КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Неправдоподобные истории фронтового разведчика [Геннадий Васильевич Осипов писатель] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Неправдоподобные истории фронтового разведчика

рассказ

У врача-рентгенолога Ивана Ивановича, словно предчувствуя начинающую метель, разболелась голова. Он откинулся на стуле и, прислонив голову к стене, устало закрыл глаза. Загадал желание, чтобы в коридоре никого бы не было, три раза плюнул через левое плечо. Тут же встал и выглянул за дверь.

Покосился на скрипящие петли и тут же неожиданно столкнулся лицом к лицу с небольшого росточка, сухоньким старичком с необычайно резкими движениями.

– Вы еще принимаете?

– Проходите, присаживайтесь, рассказывайте… – Иван Иванович вымыл под умывальником руки – Что у вас?

– Да болячки о себе знать дали… – посетитель кончиками пальцев нажимал на грудь в области сердца и морщился, – Не дают старые царапины спать. Вот хирург на снимок меня и направил. До семидесяти дожил, а ведь на рентгене и не бывал ни разу!

– Что снимать будем? – у Ивана Ивановича медленно выгибались брови в ходе прочтения протянутого направления, – Всю верхнюю половину?!Всю?!Так сильно боль, что ли, донимает?

– Ещё как достаёт! А этой весной даже чуточку посильней…

Врач перебирал в кармане связкой ключей, до последнего надеясь, что произошло недоразумение, и хирург сейчас перезвонит сам, даст отбой, и Иван Иванович пойдет домой… Поздний же посетитель и не думал уходить. Он удобно устроился на стуле и выжидающе смотрел в глаза рентгенолога;

– Снимок будем делать?

Два оборота ключа щелкнули в полной тишине, и Иван Иванович обернулся к пациенту;

– А что стряслось-то? А, дед?

Дед, задрав подбородок, прижимался к рентгеновскому «станку». Он морщился и что-то бормотал, не обращая внимания на раздраженный взгляд врача. Когда кабинка закрылась, в отражении мелькнули две крошечные белые точечки, которые можно было принять за что угодно, включая даже слезы пациента.

– Не дышать… Можно дышать… – врач вдруг развернулся, быстро подошел к столу и снова поднес к носу направление старика, – Что-о-о!!! Срочно?! Так я лаборанта же еще час назад отпустил! … Час уже!!!

Он почти с ненавистью вглядывался в невозмутимый взгляд деда. Через минуту, словно прочитав в дедовских глазах нечто, начал успокаиваться…

– Ну, раз надо, значит надо! Дедушка, ты посидишь здесь с полчасика, пока я снимок проявлю? – искоса заметил, что дед согласно кивнул. – Потом я тебе его отдам, и ты к хирургу с ним и пойдешь… Хорошо?

Только сейчас врач обратил внимание на наброшенный на спинку стула пиджак. На левой стороне заметил приколотую на груди наградную «трехэтажную» планку.

«Да у деда повоевано было!» – подумал с уважением Иван Иванович и захлопнул за собой двери крошечного закутка для проявки. Достав пластинку-негатив, он неожиданно для себя отметил, что головная боль таинственным образом исчезла, и он обрадовался этому необыкновенно. В благодарность он решил развлечь пациента;

– А что… – Иван Иванович напрягся и с трудом, но вспомнил имя-отчество пациента, – Владимир Викентьевич, может сердце все-таки?

Дощатая стенка перегородки, разделявшая их, совершенно не сдерживала звук. Заскрипел стул под ветераном.

– Да нет! Не… Не сердце! У меня с войны это! Из шмайсера немец меня с трех шагов очередью прошил! Четыре пули навылет! Во, как бывает! Четыре выстрела в упор, а я выжил! Никто не верил, что выживу я! Ни полковые медсёстры, ни врачи в госпитале… Даже в мертвецкой два часа пролежал!

– Ух-ты!– удивился Иван Иванович и тут же понял, что деду не верит. Совершенно не верит. Дедушка-та, оказывается, «ку-ку»… «Того», дедушка…

Даже незначительное повреждение пулей жизненно важных органов приводило к необратимым последствиям. Ну, а попадание сквозное, тем более многократное, возможности выжить бойцу лишало наверняка. Даже простому человеку поверить в такое было непросто. А Иван Иванович был еще и врач. К тому же прошёл практику после четвертого курса мединститута в одном из ленинградских военных госпиталей. Он-то знал наверняка – такое невозможно! То есть, у Владимира Викентьевича шансов выжить не было практически никаких.

Рентгенолог покрутил пальцем у виска и осекся – в памяти вдруг возникла наградная колодка ветерана. Затем махнул рукой, да уж чего там, – мели, дед, все, что взбредёт, потерплю.

– Почти всю Отечественную в разведке я… С февраля 1942– го по март 45-го! В госпиталях, правда, после этого ранения пять месяцев околачивался, а так тридцать месяцев на передовой. Пересчитал как-то – без одиннадцати девятьсот дней сухари грыз да под кустами спал, да спящим немцам горла перерезал. И выжил даже еще как-то!

Врач вспомнил про своего соседа-фронтовика, того еще фантазера, после второй стопки и не такое «вспоминающего». Задумчиво водил в проявителе пластинку с дедовскими ребрами.

– Это, наверное, дед, в разведке было?

– Конечно, в разведке! На Втором в Белоруссии! А ровно за неделю до этого меня от смерти отвело… Языка тогда брали…

– Я и Нечаев Федька прикрывать отход были поставлены. Ну, по сути, как это бывает, жены после таких вот приказов получали бумажки, что смертью храбрых, мол, и так далее… Так вот, через минут десять патроны закончились, гранаты закончились! Все! Кранты! По любому с Федькой полечь были должны тем утром… А тут чудо невероятное! Из лощины туман вверх полез. Густой, как сметана. Ветром, начавшимся, его мгновенно выдуло из низинки той! В трех шагах ничего не видно! За пару минут всю округу затянул! И не мы фашистов, ни они нас не видят! Мы с напарником как ломанулись бок о бок напролом, куда глаза глядят… Наобум с полчаса бежали от немцев! Оторвались, слава богу! В кустах отлежались и, когда стихло все, дальше двинулись, в сторону своих. Туман рассеиваться начал, когда вышли мы на заброшенную лесную дорогу. И надо вот так случиться опять было – за первым же поворотом нос к носу с немцами снова свело. Трое танкистов, перепачканных, с танком возились… Может, от своих отстали, может, сломались, то ли еще что – не знаю! Пока они в себя пришли, мы уже кончили их. А у тех на костре уже и завтрак приготовлен был – словно нас ждал, и шнапсу три бутылки в сумках! Фрицы еще дергались, когда мы их пайки съели и бутылку первую выпили. А потом что?… Что потом… А крышу сорвало напрочь после того чудесного спасения, зашлифованного шнапсом.

– На танке не покатались хоть?– Иван Иванович беззвучно засмеялся.

– У меня ума не хватило бы, а Федька где-то верхов нахватался! Пока я жрачку по мешкам танкистов собирал, он внутрь забрался и двигатель завел. «Прокатимся, говорит, Викентьевич, напоследок?" Пьяненькие мы уже тогда были. Молодые, все нам по фиг! И по этой лесной дорожке мы и поехали. Примерно определили сторону линии фронта и заруливаем, значит, песни пьяные орем – восторг наружу выпрыгивает… Туман вокруг рассеялся почти совсем, как тут из леса в поле мы выехали. Вниз по склону оврага несемся, а тут лагерь немецкий по левую руку… Федька, ни слова не говоря, рычаг резко влево, и по палаткам с разворотами! Утюжил минут пять, потом снова на дорогу выскочил и дальше. Последнее, что помню, на опушке леса остановились. Из танка вылезли и … Веришь не веришь , на танк глянули и глазам собственным не поверили – она до кабины стала красной. В крови вся! Во, такихмы там делов понаделали! Покуролесили! Затем – по полстакана «хряпнули» и два грузовика с фрицами лоб в лоб расхрястали. Очнулись, как позднее выяснилось, уже через сутки, на нейтральной полосе. В густом перелеске… Танка поблизости уже не наблюдалось. Прижавшись ко мне, спал Федька с немецкой каской на голове. Еле растолкал его. «Каска откуда?», спрашиваю, а он в ответ по моей голове стучит; «А оттуда, откуда и у тебя!» Так самое смешное в этой истории то, что когда вечером к своим пробираться собрались, обнаружили, что в моем вещмешке две бутылки шнапса! А мы с Федькой прекрасно помнили, что у танкистов нашли три, вырубились на второй! Откуда еще одна? Неужели умудрились к кому-то в гости еще зайти?

Иван Иванович понимающе и согласно кивал головой, стоя в дверном проеме проявочной комнаты. На пол падали капли воды с рентгеновского снимка дедовых рёбер.

– Вам мемуары надо писать… – вкрадчиво и тихо произнес врач, глядя прямо в глаза пациенту, – такая история!

Глаза округлились от удивления, когда он, приблизившись к фронтовику, внимательно рассмотрел орденскую планку.

– Ни черта себе! У вас же орден Александра Невского! Вот так да!– с неподдельным уважением смотрел он на старика, – Это, наверное, за тот танк?

В ответ дед неожиданно рассмеялся и посмотрел на врача, как на мальчишку, будто бы сверху вниз.

– Нет, Иван Иванович… Нет, дорогой мой! Об этом случае я вот тебе чуть ли не впервые рассказываю! Что ты! Упаси боже! Нельзя было. Там ведь так сказать… – старик замолчал, явно подыскивая подходящие слова, – Понимаешь, ну такие там нюансы возникли… Нельзя было ничего говорить.

– Хорошо, а Красного Знамени тогда, за что дали?

– Знамени-то? – дед улыбнулся, – Там вообще случай интересный был … Это когда мы Кенигсберг брали! В конце войны уже!

Иван Иванович взглянул на часы и уже пожалел, что спросил; стрелки указывали на конец рабочего дня. А пациент, удобно откинувшись на стуле, явно демонстрировал то, что история не будет короткой.

– Да не переживайте!– дед с хитринкой посмотрел искоса на врача, – я уложусь до закрытия! Даже раньше, скорее всего, закончу…

Иван Иванович развел руками, мол, ну, ничем не хотел обидеть! Ничем! А сам, глубоко вздохнув, приготовился слушать очередные дедовские «враки».

– Наша разведгруппа получила задание прочесать один из кварталов Кенигсберга. Там могла укрываться большая группа немецких моряков, вырвавшаяся из захваченного порта. В одном из домов мы с ребятами разделились и поодиночке ползали в развалинах частного сектора. Несколько раз натыкался на уцелевших немок с детьми, стариков… А так кругом везде трупы, трупы, трупы… Вонь и трупы…

Старик достал папиросу и, не спрашивая, согласия и покрутил ее в пальцах.

– В одном из подвалов шорох за стенкой. Смотрю – рядом вместо выбитой двери висит одеяло и оттуда же звуки непонятные… Я сначала к стенке прижался, послушал малость, затем ствол автомата в щель между одеялом и косяком тихонечко просунул и «бах» одиночным в потолок! Ворвался внутрь… Сначала показалось,– никого… Но чуть присмотревшись в полумраке, вижу бабу в углу. Она так и замерла, когда ее мой выстрел застал! Ха! Представляешь, что этот момент я ее в пикантном положении остановил – она панталоны свои одевала! Я опешил немного, автомат за спину; «Пардон, фрау! Пардон!», говорю, и шаг назад делаю…

И перед тем, как выйти, взгляд совершеннейше случайно упал на лежащий перед зеркалом и хорошо видимый френч… И может я опустил бы это без внимания, если бы не эполеты! Мать родная! И тут взглядом с немочкой этой еще встретился… Расфуфыренная такая, красавица – мама не горюй, волосы белые до плеч, губы накрашены, а взгляд … – мужской!

А та в себя приходит и от панталон своих руки убирает. Оп-па-на! А ноги-то волосатые, как у гориллы! Я снова на мушку, только на этот раз не ее, а его! «Хенде,– ору,-хох»! «Сука!» и «Не выделывайся!», на немецком! Так и вел его до своих, в панталонах и женской блузке… В скатерти через плечо все его принадлежности, в том числе китель, документы, парабеллум, кортик.

А в штабе у всех рты пооткрывались! Целого, я оказывается, контр-адмирала в плен в одиночку взял! Вот так вот! Документы контрразведка вместе с фрицем забрали, парабеллум адмиральский командиру достался, ну а мне– орден. И в качестве трофея мундир его. Сувенир, как сейчас сказал бы! Как мне взводный тогда сказал: «Контрразведке он и на хрен не нужен, а ты внукам покажешь – доказательство!»

Дед замолчал, спросил и тихо у Ивана Ивановича;

– А у вас сын есть?– видя утвердительное покачивание головы врача, – В войну ведь играет? Давайте я ему подарю? Все равно пропадёт! куда мне этот мундир? Да и показывать некому…

– Ну врать же ты, дед!– прошептал, улыбнулся Иван Иванович и, улыбнувшись, смотрел вслед пациенту, пока тот не скрылся за массивными стволами тополей, обступивших здание , в котором и располагался рентгенкабинет. Он понял, что поймал деда на откровенной лжи! Дед и предполагать не мог, как хорошо врач, помимо своей работы, знал историю, особенно историю Великой Отечественной Войны! Изучал и помнил такие детали, о которых знал лишь узкий круг историков и военных. И среди этих вот подробностей был один факт – немцы эвакуировали штабы минимум за месяц до наступления Красной Армии на тот или иной участок фронта. Значит, этот самый контр-адмирал даже гипотетически не мог столкнуться в подвале с разведчиком! Никак не мог!

Внезапно он увидел, что Владимир Викентьевич возвращается. Тут же открыл окно и с улыбкой окликнул фронтовика?

– Забыли что-то?

– А ещё вот не досказал; про немца-то пленного… Штаб у них за месяц эвакуировали, а он, получается, самовольно остался! Искал кого-то до последнего… Детей, кажется! – он развернулся на тропинке, – Ну, всё у меня!

Наутро среди обступивших дверь пациентов рентгенолог неожиданно увидел хирурга.

В проеме окна «на просвет» врачи голова к голове безмолвно рассматривали тот самый снимок, который был сделан вчерашним вечером.

– Неужели, дедуля, про очередь в упор не придумал? – хирург, поворачивая снимок, изменял угол просмотра, – или ребра его другая сила могла так покрошить?

– Если на коже следы от пуль входящих и исходящих остались, то, – Иван Иванович, заинтригованный, от окна отошел и задумчиво рассматривал поверхность стола, – Визуальный осмотр производил?

– Самое интересное, что я, разумеется, не поверил ему, ладно… С утра я ему прием назначил, скоро должен подойти.

В распахнутую хирургом дверь вместе с первым посетителем зашла медсестра и положила на стол сверток.

– Дедуля какой-то сидел-сидел, ждал, пока вы освободитесь, и не дождавшись, попросил передать. Он говорит, вы знаете… Для сына вашего!

Иван Иванович с недоумением перевел с исчезающей за дверью спины медсестры на стоящую перед ним пациентку. Подошёл к столу. Развернул старую газету и, встряхнув, обнаружил, что держит хорошо сохранившийся немецкий офицерский китель. Встряхнув, услышал, как что-то упало из рукава на пол…

– А это что еще за фокусы? – строго посмотрел он на клиентку.

Увидев, что та лишь с улыбкой пожала плечами, разложил китель на столе и поднял с пола предмет, оказавшийся хорошо сохранившимся кортиком в ножнах.

Ну, даешь, Василий Викентьевич!– А я все почему-то думал! Извиняйте… – поднял глаза Иван Иванович на женщину, – сейчас лаборантка подойдет. А мне отлучиться ненадолго надо! Дело есть неотложное…

Он поднёс кортик поближе и, вынув лезвие из ножен, начал внимательно его рассматривать.