Кара небесная [Александр Леонидович Аввакумов] (fb2) читать онлайн

Александр Аввакумов Кара небесная

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

«Грот-бар», что на улице Чернышевского города Казани, был любимым местом сбора «продвинутой» казанской молодежи. Прежде заброшенное и бесхозное подвальное помещение, каких в городе множество, благодаря умелым рукам художников и дизайнеров превратилось в настоящую «карстовую пещеру»: Внутренние помещения бара украшали искусственные сталактиты и сталагмиты. Скрытая подсветка каменных сосулек придавала залу мистическую таинственность. Бар состоял из нескольких небольших помещений, отделенных друг от друга декорированными перегородками, что позволяло посетителям чувствовать себя достаточно уединенно и уютно.

В ремонт заведения и оснащение его всем необходимым, наряду с официальным хозяином, вложилась и организованная молодежная преступная группировка известная в городе, как «Аделька». Изначально хозяин заведения был против, но после того, как у него сгорели два личных автомобиля, вопрос, бесспорно, решился в пользу участия «Адельки» в этом ремонте. «Грот-бар» быстро стал модным и популярным заведением. В нем существовала пропускная система, и молодежь в надежде заполучить желанный пропуск толкалась у входа с самого утра.

По взаимной договоренности сторон, охрану заведения несли молодые накачанные ребята из «Адельки».В дальнем углу бара, где всегда царил полумрак, за столиком, попивая пиво, сидели пятеро молодых людей. Глядя на их мышцы, можно было понять, что они давно на «ты» со спортивным «железом». Их коротко остриженные головы свидетельствовали о том, что они входят в одну из молодежных преступных группировок города.

Все пятеро проживали на улице Достоевского и больше были известны, как «бригада Прохорова». Трое из них: Семен Бондаренко, Игорь Прохоров и Владимир Цаплин нигде не работали, и все свободное время проводили в клубе имени Маяковского, который находился на улице Шмидта. Ежедневно с утра они «качались» в спортзале, изнуряя себя подъемом тяжестей. Двое других – Леонид Орловский и Николай Лобода были студентами престижных казанских вузов. Все они были одноклассниками, и школьная дружба служила непоколебимым фундаментом их отношений.

Вот и сегодня они собрались в баре, чтобы отметить день рождения. На столе стояли бокалы с пивом, а под столом валялись две пустые бутылки из-под водки. Выпитый алкоголь давал о себе знать – друзья громко разговаривали и смеялись, чем невольно привлекали к себе внимание окружающих. Многим посетителям бара это явно не нравилось.

Недалеко от их столика сидела большая компания молодых парней, похожих на студентов, которые что-то обсуждали между собой. Взрывы смеха, доносившиеся из-за соседнего стола, явно раздражали их, и они с нескрываемой злостью посматривали на стриженые затылки соседей.

Сидевший во главе студенческого стола худой белобрысый паренек подозвал к себе официанта.

– Молодой человек, – обратился белобрысый к нему. – Вы не могли бы сделать замечание вот тем ребятам? Кроме них, в баре отдыхают и другие люди, которым не нравится их шумное поведение.

Официант осторожно, стараясь не вызвать неадекватной реакции у сидевших за столом молодых людей, подошел к Прохорову.

– Вы знаете, некоторые клиенты бара возмущаются. Ваша компания слишком громко разговаривает. Вы мешаете другим культурно проводить время.

Прохоров откинулся на спинку стула и, схватив официанта за галстук, подтянул его к своему лицу.

– Слушай! Ты, передай этим людям, что мне глубоко наплевать, что обо мне думает их компания. Я заплатил за вход в бар и поэтому веду себя так, как хочу. Если мы с друзьями им мешаем, пусть уходят, у нас в городе много других кафе.

Сделав паузу, Прохоров посмотрел в сторону стола, из-за которого внимательно наблюдали за диалогом между ним и официантом. Немного повысив голос, чтобы его хорошо слышали окружающие, он продолжил:

– Короче! Если они хотят нарваться на маленький скандальчик, то мы с ребятами можем «отоварить» их прямо здесь, в баре.

Прохоров отпустил галстук официанта и дружески похлопал его по плечу.

– Давай, шевели ножками, пока мы их тебе не поломали.

Официант, поправил галстук и медленно направился к столику. Он нагнулся к светловолосому пареньку и тихо произнес:

– Приношу свои извинения. Вы, вероятно, слышали, что ответили те молодые люди. Я достаточно хорошо знаю их и порекомендовал бы вам уйти отсюда без скандала и милиции. Наверное, так будет лучше для всех.

Сидевшие за столом молодые люди вопросительно взглянули на своего белобрысого друга, ожидая его реакции на слова официанта.

– Что будем делать, Вадим? Может, действительно будет лучше, если мы уйдем отсюда? – спросил один из них.

– Ты что мелешь, Терехин? Чтобы я ушел отсюда из-за этих «гоблинов»? Ты-то сам понимаешь, что ты мне предлагаешь? Все, кто испугался, пусть уходят. Я буду сидеть в баре, пить пиво и наслаждаться жизнью.

Еще минуту назад готовые покинуть бар молодые люди вновь уселись за свой стол и заказали еще пива и креветок. Прохоров внимательно посмотрел на них, словно взвешивая силы, и, повернувшись к своим ребятам, тихо произнес:

– Сами в драку не впрягаемся, лучше, если начнут они. Я больше не хочу на эту тему объясняться в милиции. В случае чего, скажем, что пришлось защищаться от «золотой молодежи».

Все четверо закивали стрижеными головами, давая понять, что они полностью согласны. А потом, будто ничего не произошло, все вновь заказали себе по кружке пива и вернулись к прерванному разговору.

***

Время пролетело быстро. Ребята из охраны прошли по бару и предупредили клиентов о закрытии. Посетители медленно и не охотно потянулись к выходу.

В баре оставались лишь два стола, за которыми по-прежнему сидели клиенты – Прохорова и того худенького белобрысого паренька. Обе компании не скрывали желания подраться и воинственно поглядывали друг на друга, словно стараясь заранее напугать своих противников. В полутемном баре висела тяжелая, но вполне предсказуемая атмосфера назревающего скандала. Первыми не выдержали представители «золотой молодежи». Из-за стола поднялся их лидер и, пошатываясь, направился к столу Прохорова.

– Вы что, «гоблины», не видите, на кого прыгаете? Вы знаете, кто у меня отец? Если я попрошу его, вы просто исчезнете с лица земли!

Прохоров медленно встал из-за стола и, отодвинув в сторону пустые пивные кружки, громко и вызывающе произнес:

– Ты, упырь! Мне глубоко наплевать, кто твой отец. Лучше на себя в зеркало посмотри, прежде чем соваться к нам! Что ты из себя представляешь?

От этих слов худенький паренек опешил. Сейчас, он был уже не рад, что связался с этими ребятами, но показать, что испугался, не мог. Подавив в себе страх, он схватил Прохорова за рукав спортивной куртки и потащил его к выходу. Вслед за ними потянулись и их друзья.

Выйдя из бара, Прохоров, как опытный уличный боец, первым ударил паренька, который, крякнув как утка, свалился на землю, словно подкошенный. Он неплохо освоил науку уличной драки и владел всеми ее навыками. Одно из правил улицы гласило: «Если хочешь победить своего врага, то ударь его первым», что он и сделал. Он нагнулся над поверженным парнем и, схватив его за грудки, поднял с земли. Посмотрев ему в глаза, в которых сквозила неприкрытая ненависть, он резко ударил студента головой в лицо. Из сломанного носа ручьем потекла кровь.

– Вот тебе, упырь, за «гоблинов». Если не можешь драться, то сиди в своей фанзе и кури бамбук, – произнес Прохоров, недавно услышанную им по телевизору фразу.

Он окинул победным взглядом своих друзей и поднял вверх свою правую руку.

– Ну что, погнали по домам, пока нет милиции?

Они бегом поднялись на улицу Ленина и свернули за угол дома. Мимо них, сверкая проблесковыми маячками, пронеслись несколько милицейских машин.

– Вовремя, пацаны, мы сделали ноги, – произнес Цаплин. – А то пришлось бы снова ночевать в камере.

Хорошо зная центр города, они нырнули в ближайший проходной двор и через несколько минут оказались у Ленинского садика. Убедившись в отсутствии милиции, они перешли на другую сторону улицы и сели в троллейбус, направлявшийся к компрессорному заводу. За разговорами они не заметили, как доехали до своей остановки, и только когда троллейбус тронулся, всполошились и закричали, чтобы водитель остановился и выпустил их.

Водитель, матерясь про себя, высадил опасных пассажиров. Постояв на остановке «Парк имени Горького» еще минут десять, они разошлись в разные стороны. Прохоров и Цаплин направились по улице Вишневского, наслаждаясь хорошей погодой. Накануне весь день шел снег, и деревья, стоявшие вдоль тротуара, были сказочно им усыпаны.

По дороге, опасаясь гололеда, медленно двигались автомобили. Игорь с завистью провожал их взглядом, мечтая, что и он, когда-нибудь будет также ехать на своей машине, в салоне которой рядом с ним будет сидеть симпатичная девушка.

Мечтая и разговаривая о красивой жизни, они подошли к улице Достоевского. Проводив Цаплина, Прохоров, не торопясь, направился домой. Он почти дошел до дома, когда его внимание привлекла неизвестная легковушка, которая стояла около его подъезда. Двое незнакомых молодых людей, одетых в черные демисезонные пальто, курили у машины, словно поджидая кого-то.

«Неужели милиция?» – первым делом подумал Игорь и, спрятавшись за углом соседнего дома, стал внимательно наблюдать за незнакомцами.

Однако, на сотрудников милиции они явно не походили. Через минуту-другую из машины показался уже знакомый Прохорову паренек. На разбитом лице белым пятном выделялся пластырь, наклеенный на опухший нос.

– Ну что, Вадим, может, поедем по домам? – предложил один из парней. – Сколько можно его ждать, мы и так стоим здесь около часа. Он, может, вообще не придет сегодня домой, неужели так и будем торчать тут всю ночь?

– Тебе, что сказал мой отец? Пока не закопаете этого парня, домой не возвращаться! Если кому-то из вас не нравится эта работа, можете, хоть сейчас уходить! Нам с отцом такие охранники не нужны!

– Ты что, Вадим? Мы не против того, чтобы стоять и ждать. Если этого требует дело, мы готовы здесь заночевать, лишь бы знать, что он придет сюда. Совсем другое дело стоять без толку.

– Вы думаете, мне все это нравится? Идите, я никого из вас не держу! Сам буду его караулить. Отец столько денег отвалил той бабе, чтобы узнать, где живет этот Прохоров, а вы сразу в кусты.

Игорь хорошо слышал весь разговор. Слова сына коммерсанта невольно задели его самолюбие.

«Продали! Интересно, кто та баба, которая так легко слила меня этим людям?», – подумал он

Немного поразмыслив, Игорь решил, что это сделала, скорее всего, администратор бара, больше предать было некому. Ребята из охраны хорошо его знали, и вряд ли кто-то из них выдал бы его. Значит, остается только Лилька. Она видела его этим вечером в баре с ребятами.

У Прохорова от злости сжались кулаки, и сердце забилось редко и глухо, как это бывало у него перед дракой.

«Интересно, – вновь подумал он, – сколько же ей заплатили за информацию? Сто, двести долларов? Надо будет уточнить у охранников, кто ее притащил в бар и кто за нее конкретно «впрягался» перед ребятами?»

Игорь осторожно выглянул из-за угла. Машина по-прежнему стояла у подъезда.

«Нужно что-то предпринять», – подумал он.

Стоять и мерзнуть на улице явно не входило в его планы. Он осторожно обошел свой дом и, зайдя с тыльной стороны, по пожарной лестнице поднялся к себе на этаж. Открыв окно, он влез в него и оказался в подъезде. Достав из кармана пальто ключи от квартиры, Прохоров открыл дверь и, стараясь не потревожить сон матери, тихонько вошел в прихожую.

– Игорь, это ты? – услышал он ее сонный голос.

– Да, мама, это я.

Пройдя к себе в комнату, он стал раздеваться. Он подошел к окну и, отодвинув штору, посмотрел на улицу. Поджидавшая его машина по-прежнему стояла у подъезда.

«Ну, и сколько вы намерены меня караулить?» – подумал Игорь.

Задвинув штору, он направился к кровати. Машина стояла у подъезда еще около часа. Так и не дождавшись Прохорова, охранники решили, что он сегодня домой уже не придет.

– Ну что, Вадим, погнали? Сейчас около трех часов ночи. Нужно отдохнуть, ведь мы завтра с твоим отцом едем в Москву. Не дай Бог уснуть за рулем.

Вадим сидел на переднем сиденье, не обращая внимания на разговоры охранников. Его душила обида на друзей, которые не вступились за него, испугавшись тех парней.

«Как же так? – размышлял он. – Мне, как лоху, набили лицо, только мне одному, и никому больше!»

Он еще тогда в баре понимал, что зря связался с теми ребятами, но ему было стыдно не поддержать свое реноме в глазах товарищей. Ну, и чего он в результате добился? Да ничего! Никто из них не помог, никто не бросился на врагов с кулаками!

Вадим отчетливо помнил, как потом, когда его занесли в помещение бара, все они стали его жалеть, вытирать кровь с разбитого лица. Все дружно обсуждали драку, осуждали парня, который жестоко избил его. От их разговоров ему становилось еще хуже и обиднее за себя.

Он взглянул на охранников и тихо произнес:

– Поехали домой, мы еще с ним встретимся, никуда он от нас не денется.

Машина, взревев форсированным двигателем, помчалась по безлюдной улице.

***

Утром следующего дня Игорь встретился со своими друзьями в спортзале.

– Как дела, Прохор? – поинтересовался Цаплин. – Что нового с утра?

– Все нормально, ребята. Есть, конечно, интересный момент. Вчера вечером, после того как мы разошлись, меня у дома караулил тот парень, которому я нос разбил, причем был он с охраной. Похоже, меня им кто-то «слил».

– Как это, слил? – удивленно спросил его Бондаренко. – Ребята же все свои были.

– Значит, не все. Судя по разговору охранников и парня, меня сдали за бабки. Им сообщили мой адрес, и мне кажется, если бы они меня вчера перехватили у дома, то наверняка бы «закопали».

Цаплин и Бондаренко переглянулись, оценивая важность этой информации, и снова с нескрываемым интересом посмотрели на Прохорова.

– Не знаю, как вы, но я думаю, мужики, что за такие вещи необходимо наказывать.

– Погоди, Прохор, там же вся охрана из людей Маврина. Среди них нет случайных ребят.

– Это ни о чем не говорит, – ответил Прохоров. – По-моему, вчера администратором бара была Лилька. Эта гадина, вероятно и сдала меня. Насколько я знаю, она тоже человек Маврина. Это он ее притащил в бар, заверяя, что она баба надежная.

– Ты, Прохор, только лишнего не дергайся, не нарывайся на скандал с Мавриным, – предостерег его Цаплин. – Я после тренировки слетаю к пацанам на «Адельку» и все о ней узнаю. Если что-то не так, то ее надо просто «глушануть» для начала. А если за нее впишется Маврин, значит, нужно ему аргументировано все это предъявить.

Прохоров переоделся и прошел в спортивный зал. Они позанимались еще с часок, а затем, приняв душ, стали расходиться по домам. На выходе Цаплина остановила директор:

– Володя! Сколько можно говорить тебе и твоим друзьям, чтобы вы больше не появлялись здесь? Я не хочу превращать спортзал в место сбора шпаны.

– Не понял? – грозно произнес Цаплин. – А, как же этот лозунг?

Он показал на стену, где крупными буквами было написано: «Спорт – в массы».

Директор, подавив в себе страх и неуверенность.

– Все, ребята, с завтрашнего дня для вас спортзал закрыт. Я не намерена мириться с тем, что вы занимаетесь в самое востребованное гражданами время. Я не хочу постоянно следить за расписанием занятий, перекраивать его из-за вас.

– Вы что, милая Галина Петровна, – произнес улыбаясь, Цаплин, – две жизни собираетесь жить или хотите умереть на своем рабочем месте от несчастного случая? Если вас устраивает последний вариант, то я полностью к вашим услугам: я удавлю вас так ласково и нежно, что вы даже не почувствуете.

Галина Петровна испуганно взглянула на Цаплина. Она не ожидала услышать подобное, так как всегда считала его воспитанным мальчиком.

– Тебе все ясно, старая калоша, или еще раз повторить?! – прикрикнул Цаплин и, отодвинув ее в сторону от двери, прошел мимо.

Галина Петровна потеряла дар речи. Ее побелевшие от страха губы что-то беззвучно шептали, и в эту минуту она была больше похожа на выброшенную волной на берег рыбу, чем на грозного директора спортивного заведения.

***

Друзья встретились в четыре часа дня у дома Цаплина. Посовещавшись, они поехали в центр города. Побродив немного по улице Баумана и, заглянув в несколько магазинов, они поднялись по улице Чернышевского и вошли в бар. Там чуть слышно звучала музыка, было тепло и уютно, и парни направились к раздевалке.

– Ребята, вы куда? Ваш входной билетик? – обратилась к ним гардеробщица. – Без билетов никого раздевать не буду.

– Ты что, старая, своих не узнаешь? – произнес Цаплин, подавая ей куртку.

Гардеробщица отвела его руку в сторону и снова громко сказала, что будет принимать вещи только при наличии входного билета.

К ребятам подошел охранник. Он поздоровался с ними и разрешил гардеробщице принять у них верхнюю одежду.

– Ну что? – произнес охранник. – Вы идите в зал, занимайте стол, а я зайду к администратору.

Прохоров специально задержался на входе и, дождавшись, когда тот выйдет от администратора, направился в сторону его кабинета. Подойдя к двери и убедившись в отсутствии охраны и обслуживающего персонала, он резким движением открыл ее. В кабинете сидела женщина лет двадцати пяти и помадой подводила свои тонкие губы. На столе в пепельнице дымилась сигарета. Легкий ароматный дымок поднимался и таял под потолком. Оторвавшись от своего занятия, девушка удивленно посмотрела на вошедшего в кабинет Игоря.

– Стучаться надо, молодой человек, – произнесла она полушутливо, – а не врываться в кабинет, словно милиция.

– Привет, Лиля! Не узнаешь меня? – вызывающе произнес Игорь и без приглашения плюхнулся на стул.

Она посмотрела на него, будто до этого никогда не видела, и сказала, цедя каждое слово сквозь зубы.

– Ты что наглеешь, Игорь? Что тебе нужно?

Прохоров встал и плотнее прикрыл дверь.

– Ты зачем, тварь, меня вчера сдала этим козлам? Сколько они тебе заплатили?

От удивления у Лили выпала помада из рук.

– Ты что, Игорек? – произнесла она испуганно. – Кто кого сдал? Поверь мне, я не при делах и ничего не знаю. С чего ты взял, что я тебя предала?

Она смотрела на него невинными глазами, и от этого взгляда Прохоров рассвирепел окончательно.

– Ты что, из меня идиота делаешь? Сейчас ты, крыса, заговоришь по-другому, – закричал на нее Прохоров. – Сейчас пустим тебя под «хор», тогда все вспомнишь, как и за сколько ты меня сдала!

Словно услышав его слова, в кабинет один за другим вошли Бондаренко и Цаплин.

– Ну что, ребята, попоем «хором» с нашим администратором, чтобы ей не было скучно на работе? Чтобы она, шушера, занималась своим делом и не лезла туда, куда ей не надо.

Видя приближающегося к ней Прохорова, Лиля завизжала и бросилась к двери. Однако Цаплин крепко схватил девушку за волосы и пригнул ее голову к столу.

– Не дергайся, а то удавлю прямо сейчас в этом кабинете, – сказал он.

В дверях показалось знакомое лицо официанта.

– Ребята! Что здесь происходит? – поинтересовался он, не входя в кабинет.

– Тебе что нужно? – спросил у него Игорь. – Может, тоже хочешь, чтобы тебя вместе с ней «опустили?»

Официант побледнел и мгновенно закрыл дверь, оставив после себя запах дешевых сигарет.

– Ну что, кому ты вчера продала меня? – спросил Игорь и стал расстегивать ширинку своих джинсов.

Лиля вновь попыталась закричать, но Цаплин закрыл ей рот рукой. Игорь отодвинул Цаплина в сторону и швырнул Лилю в кресло. Увидев, что им удалось подавить ее волю к сопротивлению, он повторил свой вопрос. Заплаканная Лиля стала рассказывать, глотая слезы:

– После того, как вы ушли, к бару подъехали какие-то ребята на двух иномарках. Они представились охранниками отца того белобрысого паренька, которого ты избил. Один из них, самый здоровый, завел меня в мой кабинет и стал бить по щекам, требуя, чтобы я назвала твое имя. Мне ничего не оставалось, как сказать им, где ты живешь. Я назвала им только твой дом и больше ничего не говорила.

Прохоров ударил девушку ладонью по лицу. От удара у нее на губе появилась кровь. Почувствовав ее солоноватый вкус, она вновь зарыдала, предчувствуя, что одним ударом дело не закончится.

– Игорек, милый, не убивай меня! – стала причитать она. – Я на все готова, только не убивай!

Игорь взглянул на ребят, ожидая от них реакции на поведение Лили, однако те, отвернувшись от него, смотрели в сторону.

– Ну, что вы молчите? Цаплин, Бордо? Испугались? Вот и рассчитывай на вас, так же продадите, как и она, – разозлился Игорь.

– Ладно, Прохор. Ну, поучили ее немного, и хватит. Было бы за кого отвечать. Она и так, наверное, уже наложила в трусы, – произнес Бондаренко.

Видя нерешительность друзей, Игорь достал из кармана нож и приставил лезвие к горлу Лили.

– Вот что, сучка! С сегодняшнего дня ты каждый день будешь отстегивать мне лично десять процентов от своего дохода. Десять процентов, и не меньше, поняла? Если узнаю, что крутишь, просто «закопаю».

Игорь сунул нож в карман и вышел из кабинета. Вслед за ним кабинет покинули и его друзья. На выходе они столкнулись с официантом, который курил в вестибюле бара. Цаплин подошел к нему и, схватив за грудки, подтащил к Прохорову.

– Слушай, козел, ты, наверное, понял, что здесь произошло, и тебе повторять не стоит? «Гавкнешь» милиции или кому-то еще, лично замурую в этом подвале. Понял?

Официант испуганно затряс кудрявой головой, давая понять, что он все усвоил.

***

На следующий день Прохорова разбудил звонок Цаплина. Подняв телефонную трубку, он услышал взволнованный голос товарища.

– Слушай, Игорь! Мне с утра позвонил Маврин и попросил организовать с тобой «стрелку». Судя по тому, как он со мной говорил, ему не понравился наш последний визит к его подруге Лильке. Он начал мне что-то предъявлять, но я слушать не стал. Договорился встретиться в одиннадцать дня в кафе «Сирень». Маврин просил, чтобы вместе с нами на стрелку приехал и Бордо, но он, как всегда, прикрылся учебой. Говорит, что у него сегодня какой-то зачет по химии.

– Ладно, я все понял, – ответил Прохоров. – А времени сейчас сколько?

– Десять минут одиннадцатого….

– Тогда встречаемся прямо у кафе, – заключил Игорь и положил трубку.

Он вскочил с постели и быстро умылся. Наскоро позавтракав, вышел из дома.

Улица встретила его холодным, пронизывающим ветром. Подняв воротник меховой куртки и, натянув на голову вязаную шапочку, Игорь направился в сторону кафе. Там он увидел поджидавшего его Цаплина.

– Что, Прохор, будем делать? Слушать Маврина или сами начнем предъявлять ему претензии?

– Пока не знаю. Посмотрим, что он нам будет предъявлять, – ответил Прохоров. Открыв массивную дверь, они прошли в кафе. В дальнем конце зала, за столом у

окна сидел Маврин. Рядом, его друзья: Чиж и Катык. Постояв в дверях с минуту, Прохоров и Цаплин направились к ним. Пожав руки, присели за стол.

– А где, Бордо? – поинтересовался Маврин.

Услышав ответ Цаплина, он махнул рукой.

– Мне, конечно, все равно, но я хотел, чтобы он тоже присутствовал при разговоре, ведь он был вчера с вами в кабинете у Лильки. Вот что, Прохор, мне не нужны твои проблемы, ты с ними сам разбирайся, как можешь. Однако мне непонятны твои претензии к Лильке. Ты хорошо знаешь, что ее в бар поставил я и, следовательно, за все ее косяки отвечаю я, а не она. Ты ведешь себя неправильно, не по понятиям. Врываешься в ее кабинет, устраиваешь скандал, грозишь пустить под «хор». Для этого нужны веские аргументы.

Прохоров спокойно выслушал претензии Маврина, а затем, сделав небольшую паузу, произнес:

– Я, как и ты, Мавр, не лезу в твои дела, в твои отношения с Лилькой. Ты человек уважаемый, и это могут подтвердить все сидящие за столом мужики. Да, ты прав, я хорошо знал, что Лилька твой человек и работает она в этом баре благодаря твоему авторитету. А это значит, что за все ее дела тянешь «мазу» ты. Правда?

Маврин кивнул головой, соглашаясь с Прохоровым.

– Тогда ты, Мавр, скажи мне, как поступают в ваших кругах с теми людьми, которые ссучиваются? Может, их защищают авторитеты или благодарят за это? Так вот, короче, твоя Лилька слила меня каким-то козлам после моей драки в баре. Слила, заметь, не ментам, и не потому, что ее пытали или угрожали сроком, слила за «бабки». Скажи мне, Мавр, как бы ты поступил с таким человеком? Простил, наградил или наказал? Вот я вчера вечером хотел ее наказать, но не сделал этого. Теперь в дело впрягаешься ты, Мавр. Что ж, это даже хорошо. Сейчас я абсолютно спокоен, мне не нужно решать вопрос с женщиной, мне проще решить его с тобой.

Сидящие рядом с Мавриным ребята с одобрением посмотрели на Прохорова.

– Правильное решение, – сказал один из них. – Теперь ты, Мавр, сам решай эту проблему по своим законам. Ты же не лох, живешь по понятиям.

Маврин почувствовал, что изначальная обвинительная позиция судьи, занятая им в этом конфликте, перешла на сторону Прохорова. Он не выслушал доводы другой стороны, а это – явный просчет, за который он должен был сам отвечать сполна.

– Я все понял, Прохор, – произнес Маврин. – Я разберусь с этим и если ты прав, то я накажу ее.

– Вот и договорились, – ответил Прохоров и, пожав руки присутствующим, вместе с Цаплиным вышел из кафе.

– Здорово ты его, Прохор, развел по его же понятиям. Он к тебе по ним, а ты к нему – по справедливости.

– Справедливость, Володя, выше правды. А выше справедливости лишь милосердие. Пусть сами разбираются со своими проблемами. О решении, я думаю, мы скоро с тобой узнаем. А кто они нам? Никто

***

Ребята сидели дома у Орловского и пили портвейн «Астафа», принесенный Лободой. Увидев вошедши: Прохорова, Бондаренко и Цаплина, компания сразу оживилась.

– Мужики! Вы, где такое добро взяли? – поинтересовался Игорь. – И как только можете пить это пойло, да еще в таких объемах?

– Да ладно тебе, Прохор! Мы студенты, и откуда у нас большие деньги, чтобы пить изысканные и благородные напитки? Другие вообще пьют «Солнцедар», мы по сравнению с ними – дворяне.

–Вот что, дворяне, – обратился к ним Игорь. – Я сегодня встретился с Совой, он предложил нам поехать в Москву. Выезд завтра с утра, нужно поменять там наших ребят, которые уже три недели торчат в Москве и, похоже, сильно поиздержались. Давайте, будем решать, кто поедет. Нужны три человека, не считая меня.

Парни мгновенно замолкли, в комнате повисла напряженная тишина. Ехать в настоящее время в Москву никто из них не хотел, но и отказаться от поездки, просто, так никто не решался.

– Слушай, Прохор! – начал Орловский, – Тебе самому не надоело ездить туда постоянно? Я понимаю, приехали, решили все проблемы и назад. А,что там делать целых две недели? Потом, если бы у нас были какие-то финансовые интересы в Москве, но их же, нет. А «вписываться» за кого-то – глупо. Что, в Москве не в состоянии защитить себя от абреков?

Прохоров укоризненно посмотрел на него.

– Что-то, Леня, я тебя в последнее время перестаю понимать. Ладно, если бы эти вопросы задавали молодые ребятишки, а не ты. Сам-то реши, ты с пацанами или нет? Если нет, то уходи, никто тебя не держит! Внеси в «общак» отвальный взнос и проваливай. Сам знаешь, что бывает с бывшими пацанами. Потом захочешь вернуться в бригаду – не получится.

Игорь присел на краешек дивана и окинул взглядом присутствующих.

– Дело в том, что наши пацаны в Москве не сидят, сложа руки, а воюют за Арбат. Многие хотели бы прибрать этот лакомый кусок к рукам: и чеченцы, и местные бригады. Деньги там немалые крутятся, а за них всегда надо бороться. Если честно, мне тоже надоело ездить туда. Но, что делать, у нас слишком маленькая бригада, и мы вынуждены жить вместе с многочисленной и сильной «Аделькой». Не они с нами, а мы с ними. Вот и приходится отдавать им больше половины, это и в «общак», и зону греть. Куда деваться?

Он вновь окинул взглядом ребят, надеясь увидеть среди них желающих.

– Ну, так кто из вас может поехать со мной в Москву? Семен, ты готов?

Бондаренко в ответ кивнул.

Прохоров пристально посмотрел на Орловского и Цаплина.

– Давай, Игорь, и я поеду, – согласился Цаплин. – Меня в Казани, ничего не держит.

– Прохор, я тоже не против поездки в Москву, – произнес Лобода.

Вслед за ними стали соглашаться и другие. Прохоров посмотрел на добровольцев и, сделав небольшую паузу, произнес:

– Ну, все в порядке. Значит, выезжаем завтра рано утром.

Он поднялся с дивана и направился к выходу. Остановившись у двери, он повернулся и произнес:

– Володя, не забудь взять права. Насколько я знаю, парни должны передать нам машину.

***

Игорь быстро собрался в дорогу: положил в спортивную сумку смену белья, чистую рубашку, теплый свитер.

– Это ты куда, Игорек? – поинтересовалась мать.

– Да так, мама. Поеду с друзьями в Москву, – произнес он буднично. – Говорят, там можно неплохо заработать, вот хочу попробовать. Вдруг повезет, приеду с большими деньгами. Я ведь, мам, не могу всю жизнь сидеть на твоей шее. Нормальной специальности у меня нет, выучиться негде, а везде нужны опытные специалисты. Куда ни сунешься, всегда от ворот поворот.

– Ты прав, Игорь. Сейчас трудно найти высоко оплачиваемую работу. Ты только посмотри, кто стоит на рынке: инженеры, ученые всякие. Все трясут тряпками, стараясь хоть что-то продать. Стыдно!

– Что делать, мама. Люди выживают, как могут. Это не им должно быть стыдно, а нашему государству, которое опустило их до рыночных торговцев. Сегодня хорошо живут те, кто оказался у кормушки, кто может украсть у народа и при этом не покраснеть от стыда. Скажи мне, мама, почему так произошло? Ведь все это было когда-то народным: заводы, фабрики, то есть твоим и моим. А теперь появились собственники, которые все захватили и утверждают, что это принадлежит только им.

Он посмотрел на мать, словно ища в ее глазах ответ.

– Поверь, мама, я не хочу жить так, как живете вы с отцом, перебиваясь от аванса до получки. Я все сделаю, чтобы вырваться из этого порочного круга.

– Что ты, Игорь, разве мы с отцом плохо живем? Ты посмотри, как живут другие. У них даже на кусок хлеба иногда нет денег. Слава Богу, мы по соседям не ходим и взаймы ни у кого не просим.

– Все равно, мама. Как живете вы, я так жить не могу и не хочу.

– Вот и ищи себе работу, зарабатывай. Сколько заработаешь, так и жить будешь.

– По-честному столько не заработаешь, сколько мне надо, – произнес Игорь и стал одеваться. – Ладно, мама, поговорили и хватит. Я сейчас к Цаплину заскочу, посмотрю, собрался ли он в дорогу.

Прохоров вышел на улицу и направился к его дому. Постучав для приличия в дверь и не услышав ответа, он открыл ее и вошел в дом. Цаплин был не один и очень обрадовался его приходу. Он схватил его за руку и потащил в комнату.

– Ты, куда меня тащишь? – спросил удивленно Игорь, но тот, не обращая внимания на показное сопротивление, втолкнул его в свою комнату.

Там за столом сидели несколько знакомых ребят, которые с интересом наблюдали за Игорем и Цаплиным. На столе стояли две бутылки дешевого портвейна. Нарезанный крупными кусками ржаной хлеб соседствовал с банками консервов «Завтрак туриста» и «Бычки в томатном соусе». На полу у ножки стола стояла трехлитровая банка с томатным соком.

Раздевшись, Прохоров прошел в комнату и сел на стул, который пододвинул ему кто-то из парней. Взяв чистый стакан, Игорь налил себе сока.

– Ну что, пацаны, за что пьем? – поинтересовался он. – Что молчите? Раз тостов у вас нет, предлагаю выпить за нашу дружбу. Я всегда говорю этот тост, когда мы собираемся вместе.

Ребята, молча, подняли стаканы с портвейном, с удивлением посмотрев на Прохорова, выпили и поставили их на стол.

– Слушай, Прохор, объясни, с чем связан твой тост? – спросил его Орловский.

– Все предельно просто. Завтра мы будем в Москве. И никто не знает, что нас там ждет. Я предложил тост за нашу дружбу, так как хочу, чтобы мы никогда не забывали своих друзей, чтобы каждый из нас всегда чувствовал локоть товарища.

– Ты, чего это, Прохор? – удивился Цаплин. – Мы все друг друга знаем с самого детства, и среди нас нет таких, которые могли бы предать и бросить в трудную минуту.

Прохоров, словно Иисус Христос на тайной вечере, внимательно всматривался в лица ребят, стараясь определить среди них того, кто вскоре предаст его.

– Кто знает? Пока предателей среди нас вроде нет. Но и дел у нас особо больших еще не было. Дружба, как пишут в книгах, всегда проверяется делами и временем. Здесь все у нас нормально. Выдержит ли наша дружба испытание деньгами – вот это, брат, интересно.

Прохоров перевел взгляд на Орловского. Тот вдруг как-то неестественно покраснел, будто эти слова были обращены к нему лично.

– Ты что, Игорь, хочешь обидеть? Если я не могу поехать в Москву, ты сразу же перевел из друзей в предатели? Да, у меня на следующей неделе два зачета и экзамен! Я не могу все бросить только из-за того, что нужно сидеть в этой квартире целых две недели.

– Леня, я даже в мыслях не держал ничего подобного, – успокоил его Игорь. – Мы все тебя хорошо знаем и верим тебе. Я понимаю, что ты – студент, что у тебя сейчас зачетная сессия, и ехать в Москву ты не можешь. Но вспомни, ты и в ноябре не поехал с нами, тогда ты заболел, а если еще глубже покопаться в памяти, то за весь год ты выезжал с нами лишь раз.

– Ну, знаешь, Игорь, любой из нас может внезапно заболеть, – еле слышно пролепетал Орловский.

Прохоров криво усмехнулся и снова посмотрел на него:

– Ты что так дергаешься? С чего ты взял, что я обвиняю тебя в предательстве? Предать из нас может каждый, если будет иметь свой интерес.

Игорь налил себе в стакан еще сока и произнес:

– Давайте, выпьем за удачу. Пусть она сопровождает нас повсюду.

Они, молча, выпили.

– Ладно, мужики. Вы гуляйте, а я пошел домой. Завтра рано вставать, нужно хорошо выспаться перед дорогой.

Накинув куртку, он направился к двери.

***

Прохоров возвращался домой, мысленно прокручивая диалог с Орловским. Игорь был человеком наблюдательным и мгновенно заметил, как тот отреагировал на его слова.

Леонид родился в весьма обеспеченной семье. Отец его работал на заводе «Радиоприбор» в должности главного инженера, а мать, преподавала курс начертательной геометрии в строительном институте. Когда он учился в седьмом классе, его родители переехали на улицу Свердлова, где обосновались в одном из бывших купеческих особняков. Уже тогда, в школе, многие отмечали его нескрываемое желание дружить со школьными «авторитетами», к которым относился и его одноклассник Игорь Прохоров. Постоянно чувствуя его поддержку, Орловский часто вступал в конфликты с другими учениками, устраивал всевозможные провокации, и порой Прохорову стоило больших усилий, чтобы Орловского не наказали за это его же школьные товарищи.

Еще, будучи учеником школы, Прохоров, часто слышал от ребят со двора об известной преступной группировке «Тяп-Ляп». Чего скрывать, Прохоров тайно восхищался ею и жалел о том, что не мог вступить в ее ряды из-за своего юного возраста. С детства для Игоря стали кумирами не космонавты или герои войны, а лидеры этой пресловутой группировки: Антипов, Скрябин, Степин, Хантимиров.

В пятнадцать лет Прохоров записался в секцию бокса и начал фанатично заниматься. Он часто оставался после тренировок и усердно отрабатывал удары на груше. На его старание обратили внимание тренеры, и вскоре с ним стали заниматься индивидуально.

Сначала Игорь выиграл первенство города, а затем и республики. О его таланте боксера тренеры стали говорить открыто. Вскоре его кандидатуру включили в состав сборной России, и на первенстве стран СНГ он занял почетное третье место. Однако его карьера завяла буквально на корню. После одной из уличных драк он попал в милицию, и в отношении него возбудили уголовное дело. Прохоров получил три года с отсрочкой исполнения приговора. Теперь о большом спорте ему приходилось только мечтать.

С потерей спортивной перспективы он вновь заболел старой мечтой. Ему захотелось создать новый «Тяп-Ляп», о котором бы опять заговорил весь город. Он сколотил свою группу довольно быстро, в нее вошли его школьные друзья: Цаплин, Орловский, Лобода, Бондаренко. Потом к ним примкнули еще несколько ребят, проживающих в их микрорайоне.

Первое, что они решили сделать, это подмять под себя Чеховский рынок. Однако эта криминальная попытка оказалась неудачной, рынок держала группировка «Ометьево», которая намного превосходила их по численности.

Вторая попытка была связана с заводом. Они хотели «отжать» завод, который находился у парка Горького. Но с ним работала группировка с улицы Аделя Кутуя.

Прохоров не сразу понял, что все уже давно поделено, и, чтобы иметь что-то на жизнь, нужно влиться в состав более крупной группировки. Такой оказалась «Аделька». Детскую мечту о лидерстве в городе, об авторитете, подобном авторитету Антипова, Скрябина и других лидеров «Тяп-Ляпа», пришлось на какое-то время забыть.

Группа Прохорова стала выполнять второстепенную роль в «Адельке». Они часто выезжали в Москву, где решали задачи, поставленные лидером преступного мира Казани – Ричем. Они громили чеченские торговые точки, терроризировали местных бизнесменов, которые работали с чеченцами, и вскоре о бригаде Прохорова заговорили не только в Москве, но и в Казани.

Прохоров стал авторитетным человеком среди ребят всего района. Теперь, когда он повзрослел, помимо желания лидерства, появилось еще одно желание, которое стало медленно затмевать его детскую мечту. Этим желанием были деньги. Он начал понимать их могущество в этом мире, и все его помыслы были связаны с реализацией новой мечты…

Прохоров подошел к подъезду дома. В который раз за вечер подумал о своем разговоре с Леонидом:

«Нужно что-то решать с ним. Орловский уже не тот, каким был раньше. Сейчас пребывание в группировке его больше тяготит, чем радует. Просто до настоящего времени он не решил, как из нее выйти, не обидев своих старых товарищей. По приезду из Москвы с ним нужно будет серьезно поговорить об этом».

***

Жизнь в Москве коренным образом отличалась от жизни в Казани. Столица стремительно обрастала частным сектором: ресторанами, казино, кафе, которые появлялись, словно грибы после дождя. Бизнес рос как на дрожжах.

Казанские группировки, будто вешняя вода, стали постепенно наводнять Москву, и она, только что пережившая так называемый «казанский феномен», с опаской глядела на крепких татарских парней, щеголявших по городу в дорогих спортивных костюмах и кожаных куртках.

Местные московские группировки, еще недостаточно сильные, чтобы оказать какое-то сопротивление казанским бригадам, «пощипывали» лишь тот бизнес, на который не обратили внимания приезжие ребята.

Основными противниками татарских группировок в Москве были чеченцы, которые раньше них вошли в огромный мегаполис и успели захватить самые богатые предприятия и объекты коммерции. Бои местного масштаба шли практически ежедневно с переменным успехом. С обеих сторон имелись жертвы. Прохоров с ребятами вторую неделю жил в съемной квартире на окраине города. За это время им еще ни разу не удалось поучаствовать в разборках с чеченцами.

Игорь сидел на старой расшатанной кровати и чистил пистолет «ТТ». Недалеко от него, разложив детали на кухонном столе, чистил автомат Цаплин.

– Прохор, как ты думаешь, нам еще долго ждать, когда нас привлекут к настоящему делу? – спросил он. – От безделья просто тупеешь.

– Да ты и так не больно острым был и в школе, и по жизни, – ответил, улыбаясь Прохоров. – Что, не терпится, хочется пострелять? Погоди, придет время, постреляем.

Не успел он закончить фразу, как у него на поясе запищал пейджер. Повернувшись к окну, Прохоров начал читать поступившее сообщение вслух: «Срочно выезжайте. Ждем на Моховой, у хлебного магазина. Возьмите инструменты».

Сообщение было без подписи, однако все присутствующие хорошо знали, кто его отправил.

– Ну что, мужики, по коням! Окропим снежок красненьким.

– Какой снежок в Москве! Его здесь никогда не было, – усмехнулся Цаплин.

Прохоров встал с кровати и, вставив обойму с патронами в пистолет, сунул его в карман куртки. Через минуту все четверо вышли из квартиры и сели в стоявшую во дворе серебристую «девятку».

– Цаплин! «Косилку» не забыл? – спросил его Игорь и, увидев ствол автомата, торчавший из спортивной сумки, успокоился.

Они ехали недолго и вскоре оказались по указанному в сообщении адресу. Прохоров вышел из машины и потянулся. Осмотревшись по сторонам, он перешел на другую сторону улицы и направился к стоявшему у фонарного столба «БМВ» черного цвета. Открыв заднюю дверцу машины, присел на сиденье. Минут через пять он вышел и, дождавшись, когда уедет «БМВ», вернулся в свою «девятку».

– В общем вот что, мужики. Сейчас сюда должны подъехать чеченцы. Они хотят подмять нашу точку, которая находится в этом здании. Команда одна: валить всех, чтобы никто не ушел. Понятно?

Оставив Цаплина в машине, Бондаренко, Лобода и Прохоров перешли на другую сторону улицы и стали внимательно наблюдать за подъезжающими к магазину автомобилями. Прохоров еще издалека увидел черный «Мерседес», который, нарушая все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения, ехал в их сторону. Остановившись посреди улицы, водитель увидел просвет между плотно стоявшими у дороги машинами и попытался припарковаться рядом с магазином. Наконец, после нескольких неудачных попыток, ему это удалось.

«Пора», – подумал Прохоров и, натянув на лицо черную вязаную шапочку с прорезями для глаз, двинулся в сторону «Мерседеса». Вслед за ним, то же самое сделали его друзья.

Игорь заметил, что левее него к машине подходит Бондаренко, на плече которого висела спортивная сумка.

Не обращая на них внимания, из «Мерседеса» один за другим вышли трое мужчин кавказской национальности. Они достали пистолеты и направились к двери в офис. Увидев в их руках оружие, прохожие с криками бросились врассыпную.

Первым выстрелил Прохоров. Его недавно пристрелянный «ТТ» сказал свое веское слово. Один из кавказцев, схватившись за живот, со стоном упал на асфальт.

Бондаренко стал стрелять в чеченцев из автомата. Вторым упал здоровенный кавказец с небольшой черной бородой. Пуля попала ему в голову и разнесла ее, как спелый арбуз. Прохоровподбежал к раненому в живот чеченцу, который, крича и корчась от боли, крутился на асфальте, и несколькими выстрелами добил его. Третий чеченец, мужчина в возрасте примерно сорока лет, бросил пистолет и, встав на колени, поднял руки. Бондаренко очередью из автомата покончил и с ним.

Игорь подскочил к «Мерседесу» и, открыв переднюю дверцу, трижды выстрелил в водителя. Оглядевшись по сторонам и не заметив больше врагов, он достал из кармана куртки носовой платок, протер им пистолет и бросил его в салон. Некогда многолюдная улица стала абсолютно пустой. Тишину разрывали лишь пронзительные звуки охранных сирен припаркованных у обочины автомобилей.

– Все, уходим! – крикнул Прохоров и бросился к «девятке».

Вслед за ним к машине побежали Бондаренко и Лобода. Прошло не более минуты, и они уже мчались на огромной скорости в сторону Кутузовского проспекта.

– Цаплин, нужно срочно сбросить машину, а лучше ее сжечь – она засвечена, – произнес Прохоров. – Давай, заезжай в какой-нибудь двор, там и запалим.

Они ехали еще минут пятнадцать, пока Прохоров не приметил арку дома и приказал Цаплину свернуть в нее. Машина оказалась во дворе большого жилого здания.

– Вот, здесь тормозни! – попросил Игорь, и машина остановилась у мусорных контейнеров.

Цаплин отвернул горловину топливного бака и сунул в него бинт, который мгновенно пропитался бензином.

– Семен, брось сумку с автоматом в машину, теперь он нам не нужен.

Бондаренко исполнил приказ и захлопнул дверцу автомобиля.

– Лобода, ствол у тебя? – спросил Игорь. – Дай его мне.

Тот достал из кармана пистолет Макарова и отдал Прохорову.

– Разбегаемся поодиночке. Идите, я сам запалю машину. Встретимся на квартире.

Ребята один за другим быстро исчезли в темноте двора. Прохоров достал спички и поджег свисающий из бака бинт. Огонь быстро устремился вверх. Игорь, что есть силы, бросился прочь. Прошло несколько секунд, и за его спиной раздался оглушительный взрыв.

Яркая вспышка осветила двор. Прохоров остановился и оглянулся назад. Он видел, как автомобиль взлетел на воздух и упал на припаркованные недалеко от него машины. Не обращая внимания на людей, бегущих к горящим автомашинам, он медленно направился в сторону ближайшей станции метро. Через час он уже был на квартире, где его поджидали друзья.

***

Прохоров вернулся на квартиру последним. Перед тем как войти, он несколько раз удостоверился, что во дворе, кроме бомжей, никого нет, и направился к подъезду дома. Открыл дверь и молча, прошел в квартиру. Пока ребята готовили ужин, он быстро принял ванну и, одевшись во все чистое, сел за стол.

– Вы все помылись? – спросил он у Бондаренко и, получив отрицательный ответ, погнал его вместе с Лободой в ванну.

– Вы что, бакланы, забыли, что нужно делать после подобной акции? Я же инструктировал вас. Представьте, что вы оба залетели в ментовку: у вас возьмут смывы с рук, заберут одежду на исследование и обнаружат наличие пороховой гари на них. А это значит, что вы приплыли, господа, к вышке. Поэтому всем в ванную – мыться, а одежду, в которой были на акции, срочно сжечь.

Ребята переглянулись и, недовольные этим нравоучением, отправились принять душ. Минут через сорок они, одетые в чистое белье, сидели за столом и пили чай.

– Цаплин, будь другом, собери все наши вещи в коробку и сожги их на улице, – попросил Прохоров.

Цаплин с неохотой оделся и вышел во двор. Оглядевшись по сторонам, он увидел недалеко от подъезда бомжей, которые грелись у небольшого костра.

– Ну что, доходяги? Запалим мировой пожар?

Он подошел к огню и, не говоря ни слова, бросил туда коробку. Искры от костра устремились вверх и стали медленно таять в ночном московском небе.

– Ты что, мужик, совсем офигел что ли? – произнес один из бомжей и, схватив коробку, вытащил ее из огня.

– Смотрите, какие классные тряпки, а он хочет их сжечь! – сказал второй бомж, доставая оттуда куртку.

Цаплин, молча, вырвал ее у него из рук и бросил в огонь.

– Пардон, господа бомжи, мне просто жалко вас. Понимаете, эти вещи с больного человека: у него неизлечимое кожное заболевание, – произнес Цаплин, наблюдая за тем, как догорала куртка. – Я думаю, что никто из вас не хочет подцепить подобную болезнь?

Он снова швырнул коробку с вещами в костер и, убедившись, что огонь полностью объял ее, направился в подъезд. Вернувшись в квартиру, он, молча, лег на кровать.

Цаплин лежал с закрытыми глазами, и перед ним вновь и вновь прокручивалась бойня. Пережитый три часа назад стресс до сих пор крепко держал его в своих руках. Раздался писк пейджера. Прохоров достал его из кармана брюк и про себя прочитал поступившее сообщение.

– Все, ребята, отбой, – радостно возвестил он. – Собирайтесь, возвращаемся в Казань. Добираться будем по отдельности, кому как удобно. Сейчас нам привезут деньги на дорогу, и мы срываемся.

Минут через тридцать раздался условный звонок в дверь. Прохоров взвел пистолет и осторожно открыл ее. На пороге квартиры стоял незнакомый паренек лет семнадцати.

– Ты кто, Прохор? – поинтересовался он и, получив утвердительный ответ, прошел в комнату.

– Вот, пацаны, деньги. Говорят, на дорогу и поесть, должно хватить.

Он протянул Прохорову конверт с деньгами. Тот взял и начал считать.

– Маловато, – отметил он. – Могли бы выдать и больше.

– Стволы сбросили? – спросил паренек у Игоря.

– Да. Два сбросили на месте, а автомат оставили в машине, которую сожгли. Передай ребятам, сейчас мы снимемся, ключи оставим, как всегда, под ковриком.

Тот кивнул, развернулся и исчез в темноте подъезда.

Прохоров поделил деньги на равные части и раздал друзьям.

– Ладно, мужики, встретимся в Казани, – попрощался он. – Расходимся по одному. Квартиру закроет Цаплин. До встречи.

Первыми из квартиры вышли Бондаренко и Лобода. Осмотревшись по сторонам, они направились к ближайшей станции метро.

Оставшись вдвоем с Прохоровым, Цаплин задал вопрос:

– Слушай, Игорь! Зачем тебе ствол? Нужно было отдать его, и тогда намного спокойнее добираться домой.

– У них стволы есть, это явно не последний. А нам в Казани он может пригодиться.

– Дело твое, но я бы не стал рисковать, вдруг он паленый, – предостерег Цаплин.

– Время покажет, – ответил Прохоров, надел куртку и вышел из квартиры.

Цаплин быстро навел порядок в комнате, закрыл входную дверь, ключ положил под коврик. Он вышел на улицу и, остановив попутную машину, поехал в аэропорт.

***

Прохоров уже минут тридцать стоял у стойки буфета на Казанском вокзале и маленькими глотками пил какой-то суррогат под названием «кофе». Единственное, что его устраивало в этом напитке, – он был горячим. Меховую куртку, что он надел перед поездкой в Москву, пришлось сжечь, и сейчас на нем была легкая курточка на синтепоне, которая практически не грела. Игоря от холода немного знобило, отчего руки, державшие стакан, мелко дрожали.

«Что это со мной? – подумал он. – Нервы сдают или заболел?»

Рассматривая мелькавшие перед ним лица пассажиров, Прохоров обратил внимание на худенького белобрысого паренька, стоявшего недалеко от него у киоска «Союзпечать». Его лицо показалось ему очень знакомым. Еще раз, взглянув на паренька, он вспомнил. Именно с ним ему пришлось схлестнуться в драке две недели назад в «Грот-баре». Паренек был необычайно бледен и все время оглядывался. Он был чем-то напуган и с нескрываемой надеждой смотрел на проходивших мимо пассажиров.

«Интересно! – подумал Игорь. – Кто же его так напугал?»

Присмотревшись к окружению, Прохоров мгновенно определил этих людей: его внимание привлекли двое здоровенных ребят, то ли таджиков, то ли узбеков, которые пытались на белобрысого «наехать».

Со стаканом в руке Прохоров подвинулся ближе к ним.

– Гони деньги! – прошептал один из них пареньку. – Ты что, по-русски не понимаешь? Деньги – или мы тебя порежем!

Тот стоял, молча, не зная, отдавать им деньги или нет.

– Гони деньги, иначе порежем, – снова прошептал таджик.

«Наверное, надо помочь, – решил Прохоров, – как-никак земляк».

Он поставил на стойку свой недопитый стакан с кофе и, вытерев рот бумажной салфеткой, направился в их сторону. Придав лицу полное безразличие, он подошел к таджикам.

– Слушай, что тебе нужно? – спросил его один из них. – Давай, проваливай, отсюда по-хорошему.

Не говоря ни слова, Игорь сильным ударом в печень заставил его со стоном опуститься на пол. Второй южанин вытащил из кармана нож с цветной наборной ручкой и, выставив его перед собой, попытался ударить Прохорова в лицо. Игорю удалось не только увернуться от удара, но и вырвать нож. Схватив таджика за горло, он своим массивным телом прижал его к стене.

– Верни деньги, – произнес он хрипло и еще сильнее сжал горло.

Южанин вытащил их из кармана и протянул Прохорову.

– Не мне, а ему, – Игорь посмотрел на паренька. – Чего стоишь, как замороженный, бери и вали отсюда быстрее.

Тот взял деньги и мгновенно растворился в толпе пассажиров. Прохоров отпустил руку и, как ни в чем не бывало, направился обратно к стойке буфета. Протянув деньги бармену, он заказал стакан кофе и два бутерброда с вареной колбасой. Допив кофе, он отправился на перрон, у которого уже стоял поезд до Тюмени. Игорь быстро подошел к своему вагону и, предъявив билет проводнику, вошел в него.

Купе, в котором ему предстояло ехать, находилось в середине вагона. Забросив свою спортивную сумку наверх, Прохоров сел и, достав из кармана куртки газету, начал читать.

На последней полосе «Московского комсомольца» его внимание привлекла рубрика криминальных новостей столицы. Быстро пробежав по ней глазами, он остановился на заметке, в которой сообщалось об очередных убийствах чеченских боевиков. Автор статьи обвинял представителей казанских группировок, которые, по его мнению, до сих пор не могут поделить между собой сферы влияния в Москве.

В той же заметке указывались приметы предполагаемых преступников, совершивших накануне убийство четверых чеченцев. Прохоров внимательно прочитал их, стараясь определить, под какие из них попадают он и его друзья. Но приметы были настолько размытыми, что по ним можно было свободно задерживать практически все молодое население Москвы. Он отложил газету в сторону и закрыл глаза. Перед ним вновь, словно в документальном фильме, стали прокручиваться события вчерашнего вечера.

Игорь хорошо помнил Бондаренко, который в упор расстреливал из автомата чеченцев. Однако, как он ни старался, никак не мог вспомнить, где в этот момент находился Лобода, и почему он не стрелял.

«Неужели струсил?» – подумал он.

Это было не похоже на Лободу, который всегда отличался боевитостью и дерзостью.

«Так почему же он не стрелял?» – вновь подумал Прохоров.

Чем больше он об этом думал, тем больше убеждался, что Лобода прятался за припаркованными у обочины машинами не только от чеченцев, но и от своих ребят.

«Ну и гад! Струсил! А если бы чеченцев оказалось не четверо, а больше? Они могли свободно покрошить их двоих, открыто стоявших на улице!» – от этой мысли Прохорову стало не по себе.

«Вот, надейся после этого на таких друзей!» – с горечью подумал он.

Игорь снова потянулся за газетой, но дверь купе резко открылась, и он увидел в дверях знакомого белобрысого паренька.

Оба от неожиданности застыли, не зная, что сказать друг другу. Первым пришел в себя Прохоров. Он поднялся с места и, давая ему, возможность положить вещи под сиденье, вышел из купе.

«Вот так встреча! – удивился Прохоров. – Да, интересно получается, две недели назад я с ним сводил личные счеты, сегодня ему же помог на вокзале, а теперь оказалось, что мы едем в Казань в одном поезде, в одном вагоне, и даже в одном купе. Мистика, можно сказать!»

Вагон дернулся, и поезд стал медленно набирать скорость. Через некоторое время в окне замелькали пригородные поселки.

«Прощай, Москва, не пить твое вино и клешами нам не утюжить мостовые», – вспомнил Прохоров слова некогда модной, а теперь забытой песни.

Минут через десять Игорь зашел в купе и увидел, что парень читает оставленную им на столе газету. На соседнем сиденье расположились пожилой мужчина с женой, которые, с явным испугом посмотрели на вошедшего Прохорова. Его фигура на какой-то миг полностью закрыла весь дверной проем.

– Молодой человек, – обратилась к нему женщина. – Вы не поменяетесь с моим мужем местами? Он болен и не сможет взобраться на верхнюю полку.

– Отчего же, не сделать приятное людям? Мне все равно, мамаша, где спать, главное, было бы место.

Он проснулся рано утром от шума, доносившегося с улицы. Поезд стоял на станции Канаш. Прохоров вышел из купе и увидел, что пассажиры уже стали занимать очередь в туалет. Он вернулся и, забрав с собой полотенце и зубную щетку, направился туда же. Поезд пришел в Казань без опоздания. Вагон медленно проследовал мимо красного кирпичного здания вокзала и, дернувшись в последний раз, остановился. Прохоров вышел из него и медленным шагом направился в сторону остановки второго трамвая. Его нагнал белобрысый паренек и, протянув руку, произнес:

– Спасибо тебе за все. Меня зовут Вадим. Ты знаешь, увидев тебя вчера на вокзале, я почему-то подумал, что ты мне обязательно поможешь. Так оно и вышло. Я рад нашему знакомству.

Прохоров оценивающе посмотрел на парня. Но эти слова были сказаны с такой искренностью и благодарностью, что он не удержался и тоже протянул руку.

– Меня зовут Игорь, – произнес он и пожал руку Вадима. – Мы завтра вечером с ребятами собираемся в «Грот-баре», если хочешь, можешь прийти.

Вадим кивнул в знак согласия. В его глазах мелькнул какой-то озорной огонек.

– Спасибо за приглашение. Я обязательно приду, – произнес он. – Ну, так что, значит, до завтра? Кстати, Игорь! Вот, возьми деньги, которые отдали таджики. Они не мои, я же еще не успел им отдать их.

– Ты хочешь сказать, что я совершил разбой? – изумился Прохоров.

– Получается, что так.

Постояв несколько минут, со смехом обсуждая события вчерашнего дня, они расстались, как расстаются хорошие друзья. Никто из них не знал, что эта встреча навсегда определит их дальнейшую судьбу.

***

Вечером ребята, как обычно, встретились у входа в «Грот-бар». Раздевшись, они всей группой направились к столику в дальний конец зала. Заказали пиво и соленые сухарики.

– Ну, как там Москва? – поинтересовался у Прохорова Орловский. – Я слышал краем уха, что вам пришлось участвовать в акции против чеченцев?

Прохоров, отодвинув в сторону кружку с пивом, удивленно взглянул на него.

– Леня, давай, не темни, скажи, от кого конкретно ты услышал эту чепуху? Это тебе, наверное, Лобода натрепал?

Игорь внимательно посмотрел на Лободу, с лица которого мгновенно исчезла улыбка. Взгляд Прохорова был настолько тяжелым, что тот невольно отвел глаза. Зная товарища, он понимал, что такой взгляд не сулит ему ничего хорошего.

– Что ты замолчал? – спросил его Игорь. – Если сказал «а», скажи и «б». Так от кого ты это узнал?

За столом повисла гробовая тишина. Цаплин и Бондаренко смотрели на Прохорова, стараясь понять, откуда взялась эта нескрываемая неприязнь к Лободе.

– Может, ты и с нами поделишься своим рассказом о московской акции? – спросил Прохоров Лободу. – Давай, расскажи нам, как ты прятался за машинами, когда твои друзья, рискуя жизнью, исполняли эту самую акцию? Чего молчишь?

От этих слов тот как-то сжался, его глаза забегали, а дыхание стало тяжелым и частым. Он окинул взглядом сидевших за столом ребят, будто ища у них защиты, и, не найдя понимания, сразу же сник. Взглянув на Орловского, он сделал глубокий вдох, словно приготовился нырнуть в воду, и начал говорить:

– Мужики! Вы все меня знаете не один год. Я такой же, как вы, не лучше и не хуже. Вспомните, не раз мы вместе решали проблемы улицы, но сейчас все изменилось в моей жизни, я встретил девушку, которую полюбил и не хочу потерять. Я не скрывал, что не хотел ехать в Москву, а тем более принимать участие в подобной акции. Но вопрос Игорем был поставлен так жестко, что отказаться было невозможно. Да, я в Москве испугался и спрятался за машинами. Я молодой, и умирать непонятно за что не собираюсь. У меня через два месяца свадьба. Игорь обвиняет меня в трусости, но хотелось бы знать, кто он такой, чтобы судить? Может, он лидер нашей бригады? Что вы все молчите, скажите мне, кто из вас его выбирал? Вот я лично не выбирал.

Лобода залпом осушил кружку с пивом и окинул взглядом собравшихся, ища союзников. Прошла минута томительного ожидания. Наконец из-за стола поднялся Орловский и, взглянув на лица сидевших рядом с ним ребят, продолжил:

– Вам не кажется, что Игорь уже не видит полей? Я больше не хочу подчиняться ему. Скажите, с какой стати я должен это делать? Что он, умнее меня или авторитетнее? Нет, мы все одинаковы и в свое время объединились не для того, чтобы кататься в Москву, а чтобы совместно решать проблемы в нашем городе.

Прохоров сидел молча. На его скулах крупными шишками двигались желваки. Ему стоило больших усилий держать себя в руках. Когда Орловский закончил, он взял слово.

– Друзья! – произнес он. – Я не собираюсь оправдываться перед вами. Все, что я делал, и все, что зарабатывал, нес в наш общак. Так уж вышло, что я стал как бы главным в нашей бригаде. Вы хорошо знаете, что я никогда и никого из вас не подводил. Я верил в вас и никогда не думал, что среди нас окажутся люди, которые могут испугаться и спрятаться от проблемы. Мне кажется, что лучше было бы сразу отказаться от участия в акции, чем прятаться, когда твои товарищи находятся в смертельной опасности. И что бы сейчас ни говорили парни, у вас есть право выбора – остаться со мной в бригаде или свалить из нее вместе с Орловским и Лободой. Решайте сами.

Орловский поднялся из-за стола и, обращаясь непосредственно к Бондаренко, произнес:

– Бордо, ты с нами или с Прохором?

– Я останусь с ним, – ответил, не раздумывая, Бондаренко. – Ты знаешь меня, Леня, трусов я никогда не уважал.

– Ну а ты, Цаплин, что скажешь?

– Леня, вали отсюда, пока еще можешь самостоятельно ходить. Суки, вроде вас, страшнее милиции.

Орловский и Лобода медленно вышли из-за стола и направились к раздевалке.

***

Друзья сидели за столом и молчали. Пять пивных кружек, стоявших на столе, наглядно говорили, что их когда-то было пятеро, а теперь осталось трое. Каждый по-своему переживал это.

– Ну что, ребята, молчите, словно монахи в келье? Идите, знакомьтесь с девчонками! Сегодня хороших девчонок в баре, как никогда, много. Жить надо, ребята, пока живется, – произнес Прохоров, обращаясь к ним.

– И пить нужно, пока пьется, – в рифму высказался Бондаренко и направился в сторону столика, за которым сидели три миловидные девушки. Вслед за ним пошел и Цаплин. Прохоров остался один. Увидев пробегающего мимо официанта, он попросил его убрать со стола и принести еще три кружки пива.

– Не три, а четыре, – поправил его подошедший к столику Вадим Ловчев.

Они поздоровались. Ловчев сел на свободное место за столиком.

– Игорь, что-то случилось? – поинтересовался он. – Я давно в баре и внимательно следил за вами. По-моему, у вас состоялся неприятный разговор с теми, кто ушел?

– Это хорошо, что ты, Вадим, такой наблюдательный, – произнес Прохоров. – Однако, в душу ко мне в грязных сапогах не залезай, я не люблю этого.

– Я и не пытался. Мне не нужны твои проблемы. Хочешь совета – могу посоветовать, не хочешь – не надо.

– Нужен будет совет, – спрошу. А пока сиди и пей свое пиво.

Ловчев, взяв в руки кружку, сделал два глотка и отодвинул ее в сторону.

– Слушай, Игорь. Может, снимем девчонок да махнем ко мне домой. Хата свободна, места хоть завались.

– Извини, Вадим, но я один не поеду, – сказал Игорь. – Давай пригласим ребят, так будет лучше. Ты заодно и с ними поближе познакомишься. Слушай, а где у тебя предки? Ты что, один живешь?

– Сегодня отец улетел в Прибалтику. У него своя квартира недалеко отсюда, точнее – в Школьном переулке.

– А почему у отца? Ты с ним не живешь? – поинтересовался Прохоров.

– Угадал, я живу с матерью. Они с отцом в разводе уже пять лет. Вот и приходится жить на два дома: то у матери, то у отца. Отец у меня деловой. Они с братом создали несколько предприятий на базе завода «Радиоприбор», вот и качают деньги мешками. Сейчас, отец хочет заняться нефтью, гонять ее в Прибалтику. Говорит, что очень перспективное направление в бизнесе. Представляешь, товар оформляется до Калининграда, поэтому таможенных пошлин нет, а перегружается где-нибудь в Латвии или Эстонии. Расчет «налом», в валюте. Батя договорился с местными нефтяниками, и те готовы отгружать им нефть в больших объемах.

Музыка прекратилась, и к столу стали подходить друзья Прохорова. Увидев за столом Вадима, они с удивлением посмотрели на Игоря.

– Не понял? – произнес Бондаренко. – Что за нашим столом делает этот молодой человек?

– Все нормально, ребята. Это свой парень, мы вместе ехали из Москвы и в дороге расставили все точки над и. Давайте, знакомьтесь, его зовут Вадим, фамилия Ловчев.

Ребята представились и сели за стол.

– Есть предложение: смотаться отсюда с девчонками на квартиру к Вадиму. Как вы на это смотрите? Хата у него пустая, и нам никто мешать не будет.

– Мы «за», – чуть ли не хором сказали Бондаренко и Цаплин. – Сейчас главное снять девочек.

– Тогда – по коням! – резюмировал Цаплин и первым устремился к столику, где сидели девчонки.

***

Прошло около недели. Бондаренко в составе бригады с «Адельки» уехал в Москву. В конце двухнедельной командировки чеченцам удалось вычислить их конспиративную квартиру. Одевшись в форму милицейского ОМОНа, они под предлогом проверки ворвались в квартиру ребят глубокой ночью и перерезали всех, кто там находился. В числе погибших был и Бондаренко.

Утром следующего дня Прохорову позвонили и сообщили страшную новость. Недолго думая, он, по просьбе родителей погибшего, вместе с друзьями поехал за телом Бондаренко в Москву. Перед самым отъездом ему позвонили ребята с «Адельки» и посоветовали ехать через Чебоксары, так как основная трасса из Казани на Москву, по всей вероятности, давно заблокирована нарядами ДПС и милицией. От них Прохоров узнал, что из Казани уже выехали более десяти экипажей, чтобы забрать трупы погибших товарищей и, по возможности, рассчитаться с чеченцами.

Через полчаса к дому Прохорова подъехала иномарка, в которой находились Ловчев и Цаплин.

– Вадим, откуда у тебя такая крутая машина? – поинтересовался у него Игорь.

Тот хитро улыбнулся и ничего не ответил. Трудно сказать, какие аргументы привел он по телефону, но отец разрешил взять машину и съездить на ней в Москву. Чувашию они проехали удачно. За все время движения их ни разу не задержали для проверки документов. Неприятности у ребят начались километров за шестьдесят до Нижнего Новгорода – их остановил пост ДПС.

Лейтенант милиции долго не подходил к машине. Сидевший на заднем сиденье Цаплин стал немного волноваться и, приоткрыв дверцу, крикнул дежурившим на посту работникам милиции:

– Командиры, ну и сколько еще здесь стоять, пока вы соизволите подойти? Нам что, больше делать нечего?

Наконец один из них с явной неохотой направился к машине.

– Лейтенант милиции Кудрявцев, – представился он и приложил руку к шапке.

Вадим, достал документы и протянул их ему.

– Что, уже выбраться из машины не можете? – произнес лейтенант, рассматривая документы. – Вы совсем обнаглели, татары. Куда и с какой целью следуете?

– Едем в Москву, товарищ лейтенант, по личным делам, – спокойно ответил Вадим, отдавая доверенность на машину.

Тот, не говоря ни слова, положил документы в планшетку и жезлом указал место, куда необходимо было отогнать с дороги автомобиль. Вадим выполнил указание.

– В чем дело, товарищ лейтенант, что за самоуправство? – возмутился он. – Вы можете хотя бы объяснить причину задержания? Понимаете, мы очень спешим.

– Ты что, парень, права качаешь? – со злостью сказал гаишник. – Думаешь, стоять на дороге и ловить ваших «козлов» из Казани мне доставляет удовольствие? Нам приказали задерживать все машины с татарскими номерами, вот мы, и выполняем приказ. Отменят его – и езжайте, пожалуйста, куда хотите, хоть в Париж. Сейчас пробьем вас по компьютеру, если вы не члены преступных группировок, то поедете дальше, ну, а если таковыми являетесь, то будете стоять, пока не поступит в отношении вас какое-либо указание.

Вадим вернулся к машине и рассказал ребятам о причине остановки сотрудниками ГАИ.

– Слушай, Ловчев, что будем делать, если он всех начнет пробивать по базе? Я точно знаю, что я там есть, – сказал Прохоров и посмотрел на Цаплина.

– Я тоже в этой базе есть. Неужели повяжут на трое суток?

Ловчев снова вышел из машины и направился к гаишнику.

– Товарищ лейтенант, проверьте нас скорее, пожалуйста, мы очень спешим в Москву.

Лейтенант посмотрел на Вадима и направился к зданию ДПС. Проверив его по базе МВД РТ, он остался доволен: парень по базе ОПГ не проходил.

– Давай, тащи документы своих дружков, – сказал лейтенант. – Сейчас мы их тоже пробьем, проверим на «вшивость».

Они вместе вышли из контрольно-пропускного пункта и направились к машине. В этот момент на огромной скорости мимо них пролетела серебристая «девятка» с татарстанскими номерами.

– Ну, гады! Уже не ездят, а летают.

Он сунул документы Вадиму в руки и помчался к припаркованной недалеко от КПМ «девятке», завел ее и устремился вслед за серебристой.

– Кажется, пронесло, он хотел пробить и вас. Ну что, поехали, ребята? – облегченно вздохнул Вадим, садясь в машину.

Они понимали, что им сильно повезло. Если бы не эта «девятка», то их всех, наверняка, закрыли бы на сутки, как минимум, а машину загнали бы на штрафную стоянку.

Чем ближе они подъезжали к Москве, тем чаще их останавливали на постах ГАИ. Но, то ли им везло, то ли недостаточно хорошо работали сотрудники ГАИ, их больше, ни разу не проверяли по базе МВД РТ.

К вечеру они уже въезжали в Москву.

*****

Подъехав к Казанскому вокзалу, Вадим выскочил из машины и скрылся в толпе пассажиров. Он отсутствовал чуть более получаса.

– Куда это он «свалил»? – поинтересовался Цаплин у Прохорова.

Но тот, словно не услышав вопроса, смотрел в окно и молчал. Вадим вынырнул из толпы так же неожиданно. Открыв дверь машины, он протянул ребятам листок бумаги, на котором корявым почерком был написан какой-то адрес.

– Все хорошо, – сказал он. – Я нашел мужика, на квартире которого останавливался в прошлый раз. На наше счастье она пуста, так что поехали туда, я очень устал, хочется вытянуть ноги.

– Ноги ты, Вадим, еще успеешь вытянуть, – произнес, шутя Цаплин. – Вот один из нас навеки протянул свои усталые ноги.

– Цаплин! Кончай каркать! – оборвал его Прохоров. – Раскаркался, как ворона. Не об этом сейчас нужно думать, а о том, чтобы нормально оформить все документы на Бордо и отправить его тело в Казань.

Они ехали довольно долго. Московские пробки окончательно их добили. Приехав на квартиру, они умылись и, не поужинав, завалились спать. Утром ребята выехали в морг, где занялись оформлением всех необходимых документов для транспортировки трупа в Казань. Никто из них не ожидал, что эта процедура потребует так много времени и денег. Везде, куда бы они ни обращались за справкой, нужны были суммы, по казанским меркам, довольно значительные. Когда бумажная волокита была закончена, они поехали в городской морг.

Первым туда вошел Прохоров. Резкий запах формалина и разлагающихся трупов ударил в нос. В какой-то миг ему показалось, что земля уходит из-под ног. Он уперся спиной о дверной косяк и постарался взять себя в руки.

– Вы что здесь делаете? – спросил мужчина в белом халате и медицинской маске.

– Да вот, друга покойного ищем. Его доставили к вам два дня назад и сегодня должны вскрывать.

– Ваш друг случайно не из Казани? – поинтересовался мужчина. – Говорят, их порезали ночью чеченцы.

Прохоров, молча, кивнул, подтверждая сказанное.

– Все ясно. Мы их вскрыли еще вчера вечером. Пройдите в холодильную камеру, трупы там.

– А где это? – спросил Прохоров.

– По коридору до конца, а затем направо.

Игорь поблагодарил мужчину, и они направились к камере. Там, кроме трупа Бондаренко, лежали несколько тел, укрытых простынями, которые Прохоров из любопытства стал поочередно приподнимать. Он опознал еще троих казанских ребят: все они были с улицы Аделя Кутуя. На трупах виднелись множественные ножевые ранения, а у одного из убитых была отрезана голова, которая лежала рядом с телом. Взглянув на нее, Прохоров и Цаплин сразу же узнали своего приятеля Виктора Смирнова по кличке «Белый».

«Да, похоже, натерпелись наши ребята, прежде чем умереть, – подумал Игорь. – Поиздевались над ними чеченцы всласть».

Официально опознав труп Бондаренко, Прохоров подписал все необходимые документы и вместе с друзьями вышел из морга. Отдышавшись, они направились к машине. Неожиданно к ним подбежали трое молодых людей, одетых в кожаные куртки.

«Неужели чеченцы?» – первое, что пришло в голову Игорю.

– Стоять! Мы из МУРа! – крикнул один из них. – Быстро руки на капот.

Обыскав и не найдя ничего запрещенного, их повели к микроавтобусу, стоявшему за углом здания. Разбирались с ними недолго, так как в этот момент к моргу подъехали сразу шесть автомобилей с татарстанскими государственными номерами.

Увидев машины, друзья направились к ребятам, которые столпились у крыльца морга и что-то горячо обсуждали. Поздоровавшись, Игорь сообщил им, чтобы сразу шли к холодильной камере, где лежат трупы товарищей.

– Прохор, их сильно покалечили? Узнать хоть можно? – спросил один из парней.

– Все нормально, – ответил Прохоров. – Лица узнаваемые. Вот только «Белый» без головы. Вы попросите врачей, пусть ее пришьют, а то перед его матерью будет неудобно.

– Само собой, – ответил парень. – Кто его заберет из морга с отрезанной головой?

– Ну, ладно, пацаны, – обратился к ним Игорь, – нам больше здесь делать нечего, мы поехали.

– Слушай, Прохор! – поинтересовался у него Цаплин. – Ты предупредил ребят, что в автобусе сидят менты?

– Ну, а как ты сам думаешь? – ответил он и, отвернувшись, стал, молча, смотреть в окно машины.

Хотя Игорь и видел труп Бондаренко, он до сих пор не мог поверить в смерть друга.

«Нет, надо заканчивать эти кровавые игры, – подумал Прохоров. – Нужно срочно найти какое-то доходное дело, которое сможет прокормить нас и родителей. Больше так рисковать жизнью нельзя».

Они остановились у дома, в котором снимали комнату. Быстро собрав вещи и расплатившись с хозяином, поехали в Измайлово, в гостиницу. Приведя себя в порядок, направились в ресторан, чтобы помянуть друга.

***

Ребята заняли столик в глубине зала. Обслужили их довольно быстро Прохоров разлил по рюмкам водку и, встав из-за стола, предложил выпить за упокой души их товарища Бондаренко. Парни, молча, выпили.

– Ну что, Цаплин, нет с нами больше нашего школьного приятеля Бондаренко. Я ведь с ним с первого класса дружил. Это ты пришел к нам в класс, по-моему, когда мы учились в пятом. Никогда не думал, что мне придется пить на его поминках. Он ведь был таким здоровым, что я даже не помню, болел ли он когда-нибудь.

Прохоров замолчал, и всем стало понятно, как ему тяжело говорить о Бондаренко в прошедшем времени. Ловчеву показалось, что в глазах Игоря сверкнула скупая слеза, за которую не бывает стыдно мужчинам.

– Да, – произнес Цаплин, – природа отмерила ему большую жизнь, а эти «зверьки» просто так взяли и зарезали его как свинью.

Ловчев сидел за столом и чувствовал себя неловко. Он недолго был знаком с Бондаренко и поэтому не знал, что ему следует говорить и как себя вести.

Недалеко от них сидела компания из четырех человек, один из которых явно был родом с Кавказа. Они о чем-то тихо разговаривали, не привлекая к себе внимания. Первым кавказца заметил Цаплин. Он посмотрел на него, не пытаясь скрыть свою злость и ненависть. Выпив еще рюмку водки, Цаплин поднялся и направился к ним.

– Ты что, черт нерусский, на нас уставился, словно мы витрина магазина? – обратился к кавказцу Цаплин. – Тебе что от нас нужно?

Сидевшие за столиком люди оцепенели от подобной наглости. Один из них начал громко возмущаться, высказывая что-то Цаплину на смеси русского и английского языков. Его остановил мужчина, сидевший рядом с иностранцем.

– Ник, не нужно шуметь. Мы сейчас урегулируем эту ситуацию, и все станет на свои места, – сказал он и обратился к Цаплину:

– Молодой человек! Если у вас плохое настроение, то не надо портить его другим. Это наши друзья, один из Америки, а этот, о котором вы здесь начали говорить, никогда не жил на Кавказе, он – из Ярославля. Давайте не будем лишний раз привлекать к себе внимание милиции.

Заметив назревающий скандал, Прохоров, схватил Цаплина за рукав куртки и потащил его обратно к своему столу.

– Ты что, забыл, где находишься? Это тебе не Казань! Здесь милиция быстро склеит ласты. Нашел, где рисоваться.

Цаплин сел за стол. Посмотрев на Игоря, он, молча, налил себе полную рюмку водки.

– А что он, в натуре, уставился на нас? Ему не нравится, что мы сидим в ресторане в спортивных костюмах? Да мне лично наплевать на его мнение! Сам, наверное, недавно спустился с гор, а корчит из себя черт знает кого.

– Хорош, Цаплин, выступать, – осадил его Прохоров. – Мы здесь не для того собрались, чтобы устраивать разборки. Мы пришли сюда помянуть нашего товарища.

Игорь налил себе апельсинового сока в фужер и, подняв его, произнес:

– За память мы выпили, теперь предлагаю выпить за нашу дружбу! Пусть нас осталось мало, но мы по-прежнему верны друг другу.

В ресторане заиграла музыка, и на танцевальной площадке закружились пары. Внимание Прохорова привлекла молоденькая симпатичная девушка, сидевшая с подругой за дальним столиком. Он встал и направился в ее сторону. Улыбаясь, протянул ей руку:

– Мадмуазель, разрешите пригласить вас.

Она покраснела, но от приглашения не отказалась. Они вышли на площадку и медленно закружились в танце.

– Девушка, по-моему, я вас где-то видел, то ли во сне, то ли в мечтах. Если это небольшой для вас и государства секрет, то скажите, где вы живете? – спросил ее Прохоров.

Девушка вновь покраснела и произнесла красивым голосом:

– Сама я из Казани. В Москве учусь в консерватории, вот уже три года.

– Насколько я знаю, в Казани тоже есть консерватория. Скажите, что за необходимость ездить для учебы в Москву, снимать квартиру? – поинтересовался Игорь.

– Я живу в своей квартире. Ее мне купил папа. А учусь я здесь потому, что в этой консерватории преподают самые лучшие педагоги.

– Теперь все понятно, – ответил Прохоров.

Танец закончился, Игорь проводил ее до столика и направился к приятелям. Он заметил, что на его месте сидит мужчина и о чем-то говорит с ребятами. Прохоров пододвинул свободный стул и сел. Мужчина, взглянув на Прохорова, представился:

– Селезнев Сергей Павлович, искусствовед, занимаюсь антиквариатом.

– Прохоров Игорь.

– Пока вы отсутствовали, молодой человек, я познакомился с вашими друзьями. Выходит, вы все из Казани? Я много слышал об этом городе и всегда мечтал побывать там, но мне так и не пришлось. Сколько у вас старины, один Бог знает. Вот скажите, какие есть старинные храмы в вашем городе? Что молчите, тоже, наверное, не знаете? Стыдно, молодой человек, жить в таком прекрасном городе и ничего не знать о его истории. Один Петропавловский собор в Казани может рассказать многое. Селезнев сделал небольшую паузу. Он посмотрел на ребят, словно стараясь угадать, о чем они думают.

– Скажите, Игорь, вы часто бываете в Москве? – спросил он, обращаясь непосредственно к нему. – Вы не окажете мне небольшую услугу, не привезете ли в следующий раз буклеты ваших монастырей и соборов? Многие мои товарищи обещали это сделать, но так и не привезли. Если все упирается в деньги, то я готов авансировать свою просьбу.

Селезнев полез в карман и достал бумажник. Вытащив из него две сотенные купюры американских долларов, протянул Игорю.

«Какой у него красивый перстень, – подумал Прохоров. – Наверняка, стоит больших денег».

Он взял деньги и сунул в карман спортивной куртки. Игорь никогда не отказывался от денег, если с ними добровольно расставались их владельцы.

– Как же мы с вами встретимся? – поинтересовался он у Сергея Павловича. – Где мне вас искать в Москве?

– Вот вам мои телефонные номера: один – домашний, другой – рабочий. По ним вы обязательно найдете меня. Единственно, о чем я вас попрошу, обязательно сделайте звонок при выезде в Москву, чтобы я вас ждал.

Селезнев галантно извинился, встал из-за стола и направился к своему столику.

– С ума сойти можно! – сказал Цаплин. – Совершенно не знает человека и сразу же – двести долларов. Ты, Прохор, видел, сколько у него в бумажнике «капусты»? Если он с собой столько таскает, то сколько у него денег дома?

– Ты, Цаплин, на чужой каравай рот не разевай, – вдруг произнес молчавший все это время Ловчев. – Это у вас не бывает денег, поэтому вы и мыслите так, а для него двести долларов – пустяк. Я вот посмотрел на мужика и сразу все понял. Он цену себе знает. Вы видели его перстень? Ему цена тысяч десять зеленью, а ты про двести долларов ведешь речь. Думаю, что неспроста он к нам подсел. Видимо, ему нужно что-то от нас. Игорь, мое личное мнение – лучше с ним не связываться. Скользкий он какой-то, неприятный.

– Да брось ты, Вадим. Посмотрим, кто из нас круче. Мы еще и не таких вертлявых видели.

– Дай Бог, я просто высказал свое мнение, – недовольно ответил Ловчев. – Остальное за вами, как говорят: хозяин – барин.

В зале вновь заиграла музыка. Игорь, встав из-за стола, направился к дальнему столику, где сидела приглянувшаяся ему девушка.

***

Жанна, так ее звали, с интересом наблюдала за Прохоровым, который, не обращая внимания на окружающих, направлялся к ней. Его накачанная фигура в спортивной куртке явно выделялась среди одетых в костюмы клиентов ресторана.

Глядя на приближающегося Игоря, Жанна старалась припомнить, на кого из артистов он похож. Разворот головы, темно-русые, слегка вьющиеся волосы напомнили ей популярного в свое время актера Урбанского.

Игорь, молча, протянул ей свою большую и сильную руку и закружил в вальсе. Нужно отдать должное: Игорь мог свободно вальсировать, и этим отличался от всех ее друзей.

– Как тебя зовут? – спросил девушку Игорь, прижимая ее к себе.

– Жанна, – ответила она. – А ты сам откуда?

– Я из Казани, живу на улице Достоевского. Ты, наверняка, знаешь, где эта улица.

– Да, мне приходилось бывать на твоей улице, там живет моя школьная подруга. Сама я живу на Маяковского, в самом начале, в одном из «обкомовских» домов. Отец у меня работает в правительстве, занимается земельными проблемами.

Игорь посмотрел ей в глаза, они словно светились изнутри десятками маленьких звездочек.

– Знаешь, Жанна, мне, в отличие от тебя, хвалиться нечем. Мои родители – люди простые, рабочие. Имею двух сестер, но они уже с нами не живут, вышли замуж и разъехались в разные концы России.

– Игорь, а чем ты занимаешься: работаешь, учишься? – поинтересовалась она.

Он загадочно улыбнулся и, прижав девушку поближе к себе, прошептал на ухо.

– Я работаю простым учителем физкультуры в школе. Денег нет, но есть привязанность к профессии и детям. Что поделаешь: кому деньги, а кому и дети.

– Игорь, если ты не шутишь и действительно работаешь учителем, то почему ты сейчас в Москве, а не в Казани? Каникулы, по-моему, еще не начались? – спросила его Жанна.

– А у нас здесь проходили курсы по повышению квалификации. Самое главное, Жанна, ничему они нас новому не научили. Все по-прежнему: ноги на ширине плеч, руки на бедрах.

Жанна звонко рассмеялась и еще плотнее прижалась к Игорю. Он галантно проводил девушку до столика.

– Следующий танец, надеюсь, тоже за мной? – получив согласие, он направился к своим друзьям.

Цаплин уже опьянел и, словно куль, полулежал на стуле.

– Вадим, ты, что не остановил его, видишь, он набрался, – обратился Прохоров к Ловчеву. – Скажи ему, пусть больше не пьет. Не на себе же его тащить в номер.

– Хорошо. Я тоже, как и ты, хотел потанцевать вон с той пышной блондинкой, но его же не бросишь одного? Я и так всю водку вылил в кувшин из-под сока, но он все пытается заказать ее, хотя сам явно «тяжелый». Как поедет завтра домой с такой головой, не знаю.

– Ну ладно, ты следи за ним, а я еще раз приглашу эту Жанну.

Прохоров посмотрел на столик, за которым сидел Селезнев, но тот оказался пуст. Перехватив его взгляд, Вадим произнес:

– Они ушли минут пять назад. Тебе велели передать большой привет.

Прохоров направился в сторону Жанны. Она встала из-за стола и пошла ему навстречу.

– Игорь, у тебя в квартире есть телефон? – спросила она, кружась в танце. – Я вот записала свой московский номер, надеюсь, ты мне обязательно позвонишь. Если хочешь, то я напишу и казанский телефон. Кстати, через две недели у моего папы день рождения, и я обязательно приеду в Казань, там и увидимся.

– Я обязательно буду звонить тебе каждый день и с нетерпением ждать в Казани.

Он прижал ее к себе и нежно поцеловал в губы, мгновенно почувствовав, как по телу Жанны пробежала волна. От этого ощущения его дыхание стало глубоким и прерывистым. Жанна пристально посмотрела ему в глаза, а он еще сильнее прижал ее к себе. Однако танец закончился, и он, взяв ее под локоть, проводил до столика.

Подруга Жанны, высокая худая девушка с окрашенными в каштановый цвет волосами, внимательно взглянула на Игоря, будто оценивая его. Он выдержал ее цепкий взгляд. Поблагодарив Жанну за танец, он развернулся и пошел к своему столику.

– Жанна! – капризно протянула подруга. – Нам пора уходить. Мы и так с тобой засиделись здесь. Все наши девчонки давно ушли, лишь мы с тобой толкаемся в этом ресторане.

Жанна понимающе взглянула на подругу. Встав из-за стола, они направились в гардероб. Увидев, что Жанна уходит, Игорь бросился вслед за ней. Он взял ее за руку, стараясь остановить. Но она осторожно высвободила ее и нежно поцеловала его в щеку.

– Игорь, я очень буду ждать твоего звонка, – прошептала она. – До встречи.

Через минуту их машина скрылась в темноте улицы.

***

Встав рано, как уговорились еще накануне, ребята встретились на первом этаже гостиницы.

Цаплин, судя по виду, переживал не лучший свой день. Принятый накануне алкоголь отчетливо отпечатался на его круглом лице. Он сидел в кресле и жадно пил холодную минералку.

Расплатившись и сдав ключи, они вышли на улицу и направились к автостоянке, к машине Ловчева. Несмотря на сильный мороз, двигатель завелся сразу. Они постояли у автомобиля, давая ему прогреться, а затем поехали в сторону объездной дороги. Плутая по утренним, еще безлюдным московским улицам, Ловчеву удалось сравнительно быстро выехать за пределы города.

– Ну, все. Сейчас только вперед, в Казань.

В шестидесяти километрах от Чебоксар их остановил сотрудник местного районного отдела ГАИ. Затормозив у обочины, Ловчев вышел из машины и направился к нему.

– В чем дело, командир? – спросил сотрудника Ловчев. – Едем, правил не нарушаем, и вдруг вы тормозите нас.

Достав из бумажника документы, он передал их работнику ГАИ. Тот внимательно посмотрел на Вадима, сличая его внешность с фотографией на правах, и, убедившись в идентичности стоявшего перед ним человека с фото, положил водительское удостоверение в карман своей куртки. Все остальные документы он изучал так же внимательно и медленно.

– Слушай, командир, нельзя ли быстрее, я уже замерз стоять на дороге, – попросил его Ловчев.

– Быстры лишь кошки, – ответил работник милиции. – Закон требует, чтобы я внимательно изучал предоставленные водителем документы. Давай, открывай капот, будем сверять номера двигателя с техпаспортом.

Вадим вернулся к машине, надел куртку и открыл капот. Процедура сверки длилась минут двадцать. Не найдя место крепления идентификационного номера, сотрудник ГАИ положил техпаспорт, в свой бездонный карман.

– Командир, не томи, мне ехать нужно, – вновь обратился к нему Ловчев.

– Сержант! – крикнул гаишник своему напарнику. – Ты случайно не знаешь, где крепится номер двигателя на этой машине?

– А черт его знает, где крепят номер эти буржуи, – произнес тот, разбираясь с очередным водителем, машину которого он остановил буквально минуту назад.

Достав из кармана водительское удостоверение, гаишник уже в который раз громко прочитал фамилию Ловчева.

– Значит, говоришь, автомобиль отца? – переспросил он.

И получив утвердительный ответ, попросил предъявить доверенность на право управлять машиной. Вадим совершенно спокойно сказал:

– Эта доверенность лежит у вас в кармане вместе с другими моими документами.

– Серьезно? – тот достал их из кармана.

Вадим быстро вытащил из кучи документов доверенность. Младший сержант, молча, прочитал ее текст и, ехидно улыбнувшись, потребовал у него страховой полис.

– Зачем он вам? Неужели вы сомневаетесь, что я вписан туда?

– Если спрашиваю, значит, надо, – отрезал гаишник.

Вадим достал из-под козырька страховой полис.

– Хорошо, Ловчев, хорошо, – произнес тот загадочно. – Скажи, а аптечка в машине имеется?

– Разумеется, – ответил Вадим.

Он открыл багажник и достал аптечку. Работник ГАИ, словно опытный фармацевт, стал перебирать медицинские препараты, выкладывая их на капот.

– Так и есть! – воскликнул он с нескрываемой радостью. – У вас валидол просрочен. Срок годности истек, к сожалению, буквально вчера. Выходит, что ваш автомобиль не оборудован минимальным количеством необходимых медикаментов, предусмотренных Минздравом России. Так что с вас штраф, товарищ Ловчев! Если желаете, то можете заплатить его здесь, на месте, без составления протокола.

– Командир, скажи, сколько я тебе должен, и мы быстро разъедемся в разные стороны, – предложил Вадим.

Сержант на листочке бумаги написал несколько цифр. Вадим полез в карман и, достав деньги, передал их сотруднику ГАИ.

– Ты не обижайся на меня, нас ведь двое, да и командиру взвода нужно отвалить.

Он вернул Вадиму документы и вполголоса, словно на дороге стояла толпа любопытных, сказал:

– После нас будут еще два поста ГАИ. Если свернете по дороге на Марийку, там их нет, и можете ехать прямо до Казани. Иначе везде придется платить.

Вадим поблагодарил его за информацию и, сев в автомобиль, погнал в сторону Казани. Проехав километров сорок, он свернул с основной трассы и ушел в сторону Йошкар-Олы.

– Ты куда это поехал? – поинтересовался у него Прохоров.

– Да, мент посоветовал. Говорит, что если ехать через Марийку, то постов ДПС там уже нет. Вот я и свернул, посмотрим, соврал ли он, – ответил Ловчев, увеличивая скорость.

Сотрудник ГАИ оказался прав: на трассе до самой Казани ни одного поста они больше не увидели.

«Вот что делают деньги, – думал Ловчев, въезжая в Казань. – За эти засаленные бумажки даже менты продаются, как проститутки».

Вадим быстро развез своих друзей по домам и, поставив машину в гараж, направился в квартиру матери.

***

Через пять дней после их возвращения в Казань состоялись похороны Бондаренко на Арском кладбище. Народу было много, особенно молодых ребят спортивного телосложения. Путь от подъезда дома, где жил Бондаренко, до катафалка был усыпан красными гвоздиками.

Работники милиции, не скрывая камер, снимали похоронную процессию, стараясь документально запечатлеть всех активных участников молодежных группировок города.

Прохоров хорошо знал эту тактику милиции и поэтому не явился на вынос тела. Накануне он вместе с Цаплиным пришел на квартиру к родителям Бондаренко, чтобы попрощаться со своим товарищем. А вечером Игорь приехал в «Грот-бар», где встретился с Ловчевым.

– Ну, как дела? – поинтересовался он у Вадима. – Теперь, наверное, жалеешь, что связался с нами? Если решишь свалить, обижаться не буду. Ты не клялся нам в верности и никаких обещаний не давал. Ты, Вадим, совершенно другой человек, не такой, как мы с Цаплиным, ты учишься в университете, у тебя есть буквально все: квартира, машина. Отец, с твоих слов, – денежный мешок. Мы живем улицей, щемим киоски, продавцов. Жизнь у нас полна риска: сегодня ты завалишь кого-то, завтра завалят тебя. Ты думаешь, мы с Цаплиным качки и нас боятся другие ребята? Это неправда. Для улицы это не самое главное: чем больше человек, тем проще попасть в него из пистолета. На улице главное иметь силу в пальце, который нажимает на курок.

Ловчев старался не перебивать своего товарища и внимательно слушал его своеобразную проповедь. То, о чем сейчас говорил Прохоров, он уже давно хорошо знал.

Бывая у отца в коттедже, Вадим узнал, где отец хранит два пистолета, приобретенные по случаю в Ижевске. Часто, когда Вадим оставался один, он доставал их, разбирал и аккуратно смазывал оружейным маслом. Оружие не просто нравилось Вадиму, оно притягивало к себе как магнит.

– Слушай, Прохор, что ты несешь пургу? Я с первой встречи догадался, кто вы с Цаплиным. Поэтому лечить меня не надо. Есть претензии – говори, если нет, то пей свой сок или пиво.

Игорь не ожидал от Вадима такого прямого ответа и на какой-то миг растерялся. Придя в себя, он внимательно посмотрел на приятеля и признался:

– Ты знаешь, Вадим, меня с сегодняшнего дня не интересуют уличные дела. Сейчас многие, с кем я когда-то бегал по улице и делил асфальт, стали другими людьми: кто-то ушел в бизнес, кто-то подался за бугор с большими деньгами. Только я продолжаю эту никому не нужную войну, не имея за душой ни копейки. Ты можешь мне не верить, но я говорю правду. Я еще в Москве, а вернее, там, в морге, понял, что живу не так, как хотел бы. Я хочу жить в окружении своих друзей и близких, а не хоронить их. Я отныне не боевик и убивать просто так никого не буду.

Он сделал большой глоток пива и замолчал. Вадим, словно в состоянии гипноза, сидел неподвижно, не спуская с Прохорова глаз. Он не верил в его минутную слабость, но и не считал, что Игорь устраивает ему очередную проверку. Так мог говорить только тот, кто решил окончательно порвать со своим прошлым.

– Ну что, Вадим? – спросил его Прохоров. – Будешь и дальше играть в русскую рулетку?

Не дождавшись ответа, он продолжил:

– Я мечтаю заняться своим делом, чтобы заработать большие деньги, даже, если надо, нарушая закон.

– Прохор, ты хоть знаешь, сколько нужно заработать денег, чтобы купить, ну, например, такой бар? – произнес Ловчев и посмотрел на раскрасневшееся лицо Прохорова, который обводил взглядом помещение бара. – Много, Игорь, очень много, таких денег честно не заработаешь.

– Главное, Вадим, задаться целью, а дальше посмотрим, куда кривая выведет. Вот ведь нашли ребята свою нишу в Москве. Уже отжали половину гостиницы «Севастополь». А я что с этого имею? Ничего! Хотя сделал для них немало.

Вадим, выдержав небольшую паузу и понимающе глядя на Прохорова, тихо сказал:

– Игорь, чем бы ты ни занялся, я всегда буду рядом. Ты же знаешь, мне не нужны ни отцовские, ни твои деньги. Я вообще презираю их. И прихожу я сюда не потому, что ты – Прохор, и тебя боятся многие ребята, а прихожу как к своему другу. Наверное, я дурак, но я с тобой до конца.

– Раз так, – ответил Прохоров, – то я очень рад. Теперь у меня двое друзей – ты и Цаплин. Кстати, у меня есть дела в этом баре, не хочешь помочь их решить?

Он встал из-за стола и вместе с Ловчевым проследовал в кабинет администратора.

Слегка приоткрыв дверь, они увидели Лилю, которая, уткнувшись в бумаги, делала свой еженедельный отчет для руководства. Увидев вошедших Прохорова и его товарища, Лиля от неожиданности вздрогнула. Она испуганно посмотрела на них. Ручка, которой она писала, выпала из рук и покатилась по полу.

– Ну что, Лиля? По-моему, ты забыла про наш уговор, придется напомнить о нем. Где деньги? – с угрозой в голосе спросил Прохоров.

– Ты знаешь, Игорек, – залепетала она, – у меня возникли семейные проблемы, и я вынуждена была все потратить.

– У тебя еще не было проблем, Лиля, но они появятся прямо сейчас.

Зная, на что способен Прохоров, она метнулась к сумочке, лежавшей на полке, и, достав оттуда пачку денег, положила их на край стола.

– Вот, забирай свои деньги, – произнесла она. – Ты, видно, можешь лишь с женщинами воевать, на большее тебя не хватает.

Пропустив, реплику мимо ушей, Игорь взял деньги.

– Считать не буду. Это хорошо, что помнишь, – сказал он. – Если ты еще раз, коза, попытаешься меня обмануть, то я распорю твой детородный орган до рта. Надеюсь, ты меня поняла?

***

Они вышли на улицу. Недалеко от бара, на перекрестке улиц Чернышевского и Ленина, произошло ДТП с участием трех машин. Вокруг разбитых автомобилей собралась толпа зевак. В стороне от места аварии стояли несколько милицейских машин.

– Ты что, Прохор, до сих пор такой возбужденный? – спросил его Вадим.

– Да никак не могу отойти от разговора, – ответил он.

– Я ее сегодня уже видел, до того как пришел в бар. Ты с ней осторожнее, ссученная она какая-то. Думаю, стучит на всех, кто трется в этом баре. Я ее раньше несколько раз встречал в милиции, когда приезжал туда вместе с отцом. Видно, не просто так она туда ныряла.

– Все может быть, Вадим. Ведь сдала же она меня вам.

– Она, как увидела сто долларов в руках охранника, так сразу назвала твои фамилию и адрес. Слушай, Прохор, может, зайдем в кафе «Ял»? Там тихо, а я не сторонник шумной музыки и танцующей молодежи.

Они прошли еще метров тридцать и вошли в кафе. Похоже, Ловчева хорошо здесь знали, и подбежавший официант повел их к дальнему столику. Они заказали по стакану сока и пирожному. Прохоров впервые был здесь и с интересом рассматривал необычный интерьер.

– Ну, как? – спросил его Вадим. – Правда, уютно?

Прохоров кивнул, соглашаясь.

«Наверное, это кафе пришлось бы по вкусу и Жанне, – подумал он. – Как хорошо, что Вадим показал ему это место. Теперь он обязательно приведет ее сюда, а не в бар».

За столиком справа сидели две симпатичные девушки. Ловчев коленом коснулся ноги Прохорова и кивком головы показал на них.

– Нравятся? – поинтересовался он. – Я их знаю, они из нашего университета.

– Да, девочки неплохие, – отметил Игорь. – Я как-то слышал по телевизору, что за границей девушки без сопровождения мужчин в кафе не ходят, у них это считается дурным тоном.

– То за границей, а мы, слава Богу, живем в России. У нас все дозволено. Может, снимем их? Хата у меня есть.

– Ты знаешь, Вадим, что-то не хочется, да и мать, наверняка, ждет дома. Не буду ее лишний раз расстраивать.

– Я тебя не узнаю, Игорь. Ты случайно не записался в монахи? Наверное, та московская девчонка запала в сердце, вот и бережешь себя для нее?

Прохоров сверкнул глазами и недобро посмотрел на Ловчева.

– Слушай, Вадим! Я не люблю, когда кто-то лезет мне в душу. Это не твое дело, для кого я себя берегу. Если эти телки нравятся тебе, ты их и снимай!

– Да я не хотел тебя обидеть, я просто шучу, – примирительно произнес Ловчев.

– Вот и шути у себя дома с матерью, а со мной не нужно. Видишь, мне не до шуток.

Прохоров встал из-за стола и направился к выходу. Вслед за ним устремился и Вадим.

– Ты что, Игорь, обиделся что ли? Ну, прости.

Прохоров, молча, пожал ему руку и произнес:

– Все нормально, Вадим. Завтра жду твоего звонка, а сейчас я поехал домой.

Вадим постоял в фойе с минуту, стараясь понять, чем он обидел Игоря, а затем, махнув рукой, вернулся в зал.

***

Прохоров нервно ходил по залу аэропорта, ожидая прибытия самолета из Москвы. Вчера вечером ему позвонила Жанна и сообщила, что на следующий день прилетает в Казань. Она назвала рейс и попросила встретить.

Прибытие самолета по техническим причинам все откладывалось и откладывалось. Сначала рейс задержали на час, затем диктор объявил о задержке еще на час. Было уже довольно поздно, и зал ожидания постепенно опустел. Встречающие московский рейс разбрелись по аэропорту, и их одинокие фигуры мелькали то в одном, то в другом конце огромного терминала.

Прохоров, в который раз шел по нему, переходя от одного закрытого киоска к другому. Гулкий шум его шагов таял где-то у самой крыши, вспугивая сонных воробьев, с зимы облюбовавших помещение. Игорь, сам не зная почему, очень волновался, перекладывал из одной руки в другую небольшой букетик живых цветов и мысленно старался представить, как их встреча будет выглядеть со стороны. Наконец диктор объявил о посадке самолета. Игорь почти побежал в другой конец терминала, где, как правило, выходили прилетевшие пассажиры. Жанна шла в толпе, и Игорь не сразу ее заметил. Увидев ее, он помахал рукой и, словно ледокол, стал раздвигать идущих навстречу пассажиров. Жанна была без багажа, лишь с небольшой женской сумочкой. Пробившись к ней, он обнял ее и вручил цветы.

– Цветы, зимой? – удивилась Жанна. – Мне еще никто не дарил цветов, а тем более, зимой. Ты где их достал?

Он улыбнулся.

– А я, как в сказке «Двенадцать месяцев», повернул время вспять.

Она поцеловала его в знак признательности, и они поспешили на улицу. Там Жанна стала кого-то искать глазами. Увидев встречавшую ее машину, она схватила Игоря за рукав куртки и потянула за собой.

– Давай, Игорь, садись в машину, – пригласила она. – Это папа прислал ее за мной.

До улицы Маяковского они доехали сравнительно быстро, минут за сорок. Отпустив водителя, Жанна предложила Игорю зайти к ним домой, но он отказался, ссылаясь на позднее время. Жанна, словно маленькая девочка, надула губы и капризно произнесла:

– Игорь! Я очень хочу познакомить тебя с родителями. Ты знаешь, они у меня такие хорошие, добрые. Если не хочешь сейчас, то завтра от встречи с ними тебе уже не отказаться: у моего папы день рождения, и я обещала познакомить его со своим парнем. Я жду тебя к трем часам дня.

– Жанна, пойми, мне как-то неудобно. У вас, наверняка, соберутся родственники, друзья и вдруг – я. Если говорить по-честному, я на «мели», и у меня нет денег, чтобы купить твоему отцу достойный подарок, а разную чепуху дарить не стоит.

– Ты что, Игорь! Какой подарок? Во-первых, у моего отца есть все, что ему надо и не надо. Его сейчас ничем не удивишь. Так что не ломай голову. Во-вторых, ты мог вообще не знать о его дне рождения, он ведь тебя официально не приглашал. А в-третьих, ты придешь ко мне, а не к нему. Так что я жду тебя завтра!

Она поцеловала его в щеку и побежала в сторону своего подъезда. Игорь проводил глазами ее стремительно удаляющуюся фигуру и пошел домой.

***

Он шел проходными дворами, чтобы сократить путь, и прошел уже полпути, когда около завода его остановила группа молодых парней.

– Ты кто такой и что здесь делаешь? – спросил один из них.

По виду было заметно, что он значительно отличается от ребят своим далеко не юношеским возрастом. Он был повыше ростом и, судя по его телосложению, намного сильнее.

– Пацаны, в чем дело? – произнес Прохоров. – Я спокойно иду домой, никого не трогаю, что вам от меня нужно?

– Слушай, ты, козел! Думаешь, такой вот крутой? Не боишься, что мы тебе сейчас рога обломаем?

– Вы что, шутите, мужики? Вы вообще-то фильтруйте базар, я ведь не школьник. Да, представьте, я «крутой», где на меня сядешь, там и скатишься. Вы сами-то обозначьтесь, кто вы такие и что хотите мне предъявить?

Прохоров хорошо знал всех ребят из ближайших к его дому группировок, знал авторитетов, лидеров, весовых ребят, однако в толпе, стоявшей напротив него, не было ни одного знакомого.

«Наверное, студенты, – подумал он, – сдали экзамены, напились, вот и гуляют, приключений ищут».

Прохоров хотел двинуться дальше, но все тот же, парень вновь преградил ему дорогу.

– Ты куда рвешься? – угрожающе спросил он и схватил Игоря за рукав куртки. – Давай, поговорим!

Прохоров знал, что победа за тем, кто сильнее и наглее. Он первым нанес удар парню в лицо, и тот упал на землю. Ребята, несмотря на свое численное преимущество, испугались подобного оборота и не сразу поняли, что произошло с их вожаком. Этого оказалось достаточно для опытного уличного бойца: хорошо поставленными ударами Игорь успел свалить с ног еще двоих, а остальные, бросив избитых товарищей, разбежались в разные стороны. Пока Игорь поднимал слетевшую с головы во время драки шапку, он не заметил, как с земли поднялся их вожак и нанес удар ножом в бок.

От сильной и резкой боли у Прохорова потемнело в глазах. Он сунул руку под куртку и почувствовал, как горячая кровь заструилась по ноге вниз. В правом ботинке захлюпало.

– Гад! – произнес он в сердцах. – Все-таки успел порезать.

Пересилив боль, медленно ступая, он направился к своему дому.

«Лишь бы дойти и не упасть, – подумал он. – На улице холодно, если не замерзнешь окончательно, то сильно обморозишься».

Дойдя до дома, он с большим трудом поднялся по лестнице и, достав ключи, стал открывать дверь. Услышав скрежет замка, мать сама открыла ему. Увидев бледное лицо сына и темное пятно крови на его светлом свитере, она испуганно закричала, бросилась к телефону и стала накручивать диск.

– Мама, не звони в скорую помощь, не надо. Позвони лучше Павлу, пусть приедет. Он сам решит, что делать со мной дальше.

Павел Сергеев был одноклассником Прохорова. Год назад он успешно окончил медицинский институт и сейчас работал в отделении общей хирургии шестой городской клинической больницы.

Павла дома не оказалось, и мать позвонила ему на работу. Выслушав ее взволнованную речь, он уже через тридцать минут был у них дома и осматривал Игоря.

– Тебе крупно повезло, – произнес он. – Рана оказалась поверхностной, нож прошел по касательной. Если бы удар пришелся на сантиметр дальше в правую сторону, он бы угодил прямо в печень.

– Ты, Павел, давай, не пугай меня, – произнес бледный от потери крови Прохоров. – Меня убить не так-то просто, я, как Кощей бессмертный, моя смерть спрятана в другом, одному мне известном месте.

Павел сделал ему обезболивающий укол, наложил швы на рану и стал прощаться.

– Не переживай, это пройдет быстро – до свадьбы заживет. Постарайся меньше двигаться. Если что, звоните, не стесняйтесь.

Оставшись один, Игорь осторожно прилег на разостланную матерью постель и закрыл глаза. От вколотого снотворного он быстро уснул.

*****

В девять часов утра к Игорю заехал Вадим. Он привез сок и фруктов.

– Как здоровье, Прохор? – поинтересовался он. – Мне Цаплин рано утром сообщил, и я сразу же к тебе. Скажи, ты знаешь тех ребят? Все как-то странно получается. Ты идешь домой, и на тебе – «перо» в бок. По-моему, так просто подобное не случается, на это должны быть веские причины. Может, ты сам на кого-то сильно наехал, вот и прислали за это «ответку»?

– Да нет, Вадим, причин к тому не было: мне никто из них ничего так и не предъявил. Захотели и наехали. Ты же знаешь, что я практически месяц в Казани не был.

– Может, это дело рук твоих бывших товарищей – Лободы, Орловского? Ты же их здорово опустил в глазах других. Вот они и решили с тобой рассчитаться?

– Я не думаю, что это могли организовать Лобода и Орловский. Они сейчас никто. Ты же сам знаешь, что я хорошо знаком со всеми местными ребятами, но среди них я никого не видел. На «молодых» они не похожи, да и держались, за исключением одного человека, как-то нерешительно, словно впервые оказались в такой ситуации.

– Может, ты и прав, Игорь, у тебя есть опыт в этих делах. Цаплин уже с утра там, на месте, разбирается, что к чему. Кстати, я привез тебе практически все буклеты по казанским монастырям и храмам. Взял у нас на кафедре истории. Если поедешь в Москву, прихвати их, может, пригодятся.

– Спасибо, Вадим. У меня сегодня встреча с Жанной в три часа дня: пригласила на день рождения отца. Ты меня не подбросишь до ее дома, а то самому добираться не совсем удобно?

– О чем речь, конечно, подброшу! Я тебя и обратно привезу, если хочешь.

– Спасибо, Вадим, я буду ждать тебя в половине третьего.

Ловчев попрощался, и через минуту до Игоря донесся звук закрываемой входной двери. В комнату вошла заплаканная мать и, взглянув на него, лежавшего на кровати, сказала, утирая краем фартука слезы:

– Это куда ты собрался идти? Себя не жалеешь, так пожалей хоть меня. Я и так всю ночь не сомкнула глаз, все плакала. А если эти ребята вновь нападут на тебя, что будешь делать? Ты даже руки поднять не можешь!

– Не надо, мама. Бомба дважды в одну и ту же воронку не падает. Все будет нормально, да и Вадим меня отвезет и привезет обратно. Пойми, мне это очень нужно.

– Хороший у тебя товарищ, этот Вадим, учится, а ты мотаешься целыми днями неизвестно где.

Игорь заулыбался.

– У меня, мама, все друзья хорошие. Вот и Володя, чем хуже Вадима? Мы с ним с самого детства, как иголка с ниткой: куда я, туда и он.

Часа через два к Прохорову заехал Цаплин. Раздевшись в прихожей, он прошел в комнату, где лежал Игорь, и сел на стул.

– Как дела? Бок сильно болит? Ты знаешь, я с утра все там перерыл, со всеми встретился, все перетер. «Калужские» ребята здесь не причем. Они тебя все хорошо знают, и у них, как они выразились, претензий к тебе нет. Они сами гадают, кто это мог сделать? Похоже, это залетные, может быть, с «Кинопленки» или вообще ребята с «Жилки».

– Да нет, Цаплин. Это были явно не бойцы. Те бы не стали со мной так долго разбираться, порезали бы или подстрелили. А эти все не решались напасть, словно опасались чего-то.

– Тогда я не знаю, откуда они. Могу лишь сказать, что не местные.

– Я сначала подумал, что это студенты, а потом смотрю: одеты плохо и ведут себя явно не как они.

– Ладно, Игорь, разберемся. Я не думаю, что они снова приедут сюда, чтобы тебя отлавливать. Если я сегодня больше не нужен, то я отвалил. Давай, бывай, до завтра. Я еще постараюсь навести справки, может, кто-то что-то знает.

Цаплин, отказавшись от обеда, предложенного матерью Игоря, быстро ушел. Прохоров поднялся с кровати и, превозмогая боль в боку, медленно направился в ванную, где стал приводить себя в порядок. Он надел новую белую рубашку и черный импортный костюм, который купил по случаю в Москве.

– Ну как, мама? Похож я на жениха? – улыбнулся он матери.

Та молчала и, не отрывая глаз, смотрела на сына. Она давно не видела его таким нарядным. Игорь, как и все ребята из его окружения, предпочитал спортивный костюм.

«Красивый парень», – отметила она.

Легкая бледность на лице Игоря невольно напомнила ей о том, что он ранен.

– Может, сынок, ты передумаешь и никуда не пойдешь? Вдруг швы разойдутся, что будешь делать?

– Не переживай, мама, все будет хорошо. Я же не в спортивный зал иду, а на встречу с девушкой.

Игорь осторожно, стараясь не помять брюки, присел на стул и стал ждать, когда за ним заедет Вадим.

***

Жанна стояла у окна и смотрела на улицу. Она с нескрываемым нетерпением ждала Игоря, который с минуты на минуту должен был появиться. Квартира родителей была полна гостей, которые то и дело подходили к ней и интересовались успехами в учебе и жизнью в Москве. Жанна, как воспитанная девушка, старалась отвечать на все вопросы, хотя была уверена, что основная их масса носила дежурный характер.

Сердце Жанны екнуло и забилось часто-часто: во дворе дома она заметила машину, из которой вышел Игорь. Он сделал несколько шагов и, подняв голову вверх, стал внимательно рассматривать окна дома, надеясь увидеть в одном из них Жанну. Однако сколько он ни вглядывался, определить ее окно ему не удалось: все окна в доме практически ничем не отличались друг от друга.

Неожиданно парадная дверь дома приоткрылась, и к нему выпорхнула Жанна в одном легком платье. Не обращая внимания на прохожих, она крепко обняла Игоря и стала целовать в губы. Она не догадывалась, что за всем этим наблюдал ее отец, куривший на балконе.

– Ну, что ты стоишь? – сказала она. – Пойдем скорее. Не боишься меня заморозить? Я ведь могу превратиться в Снегурочку.

Жанна схватила Игоря за рукав демисезонного пальто и потянула в подъезд. Он поморщился от прострелившей его боли, перед глазами поплыли радужные круги, но он послушно, словно ребенок, пошел за ней. Оказавшись в подъезде, Жанна вновь обняла Игоря и стала целовать его в холодные от мороза губы.

– Жанна, что ты делаешь? А вдруг тебя увидят соседи, нехорошо получится.

– А мне все равно, что они обо мне подумают.

Он легким движением руки отстранил ее в сторону. Этот жест не остался без внимания.

– Что такое, Игорь, ты, почему меня отталкиваешь?

Он попросил у нее прощения и рассказал о своем ранении.

– Я сегодня утром случайно распорол бок гвоздем. Рана так себе, пустяковая, но было много крови. Сейчас каждое неловкое движение вызывает сильную боль.

– Прости меня, дорогой, – сказала Жанна. – Я не знала об этом. Как же так получилось?

– Ну, ты знаешь, школа. Мужчин нет, вот и пришлось мне в подвале ворочать доски, чтобы достать кое-какие учебные пособия.

Жанна, взяв его за руку, повела к лифту. Поднявшись на пятый этаж, они направились к двери. Прохоров осторожно вошел в квартиру Жанны и столкнулся с ее родителями, которые заносили закуски и спиртное в зал, где гуляли гости.

– Здравствуйте, – смущенно произнес он. – Меня зовут Игорь.

Отец Жанны передал жене хрустальную салатницу с «оливье» и, вытерев руки о фартук, поздоровался с ним.

– Давайте, Игорь, знакомиться, – сказал он. – Меня зовут Гумар Исламович. Я отец Жанны. Вы снимайте пальто и проходите. Гостям представлять не буду, сами потом познакомитесь.

Прохоров осторожно снял пальто и проследовал в комнату, у дверей которой его поджидала Жанна.

– Вот видишь, все нормально, – прошептала она. – Зря ты так переживал! Не правда ли, у меня папа – золото?

Игорь кивнул в знак согласия и последовал за Жанной к столу. Проходя мимо гостей, он почувствовал на себе их оценивающие взгляды. К концу праздника, когда гости стали расходиться по домам, к нему подсел Гумар Исламович.

– Ты, Игорь, вообще не пьешь или только прикидываешься трезвенником? – поинтересовался он.

Прохоров вопросительно посмотрел на него, стараясь угадать, к чему этот вопрос.

– Знаешь, я люблю людей открытых и прямых. Трезвенники всегда вызывали у меня подозрение. Я считаю: кто не пьет, тот предает. Может, это не так по жизни, но по работе бывает довольно часто. Я не люблю артистов, хотя некоторые из них играют свои роли в кино и театре довольно правдоподобно. Я весь вечер наблюдал за тобой, стараясь угадать, кто ты – артист или настоящий мужик со всеми плюсами и минусами?

– Ну и как, Гумар Исламович? К какому выводу пришли? – спросил его Игорь и внимательно посмотрел на него.

Тот, сделав небольшую паузу.

– Ты знаешь, я давно не верю в чудеса. Глядя на тебя, я понял, что ты не сможешь сделать мою дочь счастливой. Да, да, и не смотри на меня так, будто не понимаешь, о чем я говорю. Ты не из тех, кто привык отдавать что-то людям. Ты из тех, кто привык потреблять, и потреблять все лучшее, что бывает на свете.

– Извините, но вы, не зная меня, сразу же, записали в число паразитов.

Ему не нравился начатый отцом Жанны разговор, но уйти от него он уже не мог и поэтому решил выслушать все о себе сейчас, не оставляя на будущее.

– Пойми меня, Игорь, – продолжил Гумар Исламович, не обращая внимания на его недовольство. – Жанна еще молода и многого не понимает в жизни. Для нее важны твои бицепсы и твой воинственный, как у индейца в кино, взгляд. Это все, что у тебя есть за душой, но главное в жизни это уметь делать деньги. Ты можешь отнять их у других, но сам делать деньги ты не умеешь. У тебя для этого ничего, кроме природного нахальства и дерзости, нет. Мне жаль свою дочь, она у меня одна, и мне небезразлично ее будущее. Ты можешь на меня обижаться, стучать в грудь кулаком, говорить, что я в тебе ошибся, но это правда. Я не хочу, чтобы о нашем разговоре узнала Жанна, не надо травмировать ее психику, но пока я жив, вместе вы не будете.

Игорь не стал с ним спорить, по сути, отец Жанны в чем-то был прав. Он, молча, встал из-за стола и направился в прихожую. Увидев, что он стал одеваться, из кухни выскочила Жанна, которая прибирала с матерью посуду.

– Подожди, Игорь, я помогу тебе.

– До свидания, Жанна. Меня провожать не нужно, я сам осторожно дойду до дома.

Она вышла вслед за ним в коридор и, схватив его за лацканы пальто, посмотрела в глаза.

– Скажи мне, что произошло? Кто тебя обидел в нашем доме? Отец? – поинтересовалась она. – Я же вижу, что между вами что-то произошло.

– Все хорошо, не волнуйся. Твой отец – человек мудрый, он желает тебе только счастья, – произнес Игорь. – Он, наверняка, сам расскажет о нашем разговоре.

Жанна по-прежнему держала его за лацканы пальто.

– Мы завтра увидимся? – спросила она его. – Почему ты молчишь и отводишь взгляд?

– Не знаю, обещать не могу. Ты же знаешь, что мне тяжело ходить.

Прохоров направился в сторону лифта. Глаза Жанны наполнились слезами. Ей хотелось его удержать, но она не знала, как это сделать.

– Жанна, вернись в дом! – позвал ее отец. – Ты простудишься и заболеешь.

Игорь обернулся и увидел отца Жанны, стоявшего в проеме двери и внимательно наблюдавшего за ними. Он улыбнулся ей и вошел в кабину лифта, который помчал его на первый этаж.

***

Жанна, повинуясь отцу, вернулась в квартиру и молча, прошла в свою комнату. Она села на диван, поджав под себя ноги. От ее внимания не ускользнула разительная перемена, которая произошла в Игоре после разговора с ее отцом. Она почувствовала, что в их отношениях возникло что-то необратимое, что между ними появилась незаметная для посторонних глаз стена отчуждения.

Игорь ей нравился, и она не скрывала своего чувства ни перед родителями, ни перед друзьями и подругами. Жанна еще в раннем детстве мечтала встретить принца, который мог бы ее защитить. И этим принцем для нее оказался парень из простой рабочей семьи.

До рокового знакомства в Москве Жанна не встречалась со своими ровесниками, и все свободное время отдавала музыке и книгам. Это был ее первый парень, который просто подошел к ней и пригласил на танец. Они созванивались почти каждый день, и от его звонков ей становилось легко и как-то по-особенному хорошо. Глядя в его серые глаза, она видела в них не только свое отражение, но и то, что он так тщательно от нее скрывал. Каждой клеточкой своего юного и прекрасного тела она чувствовала, что тоже нравится ему. От этого у нее кружилась голова, и хотелось петь о любви.

И, впервые увидев в его глазах пустоту и холод, Жанна не поняла, что так кардинально изменило его отношение к ней. Сидя в тишине комнаты, она пыталась отыскать причину, но чем больше думала, тем увереннее приходила к выводу, что причина кроется не в ней самой, а в отце, который беседовал с ним последние десять минут до его ухода.

Жанна встала с дивана и прошла на кухню, откуда слышался разговор отца с матерью. Она открыла дверь и остановилась на пороге. Родители повернулись к ней и замолчали. Повисла мертвая тишина, лишь вода струилась из крана.

– Папа, что такого ты сказал Игорю, что он ушел от нас сам не свой? – спросила его Жанна. – Зачем ты это сделал?

Отец что-то хотел ответить дочери, но, махнув рукой, вышел из кухни и прошел в свой кабинет. Жанна развернулась и в слезах бросилась в комнату. Она упала на диван и зарыдала. Она не заметила, как тихо вошла мать и присела у нее в ногах.

– Доченька, успокойся и не плачь. Понимаешь, твой папа хочет тебе добра. Твой Игорь не стоит того, чтобы ты проливала из-за него слезы. Он из другой среды, он не любит то, к чему ты так привыкла. Жанна, он не тот, за кого себя выдает. Он вовсе не учитель физкультуры, а уличный бандит.

Девушка оторвала голову от намокшей от слез подушки и с удивлением посмотрела на мать. Та продолжила:

– Нам об этом сегодня рассказал водитель Геннадий, который возил отца на рынок. Он сразу узнал твоего парня, еще в аэропорту. Этот Игорь лично избивал его племянника и требовал деньги. Мы с папой не против того, чтобы ты встречалась с учителем физкультуры, но только не с бандитом.

– Мама, зачем ты это мне говоришь? Я все равно ни тебе, ни папе не верю! Я не верю, что Игорь – бандит! Он не такой, вы специально оговариваете его.

– Дело твое, доченька, хочешь, верь – хочешь не верь, но мы с отцом решили, что он тебе не пара, и больше он не переступит порог нашего дома. Ты посмотри вокруг, сколько хороших парней. Ну, взять хотя бы Бурмистрова Ванечку. И сам неплохой, и папа у него в правительстве работает. Чем не пара? Ведь он за тобой давно ухаживает.

– Ты что, мама, говоришь? Какой из Бурмистрова парень? Он собственной тени боится и до сих пор без разрешения мамы ничего не делает! Разрешит она ему сходить в кино – сходит, не разрешит – сидит дома, смотрит в окно. Зачем мне такой? Мне нравится Игорь: он сильный, а главное, ни от кого не зависит. А вы с папой подсовываете разных маменькиных сынков, которые ничего не знают и не понимают в жизни.

– Дочка! Ты тоже многого не понимаешь. Пусть он маменькин сынок, но при деньгах, с положением в обществе. Если не любишь, не люби, никто тебя силой не заставляет. Найдешь мужчину по душе и встречайся с ним втайне, дари ему свою любовь, но живи при этом в коттедже, а не в какой-то коммуналке.

Жанна отвернулась от матери и снова зарыдала в подушку.

***

Игорь, не спеша, вышел из дома Жанны и, остановившись на крыльце, стал лихорадочно соображать, куда ему пойти, домой или в бар.

Домой его не тянуло, и он направился в сторону улицы Бутлерова. Несмотря на то, что с утра выпал обильный снег, тротуары и проезжая часть были абсолютно чисты.

«Вот они как живут, – подумал Игорь. – Лижут им улицы дворники, будто языком. А чему удивляться, стали вдруг хозяевами жизни и требуют к себе особого внимания».

Прохоров подошел к магазину «Горняк» и стал ждать второго трамвая. Доехав до площади Куйбышева, он направился в сторону улицы Чернышевского. Улица Баумана, по которой он шел, считалась центральной улицей города, но утопала в снегу. Люди с трудом брели по тротуару, ругая дворников и городских чиновников.

«Вот и вся разница», – криво ухмыльнувшись, подумал Игорь.

Он едва не упал, поскользнувшись на льду, и боль пронзила все тело. Перед глазами снова поплыли радужные круги, и он, опершись о стену дома, остановился и перевел дыхание. Дальше он шел очень осторожно, обходя лед и наросты снега на тротуаре, стараясь не сталкиваться со спешившими навстречу людьми. Неторопливый ритм движения немного успокоил его и дал возможность проанализировать свои действия в этот злополучный вечер.

То, что ему не поверил отец Жанны, было неудивительно: маска учителя физкультуры явно не соответствовала его внутреннему и внешнему облику. Он понимал, что тот из него не получился. Жаль было Жанну. Он никак не мог забыть ее полные слез глаза и немой вопрос, стоявший в них. Игорь с детства презирал тех, кто плакал. Но слезы Жанны вызывали сострадание. Он сожалел о том, что соврал ей в первый день их встречи. Почему он представился учителем, а не кем-то другим, он не знал и сегодня.

«Да куда мне до них, – подумал он в который раз за этот вечер. – Вон они сидят, сытые и довольные, обсуждают, сколько строить этажей в загородном доме. А моя мать плачет по вечерам, пересчитывая деньги, прикидывает, хватит ли их до конца месяца».

Занятый этими мыслями, он вновь чуть не упал на перекрестке с улицей Чернышевского. Постояв несколько минут, пока не отпустила боль в боку, он стал медленно подниматься по ступеням в сторону улицы Ленина. Ноющая боль сковывала движение. Он остановился, чтобы отдышаться. Ему оставалось пройти всего несколько ступеней, чтобы подойти к бару. Последние три дались ему с большим трудом.

«Надо же, – подумал он, оглянувшись назад. – Раньше я этот подъем преодолевал на одном дыхании, а теперь кое-как поднялся».

На другой стороне улицы, у пивного бара «Бегемот», скрипнув тормозами, остановилась малиновая «девятка». Из машины, словно бабочка, выпорхнула Лиля, администратор «Грот-бара». Она была в черной каракулевой шубке, которая очень ей шла. Поцеловав водителя и не обращая внимания на стоявшую у входа молодежь, она вошла в бар. Через секунду-другую из машины выскочил водитель и побежал за ней: в руках он держал забытую Лилей косметичку.

Прохоров мгновенно узнал этого молодого человека, именно он вчера ударил его ножом. Только сейчас до него дошел мотив всей этой разборки. Он заключался в женщине по имени Лиля.

Игорь вошел в бар и увидел сидевших у стойки Цаплина и Вадима, которые пили пиво. Он подошел к ним и поздоровался.

– Прохор, ты какими судьбами тут оказался? – спросил его Цаплин. – Я думал, что ты давно дома или у Жанны.

– Игорь? А что ты меня не попросил, я бы встретил тебя и привез сюда! – воскликнул Вадим.

– Все нормально, мужики. Я не инвалид. Как видите, и сам потихоньку добрался.

Он заказал стакан апельсинового сока и осторожно присел на стул.

– Знаешь, Игорь, – обратился к нему Цаплин, – мне так и не удалось узнать, кто тебя порезал вчера. Ребята молчат, пожимают плечами. Ни одна бригада не берет на себя это дело.

– Спасибо, Цаплин. Я уже знаю, кто, – ответил Игорь. – Я этого человека только что видел здесь, у бара. Это сделал новый мужик Лильки-администраторши. Она заказала меня ему.

Услышав это, Цаплин сделал удивленное лицо.

– А ты случайно не ошибся? Ведь Лилька ходит под «Аделькой», и, чтобы тебя заказать, она должна была согласовать хоть с кем-то из ребят свои действия. Иначе это война!

Игорь посмотрел на Цаплина.

– Я не думаю, что «Адельке» выгодно с нами воевать. У них большие финансовые дела, и они никогда не пойдут на то, чтобы из-за бабы развязать с нами войну.

– Она хоть понимает, чем это грозит? Ее же ребята зароют живой. Ты ведь, Игорь, не «молодой», чтобы с тобой так можно было поступить. Ты – бригадир, и за твоей спиной, хоть и небольшая, но бригада, – возмущался Цаплин. – За тобой и «Мирновские», и другие бригады. Она что, не понимает, с кем связалась?

Игорь не знал, что ему ответить. По сути, он был прав.

– Погоди, не трещи, как сорока. Ты же знаешь, я не могу ей ничего сделать, пока не предъявлю это все ребятам, а в первую очередь, Маврину. Он за нее вписывался, пусть и решает эту проблему сам.

Пока они это обсуждали, в баре появились несколько ребят с «Адельки». Они поздоровались с Прохоровым и Цаплиным и прошли вглубь зала. Вскоре появился и Маврин. Он вошел в сопровождении двух парней. Заметив за столиком знакомых, он направился прямо к ним.

– Сейчас я с ним все перетру, – сказал Цаплин.

Минут через десять к столику, за которым сидели Прохоров и Вадим, подошел Маврин.

– Привет, Прохор, извини, но в темноте я тебя не заметил, – поздоровался он и обнял Игоря за плечи. – Мне только что все рассказал Цаплин. Я могу сказать одно: никто из наших ребят не принимал в этом участия. Сделали это чужие, сто процентов.

– Юра, ты присядь, в ногах правды нет. Ты знаешь, здесь вообще много непонятного. Помнишь наш разговор о Лильке? – спросил его Прохоров.

Маврин кивнул, давая понять, что он хорошо помнит тот неприятный разговор.

– А помнишь предъяву? Сначала она сдала меня работникам охранного предприятия, которые всю ночь караулили меня у подъезда дома. Теперь заказала меня своему сожителю. Я их сегодня вечером видел обоих у бара. Я сам мог бы решить с ней вопрос, но не буду этого делать по одной простой причине – она ваш человек, а если точнее, твой лично. Но войну мне ты один объявить не можешь, нужно будет объяснять ребятам, так что ты и решай эту проблему. Пока разговор только между нами и дальше нашего столика никуда не уйдет, но это только пока.

– Не пыли, Прохор, раньше времени, – произнес Маврин. – Если то, что ты мне рассказал – правда, то она, клянусь тебе, ответит за все.

Маврин встал из-за стола и молча, направился к своим ребятам, которые о чем-то громко спорили.

Побыв, в баре еще с часок, друзья разошлись по домам. Цаплин, поймав такси, уехал с Прохоровым, а Вадим отправился домой один.

***

После окончания рабочего дня к администратору Лиле вошел Маврин. Он присел на стул и стал внимательно осматривать ее кабинет.

– Неплохо ты здесь устроилась, – заметил он. – Сидишь в тепле, жуешь за счет фирмы, да еще получаешь неплохие деньги.

– Спасибо, Юра. Что бы я делала без тебя, без твоей помощи. Это же ты меня сюда устроил, и я всегда буду помнить об этом.

Она встала из-за стола и подошла к небольшому секретеру, стоящему в углу кабинета. Достала из него бутылку французского коньяка «Наполеон» и налила в два фужера. Один протянула Маврину, второй взяла сама.

– Давай, Юра, выпьем за любовь. Я люблю тебя еще со школы, но ты почему-то этого не замечаешь.

Они чокнулись и медленно, смакуя дорогой коньяк, выпили. Маврин посмотрел на нее и, улыбнувшись, произнес:

– Не пойму я вас, баб. Говоришь о любви ко мне, а сама трешься с каким-то мужиком. Тебя сегодня ребята срисовали с ним и рассказали мне.

– Этотот, что на вишневой машине? – заулыбалась в ответ она. – Так это просто хороший знакомый.

– Вот видишь, Лиля, как получается. А говоришь, что тоскуешь, спишь одна в холодной постели, – продолжил Маврин.

– Ты тоже не святой, Юра. Если бы я знала, что ты только мой, то я бы давно позабыла обо всех мужиках.

– Вот для того, чтобы ты все это забыла, я договорился с ребятами, и они, заметь, не против того, чтобы ты недельку-другую отдохнула где-нибудь на свежем воздухе, набралась сил и здоровья.

Лиля сидела в кресле и не верила тому, что слышала.

– Короче, Лиля, завтра передаешь все дела Вере, а сама едешь в санаторий «Кленовая Гора». Отдыхаешь две недели, и назад в Казань. Будешь работать в кафе «Сирень» директором. Мы там упали в деньгах, и тебе нужно будет разобраться, с чем это связано.

– Юра, а почему в «Кленовую Гору»? – поинтересовалась она. – Я, может, хочу поехать в другое место?

– Поедешь туда, куда я сказал. Так нужно, – интонация Маврина не терпела возражений. – Вот тебе деньги, купишь путевку там, на месте.

Маврин передал ей пакет с деньгами и молча, вышел из кабинета.

***

Утром Лиля позвонила Вере и договорилась о встрече. Судя по голосу, Вера была рада своему новому назначению. На следующий день Лиля в течение часа передала ей все свои дела. Выйдя из бара, она поймала такси и поехала домой собирать вещи.

Лиля больше трех лет жила одна в двухкомнатной квартире. Ее квартира ломилась от дорогой импортной мебели, но она не любила свой дом, в котором чувствовала себя одиноко и неуютно. Приехав домой, она быстро собрала чемодан и, сев в кресло, решила позвонить своему новому любовнику. Кое-как дозвонившись до него, она томным голосом прошептала в трубку:

– Милый, ты не хочешь скоротать со мной вечер?

На том конце провода возникла тишина. Через некоторое время мужской голос произнес:

– Ты знаешь, Лиля, я сегодня не могу. У сына день рождения, и я обещал, что вернусь домой пораньше и заберу его из садика.

– А что, это не может сделать твоя жена? – c обидой в голосе спросила его Лиля. – Я завтра уеду в санаторий, и меня в Казани не будет две недели. Ты хоть увезешь меня туда, или мне добираться своим ходом?

– Вопросов нет. Скажи только, куда ехать.

Получив ответ, мужчина положил трубку. Раздевшись, Лиля пошла в ванную комнату. Лежа в теплой воде, она закрыла глаза и мечтательно вздохнула. Она представила себя на берегу ласкового моря в окружении красивых загорелых мужчин.

От этих приятных мыслей ее отвлек телефонный звонок. Накинув на плечи махровый халат, она вышла из ванной и подошла к телефону. Подняв трубку, услышала прерывистые гудки. Размышляя над тем, кто это мог ей позвонить в такое время, она села за столик и стала наносить на лицо питательную маску. Утром в назначенное время за ней заехал любовник. Поцеловав ее в губы, он поднял большой чемодан и, согнувшись от его тяжести, поволок к машине.

– Слушай, Лиля, ты что, кирпичами его набила? – поинтересовался он. – Он у тебя неподъемный!

– Я, Роберт, еду в санаторий отдыхать, и мне там некогда будет стирать и гладить. Это в Доме колхозника можно месяцами ходить в одном и том же халате, а здесь отдыхают люди со всей России.

До санатория они доехали за два с половиной часа. Роберт подъехал к административному корпусу и ловко припарковал автомобиль. Лиля в новой норковой шубе вышла из машины. Оглядевшись по сторонам, она направилась к администратору.

– Извините, вы не подскажете, у вас есть путевки?

Маврин оказался прав, путевки действительно были в наличии, и Лиля быстро оформила одну из них на себя. Роберт поднял ее вещи на четвертый этаж и занес в номер. Лиля, скинув шубу, обняла его за плечи и чуть ли не силой повалила на кровать. Около часа они занимались любовью, после чего Роберт, резко вскочив с койки, стал натягивать на себя одежду.

–Ты куда? – удивленно спросила она. – Не уезжай, у тебя же еще есть время.

– Извини, Лиля, не могу задерживаться. Совсем забыл, мне нужно съездить в регистрационную палату и сдать документы. Это поручение шефа, и я не могу его не выполнить.

Лиля закатила небольшой скандал. Около двери ее номера стали собираться отдыхающие, которые с интересом прислушивались к доносившимся оттуда резким выражениям.

Роберт, словно ошпаренный, выскочил из номера и стремительно побежал к своей машине.

– Сволочь! – раздраженно произнесла Лиля. – Я так и знала, что он обязательно испортит мне отпуск.

***

Оставшись в номере одна, Лиля начала раскладывать свой гардероб. Увлекшись, она не услышала, как в дверь бесшумно вошли трое парней спортивного телосложения. Увидев их, Лиля сильно испугалась и попыталась закричать. Один из них зажал ей рот рукой и с угрозой прошептал в ухо:

– Если закричишь, убьем прямо на месте. Молчи, если хочешь жить!

Ноги у Лили подкосились, и она, хватаясь за стенку рукой, молча, присела на кровать, на которой совсем недавно занималась любовью с Робертом. Парень достал из кармана нож и, приставив его к горлу Лили.

– Скажи, это правда, что ты сдала Прохора сотрудникам охранной организации?

Лиля испуганно замотала головой и стала внимательно рассматривать лица ребят, стараясь найти среди них хотя бы одного, кто испытывал бы к ней сострадание. Парень ударил ее в лицо кулаком. Лиля, охнув, сползла, словно куль, на пол. Из разбитой губы и носа струйками потекла кровь. Он бросил ей полотенце и задал тот же вопрос. Она повторно закачала головой, давая понять, что никогда и никому не передавала сведений о Прохорове.

Второй удар в голову лишил ее сознания. Ребята подняли обмякшее тело с пола и положили на кровать. Минут через тридцать Лиля начала приходить в себя. Она крутила головой, стараясь понять, где она, и как сюда попала. Понемногу сознание стало возвращаться к ней. Прошла еще минута-другая, Лиля открыла глаза и мутным взором обвела номер: у дверей стоял парень в спортивном костюме, он держал в руке какой-то черный предмет. Приглядевшись, она поняла, что это пистолет. Двое других парней сидели на стульях и внимательно смотрели на нее.

– Ну что, очухалась? – спросил один из них. – Вопрос все тот же. Каков ответ?

Лиля вновь хотела замотать головой, но, увидев поднятый кулак, тихо произнесла, медленно шевеля разбитыми в кровь губами.

– Не бейте, прошу вас, не бейте больше меня. Я вам все расскажу. Да, я действительно сообщила сотрудникам охранного предприятия адрес Прохорова. Они на меня тогда сильно наехали, и мне ничего не оставалось, как дать его им.

Парни заулыбались, и тот, кто первый задал ей вопрос, вновь тихо спросил:

– Скажи, а откуда ты знаешь его адрес? Ты у него бывала дома? Может, он сам дал его тебе?

Лиля поднялась с кровати, поправив задранное платье, и попросила у ребят стакан воды. Она жадно выпила и вернула его обратно. Только теперь ей стало понятно, почему ее отправили на отдых в этот забытый Богом санаторий.

– Я как-то видела Прохорова на улице Достоевского около дома и решила, что он там живет, – ответила она.

– Хорошо, – произнес парень. – А теперь скажи, зачем ты попросила своего приятеля разобраться с Прохором, а также, как его зовут и где его можно найти?

Лиля сидела на кровати, боясь произнести слово. Еще тогда, когда она говорила Роберту о Прохорове, она отлично понимала, чем все это может закончиться для нее. Однако душившая ее злость сняла этот предохранитель. Роберт пообещал, что лично разберется с Прохоровым.

– Слушайте, ребята. Вот, смотрите, сколько у меня золота, денег, заберите все, только не трогайте меня. Я не просила убивать Прохорова, я просто хотела его наказать за грубость в отношении меня. Почему я должна отвечать за это?

Слезы душили ее, не давая возможности нормально говорить. Она закрыла лицо и заплакала навзрыд.

– Скажите, кто вас сюда послал, Прохоров или Маврин?

– Зачем это тебе? Чтобы еще раз предать кого-то из наших ребят?

Новый удар в лицо опрокинул ее на пол. Она попыталась подняться самостоятельно, но ноги плохо подчинялись ей.

– Я еще раз говорю вам, что не просила убивать Прохорова, я только пожаловалась на его наезды.

– Значит, Прохор прав. Это она заказала его, – произнес один из них.

Он достал из кармана куртки бутылку водки и открыл ее. Двое его товарищей навалились на девушку, прижав ее тело и руки к кровати, лишая ее возможности к малейшему сопротивлению. Третий парень зажал ей нос рукой, а в открытый рот начал лить спиртное.

Лиля стала захлебываться, но тот, не обращая внимания, продолжал свое дело. Когда бутылка опустела, он аккуратно обтер ее полотенцем и сунул в руки Лили. Через минуту достал еще одну бутылку, и они повторили процедуру. Влив в нее полбутылки, устало присели на стулья.

– Вроде бы все, – произнес один из них, – сейчас, похоже, отключится.

Лиля лежала на кровати, перед глазами медленно проплывали их лица. Мучившая боль стала постепенно исчезать, ее потянуло в сон, и она закрыла глаза. Ей впервые за вечер стало все безразлично. Один из парней открыл дверь на лоджию. Холодный северный ветер ворвался в небольшое помещение и сбросил с тумбочки паспорт Лили. Ребята, как по команде, стали уничтожать следы своего пребывания в номере. Лиле сунули в руку вторую бутылку из-под водки, а в стакан, из которого ей давали пить воду, налили остатки.

Затем, стараясь не шуметь, подняли девушку на руки и осторожно толкнули через перила вниз. Тело Лили упало без всякого шума. Парни вышли из номера и, не привлекая к себе внимания отдыхающих, по одному спустились на первый этаж. Через минуту их машина исчезла, словно ее никогда и не было на стоянке санатория. Труп Лили обнаружили вечером отдыхающие, которые гуляли вокруг санаторного корпуса. Вскрытие показало, что погибшая была в тяжелой форме алкогольного опьянения и накануне занималась любовью с неустановленным мужчиной. Опрошенные в процессе следствия свидетели подтвердили, что в ее номере находился посторонний мужчина, и между ними произошла серьезная размолвка.

Сотрудники местного отдела милиции и прокуратуры не стали возбуждать уголовное дело по факту смерти Лили и списали все материалы в архив, наложив заключение, что смерть женщины наступила в результате несчастного случая на почве нервного срыва.

***

Не успел Абрамов войти в свой рабочий кабинет, как его тут же вызвал новый начальник Управления уголовного розыска. Рустем Эдуардович сидел за столом и изучал бумаги. Увидев его, он поднялся и направился в его сторону.

– Извините, Виктор Николаевич! Я не напрашивался на эту должность, но и отказываться от нее не стал. Мы с вами знакомы давно, и я не хочу, чтобы у нас были какие-то трения на работе.

Он протянул свою узкую ладонь. Абрамову ничего не оставалось, как пожать ее. Рука Хафизова была холодной и влажной, и невольно захотелось вытереть ладонь после этого рукопожатия. Однако, он сдержал это внезапно накатившее желание. Начальник по-отечески обнял Абрамова за плечо и повел к столу. Он, молча, сел и посмотрел на него, ожидая указаний.

– Виктор Николаевич, не буду от вас скрывать, я вчера посоветовался с Костиным в отношении вашего перевода по службе. С сегодняшнего дня вы первый заместитель начальника Управления и будете приводить в порядок оперативную работу уголовного розыска республики. Работа сложная, требует усидчивости, чего у вас не отнимешь.

– Значит, без меня женили. Чем только мне не приходилось заниматься в Управлении, займусь и этим.

Хафизов, по всей вероятности, заметил перемену в настроении подчиненного и, чтобы больше не возвращаться к этому разговору, коротко сообщил:

– Дела сдадите Ильдару Усманову. Вы его должны хорошо знать, он до своего назначения на должность заместителя начальника Управления возглавлял отдел по борьбе с угонами и кражами автотранспорта в УВД города.

– Погодите минуточку! – произнес недоуменно Абрамов. – Вы знаете, я его совсем недавно приглашал к себе на должность начальника отдела. Это было буквально две или три недели назад. Тогда, насколько я помню, Усманов в категорической форме отказался от этого предложения, мотивируя свой отказ тем, что он не имеет специального образования, а также отсутствием опыта работы на руководящих должностях. И вдруг… Вы меня удивили.

– Ничего удивительного в этом нет. Вчера не мог, а сегодня сможет. Ведь не боги горшки обжигают. Я очень надеюсь, что вы поможете ему.

– Дело ваше, Рустем Эдуардович. Как говорят, жираф большой, ему видней. Но я думаю, что учить заместителя начальника Управления, как надо работать, наверное, не стоит – стыдно. Да и авторитета это ему не добавит. Знаний у него для этой должности маловато, это верно. У него уровень начальника отдела, да и то, если ему в этом помогать.

– Спасибо, Виктор Николаевич. Я, как начальник Управления, лично отвечаю за кадровый состав своего подразделения. И если я посчитал, что Усманов справится с этой должностью, значит, он справится.

Абрамов вышел от него, оглушенный изменениями, которые произошли в министерстве за две недели его отсутствия по болезни. В кабинете Виктор достал из сейфа все дела и стал готовиться к передаче их Усманову.

***

Было около одиннадцати часов утра, когда Прохорова разбудил приехавший к нему Вадим. Он кое-как собрался, и они вышли на улицу.

– Ну, ты и спать, Игорь! – удивился Вадим. – Тебе бы работать в пожарной охране, где спят по двадцать пять часов в сутки.

Погода была великолепной. Небольшой мороз быстро привел Игоря в чувство. Сев в машину, Вадим неожиданно поинтересовался:

– Прохор, я на днях принес тебе буклеты храмов и монастырей Казани, ты их посмотрел?

– А зачем? – ответил Игорь. – Я что, экскурсовод? Кому интересно, тот пусть и смотрит их, а мне – по барабану.

– Ты сам вчера говорил, что собираешься поехать в Москву и встретиться с тем мужиком, ну, как его, Селезневым, кажется. Если хочешь завязаться с ним, то я советую внимательно почитать буклеты. Эти элементарные знания старины, в конечном итоге, могут тебе пригодиться.

Игорь удивленно посмотрел на Вадима, стараясь угадать, к чему он клонит.

– Ты помнишь, что говорил тот мужик в Москве? Он никогда не был в Казани и многих вещей вообще не знает. Вот ты ему и расскажешь. Давай, я покажу тебе ту Казань, которую ты, наверняка, не знаешь, – предложил Вадим и повез его по городу, рассказывая об истории улиц и отдельных зданий. Постепенно рассказ захватил Игоря. Он с нескрываемым интересом слушал друга, поражаясь его знаниям. Ловчев остановил машину на пересечении улиц Рахматуллина и Джалиля, у собора святых Петра и Павла.

– Ты знаешь, Вадим, сколько лет живу в Казани, а здесь никогда не был.

Они вышли из машины и по ступеням поднялись к входу в верхний храм Собора. Вадим остановился у дверей и, взглянув на Игоря, начал рассказывать:

– Собор Первоверховных Апостолов Петра и Павла был заложен в начале восемнадцатого века купцом Михляевым по личному указанию царя Петра I. Он неоднократно перестраивался и теперь представляет собой вот это здание и колокольню. Его посещали практически все российские императоры, начиная с Екатерины II. Единственным императором, который не посетил его, был Николай II.

Вадим сделал небольшую паузу и внимательно посмотрел на Игоря. Убедившись в том, что тот внимательно слушает, продолжил:

– Этот Собор видел многих известных людей России: Пушкина, Шаляпина, Горького…

Прервав Вадима на полуслове, из храма вышла большая группа экскурсантов. Игорь предложил пройти внутрь и там продолжить рассказ. Они осторожно открыли дверь и вошли в собор. Прохоров еще ни разу в жизни не был в православном храме, и богатое внутреннее убранство поразило его до глубины души. Резной позолоченный иконостас предстал перед ним во всей красе. У Игоря свело дыхание.

Постояв минуты три-четыре у входа, они стали медленно перемещаться вдоль стены, увешанной старыми иконами. Оба с интересом рассматривали их. Царил полумрак, до службы оставалось много времени, поэтому, кроме них, в храме было всего около десятка прихожан, которые толпились у церковной лавки.

Они остановились у небольшой иконы, риза которой была украшена мелким речным жемчугом. С иконы на них смотрела Пресвятая Дева Мария с маленьким Иисусом на руках.

– Красота! – восхищенно произнес Игорь. – Я никогда не думал, что иконы могут быть такими красивыми!

– Эта икона является главной святыней собора. Это чудотворная икона Божией Матери, и называется она «Смоленская Седмиозерная». Она была перенесена сюда из Кизического монастыря, в здании которого сейчас находится Московский районный военкомат. Специалисты утверждают, что она написана в конце XV–начале XVI века. Именно эта икона остановила «моровую язву», которая свирепствовала в Казани в XVI веке и унесла жизни десятков тысяч жителей нашего города. Я как-то поинтересовался ее стоимостью у одного искусствоведа, но тот так и не смог мне ответить. Сказал лишь, что есть вещи, стоимость которых невозможно оценить, как, например, нельзя оценить воздух, которым мы дышим.

Они медленно переместились дальше.

– А вот это – икона Казанской Божией Матери, – произнес Вадим, указывая на икону небольшого размера. – Правда, это всего лишь список, то есть копия, но очень и очень дорогая. Ее написали в начале XVIII века. Подлинник похищен в начале века из-за дороговизны оклада, который был усыпан крупными бриллиантами и сапфирами. Сам же оклад был изготовлен из червонного золота. Икону, говорят, воры раскололи и сожгли в печи.

– А эта, сколько может стоить? – тихо спросил Игорь.

– Не знаю, думаю, машин десять, а может, и больше, – так же шепотом ответил Вадим.

Они побродили по храму еще минут пятнадцать и вышли на улицу. Игорь молчал, пораженный увиденной красотой. Он не мог поверить, что небольшая и неброская икона может стоить таких больших денег.

– Расскажи еще что-нибудь об этом соборе, – попросил Прохоров. – Ты знаешь, я просто в шоке!

– Слушай, – продолжил Ловчев. – Говорят, что в начале двадцатых годов, когда большевики стали изымать у церкви ценности, единственный собор, который не отдал их, был Собор святых Петра и Павла. Служащие сумели за ночь спрятать все ценное. Я слышал от знающих людей, что ценности спрятали за каким-то камнем, который лежит в основе всего строения. Стоит его вытащить, и здание мгновенно рухнет. Как выглядит камень, не знает никто. Говорят, что многие пытались его отыскать, но у них ничего не получилось.

– Вадим! Откуда ты все это знаешь? Я живу в Казани с самого рождения и ничего подобного не знал!

– Неудивительно, Игорь. Я учусь на историческом факультете КГУ, и у меня есть товарищ по школе, у которого отец до сих пор работает старостой в этом Соборе. Он нам в детстве много о нем рассказывал. Я тоже раньше не верил, считал, что это все сказки. А теперь, верю. Дыма без огня не бывает.

Они сели в машину.

– Ну, а сейчас куда? – поинтересовался Ловчев.

– Поехали на Вишневского, поговорить там надо кое с кем, – ответил Прохоров.

Выехав на улицу Ленина, они направились в сторону Чеховского рынка.

***

– Тормози здесь, – велел Игорь, и машина остановилась у киоска на улице Ершова.

Он вышел и, улыбаясь, направился к нему.

– Тук-тук, кто в киоске живет? – шутливо спросил он.

Дверь открылась, и из него вышла молодая полная женщина.

– Валюша, деньги гони, – произнес Прохоров.

Женщина достала их из кармана и, отсчитав определенную сумму, передала ему.

– Игорек, нельзя ли сбросить немного? – поинтересовалась она. – Торговли что-то нет.

– А это не мое дело, есть она у вас, Валентина, или нет. Ищите ходовой товар, и тогда все нормализуется. Не мне же вас учить, как торговать, – ответил Прохоров и направился к машине.

В течение часа они объехали практически все киоски на улице Вишневского. Продавцы, кто, охая, кто, ругаясь, отдавали Игорю деньги. Оставался последний киоск, к которому они еще не подъезжали. Он находился на пересечении улиц Вишневского и Калинина.

Они остановились метрах в десяти от киоска. Игорь вышел из машины и увидел, как из его двери вышли четверо здоровых парней и направились к нему.

– Слушай, Игорь, – обратился один из них. – Если ты приехал за деньгами, то можешь валить отсюда, их никто не даст. Мы не будем платить ни тебе, ни твоим друзьям.

– Я что-то не понял тебя, Михей. Ты не хочешь нам платить? А кому ты будешь платить?

– Я же сказал, что мы больше никому не будем платить, – ответил тот.

– Тогда забирай свой киоск и вали отсюда. Здесь все платят!

Один из друзей Михея вынул из кармана нож и направился в сторону Игоря.

– Зарежу, как овцу, – предупредил он.

Прохоров свалил его сильным ударом в челюсть. Это произошло так неожиданно, что все растерялись. Игорь достал из-за пояса пистолет и направил его в живот Михея.

– Вот что, толстый! – обратился он к нему. – Или деньги, или мы сегодня ночью спалим твой сарай. Выбирай сам, чего ты хочешь.

Вадим вышел из машины и подобрал нож, который вылетел из рук нападавшего парня.

– Тебе что, непонятно? – переспросил Прохоров. – Деньги, гони! Деньги!

Михей вытащил их из кармана брюк и передал ему.

– С сегодняшнего дня ты, толстый, будешь платить в два раза больше, чем платил до этого. Если тебе не нравится, можешь отсюда валить, город большой, место найдешь. А теперь, пусть заплатит тот, кто хотел меня зарезать как овцу. Я жду.

Мужчина полез в карман и, достав оттуда деньги, не считая, отдал Игорю.

– Вот и молодцы, ребята. Удачной торговли, – пожелал им Прохоров.

Через минуту машина Вадима скрылась в потоке других машин.

***

Подъехав к дому, Абрамов попрощался с водителем и направился к своему подъезду. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить жену и дочку, он осторожно открыл входную дверь и вошел в прихожую.

Там было темно. Он сделал два шага в направлении выключателя и уперся в могучую голову своей собаки.

– Что, друг, не спишь, ждешь меня? – произнес он ласково и почесал пса за ухом. Он прошел на кухню и зажег свет. Тихонько разогрел давно остывший ужин.

– Виктор! – услышал он полусонный голос жены. – Выведи, пожалуйста, собаку. Дочка заболела, и мне пришлось весь вечер сидеть около нее.

– Хорошо, сейчас поем и выведу, – ответил он вполголоса.

Поужинав, Абрамов оделся и, защелкнув карабин поводка на ошейнике собаки, вышел с ней из подъезда. На улице он надел на нее намордник, и, несмотря на довольно позднее время, они направились гулять.

Виктор шел по знакомым улицам, наблюдая за одинокими прохожими, спешившими домой. Настроение у него было хорошее, так как сама процедура выгула собаки ему очень нравилась. Дойдя до улицы Достоевского, он повернул обратно к своему дому. Ночь была прекрасной. Легкий невесомый снег падал с темного неба. Абрамову давно не было так хорошо. Идущий рядом пес иногда оглядывался на него, и казалось, что он испытывает такое же чувство блаженства, что и он.

Улица Товарищеская, по которой они шли, была абсолютно безлюдна. Серые студенческие общежития чем-то напоминали солдатские казармы, они были темны и безмолвны. Пройдя мимо школы, он свернул к себе во двор. Он тоже был пуст. Взглянув на часы, которые показывали начало новых суток, Виктор спустил собаку с поводка и, встав в самом центре двора, стал бросать снежки, за которыми бегал пес.

Увлекшись этим занятием, он не заметил, как к нему со спины подошел мужчина. Он, молча, достал из кармана пистолет и практически в упор выстрелил ему в лицо. Яркая вспышка, а затем резкая боль в глазах на какой-то миг ослепили Абрамова. Он услышал топот убегавшего хулигана и грозный лай собаки, которая настигла его буквально на пороге подъезда и сбила с ног. Из-за намордника она не могла схватить его за конечности. Мужчине удалось отшвырнуть ее и заскочить в подъезд.

«Как бы она его не загрызла», – первое, о чем он подумал в этот момент.

Виктор стал осторожно протирать глаза снегом, и это помогло снять острую резь в них. Наконец-то он смог разглядеть двор и свою собаку, которая бросалась на закрытую входную дверь в подъезд и громко лаяла. Несмотря на то, что он плохо знал нападавшего, Абрамов догадался, кто это был. Это был его новый сосед с третьего этажа.

«Интересно, зачем он это сделал? – подумал Виктор. – Ведь я его ничем не обидел».

Насколько он знал, сосед служил в патрульно-постовой роте Вахитовского отдела милиции. Успокоив собаку, Абрамов вошел в подъезд. Собака, подняв морду, вновь грозно зарычала.

– Прекрати! – приказал Виктор, и она, повинуясь ему, замолчала.

Он прошел в квартиру и умылся. Резь в глазах по-прежнему не давала ему хорошо видеть. Переодевшись, Абрамов направился в Вахитовский отдел милиции, который располагался метрах в ста от его дома. Открыв дверь и оказавшись в вестибюле, он осмотрелся по сторонам и направился к окну с надписью «Дежурная часть».

***

За стеклом в помещении дежурной части сидел здоровый мужчина средних лет. На кителе, висевшем на спинке кресла, Виктор увидел погоны майора. Он подошел к окну и стал ждать, когда дежурный обратит на него внимание. Время шло, однако тот по-прежнему сидел за столом, делая вид, что его не замечает. У дежурного был сосредоточенный вид, и он что-то старательно писал в своем потрепанном журнале.

– Доброй ночи, товарищ майор, – поздоровался с ним Абрамов. – Скажите, вы можете принять мое устное заявление?

Майор оторвал взгляд от журнала и удивленно посмотрел на него. Его лицо исказила кривая улыбка, не предвещавшая ничего хорошего.

– А почему устное, ты что, до сих пор писать не научился? – сказал он и громко захохотал над собственной шуткой.

– Дело в том, что минут пять назад сотрудник вашего отдела милиции произвел в меня выстрел из газового пистолета прямо в лицо без всяких на то причин. У меня и сейчас резь в глазах, и поэтому я не могу писать.

Майор с нескрываемым интересом посмотрел в сторону Виктора и произнес, цедя слова сквозь зубы:

– Говоришь, работник милиции? Если он стрелял из газового пистолета, значит, у него не было другого, то есть боевого, пистолета. Вы что, хотите, чтобы в вас стреляли из боевого оружия?

Дежурный вновь засмеялся над своей шуткой. Вокруг него собрались человек пять сотрудников милиции, которые весело улыбались, слушая его. Он еще раз взглянул на Абрамова и предположил:

– Если стрелял, значит, была на то веская причина. Это ты ее не видишь, а он, как работник милиции, хорошо разбирается в ситуации, и у него, по всей вероятности, основание стрелять в тебя определенно было.

Все находившиеся в дежурной части сотрудники милиции снова громко рассмеялись.

– Так вы примете от меня заявление? – возмущенно спросил Виктор. – Почему вы отказываетесь?

– Просто не хочу, – ответил майор, что вновь вызвало смех у его сослуживцев.

Этот цирк, устроенный дежурным по отделу, окончательно вывел Абрамова из равновесия. Несмотря на то, что все во нем дрожало от возмущения, он спокойным голосом тихо сказал:

– Назовите вашу фамилию, товарищ майор. По-моему, вам надоела ваша сладкая служба, и вы давно хотите поработать участковым инспектором.

– Моя фамилия слишком известна, чтобы ее называть, – вызывающе ответил он, вспомнив, наверное, цитату из фильма «Иван Васильевич меняет профессию».

Абрамов достал служебное удостоверение и представился ему. Ему показалось, что майор находится в минуте от инфаркта. Еще недавно смеявшиеся надо ним сотрудники милиции мгновенно замолчали и с испугом уставились на Виктора.

– Майор, дайте мне возможность связаться с дежурной частью министерства.

Он протянул Абрамову телефонную трубку. Через секунду он услышал знакомый голос дежурного по МВД. Виктор представился и вкратце рассказал ему об инциденте.

– Что нужно от меня, Виктор Николаевич? – спросил он.

– Первое. Подними руководителя отдела, того, кто отвечает за работу дежурной части. Пусть он проведет служебное расследование и с результатами прибудет ко мне утром в министерство. Я жду его к девяти часам. Если его не будет, то мой рапорт в десять ляжет на стол замминистра Сафина. Второе. Пусть немедленно направят дежурную группу и вытащат из дома этого альпийского стрелка, изымут у него оружие. Пусть также проведут служебное расследование по факту его стрельбы. Все должно быть сделано до утра.

Получив утвердительный ответ, Абрамов направился домой.

*****

Виктора разбудил настойчивый телефонный звонок. Он по привычке взглянул на часы и снял трубку. Сначала он никак не мог понять, кто звонит, только через минуту-другую догадался, что общается с начальником отдела милиции.

– Не разбудил, Виктор Николаевич? – поинтересовался он. – Слушай, я приношу свои извинения за прокол дежурной части, но ты сам виноват, надо было представиться, и такого бы не произошло.

Абрамов прервал его на полуслове.

– Погоди, погоди! Это в чем я виноват? В том, что подошел, как простой гражданин, который решил сделать заявление в милицию о противоправных действиях их сотрудника? А если бы это был твой отец? Или твоя мать? Знаешь, такого открытого хамства со стороны дежурного по отделу я не ожидал. Он меня не только видеть, даже слышать не желал. Так что это не моя вина, а твоя, и самая непосредственная. Если ты не уволишь этих людей из органов, то я лично напишу рапорт на имя министра. В восемь я буду на работе, и приказ об их увольнении должен лежать на моем столе.

Начальник отдела попытался еще что-то сказать в свое оправдание, но Абрамов уже не слушал его. Положив трубку, он стал одеваться. Он отказался от горячего завтрака, предложенного женой, и поехал на работу.

Зайдя в министерство, Абрамов поздоровался с постовым и направился к себе в кабинет.

– Виктор Николаевич! Вас давно ожидают два сотрудника милиции. По-моему, они из Вахитовского отдела.

Он поблагодарил его за информацию.

Поднявшись на третий этаж, он увидел их у своего кабинета. Один из них, в звании майора милиции, передал Абрамову пакет. Он вскрыл его, в нем был приказ начальника отдела милиции об увольнении двух сотрудников: дежурного по отделу и сотрудника ППС. Виктор был удовлетворен. Положив приказ на стол, он занялся своими служебными делами.

***

Ребята ехали по улице Достоевского со стороны Чеховского рынка. При выезде на Гвардейскую путь им преградила машина ДПС. Сотрудник ГАИ вышел из машины и направился к ним.

– Командир, в чем дело? – спросил его Вадим, опустив стекло.

– Сейчас по улице проследует колонна автобусов с детьми, поэтому постойте немного.

– Слушай, командир, пока автобусов нет, может, я как-то проеду? Я быстро, меня никто не заметит.

– Зачем мне головная боль из-за тебя? Мне приказали никого не пропускать, вот я и не пропускаю, – спокойно ответил сотрудник ГАИ.

Ловчев стал медленно сдавать назад, стараясь развернуться на улице, забитой припаркованными машинами. Однако подъехавший сзади автомобиль не позволил ему сделать это. Раздраженный Вадим направился к машине, заблокировавшей ему дорогу. Открыв дверцу, он увидел за рулем симпатичную девушку.

– Здравствуйте, милая, – произнес он. – Вы что, ездить по городу не умеете? Теперь вы сами не сможете развернуться и мне преградили дорогу.

– А что я могу сделать? – покраснев, произнесла она. – Назад я плохо езжу, могу зацепить кого-нибудь. Я за рулем недавно, и у меня еще многое не получается.

– Знаете, девушка, вы выбрали не лучшее время для упражнений по вождению. Вам надо учиться ездить рано утром, когда на дорогах пусто. Давайте, я вам помогу нормально развернуться.

Девушка посмотрела на него как-то подозрительно.

– Я не пущу вас за руль. Пусть машина стоит, как стоит. Сейчас гаишники уедут, и вы свободно проедете.

Она вышла и, закрыв дверцу машины, направилась в сторону ближайшего магазина. Вадим посмотрел ей вслед: спорить и доказывать что-либо этой девушке, было бесполезно. Он вернулся и рассказал Игорю о своем общении с автомобилисткой.

– Нужно было по-другому с ней разговаривать. Наехал бы на нее, решил бы вопрос сразу же. А теперь стой здесь, жди, когда пройдут эти автобусы.

– Ты что, Прохор, куда-то торопишься? Постоим немного, подождем.

– Понимаешь, я обещал еще вчера передать часть денег ребятам с «Адельки», вот поэтому и дергаюсь. Я раньше никогда не опаздывал, и сейчас меня это сильно напрягает.

Они стояли уже минут двадцать, не имея возможности выехать на улицу. Вдруг из машины ГАИ выскочили два сотрудника. Парни увидели, что мимо них движется колонна автобусов. То ли она была малочисленной, то ли они так быстро ехали, но через три минуты гаишники сняли свой заслон, и друзья смогли свободно выехать на улицу.

– Вадим, что скажешь, успеем или нет? – спросил его Игорь.

– Я не знаю, если дальше постов не будет, то успеем.

Вадим прибавил скорость, и вскоре они добрались до места встречи. Игорь вышел из машины и направился к группе ребят, стоявших около автомобиля. Обменявшись рукопожатием, он передал им деньги. Через минуту он вернулся обратно.

– Вот так, Вадим, мы рискуем, а они нет. Поэтому я и не хочу больше заниматься этими делами. Денег нет, а риск огромный.

– Все ясно, Прохор, я тебя отлично понимаю. Нужно что-то такое, чтобы один раз рискнуть и сразу же набить карманы. А так, гореть по мелочевке, просто глупо.

Они подъехали к «Бегемоту» на улице Чернышевского и направились в «Грот-бар».

***

Они приехали туда довольно рано: кроме отдыхающих студентов, там никого не было. Скинув верхнюю одежду, ребята прошли в зал. Вадим подозвал официанта и заказал два пива.

– Слушай, Прохор, я что-то не пойму тебя. Говоришь одно, а делаешь совершенно другое.

– В смысле? – подняв брови, удивленно спросил Игорь. – Что тебя конкретно не устраивает?

– Ты же сам говорил, что больше в Москву не поедешь, и вдруг опять намылился туда!

– А, вот ты о чем, о Москве? Знаешь, Вадим, я сам иногда не понимаю себя: то я хочу поехать, то не хочу. Сейчас я поеду туда по другой причине, а не по той, про какую ты думаешь. Я больше не собираюсь ночевать на конспиративной квартире, бегать по улицам, убивать неизвестно кого. Я хочу встретиться с Селезневым, вдруг у него какой-то интерес в Казани, а мы – тут как тут…

Ты, Вадим, сегодня словно угадал мои мысли и повез меня в собор. Теперь я знаю, как нужно вести себя с Селезневым и о чем с ним говорить. Селезнев, похоже, крученый человек, и не просто так он подсел тогда к нашему столу. Я хочу предложить ему свои услуги. Не всегда же нам бомбить киоски и ждать каждый раз, задержит нас милиция или нет. Я хочу хорошо заработать, пока молодой, и жить нормально, как живут другие. Вот ты говорил, что тебе не нужны деньги отца, а я тогда сидел и думал, что ты, наверное, полный идиот. Как можно отказываться от денег, если они сами к тебе прут, как бешеные? Я еще не рассказывал, как ходил на день рождения к своей девушке, так вот сейчас расскажу. Попал я в гости чисто случайно, а там – одни тузы, один круче другого. Сижу, значит, я за столом и слушаю их. А они, как малые дети, хвалятся своим добром, будто сами все заработали. Посмотрел я на этих «барыг», и мне стало так противно, что захотелось сразу же уйти оттуда. Они имеют все, что пожелают, а главное, им нет никакого дела ни до меня, ни до других таких же, ребят, как я. Я потом еще долго думал над этим и понял, что в жизни самое главное – деньги, а вовсе не мораль и совесть. У тех, кто обладает этими качествами, почему-то никогда не бывает денег. Они, как правило, осуждают денежных людей вслух, ругают их, но когда наступает вечер, и голодный ребенок со слезами на глазах начинает просить у них поесть, они в душе начинают завидовать тем людям и их деньгам. И я, Вадим, пришел к выводу, что надо делать деньги и неважно, каким путем.

– Ты меня начинаешь пугать, Игорь. Разве тебе не все равно, какие это деньги? А вдруг на них человеческая кровь?

– Мне лично, без разницы. Вот я с тобой говорю, а мысли у меня о Москве. Ты знаешь, я больше чем уверен, что тот мужик не просто так подходил к нам, у него явно имеется интерес к казанской старине. Вот на этом я его и подловлю. Пусть думает, что я баклан, это даже хорошо. Я достал диктофон и запишу весь наш разговор, а там будет видно.

Не прикоснувшись к заказанному пиву, они вышли из бара. Вадим подбросил Прохорова домой, а сам поехал в университет.

***

Приехав в Москву, Прохоров поселился в гостинице и попытался дозвониться до Селезнева. Однако ни один из записанных телефонов почему-то не отвечал. Уже теряя надежду, Игорь еще раз набрал один из номеров. Раздался щелчок, и он услышал незнакомый мужской голос.

– Извините, мне бы Сергея Павловича, – произнес Игорь. – Он попросил связаться с ним в случае моего приезда в Москву.

На том конце провода повисла тишина, а затем прозвучал вопрос:

– А если не секрет, кто интересуется Селезневым?

– Моя фамилия Прохоров, я из Казани. Мы познакомились с Сергеем Павловичем в ресторане, и он сам дал мне этот номер телефона.

– Понятно, – произнес незнакомец. – Вы сейчас с какого номера звоните?

Прохоров на минуту замешкался и растерянно ответил:

– А черт его знает, какой он. Я нахожусь в гостинице, в Измайлово. Мой номер 627. Гостиница та, в ресторане которой мы с ним и познакомились.

– Все понятно. Будьте на месте, в течение получаса с вами свяжутся по телефону.

Игорь положил трубку и с чувством облегчения присел на кровать. Отправляясь в Москву, он даже не предполагал, что с Селезневым будет так трудно связаться на месте.

«Осторожный, – подумал Прохоров. – Наверняка не раз нагревали, вот и скрывается от всяких случайных знакомых».

Не прошло и двадцати минут, как стоящий на тумбочке телефон противно зазвонил.

– Здравствуйте, мой юный друг, – произнес мужской голос, мало чем похожий на голос Селезнева. – Напомните мне, пожалуйста, обстоятельства нашей встречи, я что-то запамятовал.

Прохоров начал рассказывать, но мужчина, не дослушав до конца, передал трубку другому человеку.

– Здравствуй, Игорь! Извини, что приходится выбирать подобную систему охраны. Слишком много людей в последнее время стало крутиться возле меня. Я знаю, где ты находишься, и поэтому предлагаю встретиться в ресторане, ну, скажем, через полчаса.

– Хорошо, Сергей Павлович, я буду ждать вас у входа в ресторан.

Надев костюм, он спустился вниз и встал у киоска с сувенирами. С этого места хорошо просматривались вестибюль гостиницы и вход в ресторан.

– Вы кого дожидаетесь, не меня ли случайно? – услышал он за спиной голос Селезнева. – Я бы никогда не подумал, что вы, молодой человек, такой опытный конспиратор. Хвалю. Вы действительно выбрали прекрасную точку для обзора.

Прохоров, польщенный словами Селезнева, улыбнулся. Он посмотрел на него, и лишний раз отметил про себя, как тот умеет одеваться: он был в темно-сером костюме, который сидел на нем, как влитой. Его модный галстук был украшен золотой иглой, на кончике которой сверкал небольшой бриллиант.

– Ну что, пройдемте в зал, откушаем, чем Бог послал, – предложил Селезнев и, подхватив Игоря под руку, увлек за собой.

Официант, узнав в Селезневе постоянного клиента, любезно раскланялся перед ним и предложил сесть за столик, стоящий в стороне от других.

– Похоже, вас, Сергей Павлович, здесь хорошо знают, – заметил Игорь, присаживаясь рядом с Селезневым.

Тот улыбнулся и снова похвалил его за наблюдательность.

– Так что мы будем есть и пить? – поинтересовался он и, не обращая внимания на Игоря, стал заказывать блюда.

Слушая их названия, Прохоров почувствовал себя не в своей тарелке.

– Вы знаете, Сергей Павлович, я несколько стеснен в средствах, и мне крайне неудобно это осознавать, глядя на сделанный вами заказ.

– Игорь, не строй из себя крутого. Казаться крутым – это не значит быть им. Веди себя проще, так будет намного лучше. Мы не на дипломатическом приеме, и не надо изображать из себя воспитанного молодого человека. Я отлично знаю, кто ты. Это такие ребята, как ты, воюют здесь с чеченцами.

Прохоров напрягся. Кулаки его сжались.

– Да успокойся, я не из МУРа. Мне все равно, кого вы убиваете: русских, чеченцев, американцев. Я ценю таких ребят и всегда снимаю перед ними шляпу, независимо от того, чем они занимаются.

Их беседу прервал официант, который стал расставлять на столе коньяк и закуски. Они выпили, и Селезнев вернулся к прерванному разговору.

– Ну, что ты нарыл в своем родном городе? Рассказывай, что может меня заинтересовать, как ценителя старины?

Игорь достал из кармана пиджака буклеты и передал Селезневу. Тот стал с интересом рассматривать. Просмотрев, он отложил их в сторону и, улыбаясь, спросил у Прохорова:

– Ну, и что бы ты предложил купить из всего этого изобилия?

Игорь на секунду-другую задумался, а затем выпалил:

– Если бы у меня была возможность, то я бы остановил свой выбор на иконе Смоленской Божией Матери, или, как ее называют у нас в Казани, Седмиозерной. Эта икона достаточно старая и должна, по всей вероятности, высоко котироваться у ценителей искусства. Если мне не изменяет память, она датируется концом XV–началом XVI века.

Селезнев внимательно посмотрел на Прохорова. Он понял, что его собеседник основательно подготовился к встрече и, скорее всего, знает ценность этой иконы.

– Да, Игорь, ты сделал правильный выбор. А что бы ты еще предложил приобрести, кроме нее? – поинтересовался он.

– Список иконы Казанской Божией Матери. Насколько я знаю, он сделан в начале XVIII века и тоже имеет большую антикварную ценность. Эти предметы легко транспортировать, как в поезде, так и в машине. Все остальное, хоть и ценное, очень большое по размерам.

Прохоров сделал небольшую паузу и, взглянув на задумавшегося Селезнева.

– Я не специалист, не владею знанием антикварного рынка и поэтому, Сергей Павлович, могу заблуждаться.

– Почему же, молодой человек? Названные тобой вещи действительно достойны самого пристального внимания. Ты просто молодец! – еще раз похвалил его Селезнев. – Извини, но я не думал, что у тебя еще имеется и голова на плечах. Хорошо, что ты подготовился к нашей встрече, и мы объясняемся словами, а не жестами. Меня заинтересовали предложенные тобой иконы, и я хотел бы услышать, сколько ты хочешь получить за эти два раритета.

Прохоров растерялся, так как не знал истинной цены шедевров. Он посмотрел на Селезнева и пожал плечами.

– Мне трудно назвать цену. Я же говорил вам, что плохо знаком с антикварным рынком. Я бы хотел от вас, как от знатока, услышать сумму, а затем уже подумать, устроит она меня или нет.

Селезнев не спешил с ответом, он боялся, что названная им цена может оттолкнуть этого, пока еще неопытного продавца, но и называть истинную цену товара ему тоже не хотелось. Все сводилось к рынку: один хотел продать дороже, второй – купить дешевле.

– Игорь, я дам за эти иконы огромные деньги, на которые ты сможешь купить десяток отечественных автомобилей. Теперь прикинь, это много или мало. Я, может быть, дал бы и больше, но мне предстоят немалые затраты по реализации товара. Эти иконы я хочу приобрести для моих иностранных друзей, которые высоко ценят наше искусство. У себя держать подобные шедевры очень опасно, с точки зрения закона. Ну, а там нужно платить всем: и таможенникам, и пограничникам. Чего стоят одни милиционеры!

– Значит, иконы уйдут за границу?! А я думал, что вы непосредственный покупатель! – с неподдельным удивлением воскликнул Игорь.

– А ты как думал? Если они останутся в России, то рано или поздно все равно всплывут. Да и американцы заплатят за них гораздо больше, чем любой российский коллекционер.

Прохоров сидел за столом с растерянным видом. Он не знал, что сказать Селезневу. У него еще оставалась возможность отказаться от этой затеи, но блеск денег парализовал возможность мыслить реалистично. Только сейчас до него дошло, что Селезнев предложил, а он, как бы согласился совершить кражу икон из собора. От подобной догадки Прохорову стало как-то не по себе, и его бросило в жар. Он потянулся за фужером и сделал глоток минеральной воды. Он почему-то испугался предложенных денег, хотя совсем недавно он грезил ими. За столом возникла тягучая пауза.

– Я вижу, Игорек, ты еще не созрел для этого разговора. Ты, видно, рассчитывал, что я дам тебе большие деньги за буклеты? Деньги надо зарабатывать, а не выпрашивать.

Селезнев выпил рюмку коньяка и стал прощаться.

– Ты не переживай в отношении своего безденежья, я за все заплатил. Отдыхай, Игорек, и думай над моим предложением. Ты нигде не заработаешь таких денег. Если надумаешь, то позвонишь, мой телефон у тебя есть.

Селезнев не спеша вышел из зала и исчез в толпе. Игорь, оставшись один за столом, долго обдумывал его предложение.

***

Прохоров возвращался домой поездом «Москва-Казань». Он лежал на верхней полке и смотрел в потолок. Вагон ритмично отбивал дробь на стыках рельсов, и звуки мчавшегося сквозь ледяную пелену ночи состава, словно допинг, побуждали Прохорова лихорадочно думать о своем ближайшем будущем.

Предложенные Селезневым за иконы деньги действительно были большими, но их недостаточно, чтобы поделить на три равные части. Он понимал, что к участию в краже необходимо будет привлечь своих друзей. Вопрос об участии Вадима в этом деле для него оставался по-прежнему открытым. Прохоров плохо верил в его бескорыстие и считал, что тот едва ли откажется от денег, когда увидит их воочию. В том, что Селезнев умышленно занизил реальную цену икон, Прохоров не сомневался – именно это и подогревало его интерес к делу.

«Какова же их настоящая цена? – уже не в первый раз мысленно спрашивал он себя. – Нужно будет попросить Вадима, чтобы разузнал. Зная хотя бы приблизительную стоимость, можно будет торговаться с Селезневым».

Прохоров закрыл глаза и постарался смоделировать весь процесс от кражи икон до их продажи. Внезапно у него созрел другой план, который в корне отличался от первоначального. Еще до реализации икон они должны установить, где проживает Селезнев. После продажи икон они дождутся его в подъезде дома и ворвутся в квартиру. Так они вернут обратно похищенные иконы и смогут поживиться его имуществом. В том, что у Селезнева оно имеется, Игорь был уверен.

Строя планы стремительного обогащения, Прохоров не заметил, как заснул.

На железнодорожном вокзале в Казани его встречал Вадим. Поздоровавшись, они направились на привокзальную площадь, где стояла машина Ловчева.

– Садись, Игорь, подвезу, – произнес он. – Вчера я сдал последний экзамен и теперь свободен, как птица. Представляешь, отец расщедрился и подарил мне авто. Он купил себе новый джип и сейчас гоняет на нем.

– Поздравляю тебя не только с окончанием сессии, но и с таким подарком, – ответил с некоторой завистью Прохоров.

Вадим газанул, и машина устремилась вперед.

– Ну что, Прохор, как Москва? Встречался с тем мужиком? – поинтересовался он.

– Все хорошо для начала, – ответил Игорь. – Селезнев считает меня полным лохом, и это на первый раз вполне нормально. Представляешь, он предложил стащить из Собора иконы, которые он якобы купит у меня. При этом предложил какие-то копейки за них, так что мне даже стало смешно и обидно. Начал мне гнать, что у него будут большие затраты по их легализации и реализации. Короче, разводил меня, как проститутка на Южной трассе. Я всю дорогу думал, как его кинуть на бабки, даже придумал план, но один я это сделать едва ли смогу, нужны помощники.

– Прохор, ты, наверное, забыл, что у тебя есть друзья, которые помогут. Лишь бы был подходящий план.

– Да, он есть, но я хочу обсудить его с вами. Может, у вас будут свои соображения. Если вкратце, то суть такова: раньше, чем передадим ему иконы, мы должны установить все места его проживания. Я не думаю, что их будет несколько, наверное, он повезет иконы туда, где тихо и спокойно. Мы же постараемся приехать раньше него. Там и встретим. Ворвемся в хату на его плечах, заберем иконы обратно, посмотрим, что можно взять в квартире. Думаю, она у него навороченная.

– Извини, Игорь, ты хоть поинтересовался у меня и Цаплина, пойдем ли мы на кражу икон? А вдруг откажемся, что тогда будешь делать? Я думаю, что ты поступаешь весьма опрометчиво. Твое желание разбогатеть может не совпасть с нашим желанием не попасть за это на нары.

Игорь растерянно посмотрел на Вадима. Он действительно не учел самого главного – желания ребят совершить кражу. От этой мысли у него сразу же испортилось настроение.

– Я так и знал, что ты задашь мне подобный вопрос! Зачем вам эта кража? У тебя, к примеру, все есть, а Цаплину это особо и не нужно, он довольствуется малым. А я не такой. Мне деньги нужны, деньги! Я не хочу ложиться спать и вставать утром с одной мыслью – где их взять? Теперь, когда я с твоей помощью увидел, что вот они, родные, висят на стене собора, стоит лишь протянуть руку – и они твои, ты начинаешь ломать все своими вопросами.

– А ты как хотел, Игорь? Такие дела просто так не делаются. Сроки заключения за них слишком велики, чтобы люди только из-за дружбы и желания угодить тебе садились в тюрьму. Здесь все сложнее, чем ты представляешь, на рывок иконы не возьмешь. Нужно работать: узнать, как осуществляется охрана икон, кто охраняет, как быстро охрана может прибыть на место, и многое другое. А ты все свел к продаже икон, будто они у тебя уже лежат дома. Можешь думать обо мне что угодно, но пока я не буду уверен в том, что твой план идеален, я не подпишусь под это дело.

Прохоров хотел возразить Ловчеву, но передумал. Отвернувшись в сторону, он замолчал и стал разглядывать проезжавшие мимо автомобили. Признаться, что Вадим прав, он не хотел, хотя отлично понимал, что иного выхода у него нет.

Немного успокоившись и подумав, он решил, что не может распоряжаться судьбами товарищей по своему усмотрению. Сейчас Игоря радовало, что Вадим не отказался от кражи сразу. Это означало, что при определенных условиях он обязательно присоединится и пойдет на это дело. Ловчев остановился у дома Прохорова. Игорь вышел из машины и, наклонившись к нему, тихо сказал:

– Слушай, Вадим, а если эту операцию хорошо подготовить, ты примешь в ней участие?

Тот улыбнулся.

– Насколько я тебя понял, Игорь, теперь нам будет нужен мой школьный приятель – сын старосты Собора. С него и начнем подготовку к операции, без него мы, как без рук.

– Знаешь, я был уверен, что ты меня не бросишь в деле. Я полностью доверяю тебе организацию этой акции, – с облегчением сказал Игорь.

Он протянул Вадиму руку, и тот крепко ее пожал. Друзья договорились встретиться вечером в «Грот-баре» и обсудить план втроем. Ударив по рукам, они разошлись.

***

Вечером того же дня, все они встретились в баре. Как и предполагал Вадим, Цаплин, выслушав предложение Прохорова, не на шутку испугался.

– Пацаны! Вы серьезно или просто разыгрываете меня как лоха? Это что еще за очередная проверка? – с дрожью в голосе спросил он.

Цаплин родился в семье, где чтили и уважали православие. Дома не было фанатично верующих в Бога, но его мать не пропускала, ни одного большого религиозного праздника. Она исправно посещала службу в храме, подавала поминальные записки об умерших родственниках. Сам Цаплин жил совершенно другой жизнью. Он не верил в Бога, но и не отрицал его существования. Он больше верил своим друзьям и удаче. Однако, предложение о краже икон поставило его в тупик. Только от одной мысли об этом ему стало страшно. Он не боялся кары Господней, его больше пугала кара земная в лице матери и родных, которые, он был уверен, никогда не простят ему такое богохульство.

– Ты что, Цаплин, замерз, что ли? Может, от страха уже наделал в штаны? – усмехнулся Игорь и пристально посмотрел на него.

Тот оторвал взгляд от стоявшей на столе кружки с пивом и тоже посмотрел на Игоря. Они минуту вглядывались друг в друга, первым не выдержал Цаплин. Он опустил глаза и продолжал молчать, не зная, что ответить Прохорову. Видя его нерешительность, на помощь Игорю пришел Вадим.

– Ты чего испугался, Цаплин? – вмешался он. – Ты лучше выслушай Прохора до конца, а уж потом принимай решение, пойдешь с нами или спрячешься за мамкиной юбкой.

Цаплина задела эта фраза. Еще никто из знакомых не мог обвинить его в трусости. Он с обидой посмотрел на друзей.

– Чья бы корова мычала, а твоя бы, Вадим, молчала. Мы еще посмотрим, кто первый спрячется в кустах, когда «заварится» вся эта канитель.

Прохоров дружески похлопал Цаплина по плечу и примирительно сказал:

– Пока все ясно, Володька – с нами. Я всегда верил ему, и он, я знаю, не подведет и в этот раз.

Ребята заказали еще пива, и пока официант исполнял заказ, Игорь продолжил:

– Слушай, Вадим! Кровь из носа, но ты должен узнать настоящую цену икон. Я не хочу в разговоре с Селезневым казаться лохом, которого он легко может обвести вокруг пальца.

Вадим и Цаплин в знак согласия закивали.

– Теперь, мужики, главное – детально разработать налет. Все должно пройти без сучка и задоринки. Когда мы будем готовы к акции, вернемся ко второй половине плана и окончательно отработаем все, что связано с Москвой и Селезневым.

– Вадим, – обратился он к Ловчеву, – а где твой школьный товарищ? Ты же обещал, что приведешь его сегодня в бар?

– Я не знаю, почему он не пришел. Я ему звонил и приглашал. По-моему, он с утра уже был задутым, и еще я не исключаю, что он может находиться на дежурстве в соборе, – ответил Вадим.

– Вот и хорошо. Давайте, навестим его на службе, а заодно и посмотрим, что из себя, представляют охранники собора. Это, думаю, будет не лишним.

Они допили пиво. Вадим достал из кармана деньги и расплатился. Быстро одевшись, друзья покинули бар. Они направились по улице Ленина в сторону Собора Петра и Павла.

Пройдя квартал, они спустились по улице к храму. Перекресток улиц был пуст, лишь у края дороги стояли припаркованные машины.

– Вроде бы центр города, а улицы безлюдны, словно сейчас не семь часов вечера, а глубокая ночь, – произнес Цаплин.

Ребята, не таясь, стали осматривать прилегающую к собору местность, стараясь определить, куда нужно будет поставить авто, и решили, что лучше всего недалеко от здания авиационного техникума, тень от него позволяла надежно укрыть автомобиль.

Определившись с возможным местом стоянки, они подошли к воротам собора, которые, на удивление, были открыты. Они осторожно вошли и остановились посреди большого двора.

– Ну, и где его будем искать? – спросил раздраженно Прохоров. – Что, нам сейчас стучаться во все двери?

– А я-то, откуда знаю, где сидят сторожа? – обиженно ответил Вадим. – Можно подумать, что я каждый день здесь бываю.

Вдруг одна из дверей открылась, и показалась кудрявая голова молодого человека. Юноша вышел и внимательно посмотрел на стоявших во дворе ребят.

– Надо же! Вадим, ты, что ли? – воскликнул парень. – Вот уж не ожидал тебя в такое время увидеть! Ты чего здесь делаешь?

Они обнялись и стали рассматривать друг друга, стараясь определить, какие внешние изменения произошли после их последней встречи.

– Давай, Вадим, заходи, поговорим. Я так рад, ты даже не представляешь! – парень обнял его и потащил к себе в сторожку. Вслед за ними двинулись Прохоров и Цаплин.

***

Помещение, в котором обитали сторожа, представляло собой комнату без окон, площадью около двадцати квадратных метров. В дальнем углу находился грубо сколоченный деревянный топчан, застланный какими-то тряпками. Посреди комнаты стоял большой стол. Высоко под потолком горела маломощная лампа, от тусклого света которой комната казалась еще темнее и загадочнее.

В углу, на полу, грудой лежали старые, разрушенные временем иконы и кресты. Каждому входящему в сторожку казалось, что иконы, молча, смотрят и молят людей о чем-то неземном. От ликов святых великомучеников становилось не по себе, и что-то непонятное и тревожное проникало в душу. Цаплин, увидев иконы, невольно перекрестился и спрятался за спины товарищей.

– А почему у вас иконы на полу? – поинтересовался он у охранника. – Грех бросать их туда.

– Это не мы, а реставраторы их здесь положили несколько месяцев назад, – ответил сторож.

– Вот, познакомьтесь, это и есть мой школьный товарищ Андрей Сорокин, – представил Вадим ему своих друзей.

Он стал расспрашивать Андрея о жизни, об их общих знакомых, о работе. Тот, соскучившись по общению, болтал без остановки, не давая что-то сказать ни Вадиму, ни его друзьям. Через десять минут ребята знали, что он в последнее время нигде не работает, так как злоупотребляет алкоголем и его выгоняют после первой же пьянки.

Затем он рассказал Вадиму, что женился сразу после окончания школы, но, прожив с молодой женой чуть больше трех месяцев, разошелся. Через полгода после развода его призвали в армию, однако быстро комиссовали по причине психического расстройства. После этого он много раз пытался устроиться на работу, но на крупные предприятия его не брали, а работать на маленьких, именуемых в народе «шарагами», ему не особо хотелось, так как это было ниже его достоинства. Вот почему он уже третий год подрабатывает сторожем в соборе.

– Может быть, обмоем наше знакомство? – неожиданно для всех предложил Прохоров.

Сорокин пожал плечами.

– Вы знаете, ребята, у меня нет денег, чтобы угостить. А так бы я не отказался. Ведь не каждый день встречаешься со своими школьными товарищами.

Прохоров сунул Цаплину деньги и попросил купить бутылку водки и что-нибудь закусить. Тот с нескрываемой радостью направился в продовольственный магазин на улице Ленина. Купив спиртное и пару банок «Кильки в томатном соусе», он вернулся. В сторожке за время его недолгого отсутствия произошли разительные перемены. Сорокин, обняв Прохорова за плечи, клялся ему в вечной верности и набивался в друзья. Это было столь неожиданным, что Цаплин чуть не рассмеялся. Игорь, повернувшись к нему, попросил его составить компанию Андрею, так как сам он не пил спиртного. Цаплин сел за стол, смахнул с него крошки, открыл бутылку и разлил водку по граненым стаканам.

– Ну, давайте, выпьем за наше знакомство, – произнес радостно Сорокин и опрокинул в себя водку.

После второго стакана он медленно стал сползать со стула на пол.

– Что это с ним? – испуганно спросил Вадима Цаплин. – Вроде бы и выпили чуть-чуть, а он уже слетел с «катушек».

– Чего удивляешься? Он же сам рассказывал, что у него что-то с башкой. Видно, по пьянке его и замыкает.

Ребята перенесли его обездвиженное тело на топчан и собирались уходить из караулки, но неожиданно дверь открылась, и в проеме показался мужчина.

– Всем оставаться на местах! Стоять! – крикнул он. – Кому говорю, стоять, или конвой откроет стрельбу на поражение.

Парни замерли на месте и стали с интересом рассматривать этот персонаж.

– Кто такие? – спросил он строго у Прохорова. – Что вы здесь делали?

Игорь улыбнулся и вежливо, стараясь не обидеть полупьяного мужчину, ответил:

– Мы, дяденька, пили водку. Если хотите, то там, на столе еще есть, можете допить.

– Вот это ответ настоящего мужчины! – ответил незнакомец. – Меня зовут Михаил, я здесь работаю вместе с Сорокиным.

Он отодвинул рукой Прохорова и, не обращая внимания на остальных, направился прямо к столу.

Ребята, молча, вышли из помещения и, постояв у входа минуту-другую, направились домой.

***

День начался необычно. Утром Абрамова вызвал начальник Управления, и, когда он вошел в кабинет, то интуитивно почувствовал нависшую надо мной угрозу.

– Скажите, Виктор Николаевич, – произнес он. – Вы когда укомплектуете свой отдел?

– Думаю, что в течение десяти дней полностью закрою имеющиеся вакансии, – ответил он.

– Мне не нравится ваш подход к этому вопросу. Вы надеетесь, что я лично им займусь?

– Извините, Рустем Эдуардович. Я не вижу в этом необходимости. Люди, в принципе, подобраны и ждут приказа о переводе. Мешают ваши решения о том, что ранее представленные мной кандидатуры не подходят для работы в нашем Управлении.

Хафизов посмотрел на него оценивающим взглядом, словно прикидывая, стоит ли ему и дальше продолжать этот разговор, и, махнув рукой, сказал:

– Я понимаю, Виктор Николаевич, что вам намного проще уйти от критики своей работы при таком раскладе дел. Я, мол, не могу этого сделать, так как у меня нет людей, а руководство Управления не дает мне возможности укомплектоваться. Однако, вы глубоко ошибаетесь по этому поводу, я не намерен делать вам никаких поблажек.

Виктор, молча, слушал его претензии, и отлично понимал, что они по сути своей не обоснованы. За последние две недели он дважды представлял начальнику Управления кандидатов на вакансии, и дважды они были отклонены им без объяснения причин.

Выслушав его, Абрамов вышел из кабинета и направился на свое рабочее место. К нему зашел Балаганин и по старой привычке сел на свой любимый стул.

– Я что-то не понимаю этого Хафизова. Он что на тебя стал наезжать, больше в нашем Управлении не на кого?

– А ты откуда знаешь? Или просто догадываешься? – поинтересовался у него Виктор.

– Шеф, я давно работаю с тобой и многому научился. Твое лицо сейчас, как открытая книга, читай – не хочу.

Абрамов невольно улыбнулся, давая понять, что он не ошибся в своих предположениях. Почувствовав уверенность, Стас продолжил.

– Я смотрю, он и нашего начальника не замечает, будто того и нет, и в последнее время общается только со мной. Он что, не знает, чем занимается мое подразделение? Я ему неоднократно говорил, что мы теперь занимаемся наркотиками, оружием и преступлениями против иностранцев и никакого отношения к грабежам и угонам не имеем, но он все равно спрашивает с меня за эти кражи и грабежи.

– Знаешь, Стас, у меня тоже иногда возникают вопросы, связанные с моей деятельностью. Создается впечатление, что отдельные личности в нашем Управлении спят и видят, чтобы такие, как я и ты, ушли из розыска. При данном подходе к делам долго так работать нельзя.

– По-моему, ни Хафизов, ни Усманов даже не стесняются того, что не знают работу уголовного розыска, и порой дают такие указания, что мне становится смешно.

– Ты в курсе, Стас, что Хафизов до своего назначения на должность заместителя начальника Управления по борьбе с организованной преступностью всю сознательную жизнь проработал в Управлении охраны общественного порядка, руководил участковыми? Вот и представь, откуда он может все это знать, если никогда не работал в розыске. Да и Усманов из той же когорты. За его спиной – речной техникум и два года работы в сыске по борьбе с кражами автотранспорта. Чего можно ожидать от них?

Стас закивал, давая понять, что ему все ясно.

***

Утром друзья встретились и поехали в музей изобразительного искусства.

– Может, Цаплина нужно было взять с собой? – засомневался Вадим. – А то как-то нехорошо получается.

– Пусть спит. Чего ему делать в музее? Он в нем, как слон в посудной лавке, – Прохоров весело засмеялся над своей шуткой.

Они целый час бродили по залам, любуясь экспонатами. Повернув за угол, оказались в зале русской иконописи.

– Смотри, Вадим, сколько здесь икон, и все, наверное, очень дорогие?

Заметив молоденькую девушку-экскурсовода, они направились к ней. Когда она закончила экскурсию, Прохоров обратился к девушке с вопросом:

– Скажите, у вас все иконы подлинные?

Она удивленно подняла брови и, улыбаясь, ответила:

– В музее, как правило, собирают и выставляют только подлинные шедевры.

– Тогда можно спросить, сколько, к примеру, стоит вот эта икона?

– Я не могу вам сказать ее истинную цену, но стоит она, наверняка, очень дорого.

– Тогда к вам еще один вопрос. Мы с другом вчера были в Соборе Петра и Павла и там любовались двумя иконами – Казанской Божией Матери и Седмиозерной. Обе иконы старые, почему они не в вашем музее? И дороже ли они икон, выставленных в вашей экспозиции?

Девушка немного задумалась, а затем произнесла:

– Вы знаете, эта экспозиция составлена из икон, принадлежащих государству, а те, принадлежат епархии. Икона Седмиозерной Смоленской Божией Матери, насколько я помню, была оценена московскими искусствоведами чуть ли не в полмиллиона долларов, а Казанской Божией Матери – чуть более ста тысяч.

Прохоров поблагодарил ее, и они с Ловчевым направились к выходу.

– Слушай, Вадим, только теперь я понимаю, каким был лохом с Селезневым. Выходит, я задарма предлагал то, что стоит больше полумиллиона долларов! – Прохоров был потрясен. – Я сегодня же буду звонить ему.

Вечером он набрал номер телефона Сергея Павловича. Все повторилось с завидной последовательностью. Наконец Игорь дождался, когда трубку поднимет непосредственно Селезнев.

– Здравствуйте, – поздоровался он. – Это звонит Прохоров из Казани. Я в отношении нашего последнего с вами разговора. Я тут прикинул немного и решил вам сообщить, что мы с ребятами, в принципе, согласны выполнить ваш заказ, но при условии, что вы заплатите в четыре раза больше, чем предлагали раньше.

– Что-что? – переспросил Селезнев. – Вы там случайно с ума не сошли?

– Сергей Павлович! Во-первых, вы должны понять, что я не один, у меня группа, и всем им нужно платить за участие в этой акции. Во-вторых, минимальная цена груза намного выше заявленной вами, со слов местных специалистов. В-третьих, мы многим рискуем, в отличие от вас, и условным сроком едва ли отделаемся в случае провала. Люди хотят за это иметь что-то реальное, а не наши бумажки, которые правительство может отменить в любое время.

– Игорь, я не готов сейчас обсуждать этот вопрос. Мне нужно проконсультироваться непосредственно с заказчиком груза.

На том конце провода повисла тишина. Прохоров понимал, что Селезнев прикидывает в уме сумму, запрошенную за эту работу. Пауза явно затягивалась. Наконец, он с хрипотцой в голосе произнес:

– Я предлагаю вам ту же сумму, что и раньше, но в долларах США. Думаю, что она вполне устроит вас и ваших друзей.

– Хорошо, Сергей Павлович, – согласился Прохоров. – Но деньги должны быть наличными, чтобы их можно было пощупать и пересчитать.

– Вот и договорились. Подробности вашей операции мне ни к чему. Назовете дату, место и время передачи груза. Там, на месте, и получите свои деньги.

– Прекрасно, будьте на связи, – закончил Прохоров и положил трубку.

Операция по краже икон переходила в новую фазу.

***

Абрамов перебирал последние агентурные сообщения, полученные сотрудниками Управления, когда в его кабинет вошли два сотрудника из секретариата МВД. Он быстро собрал разложенные на столе документы и положил их в сейф.

– Виктор Николаевич! – обратился к нему Андрюшин. – Мы пришли к вам с проверкой. Хотим узнать, как у вас обстоят дела с режимом секретности. Вы на этой должности чуть более двух месяцев и, следовательно, уже вошли в курс дел. Откройте сейф и выложите все документы вот сюда, на ваш рабочий стол.

– Андрей Владимирович, прошу объяснить мне, чем вызвана эта проверка? – спросил Абрамов. – Насколько я знаю, последняя была осуществлена при увольнении бывшего заместителя начальника Управления, то есть менее пяти месяцев назад. При назначении меня на должность я не был ознакомлен с результатами той проверки, ваша служба не передавала в Управление этот документ.

Андрюшин посмотрел на Абрамова уничтожающим взглядом. Через секунду-другую он произнес сквозь зубы:

– Виктор Николаевич! Если этот документ не был своевременно передан в вашу службу, это еще ни о чем не говорит. Сейчас мы проверяем вас, а не предыдущего руководителя. Прошу не препятствовать исполнению наших обязанностей. Кстати, вы знаете, что являетесь Председателем комиссии по режиму секретности в вашем управлении?

– Нет. Насколько я понимаю, эта должность – выборная, а не назначаемая в административном порядке.

– Что вы говорите? – ехидно произнес Андрюшин. – Так было всегда, сколько я работаю в МВД. Заместитель начальника Управления по оперативной работе обычно возглавлял эту комиссию. Вы что, хотите оспорить это?

Абрамов промолчал, считая, что дальнейший спор с начальником секретариата бесполезен. Он выложил на стол все документы и сел на стул. В его кресло сел Андрюшин. Отодвинув стоявший на столе телефон, он приступил к изучению дел.

Время бежало, и оперативник стал часто посматривать на настенные часы. Перехватив его взгляд, Андрюшин с явной издевкой в голосе произнес:

– Никак домой торопитесь, Виктор Николаевич? А мы – люди привыкшие, раньше девяти-десяти часов вечера, как правило, домой не уходим. Работы у нас много, не то, что у вас.

Абрамов опять промолчал, давая понять, что не собираюсь вести с ним спор. Наконец, они закончили проверку и разрешили убрать секретные документы в сейф.

– Завтра с утра, Виктор Николаевич, будем проверять все ваши отделы, – сказал Андрюшин. – Лично к вам, как к сотруднику Управления, у меня претензий нет. Все, что предусмотрено приказами МВД, вы выполняете в полном объеме. Посмотрим, как обстоят дела у ваших сотрудников.

– Хорошо. Сейчас я дам соответствующее указание сотрудникам отдела «А», чтобы завтра все были на своих рабочих местах. Может, вы там что-то и накопаете, Андрей Владимирович.

Он взглянул на Виктора и сделал обиженную гримасу.

– Вот так всегда. Требуешь выполнения приказа – становишься, чуть ли не личным врагом проверяемого. Я это делаю в своих интересах, что ли? Только в интересах службы. Поэтому ваше высказывание я не воспринимаю как личное оскорбление, и мне все равно, что вы обо мне думаете.

Он развернулся и вышел из кабинета. Вслед за ним кабинет покинули и два его сотрудника.

***

Прохоров и Ловчев собрались на квартире Цаплина и стали обсуждать детали предложенного Игорем плана.

– Слушай, Прохор, – сказал Цаплин. – Может, не стоит втягивать в это дело Сорокина. Он больной, и черт его знает, что у него на уме.

– Ты что, Володя? Это хорошо, что он больной, – ответил Игорь. – Сам подумай, а вдруг мы залетим с этим делом? Его показания не могут лечь в основу обвинения, потому что он не дружит с головой. А вот как его лучше использовать в нашем деле, это другой вопрос. Вадим! Ты еще не спрашивал Андрея, эти иконы не под сигнализацией случайно? А то снимешь, дойдешь до двери, а там милиционеры с автоматами.

– Пока не спрашивал, – ответил тот. – По-моему, его лучше вообще ни о чем не спрашивать, пусть работает втемную. Ну, потратимся мы немного на водку для него, зато он по пьянее, все нам расскажет об их охране. Главное в этом деле – не задавать ему прямых вопросов, которых он может испугаться.

– Наверное, ты, Вадим, прав – дурак – он и в Африке дурак, – согласился Прохоров. – Нам бы еще подобрать для этого дела одного человека, но где его взять? Придется тебе, Цаплин, ехать в Москву вместе с Вадимом. Он передаст иконы Селезневу, получит деньги, а ты будешь его страховать. Пистолет у нас есть, а это большое дело. Я пока не знаю, как все сложится, но мне хотелось, чтобы мы на тот момент уже знали, где живет Селезнев.

Ребята согласились с Прохоровым, считая, что предложенный им план вполне может быть исполнен в реальных условиях. Поговорив еще минут тридцать, они оделись и вышли на улицу.

– Мужики, я думаю, что нам необходимо посетить берлогу Сорокина, – предложил Ловчев. – Что-то давно я у него не был, интересно, как он сейчас живет.

Сев в машину Вадима, ребята поехали на улицу Дегтярная. Они долго плутали по небольшим переулкам частного сектора, пока не добрались до дома Андрея. Сорокин жил в большом деревянном доме, покосившемся от старости. Раньше этот дом принадлежал известному казанскому купцу, но после революции городские власти заселили его местной беднотой. В настоящее время часть жильцов съехала, и в доме остались всего две семьи, одна из которых – Сорокины. Прохоров вышел из машины и с интересом стал смотреть по сторонам.

– Сколько лет живу в Казани, а ни разу здесь не был. Вроде бы центр города, а вокруг, словно деревня – деревянные дома, один страшнее другого.

Осмотревшись, они направились к дому Сорокина. Андрей жил на первом этаже вместе с отцом. Мать Андрея скончалась чуть больше года назад от злокачественной опухоли пищевода. После смерти жены отец полностью ушел в дела епархии. По заданию настоятеля Собора много времени уделял поискам стройматериалов для ремонта храма.

Ребята, обходя сугробы, подошли к входной двери и стали настойчиво стучать. Из соседнего дома вышла старушка и, стоя на крыльце, с интересом наблюдала за их попытками достучаться до Сорокиных.

– Стучите, сынки, громче, наверное, опять Андрейка с вечера напился, вот и не слышит, – посоветовала она.

Через некоторое время послышались шаги, и дверь осторожно приоткрылась. Сорокин был дома один, отец с утра ушел в Собор и еще не возвращался. Друзья вошли в квартиру. Одна из ее стен была увешана иконами и напоминала небольшой иконостас. Перед центральной большой иконой «Спас Нерукотворный» тускло горела лампада. Ее свет падал и на соседние иконы, отчего казалось, что лики святых живые.

– Слышишь, Андрей? Откуда у тебя столько икон? – спросил его Прохоров. – Вероятно, есть старинные, дорогие?

– Может, и есть. Я никогда этим вопросом не интересовался. Это иконы отца, откуда он их взял – я не знаю. Похоже, многие иконы ему подарили прихожане, а другие достались от деда и его старых родственников.

– Ты хочешь сказать, что сам никогда не интересовался их стоимостью? – удивился Прохоров. – Может быть, у тебя богатство висит на стене, а ты и не знаешь.

– Так это не мое, – коротко ответил он. – Зачем мне все это?

Андрей замолчал, и они прошли в другую комнату, в которой жил он сам. Здесь царил невообразимый беспорядок: вещи, чистые и грязные, валялись на стульях, на полу, и создавалось впечатление, что тут только что закончился обыск.

– Слушай, Андрюха! – вновь задал ему вопрос Прохоров. – А сигнализация у вас в доме есть? Может, как-то охраняются ваши иконы от чужого интереса, ну, например, как в соборе. Там, наверное, все находится под охраной милиции?

– Откуда у нас с отцом деньги, чтобы установить сигнализацию? Да и стоит ли все это делать, привлекать лишнее внимание к дому? Отец эти иконы вообще никому не показывает, может, они ничего и не стоят. Вон в соборе иконы дорогие, известные всему миру, и то не охраняются, как надо. Сигнализация проведена в нашу сторожку, и если кто-то снимет икону, то у нас она начнет звонить. Мы должны, по инструкции, сразу же сообщить в милицию, а потом бежать ловить злоумышленника. А на такую сигнализацию, как показывают в кино, у собора денег нет.

Скинув вещи со стульев, ребята сели за стол. Цаплин достал из сумки бутылку водки.

– Ну что, Андрей, отравимся или наоборот полечимся? – спросил он его. – Все мои друзья не пьют, а один я пить не могу, нужна хорошая компания.

Прохоров заметил, как в глазах Сорокина загорелся огонек, и он мигом метнулся к шкафу, откуда достал два граненых стакана и хлеб. Цаплин, порывшись в сумке, достал две банки консервов «Завтрак туриста» и стал одну открывать кухонным ножом. Нож был слабеньким: лезвие гнулось и никак не хотело протыкать жестяную крышку.

– Андрей! У тебя есть, чем открыть банку? А то с таким ножом мы никогда не попробуем эти консервы.

Сорокин достал из стола другой нож и протянул Цаплину. Тот быстро вскрыл банку и, разлив в стаканы водку, предложил выпить за здоровье хозяина дома. Они выпили и стали закусывать.

– Андрюх! Ты, что это с утра пьешь, на работу, не идешь что ли? – спросил Вадим. – Смотри, вылетишь с нее.

– А ты за меня, Вадим, не переживай, я сегодня отдыхаю. Мы работаем сутки через двое. Вон у меня на стенке календарь, там все рабочие дни в этом месяце отмечены.

– Андрей, а кто такой Михаил, с которым ты дежуришь? – поинтересовался Вадим. – Мы тогда столкнулись с ним. Шумный он какой-то.

– Не обращайте на него внимания. Он всегда такой, особенно когда выпьет. Все из себя милиционера изображает, а сам десять лет отсидел за убийство. Он неплохой вроде мужик.

Цаплин опять разлил по стаканам водку, и они с Сорокиным выпили.

– Ну ладно, Андрей, нам пора, – сказал Прохоров, поднимаясь из-за стола. – Думаю, что ты сам уговоришь остатки водки.

Ребята встали и направились к выходу.

– Мы не прощаемся, Андрей, может, увидимся на днях, – произнес Вадим.

Сорокин сидел за столом и не отрываясь смотрел на недопитую бутылку. Услышав его слова, он, молча, поднял голову, кивнул в знак согласия, налил себе полстакана и залпом выпил. Услышав шум отъезжавшего от дома автомобиля, он выглянул в окно и проводил его взглядом.

«Что-то я не понял, зачем они приезжали? – подумал он. – Сидеть почему-то не стали, пить не стали. Интересно, что им нужно было от меня?»

Он опять плеснул в стакан немного водки и махом выпил. Через минуту-другую он уже не думал ни о чем: ни о ребятах, ни о причине их приезда. Водка ударила в голову, и ему стало вновь так легко и хорошо, как было вчера вечером, когда он, закрывшись в комнате от отца, один выпил всю бутылку.

***

Не успел Абрамов войти в кабинет и раздеться, как его вызвал начальник Управления уголовного розыска.

– Виктор Николаевич! Прошу вас срочно выехать в Набережные Челны. Сегодня рано утром более трехсот человек из числа приверженцев Татарского общественного центра напали на ликероводочный завод в Мензелинске и устроили там погром.

– Рустем Эдуардович! – ответил Абрамов. – У меня проверка из секретариата, проверяют режим секретности, и я не могу сейчас выехать в Челны.

Лицо Хафизова перекосила гримаса, словно он нажал на больной зуб.

– Вам что-то не ясно? – переспросил он. – Я сказал, чтобы вы срочно выехали в Набережные Челны и организовали там работу по выявлению подстрекателей и исполнителей этой акции. В конечном итоге, кто начальник Управления, я или вы? Если вам это непонятно, то пишите рапорт и уходите из Управления. Мне не нужны демагоги, которые не выполняют моих указаний, а начинают их обсуждать. Я вам, Абрамов, не Костин, который носил вас на руках, восторгаясь вашими показателями. Мне нужны люди, которые безмолвно выполняют мои приказы. Время дискуссий прошло. Или вы выезжаете, или пишете рапорт. Мне ваши старые заслуги перед МВД – по барабану.

Виктор, молча, вышел из кабинета начальника Управления и направился в свой. В коридоре неожиданно столкнулся с Андрюшиным.

– Извините, Андрей Владимирович, но я срочно выезжаю в Набережные Челны и не смогу присутствовать при вашей проверке.

– Езжайте, мы подождем. Она нам вообще-то и не нужна, мы ее проводили по просьбе вашего непосредственного руководителя. Вы, Виктор Николаевич, у себя в Управлении ищите врагов, а не среди нас. Это они плетут нити заговора против вас. Я давно слышал, что вы неудобный человек для руководства министерства. Ваш Хафизов чуть ли не с первого дня после своего назначения стал просить меня о проверке. Ему почему-то так хотелось «влепить» вам хоть какой-то выговор, что он даже спокойно говорить об этом не мог.

– Спасибо, Андрей Владимирович. Если я раньше лишь догадывался, то теперь точно знаю, откуда дует ветер.

***

Уже больше часа Абрамов трясся в машине, несущейся в сторону Набережных Челнов. Дорога была отвратительной, и вскоре он почувствовал легкое недомогание и усталость. Подъезжая к УВД, Виктор увидел у здания с десяток автомобилей, в которых плечом к плечу сидели военнослужащие внутренних войск. Солдаты улыбались и шутили, наверняка и не предполагая, что им предстоит делать буквально через несколько часов.

Виктор вошел в здание УВД и направился в кабинет начальника Управления Гарипова.

– К нему нельзя, – строго произнесла секретарь.

Абрамов сделал еще один шаг в сторону кабинета. Женщина вскочила со стула и своей могучей грудью стала теснить его в сторону.

– Вы что, гражданин, не понимаете? Я же говорю вам, что там совещание, – кипятилась она. – Может, вам напомнить, где вы находитесь

Абрамов представился ей, но она по-прежнему держала круговую оборону и не подпускала его к двери кабинета. Устав с ней спорить, он сел на стул и увидел, что она подняла трубку и о чем-то переговорила с Гариповым, при этом несколько раз повторяя его фамилию. Виктор почему-то предполагал, что сейчас она встанет из-за стола и, извинившись передо мной, пригласит в кабинет, но секретарь, положив трубку, стала рассматривать какой-то модный журнал. Время шло, а он все сидел в приемной, ожидая приглашения Гарипова

Наконец дверь кабинета открылась, и из него повалили люди в милицейской форме. Многих из них Абрамов знал лично, другие же были ему совершенно незнакомы. Когда все вышли, секретарь вновь подняла трубку, переговорила с Гариповым и предложила зайти к нему. Войдя в кабинет, Виктор окинул его взглядом. Он мало чем отличался от кабинета бывшего шефа Шакирова, разве что немного поблекли стены, и потускнели от времени латунные изделия, на письменном столе.

Гарипов пожал ему руку и пригласил присесть на стул. Он вкратце ввел Абрамова в курс дела и сообщил, что толпа молодежи, численностью более шестисот человек, в настоящее время выехала из Мензелинска и направляется в сторону Набережных Челнов.

– Мы подтянули резервы и готовы их встретить, – произнес в заключение своего доклада Гарипов. – Еще с утра мы освободили все имеющиеся у нас камеры в ИВС и будем, по мере необходимости, заполнять их задержанными за хулиганство.

– Если есть необходимость в дополнительных камерах, то я сейчас же свяжусь с Елабугой и другими подразделениями и попрошу начальников обеспечить вас свободными местами, – предложил Абрамов.

– Пока не нужно, – сказал он. – Время покажет.

Абрамов смотрел на Гарипова, стараясь отыскать в нем перемены. Прошло больше года с их последней встречи. Внешне он практически не изменился, по-прежнему был нервным, дерганым, словно постоянно с кем-то спорил и конфликтовал. Его тонкие губы иногда будто растворялись на лице, и поэтому оно становилось хищным, похожим на морду крупного зверя.

– Ирек Каримович! – обратился к нему Виктор. – У меня пока единственный вопрос. Скажите, ваш аппарат имел оперативную информацию об этой акции? Ведь поднять столько людей, разместить в автобусах и повезти в Мензелинск – дело не простое. Для этого нужны деньги и время. Я не думаю, что автобусы они захватили, скорее всего, их заказали накануне погрома.

Его тонкие пальцы, сжатые в кулаки, побелели, а кадык, торчавший на худой длинной шее, сделал несколько движений вверх и вниз.

«Пересохло. Похоже, ты попал в самое слабое его место. Теперь он будет делать все для успешной ликвидации последствий вылазки хулиганствующей молодежи. От результатов операции зависит, что ему, как руководителю, предъявят члены коллегии министерства».

Наконец Гарипову удалось взять себя в руки. Он несколько надменно посмотрел на Виктора и произнес вполне спокойным голосом:

– Знаете, Абрамов, вы совсем не изменились за это время. Вы такой же прямой, как и прежде. Если вы приехали разбираться по существу вопроса, то занимайтесь своим делом. Я не намерен отвечать на ваши вопросы. Я – хозяин города, я принимаю решения и выполняю их.

– Извините меня, Ирек Каримович, но я хотел бы знать, было ли известно это вашим сотрудникам или нет? Если вы не в курсе, я курирую оперативный блок Управления, и мой вопрос, носит лишь профессиональный характер, не более. Сейчас, вы правы, надо разбираться с хулиганами, но это может повториться через день или два, вот к чему я веду. Поймите, я не ищу крайних в этом вопросе, но то, что они наделали в Мензелинске, вынуждает меня спрашивать об этом.

– Не тем занимаетесь, Абрамов. Не вижу причинно-следственной связи между вашими вопросами и случившимся. Займитесь своим делом: организуйте и контролируйте работу с задержанными хулиганами. Вас, наверное, и прислали для этого, а не вынюхивать, знали мы об этой акции или нет.

– Хорошо, я займусь этим, – спокойно ответил Виктор. – С кем мне работать?

– Вам скажут, Виктор Николаевич, а сейчас извините, у меня дела.

Абрамов попрощался с ним и вышел из кабинета.

***

Прохоров пришел домой около восьми вечера. Мать, удивленная ранним возвращением сына, тревожно посмотрела на него.

–Игорь, что-то случилось?

– Нет, мама. У меня все нормально.

– Ну, тогда проходи на кухню, – успокоилась мать. – Сейчас я разогрею ужин, подожди минутку.

Она вышла из комнаты. Вскоре с кухни потянуло чем-то вкусным.

– Мама, это чем так аппетитно пахнет? – поинтересовался Игорь.

– Да я твое любимое жаркое сегодня сделала, давай, иди, все готово.

Игорь вошел и сел за стол. Мать переложила жаркое из горшочка в тарелку и подала ему. Она присела напротив сына и стала наблюдать, как он ест.

– Кстати, Игорек, я все забываю сказать, что тебе почти каждый вечер звонит какая-то девушка, говорит, из Москвы. Вот и сегодня звонила полчаса назад. Кто она?

– Да так, мама, ничего серьезного. Я с ней в прошлый раз познакомился в Москве

– Вот опять, Игорь! Когда ты только за ум возьмешься? У других матери уже с внуками нянчатся, а у тебя – ничего серьезного. Видно, понравился ты ей, раз звониткаждый день. Он махнул рукой и, встав из-за стола, направился в свою комнату.

– Игорь! – произнесла она. – Ну, если тебе девушка не нравится, ты ей так и скажи, не изводи своим молчанием.

– Хорошо, мама, я обязательно ей позвоню, только отстань от меня, я не хочу разговаривать об этом, – отмахнулся Игорь.

Он закрылся в комнате и набрал знакомый московский номер. Раздался щелчок, и он услышал голос Жанны.

– Игорек! – воскликнула она. – Я так долго ждала звонка, что уже не надеялась услышать твой голос! Я хотела извиниться за тот вечер, за своего отца. На самом деле он не такой, он добрый. Мне мама рассказала о вашем разговоре с ним, и я поняла, что он тебя сильно обидел.

Жанна сделала небольшую паузу и перевела дыхание. Игорь понимал, как трудно ей было говорить на эту тему, однако, набравшись сил, она продолжила

– Тебя обидел мой отец, но в чем виновата я? Почему ты со мной не разговариваешь? Ты же знаешь, что я, в отличие от него, думаю совершенно иначе. Ты мне дорог, как человек, с которым мне хорошо и легко. Я никогда не соизмеряла твое отношение ко мне с деньгами, которые у тебя есть.

Жанна снова сделала паузу. Чувствовалось, что она готова разрыдаться в любую минуту.

– Игорь, ну что ты молчишь, скажи хоть что-нибудь? – произнесла Жанна и заплакала в трубку.

– Жанна, я на твоего отца не в обиде, ведь он сказал, в принципе, правду. Нельзя обижаться на человека, если он сказал безногому, что у того нет ноги. Кто я и кто он, твой отец. Мы разные люди и никогда не станем одинаковыми. Отец, поверь мне, очень любит тебя и желает счастья. В его жизненных планах нет меня. Он был прав, что я не смогу дать тебе в жизни то, чего ты заслуживаешь. Ты молодая и красивая девушка, учишься в консерватории – впереди у тебя прекрасное будущее.

– Игорь, прекрати! Я не хочу это слушать! – Жанна глотала душившие ее слезы. – Я, может, только сейчас поняла, что не могу жить без тебя, без твоего голоса, без твоих больших и ласковых рук. Мне все равно, что говорят родители, я просто люблю тебя. Приезжай в Москву, я очень прошу. Приезжай!

Она положила трубку. Игорь сидел не в силах что-то произнести. Ему и раньше признавались в любви девчонки из школы и со двора, но это было как-то по-другому, не столь искренне, как у нее. В комнату заглянула мать и, увидев растерянное лицо сына, улыбнулась.

– Ну что, сынок, переговорил? Вот так-то лучше, чем молчать и скрывать свои чувства. Это хорошо, когда человек кому-то дорог.

Она вышла из комнаты, оставив Игоря один на один со своими мыслями.

***

Ребята сидели в «Грот-баре» и потихоньку потягивали из кружек пиво. Легкая музыка не мешала им обсуждать текущие моменты их плана.

– Вадим, это хорошо, что твой Сорокин пьет. Я обратил внимание, что ему становится все безразлично, когда он пьян. Его хоть самого тащи за ноги, он не почувствует. Да и напарник его, видать, гусь еще тот. Андрей говорит, что он был судим. Я думаю, налет нужно совершить именно в их смену. Накатить на них по-хорошему и бери все, что хочешь. Приедет милиция, оба пьяные, один ранее судимый, другой – психически больной. Сначала с ними будут разбираться неделю, не меньше, а уж потом только начнут нас искать. Ты сам-то, Вадим, что думаешь по этому поводу?

– Прохор, я полностью доверяю тебе. Как скажешь, так и сделаем. Пока меня в твоем плане устраивает абсолютно все. Ты же знаешь, почему я решил принять участие в этом деле: деньги меня не интересуют, меня больше привлекает сам процесс, когда чувствуешь, как по твоим венам начинает стремительно бежать кровь. Это сильнее, чем любой наркотик. А деньги, они, наверное, нужны тебе и Цаплину.

Прохоров и Цаплин переглянулись.

– Ты, видно, Вадим, авантюрист по натуре, – произнес Игорь. – Ты, как Дубровский, которому нужны были не деньги, а процесс их получения.

Вадим посмотрел на Прохорова и, отхлебнув пива из кружки, продолжил:

– Я вот подумал и решил продолжить свой рассказ об иконе Казанской Божией Матери.

– Давай, мне нравится слушать твои истории. От тебя я многое узнал.

– Ладно, – произнес Вадим, – тогда слушайте. Вы, наверное, из школьной программы знаете, что войска Пугачева не только брали Казань, но и практически сожгли ее во время штурма. Городские святыни они почему-то не тронули: ни икону Казанской Божией Матери, ни «Спас Нерукотворный». И это несмотря на то, что обе иконы имели оклады из чистого золота, усыпанные драгоценными камнями, бриллиантами голландских мастеров, крупными изумрудами и сапфирами. Вам не кажется это странным?

– Интересно! А почему? – удивился Прохоров. – Ты, расскажи об этом поподробнее. Цаплину тоже будет интересно послушать.

Вадим улыбнулся и посмотрел на Цаплина, который, удобно устроившись на стуле, приготовился его слушать. Наступали войска Пугачева на Казань, как описывают историки, со стороны Арского поля, где вы и живете с Цаплиным. Вел их бывший поручик царской армии некто Минеев. Бунтовщики умело обошли артиллерийские позиции Казанского гарнизона и ворвались в город. Люди, наслышанные об их зверствах, попрятались, кто, где мог, многие из них укрылись в казанских монастырях. На Большой Красной, где сейчас находится общежитие пединститута, был монастырь, назывался он

Богородицкий. Именно там и хранились две знаменитые на всю Россию иконы. Ни у одного из крестьян и заводских рабочих не поднялась рука на святыни. Объясняется это просто – люди боялись Бога и его гнева. Повстанцы, перебив гражданских, монахов, установили на дворе монастыря пушки и стали обстреливать оттуда Казанский кремль. В отместку за сопротивление войска Пугачева сожгли в Казани более 2200 домов, но иконы, заметьте, не тронули.

– Я что-то тебя, Вадим, не понял, – произнес Прохоров.

Он посмотрел на Ловчева, стараясь угадать, к чему тот его подводит.

– Ты, случаем, не испугался этой самой, как ты говоришь, кары небесной, а то еще есть время повернуть свои санки обратно домой. Мне, например, поворачивать некуда. Я решил пойти на это дело, что бы ты ни рассказывал нам. Может, и ты, Цаплин, боишься Божьей кары, тогда тоже можешь уходить. Я, мужики, никого не держу. Я сам проверну это дело.

– Ты что, Прохор? Ты за кого нас держишь? – возмутился Цаплин. – Раз мы с Вадимом подписались под это дело, значит, мы с тобой до конца и пойдем. А там посмотрим, куда кривая выведет.

– Тогда слушайте меня внимательно. Налет, думаю, совершим в марте, во время дежурства Сорокина. Ты, Вадим, должен найти человека, который приобретет тебе билет до Москвы на проходящий поезд. Насколько я знаю, их продают за два часа до прибытия. То есть мы подъезжаем к вокзалу, этот человек передает тебе билет, и ты едешь в Москву. Я утром лечу туда на самолете. Встречаемся в столице, передаем иконы, получаем «капусту». На этом первый этап нашего плана заканчивается, наступает второй. Мы остаемся в Москве дней на пять, и работаем с искусствоведом. Если повезет, нагреем его и американца. Не повезет – возвращаемся в Казань. А там, как ты говоришь, Цаплин, куда кривая выведет.

Они еще час посидели в баре и стали расходиться. Прохоров уехал домой вместе с Вадимом на такси, а Цаплин, встретив знакомых ребят, остался с ними пить пиво.

***

Прохоров и Вадим рано утром приехали в Москву, чтобы окончательно договориться с Селезневым о цене за иконы. Последний раз Прохоров общался с ним по телефону неделю назад, и Селезнев вновь пытался сбросить ее. Его поведение обеспокоило Игоря, и он решил разобраться с коллекционером. Сейчас, сидя в гостинице, он отчаянно накручивал телефонный диск. Номер Селезнева молчал.

«Ну, ответь же мне, наконец! – думал Игорь. – Нельзя же испытывать терпение человека до бесконечности!»

Словно услышав его мысли, на том конце провода сняли трубку.

– Мне бы Сергея Павловича, – произнес Прохоров. – Передайте, пожалуйста, что ему звонил Игорь из Казани. Мой московский номер: 633-67-11. Я в корпусе «А» Измайловского центра. Положив трубку, Игорь откинулся на спинку стула и включил телевизор. Показывали фильм «Иван Васильевич меняет профессию». Хотя он видел этот фильм уже раз пять, если не больше, но с интересом стал смотреть его снова.

Раздался звонок телефона. Прохоров вскочил со стула и быстро схватил трубку, будто от этого зависело, соединит она его с Селезневым или нет. Он чуть ли не закричал в нее:

– Алло, слушаю вас, говорите!

– Здравствуй, Игорек, как у тебя дела? – поинтересовался Сергей Павлович. – Ты, какими судьбами оказался в Москве, приехал ко мне или так, по своим молодым забавам?

– Сергей Павлович, я приехал в Москву, чтобы встретиться с вами и обсудить все наши разногласия. Скажите, где и когда мы могли бы пересечься?

– Игорек, я человек занятой, у меня практически каждый день расписан заранее. Я не могу все бросить и, как мальчишка, бежать к тебе на встречу. Сейчас я посмотрю и, если найду окно, сообщу и место и время.

Селезнев положил трубку. Подобный ответ не удовлетворил Игоря. В последнее время его стала раздражать манера коллекционера вести с ним разговор. В его интонации явно прослеживались барские замашки.

«Ну, погоди, Сергей Павлович, – подумал Игорь, – мы еще посмотрим, кто у нас хозяин, ты или я».

Молчавший до этого телефон вновь зазвонил. Игорь поднял трубку и услышал голос Селезнева:

– Записывай, Игорек. Метро «Сокол», у входа в парк имени Горького, завтра в десять часов утра.

Он повесил трубку.

«Ну, козел, постой! Ты у меня еще попрыгаешь, еще попросишь прощения», – думал Игорь.

Он вышел из номера в коридор гостиницы. Там царил полумрак. Игорь шел по длинному коридору, ступая по мягкой зеленой дорожке, и остановился перед номером, в котором жил Ловчев. Он трижды постучал в дверь. Она открылась: на пороге, обернутый в большое махровое полотенце, стоял Вадим.

– Заходи, – произнес он и направился в ванную комнату, где переоделся в спортивный костюм.

– Вадим, я только что дозвонился до этого козла. Договорились о встрече на десять утра. Я думаю, что ты там должен стоять минут за тридцать, как минимум. Не исключаю, что он придет с тем кавказцем, с охранником. Без него он никуда не ходит.

Вадим понимающе кивнул.

– После того как мы закончим, ты должен проследить, куда он пойдет, и с кем будет встречаться. Я не думаю, что он тебя тогда срисовал в ресторане, но на всякий случай будь предельно внимателен. Надо хорошо отработать завтрашний день, установить его логово, и можно спокойно ехать обратно в Казань. Если не получится, придется задержаться в Москве и встречать его из адреса, где он останется ночевать. Главное, когда будешь его вести, не жмись близко, а то он сразу заметит. Селезнев – очень осторожный человек. Мне кажется, что он раньше сидел: иногда из него так и льется блатной жаргон.

– Все ясно, Игорь, – ответил Вадим. – Слушай, а чем ты сегодня собираешься заниматься? Может, сходим куда-нибудь, посидим, попьем пива?

– Извини, Вадим, вечер у меня занят: меня ждет Жанна, поеду к ней, давно ее не видел, – отказался Прохоров и, попрощавшись, направился в свой номер.

Минут через десять он, надев черное демисезонное пальто, вышел из гостиницы и, поймав такси, поехал на встречу с Жанной.

***

Жанна ждала его на выходе из метро станции «Курская». Игорь попросил водителя остановить машину и, расплатившись, пошел туда. Издали он увидел знакомую хрупкую фигурку, которая пряталась от пронизывающего ветра за гранитной колонной. Девушка бросилась ему на шею и, не обращая внимания на прохожих, принялась пылко целовать в губы.

– Игорек, милый, как я соскучилась по тебе! Я никогда не думала, что буду так скучать по парню, не спать, считать дни и часы до встречи. В моей жизни буквально все перевернулось после того вечера в ресторане. Кстати, сегодня у нас с тобой юбилейная дата – два месяца нашего знакомства!

– Я тоже, Жанна, часто думал о тебе, представлял, как мы встретимся здесь, в Москве, что будем говорить друг другу. Еще в Казани я приготовил большую речь, но сейчас, не поверишь, забыл!

Они опять поцеловались. Стоявшая рядом с ними женщина, продавец пирожков, с осуждением смотрела на молодых людей.

– Вы, молодые люди, хоть бы посторонних людей постеснялись, – произнесла она. – Срам один, и только!

Игорь и Жанна улыбнулись ей в ответ и бегом устремились в небольшое кафе на другой стороне улицы. Они сели за столик, подальше от любопытных глаз, и сделали заказ. Игорь выбрал себе, как обычно, апельсиновый сок, а Жанне заказал фужер красного вина и ванильное пирожное. Они сидели до самого закрытия и все говорили и говорили. Их общение прервал официант, который объявил, что кафе закрывается. Игорь взглянул на часы, они показывали начало нового дня.

Поймав такси, он довез Жанну до дома. Прощаясь, нежно поцеловал ее. Она, схватив его за рукав пальто, потянула в подъезд дома.

– Пойдем, Игорь, переночуешь у меня. Ты же знаешь, что я живу одна, и нам никто мешать не будет, – шептала Жанна. – Пойдем! Почему ты сопротивляешься, не хочешь пойти со мной?

– Прости меня, но сегодня я не могу. Завтра с самого утра много дел, и надо выглядеть достойно и не клевать носом на переговорах. Давай, отложим это до следующего моего приезда в Москву. Обещаю, что больше никогда не откажусь от приглашения.

Жанна посмотрела на него обиженно, но улыбнулась. Сквозь душившие ее слезы она тихо сказала, боясь окончательно расплакаться:

– Хорошо, Игорь. Давай отложим до следующей встречи. Я буду ждать тебя, и не только в Москве, но и в Казани.

Игорь еще раз поцеловал ее и побежал к ожидавшему его такси.

***

Сергей Павлович подъехал на черном «Мерседесе». За рулем сидел уже знакомый Игорю водитель-кавказец. Селезнев дождался, пока тот открыл ему дверцу, и вальяжно вышел. Осмотревшись по сторонам, он направился к Игорю.

– Ты что такой красный, замерз что ли? – поинтересовался Селезнев. – Я в твои годы даже пальто не имел, бегал в телогрейке и не мерз. У нас с братом было одно выходное пальто на двоих, вот так и жили. Сегодня он идет в школу в нем, а завтра я. Да, впрочем, это все мелочи. Что случилось, Игорь, ты зачем приехал в Москву?

– Вы знаете, Сергей Павлович, меня не устроил наш последний разговор. Что случилось, почему вы стали ломать оговоренную ранее сумму? Эту цену я уже обозначил ребятам, и вдруг вы ее меняете в одностороннем порядке.

Селезнев улыбнулся и посмотрел на Прохорова. Он начал говорить, жестикулируя, не давая возможности Игорю прервать его и хоть как-то возразить.

– А ты, как хочешь, чтобы я отдал деньги просто так? Это же большие деньги. Ты думаешь, что их у меня воз и маленькая тележка? Наверное, считаешь, что я их по ночам рисую? Я не меньше вас рискую, приобретая эти иконы. Я рискую свободой и, в отличие от вас, теряю при этом намного больше, чем вы. У меня могут конфисковать все ценности, которые я по крупицам собирал всю жизнь. Это не просто предметы старины и истории, это огромные деньги.

Игорь смотрел на разгоряченного Селезнева, и в какой-то момент ему показалось, что в его глазах появился блеск, как у хищного зверя, который вот-вот набросится на него и разорвет на мелкие кусочки.

«Он с нами не расплатится, это однозначно, – подумал Игорь. – Сейчас он сделает вид, что немного успокоился, и вновь согласится на мое предложение. Это важный момент в его игре со мной. Ему нужны эти иконы. Получив их, он исчезнет с нашего горизонта. Где его искать? Москва – большой город, здесь живут миллионы. Кроме фамилии, я ничего о Селезневе не знаю. Разве можно быть уверенным на сто процентов в нем, если он постоянно манипулирует цифрами, меняя их в зависимости от обстоятельств. А, может, он вовсе и не Селезнев, а совершенно другой человек, с другими фамилией, именем, отчеством? Ведь он хорошо знает, что в милицию мы не пойдем, а, следовательно, и найти его будет едва ли возможно».

То ли Селезнев прочел его мысли, то ли что-то другое, но внезапно он осекся и на минуту замолчал. Он пристально посмотрел на Прохорова и произнес:

– Слушай, Игорь, я для кого все это говорю, для тебя или для пустого места? Бог с тобой, давай вернемся к той сумме, которую я называл ранее. Но одно условие: иконы должны быть у меня не позднее двадцатого марта. Это – крайний срок. Больше я ждать не могу, так как уезжают заказчики-иностранцы.

Селезнев замолчал и, не попрощавшись с Прохоровым, развернулся и направился к ожидавшей его машине. Водитель учтиво открыл ему заднюю дверцу. Через минуту «Мерседес» скрылся за поворотом.

«Ну, ты и гад, господин Селезнев! – подумал Игорь, глядя вслед автомобилю. – Ты еще поплачешь кровавыми слезами».

Оглядевшись по сторонам, он не увидел машины Ловчева и догадался, что тот двинулся вслед за «Мерседесом».

«Теперь все будет зависеть от Вадима, сумеет ли он продержаться у него на хвосте весь день», – подумал Прохоров, направляясь к станции метро «Сокол».

***

Время шло, на улице стало темнеть, зажглись фонари и реклама, а от Вадима не поступало никаких сигналов. Прохоров невольно начал волноваться за исход операции. Нехорошие мысли лезли в голову.

Игорь набрал номер съемной квартиры, в которой они раньше жили с ребятами. Через минуту он услышал знакомый голос парня с «Адельки».

– Привет, Калина, это я, Прохор. Слушай, насколько я знаю, у тебя есть выходы на картотеку ГАИ Москвы. Мне нужно срочно пробить один московский номер.

Прохоров продиктовал номер и положил трубку. Время тянулось томительно долго, и Игорь, чтобы как-то убить его, включил телевизор. Шла передача об исторических памятниках Москвы и России. Он присел на стул и стал с интересом смотреть. Когда речь зашла о кражах икон и других предметов из православных храмов, невольно напрягся. А диктор, словно догадываясь о душевном состоянии Прохорова, начал перечислять навсегда потерянные для России шедевры старины. Игорь узнал, что за последние десять лет преступниками было похищено более сотни икон, относящихся к XVI веку. Все они оказались в закрытых частных коллекциях Европы и Америки. Когда передача закончилась, Игорь поднялся с кровати и подошел к окну, из которого открывался прекрасный вид на Москву. Он долго стоял, всматриваясь в вечерний город, думая, что может сейчас делать Вадим. Наконец раздался звонок телефона. Игорь поднял трубку и услышал голос Калины.

– Ты знаешь, Прохор, этот номер принадлежал «Тойоте», которая сгорела в результате аварии два года назад. Однако по неизвестной причине машина почему-то до сих пор не снята с учета. Если верить ГАИ, за два года этот номер никому из граждан или юридических лиц не выдавался и не передавался. Больше ничего сообщить по этому номеру не могу.

Поблагодарив его, Прохоров положил трубку.

«Вот тебе, батенька, и Юрьев день. Ну и аферисты! – с восхищением подумал он. – Вот и ищи их потом в Москве!»

Прохоров взглянул на часы, они показывали шестой час вечера. Вновь зазвонил телефон, на этот раз звонил Ловчев:

– Привет, Игорь. Ты, наверное, меня уже потерял. Не поверишь, но я сейчас в Подмосковье, в Пушкине: у этого проходимца Селезнева здесь неплохая берлога – двухэтажный коттедж! Он после встречи с тобой полдня провел в номере гостиницы, где у них находится офис. Я не исключаю, что он снят именно под наше дело и оформлен на какого-нибудь бомжа или умершего человека. Извини, пока говорить больше не могу. Похоже, он снова куда-то уезжает.

В трубке послышались гудки отбоя. Прохоров положил ее и присел на кровать.

«Надо же… – удивленно подумал Игорь. – Вор у вора решил украсть дубинку».

Он заулыбался, представив себе, как будет выглядеть лицо Селезнева, когда они с ребятами кинут его на «бабки».

«Похоже, Сергей Павлович, это не первая афера в твоей жизни, и ты хорошо подготовился к этой операции в надежде кинуть нас как последних лохов!»

Игорь встал с кровати и, накинув спортивную куртку, вышел из номера. Он прошел по длинному полутемному коридору в буфет, решив поужинать и купить что-нибудь для Вадима.

***

Ловчев вернулся в гостиницу около двух часов ночи. Он выглядел уставшим, но довольным: ему удалось продержаться весь день за машиной Селезнева и установить все адреса, куда тот заезжал. Разбудив спящего товарища, он сел за стол и стал с жадностью уплетать бутерброды с колбасой, запивая давно остывшим чаем.

– Ну и лиса твой Селезнев! Он не тот, за кого себя выдает. В течение дня он трижды менял свою фамилию! Тебе он представился Селезневым, во втором случае представлялся Мезенцевым Борисом Моисеевичем, в третьем – Селиваненко Игнатом Апанасовичем. После того как вы расстались, он поехал в гостиницу «Славянская». Разговорившись с горничной, я узнал, что они снимают там номер, который используют под офис. Пока я толкался в гостинице, кавказец перебросил номера на своей машине. Вот они, новые, я записал их.

Вадим протянул Игорю листочек бумаги. Выдержав паузу, он продолжил:

– Потом мы поехали в Пушкин. И, кажется, они что-то почувствовали, пару раз проверились по дороге. Думаю, что они меня не вычислили, я держался от них довольно далеко. В городе они пообедали в ресторане и поехали по адресу, его я тоже записал. В коттедже они были часов до шести вечера. Я поговорил с соседями, которые живут напротив Селезнева. От них узнал, что дом принадлежит гражданину Мезенцеву Борису Моисеевичу. Селезнев и Мезенцев – это один и тот же человек. Просто триллер какой-то. Когда они с водителем вышли из дома, кавказец вновь поменял номера на машине. Поехали в Балашиху. Там у него тоже дом: то ли свой, то ли съемный, но оформлен на имя Селиваненко. Это мне рассказал участковый, который стал ко мне приставать, когда я остановился у дома. Оказывается, Селиваненко – довольно богатый человек и имеет большие связи среди работников милиции и прокуратуры Балашихи.

Вадим замолчал, доедая последний бутерброд.

– Ну что, Прохор, будем делать? – спросил он. – Мы ведь не знаем, в каком доме он хранит свои ценности. Сунемся туда, а дом пустой, да вдобавок под сигнализацией!

Игорь сидел на кровати и молчал. Рассказ Вадима ввел его в ступор. Кто из них мог знать, что у человека, представившегося Селезневым, несколько домов и фамилий! Эти сведения коренным образом меняли всю запланированную операцию.

– Ты что молчишь, Прохор? – поинтересовался у него Ловчев. – Я еще ни разу не видел тебя таким растерянным.

– Да, я просто не знаю, что нам делать! – ответил тот. – Передавать ему иконы или нет? Передадим – он нас кинет с бабками как лохов, это точно. Единственное, что остается, это грохнуть его на месте, забрать деньги и домой.

– Я думаю, что он придет на встречу без них и постарается получить иконы от нас под честное слово. Если мы их передадим, денег никогда не увидим.

– Думаю, ты прав. Иконы мы должны отдать лишь при передаче нам наличных. Нет денег – нет икон. Давай, пока на этом остановимся. Я утром свяжусь с Калиной, он пробьет все номера. Посмотрим, может, они такие же липовые, как и первый.

Они легли спать, чтобы с утра успеть разобраться с номерами до отъезда из Москвы. Как Игорь и ожидал, эти номера принадлежали «Мерседесам», снятым с учета в связи с уничтожением. Все машины были в свое время зарегистрированы в Балашихе, где, по словам Вадима, у Селезнева были хорошие прихваты в милиции и прокуратуре.

Ближе к обеду Прохоров и Ловчев выехали из Москвы.

***

Прохоров с утра поздравил мать с женским праздником и вручил ей подарок. Она прижала подарок к груди и тихо заплакала. Чтобы не раздражать сына слезами, прошла на кухню. Игорь, быстро позавтракал и, накинув пальто, отправился на встречу с ребятами. Так рано они еще никогда не собирались. Он шел по улице Достоевского. Остановившись у кинотеатра «Мир», перешел на другую сторону. Несмотря на раннее время, продавцы уже устанавливали свои палатки на площади у Чеховского рынка.

«И когда они только отдыхают?» – подумал Игорь, наблюдая за ними.

Встретились друзья у Цаплина. Поздоровавшись и переговорив между собой накоротке, они поехали на улицу Дегтярная, где жил Сорокин.

В принципе, они были готовы к налету и морально, и технически. Единственное, что их сдерживало, что они до сих пор не знали, как им проникнуть в собор. Нужно было добыть ключи от дверей или хотя бы знать место их хранения в сторожке.

На улице повсюду подтаивал снег, и их машина застряла в колее, не доехав метров тридцать до дома Андрея. Они вышли и попытались самостоятельно вытолкнуть ее, однако это им не удалось. Грязные и злые, они направились к дому Сорокина и стали громко стучать в дверь, но хозяин не спешил открывать.

– Вадим, постучи в окно, может, так удастся поднять этого алкаша с постели, – произнес раздраженно Прохоров. – Небось, накушался водки с вечера, вот и дрыхнет.

Ребята пошли вдоль дома, стуча во все окна. Наконец за дверью послышались шаги, и она со скрипом отворилась. На пороге стоял Сорокин в рваных хлопчатобумажных тренировочных штанах и с удивлением смотрел на них, словно до этого никогда не видел.

– Вам кого? – произнес он осипшим голосом.

Лицо Сорокина было отекшим, а на щеке виднелся след высохшей слюны.

– Привет! Ты что в таком неприглядном виде встречаешь гостей? – спросил Прохоров. – Наверное, у тебя сейчас голова трещит от вчерашнего застолья? Вот, приехали врачи, чтобы подлечить тебя, а ты дверь держишь на засове и не пускаешь их!

– Каких врачей? – переспросил он у Прохорова. – Я никого не вызывал!

Судя по всему, Сорокин еще не пришел в себя и с трудом соображал, кто перед ним. Увидев Вадима, он заулыбался, обрадованный его приходом.

– Проходи, Вадим, – пригласил он, – а то я совсем дуба дам, стоя на улице. А это кто с тобой? Я их никого не знаю.

Вадим не стал объяснять, кто эти ребята, и они все вместе вошли в дом. Цаплин, молча, достал из сумки бутылку водки и налил Сорокину полстакана.

– Давай, лечись….

Сорокин схватил стакан и одним глотком осушил его содержимое.

– Андрей! – обратился к нему Вадим. – Эти люди из епархии и хотят у тебя спросить, где находятся запасные ключи от храма.

Сорокин с удивлением уставился на Прохорова и Цаплина, стараясь вспомнить, где и когда он мог их видеть.

– А почему они с тобой? – спросил он. – Ты что, их тоже знаешь?

– Эти люди вовсе не со мной, мы встретились около твоего дома случайно. У меня застряла машина, и я хотел попросить у тебя лопату или лом.

Слова Вадима озадачили Сорокина.

– А вы что, не знаете, где хранятся запасные ключи? – спросил он, обращаясь к Прохорову. – Я их не трогал. Они должны висеть справа на гвозде у входа в сторожку.

Ловчев налил ему еще с полстакана водки. Сорокин выпил и поморщился.

– Андрей, где у тебя лежат лопаты и лом? – поинтересовался Вадим.

Сорокин пошел с ним в сени и, открыв чулан, сказал:

– Вот, бери все, что тебе надо.

Парни провозились в общей сложности около часа, чтобы вытащить машину из колеи. Вытолкав ее, они пошли к дому Сорокина, чтобы вернуть инструменты, однако входная дверь оказалась закрытой. Они побросали их во дворе и вернулись к машине.

– Вадим, ты видишь, у Сорокина вообще с головой беда, – произнес Прохоров. – Как можно положиться на такого алкаша? Он нас сдаст за стакан водки.

Друзья в знак согласия дружно закивали головами.

– Мы с ним встречаемся уже в который раз, а он даже не помнит никого. Смотрит своими осоловевшими от пьянки глазами, словно видит впервые, – добавил Цаплин.

Отъехав от дома Сорокина, Прохоров улыбнулся, вспомнив его лицо, когда Вадим представил их как сотрудников епархии, и сказал:

– Главное, мужики, теперь мы точно знаем, где висят запасные ключи, и нам не придется никого из них пытать, тратить время.

Ребята по улице Свердлова поехали в сторону площади Куйбышева.

– Давайте еще раз заедем в собор и посмотрим на иконы. Вдруг там какие-то изменения произошли. А то ввалимся, а там полный «голяк», нет икон, – предложил Цаплин.

Они остановились на улице Рахматуллина и направились в храм. Там все было по-прежнему: мерцали свечи, откуда-то сверху доносилось красивое пение.

Если Прохоров и Вадим уже бывали здесь, то Цаплин оказался впервые и с изумлением крутил головой, рассматривая внутреннее убранство. Его потрясло буквально все.

– Прохор, может, не стоит этого делать? – спросил он. – А вдруг Бог есть, и он накажет нас?

– Ты что, Цаплин, испугался? Если бы Бог был, он давно бы уничтожил всех коммунистов, которые рушили храмы. Однако, все они живы и имеют такие бабки, будто всю жизнь были подпольными миллионерами. Посмотри, кто из них наказан Богом? Ты хоть знаешь одного такого человека, я вот не знаю. Поэтому не распускай нюни.

Они вышли из собора и сели в машину.

– Прохор, ты не прав, говоря Цаплину, что никто из тех большевиков не пострадал, – сказал Ловчев. – Скорей наоборот. Практически ни один из них не дожил до старости: они были беспощадно уничтожены режимом Сталина или скончались от неизлечимых болезней. Я об этом читал в журнале «Наука и жизнь». Там в качестве примеров приводились фамилии известных людей. Божья кара, как говорится в статье, не настигает мгновенно, как хотели бы многие. Она приходит к человеку, когда он уже забыл про совершенный грех и живет в свое удовольствие. Вот ты сам только что говорил, что, мол, коммунисты наворовали и сейчас живут припеваючи, катаются как сыр в масле. Однако, Божье проклятие и кара за содеянное, могут сказаться на их детях и внуках. Все, что они украли, у них уйдет на лекарства и больницы.

Цаплин испуганно посмотрел на Ловчева. Рассказанная Вадимом история еще сильнее повлияла на него. Он вжал голову в плечи, словно ожидая удара, и тихо произнес:

– Я не знаю, как вы, мужики, но мне расхотелось участвовать в этом налете. Что-то мне не по себе.

Прохоров возмутился.

– Ты что, Цаплин, струсил, испугался какой-то доски?! Что она может сделать тебе, здоровому парню? Ты давно дрожишь, как осиновый лист на ветру. Для тебя намного важнее не страх перед Богом, которого ты никогда не знал и не видел, а то, что об этом скажет твоя набожная мамочка. Что же ты тогда подался в бригаду? Сидел бы дома, читал бы умные книги, по вечерам ходил бы разгружать вагоны. А ты пошел разбивать головы своим врагам, стрелять в людей, отбирать у них деньги! Ты вон как тряс этих барыг на Чеховском рынке, что тебя еле оторвали свои же ребята. Может, ты забыл про это? Если бы я тебя лично не знал, подумал бы, что ты паникер и трус.

Прохоров перевел дыхание и, повернувшись лицом к Цаплину.

– Короче, Володька, ты или с нами, или против нас! Другого варианта у тебя нет!

Тот молчал. Все сказанное Прохоровым было правдой. Он действительно считался неплохим уличным бойцом и неоднократно это демонстрировал, орудуя арматурой. Да и последний случай в Москве также подтверждал слова Прохорова. Он посмотрел на Вадима, стараясь найти в нем союзника, однако, тот был абсолютно спокоен и молча, вел машину.

– Ладно, не ори, я не глухой. Я же еще раньше дал вам согласие и не намерен менять своего решения.

– Смотри, не испугайся в самый ответственный момент, – произнес Прохор. – Погубишь не только себя, но и нас с Вадимом.

Машина притормозила, пропуская на перекрестке пешехода, а затем свернула и поехала на улицу Баумана. Не доезжая до гостиницы «Казань», Вадим остановился и высадил Цаплина и Прохорова, которые решили пройтись по магазинам.

***

Игорь весь вечер провел с Жанной, которая накануне прилетела в Казань. Праздник был для нее лишь предлогом встретиться с ним.

Прохоров пригласил ее в «Грот-бар», в котором она никогда не была. Они сидели за столиком в дальнем конце зала и разговаривали.

– Игорь, что-то случилось? – поинтересовалась она. – Ты сидишь в баре, разговариваешь со мной, но мыслями где-то далеко. Скажи, что тебя мучает, может, я сумею помочь?

– Жанна, тебе просто кажется, что я не такой, как всегда. У меня все хорошо, и оснований для тревоги не должно быть.

Мимо столика прошла группа молодых людей, одетых в спортивные импортные костюмы. Все они поздоровались с Игорем и поинтересовались его делами.

– Кто эти ребята? – испуганно спросила Жанна. – Это же настоящие «гопники»! Ты только посмотри, как они одеты! Нормальные люди в спортивных костюмах в подобные заведения не ходят.

От этих слов Прохоров поморщился, как от зубной боли. Он сделал вид, что не услышал вопроса, и стал с интересом рассматривать брошь на кофточке Жанны.

– Игорь! Ты что, не слышал моего вопроса? Откуда ты знаешь этих парней? – настаивала она. – Смотри, как они вызывающе себя ведут, словно в этом зале, кроме них, никого больше нет.

Прохоров мельком взглянул на ребят и, повернувшись к Жанне, тихо сказал:

– Ведут они себя так, как умеют. И носят они спортивные костюмы, потому что других костюмов у них нет. Лишь в этом баре они чувствуют себя людьми, здесь к их требованиям и претензиям прислушиваются бармены и официанты. Пусть это мираж превосходства над остальными, но это так, поэтому их не стоит судить строго; их, наверное, нужно жалеть. Твой отец, Жанна, умный человек, и он сразу понял, кто я, поэтому не стал читать мне мораль. Представь себе, я такой же, как и они, парень, воспитанный улицей. Мне не хотелось сегодня говорить об этом, но ты сама начала этот разговор.

Она с удивлением посмотрела на него, явно не ожидая такой реакции на ее слова.

– Да, Жанна, я один из этих, как ты назвала, «гопников». Ты думаешь, я не мечтал о лучшей жизни? Мечтал и не раз. Ты думаешь, мы не видим, как власти воруют, тянут на себя все, что можно. Раньше все было народное, а теперь – чье-то личное. Почему так произошло, я не знаю. Знаю только, что все эти ребята спят и видят себя с достойной и хорошей работой. Я тоже мечтаю выбиться в люди. Поверь, я сделаю все, чтобы мои дети не знали, что такое быть, как ты говоришь, «гопниками».

Прохоров сделал паузу. Он смотрел на Жанну, ища в ее взгляде поддержку и понимание, но не нашел их. Чтобы как-то разрядить обстановку, она предложила Игорю немного погулять.

Они медленно шли по заснеженным улицам к дому Жанны. Только сейчас она вдруг поняла, что очень сильно обидела Игоря. Чтобы как-то сгладить свою вину, она безостановочно рассказывала Игорю о Москве, о своих знакомых, друзьях, о музыке, но прекрасно видела, что Игорю это неинтересно, и лишь чувство такта не позволяет ему оборвать разговор.

– Игорь! – обратилась она к нему, – А завтра мы куда с тобой пойдем? Я давно не была в казанских театрах. Ты случайно не знаешь, что завтра играют в Качаловском?

– Нет, не знаю, – сухо ответил он. – Представь себе, после шестого класса я ни разу не ходил в театр. Стыдно, но это так.

– Это очень плохо, Игорь, – поучительным тоном произнесла Жанна. – Нужно интересоваться культурной жизнью города, посещать театры, концерты.

– Наверное, ты права, обвиняя меня в невежестве, но я рос в такой семье, где мало говорили о театрах, гастролях, концертах. Намного чаще мои родители обсуждали вопрос, как прожить месяц. Мой отец – токарь-револьверщик шестого разряда, попал под сокращение, и оказалось, что он, кроме того, что точить сверхсложные и точные детали на своем станке, ничего не умеет делать. Вот так мы и жили всей семьей на одну зарплату матери. Где уж нам было до театров и музыки.

– Прости, Игорь, я не хотела тебя обижать. Я ведь ничего не знаю о твоих родителях, ты мне никогда о них не рассказывал, – примирительно сказала Жанна.

Она хотела поцеловать Игоря в губы, но он не ответил ей. Возникшая между ними около часа назад пропасть расширялась с каждой минутой. Понимая это, Жанна заплакала и вновь стала просить у него прощения. Проводив Жанну до двери подъезда, Игорь поцеловал ее в щеку. Резко развернулся и ушел. Она стояла у подъезда, не в силах произнести ни слова. Она надеялась, что Игорь оглянется и вернется, но с каждой секундой эта уверенность таяла, как весенний снег под ярким и теплым солнцем.

Жанна подняла голову и увидела, что родители наблюдают за ними из окна, по всей вероятности, надеясь, что это была их последняя встреча.

***

По мере того как приближалась намеченная дата налета, Прохоров все сильнее волновался за его исход. Ему казалось, что хорошо продуманная операция может провалиться из-за какого-нибудь неучтенного пустяка.

Игорь проснулся явно не в духе. Накануне вечером ему звонила Жанна и умоляла о встрече. И угасшее было чувство, вновь заявило о себе. Разговаривая с девушкой и слыша в телефонной трубке ее рыдания, он вдруг захотел нагрубить ей, чтобы она раз и навсегда поняла, что они не созданы друг для друга. Но у него не получилось. Она смогла достучаться до его сердца, и он согласился встретиться следующим вечером.

Положив трубку, Прохоров стал проклинать себя за нерешительность и малодушие. Он отлично понимал, что, увидев заплаканную Жанну, не сможет поговорить с ней так, как ему хотелось. От этого у него окончательно испортилось настроение.

Одевшись и позавтракав, он направился к Цаплину. Тот был дома и занимался с небольшой штангой. После того как он грубо поговорил с руководством клуба Маяковского, его перестали пускать в спортзал, и он был вынужден тренироваться дома.

– Качаешься? – увидев его мокрое от пота лицо, спросил Игорь. – Не надоело еще?

– Это, Игорь, лучше, чем пить каждый день. Спорт, он дисциплинирует, – ответил тот.

– Слушай, Цаплин. Где нам взять машину? Я почему-то об этом раньше не подумал. Она будет нам нужна максимум на два часа. Подумай, у кого мы могли бы ее одолжить?

– Не накручивай себя, Игорь. Есть у меня один знакомый, я с ним давно перетер на эту тему. Завтра он дежурит, и машина ему будет не нужна. Для него главное, чтобы утром она была на месте. У него старенькая «единичка», в глаза не бросается.

– Ну, ты и молодец, – похвалил его Игорь. – А я-то подумал, что мы сильно прокололись. Скажи, трусишь немного?

– Есть такое. Ведь не каждый день мы совершаем подобные дела. А если честно, то я больше боюсь матери, чем милиции. Если она узнает, наверняка, никогда мне этого не простит.

– Если мы сами не проколемся, то откуда она узнает? Нужно дело «обтяпать» так аккуратно, чтобы комар носа не подточил.

Игорь еще поговорил с Цаплиным о разных пустяках и направился к себе домой. Пообедав, Прохоров поймал на улице такси и поехал в кассы предварительной продажи, чтобы купить билет до Москвы. На выходе он неожиданно столкнулся с отцом Жанны, который, по всей вероятности, также приехал за билетом.

– Здравствуйте, Гумар Исламович, – поздоровался он, стараясь обойти его слева по тротуару.

Увидев Игоря, тот, будто клещ, вцепился обеими руками в рукав его куртки.

– Что вы делаете? – удивленно спросил его Прохоров. – Отпустите мою руку.

Словно не слыша его, потянул Игоря за угол здания. Он не стал сопротивляться и последовал за ним.

– Вот и хорошо, что Бог свел меня с тобой сегодня, – произнес он, злобно уставившись на парня. – Неужели ты не понимаешь русского языка?! Я тебе говорил и скажу еще раз, исчезни с горизонта моей дочери! Вы разные люди, и пока я жив, никогда не соглашусь отдать ее тебе.

Игорь, молча, смотрел на него, стараясь сдержать эмоции. Это молчание еще больше распалило отца Жанны. Повысив голос, он продолжил:

– Кто ты? Посмотри на себя в зеркало! Что ты можешь дать моей дочери? У таких людей, как ты, нет будущего!

Он говорил все громче и громче. Вокруг них стали собираться люди. Игорь вырвался из его цепких рук.

– Вы правы в чем-то! Кто я? Я – мусор, парень с улицы, а вы – высокопоставленный государственный вор, крадущий у нас будущее. Вы твердите о справедливости, а сами в этот момент тихонько отмываете свои грязные руки. Почему вы решили, что я хочу оказаться в вашей семье? Кто вам об этом сказал? Мне противно даже стоять рядом с вами.

Прохоров развернулся и быстрым шагом пошел в сторону Колхозного рынка.

– Ну, что стоите, открыв рты! – прокричал Гумар Исламович уличным зевакам. – Что, интересно?

Он чуть ли не бегом направился к ожидавшей его машине и, сев в нее, коротко произнес:

– Давай, жми в контору! Я ему еще покажу, кто из нас вор, он или я!

Машина резко тронулась и помчалась в сторону центра.

***

Вечером Игорь встретился с Жанной. Она пришла на свидание с красными от слез глазами. Увидев Игоря, она бросилась ему на шею и заплакала. Ему было жаль девушку, которая влюбилась в него и потеряла голову. Он понимал причину ее слез и, тем не менее, был несколько удивлен ее отношением к нему. Сам он, как и ее отец, не видел будущего в их взаимоотношениях, и ему было непонятно, почему этого не видела Жанна.

«Да, недаром люди говорят: любовь зла и слепа», – подумал он, поглаживая рукой ее густые красивые волосы.

– Я люблю тебя, Игорь, – тихо произнесла девушка. – Понимаешь? Я не могу жить без тебя, как не может жить человек без воздуха или солнца. Ты для меня и то, и другое. Мне сейчас не лезет в голову ни музыка, ни учеба. Я засыпаю и просыпаюсь с твоим именем.

Он молчал, не зная, что сказать. Произнести запланированные еще днем после стычки с ее отцом грубости у него не поворачивался язык, оттолкнуть от себя не хватало сил и мужества. На самом деле ему было хорошо с этой девушкой, он чувствовал ее тепло и любовь. Они медленно шли по улице Ульянова. Спустившись вниз по дороге, вскоре оказались на улице Волкова.

– Игорь! Пойдем к моей подруге, – предложила Жанна. – Она живет недалеко, на улице Зеленая. Валентина говорила, что если мне понадобится ее квартира, то она всегда готова помочь. Пойдем, я хочу доказать тебе свою любовь, такого случая у меня, возможно, больше и не будет.

– Это не лучший способ, Жанна, доказать, что ты меня любишь, – произнес Игорь. – Я не могу пойти на это, потому что перестану уважать не только тебя, но и себя. Ты и сама потом себя не простишь.

Он слегка отстранил ее и пристально посмотрел в глаза.

– Жанна! Ты знаешь, я не умею говорить красиво о любви, как пишут в книжках. Пойми, я очень ценю твое отношение ко мне. Но твои родители против наших встреч. Я не хочу, чтобы ты из-за меня ссорилась с ними. Я тоже люблю тебя, но будет правильнее, если ты забудешь меня, и чем скорее это произойдет, тем лучше для нас обоих. Я недостоин твоих слез. Прости, Жанна.

Прохоров повернулся и медленно побрел по улице, спиной чувствуя ее взгляд, который молил вернуться обратно. Но он шел, все, ускоряя шаг. Поняв, что ему не хватает воздуха, остановился и, прислонившись спиной к дереву, закрыл глаза. Он не представлял себе, что так тяжело перенесет расставание с девушкой.

Отдышавшись, Игорь отправился домой, стараясь больше не думать о Жанне.

***

Прохоров с ребятами подъехал к собору на машине около часа назад. Остановившись в ранее намеченномместе, они стали наблюдать за воротами. Время шло, и вскоре на улице зажглись фонари. Тени домов и деревьев приобрели совершенно иные, чем при дневном освещении, очертания.

Около десяти вечера, закрыв за собой металлические двери собора, на улицу вышел священник в черной рясе, поверх которой была надета темная болоньевая куртка. Сопровождал его уже пьяненький сторож Михаил.

– Ах, Михаил, Михаил, ты опять пьян, – отчитывал его священник. – Мое терпение подходит к концу. Я завтра доложу настоятелю, что ты постоянно пьешь на работе. Ладно бы пил один, но ты еще спаиваешь Андрея. Он же больной! Посмотри, на кого вы с ним стали похожи!

– Ничего, все нормально, батюшка, – тянул Михаил. – Главное, мы на месте и охраняем, а все другое, чепуха и суета.

– Кого вы охраняете, сами себя? Нам такая охрана не нужна, – произнес назидательным тоном священник и закрыл за собой ворота.

Михаил проводил его взглядом и, пошатываясь, засеменил к сторожке.

– Мужики! Давайте подождем немного. Пусть примет на грудь еще граммов сто водочки.

Они включили двигатель машины, чтобы согреться. Теперь их внимание переключилось на одиноких прохожих, которые шли мимо храма. Когда улица окончательно опустела, ребята поняли, что настал час, к которому они так долго и тщательно готовились.

– Пора! – выдохнул Игорь.

По его сигналу они вышли из машины и, стараясь не привлекать к себе внимания, осторожно подошли к воротам Собора. Замок висел в одной петле и был открыт, что очень их обрадовало. Вадим надавил на створки, и они, издав пронзительный скрип, открылись. Ребята на секунду замерли и, затаив дыхание, стали смотреть на дверь каптерки, где находились охранники. Но, судя по всему, те ничего не слышали. Подойдя на цыпочках к караулке, Игорь еще раз предупредил всех, чтобы не произносили никаких имен. Натянув на голову черную трикотажную шапочку, он постучал в дверь. За ней молчали. Царящая вокруг тишина давила на нервы. Цаплин сжал кусок арматуры так, что у него заныли пальцы.

Игорь снова постучал, сильнее и настойчивее. Парни, втянув головы в плечи, прижались к стене собора. Наконец дверь медленно открылась, и показался заспанный Михаил. Увидев людей в черных масках, он не на шутку испугался и попятился. Сильный удар в лицо опрокинул его на пол. В следующую минуту на голову и плечи сторожа обрушился град ударов металлическими прутьями, отчего он потерял сознание.

Сорокин спал на деревянном топчане в углу помещения. Он был одет в старый костюм и рубашку неопределенного цвета. Он спал так крепко, что не слышал, что происходило внутри помещения. Судя по двум пустым водочным бутылкам, он был смертельно пьян.

Игорь одним движением руки отключил охранный колокол, который размещался на наружной стене, и перерезал все электрические и телефонные провода. Найдя в свете фонаря ключи от собора, которые висели в условном месте, они осторожно вышли из каптерки и устремились вверх по лестнице.

– Подождите меня, – попросил Цаплин.

Он закрыл на навесной замок кованые двери караулки, а ключи для верности выбросил куда-то за забор.

Вадим и Игорь открыли собор и один за другим растворились в темноте. Цаплин остался снаружи, внимательно наблюдая за происходящим на улице.

Не прошло и пяти минут, как он услышал гулкие, торопливые шаги, доносящиеся изнутри. В дверях показались Прохоров и Ловчев. Каждый нес по иконе, завернутой в белое полотнище. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что на улице никого нет, они закрыли на ключ храм и бегом бросились прочь.

Добежав до машины, Прохоров достал из багажника большую спортивную сумку, и они осторожно положили в нее иконы.

– Теперь, Цаплин, гони на вокзал, – велел он.

От собора до железнодорожного вокзала машина долетела за считанные минуты. Выскочив из нее, они бегом устремились на перрон, где их ожидал знакомый Ловчева. Тот, молча, передал Вадиму билет и направился к выходу.

– Вадим, посмотри, что за поезд, когда отправляется из Казани и прибывает в Москву? – спросил Прохоров.

– Игорь, не суетись, все нормально! Он сейчас прибудет, стоит здесь десять минут, – ответил Вадим.

Поезд подошел через пять минут. Вадим, подхватив спортивную сумку, сел в вагон. Ребята не стали ждать отправления поезда и пошли на привокзальную площадь к своей машине.

– Подбрось до дома, – попросил Игорь Цаплина. – Что-то меня трясет.

–А может, махнем в бар. Посидим там, засветимся, – предложил Цаплин.

Игорь кивнул, и машина, поднявшись вверх по улице Чернышевского, остановилась около пивной «Бегемот».

В отличие от Прохорова, Цаплин был совершенно спокоен, словно ничего не произошло.

– Ну что, Володя, скажи, мы отлично провернули это дело? – похвастался Игорь, выходя из автомобиля. – Теперь нам бы не проколоться с иконами в Москве. Там рыба солидная.

Они посидели в баре минут тридцать и, устроив небольшой скандал, поехали домой. Цаплин оставил в условленном месте автомашину, предварительно протерев бензином весь пластик в ее салоне.

***

Ночью Абрамов проснулся от резкого телефонного звонка. Судя по настойчивости, звонили из дежурной части МВД. Он протянул руку и поднял трубку.

– Виктор Николаевич! – услышал он знакомый голос Горбунова, дежурного по МВД. – Приношу извинения за столь поздний звонок. У нас ЧП. Заместитель министра Костин приказал срочно поднять вас.

– Погоди, Горбунов, не тараторь. Я спросонья ничего толком не понимаю. Объясни, что произошло?

Дежурный, словно пловец, вобрал в себя воздух и снова быстро заговорил:

– У нас разбойное нападение на Собор святых Петра и Павла. Пока еще не ясно, что пропало, но, похоже, похищены иконы. Установлено пока отсутствие двух икон – Казанской Божией Матери и Седмиозерной Смоленской Божией Матери. Машину за вами я уже направил.

Виктор быстро оделся и вышел на улицу. Стояла вторая половина марта, на улице было холодно и сыро. Северный ветер крутил небольшую поземку, все настойчивее пробираясь под одежду. Наконец, Абрамов увидел долгожданную машину, которая стремительно неслась по улице. Сев в нее, он постарался как-то согреться, делая всевозможные движения руками и ногами. Занятый спортивными процедурами, он не заметил, как они доехали до улицы Рахматуллина.

Около собора суетились работники милиции. Абрамов направился в их сторону. Еще издали увидев начальника Бауманского отдела милиции Шулаева, он приветливо помахал ему рукой.

– Привет, Виктор Николаевич, – поздоровался он. – Вот уж не думал, что увижу тебя здесь этой ночью. Ты вроде бы занимаешься другими делами. Говорят, Усманов рулит этим направлением, но его нет, как и твоего начальника Управления уголовного розыска.

– Ладно, Игорь, не злорадствуй. Это старая схема работы министерства. Тащит тот, кто тащит, как будто ты не знаешь. Мы всегда там, где сложно. Я сам не пойму, почему подняли меня, а не Усманова. Я только что приехал из Челнов, и меня сразу же бросили в бой вместо нового начальника. Расскажи, что произошло?

Они сели в машину, Игорь закурил сигарету и начал вводить его в курс дела:

– Неизвестные, предположительно человек пять или шесть, проникли в помещение караулки, в которой находились два охранника. Одного сторожа сильно избили, мы обнаружили его у двери. Он был в тяжелом состоянии, и медики сразу же увезли его в больницу. Травмы нанесены, похоже, металлическими прутьями, которые мы нашли в сторожке. Второй охранник, как ни странно, вообще не пострадал от рук нападавших. Он не получил ни одного удара, то ли потому что крепко спал, как говорит он, то ли был с ними в сговоре. Он до сих пор сильно пьян, и с ним говорить бесполезно. Преступники, проникнув в помещение, отключили звуковую сигнализацию и, завладев ключами от дверей храма, проникли в него. Сейчас в соборе работают эксперты. Предположительно, преступники похитили две иконы. Самое интересное, что все серебряные изделия, хранившиеся в алтаре, почему-то не привлекли их внимания.

Он сделал паузу и посмотрел на Абрамова.

– Это значит, – продолжил Виктор его мысль, – что кража совершена по заказу. Заказчика в этом Соборе интересовали только эти иконы.

Абрамов задумался. Приведенные факты говорили о многом.

– Виктор Николаевич! Пока эксперты, которые уже около часа работают в храме, ничего существенного с места не изъяли. Видимо, преступники были достаточно опытными, или это поставленный кем-то спектакль.

– Ты почему так считаешь, Игорь? – спросил его Абрамов.

– Не знаю, Виктор Николаевич, но что-то в этом деле не так: через два дня в республике референдум по независимости, и многие хотели бы обыграть эту ситуацию в своих политических целях. Представь себе, похищены исторические ценности православных в Казани. Звучит? А какой ажиотаж это вызовет в СМИ? Почему бы не половить рыбку в мутной воде?

– Нет, Игорь, думаю, что ты неправ. Преступникам все равно, что воровать, если это стоит больших денег: иконы из церкви или дорогостоящий Коран из мечети. И национальность здесь не играет особой роли. В 1904 году иконы Казанской Божией Матери и Спаса Нерукотворного украли из монастыря не какие-то там иноверцы, а русские, православные.

– Давай, не будем спорить. Сейчас работают специалисты, и вскоре все станет ясно.

Они вышли из машины и направились в разные стороны, осматривая место преступления.

***

Поднявшись по каменной лестнице, Абрамов вошел внутрь Собора. В помещении храма горело аварийное освещение, и от этого там было довольно мрачно. Оглядевшись по сторонам, он заметил среди присутствующих фигуру Балаганина, который вместе с экспертами осматривал стены, где висели похищенные иконы. Увидев его, Станислав пошел навстречу Виктору.

– Привет, шеф, – произнес он. – Прости, не ожидал тебя здесь увидеть. Поднял дежурный или ты по личной инициативе?

– Отгадай с первого раза, – ответил Абрамов и пожал Балаганину руку. – А Усманова, не знаешь, поднимали или нет?

– Шеф, ты отстаешь от жизни. За все время, как ты ушел от нас, Усманов лишь раз выезжал на место преступления. Ему, говорят, разрешил не выезжать сам Хафизов. Вот мы с тобой и отдуваемся за него и за того парня.

Отойдя немного в сторону от работающих экспертов, Стас продолжил:

– Мы с мужиками не раз вспоминали тебя: ты всегда ездил на место преступления и всегда был в курсе событий. А что сейчас? Я должен буду приехать в МВД и написать подробную справку по результатам выезда, утром доложить Усманову. Хорошо они устроились. Прочитали, покричали немного для приличия на нас и все.

– Ладно, Стас, нехорошо жаловаться на службу и обсуждать начальство в Божьем храме. Ты лучше расскажи, что вы здесь накопали?

– Если честно, то ничего. Никаких следов на месте преступления нет. Судя по почерку, преступники – профессионалы, работали грамотно, в перчатках. Я попытался переговорить со сторожем, но у меня ничего не получилось. Один был смертельно пьян и ничего не видел и не слышал, другой сильно избит. Насколько я знаю, последний ранее судим, и не так давно. Я не исключаю, что он сам мог навести своих приятелей на эту кражу.

– Понятно, Стас. Включи эту версию в план оперативно-розыскных мероприятий. Ты мне доложи, кто и как обнаружил пропажу икон?

– Тревогу поднял избитый охранник, когда он пришел в себя. Говорит, что был в бессознательном состоянии больше двух часов, но я почему-то в это не верю. Когда очнулся, стал стучать в дверь. Стучал минут тридцать. Сотрудник вневедомственной охраны, проходящий мимо каптерки, услышал стук и вызвал наряд милиции. Пришлось долго повозиться с дверью, прежде чем ее открыли. Преступники закрыли дверь с улицы на навесной замок, а ключи, похоже, или выкинули, или забрали с собой.

– Выходит, с момента налета прошло несколько часов, – заключил Виктор, глядя на свои наручные часы. – Да, Стас, многовато, хорошая у них фора. Если была машина, то за это время они могли уехать довольно далеко. Судя по всему, преступники готовились к ограблению давно. Обрати внимание, как хорошо и отлажено они действовали: знали, где находятся ключи от Собора, знали систему сигнализации, да и брали не все подряд, а лишь то, что их интересовало. Кстати, Стас, ты не в курсе суммы ущерба?

– Трудно пока установить точную цифру. Настоятель храма называет одну сумму, представитель епархии, другую. Но то, что похищенные иконы являются историческими ценностями, не отрицает никто.

– Стас, меня больше интересует их реальная стоимость в денежном эквиваленте. Ведь преступников, если мы их поймаем, будут судить не за кражу исторических ценностей, а по сумме нанесенного ими ущерба.

Абрамов сделал паузу и взглянул на него.

– Ты направил людей на отработку близлежащих домов? Что показал обход? Выявили свидетелей?

– Сказать точно пока не могу. Сейчас участковые занимаются этим, но опрашивать особо некого. С той стороны – фабрика, здесь тоже одни учреждения. Ты лучше спроси у Смирнова Олега, может, он что знает.

Абрамов направился к стоявшему у алтаря Олегу, начальнику уголовного розыска отдела милиции, который что-то горячо обсуждал со своими оперативниками.

– Привет, Олег! У тебя есть, что нового доложить мне? – поинтересовался у него Абрамов. – Что дал обход домов?

– Да ничего хорошего, Виктор Николаевич! – с досадой ответил он. – Вы же знаете, что тут практически нет жилого сектора. Напротив собора – средняя школа, на углу авиационный техникум, чуть ниже швейная фабрика. Ну и, как всегда, никто ничего не видел и не слышал. Теперь вся надежда на охранника. Будем ждать, когда он придет в себя и сможет дать показания.

– Олег, а что говорит другой охранник, который спал? Вы с ним работали?

– Виктор Николаевич, если бы вы видели, в каком он состоянии, то не спрашивали. Он даже рта открыть не мог, не то, что вспомнить что-нибудь.

– Хорошо, Олег. Не буду тебе мешать работать. Жду твоего доклада завтра, а вернее, уже сегодня, часов в восемь.

Абрамов вышел из Собора и, сев в дежурную машину, поехал домой. Было около четырех часов утра, и у него еще оставалось время, чтобы привести себя в порядок перед началом нового трудового дня.

***

Самолет прибыл в Москву строго по расписанию. Сойдя с трапа, Игорь прошел через терминал и направился к выходу. Он увидел Вадима, когда выходил из здания аэропорта «Домодедово». Тот ждал его недалеко от стоянки такси, держа в руках черную спортивную сумку.

– Привет, Вадим, как добрался? – поинтересовался у него Прохоров.

– Все нормально, Игорь. Кое-как успел сюда. Одни пробки, как они здесь только живут?

– По всей видимости, привыкли.

Они подошли к стоянке такси и остановились около припаркованных у обочины автомобилей. К ним устремились человек десять частников, предлагая свои транспортные услуги. Выбрав пожилого мужчину, друзья сели в его подержанную иномарку и поехали в Москву. Они долго ехали, застревая в пробках. Наконец, вырвавшись из очередного затора, машина помчалась по улицам города. Они вышли около Курского вокзала и направились в сторону небольшого кафе.

– Скажите, от вас можно позвонить? – спросил Игорь у бармена.

– Да, конечно, – ответил он. – Оплатите в кассу и звоните куда хотите.

Набрав знакомый номер, Игорь стал ждать ответа. На том конце не отвечали. Положив трубку на рычаг, он выругался про себя и подошел к Вадиму.

– Похоже, спят, как пожарные. Минут через пятнадцать снова позвоню.

Вадим присел за столик и стал наблюдать за двумя пьяными мужиками, которые готовы были подраться из-за какого-то пустяка. Игорь, тоже взглянув на пьяных, и вновь направился к телефону. На этот раз ему повезло, трубку снял один из знакомых ребят. Прохоров поздоровался с ним и приступил к разговору:

– Калина, я сейчас нахожусь у Курского вокзала, ну, ты знаешь эту точку. Мне срочно нужна твоя помощь, а если точнее, нужен – ствол и машина. Ты не переживай, вечером все верну в целости и сохранности.

– Слушай, Прохор, судя по заказу, у тебя серьезное дело в Москве. Может, мои ребятишки помогут в чем-то? Не подумай только, что я навязываю свои услуги, это так, по старой дружбе, – предложил ему Калина. – Им все равно делать нечего, пусть немного поработают.

Игорь наотрез отказался от помощи, мотивируя это своими личными интересами.

– Хорошо, Прохор, мое дело предложить, твое – отказаться. Я ведь от чистого сердца, – произнес Калина. – Будь на точке, Рябой подъедет минут через сорок, он все и передаст. С тебя одно – вернешь заправленную машину.

Прохоров положил трубку и направился к столику, за которым Вадим с большим аппетитом уплетал завтрак. Не успел Игорь доесть, как в кафе вошел паренек и направился в их сторону. Онн был одет в черную кожаную куртку, тренировочные брюки «Адидас» и светлые импортные кроссовки.

– Привет, я от Калины, – представился он Игорю и протянул ключи от «Жигулей». – Короче, в машине все документы и ствол. Доверенность на автомобиль выпишешь сам, бланк найдешь в бардачке. Вечером оставишь машину здесь, на точке. Ключи передашь бармену, наши потом заберут.

– Спасибо, Рябой, – произнес Прохоров и пожал ему руку. – Скажи, ствол чистый?

– Обижаешь, Прохор. Кто сейчас с грязным стволом будет ходить по улице, разве что идиот какой-нибудь. Здесь же Москва, а не Казань. Прохор, Калина еще раз спрашивает, наша помощь нужна? Ребята вторую неделю сидят без дела и от скуки пьют водку. Всем им хочется немного повеселиться.

– Нет, Рябой. Спасибо, я сам решу свою проблему, – отказался Игорь и еще раз пожал ему руку.

– Дело твое. Было бы предложено, а там, как считаешь сам. Давай, бывай, без обиды, – попрощался Рябой и направился к выходу.

Друзья быстро доели, и Прохоров снова пошел к телефону. Он долго звонил Селезневу, пока не услышал его заспанный голос.

– Это я, Игорь, – произнес Прохоров. – Груз со мной. Нам срочно нужно встретиться.

Селезнев долго думал перед тем, как назвать адрес. Наконец, прикинув в уме, он предложил встретиться на другом конце города, недалеко от бывшего завода АЗЛК.

– Хорошо, Сергей Павлович, я буду там, в указанное время, только не забудьте деньги, иначе сделки не будет.

– Ладно, ладно, Игорек. Все будет согласно нашей с тобой договоренности. Правда, у меня напряг с деньгами, но я постараюсь к этому времени собрать всю сумму.

Игорь положил трубку и направился к Вадиму, который ожидал его у выхода из кафе.

– Ну что, договорился о встрече? – поинтересовался тот.

– Да. Встречаемся в семь около проходной АЗЛК. Что-то это мне совсем не нравится. Думаю, что он постарается кинуть меня с деньгами. Там место абсолютно безлюдное, завод уже давно не работает. Да и жилого сектора рядом почти нет. Так что давай, Вадим, поехали туда, посмотрим все там.

Сев в машину, Игорь поднял резиновый коврик и достал оттуда пистолет марки «ТТ». Рядом с пистолетом лежала дополнительная обойма с восемью патронами. Прохоров взвел пистолет и, поставив его на предохранитель, сунул за пазуху.

– Ну что, помчались?

Машина, урча движком, тронулась с места.

***

Предположение Игоря полностью подтвердилось. Местом встречи была огромная промышленная зона с большим количеством производственных корпусов, заборов и дорог, расходящихся веером от проходной завода в разные стороны. Похоже, что в некоторых заводских корпусах еще теплилась жизнь, слышался гул работающих станков и стук каких-то агрегатов. Однако ближе к пяти часам жизнь в корпусах постепенно стала затихать, и вскоре наступила тишина. Выбрав удобную для наблюдения позицию, ребята стали дожидаться приезда Селезнева.

Игорь достал из спортивной сумки упакованный на дне пистолет и протянул Вадиму.

– Пользоваться умеешь? – поинтересовался он. – Это, брат, не по курам стрелять. Хватит духу выстрелить в человека?

– За меня не беспокойся, если нужно будет, любому голову снесу, – ответил Вадим.

Немного отъехав в сторону, они спрятали машину в проломе каменного забора. Выбранное место давало возможность хорошо просматривать всю прилегающую к проходной завода площадь. Сбегав в ближайшую столовую, ребята купили с десяток пирожков и, удобно устроившись в машине, стали есть. Время текло медленно, сидящий рядом с Вадимом Игорь задремал.

Около половины седьмого Вадим увидел, как к проходной завода подъехала светлая «Волга». Из нее вышли два человека и внимательно осмотрелись. Перекурив, один из них сел в машину, а другой прошел на территорию.

– Игорь, кто это? Судя по тому, как они себя ведут, похоже, что страховка, – предположил Вадим. – Я думаю, они вооружены и готовы уложить нас на месте.

– Почему ты так решил?

– Все просто, Игорь. У одного из них футляр от скрипки. Думаю, в нем, наверняка, лежит автомат. Сам посуди, что здесь делать со скрипкой?

– Наверное, ты прав. Сам Селезнев никогда не возьмет в руки оружие, это сразу видно. А значит, его должны страховать.

От этих слов по спине Вадима пробежали мурашки, и от волнения вспотели руки. Он впервые участвовал в подобной акции и поэтому испытывал беспокойство, которое росло с каждой минутой.

– Зря ты, Прохор, попросил у них только пистолет, нужно было попросить и автомат. Он нам бы пригодился, – огорчился Вадим.

– Зачем тебе он? – ответил Прохор. – Думаешь, легко стрелять в человека? Нужно переступить через себя, а это не каждый может сделать. Ты помнишь, у меня были два друга – Лобода и Орловский? Так вот, они не смогли.

– А где они сейчас? – спросил Вадим. – Я их ни разу после того вечера не видел.

– Да смотались они из города, побоялись, что ребята им что-то предъявят. Один, уехал, по-моему, в Челны, а другой в Питер. А ты сам-то, Вадим, не боишься? Если боишься, то можешь уйти, время еще есть.

– Не буду врать, колотит меня, хотя знаю, что сегодня со мной ничего не случится, – ответил Вадим. – Мне еще в детстве одна бабка предсказала, что я погибну в ДТП.

Прохоров достал пистолет и, сняв его с предохранителя, положил в карман куртки. Он осторожно вышел из машины с сумкой в руках. До назначенного Селезневым времени оставалось каких-то пять минут.

Вадим передернул ствол пистолета и положил его на сиденье рядом с собой. Он внимательно следил за Игорем, который, стоя посреди площади, как хищник и крутил головой.

***

Ровно в семь, минута в минуту, из-за угла высокого каменного забора выехал «Мерседес» с погашенными фарами и остановился метрах в десяти от Игоря. С минуту из машины никто не выходил, похоже, пассажиры внимательно изучали прилегающую территорию, боясь попасть в возможную засаду.

«Проверяются, – подумал Игорь, сжимая в кармане куртки холодную рукоятку пистолета. – По всей вероятности, хотят убедиться, что я приехал на встречу один».

Наконец задняя дверца приоткрылась, и оттуда появилось улыбающееся лицо Селезнева.

– Привет, Игорек! – произнес он. – Замерз, наверное? Давай, садись ко мне в машину, поговорим.

– Спасибо, Сергей Павлович, за приглашение, – ответил Игорь. – Хотелось бы решить наш вопрос на свежем воздухе.

– Не доверяешь старому человеку, все думаешь, что я хочу тебя обмануть? – спросил Селезнев, вылезая из машины. – Напрасно ты мне не веришь, Игорь. Мы же с тобой деловые люди: у тебя – товар, а у меня – деньги.

Он неторопливой походкой подошел к Игорю и, не подавая руки.

– Давай, показывай свой товар.

Игорь открыл сумку и передал ему первую икону.

Селезнев стал вертеть ее в разные стороны. Руки предательски затряслись, выдавая охватившее его волнение.

– Наконец-то, – воскликнул он, – я держу в руках это чудо!

Он еще несколько раз повертел ее, стараясь в тусклом свете фонарей что-то разглядеть.

– Да, это она, – произнес он, – икона Седмиозерной Смоленской Божией Матери, ошибки нет.

Он осторожно завернул ее в холщовую ткань и положил обратно в сумку, потом перевел дух и достал вторую.

– Хороша икона! – восхитился он. – Да, раньше люди могли творить такие шедевры, не то что сейчас: не мастера, а маляры. Ну что, Игорек, сколько ты хочешь за иконы?

Этот вопрос обезоружил Прохорова. Он на миг растерялся, не зная, что ответить Селезневу.

– Так мы с вами, Сергей Павлович, обговаривали сумму раньше. Почему вы снова спрашиваете о деньгах?

– То было раньше, а то теперь. У меня, Игорь, нет таких денег, на которые ты рассчитываешь. Если хочешь, то я готов купить это все за сто пятьдесят тысяч долларов, и ни центом больше. Если эта сумма не устраивает, можешь возвращаться с иконами обратно в Казань, там тебя, вероятно, уже ищет милиция.

– Сергей Павлович, это несерьезно. Мне нужны деньги, и только из-за них мы с ребятами совершили кражу. Вы, наверное, шутите, – произнес Прохоров. – Если бы мы знали, что вы нас кинете с деньгами, никогда не пошли бы на это.

– С чего ты взял, что я хочу вас кинуть? Просто в настоящий момент у меня нет таких денег. Разве предложенные мной сто пятьдесят тысяч долларов не деньги?

– Но ведь настоящая цена этим иконам более полумиллиона долларов!

Селезнев стоял и наблюдал за Игорем. Похоже, это был не первый случай в его практике, когда ему удавалось таким образом сбить цену. Время работало на него. Сергей Павлович с интересом смотрел на Прохорова, ожидая от него полной капитуляции.

Из «Мерседеса» вышел водитель и подошел к Игорю.

– Слушай, дорогой! – произнес он с акцентом. – Ты эти иконы дороже, чем здесь, все равно не продашь. Ты украл исторические ценности, и куда бы ты ни обратился с ними, везде тебя будет ждать милиция.

– Хорошо, Сергей Павлович, – ответил Прохоров. – Мне действительно некуда их нести, и я согласен с вашей ценой. Давайте деньги и забирайте иконы, они мне не нужны.

Селезнев что-то сказал водителю, и тот побежал к машине. Через минуту он вернулся и отдал ему полиэтиленовый пакет черного цвета.

– Вот, возьми свои деньги, – Селезнев протянул Прохорову пакет.

Игорь взял его в руки и, открыв, увидел пачки долларов, перетянутые резинкой.

– Не пересчитывай, там точно указанная мной сумма и ни долларом больше, – произнес Сергей Павлович и направился к машине.

Водитель поднял спортивную сумку с земли и последовал за ним. Прохоров вытряхнул из пакета деньги прямо на снег. Он разорвал резинку, стягивающую пачку. К его ногам посыпались нарезанные листы бумаги. Это была денежная «кукла».

Увидев это, Игорь выхватил из кармана пистолет и выстрелил в спину водителю. Похоже, он попал ему в бедро. Тот заскулил, как собака и, бросив на землю сумку, быстро вскочил в машину. «Мерседес» рванул с места, словно спортивный болид, и помчался с площади.

Прохоров сделал еще один выстрел в сторону удаляющегося «Мерседеса» и направился к сумке, лежащей на снегу.

Вдруг тишину разорвала автоматная очередь. Пули веером прошли над головой Прохорова. Следующая очередь легла ему под ноги, осыпав лицо мелкими камнями и снегом. Игорь упал и закрыл голову руками, будто хотел защитить ее от пуль. Третья очередь ударила в землю сантиметрах в тридцати. Вытянув вперед руку, Прохоров сделал несколько выстрелов в сторону стоявшей недалеко от него «Волги», откуда по нему вели огонь.

В ответ вновь огрызнулся автомат, плотно прижав его к земле. Игорь сделал еще один выстрел, затвор пистолета откинулся назад и встал на стопор.

«Патроны! – подумал Игорь. – Неужели у меня закончились патроны?»

Он стал лихорадочно ощупывать карманы, стараясь найти в них запасную обойму, но они оказались пустыми.

Он приподнял голову и увидел, как на полном ходу на него мчится «Волга». Водитель автомобиля, по всей вероятности, хотел раздавить его. Когда между ним и машиной оставалось метров пять, Игорь вскочил на ноги и отбежал в сторону. Однако вновь застрекотал автомат, и пули ударились у ног Игоря. Он упал на землю, а в это время водитель «Волги» выскочил из машины и схватил лежавшую на снегу спортивную сумку.

Из-за забора появился Вадим, который выстрелил в сторону автоматчика. Одна из пуль попала в него. Он вывалился из своего укрытия и, держась за живот, сделал несколько шагов, после чего упал. Через минуту машина остановилась около него и, выскочивший из кабины водитель с трудом затащил автоматчика в салон. Машина, набирая скорость, скрылась за забором.

Игорь поднялся с земли и направился к ожидавшему его автомобилю. Они с Вадимом забрали валявшийся автомат и поехали в сторону центра.

***

Они мчались по вечерним улицам Москвы, стараясь перехватить «Мерседес» с Селезневым. В машине Прохоров обнаружил запасную обойму к пистолету «ТТ», которая лежала на коврике. Он усмехнулся находке, молча, подобрал ее и, поменяв пустой магазин на новый, сунул пистолет за пазуху.

Игорь старался не подавать виду, что ему ужасно обидно за утерянные иконы.

– Да, если бы я, дурачок, не отказался от помощи Рябого, то неизвестно, как бы сложилась картина в этот вечер. Ребята вряд ли дали бы им уйти так свободно.

– Да, кинули нас, Игорь, как настоящих лохов, – констатировал Вадим. – Видно, это хорошо отработанная схема, которую они уже не раз прокручивали. Обидно, что я только на месте просчитал ее, меня просто колотит от злости. Если мы их сейчас перехватим, то я всех убью.

Вадим внимательно посмотрел на Прохорова, левая ладонь которого была в крови. Он ободрал ее, когда падал на землю под автоматной очередью. Острые края льда, словно нож, распороли ее. Перехватив его взгляд, Игорь, морщась от боли, произнес:

– Ничего, переживем. Интересно, что с водителем Селезнева? Похоже, я всадил ему пулю или в ногу, или в задницу. Жаль, что не попал в Селезнева.

Увидев по дороге аптеку, Вадим остановил машину. Через минуту он выскочил оттуда, держа в руках йод и бинты.

– Давай, Игорь, перебинтуй себе руку. Не дай Бог, заработаешь заражение.

– Вадим, нам еще далеко до гостиницы, где у них офис? Мы с тобой едем целый час.

– Думаю, что рядом, – ответил Ловчев и стал сворачивать в небольшой переулок.

Вскоре они остановились у небольшой трехэтажной гостиницы. Около входа стоял знакомый ребятам черный «Мерседес». Прохоров вышел из машины и, засунув пистолет за пояс, направился к нему. Подойдя ближе, он заметил, что заднее стекло автомобиля разбито, а в лобовом стекле зияло отверстие от пули.

«Значит, ни в кого не попал, – подумал Прохоров, – а жаль».

Передняя дверь почему-то была приоткрыта. Он осторожно заглянул в салон и в свете уличного фонаря увидел, что все сиденье залито кровью.

– Ты что там делаешь? – услышал он мужской голос. – Отойди сейчас же.

Прохоров поднял голову и увидел работников милиции, которые осматривали площадку около машины. Он послушно отошел в сторону и стал наблюдать за ними.

– Что-то произошло? – спросил он у постового милиционера, стоявшего в стороне от оперативной группы, осматривающей местность.

– Опять бандиты обстреляли машину, – буднично произнес он. – Говорят, водитель только вышел из нее, как эти уроды начали стрелять. Вот ему и попали в бедро. Все бы ничего, но потерял много крови. Его увезли в больницу, в реанимацию.

– А как он здесь с простреленной ногой-то оказался? – поинтересовался Игорь. – Неужели прямо тут устроили стрельбу?

– Нет, шеф у него здесь снимает офис, вот и приехал сюда, надеясь на его помощь, – ответил милиционер.

– Шеф, помог ему? Наверное, он и вызвал милицию и скорую помощь? – вновь задал вопрос Игорь.

– Того, по всей видимости, просто не оказалось на месте. Люди из гостиницы говорят, что его здесь давно не было, – ответил милиционер и внимательно посмотрел на Прохорова. – Слушай, парень, а что ты меня расспрашиваешь? Ты кто такой?

Игорь попятился назад и направился к своей машине.

– Все бесполезно, Вадим. Селезнева тут уже несколько дней не видели. Возможно, поменял берлогу. Давай, на Курский вокзал, вернем ребятам авто и аппарат, время подходит. Еще придется оправдываться, что испачкали ствол.

***

Прохоров, встав у стойки бара, усердно накручивал диск телефона, стараясь дозвониться до Калины. Длинные гудки говорили ему, что на том конце провода никого нет.

– Вадим, как ты считаешь, кто во всем виноват? – спросил Игорь. – Ты же знаешь, я сделал все, чтобы нас не кинули.

– Прости, Игорь. Но, мне лично твоя затея с иконами не понравилась сразу. А когда я полдня мотался за Селезневым на машине, понял, что мы попали на настоящих мошенников. Представь, у человека две квартиры, и обе – на разные фамилии. У него наверняка имеются, как минимум, два паспорта. Да и с машиной тоже не совсем понятно. По базе ГАИ она не значится, а свободно катается по Москве. Нормальному человеку такая машина не нужна, а вдруг ДТП или еще что-то? Вот сегодня ты подстрелил водителя, и он попал в больницу. Сейчас милиция начнет работать по машине, а ее в базе нет. Представляешь?

Игорь задумался. Сделав несколько глотков из кружки с пивом, он отодвинул ее в сторону. Через минуту он поднялся из-за стола и вновь направился к телефону. В этот раз ему повезло, и через несколько секунд он услышал голос Рябого:

– Прохор, ты что ли? Как у тебя, братан, дела?

– Рябой! Я сейчас в кафе, приезжай сюда, здесь и поговорим, – произнес Игорь и положил трубку.

Вадим снова заказал два пива, и они стали медленно тянуть его, закусывая креветками.

– Игорь! Сколько на самом деле в пакете оказалось денег? – поинтересовался Вадим. – Хватит нам на ночлег?

– Пятьсот двадцать долларов, – ответил Игорь. – Вот, посчитай, если не веришь. Сам посуди, в какой гостинице мы сможем остановиться на эти деньги? Думаю, что намного проще будет переночевать у ребят.

Прошло чуть более часа, и в кафе появился Рябой. Он подсел к ним за столик и заказал апельсиновый сок.

– Может, пива тебе купить? – спросил его Прохоров. – А то как-то неудобно, мы пьем пиво, а ты сок.

– Спасибо. Я, в отличие от тебя, на работе, – ответил Рябой. – Что произошло? На тебе лица нет, да и рука перебинтована.

Игорь рассказал о том, что с ними случилось. Рябой слушал его очень внимательно, иногда переспрашивая и уточняя детали. Когда он закончил, Рябой сказал:

– Да, Прохор, даже не верится, что ты так опрокинулся. На сколько тонн он тебя натянул?

– Точно сказать не могу, но, думаю, тысяч на триста–триста пятьдесят зеленых, как минимум, – ответил Игорь.

Все замолчали, прикидывая, сколько это по российским деньгам.

– Да, сумма впечатляет, – удивленно протянул Рябой. – Что ты теперь думаешь делать?

– Если по-честному, то не знаю. Мне нужны люди, чтобы проверить два адреса. Если повезет, вытрясем из него нашу капусту. Я думаю, что зелени у него много.

– Если повезет! А если нет? – Рябой пристально посмотрел на Прохорова. – Где гарантии, что ты не кинешь моих ребят так же, как тебя кинул этот мужик?

– Да ты что, Рябой! – начал оправдываться Игорь. – Разве я могу это сделать? Ты же меня хорошо знаешь!

– Складно поешь, Прохор. Еще днем ты был совершенно другого мнения обо мне и моих пацанах. Вот тебя Бог и наказал.

Он нагнулся поближе к Игорю.

– Давай, Прохор, договоримся. Если мы берем деньги, то честно их делим между собой, пятьдесят на пятьдесят, за минусом всех наших расходов. Если это тебя не устраивает, работай сам.

Игорь, молча, кивнул, давая понять, что полностью согласен с выдвинутыми условиями.

– Мы, Игорь, сами будем работать с этим барыгой. Ты больше в это дело не лезь. Если найдем его, то он вернет не только деньги, но и иконы, которые можешь забрать себе.

– Вадим, ты что молчишь? Как считаешь, нормальные условия? – спросил Игорь у Ловчева.

– Прохор, ты же знаешь, что деньги меня не интересуют. Поэтому поступай, как хочешь. Главное, чтобы Цаплин в накладе не остался, а то будет как-то не по справедливости.

– Вот так всегда. Все должен решать я лично, – Прохоров повернулся к Рябому.

– Ну что, я согласен. Сейчас около двенадцати ночи. Давай, вызванивай своих пацанов, и помчались по адресам. Может, действительно повезет в этот раз.

Рябой подошел к телефону и стал кому-то звонить. Минут через тридцать к кафе подъехали несколько машин с казанскими ребятами.

Под утро, усталые и злые, они вернулись в город. Москва их встретила прекрасным весенним днем. Центральные улицы столицы были вычищены от снега, и казалось, что на улице не март, а начало мая.

– Ну что, Прохор? – произнес Рябой, расставаясь с Игорем. – Это был не твой день, и с этим надо смириться. Мы еще покатаемся по адресам дня два-три, а там посмотрим. Он, вероятно, давно свалил за бугор и теперь смеется над нами. С такими деньгами можно жить, где захочешь. Ты сам во всем виноват.

– Спасибо, Рябой, за все. Ты, наверное, прав, действительно мне, кроме себя, винить некого. Мы сегодня махнем в Казань, здесь нам делать уже нечего, да и на мели мы с Вадимом.

– Сам решай, Прохор. Если считаешь, что больше тут ловить нечего, то вали в Казань, если есть еще какой-то интерес, можешь остаться в Москве, раскладушки для тебя и твоего друга найдем.

Прохоров пожал ему руку, и они крепко обнялись.

– Ты особо не переживай, – произнес Рябой, – как пришло, так и ушло.

Они еще раз попрощались. Рябой сел в автомобиль, и тот, словно зверь, взревев форсированным движком, рванул с места и исчез в потоке машин.

– Ну что, Вадим? Пролетели мы с тобой, как бакланы над помойкой. Давай, поехали на Казанский вокзал, нужно купить билеты.

***

Утром, выслушав доклад Смирнова, Абрамов снова сел за бумаги. Пока он был в командировке в Челнах, скопилось довольно много почты, которая требовала внимательного изучения.

Около десяти часов ему позвонил заместитель министра Костин и попросил срочно зайти к нему. В кабинете, помимо него, находились начальник Управления уголовного розыска, начальник Управления по борьбе с организованной преступностью и начальник УБЭП МВД. Виктор присел на предложенный ему стул и посмотрел на Костина. Сделав небольшую паузу, он обратился к нему:

– Вот что, Абрамов. Мы посовещались и пришли к решению, что оперативно-следственную группу по раскрытию кражи икон возглавишь ты.

– Извините, товарищ заместитель министра, а почему не Усманов? – спросил его Абрамов. – Вы же знаете, что более двух месяцев я занимаюсь другой работой.

– Виктор Николаевич! Не задавай глупых и неуместных вопросов. Ты сам знаешь, что у Усманова нет опыта в раскрытии подобных преступлений. Пройдет какое-то время, и он, возможно, наработает его. Пока, кроме тебя, поставить на это дело некого. Да и министр предложил твою кандидатуру. У него с утра был архиепископ Казанский и Марийский, просил, чтобы мы серьезно отнеслись к преступлению. Епархия уже подключила средства массовой информации, а те, поверь мне, постараются максимально раздуть дело.

– Юрий Васильевич, простите меня за прямоту, почему эту бригаду не может возглавить начальник Управления уголовного розыска? Насколько я знаю, с его слов, у него достаточно опыта.

– Давай, Абрамов, не будем торговаться. Я сказал, что эту группу возглавишь ты, значит, ты и никто другой, – отрезал Костин.

– Хорошо, – ответил Виктор.

– Иди, Абрамов, приступай к работе. Ты сейчас заинтересованное лицо: чем быстрее раскроешь преступление, тем быстрее вернешься к своим непосредственным обязанностям.

Виктор вышел от Костина и направился к себе.

***

Виктор сидел в кабинете Смирнова и ожидал начала слушания по разбойному нападению на Собор святых Петра и Павла. Кабинет медленно заполнялся оперативным составом и сотрудниками других служб. Когда все собрались, из-за стола поднялся Олег и доложил о результатах работы группы. Судя по докладу, они столкнулись с опытными преступниками, которые совершили разбой настолько грамотно, что не оставили работникам милиции никаких зацепок и улик.

– Что я могу сказать по докладу Смирнова: плохо, товарищи, плохо, – произнес Абрамов. – Такими темпами, как мы работали сегодня, мы никогда не раскроем это преступление. Практика показывает, что преступники такие же люди, и всегда оставляют после себя следы. Я внимательно изучил материалы участковых инспекторов милиции. Все ваши объяснительные записки написаны по шаблону, словно все вы сидели в одном кабинете и писали под диктовку. Я отлично понимаю, что вы люди занятые, что у каждого на руках десятки нераскрытых дел, но это не дает вам права так относиться к работе. Извините, но я, ни в одном объяснении не встретил даже самого простого анализа событий, сведений о том, когда человек заступил на смену или пришел домой, что он делал весь период времени, куда выходил, с кем общался, что видел? Разве это сложно сделать?

Начальник милиции обвел недобрым взглядом присутствующих сотрудников охраны общественного порядка и укоризненно покачал головой.

– Поймите, товарищи, – продолжил Виктор, – это не рядовое преступление, на которое можно махнуть рукой. На текущий момент его следует отнести к разряду политических. Не мне вам объяснять, что происходит ежедневно у нас на площади Свободы. Если люди узнают об этой краже, то столкновений на религиозной почве нам не избежать. Хорошо, что пока молчит епархия, не поднимает православный народ.

Чем больше Абрамов говорил, тем темнее становились лица собравшихся. Все понимали, что нужно что-то делать, но что конкретно, никто не знал.

– Олег! – обратился он к Смирнову. – Завтра с утра допросите охранника. Хватит ему валяться в больнице, пора отвечать за свои действия и бездействие перед законом. Кстати, что нам рассказывает второй охранник, Андрей Сорокин?

Олег на секунду задумался.

– Товарищ подполковник! Я сегодня лично работал с ним. Он ничего внятного произнести не смог. Говорит, что в последнее время, в период их дежурства с Михаилом, к ним никто в сторожку не приходил. Один раз к нему на работу заходил его старый товарищ по школе, некто Ловчев Вадим, но это было, чуть ли не два месяца назад. Они поговорили с ним минут десять, и больше этот парень не появлялся. Сам Сорокин имеет инвалидность, связанную с психическим состоянием, и только потому, что в Соборе работает отец, его здесь держат. Вот другой охранник, по всей видимости, интереснее будет, он ранее судим. К нему-то и приходили всякие старые его дружки. Однако, со слов того же самого Сорокина, никто из них никогда не интересовался иконами. Они больше пили, чем разговаривали. В день налета у них также были гости Михаила, и все они в тот вечер выпивали. Говорит, что водки было много, но кто приносил ее, не помнит. Сам он вырубился сразу, а другой, со слов священника, еще проводил его до ворот собора и тоже был изрядно пьян.

– Вот видишь, Олег, уже появилась тема, над которой стоит поработать. Может быть, через них нам и удастся выйти на преступников.

***

Абрамовмедленно ехал по улице Ленина, думая о работе. Ему вдруг снова захотелось осмотреть прилегающую к Собору местность. Включив указатель поворота, он стал медленно заворачивать на улицу Джалиля. Неожиданно его внимание привлекло окно на втором этаже авиационного техникума, в котором, несмотря на столь позднее время, горел свет.

«Интересно, – подумал Виктор. – Чей это кабинет светится?»

Он притормозил и вышел из машины. Попытался открыть входную дверь, но она оказалась закрыта изнутри. Абрамов осторожно постучал, нажал на звонок, но к двери никто не подходил. Тогда он начал стучать так сильно и настойчиво, что проходившие мимо люди стали останавливаться и с подозрением рассматривать его. Наконец в дверях показалось испуганное лицо женщины, которой на вид было лет шестьдесят пять-семьдесят.

– Чего барабанишь, ирод? – произнесла она громко. – Сейчас вот вызову милицию, они тебе покажут, как ломиться в государственное учреждение в столь поздний час!

– Не нужно шуметь, мамаша. Я сам из милиции. Позвольте мне зайти в помещение, – сказал Виктор и, показав удостоверение, прошел внутрь.

– Почему вы оставили свой пост около входа? – задал вопрос Абрамов.

Она растерялась, не зная, что ответить.

– Прости, сынок, тут по телевизору показывают сериал «Просто Мария», вот я его и смотрю в комнате преподавателей. У них там телевизор, почему бы не посмотреть, если в здании, кроме меня, никого нет?

– Давай, мамаша, пройдем в эту самую преподавательскую, я тоже хочу взглянуть на сериал.

– Пойдем, если не шутишь, – ответила женщина и, шаркая ногами, повела Абрамова на второй этаж. Они вошли в комнату, где работал телевизор.

– Погоди чуток, вот закончатся новости, и начнется сериал.

Обойдя стол, Виктор подошел к окну. Из него хорошо просматривался не только Собор, но и все прилегающие к нему улицы.

– Вы, мамаша, случайно не дежурили три дня назад?

– Когда обокрали храм, что ли? – спросила она. – Да, дежурила, как раз была моя смена. Я тогда сразу догадалась, что не зря эта машина стояла у нас под окнами часа три, видно, ждали они чего-то.

– Это вы о чем? О какой машине говорите? – поинтересовался у нее Виктор. – Может, случайно и номер ее запомнили?

– Нет, сынок, номера я не запомнила. Голова худая стала, забываю все на ходу. Вот цвет помню хорошо, голубая такая, как у моего внука. Одна фара у нее не светила, да и замазана была машина спереди почему-то белой краской.

Это была не просто удача, а большая удача.

– А, модель, какая – «Волга» или «Жигули»? – переспросил он ее.

– Да я откуда знаю ваши марки, – она укоризненно покачала головой, – разве я в них разбираюсь? Машина, как машина.

– А вас разве работники милиции не опрашивали в ту ночь?

– Нет, сынок, никто сюда не приходил. Я бы давно все рассказала, как эти трое залезли в храм.

– А почему трое?

– Да трое их, нехристей, было. Я в окно смотрела за ними, сначала думала, что они к нам в техникум хотят залезть, а потом вижу, пошли в сторону Собора.

Абрамов поблагодарил женщину и вышел на улицу. Сев в автомобиль, он быстро связался с дежурным по МВД и попросил дать в «перехват» «Жигули» голубого цвета с разбитым передком, закрашенным в белый цвет. Уже подъезжая к дому, он услышал по рации ориентировку дежурного на розыск и задержание автомобиля.

***

Голубую «единичку» сотрудники ГАИ перехватили на следующий день. За рулем машины находился мужчина лет тридцати. Задержанный и машина были доставлены в дежурную часть МВД. Через несколько минут Балаганин ввел мужчину к Абрамову в кабинет.

Мужчина осмотрелся и без приглашения сел на свободный стул. Он взглянул на Абрамова и, улыбнувшись, спросил, чем его персона вызвала столь неподдельный интерес у работников уголовного розыска.

– Давайте для начала познакомимся, – предложил ему он. – Моя фамилия Абрамов, зовут Виктор Николаевич. Представьтесь, кто вы.

– Чего пургу гонишь, начальник? Перед тобой лежат мои документы, открой и прочитай. Ты лучше скажи, за что меня повязали твои архаровцы?

– Почему же так грубо – архаровцы? Разве, гражданин Якимов Вячеслав Иванович, вас в школе не учили вежливости?

– Меня многому учили, сначала в школе, а затем на зоне. Ты мне, начальник, лучше растолкуй, за что меня задержали? Я давно не при делах, живу, как все порядочные люди, хожу на работу, воспитываю сына. Если я ранее судимый, то вы меня так и будете всю жизнь примерять к вашим «глухарям»? Ты уже догадался, наверное, что я никогда и ни в чем не признаюсь добровольно. Если есть доказательства моей вины, говорите, а если нет, то отпускайте домой. Мне здесь делать нечего, я не народный дружинник и не подписывался охранять общественный порядок.

– Ну, хорошо, Якимов. Мы с коллегой поняли твою точку зрения. Теперь к делу. Расскажи, где ты был вечером пять дней назад, чем занимался и кто это может подтвердить. Ты знаешь, что показания твоей жены, что ты весь вечер был дома, не прокатят. Нужны другие свидетели.

–Ты говоришь, начальник, пять дней назад? Так я в тот вечер работал. Заступил на смену в восемь часов вечера и закончил работу в шесть утра. Это может подтвердить мой мастер и другие рабочие смены. Я работаю в трамвайном депо на Ершова. Мы всю ночь ремонтировали сгоревший мотор трамвая.

Виктор сделал отметку в блокноте и посмотрел на Якимова.

– Тогда скажите мне, пожалуйста, почему вашу машину видели поздно вечером на углу улиц Рахматуллина и Джалиля? Это напротив Собора святых Петра и Павла.

– Спросите что-нибудь другое. Как она могла там оказаться, если я работал всю ночь в парке? Она же не могла самостоятельно уехать туда, а затем вернуться на место? Чудес ведь не бывает.

– Тогда к вам еще один вопрос. При досмотре вашего автомобиля в салоне под задним сиденьем была обнаружена черная трикотажная перчатка со следами бурого цвета. Скажите, кому она принадлежит?

Якимов на какой-то миг задумался, просчитывая в голове все возможные ответы на этот вопрос. Наконец, он произнес:

– Извини, меня, начальник, но я не видел этой перчатки у себя в машине. Ее могли свободно подбросить в момент задержания ваши сотрудники. А почему бы и нет?

– Слушайте, Якимов, не нужно «ваньку» валять. Вы же сами расписались под протоколом осмотра вашей машины, значит, были согласны с изъятыми оттуда вещественными доказательствами.

– А я, по-честному, не читал протокол. Его мне сунули и ткнули пальцем в том месте, где я должен расписаться.

– Все ясно, Якимов. Вы мне скажете, что расписались бы в протоколе, если бы в нем был записан и автомат Калашникова?

– А почему нет? Все эти действия работники ГАИ совершали без понятых, а это противоречит закону. Если они такие у вас безграмотные, то, причем здесь я? Вы же знаете, все эти обвинения развалятся в любом суде.

– Да, развели вы нас, Якимов. Сколько раз судимы? – спросил его Абрамов.

– Да, всего-то, два раза. Если бы больше, то, наверное, стал бы неплохим адвокатом. Вы же каждого второго сажаете не потому, что он виноват, а потому, что вам этого очень хочется.

– Ладно, Якимов, ладно. Мы поняли, что на контакт со следствием вы не пойдете. Придется, по всей вероятности, доказывать вам это. Хорошо, будем работать, а сейчас вы отправитесь в камеру, отдохнете немного, подумаете.

Абрамов остался в кабинете один и, откинувшись на спинку своего любимого кресла, стал размышлять о Якимове.

***

Утром Виктора вызвал начальник Управления уголовного розыска. Взяв в руки ежедневник, он направился к нему в кабинет.

– Вы чем занимаетесь, Абрамов? – обратился к нему Хафизов.

– Это, в каком смысле? – переспросил он начальника. – У меня работы много, всегда есть чем заняться.

– Подготовьте мне обзорную справку по разбойному налету на собор. Мне не нравится, что вы уже который день возитесь с этим Якимовым и не можете его расколоть. Вы знаете, Абрамов, я был другого мнения о ваших способностях. Не думал я, что они окажутся на уровне рядового оперативника.

– Рустем Эдуардович! Я буду очень признателен, если вы снимете меня с этого разбоя и передадите дело Усманову, может, у него что-то получится. Он, как вы говорите, человек с большими амбициями и незаурядными умственными способностями.

Услышав это, Хафизов напрягся, будто ожидая от Абрамова очередного выпада в свой адрес. Разговаривая с ним, Виктор не заметил, как в кабинет тихо вошел заместитель начальника Управления уголовного розыска Усманов и сел на стул около двери. Он хорошо слышал его последние слова.

– Рустем Эдуардович! – произнес Усманов побелевшими от волнения губами. – Вы ведь знаете, чем я занимаюсь, и у меня просто нет свободного времени.

– Да кто не знает в нашем Управлении, чем вы занимаетесь, – парировал Абрамов. – Вам бы больше заниматься анализом преступлений и личным составом, а не ездить купаться в бассейн в рабочее время.

Лицо Усманова покрылось красными пятнами. Он, словно собака, преданно посмотрел на Хафизова.

– Простите, Рустем Эдуардович, но я не позволю Абрамову оскорблять меня в вашем присутствии. Насколько я знаю, он занимается этим делом по указанию руководства министерства. Сейчас, когда дело почти завалено им, он хочет перекинуть его мне. Я считаю, что это несправедливо. Значит, если бы он раскрыл это преступление, все почести достались бы ему, а теперь за неудачу должен отчитываться я?

– А что вы так испугались, Ильдар, будто это решение уже принято? – спросил его Виктор. – Я как занимался этим делом, так и буду заниматься до конца. Не бойтесь, «глухаря» я вам не оставлю.

Взглянув на Усманова, он продолжил:

– Вот смотрю я на вас, Ильдар, и никак не пойму, кто вас протолкнул на эту должность. Неужели вам не стыдно получать деньги за работу, которую вы не выполняете? Переложили все дела на Балаганина, а сами плаваете в бассейне, пока другие делают вашу работу. У нас даже бывший заместитель начальника Управления Носов не позволял такого в рабочее время.

Усманов вновь посмотрел на Хафизова, умоляя помочь в дискуссии.

– Вот что, Абрамов! Здесь пока я начальник, и только я могу оценивать работу своих заместителей! Похоже, вы заболели звездной болезнью и считаете себя большим профессионалом. Если бы вы были таковым, то давно бы раскрыли это преступление, а не топтались бы на месте!

Теперь Виктор возмущенно взглянул на Хафизова, давая понять, что категорически не согласен с его оценкой его действий.

– Да, я не скрываю, у Усманова есть недостатки, и я ему о них говорил, и буду говорить, – продолжил Хафизов. – Да, у него не хватает опыта, но это не дает вам права обсуждать его назначение на эту должность. Вы забыли, как вы начинали свою работу в Управлении? Вы тогда тоже многого не знали, однако научились. Так и он научится работать.

«Безусловно, Хафизов в чем-то прав, но в отличие от Усманова, он пришел на рядовую должность, а не на должность руководителя. Он не стеснялся своего незнания, старался овладеть искусством сыска, а тут все происходит наоборот. Усманов, как огня боится документов, боится принять решение, боится всего, что каким-то образом может сказаться на его имидже», – думал Виктор, наблюдая за жестикуляцией Хафизова.

– Вы что, Абрамов, не слышите меня? – произнес он. – Кому я все это говорю, вам или стене?

– Разрешите идти, – обратился он к Хафизову. – У меня много работы.

– А вы, Абрамов, спросили, есть ли у меня работа? Почему я должен вам все это высказывать? С вами очень тяжело работать. Если вы не поменяете своего отношения к товарищам по цеху, то я, наверное, буду вынужден обратиться к руководству министерства с вопросом о целесообразности дальнейшего вашего пребывания в этой должности в нашем Управлении.

Виктор, молча, встал из-за стола и вышел из кабинета.

***

Якимов сидел напротив Абрамова и щурился от солнечного света, который бил в окно. На улице стояла весенняя погода, и на душе было радостно в преддверии большого тепла. Рожденный осенью, Виктор почему-то всегда любил весну. В это время года даже воздух становился совершенно другим – легким и приятным.

– Ну что, Якимов, так и будем сидеть и молчать? Вот, прочитайте, пожалуйста, заключение экспертизы. Наука говорит, что на обнаруженной в вашей машине перчатке следы крови первой группы. У потерпевшего охранника собора такая же группа. Что вы об этом скажете?

Якимов взял бланк экспертизы и стал внимательно изучать. Закончив читать, он положил его на стол.

– Ты что, начальник, мне разбой шьешь? Я был на работе, у меня стопроцентное алиби на эту ночь.

– Дело твое, Якимов. Пока ты у нас единственное лицо, связанное с этим преступлением. Кто-то же должен за него ответить, как ты думаешь? Свидетелем ты быть не хочешь, пособником тоже, покатишь по этому делу паровозом. Вот тебе и второе заключение экспертизы: на внутренней стороне перчатки – потожировые следы твоих рук. Так что ты приехал, Якимов. Следующая станция – следственный изолятор!

Он осторожно взял со стола заключение экспертизы и несколько раз перечитал. Лицо его медленно побелело и вскоре превратилось в меловую маску.

– Да это же моя перчатка и кровь на ней моя! У меня тоже первая группа крови, и я поранил как-то руку, ремонтируя машину.

– Все может быть, – ответил Абрамов. – Может, эта кровь и твоя, а может, и нет. Ты вспомни лучше, как ты вообще все отрицал, даже обнаруженную в твоей машине перчатку. А теперь, когда я тебя подпер экспертизами, ты вдруг вспомнил, что она принадлежит тебе. Так не бывает. Торчишь ты, брат, и торчишь плотно на этом преступлении.

– Виктор Николаевич, не бери грех на душу. Я не при делах и этот разбой не совершал.

– Вот что, Якимов. Я с тобой вожусь целых десять дней, сегодня выпустил бы на волю, если бы не заключение экспертизы. Сейчас тебя допросит следователь, и мы расстанемся навсегда, если ты ему не соврешь.

Он сидел на стуле, словно окаменевший, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Он впервые за эти дни понял, что обстоятельства против него, и ему нужно срочно что-то делать, чтобы снова не оказаться за решеткой.

– Пиши, Виктор Николаевич, – решился он. – Я в тот вечер передал машину старому знакомому Владимиру Цаплину. По-моему, он живет где-то в районе улицы Достоевского. Куда он ездил и чем занимался той ночью, я не знаю, об этом спросите у него сами. Я не участвовал в этом преступлении и не хочу торчать на зоне за то, чего не делал.

– Когда ты передал машину Цаплину?

– Он забрал ее после того, как довез меня до работы.

– Ты знаешь его телефон? – поинтересовался Абрамов.

–Да, – ответил он.

*****

Получив от Якимова предполагаемый номер телефона одного из преступников, Абрамов быстро связался с Олегом Смирновым. Минут через двадцать вся оперативная группа собралась в его кабинете. Виктор кратко доложил о результатах работы. Посовещавшись, оперативники решили установить наружное наблюдение за домом, в котором проживал Цаплин. Они небеспочвенно остерегались, что задержание его самого многого не даст, так как изучение имеющихся на него сведений свидетельствовало о том, что он – крепкий орешек. Группе нужны были его связи, круг лиц, с которыми он поддерживал отношения.

Обсуждая, они пришли к выводу, что едва ли найдем в его доме похищенные иконы. Цаплин, судя по милицейским материалам, был не настолько наивен, чтобы держать их у себя. Оперативники набросали небольшой план мероприятий. Теперь каждый из них знал, что ему делать в той или иной ситуации. После окончания совещания, Абрамов собрал все необходимые документы и направился к Костину. Открыв дверь, он увидел, что он в кабинете не один. В углу на стуле сидел Хафизов. Виктор остановился в дверях, соображая, как вести себя дальше.

– Что застыл? – спросил его Костин. – Давай, проходи, Виктор Николаевич.

По всей вероятности, они обсуждали его стычку с начальником Управления, и его внезапный приход прервал их разговор.

Абрамов вошел и сел на стул. Костин внимательно посмотрел на него.

– Давай, Виктор Николаевич, выкладывай, что накопал, работая с Якимовым. Судя по твоему виду, есть хорошие новости.

Абрамов кратко, не вдаваясь в подробности, обрисовал картину. На лице Костина появилась еле заметная улыбка. Он всегда так улыбался, когда сотрудникам розыска удавалось раскрыть сложное и запутанное преступление.

– Молодец, Виктор Николаевич! Значит, дожал Якимова? Я всегда знал, что на тебя можно рассчитывать, ты – прирожденный оперативник. Мне до сих пор непонятно, почему Хафизов перевел тебя с этой линии? – произнес Костин и укоризненно посмотрел на него.

От этого взгляда Хафизов как-то сжался, словно ожидая удара по затылку. Он что-то хотел сказать в ответ, но промолчал.

– Молодец, Абрамов! – еще раз похвалил его Костин. – Давай, дожимай преступников, чтобы они запищали, как крысы.

Виктор вышел из кабинета и, остановившись в приемной, стал разговаривать с секретарем Костина. Вскоре оттуда появился Хафизов, он растерянно посмотрел на Виктора, а затем перевел взгляд на секретаря. Его лицо было мокрым от пота.

– Ты, почему не на рабочем месте? – спросил Хафизов Абрамова. – Что, нечем заняться?

Виктор не стал с ним спорить и молча, направился из приемной.

– Погоди! – со злостью произнес он. – Объясни мне, Виктор Николаевич, чего ты конкретно хочешь от меня? Если думаешь, что я сниму с должности Усманова, то глубоко ошибаешься. Он как работал, так и будет работать у меня в Управлении.

– Это ваше дело. Если он вас устраивает, то пусть работает и дальше. Мне от этого ни холодно, ни жарко.

Абрамов вышел из приемной.

«Это тебе, Виктор, второй звонок от Хафизова, третьего может и не быть», – подумал он.

***

Через три дня на стол Абрамова легли первые сводки наружного наблюдения за Цаплиным. Прочитав, он отложил их в сторону и задумался.

«Что-то здесь не так. За два дня дом Цаплина посетили несколько людей, которые, судя по фотографиям, мало напоминали налетчиков, все они были довольно солидного возраста».

Виктор вызвал к себе Смирнова и поинтересовался, что он думает по этому поводу.

– Все нормально, Виктор Николаевич, не стоит рассчитывать, что преступники обязательно должны придти в его дом, – предположил Олег. – Может, у них есть другие виды связи между собой. Я не исключаю, что они залегли на дно после разбоя. С момента налета прошло всего три с половиной недели. Чтобы продать иконы, нужно время. Давайте, подождем еще дня два.

– Наверное, ты прав, Олег, зря я переживаю. Может, действительно не стоит форсировать события, задержать Цаплина мы всегда успеем. Но с другой стороны, мы теряем время, не зная, где и у кого находятся иконы. Вдруг их вывезли за пределы города?

– Давайте подождем, ну еще хотя бы денек?

– Хорошо, Олег, денек так денек. Думаю, что завтра к вечеру мы определимся, что с ним делать.

Олег вышел из кабинета. Оставшись один, Абрамов стал изучать поступившую за день почту.

Проснувшись рано утром, Абрамов умылся и сел завтракать. Вдруг раздался телефонный звонок.

– Вот, как всегда, – проворчала жена, – даже спокойно поесть не дадут человеку.

Виктор поднял трубку и услышал голос Балаганина.

– Слушай, шеф, последние новости. Вчера, насколько я знаю, было принято решение в отношении Хафизова, он переходит на работу в штаб МВД.

– Ты что, Стас, я его видел вчера вечером, и он мне ничего об этом не сказал. Это, наверное, очередная утка, его ведь назначили на эту должность совсем недавно, чуть больше четырех месяцев. Он только стал въезжать в наши дела, а ты говоришь о переводе.

– Дело твое, шеф, можешь не верить, но об этом мне рассказал Усманов. Он сейчас в трауре, боится, что начальником Управления могут назначить тебя, и тогда ему придется паковать чемоданы.

– Что-то не верится, Стас. Возможно, Усманов разыграл тебя, хотел посмотреть, как ты на это отреагируешь.

Абрамов положил трубку и вышел из дома. У подъезда стояла служебная машина.

– Как дела? – спросил он водителя. – Дома все нормально?

– Спасибо, – ответил водитель, – пока все хорошо.

Захватив по дороге начальника Управления связи МВД, они через десять минут были на работе. В девять утра Виктору позвонил Хафизов и пригласил его к себе. Войдя в кабинет, он увидел там почти весь руководящий состав Управления. Через пару минут туда вошел заместитель министра Костин. Он открыл папку и зачитал подписанный министром приказ о назначении Хафизова на должность начальника штаба МВД. Исполнение обязанностей начальника Управления временно возложили на Абрамова. Он был удивлен и в какой-то степени растерян от столь высокого доверия руководства МВД.

Зачитав приказ, Костин попросил меня зайти к нему и вышел из кабинета. Вслед за ним стали расходиться и другие сотрудники Управления. Мы остались вдвоем – я и Хафизов. Судя по тому, что все вещи Хафизова были упакованы в коробки, которые стояли вдоль стены, Виктор понял, что Стас был прав, и он последним из руководящего состава Управления узнал о назначении Хафизова на должность начальника штаба.

– Ты знаешь, Абрамов, я был против твоего назначения на должность исполняющего обязанности начальника Управления. Но, увы, меня никто не услышал. Не радуйся, начальником Управления ты все равно никогда не будешь. Я сделаю все для того, чтобы ты никогда им не стал.

– Извините меня. Слава Богу, не вам решать, буду я начальником или нет.

На прощание Виктор хотел уколоть его как можно больнее, зная его непримиримое отношение к нему.

– Вы, может и правы, что я никогда не стану начальником этого Управления, но я с великим ужасом буду наблюдать за тем, что вы станете творить в МВД, – продолжил Абрамов.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Я уже все вам сказал. Удачи на новом месте, – произнес Виктор и направился к двери.

– Погоди, Абрамов! – остановил он его. – Ты считаешь, что я не смогу работать на новой должности?

– Нет. И мне, откровенно говоря, жаль ваших будущих подчиненных, которых вы также поделите пополам. Одних будете ласкать, а других выдавливать из своего аппарата. Рустем Эдуардович, разрешите задать вам один вопрос? Почему вы так неровно ко мне дышите?

– Ты же знаешь, что я родственник начальника УВД Набережных Челнов Гарипова – мы с ним двоюродные братья. Он-то мне и рассказал, что ты за человек.

– Ну и что он мог вам поведать о моей скромной персоне?

– Многое такое, что я не могу тебе простить. В частности, ты сделал все, чтобы его не назначили заместителем начальника Управления уголовного розыска.

– Странно. Я никого никуда не назначаю. Это делает министр, а не я. Если министр посчитал, что кандидатура Абрамова больше подходит на эту должность, чем кандидатура Гарипова, то все претензии адресуйте ему, а не мне. Я-то здесь причем?

– Ты выскочка, Абрамов. Я изучил все твои справки по Челнам и Казахстану. Ты в них открыто обвинил моего брата в преступной бездеятельности. Скажешь, это не так?

– Рустем Эдуардович! Наша дискуссия о том, кто прав и кто виноват, просто беспочвенна. Извините, но мне нужно идти, меня ждет Костин. До свидания.

***

– Ты что так долго? – поинтересовался Костин. – Тебя, Абрамов, только за смертью посылать, проживешь еще пару лишних часов.

Виктор прошел в кабинет и сел в кресло, стоящее напротив большого стола.

– Слушай, я что-то не вижу на твоем лице особой радости. Мне всегда казалось, что ты хотел стать начальником Управления, а сейчас, глядя на тебя, я начал сомневаться в этом.

– О какой радости вы говорите, Юрий Васильевич? Вы же хорошо знаете, что я теперь должен тащить управление сразу в трех лицах, работая за начальника Управления, его заместителя по оперативной работе и заместителя по имущественному блоку. Короче, как Змей Горыныч – один при трех головах.

– Ты думаешь, я этого не понимаю? Поэтому всячески и настаивал, чтобы именно на тебя возложили эти обязанности, а не на Усманова. Представляешь, что бы произошло, если бы министр поддержал не меня, а Хафизова?

– Вы, как руководитель, может, поступили и правильно, однако помните наш разговор, когда вы сообщили, что назначили начальником Управления уголовного розыска Хафизова, руководствуясь гуманным ко мне отношением? То есть вы посчитали, что после перенесенного инфаркта я не смогу руководить Управлением. Что мы имеем теперь? Где ваша гуманность, Юрий Васильевич? Теперь я должен буду пахать за всех своих заместителей.

Костин посмотрел на него и, не ответив на его выпад, поднялся из-за стола и подошел к окну. Он отдернул в сторону штору и стал, молча, смотреть на улицу. Прошло несколько минут, прежде чем он заговорил:

– Ты прав, Абрамов, как всегда. О назначении Хафизова на должность начальника Управления уголовного розыска, я узнал тогда от министра. Хочешь, верь – хочешь не верь, но со мной никто не консультировался по его кандидатуре. Я тебе просто соврал, посчитал, что так будет лучше. И теперь о его переходе я узнал в самый последний момент. Я не могу все рассказать, но ты должен понять, что наступили совершенно другие времена, и сейчас ум и профессионализм отошли на второй план, на первый вышли родственные и иные связи.

Он замолчал и налил себе стакан воды. Потом продолжил:

– Впереди еще немало разных перемен. Не буду скрывать, ты многих местных руководителей не устраиваешь своей прямотой и характером. Они хотят, чтобы тебя сняли с должности не потому, что ты ее не достоин, а потому, что ты им неудобен. Эти люди будут делать все, чтобы завалить тебя незаслуженными взысканиями, чтобы, в конце концов, ты бросил все и ушел. Пока я здесь, на этой должности, я еще что-то смогу сделать, чтобы такого не произошло, но и меня могут убрать в любое время.

Это было сказано так искренне, что Абрамов не мог ему не поверить. Поблагодарив за оказанное доверие, он вышел из кабинета.

***

На следующий день утром в кабинет Абрамова вошел Усманов и молча, положил перед ним исписанный лист бумаги.

– Что это, Ильдар?

– Это мой рапорт о переводе в Управление по борьбе с организованной преступностью. Я уже договорился с Гафуровым, и он не возражает.

– А на какую должность переходите, если не секрет?

– Никакого секрета нет. Он предложил мне должность заместителя начальника Управления, – ответил он и пристально посмотрел наАбрамова.

Виктор выдержал его взгляд и совершенно равнодушно сказал:

– А чем должность заместителя начальника Управления уголовного розыска вас не устраивает? Вы сами, Ильдар, знаете, что не готовы к той должности. За все время, что работали у нас, вы не приняли никакого участия в раскрытии хотя бы одного преступления. Вы никого сами лично не завербовали, не завели ни одного оперативного дела. Как же собираетесь там работать? Там совершенно другой контингент – бандиты, а не простые жулики.

– О чем мы, Виктор Николаевич, говорим? – произнес с явной обидой Усманов. – Вы подпишете мой рапорт или нет? Если я такой плохой сотрудник, то почему удерживаете в своем Управлении?

– Вы сами знаете причину, – спокойно ответил Абрамов. – Я считаю, что ваш поступок – поступок предателя. Вы что думаете, если сейчас сбежите из Управления, то тем самым поставите меня на колени?

Виктор в упор посмотрел на него, от чего он смутился, словно он угадал его мысли, и отвел глаза в сторону.

– Да, мне будет трудно, – продолжил Абрамов. – Может, даже очень трудно, но я, по крайней мере, буду знать, что никто мне в спину не ударит. Я не буду накладывать на этот рапорт резолюцию. Можете идти к Костину и рассказать ему о нашем разговоре.

Усманов продолжал сидеть в кабинете, не думая его покидать. Получив отказ, он решил взять Абрамова измором.

– Виктор Николаевич! Вы не имеете права удерживать меня в Управлении. Я не хочу больше здесь работать, понимаете, не хочу!

– Слушайте, Усманов! Вспомните мой разговор с вами и первое мое предложение назначить вас на должность начальника уголовного розыска в Челны? Что вы тогда мне заявили? Вы сказали, что не готовы работать на этой должности и не имеете морального права занимать ее, так как у вас нет соответствующего образования и недостаточно практического опыта по управлению таким большим подразделением. Через две недели вы пришли к нам на должность заместителя начальника Управления уголовного розыска республики, совершенно забыв о своих моральных и деловых качествах. Напрашивается вопрос, что могло произойти с вами за две недели? Вы стали умнее, опытнее? Жизнь показала, что ничего существенного с вами не произошло. Что вы сделали, Ильдар, за эти четыре месяца? Да ничего! Теперь вы рветесь на новую высоту, стараясь начать все с чистого листа. Вполне нормальная для вас позиция – не справились в одном месте, стоит попробовать в другом. Но я не хочу предоставлять вам такого шанса и не стану подписывать рапорт. Я сказал, что вы можете обратиться непосредственно к Костину. Пусть он решает, что с вами делать дальше.

Он посидел еще минут тридцать и, не дождавшись резолюции, вышел.

***

После обеда к Виктору заглянул Смирнов. Связисты утром записали десятиминутный разговор между Цаплиным и неизвестным абонентом. Как было установлено, им оказался друг Цаплина, некто Прохоров Игорь. Судя по разговору, он принимал непосредственное участие в налете на собор.

Абрамов быстро связался со службой наружного наблюдения и попросил плотно прикрыть адрес Цаплина, так как не исключал, что они решатся задержать его именно сегодня. С утра там была организована засада.

Виктор обсудил это со Смирновым и набросал небольшой план. Согласно ему, задержание Цаплина и Прохорова оперативники должны были осуществить при их выходе на улицу. Дома задерживать предполагаемых преступников они не решились, так как не были уверены, что у них не имелось оружия. Подписав план мероприятий, Смирнов покинул кабинет. Виктор срочно запросил справку на Прохорова. Согласно ей, он, как и Цаплин, являлся одним из активных участников преступной группировки «Зининские» и характеризовался как опытный уличный боец, сильный и дерзкий.

Абрамов сидел в кабинете в ожидании доклада об их задержании и жалел, что не мог лично принять участия в этом мероприятии. Около семнадцати часов он получил первую информацию о том, что к Цаплину пришел Прохоров. После этого время для него потекло ужасно медленно. Он стал с нетерпением ждать развязки событий.

***

Первым из дома вышел Прохоров. Он вел себя абсолютно спокойно: осмотревшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, перешел дорогу и свернул на улицу Товарищескую.

Игорь дошел до четвертого общежития КХТИ, когда на него сзади набросились сотрудники уголовного розыска. Захват был столь неожиданным, что на какой-то миг он растерялся, и этого оказалось достаточно, чтобы ему скрутили руки. Через минуту-другую к группе подъехала милицейская машина, и Прохоров оказался в ней.

После его задержания все внимание оперативников было переключено на Цаплина. Тот вышел из дома около восьми часов вечера. Вел он себя крайне осторожно. Еще накануне он узнал от матери, что около дома «ошиваются» неизвестные люди. Сначала он не поверил ей, но она, подведя его к окну, показала на припаркованный на другой стороне улицы автомобиль, у которого прохаживались молодые люди.

Цаплин внимательно рассмотрел их. Они были одеты в плащи и куртки и мало чем напоминали уличную молодежь.

«Неужели пасут? – подумал он. – Если это оперативники, то почему они стоят на улице и не пытаются войти?»

Цаплин два дня сидел дома, не решаясь выйти. Он изредка подходил к окну и записывал номера стоявших машин. Удивительно, что на машине каждый раз висел новый государственный номер, но она сама была все той же, с помятым задним бампером. Теперь у Цаплина сомнений не было, эти люди вели наблюдение за его домом круглые сутки.

«Обложили, – с горечью думал он. – Кто же меня запалил?»

Утром ему позвонил Прохоров и предупредил, что зайдет после обеда. Когда он пришел к Цаплину, тот рассказал ему об оперативниках.

– Володя, у тебя совсем поехала крыша, – отреагировал Прохоров. – С чего ты взял, что они пасут тебя, а не кого-то другого?

– Если не веришь, то посмотри в окно и убедись сам, – произнес обиженно Цаплин. – Ноги, Игорь, надо делать, пока нам не склеили ласты.

– Чтобы идти в бега, нужны деньги, а их ни у тебя, ни у меня нет. Я постараюсь взять их у Маврина, он живет недалеко отсюда, и, если он даст, то позвоню и скажу, где я тебя буду ждать.

– Игорь, ты лучше не звони, вдруг они прослушивают телефон. Давай так договоримся встретимся в районе девяти часов вечера на углу улиц Калинина и Вишневского.

Они пожали друг другу руки. Первым из дома вышел Прохоров и направился в сторону улицы Товарищеской.

***

Цаплин вышел из дома и, словно дикий зверь, сразу же почувствовал неладное. Стоявшие напротив молодые люди, перестав разговаривать между собой, устремили на него свои взгляды.

Цаплин неожиданно для поджидавших его оперативников развернулся и быстро заскочил обратно. Он закрыл на ключ входную дверь и подошел к окну, выходящему на противоположную сторону. Внимательно осмотрев двор и убедившись в отсутствии незнакомых молодых людей, открыл его настежь.

– Козлы, – сквозь зубы произнес Цаплин. – Мы еще посмотрим, кто из нас умнее.

Он осторожно вылез в окно, выходящее на соседний участок, и выглянул из-за угла на улицу. Оперативники по-прежнему стояли на другой стороне и наблюдали за его домом. Оказавшись в соседском саду, он присел на корточки и стал лихорадочно соображать, что ему делать дальше. Стараясь не шуметь и не привлекать к себе внимания, он прошел сад и перелез через забор. Цаплин двинулся в сторону улицы Лесгафта, надеясь затеряться среди спешивших домой людей. Ему оставалось совсем немного пройти по задворкам, когда его заметил незнакомый мужчина. Он вцепился в Цаплина, будто клещ, и начал громко кричать, привлекая к себе внимание прохожих. Как потом выяснилось, этим мужчиной оказался местный участковый инспектор милиции.

Цаплин дважды ударил его в лицо своим огромным кулаком. Мужчина сначала охнул, а затем упал на землю и потерял сознание. Однако его крика оказалось достаточно, чтобы милиционеры догадались, что происходит, и бросились к нему на помощь.

Цаплин побежал, как лось по лесу, расшвыривая по сторонам попадавшихся навстречу граждан. Хорошо ориентируясь на местности, он понимал, что ему едва ли удастся оторваться от преследователей на этой небольшой улице. Свернув за угол дома, он заметил, что за ним гонятся два работника милиции в гражданской одежде. Цаплин неплохо изучил психологию представителей органов и поэтому не боялся, что они начнут в него стрелять. Он был абсолютно прав: стрелять на улице Калинина, в центре города, не решился бы ни один милиционер.

Перепрыгивая через траншею, прорытую строителями, Цаплин споткнулся и упал. Вскочив на ноги, он сделал два шага и снова упал от пронзившей его боли. Только сейчас он понял, что подвернул ногу и бежать не может. Ему оставалось или сдаться без боя, или оказать сопротивление милиционерам. Он встал на месте и принял боевую стойку.

Но он переоценил свои возможности: работники милиции попались подготовленные, и через минуту он уже лежал на земле с закованными в наручники руками. Вскоре его, как и Прохорова, увезли в отделение внутренних дел.

***

Абрамов доложил Костину о задержании Цаплина и Прохорова.

– Ты, Виктор, сам больше не лезь в это дело. Просто держи его на особом контроле.

– Хорошо, Юрий Васильевич. Я подключу к этому делу Балаганина, пусть немного поработает. Скажите, а почему вы были против того, чтобы я подключил к этой работе сотрудников городского отдела уголовного розыска?

– Виктор, ты же знаешь, какие у меня отношения с Шакировым. Никаких его сотрудников, только ребята Смирнова и вы. В отношении Балаганина я с тобой согласен, от этого дело только выиграет.

– Хорошо, Юрий Васильевич, я вас понял.

Вызвав к себе Балаганина, Абрамов дал ему команду включиться в работу. Не успел он выйти, как его вновь вызвал Костин.

«Что еще случилось? – с раздражением подумал он, направляясь к заместителю министра. – Что, нельзя сразу же было решить все вопросы на месте, а не гонять меня туда-сюда?»

В кабинете Костина, помимо него, находился начальник Управления по борьбе с организованной преступностью Гафуров.

– Виктор Николаевич, – обратился к нему Костин. – Скажи мне, положа руку на сердце, неужели тебе нужен этот Усманов? Вот Гафуров хочет его видеть своим заместителем, отдай его ему, не держи у себя в качестве мебели.

Гафуров изобразил на своем лице обиду.

– Юрий Васильевич, вы же хорошо знаете мое отношение к Усманову. Я лично не против его перевода, я против того, чтобы он переходил в другое подразделение на аналогичную должность. За все время, что он работал у нас в Управлении, он не принял участия ни в одном крупном раскрытии преступлений, не завел ни одного оперативного дела и не завербовал ни одного агента. Это не работник, а шлак.

Гафуров, словно впервые услышав характеристику Усманова, стал ерзать на стуле.

– Ты не горячись, Виктор Николаевич, не поливай человека грязью. Сколько он у вас проработал?

– Более четырех месяцев.

– Вот, поэтому и не торопись со своими оценками. Подожди, может, расцветет еще парень.

– Для того чтобы он расцвел, нужно время. Иногда цветы начинают цвести через десять лет, а иногда и совсем не зацветают, – стоял на своем Виктор.

– Короче, Абрамов, давай, подписывай рапорт Усманова и начинай подыскивать нового заместителя начальника управления.

Виктор достал из кармана ручку, молча, подписал бумагу и передал Гафурову. Тот мгновенно вскочил с кресла и направился из кабинета. Оставшись вдвоем с Костиным, Абрамов произнес:

– Юрий Васильевич! Я исполняю обязанности начальника Управления, но еще не факт, что я им стану. Поэтому считаю, что в настоящее время искать нового заместителя начальника Управления мне не стоит. Придет новый начальник, пусть он займется этим делом.

– Может, ты и прав. Только я советую тебе, Абрамов, поменьше распускать язык. Я знаю, что ты по гороскопу Весы, а у рожденных под этим знаком людей обострено чувство справедливости, но, тем не менее, не наживай себе лишних врагов. Поверь, их у тебя и так достаточно.

Виктор вышел из кабинета и направился к себе.

***

Первым в совершении разбойного нападения на Собор святых Петра и Павла признался Цаплин. Рано утром к Абрамову в кабинет позвонила его мать и, рыдая, стала просить о встрече с сыном.

– Извините, мамаша, но почему вы обращаетесь ко мне, а не в отдел милиции? Я не занимаюсь вашим сыном.

– Я не раз обращалась к ним, но они всегда отказывают, говорят, что не положено.

– Я вам едва ли помогу в этом. Я не следователь и не могу принимать подобные решения.

Она вновь зарыдала в телефонную трубку и стала причитать. Виктору, чисто по-человечески, стало жаль женщину. Он мысленно представил ее, заплаканную, в телефонной будке, и в нем что-то перевернулось.

– Давайте, сделаем так. Вы придете ко мне в кабинет, и мы подумаем, как решить вопрос с вашим сыном.

Абрамов нажал клавишу на телефоне и вызвал к себе Балаганина.

– Станислав, как у нас обстоят дела с арестованными, что они говорят? – поинтересовался Виктор.

Оперативник, присев на край стула, стал докладывать. Из его сбивчивого рассказа Абрамов понял, что пока никто из задержанных не признался в совершенном разбое.

– Вы понимаете, Виктор Николаевич, у них алиби. Мы проверяли: работники бара подтверждают, что Прохоров и Цаплин весь тот вечер провели в баре. Их там хорошо запомнили, так как они затеяли скандал с одной из компаний.

– Плохо работаете, Стас. Я же тебя учил, что нельзя работать по шаблону. Всегда нужно искать новые пути и решения. Вы пробовали использовать в работе с Цаплиным его мать?

Балаганин отрицательно замотал головой.

– Нет, мы не работали в этом направлении.

– Вот и плохо, Станислав. Ты же знаешь, что слезы матери иногда в состоянии растопить любой лед. Нужно очень тонко обставить момент их встречи и посмотреть, сможет ли она помочь нам в этом деле. Сегодня я общался с ней и пообещал организовать встречу с сыном. Возьми ребят, и привезите его ко мне.

В назначенное время, когда в кабинете уже сидела мать Цаплина и с трудом, глотая слезы, рассказывала Абрамову о своем сыне, Балаганин завел его кабинет. Не буду описывать, что тогда произошло в кабинете. Глядя на происходящее, Виктор невольно задумался о превратностях жизни. Из их диалога он понял одно, что мать Цаплина была набожной женщиной и никак не могла понять, как это ее сын, в которого она вложила все самое лучшее, мог поднять руку на христианские святыни.

– Скажи мне, Володя, что ты этого не делал! Что люди тебя просто оговорили! – плача, кричала она, обнимая его за шею.

Цаплин изредка сбрасывал ее руки и укоризненно смотрел на нее.

– Ну, перестань, мама, плакать. Ты же знаешь, я не могу спокойно смотреть на твои слезы.

Он в очередной раз оторвал руки матери от себя и посмотрел в окно. В этот момент он напоминал Виктору маленького побитого щенка. Абрамов хорошо понимал, что он мог чувствовать в это время, и решил подыграть его матери.

– Вот, видите сами, ваш сын не слышит не только нас, но и вас. Ему все равно, сколько лет тюрьмы он получит за это преступление. И всех наших уговоров признаться в совершенном разбое, раскаяться в этом страшном грехе, он тоже не слышит.

– Володя, ты лучше признайся в содеянном, покайся перед Богом, может, он и простит тебя. Ты же знаешь, что от гнева Всевышнего не скроешься ни в тюрьме, ни дома.

Взглянув на часы, Абрамов разрешил им пообщаться еще минут пятнадцать, а затем попросил Стаса проводить мать Цаплина до выхода из МВД.

Держась за стенку, она медленно вышла из кабинета. За эти сорок минут она постарела лет на десять. Когда за ней закрылась дверь, они остались в кабинете вдвоем. Цаплин сидел на стуле с закованными в наручники руками, уткнувшись глазами в какую-то невидимую точку на полу.

– Ну что, Цаплин, так и будем молчать? Тебе, наверное, все равно, что переживают твоя мать и твои близкие? Ты можешь и дальше молчать, за тебя все расскажут твои друзья, к примеру, Прохоров и, как там, забыл его фамилию, ваш третий друг. Вот можешь ознакомиться с показаниями своего товарища Славы Якимова, в которых он говорит, что передавал в тот вечер тебе машину, а ее заметили свидетели на месте преступления. Отпираться от прямых показаний на тебя, я думаю, бессмысленно.

Цаплин, словно неслыша его слов, по-прежнему сидел на стуле и упорно молчал.

– Володя, сколько лет твоей маме? – поинтересовался Виктор. – Судя по лицу, она сильно болеет.

– Ей пятьдесят три, – произнес он. – У нее проблемы с почками. Она мучается с ними около десяти лет.

– Вот ты мне скажи, положа руку на сердце, тебе не жаль свою мать? Ты, может быть, хочешь, чтобы она умерла без тебя? Пойми меня, чудак, это дело практически раскрыто, и сейчас упираться и зарабатывать лишние годы заключения не имеет смысла. Ну, выйдешь ты на три-четыре года позже, ну, скажут твои друзья и знакомые, что ты прошел по этому делу «в несознанку», ну и что дальше-то? Выйдешь на волю, а у тебя уже нет мамы, нет друзей. Кого-то за это время убьют, кого-то посадят, а кто-то просто отвернется от тебя, как от вора. Представь, ты придешь домой, а матери нет. И умерла она не из-за почек, а из-за тоски по тебе. Ты сможешь после этого спокойно жить? Я бы не смог.

Абрамов замолчал и внимательно посмотрел на Цаплина. Его слова, будто гвозди, прибивали его к стулу. Он заметил, что в уголках глаз Цаплина заблестели слезы.

– Ты помнишь, Володя, что сказала тебе мать? Я могу напомнить, ибо это главное в жизни. Она сказала очень мудрые слова, прожить эту жизнь нужно так, чтобы когда ты предстанешь перед Богом, и он коснется тебя, то не испачкает свои святые и чистые руки.

Наконец, Цаплин не выдержал и зарыдал, как женщина. Его могучие плечи стали содрогаться в такт рыданиям. У него началась истерика.

– Да, я принимал участие в налете на Собор! Да, это я похитил две иконы! Другие здесь не причем! Судите меня одного! – кричал он, закрыв лицо большими ладонями.

Виктор налил в стакан воды и протянул его ему. Он жадно выпил и попросил еще. Когда он успокоился, Абрамов предложил ему продолжить начатый разговор.

– Вы знаете, я готов дать показания. Я расскажу вам, как все было.

– Успокойся, Володя. Все расскажешь моему сотруднику. Он занимается этим делом, и ему будет очень интересно послушать тебя.

Абрамов вызвал оперативника и передал Цаплина ему.

***

От нерадостных мыслей, что с утра крутились у Виктора в голове, отвлек настойчивый стук в дверь.

– Шеф! Ты, что сидишь в темноте? – поинтересовался Станислав.

– Все нормально. Просто я задумался и не заметил, как стемнело. Что у тебя?

Он положил перед ним копию протокола допроса Цаплина. Виктор взял бумагу и углубился в чтение.

Владимир Цаплин подробно рассказал о подготовке к налету на собор. Он описал, как познакомился с Сорокиным, как его поил, как через него узнал все тонкости организации охраны собора. Прервав чтение, Абрамов поднял глаза на Станислава и задал вопрос:

– Почему он все берет на себя? Мы же знаем, что в налете участвовали три человека.

– Да какая нам разница, – произнес Станислав. – Главное, что он признался в совершении преступления, а остальное пусть дорабатывает следствие.

– Ты не прав. Это очень важно для нас. Устойчивая группа и одиночка – это принципиально разные вещи. Нужно работать с Цаплиным дальше, пока он не остыл. Сейчас он вернется в камеру, а там, как всегда, найдется «доброжелатель», который осудит его за минутную слабость. Завтра ты поднимешь Цаплина, а он – в отказ, да еще будет утверждать потом на суде, что первоначальные показания у него выбивались с использованием силы.

Абрамов вновь углубился в чтение. Цаплин в своих показаниях сообщал о том, что после налета на Собор иконы переправили в Москву. Там знакомых Цаплина кинули местные аферисты, и они не заработали на иконах ни копейки.

– Стас, передай этот допрос Олегу Смирнову и приступайте к работе с Прохоровым. Я не буду подсказывать вам, как это нужно делать. Вы – люди грамотные и сами решите, как лучше использовать эти показания.

Стас поднялся со стула и направился к двери.

– Если что-то неординарное, звони, не стесняйся.

Станислав закрыл дверь кабинета. Взглянув на часы, Виктор стал собираться домой.

***

Прохоров вернулся с допроса и обессилено опустился на лавку. Нанятый родителями адвокат оказался слабеньким, и Игорю пришлось решать многие вещи за него самостоятельно. Чувство неотвратимости наказания нависло над ним, и он впервые за эти дни серьезно запаниковал.

«Интересно, Вадима закрыли или нет? – подумал Игорь. – Цаплин сидит, об этом ему намекнул следователь. Володя сдавать никого не будет, это точно. По всей вероятности, затрещать мог лишь Вадим. Вот она, кара Божья. Нет ничего – ни денег, ни свободы. Надо же, черт меня попутал связаться с этим Селезневым».

Он поднялся с лавки и стал мерить шагами камеру. Прохоров невольно вспомнил слова Вадима о людях, которые принимали участие в разорении церквей. Он тогда не придал им особого значения, считая, что это его не коснется, но вот он здесь, в одиночной камере, и, похоже, финал у него может быть таким же, как и у тех людей.

Игорь лег на жесткие деревянные нары и задумался. Он анализировал последние месяцы вольной жизни. Пытался оправдаться перед собой, словно этим он мог каким-то образом изменить свое сегодняшнее положение. Прохоров вновь вернулся к рассказу Вадима о Божьей каре. Перед его глазами, как в кино, возникли безликие фигуры большевиков-атеистов, которые сжигали иконы и рушили купола соборов. Он, будто сторонний наблюдатель, видел их муки в лагерях и на больничных койках, их покрытые язвами тела. От всего этого ему стало не по себе. Игорь вскочил с нар и снова зашагал по камере. Он в свое время не поверил Вадиму и теперь искренне жалел об этом. Неожиданно раздался скрип открываемой металлической двери.

– Прохоров, на выход, – донесся до него голос контролера.

Игорь медленно направился к двери, прикидывая в уме, зачем его вызывают. Конвоир легким толчком в спину приказал следовать вперед. Он вел Прохорова по темному и узкому коридору изолятора временного содержания, пока тот не уперся в глухую стену, справа от которой была дверь, обитая потемневшим от времени оцинкованным железом.

Игорь остановился и повернулся по команде контролера лицом к стене. Тот открыл дверь и втолкнул его в небольшую комнату. От яркого солнечного света, ударившего по глазам, Прохоров зажмурился и прикрылся ладонью.

– Здравствуй, Игорь, – услышал он знакомый женский голос. – Это я, Жанна!

Прохоров открыл глаза и увидел ее мокрое от слез лицо. Это было столь неожиданно, что он не сразу поверил в это. Она бросилась к нему на шею и стала целовать. Когда он окончательно пришел в себя, то несколько грубовато отодвинул в сторону девушку и тихо спросил:

– Жанна, скажи, как ты оказалась в изоляторе? За все время, пока я нахожусь здесь, мне ни разу не довелось увидеть даже свою маму.

Она, словно не слыша вопроса, вновь прижалась к нему и стала жадно ловить своими губами его губы.

– Игорек, милый, я люблю тебя! Нас с тобой никогда и никто не разлучит. Мне все равно, кто ты и за какие дела оказался здесь, я тебя люблю. Я не могу без тебя не только жить, но и дышать.

Игорь присел на табурет, привинченный к полу, и снова задал ей вопрос:

– Скажи, каким образом тебе удалось попасть сюда? Ты понимаешь, что это не дом свиданий, а тюрьма?

Она посмотрела на него непонимающим обиженным взглядом.

– Все очень просто, Игорь. Мой папа – хороший друг начальника городского УВД Шакирова. Я попала сюда через него.

Игорь с удивлением смотрел на нее.

– Неужели ты все еще не понимаешь, кто ты и кто я? – спросил ее Прохоров. – Зачем я тебе?

Игорь замолчал и отвернулся. Сердце его сжалось так, что он почувствовал боль за грудиной.

– Жанна, – тихо произнес он. – Я не хочу, чтобы ты приходила. Я догадываюсь, какой скандал тебя ожидает дома. Ты понимаешь – я вор, бандит, и нам никогда не быть вместе. Меня обвиняют в налете на Собор Петра и Павла. Это минимум семь лет тюрьмы! Семь лет, а не семь месяцев. Это практически вся жизнь, вся молодость.

Жанна присела на табурет. Ее руки бессильно опустились на колени.

– Игорь, милый, ты говоришь семь лет. Это же всего, семь весен и семь зим. Это не так много, если сравнивать со всей нашей жизнью. Я буду ждать тебя столько, сколько будет нужно.

Игорь осторожно коснулся пальцами ее волос. Они были мягкими и приятно пахли. Он только сейчас пожалел, что у него не было близости с этой красивой и милой девушкой. Он обнял ее за хрупкие плечи и прижал к себе.

– Я не обижусь, Жанна, если ты не дождешься меня и выйдешь замуж. Это жизнь, я понимаю. Если у тебя будет, хоть малейшая возможность и желание, напиши мне. Просто две строчки, два слова. Они будут самыми дорогими для меня там, в колонии.

Дверь открылась, послышалась команда контролера. Игорь привычно скрестил руки за спиной и вышел в коридор. Когда он вновь оказался в камере, все произошедшее показалось ему прекрасным сном.

***

Вечером, незадолго до окончания рабочего дня, Виктору позвонила жена и предупредила, что к им должны приехать в гости наши старые друзья. Положив трубку, Абрамов вдруг вспомнил, что у него дома нет алкоголя, а встречать гостей без него, как-то не принято.

Виктор решил заехать в Кировский переулок, больше известный в народе как «Трещина», там можно было купить спиртное до девяти часов вечера. Водитель остановил машину метрах в десяти от магазина. Около входа он обратил внимание на двух работников милиции, которые не пропускали покупателей внутрь. Один из них преградил дорогу и ему.

– Извините, но в магазин нельзя, – произнес сержант милиции.

– В чем дело? – спросил Абрамов, доставая из кармана удостоверение.

– Видите ли, товарищ подполковник, у одного из посетителей, за поясом, немецкая граната «колотушка». Он сильно пьян и требует у продавцов водки. Он грозит взорвать магазин с покупателями вместе. Мы не заходим туда, чтобы не спровоцировать его.

– Все ясно, сержант. Дайте мне возможность пройти в магазин и на месте принять решение. В отличие от вас, я в «гражданке», и он не узнает, что я работник милиции.

Открыв дверь, Виктор медленно вошел в торговый зал.

– Стоять! – услышал Абрамов истошный крик мужчины, одетого в заношенную и грязную телогрейку. – Если еще кто-нибудь сделает шаг, я всех взорву!

В зале, помимо двух продавцов, находились несколько мужчин, которые жались к стене и со страхом смотрели на происходящее.

– Слушай, мужик! Давай, я тебе куплю бутылку водки, только убери подальше свою гранату.

– Что сказал? – произнес хулиган. – Ты мне хочешь купить бутылку? Я что, по-твоему, инвалид и сам не могу себя обеспечить? Мне не нужны ваши жалкие подачки!

– Я еще раз говорю! – он повернулся лицом к продавщицам. – Вы мне дадите литр водки или нет?

Пока он это говорил, Виктор успел сделать к нему пару шагов. Заметив это, он распахнул телогрейку и показал ему на гранату, которая торчала у него за ремнем.

– Вот видел, мужик? – спросил он с пафосом. – Сейчас я дерну за шнурок, и никого здесь не будет.

– Слушай, ты, бык! – произнес Абрамов с явным вызовом. – Ты что творишь, баклан?! На кого руку поднимаешь, вошь тюремная?

То ли он произнес это с какой-то своеобразной интонацией, то ли его слова дошли до мужчины более, чем слова остальных, но он остановился и изумленно посмотрел на Виктора.

– Чего таращишься, черт? Что непонятно? Встань в очередь и больше не гони пургу!

Хулиган замолчал, видимо, соображая, как ему поступить дальше. Он отвернулся от прилавка и направился в его сторону. На его лице злорадствовала ухмылка. Виктор следил за каждым его движением. Когда он приблизился к нему достаточно близко, Абрамов нанес ему сильный удар в лицо. Мужчина отлетел в сторону и растянулся на грязном и мокром полу. При падении граната провалилась у него за ремень. Оперативник всем телом налег на него, прижав его плотно к полу. В это время все находящиеся в магазине мужчины, как по команде, ринулись на выход, образовав пробку в дверях. Они лезли, словно тараканы, отталкивая друг друга, стараясь первыми выбраться на улицу. Продавщицы мгновенно исчезли в подсобке, плотно закрыв за собой дверь на крючок.

Мужик хрипел и извивался, стараясь сбросить его с себя. Пришлось нанести еще несколько ударов рукой по лицу, пока он не затих. Убедившись, что противник в нокауте, Виктор медленно поднялся и достал у него из штанины гранату. Колпачок гранаты был отвинчен, и из нее болтался белый шелковый шнурок.

Обшарив карманы неподвижно лежавшего мужчины, Абрамов нашел колпачок и навернул его. В левом кармане он обнаружил нож и справку об освобождении из ИТК № 5. Судя по ней, мужик был освобожден из мест лишения свободы накануне и провел всего один день на воле.

Вскоре в дверях появились сотрудники милиции. Он передал им вещи дебошира и стал звать продавцов. Те появились не сразу. Купив бутылку водки, он вышел из магазина. У его дверей по-прежнему толпились покупатели, еще надеясь приобрести спиртное. Сев в машину, Абрамов отправился домой.

Войдя в квартиру и сняв пальто, он обратил внимание, что его вид был окончательно испорчен: ни одна из химчисток города не взялась бы за его восстановление.

– Это как тебя угораздило так испачкать одежду? – спросила жена. – В чем завтра пойдешь на работу?

Он пожал плечами и направился в комнату, где его ждали гости.

***

Вечером, после ухода гостей, Виктор решил перебрать часть книг, стоявших на полке, и случайно наткнулся на забытую им книгу. Утром, взяв ее с собой, он решил почитать во время обеденного перерыва. Дождавшись, Абрамов сел за стол и стал внимательно читать «Краткую историю города Казани», написанную Рыбушкиным в 1848 году. Книга была столь занимательной, что он с трудом оторвался от нее. В его кабинет вошел Балаганин. Он сел в кресло и, улыбаясь, сообщил, что сегодня в шесть часов утра был задержан третий участник преступной группы – Ловчев Вадим.

– Стас, почему ты так поздно сообщаешь мне о задержании? Я уже давно знаю об этом из других источников, – строго спросил его Виктор. – Кстати, доложи, как вы вышли на него.

– Шеф! Ты даже не представляешь, он сам вышел на нас. В квартире Цаплина Смирнов оставил засаду, вот в нее он и попал. Взяли его ребята без шума и пыли. Парень при задержании напугался до смерти, сразу же стал валить все на Прохорова и Цаплина.

– Какие он дал показания?

– Он без всякого нажима рассказал, что инициатором налета был Прохоров. Похищенные ими иконы они в тот же вечер вывезли в Москву, надеясь хорошо заработать на их реализации. У них в Москве был заказчик, некто Селезнев Сергей Павлович, который обещал им неплохие деньги. Сейчас, наверное, самое главное. Селезнев кинул их на деньги. Они передали ему иконы, а взамен получили денежные «куклы».

– Да, это несколько меняет наши планы. Думаю, нам все-таки придется направлять людей в Москву.

– Шеф, этот Ловчев готов оказать следствию помощь в возврате ценностей и показать нам все места в Москве, где может скрываться Селезнев.

– Это же хорошо, Стас! Позвони Смирнову, пусть подготовит обзорную справку по делу и все необходимые документы для выезда в Москву. Поедешь с ним, будешь помогать.

– А почему я? Ты же знаешь, что у меня здесь дел выше крыши.

Абрамов махнул рукой, давая понять, что этот вопрос решен окончательно и обсуждению не подлежит.

– Давай, Стас, иди. Я и так потратил на тебя половину своего обеденного перерыва, – произнес Виктор.

После того, как Стас ушел, Абрамов снова взялся за книгу.

«Шел июнь 1904 года. Казанские обыватели лениво следили за событиями далекой и совсем непонятной для них войны на восточных окраинах империи. Город готовился к большому празднику – Обретения чудотворной Казанской иконы Божией Матери, который отмечался ежегодно 8 июля.

В ночь на 29 июня 1904 года в Казанском Богородицком монастыре было совершено дерзкое и ранее неслыханное святотатство. Были похищены явленная в 1579 году Казанская чудотворная икона Божией Матери, чудотворная икона Спасителя. Обе иконы были в драгоценных ризах, украшенных жемчугом, бриллиантами и другими драгоценными камнями. Стоимость риз оценивалась в сумму, намного превышающую 350 тысяч рублей.

Город день ото дня наполнялся самыми невероятными слухами. Губернатор Казани, Тайный государственный советник Петр Алексеевич Полторацкий, получил на свое имя телеграмму от государя-императора, в которой тот предписывал разыскать воров и вернуть похищенные ими иконы. В случае невыполнения данного предписания все чины полиции будут уволены со службы, независимо от занимаемых ими должностей и социального происхождения.

Среди монахинь и церковнослужителей стали распространяться слухи о причастности к этому преступлению уволенного из монастыря бывшего дьякона Григория Рождественского и монастырского караульного Федора Захарова. Силами филерской службы полиции за ними было установлено наружное наблюдение.

Вскоре архиепископ Дмитрий получил анонимное письмо, в котором неизвестный гражданин угрожал взорвать несколько церковных приходов в Казани. В ответ на эту анонимку, Казанское жандармское Управление усилило контроль за местными социалистами-революционерами, считая последних причастными к краже икон.

Необходимо отметить, что к чести казанской полиции она достаточно быстро вышла на след грабителей. Третьего июля 1904 года при повторном и более тщательном осмотре места преступления в саду гражданина Попрядухина, который вплотную примыкал к монастырю, в кустах акации были найдены два кусочка шелковой ленты, десять жемчужин и металлический брелок, опознанные священником Нефедьевым как предметы, снятые с похищенной иконы Божьей Матери.

В этот же день полицией был задержан Федор Захаров, который при допросе показал, что в час ночи он услышал шорохи у дверей собора. Он не успел даже вскрикнуть, как был окружен неизвестными мужчинами, вооруженными револьверами и ножами. Преступники втолкнули его в подвал и закрыли дверь на замок. Лишь услышав шаги послушницы Татьяны, Федор Захаров стал кричать и взывать о помощи.

Вскоре в полицию обратился смотритель реального училища Вольман, который заявил, что 22 июня к нему с заказом обратился золотых дел мастер Николай Максимов, он заказал изготовить щипцы-разжимы для растяжки металла. Этими щипцами можно было легко взломать любые навесные замки, в том числе и те, на которые закрывались двери монастыря. Именно такими щипцами воспользовались преступники при проникновении в монастырь. Получив эти сведения, полиция задержала Максимова, который тут же стал давать показания в отношении подельников. Из его показаний следовало, что он действовал в качестве посредника и заказал эти щипцы по просьбе своего давнего покупателя и хорошего знакомого Федора Чайкина.

В ночь с 3 на 4 июля в квартире дома купца Шевлягина, которым управлял лавочник Нефедьев, был произведен обыск. Именно в этом доме временно снимал квартиру Федор Чайкин. Сам дом купца Шевлягина находился в Академической слободе, недалеко от действующей тогда Духовной академии (сейчас в бывшем здании Духовной академии находится 6-я городская больница). Полиции в эту ночь явно не повезло. Чайкин со своей сожительницей Кучеровой буквально за час до прибытия полиции и обыска уплыл на теплоходе «Ниагара» в сторону Нижнего Новгорода.

Максимов, не выдержав психологического давления со стороны следователей, стал давать показания о том, что он все последнее время занимался продажей ценностей с похищенных Чайкиным икон. Полиция решила провести повторный обыск в доме Максимова. В результате повторного обыска полиции удалось обнаружить 205 крупных зерен жемчуга, 26 обломков серебряных украшений с драгоценными камнями, 72 золотых и 63 серебряных обрезка от ризы и пластинку с надписью «Спас Нерукотворный».

Осуществляя повторный обыск, полиция обнаружила тщательно замаскированный тайник, в котором, кроме уже ранее обнаруженных ценностей, находилось несколько ниток жемчуга, 245 отдельных жемчужин, 439 разноцветных драгоценных камней – сапфиров и изумрудов. В печи были обнаружены несколько жемчужин, 17 петель, плавильная лампа, весы. В овраге рядом с домом Шевлягина были найдены инструменты, которыми пользовались налетчики.

Вскоре был задержан и главный злодей, организатор налета Федор Чайкин, он же Варфоломей Стоян. По уголовному делу, как соучастники прошли еще шесть человек. Однако, несмотря на полную доказательную базу, уличающую преступников в совершении этого преступления, последние своей вины не признавали, переваливая ответственность с одного на другого. Полиции удалось вернуть большую часть драгоценностей, некогда украшавших похищенные иконы, но следов самих чудотворных икон обнаружить так и не удалось. И Чайкин, и другие обвиняемые по делу, может, из-за страха перед Божьей карой или по каким-то иным мотивам хранили молчание о самих иконах.

Несовершеннолетняя дочь сожительницы Чайкина Евгения Кучерова во время допроса показала, что, проснувшись на рассвете, она увидела, как Чайкин рубил топором икону Казанской Божьей матери и икону Спасителя. Разрубленные иконы Чайкин засунул в печь и поджег их.

Вина преступников была полностью доказана, и они были приговорены к различным срокам заключения. Чайкин был приговорен к 12 годам каторжных работ, его подельник Комов был осужден на 10 лет каторжных работ. Все остальные участники банды Чайкина также были осуждены на большие тюремные сроки.

Чайкин немного не дожил до революции, он умер в Шлиссельбургской крепости в 1916 году, в возрасте 40 лет. Умирал он тяжело, чахотка полностью изъела его легкие, и он не мог сделать ни одного шага, так как сразу же задыхался от крови, которая попадала ему в легкие. От причастия и исповедования он отказался, мотивируя это тем, что он никогда не верил в Бога».

Виктор отложил книгу в сторону и невольно задумался над прочитанной историей.

«Да, безусловно, все в этой жизни повторяется, – подумал он. – Вот и сейчас поменялись лишь участники налета, время, место. Да, все в руках Бога и подъем духовного состояния человека, и его падение не обходятся без его вмешательства».

***

Абрамов медленно шел по улице Лобачевского, возвращаясь из поликлиники МВД в министерство. Ненормированный график работы, отсутствие выходных и огромная ответственность сказывались на его физическом состоянии. Сильная боль в сердце, возникавшая чуть ли не каждый день, постоянно напоминала о перенесенном инфаркте.

Вот и сегодня, боль за грудиной заставила его заехать в поликлинику. Осмотрев Виктора, врач снял кардиограмму и посоветовал поменять работу. Ему сделали несколько уколов, и он направился на службу. Мимо него прошла шумная компания, по всей вероятности, студенты КАИ, которые о чем-то громко разговаривали и смеялись. Абрамов остановился и посмотрел им вслед, невольно вспоминая свою студенческую молодость.

Открыв массивную дверь министерства, Виктор вошел в здание. Стоявший на посту милиционер сообщил, что его разыскивал Костин. Абрамов сразу направился в кабинет заместителя министра. Раздевшись в приемной, он постучал в дверь и, дождавшись приглашения, вошел.

– Ты где был? – спросил он. – Я жду от тебя доклада о раскрытии налета на Собор, а ты черт знает, где мотаешься!

– Юрий Васильевич! Не ругайтесь, я был в поликлинике. Справка давно лежит у меня на столе. Сейчас поднимусь и принесу ее вам.

– Хорошо, Абрамов, – примирительно произнес Костин. – Ты представляешь, звонит министр, спрашивает о раскрытии, а я ничего сказать не могу. Оказывается, ему с утра позвонил Шакиров и доложил об этом.

– Юрий Васильевич, может, мы формально и раскрыли преступление, задержали налетчиков, однако самое главное в этом деле – вернуть иконы. Сегодня, с вашего разрешения, я направляю в Москву оперативную группу. Возглавит ее Олег Смирнов. Я уже согласовал это с начальником милиции, а от нас в группу войдет Станислав Балаганин.

– Виктор Николаевич, мне все равно, вернем мы иконы или нет, в принципе, это дело мы с тобой раскрыли. Я с утра разговаривал с министром и поинтересовался у него видом на должность начальника Управления уголовного розыска. И он мне ответил, что ему на этой должности нужен человек, владеющий двумя языками, татарским и русским. Ты, насколько я знаю, татарским языком не владеешь, а значит, не можешь претендовать на эту должность.

– Я об этом давно догадывался и не рассчитывал на нее. Министр и вы сами подберете человека. Для меня намного важнее, чтобы это произошло, как можно быстрее. Работать за троих руководителей очень тяжело, и я просто устал от такой нагрузки.

– Потерпи, осталось совсем немного. Скоро у тебя появится новый начальник. Слушай, а ты почему мне не доложил о том, как задержал в магазине пьяного мужика с гранатой? Кто-то из руководителей считает тебя героем, а министр думает совершенно по-другому. Говорит, что ты подверг риску не только себя, но и окружающих. А если бы граната взорвалась?

– Товарищ полковник! Я не собираюсь оправдываться ни перед вами, ни перед министром. Может, вы оба правы. А если бы она взорвалась раньше, чем я туда вошел? Кого бы стали тогда обвинять? Я действовал по ситуации. Сначала отвлек внимание преступника, а затем задержал его.

– Нет, ты не прав, Виктор Николаевич. Нужно было начинать с ним переговоры, может, он и так бы сдался, без применения силы.

– В то время, когда я подъехал, преступник с гранатой, со слов милиционеров, находился в магазине уже более тридцати минут. Я что-то не увидел ни милицейского оцепления, ни каких-либо переговорщиков. А вы спросите у министра, где же были эти люди? Почему их не оказалось на месте, ни начальника УВД Шакирова, ни его замов? Теперь, когда я решил этот вопрос, меня стали обвинять, что нужно было все делать по-другому. Я тогда думал лишь об одном, как мне спасти людей и обезоружить пьяного мужика.

– Успокойся, Виктор, не шуми, не на площади выступаешь. Я не знал, что это вызовет у тебя такую бурную реакцию, иначе бы промолчал и не стал ни о чем спрашивать. Если ты, Абрамов, рассчитывал на какую-то награду, могу сказать однозначно, ты ее не получишь.

– Если вы, Юрий Васильевич, думали, что я обижусь на родное министерство, то ошиблись. Мне не привыкать к различным отказам в наградах. Я иногда задумываюсь над тем, а что было бы с другим человеком, оказавшимся на моем месте? Думаю, что тогда она, наверняка, нашла бы своего героя.

– Ладно, Виктор, иди на рабочее место. Если справка готова, занеси мне. Смирнов с бригадой пусть сегодня же выезжает в Москву, поработают там, может, удастся нам с тобой вернуть эти иконы.

***

Прохорова из одиночной камеры перевели в другую камеру, в которой находилось шестеро заключенных. Игорь осторожно переступил порог и встретился взглядом с шестью парами любопытных глаз.

– Привет честному люду! – произнес он. – Где у вас можно приземлиться?

Один из мужчин, молча, указал на пустующую койку. Игорь бросил на нее матрас и свой небольшой скарб.

– А теперь представься, кто ты такой?

Прохоров представился и присел на лавку.

– Ты, сам-то из каких будешь? – поинтересовался у него один из арестантов. – Мужик или блатной?

– Разве это имеет какое-то значение? – ответил Игорь. – Главное, быть неплохим человеком, мне кажется.

– Такой должности среди арестантов не бывает, – произнес все тот же мужчина. – Здесь все просто: вор, мужик и «петух».

– А ты сам из каких? – спросил его Игорь.

– Я из блатных, – ответил мужчина, – и поэтому за всех вас тяну «мазу».

– Ну и сколько вас, блатных? Двое, трое?

– Нас двое, я и Леха. Остальные мужики.

– Считай, что нас стало трое, – произнес Прохоров.

– Тогда, братишка, давай в нашу гавань. Меня можешь называть Николаем. Погоняло у меня довольно известное – Брумель я. Был такой чемпион мира по прыжкам в высоту. А тебя как звали твои пацаны?

– Меня – Прохор, – ответил Игорь.

– Пусть будет так, Прохор так Прохор.

Игорь не раз слышал от ребят, что милиция в изоляторе часто использует своих людей в целях получения информации от арестованных о совершенных ими преступлениях на воле, поэтому решил особо не болтать в камере.

– Ну что, Прохор, может, немного пошепчемся, – предложил Брумель. – Ты за что чалишься?

– Ни за что! Оговаривают меня дружки, говорят, что я вместе с ними участвовал в разбое, совершенном в Соборе Петра и Павла.

– Ну, а ты весь такой белый и пушистый, – усмехнулся Брумель. – Я не дурак, я насквозь вижу, чем ты дышишь. Не люблю, когда люди изображают из себя овечек. Ты – волк, Прохор. Не хочешь говорить, дело твое, а дурака включать не нужно.

***

Вадим сидел в камере отдела милиции. Несмотря на то, что при задержании он не оказал никакого сопротивления, его все равно, сильно «помяли» в дежурной части. После того как его привезли сюда, через час к начальнику отдела Шулаеву приехал его отец. Они долго о чем-то разговаривали за закрытыми дверями, и, когда отец вышел, он не скрывал своей улыбки. Похоже, им удалось найти приемлемое для обеих сторон решение.

– Вот что, сын! Больше не произносишь здесь ни одного лишнего слова. Ты и так, я смотрю, много наговорил. Скажи, кто эти ребята, ну, тот же Прохоров, Цаплин? Они студенты или нет, и где ты мог с ними познакомиться?

– Да так вышло, – ответил Вадим. – Они неплохие ребята, между прочим…

Он не успел договорить, как отец закричал на него.

– Что значит – «между прочим»?! На них негде клейма ставить! По ним уже давно тюрьма тоскует! Вадим, вали все на этих двоих. Говори, что угрожали, что втянули тебя в эту историю. Завтра с утра я пришлю адвоката. Зовут его Адольф Германович Ольшанский, он расскажет, как нужно себя вести. Сейчас я подключу все свои связи и постараюсь вытащить тебя отсюда.

– Хорошо, папа! Я сделаю все, что ты скажешь.

– Ну, вот и молодец. Тогда до завтра.

…..Прохоров тупо смотрел в пол. Он еще не пришел в себя от того, что увидел собственными глазами. Несколько минут назад ему показали явку с повинной, написанную Цаплиным. Прохоров ожидал чего угодно, но только не признания своего лучшего друга. Он поднял глаза и посмотрел на сидящего напротив него адвоката. Тот, тоже опустив глаза в пол, и молчал.

– Разрешите мне посоветоваться с адвокатом, – попросил Прохоров у следователя.

– Советуйся, тебе никто не запрещает, – ответил он.

– Я бы хотел переговорить с ним один на один.

Следователь удивленно посмотрел на адвоката, который по-прежнему сидел, молча, уставившись в одну точку.

– Да, да, – произнес, наконец, адвокат. – Мы недолго, минуты две-три.

– Ты что, старый пень, молчишь? – набросился на него Прохоров. – Тебе за что деньги платят? Скажи, что делать дальше? Это – «явка» моего друга, он там дает полный расклад по делу. Какую позицию мне теперь занимать, рассказывать или нет?

– Если ты не дурак, то рассказывай. Сейчас отпираться просто глупо, – отреагировал адвокат. – Показывай себя в этой ситуации, играй со следствием, короче, зарабатывай очки.

– Я все понял. Буду говорить за себя и Цаплина. Пока они знают лишь о нас двоих. Больше тащить никого не буду, – произнес Прохоров.

Дверь приоткрылась, и в кабинет вошел следователь.

– Ну, как, Прохоров, вы готовы давать показания по этому делу?

– Да, гражданин следователь. У меня к вам одна просьба личного характера, можно озвучить? Если я скажу вам всю правду, то дайте мне свидание с матерью, хотя бы минут на тридцать. Я ее давно не видел и очень переживаю за ее здоровье.

Следователь пристально посмотрел на Прохорова, а затем перевел взгляд на адвоката.

– Хорошо, – согласился он. – Меня вполне устраивает такой расклад.

В этот день допрос тянулся как никогда долго. Игорь рассказал о Москве, о Селезневе, об адресах его возможного местонахождения. Единственно, о чем он промолчал, – о перестрелке с Селезневым около автозавода имени Ленинского комсомола.

***

Смирнов с бригадой прибыли в Москву рано утром. Оставив оперативников в гостинице, Олег сразу же проехал в МУР. Он позвонил по телефону и стал ожидать, когда за ним спустится сотрудник МУРа. Прошло минут пять, и подошедший к нему молодой человек попросил проследовать за ним в кабинет. Там его ожидал начальник пятого отдела. Этот отдел отвечал за раскрытие преступлений, связанных с антиквариатом. Олег вошел в небольшой кабинет, где за столом сидел мужчина средних лет.

– Здравствуйте, – поздоровался с ним Смирнов. – Я начальник отдела уголовного розыска одного из районных отделов милиции Казани. Если не ошибаюсь, вы – Привалов Григорий Иванович.

Передав ему привет от Абрамова, Смирнов вкратце рассказал о причинах приезда группы в Москву.

– Олег, я в курсе событий. Виктор Николаевич еще вчера позвонил и попросил оказать тебе всяческое содействие в работе. Мне хотелось бы услышать, что ты хочешь предпринять с самого начала своего визита в столицу, и кого из наших людей, то есть москвичей, нужно проверить в первую очередь.

– Григорий Иванович, – обратился к нему Смирнов, – вам случайно не известен некий Селезнев Сергей Павлович?

Привалов слегка улыбнулся и, сделав паузу, сказал:

– Да, мы хорошо знаем этого человека, но я слышал, что он завязал года два назад, если не больше. Неужели опять сорвался?

– Похоже, – произнес Смирнов. – Он сначала заказал нашим бандитам эти иконы, а затем кинул их.

– Может, это ошибка. Я не думаю, что Селезнев снова взялся за старое. Сейчас я приглашу своего сотрудника, который сажал его в последний раз. Ему будет интересно узнать кое-что новое о нем.

Привалов предложил Смирнову чаю, пока он будет утрясать все организационные вопросы. Через полчаса он появился в кабинете с довольной улыбкой на лице.

– Кое-как договорился с начальником ИВС. Ни в какую не хотел держать для тебя, целую камеру. Так что с тебя, Олег, бутылка за помощь.

– Спасибо, Григорий Иванович. Мне Абрамов много рассказывал о вас, и я в душе надеялся, что вы не откажете мне в этой просьбе.

– Слушай, Смирнов! Я забыл спросить, как дела у самого Абрамова. Наверное, бегает с полковничьими погонами на плечах. Он еще не стал начальником Управления?

– Нет, Григорий Иванович, представьте себе, не стал. Вы же знаете, Абрамова. Он человек «прямой», а таких начальство не балует ни наградами, ни чинами, ни вниманием. Им подавай людей мягче, да удобнее. Вы бы знали, что творится у нас в республике: теперь, чтобы стать руководителем, необходимо, по крайней мере, иметь фамилию титульной нации. Если она у тебя другая, то ты можешь быть только заместителем, но не начальником.

– Жаль. Я давно знаю вашего Абрамова, мы с ним не раз пересекались в жизни. Он уже давно мог бы работать здесь, в Главке. Сколько раз его приглашали, а он почему-то все держится за свою Казань, словно нет другого места.

– Вы знаете, Григорий Иванович, у него серьезно болеет мать; он, вероятно, поэтому и не решался на переход, в том числе и в Главк.

В кабинет Привалова вошел молодой парень и остановился у дверей.

– Давайте, знакомьтесь, это Смирнов Олег из Казани, – представил он ему Смирнова. – Это Алексей Павлов, тот самый оперативник, о котором я тебе рассказывал. Я на время прикомандирую его к вам, он поможет.

Григорий Иванович пожал Смирнову руку, давая понять, что больше у него нет времени заниматься проблемами Казани. Тот поблагодарил его за помощь, и они вместе с Павловым вышли из кабинета.

***

Смирнов и Павлов быстро доехали до станции «проспект Вернадского», недалеко от нее находилась гостиница МВД. Они вошли в номер, в котором отдыхали оперативники из Казани.

– Вот фотографии Селезнева. Покажите своему человеку, что он скажет, – произнес Павлов, передавая их следователю. – Думаю, что нужно провести официальное опознание.

– Сейчас мы отправим эти фотографии в Казань, и к вечеру у нас уже будут какие-то результаты. Давайте, начнем работу с гостиницы. Предлагаю прямо сейчас проехать туда. У Селезнева там номер, снятый под офис.

– Это про какую гостиницу вы говорите?

Смирнов назвал. У Павлова от удивления вытянулось лицо.

– Ну, Селезнев и дает. Насколько мне известно, там у него раньше работала любовница. Я его последний раз и задерживал в этой самой гостинице. И вот, пожалуйста, опять нырнул к ней, видно, решил, что снаряд дважды не попадает в одну и ту же воронку. Ну что, давайте, ребята, поедем, время – деньги.

Сотрудники оперативной группы сели в машину и направились на другой конец города. Они добрались до места в течение часа. Оставив машину на стоянке, проследовали в гостиницу.

– Скажите, – обратился Павлов к администратору, – в 210-м офисе кто-нибудь есть?

Та с интересом посмотрела на него.

– А вы, по какому вопросу, молодой человек?

– А вы что, работаете на полставки в той фирме? – вопросом на вопрос ответил ей Павлов. – Почему это вас так интересует?

Лицо администратора исказила злобная гримаса.

– Хам! – бросила она ему в лицо. – Где только воспитываются подобные типы?

Она стала крутить диск телефона, пытаясь пригласить сотрудника охраны. Павлов опередил ее и сунул в лицо свое служебное удостоверение.

– Мы из МУРа. Вопрос все тот же, есть люди в 210-м номере?

Администратор закивала головой. Оставив одного из сотрудников в холле гостиницы, Смирнов и Павлов поднялись на второй этаж. Дверь в офис оказалась закрытой. Смирнов направил оперативника за горничной. Пока тот бегал, они все стояли у двери, не решаясь ее взломать. Наконец, в коридоре показалась фигура горничной.

– Откройте, пожалуйста, дверь, – попросил Павлов и протянул ей свое удостоверение.

– Извините, но я не могу этого сделать, – тихо произнесла она. – Мне нужны указания нашей службы безопасности.

– Так, где же ваша служба безопасности? – спросил ее Павлов.

– Они сейчас, по всей видимости, на обеде, – ответила горничная. – Спросите лучше у администратора, она должна знать, как их разыскать.

Оставив у дверей двух человек, ребята поспешили вниз по лестнице.

– Где начальник службы безопасности? – закричал на администратора Павлов.

– Он полчаса назад уехал домой на обед, – спокойно ответила она. – Кто знал, что вы приедете сюда в обеденное время?

– Срочно свяжитесь с ним, – приказал ей Павлов. – Скажите, что приехали люди из МУРа и хотят с ним пообщаться.

Администратор стала звонить начальнику службы безопасности. Через минуту она, молча, передала трубку Павлову.

– Не кричите на меня! У вас есть санкция на обыск в этом офисе? – поинтересовался у него начальник службы безопасности.

Павлов взглянул на Смирнова и, получив утвердительный кивок, произнес:

– Да, у нас все есть. Откройте нам дверь, или мы будем вынуждены ее выбить.

Павлов передал трубку администратору. Через минуту она, пригласив с собой оперативников, направилась на второй этаж. Горничная открыла дверь и отошла в сторону. Оперативники осторожно вошли в номер, в котором располагался офис Селезнева. Первое, что бросилось им в глаза, – открытое настежь окно и еле заметная цепочка следов на металлической крыше пристроенного к гостинице здания. Всем стало ясно, что пока они решали вопрос о проникновении в офис, преступники покинули его через окно.

– Что будем делать? – поинтересовался Павлов у Смирнова. – У вас есть еще его адреса?

– Да, есть, правда, это все за городом. Я оставлю здесь двух людей со следователем для проведения обыска.

Все остальные вышли из номера и спустились вниз. Сев в машину, они направились в Подмосковье.

***

Утром Абрамов доложил Костину о работе оперативной группы в Москве. Выслушав его доклад, он остался доволен.

– Абрамов, ты не стесняйся, давай, поднимай свои связи в столице. У тебя же их в МУРе множество.

– Ребятам там помогают. Я уже подключил к нашей проблеме Привалова, начальника пятого отдела.

– Это хорошо, Виктор. В Москве можно работать лишь при наличии связей. Иначе лоб разобьешь, а результата не достигнешь. Я вчера тоже разговаривал с Москвой. Ты знаешь, МВД России хочет ликвидировать одну из должностей заместителей начальников Управлений. Пока решают, какую. Мне кажется, что они уберут должность заместителя по оперативной работе и переложат эти функции на других замов. Что ты сам думаешь об этом?

– А что мне думать: как решат, так и будет. Ликвидируют меня, значит, уйду куда-нибудь дорабатывать до пенсии. Мне же осталось всего пять лет, как-нибудь перекантуюсь.

– Ты это чего? О тебе и речи не может быть! Ты в любом случае останешься в Управлении: такими кадрами грех разбрасываться.

– Юрий Васильевич! Вы в курсе, что мой заместитель по линии убийств написал рапорт и собирается перейти работать в налоговую полицию? Если еще он уйдет, то с кем я останусь?

– Что делать, Абрамов? Человек ищет, где лучше, а рыба, где глубже. Это решение принято на уровне министра, и я не смогу на него повлиять.

– Совсем обескровили Управление, скоро работать будет некому. Все уходят, кто куда: одни – в коммерцию, другие – в различные структуры, но только не к нам. Я уверен, что если это не остановить, то скоро мы захлебнемся от вала нераскрытых преступлений.

На столе Костина раздраженно зазвонил телефон. Он поднял трубку и жестом остановил меня.

– Абрамов! Только что позвонил дежурный. Поступило сообщение о разбойном налете на автобус, который направлялся за «тряпками» в Москву. Похоже, есть жертвы.

– Где это произошло?

– Недалеко от Раифы, – ответил Костин. – Давай, одевайся, сейчас вместе поедем туда.

Виктор быстро поднялся к себе на этаж и, оставив на столе бумаги, спустился на улицу. Через минуту в дверях министерства показался Костин. Они сели в машину и помчались в сторону Зеленодольска.

***

Рано утром в номер Смирнова позвонил Алексей Павлов. Поздоровавшись, он с ходу выпалил:

– Олег! Я перебирал свои старые записи и нащупал «связь» Селезнева. Это тот человек, который раньше не раз помогал ему толкать антиквариат за бугор. Думаю, что его необходимо поднять прямо сейчас, пока он спит. Днем мы его едва ли найдем. Давай, одевайся и выходи из гостиницы, я буду минут через пятнадцать.

Олег положил трубку и, разбудив Балаганина, начал быстро собираться. Стас последовал его примеру. Голодные и злые, они вышли в холл, где стали ждать прибытия Павлова. Тот подъехал без опоздания. Недалеко от Никитского переулка они оставили машину и дальше пошли пешком.

– Что у вас за город, – ворчал Балаганин, – не подъехать, не отъехать от адреса, все нужно ходить пешком. У меня все сапоги покрылись солью, того и гляди, развалятся от ваших реагентов.

Павлов остановился у старого трехэтажного дома дореволюционной постройки. Кованаяжелезная дверь в подъезд невольно вызывала уважение. Алексей нажал на звонок и стал ждать, когда им откроют. Через минуту заспанная консьержка, загородив дверной проем своей могучей грудью, поинтересовалась, к кому направляются трое молодых людей. Павлов достал удостоверение и молча, предъявил.

– Вам что, не ясно? – спросил он. – Пройдите на свое рабочее место и не мешайте нам работать.

Оперативники поднялись на второй этаж и остановились у массивной деревянной двери. Сбоку от нее, отливая золотом, светилась медная дощечка, на которой было написано «Покровский Самуил Яковлевич – искусствовед».

Нажав на звонок и затаив дыхание, ребята стали ждать, когда откроется старинная дверь. Прошло минуты три, прежде чем за нею раздались еле слышные шаги. На пороге квартиры появился мужчина средних лет, одетый в шелковую пижаму. Увидев Павлова и двух незнакомых молодых людей, Покровский удивленно и раздраженно сказал:

– Алексей, ну что за дела? Ты посмотри, сколько сейчас времени? Нельзя же так бесцеремонно названивать в дверь уважаемым гражданам. Впрочем, кому я говорю? Наша милиция никогда не отличалась хорошими манерами.

– Самуил Яковлевич, у нас к вам куча вопросов, которые не терпят отлагательства. Со мной мои коллеги из Казани. Может, вы нас пропустите в квартиру или предпочтете разговаривать здесь, на лестнице?

Самуил Яковлевич сделал недовольную гримасу, однако посторонился и жестом пригласил всех войти. То, что они увидели в квартире Покровского, мало чем отличалось от экспозиции Эрмитажа. Все стены были увешаны дорогими картинами голландских живописцев. На полках и полочках одна к другой, словно на параде, размещались вещи, место которым было в столичном музее. Поймав восхищенные взгляды оперативников, Покровский опустил глаза и тихо произнес:

– Эту коллекцию я собирал всю жизнь. Я пожертвовал всем – семьей, детьми. Все, что зарабатывал, вкладывал в эти вещи.

Он готов был еще долго рассказывать о своих муках при создании коллекции, но его остановил Павлов:

– Хорош заливать, Покровский. Ты никогда и нигде не работал, я ведь точно знаю. Ты всю жизнь обманывал людей, вот и скопил это добро.

– Давайте, товарищ Павлов, не будем останавливаться на личностях, а также вдаваться в подробности, – возмутился Покровский. – Лучше скажите, что вас привело ко мне?

– Вы знаете, Покровский, в Казани совсем недавно были похищены две чудотворные иконы: одна икона XVI века, Седмиозерная Смоленская Божия Матерь, а другая – список иконы Казанской Божией Матери конца XVIII века. Они попали в руки господина Селезнева, и, насколько нам известно, он хочет переправить их в США. Вы, один из тех, кто ранее занимался подобными операциями. Все другие «специалисты» в этой области давно сидят, лишь вы – на свободе. Селезнев, я думаю, или уже обратился к вам или обратится в самое ближайшее время. Держать у себя краденые иконы он не будет. Сейчас мы на хвосте у Селезнева, и, если нам станет известно, что он уже переправил или переправит иконы через вас, то я обещаю, что мы определим вас в государственное учреждение лет на пять, а вашу богатую коллекцию передадим в пользу какого-нибудь музея. Так что ваше счастье находится в ваших руках.

Смирнов заметил, как задрожали пальцы Покровского. Он, чтобы это скрыть, сунул руки в карманы пижамы.

– Я не понял вас, товарищ Павлов. Это что, шантаж? Я честный человек, и вы не имеете права разговаривать со мной в таком тоне. Я буду жаловаться на вас. Вы врываетесь в чужую квартиру в такую рань, да еще угрожаете.

– Не нужно театра, Покровский. Никуда вы жаловаться не будете, так как понимаете, чем это для вас обернется. Зачем вам проблемы? Живите, как живете, и сопите в две дырки. Вы видите, со мной люди, которые вас, в отличие от меня, не знают. Они начнут делать обыск, и вам придется отчитываться перед ними за каждую безделушку, что стоит на ваших полках, а по целому ряду вещей, я думаю, вы просто не найдете никаких документов, подтверждающих их покупку. Так что решайте быстрее, пока они не приступили к нему.

Покровский медленно опустился в большое кожаное кресло и с испугом посмотрел на Смирнова и Балаганина.

– Ну, что будем делать? – спросил Стас. – Сейчас вызову остальных сотрудников, и мы перевернем здесь все вверх дном. Вы тогда можете жаловаться кому угодно, хоть в Организацию Объединенных Наций. Вы, батенька, проходите по нашему делу как скупщик краденого антиквариата.

– Ну, хорошо, хорошо. Да, я виделся с Селезневым, и он просил меня организовать для него коридор на таможне. Однако я еще не подписался под это дело, и икон у меня в настоящий момент нет. Я постараюсь вывести вас на Селезнева, если, конечно, у меня это получится. Вы же сами знаете, что он – игрок и всегда просчитывает все свои ходы. Тем более, в настоящее время он работает с какими-то кавказцами, они его и прикрывают. Мне нож в бок или пулю в затылок получать под старость лет, поверьте, не хочется.

– Вот и договорились, Самуил Яковлевич. Я буду ждать вашего звонка сегодня до вечера. Если его не будет, то вот эти ребята из Татарстана сделают то, что не смог сделать когда-то я. Они просто вывернут вас наизнанку.

Павлов развернулся и направился к двери, вслед за ним двинулись Смирнов и Балаганин. Покровский, убедившись, что непрошеные гости покинули дом, бросился к телефону и стал яростно накручивать диск. Руки его продолжали дрожать. Наконец, на том конце провода раздался щелчок, и Покровский, захлебываясь от пережитого волнения, закричал в телефонную трубку:

– Мне срочно необходимо с вами встретиться! Поймите, игра выходит из-под контроля. У меня только что был Павлов из пятого отдела МУРа и с ним двое оперативников из Казани.

– Не волнуйтесь, товарищ Покровский. Ситуация под нашим контролем. Я буду у вас в десять часов утра.

Покровский положил трубку и вытер испарину со лба.

***

Большой красный автобус стоял недалеко от трассы. Около него толпились человек пятнадцать, которые переминались с ноги на ногу, ожидая, когда им разрешат вернуться в теплый салон. На месте преступления уже работала оперативно-следственная бригада из УВД Зеленодольска. Абрамов с Костиным, выйдя из машины, пошли к автобусу. К ним сразу же направился начальник Зеленодольского УВД. Поздоровавшись, он стал докладывать.

– Со слов водителя автобуса, он совершал обычный рейс Челны–Москва. Они отправились вчера поздно вечером, чтобы за ночь добраться до Казани. Вот тут, метрах в двухстах от этого места, они увидели работника ГАИ, который, стоя у машины и жезлом указал им остановиться. Когда водитель стал предъявлять ему документы, из легковой машины вышли трое мужчин, одетых в штатское и направились к автобусу. Один из мужчин сел на место водителя и, проехав метров двести, свернул с трассы вот на эту дорогу. Здесь автобус остановился, мужчины вытащили оружие и стали требовать с пассажиров деньги. Тут же к автобусу подъехала легковая автомашина, в которой сидели водитель автобуса и его напарник. Сотрудник ГАИ достал из машины инкассаторский мешок и стал складывать в него не только деньги «челноков», но и драгоценности. Одна женщина отказалась отдавать их, тогда кто-то из них схватил ее за волосы и силой вытащил из автобуса на дорогу. На глазах у пассажиров он выстрелил из обреза ей в голову, от чего она скончалась на месте. Преступники, собрав все деньги и ценности, прокололи шилом колеса у автобуса и, сев в машину, уехали в сторону Казани. В сумке у погибшей обнаружен паспорт, поэтому ее личность установлена. Это Ибрагимова Резеда Исламовна, жительница Набережных Челнов. Судя, по отметке в паспорте, у нее осталось двое малолетних детей.

– Что изъято с места преступления? – спросил Виктор у начальника УВД.

– Да ничего существенного. Каких-либо следов, пригодных к идентификации, нет. Сейчас повезем всех к нам в управление, будем составлять фотороботы налетчиков.

– Сами, что думаете об этом деле?

Начальник УВД посмотрел на Абрамова и молча, пожал плечами.

– Думаю, товарищ заместитель министра, – обратился Виктор к Костину, – что преступников здесь искать не нужно, они явно не из Казани, а тем более не из Зеленодольска. Если верить словам водителя, то все «челноки» хорошо знали, когда отбывает автобус в Москву. Вот им на хвост и сели преступники. Пока они завтракали в кафе, те обогнали их и, выбрав удобное место на трассе, стали ждать. Собрав ценности и деньги, бандиты, по всей вероятности, двинулись обратно в сторону Набережных Челнов. Я думаю, что эту легковую машину необходимо дать «вперехват».

– Я не согласен с тобой, Виктор Николаевич, – произнес начальник УВД. – Эти преступники могли быть и случайными людьми, могли быть из Казани, или из Зеленодольска.

– Вы что, хотите сказать, что это случайное нападение? А, если бы автобус был пустым или с обычными пассажирами? Я не думаю, что они стали бы рисковать, не зная, кто едет в автобусе.

Абрамов направился к служебной машине и связался с дежурным по МВД. Сообщив ему приметы легковушки, он попросил объявить ее «вперехват». Через некоторое время в эфир полетела сводка. Выйдя из машины, Виктор подошел к эксперту и поинтересовался, из какого оружия была убита женщина.

– Похоже, стреляли из обреза двенадцатого калибра, – ответил он. – Единственное, что могу еще добавить, стреляли картечью.

– Вы гильзу нашли?

Эксперт пожал плечами, давая понять, что не знает этого.

– Если гильзы нет, то почему вы утверждаете, что именно из обреза двенадцатого калибра?

Эксперт вновь пожал плечами и произнес:

– Виктор Николаевич, эти ружья – самые ходовые среди охотников.

Абрамов подозвал к себе начальника уголовного розыска УВД Зеленодольска и задал ему тот же вопрос.

– Мы еще и не искали. Сейчас начнем, может, повезет, найдем.

– Плохо, что сразу не стали искать, могли затоптать в снег, народу же – море. Снега то осталось совсем мало, больше грязи….

– А если не найдем? – спросил он и посмотрел на Виктора, ожидая его реакции.

– Если не найдете сегодня, то приедете сюда завтра и будете через сито фильтровать остатки снега, что лежат в поле. Будете его собирать и растапливать на костре. Короче, будете делать все, чтобы найти гильзу.

Начальник розыска обиженно опустил голову и молча, направился к группе сотрудников милиции, которые курили и наблюдали у бровки дороги. Через минуту, построившись в цепь, они стали осматривать прилегающую к ней местность.

Костин, оставив Абрамова на месте происшествия, уехал в министерство. Он вызвал по рации свою служебную машину и стал внимательно следить за действиями работников милиции.

«Да разве так ищут! – с возмущением подумал Виктор. – Они же втопчут гильзу в снег».

Неожиданно его вызвал на связь дежурный по МВД.

– Товарищ подполковник, машина, которую вы объявили «вперехват», задержана. В ней, как вы и говорили, четыре человека. Изъяты: один комплект милицейской формы, два обреза двенадцатого калибра, инкассаторский мешок с деньгами и ценностями.

– Где ее перехватили? – поинтересовался Абрамов.

– На контрольно-наблюдательном пункте при въезде в Елабугу, – ответил дежурный.

– Гриша, срочно запроси КПМ, есть в обрезе стреляная гильза или нет? – попросил его Абрамов.

Он услышал по рации, как его запрос был продублирован. Сердце в этот миг забилось как-то по-особенному. Время словно остановилось, и он стал с нетерпением ждать ответа.

– Да, товарищ подполковник, в одном из обрезов она в стволе.

Абрамов вышел из машины и в приподнятом настроении направился в сторону начальника УВД, который, похоже, собирался уезжать с места убийства. Он махнул ему рукой, и машина остановилась.

– Вам повезло, Герман Васильевич. Убийца Ибрагимовой только что задержан в Елабуге. Можете считать, что преступление раскрыто. Сейчас же направляйте свою группу туда и забирайте всех преступников.

Начальник милиции был сражен его сообщением.

– Не может быть, Виктор Николаевич, что вы одним своим указанием раскрыли это преступление, – произнес он. – Мы бы еще долго копались, а возможно, так и не сумели бы сделать это.

– Судя по настроению ваших сотрудников и их работе, я не удивляюсь вашим опасениям. Сами посмотрите, они, словно огород вспахивают, а не ищут вещественное доказательство.

Виктор сел в подъехавшую машину и направился в министерство.

***

Павлов и Смирнов вышли из гостиницы и, сев в машину, поехали в МУР. Через несколько кварталов, Павлов заметил, что за ними на удалении тридцати-пятидесяти метров движется серебристая «девятка».

– Никак хвост, Олег, – произнес он. – Интересно, кто его нам прицепил?

Они свернули налево, и серебристая «девятка», мгновенно перестроившись из ряда в ряд, свернула налево. Не доезжая до МУРа, Павлов остановил машину, и они со Смирновым пошли пешком в сторону Управления. Пройдя квартал, они уже с полной уверенностью могли утверждать, что находятся под неусыпным контролем службы наружного наблюдения.

– Как думаешь, Леша, это кто за нами работает? Точно не милиция: грубо работают.

Павлов оглянулся и увидел молодого парня, который, забыв об осторожности, почти вплотную приблизился к ним. Решение пришло мгновенно. Выскочив из-за угла дома, он схватил его за левую руку, а Смирнов – за правую. Тот явно не ожидал нападения и на какой-то миг растерялся. Этого было достаточно, чтобы они затянули парня в подъезд дома. Павлов вытащил из-за пазухи пистолет и упер ему в живот. Увидев пистолет, тот задрожал всем телом.

– Ты кто такой? – спросил Алексей.

Он стал расстегивать пальто паренька и увидел на его плече портативную радиостанцию.

– Ты кто, шпион?

Тот задергался, стараясь освободиться из цепких рук оперативников. Однако эти усилия ни к чему не привели, ребята по-прежнему крепко его удерживали.

Павлов залез в его внутренний карман и достал служебное удостоверение. Они поняли, что держат за руки сотрудника службы наружного наблюдения КГБ. Вернув удостоверение, они отпустили его. Парень быстро выскочил из подъезда и скрылся за ближайшим углом. Смирнов удивленно посмотрел на Павлова, стараясь угадать, что тот думает по этому поводу.

– Ну, что ты так на меня смотришь, Олег? Неужели сам не догадался, что Покровский работает под крышей КГБ? Это он навел на нас службу наружного наблюдения. Сейчас нужно думать, что нам делать дальше.

Они вышли со двора и направились в МУР. Их все также сопровождали молодые люди из КГБ, но теперь они держались на почтительном расстоянии и не пытались с ними сблизиться.

– Смотри, боятся нас. Это, брат, вам не с иностранцами работать, – произнес Павлов.

Привалов встретил Смирнова, словно старого знакомого, налил чаю и пригласил за стол. Смирнов попытался ему что-то рассказать, но тот остановил его рукой.

– Не нужно, Олег, я все знаю. Павлов мне давно доложил. Ситуация заметно осложнилась и не в нашу пользу, поэтому я вынужден отозвать Алексея из вашей группы. Вы уже в курсе всех московских событий, и вам придется все делать самостоятельно. Я могу лишь посоветовать, но вмешиваться в ваши дела не буду.

– Думаю, что для начала вам следует еще раз тряхнуть Покровского, – продолжил Привалов. – Задержите его по 122-й статье на трое суток и пообещайте, что он уедет в Казань вместе с вами. Эти действия заставят его «крышу» что-то предпринять для спасения. Возможно, они пойдут с вами на контакт, и тогда вы предъявите им свои условия: вы оставите в покое Покровского в обмен на возврат икон. Для конторы, по всей видимости, контроль за сбытом антиквариата будет намного дороже этих самых икон. Начните с этого, а потом сами посмотрите, что делать дальше. Лишь бы они не успели спрятать Покровского, другого выхода из ситуации я не вижу.

Он пожал Смирнову руку, и они попрощались.

*****

Прохоров играл в карты. Ему явно не везло, но он с какой-то непонятной настойчивостью ставил на кон свою одежду.

– Что, Прохор, еще играть будешь? – поинтересовался раздающий. – У тебя вон свитер остался.

– Нет, мужики, я и так гол как сокол, – ответил он. – Валет, скажи, как «маляву» загнать подельнику?

– Куда гнать-то? – спросил тот. – Опять что ли в три ноль семь?

– Угадал.

– Если есть деньги, то лучше сам сходи к нему. Могу помочь, у меня «вертухай» знакомый, он за деньги, если нужно, и бабу в хату притащить может.

– Мне баба не нужна, а вот повидаться с корешем хотелось бы. Сколько это стоит?

– Не дороже денег, – пообещал Валет. – Перетру с ним, тогда скажу.

Через час всю камеру погнали на прогулку. В камере остались Валет и один из арестантов, подхвативший простуду. Прохоров ходил по небольшому пятачку и не мог надышаться свежим воздухом. Несмотря на массивные стены, весна проникла и сюда. На решетку, отделявшую синее небо от заключенных, села маленькая серая птаха и, не обращая ни на кого внимания, засвистела. Заключенные остановились и с интересом стали разглядывать маленькую певунью. Вдруг она вспорхнула и исчезла из виду. Все гулявшие в этом каменном стакане захотели стать такой же вольной птицей. Время прогулки истекло, и их вернули под конвоем в камеру. Прохоров снял свитер и лег на койку. К нему в ноги подсел Валет.

– Ну что, Прохор, – полушепотом сказал он, – я перетер, о чем ты меня просил. Все удовольствие – пятьсот зеленых. Ты готов платить?

– Базара нет, мне ребята на воле обещали поддержку. Я отпишу им, пусть оплатят эту сумму.

– Вот и пиши, а я толкну ему «маляву», – произнес Валет.

Прохоров поднялся с места и, найдя кусочек бумаги, начал писать.

***

Искусствоведа Покровского казанская бригада задержала поздно вечером, когда тот возвращался из ресторана, в котором обмывал свое очередное приобретение. Ему удалось по каким-то бросовым ценам купить брошь одной из фавориток императрицы Екатерины II. Брошь была уникальной не только в историческом плане, но и в прямом смысле этого слова. Ее украшали четыре крупных бриллианта и целая россыпь мелких.

Увидев около дома оперативников, Покровский мгновенно все понял. Он побежал по улице, расталкивая в стороны спешащих прохожих, а затем нырнул в подворотню. Однако возраст и принятый алкоголь сделали свое дело. Метров через триста Покровский начал задыхаться, бег его становился все менее стремительным. Пробежав еще метров сто, Покровский остановился и, как загнанный зверь, приготовился к защите: он достал из кармана пальто предмет, внешне напоминающий газовый пистолет, и направил его в сторону подбегающих оперативников.

– Не подходите, буду стрелять! – предупредил он. – Не подходите!

Однако силы были не в его пользу. От удара Балаганина он упал на асфальт и закрыл голову руками, по всей вероятности, ожидая, что его начнут бить ногами, но этого не произошло.

– Вставайте, Покровский, – велел ему Стас. – В вашем возрасте валяться на земле вредно, можно застудить почки. Сейчас мы проследуем к вам домой, где произведем небольшой обыск. Постановление у нас есть, а вам предстоит ответить на некоторые интересующие нас вопросы.

Покровский медленно поднялся и стал отряхивать свой кожаный плащ.

– Не утруждайте себя этим, дома все приведете в порядок, – произнес Балаганин.

Пройдя метров десять, Станислав, как бы, между прочим, произнес:

– Вы знаете, Самуил Яковлевич, я не исключаю того, что вы можете поехать с нами в Казань. Так что пусть это не будет для вас большой неожиданностью.

– Какая Казань? Я никуда не поеду! – воскликнул Покровский.

– Извините, здесь не вы заказываете музыку, – ответил Станислав. – Поедете в браслетах на руках.

Они направились всей группой к дому Покровского. У парадной двери их ожидал Олег Смирнов.

– Слушайте! Это же настоящий милицейский беспредел! – увидев его, закричал Покровский. – Вы еще пожалеете об этом.

– Не нужно лишнего шума, Самуил Яковлевич, – отреагировал Смирнов. – Может, мы и пожалеем об этом, но это будет потом, а сейчас можете пожалеть, увы, только вы.

– Айдар! – обратился к следователю Смирнов. – Отметьте в протоколе, что гражданин Покровский публично оскорблял работников милиции и угрожал им потерей работы и здоровья. Я думаю, что за подобные вещи мы имеем все основания для его задержания на трое суток.

Обыск, в квартире Покровского, затянулся на несколько часов. Сам он сидел в кресле и молча, наблюдал за действиями оперативников. От обилия переписываемых изделий устали и понятые, приглашенные Балаганиным из соседней квартиры. Эти люди долгие годы проживали рядом с Покровским, но впервые оказались в его квартире. От увиденного великолепия они растерялись. Никто из них никогда и не предполагал, что живет рядом с таким богатым человеком. Видя замешательство соседей, Покровский заверил их, что все эти приобретения он сделал на свои деньги.

– Не нужно, батенька, оправдываться, – парировал сосед. – На заработанные честным трудом деньги такого добра не купишь.

Где только не лазили оперативники, однако икон в доме Покровского они не обнаружили. После того как закончился обыск, понятые расписались в протоколе и ушли.

– Давайте, собирайтесь, Покровский, поедете с нами, – приказал ему Смирнов. – Вы, наверное, уже забыли, как пахнет параша в камере, вот сегодня и вспомните.

– Хорошо, – произнес Покровский, – я все понял. Если позволите, я хотел бы сделать всего один звонок своему адвокату, чтобы сообщить о задержании.

Смирнов отлично понимал, что Покровский под видом этого звонка будет связываться с человеком из КГБ, однако препятствовать не стал. Он набрал номер и долго ждал, когда на том конце провода ответят. Наконец, соединение произошло.

– Меня, Александр Гаврилович, забрали в милицию, – пожаловался в трубку Покровский. – Это сделали командированные из Казани оперативники. Только что в моей квартире был обыск, искали какие-то иконы, но ничего не нашли.

Прикрыв рукой трубку, Покровский минут пять выслушивал своего собеседника. Отстранив ее от уха, он обратился к Смирнову:

– Скажите, куда вы меня повезете? Об этом спрашивает мой адвокат.

– В линейный отдел милиции на Казанском вокзале, – ответил Олег.

После телефонного разговора Покровский, словно преобразился. В его потухших глазах вновь загорелся огонек надежды.

– Ну что, господа милиционеры! Я готов поехать с вами.

Через минуту все вышли из дома и сели в машины. На улице рассвело.

***

После ночного мероприятия оперативники крепко спали, когда раздался телефонный звонок. Олег снял трубку и услышал незнакомый мужской голос.

– Товарищ Смирнов, нам надо срочно встретиться. Если можете, то одевайтесь, я вас буду ждать у выхода из гостиницы.

– Извините, но я не знаю, с кем сейчас говорю. Если не хотите, чтобы я положил трубку, прошу вас представиться, – ответил ему Олег.

– Я полковник КГБ, фамилия моя Максимов. Думаю, что этого вполне достаточно для нашего первого знакомства.

Смирнов разбудил Балаганина и сообщил ему о телефонном звонке. Они быстро оделись и по одному спустились в холл. Недалеко от выхода стоял мужчина, явно кого-то ожидая. Увидев Смирнова, он сразу направился к нему. Поздоровавшись, Максимов предложил проехать в городской отдел КГБ. Олег посмотрел в сторону Стаса, давая понять, чтобы он запомнил внешность мужчины и номер машины. Перехватив взгляд, Максимов сказал:

– Все правильно, товарищ Смирнов, везде нужна страховка.

Он вытащил из кармана костюма служебное удостоверение и протянул Олегу. Судя по написанному там, перед ним действительно стоял полковник КГБ Максимов Олег Валерьевич. Они сели в поджидавшую их машину. За всю дорогу Максимов не произнес ни слова. Когда машина остановилась у дверей КГБ, они вышли.

– Если хотите, можете перекурить, – предложил Максимов и достал из кармана сигареты.

Перекурив, Смирнов и Максимов вошли в здание. На входе их остановил дежурный прапорщик. Максимов достал удостоверение и протянул ему. Тот бегло взглянул на него и вернул полковнику.

– Проходите. Этот товарищ с вами?

Максимов в ответ кивнул. Поднявшись на этаж, они прошли по коридору метров тридцать и оказались в небольшом, но довольно уютном кабинете.

– Вы, товарищ Смирнов, понимаете, где находитесь? – поинтересовался у него Максимов.

– А что это меняет, Олег Валерьевич? – спросил его Смирнов. – Я думаю, что вы меня пригласили сюда не для того, чтобы похвастаться своим кабинетом.

Максимов пристально посмотрел на него.

– Не буду от вас скрывать, товарищ Смирнов, что вы своими необдуманными действиями ломаете всю нашу операцию. Поэтому не хотелось бы, видеть вас рядом с нашим человеком, которого вы забрали сегодня ночью.

– Товарищ полковник, я прибыл в Москву по приказу моего руководства с целью розыска и возврата, похищенных в Казани религиозных и исторических ценностей, и мне абсолютно наплевать на вашу операцию. Могу сказать от себя лично, что нельзя прикрываться никакими словами об ее важности, если она противоречит здравому смыслу и осуществляется с нарушением закона.

– Ну, если мои слова не являются для вас весомыми, то, может быть, генерал КГБ объяснит вам это более доходчиво.

Он поднял телефонную трубку и, видимо, получив разрешение, предложил:

– Пойдемте к начальнику нашего Управления, он сейчас свободен и хочет с вами поговорить.

Кабинет генерала был раза в три больше кабинета Максимова. За массивным дубовым столом сидел мужчина в гражданской одежде. Рядом стояла напольная вешалка, на которой висел китель.

– Здравствуйте, молодой человек, – поздоровался он. – Присаживайтесь поближе к столу. Надеюсь, у вас еще не дрожат колени от страха.

Генерал улыбнулся своей шутке и, нахмурив брови, уже серьезно спросил:

– Скажите, Смирнов, на каком основании вы задержали гражданина Покровского?

Олег на какой-то миг задумался, а затем также серьезно ответил:

– Товарищ генерал-майор, гражданин Покровский был задержан на основании его же устных показаний. В беседе Самуил Яковлевич сказал, что хорошо знаком с гражданином Селезневым, который подозревается в подстрекательстве к совершению преступления, в завладении похищенными из храма ценностями. При этом гражданин Покровский сообщил, что Селезнев обратился к нему за помощью для переброски икон за границу. Думаю, что этих показаний было достаточно, чтобы мы провели в квартире обыск и задержали его по статье 122 УПК.

Генерал нахмурил брови и как-то недобро посмотрел на Максимова.

– Что вам еще известно по данному факту? – спросил он.

– Теперь уже многое. Мы узнали, что вашим Управлением КГБ контролируется канал сбыта антиквариата за границу. Товарищ генерал, обратите, пожалуйста, на это внимание – данное подразделение способствует нелегальному перемещению туда исторических ценностей, а это значит, что его действия не только противоречат интересам государства, но и грубо нарушают действующее законодательство.

Несмотря на предъявленные Смирновым обвинения, лицо генерала по-прежнему было абсолютно спокойным. Он пристально посмотрел на него, а затем перевел взгляд на Максимова.

– Ну, вы и загнули, милейший, – улыбнулся он. – Послушаешь вас, кругом измена и враги. Скажите, что вы хотите услышать от меня?

Смирнов немного задумался, а затем произнес:

– Мы оставляем в покое гражданина Покровского, а вы помогаете нам вернуть похищенные иконы.

– А, где же мы их найдем?

– Извините, товарищ генерал, но я думаю, что этот вопрос неуместен. Сейчас, имея в руках Покровского, мы это можем сделать и сами, без вашей помощи. Тогда возникнет другая проблема – гражданин Покровский надолго сядет. А это, по-моему, не входит в интересы вашего Управления.

Генерал задумался. Рука его машинально потянулась за красным карандашом, и он стал чертить на листе бумаги какие-то замысловатые фигуры. Оторвавшись, он положил карандаш на место и с укором посмотрел на Максимова.

– Олег Валерьевич, – обратился он к нему. – Я думаю, что оперативникам из Казани необходимо помочь в возврате этих ценностей.

– Так точно, товарищ генерал, – ответил Максимов. – Задание понял, начнем работать.

– Тогда будем считать, что наш разговор состоялся. До свидания, товарищ Смирнов, не смею вас больше задерживать, – резюмировал генерал.

Они вышли и направились в кабинет Максимова.

***

Прохоров шел по коридору изолятора, который казался ему нескончаемым, так как дальний его конец таял в полумраке.

– Стоять! – последовала команда конвоира.

Он остановился и повернулся лицом к стене. Контролер открыл дверь камеры и втолкнул его туда.

– Прохор, ты что ли? – услышал он знакомый голос.

Игорь сделал два шага и наткнулся на Цаплина, который сидел на лавке.

– Ну и темнота, как у негра в заднице, – произнес Прохоров, присаживаясь рядом с ним. – Как живешь? Определился с мастью или еще нет?

– Да сразу же. В мужики подался, мне это ближе. А ты?

– Я с блатными, – ответил Игорь. – Давай, Володя, перетрем по существу. Ты, насколько я понял, в полном раскладе по делу. Я сначала решил пойти в отказ, но увидев, что ты раскололся, тоже пошел в «сознанку». Факты – упрямая вещь. Ты мне вот что скажи, как там Ловчев? Я слышал, его отец огромные деньги отдал, чтобы Вадима «отмазать». Сейчас от нас с тобой зависит, валить его на срок или нет.

– Да оттого, что мы его загрузим, ничего не выиграем. Пусть дышит на воле, может, греть будет в знак благодарности, – сказал Цаплин.

– Я тоже так думаю, зачем его цеплять, парень он неплохой, может, еще пригодиться. Не век же мы будем на киче толкаться, – произнес Прохоров и крепко сжал руку Цаплина.

Дверь лязгнула металлом.

– Прохоров! На выход! – услышал он команду конвоира.

Он обнял Цаплина и направился к выходу.

– Держись, братишка! – пожелал ему Прохоров, прежде чем за ним захлопнулась дверь камеры.

***

Вечером Смирнову позвонил Максимов.

– Олег, мне необходимо встретиться с вами один на один, без свидетелей. Есть хорошая новость.

Смирнов не доверял ему, поэтому сообщил о звонке Балаганину.

– Стас, мне только что позвонил Максимов и назначил встречу. Возьми с собой ребят, и аккуратно подстрахуйте меня.

Выйдя на улицу, Стас занял позицию и стал внимательно наблюдать за входной дверью гостиницы. Вскоре подъехала «Волга», и из нее вышел Максимов. Он осмотрелся по сторонам, словно проверяя наличие установленного за ним наблюдения, и, убедившись в отсутствии посторонних глаз, вошел в гостиницу. Через несколько минут Стас увидел, как из нее вышли Смирнов и Максимов, оба сели в машину и поехали. Вслед за ними, выдерживая определенную дистанцию, последовала машина с казанскими ребятами. Легковушка со Смирновым и Максимовым долго кружила по Москве, проверяя наличие слежки.

– Вы что, товарищ полковник, проверяетесь? – удивленно спросил его Смирнов. – Разве можно устанавливать слежку за работниками КГБ без санкции руководства?

– Это старая привычка, Смирнов, – ответил Максимов. – За мной так же могут работать и наши люди, это вполне реально. Мы решили передать вам икону Казанской Божией Матери, которую сегодня изъяли у одного бандита.

Смирнов обрадовался.

«Прав оказался Привалов, предложив схему действия против работников КГБ, – подумал он. – Выходит, с волками жить – по-волчьи выть».

– Скажите, товарищ полковник, – обратился он к Максимову. – А где эта икона, и куда мы с вами едем? Что, нельзя было передать ее в гостинице, а не мотаться по городу?

– Все не так просто, – ответил Максимов. – Мы не хотим засветить наших людей, задействованных в этой комбинации. А что, вас конкретно не устраивает? Я вам ее передаю, и мы разбегаемся в разные стороны.

Максимов остановил машину у какого-то государственного учреждения, и они вошли внутрь здания. Молча, поднялись на лифте на четвертый этаж, и Максимов попросил Смирнова остаться здесь и подождать его минут десять, а сам скрылся за углом коридора. Прошло минут пять, не больше, и он появился, держа в руках предмет, завернутый в плотную оберточную бумагу, которой раньше часто пользовались продавцы продуктовых магазинов.

– Вот, возьмите, это икона Казанской Божией Матери, – сказал он и передал сверток Олегу.

Тот быстро порвал бумагу. Перед ним была икона Седмиозерной Смоленской Божией Матери.

– Товарищ полковник! А где же икона Казанской Божией Матери? Вы мне передали совершенно другую икону?

Максимов растерялся, не зная, что ответить.

– Извините, я, наверное, ошибся, – ответил он. – Я думал, что передаю вам икону Казанской Божией Матери.

– Слушайте, товарищ полковник. Не нужно из меня делать дурака. Вы не простой человек с улицы. Вы специалист по антиквариату и не могли ошибиться. Я сегодня же свяжусь со своим руководством в МВД РТ и доложу им об этом случае. Пусть они сами выходят на ваших руководителей и решают с ними задачи по возврату из КГБ исторических ценностей.

Максимов слушал Смирнова как-то рассеянно. Он до сих пор не мог понять, что произошло. Его подразделение длительное время специализировалось на работе с антиквариатом, и поэтому ошибка была непростительной. Очнувшись, он невольно вслушался в то, что говорил ему Смирнов.

– Олег Валерьевич, вы только представьте себе, какой общественный резонанс может быть вызван сообщением, что сотрудники КГБ отказываются передать похищенные реликвии! Я бы не хотел оказаться замешанным в этом грязном деле.

Максимов молчал, он понимал, что серьезно прокололся с этой иконой и нужно как-то выходить из непростого положения.

– Смирнов, не надо сообщать об этом своему руководству. Здесь произошла какая-то непонятная техническая накладка. Я думаю, что ее можно исправить, ведь переданная мной икона, тоже была похищена в Казани. Давайте, назначим встречу на завтра и обсудим все эти вопросы. А утром я с генералом обговорю возникшие между нами нюансы. После этого свяжусь с вами.

Они вышли из здания и сели в машину Максимова. Он довез Смирнова до гостиницы, где они распрощались. Утром Смирнов отправил всех ребят в Казань, оставив лишь Станислава Балаганина.

Оперативники возвращались в Казань. В машине, на заднем сиденье, лежала чудотворная икона Седмиозерной Смоленской Божией Матери.

***

Ночью Абрамов плохо спал. Перенесенный инфаркт давал о себе знать. Всю ночь он прокрутился в постели, стараясь заснуть, однако чувство тревоги и какой-то неведомый страх гнали от него сон. Виктор отлично понимал, что от смерти невозможно спастись, и, если она придет, от нее ничем не откупишься. Однако, перебороть в себе этот внезапно возникшее чувство, не удавалось. Наконец, он не выдержал и, пересилив острую боль за грудиной, поднялся с постели. Достав из ящика стола лекарства, сунул их в рот и запил водой. Виктор сел в кресло и закрыл глаза, стараясь расслабиться и не думать о боли. До его слуха донеслись легкие шаги. Он открыл глаза и увидел своего пса, который улегся у его ног. Он преданно посмотрел на хозяина и стал лизать руку своим теплым и нежным языком, словно стараясь облегчить его состояние. Постепенно боль начала стихать и вскоре исчезла совсем.

Взглянув на часы, Абрамов понял, что ему уже надо собираться на работу. Жена приготовила завтрак, но есть не хотелось. Во рту было противно от принятых ночью лекарств. Он отодвинул тарелку в сторону и, извинившись перед женой, встал из-за стола.

– Слушай, Виктор! Ты когда-нибудь умрешь от своей работы. Ты только посмотри, на тебе лица нет. Невозможно объять что-то необъятное, и работать одному в трех лицах. Ты думаешь, я спала этой ночью? Нет, конечно, прислушивалась, дышишь ты или нет!

– Прекрати, пожалуйста. Я понимаю, что в таком темпе работать нельзя, что хронически устал и мне необходим отдых. Но бросить все и уйти на бюллетень, пойми, не могу. У меня коллектив, которому я нужен, да и бандиты не дают возможности махнуть на них рукой. Обещаю, что постараюсь беречь себя.

Приехав в министерство, Абрамов по старой привычке переговорил с дежурным по МВД. Судя по его докладу, ночь прошла относительно спокойно. Он поднялся на третий этаж и открыл дверь кабинета.

«Да, если еще раз так прижмет, то, наверное, нужно будет обращаться в больницу, – подумал он. – Жена права, с сердцем не шутят».

Не успел Виктор достать из сейфа документы, как раздался телефонный звонок. Звонили из пустовавшего кабинета начальника Управления. Абрамов удивленно поднял трубку и услышал незнакомый мужской голос.

– Виктор Николаевич? Я бы попросил вас зайти ко мне.

Открыв дверь кабинета, он увидел, что за столом сидит худощавый, сравнительно молодой человек. Его густые и непослушные волосы чем-то напоминали пыжиковую шапку.

– Проходите, Виктор Николаевич, не стойте в дверях, – пригласил он его. – Давайте знакомиться. Я – Фаттахов Ринат Исламович. С сегодняшнего дня исполняю обязанности начальника вашего Управления.

Абрамов, молча, присел на стул, давая понять новому руководителю, что готов его слушать.

– Мне, конечно, пока не совсем уютно в этом кресле, но, думаю, что это скоро пройдет, – произнес он. – Не боги горшки обжигают. Я хорошо понимаю ваши чувства, но нам с вами еще долго работать, и я рассчитываю, что мы непременно поймем, друг друга и станем друзьями. Не буду рассказывать, где работал раньше. Если это интересно, то сами наведете все необходимые справки. Давайте, Виктор Николаевич, договоримся сразу же. Я пока буду заниматься убийствами, а вы – имущественным блоком и оперативной работой. Думаю, это будет по-честному. Я много слышал о вас и хорошего, и плохого. Вас называют везунчиком, но я этому не верю. Везет лишь тому, кто везет. Скажите, Виктор Николаевич, для вас мое назначение явилось неожиданным фактом?

– Если честно, то нет. Я слышал от Костина, что они усиленно подыскивают человека на эту должность. За последний год вы уже третий начальник управления, и мне бы не хотелось привыкать к причудам каждого нового руководителя.

Фаттахов улыбнулся сквозь небольшие рыжеватые усы, обнажив редкие крупные зубы.

– Я, в отличие от других руководителей, пришел в Управление надолго и не собираюсь использовать эту должность, как трамплин для прыжка вверх. Причуд у меня действительно много, но я не собираюсь загружать ими вас и сотрудников. А, сейчас, давайте, Виктор Николаевич, соберем личный состав Управления. К девяти часам должен подойти Костин, который меня и представит коллегам.

– Хорошо, Ринат Исламович, к девяти часам я соберу всех.

Абрамов вышел из кабинета и проследовал к себе. Сказать, что он обрадовался этому назначению, Виктор не мог. Ему было немного обидно за себя. Он исполнял обязанности начальника управления около трех месяцев, однако руководство министерства почему-то обошло его стороной, и, если бы не Костин, то он бы вообще не знал, почему его кандидатура на эту должность была отклонена министром. Но, с другой стороны, назначение нового руководителя автоматически снимало с него целый ряд контрольных функций, от которых за последнее время он физически и морально устал.

***

Прошла еще одна неделя томительного ожидания в Москве. Смирнов и Балаганин ехали на встречу с Максимовым, уже не рассчитывая на успех. Он все эти дни проводил какие-то консультации, каждый раз перенося ее на новое время. Сегодня он позвонил и назначил на двадцать часов. Смирнов остановил машину около указанного Максимовым дома. Ждать пришлось довольно долго. Уставшие, от долгого ожидания, Смирнов и Балаганин собрались возвращаться обратно в гостиницу. Неожиданно из-за угла показалась фигура Максимова. Он подошел к машине и, оглянувшись по сторонам, сел на заднее сиденье.

– Прошу извинения. Дела, пришлось немного задержаться на работе. Икона у меня и я готов передать ее вам. Единственное условие – ни слова, ни какого-либо намека на КГБ.

– Я могу вам дать только личное слово, за действия руководства, я не отвечаю. Это вы сами решайте с ними.

Максимов немного задумался, а затем, словно махнув на все рукой, произнес:

– Пойдемте, я передам вам икону, она у меня в машине.

Вскоре Стас увидел Смирнова, который возвращался со свертком в руках.

– Ну, как? Ты смотрел? Она или нет? – спросил Балаганин.

– Все нормально, Станислав. Икона у нас. Максимов сейчас вернется, он просил его подождать.

Минуты через две он подсел к ним в машину.

– Все хорошо, ребята. Мне просто нужно было доложить генералу о передаче иконы. Вы хоть представляете, какие ценности вы вернете в Казань? Только одна Седмиозерная икона могла бы свободно кормить ваши семьи всю оставшуюся жизнь. Да, Селезнев знал, что выбирать в храмах Казани. У него всегда было звериное чутье на самое дорогое, что можно стащить.

– Олег Валерьевич, скажите, вы его случайно не задержали? – спросил Станислав.

Получив отрицательный ответ, он задал ему очередной вопрос:

– Скажите, а как похищенные иконы оказались у вас, в КГБ?

Максимов посмотрел на Балаганина и улыбнулся.

– Селезнева, честно говоря, мы и не искали. У нас на него ничего нет. Он не совершал преступлений на территории Москвы и Московской области. Если бы вы его и задержали, то едва ли могли обвинить в подстрекательстве к разбою. Слова к делу не пришьешь. Про все другое говорить не стану. Это служебные вопросы и они обсуждению не подлежат. То, что вы работали абсолютно грамотно, этого не отметить не могу. Смотрите сегодня вечером программу «Время», думаю, что это будет для вас интересно.

Смирнов посмотрел на часы – до начала программы оставалось более двух часов.

Притормозив у небольшого кафе, в котором голубым огоньком светился экран телевизора, они вошли и сели за столик. Вот на экране замелькала заставка, зазвучала музыка, затем появилось знакомое лицо генерала КГБ. Он был в форме, грудь его кителя украшали многочисленные правительственные награды. Генерал бодро рассказывал ведущему программы о том, что органам государственной безопасности удалось перекрыть канал, по которому за границу переправлялись предметы старины. Он еще что-то говорил о победах КГБ, а затем, встав из-за стола, передал Максимову, как представителю общественности, икону Казанской Божией Матери. Все присутствующие в зале хлопали в ладоши и поздравляли генерала.

Смирнов и Баганин, молча, вышли из кафе и направились к машине.

– Ты, понял, Стас, что произошло? Они просто украли у нас эту победу, – произнес Смирнов. – Вот так всегда, кому-то вершки, а кому-то – корешки.

На следующее утро, попрощавшись с ребятами из пятого отдела МУРа, они отправились в Казань.

***

Первую возвращенную икону, СедмиозернойСмоленской Божией Матери, передал архиепископу Казанскому и Марийскому сам министр внутренних дел республики. Передача была осуществлена накануне Пасхи. Эту церемонию широко освещали все средства массовой информации.

Икону же Казанской Божией Матери передать епархии поручили Абрамову лично. Он связался по телефону со Смирновым и начальником Бауманского отдела внутренних дел Казани Шулаевым и пригласил их составить ему компанию. Передача должна была состояться в Соборе святых Петра и Павла.

Виктор впервые в жизни стоял в центре собора, держа в руках чудотворную икону. На него и его товарищей были направлены софиты, которые слепили глаза, и они плохо видели, что происходило вокруг. Сказать, что Абрамов волновался, значит, не сказать ничего. У него мелко тряслись руки, и в какой-то момент он ощутил, что могу уронить святыню. Это было неудивительно, так как сама икона весила прилично. Виктор крепко прижал ее к груди. В этот миг он, не знавший ранее Бога, почувствовал в себе какие-то перемены, словно святые лики Христа и его матери, пресвятой Девы Марии, отпечатались где-то у него внутри. Это чувство было столь сильным и впечатляющим, что Виктор с испугом посмотрел на товарищей, стоявших рядом с ним, и еще плотнее прижал к себе икону, устремив взор на царские врата, за которыми шла непонятная для него служба.

Наконец, откуда-то сверху раздалось пение, и врата открылись. Из них вышел архиепископ в окружении священников. Все они были одеты в блестящие нарядные одежды. Эта процессия под звуки церковного хора медленно направилась к Абрамову.

Виктор произнес какие-то торжественные слова и протянул икону архиепископу. Прежде чем взять у него святыню, он трижды поцеловал ее. Затем принял ее из моих рук. У Абрамова от волнения закружилась голова.

– Все так красиво и величественно! – восхищенно прошептал ему на ухо Шулаев. – Даже не верится в происходящее.

Его слова вернули Виктора к действительности. Они стояли в центре собора и не знали, что нам делать дальше.

– Виктор Николаевич, – обратился к нему секретарь архиерея, – вы останетесь на торжественный обед?

Абрамов отказался, сославшись на то, что у него сегодня много дел. Выходя из храма, Виктор ощутил в душе большие перемены. Ему было так легко, что он, как мальчишка, бегом спустился по лестнице собора и направился к машине, которая ожидала во дворе храма.

***

Отец Ловчева отдал немалые деньги, чтобы добиться освобождения сына из-под ареста. Теперь Вадим находился под подпиской о невыезде и усиленно занимался в университете. Трое суток, проведенных в камере предварительного заключения, окончательно выбили из него преступную романтику. Он часто, как дурной сон, вспоминал поездки с ребятами в Москву, перестрелку с людьми Селезнева, когда ему удалось ранить одного из охранников. В разговорах с отцом Вадим старался представить себя как жертву, говорил, что его чуть ли не силой заставили принять участие в нападении.

Вадима иногда беспокоили следователи, которые вели это дело. На все допросы он ходил со своим адвокатом. Не стесняясь, уже полностью перекладывал всю вину на Прохорова и Цаплина. Вскоре его перестала мучить совесть.

Как-то, знакомясь с материалами уголовного дела, он обратил внимание, что Прохоров и Цаплин в своих показаниях полностью берут всю вину на себя и всячески стараются вывести его из дела.

«Почему они это делают? – подумал он. – Наверняка, считают, что я им буду должен всю оставшуюся жизнь. Нет, друзья, если вы рассчитываете на это, то глубоко заблуждаетесь. В жизни у меня два человека, которым я что-то должен, – мать и отец».

В один из дней его вызвали на очную ставку с Прохоровым: следователю нужно было уточнить некоторые нюансы в их показаниях. Вадим зашел в кабинет следователя в сопровождении адвоката. Он был одет в шикарный импортный костюм серого цвета. Белая рубашка и модный галстук лишний раз подчеркивали его высокий статус.

Прохоров был в старом растянутом свитере. Его недавно наголо остриженная голова изобиловала шрамами, которые раньше скрывали густые волосы. Игорь не смотрел на Вадима, он сидел, опустив глаза в пол, и был, как никогда, спокоен. Он старательно отвечал на все вопросы следователя, стараясь подчеркнуть свою роль в этом преступлении. За время очной ставки Прохоров так ни разу и не взглянул на Ловчева, словно того и не было в кабинете.

Его поведение насторожило Вадима. Он не верил Игорю, не верил в сломленный внешний вид, так как за все время, что он с ним общался, ему удалось хорошо изучить этого человека.

После очной ставки Вадим вышел на улицу. Попрощавшись с адвокатом, он остался ждать у здания МВД, надеясь увидеть Прохорова, которого должны были отвезти обратно в изолятор.

«Что я делаю? – подумал Вадим. – Я же давал себе слово, что больше никаких контактов ни с Прохоровым, ни с Цаплиным не должно быть, и вдруг, увидев Игоря, снова расклеился и почувствовал себя виноватым в том, что я на воле, а он – в заключении!»

С громким лязгом открылись ворота, и из них выехал черный «воронок». Как ни пытался Ловчев рассмотреть в машине Прохорова, ему это не удалось.

***

Суд начался с опозданием в сорок минут. Виктор стоял на крыльце здания суда и наблюдал, как из подъехавшей милицейской машины вывели участников разбойного нападения Цаплина и Прохорова. К суду, похоже, они относились как-то несерьезно, воспринимая все происходящее, как фарс. Они улыбались, обменивались репликами не только между собой, но и с окружившими машину родственниками. Увидев Абрамова, Прохоров помахал ему рукой, а затем, когда поравнялся, вежливо улыбнулся и произнес:

– Ты будешь первым, кого я убью, когда освобожусь.

Виктор промолчал, так как возражать озлобленному человеку, тем более в такой момент, было совершенно бесполезно. Его вызвали на заседание суда где-то, через час. Он вошел в зал и остановился у дверей.

– Абрамов, проходите на середину зала, – произнес судья.

Виктор прошел к указанному месту и по просьбе судьи назвал свои анкетные данные. Присутствующие в зале родственники и друзья подсудимых с интересом посмотрели на него.

– Скажите, пожалуйста, применялись ли вами при работе с подсудимыми недозволенные методы ведения допроса?

Абрамов удивленно посмотрел на судью и обвинителя, пытаясь предугадать дальнейшее развитие этой ситуации.

– Поясните, ваша честь, что вы подразумеваете под термином «недозволенные методы допроса»? – обратился он к судье.

Она, открыв дело, зачитала показания Цаплина, который утверждал, что Виктор применял в отношении него физическую силу, а также угрозу поместить его в камеру с так называемыми «опущенными» арестантами.

Абрамов невольно улыбнулся, услышав стандартное обвинение практически всех подсудимых в том, что во время допросов их избивали и оказывали на них психологическое давление.

– Это неправда, ваша честь, – ответил оперативник. – К подсудимому Цаплину никаких мер физического и иного воздействия с моей стороны не применялось.

Судья сделала какие-то отметки в уголовном деле и подняла на глаза Абрамова.

– Ваша честь. У меня вопрос к подсудимому, можно его задать?

– Задайте, – разрешила она.

– Скажите, подсудимый Цаплин, какое воздействие было оказано с моей стороны, я бил вас? Если да, то почему вы не заявили об этом факте в период следствия?

Цаплин поморщился.

– Этот гражданин дважды ударил меня по лицу и несколько раз в область печени, – заявил он.

– Скажите, Цаплин, когда это было, до встречи с вашей мамой или после?

Цаплин бросил взгляд на сидевшую в зале мать и сказал:

– Я не помню, поэтому не могу определенно сказать, до или после.

В зале зашумели. Судья встала из-за стола и жестом остановила шум. Повернувшись к Цаплину, она спросила его:

– Обвиняемый, поясните суду, почему вы не сообщили об этих побоях своевременно в прокуратуру и не рассказали о них своей матери, которая встречалась с вами, насколько я знаю, в кабинете Абрамова? Я думаю, что ваша мама, Цаплин, не могла бы, не заметить разбитое лицо сына и непременно заявила бы в прокуратуру. Что вы сами об этом думаете?

Вопрос судьи смутил Цаплина. Его глазки забегали по залу, отыскивая мать.

– Что вы молчите? Или вы не можете вразумительно ответить мне по существу заданного вопроса?

Цаплин глупо улыбнулся и попытался что-то сказать, однако судья резко его остановила.

– Прекратите паясничать, Цаплин. Суд отказывается от рассмотрения этого момента, так как, кроме устного заявления, вы ничем не можете подтвердить его.

– Вы свободны, Абрамов. Суд вас больше не задерживает.

Виктор повернулся и вышел из зала.

Читая решение суда, поступившее ему через неделю, он узнал, что Прохоров, Цаплин и Ловчев признаны виновными в причастности к разбойному нападению на охрану Собора святых Петра и Павла с целью похищения икон. Согласно приговору, Прохоров получил восемь лет лишения свободы, Цаплин – шесть лет, а Ловчев – два года условно с отсрочкой исполнения на три года.

Абрамов был удовлетворен приговором и, прочитав, положил его в папку. Однако в душе все же оставался какой-то неприятный осадок. Опять, как почти девяносто лет назад, этих людей осудили лишь за совершение ими опасного и дерзкого преступления, отбросив в сторону моральную составляющую. Ведь стоимость этих икон, не шла ни в какое сравнение с их исторической и духовной ценностью, для всего православного народа, но этот аспект не изучался и не рассматривался в процессе судебного разбирательства.

***

Фаттахов вошел в его кабинет, когда Виктор в поте лица готовил документы для передачи. На освободившуюся вакансию еще не был принят человек, поэтому он временно передавал все материалы лично ему. Начальник присел на стул и тяжело вздохнул.

– Что, Ринат, вздыхаешь? Не переживай, все будет хорошо. Вот увидишь, подгонят тебе еще какого-нибудь подкидного дурака, вот и будем мы с тобой пахать за него.

– Ты знаешь, что Костин решил назначить на вновь переданную нам должность начальника второго отдела, своего знакомого Яшина? Я был против, но меня никто не стал даже слушать.

– Ничего удивительного, мы с тобой, как пешки на огромной шахматной доске. Руководству не важны ни наше мнение, ни интересы службы, эти люди просто двигают нас по этой доске. Где бы мы ни стояли, на своей половине или чужой, мы по-прежнему пешки, которые никогда не смогут стать ферзями. Иногда, Ринат, я тоже думаю, как могла эта пешка так легко пройти в ферзи. Раньше это было практически невозможно. Как правило, подобные пешки надолго или навсегда застревали в политотделе. Теперь же все лезут в оперативные службы, считая их лучшим трамплином для карьерного роста в МВД.

Фаттахов понимающе посмотрел на Абрамова и произнес:

– Да, ты прав, Виктор Николаевич. Я тоже из таких, как ты называешь, подкидных дураков, но я рад, что судьба свела меня с тобой, с человеком, у которого есть чему поучиться.

– Да ладно, Ринат, я не имел в виду тебя. Ты нормальный человек, с которым легко работается, а это немаловажно. Вот я сейчас, собирая документы для передачи тебе, вдруг подумал, смогу ли оправдать доверие на новом месте? Да, мне приходилось раскрывать убийства в своей работе и не раз, но чтобы командовать сотрудниками убойного отдела, я даже никогда и не мечтал.

– Все будет в порядке, Виктор Николаевич, ты не новичок в нашем деле. Единственное, что я тебе могу сказать – остерегайся нового начальника убойного отдела Яшина. Он сложный человек, интриган по натуре. Любит стравливать людей. Он еще в Московском отделе милиции не мог прижиться, все копал под кого-то, собирал компромат. Вот поэтому его оттуда и выдавили. Но он снова рвется в МВД, хочет власти. Пока я работаю начальником Управления, у него ничего не получится. Ну, а дальше смотри сам.

– Ты так говоришь, Ринат, как будто собираешься уходить…

– Моего желания мало. Есть люди, которые решают эти вопросы. Они не будут интересоваться, хочу я работать в Управлении или нет. Приказ в зубы и вперед.

– Что так? С кем-то пересекся? – спросил у него Виктор.

– Да, вчера. Не поладил с заместителем министра Сафиным. А ты знаешь, какие у него связи. Вот и приходится иногда задумываться.

– Ладно, Ринат, не вешай нос. У меня с Сафиным давно разногласия и, несмотря на это, я по-прежнему работаю в Управлении. Может, его уберут быстрее, чем он разберется с тобой. Ты когда меня представишь личному составу?

– Давай, завтра с утра, – ответил он и вышел из кабинета.

«С утра, так с утра», – подумал Абрамов.

Тогда он еще не знал, что новая работа принесет ему не только радость и удовлетворение, но и разочарование, которое коренным образом изменит его дальнейшую жизнь. 

ЭПИЛОГ

 Прошло два года с тех пор, как Прохорова перевели из пятой зоны в Нижних Вязовых под Казанью в Нижний Тагил. Несмотря на один и тот же режим, зона в Нижнем Тагиле сильно отличалась от прежней колонии. Прохоров быстро сошелся с «вором в законе» Столяровым, по кличке «Столяр», который оказался земляком Игоря. Размеренную жизнь зоны взорвал прибывший этап из Ухты. В нем оказался «вор в законе» по кличке «Рашпиль». Первое, что он попытался сделать, это поставить под сомнение положение «Столяра».

– Какой «Столяр» вор? – часто спрашивал он людей из своего окружения. – Кто его короновал, «Могила»? Да, он сам не из авторитетных воров, чтобы кого-то короновать.

Тот и другой слали ворам «малявы», стараясь заручиться их поддержкой. «Рашпиль» оказался более авторитетным вором и сместил с должности смотрящего за зоной «Столяра». Пока они решали эту проблему, люди из их окружения резали друг друга, как могли.

Однажды во время помывки в бане к Прохорову подошел один из людей «Рашпиля». Ничего не предъявляя, он ударил его заточкой несколько раз в живот. Прохоров упал и начал, словно уж, извиваться на грязном и мокром полу. Ранения оказались довольно серьезными: ему удалили селезенку.

Когда он вышел из тюремной больницы, его было не узнать. Он потерял в весе около двадцати килограммов и стал похож на доходягу, каких он видел в кино о войне. Его начали мучить сильные головные боли, от которых не спасали выдаваемые в больнице таблетки. Вскоре эти боли стали вызывать у него не только слуховые, но и зрительные галлюцинации, которые преследовали его всюду. Все чаще и чаще перед ним вставали лики святых, которые смотрели на него своими грустными глазами. В его воспаленном мозгу, словно эхо, звучали слова Вадима Ловчева: «Ты, Прохор, не прав, считая, что никто из тех, кто сносил и осквернял храмы, не пострадал. Все наоборот: практически ни один из них не дожил до старости. Все они были беспощадно уничтожены режимом или скончались от разных неизлечимых болезней. Кара небесная не настигает человека мгновенно, как хотели бы многие. Она приходит к человеку тогда, когда он уже забыл про совершенный грех. Божья кара настигнет человека, где бы он ни находился, во дворце или в тюрьме. От нее не спрячешься и не откупишься».

Выбрав момент, Прохоров незаметно проскользнул в туалет. Он достал веревку и привязал ее к трубе. Молча, взобрался на подоконник. Услышав шаги входящего в туалет зека, он прыгнул вниз.

– Мужики! – закричал тот. – Здесь Прохор вздернулся!

Его вынули из петли и положили на грязный пол. Прибывшие дежурный помощник начальника колонии и медики констатировали смерть. Через день его похоронили на специальном кладбище, расположенном на территории колонии. Ни родственников, ни друзей на этой церемонии не было. Его гроб, сбитый из необработанной древесины, молча, завалили землей. Старый зек Матвеев в могильный холм вбил доску, на которую прикрепил порядковый номер.

Прошло еще два года. Абрамов уже работал по линии борьбы с преступлениями против личности в органах внутренних дел, но, то преступление неожиданно напомнило о себе.

Проезжая по улице Декабристов, Виктор заметил на перекрестке черный шестисотый «Мерседес», который, не соблюдая правила дорожного движения, остановился рядом с его служебной машиной. Из его открытого окна неслась громкая музыка. Абрамов невольно обернулся на звук и увидел в проеме опущенного стекла знакомое лицо Цаплина. Рядом с ним сидел Ловчев и из бутылки потягивал пиво. Почувствовав его пристальный взгляд, Вадим повернул в его сторону голову. На какой-то миг их взгляды встретились. Он что-то сказал Цаплину, и тот тоже обернулся. Он удивленно посмотрел на него, словно не веря своим глазам.

Вспыхнул зеленый свет светофора, их машины тронулась с места. «Мерседес» Ловчева, повернув направо, и направился по улице Восстания в сторону Института физкультуры вслед за машиной Абрамова.

«Интересно, – подумал оперативник, – что им от меня нужно?»

Стараясь догнать его, «Мерседес» не остановился на красный свет на разъезде Восстания и вылетел на перекресток. Сильнейший удар КАМАЗа, груженного силикатным кирпичом, пришелся в его левую сторону. От удара машина завалилась на бок, а затем на крышу. В таком виде она проехала метров десять и ударилась в фонарный столб.

– Семен, останови машину! Нужно помочь людям, похоже, серьезное ДТП.

Они с водителем бросились к месту аварии. Подбегая к месту, Абрамов увидел, как Ловчев пытается вытащить из машины, потерявшего сознание Цаплина. Однако, искореженная от удара дверь не открывалась. Подбежавшие люди стали оказывать посильную помощь. Из пробитого бензобака начал растекаться бензин.

– Вадим! – спросил его Виктор. – Как ты?

Он посмотрел на него каким-то отрешенным взглядом.

– Не дождетесь, Виктор Николаевич. Мне в детстве предсказали, что я погибну в ДТП, но, как видите, – не погиб. А это значит, что еще не наступил мой час.

Общими усилиями удалось вытащить бездыханное тело Цаплина. Его положили на асфальт и прикрыли каким-то пледом. В ту же секунду раздался сильный хлопок, и «Мерседес» окутался пламенем. Вадим, не обращая внимания на подъехавших сотрудников ГАИ, бросился зачем-то к горевшей машине.

Вдруг, неожиданно для всех, в Ловчева врезалась старая, покрытая ржавчиной «единичка». Водитель загляделся на горевший «Мерседес» и не заметил Вадима. Сильный удар подкинул его метра на три вверх. Он упал на землю и головой угодил под колесо проезжавшего мимо автомобиля. Толпа громко ахнула.

Абрамов стоял, не веря в разыгравшуюся на его глазах трагедию. Люди с «жаром» обсуждали аварию, дополняя ее собственными подробностями.

«Да, от судьбы не уйдешь! – подумал Виктор. – Тебе предсказали, что погибнешь в ДТП, так и произошло».

Он направился к своей машине, размышляя над превратностями жизни.

«Богу – Богово, кесарю – кесарево, – думал он. – Ничего в этом мире не происходит без воли Божьей. Каждому воздается по делам его».

Оглавление

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЭПИЛОГ