не обижайся. У меня стрел не осталось. А Беррен уже там, наверное. Его хлебом не корми, дай подраться.

Ерофей вышел из кибитки. Рана открылась, по ноге потекла кровь. Жаль, не удастся сегодня отдохнуть.

Припадая на больную ногу, побрел на крики и зарево пожара.

Когда добрался, увидел, что дело плохо.

Бандиты, видно, сумели просочиться сквозь частокол в темноте. Несколько человек. И, на беду, наткнулись на Таумана. Теперь лежали на земле со свернутыми шеями.

Остальные пытались прорваться через повозки, сваленные в кучу у прохода. Тауман, Беррен и Серке отбивались. Старики и женщины кидали камни в ночных гостей. Рядом полыхали две кибитки, освещая схватку.

На глазах Ерофея разбойник змеей прополз через тын, с воплем бросился на Беррена. Со спины. Благо, что московит успел подсобить. Взмахнул алебардой, перерубил лиходею шею.

Беррен обернулся, кивнул благодарно.

Тауман снова взревел. Оказывается, один из раненых им бандитов изловчился, подполз к гиганту. Приподнялся на локтях, впился зубами в ногу.

Тауман повернулся, схватил кусаку. Оторвал от себя. Поднял одной рукой, с хрустом вывернул голову. Швырнул в двух татей перед собой.

Рыча от ярости, схватился за повозки на входе.

– Не трожь! – закричал Серке.

Поздно.

Великан раздвинул телеги. Лиходеи еще ползли по ним.

Выбежал за проход. Только огромный силуэт виднелся в темноте. Поднял и опустил руку с палицей. И так несколько раз. Слышались глухие удары и стон жертв.

Серке зарубил противника. Пробормотал вслед великану:

– Что за глупец.

И побежал наружу.

Ну что же. Здесь, в ауле остались только несколько скрюченных разбойников на земле. Там, снаружи, гораздо интереснее. Вон, и Беррен помчался.

Ерофей захромал следом.

Выбрался, и сразу бросился в бой. Ударил ближайшего лиходея, перерубил ноги другому.

Его пихнули.

Московит отлетел в сторону.

Чуть не упал.

А потом остановился. Прислушался. В темноте неподалеку слышался топот ног множества людей.

Что за звуки?

Повернулся к степи.

Сжал бердыш покрепче.

Кто-то из аула выбросил за ограду пылающую головню. На миг осветилось все пространство перед тыном.

Оно оказалось заполнено людьми Кокжала. Готовыми к бою, с обнаженными саблями в руках. Казалось, их тысячи в темной степи.

– Чтоб мне сдохнуть… – удивился Серке.

Тауман застыл на месте.

Разбойники завопили разом. И бросились на защитников аула.

– Назад! – закричал Серке. – Уходим обратно.

Изогнулся, рубанул татя перед собой мечом. Схватил Таумана за рукав, потащил в аул.

Беррен, забрызганный кровью ворогов, уже бежал перед ними.

Ерофей шагнул следом.

Наступил в лужу крови.

Поскользнулся.

Упал.

Услышал, как за спиной торжествующе орут враги.

Оперся о влажную землю, пахнущую кровью, попытался встать.

И его ударили по голове.

Ерофей потерял сознание.

Очнулся, а вокруг светло. Утро уже, значит.

Он кулем лежал на седле. Поперек, лицом вниз.

Потряхивало на ходу.

Только и видно, что копыта скачущего коня. Да выцветшая трава.

Голова дико болела.

Пахло конским потом.

Руки затекли. Попробовал пошевелить, не получилось. Связаны.

Приподнял голову.

Везде, спереди и сзади, люди в пыльных халатах. Везут куда-то. Видать, на свою стоянку.

Повернул Ерофей голову чуть назад.

Ого.

Знакомые лица.

На другом коне лежал связанный джигит. Атымтай. Лица не видно, но и так понятно.

А рядом скакал конь с девушкой. Тоже связана, брошена поперек седла. Черные растрепанные косы касались земли. Гайни, дочь Буркана, кто же еще.

Что ж, с друзьями и помирать веселее. Улыбнулся слегка Ерофей, да и вновь окунулся во тьму.

Глава 13. В гостях

К полудню пересекли вброд реку. Взобрались на крутой берег, почти обрыв. Вот и стойбище татей. Добрались.

Пленников сбросили с коней. Подняли, повели на негнущихся ногах к Кокжалу.

Ерофей шел, спотыкался. Вокруг стояли люди, ухмылялись. Глянул в сторону, заметил возле кибитки косматую старуху. В руке глиняная чаша. Пробормотала чего-то, сплюнула, плеснула на пленников вонючей жижей. Достойный прием, в общем.

Возле самой большой кибитки в центре стоянки ждала группа людей. Впереди горой возвышался Кокжал. Голова обмотана окровавленной тряпкой. На плотном туловище рубаха, закатанные до колен штаны, сапоги.

– Жив-таки, что я говорил, – тихо сказал Ерофей.

Предводитель отряда, что напал ночью, поведал Кокжалу о налете. Тот слушал, хмурился.

Потом заметил пленников, улыбнулся. Во рту не хватало передних зубов. Шагнул вперед, распахнул объятия. Обнял Ерофея за шею. Провозгласил:

– Какие почетные гости к нам заглянули!

И тихо спросил:

– Слушай, поделись секретом. Кто у вас там такой бессмертный? Как ни отправлю отряд, так всех вырезают под корень?

Замер в ожидании ответа. Лицо совсем близко очутилось. Глазки маленькие, поросячьи. Глубоко посаженные. Щеки толстые, обветренные.

Промолчал Ерофей, по привычке.

Тогда Кокжал пнул собеседника в живот коленом. А когда пленник согнулся, добавил кулаком по затылку. Сказал:

– Ох и придется с тобой повозиться, чует мое сердце.

Повернулся к Атымтаю.

Юношу тоже обнял, по спине похлопал.

– Я вижу, нам подрастает достойная смена.

И ударил лбом в лицо. Так, что у юнца что-то хрустнуло. Парень завалился на спину.

Разбойники одобрительно засмеялись.

А Кокжал уже приблизился к Гайни. Отвел густые черные волосы с лица, взял за подбородок, приподнял. Полюбовался, отметил:

– Ты, красавица, вовремя приехала. Я как раз по женским ласкам соскучился.

И провел, похабник, рукой по щеке, плечам, потрогал за бедра. Гайни ударила по руке, отпрянула назад.

– Не трожь, скотина.

Кокжал улыбнулся.

– А ты норовистая кобылка. Это интересно. Ничего, я тебя скоро объезжу. Как настоящий мужик, не то, что твой молокосос.

Его люди снова засмеялись.

Ерофей, хрипя, попробовал встать. Остался на коленях. Дальше не получалось. Воздух со свистом выходил из легких.

Кокжал подошел к нему. Здоровый, аки бык, солнце заслонил.

– Ты хороший боец, урусут. Я видел, что ты сделал с Шоной. Меня чуть не застрелил. Кстати, где твое гром-оружие? В ауле?

Это он о пищали, что ли?

– Где еще, там, конечно, – ответил Ерофей. – В следующий раз не промахнусь, обещаю.

– Дерзкий ты, урусут, – пожаловался Кокжал. – Давай попробуем тебя обломать.

Махнул людям.

– Тащите его в яму.

Ерофея подхватили и поволокли. Разрезали путы. Швырнули в дыру.

Дно неглубоко, в два человеческих роста. Но упал Ерофей неловко, как куль с мукой. Бок отшиб, сломанные ребра и раненая нога обожгли болью.

Услышал, как Кокжал приказал где-то сверху:

– Тащите Балгу. Посмотрим, кто кого.

Боль чуть утихла. Ерофей сел на землю. Потер онемевшие руки. Огляделся.

И впрямь яма. Небольшая, прямоугольная. Тати сверху столпились, глядят, улыбаются. Кокжал рану на лице пощупал.

Что за напасти? Землица местами сильно влажная. Кровью да нечистотами смердит.

Тати расступились, пропустили тощего верзилу. Голый по пояс, в штанах из козьейшерсти. Морщинистый, сутулый. На голове жидкие волосы. Спрыгнул в яму, поглядел на московита. Улыбнулся. Зубы острые, будто заточил намеренно.

Какие тут все весельчаки, однако.

– Это Балга, урусут, – пояснил Кокжал. – Лучший боец. Мы всех, кто к нам попал, бороться заставляем. Кто победил, тот и жив остался.

Балга весь в шрамах, жилистый. Силен. Руки длинные, до колен. Видать, давно здесь бьется.

– Вставай, урусут, – закричали разбойники. – Дерись!

Ерофей руку поднял, помотал головой. Сказал собрату по несчастью:

– Не надо, друг. Давай не будем устраивать им потеху.

Балга оскалился.

– Зря стараешься, – заметил сверху Кокжал. – Мы не кормим пленников. Едят, что придется. Обычно собачатину и трупы побежденных врагов. Балга уже давно на этом корме. Ты для него очередное блюдо.

Пригляделся Ерофей. Глаза у верзилы мутные. Взгляд безумный. Ничего не поделаешь, придется биться.

– Ну все, хватит разговоров. Начинайте бой.

Сверху швырнули саблю. Она воткнулась между пленниками в землю, закачалась.

Балга бросился к оружию.

Тати разом закричали.

Долговязый схватил саблю.

Кинулся на Ерофея.

Замахнулся.

Пришлось кувыркаться в сторону.

С раненой ногой, с изломанным телом.

Еле успел.

Развернулся Балга, снова ударил.

Руки длинные, задел чуть по спине.

Взвыл Ерофей от боли.

Скоро живого места не останется.

Подхватил на ходу горсть земли, швырнул в противника.

Моргнул долговязый, вытер лицо.

Ерофей сбил его с ног.

Уселся на грудь, сдавил.

Сабля улетела в сторону.

Балга извивался длинным телом. Пытался скинуть московита.

И сумел ведь, образина.

Задел по сломанным ребрам.

Ерофей охнул, накренился.

Балга его опрокинул. Взобрался сверху. За горло схватил, зубами у лица защелкал. Аки пес бешеный.

Волосы Балги в рот полезли.

Захрипел Ерофей, туман глаза застил.

Что делать, пришлось угомонить вражину неистового.

Обхватил руками его голову костлявую. Пальцами большими нащупал глаза. И надавил, что есть силы. Аж брызнуло чего-то.

Балга закричал, как резаный.

Ерофей сбросил его. Опять навалился сверху.

Верзила выл дурным голосом. Вместо глаз темные провалы, кровь сочится.

Хотел московит попросить его угомониться, а из горла только сип тихий лезет.

Да и бессмысленно это. Потерял давно разум Балга.

Завизжал еще громче.

А разбойники по краям ямы умолкли. И только Кокжал крикнул:

– Давай, урусут, прикончи падаль. Все равно он не жилец теперь.

Ерофей саблю поднял, занес над Балгой. Утих долговязый, перестал шевелиться. Ждал, чего там победитель решит. Хоть и одичалый, а разумеет понемногу.

Ладно, отдыхай. Опустил Ерофей саблю, стукнул рукоятью по лбу. Балга обмяк, раскинул руки-ноги недвижимо.

– Добрый ты, урусут, – удивился Кокжал. – Плохо это.

Ерофея вытащили из ямы. Кокжал подошел, похлопал по плечу.

– Хороший бой. С Балгой еще никто справиться не мог. Потешил ты нас, молодец. Не надумал еще про ваших в ауле рассказать?

Промолчал северянин. Еле стоял, качался.

– Ладно. Ты устал. Вместо тебя сейчас мальчишка все расскажет, – главарь повернулся к Атымтаю, стоявшему неподалеку. – Эй, сосунок, у тебя с этой девкой любовь на все времена?

– Не трожь, – прохрипел Атымтай. Из носа кровь течет, под глазом синяк. Рядом тать стоял, ткнул юнца тупым концом копья в живот. Охнул недоросль, согнулся.

Кокжал подошел, схватил парня за волосы. Заверил:

– Да ты не боись. Я с ней немного развлекусь, потом мои люди. Весь наш отряд. По очереди. А потом забирай ее. И идите, куда глаза глядят.

– Я тебе лично сердце вырежу, – пообещал Атымтай, глядя снизу вверх.

– Ох, напугал, – улыбнулся вожак.

Выпустил юношу, подошел к Гайни. Взял за руку.

– Эй, красавица, пойдем. Покажу двери в рай.

– Отстань от нее, – простонал Атымтай. – Я ее не трогал. Невеста это моя.

Ого, а наш сластолюбец, оказывается, и впрямь влюбился. Только зря сознался. Зачем дразнить голодного зверя?

– Сегодня отличный день, столько подарков навалило, – удивился Кокжал. – Ну, тогда пеняй на себя, сосунок. Сейчас я сделаю из твоей невесты женщину.

Гайни попробовала вырваться. Бесполезно. Бандит ударил ее по лицу, схватил за косу, потащил к своей кибитке.

Атымтай вскочил, рванулся следом. Его повалили, утихомирили ударом по голове.

Ерофей тоже шагнул было. Ближайший разбойник огрел древком копья по спине. Рухнул московит лицом вперед.

И чуть не пропустил самое важное.

Уже рядом с кибиткой Гайни сунула руку за пояс Кокжалу. Выхватила кинжал. Полоснула по руке главаря. Вырвалась, и помчалась прочь.

Рядом никого не оказалось, а Кокжал не сразу опомнился. Девушка побежала к окраине стойбища. Видел Ерофей, как светлое платье мелькает средь кибиток.

– Куда бежит, дура? – сказал один из татей. – Там же обрыв, к реке ведет. Не денется никуда.

Встал Ерофей, вгляделся.

Белое пятно отделилось от черных кибиток, добралось до края косогора, заметалось. К ней тянулись темные точки преследователей.

Ерофей посмотрел на Атымтая, лежащего без сознания. Пробормотал:

– Прыгай, девочка. Лучше уж так, чем…

И Гайни послушалась. Подбежала к прерывистой линии, бросилась вниз.

– Во дает, отчаянная, – поразился все тот же разбойник. – Там же высоко, костей не собрать.

Неужто разбилась? Сжал Ерофей кулаки, застыл на месте. Смотрел на реку. Ждал.

Кокжал и его люди собрались на краю обрыва, тоже вниз глядели. Прыгать не рискнули.

– Говорю же, сдохла девка, – решил разбойник.

И только Ерофей подумал было так же, как далеко посередине реки всплыло светлое пятнышко. Отчаянно замахало ручками, пытаясь удержаться на плаву.

– Ты смотри-ка, – опять удивился рядом тать. – Выжила. Вот только доплывет ли? Там глубоко, течение быстрое.

Гайни барахталась в воде. Потихоньку плыла к другому берегу. Но и силы теряла.

– Нет, не доплывет, – заявил разбойник. – Ослабла уже. Хотя ей чуть-чуть осталось.

Девушка, видимо, совсем утомилась. Плыть перестала. Ушла под воду.

– А что я говорил? – сказал тать. – Жаль, красивая была. Я бы ее с удовольствием…

Повернулся Ерофей, со всего маху ударил его по уху. Достал со своими разговорами. Болтун грохнулся наземь.

Нацелился было московит на другого, рядом. Думал, тот его сейчас бить будет.

Да только замер на месте.

Потому как разбойник про пленников напрочь забыл.

Глядел Ерофею за спину, на реку.

Еще и пальцем показывал:

– Это чего там делается?!

Обернулся Ерофей. Присмотрелся, да чуть не оторопел.

С другого берега, куда Гайни плыла, из зарослей, выскочили люди. Бросились в воду, подхватили девушку. Потащили на сушу. Тот, что девушку нес, настоящий гигант. Тауман, конечно, кто же еще.

Другой, пониже, на берег вылез, стал Кокжалу кулаком грозить, да всякие неприличные слова кричать. Серке, понятное дело. Дальше, в зарослях, другие люди. На конях.

Молодцы, спасли-таки девушку.

Стойбище змеиное зашевелилось. Кокжал и его подручные на коней прыгали, к реке скакали. Большая часть в погоню отправилась, только десяток остался, пленников сторожить.

Серке и другие спасители скрылись в кустах.

А Ерофей сел устало на землю. Нет больше сил на ногах стоять.

Чуть погодя услышал топот копыт. С другой стороны от речки, со степи, к опустевшему стойбищу неслись трое всадников. Впереди Беррен и Кармыс. Чуть поодаль Сасыкбай.

Оказывается, и про Ерофея с юнцом не забыли. Явились-таки, не запылились.

Глава 14. Погоня

Разбойники, что остались, тоже конников заметили. Засуетились, забегали. А вот поздно.

Еще издали Кармыс начал пускать стрелы. Вот один разбойник со стоном осел на землю со стрелой в груди, за ним другой, третий. Остальные спрятались за повозки.

И тогда налетел Беррен. С копьем наперевес. Видимо, решил поупражняться.

Низенький толстый разбойник с щитом и саблей выбежал навстречу. Думал, остановить сможет.

Ничего подобного.

Не помог щит.

Насадил Беррен татя на острие, как куропатку на вертел. Конь помчался дальше, воин стряхнул лиходея с копья. Перехватил в другую руку, коротко замахнулся, ткнул во второго. Тот как раз с воплем выбежал из укрытия.

Пролетела стрела, другая.

Мимо Беррена.

Оказывается, рядом с Ерофеем стоял тать. Целился из лука в Беррена.

Московит набросился на стрелка. Свалил, ударил по лицу. Оглушил.

Взял кинжал, подполз к Атымтаю.

Перерезал веревку. Похлопал парня по щекам, чтобы привести в чувство.

Оглянулся, что там творится у друзей.

На Беррена набежали сразу трое, махали саблями.

Пустяки.

Одному Беррен с ходу разбил саблей глупую голову. Копье обронил где-то. От других стал отбиваться, гарцуя на коне.

А потом замычал от боли. Один из нападавших изловчился и полоснул его по ноге.

Ерофей поднял бровь.

Оказывается, и Беррена можно ранить.

Взвизгнула стрела, впилась умелому татю в спину. Работа Кармыса, конечно же.

Обозленный Беррен добил второго противника.

Последний разбойник бежал со всех ног к реке.

Сасыкбай поскакал за ним.

Догнал, поднял топор, ударил по голове.

Ерофей помог Атымтаю подняться.

– Где Гайни? – спросил юноша.

– В порядке. Ее Серке забрал. Уходим.

Кармыс подъехал к ним. На худом лице улыбка.

– Как ты тут, северянин? Кокжал не сильно обижал?

– Терпимо, – ответил Ерофей. Подошел к ближайшему коню татей. Взобрался в седло лишь с третьей попытки.

Атымтай потер кисти рук, запрыгнул на другого коня.

Беррен перевязывал ногу.

А Кармыс, наоборот, слез с коня.

– Ты куда, мерген? – спросил, подъехав, Сасыкбай.

– Хочу посмотреть, как живет ваш хваленый Кокжал, – Кармыс направился к кибитке главаря. – У него много добра должно быть.

Из кибиток пугливо выглядывали старухи.

– С ума сошел? – крикнул Сасыкбай. – Сейчас остальные вернутся.

Кармыс даже не обернулся.

– Серке парень ловкий. Надолго им головы заморочит. Я пока по сундукам пошарю.

И скрылся в кибитке Кокжала.

Ладно. Придется ждать. Не оставлять же его здесь.

Время шло, а стрелок не появлялся.

– Что-то он долго. С ним все в порядке? – забеспокоился Атымтай.

– Непроходимый глупец, – буркнул Сасыкбай. – Из-за него все погибнем.

Ерофей направил коня к кибитке Кокжала.

И тут же остановил.

На другом берегу реки из-за холма появились всадники. Много всадников. Впереди Кокжал.

Заметил Ерофея, закричал. Ударил коня пятками, поскакал скорее к воде. Конные потянулись за ним.

Вернулись-таки, кровопийцы.

Беррен замычал. Сасыкбай крикнул:

– Скорее, глупец! Они вернулись.

Ерофей поморщился от боли, помчался к кибитке Кокжала. Времени не было. Пригнув голову, ворвался прямо на коне, немного запутавшись в пологе.

Сабли и щиты с драгоценными камнями, копья с бунчуком, звериные шкуры, шелковые покрывала, персидские ковры. Кое-какие вещи знакомые, из злосчастного каравана Рузи. Неплохо устроился вожак.

– Не слышишь, что ли? Кокжал близко.

Кармыс копался в огромном железном сундуке. Рядом сложил горкой золотые браслеты, ожерелья и серьги. На Ерофея не обернулся.

– Уходим, Кармыс.

– Еще чуть-чуть.

– Ты спятил? Хватай, что можешь и побежали.

– Сейчас.

Ерофей подъехал ближе, наклонился, схватил стрелка за плечо.

– Поехали или силой заберу.

Кармыс вырвался. Отскочил в сторону, выхватил кинжал из-за пояса.

– Не подходи. Тут столько богатств, нам всем до конца жизни хватит.

– Кокжал близко, – повторил Ерофей.

Вгляделся в блестящие глаза Кармыса. Понял, что настаивать бесполезно.

– Езжайте, я вас догоню, – сказал лучник.

Ерофей вырвался из кибитки. Рванул из стойбища. Топот копыт и крики татей раздавались все ближе со стороны реки.

Проезжая мимо друзей, крикнул:

– Он не хочет. Уходим скорее.

И поскакал в степь.

Сасыкбай помчался за ним, следом Атымтай. Беррен топтался на месте. Потом ударил коня, и тоже понесся за Ерофеем.

Чуть погодя Ерофей оглянулся.

Часть татей проехала сквозь стойбище, и погналась за беглецами. А другие во главе с Кокжалом остановились возле главной кибитки. Ворвались внутрь.

Ерофей развернул коня.

Другие тоже сбавили ход.

Клубы пыли, поднятые копытами коней, застлали стойбище.

Наверное, Кармыс успел выбраться из кибитки другим ходом. Порядочный плут, у него всегда припасены запасные норы.

Улыбнулся Ерофей. Вот почему стрелок был так спокоен. Мог бы и догадаться московит, не маленький все-таки. А то устроил панику, как полоумный.

Хотел скакать дальше.

Бросил последний взгляд на стойбище.

И замер.

Из кибитки выбежал Кокжал. За ним другие тати, с саблями.

В руках у главаря длинное копье. На конце круглое, темное.

Прищурился Ерофей, вгляделся, и чуть не вывалился из седла.

Кокжал вздымал копье, и ревел от восторга. На острие насажена голова Кармыса.

Потряс головой Ерофей. Пригляделось, что ли?

Нет, так и есть.

Все-таки, не успел сбежать стрелок.

– Что у него в руках? – спросил Атымтай. – Неужели…

Сасыкбай приложил длань ко лбу, всмотрелся.

Беррен глухо застонал.

Ерофей отвернулся от заклятого стойбища.

Остальные тати приближались. Времени совсем не осталось. Скомандовал:

– Уходим.

И они поскакали прочь.

Да только далеко не уйти.

Сквернавцы сидели на хвосте. Упорно не желали отставать.

Несколько раз Ерофей оглядывался. Нет, не совладать с татями. Слишком много.

Сасыкбай мчался последним. Заметил беспокойство Ерофея, крикнул, указывая плетью:

– К реке надо! Там брод, оторвемся.

Ерофей кивнул.

Повернули коней к воде. Когда осталось немного, Сасыкбай вырвался вперед, показывая дорогу.

Ниже по течению, перед оврагами, река сужалась. Дно и впрямь мелкое. Тут и там из воды выглядывали округлые камни.

Усталые кони забежали на воду. Пошли к другому берегу. Брызги летели из-под ног.

Вскоре выбрались на сушу. У самой воды плотно росли кусты. Еле заметная тропка уходила от реки вверх по крутогору холма.

Кони фыркали. Ерофей потрогал запекшуюся кровь на раненой ноге, потрепал коня по шее. Попросил:

– Ты уж не обессудь, выручай.

Сасыкбай подъехал к нему вплотную.

– Вы езжайте, а я останусь. Задержу их.

– Чего это? – спросил Ерофей.

– Место здесь удобное. Даже я понимаю. Встану вон там, повыше, за кустами. И нападу на них.

– Ты спятил, старик? Мало нам Кармыса? Как мы тебя оставим? Нет, уходим вместе.

– Так надо, Ереке, – спокойно сказал Сасыкбай. – Ты сам знаешь. Я уже давно не жилец. От меня мало проку. Глаз выше бровей не поднять. А вот вы должны добраться до аула, и защищать его от Кокжала.

– Я тоже останусь, – сказал Атымтай.

– Нет, вы все уедете. Вы должны уехать. Или я перережу себе горло на ваших глазах.

Передние разбойники вынырнули из-за сопки, и поскакали к броду.

Ерофей поглядел на них, потом на старика. Кивнул.

– Пусть будет по-твоему, Сасыкбай.

– Мое настоящее имя Шакир, – ответил старик. – Я бы попросил передать последнее слово, да некому. Разве что Абдикену. И Серке. Жаль, что я с ним ругался.

Поглядел на татей, добавил:

– Краток был радости день.

Ерофей посмотрел на него, отвернулся, и погнал коня по тропке. Чуть помедлив, за ним последовали Атымтай и Беррен.

Заехав на верхушку холма, Ерофей оглянулся.

Неугомонный дед укрылся за кустами с топором за поясом. Взялся за валун, расшатывал, чтобы в нужный миг спустить вниз по дорожке. Словом, основательно приготовился задержать супостата.

Тати, меж тем, только вошли в воду.

Московит закашлялся. В боку кололо. Нога опухла. Конь захрипел, и помчался дальше.

Солнце стояло высоко. Невыносимая жара.

Глава 15. Накануне

Когда подъехали к аулу, Абдикен и другие старики навстречу вышли. Стояли за оградой с копьями в руках, вход сторожили.

– А где Сасыкбай? – спросил старейшина. – Серке сказал, он с вами.

Промолчал Ерофей. Головой покачал только.

– А этот ваш, мерген? – спросил тогда Абдикен. – Которому я табун обещал. Тоже?

Ерофей кивнул.

– Пусть души их попадут в рай, – пробормотал глава аула.

Сгорбился, побрел вглубь аула. Совсем согнули человека злые вести.

– За вами была погоня? – спросил Ултарак, другой старик. Вытянул шею, вглядывался в темную степь за спинами пришельцев.

– Была, – ответил Ерофей. – Да только Сасыкбай их задержал.

– Проезжайте, – сказал Ултарак. – Отдохните. Скоро все там будем, вслед за Сасыкбаем.

Заехали в аул. Ерофей пошел проведать лошадок.

Из полумрака навстречу вынырнула огромная фигура. Тауман обнял его, сломанные ребра сразу обожгли огнем.

– Ловко мы вас вытащили? – радостно спросил гигант. – Это все Серке с Заки придумали. Кокжал, небось, желчью подавился.

Он еще ничего не знал. Пришлось поведать.

Опустил Тауман голову. Закручинился.

– Эх, хорошие были люди. Пойду заколю в их память барашка, да напьюсь арахи.

– Скоро лиходеи будут, – предупредил Ерофей. – Много брюха не набивай.

Великан махнул ручищей. Скрылся за кибиткой.

Ерофей отправился дальше.

Сивка радостно фыркала при виде хозяина, а Каурка трясла головой и пряла ушами. Не переставая.

– Вестимо, милая, вестимо, – Ерофей потрепал лошадку по гриве. – Много народу поляжет вскорости.

Все в ауле так и ходили, как в воду опущенные.

Ерофей пошел отдохнуть. Только прилег в пустой кибитке Сасыкбая, как вошли люди. В полумраке не сразу разглядел сгорбленного Абдикена и широкоплечего Серке.

– Ну, как ты? – спросил Серке, наклонясь.

– Я-то сдюжу, – ответил Ерофей. – А вот Кармыс и Сасыкбай там остались.

– Знаю, – голос Серке чуть треснул. – Сказали уже.

– Опять из-за меня люди голову сложили. Ох, и тяжко сей груз тащить. Не могу уже.

И Ерофей отвернулся к хлипкой стенке кибитки.

Серке уселся рядом на кошму.

– Э, Ереке, брось причитать. Не ты виноват, а наша влюбленная парочка. Из-за них все завертелось. Да и я хорош. На ночь дозор не выставил.

– Нет, Серке. Надо было Кармыса силой утащить. Несмотря на кинжал. И Сасыкбая не оставлять.

– Ереке, они сами выбрали свой путь. Не нам судить. У нас другие заботы. Кокжал скоро придет. Навалится всем скопом. Что делать будем?

Промолчал Ерофей.

– Ереке, неужто Сасыкбай зря погиб? Надо спасти аул, – сказал Абдикен.

– Не знаю я. Видно, и впрямь наши пути здесь закончатся. Идите отсюда, дайте отдохнуть.

Подождали гости еще немного. Помолчали. Да и вышли, пес с ними.

Душно было в кибитке. В темноте звенели гнусы. Не спалось.

Ворочался Ерофей на жаркой кошме. Забылся чутким сном. Приснился ему давешний мальчишка, Жугермек. Бегал опять вокруг с шкатулкой в руках, хохотал, в руки не давался. А потом Сасыкбай приснился. Закинул окровавленный топор на плечо, смотрел молча.

Собаки залаяли, так Ерофей сразу проснулся. Поднялся, взял шкатулку Рузи, вышел из кибитки.

Ночь в степи. Мерцали звезды, дул прохладный ветерок.

Собаки умолкли. Чего там стряслось?

Похромал московит по аулу. Вроде тихо все. Нет еще лихих людей. И впрямь завтра разом навалятся.

Неподалеку от тына росло низкое деревце с густой листвой, рядом колодец вырыли.

Когда Ерофей мимо прошел, почудилось движение под деревцем. Пригляделся. Две тени замерли.

Достал кинжал, сказал:

– Выходите, зело борзо. И без шалостей.

Зашевелились тени, полезли из-под дерева.

– Свои, Ереке, – раздался голос Атымтая. – Не кричите.

Ох, верно. Молодежь неразлучная. Несчастные влюбленные. Подошли, встали перед Ерофеем.

– А, это вы, – пробурчал он. – Поспали бы, что ли.

– Не до сна, Ереке, – ответил Атымтай.

Гайни стояла рядом, голову опустила. Лицо в темноте не видно.

– Скоро все тут… – начал было недовольно Ерофей. Потом посмотрел на парня и девушку, на их улыбки, и умолк.

– Как только с Кокжалом разберемся, попрошу у Буркан-ага благословения на свадьбу, – сказал парень.

Гайни отвернулась, прикрыла лицо рукавом.

Ерофей вздохнул. Давно ли сам был так счастлив, сидя с Марфой за свадебным столом. Стиснул шкатулку покрепче, пробормотал:

– Ну, раз так, поздравляю. Вечной любви и долгих лет счастья.

Завтрашний день вряд ли переживут, а от хороших слов хуже не станет. Молодые, они ведь такие. Все равно в плохое не поверят.

– Вас, Ереке, прошу быть сватом, – продолжил мальчишка.

Ну, это уже слишком. Закряхтел московит, закашлялся. Заторопился:

– Спасибо, конечно, но мне идти надо. Подскажи-ка, где Заки лежит?

– В крайней юрте, рядом с Ултараком, – махнул рукой Атымтай. – Только вы не уезжайте, Ереке, пока на нашей свадьбе не погостите. Обещаете?

Ерофей кивнул поспешно, и заковылял прочь. Лишь бы не смотреть в глаза парню.

Завернул за кибитку, споткнулся, чуть не упал. Рядом блеяли бараны.

Остановился отдышаться. Постоял, пошел дальше.

Добрался до кибитки, где лежал Заки. Вошел.

Тайных дел искусник уже вполне оправился от ран. Сидел за низким круглым столиком, писал на бумаге. Кибитку слабо освещал легкий огонек в очаге.

Увидел Заки гостя, свернул письмо, убрал подальше.

– Чего явился, северянин?

Ерофей уселся за столик, подогнул ноги под себя. Выложил шкатулку.

– Тут такое дело, Заки. Завтра нам с татями биться. Скорее всего, ляжем здесь все костьми.

Заки кивнул.

– Очень может быть.

– А раз так, то я не смогу просьбу одного человека выполнить. Он перед смертью с меня слово взял.

– Какую просьбу? – спросил Заки, глянув на шкатулку.

– Доставить сию вещицу в Чач-град, его дочери. Это купец был, я его караван охранял. Не доглядел, вот он и помер.

– Понятно, и что дальше?

– Ну как. Ты же тоже в Чач-град собирался. Помнишь, говорили как-то? Забери шкатулку с собой, отдай кому нужно.

Заки поднял брови.

– А почему сам не отдашь?

Ерофей покачал головой.

– Как я отдам? Завтра бой, мне голову снесут. А ты человек ловкий, как погляжу. Наверняка уцелеешь. Вот и прошу тебя.

Усмехнулся Заки.

– С чего взял, что я выживу? Может быть, это я погибну, а ты жив останешься?

– Я тебя видел в деле. Аки тень, проскользнешь. Нет, уж коли кто и выживет, только ты.

Заки продолжал улыбаться. А потом усмешка погасла, спросил тихо:

– Давно ли ты похоронил себя заживо, северянин? Что так помереть торопишься?

Ерофей ответил, чуть помедлив:

– Я мертв с тех пор, как семью потерял. А после Кармыса и Сасыкбая и вовсе жить не охота.

Поглядели друг другу в глаза, помолчали. Кивнул Заки, опустил взгляд, задумался. Лоб наморщил.

– Твоя вера в меня похвальна. Однако всяко бывает. Если я завтра помру, а ты жив-здоров будешь, отдай это письмо советнику хакима Чача Макуд-беку.

И вынул письмо обратно на столик.

– Хорошо, – согласился Ерофей. – А ежели ты уцелеешь, отдай шкатулку дочери купца Рузи.

– Договорились, – кивнул Заки. – Открой шкатулку, дай взглянуть, чего там.

– Зачем? – удивился Ерофей, – Какая тебе разница?

– А затем, северянин. Мало ли что внутри. Вдруг мне за нее кожу сдерут. Не боись, я тебе письмо тоже дам почитать.

Пожал плечами Ерофей. Повертел шкатулку. Внутри гремели и перекатывались камешки. Драгоценные, видать. Недаром их купец полжизни собирал.

Ключа не было. Вытащил московит кинжал, повертел в замке. Хрустнул металлом, взломал. Поднял крышечку.

И в самом деле, камешки драгоценные, золотые серьги да колечки. Полна шкатулка. Немалое богатство.

– Ого, – Заки потрогал камешки. – Твой купец богатый человек был. А это что за письма?

На дне, под богатствами, лежали бумаги. Достал их Ерофей, перебрал. Пробормотал:

– Видать, переписка по торговым делам. Письмо от банковского дома Сальвиати из Венеции, донесение от помощника из Герата на незнамом языке, записка от новгородского купца. А это что? Письмо от окольничего Лихноводова! Откуда оно здесь?

Развернул бумагу, прочитал. Не поверил тому, что написано. Отставил в сторону, протер глаза. Снова прочел.

В груди сперло, дышать невозможно стало. Захрипел Ерофей. Буквы расплывались перед глазами.

– Ты чего, северянин? – спросил Заки. – Что там, в письме?

Посмотрел на него Ерофей, как впервые увидел. Схватил за ворот, встряхнул. Закричал, что есть силы:

– Сын мой жив! Жив остался! В Москве меня ждет.

Глава 16. Схватка

Когда Ерофей вышел от Заки, не сразу понял, где очутился.

Утро настало. Солнце еще не показалось. Только небо на краю степи посветлело.

Аул уже начал просыпаться. Около кибитки напротив две женщины развели костер, готовили завтрак.

Мимо прошла старуха с торбой на спине.

Тряхнул Ерофей головой, опомнился. Пошел к солнцу, ибо на месте не устоял.

Жив остался сынишка, жив Саввушка. А ведь как истово сокрушался Лихноводов, как убивался. Уверял, пес шелудивый, в смерти мальчонки. И ведь проведать нельзя было, упокоенных от мора не разрешают смотреть.

Остановился Ерофей. Потому как на Серке наткнулся.

– Ты куда подевался? – спросил батыр. Под глазами темень, скулы заострились, усы опустились. Опять не спал. – Мы хотим откочевать по течению реки. Скот пустить в одну сторону, самим в другую уйти. Тут уже не до овец, людей бы спасти.

– Сын у меня отыскался, – ответил Ерофей. Обнял батыра, снял с него шлем, поворошил волосы. – Понимаешь, Серке, сын! Он в царстве Московском остался. Выжил, оказывается!

Серке открыл рот.

– Вот оно как складывается. Поздравляю, Ереке! Тебе теперь помирать никак нельзя, получается?!

– Ну конечно. И это, не надо никуда убегать. У меня пороха навалом осталось. Устроим супостату хлопушки гибельные, я знаю, как надо делать. А еще огненную западню соорудим. Разом всех положим.

Заморгал Серке усиленно, вдумывался в слова услышанные. А как сообразил, заулыбался. Кончики усов вверх пошли.

– А ведь и вправду, дело говоришь, Ереке. Может сработать. Что ж ты раньше молчал, тихоня?

– Раньше у меня сына не было. А сейчас опять появился.

Потащил Серке московита за собой, пороховые шумихи делать. Шел Ерофей по аулу, да с Марфой говорил потихоньку. Только губы шевелились.

"Ты уж прости меня, голубушка. Не скоро теперь увидимся. Поеду я скоро на сторону родимую, сына забирать".

И улыбался тонко-тонко. Совсем забыл, как сие делается.

В кибитке, где ночевал, принялся за изготовление пламенных забав. Серке под ногами путался, поэтому отправил батыра куда подальше. Насыпал пороху положенной меры, камешки да гвозди приготовил. Уложил потихоньку в глиняные горшки, принесенные старушкой.

– Когда вернешь-то посудины? – поинтересовалась бабка. – После драки вашей?

Посмотрел на нее Ерофей, вздохнул прегрустно, постарался сдержать улыбку.

– Да, – и кивнул. – После боя приходи.

– Вот еще, – проворчала старушка, уходя. – Тебе надо, ты и приноси обратно. И смотри, не забудь. Я за посуду купцу целого ягненка отдала.

Закупорил горшки накрепко, только запальные веревы оставил. В масле жгуты извалял, должны теперь тлеть неугасимо. Вышел из кибитки с охапкой метательных бомб.

Постонал чуток, легонько так. Все-таки ребра и спина болели жестокосердно. Ногу подволакивал. Голова гудела.

Неподалеку Серке с приятелями сидели. Разложили оружие и доспехи. Готовились.

Подошел к ним Ерофей. Выложил горшки на траву. Пять снарядов зажигательных получилось.

Осмотрели соратники хлопушки. Только Тауман в стороне остался. Обгладывал кость баранью.

– Эти штуки и впрямь кучу врагов положат? – усомнился Атымтай. – Больно маленькие.

– Если удачно попадут, нам вообще работы не останется, – заверил Заки. – Я их видел в деле, в Стамбуле. Хорошую штуку придумал, Ереке. Чего это я и сам забыл о бомбах?

– Тут в другом затруднение, – ответил Ерофей. – Как их послать неприятелю? Обычно для этого бомбарды наличествуют. Или катапульты.

– Тауман забросит, – решил Серке. – Ну-ка, пойдем, дружище. Посмотрим, докуда достанешь.

Оторвал недовольно заворчавшего великана от трапезы, повел камни кидать. Ерофей с ними.

Вышли за ограду.

– Вон там и там заросли возвели, видите? – ткнул пальцем батыр. – Широким кольцом уложили. Кусты, щепы, трут. Бараний жир добавили. Стрелами поджигать будем.

Кивнул Ерофей.

– Добро.

Тауман поднял булыжник, весом равный горшку с порохом. С ревом швырнул в степь.

Вышло неплохо. Как раз в центре огненной засады.

– Подходяще, – опять согласился московит.

Вернулись к товарищам. Тауман вперед убежал, яства успеть доесть. Когда подошли, Серке заметил:

– Тауман, ты бы оружие почистил, что ли. Одно на уме, как бы пожрать.

Великан отмахнулся.

Рядом стоял Ултарак, покачал головой. Наклонился, принюхался.

– Эй, малыш, ты чего тут уплетаешь за обе щеки? Это мясо со вчерашнего дня на открытом воздухе стоит, испортилось вроде.

– Ничего не испортилось, – пробурчал Тауман. – Отличное мясо.

Ултарак махнул, подошел к Серке. Спросил, куда скот прятать.

– Не знаю, это уж вы сами решайте, – ответил батыр. – И не мешайте, дайте подготовиться к бою.

Взял меч, принялся затачивать острие.

А Ерофею вдруг туго на сердце стало. Давно с ним такого не было.

Обернулся, посмотрел на друзей. Серке с Ултараком разговаривал, руками чертил в воздухе линии. Видно, план боя разъяснял.

Тауман кумыс из бурдюка пил, молочная струйка текла по подбородку. Заметил взгляд московита, подмигнул.

Беррен саблю затачивал, и без того острую до нельзя. Заки спиной сидел, кинжалы метательные по карманам совал, арбалетные болты рядом кучкой лежали.

Атымтай в сторонку отошел. Гайни к нему пришла. Взял девушку за руку, горячую речь произносил. В любви вечной признавался, конечно же. Поодаль отец девицы стоял, угрюмый, но сдержанный. Ждал, пока доча с любимым попрощается.

Запершило в горле чего-то. По спине холодок пробежал. Удастся ли супостата погромить сегодня? Или одолеют защитников? Лягут все эти достойные люди в землицу, кровушкой ее напоив.

Давно уж не боялся ничего Ерофей. Все нипочем было, потому как смерти жаждал. А вот теперь, когда Савва обнаружился, трепетало сердце. Жаль помирать, сына не повидав.

Подошел к Каурке, прижался к теплому лошадиному лбу. Спросил шепотом:

– Скажи, милая, чем окончится сеча? Победим али проиграем?

Верная подруга молчала, даже ушами прясть перестала.

И вдруг замычал Беррен громко.

Обернулся Ерофей.

Воин стоял, мечом в степь указывал.

Там из-за гряды холмов всадники показались.

Много, ох, много. Кажется, всю степь заполонили.

Началось.

Закричали в ауле, забегали.

В доспехи Ерофей уже успел облачиться. Только шлем остался к седлу приторочен. Протянул руку, взял его из седельной сумы. Надел на голову.

Глянул в степь.

Разбойники быстро приближались.

Ерофей бердыш за спину закинул, в правую руку пищаль взял.

Сумка с зарядами на поясе висела, да толку, пороху на два выстрела осталось.

Взял обеих лошадей за уздцы в левую руку, пошел к проходу.

Навстречу женщины бежали, назад, вглубь аула.

Серке, наоборот, обогнал, вперед ушел. Рядом сутулые старики поспевают.

Шел Ерофей и губами шевелил.

Тихонько так.

"Обращаюсь, к тебе, Создатель сего мира. Давно уж не разговаривал я с тобой. А сегодня говорю, ибо готов вернуться к тебе. Я грешником был, людей калечил и убивал, друзей предавал и ради злата бросал. Из-за грехов своих потерял семью. А вот теперь вновь обрел сына, и снова ты его забираешь. Ибо сегодня я могу положить живот свой здесь".

Беррен и Атымтай к проходу побежали. А Заки куда-то подевался.

Перестал Ерофей шептать. Громче заговорил:

– Но не могу я сейчас бросить этих людей, потому как дал слово защищать их. И слово мое – это то, что только и осталось у меня. И пожалуйста, Создатель, коли сегодня я здесь останусь и погибну, то пригляди, пожалуйста, за моим сыном.

Рядом Тауман протопал. Гигантская палица в правой руке, левой за живот держится. Горшки с порохом веревкой стянуты, на плече висят.

– И еще, Создатель, прошу, дай мне храбрости. Дай силы устоять перед натиском ворога, дай мужества погибнуть достойно с оружием в руках. Ибо для этого я был рожден и для этого прошел весь этот путь, – сказал Ерофей, подходя к вратам. – Потому как готов я погибнуть сегодня не просто так. Я готов погибнуть за то, что было хорошего и плохого в моей жизни, за то, что есть и за то, что будет после меня. И коли не увижу я завтра рассвета, да будет воля твоя на то, Создатель.

Подошел к выходу, проскользнул меж раздвинутых арб наружу. Лошадей внутри оставил.

Слышал Серке его молитву. Кивнул, меч на поясе поправил. Кошму постелил, тоже на колени опустился. Голову к земле опустил, молитву басурманскую читать начал, истово прося помощи у Аллаха. Никогда не думал, что батыр на Всевышнего уповает.

А когда закончил Серке молиться и поднялся, тати уж близко наехали. Остановились там, где стрелами не достанешь и огненного капкана не устроишь. Почти скрылись в клубах желтой пыли.

Кокжал выехал вперед. Доспехи делали его еще больше. Глыбой на коне сидел. На круглом лице окровавленная повязка. Крикнул:

– Как поживаете, друзья? – и рукой помахал.

Серке тоже вперед выдвинулся. Руки на пояс положил, ноги расставил. Крикнул в ответ:

– Чего тебе, пес?

Рассмеялся Кокжал.

– Смотрю, знатно подготовились к встрече гостей. Ну да ладно, так даже интереснее.

Серке стоял неподвижно.

– Эй, травоядные! – продолжал надрываться главарь. – Хотите задницы свои грязные спасти? Я вам поединок предлагаю. Выиграете, пощажу. Идите, куда пожелаете.

– Почему бы и нет? – ответил батыр.

Абдикен подошел к нему. Сказал свистящим шепотом:

– Нет ему веры. Обманет, вместилище шайтана.

– Ничего, – Серке пожал плечами. – Победа поднимет наш боевой дух, а их опустит.

– А если проиграем, да не дозволит этого Аллах? – настаивал Абдикен.

– Никто не собирается проигрывать. С чего ты взял?

Абдикен мотал головой.

– Нет, мы не можем так рисковать…

И тут спорщиков раздвинул Тауман. Прошел сквозь них, направился к бандитам. Палицу по привычке на плечо водрузил.

– Вернись, тупоголовый, – прошипел Абдикен.

Но Серке хлопнул старика по плечу.

– Не беспокойся, Абеке. Тауман скоро вернется.

Беспокойный старейшина умолк. И впрямь, кто с Тауманом сможет совладать?

Кокжал поднял руку с плетью.

– Ага, решились-таки. Хороший у вас боец. А вот наш воин.

Всадники за его спиной разъехались, уступили дорогу наезднику на белом коне.

Ерофей прищурился. Как такой замухрышка устоит против Таумана?

Разбойник был низенький и тощий. Даже в седле видно, что ростом не удался. В левой руке круглый щит, в правой кривая сабля. Лицо смуглое, бородатое. В общем, Тауману на закуску.

– Вот оно как, – заметил Абдикен, приглядевшись. – Ну, пусть будет по-вашему, да поможет ему Аллах.

Тауман повертел палицей.

Лиходей ударил коня пятками, взял с места в галоп. Помчался на великана.

Тауман приготовился выбить его из седла.

Да только не доехал немного супостат. Остановил коня, меч в ножны сунул, щит за спину закинул.

Сердце у Ерофея быстрее забилось. Серке кулаки сжал.

А у разбойника, откуда ни возьмись, в руках обрывок веревки появился. Положил в него чего-то, над головой завертел.

Это же праща!

– Берегись, – крикнул Ерофей.

Да поздно.

Тать руку вперед выкинул. Камень впился гиганту в голову, ударил прямо по лбу. Шлема он отродясь не носил.

Зарычал Тауман от боли. На глаза кровь потекла.

А коварный недруг уж второй камень закрутил.

Великан к противнику затопал. Да только тот коняшку тронул, вмиг в сторону отъехал. Еще успел и второй снаряд запустить. В плечо попал.

И началась игра в догонялки. Верткий лиходей неустанно пращой орудовал. Тауман пытался его догнать.

Скоро все лицо гиганта опухло и покрылось ссадинами от камней. А ловкого татя достать так и не удавалось.

Другие разбойники смеялись над громадным защитником, улюлюкали и саблями трясли. Аулчане молчали.

– Так он его до смерти загоняет, – проронил Абдикен.

Тауман перестал с ревом гоняться за противником. Постоял, не обращая внимания на насмешки врагов. Еще один камень стукнул по голове.

А потом великан развернулся и швырнул палицу. Почти не целясь. Огромная дубина пролетела, кувыркаясь, в воздухе. Ударила пращника в грудь и вырвала из седла.

Теперь зашумели старики в ауле.

– Это другое дело, – одобрил Абдикен.

Атымтай крикнул:

– Убей его, Тауман!

Гигант подошел к поверженному врагу, схватил за ворот, приподнял. Поднял кулак.

И вдруг повалился наземь. Скорчился, поджав ноги, руки к животу прижал.

– Чего это он? – недоумевал Серке. – Сзади кто подстрелил?

Тауман завопил. Лицо исказила гримаса боли.

– Нет, мясом порченым отравился, – сказал Ултарак. – Говорил же, не ешь.

И впрямь, великана сразила маленькая хворь в желудке. Его противник встал, не веря удаче. За грудь держался. Подошел, хрипя, к Тауману. Достал саблю с боку, замахнулся над беспомощным защитником.

– Разве так можно? – крикнул Атымтай. – Он же не может…

Прежде, чем юноша докончил, пращник уже опустил саблю.

Но ударить не успел.

Тауман, лежа, выбросил вверх громадную руку.

Схватил проворного недруга за горло.

Повернул с хрустом.

И разбойник разом обмяк, повалился на спину. Голова вывернута вбок.

– Молодец, какой молодец, – прошептал Атымтай.

Люди в ауле радостно закричали. Тати молчали.

Тауман встал на четвереньки, все еще морщась от боли. Попробовал выпрямиться, но не удержался, опустился на колени.

– Мы победили, – сказал Серке. – Теперь он должен нас отпустить…

Но не тут-то было.

Позади Таумана возник Кокжал. В руках палица великана. Широко замахнулся.

Никто не успел и слова вымолвить.

На миг боль отпустила исполина. Он слабо улыбнулся замершим на месте товарищам.

А затем на его голову опустилась собственная палица.

Здоровенный лысый череп Таумана раскололся на куски. Глаза вылетели из глазниц с брызгами крови. Лицо исказили кровавые разломы.

Великан грохнулся лицом вперед. В изуродованном черепе зияла огромная черная дыра.

– Наша взяла! – закричал Кокжал. Указал палицей на аул, махнул людям. – Чего стоите?! Вперед! Принесите головы этих паршивых выродков!

Разбойничья масса за его спиной заворочалась, пришла в движение. Лиходеи задрали вверх копья и сабли, пронзительно завизжали. А потом в едином порыве бросили коней в атаку на стойбище Абдикена.

Глава 17. Битва

Завидев, что произошло, Серке с товарищами укрылись за оградой.

Ерофей поглядел на степь. Сраженного Таумана закрыли от взгляда скачущие тати.

Жаль добродушного обжору-великана. Только зело не вовремя погиб. Кто теперь бомбы швырять будет?

Переглянулся Ерофей с Серке. Крикнул:

– Ничего не поделаешь! Когда у ограды будут, швырнем.

Батыр кивнул и поглядел на всадников, что накатывались мощной темной волной, грохоча копытами коней. Поднял лук с горящей стрелой. Пустил в сухую траву.

Чтобы подпалить ловушку, значит.

Атымтай и Беррен выстрелили вслед за ним.

Ерофей потащил зажигательные горшки к арбе у входа.

Глянул еще раз, что там, снаружи.

Огонь поначалу не сильно разгорелся. Не видно поджога, только воинственные разбойники верхом на конях. В аул полетели стрелы. Много. Старики, кого задело, вскрикивали, за раны хватались.

А потом пламя взметнулось стеной.

Хороший капкан получился.

Трава кольцом вспыхнула, зажала татей.

Эх, сейчас бы туда гранаты кинуть, в растерянную толпу. Разметают ведь горящие заросли сейчас, разбегутся. Весь смысл ловушки попусту пропадает.

Да только далеко они еще от ограды. Только Тауман бы докинул.

И тогда Ерофей решился.

Гаркнул:

– Отодвинь телегу!

Схватил горшки, побежал к Сивке, припадая на ногу.

Серке поднял оставшиеся снаряды, бросился к Журдеке.

Атымтай схватился за арбу на проходе. Потянул в сторону. Старики, что рядом стояли, помогали юноше.

Ерофей и Серке вылетели из аула. Поскакали навстречу татям.

Попавшие в огненную ловушку лиходеи их не заметили.

Подобрался Ерофей поближе, подпалил веревы, швырнул подарки. Один за другим.

Серке рядом стоял, тоже кидал.

– Эй, смотрите, кто здесь! – закричал один из лиходеев. – Лови их.

Замешкался чуток батыр, последний сосуд уронил оземь. А шнур уже успел поджечь.

– Уходим, – закричал Ерофей, разворачивая Сивку.

Серке не заставил себя ждать.

Помчались обратно. Позади ругались разбойники.

А потом грохнул взрыв. За ним другой, третий.

В спину дохнуло горячим воздухом. Сивка только уши поджала и помчалась стрелой.

Они во весь опор ворвались в аул. Атымтай со стариками споро телеги задвинули, загородили снову проход.

Обернулся Ерофей, посмотрел на дело рук своих.

На месте взрывов серел пороховой дым. Да еще от горящих кустов чадило черное облако.

Пригляделся Ерофей. Сквозь завесу виднелись горы кровавых тел, недвижные туши коней.

Оставшиеся ускакали назад, за полосу горящих зарослей.

– Неплохо мы их приложили, – усмехнулся московит. Слез с Сивки.

– Не меньше половины, – подтвердил Абдикен. Он рядом оказался.

Отвел Ерофей лошадку подальше, чтоб случайная стрела не задела. Когда возвращался к тыну, заслышал топот копыт. Ускорил шаг.

Лиходеи оправились после взрывов. И всем скопом скакали обратно на аул.

Почти добрались до ворот.

Ерофей установил пищаль, нацелил на передних всадников.

Гул все громче. Бандиты надвигались сплошной конной лавой. Никаких луков, только сабли и копья.

Впереди Кокжал, на лысой голове грязная повязка. Скалится, демон жестокосердный.

Выстрелил Ерофей. Тать рядом с Кокжалом запнулся, слетел с коня. Исчез под копытами.

А затем поток конников обрушился на ограду.

Передние повисли на кольях, сплющились о телеги. Но задачу свою выполнили. Вырвали тыны, раскидали повозки. И следом за ними в аул прорвались другие.

Не удержались, понеслись дальше, вглубь поселения.

Отложил Ерофей пищаль в сторону. Аккуратно так, авось еще пригодится. Взял бердыш обеими руками, сжал покрепче. Боль в теле улетучилась. Голова ясная, мысли четкие.

Пошел навстречу лиходеям.

Несколько поскакали к нему.

Коню переднего всадника московит подрубил ноги. Одним широким ударом, почти без замаха. Разбойник полетел на землю вместе с ржущим конем.

Увернулся от сабли другого. Ткнул в ответ острым концом секиры, распорол ворогу лицо.

С третьим пришлось повозиться.

Ловок оказался, поганец. Сабля так и порхала в руках.

Насилу отбился.

Ултарак, родич Абдикена, помог. Огрел изворотливого налетчика дубиной по спине. А Ерофей бердышом в бок добавил. Застонал тать, из седла вывалился.

Тут же мимо пролетел четвертый лиходей, походя ткнул деда копьем по спине. Ултарак повалился на землю лицом вниз. А злыдень уж дальше умчался. Не успел Ерофей его достать.

Поглядел он, как старик кончается, да закричал во весь голос.

Основные силы татей около ворот скопились.

Побежал он к ним, размахивая секирой.

Сбоку, из глубин аула, выскочил Беррен. В руках две сабли. Шлем раскололся от удара, набок соскользнул. Щека в крови. И тоже помчался к супостатам, по дороге расправляясь с отдельными всадниками.

А потом Ерофей впал в боевой раж.

Забыл о боли, наплевал на страх.

На крик его дикий все обернулись.

Что творится, видел, как в красном тумане.

И время потекло по-другому, медленно и тягуче.

Секира в руке разила ворогов то вправо, то влево.

Из сечи в него летели стрелы. Одна впилась в плечо. Больно не было, Ерофей лишь остановился на миг. И дальше пошел.

Вскоре бердыш вырвали из рук.

Он схватил ближайшего недруга за горло, сжал пальцы, вырвал кадык.

Швырнул обмякшее тело в надвигающегося конника.

Нагнулся.

Подобрал саблю.

Ощутил удар по спине.

Выпрямился.

Отбил новый удар саблей.

Рыча, придвинулся к гарцующему коню, вонзил саблю в бок всаднику.

Сбоку ударили по плечу. Палицей.

Он пошатнулся, обернулся, размахнулся саблей.

Видел, что не поспевает отбиться от нового удара палицей.

Рука ворога опускалась на голову Ерофея.

Сверху, от разбойника в седле.

А московит с яростным криком тянул саблю к груди ворога.

Снизу вверх. Наискось.

И когда палица почти достигла головы Ерофея, мимо проскользнул Беррен.

Отбил удар палицы, затем точным и легким движением вспорол бандиту живот. И Ерофей добавил, вонзил лезвие в незащищенную грудь.

И внезапно неистовство пропало.

Остановился Ерофей посреди схватки, тяжело дыша.

Боль навалилась нестерпимая. В плечах, груди, по всему телу.

Смотрел тускло, как Беррен крутится бешеным вихрем, круша ворогов. Будто не две, а десять рук у человека. Там, где пробегал Беррен, тати валились, как подрубленные.

А потом досада случилась.

Звякнула сабля у Беррена, сломалась пополам.

Та самая, особенная.

Остановился Беррен, изумленно посмотрел на обломок.

Закричал зычно, впервые Ерофей его услышал:

– Будьте вы прокляты!

И тоже впал в исступление. С голыми руками бросился на врагов. А потом пропал за массой сражающихся людей.

А я чего застыл, подумал Ерофей. Сжал крепче саблю, и опять ринулся в бой.

Тяжко пришлось, ох, тяжко. Раны болели, к земле притягивали.

Рубил Ерофей супостатов из последних сил. Сам еле отбивался. А когда невмоготу стало, опустился, задыхаясь, на одно колено. На саблю оперся. И заметил чуть поодаль Серке.

Кольчуга батыра в нескольких местах пробита, шлем и вовсе потерял. Обеими руками меч держал и разил татей одного за другим.

А потом застыл на месте.

Прямо перед Серке Кокжал стоял, ухмылялся. В правой руке сабля, в другой щит. Лицо кровью залито, повязка давно слетела.

На миг их закрыл всадник.

А когда отъехал, они уже бились.

У Кокжала сабля юркая, щит крепкий. Все удары батыра главарь на щит принимал. И все норовил клинком по руке или ногам рубануть.

Один удар Серке пропустил. Легкий такой, по плечу. Пошатнулся, но отскочил вовремя, не дал добить.

Тут еще двое конников на него наехали, зажали конями, сабли то опускались, то поднимались.

Не дело это. Помочь надо.

Поднялся Ерофей, кряхтя. И на него сразу пеший тать тут же набросился. Рядом очутился, зело не вовремя.

Еле отбился.

А когда шагнул снова к Серке, оказалось, что помощь не нужна. К одному всаднику в седло незнамо откуда прыгнул человек в черных одежах. Вонзил кинжал в шею. Старался удержаться в седле. Заки, конечно, кто же еще.

А второму Атымтай грудь копьем навылет пробил.

Так что, Серке опять вплотную Кокжалом занялся.

Плотно насел на вожака шайки.

Осыпал градом ударов.

Кокжал отбивался.

А затем пригнулся, швырнул щит Серке в лицо.

И успел рубануть по ноге.

Серке заругался.

Поскользнулся, упал.

Кокжал рванулся к нему, замахнулся.

И наткнулся на меч, вовремя выставленный батыром.

Меч погрузился в низ живота.

Кокжал тут же отодвинулся назад. Меч вышел из раны.

Схватил окровавленное лезвие одной рукой, отстранил, ударил саблей лежащего Серке.

По плечу.

Потом по руке.

И по груди.

Все норовил по голове попасть, но Серке змеей вертелся на земле.

А когда замахнулся в очередной раз, батыр вырвал меч из порезанной руки Кокжала.

Приподнялся, снова воткнул в грудь главаря.

Через проем в пластине.

Завыл Кокжал дурным голосом.

Изогнулся всем телом безмерно.

А затем ударил-таки Серке по голове, изловчился напоследок.

И повалился на батыра.

Серке ему в горло вцепился руками.

Завалил Кокжала набок.

Прикрыл глаза и потерял сознание.

Так и не отпустив горла ворога.

У Ерофея в юности пес был, тоже как-то в лесу с волком грызся, да и погиб точно также, сомкнув клыки на горле хищника.

Огляделся московит, ибо тишина вокруг, оказывается. Только сейчас и заметил.

Все за поединком наблюдали, и тати, и защитники. Причем лиходеев совсем малость осталась.

Ерофей поодаль палицу Таумана заметил. На земле валялась, рядом с телом какого-то толстого разбойника. Подошел, хромая, поднял.

Вернулся к главарям. Те валялись неподвижно. Ерофей замахнулся. Посмотрел на замерших татей. Опустил взгляд на Кокжала. Помедлил чуть, смотря в безумные глаза вожака. Прохрипел:

– Наша взяла, – и опустил палицу на голову Кокжала.

Раздался хруст. Брызнула кровь. Вместо лица у Кокжала появилась вмятина. Задрожал главарь в агонии, да и утих.

Ерофей поднял голову. Каждому татю в лицо пристально посмотрел. Поинтересовался:

– Кому еще охота?

Развернулись лиходеи, показали спины. Сначала один, потом другой, за ними остальные.

Понеслись прочь. Кто на коне скакал, кто пешим бежал.

Был бы жив Сасыкбай, каждого догнал бы да головы посносил топором.

Уселся Ерофей на землю, ибо ноги подогнулись.

Солнце высоко стояло. Жара невыносимая. Когда дождь пойдет?

Глава 18. Чач-град али царство Московское?

Только через семь дней Ерофей смог встать на ноги. Лежал беспробудно. Раны затягивались, жена Ултарака их лекарственной смесью смазала. А еще два раза в день кибитку травой пахучей окуривала. Что за ворожба?

А на седмицу вдруг понял. Идти надо. Каждый день отдаляет от Саввы.

Поднялся с кошмы. Оделся. Собрал вещи. Шкатулку Рузи в руки взял.

Вышел из кибитки. Ослеп на миг от солнца. А когда прозрел, то заметил собачку возле кибитки. Щенок Таумана, как его там. Белоголовый. Косточку глодал. Зарычал на незваного гостя, зубы оскалил. Эх, Тауман, обжора неуемный, на кого ты нас оставил?

Пошел Ерофей медленно по аулу.

Коровы густо мычали вдалеке, овцы беспечно блеяли. Женщины хлопотали возле кибиток, булькало варево в казанах. Завидев Ерофея, низко кланялись. Ребятишки бегали босыми ногами по земле. Кричали, на деревянных сабельках дрались. А Жугермека среди них не было.

– Лучше стало, Ереке? – спросил знакомый голос.

Обернулся Ерофей. Ну да, рядом Атымтай стоит, улыбается.

– Устал лежать, – усмехнулся Ерофей.

– Ничего, на нашей свадьбе отдохнете.

Замялся московит, отвел глаза.

– Атымтай, тут такое дело. Не смогу на твоей свадьбе погулять, не обессудь.

Юноша на глазах увял. Улыбка погасла, глаза потухли.

– Почему, Ереке? Что стряслось?

– Сын у меня отыскался, Атымтай. В Москве он, оказывается. А я его погибшим считал. Ехать надо, выручать.

– Раз такое дело, конечно, не буду настаивать, Ереке. Рад за вас.

Ерофей похлопал парня по плечу.

– И я за тебя рад. Береги свою любовь. И охраняй. Потерять легко, найти трудно.

Пошел дальше. Нога еще побаливала.

Добрался до кибитки Заки. Отодвинул полог, вошел. Сердце трепетало. Жив ли убивец?

И сразу успокоился. Сидел Заки, как прежде, за столиком. Кинжал точил. Рядом арбалетные болты валялись.

Поднял голову, поглядел на Ерофея. Чуть улыбнулся.

Московит подошел, уселся напротив.

– Ну как, обошел своего соперника? Нияза этого?

– Нет, – покачал головой Заки. – Отстал от него безнадежно.

Удивился Ерофей, брови приподнял.

– А кокжаловских прихвостней не засчитали, что ли? Ты, наверное, на год вперед жертв настругал.

– Нет, конечно. На них ведь поручения не было. Это мой почин был.

– О, как. Жаль. А я думал…

– Плевать, Ерофей. Я был тупицей, когда соперничал в таком занятии. Главное, наша взяла.

Они рассмеялись, друг другу руки пожали.

– Когда уезжаешь, Заки?

– Скоро. Мальчишка просит остаться на свадьбе, но не могу. Получил послание. Ты за сыном торопишься?

– Конечно. Поэтому пришел к тебе, – и Ерофей выложил шкатулку на стол.

Поглядел Заки на ящичек, кивнул.

– Хорошо, уговорил. Отдам.

Поднялся Ерофей.

– Спасибо, Заки. Ну, бывай тогда.

И вышел из кибитки.

Постоял, вдохнул чистый воздух. Направился к кибитке Абдикена.

Как там Серке? Поди, оправился от ран уже.

Батыр и впрямь хорошо выглядел. Раны скрыты под просторной белой рубахой. Нога перевязана.

Улыбнулся, завидев гостя. Попытался приподняться.

Рядом Абдикен сидел. Его жена в чаши кумыс разливала.

– А, Ереке! – старейшина аула встал навстречу. – Что так рано вышел? Полежал бы еще.

Ерофей пожал ему руку. Подошел к Серке, тоже поздоровался.

– Нельзя мне лежать, Абеке. Ехать надо. Сын ждет.

– Наслышан уже, – кивнул старик. – Понимаю, дело неотложное. Не смеем задерживать. Да хранит тебя Аллах!

– Сегодня же поеду, – сказал Ерофей.

Серке глядел на него снизу вверх. Исхудал батыр, лицо вытянулось.

– Ты уж осторожнее там, Бурный. Береги себя для сына. Вырасти его таким же батыром, как отец.

– Постараюсь, – усмехнулся Ерофей. – А ты как? Когда к хану?

Серке покачал головой.

– Помогу людям с кочевкой. Атымтая женю. Только потом поеду. И потом, пустое все это. Я попросил людей не рассказывать, что в сем деле участвовал.

– Добро, – согласился Ерофей. – Слушай, а где Беррен? За аулом, небось, упражняется? Попрощаться с ним охота.

Потускнел Серке, на Абдикена глянул. Жена старейшины заохала.

– Ты не знаешь, оказывается, – ответил Абдикен. – Ни одна душа не ведает, на какой земле она умрет. Погиб Беррен, да покоится его душа в райских кущах, да утолит его жажду Аллах чистым напитком! Больше всего ворогов положил. Но ран слишком много получил. Скончался три дня назад.

– Вот оно что, – опустил голову московит. – Жаль. Настоящий воин был.

Помолчали немного.

– Мы их на холме за аулом похоронили. Кармыс, Тауман, Беррен. Сасыкбай, Ултарак и другие, – сказал Серке. – Хочешь навестить?

Ерофей кивнул.

Чуть погодя выехали из аула. Ерофей лошадок навьючил, пищаль да бердыш прицепил.

Атымтай в простой рубахе да штанах. На голове платок, сзади узлом повязал.

Рядом Заки, тоже одвуконь. Все оружие по сумам попрятал, со стороны глянешь, обычный пастух едет. Прямо отсюда в Чач-град собрался.

Серке еле в седле сидел. От боли кривился. Рана на плече раскрылась, повязка от крови набухла.

Подъехали к холму. Слезли с коней. Поднялись на вершину. На земле бугорки, много. Опустились на землю.

Серке прикрыл глаза, зашевелил губами. Молитву читал.

Солнце жаркое за тучкой скрылось. Легкий ветерок ворошил волосы.

После молитвы воцарилось молчание.

– Они погибли в бою, – сказал Серке. – Защищая слабых и беззащитных.

– Покойтесь с миром, – пробормотал Ерофей.

В траве стрекотали кузнечики.

Мужчины помолчали еще. Встали. Обернулись к аулу. Весело кричали дети. Лаяли псы. Из юрт тянулись дымки очагов.

Спустились с холма. Подошли к коням.

Ерофей обнял друзей.

– Счастливой дороги, Ерофей! – сказал Серке.

– Если у меня родится сын, я знаю в честь кого его назову, – заметил Атымтай, улыбаясь. – Берегите себя, Ереке.

Заки молча похлопал по сумке, где лежала шкатулка. Мол, не беспокойся, доставлю куда надо.

Ерофей взобрался на Сивку.

Тронул с места.

Поехал по степи. На север.

Назад не оглядывался.

Солнце вышло из-за туч, припекло. Жарко, пить захотелось.

А потом развернул лошадей.

Поскакал обратно.

Соратники еще стояли у подножия холма.

– Забыл чего, Ереке? – спросил Серке.

– Ага, – ответил Ерофей. – Заки, отдай шкатулку. Я слово дал. Нельзя его нарушить. Как я потом это сыну объясню?

– Хорошо, – Заки полез за шкатулкой. – Тогда вместе поехали. Веселее будет.

– Это точно. Но сначала на свадьбе Атымтая погуляем. И откочевать поможем.

Серке хлопнул его по плечу.

– Раз так, мы тебя тоже в обиду не дадим. Вместе поедем за твоим сыном. Сначала в Чач, а потом на север.

Забрались на коней, поехали к аулу.

Солнце стояло высоко.

Копыта коней оставляли в сухой земле еле заметные следы.


_______________________

В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/ по лицензии CC0.


Оглавление

  • Глава 1. Караван да шкатулка
  • Глава 2. Нора суслика
  • Глава 3. Бешеный бык
  • Глава 4. Стрелок
  • Глава 5. Натянуть на копье
  • Глава 6. Сабля ярости
  • Глава 7. Любимый конь
  • Глава 8. Мальчонка
  • Глава 9. Всего делов-то
  • Глава 10. Колья
  • Глава 11. Стычка
  • Глава 12. Молодо-зелено
  • Глава 13. В гостях
  • Глава 14. Погоня
  • Глава 15. Накануне
  • Глава 16. Схватка
  • Глава 17. Битва
  • Глава 18. Чач-град али царство Московское?