КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Девочки из варьете [Малкем Дуглас] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Малкем Дуглас Девочки из варьете

I

В этот субботний вечер было жарко до чертиков, и, когда я сошел с автобуса, Сент-Кэтрин-стрит показалась мне бесконечно длинным раскаленным каньоном. При ста четырех по Фаренгейту легкие с трудом перегоняли насыщенный влагой воздух. Проходя мимо витрины, я бросил на себя взгляд — шесть футов, шатен, карие глаза с небольшими мешочками под ними и сто девяносто фунтов мускулистой плоти, блестевшей от обильного пота.

Разморенные жарой пешеходы безучастно брели по тротуару. Я вяло размышлял о предложении, которое сделал мне некий Филип Кордей. Оно было все еще в силе. Мне отчаянно недоставало баксов, а он предлагал их в изрядном количестве. Однако характер работы и условия, поставленные этим рогоносцем, мне были не по душе. Кроме того, моя тачка еще не вышла из ремонта, который, правда, обещали закончить не позднее, чем к сегодняшнему вечеру.

На углу Пил-стрит в ожидании разрешающего сигнала светофора стояла толпа. Зажегся зеленый, я шагнул на проезжую часть, и в тот же момент раздался отчаянный визг тормозов, чья-то рука ухватила меня сзади за сорочку и вытащила буквально из-под колес автобуса. Инцидент вывел меня из одури. Спаситель — лысый субъект в клетчатой футболке — дыхнул на меня пивными парами:

— Решил сыграть в ящик?

— Пока нет. Спасибо.

После происшествия на углу Пил-стрит я твердо решил принять предложение Кордея. Надо быть чокнутым, чтобы оставаться в душном пекле, когда тебе предлагают деньги и возможность отдохнуть на природе. Если с тачкой все в порядке, пусть рогоносец радуется — знаменитый сыщик Уильям Йетс согласен решить его проблемы.

Я вошел в кафетерий «Медвяная роса», где на полную мощь работали кондиционеры, и мне показалось, что я попал за полярный круг. Набрав номер автомастерской, я коротко представился:

— Билл Йетс. Как тачка?

— Наводим марафет, мистер. Еще полчасика. Желаете ее забрать?

— Угадали. До скорого.

Дела о разводе всегда вызывали у меня отвращение, но в данный момент жара пересиливала все остальные чувства. Достав из кармана монетку, я набрал еще один номер.

— Апартаменты миссис Люсьен, — услышал я лишенный эмоций голос слуги на другом конце провода.

— Уильям Йетс. Мне нужен мистер Кордей.

Пока лакей звал хозяина, я с интересом прислушивался к музыке в кафетерии. По забавному совпадению кассетник играл мелодию из старинного мюзикла «Разведенная жена».

Голос Кордея был негромким и хрипловатым. Он звучал так, будто этого придурка слегка придушили. При нашем первом телефонном общении голос был точно таким же. Тогда я объяснил это плохим самочувствием, но сейчас без колебаний отнес на счет вульгарного перепоя.

Он сказал:

— Йетс? Решился наконец?

— За меня решила жара. Отправляюсь в Литтл-Виллидж через час. В деле никаких изменений?

— Абсолютно. Она укатила в этот городок утром. Сказала, что хочет освежиться после здешнего пекла. Но пусть не пудрит мне мозги, мне надо знать, с кем она трахается, кто этот тип. Нужны доказательства, что она спит с другим. Неопровержимые. Только тогда меня разведут с этой сукой.

— Ясно. — У меня слегка посасывало под ложечкой. Рогатых легко узнать по интонации — угрожающей и одновременно жалостливой. Я сказал: — Мистер Кордей, если бы вы поехали с ней, у ее любовника — при условии, что вы его не придумали, — не было бы шансов забраться к ней в койку.

Думаешь, я не смотался бы за ней, будь у меня такая возможность? Дела. Вот и сижу в городе как проклятый. — Он издал звук, отдаленно напоминавший горький смех, который, однако, не обманул меня. Потом спросил: — Ее фото при тебе?

— При мне.

— Она будет жить в нашем летнем особняке. Я позвоню управляющему «Спрус-отеля», чтобы дал тебе ключи от нашего коттеджа, куда мы изредка поселяем гостей, если их оказывается слишком много. Он ярдах в трехстах от особняка, на самом берегу озера. Оттуда ты сможешь незаметно следить за ними.

— Прятаться в кустах, — сказал я, — подглядывать в замочную скважину.

— Конечно, если возникнет необходимость. Поэтому я и плачу тебе такие бабки. Мне нужны доказательства. Супружеская неверность. И слушай, я выбрал тебя потому, что ты не разеваешь варежку, умеешь держать рот на замке. Так мне сказали. Это строго между тобой и мной.

Я спросил:

— Как долго ваша жена собирается пробыть в Литтл-Виллидже?

— Пока не спадет жара. До бесконечности, сказала она. Не думаю, чтобы у этой потаскухи хватило наглости принимать мужика в особняке. Могу поспорить, они будут трахаться у него в номере. Позвони, как только выяснишь, кто этот ублюдок. Постарайся узнать их распорядок, тогда я подъеду, и мы вдвоем их застукаем.

Чудесно! — сказал я. — А если заснять их в постели с голыми гениталиями?

— Шуточки?

Все ясно, мистер Кордей. Возможно, я еще позвоню, но в любом случае заеду к вам в понедельник за авансом.

— Я высылаю тебе чек почтой прямо сейчас, — сказал он. — Желаю удачи.

Он положил трубку, а я про себя обозвал его подонком.

Подойдя к стойке, я заказал кружку светлого пива и, отыскав свободный столик, принялся утолять жажду. Я размышлял о том, что неплохо бы подыскать себе другую работенку, поменять профессию и поселиться в таком месте, где летом температура не прыгает за стоградусную отметку.

Ко мне подсела женщина.

— Не возражаете? — спросила она. — Мужчина за тем столом все время выковыривает из зубов остатки пищи. Он действует мне на нервы.

В руке женщина держала чашку кофе со льдом. У нее был резковатый голос, в котором слышались повелительные нотки. Я дал бы ей пятьдесят с хвостиком. На ней было дорогое платье строгого покроя. Я обратил внимание на ее маленький, с поджатыми губами рот, говоривший, как и голос, о недюжинной твердости характера.

Ее холеные руки не были знакомы с физическим трудом, на безымянном пальце правой руки сверкал большой бриллиант. Если он был чистым, то стоил никак не менее пятнадцати тысяч зелененьких. Ее уложенные аккуратными волнами волосы имели аметистовый оттенок. Решив, что женщина наверняка не отличается добродушием, я пришел к выводу, что она не в моем вкусе.

Я сказал:

— Только кретины выковыривают из зубов пищу. Ее надо держать про запас. Кто знает, когда следующий раз удастся набить брюхо.

Она посмотрела на меня немигающим птичьим взглядом, потом, опустив глаза, помешала ложечкой кофе.

— Будьте любезны, передайте сахарницу с того стола, — попросила она.

Я передал. Она поблагодарила. Положив в кофе чайную ложку песка, она вновь принялась помешивать ложечкой в чашке. Видимо, думала, о чем бы еще меня попросить. Я старался не обращать на нее внимания.

Сделав два-три деликатных глотка, она поставила чашку и начала рыться у себя в сумочке. Краем глаза я заметил внутри большой белый конверт. Потом, вытащив пачку «Кэмела», сунула в рот сигарету:

— У вас не найдется прикурить?

Я протянул ей зажигалку.

Выпустив тонкую струйку дыма, она сказала:

— Мы с вами раньше нигде не встречались?

Я ухмыльнулся:

— Если хочешь переспать со мной, оставь надежду. В такую жару мой прибор барахлит. А жаль, в постели ты наверняка хороша.

Думаю, первым ее побуждением было врезать мне в ухмыляющееся мурло. Но она сумела сдержаться. Аккуратно положив сигарету в пепельницу, она изобразила на лице подобие улыбки. Так, вероятно, в свое время улыбался Чингисхан при виде пленных, предвкушая их массовое избиение.

Она сказала:

— И все-таки мы встречались. Вы — мистер Йетс, частный детектив.

— Попали в яблочко. Ну а где я имел честь вас видеть?

Мы сидели друг против друга, я потягивал пиво, она — кофе со льдом. Она ждала, что я продолжу беседу. В кафетерий входили все новые посетители. Я победил — она заговорила первой:

— Возможно, сама судьба свела меня с вами, мистер Йетс. Я могу предложить вам высокооплачиваемую работу. Вы не поработали бы на меня?

— Сорок баксов в день плюс накладные.

По ее лицу пробежала тень, губы сжались еще плотнее. Ко всему прочему моя собеседница была еще и скупердяйкой.

— Согласна. Но здесь не место обсуждать детали. Я зайду к вам в контору завтра.

— В воскресенье контора закрыта.

— Тогда к вам домой. Последний вариант меня устраивает даже больше.

— Дом будет пуст. Я сматываюсь из города через час.

Ее взгляд стал жестким. Губы маленького рта исчезли без следа. Она не привыкла к возражениям. Глубоко затянувшись, она рукой отогнала облачко табачного дыма и некоторое время молча разглядывала меня.

— Пятьдесят в день плюс накладные. При условии, что вы начнете прямо сейчас.

Она ошибалась, если рассчитывала купить меня. За две работы одновременно я никогда не берусь. Кроме того, Кордей платил оговоренную сумму независимо от того, сколько времени я затрачу на решение его проблем — день или месяц.

— Закончим бесполезный разговор, — сказал я, переходя с жаргона на нормальный язык, на котором обычно общаюсь с клиентами. — Я появлюсь в городе в понедельник на пару часов. Если сможете, загляните ко мне в контору. Там все и обсудим.

Губы ее слегка разжались, и она начала их нервно покусывать.

— Дело, которое я собираюсь вам поручить, требует вашего присутствия в городе. Включая сегодняшний день. Измените свои планы.

— Нет!

— Шестьдесят в день.

— Нет, даже если вы предложите сто.

— Отлично. — Поднявшись из-за столика, она начала постукивать кончиками пальцев по его поверхности. — У вас не найдется почтовой марки, мистер Йетс?

— Купите в аптеке напротив кафетерия.

— Вы знаете, кто я?

— Нет.

— Думаю, вы лжете, — сказала она и, раздраженно кивнув, направилась к выходу. В свете неоновых ламп ее волосы отливали аметистом.

Дверь захлопнулась. Сквозь огромное окно ресторана я видел, как она быстро шла по тротуару, обгоняя прохожих. Может быть, она была ненормальной, но мне почему-то так не казалось. Я подошел к стойке и попросил бармена наполнить пивом очередную кружку. Потом стал обдумывать дальнейшие планы.


Планы, в общем, были нехитрые. Поселиться в маленьком коттедже, ключи от которого мне вручат по указанию Кордея, и оттуда шпионить за его летней резиденцией. Подсматривать, подслушивать, заглядывать в окна, прятаться в кустах и прочими недозволенными способами вторгаться в личную жизнь посторонних людей. Достойное занятие для взрослого мужчины.

Когда вчера Кордей появился у меня в конторе, я постарался как следует рассмотреть его. Это был малый с деньгами, испорченный, слабовольный, красивый. От него за милю несло виски. Он еще не закончил свои злопыхательства в адрес супруги, как мои симпатии были на ее стороне. Жаль, что платил мне он, а не жена. Я докурил сигарету, почувствовал, что начинаю зябнуть под ледяной струей кондиционера, и поспешил выйти из кафетерия.

Дикая жара улицы ударила по мне, как хлыстом. Поры кожи вновь полностью раскрылись. В красном свете неоновых реклам прохожие выглядели как вареные раки. Я прошествовал мимо полицейского в кремовой сорочке с погонами, легавый узнал меня и отвернулся — в любимчиках у местных стражей порядка я не числился. Я неспешно шел в сторону автомастерской, чтобы забрать свой «бьюик». Горел зеленый сигнал светофора, толпа переходила улицу, насыщенный выхлопными газами воздух вызывал удушье. Автобус круто завернул за угол Пил-стрит и резко затормозил.

Послышался пронзительный вопль. Кричал человек в предсмертной агонии, и крик отражался от раскаленных каменных стен. Мгновение — и люди стремительно рванулись вперед. Я видел широко раскрытые рты, мокрые от пота лица. Толпу влекла извечная человеческая жажда крови, и даже немыслимая жара не могла заглушить ее. Я тоже человек и потому побежал вместе со всеми.

Автобус стоял под углом к осевой линии дорожной разметки — передняя часть уже на Сент-Кэтрин-стрит, а задняя еще в боковой улице. Жуткие вопли неслись из-под автобуса, где лежала придавленная колесом женщина.

Она была в сознании и свободной рукой трясла склонившегося над ней шофера.

— Сдвиньте колесо, умоляю вас, сдвиньте колесо! — как заведенная, повторяла она.

И так же безостановочно, едва не рыдая, шофер отвечал:

— Нет, не могу, нет, не могу! — Его смертельно бледное лицо было искажено ужасом.

Я подумал, что беднягу вот-вот вырвет. Он понимал, что малейшее перемещение огромного колеса в любом направлении убьет женщину. Было ясно, что без подъемного крана не обойтись.

Истерично крича, из толпы выбежал парень лет восемнадцати и, подскочив к шоферу, ударил его кулаком по лицу. Парня с трудом оттащили. Отчаянные мольбы о помощи не прекращались. Я хорошо видел налившееся кровью лицо женщины, ее угасающий взгляд, рот, растянувшийся в страшную трагедийную маску. Ей уже никто не мог помочь.

Полицейский в кремовой сорочке с трудом продрался сквозь толпу. Крики перешли в судорожное бульканье, изо рта женщины хлынула кровь, голова запрокинулась. Она была мертва.

Когда подъехала скорая, а за ней патрульная машина, начался опрос свидетелей. Кто стоял на перекрестке рядом с женщиной? Есть ли в толпе ее знакомые? Кто видел, как она очутилась под колесом?

Меня полицейские расспрашивать не стали. Мы хорошо знаем друг друга, между нами давние счеты. С минуту я стоял, прикидывая свои дальнейшие действия. Оставаться не имело смысла. Я не знал, как звали женщину. Я не знал о ней ничего, кроме того малозначащего факта, что волосы у нее были аметистового оттенка.

Стараясь не привлекать внимания, я выбрался из толпы. Позади меня кто-то громко спросил:

— Никто не видел ее сумочки?

Я не спеша продолжил путь к автомастерской.

II

Сидя у раскрытого окна коттеджа в Литтл-Виллидже, я с наслаждением дышал полной грудью и с не меньшим наслаждением разглядывал фотографию миссис Глории Кордей.

Эта куколка, которой я дал бы не больше двадцати двух, умела себя подать. Ее поза на снимке была притворно манящей. Губки приоткрыты, словно в экстазе. По типу она напоминала манекенщицу. Если детали ее тела, скрытые под кофточкой и широкой плиссированной юбкой, были такого же качества, ревность ее муженька понятна. Так же легко объясним и здоровый интерес, который проявляли к ней другие представители сильного пола. Я и сам не отказался бы проверить ее достоинства в деле, предпочтительно на каком-нибудь уединенном песчаном пляже.

Послышался противный свист москита. Крылатый паразит влетел в помещение и, устроившись у меня на руке, наполнял утробу моей драгоценной кровью. Я осторожно приподнял снимок и прихлопнул мерзкую тварь. Брызнула кровь, и на горле у красотки Кордей появилась алая полоска. Интересно, подумал я, чем она занимается сейчас? Не тем ли, в чем подозревает ее муж?

Из отеля, расположенного в двух милях от коттеджа, доносилась приглушенная музыка. В неподвижном ночном воздухе мелодия модного шлягера «Не знаю, кто целует ее сейчас» казалась объемной. Погасив свет, я вышел из дома, завел машину и направился в центр городка знакомиться с ночной жизнью обитателей Литтл-Виллиджа.


В просторном зале отеля танцы были в разгаре. Парочки прижимались друг к другу, покачивались в такт музыке.

Я прошел в бар на веранду, нависшую над кромкой воды. Здесь было немноголюдно, обстановка располагала к неторопливому времяпрепровождению. Заказав пару «коллинзов» с лимонным соком и льдом, я устроился на высоком табурете и начал неторопливо потягивать через соломинку жгучую смесь.

На соседнем табурете из-под вечернего платья выглядывали чьи-то стройные ноги. Подняв голову, я перевел взгляд с нижней на верхнюю часть туловища.

У нее были темно-зеленые глаза с желтоватыми искорками, а голову украшала копна аккуратно подстриженных пепельно-русых волос. Она показалась мне чуть старше, чем я предполагал, но ее губы были приоткрыты именно так, как на снимке. Она была красавицей. К тому же она была одна. В своем великолепном платье цвета морской волны, среди зеркал и хрустальной посуды миссис Кордей казалась поэмой, случайно помещенной в сборник прозы.

Мы сидели совсем близко друг от друга, наши глаза встретились. Куколка первая отвела взгляд. Она не казалась смущенной, лишь чуточку нервной. Я услышал ее мелодичный голос:

— Жарковато, да?

— О да. Попробуйте «коллинз».

— Спасибо. Пожалуй, я так и поступлю.

Бармен приготовил ей напиток, мы улыбнулись друг другу одними глазами и приподняли бокалы. Глядя на нее, я пытался понять, действительно она шлюха или это наветы ее мужа. Я склонялся к последнему. Она выглядела приличной девушкой, а нервничала потому, что разговаривала с незнакомым мужчиной. Если у нее и был дружок, то не здесь. По ее поведению нельзя было сказать, что она кого-то ждет.

— Потанцуем? — предложил я.

Она покачала головой:

— Слишком жарко, да и оркестр никуда не годится. Но главное, я зря надела это платье. Мне лучше вернуться домой. Там под кондиционером я быстро приду в себя.

— Вы на машине?

— Нет, я закажу такси.

— Я подвезу вас.

Она бросила на меня изучающий взгляд. В ее темно-зеленых глазах промелькнула насмешка.

Имейте в виду, приемы каратэ мне не в диковинку. Мой жизненный путь устилают ломаные кости самонадеянных донжуанов. Вам ясно?

— Вполне.

— Тогда я с удовольствием прокачусь с вами. — Она слезла с высокого табурета. Ее фигура была под стать лицу. Будь она моей женой, я тоже бесился бы от ревности.

Мы вышли из отеля. Звезды на небе висели так низко, что казалось, их можно коснуться рукой.

— Как красиво! — сказала она таким тоном, будто приехала сюда впервые. — Вы здесь живете?

— Нет. Бываю наездами.

Мы сели в машину. Со стороны можно было подумать, что мы знаем друг друга десяток лет. Она глубоко вздохнула.

— Почему человек должен проводить жизнь в городах? Нет, прощай, Нью-Йорк! — Ее грудь высоко вздымалась. Это была очень приятная на вид грудь. Не знаю, почему она вдруг решила попрощаться с Нью-Йорком. Такие помидорчики не приспособлены к жизни в провинции.

Я чувствовал, как во мне, словно в кастрюле-скороварке, нарастает давление. Было необходимо дать ему выход.

Голосом, в котором внезапно прорезалась легкая хрипотца, я сказал:

— Впереди природа еще чудесней. В десяти минутах езды начинается лес и тянется на сотни миль. Нога человека не ступала в тех непроходимых дебрях.

— Все понятно, — весело сказала она. — Можете не продолжать. — Она улыбнулась. — Едем и станем там первыми вестниками цивилизации. Мне нравится ваш оригинальный подход, только помните — кости нескромных ухажеров я чаще всего ломала именно в автомобилях.

С каждой минутой она нравилась мне все больше. Ее заблаговременные предупреждения недвусмысленно означали, что перейти последнюю черту она не позволит. Я повел машину по главной улице в сторону своего коттеджа. Литтл-Виллидж остался позади. Лениво плескалось озеро. Сидя рядом со мной, куколка мурлыкала себе под нос модный мотивчик, голос у нее был сиплый и приятный. Она была молода, счастлива и бездумна.

Когда впереди показались первые деревья, я съехал на обочину и выключил фары.

— В чем дело? — В ее голосе чувствовалось легкое беспокойство.

— Конец дороги — начало леса. — Я вылез из машины. Она тоже вышла и встала возле меня.

— Какой запах! — с восхищением сказала она.

Она стояла слишком близко. Я обнял ее за плечи, не встретив сопротивления. Откинув голову назад, она посмотрела на небо.

— Нет, вы только взгляните на звезды! — Она глубоко вздохнула.

Нас окружал лес, воздух пьянил. В целом мире существовали только я и она, и она была пленительна и желанна. Во мне полыхало пламя, я привлек ее к себе потому, что в данных обстоятельствах это казалось единственно правильным поступком, и плотно прижался к ней. Если она и сопротивлялась, то только долю секунды, потом закинула руки мне за голову, и мы словно слились в одно целое. Я слегка приподнял ее, и она встала на цыпочки. Ее губы были мягкими и свежими, тело — теплым и ласковым. Прижав еще крепче, я попытался уложить ее на заднее сиденье автомобиля, но она с силой оттолкнула меня и выскользнула из моих объятий.

Она улыбнулась:

— Слишком много и слишком быстро. Не буду кривить душой — вы мне нравитесь, но для первого раза достаточно. — Она взяла мою руку. Мы смотрели друг на друга, и свет звезд отражался в ее глазах.

Я попытался снова войти с ней в клинч, но она ловко подставила локоть, преградивший дальнейший путь к нашему сближению. Наверное, ей было не впервой обороняться подобным образом.

— Нет, вы еще недостаточно ручной, — с дружелюбным смешком сказала она. — Кто знает, до чего вы дойдете, если вас вовремя не остановить? А если потом и я не захочу останавливаться? Все это влияние озера, звезд и сосен.

Она первой села в машину. Я устроился на сиденье водителя, прикурил две сигареты и одну протянул ей. Нам не хотелось разговаривать. Развернув «бьюик», я повел его обратно в Литтл-Виллидж. Уже слышался звук трубы, сочные звуки аккордеона. Я подумал, что никогда, ни при каких обстоятельствах не буду свидетельствовать против нее. Пусть у ее супруга вытянется морда, когда он узнает, что я отказываюсь от дела.

— Дорогая, — сказал я, — где я мог видеть тебя раньше? Ты случайно не миссис Глория Кордей?

— Что? — Ее голос звучал настороженно. Она глубоко затянулась сигаретой. — Ты бывал в клубе «Орхидея»?

— В кабаке Ника Кафки?

— Чуть больше года назад мы с сестрой выступали там в шоу. «Сестры Ларами. Райские птички-певички». Артистки из нас никакие, но и платили нам гроши. Может, ты даже видел это шоу.

— Может, и видел, — ответил я. Точно я не знал. В «Орхидее» я был всего раз, и то по делам клиента. Я спросил: — На игорных столах Ника тебе везло?

— Нет. Мы выступали тем всего несколько недель. Потом по ряду причин уволились. Может, поговорим о чем-нибудь другом? Ты кажешься мне симпатичным парнем.

Мы медленно ехали по главной улице. Я затормозил возле большого деревянного здания, над ярко освещенным входом которого неоновым разноцветьем переливалась надпись «Дискотека». Внутри играл аккордеон, пела скрипка, стучали каблуки.

— Зайдем, — сказал я. — Выпьем холодненького пивка и станцуем виргинскую кадриль. Ну как?

— Нет! — быстро сказала она. Меня удивила поспешность, с которой она ответила. — Мне не хочется.

Она продолжала молча сидеть в машине, глядя в темноту испуганными глазами. Мне была непонятна причина ее страха. Изнывая от жары, я сказал:

— Хорошо, тогда я выпью один и сразу вернусь.

Когда я входил в дискотеку, сзади послышались торопливые шаги — она догоняла меня.

Обойдя танцующих, я подошел к импровизированному бару из составленных в ряд столов. На полу в больших оцинкованных ваннах со льдом лежали банки с пивом. Моя спутница не отставала от меня. Она была бледна. Краем глаза я заметил мужчину, прошмыгнувшего за моей спиной. Он бросил взгляд в мою сторону и сразу отвернулся, но было поздно — я узнал его.

Дон Малли — профессиональный игрок, мелкий рэкетир и стопроцентный мерзавец. Побочное занятие — сутенер, хобби — женщины. Они нравились ему, он нравился им. С волосами пшеничного цвета, густыми черными бровями, выступающим вперед, как утес, подбородком он был бы самым красивым парнем в северных штатах, если бы не бегающий вороватый взгляд. Он был скор на расправу, говорили, что Малли сначала стреляет, а потом задает вопросы. Мне была хорошо известна его репутация. Я легонько похлопал его по плечу.

Когда Малли обернулся, его лицо выражало приятное удивление. Черные брови приподнялись, улыбка перекосила квадратную челюсть, но хорошего актера из него все равно не получилось бы. Он сказал:

— Неужто Билл? — Тон был слишком радостным, он слегка перегнул палку. Мельком глянув на мою спутницу, он поспешно отвел глаза. — Как дела?

— Нормально. Что привело тебя, Дон, в эти забытые Богом края? Подпольная торговля спиртным? Наркотики?

— Ха-ха! — Думаю, вместо смеха он предпочел бы врезать мне по физиономии. За его спиной стояла женщина. Когда я переступил с ноги на ногу и сместился на пару дюймов в сторону, он тоже сдвинулся с места, не позволив мне разглядеть ее.

Я сказал:

— Может, пивка?

— Только что пил.

— А вы не желаете? — Я сделал внезапный выпад в сторону и посмотрел на его спутницу.

Ее большие глаза были голубого цвета, с каким-то не совсем понятным, странным выражением. Она по-кошачьи улыбнулась мне, напомнив сексуальных неврастеничек, о которых я недавно смотрел передачу по телевизору. Ее голову венчала копна золотисто-медовых волос, более темных в прикорневой части. Оставив шоу-бизнес, она, видимо, больше не красила волосы. Однако возраст ее был именно тот, который я предполагал. И губы были раздвинуты точно так же, как на снимке. Возможно, это у них семейное и связано с аденоидами. В любом случае сестрички не слишком сильно отличались друг от друга.

— Нет, мне тоже хватит, — ответила она. — Не следует забывать о фигуре. — Глянув за мою спину, она приветливо улыбнулась: — Привет, Фэй, детка. Я собиралась заглянуть к тебе в отель, но не устояла перед звуками аккордеона. Здесь, в дискотеке, я встретила этого приятного джентльмена. Мы потанцевали, и он угостил меня чудесным пивом. — Она не пыталась оправдаться или придумать более убедительную историю. Ей было все равно. — Он замечательно танцует, — добавила она.

И зовут его Дон Малли, сказал я. — Какой приятный сюрприз для всех нас!

Я обернулся к пепельной блондинке, моей спутнице. С несчастным видом она нервно покусывала нижнюю губку.

— Мистер Йетс… — заикаясь, начала она.

Многие не верят, что по лицу можно определить фамилию человека, — сказал я. — А вот вы только что доказали обратное. Вы, как и прежде, желаете, чтобы я отвез вас домой, или останетесь с сестричкой?

Она грустно смотрела на меня, рыжие искорки в ее глазах поблескивали как-то особенно печально. Возможно, она была неплохой актрисой, много лучше, чем Малли. Несколько секунд все молчали, потом он положил свою руку на мою и расправил плечи. Наверное, у него была такая привычка. Но я вспомнил о своем клиенте и решил не затевать потасовки, тем более что место было не совсем подходящим.

Вежливо кивнув и пожелав всем доброй ночи, я выбрался из дискотеки сквозь толпу танцоров. Я проклинал себя за недомыслие, особенно когда вспоминал, что она называла меня симпатичным парнем. Конечно, я был для нее симпатичным. Симпатичным и недоделанным. В услужении у недоделанного работодателя, который приказывает держать рот на замке, а сам объявляет в рупор всему свету о моем существовании.

Я протянул руку, чтобы открыть дверцу машины, и в это время кто-то крепко ухватил меня за плечо. Я услышал голос Малли:

— Ты что здесь вынюхиваешь?

— Не терпится узнать?

— Эту бабу я встретил сегодня впервые. Можешь мне поверить.

— Разве я что-нибудь сказал?

— Не поднимай шума.

— Угрожаешь? Слышишь хруст? Это у меня коленки подгибаются.

Он снова расправил плечи. Его кулаки сжались. Лицо перекосила гримаса, я понял, что он борется с искушением, как говорят интеллигентные люди, воздействовать на меня физически. Это было что-то новенькое, прежде в аналогичных ситуациях он не раздумывал. Потом Малли расслабился и даже сделал попытку улыбнуться. Он сунул руку в карман:

— Как у тебя с монетой? Могу ссудить.

Мне не удалось побороть искушение. Я ударил его кулаком в грудь, и он отлетел назад, стукнувшись головой об обшитую досками стену здания. Секунд десять он стоял неподвижно, раскинув руки с растопыренными пальцами, и я слышал, как его ногти царапают стену. Я ждал, когда он перейдет к действиям, но он приложил руку к лицу, покачал головой и, пожав плечами, вошел в дискотеку. Я недоуменно смотрел ему вслед — за последнее время с Доном Малли произошли удивительные метаморфозы.

Я завел машину и рванул прочь.


В «Спрус-отеле» я поспешил к конторке администратора. Необходимо было кое-что выяснить, прежде чем его успеют предупредить. Я спросил:

— В каком номере проживает мистер Малли?

Равнодушно покачав головой, клерк поправил лацкан своего пиджака. Парню было лет двадцать, может, чуть больше. Цвет его лица напоминал холодный бараний жир.

— Таких постояльцев у нас нет, — отрезал он.

— Другие отели?

— В Литтл-Виллидже только один отель — наш.

Я вышел из отеля и вновь медленно поехал по главной улице. Ночь близилась к концу, звезды одна за другой гасли на небосводе, все реже попадались подгулявшие прохожие. Не слышалось больше и звуков трубы, лишь аккордеонист не прекращал играть.

Я припарковал машину на грунтовой дороге и остаток пути до коттеджа преодолел пешком. Сбросив ботинки, я открыл банку пива и присел на край кровати. Я думал о том, что испытаю огромное удовлетворение, когда миссис Кордей получит развод. А, в общем, решил я, в конечном счете, плевать я хотел на эту семейку! Главное, я выбрался из провонявшего бензиновыми парами города и могу отдохнуть на природе. Лежа в темноте, я поминал недобрым словом пепельную блондинку, которую сестра назвала коротким именем Фэй.

Я заснул, и мне приснилась женщина с аметистовыми волосами. Она кричала от ужаса и боли, от сознания неминуемой смерти.

III

На следующее утро после получасового купания в озере я допивал вторую чашку кофе, когда услышал звук приближавшейся моторной лодки. Минут через пять на дорожке послышались шаги, и я привстал со стула. За дверьми женский голос назвал мое имя. Я снова сел потому, что весь мой наряд состоял из не успевших просохнуть плавок.

В легком ситцевом платье она была еще привлекательнее, чем в вечернем. Некоторое время посетительница нерешительно стояла на пороге, словно ожидая, что я запущу в нее чем-нибудь тяжелым. Увидев мою обнаженную грудь, она растерянно заморгала. Я сказал:

— Выпейте со мной кофе. Чашку из кухни принесите сами.

Она устроилась за столом напротив меня. Я ждал, что она начнет разговор, но она молчала.

Тогда я сказал:

— Не сомневаюсь, вы посетили мою обитель, чтобы вместе со мной искупаться в озере. Ведь я такой симпатичный парень.

Поставив чашку на стол, она в упор посмотрела на меня своими темно-зелеными, с рыжеватыми искорками глазами:

— Вы сердитесь на меня?

— Вчера вы так ловко все подстроили — завязали со мной знакомство, постарались спровадить подальше, чтобы я не видел вашу сестру и ее дружка. Вы будете смеяться, но я действительно принял вас за Глорию и даже один раз назвал миссис Кордей.

Она сказала:

— Я — Фэй. Фэй Бойл, сестра Глории. А в шоу меня знали под именем Фэй Ларами.

— В каком шоу? — с издевкой спросил я. — Не в том ли, которое вы устроили вчера?

— У меня был сольный номер в клубе «Бантем» в Нью-Йорке. Свои выступления там я закончила в четверг. Глория пригласила меня, и вчера я приехала сюда. Я здесь впервые, с вами же заговорила потому, что вы местный и вам все здесь знакомо. Теперь, пожалуйста, объясните, почему, по вашему мнению, я хотела спрятать от вас сестру?

Вроде бы она все говорила правильно, и я, возможно, сам загнал себя в угол, распустив язык. Действительно, почему посторонний человек вдруг интересуется ее сестрой? Я спросил:

— Кто вам сказал, что я живу в этом коттедже?

— Портье в отеле. Он же назвал мне ваше имя. Это коттедж мужа моей сестры. Он пользуется им в тех случаях, когда гостей собирается слишком много и в большом доме они не умещаются. — Немного помолчав, она отхлебнула кофе. — Вы сняли коттедж на лето?

Да, она вела себя естественно и говорила то, что нужно. Я мог поспорить на последний цент, что ее поведение было насквозь фальшивым. Все было чересчур гладко.

— Снял через агента. Дороговато. Думаю, придется предложить Дону Малли пожить со мной недельку, чтобы сократить расходы. Как вы полагаете, он согласится?

— Кто такой Дон Малли? — Она не оставила мне шансов уличить ее во лжи. — Ах, это, наверное, тот мужчина, который танцевал с Глорией вчера вечером. Он предложил отвезти нас домой, но у сестры своя машина. Тогда он сказал, что заглянет к нам сегодня.

— Вчера он не поленился проследить, действительно ли я убрался из дискотеки… А сейчас вы случайно не выполняете очередное поручение сестры?

Она холодно произнесла:

— Глория вчера вечером вернулась в Монреаль. Я здесь одна и нанести вам визит решила сама. Без подсказки. Я полагала, мне будет приятно в вашем обществе, но, видимо, ошиблась. — Отодвинув в сторону чашку кофе, она поднялась с места.

— Подождите. — Я тоже встал. Она уставилась на мои плавки, и я поспешно сел.

Радио на кухне передавало сигналы точного времени. В этот час обычно сообщали последние криминальные новости — об убийствах, грабежах, а также пожарах, стихийных бедствиях и несчастных случаях. Меня не интересовала эта дребедень, я лихорадочно изыскивал благовидный предлог, чтобы подольше задержать у себя красивую женщину.

Мы молча смотрели друг на друга — я сидя, она стоя. Мне казалось, что она не слишком спешит уйти. После короткой паузы диктор отчетливо произнес:

— Вчера в дорожном происшествии в Монреале погибла известная общественная деятельница миссис Дэниель Люсьен.

С быстротой молнии моя гостья метнулась в крошечную кухню, и, когда я поспешил за ней, она стояла, склонившись над приемником. Диктор продолжал:

— Миссис Люсьен, прославившаяся бескорыстным служением людям, попала под колеса автобуса на перекрестке Пил-стрит и Сент-Кэтрин. Родственники полагают, что на нее угнетающе действовала невыносимая жара, продолжающаяся уже несколько недель. Похороны миссис Люсьен состоятся во вторник.

Ее волосы были аметистового цвета, — сказал я.

Информацию о трагическом инциденте сменили рекламные объявления. Внезапно Фэй Бойл бросилась ко мне. Обхватив мою шею руками, она разразилась рыданиями, ее слезы градом катились по моей обнаженной груди.

Я выключил радио. Рыдания сменились горькими всхлипываниями. «Дэнни, Дэнни!» — восклицала она сквозь слезы.

Кухня была слишком тесна для двоих. В плавках, с прижавшейся ко мне молодой женщиной я чувствовал себя довольно глупо, но оттолкнуть ее не решался.

В конце концов, я обнял ее за талию, приподнял и вместе с ней прошествовал в гостиную. Там всхлипывания прекратились.

Она посмотрела на меня покрасневшими от слез глазами. Я спросил:

— Кто эта Дэнни?

Не ответив, она плашмя упала на неприбранную кровать, и ее снова начали сотрясать рыдания. В моем мозгу замелькали неясные ассоциации. Я вспомнил, что ответил мне слуга, когда я пытался связаться с Филипом Кордеем по телефону: «Апартаменты миссис Люсьен».

— Кто такая Дэнни? — повторил я вопрос.

Она уже взяла себя в руки. Снова приняв сидячее положение, она взмахом руки откинула с глаз волосы.

— Миссис Дэниель Люсьен — моя добрая приятельница. — Она издала звук, похожий на стон. — Боже мой! Так ужасно погибнуть! Какой чудесной женщиной была Дэнни!

— Ужасно, — согласился я. — А какое отношение она имела к Филипу Кордею?

В ее глазах появилось уже знакомое мне настороженное выражение. Она не спросила, откуда мне известно о существовании человека по имени Филип Кордей. Этот факт убедил меня, что она лгала мне от первого до последнего слова. Она провела языком по пересохшим губам:

— Она его тетка. Он и моя сестра жили в ее доме со дня свадьбы. — Ее губы задрожали: — Мне нужно немедленно вернуться в Монреаль.

— Я отвезу вас на своей машине. — Я рассчитывал по дороге получить от нее дополнительную информацию.

— Спасибо. — Она кивнула. — Но сначала я должна вернуть лодку и собрать вещи.

— Действуйте.

Она поднялась. Продолжая сидеть, я сказал:

— Заеду за вами через полчаса. Ждите.

Снова кивнув, она подошла ко мне и коснулась пальцами моего плеча. Через полминуты дверь за ней закрылась, и вскоре я услышал звук удалявшейся моторной лодки.

Чтобы добраться на машине до особняка Кордеев, мне пришлось довольно долго петлять по грунтовой дороге, хотя расстояние не составляло и полумили.

Выдержанную в готическом стиле летнюю резиденцию моего клиента венчала красная черепичная крыша. Я проехал по подъездной дорожке и затормозил перед аккуратно подстриженным зеленым газоном. Выбравшись из машины, я обратил внимание на закрытые ставни и несколько раз громко постучал в парадную дверь. Стук отдавался внутри глухим эхом. Позади я услышал голос:

— Что вам нужно?

Я обернулся. За моей спиной стоял старик с большим, в лиловых прожилках носом и оттопыренной нижней губой. Типичный франко-канадец. В сорочке с короткими рукавами он был похож на садовника.

— Я только что запер дом, — сказал он.

— А где леди?

— Какая? — Он окинул меня равнодушным взглядом и отвернулся.

Сунув руку в карман, я позвенел монетами. С прежним безразличным выражением лица он взял протянутые мной два доллара и опустил их в карман брюк.

— Мисс Бойл только что отбыла на своей машине. Сказала, что не вернется. Тогда я и запер все на замок.

— Вы здесь живете?

— Нет, в Литтл-Виллидже. Моя жена убирает особняк, а я у них на подхвате. Храню ключи от дома.

— Кому вы отдали их вчера вечером?

— Мисс Бойл. Было уже очень поздно.

— А миссис Кордей?

— Она не появлялась. Я, во всяком случае, ее не видел.

— Мужчина по фамилии Малли сюда не приходил?

Он заморгал веками, как старая черепаха:

— За два доллара я сказал достаточно, мистер.

— Ладно. Забудь о Малли.

На лице старика выразилось разочарование. Он сделался агрессивным:

— Как тебя зовут, если спросят хозяева?

— Скажи — Джордж Вашингтон.

Он раздраженно бросил:

— Тогда убирайся к черту!

— Попридержи язык!

После обмена любезностями я сел в машину. Нельзя было терять время, возможно, мне удастся догнать ее. Мне не терпелось спросить, зачем ей вчера понадобилось тащиться в Литтл-Виллидж пешком, когда в гараже стояла ее собственная машина. Зачем она солгала мне, что у нее нет автомобиля. Я гнал «бьюик» на высокой скорости. Отдых на природе заканчивался, я возвращался в город.

IV

Дважды попав в автомобильную пробку, я отказался от мысли догнать Фэй и, добравшись до Монреаля, отправился прямо к себе домой.

Включив кондиционер, я принял горячий душ, переоделся и со стаканом джина в руке сел на диван.

Миссис Люсьен больше не показывали по телевизору и не упоминали в радиопередачах. По воскресеньям в Монреале не выходят газеты, и, чтобы быть в курсе событий, я набрал телефон Филипа Кордея. Номер был занят.

Одевшись, я вышел на пышущую зноем улицу и, перекусив в ресторане, вернулся домой. Снова набрав номер своего клиента, я услышал знакомый голос слуги:

— Апартаменты миссис Люсьен. — Голос звучал трагически.

— Мне нужен мистер Кордей.

— Мистера Кордея нет дома, сэр. Возможно, вам неизвестно о кончине мадам?

— Нет, я слышал и весьма сожалею. Где я могу найти мистера Кордея?

— К сожалению, ничем не могу вам помочь, сэр. Его попросили опознать труп, и он отсутствует с утра. — Сделав глубокий вдох, лакей с негодованием добавил: — Какой ужас! Мадам лежит в городском морге с нищими и бродягами.

— Миссис Кордей тоже отсутствует? Или вы можете пригласить ее сестру?

— Мисс Бойл не была в доме мадам уже больше месяца, сэр. Мы направили ей телеграмму в Нью-Йорк, полагаю, она будет ужасно расстроена. Что касается миссис Кордей, то вчера она отбыла в летнюю резиденцию, и мы весь день тщетно пытаемся связаться с ней. Ужасная новость наверняка еще не дошла до нее, иначе она поспешила бы вернуться. Видите ли, сэр… — Он остановился на полуслове, осознав, что несчастье делает его чересчур болтливым. К нему вновь вернулись манеры образцового слуги: — Кто вы, сэр? Я записываю всех, кто звонил с выражением соболезнования.

— Мистер Филберт Уоткинс.

— Благодарю вас, сэр, от имени семьи усопшей.

Душная летняя ночь упала на город. Я колебался, оставаться дома или прогуляться перед сном. Решив наконец провести часок перед телевизором, я с комфортом устроился в кресле, и тут раздался телефонный звонок. Со мной желал побеседовать капитан Хилари из полицейского управления.

— Как дела? — поинтересовался он.

— Нормально. А у тебя?

— Из-за жары супруга теряет вес. Дошла до двухсот двадцати трех фунтов. Завтра, по нашим расчетам, станет легче еще на пол-унции. Она шлет тебе привет.

— Для этого и звонишь?

— Нет. Хочу спросить, хорошо ли ты был знаком с миссис Люсьен. Дэниель Люсьен.

— С кем?

— Ты слышал.

— С этой женщиной я не был знаком. А почему ты спрашиваешь?

— Ха! Меня тошнит от толстосумов. Сами они давят людей пачками, и никого это не волнует. Но стоит кому-то из них сдуру сунуться под автобус, как начинается вселенский вопль. От нас требуют, чтобы мы провели расследование.

— Ну?

— В городе ее многие знали. Для некоторых баб общественный статус Люсьен — предел мечтаний. Одна из ее обожательниц была вчера в «Медвяной росе», она-то и видела, как миссис Люсьен поднялась из-за столика возле телефона и пересела за твой. Дамочка решила, что вы договорились о встрече.

— Мы не договаривались.

Но она ждала тебя на перекрестке, где угодила под автобус.

— Не понял.

Мы допросили не меньше сотни свидетелей. Один из них утверждает, что ты шел в том направлении. Другой видел тебя там, когда она уже лежала на асфальте.

— Черт бы побрал твоих свидетелей! Послушай, миссис Люсьен пересела за мой столик потому, что на прежнем месте кто-то ковырял в зубах. Понятно? Это ее раздражало, я ей передал сахарницу, чиркнул зажигалкой и сообщил об отсутствии у меня почтовой марки. Потом она вышла и угодила под автобус. Все ясно?

— Абсолютно. Хотя согласно нашей версии за столиком она была одна, когда надумала перебраться к тебе. Кто же ковырял в зубах?

— Какой-то тип, сидевший через пять столиков от нее, у миссис Люсьен был обостренный слух. — Кто эта дамочка, которая снабдила тебя столь ценной информацией?

— Мы никогда не разглашаем имена наших свидетелей. Даже имя шофера такси.

— Хочешь, чтобы я отгадал?

— Она поймала его на Сент-Кэтрин. Назвала твой адрес, а он, оказывается, знал тебя в лицо. Этой приятной вестью он поделился с ней, но она разговор не поддержала. Таксист уже подъезжал к твоему дому, когда увидел, как ты перебегаешь улицу и прыгаешь в автобус. Когда он сказал ей об этом,Люсьен велела развернуться и следовать за автобусом.

Она вышла из такси на Сент-Кэтрин примерно там же, откуда начала свою поездку. Таксист не в курсе, что было дальше, но дает яйца на отсечение, что в автобусе находился ты.

— Тогда он скоро будет кастратом. В автобусе ехал мой старший брат Кристофер. Кстати, что думает коронер о вероятности самоубийства?

— Исключено. Причина первая: законопослушные граждане вроде миссис Люсьен, как и личности вроде тебя, плюющие на закон, не выбирают такой способ сведения счетов с жизнью — превратиться в гамбургер под автобусом. Причина вторая: миссис Люсьен известна как один из столпов общества. По глубине религиозных чувств она сопоставима с любым из двенадцати апостолов. Она с такой неукротимой энергией пыталась внедрить христианскую мораль в жителей нашего славного города, что полицейское управление чуть не спятило в полном составе. Она требовала действий. Полного и окончательного искоренения преступности. Знала, где, как и когда искать злоумышленников. И главное, за ее спиной стояли могучие силы.

— Мой интерес стремительно возрастает.

— Своего покойного мужа она называла непогрешимым. В Нью-Йорке сегодня состоялось богослужение в его память, и мои ребята никак не могут взять в толк, почему вдова не отправилась туда накануне. Она друг многих церковных боссов, говорят, у нее хранится личное послание Папы Римского. Ко всему прочему к категории бедняков ее не отнесешь, — по оценкам наших полунищих фараонов, и моей в том числе, леди оставила кругленькую сумму — одиннадцать миллионов зелененьких. Если желаешь, можешь присвистнуть.

— Уже сделано. Кому оставила?

— Единственному родственнику — своему племяннику, бездельнику и прожигателю жизни. Сегодня он заявился в морг, судя по всему, с тяжелого похмелья. Кивнул и сказал «да», она его тетка. Потом поморщился и ушел. Думаю, он продолжает пить от радости, но его можно понять. Если бы на меня, как спелая груша с дерева, свалился мешок с деньгами, я бы тоже напился.

— Что еще о нем известно?

— Из тех возвышенных сфер, где он вращается, к нам просачивается скудная информация. Даже если он пожирает грудных младенцев, мы сможем узнать об этом лишь благодаря счастливой случайности.

По слухам, его выбрасывали из трех колледжей, но в конце концов он женился на приличной девушке из варьете, и возможно, скоро изменится к лучшему. А в чем твой интерес?

— Да так, вульгарное любопытство. Скажи, а что полиции известно о Доне Малли?

— На социальной лестнице он стоит на много ступенек ниже. Подонок, хотя его респектабельная внешность часто вводит в заблуждение. Несколько арестов по подозрению в кражах, но сидел он всего раз — за нанесение увечий мужу, который застал его в постели со своей женой. Трахать замужних баб — любимое развлечение Малли. Муж пытался отстаивать супружескую монополию, за что был нещадно бит и отправлен в больницу. Последняя пассия Малли — некая певичка из клуба «Орхидея». Он постоянно околачивается там вместе с Филипом Кордеем, который, говорят, сидит сейчас на мели. Но мы отклонились от темы. В общем, если желаешь повысить свой рейтинг среди полицейских чинов, помоги разобраться в деле Люсьен.

Рад бы, но это не в моих силах. Я не знаю абсолютно ничего, и мне непонятно, с какой целью ведется расследование. Разве никто не видел, как она свалилась под автобус?

— Видели по крайней мере две сотни прохожих — перекресток был забит людьми, ожидавшими зеленого сигнала. Но заметили ее, когда она была уже под колесом и отчаянно вопила. Ее долго не могли опознать, личность установили лишь по прошествии десяти часов.

— В ее сумочке не было документов?

— Не было сумочки. Опознали ее по фирменной бирке портного… Не темни, Билл, ясно, что старуха Люсьен тебя интересует. Признайся, что тебя связывало с ней?

— Абсолютно ничего, — в очередной раз солгал я. — Извини, я тороплюсь. — Не дожидаясь ответа, я положил трубку. Хилари мой друг, и мне неприятно говорить ему неправду, хотя лицензия частного сыщика и не запрещает ложь во благо клиента.

Кстати о клиенте. Его следовало навестить, и начать надо было с человека, который мог к нему привести — мистера Дона Малли. Я надел летний костюм, материал которого, если верить портному, был способен дышать, сунул во внутренний карман пиджака свой неизменный «смит и вессон» и через десять минут уже припарковал «бьюик» в конце длинной вереницы машин. Неподалеку переливалась голубыми огоньками неоновая вывеска клуба «Орхидея».

V

Ресторан первого этажа выглядел респектабельно, как старая дева за чтением Библии. Я выбрал свободный столик и стал наблюдать за артистами на эстраде.

Два испанских танцора из Андалузии (в действительности из нью-йоркского Бронкса) закончили выступление под громкое щелканье кастаньет и жидкие аплодисменты. Официанты торопились наполнить бокалы гостей перед следующим номером. Внезапно зал погрузился в полумрак, прожектор выхватил из темноты центр невысокой сцены, оркестр начал наигрывать мелодию, и перед публикой появилась звезда ночного шоу.

Джулия Дюпрэ. Я видел ее портрет в вестибюле, но искусство фотографии было несправедливо к ней. На нее следовало смотреть только в натуре. Она завлекала публику своим телом, словно бросая его в зрительный зал — берите, пробуйте, любуйтесь! На ней было длинное вечернее платье, подчеркивающее безукоризненную фигуру. Такого глубокого декольте я не видел давно — оно доходило до самого пупка. Роскошные рыжие волосы спускались волнами с плеч, большие круглые глаза смотрели в зал по-детски наивно и простодушно. Пышный бюст, тонкая талия и соблазнительные бедра завершали картину. После вступительных аккордов оркестра она начала петь «Я хочу полюбить тебя».

Она едва дошла до половины песни, как все присутствовавшие в ресторане мужчины уже успели переспать с ней, подняться, сварить кофе, вернуться в постель, одеть ее, потанцевать с ней, потом снова снять с нее одежду и в очередной раз улечься с ней. Я подумал, что являюсь свидетелем своего рода сексуального гипноза, не имеющего ничего общего с песней. Не возьми она вообще ни одной ноты, это не имело бы значения. Из нее просто сочился секс. Заканчивая песню, она сфальшивила, но публика неистово требовала повторения.

Всего она исполнила три шлягера. У нее не было голоса, не было таланта — абсолютно, она с таким же успехом могла просто петь «ба-ба-ба». Никто не заметил бы разницы.

Она гипнотизировала зал, как грубое олицетворение секса, пробуждая во всех плотское желание. Доведя кабак до невменяемости, она поклонилась, повернулась спиной к публике и не спеша удалилась.

Аплодисменты не прекращались минуты три, но она больше не появилась на сцене. Когда пик восторга миновал и дали полный свет, я начал озираться, ища глазами Дона Малли. Из-за дальнего столика неожиданно поднялся Филип Кордей и исчез за эстрадой. Я заказал очередную порцию водки. Танцы возобновились.

Допив водку, я рассчитался с официантом, медленно обошел танцующую публику, словно подыскивая партнершу, и незаметно нырнул за спины оркестрантов. За сценой начинался коридор — сырой, тускло освещенный, смердящий. Краска лохмотьями слезала с его стен, на потолке, как змеи, переплетались металлические трубы. Коридор не предназначался для посетителей — их надо было ошеломить роскошью, прежде чем они согласятся опорожнить свои кошельки.

Я двинулся вперед. За поворотом проход суживался; за первой, неплотно прикрытой дверью спорили мужчина и женщина. Их голоса были типичны для жителей Бронкса. Испанские танцоры. Он кричал на нее, в наиболее ответственных местах дополняя грубые ругательства постукиванием каблуков. Вторая дверь вела в пустую темную комнату, где проникавший из коридора свет отражался от потускневшего зеркала. Последней с правой стороны была дверь со звездочкой. Хотя за ней говорили негромко, до меня явственно долетало каждое слово.

Она говорила дрожащим голосом:

— Нет, Филип! Нет, Филип! Какой смысл повторять? Я уже все сказала. Я не могу. Только когда все будет по закону.

В его голосе слышались нетерпение и мольба:

— Джулия, ты не должна так поступать со мной. Я больше не могу! Я сойду с ума. Один раз, только один раз! Разве можно быть такой жестокой к человеку, который тебя безумно любит? Ведь ты знаешь, больше ничто не стоит на нашем пути. Дорогая, поверь мне, теперь все в полном порядке!

Я давно не слышал такого идиотского объяснения в любви. На Джулию Дюпрэ, как, впрочем, и на меня, оно не произвело впечатления. Она холодно произнесла:

— Не знаю, о каком порядке ты говоришь, Филип. У тебя есть жена. Я признаю только законные отношения. Я люблю тебя всем сердцем и душой. Но если я уступлю тебе, высокие чувства, которые связывают нас, будут опошлены. Я этого не хочу!

Возможно, они соревновались в банальностях — кто кого переплюнет по части сентиментальных выражений. Мое ухо плотнее прильнуло к двери. Все это было чрезвычайно забавно.

Чья-то рука дернула меня за плечо:

— Что-нибудь потеряли, мистер?

Я обернулся. С этим типом мы уже встречались — Эдди Силвер. Неслышно подкравшийся ко мне сзади худосочный молодой подонок ассоциировался в моей памяти с одной из моих самых грубых психологических ошибок. Я расследовал одно небольшое дельце и в два часа ночи прихватил его, когда он взламывал дверной замок бакалейной лавки. Он был один и действовал настолько примитивно, что показался мне зеленым новичком. Он пустил слезу, помянул голодных сестричек и преждевременно овдовевшую маму, и я чуть не зарыдал вместе с ним.

Минут пять я читал ему мораль, потом предложил исчезнуть с моих глаз и больше не попадаться. Напоследок я хорошенько поддал ему в зад ботинком. Это была серьезная промашка. Парень вовсе не был зеленым новичком, он давно промышлял воровством. А шпана не забывает пинков в зад — это унижает их воровское достоинство. Он так и не простил мне оскорбления.

— Привет, Эдди! — дружелюбно сказал я.

Его серая от ночных бдений физиономия скривилась в злобной усмешке. Из-за прыщей, усеявших его щеки и лоб, усмешка получилась не столько пугающей, сколько мерзкой. Волосы Эдди Силвера были завиты, а одежда классом выше, чем при нашей первой встрече. Шею хулигана обвивал широкий розовато-лиловый галстук.

Он снова дернул меня за плечо, на этот раз сильнее, и прошипел:

— Отвали, Йетс, падла!

Да, крутой из него вышел гангстер, круче некуда.

Я растянул лицо в широкой ухмылке и дюймов на шесть оторвал от пола правую ногу. Он быстро отпрянул назад, и в его руке, как по волшебству, возник револьвер. Его реакция была быстрее, чем я ожидал, наверное, он усиленно тренировался.

— Я сказал — исчезни! — процедил он сквозь зубы. Затруднительное положение, в котором оказался его старый обидчик, доставляло ему наслаждение.

Удались я с миром, как он требовал, Эдди Силвер, наверное, простил бы меня за давний пинок. Но я не собирался подчиняться его приказам. Повернувшись к нему спиной, я постучал в дверь, на которой была нарисована звездочка.

Эдди грязно выругался. Из-за двери послышались звуки поспешно передвигаемой мебели и голос Джулии Дюпрэ, предложивший войти. Я шагнул в комнату.

Она сидела перед зеркалом в облаке пудры. При виде меня Джулия вежливо улыбнулась и вопросительно приподняла брови. Филип Кордей стоял в углу. На его одутловатом лице краснело пятно, оставленное губной помадой. От недавних переживаний он обильно вспотел, его руки тряслись. Появление третьего лишнего его не обрадовало. Думаю, в аналогичной ситуации я тоже не стал бы хлопать в ладоши от восторга.

Он тупо уставился на меня, и я заметил, что он в стельку пьян.

С трудом ворочая языком, он сказал:

— Какого дьявола ты приперся?

Повернувшись на стуле, секс-бомба спросила:

— Кто этот фраер, Фил?

— Йетс. — Он пытался разыграть большого босса. — Я нанял его. Ты пришел сообщить мне что-нибудь важное, Йетс?

— Весьма. Я весь день пытался связаться с тобой по телефону. Мне надо знать, вернулась ли домой твоя жена.

— Фил, — воскликнула Джулия Дюпрэ, — я и не знала, что ты женат!

На миг Кордей перестал казаться мне пьяным. Он обратился ко мне с достоинством лорда:

— Я предпочел бы, Йетс, чтобы вы не обсуждали мои частные проблемы в присутствии третьих лиц. Вы больше не внушаете мне доверия, и я вынужден отказаться от ваших услуг. Вы уволены?

— Фил! — поспешно вмешалась красотка.

Он с пьяной снисходительностью помахал рукой:

— Я знаю, что делаю, дорогая. Это больше не имеет значения. Йетс, отвали!

— Вот ключи от твоего коттеджа, — сказал я. — С тебя семьдесят пять баксов — день работы плюс накладные.

— Я сказал — убирайся!

— Семьдесят пять. Немедленно!

Его лицо стало малиновым.

— Утром я вышлю тебе чек.

Стука в дверь я не слышал, но она открылась. Ник Кафка, хозяин клуба, не имел обыкновения стучаться. Он вошел вместе с Эдди, выглядывавшим из-за его спины. Я прислонился к стене.

Кордей торопливо сказал:

— Я как раз собирался заглянуть к тебе, Ник. Ей-богу. — Он выпрямил спину и по-солдатски вытянул руки по швам.

Кафка бросил на него презрительный взгляд.

— Заткнись, ублюдок, — коротко сказал он.

Не вынимая изо рта дымящейся сигары, он нисколько секунд молча разглядывал меня. Невысокий, широкоплечий, с квадратной челюстью и глубоко посаженными глазами, Кафка мало отличался от человекообразной обезьяны. Мы уже встречались однажды. Я пытался вернуть часть тех двадцати трех тысяч, которые сын моего клиента просадил в игорном притоне Кафки. Моя миссия закончилась провалом, мы с ним тогда не сошлись во взглядах. Похоже, сейчас мы тоже мыслили по-разному.

Протянув руку, он опустил ее на плечо стоявшего рядом Эдди Силвера.

— Щенок, — сказал он, — ты трепался о каком-то сыщике. — Открытой ладонью он ударил Эдди по щеке. Тот побледнел и, спотыкаясь, непроизвольно шагнул вперед. — Выходит, это был просто треп. Перед тобой не сыщик, а вонючая недобитая ищейка, хуже легавого. Что тебе нужно, мразь?

— Он досаждает мне, — встрял в разговор Филип Кордей. — Я дважды сказал, чтобы он убирался.

— Так чего он тут стоит? Эдди, выброси этот мусор!

Мысль, что недоносок Эдди способен кого-нибудь выбросить, сама по себе была смехотворной. Я усмехнулся. Его рука полезла в карман, но я уже имел представление о его реакции. Я позволил ему вытащить револьвер, затем, как клещами, сжал его запястье, с силой повернул руку и вырвал пушку. Потом толкнул его в спину. Он отлетел от меня, но на ногах удержался.

Я не рассчитал силу толчка. На пути оказался Кафка, и лоб Эдди столкнулся с носом босса. Мгновенно хлынувшая кровь залила ему рот и подбородок.

В наступившей зловещей тишине я почувствовал себя не совсем уверенно. Вытащив из кармана носовой платок, Ник Кафка молча обтер лицо. Его маленькие глаза-буравчики не отрывались от меня. На лице Эдди Силвера была паника.

Я вежливо сказал:

— Не удивляйтесь, но я всегда предпочитаю уходить по собственной воле.

Прижимаясь к стене, я добрался до двери и открыл ее. Кафка убрал платок с лица и разглядывал оставшиеся на нем кровавые пятна.

— Не торопись, Йетс. У меня уйма времени.

— Не сомневаюсь, — ответил я и рванул прочь по коридору, запихивая на ходу себе в карман револьвер Эдди Силвера.

В ресторане по-прежнему танцевали. Мне не терпелось как можно скорее убраться из этого притона, однако прежде чем уйти, я хотел проверить одну догадку, уже некоторое время не дававшую мне покоя. Я подошел к стойке бара и в ответ на вопросительную улыбку бармена сказал:

— Двойной скотч. И запишите на счет мистера Филипа Кордея.

Шутите? Улыбка на физиономии бармена стала еще шире. — За его счет вам здесь не дадут и стакана воды.

— Понял. — Достав револьвер, я положил его на стойку. — Передай Нику. Скажи, пусть не беспокоится о моих отпечатках.

Повернувшись, я быстрым шагом направился к двери. На улице я побежал вдоль вереницы припаркованных машин, каждую минуту ожидая преследования. Разбитый нос Кафки был чреват нешуточными последствиями.

Открыв дверцу «бьюика», я включил фары. Пот покрывал меня, словно мыльная пена. Навстречу машине, сунув руки в карманы, двигалась темная фигура. В ночной тишине глухо стучали шаги. Дон Малли!

Он прошел мимо и скрылся в подъезде клуба. Я начал колесить по городу, посетив все знакомые мне злачные места. Никто не видел, чтобы Филип Кордей доставал из бумажника деньги. Он подписывал счета. И ни разу не заплатил наличными.

Около двух ночи я вернулся домой. Раздевшись, я готовился отойти ко сну, когда зазвонил телефон.

VI

Она сказала:

— Алло, говорит Фэй Бойл.

— Желаете извиниться за постыдное утреннее бегство?

— Да, я так расстроилась из-за Дэнни, что не отдавала себе отчета в своих поступках.

— А сейчас взяли себя в руки и узнали мой телефон? Желаете сказать что-нибудь?

После непродолжительной паузы она сказала:

— Мне нужна помощь. Муж моей сестры вчера не появился дома, и вы единственный человек в городе, к кому я могу обратиться. Помогите мне найти сестру. Насколько мне известно, это ваша профессия.

— Откуда у вас подобные сведения обо мне? Гадали на картах?

— Вам не нужна работа?

— Почему? Я согласен на любую. Сорок в день плюс накладные. Или единовременная выплата. У меня был печальный опыт с клиентом, больше без аванса не работаю. В данный момент я изнываю от безделья и одиночества. Приезжайте, обсудим все на месте.

— Считайте, что вы уже работаете на меня, — сказала она. — Утром заеду к вам в контору.

— А я могу заглянуть к вам прямо сейчас. Где вы находитесь?

Она бросила трубку.

Вернувшись в спальню, я разделся догола и собирался нырнуть под простыню, когда раздался звонок в дверь. Набросив купальный халат, я выключил свет и достал револьвер. Потом заглянул за штору. Видимо, она все же решила приехать. Я различил в полутьме смутные очертания женской фигуры. Опустив револьвер в карман халата, я вышел в коридор и открыл дверь. Передо мной стояла не Фэй Бойл — нанести мне визит решила сама звезда шоу-бизнеса Джулия Дюпрэ. Ее «ягуар» стоял у поребрика.

Она сказала:

— Невыносимая духота! У вас не найдется ничего прохладительного? После трех выходов за вечер так хочется утолить жажду!

— Входите. — Я сделал широкий жест рукой.

Галантно шагнув из двери наружу, чтобы пропустить вперед даму, я быстро взглянул по сторонам. Посторонних машин вблизи видно не было. Я провел Джулию Дюпрэ по темному коридору и запер дверь на ключ.

— Сюда, — сказал я, зажигая свет.

Она вошла в гостиную, покачивая бедрами.

— Уютно и со вкусом, — сказала она, изучив интерьер. — Довольно неожиданно.

Сев на диван, она подобрала под себя ноги и вызывающе улыбнулась. Наверное, ей не терпелось познакомиться с коллекцией гравюр в моем доме.

После выступления в «Орхидее» Джулия переоделась. Сейчас на ее плечах была легкая накидка, а платье из натурального шелка заканчивалось внизу широкой плиссированной юбкой.

— Пожалуйста, чего-нибудь выпить и немного музыки.

Я поставил диск с мексиканским джазом. Под сладкие звуки гитары-маримбы она несколько раз удовлетворенно вздохнула и сказала:

— Как хорошо!

— Да, — согласился я, — действительно хорошо.

Пройдя в кухню, я достал из холодильника лед, приготовил напитки и сел рядом с ней. Вопреки томным вздохам ее глаза светились холодным блеском. Она знала, что ей нужно, и, каким образом ей удастся получить требуемое, ее не тревожило. Крутая стерва, подумал я, даст сто очков вперед самому Нику Кафке.

Она деликатно отхлебнула виски из бокала.

— М-м-м, — мечтательно прошептала она, бросив на меня взгляд невинной девушки.

Я тоже мечтательно улыбнулся, скромно потупив взор. Я чувствовал себя полным идиотом, но она хотела вести игру именно так. Я пробормотал:

— Как мило, что вы зашли. Это визит вежливости?

— В какой-то мере. — Прищурившись, она лениво протянула руку и как бы в рассеянности легонько провела ею по моей выглядывавшей из-под халата волосатой груди. — Вы мне нравитесь, вы понравились мне с первого взгляда. Но особенно после того, как разбили нос этому уроду Кафке. Терпеть его не могу. Кроме того, я возмутилась до глубины души, услышав, как с вами разговаривал Филип.

— И решили приехать ко мне ночью, чтобы об этом сказать. — я медленно провел пальцем по ее щеке и мечтательно вздохнул. Я ожидал, что она сейчас захлебнется смехом, но ее лицо оставалось абсолютно серьезным. Хотя публику в ресторане ей удавалось приводить в неистовство, на близком расстоянии в частной квартире ее чары были не столь эффективны.

— Вообще-то это была идея Филипа, — призналась она. — Он сожалеет, что был груб с вами. Переживает. Он и попросил меня заехать к вам. Разве его поступок говорит об уме? Оставить нас вдвоем. Ночью… — Внезапно подавшись вперед, она обеими руками обхватила меня за шею и тесно прижалась ко мне.

Не скажу, что я испытал неприятные чувства. Скорее наоборот. Ее мягкое плечо касалось моей щеки. Она по-змеиному изогнулась и в один миг оказалась у меня на коленях.

В следующее мгновение, изогнувшись таким же образом, она стремительно с них соскочила.

— Нехороший! — надув губки, произнесла она.

— Револьвер, — сказал я в свое оправдание и, вынув «смит и вессон» из кармана, положил рядом с собой.

Она хихикнула:

— Вы меня боитесь?

— Вы слишком красивы.

Она с интересом наблюдала за борьбой чувств, отражавшихся на моем лице. Кажется, вспышка страсти, которую я умело изобразил, а затем с великим трудом подавил, удовлетворила ее. Я снова прошел в кухню, откуда принес два полных бокала и присел рядом с ней.

— Я тоже человек, Джулия. Давайте сядем подальше друг от друга и побеседуем. Так что вы сказали о Филипе?

— Он собирался приехать сам, но не рассчитал свои силы, — сказала она. — Теперь вряд ли протрезвеет раньше полудня. Хотел извиниться и возобновить прежнюю договоренность. Он нанимает вас снова. — Сунув руку за вырез платья, она извлекла оттуда стодолларовую купюру. — Ваш аванс.

— Мало, — сказал я.

Запустив руку в прежнее место, она вытащила вторую сотню.

Я сказал:

— Отлично. Так что за проблема?

— Мне нравится ваш деловой подход, — сложив трубочкой губки, проворковала она. — Я хочу, чтобы мы стали друзьями, хорошими друзьями — я, вы и бедный Филип. Вы даже представить себе не можете, как невыносимо тяжела была его жизнь с теткой! Она была сука и никакого другого слова не заслуживает.

— Я не имел чести встречаться с ней.

— А мы знаем, что встречались. Разве нет? — Ее серо-стальные глаза вновь прошлись по мне оценивающим взглядом.

По движению ее тела я понял, что она собирается в очередной раз прыгнуть мне на колени. Я выставил вперед руку, лишив ее подобной возможности.

— Подождите, — сказал я, — давайте разберем все пункт за пунктом. Кордей нанял меня, чтобы я раздобыл компромат на его жену. Нашу договоренность следовало держать в глубочайшей тайне. Я согласился на его условия. Затем тетка Кордея попадает под автобус.

При следующей нашей встрече он без каких-либо оснований грубо отказывает мне. Вывод первый: причин для сохранения тайны больше нет. Напрашивается и второй вывод: Кордей боится, что суд не даст ему развод, если обнаружится его собственная неверность. А у меня есть доказательство этого. От Эдди Силвера он знает, что я подслушивал у дверей вашей уборной, когда у вас с ним было любовное объяснение.

Отодвинувшись от меня, она с возмущенным видом откинулась на спинку дивана:

— Если такие доказательства и существуют, ко мне они не имеют отношения. Я не принадлежу к подобной категории женщин. Мне даже не было известно, что он женат.

— Ха-ха! Расскажите об этом птичкам! Вы знали даже, что он намеревается развестись. Когда я неожиданно появился в вашей уборной, ему пришлось сказать, кто я такой и что нас связывает. Именно вы и убедили его после моего ухода не отказываться от моих услуг. Боялись, как бы он не передумал разводиться. Я еще подумал, что он пробует себя в новом качестве — в роли миллионера, которым стал после смерти тетки. Короче, вы были против. Зачем посвящать в курс дела еще одного человека, договариваться с другим сыщиком? Вам не откажешь в сообразительности.

— Можете не сомневаться, — глухо пробормотала она.

— Есть и другая, пожалуй, даже более веская причина вашего визита. Я имею в виду информацию, которую вы несомненно получили из какого-то полицейского источника. Ваш осведомитель сообщил, что я разговаривал с миссис Люсьен перед самой ее гибелью. Вам важно знать, что она мне сказала. Вы рассудили, что лучше прийти вам, а не Филипу потому, что красивая женщина в легком платье добьется большего, чем красивый мужчина в костюме из любой ткани. Сколько баксов спрятано у вас в лифчике на случай, если я потребую еще?

— Остряк! — сказала она, поднимаясь с дивана. — Я не ношу лифчика.

— Неужели все натуральное?

— Можете убедиться. — В ее улыбке не было радости. Она на решила бросить притворство. — Так что вам сказала миссис Люсьен? Я согласна заплатить тысячу.

— Чудесно. Платите, я жду. Она попросила передать ей сахар.

Ее лицо внезапно исказила злобная гримаса:

— Сколько вы хотите? Полторы тысячи, две?

— До свидания, куколка. — Я протянул ей накидку. — Заходите как-нибудь в другой раз.

Схватив обе сотенные бумажки, она сунула их за вырез платья и выскочила в коридор.

— Вы еще обо мне услышите! — злобно крикнула она на прощание.

Диск с мексиканской музыкой подошел к концу. Я открыл дверь на улицу и проследил, как «ягуар» Джулии Дюпрэ отъезжает от поребрика. Потом, погасив свет, высунул голову в окно.

Она остановила машину в самом конце улицы. Из темного подъезда вышел человек. Решив, что ее встречает Филип Кордей, я удивился, как твердо стоит на ногах этот беспробудный пьяница. Когда мужчина садился в машину, свет упал на его пшеничные волосы.

В темном подъезде в конце улицы Джулию Дюпрэ ожидал Дон Малли.

В моей голове все окончательно перепуталось. Стоя возле открытого окна, я пытался систематизировать разрозненные факты, когда из бокового проезда выехал черный лимузин и медленно двинулся по середине улицы. Водитель высматривал номера домов. Я быстро захлопнул окно. В следующий момент машина остановилась напротив моего дома и из нее выскочили четверо. У них, как в классическом гангстерском боевике, были высоко подняты воротники и низко надвинуты на глаза шляпы. Главарь жестом отдал приказ, и двое налетчиков быстро зашагали в противоположных направлениях. Они заходили за дом сзади. Меня собирались прижать с двух сторон, как сандвич.

Я не слабак, без особого труда справился бы с двумя, а возможно, и с четырьмя, будь они все в одном месте. С квартетом, разделенным на пары, — одна перед домом, другая позади — не совладал бы никто. Я тоже начал двигаться. В коридоре кто-то открывал отмычкой замок. Спустя десять секунд дверь бесшумно отворилась. Через кухню я пробрался в кладовку в задней части дома. Двое налетчиков наверняка уже заходили с тыла. Я покрылся холодным потом, вспомнив, что оставил револьвер на диване.

Я помчался прочь от дома скачками, как кенгуру. Перепрыгнув через невысокую деревянную ограду, я оказался в саду своих соседей Эбботов. Задняя дверь дома была отворена. Ее не закрывали по той причине, что в скромном жилище не было ничего ценного, кроме восьмерых детей, которых никто не согласился бы похитить ни за какие деньги.

Прошмыгнув в переднюю, я глянул в окно — лимузин с забрызганным грязью номерным знаком стоял на прежнем месте. Я подошел к телефону и начал набирать номер полиции, но в последний момент передумал.

Я продолжал наблюдение в течение минут двадцати, пока бандиты не вышли из дома. Оставалось неясно, кто их нанял. Быстро забравшись в машину, они завели двигатель и скрылись за поворотом, где, возможно, и притаились. Я не желал рисковать, они могли вернуться — они или кто-нибудь другой.

Внезапно в передней зажегся свет — в дверях стоял хозяин дома Джон Эббот. Вокруг талии у него было обмотано полотенце, в руке он держал толстую палку.

Черт бы тебя побрал, Билл, — недовольно проворчал он, увидев меня. — Разве можно пугать по ночам добропорядочных людей? Что ты тут делаешь? Бродишь во сне?

— Погаси свет! — Он выключил лампочку. Я сказал: — Джон, мне нельзя возвращаться домой. Я хотел бы провести эту ночь у тебя.

— Нет проблем. Сейчас я тебя устрою.

Он провел меня в комнату, где на тумбочке стоял ночничок, а рядом — двуспальная кровать, а чуть в стороне — односпальная. На двуспальной кровати лежали три мальчугана, и еще двое — на односпальной. Все крепко спали. Подняв по очереди сыновей с односпальной кровати, Джон Эббот перенес их к братьям. Никто из детей не издал ни звука.

— Теперь она твоя. — Он указал пальцем на освободившуюся кровать. — Неприятности, Билл?

— Временные.

Могу чем-нибудь помочь?

— Пока нет.

Я с комфортом устроился на кровати, но сон не шел. В моем возбужденном мозгу, сменяя друг друга, мелькали лица Фэй Бойл, Глории Кордей, Джулии Дюпрэ. Я начал строить догадки, что бы могла мне рассказать миссис Люсьен. Свет ночника действовал мне на нервы.


На соседней кровати послышалось шевеление. Младший отпрыск Эбботов, не просыпаясь, поднялся и, переступив через братьев, вернулся на свою законную постель. Я подвинулся уступая ему место. Прижавшись ко мне, он обхватил мою шею руками.

Только тогда я сумел забыться сном.

VII

После завтрака с семейством Эбботов я отправился проведать свое жилище.

Моя квартира выглядела так, словно на нее обрушился торнадо. Четверо громил добросовестно отработали свой хлеб. Возможно, что и шлюха Дюпрэ, вернувшись вместе с Малли, приложила руку к погрому. Сорванные со стен картины, разрезанные и выпотрошенные матрасы и подушки, бумаги из ящиков стола, белье из шкафа валялись вперемешку на полу.

Ночные гости не оставили в покое и ванную — шторка душа была сорвана, рулон туалетной бумаги размотан. Они не пропустили ни одной мелочи, тем самым косвенно указывая на размер разыскиваемого предмета.

Мои нервы были напряжены до предела. Тщательно побрившись, я оделся и пошел предупредить Лу Эббот, что сегодня у меня прибирать не надо. Именно она, жена моего соседа, содержала в чистоте и порядке мое жилище. В непосредственной близости от ее дома сидел на столбе телефонист, у него был вид обычного работяги, но сегодня никто не внушал мне доверия, и я тотчас вернулся к себе. Только тогда я заметил, что револьвера, оставленного мною на диване, более там нет. Это обстоятельство расстроило меня до такой степени, что я нарушил свое железное правило — не пить по утрам. Несколько глотков неразбавленного виски были для меня сейчас жизненной необходимостью.

Я снова вышел из дома, внимательно огляделся по сторонам, после чего направился к припаркованному в некотором удалении «бьюику». Улица жила обычной размеренной жизнью. Старушка вела за руку малыша. Молодые хозяйки спешили в ближайший магазин за покупками. Я завел двигатель и тронулся с места. Оранжевая иномарка, не отстававшая от меня кварталов шесть, свернула в сторону, и мои опасения, что меня ведут, развеялись. Ничего подозрительного вблизи заметно не было, но я по-прежнему не хотел рисковать. Свернув в противоположную от конторы сторону, я минут пять ехал по прямому, как стрела, участку дороги, где обнаружить хвост не составляло труда. Припарковав наконец «бьюик» в тихом переулке, я дошел до угла Сент-Кэтрин-стрит и, затесавшись в толпу пешеходов, прошмыгнул в подъезд своей конторы. Мои противники были дотошными парнями, хотя и не слишком сообразительными. Они вырубили дверной замок зубилом, в то время как могли просто потрясти дверь — она открылась бы без проблем.

Сейф в кабинете был взломан, его содержимое разбросано по полу. Я был рад, что не хранил в нем документов о прошлых и текущих делах.

После их визита бутылка водки, стоящая на письменном столе, оказалась наполовину опорожненной.

Я снова нарушил железное правило не пить по утрам, потом в очередной раз попробовал привести в порядок свои мысли. У противников было несомненное преимущество передо мной — они знали, что им требуется, для меня же смысл происходящего оставался туманным. Возможно, правда, пришло мне в голову, им неизвестно, что нашу улицу обслуживает ленивый почтальон.

Спустившись на первый этаж, я зашел в небольшую лавчонку, расположенную прямо под моим кабинетом.

— Привет, Тони, — сказал я. — Почту уже приносили?

— Конечно. — Наклонившись, он достал из-под прилавка пачку писем, которые почтальон не удосужился разнести по этажам.

Пять писем было адресовано мне, четыре из них не содержали ничего, кроме счетов. Последнее было в дешевом конверте, который можно купить в любой аптеке. Оно было толстым и тяжелым, а надпись на конверте сделана женской рукой.

— Благодарю, — сказал я.

Вернувшись в кабинет, я бросил счета на пол, где они остались лежать вместе с другим хламом, и открыл последний конверт.

В него были вложены короткая записка, пятидесятидолларовая купюра и второй, меньшего размера конверт из плотной оберточной бумаги. На его обратной стороне была сургучная печать. Он напомнил мне тот конверт, который я видел мельком в сумочке миссис Люсьен. Я отложил его в сторону, положил поверх него пятьдесят баксов и приступил к чтению записки. Она начиналась с сути, без преамбулы:

Мистер Йетс, вам пишет женщина, с которой вы разговаривали в кафе «Медвяная роса». Я тетка и опекунша Филипа Кордея, что вам наверняка хорошо известно. Я знаю с какой целью нанял вас Филип, и именно по этой причине пыталась уговорить вас отказаться от работы. Видимо, я предложила вам слишком мало…

Открылась дверь. Я ощутил легкий запах духов и острое чувство опасности. Я не поднял голову — в этом не было смысла. Я был безоружен. Внезапно мне стало предельно ясно, что миссис Люсьен попала под автобус не случайно — кто-то ее толкнул.

Я надеялся, что записка прольет свет на обстоятельства этого дела. Я продолжил чтение:

Я не видела племянника два дня и не увижу до тех пор, пока не вернусь из Нью-Йорка в конце следующей недели. Мне известно, что вы находитесь с ним в постоянном контакте. Прошу вас передать ему второй конверт и сказать, что я разрешаю ему сломать печать. Надеюсь, после этого ваши услуги ему больше не потребуются. Взамен я уплачу вам вдвое больше того, что обещал он. Даю вам слово. Вкладываю в письмо пятьдесят долларов как свидетельство моих серьезных намерений.

Дэниель Люсьен.
За моей спиной послышался голос:

— Мистер Йетс, я полагаю?

— Вы не ошиблись, сэр. Я к вашим услугам.

Я глянул вверх. Их было двое — один долговязый, другой намного ниже. Оба подстрижены на голливудский манер, в модных костюмах, с пушками в руках. Духами пахло от долговязого. У коротышки выглядывали изо рта щербатые зубы, и он беспрестанно подхихикивал без видимой причины. Прежде я не встречал ни того, ни другого.

Услышав мой вежливый ответ, он буквально зашелся от смеха. Высокий, которого я опасался в меньшей степени, видимо, не получил хорошего воспитания. У него были ненормально длинные руки, узловатые пальцы и безобразное лицо. Он процедил сквозь зубы:

— Соображаешь, падла, зачем мы пришли?

— За автографом?

Коротышка захихикал еще веселее:

— Ты только подумай, Гарри, какой нам достался остроумный фраер. — Он подошел ближе к моему рабочему столу. — Мы не нашли ничего у тебя дома и здесь вытащили пустышку. Выходит, ты держишь все при себе. Ну-ка, подними руки так, чтобы я их видел. Отлично, сейчас мы тебя немного пощупаем.

Его взгляд задержался на письме. Он взял его в руки и пробежал глазами. Потом, удовлетворенно хихикнув, сунул пятьдесят баксов в карман.

Встав за моей спиной, коротышка сломал сургучную печать второго конверта. Помолчав несколько минут, он негромко произнес:

— Ну и дела! — Он отступил на три шага в сторону и снова оказался в поле моего зрения. Его рука держала лист плотной бумаги с машинописным текстом и несколькими гербовыми печатями. — Нет, ты только подумай! — с некоторой укоризной сказал он своему напарнику.

Долговязый на несколько мгновений оторвал от меня взгляд и посмотрел на бумагу. Я заметил, что у него желтые глаза. Смешливый бандит отложил револьвер в сторону, достал позолоченную зажигалку и поднес ее к документу. Вощеная бумага горела медленно, и зажигалкой ему пришлось чиркать дважды. Потом он сжег записку и оба конверта, а пепел растоптал на полу.

Не переставая хихикать, он обошел стол теперь уже с другой стороны. Тональность его смеха несколько изменилась, она нравилась мне меньше прежней. Я глянул на недопитую бутылку водки, и мне страстно захотелось сделать еще хоть пару глотков. За окном шумела улица, слышались разноголосица гудков, редкие выхлопы отработанных автомобильных газов. В руке коротышка держал пистолет тридцать второго калибра. Судя по тому, как уверенно он с ним обращался, убивать людей ему было не впервой. Звук выстрела будет неотличим от автомобильного выхлопа. Я почувствовал, как к горлу подкатывает тошнота.

Коротышка бросил на напарника веселый взгляд, его глаза радостно искрились:

— Заводи машину, Гарри. Развернись к северу, но не отъезжай. Пусть мотор прогреется. Я буду минут через пять.

Гарри исчез, дверь за ним бесшумно закрылась. Коротышка теперь смеялся не переставая.

Я сказал:

— Пять минут? Зачем так тянуть?

Он едва не захлебнулся от смеха. Ситуация доставляла ему несказанное наслаждение.

— Мой девиз: истинный художник всегда выбирает оптимальный момент.

Негодяй, видимо, получил неплохое образование.

— Пожалуй, ты прав. Мне встать или можно сидя?

— Конечно, встань. — Он помахал револьвером.

Я поднялся.

— Теперь лучше. Такая гора мускулов способна коленями опрокинуть на стол. А теперь я спокоен.

Мысль о коленях не приходила мне в голову — я был слишком напуган. Маленький шанс был упущен безвозвратно. Я стоял, безвольно опустив руки на письменный стол и глядя на полупустую бутылку водки. Я сказал:

— Что ты с этого имеешь, кроме садистского удовлетворения?

— Баксы, мой милый, баксы. Это моя профессия. А теперь повернись и отойди от стола. Не хочу, чтобы меня внезапно сбили с ног.

— Понял, — ответил я.

Намерения предпринять последнюю отчаянную попытку я не оставлял, хотя, на мой взгляд, шансов на успех у меня не было. Слишком стремительной была реакция у бандита.

Я медленно переставлял ноги, направляясь к той точке кабинета, куда он указывал. Мое положение выглядело практически безнадежным. Вопрос был лишь в том, какую часть моего тела поразит пуля. Я продолжал двигаться. Бандит слегка пошевельнулся. Я подумал, что сейчас он нажмет на спусковой крючок и моя жизнь бесславно завершится. Но нет, он продолжал стоять, и по его лицу было заметно, что сейчас он снова радостно рассмеется. Коротышка был слишком уверен в себе. Он собирался прикончить меня, когда я дойду до противоположной стены.

Я больно ударился бедром об острый угол стола. Покачнувшись, я, как слепой, стал цепляться правой рукой за воздух. Его глаза сверкнули. Левой рукой я схватил горлышко водочной бутылки и взмахнул ею.

Удар пришелся по костяшкам пальцев его руки, державшей револьвер. Я вложил в удар всю свою силу, но бутылка, к моему удивлению, осталась цела.

Он бессмысленно захихикал. Перехватив руку убийцы, я начал медленно разворачивать револьвер. Когда дуло уперлось в его грудь, я нажал на спусковой крючок. Он продолжал стоять. Через несколько секунд я услышал короткий всплеск смеха. Он смеялся последний раз в жизни. Смешливый бандит рухнул на пол, и его лицо исказила предсмертная судорога.

Сделав три глубоких вдоха подряд, я налил в стакан водки и сел. Раздался телефонный звонок. Я снял трубку.

— Я ожидал вас, — сказал я.

Ее голос показался мне более мелодичным, чем прежде:

— Вы предполагали, что я позвоню?

— Фэй Бойл?

— Нет, ее младшая сестренка Глория Кордей.

Это обстоятельство меня немало удивило. Я сказал:

— Хорошо, что вы позвонили. Мы волновались, где вы и что с вами.

— Очень мило с вашей стороны. — Ее голос то пропадал, то прорезывался вновь. Слышимость была никудышной, я с трудом разбирал, что она говорит. — Я тоже беспокоюсь за себя, почему и стараюсь держаться в тени.

— Она перевела дыхание и быстро продолжила: — Мистер Йетс, вы не станете возражать, если я перейду прямо к делу? Я не хочу, чтобы вы продолжали работать на моего мужа. Я предпочитаю нанять вас сама. Ваши услуги будут оплачены по самым высоким расценкам.

— Сколько?

— Сколько назовете. В разумных пределах.

— Что от меня требуется?

— Видите ли… — Она внезапно замолчала, ожидая, видимо, что разговор продолжу я. Однако, учитывая последние события, мне не приходила в голову ни одна здравая мысль. Она сказала: — Вы не могли бы заехать ко мне?

— Куда?

— Туда, где вы видели меня последний раз. Я остановилась в отеле.

— Договорились, — сказал я. — Я больше не работаю на вашего супруга. Теперь я получаю указания только от вас.

— Вы можете приехать незамедлительно?

— Скоро, но не сию минуту. — Я посмотрел на лежавший на полу труп. — Как только смогу.

— Пожалуйста, никому не сообщайте о нашем разговоре. До свидания.

— До свидания, — сказал я.

Я допил водку. Потом обследовал кучку пепла на полу, но не смог разобрать ни единого слова. Собрав пепел, я выбросил его в окно. Попеременно открывая и закрывая дверь, я сдул пыль в коридор. Все эти операции я проделал, стоя на четвереньках. Голова покойника была повернута в мою сторону, и он улыбался, обнажив щербатые зубы.

Я достал полтинник из его кармана и переложил в свой. Потом тщательно обыскал его, не обнаружив ничего, кроме сигарет, зажигалки и еще семидесяти баксов, которые я не тронул. Его костюм был сшит в Чикаго. Я аккуратно сложил все бумаги, навел в кабинете порядок, стряхнул пыль с колен и уселся за рабочий стол.

После этого я позвонил капитану Хилари в полицейское управление.

VIII

Первыми прибыли полицейские, патрулировавшие ближайшую часть города. Потом перед домом затормозилчерный фургон, и за следующие четыре часа перед моими глазами прошла вереница полицейских служащих — фотографов, лаборантов, следователей.

Дольше других пробыл в моем кабинете медэксперт — крошечный человечек с подозрительными глазами и язвительным языком.

Капитан Хилари приехать не смог. Двое полицейских детективов, оба в звании сержанта, были моими давними недоброжелателями, хотя и не относились к разряду злейших врагов. Ревлон — франко-канадец, был худощав, с налетом элегантности. Он обращал на себя внимание спокойным голосом, золотистой кожей и вьющимися каштановыми волосами.

Другой сыщик, по фамилии Бедекер, обладал гигантскими кулаками, широким плоским лицом и абсолютно лысой головой.

Последнее обстоятельство являлось причиной его перманентного недовольства жизнью. Я не испытывал симпатии ни к тому, ни к другому, но особенно к Бедекеру.

Он сказал:

— Ну-ка, повтори еще раз.

— Столько, сколько твоей душонке угодно. Я только что пришел. Принял утреннюю дозу из этой бутылки. Открылась дверь, вошел вот этот коротышка, размахивая тридцать вторым и повторяя на ходу: «Спокойно, мистер, спокойно, прошу передать мне деньги!» Я объяснил, что баксов при себе не имею, но он не поверил. Спорить с ним я не стал по тридцати двум причинам. Он пожелал обыскать меня, велел встать по другую сторону стола. Я ударил его бутылкой, бросился на него, пытался отнять пушку. Мы катались по полу, когда он неловко нажал на спусковой крючок и пуля угодила ему в грудь.

Бедекер помахал растопыренной ладонью с черными ободками грязи под ногтями:

— Подожди! Что это за тридцать две причины?

— Он имеет в виду револьвер тридцать второго калибра, — шепотом подсказал ему Ревлон. — Остроумный выродок, да?

Медэксперт возился на полу над трупом, напоминая щенка, заглядывающего в аквариум с рыбками.

Ревлон достал носовой платок и осторожно взял бутылку.

— На ней кровь, док, — обратился он к медэксперту. — Как там рука покойника? Действительно сломана?

— Действительно, хотя, может быть, после смерти. Точно скажу позднее.

Проведя пальцами по своим волнистым волосам, Ревлон приоткрыл дверь и крикнул дежурившему в коридоре полицейскому, чтобы тот прогнал с лестницы зевак. Потом вернулся в мой кабинет и начал принюхиваться.

— Другие посетители у тебя были? Пахнет духами. Или ты сам ими пользуешься?

— Какими духами?

Бедекер сказал:

— Покойник одет как гомик. Может, Йетс пристрелил его из ревности?

— Браток, — сказал я, — половина городских шлюх подтвердит, что ты не прав. Побойся Бога. Я дам тебе сотню адресов, и ты убедишься сам.

Медик наконец поднялся с пола:

— Здесь мне больше делать нечего. Фотограф заснял все, что требовалось.

Не дожидаясь ответа, он открыл дверь и велел санитарам забрать труп.

Смешливый коротышка еще не успел окоченеть. Внешне он совсем не изменился, только как-то еще больше уменьшился в размерах. Казалось, он спит. Мне даже стало чуточку жаль его.

Теперь в кабинете оставались только я и два копа.

— Ну-ка, повтори снова, — в очередной раз потребовал Бедекер.

Я начал:

— Я только что пришел. Принял законную утреннюю дозу…

Он с силой толкнул меня в плечо тыльной стороной ладони. Я едва удержался на ногах.

Говори медленнее и не повторяйся. — Проведя ладонью по вспотевшей лысине, он глянул куда-то в сторону и неожиданно ткнул мне кулаком в лицо.

Я с размаху грохнулся на пол.

— Не распускай руки, плешивая тварь, — сказал я, поднимаясь. — Объясни, что тебе нужно. Я все расскажу, как ты того пожелаешь. Подписывать ничего не стану. Зато мы оба сбережем время и нервы. Предположим, он шантажировал меня и поплатился за это жизнью. Или клиент потребовал деньги обратно, а я не пожелал отдавать. Меня устроит любой вариант. Выбирай. Я доставлю тебе удовольствие.

Бедекер медленно сжал кулаки:

— Удовольствие мне доставит только твоя разбитая морда.

Я посмотрел ему прямо в глаза. Они были налиты злобой.

Я сказал:

— Наступит день, и я посчитаюсь с тобой, легавый.

Он занес руку для удара, но Ревлон успел перехватить ее.

— Спокойно, Бедекер, не будем слишком отклоняться от устава. Йетс, кто этот парень?

— Понятия не имею.

— С какой целью он пришел?

— Ограбление.

— Повтори!

Я повторил.

— Еще раз.

Я повторил еще раз.

Потом мы поехали в город. Элегантный Ревлон сидел рядом со мной в моем «бьюике». Бедекер следовал сзади в патрульной машине.

В управлении я снова и снова повторял свой рассказ, пока сам в него не уверовал. Мне начало казаться, что все происходило именно так, как я говорил. Я ответил не меньше чем на сотню идиотских вопросов, но той информацией, которую намеревался скрыть, с ними так и не поделился.

Потом меня пригласил к себе в кабинет капитан Хилари. Я сел в кресло и закурил. Уже наступил вечер. Жара плохо действовала на капитана, явно не улучшая его настроения.

— Более дурацкого объяснения тебе в голову не пришло? — раздраженно спросил он.

— Ну конечно, я все выдумал, чтобы позлить твоих придурков.

— Дело в твоих манерах. Как ты себя ведешь, когда тебя допрашивают представители закона? Ты вывел Бедекера из себя, а у него и так забот хватает — я поручил ему расследовать смерть миссис Люсьен.

— Об этом он не промолвил ни слова.

— Разве он обязан тебе докладывать? Ты тоже ничем не помог нам.

— Не спорю. Ну а по большому счету, твой Бедекер — законченный негодяй. — Я небрежно выпустил изо рта облачко дыма. — Выяснил, кому достанутся деньги миссис Люсьен?

— Завещание вскроют завтра после похорон, но уже сейчас ясно, что все получит племянник и лишь небольшая сумма пойдет на благотворительные цели.

— Откуда у тебя такая уверенность?

— Он — единственный из родственников, оставшийся в живых. Репутация семьи была у старухи пунктиком. Она боялась скандалов даже после своей смерти. А скандал вышел бы грандиозный, оставь она деньги кому-нибудь другому.

— Понял, — сказал я. — Кто их адвокат?

Он посмотрел на меня, прищурив один глаз:

— Билл, не корчи из себя целку. Зачем тебе нужна информация?

— Объясню позднее.

Хилари сердито фыркнул, но все же поднялся из-за стола и вышел из кабинета. Возвратившись минут через пять, он с видимым трудом пытался скрыть недоумение.

— Джозеф М. Хэпуорт, — сказал он.

У меня едва не вырвался возглас изумления. Хэпуорт был вдовцом, его сын учился в дорогом престижном университете. Хэпуорт считался непревзойденным знатоком законов и обладателем крупного состояния. В то же время он не признавал никаких моральных преград, если существовала возможность сорвать с клиента куш. В прошлом я лишь случайно избежал столкновения с ним на почве различного толкования юридических норм. Тогда он занимался каким-то темным делом, связанным с акционерной компанией, и шантажировал держателей акций, пока те не откупились от него.

Я сказал:

— Хэпуорт? Никогда о нем не слышал.

— Хватит меня разыгрывать! Отвечай, какое отношение ты имеешь к делу Люсьен?

Я молчал. Хилари был моим другом, но сейчас, наверное, он ненавидел меня так же, как любой полицейский ненавидит увиливающего от показаний свидетеля.

— Что ж, Билл, увидимся позднее. А сейчас убирайся!

— Последняя просьба, — сказал я. — Одолжи мне на время револьвер.

— Как же, как же, с огромным удовольствием, — со злым сарказмом сказал он. — В управлении у нас несколько моделей. Вам, сэр, желательно какую?

— Остынь, — сказал я. — Моя просьба вполне законна. Вот лицензия.

— Разрешающая носить оружие только с указанным номером. И никакого другого. Вот и пользуйся на здоровье своей пушкой.

— Ее похитили.

Он посмотрел на меня долгим суровым взглядом. Вероятно, так озирает окрестности аллигатор, высунув голову из воды.

— Напомни, что ты сказал мне о своей заинтересованности в деле Люсьен?

— Вроде бы ничего.

— Тогда оторви свой зад от кресла и убирайся. Из города не уезжай. Ты понадобишься. Когда опознают этого гомика. Исчезни!

— Я позвоню, — сказал я.

Я вышел на улицу, миновал два квартала, потом, свернув направо, еще три, прошел с полмили налево и остановился возле витрины с красивыми галстуками. Какой-то тип в штатском, не отстававший от меня, пересек по диагонали улицу и принялся изучать рыболовные снасти в витрине соседнего магазина. Я неторопливо двинулся вперед. Он прошел полквартала и остановился. Ситуация была мне не по душе. Я не знал, по чьему приказу ко мне приставили хвост — то ли так распорядился Хилари, то ли проявил инициативу Бедекер. В любом случае от слежки необходимо было избавиться.

Я дождался появления такси, убедился, что в обозримых пределах не видно других машин, помахал рукой и, когда водитель затормозил, прыгнул в салон. Хвост на противоположной стороне улицы в панике рванул через дорогу. Когда такси заворачивало за угол, я обернулся. Легавый отчаянно махал рукой, тщетно пытаясь остановить частника.

Я велел таксисту покрутиться по городу минут десять, потом, указав знакомое здание, попросил остановиться. Нырнув в подворотню, я быстрым шагом миновал два проходных двора и спустя минуту уже находился на другой улице.

Ближайший телефон-автомат был в аптеке. В справочнике против имени Джозеф М. Хэпуорт значилось два номера — служебный и домашний. Для начала я набрал домашний и, когда ответа не последовало, позвонил в контору. Трубку быстро сняли, и низкий, хорошо поставленный женский голос сказал:

— Адвокатская контора мистера Хэпуорта. Говорит мисс Хемминг.

— Позовите босса.

Не сомневаюсь, меня приняли за грубияна. В голосе мисс Хемминг послышались возмущенные нотки:

— У него совещание. Что-нибудь передать?

— Скажите, что с ним желает говорить Йетс. По поводу старухи Люсьен.

Она была вышколенной секретаршей. Ее голос не изменился ни на йоту:

— Минутку, сэр, посетитель, кажется, вышел. Соединяю.

Я ждал. Послышались три щелчка различной тональности — мягкий, плавный и еще один, чуть резче. На другом конце провода меня слушали по крайней мере два человека. Вкрадчивый, густой, с легким шотландским акцентом голос словно сдабривал каждое слово елеем:

— Да-а? Мистер Йетс? Вы желаете со мной побеседовать? Что именно вас интересует?

— Хочу выяснить некоторые обстоятельства, касающиеся вашего клиента — миссис Люсьен. Где бы мы могли встретиться?

Содержание елея в его голосе оставалось прежним. Он вежливо поинтересовался:

— Могу я узнать, мистер Йетс, какое отношение вы имеете к упомянутой леди? Вы были друзьями?

— Больше чем друзьями. Сегодня утром я получил письмо, написанное ею незадолго до смерти. Некий бандит пытался отнять его у меня. В результате он сам распрощался с жизнью.

Та-ак, — внезапно изменившимся голосом протянул он. Можно было подумать, что кто-то убрал у него из-под носа любимое лакомство. — Да, я кое-что слышал об этом прискорбном инциденте. Знаете, до адвоката слухи доходят из различных источников. Но почему вы считаете, что данный факт может представлять для меня интерес?

— Негодяй ошибся, думая, что уничтожил оригинал, но я же давно играю в эти игры. Ему досталась копия.

Расколоть Хэпуорта было не так-то просто.

— Ясно. А дальше?

— Возможно, вы знаете заинтересованных лиц? Тех, кто подослал ко мне визитера? Если так, мне полезно было бы встретиться с ними. Или сперва мы потолкуем тет-а-тет?

Он медлил с ответом.

Я сказал:

— Полагаю, вы знаете, что ваша клиентка разговаривала со мной за несколько минут до смерти? Могу поспорить, она не сама упала под автобус — ее толкнули.

Щелчок на другом конце провода подсказал мне, что один из слушавших положил трубку. Хэпуорт шумно перевел дыхание.

— Пожалуй, нам лучше встретиться, мистер Йетс, — сказал он. — Вы могли бы заглянуть ко мне в контору? Сейчас?

— Мне потребуется некоторое время на дорогу.

— Естественно, я подожду… Ах да, мистер Йетс, не забудьте прихватить письмо, которое миссис Люсьен отправила вам.

— Постараюсь, — ответил я и положил трубку.

Я уже собрался уходить, когда в аптеку вошел полицейский. Наверное, это был обычный коп, но на сто процентов я не был уверен, а рисковать не хотел. Вернувшись в будку, я стал набирать другой номер, краем глаза наблюдая за ним. Но нет, все было по делу — его интересовала зубная паста.

На другом конце сняли трубку, и мне в барабанную перепонку ударил звонкий мальчишеский голос:

— Да?

— Билл Йетс. Не знаю, с кем из вас говорю, и знать не желаю. Мне нужна ваша мать.

— А-а-а!!! — раздался восторженный возглас. — Я Томми. Ни папы, ни мамы дома нет. Папа на работе, а мамуля убирает твой дом. Дядя Билл, Джонни целый день ищет тебя.

— Поговорим потом, — сказал я, прекращая разговор.

Полицейский никак не мог решить, какой сорт пасты лучше всего подойдет для его зубов. Я набрал номер своей квартиры. К аппарату подошла Лу Эббот.

— Билл, — представился я. — Извини за бардак, что сегодня в моей пещере.

Она рассмеялась:

— Теперь понятно, почему ты искал убежище у нас в доме — убегал от любовницы. От ревности она перевернула все вверх тормашками. Если это та, что приходила сегодня, я не удивлюсь.

— Рыжая с круглыми глазами?

— Нет, пепельная блондинка по имени Бойл. Ей не терпелось увидеть тебя. Она зайдет снова в семь.

Я глянул на часы. В моем распоряжении оставалось тридцать пять минут. Полицейский ушел. Я покинул кабинку, кивнув аптекарю, и вышел на улицу. Фараон уже успел удалиться на солидное расстояние. Для верности я несколько раз свернул в боковые улочки, не отклоняясь, однако, от главного направления. Я пробирался к полицейскому управлению, где оставил свой «бьюик». Необходимо было срочно встретиться с Фэй Бойл. Хэпуорту придется подождать.

IX

Машину я припарковал в конце улицы, а последнюю сотню ярдов решил преодолеть пешком. Когда половина расстояния была уже позади, кто-то сильно потянул меня сзади за полу пиджака. Оказалось, что ко мне незаметно подкрался младший отпрыск семейства Эбботов, тот самый мальчуган, с которым я провел в обнимку прошлую ночь. Он ждал меня, катаясь по темной улице на трехколесном велосипеде.

Замечательный парнишка, но он еще не добрал в летах, и ему следовало лежать в постели. Он смотрел на меня со счастливой улыбкой, безусловно рассчитывая, что я приму участие в его играх. Жаль, что я не мог оправдать его ожиданий. Я взял его за руки и начал крутить под восторженные вопли. Потом, поставив на ноги, похлопал по спине и велел отправляться восвояси. Сам же двинулся дальше.

Настырный мальчишка не желал расставаться со мной. Я потряс его за плечо, объявив, что сейчас играть в войну с марсианами нет времени, а вот завтра, если он будет слушаться старших, мы с ним прокатимся на машине, и я куплю ему двойную порцию мороженого. С орехами. Он смотрел мне вслед, готовый разразиться рыданиями. Я взбежал по ступеням веранды, чувствуя себя последним негодяем, и открыл входную дверь.

Дон Малли ткнул меня револьвером в правый бок. Толчок был настолько сильным, что у меня перехватило дыхание. Шутить подонок, видимо, не собирался.

С гримасой боли на лице я спросил:

— Что тебе надо?

Не отрывая револьвера от моих ребер, он левой рукой похлопал меня по карманам, потом подтолкнул в спину. Он не был настроен разговаривать. Подчиняясь насилию, я сделал несколько шагов по коридору и вошел в тускло освещенную переднюю. Дверь за нами захлопнулась. Он снова толкнул меня, и я с размаху плюхнулся на диван. Глянув в глаза Малли, я нервно облизал губы. Судя по их выражению, Малли с нетерпением ожидал момента, когда сможет снести мне половину черепа. Не вдаваясь в детали, он грубо потребовал:

— Выкладывай!

— Что именно?

Ловким жестом профессионала он перекинул револьвер из правой руки в левую. Освободившуюся руку он сунул во внутренний карман пиджака и вытащил короткую резиновую дубинку. Потом помахал ею в воздухе. Моя грудь и живот заныли в предвосхищении удара. Он негромко спросил:

— Что дала тебе старуха Люсьен?

— Какая старуха Люсьен?

Дубинка со свистом разрезала воздух. Я не успел уклониться от удара. Она опустилась над моим левым ухом, и в голове у меня зазвонили колокольчики. Я упал. Малли отошел в сторону, а я, лежа на диване, прислушивался к пению птичек у себя в голове.

Я потряс головой, сел, стены закачались, комната стала уплывать вдаль. Мне почудилось, что в окне появился небольшой округлый предмет. Вскоре он исчез. Наверное, от сильного сотрясения у меня начались галлюцинации. Я слабо охнул.

— Еще, падла? — спросил он.

Он ударил меня снова, попав по тому же месту. Я охнул громче, упал навзничь и попытался сосредоточиться на его лице, которое перемещалось от одной стены к другой. Он сказал:

— Я раскрою тебе череп, если будешь тянуть время.

Через пару минут птички в моей голове перестали порхать. Наверное, сели на жердочку и успокоились. Я сделал глубокий вдох и в очередной раз принял сидячее положение. Потом слабым голосом сказал:

— Послушай, браток, я ударил тебя только однажды, и то несильно, а ты молотишь меня, будто я сноп пшеницы. Давай поговорим о деле.

Мне хотелось придушить его, но это было нереально. Малли был ловок, сообразителен и опытен в подобных делах, меня же удары по голове временно вывели из строя. Перед глазами у меня летали черные мухи, собственный голос отдавался эхом в черепной коробке. Когда по улице проезжал автомобиль, мне казалось, что его мотор работает у меня под ухом. Дубинка сыграла злую шутку с моими органами слуха.

Когда мои глаза вновь обрели способность фокусироваться, я хриплым шепотом спросил:

— Что я буду иметь, Малли?

— Ничего.

Я сказал:

— Может, ты не в курсе, но с одиннадцати утра я работаю на миссис Кордей. Мы договорились с ней по телефону.

Следующий удар дубинкой был намного чувствительней предыдущих. Я упал лицом вниз и отключился. Вернее, переключился на какой-то иной диапазон. Мне стало мерещиться, что я играю в футбол на гигантском поле. Я не знал, за какую команду выступаю потому, что все игроки носили одинаковую форму и номера на футболках были одинаковые. Поэтому вскоре я отказался от игры, заявив, что сначала должен выяснить, против кого играю.

Открыв глаза, я сказал:

— У тебя все расписано, подонок. Сначала ты устроил погром в моем доме, теперь добиваешь меня.

— Что ты бормочешь?

Я скосил на него глаза. Он действительно не знал о погроме. Я заработал очко.

Дубинка со свистом разрезала воздух, но меня не коснулась. Теперь он пытался взять меня на испуг.

— Ты знаешь, что мне нужно. То, что ты получил от старухи.

Ему было известно, что она отправила мне письмо.

Второе очко в мою пользу.

— Поздно, — сказал я. — Письма больше нет. Сегодня утром ко мне ворвались бандиты и сожгли его.

О сожженном письме он не знал и мне не верил. Дубинка снова взмыла в воздух. Я сжался. Наши взгляды встретились, и минуту, не меньше, мы молча смотрели Друг на друга. Где-то в задней части дома, а может, просто в моей голове послышался скрип.

Я попробовал убедить его словами. Я даже сказал: «Видишь ли…», но дальше этих двух слов мысли в моей травмированной голове не продвинулись. Звук, похожий на скрип половиц, повторился. Малли быстро терял хладнокровие. Голосом, близким к истерике, он выкрикнул:

— Выкладывай, или я прикончу тебя на месте! Для меня сейчас нет дела важнее, и я ни перед чем не остановлюсь.

Я напрягал слух, рассчитывая снова услышать неясный скрип. В доме, однако, ничто не нарушало тишины. Внезапно в спальне зазвонил телефон. Я вздрогнул.

— Надо снять трубку, может, что-то важное, — сказал я. — Держи пушку у моей спины, тогда я не убегу.

— Ничего важного для тебя уже не может быть, фраер. Телефон умолк.

— Ладно, — сказал я, — твоя взяла. Бумага в другой комнате. Не нервничай, когда я встану на ноги. — Я попытался изобразить на лице усмешку. — Я получу долю, если буду делать, как ты велишь?

— Получишь гроб, если попробуешь выкинуть фортель. И не вздумай подсунуть фальшивку. Я знаю, что мне надо.

— Не пугай. — Мысленно прочитав про себя короткую молитву, я поднялся с дивана.

Он рывком открыл дверь. Мне показалось, что мой желудок переместился к горлу. Если скрип не был плодом моего воображения, появление Малли в спальне раньше меня могло лишить меня последнего шанса. Я сказал:

— Подожди.

— В чем дело?

Я сделал вид, что меня кидает из стороны в сторону.

— Ничего. Просто у меня кружится голова. — Я сделал два неуверенных шага назад.

Он едва не протаранил мне спину своей пушкой. От толчка я с трудом устоял на ногах. Издавая непрерывные жалобные стоны и продолжая покачиваться, я медленно вошел в спальню. Он следовал вплотную за мной.

Она стояла возле самой двери, прижавшись к стене и держа в руке тяжелую деревянную скалку. Мгновенно оценив ситуацию, я бросился плашмя на пол, и скалка, взметнувшись вверх, опустилась на голову Дона Малли.

Пистолет упал на пол. Он успел лишь выдохнуть «о-о-о» и рухнул вниз. Я встал на четвереньки и посмотрел на Лу Эббот. С расширенными от нервного напряжения глазами она изготовилась ко второму удару. К категории слабосильных женщин Лу не относилась. Беспощадные удары продолжали сыпаться на бандита. Я пинал его в пах ногами.

Потом она нанесла последний удар в бок, сокрушив, наверное, половину ребер. Он лежал с закатившимися глазами и отвалившейся челюстью. Моя спасительница тяжело дышала. В полутемной комнате мы молча смотрели друг на друга.

Она прошептала:

— Думаешь, я убила его?

— Кого это волнует?

Нагнувшись, я поднял пистолет Малли и положил себе в карман. Потом обнял Лу и крепко прижал к себе.

Так мы стояли некоторое время, потом она сказала:

— Благодари мальчишку. Он бегает за тобой, как собачонка. Подсматривал в окно и увидел, как тебя избивают. Сразу помчался за мной, и я пробралась в дом через черный ход.

— Теперь я его должник на всю жизнь.

— Но волновалась я ужасно, — продолжала она. — Полы в доме скрипят, как кости ревматика. Счастье, что кто-то позвонил и телефон заглушил все звуки.

Я как раз шла по скрипучему коридору.

Снова раздался телефонный звонок.

— Посторожи его, — сказал я и поспешно прошел в гостиную. Звонила Фэй Бойл.

— Мистер Йетс, — с отчаянием в голосе сказала она, — я до сих пор не имею сведений о сестре. Я ужасно волнуюсь. Наверное, с ней что-то произошло. Я не смогла приехать к вам в семь. Приезжайте в отель «Виндзор». Я там. Не забудьте, вчера я наняла вас. Плачу сорок в день. Плюс накладные.

— Сию минуту я не смогу приехать.

— Я буду ждать.

Теперь меня ждали двое. Я положил трубку. В следующее мгновение раздался очередной звонок. Еще один ожидающий.

— Говорит мисс Хемминг, — пропел в трубку благозвучный голос секретарши адвоката. — Не кладите, пожалуйста, трубку. Сейчас я соединю вас с мистером Хэпуортом.

— Да-да, — сказал я, еще раз с удивлением подумав, что узнать не указанный в телефонном справочнике номер ни для кого не составляет труда. Все, похоже, связаны одной веревочкой, в том числе и Хэпуорт.

Когда адвокат взял трубку, его голос звучал так радостно и приветливо, будто он намеревался пригласить меня на пару пива за его счет.

— Йетс, привет, старина! Никак не мог до тебя дозвониться. Где ты пропадал? Конечно, это все пустяки, но у меня уже мозоль на заднице — так долго я тебя жду. Ха-ха! Когда ты изволишь меня посетить?

— Сегодня не приду точно. Можешь закрывать лавочку и катиться домой.

— Эй, минутку! — На мгновение в его голосе прозвучала сталь, обычная для адвокатов при разговоре с клиентами, но он быстро переменил тон: — Давай разговаривать, как цивилизованные люди, Йетс. Ты знаешь, человек с моими связями может обеспечить тебя клиентурой до конца дней.

— С комиссионными в твою пользу?

— Не без этого. — Он коротко хохотнул. — Такой разговор мне больше по душе. Итак, Йетс, ты по-прежнему работаешь на Кордея?

— Нет.

— Отлично, забудь об этом, Йетс. Приезжай, обсудим наши проблемы. Думаю, в обиде не останемся ни ты, ни я.

— Утром, когда будет светлей и спокойней.

— Но… — Он пытался что-то возразить, но я повесил трубку.

Снова зазвонил телефон. Ночь выдалась беспокойная.

— Ты дома? — услышал я голос Хилари.

— Нет, в Африке на сафари. Хочу приобрести для тебя парочку чернокожих невольниц из Убанги, таких, у которых губы и нос растянуты, как у уток. Говорят, в постели они огонь. Почему ты не смеешься?

— Все? — поинтересовался он. — А теперь твоя очередь держаться за живот от смеха. Тот красавчик, отдавший концы в твоей конторе, был мелким хулиганом из Чикаго. Звали его Вилли Трэвис. За ним числилось воровство, вооруженное ограбление. Два года он провел в школе для трудных подростков, потом его перевели в Кингстонскую тюрьму. Ему попался судья, который еще верит, что молодых бандитов можно исправить. Виной всему будто бы нездоровое окружение. А оно и впрямь не очень здоровое. Его кореш — Гарри Барнет. В Монреале они появились впервые, а из Чикаго нам передали — где Трэвис, там и Гарри. Они неразлучны. Бедекер, ты его, возможно, запомнил, думает, что Трэвис был у тебя утром не один. Он хотел бы побеседовать с тобой, уточнить кое-какие детали.

— Извини, но у меня срочное дело.

— Тогда он заедет за тобой сам. А если тебя не окажется на месте, он объявит розыск. Мистер Бедекер не испытывает к тебе симпатий. Насколько я понял, ты назвал его вонючим легашом, то есть оскорбил в лучших чувствах. Короче, ты приедешь или нет?

— Нет. — Я положил трубку и закурил.

Затянувшись, я стал ожидать следующего звонка, но он так и не раздался. Тогда я пошел в гостиную. Там горел свет, шторы были задернуты. Лу потягивала из бокала виски с содовой. К моему удивлению, Малли остался жив. Распластавшись на полу, он храпел, как боров.

— Вызвал полицию? — спросила Лу.

— Скорее наоборот — полиция вызвала меня. Вот так-то. А теперь живо домой и неделю у меня не показывайся. Я буду держать тебя в курсе. И еще: купи мальчишке мороженого — самую большую порцию, какую только найдешь.

Я проводил ее и, когда она скрылась в темноте, поспешил к машине. Я подогнал ее ко входу, вошел в дом и вытащил Малли на улицу. Из-за угла появилась группа подвыпивших парней. Я прислонил Малли к фонарному столбу и начал разговаривать с ним, как это делают пьяные.

Его голова бессильно болталась, изо рта на сорочку текла слюна.

Но я говорил и говорил, пока не стихли звуки шагов. Никто не обратил на нас внимания. Осмотревшись, я поднял его и усадил на переднее сиденье машины. Он сполз вниз. Я ощупал его голову, но, кроме шишки величиной с грушу, ничего страшного не заметил. Крови на моей ладони не осталось. У него была сломана ключица и бессильно свисала левая кисть.

Гангстеры не должны приходить в уныние от жизненных передряг. В их профессии они неизбежны. Я решил больше не беспокоиться о его здоровье и, включив передачу, двинулся вперед.

Я кружил по улицам, подыскивая подходящее место, где удобней сбросить нежелательный груз. Несмотря на ночное время, в парках на скамьях сидело немало влюбленных парочек. Возле большого пустыря на краю города я затормозил.

Открыв дверцу, я вытащил Малли, и он свалился на кучу прошлогодних листьев, громко застонав. Его следовало бы оттащить подальше, но сзади приближались огни машины. Не задерживаясь, я сел в «бьюик» и быстро поехал обратно в центр города.

Я торопился нанести визит Джозефу М. Хэпуорту. Моего прихода адвокат не ждал.

X

Контора Хэпуорта находилась в красивом шестиэтажном здании, расположенном в тихом переулке. Свет горел на четвертом этаже. Я не был уверен, что контора адвоката именно там. Решив подняться наверх и убедиться лично, я поставил машину в двух кварталах от дома, а оставшееся расстояние преодолел пешком.

Через стеклянную парадную дверь были видны тускло освещенный вестибюль, пустой лифт, мраморный пол и широкая лестница с каменными ступенями. В углу вестибюля стояла стеклянная будка, в которой дремал охранник. Стоит мне войти, и гулкое эхо шагов в пустом вестибюле немедленно выведет его из полусонного состояния. Я прошел по тротуару дальше. Задний фасад здания выходил на узкий проезд, по которому я добрался до аварийного выхода, предназначенного для пользования в случае пожара.

Выход был заперт на ключ, но между дверью и дверной коробкой имелся небольшой зазор. Я не был новичком по части взлома чужих дверей и легко решил эту проблему с помощью автомобильного инструмента.

Очутившись внутри, я достал из кармана пистолет Малли и начал подниматься по пожарной лестнице. Открыв дверь на четвертом этаже, я вышел на лестничную площадку. Чтобы в пустом помещении не были слышны звуки шагов по каменному полу, я снял ботинки и поставил их возле бездействующего в летнюю пору радиатора.

Уже на первой двери слева я увидел металлическую табличку «Джозеф М. Хэпуорт. Прием по личным вопросам». Выпуклые буквы были красивого темно-золотистого оттенка. На второй двери из тонированного стекла светлыми буквами было выведено: «Джозеф М. Хэпуорт». «Личные вопросы» здесь не упоминались. Я прислушался. Безмолвие. Я прошел дальше по коридору и заглянул через перила в лестничный колодец. Охранник больше не дремал, а сидел, положив ноги на столик и держа в руках иллюстрированный журнал. Больше никого в вестибюле не было.

Вернувшись к стеклянной двери, я снова прислушался. Когда за пять минут до меня не донеслось ни единого звука, я бесшумно повернул ручку и вошел.

В приемной на рабочем столе стояло три телефонных аппарата. Рядом к изящной подставке была прикреплена табличка с надписью «Мисс Хемминг». Посетители могли ожидать приема, сидя в удобных креслах. Богатый, с красивым орнаментом ковер покрывал пол, в застоявшемся воздухе висел густой запах пыли, старых бумаг, духов. По обеим сторонам приемной были двери. Закрытая вела в кабинет, где клиентов принимали по личным вопросам. Поскольку за ней слышались голоса, я для начала решил заглянуть в другую, открытую дверь и очутился в просторном помещении, заставленном шкафами с сотнями картонных папок. На одной стене висело зеркало. Другого выхода из комнаты не было Я вернулся в приемную мисс Хемминг, пересек ее и, не снимая руки с револьвера, приложился ухом к закрытой двери.

Кто-то громко возражал:

— А я говорю, оно было подлинное. Вилли показал мне. Я видел подпись. Потом Вилли бумагу сжег, а пепел растоптал. Вилли был толковый мужик, он знал, что делал.

— Куда уж толковее, — с издевкой произнес другой голос. — Такой толковый, что Йетс пришил его, как последнего фраера. Заткнись, сука, от твоих слов блевать тянет.

По голосу и манере выражаться я легко определил Ника Кафку из «Орхидеи».

Послышалось неясное женское бормотание. Потом заговорил Хэпуорт, чеканя каждое слово, будто ломал печенье:

— Итак, главный вопрос состоит в следующем: что известно Йетсу, с нами ли он, и считает ли он себя свободным от обязательств по отношению к Филипу Кордею. Я не исключаю, что он может даже оказаться на нашей стороне.

— Разве я завалился бы в твою вонючую контору, будь Йетс с нами? — едва не захлебнулся от злости Кафка. — Пошевели мозгами, если они у тебя не высохли от старости. Кордей нанял Йетса, чтобы тот следил за курвой. Старухе кто-то об этом стукнул, и она с ним сразу связалась. Что она ему наболтала, мы не знаем, но это не имеет значения — все равно у него нет доказательств. Старуха подохла, а Кордей дал Йетсу пинка — решил, что тот ему больше не нужен.

— Сколько Кордей заплатил ему? — спросил Хэпуорт.

— Кордей не платит, он подписывает счета. У алкоголиков не бывает свободной наличности.

Наступило непродолжительное молчание. Женский голос снова что-то невнятно пробормотал. Хэпуорт сказал:

— Но если у Йетса все же имеются доказательства, мы окажемся в трудном положении. Я сообщу вам факты, которые представляются мне, по меньшей мере, странными.

Йетс утверждает, что утром явился жертвой ограбления. Полицейским о миссис Люсьен он вообще не упомянул. О Вилли Трэвисе он не мог не сказать потому, что труп лежал на полу в его кабинете. Но он, ни словом не обмолвился о втором посетителе, который сейчас с нами. Почему? Я не исключаю, что он затеял какую-то хитрую игру.

— Как, похоже, и ты сам, — с угрозой в голосе сказал Кафка. — Может, ты только болтаешь, что он звонил.

Снова молчание. Я представил, как они сидят, бросая друг на друга подозрительные взгляды. Гарри Барнет, долговязый бандит, навестивший мою контору сегодня утром, повторил:

— Его сожгли, говорю я вам. Я сам видел.

Еще один мужской голос что-то сказал, но слов я не расслышал. Снова послышался хрипловатый басок Кафки:

— Значит, осталось только одно.

— Именно. — Хэпуорт откашлялся, прочищая горло, — хотя я не исключаю, что Гарри мог ошибиться и…

— Кончай, надоело, — сказал Кафка. — Выкладывай его.

— Ну-ну, джентльмены. Я предлагаю ничего не предпринимать хотя бы двадцать четыре часа. У меня опыт общения с людьми. Юридический склад ума. Я встречусь с Йетсом и узнаю точно, что ему известно, а что нет. Он появится у меня утром.

— Пустой треп, — презрительно сказал Кафка. — Я не желаю ждать. Доставай бумагу.

Хэпуорт глубоко вздохнул. Думаю, он попытался изобразить на лице самое дружелюбное выражение.

— Хорошо, но ты, конечно, распишешься в получении? А завтра утром я хотел бы иметь еще один документ, в котором будет точно назван мой гонорар. Понимаешь, человек в моем положении рискует…

— Заткнись. Все будет в лучшем виде. Дай Кордею стакан, и он подпишет себе смертный приговор. А сейчас давай бумагу…

— Принесите ее, мисс Хемминг.

Я оторвался от двери, перебежал на цыпочках в полутемное хранилище документов и нырнул за один из шкафов. Почти сразу же вошла мисс Хемминг и включила свет. Я присел на корточки.

Стоило ей перевести взгляд в сторону, и она даже при желании не смогла бы не заметить меня. Внешность секретарши далеко не соответствовала ее мелодичному голосу. Ей было года сорок два, и она сильно смахивала на серую полевую мышь. У нее был болезненный цвет лица, неумело накрашенные губы и похожий на голубиный клюв нос. Войдя в хранилище, она и не подумала заняться поисками нужной бумаги. Постояв в бездействии минуты две, она крикнула в открытую дверь:

— Извините, мистер Хэпуорт, но я не могу ее найти.

Хэпуорт издал нетерпеливый возглас. Бесшумно ступая по толстому ковру, он вошел в комнату. Это был невысокий человек лет пятидесяти с оплывшим жирным лицом. Его глаза прятались за затемненными стеклами очков, безгубый рот производил отталкивающее впечатление. Он прикрыл за собой дверь. Она прижалась к нему, обхватив руками его шею.

— Джо, я боюсь, — прошептала она.

Он коротко рассмеялся. Его голос был твердым и уверенным.

— Не волнуйся, детка, я знаю, что делаю. Подумай, какие деньги нам достанутся.

— Но эти люди опасны.

— Что из этого? Пока они не узнают всего, что их интересует о Йетсе, они не страшны. Этого сыщика нам послало само небо. Можно назвать любую сумму, и они заплатят. Неплохо было бы натравить их друг на друга. Ты только подумай! Полмиллиона зелененьких! А если целый миллион?

— Мне не нужны деньги, Джо. Я боюсь за тебя. Я люблю тебя, и мне страшно.

— Мы рискуем последний раз, — сказал он. — Отправляйся домой и жди меня. Куда ты девала этот экземпляр?

— Он у меня на столе.

Отступив от нее на шаг, он громко сказал:

— Так вы не помните, куда его положили, мисс Хемминг?

Похоже, у него было врожденное чувство времени, позволявшее правильно рассчитывать тот или иной поступок. Едва он вырвался из объятий секретарши, как открылась дверь и в нее просунулась мрачная физиономия Ника Кафки.

— Ну? — промычал он.

Я так вспотел, что у меня взмокли даже пятки.

Приняв слегка озадаченный вид, мисс Хемминг приложила руку к подбородку:

— Ах да! Вспомнила! Он у меня в письменном столе. Я как раз собиралась подшить его в дело.

Она не двигалась с места, ожидая, когда Кафка позволит ей пройти в приемную. Но он продолжал загораживать путь.

Хэпуорт закудахтал, как наседка:

— Довольно беспечно с вашей стороны, мисс Хемминг. Наверное, у вас был трудный день и вы устали. Вам лучше пойти домой.

Я молча с ним согласился. Мне хотелось, чтобы все они побыстрее убрались. При мысли, что мисс Хемминг может подойти к зеркалу и начать поправлять прическу, у меня затряслись поджилки.

Кафка сквозь зубы втянул воздух, задумчиво переведя взгляд с Хэпуорта на секретаршу.

— Да, — сказал он наконец, — лучше тебе отвалить.

Твоя морда пейзаж не украшает.

Свет погас, посетители удалились. Дверь захлопнулась, но я некоторое время продолжал сидеть, упираясь спиной в стену. Мне казалось, что мои наручные часы стучат, как молот о наковальню. Я удивился, что их никто не услышал.

Прошло пять минут хлопнула дверь. В коридоре послышалось звонкое постукивание высоких каблуков о каменный пол — мисс Хемминг торопилась домой. Я решил выждать еще немного. Хотя кругом царило безмолвие, оно еще ничего не доказывало — я, как и прежде, рисковал головой. Наконец я отважился повернуть ручку двери, которая внезапно завизжала, как девственница в грубых объятиях насильника. На миг сердце у меня остановилось. Убедившись, что ничего ужасного не произошло, я заглянул в приемную — пусто. Тогда я на цыпочках пересек комнату и вновь прильнул ухом к двери.

Я услышал холодный голос Хэпуорта:

— Я не настолько глуп, Кафка, чтобы не подстраховаться перед встречей с тобой. Меня еще никто не называл идиотом.

— Что с того? — с издевкой в голосе ответил Кафка. — Я получил, что мне требовалось, и оставаться в руках шантажиста всю жизнь не собираюсь. Ты просто дешевый фраер, Хэпуорт. — Его голос изменился, теперь он обращался к кому-то третьему, — спустимся по пожарной лестнице. Проверь, все ли впереди чисто, Эдди. И без шума. А ты, Гарри, оставайся здесь, пока мы не слиняем.

— Эй, минутку? — воскликнул Хэпуорт. Его голос тоже изменился, страх поднял его октавой выше. — Минутку, подождите минутку! Я…

Послышался тупой звук удара, и Хэпуорт умолк. Ему разбили рот чем-то тяжелым. До меня донеслось жалобное хныканье.

— Шевелись, придурок! — злобно прошипел Кафка своему подручному Эдди Силверу.

Я быстро нырнул обратно в комнату со шкафами. Времени захлопнуть за собой дверь у меня уже не оставалось.

Эдди Силвер и Гарри Барнет. Кафка любил окружать себя молодой порослью. Судя по голосам, в его свите было еще два или три человека. Шаги приближались. Я начал пятиться за шкаф, где уже прятался при появлении мисс Хемминг. И тут в хранилище вошел Эдди Силвер и включил свет.

XI

Он стоял на пороге, держа в руке револьвер. Бандит мурлыкал песенку о том, что сейчас он не прочь предать любовным утехам. Мои часы молотили, словно пушечная канонада.

Через две открытые двери из кабинета на противоположной стороне приемной до меня доносилось неясное бормотание Кафки.

Увидев зеркало, Эдди Силвер оборвал песенку. Кровь в моих жилах перестала циркулировать. Сунув револьвер в карман пиджака, Эдди достал расческу и шагнул к зеркалу.

Я прыгнул вперед.

Его глаза и рот раскрылись одновременно. Крик о помощи готов был вырваться из его глотки, когда мой кулак раздробил ему зубы. Согнутой в локте левой рукой я обхватил его горло и, прижав его голову к своему подбородку, начал сжимать, как тисками. Бандит пытался достать меня ногами, размозжить каблуком пальцы моей босой ноги. В кабинете адвоката Кафка продолжал о чем-то говорить. Застыв в смертельном объятии, мы с Эдди Силвером молча наблюдали друг за другом в зеркале.

Постепенно его глаза стали вылезать из орбит, руки все слабее колотили по воздуху. Я усилил давление. По его телу пробежала судорога, и он мелко-мелко задрожал, как испуганный кролик. Через несколько секунд он обмяк. Я продолжал сжимать его горло еще минуты две-три на случай, если он симулирует потерю сознания, затем неслышно опустил тело на пол.

Его рот был широко раскрыт, и он здорово напоминал покойника. Но отключившийся человек почти всегда похож на мертвеца. Я вытер руку, смоченную его слюной, и, подойдя к двери, стал наблюдать за происходящим через зазор в дверной раме. Дверь на противоположной стороне приемной была открыта примерно на четверть, и я видел профиль Кафки и его руку с прижатым к бедру револьвером.

Возможно, я мог бы взять их всех — рывком раскрыть дверь и, держа под прицелом, заставить побросать оружие. Но так же вероятно было и то, что кто-нибудь успеет пустить мне пулю в живот. Я не был знаком с интерьером кабинета Хэпуорта, не знал, сколько там находится бандитов. Я мог уложить двоих, даже троих, но четвертый в конечном счете достал бы меня. Я шагнул в приемную.

— Эдди! — послышался голос Ника.

Прикрыв за собой дверь, я бросился вперед по коридору. Поскользнувшись на мраморных ступенях, я целый лестничный пролет проехал на спине. Очутившись на площадке третьего этажа, я помчался в том направлении, где, по моим расчетам, находился мужской туалет.

Я оказался прав. Обмыв лицо и обтеревшись бумажным полотенцем, я некоторое время выжидал, пока бешеное биение сердца не пришло в норму.

Потом я проверил оба пистолета — свой и Эдди Силвера. Оружие было в порядке, магазины полны. Выйдя из туалета, я заглянул вниз, за ограждение главной лестницы, — охранник по-прежнему разглядывал журнал. Со стороны пожарной лестницы доносился скрип ступеней — кто-то торопился покинуть здание.

Вскоре шаги стихли, и минуты две ничто не нарушало тишины. Потом ее разорвал резкий скрежет автомобильного стартера и звук заработавшего двигателя. Я продолжал выжидать и лишь через полчаса рискнул пуститься в очередное путешествие по коридору.

Тихо. Решив для начала проверить кабинет адвоката, я отворил дверь и быстро вошел в помещение. Оно оказалось значительно больше, чем я предполагал. Пол был застлан красивым пушистым ковром. Мебель из темного дуба свидетельствовала о хорошем вкусе Хэпуорта. Уютные кожаные кресла располагали клиентов к доверительным беседам. На стенах висели дипломы хозяина в позолоченных рамах. На столе рядом с фотографией подростка стояли телефон и несколько красных роз в тонкой хрустальной вазе.

Под самым большим из дипломов сидел, откинувшись в кресле,Джозеф М. Хэпуорт. Мисс Хемминг могла не ждать его дома. По сочности красок его лицо превосходило розы, уступая им в привлекательности. В своей богатой практике криминального сыщика я не встречал еще более живописного трупа.

Убийцы делятся на несколько категорий. Некоторые, если можно так выразиться, более гуманны. Тот, кто прикончил адвоката, был изощренно жесток. Я знал полдюжины садистов, которые откусывали кончики пуль, делая их похожими на «дум-дум». При контакте такие пули разрываются. Они раскололи на части голову Джозефа. Можно было подумать, что кто-то разбил на столе банку с джемом.

Один глаз в золотой оправе очков был невредим, другой переместился в область затылка. Я не испытывал к адвокату жалости. Я начал выдвигать один за другим ящики письменного стола. Когда раздался телефонный звонок, я поднял трубку.

— Мистер Хэпуорт? — услышал я женский голос.

— Я слушаю.

Трубку положили.

В первом ящике Хэпуорт хранил канцелярские принадлежности и неплохую коллекцию порнографических открыток. Я выдвинул второй ящик. Пусто. Открывая третий, я ощутил знакомый запах духов.

В мою спину уткнулось дуло пистолета. Мужской голос негромко произнес:

— Рад видеть тебя, легавый. Ну-ка клади пушку на стол. Он похлопал меня по карманам и вытащил оттуда револьвер. — Теперь повернись.

Я сделал все в точности, как он приказал. Он взял пушку Эдди Силвера со стола, сунул ее за ремень и отступил на несколько шагов. Гарри Барнет. Сейчас он выглядел не так, как утром у меня в кабинете. Пожалуй, я напрасно считал его менее опасным, чем его подельник.

Желтые глаза Гарри лихорадочно поблескивали, губы были оттянуты назад, обнажая гнилые зубы. В руке он держал револьвер, ствол которого казался непривычно длинным из-за насаженного на него глушителя. Я хорошо знал модель насадки. Оружейная фабрика Либнера. По своим техническим характеристикам и надежности она уступала многим аналогичным изделиям. Странно, что Барнет погнался за фабричной дешевкой, а не обзавелся глушаком, сделанным по индивидуальному заказу.

Второй револьвер, который он держал в левой руке, был «смит и вессон». Я подумал, что, по всей вероятности, это моя пушка, похищенная накануне из моего дома.

Нет ничего милее для уголовника, чем подставить невинного человека, совершив убийство зарегистрированным на его имя оружием.

Он сказал:

— Ты убил Вилли Трэвиса, сука.

— А ты вышиб мозги из Джо Хэпуорта. Мы квиты.

— Ты убил Вилли, — будто не слыша моих слов, повторил он.

Он поднял револьвер чуть выше. Не скажу, что ситуация доставляла мне удовольствие. Скорее наоборот. Он собирался хладнокровно пристрелить меня.

— Нику ни к чему моя смерть, — внезапно охрипшим голосом сказал я.

— Ха, он подарит мне «кадиллак». — Револьвер поднялся еще на пару дюймов. Видимо, он хотел выстрелить мне в лицо.

Я сказал:

— Год назад одному придурку вроде тебя оторвало по локоть руку, когда он стрелял с глушаком Либнера. Эта хреновина хороша для одного выстрела. Потом ее могут разорвать газы.

Он отступил назад, не отвечая и держа револьвер на уровне плеча. Мой «Смит и вессон» он сунул в карман и освободившейся рукой нащупал ручку двери. Стоя в дверном проеме, он негромко сказал:

— Подохни, падла!

Сделав еще шаг назад, он нажал на спусковой крючок.

Я приготовился умереть.

Послышался шипящий звук, который бывает при выстреле из ракетницы. Правая рука Барнета взметнулась вверх, как в фашистском приветствии, револьвер вырвался из его кулака и с металлическим лязгом покатился по каменному полу. Бандюга метнулся за ним. Совершив рекордный прыжок, я рванулся в том же направлении.

Он стоял на четвереньках, протягивая руку за пушкой, когда я прыгнул ему на спину. Он уже касался револьвера пальцами, но мне удалось ногой отпихнуть оружие на несколько ярдов в сторону. Опрокинувшись на спину, он обеими руками вцепился мне в лицо, а тяжелым ботинком ударил меня в пах. Наполовину освободившись из моих объятий, он заскользил по полу, отбиваясь от меня руками и ногами.

Я снова поравнялся с ним, и мы сплелись в клубок, как змеи в брачный период. Наверное, у него изрядно помутилось сознание, если он забыл о двух других пушках, отобранных у меня. Сейчас он думал лишь об одном: как вернуть револьвер, лежавший у края лестничного колодца. Ценой огромных усилий он сумел оттолкнуть меня, и я, отлетев назад, больно ударился головой о перила. Перед глазами у меня поплыли темные круги, но сознания я не потерял. Рассчитывая добить меня, он прыгнул ногами вперед, но я увернулся, и он промахнулся.

Не удержав равновесия, он опрокинулся на спину, но, мгновенно перевернувшись на живот, снова потянулся за револьвером. Его голова и плечи висели над лестничным колодцем. Я ударил его ногой в ягодицу, он лягнул меня в бедро, случайно задев при этом револьвер, лежавший на краю площадки. Пытаясь поймать его, он неловко скользнул под перила и полетел вниз. Мне показалось, что первые несколько секунд он висел, уцепившись носками ботинок за перекладину. Он не издал ни единого звука, пролетев все четыре этажа, и, лишь когда его голова ударилась о каменный пол, послышался громкий хлопок.

Поднявшись на ноги, я глянул вниз.

Охранник стоял, задрав голову кверху. Иллюстрированный журнал он по-прежнему держал в руке. Потом он посмотрел вниз. Через секунду он снова поднял голову и увидел меня. Его глаза вылезли из орбит, а изо рта вырвался отчаянный вопль.

Я помчался по коридору в обратном направлении под вой аварийной сирены. Кто-то бежал вниз по главной лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек. Схватив стоявшие возле радиатора ботинки, я открыл дверь на пожарную лестницу. Убегавший из здания человек был уже внизу. Я вытер платком ручку двери и стал быстро спускаться. Через полминуты я был на улице.

В сотне ярдов от меня несся по тротуару Эдди Силвер.


«Бьюик» ждал меня в дальнем конце улицы. Я перешел на шаг. Мимо промчалась полицейская машина. Свернув за угол, я снова побежал. Послышался скрип тормозов, и возле здания остановилась еще одна полицейская машина. «Бьюик» был уже совсем близко. Я сел за руль и не мешкая удалился из опасной зоны. Мое настроение чуточку улучшилось — пока все кончилось благополучно. Смущало одно — револьвер, зарегистрированный на мое имя. Будь он при мне, я, наверное, уже завязал бы с этим темным делом. Я твердо решил при первой же возможности поставить на нем крест. Я играл с огнем, пытался оседлать игра. Если тигр не сожрет, то с незадачливого Уильяма Йетса сдерут шкуру фараоны. Я медленно вел машину по пустынной Сент-Кэтрин-стрит. Каков должен быть мой следующий шаг? Я пытался решить, что делать дальше.

XII

Дом, занимающий целый квартал, стоял на естественной террасе. У подножия невысокого холма, на склонах которого был разбит великолепный сад. Не въезжая в ворота, я припарковал «бьюик» на обочине, взял букет заранее купленных белых гвоздик и по посыпанной гравием подъездной дорожке поднялся к парадному входу. Надавив копку звонка, я замер в ожидании.

Я ждал минут пять, не меньше, не снимая пальца со звонка, потом зашел с противоположной стороны, где мне удалось отыскать запасной вход.

В окнах, выходящих в сад, горел свет, но людей в помещении видно не было. Я позвонил вновь и в очередной раз приготовился к ожиданию.

Вскоре послышались шаги, и дверь отворилась, в дверном проеме стояла женщина лет тридцати. Ее очень светлые волосы были собраны в пучок. Она стояла подбоченясь, на ее лице белой полоской светились в полутьме нижние зубы. Глаза женщины были прищурены, выпуклая грудь напоминала небольшую полочку, а под легким платьем не было, насколько я мог судить, обычных предметов женского туалета. Рост женщины превышал шесть футов. Будь при мне небольшие ходули, я легко сравнялся бы с ней по высоте. Она окинула меня недоброжелательным взглядом.

— Что надо? — В голосе ощущался среднеевропейский акцент, а в дыхании — крепкий запах виски.

Просунув ногу в дверь, я помахал цветами и постарался придать голосу скорбную интонацию:

— Извините за вторжение в столь поздний час. Я — представитель Гражданской лиги содействия морали. Мои коллеги желают отдать последнюю дань усопшей.

— Да, да. — Устало кивнув, она сделала вялый жест рукой.

Я проскользнул мимо нее в кухню. Там в углу уже были прислонены к стене два венка, а на столе стояла на четверть пустая бутылка виски. Там же лежала раскрытая книга. Внушительный объем книги и размер бутылки говорили о том, что светловолосая великанша намеревалась провести здесь всю оставшуюся ночь. Одарив ее нежной улыбкой, я положил цветы на один из венков.

Заперев дверь, красотка села на стул и, поставив ногу на скамеечку, взяла книгу. Она смахивала на замаскировавшегося под женщину морского пехотинца. Существо прекрасного пола подобных габаритов может не опасаться за свою честь, оставаясь ночью наедине с мужчиной. Плеснув виски в стакан, она опорожнила его одним глотком и, энергично похлопав себя по бюсту, налила вновь. Ее лицо выражало сладостное предвкушение. Меня она не удостаивала вниманием.

Выпив очередную порцию, она сказала:

— Теперь порядок. Ты завалился сюда и собираешься здесь торчать? Я не против, но расскажи что-нибудь забавное, чтобы мне захотелось отложить в сторону Достоевского.

Мой взгляд задержался на переплете книги.

— М-м-м, — глубокомысленно промычал я, — «Братья Карамазовы». Отличная штука! Хорошо идет под выпивку в жаркую летнюю ночь. Вместо закусона. Карамазовы — отличные ребята.

— Только отец, — с трепетом в голосе поправила она. — Его я люблю. Он похож на мужиков моей страны.

Окинув меня критическим взглядом, она безнадежно передернула плечами. Я был далек от ее идеала. Приняв очередную дозу, она кивком указала на бутылку:

— Налить?

Взяв стакан, я придвинул стул ближе к ней и тоже одним глотком влил в себя унции две горячительного. Потом положил локти на стол, как, по моему глубокому убеждению, должны делать расстроенные в чувствах славяне. В ее глазах зажегся интерес.

Я сказал:

— Мне больше нравится Андреев.

— Андреев? — Она негодующе сплюнула. — Да от него смердит! Он хуже Горького!

Этим мои познания в русской литературе исчерпывались. Я налил виски себе и ей и, перейдя на зловещий шепот, спросил:

— Давно здесь вкалываешь?

— Ха! Скоро пять лет, как я не видела мужиков моей страны. — Она мечтательно улыбнулась, пробормотав что-то на своем языке. Мне показалось, что где-то вблизи начали колоть орехи. Наверное, бутылка была не первой за сегодняшний вечер. — Думают купить меня деньгами и легкой жизнью, — добавила она через минуту.

— И спиртным? — поинтересовался я. — А платят прилично?

Она презрительно покачала головой, потом, упершись подбородком себе в плечо, мрачно уставилась в какую-то точку на стене.

— Я пью виски хозяина, — сказала она, — чтобы спасти его. Мне нравится пить, но я не пропащая пьяница, как он.

Или как папаша Карамазов?

— Ха? — взвизгнула она. От возмущения волосы у нее встали дыбом. — Ты сравниваешь Филипа Кордея с прекрасным человеком? Да он червяк, ничтожество! Тетка била его палкой каждый раз, когда заставала пьяным. Сравнить его с папашей Карамазовым! Нет, я просто умру со смеха!

Мы стали умирать со смеха вместе.

— Шутка, — сказал я. — Конечно, ведь папаша мог иметь денег сколько душе угодно. Не какие-то жалкие двадцать баксов в неделю, как Филип Кордей.

— Тридцать пять, — поправила она. — Каждую пятницу утром он ходил к ней за подачкой.

Беседа становилась все интересней.

— А его жена вообще ничего не имела, — сказал я.

— Ты и тут не прав. Похоже, ты ничего не знаешь. Она и миссис Люсьен были буквально влюблены друг в друга. Я знаю. Я подслушивала. Они разговаривали о разных вещах. Когда они заговорили о разводе, миссис Люсьен хотела побить Филипа палкой, но Глория сказала «нет». Эти женщины были друзьями, совсем как в моей стране.

— Ну а развод… — начал я.

Две большие слезы внезапно скатились по ее щекам.

— А теперь она умерла. Это случится со всеми нами, Мы все умрем. Кроме смерти, у нас нет будущего.

— Ты хочешь сказать, миссис Кордей умерла?

— Шутишь? Для кого ты принес цветы? Умерла миссис Люсьен, а миссис Кордей где-то за городом, она очень переживает. Эта новость дошла и до нее. Она звонила утром, просила передать, что завтра приедет на похороны. Мы все очень несчастны.

— Думаю, миссис Люсьен тоже чувствовала себя несчастной в субботу вечером, когда зашел разговор о разводе. В доме никого не было, чтобы утешить ее?

Моя собеседница с мрачным видом покачала головой:

— Миссис Кордей сразу же уехала за город, а Филип прятался от тетки и появился лишь после того, как она уехала на вокзал. Странно, но миссис Люсьен вышла из дома за несколько часов до отправления нью-йоркского поезда. Именно поэтому, я считаю, она и попала под автобус. Все эти дни стоит нестерпимая жара. У пожилых людей часто кружится голова. Скоро я тоже буду совсем старой. Все мы будем старыми.

— Кроме меня, — сказал я. — Я до старости не доживу.

Она добавила виски себе в стакан. Я допил свой и поднялся:

— Кто еще сейчас в доме?

— Никого. — Ее набухшие от пьянства веки приподнялись на десятую долю дюйма. — Ты что, собираешься меня изнасиловать?

— Упаси Господь, — испуганно ответил я, — просто мне нравится дом, и я хотел бы взглянуть на него.

— Пожалуйста, но этот алкаш Филип Кордей запер все помещения, а ключ забрал с собой. Мы можем пройти только в мою спальню. — Ее веки приподнялись еще на десятую долю дюйма, и во взгляде застыло вопросительное выражение.

Я сказал:

— Хорошо, что у тебя есть место, где можно переспать. А где ты устроишь мисс Бойл, если она приедет из Нью-Йорка?

— Она не приедет. Никто сюда не приедет. — Поднявшись с места, она склонилась над бутылкой. Следующую фразу она произнесла нараспев, нежным голосом: — Ты мне нравишься. Ты такой сильный. Как хорошо было бы прокатиться с тобой на тройке по берегу реки! Хочешь, я приготовлю тебе блинчики?

— Я не голоден.

Ты еще не пробовал мои блинчики. Пойдем, красавчик. — Она протянула похожие на оглобли руки и обхватила меня за шею с такой силой, что у меня хрустнули кости. Потом прижала к себе и влепила страстный поцелуй. Я никогда не целовался с пылесосом, но думаю, что испытал бы похожие чувства.

Когда мне наконец удалось вырваться, я, не теряя ни минуты, выскочил в сад через заднюю дверь. Познакомиться с братьями Карамазовыми ближе мне было, видимо, не суждено.

С холма, на котором стоял дом, открывалась красивая панорама залитого огнями ночного города. Я начал спускаться по подъездной дорожке. Под моими ботинками негромко похрустывал гравий. Было удивительно тихо, в воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения.

Я ускорил шаг. В кустарнике справа послышался подозрительный шорох, я быстро сунул руку в карман, но, как всегда, опоздал на долю секунды. В позвоночник мне уперлось дуло револьвера, потом оно переместилось чуть выше, и чужая рука ощупала мои карманы. Мне показалось, что напавший на меня человек не слишком твердо держится на ногах. Он сказал:

— Иди. — От него несло перегаром.

Я не сдвинулся с места.

— Фил, — сказал я, — давай разберемся. Я по-прежнему работаю на тебя. По твоей просьбе вчера ко мне приходила Джулия Дюпрэ, она-то и наняла меня снова. Я стараюсь ради тебя весь день.

Он сильнее вдавил револьвер в мою спину:

— Тебя наняли снова. Но кто? Это мы сейчас и выясним.

Я пошел. Мы удалялись от дома. За поворотом дорожки стояла его машина, в ней могли сидеть его дружки. В четвертый, а может быть, в пятый раз за сутки меня пробил холодный пот. Наверное, он хотел просверлить дырку в моей спине, с такой силой он нажимал на свою пушку. Я споткнулся, едва не упал и перешел на трусцу. Он затрусил рядом. Мне был известен один прием, который срабатывал лишь в тех случаях, когда противник пьян. Я сделал внезапный рывок вперед, потом остановился, широко и крепко расставив ноги, и пригнулся. Он перевалился через мою спину и грохнулся на землю.

Я прыгнул и носком ботинка ударил его по кисти руки. Револьвер отлетел ярда на три. Он метнулся вперед и, опередив меня, сумел снова схватить оружие. Я нырнул в кусты.

Я просидел там секунд двадцать пять, потом пустился бежать по саду. Он открыл огонь, и темнота озарилась вспышками оранжевого пламени. Я продолжал бежать не останавливаясь. Стрелок из Кордея был никудышный, но и закоренелые пьяницы иногда попадают в цель. Я снова нырнул в кусты и лишь по прошествии нескольких минут рискнул высунуть голову: Филипа Кордея вблизи не было. Я выбрался из колючих зарослей и вприпрыжку, как заяц, бросился бежать к своему «бьюику».

XIII

В отелях с гордым названием «Виндзор» нередко останавливаются члены королевских фамилий; южноамериканские президенты, скрывающиеся с награбленным добром от народного гнева, неизменно выбирают именно их. Там они чувствуют себя в безопасности. Никто не осмеливается нарушать торжественную тишину этих величавых стен вульгарным выстрелом из револьвера.

Дежурный клерк за конторкой, любезно улыбнувшись, назвал мне номер мисс Бойл. После встречи с Филипом Кордеем и приключений в саду моя внешность не вполне соответствовала принятым здесь стандартам, но воспитанный клерк сделал вид, что не замечает изъянов в моем туалете. Я пересек вестибюль и поднялся в лифте на третий этаж. В номере Фэй Бойл слышалась негромкая музыка. Я постучал.

Открыв дверь, она посмотрела по сторонам Мы обменялись легкими улыбками. На ней было платье из тонкой ткани, на ногах — сандалии с выступавшими наружу пальцами. Ее кожа казалась мягкой, как бархат. За бурными событиями прошедших суток я успел подзабыть о ее на редкость красивой внешности. Она подошла к серванту.

— С содовой? — спросила она.

— Да, спасибо.

На экране телевизора мелькали рекламные ролики потом появилось лицо диктора, и он сказал: «Полиция разыскивает человека, располагающего информацией о преступлении в деловой части Монреаля. Несколько часов назад был убит известный адвокат и…»

Нажав на клавишу, я выключил телевизор, но мои действия не показались ей странными. Держа в руках два бокала, она кивком указала на стул. Мы сели и одновременно поднесли бокалы к губам. Как и прежде, мне больше всего нравились ее глаза. Впрочем, она вся нравилась мне. Женственности в ней было в сотню раз больше, чем в Джулии Дюпрэ, но вот готовности к оказанию сексуальных услуг заметно не было. А жаль.

Я сказал:

— Итак, я здесь. Зачем вы желали меня видеть?

Помогите мне отыскать сестру.

— Что вам известно о ее местопребывании?

— После телефонного разговора с вами я полагала, что вы что-то знаете.

— Расскажите о субботнем вечере. Вы уверены, что Глория вернулась в Монреаль?

Ресницы ее обезоруживающе заморгали:

— Так она мне сказала.

Всех клиентов с моргающими ресницами я истребил бы под корень. Ты пашешь на них, стремишься совершить невозможное, а они делятся с тобой лишь тем, чем считают нужным. Пытаться выяснить у них что-либо все равно что искать серебряный доллар в темном подвале без свечи.

— Так она заявила вам, — сказал я, не скрывая раздражение, — но в действительности ее не было дома. А в дом сестры вы, между прочим, так и не зашли. Почему вы не соизволили заглянуть туда? Ведь это был бы вполне естественный поступок.

— Если вы не прекратите разговаривать со мной подобным образом, вам лучше уйти.

— Хватит увиливать. Скажите, почему вы не зашли к сестре.

— Потому что я ненавижу мужа сестры, — сердито ответила она.

— У вас есть основания для ненависти?

— Есть. У него слабость к девочкам из варьете. Они все нравятся ему, и я не исключение. Я не желаю оставаться с ним дома одна и отбиваться от его лапанья. У Глории и так хватает с ним хлопот. Бедняжка!

— Почему же тогда она вышла за него?

— Думала, что он богат.

— Она так любит деньги?

— Все женщины любят деньги. К тому же ей казалось, что она влюблена в него. Теперь она не подпускает его к себе. Женщины в нашей семье умеют быть стойкими. Имейте в виду.

— Верю, что умеют, — согласился я. — Если не считать человека по фамилии Малли.

— Она незнакома с ним. Впервые увидела его в субботу вечером.

— Вы, возможно, встретили его впервые, только не она. Она попросила вас отвлечь меня. Именно с этой целью вы срочно приехали из Нью-Йорка, не потрудившись навестить вашего сердечного друга миссис Люсьен. Вы были в курсе, какое задание я получил от Филипа Кордея. Все были в курсе, даже миссис Люсьен. Я до сих пор не могу разобраться, как наш секрет стал достоянием общественности. Вы не могли бы мне помочь?

Она холодно сказала:

— Я не зашла к миссис Люсьен, полагая, что она уже выехала в Нью-Йорк. Она собиралась туда в пятницу вечером, а я вылетела из Нью-Йорка только в субботу.

Поднявшись, она подошла к серванту, на котором стояла бутылка виски, и, выдвинув ящик, некоторое время что-то нащупывала в нем. Когда она снова обернулась ко мне, в ее руке был небольшой никелированный пистолет.

— Убирайтесь! — приказала она.

Я тоже поднялся. В эту ночь все почему-то размахивали оружием. Не исключено, что так действовала на людей жара. Я сказал:

— Детка, наверное, ты не совсем четко представляешь, в какой опасной игре принимаешь участие. Твою подружку Люсьен толкнули под автобус какие-то мерзавцы.

Ее палец лежал на спусковом крючке. Я сделал шаг ей навстречу, и палец напрягся. Я взял ее за запястье одной рукой, несильно сжал, а другой отобрал оружие. Коротко всхлипнув, она попыталась ударить меня кулаком.

Я ласково сказал:

— У твоей игрушки есть маленькая штучка, называемая предохранителем. В таком положении игрушка стрелять не будет.

Я переставил предохранитель и положил пистолет на сервант. Она могла легко дотянуться до него, но брать его снова не стала. Перейдя в противоположный конец гостиной, она села на диван. Я налил виски в два бокала и подсел к ней. Она недоуменно спросила:

— Толкнули? Как ее могли толкнуть, когда кругом были люди?

— Очень просто. Все обалдели от жары. На перекрестке сгрудилось с полсотни людей. Автобус проехал слишком близко от тротуара. Миссис Люсьен была не первой молодости и здоровьем не отличалась. Если кто-то собирался с ней расправиться, следовал за ней, лучший шанс трудно было представить. Легкий толчок — и проблемы больше нет!

— Но это только догадки. У вас есть доказательства?

— Пропала ее сумочка.

— Ее мог утащить мелкий воришка.

— Конечно, — согласился я, допивая виски. — Сколько стоила миссис Люсьен при жизни?

Не знаю, думаю, немало. Мне она дарила дорогие вещи. Хотела, наверное, подкупить меня, чтобы я бросила работу в ночном клубе. Предлагала даже переехать сюда и жить вместе с ней.

— По отношению к племяннику она была не столь великодушна.

— У нее были причины. Он воровал ее деньги, подписывал счета, которые ей приходилось оплачивать. Однажды ухитрился даже продать ее драгоценности. Больше всего на свете она страшилась скандалов, боялась, что ее семью будут полоскать в бульварных газетах, как грязное белье. Вот почему миссис Люсьен обрадовалась, когда Филип решил жениться на Глории. Надеялась, что он образумится. Но она ошиблась.

— Она не возражала против его женитьбы на девице из варьете?

— Сначала она относилась к ней настороженно, но потом стала для нее самым дорогим человеком в мире. Мне она говорила, что Глория напоминает ей собственную сестру, когда они были детьми. Вы, возможно, не знаете, что Филип — незаконнорожденный сын ее сестры. Это их семейная тайна.

— Да, — сказал я, — не знаю.

Совместная жизнь тетки с племянником, постоянно напоминающим ей о грехопадении сестры, была несладкой для обоих. Возможно, для Филипа она была еще более безрадостной. Я подошел к серванту и проверил пистолет — магазин был полон патронов. Вернув предохранитель в безопасное положение, я сказал:

— По моим данным, миссис Люсьен оставила около одиннадцати миллионов долларов. Войны начинались из-за меньших сумм. Может, ее не убили, но ее смерть привела к гибели нескольких человек. За ними могут последовать и другие. Ваша сестра, например.

Фэй Бойл бросила на меня недоверчивый взгляд:

— Каким образом?

— Именно это нам и следует выяснить. Вы не желаете мне помочь?

— Да, если моя помощь будет в интересах Глории.

— Кому известно, что вы сейчас в городе?

— Никому.

— Тогда считайте, что вы только что приехали и хотите навестить своего бывшего босса Ника Кафку.

Она отрицательно покачала головой:

— Он последний человек, которого я хотела бы видеть. Если я зайду в клуб, он сразу сообразит, что что-то нечисто.

— Придумайте благовидный предлог. Скажите, что зашли к сестре, но ее не оказалось дома. Со слов прислуги вы узнали, что Филип Кордей в «Орхидее», и подумали, что она, возможно, тоже там. Ну а раз вы появились в клубе, будет вполне естественно навестить Ника. Зайдите в бар, где всегда полно народа, и попросите его спуститься. Поговорите с ним о погоде, о чем угодно, лишь бы он задержался внизу минут на пятнадцать. — Я кивнул в сторону серванта: — И возьмите пистолет.

— Думаете, там будет опасно?

— Всякое может случиться. Где расположен кабинет Ника?

— На верхнем этаже. Как раз над игорными залами. А почему пятнадцать минут?

— Мне надо кое-что поискать. Ник трусоват, он предпочитает появляться на людях с телохранителями. Если он спустится в бар, его подручные наверняка будут с ним. Тогда у меня появится возможность порыться в его бумагах.

— Что вы предполагаете найти?

— Признаться, толком я и сам не знаю.

Она сухо сказала:

— Если это связано с моей сестрой, я должна знать. Ну а если нет, вы не имеете морального права просить меня идти на такой риск.

Я ухмыльнулся:

— Хорошо, забудем о нашем разговоре.

На ее лице можно было прочесть борьбу противоречивых чувств. Пожав плечами, она подошла к шкафу и достала соломенную шляпку. В ней она выглядела как настоящая девочка из варьете. Потом, положив в сумочку пистолет, сказала:

— Я согласна.

Напряженность ее манер стала менее явной. Она даже улыбнулась и наполовину всерьез, наполовину в шутку сказала:

— Я не доверяла вам по той причине, что вы внешне слишком привлекательны. Мой опыт подсказывает мне, что красивым мужчинам верить нельзя. А теперь идем.

XIV

Я поставил машину в тихой боковой улочке. Первой из нее вышла Фэй. Мы сверили часы. Она нервничала, но это было объяснимо — мои нервы тоже были напряжены. Я выждал, пока не смолкли звуки ее шагов за углом, потом нырнул в тень деревьев.

Перебегая от дерева к дереву, я пересек мощеную бетонными плитами площадку и добрался до кирпичной стены на заднем дворе клуба «Орхидея». В нижнем этаже здания горел свет. В грязной кухне неопрятного вида повар готовил пищу. До меня доносились приглушенные звуки оркестра. Второй этаж был погружен во тьму — именно там находились игорные залы.

Окна третьего этажа — кабинета Кафки — были освежены. К ним вела наружная пожарная лестница, нижняя секция которой высотой около десяти футов отсутствовала. Дотянуться с земли до первой металлической перекладины я не мог.

Стоя в раздумье во дворе, я увидел, как в кухню вошел официант и начал беседовать с поваром. Оба повернулись ко мне спиной. Я быстро нагнулся и обхватил руками зловонный металлический бак с пищевыми отходами. Крепко прижав его к себе, я двинулся в направлении пожарной лестницы. Вонь была нестерпимой, и я опасался, что тяжелый бак выскользнет из моих рук и загремит на бетонных плитах. Из него сочилась густая вонючая жидкость.

Поставив бак возле стены, я отдышался, потом немного передвинул его так, чтобы он находился точно под лестницей. Забравшись на него, я встал на край, но в этот момент дверь на кухню распахнулась и на темный двор вышел повар. Некоторое время он стоял неподвижно, потом обернулся через плечо и крикнул:

— Какая сволочь сперла бак? И откуда только берутся эти проклятые нищие, которые жрут помои? Чтоб им всем подохнуть?

Он бросил какой-то тяжелый предмет, упавший в непосредственной близости от меня, выругался еще раз и вернулся в кухню.

Минуты летели, больше нельзя было терять время. Подпрыгнув, я уцепился за нижнюю перекладину и подтянулся.

Теперь я действовал быстро. Добравшись до третьего этажа, я прислушался. За зашторенными окнами игорных залов слышалось жужжание голосов, выкрики крупье. Присев на корточки на металлической площадке, я посмотрел вниз.

В темноте предметы во дворе были неразличимы. Я надеялся, что снизу моя скорчившаяся фигура тоже не слишком заметна. Прижавшись к кирпичной стене, я заглянул в окно. Опрокинув Джулию Дюпрэ на письменный стол, Филип Кордей осыпал ее поцелуями. Она вяло сопротивлялась, отталкивая его руками. Потом Джулия что-то сказала, и мне показалось, что он сейчас повернет голову. Я быстро спрятался.

Окно справа от меня было открыто, к нему с немалым риском для жизни можно было добраться по горизонтальному выступу на стене. Собравшись с духом, я крепко ухватился за ограждение металлической площадки и, перебросив через нее одну ногу, встал на выступ. Правой рукой я дотянулся до водосточной трубы, казавшейся на ощупь достаточно надежной. Затем я убрал левую руку с перил и ухватился за трубу обеими руками. Выждав, чтобы биение сердца пришло в норму, я изогнулся и, уцепившись руками за подоконник, в акробатическом прыжке перелетел внутрь здания, оказавшись в небольшой полутемной комнате. Тусклый свет проникал в нее из соседнего помещения, дверь в которое была приоткрыта.

Я услышал страдальческий голос Филипа Кордея:

— Дорогая, умоляю…

Послышалась легкая возня. Ее голос тоже был страдальческим:

— Любимый, если я уступлю, что тогда станет со мной? — Разве я могу быть уверена, что ты меня не обманешь?

— Ну я же сказал! — Он был настолько пьян, что у него еле ворочался язык. — Я хочу жениться на тебе.

— Ты это говоришь сейчас. — Судя по интонации, она была полна жалости к самой себе. — Но где гарантия, что ты сдержишь слово? — Я снова услышал звук поцелуя. — Нет! — раздался через несколько секунд ее протестующий голос. — Нет, нет, нет! Это уж слишком, Филип!

Потом снова он:

— Я люблю тебя, люблю, люблю! Я докажу свою любовь. Я подпишу эту бумагу.

— Любимый, — сказала она, — тогда я могу быть спокойна. — Она была примитивна, как акула, готовящаяся сожрать свою жертву. — Тогда я уступлю тебе. О Филип, если б ты знал, как я люблю тебя! Какое счастье я испытываю, когда ты рядом! — Вновь чмокающие звуки. Она глубоко вздохнула и прошептала: — Сейчас вернется Ник. Спустимся в мою уборную. Там ты и подпишешь бумагу. А потом… потом я расскажу тебе о сестре твоей жены. Ты увидишь, что она собой представляет. Как правильно сказал Ник…

Он злобно пробормотал:

— Не желаю слышать о ней. Эта сука Глория подослала ее. Моя жена сука. Ее надо прикончить, как и…

Джулия Дюпрэ прошептала:

— Ш-ш-ш! Ты не должен об этом говорить! Ты даже не должен об этом знать. Идем в мою уборную. Там тебя ждет бутылка скотча.

— А что еще меня ждет?

Она мелко захихикала. Дверь в мою комнату отворилась, и его ноги споткнулись о порог. Послышался ее шепот:

— Филип, не здесь! — Она снова захихикала.

Дверь закрылась, и снова наступила тишина.

Я глянул на часы — в моем распоряжении оставалось шесть минут.

Я прокрался в кабинет. Он был просторней, чем у Хэпуорта, и отделан с кричащей роскошью. В глаза мне бросился мраморный умывальник и мраморная с зелеными ободками плевательница, пол вокруг которой был загажен многочисленными плевками. Интерьер был выдержан в красных, черных и серебристых тонах, на стенах висели изображения обнаженных красоток и фотографии артистов варьете, в основном молодых танцоров. Повсюду блестели зеркала. Судя по всему, дела у Ника шли неплохо.

Увлажнитель для дорогих сигар стоял на изящном столике красного дерева с двумя аппаратами селекторной связи и двумя телефонами.

В рабочем столе Кафки имелся всего один ящик, который я поспешил выдвинуть. Он был набит бумагами, как мешок старьевщика, собирающего макулатуру. Я наугад вытянул пачку.

Цифры и больше ничего. Длинные столбики тысяч и тысяч цифр. Наверное, только хозяин стола знал, что они означают. Я сунул пачку обратно и огляделся.

В углу стоял небольшой металлический шкаф конторского типа, в которых обычно хранят деловые бумаги. Я потянул дверцу, но она была заперта. Ни одна из отмычек которые я предусмотрительно прихватил с собой, к замку не подошла.

Вернувшись к столу, я взял длинный стальной нож, которым Кафка пользовался для разрезания бумаги. В моем распоряжении оставалось четыре минуты. Я опустился на колени возле шкафа и едва не вывихнул руку, засовывая нож в узкую щель дверцы. Кончиком ножа я слегка приподнял язычок замка, после чего стал вновь поочередно вставлять отмычки. Наконец что-то щелкнуло, и дверца открылась. Я снова увидел бумаги. Они были уложены в аккуратные металлические коробки, и против цифр в них были указаны фамилии.

Это были ксерокопии документов, расположенные в алфавитном порядке. На них стояли подписи известнейших граждан Монреаля, советников мэрии и полицейских чинов. Все подписи подтверждали один и тот же факт — получение денег. Безумцы брали взаймы под проценты у главаря гангстерской шайки. Две фамилии были знакомы мне особенно хорошо.

Юстас Л. Бедекер, сержант следственного отдела, тот самый лысый садист, который утром навестил меня и которому капитан Хилари поручил расследовать обстоятельства гибели миссис Люсьен. Кафка ежемесячно выплачивал Бедекеру четыреста долларов. Грязные деньги сержант получал за то, что закрывал глаза на азартные игры, и за ценную информацию об оперативных планах полицейского управления, которую передавал Кафке.

Вторым был Филип Кордей. Его долговые обязательства составляли огромную сумму — сто тринадцать тысяч. Деньги он тратил на шлюх, спиртное и рулетку. Движущие мотивы некоторых последних событий стали теперь мне более понятными.

Я сунул обе ксерокопии себе в карман, а остальные положил обратно.

Послышался шум, и я обернулся. В дверях, ведущих в коридор, стояли Ник Кафка и Эдди Силвер. За ними маячили фигуры двоих незнакомых мне темноволосых громил. Все четверо были вооружены и напоминали расстрельную команду из гангстерских фильмов. Недоставало лишь черной повязки на моих глазах, хотя, возможно, позднее появится и она.

— Подними руки! — негромко, почти ласково скомандовал Ник. У него был распухший нос.

Кроме меня и Эдди Силвера, с лица которого не сходило злобное выражение, все остальные сияли довольными улыбками. Я прошелся взглядом по кабинету — шансов на спасение на этот раз у меня не было. Я присел на стул.

— Как успехи? — Кафка подошел вплотную к маленькому металлическому шкафу. — Не спорю, опыт медвежатника у тебя есть. Только не думай, фраер, что ты великий умник. Шкафчик с фокусом — когда касаешься закрытой дверцы, внизу загорается сигнальная лампочка. Ну что молчишь?

— Ловко придумано, — сказал я.

Эдди Силвер быстро провел руками по моему пиджаку и карманам брюк. Вытащив ксерокопии обеих расписок, он протянул их Нику. Потом с наслаждением ударил по моей голени острым носком ботинка.

Я привстал. Громилы придвинулись ближе, отрезая мне путь к отступлению. Дверь в коридор была открыта, но вряд ли кто-то услышал бы мои крики.

Ник сказал:

— Гоняюсь за тобой, Йетс, целые сутки. Ты действуешь мне на нервы. Из-за тебя погибли двое моих лучших парней.

— Несчастный случай.

— Они были бы живы, не сунь ты свой вонючий нос в мои дела. Тебе следовало помнить об этом, Йетс, тогда я морда была бы в порядке.

Он размахнулся. Кулак опустился в центре моего лица. Хрящ моего носа переместился в сторону правого уха. Я наклонился вперед и кровь обильно хлынула на дорогой ковер. Послышалось радостное ржание Эдди Силвера.

Над моей головой продолжал звучать голос Ника:

— Это для затравки’ падла, а главным блюдом будет жаркое. Тебе когда-нибудь поджаривали ноги, легавый? Сегодня мы подадим их на второе, если ты не ответишь на мои вопросы.

— А если отвечу?

— Тогда быстро и безболезненно, — снова загоготал Эдди.

— Заткни хайло, Эдди. — Я попытался восстановить нормальную работу легких. Моя голова была по-прежнему наклонена, кровь продолжала капать на ковер.

Ник постучал по моему затылку рукояткой револьвера:

— Кончай спектакль, Йетс. Где миссис Кордей?

— Не знаю.

— Что ей известно?

— Понятия не имею.

Он снова постучал мне по затылку, на этот раз сильнее. Кровь в черепной коробке прихлынула к моему мозгу.

— Говори правду, Йетс. Я знаю, ты работаешь на нее.

— Никто меня не нанимал.

— Тогда для чего ты завалился вечером к Хэпуорту? — спросил Эдди Силвер.

— Вопросы задаю я, Эдди. Но он прав, Йетс, что тебе там было нужно? И зачем ты устроил шмон в моем кабинете, если тебя никто не просил?

— Я работаю на себя.

— Не крути, Йетс. Мы знаем, на халяву ты вкалывать не станешь. Тебя наняла эта сучка Кордей. И еще — что сказала тебе старуха Люсьен перед тем, как отдать концы йод автобусом?

— Перед тем, как ее туда толкнули.

Теперь он ударил меня по голове с такой силой, что под черепом у меня защебетали птички. За его широко расставленными ногами я увидел пару дамских сандалий с открытыми пальцами ног. Они только что появились в дверном проеме.

Я дико закричал, откинувшись на спинку стула и задрав кверху голову. Два темноволосых амбала с синхронностью хорошо отлаженных механизмов прыгнули ко мне и приставили пистолеты к моему подбородку.

Я опустил голову чуть ниже и слегка пошевелил плечами. Потом громко застонал. Бандиты смотрели на меня с недоумением. Пара женских сандалий бесшумно двигалась по толстому ковру.

— Моя голова! — громко крикнул я и через пару секунд спокойно добавил: — Прикажи своим недоумкам бросить пушки, Ник. Иначе твоя печенка размажется у меня по лицу.

Лицо Ника покрыла смертельная бледность. Мне хотелось молиться на девушку по имени Фэй Бойл, осыпать ее золотом.

Она стояла за спиной Кафки, прижимая к его пояснице маленький никелированный пистолет.

Он облизал губы, его лицо нервно подергивалось.

— Бросьте, ребята, оружие, бросьте, — послышался его хрипловатый шепот.

Револьверы упали на ковер с приглушенным стуком прозвучавшим в моих ушах сладчайшей музыкой Я поднялся на ноги. Эдди Силвер с отвращением сплюнул:

— Фэй Бойл. Он работает на пару с этой сукой.

Девушка отступила на шаг назад. Теперь я получил возможность внимательнее глянуть на оружие в ее руке и у меня едва не остановилось сердце. Я быстро принялся за дело.

Вырвав револьвер из рук Ника, я подобрал с ковра остальное оружие. Три револьвера я распихал по карманам, а четвертый раскрыл, чтобы убедиться в наличии патронов. Потом я сказал:

— Фэй, дорогая, когда наконец ты запомнишь, что пистолет надо снимать с предохранителя?

Прыщавую физиономию Эдди Силвера перекосила гримаса. Ник Кафка сказал:

— Думаешь, это сойдет тебе с рук, Йетс?

— Поживем увидим. Проверь коридор, Фэй.

Она вышла.

— Когда ты уберешься отсюда, — сказал Ник, — тебя заметут легавые.

— Имеешь в виду своего кореша? — Я пятился к двери, никого не упуская из вида. Фэй Бойл стояла в другом конце коридора у дверцы персонального лифта, которым пользовался лишь Кафка и его ближайшее окружение.

— Ты опоздал, фраер, — с глумливой усмешкой сказал Эдди Силвер — бумаги уже уничтожены.

Кафка быстро сказал:

— Не распускай язык, Эдди.

— Не шевелиться! — предупредил я. — Пока девчонка не выйдет из клуба, я буду стеречь вашу банду. Первый, кто сдвинется с места, получит получит пулю в живот.

Не отрывая глаз от бандитов, я вышел в коридор, потом повернулся и помчался прочь.

Спустившись на лифте на первый этаж, мы выбежали на улицу.

— Скорее! — крикнул я.

Я тащил ее за собой. Арсенал из трех револьверов в моем кармане больно бил по ногам. Пробежав два квартала, мы свернули в узкий проезд.

— Где ваша машина? — тяжело переводя дыхание спросила Фэй. — Она должна быть где-то поблизости.

— Только не туда. Ее номер знает сейчас половина города. А где ваша?

— Возле отеля «Виндзор».

Проулок заканчивался, я остановился:

— Тогда бегите к ней, я буду ждать. Вы найдете дорогу назад?

Она молча кивнула. Ее глаза горели от возбуждения, как и при нашей первой встрече в лесу.

— Куда мы поедем?

— К Глории.

— Тогда ждите.

Она дружески похлопала меня по плечу и быстро двинулась по улице. Я прислонился к стене дома.

Шло время. В конце проулка стоял мусорный контейнер. Оставив у себя один револьвер, я бросил в него остальные три, предварительно тщательно их обтерев. Прошло еще несколько минут. Мой нос нестерпимо ныл. Высморкавшись, я почувствовал, как из него снова потекла кровь.

По улице проехали две машины, в непосредственной близости от меня проследовала парочка. Мужчина уговаривал свою спутницу сделать что-то, чего она не желала. Я опасался, что они свернут в мой проулок. Неподалеку злобно шипели коты, готовые вцепиться друг в друга. Послышались отдаленные звуки полицейской сирены. Я не исключал возможности, что Фэй не придет.

Слепящий свет автомобильных фар разрезал полумрак. Машина быстро приближалась и затормозила возле меня.

— Мистер Йетс! — услышал я голос Фэй Бойл.

Я попросил ее пересесть на место пассажира, устроился за баранкой ее стодвадцатисильного «рэмблера» и погнал машину за городскую черту, подальше от опасной зоны.

Мой череп нестерпимо ныл, и мне не давало покоя чувство голода. Я проклинал себя за то, что в спешке забыл взять обратно ксерокопии двух расписок.

XV

Прикурив две сигареты, Фэй Бойл протянула одну мне. Ее маленький никелированный пистолет лежал на дне сумочки. Я тоже не расставался с оружием.

Откинувшись на сиденье, она нервно выпускала изо рта колечки дыма. Долгое время мы не произносили ни слова, наконец я сказал:

— Раз уж ты спасла мою драгоценную шкуру, давай называть друг друга Фэй и Билл. Чего бы Фэй ни захотела ей стоит лишь попросить Билла. А сейчас Билл желал бы поговорить с Фэй.

Оназасмеялась:

— Твой номер имел бы шумный успех в ночном клубе. Тебе недостает только толкового партнера. Так о чем Билл желает поговорить с Фэй?

— О ее сестренке.

Вынув сигарету изо рта, она некоторое время смотрела на ее кончик:

— Фэй очень любит свою сестренку.

Не сомневаюсь. И ради нее она способна на любую ложь.

Она щелчком выбросила сигарету из окошка:

— Этот вопрос мы уже обсуждали. Думаю, достаточно. Я сказал:

— Послушай меня, и мы вместе решим, когда будет достаточно. Вчера у меня в конторе и дома устроили шмон. Перевернули все вверх дном, разыскивая какую-то вещь. Утром ко мне ворвались бандиты, я чудом остался жив, ухитрившись к тому же отправить одного налетчика к праотцам. Потом меня с пристрастием допрашивала полиция. Когда я наконец вернулся домой, там меня снова подкарауливали. Но я и тут остался цел и невредим, после чего для выяснения некоторых обстоятельств отправился в одну контору. Там погибли еще два человека. Один из них адвокат по имени Джозеф Хэпуорт.

Ни один мускул не дрогнул на ее лице. Фамилия Хэпуорт была ей незнакома. Правда, она была девицей из варьете, тоже своего рода артисткой, Я продолжал:

— Потом путь мой лежал к дому твоей покойной приятельницы миссис Люсьен. Там меня едва не изнасиловала очаровательная амазонка, а когда я обратился в позорное бегство, на меня набросился муж твоей сестры. Он поджидал меня в кустах и открыл огонь, как только я появился. Отбившись от всех недругов без единой дырки в шкуре, я наношу визит тебе. Вначале ты тоже размахиваешь пистолетом, потом мы достигаем взаимопонимания и вместе едем в «Орхидею» к Нику Кафке. Там он выбивает дробь на моем черепе револьвером. Тебе не кажется, что этого достаточно?

Она спросила:

— Когда я тебе солгала?

— Когда разыграла со мной комедию вечером в субботу.

— Хорошо, — сказала она. — Я действительно тебе солгала, но мне до сих пор не совсем ясно, какова во всем этом твоя роль. Какое ты имеешь отношение к Глории? Ну а конкретно, что сейчас тебя интересует?

— Малли. Я почти уверен, что ты встречалась с ним раньше.

— Нет, встречалась с ним Глория, он ее любовник. Их связь длится уже почти три месяца, но они не могут видеться часто — Глории необходимо соблюдать осторожность. Она боялась, что об этом узнает миссис Люсьен. Тебе хорошо известно, как Дэнни опасалась скандалов.

— И все же Глория оказалась недостаточно осторожной, — сказал я. — Муж что-то заподозрил, хотя, наверное, это были лишь смутные догадки. Тебе об этом что-нибудь известно?

— Практически ничего. Глория позвонила мне в Нью-Йорк в четверг. Она знала, что мой контракт с клубом «Бантем» закончился, и попросила приехать на несколько дней. Рассказала о Малли — так я впервые узнала об их отношениях. Но я ее не виню. У нее было тяжелое детство, бедняжка много болела, а совместная жизнь с Филипом Кордеем укреплению здоровья не способствует. Она тоже имеет право на любовь.

— Поэтому по приезде ты и решила не заходить к миссис Люсьен?

— Я думала, что она уже в Нью-Йорке. Я поехала прямо в Литтл-Виллидж, и, когда позднее встретила Глорию вместе с Малли, она рассказала мне о тебе. Между прочим, я была разочарована ее выбором — Малли вызывает у меня брезгливость. — Она ненадолго задумалась. — Каким образом ей стало известно о тебе, мне непонятно.

— Она узнала от Малли. Тот все время околачивается в «Орхидее», где проводит время Филип Кордей. Он приходит туда из-за одной красотки — Джулии Дюпрэ.

— Кто она?

— Певичка. В последнее время у них модно побыстрее выходить замуж. Наверное, наш Филип обещал ей жениться. Если так, то Джулия должна была первой узнать о предстоящем разводе. Она-то обо всем и рассказ Малли. Уверен.

— С какой целью?

— Не знаю, — раздраженно сказал я. — Понятия не имею, какие между ними отношения. Так или иначе, но он поделился новостью с твоей сестрой, и та вызвала тебя, чтобы спутать мне карты.

Она сказала:

— Не совсем так. Они просто хотели побыть вдвоем, подобная возможность выпадает им редко. А тебя мне показал клерк в отеле, у которого ты получил ключи от коттеджа.

— Ты всегда выручаешь сестру? — спросил я.

Всю жизнь. Бедняжка не может обойтись без моей помощи.

Под колесами автомобиля мягко шуршал асфальт. До Литтл-Виллиджа оставалось еще шесть миль. Я с утра ничего не ел, и чувство голода давало о себе знать все сильнее.

— Еще один небольшой вопрос. Если Малли знал о намерении Филипа Кордея получить развод, он, вероятно, в курсе его отношений с Джулией Дюпрэ. А это означает, что твоя сестра тоже не лишена информации. Почему в таком случае она сама не возбудит дело о разводе? Или хотя бы не наймет детектива?

— Думаю, из-за Дэнни. Для доброй католички развод немыслим. Даже намек на его возможность убил бы миссис Люсьен.

— Так оно и случилось, — сказал я.

Впереди светились огни придорожного кафе.

Глории, наверное, не исполнилось восемнадцати, когда она вышла замуж, — сказал я. — Ваша семья легко согласилась на ее брак?

— У нас нет семьи, мы сироты. Как ее законная опекунша, я дала согласие.

— Хотя и презирала Филипа Кордея?

— Так хотела Глория. — В ее голосе прозвучала беспомощность.

Свернув с дороги, я въехал на площадку для парковки. — Сандвич?

Она отрицательно покачала головой:

— Спасибо, я не хочу есть.

— А я умираю от голода, — сказал я. — Тогда выпей чего-нибудь.

Мы вышли из машины. По ночной автостраде, поблескивая белыми и красными огоньками, проносились автомобили. Взяв свою спутницу за руку, я поднялся на несколько ступеней и вошел в кафе.

Просторный зал сверкал хромированным металлом. Он был пуст, если не считать скучавшего за стойкой бармена. Телевизор не работал, а стоявший на металлической подставке приемник был настроен на полицейскую волну. В мире немало любителей криминальных новостей.

Мы сели на высокие табуреты.

— Слушаю вас, мистер, — сказал бармен, набрасывая на руку полотенце.

— Пива для двоих, ветчину и яичницу для одного. И выключите эту чертову шарманку!

Его лицо приняло обиженное выражение:

— Пиво для двоих, ветчину и яичницу для одного. А радио пусть работает. Здесь командую я.

Я сказал Фэй Бойл:

— Пойдем.

Она приподняла брови:

— От пива я бы не отказалась.

— И ты получишь его, детка, — сказал бармен с победной интонацией в голосе.

На полицейской волне передавали информацию об угнанных автомобилях. Бармен ткнул пальцем в сторону моего носа:

— Столкнулся с дверью?

— В этом сезоне такие носы — последний крик моды. Да ты не отвлекайся — готовь яичницу.

Он показал пальцем в другую сторону:

— Советую умыться. Там новенький умывальник, поставили совсем недавно. Полотенце, горячая вода, мыло. К твоим услугам модерновый сортир. Ветчина и яичница будут готовы к твоему возвращению, а я пригляжу за дамой.

— Дама способна сама о себе позаботиться, — сказала Фэй Бойл.

Я прошел в туалетную комнату. Глянув на себя в зеркало, я подумал, что так, вероятно, выглядит свинья, которую накормили вареной свеклой. Кафка бил от души. Кровь запеклась вокруг моего носа, верхняя губа раздулась, как у шимпанзе. Раздевшись до пояса, я наполнил умывальник водой и, пользуясь полотенцем вместо мочалки, устроил себе праздник. А когда причесал волосы, стал немного походить на человека.

Вернувшись в зал, я не увидел Фэй.

— Где дама? — поинтересовался я.

Поставив передо мной тарелку с ветчиной и яичницей, бармен усмехнулся:

— Дама решила исчезнуть.

Я подбежал к двери — машины Фэй на площадке для парковки не было. По радио передавали информацию о драке, затеянной молодежью возле дискотеки. Бармен сказал:

— Тебя тоже никто не держит. Но сперва заплати.

— В какую сторону она поехала?

— В город. Кофе налить?

Я кивнул.

— Женщины стали нынче чересчур независимы, — сказал он. — Неплохо бы призвать их к порядку. — Опершись локтями о стойку, он доверительно подмигнул мне: — Это она разбила тебе морду?

— Любопытным тоже иногда достается по зубам. Не веришь?

Он ухмыльнулся. Возможно, он от природы был таким весельчаком.

— Красивая девка. Наверное, ты действовал слишком примитивно.

— Только кофе. Разговоров я не заказывал.

Радио на полминуты умолкло, потом диктор равнодушным голосом начал передавать последние новости.

«Повторное сообщение. Всем патрульным машинам. Разыскивается Уильям Йетс. Рост шесть футов, вес сто девяносто девять фунтов, глаза карие, шатен, небольшой пулевой шрам на левой щеке. Был одет в темно-серый костюм. Вооружен и опасен. При задержании принять меры предосторожности. Розыск объявлен в связи с убийством. Джозефа Хэпуорта и Гарри Барнета. В случае задержания живым немедленно поставьте в известность сержанта розыскного отдела Бедекера. Конец сообщения».

Информация была лаконичной, но достаточно содержательной. Охота на меня была в разгаре. Они не отступятся, пока не добьются своего. Я тоже оперся локтями о стойку и левой рукой прикрыл щеку со шрамом. Отхлебнув из чашки кофе, я усмехнулся.

Хозяин не замедлил ответить тем же. Ночь была длинной, и ему не терпелось с кем-нибудь потолковать.

— Видишь? — сказал он. — А ты хотел выключить приемник. Радио многих раздражает. Говорят, у меня психологический сдвиг, нездоровый будто бы интерес. А вот и нет! Эти передачи поинтересней глупых шуточек, которыми перебрасываются ма Перкинс и па Боббинс. И знаешь почему? Возьми, к примеру, этого подонка Йетса, они долдонят про него каждые пять минут вот уже два или три часа.

Могу поспорить, они обязательно его изловят. Фараоны уже обшарили его дом. Пусто. Потом, как ненормальные, помчались в отель «Виндзор». Кто-то его там видел. Улавливаешь? — Он выжидательно глянул на меня.

— Не совсем, — пробормотал я.

— А видел его мужик, который, как и я, любит всякую уголовщину. Он сразу же сообщил в полицию. Да, таким, как он и я, цены нет. Теперь представь, что открылась дверь и эта падаль вошла сюда. Рост, вес, одежда, шрам… — Перечисляя приметы, он прищелкнул пальцами. — Да я его узнал бы как облупленного.

— Думаешь, он может войти?

— Нет. Из управления передали, что его машина брошена где-то в деловой части Монреаля. Сейчас он, как крыса, забился в нору. Преступники не разъезжают в открытую, когда за ними гонится полиция.

— Наверное, ты прав. — Я поставил чашку на стойку. — Интересно, вернется моя жена или нет?

— Жена? Понятно, у всех бывают семейные неурядицы. А нос у тебя почти в норме.

— Работа ее братишки. Я хотел выкинуть его вон. Она говорит, что мы просто не поняли друг друга. — Я поднялся, стараясь держаться к нему правой стороной, и положил на стойку два доллара. — А пошла бы она… Если заявится, скажи, что я больше не мог ее ждать. Сдачи не надо.

— Тогда хоть пропусти глоток.

Я покачал головой.

Он сказал:

— До следующего поселка четыре мили. Посигналь, тебя обязательно кто-нибудь подвезет… А с бабами именно так и надо обращаться. Посылать их подальше.

— Ну, будь здоров, — сказал я.

По радио передали: «Повторное сообщение. Всем патрульным машинам. Разыскивается Уильям Йетс…»

Ночь была душной и жаркой. Мимо меня промчалась машина, за ней другая. Я не голосовал — обе были похожи на полицейские автомобили. Я прошел по обочине несколько шагов, потом, остановившись, прислонился к дереву и некоторое время приводил в порядок свои нервы.

Водитель следующей машины притормозил, снова рванул вперед, потом все же решил остановиться. Это «линкольн». Притаившись за стволом дерева, я услышал, как усталый голос произнес:

— Пойдем выпьем чего-нибудь. Меня замучила жажда.

Другой голос крикнул:

— Обойдешься!

Я выглянул из-за дерева. В машине находились четверо или пятеро. В полутьме определить точное число пассажиров я не сумел. Разразившись бранью, водитель тронулся с места, и «линкольн», стремительно набирая скорость, скрылся в северном направлении. В том же направлении, куда намеревалась ехать и Фэй Бойл. Я вышел на дорогу и зашагал по обочине.

Парень за баранкой «линкольна» был Эдди Силвер.

XVI

Свернув с асфальтированной магистрали, я направился в Литтл-Виллидж напрямик по грунтовой дороге.

Главная улица городка показалась мне еще темнее, чем в субботу. Из «Спрус-отеля» — единственной гостиницы Литтл-Виллиджа, как и в прошлый раз, доносились печальные звуки трубы. Музыкант словно жаловался на свои невзгоды. Возможно, они у него имелись, но я мог поспорить, что были они на порядок, а то и два менее серьезными, чем у меня. Я прошел на автостоянку и проверил находившиеся там машины. «Линкольна» среди них не было. Через стеклянную дверь вестибюля мне был виден сидевший за стойкой клерк. Он что-то записывал в журнал.

Я достал из бумажника пятьдесят баксов и спрятал их в левой руке. Кто знает, может быть, клерк тоже настроил приемник на полицейскую волну и теперь в курсе последних событий. Конечно, я шел на серьезный риск, но другого пути заручиться хотя бы косвенными свидетельствами своей невиновности у меня не было. После того как я окажусь в лапах Бедекера, подобная возможность мне уже не представится. Я вошел в вестибюль и остановился у стойки.

Трубач в ресторане играл «Сибоней». Качество исполнения этой популярной мелодии вогнало бы в краску последнего мужичонку в мексиканской деревне. Слышалось шарканье ног танцующих и визг пьяных женщин. Не обращая на меня внимания, клерк продолжал писать.

Я спросил:

— В каком номере проживает миссис Кордей?

— Гостей фамилии Кордей в отеле нет. — Он поднял голову и внезапно быстро-быстро заморгал. Душа у меня ушла в пятки, мне показалось, что он вот-вот издаст вопль: «Держи его!» — и бросится вон из отеля.

Но он проявил выдержку, его верхняя губа шевельнулась, и он сдавленным голосом произнес: — Миссис Кордей в отеле не проживает.

Положив левую руку на стойку, я слегка приоткрыл ладонь. Новенькая банкнота была хорошо видна. Я кивком указал на дверь, которая вела в крохотную служебную каморку за его спиной. Его глаза загорелись. Проверив, нет ли поблизости любопытных, он потянулся к деньгам, но я быстро сжал ладонь. Его глаза вновь блеснули, он прикусил верхнюю губу и жестом пригласил меня следовать за собой. Войдя в каморку, он закрыл дверь.

— Тридцать шестой номер, — сказал он. Его рука снова потянулась ко мне.

— Не торопись. Что еще ты можешь сказать?

— Ничего. Давай деньги и убирайся. Или я позову управляющего, а он вызовет полицию.

— Сделаешь хуже самому себе, — сказал я. — Я могу и порассказать кое о чем.

— О чем?

— Об услугах, которые ты оказываешь миссис Кордей.

— Миссис Кордей у нас не зарегистрирована. Вали отсюда! — Он двинулся к двери.

Схватив за плечо, я развернул его на сто восемьдесят градусов и приставил к его животу пистолет. От неожиданности у него отвалилась нижняя челюсть. Он пробормотал:

— Что тебе надо? — Его лицо было белым как мел.

— Начни с начала, — приказал я.

— Не знаю, что ты имеешь в виду.

— Начни с субботы. Не строй из себя целку, ты меня не забыл.

Он облизал губы. Наверное, он тоже хотел казаться крутым, но природа не наградила его такой способностью. Я поигрывал пистолетом. Он быстро произнес:

— Миссис Кордей забронировала номер. Потом позвонил ее муж и велел дать тебе ключ от их коттеджа. Спустя полчаса позвонила она, спросила, не слышал ли я что-нибудь о тебе. Я рассказал ей обо всем. Тогда она сказала, что вернется поздно, и попросила показать тебя ее сестре, когда та появится.

— Понятно. Ты вел себя как сводник, а не официальное лицо. Вполне достаточно, чтобы управляющий дал тебе пинка под зад. — Я сумел изрядно его напугать. Казалось, он с трудом сдерживает слезы. — А теперь скажи, в котором часу она появилась здесь в субботу с любовником?

— Ее я увидел лишь в два часа ночи. А он приехал еще в шесть вечера. Он всегда приезжает раньше нее.

— А номер?

— Заказывает она. Всегда на имя мужчины. До утра она не оставалась с ним еще ни разу. Вчера она впервые появилась в отеле днем и весь день просидела в номере.

— Ладно, разберемся с этим позднее, — сказал я. — Что еще она говорила о моей персоне?

— Утром сказала, что ты можешь появиться сегодня и чтобы я пропустил тебя. Но вечером снова позвонила из номера. Она передумала и велела сказать, когда ты придешь, что я ее вообще не знаю.

— А любовник?

— Уехал вчера утром, и больше я его не видел.

— В город она ездила?

Нет. Лишь прогулялась немного после завтрака, а все остальное время сидела взаперти.

Я сказал:

— Сестры-братья у тебя есть?

— Да.

— Младшие?

— Двое еще дети.

— Тогда тебе лучше держать язык за зубами.

Он испуганно кивнул. С моей стороны было бесчестно так подло угрожать ему, но легавые охотились не за ним, а за мной. А если он догадывался об этом, его молчание имело исключительно важное значение. Так или иначе, но на душе у меня было мерзко. Я спросил:


— Пятьдесят баксов тебе еще нужны?

— А ты как думаешь? — Глаза его снова загорелись алчным огнем. На душе у меня стало чуть легче. Денег я ему не дал, а, выйдя из служебного помещения, оглянулся по сторонам и начал быстро подниматься по лестнице.

Трубач продолжал выводить фальшивые мелодии.

Стараясь производить как можно меньше шума, я шел по коридору устланному дешевой ковровой дорожкой. В одном из номеров шумно веселились, слышался раскатистый хохот и женское повизгивание. Звенела посуда. Жаркий день на берегу озера располагал к шумному времяпрепровождению в прохладе кондиционированного помещения. Дойдя до тридцать шестого номера, я негромко постучал. Ответ последовал незамедлительно:

— Кто там?

— Дон, прошептал я, — открой.

Щелкнул замок, дверь слегка приоткрылась. Я сунул ногу в образовавшуюся щель, надавил плечом и оказался в номере Дверь за мной захлопнулась.

— Привет, Глория! — сказал я.

Она стояла передо мной босая, в тонком кимоно. У нее были огромные голубые со смешинкой глаза. Свет отражался от ее медово-золотистых волос. Если в субботу она показалась мне чуть ли не двойником сестры, то сейчас сходство между ними не так бросалось в глаза.

Она смотрела на меня с легкой усмешкой. Страха на ее лице я не заметил, зато сексуальность, казалось, сочилась из каждой поры ее кожи. Если некоторых неотразимых женщин относят к категории секс-бомб, то сестричку Глорию следовало бы назвать секс-вулканом. Когда Фэй Бойл уверяла меня, что женщины их семьи обладают выдержкой в отношении мужчин, я поверил ей лишь наполовину. И я был прав — второй половине, стоявшей сейчас передо мной, веры не было ни на грош.

Я присел на край кровати. Кровать была односпальной, другой в номере я не заметил.

— Сменили номер? — вежливо поинтересовался я.

Подойдя к столу, она вытряхнула из пачки две сигареты, прикурила обе и, перегнувшись через мое плечо, вставила сигарету мне в рот. Ее симпатичный на вид бюст вызвал при прикосновении еще более приятные чувства. Потом она села рядом со мной, положила ногу на ногу, выпустила облачко дыма и вздохнула:

— Я никогда не снимала здесь номера. Вы об этом собирались меня спросить?

— Нет. Где Дон Малли?

— Кто он?

— Довольно. Я разговаривал с вашей сестрой и с дежурным клерком.

— О! — Затянувшись, она выпустила изо рта очередное облачко дыма, потом упала поперек кровати и зарыдала. Ее голова лежала на моем бедре, ее тело вздрагивало от рыданий. — Если б вы знали, что значит быть женой Филипа Кордея, вы не стали бы обвинять меня. Моя жизнь — настоящий ад.

— Да, — согласился я. — Поосторожней, не то сигарета прожжет покрывало.

Она зарыдала еще громче. Я опасался, что в коридоре услышат ее горестные вопли. Решив изменить линию поведения, я деликатно положил руку ей на плечо.

— Не плачь, детка, — сказал я. — Я постараюсь тебе помочь, если смогу. Расскажи обо всем поподробнее.

Приподнявшись на постели, она обхватила меня руками. Сквозь тонкое кимоно я ощутил тепло ее тела. Однако меня больше беспокоила дымящаяся сигарета, которую она держала в непосредственной близости от моей шеи. Всхлипнув два или три раза, она уткнулась подбородком в мою ключицу и прошептала:

— Не обижайте меня. Пусть хоть один человек проявит обо мне заботу.

Потом ее подбородок заскользил по моей щеке, и ее губы прижались к моим. Наши уста слились, образовав единое целое. Наши руки и ноги сплелись. Мы начали медленно опускаться на кровать.

Вовремя, хотя и с трудом, оторвавшись, я заглянул в ее глаза. В расширенных зрачках читались одержимость, нетерпение, болезненное желание. Уголки ее рта трогательно опустились. Для медицины она несомненно представляла интерес — неврастения, граничащая с расстройством психики, вкупе с нимфоманией.

— Что я могу для тебя сделать? — спросил я.

Она улыбнулась. Поднявшись с постели, она подошла к двери и повернула ключ. Она молча смотрела на меня. Ее глаза снова затуманились, и она выглядела как потерявшийся ребенок. Расставив в стороны, как для объятий, руки, она бросилась вперед и плюхнулась мне на колени. Впилась в мой рот губами. Все было бы иначе, не разыскивай меня полиция. У меня не было времени для любви. Я снял ее с колен.

— Так что ты скажешь о Доне Малли? — спросил я.

Выражение одержимости сошло с ее лица. Она снова превратилась в нормального человека.

— Я полагаю, вы больше не работаете на моего мужа? — с чопорным видом спросила она.

Сначала скажи, откуда тебе стало известно обо мне.

— От Дона. Он говорил что-то о разводе, будто вы работаете на Филипа. Ваша договоренность с ним еще в силе?

Скорее наоборот. Сегодня вечером твой муж пытался меня застрелить.

— Почему?

— Тебе лучше знать.

— Вы не разыгрываете меня, мистер Йетс?

— Зови меня лучше Билл, — сказал я. — Мне не до игр. Сначала я выслушаю тебя, потом поделюсь своей информацией.

Она передернула плечами. С минуту она смотрела в пространство перед собой, потом снова пожала плечами.

— О чем, собственно, рассказывать? — просто сказала она. — Я вышла за него замуж молодой, очень молодой. Думала, как хорошо, что обо мне станет заботиться мужчина. Доктор как-то сказал, что у меня что-то вроде комплекса. Может быть, он был прав. Только заботы от Филипа я не дождалась. Он оказался слабаком. Хуже бабы. Я поняла свою ошибку уже через два месяца, но ничего не могла поделать.

— Почему?

— Ты знаешь законы этой страны. Единственным основанием для развода является здесь супружеская неверность. А Филип был для этого слишком ловок.

— В Рино ты смогла бы получить развод, придумав любой предлог. Ну, скажем, тебе не нравилось, как он снимает шкурку с апельсинов.

— Я думала о Рино, но решиться не могла. Из-за Дэнни. Только она, пожалуй, и заботилась обо мне. Иногда совалась не в свое дело, но в целом относилась ко мне прилично. Мне не хотелось причинять ей боль.

— Именно поэтому ты ничего не предприняла в отношении Джулии Дюпрэ?

— Кто эта женщина?

— Ладно, забудь о ней. Расскажи лучше о Дэнни.

Ее губы приоткрылись, словно она собиралась зарыдать и лишь в последний момент удержалась.

— Для нее не было ничего дороже доброго имени ее семьи. Скандал был бы для нее страшным ударом.

— Но твоего муженька переживания тетушки мало беспокоили. Он собирался развестись с тобой, и миссис Люсьен об этом узнала.

Глория Кордей холодно сказала:

— Не говори глупостей. Как она могла узнать?

— Хорошо, — сказал я, — оставим это. Продолжай.

Мы обменялись взглядами. Она сказала:

— А продолжать, собственно, нечего. Впервые я увидела Дона Малли, еще когда выступала в «Орхидее». Это было до моего замужества. Дон тогда не значил для меня ровно ничего. Спустя три месяца я снова увидела его — по чистой случайности. Мы влюбились друг в друга. Встречались здесь, в Литтл-Виллидже, почти каждый уик-энд.

— Рискованно Тебя здесь многие знают.

— Напротив, все очень умно. Семейный особнячок на другом берегу озера — прекрасный предлог для посещения здешних мест.

Если меня и подозревают, то доказать все равно ничего не смогут. К себе домой я Дона не приглашала ни разу и никогда не оставалась в отеле до утра.

— Тем не менее, цель ваших встреч всем понятна. Вы приезжали сюда не для того, чтобы собирать в поле васильки. Но закончим исповедь. Ты путалась с Малли, муж тебя заподозрил, хотя не знал, что спишь ты именно с ним. Он задумал развестись с тобой, и это стало известно Малли. Возникает резонный вопрос — от кого?

— Не знаю, — без колебаний ответила она. — Со мной он не делился.

Полминуты мы в упор смотрели друг на друга — она говорила правду. Я сказал:

— А вместе с информацией о разводе ему назвали и мое имя. Твоя сестра имела задание отвлечь меня, пока вы с Малли развлекались в постели. Не знаю, какие действия она планировала дальше потому, что убийство миссис Люсьен спутало все карты.

— Что? — чуть слышно спросила Глория.

— Убийство. Ее толкнули под автобус. Убили потому, что она знала о предполагаемом разводе.

— Ты ненормальный! — яростно выкрикнула она. — Спятил! — Бросившись мне на грудь, она крепко обвила меня руками и в очередной раз зарыдала. — Дэнни! — восклицала она сквозь слезы. — Бедная, бедная Дэнни! Помогите мне, помогите, мистер Йетс!

— Билл! — раздраженно рявкнул я, отталкивая ее от себя. — Я помогаю тебе. Как профессионал, как сыщик. Ты звонила мне утром и наняла меня. Помнишь?

Она лихорадочно закивала. Слезы продолжали ручьем литься из ее глаз.

— Ты готова была заплатить мне любую сумму. Почему?

— Я все расскажу, только не торопи меня, не разговаривай со мной грубо! Прошу тебя! — Ее нижняя губа дрожала. Она была очень молода и красива. — Я прочла о Дэнни в утренней газете. Мужу я звонить не могла. Я не знала, к кому обратиться, и вспомнила о тебе. Сестра хвалила тебя. — Она сделала жалкую попытку улыбнуться. — Ты действительно хороший, когда не задаешь вопросов.

— Для чего именно ты собиралась меня нанять? Она пожала плечами, как это делают взволнованные молодые девицы:

— Я подумала, что неплохо иметь в Монреале человека, который держал бы меня в курсе дела.

— А потом передумала и велела клерку сказать, что тебя в отеле нет Объясни, почему ты хотела избавиться от меня?

— Из чисто практических соображений. Я вспомнила об одном человеке, который мог сделать больше и ничего бы мне не стоил. Его зовут Хэпуорт, он адвокат миссис Люсьен. Я звонила ему в полдень, и он предложил связаться с ним позднее. Когда я позвонила вторично, мне ответил незнакомый голос. Я повесила трубку. Потом я пробовала дозвониться еще несколько раз, но никто не отвечал.

Поднявшись, она достала из пачки еще две сигареты, прикурила обе и одну, как и прежде, вставила мне в рот. Видимо, у нее это было нечто вроде ритуала.

— Мне нужно переодеться. Ты можешь поехать со мной в Монреаль? Одна я боюсь.

— Могу, но не прямо сейчас, — ответил я. — Почему Малли не пришел к тебе сегодня?

Глядя в пол, она пошевелила пальцами ног. Голос у нее был смущенный:

— Я не видела Дона с субботнего утра и, может быть, больше не увижу вообще. Мы расстались. Я думала, он любит меня, будет заботиться обо мне, но он хотел от меня только одного.

— И это одно, — сказал я, — явилось источником всех неприятностей.

Ее улыбка была унылой:

— Я решила остаться на некоторое время в отеле и все хорошенько обдумать. Знала, что Дон или муж будут звонить в особняк, а разговаривать ни с тем, ни с другим мне не хотелось. Клерку сказала, чтоб держал мое пребывание здесь в секрете. С субботнего утра я ни с кем не разговаривала.

— Даже с сестрой? Вечером?

Она отрицательно покачала головой:

— Разве она здесь? Боже, почему ей обязательно надо совать нос в мои дела? Она квохчет надо мной, как наседка.

Я сказал:

— Оденься и не выходи из отеля. Я скоро вернусь. Мы поедем вместе.

Ее лицо осветилось радостной улыбкой:

— Ты внушаешь мне доверие. Мне нравятся мужчины, заботящиеся о нас, женщинах. — Она повела плечами, и кимоно сползло вниз.

Стоя передо мной абсолютно голая, она продолжала безмятежно улыбаться: — Ведь ты позаботишься обо мне, Билл?

— Да, конечно, — ответил я, — но не сейчас. — Повернув ключ, я вышел в коридор. Пот, покрывавший меня с головы до ног, выступил не только от жары.

При виде меня дежурный клерк выпрямился потом вновь принял небрежную позу, притворяясь равнодушным хотя его взгляд был откровенно ненавидящим. Я спросил:

— Кто-нибудь спрашивал миссис Кордей?

— Нет.

— Говори всем, что такая здесь не проживает. Даже ее сестре.

Сунув руку в карман, я достал пятидолларовую бумажку и бросил ее на стойку. Выходя из отеля, я обернулся. Он медленно рвал мои пять баксов на мелкие кусочки. Вряд ли в дальнейшем я мог рассчитывать на помощь этого человека.

XVII

Свернув с главной улицы Литтл-Виллиджа, я оказался на грунтовой дороге, ведущей к коттеджу. По обеим сторонам дороги были высажены молодые клены. Звезды одна за другой исчезали с неба. Москиты, словно вражеские самолеты, с омерзительным посвистыванием кружились вокруг моей головы. Я отбивался от них как мог, пытаясь одновременно привести в порядок свои мысли.

Только два человека знали подоплеку развернувшихся событий: миссис Люсьен и ее адвокат. И оба были покойниками. Но что весьма показательно, оба имели отношения, хотя и различное, к одиннадцати миллионам.

В пятницу вечером она должна была выехать в Нью-Йорк по делу, имеющему для нее первостепенное значение. Тем не менее, в субботу она еще оставалась в Монреале. Видимо, задержавшие ее обстоятельства казались ей еще более важными. Она узнала о намерении племянника воспользоваться услугами частного сыщика, то есть моими. Каким образом ей это удалось, мне было абсолютно не ясно. Вечером в пятницу об этом не знал я сам.

Она попыталась отговорить меня. Поехала ко мне домой, но, увидев, что я сажусь в автобус, взяла такси и увязалась следом. Разговаривать на улице она не хотела, поэтому дождалась, когда я зайду в «Медвяную росу». Если верить Хилари, сначала она заняла ближайший к телефону столик и должно быть, слышала мой разговор с Филипом Кордеем, когда я ответил согласием на его предложение. Тогда она сразу пересела за мой столик и попыталась меня подкупить. Поняв, что попытка не удалась, она выслала мне почтой свой главный козырь с просьбой показать его Филипу.

Дальше плавная нить моих рассуждении обрывалась. События стали чересчур быстро сменять одно другое. Кордей, Кафка и Хэпуорт оказались связанными одной веревочкой. Понятней других представлялся мне Кафка — он радел о собственных интересах. Не получит Кордей свои одиннадцать миллионов — Кафке не видать ста тринадцати тысяч.

Свой интерес имели также Дон Малли и три красотки — Фэй Бойл, ее сестра Глория и несравненная Джулия Дюпрэ. Те еще дамочки. На лоб мне сел москит. Я прихлопнул крылатого вампира, и мои мысли снова вернулись к Нику Кафке.

Он пытается сделать меня козлом отпущения в убийстве Хэпуорта. Думаю, руководит им примитивная месть за разбитый нос, хотя ловушку мне подстроили такую, из которой практически невозможно выбраться. С другой стороны, он не может позволить себе подставлять меня, поскольку мне о нем слишком многое известно. Наверное, он думает, что я знаю больше, чем на самом деле, но он не тупица и прекрасно понимает, что в случае ареста за адвоката я многое порасскажу. Конечно, мне придется несладко, но Ник пострадает неизмеримо сильнее.

И тем не менее, от мысли подставить меня он до сих пор не отказался. Я видел лишь одно объяснение этому — до полицейского управления меня не довезут. Возможно, копы уже получили соответствующие инструкции. Я вспомнил передачу на полицейской волне, ее подтекст был достаточно прозрачен: если меня возьмут живым, следует немедленно связаться с сержантом Бедекером. Сообразительный сержант найдет тысячу способов ликвидировать подозреваемого, даже если тот уже сидит в камере. Начальство наградит Бедекера премией, а четыреста долларов вспомоществования будут удвоены.

Я нежно погладил спрятанный под мышкой револьвер. Где-то в этом районе меня ждут. Если я попадусь, на похороны можно не рассчитывать — озеро большое и глубокое.

Раздался пронзительный крик бурундучка, и я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Трубач в отеле перестал наконец терзать мой слух. Темнота таила в себе угрозу. С озера послышался звук моторной лодки, раздалось несколько выстрелов.

За поворотом дороги сквозь деревья пробивался свет. В коттедже, куда я направлялся кто-то был. Я юркнул в заросли.

Я продолжил путь по лесной тропинке, которую запомнил еще в свое предыдущее посещение. Мои ноги мягко ступали по покрытой мхом земле. До коттеджа оставалось около ста ярдов. Свет из окон падал лишь на верхушки деревьев, оставляя в тени их стволы и подлесок. Только свободная от зарослей лужайка была освещена полностью. Я добрался до края темной полосы и остановился вслушиваясь в посторонние звуки сквозь яростное гудение москитов. Дверь в коттедж была отворена, в помещении негромко играла музыка.

Я ждал ровно десять минут, в течение которых потерял пинту крови и уничтожил не менее тысячи гудящих вампиров. Человек, находившийся в доме, обладал, видимо иммунитетом против этих врагов человечества. Или коттедж был пуст.

Набравшись смелости, я пригнулся и в несколько прыжков пересек освещенную площадку. Потом прижался к стене. Движения в доме заметно не было, из радиоприемника продолжала литься музыка. Оказавшись в доме я прошел в спальню. На кровати лежала мужская одежда, показавшаяся мне знакомой. На кухне работал телевизор, показывали новости. В воздухе висел тяжелый запах спиртного. На краю умывальника стояли полупустая бутылка виски и стакан. Кто-то недавно мыл посуду — кухонное полотенце было влажным.

Я вышел через заднюю дверь и спустился к озеру, спотыкаясь в темноте о корни деревьев. Каноэ, стоявшего утром у дощатого причала, я не увидел и начал пристально вглядываться в темноту. Лишь спустя некоторое время я различил смутные очертания лодки ярдах в пятидесяти от берега. Она была опрокинута, поперек днища лежал какой-то продолговатый светлый предмет. Лодка медленно удалялась к середине озера.

Раздевшись, я вошел в теплую воду и первые несколько ярдов брел по вязкому илу. Потом пустился вплавь. Из Литтл-Виллиджа выехала машина и, судя по звуку, направилась в сторону коттеджа.

Возможно, лодка была просто ловушкой. Подумав о подобной возможности, я нырнул глубже и, когда всплыл вновь, на поверхности были лишь мои глаза и лоб. Звуки автомобиля слышались уже совсем близко.

Продолговатый предмет на каноэ не двигался, его контуры напоминали человеческую фигуру. Я подплыл к лодке вплотную.

На меня невидящим взглядом уставились мертвые глаза Филипа Кордея.

У него были открыты не только глаза, но и рот. Не знаю, откуда у него взялись силы взгромоздиться на днище каноэ, потому, что половина его головы представляла собой кровавое месиво. Я подплыл к другому борту лодки и коснулся трупа. Тело Филипа Кордея еще хранило тепло, но он был покойником на сто процентов.

Я плотнее прижал его к днищу и, молотя ногами по воде, поплыл к причалу. Машина уже подъехала к коттеджу, слышалось хлопание дверец и нестройный хор мужских голосов. На берегу мелькали тени, кто-то включил фонарик, пройдясь лучом по земле. Я узнал голос Эдди Силвера, проклинавшего надоедливых москитов и энергично лупившего себя по открытым частям тела. Послышался голос другого человека, и луч фонарика застыл на моей одежде, оставленной на причале.

Я наклонил голову еще ниже, теперь только мои глаза выглядывали из-за киля. Каноэ покачивалось из стороны в сторону. Внезапно оно резко накренилось, и голое тело Кордея, соскользнув с днища, бесшумно скрылось в глубине.

Человек, склонившийся над моей одеждой, удивленно сказал:

— Эй, да это ж мой револьвер!

Эдди Силвер коротко бросил:

— Йетс! — Луч света переместился в мою сторону. — Видишь каноэ? Наверное, легавый там.

Я снова нырнул, и лишь спустя полторы минуты моя голова в очередной раз появилась на поверхности. Слышался шум удалявшегося автомобиля. Оттолкнув от себя перевернутую лодку, я поплыл к середине озера. Надежду на спасение я связывал с особняком миссис Люсьен, находившимся на противоположном берегу узкой части озера. Большую часть расстояния я преодолел под водой, всплывая лишь тогда, когда от недостатка кислорода у меня начинали разрываться легкие. Луч света по-прежнему шарил по озеру. На другом берегу уже были видны очертания большого строения, фасад которого внезапно ярко осветился — к дому подруливала машина.

Нащупав ногами дно, я двинулся вперед по вязкому илу и начал медленно продираться сквозь заросли высокого камыша. Раздался выстрел, и пуля ушла в воду совсем близко от меня.

Я бросился в лес, слыша позади крики преследователей и треск ломающихся веток. Не знаю чьи следы обнаружили Эдди Силвер с подручными, но вскоре они свернули в сторону. Я тоже изменил направление и побежал к особняку. К нему из Литтл-Виллиджа подъехал еще один автомобиль. Хлопнула дверца, и кто-то громко крикнул:

— Эй, кончили вы его или нет?

Человек, стоявший у дверцы автомобиля, был из шайки Кафки, я видел его в клубе «Орхидея». Одной рукой он отбивался от москитов, в другой держал револьвер Он вертел головой из стороны в сторону, отыскивая своих дружков. Нагнувшись, я поднял с земли толстый сук, начавший уже подгнивать с одного конца. Он был не таким крепким как мне хотелось бы, но ничего более подходящего вблизи я не нашел. Спрятавшись среди деревьев, я крепко сжал сук в руке.

Бандит прочистил горло и сплюнул, затем резко повернул голову, нервно передернул плечами и, обогнув машину, стал вглядываться в освещенное фарами пространство Я выскользнул из-за деревьев. Он начал нетерпеливо прохаживаться, не удаляясь от автомобиля.

Я считал его шаги — один, два… пять. На шестом он что-то заподозрил и обернулся. Не раздумывая, я взмахнул импровизированной дубинкой и что было сил ударил его по затылку.

Он издал негромкий вздох, но на ногах удержался. Сук развалился на множество мелких обломков. Бандит метнулся через дорогу, стукнулся головой об дерево, неуклюже взмахнул руками и свалился на кучу листьев. Я бросился вслед за ним.

Он лежал без признаков сознания, раскинув руки. Я обыскал его, но оружия не нашел. Приподняв, я стащил с него куртку, потом, удерживая за волосы, с силой ударил головой об дерево. Это была необходимая мера предосторожности. Незадачливый подонок рухнул вниз, а я бросился к его машине, включил зажигание и завел двигатель. Задев бампером дерево, я рванул вперед. Подручный Кафки, голова которого едва не оставила вмятину на стволе клена, внезапно ожил и юркнул в кусты. Похоже, у него был чугунный череп. Когда я выруливал на грунтовую дорогу, он выскочил из зарослей и, размахивая руками, что-то кричал. Из леса послышались ответные крики.

Я пронесся через Литтл-Виллидж на бешеной скорости и не снижал ее, пока не выехал на автостраду.

Я был в отобранной у бандита узкой куртке и трусах. Вылезать из машины в таком виде было опасно, но оставаться в ней представлялось не менее рискованным Автомобиль принадлежал Кафке, его хорошо знали многие полицейские.

XVIII

В карманах куртки я обнаружил сигареты, расческу, грязный носовой платок и горстку завернутых в тряпочку десятицентовиков, которыми шпана пользуется для придания кулакам дополнительного веса. Надежно и безопасно. Не то, что кастет, за который могут посадить за решетку. Я выкурил одну за другой несколько сигарет, продолжая вести машину на высокой скорости и мысленно перебирая тысячи причин, по которым Кафка не должен был убивать Филипа Кордея. Карточный долг трудно получить и с живого, а с мертвого невозможно.

Проезжая небольшой поселок, я заметил на обочине телефонную будку. Затормозив, я выбрался из машины и набрал нужный номер. Мне пришлось ждать минуту или две, прежде чем я услышал сонный голос Эббота:

— Да?

— Я поднял тебя с постели?

— Билл, — он перешел на шепот, — у тебя крупные неприятности.

— А именно?

— Легавые три часа хозяйничали в твоем доме. Тебя разыскивают за убийство какого-то адвоката. Один коп, кажется, Бедекер, буквально вышел из себя, требуя сообщить, где ты скрываешься. Он измывался над Лу, кричал, что она спит с тобой, раз убирает твое жилище. Я едва не придушил этого выродка.

— Где они сейчас?

— Убрались. Дом заперли на замок. Патрульная машина подъезжала несколько раз, думаю, для проверки. На твоем месте я повременил бы с визитом.

— Понятно, но мне все равно придется заглянуть домой, я раздет.

— Ты где сейчас находишься? Я принесу одежду.

— Твоя мне не подойдет, а тебя могут привлечь за соучастие. Ключ от задней двери по-прежнему у Лу?

— Не знаю. Подожди, сейчас выясню. — Он отошел от телефона и позвал жену. — Да, ключ у нее, — сказал он через некоторое время. — Что мне делать?

— Обойди дом, отопри заднюю дверь и оставь ее полуоткрытой. Но решай сам. Если тебя поймают. Бедекер постарается упрятать тебя на пару лет за решетку.

— Чтоб он сдох! Ключи я возьму с собой, и никто не докажет, что дверь открыл именно я.

— Благодарю. И помни: я никого не убивал.

— Верю. Лу и я все время это твердим. Убийцы не могут любить детей так, как ты. Удачи тебе, Билл. — Он повесил трубку.

Я продолжил путь на автомобиле, отобранном у подручных Кафки. Вскоре впереди показались огни Монреаля. Свернув с главной дороги, я описал широкую дугу и через спящие жилые кварталы начал приближаться к своему дому. Несмотря на поздний час, на улицах еще попадались редкие пешеходы. Патрульных машин поблизости не было. Сделав для страховки лишний круг, я поставил машину у поребрика, потом высунул голову и осмотрелся. Открыв дверцу, я нырнул в темный проезд, где неожиданно налетел на пьяного старика, чуть не сбив его с ног. Он стоял опершись о стену, от него за три версты разило виски.

При моем появлении он отшатнулся в сторону и что-то пробормотал.

— Извините, — сказал я и хотел пройти мимо, но он неожиданно схватил меня за руку.

Я несильно толкнул его в грудь. Его снова бросило в сторону, но он устоял на ногах и, внимательно взглянув на меня, спросил:

— Ты болен, сынок?

Неважно себя чувствую. На меня плохо действуетжара.

— Фараоны загребут тебя, если увидят без штанов. Ты так спасаешься от жары? — Послышался похожий на кудахтанье смех. — Зайди ко мне в гости.

— Нет, ответил я. — Жена закатит скандал.

— У тебя есть жена? Понятно. Тогда иди, сынок, спокойной ночи.

Он вышел на освещенную улицу и, пошатываясь, зашагал прочь, а я побежал по переулку. Задняя дверь моего дома была открыта. Пройдя в ванную, я включил свет и посмотрел на себя в зеркало. Будь это лицо другого человека, оно вызвало бы у меня приступ неудержимого веселья. Мой нос напоминал растекшийся по лицу блин, укусы москитов выглядели замысловатой татуировкой. Возможно, мне не стоило прятаться от полиции — опознать Уильяма Йетса в его теперешнем состоянии было непросто. Вдобавок я был невероятно грязен.

Решив, что две минуты ничего не изменят, я сбросил с себя куртку и трусы и на полную мощность открыл душ. Мир предстал передо мной в более радужном свете. Сунув куртку на дно корзины для грязного белья, я растерся полотенцем и оделся. В темной сорочке, темно-серых брюках и ботинках я почувствовал себя аристократом. Я посмотрел в окно, но ничего подозрительного на улице не наблюдалось.

И в этот момент с дивана поднялась человеческая фигура. Приглушенный голос произнес:

— Не двигаться!

Я не двигался. Я медленно поднял руки над головой. Когда женщина с револьвером говорит приглушенным голосом, вы прежде всего стараетесь успокоить ее.

Револьвер в ее руке казался очень большим. При стрельбе такие пушки сильно вибрируют. Даже если она будет целиться мне в грудь, пуля способна угодить в голову.

— Мисс Хемминг, — сказал я, — я поражен — вы подглядываете за голыми мужчинами.

В свете, проникавшем с улицы, она выглядела много старше, чем в конторе своего босса. Ее лицо опухло. Вероятно, она долго плакала, прежде чем решила навестить меня.

Она устало произнесла:

— Сюда приходил какой-то человек, он и открыл дверь. Я ждала в проезде за домом. Сейчас я застрелю вас — вы убили моего Джо.

Она слегка приподняла револьвер. Когда ее палец надавит на спусковой крючок, она непременно зажмурит глаза. Правда, мне от этого легче не станет. Мисс Хемминг знала, что стрелять можно, лишь сняв пистолет с предохранителя.

— Стреляйте! — сказал я, опустил руки и сел на диван. — Вы убьете не того, кого нужно, но все равно — стреляйте! В свое оправдание могу лишь сказать, что никогда в жизни не встречал Хэпуорта.

— Не лгите, — каким-то мертвым голосом сказала она. — Вас разыскивает полиция.

— Неудивительно потому, что копы заблуждаются так же, как и вы. Кафка не теряет времени даром. С ним вы еще не выяснили отношения?

Она не слушала меня.

Вас наняла жена Кордея, — тем же глухим, безжизненным голосом продолжала она.

— Я работаю на себя. Как на себя работал Хэпуорт. А Ник Кафка трудится ради Ника Кафки. У меня не было необходимости убивать Хэпуорта или кого-либо другого. Пошевелите мозгами, мисс Хемминг. Филип Кордей должен Кафке огромную сумму. Чтобы заполучить одиннадцать миллионов, они поочередно уничтожают остальных претендентов на наследство.

— Вы убили моего Джо.

— Они убили вашего Джо. Теперь пытаются прикончить меня. Не пойму только, почему до сих пор не разделались с вами.

Она опустила револьвер и положила его на спинку дивана. Намерения убить меня она не оставила Пушкой та кого калибра можно было разнести вдребезги скромное убранство моего жилища. Она устало спросила:

— О чем вы говорите?

— Причина всех ваших злоключений — завещание миссис Люсьен. Она изменила его. Это знаю я знаете вы знал Хэпуорт. Он хотел погреть на этом руки. Кафка убил его, подставил меня, а вас не тронул. Вот я и спрашиваю — на кого вы работаете, мисс Хемминг?

На ее лице отразилось легкое волнение:

— Кафка не убивал его. Иначе он не выпустил бы меня из конторы.

Постепенно картина начала проясняться. Я сказал:

— Кафка не дурак. О чем вы с ним разговаривали? Выходите из-за дивана и устраивайтесь поудобней. С минуты на минуту сюда нагрянет полиция. Пусть лучше они отправят меня на тот свет, а ваша совесть останется чистой.

Она не шевельнулась.

— Я любила Джо, — сказала она. — Любила еще тогда когда мне было всего восемнадцать лет.

Я видел, что она страдает и говорит, превозмогая душевную боль. В отраженном свете улицы ее лицо было мертвенно бледным. Продолжать разговор не имело смысла. Я сел и стал ждать выстрела.

Она продолжала:

— Я любила его. Джо был чудесным человеком. Все эти годы я помогала ему. В прошлом году скончалась его жена, и мы собирались пожениться. Мы не торопились потому, что хотели соблюсти приличия. Теперь его нет в живых. Вы — грязный, подлый ублюдок!

— Ладно, — сказал я, — давайте разберем все по пунктикам, прежде чем вы уморите меня своим нытьем.

Скажите только, где я ошибаюсь. Вы узнали, что Хэпуорта убили, и связались с Кафкой. У вас хватило ума не идти к нему, а позвонить. Он стал взывать к вашему разуму — разве позволил бы он вам свободно уйти, если бы намеревался через пару минут отправить Хэпуорта к праотцам? Так он вам сказал?

Она молчала.

— Почему вы позвонили Нику, а не в полицию?

Она сказала:

— Он был чудесный человек. Лучший из всех, кого я встречала. Его сын учится в университете и… Она зарыдала.

— Да, — сказал я.

Возможно, другой подошел бы к ней и попытался утешить, но я знал, что с истеричными женщинами лучше вести себя чрезвычайно осторожно. Никто не мог гарантировать, что она не схватит револьвер и не выпустит из меня кишки. Я сказал:

— Извините, теперь мне все ясно. Если вы впутаете в это дело полицию, Ник может рассказать о некоторых махинациях адвоката. Тогда образ покойного Джозефа Хэпуорта не будет так ангельски чист. И сынишка тоже пострадает.

Ее лицо исказила уродливая гримаса. Она жалобно, по-бабьи запричитала:

— У меня нет своей семьи. Сын Джо для меня как родной. Мальчик — это все, что у меня осталось.

— И Ник Кафка об этом знает, — продолжил я. — Для него не имело смысла убивать вас обоих. Два трупа опаснее, чем один. К чему убивать, когда вы и так будете держать рот на замке. Ну а против меня можно состряпать улики. Кроме того, он точно знал, что полицейский не довезет меня до управления — убьет по дороге. Недаром он ему ежемесячно платит.

— Вы убили Джо, — как автомат, повторила она.

— Зачем?

В ее глазах появилось растерянное, глуповатое выражение:

— Не знаю. Думаю, из-за миссис Кордей.

— Из-за того, что по новому завещанию она получает все деньги?

— Да.

Я сказал:

— Ни я, ни она не убивали Хэпуорта. У нее просто не было на это причин. Он вел с ней переговоры, собирался сыграть на их противоположных интересах.

Помните, именно так он и сказал вам?

— Да, — чуть слышно прошептала она.

— Значит?..

Мы молча смотрели друг на друга. Где-то неподалеку от дома остановилась машина. Поднявшись, я сказал:

— Если вас здесь обнаружат, ваши старания окажутся напрасными. Как порядочный человек Джо перестанет существовать в памяти людей. — Подойдя к окну, я бросил взгляд на улицу. Низкорослый, крепкого сложения мужчина быстро шел по тротуару. Его правая рука была опущена в карман.

Я обернулся к мисс Хемминг:

— Дайте мне свою хлопушку.

— Нет.

Хорошо. Тогда идите за мной. Еще есть шанс скрыться через заднюю дверь.

Я шагнул к выходу. Она осталась за диваном. Ее рука с револьвером медленно поднялась. Она была способна выстрелить в любой момент. Я ждал пули, но все обошлось. Я вышел за дверь и побежал по коридору.

На улице меня ждал сержант сыскной полиции Ревлон. Тот самый элегантный сыщик, с которым мы уже встречались совсем недавно. Шансов у меня больше не оставалось.

XIX

Держа полицейский «смит и вессон» в правой руке, он левой с силой толкнул меня к стене. Потом, приставив револьвер к груди, легкими шлепками прошелся по моему телу.

— Все, Йетс, — сказал он, — дальше тебе пути нет. А сейчас — добро пожаловать обратно в дом.

В принципе он был неплохим парнем, хотя в данную минуту радовался, как настигший добычу охотник.

У меня не оставалось ни сил, ни воли к сопротивлению. Он шел позади меня, а я, как овца на заклание, тащился по коридору. Бедекер стоял, прислонившись спиной к двери, на его широкой плоской физиономии застыла злая усмешка. Высунув язык, он облизнул верхнюю губу. Из его глотки вырвался вздох облегчения. Для меня он прозвучал похоронным звоном.

Не торопясь, Бедекер протянул вперед руку, сдавил мне горло и оторвал меня от пола. Потом с силой толкнул, и я кубарем полетел в открытую дверь гостиной. Мисс Хемминг в комнате я не заметил.

Поднявшись с пола, я потер горло. Ревлон сказал:

— Как ты попал в дом, Йетс?

Я не ответил.

— Принеси из машины наручники, Ревлон, — сказал Бедекер.

— Зачем?

— Этот подонок опасен.

— Но он безоружен.

— Все равно принеси.

Сунув револьвер в карман, Ревлон направился к двери.

— Подожди! — прохрипел я. — Как только ты выйдешь на улицу, твой напарник прикончит меня. Он водит дружбу с Кафкой. Они вместе подставили меня.

Кулак Бедекера обрушился на мой рот, разодрав мне губу и выбив два нижних зуба. От нестерпимой боли я упал на стул.

Ревлон равнодушно произнес:

— Постой, Бедекер, о чем он толкует?

— Откуда мне знать? Принеси наручники. Эта ищейка покруче чикагских гангстеров. А я укажу в отчете, что ты взял его в одиночку. Тебе объявят благодарность.

— А Бедекер получит премию, — прошепелявил я разбитыми губами, — от Кафки из клуба «Орхидея».

Я не успел увернуться, и кулак легавого снова обрушился на меня. На этот раз удар пришелся по голове. Мои глаза заволокло мутной пеленой, и все предметы стали казаться непомерно большими. Когда Бедекер снял шляпу и бросил ее на кушетку, его лысая голова в моем помутившемся воображении достигла размеров церковного купола.

Тем же спокойным тоном Ревлон сказал:

— Он не кажется мне слишком крутым. Может, парень просто спятил. Старик, который звонил нам, сказал, что он разгуливает по улице без штанов. Что он сказал о Кафке.

Я выплюнул кровь изо рта вместе с зубами.

— Я не убивал Хэпуорта, — торопливо сказал я. — С ним расправился Кафка. Бедекер его покрывает. Твой напарник на содержании у бандитов.

Издав яростный стон, Бедекер бросился на меня, как бык на красную тряпку. Ударив вначале рукояткой револьвера, он пустил в ход свои огромные кулаки.

Извергая потоки ругательств, он непрерывно повторял:

— Я тебе покажу, как оскорблять полицейского!

Мне были понятны его намерения. Если нет возможности уничтожить меня немедленно, он сделает так, чтобы я замолчал на какое-то время. Точку на мне он сумеет поставить позднее. Я попытался лягнуть его, но не смог даже поднять ногу.

Он яростно выкрикнул:

— Я сдеру шкуру с этого негодяя!

— Оставь его! Хватит! — Ревлон схватил напарника за плечо.

Я не предполагал, что элегантный сыщик так силен. Он толкнул Бедекера, и тот с размаха плюхнулся на диван, придавив свою шляпу.

Ревлон наклонился ко мне:

— Веди себя прилично, Йетс. Что ты хотел сказать? Я втянул в себя воздух через окровавленный рот.

— Кафка… — прошамкал я, превозмогая боль.

Я увидел, как за спиной Ревлона Бедекер выпрямился и поднял револьвер. Наверное, собирался пристрелить нас обоих, а объяснение сочинить потом. Но ему не хватило времени. Словно феникс из пепла, из-за дивана выросла фигура женщины, и мисс Хемминг, ухватившись обеими руками за свой огромный револьвер, с размаха ударила полицейского.

Кожа на лысой голове Бедекера лопнула, как переспелый плод граната, и он начал медленно оседать на пол. Все произошло в считанные секунды. Бедекер еще не коснулся пола, Ревлон продолжал склоняться надо мной. У меня будто появилось второе дыхание. Я выбросил вперед Руки, с яростью и отчаянием приговоренного к смерти уцепился за его локти, приподнялся и что было сил ударил его ногой в пах.

Взвыв от боли, он рухнул на ковер. Я увидел, как его рука судорожно нащупывает карман, пытаясь достать револьвер. Я наступил ему на кисть руки. Потом, опустившись на колени, нанес сильнейший удар по скуле и услышал, как из его легких со свистом вырвался воздух. Он сжался, как малый ребенок в страхе перед наказанием. Я продолжал избивать его. Спустя пару минут его стоны прекратились и он перестал двигаться. Тогда я поднялся на ноги.

Мисс Хэмминг с расширенными от ужаса глазами продолжала стоять за диваном.

— Пойдемте, — сказал я. — К ним скоро прибудет подкрепление.

Она начала трястись, как в лихорадке. Я потянул ее к выходу. Вырвавшись, она метнулась обратно в гостиную и схватила сумочку. Мы побежали я впереди, она за мной, держась за мою руку.

— Где ваша машина? — спросил я.

— У меня нет машины. Я приехала на автобусе.

— Тогда возвращайтесь домой, заприте все двери, не выходите на улицу. Я буду держать вас в курсе дела, а ваш револьвер я заберу с собой. Пожелайте мне удачи.

Прислонившись к стене, она разразилась рыданиями. Я побежал к машине, похищенной мною у бандитов Кафки. Мой путь лежал к дому покойной миссис Люсьен. Только оттуда я мог установить связь с нужными мне людьми.

XX

Я пробирался к огромному дому по краю подъездной дорожки. Несколько раз я нырял в кусты, откуда напряженно вглядывался в темноту. Кругом царило безмолвие. Открытую площадку я преодолел в несколько прыжков и оказался у дверей в задней части дома.

В окнах по обе стороны входа горел свет, но за занавесками не было видно, что происходит внутри. Я собирался постучать, но потом передумал и на полдюйма приоткрыл дверь.

Мой стакан стоял там же, где я его оставил. На прежнем месте находился и ее стакан.

Я заметил еще одну бутылку, содержимое которой было уже наполовину выпито. Белокурая амазонка сидела на стуле, опершись щекой о стол и вытянув руки. На ее губах блуждала неясная улыбка, и она мирно посапывала. Я бочком пролез внутрь и закрыл дверь. Налив в стакан виски, я опорожнил его, потом посмотрел на себя в зеркало. Я выглядел как недожаренный гамбургер. Мне стало жаль самого себя, и, чтобы поднять настроение, я влил в себя еще одну порцию спиртного. Затем приступил к рекогносцировке.

Когда я заканчивал обследование пятой комнаты, зазвонил телефон. Он продолжал трезвонить, пока я осматривал шестую комнату. Потом он замолчал, и я решил прекратить бесплодные поиски. В доме было не менее тридцати жилых и подсобных помещений, и проверить их все за короткий отрезок времени я был физически не в состоянии.

Возвратившись на кухню, я в третий раз приложился к бутылке.

Амазонка за столом мирно посвистывала носом. Я испытывал к ней самые дружеские чувства. Подойдя поближе, я слегка приподнял ее голову и легонько постучал по плечу. Ее улыбка сделалась шире, и она приоткрыла глаза. Потом радостно проворковала:

— Я так счастлива, что ты вернулся! Поцелуй меня.

Я поцеловал ее.

— Да, я вернулся, — сказал я. — Кто-нибудь заходил?

— Нет. Звонил телефон, но я не отвечала. Садись. Выпьем, поговорим о папаше Карамазове.

Она потянулась за бутылкой, наполнила стакан до половины и одним глотком отправила содержимое себе в рот. Ее голова снова опустилась на стол, и через секунду послышалось посапывание. Я тряс ее минут пять Она отключилась надолго.

В шкафу возле умывальника я нашел карманный фонарик. Не зажигая люстру, я пересек холл и после недолгих поисков обнаружил телефонный аппарат. В справочнике значился номер «Спрус-отеля».

Я сразу узнал голос клерка. Он сказал:

— «Спрус-отель». Дежурный администратор.

— Пожалуйста, миссис Кордей.

— Таких постояльцев у нас нет.

Я сказал:

— Слушай, ублюдок, ты знаешь, кто я. Завтра приеду в твой сраный отель и вытрясу из тебя душу. Где она?

— Выкатилась! — буквально зарычал он. — Благодарение Господу — выкатилась! Ей кто-то позвонил через две минуты после твоего ухода, и она отвалила. Спустилась по лестнице, попросила подогнать машину и слиняла. Молю Бога, чтобы она больше здесь не появлялась. Прощай!

— Подожди, я не закончил. Кто ей звонил?

— Не знаю. Голос мужской.

— Другие визитеры у нее были?

— Какой-то гомик в черной сорочке и белом галстуке. Но она уже смоталась. Он часом не твоя подружка?

— Прибереги остроты для своей шлюхи, — сказал я и бросил трубку.

Вернувшись в кухню, я на этот раз отхлебнул виски прямо из бутылки. Потом снова подошел к телефону. Я достиг такой степени опьянения, когда процесс мышления кажется особенно легким и приятным.

Развод. Все началось именно с него. Миссис Люсьен узнала о нем. Кто сообщил ей? Кому еще было о нем известно?

Глория Кордей. Филип Кордей. И соответственно друг и подруга — Дон Малли и Джулия Дюпрэ. Не Фэй Бойл. Последняя утверждает, что не знала абсолютно ничего, пока в субботу ночью не прилетела из Нью-Йорка.

Миссис Люсьен не желала составлять новое завещание. Для нее была невыносима мысль о скандале, который мог явиться его следствием. На безупречной памяти ее супруга не должно быть ни единого пятнышка. Тем не менее, завещание она изменила, оно лежало у нее в сумочке. Потом она отправила его по почте, с тем чтобы я показал его Кордею. Несомненно, она надеялась, что тот одумается и изменит свое поведение. Ничто, впрочем, не мешало ей аннулировать новое завещание и восстановить прежнее, но этому воспрепятствовала ее смерть.

Я занимался делом о разводе. У Хэпуорта в его адвокатской конторе хранились нотариально заверенные экземпляры старого и нового завещания. Потом все начали заниматься только мною. Неожиданно вся картина предстала передо мной так же отчетливо, как мой распухший нос в зеркале. Загадкой оставалось лишь убийство Кордея.

Ясно, что ликвидировал его не Кафка потому, что со смертью Кордея он мог поставить крест на долге последнего. Из числа подозреваемых я исключил также Глорию. Она весь день находилась в отеле, что подтверждал клерк. Мои мысли переключились на Фэй Бойл. Насколько сильна была ее ненависть к мужу сестры? На что она могла пойти ради ее защиты?

Зазвенел телефон. После некоторого колебания я поднял трубку:

— Да?

— Извините, вы не могли бы пригласить к телефону миссис Кордей? — Голос Эдди Силвера звучал преувеличенно любезно.

— Нет.

— Тогда, пожалуйста, передайте ей, что ее сестру в данный момент развлекают друзья мистера Кордея. Она поймет, что я имею в виду.

— Ты, как и прежде, в черной сорочке и белом галстуке?

— Кто со мной говорит?

Я сказал:

— Позови Ника.

— Я спрашиваю, кто со мной разговаривает?

Я промолчал. На другом конце провода слышалось едва различимое перешептывание. Кто-то громко «Заткнись!» Потом трубку взял Кафка:

— Йетс?

— Да.

— Ты времени не теряешь. Мне надо поговорить с Глорией.

— Она спит. У нее был тяжелый день. Сегодня нам всем досталось.

— Пойди и разбуди ее. Скажи, что Фэй Бойл у меня и церемониться я не собираюсь. Соображаешь, как мы с ней развлекаемся?

— Сколько ты хочешь?

— Пусть сучка придет и захватит с собой экземпляры всех завещаний, которые у нее есть. Мы все обсудим по-деловому. Потом сестры могут убираться. Если желаешь, можешь тоже зайти, Йетс.

— Отличная мысль.

— Как знаешь, фраер. Легавые заметут тебя не сегодня, так завтра. Скажи Глории, что для нее будет открыт главный вход. Мой человек проводит ее наверх. — Он положил трубку.

Я сидел, прислушиваясь к коротким гудкам, затем набрал номер. Изменив голос, я сказал:

— Капитана Хилари.

Прошло несколько минут, прежде чем он подошел к аппарату.

— Кто говорит?

Я сказал:

— Слушай внимательно. В одиночку мне не справиться, без твоей помощи не обойтись. Направь патрульную машину к «Орхидее».

— Послушай, ты! — Никогда прежде в разговоре со мной его голос не звучал столь неприязненно. — Я не намерен тебя покрывать. Тебя разыскивают по обвинению в убийстве. Ты не только оказал сопротивление, но и нанес телесные повреждения двум представителям власти. Тебе хорошо известно, как отвечают мои парни на подобные вещи.

— Меня вынудили. Бедекер работает на бандитов.

— Бедекер отвечает за твой арест. — Он помолчал, — боюсь, тебя пристрелят еще до задержания, а если пустишься в бега, я не смогу помешать.

Скажи, где ты, и я лично приеду за тобой. Это единственный способ спасти тебя.

— Спасибо за совет. Ты приказал проследить мой звонок?

Он не ответил.

— Еще раз спасибо, друг, — с горечью сказал я, вешая трубку.

Из кухни вышла амазонка. Тяжело переваливаясь и выставив вперед руки, она направилась ко мне. Она сжала меня в объятиях, и в нос мне ударил крепкий запах перегара. У нее была мускулатура молодой кобылицы. Она повисла на мне.

Если им удалось проследить, откуда я звонил, лихорадочно размышлял я, через три минуты они будут здесь. Самое позднее через пять.

— Люби меня, люби меня, — пробормотала семифутовая красотка, протягивая мне губы для поцелуя.

Мне удалось освободить правую руку, и я, не раздумывая, двинул ей в челюсть. Она сразу обмякла, успев сказать удивленным голосом: «Дорогой, ну полюби же меня». Потом опустилась на пол и, как час назад, мирно захрапела.

Я побежал в кухню, погасил свет и пулей выскочил из дома.


Из подъезда большого супермаркета на углу Сент-Кэтрин-стрит, где я спрятался, хорошо просматривалась вся улица. Спиртное еще оказывало на меня свое действие, и я пока не терял рассудка от страха. Было около трех ночи, давно перестал ходить городской транспорт. По тротуару, накинув на руку пиджак и негромко напевая, брел пьяный. Мимо на малой скорости проехала полицейская машина. Я забился поглубже в подъезд. В этот ночной час любители попрактиковаться в меткой стрельбе могли выбрать меня своей мишенью. Мой темный пиджак был хорошо виден даже при неярком свете уличных фонарей.

В квартале от супермаркета из переулка вышел патрульный. Несколько секунд он наблюдал за подвыпившим пешеходом, потом, пожав плечами, скрылся в темноте. Пьянчужка пел песню о своей подружке, которая, как вино, кружила ему голову. Проходя мимо меня, он задел стеклянную дверь, за которой я прятался.

Начав вглядываться в свое мутное изображение, он неожиданно для себя увидел другого человека.

Песня оборвалась, он довольно ухмыльнулся. Толкнув дверь ногой, он вошел в подъезд.

— Автобусов нет и в помине! — громко и радостно объявил он. — Давай сбросимся на такси.

Пьянчужка оказался молодым парнем лет двадцати. Он был высокого роста, с таким же цветом волос как у меня.

— Почему не сброситься? — сказал я и, притянув его к себе, ударил кулаком в челюсть. Он начал оседать на пол, но я вовремя его подхватил. Испуганным детским голосом он сказал:

— Пожалуйста, мистер, не бейте меня!

Мне не хотелось его бить, но я не мог рисковать Я снова стукнул его по лицу, стараясь не поломать кости и он, глубоко вздохнув, откинул голову назад. Я забрал его пиджак, накинул на руку и, покачиваясь, вышел из подъезда.

На углу снова показался патрульный.

Я сошел с тротуара на проезжую часть. Мне не требовалось много усилий, чтобы разыграть пьяного — от неимоверной усталости и выпитого виски я еле держался на ногах. Я попробовал мурлыкать ту же песню, что и избитый мною юноша. Слова были мне знакомы, но я никак не мог вспомнить мелодию. Облокотившись о выступ на стене дома, полицейский молча наблюдал за мной. Фонари, казалось, светили, как раскаленное полуденное солнце.

Я глянул в обе стороны уходящей вдаль улицы. Полицейский широко зевнул, расправил плечи и не спеша зашагал в мою сторону. Когда расстояние между нами сократилось до половины квартала, я юркнул за угол и, не теряя ни секунды, пустился наутек.

Миновав знакомый проезд, я перелез через стену и снова оказался на территории клуба «Орхидея». Притон Кафки был погружен во тьму. Без его бумаг я был бессилен что-либо доказать. Если в клубе меня схватят, я постараюсь убедить Ника, что буду полезней ему живой, чем мертвый. Мне были известны кое-какие факты, которые несомненно представят для него интерес. Тогда, возможно, и он сообщит мне что-нибудь существенное.

Уже знакомым путем я достиг верхней площадки пожарной лестницы. Изнутри не доносилось ни звука. Зажав револьвер в зубах, я перелез через ограждение и потянулся к водосточной трубе. Мне удалось крепко ухватиться за нее обеими руками. Мои ноги уперлись в выступ стены, правая рука уцепилась за подоконник.

Вся операция заняла менее пяти секунд. Второй раз за последние часы я влетал в эту комнату, словно выпущенный из пращи камень.

Эдди Силвер не ожидал появления своего главного обидчика, но мгновенно устремился ко мне, когда я еще катился по полу. Мне удалось опередить его на долю секунды. Я схватил револьвер и, когда он перенес тяжесть своего тела на одну ногу, готовясь другой изуродовать мне лицо, изловчился и рукояткой револьвера нанес ему сильнейший удар по голени. Послышался треск ломающейся кости. Издав звериный вопль, подручный Кафки рухнул на пол. Не мешкая, я вскочил и той же пушкой раздробил ему челюсть. От болевого шока он потерял сознание. Крик застрял у бандита в горле, его рука разжалась, и из нее выпал револьвер. Левой рукой я приподнял его безжизненное тело, а правой продолжал безостановочно наносить удары. Потом я опустил его на пол и некоторое время выжидал. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было мое дыхание.

Дверь в кабинет Кафки была приоткрыта. Набравшись смелости, я протянул руку и открыл ее шире. За рабочим столом меня поджидал еще один человек.

Я прошипел:

— Спокойно! Ни с места!

Человек не двигался. На фоне черно-красной стены его лицо было белым как мел.

Я снова прошептал:

— Не двигаться! Буду стрелять!

Потом вошел в кабинет, направив на сидящего пистолет. Человек продолжал сидеть неподвижно, его руки бессильно свисали по сторонам стула. Я мог не опасаться его — он был мертв.

Я приподнял его подбородок — Дон Малли. Его можно было опознать лишь по густым черным бровям потому, что лицо было изуродовано до неузнаваемости. На груди запеклась кровь, светлая сорочка была порвана в клочья. Наверное, его сердце не выдержало пыток. Ноги Малли были босы, на его руки я смотреть не стал — боялся, что стошнит. Пожалуй, я был наивен, рассчитывая с помощью красноречия убедить Кафку, что могу оказаться ему полезен. Бандит играл по другим правилам.

Внезапно пол словно вздыбился и пришел в соприкосновение с моим лицом. Последнее, что я запомнил, был громкий крик человека, подкравшегося сзади и ударившего меня по голове. Я упал и отключился.

XXI

Под моими сомкнутыми веками прорезалась полоска света, неясное бормотание стало более отчетливым. Я узнал голос Кафки. Следуя инстинкту самосохранения, я старался не шевелить ни единым мускулом, а глаза приоткрыл лишь на самую малость.

Я лежал на спине на небольшом диване, в поле моего зрения попадала лишь часть потолка. Кто-то кашлянул. Завертелось колесо рулетки, и послышался звук катящегося шарика. Похоже, я находился в одном из игорных залов. Чей-то голос произнес:

— Эдди вот-вот загнется, босс. Может, отправить его в больницу?

— Пошел бы он… — зло ответил Кафка. — Где шлюха? Глория Кордей?

— Босс, мы так и не нашли ее. Устроили крутой шмон в Литтл-Виллидже. Были в летнем особняке, коттедже отеле, а после прокола с Йетсом вернулись сюда. В городе ее тоже нет. В их доме одна пьяная полячка.

— А где придурок? Филип Кордей?

— Еще не появлялся. Джулия ждет его в своей уборной. Даже сейчас, в полубессознательном состоянии мне было понятно, что я имею дело с двумя соперничающими бандами. Я попробовал мысленно стравить противников друг с другом, но как это сделать, было выше моего разумения.

Снова раздался хриплый голос Кафки:

— Где твоя сестра?

Послышался звук пощечины и женский стон. Я опустил ноги с дивана, принял сидячее положение, и сразу же перед моими глазами возникла гориллообразная фигура Ника Кафки. За его спиной сидела на стуле Фэй Бойл, из уголка ее рта стекала струйка крови. Веки девушки опухли от слез.

— Где Глория Кордей? — спросил Кафка и с размаха ударил меня по лицу тыльной стороной ладони.

Я опрокинулся спиной на диван. Схватив меня за волосы, он начал трясти мою голову из стороны в сторону.

Я сказал:

— Ник, послушай, у меня безнадежное положение, но я хочу жить. Тогда ты поймешь, что убивать меня не имеет смысла.

Он тяжело дышал. Его грудь вздымалась, а поросячьи глазки, словно буравчики, пытались проникнуть мне в душу.

Повернувшись, он отошел от стола:

— Чего ты хочешь, фраер?

— Скажи, чтобы привели Джулию Дюпрэ.

Некоторое время он злобно разглядывал меня. Потом, кивнув сидевшему за столом бандиту, коротко бросил:

— Приведи ее, Бач.

Дверь захлопнулась. Я сказал:

— Твои подельники, Ник, — сборище недоумков. Один пытался убить меня, а угодил под пулю сам. Его дружок гомик свалился с лестницы, а третьего я в лесу оглушил дубиной. А что с Эдди? Сдох?

Кафка молча крутанул колесо рулетки.

Я знал, что не все сказанное мною соответствует действительности, но требовалось создать фон для того, что должно было вскоре произойти. Даже если мне удастся выбраться живым из этой передряги, оставались еще копы, сгоравшие от нетерпения свести со мной счеты. Я проглотил слюну.

— Никак не пойму, Ник, — сказал я, — ведь у Филипа Кордея должен иметься один экземпляр первого завещания. А у тебя — оба экземпляра второго. Тогда для чего тебе его жена?

Он не удостоил меня ответом. Я глянул на Фэй Бойл, и наши взгляды встретились. Она была чуть жива от страха, хотя пыталась казаться храброй.

— Извини, Билл, — сказала она, — когда в том придорожном кафе по радио передали полицейскую информацию, я запаниковала. Выбежала на улицу, села в машину и уехала. Потом поняла свою ошибку, вернулась в Литтл-Виллидж, чтобы отыскать тебя. Там меня и поймали эти мерзавцы. Ее губы дрожали, но она все же ухитрилась слабо улыбнуться. — Благодарю за попытку выручить меня.

Раздался грубый окрик Кафки:

— Заткнитесь оба, не то вам укоротят языки!

Открылась дверь, и в сопровождении бандита по кличке Бач вошла Джулия Дюпрэ. Обведя комнату большими круглыми глазами, она придвинула стул и села, положив ногу на ногу:

— Ты хотел меня видеть, Ник?

Он снова яростно крутанул колесо рулетки.

— Ну, Йетс, — сказал он, — так где же шлюха Кордей.

— Неважно, где она. — Его кулаки сжались. Я быстро пересел на дальний край дивана. — Не распускай руки, сначала выслушай. Гарантирую, скучать не будешь.

Джулия Дюпрэ поднялась со стула:

— У меня нет времени слушать басни. Я обещала Филипу ждать его в своей уборной, он может прийти в любой.

— Он не придет, — сказал я, — ни к тебе, ни к кому другому.

Я положил руки на колени и замер в ожидании дальнейшего развития событий.

Своей похожей на окорок лапой Кафка толкнул Джулию Дюпрэ в грудь, и она тяжело опустилась на стул Кафка дернул головой в мою сторону:

— Говори, Йетс.

— Начну с самого начала, — сказал я. — Прерви меня если я ошибусь. Филип Кордей должен тебе сто тринадцать тысяч. Получить их — задача не из простых Временами ты думал, что никогда их не увидишь, но потом тетка Кордея сыграла в ящик, и все вроде бы пришло в норму. Но так только казалось, и то не очень долго — до воскресного вечера. Хэпуорт, эта гнида с дипломом адвоката не замедлил связаться с Кордеем и сообщить ему, что тетка изменила завещание в пользу Глории. Так?

Никто не вымолвил ни слова. Я продолжил:

— Эту пренеприятнейшую новость Кордей поспешил передать тебе. Имелось два экземпляра каждого завещания. Ты вместе с Кордеем сразу же отправился в дом тетушки и перевернул там все вверх дном. Нашли вы, правда, один экземпляр в его пользу и никаких следов другого в пользу Глории. Ну как, все правильно?

Кафка молчал. Спустя минуты две он сказал:

— Ты уже одной ногой в могиле, фраер.

— Понятно, но я борюсь за безболезненную кончину — ответил я. — Короче, продолжаю. От Бедекера ты узнал, что я был последним, кто разговаривал со старухой Люсьен. Ты не исключал, что завещание могло оказаться у меня, и послал наемных убийц устроить шмон в моем доме и в конторе. Они ничего не нашли, после чего оставалось обыскать только меня самого. Двое твоих громил явились на следующее утро. Вилли Трэвис сжег завещание, а потом получил пулю в сердце. Тебе требовался второй экземпляр нового завещания, и ты получил его от Хэпуорта, потом приказал застрелить его, а подставить решил меня. Короче, о завещании в пользу Глории ты можешь уже не беспокоиться и, тем не менее, идешь на крайние меры, чтобы найти ее. С чего такой интерес? Ведь из одиннадцати миллионов она без труда уплатит тебе долг мужа.

Кафка спросил:

— Это все, что ты хотел сказать.

— Нет слушай дальше. У этой истории есть побочная линия Хотя кое-кому и недосуг выслушивать басни, одну маленькую басенку я все же расскажу. Жила-была девочка, которая нравилась мужчинам, и жил-был мальчик, которого любили замужние женщины. Она была второразрядной певичкой в кабаке, он — мелкой шпаной. Может, они даже любили друг друга, хотя об этом сказка умалчивает. Ну а что они были закадычными друзьями, так это точно. В один прекрасный день они состряпали маленький планчик. Он начал с того, что уложил в постель женщину, чей муж был наследником одиннадцати миллионов. Очень приятная хотя и не круглая сумма. И заполучить ее был неплохой шанс. Однако удвоить этот шанс было еще разумней. Между прочим, кто представил Филипа Кордея нашей очаровательной крошке — мисс Джулии?

Она сказала:

— Замолчи, гад, или…

Кафка открытой ладонью ударил ее по губам.

— Дон Малли, — сказал он.

Я продолжал:

— Вот именно. Теперь разберемся, кто был против кого Ты работал на Кордея из-за своих денег. Кордей трудился ради самого себя. Джулия старалась для него потому, что считалась его подругой. Это первый лагерь, или первая шайка, называй как угодно. Шайка номер два — Глория Кордей и ее любовник Дон Малли. Был еще и третий лагерь, его представлял Хэпуорт, который пытался ловить рыбку в мутной воде, стравливая одну шайку с другой. Все ясно? Отлично. Но не будем забывать, что Дон Малли работал также со своей подружкой мисс Джулией. Мы можем назвать их четвертым лагерем. Они трудились каждый на себя и друг на друга. Они получали информацию от всех и делились ею. Какая бы из сторон ни про играла, они оставались в выигрыше. Отличная комбинация. Кстати, она объясняет, почему Глория ничего не знала о мисс Джулии, а Кордей не подозревал, кем в действительности является Малли.

Разгладив на коленях юбку, Джулия Дюпрэ криво усмехнулась:

— Он чокнутый, Ник. Я даже не припомню, когда последний раз видела Дона. Это было так давно.

Я не обратил внимания на ее слова. Ее проигнорировали все. Я сказал:

— Вкратце дело обстояло следующим образом. Миссис Люсьен попадает под автобус и погибает. Кордей узнает от Хэпуорта, что существует новое завещание в пользу его жены. Он говорит тебе, что с уплатой долга дело осложняется. Вместе с ним ты отправляешься к нему домой на поиски завещания. Тебе неизвестно, что еще раньше он рассказал обо всем Джулии, а та сообщила Малли. Она все время на шаг впереди тебя потому, что пользуется информацией с обеих сторон.

— Надоели повторы, — сказала Джулия Дюпрэ.

— Заткнись! — крикнул Ник.

— Они навестили и меня, — продолжал я. — Сначала она. Пыталась подкупить и деньгами, и телом, но я плохо представлял, о чем идет речь. Потом в мое отсутствие за валилась твоя шпана. Утром ко мне в контору нагрянул голубой с Вилли Трэвисом. Тем временем Глория Кордей узнала от Малли, что завещание в ее пользу не найдено и позвонив мне по телефону, пыталась в свою очередь подкупить меня.

— Где эта шлюха сейчас? Где Глория Кордей? — яростно прохрипел Кафка.

— Мы к этому подходим, Ник, — сказал я, — но сначала я объясню, почему сто тринадцать тысяч пропали для тебя безвозвратно.

Он медленно повернул голову в мою сторону. Я перевел взгляд на Джулию Дюпрэ. На ее лице застыла презрительная усмешка.

Я сказал:

— Я связался с Хэпуортом, и мне удалось убедить его, что Вилли Трэвис сжег ксерокопию завещания, не имеющую юридической силы. Хэпуорт играл свою игру. У него были нотариально заверенные экземпляры обоих завещании, и он готов был продать их тому, кто заплатит дороже. Он связался с Глорией, но она рассчитывала заполучить экземпляр завещания, который, по ее убеждению был у меня. Тогда ей не пришлось бы отваливать куш Хэпуорту. С этой целью она подослала ко мне Малли. Тот намеревался силой отнять у меня завещание.

Кафка, терпение которого подошло к концу, крикнул:

— Хватит трепаться! Почему я не получу свои баксы?

— По очень простой причине — Филипа Кордея нет в живых.

У женщин вырвался вздох изумления. У одной из них — притворный. Лицо Кафки окаменело:

— Что?

— То, что я сказал. Его убили. — Я указал пальцем на Джулию Дюпрэ: — Она. А то, что она ждет его у себя в уборной, — чистой воды блеф. Алиби ей состряпать не удастся.

Ее неуклюжая попытка рассмеяться никого не ввела в заблуждение.

— Он псих! — крикнула она. — Он…

Она не закончила фразы. Стремительно, как обезьяна, Кафка метнулся к ней. Сунув ей в рот свои скрюченные пальцы, он с силой рванул их в разные стороны.

Раздался душераздирающий вопль. Я вскочил с дивана. Подручный Кафки взмахнул пистолетом, и я услышал, как затрещали кости моего черепа. Я бессильно опустился на диван.

— Это только начало, двуличная сука! — в дикой ярости заорал Кафка. Размахнувшись, он ударил ее кулаком в лицо.

Джулия упала. Мгновенно поднявшись, она неуверенно, словно слепая, двинулась к выходу. Бандит, дежуривший у двери, оттолкнул ее. Прижав руки к вспухшей щеке, она бросила на Кафку ненавидящий взгляд.

— Чем ты лучше меня, подонок? — Смелости у нее было не отнять. — Ради чего стараешься? Может, из-за бескорыстной любви к Кордею? Он, между прочим, обещал тебе миллион и даже подписал бумагу.

— А какую бумагу он подписал тебе, Джулия? — поинтересовался я.

Она продолжала с ненавистью смотреть на Кафку:

— А если тебе интересно, как все получилось, могу рассказать. Я отвезла его в коттедж, меня никто не видел. Он, как всегда, был пьян, и ему захотелось освежиться в озере. Полиция решит, что придурок стукнулся о причал головой и утонул. Пусть докажут, что было не так. А еще раньше он составил завещание. Нормальное, не вызывающее подозрений. Половину состояния он завещал мне, другую — жене. Будь человеком, Ник, и ты тоже получишь долю. А сейчас мне пора домой. — Она направилась к выходу.

Ник сделал знак, и охранник отшвырнул ее от двери. Перелетев через комнату, она ударилась о стену и вновь оказалась на полу. Склонившийся над ней Кафка напоминал бешеного зверя.

— Значит, ты все решила? — процедил он сквозь зубы. — Половину тебе, половину его курве? Все хорошо и подозрений не вызовет?

Так знай же, хитроумная сука что тебе он не оставил ни цента. Все получает Глория. Завещание составлено в ее пользу. Экземпляр, который подсунул мне Хэпуорт, не стоит бумаги, на которой он написан Он всучил мне фальшивку.

Отступив назад, он приподнял ногу и что было сил ударил ее в бок. Потом пересек комнату и подошел ко мне. За его спиной встали два охранника. Я ощутил приступ тошноты.

XXII

Кафка спросил:

— Где Глория Кордей?

Я посмотрел на него снизу вверх:

— Не знаю, Ник, честно.

Он ударил меня. Я начал сползать с дивана, но один из бандитов подхватил меня и вернул в прежнее положение Другой громила не сводил взгляда с женщин. Джулия Дюпрэ со стоном поднялась с пола. Ник снова ударил меня.

— Где она? — прохрипел он.

Припадая на левую ногу, Джулия Дюпрэ заковыляла по комнате. Дамочка была замешена из крутого теста.

— Кретин, — сказала она, — пошевели мозгами, если в голове у тебя не солома. Глория найдет завещание, составленное старухой, и получит все. А если нет, то мы делим с ней наследство пополам. Так указано в завещании Филипа. Оно у меня. Я выделю тебе долю — полмиллиона. Так что советую поискать эту куклу, а со мной обращаться как с леди, обезьянья морда. А сейчас я иду домой.

— Он не ждет тебя.

— Конечно. Он ловит раков на дне озера.

— Правильно, — согласился я. — Только я имел в виду не Филипа.

Она обернулась. Кафка замахнулся на меня кулаком, но я упал спиной на диван и в цель он не попал.

Я сказал:

— Малли. Он этажом выше. Ник убил его.

Кафка обеими руками вцепился в мое горло. Джулия пантерой метнулась ко мне. Ухватив меня за волосы, она прижалась ко мне лицом. В ее расширенных зрачках сверкали безумные искорки.

— Дон убит? — задыхаясь, прошептала она.

Ник сказал:

— Когда я вошел в кабинет, он рылся в моих бумагах. На Филипа он не работал, и я подумал, что его подослала эта сучка Глория. Откуда мне было знать…

Джулия стремительно подскочила к Кафке. У нее были тонкие длинные пальцы, заканчивавшиеся острыми, как иглы, ногтями. Средний палец ее правой руки вонзился в глазное яблоко Ника Кафки. Бандит издал животный крик и его огромный кулак обрушился на лицо женщины.

Удар отбросил Джулию на середину комнаты, она рухнула и неподвижно распростерлась на полу.

Я боялся шевельнуться, наблюдая, как подручные Кафки напряглись, готовые разделаться с нами. Фэй Бойл закрыв лицо руками, истерично рыдала. Бандит у дверей нервно сказал:

— Ник, тебе надо срочно показать глаз доку.

Стоя посреди комнаты, Кафка, как бык, раскачивал наклоненной головой. Внезапно, откинув голову назад, он оскалил зубы, и из его глотки вырвался мучительный стон. Он посмотрел на меня неповрежденным глазом.

— Кончай его, — приказал он подручному. — Вышиби из него мозги. Дай посмотреть, какого они цвета.

Бандит колебался. Кафка крикнул:

— Кончай!

Револьвер нырнул вперед, словно одноглазая акула, и остановился в дюйме от моего виска. Я быстро сказал:

— Ты получишь удовлетворение, но потеряешь баксы. Если наследницей станет Глория, можешь сделать им ручкой. Если же в силе останется первое завещание, Джулия получит половину и выделит тебе часть. Уничтожь завещание Глории — и деньги твои. Я могу отвезти тебя к ней.

Истерика Фэй Бойл внезапно прекратилась. Я сказал:

— Не беспокойся, детка, твоя сестра в любом случае получает половину. В нищете она не умрет.

С губ Кафкикапала кровь. Прикрывая глаз рукой, он монотонно бормотал:

— Фраер, проклятый фраер!

Я так и не узнал, действительно ли он собирался прикончить меня, или просто блефовал. Раздался стук в дверь.

Охранники обернулись. В наступившей тишине Кафка занял позицию за столом для рулетки. В его руке, как по волшебству, появился револьвер. Он спросил:

— Кто?

Мужской голос в коридоре сказал:

— Это я, босс, Бач. К тебе тут дама.

Дверь распахнулась. Вошедший волок за собой женщину, в руке которой была зажата сумочка.

Бач сказал:

— Она говорит, босс, что у нее к тебе важное дело Может, выкинуть ее?

— Закрой дверь. — Кафка спрятал револьвер. — Что надо?

Мисс Хемминг бросила на меня ненавидящий взгляд и прижалась к стене. Казалось, кроме меня, она не видела никого. Сдавленным голосом она сказала:

— Это он! Он убил моего Джо! — С расширенными глазами и искаженным до неузнаваемости лицом она была невменяема. О нем сообщали по телевизору. Он убил моего Джо.

Я подумал, что она вряд ли понимает, что говорит.

— Убей его, Кафка, не щади! Нет, позволь мне убить его, а труп передай полиции!

Ее яростное бормотание продолжалось. Она все плотней прижималась к стене, словно ища у нее защиты. Фэй Бойл приподнялась со стула, но Кафка толкнул ее назад Бач заторопился ему на помощь. Он был единственным гангстером в комнате без оружия. Кафка сказал:

— Зачем я тебе нужен?

Мутные глаза мисс Хемминг на мгновение прояснились.

— Йетс работает на миссис Кордей, — пробормотала она. — Она не должна получить деньги! Джо передал тебе фальшивое завещание, подлинник у меня. Свое состояние она завещала племяннику.

Обведя помещение безумным взглядом, она начала рыться у себя в сумочке и вдруг молниеносным движением вытащила пистолет. В следующее мгновение прогремел выстрел пуля попала Кафке в горло. Кровь фонтаном хлынула на дорогой персидский ковер.

Стоявший у дверей охранник выстрелил в мисс Хемминг, но промахнулся. Мисс Хемминг не оставила ему шанса воспользоваться оружием вторично. Пуля попала ему в плечо и револьвер упал на пол. За ним стремительно бросилась Фэй Бойл. Я прыгнул на ближайшего ко мне бандита, повиснув на его руке. Он все же ухитрился нажать на спусковой крючок, потом второй и третий раз, но рука была направлена вниз, и пули ушли в пол. Приемом каратэ я перебросил его через себя, он ударился спиной о стол, но мгновенно вскочил на ноги и бросился на меня.

Мы сплелись в клубок и покатились по полу. Он пытался выдавить мне глаза, а когда я сломал ему палец, взвыл по-звериному и укусил меня за ухо. Успокоился он лишь тогда, когда, ухватив за волосы, я приподнял его голову и с размаху, словно вколачивал гвоздь, двинул ею о край стола. Он засучил ногами, обмяк и, испустив страдальческий вздох, затих. Я забрал его револьвер и вылез из-под стола.

Мисс Хемминг стояла, прижавшись спиной к стене, и широко улыбалась. Она полностью контролировала себя. Ее револьвер был направлен на Бача.

— Не советую, не советую! — несколько раз с угрозой в голосе повторила она.

Я осмотрелся, отыскивая глазами Фэй Бойл, — ее не было видно. Потом я заметил ее в углу комнаты — она стояла на коленях, склонившись над Джулией Дюпрэ.

Приблизившись, я тоже опустился на колени. Шикарный бюст певички представлял собой кровавое месиво. Я прикоснулся к ее шее — биение пульса едва ощущалось. Фэй Бойл сказала:

— Ты висел на руке бандита, но его пули попали не в пол, а в нее.

Ее начало тошнить. Я помог ей подняться и глянул на Кафку. Кровь из его горла уже не хлестала фонтаном, а вытекала тоненькой струйкой, он был мертв. В смерти он еще больше напоминал гориллу, горло которой было разорвано в схватке с другой обезьяной.

Я подошел к мисс Хемминг — признаков волнения в ней не было заметно. Мне были известны подобные случаи удивительного хладнокровия, неизменно заканчивавшиеся позднее бурной нервной реакцией.

— Благодарю, — сказал я. — Вы в порядке?

— В полном.

Я обернулся к громиле по кличке Бач. От страха у него побелели даже губы.

— Где телефон?

— Снаружи, за поворотом коридора. — У него пропал голос, и он ответил мне шепотом.

— Позвони в полицейское управление, — сказал я Фэй. — Попроси капитана Хилари, только его, никого другого. Расскажи ему обо всем. Пусть вызовет скорую для Джулии.

Когда она вышла, я вытащил из-под стола лежавшего там без сознания бандита, обыскал его и, не найдя ничего, прислонил к той же стене, возле которой сидел его дружок с пулей в плече. Бача я поставил между ними. Теперь все они находились на одной линии огня.

Я сказал:

— Опасности больше нет, мисс Хемминг. Вы можете убрать револьвер.

— Не собираюсь, — возразила она. — Мне доставляет удовольствие целиться в этих мерзавцев. Двое из них были в кабинете Джо.

— Завещание в пользу миссис Кордей действительно сохранилось?

Она утвердительно кивнула. Увидев, что Фэй Бойл вернулась в комнату, я спросил:

— Все в порядке?

— Да. — Она обвела взглядом комнату. — Судя по голосу, капитан Хилари остался доволен моим сообщением. Сказал, что выезжает немедленно, однако сначала передаст распоряжение патрульной машине. Говорит, таково правило.

— Именно таково, — подтвердил я и протянул ей револьвер, который держал в руке. Потом обратился к мисс Хемминг. Не хотелось бы вас оставлять, но встреча с полицейским по имени Бедекер мне ни к чему. Вы способны держать ситуацию под контролем до приезда полиции?

— Вполне, — заверила меня мисс Хемминг.

Я вышел в коридор и, спустившись по лестнице, быстро покинул клуб «Орхидея».

XXIII

Рев полицейских сирен уже долетал до моих ушей. Я мчался вдоль вереницы автомобилей, припаркованных ампер к бамперу в неосвещенной части улицы. Последним в ряду стоял «рэмблер». Я бросился к нему, слыша позади постукивание каблучков — следом за мной бежала Фэй Бойл.

— Я отвезу тебя, — сказала она, с трудом переводя дыхание.

— Спасибо. — Нырнув на заднее сиденье, я сполз на пол. Двигатель плавно заработал. Я сказал: — Только ради Христа не гони!

Когда мы заворачивали за угол, мимо нас промчались две полицейские машины. Потом наступила тишина.

— От кого ты пытаешься скрыться? — спросила она.

— У меня компромат на сержанта Бедекера. Он знает об этом и пойдет на все, чтобы заставить меня замолчать. Навсегда.

Она слегка повернула голову в мою сторону. В полутемном салоне автомобиля кровоподтеки на ее лице казались тенями.

— Где моя сестра?

— В безопасности. Глория выехала из Литтл-Виллиджа несколько часов назад. Все, кто мог причинить ей зло, уже не способны этого сделать. Она дома или ждет Малли на его квартире.

— Это правда, что все гнусные махинации были задуманы Малли и Джулией Дюпрэ?

— Абсолютная правда.

— Бедняжка Глория! Она безумно любила его. Ее нервы могут не выдержать, когда она обо всем узнает.

— У нее и сейчас не все в порядке с психикой, — сказал я.

Она чопорно произнесла:

— Твое мнение меня мало интересует.

— К тому же она бессовестная лгунья. Знала, что было составлено завещание в ее пользу. Полагая, что оно у меня, позвонила и обещала взять в долю, если я его отыщу. Я должен был заехать к ней, но меня задержали непредвиденные обстоятельства. Ждать она не могла и послала Малли, чтобы тот силой отобрал у меня завещание. Малли не повезло — он был доволен уже тем, что остался жив. Тогда она позвонила Хэпуорту, с которым разговаривала и ранее, но тот был уже трупом.

Машина поднималась в горы по серпантину.

— Ты видел ее? — спросила Фэй.

— Несколько часов назад в отеле Литтл-Виллиджа. Именно туда она отправилась в субботу вечером, хотя тебе сказала, что возвращается в Монреаль. Сначала она утверждала, что не знает никакого Малли, потом заявила, что они поссорились и она больше не желает его видеть. Очень трогательно просила меня взять на себя заботу о ней.

— Позаботиться о ней могу я сама, — сказала Фэй Бойл.

— Твоя забота ей не требуется. Ты мешаешь, суешь нос не в свое дело. Ей нужна забота мужчины. Женщины Глории не по душе.

Я перебрался с пола на сиденье и глянул в заднее стекло. Далеко внизу светились городские огни. Мы находились в самой возвышенной части фешенебельного городского района.

Улицы были пустынны. Фэй Бойл сбросила скорость, мы въехали в ворота и остановились в конце подъездной дорожки. Она сказала:

— Ты можешь заняться чем угодно, а я буду ждать сестру.

Распахнув дверь, она вошла в дом. Я последовал за ней, задержав ее в передней. Потом обнял и поцеловал.

Мы стояли, прижавшись друг к другу, минуты две. Когда наконец она оттолкнула меня, ее дыхание было прерывистым. Свет падал на ее лицо. У нее были большие красивые глаза и приоткрытые в полуулыбке губы.

В кухне на столе стояла бутылка скотча. Глория Кордей отхлебывала виски из высокого бокала.

Увидев нас, она со смущенным видом поставила бокал.

— Глория! — воскликнула Фэй и, подбежав к сестре, обняла ее.

Я прошел в холл и поднял телефонную трубку. Амазонки нигде не было видно. Из управления мне ответили, что капитана Хилари нет на месте, и я, положив трубку, остановился в задумчивости. Из кухни до меня долетали приглушенные голоса женщин. Я дал им возможность выговориться и минут пять спустя присоединился к ним. Сестры сидели за столом, Глория допивала виски. Посмотрев на меня, она улыбнулась, но в глазах у нее было настороженное, недоброе выражение.

— Приятно видеть вас живым и здоровым, — сказала она.

Кивнув, я взял с полки стакан и налил себе виски. Фэй Бойл сказала:

— Глория знает, что Филипа нет в живых.

— И держится молодцом, — сказал я. — Силы воли ей не занимать.

— Буду откровенна — я не особенно переживаю.

Вы можете позволить себе быть откровенной, — сказал я. — Вы богатая женщина. Одиннадцать миллионов додаются не каждому. Между прочим, прежнее завещание миссис Люсьен тоже существует, оно не пропало.

— Не пропало? — Выражение ее лица не изменилось. Мне это безразлично. Как вдова Филипа я имею право на все его состояние.

— Да, — согласился я. — Непонятно только, зачем вам понадобилось тратить столько усилий на его поиски.

Она не ответила.

Я потянулся за бутылкой и снова наполнил свой стакан.

— Крепкая штука, — отхлебнув, заметил я. — Сбила с ног даже такую могучую особу, как ваша прислуга. Кстати, где она сейчас?

Глория улыбнулась:

— Когда я пришла, она была вдрызг пьяна. Сейчас спит.

— Я ее разбужу. Думаю, всех нас заинтересует ее рассказ о вашем разговоре с миссис Люсьен насчет развода, Она слышала его от первого до последнего слова.

Фэй Бойл перевела взгляд с меня на сестру. Глория убрала руки со стола и положила на колени. Улыбка не сходила с ее лица.

— Анна не проснется раньше чем через десять часов. Если хотите, можете поговорить со мной.

— О разводе? И о Малли?

— Конечно, если вас интересуют именно эти вопросы.

— Ясно, тогда обойдемся без околичностей. В постели с этим подонком вы получали немало удовольствия, но еще больше радости доставляла вам его готовность быть соучастником ваших преступных планов. Муж узнал о вашей связи от третьего лица и решил с вами развестись. Третье лицо всячески поддерживало его решение. Звали это лицо Джулия Дюпрэ, она подружка вашего мужа и вашего любовника.

— Ах так! — медленно сказала Глория Кордей. — Для меня это новость. Я чувствую себя слегка оскорбленной.

— Не ревнуйте, она вам здорово помогла. Она держала Малли в курсе всех дел. Именно благодаря ей вам стало известно, что Филип Кордей собирается нанять меня еще до того, как об этом узнал я сам. Потому-то вам и удалось уговорить миссис Люсьен составить завещание в свою пользу — якобы для того, чтобы держать в узде ее непредсказуемого племянника. Вздумай он развестись, и тетка лишит его наследства. Наверное, сделали вы это не прямо, а только навели миссис Люсьен на такую мысль.

— Но это абсурд, — сказала Фэй Бойл. — Как она могла ее уговорить?

— А почему бы и нет? Тетушка была высокого мнения о Глории. Одного робкого взгляда этих невинных глаз было достаточно, чтобы убедить миссис Люсьен в неспособности девочки изменить супругу. Ведь это такой омерзительный поступок! Возможно, старушка думала, что замышляемый развод лишь очередной коварный план дорогого племянничка с целью выцарапать у нее деньги.

В прошлом он не раз ее обманывал, залезал в долги. С ее стороны было вполне резонно предположить, что теперь он будет шантажировать ее скандалом. — Я глянул на Глорию Кордей: — Ну как вам нравится мой монолог?

Она продолжала безмятежно улыбаться:

— Вы очень хороший рассказчик.

— Дальше еще интереснее, — заверил я. — Как же решила поступить тетушка? Она выбрала тактику большой дубинки. Изменила, как вы того и желали, завещание, оставив его без гроша. Она всегда трепетно относилась к деньгам. Безусловно, она собиралась сообщить Филипу о новом завещании и пригрозить ему, если он не откажется от намерения затеять скандал с разводом. Но он в течение двух дней не появлялся дома, она опаздывала в Нью-Йорк на богослужение, поэтому и решила обратиться ко мне.

Меня ей удалось перехватить в кафе. Я не поддался на ее уговоры, тогда она поспешила уйти и угодила под автобус. Точнее, — сказал я, — ее под него толкнули. Злоумышленник убежал с ее сумочкой, полагая, что именно там находится завещание, но в сумочке его не оказалось.

Наступило долгое молчание. Глория Кордей сказала:

— Вы ничего не сможете доказать.

— Вероятно. Правда, на перекрестке было много народа. Кое-кто мог бы опознать подозреваемого по фотографии. Конечно, это докажет лишь, что вероятный преступник был на перекрестке, но для полиции это зацепка. Я не испытываю особой любви к копам, но умения доводить дело до конца у них не отнять.

Лицо Фэй Бойл покрылось смертельной бледностью. Мне показалось, однако, что услышанное не слишком поразило ее. Дрожащим шепотом она спросила:

— Какой вероятный преступник?

— Тот, кто по новому завещанию получает все.

Слезы хлынули из глаз Фэй Бойл. С трудом подавив Рыдания, она заговорила со мной так, словно мы были одни, а ее сестра находилась где-то в тысяче миль отсюда:

— Глория не смогла бы додуматься до подобного. Все это подстроил Дон Малли. Она легко поддается чужому влиянию, теряет душевное равновесие, и негодяй этим воспользовался.

— Не исключаю. Однако так это было или нет, он не ответит.

— Почему же? — вежливо осведомилась Глория Кордей.

— Его убили.

— О! — С полминуты она молча смотрела перед собой невидящими глазами. — Он это заслужил. Втянул меня в свои подлые, грязные дела, и я уже не могла отступать. Думала, что люблю его. Он все время твердил о завещании. Только потом я узнала, что он толкнул Дэнни под автобус. Но что я могла поделать?

— Вы растерялись, когда не обнаружили в сумочке завещания, и начали требовать от него, чтобы он немедленно начал поиски. Это и погубило парня — Кафка застал Дона Малли, когда тот рылся в его рабочем столе, и, не раздумывая, приказал его убить.

— Вы как будто жалеете его, — удивленно сказала она. — И это после того, что он сделал с Дэнни.

— В логике вам не откажешь, но только к ее смерти он не имел отношения. Он ждал вас в «Спрус-отеле» в другом городе, когда миссис Люсьен попала под автобус.

— Ах, как вы догадливы, как умны! — Глория подняла правую руку. В ней была зажата крохотная «беретта». Не теряя ни секунды, я вскочил с места и опрокинул на Глорию стол.

Раздался пронзительный крик Фэй Бойл. Я распластался на полу. Прогремел выстрел, и я почувствовал, как что-то тупое ударило мне в ногу. Совершив немыслимый прыжок, я метнулся к двери и бросился бежать прочь от дома.

Тупая боль перешла в острую, я споткнулся, едва удержавшись на ногах. Левая брючина намокла. Глория была где-то совсем близко. Я перепрыгнул через клумбу с цветами. Ночь была непроглядной, как чернила.

Послышался звук приближавшейся машины. Водитель остановился позади «рэмблера» и вышел из машины. Он был один. Крикнув «эй», я бросился к нему.

Его движения были точными и стремительными. На нем не было головного убора, и в свете фар я увидел, что его голова напрочь лишена растительности. Он выстрелил, и я прыгнул в кусты. Он тяжело бежал по гравию, с каждым мгновением приближаясь ко мне. Вдали послышалось завывание полицейских сирен. Я больше не мог бежать и плашмя упал на землю. Лежа, я видел голову и плечи Бедекера. Он стоял в трех ярдах от меня, глядя в противоположную сторону.

Постояв неподвижно секунд десять, он крикнул:

— Йетс! Я знаю, ты здесь, выходи!

Из темноты прогремел выстрел, и Бедекер попятился, с треском ломая кусты и выкрикивая проклятия вперемешку со стонами. С трудом подняв правую руку, он начал стрелять, не целясь, в темное пространство перед собой.

Со стороны дома тоже гремели выстрелы. Сирены выли уже совсем близко. Где-то неподалеку отчаянно кричала призывая сестру, Фэй Бойл.

Снова послышался треск ломающихся кустов — Бедекер рухнул на землю. Поднявшись на четвереньки я пополз в сторону подъездной дорожки. Там, пошатываясь из стороны в сторону, стояла Глория Кордей. С «береттой» в руке она поджидала меня.

Собрав остатки сил, я привстал на одно колено тупо улыбнулся и сказал:

— Привет!

У нее был обезумевший вид. Когда я положил руку ей на плечо, она бросила на меня бессмысленный взгляд и ее губы зашевелились:

— Да, вы догадливы, медленно произнесла она. — В кого я попала? — Ее колотило, как в лихорадке.

— В полицейского по имени Бедекер, спасибо.

Она молча кивнула, револьвер упал на землю. Ее плечо выскользнуло из-под моей руки, и она начала медленно оседать на землю, словно у нее стали плавиться ноги Через минуту скорчившееся тело Глории лежало на траве. Патрульная машина, последний раз взвыв сиреной, отчаянно заскрипела тормозами, и из нее высыпались полицейские. В этот момент я потерял сознание.

Когда мои глаза открылись, я все еще лежал на земле. Обхватив меня за плечи, капитан Хилари силился приподнять мое обмякшее тело.

— Бедекер прострелил тебе ногу? — спросил он.

— Да, — солгал я.

Тебе повезло.

— Да.

— Сейчас мы отбуксируем тебя в больницу. Ты можешь стоять на одной ноге?

— Попробую.

Я встал, держась за его плечо. Подъехали еще две машины; теперь территория вокруг дома миссис Люсьен буквально кишела фараонами. Фотограф со вспышкой делал снимки. Я висел на Хилари, мой мозг отказывался функционировать. Я сказал:

— У Бедекера поехала крыша. Он решил, что ксерокопии у меня.

— Они все равно не помогли бы ему. Все документы Кафки у нас.

Я протер глаза, теперь они были в состоянии фокусироваться. Навстречу нам шла Фэй Бойл. Когда она приблизилась, я увидел ее лицо. Оно было каким-то странным, отрешенным, как у лунатика. Она сказала:

— Глории больше нет. Она умерла. — Ее взгляд на миг прояснился. — Умерла? — придав голосу вопросительную интонацию, повторила она. — Моей сестры нет в живых. Вы понимаете?

Она негромко застонала и, выбросив вперед руки, вонзилась ногтями мне в лицо. Я отпрянул назад, ступив на землю раненой ногой. Острая боль молнией пронзила мне позвоночник. Фэй пыталась выцарапать мне глаза.

Но я был догадлив, я был умен. Я снова потерял сознание и в очередной раз, как куль с мукой, свалился на землю.


Уличное движение за открытыми окнами моего кабинета производило не меньше шума, чем чугунолитейный завод. Однако сквозь них в комнату проникал прохладный бриз, и с шумом приходилось мириться. Приближалась осень, не за горами и зимние холода. Я опасался, что зимой нога доставит мне массу хлопот.

Я просматривал письма, сортировал их. Счета, не распечатывая, бросал в мусорную корзину. Один конверт я отложил в сторону. На нем был штамп Нью-Йорка, а адрес написан женским почерком. Глядя на него, я даже слегка взгрустнул. Я не видел ее с тех пор, как упал без чувств на подъездной дорожке…

…очнулся я тогда лишь под утро, в больнице, и несколько дней ждал ее визита. Она так и не появилась. Она не написала и не позвонила, хотя бы для того, чтобы оскорбить меня. Я навел справки, и мне ответили, что она вернулась в Нью-Йорк, но адреса не оставила…

Я взял конверт в руки, и в это время зазвонил телефон.

— Как дела? — услышал я голос Хилари.

— Превосходно.

— Нога?

— Пустяки. Остался маленький шрам на икре. Зимой буду кататься на лыжах. Твоя забота о моем здоровье трогает меня до слез. Наверное, сейчас ты попросишь меня выступить в качестве свидетеля на предварительном следствии.

— Каком следствии?

— Ты забыл? На меня было совершено покушение — я получил огнестрельное ранение.

— Все шутишь. Ну, а если серьезно, белых пятен в деле Дэниель Люсьен и Филипа Кордея не осталось. Мы имеем признание Джулии Дюпрэ — она сделала его за полчаса до смерти. Письменное заявление оставила и мисс Бойл, прежде чем укатить в Нью-Йорк. Аналогичный документ подписала мисс Хемминг Мы ухитрились раздобыть даже твое заявление. Короче говоря, у меня весь рабочий стол забит бумажками.

— Так-так, — равнодушно прокомментировал я.

— Билл, продолжал Хилари, из-за болезни ты, наверное, еще не владеешь ситуацией. Клуб «Орхидея» закрыт, почти вся шайка Ника Кафки за решеткой. Ты не следил за нашей демократической прессой?

— Следил, но узнал не слишком много.

— Ты прав. Газеты и телевидение не особенно афишировали это дело.

— Наверняка берегут силы к тому моменту, когда секретные бумаги Кафки станут достоянием гласности.

— Какие секретные бумаги?

— Ксерокопии, — пояснил я. — Ксерокопии расписок — кто получил и сколько. Кто платил и сколько. Эти расписки — динамит, они могут буквально взорвать городскую администрацию.

В голосе Хилари послышались насмешливые нотки:

— Билл, в голове у тебя сумятица, но тебя нельзя винить. После всего пережитого трудно понять даже самые элементарные вещи.

Но своего друга капитана Хилари, блюстителя законности в седьмом округе Монреаля, я понял отлично. Вообще-то, я должен был разобраться в этой кухне самостоятельно, без его подсказки. Вместо того чтобы взрывать администрацию города, они просто сожгли бумаги Кафки, уничтожили весь компромат.

— Зачем же ты тогда звонишь? — спросил я.

Чтобы пригласить тебя на ужин. Сегодня в восемь.

— Приду.

— Спасибо. И послушайся моего совета — не ссорься с Фэй Бойл, сохрани с ней дружеские отношения. Завещание только что утверждено судом. Все состояние миссис Люсьен досталось ее племяннику. После смерти последнего оно отошло к его вдове, а ввиду ее кончины владелицей имущества стала пережившая ее сестра. Мисс Бойл — богатая женщина, стоит она не одиннадцать, а, как выяснилось, тринадцать миллионов.

Наш город гордится такими людьми. Пошли ей поздравление.

— Хорошо, я подумаю, — сказал я. — Пока.

Я открыл конверт — в нем был сложенный пополам чек. Ни письма, ни записки я не нашел. Я подумал, что наконец-то смогу оплатить счета, которые, не читая, отправлял в корзину. Я разгладил чек ладонью и с радостным предвкушением посмотрел на проставленную в нем сумму.

Она прислала чек на сто долларов.

Я скрутил чек и конверт в трубочку и бросил в корзину. Минут пять я сидел, задумчиво мурлыкая себе под нос модный мотивчик. Прислушиваясь к шуму машин за окнами, я пришел к выводу, что в мире существует такая нелепая вещь, как ложная гордость.

Я открыл сейф. Бутылка из-под водки была пуста. Сняв с вешалки шляпу, я нахлобучил ее на голову, нагнулся и извлек из корзины чек. Потом тщательно разгладил его.

На улице я не спеша зашагал в сторону банка, мысленно подсчитывая астрономическое число порций мороженого, которые смогу купить ребятишкам Эбботов.

Крутой детектив США. Выпуск 15: Сборник

Пер. с англ. Р. Попеля — СПб.: МП РИЦ «Культ-информ-пресс»,1996. - 253 с. — (Выпуск 15).

ISBN 5-8392-0119-7


Оглавление

  • Малкем Дуглас Девочки из варьете
  •   I
  •   II
  •   III
  •   IV
  •   V
  •   VI
  •   VII
  •   VIII
  •   IX
  •   X
  •   XI
  •   XII
  •   XIII
  •   XIV
  •   XV
  •   XVI
  •   XVII
  •   XVIII
  •   XIX
  •   XX
  •   XXI
  •   XXII
  •   XXIII