КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Пионерский музыкальный клуб. Выпуск 2 [Константин Георгиевич Паустовский] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

ГОСУДАРСТВЕННОЕ МУЗЫКАЛЬНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО

МОСКВА

1960


Ответственный редактор О. Очаковская

В оформлении сборника принимали участие художники:

В. Алексеев,

А. Зегер,

Б. Десницкий,

А. Карвовский,

Ю. Казмичов,

Е. Короткова,

А. Медведев,

А. Таран,

Ф. Терлецкий,

Б. Фридкин,

Г. Филипповский,

Г. Храпак.


С. Маршак. Я помню день


I
Я помню день, когда впервые—
На третьем от роду году —
Услышал трубы полковые
В осеннем городском саду.
И все вокруг, как по приказу,
Как будто в строй вступило сразу,
Блеснуло солнце сквозь туман
На трубы светлозолотые,
Широкогорлые, витые
И круглый белый барабан.



II
И помню праздник на реке,
Почти до дна оледенелой,
Где музыканты вечер целый
Играли марши на катке.
У них от стужи стыли руки
И леденели капли слез,
А жарко дышащие звуки
Летели в сумрак и в мороз.
И, бодрой медью разогрето,
Огнями вырвано из тьмы,
На льду речном пылало лето
Среди безжизненной зимы.
III
Как хорошо, что с давних пор
Узнал я звуковой узор,
Живущий в пении органа,
Где дышат трубы и меха,
И в скрипке старого цыгана,
И в нежной дудке пастуха.
Он и в печали дорог людям,
И жизнь, которая течет
Так суетливо в царстве буден,
В нем обретает лад и счет.

Ц. Рацкая. Н. В. Гоголь и народная песня


Моя радость! жизнь моя! Песни!
Как я вас люблю!
Н. В. Гоголь
В небольшом, затерявшемся среди широкого приволья украинских степей имении Василия Афанасьевича Гоголя, в Васильевке, что близ Миргорода, никогда не умолкала народная песня. Она звучала на деревенских посиделках, ею сопровождались свадебные обряды, она украшала незатейливые крестьянские пирушки.

Звучала песня и в самом помещичьем доме. Известной мастерицей петь народные песни была тетушка великого писателя Екатерина Ивановна Ходаревская. Его сестры и мать записывали песни так, как их поют в народе, подробно изучали связанные с ними обряды, игры, хороводы, делали фортепьянные переложения.

Мудрено ли, что Николай Васильевич Гоголь еще с детства «упивался» этими, по его собственному выражению, «звонкими, живыми летописями», что на всю жизнь сохранил преданную к ним любовь, что был искренен, когда писал друзьям: «Я не могу жить без песен! Вы не понимаете, какая это мука!»

Гоголь действительно не мог жить без песен. Перечитайте его «Вечера на хуторе близ Диканьки». Что ни повесть, то песни, песни. «Звонкой песней», что «лилась по улицам села», начинается «Майская ночь». Веселую плясовую «Зелененький барвиночек» поет Парася в «Сорочинской ярмарке», насвистывает песню кузнец Вакула («Ночь перед рождеством»), а в «Страшной мести» народ слушает и не наслушается песен, что так хорошо поет слепец бандурист: «...Сперва повел он про прежнюю гетманщину за Сагайдачного и Хмельницкого... Пел и веселые песни старец и поваживал своими очами на народ, как будто зрящий, а пальцы, с приделанными к ним костями, летали, как муха, по струнам и, казалось, струны сами играли».

В детстве — Васильевка, в юности — Мегерки (предместье города Нежина, где учился Гоголь), в дальнейшем — всюду, где только возможно, вслушивался великий русский писатель в народные песни, а через них в жизнь народную.

...Мегерки славились своими умельцами-песельниками. В редкие дни, свободные от тяжелого крестьянского труда, в избе попросторнее собирались любители «песни сказывать». Среди крестьянских зипунов мелькала форменная тужурка,— это воспитанник Нежинского лицея Гоголь-Яновский, всегда желанный для мегерцев гость. Любит он поговорить с видавшими виды стариками, послушать старинные песни, поглядеть, как свадьбы деревенские справляют. И ко всему-то он прислушивается, полюбившиеся же песни записывает в свою заветную книгу. Ее завел семнадцатилетний нежинский лицеист, чтобы вписывать все, что есть в жизни интересного.

Что же это за книга такая?

Надпись, сделанная рукою Гоголя на титульном листе, гласит: «Книга всякой всячины, или подручная энциклопедия, составленная Н. Г.— Нежин 1826».

И чего только в этой «подручной энциклопедии» нет! Тут и «малороссийский лексикон», то есть алфавитный список украинских слов, употребляемых в народе и взятых из народных песен; подробное описание народных обрядов, игр, хороводов, почерпнутых из песен; а главное, сами песни — троицкие, купальские, дожинки, щедривки, веснянки — великое множество песен. Много их было собрано писателем и в годы гимназического учения и позднее. Одни записаны им самим с голоса народных певцов, другие — его матерью, сестрами, тетушками, жившими в Васильевке[1].

В своих письмах к родным Гоголь часто просит прислать ему новые песни и благодарит за полученные ранее.

«Приношу благодарность тетеньке Катерине Ивановне, которая решилась пожертвовать временем — собрать для меня несколько любопытных песен»,— пишет он матери. И еще: «Скажите ей, что мне часто приходят на ум ее песни, но я их не пою, потому что я мастер только подтягивать».

Но хотя великий писатель действительно не мог похвастать певческим талантом и пение свое даже называл в одном из писем «козлиным», он никогда не отказывался спеть в кругу друзей, в особенности если мог порадовать их новыми хорошими песнями. Так бывало на домашних музыкальных вечерах у друга Гоголя писателя Аксакова.



Хозяйка дома, страстная любительница народных песен, записала несколько песен, напетых Гоголем и ранее нигде не обнародованных.

«Песен я знаю и имею много,— писал Гоголь как-то одному харьковскому ученому,— но я бьюсь об чем угодно, что теперь же еще можно сыскать в каждом хуторе, подальше от большой дороги... десятка два, неизвестных другому хутору».

...Однажды,— это было в ночь под Ивана Купала,— заночевав на постоялом дворе в Севске по пути в Одессу, писатель был разбужен странным напевом, прозвучавшим особенно звонко в свежем предутреннем воздухе.

«Поди послушай, что это такое. Не купаловы ли песни?» — попросил он своего спутника. Оказалось, поют три девушки, они оплакивают старуху мать. И столько было подлинной поэзии в их горестном плаче-причитании, что Гоголю страстно захотелось запечатлеть в «Мертвых душах» родившуюся буквально на его глазах изумительную народную песню.

С каким волнением говорил Гоголь о русской протяжной песне: «Я до сих пор не могу выносить тех заунывных, раздирающих звуков нашей песни, которая стремится по всем беспредельным русским пространствам. Звуки эти вьются около моего сердца».

Народные песни пленяли великого писателя своей неизбывной красотой, глубиной и правдой чувств. В Москве, в Петербурге, в Киеве, на родной Украине или на далекой чужбине — всюду сопутствовала ему народная песня, она нужна была ему как воздух, как жизнь. Из-за границы просит он друзей прислать «хорошее издание русских песен или малороссийских». В Вене, собирая материалы для предполагавшейся драмы из украинской жизни, он читает и перечитывает украинские народные песни, и они помогают ему «надышаться стариной».

«Если бы наш край не имел такого богатства песен,— говорил писатель в одном из писем,— я бы никогда не писал истории его, потому что я не постигнул бы и не имел понятия о прошедшем...»

Народные песни первые пробудили в великом писателе интерес к истории родной страны. Созданию повести о мужественной борьбе Сечи Запорожской («Тарас Бульба») предшествовало изучение исторических народных песен и казачьих «дум» о Нечае, о Сагайдачном и других отважных сынах Украины.

Гоголь часто писал о том, что в народной песне живет душа народа. Об этом, говорил Николай Васильевич, должен помнить ученый, историк, «когда он захочет узнать верный быт, характеры, все изгибы и оттенки чувств и волнений, страданий и веселья изображаемого народа,— когда захочет выпытать дух минувшего века... тогда он будет удовлетворен вполне: история народа разоблачится перед ним в ясном величии».

Многим обязаны Н. В. Гоголю его современники — собиратели и составители сборников народных песен. Щедро отдавал он им песенные собрания неизвестных ранее образцов народного творчества, помогал советами. А гениальные творения Гоголя, овеянные поэзией народного быта, вдохновили наших композиторов на создание народно-бытовых опер. В них воплотился и блестящий гоголевский юмор и его задушевная лирика, вспоенные любимыми великим русским писателем народными песнями.


МУ3ЫКАЛЬНЫЕ ШАРАДЫ 


Дремучий лес — в начальном слоге,
Числительное — во втором,
Соединим их, и в итоге
Мы композитора найдем.

Тот, кто прочитает эту книжку,
Много приключений в ней найдет
И узнает одного мальчишку
С именем из двух соседних нот.


И. Кунин. Детство Чайковского


Есть невдали от могучей полноводной Камы старый заводской город — Воткинск. За двести лет он разросся, очень изменился, но и сейчас там стоит огромный прославленный машиностроительный завод. Город Воткинск знаменит не только заводом. В 1840 году здесь, в небольшом двухэтажном доме, в семье горного начальника родился Петя Чайковский, будущий композитор.

Мы сказали «Чайковский»,— и сколько мыслей, образов, мелодий ожило в памяти! Татьяна Ларина пишет письмо к Онегину, раздается утренний рожок пастушка, няня рассказывает о днях своей молодости, крестьянские девушки, перебирая ягоды, поют песню, которую, услышав однажды, нельзя забыть. Маленькие лебеди танцуют ночной порой на берегу волшебного Лебединого озера. Широко льется песня лодочников — баркарола, и звенят задорные бубенцы тройки во «Временах года». А сверкающая громада музыки в первом фортепьянном концерте!

Где зародилось это богатство? Откуда пришло оно к Чайковскому?

Все знают, что мощный поток Камы или Волги принимает и несет дальше воды многих рек и ручьев, но зарождается он в малом ключике — истоке. Так и громадное по ширине и глубине творчество Чайковского восходит к своему истоку. В детстве, самом раннем, он проникся красотой русской народной музыки, с детства страстно полюбил задушевные народные песни и удалую русскую пляску.

Восемь незабываемых лет прожил он в Воткинске, в дружной, сердечной, заботливой семье. И, сколько он себя помнил, музыка всегда звучала вокруг него.

Играла на рояле и пела Александра Андреевна Чайковская. Простенькую песню «Соловей, мой соловей» Алябьева, петую страстно любимой матерью, Петр Ильич до конца жизни не мог слушать без слез. Играл на флейте и пел отец. Видный инженер и начальник, постоянно занятый делами завода, он умел найти время для музыки и для детей. Осенними и зимними вечерами в гостеприимном доме Чайковских собирались инженеры, мастера, люди, проезжавшие по делам службы.

Метет и воет белая пурга за окнами, наметает высокие пушистые сугробы, а в комнатах тепло, уютно. Звучно стреляют пихтовые дрова в печах и каминах. Журчит оживленная беседа, из которой чуткий слух Пети выхватывает самое для него интересное.

Мать рассказывает о недавней поездке в Петербург, об опере, о концертах в Павловске. Имена Глинки, Моцарта, Россини западают глубоко в память.

Какое счастье! Один из гостей присел к роялю, и вот завораживают душу мазурки Шопена, ноктюрны Фильда...

Но главное впереди. Отец подходит к стоящему на почетном месте большому музыкальному ящику, оркестрине, и затейливым ключом заводит его. Сами собой начинают тогда медленно поворачиваться медные валы. Негромкая, хрупкая музыка льется из оркестрины. «Это Моцарт,— говорит Александра Андреевна,— а это Беллини. Из его оперы «Норма».

После такого вечера трудно заснуть. Музыка звучит в полной тишине, как будто она переселилась в голову Пети и живет там сама по себе. Это даже страшно. Испуганная воспитательница, заботливая Фанни Дюрбах, успокаивает плачущего мальчика. Но на другой день ему уже не разрешают вскарабкаться на стул у фортепьяно и повторить по памяти то, что он слышал вчера или придумал сегодня утром, что и сейчас поет в его ушах.

— Нельзя, нельзя, Пьер. Это вредно для твоего здоровья!

Огорченный Петя отходит: нельзя играть на рояле, придется ему теперь выстукивать музыку на столах, подоконниках и оконных стеклах. И в один прекрасный день, увлекшись разыгрыванием придуманной им песни, Петя разбивает стекло и осколками ранит руку. И тут навсегда падает запрет, а к провинившемуся, вместо ожидаемого наказания, приглашают учительницу музыки...

Хороши в Прикамской стороне восходы и закаты. Хороши косматые ели и стройные сосны. Хороши грибы, за которыми на рассвете из домиков на Офицерской выезжают на дрожках целыми семьями. Усталые, довольные возвращаются грибники к вечеру, с полными кузовами. Малыши дремлют, а Петя со старшим братом Колей, прижавшись к матери, сквозь блаженную усталость слушает протяжную песню кучера.

Теплыми, летними вечерами десятки рыбачьих челнов бороздят огромный заводской пруд. Привольные песни летят окрест и, приглушенные расстоянием, еще нежнее, еще слаще отдаются в ушах Пети Чайковского. Смолкают разговоры. Отец зовет гостей на открытую галерею.

— Мамашенька, а нам можно? — умильно заглядывая в строгие и добрые глаза Александры Андреевны, просят дети.

— Разреши им, мой друг. Поверь, они не будут шуметь. Не правда ли, Петруша? — присоединяется к ним отец, шутливо ероша непокорный хохолок на голове сына.

И вот они на галерее. Небо быстро темнеет. Тянет прохладой. На челнах то там, то здесь загораются огоньки — рыбаки «лучат» рыбу. А песни не смолкают. Одна другой лучше, одна другой заунывнее. «Болят мои скоры ноженьки со дороженьки. Болят мои белы рученьки со работушки...» Чей-то негромкий голос на галерее поясняет: «Сиротская песня».

Зато как весело поют весной, в мае, в день открытия навигации. Все наработанное в заводе за зиму: корабельные якоря, кованые изделия и просто железо в листах и тяжелых болванках — все грузится на просторные баржи. Весеннее половодье понесет их в Каму, а там на Волгу, и поплывут они в Казань, в Нижний, в Питер. На пристани оркестр играет марши. Молодежь в сторонке водит хороводы. Сколько шума, сколько смеха!

А девичьи хороводы вокруг разукрашенной лентами березки! А томящая непонятной тоской песня «Во поле береза стояла...»!

И где-нибудь в концерте, услышав четвертую симфонию Чайковского, вы узнаете ту самую народную песню «Во поле береза стояла...», которую композитор слышал еще мальчиком на своей родине, среди полей и лесов Приуралья.



...Пройдут годы. Маленький мальчик станет великим композитором. На оперной сцене появятся «Онегин» и «Пиковая дама», в балете — «Лебединое озеро», «Спящая красавица» и «Щелкунчик», в концертных залах зазвучат вдохновенные симфонии Чайковского. Но навсегда останутся в его памяти Воткинск, оркестрина, пенье матери, народные песни, услышанные на заре жизни. И сколько раз повторит он вместе со своим любимым писателем Львом Толстым, повторит то с горечью, то с неизъяснимым блаженством: «Счастливая, счастливая, невозвратимая пора детства!»


Письма П. И. Чайковского к отцу и матери 

Переведены с французского.

Мы помещаем письма одиннадцатилетнего воспитанника Училища правоведения — Пети Чайковского, присланные им отцу и матери из Петербурга больше ста лет тому назад.



Он очень тосковал по родным местам, по родному дому. Уже став прославленным композитором, Петр Ильич сам рассказывал, что одним из самых сильных и незабываемых переживаний в его жизни был отъезд матери из Петербурга, когда она оставила его в Училище правоведения.

В отчаянии и слезах провожал он удалявшуюся коляску. Ему казалось, что мать навсегда покидала его...


С.-Петербург. 11 ноября 1851 г.

Мои ангелы и мои добрые папаша и мамаша!

Я должен сказать вам, но не огорчайтесь, что в это воскресенье я наказан за три плохие отметки, которые получил за неделю.

Надеюсь и осмеливаюсь даже сказать вам и пообещать, что этого никогда больше не будет. В декабре, когда вы снова вернетесь, вы никогда, никогда не услышите от г. Берара[2], что он недоволен мною. Но теперь г. Берар находит, что я изменился; если это так, то постараюсь исправиться. Может быть, он напишет вам что-нибудь обо мне, тогда вы будете знать все.

...Г. Берар считает, что я немного виноват вот в каких случаях. Однажды, когда я играл на рояле, несколько учеников проходили через залу, где я находился. Я заиграл польку, и некоторые начали танцевать. После них пришли другие и стали делать то же самое. Г. Берар, который был внизу, услышал шум, происходивший над ним. Он поднялся наверх. Когда мои товарищи услышали, что дверь открывается, они сейчас же убежали. Я остался один, и г-н Берар меня спросил, кто танцевал. Их было так много, что от смущения я их позабыл. Тогда дежурный ученик пришел и сказал, кто танцевал.

Берар посмотрел на меня с недовольством и сказал, что это была ложь. Мне не надо рассказывать вам другие подробности, потому что, когда вы приедете сюда в С.-Петербург, вы узнаете все. Жду ту неделю, когда вы приедете сюда.

Целую ваши ручки тысячу раз и целую также всех.

П. Чайковский


С.-Петербург. 1852 г. 12 января

Милые папаша и мамаша! Целую ваши ручки от всего сердца, мои ангелы,— и даже не знаю, как выразить, как я вас люблю.

...Сегодня мне, правда, нечего написать вам, кроме того, что я вас люблю и обожаю.

Недавно я играл в училище на рояле. Я начал играть «Соловья» и вдруг вспомнил, как играл эту пьесу раньше. Ужасная грусть овладела мною; то я вспоминал, как играл ее в Алапаеве вечером и вы слушали, то как играл ее 4 года тому назад в Петербурге с моим учителем. Филипповым, то вспоминал, как вы пели эту вещь со мной вместе, одним словом, вспомнил, что это всегда была ваша любимая вещь. Но вскоре появилась новая надежда в моей душе: я верю, в такой-то день или в такую-то ночь вы снова приедете, и я снова буду в родном доме. Целую ваши ручки столько раз, сколько капель в море.

Ваш сын Петр Чайковский


Ю. Л. Давыдов. Письмо школьникам


Ученики Выборгской Музыкальной школы поздравили Юрия Львовича Давыдова с Новым годом и попросили его рассказать, что он помнит о том далеком времени своего детства, когда был жив Петр Ильич Чайковский. Через несколько дней ребята получили из Клина ответное письмо.


Клин. 4 января 1959 г.

Дорогие ребята!

Дед Мороз принес мне ваше послание, а я поручаю ему передать вам мое, с самыми лучшими пожеланиями на 1959 год.

Да, конечно, я помню хорошо своего дядю П. И. Чайковского. Мне было уже 17 лет, когда он умер. Только вы ошиблись, «Детский альбом», который вам всем так нравится, посвящен не мне, а моему брату Владимиру Львовичу, который был на 4 года старше меня.

О том, как создавался альбом, я помнить не могу, но как играл для нас дядя Петя разные пьески из него, я помню. Мы много раз маршировали и плясали под его музыку. Он очень любил детей. Своих у него не было, и нас, детей своей сестры Александры Ильиничны, он считал своими. Мы каждый раз с нетерпением ожидали его приезда в Каменку. Мы знали, что с дядей Петей в дом придет веселье и радость. Лучшего затейника всяких игр, пикников (выездов с самоваром и чаем в лес) — я не знаю.

Дома у нас народу было много, так как мы жили в своем родовом гнезде Каменке, где, кроме нашей большой семьи, жили еще другие семьи Давыдовых — потомков известного декабриста. Когда вся молодежь сходилась потанцевать, попеть, поиграть,— народу собиралось много. Еще приезжали молодые дяди Чайковские — Анатолий и Модест (младшие братья Петра Ильича — близнецы), кроме того — родные Чайковских. Устраивались целые балы, и у рояля неизменно сидел дядя Петя. Его сменяли только для того, чтобы и он смог потанцевать.

Дядя Петя любил танцевать и не только на вечерах. Он знал хорошо и балетные танцы. В Каменке устраивались целые балетные спектакли— правда, в них принимал участие Модест Ильич, а Петру Ильичу приходилось быть «оркестром». У нас в Каменке впервые был поставлен балет «Лебединое озеро», конечно, это было совсем не то, что вы теперь можете видеть в театрах! Это был только совсем небольшой спектакль, в котором принимали участие мои старшие сестры, а роль Принца исполнял дядя Модя (Модест Ильич). Важно то, что для этого спектакля Петр Ильич сочинил музыку. Играл он ее, конечно, без нот, поэтому она не сохранилась, но главная музыкальная тема перешла в прославленный балет «Лебединое озеро». Это знаменитая тема лебедей, которая звучит в балете, когда танцуют лебеди и на сцене появляется Одетта.

Каменский спектакль происходил за несколько лет до того, как дяде Пете предложили написать балет. Меня еще в то время не было на свете. Я родился как раз в том году, когда создавалось «Лебединое озеро» — в 1876 году

Петр Ильич очень любил детей. Он говорил: «Цветы, музыка и дети составляют лучшее украшение жизни». Но как ни баловал он нас, он всегда требовал от нас прилежания, аккуратности, усидчивости в работе. Петр Ильич говорил, что «настоящий, честный артист не может сидеть сложа руки под предлогом, что он не расположен», «работать нужно всегда».

Советую и вам, будущим музыкантам, помнить этот завет Петра Ильича, и еще раз желаю вам успехов в музыкальной и обычной школе, и еще раз большое спасибо за ваш новогодний привет.

Ю. Давыдов

Главный хранитель Государственного Дома-музея П. И. Чайковского


ПЕСНЯ О ЛЕНИНЕ

Слова Р.СЕЛЯНИНА, Музыка Анат.НОВИКОВА





1. В маленьком и тихом городе Симбирске,
Там, где катит воды мать российских рек,
Всем народам мира дорогой и близкий,
Родился великий человек.
Припев: 
В праздники и будни вместе с нами Ленин,
И живет он вечно в памяти людской,
Светоч нашей жизни, солнце поколений,
Сердце нашей Партии родной.
2. Не свою ли силу, свой простор без края
Ленинскому сердцу Волга отдала,
Чтоб он шел по жизни, устали не зная,
И вершил великие дела.
Припев.
3. Ой, над Волгой зори, зори золотые,
Пусть пройдут столетья, пролетят года,
Ильичево солнце светит над Россией,
И ему не гаснуть никогда.
Припев:
В праздники и будни вместе с нами Ленин,
И живет он вечно в памяти людской,
Светоч нашей жизни, солнце поколений,
Сердце нашей Партии родной.


К. Паустовский. Незнакомец


Несколько лет назад на чердаке старого дома в городе Трубчевске я нашел растрепанную книгу. Переплета не было, первые тридцать страниц кто-то вырвал, но все же я прочел эту книгу до конца — за один вечер. Она заключала в себе рассказы неизвестного автора из жизни музыкантов, певцов и актеров. Рассказы были старомодные, чуть сентиментальные, покрытые тем тусклым налетом времени, который мы замечаем на старых вещах.

Но все же я решаюсь восстановить по памяти один из этих рассказов и предать их на суд читателей. Делаю я это из уважения к их безвестному, быть может, несколько наивному, но чистому сердцем автору.

В один из зимних вечеров 1786 года на окраине Вены в маленьком деревянном доме умирал слепой старик — бывший повар графини Тун. Собственно говоря, это был даже не дом, а ветхая сторожка, стоявшая в глубине сада. Сад был завален гнилыми ветками, сбитыми ветром. При каждом шаге ветки хрустели, и тогда начинал тихо ворчать в своей будке цепной пес. Он тоже умирал, как и его хозяин, от старости и уже не мог лаять.

Несколько лет назад повар ослеп от жара печей. Управляющий графини поселил его с тех пор в сторожке и выдавал ему время от времени несколько флоринов.

Вместе с поваром жила его дочь Мария, девушка лет восемнадцати. Все убранство сторожки составляли кровать, хромые скамейки, грубый стол, фаянсовая посуда, покрытая трещинами, и, наконец, клавесин — единственное богатство Марии.

Клавесин был такой старый, что струны его пели долго и тихо в ответ на все возникавшие вокруг звуки. Повар, смеясь, называл клавесин «сторожем своего дома». Никто не мог войти без того, чтобы клавесин не встретил его дрожащим старческим гулом.

Когда Мария умыла умирающего и надела на него холодную чистую рубаху, старик сказал:

— Я всегда не любил священников и монахов. Я не могу позвать исповедника, между тем мне нужно перед смертью очистить свою совесть.

— Что же делать? — испуганно спросила Мария.

— Выйди на улицу,— сказал старик,— и попроси первого встречного зайти в наш дом, чтобы исповедать умирающего. Тебе никто не откажет.

— Наша улица такая пустынная...— прошептала Мария, накинула платок и вышла.

Она пробежала через сад, с трудом открыла заржавленную калитку и остановилась. Улица была пуста. Ветер нес по ней листья, а с темного неба падали холодные капли дождя.

Мария долго ждала и прислушивалась. Наконец ей показалось, что вдоль ограды идет и напевает человек. Она сделала несколько шагов ему навстречу, столкнулась с ним и вскрикнула. Человек остановился и спросил:

— Кто здесь?



Мария схватила его за руку и дрожащим голосом передала просьбу отца.

— Хорошо,— сказал человек спокойно.— Хотя я не священник, но это все равно. Пойдемте.

Они вошли в дом. При свече Мария увидела худого маленького человека. Он сбросил на скамейку мокрый плащ. Он был одет с изяществом и простотой — огонь свечи поблескивал на его черном камзоле, хрустальных пуговицах и кружевном жабо.

Он был еще очень молод, этот незнакомец. Совсем по-мальчишески тряхнул он головой, поправил напудренный парик, быстро придвинул к кровати табурет, сел и, наклонившись, пристально и весело посмотрел в лицо умирающему.

— Говорите!—сказал он.— Может быть, властью, данной мне не от бога, а от искусства, которому я служу, я облегчу ваши последние минуты и сниму тяжесть с вашей души.

— Я работал всю жизнь, пока не ослеп,— прошептал старик и притянул незнакомца за руку поближе к себе.— А кто работает, у того нет времени грешить. Когда заболела чахоткой моя жена — ее звали Мартой — и лекарь прописал ей разные дорогие лекарства и приказал кормить ее сливками и винными ягодами и поить горячим красным вином, я украл из сервиза графини Тун маленькое золотое блюдо, разбил его на куски и продал. И мне тяжело теперь вспоминать об этом и скрывать от дочери: я ее научил не трогать ни пылинки с чужого стола.

— А кто-нибудь из слуг графини пострадал за это? — спросил незнакомец.

— Клянусь, сударь, никто! — ответил старик и заплакал.— Если бы я знал, что золото не поможет моей Марте, разве я мог бы украсть!

— Как вас зовут? — спросил незнакомец.

— Иоганн Мейер, сударь.

— Так вот, Иоганн Мейер,— сказал незнакомец и положил ладонь на слепые глаза старика,— вы невинны перед людьми. То, что вы совершили, не есть грех и не является кражей, а, наоборот, может быть зачтено вам как подвиг любви.

— Аминь! — прошептал старик.

— Аминь! — повторил незнакомец.— А теперь скажите мне вашу последнюю волю.

— Я хочу, чтобы кто-нибудь позаботился о Марии.

— Я сделаю это. А еще чего вы хотите?

Тогда умирающий неожиданно улыбнулся и громко сказал:

— Я хотел бы еще раз увидеть Марту такой, какой я ее встретил в молодости. Увидеть солнце и этот старый сад, когда он зацветет весной. Но это невозможно, сударь. Не сердитесь на меня за глупые слова. Болезнь, должно быть, совсем сбила меня с толку.

— Хорошо,— сказал незнакомец и встал.— Хорошо,— повторил он, подошел к клавесину и сел перед ним на табурет.

— Хорошо! — громко сказал он в третий раз, и внезапно быстрый звон рассыпался по сторожке, как будто на пол бросили сотни хрустальных шариков.

— Слушайте! — сказал незнакомец.— Слушайте и смотрите! — Он заиграл. Мария вспоминала потом лицо незнакомца, когда первый клавиш прозвучал под его рукой. Необычайная бледность покрыла его лоб, а в потемневших главах качался язычок свечи.

Клавесин пел полным голосом впервые за многие годы. Он наполнил своими звуками не только сторожку, но и весь сад. Старый пес вылез из будки, сидел, склонив голову набок, и, насторожившись, тихонько помахивал хвостом. Начал идти мокрый снег, но пес только потряхивал ушами.

— Я вижу, сударь! — сказал старик и приподнялся на кровати.— Я вижу день, когда я встретился с Мартой и она от смущения разбила кувшин с молоком. Это было зимой в горах. Небо стояло прозрачное, как синее стекло, и Марта смеялась. Смеялась,— повторил он, прислушиваясь к журчанию струн.

Незнакомец играл, глядя в черное окно.

— А теперь,— спросил он,— вы видите что-нибудь?

Старик молчал, прислушиваясь.

— Неужели вы не видите,— быстро сказал незнакомец, не переставая играть,— что ночь из черной сделалась синей, а потом голубой, и теплый свет уже падает откуда-то сверху, и на старых ветках ваших деревьев распускаются белые цветы. По-моему, это цветы яблони, хотя отсюда, из комнаты, они походили на большие тюльпаны. Вы видите: первый луч упал на каменную ограду, нагрел ее, и от нее подымается пар. Это, должно быть, высыхает мох, наполненный растаявшим снегом. А небо делается все выше, все синей, все великолепнее, и стаи птиц уже летят на север над нашей старой Веной.

— Я вижу все это! — крикнул старик.

Тихо проскрипела педаль, и клавесин запел торжественно, как будто пел не он, а сотни ликующих голосов.

— Нет, сударь! — сказала Мария незнакомцу.— Эти цветы совсем не похожи на тюльпаны. Это яблони распустились за одну только ночь.

— Да,— ответил незнакомец,— это яблони, но у них очень крупные лепестки.

— Открой окно, Мария! — попросил старик.

Мария открыла окно. Холодный воздух ворвался в комнату. Незнакомец играл очень тихо и медленно.

Старик упал на подушки, жадно дышал и шарил по одеялу руками. Мария бросилась к нему. Незнакомец перестал играть. Он сидел у клавесина не двигаясь, как будто заколдованный собственной музыкой.

Мария вскрикнула. Незнакомец встал и подошел к кровати. Старик сказал, задыхаясь:

— Я видел все так ясно, как много лет назад. Но я не хотел бы умереть и не узнать... имя. Имя!

— Меня зовут Вольфганг Амадей Моцарт,— отвечал незнакомец.

Мария отступила от кровати и низко, почти касаясь коленом пола, склонилась перед великим музыкантом. Когда она выпрямилась, старик был уже мертв. Заря разгоралась за окном, и в ее свете стоял сад, засыпанный цветами мокрого снега.



Д. Житомирский. Семья Рябининых


Все богатства, существующие на земле, созданы руками народа. Алексей Максимович Горький писал: «Народ не только сила, создающая все материальные ценности, он — единственный источник ценностей духовных». Одна из этих великих духовных ценностей — народная песня.

Лучшие наши композиторы с большим интересом относились к творчеству певцов — сказителей былин. Немало таких сказителей было в России в прошлом веке, и их искусство передавалось от поколения к поколению. Песни народных певцов записывались, изучались, разрабатывались в классических произведениях русской музыки.

Мы знаем имена тех, кто хранил в памяти и донес до нашего времени старые сказания и напевы.

Один из замечательных народных талантов — певец Трофим Григорьевич Рябинин, проживший большую часть своей жизни в одной из деревушек далекого Онежского края,— привлек к себе внимание крупнейших ученых, писателей и музыкантов.

О своей встрече с Трофимом Григорьевичем Рябининым рассказал известный исследователь народного творчества Павел Николаевич Рыбников.

Путешествуя в шестидесятых годах прошлого столетия в районе Онежского озера, Рыбников остановился однажды в одной из деревень Кижской волости. Здесь крестьянин Леонтин Богданович назвал ему имя местного сказителя былин, всеми уважаемого старика Рябинина.

— Свези-ка меня завтра же к этому Рябинину,— сказал Рыбников.

— Нет, Павел Николаевич, надо мне сначала к нему наведаться. Коли его наперед не уломать, так ничего от него не добьешься.

Леонтий ушел рано из дому и, воротившись к обеду, объявил, что Рябинин придет сегодня же к нему в избу.

— Днем,— рассказывает Рыбников,— я бродил по деревне и познакомился со многими односельчанами Леонтия, а вечером они целой гурьбой пришли к нам в гости. Только стали они мне передавать разные местные предания, как через порог избы переступил старик среднего роста, крепкого сложения, с небольшой седеющей бородой и желтыми волосами. В его суровом взгляде, осанке, поклоне, поступи, во всей его наружности с первого взгляда были заметны сила и сдержанность.

После обычного обряда знакомства я рассказал Рябинину про свою любовь к старинным песням и стал просить его спеть о каком-нибудь богатыре. Он долго не соглашался, но наконец сдался и стал сказывать «старину». Голос певца был не очень звонок. Ему в ту пору было уже шестьдесят пять лет, но его удивительное умение придавало особенное значение каждому стиху. Много увлекательных сказаний спел Рябинин своему внимательному слушателю. Стихи, записанные от Рябинина, составили несколько объемистых книг. Одной из интереснейших была рябининская былина «О Вольге и Микуле».



Что мы знаем о жизни Рябинина?

Родители его умерли рано, и с детства Рябинин остался круглым сиротой. Чтобы не просить милостыни и не быть в тягость людям, мальчик начал ходить по окрестным деревням, чинить сети, ловушки и другие рыболовные снасти. Случалось ему подолгу работать вместе с Ильей Елустафьевым, стариком с Волх-озера, который ходил тоже по волости и кормился тем, что «ладил» и чинил всякого рода сети. Этот старик, знавший множество былин, и явился главным учителем и наставником молодого Рябинина. Немало песен узнал он и от других стариков, помнивших далекую старину.

Позже Рябинин и сам начал рыбачить на Онежском и Ладожском озерах. Рыбаки часто собирались в круг, чтобы послушать Трофима Григорьевича. Если была его очередь дежурить у лодки, кто-нибудь из слушателей охотно исполнял эту работу, а Трофим Григорьевич тем временем пел и сказывал былины. «Мы бы на тебя работали,— говаривали рыбаки,— лишь бы ты нам сказывал, а мы тебя всё бы слушали».

В тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году один из собирателей народного творчества привез Рябинина в Петербург; здесь сказитель пел свои былины в кругу знатоков и любителей русского искусства. На одном из таких вечеров присутствовал Модест Петрович Мусоргский, тогда еще молодой композитор, один из участников «Могучей кучки». Страстный любитель народного искусства, Мусоргский сразу же оценил суровую красоту рябининских былин. Особенно понравился ему скупой и исполненный внутренней силы напев «О Вольге и Микуле». Мусоргский записал эту мелодию и впоследствии включил ее в свою оперу «Борис Годунов». В последней картине оперы бродяги Варлаам и Мисаил поют на мелодию Рябинина свою бунтарскую песню «Солнце, луна померкнули».

К песням Рябинина обращался и Римский-Корсаков. По его собственным словам, многие сцены из оперы «Садко» были написаны по образцу рябининских былин. Такова былина юного гусляра Нежаты.

Искусство Трофима Григорьевича Рябинина перешло к его сыну, Ивану Трофимовичу, который также был замечательным мастером былинного сказа. В конце прошлого века он с большим успехом пел свои былины и в русских городах и за границей.

В Москве пение Рябинина-сына было записано на фонограф. Композитор Антон Степанович Аренский глубоко заинтересовался этими записями и сочинил на их основе «Фантазию на темы Рябинина» для фортепьяно с оркестром.

Правнук Трофима Григорьевича, Рябинин-Андреев, дожил до нашего времени. Унаследовав замечательную традицию Рябининых, он складывал песни о наших днях, о легендарных героях революции и гражданской войны.

Такова история талантливой семьи Рябининых из далекой северной деревушки, семьи, которая внесла свой огромный вклад в русскую музыкальную культуру.



УГАДАЙ!



Какую оперу найдем
У ног на берегу морском?

МУЗЫКАЛЬНЫЕ ЗАГАДКИ


Села Ляля за рояль —
Не смогла достать .....


Вера с Валей этим летом
Научились петь......


Много лет любим в народе
Автор пламенных рапсодий,
Знаменитый пианист —
Композитор..........


Петя был ужасно горд —
Взял он правильный.....


Коля взялся очень рьяно
За игру на ......... .

Н. Кончаловская. Композитор и художник


В Буграх, под Малоярославцем, на даче у моего отца, художника Кончаловского, гостил большой друг его — композитор Прокофьев. Отец мой, Петр Петрович, любил и понимал необычайно острое и самобытное творчество Сергея Сергеевича, а Прокофьев был поклонником живописи моего отца. И когда им приходилось бывать вместе, то столько возникало интересных вопросов, столько было горячих споров, что всех нас полностью захватывала творческая атмосфера, которую создавали вокруг себя два этих мастера. Июнь был на исходе и полыхал жаркими днями. В нашем саду цвел огромными купами жасмин, на клумбах качалось море розовых пионов и начинали зацветать розы. В густых липах гудели пчелы. В гостеприимном доме отца были раскрыты все окна и двери, и дом был полон света.



П. Кончаловский 1935 г., ПОРТРЕТ С. ПРОКОФЬЕВА


Вот в это время и задумал мой отец написать портрет Сергея Сергеевича в саду, в кресле, под большой сосной. Композитор работал над симфонической сюитой «Поручик Киже» и то и дело пробовал за роялем отдельные ее эпизоды.

Дни проходили в большом, напряженном труде.

После обычной утренней прогулки по лесу Сергей Сергеевич садился в свое кресло под сосну и позировал художнику. Сам он в это время неизменно работал и иногда вскакивал с кресла и быстро шел по дорожке в дом, в нашу большую столовую, чтобы попробовать на рояле задуманное.

Самым интересным было то, что одновременно с работой над «Киже» Сергей Сергеевич готовил музыку оркестровой сюиты «Египетские ночи», в которой тема произведения Пушкина сочеталась с темой трагедий Шекспира «Антоний и Клеопатра» и Шоу «Цезарь и Клеопатра».

Последний эпизод родился как раз в Буграх. Как-то очень странно и неожиданно врезалась эта мрачная и терпкая музыка в русские мотивы «Поручика Киже», которые так удивительно гармонировали с природой, лугами на Протве, березняком и благоуханным летом. И на меня (я тогда только начинала писать стихи) музыка «Клеопатры» произвела такое сильное впечатление, что я сочинила стихотворение, которое посвятила Прокофьеву. Вот оно:


Глаза под золотом бровей
Глядят все строже и острей.
И вдруг расправятся ладони,
И пальцы сильные в разгоне
Заставят застонать рояль,
Потом взметнутся птицей быстрой,
Потом засыпят колкой искрой
Берез плакучую печаль.
И слезы сосен смоляные
В мятежный ритм вовлечены,
В саду качнутся, как шальные,
Пионов розовых кочны.
И тут неведомо откуда
Средь русской прелести живой
Встает египетское чудо —
Тень Клеопатры роковой...

С тех пор прошло двадцать пять лет. Нет в живых ни композитора Прокофьева, ни художника Кончаловского. Но то, что они создали, один — в музыке, другой — в живописи, осталось навсегда.



Музыкальные шарады


Первый слог передает
Звук заржавленных ворот;
Если две прибавишь буквы,
Сразу слово запоет.


Я число простое взял
Перед буквой кругленькой —
И ансамбль заиграл
Прямо перед публикой.

От укуса нашей Жучки
Вот уж много-много лет
У меня на среднем пальце
Не проходит белый след...
Если ты прочесть сумеешь
Этот след наоборот —
То его оркестр сыграет,
Под него отряд пройдет.


Хаджи-Мурат Мугуев. Песня


Давно я не бывал на своей родине в Северной Осетии, не был и в ауле, где протекало мое раннее детство... Десятки лет, войны, события далеко оттеснили мои детские воспоминания, время стерло их. Казалось, все укутал в свои покровы туман времени.

Так думал я, иногда тщетно стараясь припомнить тот или иной случай из своего детства, но... напрасно. Время унесло их.

И вдруг, словно пелена спала с моих глаз, будто кто-то сорвал покрывало с памяти. Я снова отчетливо, ясно и ощутимо увидел свое детство. Совершилось чудо. И это сделала — песня.

Недавно, уже пожилым человеком, я приехал к себе на родину в гости увидеть тех, кто живы, вдохнуть в себя воздух родных мест. Конечно, я узнал свой край, но места, по которым бегал мальчишкой, изменились. Даже горы, даже бурный Терек стали иными. Новые мосты через реку, отличные высокогорные шоссе, великолепные дороги пролегли там, где в годы моего детства с трудом, и то не везде, проходил конь. Над крутизной скал, над утесами пролегли асфальтированные дороги, и быстрые «Победы», вперемежку с грузовиками, мчались по ним. В горах дымили фабрики и заводы, возле ледников были разбиты туристские лагери, больницы и медпункты были там, где в дни моей юности бродили отары овец. Высокогорные метеостанции, радиосеть, телефоны, кинопередвижки проникли в горы и изменили их жизнь.

Я ходил по местам своего детства и не узнавал их. Все было свое и в то же время новое, не похожее на то, что окружало мое детство. Я старался вспомнить его и... не мог. Новое вытесняло прошлое, а прожитые годы стерли в памяти смутные воспоминания давних лет.

Я любовался новым, но душой искал и то, что когда-то окружало меня. Со сладкой грустью ненайденного, забытого, конечно, опоэтизированного мною детства спускался я по горной тропинке к аулу. Был тихий летний вечер. Солнце золотило снежные вершины гор, и каскад оранжево-красных лучей перебегал по ледяным вершинам. Из аула тянуло дымком, парным молоком и тем непередаваемо знакомым с детства запахом горевшего кизяка. Над горами, в сторону Грузии, проплыл самолет.

Я стал медленно сходить к аулу. Проходя по улочке, я внезапно остановился. Из-за плетня слышался слегка надтреснутый женский голос. Слова были простые и такие обыкновенные, но я, прижавшись к плетню, слушал и слушал их.

—Сау хади муркита
Хор вам на касуй...—
пела детскую песню женщина. Несколько глуховатый, негромкий голос, но что он сделал со мной! Держась за плетень, я стоял, а мелодия и слова песни внезапно озарили мою память.

Эту самую песню, детскую песенку о ягодах калины, растущих в темном лесу без тепла и света солнца, я сам много-много раз слышал ребенком от матери, засыпая под эти самые слова...

Позже, уже будучи подростком, я узнал, что песня эта написана осетинским поэтом Блашка Гуржибековым, убитым в японскую войну.



...Хор вама на касуй...—
повторил женский голос, и словно солнце озарило мою память. Мое детство встало возле меня.

Я стоял как зачарованный. Что-то странное и необъяснимое происходило со мной, с прошлого как бы снимались покровы... Я видел свою мать еще молодой, такой, какою она была, когда напевала мне эту песню. Из тумана неясно вставало лицо бабушки — Фаризет... Что-то теснило мне грудь...

Я слушал песню, и, странное дело, я вспоминал не только людей, но и запахи сакли, ароматы сада, какие-то отрывистые слова деда... Даже густой, своеобразный аромат калмыцкого чая, всегда варившегося у нас, вкус олибаха[3] и фиджина[4]... Все встало передо мной. Детство, воскрешенное этой песней, охватило меня.

То, что я забыл и не помнил уже больше пятидесяти лет,— ожило, и это сделала песня.

— Хорошо поет Кяба-хан, но еще лучше она поет со своим мужем, Бибо,— раздался позади меня голос. Это был учитель Дзамбол, подошедший ко мне.— Пойдем к ним.

Оцепенение оставило меня, но очарование песни еще держало мое воображение, так трудно было расстаться с тем, что возникло во мне от слов этой простой, незатейливой песни.

В город я, конечно, не поехал. Целую неделю пробыл я в ауле, и каждый вечер старик Бибо и его жена Кяба-хан пели мне старые осетинские песни. Тут были и героические, и грустные, и свадебные. Пели и «Додой» и «Сидзаргас», пели и про храбреца Хазби, пели и «Башилта», еще с языческих времен вошедшее в быт Осетии увеселение,— своеобразный зимний карнавал, нечто вроду «коляды». Я слушал, вспоминал и даже сам подпевал иногда знакомые мелодии... но того, до слез щемящего очарования, которое охватило меня у плетня, когда я слушал «Муркита»,— уже не было.

Большую силу имеет песня.



Какие это музыкальные инструменты


Простая нота — первый слог,
Ее услышать каждый мог,
А слог второй иного рода,—
То сын забытого народа.

Слог первый без труда дается,
Так мера площади зовется.
А слог второй узнает тот,
Кто назовет
Одну из нот.

Н. Кальма. Мои друзья из «Торжка»


Пришел ко мне однажды толстый конверт, весь обклеенный французскими марками. Когда я его вскрыла, оттуда посыпались рисунки, ноты, стихи и, кроме того, множество фотографий то смеющихся, то очень серьезных на вид мальчиков и девочек.

Конечно, первым делом мое внимание привлекли яркие рисунки, выполненные акварелью. На одном из них был изображен двухэтажный белый дом, стоящий в красивой горной долине. На заднем плане высились голубые, припудренные снегом горы и синели далекие леса. На другом рисунке мальчик в комбинезоне менял колесо у грузовика. На третьем — группа мальчиков и девочек несла красное знамя с серпом и молотом и, видимо, пела какую-то песню.

И на рисунках и на нотах я видела круглую печать, где французскими буквами было написано слово «Торжок». Что за притча? Почему на французском письме слово «Торжок»?! Откуда появилось во Франции название этого древнего, чисто русского города?!

Я стала внимательно читать письмо, приложенное к фотографиям и рисункам, и вот что узнала. Во время последней войны, когда фашисты оккупировали большую часть Франции, ее лучшие люди поднялись на борьбу с врагом. Коммунисты и все настоящие патриоты ушли в партизанские отряды, в части франтиреров. Многие из этих храбрецов погибли в фашистских застенках, лагерях и просто в боях. После них остались сироты — мальчики и девочки. И вот, чтобы спасти этих детей от бомбежек и воспитать их, двое коммунистов — педагоги Марселина Берто и ее друг Рамо — увезли их в горы Савойи, на юг Франции. Там, в горной долине, они нашли полуразрушенный сарай, сами, с помощью старших ребят, его отремонтировали и превратили в жилье: пристроили к нему столовую, классные комнаты, кухню. Рядом соорудили гараж, отыскали на автомобильном кладбище грузовик, уже




давно вышедший в отставку, и тоже сами, с помощью мальчиков, его отремонтировали и пустили в работу. Назвали они этот возрожденный грузовик «Последняя надежда». Когда колония уже просуществовала довольно долгое время, вдруг кто-то из ребят спохватился:

— Почему у нас нет никакого названия? Ведь нельзя же, чтоб мы жили безымянно.

— Давайте назовем себя «Свободная Республика Детей»,— предложил кто-то. Однако остальным ребятам такое «расплывчатое» название не понравилось. Вы помните, все эти мальчики и девочки были детьми погибших коммунистов, партизан, франтиреров. Поэтому все они с большой любовью и надеждой смотрели на Советский Союз, и все, что имело к нему отношение, их страстно интересовало. Иногда они получали советские иллюстрированные журналы, смотрели некоторые советские фильмы, и каждый раз это вызывало у них желание узнать еще больше о стране Советов. Поэтому, когда ребята начали обсуждать, какое же все-таки выбрать название для своей «республики», многие из них вдруг закричали:

— Русское название! Давайте выберем какое-нибудь русское слово!

И все подхватили:

— Правильно! Хотим дать русское название!

Побежали к начальнице — Марселине, которую все они звали Матерью.

— Мама, подскажите нам какое-нибудь подходящее для названия русское слово.

— Друзья мои, я просто в большом затруднении,— сказала им Мать,— сама я русского языка не знаю, и ничего не могу вам посоветовать. Погодите, может быть, какой-нибудь случай подскажет вам название.

Действительно, такой случай явился, но не случай, а человек. Это был французский товарищ, который довольно долго прогостил у нас, в Советском Союзе.

В день прибытия гостя в колонии были прекращены все работы и все занятия: ребята сбежались со всех сторон, каждый хотел пожать руку человека, который приехал из Советской страны, хотел расспросить его о том, что он видел у нас, послушать его рассказы. И, кроме того, колонисты хотели показать ему все, что они умеют: среди ребят были и танцоры, и певцы, и поэты.

И когда гость посмотрел их танцы, послушал их песни, он сказал:

— Вы поете и танцуете очень хорошо, и это напоминает мне мое пребывание в чудесном огромном лагере советских детей на берегу Черного моря. У них там есть катер, на котором они катаются по морю, а по вечерам они зажигают большой костер и, так же как вы, поют свои песни, танцуют вокруг костра и декламируют стихи своих поэтов.

— Как же называется этот лагерь? — закричали кругом ребята.— Скажите нам, мы хотим тем же именем назвать и нашу колонию!

Конечно, каждый, кто прочитает этот очерк, сейчас же подумает, что приезжий гость назвал «Артек» ?! Ничего подобного!

Француз запнулся, потер лоб и сказал:

— Называется этот лагерь у Черного моря... «Торжок».

Понимаете, он ошибся. Он, верно, проезжал Торжок, и в память ему запало название этого древнего русского города, а Артек, наоборот, забылся. И ребята кругом закричали радостно:

— Ура! Теперь у нас есть название для нашей колонии. Мы назовем себя Торжок!

Вот почему на письме, полученном из Франции, было название русского города Торжка.

Прошло много лет, французские ребята уже отлично знали, что произошла ошибка, они уже переписывались и с артековцами и с некоторыми московскими школами, но название привилось, а самое главное для них было то, что это — русское название, и они решили: пускай остается «Торжок».

О «торжкистах», об их жизни, об их борьбе за мир я написала роман «Вернейские грачи». В колонии много талантливых ребят — музыкантов, танцоров и поэтов. У них есть свой песенник — мальчик Жюжю, который пишет самые лучшие песни и на веселые и на торжественные случаи жизни.

Здесь вы увидите песню, сочиненную этими французскими ребятами.







Слова и музыка этой песни написаны французскими пионерами, участниками детского лагеря-коммуны близ Лавальдена на Изере, названного по имени русского города «Торжок». Поводом к созданию песни явилось красное пионерское знамя, подаренное «Торжку» пионерами города Харькова.


Русский текст С. Болотина

1. Стяг от детей украинского края,
В наших сердцах ты огонь зажег!
Смело шагают, тебя поднимая,
Дети коммуны «Торжок».
Мчался ты к нам через горы и реки
Вдоль необъятной советской земли...
Счастье, любовь, мир и дружба навеки
Вслед за тобой в край французский шли.
Мы, словно пчелы, что тянутся к меду,
Тянемся к дружбе и мира хотим.
Мы от врагов трудового народа
Красное знамя защитим!
2. Ты от побед поведешь нас к победам,
Словно маяк ты горишь огнем.
За пионерами Харькова следом
Мы с красным стягом идем.
Время настанет, мы будем большими,
Мы закалимся в трудах и в борьбе
 И совершим все, что вы совершили,—
Счастье свое мы возьмем себе!
Песня, лети от народа к народу,
Песня, входи в каждый двор, в каждый дом!
К северу, к югу, к закату, к восходу
Красное знамя мы несем!

Е. Алексеева. Об одной картине


Когда поднимаешься из вестибюля по широкой мраморной лестнице в Большой зал Московской консерватории — видишь перед собой на стене между двумя огромными зеркалами большую, в тяжелой раме с русским орнаментом, картину. Внизу под рамой написано: «Славянские композиторы» — художник И. Е. Репин.

Уже многие годы в фойе Большого зала висит эта картина Ильи Ефимовича Репина — выдающегося русского живописца. Остановившись перед ней, вы увидите расположенную в центре многочисленную группу композиторов. На переднем плане стоит М. И. Глинка — основоположник русской классической музыки.

Присматриваясь к лицам других композиторов, вы недоумеваете. Как же могло случиться, что вместе с Глинкой стоят не только его современники, но и люди, жившие в разное с ним время?

Какова же история создания этой картины? Когда и как попала она в стены Московской консерватории?

В 1871 году молодой художник Репин, только что блестяще окончивший с большой золотой медалью Академию художеств в Петербурге, получил заказ из Москвы от А. А. Пороховщикова написать картину для украшения концертного зала гостиницы «Славянский базар».

На полотне большой декоративной картины должны были быть изображены люди, жившие в разное время и в разных странах. В те годы, когда умер, например, композитор Бортнянский, еще не родились ни Балакирев, ни братья Рубинштейны—Антон и Николай; Римскому-Корсакову в год смерти Шопена было всего лишь пять лет.

Есть предположение, что список композиторов составил сам заказчик, посоветовавшись с Н. Г. Рубинштейном. Идея этой картины заключалась в том, чтобы показать внутреннюю близость музыкантов славян. Работа над портретами композиторов привлекала молодого Репина.



И. Е. Репин, СЛАВЯНСКИЕ КОМПОЗИТОРЫ

В центре — группа русских композиторов. На первом плане—М. И. Глинка (1804—1857), рядом с ним— М. А. Балакирев (1836—1910)—глава «Могучей кучки» и В. Ф. Одоевский (1804—1869)—образованный музыкант, ученый и критик, несколько левее — Н. А. Римский-Корсаков (1844—1908); между Римским-Корсаковым и Балакиревым на стуле сидит А. С. Даргомыжский (1813—1869). Справа от центральной группы — А. Н. Серов (1820—1871)—композитор и музыкальный критик. За роялем (справа) — А. Г. Рубинштейн (1829 -1894), рядом его брат Н. Г. Рубинштейн (1835—1881). Издали смотрит на центральную группу И. Ф. Ласковский (1799—1855)—пианист и автор фортепьянных пьес.

В глубине центральной части картины (слева от двери) стоят: А. Е. Варламов (1801—1848), Д. С. Бортнянский (1751 —1825) и П. И. Турчанинов (1779—1856). Сидящий на стуле в парадном мундире —А. Ф. Львов (1798—1870) слушает рассказ А. Н. Верстовского (1799—1862)—автора популярной в свое время оперы «Аскольдова могила».

На втором плане слева — чешские музыканты: стоит Э. Ф. Направник (1839—1916), сидит в кресле с нотами в руках Б. Сметана (1824—1884), рядом — К. Бендль (1838—1897), над ним склонился В. Горак (1800—1871).

В правом углу, в глубине — польские композиторы (справа налево): С. Монюшко (1819—1872), Ф. Шопен (1810—1849), М. Огиньский (1765—1833) и К. Липиньский (1790—1861).


Известно, что наш прославленный художник страстно любил музыку. Некоторые его полотна были навеяны музыкальными впечатлениями. Работая над картиной «Воскрешение дочери Иаира», он просил своего брата Василия играть ему первую часть «Лунной» сонаты Бетховена. Знаменитая картина «Бурлаки на Волге» была связана с музыкой Глинки. «Это запев «Камаринской» Глинки, думалось мне,— вспоминал Репин.— И действительно, характер берегов Волги на российском размахе своих протяжений дает образы для всех мотивов «Камаринской» с той же разработкой деталей в своей оркестровке»[5].

Свою знаменитую картину «Иван Грозный и сын его Иван» Репин задумал под впечатлением симфонической сюиты Римского-Корсакова «Анчар». «Она произвела на меня неотразимое впечатление,— говорил Репин.— Эти звуки завладели мною, и я подумал, нельзя ли воплотить в живописи то настроение, которое создавалось у меня под влиянием этой музыки. Я вспомнил о царе Иване»[6]. Картина «Садко в подводном царстве» также несомненно вдохновлена музыкой Римского-Корсакова. Значительно позже Репин создал портреты Глинки, Мусоргского, Бородина, Римского-Корсакова, Антона Рубинштейна, Кюи, Листа и других.

Получив заказ от Пороховщикова, Илья Ефимович сейчас же рассказал об этом В. В. Стасову, который, по словам Репина, «принял очень близко к сердцу идею этой картины и совершенно платонически радовался ее разработке; он с большими жертвами для себя, где только мог, доставал мне необходимые портреты уже давно сошедших со сцены и умерших деятелей музыки и доставлял мне все необходимые знакомства с музыкантами, состоящими в моем списке, чтобы я мог написать их с натуры»[7]. Стасов был чрезвычайно удручен отсутствием в картине М. П. Мусоргского и А. П. Бородина. В своей статье «Новая картина Репина», опубликованной им еще до открытия концертного зала «Славянского базара», Владимир Васильевич писал, что Мусоргский и Бородин «должны были бы тут непременно находиться, нераздельно с Балакиревым и Римским-Корсаковым как преемники и продолжатели Глинки и Даргомыжского»[8].

И Репин обратился к хозяину гостиницы Пороховщикову с просьбой разрешить вписать в группу «новейших композиторов русской музыкальной школы» — Мусоргского и Бородина, на что тот ответил: «Вот еще! Вы всякий мусор будете сметать в эту картину! Мой список имен музыкантов выработан самим Николаем Рубинштейном, и я не смею ни прибавить, ни убавить из списка, данного вам»[9]. Но если действительно список музыкантов составлял Рубинштейн, то совершенно непонятно, по какой причине он не включил и П. И. Чайковского, который к тому времени уже стал известен в Москве как автор ряда симфонических произведений, романсов и других сочинений. Весьма вероятно, что Пороховщиков действовал по собственному убеждению.

Картину Репин написал в очень короткий срок. Он начал работать над ней в декабре 1871 года в Петербурге, где ему, по настоянию Стасова, позировали Балакирев, Римский-Корсаков и Направник, а уже в мае перевез ее в Москву в помещение консерватории, и здесь с натуры вписывал Н. Рубинштейна.

Картина была готова и водворена на предназначенное ей место ко дню открытия концертного зала, называемого «Русской палатой» «Славянского базара»,— 10 июня 1872 года.

Никто не мог бы поверить, что молодой Репин, еще мало известный в широких кругах художник, смог написать это полотно в такой короткий срок.

Съехавшиеся гости одобрительно отнеслись к картине, которой гордился хозяин гостиницы.

В начале двадцатых годов она была передана Московской консерватории.

В картине «Славянские композиторы» прославленного художника-реалиста И. Е. Репина запечатлена глубокая мысль о родстве и внутренней близости народов славянских культур.


A. Гольденвейзер. Мои воспоминания


В семье моей не было музыкантов, но моя мать в детстве немного училась музыке, очень ее любила и неплохо играла на фортепьяно. Играла она Моцарта, Бетховена, Шуберта, Мендельсона, Шумана, Шопена, Вебера, кое-что Листа. Отца часто по вечерам не было дома, и она, уложив нас, детей, спать, долго сидела за фортепьяно. Я привык засыпать под звуки ее музыки. Сочинения великих композиторов, которые она своими не очень умелыми руками исполняла, на всю жизнь запечатлелись у меня в памяти.

Моя старшая сестра Татьяна тоже немного играла и научила нотам меня, тогда пяти-шестилетнего мальчика. Я кое-как старался разбирать те вещи из репертуара моей матери, которые я любил. Чуть ли не первой из них была соната Бетховена до-диез минор, которую часто называют «Лунная».

Серьезно я начал учиться играть на фортепьяно только восьми лет, когда стал брать уроки у Василия Павловича Прокунина. Это был превосходный музыкант, знаток и собиратель русских народных песен. От него я унаследовал любовь к русской песне; на меня русская песня оказала влияние на всю жизнь. Прокунин был чудесный человек, рослый, крупный, страстный охотник; при этом он был добрый, мягкий, ласковый. Меня он трогательно любил и относился как к сыну.

Дальнейшее мое музыкальное образование прошло в Московской консерватории под руководством замечательных музыкантов — пианистов Зилоти, Пабста и Сафонова и композиторов— Танеева, Аренского, Ипполитова-Иванова.

Особенно сильное воздействие оказал на меня Сергей Иванович Танеев — замечательный композитор и несравненный теоретик и педагог.

Танеев был необыкновенный человек. Он всю жизнь прожил одиноко со старушкой няней, в маленькой квартирке без электрического освещения и телефона, окруженный книгами и нотами. Он пользовался безграничным уважением лучших русских музыкантов, начиная с Чайковского, своего учителя и впоследствии друга, Римского-Корсакова, Балакирева, Глазунова и кончая музыкантами молодого поколения, бывшими его учениками—Рахманиновым, Скрябиным, Метнером, Глиэром, Василенко, Яворским, Кенеманом и многими, многими другими.

На мою долю выпало счастье встретиться и общаться со многими лучшими русскими музыкантами моего времени.

Я много раз слушал игру гениального Антона Рубинштейна, слыхал также Чайковского-дирижера, а незадолго до его смерти с ним познакомился. Обаятельный облик этого великого музыканта навсегда остался у меня в душе. Много раз я встречался с Римским-Корсаковым, а однажды играл с оркестром под его управлением. Под несколько суровой внешностью в Римском-Корсакове скрывался человек замечательно честный, прямой, принципиальный.

В кружке известного издателя, мецената Митрофана Петровича Беляева, я встречался с Лядовым, братьями Блуменфельд и другими лучшими петербургскими музыкантами.

Моими сверстниками и друзьями были такие замечательные музыканты, как Рахманинов, Скрябин, Метнер, Гедике, Глиэр, Василенко и многие другие.

И я счастлив, когда мне удается передать моим ученикам— талантливым молодым советским исполнителям, то, чему я научился у чудесных музыкантов прошлого.


Л. Ошанин. ВСТРЕЧА С ПЕСНЕЙ

Д. Шостаковичу



Мы едем на берег Дуная,
А город вечерний кругом
Звенит, свои песни сплетая,—
И мы в них плывем и плывем.
Сквозь говор венгерских мальчишек.
Сквозь разных мелодий разлив
Я песню советскую слышу —
Знакомый, любимый мотив.
Все ближе...
С ней нет уже сладу.
Я сам подпеваю слегка:
«Кудрявая, что ж ты не рада
Веселому пенью гудка?»
О девушке нашей влюбленной,
О нашей советской реке
Швейцарцы,
столпившись под кленом.
Поют на своем языке.
И кто-то уже переводит,
И много народу кругом.


— Какую вы песню поете? —
Спросил я у парня с флажком.
— Какую? — ответил мне парень.—
Какую? Из наших сторон!
Поет эту песню в Швейцарии
Одиннадцатый кантон.
Что ж! Песни не знают кордонов,
Не прячутся в тихий уют.
— А где-нибудь, кроме кантов
Еще эту песню поют?
— Поют,— он ответил,— бывает.
Друзья говорили у нас.
Мотив ее в Венгрии знают,
В Америке пели не раз.
Еще...— он замялся, сконфузясь,
Скрывая волненье свое,—
Я слышал,
В Советском Союзе
Как будто бы знают ее.
Что ж, нам это вовсе не ново,—
Пусть песню считают своей,—
Звучит в ней советское слово,
Советская музыка в ней.
Быть может, приблизит кого-то
Она к настоящим друзьям,
С которыми труд и забота,
И встречный, и жизнь пополам.

Е. Лойтер. Чьи песни ты поешь


Михаил Леонидович Старокадомский


Мы едем, едем, едем
В далекие края,
Веселые соседи,
Хорошие друзья...
Кто из нас не знает эту песню? С нее начинаются детские радиопередачи, ее поют ребята в детском саду и маленькие школьники. А «Песня о зарядке»?

Ни мороз мне не страшен, ни жара,
Удивляются даже доктора —
Почему я не болею...
Веселую музыку этих песен сочинил композитор Михаил Леонидович Старокадомский. Вы, наверное, сами заметили, что стоит только один раз пропеть такую песню, как хочется еще раз ее повторить. А потом она так запоминается, что, когда напеваешь, кажется, будто ты сам ее придумал. Так близки и понятны ребятам эти песни.

Уже в девятилетием возрасте будущий композитор Миша Старокадомский, ученик Петербургской гимназии, принимал участие в исполнении детской симфонии композитора Гайдна. В ней звучат самые простые детские инструменты: дудочки, игрушечные свистульки, бубенцы, металлические треугольники... Музыка симфонии Гайдна изображает пение птиц, шум ветерка, шуршание листвы. Ученик приготовительного класса Миша Старокадомский изображал крик перепела, его ближайший товарищ — крик кукушки. Учительница музыки, которая дирижировала симфонией, обратила внимание на то, с каким увлечением и интересом Миша исполнял свое несложное музыкальное задание.



По ее совету мальчика стали обучать игре на рояле. А через два года Миша уже выступает на школьном вечере с исполнением пьес Грига. Музыка его очень увлекла. Он начинает изучать и теорию музыки, без посторонней помощи учится игре на кларнете. Каждое воскресенье, в свободный от занятий день, маленький музыкант посещает симфонические концерты-лекции. Вскоре он уже пытается сочинять собственную музыку.

Однако все это не мешало юному музыканту быть одним из лучших учеников Петербургской гимназии. Он находил также время для игр, развлечений, путешествий.

Путешествия! Вот что особенно влечет мальчика. Он мечтает стать исследователем, открывателем новых земель по примеру своего отца.



Отец будущего композитора, Леонид Михайлович Старокадомский — судовой врач и зоолог,— был участником знаменитой северной экспедиции на пароходах «Таймыр» и «Волга» в 1911 —1915 годах. На карте нашей Родины можно найти на севере остров под названием Земля Старокадомского. Эту землю первым увидел с борта парохода «Таймыр» судовой врач Л. М. Старокадомский.

Как мечтал маленький Миша вместе с отцом побывать в неисследованных краях! Отец, зная про любовь Миши к животным, каждый раз привозил ему то ангорских кроликов, завитки шерсти которых тщетно пытался разгладить маленький мальчик своим гребешком, то раков-отшельников с берегов Красного моря. Новые гости пополняли «зверинец» Миши. В квартире Старокадомских постоянно жило много животных: черепаха, уж, попугай, саламандра, кошка, собака, морские свинки, белые мыши. Много было неприятностей из-за белых мышей: они очень быстро размножались, и взрослые натыкались на них в самых неожиданных местах -в сахарнице, то в белье. Еж любил забираться в картонку для шляп. Канарейка из мишиного «зверинца» отличалась особой музыкальностью: она начинала неистово петь, когда Миша играл гаммы на рояле. Мальчик не мог понять, то ли она одобряет его усидчивость или, наоборот, требует, чтобы он перестал играть скучные гаммы. Наверное, впоследствии, когда композитор Старокадомский сочинял песенку «Веселые путешественники», он вспоминал свою «веселую компанию»:

Мы везем с собой кота,
Чижика, собаку,
Петьку-забияку,
Обезьяну, попугая —
Вот компания какая!..
Прошли юные годы.

В 1921 году двадцатилетний юноша Михаил Старокадомский становится студентом Московской консерватории. Он учится играть на рояле и органе. Один из талантливейших студентов консерватории, он выступает на студенческих вечерах. Его исполнение на органе получает очень высокую оценку.

Старокадомский учится и на композиторском факультете. Трудолюбие и дисциплина помогают композитору находить время для увлечения живописью, архитектурой, физикой. А досуг он отдает туризму, путешествует верхом и пешком по нехоженым местам Тянь-Шаня, совершает восхождение на снежную вершину горы Белухи на Алтае, взбирается на Эльбрус. Смелый, скромный, верный товарищ, он был незаменимым членом туристских походов, а в часы отдыха — организатором веселых игр, автором песен и остроумных частушек, шутливо высмеивающих дорожные невзгоды, смешные случаи в пути. Как бодрили эти песни, как помогали забыть усталость, сколько давали сил на новый трудный день! И в творчестве композитора они оставили заметный след. Впоследствии Старокадомский сочинил много хороших туристских песен.

Через четыре года Михаил Старокадомский окончил Московскую консерваторию, а затем стал профессором по классу органа. Он много концертирует. Его органные вечера пользуются большим успехом в городах Советского Союза и за рубежом. Но главное внимание Старокадомский отдает творчеству. Он пишет оперы и ораторию, музыкальные комедии и симфонию, органный и скрипичный концерты, романсы, музыку для кино, театра, радио. Большую известность завоевывает его Концерт для оркестра. Но никогда не забывает Старокадомский о музыке для детей. И к какой бы области творчества композитора мы ни обратились, мы всюду найдем сочинения для детей. Среди многих симфонических произведений есть «Пионерский марш» и «Игры для детей»... Многие ребята и сами играют на фортепьяно детские пьесы Старокадомского: «Веселые странички», «Музыкальные картинки», «Сказочные картинки». Хороша музыка, написанная к спектаклям Детского театра — «Дорогие мои мальчишки», «Сказка об Иване-царевиче», к детским кинокартинам.

Больше всего композитор любил писать песни для детей. Более ста детских песен создано Старокадомским.

Его веселые, живые мелодии просты. Они легко запоминаются и в то же время каждая из них непохожа на другие, в каждой есть свой обаятельный музыкальный образ. Мастерски пишет Старокадомский в своих песнях инструментальное сопровождение, всегда колоритное, яркое, помогающее полнее раскрыть содержание песни.

О чем только не рассказывают песни Старокадомского! «Песня о Москве», «Ленинская», «Октябрь», «Путевая пионерская», «Пионерский май» — из них мы узнаём о любви ребят



к своей Родине. Песни «Школьный вальс», «Песенка об учителе», «Наш учитель», «Песенка-шпаргалка», «Певица-единица» говорят о школьной жизни; песни «Друзья, вперед», «Песенка друзей», «Под знаменем мира» — о пионерской дружбе.

Дошкольники в детском саду поют «Вокруг елки», «Снежинки», «Кукла». Юные натуралисты, любители природы найдут для себя песни: «Молодые садоводы», «Зимняя», «Летняя», «Осенняя», «Весенняя». А как много хороших песен сочинил композитор о детских туристских походах! «Юные туристы», «Пионерская лыжная», «Туристы»...

Чтобы так интересно рассказать в песнях о ребятах, надо любить детей и хорошо знать их жизнь. И действительно, Михаил Леонидович Старокадомский очень любил ребят и внимательно наблюдал, как они учатся, отдыхают. Он был частым гостем в пионерских лагерях, в детских садах. И даже, когда болезнь приковала его к постели, к нему домой приходили участники детской хоровой самодеятельности, школьники — любители музыки. Композитора очень радовали эти встречи. Он совсем забывал про свою болезнь, весело беседовал, пел со своими гостями их любимые песни, знакомил с новыми.

4 апреля 1954 года ребята пришли в гости к больному композитору и принесли журнал «Вожатый». В нем была напечатана песня Старокадомского «Зима». Это была последняя песня, напечатанная при жизни композитора.

5 апреля 1954 года Михаил Леонидович Старокадомский умер. Ушел из жизни большой друг советских детей, но его песни еще долго, долго будут звучать, рассказывая об интересной жизни маленьких граждан большой советской страны.

Е. Лойтер



B. Белобородова. Музыкальные почтальоны


Здравствуйте, ребята!

Давайте познакомимся — мы музыкальные почтальоны До, Ре и Ми. Если вы знаете ноты, то сможете сами прочитать наши имена на наших шапочках и сумках для писем.

Нас всего семь,— столько, сколько нот в звукоряде. Но сегодня к вам пришли только мы трое.

Вы, наверное, хотите узнать, что это за музыкальные почтальоны, что они делают и откуда вообще взялись? Мы сейчас вам все расскажем. Начну я, почтальон До, потому что меня зовут по имени первой ноты.

Мы все учимся в московском интернате № 19 в IV классе и очень любим музыку. И другие ребята у нас тоже любят музыку. Мы часто собираемся в свободный час вечером вокруг своей учительницы, она рассказывает нам о музыке и музыкантах; а потом мы слушаем пластинки, или учительница нам играет и поет, и мы сами поем.

Мы знаем уже много музыкальных произведений и вот заметили,



что чем больше мы их слушаем, тем больше они нам нравятся, и нам снова хочется их услышать. В интернате у нас есть даже специальные «часы слушания музыки».

А что же делаем мы, почтальоны?

Мы разносим по всей школе приглашения на беседы о музыке, на домашние концерты, которые у нас устраиваются, спрашиваем у своих товарищей, что бы они хотели послушать на концерте и собираем написанные ими заявки.

Я расскажу вам сейчас, как мы помогали устроить небольшой концерт из музыки балета П. И. Чайковского «Щелкунчик».

Содержание этого балета учительница рассказала нам на уроке в IV классе, затем были исполнены: Марш, Танец пастушков, Китайский и Арабский танцы, Танец феи Драже, Вальс цветов. Это нам так понравилось, что мы решили непременно послушать музыку балета еще раз. Почтальоны попросили об этом учительницу пения. Мы нарисовали пригласительные билеты, написали на них имена тех, кто, как и мы, хотели еще, послушать музыку «Щелкунчика», да еще некоторых ребят, просто в гости пригласили, а затем разослали по всему интернату билеты.

И вот мы вновь слушали чудесную музыку Чайковского, а потом наша учительница рассказала нам сказку писателя Гофмана о Щелкунчике и мышином короле.

Вы, может быть, знаете эту сказку? В ней рассказывается о девочке Маше, которой подарили на Новый год маленького деревянного человечка — Щелкунчика. Он назывался так потому, что рот его был сделан, как большие щипцы для раскалывания орехов. Маше очень понравилась новая игрушка.

А ночью ей приснилось, что на Щелкунчика напал безобразный семиголовый мышиный король с многочисленным мышиным войском. Щелкунчик встал во главе игрушечных деревянных солдатиков и храбро сражался против мышей.

Потом Щелкунчик превратился в красивого молодого принца и повел Машу в сказочное царство игрушек и сластей, где царствовала фея Драже. А знаете, как он увел Машу из дома? Через рукав старой папиной




шубы, которая висела в передней! Как только Щелкунчик и Маша пролезли через этот рукав, они сразу очутились на сладком леденцовом лугу, около цукатной рощи и апельсинового ручья, и пошли к конфетному городу, где стоял украшенный разноцветными прозрачными конфетами дворец феи Драже.

Эта чудесная сказка всех очень заинтересовала, а музыка балета стала нравиться нам еще больше. Ребята из других классов, которых мы пригласили в гости, сказали, что и в их классах надо показать «Щелкунчика».

Тогда мы, почтальоны, вместе со своей учительницей знаете что придумали? Мы решили передать «Щелкунчика» по школьному радио!

Решили — и сделали.

Еще раз прослушали все пластинки, отобрали из них три: Марш, Китайский танец и Танец феи Драже — и составили небольшую радиопередачу.

А потом мы надели свои почтальонские шапочки, взяли сумки с письмами и опять пустились в путь: предупреждать всех, чтобы слушали по школьному радио передачу о Щелкунчике.

Теперь мы все мечтаем посмотреть «Щелкунчика» в театре.

Почтальон До


А я, почтальон Ре, хочу рассказать вам о том, как мы показывали под музыку «живые картины».

Мы сами были участниками этих живых групп, которые стояли совершенно неподвижно, как настоящие картины.

Картины мы выбирали большей частью из какой-нибудь оперы или балета и показывали их под музыку.



Мы подготовили, например, «живую картину» из оперы М. И. Глинки «Иван Сусанин».

Сначала при закрытом занавесе зазвучала песня Вани «Как мать убили у малого птенца» (у нас есть такая пластинка). Песню Вани наши ребята все знали: ее на школьном вечере пела одна из воспитанниц, а в VI классе на уроках пения мы познакомились со всей оперой.

Под эту музыку занавес медленно раздвинулся, и все увидели сцену: в избе за столом сидел крестьянский мальчик Ваня, сын Сусанина. Он будто что-то строгал и напевал свою песню, а на самом деле сидел неподвижно. Занавес медленно закрылся, вожатая спросила ребят, что это за картина и какая музыка исполнялась?

Была у нас еще картина «Царевна-Лебедь и царевич Гвидон». Проникновенно звучала ария Царевны из оперы Н. А. Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане». А на сцене стояла Царевна-Лебедь в красивом светлом сарафане, с длинной косой, со звездой во лбу, на нее с удивлением и радостью смотрел царевич Гвидон.



Эту картину и музыку сразу все узнали и назвали. Все читали сказку Пушкина и знали музыку Римского-Корсакова, потому что в прошлом году мы сами сделали музыкальный диафильм об этой сказке и несколько раз его смотрели.

Для малышей мы выбирали музыку более простую. Например, мы показали им картину «Деревянные солдатики» под «Марш деревянных солдатиков» Чайковского. Солдатиками были наряжены шесть самых маленьких мальчиков из I класса. Они сделали шаг, будто маршируя, и замерли на ходу.

А когда показывали картину «Клоуны» (под музыку Д. Кабалевского «Клоуны»), на сцене стояли два самых смешливых и веселых ученика, наряженные клоунами.

Мы хотели подготовить и другие картины: «Фея Драже», «Китайский танец» из «Щелкунчика», «Садко» из оперы Римского-Корсакова (сидит Садко на берегу Ильмень-озера, а к нему выходит Морская царевна), встречу витязя Фарлафа со злой волшебницей Наиной из оперы Глинки «Руслан и Людмила», —но не успели.



Ну ничего, покажем эти картины в следующий раз!

Почтальон Ре


А я, ребята, расскажу вам про «Музыкальную викторину».

У нас в интернате вообще любят всякие соревнования и конкурсы. Мы иногда этим занимаемся на вечерах и сборах.

А тут как-то мы узнали, что в соседнем 12-м интернате проводится интересный конкурс «Смекалки». У них вывешивается стенная газета со множеством всяких картинок, фотографий, вопросов, загадок.

Чтобы ответить на них, надо хорошо знать и литературу, и арифметику, и рисование, и черчение, и географию, и историю. Очень интересная газета: приходится над ней как следует голову поломать!



Мы решили тоже выпускать у себя такую газету, но с картинками и вопросами о музыке. Газету назвали «Музыкальная викторина».

Подготовили первый номер. В нем поместили фотографию Большого театра Союза ССР и к ней вопросы: «Что это за театр?», «Какие спектакли в нем идут?», «Каких артистов этого театра ты знаешь?»

Или — фотография заключительной сцены из оперы Глинки «Иван Сусанин» (на Красной площади) и к ней вопрос: «Что изображает эта сцена? Какой известный хор в ней исполняется?»

Картинки для нашей викторины мы разыскивали в разных журналах и покупали отдельные фотографии артистов, сцен из опер и т. д.

Когда все было готово, директор сообщил в утренней радиогазете, что скоро в интернате начинается музыкальная викторина. Желающие принять в ней участие должны письменно отвечать на вопросы. За ответы будут присуждаться «очки» — от одного до трех, смотря, по тому, правильный ли был ответ, полный или нет. А если кто-нибудь расскажет еще и подробности, он получит даже пять очков.

Директор предупредил, что победители, набравшие в викторине наибольшее количество очков, будут премированы.

И вот мы вывесили первый номер «Музыкальной викторины». Вокруг него сейчас же собралась толпа ребят: все рассматривали картинки, волновались, спорили.

А уж у нас, почтальонов, закипела работа! Теперь нам надо было каждый день обойти все классы и собрать у всех ответы на «Музыкальную викторину». Писали ребята не все сразу, некоторые все откладывали на «завтра». Но мы упорно напоминали всем, чтобы не задерживались, и, в конце концов, собрали ответы больше чем у половины ребят интерната.

Учительница пения и вожатая проверили все ответы, подсчитали у кого сколькополучилось очков, а ребята из кружка ИЗО написали о результатах первой «Викторины».

Потом мы вывесили второй номер «Музыкальной викторины», а рядом — результаты первой.

Сколько было разговоров и волненья!

Каждый надеялся, что он будет в числе победителей. А, главное, многие сейчас же схватились за карандаши и стали отвечать на вопросы новой викторины. Теперь уж они сами искали нас, почтальонов, чтобы сдать свои ответы.

Вторая викторина была посвящена композиторам. Под портретами Глинки, Римского-Корсакова, Чайковского были такие вопросы: «Назови фамилию, имя, отчество этого композитора. Какие его произведения ты знаешь?

А по опере Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане», которую мы все не раз слушали, были вопросы потрудней: «Какие еще музыкальные отрывки из этой оперы ты знаешь?» (например, «Полет шмеля», ария Царевны-Лебеди, «Три чуда»).

Были еще и такие вопросы: «Каких советских композиторов ты знаешь? Назови какую-нибудь оперу (или балет) советского композитора. Кто ее автор? Назови три песни советских композиторов. Укажи, кто их написал».

Наша учительница пения рассказывала нам на уроках о разных музыкальных инструментах и показывала их на картинках, а потом мы слушали (на пластинках), как эти инструменты звучат.

В этом году у нас, кроме того, был концерт «Музыкальные инструменты». К нам приехали учителя и ученики из музыкальной школы и играли на разных инструментах. Всем ребятам этот концерт очень понравился.

Вот мы и решили третий номер нашей «Викторины» посвятить музыкальным инструментам. В журнале «Огонек» мы разыскали такую фотографию: Давид Ойстрах с сыном играют на скрипках, на другом снимке армянские девушки играют на арфах; нашли виолончель и трубу. А другие инструменты срисовали из музыкального словаря (например, флейту, фагот, валторну). Были еще фотографии оркестров — симфонического и духового.

И под каждой картиной написали: «Как называется этот инструмент? Слышал ли ты какие-нибудь произведения в исполнении на этом инструменте? На каком инструменте играют Давид Ойстрах и его сын? Припомни какое-нибудь музыкальное произведение, которое исполняется на этом инструменте? Как называется такой оркестр? Назови два музыкальных произведения, написанных для такого оркестра».

Когда собрали ответы по всем трем викторинам,— подсчитали «очки», и результаты объявили на линейке. Пятнадцать человек, набравших больше всего очков, получили премии — билеты в Большой театр на «Щелкунчика». Между прочим, среди победителей конкурса были и два наших почтальона — До и Фа.

Почтальон Ми


Ну вот, ребята, и все, что мы хотели сегодня рассказать.

А вы сами тоже напишите нам, любите ли вы музыку, слушаете ли ее и устраивают ли у вас в школе концерты, викторины? Мы получим ваши письма и прочитаем их всем ребятам в следующем выпуске «Музыкального клуба».

По поручению почтальонов записала

В. Белобородова


О. АПРАКСИНА. КАК ЧИТАТЬ НОТЫ ?

Если вы, ребята, внимательно просмотрите нотные записи разных песен, то увидите в них много различных знаков. Вы уже знаете, что музыкальные звуки бывают разными по высоте и длительности, поэтому и записывают их по-разному.

Самый долгий звук обозначается так о и называется «целая».



В зависимости от высоты звуков и ноты, их обозначающие, располагаются определенным образом на нотном стане: выше, ниже, на одной высоте. Это вы легко заметите, если будете петь начало хорошо знакомой вам песни «Ты лети, ветерок», музыка В. Локтева:


Но, кроме нотных знаков, вы можете заметить здесь и другие обозначения. Рядом со скрипичным ключом стоит знак # и цифры 24.

В нотных записях других песен встречаются иные знаки и цифры. Например, песня «Как пойду я на быструю речку» записывается так:


Здесь рядом с ключом вы видите знак b и цифры 44. В чем же значение всех этих условных обозначений, применяемых в нотной записи?

Вот о некоторых из них мы и расскажем вам.

Прежде всего нужно вспомнить, что в каждой мелодии звуки различаются не только по высоте и длительности, но и по тому, как они исполняются — с ударением или без него. В каждой мелодии есть звуки сильные (ударяемые) и слабые (безударные). Если вслушаться в чередование сильных и слабых долей, то можно заметить, что в нем есть определенный порядок, хотя и различный в разных музыкальных пьесах. В одних случаях ясно слышатся одна доля сильная и одна слабая (раз-два, раз-два); в других —одна сильная и две слабые (раз-два-три, раз-два-три) и т. д.

В нотной записи перед каждой сильной долей ставится особая черта, пересекающая нотоносец. Эта черта называется «тактовая», а промежуток между двумя тактовыми чертами называется «такт». Таким образом, нотная запись разделяется на такты; если в такте две доли (одна сильная и одна слабая), то говорят, что в этой песне двудольный размер, или счет на два. Если же в такте три доли (одна сильная и две слабые), то в этом случае такт называется трехдольным, или счет здесь на три. То есть, в зависимости от того, в каком порядке чередуются сильные и слабые доли в музыкальной пьесе, получается тот или другой счет, размер. Иногда произведение начинается нес сильной доли, и тогда такт получается неполным. Такой неполный такт называется затакт, но он не меняет размера данной пьесы.

Размер указывается двумя цифрами, стоящими одна под другой. Верхняя цифра показывает сколько в такте долей, а нижняя — какие это доли по длительности: четверти, восьмые или другие.

Просмотрите приведенные нотные примеры и постарайтесь спеть их, отмечая голосом сильные доли, в соответствии с размером песен.


«ПЕСЕНКА ДРУЗЕЙ»

Музыка М.Старокадомского



Знакомясь с разными размерами, вы можете заметить, что количество нот в разных тактах одной песни может быть различное, но в сумме они дают одно и то же число долей.

Так, например, в песне «Во поле береза» в первом такте — четыре ноты, во втором — три, а в третьем — две, но их сумма в каждом такте равна двум четвертям, и это указывается цифрами у ключа:



Но иногда в нотной записи можно увидеть вместо знакомых длительностей— четвертей, восьмых и т. д.— такие знаки:



Это обозначение пауз, моментов молчания, перерыва в звучании. Как и длительность звука, длительность пауз может быть различная — равная целой, половине, четверти и т. д., поэтому и обозначаются паузы по-разному:



Чаще всего в песнях встречаются паузы, равные по длительности четверти и восьмой Паузы, как и длительность звуков, входят в сумму долей такта. Это можно ясно услышать, например, в песне И. Дунаевского «До чего же хорошо кругом»:



Размер имеет большое выразительное значение; произведения четкого, энергичного характера обычно пишутся в двудольном или четырехдольном размере, а произведения плавные —в трехдольном. Так, например, танец полька всегда имеет размер 24, марш— 24 или 44, а вальс—34. Песня Д. Кабалевского «Наш край» имеет напевный, вальсообразный характер. Она написана в размере 34, а его же песня «Пионерское звено», имеющая характер быстрого, веселого марша, написана в размере 24. Спойте обе эти песни, учитывая все, что вы знаете о нотной записи (длительности, сильные и слабые доли, паузы).


Слова А. Пришельца

Музыка Д. Кабалевского



Слова О. Высотской

Музыка Д.Кабалевского


Что же обозначают другие, отмеченные нами знаки, в частности такие, как # и b ? Понять их значение не так трудно.

Вы уже знаете, что звуки в мелодии движутся по-разному: то большим скачком, то как по рядом расположенным ступенькам — вверх, вниз,— то остаются на одной высоте...

Но иногда звуки в мелодии располагаются особенно близко, лишь чуть-чуть повышаясь или понижаясь. Для обозначения такого самого небольшого перехода звуков мелодии и используют специальные знаки. Если звук лишь немного повышается, то в записи ставят такой знак # ; этот знак называется «диез». Если же в мелодии звук немного понижается, то в записи ставят другой знак— b , он называется «бемоль».

Итак, # —знак повышения, или диез.

А это b —знак понижения, или бемоль.

Если в музыкальной пьесе один и тот же звук все время нужно исполнять с повышением, например, нужно играть или петь не фа, а фа # , то, чтобы не повторять каждый раз знак диеза, его пишут около ключа на том месте, где записывается нота фа. Например:


Музыка И. Дунаевского


Точно так же у ключа ставятся и знаки понижения, если в мелодии те или другие звуки каждый раз нужно исполнять немного ниже, например:


Музыка М. Мильмана


Увидев у ключа знаки повышения или понижения звуков нужно помнить, что при исполнении их вместо написанной ноты нужно брать самый близкий верхний или нижний звук (не фа, а фа# ; не си а сиb). Вы можете спросить, почему же в одних случаях у ключа нет никаких знаков, а в других они есть и разные — то бемоли, то диезы, и их количество тоже различное? Почему в одних песнях нужно петь фа, а в других фа# ? Чем вызвано появление этих знаков?

Вопрос этот довольно трудный, и для того, чтобы дать ответ на него, нужно узнать еще очень много о музыке. Но об этом мы расскажем вам в следующий раз.


ДОФАСИ В МУЗЫКАЛЬНОМ КЛУБЕ



Юрий Хазанов. Что случилось с октавой

В школьном зале возле сцены
Жил да был рояль почтенный.
Много Вов, Сереж и Валь
Дружно портили рояль:
Нажимали на педали
И без устали бренчали,
Даже нот не различали;
Крышку с треском закрывали,
Крышку с треском открывали
И лежали на рояле...
Много бед сносил рояль —
Что за нервы, просто сталь!
Но однажды в воскресенье
В том, кто все терпел смиренно,
С треском лопнуло терпенье
(И струна одновременно),
И заплакала октава:
«Им рояль — одна забава.
Вот возьму свои семь нот
И отправлюсь я в поход!»
Разобижены и хмуры,
Ноты скок с клавиатуры,
Мимо дворника Петра
И со школьного двора.
Долго маленький отряд
Брел куда глаза глядят.
Нота первая сказала:
«Я озябла и устала,
Ноги движутся с трудом —
Не зайти ль нам в этот


Застонала тут вторая:
«Без еды я умираю!
Ох,


бы мне отведать
И вообще бы пообедать!»
Третья нота, слов не тратя,


двери шмыг к кровати,
Но сестрица заворчала:


ты надень сначала
Да варить ступай на кухню —
Видишь, с голода мы пухнем!»
В кресле пятая сидит,


найти шестой велит.
Ей в ответ шестая пота:
«Тьфу, трудиться неохота!


чего варить обед —
Я могу сходить в буфет».
А седьмая возгласила:
«Только в дружбе, знайте,


Я прошу вас как друзей
Мне обед сварить скорей!»
И, сказавши эту речь,
На диван решила лечь.
До утра не затихал
Меж сестрицами скандал,
До утра они ворчали,
И никто из них не знал,
Что Настройщик Всех Роялей
В этом доме проживал.
...Утром, выспавшись на славу
И спросонья щуря глаз,
Сгреб в карман он всю октаву —
«Пригодится про запас».
А про то, что дальше было,
Впереди еще рассказ.

Однажды


Однажды... молодой Франц Шуберт работал над ускользавшей от него лирической мелодией одной песни. Он играл на фортепьяно, вскакивал, лихорадочно набрасывал на бумагу нотные значки, снова играл и с ожесточением перечеркивал написанное.

Крайне недовольный сделанным, Шуберт бросил работу и, почувствовав внезапно острый приступ голода, решил сбегать купить что-нибудь поесть.

По дороге он встретил своего друга, известного певца Фогеля, который направлялся к нему.

— Заходите и подождите меня! — крикнул Шуберт ему на бегу.

Возвращаясь, Шуберт еще на лестнице услышал голос Фогеля, который пел... его новую песню. И все, что Шуберту казалось бледным, невыразительным, натянутым — внезапно затрепетало и ожило в чудесном голосе певца.

Как вихрь, ворвался Шуберт в комнату, бросился на шею своему другу и... разбил свои очки, смахнув их неосторожным движением на пол! Без очков близорукий Франц Шуберт не мог сделать ни одного шага, и Фогелю пришлось немедленно купить ему новые очки.



В этот же день Шуберт был приглашен принять участие в одном домашнем концерте, где среди прочих знаменитостей должен был присутствовать прославленный итальянский композитор Россини. Новая песня Шуберта, которую он назвал «Весенний сон», была исполнена под аккомпанемент автора и вызвала шумное одобрение собравшихся. В одно мгновение молодой композитор оказался в центре внимания. Его поздравляли, пожимали ему руки. Пылкий Россини в порыве бурного восторга запечатлел на щеке Шуберта звонкий поцелуй, широко взмахнул руками и... дзинь-дзинь! Чудесные новые очки, жалобно звякнув, упали на пол и с хрустальным звоном разбились вдребезги.

— Право же, ваша новая песня стоит двух пар очков,— смеясь, сказал ему Фогель. И, уступая просьбам собравшихся, снова спел ее.


Однажды... «папаша Гайдн», как называли венцы своего любимого композитора, дирижировал оркестром в Лондоне. Он скоро обнаружил, что многие англичане подчас ходят на концерты не столько ради удовольствия послушать музыку, сколько по традиции.



Некоторые лондонские завсегдатаи концертных зал издавна приобрели привычку засыпать во время исполнения в своих удобных, солидных креслах.

Гайдну пришлось убедиться, что уважаемые слушатели не сделали исключения и для него: как раз в середине второй части его новой симфонии они преблагополучно задремали.

Это обстоятельство весьма раздосадовало знаменитого композитора, избалованного вниманием венской публики.

Тогда Гайдн решил отомстить лондонцам. Он написал специально для них новую симфонию. Это была остроумная месть! В самый критический момент, когда большинство публики уже клевало носом, на их склоненные головы обрушился громоподобный удар большого барабана. Ох, как они подскочили! Особенно леди... И каждый раз, едва слушатели успокаивались и вновь располагались ко сну в своих удобных креслах, снова раздавался барабанный бой.

С тех пор эта симфония носит название «Симфония с ударами литавр», или «Симфония с сюрпризом». Надо сказать, оба эти названия подходят к ней как нельзя лучше.


Музыкальные шарады, музыкальные загадки, ребусы, кроссворд




По горизонтали:

5. Великий русский певец. 7. Соревнование, имеющее целью выделить наилучших исполнителей. 11. Род вокального или инструментального произведения повествовательного характера. 12. Термин, обозначающий оживленный характер исполнения. 13. Балет композитора Хачатуряна. 15. Соотношение музыкальных звуков по высоте, образующих определенную систему. 16. Крупное вокально-инструментальное произведение торжественного характера. 18. Медленный танец. 19. Медленный темп. 20. Великий венгерский композитор. 21. Знак повышения звука на пол-тона. 23. Опера Пуччини. 25. Крупнейший американский певец. 27. Высокий женский голос. 30. Музыкально-драматическое произведение. 32. Немецкий композитор XIX века. 36. Небольшая ария. 37. Дополнительный тон, придающий основному тону особый оттенок. 38. Небольшое лирическое музыкальное произведение. 39. Опера Палиашвили.

Примечания

1

 Один из первых биографов Н. В. Гоголя П. А. Кулиш сообщает в своих «Записках о жизни Н. В. Гоголя». (СПб., 1856): «Я видел в Васильевке сборник, заключающий в себе 228 песен, записанных для него от крестьян и крестьянок его родной деревни, и слышал множество напевов, переданных на фортепьяно».

(обратно)

2

 Воспитатель Училища правоведения.

(обратно)

3

 Олибах — пирог с сыром.

(обратно)

4

 Фиджин — пирог с мясом.

(обратно)

5

 И. Е. Репин. Далекое близкое. «Искусство», М.— Л., 1944, стр. 231.

(обратно)

6

Художественное наследство. Репин, т. 1. АН СССР, М.— Л., 1948, стр. 548.

(обратно)

7

И. Репин. Далекое близкое, стр. 204.

(обратно)

8

 В. В. Стасов. Собрание сочинений, т. I. СПб., 1894, стр. 354—356.

(обратно)

9

И. Репин. Далекое близкое, стр. 206.

(обратно)

Оглавление

  • С. Маршак. Я помню день
  • Ц. Рацкая. Н. В. Гоголь и народная песня
  • МУ3ЫКАЛЬНЫЕ ШАРАДЫ 
  • И. Кунин. Детство Чайковского
  • Письма П. И. Чайковского к отцу и матери 
  • Ю. Л. Давыдов. Письмо школьникам
  • ПЕСНЯ О ЛЕНИНЕ
  • К. Паустовский. Незнакомец
  • Д. Житомирский. Семья Рябининых
  • УГАДАЙ!
  • Н. Кончаловская. Композитор и художник
  • Музыкальные шарады
  • Хаджи-Мурат Мугуев. Песня
  • Какие это музыкальные инструменты
  • Н. Кальма. Мои друзья из «Торжка»
  • Е. Алексеева. Об одной картине
  • A. Гольденвейзер. Мои воспоминания
  • Л. Ошанин. ВСТРЕЧА С ПЕСНЕЙ
  • Е. Лойтер. Чьи песни ты поешь
  • B. Белобородова. Музыкальные почтальоны
  • О. АПРАКСИНА. КАК ЧИТАТЬ НОТЫ ?
  • ДОФАСИ В МУЗЫКАЛЬНОМ КЛУБЕ
  • Юрий Хазанов. Что случилось с октавой
  • Однажды
  • Музыкальные шарады, музыкальные загадки, ребусы, кроссворд
  • *** Примечания ***