Одинокий мститель. Убийство в госдепартаменте [Уильям Питер Макгиверн] (fb2) читать онлайн

— Спасибо, мне надо возвращаться.

— Хорошо, но помните — ситуация под контролем.

Эл довел Бэньона до дверей:

— Не рискуй понапрасну, Дэйв.

— Я буду осторожен. Развязка близится. Скажи Бриджит, что я загляну завтра.

Выйдя на темную, продуваемую холодным ветром улицу, Бэньон внимательно осмотрелся. На противоположной стороне он увидел высокого пожилого человека. Мужчина стоял под уличным фонарем, свет которого отражался от золотых нашивок на его плечах и блестящих медных пуговиц.

Сунув руки в карманы пальто, Бэньон медленно пересек улицу.

— Добрый вечер, инспектор.

Инспектор Крэнстон кивнул и улыбнулся:

— Добрый вечер, Дэйв.

— Что вы здесь делаете?

— Курю. У меня привычка курить сигары после ужина.

— Понятно. И всегда на свежем воздухе, под уличным фонарем?

— Я курю там, где мне вздумается.

— Вы знаете, что отсюда сняли охрану?

— Да, эта новость долетела и до моей конторы, — сказал Крэнстон.

— И поэтому вы здесь. Под уличным фонарем и в форме. — Бэньон медленно покачал головой. — Вы не так молоды, чтобы патрулировать улицы.

По лицу Крэнстона проскользнула усмешка охотника.

— Грубая работа, Дэйв. Они могли провести неопытного новобранца, но не меня. Продолжай заниматься своими делами, Дэйв. Сегодня ночью здесь ничего не случится. Это я обещаю.

Слова сурового честного старика растрогали Бэньона.

— Верю, инспектор, — сказал он. — Желаю вам как следует насладиться сигарой.

— Спокойной ночи, Дэйв. Сигара доставляет мне истинное наслаждение.

Дойдя до своей машины, Бэньон увидел, что за ней припаркован другой автомобиль, за рулем которого сидел человек. Сунув руки в карман, он нащупал револьвер. Человек в машине опустил стекло и высунул голову. Это был отец Мастерсон.

— Привет, Дэйв, — негромко произнес он.

Облегченно вздохнув, Бэньон шагнул в его сторону.

— Эл позвонил мне час назад, — взволнованно сказал отец Мастерсон, — сообщил, что полиция больше не охраняет его дом.

— Зачем ему понадобилось вам звонить? — удивился Бэньон.

— Я тоже не вполне понимаю, — согласился отец Мастерсон, — Нелепо думать, что я могу чем-то помочь.

— Я не это имел в виду, — раздраженно сказал Бэньон. — Зачем было Элу поднимать на ноги весь город?

— А почему бы и нет?

— Святой отец, в доме друзья Эла. На другой стороне улицы дежурит инспектор Крэнстон. Сейчас даже танковая бригада не сумеет ворваться в квартиру Эла и Марджи. Почему бы вам не вернуться домой и не выпить чашечку чая?

— Толковая мысль, но я всё же побуду здесь ещё некоторое время, — сказал отец Мастерсон. — Знаете, Дэйв, вам может показаться странным, но в священников стреляют очень редко. Преступник может застрелить полицейского, безоружного зеваку, женщину и даже ребенка, но что-то останавливает его, когда он видит нас. Возможно, играют роль суеверие, пережитки средневековья, но факт остается фактом.

Поэтому в случае неприятностей мое присутствие здесь не помешает.

— Беру свои слова обратно, святой отец. Извините. Удачной охоты!

— Спасибо. — Лицо отца Мастерсона расплылось в улыбке.

Усевшись за руль, Бэньон впервые после гибели Кэйт заметил, что в его сердце кроме ненависти появилось ещё одно чувство — благодарность к людям. Расстилавшаяся перед ним улица выглядела безмятежной. В темноте уютно светились окна домов. Он подумал о бомбе замедленного действия, внутри которой так же безмятежно отщелкивает время часовой механизм…

Дэбби не спала, когда он вернулся в отель, хотя по-прежнему лежала в постели. В номере было темно. Услышав, что кто-то открывает дверь, она испуганно спросила:

— Бэньон?

— Да, — ответил он. — Как вы себя чувствуете? Не возражаете, если я включу свет?

— Нет. Рано или поздно придется привыкать к тому, что на тебя смотрят люди.

Когда зажегся свет, Бэньон обратил внимание, что она подкрасила губы и попыталась привести в порядок волосы.

— Сейчас вы смотритесь совсем неплохо, — сказал он. — Перекусите?

— Нет, не хочется. Я причиняю вам столько хлопот. Почему вы не выставите меня отсюда?

— Вы хотите уйти?

— Нет…

— Тогда прекратим говорить на эту тему, — сказал Бэньон. — Всё-таки я закажу вам поесть, когда буду уходить.

Он снял телефонную трубку.

— Вы уходите прямо сейчас?

— Да, меня ждут дела.

Она слабо улыбнулась:

— Не могли бы вы немного поговорить со мной? Несколько мгновений Бэньон стоял в нерешительности, потом положил трубку обратно на рычаг.

— Что за человек была ваша жена, Бэньон? — негромко спросила Дэбби. — Я знаю, её нет в живых, читала в газете. Наверное, поэтому вы и оттолкнули меня в первую нашу встречу.

Бэньон задержал на ней взгляд, его лицо было абсолютно непроницаемым.

— Она была высокой женщиной двадцати семи лет от роду. С рыжими волосами и голубыми глазами. Если я правильно помню, носила одежду двенадцатого размера. — Он умолк.

— Это полицейское описание, — со смешком сказала Дэбби. — Мне оно ни о чем не говорит. Любила ли она готовить, нравилось ли ей, когда ей делали приятные сюрпризы, что ей казалось смешным — вот что меня интересует.

Поднявшись с места, Бэньон медленно подошел к окну. Внизу сверкали неоновые джунгли Арч-стрит, капли дождя блестели на полированной поверхности машин, по тротуару, подняв воротники, спешили прохожие.

— Извините, Бэньон, — негромко сказала Дэбби. — Я просто дурочка. Конечно, вам тяжело говорить о ней. Во всяком случае со мной.

— Я не желаю говорить о ней ни с вами, ни с кем-либо другим, — сказал Бэньон.

— Еще раз извините.

— Незачем извиняться, — сказал он. Сняв трубку, он попросил телефонистку соединить его с нужным номером. Воспоминания о Кэйт причиняли ему страдания, и он пытался прогнать их, хоть ненадолго. Предстоящий телефонный разговор мог оказаться расплатой за её смерть, началом возмездия.

На другом конце провода телефонистка вызвала абонента.

Абонент взял трубку, и Бэньон услышал настороженный мужской голос:

— Алло?

Знаком попросив Дэбби помолчать, Бэньон сказал:

— Лейтенант Уилкс?

— Да. Кто говорит?

— Дэйв Бэньон. Я позвонил потому, что мне необходимо повидать вас сегодня вечером, лейтенант. Конечно, если вы сможете уделить мне время.

Дэбби с любопытством глянула на него — он говорил просящим голосом.

— Сейчас посмотрим, — сказал Уилкс. — Вообще, Дэйв, — добавил он через полминуты, — мне было бы удобней встретиться с тобой завтра. У меня в кабинете.

— Я бы очень просил сегодня, — сказал Бэньон. — Для меня встреча с вами чрезвычайно важна.

Сегодня я беседовал с Парнеллом, детективом из пригорода, об убийстве Люси Кэрроуэй.

Он ждал с прежней усмешкой на лице. Молчание становилось тягостным.

— Почему тебя так интересует это убийство, Дэйв? — спросил наконец Уилкс.

— Как раз об этом я и собирался с вами поговорить.

— Хорошо, приезжай, — сказал Уилкс. Тон его был отрывистым и холодным.

— Буду через полчаса, — ответил Бэньон. Положив трубку, он встал. — Я ухожу, Дэбби, еду вам принесут. Закройте дверь изнутри.

— Напали на след? — В её взгляде были понимание и теплота. Ей хотелось быть нужной, полезной, играть роль в планах, надеждах другого человека.

— Пока это лишь попытка выйти на след, — сказал он. — Пожелайте мне удачи, Дэбби.

— Желаю, от души желаю, — негромко произнесла она. — Надеюсь, вы отыщете их. Надеюсь, они получат свое.

XV

В холле Бэньон попросил дежурного администратора принести в номер Дэбби куриного бульона, крекеров и чая.

— Да, сэр, я распоряжусь. — Немного помолчав, дежурный оглянулся и наклонился ближе к Бэньону. — Минут десять назад ею интересовался какой-то мужчина. Когда я ответил, что доктор запретил пускать к ней посетителей, он сказал «понятно» и ушел.

— Как он выглядел?

— Средних лет, кричаще одет. Мне не понравился его вид.

«Какой-нибудь негодяй из окружения Стоуна», — подумал Бэньон.

— Не пускайте к ней никого, — повторил он.

— Да, сэр.

Некоторое время Бэньон размышлял, не следует ли предупредить Дэбби, однако в конце концов решил не тревожить девушку.

Сев за руль, Бэньон направился к дому Уилкса. Лейтенант жил в скромном, без претензий двухэтажном здании, расположенном в северо-восточной части города и ничем не отличавшемся от соседних домов в этом населенном представителями среднего класса районе.

Особняк Уилкса в Мэриленде являл собой куда более импозантное зрелище.

Открыв дверь, Уилкс тепло приветствовал Бэньона.

— Заходи, заходи. Какая отвратительная погода! Я уже собирался ложиться, когда ты позвонил. — Взяв у Бэньона пальто, он повесил его на старомодную вешалку в виде ветвистого дерева. — Чашечку кофе?

— Нет, спасибо. Я понимаю, что уже поздно, и постараюсь сделать свой визит как можно короче.

Уилкс засмеялся:

— Но присесть и поговорить у нас времени хватит. Бери стул.

Сев напротив Бэньона, Уилкс поднес спичку к погасшей трубке. На полу возле его ног лежали газеты, из стоящего рядом приемника доносилась джазовая музыка.

— В доме сейчас приятней, чем на улице, — сказал он, посасывая мундштук. — Итак, о чем ты собирался поговорить со мной, Дэйв?

— Сегодня вечером я разговаривал с Парнеллом, — сказал Бэньон. — Вы знаете, он расследует убийство Люси Кэрроуэй.

— Да, конечно. — На лице Уилкса отразилось подобие интереса.

— Он вышел на след, подтверждающий мои подозрения.

Уилкс вынул трубку изо рта:

— Всё это чрезвычайно интересно, но я не вижу, какое отношение это имеет ко мне.

— Сейчас я попытаюсь разъяснить, — сказал Бэньон. — Некоторые улики прямо указывают на Бигги Бэрроуза. В ночь, когда убили Люси, доктор из Раднора видел человека, напоминающего его по описанию. Было это в районе Ланкастер-Пайка. Доктор ехал домой, а на обочине, примерно в том месте, где позднее нашли её труп, стоял мужчина в пальто из верблюжьей шерсти. Он был высокого роста, смуглый, с крупным носом.

— Если иметь в виду, что было темно, доктор дал удивительно точное описание, — сказал Уилкс, — Возможно, он даже остановился и поболтал с ним.

Бэньон улыбнулся, показывая, что ценит шутку. Несколько секунд Уилкс наблюдал за ним, потом тоже изобразил улыбку, хотя взгляд его сохранял недоуменное выражение. Какое-то время они молча улыбались друг другу, словно было сказано что-то очень смешное.

— Парнелл сказал, что консультировался с вами, — с приятной улыбкой продолжал Бэньон. — Я поделился с ним подозрениями, что, возможно, Люси Кэрроуэй имела какое-то отношение к самоубийству Тома Диэри. Поэтому он и звонил в Филадельфию, в отдел по расследованию убийств. Хотел выяснить, не удалось ли мне узнать что-либо новое, что позволило бы перебросить мостик к носатому субъекту, которого видели в Ланкастер-Пайке. Ведь он разговаривал с вами?

— Если мне не изменяет память, да, — ответил Уилкс.

На лице Бэньона появилась усмешка:

— И вы сказали, что мои подозрения просто бред, беспочвенные фантазии.

Уилкс постучал пальцами по подлокотнику кресла, бросая на Бэньона недружелюбные взгляды. Молчание продолжалось не менее минуты, в течение которой Бэньон не переставал улыбаться. Посмотрев на свои пальцы, выбивавшие барабанную дробь, Уилкс кашлянул и сложил руки на груди.

— Хорошо, я сказал ему, что это беспочвенные фантазии, — сказал он. — Что из этого?

— Ничего, абсолютно ничего.

— Тогда для чего ты хотел меня видеть? — Уилкс снова нахмурился.

— Хотел сообщить вам, о чем я рассказал Парнеллу.

— И о чем ты рассказал Парнеллу? — нетерпеливо спросил Уилкс.

— Я сказал ему, что вы правы, это всего лишь фантазии, — ответил Бэньон. — Сейчас мне всё предельно ясно. Том Диэри, Бигги Бэрроуз — при чем тут они, лейтенант? Люси Кэрроуэй убил маньяк, шансов поймать которого не больше одного на миллион.

— Значит, ты сказал ему, что твои подозрения — фантазии, — медленно повторил Уилкс.

Бэньон кивнул.

— Любопытно, — сказал Уилкс. — Ловко, умно, но любопытно.

— Любопытно, потому что сказано мною? Вы это имеете в виду?

— Именно, Дэйв, возможно, нам стоит выпить и поговорить как следует. Хочу быть уверен, что мы правильно понимаем друг друга.

— Разделяю ваше мнение.

— Тогда извини меня на минутку. — Уилкс вышел и вскоре вернулся с бутылкой и двумя бокалами. — Обойдемся без содовой?

— Конечно, — сказал Бэньон. Взяв бокал, он улыбнулся Уилксу: — Выпьем за лучшие времена. Чтобы они наступили поскорее.

— С удовольствием, — ответил Уилкс, присоединяясь к тосту.

Выпив, они снова наполнили бокалы. Сев за стол рядом с Бэньоном, Уилкс раскурил погасшую трубку.

— Что ж, буду откровенен — я приятно удивлен, — сказал он, с легкой улыбкой наблюдая за Бэньоном.

— Вы считали меня совсем тупым?

Уилкс рассмеялся:

— Сказано откровенно. — Со слегка порозовевшими от выпитого щеками он уютно попыхивал трубкой.

— Одни соображают быстрее, другие медленнее, — сказал Бэньон.

— Зачем ты мне всё это говоришь? — спросил Уилкс, вынимая трубку изо рта.

— Я не идеалист, — сказал Бэньон, — и моя жизнь ещё не кончилась. У меня дочь, о которой я обязан заботиться. На одном темпераменте далеко не уедешь. — Он поставил бокал на стол. — Мне нужна работа, лейтенант. Я подумываю о частном сыске, ничего другого делать не умею. Но здесь без помощи полиции нечего рассчитывать на успех.

— Помощь полиции я тебе гарантирую, — сказал Уилкс, поднимая бокал. — В этом городе в полиции у тебя друзья — снизу доверху. Хорошие, настоящие друзья, Дэйв. Но дружба не может быть односторонней. Дружба, о которой мы сейчас толкуем, держится на лояльности. Ты можешь вернуться к нам в отдел хоть завтра. А можешь открыть частное агентство. В любом случае у тебя будут друзья, люди, которые, со своей стороны, тоже хотят быть уверены, что на тебя можно положиться.

— Вы можете позвонить Парнеллу. Он подтвердит, что я не лгу, — сказал Бэньон.

— Мне незачем ему звонить, — улыбнулся Уилкс. Подняв стоявшую на полу бутылку, он снова налил себе в бокал. — Недаром говорят, что полицейский всегда полицейский. Ты слишком долго служил, чтобы так легко забыть о полиции, Дэйв. — Он медленно покачал головой. — Кошмарное дело с твоей женой, кошмар, другого слова не найти.

Разве можно винить тебя в том, что ты потерял самообладание?

— Я снова обрел его, — сказал Бэньон. — О прошлом можно забыть.

— Нужно быть сильным человеком, чтобы принимать такие решения.

— Человеку нужно жить.

Несколько мгновений Уилкс изучающе смотрел на него, не пытаясь скрыть самодовольной улыбки.

— Когда-то я советовал тебе, Дэйв, выбросить на помойку твои заумные книги. Они, как розовые очки, не позволяют видеть реальную жизнь. Наверное, за последние три недели ты научился большему, чем за три десятилетия. Теперь ты понимаешь, что в жизни приходится идти на компромиссы?

— Да, теперь понимаю, — сказал Бэньон.

Уилкс задумчиво покачал головой:

— Поверь, Дэйв, сейчас мне это кажется забавным, но по-настоящему ты мне никогда не нравился. Тебя это не удивляет?

— Трудно сказать. Мне казалось, что мы вполне срабатываемся, — ответил Бэньон. По его лицу блуждала неопределенная улыбка.

— Мне не нравилось в тебе абсолютно все. — Было заметно, что лейтенанту не терпелось высказаться. — Ты казался мне чистоплюем, боявшимся запачкать ручки, этаким невинным ягненочком. Подобные люди ничего, кроме головной боли, не доставляют. Но какое имеет значение, что я думал о тебе на прошлой неделе или в прошлом году, Дэйв? Главное, что сейчас ты мне нравишься.

— Спасибо, лейтенант.

Уилкс слегка переместился в кресле:

— Теперь говорить с тобой одно удовольствие. По правде сказать, Дэйв, ума у тебя всегда было достаточно, не хватало сообразительности. Ты же знаешь, не мы устанавливаем правила игры. Бывает, что нам отдают приказы, но ведь это и есть жизнь — одни приказывают, другие подчиняются. И что в этом плохого? Так было с сотворения мира. Если ты отказываешься выполнить приказ, изображаешь из себя героя, разве что-либо изменится? Найдут другого, кто выполнит работу, а твой маленький мятеж будет простой тратой времени. — Он бросил взгляд на лежавшие на полу газеты, и из его рта хлынул поток ругательств. — Только взгляни, какой грязью нас поливают. — Носком ботинка он злобно поддел одну из газет. — Здесь три статьи о нас, полицейских, о том, что они называют коррупцией и бездействием администрации.

Для них главное — продать свою писанину, вот они и гоняются за сенсациями. Но меня им не одурачить. Дэйв, они могут вопить до посинения, но человеческую природу им не изменить.

— За человеческую природу стоит выпить, — улыбаясь, сказал Бэньон.

— Что? Ах да, конечно. За удачу!

— Да, удача нам не помешает.

— Согласен, она бы нам не помешала, — согласился Уилкс, вздыхая и потирая лоб. — Честно говоря, Дэйв, я не уверен в будущем. Все на пределе. Черт побери, в последнее время я перестал даже нормально спать. Газеты набросились на нас, как голодные собаки, политики — из другой партии, естественно, — охотятся за нашими скальпами. Мы ничем не хуже прежней администрации, но разве до так называемых реформаторов доходит голос разума? Им нужна наша кровь. После выборов всё успокоится, не сомневаюсь, однако пока всё крайне усложнилось. Вот почему история с Диэри оказалась так некстати и нам пришлось принять чрезвычайные меры предосторожности. Ты, конечно, догадывался об этом?

— Конечно, — небрежно сказал Бэньон, стараясь не выказывать интереса. Он неплохо вошел в роль. Внезапно ему стало ясно, что означало для городских властей самоубийство Диэри.

— Потом эта девка Кэрроуэй начала болтать, — продолжал Уилкс, покачивая головой. — В общем, всё получилось как в страшном сне. — Уилкс допил виски. Его лицо приняло умиротворенное выражение. Широко улыбаясь, он глянул на часы: — В хорошей компании время летит незаметно.

Понимая, что новых откровений от Уилкса он вряд ли дождется, Бэньон решил рискнуть. Ему было необходимо подтверждение своих подозрений.

— Ведь Диэри оставил письмо? — будто невзначай спросил он.

— Откуда у тебя подобные сведения? — резко обернувшись, спросил Уилкс.

Бэньон безразлично пожал плечами:

— Так это само собой разумеется. Иначе к чему было бы принимать меры предосторожности?

— Да, разумеется, — согласился Уилкс, потирая руки.

— И его содержание для некоторых было убийственным?

— Боже, я не читал письма, но мне передавали, что оно настоящий динамит. Это целое сочинение на двадцати машинописных страницах с фамилиями, датами, суммами. Структура и все члены организации.

— Где он раздобыл эти данные?

— Еще лет восемь или десять назад он сам был по уши в этом бизнесе. Собирал дань с игорных притонов в Филадельфии и отстегивал себе немалую долю. Потом заявил, что завязывает, выходит из игры. Сказал, что приобрел все, что ему требовалось. Ему дали уйти — поверили ублюдку. Он вел записи абсолютно обо всем — как игорные дома распределены между полицейскими участками, сколько получали капитаны полиции, какие суммы они оставляли себе, сколько передавали начальнику полиции. Он назвал всех судей, состоящих на жалованье у Лаганы. С точностью до цента подсчитал, сколько они положили себе в карман за то, что бесконечно откладывали рассмотрение дел, за вынесение приговоров с отсрочкой исполнения. — Уилкс покачал головой и потянулся за бутылкой. — В письме он особенно подробно остановился на налоговой скидке. Это, Дэйв, самая деликатная, самая тонкая часть нашего бизнеса. Скидка с налога на подряд, личное имущество, недвижимость, увеселительные заведения. Ты представляешь, чем это грозило? У него список всех предприятий, которыми владеют Лагана и Стоун здесь, у нас, а Бакман — в центральных районах города. Ты знаешь О'Нейла? Так вот, он контролирует на северо-востоке Филадельфии десятки предприятий. Диэри дал обо всех развернутую информацию — как они получили подряды, какие им предоставлялись льготы. Подумай сам, какой грандиозный возник бы скандал, если бы обо всем этом стало известно. Вот почему они попросту не могли позволить, чтобы Диэри стал центром внимания.

— Понятно. Но почему тогда они просто не сожгли письмо? — спросил Бэньон.

— Письмом завладела миссис Диэри и отдавать не собиралась.

— Но ведь она интеллигентная женщина?

— Да, конечно. Правила игры ей знакомы.

— Тогда вам не о чем беспокоиться.

— Пожалуй. Просто неделя была чертовски мрачной.

— Говорят, тьма всегда сменяется рассветом, — сказал Бэньон. Он зевнул, деликатно прикрыв рот рукой. — Длинный день получился сегодня.

Они поднялись, и Уилкс дружески похлопал Бэньона по плечу:

— Не беспокойся о будущем, Дэйв. Мы поможем тебе. Если потребуются деньги…

— Благодарю, надеюсь, что обойдусь, — ответил Бэньон.

— Спокойной ночи, Дэйв.

— Спокойной ночи, лейтенант.

Он подождал, пока за Уилксом не закрылась дверь. Выражение его лица медленно изменилось. Несколько мгновений он стоял неподвижно, глубоко дыша. Потом повернулся и быстро спустился вниз. Стук его каблуков по промерзшим дощатым ступеням веранды напоминал звон металла.

Миссис Диэри стояла в дверях своей квартиры. Её губы были полуоткрыты, брови удивленно приподняты. Зачесанные назад светлые с проседью волосы были перевязаны голубой лентой.

— Я уже собиралась ложиться. Думала, посыльный из аптеки, — сказала она. — Я звонила, просила прислать кое-что… — Она не закончила фразы — не от растерянности, а потому что не видела в этом необходимости.

— Я встретил посыльного на улице, миссис Диэри, и согласился выполнить поручение за него. — Бэньон протянул ей аккуратно перевязанный пакетик.

— Спасибо. — Миссис Диэри деликатно облизала губы. — Однако уже довольно поздно.

— И тем не менее мне надо с вами поговорить, — сказал он, медленно приближаясь к ней.

Скорее раздраженная, чем испуганная, она отступила в прихожую. Когда Бэньон закрыл за собой дверь, она сказала:

— Вы ведете себя странно, мистер Бэньон.

В гостиной горел свет, в других помещениях было темно. Включив свет в передней, Бэньон прошел в кабинет Диэри, где тоже нажал на выключатель. Обведя взглядом кабинет, он обратил внимание на пустую пепельницу и прикрытую чехлом пишущую машинку. Других изменений он не заметил.

— Что вам нужно? — спросила миссис Диэри.

— Я должен был догадаться раньше, — спокойно сказал Бэньон. Он посмотрел на миссис Диэри, стоявшую в дверном проеме. Её лицо было озлобленным. — Я был обязан подумать об этом, потому что его отсутствие бросалось в глаза.

— Не знаю, о чем вы говорите.

— Думаю, что догадываетесь. Том Диэри, предусмотрительный, педантичный человек, застрелился у себя в кабинете. Все его страховые полисы были аккуратно сложены в один конверт, все счета оплачены. Он постарался привести в порядок свои дела. Не хватало одного — именно того, о чем Том Диэри никогда бы не забыл.

— Думаю, вам лучше уйти, мистер Бэньон.

— Я имею в виду записку, предсмертное письмо. Он не мог его не написать. Том Диэри должен был объяснить мотивы своего поступка. — Он бросил на неё жесткий взгляд. — Конечно же, он оставил письмо. Где оно?

Миссис Диэри присела на подлокотник кресла. Её лицо казалось удивленным, но страха на нем не было.

— Вы глупец, мистер Бэньон, — сказала она. — О существовании письма вы в конце концов догадались, но предполагать, что я выну его из кармана и передам вам, может только, простите, круглый идиот.

— Письмо будет моим, — твердо сказал Бэньон.

— Нет. Никогда, — ответила она тоном, которым взрослые отвечают назойливым детям. — Письмо вместе с ценными бумагами я передала на хранение в банк. Ни вам, ни кому-либо другому передавать его не собираюсь.

— Лагана платит вам за молчание?

— Естественно. — Приподняв ногу в домашней туфле, она медленно повела ею в воздухе. — Я обсудила с ним вопрос о письме Тома на следующий день после его самоубийства. Он просил меня уничтожить его, обещав выплачивать ежегодное солидное вознаграждение. Но с моей стороны это было бы крайне неосмотрительно. Когда я говорила с ним о письме, оно уже находилось в безопасном месте. К нему была приложена записка, адресованная моему адвокату. В ней я просила в случае моей насильственной смерти передать письмо в Управление общественной безопасности Филадельфии в присутствии представителей прессы. — На её губах заиграла легкая улыбка. — Письмо Тома для меня надежней любого страхового полиса.

Мистер Лагана позаботится о том, чтобы со мной ничего не случилось.

— О Люси Кэрроуэй Лагане сообщили вы?

— Да, конечно. Из ваших слов я сделала вывод, что, возможно, она знает больше, чем рассказала вам. Том мог рассказать ей и о письме, которое уже подготовил или собирался написать. Лагана не захотел рисковать.

— Сначала её пытали, чтобы выяснить, что ей известно, потом убили, — сказал Бэньон. — Это преступление на вашей совести.

— Меня это мало беспокоит, — улыбнулась миссис Диэри. — Я не испытывала нежных чувств к Люси Кэрроуэй. Думаете, приятно сознавать, что муж путается с дешевой певичкой? Смею вас заверить, нет. Скажу вам откровенно — я ненавидела её и проливать о ней слезы не намерена. Но я не изверг, и мне жаль, что её конец был мучительным.

— Вы лжете. Вы в восторге от того, что с ней произошло.

— У вас извращенное воображение. — Она по-прежнему улыбалась и смотрела на него широко раскрытыми блестящими от возбуждения глазами. — Бедняжка Люси! Какой кошмарный конец короткой и ничтожной жизни!

— Другой конец вас бы, конечно, не удовлетворил, — сказал Бэньон. — Вы также рады, что ваш муж выстрелил себе в голову, и буквально счастливы, что нашли его письмо. Той информацией, которая в нем содержится, он полностью искупил все свои грехи перед вами.

— Том был кретином, — презрительно сказала она. — Знаете, я не любительница предсмертных исповедей. Он не был ангелом и первое время умел устраивать свои дела так, что нам удавалось прилично жить. Потом… потом у него начались душевные переживания, и в конце концов он решил существовать на одну зарплату. Обо мне он, естественно, никогда не думал. Его не беспокоило, что его жене практически нечего носить, что у неё нет драгоценностей и других вещей, необходимых каждой женщине. Новая страница жизни началась у него после знакомства с Люси Кэрроуэй. Подумайте, ведь это нелепо, что просветление наступило благодаря связи со шлюхой. Он, а такое часто случается с мужчинами, привыкшими с детства держаться за материнскую юбку, стал нервничать, ударился в религию.

Восемь лет скулил о своих грехах, решив наконец искупить их ценой жизни. — Улыбка её сделалась брезгливой. — К счастью, его исповедь оказалась у меня, а не в грязных лапах газетчиков.

— И вы не собираетесь выпускать её из рук, — бесстрастно констатировал Бэньон. — В городе верховодят гангстеры, но для вас это не имеет значения. Вы прикрываете от правосудия Стоуна и Лагану, спасаете их от электрического стула ради норкового манто и броши с бриллиантами.

Миссис Диэри негромко рассмеялась и вновь кончиком розового языка провела по губам:

— Продолжайте, мистер Бэньон, продолжайте. Вы так забавно обо всем рассуждаете.

— Вы отняли у мужа последний шанс облегчить душу, — сказал Бэньон тем же бесстрастным тоном.

— Да-да-да! — раздраженно сказала миссис Диэри. — Я достаточно страдала, теперь всё позади. Я буду наслаждаться жизнью, и ваши нудные нравоучения не смогут ничего изменить.

— Вы полагаете, ближайшие годы станут для вас счастливыми?

— Это будут чудесные годы, — сказала миссис Диэри, от души рассмеявшись.

— У вас нет будущего, — медленно произнес Бэньон.

— Что вы имеете в виду?

Лицо Бэньона покрывала мертвенная бледность. Словно нехотя он достал из потайной кобуры револьвер:

— Вы не догадываетесь, миссис Диэри?

— Вы не посмеете…

— Посмею, если не получу от вас письма Тома. Со всеми подтверждающими документами. Здесь крупная игра, леди.

Миссис Диэри сползла с подлокотника кресла. Опустившись на колени перед Бэньоном, она подняла на него глаза и, раскачиваясь из стороны в сторону, непрерывно облизывала губы. Её рот закрывался и открывался, руки подрагивали в такт беззвучно шевелящимся губам. Это была пантомима страха, лести, отчаяния, призыва к милосердию.

«Конец близок», — думал Бэньон. Когда прозвучит выстрел и эта онемевшая, нелепо жестикулирующая тварь превратится в бездыханный труп, он отложит в сторону револьвер и вызовет полицию.

Его работа будет завершена.

— Нет! — сумела наконец прохрипеть миссис Диэри.

Чего он ждет? Надо только нажать на спусковой крючок. Всё остальное доделает пуля. Она навсегда покончит с этой прилизанной сукой, с её Стоуном, Лаганой, бандитами, убившими его жену, мертвой хваткой сжавшими город.

Чего он ждет? Они убивали, почему же не может он? Почему он должен связывать себя нормами морали, на которые они плюют?

Миссис Диэри не отрывала от него взгляда. С её полуоткрытых губ слетали неясные бормотания.

Рука Бэньона опустилась.

— Я не имею права убивать вас, — негромким страдальческим голосом произнес он.

Закрыв лицо руками, она зарыдала и начала клониться вниз, пока её лоб не коснулся ботинка Бэньона. Резким движением он отдернул ногу, и женщина, рыдая и смеясь, упала на пол.

Бросив на неё брезгливый взгляд, Бэньон спрятал револьвер в кобуру и устало пожал плечами. Когда он выходил из квартиры, её неистовые благодарные рыдания провожали его до самой машины.

XVI

Остановившись около первого попавшегося бара, Бэньон заказал двойную порцию виски. Ему предстояло продумать, как с помощью какого-либо хитроумного приема достать документы Тома Диэри, не убивая безоружную женщину. Он оказался не таким безжалостным, как предполагал.

Выпив виски, он набрал номер Дэбби.

— Всё в порядке? — спросил он.

— Конечно. А что может случиться?

— Не знаю. Какой-то тип интересовался вами сегодня в гостинице. Наверное, человек Стоуна.

— Что вы мне посоветуете, Бэньон?

Он потер лоб. Ответа на её вопрос он не знал, и это обстоятельство мало его беспокоило.

— Понимаю, я просто камень на вашей шее, — сказала она.

— Прекратите, — раздраженно сказал он.

— Хорошо, молчу. Вы говорили, что вышли на след. Удалось что-нибудь узнать?

Он вздохнул:

— Вам это мало о чем говорит, но один из стражей порядка написал исповедь, а потом пустил себе пулю в висок. Содержание его письма способно стереть Лагану и его банду с лица земли. Оно сейчас у жены Диэри, но я оказался слабаком — не смог преступить пятую заповедь. Если бы у меня… Впрочем, это уже другая история. Не беспокойтесь. — Сейчас он говорил с ней больше для того, чтобы высказаться самому, сбросить душевное напряжение.

— Хорошо, не буду.

— Сидите тихо. Я скоро приду.

— Буду ждать. Без вас мне тоскливо.

Сидя в заходящем на посадку самолете, Ларри Смит смотрел вниз, на зеленые огни взлетно-посадочной полосы. В темноте ночи параллельные ряды огней, казалось, уходили в бесконечность. Они представлялись ему таинственными и в то же время успокаивающими символами безопасности.

Питтсбург — первая остановка на пути к морю. Не следовало ударяться в бега, с безнадежным отчаянием повторял он себе, наверное, в пятнадцатый раз. Лагана и Стоун поняли бы. Разве возможно молчать, когда гигант вроде Бэньона сжимает тебе горло и твоя душа готова отлететь от тела? Нет, при таких обстоятельствах заговорит любой. Не следовало бежать. Бегство всегда подозрительно…

Он вспомнил глаза Лаганы, и по его телу пробежала дрожь. В самолете стоял теплый уютный полумрак, но Ларри бил лихорадочный озноб.

Макс Стоун мерил шагами гостиную, пытаясь обуздать свою ярость. Во рту он держал зажженную сигару, время от времени выплевывая маленькие кусочки табака. Арт Кин, стоя возле домашнего бара, наблюдал за ним с пустым, ничего не выражающим лицом. Изредка Стоун бросал злобный взгляд на двоих своих подручных, с несчастным видом сидевших на кушетке.

— Дерьмо собачье, недоумки проклятые!

— Здесь нет их вины, — возразил Арт Кин. — Думаю, каждый…

— Плевал я на то, что ты думаешь! — крикнул Стоун, в очередной раз вынимая изо рта сигару.

Кин промолчал.

Была полночь, на Стоуне был красный шелковый халат, наброшенный на пижаму. День, проведенный в постели, помог ему справиться с похмельем. С нормальным самочувствием появилось острое желание перейти к действиям. Всё рушилось в городе, где он долгие годы правил бал, и Стоун горел желанием предотвратить катастрофу — быстро, жестко, результативно. Выловить главных виновников происходящего и заставить их замолчать. Предпочтительно навсегда. Именно этого он хотел, но Лагана сказал «нет», и старик не шутил.

Раздался стук, которого он с нетерпением ждал, и Стоун поспешил к дверям. Вошел Лагана, по пятам за ним следовал его телохранитель Гордон.

— Что на этот раз? — раздраженно спросил Лагана, обводя взглядом комнату и стягивая перчатки.

Парочка, сидевшая на кушетке, съежилась, стараясь сделаться незаметной, а Арт Кин, достав сигарету, начал суетливо прикуривать.

Стоун с ненавистью посмотрел на своих подручных. Бандит по кличке Крот провел языком по своим толстым обвислым губам. На лбу у него темнел глубокий порез, одна щека была покрыта запекшейся кровью. Он быстро-быстро моргал, будто с трудом сдерживая слезы. У его дружка Даниэльбаума был ещё более плачевный вид — не хватало двух передних зубов, распухшие губы кровоточили. На лице то и дело появлялась истерическая улыбка, глаза бегали, а руки непроизвольно дергались.

— Как ты можешь так говорить, Макс, — сказал он, кривя рот в болезненной гримасе и пристукивая ботинком по полу. — Они едва не убили нас. Их было восемь или десять…

— С каждым разом их число растет, — сказал Стоун.

— Замолчи, давай послушаем, что он скажет, — вмешался, вглядываясь в Даниэльбаума, Лагана.

Крот внезапно зарыдал. Даниэльбаум облизал губы. В его глазах застыл панический страх.

— Мы сделали всё что могли. Всё что могли, мистер Лагана…

Лагана прервал его нетерпеливым жестом:

— Что случилось, когда вы туда прибыли?

— Перед домом стоял легавый. Я его сразу узнал — это был инспектор Крэнстон, — продолжал Даниэльбаум под аккомпанемент всхлипываний Крота. — Я подумал, может, это просто совпадение. Мы решили обогнуть дом и подойти к нему сзади. Тут-то этот псих и напал на нас. Я говорю про индейца. Потом из дома вывалилась целая свора.

— Полицейские? — спросил Лагана.

— Нет, гражданские. Мистер Лагана, это были крутые парни. Все с оружием, и действовали они им так, словно приучены с младенчества.

Лагана не спеша прохаживался по гостиной, на его лице застыла озабоченность.

— Но потом они вас отпустили?

Крот и Даниэльбаум поспешно закивали.

— Ты звонил в полицию? — поинтересовался Лагана у Стоуна.

— Да. Они направили туда патрульную машину. Я сказал сержанту, чтобы задержали всех, кого там обнаружат.

— Когда ты звонил?

— Полчаса назад. Может, минут сорок пять.

— Тогда им что-то уже должно быть известно. — Лагана подошел к телефону и набрал номер полицейского управления. — Говорит Майк Лагана, — сказал он. Голос у него был негромкий и вежливый. — С кем я разговариваю?

— Сержант Даймонд, мистер Лагана.

— Извините, что беспокою вас, сержант. Вы можете сообщить мне что-либо о жалобе, которую передали в полицию примерно полчаса назад? О том, что какие-то лица оказали сопротивление, а потом нанесли телесные повреждения двум констеблям?

— Патрульная машина только что вернулась оттуда.

— Понятно. И что они рассказали?

— Сказали, что там находилась небольшая компания. Несколько мужчин играли в покер. Оснований для жалобы они не установили.

— А я вам говорю, основания имелись, — сказал Лагана более жестко. — Отправьте туда машину и арестуйте всех игроков.

— Мистер Лагана, одним из игроков был полицейский инспектор, другим — священник из Церкви святой Гертруды. Я не стану арестовывать без прямой санкции своего начальника. — Сержант не собирался бросать вызов Лагане, но в то же время не намерен был поддаваться запугиванию.

Лагана в ярости бросил трубку.

— Работа Бэньона, — сказал он, нервно похлопывая перчатками по ладони. Несколько мгновений он молча смотрел в пол, потом проверил пульс на левом запястье. Его губы беззвучно двигались при счете. — Всё это мне чрезвычайно не нравится, — сказал наконец он. — Но пока мер принимать не будем. Пока. — Сунув руки в карманы, он расправил плечи: — Что нового о Ларри? — Он бросил быстрый взгляд на Стоуна.

Стоун обернулся к Кину:

— Куда, ты сказал, он отправился?

— Купил билет до Лос-Анджелеса.

— Что ж, у нас там есть свои люди, — подумав, сказал Лагана. — Позвони им, скажи, что Ларри стучит.

— Понятно.

— Тогда все. Пойдем, Гордон, — сказал Лагана. — Я устал.

Наблюдая, как он медленно передвигает ноги, глядя на его пепельно-серое лицо, Стоун внезапно испугался. Старик тревожится, а это не в его характере. Старик любил повторять, что люди беспокоятся потому, что не умеют думать. Теперь он не мог скрыть тревогу от посторонних. Возможно потому, что настало время, когда умение думать уже не помогало.

— Давайте выпьем, — сказал Стоун. Продолжая хмуриться, он посмотрел на Крота и Даниэльбаума: — Ладно, хватит паниковать. Каждый может ошибиться.

Поставив машину перед подъездом отеля, Бэньон быстро огляделся и вошел в холл. Передавая ему ключи, дежурный клерк сказал:

— Девушка, для которой вы сняли номер, ушла.

— Одна?

— Да, сэр, одна.

— Понятно. — Бэньон закурил, почувствовав с некоторым удивлением легкое разочарование. — Она ничего не просила передать?

— Просила передать, что не вернется.

— Понятно. Спасибо. — Что ж, если так, пусть так и будет.

У себя в номере он лег на кровать, закурил и задумчиво уставился в потолок. Из окна доносился приглушенный шум машин, слышался мужской смех; на вокзале протяжно прогудел тепловоз.

Звуки действовали на Бэньона угнетающе.

Зазвонил телефон. Бэньон снял трубку:

— Да?

— Бэньон? — Голос был знакомым. — Я решила освободить вас от своего присутствия. Я вам наверняка смертельно надоела. — Прозвучал смех, показавшийся Бэньону странным. — Вам бы занять у кого-нибудь смелости. Ну, Бог с вами, такой, как есть, вы мне больше нравитесь.

— Где вы?

— Разве я не сказала? В доме миссис Диэри.

Бэньон стремительно сел:

— Вы с ума сошли? Что вам там нужно?

— Пытаюсь вывести кое-кого на чистую воду. — Она снова негромко рассмеялась.

— Уходите оттуда, Дэбби, и как можно скорее.

— Нет, я остаюсь.

Не зная, что сказать дальше, Бэньон в нерешительности замолчал. Внезапно он ощутил предательский холодок в области желудка:

— Где миссис Диэри, Дэбби?

— Она мертва. Я сделала то, чего не решились сделать вы, Бэньон. Я сделала это ради нас двоих.

— Дэбби, вы спятили. Ради меня вам ничего не надо было делать.

— И все-таки мне приятно думать, что я смогла что-то сделать для вас. Не лишайте девушку маленькой радости.

— Прекратите свои идиотские шутки, Дэбби! Немедленно уходите оттуда!

— Это не шутки, Бэньон. Я тоже читаю газеты, и о Диэри мне известно. Он оставил большое послание, но жена предпочла держать его у себя. Вы вели себя слишком загадочно, говорили, что не в состоянии преступить пятую заповедь. — Вновь послышался её звонкий счастливый смех. — Вы думали, мне непонятны ваши иносказания? Думали, яникогда не ходила в школу?

— Дэбби, послушайте меня!

— Не сейчас, Бэньон, не сейчас! У неё было письмо, но вы не смогли её убить. А вот я смогла. Это оказалось так просто — застрелить её из револьвера, который подарил мне Стоун. И теперь ему конец. Когда о письме узнают, с ним будет покончено.

Бэньон вскочил и свободной рукой схватил пальто.

— Слушайте, Дэбби! Оставайтесь на месте, я выезжаю. Дождитесь меня, хорошо?

— Нет, Бэньон, я не могу ждать. Прощайте, мой великан, вы отнеслись ко мне по-человечески.

В трубке послышался щелчок. Отыскав номер Диэри в телефонном справочнике, Бэньон начал лихорадочно крутить диск. Ответа не было.

После некоторого колебания Бэньон позвонил домой Джерри Фарнхэму, корреспонденту «Экспресс». По голосу Бэньон определил, что Джерри крепко спал.

— Джерри, говорит Дэйв Бэньон. У меня для тебя интересная информация, может получиться толковая статья. — Он торопливо изложил суть дела.

Когда он закончил, Фарнхэм сказал:

— Я выезжаю прямо сейчас, Дэйв. — Его голос больше не казался сонным. — Мы найдем этого адвоката. Если всё соответствует действительности, правда скоро обнаружится. Спасибо.

Взяв в руки шляпу, Бэньон вышел из номера.

XVII

В девять тридцать на следующее утро адвокат Уильям Копелли вошел в кабинет директора Управления общественной безопасности, размещавшегося на четвертом этаже здания муниципалитета. Советник юстиции Копелли был сорокалетним человеком с проницательными глазами и неизменно серьезным лицом, чем напоминал школьного учителя. Он казался чуточку взволнованным и, прежде чем приступить к изложению сути дела, несколько раз прочистил горло. По пятам адвоката следовали шесть репортеров и трое фотокорреспондентов.

Рядом со столом директора стоял инспектор Кранстон. Когда он кивнул журналистам, на его губах промелькнуло легкое подобие улыбки. Полчаса назад его назначили и. о. начальника полиции Филадельфии. Так отреагировал муниципалитет на информацию о письме Диэри. Перемены носились в воздухе, газеты требовали, чтобы полицейский департамент возглавил Кранстон. Когда страсти немного улягутся, найдут благовидный предлог вернуть его на прежнее место. Крэнстон догадывался об этом, и именно по этой причине на его губах играла ироническая улыбка.

Директор Управления общественной безопасности, усталый седой человек, объявил корреспондентам о новом назначении Крэнстона. Потом он обернулся к советнику юстиции Копелли:

— По какому вопросу вы желаете меня видеть?

Открыв портфель, адвокат извлек из него листки бумаги.

— Мой покойный клиент, миссис Агнес Диэри, уполномочила меня зачитать настоящий документ в вашем присутствии, господин директор, — сказал он голосом, который крепчал с каждым произносимым словом. — Агнес Диэри застрелили сегодня ночью. Незадолго до своей гибели она выразила желание, чтобы в случае её насильственной смерти эти бумаги стали достоянием общественности. — Копелли кашлянул и передвинул узел галстука вниз, подальше от своего резко очерченного кадыка. — Документ был составлен её покойным мужем, Томасом Диэри, незадолго до того, как он покончил жизнь самоубийством. Его вдова поставила следующее условие: если по каким-либо причинам окажется невозможным зачитать эти бумаги в вашем присутствии, их следует направить в редакции всех городских газет, мэру, председателю городского совета. Поскольку вы мне предоставили такую возможность, я желаю исполнить последнюю волю миссис Диэри и зачитать заявление её покойного супруга.

— Тогда начинайте, советник, — сказал директор с неловкой улыбкой.

Копелли ещё раз прочистил горло. Он стоял в окружении корреспондентов, державших наготове блокноты и ручки.

Копелли бросил ещё один взгляд на директора, затем звонким голосом начал зачитывать предсмертную исповедь Томаса Фрэнсиса Диэри…

Когда через сорок минут Копелли закончил, директор сделал официальное заявление: «Информация требует дальнейшей проверки». Корреспондентов же больше интересовало мнение Крэнстона. Тот сделал жест рукой, приглашая к молчанию. Ироническая улыбка сошла с его лица.

— Прежде всего — спокойствие, — сказал он. — Нам предстоит не увеселительная прогулка. Не ждите чудес, так и напишите в своих газетах. Когда интересы общества являлись предметом продажи в течение десятилетий, очистить город от дерьма за один день не удастся.

Может быть, даже за один год. Но могу сказать, что мы в состоянии сделать за один день: мы можем начать. И начнем мы именно сегодня. — Он обвел взглядом присутствующих. — То, что мы сейчас услышали, ещё не является доказательством. Это обвинения против высшего руководства города. Может быть, они справедливы все, может, действительности соответствует половина или даже пятая часть. Наша задача — подтвердить их фактами. Я буду рекомендовать мэру созвать большое жюри и просить губернатора назначить специального прокурора. И позвольте мне повторить — не ожидайте чудес. Не воображайте, что завтра проснетесь в городе с неподкупной администрацией. Для подобных метаморфоз требуется время и желание. Коррупция вызывает гниение всего, к чему прикасается. Это все, что я собирался сказать. — Крэнстон улыбнулся. — Могу добавить, что в ближайшее время я намерен сделать то, что делал в течение всей своей полицейской карьеры, — арестовать людей, нарушивших закон.

— Что вы можете сказать об игорных притонах и подпольных лотереях? — спросил один из репортеров.

Инспектор Крэнстон посмотрел на часы:

— Если вы желаете в последний раз поставить на лошадку или выиграть миллион в лотерее, у вас на это есть ровно час. Я угощу бесплатной выпивкой того, кто к полудню обнаружит в Филадельфии хотя бы одного букмекера. Это все, господа. Теперь освободите помещение, нам предстоит серьезная работа.

Шумной гурьбой вывалившись из дверей, репортеры бросились к телефонам в холле муниципалитета.

Положив руки на колени, Бэньон сидел в сверкающем белизной приемном покое больницы и задумчиво разглядывал черно-белые квадраты линолеума, которым был покрыт пол. Мимо него, бесшумно ступая на резиновых подошвах, проходили деловитые сестры, бросая на него безразличные взгляды. Он ждал здесь всю ночь с того момента, как девушка по имени Дэбби, фамилии которой он не знал, была госпитализирована; с тех пор он стал как бы частью обстановки приемного покоя.

Часы показывали девять тридцать, когда в помещение вошел усталый, раздраженный доктор.

— К сожалению, мистер Бэньон, — сказал он, — мы не можем разрешить вам пройти к больной. Во всяком случае не сейчас.

— Как она?

Доктор покачал головой:

— Боюсь, мы не в состоянии ей помочь. У неё внутреннее кровотечение, остановить его не удается. Подобные вещи случаются, когда люди пытаются покончить самоубийством, стреляя себе в сердце. Если они промахиваются, получается Бог знает что. Черт побери, неужели человек не знает, где у него сердце?

— Некоторым, видимо, это неизвестно, — сказал Бэньон. — Когда я смогу её увидеть?

— Трудно сказать. Возможно, через пару часов, а может, завтра утром.

— Ладно, тогда я ненадолго уйду, — сказал Бэньон. — Нужно доделать кое-какие дела.

— Да, вы сказали, что она убила какую-то женщину, — сказал врач. — У неё были причины?

— Она хотела оказать мне услугу, — сказал Бэньон. — Вы тоже, видимо, хотите. Все в этом городе наперебой стремятся помочь мне.

Доктор мало что понял из его слов, тем не менее что-то в голосе Бэньона подсказало ему, что лучше не просить разъяснений. Кроме того, он был занятой человек и тратить время на выяснение обстоятельств личной жизни молодых блондинок, пытавшихся прострелить себе сердце и промахнувшихся, попросту не мог.

Было почти четыре часа, когда Бэньон подъехал к зданию муниципалитета. Поднявшись в кабинет Крэнстона, он застал старика одного.

— Молодец, что пришел. Я уже собрался объявить розыск, — сказал Крэнстон.

Бэньон сел, надвинув шляпу на лоб.

— Что происходит? — спросил он.

— Ты не читал газет?

— Нет, был занят.

— Мы тоже были заняты. День оказался весьма продуктивным. Благодаря тебе, Дэйв.

— Приятно слышать. А как поживают боссы, Лагана и Стоун?

— О Лагане можешь не беспокоиться, Дэйв. Он мертв.

Бэньон устало пожал плечами:

— Не может он вернуться с того света? Ну а если серьезно, что случилось?

— Вчера вечером ему стало известно о письме Диэри. Всю ночь он непрерывно звонил по телефонам, пытался выяснить масштабы бедствия. Утром прилег отдохнуть. Он неважно себя чувствовал, сказала жена. Короче, проснуться ему не довелось. Доктор говорит, сердце.

Бэньон посмотрел поверх головы Крэнстона на зажигающий вечерние огни город, на яркий блеск автомобильных фар в серых сумерках улиц.

— Значит, мертв, — сказал он. — Остается организация.

— Ей тоже недолго жить. Если мне дадут поработать в новой должности хотя бы полгода, она умрет. Придут новые люди. Письмо Диэри было бомбой, брошенной в болото. Мы обязаны поклониться тебе в ноги, Дэйв.

— Спасибо.

Крэнстон вопросительно приподнял брови:

— Ты действовал в одиночку?

— Вначале я думал, что одинок, — ответил Бэньон. — Герой против толпы. Но это оказалось не так. Люди желали помочь, и я широко пользовался их поддержкой. Помогали все — Люси Кэрроуэй и детектив по имени Парнелл, вы, инспектор, и полицейский Берк вместе с негритянкой из Честера. — На его лице появилась мимолетная улыбка. — Мне оказали помощь друзья, вместе с которыми служил в армии мой родственник, помог священник и девушка по имени Дэбби. Черт побери, инспектор, у меня была толпа помощников. Думаю, к ним я могу отнести всех порядочных людей этого города.

— Рад, что ты это понимаешь, — сказал Крэнстон.

— Кстати, где Стоун?

— Пока его не нашли. У нас нет формальных оснований для его задержания, но знать о его местонахождении необходимо. Сначала следует получить ордер на арест и предъявить конкретные обвинения. — Голос его стал жестким, и он посмотрел прямо в глаза Бэньону: — Всё должно быть сделано по закону, Дэйв.

— Естественно, кто спорит?

Поднявшись, Бэньон пожал инспектору руку.

— Тебе нужно выспаться, Дэйв, — сказал Крэнстон.

— Я только об этом и мечтаю. Спокойной ночи, инспектор.

Крэнстон проводил его взглядом. Потом сел за стол и позвонил в отдел по расследованию убийств.

— Мне нужен полицейский Берк, — сказал он. Его лицо было хмурым.

XVIII

В тот вечер Стоун вернулся к себе на квартиру в одиннадцать часов. Включив люстру, все торшеры и настольные лампы, он позвал Алекса.

Торопливо вошел Алекс. Увидев выражение его лица, Стоун рассмеялся.

— Что с тобой? — спросил он, ощутив странное удовлетворение от сознания, что Алекс трусит.

— Ничего, ничего, Макс. Просто… все эти разговоры…

— Пустая болтовня. Словно в воскресной школе, — решительно отрезал Стоун. Сегодня он завершил некоторые неотложные дела и отдал распоряжение о переводе своей наличности в банки Детройта, Чикаго и Лос-Анджелеса. День выдался кошмарный, одна неприятность следовала за другой. Смерть Лаганы, наступившая сразу же после предания гласности письма Диэри, была ужасным ударом. Почва ускользала из-под ног.

— Налей мне виски. Двойную дозу, — сказал он Алексу. — Потом упакуй дорожную сумку и отнеси в машину. И поживее, будь ты проклят!

После виски Стоун почувствовал себя лучше. Он ещё раз проверил свой авиабилет, наличность и револьвер в кармане пальто. Что ж, пора и отдохнуть, насладиться хоть раз в жизни долгими каникулами. Погревшись на солнышке месяцев шесть, он снова вернется в город и будет потешаться над теми, кто попробует сунуться к нему с ордером на арест. Он сумеет защитить и своих друзей. Арт Кин решил остаться, что ж, он всегда считал его непробиваемым идиотом. Но Стоун знал, что на этот раз всё будет иначе.

Вошел Алекс и сообщил, что сумка упакована и отнесена в машину.

— Хорошо, — сказал Стоун. — А теперь слушай. Я улетаю. Машину оставлю в аэропорту на стоянке. Завтра утром забери её и отведи в гараж Джерри.

Если я кому-нибудь потребуюсь, говори, что Стоун отправился в штат Мэн на рыбалку. Понял?

— Да, Макс, понял. А если спросят, когда ты вернешься?

— Отвечай, что на следующей неделе.

— Дела плохи, Макс, совсем плохи?

— Не скули. Через месяц всё войдет в свою колею.

— Ты слышал, судья Макгроу застрелился?

— Он всегда был слюнтяем. Выпей и успокойся. Увидимся через неделю.

В гараж он спустился на грузовом лифте. Сняв обертку с сигары, он закурил и некоторое время, стоя в кабине лифта, вслушивался в его мерное гудение. Звук действовал на него успокаивающе.

Когда лифт остановился, он вышел и зажег в помещении свет. Потом подошел к дверце из гофрированного железа и, нажав кнопку на стене, наблюдал, как дверца медленно уходит вверх.

Ночь была холодной, с противным моросящим дождем. Стоун глянул на небо — полет, по всей видимости, отменять всё же не станут.

Он вошел в гараж, и сердце его совершило внезапный скачок.

Возле его машины стоял великан в промокшем пальто, с бледным, усталым, бесстрастным лицом. Увидев его, Стоун медленно, словно нехотя, опустил руки в карманы пальто.

— Собираешься на прогулку? — спросил Бэньон.

— Угадал. Прогулки как будто не запрещены?

— Нет, но ты разочаруешь инспектора Кранстона. Как же он тебя арестует? А ведь он собирается сделать это в следующем месяце, а может быть, через год. Главное, чтобы всё по закону.

— Я так далеко не планирую. Если он собирается арестовать меня, пусть делает это сейчас. — Рука Стоуна в кармане коснулась пистолета. Нужно стрелять прямо из кармана — так, чтобы легавый не догадался. Стоун перевел дыхание. Сегодня он целый день ел второпях, много пил, и теперь его желудок горел огнем.

— Ты никуда не поедешь, — сказал Бэньон. — У меня нет времени ждать, пока Крэнстон обставит всё по закону.

Стоун провел языком по губам, ощутив привкус недавно выпитого виски.

— Ты совершаешь ошибку, Бэньон, — сказал он, крепко сжимая рукоятку револьвера в кармане.

Неожиданно Бэньон рассмеялся:

— Всё ясно, Стоун, в кармане у тебя пушка. Давай, действуй. Когда будешь стрелять, вспомни о моей жене.

— Будь ты проклят! — крикнул Стоун, направляя дуло револьвера в сторону Бэньона. Медленно пятясь, он вышел из гаража. Ноги отказывались ему повиноваться, каждый шаг требовал неимоверных усилий. Пальцы Стоуна лихорадочно искали и не могли отыскать курок. С ним происходило непонятное, его оставляли силы. В желудке у него продолжало полыхать пламя, тело вздрагивало, словно через него пробегали электрические разряды. На лице выступил обильный пот. «Я убью тебя!» — хотел крикнуть он, но вместо угрозы послышался лишь жалкий писк. Казалось, ветер срывал звуки с его губ и уносил прочь. Бэньон медленно приближался. В электрическом свете лицо бывшего сержанта полиции было мертвенно-бледным. Его шаги по бетонным плитам отдавались в замкнутом пространстве гаража глухими размеренными ударами.

— Больше ты уже никого не сможешь убить, — сказал Бэньон.

— Не приближайся! — крикнул Стоун. — О тебе позаботятся мои люди. Они достанут тебя из-под земли, вонючий фараон!

Бэньон рассмеялся.

Неожиданно раздался голос третьего человека:

— Вынь руки из карманов, Стоун. Ты арестован. Бэньон стремительно отступил в сторону. Словно по волшебству в руке его оказался револьвер.

С криком ужаса Стоун метнулся назад. У входа в гараж мелькнула тень, а через несколько секунд там выросла неясная фигура. Внезапно Стоун почувствовал, что к нему возвращаются силы. Это был всего лишь ещё один легавый, дешевый фараон — пятьдесят долларов в неделю. Он едва не вздохнул с облегчением. С этим недоумком он справится без хлопот.

— Исчезни! — крикнул он неясной фигуре.

— Ты арестован! — повторил голос.

Громко застонав, Стоун обернулся. Он дважды выстрелил в сторону пришельца, чувствуя, как пули разрывают толстую ткань его пальто. От сильной отдачи его рука, неловко сжимавшая револьвер, болезненно заныла. Потом вспыхнуло и погасло сине-оранжевое пламя, и в живот ему вонзился заряд свинца. Другая пуля попала ему в грудь. Какое-то время его сознание продолжало оставаться ясным, и он радостно удивился, что не чувствует боли.

Испытывая легкое головокружение и странное чувство облегчения от того, что в него стрелял не Бэньон, а кто-то другой, он попытался ещё раз нажать на спусковой крючок. Потом его пронзила боль, нестерпимая, вызвавшая приступ тошноты, и он забыл о Бэньоне и обо всем остальном. Спотыкаясь и согнувшись чуть ли не пополам, он выбрался из гаража и побежал в сторону перекрестка, то, как пьяный, бормоча себе под нос, то разражаясь дикими, злобными криками.

Выйдя наружу, Бэньон увидел Берка с револьвером в руке. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом почти одновременно спрятали оружие и двинулись по улице туда, откуда доносились крики Стоуна.

На перекрестке Стоун остановился.

Нет, это происходит не с ним, Максом Стоуном. Не он бежит сквозь ночь с дикими воплями, чувствуя, как наполняется кровью горло. Он кашлянул и начал задыхаться. Ему оставалось только бежать и бежать — от боли, от рвущихся из груди хриплых стонов, от человека по имени Бэньон. Кто-нибудь должен уничтожить Бэньона. Он, Стоун, отдаст приказ, а сейчас ему нужна помощь.

Он достиг Уолнат-стрит и остановился на углу, бессильно прижавшись к фонарному столбу. Улица была пустынной. Стоун посмотрел вокруг себя обезумевшими глазами. Бэньон приближался к нему медленно, неумолимо. Его руки были в карманах пальто, серое, беспощадное лицо наполовину закрыто полями шляпы.

Стоун повернулся, чтобы бежать, но ноги его подкосились, и он упал на колени.

Он сделал мучительную попытку собраться с мыслями, но волна боли захлестнула его мозг. И всё же ему удалось в последний раз подняться на ноги. Вытянув руки высоко над головой, он выкрикнул что-то нечленораздельное. Потом закачался и опрокинулся навзничь на мокрый тротуар. Его тень, гротескная и страшная, мгновенно сократилась до ничтожных размеров, превратившись в темное пятно возле лежавшего на земле трупа.

В желтом свете уличного фонаря Бэньон устало смотрел на неподвижное тело Стоуна. По привычке потирая лоб, он думал о том, что прожил вечность с ненавистью и неизбывной тоской в сердце. Теперь ненависть ушла, осталась только горечь — горькое чувство к самому себе, ко всем живущим в этом городе, даже капля тоски по Максу Стоуну.

Берк сказал:

— Крэнстона не обманешь, Дэйв. Он знал, что ты охотишься за Стоуном.

— Старого лиса не проведешь, — отозвался Бэньон.

— Он приказал мне задержать его.

— Но у тебя не получилось.

Берк пожал плечами:

— И к лучшему.

XIX

Сегодня дежурил другой врач. Он сказал, что ничего не имеет против, если Бэньон ненадолго навестит Дэбби.

— Не думаю, что ваш визит что-нибудь изменит. — Открыв дверь в палату Дэбби, врач вернулся к себе в кабинет.

Дэбби повернула голову к Бэньону. Она выглядела бесконечно усталой. Её глаза запали, кожа была прозрачно-белой.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он.

— О, превосходно, — негромко ответила она. — Присядьте, Бэньон. Вы можете побыть со мной хотя бы немного?

— Конечно, — ответил он, садясь на жесткий стул с прямой спинкой, стоявший рядом с её кроватью. — Вы выглядите неплохо, если принять во внимание, что вам пришлось пережить.

— Я и чувствую себя неплохо, — сказала она. — Мне не следовало этого делать, Бэньон. Я поступила так, чтобы поквитаться со Стоуном, и теперь понимаю, что совершила преступление.

— Не будем об этом говорить.

— Вы никогда не желаете говорить со мной, — сказала она, отворачиваясь к стене.

Несколько мгновений они молчали, Бэньон заметил, как через окошко пробивается мягкий ранний рассвет.

Через пять — десять минут первые лучи исчезнут, чтобы спустя час возвратиться ярким, радостным светом дня.

— Я думала, что поступаю справедливо, — сказала Дэбби. — То, что он сделал, ужасно. Моя внешность — единственное, что у меня было, что спасало меня от нищеты, давало надежду в жизни. Наверное, это было бы не так страшно для семейной женщины — с мужем и детьми. Или для женщины образованной. У меня же нет ни того, ни другого.

— Теперь всё позади, — сказал Бэньон.

— Не связывайтесь со Стоуном, — продолжала она, глядя на него и медленно, устало покачивая головой. — Им займется полиция.

— Хорошо, Дэбби, — сказал он.

— Он не стоит того. Все они подлые, мерзкие люди. — Она облизала губы. — Я умру?

— Не знаю, Дэбби. Выглядите вы неплохо.

Они снова замолчали.

Сидя возле постели и глядя на бледные руки девушки, он чувствовал, как у него слипаются глаза. В палату вошла и сразу же вышла сестра, вернувшись через минуту с доктором. Поймав взгляд Бэньона, доктор медленно покачал головой.

Дэбби повернула голову:

— Бэньон, почему мы молчим?

Ее голос был таким тихим, что ему пришлось нагнуться, чтобы разобрать слова.

— Хорошо. Давайте поговорим.

Сестра и доктор бесшумно удалились.

— Вы были возмущены, когда я начала расспрашивать о вашей жене, — сказала Дэбби. — Я недостойна даже спрашивать о ней?

— Не болтайте глупости, — сказал Бэньон. Он пытался говорить небрежным тоном. — Мою жену звали Кэйт. Я думаю, вы бы с ней подружились.

— Да? А что за женщина она была?

Бэньон почувствовал, что во рту у него пересохло. Он с трудом проглотил слюну.

— Она была вспыльчивой. Настоящая ирландка, легко выходила из себя. К счастью, такие вспышки длились недолго. Она могла устроить мне головомойку за то, что я опоздал к обеду. Но спустя пять минут уже несла на подносе виски с содовой, словно ничего не произошло.

— Так и надо поступать, — сказала Дэбби. — Зачем таить в душе обиду? — Голос её был сонным.

Бэньон поднял её исхудалую руку, не зная, надо ли звать доктора.

— Часто она бывала нетерпелива с дочкой, но Бриджит на это не обращала внимания. Дочь умела очень ловко воздействовать на мамочку через мое посредничество. Бриджит всего четыре года, но у неё несомненные задатки политического деятеля.

— Значит, у вас есть маленькая дочка.

— Да, она у меня важная персона. Когда я возвращался домой после дневной смены, Кэйт всегда наряжала ее, как королеву. Наверное, так делают и в других семьях, но для меня это всегда был незабываемый момент — войти и увидеть чудо, будто только что сошедшее с праздничного торта.

— Представляю, как это приятно, — вздохнула Дэбби. — Хорошо, что вы мне о ней рассказали.

Больше она не произнесла ни слова. Отвернувшись в сторону, она закрыла глаза. Бэньон ещё продолжал держать её руку, когда вошел доктор и, пощупав пульс, сказал, что она умерла.

Бэньон тяжело поднялся.

— Я пойду. Позаботьтесь о похоронах. Деньги я пришлю.

— Да, конечно.

— Спасибо, доктор.

Бэньон вышел из больницы, когда на улице сквозь облака пробивались розовато-серые лучи раннего солнца. Несколько мгновений он стоял на тротуаре, глубоко дыша, потом повернулся и не спеша двинулся к центру города.

Мимо него проехала молочная цистерна, запряженная гнедой кобылой. Из подъездов выходили люди, выбрасывая в контейнеры накопившийся за сутки мусор. Город возвращался к жизни.

Бэньон чувствовал себя усталым и печальным, и всё же его душа, словно замороженная со времени смерти Кэйт, постепенно оттаивала. Он нашел в себе силы для сочувствия Дэбби, а это значило, что он мог числить себя среди живых.

Молочная цистерна переместилась в следующий квартал, мерное цоканье копыт по мостовой приятно щекотало слух.

Бэньон глубоко вобрал в себя прохладный, пропитанный туманом городской воздух. Конечно, он знал, что у него просто разыгралось воображение, и тем не менее ему почудилось, что сегодня утром воздух стал чище.

Он вспомнил, что должен купить подарок Бриджит.

Еще пару минут он стоял, наслаждаясь звуками и картинами просыпавшегося города. Потом закурил и махнул рукой проезжавшему мимо такси. Он знал: что-то закончилось этим утром. Он начинал заново — не с ненавистью, а с печалью и надеждой.

Эдвард Аронс

Убийство в Госдепартаменте

I

Барни Корнелл медленно вышел из здания, где помещалась комиссия по расследованию, и направился на стоянку возле Четырнадцатой улицы. Он ни разу не обернулся. Пол показал ему запасной выход, и Барни сумел избежать встречи с репортерами и фотографами. Он изо всех сил старался спокойно двигаться сквозь пятичасовую толпу служащих, ничем не выделяясь среди окружающих, которые спешили домой в конце жаркого летнего дня. Его так и подмывало броситься бежать. Не было смысла оборачиваться. Они всё равно там, сзади — один, двое или больше, смешавшись с толпой, всегда идут за ним. Его затрясло от гнева. Это продолжалось уже много дней. К этому невозможно было относиться без раздражения.

С сегодняшнего дня он ощущал внутри холодный ледяной ком. Его не мог растопить давящий туман Вашингтона. Корнелл шел один, мерно шагая среди возвращающихся домой правительственных чиновников, затем свернул за угол, туда, где оставил на стоянке машину. Он больше не мог это выносить. Барни достал сигарету, остановился закурить и взглянул назад, в направлении Четырнадцатой улицы.

Никого. Все и никого.

Совсем рядом, почти коснувшись его, прошел аккуратный молодой человек с волосами песочного цвета, спешащий по своим делам. Никого. Может быть. Когда он неожиданно свернул в ворота стоянки, человек, ни на секунду не замедлив шага, прошел дальше. По спине Корнелла пробежала дрожь, и он понял, что внутри него поселился страх.

Страх. Вот уже две недели он ухитрялся держать страх на расстоянии. Сначала он об этом даже не думал, потому что ему нечего было бояться. Так он считал. Но день проходил за днем, одна ложь накладывалась на другую, и страх пробрался в дальний угол его сознания, породил сомнения, которые теперь одолевали его.

Сейчас, когда всё стало очевидным, он больше не мог сдерживаться.

Служащий на стоянке взял его квитанцию и нахмурился.

— Ваша машина стоит сзади, ряд «Д», — сказал он Корнеллу. — Хотите, чтобы я привел её сюда? — У паренька был сильный южный акцент.

— Спасибо, я знаю, где она, — ответил Корнелл. — Я сам.

— Да, сэр. Жаркий сегодня денек, правда?

— Да уж, — согласился Корнелл.

Он пошел прочь от зеленой будки, демонстративно позвякивая ключами. Может, этот парень один из них. Сейчас никому нельзя доверять. Тебя самого учили всем этим штукам, и теперь настал момент, когда нельзя доверять никому — или почти никому. Он был невиновен, но не мог всё время бороться с ложью. Не мог найти её источник, не мог защититься от ложных показаний, клеветы, губящей его репутацию.

Преследующие его люди не в счет. Они просто выполняют свою работу — и выполняют её хорошо: исполняют приказ обеспечить безопасность и делают это как можно лучше. За ними стоит конгрессмен Айра Кич. Корнелл поморщился, когда в памяти всплыло имя этого человека. Ястребиное лицо и глаза крестоносца. Он бросал Корнеллу вопрос за вопросом, повторял одну и ту же ложь и требовал, чтобы тот попробовал опровергнуть её. Но и Кич не был последним звеном в этой цепи. В конце концов, он делал это с самыми лучшими намерениями. За ним, за всеми ними стоял человек, который не имел к этому официального отношения, но огромной тенью возвышался над всей вашингтонской сценой.

При мысли о Джейсоне Стоуне он тут же вспомнил о Кери, и внутри у него что-то перевернулось. Он взглянул на часы, подарок сослуживцев, вместе с ним работавших над проектом «Циррус». Сейчас ему хотелось ничего не знать о проекте «Циррус». У него оставалось полчаса. За это время он должен убедиться, что за ним нет хвоста, необходимо затеряться где-то в городе, всё равно где.

Машина ему не поможет. Даже если он выберется со стоянки, то не проедет и пяти кварталов, как патрульные полицейские машины засекут его. Всё ещё позвякивая ключами, Корнелл повернул между рядами машин, направляясь в сторону большой черной буквы «Д», нарисованной на бетонной стене.

Он выглядел спокойным — высокий мужчина, дорого, но не кричаще одетый в серый габардин. Его густые черные волосы ничто не защищало от палящего солнца; лицо было худым и загорелым; воротничок белой рубашки несколько обмяк, но голубой галстук по-прежнему свеж, и до утра бриться не надо. Внутреннее напряжение было умело прикрыто внешней спокойной деловитостью.

Его автомобиль стоял пятым от боковой бетонной стены, которую в этом месте сменяла железная ограда фута в четыре высотой, тянувшаяся вдоль маленькой улочки позади стоянки. В маленьком черном автомобиле, третьем от него, сидел какой-то человек. Он читал газету и, казалось, даже не заметил Корнелла. Черный автомобиль стоял на самом солнцепеке. Жарко же там, должно быть, подумал Корнелл. Но удовольствия при мысли о неудобствах этого человека не испытал. Снова вернулся страх, ощущение, что его поймали в ловушку, что он окружен. Он почувствовал себя изгоем, и несправедливость этого ещё подхлестнула его гнев.

Корнелл с небрежным видом повернулся к своему автомобилю и вдруг, не останавливаясь ни на секунду, повернул к низкой железной решетке, окружавшей стоянку. Он услышал, как за спиной завелся и смолк мотор. В ограде была калитка, которой пользовались клиенты, подходившие с этой стороны. Корнелл большими шагами прошел в калитку. Сзади хлопнула дверца машины, он зашагал ещё быстрее.

На этой улочке не было людской толчеи и потока машин, но и здесь спешили куда-то, несмотря на жару, люди — мужчины и женщины. Тут расположились несколько баров, китайская прачечная и маленький ломбард. Улочка была маленькая, пользующаяся дурной славой, и резко контрастировала с великолепием находящихся поблизости национальных памятников.

В этот час невозможно поймать такси, решил Корнелл. Он умерил шаг на углу и нырнул сквозь толпу на Четырнадцатой улице к островку безопасности, где останавливались троллейбусы. Он уже давно не пользовался общественным транспортом в часы пик. Корнелл затесался в толпу, штурмующую троллейбус. Ему показалось, что сзади раздался крик, но оборачиваться он не стал. Фактор неожиданности был на его стороне. Все эти недели, пока шло расследование, он и виду не подал, что знает о слежке. Барни старательно изображал человека, который понятия не имеет, что за ним следят.

Вот если бы теперь он смог исчезнуть…

Троллейбус раскачивался под напором втискивающихся в него людей. Корнелла плотно зажало телами других пассажиров, и он не мог даже обернуться посмотреть, удалось ли сесть в троллейбус тому типу со стоянки. Впрочем, это маловероятно. Он подавил в себе возбуждение. Это только начало. Впереди долгий и опасный путь, и даже если всё пойдет как надо, это вовсе не значит, что в конце его ждет полное оправдание.

Жара и давка в троллейбусе были невыносимые. Какая-то девушка в шляпке с перьями едва не сбила его с ног. В том, как пассажиры были прижаты друг к другу, было что-то недостойное и даже непристойное. Липкая жара вызывала в памяти удушающую атмосферу помещения, в котором работала комиссия по расследованию и где он провел почти весь день. Жара и гул голосов вернули его туда, он вновь ощутил жесткое дубовое сиденье свидетельского кресла. Вспомнил, как сидел, наклонившись вперед и прижав руки к груди, словно боксер в оборонительной стойке. В помещении было накурено. С галереи для зрителей доносился гул голосов. На столе стояла целая батарея микрофонов, их черные решетки жадно ловили каждое его слово. Он видел застывшего в ожидании стенографиста. Казалось, все замерли в ожидании, не обращая внимания на невыносимую жару и духоту в зале. Присутствующие не сводили глаз с конгрессмена Кича, который выглядел и вел себя как фанатик; все внимательно слушали резкие вопросы и быстрые ответы.

Это была знакомая картина. Но Барни никогда не предполагал, что ему самому придется играть главную роль в подобной сцене. Он заговорил, и пальцы стенографиста проворно задвигались. Он мог представить, как материалы сегодняшнего дня будут выглядеть в отчетах комиссии по расследованию, — жесткие, неприукрашенные, в отличие от осторожных сообщений прессы.

Кич начал сравнительно спокойно:

— Мистер Корнелл, во время войны вы служили в спецподразделении, не так ли?

— Да.

— В какой период и какова была ваша сфера деятельности?

— Я был направлен на Балканы, с сорок третьего по сорок шестой годы.

— А после этого?

— Специальный агент, прикомандированный к госдепартаменту.

— Ваш непосредственный начальник?

— Пол Эвартс.

Кич взмахнул стопкой бумаг:

— Это отчет о вашей деятельности на Балканах во время войны. Весьма похвальный по большей части. Вы вели себя как храбрец и патриот. Однако здесь имеется некий документ, свидетельствующий, что в октябре и ноябре сорок четвертого года вы отсутствовали на службе, вас считали попавшим в плен, раненым или убитым. Это так?

— Что я отсутствовал на службе? Был ранен? Убит?

— Перестаньте, пожалуйста. Где вы находились в этот период?

— Пробирался в Софию. Меня сбросили с парашютом, и я сломал ногу. Пытался приземлиться в стог сена, но парашют выбрал каменный карьер.

— Это было за линией фронта?

— Да.

— Расскажите нам, пожалуйста, что случилось с вами после этого.

— Меня подобрали местные крестьяне. Они видели, как я упал. Они перенесли меня к себе и вылечили ногу, правда, боюсь, не совсем удачно. Они прятали меня почти два месяца, до тех пор, пока я не смог связаться со своими коллегами в Италии.

— Давайте не будем так быстро разделываться с этими двумя месяцами. Значит, вы говорите, что вам помогли и дали убежище местные крестьяне?

— Да.

— Они не сообщили о вас врагам?

— Нет.

— Вы помните имена этих крестьян?

— Мужчина по имени Игорь Страсски и его жена Мария.

— Знали ли вы в то время, что это русские агенты?

— Нет.

— И они не сообщили вам, что являются вашими союзниками?

— Нет. Сказали, что они болгарские крестьяне, подпольщики. Во время пребывания у них я не заметил никаких признаков шпионской деятельности.

— В это трудно поверить.

— В наше время, сидя здесь, во многое трудно поверить.

Стоя сейчас в раскачивающемся троллейбусе, тесно прижатый к держащейся за поручень девушке, он видел перед собой сердитое худое лицо Кича. Возле двери защелкали вспышки фотокамер, с галереи донесся шум. Председатель стукнул молоточком. Стрелки часов, висевших над его головой, неумолимо двигались вперед, приближая неизбежное. Он понимал, куда клонит Кич. Всё было тщательно подготовлено и спланировано — построить здание обвинения на одном-единственном слове.

Предатель.

От жары всё плыло перед глазами. Корнелл видел, как открывается рот Кича при очередном вопросе, загоняющем его всё дальше и дальше в угол.

— После возвращения в Соединенные Штаты вы продолжали поддерживать отношения с семьей Страсски, не так ли, мистер Корнелл?

— Да, продолжал.

— И после окончания войны?

— Да.

— Почему?

— Я был благодарен им. Они спасли мне жизнь.

— И вы продолжали поддерживать эти отношения даже после того, как узнали, что он перебрался в Москву и стал правительственным чиновником?

— Да, некоторое время.

— Когда вы прекратили переписку с ними?

— Когда узнал, что он работает в министерстве иностранных дел.

— А посылки? Когда вы перестали посылать посылки?

Они знают, подумал он. Знают все, кроме правды.

— Посылки я посылал Петру Страсски, их сыну. Когда я с ним познакомился, ему было всего девять лет.

— Да, мы знаем, что посылки были адресованы мальчику. И переправлялись через Германию, чтобы обойти почтовые правила. Почти два года вы посылали их каждый месяц. Это так?

— Более или менее.

— И что же вы посылали? Можете сообщить об этом комитету?

— Игрушки.

— Игрушки?

— Разные игрушки. Какие были в магазинах. Я посылал их мальчику.

На галерее засмеялись. Кич улыбнулся:

— Вы хотите, чтобы мы поверили подобному заявлению?

— Тем не менее, это правда.

— Вы можете доказать, что в посылках были только игрушки?

— А я должен это делать?

— Это было бы неплохо.

— Я ничего не могу доказать, — ответил Корнелл. Стрелки часов двигались всё быстрее и быстрее — двенадцать, час, два, три. Он ждал, когда Кич произнесет свое последнее, главное обвинение. Но тот не спешил. Он должен был всё тщательно подготовить. Это был его звездный час, его карьера, цель любого крестоносца. И этот момент настал. Два слова: проект «Циррус».

— Мистер Корнелл. (Исключительно вежливо. Исключительно терпеливо.) В течение последних шести месяцев вы были связаны с исследованиями, известными под названием «Проект „Циррус"»?

— Да.

— Ядерные исследования высокой секретности?

— Да.

— В качестве кого вы участвуете в этом проекте?

— В качестве офицера безопасности, я прикреплен к своему непосредственному начальнику, мистеру Эвартсу.

— Сверхсекретные исследования, не так ли?

— Да.

— Однако мы можем сейчас об этом говорить. Это больше не секрет. Благодаря таким людям, как вы, Корнелл, эта страна, похоже, уже не в состоянии подолгу хранить свои секреты… Проект «Циррус» связан с радиоактивной пылью как побочным продуктом деятельности наших атомных лабораторий, так?

— Да.

— Вы можете рассказать подробнее?

— Я не ученый, а офицер безопасности.

— Но вы достаточно много знаете об этом проекте?

— Да, меня с ним ознакомили.

— Смертоносное облако радиоактивной пыли с быстрым периодом распада, в тысячу раз действеннее любого отравляющего газа.

Проект «Циррус». Сверхсекретный проект. — Театральная пауза. Кич вытянул вперед длинный палец. — И вы продали этот секрет, эту государственную тайну, за океан, вашему приятелю мистеру Страсски!

— Нет, — ответил Корнелл.

— Вы написали ему об этом, и информация появилась во всех газетах по ту сторону железного занавеса; лакомый кусочек для пропаганды, которая представляет нас злобными, жестокими чудовищами, мечтающими уничтожить половину человечества! Ложь, ложь и ещё раз ложь, но именно этим и занимается пропаганда, как вам прекрасно известно, мистер Корнелл. А вы даете пищу этой машине, подвергая опасности свою страну, причиняя ей ущерб.

— Я этого не делал!

— Вы предатель, мистер Корнелл!

— Нет!

Нет, нет и нет…

Можешь повторять это сколько угодно, подумал Корнелл, твои слова не смогут разрушить построенное на косвенных уликах обвинение, цель которого — погубить тебя. Ты сидишь здесь, согнувшись, как боксер, которого всё время бьют ниже пояса, и страх сводит судорогой твои внутренности, замораживает сердце у тебя в груди. Ты пытаешься найти вокруг хоть одно приветливое лицо и не можешь. В глазах окружающих ясно читается: «Пария. Изгой. Преступник. Предатель».

Потом всё кончилось, и ты снова стал свободным, возможно, лишь на день, поскольку расследование ещё не закончено. На этом деле кое-кто заработает, в него будет втянуто ещё не одно имя. Спасибо Полу, тебе удалось ускользнуть от репортеров, и ты ушел — ты слышал шаги за собой, терпеливые и неумолимые, всегда у тебя за спиной.

II

Даже при открытых окнах духота в троллейбусе была невыносимой. Корнелл подумал о Кери Стоун и ухитрился повернуть руку так, чтобы взглянуть на часы. Девушка в шляпке с перьями подозрительно взглянула на него.

— Извините, — пробормотал Барни и, скосив глаза, увидел, что уже четверть шестого. Он уехал достаточно далеко. Корнелл стал протискиваться к выходу.

На следующей остановке вместе с ним сошли три девушки и ещё один мужчина. Место было знакомое — одна из широких, обсаженных деревьями улиц в северо-западной части города, где находятся особняки посольств, а на других, не столь респектабельных улочках — многочисленные дома, в которых проживают правительственные чиновники. Две девушки,оживленно беседуя, ушли. Третьей была девушка в шляпке с перьями.

Она была невысокая, в мятом белом костюме, с задумчивым, приятным лицом. Девушка неуверенно взглянула на Барни. В глазах обоих читалось облегчение — они вырвались наконец из этой толпы. Она почти улыбнулась.

— Интимное занятие, правда? — сказал Корнелл. — Я имею в виду поездку в троллейбусе.

— Да, — кивнула она. Потом, поколебавшись, добавила: — Когда вы смотрели на часы, я было решила, что вы хотите дать волю рукам. Некоторые так делают.

Она смущенно умолкла. Её взгляд робко встретился с его взглядом и скользнул в сторону. Она, казалось, хотела что-то добавить, потом на её лице снова появилось непроницаемое выражение. От неё словно исходила какая-то свежесть, вызвавшая мимолетный интерес Корнелла. Он не знал её, и всё же что-то в ней казалось ему знакомым, будто он её уже где-то видел. Возможно, на одной из неизбежных вашингтонских вечеринок.

— Ну что ж… — произнесла она.

Он посмотрел направо, потом налево, пытаясь найти мужчину, вышедшего вместе с ними из троллейбуса. Того нигде не было видно. Остальные шли по улице, стараясь держаться в тени деревьев, им, похоже, никто не интересовался.

— Ну что ж, до свидания, — сказала девушка.

— Пока.

Она посмотрела на него, и в глазах её что-то мелькнуло, словно ей не хотелось уходить. У него появилось странное чувство, будто что-то притягивало их друг к другу. Она тоже это чувствует, подумал он. Словно они стоят в невидимом кольце. Это длилось мгновение. Её теплый, ласковый взгляд ещё раз коснулся его лица, прежде чем взяло верх приличие.

— До свидания, — повторила она.

Девушка быстро пошла прочь. Корнелл смотрел на линии её тела под костюмом. Потом взглянул на часы. До встречи с Кери оставалось десять минут.

Ресторан, в котором она назначила свидание, был маленький, без претензий. Он никогда здесь не бывал, но слышал про это заведение. Нормальной здесь была только еда. Посетители были таковы, что он не мог понять, почему Кери выбрала это место. Даже у официантов были слишком длинные волосы. Но как место встречи заведение было, видимо, достаточно безопасным, при условии, что обоим удалось сбросить хвост. Корнелл был уверен, что ему это удалось. Насчет Кери он не был уверен.

Она была уже здесь, ждала за столиком у открытого окна. Увидев тени под её прекрасными глазами, он почувствовал, как внутри всё привычно сжалось. Она улыбнулась, он взял её руку, лежащую на красной клетчатой скатерти.

— Всё в порядке? — спросила Кери чуть хрипловатым голосом.

— Отлично. А у тебя?

— Пожалуй, да.

— За тобой не следили?

— Думаю, нет.

Ему так много хотелось ей сказать! Но он заставил себя оторвать от неё взгляд и внимательно осмотреть посетителей ресторана. Народу было довольно много. Барни смотрел на них с тайной усмешкой. Этих людей не встретишь на спортивных площадках и стадионах. Большинство — и мужчины, и женщины — были слишком безукоризненно одеты, слишком изысканно говорили и двигались с почти кошачьей грацией. Он почувствовал беспокойство. Это место ему явно не нравилось. Он повернулся к Кери, она наблюдала за стоявшими у бара клиентами. Корнелл посмотрел туда — ни одного знакомого лица. Невозможно определить, следят ли за ним. Одно им, во всяком случае, удалось — ни одна из газет не связывала его с Кери. Корнелл представил, какой шум подняли бы газетчики, узнай они только, что он и миссис Джейсон Стоун любят друг друга.

— Барни, — сказала она.

Корнелл снова посмотрел на неё.

— Барни, сегодня было очень тяжело? — спросила она.

Он поморщился:

— Достаточно скверно. Ты же знаешь конгрессмена Кича. Собака с костью, которую он ни за что не выпустит. Он видит саботажников и предателей под каждой кроватью и под моей, видимо, тоже — меня самого.

— Барни, не надо.

— Но дело-то ведь именно в этом, не так ли? — нетерпеливо перебил он. — Твой драгоценный супруг сообщил сведения, доказывающие, что я действовал в интересах иностранного государства и продал секрет проекта «Циррус». Это ложь, хитрая паутина подтасовок и совпадений, а Кич всего лишь инструмент в руках Джея Стоуна. Я не держу зла на Кича за то, что он делает со мной каждый день в течение последних двух недель. Я согласен вынести все, лишь бы эта грязь не коснулась тебя. Но Джейсона Стоуна я готов придушить собственными руками.

— Не говори так, — перебила его Кери.

— Именно это я чувствую.

— Я знаю, но…

— Хорошо, Кери, — сказал он. — Извини, что расстроил тебя. Сегодня был тяжелый день.

Едва увидев её, он сразу почувствовал себя лучше. Кери была в одном из своих строгих костюмов, подчеркивающих её красоту. Она была высокая, с мягкими каштановыми волосами, овальным лицом и удлиненными, чуть приподнятыми к вискам глазами, придававшими ей слегка восточный вид, который подчеркивали высокие скулы. Однажды она с улыбкой объяснила ему, что её предки жили под суровой пятой монгольских ханов. Её отстраненность и невозмутимость держали его на расстоянии.

Подошел официант с бутылкой вермута и бокалами. Ставя бутылку на стол, он как бы невзначай коснулся рукой Корнелла. Их глаза встретились, и официант тайком улыбнулся ему.

— Привет! — Официант повернулся к Кери: — Привет, Кери.

— Оставь бутылку, Джорди, — строго произнесла Кери.

Официант скользнул прочь, а Корнелл вопросительно взглянул на Кери:

— Ты уже бывала здесь?

— Раза два, — ответила она, — так, шутки ради.

Она снова посмотрела на людей у бара, а потом на него, избегая встречаться взглядом. Корнелл постарался отбросить удивление. Ресторанчик казался достаточно безопасным и укромным, но он знал, что ни одно место на земле не будет достаточно надежным, если ложь Джейсона Стоуна получит официальное признание.

Он снова ощутил страх, и интуитивно почувствовавшая это Кери улыбнулась:

— Да, Барни, день у тебя сегодня выдался нелегкий. Но всё будет хорошо. Вот увидишь.

— Я не могу доказать, что всё это ложь, — сказал он. Его лицо было серьезно. — Ты же знаешь, я никогда не продавал секретов. Это просто нелепо. Они вывернули наизнанку всё мое прошлое, но не нашли ничего подтверждающего обвинения Джея. Он лжет, и я знаю почему. Это всё из-за тебя, Кери. Он пока не признался, но именно это главная причина его нападения на меня.

— Я так не думаю, Барни.

Он ударил кулаком по ладони:

— Как доказать, что белое — это белое, а черное — черное? Как объяснить цвет слепому?

Кери обеспокоенно посмотрела на него:

— Барни, о чем ты думаешь? Почему ты заставил меня принять такие меры предосторожности, чтобы встретиться с тобой? Мы оба ни в чем не виноваты, нам нечего скрывать. Я сделала все, как ты просил, и уверена, что за мной не следили, но я хочу знать — почему? Тебе приходится выдерживать ужасное напряжение. Я боюсь за тебя.

Корнелл улыбнулся:

— Ничего, я выдержу. Но хотелось знать, как относишься к этому ты, Кери.

— Но почему, Барни? Я хочу сказать, почему ты непременно хотел увидеть меня сегодня?

— Мне нужно встретиться с Джейсоном Стоуном, — объявил он.

Кери нахмурилась:

— Я не понимаю.

— Я хочу увидеться с ним один на один, — объяснил Корнелл. — Без Кича и стоуновской правой руки, Сэма Хэнда. Наедине. Хочу поговорить с ним начистоту, выяснить всё раз и навсегда.

— Но ты же знаешь, он не…

— Если это из-за нас, то я хочу знать наверняка. Но если он устроил эту травлю по какой-то другой причине, может быть, я сумею уговорить его взять другой след.

Кери вздрогнула:

— Ты не знаешь Джейсона.

— Я знаю его, — мрачно возразил Корнелл. — Я знаю, что он сделал с тобой.

— Не надо встречаться с ним, — настаивала Кери. — Мне это не нравится. Я боюсь, Барни.

— Я буду сдержан, — улыбнулся он.

— Но он-то может не сдержаться. Если что-то случится…

— Кери, пожалуйста, не надо.

Подошел официант с заказанными устрицами. Кери опять посмотрела в сторону бара. На этот раз Корнелл заметил сидящую на высоком табурете стройную, хорошенькую блондинку, улыбавшуюся отражению Кери в слабо освещенном зеркале позади стойки. Он вздрогнул, но тотчас отогнал возникшие сомнения. Они молчали, пока не отошел официант, потом Кери вновь заговорила:

— Но чего ты надеешься добиться, увидевшись с Джеем наедине? Ты же знаешь, как он упрям и высокомерен. Ты не первый, кого он решил погубить.

— Я намерен оказаться последним, — ответил Корнелл.

— Вот видишь, — ответила Кери, — именно это я и имела в виду.

— Да нет, ты не поняла, — мягко сказал он. — Джейсон Стоун твердо решил погубить меня, и возможно, я никогда не сумею опровергнуть обвинения, которые он заставил Кича выдвинуть против меня. Он уже проделывал это с другими. Но я вовсе не намерен так просто сдаваться. На этот раз ему придется драться. Если мне удастся обнаружить хоть малейшую щелку в его доспехах, я использую её.

— В доспехах Джея нет ни одной щелки, — отозвалась Кери.

— Ничего, я поищу. Где я могу встретиться с ним, Кери?

Она колебалась:

— Его нет в Вашингтоне. Он сказал, что уезжает из города до конца недели.

— Он уехал в Оверлук?

— Барни, я…

— Так?

Кери кивнула:

— Да.

— Значит, я увижусь с ним там, — решил Корнелл.

— Но ты не можешь просто…

— Могу. И сделаю это.

За спиной Корнелла кто-то раздраженно произнес:

— Не знаю, что ты намерен делать, Барни, но это ваше свидание — совершенно бессмысленная и опасная затея. Добрый вечер, Кери.

Корнелл резко обернулся. Это был крупный, но подвижный мужчина с гладкими белокурыми волосами, в неброском дорогом костюме высокопоставленного дипломата. Он взглянул на Кери и широко улыбнулся Корнеллу. Мужчина выглядел идеально — чисто выбритый и ухоженный, словно только что из парикмахерской. Корнелл встал:

— Привет, Пол. Как ты нас нашел?

Пол Эвартс улыбнулся.

— Кери сказала, что вы решили поиграть в прятки. — Он сел рядом с Корнеллом.

Корнелл посмотрел на Кери, и та виновато улыбнулась:

— Я сказала Полу, что ты хочешь меня видеть.

— Не хочу быть третьим лишним, — сказал Эвартс, — но как твой начальник я возражаю против лишнего риска. Ты же знаешь, я верю в тебя. Мы слишком долго работали вместе, чтобы я поверил обвинениям Кича. Но до сих пор никто не связал тебя с Кери, и если вас заметят здесь…

— За мной хвоста не было, — возразил Корнелл. — Я уверен.

— А Кери?

— Почти уверена, — улыбнулась Кери. Она ласково посмотрела на Эвартса, и Корнелл почувствовал, как в нем вспыхнуло раздражение. — Пол, наш импульсивный молодой человек намерен отправиться в Оверлук.

— К Джею? Зачем?

— Барни считает, что сможет, как говорится, уладить дело, не доводя до суда. Джей подсунул конгрессмену Кичу уйму лжи. Мы всё знаем, что именно он и есть тот самый «конфиденциальный источник информации». Барни думает, что сможет заставить Джея дать делу обратный ход, если поговорит с ним наедине.

— Он с ума сошел. — Пол, нахмурившись, повернулся к Корнеллу: — Джей Стоун решил расправиться с тобой. Никому ещё не удавалось заставить этого человека изменить свои планы.

— А я все-таки попробую, — упрямо заявил Корнелл.

— Ничего не получится.

— По крайней мере, я получу от Стоуна честное и открытое объявление войны. Это уже поможет.

— Нет.

— Давайте не будем ссориться, — перебила их Кери. — Лучше пообедаем. Пол, дорогой, хочешь выпить?

В течение следующего часа Корнелл ощущал какую-то отстраненность от происходящего. Мгновение близости к Кери исчезло, словно его и не было. Разговором как обычно полностью завладел Пол Эвартс — светски любезный, приятный собеседник, с до предела отшлифованными многолетней службой в госдепартаменте манерами. Корнелл сказал себе, что ревновать смешно. Пол делает для него всё что можно. Он сказал себе, что становится слишком нервным и начинает подозревать всех и каждого. Корнелл вполуха слушал планы Эвартса относительно защиты. Нет, в комиссии по расследованию решить ничего нельзя. Конгрессмен Кич убежден, что имеет дело с предателем, и будет с фанатическим упорством доказывать его вину. Корнелл знал, что с каждым днем теряет доверие остальных членов комиссии. Это суровое испытание, когда выворачивают наизнанку всю твою жизнь, начиная с самого детства. Обладая нюхом хорька и рвением рыцаря-тамплиера, Айра Кич ухитрился перевернуть каждый факт из прошлого Корнелла. С каждым днем надежды на оправдание оставалось всё меньше.

Во время разговора Кери постепенно погружалась в себя, и её взгляд всё более откровенно задерживался на девушке из бара. Официант снова подошел к их столику и заговорил с Полом, как со старым знакомым. Корнелл сказал себе, что начинает выдумывать невесть что. Конечно, во всем виновато это место — здесь всё искажается, вызывая странные, нездоровые мысли о Поле, Кери, обо всех вокруг. Неожиданно в нем вспыхнуло отвращение — Кери и девушка из бара, прижатое к его ноге колено Пола, вкрадчивая неестественность окружающих.

— К черту, уйдем отсюда! — взорвался он. — Это место действует мне на нервы.

Кери удивленно посмотрела на него. Пол засмеялся и насмешливо произнес:

— Нервы, старина, нервы подводят.

— Нервы или нет, — заявил Корнелл, — но мне не нравится то, что я здесь вижу.

Голос Кери был холоден и колок.

— Послушай, Барни, тебе не кажется, что ты ведешь себя смешно?

— Неужели? — спросил он.

— Разумеется. Такое пуританство!

— Может, вам здесь и нравится, а мне ничуть. Пойдем отсюда.

— Кери права, — успокаивающе произнес Пол. — Знаешь, старина, в тебе действительно есть что-то пуританское.

— Тебя это не касается, — сердито оборвал его Корнелл. — Это наше с Кери дело.

— Барни, не устраивай сцен, — сказала Кери.

— Я хочу, чтобы ты ушла отсюда, — настаивал Корнелл. — Мы можем поговорить в другом месте. Я не хочу, чтобы ты бывала в таких местах.

— Послушай… — начала Кери.

— Не надо… — прервал её Пол.

Взрыв гнева поднял Корнелла на ноги. Он вскочил, оттолкнув Эвартса. И замер, глядя на ставшее вдруг чужим лицо Кери; он заметил её напряженную отстраненность, и ему показалось, что между ним и Кери никогда ничего не было.

— Не будь таким собственником, Барни, — проговорила Кери. — Джей тоже был таким.

Гнев не давал ему остановиться.

— Кери, я чего-то не понимаю. Нам все-таки нужно объясниться.

— Здесь? — холодно улыбнулась она. — Сейчас?

— Сейчас вполне подходящее время. Ничуть не хуже любого другого. Именно сейчас я хочу знать, кто мы друг для друга, я и ты. Может, я был слишком самонадеян?

— Может быть, Барни.

Он изумленно смотрел на неё. Глаза Кери улыбались, но он чувствовал её отстраненность, её недосягаемость. Её холодная красота несовместима с обладанием, подумал он. У него мелькнула мысль, что и это рушится вместе со всей его жизнью, словно всё связанное с Кери было лишь иллюзией. Может быть, это просто пик сегодняшнего дня, заполненного ложью, и теперь его мозг создает ещё одну ложь. Он умоляюще посмотрел на Кери.

— Прости, дорогая.

Ее слова ударили его, как пощечина.

— Барни, мы были хорошими друзьями. Ты в беде, и я хочу помочь тебе. И ничего больше. И всё же наши отношения в какой-то степени остаются прежними.

Он окинул взглядом её холодное красивое лицо:

— В самом деле?

— Конечно. — Она коснулась его руки. — Никогда не забывай об этом, Барни.

Вот между нами всё и кончено, подумал он. И неожиданно почувствовал, что хочет лишь одного: вырваться отсюда, прочь из этого странного ресторана, от этих странных людей. Пол Эвартс встал и что-то смущенно пробормотал, но Корнелл не слушал его. Прочь отсюда, повторял он себе.

Он взял свой счет и счет Кери и встал. Дожидаясь кассира, он заметил, как соблазнительная блондинка из бара соскользнула с табурета и направилась к их столику. Корнелл вышел из ресторана со странным чувством свободы, словно закрыл дверь, которая, в сущности, никогда и не открывалась перед ним.

Он взял такси и поехал домой, думая о Джейсоне Стоуне.

Машина Корнелла стояла перед скромным домом, в котором он жил. Кто-то перегнал её сюда со стоянки в городе, кто-то обладающий извращенным чувством юмора. Он остановился и бросил взгляд на приборный щиток. Ключа в зажигании не было. Мальчик-лифтер вышел из вестибюля, словно дожидался его:

— Мистер Корнелл?

В руке у него были ключи, и Корнелл автоматически взял их. Мальчик продолжал:

— Машину пригнал ваш друг, сэр. Он сказал, что вы, возможно, захотите ею воспользоваться.

— Друг?

— Такой симпатичный. Сказал, его фамилия Экорн. Джонни Экорн. Работает в министерстве юстиции, так он сказал.

— Спасибо, — сухо отозвался Корнелл.

Он подошел к дверям своей квартиры на пятом этаже, размышляя, разумно ли было встречаться с Кери. Если люди из ФБР все-таки следили за ним, сейчас они, должно быть, пребывают в недоумении.

На площадке стоял теплый полумрак, откуда-то доносилась тихая музыка. Большинство дверей стояли полуоткрытые, чтобы поймать хоть какое-то дуновение ветерка. Его собственная дверь тоже была открыта.

Он точно помнил, что утром запер её. Корнелл постоял немного, потом пожал плечами и толкнул дверь. Заглянув в свою холостяцкую квартирку, он с трудом скрыл удивление.

Там стояла маленькая, стройная девушка и смешивала коктейль. Похоже, она чувствовала себя как дома. Обернувшись, девушка радостно улыбнулась ему:

— Здравствуйте, мистер Корнелл. Я подумала, что вам захочется выпить.

Это была та самая девушка, которая вышла вместе с ним из троллейбуса. Девушка в шляпке с перьями.

III

С дружелюбной улыбкой она подала ему высокий, покрытый изморозью стакан.

— Вот, пожалуйста, — сказала она. — Вам стоит выпить.

Корнелл мрачно посмотрел на неё:

— Вы уверены, что вам здесь вполне удобно?

— Насколько это возможно в Вашингтоне летом. Пейте же.

Он взял у неё стакан, поставил его, повернулся и медленно запер дверь, задвинув засов. Потом подошел к девушке. Она улыбалась, но глаза выдавали страх. Рука, державшая стакан, слегка дрожала. Теперь он видел, что она не так проста, как показалось ему в троллейбусе и там, на остановке. Это было больше чем в миле отсюда, и она заговорила с ним не случайно, как не было случайностью и её появление здесь, в его квартире.

— Ну не стойте же посреди комнаты, — сказала девушка. Голос её слегка дрожал.

— Я жду объяснений. Или вы сначала сбросите одежду и станете звать на помощь?

Она вспыхнула:

— Какой вы подозрительный!

— Вы считаете, у меня нет оснований?

Неожиданно она села и с легкой гримаской отодвинула свой стакан:

— Из меня получилась потрясающая Мата Хари, правда? Знаете, я до смерти боюсь.

Корнелл ждал. Девушка выглядела скромной служащей, с мягкими темно-русыми волосами, в простеньком синем костюме и недорогих туфельках. Он обратил внимание на её фигуру — девушка была небольшого роста, но обладала пропорциями, которых только может желать мужчина. Он удивился, что такая мысль пришла ему в голову в столь неподходящий момент, и растерянно переспросил:

— Мата Хари?

— Меня заставил прийти сюда Джонни.

— Джонни?

— О Господи! — вздохнула она. — Джонни Экорн.

— Из ФБР?

— Вы его знаете? — обрадовалась девушка.

— Нет, я знаю о нем. Вы на него работаете?

— Что вы! Я из министерства финансов. — Она скорчила гримаску. — Я работаю в бухгалтерии. Такая скука.

Он подошел к окну и выглянул сквозь щели жалюзи. Широкая тихая улица казалась пустынной в жарких вечерних сумерках. Он вернулся, взял стакан, с сомнением попробовал и обнаружил, что коктейль сделан хорошо. На вид в квартире всё было в полном порядке. Простая мебель, коллекция фотографий и крошечная спальня казались нетронутыми. Если обыск и проводился, то очень аккуратно.

Присутствие девушки казалось совершенно бессмысленным.

— Джонни, мистер Экорн, женат, — объяснила она. — Я знаю его жену. Мы родом из одного города. Это в Пенсильвании. В этом городе, похоже, все мужчины женаты. — Она посмотрела на него: — Или почти все.

— Продолжайте, — сказал он.

— Меня зовут Салли. — Она улыбнулась.

— Прекрасно.

— Это правда!

— Просто Салли Смит?

— Да.

— Дальше.

— Я здесь просто потому, что хочу помочь вам.

Он удивленно поднял брови и молча ожидал продолжения.

— Это тоже правда. Меня зовут Салли Смит, и я хочу помочь вам. Я понимаю ваше недоверие. Конечно, я читала о вас в газетах. И видела фотографии. У нас все девушки о вас говорят. Вы стали знаменитостью, мистер Корнелл.

— Я бы охотно обошелся без этого.

— Теперь уже ничего не поделаешь. Только я не верю ничему из того, в чем вас обвиняют.

— Спасибо.

— Поэтому, когда Джонни велел мне проследить за вами, я согласилась; не потому, что верю, будто вы предатель, просто подумала: вдруг смогу вам чем-то помочь?

Конечно, я не знаю, как вам можно помочь, но решила попробовать. Здесь так скучно, а вы… О Господи, я, наверно, непонятно объясняю?

— А вы постарайтесь, — предложил Корнелл.

— Джонни сказал, что вам не позволят покинуть город.

— А почему вы решили, что я собираюсь его покинуть?

— Да нет, я просто так сказала.

— И как они намерены меня остановить?

— У них готов ордер.

— На арест?

— Если вы попытаетесь уехать из города, — ответила Салли Смит. Она немного помолчала. — Когда вы собираетесь это сделать?

Он был в замешательстве. Нет, он не верил её словам, но её поведение… Он готов был поклясться, что, несмотря на показную браваду, в душе она побаивается его. Ему не приходило в голову, что благодаря конгрессмену Кичу он сделался такой заметной фигурой. При мысли, что он стал темой пересудов для толп чиновников, его слегка передернуло.

— Я внушаю вам такое отвращение? — спросила Салли.

— Я думал о другом.

— Вы можете мне доверять, — серьезно сказала она.

— Насколько?

— Насколько хотите, — ответила девушка. — Честное слово.

В ней есть что-то детское, решил он, что-то такое, что разбивает твердую скорлупу его скептицизма. Нет, это невозможно. Люди не делают того, что делает, по её утверждению, Салли Смит. Он сел и допил коктейль. Она развеяла его подозрения. Если бы её подослали скомпрометировать его, если бы она была человеком Джейсона Стоуна, она бы уже давно приступила к делу. Он взглянул на часы и увидел, что до отправления поезда остался час. При мысли о паутине, опутавшей Вашингтон, чтобы не дать ему выбраться из города, имение Стоуна в Калверт Бич, на берегу залива Чесапик, представилось Корнеллу бесконечно далеким.

Он вдруг с удивлением понял, что начинает верить словам девушки. Она спокойно ждала, сложив руки на коленях.

— Но почему? — спросил он. — Почему вы решили помочь мне?

— Потому что я считаю вас невиновным.

— Но у вас ведь могут быть неприятности.

Она улыбнулась:

— Вы даже не представляете, что значит быть государственным служащим.

— Вы хотите сказать, что пришли сюда только потому, что вам скучно?

— Если хотите, можно и так.

— Предположим, что я все-таки решил уехать из города, — начал он. — Прямо сейчас, сегодня вечером. Что будет?

— Вы имеете в виду, что об этом сказал Джонни Экорн?

— Да.

— Вас арестуют.

— Они так уверены в моей виновности?

— Наверно.

— Так как же вы собираетесь помочь мне?

Она нахмурилась:

— Вы действительно хотите уехать из Вашингтона?

— Да, на выходные.

— Вам придется взять меня с собой, — сказала она.

— Эта идея принадлежит Джонни Экорну?

Она вспыхнула:

— Нет, просто я подумала, что вы не можете воспользоваться ни своей машиной, ни поездом, ни автобусом. Вас не выпустят из города. Но вы можете поехать в моей машине. В ней вас никто не будет искать.

— Никто, кроме вашего приятеля Джонни и всего ФБР, — иронически заметил Корнелл.

Она снова покраснела:

— Вы мне всё ещё не верите. Жаль, что у меня такое бесчестное лицо. С другой стороны, в этом есть свои плюсы. Я вам не нравлюсь, и значит, вы не будете приставать ко мне, если я помогу вам выбраться из города.

— Где ваша машина? — спросил Корнелл.

— Я оставила её в двух кварталах отсюда. И если вы хотите знать, как я попала сюда, могу сказать. У Джонни есть ключи от вашей квартиры. Вы же знаете, как они действуют, они могут сделать что угодно. Но ему и в голову не пришло, что я способна стащить ключи.

Она озорно улыбнулась, и её лицо на мгновение утратило серьезность. Корнелл подумал, что терять ему, в сущности, нечего.

Ее история звучала слишком невероятно, чтобы быть сочиненной его преследователями. Надо просто принять факт, что донкихотское поведение девушки продиктовано какими-то её личными проблемами. Нет, терять решительно нечего. И если действительно выдан ордер на его арест в случае попытки покинуть город, то чем скорее он узнает самое худшее, тем лучше.

Корнелл встал. Салли Смит отставила в сторону стакан и тоже встала.

— Где, вы говорите, ваша машина?

— В двух кварталах отсюда.

— Идем, — сказал Корнелл.

Она взяла сумочку, шляпку и вышла из квартиры, даже не взглянув в зеркало. Корнелл запер дверь. В холле горел свет. В жарком липком воздухе стоял запах стряпни.

— Через парадную дверь нельзя, — сказала девушка.

Он взглянул на неё:

— Джонни Экорн?

— У них наблюдательный пункт в доме напротив. Они могли видеть, как вы вошли.

— И слышать тоже? — спросил Корнелл.

Она недоуменно посмотрела на него.

— Микрофоны, — пояснил он.

Она покачала головой:

— Нет, не думаю.

— Придется рискнуть, — сказал Корнелл. — Выйдем черным ходом. — Он помолчал и добавил: — Вам не обязательно идти со мной. Если хотите только дать свою машину, отлично. Но, отправляясь со мной, вы можете нарваться на неприятности.

— Для меня это было бы облегчением, — улыбнулась Салли Смит.

— Ах вот как, вам нравятся опасности?

— Лучше опасности, чем смерть от скуки.

Черная лестница была узкой и крутой. Рядом с Корнеллом по желтой стене скользила его тень, длинная и угловатая. Салли спешила следом за ним, легко постукивая каблучками. Внизу он остановился и положил руку ей на плечо. Здесь никого не было. Лифт уехал наверх, у входной двери тоже никого не видно. Корнелл быстро открыл пожарный выход.

Небо над крышами домов было бледно-зеленым. Листья тополей безжизненно повисли от жары.

Через полчаса совсем стемнеет. Они вышли через калитку за домом.

— Куда теперь? — спросил он.

— Направо.

В переулке стояли старые кирпичные особнячки в георгианском стиле, окруженные каменными или металлическими оградами. Какой-то мужчина выгуливал большого французского пуделя. Корнелл закрыл калитку и замедлил шаг. Девушка шла рядом, взяв его под руку.

— Так естественнее, — объяснила она.

Два длинных жилых дома казались бесконечными. Он каждое мгновение ожидал, что что-то произойдет. Это вполне в духе Джейсона Стоуна — придумать хитрую ловушку, чтобы очернить его и окончательно запутать в паутине лжи. Но ничего не случилось. Ощущение, что девушка говорит правду, становилось всё сильнее.

Её маленькая синяя машина стояла под деревом возле здания какой-то дипломатической миссии. Когда они подошли, Салли достала из сумочки ключи и протянула ему.

— Если хотите, можете вести машину сами, — предложила она.

— Да, так будет лучше, — согласился он.

Около машины никого не было. Интересно, подумал он, из какого окна за нами сейчас наблюдают. Но ничего подозрительного не было. Девушка села в машину, он устроился за рулем. Всё было спокойно. Никто не пытался остановить их. Машина легко тронулась с места, и через несколько мгновений они уже ехали к центру города по Массачусетс-авеню. Девушка спокойно сидела рядом.

— Вам неинтересно, куда мы направляемся? — спросил он.

— Вы скажете, когда захотите.

— А может, вам все-таки лучше дать мне машину, а самой остаться?

— Нет. Я поеду с вами.

— Вы мне слишком уж доверяете, — сказал Корнелл.

— Вы мне нравитесь, — просто ответила она.

Он не нашелся, что ответить. Впервые за последний час он вспомнил о Кери Стоун. Эти две девушки были так не похожи друг на друга. Он никогда не тешил себя иллюзией, что до конца понимает Кери.

Часто он пытался представить, какие мысли таятся в глубине её выразительных восточных глаз. Нет, с этим кончено, сказал он себе. Вспоминая сцену в ресторане, он понимал, что это конец, и удивлялся, что не испытывает острого чувства потери. Корнелл искоса взглянул на сидящую рядом Салли Смит. Девушка казалась бледной, единственной косметикой, которой она пользовалась, была губная помада. Она выглядела именно так, как сказала: разочарованная служащая, отчаянно закусившая удила в попытке вырваться из круга своей скучной и однообразной жизни.

Ничего не случилось, и когда он свернул на Пенсильвания-авеню и направился к парку Анакостия и мосту через реку. Он размышлял, остановят ли его на шоссе номер четыре, на другом берегу, и ехал, соблюдая все правила дорожного движения. Через несколько минут он уже мчался на восток, оставив Вашингтон далеко позади. Ничего не случилось. Он снова взглянул на Салли Смит. Закрыв глаза, она откинулась на спинку сиденья и, похоже, уснула.

IV

Калверт Бич был одним из маленьких, разбросанных вдоль шоссе, построенных без четкого плана поселков, в которых только и есть что стоящие далеко друг от друга летние домики, несколько ловцов устриц да горстка постоянных жителей. В местечке имелись захудалая гостиница для редких туристов, забредавших на пляж с шоссе на Оверлук, и огромный плантаторский особняк, Джейсон Стоун купил его полуразрушенным и полностью вернул ему былое великолепие.

От шоссе дорога около мили тянулась вдоль самого берега по бесконечной насыпи, пересекавшей соленые заливчики и заболоченные низины. Изредка в лунном свете мелькала полоска пляжа с домиком-другим. Корнелл ехал медленно, внимательно глядя вперед, на грохотавшие под колесами бревна, которыми была вымощена дорога. То здесь, то там под яркой летней луной блестела широкая гладь залива Чесапик, и отовсюду доносилось громкое квакание лягушек. Ехать пришлось дольше, чем Корнелл предполагал, но он сознательно выбрал кружной путь и не удивился этому обстоятельству. Салли Смит предложила остановиться и съесть по гамбургеру, он не возражал.

Когда впереди блеснули огни главной улицы Калверт Бич, она порылась в сумочке и припудрила нос.

— Кажется, мы наконец приехали, — заметила Салли, — вопрос только куда.

— Калверт, — ответил он.

— Вы здесь бывали?

— Раза два.

— Маленький уютный коттеджик? — Её голос звучал несколько напряженно.

Он ухмыльнулся:

— Предположим, я отвечу «да»?

— Дело ваше, — пожала она плечами.

— Увы, — отозвался Корнелл, — у меня абсолютно честные намерения. Во всяком случае, в данный момент. Я высажу вас у гостиницы. Меня не будет около часа, а когда вернусь, поедем назад в город.

— Так вы встречаетесь здесь со своими агентами? — весело спросила девушка. — И как это происходит? Они приплывают с аквалангом в залив, и вы встречаетесь где-то на пустынном пляже?

Голос Корнелла сразу посуровел:

— Не надо так шутить. Мой достопочтенный друг конгрессмен Кич счел бы вашу идею нисколько не фантастичной.

— Извините, — робко отозвалась она. — Мне не очень удается легкомысленная болтовня. Мне подождать здесь?

Корнелл поставил машину перед «Калверт Бич инн». Это было длинное кирпичное здание, увитое диким виноградом, позади которого к воде спускался огромный ухоженный сад. Старые узловатые дубы бросали на лужайку пятна густой тени. На террасе смутно виднелись двое, разговора слышно не было. Из дома вышел пожилой негр, неся поднос с выпивкой. Если бы не доносящиеся откуда-то звуки радио, обстановка очень напоминала бы дом престарелых.

— Веселье бьет ключом, — пробормотала Салли Смит.

— Вы сами этого хотели, — ответил Корнелл. — Впрочем, здесь очень приличный бар. Или подождите меня в машине.

— А разве вы не поедете?

— Я лучше прогуляюсь.

Он вышел. Салли Смит осталась в машине и вопросительно посмотрела на него.

— Желаю удачи, — сказала Салли.

— Спасибо, она мне понадобится.

— Я бы хотела…

Он подождал.

— Я бы очень хотела, чтобы вы позволили мне помочь вам. Не знаю, что вы собираетесь делать в этом лесу, но думаю, спутник вам не помешает.

— Например, вы?

— Есть ещё желающие? — поинтересовалась она.

Салли Смит и Джонни Экорн, подумал он. Улыбнулся про себя и ответил:

— Встретимся через час, Салли.

— Будьте осторожны, — тихо отозвалась она.

Когда он пошел прочь, она по-прежнему сидела в машине. Плантация находилась приблизительно в миле отсюда, за скоплением летних домиков, он вполне мог воспользоваться автомобилем и сэкономить время, но ему хотелось иметь несколько лишних минут, чтобы подготовиться к разговору с Джейсоном Стоуном. Разговор не обещал быть легким и приятным.

Большинство местных магазинчиков уже закрылись. Признаки жизни были заметны только в большом, похожем на сарай павильоне, стоявшем немного в стороне. Высокие окна ярко светились, в них виднелись силуэты двигающихся людей. Он вспомнил, что Калверт Бич известен колонией художников, и вероятно, её члены что-то праздновали. Над павильоном висела вывеска: «Иван Рулов, преподаватель живописи, любая техника». Корнелл, не останавливаясь, прошел мимо, занятый мыслями о предстоящей встрече.

Корнелл не считал, что Джейсона Стоуна можно растрогать призывом к милосердию. Впрочем, он и не намеревался о чем-либо просить. По правде говоря, с горечью подумал он, приезд сюда не меньшая наивность, чем поведение Салли Смит, принявшей его сторону. Просто он был уверен, что обвинения в его адрес исходят от Джейсона Стоуна, который использует Кича в своих целях. Единственное, что он надеялся узнать, — почему. Если из-за Кери, что ж, пускай. Но если есть какая-то другая причина, он хотел её знать.

Корнелл не скрывал своего давнего неприятия того влияния, которое Джейсон Стоун оказывал на дипломатические круги Вашингтона. Он медленно шел по тенистой дороге, размышляя об этом человеке и его жизни.

Имя Джейсона Стоуна было связано с тяжелой промышленностью, не являлось тайной, что он прошел весь путь от подручного у сталеплавильной печи на заводе в Питсбурге до фантастически мощной политической фигуры, чьи интересы проникали в самую сердцевину американской экономики. Для Джейсона Стоуна промышленность и политика всегда стояли рядом. Он никогда не стремился к высоким постам, но было известно, что немало влиятельных государственных деятелей были у него под башмаком и через них он оказывал давление на правительство.

Впервые Корнелл столкнулся с этим человеком год назад, когда сдавал Полу Эвартсу отчет о мерах безопасности по проекту «Циррус». Стоун пытался вмешаться, требовал информации и получал её. Принадлежавшая ему сеть газет ежедневно распевала гимны имперскому шовинизму, возраставшему от яростных угроз использовать новейшее оружие, за охрану которого отвечал Корнелл. Стоуна удивило упрямство человека, которого он считал лишь незначительной помехой своей воле.

Корнелл криво улыбнулся и свернул на дорожку, ведущую к Оверлуку. Была сделана осторожная попытка подкупить его. На Пола Эвартса было оказано колоссальное давление, чтобы заставить его избавиться от Корнелла. Эвартс сделал все, что было в его силах. Даже сейчас, перед комиссией по расследованию, Пол давал показания в его пользу, рискуя погубить собственную карьеру. Меры безопасности остро необходимы в нашем разделенном мире, утверждал Эвартс, но будет большой бедой, если средства достижения безопасности попадут в безответственные руки.

Именно во время первого столкновения со Стоуном Корнелл впервые увидел Кери. Тогда она ещё жила с этим человеком. Гораздо позднее, уже уйдя от Стоуна, Кери призналась, что именно он добивался этой встречи, пытаясь подорвать позиции Корнелла. Та первая стычка между Стоуном и Корнеллом давно была в прошлом, но не забылась. Он знал, что нынешняя атака — прямой результат его противодействия воле Стоуна. Джейсон Стоун не тот человек, чтобы прощать какое бы то ни было сопротивление. Теперь всё сводится к тому, что в действительности нужно этому человеку, решил Корнелл. Стоун понемногу набирал силу и двигался к какой-то пока неясной цели.

У Корнелла были свои соображения на этот счет, которыми он ни с кем не делился, но если он прав, то его персона не имеет никакого значения, он лишь маленький винтик в сложной машине, представляющей непонятную угрозу.

Он мешает, следовательно, от него необходимо избавиться. Если он прав, всё случившееся с ним не имеет значения. Это больше него, больше любого отдельно взятого человека.

Лягушки на берегу продолжали громко квакать. Корнелл повернул направо, где лунный свет освещал дорогу, ведущую в Оверлук. Ночь была теплая и тихая. Когда он дошел до поросшей мхом каменной стены и железной решетки ворот, от которых вела к дому дубовая аллея, деревня осталась далеко позади. Несколько окон на первом этаже были освещены.

Луна серебрила стены старого дома, делала черными кирпичные трубы и создавала геометрические узоры из света и тени вокруг высоких колонн, украшавших главный вход.

Он услышал, как где-то впереди нетерпеливо взревел мотор. Свет фар метнулся поверх закрывавшей обзор высокой живой изгороди. Корнелл двинулся дальше по посыпанной гравием дорожке. Он надеялся, что Джейсон Стоун не надумал уехать как раз в тот момент, когда он наконец добрался до него. Впрочем, свет в доме продолжал гореть, и он прибавил шагу.

Машина, скрытая изгородью, выскочила из-за угла на неожиданно высокой скорости. Фары ярко осветили Корнелла. На мгновение ему показалось, что машина сейчас проткнет его, как протыкают булавкой насекомое. Он резко отпрыгнул в сторону. Большая, тяжелая машина рванулась к месту, где он только что стоял, она мчалась со скоростью не меньше пятидесяти миль в час. Он почувствовал резкий рывок вдоль правой ноги, его подхватило и отшвырнуло с дорожки на темную лужайку. Он успел увидеть лицо человека за рулем и тут же покатился по влажной земле к кустам самшита. Что-то сильно оцарапало ему лицо, и наконец, рассерженный, он поднялся на ноги.

Машина удалялась в сторону поселка. Она исчезла, прежде чем он успел заметить номер. Он споткнулся и едва не упал снова. Повернулся, услышав звук бегущих через лужайку ног.

— С тобой всё в порядке? — позвал голос.

Голос был знакомый. Корнелл посмотрел на разорванные брюки, потрогал ногу. Его отбросило с дороги, зацепив только одежду. Кожа была не повреждена. Он выпрямился навстречу окликнувшему его человеку.

Это оказался Пол Эвартс.

— Господи, Барни! — воскликнул он. — Что случилось?

— Хотел бы я знать, — мрачно отозвался Корнелл. — Ты знаешь, кто это был?

Пол Эвартс смотрел на него:

— С тобой всё в порядке?

— Ничего, переживу. Правда, не благодаря конгрессмену.

— Это был Кич?

— Я видел его лицо, — ответил Корнелл, — не мог ошибиться. Он выглядел как маньяк.

Впрочем, и Эвартс выглядит не лучшим образом, подумал Корнелл. Бледный, на освещенном луной лице поблескивают капельки пота. Эвартс, тяжело дыша, вытирал платком рот. Корнелл уловил слабый запах одеколона.

— Да, могло кончиться хуже. Я был слишком далеко и не успел предупредить тебя.

Интересно, подумал Корнелл, насколько хуже должно было кончиться? Вслух он произнес:

— Ты не сказал, что тоже собираешься сюда.

— Кери настояла.

— Кери тоже здесь?

— Она заставила меня привезти её сюда. Хотела увидеть Джейсона. Ей это былонелегко, Барни. Она гордая. Но когда ты стал настаивать на встрече один на один со Стоуном, она решила помочь тебе.

— Я вовсе не желаю, чтобы Кери просила за меня, — сердито сказал Корнелл. — Во всяком случае, не его.

— Перестань, Барни. Она упрямая. Но ради тебя решила поступиться своей гордостью.

— А как насчет Кича? Он что здесь делал?

— Убей Бог, не знаю, — сказал Эвартс. — Я просто болтался поблизости, дожидаясь, когда кончится скандал. Кери настояла на том, что поговорит с Джейсоном наедине. У них была крупная ссора. — Пол повернулся и посмотрел на большой белый дом. — Сейчас, кажется, стихло.

— Ты не должен был отпускать её, — резко сказал Корнелл.

Эвартс пожал плечами:

— Её огорчило, что ты так говорил с ней в ресторане. Тебе не следовало касаться этого, Барни.

— Чего?

— Ну, ты понимаешь, какая она.

— Какая именно? — угрюмо переспросил Корнелл.

— Ну, ты понимаешь, — смущенно повторил Эвартс. — Ладно, оставим это. — Он был в том же темно-синем костюме, что и днем, но выглядел несколько менее аккуратным, белокурые волосы растрепались. Он достал из нагрудного кармана платок и снова обтер лицо. Его белые руки изящно двигались в темноте. Мысли об Эвартсе и Кери снова возникли в голове Корнелла, слились в одну. До него доходили слухи, что у госдепартамента есть сложности с сотрудниками, имеющими отклонения от нормы, осуждаемые моралью. Он не хотел верить этому. Барни снова посмотрел на Эвартса.

— Ты так долго добирался, я уже потерял надежду, — пробормотал тот.

— Разве ты не знал, что и Кич здесь? — спросил Корнелл.

— Нет, не знал.

— Я, пожалуй, пойду в дом.

— Барни, не думаю, что это разумно.

— Надо же забрать оттуда Кери.

Он двинулся через лужайку, слегка прихрамывая от боли. Пол Эвартс не последовал за ним. Корнелл оглянулся и увидел, как он, наклонившись, прикуривает под одним из дубов. Корнелл поднялся по широким, пологим ступеням веранды и шагнул в полосу света, лившегося из открытых дверей позади ионических колонн. Двойные двери были распахнуты настежь. Его шаги гулко отдавались на мраморном полу высокого холла. Корнелл на мгновение остановился, но никто не вышел ему навстречу.

Да, ситуация, подумал он. Джейсон Стоун только взглянет на него, на его растерзанный вид и тут же позовет слуг, чтобы вышвырнули его вон. Всё идет не так. Он хотел встречи наедине. А похоже, все, кто имел хоть какое-то отношение к делу, решили посетить Оверлук. Мысль, что Кери пришлось унижаться перед человеком, который ей отвратителен, заставила его внутренне сжаться.

В доме царила полная тишина. Нигде не было ни малейшего признака жизни, и это казалось странным, — Джейсон Стоун всегда окружал себя толпой слуг, секретарей, охранников. Сейчас же дом выглядел совершенно пустым.

Он повернул налево, где за дверью библиотеки виднелся свет. Стук его каблуков эхом отдавался под высоким сводчатым потолком.

В библиотеке никого не было. Напротив входа находился большой камин, вдоль стены тянулся ряд высоких окон с дорогими шторами. До блеска отполированная старинная мебель мягко отражала свет люстр. Интересно, где же Кери, подумал Корнелл и прошел через всю комнату к другой двери, за которой было темно.

Он подошел ближе — там, в темноте, что-то метнулось.

— Эй! — окликнул он и почувствовал, как волосы у него зашевелились. Никто не отозвался. Через открытую дверь в комнату проникал свет. Он мог различить её очертания. Длинная и узкая, с ковровой дорожкой, ведущей к стоящему в тени огромному письменному столу. Странный звук стих. Потом он услышал его снова — быстрые, тяжелые шаги справа, на паркете. Свет из двери падал узкой полосой, отбрасывая далеко вперед его собственную длинную и узкую тень, но по сторонам светлой полосы он ничего не мог рассмотреть.

— Эй! — снова позвал Корнелл.

Где-то щелкнула дверь, и на миг он увидел смутные очертания выскользнувшей из комнаты фигуры. У него возникло ощущение, что это мужчина, переодетый женщиной, — в каком-то странном платье, едва прикрывавшем колени. Дверь захлопнулась, и фигура исчезла. Корнелл стоял не шелохнувшись.

Он нашарил на стене выключатель, и комната осветилась. Он внимательно осмотрелся вокруг. Возникшее в полутьме представление о помещении для королевских аудиенций, с длинной ковровой дорожкой и массивным письменным столом в дальнем конце, полностью подтвердилось, разве что обстановка никак не вязалась с колониальной архитектурой плантаторского дома в штате Мериленд. Охватившее его беспокойство усилилось, и подозрение, что здесь что-то случилось, превратилось в уверенность.

Он медленно приблизился к столу, физически ощущая повисшую в комнате пустоту. Он вовсе не собирался что-то вынюхивать. Он пришел не для этого. Но письменный стол привлек его внимание. Разбросанные бумаги, опрокинутая резная бронзовая чернильница, выдвинутые ящики и рассыпанные, словно снежные сугробы, папки на полу позади стола. Он заметил телеграмму, поднял её и понял, почему Оверлук выглядит таким необитаемым.

Телеграмма была адресована управляющему и содержала распоряжение отпустить прислугу на выходные, а дом закрыть.

Корнелл недоуменно нахмурился. Странно, ведь Кери ясно сказала, что Стоун собирается провести выходные здесь. Почему же он перед приездом удалил всю прислугу? Охватившее Корнелла беспокойство превратилось в острую тревогу. Он бросил взгляд на огромный портрет, висевший на обшитой деревянными панелями стене позади стола. Помпезная королевская поза должна была бы казаться смешной и нелепой и всё же не производила такого впечатления. Художник явно был умен, даже язвителен, и возможно, Джейсона Стоуна, который был тоже далеко не глуп, портрет даже забавлял. Всё в этом человеке оказалось схваченным кистью: жестокие твердые губы, крючковатый ястребиный нос, умные глаза… Но главное — портрет передавал ощущение власти. Власти ради власти. Всё могущество, которое не терпит неповиновения, сила, лишенная морали. Корнелл взглянул в глаза человеку на портрете и подумал, что прав. Он борется не только за себя.

Разгром на столе был непонятен на фоне царящего вокруг порядка. Здесь что-то искали. Корнелл вспомнил о человеке, которого спугнул своим появлением. Это не могли быть ни Стоун, ни Кери.

Высокие окна выходили на террасу. Одно из них было открыто, и тяжелые занавеси чуть колыхались от дувшего с залива ветерка. Корнелл вышел из дома в залитый лунным светом ухоженный сад. Мощенная камнем дорожка вела мимо кустов самшита к зданию поменьше. Над спускающимися к воде ступенями возвышалась его крыша. Оттуда пробивался слабый свет.

Он вспомнил о Поле Эвартсе, терпеливо ожидающем его на лужайке перед домом, потом спустился с террасы и быстро пошел через сад к лестнице, спускающейся к лодочному сараю. Лунный свет прочертил желтую дорожку поперек Патчакула-Ривер, где стоял у причала катер Джейсона Стоуна. Судно тихо покачивалось на воде, иллюминаторы были темны, и изящный белый корпус освещали лишь отблески света, падающего из верхнего окна лодочного сарая. Стоя на дощатой площадке лестницы, Корнелл взглянул наверх, но не увидел ничего, кроме части потолка. Вокруг по-прежнему гремел лягушачий хор.

Всё было покрыто густой тенью от нависающих ветвей ив, лишь лунный свет отражался в воде.

Дверь лодочного сарая состояла из двух половинок: верхняя была открыта внутрь, нижняя заперта на большую старинную щеколду. Он попытался открыть нижнюю половину, но изнутри что-то мешало. Он заглянул сверху и увидел Кери. Она лежала с закрытыми глазами, навзничь у самой двери. На мгновение Корнелл подумал, что она мертва. Потом она вздохнула и тихо застонала. Он протиснулся внутрь и опустился на колени рядом с ней:

— Кери?

Она зашевелилась. Он бросил взгляд в темную глубину лодочного сарая. Под дощатым полом плескалась вода. Свет падал с верхней площадки лестницы, из-за закрытой брезентом лодки, стоявшей поблизости на автомобильном прицепе. Большой мотылек упорно летел на свет. Сверху не доносилось ни звука.

— Кери, дорогая, — прошептал он.

Он заметил, что её глаза открыты, но взгляд был не совсем осмысленный. Потом её рука коснулась его ладони. Пальцы были холодные.

— Что случилось? — шепнул Корнелл.

— Я… я просто глупая. Я уже уходила и… упала в обморок.

— Но почему? С тобой всё в порядке?

— Кажется, да. Помоги мне, Барни. Ты все-таки добрался сюда, да?

Что-то в её голосе насторожило его.

— Что ты хочешь сказать?

Ее странный, словно потерянный взгляд скользнул к падавшему сверху лучу света. Было тихо. Слишком тихо. Он почувствовал, как напряглись её плечи, когда она прислонилась к нему.

— Ты уже видел Джея? — спросила она.

— Пока нет.

— Тогда сходи, посмотри.

Ее удлиненные раскосые глаза смотрели на свет. Он заметил, что кусок бледно-лимонного платья оторван, всегда тщательно уложенные волосы растрепаны. Она выглядела испуганной. Дыхание её было прерывистым.

— Почему ты потеряла сознание? — резко спросил он. — Что там такое?

— Иди, посмотри сам, — прошептала она.

Он колебался:

— Тебе уже лучше?

— Я подожду здесь.

Корнеллу не хотелось покидать её, но что-то заставляло его подняться по этой лестнице, и это было сильнее страха за Кери. Он молча повернулся и, обогнув лодку, направился к ступенькам. Они тихо заскрипели под его весом. Вокруг плясали какие-то тени. Поднявшись наверх, он обнаружил, что большой мотылек вьется вокруг лежащей на полу настольной лампы. Яркий свет голой лампочки на мгновение ослепил его, и он остановился, потом решительно шагнул в комнату.

Окинув её взглядом, Корнелл отметил богатую и удобную обстановку, спокойную атмосферу рабочего уголка, нарушенную жестокой и отчаянной схваткой. Он увидел распростертого на полу крупного седого мужчину и понял, что встреча, которой он так добивался, не состоится. Человек, лежавший на полу, был Джейсоном Стоуном. И он был мертв.

V

Его кололи ножом снова и снова, словно убийца не мог найти выхода своей ярости. Корнелл замер, потрясенный. Нож, всё ещё влажный от крови, лежал на ковре футах в пяти от убитого. Даже мертвый, Джейсон Стоун выглядел могущественным и опасным. Его прямые волосы серебрились в ярком свете опрокинутой лампы. Лицо, на котором застыли удивление и страх, принадлежало человеку, который все последнее десятилетие играл доминирующую роль в национальной политике.

Ох и начнется теперь, подумал Корнелл. В комнате ясно ощущалась опасность — опасность не только для него, но и для Кери. Мысли теснились у него в голове — он вспоминал странные события сегодняшнего дня и вечера, приведшие его сюда. Корнелл не притронулся к убитому. Он опустился на колени рядом с телом и заметил, что у Стоуна вывернуты карманы. Он насчитал семь ножевых ран. В комнате был такой же разгром, как на письменном столе в доме. Кто-то вел отчаянный поиск. Корнелл не представлял, что именно могли разыскивать, и сейчас было не время это выяснять. Здесь он ничего не мог сделать. Вспомнив об оставшейся внизу Кери, он выпрямился и повернулся спиной к убитому, ощущая, как напряжены его нервы.

Мотылек по-прежнему кружился вокруг лампы в ритуальном танце. Корнелл спустился вниз.

Кери не оказалось там, где он её оставил. Комната была пуста. Корнелл обошел лодку и прислонился к деревянным перилам площадки, нависавшей над катером. Кери была не одна. Рядом стоял Пол Эвартс. Он резко обернулся на звук шагов, Кери отпрянула от него. Она была бледна и взволнована.

В голосе Эвартса отчетливо звучало потрясение:

— Барни, это невероятно. Кери рассказала мне о Джее.

Корнелл посмотрел на девушку и вопросительно произнес:

— Кери?

— Нет, Барни, — ответила она.

— Пусть так, — согласился он. — Тогда кто?

— Не знаю. Он был уже мертв, когда я пришла сюда. Я не видела, кто его убил. Мы ссорились в доме, потом он ушел, и я увидела, что он направляется сюда. Минут через пять я пошла за ним. Мне понадобилось время, чтобы прийти в себя после того, что он мне сказал.

— Что именно он сказал? — спросил Корнелл.

Ее лицо было белым и застывшим.

— Я никогда этого не повторю. Когда я пришла, он был уже мертв, вот и все. В комнате явно что-то искали, ты сам видел. Конечно, глупо было падать в обморок, но я не выдержала. Тут ты меня и нашел.

Корнелл повернулся к Полу Эвартсу, беспокойно переминавшемуся с ноги на ногу на краю лестничной площадки:

— Пол?

— Нет, Барни. Не могу сказать, что сожалею о смерти этого человека, но я его не убивал. Я всё время был перед домом, ждал Кери.

— Это только твои слова, — сказал Корнелл.

— Только мои слова, — кивнул Эвартс. — Это все, что каждый из нас имеет на сегодняшнюю ночь. Я могу задать встречный вопрос, Барни.

— Я его не убивал, — ответил Корнелл. — Я только что приехал.

— Тебе будет сложно убедить в этом полицию. — Голос был сух и странно незнаком.

Корнелл бросил взгляд на Кери. Она молча смотрела на него широко раскрытыми глазами, словно он был ей чужой. Он помотал головой, пытаясь рассеять возникшее вдруг ощущение нереальности происходящего.

Они не верили его словам. В лучшем случае выжидали, не зная, что именно он сделал и почему. Нет, подумал он, почему — абсолютно ясно. Если его обвинят, ни у кого не возникнет сомнений в мотивах. Особенно когда всё выйдет наружу. Никто не поверит, что он явился уговорить Джейсона Стоуна разумно отнестись к выдвинутым против него, Корнелла, обвинениям. Он начал понимать всю чудовищность случившегося — словно рассеялся туман над бездонной пропастью.

Он глубоко вздохнул:

— Что делал здесь Кич?

— Я ведь уже сказал, — нетерпеливо ответил Эвартс, — не знаю.

— А ты его видела, Кери?

Она покачала головой:

— Я видела его машину перед домом, но не его самого. Джей сказал, что Кич приехал из Вашингтона, и его это развеселило. Он находил забавным, что кон-I грессмен очень расстроен из-за тебя.

— Забавным?

— Джею это вполне могло показаться забавным, — сказала Кери. — Барни, он твердо решил погубить тебя. Это все знали. Хватит стоять здесь и болтать. Нужно что-то делать. Необходимо увезти тебя отсюда.

— А как насчет тебя? — спросил Эвартс. — Если газетчики пронюхают…

Она беспомощно взглянула на него:

— Это ужасно. Но не можем, же мы все убежать. Каким бы Джей ни был, что бы он ни сделал, нельзя оставить его, да ещё в таком виде.

— Мы должны, — отозвался Корнелл.

Эвартс колебался:

— Опасно. Но ради Кери мы должны попытаться.

— Что с прислугой? — спросил Корнелл.

— Когда мы приехали, никого не было.

— Джей был страшно зол, — вмешалась Кери. — Кто-то послал телеграмму и велел всех отпустить на эти дни. Он ужасно ругал своих врагов и их мелкие подлости, хотя, ей-Богу, у Джея было все, чего он хотел, и он сам нередко преследовал других.

Снова возникла странная пауза. Они думают, что это сделал я, мелькнуло в голове Корнелла. Даже Кери так думает. Он положил руку на перила и нащупал какую-то маслянистую жидкость. Он с любопытством взглянул на пятно.

В лунном свете оно было похоже на желтую краску, он достал носовой платок и вытер ладонь.

— Пожалуй, нам лучше уйти, — сказал Эвартс.

— И чем скорее, тем лучше для вас обоих, — кивнул Корнелл.

— Ты идешь с нами, Барни? — спросила Кери.

Корнелл подумал о Салли Смит и её маленьком автомобиле.

— Нет, я не могу. Вам лучше вернуться в Вашингтон вместе, так, как вы приехали сюда. А я приехал один. Мне нужно кое-что сделать, повидать кое-кого в Калверт Бич.

— Барни, ты сошел с ума, — запротестовал Эвартс. — Ты не можешь…

— Мы и так потеряли уже достаточно времени, — перебил его Корнелл. — Или мы сидим здесь, пока кто-то на нас не наткнется, или сматываемся. Что выбираете?

— Хорошо, — нехотя согласился Эвартс. — Я увожу Кери.

Она двинулась за ним.

Корнелл подождал, пока машина Эвартса не скроется в направлении деревни. Он стоял на веранде Оверлука и прислушивался к удаляющемуся шуму мотора. Тишина, нарушаемая лишь неугомонным лягушачьим хором, казалась ещё более гнетущей. Корнелл стоял перед пустым домом. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким одиноким.

Он повернулся, не торопясь прошел сквозь гулкий холл и вернулся в узкую, длинную комнату, где на него смотрел со стены портрет погибшего человека. Телеграмма, адресованная управляющему, лежала на столе, там, где Корнелл её оставил. Он взял клочок бумаги, записал номер телеграммы, время и дату отправления, тщательно свернул записку и спрятал в карман. Он не думал, что из этого выйдет какой-то толк.

Оставалась проблема отпечатков пальцев, но он ни к чему не прикасался. Конечно, сказать, где была и что трогала Кери, трудно, Корнелл на всякий случай протер ручки кресел. Он надеялся, что полиция не обнаружит следов её пребывания здесь, но по собственному опыту знал, что рассчитывать на это не стоит. Его мучило ощущение, что всё случившееся тщательно спланировано и служит какой-то пока непонятной ему цели. Ну ничего, решил Корнелл, скоро выяснится всё самое худшее.

На письменном столе он не обнаружил ничего интересного. Невозможно было установить, что именно разыскивали. Он снова вышел на террасу и взглянул в сторону лодочного сарая. Ему почудилось там какое-то движение, и в тот же момент в лягушачий хор ворвался другой звук. Вой сирен.

Он прислонился спиной к окну. Сирены выли где-то далеко к северу, в стороне Калверт Бич. Возможно, совпадение. Наверно. Но это оказалось не совпадением. Сирены приближались, и скоро свет луны на широкой лужайке поблек в лучах автомобильных фар. Машины, взвизгнув тормозами, влетели в ворота и рванулись по дубовой аллее к дому. На крыше передней машины бешено вращался красный маячок.

Корнелл отступил назад. Луч прожекторов прошил кусты самшита, залил ярким светом фасад старого дома, передвинулся на сад, осветил крышу лодочного сарая. Зычный мужской голос прокричал что-то непонятное. Корнелл колебался. Две недели слежки и ложных обвинений поколебали его веру в справедливость. К тому же это касалось и Кери. Прибытие полиции могло означать что угодно, в том числе и то, что Кери и Пол Эвартс арестованы ещё в Калверт Бич. Вряд ли полиция подняла такой шум ни с того, ни с сего. Тем не менее, они здесь, и похоже, настроены весьма серьезно.

Позади дома тянулись заросли кустов и деревьев. Впереди — сад и лодочный сарай. Время летело, а он всё выжидал. Полицейские осматривали лужайку, ещё немного, и они обогнут дом и обнаружат его. Корнелл вышел из пятна света. Луч фонаря мелькал уже за дальними кустами самшита. Человек с фонарем что-то крикнул, ему ответили. Теперь подъехали все три машины, и тихая ночь огласилась выкриками полутора десятков мужчин. Корнелл сбежал вниз по широким ступеням и спрятался в тени деревьев.

Как раз вовремя. В доме двигались тени, раздавались чьи-то голоса. Он повернул в сторону и бросился в другой конец сада. Постоял немного — его никто не услышал. Перепрыгивая через ступеньки, он сбежал к причалу и, мгновение поколебавшись, пересек падающий из верхнего окна луч света. За этим светлым пятном оставалось всего несколько ступенек до места швартовки катера. Дальше, петляя вдоль извилистой речки, тропинка, похоже, вела к пляжу. Если добраться до устья реки и повернуть на север, то он скоро сможет вернуться к Салли Смит.

Если, конечно, Салли Смит ещё ждет его.

Он уже спускался по второму пролету лестницы, когда перед ним невесть откуда возник полицейский. Корнелла ослепил яркий свет фонаря.

— Эй, вы там! — крикнул полицейский, и за пределами светового луча Корнелл различил, что он схватился за кобуру.

Позднее Корнелл часто гадал, не здесь ли начало всех его ошибок. Если бы он не начал действовать прежде, чем успел подумать, если бы его кулак не заехал полицейскому в челюсть, всё могло бы повернуться по-другому — и всё равно пошло бы не как надо.

Полицейский был ошарашен не меньше Корнелла. Получив удар, он издал придушенный вопль, попятился и, проломив, как тонкие прутики, перила площадки, рухнул вниз с пятнадцатифутовой высоты. Фонарь описал дугу и упал в воду следом за ним. Корнелл потер костяшки пальцев и повернулся к ведущей в сад лестнице. Оттуда раздавались обеспокоенные возгласы. Корнелл бросился вниз, к причалу, пробежал мимо катера и спрыгнул на тропинку. Позади раздавались громкий плеск и вопли барахтающегося в воде полицейского.

Щелкнул выстрел, и над головой Корнелла просвистела пуля. Он бросился вперед по тропинке. Сверху прозвучал приказ остановиться. Он не обратил на него внимания. То, что он сделал, уже не могло закончиться простой капитуляцией.

Тропинка вторила крутому изгибу речки, и заросли ивы скоро скрыли лодочный сарай. По причалу загрохотали тяжелые ботинки, раздался ещё один выстрел, но пуля пролетела далеко. Сзади громко совещались. Он бежал, пользуясь лунным светом, чтобы разглядеть дорогу, и проклинал его каждый раз, когда приходилось пересекать открытое пространство. Впереди сквозь зелень блеснула гладь залива Чесапик. Неожиданно Корнелл споткнулся об какой-то корень и упал. Поднявшись, он почувствовал резкую боль в колене, но бросился дальше. Твердая земля сменилась песком; он выбежал на пляж, повернул на север и снова нырнул в лес. Мгновение спустя на пляж выскочило с полдюжины преследователей.

Кусты служили ему укрытием, пока он восстанавливал дыхание. Правая нога дрожала и отказывалась ему служить. На пляже мелькали лучи фонарей.

Там, далеко позади, уже обнаружили тело Джейсона Стоуна. И теперь на него будут беспощадно охотиться, чтобы уничтожить как убийцу. Корнелл вздрогнул и забился поглубже в кусты. Тропинка кончилась. Кусты цеплялись за него, царапали, рвали одежду. Он соскользнул с глинистого берега какого-то ручейка и перешел его вброд.

Нога болела сильнее с каждым шагом. Он шел всё медленнее, понимая, что расстояние между ним и преследователями постоянно сокращается. Они двигались широким полукругом, и по лучам фонарей было видно, что его пытаются взять в кольцо, оттеснить назад, к пляжу. Теперь он шёл спотыкаясь и уже не так быстро, как раньше. Пот тек по нему ручьем, он задыхался.

Он упал, не успев понять, что случилось, а когда попытался встать, почувствовал невыносимую боль в ноге. Он пополз на локтях и одном колене, спустился к ещё одному ручью. Вода мягко плеснула ему в лицо. Сквозь заросли камыша он видел, что огни фонарей приближаются, становятся ярче. Он не мог встать. Не мог идти дальше. Подняв голову, Корнелл заметил темные очертания бесшумно пробирающейся в камышах лодки. Где-то вдали перекрикивались полицейские. Корнелл с недоверчивым изумлением смотрел на лодку. Это было маленькое суденышко, а в нем — два человека. И кто-то прошептал его имя:

— Барни? Барни!

Позади, ярдах в пятидесяти, прозвучал выстрел. Кто-то сердито крикнул. Лодка была уже совсем рядом. Корнелл с трудом поднялся с мокрой мягкой земли. Что-то с плеском упало в воду всего в нескольких футах от него.

— Барни?

Он разглядел маленькую фигурку на носу лодки и раздвинул камыши.

— Сюда, — тихо позвал он, — я здесь!

Лодка подошла ближе — темная тень среди других двигающихся и шелестящих, теней.

— Да где же, черт побери? — спросил кто-то.

— Здесь, — повторил Корнелл.

— Помоги ему, Гутси, — сказал второй голос. — Барни, с тобой всё в порядке? — В голосе звучало облегчение.

Корнелл попытался встать, взмахнул руками и сделал несколько неверных шагов. Ноги шумно шлепали ло мелководью.

— Тише! Кругом полиция.

Корнелл уже потерял способность удивляться. Он позволил втащить себя в лодку, не задавая никаких вопросов. Его даже не удивило, что неизвестно откуда появилась Салли Смит и вытащила его из этой переделки.

VI

Корнелл разглядывал управлявшего лодкой мужчину. Он стоял на корме и, используя весло как шест, бесшумно и уверенно продвигался вдоль берега заливчика. Корнелл никогда не видел этого человека. Небольшого роста, коренастый, с широким загорелым лицом. В расстегнутом вороте рубашки виднелись черные вьющиеся волосы на груди. Он посмотрел на Корнелла, широко ухмыльнулся, но ничего не сказал, спеша убраться из этого опасного места.

Корнелл осторожно ощупал ногу. Перелома нет. Просто растянул связку, уже поврежденную ударом машины Кича. День-другой поболит и пройдет. Он заметил, что Салли Смит наблюдает за ним, и сказал:

— Ничего страшного.

— Мы ещё не выбрались отсюда, — напомнила она.

— Тебе придется многое объяснить, Салли.

— Потом, — прервала она.

Он посмотрел на мужчину и кивнул. Эта тоненькая девушка и коренастый волосатый мужчина, похоже, хорошо понимали друг друга. Корнелл решил сейчас не заниматься этой проблемой. Хорошо еще, что луна скрылась за тучами; теперь, когда Салли Смит пришла ему на помощь, всё будет в порядке. У него появилось ощущение, что он наконец в безопасности и рыскающие по берегу полицейские потеряли след. Сквозь камыши и деревья их фонари казались сердитыми светлячками, которые стремятся отыскать его. Интересно, подумал Корнелл, сможет ли полицейский, которого он сбросил в воду, опознать его? Не исключено, что полиция знала о нем ещё до того, как приехала. Что ж, его уже ничто не удивит.

Когда они вышли в залив, скорость лодки изменилась. На севере мигали огни Калверт Бич. Корнелл молча сидел на дне лодки, устроив поудобнее больную ногу, и наблюдал за Салли Смит. Девушка, скорчившись, сидела рядом и смотрела на берег. Она была загадкой, которую он намеревался решить во что бы то ни стало.

Для одинокой скромной служащей она была весьма проворна. Этот человек — Гутси, кажется, — возник просто из ничего.

Салли почувствовала его взгляд и подняла глаза. В густой тени её лицо было трудно разглядеть. Она выглядела как-то иначе — моложе, наивнее. Ему нравился запах её волос.

— Вы во что-то впутались, — сказала она.

— Уж вам-то это известно, — ответил Корнелл.

— Вы что, думаете, я имею к этому отношение?

— А разве нет?

Она не ответила. Спросила сама:

— Джейсон Стоун действительно мертв?

— Откуда вы знаете?

— Мы слышали в деревне — Гутси и я. Нам сказал местный полицейский, как раз когда подлетели машины. Они знали ваше имя и сказали, что это вы убили его. Лодка — идея Гутси. Мы знали, что вам не выбраться по суше.

— Я не убивал Стоуна, — сухо произнес Корнелл.

Она посмотрела на него:

— Это правда?

— Правда.

— Да замолчи же ты, Салли, — раздраженно сказал Гутси, — По воде голоса разносятся очень далеко.

— Извини, — отозвалась она.

— Лучше поостеречься, — сказал Гутси.

Корнелл больше не видел огней на берегу. Низкий мыс отрезал их от Оверлука. Гутси перестал грести и занялся легким навесным мотором. Прилив, потихоньку раскачивая лодку, гнал её к берегу.

— От него будет такой шум, — запротестовала Салли.

— Будет смешно, если мы подойдем на веслах к причалу Фини.

— Тебе виднее, — согласилась Салли.

— Иногда я в этом сомневаюсь, — отозвался Гутси. Он через плечо взглянул на Корнелла: — С твоим мужем всё в порядке?

Корнелл испуганно взглянул на Салли. Её прохладная хрупкая рука крепко сжала его руку.

— Всё прекрасно.

Шум мотора заглушил остальные слова. Корнелл высвободил руку и посмотрел на Салли. Девушка слегка вздрагивала, и он понял, что она смеется. Она придвинула губы к самому его уху:

— Не надо сейчас спорить.

Причал Фини состоял из двух шатких, покосившихся пирсов, словно шишковатые пальцы выдававшихся в тихую бухточку. Гирлянда красных и желтых лампочек тщетно пыталась создать атмосферу веселья. Кричащая неоновая реклама на большом сарае гласила, что на причале Фини вы можете получить все, что пожелаете: вино, виски, пиво, еду, развлечения и бунгало. Когда Гутси направил лодку к берегу, по воде далеко разносилась мелодия, которую играл музыкальный автомат.

Салли коснулась руки Корнелла:

— Как нога?

— Дойду.

Гутси выключил мотор, и музыка зазвучала громче.

— Ну, слава Богу, — вздохнул он, — добрались.

— Даже не знаю, как тебя благодарить, — сказала Салли.

— Для старого друга это пустяки. — Он с сомнением посмотрел на Корнелла: — Думаешь, он сможет идти, Салли?

— Всё будет в порядке.

— Только ничего не рассказывай и все.

— Можешь не сомневаться, — горячо пообещала Салли.

Гутси подвел лодку к пирсу, и Корнелл встал. Боль в колене оказалась слабее, чем он ожидал. Салли озабоченно посмотрела на него и улыбнулась:

— Далеко идти не придется.

Корнелл был согласен повременить с вопросами. Он помог Салли подняться на причал, а когда обернулся, Гутси уже не было. Салли это, похоже, не удивило. Она сказала:

— Идем, и постарайтесь выглядеть естественно. Самое трудное позади. Может, конечно, вы хотите немедленно покинуть Калверт Бич, но мне кажется, уже поздновато. Вы и мили не проедете, как окажетесь у них в лапах и всё будет кончено.

— А вы?

— О! Со мной всё будет в порядке. Главная приманка для них вы.

— Вам не кажется, что вы напрасно рискуете?

Она остановилась на дорожке, ведущей к бару Келли. Салли смотрела на него снизу вверх, глаза девушки были серьезными.

— Чем рискую? — спросила она.

— Ну, оставаясь со мной.

— Но вы же сказали, что не убивали Джея Стоуна.

— Да, но…

— Мне этого достаточно, — сказала Салли.

Неоновая реклама отбрасывала розовый свет на её лицо. Корнелл улыбнулся и взял её за руку.

— Ведите, — сказал он.

Дорожка вела от причала вверх, но никакого поселка видно не было, и, кроме мелодий музыкального ящика и тихих голосов из-за двери бара, вокруг не замечалось никаких признаков жизни. Салли, похоже, хорошо знала это место. Она свернула в сторону возле таблички «Коттеджи для туристов — на день, неделю или месяц». Корнелл, прихрамывая, шел рядом. Он увидел её автомобильчик возле одного из дальних домиков, в густой тени тополей, возвышающихся на опушке леса.

— Это он, наш милый домик? — спросил Корнелл.

— Пока да, — ответила Салли. Она повернулась к нему, голос её звучал напряженно. — Послушайте, Барни. Я встретила Гутси в Калверт Бич, когда зашла выпить кофе. Вас очень долго не было, и я догадывалась, где вы можете быть. Оверлук — единственное место в Калверт Бич, имеющее какое-то отношение к вам. Чем дольше вас не было, тем сильнее я беспокоилась, а потом встретила Гутси. Возле полицейского участка была такая суматоха, и Гутси предложил помочь.

— Ну и?

— Как полиция узнала об убийстве? — спросила она. — Не знаю. Я же не могла спросить. Ну и, дожидаясь, когда Гутси приведет свою лодку, решила снять один из этих домиков. Так, на всякий случай. Но если вы хотите взять мою машину и уехать — пожалуйста. Только далеко не уедешь. Единственный шанс — спрятаться здесь, где им и в голову не придет искать. Завтра все, глядишь, и поостынут, и вы сможете сдаться властям, сегодня вас могут просто застрелить на месте. Джей Стоун был важной персоной. Не мне вам рассказывать. Немало горячих голов почувствовали бы себя героями, поймав или застрелив его убийцу. Что касается сегодняшнего вечера, то при виде местных полицейских у меня сложилось твердое мнение, что они будут сначала стрелять, а уж потом задавать вопросы.

Ее голос дрогнул, и Корнелл промолчал. Единственным звуком вокруг было тихое жужжание насекомых.

В одном из дальних окон горел свет, но в соседних домиках было темно, хотя там жили. Возле дверей стояли машины. Он покачал головой и улыбнулся:

— У вас есть ключ?

— Вот. — Она протянула ему ключ от домика.

— Идем.

Домик оказался на редкость чистым и уютным. Охапка дров перед маленьким кирпичным камином, кленовая мебель с обивкой из яркого ситца, такие же занавески на окнах, крошечная кухонька, туалет с душем. Салли включила свет и сделала пируэт посреди комнаты.

— Видите? — сказала она. — Все удобства.

— Вижу, — кивнул Корнелл.

Он взглянул на широкую тахту, потом на жесткие кресла. Салли улыбнулась:

— Знаете, проявлять благородство совсем не обязательно.

— Мне чертовски неприятно, что я впутал вас во всё это, — сказал Корнелл.

— Здесь лучше, чем в тюрьме, правда?

Ему пришлось признать, что она права. Салли избегала смотреть на него. Она хлопотала на кухоньке, и вскоре он почувствовал запах свежесваренного кофе. Он не стал спрашивать, когда она успела запастись провизией. У него было ощущение, что вопросы бесполезны. У этой девушки имелся четкий план, и она действовала в строгом соответствии с ним. Она всё расскажет, когда сочтет необходимым; Корнелл даже испытал облегчение — можно расслабиться и положиться на кого-то. Она знала, что делает.

Салли отошла от крошечной плиты и подала ему кофе. В мягком свете лампы она выглядела славно — чистенькая, свежая и приветливая. Он заметил, что глаза у неё сине-зеленые, умные и веселые, и снова подумал, что она не так проста, как кажется. Потом вспомнил их встречу в троллейбусе, и в нем проснулось недоверие, потому что теперь он ещё лучше понимал, что Салли вовсе не случайность.

— Это вас подбодрит, — сказала она. — Я сама держусь только на кофе.

Горячая жидкость немного прочистила ему мозги.

— Есть вопросы? — спросила она.

— Ещё сколько.

— Барни, а до утра они подождать не могут?

— Послушайте, Салли, — ответил он, — я же ничего не знаю.

— Обо мне?

— Да. О вас. Обо всем.

— Это совсем просто, — сказала она. — Я ведь уже говорила, я просто хочу помочь вам. А что касается Гутси Томаса, я знаю его тысячу лет. Его знал ещё мой отец. Гутси всегда очень хорошо ко мне относился, как старший брат. В том, что мы вас сегодня нашли, нет ничего загадочного. У нас было преимущество: мы со стороны наблюдали, как они преследовали вас. По свету их фонарей легко было сообразить, куда вы направились. Просто нам повезло, и мы нашли вас раньше полицейских, вот и все.

— Что известно Гутси? Он знает, кто я?

— Я сказала ему, что вы мой муж.

Корнелл усмехнулся:

— Но ведь было ясно, что полицейские гонятся за мной…

— Гутси не слишком жалует полицейских, — коротко ответила Салли. Она допила кофе, забрала чашки и отнесла их в кухню. Корнелл смотрел на её прямую спину и плечи. На мгновение у него потемнело в глазах, и он почувствовал, как его охватывает непреодолимая усталость. Салли обошла все окна и плотно задернула занавески. Подойдя к нему, она сказала:

— Вы устали больше, чем я. Остальные вопросы могут подождать. — В её голосе зазвучала какая-то странная нежность. — Не беспокойтесь обо мне, Барни. Пожалуйста. Вы сказали, что не убивали Джейсона Стоуна, и я верю вам.

— А вдруг я убил его?

— Это ничего не меняет, — сказала она, — Решительно ничего. А сейчас я ложусь спать. Вы не возражаете?

Он встал, достал из шкафа простыни и одеяла. Он едва держался на ногах от усталости. В голове мелькали бессвязные мысли. Он видел, что Салли Смит раздевается, видел её быстрые, грациозные движения, слышал шум воды в душе. Корнелл зажег сигарету, подошел к двери и посмотрел на причал. Неоновая реклама над баром Келли уже погасла. Замолчал музыкальный автомат. Широкая гладь залива Чесапик смутно поблескивала под звездным небом. Вокруг не было ни души.

Корнелл повернулся, когда за его спиной погас свет, и услышал, как Салли забралась в постель. Он зажег ещё одну сигарету и при крошечном огоньке спички успел увидеть, что она натянула одеяло до самого подбородка. Она заплела длинные волосы в косы и смотрела на него широко открытыми глазами, мудрость которых совсем не вязалась с её прежним весельем. Корнелл, прихрамывая, подошел к одному из кресел, опустился в него, нашел пепельницу и попытался устроиться поудобней.

В темноте голос Салли прозвучал тихо и словно издалека:

— Вы собираетесь спать там?

— Да.

— Тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — отозвался он. И, помолчав, добавил: — Спасибо за все, Салли.

Между ними лежали тишина, темнота и эта незнакомая комната. Сон никак не шел. Возможно, он слишком устал, события сегодняшнего вечера взбудоражили его. Во время войны с ним не случалось ничего подобного. Нога болела, в колено словно вонзались иглы. Он снял ботинки, пиджак, галстук, расстегнул воротник. Но сколько ни пробовал, никак не мог найти удобное положение для ноги. И хоть он старался производить как можно меньше шума, при каждом движении кресло поскрипывало. Сигарета догорела, он зажег другую. Снова при свете спички взглянул в другой конец комнаты и увидел широко открытые глаза наблюдавшей за ним Салли Смит.

— Барни? — прошептала она.

— Да.

— Вы беспокоитесь о ней?

— О ком?

— О Кери Стоун.

Она знала и о Кери. Он не удивился. Похоже, Салли знала о нем немало. Он не ответил, и её голос раздался снова:

— С ней всё в порядке. Мы с Гутси видели её машину. Она была с Полом Эвартсом. Я думаю, ей удалось удрать.

— Спасибо, — отозвался он.

Снова молчание.

Корнелл затянулся сигаретой, и красноватый отблеск осветил твердую линию подбородка и резкие черты его типично американского лица.

— Барни?

— Ну что еще?

— Вы любите её? Я имею в виду Кери. Очень любите?

Он не знал, что ответить.

— Любите, Барни?

— Не знаю, — ответил он.

В комнате опять воцарилась тишина, но он был уверен, что что-то изменилось. Словно исчезло какое-то напряжение. Он снова пошевелился, но, занятый мыслями о том, что сказала Салли, неосторожно задел колено и невольно вскрикнул. Сквозь пронзившую его боль он услышал шорох одеяла, потом звук босых шагов.

— С вами всё в порядке?

— Всё нормально.

Она наклонилась, и он почувствовал аромат её волос.

— Барни, это же глупо, — сердито произнесла она. — Вам необходимо отдохнуть. Утром я сделаю всё что надо для вашего колена, но, если я сейчас зажгу свет, это может привлечь внимание. Идите в постель. Дайте я вам помогу.

В комнате было слишком темно, и он не мог видеть Салли. Но когда она обхватила его талию, прикосновение её тела подействовало на него как электрический разряд. Она была совершенно нагая. Кожа под его пальцами казалась прохладным шелком. Прихрамывая, он направился к кровати, всё время чувствуя её присутствие. Опустившись на постель, он с благодарностью ощутил прохладу простыней. Салли отодвинулась, и он услышал, как она обошла вокруг, почувствовал, что она легла с другой стороны. Она не касалась его, но её голос, казавшийся бесплотным в полной темноте, звучал совсем рядом.

— Мне всё равно, что вы думаете обо мне, Барни. Нет, я не хочу сказать, что это неважно, потому что это не так. Я хочу, чтобы вы думали обо мне хорошо. Но сегодня мне всё равно. Я знаю, вы удивлены, что я так много знаю о вас и делаю всё это. Я читала о вас, видела фотографии в газетах и знаю, что всю эту ложь придумал Стоун. Так что мы не совсем незнакомы. Мне так не кажется.

— Я не понимаю… — медленно начал Корнелл. Он говорил спокойно, обращаясь к потолку. — Почему вы вообще решили помогать мне?

— Наверно, мне придется сказать вам, — прошептала она.

— Что сказать?

— Это потому, что я часто наблюдала за вами, хотя вы даже не подозревали о моем существовании… и я влюбилась в вас. Глупо, да? Я и сейчас люблю вас.

Ощущение было такое, словно она коснулась его сердца. Он думал о ней, хотел её, её слова будто осветили темноту.

— Салли? — прошептал он.

Она не ответила. Он протянул к ней руку, неожиданно почувствовав страстное желание. Она не шелохнулась. Он прислушался к её дыханию, легкому и ровному, и изумленно улыбнулся в темноте.

Она отвернулась от него и уснула.

VII

Он проснулся на рассвете, потом ему пришлось долго перебирать в памяти все подробности, чтобы убедиться, что произошедшее не было сном. За окном плыл жемчужно-серый туман, в домике было по-прежнему темно. При первом же движении колено отозвалось острой болью, и он невольно вскрикнул. У него было ощущение, что случилось что-то скверное, какая-то резкая перемена в жизни. Несколько секунд он не мог вспомнить, что именно. Он посмотрел на обшитый деревом потолок, выглядевший незнакомым, пугающим, он никак не мог вспомнить, как попал сюда, что это за место. Это длилось лишь мгновение. Когда память поставила всё на свои места, он снова шевельнулся, ощутив боль во всем теле. Нервы посылали емусигнал тревоги.

Рядом с ним, цвета нежной розы и слоновой кости, лежала мягкая, изящная Салли.

— Барни? — прошептала она. — Всё в порядке.

Тревога улеглась. Он увидел, что она наблюдает за ним, опершись на локоть. В её глазах читалось сочувствие.

— Ты давно не спишь? — спросил он.

— Как начало светать.

— Час?

— Да, примерно.

Глядя на мягкие очертания её тела, он вдруг остро ощутил свое собственное. Она нежно погладила его густые темные волосы.

Да проснись же, сказал себе Корнелл. Ведь это как раз то, о чем ты мечтал ещё мальчишкой. И надо же такому случиться, когда всё тело болит, подумал он. Потом вспомнил, как она отвернулась от него вчера вечером. И ещё вспомнил Кери и Пола в ресторане, где они встречались вчера. Корнелл вдруг почувствовал непреодолимое желание навести порядок в своих мыслях. Салли ждала, её невинное лицо освещала вечная мудрость, таившаяся в глазах. Он повернулся к ней с жаром, не допускающим сопротивления. Какой-то момент её губы и тело оставались холодными, потом он почувствовал их тепло и уже не вспоминал о боли в колене…

Позже, проснувшись во второй раз, он не мог решить, во сне или наяву это было. Домик был пуст. Сквозь полоски жалюзи светило яркое солнце, рисуя на полу яркие полосы. Снаружи застучал лодочный мотор, послышались крики игравших детей. Из соседнего домика донеслись звуки радио. Ничто не вызывало тревоги.

Корнелл осмотрел свое колено. Оно посинело и слегка распухло, к тому же ногу было трудно сгибать. И всё же, несмотря на боль и воспоминания о вчерашнем бегстве, он чувствовал себя на удивление хорошо.

— Салли? — позвал Корнелл.

Нет ответа. Дверь в ванную открыта, там тоже никого. Он даже удивился, как мало встревожило его её отсутствие. По всем правилам ему следовало одеться и исчезнуть как можно быстрее.

Спустив ноги с кровати, он попробовал встать. Колено болело. Но, вспомнив вчерашнее бегство от полиции, он понял, что легко отделался. Хотя и прихрамывая, ходить он все-таки мог. Куда же делась Салли? Он не думал, что она ушла совсем. Какова бы ни была её роль в этом странном, запутанном деле, он не думал, что она бросит или предаст его.

Кофе стоял на плите, чашка и блюдце для него были приготовлены. Рядом лежала записка: «Отправилась на разведку. Держи оборону, пока не вернусь». Он улыбнулся и налил себе кофе.

После душа он почувствовал себя значительно лучше. Горячая вода смягчила боль. Взглянув в маленькое зеркальце, Корнелл решил, что, если не считать двухдневной щетины, он не очень похож на беглеца. Типично американская внешность. Пригладив пальцами волосы, он постарался придать себе как можно более презентабельный вид.

Вот с одеждой проблема. Кусты причинили ей гораздо больший ущерб, чем он предполагал, вряд ли можно появиться на людях в таком наряде.

Проблему решило появление Салли. Он услышал, как в двери поворачивается ключ, и она вошла, нагруженная пакетами и свертками, с растрепанными ветром волосами. На ней были солнечные очки, закрывавшие половину лица. Корнелл взял у неё свертки:

— Доброе утро.

— Не такое уж и доброе, — отозвалась она, сняла очки и холодно взглянула на него. — Я принесла брюки, спортивную рубашку и солнечные очки. Это должно помочь.

Он разбирал принесенные ею продукты и одежду, удивляясь её непонятной скованности. Надев нейлоновую рубашку с огромной пальмой на груди, он спросил:

— Что-то случилось?

— Ничего особенного. — Она подошла к окну и посмотрела на освещенную солнцем поляну. — Беспокоиться не о чем.

— Послушай, — сказал он, — если что-то случилось, скажи мне. Совсем не нужно принимать удар на себя.

Она посмотрела на него:

— В самом деле?

— Что случилось? — повторил он.

Салли пожала плечами:

— Я вчера ошиблась. Кери Стоун ехала недостаточно быстро.

— Она здесь? — спросил Корнелл.

— Не волнуйся. Она в местной гостинице. Насколько я поняла, это нечто вроде домашнего ареста, для её же блага.

— А Эвартс?

— Не знаю.

— Кери расспрашивала обо мне?

— А ты как думаешь?

— Ну хорошо. Но не стоит из-за этого так сердиться.

— Я рада, что ты так считаешь.

— Именно так.

— Ну ещё бы.

Он нахмурился:

— Послушай, я не понимаю…

— И не пытайся, — ответила Салли. — Давай завтракать.

Она намазала маслом хлеб, заварила кофе, поджарила яичницу с ветчиной. Корнелл молчал, удивленный её поведением. Похоже, её беспокоило что-то ещё помимо ареста Кери, но он не мог понять, что именно. Движения Салли были резкими и сердитыми. Он разложил прикрепленный к стене складной стол, нашел в шкафчике посуду, расставил её, всё время посматривая на дверь и в любую минуту ожидая чьего-нибудь появления. Ничего не произошло. Он нетерпеливо повернулся к девушке:

— Выкладывай-ка всё начистоту. Если будешь так себя вести, ничего хорошего не выйдет.

Она поставила кофе на стол.

— Я так и знала, что ничего не выйдет. Это была ошибка. Ты всё ещё любишь её, а я вела себя как дура.

— Ты всё ещё про Кери?

— А что, есть ещё и другие?

— Послушай…

— Хорошо, это не твоя вина, я сама виновата.

— Это же глупо, — сказал Корнелл. — Ты заводишься из-за пустяков.

— Правильно. Из-за пустяков.

— Я не это имел в виду.

— Я знаю.

— Послушай, давай поговорим о более важных вещах. Как там сегодня полиция?

Салли приняла перемену темы разговора, и напряжение спало. Во время своей экспедиции она раздобыла кое-какую информацию. Насколько она поняла, все окрестные дороги перекрыты. Полиция трех штатов поднята на ноги, по радио всё время передают сообщение об убийстве, оплакивают гибель «великого американца». Салли насмешливо передразнила причитания радиокомментаторов. Корнелл подумал, не была ли она знакома с Джеем Стоуном.

— Разыскивают меня?

— Тебя, Барни. Как только тебя не называют!

— А о конгрессмене Киче упоминали?

— Ни слова. Их интересуешь только ты. И местная полиция, и федеральная, и полиция штата считают, что ты сбежал из Вашингтона, получив информацию, что тебя вот-вот арестуют. Они, должно быть, подозревают меня. — Салли скорчила гримаску. — Ты явился сюда, чтобы отомстить Джейсону Стоуну за то, что он раскрыл твою шпионскую деятельность. Когда речь идет о проекте «Циррус», слово «предполагаемую» уже не употребляют.

Вчера вечером ты, похоже, всех убедил, что обвинения против тебя достоверны.

Корнелл нахмурился:

— Интересно, как они вообще узнали, что я был здесь.

Салли пожала плечами:

— Им кто-то подсказал.

— Но кто именно?

— Вот это и есть главный вопрос.

Ему не хотелось об этом думать, но выбор был очень ограничен. Кери, Пол Эвартс и сама Салли. Или, может быть, конгрессмен Кич. Это значит, что, когда Кич в такой спешке покидал Оверлук, Джейсон Стоун был уже мертв. И поэтому Кич тоже должен быть отнесен к числу подозреваемых.

Салли отхлебнула кофе и сказала:

— Полиция с каждой минутой расширяет круг поисков, а это значит, что давление на Калверт Бич становится всё меньше. Они считают, что ты бросился в бега и стремишься оказаться как можно дальше от места преступления. А это делает наше убежище идеальным на данный момент.

— Не могу же я сидеть здесь до бесконечности.

— Можешь, если будет нужно.

— Нет. Я должен что-то делать.

— Например? — удивилась она.

— Пока не знаю.

— Я знала, что ты так скажешь, — вздохнула Салли. — Поэтому и купила тебе такой наряд. В этой рубашке и очках ты вполне сойдешь за туриста, особенно на пару со мной. Одно плохо, боюсь, я не смогу помочь тебе. Джонни Экорн здесь.

— Он тебя видел?

— Нет. Я увидела его первой. Во всяком случае, я на это надеюсь. Но если он меня заметит, то всё поймет. Джонни очень умный. Думаю, он имеет представление о том, как я к тебе отношусь. Если он позвонит на работу и узнает, что меня сегодня нет, то может даже догадаться, что именно я привезла тебя сюда вчера вечером. Мегги скажет, что меня нет, это его жена. Мы вместе работаем.

Корнелл молчал. Его беспокоило, что он впутал Салли в это дело. Он не надеялся долго пробыть на свободе. Его желание сделать что-то, чтобы оправдаться, наталкивалось на глухую стену. Он даже не знал, с чего начать. Если Кери под надзором полиции, добраться до неё невозможно.

Одежда, которую раздобыла ему Салли, была не Бог весть какой маскировкой. Здесь, в окрестностях, это ещё могло сработать, но если кто-нибудь приглядится повнимательнее, ему конец.

Да и не может он сидеть здесь всю жизнь. Нельзя же прятаться в норе, как испуганный кролик. Так его всё равно поймают. Ему хотелось связаться с Эвартсом, выяснить, как обстоят дела. И всё же, что бы ни случилось, нельзя сидеть сложа руки.

Салли снова наполнила чашку. Она выглядела такой чистенькой и жизнерадостной. Неожиданно воспоминания о прошедшей ночи наполнили его непреодолимым волнением. Она беззащитна перед ним, и видимо, именно это её и беспокоит, решил Корнелл. Ситуация была неловкая. Либо это, либо она опытная актриса, которая без малейших угрызений совести следует какому-то своему пока непонятному плану. Но, глядя на неё, на её перевязанные голубой ленточкой каштановые волосы, трудно было представить, что эта девушка может быть опасной.

— И ещё одно, — сказала она. — Если верить тому, что я слышала по радио, в Оверлуке что-то украдено. Это правда?

— Судя по тому, что я успел заметить, да.

— Власти, похоже, очень обеспокоены пропажей каких-то бумаг. Они не уточняют, каких именно. Информация поступила от Сэма Хэнда. Ты знаешь, кто это такой?

— Правая рука Стоуна. Его секретарь, телохранитель, доверенное лицо, одним словом, мастер на все руки, — ответил Корнелл. — Я его видел, но никогда с ним не общался.

— Похоже, мистер Хэнд больше всех жаждет снять с тебя скальп. Но что ещё важнее, он очень хочет вернуть то, что называет личной картотекой Джейсона Стоуна на самых опасных врагов государства. Он сказал, что в этой картотеке было и твое имя.

— Где Сэм Хэнд был вчера вечером? — спросил Корнелл.

— У него есть алиби, в Вашингтоне, — коротко ответила Салли.

— Есть какая-нибудь информация о телеграмме, после которой вчера из Оверлука отпустили всех слуг?

— Хэнд заявил, что это часть твоего плана убийства Стоуна. Полиция с ним согласна.

Корнелл ощущал, как в нем нарастают усталость и разочарование. Сэм Хэнд оказался ещё одним фактором в и без того слишком сложной головоломке.

Он попытался вспомнить все, что знал об этом человеке. Огромного роста, с острым умом, лишенным, однако, в отличие от Стоуна, яркой оригинальности. Хэнд всегда выступал представителем Стоуна, занимался тысячами мелочей, раздражавших хозяина. Корнелл знал, что Хэнд считался по-собачьи преданным Стоуну, но, кроме этих общих сведений, ему ничего не приходило в голову. Что касается пропавших документов, он ещё вчера понял — из Оверлука что-то похищено. Он уже слышал о личной картотеке Стоуна. В принадлежащих ему газетах Стоун, не скрывая, говорил, что имеет досье на лиц и организации, которые считает антиправительственными. Однако Корнеллу не было известно доказательств существования такой картотеки.

— Добавим Сэма к нашему списку, несмотря на его алиби, — сказал он. — Он вполне может оказаться сбежавшим от меня типом.

— Каким типом? — заинтересовалась Салли.

Корнелл рассказал о человеке, которого заметил, войдя в кабинет Стоуна.

— Не могу сказать точно, мужчина это был или женщина. На нем было какое-то странное платье или халат…

— Халат? — перебила Салли.

— Мне так показалось, но…

— Минутку. — Она быстро встала и взяла пиджак, который был на нем вчера вечером. Салли показала ему рукав: — Откуда это?

Она ткнула пальцем в пятно ярко-желтой краски на локте твидового пиджака. Корнелл вспомнил, что вчера вечером вымазал руку краской в лодочном сарае.

— Из Оверлука, — ответил он. — Там, видимо, что-то недавно красили.

— Это не бытовая краска, — возразила Салли. — Такими пользуются художники. Желтый кадмий, или я напрасно баловалась живописью столько лет. Откуда она могла там взяться?

— В поселке хватает художников, — сказал Корнелл. — Целая колония.

— Вот именно. И один из них был вчера в Оверлуке. — Но…

— Ты же сказал, что видел кого-то в халате. — Она с победным видом смотрела на него. — Ну и?…

— Что ж, это не лишено смысла, — согласился он.

— Конечно, не лишено. В студии Ивана Рулова на Мейн-стрит вчера была вечеринка. — Голос Салли звучал возбужденно. — И кто-то вполне мог воспользоваться воздействием водки на окружающих и незаметно нанести визит Джейсону Стоуну!

Мы не знаем зачем, но можем выяснить. Кто и зачем. Это лучшая отправная точка, которую мы пока имеем.

VIII

Корнелл посмотрел на залитую солнцем площадку перед домиком. Неподалеку стирали две женщины. По пыльной, с глубокими колеями дороге проехал громыхающий «форд» и повернул в направлении бара Келли. Бар был открыт в ожидании полудюжины мужчин, околачивающихся на устричных пирсах. «Форд» остановился перед баром, из него вылез толстый мужчина в пыльной белой шляпе и мешковатых брюках, поддерживаемых широкими подтяжками. Мужчина кинул взгляд на сверкающую гладь залива и вошел в бар. В этой мирной утренней сценке не было ничего подозрительного.

Сзади прозвучал твердый голос Салли:

— И не думай, Барни. Тебе нельзя идти в поселок среди бела дня.

— Тогда кто проверит художника, о котором мы говорили?

— Я, — ответила Салли. — Пока меня не заметил Джонни Экорн, я могу ходить где угодно, не вызывая никаких подозрений. Всё равно кто-то должен следить за развитием событий, а Хэннинген проникся ко мне лучшими чувствами.

— Хэннинген?

— Местный полицейский, приятель Гутси. Он просто обожает всё объяснять таким дурочкам, как я, — произнесла Салли, копируя южный акцент.

Корнелл нахмурился:

— Я не хочу, чтобы ты влипла из-за меня, Салли.

— Это мое дело, — возразила она. — И ничего со мной не случится. Это тебе нужно быть осторожнее. Если тебе так необходимо выйти, не отходи от кемпинга. Здесь на тебя никто не обратит внимания.

Через полчаса Салли села в автомобиль. Её волосы поблескивали на солнце, голубая ленточка в них была под цвет глаз. Машина выехала на грунтовую дорогу, и из-под колес поднялись клубы пыли. Когда звук мотора затих в лесу, Корнелл ощутил внутри пустоту.

Впервые за последние дни он оказался в полном одиночестве. Он решил убрать со стола после завтрака. Проходя мимо зеркала, Корнелл взглянул на себя. Ну что ж, решил он, вполне подходяще: зеленые пальмы на рубашке, мешковатые брюки цвета хаки. В темных очках он сойдет за туриста.

Он выкурил сигарету, вымыл кофейник. Салли забыла купить бритву. Возможно, у Келли продавали разные мелочи, необходимые обитателям домиков. Он понял, что просто ищет предлог, чтобы выйти из дома, и решил, что никакого предлога не надо. Ничего не случится. К тому же в баре, наверно, есть радио, и он сможет узнать, как обстоят дела.

Корнелл поставил на место кофейник, вытер руки и заглянул в свой бумажник. Денег хватит на неделю. Он достал свое водительское удостоверение и визитные карточки, разорвал на мелкие кусочки и спустил в туалет. Потом вышел из дома.

Две женщины уже закончили стирать и теперь разговаривали, стоя в тени под деревом. Одна из них улыбнулась ему. Корнелл сунул руки в карманы и не спеша направился к бару. Было жарче, чем он предполагал, и на спине под пестрой рубашкой выступили капельки пота.

На крыльце дома возле входа в кемпинг сидел длинный тощий мужчина с круглым, как футбольный мяч, животиком. Он задрал ноги на перила; в кресле-качалке сидела маленькая усталая женщина и чистила горох. Мужчина заговорил довольно громко, Корнелл почти прошел мимо, когда сообразил, что к нему обращаются.

— Мистер Смит!

Мужчина явно имел в виду его. Повернувшись, Корнелл перешел дорогу и подошел к крыльцу:

— Доброе утро.

— Доброе утро, мистер Смит, — сказал мужчина. — Я — Келли.

Корнелл кивнул. Женщина бросила на него взгляд и больше не поднимала головы. Корнелл удивился, зачем Салли нужно было регистрироваться в кемпинге под собственным именем. Он напрягся под взглядом маленьких глазок Келли.

— Хорошо выспались? — спросил, ухмыляясь, Келли.

Тут Корнелл понял. Салли всем сообщила, что у них медовый месяц. Он улыбнулся в ответ:

— Прекрасно, спасибо.

— Хорошая у вас жена.

— Спасибо, — повторил он.

Келли подмигнул:

— Надеюсь, вам здесь понравится.

— Непременно. Всё просто чудесно.

— На вашем месте ничего другого не скажешь, — фыркнул Келли.

— Да уж, — сказал Корнелл.

Он повернулся и пошел дальше. Ноги дрожали от желания идти быстрее. Он старался сдерживать это желание и хромоту. Об убийстве не было сказано ни слова. Он почувствовал облегчение от мысли, что одну проверку уже выдержал. Дойдя до бара, он оглянулся назад — на крыльце никого не было. Келли и его жена исчезли.

Это может ничего не означать, решил он.

В баре было сумрачно и прохладно. Длинная стойка, бакалейный прилавок в дальнем конце. Под полом плескалась вода. Корнелл немного постоял в дверях, хотел было снять темные очки, но передумал. Толстого мужчины, который вошел раньше, было не видно. Худощавая седая женщина выбирала продукты. Какой-то прыщавый юнец играл в китайский бильярд. Корнелл повернул к бару.

— Кока-колу, — сказал он. — И бритву.

— Лезвия?

— Все вместе, — сказал Корнелл.

— Я думаю, найдется.

Бармен был маленьким, сутулым человечком с печальными глазами. Он открыл бутылку, подал её Корнеллу и начал рыться где-то за кассой. Кока-кола оказалась теплой. Сзади жужжал и звякал бильярд. Покупательница раздраженно заспорила с барменом. Бармен терпеливо выслушал её. Потом вернулся и протянул Корнеллу пакетик с безопасной бритвой.

Наконец он обнаружил то, что искал, — стоящий на полке маленький радиоприемник. Он подошел и включил его.

— Следующая передача новостей в одиннадцать, — поднял голову рыжеволосый юноша.

— Есть что-нибудь новенькое?

— Его ещё не поймали.

— Поймают, — отозвался бармен. — В жизни не видел столько полицейских. Они его поймают. Эти коммунисты не такие уж умные.

— Какие коммунисты? — не понял Корнелл.

— Ну, тот тип, который убил мистера Стоуна. Вы что, ничего не слышали? — В голосе бармена зазвучало подозрение.

Корнелл улыбнулся:

— У меня медовый месяц.

— А, так вы тот самый Смит?

— Тот самый.

Бармен немного успокоился.

— Тогда вам точно не до того. Гутси уже вас искал.

— Гутси Томас?

— Разве здесь есть ещё кто-то с таким именем?

— Где я могу его найти?

— Вон, слышите, похоже, это он и есть.

Корнелл услышал знакомый звук лодочного мотора и поставил пустую бутылку на стойку. Он направился к выходу, но бармен окликнул его:

— Эй, вы забыли вашу бритву!

Корнелл вернулся, сказал:

— Спасибо, — и вышел на улицу.

Когда он подошел к причалу, Гутси привязывал лодку. Рубашка, обтягивающая его широкую спину, была мокра от пота. Когда длинная тень Корнелла упала поперек лодки, Гутси поднял голову:

— Привет. А, это вы!

— Доброе утро, — сказал Корнелл.

Гутси критически оглядел его:

— Ну и нарядец.

— Ничего, сойдет.

При свете дня он разглядел, что Гутси гораздо старше, чем ему показалось ночью, лет пятидесяти, с густой сединой в темных волнистых волосах. В его широких ладонях ощущалась огромная сила. Гутси вытер руки ветошью и поднялся на причал.

— Ну и денек! Жарища.

— Да, — согласился Корнелл. — Я хотел ещё раз поблагодарить вас.

— Я сделал это для Салли, вот и все.

— Вы ведь не отсюда родом?

— Мы с Салли из одного города. Хотите пива? Корнелл покачал головой:

— Лучше поговорим здесь.

— В лодке найдется несколько бутылочек. Этот обдирала Келли берет лишний никель с бутылки. — Гутси опустил руку в ведро с водой и выудил оттуда две мокрые бутылки с отклеившимися этикетками. — Я тоже хотел поговорить с вами.

Здесь место не хуже других.

Пиво было холодным и приятным. Корнелл сел на край деревянного настила и, глядя на залив, достал сигарету. Далеко на горизонте тянулась лента дыма от танкера. Ближе к берегу клонились под ветром два маленьких паруса. Кругом была тишина и покой.

— Конечно, не мне вас спрашивать, — сказал Гутси, — да я и не хочу знать, что вы делали у Стоуна вчера вечером. Парень, что его прикончил, заслуживает медали, так что мне плевать, вы это сделали или нет.

— Нет, — сказал Корнелл.

— Нет так нет. Пусть так. Меня беспокоит только, что теперь будет с Салли. У неё свои понятия о жизни и отцовское упрямство.

— Насколько я понимаю, вы знали отца Салли? — спросил Корнелл.

— Да, знал.

— Хорошо?

Гутси засмеялся.

— Я был его бутлегером, ещё в прежние времена. Отличный человек был Смит. Просто отличный. Когда его жена умерла, он постарался воспитать Салли как можно лучше. — Гутси помолчал. Он уже не улыбался. — Она умерла после того, как Джей Стоун упек Тима на десять лет за решетку.

Корнелл молчал так долго, что Гутси внимательно взглянул на него:

— В чем дело?

— Я не знал, что Салли имела какое-то отношение к Джейсону Стоуну.

— Для человека, который на ней женился, вы, похоже, не много знаете о Салли. Конечно, она знала Джейсона Стоуна. И ненавидела от всей души. Стоун погубил политическую карьеру её отца. Тим был основным кандидатом в Конгресс, а его соперник — ставленником Стоуна. Тим узнал о грязных делишках Стоуна на выборах — фальшивые урны для бюллетеней, запугивание избирателей, шантаж, подкуп. У Тима имелись все документы. Но вы же знаете Стоуна. С помощью лжесвидетелей он обвинил Тима в непредумышленном убийстве и отправил в тюрьму в самый разгар избирательной кампании. Кандидат Стоуна прошел в Конгресс, а Тим получил десять лет.

— Так вот в чем дело, — тихо произнес Корнелл.

— Поэтому Салли и заинтересовалась вами. Потому что вы вступили в драку с Джеем Стоуном. Может, она и не собиралась влюбляться в вас, но так уж получилось. Одно могу сказать: смотрите заботьтесь о ней хорошенько.

— Позабочусь, — заверил его Корнелл. — Не беспокойтесь.

— Это вам надо беспокоиться, — пожал плечами Гутси.

У Корнелла отлегло от сердца. Слова Гутси принесли ему огромное облегчение. Все сомнения относительно этой девушки исчезли, он уже давно не чувствовал себя так хорошо. Будущее было простым и ясным. Не имело значения, что он беглец и за ним охотится полиция всего штата. Он знал, что делать, Джейсон Стоун мертв, и он, Корнелл, должен найти убийцу. Ещё серьезнее то, что вся страна оплакивает смерть этого лжепатриота. Его долг показать Джейсона Стоуна таким, каким он был на самом деле.

Он почувствовал, как внезапно напряглась лежащая на его плече рука Гутси. Его лицо стало непроницаемым.

— Вон он идет, — прошептал Гутси. — Ну, теперь держитесь.

— Что…

Корнелл повернулся и посмотрел в сторону поляны. К ним шел толстый мужчина, который приехал в грохочущем «форде». Корнелл снова обратил внимание на его широкие подтяжки, но теперь заметил и кое-что ещё — отблеск солнца на металлическом значке, прикрепленном к эластику.

В ту же минуту он услышал рев машин, несущихся по лесу со стороны Калверт Бич. Толстяк ещё не подошел, когда машины с визгом остановились и из них выскочили с полдюжины мужчин, рассыпавшихся среди домиков.

Гутси Томас побледнел.

IX

Круглое, как луна, лицо толстяка раскраснелось от жары. Мешковатые брюки были поношенные и грязные. Голубые полоски на шелковой рубашке казались почти черными от пота. Он снял шляпу, вытер лысину и стал смотреть, как полицейские прочесывают территорию кемпинга.

Потом, посопев, взглянул на Гутси и Корнелла.

— Так и думал, что явятся, — объявил толстяк. — Вы и есть Смит?

— Да, — ответил Корнелл.

— А я Хэннинген. Полиция Калверт Бич. До вчерашнего вечера — вся местная полиция в полном составе. — Он с неприязнью посмотрел на полицейских, направляющихся к дому Келли. — А меня даже слушать не хотят. В упор не замечают. Мое имя в газетах даже не появилось. В кои-то веки настоящее дело, а меня отпихивают в сторону.

— Да, обидно, — согласился Гутси.

Бледность несколько сошла с его лица. Маленькие глазки Хэннингена бегло скользнули по Корнеллу. Глаза у толстяка были умные и проницательные, они сразу заметили яркую рубашку и брюки, солнечные очки. Корнелл увидел, как двое полицейских и некто в штатском идут по дорожке к бару. Следом бежала стайка ребятишек, родители которых отдыхали в кемпинге. Несколько взрослых отчужденно стояли возле дома Келли, не смешиваясь с полицейскими.

— Ищут убийцу, — сказал Хэннинген.

— Здесь? — удивился Корнелл.

— В своем уме никто не станет прятаться здесь, — заметил Гутси.

— Я пытался объяснить. Не слушают.

Корнелл чувствовал, как в нем нарастает напряжение. Может, толстяк отвлекает, тянет время, пока полицейские не подойдут поближе, а потом объявит о его аресте. Интересно, у него будет шанс оказать сопротивление? Нет, ни малейшего, решил Корнелл. Его пристрелят, прежде чем он успеет отбежать на двадцать футов. Темные очки, пестрая рубашка — всё это казалось до смешного ненадежным прикрытием. Хэннинген знал. Хэннинген должен был сейчас сказать. Он должен был это сделать, чтобы его имя попало в газеты.

— Скажи Келли про сегодняшний вечер, — произнес Хэннинген. — Пусть отменит.

— Что отменит? — переспросил Гутси.

— Не притворяйся дурачком, — сказал Хэннинген. — Петушиные бои в штате запрещены законом. Ты же знаешь, Гутси. Жестокость к бессловесным тварям. Сегодня никаких боев и никакого тотализатора. Слишком много посторонних. Ясно?

— Ясно, — кивнул Гутси.

— Так-то лучше, — удовлетворенно произнес Хэннинген и повернулся к Корнеллу: — Конечно, людям нужно какое-то развлечение. Я закрываю глаза. Только не сейчас, когда повсюду снуют эти умники, которые никого не могут поймать.

Двое полицейских и человек в штатском стояли в дверях бара, разговаривая с барменом. Тот, что в штатском, посмотрел в их сторону. Гутси наклонился к лодке и небрежно спросил:

— Ну что, Хэннинген, пивка?

— Было бы неплохо.

Толстяк обтер ладонью горлышко бутылки и поднес её ко рту. Его глаза встретились с глазами Корнелла, он вздохнул, отрыгнул и принялся пить. Полицейские направились к причалу. Корнелл напрягся. Может, Хэннинген скажет сейчас, или, если он действительно ничего не подозревает, эти полицейские окажутся проницательнее. Корнелл допил свое пиво и услышал, как один из полицейских произнес:

— Идем. Это всего-навсего Хэннинген.

— Слышали? — сказал тот. — Всего-навсего старик Хэннинген, местная деревенщина.

— Да наплюй ты на них, Эл, — посоветовал Гутси. — Они гоняются за собственным хвостом. — Его лицо блестело от пота. — Хочешь ещё пивка?

— А у тебя есть? — обрадовался Хэннинген.

Корнелл, чуть повернувшись, наблюдал за полицейскими, которые, узнав Хэннингена, повернули от причала обратно к домикам, где большинство их коллег уже собрались вокруг своих машин. У Корнелла дрожали ноги, болели ребра, и он понял, что на несколько мгновений перестал дышать. Он даже не рискнул сесть, пока Гутси шарил в ведре с водой. Наконец Гутси с виноватым видом повернулся к Хэннингену:

— Извини, Эл, я думал, там есть ещё бутылка.

— Ничего, — успокоил его толстяк. — Пойду-ка я лучше посмотрю, чем заняты эти умники. — Он улыбнулся Корнеллу: — А у вас славная жена, мистер Смит.

— Это точно, — подтвердил тот.

— Умная девочка.

— Ещё какая, — согласился Корнелл.

Полицейские уезжали назад в Калверт Бич. Ещё минута — и машин уже не было видно.

— Умники, — сказал Хэннинген.

Еще раз предупредив насчет петушиных боев, он встал и пошел прочь. Гутси пообещал предупредить Келли.

Забравшись в свою развалюху, Хэннинген отправился следом за сверкающими машинами.

— Похоже, ты влип, приятель, — повернулся Гутси к Корнеллу.

Салли всё ещё не было. Гутси отправился куда-то по своим делам, пригласив Корнелла навестить его в Маскрат Пойнт. Конечно, это не те апартаменты, которые он занимал в бытность бутлегером, добавил Гутси, но его вполне устраивает. Теперь ему много не нужно.

Корнелл вернулся к себе в домик. Он показался ему пустым и неприветливым. Без Салли всё стало казаться медленным кошмаром. Он нервничал, понимая, что надо срочно что-то предпринимать. Он не мог сидеть здесь, позволяя другим рисковать ради него. И всё же опасность появления на людях была очевидна. Когда Салли вернется, решил он, необходимо обсудить план действий.

Но Салли всё не возвращалась. Он приготовил ещё кофе, побрился, выпил две чашки. В комнате становилось всё жарче. В кемпинге не было заметно никакого движения. Где-то поблизости по радио передавали какую-то мыльную оперу; двое мальчишек играли на улице в грабителей и полицейских; иногда случайный посетитель забредал в бар Келли. Никому и в голову не приходило, что вся эта невиданная в этих краях суматоха поднялась из-за него, Корнелла.

После полудня он зашел в бар, съел сандвич с ветчиной и выпил стакан пива. Маленький бармен приветствовал его кивком и ни о чем не спросил. Аппетита у Корнелла не было. Непонятно было, почему не возвращается Салли. Возможно, её сцапал Джонни Экорн. Или что-то случилось во время поисков той желтой краски. Его беспокойство росло. Он попытался вспомнить название студии, где вчера была вечеринка, и обратился к бармену:

— Что вы знаете об этом Иване Рулове?

— Чокнутый, — усмехнулся бармен.

— Он ведь художник?

— Учит туристов рисовать. Кое-кто говорит, что он не настоящий американец. Пьет водку, а ведь это русская выпивка.

— Где он живет?

— Рядом с Мейн-стрит.

— Возле своей студии?

— Сразу за ней. Ещё пива, мистер Смит?

— Не сейчас, — ответил Корнелл.

— А вы меня удивили, — заметил бармен. — Большинство спрашивает об этом Иване, но на самом-то деле они хотят узнать про его жену. Очень недурная штучка. Но вы-то только что женились, вот я и удивился…

— Меня не интересует его жена, — сказал Корнелл.

— Подождите, вы её ещё не видели.

Он заплатил за сандвич и пиво и снова вышел под немилосердно палящее солнце. Ветерок стих, вокруг было тихо. Солнце жгло, как раскаленная печь. Корнелл решил сходить в поселок и повернул было к выходу из кемпинга, но вдруг остановился — дверь его домика была открыта. Он был уверен, что запер её. Он свернул с дорожки, подошел к домику и шагнул через порог.

В комнате удобно устроился Келли. Долговязый, седой хозяин бара сидел на диване и двумя руками держал стакан молока. Когда Корнелл вошел, Келли повернулся к нему и ухмыльнулся. У него были неровные желтые зубы, а взгляд маленьких глазок явно предвещал неприятности. Лицо его блестело, капля пота стекла по щеке и затерялась в седой щетине.

— Вы меня ждете, мистер Келли? — негромко поинтересовался Корнелл.

— Совершенно верно. Хотел, чтобы вы спокойно поели.

— Вам что-то нужно?

— Просто хотел поговорить с вами, мистер Смит.

— Не знаю, передал ли вам Гутси предупреждение Эла Хэннингена, — сказал Корнелл. — Это насчет сегодняшнего петушиного боя. Хэннинген сказал, что его нужно отменить.

— Хэннинген готов наделать в штаны со страху, — презрительно фыркнул Келли. — Меня эти законники не волнуют, ни наши местные, ни те, ни другие. А сегодня их тут хватает, правда? Но меня они не пугают, как некоторых.

— Понятно, — сказал Корнелл.

— В самом деле?

— Давайте, мистер Келли, излагайте всё ясно и побыстрей, — предложил Корнелл.

Келли снова ухмыльнулся, показав желтые зубы. Встал, поставил пустой стакан на стол, вытер рот рукой и вздохнул:

— Куда спешить? Я же не выдам вас этим полицейским ищейкам, мистер… э… Смит. Если, конечно, вы будете разумно себя вести.

— Что вы хотите? — резко спросил Корнелл.

— Вы знаете, полицейские осматривали домики.

Интересовались, когда приехали вы и эта девушка. Я сказал, что пару дней назад. Решил, что они могут заинтересоваться, если я скажу, что вы появились как раз после убийства мистера Стоуна. Мне не нужны неприятности, да и вам, я думаю, тоже.

Келли знал, кто он такой. Это должно было случиться рано или поздно. Может, оно и к лучшему, решил Корнелл. Похоже, Келли ещё никому ничего не сообщил. А может, и не собирается. Корнелл зажег сигарету и с невозмутимым видом стал дожидаться продолжения. Келли не спешил. Он подошел к дверям, словно собираясь уходить, но не ушел. Только высунул голову за дверь, огляделся и вернулся, закрыв за собой дверь. Он хмыкнул:

— Я думаю, вы будете вести себя разумно, мистер Смит.

— Смотря по обстоятельствам, — ответил Корнелл.

— У вас нет выбора, — заявил Келли. — Я рискую, не сообщая о подозрительных обстоятельствах. Именно об этом меня просили полицейские. Обо всем, что может показаться подозрительным. И вы, мистер Смит, вполне подходите под эту категорию. Больше того, я слышал, объявлена награда за помощь в поимке этого Корнелла. Две тысячи долларов. Некий мистер Хэнд предлагает ещё дополнительное вознаграждение в пять тысяч долларов. Для человека, который пытается заработать на жизнь здесь, это немалые деньги.

— Чего же вы хотите? — сдержанно поинтересовался Корнелл.

— По сотне в день.

— У меня нет с собой таких денег.

— А сколько у вас есть?

Корнелл пересчитал банкноты в своем бумажнике. Всего шестьдесят семь долларов. Он отделил две двадцатки и десятку и бросил на диван рядом с Келли. Келли посмотрел на них и пошевелил грязным пальцем.

— Не много, — заметил он.

— Это все, что у меня есть при себе.

— Но ведь вы можете раздобыть еще? — В его взгляде светилась хитрая уверенность. — Гораздо больше.

— На это потребуется время, — сказал Корнелл. Келли взял три бумажки и засунул в карман.

— Вам нужно всего-навсего повидаться со своими друзьями. Я тут порасспрашивал в деревне. Мистер Эвартс находится в гостинице, вместе с миссис Стоун. Полицейские допрашивали их всю ночь, но похоже, они выкрутились. Такие всегда выкрутятся. Не то что простые люди вроде меня. В этом мире, мистер Смит, громче всех говорят деньги, а миссис Стоун очень богатая женщина. Я хочу услышать, как деньги кричат.

— В моем положении рискованно с кем-нибудь встречаться, — сказал Корнелл.

— Ничего, вы справитесь, — уверенно заявил Келли. Он направился к двери, и голос его осип. — Уж поверьте, то, чего я хочу сейчас, — только начало. Сущая ерунда. Вы ведь сделаете всё как надо, правда, мистер Смит?

— Постараюсь, — ответил Корнелл.

— Как следует постараетесь, а?

— Да, — сказал Корнелл.

X

Келли вышел. Корнелл с минуту стоял неподвижно в жаркой пустоте домика. После ухода Хэннингена он почувствовал было себя на некоторое время в безопасности. Теперь это чувство исчезло безвозвратно. Келли доверять нельзя. Этот человек может выждать до утра, чтобы получить с него изрядную сумму, а потом выдать его полиции, получив таким образом деньги с обеих сторон. Здесь нельзя оставаться. Как только он найдет Салли, им надо куда-то перебраться. Но Салли всё не возвращалась, и он не знал, где она и почему её до сих пор нет. Он беспокоился за Салли больше, чем за самого себя. Её необходимо найти.

Через десять минут он был уже на окраине поселка. Ещё вчера это была сонная прибрежная деревушка, лежащая в стороне от наезженных путей, но известие о смерти Джейсона Стоуна мгновенно всё изменило. Мейн-стрит была битком набита машинами. На тротуарах толпы любопытных. Кое-где на ветровых стеклах машин виднелись пропуска прессы. Хэннингену пришлось регулировать движение на Мейн-стрит, где деревенский покой и тишина сменились бурной активностью.

Толстяк надел свежий белый китель и тропический шлем, закрывавший от солнца его красное, потное лицо. Корнелл смешался с толпой туристов. Время от времени мимо проезжала полицейская машина, но сейчас, в толпе, он был временно в безопасности.

«Калверт Бич инн» была полна народа, такого наплыва посетителей здесь не видели, похоже, уже много лет. Корнелл постоял напротив, спрятавшись в тени навеса над входом в магазинчик. Где-то там, внутри, находятся Кери и Пол Эвартс. Он надеялся, что полицейские не слишком сурово обошлись с Кери. У неё хватало проблем с Джейсоном Стоуном, когда он был жив. Насмешка судьбы — из-за него, Корнелла, она оказалась замешанной в убийстве этого человека. Он на мгновение ощутил чувство вины, но решил, что Пол Эвартс достаточно умен, чтобы опровергнуть любое обвинение или подозрение полиции.

Он уже двинулся было дальше, когда к гостинице с воем подлетела кавалькада машин. Рядом с Корнеллом собралась толпа зевак. Рыжеволосый мальчуган с мороженым протиснулся вперед, с интересом наблюдая за спектаклем у входа.

Прибыл некто, кому по рангу полагался полицейский эскорт. Трое рассыльных поспешно сбежали по ступенькам и распахнули дверцы машины. Оттуда вышел крупный мужчина в белом полотняном костюме. У него была загорелая лысая голова и широкое грубое лицо с длинной, тяжелой нижней челюстью. В галстуке поблескивала бриллиантовая булавка. Следом за ним из машины выбрался человек поменьше, с портфелем и портативной пишущей машинкой.

Сэм Хэнд, решил Корнелл.

Эту лысую голову и массивную фигуру он видел рядом с Джейсоном Стоуном. Даже к тротуару доносился хриплый повелительный голос этого человека. Наблюдая за ним, Корнелл размышлял о том, что бывшая тень, похоже, решила обрести плоть. Теперь, когда Джейсон Стоун мертв, амбиции Хэнда, возможно, толкнут его возглавить империю бывшего хозяина. Хэнд по-своему имел на это право.

Кто-то рядом звонко произнес:

— Большая шишка, да?

Это был мальчик с мороженым.

— Похоже на то, сынок, — ответил Корнелл.

Когда он снова поднял голову, слова застряли у него в горле. Всего в двадцати футах от них были двое полицейских. Один остановил какого-то мужчину и о чем-то спросил. Мужчина достал бумажник. Другой следил за собравшимися перед сувенирной лавкой. Корнелл глянул в другую сторону. Ещё двое полицейских подходили оттуда. Он был окружен. В ловушке.

Он посмотрел на рыжего мальчишку:

— Твои родители остановились в гостинице?

— Конечно, — ответил тот.

— Тогда я, пожалуй, помогу тебе перейти улицу.

— Мне вовсе не нужно… — неприязненно начал мальчик. Но Корнелл крепко взял его перепачканную ручку и двинулся через дорогу. Он даже не взглянул на приближающихся с двух сторон полицейских. Уголком глаза он заметил, как один полицейский повернул было в их сторону. Корнелл ни на секунду не замедлил шага. Инстинкт толкал его бросить руку мальчика и бежать. Мимо проезжала машина, и Корнелл остановился, не выпуская руки ребенка. Полицейский повернул в сторону толпы над навесом. Машина проехала мимо. Корнелл дошел до противоположного тротуара, где начиналась лужайка перед гостиницей, и отпустил руку мальчика.

— Меня вовсе не нужно переводить через дорогу, — сердито заявил мальчуган. — Вы что, бойскаут?

— Здесь сильное движение, — объяснил Корнелл.

— Не такое уж оно и сильное.

— Ну ладно, до свидания, — попрощался Корнелл.

— До свидания.

Мальчик ушел. Никто не последовал за ними через улицу. Полицейским он, видимо, показался заботливым отцом, покинувшим гостиницу, чтобы купить сыну мороженое. Теперь он стоял открытый всем взглядам — впереди лужайка, позади улица. Он не рискнул войти следом за мальчиком в гостиницу. Полицейский эскорт снова седлал свои мотоциклы, а гостиничный служащий перегонял автомобиль Хэнда в гараж позади гостиницы. Корнелл повернул налево и двинулся по дорожке, наискось пересекавшей лужайку. Мальчик уже взбегал по ступеням гостиницы. Корнелл помахал ему рукой, хотя тот и не обратил на это никакого внимания.

Дорожкаказалась бесконечной. Его непременно остановят.

Узнают. Всё вокруг забито полицией. Сейчас, в любую секунду…

Дорожка огибала гостиницу с севера и спускалась по лужайке к лодочному причалу. На одном из ближних кортов играла молодая пара. Он остановился, будто заинтересовавшись игрой, оглянулся. Сзади никого. Он пошел дальше, уже быстрее.

Студия Ивана Рулова находилась на противоположном конце Мейн-стрит, в большом сарае, переоборудованном под школу и жилое помещение. При дневном свете это место казалось ещё более убогим, чем вчера. Облупившаяся краска, разбитое окно на втором этаже. Полоску газона перед домом выжгло солнце, сохранившуюся траву давно пора было стричь. Всё вокруг выглядело заброшенным.

Парадная дверь была заперта. Корнелл обогнул дом и подошел к черному ходу. Сквозь окно он смутно разглядел подиум и мольберт с незаконченной картиной. Внутри было слишком темно, чтобы разглядеть подробности. Изнутри не доносилось ни звука. Корнелл двинулся по узкой, заросшей сорняками дорожке, миновав две пустые бутылки и мусорный бак, тоже набитый бутылками, откуда торчало несколько пустых тюбиков из-под краски. Огромный мальтийский кот грелся на каменных ступеньках. Когда Корнелл взялся за потемневшую металлическую колотушку, кот невозмутимо взглянул на него.

Он постучал дважды, прежде чем услышал нетерпеливый женский голос и шарканье домашних туфель. Кот встал, потянулся, зевнул, продемонстрировав зубы и розовый язык, и потерся о ноги Корнелла. Дверь распахнулась, и женщина резко заговорила:

— Господи, ну неужели обязательно являться в такую рань?

— Уже три часа дня, — улыбнулся Корнелл.

— Что бы вы ни продавали, — продолжала женщина, — нам это не нужно, мы не можем этого себе позволить, или у нас это уже есть.

Это была высокая пышногрудая блондинка лет двадцати пяти в небрежно накинутом халате, под которым угадывалось полное отсутствие белья.

Она была не причесана, пухлому рту явно не помешала бы помада. Женщина была бледна и выглядела как с похмелья.

— Мне нужен Иван, — сказал Корнелл.

— Хотите брать уроки живописи?

— Что-то вроде этого.

Блондинка засмеялась. Кот, выгибая спину, принялся тереться о её ноги, и она поспешно запахнула халат, пола которого заскользила было в сторону.

— Челлини, вот паршивец! — Она оттолкнула кота ногой в ярко-красной туфле без каблука. Блондинка посмотрела на Корнелла, на его темные очки и пальмы на рубашке. Она ничего не сказала. Халат плотно облегал изгибы её роскошного тела, и он удивился, почувствовав неожиданно вспыхнувшее желание. Когда он проходил мимо, она улыбнулась ему одними глазами. Муж лежит пьяный наверху, подумал он, а эта крошка тут готова на все. И ты тоже хорош.

Он оказался в небольшой студии с верхним светом и диванами вдоль стен, расписанных какими-то абстрактными узорами. Здесь не было мольберта, но, судя по мусору, вчерашняя вечеринка проходила именно в этой комнате. Кот прыгнул на один из диванов и свернулся на солнышке. Блондинка подошла к узкой лесенке, подняла голову и крикнула:

— Иван!

Ей ответило эхо.

Поморщившись, она сказала:

— О Боже! Даже от этого больно. — И снова позвала: — Иван, к тебе пришли!

Сверху донесся стон. Блондинка усмехнулась:

— Поднимайся, красавчик. Лучше сними свои фары, не то шею свернешь. Он, когда пьяный, любит, чтоб было темно.

Корнелл снял темные очки. Блондинка, похоже, не узнала его. Возможно, она даже не знала, что случилось в городе. У неё снова начал распахиваться халат, и Корнелл решил поскорее подняться наверх.

Наверху был небольшой коридор с несколькими дверями по обеим сторонам. Он постоял немного и услышал, как внизу звякнул стакан. Поднявшийся следом кот с интересом разглядывал его зелеными глазами, потом двинулся к одной из дверей.

Корнелл пошел следом за котом и обнаружил Ивана Рулова.

Он не сразу разглядел старенький комод и старо-модную медную кровать, на которой на смятых простынях лежал человек. Проходя мимо зеркального шкафа, Корнелл вздрогнул, увидев собственное отражение. У лежащего на кровати человека были растрепанные седые волосы, морщинистое лицо и страдальческий рот. В комнате стоял густой запах спиртного. На мужчине были только шорты, хриплое дыхание поднимало дряблую волосатую грудь. Остальная одежда была разбросана по комнате.

— Мистер Рулов! — позвал Корнелл.

Человек на кровати застонал.

— Проснитесь, — сказал Корнелл.

Мужчина что-то пробормотал. Кот нетерпеливо фыркнул, прыгнул на кровать и прошелся по груди мужчины. Рулов оттолкнул кота, приоткрыл глаза и взглянул на Корнелла. Взгляд был испуганный. Рука дрожала.

— Уходите, — буркнул мужчина. — Я болен.

— Вы пьяны, — поправил его Корнелл. — Или притворяетесь.

— Че такое?

— Притворяетесь.

— Псих.

— Вы не пьяны, — сказал Корнелл.

— Нет?

— Вы напуганы.

— Я сейчас умру.

— И возможно, раньше, чем предполагаете. Мужчина резко сел на кровати и посмотрел на Корнелла. Потом бросил взгляд на дверь.

— Милли! — испуганно вскрикнул он.

— Она вам не поможет, — сказал Корнелл.

— Милли, иди сюда!

Снизу послышалось недовольное ворчание блондинки. Человек лежал на кровати, опершись на локти и тяжело дыша. В жарком воздухе комнаты его бледное тело блестело от пота. Темно-зеленые портьеры на единственном окне были плотно задернуты, и в полумраке лицо казалось мертвенно-бледным.

— О чем это вы? — прошептал художник.

— Вчерашний вечер, — ответил Корнелл. — Я хочу знать, что случилось вчера!

— Вечеринка, — ответил Рулов.

— Во время вечеринки, — кивнул Корнелл, — когда вы ходили к Джейсону Стоуну.

— Откуда вы знаете…

Голос затих. Корнелл пересек комнату, поднял лежавший на полу рабочий халат. Он был вымазан масляной краской — и старой, и свежей. Едва войдя в комнату, он заметил на нем желтую краску. Под испуганным взглядом человека на кровати Корнелл коснулся ярко-желтого пятна на рукаве. Оно было ещё влажным. Он вытер палец и взглянул на Рулова:

— Вы оставили след в Оверлуке.

— Вы из полиции? — хрипло спросил художник.

— Нет, — ответил Корнелл.

— Мне плохо. Я ничего не могу вам сказать, ничего не помню. У нас были гости, мы праздновали. Ничего особенного. Просто праздновали. Мы слишком много выпили. Мне стало плохо, и я ничего не помню. Это правда.

— Вы это собираетесь рассказывать и присяжным?

— Я не убивал Стоуна! — взвизгнул Рулов.

Его голос был неестественно громким. Снизу неожиданно раздался звук разбитого стекла. Корнелл не обернулся к дверям. Его взгляд был прикован к человеку на кровати.

— Откуда вы узнали, что он мертв?

— Но я…

— Откуда вы узнали? — повторил Корнелл.

На лестнице послышались шаги блондинки. Мальтиец спрыгнул с кровати и спрятался в углу. Его хвост беспокойно подергивался. Блондинка влетела в комнату, готовая к битве, с красным, подурневшим лицом. Она бросила быстрый взгляд на испуганного человека и свирепо уставилась на Корнелла:

— Вы же сказали, что вы художник.

— Я не сказал, кто я такой.

— Вы полицейский?

— Я уже сказал Ивану, что нет.

— Тогда убирайтесь! — рявкнула она. — Убирайтесь! Живо!

— Я ещё не закончил с Иваном, — ответил Корнелл.

— Зато с тобой уже покончено, — сказала она. И в её руке блеснул длинный нож.

XI

Она бросилась на него, как разъяренная тигрица, в распахнувшемся халате, с бешеным взглядом. Рулов вскрикнул, но не двинулся с места. Корнелл почувствовал, как лезвие ножа оставило длинную царапину на левой руке, он схватил руку блондинки и резко вывернул её. Женщина оказалась на удивление сильной. Мгновение она боролась, потом неожиданно нагнула голову и попыталась вцепиться зубами ему в шею. Он откинулся назад, споткнулся о кресло-качалку, потерял равновесие и с шумом упал, ударившись о стену. Но её руку с ножом не отпустил. Блондинка упала вместе с Корнеллом, тяжело навалившись на него своим мягким телом, раздался треск рвущейся ткани тонкого халата. Женщина не обратила на это внимания. Она снова попыталась укусить его, но Корнелл быстро и резко вывернул её руку. Она вскрикнула, и нож упал на пол. Корнелл рванулся, сбросил с себя блондинку и схватил нож. В этот момент её длинные ногти оставили след на его руке. Тяжело дыша, Корнелл встал и выпрямился. Блондинка злобно смотрела на него с пола.

На кровати тихонько заскулил Рулов.

Зашипел кот.

— Спокойно, — выдохнул Корнелл.

Он смотрел, как тяжело вздымается грудь женщины. Она осознала свою наготу и схватилась за обрывки легкого одеяния. Она поднялась на своих длинных ногах..

— Иван, дорогой…

Рулов заскулил.

— Иван…

Она обогнула Корнелла и села на кровать рядом с беспомощным седым мужчиной. Корнелл обернул платком поцарапанную руку и посмотрел на нож, которым пыталась воспользоваться женщина. Это был длинный острый нож, именно таким вчера вечером был убит Джейсон Стоун — многократными яростными ударами.

Рулов рыдал и что-то бессвязно бормотал, уткнувшись лицом в грудь блондинки. Она гладила растрепанные седые волосы и тихо успокаивала:

— Всё хорошо. Всё будет хорошо, Иван.

— Я не мужчина, — скулил он.

— Для меня ты мужчина. — Она взглянула на молчавшего Корнелла и предложила: — По-моему, нам всем не помешает выпить.

— Да-да, — прорыдал Рулов.

— Всё будет хорошо, — повторила женщина.

Она встала, придерживая рукой остатки халата, подошла к шкафу и достала бутылку. На комоде, к которому прислонился Корнелл, стояло несколько стаканов. Блондинка не обращала на Корнелла ни малейшего внимания, будто его здесь и не было, будто она не пыталась только что его убить. Она дунула в три стакана, чтобы смести пыль, прикинула на глаз количество жидкости в бутылке и налила три одинаковые порции. Первую дала Рулову, вторую оставила на комоде для Корнелла и жадно отхлебнула от третьей. Когда Корнелл посмотрел на Рулова, стакан того был уже пуст. Сам Корнелл даже не прикоснулся к выпивке.

В комнате стояла удушающая жара. Корнелл услышал, как рядом что-то упало, и увидел, что мальтиец прыгнул на комод и принялся осторожно обнюхивать стакан. Блондинка неожиданно рассмеялась.

— Пей, красавчик, не то Челлини успеет раньше тебя.

— Пусть пьет, — отозвался Корнелл.

Кот начал с удовольствием лакать спиртное. Милли сидела на краю кровати, обнимая одной рукой Рулова. Седоволосый перестал рыдать. Выпивка помогла. Он смотрел на Корнелла всё ещё мутноватыми глазами, но в них уже появились проблески разума.

— Я должен извиниться. Милли и я — мы понимаем друг друга, но для постороннего… Ей не следовало нападать на вас. Но уж такая она.

— Я никому не позволю тебя обидеть, — заявила блондинка.

— Я знаю, милая. Боюсь только, эта проблема несколько превышает твои возможности.

— Ты никого не убивал, — свирепо заявила она.

— Ты не можешь быть в этом уверена.

— Я тебя знаю, — сказала она, — и уверена. И не смей так говорить, слышишь? Ты не убивал Джейсона Стоуна.

— А вы, Милли? — спросил Корнелл.

Она удивленно посмотрела на него. Он двумя пальцами покачал нож и продолжил:

— Его закололи насмерть. Кто-то очень ненавидел Стоуна, в него раз десять воткнули нож. Как раз такой.

Блондинка побледнела. Она бросила взгляд на Рулова:

— Я этого не делала! Да, я его ненавидела, но не убивала.

— Вы убили бы меня, если бы смогли, — отозвался Корнелл.

— Это совсем другое дело.

— Не вижу разницы. Вы ходили к Стоуну вчера вечером?

— Нет, не ходила. — В её голосе прозвучал вызов. — Кажется, я знаю, кто вы такой. Вы что, собираетесь самостоятельно распутать всё это?

— Если смогу, — кивнул Корнелл.

— Полицейские сцапают вас раньше.

— И все-таки я попытаюсь, — сказал Корнелл. Он взглянул на ошарашенного Рулова: — А вы были вчера в Оверлуке?

Седоволосый кивнул:

— Да, был.

— Иван…

— Всё в порядке, Милли. Я должен ему сказать. Он знает. Понимаешь, я был неосторожен. Я испачкал халат в краске, и он её видел. Наверно, прислонился к чему-то. Он знает, что я там был. Но я не убивал Стоуна, Милли.

— Я знаю, что не убивал, — успокоила его та.

Он посмотрел на Корнелла:

— Не убивал, но хотел бы. У меня было такое намерение, если он не… не будет вести себя разумно. У меня нелегкая жизнь. Я мог бы сколотить состояние, стать знаменитым. Мог дать Милли весь мир, если бы не Джейсон Стоун и то, что он со мной сделал.

— У меня и так есть весь мир, — возразила Милли. — У меня есть ты.

Рулов терпеливо улыбнулся:

— Я не гожусь для Милли, но никак не могу её в этом убедить. Несколько лет назад она была моей натурщицей, и однажды вечером я попросил её выйти за меня замуж. Она имела глупость согласиться. И теперь чувствует себя обязанной защищать меня от всего света.

Неожиданно Милли решительно заговорила:

— Иван, нам придется ему довериться. Он в таком же тяжелом положении, как и мы.

— Да, — кивнул Рулов.

— Может, он и нам поможет.

— Может, мы сможем помочь друг другу, — поправил Корнелл.

— Вы не убивали Стоуна? — спросил Рулов.

— Нет.

— Жаль.

Милли буркнула что-то язвительное. Теперь её, казалось, уже не волновала собственная нагота.

— Послушайте, — сказала она, — никто из нас не убивал Джейсона Стоуна, даже если всем нам этого очень хотелось. Неважно, что вы думаете об этом ноже. Я не ходила в Оверлук и не видела Джейсона Стоуна вчера ночью. Мы с ним никогда не встречались. Но я немного знаю о нем. Из-за него мы и застряли здесь, вместо того чтобы жить в приличном месте, где Иван мог бы найти применение своему таланту. Нам приходится возиться с кучкой недоумков, которые используют живопись как предлог для загула. Я не была в Оверлуке. Но Иван был.

Корнелл посмотрел на Рулова:

— Зачем?

— Чтобы достучаться до лучшей стороны его натуры — если у него такая есть.

— Что вам сделал Стоун?

— Вы об этом не можете знать. Это случилось сразу после войны. Понимаете, был объявлен открытый конкурс для художников — роспись стен нового правительственного здания. Подробности вам неинтересны. Жюри приняло мои эскизы и решило заключить со мной контракт.

Это была большая победа. Я думаю, не было человека счастливее меня. Это была вершина успеха. — Он поколебался. — Не знаю, поймете ли вы меня.

— Думаю, пойму, — ответил Корнелл. — И могу предположить, что случилось.

— Стоун, — сказала Милли, произнеся это слово как мерзкое ругательство. — После всех речей и подписания контракта явился Стоун и заявил, что росписи Ивана неамериканские, подрывные и Бог знает какие еще. Он начал кампанию в своих вонючих газетах, и Иван остался ни с чем. В этих росписях не было ничего такого, да и с патриотизмом у Ивана тоже всё было в порядке. Он едва успел удрать от большевиков в семнадцатом году. Но Стоун заставил комиссию забрать награду. Потом мы узнали, что он хотел, чтобы роспись делал один из его приспешников. Сейчас, всего через пять лет, краска уже облезает. — В её голосе звучала горечь. Полные губы дрожали. — Вы представляете, что это значило для Ивана? Это просто убило его. Он уже не оправился от удара. Он мертвый внутри, и всё из-за того, что сделал с ним этот Стоун. Он не может писать, как раньше, потому что Стоун запугал его и этот страх не проходит, сколько бы он ни пил. До этого Иван никогда не пил.

Корнелл кивнул:

— Но вы говорите, это случилось пять лет назад. Что же заставило вас пойти к Стоуну вчера вечером?

Мужчина вздохнул:

— Это была ошибка.

— Скажи ему, Иван, — попросила Милли.

— У меня вновь появилась надежда. Её дала мне Милли. Объявлен новый конкурс. Общественное здание в Ричмонде. Я подал свой проект, и мне сказали, что он выиграет. Это может оказаться началом новой жизни для Милли и меня. Но я забыл, что Стоун никогда ничего не делает наполовину. Он не забыл обо мне. Он приходил сюда неделю назад и сказал, что разоблачит меня и не допустит, чтобы я получил заказ. Вчера вечером, увидев его машину, я понял, что он в Оверлуке, и решил встретиться с ним. Я не знаю. У меня были сумасшедшие мысли. Я не хотел, чтобы о моем визите кто-нибудь проведал, потому что сам не знал, что собираюсь делать.

Поэтому Милли устроила вечеринку и пригласила наших студентов. Было много выпивки, шум, неразбериха. Ну, я и ускользнул ненадолго, чтобы повидать Стоуна.

— Вам удалось поговорить с ним? — спросил Корнелл.

— Нет. Не было возможности. Там были другие люди.

— Кто?

Рулов казался смущенным:

— Трудно вспомнить. Я здорово напился, когда вернулся.

— Почему?

— Что?

— Почему вы так напились?

— Предчувствовал, что этим кончится. Кто-то узнает, что я там был. Тут мне и конец.

— Это, похоже, не все, — мрачно предположил Корнелл. — Вы помните, кто там был. Возможно, вы даже видели, как совершалось убийство.

— Я… кажется, видел.

— Кажется?

— Я же говорю, путается в голове. Теперь я жалею, что так напился, хочется вспомнить все, что видел. Но я испугался и хотел всё забыть. Ткнулся в бутылку, как страус в песок.

— Иван… — беспомощно произнесла Милли.

Он погладил её по руке и улыбнулся:

— Может, выпьем еще?

Она было двинулась с места, но остановилась, когда Корнелл заговорил:

— Нет. Ему сейчас больше нельзя. Пока он не вспомнит все. Это важно, Милли.

— Да, — согласилась она и снова села.

— Вы ведь помните, как пришли туда? — спросил Корнелл.

— Да, — кивнул Рулов.

— Кто вас впустил?

— Никто.

— Слуг не было?

— Нет. Я просто вошел. Мистер Хэнд и мистер Стоун были в этой длинной комнате, и я…

— Сэм Хэнд? — резко переспросил Корнелл.

— Ну да. А что такое?

— У Хэнда на прошлую ночь алиби в Вашингтоне. Вы уверены, что, когда пришли туда, со Стоуном был Сэм Хэнд?

— Это-то я помню, — кивнул Рулов. — Я сталкивался с ним. Настоящее чудовище. Совершит любую мерзость, все, что прикажет Стоун, и ещё от себя кое-что добавит.

— Они вас видели?

— Думаю, нет. Я услышал их голоса и заглянул туда. В холле было темно. Я старался не шуметь. Никак не мог понять, почему нет слуг. А потом услышал, что они ссорятся, и как раз из-за этого. Хэнд говорил, что не посылал какой-то там телеграммы.

— Да, я знаю о ней, — сказал Корнелл. — Дальше.

Рулова пробрала дрожь.

— Я мало что помню. Всё путается, какие-то моменты помню ясно, какие-то не помню совсем. Я жалею, что напился.

— Расскажите, что можете, — попросил Корнелл.

Художник выглядел измученным.

— Я вышел из дома. Пока я ждал, подъехала машина и появился конгрессмен Кич. Он вошел в дом, и они стали ссориться втроем. Конгрессмен отказывался делать что-то, чего хотел Стоун. Сначала он хотел получить какие-то бумаги. Там звучало ваше имя, мистер Корнелл. Кич, казалось, был в отчаянии. Стоун и Хэнд упрекали его и говорили, что он должен продолжать начатое, не знаю уж, о чем шла речь. Кич всё требовал бумаги, а Стоун говорил, что вернет, когда дело будет сделано. В конце концов Стоун вышел в сад и закурил сигару. Я уже хотел было подойти, но тут приехала ещё одна машина. Я спрятался в кустах и наблюдал оттуда.

— Почему вы спрятались? — спросил Корнелл.

— Я понимал, что сейчас не время беседовать со Стоуном. И надеялся узнать что-нибудь, что могло бы помочь. Не могу сказать точно, зачем я это сделал.

— Вы ведь были вооружены?

Рулов содрогнулся:

— У меня был пистолет. Не нож.

— Кто был во второй машине?

— Миссис Стоун и… не знаю его имени…

Милли сказала:

— Послушайте, Иван болен, он не может…

— Всё в порядке, Милли, — устало произнес Рулов. — Он сражается за свою жизнь. Мы всё сражаемся. Мы должны помочь друг другу, но к сожалению, я плохо помню произошедшее. Помню, миссис Стоун вошла в дом, а потом вышла в сад. Она тоже ссорилась со Стоуном, но слов я не разобрал.

— Где в это время были Хэнд и Кич?

— Не знаю. И где Эвартс, тоже не помню. Потом Стоун пошел в лодочный сарай. Миссис Стоун осталась в саду. Кажется, она плакала. Я… я не уверен.

— Пока вы рассказываете достаточно связно.

— Да. Но тогда мне было просто необходимо выпить. У меня была с собой фляжка, и я её всю выпил, чтобы набраться храбрости пойти за Стоуном и попросить его оставить меня в покое, дать мне получить заказ. Я никого не заметил возле дома. Конечно, если бы я знал, что через несколько минут его убьют, я… — Он к помолчал и беспомощно пожал плечами. — Я был в саду, когда Стоун вскрикнул. Тогда я не понял, что это Стоун и что вообще происходит. Я допил фляжку. Из лодочного сарая кто-то вышел, а через несколько минут конгрессмен Кич подбежал к своей машине, сел в неё и уехал. Я видел, как он ударил вас, когда вы шли по дорожке. Я проскользнул в дом со стороны сада, и тут-то вы чуть меня не поймали. Я убежал и вернулся сюда. Вечеринка продолжалась, но я уже ничего не помню, кроме того, что Милли помогла мне добраться до кровати.

Рулов, казалось, исчерпал все свои силы. Он откинулся назад, грудь его тяжело вздымалась. Милли встала и убрала свой стакан. Кот, вылакав половину стакана Корнелла, свернулся в уголке.

— Ну что, удовлетворены? — спросила Милли. — Иван сказал правду. Он не убивал Стоуна.

— Он не всё рассказал, — заметил Корнелл.

— Послушайте…

Корнелл показал на испачканный желтой краской халат:

— Иван, вы ведь были и в лодочном сарае?

— Нет, — прошептал тот.

— Он не помнит! — резко перебила его Милли. — Он был пьян.

— В таком случае он мог убить Стоуна и забыть об этом, не так ли?

Милли побледнела:

— Послушайте, он же пытался помочь вам. Он рассказал все, что помнит.

Не глядя на неё, Корнелл повернулся к мужчине:

— Иван!

Глаза Рулова были закрыты. Он дышал тяжело и неровно. Обнаженный торс блестел от пота. Милли насмешливо хмыкнула:

— Всё, он отрубился. Это была последняя капля.

— Но он не сказал самого главного.

— Раньше чем через пару часов из него всё равно больше ничего не выжмешь. Уж можете мне поверить.

Корнелл колебался. Он не узнал ничего нового, кроме того, что в Оверлуке был вчера и Сэм Хэнд. Но его беспокоил Рулов. Такой человек мог и лгать, но узнать это наверняка было невозможно. Порядок произошедших вчера в Оверлуке событий стал яснее, если, конечно, рассказанное Руловым правда, но самая важная часть, касающаяся лодочного сарая, утонула в алкогольном тумане в мозгу этого человека. Интересно, какую роль во всем этом играла Милли? Она отнюдь не глупа. В её дерзких зеленых глазах читалась непримиримость, словно щит стоявшая между его вопросами и храпящим на кровати человеком.

По-прежнему в лохмотьях и по-прежнему не обращая на это внимания, Милли направилась к двери. Корнелл пошел следом. Кот проснулся и тоже заковылял вниз по крутой лестнице. Спустившись в неприбранную комнату, Милли вздохнула и сказала:

— Я рада, что вы не будете его больше мучить. Извините, что потеряла голову и бросилась на вас с ножом. Я просто зверею, когда Ивану что-то угрожает. Вы понимаете, какие у нас отношения?

— Получил некоторое представление, — сказал Корнелл.

— Сомневаюсь. Он был первым мужчиной, который вел себя порядочно по отношению ко мне и не требовал ничего взамен. Я была всего-навсего большой нескладной девчонкой из Скрэнтона, и все, что видела в жизни, — придорожные кабаки возле шахт и пьяных шахтеров, которые ловили меня, когда мне ещё не исполнилось и четырнадцати.

Я думала, что иначе и не бывает, пока не встретила Ивана. Он рисовал шахтеров и захотел, чтобы я позировала ему. Я позировала шесть недель, и он меня даже пальцем не тронул. А потом попросил выйти за него замуж. Я согласилась.

Корнелл молчал; Милли смотрела сквозь него в свое прошлое — уродливое и прекрасное. Её голос звучал задумчиво:

— Знаете, я изменяла ему. Ничего не могла с собой поделать. Когда вы пришли, у меня тоже возникла мысль…

— Я знаю, — сказал Корнелл.

— Конечно. Мужчины всегда это знают. А вот Иван не знает.

— Пусть так и останется, — сказал Корнелл.

Он наблюдал, как мальтиец пытается вскочить на диван под окном. Челлини был слишком пьян для этого.

Корнелл нагнулся, поднял кота и положил на залитый солнцем диван. Тот туманно посмотрел на Корнелла, свернулся клубком и уснул.

— Вы бы могли убить ради Ивана, правда, Милли?

— Могла бы. Но не убивала.

— Ну хорошо. Я хотел бы ещё кое о чем вас спросить. Есть тут одна девушка, Салли Смит. Она была здесь сегодня, спрашивала вас о чем-нибудь?

Милли пожала голыми плечами:

— Я была в полной отключке. Если она приходила до полудня, то могла хоть дверь снести, я бы всё равно не услышала. Иван тоже спал. Так что здесь я вам помочь не могу. А кто эта Салли Смит?

— Знакомая.

— Беспокоитесь за неё? — тихо спросила Милли.

— Да. Она сказала, что пойдет сюда, а прошло уже четыре часа.

— Мне очень жаль, — сказала Милли. — Я её не видела. — Она помолчала. — Подождите-ка. Я оденусь и сделаю что-нибудь поесть. Вы же не хотите, чтобы полицейские схватили вас на улице.

— Пока пронесло.

— Не стоит испытывать судьбу. Я сейчас приду.

Не дожидаясь ответа, она поднялась по лестнице. Корнелл стоял у окна, лениво почесывая Челлини за ухом. Он слышал, как Милли тихо ходила наверху, но звука голосов не было, похоже, Рулов действительно отключился. Здесь больше нечего было делать. Выяснить, была ли здесь Салли, он тоже не смог. Теперь он был уверен, что у неё что-то не получилось сегодня утром. С ней что-то случилось, и его беспокойство росло при мысли, что он ничем не может ей помочь.

Из окна был виден небольшой кусочек Мейн-стрит. На улице не было ни души. И вдруг, как раз когда он решил потихоньку уйти, не дожидаясь Милли, кто-то быстро завернул за угол и, перейдя улицу, направился к дому Рулова. Высокий мужчина с костлявым лицом презрительно смотрел на запущенный газон и груду пустых бутылок. Корнелл замер; кривая улыбка мелькнула на его лице, когда мужчина все-таки двинулся дальше. Ожидая его появления, Корнелл мгновенно поменял все свои планы.

Это был конгрессмен Айра Кич.

XII

У конгрессмена не оставалось выбора. Корнелл захлопнул за ним дверь и прислонился к ней, прежде чем Кич успел открыть рот. После яркого солнца он в первый момент не узнал Корнелла. Потом его губы вытянулись в упрямую линию. Он смотрел на Корнелла с пуританским выражением на ястребином лице. Наконец Кич произнес:

— Вот уж неприятный сюрприз.

— Могу себе представить, — посочувствовал ему Корнелл. — Но для меня он не такой уж неприятный. Теперь у нас с вами есть возможность поменяться местами, конгрессмен.

— Я не собираюсь здесь оставаться.

— Вы останетесь здесь достаточно долго, чтобы я успел задать вам несколько вопросов.

— Вздор. У вас ничего не выйдет. Вас разыскивает полиция. Вы убили Джейсона Стоуна.

— В самом деле?

— Ну, они считают…

— Вы-то лучше всех знаете, что я не убивал Стоуна, потому что ваша машина едва не убила меня, когда вы рванулись прочь из Оверлука. Вы видели, когда я пришел туда. А так спешили, потому что Стоун был уже мертв, его убили прежде, чем там появился я.

— Я не знаю… не могу сказать…

— Знаете. И скажете, — мрачно пообещал Корнелл.

Кич смертельно побледнел. На лице задергался мускул, глаза бегали из стороны в сторону. На лестнице послышались тихие шаги, и появилась Милли в легкой полосатой блузке и серой юбке, волосы причесаны, губы накрашены. Она смотрела на Кича без всякого удовольствия.

— Здесь что, Центральный вокзал? — спросила Милли.

— Я хотел бы видеть мистера Рулова, — начал обрадованный её появлением Кич.

— Зачем?

— Насчет его вчерашнего визита в Оверлук. Я должен с ним об этом поговорить.

— Я уже обо всем с ним поговорил, — сказал Корнелл. — Он либо пьян, либо напуган и не может ничего сказать. Но он видел вас там и упомянул о вашем кратком визите в лодочный сарай.

Кич нервно облизнул губы:

— Его показания ничего не стоят.

— Тогда зачем же вы пришли?

— Мне нужны бумаги, которые он украл.

— Какие бумаги?

— Не ваше дело.

— Боюсь, что мое. Всё, что касается Джейсона Стоуна, — мое дело, поскольку считается, что именно я его убил.

— Я ничего не могу вам сказать.

— И тем не менее скажете.

— Я не обязан здесь оставаться. Я могу позвать полицию и…

— Вперед, — спокойно предложил Корнелл. — Думаю, ваша роль во вчерашних событиях их тоже заинтересует.

— Я не убивал Стоуна! — резко возразил Кич.

— И вы можете это доказать?

— Ну, я…

— Ничья, конгрессмен. Вам известно, что полиция разыскивает меня в связи с убийством Стоуна, но вы знаете, что я этого не делал, и под присягой вам придется дать показания, что я прибыл в Оверлук в тот самый момент, когда вы уезжали оттуда, а Стоун был уже мертв. Так что, если вы позовете полицию, вам самому придется ответить на несколько неприятных вопросов.

Милли закурила и, покачивая бедрами, прошла между нами.

— У меня тоже есть к вам вопрос, мистер Кич. Если вы знали, что мой муж был в Оверлуке, что вас заставило прийти сюда? Почему вы не пошли с вашей информацией в полицию?

— Я… — Кич замолчал и вытер лицо уже влажным носовым платком. У него дрожала рука, и выглядел он совсем больным. — Я не хотел впутываться в это дело, насколько возможно. Я согласен… скажем, э… сотрудничать. Возможно, никто из нас не виновен в убийстве, но нам будет трудно убедить в этом власти. Это по крайней мере неприятно. Я согласен не сообщать о пребывании здесь Корнелла.

— Глубоко признателен, — насмешливо сказал Корнелл.

— С другой стороны, я должен получить бумаги, которые Рулов украл из кабинета Стоуна вчера вечером.

— Иван не вор! — заявила Милли. — Когда он вчера вернулся, у него не было никаких бумаг.

— Он мог их спрятать, — предположил Кич.

— Что же в этих бумагах такого важного для вас, конгрессмен? — поинтересовался Корнелл.

— Я уже сказал, что не могу вам этого сообщить.

— Они касаются лично вас?

— Да.

— Вы намеревались убить Стоуна, чтобы вернуть их?

— Я не убивал Стоуна!

— Возможно, это сделал Сэм Хэнд, — предположил Корнелл.

— Хэнд был там, — кивнул Кич. — Но я плохо знаю этого человека, только контактировал через него со Стоуном. Я не видел, куда он пошел, когда Стоун закончил разговор со мной. Не знаю, убил ли Хэнд Стоуна. Меня интересуют только эти бумаги.

Корнелл посмотрел на Милли. Блондинка с равнодушным видом смотрела на Кича, но при этом нервно курила. Кич стоял в нерешительности. Было очевидно, что появление Корнелла спутало все его планы. Корнелл мрачно подумал, что Кич, должно быть, чувствует себя как человек, поймавший за хвост тигра.

Его мысли были прерваны громким стоном сверху. За стоном последовал громкий удар — и тишина. Милли побледнела и резко повернулась к лестнице.

— О Боже! Иван! — прошептала она.

Она рванулась наверх, Корнелл следом. Он первым схватился за ручку двери, но она пролетела в комнату мимо него. Рулов навзничь лежал на полу возле кровати. Он издал громкий храп.

— Слава Богу, — сказала Милли, — он просто упал с кровати. А я уж подумала…

Снизу раздался стук захлопнутой двери. Милли опустилась на колени рядом с Руловым, пытаясь поднять его. Корнелл подошел к окну и приподнял зеленую занавеску. Кич воспользовался возможностью сбежать. Худощавый седой мужчина быстрыми шагами переходил улицу. Он не обернулся и моментально исчез из виду.

Корнелл посмотрел на Рулова, который постепенно приходил в себя. Милли сидела рядом с ним на полу, поддерживая и покачивая его из стороны в сторону. Она не обращала ни малейшего внимания на Корнелла. В её глазах застыло какое-то странное отсутствующее выражение.

— Милли, Кич сбежал, — сказал Корнелл.

— Ну и что?

— Он может пойти в полицию. Мне придется уйти. Я бы посоветовал вам с Иваном сделать то же самое.

— Нет, — сказала она.

— Он может вернуться с полицией.

— Мне всё равно.

Он поколебался, но решил, что здесь ему больше нечего делать. Милли понимала грозящую ей опасность не хуже, чем он.

Он вышел из комнаты, перешагнув через лежащего на полу мужчину и сидящую рядом женщину. Милли не стала его останавливать. Она что-то тихонько приговаривала, успокаивая пьяно бормочущего Рулова. Корнелл спустился вниз и вышел из дома на залитую солнцем улицу.

Челлини заковылял следом за ним.

XIII

Когда Корнелл свернул на дорогу, ведущую к причалу Фини, деревья уже отбрасывали длинные тени. Был пятый час дня, и жара казалась ещё сильней. По дороге из деревни его никто не остановил.

На верхушке дерева сидела белка, а в вышине скользил ястреб. Корнелл шагал размашисто, надеясь, что Салли все-таки вернулась. Иногда, переходя по грубым деревянным мостикам соленые заливчики, он видел вдали ярко блестевший Чесапик. Дальше дорога шла по густым зарослям, сквозь которые невозможно было продраться. Всего в ста ярдах от кемпинга он заметил блеск металла — машина съехала с дороги и спряталась в придорожной зелени.

Он резко остановился. Кроме цокания белки, не было слышно ни звука. На дороге не было ни души, Корнелл перешагнул придорожную канаву и углубился в кусты, обходя поблескивающую среди зелени машину. Скоро он сумел разглядеть сидящего в машине человека. Опасение, что это полицейская засада, рассеялось. Машина была знакомой — длинная, сверкающая, дорогая. Она принадлежала Кери Стоун. Сидевший в ней человек был Полом Эвартсом.

Эвартс не слышал его приближения. Корнелл выждал, пытаясь обнаружить другие машины, но никого не было. Где-то поблизости журчал ручеек, это был единственный звук. Лицо Эвартса раскраснелось от жары, он раздраженно наблюдал за дорогой. Он полез за сигаретой, когда Корнелл негромко произнес у него за спиной:

— Ты меня ждешь, Пол?

Мужчина вздрогнул и быстро обернулся. Потом улыбнулся:

— Ты меня напугал, Барни.

— Я бы тоже выкурил сигарету, — сказал Корнелл. Он сел в машину рядом с Эвартсом, взял сигарету из протянутой пачки. — Что ты здесь делаешь?

— Такое впечатление, что все, кроме полиции, знают, где ты находишься. Это безумие — оставаться здесь. Ты не продержишься ещё даже день.

— Может быть, — согласился Корнелл. — А кто тебе сказал, что я здесь?

— Какой-то потасканный человечек по имени Келли, — раздраженно ответил Эвартс. — Он явился в гостиницу к Кери. Сообщил, где ты скрываешься, и сказал, что согласен молчать, но ему нужны деньги.

Корнелл кивнул:

— Это похоже на Келли. И сколько же он спросил?

— Для начала тысячу долларов.

— И вы заплатили?

— Мы с Кери отдали все, что у нас было. У меня оказалось при себе только двести долларов, но Кери отдала свои серьги. Они стоят не одну тысячу.

Корнелл почувствовал, как в нем закипает гнев.

— Это была ошибка. Келли всё сообщит полиции при первом же удобном случае.

— Нам ничего другого не оставалось. Конечно, это шантаж, но мы хоть узнали о тебе, а кроме того, нужно же было заставить его замолчать, хотя бы пока мы не сможем поговорить с тобой.

— Где сейчас Кери?

— У тебя в коттедже. Ждет.

— Ты не должен был позволять ей так рисковать, — сердито сказал Корнелл.

— Но она настаивала. Надо же было узнать, на каком мы свете. Я лично не вижу выхода. Пришлось рискнуть и увидеться с тобой. На сегодня, по крайней мере, с Келли всё в порядке. — Эвартс поколебался, крутя сигарету в длинных белых пальцах, а когда поднял глаза, взгляд у него был смущенный. — Келли сказал, что вы зарегистрировались как мистер и миссис Смит. Он сказал, что с тобой девушка.

— Келли не мог этого не сказать, — заметил Корнелл.

— Действительно с тобой девушка?

— Да.

— Кери была удивлена. Ты действуешь проворно.

— А почему бы и нет? — усмехнулся Корнелл.

— Ты ведь всегда любил женщин, правда?

— Ты разочарован?

— Барни…

— Ты никогда не пытался поухаживать за мной. Это хорошо.

— Барни, ты…

— Ведь это правда?

— Я… я не понимаю, о чем ты.

Корнелл почувствовал, что его гнев утих, и слегка отодвинулся, словно ослабляя давление на Эвартса. Он вспомнил, что до него уже доходили слухи о личных проблемах сотрудников отдела. Значит, это правда. Просто, занятый своей жизнью, он никогда не подозревал Пола Эвартса. Корнелл снова взглянул на него. Да, правда. Его слова были просто выстрелом в темноте, и настоящий мужчина тут же врезал бы ему. Эвартс же просто сидел и молчал. Корнелл глубоко вздохнул:

— Эта девушка помогает мне. Тебя это не касается. Кери тоже.

— Конечно.

В Корнелле нарастало раздражение против этого человека.

— Есть более важные проблемы. Почему ты вчера не увез отсюда Кери? И кто так быстро вызвал полицию? Мне едва удалось ускользнуть.

— Мы не вызывали полицию, Барни, — сказал Эвартс. — Должно быть, это Кич.

— Или убийца, — добавил Корнелл.

— Может быть, Кич и есть убийца.

— А может, и нет. Давай начистоту, Пол. Я прямо спрашиваю тебя: кто из вас — ты или Кери — убил Джейсона Стоуна?

— Барни, ты сошел с ума!

— Ты?

— Разумеется, нет.

— А Кери?

— Она говорит, что не убивала.

— Ты ей веришь?

— А ты разве нет?

— Я уже не знаю, чему верить, — ответил Корнелл.

— Барни, ты устал, — неожиданно умиротворяюще заговорил Эвартс. — Я ведь понимаю, на самом деле ты не подозреваешь ни меня, ни Кери. Конечно, Кери и Стоун вчера поскандалили, но она не могла убить, несмотря на всю свою ненависть и отвращение к нему. Тем более ножом.

Корнелл немного расслабился:

— Извини. Ты прав.

— И я этого тоже не делал, — повторил Эвартс.

Корнелл сменил тактику:

— А как насчет Сэма Хэнда? У него на вчерашний вечер алиби в Вашингтоне, но я могу представить двух свидетелей, которые видели его в Оверлуке как раз в то время, когда был убит Стоун.

— Хэнд? — изумился Эвартс.

— Правая рука Стоуна, — кивнул Корнелл.

— Никогда бы не подумал… — Эвартс побледнел. — Должно быть, он и забрал стоуновскую картотеку шантажа.

— Шантажа? — резко переспросил Корнелл. — Такое определение этих бумаг я слышу впервые.

Эвартс пожал плечами:

— Я не знаю ничего определенного, Барни. Но общеизвестно, что Стоун использовал людей как средство пробиться наверх.

— Ты видел вчера эти бумаги?

— Я даже не входил в дом, — ответил Эвартс. — А ты? Ты их видел? Ты же входил.

Корнелл покачал головой и загасил сигарету. Что-то в словах и интонациях Эвартса сердило и беспокоило его. Этот человек не должен был позволять Кери приезжать сюда. При мысли о Кери, дожидающейся его в кемпинге, Корнелла охватило нетерпение.

— Я лучше пойду, — сказал он.

— Кери хочет, чтобы ты уехал с нами. Мне пришлось остановиться здесь, чтобы не привлекать внимания. Я подожду.

— Я не могу уехать, — сказал Корнелл.

— Мы хотим вывезти тебя отсюда. Так будет гораздо безопаснее. Полиция нас не остановит, с нами они, похоже, разобрались.

Это твой единственный шанс, Барни.

— Я поговорю с Кери.

В маленькой, просто обставленной комнатке она выглядела странно. Она была потрясающе красива, словно мастерски сделанная фотография, — каштановая коса царственной короной уложена на голове, дорогой белый костюм. Несмотря на жару и духоту, она выглядела прекрасно. Только под раскосыми глазами легли чуть заметные сиреневые тени.

— Барни, — сказала она.

Он закрыл дверь, Кери быстро подошла к нему и вдругзамерла с какой-то странной улыбкой на губах. Она коснулась было его плеч, но тут же уронила руки.

— Ты не должна была приходить сюда, — сказал Корнелл.

— Это было необходимо.

— С тобой всё в порядке?

— Конечно, Барни.

— Это слишком опасно. Тебе нельзя здесь оставаться.

— Я и не собираюсь оставаться. Мы с Полом приехали за тобой. Он здесь недалеко, в машине.

— Я видел его. — Он помолчал, удивляясь своему смущению.

В последнее время у него нередко возникало чувство, что Кери для него посторонний человек. Она, казалось, заполняла собой всю комнату. А Салли всё не было. Он нахмурился и спросил:

— Ты давно ждешь?

Кери улыбнулась своими раскосыми глазами.

— Не очень. Но теперь, когда ты пришел, нет смысла тянуть время. Я не доверяю Келли. Не думаю, что он станет молчать. — Она посмотрела на его пеструю рубашку и снова улыбнулась: — Где ты раздобыл такой наряд, Барни?

— Мне его купили, — ответил он. — Кери…

— Тебе ведь не надо собираться? Можно уходить.

— Я никуда не пойду, Кери, — ответил Корнелл. Улыбка исчезла. Она отвернулась и взяла с туалетного столика свои белые перчатки. Когда она снова посмотрела на него, лицо выглядело прелестной ничего не выражающей маской.

— Из-за той девушки? — тихо спросила она.

— Нет, — ответил он. — Да. Частично из-за неё. Она пропала.

— Решайся, Барни. Какое она имеет к тебе отношение?

— Если она попала в беду, то из-за меня. Я и должен её выручить.

— В твоем положении ты вряд ли способен кому-то помочь, — сказала Кери. — Даже себе самому. Ты ведешь себя неразумно, Барни.

— Я никуда не еду, — повторил он.

— Кто она, Барни? — спросила Кери.

— Она появилась ниоткуда. И не знаю, куда исчезла. Но вчера вечером она вытащила меня из крутой передряги. Она не обязана была помогать мне, но помогла. Она и нашла это место.

— Очень уютно, — улыбнулась Кери.

Вспомнив вчерашнюю ночь и Салли, он промолчал. Странно, но ему не хотелось оправдывать ни себя, ни Салли. Кери это не касалось. Неожиданно ему пришло в голову, что не имеет никакого значения, что об этом думает Кери. Да и вряд ли она думает о Салли как о сопернице. Он не верил, что её это действительно беспокоит, хотя она и пыталась сделать озабоченный вид.

— Ты, кажется, начинаешь по-настоящему понимать меня, Барни, — сказала Кери.

— Сейчас не время говорить об этом. Я останусь здесь, пока эта девушка не вернется или пока я не выясню, что с ней случилось.

— Это просто донкихотство. Не предполагала, что твоя новоанглийская кровь способна на такое.

— Не надо, Кери. У меня на шее в любой момент может затянуться петля. Думаю, мне лучше знать, как поступить.

— Ты убил Джея, Барни? — вдруг спросила она.

— Чушь, и ты это прекрасно знаешь.

— Ну хорошо. А кто мог это сделать, как ты думаешь?

— Может, ты? — горько улыбнулся он.

Она натянула перчатки.

— Я не жалею о его смерти.

— Никто не жалеет. Но все беспокоятся, как бы полиция не нашла его пропавшие бумаги.

Она вскинула глаза:

— Что ты хочешь сказать?

— Ты знаешь об этих документах?

— Полицейские вчера спрашивали меня о них, — ответила Кери. Голос звучал резко и отчужденно. — Барни, мне не нравится твое настроение. Ты не похож на себя. Нет, я не ревную к этой девушке. Ты же знаешь. Просто ты всегда был такой рациональный, хладнокровный. Ты же должен понимать, что лучше всего сейчас можем помочь тебе мы с Полом, а не незнакомая девушка, подобравшая тебя вчера в камышах. Если бумаги Джея у тебя, ты должен немедленно отдать их мне.

— Почему?

— Я передам их Полу.

— Почему не полиции?

— Позже Пол передаст их полиции.

— Позже?

— В этих бумагах настоящий политический динамит. Я знаю, как действовал Джей. Эти записи могут погубить немало ни в чем не повинных людей. Если они у тебя, надо спрятать их в безопасное место до тех пор, пока всё не уляжется.

— Одним словом, отдать тебе.

— Да. Где они?

— У меня их нет.

В прозрачной чистоте её странных глаз что-то изменилось. На мгновение ему показалось, что в нефритовой зеленой глубине полыхнул гнев, но только на мгновение. Она улыбнулась, подошла и положила руки ему на плечи:

— Барни, дорогой, давай не будем ссориться.

Он был поражен:

— Мы и не ссоримся.

— Поступай с этими бумагами, как считаешь нужным.

— Я же сказал, у меня их нет. Я не знаю, где они. Такой ответ, казалось, удовлетворил её. Она быстро пошла к двери, но вернулась с порога.

— Дай я поцелую тебя на счастье, дорогой, — прошептала Кери.

— Перестань. Не надо притворяться, — резко оборвал он её.

Но когда вошел Гутси Томас, Кери стояла, обняв Корнелла и прижавшись к нему всем телом.

XIV

Коренастый человек ничего не сказал. Он закрыл дверь и посмотрел на них с непроницаемым выражением лица. Кери издала короткий смешок, похлопала Корнелла по плечу и полезла в сумочку за губной помадой, потом, передумав, пожала плечами и направилась к двери.

— Будь осторожен, Барни.

— Постараюсь, — отозвался он.

По дороге она бросила любопытный взгляд на Гутси, но ничего не сказала. Дверь за ней тихо закрылась. Корнелл вздохнул и посмотрел на пришедшего:

— Всё в порядке, Гутси.

— Надо бы дать тебе по физиономии.

— Это ничего не значит.

— Это ты так говоришь, — перебил Корнелла Гутси, сердито взмахнув огромной рукой. — Заткнись. Ты знаешь, где Салли?

— Ты нашел её? — поразился Корнелл.

— Хорошо хоть, ты заметил, что её нет. Я уж решил, что тебе вовсе наплевать. Потерялась Салли — нашел другую, вот и все.

— Да успокойся же, — посоветовал Корнелл.

— И все-таки надо бы дать тебе по физиономии. — Гутси дрожал от гнева. — И дал бы, если б не Салли.

— Где она? — спросил Корнелл.

— Если у тебя найдется время, могу показать.

— С ней всё в порядке?

— Пойдем, посмотришь.

Гутси резко повернулся и вышел. Корнелл последовал за ним к причалу. В сарае за баром Келли что-то происходило, никто из толкавшихся там людей даже не взглянул в их сторону. Стало немного прохладнее, и легкий бриз сдувал пену с гребней волн на темнеющей поверхности Чесапика.

С запада доносились отдаленные раскаты грома. Не останавливаясь, Гутси свернул по тропинке в сторону и направился к кустам. Корнелл следовал за ним, не говоря ни слова, уважая гнев Гутси. Он только надеялся, что с Салли ничего не случилось. При мысли о ней у него внутри возникал тугой комок напряжения.

Примерно четверть мили они шли по извилистой тропинке в сторону от залива, потом свернули вдоль берега. За последним поворотом их взору предстали маленький красный домик и недавно построенный причал. Около него стояла лодка Гутси. Это было тихое, укромное местечко. Наверно, не многие знали о домике, подумал Корнелл.

Его робкая надежда, что Салли здесь, угасла, когда Гутси прошел мимо домика и свернул к причалу.

— А Салли здесь нет? — спросил Корнелл.

— Нет.

— Тебе не кажется, что неплохо было бы мне всё рассказать?

Гутси порылся под скамьей лодки и вытащил два револьвера. Он задумчиво посмотрел на Корнелла. Оружие тридцать восьмого калибра блестело от свежей смазки. Он подал один из пистолетов Корнеллу.

— У нас неприятности, — сказал он. — Вряд ли стоит сейчас затевать ссору.

Корнелл взял оружие:

— Большие неприятности?

— Да уж хватает. Пользоваться умеешь?

— Если заряжен.

— Патроны у меня есть.

Корнелл взял у Гутси пригоршню патронов и стал наблюдать, как тот заряжает свой пистолет.

— Салли в полиции?

— Нет, — ответил Гутси. — Её сцапал Сэм Хэнд.

— Хэнд?

— Она на яхте Стоуна. Он каким-то образом заполучил её на борт. Не спрашивай, как именно. А потом послал одного из своих парней сообщить мне. Говорит, если хочешь, чтобы Салли вернулась целой и невредимой, приезжай побеседовать.

— Куда? — спросил Корнелл.

— На «Букканер». Так называется яхта. — Гутси засунул револьвер в задний карман. — Мы должны встретиться возле Бэнкрофт Пойнт, когда стемнеет. Это в двадцати милях отсюда. Когда мы придем, Салли должна быть там. Ты знаешь, что нужно от тебя Сэму Хэнду?

— Что бы это ни было, у меня этого нет, — ответил Корнелл. — Нам понадобится оружие?

Гутси ухмыльнулся:

— Ты хорошо знаешь Сэма Хэнда?

— Не очень.

— Я знаю этого сукина сына как свои пять пальцев. Если хочешь, чтобы Салли вернулась с нами на берег, оружие просто необходимо. Это единственный язык, который понимает Сэм Хэнд.

— Хорошо, — согласился Корнелл. — Поехали.

Время до сумерек тянулось бесконечно. Когда поблизости появлялась лодка, Гутси прятал свою в камыши. Их никто не заметил. В пяти милях за Калверт Бич Гутси перестал прятаться и включил мотор на полную мощность.

Темнота застала их в одном из заливчиков, в миле от места встречи. Луны не было. Гром теперь слышался отчетливо, словно грохот барабанов раскатывался над зловеще неподвижной водой залива. Корнелл наклонился вперед, пытаясь что-нибудь разглядеть в темноте. Через несколько минут настала непроглядная ночь.

— Ничего не вижу, — сказал Корнелл.

Он и не слышал ничего, кроме грома, ночного ворчания болот и плеска воды.

— Ты ничего не перепутал? — спросил он.

Гутси не ответил.

Вспышка молнии осветила воды залива. Раздался удар грома, и в наступившей затем тишине Корнелл услышал шум двигателей. Гутси вставил весло в уключины, В темноте вспыхнул и погас луч света. Ещё раз. Гутси налег на весла.

Корнелл взглянул на светящийся циферблат часов. Возможно, это ловушка. На яхте может оказаться полно полицейских. Они прибыли на час раньше, это хорошо.

Он понял, почему у них выключен мотор и Гутси идет на веслах, да ещё с такой осторожностью.

Вскоре из темноты выступил белый борт яхты, покачивающейся на волнах. Иллюминаторы были освещены. Над головой снова полыхнула голубая молния, и Корнелл на мгновение ясно увидел двух человек на носу и третьего на мостике. Гутси опустил весла. Снова стало темно, ещё темнее, чем прежде. Их не заметили. Пока.

Прилив потихоньку сносил их к корме яхты. Время работало на них, до условленного момента оставался ещё час. Люди на палубе пока ничего не подозревали. Ветер, гроза, безлунная ночь тоже были на руку Корнеллу и Гутси. Волны подбрасывали и крутили маленькое суденышко.

Корнелл слегка оттолкнулся рукой от борта яхты. Он слышал, как на борту потрескивает радио. Лодка царапнула корпус яхты, но плеск воды и шелест ветра заглушали звук. Корнелл достал из кармана револьвер и ухватился за поручни. Выждав, когда лодка поднимется на волне, он ловко взобрался на палубу. Где-то на носу светился огонек сигареты. Музыка из радиоприемника слышалась гораздо громче. Корнелл повернулся и протянул руку Гутси. Тот взобрался на палубу и привязал к поручню лодку.

При вспышке молнии они разглядели дверь каюты. Оглушительный удар грома звоном отдался в ушах. На верхнюю палубу вел узкий трап. Корнелл взялся за ручку двери, толкнул. Кто-то произнес:

— Эй, что…

Корнелл ударил рукояткой пистолета. Раздался приглушенный крик. Корнелл подхватил тело и аккуратно уложил его. На верхней палубе послышались нерешительные шаги, и чей-то голос тихо позвал:

— Ленни?

Гутси вздохнул. Корнелл коснулся его руки.

— Ленни?

Они проскользнули в каюту, и Корнелл с шумом захлопнул узкую дверь, надеясь, что там, наверху, решат, что Ленни спустился вниз и не слышит.

По обе стороны коридора тянулись двери кают, впереди виднелась освещенная кают-компания.

Яхту покачивало на волнах. Под ногами ощущалась вибрация двигателей. Из кают-компании доносилось позвякивание кубиков льда. Музыка раздавалась тоже оттуда. Гутси двинулся вперед.

Когда он вошел с револьвером в руке, Сэм Хэнд стоял к нему спиной, около бара, и наливал себе виски из хрустального графина. Салон занимал всю ширину судна. Здесь были удобные кожаные кресла, круглый стол красного дерева, несколько морских пейзажей; над баром, около которого стоял Хэнд, висел портрет Джейсона Стоуна. Хэнд был не один. Рядом, на диванчике, подобрав под себя ноги, сидела Салли Смит. Под глазами у неё были темные круги. Мгновение она, не шевелясь, смотрела на Корнелла и Гутси широко раскрытыми глазами, словно не веря себе. Потом начала медленно подниматься и открыла было рот, но тут же закрыла после жеста Корнелла. Она улыбнулась и уже не казалась измученной.

Сэм Хэнд обернулся и увидел их.

XV

Он немного побледнел, но улыбнулся. В жестких глазах, смотревших то на Корнелла с Гутси, то на девушку, не было страха. В кают-компании больше никого не было. Корнелл кивнул в сторону коридора и сказал:

— Покарауль, Гутси.

— Будет сделано.

— Это что, — спросил Хэнд, — налет?

— Вроде того, — кивнул Корнелл. Он взглянул на Салли: — С тобой всё в порядке?

— Да, Барни, да.

Хэнд отодвинулся от бара с бокалом в одной руке, держа вторую руку на стенной панели.

— Ты успеешь позвонить только раз, — резко одернул его Корнелл. — И сразу получишь пулю в запястье.

— Не валяй дурака, — отозвался Хэнд.

— Заткнись, — посоветовал Корнелл и снова повернулся к Салли: — Точно?

— Да, Барни. Он мне ничего не сделал.

— Молодец, сберег свою шею.

— У вас ничего не выйдет, — хрипло произнес Сэм Хэнд. — На борту шестеро вооруженных мужчин.

— Они не знают, что мы здесь, — сказал Корнелл.

— Вам не удастся уйти так же легко, как вы попали сюда.

— Это мы ещё посмотрим.

Загорелая лысина Хэнда блестела при свете люстры. Подняв брови, он смотрел на Корнелла и Салли. Он выглядел ещё крупнее, чем помнилось Корнеллу. Мощные плечи распирали легкий твидовый пиджак. Кремовая шелковая рубашка свободно облегала широкую грудь; когда он поднес ко рту стакан и сделал большой глоток, на пальце блеснуло кольцо с ониксом.

— Ну, — сказал он, — и что же дальше?

— Ведь это вы хотели меня видеть, — ответил Корнелл. — И даже захватили Салли, чтобы заставить меня прийти.

— Салли. Да. Я очень удивился, увидев её сегодня в поселке. Я почти забыл о Томе Смите, её отце. Неприятное было дело. Можете мне не верить, но я тогда пытался вмешаться, поговорить с Джеем. Но вы же понимаете, что Стоуна не так-то легко было отговорить, он был беспощаден к своим противникам.

— Вы ничем от него не отличаетесь, мистер Хэнд, — сухо произнесла Салли.

— Может, и нет, — хмыкнув, легко согласился тот. — У Стоуна всегда были деньги и власть. Но ему всегда хотелось больше и того, и другого. А я вырос в трущобах, ел то, что удавалось выпросить или украсть, а образование получил, можно сказать, в канаве. Что ж, я сделал неплохую карьеру. Работать на Стоуна было нелегко, но эта проблема, к счастью, решена. — Он посмотрел на Корнелла и улыбнулся: — Вы решили её для меня.

— Ничего не выйдет, — сказал Корнелл. — Я его не убивал.

— Полиция думает иначе.

— А как думаете вы?

— Я не знаю, кто убил Джея. Да и теперь, когда дело сделано, это меня не касается. А вот собственная шкура меня интересует.

— Вы были с ним вчера вечером, — сказал Корнелл.

— Почему вы так решили? — удивился Хэнд.

— У меня есть два свидетеля, которые видели вас в Оверлуке.

— Что ж, молодец, — тихо отозвался Хэнд. — Вы орешек покрепче, чем я предполагал. Гораздо крепче. Не думал, что вам удастся так долго скрываться от полиции. Для этого требуются храбрость и ум. А кто ваши свидетели, мистер Корнелл?

— Узнаете в свое время, — ответил Корнелл. — В суде.

— В этом нет необходимости. Мы сумеем найти общий язык, вы и я. Вы как раз тот человек, с которым я могу иметь дело к обоюдной выгоде. Уберите, пожалуйста, пушку.

Голос звучал убедительно. Хэнд подошел ближе, и Корнелл увидел крупные, величиной с полдоллара веснушки на его лысом черепе. Веснушки поменьше усыпали лицо. Корнелл слегка приподнял револьвер:

— Достаточно.

— Нет никакой необходимости…

— Мне известны ваши методы, Сэм, — сказал Корнелл. — Не знаю, что вам надо, но вы скоро скажете. А потом, независимо от моего ответа, я хочу покинуть яхту. На меня в последнее время слишком давили. Всё. И я устал от этого. А если мой ответ вас не удовлетворит и вы не дадите мне сойти на берег, мне не хочется даже думать о том, что может случиться с Салли.

— С Салли ничего не случится. Она славная девочка. Делала вид, что никогда не слышала о вас, и сначала никак не хотела говорить, где вы. Но потом сказала.

Корнелл посмотрел на бледное личико девушки:

— Салли?

— Он ничего мне не сделал. Он хочет заключить сделку. Я не видела никакого выхода, кроме как передать весточку Гутси, но это все, что я сказала.

— Вот видите, — развел руками Сэм Хэнд. — Мы можем договориться.

— Мы отправляемся на берег, — заявил Корнелл. — И немедленно.

— Я ещё не задал свой вопрос, — сказал Хэнд. — Но вы, похоже, знаете, о чем я хочу спросить, и мне это нравится. Мне нужны такие люди, как вы, Корнелл.

— Зачем?

— Чтобы занять место Стоуна.

— Нет, — сказал Корнелл.

— Да.

— Стоун умер, и то, что он делал, умерло тоже. В этой стране такому нет места. Это уже пробовали. Подкуп, шантаж — и всё ради власти. Пусть уж это останется мертвым.

— Нет. Я буду продолжать. Мне известны планы Стоуна от А до Я. У меня есть и собственные идеи. У меня есть его деньги. У него всегда было много наличных. Теперь они мои. У меня нет только одного, и именно вы, Корнелл, дадите мне это.

— Вы делаете ошибку, — сказал Корнелл.

— Послушайте, — примирительно заговорил Хэнд. — Вы же в трудном положении. Если вас убьют, никто и горевать не будет. Вас обвиняют в убийстве Стоуна. Хотя, возможно, вы и не делали этого. Я его тоже не убивал, и не имеет значения, верите вы мне или нет. Но вчера кто-то явился в Оверлук и сделал дело. Даже больше. Кто-то унес личную картотеку Джея.

— Это так серьезно? — спросил Корнелл.

— Со стороны Джея было безумием брать с собой эти бумаги. Он сказал, что хочет поработать с ними. Появились новые имена и факты, которые нужно было систематизировать для следующего шага. Мы поссорились из-за того, что он забрал их из своего сейфа в городе. Я предупредил его, что это может плохо кончиться. Его убили, и убийца забрал бумаги.

— Какие имена и факты?

Напряженный взгляд Хэнда коснулся револьвера в руках Корнелла и скользнул в сторону Салли. Она сидела на диванчике, наклонившись вперед, с побелевшим, напряженным лицом. Яхта тяжело покачивалась на волнах. В тишине прогремел раскат грома. По палубе кто-то пробежал в направлении кормы. Корнелл бросил взгляд в коридор. У двери маячила коренастая фигура Гутси.

— Какие имена? — переспросил Корнелл.

Хэнд прислушался к шагам наверху. К ним присоединились другие. Хэнд улыбнулся широким, как у лягушки, ртом. Лицо его приобрело жесткое выражение.

— Это уже не имеет значения, — спокойно произнес он. — Мои люди обнаружили вашу лодку. У вас нет ни малейшего шанса. Мне нужны эти бумаги. Полагаю, с собой у вас их нет? Скажите, где они.

— Гутси? — спросил Корнелл.

Ответа не было. Он взглянул на Хэнда.

— А если я не скажу?

— Не валяйте дурака. У меня есть средства заставить вас говорить.

— Но у меня нет этих бумаг, — сказал Корнелл.

— Я так и думал, что вы это скажете. Ничего, я узнаю у вас правду. Уберите оружие.

Корнелл повернулся к Салли:

— Иди сюда. Встань рядом. — Девушка подошла, он посмотрел на Хэнда: — А теперь мы уходим. Скажите своим молодчикам, чтобы не трогали нас. Мне терять нечего: висеть за ваше убийство не хуже, чем за убийство Стоуна.

— Вы не посмеете стрелять.

— Давайте попробуем.

Лысый громила мгновение поколебался и пожал плечами. На палубе кто-то закричал. Яхту сильно качнуло. Корнелл заслонил собой Салли. Она дрожала.

— Барни, ты…

— Всё в порядке. Идемте, Сэм.

Хэнд прошел мимо них в коридор. Гутси был там. Лицо его побелело.

— Нам не выбраться, — сказал он.

— Хэнд нас выведет, — ответил Корнелл.

— Там вся команда. Я запер дверь. Они нашли того парня, которого ты уложил. И захватили лодку.

— Хэнд прикажет отпустить нас. — Корнелл посмотрел на него: — Умеете плавать, Сэм?

— Разумеется, но…

— Вот и потренируетесь. А теперь скажите своим молодчикам, чтобы, когда мы выйдем, опустили револьверы. Потому что вы пойдете первым, а мы следом. Мой револьвер у вашей спины, Сэм. Если ваши люди прикончат меня, вам это не поможет.

Вы об этом просто не узнаете.

— А что вы говорили про плавание?

— Скажите своим парням, чтобы выпустили нас.

На палубе огромными теплыми каплями падал дождь. Разряды молний переместились на восток. Корнелл шел по пятам за Хэндом. Их полукругом обступили мрачные, озадаченные люди Хэнда.

— Скажите, что уезжаете с нами, — приказал Корнелл.

Пока Хэнд не заговорил со своими людьми, Корнелл был готов к худшему. Если Хэнд вынудит его применить оружие, может случиться что угодно. Он почувствовал огромное облегчение, когда Хэнд резко приказал команде отойти в сторону. Салли тихо вздохнула.

Через три минуты они были в лодке. Хэнд тоже. Мотор кашлял и фыркал, отказываясь заводиться. Люди Хэнда стояли у поручней, наблюдая за ними сверху. Единственным освещением был узкий луч, падавший из открытой двери каюты. Дождь лил как из ведра. Гутси, в прилипшей к широкой, мускулистой спине рубашке, тихо бормотал, возясь с мотором. Наконец мотор взревел, и лодка задним ходом медленно отошла от борта яхты.

Корнелл сидел на носу, лицом к Хэнду. Салли съежилась у его ног. Корнелл крикнул Гутси, перекрывая шум дождя:

— Остановись, когда ещё будут видны огни яхты.

— Сделаем.

Это оказалось ближе, чем надеялся Корнелл. Завеса дождя на мгновение скрыла яхту, потом в темноте снова неясно засветились иллюминаторы. Корнелл махнул рукой Хэнду:

— Ну вот, начинается урок плавания.

— Но вы же не можете…

— Давайте, — сказал Корнелл, — назад, на яхту. Это даст нам время, пока вы снова не возьмете командование в свои руки.

— Но меня же может унести в море…

— За борт, — приказал Корнелл. Его тон не допускал никаких возражений. Хэнд колебался.

Потом медленно разулся, не торопясь засунул носки в туфли и аккуратно поставил туфли на дно лодки. Сняв галстук и рубашку, он внимательно оглядел лица сидящих в лодке и прыгнул за борт. Маленькую лодочку сильно качнуло, но она устояла, не перевернулась. Корнелл наблюдал, как лысая голова движется над водой. Убедившись, что с Хэндом всё в порядке и тот плывет, сильно и мерно взмахивая руками, он кивнул Гутси:

— К берегу. И побыстрее.

Гутси оторвал зачарованный взгляд от головы Хэнда и неожиданно улыбнулся Корнеллу:

— Ты молодец, Барни. Но он тебе не простит. Корнелл взял в руку мокрые пальчики Салли:

— Возвращаемся в кемпинг. Я, кажется, начинаю понимать, что произошло. Может, уже сегодня всё и разъяснится.

Салли подняла на него глаза и что-то сказала, но взревевший мотор заглушил её слова. Корнелл покачал головой, улыбнулся и, наклонившись, поцеловал её нежные, мягкие губы.

XVI

Пристань показалась им родным домом. Дождь уже не лил, а моросил. Гроза прошла, пока они, спрятавшись в узеньком проливчике, наблюдали, как их разыскивает «Букканер». У них оказалось больше терпения, чем у Сэма Хэнда. Терпение Хэнда лопнуло через двадцать минут, и шум двигателей яхты затих вдали. Когда Гутси решил, что они наконец в безопасности, он вывел лодку в залив и они снова двинулись на север.

В длинном сарае позади бара Келли что-то явно происходило. Задорно играл музыкальный автомат, свет и голоса выплескивались в прохладную сырую ночь. Гутси сидел в лодке и сердито бормотал:

— Ох уж этот Келли! Хэннинген же его предупреждал, так нет, ни за что не откажется, а всё от жадности.

— Насколько я понимаю, он все-таки устроил петушиные бои, — сказал Корнелл.

— Скоро начнется. И очень может быть, что полицейские тоже явятся. Хэннинген ничего не сможет сделать.

— Келли, должно быть, считает, что это несерьезно.

Гутси пожал плечами. Он не вышел вместе с ними на причал. Дождь туманной завесой висел над поляной.

— Спасибо за все, Гутси, — сказал Корнелл.

— Ты и сам молодец. Будь осторожен.

— Конечно, — ответил Корнелл.

Они с Салли пошли к домику. Тонкое летнее платье облепило её юное тело. Она дрожала, и Корнелл обнял её. Он вошел первым, включил свет и с облегчением убедился, что в домике никого нет. На вьющихся каштановых волосах Салли поблескивали капельки дождя. На лице не было и следа косметики, и выглядела она просто чудесно, хотя и дрожала.

— Нужно высушить одежду, — сказал он.

— У меня больше ничего нет. И у тебя тоже.

— Полотенца, — подсказал он. — Одеяла.

Она улыбнулась:

— Хорошо, Барни.

Вдруг она качнулась к нему и крепко обхватила за шею, прижалась к нему в кольце его обнимающих рук. Он почувствовал, что её сотрясают рыдания.

— Ну что ты, — сказал он нежно, — всё уже кончилось.

— Я так боялась, Барни.

— Я тоже.

Она взглянула на него:

— Правда?

— Когда ты не вернулась, я думал, что сойду с ума.

— Я рада, — прошептала она.

— Я тоже.

— Что будем делать? Как ты собираешься выпутываться из всего этого? Я так и не сумела тебе помочь.

— Сегодня всё решится, — ответил он.

— Сегодня?

— Скоро.

Ее губы были мягкими и влажными.

— Ты знаешь, кто это сделал?

— Могу предположить. Думаю, что знаю. Я не уверен, но скоро выясню. — Он слегка встряхнул её: — Немедленно снимай всё мокрое. Высушим одежду перед камином.

— Барни, — сказала она. — Барни…

— Да?

— Вчера ночью я сказала правду. Я люблю тебя.

— Да.

— Ты поцелуешь меня, Барни?

Он поцеловал её.

Он сидел у камина, пытаясь разжечь приготовленные Келли дрова. Для растопки он использовал оберточную бумагу от купленных утром продуктов. Утро казалось теперь далеким прошлым. Дождь с шумом стекал по водосточным трубам. Огонь наконец разгорелся, и поленья затрещали. Тяга была хорошая. Огонь согрел его.

Он стоял перед камином на коленях, когда сзади подошла Салли. Она завернулась в большое полотенце и с заколотыми на макушке волосами казалась совсем ребенком. У неё были маленькие, розовые, идеальной формы уши. Она опустилась на колени рядом с ним:

— Как хорошо у огня.

— Дров мало.

— Хватит, чтобы высушить одежду. Ты такой же мокрый, как я. Теперь твоя очередь. Возьми одеяло с кровати.

Он посмотрел на неё.

— Я ужасная бесстыдница, Барни, — сказала Салли.

— Я рад.

— Никогда такого не чувствовала.

— Можешь не говорить этого.

— Да, могу.

— Я тоже никогда такого не чувствовал, — признался он.

— Ты уверен, Барни?

— Уверен.

— Я думала…

— Я никогда раньше такого не чувствовал, Салли.

— Поторопись. — Она поцеловала его.

Она больше не казалась ребенком. Он сделал движение в её сторону, и она нырнула в его объятия, забыв о своем легком одеянии. Блики огня бросали розовые отсветы на её гладкие плечи. Теперь её губы не были ни прохладными, ни робкими. Корнелл ощутил под рукой быстрые удары её сердца, и его пронзило чувство, которое было сильнее его, сильнее того холодного цинизма, который он всегда чувствовал прежде. Он не обманывал её, это действительно было совсем другое. Сейчас всё было честно, хорошо и правильно. И потому, что это было правильно, он отпустил её, зарывшись лицом в мягкие, душистые волосы. Она повернула голову и посмотрела на него с нежной улыбкой.

— Поторопись, — сказала она.

Комнату освещал только красноватый отблеск затухающих углей. По крыше стучал дождь. Корнелл протянул руку и потрогал висящую перед ним одежду. Всё высохло. Он взглянул на лицо Салли, освещенное последними язычками пламени. Она вздохнула:

— Всё когда-нибудь кончается, правда?

— Не всегда.

— А когда кончимся мы, ты и я? Сегодня?

— Возможно, никогда.

— Возможно?

— Это зависит от того, что случится чуть позже. Мне надо уйти.

— Куда, Барни?

— Пойдем со мной, узнаешь.

— Спасибо, что позвал.

— Я не хочу снова потерять тебя.

— Если не хочешь, не потеряешь… Барни?

— Да?

— Я сейчас так счастлива!

— Да, — сказал он.

— Ты думаешь о чем-то другом, — пробормотала она.

— Да.

— Девушка?

— Нет.

— Тогда о ком?

Он встал:

— Об убийце, Салли.

Дождь почти прекратился. Под высокими деревьями за сараем Келли стояли два ряда машин. Здание было освещено, оттуда доносился шум. Корнелл повернул к дому Келли возле входа в кемпинг, Салли шла следом. Кемпинг казался пустынным, всех обитателей привлекло происходящее в сарае. В доме, однако, горел огонь. Корнелл поднялся на широкое крыльцо и позвонил.

— Подожди здесь, Салли.

Вскоре к дверям подошла худая, усталая женщина, которую он видел утром.

— А, это вы! — Она выглядела обеспокоенной. — Келли здесь нет. Он там, в сарае, с игроками.

— Я только хотел от вас позвонить.

Она что-то пробормотала, но отступила в сторону, давая ему пройти. Внутри дом оказался таким же неопрятным, как и снаружи. Женщина показала на стоящий на шатком столике телефон и явно колебалась, не остаться ли послушать. Корнелл, глядя на неё, вызвал оператора, женщина пожала плечами и, шаркая туфлями, пошла прочь. Наконец его соединили с Милли. В трубке раздался странно приглушенный голос блондинки:

— Да?

— Милли, — заговорил Корнелл, — это тот человек, который был у вас утром, когда Иван не мог говорить. Мы…

— Ну, слава Богу! — ахнула блондинка. — А я пыталась вас найти. Где вы?

— Не могу сказать.

— Иван хочет с вами поговорить. Говорит, это очень важно.

— Где он?

— Скоро вернется. Это про вчерашний вечер.

— Он ещё что-то вспомнил?

— Да, но не хочет мне говорить. Говорит, это слишком опасно. Он хочет сообщить всё вам, потому что вы знаете, что делать с этой информацией.

Послушайте, я знаю, что вы не хотите открывать свое убежище. Но неужели он не может где-нибудь встретиться с вами?

Корнелл колебался. Такой поворот дела означал лишнюю проволочку.

— Ну, хорошо. Он знает, что сегодня у Келли?

— Про петухов-то? Конечно.

— Скажите, чтобы нашел меня там, — быстро проговорил Корнелл.

— Через полчаса, — пообещала Милли и повесила трубку.

Салли дожидалась у порога, на прохладном вечернем ветерке. Она беспокойно посмотрела на него:

— Ну, что теперь?

— Будем ждать.

— У Келли собралось много народу. Это опасно.

— Именно туда мы и отправимся.

Войдя в сарай Келли, они оказались в другом мире. В воздухе стоял густой табачный дым и гул голосов. В центре большого помещения находился покрытый матами ринг, окруженный низким деревянным барьером и двумя рядами скамеек. Почти все места были заняты. Корнелл постоял у дверей, привыкая к освещению.

На арене лежал мертвый петух. Победителя уносил хозяин. Стальная шпора на ноге петуха была покрыта кровью.

У Салли это зрелище вызвало отвращение. Несколько зрителей посмотрели в их сторону.

— Барни, разве это не противозаконно? — шепнула Салли.

— Конечно, — кивнул он. — Хочешь рассказать об этом Хэннингену? Вон он, по другую сторону ринга. С деньгами в кулаке.

Хэннинген стоял в группе хорошо одетых мужчин, съехавшихся из соседних городков. Толпа состояла по большей части из людей, явно не принадлежащих к высшим слоям общества. Других представителей закона поблизости не было.

Корнелл и Салли подошли к рингу. На них никто не обращал внимания. Из разговоров вокруг они поняли, что два боя уже прошли и сейчас должен начаться третий.

Корнелл едва взглянул на совершавшийся на арене ритуал: заявление и взвешивание бойцов. Он обвел глазами лица собравшихся и замер, узнав лысую голову Сэма Хэнда. Салли увидела его одновременно с Корнеллом.

— Барни, давай уйдем.

— Мы не можем. Надо дождаться Рулова.

— Но с Хэндом его люди.

— Здесь ничего не случится.

Внизу, на арене, полетели во все стороны окровавленные перья — два петуха наскочили друг на друга. Толпу охватил азарт. Хэнд, наклонившись вперед, не сводил глаз с пернатых гладиаторов. Корнелла и Салли он не заметил. Интересно, что он здесь делает? Возможно, догадался, что Корнелл скрывается где-то поблизости. С другой стороны, петушиные бои, когда пух и перья летят в разные стороны, — любимое развлечение людей, любящих азартные игры. Это могло быть просто случайностью.

Гораздо опаснее было то, что в толпе могли оказаться блюстители закона. Келли не делал из сегодняшних боев секрета даже после предупреждения Хэннингена. Сейчас он бойко продавал вспотевшим зрителям газировку и выпивку. Надо расслабиться, решил Корнелл.

Минут через пятнадцать приедет Рулов. Следующего боя все, похоже, ждали с особым нетерпением. Хозяев петухов звали Клейни и Джонсон. Соперничество между ними длилось уже давно. Корнелл невольно заинтересовался происходящим. Владельцы вышли на арену, птиц хорошенько раздразнили. Оба петуха были в длинных — два с половиной дюйма — шпорах. Крошечные стальные сабли зловеще поблескивали в свете ламп.

Корнелл почувствовал прикосновение руки Салли и вслед за ней посмотрел в сторону входа.

— Это очень популярное место. Наверняка что-нибудь случится, — сказала она.

У дверей стояли Кери Стоун и Пол Эвартс. Пара заметно выделялась в толпе своей элегантной одеждой. Эвартс казался бледным. Он промокнул лоб носовым платком и что-то сказал Кери. Они обвели взглядом двойные ряды скамей. Когда холодные, высокомерные глаза Кери остановились на нем, он даже не попытался спрятаться.

Она что-то сказала Эвартсу, и оба двинулись вокруг арены в сторону Корнелла.

Зрители неодобрительно заревели. Петух Джонсона спотыкался, один глаз у него был вырван, грудь окровавлена. Он никак не хотел драться. Распорядители боя, получив разрешение владельца, спустились на арену и снова поставили петухов грудь в грудь. Петух Клейни рванулся вперед. Его шпоры блестели от крови.

Петух Джонсона, спотыкаясь, словно пьяный, двинулся к барьеру; вдруг он свалился набок и затих. Недоуменный ропот смешался с аплодисментами победителю. Владелец погибшей птицы обхватил колени с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Корнелл ощутил странное беспокойство. Было что-то ненормальное во всей этой сцене, в самой атмосфере сарая — с двойным рядом напряженных кровожадных лиц, запахом перьев и окровавленными матами на арене. Женщины ещё хуже мужчин, мелькнуло у него в голове. Их было человек двенадцать, а кричали и хлопали они громче мужчин.

Эвартс остановился и заговорил с Сэмом Хэндом. Кери тоже остановилась и смотрела на Корнелла, загадочно улыбаясь уголками губ. Она перевела взгляд на Салли, и Корнелл слегка улыбнулся в ответ.

Он взглянул на часы. Прошло уже больше получаса. Рулов не появился. Корнелл вдруг почувствовал, как вокруг него смыкаются стены. Не надо было зря терять столько времени, подумал он. Если его теория правильна, они все охотятся за его шкурой, его и Салли. Это полностью объясняло присутствие Сэма Хэнда. Он подозревал, что и конгрессмен Кич где-то поблизости.

Ну что ж, пусть смотрят и ждут. Он повернулся к Салли:

— Пойдем отсюда.

— Но миссис Стоун…

— Идем, Салли. Не валяй дурака.

Его мысли словно послужили сигналом для остальных. Сэм Хэнд встал и направился к выходу, следом за ним Пол Эвартс. Мгновение поколебавшись, к ним присоединилась Кери. Корнелл остановился. Расталкивая локтями выходящих, появилась Милли. Оба и вида не подали, что знакомы.

— Подожди минутку, — сказал Корнелл Салли. А когда Милли заметила их в толпе сквозь клубы дыма, двинулся дальше.

Широкий рот Милли дрогнул, когда она узнала Корнелла. Сейчас она выглядела совсем по-другому — в сером габардиновом костюме, длинные волосы аккуратно забраны в узел на затылке, на запястье множество тонких серебряных браслетов.

— Где Иван? — спросил Корнелл.

— У вас в домике.

— Откуда вы узнали, что я живу именно там?

— Иван узнал. Не спрашивайте меня, как именно. Вы же здесь рискуете. Хэннинген знает, кто вы?

Корнелл повернулся и увидел, что полицейский внимательно наблюдает за ними с противоположной стороны арены. Как раз в этот момент Хэннинген, похоже, пришел к какому-то решению и начал протискиваться к ним.

— Давайте-ка выйдем, — пробормотал Корнелл.

Дождь прекратился. Над причалом висел туман. После жары и духоты сарая воздух казался сырым и прохладным. Корнелл не удивился бы, если бы за дверью их поджидал Хэнд со своими молодцами, но вокруг никого не было видно. Блондинка с любопытством посмотрела на Салли, но обе промолчали.

— Идем, — сказал он.

Где-то в тумане заработал мотор автомобиля, отдаваясь гулким эхом. На дороге мелькнули и исчезли огни фар. Любопытно, подумал Корнелл.

— Иван рассказал вам, что он вспомнил? — спросил Корнелл Милли.

— Спросите его сами. Он очень возбужден, но, по крайней мере, трезв. Должен говорить разумно.

— Он знает, кто убил Стоуна?

— Говорит, что знает.

Позади них в тумане мелькнуло светлое пятно — кто-то открыл и снова закрыл дверь сарая. Должно быть, Хэннинген, решил Корнелл. Он надеялся, что у полицейского не возникли вдруг подозрения. Ещё час — и всё будет ясно, головоломка будет решена. В тумане очень удобно прятаться. Корнелл обернулся, но ничего не смог рассмотреть. Он свернул по гравиевой дорожке налево, в сторону кемпинга.

Шагах в двадцати от своего домика он услышал жалобные кошачьи вопли. Крик перешел в шипение, и Милли засмеялась:

— Это Челлини. Мы взяли его с собой, потому что он страдает от похмелья.

Корнелл остановился и глубоко вздохнул. Сырой туман проник в легкие.

— Там не только Челлини, — тихо произнес он.

На цементной дорожке, проложенной между домиками, лежал человек. Мальтиец сидел рядом с телом; когда Корнелл подошел, кот выгнул спину и зашипел. Потом передумал и решил отойти. Корнелл наклонился, перевернул лежащего. Свет из окна ближайшего домика смутно освещал лицо человека. Он был совершенно незнаком Корнеллу.

— Джонни! — прошептала Салли.

Корнелл посмотрел на неё.

— Это Джонни Экорн, — пояснила девушка.

— Кто бы это ни был, он мертв? — спросила Милли.

— Нет, только оглушен, — ответил Корнелл.

Он выпрямился. В данный момент он ничем не мог помочь сотруднику ФБР. У этого человека была изрядная шишка на затылке, но дышал он легко и ровно, пройдет несколько минут, и он очнется. Корнелла охватила острая тревога. Он знал, что у него мало времени, и теперь, когда разгадка была почти в руках, появление Экорна вовсе не радовало его. Милли дернула его за рукав:

— Ну так что, как насчет Ивана?

— Пойдем узнаем, — отозвался Корнелл.

— Если что-нибудь случилось… — обеспокоенно начала она, бросаясь к двери домика, но Корнелл успел первым. Почему-то, услышав кошачий крик, он сразу понял, чего ждать. Но открыв дверь и шагнув в комнату, понял, что действительность превзошла его ожидания.

Иван Рулов был здесь, дожидался его. Он был один. Сидел в одном из кресел, словно наблюдая за дверью, одна из ламп бросала резкий, безжалостный свет на его серое лицо.

Он был мертв. Его горло было перерезано от уха до уха.

XVII

Корнелл не успел остановить Милли и Салли, и они вошли следом. Он попытался загородить дорогу блондинке,но та издала странный звук и рванулась к убитому. Корнелл успел поймать её, прежде чем она коснулась Рулова.

— Милли, не надо…

— Иван, — вскрикнула она, — Иван!

Корнелл посмотрел на Салли:

— Займись ею.

Салли побелела, как бумага. Глаза казались огромными на её маленьком личике. После первого взгляда на фигуру в кресле, она больше не смотрела в ту сторону, не сводя глаз с Корнелла, словно цепляясь за спокойное выражение его лица. Милли как зачарованная с ужасом смотрела на убитого, и изо рта у неё вырывались нечленораздельные жалобные звуки. Корнелл заставил её отвернуться. Она смотрела невидящим взглядом. Он хорошенько встряхнул её:

— Милли, послушайте меня.

— Иван мертв. Его убили.

— Когда вы оставили его, с ним было всё в порядке? Она непонимающе смотрела на него. Корнелл снова встряхнул её.

— Что? — прошептала Милли.

— Он был жив, когда вы отсюда ушли?

— Конечно, жив, — прошептала она.

— С вами кто-нибудь был?

— Нет.

— За вами следили?

— Нет.

— Кто-нибудь шел следом за вами, когда вы отправились за мной, в сарай?

— Что?

Он повторил, стараясь заставить её прийти в себя. Она всё пыталась повернуться и посмотреть на убитого.

— Я никого не заметила. Был туман.

— А тот человек снаружи? Тот, которого оглушили? — Не знаю. — Она застонала. — Я ничего не знаю. Салли стала успокаивать её. Корнелл подошел к лежащему в кресле Рулову. Крови вокруг было много.

Нож валялся на полу за креслом. Корнелл осмотрел его, но трогать не стал. Время было теперь на вес золота, а мертвый уже никогда не расскажет того, что знал. Он почувствовал, как внутри у него всё сжалось, и вернулся к Милли. Она плакала, закрыв лицо руками, всё её тело сотрясалось от рыданий. Салли посмотрела на него, взглядом прося оставить Милли в покое. Он покачал головой.

— Милли?

Она отняла от лица руки и посмотрела на него.

— Милли, вы должны помочь мне.

— Я ничего не знаю, — прошептала она.

— Вы должны вспомнить все, что сказал вам Иван.

— Он… он ничего не сказал.

— Вы ведь хотите узнать, кто его убил?

Милли недоумевающе смотрела на него:

— Он умер. Какое это теперь имеет значение? Ивану уже не поможешь.

— Неужели вы хотите, чтобы убийца остался безнаказанным?

— Нет.

— Тогда помогите мне.

— Я не могу.

— Иван знал, кто убил Джейсона Стоуна?

— Нет.

— Но вы сказали, что он что-то знал.

— Он всё говорил о бумагах Стоуна.

— Что он говорил?

Милли нахмурилась. Лицо её было залито слезами.

— Иван сказал… он видел, как убийца забрал их. Но он не знает этого человека.

— Это был мужчина?

— Он… Нет, он этого не говорил. Я просто решила…

— Иван видел, что случилось с этими бумагами?

— Убийца их спрятал.

— Где?

— Не знаю. Я не совсем поняла. Иван всё говорил, что под какой-то балкой. Я не помню.

— Ну хорошо, Милли, — успокоил её Корнелл. — Я понял, что он имел в виду. Думаю, мы их найдем. Иван нам все-таки помог.

Милли снова закрыла лицо руками. Салли не задавала никаких вопросов. Корнелл достал револьвер Гутси, проверил его и снова сунул в карман.

Это была ошибка. Кто знает, как повернулись бы события, если бы оружие было у него в руках. Неожиданно дверь распахнулась. На пороге в мятом белом костюме, с выражением торжества на покрасневшем лице стоял Хэннинген.

— Попался! — воскликнул он.

Корнелл не шелохнулся. Он слышал, как охнула Салли, но не сводил глаз с полицейского, чувствуя, как исчезает последняя надежда. Разгоряченный Хэннинген бросил взгляд на убитого, в ужасе расширил глаза, заметив перерезанное горло, и снова решительно повернулся к Корнеллу. В веснушчатой лапе он сжимал револьвер сорок четвертого калибра.

— Без глупостей, — предупредил он Корнелла.

— Какие уж глупости, — пожал плечами Корнелл. — Долго же до вас доходило, Эл.

— Теперь это неважно. Главное, я здесь. Я с самого начала подозревал вас, приятель. Просто не хотелось верить, что вы убийца, вот и все.

— А я и не убийца, — спокойно ответил Корнелл.

— И беднягу Ивана вы тоже не убивали, да?

— Нет, не убивал.

Хэннинген выглядел смущенным. Он бросил взгляд на Милли:

— Она?

— Никто из нас.

— Может, он сам перерезал себе глотку?

— Нет, — сказал Корнелл. Ему кое-что пришло в голову. — Как насчет того парня на улице?

— Я его видел. Фэбеэровец. Он без сознания. Здорово вы его треснули, молодой человек.

— Этого я тоже не делал. Вы должны это знать, Хэннинген. Вы видели меня у Келли, всё время за мной наблюдали. — Корнелл заговорил быстрее, развивая свою мысль: — Вы видели, как вошла Милли и стала меня искать. Мы не пробыли здесь и пяти минут, а он мертв несколько дольше.

Хэннинген забеспокоился:

— За вашу поимку назначена награда. Большие деньги. Мне бы они не помешали.

— Деньги назначены за поимку убийцы, — поправил его Корнелл. — Вы поймали не того.

— Я в этом вовсе не уверен.

— Но я знаю, кто убийца.

Глаза Хэннингена заблестели.

— Кто?

— Это ещё предстоит доказать. Мне нужна помощь.

— Нет.

— Выслушать меня вы же можете. Целый день вас гоняют приезжие полицейские. Вы бы сквитались с ними, если бы поймали настоящего убийцу, правда?

— А вы не настоящий убийца? — ухмыльнулся Хэннинген.

— Вы же знаете, что нет. Будет не слишком приятно, если я использую вас для алиби по этому убийству, а, Хэннинген?

— Погодите-ка…

— Вы же не станете давать ложные показания, правда?

— За пять тысяч долларов…

— Вы их никогда не получите, — настаивал Корнелл. — Во всяком случае, если не поможете мне поймать настоящего убийцу. Только вы и я. Мы сможем это сделать.

Хэннинген опустил оружие.

— А как насчет фэбеэровца там, за дверью?

— Только вы и я.

— Почему я должен вам доверять?

— У вас есть оружие. Мне нужно лишь спасти свою жизнь. Награда меня не интересует. Деньги все ваши. И заголовки в газетах. Это ведь тоже приятно, правда? Пока эти шуты бегают кругами, мы вдвоем поймаем убийцу. Он сейчас здесь, недалеко. Заголовки и наличные, Хэннинген. Нам нужно немного времени. А чтобы доказать свою лояльность, предлагаю вам забрать револьвер из моего заднего кармана. Вы забыли спросить меня о нем.

Хэннинген открыл было рот и снова закрыл. Он не сделал попытки забрать у Корнелла оружие.

— Сколько вам нужно времени?

— Час. Может быть, два.

— Я глаз с вас не спущу.

Корнелл почувствовал громадное облегчение и страшную слабость. Он выиграл.

— Значит, договорились, — тихо произнес он.

— Думаю, пара часов погоды не сделает, — подтвердил толстяк. Его глазки блеснули при мысли о награде и славе. Он взял револьвер Корнелла, сунул в карман его и свой собственный и вдруг сел рядом с рыдающей Милли:

— Расскажите-ка мне, что вы задумали, мистер Корнелл.

XVIII

Ровно через пятнадцать минут в сарае Келли началась шумная потасовка. Даже позднее, во время расследования, так и не было установлено, с чего всё началось. Всё, чего удалось добиться полицейским от ошалевших, растерзанных драчунов, — туманные рассказы о взаимной неприязни какого-то типа по имени Клейни и ещё одного по имени Джонсон, чьи петухи дрались за полчаса до того, как началась драка. Все и так были изрядно взвинчены от духоты и азарта. Драка вспыхнула неожиданно, и полиция так и не сумела выяснить, с чего всё началось. Вдруг поднялся крик, визг, посыпались проклятия. Потасовка вылилась на улицу, захватила всю окрестную территорию. Дерущиеся рассеялись повсюду. То, что противозаконные действия происходили в Калверт Бич, как раз когда он был битком набит полицейскими, ещё больше разозлило власти.

Одним из главных результатов скандала было то, что охрану Оверлука пришлось тоже бросить на усмирение дерущихся. Присутствующие женщины только подлили масла в огонь — они кидались на полицейских и рвали на них форму. Это была незабываемая ночь.

Корнелл, Салли и Хэннинген дожидались Гутси у него в лодке, когда взвыли сирены мчащихся из Оверлука машин. Именно этого звука они и ждали. Через несколько секунд прибежал Гутси. Он весело ухмылялся:

— Всё идет отлично. На полчаса их всяко хватит.

— Успеем, — отозвался Корнелл.

Хэннинген был явно обеспокоен:

— А виноват во всем окажусь я, это уж точно. Скажут, что я должен был знать про петушиные бои.

— Когда мы поймаем убийцу, об этом все забудут, — успокоил его Корнелл.

— Когда да если, — мрачно отозвался Хэннинген.

С берега доносился шум побоища. Хэннинген посмотрел на Гутси:

— Как это тебе удалось?

— Я сказал Джонсону, что петух Клейни был напичкан наркотиками. А Клейни сказал, что Джонсон пообещал набить ему морду. И добавил ещё кое-что, не буду повторять при Салли. — Гутси хмыкнул и завел мотор. — Они уже и забыли обо мне.

Через десять минут огни кемпинга растаяли в тумане. Гутси осторожно вел лодку через соленые заливчики, прорезавшие низкий, плоский берег. Было совсем темно. Хэннинген, в мешковатом белом костюме, сидел на корме рядом с Гутси. Корнелл сидел на носу рядом с Салли, держа наготове фонарик. Он с удивлением думал о Милли. Как быстро эта женщина пришла в себя, пока он уговаривал Хэннингена. Милли сама предложила остаться в домике, хотя Корнелл сомневался, есть ли сила, способная оторвать её от тела Рулова. Удивительной была и её забота о Джонни Экорне. Она настояла, чтобы его внесли в дом и стала ухаживать за ним. Когда они уходили, он уже начал подавать признаки жизни. Корнелл не знал, сколько времени она сможет выдержать расспросы обозленных полицейских, но надеялся, что достаточно долго.

Он смотрел на сгущающийся туман. Ничего не было видно. Гутси повернул направо, и лодка скользнула в очередной заливчик.

— Они могли оставить там несколько полицейских, — предупредил Хэннинген. — Лучше выключить мотор.

— И грести? — запротестовал Гутси.

— Будем грести, — решил Корнелл.

Время тянулось медленно. В тумане звук весел казался очень громким. Время от времени Корнелл видел звезды над головой, но они тут же исчезали в тумане.

Снова зазвучал лягушачий хор, какая-то птица с белыми крыльями беззвучно описала поблизости арку над водой. Раздался тихий всплеск. Через секунду из темноты выплыл борт яхты.

— «Букканер», — прошептала Салли.

— Вся команда в кемпинге, — сказал Хэннинген.

— Будем надеяться, — отозвался Гутси.

Яхта стояла темная, без всяких признаков жизни. Дальше на берегу виднелся лодочный сарай на высоких сваях. Гутси перестал грести, поднял весла, и лодка беззвучно заскользила к берегу. Наконец она тихо ударилась о кранцы пристани. Ни один звук не нарушил тишины. У берега видимость была получше. Невдалеке, там, где одиноко стоял бывший плантаторский дом, стеной возвышались деревья. С берега лодку никто не заметил.

— Лучше вам не ошибиться, Корнелл, — сказал Хэннинген.

— Это зависит от того, правду ли сказал Рулов. Он был здесь вчера ночью. Правда, пьяный, но он видел, что произошло, и запомнил достаточно, чтобы рассказать Милли.

— Она могла и солгать. Может, их здесь и нет.

— Должны быть. Полиция торчала тут весь день. Убийца бумаги с собой не взял. Сэм Хэнд спрашивал меня о них. И Кич. Все их ищут. Убийца спрятал бумаги где-то здесь, собираясь забрать их, когда минует опасность.

Он включил фонарик и провел лучом вдоль пирса. Вода стояла высоко. Между водой и деревянным настилом оставалось фута три. В луче фонарика сверкали крошечные капельки росы. Корнелл вел лодку вдоль причала, посвечивая фонариком.

— Где-то здесь, — сказал он и, повернувшись к Гутси и Хэннингену, скомандовал: — Наклонитесь пониже.

Резким движением он загнал лодку под настил. Рядом с ним, скорчившись, сидела Салли.

— Ничего не вижу.

— Милли говорит, Иван рассказал, что убийца спрятал документы под какой-то балкой. У него не было времени унести их подальше. Как только Милли это сказала, я понял, что речь идет о настиле пирса.

Бумаги спрятаны где-то здесь.

Голос Хэннингена глухо прозвучал под настилом:

— Но здесь ничего нет.

Корнелл повел лодку дальше. Фонарик время от времени освещал обросшие ракушками опоры и покрытые мхом доски настила. Корнелл был в отчаянии. Как он решился сделать ставку на слова пьяного напуганного человека, к тому же уже мертвого… Он ничего не найдет. Здесь ничего нет.

Салли тихо коснулась его руки:

— Там ступеньки.

Впереди виднелась уходящая в воду лесенка. Корнелл ухватился за скользкую, покрытую мхом опору и подтянул лодку. Хэннинген слишком поспешно поднял голову и ударился о доски. Его проклятие эхом отдалось под настилом. Корнелл осветил фонариком широкую лестницу, которой пользовались во время отлива. По краю пирса с внутренней стороны шел широкий выступ, образованный толстой балкой, поддерживающей дощатый настил. Корнелл ничего не видел, только ракушки и мох.

Вдруг в луче фонарика что-то блеснуло. Металл. Корнелл подтянул лодку поближе, просунул руку в углубление над балкой, там, где к ней примыкала лестница. Свет отразился в металлическом замке небольшого кожаного кейса. Корнелл сдернул его вниз:

— Вот он!

Папка была в богатом переплете красной кожи, сильный пружинный зажим удерживал густо исписанные машинописные страницы. Просто книжка, подумал Корнелл. Но в ней жизни, надежды и ошибки сотен известных людей. Знаменитый зловещий черный список Джейсона Стоуна. Мотив для убийства, причина жизни и смерти. Она не должна принадлежать никому.

Они собрались в верхней комнате лодочного сарая, там, где умер Джейсон Стоун. Следы беспорядка были убраны. На темных полированных досках пола был аккуратно расстелен бежевый ковер.

Широкие окна, выходящие на залив и причал, были задернуты шторами из грубой темно-коричневой ткани. Старомодная бронзовая лампа с абажуром молочного стекла бросала теплый свет на обивку стен, с портрета смотрело застывшим взглядом мрачное лицо Джейсона Стоуна. Интересно, подумал Корнелл, кто же навел здесь порядок. Возможно, Сэм Хэнд и команда яхты. Впрочем, какая разница.

— Здесь всё, — сказал он. — Это те самые досье, которые Джейсон Стоун составлял на самых значительных политиков и бизнесменов сегодняшнего дня. Сведения самые разные, от убийств до шалостей с блондинками. Каждая страница давала Стоуну возможность управлять людьми, как марионетками.

— Славный парнишка, — заметил Хэннинген.

Гутси был бледен.

— Здесь есть что-нибудь о Тиме Смите, отце Салли?

— Нет.

— А обо мне?

— Нет.

— Тогда о ком?

Корнелл не ответил. Он смотрел на Хэннингена. Толстяк волновался всё больше и больше. Было лишь вопросом времени, когда у него иссякнет терпение. Хэннинген заметил его взгляд и спросил:

— Вы же сказали, что мы поймаем убийцу.

— Эта папка даст нам его.

— Каким образом?

— Он вернется за ней, как только узнает, что полиция покинула Оверлук. Надо только подождать.

Хэннинген вытащил из кармана большие серебряные часы:

— Половина одиннадцатого.

Через полчаса Корнелл медленно шел по темной дорожке к дому. Следом за ним, посапывая, плелся Хэннинген.

— Хорошая она девочка, Салли.

— Да, — согласился Корнелл.

— И любит вас.

— Спасибо.

— Я доверяю женскому инстинкту, — сказал Хэннинген. — Но убийца пока так и не появился.

— Подождем еще.

— Вы имеете представление, кто это?

— Подождем и увидим.

— Знаете, я ведь рискую ради вас собственной шкурой.

— Не ради меня. Ради пяти тысяч долларов.

— Да.

— Это немалые деньги.

— Я всё думаю про газеты. Большими черными буквами — Эл Хэннинген.

— Так и будет, — подтвердил Корнелл.

— Вы уверены, что он придет?

— Он будет здесь, — заверил Корнелл.

В 23.10 к дому тихо, как призрак, подъехала машина с выключенными габаритами, мощный мотор работал чуть слышно. Хэннинген скорчился в кустах рядом с Корнеллом и возбужденно сопел. Он толкнул Корнелла локтем и вернул ему револьвер. Большая машина, тихо скрипнув тормозами, застыла перед колоннами портика. Дверца машины бесшумно отворилась, и темная фигура двинулась к дому.

— Вы видите, кто это? — прошептал Хэннинген.

— Сейчас выясним.

Они бесшумно пересекли лужайку. В руках стоящего у дверей человека позвякивали ключи. Когда Корнелл и Хэннинген взбежали по широким ступеням крыльца, он стоял к ним спиной.

— Руки вверх! — рявкнул Хэннинген. — Не двигаться!

Человек удивленно обернулся. Это был Сэм Хэнд. Он натянуто улыбался. Лысая голова блестела при свете фонарика Хэннингена; прищурившись, он пытался разглядеть вновь прибывших.

— Перестаньте размахивать пистолетом у меня под носом, Хэннинген, — тихо приказал он.

— Вы убийца, — возбужденно заявил Хэннинген, — вот что! Мы вас поджидали. Знали, что вы вернетесь, как только уберут охрану.

Хэнд непонимающе смотрел на Хэннингена. Потом перевел взгляд на Корнелла:

— Что всё это значит?

— Хэннинген обвиняет вас в убийстве Джейсона Стоуна.

— В самом деле? А вы?

— Сомневаюсь.

Хэннинген растерялся:

— Но вы же…

Корнелл, не обращая на него внимания, повернулся к Хэнду:

— Сэм, картотека Джея у нас.

На этот раз Хэнд не смог скрыть удивления. Он перевел взгляд с Корнелла на Хэннингена. Над крыльцом вились клочья тумана, образуя что-то вроде нимба вокруг лампы над входной дверью.

— Вы же сказали, что у вас её нет.

— Мы нашли её.

— Где?

— А как вы думаете? — спросил Корнелл.

Хэнд удивился:

— Если бы я знал, где она, не стал бы с вами связываться. Зачем мне все эти проблемы?

— Я знаю, — отозвался Корнелл. — Это-то меня и беспокоит.

— О чем это вы? — спросил ничего не понимающий Хэннинген. — Послушайте, вы же сказали, что убийца придет сюда, как только уберут охрану…

— Совершенно верно, — согласился Корнелл. — И я считал, что Сэм Хэнд — вполне подходящая кандидатура с заранее подготовленным алиби, которое означает, что он намеревался тайком явиться сюда. Да и мотив у него лучше некуда. Заменить Джейсона Стоуна, получив его миллионы и его власть. Именно это нужно Сэму. Но это совсем не то, что Сэм получит.

— Ничего не понимаю, — сказал Хэннинген.

— Зато Сэм понимает, — ответил Корнелл. — Убийца Стоуна спрятал папку там, где мы её нашли. Сэм приложил немало сил, чтобы разузнать, не у нас ли она. И поскольку он не знает, где она была, он не может быть убийцей.

— Благодарю, — сухо произнес Хэнд.

— Не за что, — ответил Корнелл. — Я же сказал, досье Джея у меня. Три страницы посвящены вам, Сэм. Грязные, мутные страницы. Джей Стоун заносил туда каждую грязную работу, которую вы делали для него. Помните пожар на складе в Филадельфии, который разорил Тома Галлоуэя? Это был чистейшей воды поджог. У Стоуна есть фотографии и свидетельские показания, касающиеся вашей роли в этом деле.

Хэнд выглядел потрясенным:

— Чепуха. Это всё ложь.

— Ничего подобного. Там есть сведения о подкупах, коррупции, подлогах — и всё касается вас. Всё это обойдется вам в тридцать лет жизни. Ничего не надо доказывать. Всё доказано Джейсом Стоуном. Неудивительно, что вам так хотелось заполучить эти бумаги, прежде чем вы займете место Стоуна. Теперь ничего не выйдет. Вы не получите ничего, кроме неприятностей.

Глаза Хэнда злобно блеснули. Хэннинген поднял свой большой револьвер, и на лице громилы отразилось отчаяние. Его плечи опустились.

— Всё-таки он очень похож на убийцу, — с надеждой в голосе произнес Хэннинген.

— Нет, он не убийца, — заверил его Корнелл.

— Тогда что нам с ним делать?

— Сдайте его Гутси, пусть посторожит.

— А потом?

— Подождем еще.

XIX

В 23.30 конгрессмен Айра Кич, сложившись словно перочинный нож, уселся в предложенное ему Корнеллом кожаное кресло. Он казался спокойным. Худое аскетическое лицо под длинными прямыми седыми волосами было сосредоточено, словно он принял какое-то решение, которое лишило его свирепости. Он устроил на костлявом колене свою отсыревшую шляпу, помолчал и, заметив, что Корнелл молча разглядывает его, заговорил звучным голосом, в котором слышалась ирония:

— У меня такое ощущение, что сейчас будет допрос. Последние дни спрашивал я, на этот раз вопросы, похоже, будут задавать мне.

— Совершенно верно, — подтвердил Хэннинген.

Толстяк посмотрел на Корнелла. В лодочном сарае было тихо. Туман снова сменился дождем, и стук капель по стеклу действовал успокаивающе. Но Корнелл был далек от состояния расслабленности. Всё шло не так, как он рассчитывал.

Салли сидела в кресле в противоположном углу. Позади неё стоял Гутси — угрюмый приземистый защитник. В дальнем конце, под окнами, на кожаном диване устроился Сэм Хэнд. Он, казалось, ушел в себя, полностью отключившись от происходящего. Время от времени внимание Хэнда привлекала лежавшая на столе возле Корнелла папка в кожаном переплете, но взгляд его был лишен всякого выражения.

— Перейдем к делу, — нетерпеливо начал Корнелл. — Пять минут назад вы попытались проникнуть в Оверлук, а когда увидели нас, попытались сбежать.

— Я испугался, — ответил Кич. — Не понял, что это ловушка и что вы поджидаете не меня. Я должен извиниться перед вами, мистер Корнелл. Что бы я ни сказал и ни сделал, ничем нельзя возместить ущерб, который я вам причинил. В свое оправдание могу только сказать, что действовал, по крайней мере сначала, совершенно искренне во всем, что касалось утечки информации по проекту «Циррус». Я был убежден, что вы предательски сообщали о нем нашим врагам.

— Ну а теперь? — поинтересовался Корнелл.

— Я знаю, что ошибался. Вы не предатель. И никогда им не были.

Салли тихо вздохнула. Конгрессмен потрогал свою шляпу на колене и пожал плечами:

— Может, вам будет интересно узнать, что я уже начал исправлять свою ошибку. Час назад я провел пресс-конференцию в гостинице, у себя в номере. Я сообщил репортерам, что недавно появились сведения о том, что я преследовал, да-да, преследовал, невиновного человека. Я заявил, что вы невиновны и предатель, если таковой имеется, мне всё ещё неизвестен.

— Что заставило вас изменить мнение обо мне? — мрачно поинтересовался Корнелл.

— Моя совесть, — ответил Кич. — Она у меня все-таки есть. Сегодняшние утренние газеты не только объявят о вашей невиновности, мистер Корнелл, но и сообщат о моей отставке из комитета и Конгресса. Совершенно очевидно, что в этой ситуации я просто не гожусь для такой работы.

— Значит, вы бросили это дело, — сказал Корнелл. — И до сих пор не знаете, кто был источником утечки информации по проекту «Циррус».

— Нет, не знаю.

— Вы думаете, это был Джейсон Стоун? — неожиданно спросил Корнелл.

— Не знаю.

— Вчера вечером вы приехали сюда, чтобы объявить ему о моей невиновности и о том, что больше не будете делать для него грязную работу?

Кич покачал головой:

— Мои личные отношения со Стоуном — это совсем другая история.

— Они больше не личные, — тихо произнес Корнелл. — Теперь они станут достоянием общественности.

Наступила тишина, нарушаемая лишь приглушенным шумом дождя. Сэм Хэнд чертыхнулся и выпрямился. Хэннинген резко обернулся к нему.

— Насколько я понимаю, — начал Кич, — вы нашли эту папку…

— И вы там тоже есть, — закончил Корнелл.

— Этот Стоун был настоящим дьяволом, — сказал Кич. — Обжора и сумасшедший, жадный до власти. Чтобы достичь своей цели, он безжалостно использовал и мужчин, и женщин. Тратил человеческие жизни, как деньги, а себя считал избранником судьбы. Он и мою жизнь потратил. Я пришел сюда в надежде найти эту папку.

— Но вы не знали, где она?

— Нет. Я услышал в городе, что полицейских отсюда убрали. Что-то случилось в местечке, которое называется Фини. Мне пришло в голову, что это, может быть, единственный шанс спасти остатки своей репутации.

— Почему вы решили, что папка всё ещё здесь?

— Я не был уверен. Но знал наверняка, что ни у Рулова, ни у вас её нет. — Он кивнул в сторону Хэнда: — И у этого человека её тоже явно не было.

— Для меня всё это темный лес, — нетерпеливо перебил его Хэннинген. — Ничего не понимаю. Корнелл, вы сказали, что убийца появится здесь, и вот у нас есть мистер Хэнд и мистер Кич. Так который же из них?

— Не знаю, — признался Корнелл. — Давайте подождем еще.

Была уже почти полночь. С того места, где стоял Корнелл, от «Букканера», лодочный сарай казался безжизненным. Плотно задернутые шторы полностью скрывали свет внутри. Никто идущий от ручья или из сада даже не заподозрил бы, что там кто-то есть. Корнелл снова посмотрел на часы. Дождь превратился в изморось, пропитавшую воздух. Странно, но он не чувствовал душевного подъема. Наконец с него сняты все обвинения по проекту «Циррус». Даже если не удастся сегодня раскрыть тайну убийства Джейсона Стоуна, теперь, когда Хэннинген сторожит Хэнда и Кича, у него больше шансов выбраться из этой передряги. Во всяком случае у присяжных будет достаточно оснований для сомнений. Хэннинген усердно записывал показания Хэнда и Кича. И все-таки чувство какой-то незавершенности, ощущение поражения заставляло Корнелла вглядываться в пелену моросящего дождя.

Он ошибся. Никто не появлялся. Через несколько минут его время истечет. Он думал о Милли, об агенте ФБР и о лежащем с перерезанным горлом Иване Рулове. Рано или поздно Милли заговорит. Тогда полицейские рванутся сюда и всё будет кончено.

На Хэннингена тоже рассчитывать не приходится, даже если Милли и продержится. Толстяк очень не хотел отпускать его от себя. В мозгу Эла Хэннингена всё ещё были живы самые мрачные подозрения, насчет него, Корнелла. Правда, Гутси должен помешать Хэнду и Кичу настроить Хэннингена против него.

Он с беспокойством оглядел причал. Раскачиваемые ветром деревья отбрасывали колеблющиеся тени, шелестел дождь. Корнелл двинулся к лодочному сараю, немного поколебался и начал подниматься по ступенькам в сад. Дождь шуршал по листьям живой изгороди. Ему показалось, что вдали шумит мотор.

Он остановился и прислушался. Услышал шум дождя, ветер в ветвях дубов, стук незапертого ставня где-то в доме, казавшемся отсюда белой бесформенной глыбой.

Снова послышался шум мотора. Машина стояла на дорожке позади автомобиля Кича. Корнелл протиснулся сквозь живую изгородь на лужайку перед домом. Свет над входом, который включил Сэм Хэнд, всё ещё горел за колоннами. Здесь никого не было. Он подождал. В машине, похоже, тоже никого не было. С дубов капала вода, и он уже готов был уйти, когда заметил справа огонек сигареты. Он повернул туда, бесшумно ступая по мокрой траве.

Это оказалась Кери Стоун. Она была в прозрачном дождевике, капюшон не скрывал темно-рыжие волосы. В темноте её лицо казалось бледным и удивленным.

— Это ты, Барни?

Он подошел к ней:

— Кери.

Она заговорила громче:

— Но тебя же найдут здесь!

— Полиция едет сюда?

— Они нашли этого человека, художника, у тебя в домике. Барни, я не знаю, что и думать.

— Я не убивал его, Кери.

— Нет, но ищут тебя. И ещё нападение на агента ФБР. Сначала они решили, что это сделал кто-то из дравшихся на причале. Но Экорн утверждает, что на него напали, когда Рулов был ещё жив. Он считает, что это сделал ты.

— Откуда ты всё это знаешь?

— Мне сказал Пол. Он очень беспокоится за тебя.

— Где он сейчас?

— Он… он только что оставил меня.

— Это он привез тебя сюда?

— Сказал, ему надо кое-что сделать. Не знаю, что именно. Барни, что случилось?

— Идем, — ответил он.

Он взял её за руку. Пальцы у неё были мокрые и холодные. Он забрал у неё сигарету и загасил.

— Барни, ты меня пугаешь. Что здесь происходит?

— Куда направился Пол?

— В дом. А что?

— Ничего. Знаешь, тебе все-таки лучше остаться здесь.

— Барни, я не понимаю.

— Извини, Кери. Останься здесь.

Он пошел прочь. Кери бросилась следом:

— Я пойду с тобой. Мне нужно знать, что п’роисхо-Дит.

Он не ответил. В саду никого не было. Дом стоял темный, как и раньше. Он сразу понял, что Эвартса здесь нет.

Лестница, ведущая вниз, к лодочному сараю и дальше к причалу, была пуста. Кери остановилась рядом с Корнеллом:

— Барни, пожалуйста, объясни. В чем дело?

— Здесь убийца.

— И ты хочешь его схватить? Да?

— Конечно, я хочу его схватить.

— Кто он?

— Кери, ты же знаешь, — ответил он.

— Нет, — возразила она.

— Знаешь.

— Нет.

Она с беспокойством смотрела на него. Он наблюдал, как во взгляде её раскосых глаз растет страх. Интересно, подумал Корнелл, знал ли я её когда-нибудь по-настоящему — и как женщину, и как друга? Он посмотрел вниз, и она ухватилась за его мокрый рукав.

— Не сейчас, — сказал он.

— Ты должен мне сказать. Не потом. Сейчас.

— Позже.

Он достал из кармана револьвер и держал его в руке. Металл холодил тело сквозь тонкую рубашку. Внизу он немного постоял оглядываясь. Никого. Ничего. Яхта тихо покачивалась у причала, единственными звуками были шум дождя и поскрипывание канатов. Кери остановилась и показала на верхний этаж лодочного сарая:

— Там кто-то есть. Я слышу голоса.

— Кое-кто из друзей. Хэнд и Кич.

— Что они здесь делают?

— Ждут убийцу, как и я.

— Барни, ты шутишь.

— Нет, я… — Он умолк, услышав тихий стук под ногами.

Кери тоже услышала этот звук. Она повернула к Корнеллу испуганное лицо. Он быстро двинулся к лесенке, ведущей к воде. Лодки Гутси не было видно.

Противоположный берег реки был скрыт дождем и темнотой. Вдруг между досками пирса, прямо у них под ногами, мелькнул свет.

Корнелл покрепче ухватил оружие.

— Пол, — тихо позвал он.

Свет под настилом погас. Потом зажегся вновь. Через минуту показалась корма лодки Гутси, и ухватившаяся за край настила рука вытолкнула её наружу. Корнелл посмотрел на испуганное красивое лицо Пола Эвартса.

— Барни? Кери?

— Её здесь нет, — сказал Корнелл. — Я нашел её.

— Что?

— Ты меня понял. Её здесь нет. Я нашел папку и передал Хэннингену. Мы ждем тебя, Пол. Мы знали, что ты придешь. Ты или тот, кто убил Джея Стоуна. Убийца спрятал записи под настилом, не желая, чтобы у него видели эту папку. Только убийца знал, где она, он и ещё бедняга по имени Иван Рулов. Ты знал про Рулова, Пол.

Теперь лодка полностью выдвинулась из-под пирса. Пол Эвартс выпрямился, оказавшись фута на три ниже Корнелла и Кери. Он смотрел на них, и лицо его было смертельно бледным.

— О чем ты говоришь? Это глупости.

— Убийство не глупость.

— Нет, — прошептала Кери.

— Держись подальше от всего этого, — приказал Эвартс. — Вернись к машине.

— Пол, ты понимаешь, что он хочет сказать? Ты знаешь, что он имеет в виду?

— Знаю, — ответил Эвартс.

— Скажи ему правду, — умоляла Кери. — Скажи, что ты не убивал Джея и того другого человека.

Эвартс снова взглянул на Корнелла. Его белокурые волосы под дождем казались темными и гладкими. Пальто было порвано на плече. Он как-то странно взглянул на Кери.

— Ты здесь не один, Барни?

— Нет, не один.

— И папка у тебя? Правда у тебя?

— Рулов сказал мне, где ты её спрятал. Я приехал, как только ушли полицейские, и нашел её именно там, где он сказал.

— Рулов мертв.

— Ты его убил. Увидел его жену у Келли и понял, что он хочет со мной поговорить. Ты отослал Кери и как можно быстрее сделал все, чтобы заставить его замолчать. Но ты не рассчитывал, что Милли знает достаточно много.

— Пол, ты велел мне идти к машине… — начала Кери.

— И Стоуна убил ты, Пол, — перебил её Корнелл.

— Барни, убери оружие. Это глупо.

— Ты так считаешь?

— Мне нужна эта папка.

— Слишком поздно, Пол. Я видел досье, которое Стоун завел на тебя, одно из самых подробных. Там есть все. Но несмотря на свой хваленый патриотизм, он покрывал тебя, пока ты был ему полезен. Стоун с самого начала знал, что не я был шпионом, который передавал информацию по проекту «Циррус». Это был ты. Не стану притворяться, будто понимаю, что заставило тебя предать свою страну, Пол. Деньги? Или Стоун? Для чего он тебя приберегал? Какую ещё грязную работу готовил для тебя?

— Барни!

Корнелл упорно продолжал, не глядя на застывшую рядом Кери:

— В папке есть все: даты, места встреч, суммы, выплаченные тебе как вражескому агенту. Я не понимаю, Пол. Я слишком долго работал с тобой, чтобы поверить, что ты сделал это ради денег.

— Ты прекрасно знаешь, почему я это сделал, — тихо рассмеялся тот.

— Стоун?

— Да, наш друг Стоун. Ты внимательно прочел мое досье?

— Ты имеешь в виду человека по имени Хэнсон? Да, я прочел.

— Я убил Джо Хэнсона. Это был несчастный случай, и произошло всё очень давно, но меня никто не заподозрил. В то время я был женат. Действительно женат, на славной девушке. Она… она ничего не знала. Мы с Джо Хэнсоном подрались из-за… из-за одного общего друга.

— Другой мужчина? — спросил Корнелл. Лицо Эвартса напоминало белую маску. — Да, Барни.

— Твой брак, тот и последующие, был просто прикрытием?

— Я ничего не мог поделать. Да, ты прав. Что касается Джо Хэнсона, полиция так и не раскрыла это дело. Но Стоун все-таки раскопал.

— Да, — согласился Корнелл.

— Стоун всегда умел находить нужную информацию. У него была целая армия частных ищеек, копавшихся в прошлом тех, кто его интересовал. Он раскопал и мое, а потом показал то, что нашел. Имена, доказательства. Это означало мою гибель. Я никого не хотел убивать. Это была случайность. Но ты же знаешь, как Стоун умеет переворачивать факты. Он поймал меня на крючок.

— И ты выполнял его приказания?

— Я был вынужден.

— Пол… О Пол… — прошептала Кери.

— Прости, Кери. Я должен был убить Стоуна. Я не мог больше быть предателем. Он держал в руках почти весь Вашингтон. Я не мог позволить ему продолжать. Поэтому я убил его.

— А Рулов? — хрипло спросил Корнелл. — Его тоже ты убил?

— Мне пришлось, Барни.

— Нет, тебе никого не нужно было убивать.

— Тебе хорошо говорить. Послушай, Барни, ты можешь достать мне эту папку?

— Нет, — ответил Корнелл.

— Барни, ну, пожалуйста!

— Нет, выходи из лодки, Пол. Всё кончено.

— Ты же не будешь стрелять в меня, Барни?

— Ты шпион, Пол. Выходи.

— Нет.

— Мы были друзьями, а ты лгал, крал и продавал нас. Ты и Джейсон Стоун. Мы больше не друзья. Мы враги. Если понадобится, я буду стрелять.

Эвартс неожиданно выключил фонарик и резко оттолкнулся от пирса, послав лодку в темноту. Корнелла на мгновение задержала вцепившаяся ему в руку Кери, но он тут же бросился следом. Он допрыгнул до лодки, налетел на Эвартса, и оба свалились на корму. От толчка лодка чуть не перевернулась. Корнелла окатило водой. Эвартс чертыхнулся, и они покатились по дну лодки. Корнелл получил удар по голове, и в глазах у него всё поплыло.

XX

Агент ФБР Джон Экорн был небольшого роста, с резкими чертами лица, насмешливым ртом и темно-синими глазами. Он выглядел усталым. На затылке у него был аккуратно наклеен пластырь, а на виске билась маленькая жилка, заставляя его время от времени морщиться. Он был подтянутым и аккуратным — серый костюм, белая рубашка, голубой галстук и шелковые носки. Ему было не больше тридцати пяти.

— Да, хорошая головомойка нам обеспечена, — вздохнув, произнес он.

Корнелл не ответил. Они были одни в маленькой комнатке полицейского участка Калверт Бич, состоявшего из кабинетика Хэннингена, двух камер для задержанных и комнатушки в задней части здания. Был уже почти час ночи.

Дождь прекратился, ночное небо было ясным. Корнелл чувствовал себя уставшим. Он долго беседовал с полицейскими, пока инициативу не перехватил Джон Экорн, как старший по рангу. Теперь записи Стоуна находились у Экорна, Корнелл наконец освободился от них. Он чувствовал, что всё позади, всё закончилось благополучно и он свободен. Но радости это чувство почему-то не приносило.

— Да, хорошая головомойка, — повторил Экорн. — Хэннинген поспешил с выстрелом.

— Этим выстрелом он заработал пять тысяч долларов, — напомнил Корнелл. — И фотографии в газетах.

— Да. И избавил нас от некоторых проблем, зато создал новые. — Экорн откинулся назад и посмотрел на Корнелла: — Ну вы и заставили нас побегать, приятель.

— Мне совсем не хотелось бегать, — отозвался Корнелл.

— Но пришлось. Я знаю. Я бы, наверное, сделал то же самое. Вы же не могли знать, что нам всё известно.

— Что известно? — спросил Корнелл.

— Мы никогда и не думали, что вы убили Стоуна. Не больше, чем верили во все эти обвинения против вас. Мы уже целый год следили за Стоуном, но ничего не могли сделать, чтобы его остановить. Это свободная страна, и Бог даст, такой и останется. У нас не было доказательств шпионской деятельности Стоуна. Этот человек хотел стать новым Гитлером и шел к этой цели при помощи других людей. Мы не могли заставить говорить его сообщников. Стоун крепко держал их в руках при помощи ошибок молодости: измен, гомосексуализма, убийств, — которые вполне оправдывали их нежелание говорить. В любом обществе есть люди, плохо приспособленные к существующим порядкам, их больше, чем многие подозревают. Мы с вами знаем, как они уязвимы. Страх перед разоблачением делает их прекрасным объектом для шантажа. А Стоун умел использовать чужие слабости. — Экорн помолчал и вздохнул: — Всё это ставит нас в очень затруднительное положение. Я рад, что решение придется принимать не мне.

Этим займется кое-кто поважнее — я имею в виду сегодняшнюю ночь и конгрессмена Кича. Попадет ли эта информация в газеты — вопрос государственной политики и безопасности. Возьмем, например, Кича. Двадцать лет он добросовестно служил своей стране, и страна не может позволить себе потерять его, что бы он ни натворил в юности. Если сведения о его отставке попадут в газеты, всё откроется.

— Вы уже говорили с Кичем? — спросил Корнелл.

— Этим занимается сам босс. Думаю, Кича уговорят отозвать свое заявление прессе. С другой стороны, о смерти Эвартса необходимо сообщить. Мы постараемся, чтобы в газеты попало как можно меньше информации. Нет смысла выбрасывать всю корзину яблок, если в одном завелся червь.

— Вы подозревали Эвартса?

Экорн вытащил сигарету, бросил пачку Корнеллу и кивнул:

— Конечно. Мы проверили вас по проекту «Циррус» и выяснили, что вы невиновны. Тогда мы поднялись на ступеньку выше и занялись Эвартсом. Быстро вышли на его тайные контакты с Джеем Стоуном. Это дало нам след. — Экорн снова вздохнул: — Такие люди, как Эвартс, особая проблема учреждений вроде госдепартамента. Он был умен и умело скрывал свои недостатки. Но не настолько хорошо, чтобы избежать пристального внимания Стоуна. У Эвартса была хорошая репутация, хотя ему доставила немало хлопот семейная жизнь. Он три раза женился, стараясь скрыть свои истинные пристрастия. Все браки, разумеется, кончались разводом. То убийство, которым держал его Стоун, мы тоже раскопали. Это случилось лет пятнадцать назад, когда Эвартс был совсем молодым. Хэнсона убили в драке и бросили на шоссе как жертву дорожного происшествия. Подробностей мы никогда не узнаем из-за того, что Хэннингем такой хороший стрелок. — Экорн зажег сигарету и глубоко затянулся. — Стоун был специалист, настоящий дьявол. Он знал, как поймать человека на крючок. Скорее всего, он затягивал Эвартса понемногу. Попросил однажды заглянуть в какие-нибудь конфиденциальные бумаги. Потом ещё и еще, всё больше и больше, пока Эвартс не запутался окончательно.

Судя по тому, что Руловвидел вчера в Оверлуке, Эвартс умел воспользоваться случаем, когда дело касалось убийства. Вокруг бродите вы, Хэнд, Кич и миссис Стоун, и никто не знает, где остальные и чем заняты. Это объясняет, почему он воспользовался ножом. Ему нужно было убить, не привлекая внимания, и как можно быстрее вернуться к миссис Стоун. Это ему удалось и тогда, и потом, с Иваном Руловым. Эвартс увидел, как к вам подошла Милли, и понял, какая ему угрожает опасность. С ним, однако, снова была миссис Стоун, но ему удалось на несколько минут остаться одному. Он оглушил меня, когда я как раз собирался войти в ваш домик. Эвартса я не видел и не слышал, но Рулова видел в окно и знал от Келли, что вы где-то поблизости. Эвартс убил быстро и тихо во второй раз, потом присоединился к миссис Стоун и стал дожидаться, когда из Оверлука уберут полицейских. Это давало ему, как он считал, шанс заполучить картотеку Стоуна. Тут-то вы его и поймали.

— Это должен был оказаться Эвартс, — кинул Корнелл. — Сначала в это трудно было поверить, но факты говорили сами за себя. Все разыскивали эту папку, но только убийца знал, где она. Её не было ни у Хэнда, ни у Рулова, ни у Кича. Кери тоже не знала, где её искать. Надо было просто действовать методом исключения.

— Только и всего, — кивнул Экорн.

Корнелл потушил сигарету и взглянул на часы. Экорн усмехнулся:

— На сегодня, пожалуй, все. Завтра ждем вас в Вашингтоне, надо дать официальные показания.

— Значит, сейчас я могу идти?

— Думаю, у вас есть кое-какие дела.

Корнелл встал:

— Да, есть кое-какие.

В холле гостиницы было пусто и сумрачно. За конторкой сидел сонный портье. Часы над его головой поназывали половину второго. Корнелл вошел и быстро направился к нему:

— Миссис Стоун, пожалуйста. Если она ещё здесь.

— Миссис Стоун? Она здесь. А вы случайно не мистер Корнелл?

— Совершенно верно.

— Она ещё не легла и ждет вас в солярии, просила сообщить вам…

— Хорошо, спасибо, — перебил его Корнелл.

В солярии, залитом лунным светом, была только плетеная мебель и неизбежные пальмы в горшках. Кери стояла у окна в дальнем конце помещения. Она стояла спиной к нему, тонкая, прямая, с высоко поднятой головой. И выглядела как всегда элегантно. В лунном свете её лицо казалось похожим на восточную маску, прелестным и непроницаемым. Она сцепила перед собой руки, но не сделала к нему ни шага.

— Барни?

— Рад, что ты дождалась меня.

— Я знала, что ты придешь.

Голос был холодный, рассеянный, словно она думала совсем о другом. Корнелл поколебался, потом сунул руку в карман и извлек оттуда длинные изумрудные серьги.

— Я забрал их у Келли, — сказал он и улыбнулся. — Сначала он пытался убедить меня, что их у него нет, но я его быстро уговорил найти. Я очень благодарен тебе за то, что ты пыталась помочь мне, Кери.

Она взяла серьги, даже не взглянув на них, и пристально посмотрела на него:

— Барни, неужели Пол должен был умереть?

— Так оно и к лучшему.

— Я всё ещё не могу поверить. Словно мне отказывает разум. И сердце тоже.

— Я знаю, — сказал он.

— Знаешь?

— Знаю, что вы с Полом понимали друг друга лучше, чем кто бы то ни было. У вас были общие проблемы.

Она кивнула:

— Мы пытались помочь друг другу. Мы стали больше чем друзьями, потому что оба изо всех сил старались вести нормальную жизнь.

— Конечно, — сказал он. — Извини, Кери. Если я что-то могу для тебя сделать…

— Ничего. Что можно сделать? Пол мертв. Его имя стало позором нации.

Ответить было нечего. Горе, скрывавшееся за её спокойствием, было слишком глубоко. Вдруг она улыбнулась:

— Всё в порядке, Барни. Ты тоже извини меня. Я всегда хотела рассказать тебе о нас с Полом, но, когда всё это началось, поняла, что не время. Я не знала, чем занимается Пол. Ничего не подозревала…

— Я знаю, — сказал он.

— Я бы не хотела, чтобы ты считал меня…

— Нет, Кери.

Она снова улыбнулась:

— А теперь ступай. Я уверена, что она ждет тебя.

Он легко шагал по дороге к пристани Фини. Кемпинг был погружен в сон. Он зашагал быстрее. Беспокойство смешивалось в нем с чувством облегчения, что с Кери всё кончено. Зато начиналось что-то другое.

Домик, где убили Рулова, стоял темный и пустой. В суматохе, которая началась после смерти Эвартса, Корнелл потерял Салли. Он должен был догадаться, что она не вернется туда, где убили Рулова. Его охватила паника, он не знал, куда Салли могла деваться и где её искать в Вашингтоне.

В баре Келли всё ещё горел свет. Корнелл направился к нему. Утоптанная земля вокруг сарая была усеяна разным хламом — след недавней драки, но, когда он открыл дверь, его встретил только тихий голос музыкального автомата. Единственным посетителем оказался Гутси Томас. Он развалился за дальним столиком, выставив перед собой шесть больших бутылок пива. Он был весел и пьян. Но не настолько пьян, чтобы не заметить Корнелла.

— Нету здесь! — буркнул он. — Ушла.

Корнелл хорошенько встряхнул его:

— Где она?

— Так ты, приятель, и вправду хочешь знать, где Салли?

— Где она?

Гутси обвел мутным взглядом свои бутылки и хмыкнул.

— У меня, — ответил он. — Я сегодня ночую здесь.

Дорога к домику Гутси была знакомой. В конце Корнелл почти бежал, пока не свернул за угол и не перешел деревянный мостик. Машина Салли стояла у домика. Окна были темные. Он остановился, чувствуя непривычное возбуждение и не удивляясь ему. Дверь была не заперта. Он тихо постучал, потом повернул ручку и ступил в теплую темноту.

В окна, выходящие на залив, лился лунный свет. Он услышал голос Салли раньше, чем увидел её.

— Я здесь, Барни.

Она только что плакала. Её личико снова сморщилось, и она отвернулась. Он обеими руками поднял её подбородок:

— Салли, неужели ты подумала, что я не найду тебя?

— Я не знала, — прошептала она.

— Но ты этого хотела?

— Конечно. Ты же знаешь. Ты и так знаешь обо мне слишком много. Зря я тебе рассказала.

— Нет, не зря.

Она всё ещё отворачивала лицо.

— Ты видел её?

— Кери? Да. Она… она любила Эвартса.

— Я догадалась, — ответила Салли.

— Не надо об этом беспокоиться.

— Но ты же пошел к ней.

— Попрощаться. Вот и все.

Он положил руки ей на плечи и тихонько встряхнул её. Она была в огромном халате из серой фланели, явно принадлежащем Гутси. Её била дрожь. Наконец она подняла голову и посмотрела на него. Глаза её светились в лунном свете.

— Почему ты пришел ко мне, Барни? — прошептала она. — Скажи, я хочу знать.

И вдруг всё встало на Свое место.

— Потому что я люблю тебя, — сказал он. — Потому что хочу сделать тебя своей женой.

Всё было прекрасно. Отлично. Чудесно. Замечательно.

СОДЕРЖАНИЕ

Уильям Макгиверн Одинокий мститель Перевод с англ. Р. Н. Поппеля 5

Эдвард Аронс Убийство в Госдепартаменте Перевод с англ. И. Р. Сендерихиной 159

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно её удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам