Араб прожил на острове десять лет и умер там же.
На страницах счетной книги купца Эль Куфа велся дневник, написанный чернильной жидкостью каракатицы. Он был найден позднее португальцами и долго хранился в сверхсекретных архивах португальской короны вместе с картами вновь открытых земель.
Я курил и думал о том, как здорово бы пригодилась в те мрачные времена многим людям история Эль Куфа. Чертовски крепко задуман человек, если он может очутиться без ничего и нигде и все же не забыть, что умеет писать.
И вот Эль Куф в моей палатке. Он худ и темен лицом.
– Как ты сумел? – говорю я.
– Все в руках аллаха, – отвечает он.
– Да брось ты с этим аллахом, – говорю я. – Ты человек, понимаешь. Гомо сапиенс – человек разумный. Зачем человеку бог?
Но тут трубка погасла, и Эль Куф исчез.
16 августа. Скорей бы, что ли, поднималась паника в эфире. В наш век бороться с судьбой проще. Существуют вертолеты.
А мне нравится этот островок. На первый взгляд он просто плоский, вроде кепки на темечке моря. Но на нем есть много травянистых ложбин. В этих ложбинах гуляют теплые ветры, растут ивняк и осока. Ивняк ласково берет меня за колени, осока ложится под подошвы, но они не могут удержать меня, пока я не выберусь на самую макушку острова. Человека всегда тянет на вершину.
У пса черная меланхолия. Или он скучает без людей, или думает по-собачьи о смысле жизни.
Осталось восемь дней до контрольного срока.
Ночь. Я лежу на спине рядом с палаткой. В спальном мешке тепло. Ночные запахи тундры и моря бродят по острову. Горячий собачий бок мерно припадает к моей щеке. Я думаю о любопытной травке селене. Где-то она здесь, в темноте, рядом.
– Слушай, малютка, – говорю я. – Зачем ты заглядываешь в дневник, когда я пишу.
Голос травы напоминает далекий детский смех.
– Любопытно, – говорит она. – Здесь так мало бывает людей.
– Мне жаль тебя, сестричка. Великое счастье бродяжить по белу свету. А вы прикованы к одному месту.
– Нет, – тихо звенит селена. – Нам не очень скучно. К нам приносит растения из других мест. Мы все помним. Мы очень многое помним. Но только не можем выдумывать сами. – Она тихонько вздохнула.
– Выдумка – великая вещь, – говорю я. – Люди тоже очень много знают. Иногда до того много, что даже скучно.
– А что будет, когда вы узнаете все?
– Это не страшно. Для этого ведь и есть выдумка. Свою землю мы уже изучили до чертиков, но все равно есть много чудаков, которые ищут. Например, Атлантиду. Или плывут на плоту через океан, или строят города. Так будет бесконечно. Триста шестьдесят градусов неизвестности.
Трава еще долго журчала мне что-то на ухо, но я уже спал.
Я явно перекурил в прошлую ночь. Табачища у меня пропасть, и просто грех увозить его обратно. А Опс не курит. Голоса какие-то. Бред.
Осталось семь дней до контрольного срока.
А что, если бы я очутился на этом острове всерьез? Как в «старое доброе время»? Тогда пришлось бы строить лодку. Какую? Надо подумать. Время есть. Начнем со стихотворного обоснования. Для Опса, конечно.
Вечность, как щель автомата,
Глотала медяки тысячелетий.
В пыльной дырище выдачи
Маленький брякнулся плот,
Потом галеры взмахнули веслами,
Белыми пузами пропарусили фрегаты.
И вот: в наглой четырехтрубной копоти
Самодовольный выплыл «Титаник»…
Но и он, между прочим, затонул. Так что неизвестно, что лучше: плот или «Титаник».
А чертежик получился на славу. Я бы сделал каркас по образцу эскимосских каяков и обтянул бы его брезентом от палатки. Впрочем, обтягивать ничего не стоит. Вот разве что палаточный тент. Он явно ни к чему.
Эврика! Мы с Опсом умираем от смеха. Вот что мы придумали. За нами обязательно прилетит большой вертолет.
Это точно, потому что спасатели всегда летают на больших вертолетах. Значит, лодку я смогу взять с собой. А в поселке я найду какого-нибудь журналиста и скажу, что мой личный друг Вася Беклемишев пересек на этой лодке такой-то пролив. Все равно он в отпуске. А с Васьки по приезде сдеру бутылку коньяка за рекламу.
Но журналисты народ дошлый. На мякине не проведешь. Значит, надо делать лодку на совесть. Итак, за дело! Сегодня мы с Опсом надеваем рюкзаки и идем искать стройматериалы.
Я опять встретил на берегу Эль Куфа. Он смотрел на восток и безнадежно молился.
– Старина, – сказал я, – надежда на бога отнимает действие. Давай-ка лучше строить лодку.
Он посмотрел на меня затуманенным взором и ничего не сказал. Не понял меня. Я хотел взять его за руку, но он тихо исчез. Чудаки эти потерпевшие кораблекрушение. Фокусники.
По пустынному плоскогорью Peг шел тяжко навьюченный верблюд.
Впрочем, это просто я пересекал остров с тремя кубометрами леса за спиной. По ехидной шутке природы весь годный для каркаса лес находился на другой стороне острова. Пожалуй, стоит взять с Беклемишева две бутылки коньяка… Плюс запасные штаны, которые мне пришлось пустить на веревки.
Объявление в газете:
