КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Aut vincere aut mori (СИ) [Sininen Lintu] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Пролог ==========

Wir kämpfen meistens mit dem Rücken zur Wand

Und haben viel zu oft mehr Glück als Verstand

Wir hätten uns schon oft verlor’n um ein Haar

Nach all den Kämpfen sind wir trotzdem noch da

© Oomph! - Jetzt Oder Nie

Ивар Лодброк всегда считал, что нервы у него железные. Однако стоило ему закрыть глаза, он вновь и вновь видел изуродованный, окровавленный труп отца, обнаруженный осиротевшими сыновьями на складах, принадлежащих Элле. Ивар проклинал себя, что не смог почувствовать боль Рагнара, не сумел понять, что отец умирает, истекая кровью, пока Элла наблюдает за его мучениями. Ивар ненавидел себя, потому что не был колдуном и не мог видеть будущего.

Да, он слышал отдаленный крик, но было уже поздно – Рагнара не стало в тот же момент.

Если бы мать была рядом, она бы увидела судьбу своего мужа, предупредила, направила сыновей на нужный путь. Если бы Аслауг не умерла, всё было бы иначе. Если бы её не отравили. За год Ивар лишился обоих родителей, и, хотя его характер оттачивался годами необходимости выживать среди более сильных братьев, ничто не могло подготовить его к смерти Аслауг и Рагнара. Ничто не могло притупить его боль, такую острую, что ему казалось – ему вскрыли грудную клетку.

Но черта с два он показал бы это братьям. Они и так считают его калекой, недостойным править кланом Лодброков, хотя отец ясно дал понять, кого считает своим преемником. Наследником. Тем, кто достоин занять его место и возвысить их семью еще больше, выстроив лестницу к вершине из трупов их врагов.

Ивар вращал в пальцах канцелярский ножик, наблюдая, как поблескивает лезвие в электрическом свете. Братья могли сколько угодно думать, что непобедимы: он видел ясно, что вокруг них было полно врагов. Кто-то из них убил отца. Кто-то – отравил мать. А это значило, что каждый из них в опасности, и только дурак вроде Сигурда не мог замечать этого.

Ивар не собирался ждать, когда его уничтожат. Он собирался заколотить крышку гроба каждого из своих врагов, и он знал, с кого начнет. У него был козырь в рукаве. Бескостный ухмыльнулся, вспоминая обнаруженную в одной из спален дома Эллы девушку. Напуганная, бледная и дрожащая, она старалась не показывать своего ужаса перед убийцами своего отца. В руках она сжимала прикроватный светильник, и Лодброк едва не расхохотался: его нож вонзился бы ей в глаз раньше, чем она успела бы назвать свое имя. Или даже произнести хоть один внятный звук.

Он бы предпочел убить её и покончить с семьей Эллы раз и навсегда, но не мог позволить себе такой роскоши: девчонка была единственной наследницей бизнеса семьи, если не считать Осберта, но вряд ли Элла, ненавидевший брата едва ли не больше Рагнара, оставил бы брату всё, что имел. А, значит, эта перепуганная, загнанная в угол кареглазая глупая олениха могла пригодиться.

Рагнар всегда учил его, что власть достигается не только страхом, но и умением вовремя вытаскивать туз из рукава. Козырем могло быть, что угодно – теневая сторона бизнеса признавала любые уловки. Лодброков окружали враги, и первым из них был Осберт.

Девчонка могла принести им пользу.

Ивар сжал в ладони лезвие ножика так крепко, что его края вонзились в плоть.

Элла мертв, и его выпотрошенный труп болтается посреди его собственного дома. Мой дом – моя крепость, да, Элла? Но путь Ивара Бескостного только начинался.

========== Часть первая. Глава первая ==========

And now, as long as I can, I’m holding on with both hands,

‘Cause forever I believe that there’s nothing I could need but you,

So if I haven’t yet, I’ve gotta let you know…

(с) Nickelback - Never Gonna Be Alone

Блайя проснулась от кошмара. Снова и снова она возвращалась в полутемный дом, откуда братья Лодброки забрали её после смерти отца, и где выпотрошенное тело Эллы, её отца, висело под потолком. Она возвращалась туда каждую ночь, и тело Эллы падало с крюков на пол, чтобы, подтягиваясь на руках, ползти к ней, и она могла видеть жуткую кровавую рану у него на спине - будто в его грудной клетке сработала бомба, и ребра разнесло в стороны. Она кричала и просыпалась.

Смерть отца её не подкосила: Элла ненавидел дочь с самого её рождения, и, как только ей исполнилось семь, Блайю отправили в дорогую частную школу, где она благополучно и пробыла до восемнадцати лет, возвращаясь домой лишь на праздники и летние каникулы. Но, каким бы он ни был, Элла оставался её отцом, и кровь в ней поначалу требовала отмщения.

Разум возобладал быстро. Она понимала, что никто из подручных отца не вернется за ней - скорее всего, они уже избрали нового дона, и только ему решать, осмелится ли “семья” мстить Лодброкам. Она также понимала, что ни с одним из братьев не справится в одиночку. Даже с Сигурдом, которому поручили охранять её, пока Бьерн и Ивар не решат её судьбу.

Каждый день, перед сном, Блайя вспоминала каждый удар, которым награждал её Элла после того, как она стала подростком, - никогда по лицу, чтобы никто не заметил. Её предплечья были в багровых синяках, которые приходилось скрывать длинными рукавами даже летом. Иногда Элла бил её в живот - один раз, но четко, и на боку оставался кровоподтек.

Блайя не понимала, как ей удалось сохранить разум и характер в условиях постоянного страха сделать что-то не так. Возможно, её спасло практически постоянное пребывание в школе-пансионе, где ей удавалось оправиться от переживаемого страха. Возможно - то, что к тринадцати годам она в достаточной мере знала об отце, чтобы научиться собирать всю свою волю в кулак и не ломаться под его напором.

А к девятнадцати годам она научилась притворяться, и Элла оставил её в покое. Стал заговаривать о её будущем замужестве. За кем-то, похожим на него, разумеется. Блайя копила деньги и мечтала сбежать, понимая, впрочем, что связи отца найдут её даже в Гренландии. Ей оставалось только молиться, и Бог её молитвы услышал. Его возмездие пришло в виде пятерых сыновей Рагнара Лодброка - похожих в своей непохожести, сильных и очень разгневанных.

О семье Лодброков ходило множество слухов, и одним из них была их практика применения языческих казней на своих противниках. Говорили, что в Норвегии Бьерн Лодброк подверг одного из противников его отца хеймнару, и теперь того предателя можно было в цирке показывать. Когда Блайя из интереса ввела в Google слово “хеймнар”, её едва не стошнило от кровавого описания казни.

Её отец заслуживал своей участи, и, видимо, поэтому он являлся ей во сне. Он знал, что она так думала.

Через несколько минут девушке удалось успокоить нервную дрожь. Плотнее завернувшись в одеяло, Блайя перевернулась на другой бок, но сон не шел. Откуда-то снизу, с первого этажа пустующего дома, доносились мягкие звуки гитары. Они звучали как колыбельная, и девушка даже подумала, будто уже засыпает, и музыка ей снится.

- Time, is going by, so much faster than I, and I’m starting to regret not spending all of it with you…

Петь в доме было некому: странно, что Лодброки оставили с ней только своего брата. Впрочем, Блайя уже успела понять, что каждый из них - даже калека Ивар, передвигавшийся на инвалидной коляске, - стоил десятерых, и понимала, что попытка сбежать будет обнаружена и пресечена. По дому стояли камеры, и в небольшом домике рядом с коттеджем охранники наблюдали за ней круглосуточно. Если она только попытается сбежать, они доложат Сигурду, и он вернет её на место. Или убьет.

Хотя на убийцу он не очень тянул. Глаза подводили.

Значит, это либо её галлюцинации, либо пел сам Сигурд. И в последнее Блайе верилось с трудом. Некоторое время она повалялась в постели, мучимая любопытством, а потом оно победило. В конце концов, она только посмотрит, а если они соберутся её убивать, секрет уйдет с ней в могилу.

Завернувшись в плед, Блайя, осторожно переступая босыми ногами по холодному полу, вышла из спальни и прошла к лестнице, спустилась вниз и замерла на половине пути.

Сигурд Лодброк действительно играл на гитаре. В одних джинсах и босиком, с инструментом в руках, он сидел у камина, и отблески огня плясали у него на плечах. Длинные волосы рассыпались по спине, и челка падала ему на глаза. Раздраженно он убрал её со лба, снова прикоснулся к струнам. Нахмурился, почесал щеку, что-то вписал на лист бумаги, лежавший у его ног.

- Чего застыла? - Спросил Сигурд, не отвлекаясь от записей. - Проходи, гостем будешь.

Блайя хотела трусливо сбежать наверх, но увидела улыбку, прячущуюся в уголках его губ, и, гордо вздернув подбородок, прошествовала в гостиную, села на пол, ещё плотнее завернувшись в одеяло и подобрав под себя ноги. Смотреть на полуголого Лодброка было холодно.

К Лодброкам она давно перестала относиться, как к хладнокровным убийцам Эллы. Ненависть к отцу не позволяла ей ненавидеть его мучителей, а законы криминального мира девушка знала слишком хорошо. У Эллы и Рагнара был договор о разделении сфер влияния в Чикаго, и Элла сам нарушил его, убив Лодброка. Он поплатился за свою жестокость и глупость.

Братья Лодброки могли стать её потенциальными убийцами, но что ждет её, если они её отпустят? Осберт, брат Эллы, который, скорее всего, либо планирует захватить власть в разобщенном клане, либо потребует её, как игрушку, и женится на ней, как планировал Элла?

Блайя знала, что в этом доме она сейчас пленница, но - удивительно! - угроза, исходившая от братьев, казалась ей меньшим злом. Хотели бы убить - убили бы сразу.

- And now, as long as I can, I’m holding on with both hands, ‘сause forever I believe that there’s nothing I could need but you, so if I haven’t yet, I’ve gotta let you know… - Слова песни никак не ассоциировались у Блайи с одним из младших сыновей Рагнара.

Она помнила жесткую складку у него в уголках рта, когда он пытался переспорить Ивара относительно её судьбы, и холодный их блеск, когда Ивар заявил, что может наглядно показать ему, кто в семье главный. И Блайя понимала, что только ценой невероятных усилий и осознания, что смерть Ивара станет причиной вражды в клане, Сигурду удалось сдержаться и не пустить пулю в лоб зарвавшемуся брату.

Сигурд защищал её, единственный из братьев, в тот день, когда Ивар настаивал на её убийстве, и в холодных глазах нового босса клана Лодброков Блайя видела маниакальный блеск. Улыбка Ивара никогда не затрагивала его взгляда. И, возможно, именно разумные слова Сигурда, с которыми согласились остальные братья, спасли ей жизнь. Или дали отсрочку от смерти.

- Тогда ты будешь сам охранять её. - Ивар откинулся назад в своем кресле, поигрывая ножичком для бумаг. Блайя не сомневалась, что в его руках даже он мог оказаться оружием. Она представила, как ножик летит ей в лицо и с негромким звуком вонзается в глазное яблоко. - И если она сбежит, то отвечать будешь своей головой. Или яйцами. Которых у тебя нет.

Сигурд кивнул, проглотив последнее оскорбление, и его согласие поставило точку в долгом споре, в котором решалась её судьба. Тогда она не поняла, что он на самом деле поставил на кон свою жизнь, потому что не мог знать, попробует ли она сбежать. И причин, по которым он решился на это, она не знала.

Блайя знала, что не забудет, кто убил её отца, но, видимо, из них двоих зашоренными глаза оказались именно у неё, потому что это она отказывалась видеть в нем не отражение Ивара или Бьерна, а его самого. И, может быть, именно сейчас у неё появился второй шанс пересмотреть свои взгляды?

Сигурд поджал губы, задумчиво пробежался взглядом по тексту, что-то дописал. Снова взялся за гитару, и из-под его прикосновений комнату вновь наполнила музыка. Видеть с гитарой сына Рагнара Лодброка, у которого нож или револьвер были продолжением руки, Блайе было непривычно.

- Ты поёшь? - Не выдержала Блайя. Сигурд удивленно приподнял брови. - Ну, в смысле… Вообще?

- Вообще пою. И играю. И пишу песни. И все это ты видишь прямо сейчас, в прямом эфире, - насмешливо заметил он. - Хотя я примерно представляю, почему это тебя так удивляет.

- И почему же?

- Потому, что это делает меня человеком, не лучше и не хуже тебя.

Туше. Девушка поджала губы, не желая признавать его правоту, но менее правым сын Рагнара Лодброка от этого не становился. Она действительно, много думая о каждом из них, отказывала им во многих простых вещах, приносящих радость обычным людям. И пусть она делала это неосознанно, её вопрос отвечал сам за себя.

- Это с какой стороны посмотреть, - тихо произнесла Блайя.

- Что ты имеешь в виду? - Сигурд вернулся к своим аккордам, замурлыкал себе под нос: - I’m gonna be there always, I won’t be missing one more day…

Голос у него был приятный, хотя негромкий. Блайя обдумывала, как ответить ему, и разглядывала его самого - лицо, освещаемое каминным огнем, линию шеи и разлет ключиц, плечи и руки. Она помнила каждого из братьев, и среди них Сигурд всегда казался самым худощавым, но…

Но, да, без рубашки ей не доводилось его видеть.

Прямо под ключицами, на груди, у него была татуировка: глаз, заключенный в равносторонний треугольник, а вместо зрачка - змея, зубами вцепившаяся в собственный хвост.

- Уроборос и Всевидящее око, - пояснил Сигурд, проследив её взгляд. - Предвосхищая вопросы: нет, не поэтому Змееглазый.

- А почему?

- Слишком много вопросов от девушки, которая до сих пор не ответила на мой. Я могу и обидеться. И ты не получишь завтра свой завтрак, - это черти плясали в его глазах или всполохи огня?

Блайя закусила губу.

- Если тебя держат в доме взаперти, то трудно воспринимать твоих тюремщиков, как обычных людей.

Сигурд вскинул голову, прищурился.

- Тебе больше понравилось бы торчать в доме, где висел труп твоего отца? Я вот не уверен, что хотел бы находиться с трупом моего отца рядом, пока бы меня не нашли. Потом твой клан отдал бы тебя кому-нибудь в жены, чтобы избавиться, и я уверен, что тебя не взял бы почти никто, потому что ты была дочерью убийцы, который пошел против другого клана, не имея на него никаких обид. Если бы ты сбежала, они бы тебя нашли и убили. Но почему-то ты, считая, что мы держим тебя взаперти, забываешь, что замок на двери этого дома спасает твою жизнь. Или ты думаешь, что мы хотим принести тебя в жертву, как это делали наши предки?

Его голос был тихим и злым, и Блайя ощутила, как у неё встают на затылке дыбом мелкие волоски. Если Сигурд сейчас придушит её здесь, её просто прикопают где-нибудь в лесу (по частям, по частям!), и на этом её история закончится. И у неё даже не будет шанса сказать, что, вообще-то, прямо сейчас он был не прав.

- Откуда мне знать, какие вы и чего хотите? - Тихо произнесла она. - Я не думала, что вы хотите принести меня в жертву. Но и шансов понять, кто вы такие, у меня не было.

Плечи Сигурда чуть расслабились.

- Я торчу здесь уже несколько дней. Ты всегда могла просто спросить. Кажется, я не привязывал тебя к кровати и не затыкал рта, - брошенный искоса взгляд заставил щеки девушки заполыхать, как от лихорадки. Впрочем, огонь все равно был слишком близко. - Хотя, думаю, Ивар бы оценил креатив.

- Не сомневаюсь, - холодно заметила Блайя, и её ледяной тон контрастировал с покрасневшими от неловкости щеками.

Сигурд запрокинул голову и от души расхохотался.

- Не о том ты подумала! - Отсмеявшись, он потянулся и поворошил поленья в камине. Блайя подумала, что спина у него тоже очень даже красивая. “Тоже?!”. - С такими вопросами не к нему. А вот пытать людей он предпочитает обездвиженными… - Сигурд сделал страшные глаза и состроил жуткую гримасу. Блайя отпрянула. - Садись к огню, - младший Лодброк чуть отодвинулся. - Я не кусаюсь.

По его спрятанной в уголках рта улыбке Блайя поняла, что он подавил в себе желание дополнить фразу каким-то комментарием, и не была уверена, что хочет его услышать. Некоторым вещам лучше оставаться неназванным. И к тому же, она не была уверена, что после этого не захочет ударить его по физиономии. Хотя из всех братьев он наименьше всех ей не нравился. Особенно после того, как спас ей жизнь.

Огонь уютно потрескивал, и девушка все же придвинулась ближе. Блаженное тепло растеклось по телу. Правда, и Сигурд тоже оказался ближе, что было предсказуемо, но смущало от этого не меньше. Блайя совершенно неаристократично шмыгнула носом, понимая, что виной неожиданному насморку - каминное тепло после прохлады спальни, от которого не спасало даже одеяло.

- Какая религия мешала тебе попросить хотя бы обогреватель в свою комнату? - Сигурд, показалось ей, вообще не мог говорить, не ехидничая. - “Не верь, не бойся, не проси”?

- Если ты продолжишь издеваться, я встану и уйду, - Блайя не обиделась, но решила проверить неожиданную догадку. Ей вдруг показалось, что её общество нужно Сигурду едва ли не больше, чем ей - его. Было странно думать, что ей вообще нужно его общество, но несколько дней одиночества, кошмары и пустота комнаты сделали свое дело.

И ей бы хотелось знать, что, когда в следующий раз она проснется от кошмара, в доме будет кто-то, кому она не будет так уж безразлична.

Типично женская уловка сработала, или Сигурд сделал вид, что сработала. Удержав её за запястье, он произнес:

- Останься, - и добавил, не выпуская её руку: - Ты замерзла. А я не хочу заморозить тебя до смерти.

Ощущение его пальцев на коже Блайе понравилось. Его ладонь была теплой и сильной, и она могла представить, что сейчас он даже не держал её слишком уж крепко.

- Точно нет? - Позволила себе пошутить девушка.

Сигурд покачал головой, и прядь светлых, вьющихся волос вновь упала ему на глаза. Выпустил запястье Блайи.

- Здесь ты в безопасности. И я знаю, что это звучит абсурдно, - смех у него тоже был приятным. Не хриплым и низким, как она любила, а просто приятным, будто кто-то проводил раскрытой ладонью у неё по спине, и ей даже захотелось изогнуться, как кошке. - Не бойся.

Сигурд вновь потянулся за гитарой, и некоторое время тишину в гостиной прерывала только музыка. Простая мелодия заворожила девушку, и впервые за долгое, долгое время она позволила себе притвориться, будто в её жизни не было ни кошмаров, ни неопределенности.

- И давно ты играешь?

- Всю жизнь, - Сигурд пожал плечами. - Сначала играл на скрипке, лет до одиннадцати, пока Ивар однажды её не расколотил. Утверждал, что не специально, - по его лицу пробежала тень. - Потом я взялся за гитару. Родители позволили. Они в принципе позволяли мне делать всё, что я хочу.

- Они были добры к тебе? - Вырвалось у Блайи прежде, чем она поняла, что по её вопросу можно понять, насколько это для неё непривычно.

- Им было плевать.

Блайя подумала, что, наверное, она все-таки не жилец, если Сигурд рассказывает ей такие вещи о своей семье. Будто угадав её мысли, молодой человек пояснил:

- Я никогда не делал из этого тайны, так же, как и они. Своим преемником отец в последнее время видел только Ивара, так что его фаворитизм был всем заметен. Всегда нужно выделять своего преемника перед другими, чтобы партнеры и члены клана знали, кого им придется бояться.

Блайя бы тоже боялась Ивара. Впрочем, она и боялась: её жизнь была в его руках, а он не выглядел совершенно адекватным и спокойным.

- Наши семейные проблемы - не та вещь, которая поможет кому-то ослабить Лодброков. Твой отец не учел, что в такие минуты мы сплачиваемся сильнее, чем когда-либо смогли бы в обычное для нас время. Так что вряд ли кто-то сможет использовать мои слова против нас.

- Ты думаешь, даже если бы я захотела, я бы смогла кому-то рассказать? Я и сама заметила, что вы не ладите.

Блайя чувствовала, что должна ещё что-то добавить, но слова застревали в горле. Сигурд смотрел на огонь, и пламя окрашивало его светлую кожу оранжевым. Девушка протянула руки к огню, и от цепкого взгляда её визави не укрылись несколько синяков чуть выше локтя.

- Что это? - Сигурд протянул руку, отдернул её. - Ты в порядке? Это Ивар?

Блайя покачала головой.

- Нет.

В день своей смерти Элла вызвал дочь к себе. Не тратя время на объяснения, он сообщил, что он и его брат Осберт решили зарыть топор войны, и поэтому он отдает её замуж за Осберта. Возражений он не примет. А когда Блайя заявила, что не собирается рожать детей собственному дяде, отец схватил её за руку, будто тисками, и несколько раз ударил в живот - не сильно, но достаточно ощутимо. И он мог избить её сильнее, если бы его не отвлек посторонний шум и выстрелы. Его судьба пришла за ним, и Блайе было его не жаль.

Рассказывать всё это Сигурду она не хотела. И, казалось, он понял это. Вместо расспросов, он придвинулся к ней, аккуратно, как к дикому животному, сокращая расстояние между ними до нескольких сантиметров, а потом обнял её сзади, притягивая спиной к своей груди.

- Т-ш-ш-ш, - шепнул он. - Не бойся. Я не причиню тебе вреда. Иначе зачем бы я тебя спас?

Вариантов было много, но все они спутались в голове у Блайи от чужой неожиданной близости. Его тепло она ощущала сквозь плед и ткань выданной ей пижамы. Разумом она понимала, что не должна позволять Сигурду обнимать себя. По многим причинам.

Он мог решить, что может затащить её в постель (и она помнила эти слухи, что некоторые из братьев Лодброков любили заниматься сексом с одной и той же девушкой). Он убил её отца (так себе причина, потому что она не жалела). Он мог быть её потенциальным убийцей. Она не должна была ему доверять.

И они были похожи. Блайя чувствовала, что Сигурд, как и она, чувствовал себя чужим в собственной семье. Никого из её братьев она не могла бы и представить с инструментом, зато он – как ей теперь казалось – выглядел с гитарой так же органично, как и с оружием.

И мысли у Блайи путались, когда его теплое дыхание блуждало по её шее.

- Твой брат, наверное, сейчас смеется над нами, - Блайя кашлянула.

Неудачная фраза, глупая. Но ни на что другое она не была способна.

- В гостиной нет камер, если ты об этом. Но попытка вытянуть из меня информацию засчитана.

Сигурд смеялся, и она тоже нерешительно улыбнулась.

- Ты где-то выступаешь со своими песнями?

- В глубокой тишине этого дома. Ну и вот, перед тобой выступил. Мой первый слушатель, - что-то в его тоне заставляло сомневаться в словах, но какая, в конце концов, Блайе была разница, даже если он врал и на самом деле играл романтические песни каждой девице, которую сюда водил?

Черт, почему она вообще думает о его девицах? Она не сомневалась, что они были: Сигурд, возможно, не был мужественным, как Бьерн, или вызывающе-красивым (Блайя знала, что бабы любят мудаков), как Ивар, но мягкость его внешности наверняка привлекала к нему девушек. А он наверняка этим пользовался.

- Даже не думай, - пробормотала Блайя. – Я тебе не верю.

- Тогда поверь, что, если бы я хоть где-то выступил со своими песнями, то Ивар смеялся бы надо мной до конца жизни. А потом я бы его убил.

- Или он – тебя?

Блайе не очень верилось, что они, вчера едва перебросившиеся парой фраз, разговаривали сейчас так просто и легко. И она понимала, что вечер откровений может закончиться в любую минуту, но она слишком давно была одинокой, и потребность в чужом понимании терзала её тоже слишком уж долго. В пансионе близких подруг она так и не завела, а книги и дневник не могли заменить живого общения. И трудно было доверять строчкам, зная, что отец может найти её записи в любую минуту.

Блайя параноидально прятала дневник под подушку и всё время носила с собой. А потом сожгла, и её боль, как и мгновения счастья, оставались выжженными в её сердце и памяти.

- Или он – меня, - согласился Сигурд просто. – Но ему бы пришлось постараться.

- Он собирается меня убить?

- Не думаю, - младший Лодброк покачал головой, и на миг его губы коснулись её волос. Блайя вздрогнула и попыталась отодвинуться. – Думаю, он планирует выждать время и связаться с кем-то из твоего клана или с Осбертом. Все знают, что Элла первым развязал эту войну. Мы всего лишь отомстили за отца.

- Я много думала об этом. И чем больше думала, тем больше склонялась к тому, что вы правы, - она глубоко вздохнула. – Еще вчера я не могла и подумать, что смогу быть настолько откровенной с Лодброком.

- Да, это моя фамилия, - Сигурд выпустил её из объятий, и Блайя поняла, что обидела его. – Но я уже говорил. Я – не мой отец, не мои братья. А никто из них – не я, не Рагнар, мы даже друг на друга не похожи. Никто не выбирает семью, в которой рождается, а кровь – не вода, принцесса, - он усмехнулся. – Когда отец умирал, мне показалось, я слышал его крик. Нам всем показалось. И это нас объединяет, это же и мучает. Кровь – единственная связь, которую признает Ивар. Он бы убил тебя, потому что в его глазах дети всегда отвечают за грехи отцов. Он бы смотрел, как тебя убивают.

Блайя в подробностях помнила, как братья Лодброки решали её судьбу, ничуть не смущаясь её присутствия. Ивар смотрел на неё чуть исподлобья, играя с ножиком. Хвитсерк застыл за его спиной темной тенью и молчал – на судьбу дочери Эллы ему было плевать. Бьерн сидел в кресле, закинув ногу на ногу. Сигурд стоял рядом с ней, и тогда ей казалось, что он был её стражником. Но позже, гораздо позже она стала понимать, что он остался рядом с ней, чтобы защитить её.

- Зачем ты мне помог?

Сигурд осторожно провел пальцами по её предплечью, прямо по бледнеющим синякам.

Блайя почувствовала, что ей стало труднее дышать.

- Потому что ты такая же, как я.

И объяснять необходимости не было.

Сигурд взял её за подбородок, вынуждая встретиться с ним взглядом. Его глаза в полутьме казались синими, как северное спокойное море у берегов Норвегии, откуда и была родом его странная языческая семья. Еще в кабинете у Ивара Блайя заметила языческие фигурки, стоявшие у Лодброка на столе и в книжном шкафу, да и способы казней говорили сами за себя.

У Сигурда были длинные светлые ресницы, и им позавидовала бы любая модель-блондинка.

- Если я сейчас скажу, что в твоих глазах можно утонуть, ты во мне разочаруешься? – Он улыбнулся. – Раз уж мы сегодня честны, как на исповеди.

- Только если тебе нравится тонуть в чем-то коричневом. У тебя странные наклонности, - Блайя покраснела, отчаянно надеясь, что это можно будет списать на жар от огня.

Её карие глаза, доставшиеся ей от матери, никогда никому не нравились. Сигурд захохотал, а потом наклонился и поцеловал её. И не то чтобы она этого не ожидала, но все равно отпрянула, пылая лицом, замахнулась, чтобы дать наглому сыну Рагнара Лодброка пощечину.

Молодой человек перехватил её за запястье, не больно, однако крепко, и вновь прижался к её губам в поцелуе. Щетина у него на подбородке кололась и царапалась, и Блайя не то чтобы могла понять, хорошо ли он целуется – она вообще целовалась в своей жизни всего пару раз, и то давно – но голова у неё шла кругом, это точно. И, по крайней мере, если этот вечер будет в её жизни последним, то хотя бы… таким.

Его волосы на ощупь оказались мягкими, и, когда девушка случайно потянула его за несколько прядей, Сигурд застонал что-то неразборчивое, прикусил её нижнюю губу. Теперь у Блайи горело не только лицо.

Но она вспомнила, как Ивар, странно склонив голову набок, спрашивал, девственница ли она, и её затошнило. Отстранившись, Блайя попыталась сдержать тошноту, сжала всё еще горевшие от поцелуя губы.

- Что-то не так? – Сигурд внимательно смотрел на неё сквозь завесу длинных ресниц.

- Почему твой брат спросил, девственница ли я?

- Он спрашивал? – Юноша потемнел лицом, и Блайя вспомнила: его не было в кабинете, когда Бьерн и Ивар изучали её и задавали вопросы, на которые она никогда не стала бы отвечать, не будучи пленницей. – Придурок, - бросил Сигурд. – Ему плевать, он ниже пояса парализован. Просто нравится издеваться, чертов садист. Прости. Я не знал.

Блайя ему верила, хотя сомневалась, что неудобные вопросы Ивара были продиктованы желанием поизмываться над ней. Верить Сигурду было просто. А ещё это было странно, нелогично, неразумно, и совершенно безрассудно, но зачем нужен рассудок, если твоя жизнь – в руках психопата, и ты не знаешь, сколько времени осталось, чтобы почувствовать себя живой?

- Я…

- Я догадался. И я обещаю тебе, что так и будет, потому что ты имеешь право выбирать, кем тебе быть. В любых вопросах.

- А ты?

- А я – нет.

Блайе не нужно было объяснять, что он имел в виду. Элла не пытался скрыть от неё, что клан делал с предателями. Все знали, что тот, кто предавал «семью», умирал мучительно и долго.

Отец угрожал ей, что, если узнает, что она не берегла себя для мужа, то убьет её. Каждые полгода семейный врач осматривал её, и после каждого обследования Блайя чувствовала себя грязной. Теперь ей не нужно будет раздвигать ноги перед гинекологом, чтобы отец убедился, что она – не шлюха.

Ей показалось, что губы Сигурда на вкус были, как свобода.

========== Глава вторая ==========

Ивар знал, что брат приведет к нему Блайю, и для этого ему бы даже не понадобились силы вёльвы, которыми обладала Аслауг — достаточно было вспомнить, как смотрел Сигурд на эту элловскую девчонку, смотрел еще в ту минуту, когда они обнаружили её в доме.

Как идиот.

Как человек, нашедший что-то, очень ценное для него. И этот его взгляд вызывал зависть, ненависть, гнев, раздражение — всё вместе, потому что Змееглазый в очередной раз обошел его, Ивара.

Бескостный понимал, что вся его жизнь — это месть, это возрождение империи Лодброков на трупах врагов, это необходимость строить планы и разрабатывать стратегии там, где его братья терялись. Возможно, каждый из них был хорошим исполнителем, но ни одному не хватало широты мышления, присущей самому Ивару. Они не умели мыслить наперед, продумывать ходы, выстраивать гипотезы, а Ивару доставляло извращенное удовольствие продумывать стратегии за своих недругов. Ставить себя на их место. И находить решения, до которых никто другой бы не додумался. Ни один из его братьев, которые предпочли бы идти напролом.

Зато у них было все остальное. Возможность ходить, например. Или, как у Сигурда, — возможность обрести что-то или кого-то, за что не жаль отдать свою жизнь. Глупый, глупый братец, знал бы он, как хотелось швырнуть нож ему в лицо, когда он заслонял собой эту девчонку, когда он был готов пожертвовать ради неё всем, что у него было. Даже жизнью.

И теперь Сигурд привел к нему Блайю, но не как пленницу, согласную сотрудничать с семьей Лодброк, а как свою женщину. Не так Ивар планировал использовать девчонку. Он хотел показать ей, что её жизнь — в его руках. Что в любой миг он может оборвать её существование. Он хотел, чтобы Блайя боялась его.

И она боялась, разумеется, боялась и дрожала, как кролик перед удавом. Но теперь у неё была защита в лице Сигурда.

— Итак, — Ивар оперся локтями о стол, наклонился вперед, переводя взгляд с брата на Блайю и обратно. — Ты согласна помогать нам, я не ошибся?

— Только если ты будешь обращаться с ней, как с членом семьи, — Сигурд скрестил руки на груди, закрываясь от Ивара. Он с самого детства делал так, словно прятал себя «в домик», наивно считая, будто сквозь его воображаемую броню никто не пробьется.

Ивар покатал по столу карандаш.

— Я спросил Блайю, а не тебя, Змей, — от его холодного взгляда Змееглазый стушевался, но лишь на мгновение. Сжал губы, готовый к долгим спорам на повышенных тонах.

Бедный, бедный Сигурд, он и понятия не имел, по какому краю он ходит…

— Так что же, Блайя, ты согласна? — Ивар повернулся к ней всем корпусом. Элловская девчонка сидела, сжав руки на коленях, но от цепкого, внимательного взгляда не укрылось, что она дрожит и изо всех сил пытается спрятать эту дрожь.

— Да, — произнесла она тихо. — Я согласна. Да и разве у меня есть выбор?

Ивару понравился вопрос. Настолько, что он цокнул языком, откидываясь назад в своем инвалидном кресле, чуть сощурился, оглядывая Блайю. Она была не только красива, но и не была дурой, хотя производила совсем иное впечатление поначалу. Она хорошо понимала, что, по сути, они не оставили ей выбора, и, если бы она отказалась сотрудничать с ними, то её бы убили. И понимала, что вопрос предполагал только один вариант ответа. Дело было лишь во времени, которое ей понадобилось бы на то, чтобы согласиться.

Она была неглупа, если поняла, чем ей грозит отказ. И вдвойне неглупа, если осознала, что за спиной Змея будет намного безопаснее. Не то чтобы Ивару что-то мешало убить её, наплевав на Сигурда, но зачем? Зачем уничтожать законную наследницу бизнеса Эллы, если всё выходит…

А выходило-то складно. Как ни странно.

Ивар подумал, что, в целом, хотя Змееглазый и нарушил его планы, в этом нет ничего страшного — он придумает новый ход. Он сможет выйти «в дамки» быстрее, чем Осберт сумеет произнести собственное имя. И, пока Блайя нервно сминала на коленях край блузки, явно мечтая поскорее выбраться из кабинета, у Бескостного в голове начал созревать новый план. План, в котором Блайе и его глупому брату отводилось не последнее место.

— Значит, ты все же планируешь начать с Осберта? — Бьерн смотрел на Чикаго из окон офиса Lothbrok Inc. — Почему не с Экберта? Полагаю, они с Эллой планировали объединить усилия, чтобы уничтожить нас. Экберт всегда хотел этого, хотя и целовался с Рагнаром в десны на людях. И говорил, что им делить нечего.

Ивар закатил глаза, побарабанил пальцами по столу. Всё-то его братьям нужно разъяснить на пальцах, показать, рассказать на примерах. Как в детском саду. И даже Бьерну — самому старшему из них — приходилось разжевывать самые простые умозаключения. Медведь — он и есть медведь, что с него взять. Железнобокий…

У него, видимо, не только бок железный, но и мозг.

— Для того чтобы тягаться с империей Экберта, мы должны расширить свое влияние. Семья Экберта уже давно занимается торговлей оружием, тогда как для нас это направление — новое, и мы сможем начать совмещать игорный бизнес и прочую деятельность не раньше, чем заполучим в свои руки бизнес Эллы и бизнес Осберта. Нам нужно чем-то прикрывать свою деятельность, разве нет? Благодаря этому мы станем монополистами игорного бизнеса в Иллинойсе, а уж под прикрытием казино сможем делать всё, что нам угодно.

Уббе хмыкнул.

— Пока мы возимся с Осбертом, Экберт может догадаться, куда ветер дует.

Ивар повернулся к родному старшему, пока единокровный размышлял над его тирадой — до Железнобокого всегда туго доходило. Все трое (кроме Сигурда, и йотун знает, где он шлялся) сейчас находились в его кабинете, который Ивар занял по праву после того, как Рагнар подарил ему свою долю в компании. Благодаря отцовскому маневру Ивар теперь обладал самым большим пакетом акций компании, а еще — был директором Lothbrok Inc. Со скрипом, с неохотой, но братья подчинялись его решениям.

Разумеется, им того не хотелось. Но разве у них был выбор?

Бывают моменты, когда выбора просто нет. И Рагнар отлично умел ставить людей в такие патовые ситуации, из которых выход казался страшнее, чем вход. Братьев, которые с трудом ладили друг с другом, — и все одновременно плохо ладили с Иваром, — он подловил царским подарком, сделанным младшему сыну, и собственным завещанием.

— У Экберта не будет причин полагать, что мы в чем-то его подозреваем, Уббе. Труп Рагнара был найден на территории Эллы, что доказывает его вину, — это раз. Два — Рагнару и Экберту формально делить было нечего, Бьерн прав. Никто не знает, что Рагнар собирался составить конкуренцию Экберту в торговле оружием. Три — если Экберт начнет совершать бесполезные телодвижения после выполнения нашего плана с Осбертом, он выдаст себя и выдаст, что о планах Рагнара ему было известно. Он будет метаться, словно петух в задымленном курятнике, и рано или поздно его действия выдадут его намерения.

Уббе потер щеку, заросшую темной бородой.

— Мне кажется, что теперь Экберт будет искать способ уничтожить нас и разнести клочки по закоулочкам. Раньше, чем мы сможем составить ему конкуренцию. Или навредить его семье.

— Пусть, — ухмыльнулся Ивар. — Если мы заполучим бизнес Эллы и Осберта, он поймет, что легко ему не будет.

— Постой, — Хвитсерк, молчавший до этого момента, подался вперед, отставил чашку с кофе. — Как ты предполагаешь заполучить бизнес Эллы?

— С помощью Сигурда, конечно, — фыркнул Бескостный. — А ты как думал?

========== Глава третья ==========

Три месяца спустя.

Ивар что-то задумал. Блайя была в этом почти уверена, иначе, зачем ему устраивать в доме прием по случаю открытия очередного казино, принадлежащего семье Лодброк? Зачем делать целое событие из такой тривиальной для них вещи?

Все знали, на чем возникла империя Рагнара. Официально бизнес Лодброков был открытым, они уплачивали все положенные налоги. Их подозревали в организации преступного сообщества, но никому из ФБР еще не удавалось выяснить, какие именно преступления совершались под прикрытием игрового бизнеса и поймать братьев «на горячем».

Блайя знала, что выкупить помещение для казино в Лас-Вегасе Ивару удалось прямо под носом у Осберта, и знала, что дядя будет недоволен. И тем страннее казалось приглашение, которое Лодброки выслали ему: будто Ивар хотел посмеяться тому в лицо. И заодно показать, какая птица залетела к ним в «золотую клетку».

Она сама.

Её обязали выглядеть безупречно, и она справилась с задачей — с помощью Торви, жены Бьерна. Торви было за тридцать (а на вид — двадцать пять), у них с Бьерном было трое детей и, наверное, любовь. Блайя не спрашивала об их семейной жизни, а Торви не заговаривала об этом сама.

— Ты, конечно, выше меня, — она рылась в своем гардеробе, — но до того, как я забеременела последним ребенком, я была такого же размера, как ты, а если платье будет чуть коротковато, никто не заметит. Великий Один, почему Ивар обо всем говорит в последний момент! — Она нырнула в недра встроенного платяного шкафа. — Кажется, нашла. Это подарил мне Бьерн, и в цвете он совершенно промахнулся. — Торви пожала плечами, протянула Блайе платье приглушенного фиолетового цвета. — С длиной тоже не угадал, подол был ни рыба, ни мясо. Но тебе, думаю, подойдет.

Блайя не знала, почему Торви была так с ней дружелюбна. Она все не могла привыкнуть к своему положению. Она уже не была пленницей, благодаря достигнутой между нею и Иваром договоренности помогать семье Лодброков, но не была полноценным членом их семьи. Ивар мог убрать её в любой момент. Она предпочитала об этом не думать. Будь, что будет.

Приятная ткань платья ласкала кожу. Элла никогда не покупал Блайе дорогих и красивых вещей, и в её гардеробе не водилось дорогих вечерних нарядов — все больше джинсы, рубашки да майки. Она не знала, сможет ли достойно выглядеть в этом платье, и ей казалось, что с туфель на каблуках она обязательно навернется и полетит носом вперед.

— Тебе идет, — одобрительно заметила Торви. — Можешь забрать его насовсем, — она улыбнулась. — Цвет не мой совершенно. Помочь тебе с прической и макияжем?

— Если тебе не сложно.

Непослушные темные волосы Блайи жена Бьерна уложила в высокую прическу с небрежно выпущенными прядками, заколола завитые локоны крупными невидимками и шпильками. Хмыкнула, чуть приподняв бровь, улыбнулась.

— Я понимаю, почему Сигурд сходит по тебе с ума.

Блайя покраснела, как школьница. Глупо было думать, что никто не знает, как Сигурд пробирается ночью к ней в комнату. Пусть в этом доме не было камер, зато, похоже, у стен были уши как чертовы локаторы.

— Он не…

— Ну да, — Торви усмехнулась. — Может, вы думаете, что все вокруг идиоты, но вообще-то твоя спальня напротив моей. И я в курсе о некоторых вещах, о которых бы знать не хотела. Ладно, давай займемся мейк-апом. Закрой глаза и не подглядывай.

Блайя честно не подглядывала, ощущая лишь легкие прикосновения кистей для макияжа. Торви мурлыкала себе под нос песенку, и от неё пахло какими-то духами, напоминавшими о морских богах и соленом воздухе, и шуме прибоя, и ей ужасно захотелось к океану. Или хотя бы такой же парфюм, но спросить название она постеснялась.

Порой её поражало, как в Торви уживается непоколебимая женственность — и её любовь к такому необычному для женщин вижу спорта как джиу-джитсу. Три раза в неделю жена Бьерна собиралась и уезжала в спортзал, где пропадала почти до самого вечера, а возвращалась усталой. Но отчего-то довольной. Торви была вовсе не так проста, как, возможно, хотела показаться, но Блайя уважала её тайны и не лезла с расспросами.

— Пожалуй, всё, — произнесла Торви, делая последний взмах пушистой кистью по её щекам. — И не смей говорить, что тебе не идет!

В зеркале Блайя себя не узнала. И долго не могла понять, что Торви сделала с её ресницами, и отчего они стали казаться длиннее и гуще, чем были, и откуда у неё взялись пухлые губы, и почему её обычно бледная кожа стала выглядеть аристократично. И почему она вообще выглядит иначе, но всё равно понятно, что это — она, а не какая-то дурацкая модель из Виктория Сикрет.

— Спасибо, Торви, — произнесла Блайя тихо. — Правда. Спасибо.

— Маленький засранец Ивар оценит, какой бриллиант Элла прятал в своем доме, — та подмигнула ей. — И никому сегодня на вечере не давай спуску!

Что означало её последнее замечание, Блайя узнала потом. А пока до приема оставался еще час, и она вернулась в своюспальню, держа в руках черные туфли на каблуке высотой с Эмпайр Стейт Билдинг. В другой руке у неё были кружевные трусики из нового комплекта и пара невесомых, как паутина, чулок, и Блайя была уверена, что после этого вечера выбросит их в помойку, потому что дорогое и тонкое белье она носить не умела и не любила.

Ненавидела. И чесалась от кружев, которые раздражали кожу.

В спальне она оказалась не одна. Сигурд торчал у окна и смотрел на темную улицу. Обернувшись на звук открываемой двери, он обласкал Блайю взглядом, и, в несколько шагов преодолев расстояние между ними, обхватил её лицо ладонями, вглядываясь прямо в темные глаза.

— Кто ты, и куда ты дела мою девушку?

— Еще одна такая фраза, Лодброк, и я всажу каблук тебе в яйца, — со смехом пообещала Блайя. Какой же он, блин, дурак!

Может быть, она не понимала, что ждет её завтра, и впереди был первый и самый сложный прием в её жизни. Может быть, Ивар Лодброк убьет её, или продаст Осберту, или сделает что-нибудь ещё, не менее ужасное, но она не хотела думать об этом. Все становилось неважным, когда Сигурд целовал её в шею (он знал, что за смазанную помаду на лице Блайи Торви его убьет), а его ладони скользили по её бедрам к талии, задирая подол платья все выше и выше.

Туфли со стуком упали на пол, белье оказалось там же. Сигурд с легким удивлением посмотрел вниз.

— Я ещё ничего не сделал, а твои трусы уже на полу?

— Заткнись! — Блайя стукнула его по плечу. — Не думай, что ты настолько неотразим, что белье у девушек снимается само собой.

— А, по-моему, именно это и случилось, — он широко ухмыльнулся, наклонился и поддел пальцем кружевное недоразумение. Блайя прокляла Торви. — Мадемуазель, — прошептал он, прижимаясь губами к её уху, — вы полны сюрпризов.

Блайя обняла его за шею, притягивая ближе к себе. Черт с ним, с приемом, с Иваром, с Осбертом. Каждый их день мог оказаться последним, а Ивар мог убить их обоих, и… Боже…

— Можно и так меня называть.

Она что, сказала это вслух?

— У меня есть кое-что для тебя, — Сигурд отстранился, порылся в карманах смокинга. — Небольшое дополнение к твоему образу. Закрой глаза, — его губы прижались к укромному местечку за её ухом, потом — к шее.

Блайя послушно зажмурилась, уже в который раз за этот долгий день. Что-то холодное легло ей между ключиц, теплые руки младшего Лодброка прикоснулись к её затылку.

— Теперь можно открывать?

— Угу. Валяй.

Блайя распахнула глаза и приоткрыла рот от удивления. Между её ключиц сияла серебряная змея, обвившаяся кольцом вокруг цветка. Уроборос и Роза. Сигурд смеялся, что он — змей, влюбившийся в цветок, а когда она спросила, почему роза, он только пожал плечами и сказал, что не знает.

«Это было первым, что пришло мне в голову, когда я увидел тебя. Так что пусть так и будет».

— Это…?

— Не задавай глупых вопросов, — Сигурд фыркнул ей в прическу. — Разумеется, не подарок. Сейчас заберу и отдам обратно в магазин.

В его синих глазах танцевали смешинки. Сигурд сомкнул руки у Блайи на талии, и она облокотилась на него, желая, чтобы этот момент длился вечно. Чтобы во всем мире остановились часы. Чтобы время сжалилось над ней и прекратило свой бег.

— Пусть они все сдохнут от зависти, Блайя. Пусть Осберт подавится шампанским. Пусть Ивар свалится со своего чертового кресла. Плевать на них. Я не собираюсь скрывать, что ты — со мной.

На миг Сигурд прижался лбом к её затылку, а потом принялся покрывать поцелуями её плечи и открытую спину. Блайя тоненько всхлипнула, закусила губу. В её животе — и ниже — распускался огненный цветок, и пусть её возбуждение пока бывало сильнее, чем оргазмы, они работали над этим. Упорно.

— Сигурд…

— Да, я знаю, — Сигурд со вздохом отстранился. — Блайя, — он посерьезнел. Развернув девушку к себе, он взял её за плечи. Его ладони были горячими и сильными. — Не смей думать, что Осберт что-то тебе сделает. Прежде, чем он попробует тебе навредить, я нарисую ему на горле вторую улыбку.

Блайя знала, что так и будет. Она могла представить, как нож проходит по шее Осберта, как по куску масла, и кровь из разверстой раны стекает ему на воротник, а горло раскрывается в подобие ухмылки. «Чего это ты такой серьезный?»

— Улыбайся им. Все время. Они ждут, что ты будешь улыбаться. И ври в лицо, как ты рада всех видеть, как счастлива быть здесь. Не позволяй им увидеть, что ты боишься, они тогда возьмут над тобой верх. Я буду рядом.

Она кивнула.

— Помни, кто ты. Не пленница Ивара. И больше — не разменная монета. Ты — Блайя, дочь Эллы, и ты можешь стереть в порошок клан своего отца и Осберта вместе с ним. Ты знаешь о них больше, чем они — о тебе. Твой отец был прав, когда скрывал тебя. — Сигурд провел носом по её шее. — Великая Фрейя, как же я тебя люблю! — Он прижал Блайю к себе. — И, да. Если какая-нибудь расфуфыренная женушка кого-то из клана тебя обидит, дай ей в нос. Ты сможешь.

Блайя бродила между гостей с бокалом вина, проклиная каблуки, от которых ноги болели, как будто она пробежала десять километров. На этих самых чертовых каблуках, будто готовилась к Олимпийскому забегу. Пару раз она потанцевала с Сигурдом, но после того, как случайно наступила ему на ногу, он зашипел, как змея, и сказал, что будет учить её танцевать в свободное время, а пока что пусть она даже не пытается. И теперь Блайя отчаянно скучала, потому что Сигурд разговаривал с Уббе, и они оба выглядели очень серьезными.

Она понимала, что ей в их дела лучше не соваться. И поэтому она улыбалась гостям, пока не начинало сводить скулы, и говорила, как рада познакомиться, если её с кем-то знакомили. Как Сигурд её и учил.

Осберт действительно появился у Лодброков, как и предполагалось. Строил хорошую мину при плохой игре; у него не оставалось иного выхода после того, как Ивар обошел его на поворотах. Оглядев Блайю с ног до головы — от его взгляда ей стало неуютно и мерзко, и Сигурд появился за её спиной тут же, ненавязчиво положив на талию ладонь, — Осберт усмехнулся:

— Давно не виделись, моя дорогая. Хорошеешь на глазах. Здравствуй, Сигурд. А ты совсем не похож на отца.

— Похож больше, чем ты предполагаешь, Осберт, — Сигурд улыбнулся, и в его улыбке скользнуло нечто змеиное. Он притянул Блайю ближе к себе, сжимая руку на её талии, не больно, но весьма ощутимо. — Хочешь убедиться в этом?

— Благодарю, воздержусь, — дядя Блайи сделал глоток из своего бокала. — Значит, отхватила себе Лодброка? Одобряю твой выбор, племянница. Хотя не уверен, что его одобрил бы Элла.

Отсалютовав ей бокалом с шампанским, Осберт подхватил под руку свою спутницу, высокую блондинку в длинном красном платье, и направился в противоположную сторону. Хватка Сигурда на талии Блайи слегка ослабла.

— Свинья, — пробормотал он себе под нос. — Скорее бы всё это закончилось…

Но, спустя полтора часа после встречи Блайи с Осбертом, прием и не думал заканчиваться. Некоторые из гостей уже хорошо выпили, и, направляясь в туалет на втором этаже (где находились семейные спальни, а теперь — и её), Блайя краем глаза увидела парочку, зажимающуюся в углу. Она пожала плечами. Ей было все равно.

Ноги нещадно болели, и, рискуя тем, что кто-нибудь может увидеть её в непотребном виде, она стащила с ног эти орудия пыток за несколько тысяч долларов. Ступни отозвались ей благодарностью. Осторожно ступая по холодному полу, Блайя направилась к туалету. Ей хотелось хотя бы пять минут посидеть в одиночестве, пусть даже на унитазе. Подальше от всего это гадючного клубка, где все улыбались друг другу в лицо, держа нож за спиной. И она тоже улыбалась, только вот ножа у неё не было.

Посидеть в одиночестве ей не удалось. Только она зашла в туалет, как услышала, что кто-то вошел следом. Едва успев юркнуть за выступ стены — господи, у Лодброков даже туалет в этом доме был, как королевская спальня! — Блайя увидела, что в одну из кабинок проскользнула женская фигура в нежно-голубом платье, а следом за ней — Хвитсерк.

«Вот черт, — подумала девушка. — Кажется, я попала…».

Как только щелкнул замок на дверце, Блайя на цыпочках и как можно быстрее вылетела из туалета, молясь, чтобы никто не заметил её присутствия. Становиться свидетельницей чужих тайн ей совсем не хотелось, как и узнавать, с кем Хвитсерк оказался в туалете. Если парочку раскроют, она хотела бы быть подальше от этого места. Она понимала, что ничем хорошим такие тайны не заканчиваются.

Перед тем, как спуститься на первый этаж, где проходил прием, и находилось большинство гостей, Блайя надела туфли обратно, и ноги снова её прокляли, а она мысленно переадресовала проклятия Торви, которая на каблуках чувствовала себя, как в тапочках. Идя по лестнице, она судорожно цеплялась за перила и надеялась, что не навернется вниз. Обошлось.

Лагерта, разговаривавшая с Иваром, кивнула ей. Ивар усмехнулся — как всегда, улыбались только его губы — и отпил глоток вина. Блайя заметила, что никто из семьи и приближенных Лодброков не прикоснулся к шампанскому, и это показалось ей странным. Гости, не относящиеся к клану Осберта, пили коньяк, бренди или виски, а официанты старательно следили, чтобы шампанское оказывалось только в руках приближенных Осберта. Если кто-то из Лодброков, их клана или друзей, держал в руке бокал с шампанским, то напитка не убавлялось ни на миллиметр, а они лишь подносили его к губам, делая вид, что пьют.

Блайю слегка замутило от нехороших подозрений.

Сигурд и Уббе всё еще разговаривали, но, судя по разгладившимся одинаковым морщинкам у них на переносицах, тема изменилась, и Блайя решилась присоединиться к их беседе. Они непринужденно разговаривали о последнем блокбастере, идущем в кино, и она только подумала, что все обойдется, как к их троице присоединились хрупкая блондинка в нежно-голубом платье длиной до колен и Хвитсерк со стаканом виски.

Блайя замолкла на полуслове, покосилась на Сигурда. Тот ответил ей удивленным взглядом.

— Что-то случилось? — Уббе вопросительно взглянул на неё. — Хм, вы ведь не знакомы, я едва уговорил Маргрет переехать в дом из нашей квартиры в Нью-Йорке, она перевезла последние вещи прямо перед приемом. Блайя, это моя жена, Маргрет. Дорогая, это Блайя, девушка Сигурда.

— Очень приятно, — блондинка переводила взгляд с Блайи на Сигурда, и он привычным жестом привлек Блайю к себе, поцеловал в висок. — Как мило, что Сигурд наконец-то остановил свой выбор на одной девушке. Выпьем за по-настоящему правильный выбор? — Маргрет подняла бокал с вином. Она впилась взглядом в лицо Блайи, и в её серых глазах дочь Эллы увидела… Ревность? Злость?

«Если какая-нибудь расфуфыренная женушка кого-то из клана тебя обидит, дай ей в нос. Ты сможешь».

Блайя не знала, можно ли назвать Маргрет расфуфыренной — за её глянцевой улыбкой и идеальным обликом скрывалась неуверенность, и это можно было почувствовать. На шее жены Уббе, под нарочито-грубым украшением, виднелся маленький, но яркий засос. Хвитсерк отводил взгляд от него.

И тут до Блайи дошло. Маргрет была женой Уббе. Маргрет спала с Хвитсерком. Маргрет любила Сигурда.

Вспомнившийся совет оказался весьма кстати.

— За правильный выбор, — согласилась она, поднимая свой бокал в ответ. — И за моногамию.

Сигурд громко фыркнул в свой коньяк.

Взгляд Маргрет заметался между ними: она явно силилась понять, что им известно. Сигурд ухмыльнулся, залпом допил коньяк и, прихватив Блайю за подбородок, поцеловал. Этот поцелуй отличался от его обычной манеры целовать её. Собственнический, тягуче-долгий и жаркий, он заставил её вздрогнуть от внезапного желания, вспыхнувшего в животе и устремившегося вверх по груди.

«Торви убьет его за помаду…» — Подумала Блайя, чувствуя, как подкашиваются ноги, и её ведет куда-то в сторону, прямо в его объятия.

— Найдите спальню! — захохотал Хвитсерк.

Маленькая хитрость Блайи осталась им незамеченной, в отличие от Маргрет. Жена Уббе допила своё вино, чмокнула мужа в щеку и, прощебетав что-то о необходимости пообщаться с гостями, исчезла. И только тогда Блайя поняла, что подарок Сигурда на её шее сильно нагрелся и охладился за пять минут пребывания Маргрет рядом с ней.

— На нас все пялятся, — пробормотала Блайя, отстраняясь от Сигурда. — Кошмар какой…

— Конечно, — он облизнул губы. — Потому что мужчины завидуют мне, а их женщины — тебе.

— Как вы меня задолбали, — заявил Хвитсерк. — Пойду, поболтаю с кем-то еще, — он развернулся, но уйти не успел, столкнувшись прямо с подъехавшим к ним Иваром.

— В мой кабинет. Все. Быстро, — произнес он отрывисто, но его резкие фразы контрастировали с удовлетворенным блеском в глазах. — Ты тоже, — кивнул он в сторону Блайи. — Шоу начинается.

========== Глава четвертая ==========

Ивар был достаточно жесток, чтобы играть чужими судьбами, и достаточно беспринципен, чтобы не испытывать угрызений совести по этому поводу. Но, даже зная нового босса клана Лодброков, Блайя не ожидала, что в кабинете с ним будет сидеть её дядя, а рядом с ним — охранник и двое незнакомых мужчин в деловых костюмах. Один из них был моложе, другой — старше, и оба они выглядели не как мафиози, а скорее как юристы или работники банка.

Тот, что постарше, чуть ухмылялся, и отчего-то Блайе показалось, что этот человек вполне способен, прихихикивая, стереть кого-нибудь в порошок. Второй же, тот, что моложе, явно нервничал, поглядывая то на Ивара, то на Осберта, и то и дело поправлял очки в элегантной тонкой оправе.

— Моя дорогая, — Осберт приподнялся, взял в обе ладони руку Блайи и поцеловал. Ей захотелось вытереть пальцы о тонкую ткань платья. — Мы снова встретились.

Сигурд напрягся, и Блайя почувствовала его настороженность. Уббе молча встал за его спиной, а к самой Блайе шагнул Хвитсерк. Ивар предупреждающе взглянул на брата и еле заметно качнул головой: «не надо». Его жест остался незамеченным Осбертом, но не Сигурдом. Тот остался стоять, но его рука непроизвольно скользнула за полу смокинга: Блайя знала, что у него всегда при себе оружие, и только гадала — пистолет или нож?

— Садись, Блайя, — Ивар улыбнулся и стал похож на молодую акулу. — Я счел нужным предупредить тебя, что изначально мы с твоим дядей договорились заключить одну маленькую сделку…

Она взглянула на Лодброка, и её затошнило от нехороших предчувствий, а ладони похолодели. Ивар продолжал улыбаться, будто собирался сообщить ей самую лучшую новость на свете. Медальон на шее постепенно начал нагреваться, и Блайя дотронулась до него.

Сигурд подался вперед, заметив её жест.

— Ты выйдешь за меня замуж, — огорошил Блайю Осберт, и на его губах расцвела улыбка, больше похожая на оскал. — Как Элла и планировал.

Мир под ногами Блайи перевернулся в очередной раз за её короткую жизнь, да так, что в голове зашумело. Она почувствовала, как сжалось от ужаса её горло, и замотала головой.

Нет, нет, нет, нет, нет!

— Нет! — Выкрикнула она. — Ни за что!

Сигурд за её спиной рванулся к Осберту, вне себя от злости и гнева, но кто-то остановил его. Наверное, Уббе. Блайя не видела. Она слышала, как Сигурд зашипел: «Пусти меня, придурок, мать твою, пусти, я тебя предупреждаю!», и слышала, как Уббе спокойно ответил: «Тихо, брат. Все под контролем. Верь мне».

Под каким ещё, к черту, контролем?! Блайя чувствовала, как земля рушится под её ногами, а Бог забирает у неё человека, без которого она не представляла больше своей жизни.

Она вперила пылающий взгляд в Ивара, и от его улыбки ей захотелось выцарапать ему глаза. Хвитсерк предусмотрительно держал её за плечи, и хватка его была железной — не дернешься, не вырвешься.

— Успокойся, — произнес он над её ухом. И едва слышно добавил: — Это только начало.

Земля продолжала раскачиваться у Блайи под ногами, и она ухватилась одной рукой за спинку стула, боясь, что не удержит равновесие на своих каблуках. Осберт наслаждался произведенным эффектом, как самым лучшим на свете спектаклем. На его губах всё ещё играла улыбка, и Блайя была уверена, что он представляет, как раскладывает её на постели и насилует, несмотря на сопротивление. И бьет, если она пытается вырваться.

Ивар, сполна удовлетворившись реакцией главных персонажей срежиссированной им сцены, деликатно кашлянул, обращая внимание Осберта на себя.

— Я ещё не закончил, — вкрадчиво произнес он. — В обмен на брак с Блайей, обеспечивающий переход имущества клана Эллы к Осберту по брачному контракту, Лодброки получают полную монополию на все казино города, подписывая встречную сделку о купле-продаже всех твоих игровых объектов. Таким образом, мы снова делим сферы влияния в городе, и каждый остается в выигрыше. Так, Осберт? Ты получаешь всё, кроме казино.

— Верно, — кивнул Осберт и потянулся за бокалом с шампанским.

Наблюдать, как её судьбу решает человек, для которого она была товаром, Блайя не могла. Она понимала, что её жизнь с самого начала была в руках Ивара, и что он может убить её прямо сейчас, но…

— Нет! — Блайя так и не смогла вывернуться из рук Хвитсерка. Сердце у неё бешено колотилось, а ярость застилала глаза багровой пеленой. Если бы у неё был пистолет, она бы, не сомневаясь, разнесла этой усмехающейся твари лицо, а потом стерла бы выстрелом ухмылку с лица дяди и плюнула в кровавое месиво. Впрочем, плюнуть она и сейчас могла, что и сделала. Плевок до его лица, к сожалению, не долетел.

Осберт вскочил. Сигурд с удвоенной силой рвался из рук Уббе. Теперь его держали уже двое, и медвежья хватка Бьерна кое-как сдерживала его гневные порывы. Длинные светлые волосы выбились из хвоста и падали на лоб.

Ивар продолжал ухмыляться.

Осберт ухватил Блайю за подбородок и крепко сжал, так, что она даже не могла отвернуться, и только дрожала от ярости.

— Я научу тебя уму-разуму, — процедил он сквозь сжатые зубы. Карие глаза его сощурились, потемнели, и радужка почти слилась с черным зрачком. — Твой сопляк даже вести себя нормально тебя не научил… Только испортил. Надеюсь, ты хотя бы хорошо её трахал, малыш, потому что фригидная мне не нужна, — бросил он в сторону Сигурда.

Если бы не стальные руки Бьерна, Сигурд бы уже кинулся на Осберта. Блайя чувствовала, как к глазам подступают слезы. «Только не плакать, — думала она, сглотнув. — Только не плакать, не плакать…»

Не доставит она им такого удовольствия.

Змея на её шее полыхала огнем, обжигая кожу.

Чертова мразь, чертова, чертова мразь…

— Я всё еще не закончил, — Ивар побарабанил пальцами по столу. Его холодный голос привлек всеобщее внимание. — С прискорбием я вынужден сообщить, что эта сделка не состоится. Только сегодня, — он усмехнулся, — я узнал, что мой любимый брат Сигурд, по нашим обычаям, предъявил на Блайю свои права, и они помолвлены перед лицом Великого Одина. Кто я такой, чтобы нарушать волю богов?

Сигурд замер, глядя на брата. Ноги Блайи подкосились, и она почти рухнула на Хвитсерка. Осберт развернулся к Ивару.

— Если сделки не будет, зачем ты позвал меня сюда? — Будучи хитрым старым лисом, он сдерживал злость, но Блайя была уверена, что его лицо пошло багровыми пятнами.

— О, — Ивар развел руками, в электрическом свете блеснул браслет в виде змеи, обхватывающий его запястье. — Здесь и начинается самое интересное! Присаживайся, Осберт, — он указал на пустующий стул. — Я с удовольствием оглашу тебе свое предложение, если ты готов меня слушать.

Хвитсерк наконец отпустил Блайю, и Сигурд подхватил её в объятия, прижал к себе. Она слышала, как бешено колотится его сердце, и вцепилась в его спину, пряча лицо у него на груди. Её щеки были мокрыми от слез, которых она не замечала.

Всё же она расплакалась, но теперь ей было всё равно.

— Всё, всё, всё, — шептал Сигурд, гладя Блайю по спине. — Я с тобой, я рядом, и так будет всегда, я обещаю…

Блайя хотела сказать, чтобы он не давал обещаний, которые не сможет выполнить, но першение в горле помешало ей вымолвить хоть слово. Поэтому она просто прильнула к нему ещё сильнее, ничуть не заботясь, что все старания Торви отпечатаются у него на рубашке, которая наверняка стоила целое состояние. Сигурд был очень сильным, очень теплым, и то, как идеально их тела совпадали друг другом, не только, когда они занимались любовью, но даже сейчас, заставляло её рыдать ещё сильнее.

— Теперь, когда мы по самое горло насладились хэппи-эндом для влюбленной парочки, — Ивар всё это время молчал, и вовсе не из деликатности, — могу я, наконец, озвучить свое коммерческое предложение, от которого Осберт, я уверен, не сможет отказаться?

Проморгавшись от слез, Блайя развернулась к Ивару. Она всё еще хотела его убить, мучительно и долго, но где-то в глубине души была благодарна, что он не вручил её Осберту, как вещь. Сигурд не выпускал её из рук, будто боялся, что брат передумает.

Ивар мог сделать всё, что угодно. Сволочь. Сволочь, сволочь.

— Сделка купли-продажи состоится, — Ивар сложил руки под подбородком. Змей на его запястье казался таким же опасным, как и он сам — вот-вот зашипит и кинется. — Ты продашь свои казино, как и планировал. Я даже пригласил своего и твоего юристов, чтобы сделка была честной. Мистер Джонатан Месбот, — он указал на мужчину лет тридцати пяти, — если я не ошибаюсь, и есть твой поверенный, Осберт? Мистер Флоки же — поверенный нашей семьи уже двадцать пять лет, — он кивнул в сторону второго юриста. Сделка будет честной, уверяю тебя.

— И почему ты решил, что я соглашусь? — Было заметно, что Осберт внутренне кипел от гнева, но не показывал этого. — Почему я должен продать тебе казино, а сам остаться ни с чем?

— Голым, как в свой день рождения, — расплылся в улыбке Ивар. — Не считая денег, на которые ты сможешь купить себе новую одежду и всё, что захочешь, в том числе и начать новый бизнес, который не будет интересовать меня. Тогда ты будешь в полной безопасности. Взгляни на сумму. Она покроет любые твои расходы. Мистер Флоки, пожалуйста, подайте мне проект договора, который вы составили.

На стол перед Осбертом легла стопка бумаг. Около двадцати минут он изучал документы в полном молчании. Блайя почти успокоилась, хотя предполагала, что её истерика лишь затаилась, чтобы разыграться позже в полную силу. Сигурд изредка целовал её за ухом и зарывался лицом в растрепавшиеся волосы, чтобы убедиться, что она никуда не исчезла. Ивар сидел, откинувшись на спинку своего кресла.

Наконец, Осберт закончил читать договор купли-продажи и отодвинул его от себя.

— Нет, — он поднялся со стула, но Ивар жестом задержал его. Охранник, присутствующий на встрече, приподнялся, сунул руку за полу пиджака, и Хвитсерк незаметной тенью, как ниндзя, скользнул за его спину.

— Я предвидел твой ответ. И у меня найдется парочка аргументов, которые — я надеюсь — помогут тебе передумать. Аргумент номер один: Уббе.

Тут же Уббе шагнул к Осберту, незаметно вытаскивая пистолет, и дуло уперлось тому в поясницу. Бодигард Осберта выхватил оружие, но выстрелить не успел: Хвитсерк полоснул его по горлу так быстро, что охранник ничего не успел понять, и упал, заливая кровью светлый ковер и самого себя.

Блайя побледнела, спрятала лицо Сигурду в плечо. Когда это закончится, Господи, когда же?…

— Мои люди в вашем доме, — Осберт говорил очень тихо. — Они вас уничтожат.

— Ты верно заметил, — открыто наслаждался спектаклем Ивар. — В нашем доме. В моем доме. И разве ты не заметил, что никто из нас не пил шампанское? Твои люди мирно спят, но лишь от тебя зависит, проснутся ли они утром.

Осберт медленно отодвинул от себя наполовину опустошенный бокал.

— Не бойся. В твоем напитке снотворного не было. И не вздумай дернуться или достать оружие — Уббе выстрелит тебе в спину быстрее, и его пуля разнесет тебе внутренности. К тому же, — он вытащил из ящика стола пистолет и пухлый конверт, — я тоже не беззащитный калека, как ты мог подумать.

Блайя поняла, что боится Ивара до дрожи в коленях. Его холодный голос, его жестокие слова, его взгляд и улыбка молодой акулы вызывали у неё желание исчезнуть с лица земли. Она вжималась в Сигурда так крепко, будто хотела стать с ним единым целым, и внутри у неё вновь медленно начала подниматься истерика.

— Дважды подумай, Осберт, — Ивар снял пистолет с предохранителя и протянул Осберту конверт. — А лучше — трижды. Видишь ли, мне так жаль: трое твоих ближайших помощников сегодня совершенно случайно поссорились из-за сделки, которую ты хотел со мной заключить, и перестреляли друг друга. Последний оставшийся, четвертый, бросил их тела в реку и сбежал в другой штат, по его следу идет полиция. Какая жалость, не так ли?

Осберт вытащил из конверта первую фотографию и, едва взглянув, бросил её на стол.

— Никто не поверит в их ссору. И ты за это ответишь.

— Может быть. Но мы двигаемся дальше в сторону моих железных аргументов, — Ивар чуть отъехал от стола назад, направил дуло пистолета Осберту прямо в лицо. — Твои приближенные — большинство из них — ожидают тебя с новостями о получении сферы влияния Эллы в твои руки. Они ждут тебя в твоем штабе, но — не представляю, как такое могло случиться! — прямо под ним оказалась бомба, — младший Лодброк указал на фотографию, которую Осберт выудил из конверта. — Это ведь твой офис, не так ли? Будет жаль, если он взлетит на воздух с твоими людьми, но ты сам виноват — клан у тебя и так небольшой, собирать их в одном месте для празднования было глупо.

Сигурд легко выдохнул, и его горячее дыхание разметало Блайе волосы. Она дрожала. Ей не было видно лица Осберта — он сидел спиной, — но она догадывалась, что чем дольше Ивар говорил, тем больше страха появлялось в глазах её дяди.

— Ты думаешь, я продам свой бизнес только из страха за их жизни?

— Продашь свой бизнес Блайе, — поправил Ивар. — Или ты упустил имя покупателя? Ай-ай-ай, какая невнимательность, — он рассмеялся, зло и коротко.

Блайя уставилась на Ивара, будто он сообщил ей, что солнце вращается вокруг земли, а не наоборот. Осберт продаст свои казино? Ей?! Ивар свихнулся?! В чем польза такой сделки? Неужели он думает, что она отдаст ему их?

Сигурд выглядел не менее ошарашенным.

— Лучше молчите оба, — тихо предупредил их Бьерн. — Просто молчите.

— Ты сошел с ума, — кратко ответил Осберт. Он все ещё пытался отыграться перед Иваром, хотя в глубине души — Блайя была уверена — понимал, что проиграл. — Я не убивал твоего отца и не участвовал в нападении на него.

— Я и был сумасшедшим, — не согласился юный Лодброк. — И именно поэтому под каждым твоим казино тоже заложена бомба. Они взлетят на воздух в любой момент, а в твоей банковской ячейке среди прочих бумаг — вспомни, кому из приближенных ты доверял, уж не тому ли, кто сейчас едет в соседний штат? — лежит твое предсмертное письмо, в котором ты признаешься в убийстве брата и подрыве всей своей собственности, а также об уходе из жизни из-за мучительного чувства вины. Документ, подписанный тобой, и подлинность твоей подписи засвидетельствует любая экспертиза. Каким образом? О, оставь этот секрет мне.

Блайя не хотела думать, откуда Ивар заполучил подпись её дяди. Осберт молчал, и напряжение в кабинете можно было ножом резать.

— Твоя самоуверенность сыграла с тобой злую шутку. Но не волнуйся, полная сумма по договору уже лежит на твоем банковском счете, можешь проверить его через онлайн-банкинг. Как только ты подписываешь договор, и юристы отправляют его на регистрацию, ты можешь уничтожить свою предсмертную записку — не бойся, она в единственном экземпляре — и считать себя свободным. Все остальное сделают наши юристы и деньги.

— А если я не подпишу?

Ивар помахал в воздухе пистолетом.

— Да не доставайтесь же вы никому, — вкрадчиво пропел он. — Не страшно, Осберт. В любом случае, Блайя выходит замуж за моего брата, и сфера влияния Эллы будет моей. Так или иначе, но я получу то, что хочу. Страшно будет тебе, потому что у меня есть пара чудесных казней, которые придутся по душе и мне, и моим братьям. Тебе понравилось то, что я сделал с Эллой? Правда, это было красиво?

Прошло еще десять минут, потом Осберт сдался. Плечи его опустились, и он потянулся за ручкой.

— Вот и прекрасно, — Ивар убрал пистолет обратно в ящик. — Я знал, что твой разум возобладает над эмоциями. Уббе, Хвитсерк, проводите гостя к выходу. Его люди проснутся утром в добром здравии. Даю слово. Ведь теперь они — мои люди. Кстати, Осберт, — тот обернулся. — В случае твоей смерти до момента регистрации договора, все твое имущество всё равно переходит к Блайе, потому что она — единственная оставшаяся в живых твоя родственница. Не надо было избивать до смерти свою беременную жену!

— Я уничтожу тебя, — бессильно пообещал Осберт, но вряд ли кто-то ему поверил. — И тебя, сучка, — он злобно взглянул на Блайю.

— Вряд ли, — Ивар вновь расхохотался. — И ты скоро поймешь, почему.

— Подожди, — Сигурд выпустил Блайю из объятий, шагнул к Осберту, сжал руку в кулак. — Это тебе за то, что оскорблял мою девушку, — процедил он и, прежде, чем кто-то успел его остановить, ударил его в челюсть.

Он бы ударил ещё раз, если бы Бьерн не удержал его.

— Сигурд, не будь ребенком, — произнес старший Лодброк. — Успокойся.

Осберт сплюнул на пол кровь и зло взглянул на Сигурда, но пистолет, который Уббе все ещё держал у его поясницы, служил красноречивым аргументом не затевать свару.

Когда за Осбертом, Уббе и Хвитсерком закрылась дверь, Ивар ощутимо расслабился и, откинувшись на спинку инвалидного кресла, прикрыл глаза.

— Сигурд, уведи свою птичку отсюда, — тихо произнес он. — Или как ты её там зовешь, розой? Просто уведи.

Сигурд подошел к нему, размахнулся и впечатал кулак в его ухмыляющуюся физиономию, с той же силой, с которой бил Осберта. Ивар дернулся, схватился одной рукой за губу, другой — инстинктивно выхватил нож. Острие уперлось Сигурду в живот.

В панике Блайя кинулась к ним, вцепилась в Сигурда обеими руками:

— Не надо! - Ей двигал только один инстинкт, сильнее, чем голос разума. Уберечь от опасности. Удержать.

Бьерн перехватил запястье Ивара.

— Хватит, — произнес он негромко, но властно. — Прекратите оба.

И Блайя в очередной раз задалась вопросом, как мог легендарный Рагнар Лодброк так ошибиться с выбором своего наследника?

Сигурд тяжело дышал. Ивар распахнул глаза, и в их синеве, похожей на плещущуюся подо льдом воду, таилась опасность и злость, способные разнести весь мир на клочки, если дать ей волю. Братья мерили друг друга взглядами. Наконец Ивар опустил нож.

— Ты мудак, — процедил Сигурд, отступая назад, беря Блайю за руку и переплетая их пальцы. — Гребаный псих! Ты мог предупредить нас!

Блайя знала, что сейчас ему больше всего на свете хочется еще сильнее разукрасить брату физиономию, и он сдерживается только ради неё. В уголках губ Ивара выступила кровь, но он, казалось, этого даже не замечал. Рука Сигурда дрожала, а сам он был похож на натянутую струну — тронь, и она по всей округе звоном пойдет.

— Ваша реакция была бы иной. Идите отсюда уже.

Блайя поняла, насколько Ивара — железного Ивара, Бескостного Ивара, — вымотал весь устроенным им спектакль. Её тоже внутренне колотило, и она не была уверена, что сможет пробыть с ним в одной комнате ещё хотя бы минуту.

— В его шампанском не было снотворного, — услышала она голос Бьерна, уже выходя в коридор. — Но?

— Отменяй всё. Там было кое-что другое, — ответил Ивар.

Только захлопнув дверь спальни за своей спиной, Блайя позволила себе расплакаться снова. Вся тяжесть прошедшего дня свалилась на её плечи, и она сползла вниз, на пол, захлебываясь слезами и подвывая тонко, как маленькая. Сигурд молча сел рядом с ней, обнимая за плечи и притягивая к своей груди. Он молчал, гладя её по голове, и изредка целовал в макушку.

Блайю трясло. Ивар чуть не продал её Осберту, как вещь, как животное! Неужели его языческие обычаи позволяли продать живого человека?! Неужели он совсем не ценит человеческую свободу?!

Вспоминая Лодброков, она понимала все четче — никто здесь её свободу не ценит. Кроме Сигурда. Но и он бессилен помочь ей, если Ивару захочется вновь распорядиться её судьбой. Он ничего не сможет сделать, как не смог сегодня, потому что братья держали его крепко. Они оба беспомощны и зависят от Ивара!

От осознания этого Блайю затрясло ещё сильнее.

— Он не оставит нас в покое! — Она толкнула Сигурда в грудь, вскочила на ноги. — Господи, он обращался со мной, как с вещью, и он издевался над тобой, Сигурд!

Блайя снова разрыдалась, зло и горько, схватила с тумбочки стеклянную пепельницу и швырнула её в противоположную стену. Осколки со звоном осыпались на пол, но легче не стало. Блайя дрожала от одной мысли, что могла сейчас ехать с Осбертом в его дом, и… Боже, если он действительно забил свою жену до смерти, то…

Она всхлипнула.

— Я не знаю, что делать… Что делать с тем, что он натворил, и зачем он устроил весь этот цирк, и в итоге я его руками купила какие-то дурацкие казино, и он хотел меня отдать Осберту, Сигурд, он хотел меня продать… — бормотала Блайя, обхватив себя руками, и по её щекам текли слезы, черно-серые от полусмывшейся туши. — Пожалуйста… — Она подняла на него заплаканное лицо. — Скажи, что ты не знал… Скажи! — Она опустилась перед ним на колени, стукнула кулаком в плечо. — Скажи, что ты не знал!

Потому что если он знал, она убьет его, а потом уйдет от него, или наоборот, и пусть Ивар её прикончит, хоть живьем кожу сдерет, но если он обо всем знал, то, значит, он предал её, и…

Сигурд перехватил её запястья и, наплевав на сопротивление, притянул Блайю к себе, заставив уткнуться лицом в его рубашку. Он держал её в объятиях и легонько раскачивал, шепча на ухо успокаивающие слова, напевая, целуя её, пока Блайя не успокоилась. Постепенно её рыдания затихли, и Блайя уткнулась носом ему в шею. Её дыхание выровнялось.

— Я ничего не знал, — Сигурд взял её лицо в ладони. — Правда.

Блайя кивнула. Конечно, он не знал. Его реакция была бы совсем другой, если бы Ивар открыл ему свои планы. В горле у неё было сухо после истерики, и во рту будто разлили банку с кислотой. Она облизнула губы.

— Я знаю. Прости меня, — она водила кончиками пальцев по его лицу, будто запоминала его черты. Сигурд смотрел на неё, закусив губу, и гладил по спине, посылая тепло вдоль её позвоночника.

Вся его рубашка была вымазана в её косметике, и старания Торви ушли в небытие. Блайя боялась представить, что творится с её лицом, и что она никогда больше не сможет повторить такой макияж, и, черт возьми, о чем она вообще думает? Рубашка Сигурда наверняка стоила целую кучу денег, и надо бы её постирать…

В голове было пусто и гулко.

— Я испортила тебе… — Блайя провела рукой по испачканной ткани. — Как думаешь, это можно отстирать?

«Не думать об этом вечере, — приказала она себе. — Не думать об Иваре. Не думать о том, что будет дальше».

Иначе она не сможет прийти в себя.

Сигурд молча расстегнул рубашку, стащил её, смял и бросил куда-то к кровати. Блайя смотрела на него, не отводя взгляда, и ей казалось, будто её зрение стало гораздо острее, чем было, раз она даже странную отметину рядом с его зрачком смогла разглядеть. Сигурд смеялся, что эта метка должна была делать его особенным, но Блайя думала: разве он и без неё — не особенный? Она видела светлую щетину, пробивающуюся у Сигурда на подбородке, и крошечные трещинки на его нижней губе, и засос, который она оставила у него под ключицей вчера, и каждую линию его татуировки, и что-то вновь изменилось в ней самой, в который раз за день.

Сигурд обладал поразительным умением переворачивать её мир и излечивать её душу. Пять минут назад она задыхалась от истерики, но он был рядом, и теперь ей легче, намного легче, и…

— Я люблю тебя, — прошептала Блайя. — И это правда.

Сигурд моргнул, и светлые ресницы на миг опустились на щеки, пряча вспыхнувший взгляд.

— Знаешь, — медленно произнес он, глядя ей прямо в глаза, — у нас есть традиция: жених дарит невесте подарок. Первый, но не последний. Строго говоря, он делается родителям, но… Это значит, что он делает ей предложение, — дотронувшись до змея на её шее, он улыбнулся: — Ивар в чем-то был прав.

Блайя непонимающе смотрела на него. Ивар был прав? В чем? А потом она вспомнила: младший Лодброк прикрылся помолвкой, когда соскочил со сделки с Осбертом. Он сказал, что Сигурд предъявил на неё свои права, и он, Ивар Лодброк, не может противостоять воле Одина.

— Ты… О чем ты? — выдохнула она.

— Момент не самый подходящий, — Сигурд запустил пальцы в её прическу, вытянул шпильки и заколки; те, что еще остались. Волосы упали ей на плечи. — Он даже самый неподходящий. И ты можешь врезать мне прямо сейчас. Но я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.

Блайя онемела.

Голос разума твердил ей, что замуж выйти за него она не может, потому что она знает его всего ничего, и он вообще-то убил её отца, и его брат — самое сумасшедшее чудовище на свете, и ей нужно держаться подальше от Лодброков, и нужно бежать прямо сейчас. Но где был этот разум, когда они занимались любовью впервые под сухой треск огня в камине? И где он был, когда она решилась войти в эту семью, где у каждого руки были по локоть в крови?

Отголоски прошедшей истерики грозились вновь превратиться в новую, но Сигурд перебирал её волосы одной рукой, а вторая оглаживала её талию через ткань платья, и истерика заткнулась, не начавшись.

И где был голос разума сейчас, почему не действовал на неё? Блайя обнаружила себя, сидящей на Сигурде, и её колени сжимали его бедра, а сама она внимательно смотрела ему в глаза. Её сердце знало ответ, и признаться в нем оказалось проще, чем она предполагала.

Пусть он всегда будет рядом. Пусть его спокойствие и его любовь утихомиривают штормы в её душе так же, как он сделал это сейчас. Пусть он прячет её от боли и страданий, от страхов и кошмаров, и призрак отца больше никогда не побеспокоит её ночами, потому что она будет спать в объятиях Сигурда Лодброка, и пусть не будет для неё иного места. Никогда больше.

Со всем остальным они как-нибудь справятся. Сейчас, когда в её голове немного прояснилось, Блайя подумала: она знает, что делать с отцовским наследством и с казино Осберта, которые ей навязали так грубо. Ивар умел шокировать людей.

Идея пока не сформировалась в её голове до конца, но…

Но.

Она справится. Они справятся. Вместе.

А потом Блайя коснулась губами уха Сигурда и прошептала едва слышно:

— Да.

========== Глава пятая ==========

Ивар ненавидел юридические вопросы почти так же сильно, как ненавидел, когда что-то шло не по его плану. Но если план он мог подкорректировать при необходимости (что он и сделал, когда Сигурд одарил элловскую девчонку помолвочным подарком, и возможность тихо и незаметно убить Осберта после его свадьбы с Блайей пришлось похоронить), то сухие канцелярские формулировки договоров не поддавались его живому, но совершенно не юридическому мышлению. Перечитав протокол внесения изменений в контракт уже раз в десятый, Ивар шмякнул его об стол.

— Чертовы хитрожопые твари, — пробормотал он себе под нос. — Никогда не знаешь, где они могут подложить тебе свинью.

Будучи подозрительным от природы, он не доверял даже тому юристу, которого сам нанял в компанию. Рагнар всегда говорил, что юристов нужно держать в ежовых рукавицах, но как сделать это, если за их любимыми сухими формулировками может скрываться ловушка, которую трудно разгадать?

Ивар, впрочем, знал, что справится и с этим. Должен справиться. Только сначала ему нужно выпить кофе. Больше кофе. Он позвонил секретарше:

— Кофе. Черный, без сахара и сливок.

— Да, мистер Лодброк. — Даже по телефону голос этой овцы (как её зовут, йотун ее побери?) дрожал, будто он поставил её к мишени и собирается выстрелить промеж глаз. Идиотка.

Ивар прикрыл глаза, позволяя темноте, скрывающейся под опущенными веками, окутывать его сознание. Но мысли, вившиеся у него в голове, не отпускали. Еще четыре месяца всему семейству предстояло сосуществовать под одной крышей во имя наследства Рагнара, которое состояло из нескольких домов, одного стороннего небольшого бизнеса в Калифорнии, никак не связанного с игорным, нескольких счетов и банковских ячеек с ценностями. Еще четыре месяца ему предстояло видеть довольную рожу Сигурда и тупую физиономию Бьерна, которые не были в состоянии понять даже самых простых логических ходов. Еще четыре, мать их, месяца…

И они будут встречаться только в компании и на редких семейных сборищах. Он-то постарается, чтобы эти встречи происходили как можно реже.

— Ваш кофе, мистер Лодброк. — Занятый мыслями, он даже не заметил, как секретарша вошла в кабинет и поставила перед ним чашку.

— Сколько раз я говорил, что нужно стучаться? — рыкнулИвар, открывая глаза.

— Простите. — Она попятилась. — Я стучалась, но вы не отвечали…

— Пошла вон.

Стоило ей исчезнуть, унося за собой шлейф из липкого страха, что сопровождал её повсюду, Ивара отпустило. Вот ещё одна вещь, которую он терпеть не мог — мямлящих сотрудников. Ему нравилось, когда его боялись, но не нравилось понимать, что кому-то из его работников требовался памперс, чтобы зайти к нему в кабинет. Бойтесь меня, думал он, но учитесь контролировать свой страх, иначе не сможете выполнять свои обязанности. Он считал, что компания — это четко работающий, слаженный механизм, и если один из винтиков начинает скрипеть, его нужно либо смазать, либо заменить.

Однако кофе эта девица готовила неплохой. Отпив глоток, Ивар облизнул губы и потянулся за телефоном, чтобы позвонить Флоки. Он хотел знать, когда договор купли-продажи зданий казино будет зарегистрирован, а акции осбертовского бизнеса перейдут к Блайе. За это время он должен будет найти рычаг управления элловской девчонкой и надавить на него, чтобы заставить её объединить игорную компанию Осберта с Lothbrok Inc., а кого-то из братьев — сделать директором компании Эллы. Главное, чтобы это был не Змей. Хвитсерк подошел бы идеально: он позволил бы Ивару принимать решения, а сам просто ставил бы свою подпись на договорах.

Если поначалу Ивар и был зол на Сигурда, то теперь, чем больше он размышлял, тем удачнее ему казались сложившиеся обстоятельства. Если эти два влюбленных голубка (идиота) поженятся, то бизнес останется в семье, так или иначе, и можно будет начинать первые попытки торговли оружием, чтобы составить конкуренцию Экберту и, в конечном итоге, вытеснить его с рынка. Месть имени Рагнара Лодброка и за его смерть.

С гораздо большим удовольствием Ивар бы подвесил Экберта и его обожаемых внуков на крюки под потолком и наблюдал, как они истекают кровью. И, возможно, только возможно, когда Экберт и его сопляки останутся голыми и нищими, благодарными за протухший гамбургер из Макдональдса, кинутый к их ногам, он так и поступит. Но до этого сладкого мига было еще очень далеко…

Сперва — бизнес. Достаточное количество активов для начала новой эры. Потом — всё остальное.

Внутренняя связь снова звякнула.

— Чего тебе?

— К вам посетитель, — проблеяла секретарша. — Миссис Лагерта Ингстад.

О, Хель её побери… Что нужно этой твари?

Если бы эта дура догадалась сообщить, что он уже уехал… Теперь ему не отвертеться от разговора с первой женой отца, хотя Ивар лучше всадил бы ей кинжал прямо в глаз. Он скинул вызов секретарши, зная, что Лагерта войдет в кабинет сама.

Она и зашла, цокая каблуками. Сбросила на одно из кресел легкое пальто, сама уселась на другое. Чертова ведьма, застрявшая во времени. Лагерте ведь уже за пятьдесят, как и отцу было, какого драуга она выглядит так, будто едва достигла четвертого десятка?

— Что тебе нужно?

— Здравствуй, Ивар. — Лагерта улыбнулась, забрасывая ногу на ногу. — Сегодня ты неприветлив.

«Угадай, почему, хитрая ты дрянь? — подумал Ивар, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не заскрипеть зубами. — Может, потому, что я точно знаю, что ты убила мою мать, только доказать этого не могу? Но у меня обязательно получится, и ты будешь харкать кровью, Лагерта, это я тебе гарантирую».

— Уже вечер. — Он пожал плечами, призывая на помощь всю свою выдержку. — Так зачем ты приехала?

— Поговорить, разумеется. — Она чуть приподняла тонкие брови. — У меня есть новости, которые заинтересуют тебя. Может быть, твой секретарь принесет и мне кофе?

— Она уже собирается домой. — Ивар сложил руки на груди, выставляя напоказ отцовский браслет в виде змеи, обернувшейся вокруг запястья. Он видел, что на мгновение взгляд Лагерты скользнул по украшению, и уголки её губ дрогнули. Железная Лагерта Ингстад всю жизнь любила Рагнара Лодброка, и напоминание о его смерти причиняло ей едва ли не большую боль, чем его предательство. — И я тоже не планирую оставаться здесь долго. Так что выкладывай свои новости, Лагерта, ты же ради этого пришла?

Несмотря на свою ненависть, Ивар всегда отдавал ей должное: Лагерта умела справляться со своими чувствами. Улыбнувшись, она подалась вперед.

— Ты так похож на Рагнара, Ивар… — Она изучала его, и в глубине её туманных серых глаз он видел и любопытство, и восхищение, и ненависть. Лагерта ненавидела его, потому что он был сыном Аслауг. Лагерта уважала его, потому что он был сыном Рагнара. Плоть от плоти и кровь от крови его. — Такой же нетерпеливый, каким и он был в юности. Ну, что ж, — она вновь откинулась назад, положила руки на подлокотники. — Думаю, тебе будет интересно узнать, что Альфред вернулся из Тринити-колледжа, и Экберт собирается завещать ему Kedric Inc., минуя собственного сына.

Альфред.

Ивар отлично помнил мальчишку, с которым играл в шахматы, когда тому было пятнадцать лет, а самому Ивару — девятнадцать. Рагнар и Экберт всегда позиционировали себя на людях лучшими друзьями, и поэтому их дети были знакомы между собой, но все понимали: два старых лиса никогда не уживутся на одной территории, особенно если собираются кормиться из одного курятника.

Разумеется, Экберт вырвал внука из учебной рутины вовсе не просто так. Экберт никогда и ничего просто так не делал, как и Рагнар. Неужели он догадывается, что Ивар готовит и ему, и его семье? Конечно, догадывается, если причастен к убийству Рагнара. И наверняка слухи о покупке бизнеса Осберта достигли его ушей. Значит, Экберт обеспокоен и собирается подстраховать себя. И, хотя в разговоре с братьями Ивар говорил, что его это не беспокоит, на деле всё оказалось не так. И из огня семья Лодброков летела прямо в полымя, ведь если не сделать ответного хода, Экберт начнет наступление.

С одной стороны — знак хреновый. А с другой, метания Экберта лишь доказывали его вину в смерти Рагнара. Он выдавал себя с головой, подставляя под удар собственную семью, а особенно — своего любимого внука.

— Это должно волновать меня? — Ивар фыркнул. Не хватало ещё, чтобы Лагерта поняла, как задела его новость.

— Возможно, Экберт хочет упредить твой удар. Насколько мне известно, Альфред умен, и там, где Экберт не сможет придумать, как это сделать, придумает его внук.

Альфред всегда хорошо играл в шахматы. Когда-то давно в его лице Ивар встретил очень интересного соперника. Любопытно, думал Ивар, каким он стал теперь? Не растерял ли хватку?

Лагерта ожидала его реплики, покачивая ногой, обутой в черную туфлю. Она принесла ему весть, но что ждет взамен? И какова её выгода во всей истории? Кто информировал её о возвращении Альфреда?

— Откуда ты знаешь про завещание? — Ивар поднес к губам чашку, но кофе уже остыл, и он едва сдержался, чтобы не швырнуть посудину через весь кабинет.

— Обычно я не раскрываю своих информаторов, — улыбнулась Ингстад. — Но ради тебя я, пожалуй, сделаю исключение. В семье не должно быть секретов.

Ивар мог гордиться своей силой воли — тет-а-тет с Лагертой он выдержал, и даже не швырнул ей ничем в голову, хотя пресс-папье, оставшееся от отца и изображавшее рычащую собаку, идеально вписалось бы ей в висок. Он уже почти видел, как Лагерта падает, и кровь из разбитой головы окрашивает светлый пол его кабинета. Почти. Почти…

Схватив кружку с недопитым кофе, Ивар все-таки шарахнул её в стену. Осколки брызнули по полу.

*

— Альфред вернулся из Ирландии. — Уббе плюхнул перед Иваром сложенную напополам газету. Ивар едва взглянул на фотографию сомнительного качества, украшающую первую полосу желтой газетёнки, одной из тех, что держатся за счет скандалов и слежек за селебрити и бизнесменами. — Ты был прав. Экберт зашевелился.

— Я всегда прав. — Ивар цокнул языком. — Но ты опоздал с новостями. О возвращении Альфреда я уже знаю.

— Интересно, откуда? — Хвитсерк сидел на диване у окна, подогнув под себя ногу, и поглощал картошку фри из ближайшего Бургер Кинга. Судя по его внешнему виду, в офис он с утра отнюдь не собирался.

— Засрешь кетчупом обивку — шкуру заживо сдеру, — пообещал Ивар зловеще. Тот хохотнул и показал ему язык. Ивар едва сдержался, чтобы не закатить глаза: видел бы Рагнар, в кого выросли его сыновья, разбил бы себе лицо рукой. Или пожелал вернуться в прошлое, чтобы предотвратить зачатие. — У меня свои источники, — добавил он, вспоминая Лагерту. Ему так и не удалось понять, зачем она сообщила ему о планах Экберта, и это раздражало его чуть более, чем полностью. Лагерта Ингстад, определенно, вела какую-то собственную игру, и он обязательно выяснит, какую, не будь он сыном Рагнара Лодброка.

Уббе забрал газету, пролистнул её.

— Думаешь, нам стоит припугнуть Экберта?

— Это как же? — Удивленно вскинул брови Ивар. — А, главное, зачем?

Уббе плюхнулся в кресло, ткнул пальцем в статью.

— Альфред вернулся в США вместе со своей невестой, Элсвитой. — Он указал на девушку, которую Альфред держал за руку на снимке. — Мы можем попробовать воздействовать через неё. Если Альфред испугается…

— Нет, — Ивар прервал его, даже не дослушав. — Идея — Фенрирово дерьмо.

— Это еще почему?

Уббе явно был уязвлен. Ивар закатил глаза. Почему его братья такие тупые? Впрочем, если они думали, что возвращение Альфреда на родину станет для него новостью, то откуда бы им было знать, что за прошедшую ночь Гуннар уже выяснил про него всё и даже больше, чем всё?

Вытащив планшет, Ивар открыл электронную почту и нашел файлы с фотографиями, которые отправила ему Лагерта, протянул Уббе. На этих снимках Альфред и его девушка шли через VIP-зал аэропорта, а чуть поодаль от них следовала темноволосая молодая женщина в черных очках. Уббе чуть нахмурился, движением пальцев приблизил фотографию, разглядывая её лицо.

— Это, что, Астрид? — удивился он.

— Где? — Хвитсерк аж картофель фри на себя уронил, выругался. Ничуть не смутившись, закинул соломку себе в рот и, поднявшись, подошел к Уббе. Заглянул тому через плечо. — Это точно она, чувак! Да ну нахрен, вы серьезно? Она что, сделала финт хвостом?

Ивар никогда не признался бы, что тоже изрядно удивился информатору Лагерты в стане врагов. Астрид никогда ему не нравилась. Он испытывал уважение к людям преданным, а одна из подруг (и, возможно, бывшая любовница) Лагерты казалась ему способной переметнуться на сторону, где ей будет выгоднее работать.

Он не ошибался в людях. Практически никогда. Но, в конце концов, если Лагерта не в состоянии отличить друга от врага — это её дело.

— И как это делает мою идею паршивой? — Уббе отложил планшет, которым тут же завладел Хвитсерк. — Я не умею читать твои мысли, Ивар.

— А пора бы научиться, — Ивар постучал пальцем по нижней губе. — Я отправил Гуннара выяснить всё об Альфреде. Он поднапрягся и узнал, что отношения Альфреда с Элсвитой — фарс, договоренность между семьями. Так что если с ней что-то случится, или хотя бы один ноготь сломается у неё на пальце, мы приобретем врагов в Дублине, но не заставим мальчишку обосраться.

— Или приобретем союзников, если убедим её семью, что в смерти их девчонки виноват Альфред? — Хвитсерк ткнул в экран планшета пальцем.

— Нам союзники в Дублине не сдались, — фыркнул Ивар. — Элсвита — пешка, никому не нужная, кроме собственных родителей. У Альфреда есть любовница.

— Нехило так для восемнадцати лет, — присвистнул Хит. — Кто бы мог подумать, что этот ботаник?.. Я вообще думал, что он — пидор. И в чем проблема прижать его тёлку тогда? Заставить Альфреда сидеть тихо и молчать в тряпочку, пока мы выходим на оружейный рынок?

Мы выходим. Надо же. Будто он принимает в этом живейшее участие. Будто не сам Ивар лезет из кожи вон, чтобы поддерживать отцовскую империю такой, какой она была, когда Рагнар был жив. Чертовы идиоты.

Ивар крутанул вокруг запястья браслет. Змея поблескивала в электрическом свете, и ему показалось, будто рубиновые глазки её смотрят на него насмешливо. Неужели Хвитсерк настолько тупой, что думает, будто ему не приходила в голову такая идея? Разумеется, приходила. Сразу же после сообщения, что отношения Альфреда и его невесты не стоят и цента. Только вот…

Только вот имени его любовницы не знал никто. Ивар сомневался, что Гуннар не смог бы вытрясти сведения, если бы они были известны хоть кому-то. Но мальчишка хорошо скрывался, и, по словам Гуннара, спалился лишь однажды, в Дублине, выходящим из отеля. Под неплотно завязанным шарфом виднелся свежий засос. Элсвита в это время праздновала свой день рождения в каком-то пафосном ресторане. Альфреда поймали журналисты, и Экберту стоило многих сил замять это дело.

И денег, конечно.

Говорят, Альфред пообещал порвать с любыми связями на стороне. Но, каким бы он ни был умным в свои восемнадцать, существовали еще и гормоны. И чувства к женщине, наличие которых Ивар считал слабостью, но не мог отрицать их влияния на других. Далеко за примером ходить было не надо — Сигурд и до появления Блайи умом не блистал, а потом так вообще отупел.

— А зачем? — повторил свой вопрос Ивар, в упор глядя на Хвитсерка и отмечая, что у того в углу рта засох кетчуп.

Ни Уббе, ни Хвитсерк не знали, что Ивар уже провертел всю ситуацию с разных сторон, размышляя, нужно ли делать встречный ход. Если приложить усилия, то выяснить имя любовницы Альфреда теперь, когда он вернулся в США, будет не трудно: то, что не делает страх, делают деньги. И наоборот. Её можно было бы припугнуть, отправить Альфреду по почте её ухо или сделать еще какую-нибудь банальщину, которую он, возможно, ожидал бы от врагов своего деда.

А можно было не делать ничего. И заняться расширением бизнеса, необходимым для выхода на рынок поставки огнестрельного оружия. Разобраться с бизнесом Эллы и казино Осберта. И посмотреть, как Экберт будет выкручиваться дальше, не понимая, отчего Лодброки не реагируют на его ход.

— И что мы собираемся делать? — Уббе поднялся, подошел к окну, за которым шумел вечно занятой Чикаго. Ивар был уверен, что его раздражает необходимость советоваться с ним по любым вопросам, хотя с большим удовольствием Уббе бы принял решение сам. Он хоть и не умел планировать многоходовки, как сам Ивар, но иногда его предложения бывали весьма здравыми. И, уж конечно, он сам считал их таковыми всегда. Однако — сюрприз, сюрприз! — глава семьи имеет право и по голове за это настучать.

— Ничего. — Ивар побарабанил пальцами по столу, затем потянулся и, взяв небольшой листок, скрутил его в трубочку. Зажмурив правый глаз, посмотрел на Хвитсерка через свой крошечный телескоп. — Мы не будем делать абсолютно ни-че-го.

— Почему это? — Хвитсерк положил на стол планшет. На экране маячило увеличенное в несколько раз лицо Альфреда.

Ивар вздохнул. Почему он должен всё и всем объяснять?

— Потому что Экберт ждет этого. А мы его удивим. К тому же, у нас есть более насущные проблемы. Например, наш бизнес. Кто-нибудь ездил в казино, узнавал, как там дела?

Уббе отвернулся от окна, сунув руки в карманы.

— Отчет о прибыли за месяц и состоянии казино у тебя на столе.

========== Глава шестая ==========

Давно уже Блайе не было так страшно, хотя её жизни ничего не угрожало. Так страшно, что она чувствовала, как желудок переворачивается от одной мысли, что ей придется спуститься в столовую. Семья Лодброков впервые за долгое время собралась на ужин вместе, и Блайя знала — когда им станет известно, что именно Сигурд хочет им сказать, искренне рад будет только Уббе. И, возможно, Торви, если она в них верила.

Хотя, Торви, наверное, верила. Однажды она рассказала Блайе, что была женой одного из врагов клана, пока Бьерн не убил его и не женился на ней сам.

Блайя не знала, как вести себя, и за десять минут до ужина была готова запереться в туалете, чтобы пересидеть этот момент. Может, Сигурд как-то без неё справится? Может, он просто поговорит с Иваром о свадьбе, и на этом официальная часть будет закончена? Может, она просто останется у себя и переждет бурю?

Блайя не представляла реакцию братьев Сигурда. Скорее всего, они предполагали, что Ивар солгал Осберту, чтобы не отдавать её врагу клана, и это еще раз напомнило ей о её положении. И решение пожениться уже не казалось поспешным: они должны были обезопасить себя от Ивара. Хотя бы так.

Она сполоснула руки холодной водой и дотронулась до горящих щек. Господи, пусть все пройдет хорошо!

В семье Блайи не было принято как-то особенно наряжаться на семейные сборища, если не предполагалось присутствия других гостей, и, перерыв весь свой нехитрый гардероб, она остановилась на черных джинсах и блузке. И, взглянув на себя в зеркало, расстроилась еще больше: белый верх, черный низ, она похожа на школьницу или секретаршу!

Сигурд застал её сидящей на кровати, в окружении одежды.

— До ужина пять минут, вообще-то, — улыбнулся он. — Мне нравится смотреть на тебя в нижнем белье, а еще лучше — без него, но только наедине. Ты идешь?

— Заткнись, — почти всхлипнула Блайя и швырнула в него отвергнутой блузкой. — Я тебя ненавижу!

Сигурд присел перед ней на корточки и положил ладони ей на колени.

— Всё хорошо, — прошептал он, глядя ей прямо в глаза. — Все будет хорошо. Иди ко мне, — он обнял Блайю и уткнулся лицом в её шею.

Блайя обняла его в ответ, слушая размеренное теплое дыхание, опалявшее кожу. Постепенно паника отступила, и она вздохнула:

— Прости.

— Я тебя за дверью подожду. — Сигурд поднялся, подхватил с кровати одну из отвергнутых блузок, протянул ей. — Вот эта.

— Почему?

— Хм-м-м, — он почесал подбородок, озорно улыбнулся. — Расстегивать легче.

— Пошел вон, — прошипела Блайя. Но скрыть смех за притворным гневом ей не удалось, и, когда Сигурд захлопнул за собой дверь, она расхохоталась ему вслед.

*

Нельзя сказать, что Блайя осталась довольна своим обликом, но, по крайней мере, голубая рубашка выглядела на ней лучше, чем пресловутая белая блузка, которая в её гардеробе осталась ещё со школы. Спускаясь с Сигурдом в столовую, она смотрела только себе под ноги, прямо на ступеньки, и старалась незаметно вытереть о джинсы вспотевшие ладони. Господи, пусть все пройдет хорошо, и Ивар их обоих прямо за ужином не пристрелит!

В столовой обнаружились почти все. Уббе с женой сидели за столом и что-то обсуждали, Бьерн наливал Торви бокал вина. Хвитсерк что-то читал в телефоне и периодически всхохатывал. Также Блайя заметила Лагерту и её нового мужа, известного бизнесмена Калфа, лет на семь или десять её моложе.

Сигурд сжал губы, и Блайе захотелось обнять его, но в итоге она просто сжала его ладонь в своей. Она знала, что братья подозревали Лагерту в убийстве их матери, но доказательств у них не было. Лагерта была первой, кто поддержал их после неожиданной смерти Аслауг (экспертиза подтвердила наличие яда в организме), и она же помогала им устроить похороны и искать пропавшего Рагнара. И всё равно Сигурд не верил ей, и он знал, что остальные тоже не доверяют этой красивой, моложавой женщине.

Блайя тоже не доверяла ей. Она чувствовала, что Лагерта следит за ней, и стоит ошибиться — это не останется незамеченным. Возможно, Лагерта предпочла бы увидеть её мертвой, как ее отца Эллу. С такими же развернутыми наподобие крыльев ребрами. Окровавленную и не представляющую опасности.

— Кажется, все в сборе, — сообщил Ивар, подъехавший из своего кабинета. Его спальня и кабинет находились на первом этаже, чтобы ему не приходилось слишком часто пользоваться оборудованным для него лифтом. — И я голоден. Предлагаю начать ужинать.

Блайе кусок в горло не лез. Она ковырялась в тарелке, исподволь разглядывая свою новую — будущую — семью. И понимала, что из них она может доверять только Сигурду и Торви. И, возможно, Уббе. Она не верила Хвитсерку, который обманывал собственного брата и спал с его женой. Она не верила Бьерну, потому что видела в нем стремление к власти, и в этом он чем-то напоминал ей отца. Она бы могла сказать — отцов её и Сигурда, потому что во многом Рагнар и Элла были похожи, и поэтому ужиться на одной территории так и не смогли. Она не верила Маргрет, разумеется: на что ещё способна женщина, хладнокровно обманывающая двоих мужчин и умирающая от любви к третьему? Она не могла доверять Лагерте. Про Ивара даже и упоминать не стоило.

Она боялась его, и всё тут.

Блайя подняла глаза и столкнулась взглядом с Иваром. Он улыбнулся и приподнял стакан с бренди.

Сигурд поднялся и кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Мне бы не хотелось разводить долгих речей, но, — он взял Блайю за руку и потянул, заставляя встать, прижал к себе, — у меня есть для вас небольшая новость. Я сделал Блайе предложение.

— И она согласилась, разумеется, — лениво протянул Ивар и, отставив свой стакан в сторону, несколько раз медленно похлопал. — Удивительно, что ты наконец-то остановил свой выбор на девушке, любимый брат, — он выделил слово «девушка» и ухмыльнулся, ожидая реакции.

Блайя поняла, что Сигурд едва держит себя в рамках приличий — он сжал её талию на мгновение и тут же ослабил хватку, улыбнулся в ответ.

— Ты совершенно прав, Ивар. Она согласилась.

«Ну вот, — подумала Блайя. — Самое страшное уже случилось».

Наблюдать за лицами членов семьи было даже интересно. Уббе не пытался скрыть радость. Маргрет рядом с ним натянуто улыбалась, и змея на шее у Блайи начала тихонько нагреваться. Лагерта в изумлении приподняла брови, будто и не предполагала, что Сигурд может захотеть жениться.

— Значит, я тоже немного могу видеть будущее, как наша мать. — Ивар откинулся на спинку кресла. — Впрочем, я не имею ничего против вашей свадьбы. Но только с одним условием.

— Условием? — Сигурд нахмурился. — Почему ты ставишь условия?

— Потому что я не только твой босс, братец, я глава семьи, — тот развел руками. — Я имею право ставить условия, кому хочу и когда захочу.

Блайя почувствовала, что ещё вот-вот — и разразится буря. Волной на неё нахлынули воспоминания о сне, который она видела на днях и после которого проснулась в слезах. Она видела Ивара в каких-то странных доспехах, и всех остальных братьев тоже видела и узнала. Разговора их она не помнила, зато помнила, как, выхватив топор, Ивар швырнул его через стол, и лезвие вошло Сигурду аккурат между ребер. Она помнила, как он рухнул на землю, и в темных зрачках отражалось небо.

И она понимала, что Ивар способен убить брата за неповиновение. Блайя не могла этого допустить.

Во рту у неё стало сухо и горько, и она сглотнула.

— Какое условие? — спросила она тихо.

— Твоя будущая жена умнее тебя, Сигурд. — Ивар наклонился вперед, вперил ледяной взгляд в Блайю, и она в очередной раз удивилась пронзительному, яркому цвету его глаз. — Мне плевать, как вы проведете гражданскую церемонию. Но я хочу, чтобы вы поженились и по нашим законам. Я хочу, чтобы вы провели языческую свадьбу.

Если он надеялся, что Блайя откажется от языческой церемонии из-за своей религии, то он ошибался. Её не очень многому ещё научила жизнь, но за двадцать лет она поняла, что надеяться на Бога она не может. Где был Бог, пока отец избивал её? Где был Бог, когда он собирался продать её Осберту за объединение кланов? Где был Бог всю её жизнь? Помог ли он ей?

Сигурд спас её. Сигурд всё это время был рядом, не давая ей упасть. Сигурд утешал её боль и любил сильнее, чем кто-либо любил её в жизни. И всё, чего Блайя хотела — сделать его счастливым. Видеть его улыбку каждый чертов день. Просыпаться рядом с ним. Готовить ему завтрак. Заниматься с ним сексом.

«Я готова любить тебя. Слушать тебя. Спорить с тобой. Вместе решать, что будет правильно для нас обоих».

— Блайя — христианка, — начал Сигурд, но она зажала ему рот рукой, и ей было плевать, как со стороны выглядел её детский жест. Он удивленно замолк.

— Все в порядке, — она улыбнулась. — Я согласна.

Ивар смотрел ей прямо в глаза, долго и испытующе, и Блайя едва сдержалась, чтобы не отвести взгляда. Холодок пробежал по её позвоночнику, но она только ещё сильнее растянула губы в улыбке. Это было противостоянием, которое она не могла проиграть. Наконец, Ивар сделал глоток своего бренди.

— Skål, — произнес он.

*

— Я бы не хотел, чтобы ты заставляла себя. — В полутьме синие глаза Сигурда казались очень темными, и зрачок почти сливался с радужкой. — Поверь, мне не важно, язычница ты или нет, я просто люблю тебя. Ты не обязана слушаться Ивара.

Блайя лежала, удобно устроившись под его рукой, и пальцами лениво вычерчивала круги на его торсе. Что бы, интересно, сказал Элла, узнав, что она спит с парнем до свадьбы?

— Ивар не при чем. — Она приподняла голову, вглядываясь в лицо Сигурда. — Я боялась за тебя.

— За меня? — Он улыбнулся. — Я живу рядом с этим психопатом больше двадцати лет и всё ещё жив!

Блайя прикусила изнутри щеку. Она не знала, сможет ли объяснить ему тот иррациональный страх, который испытала, в красках вспомнив свой жуткий сон. До сих пор она без труда могла вызвать образ мертвого Сигурда, в глазах которого плавало небо. И от мысли, что сон может оказаться вещим, у неё сводило желудок.

— Ивар никогда не тронет никого из семьи. — Сигурд поцеловал её в макушку. — Он знает, что это приведет к еще большему раздраю, и его власть пошатнется. Она и так висит на волоске, потому что мы с Уббе намного больше верим Бьерну. И Ивар это знает.

— А Хвитсерк?

— Ему плевать, лишь бы его не трогали.

— Почему Бьерн не стал преемником Рагнара?

Этот вопрос мучил Блайю уже давно, и наконец-то она смогла озвучить его. Сигурд чуть нахмурился, раздумывая над ответом.

— Я не могу постичь логику Рагнара Лодброка, — произнес он через минуту. — Но мне кажется, дело в том, что Ивар — единственный из нас, у кого работают даже самые сумасшедшие планы. Ты же видела сама, что он провернул с Осбертом. — Он пожал плечами. — Бьерн учится на собственных ошибках, но учится медленно. Ивар ошибок практически не совершает.

— Понимаю…

— И всё же, почему ты согласилась на языческую церемонию? Ты ведь…

— Христианка? — Блайя подтянулась на постели, села, прикрываясь одеялом. — Я бы хотела ответить на этот вопрос даже сама себе. Сигурд, — протянув руку, она убрала с его лба светлую прядь волос, заправила ему за ухо, — не Бог был рядом со мной всё это время, а ты. Не Бог заботится обо мне, и не ему я готова варить по утрам кофе. Не Богу я буду рожать детей. Не Бог спас меня, когда Ивар жаждал моей смерти. Это был ты, и всегда будешь ты…

Сигурд смотрел на неё и молчал. Она видела, как поднимается и опускается его торс от мерного дыхания.

— Это не значит, что… — начал он.

Блайя потянулась и поцеловала его. Сигурд улыбнулся сквозь поцелуй, попытался увлечь её на себя, но в итоге оба запутались в одеяле, чуть не рухнули на пол и разразились смехом.

— Если бы мы сейчас грохнулись, сюда сбежалась бы половина дома. Я лучше пойду к себе. — Блайя натянула белье и рубашку, на которой теперь отсутствовала половина пуговиц. — А то мы здесь ещё что-нибудь порушим.

— Ну, Бьерн и Торви однажды сломали кровать. — Сигурд наблюдал за ней, заложив руки за голову. — Мне было десять, и я решил, что началось землетрясение. Так что…

— Иди к черту. — Блайя обернулась на пороге и показала ему средний палец.

— Во имя Фрейи и прочих богов, женщина! Когда ты выйдешь за меня замуж, — состроил гримасу он, — ты больше не посмеешь показывать мне палец!

— Утешай себя этим, — фыркнула она и, уже закрывая дверь, услышала в ответ:

— Я тебя люблю!

Когда-то мать — когда ещё была жива — говорила Блайе, что мужчина не должен говорить много слов любви, и она даже верила в это. Но Сигурд умел доказывать свою любовь десятками разных способов. Он доверял ей, он защищал её, он собирался жениться на ней. И его действия говорили о его чувствах лучше любых слов.

Просто его слова были тем, что дарило Блайе тысячу и одну бабочку в животе.

Забравшись в свою постель, она укуталась в одеяло и закрыла глаза, размышляя, на что похожа языческая свадебная церемония. У неё никогда не было предубеждений против язычества, и их обряды представлялись ей чем-то одновременно красивым и мрачным. Но разве может свадьба быть мрачной?

Она попыталась вспомнить, что знала о язычестве, но потерпела сокрушительную неудачу. Все, что она помнила, — это имена, часто упоминаемые Сигурдом и его братьями, и очень обрывочные сведения из уроков по истории. Жертвоприношения и кровавые жестокости, на которые напирал их преподаватель по истории религии, никак не сходились у Блайи в голове с безмерным уважением (но не благоговением), звучавшим в голосе Сигурда, когда он вспоминал своих богов.

Ей казалось, что, в отличие от верующих в Христа, язычники были ближе к своим богам, и находились с ними в постоянном, непрерывном общении. И что-то в этом привлекало её, взывало к темным сторонам её души. Так же, как Сигурд и его поцелуи могли, как дарить ей свет, так и пробуждать тьму, в которую она падала с радостью, замирая в его объятиях.

Мысли становились тягучими, словно мед, и через десять или пятнадцать минут она погрузилась в дрему. Сквозь вязкую пелену сна, Блайя ощутила, как змей, покоившийся между её ключиц, нагрелся так сильно, что обжигал ей кожу. Ахнув от боли, она распахнула глаза.

И очень вовремя. Над ней, с подушкой в руке, склонилась Маргрет, и Блайя едва успела откатиться в сторону прежде, чем подушку опустили на её лицо. Маргрет не удержалась и упала на постель. Она тут же вскочила, но её падение дало Блайе пару секунд форы. Скатившись с кровати, она выхватила нож из ящичка стола и выставила его перед собой. Она вовсе не была уверена, что сможет им воспользоваться, но времени думать, что делать, у неё не было.

— Не подходи, — тихо произнесла Блайя.

Змей опалял шею, и она была почти уверена, что на коже останется ожог, но думать об этом было тоже некогда. Она была благодарна Сигурду за то, что он научил её всегда держать оружие поблизости, даже если это был просто маленький складной ножик.

Возможно, Сигурд тоже мог видеть будущее.

Маргрет, как японский призрак, очень быстро перебралась через кровать и бросилась на Блайю, целясь ногтями ей прямо в глаза. Не желая ранить жену Уббе, Блайя едва успела увернуться, почти потеряла равновесие от резкого движения и уронила нож на пол. Маргрет затолкала его ногой в угол и с шипением накинулась на Блайю. Та успела перехватить её руки, и какое-то время они боролись, пока Маргрет не оттеснила Блайю к стенке. Откуда только сила взялась в хрупком теле?

Блайя вновь попыталась оттолкнуть её — несмотря ни на что, она всё еще боялась нанести вред, ведь Уббе никогда бы её за это не простил. Маргрет умудрилась извернуться, схватила её за волосы и сильно дернула, одновременно выбивая дыхание ударом колена в живот. Блайя вскрикнула от боли, согнулась пополам…

А потом дверь хлопнула, и Сигурд перехватил Маргрет, вцепившуюся Блайе в волосы, поперек талии одной рукой.

— Только попробуй, — процедил он, другой ладонью сжимая её горло. — Я выкину тебя в окно, тварь.

— Сигурд, — всхлипнула Маргрет. — Сигурд, пожалуйста… Я люблю тебя!

Он издал смешок, затем наклонился к её уху и четко произнес:

— Запомни: ты ещё жива потому, что Уббе любит тебя, хотя, видит Один, ты не заслуживаешь его. Запомни: если ты ещё раз прикоснешься к Блайе, я тебя убью. Ты всё поняла? — Он чуть сильнее сжал пальцы на её горле.

Маргрет закивала. По её лицу текли слезы, и Блайя даже пожалела её: жена Уббе не была виновата в том, что влюбилась. В Сигурда нельзя было не влюбиться. Но саднящая под амулетом кожа напомнила ей, что её только что пытались задушить во сне, а потом — избить, и неизвестно, что Маргрет собиралась сделать потом. И жалость испарилась, будто не было.

— Если ты подойдешь к моей девушке ближе, чем несколько метров, Уббе обо всем узнает, — тон Сигурда стал холодным, как сталь, и Блайя поняла, насколько он похож на Ивара сейчас. — И о Хвитсерке тоже. А теперь пошла вон, — он выпустил Маргрет и вытер ладони о джинсы с брезгливой гримасой, будто прикоснулся к чему-то скользкому и противному.

Наверное, Маргрет ушла. Блайя не была уверена, потому что Сигурд обнял её, притягивая к себе, и она обхватила его за спину, цепляясь пальцами за его лопатки. Плакать ей не хотелось, но её трясло от пережитого потрясения.

Что ещё может случиться с ней в этом доме?

— Как…как ты здесь оказался?

— Вспомнил, что не пожелал тебе спокойной ночи. — Сигурд гладил её по спине и плечам. — Но, кажется, я останусь с тобой сегодня.

Некоторое время они стояли так в молчании, потом Блайя отстранилась.

— Не волнуйся за меня, — произнесла она тихо. — Я бы с ней справилась.

Сигурд спрятал улыбку.

— Не сомневаюсь. — В его глазах мелькнуло лукавство. — Но для чего еще есть я, как не защищать тебя и быть рядом с тобой? — Он обхватил ладонями её лицо. — Я надеюсь, что боги услышат меня, потому что перед ними и во имя их, я обещаю тебе, что отныне и всегда мой дом будем твоим домом. Моя семья будет твоей семьей, и где буду я, там будешь и ты, и я буду защищать тебя, потому что я твой, а ты — моя. Ты понимаешь?

Блайя открыла рот и поняла, что ей нечего сказать, и не потому, что она не могла ответить тем же. Её поразила глубина его слов, и его обещание всколыхнуло в её душе что-то языческое и древнее, и она не могла понять, что именно. Будто где-то и когда-то, очень давно, он уже говорил ей эти слова, и она верила ему, как никому другому. Будто старые боги, о которых люди почти не помнили, пробудились лишь для того, чтобы связать их так, как не связало бы ни одно христианское венчание.

Блайя сглотнула.

— Я понимаю, — прошептала она. — Я понимаю, — и добавила, глухим и тихим, не своим голосом: — А я обещаю, что если ты будешь искать любовь и поддержку, ты всегда найдешь её во мне, и я… — Она дотронулась до его щеки. — Я обещаю, что я — твоя, потому что ты — мой.

Сигурд поцеловал её, и Блайе показалось, что этот поцелуй, долгий и нежный, был куда большим, чем простым прикосновением. Ей почудилось, будто Бог — или боги? — дотронулся до неё, благословляя. Или это и правда были те боги, в которых Сигурд так страстно верил?

Она чувствовала, что змей у неё между ключиц уже перестал быть таким обжигающе-горячим, с момента, как Маргрет покинула её спальню. И Блайя поняла, какой вопрос уже давно хотела задать Сигурду.

— Я хочу, чтобы ты кое-что мне рассказал. — Она взяла его за руку. — И обещай, что ты будешь честен.

— Что именно? — Сигурд взглянул на неё заинтересованно. — Только не вздумай расспрашивать про моих женщин, или что-то в этом духе, — взмолился он. — Не сейчас!

— Дурак, — покачала головой Блайя, увлекая его за собой на кровать. Села на постель, скрестив ноги. Сигурд плюхнулся на пол рядом, устраиваясь головой у неё на коленях. — Этот медальон… — Она дотронулась до змея, уютно устроившегося в ямке у неё между ключиц. — Иногда он нагревается, когда рядом находятся определенные люди. Отчего это происходит?

— Ты мне скажи, — улыбнулся Сигурд. — Он ведь на тебе, не так ли?

Блайя почувствовала, что ещё немного — и кто-то из них не доживет до свадьбы — и даже до утра — и это будет не она. Манера Сигурда отвечать вопросом на вопрос иногда раздражала её до невозможности. Он ухмылялся, будто очень смешно пошутил, и в его глазах плясали черти.

— Сигурд, не беси меня. — Она прихватила его за волосы и дернула, склонилась к нему так близко, что могла видеть змея, притаившегося на радужке. — Я знаю, что ты понимаешь, о чем я говорю!

— Ау, женщина! Никакого уважения! — Возмутился он. — Один Одноглазый, зачем ты благословил феминизм? — Блайя закатила глаза, наблюдая, как её жених корчит страдальческие рожи. — Я просто хочу, чтобы ты подумала, Блайя. — Посерьезнев, он переместился на кровать рядом с ней, взял её руки в свои. — В каких случаях ты ощущаешь тепло, идущее от медальона? Что происходит потом?

— Обычно происходит что-то, что мне угрожает. — Она облизнула верхнюю губу. Сигурд следил за её движением горящим взглядом и неосознанно его повторил. — Прекрати! — Блайя сжала рот так, что он превратился в тонкую полоску. Сигурд хохотнул. — Я проснулась от того, что змей обжигал мне шею, и увидела Маргрет с подушкой. И когда я познакомилась с ней, змей тоже сильно нагрелся. И когда Ивар почти вручил меня Осберту…

— И? — Подбодрил её Сигурд.

— Этого не может быть… — Покачала головой она. — Я могла бы предположить, что змей предупреждает меня об опасности, но магии не существует.

Он сжал её пальцы в своих ладонях.

— Твой разум отрицает то, что не может объяснить, и делит мир на черное и белое, и в этом проблема всех христиан и их самая большая дилемма. Люди не живут в гармонии с миром и самими собой, а придумали концепцию греха, которая заставляет их постоянно чувствовать себя виноватыми перед кем-то, хотя единственный, перед кем ты несешь ответственность — это ты сам и, возможно, твои близкие. Только твои намерения и твои действия формируют последствия, но почему-то людям проще переложить ответственность на Бога и его волю. Это лишает многих умения и желания принимать все происходящее, как подарок, и воспринимать мир таким, какой он есть, а также — отвечать за себя и по-настоящему творить волшебство.

— Я тебя не понимаю, — нахмурилась Блайя.

— Любовь моя, — Сигурд улыбнулся, и её сердце пропустило удар, — магия — часть этого мира, и ты можешь сколько угодно отрицать её, но она от этого никуда не исчезнет. Она не черная и не белая, она — то, что ты сам вкладываешь в намерения, а боги помогают тебе исполнить твои желания. Ты можешь искать разумные причины, почему мой подарок спасает тебе жизнь, но единственная правда в том, что я хотел, чтобы он помогал тебе, когда меня нет рядом. Для меня мои боги всегда рядом, они слушают мои просьбы и дают мне то, что я прошу. Я просил у них твоей защиты, и она у тебя есть. И только я буду отвечать за последствия моей просьбы, потому что это не воля богов, а моя.

Блайя вгляделась в его лицо, пытаясь понять, не подшучивает ли он над ней. Но Сигурд был серьезен. Ей было трудно, очень трудно поверить в то, что он только что сказал, но и отрицать, что змей спас ей жизнь сегодня, она не могла. Если бы она не почувствовала жар, исходящий от серебряного амулета, то Маргрет могла бы придушить её во сне. И неизвестно, смогла бы сама Блайя отбиться от неё или нет.

Но могла ли она поверить в то, во что верил Сигурд, по-настоящему?

Она решила, что пока не готова.

— Ты не обидишься, если я просто постараюсь смириться с этим? Не думая, магия это или моя интуиция, или…?

— Думаю, это даже больше, чем я бы мог попросить, если ты обещаешь, что не будешь игнорировать свои ощущения. Давай спать. — Сигурд выпустил её руки, поднялся и принялся расстегивать джинсы. — Ради всех богов, женщина, — фыркнул он, — прекрати пялиться на меня так, будто я собираюсь покушаться на твою девственность! Я уже это сделал, и ты не была против.

Блайе очень хотелось швырнуть в него подушкой, но внезапно она почувствовала усталость, навалившуюся на неё, и зевнула. За окном даже не думало рассветать.

Она забралась под одеяло, и Сигурд присоединился к ней, обнимая. Прижавшись щекой к его груди, Блайя закрыла глаза и тут же провалилась в сон без сновидений.

========== Глава седьмая ==========

Меньше всего утром Блайя хотела встретить в столовой Маргрет. Жена Уббе, в водолазке с глухим воротом, сидела за столом и намазывала на тост клубничный джем. Больше никого не было, и Блайя подумала, не спуститься ли ей позже. При виде Маргрет завтракать ей совсем расхотелось, а змей начал предупреждающе нагреваться на шее. Но Блайя понимала, что в этой семье она не может показать своего страха или слабости, иначе это обернется против неё самой.

Поэтому она прошла к свободному стулу.

— Доброе утро.

Маргрет вздрогнула.

— Доброе утро, — ответила она. — Должно быть, для тебя оно действительно такое?

Блайя налила себе кофе и сделала глоток.

— Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Правда? — удивилась та язвительно. — Может, так тебе станет понятнее? — Она оттянула ворот водолазки, обнажая едва заметный след от пальцев Сигурда на шее. — Наверное, ты довольна тем, как приворожила к себе Сигурда, ведьма? — У Маргрет дрогнули губы. — Он едва не задушил меня из-за тебя!

Блайя снова испытала приступ жалости к жене Уббе, которая жила в собственном аду, но жалость и сострадание быстро исчезли, стоило ей вспомнить, с каким лицом Маргрет упорно пыталась убить её. Воспоминания пронзительным, тонким холодком прошлись вдоль её спины.

В каком бы бесконечном ночном кошмаре ни жила эта девушка, она сотворила его для себя сама.

— Приятного аппетита, —ответила Блайя и откусила кусочек тоста с маслом.

— Ты лишила меня любимого мужчины. — Маргрет не могла успокоиться. Она зло сжала тонкие губы. — Как ты хочешь, чтобы я жила с этим?

— Так же, как жила до этого. Маргрет, Сигурд — не вещь, а взрослый мужчина. Его нельзя получить, нельзя отобрать. Единственный человек, который что-то решает в его жизни — он сам. Пожалуйста, не превращай мою жизнь в дешевый сериал.

— А то — что? Ты расскажешь Уббе о Хвитсерке? И что же ты видела? Какие у тебя доказательства?

— Никаких. — Блайя доела тост, вытерла губы салфеткой. — Я не собираюсь ничего рассказывать. И не собираюсь ставить тебе условия. Но за Сигурда я не отвечаю. Он сам будет решать, что делать с тем, что ему известно. И если он захочет рассказать Ивару, что ты пыталась меня убить, я не буду его останавливать.

— Ивар не поверит этому! — выкрикнула Маргрет, но испуганный голос выдавал её неуверенность. — И…

— Чему это я не поверю? — Сам Ивар въехал в столовую, наслаждаясь произведенным эффектом. Маргрет поперхнулась и закашлялась, а Блайя едва не уронила чашку с кофе, подумав, что из их диалога он уже успел услышать.

Это был отличный шанс избавиться от Маргрет раз и навсегда, прекратив раздор между братьями хотя бы из-за неё, но Блайя не была уверена, что имеет право распоряжаться чьей-то судьбой настолько грубым образом. Маргрет комкала в руках салфетку, и по её напряженно выпрямленной спине и дергающемуся уголку рта было видно, как она боится Ивара.

Блайя не могла её за это винить, как и не могла обвинять в её любви к Сигурду. И она вовсе не была мстительной.

— Маргрет не верит, что я добровольно согласилась на языческую свадьбу. — Она повернулась к Ивару и улыбнулась как можно искреннее. — А когда я попыталась переубедить её, она сказала, что и ты мне не поверишь.

Она не увидела, но почувствовала, как Маргрет расслабилась немного и прекратила мучить салфетку. Ивар переводил взгляд с одной на другую, внимательно изучая их лица, потом еле заметно ухмыльнулся.

— Хм… Передай мне тосты, — приказал он Маргрет, и та протянула ему тарелку, изо всех сил стараясь, чтобы её руки не дрожали. — Почему же не поверю? Я очень даже верю, что Блайя настолько хочет угодить моему малахольному братцу, что готова предать своего Бога. Впрочем, если он и правда так слаб, как сообщает нам Библия, то неудивительно, что наши боги смогли перетянуть Блайю на свою сторону. В любом случае, мне всё равно. — Он набил рот тостом и сделал глоток кофе.

— Я пойду. — Маргрет поднялась и покинула столовую, оставив Блайю наедине с Иваром.

— Как интересно, — протянул Ивар, продолжая жевать. — Я был уверен, что вы говорили о чем-то другом. Ты не врешь мне, маленькая принцесса Сигурда?

Блайя прищурилась.

— Разве я давала повод тебе думать так?

— Хм… — Голубые глаза Ивара сканировали её, казалось, до самых костей. У Блайи возникло неприятное ощущение, будто она сидит перед ним полностью голой. На губах у него играла странная улыбка. — Может, да, а, может, и нет. Может, и нет…

Он играл с ней, как кошка с мышью, и ему было интересно, как Блайя ответит на его завуалированный выпад в её сторону. И ей все ещё казалось, что Ивар Лодброк раздевал её взглядом — скорее, для того, чтобы вывести из себя и заставить разнервничаться.

Она глубоко вздохнула.

— Я смущаю тебя? — деланно изумился Ивар. — Акции моего брата падают?

Блайе стало смешно от его самоуверенности, и неловкость как рукой сняло. Она поняла вдруг, что Ивар вовсе не был бездушным монстром, и вообще он вряд ли был больше, чем на год старше неё самой. Он был мальчишкой: очень умным, очень хитрым, умелым манипулятором и менталистом, но он был ребенком, искавшим в людях то, что они не могли ему дать. Может быть, слова Сигурда или её новое положение его будущей жены, которое Ивар не мог отрицать, придавали ей сил, но она поняла: она готова сражаться с Иваром на равных.

Где-то там, внутри, маленькая трусливая девочка продолжала жаться в угол и трепетать от его взгляда, но Блайя, угрожавшая ножом Маргрет в ночи, Блайя, понимающая, что Сигурд сделает всё, чтобы защитить её, Блайя, любовь которой была сильнее боязни, победила. И в первую очередь она победила саму себя.

— Они высоки, как никогда, — ответила она. — По крайней мере, его акции хотя бы могут подниматься.

Змей на её шее полыхал огнем, и она осторожно дотронулась до него. Блайя ходила босыми ногами по лезвию бритвы и очень хорошо понимала это. Но также она знала, что она не сможет всю жизнь бояться Ивара. Ей нужно научиться отвечать ему, иначе придется всегда подчиняться, а этого она больше не хотела.

Хватит.

Ивар не был её отцом. Он был всего лишь заполучившим власть самоуверенным мальчишкой.

Блайя видела, как заходили желваки на его щеках, и внезапно подумала, что, возможно, она переборщила. Она ударила Ивара в самое больное место, и он не простит ей этого. Его голубые глаза потемнели до почти синего, и он выдохнул воздух сквозь сжатые зубы. Блайе показалось, что сейчас он возьмет нож и воткнет ей прямо в глаз.

— Привет! — Сигурд появился очень вовремя, и Блайя с облегчением отвлеклась на него, разглядывая будущего мужа. Влажные после душа волосы он убрал в пучок, и две верхние пуговицы на светло-синей рубашке были расстегнуты, позволяя увидеть край татуировки. Стоило ему обнять её и поцеловать, быстро, но жарко, она почувствовала, как расслабляется. — О чем разговор? — Он упал на стул рядом с Блайей. — Зверски голоден!

— Меня это не удивляет, Сигурд, — холодно заметил Ивар, которому появление брата тоже дало время успокоиться. — Если бы каждый ел столько же, как ты или Хвитсерк, то в мире быстро не осталось бы продуктов.

— Мы говорили о фондовой бирже. — Блайя лукаво улыбнулась и, протянув руку под столом, сжала колено Сигурда. — И об акциях, имеющих тенденцию… подниматься. — Она подмигнула. Её ладонь скользнула вверх по его бедру.

— Ага, — ухмыльнулся Сигурд. — Я понял. И я готов обсудить с тобой эту тему в любой момент, хоть здесь…

— Блайя, — прервал их Ивар, который впервые в жизни чувствовал себя лишним, и это было заметно по его чуть покрасневшим щекам. — Мне нужно будет обсудить с тобой твои казино и бизнес Эллы. Жду тебя через полчаса, — и он выехал из столовой.

Сигурд изо всех сил старался держаться, но, когда Ивар скрылся с глаз, и дверь его кабинета хлопнула, он взорвался мелодичным хохотом.

— Ты что такое говоришь… при моем брате? — выдохнул он, вытирая слезы со щек. — Ты с ума сошла, любовь моя?

Блайя пожала плечами и пересказала ему содержание их разговора.

— Я устала бояться его, Сигурд. Я — твоя невеста, часть семьи. Он не может больше тронуть меня. Ведь так?

Сигурд посерьезнел. Покинув свой стул, он присел перед ней на корточки и взял её ладони в свои. Блайя знала, что, когда он так делает, это значит, что он хочет сказать ей что-то важное, и подалась вперед, ближе к нему.

— Блайя, пожалуйста, послушай меня. Ивар очень умен. Он ничего не забывает, и он — социопат, с которым я умудряюсь жить уже двадцать лет под одной крышей. Мать обожала его и оправдывала любые его поступки. Однажды ему приспичило убить кого-нибудь, и утром я нашел в своей постели мою собаку. С перерезанным горлом. Мать сказала, что они с отцом купят мне другую собаку, но я не хотел другой. И так он может поступить и с любым человеком, который ему неугоден. Ему будет плевать, что ты — моя будущая жена. Если он поймет, что может получить то, что ему нужно, от тебя и при этом избавиться, он это сделает. Я боюсь за тебя.

Блайя видела по его взгляду, что он действительно взволнован, и поняла, что, если она сейчас не успокоит его, то Сигурд сойдет от беспокойства с ума. Она наклонилась ближе, прижалась носом к его носу.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — Очень. И поэтому есть кое-что, что я должна тебе рассказать… Что-то, что навсегда обезопасит нас обоих от Ивара. По крайней мере, я на это надеюсь.

*

Кабинет Ивара был пуст, несмотря на то, что Ивар сам позвал Блайю на разговор и назначил время. Она вздохнула и огляделась. Что ей делать? Уйти к себе или подождать? И что будет правильнее?

— Привет, — по коридору к ней направлялся Хвитсерк. Он вытирал лицо краем мокрой от пота футболки. — Ты к Ивару? Мы тренировались в спортзале, это я его задержал, извини. Он ещё там, можешь туда прогуляться, — и он пошел по направлению к душевой, на ходу стаскивая футболку.

Блайя покачала головой, всё еще не понимая, что могла найти Маргрет в этом придурке.

Ивар тренировался, и она могла подождать его здесь, но тогда сама себе напомнила бы собачку, ждущую хозяина с работы. А она хорошо запомнила со слов Сигурда, что его брат делал с собачками.

Ивар действительно обнаружился в спортзале. Его коляска сиротливо стояла неподалеку, а он сидел на чем-то, вроде тумбы, и вращал в пальцах метательный кинжал. Блайя увидела, что Ивар был без рубашки, и с удивлением она заметила, что, несмотря на ограниченные возможности, он был очень хорошо сложен: о физической силе говорил разворот плеч; мускулы на напрягшейся спине и сильные руки. Она вновь почувствовала страх, ведь Ивар мог задушить её голыми руками, и ему это вряд ли стоило бы таких уж больших усилий.

Господи, зачем она попыталась вступить с ним в открытую конфронтацию?

Но отступать было некуда. Ещё вчера, перед семейным ужином, она ездила к нотариусу, и её оружие против Ивара теперь было надежно спрятано там же, где её отец всегда хранил важные документы. Никто из его приближенных не знал о его тайнике. А Блайя — знала, и вовсе не потому, что Элла ей доверял. Просто однажды ей удалось проследить за ним.

Элла не доверял ни нотариусам, ни банкам. И дубликаты документов хранил при себе. Там, где никто не мог найти.

Блайя едва слышно выдохнула и подошла к Ивару.

— Ты хотел поговорить?

Ивар повернул голову, смерил её взглядом с головы до ног.

Змей предупреждающе потеплел на её шее. Ей нужно быть вдвойне осторожной сейчас, если она хочет выйти от Ивара живой.

— Ты осмелилась мне хамить, — произнес Ивар. Кинжал полетел прямиком в мишень и вонзился «в яблочко». — Или ты настолько глупа, или самоуверенна. И то, и другое — плохо. Не будь ты невестой моего брата, я бы убил тебя, но… — Он наклонился, подхватил с пола ещё один нож. — Но ради моего любимого глупого братца я оставлю тебя в живых. — Ивар сделал одно, неуловимое движение, и острый кончик ножа царапнул Блайю по горлу. Она отшатнулась, схватившись рукой за шею. На пальцах осталось немного крови. Змей, казалось, прикипел к её коже, и она была готова почувствовать запах горящей плоти. О, Боже… — Если ты объединишь бизнес Осберта и своего отца с моим.

Блайя не знала, что именно Ивар предложит ей, но догадывалась, что он может начать ей угрожать. Она сделала вид, что задумалась, потом качнула головой.

— Нет.

— Нет? — прошипел Ивар, выпрямляясь. Он весь напрягся и стал похож на очень разозленного хищника. — Берегись, принцесса. Ты и мой братец можете не дожить до свадьбы…

— Я это понимаю. — Она сглотнула, понимая, что сейчас идет ва-банк против Ивара, и может проиграть, и тогда им с Сигурдом придется бежать из страны и жить с оглядкой. Если Ивар не убьет их раньше. — И поэтому, в случае моей смерти, мое имущество и бизнес переходят к Сигурду. Если что-то случится с ним — наследниками становятся Бьерн и Торви. Имущество будет разделено между ними в равных долях, а если что-то случится с ними, то оно перейдет к их детям под доверительным управлением Уббе. Не волнуйся, Ивар, бизнес останется в семье, — чувствуя, как выступает пот у неё между лопаток, Блайя протянула Ивару папку, в которой лежала нотариальная копия её завещания. Никогда ещё она не чувствовала себя в такой опасности, и никогда ещё адреналин так не кипел в её крови. — Но ты его не получишь.

Глядя на неё исподлобья, Ивар взял протянутые документы, углубился в их изучение. Блайя видела, как он стискивает зубы в бессильной злобе, как тяжело он дышит, и изо всех сил старалась не закричать от охватившего её ужаса. Маленькая испуганная девочка в ней вновь взяла верх, и она почти видела своего отца, кричавшего ей в лицо, какая она жалкая и беспомощная, неспособная отстоять свое мнение, которого у неё наверняка и вовсе не было, и…

Она закусила губу.

Блайя прекрасно понимала, что назначая Бьерна и Торви своими наследниками после Сигурда, рискует променять шило на мыло. Но она понимала также, что в противном случае всё может быть ещё хуже.

Ивар захлопнул папку. Тишина, воцарившаяся в спортзале, звенела в ушах.

— Я недооценил тебя, — произнес он, и в его голосе в равных долях таилась ярость и удивление, почти шок. Гремучая смесь имени Ивара Лодброка, сына Рагнара Лодброка. — Добро пожаловать в семью. — Его губы чуть подрагивали от скрываемой злости и досады. — Надеюсь, мой брат тебя достоин?

Этот раунд остался за ней, и Блайя ощутила, как ледяная рука страха, перехватившая её горло, отпустила. Хотя бы на время.

А змей — успокоился.

— Более чем, — ответила она.

Подняв с пола последний кинжал, Блайя прищурилась и метнула оружие в мишень, как учил её Сигурд. В десяточку она, конечно, не попала, но лезвие, дрожа, застыло в паре сантиметров от кинжала, брошенного Иваром. Ещё пару раз дрогнув, оно замерло.

========== Глава восьмая ==========

Наученный собственным опытом Ивар пытался подавлять порывы убивать, но, когда Блайя удалялась прочь, выйдя победительницей в их негласном сражении, он едва не метнул кинжал ей в спину. Так, чтобы он вошел чуть ниже лопатки. Ивар мог видеть, как будущая жена Сигурда падает на пол, обливаясь кровью, и эта картина столь ярко стояла у него перед глазами — он мог ощущать запах крови, щекочущий ноздри.

Как могло случиться, что его уделала глупая девчонка?! Просто по стенке размазала: и его самого, и его планы, и всё, что он надумал себе за это время! Тонким таким слоем размазала, как давеча — джем по булочке.

Разумеется, он найдет выход, не будь он Ивар Лодброк. Выход есть, его не может не быть. Но глухая ненависть стеной поднималась в нем, застилая разум багровой пеленой, и, едва за Блайей закрылась дверь, Ивар закричал — хрипло, разгневанно, с корнем вырывая из себя досаду, гнев, раздражение, злобу. Все чувства, что могли заставить его совершить ошибку.

Если бы Блайя оказалась чуть глупее, чем она была. Если бы не была истинной дочерью своего отца. Если бы, если бы, если бы. Надо было надавить на неё раньше, нажать на рычаг, зовущийся Сигурдом, угрожать его жизни — и она сдалась бы, она слишком сильно влюблена в этого тупицу, чтобы позволить ему сдохнуть из-за бизнеса, которым даже не может управлять. Что она понимает в казино? Она прогорит, прогорит без твердой руки, управляющей её активами, обнищает, и семья Лодброков будет вынуждена терпеть её, тащить на себе этот балласт…

Йотун бы её взял!

Ивар закрыл глаза, прогоняя алую пелену перед внутренним взором. Вдох-выдох, Ивар Лодброк, ты должен успокоиться, иначе сойдешь с ума — на радость своим врагам. На радость своим братьям, что были хуже врагов.

*

Одним из способов успокоиться для Ивара всегда была работа. Приняв душ и переодевшись, Ивар выехал на улицу, кое-как перебрался в машину и приказал водителю ехать в один из его игорных домов — тот, который, по бухгалтерскому отчету, меньше всего приносил прибыли. Кажется, у него было, о чем поговорить с управляющим.

Администратор казино встречал его у входа. Ивар удовлетворенно ухмыльнулся, отмечая, что цвет лица администратора почти сравнялся с рубашкой, но управляющий старается не показывать своего страха. Ну, хоть кто-то научился носить памперсы в его присутствии…

— Чья это машина? — Ивар заметил угольно-черный Шевроле Камаро, припаркованный неподалеку. — Мне казалось, казино открывается не раньше семи вечера? — Он вздернул брови.

— Д-да, — кивнул управляющий. — Но мистер Альфред сказал, что вы его ждете… Разве нет? — Глаза администратора забегали, когда он осознал собственную оплошность.

В другой день Ивар не отказал бы себе в удовольствии поиздеваться над ним, наблюдая, как тот истекает холодным потом, но сегодня… Мать вашу, этот день мог быть ещё хуже? Сначала Блайя со своим завещанием, связывающим Ивара по рукам и ногам, теперь — Альфред, лично заявившийся к нему в казино! Что надо этому хлыщу-малолетке? Что он здесь, Хель его задери, забыл?!

— Через пять минут проводи его ко мне, — процедил Ивар сквозь зубы. Кажется, ему придется пересмотреть некоторые пункты регламента работы казино и прописать в нём, что любые гости, приходящие до открытия заведения, должны подтверждать, что их встреча была согласована. Иначе однажды можно будет дождаться сюрприза ещё более неприятного, хотя казалось бы, куда ещё…

К моменту, когда Ивар въехал в кабинет, у него на столе уже стояла чашка кофе — черного и крепкого, как он и любил. Сотрудники отлично выучили его вкусы. Но настроения пить кофе не было. У него было настроение плеснуть этим кофе кому-нибудь в лицо. Последние месяцы всё, всё шло не так, и он не мог представить, что еще должно было случиться, чтобы сделать происходящее хуже?

Дверь открылась.

— Привет, Ивар. — Альфред прошел в кабинет и без приглашения уселся в кресло. — Давно не виделись, правда?

Ивар склонил голову, разглядывая Альфреда, пытаясь “прощупать” его и машинально отмечая, что, с момента их последней встречи, мальчишка вырос. Все растут, разумеется, — такова жизнь. Но за прошедшие пару лет Альфред, определенно, стал жестче. В нем ощущался стержень, которого прежде не было, — или Ивар, озабоченный собственными проблемами, его просто не замечал.

— Давно, — согласился он. — Кофе? — Ивар махнул рукой, подзывая управляющего, застывшего в дверях. — Еще одну чашку.

— Со сливками и без сахара, — бросил Альфред, не оборачиваясь. — А у тебя мило, — заметил он, оглядывая несколько кинжалов, висящих на стене позади Ивара. Это была, разумеется, лишь часть коллекции, но Ивар гордился ей, как не гордился бы собственными детьми, которых у него всё равно не будет.

Никогда.

— Мило? — удивился Ивар деланно. — Ты никогда не был силен в определениях.

— Что есть, то есть, — развел руками Альфред. За время, проведенное в Дублине, у него появился едва заметный ирландский акцент, и Ивар подумал, насколько же маленький засранец всегда умел приспосабливаться к обстоятельствам. А, учитывая, что Экберт не был ему родным дедом, черту эту Альфред, скорее всего, приобрел от своего родного отца.

Ательстан. Ивар почти не помнил его — лучший друг Рагнара был убит, едва самому Ивару исполнилось семь лет, и за прошедшие годы память стерла воспоминания, оставив лишь смутные картинки, что вполне могли быть плодом воображения.

Ательстан был хитер, как рассказывала Аслауг, и умело лавировал между преданностью Рагнару и преданностью Экберту, а ещё умудрился стать любовником Джудит, жены Этельвульфа, и заделать ей ребенка. Происхождение Альфреда никогда не распространялось дальше семьи, но Рагнара было трудно провести. В мальчишке он видел черты своего погибшего друга, и отчасти поэтому их дружба-вражда с Экбертом никогда не переходила грань, за которой началась бы война.

— Хватит светского трепа. Зачем пришел? — спросил Ивар, когда чашка с кофе появилась перед Альфредом. Тот отпил глоток, едва улыбнулся.

— Неплохо, но, на мой вкус, недостаточно крепко. Я приехал поговорить.

«Все только и делают, что разговаривают, — подумал Ивар раздраженно. — Такое ощущение, что действовать люди уже разучились. Ну что ж, я сыграю с тобой в эту игру, Альфред, но ты не сможешь победить».

— О чем?

Альфред со стуком поставил чашку на стол. Ивар откинулся на спинку инвалидного кресла, постучал пальцем по губам, разглядывая своего противника. Черты лица Альфреда стали тоньше и резче, в уголках рта появилась упрямая складка.

Дверь снова приоткрылась, и в кабинет вошла Астрид. Ивар хорошо помнил бывшую подругу Лагерты, и за прошедшие два года она почти не изменилась, только волосы отрастила длиннее да приобрела какое-то неуловимое достоинство, будто занимала положение много выше, чем хотела показать окружающим.

— Здравствуй, Ивар, — кивнула она, склонилась к Альфреду, что-то прошептала ему, касаясь губами уха. Слов было не разобрать, как бы Ивар ни напрягал слух.

Альфред внимательно выслушал её, чуть склонив голову набок. От Ивара не укрылось, что ладонь Астрид нагло, почти по-хозяйски легла на плечо Альфреда, обтянутое черной рубашкой, и тот её не одернул, не сбросил её руку, хотя ни один мускул не дрогнул на его чуть усталом лице. Лишь щеки чуть порозовели.

— Да, я тебя понял, — ответил он мягко. Астрид сняла руку с его плеча, отступила на шаг назад, но кабинет не покинула.

Ивар отмечал их взаимодействие, как отмечал все, что так или иначе характеризовало других и могло, при случае, сыграть против них. И что-то здесь было…

Он чувствовал.

Что-то, что он занёс в свою мысленную характеристику Альфреда и бывшей подруги Лагерты.

— Я тебя не звал, Астрид. — Тон Ивара многое сказал бы тем, кто хорошо его знал. Всадить бы кинжал прямо в глаз нахалке, совсем страх потерявшей, раз явилась сюда, да наблюдать, как она корчится, истекая кровью, пока её мозг трепахается в агонии…

— Все в порядке, — Альфред чуть улыбнулся. — Астрид — мой личный помощник. Я не собираюсь говорить тебе ничего такого, чего бы она не могла слышать.

— Настолько личный, что ты минуты без неё прожить не можешь? В туалет она тоже с тобой ходит? — ядовито заметил Ивар. Он отлично понимал, что, давая волю своему раздражению, показывает собственную слабость, но, видит Один, его день и без того уже был достаточно тяжелым. — Она могла бы подождать за дверью. Сомневаюсь, что у неё дело, которое отлагательств не терпит.

Астрид и бровью не повела, пока маленький наглец усмехался Ивару прямо в лицо. Ивар чувствовал себя окруженным, ведь он приехал в казино в одиночестве, даже не прихватив с собой никого из братьев. У него в солнечном сплетении зрело чувство, будто парочка эта была намного опаснее, чем хотела показаться — Лиса и Кот из детской сказки, поумневшие и заматеревшие, как ни звучало бы это смешно по отношению к пацану года на три-четыре его самого моложе.

Лагерта, помнится, вытащила Астрид из какой-то уличной банды, облагородила, сделала своей правой рукой, а потом запихнула в Kedric Inc. в качестве шпионки. Но что-то здесь было не так, настолько не так, что Ивара аж мутило. Он сжал зубы.

— Это тебе нужно было поговорить, Альфред, — произнес он. — А я не буду с тобой разговаривать, пока Астрид находится здесь.

Он чувствовал, что проигрывает, вот прямо сейчас проигрывает. Не день Бэкхема. Определенно. Сто процентов.

— Я подожду в машине, — наконец произнесла Астрид. — Нам нужно выехать не позже, чем через полчаса, ты помнишь?

— Я скоро буду, — ответил Альфред, закидывая ногу на ногу. - Все нормально, не беспокойся, - добавил он мягко. Едва ли не с нежностью. И улыбнулся.

Тон, которым он говорил с Иваром - спокойный, чуть усталый, местами насмешливый, - очень контрастировал с тоном, который Альфред приберёг для Астрид. И, хотя эти двое перебросились только парой обычных фраз, Ивар снова ощутил, как его интуиция, его почти волчий нюх на опасность, взвыла, словно пожарная сирена. Будто миллион скрытых смыслов ускользали от его понимания прямо сейчас. Возможно ли, что любовница Альфреда гораздо ближе, чем сам Ивар думал? Могла ли Астрид быть ею?

Он решил, что вряд ли. Слишком велика была их разница в возрасте. Лет… шесть? Семь? Но, возможно, они стали друзьями?

Ивар не был уверен, что все понимает. Любовницы у него никогда не было.

Астрид вышла, плотно закрыв за собой дверь.

— Твоя душенька довольна? — Альфред снова отпил кофе.

— Моя душенька будет довольна, когда ты унесешь отсюда свой зад, — фыркнул Ивар. — Не ходи вокруг да около, англосакс, иначе я решу, что ты приехал полюбоваться на меня.

— И это тоже, — не остался в долгу тот. — Мне было интересно, как ты сможешь управлять империей Лодброков из инвалидного кресла.

— Даже на смертном одре я мог бы сделать так, что ты будешь умолять меня о пощаде.

— Я не сомневаюсь в твоих силах, Ивар, — усмехнулся Альфред. — Но бороться тебе нужно не со мной. — Его ноздри чуть раздувались, вбирая кофейный аромат. — Вообще-то я приехал сюда, чтобы тебя предупредить кое о чем.

Да, Альфред был достойным учеником своего деда. Экберт умел напустить туману, а потом — р-раз! — и козырной туз будто случайно выпадал из его рукава. И, видимо, обучил этому Альфреда. Больше не было пятнадцатилетного мальчишки, которого Ивар забавы ради учил стратегиям игры в шахматы — пока тот не превзошел его самого. Был враг. Молодой хищник, опасный оттого, что бесстрашный. Ведь он прекрасно понимал, что Ивар может убить его сейчас, и насмехался над этой вероятностью, будто у него за душой была не одна, а девять чертовых жизней.

Пока у руля империи стоял Рагнар, Ивар не задумывался, сколько врагов их окружает. С чем его отец имел дело каждый день, как умело гасил конфликты, плел интриги и хитрил, чтобы не вступать в открытые конфронтации. И теперь Ивару приходилось учиться искусству невидимой войны по ходу дела, хотя, видит Один, он предпочел бы войну открытую — с кровью и смертью, дабы накормить Хель чужими отобранными жизнями, напоить болью этот гребаный мир.

— На днях я ездил в Милуоки по делам. — Альфред потер подбородок. — Встретил Исайю Блэка. И между делом он обмолвился, что дела в Каттегат Казино идут из рук вон плохо. Настолько, что он собирается предложить тебе выкупить его.

— Это не новость. — Ивар едва не расхохотался. И ради этого разводилось столько таинственности? Исайя, один из бизнесменов в Висконсине, с которыми Рагнар вел дела, с завидной регулярностью предлагал выкупить Kattegat Casino для каких-то своих темных делишек. — Не так-то хороши твои ищейки, если они не смогли выяснить, что Блэк постоянно предлагает мне продать казино!

Альфред спокойно выслушал его слова, и в его взгляде, таком же безмятежном, как и он сам, не отразилось и тени досады или гнева. Вывести его из равновесия Ивару не удалось. Альфред не был Змееглазым, вспыхивавшим, как солома, к которой поднесли спичку. Его болевые точки Ивару еще предстояло отыскать.

И снова у него что-то зазудело, заныло «под ложечкой», будто он приблизился к разгадке, но она снова ускользнула, потому что Альфред заговорил:

— Он собирается убить тебя, Ивар Бескостный. А, возможно, и твоих братьев.

Тяжелая пауза, возникшая в кабинете, давила Ивару на плечи. Он изо всех сил пытался сохранить лицо, хотя эмоции брали верх все равно. С одной стороны, только мысль, что Исайя сможет как-то навредить ему, была смешна. С другой — можно ли было доверять Альфреду, который действовал в своих интересах?

Экберт мог подослать его, потому что первый его выпад не вызвал никакой реакции. Он мог попытаться заставить Ивара искать врагов там, где их не было. А, может статься, Альфред говорил правду.

— Почему я должен тебе верить?

— Не должен. — Альфред поднялся, и Ивар подумал, что будь он на ногах, легко бы одолел этого дрища в бою. Но двигался Альфред плавно, словно хищное кошачье, уходящее от преследования, и Ивар осознал, что сила его была не в собственно физической силе, а в ловкости и гибкости. Тогда как сам Ивар был достаточно неповоротлив из-за своей болезни и массивности верхней части тела.

Если убивать мальчишку, то исподтишка. Может, сделать это прямо сейчас?

— Я тебе не враг, Ивар. — Альфред сощурился, смерил его взглядом. — Мой дед был другом твоего отца. Разве этого недостаточно, чтобы я захотел тебе помочь?

В этих словах не было правды, но и подловить на лжи его не удавалось. Слишком много людей утверждали, что якобы не были врагами Ивара, но кто знает, какие замыслы они вынашивали?

— И чего ты хочешь за эту помощь?

— Ничего. — Альфред подхватил свою кожаную куртку, которую бросил на спинку кресла, только войдя в кабинет. — Я помог тебе. Однажды ты поможешь мне.

========== Глава девятая ==========

Экберт всегда молился по утрам, и Альфред уже не в первый раз задался вопросом: неужели его дед, способный поспорить по жесткости характера с самим ДиТи, пытается замолить свои грехи? Он предполагал, что тогда Экберту придется непрерывно молиться несколько лет подряд, и то он не припомнит всех своих грехов и грешков. Альфред дождался, пока дед закончит свое сомнительное общение с Господом, если общением вообще можно было считать монолог, и постучался.

— Входи, — раздался голос Экберта.

Альфред прикрыл за собой дверь. В детстве он робел, входя в кабинет Экберта — его пугали огромные полки, полные книг, большинство из которых могли бы оплатить несколько лет безбедной жизни любой семьи (включая путешествие в отпуск на какой-нибудь экзотический остров). Теперь ему было всё равно.

— Ты вернулся под утро, — отметил Экберт, садясь в высокое, обитое кожей антикварное кресло.

— Откуда ты знаешь? Консьерж рассказал? — Альфреду было прекрасно известно, что швейцар в доме, где находилась его квартира, был подкуплен его семьей, и уже ничему не удивлялся.

— Я должен знать, где шляется мой внук, — уклонился Экберт от ответа. — И ты опять ездил к ней. Я по тебе вижу.

— Это моё дело.

— Нет, не твоё, — в голосе деда появились металлические нотки. — Ты помолвлен с Элсвитой, и её родители разорвут выгодный контракт с нами, если узнают, что у тебя есть связи на стороне. Это как минимум. Как максимум — тебе крепко достанется, и я не смогу тебя вытащить. Альфред, — дед откинулся на спинку кресла, потер двумя пальцами переносицу. — Я беспокоюсь о тебе. Ты — мой наследник, и твоя репутация должна быть безупречной. Не говоря уже, что родители Элсвиты могут убить тебя.

— Никто ничего не знает.

— Когда узнают, будет уже поздно. Пойми, Альфред, я забочусь о тебе. Она ослабляет тебя.

Альфред подался вперед, вглядываясь в лицо деда и отмечая, как глубоки его морщины, прорезающие лицо. Седая борода была аккуратно подстрижена.

— Дед, я сам разберусь. Лучше послушай, какие я принес новости.

— И какие же? Бескостный купился?

— Разумеется, он купился, — улыбнулся Альфред. Все же с годами Экберт начал терять хватку и нюх, и переключить его с щекотливой темы его личной жизни на тему Лодброков было так же легко, как отобрать у ребенка конфету. С тем лишь различием, что Альфред пожалел бы отбирать шоколадку у дитя, а обманывать деда ему было не жаль.

Экберт заслуживал его ненависти. Целиком и полностью.

— Очень хорошо. — Экберт погладил бороду. — Я хочу, чтобы ты держал меня в курсе всех решений Исайи. Если ему понадобится помощь — сообщи мне немедленно.

— Сообщу, — кивнул Альфред, поднимаясь из кресла. — Я могу идти? Сегодня суббота, и я хотел бы выспаться. — Он будто не замечал недовольного взгляда из-под седых бровей.

— Подожди, — Экберт остановил его. — Подойди.

Альфред послушно подошел к нему, присел на корточки, кладя ладони на подлокотники кресла, будто в детстве. Сердце у него противно заныло. Детство прошло, его не вернуть. И он больше не был тем наивным мальчишкой, что доверял деду больше, чем самому себе.

— Каким ты был хорошим мальчиком, Альфред. — Экберт смотрел на него сверху вниз, совсем как десять лет назад, когда девятилетний Альфред прибегал к нему после ссор с Этельредом. — Каким хорошим…

Да, был. И Альфред четко помнил день, когда быть им перестал.

«Неужели тебе обязательно было все портить?»

Экберт ухватил его лицо за подбородок, заглянул в покрасневшие после бессонной ночи глаза. Покачал головой неодобрительно. Его взгляд скользнул на шею Альфреда, где красовался полускрытый шарфом засос.

— Ты позволяешь ей метить тебя, будто собака метит столбы. Я не хочу больше этого видеть, тебе понятно?

Альфред все прекрасно понимал.

— Не переживай, дед, — он усмехнулся. — У меня просто очень страстная невеста. Не может сдержаться. Спроси у неё сам, если не веришь мне.

— Ты играешь с огнем, Альфред. — Экберт выпустил его подбородок из цепких пальцев. — Терпение Элсвиты не железное, а моё — и подавно.

Закрывая за собой дверь кабинета, Альфред улыбался.

«Ты ничего не знаешь, дед. Ни-хре-на».

========== Глава десятая ==========

Комментарий к Глава десятая

Немного флаффа перед жизненной жопой.

Прошло три недели.

— И почему за то, чтобы заключить брак, мы должны платить семьдесят пять баксов? — шутливо проворчал Сигурд, пряча в кошелек кредитную карту. — Шестьдесят баксов за лицензию на брак — с комиссией, ха! — и еще десять в суде… Я чувствую, как государство нагревается на мне!

— Тебе жалко? — вскинула брови Блайя, ткнула его кулачком под ребра. — Мы всё еще можем передумать. Выход вон там, ага.

— Мечтай. — Сигурд сунул бумажник в карман куртки и, потянувшись, поцеловал её, ничуть не смущаясь окружающих их людей. — Ты от меня так просто не отделаешься, попотеть придется!

Блайя прижалась щекой к его плечу.

Ощущения от дня собственной свадьбы у неё были странные. С самого утра лил дождь, и ей не хотелось вылезать из постели в семь часов, чтобы в девять уже оказаться в Сити Холле. Она изо всех сил куталась в одеяло и отбрыкивалась от Сигурда, обещая вылить горячий кофе ему в штаны и купить себе пояс верности, а ключ — проглотить. Кофе его напугал больше, зато аргумент о поясе верности вызвал громкий хохот. Отсмеявшись, Сигурд предположил, что она первая пожалеет о проглоченном ключике, и крыть Блайе было нечем. Она нехотя сползла с постели и, направляясь в душ, пнула будущего мужа ногой.

Контрастный душ немного привел её в чувство, и к завтраку она спустилась уже почти проснувшаяся. Торви возмущалась, что в суд они поехали в джинсах и рубашках, а на невесте не было ни грамма макияжа, и Блайе пришлось пообещать отдать себя в её руки в день языческой церемонии. Торви нехотя утешилась этим вариантом, и её упрямое выражение лица не оставляло Блайе никаких шансов на собственное мнение в этом случае.

— Удачи, ребята, — пожелала она, вздыхая. Блайя подумала, что Торви вспоминает свой свадебный день, и обняла подругу. Торви стиснула её в объятиях в ответ. — И домой сегодня не возвращайтесь!

Среди уже прибывших на регистрацию пар — их было три — Сигурд и Блайя смотрелись белыми воронами: оба в темно-синих джинсах, клетчатых рубашках и кожаных куртках, с мокрыми от дождя волосами, они больше напоминали подростков, заскочивших переждать непогоду. Охранник на входе в суд смерил их подозрительных взглядом, пока проверял их водительские права и ID, явно полагая, что перед ним — пытающиеся обмануть его подростки.

— Разве мы не должны были объявить о помолвке и всё такое? — задумчиво произнесла Блайя.

— Есть вещи, которые наша семья ненавидит. — Сигурд взял её за руку и переплел её пальцы со своими. — И публичность — это одна из них. О нашем браке, разумеется, напишут… потом.

— Поэтому ты решил, что мы пойдем в суд на следующий же день после получения лицензии на брак?

— Угу. — Он чмокнул её в висок. — Идем, кажется, нам пора.

Судья даже бровью не повела, увидев перед собой двух молодых людей в даже слишком повседневной для бракосочетания одежде. Но когда она прочла имя жениха, на её лице отразилось удивление.

— Сигурд Лодброк, — повторила она задумчиво.

— Это я, — чуть вызывающе подтвердил Сигурд.

— Блайя Кинг, — судья перевела взгляд на Блайю, прильнувшую к его плечу. — Вы готовы?

Наверное, Блайя должна была запомнить эти минуты, но ей показалось, будто время полетело вскачь, и половину всего, что судья им говорила, она прослушала, пытаясь справиться с дрожащими коленками. Здесь и сейчас, в городском суде города Чикаго, округ Кук, штат Иллинойс, она становилась Блайей Лодброк, навсегда забывая жизнь, которая была у неё до…

До Сигурда.

— Блайя. — Сигурд сжал её ладони, возвращая к реальности. — Я, Сигурд Лодброк, беру тебя в жены и обещаю, что буду с тобой рядом, какие бы несчастья нас не постигли, и какое счастье бы на нас не свалилось. Я обещаю, что мой дом будет твоим домом, а мое сердце всегда будет принадлежать тебе. Как ты — моя, я — твой.

Тонкое кольцо скользнуло ей на палец.

Блайя смотрела на лицо своего почти-уже-мужа, прямо в его сияющие глаза, и как никогда отчетливо видела змея, притаившегося в его взгляде. Светлая прядь, всё ещё влажная после ливня, прилипла у Сигурда к виску. Он улыбался, едва заметно, хотя изо всех сил старался быть серьезным.

Блайя осторожно освободила руку и обвела пальцем контур его губ. Судья кашлянула, но не от того, что смутилась, а чтобы напомнить, что дел у неё и так предостаточно, и хорошо бы поторопиться. Время не резиновое.

— Я, Блайя Кинг, — начала она тихо, но в горле у неё вдруг появился комок, и ей пришлось остановиться, чтобы успокоиться, — беру тебя, Сигурд Лодброк, в мужья, и обещаю любить тебя, пока смерть не разлучит нас. Я обещаю, что буду следовать за тобой, как жена следует за мужем, и мое сердце всегда будет принадлежать тебе. Как ты — мой, я — твоя.

В их клятвах, определенно, было что-то языческое, и они почти повторяли те, что дали они друг другу в ночь, когда Маргрет пыталась задушить Блайю. Эти клятвы навсегда врезались её в память. Никто и никогда не говорил ей ничего подобного, и Блайя подозревала, что вряд ли когда-нибудь скажет. И она даже не пыталась скрыть, насколько эти слова, идущие от самого сердца, вновь сделали её счастливой.

Сигурд нежно гладил большим пальцем её ладонь, которую всё ещё сжимал в своей руке, и Блайе захотелось поцеловать его прямо сейчас, и плевать на судью. Вообще плевать на всех. И она знала, что их желания совпадают.

«О, черт, кольцо!» — спохватилась она. Сигурд с улыбкой наблюдал, как широкий серебряный ободок обхватил его безымянный палец. Поймав Блайю за вторую руку, он прижался губами к её запястью.

— Властью, данной мне округом Кук штата Иллинойс, объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать невесту, — кивнула судья Сигурду и принялась заполнять остававшуюся прежде пустой часть разрешения на брак.

И Блайя обхватила своего (теперь уже) мужа за шею, поднялась на цыпочки.

Сигурд встретил её на половине пути поцелуем, и поцелуй длился и длился, неспешный и нежный, пока судья не прокашлялась ещё раз, напоминая, что их время вышло. Блайя ощутила, как горят её щеки, но Сигурду всё было нипочем. Широко улыбнувшись, он поблагодарил судью и потянул Блайю за собой.

Чикаго всё еще поливало дождем, но Блайя вдруг поняла, что ей нравится целоваться, пока все прохожие, спрятавшиеся под зонтиками, бегут по делам, то огибая её и Сигурда, то толкая плечами.

— Поехали, — шепнул ей муж. Она никак не могла привыкнуть к этому слову, и снова и снова пробовала его на вкус. — Иначе ты простынешь прежде, чем скажешь «апчхи», а у меня на тебя большие планы сегодня.

Фраза про «большие планы» звучала многообещающе, и в животе Блайи в очередной раз встрепенулись бабочки.

*

В отель Блайя и Сигурд ввалились полностью и насквозь мокрые, смеющиеся, провожаемые осуждающими взглядами постояльцев. Естественно, сын Рагнара Лодброка не мог выбрать что-то, менее пафосное и дорогое, чем чертов Трамп Интернешнл Хотел, и внушительная сумма с его банковской карты перекочевала в кошелек действующему американскому президенту (точнее — его дочери, но кого волнуют такие мелочи?). Все вокруг было тошнотворно-дорогим и броским, очень в духе ДиТи, и Блайя шепнула об этом Сигурду на ухо, пока они ждали лифта. Сигурд расхохотался и поцеловал её в шею.

Какая-то пожилая женщина весьма интеллигентного вида возмутилась вслух, что она выбирала этот отель не для того, чтобы смотреть на развратную молодежь — только потому, что они смеялись и целовались в холле, как любые счастливые молодожены.

— И как только сюда таких пускают, — не успокаивалась она, пока получала у администратора ключ от своих апартаментов. — Я больше никогда здесь не закажу номер!

Когда двери лифта уже отделяли их от ворчливой дамы, Блайя показала ей язык. У неё было самое шкодливое настроение в самый лучший день в её жизни. И, хотя одежда противно льнула к телу, а мокрые волосы прилипали к щекам и лбу, тонкий, обманчиво-простой серебряный ободок на пальце напоминал ей, что любые неудобства того стоили.

Сигурд Лодброк стоил всего на свете, и даже чуть больше.

— Иди сюда… — пробормотал Сигурд ей в самое ухо, вжимая в стенку кабинки, уткнулся носом в её волосы.

— Это на тебя кольцо напальце так влияет, или ты втихую прикладываешься? — Блайя ухватила его за ворот рубашки, потянула к себе. Он пропах дождем и морским свежим парфюмом, и её вело, вело, вело. Она давно перестала удивляться, насколько совпадают их настроения и желания, и не только в постели. Будто они были связаны невидимыми энергетическими ниточками, позволявшими им чувствовать друг друга. И сейчас им обоим несло крышу от близости друг друга. — Если прикладываешься — делись! Где? — Её ладонь прошлась по его торсу, облепленному мокрой рубашкой, скользнула по животу вниз. Сигурд застонал ей в шею.

— Эй, нечестно, — выдохнул он. — Запрещенный прием!

— Я в курсе…

Лифт остановился на этаже, и они отпрянули друг от друга, как нашкодившие школьники ровно в момент, когда распахнулись двери и, взявшись за руки, как дети, шагнули на этаж. Трое представительно одетых мужчин, по виду — азиатов, проводили их взглядами, но, в отличие от пожилой дамы, удержались от комментариев.

— А ты мог… Ну не знаю, снять номер в мотеле? — Блайя обхватила Сигурда за пояс, пока он возился с карточкой-ключом. — Я чувствую себя принцессой-лягушкой: мокрая, как из болота вылезла!

— Мог бы, — Сигурд толкнул дверь и, развернувшись, подхватил её на руки. — Но нам нужен нормальный душ. Прямо сейчас!

Блайя и не думала возражать.

Благодаря горячему душу и бутылке вина, распитой на двоих, Блайя согрелась и почувствовала, что если простуда и намеревалась совершить набег на её организм, то отступила. Тучи над Чикаго наконец-то разогнало, и в панорамные окна светило майское солнце.

— И где была эта погода утром? — хмыкнула Блайя, ерзая головой у Сигурда на плече. — Поверить не могу, что наконец-то к нам не вломится ни Маргрет, ни кто-либо ещё из Лодброков…

— Ты теперь сама Лодброк, женщина! — Он ухмыльнулся. — Побольше уважения к своей новой фамилии!

— А, может, я не буду её менять, — она высунула язык, дразнясь, и получила в ответ порцию щекотки. — Прекрати-и-и-и! — завизжала Блайя, отбиваясь от нападения и хохоча. — Это нечестно!

Вдвоем они валялись на полу и распивали чертовски дорогое вино прямо из бутылки, обмениваясь долгими поцелуями после каждого глотка, и день казался им бесконечным. Настолько бесконечным, насколько может казаться жизнь в двадцать с небольшим лет.

— Кстати, я вот не знаю, где была погода, но я хотел бы знать, где сейчас мой телефон… — задумался Сигурд. — Без телефона сюрприза не выйдет. Черт!

Блайя наблюдала за ним, сидя на полу в позе подвыпившего йога, пока он рыскал по карманам куртки и джинсов в поисках смартфона, и никак не мог его найти. Выругавшись по-норвежски, Сигурд ушел в душевую, и Блайя вздохнула.

Чертов ДиТи знал толк в роскоши и развлечениях для богатых, и даже номера в его отеле не ограничивались душевыми кабинками, о, нет. Это было бы слишком просто!

Впервые в жизни она валялась в джакузи. И занималась сексом в джакузи она тоже впервые. И ей понравилось.

— Его тут нет! Позвони мне! — крикнул ей Сигурд из ванной.

Смартфон Блайи нашелся в кармане её штанов, и она не без удовольствия ткнула в контактах в кнопочку «Муж». Все-таки ей нравилось называть его так, будто она привыкала к новому статусу в жизни. Это не значило, что в их отношениях что-то изменилось, или они стали иначе относиться друг к другу. Больше любить или сильнее доверять — больше и сильнее было уже некуда.

Нет. Просто где-то в глубине сердца у Блайи возникло чувство, будто их союз одобрил Бог. Или это были боги?

«Я твоя, а ты — мой».

В ответ на прозвон, телефон завибрировал где-то на полу, и Блайя подползла к таинственным образом заныканному под кровать мобильнику. Рядом с ним она с удивлением обнаружила свое нижнее белье, но комментировать этот факт никак не стала. Сигурд Лодброк делал с ней что-то непонятное и невероятное, отчего она становилась совсем, совсем другой.

Еще год назад ей не пришло бы в голову, что однажды она будет пить вино в потрясающе пафосном номере отеля Дональда Трампа и вытаскивать свои трусы из-под кровати. А еще она вряд ли даже предположила бы, что выйдет замуж за Сигурда Лодброка, и он станет её первым мужчиной, и их свадебные клятвы будут звучать, как языческие заклинания, накрепко соединяющие их друг с другом…

Кое-как ей удалось достать телефон.

— Нашла!

Сигурд вышел из ванной уже в джинсах и сменной футболке. Волосы он стянул в хвост.

— Откуда ты взял сухую одежду? — Завистливо охнула Блайя. — А как же я?

— Твои сменные вещи в ванной, любовь моя. Я попросил горничных их приготовить на сегодня; пакет отправил с водителем утром. Потому что я слежу за погодой, в отличие от тебя. Одевайся. — Сигурд наклонился к ней и, запустив ладонь в её влажные встрепанные волосы, притянул её к себе в поцелуе.

Блайя выпрямилась, отпуская одеяло, и оно с шорохом упало на пол.

— Не делай так, — прошептал он, отстраняясь. Его глаза из ярко-синих стали совсем темными. — Иначе мы никуда не уедем, клянусь бородой Одина…

*

Они все-таки уехали на такси, потому что от Сигурда пахло вином, а конфликтовать с полицией ему в день свадьбы не хотелось. Всю дорогу Блайя дремала у него на плече, сморенная выпитым алкоголем, и вполуха слушала, как он куда-то звонит и о чем-то договаривается. Его голос был вполне весел, но по содержанию диалога она не могла понять, куда он её везет.

Смотреть в окно ей было лень, а веки не поднимались.

— Блайя, — когда машина остановилась, Сигурд дотронулся до её щеки ладонью. — Просыпайся, мы приехали.

Выбравшись из такси, она поняла, что приехали они в Роузмонт, аккурат к самому большому концертному залу в округе Кук.

Всю жизнь прожившая в Чикаго, Блайя, тем не менее, никогда не видела Олстейт-арену своими глазами. Элла не был в восторге от музыки в целом и в частности, и запрещал ей не то что ходить на концерты, но даже показываться возле музыкальных магазинов, а на её ноутбуке стоял родительский контроль.

Что, разумеется, не мешало ей слушать музыку, закачивая её в телефон через школьный Wi-Fi, а перед поездкой домой — удаляя. За много лет Блайя научилась обходить отцовские запреты и искусно изображать из себя послушную и покорную родительской воле дочку, но Элла понятия не имел, что ночами, пока соседки по комнате спали, Блайя погружалась в мир музыки. В основном, рок-музыки, столь им порицаемой. И, наверное, именно это помогло ей не сломаться.

Интересно, что сказал бы её отец, если бы узнал, что её муж пишет песни?

— Что мы здесь делаем? — с интересом спросила она, разглядывая один из самых больших стадионов Чикаго.

У входа змеилась огромная очередь, состоящая из людей самого разного возраста, от подростков до мужчин и женщин, вполне способных быть их родителями. Очередь медленно двигалась на вход; у многих в руках были распечатки с билетами.

На большом экране транслировался один из старых клипов Nickelback.

— Да ладно? — ахнула Блайя, подавляя в себе желание завизжать, как маленькая девочка.

Nickelback были первой рок-группой, которую она услышала по радио. И, хотя водитель отца почти сразу переключил станцию на что-то новостное и скучное, привязчивая мелодия ещё долго крутилась у неё в голове, пока Блайя не добралась до Интернета. С тех пор канадский желтый скорпион и его музыка навсегда поселились в её плеере и в сердце, и она всегда мечтала попасть на их концерт.

Иногда мечты действительно сбываются, да ещё и самым невероятным образом. Блайя в этом убедилась, как завороженная, глядя на огромный экран.

Сигурд загадочно улыбнулся и потянул её за собой, мимо скопления людей. Для того чтобы найти вип-вход, им пришлось обогнуть арену с другой стороны, зато не узнать его было нельзя: из-за автобусов с аппаратурой и туда-сюда снующих техников и охраны.

У входа стоял серьезного вида охранник, от одного взгляда на которого среднестатическому прохожему захотелось бы развернуться и бежать в противоположную сторону, от Роузмонта до центра Чикаго. И Блайя поняла, что она понимает этого гипотетического прохожего.

Какого черта они здесь делают?

Сигурд же, ничуть не смущаясь, подошел прямо к охране.

— Привет, — произнес он. — Сигурд Лодброк к Чеду. — И он протянул охраннику телефон с раскрытым на весь экран электронным письмом. — Я с женой, и у меня all access на обоих.

«Сигурд Лодброк к… к Чеду?!».

Блайя почувствовала, что её челюсть хочет упасть куда-то в коленки, и она смогла сохранить спокойное выражение лица лишь ценой невероятных усилий. Она дернула Сигурда за руку. Какие ещё, черт возьми, сюрпризы он скрывал?

— Айди? — не купился секьюрити.

Сигурд вытащил из кармана водительские права и отдал суровому охраннику. Тот внимательно изучил протянутый ему кусочек пластика и пару раз перечитал письмо, потом достал рацию с явным намерением с кем-то связаться.

— Концерт Nickelback? — выдохнула Блайя, наконец-то обнаружив собственный голос. — «К Чеду»? Ты же говорил, что ты не связан с музыкой!

— Я говорил, что не выступаю сам. Но ты ведь не спрашивала о моих знакомствах в шоу-бизнесе. — Сигурд выпустил её руку и, обняв Блайю за талию, притянул к себе, поцеловал в макушку. — Я тебе потом всё расскажу, — пообещал он. — Не порти мне сюрприз.

Блайя не знала, хочет ли она заехать ему локтем в ребра прямо сейчас или расцеловать, и предпочла ничего не делать. Где-то там, за стенами здания гигантского стадиона, бесновалась толпа поклонников, снова и снова выкрикивая название группы, и отголоски их страстных призывов долетали даже до вип-входа.

— Проходите, мистер Лодброк. — Охранник вернулся, убирая рацию на пояс и возвращая Сигурду его документы. — Ваши права.

Внутри Олстейт-арены сновало ещё больше народу, чем снаружи у вип-входа. Сигурд уверенно фланировал между аппаратурой и прочими приспособлениями, умудряясь не столкнуться с техниками и обслуживающим персоналом стадиона. Блайя старалась не отставать от него, но, то и дело, останавливалась и разглядывала всё, что её окружало, разинув рот, как провинциальная идиотка. Примерно так она себя и ощущала: будто попала в новый мир, который раньше не могла и представить, а Сигурд был её проводником, и она ему слепо и полностью доверяла.

Один из охранников провел их прямо в зал через бекстейдж, и Блайя ахнула, осознав, насколько на самом деле огромным был Олстейт. По сцене бегали техники, настраивая инструменты, а из колонок доносилась новая песня 30 Seconds To Mars. Блайя их никогда не любила, но даже их музыка сейчас ей, как ребенку, казалась чем-то удивительным и волшебным. Доказательством того, что она попала в сказку.

— Я говорил, что сюрпризы ещё не закончились. — Сигурд обнял её сзади, привлекая её спиной к своей груди.

Впервые в жизни у Блайи не нашлось слов, чтобы ответить ему, и она просто закрыла глаза, расслабляясь в его объятиях, и простояла так до тех пор, пока свет не погас, а из колонок не донеслось интро, которое тут же заглушили многочисленные фанатские голоса.

Услышав знакомые аккорды, она не поверила сначала, что ей всё это не снится. Но Сигурд ухмылялся, будто предвидел её реакцию, и Блайя повернулась к нему, чтобы убедиться — ей не кажется и не чудится, и у неё нет слуховых галлюцинаций.

— Это же твоя песня!

Сигурд пожал плечами:

— Я её продал Чеду. Я всё равно не смогу никогда её исполнять.

Он улыбался, глядя на сцену и обнимая Блайю за талию, но где-то в глубине его глаз затаилась тоска. Положив подбородок ей на плечо, Сигурд тихо подпевал Крюгеру, едва шевеля губами. Блайе очень хотелось унять его печаль, но она понимала, что не сможет. Боль, которую он испытывал, не имея возможности заниматься по-настоящему близким ему делом, навсегда останется при нем. Она будет напоминать о себе каждым треком по радио, каждым рок-концертом, который он посетит. Каждой афишей на улицах города и каждой суммой денег, что упадет к нему на карту после продажи всех прав на его музыку.

Она останется с ним навечно, и всё, что Блайя может — наблюдать, как он борется с этим.

You’re never gonna be alone

From this moment on, if you ever feel like letting go,

I won’t let you fall…

Звучала песня немного по-другому, чем Блайя помнила — Сигурд играл её лишь однажды, — и Чеду удалось даже вложить в её максимум своих чувств и переживаний. Но она догадывалась, что Сигурд вкладывал в музыку намного больше, чем кто-либо другой мог передать и прочувствовать. Он вкладывал в песни часть своей души, и она возвращалась ему сторицей, только вот никто из слушателей не знал, что автор полюбившейся им песни стоял среди них.

Сигурд продолжал тихо мурлыкать у неё над ухом, и Блайя не возражала бы, чтобы этот момент длился вечно, и при этом она бы хотела, чтобы песня эта скорее закончилась, чтобы не оставляла на его душе шрамов, которые никто залечить не сможет.

And now, as long as I can, I’m holding on with both hands,

‘Cause forever I believe that there’s nothing I could need but you…

— Она твоя, — вдруг произнес Сигурд, ведя носом по её шее, от ключицы к уху, и произнес так громко, чтобы она услышала его слова за пением вокалиста. — Всегда была о тебе и всегда будет о тебе, и плевать, кто указан её автором. Она — твоя.

Блайя знала, что ему не плевать. И знала, что ей — тоже. Но она просто повернула голову и поцеловала его, позволяя вкрадчивому голосу Чеда Крюгера оплетать их обоих, как ядовитому плющу.

На свете много девочек, для которых поцелуй под посвященную им песню был сокровенной мечтой, доверяемой только дневнику. Для Блайи Лодброк он был реальностью. По крайней мере, ровно до момента, пока в кармане Сигурда не завибрировал телефон.

— Черт, — пробормотал Сигурд, прочитав сообщение. — Нам пора ехать домой.

— Что случилось? — Его серьезное лицо заставило Блайю заволноваться.

— Придурок Хвитсерк попал в аварию.

========== Глава одиннадцатая ==========

Хвитсерк Лодброк в своей жизни обожал три вещи на «с»: скорость, стимуляторы и секс. И всё это он получал в избытке, потому что умудрился родиться с серебряной ложкой во рту. Сын Рагнара Лодброка и Аслауг Лодброк, второй по старшинству и первый по популярности ещё в школе, а потом и в колледже (который он не закончил), Хвитсерк знал, что от любых штрафов за превышение скорости его отмажет фамилия, а любая девушка будет счастлива разделить с ним постель. Он много пил и иногда — принимал наркотики, и родители закрывали глаза на его фортели. Образумится, придет в себя, станет, как Уббе, считали они, замечая, как похожи и непохожи между собой два старших сына.

Родители умерли, а Ивар спускать ему глупости с рук не собирался.

— Я все ещё не могу понять, братец, — Ивар сложил руки на груди и смерил взглядом Хвитсерка, валявшегося на больничной койке с перевязанной головой, — в какой ты очереди стоял, когда в нашей семье раздавали мозги? Даже Сигурду досталось немного, а вот тебя, похоже, обделили. Ты знаешь, сколько связей и денег мне пришлось задействовать, чтобы отмазать твою пьяную задницу от полиции?

Хвитсерк поморщился, когда он чуть повысил голос.

— Ты был пьян, когда садился за руль, — прошипел Ивар, наклоняясь к Хвитсерку. Его глаза полыхали от ярости. — Когда я просил тебя съездить и проверить, как обстоят дела в Kattegat Casino, я выразился предельно ясно и четко, и, мать твою, там не было фразы «Нажрись, как тварь»!

Ивар знал, что брат съехал в кювет, пытаясь уйти от несущейся прямо на него машины, вылетевшей на встречку. Врач был поражен, что Хвитсерка вообще удалось вытащить относительно невредимым из поврежденной машины, отделавшегося сотрясением мозга и необходимостью десять дней поваляться в больнице. Правда, Ивар считал, что сотрясать там нечего, и жизнь брату спас именно этот печальный факт.

Ивар приказал выделить Хвитсерку отдельную палату и хотел выкупить чертов этаж, но в платной — и очень, очень дорогой — клинике и так было не слишком много пациентов, поэтому большую часть времени Хвитсерку предстояло провести в гордом одиночестве: спать, пытаться есть и приходить в себя.

— Не ори, пожалуйста, — простонал Хвитсерк, пытаясь не двигать головой и глазами под сомкнутыми веками. — Не нравится, что в наших казино напиваются — езди туда сам.

— Мне не нравится, когда мой брат напивается, вместо того, чтобы сделать, что я его прошу! — Ивар стиснул зубы так, что они были готовы раскрошиться. — А потом влетает в дерево, чтобы не врезаться в чью-то машину!

За брата он по-настоящему испугался, и это его изумило. Ивару не хотелось думать, что было бы, если бы подушка безопасности не сработала. Он искренне считал своих братьев полными идиотами, но терять кого-то из семьи сейчас было бы очень не в кассу.

Kattegat Casino находился в Милуоки, штат Висконсин — одно из немногих казино, которым владели Лодброки, располагающееся вне Чикаго. Рагнар Лодброк родился в Норвегии, но в раннем детстве с родителями переехал в Милуоки, и весь его игровой бизнес был родом из соседнего штата. Даже после того, как отец братьев Лодброк перебрался в Чикаго, он не продал свое первое казино, и Ивар не собирался продавать его тоже.

«Но если мои тупые братцы, — подумал Ивар, глядя на Хвитсерка, — продолжат нажираться во время рейдов в Милуоки, придется его продать. Блэк уже давно зарится на Kattegat Casino, но отдавать его за ту цену, которую он предлагает — глупо и нелогично…»

— Может, если бы ты сдох, это тебя чему-нибудь бы научило, — наконец произнес он, выезжая из палаты.

*

В четыре часа утра Ивар и не думал ложиться спать. Над Чикаго уже занимался рассвет, и солнце медленно поднималось над небоскребами, стремящимися в весеннее небо. Ивар ожидал новостей. Телефон молчал.

Наорав на Хвитсерка и успокоившись через полчаса, после трех чашек кофе и обстоятельного разговора с Уббе, Сигурдом и Бьерном, Ивар отправил в Милуоки бойцов, чтобы они привезли разбитую машину непутевого братца в город. Червячок подозрений, зароненный в его разум Уббе, не давал ему спокойно уснуть.

— Я думаю, что, может, это не только вина Хвитсерка, — сказал Уббе. — Он, конечно, часто садится за руль пьяным или обдолбанным, но общий промилле алкоголя в его крови был не так страшен, как он сам помнит свое состояние. Он вполне мог затормозить, видя, что несется прямо в дерево.

— Это возможно, — согласился с Уббе Сигурд, потирая подбородок.

Широкое серебряное кольцо на его безымянном пальце раздражало Ивара чуть более чем полностью. Сигурд и так не был наделен особенным умом, а после появления этой Элловской девчонки совсем поглупел. Он обожал её и делал для этой сучки всё, а она была до смерти влюблена в него, и это сочетание могло оказаться взрывным. И Блайя была умна. Ивар чувствовал смутное беспокойство, отдающее ему аккурат в солнечное сплетение.

Она могла возвысить его брата, и Ивару это не нравилось.

— Нам многие желают зла, — промолвил Бьерн, глядя в окно. — Я бы не стал исключать этого варианта.

Ивар отмахнулся от выступивших единодушно родственников, но мысль крепко засела у него в голове. Ему не хотелось признаваться перед братьями, что, возможно, он не заметил покушения на Хвитсерка у себя под носом, — особенно, если это произошло в Чикаго, — и он отправил их спать, а сам занялся поиском ответа на мучивший его вопрос. Ивар знал, что ответ обязательно отыщется, каким бы он ни был. И для Хвитсерка будет лучше, если окажется, что его вины в аварии было меньше, чем изначально предполагалось.

Была половина пятого утра, когда его мобильный телефон завибрировал.

— Босс. — Это был Гуннар. Хотя он, один из лучших бойцов, совершенно не разбирался в технике и автомобилях, он знал множество полезных людей, которые могли и машину на части разобрать (а потом собрать), и кровь с сидений отмыть. Лодброки не гнушались их помощью, за хорошие деньги, конечно. — Босс, птичке пытались подрезать крылья.

— Я понял. Отвези машину в наш сервис, — коротко приказал Ивар и бросил телефон на стол.

Значит, Хвитсерка всё-таки пытались убрать. Разумеется, сам по себе его глупый брат никому не был нужен, хотя сбрасывать со счетов возможных кредиторов-наркодельцов ещё рано. Возможно, кто-то пытался таким образом добраться до семьи. Возможно, кто-то хотел добраться до него самого через братьев.

Ивар сжал губы так, что они превратились в тонкую линию.

Если он не выяснит, кто мог добраться до Хвитсерка, следующим мог быть Уббе. Или Бьерн. Или Сигурд с женой. О смерти последнего Ивар, возможно, жалел бы меньше всего, но Блайя приперла его к стенке своим завещанием. Бизнес Эллы в руках Бьерна и Торви, а значит… А значит, Лагерты. Кстати, о ней.

Могла ли это быть Лагерта? Могла ли бывшая жена его отца нанять кого-то, чтобы Хвитсерку испортили тормоза в машине, и он погиб, возвращаясь из очередной своей пьяной поездки?

«Да, могла», — ответил для себя Ивар. Теоретически, Лагерта и Калф могли сделать, что угодно. Однако она слишком хорошо знала Хвитсерка, и действовать таким топорным способом было бы не в её стиле. Да и она нанесла бы удар по Сигурду и Блайе в первую очередь, при условии, что кто-то донес ей о завещании. Ивар не был уверен, что о нем знают лишь он, Блайя, Сигурд и нотариус, оформлявший документ.

Блайя могла рассказать Торви. Торви — мужу. Бьерн — Лагерте, которой доверял, как себе.

Цепочка в голове Ивара никак не хотела складываться, как бы он ни желал, чтобы она привела к Лагерте. Ивар понимал, что его ненависть к возможной убийце матери затмевает разум, и эта кровавая пелена гнева, накрывающая его каждый раз, когда он думал о Лагерте, мешает ему думать трезво.

Если это была не она, то кто?

Ивар откинулся на спинку инвалидного кресла, кусая нижнюю губу. Способ убрать Хвитсерка был настолько банальным, что он бы не удивился, если бы это был кто-то из мелких конкурентов, мечтающих убрать Лодброков с пути, по очереди. Или это вполне мог быть кто-то, кто знал, что Хвитсерк является владельцем ночного клуба в Чикаго, но причины убийства из-за заштатного клуба, где его брат только бухал и снимал девиц, Ивар не понимал.

Он чувствовал, что упускает что-то. Какой-то важный логический момент, который сделал бы паззл цельным, а картина случившегося раскрылась бы перед ним, как чужой разум — перед менталистом.

А потом Ивар вспомнил, что изначально в Милуоки собирался ехать он сам. Намечались переговоры с Блэком, который не терял надежды купить Kattegat Casino, и Ивару было даже интересно, какие ещё убогие условия предложит Блэк, но потом он передумал и отказался от встречи, сославшись на дела в Милуоки, связанные с бизнесом. Он знал, что вряд ли предложение босса клана Блэков из Висконсина его заинтересует; они переживали не лучшие времена в своем бизнесе. Покупка Kattegat Casino могла бы стать их джек-потом и новой возможностью возобновить в Милуоки их наркобизнес.

Управлять казино из Чикаго Ивару было несколько сложнее, чем следить за игорными заведениями здесь, он признавал это. Но разве это была причина для того, чтобы разбазаривать отцовское наследие?

Никто не знал, что в казино с проверкой поедет Хвитсерк. Администратор ждал самого Ивара, но тот принял решение в самый последний момент, разрушив братцу все планы на вечер и ночь. Хвитсерк ворчал и матерился, но кого волновало его мнение? А значит, испорченные тормоза в машине предназначались ему, как покушение или как предупреждение, кто будет следующим, в зависимости от того, когда исполнитель узнал, что промахнулся с объектом.

В голове Ивара всплыл разговор с Альфредом, который он если не забыл, то отложил до лучших времен в памяти. Тогда он решил, что доверять внуку Экберта не стоит: возможно, мальчишка пытался сыграть на его подозрительности. А теперь, после нападения на Хвитсерка, его слова вовсе не казались враньем. Зря, ох, зря он не обратил должного внимания на слова мальчишки, решив, что тот пытается обмануть его… А что, если… ?

Паззл, щелкнув, сложился. И Ивар еле дождался утра, чтобы вломиться в комнату Сигурда и вытащить его из теплой постели и подальше от полуголой жены. Блайя, взъерошенная и злая спросонья, гневно таращилась на Ивара, но ему было все равно, покуда она прикрывается одеялом. Чертовы кролики.

Точно также он выволок к себе в кабинет Уббе, едва дав обоим братьям время одеться. Заспанные и разъяренные, они плюхнулись в кресла напротив.

— У тебя должно быть очень срочное дело, Ивар… — начал Сигурд, но Ивар прервал его:

— Заткнись. Прямо сейчас вы оба поедете в Милуоки. Мне плевать, из какого дерьма вы вытащите всех тех, кто вчера работал в казино: крупье, администратора, сотрудников парковки. Я хочу знать, кто приближался к машине Хвитсерка вчера. А когда вы узнаете — вы найдете его, и, если он не признается, кто приказал ему испортить в ней тормоза, я хочу, чтобы вы вскрыли его заживо. Я понятно выразился? Заживо, мать вашу!

— И твою, — тихо парировал Сигурд. Уббе предупреждающе положил ему руку на плечо.

— Что ты сказал?! — взвился Ивар.

— Ничего. — Сигурд покачал головой. — Удивительно, что ты согласился с нами. Это не повредило твоей гордости?

— Свободны. — Ивар даже не стал отвечать ему. Он в очередной раз глубоко задумался, постукивая пальцем по нижней губе. Он думал, что будет делать, когда его догадки подтвердятся, и выяснится, что именно Блэк нанял убийцу, чтобы избавиться от Ивара. Потому что заставить этих придурков продать Kattegat Casino было бы намного проще.

*

Вечером Сигурд и Уббе приволокли к Ивару молодого человека, окровавленного и избитого, и бросили ему в ноги. Ивар с интересом оглядел скулящего от боли и страха парня и вопросительно посмотрел на братьев. От его взгляда не укрылись сбитые костяшки на правой руке Сигурда. Неужели этот слабак набрался духу кого-то ударить? Ивар помнил, как кривился брат, наблюдая за казнью Эллы, и ему с трудом верилось, что Сигурд мог избить кого-то без необходимости. Ведь он был слишком слаб для того, чтобы быть мужчиной.

— Этот, — коротко пояснил Уббе. — Кто нанял его — не признается.

— Хм. — Ивар взял со стола ножик для бумаг, пару раз щелкнул им выразительно, постучал лезвием по щеке. — Как интересно… — Он был в шаге от столь необходимого ему ответа, и теперь оставалось лишь вытянуть его из жертвы. А способов у него было множество.

Сигурд отряхнул руки, и на его лице можно было с легкостью прочесть всю гамму эмоций, от презрения до отвращения. Он пнул хныкающее тело носком кеда в бок.

— Учишься жестокости, братец? — вскинул брови Ивар. — Твоя милая женушка бы не оценила этого, так?

— Моя жена поддержала бы меня. — Сигурд скрестил руки на груди. — Этот парень признался, что за деньги согласился испортить тормоза у чужой машины, и ему было плевать, что водитель, скорее всего, умрет. И безотносительно того, был это Хвитсерк или кто-то другой — кто будет испытывать жалость к убийце?

Парень снова захныкал, размазывая по лицу сопли.

— Я не виноват! Они мне… Они мне угрожали, они могли меня убить! Что я должен был делать? — рыдал он, явно боясь даже поднять голову, чтобы посмотреть в лицо своей смерти. Одной рукой он хватался за живот, другой — растирал по лицу слезы и кровь, текущую из разбитого носа и верхней губы.

Ивар фыркнул и поморщился. Жалкое зрелище.

— Уббе, — произнес он, — подними это, — Ивар кивнул на лежавшего у него в ногах юношу. — Змей, если твою тонкую душевную организацию ранят кровь и чьи-то мучения, можешь уйти. Ты всегда был слабаком.

Ивар знал, что Сигурд проглотит и это оскорбление, потому что в противном случае ножик полетел бы ему в лицо. Братской любви между ними не было даже в детстве, а с возрастом пропасть, их разделявшая, только росла.

Сигурд был мягкотелым, ему было жаль раздавленных улиток и сбитых автомобилями собачек. В детстве он плакал над персонажами кинофильмов и прочитанных книг, а, когда отец начал приучать сыновей к темным сторонам их бизнеса, ему труднее всего давалось понимание, что кровь и смерть преследовали их повсюду. Ивар понимал, что отец никогда не поставит Сигурда во главе бизнеса, и удивлялся, что он вообще терпел это тесто в семье, а не выпер его в какой-нибудь музыкальный колледж, где глупый сыночек попробовал бы взобраться на рок-сцену и потерпел бы неудачу только для того, чтобы вернуться домой, поджав хвост.

Сигурд, возможно, и не догадывался об этом, но Ивар прекрасно знал, что его брат занимается музыкой: пишет и продает песни, и этот козырь он держал в рукаве для того, чтобы однажды растоптать братца, перекрыть ему все каналы и вынудить его зависеть от Lothbrok Inc. целиком и полностью. Ивару не нужен был смутьян, который в любой момент мог вильнуть хвостом, словно портовая шлюха. Ивару было нужно подчинение. И теперь, когда появилась Блайя, он понимал: с одной стороны, некоторые возможности подчинить себе упрямого Сигурда терялись навсегда, зато находились другие.

Всегда находились другие.

— Я не вижу смысла в убийстве ради убийства, — парировал Сигурд. — Но я вижу смысл в мести.

— Если хочешь знать, Ивар, — Уббе поднял их новую жертву за шкирку, поставил на колени так, чтобы Ивару было удобнее смотреть тому в глаза, — тем, кто разукрасил пацану лицо, был Сигурд. Я только держал.

— Героически, — хмыкнул Ивар.

В его ящике стола всегда лежал нож — крупнее и острее ножичка для конвертов. Повертев его в руках, Ивар ухмыльнулся.

— Сигурд, Уббе. Держите его.

Парень отчаянно забился в руках братьев, когда Ивар поднес лезвие к самому его лицу, но стальная хватка Уббе и Сигурда не давала ему вырваться и убежать. Сияющее сталью лезвие рассекло ему лицо, заливая кровью глаза, нос и губы. Парень заскулил от боли.

— Если ты думаешь, что хуже уже не будет, — шепнул Ивар, склонившись прямо к его уху, — то мне найдется, чем тебя удивить…

И ему нашлось. Когда молодой человек, чье лицо теперь украшала длинная и тонкая резаная рана, — полоска крови на щеке ширилась с каждой секундой, заливая и лицо, и футболку, — увидел, куда его притащили братья, он тонко завыл на одной ноте.

— Я всё скажу! — рыдал он, и слезы щипали ему рану. — Я всё скажу, только не трогайте меня! Я знаю имя!

— Хм-м-м, — протянул Ивар, склонив голову на бок. — А если я скажу тебе встать на четвереньки и полаять, как собака, ты это сделаешь?

Несчастный истово закивал головой.

— Что… — Он поперхнулся, оглядывая помещение, и ему явно почудилось, будто он попал в подвалы Инквизиции. — Что угодно… — Он плакал, захлебываясь соплями, и Ивар презрительно поморщился. На мгновение ему представилось, что на коленях перед ним валяется не это безымянное, потерявшее человеческий облик от страха существо, а Сигурд, и его губы расплылись в улыбке.

Но Сигурд молчаливой, темной фигурой стоял за спиной парнишки, и его окаменевшее лицо очень ясно говорило, что он изо всех сил пытается сдержать отвращение.

«Трусом был, трусом и остался», — подумал Ивар, вспоминая, как приятно было всадить топор в сердце родного брата. Жалея, что больше не может сделать этого. Христианская шлюшка, так истово любившая его братца на протяжении множества жизней, наконец-то обрела достаточную власть, чтобы спасти его жизнь. По крайней мере, на время.

Иногда, пока Ивар без сна лежал в своей постели, ему казалось, что он видит (помнит) своих братьев совсем другими. Другие эпохи, другие обстоятельства, но неизменно, раз за разом, Ивар убивал Сигурда, испытывая от этого невероятное наслаждение, а потом наблюдал, как рыдает Блайя, бросаясь на тело своего мужа и пытаясь остановить хлещущую кровь. Иногда её не было рядом, как в самый первый раз, и то, как она плюнула ему в лицо, там, в Йорке, узнав о смерти Сигурда, Ивар тоже помнил.

Может быть, он просто сошел с ума. Ну и пусть.

Парень отчаянно упирался, пока Уббе и Сигурд привязывали его к столу, но силы справиться с двумя братьями у него не хватало. Избитый и напуганный, он не мог даже толком сопротивляться, и Ивару было противно наблюдать за ним. Он давно убедился, что на свете есть всего лишь два типа людей: те, кто срет в штаны при малейшей опасности, и те, кто защищает собственную жизнь, чего бы это ни стоило.

Явно не последний тип.

Нож блеснул в тусклом свете, и указательный палец молодого человека отлетел в сторону. Парень отчаянно закричал от боли, заметался, но веревки, используемые Лодброками, и не такое выдерживали.

— Кажется, ты обещал мне имя, — Ивар примерился к следующему пальцу.

Уббе смотрел на происходящее равнодушно, будто его вообще не касалось ничего и никто. Ровно так же он смотрел, когда Бьерн кромсал топором спину Эллы.

— Я скажу! Скажу! — Лезвие уже коснулось липкой от крови кожи. — О, Господи, спаси меня…

— Не здесь. — Ивар приподнял бровь, и на его лице промелькнуло жестокое веселье. — Ты просишь не того бога.

— Блэк! — выкрикнул парень. — Блэк, о, Боже, это был Блэк, его люди пришли ко мне! Они угрожали мне!

Трое братьев переглянулись. Ивар удовлетворенно оперся о спинку своего инвалидного кресла, поднес ко рту лезвие, алое от чужой крови, постучал им по губам. Его глаза блеснули удовлетворением, которое он испытывал, когда убеждался в собственной правоте и убеждал в ней других.

— Надеюсь, вы запомнили имя? — обратился он к братьям. — Потому что этот придурок больше никогда и ничего не скажет. Никому. Подержите-ка его, м?

От Ивара не укрылось, что Сигурд отвел взгляд, пока держал их пленника за плечи. Уббе нажал на нижнюю челюсть парня, заставляя его открыть рот. Кровь брызнула им обоим на лица, когда Ивар вытащил язык юноши наружу, а затем одним движением отрезал его.

Ивар знал, что Сигурд смотрит на него с отвращением. «Пусть бежит и жалуется женушке, потому что матери больше нет, чтобы спрятать его в юбках», — подумал он. Уббе всегда понимал его лучше. И Бьерн. По крайней мере, пока не понял, что Рагнар не собирается завещать ему Lothbrok Inc.

— Если это был Блэк, то он собирался убить меня, — обратился Ивар к братьям. — Потому что изначально он сам взывал меня на диалог о продаже казино.

Парень, привязанный к столу, мычал и рыдал, и Ивар раздраженно фыркнул в его сторону.

— Ты собирался продать Kattegat Casino, не предупредив никого из нас? — нахмурился Уббе.

— Не собирался, — шикнул Ивар, поражаясь тупости собственных братьев. — Мне было интересно, что еще захочет предложить мне Блэк. Но, видимо, он решил, что если убьет меня, то уговорить вас ему не составит труда.

— Почему ты решил, что убить хотели именно тебя?

— Простая логика, Уббе, — ухмыльнулся Ивар. — Простая логика.

Рассказывать братьям о разговоре с Альфредом он не собирался. Пока что.

Сигурд благоразумно молчал. Подсыхающие капли крови на его лице выглядели, как тонкие потеки.

— Думаю, нам следует показать ему, как Лодброки поступают с теми, кто пытается уничтожить их, не так ли? — Ивар развернул кресло и, подъехав к стене, достал из стеклянной витрины топорик.

— Кровавый орел, — тихо произнес Уббе.

— Именно. — Губы Ивара растянулись в улыбке. — Вы знаете, что нужно делать.

Лишившийся языка парень рыдал от боли и громко мычал все время, пока Сигурд и Уббе приколачивали его ладони к деревянной столешнице. Рагнар, не самый большой любитель пыток, тем не менее, оборудовал в доме помещение, в котором его враги и обретали покой. Как правило, в муках. Зато Ивар довел умение пытать людей до совершенства.

Впрочем, даже Сигурд признавал, что каждый замученный здесь человек заслуживал своей участи целиком и полностью. Даже этот парень, который любил деньги настолько, что предал самого себя.

— Дальше я сам, — кивнул Ивар. Он как раз закончил точить топор, и звук, издаваемый острием, доводил жертву до безумия. — Хотя… Уббе, надрежь ему спину. Не хочется снова браться за нож.

Кровь брызнула Уббе на рубашку и шею. Утираясь рукавом, он отошел в сторону.

Когда топор опустился на спину парнишки в первый раз, тот замычал так, что глаза у него вылезли из орбит. У Сигурда дрогнули губы, но Ивар этого не видел. Ошметки плоти и кровь летели ему прямо в лицо.

— Он умер, — хмыкнул Уббе, глядя на тело. Глаза парня закатились, рот приоткрылся, и он был бесповоротно, безоговорочно мертв.

— И что? — деланно удивился Ивар. — Это что-то меняет?

Бьерн забрал у него привилегию убить Эллу, и зверь внутри младшего Лодброка жаждал чужих страданий так же сильно, как иногда — смерти его собственного брата. Ивар не замечал, что всё его лицо уже было в крови.

Ему пришлось приложить множество усилий, чтобы раздвинуть в стороны ребра, но у него получилось. Сигурд за его спиной тяжело сглотнул.

Легкие черными погонами легли на плечи жертвы. Ивар провел по своему лицу окровавленной ладонью, оглядывая мрачное творение.

— Уббе, — повернулся он к старшему брату. — Пусть Гуннар отвезет это к одному из складов Блэков и подвесят прямо там, можно у выхода. — На его губах зазмеилась холодная улыбка. — Война, так война. Не я её начал.

========== Глава двенадцатая ==========

Блайя не могла уснуть. Сигурд уехал рано утром по приказу Ивара, и в десять вечера ещё не вернулся. Её сердце заходилось от волнения и страха за него. Она не знала, куда он отправился. Она понятия не имела, что задумал его сумасшедший младший брат, но догадывалась, что для её мужа это не могло означать ничего хорошего.

Ивар был ненормальным, абсолютно чокнутым, и Блайя понимала, что, если он выдрал Сигурда в шесть утра из постели, это должно было быть связано с Хвитсерком. Только дела семьи могли заставить его уехать рано и так надолго.

Она съездила в город с Торви, посмотрела в ноутбуке сериал, почитала книгу, но день тянулся долго, как жвачка, и был таким же пресным. Блайя хотела бы справиться с собственным страхом, но он каждый раз возвращался. Торви пыталась её успокоить, но у них были диаметрально противоположные взгляды на происходящее, ведь Торви всегда говорила, что Лодброки знают, что делают. И она всегда была уверена в Бьерне. Но Сигурд был другим.

Он не был похож на Бьерна.

Сигурд вернулся в начале одиннадцатого. Блайя зажала рот рукой, увидев, что рубашка его пропиталась кровью, а на лице засохли кровавые капли. Молча, опустив голову и стараясь не смотреть на жену, Сигурд прошел в ванную, открыл там кран, и, если бы Блайя не успела скользнуть за ним в приоткрытую дверь, он заперся бы там.

— Сигурд… — Она шагнула к нему, и он отшатнулся, избегая её прикосновений. — Ты… — Она облизнула губы, глотнула воздуха, пытаясь успокоить бешено забившееся сердце. — Ты ранен?

Он покачал головой.

— Нет.

Сначала ощутив облегчение от того, что он в порядке, Блайя тут же почувствовала, как у неё в груди что-то оборвалось, и стало очень больно, как в детстве. Так больно, что на глазах выступили слезы.

Она понимала, что Сигурд никогда не был ангелом, что его семья была жестокой. Она помнила, что Лодброки сделали с её отцом, но всё это проходило мимо, не касаясь Сигурда. Её Сигурда, который пел ей свои песни и целовал её, и дарил ей цветы, и оберегал от всего на свете. Её Сигурда, обнимавшего её в ночи, когда она просыпалась от кошмаров. Её Сигурда, заботливого и нежного, и сильного, и…

Просто её.

Комок встал у Блайи в горле, когда она всё же подошла ближе. На ткани рубашки засохли пятна крови. В крови немного вымокли и его волосы, упавшие на лоб.

Сигурд сжал в кулак ладонь, на миг зажмурился.

— Блайя, пожалуйста, уходи.

Он впервые хотел, чтобы она ушла. И маленькая девочка внутри неё хотела, чтобы она ушла. Сбежала, несмотря на обещание всегда любить и поддерживать его, потому, что невозможно поддерживать убийцу, или того, кто мог спокойно смотреть на убийство, и…

Блайя Лодброк, взрослая женщина, которой она стала, загнала маленькую девочку в самую темную комнату своей души и заперла её там на ключ.

Она не уйдет. Не сбежит.

— Это было из-за Хвитсерка?

Сигурд кивнул.

— Мы нашли парня, который испортил тормоза в его машине.

Вода шумела, заглушая его слова.

Блайя могла четко видеть засохшую кровь на его щеках и подбородке, и сухие губы, и боль, затаившуюся в его синих глазах, и ей хотелось обнять его и укачивать, как ребенка. Он всё ещё был её мужем, её Сигурдом, и, что бы он ни сделал, это никак не коснется её. Что бы он ни сделал, для неё он всегда будет тем, кем и был.

Любовью всей её жизни.

Она прислушалась к себе, глядя ему в глаза.

Боится ли она его? Нет. Ненавидит ли она его? Конечно, нет.

Возможно, сегодня он убил человека, или смотрел, как его убивает кто-то другой (Ивар?). Возможно, ему приходилось делать то, что требует от него долг перед семьей. Но…

Разве тот человек не заслужил смерти, если хотел убить Хвитсерка? Разве тот человек не получил позаслугам?

Что-то темное, почти языческое, поднималось в ней, пока она думала, что, может быть, Лодброки были правы, отвечая ударом на удар. Что люди разучились по-настоящему мстить за своих близких, надеясь на полицию и закон, которые не всегда эффективны. Что, может быть, нужно просто бить в ответ, не дожидаясь, пока враг вновь наберется сил для атаки.

Теперь она была частью этой семьи, и другой у неё не было. И она понимала, что медленно становилась похожей на них. Она становилась Лодброк.

Блайя смотрела на Сигурда, и боль постепенно отпускала её, уступая место гордости, но гордости мрачной.

Приподнявшись на цыпочки, она обвила его шею руками и поцеловала в губы, ощущая солоноватый вкус чужой крови. Сигурд замер, а потом обнял её, привлекая к себе и жадно отвечая на поцелуй, и Блайя почти могла чувствовать, как отпечатываются на её светлой футболке кровавые пятна.

— Тебе нужно в душ, — тихо произнесла она, отстраняясь. — И, наверное, мне тоже.

Блайя принялась расстегивать на Сигурде рубашку. Он молчаливо следил за её действиями, а, когда комок окровавленной ткани упал на пол, перехватил Блайю за запястья.

— Дальше я сам, хорошо? Я не хочу, чтобы ты имела к этому отношение.

— Нет. — Блайя коснулась губами его подбородка. — Уже поздно.

Горячая вода стекала по их телам, смывая прочь кровь, усталость и боль. Очень осторожно Блайя водила мочалкой по плечам и спине Сигурда, и в горле у неё по-прежнему стоял комок. По напряженности его тела она понимала, что он всё ещё где-то не с ней. И на какую-то свою часть он пока не вернулся из темных лабиринтов, по которым Ивар водил тех, кто был к нему приближен.

— Расскажи мне, — прошептала она ему на ухо. — Тебе станет легче.

— Ты не должна это знать. — Сигурд забрал у неё мочалку. Блайя закрыла глаза, наслаждаясь его прикосновениями, едва слышно вздохнула. — Я боюсь подумать, кем ты меня теперь считаешь.

— Кем? — Она прикусила губу, когда его ладонь нежно скользнула по её спине на поясницу. — Я люблю тебя. Ты мой муж. Ты — моя семья. — Она положила руку ему на грудь.

— Я помогал Ивару убить человека, — надтреснуто произнес он. — Не раз.

— Я знаю. Но я всегда знала, кто ты. Я вышла за тебя замуж, понимая, что вы — не семья агнцев Божьих. И я знаю тебя. — Блайя шагнула вперед, прижимаясь к нему всем телом. — Я знаю, что ты ненавидишь жестокость Ивара.

— В какой-то степени я был рад, что Ивар его убил.

Сигурду многого стоило это признание, Блайя это понимала. Боль в его голосе, стыд и нежелание признаваться в собственной слабости заставили её замолчать, но лишь на минуту. Она не знала, как донести до него, что он делал то, что должен, и она сейчас делает то, что должна, потому что семейные узы, как и узы любви, заставляют нас делать то, что мы, возможно, никогда не сделали бы. Потому что он был тем, кем он был, а она любит его, и всегда будет любить.

Но правильных слов не находилось, а сердце Сигурда билось под её ладонью, и он дышал тяжело, будто пробежал стометровку.

Хотя на самом деле он просто признался в собственных чувствах, которых стыдился.

А потом Блайя тихо ответила:

— Я тоже.

И, когда Сигурд крепче обнял её и уткнулся лицом в её мокрые волосы, она поняла, что между ними рухнула ещё одна стена.

*

Сигурд сидел на полу, прикрыв глаза, пока Блайя сушила его волосы феном. Ей нравилось перебирать его волосы, светлыми кудрями падающие ему на плечи и спину, а Сигурду, она знала, нравилось, когда она так делала. Иногда он начинал тихо мурлыкать себе под нос песню, но сейчас он, казалось, засыпал, и только тихое гудение фена не давало ему отключиться.

— Мне нужно рассказать тебе кое-что. — Блайя отложила фен и принялась заплетать его кудри в мелкие косички.

Внутри у неё все переворачивалось от необходимости рассказать ему о её снах (видениях?), и больше всего она боялась его реакции. Боялась недоверия. Боялась, что он посмеется над ней, хотя понимала, что, скорее всего, приписывает ему реакцию, которую бы могла выказать сама, ведь она всегда старалась быть рациональной. Она всегда старалась объяснить события логически, а сны всегда были просто снами.

Сигурд был другим, а мистика, вера и таинственные языческие ритуалы были частью его жизни, тогда как для неё оставались экзотикой, пробуждавшей в ней что-то древнее и темное. Что-то, чего она не должна испытывать, будучи современной женщиной. Но что так подходило Сигурду, который не стыдился, кем он был.

Чаще всего не стыдился.

— М? — отозвался Сигурд сонно. Прикосновения Блайи его успокаивали, и он жмурился, как довольный кот, пригревшийся у огня. Обычно ей нравилось наблюдать за его умиротворенным лицом и нравилось касаться его в эти мгновения, но не сейчас.

Блайя помолчала полминуты, подбирая подходящие слова. Сигурд верил в своих богов и в силу амулетов, и она сама видела, что его вера — не слепа, что она основывается на том, что он чувствует и видит, и что происходит вокруг него. И, хотя ей всё ещё было трудно поверить, что его подарок по-настоящему спас ей жизнь, где-то в глубине души она начинала понимать, что его боги, возможно, существуют…

Если какие-нибудь боги вообще существуют в этом израненном мире, то эти боги — его. Но поверит ли он ей так, как она верит ему — безоговорочно и слепо, как жена и должна верить своему мужу, если любит его?

Как бы то ни было, он должен знать.

— Я видела сон. Я постоянно вижу один и тот же сон, и в нем Ивар убивает тебя снова и снова, — выпалила она, как на духу. — Я не утверждаю, что это — не моя фантазия, но… — Она понизила голос до шепота. — Мне страшно, Сигурд. Я боюсь за тебя. — У неё дрогнули губы. — Иногда я вижу твою смерть со стороны, иногда я тоже присутствую там. Каждый раз — одно и то же.

Блайя испытывала в своей жизни страх множество раз: когда отец замахивался для удара; когда она услышала выстрелы в доме и поняла, что возмездие пришло за Эллой, чтобы забрать его прямо в ад. Когда смотрела в глаза Ивару, который был готов продать её Осберту за казино.

Она боялась даже, когда Сигурд опустил её на плед, и в камине трещал огонь. Сигурд целовал её шею, сплетая её пальцы со своими, накрыв её своим телом, и она думала, что будет больно.

Но страх за его жизнь был сильнее их всех, вместе взятых. Он заставлял её просыпаться ночами, дрожа и крича, и сонный Сигурд обнимал её, прижимая к груди, и не видел, не слышал, как она беззвучно шепчет «Живой, живой…» И не знал, какая тьма приходит к ней, когда она спит.

Блайя могла чувствовать липкую кровь на своих руках даже теперь. Она могла смежить веки и как наяву увидеть его пустые глаза, и взгляд, обращенный в вечность. В своих снах она бросалась на его тело, но не могла сохранить его угасающую жизнь, и её руки пачкались в его крови. Её руки всегда были в его крови…

Однажды у сна было продолжение. Двое дюжих воинов тащили её в покои Ивара — господи, как она сопротивлялась, и теперь она не представляла даже, какая это была эпоха! — и, втолкнув её в спальню, кинули на кровать. Двери захлопнулись за её спиной. Блайя помнила ужас, охвативший её при виде младшего брата Сигурда, а потом она плюнула ему в лицо и получила пощечину такой силы, что почти потеряла сознание.

И если Ивар хотел именно этого…

— Блайя. — Сигурд взял её лицо в ладони, заставляя посмотреть ему в глаза. Его взгляд был обеспокоенным, теплым и нежным. — Блайя, послушай меня, — он прижался лбом к её лбу. — Со мной всё хорошо. С нами всё хорошо, и так будет и дальше. Я обещаю.

— Ты не веришь мне. — Она зарылась пальцами в его волосы.

Ей было нужно, чтобы он поверил ей; так нужно, что её сердце, её бедное, глупое сердце, будто прихватывало холодными пальцами от этой острой необходимости. Она знала, что это очень важно. Так важно…

— Я верю тебе, — тихо отозвался он. — Как всегда верил матери, рассказавшей мне в детстве, что я назову своей женой розу. Она всегда знала, что я встречу тебя. Кажется, я женился на вёльве. — Он улыбался. — И это роднит меня с отцом.

— Всё, что я прошу: будь осторожен. — Блайя видела свое отражение в его глазах, что были, как синее, глубокое море у норвежских берегов, и ей хотелось тонуть в этом море, захлебываясь эмоциями, которые оно ей дарило. — Пожалуйста. Не дразни Ивара. Не давай ему повода уничтожить тебя.

— Ивару не нужен повод. — Сигурд отстранился, разрывая зрительный контакт с ней. — Ивару нужно лишь его собственное желание, чтобы кого-то растоптать. Но я обещаю, что постараюсь не задевать его, потому что верю тебе. И вижу, как ты боишься.

Он размотал полотенце на её голове, позволяя влажной копне длинных волос упасть Блайе на плечи и спину.

— Надеюсь, ты не собираешься ложиться спать с мокрой головой? — поинтересовался Сигурд, резко меняя тему. — Давай махнемся, не глядя?

Блайя сползла на пол, и Сигурд потянулся за расческой.

*

Жесткая осенняя трава царапала ноги, когда Блайя шла по лесу, заслоняя лицо от ветвей и пожелтевших листьев, норовящих ударить по лицу. Никогда ещё она не осознавала так четко, что видит сон, и никогда ещё этот сон не был таким реальным. Ей чудилось, будто впереди бредет темная фигура, закутанная в плащ, высокая и худая. Незнакомец опирался на посох, но всё равно двигался быстрее, нежели она сама.

Это был просто сон, и она гадала, к чему он её приведет. По крайней мере, больше она не видела Ивара, убивающего Сигурда в её видениях раз за разом, а это что-то да значило.

Следом за своим проводником, чьего лица она не видела, Блайя вышла на берег реки. Там уже было полно людей — в старинных одеждах, вооруженные, они столпились у самой воды. Среди них она без труда узнала Ивара, сидящего на земле, и Хвитсерка, чье лицо кривилось от внутренней боли, и Уббе, и даже мистера Флоки. Но Сигурда она не видела.

До тех пор, пока не догадалась взглянуть в лодку, которую двое воинов отталкивали от берега. Дыхание у неё перехватило, и она захлебнулась собственным криком.

Меч лежал у Сигурда на груди, и глаза его были закрыты, чтобы никто не увидел змеиной отметки в них.

— Стой. — Её проводник опустил ей на плечо тяжелую руку, удерживая от необдуманного желания броситься в воду, к мужу. — Ты здесь гостья, помни об этом.

И Блайе оставалось только смотреть. До неё доносились отголоски погребального печального пения, и горло её сжималось от невыплаканных слез. Ей хотелось броситься напрямую через реку, перебраться на другой берег и кошкой вцепиться в лицо Ивара, выцарапать ему глаза. Но она была лишь видением в этом мире, гостьей из будущего, и могла лишь сжимать ладонью шею, задыхаясь от боли.

Для её сердца и легких было мало грудной клетки. Ей было трудно дышать. Блайя опустилась на колени в траву.

Лодка плыла, и Сигурд исчезал из поля зрения, сопровождаемый плавными, горестными напевами. И, хотя Блайя не могла слышать, о чем говорили братья её мужа, она четко разобрала:

— Не смотри так на меня, Хвитсерк. Ты знаешь, что я любил его! Я не хотел его смерти!

Её поразила простота, с которой Ивар сообщил братьям эту очевидную ложь. В гневе она вскочила на ноги, крикнула:

— Ты врешь!

И увидела, как Ивар повернул голову к ней, вперил взгляд в лесную чащу, где, по идее, не должно было быть никого.

— Не вмешивайся! — Спутник оттолкнул Блайю прочь, и она наконец-то увидела его лицо. Морщинистое, худое, с ввалившимися щеками и зашитыми глазами, оно напоминало гротескную маску. Она ахнула, отшатнулась, едва не упала, запнувшись о корень дерева.

— Я знаю, чего ты боишься, дочь Эллы. И твои страхи сбудутся, если ты не научишься распознавать опасность до того, как она покажет свои клыки. Я знаю, чего ты жаждешь, и ты получишь это, если будешь достаточно умна, чтобы уберечь своего мужа от смерти, которая придет к нему на острие змеиного зуба. — Старец протянул руку, закрывая ей глаза ладонью.

Блайя увидела себя, на вершине холма, и Сигурд держал её руки в своих, и ледяной ветер путал их волосы, когда муж склонился к ней. Она видела себя в его покоях в замке Эллы, и одежды их лежали на полу, а Сигурд вжимал её в постель. Они сплетались в объятиях, будучи всего лишь мужчиной и женщиной, которые друг друга любили. Она видела, как Сигурд уходил с братьями в Уэссекс, и она рыдала у него на груди, умоляя вернуться. Она видела, как возвратилась Великая Языческая Армия и вновь вошла в Йорк, и Сигурда не было среди них. Блайя видела, как Хвитсерк крепко удерживал её за плечи, а она кричала что-то Ивару в лицо, а потом плюнула. Ивар, зло сверкая глазами, оттер её слюну со щеки, а потом ударил так, что губа её лопнула, и на ней выступила кровь.

Она видела себя в день встречи с Сигурдом, и помнила, как зашлось её сердце в тревожном предчувствии, и как он смотрел на неё, долго и внимательно, и она дрожала под его взглядом. Блайя хотела бы чувствовать боль за смерть отца, но перед северными завоевателями она ощущала лишь страх, потом — неожиданное доверие, когда Сигурд закрыл её собой перед Иваром, твердо глядя брату прямо в лицо.

— Ты можешь потерять его, дочь Эллы. — Старик убрал с её лица ладонь, и она вновь обнаружила себя на берегу. Все разошлись, и лишь Ивар напряженно вглядывался в пространство между деревьев, будто видел что-то, чего не могли увидеть другие. Блайю, например. — Ты можешь потерять всё, но ты не там ищешь своего врага. Ты победила орла, но змея осталась, потому что ты смотришь в небо, а надо смотреть прямо под ноги.

— Говори понятнее, — взмолилась Блайя. — Я не понимаю тебя!

— Поймешь. — Черные губы старца растянулись в усмешке, и он пропал, оставив её на берегу, с её болью, с шумящей водой и с Иваром, напевавшем погребальную песнь.

Он продолжал петь в её голове, когда Блайя проснулась и так резко села на постели, что у неё закружилась голова. Но, по крайней мере, она не кричала, и Сигурд мирно спал рядом, теплый и живой, и волосы его рассыпались по подушке, и он не знал, что в своем сне она видела его мертвым и хладным. Блайя опустила голову обратно на подушку, приложила руку к пылающему лбу.

«Змея осталась, потому что ты смотришь в небо, а смотреть надо прямо под ноги…»

И если не Ивар хочет убить его, то кто? Какую змею она должна искать под ногами? Кто прячется в высокой траве и выжидает, чтобы укусить?

Сигурд пошевелился и во сне притянул её ближе к себе. Она прильнула к нему, вслушиваясь в четкое биение его сердца. Он ровно дышал, и грудь его поднималась и опускалась под её щекой.

Сигурд Змееглазый, её муж, её любовь, её настоящее и будущее. Сигурд Лодброк, которому суждено умереть от укуса змеи, если она прежде не раздавит этой змее голову, как он, сам того не ведая, раздавил голову Эллы.

Смотреть нужно прямо под ноги…

Сигурд научил её верить снам и видениям, хотя прежде она считала это средневековой дикостью. Он пробудил в ней что-то тёмное и таинственное, и теперь эта сила не уснет, пока не спасет его жизнь. А, быть может, не уснет никогда.

Блайя очертила пальцем татуировку мужа, в полутьме разглядывая Уроборос, пожирающий свой хвост. Сигурд рассказал ей, что Уроборос на самом деле — змей Ёрмунганд, сын Локи и великанши Ангрбоды, выросший таким огромным, что опоясал всю землю и вцепился в свой хвост. Его жадность и злоба однажды отравит небо, когда наступит Рагнарёк.

— Но, — рассмеялся Сигурд, — мы вряд ли до этого момента доживем.

— Ты действительно в это веришь? — спросила тогда Блайя.

— Не знаю. — Сигурд пожал плечами. — Это очень древние сказания, и кто знает, что из них правда, а что — вранье, придуманное людьми? Всё, что я знаю: боги здесь, когда они мне нужны. А о Рагнарёке не стоит и волноваться.

Он был язычником до мозга костей, и даже наука не могла сделать из него атеиста. А, живя с ним, Блайя и сама становилась похожей на него. Она всё чаще упоминала в своих восклицаниях скандинавских богов, и всё чаще думала: чьи же боги были на её стороне? И были ли?

Змей под её ногами ждал удобного момента, чтобы укусить.

— Почему ты не спишь? — Сигурд проснулся, протер глаза кулаком.

— Плохой сон, — ответила она, продолжая водить ладонью по его торсу. — Ничего такого, Сигурд. Просто странный сон…

Сигурд убрал за её ухо темную прядь волос и, поймав её за руку, сцепил свои пальцы с её. Ему нравилось касаться её, она знала. Блайя благодарно улыбнулась ему.

Как тяжело ей было даже представить, что однажды она останется без этих прикосновений!

— Расскажи? — попросил он.

— Только если ты поделишься тем, что думаешь.

— Договорились.

Когда Блайя закончила рассказ, Сигурд окончательно проснулся. Между его бровей залегла неглубокая морщинка, всегда — Блайя знала — означавшая, что Сигурд задумался. Он задумчиво кусал нижнюю губу, поглаживая большим пальцем ладонь Блайи.

— Змея под ногами, говоришь? Змея… — Он неопределенно хмурился, размышляя, потом вздрогнул. — Любовь моя, напомни, кому ты завещала бизнес, если что-то с нами случится?

— Думаешь, змея — это Лагерта? — усомнилась Блайя. Она видела, что он всерьез обдумывает это предположение, но также она была уверена, что даже Бьерн и Торви не знали о завещании. Никто не знал, кроме Ивара, Сигурда и её самой.

Жизнь с Эллой и необходимость постоянно оглядываться и опасаться каждой тени не превратила Блайю в забитое, боящееся всего на свете существо, но научило её понимать, что доверять стоит далеко не всем, кто мило улыбается тебе в лицо, даже если этот кто-то — очаровательная жена шурина. Торви была к ней добра, трогательно заботилась о ней и изо всех сил старалась, чтобы она почувствовала себя членом семьи. Но также Блайя знала, что Торви очень близка с Лагертой, как и сам Бьерн, и могла предположить, что всё, что было известно им, становилось известно и бывшей жене Рагнара Лодброка.

А Лагерте Блайя не доверяла с самого начала, ещё до того, как узнала о подозрениях братьев на её счет. Лагерта Ингстад, жена бизнесмена Калфа Ингстада, казалась дружелюбной, хотя немного отстраненной. Она по-прежнему была вхожа в дом Лодброков, где её принимали. Она вела какие-то дела с Иваром и исподволь наблюдала за Блайей, пытаясь разгадать её. А еще Маргрет была на удивление близка с бывшей женой Рагнара.

Это настораживало.

— А ты считаешь, нет? — вздернул бровь Сигурд. — Если я в чем-то с Иваром и согласен, так это в его предположениях, что именно Лагерта и Калф причастны к смерти нашей матери.

Смерть Аслауг по-прежнему оставалось одной из самых страшных и серьезных тайн семьи Лодброк, которую братья не могли разгадать. Ивар был уверен, что Аслауг отравила именно Лагерта, из чувства мести за уход Рагнара. Сигурд был согласен с ним, хотя сомневался в причинах: ему казалось, что Лагерта понимала, что убийство Рагнара Эллой (или наоборот) — вопрос времени, и хотела убрать с дороги основную наследницу бывшего мужа заранее, чтобы планомерно расчистить дорогу собственному сыну. Именно после смерти Аслауг Рагнар подарил свою долю в компании Ивару, и младший Лодброк стал генеральным директором Lothbrok Inc. Сигурд считал, что вся семья была в большой опасности, хотя за время, прошедшее со смерти Аслауг, ничего больше не произошло.

За исключением смерти Рагнара, к которой Лагерта была непричастна.

— Может быть, — не стала спорить Блайя. — Но Лагерта не могла знать, кому я оставила бизнес отца, если с нами что-то случится, а, значит, не мы — её первые враги, а Ивар, как генеральный директор компании.

— Ты не говорила Торви, что упомянула её в завещании?

Она покачала головой:

— Не думаю, что это необходимо. Только мы с тобой и Ивар знаем о нем, и я бы хотела, чтобы так оставалось и дальше.

— Понимаю, — медленно произнес Сигурд, раздумывая над каждым словом. Блайя могла видеть, как серьезно он подходит к тому, что говорит, и сейчас, и всегда. — Но тогда мы возвращаемся к тому, с чего начали. К змее, прячущейся в траве.

Блайя понимала, что он воспринял её видение слишком близко к сердцу, и пожалела, что рассказала ему. Прошедшие несколько дней выдались для Сигурда полными разнообразных событий и очень долгими, — их свадьба, покушение на Хвитсерка, задание Ивара, — и она чувствовала, что ему нужен обычный отдых, а не мозговой штурм, который она ему случайно устроила. Ему нужно было выспаться, а не гадать, какая змея собирается вонзить в него ядовитые зубы.

Об этом он мог подумать потом.

— Давай спать. — Она погладила его по щеке. — Может быть, это был просто сон.

Сигурд улыбнулся на её слова, перевел взгляд на серебряную подвеску, покоящуюся у неё между ключиц.

— Я так не думаю.

И Блайя хотела бы, чтобы он ошибался.

========== Глава тринадцатая ==========

Через неделю после выздоровления Хвитсерка всем Лодброкам пришлось собраться в кабинете у Ивара по просьбе личного распорядителя наследством и поверенного семьи, мистера Флоки. Ивар понятия не имел, зачем Флоки согнал всю семью вместе в одно помещение, но зато он, в свои чуть за двадцать, хорошо понимал, что просто так управляющий наследством звать их на встречу не будет.

«Интересно, догадывается ли хоть кто-то из любимых родственников, зачем Флоки их сюда согнал?» — думал Ивар, притворяясь, что не наблюдает ни за кем из них.

Ивар умудрялся следить за всеми, даже если казалось, будто он занят совершенно другими делами. Как, например, сейчас, он читал очередную книгу по бизнесу — Один Одноглазый, какая гребаная скука все эти книги о правильном ведении бизнеса, кто бы знал! — и видел всё, что происходило в его кабинете.

Бьерн внимательно изучал последние бухгалтерские сводки, как будто что-то понимал в этом. Торви сидела рядом с ним и отчаянно скучала, думая о своем — дела семьи её никогда особенно не волновали. Ивар замечал и напряжение между Маргрет и Хвитсерком, и видел, как Маргрет коснулась пальцами руки его старшего братца, а Уббе, как всегда, был слишком занят изучением своей электронной почты, чтобы что-то понимать. Ивар давно знал, что Маргрет спит с Хвитсерком, но предпочитал молчать, пока раскрытие чужой тайны не станет ему выгодно. Для подобных вещей был нужен подходящий момент и подходящая ситуация, иначе всё выйдет из-под контроля, и вместо того, чтобы наказать белобрысую сучку, он добьется только вражды в семье.

Хвитсерк был неплохим исполнителем, но своей головы на плечах у него не было, иначе давно бы и сам понял, что Маргрет использует его ради каких-то своих целей. А Уббе был слишком влюблен, чтобы замечать очевидное, и это разочаровывало в нем Ивара всё больше и больше.

На Сигурда и его жену Ивару даже смотреть было противно, такими счастливыми они выглядели, и это больше походило на пошлость. Нет, они не держались за руки, не нежничали в присутствии всей семьи — по крайней мере, сейчас, — но в их взглядах, в прикосновениях сквозило нечто, Ивару недоступное. Что-то теплое, только им двоим присущее. Блайя могла поежиться — и руки Сигурда оказывались на её плечах. Сигурд мог податься вперед, реагируя на чьи-то слова, и Блайя возникала за его спиной, обнимая его, тихо шепча что-то на ухо. От этих семейных сцен Ивара тошнило едва ли не больше, чем от невероятной тупости Уббе.

Ивар не был слепым, нет.

Просто он бы предпочел думать, что они просто хотят друг друга; что их брак, порожденный вспышкой гормонов и желанием Сигурда присунуть красивой девчонке, скоро развалится, чем понимать, что у ненавистного тупого братца есть что-то, недоступное ему самому. Впервые в жизни у Сигурда было что-то, что Ивар не мог отнять или уничтожить, потому что Блайя не была скрипкой и не была собакой, которой было можно перерезать горло — и дело в шляпе.

Сигурд не заслуживал собственной жены, зато Блайя делала всё, чтобы помочь ему подняться из того дерьма, в котором он перманентно находился. Чертов нытик, вечно клянчивший в детстве внимание матери и отца, ненавидящий Рагнара и Аслауг за то, что они видели его насквозь! Он во всех его жизнях был и оставался таким, и во всех жизнях за его спиной стояла Блайя, слепо его обожавшая. Ну да, конечно! Он ведь был му-зы-кан-том, а девчонки любят таких… Тонко чувствующих? Черта с два! Тупых и самовлюбленных идиотов, не способных ни на что, кроме бряцания на гитарках…

Ивар видел, как Блайя что-то прошептала Сигурду на ухо, и он покачал головой, не соглашаясь с ней. Интересно, о чем они говорят?

Блайя знала, что делать, чтобы спасти шкуру Сигурда, и теперь Ивару приходилось мириться с их присутствием здесь, и даже иногда — с тем, что он не мог спокойно существовать в своем доме, зная, что они где-то там есть. И, возможно, скатавшись на кухню за чашкой кофе в два ночи, он увидит их там. Целующихся. В лучшем случае. Это он хотя бы смог бы понять, наверное. В худшем — он увидит что-то вроде той милой до тошноты сцены, когда они поедали пирог из одной тарелки, и лица у обоих были вымазаны в джеме.

И это было мерзко.

Иногда Ивар думал: не рассказать ли Лагерте, на кого Блайя оформила завещание? Но этот шаг разрушил бы всё, что он так долго создавал, и часть бизнеса оказалась бы в руках Бьерна, а им невозможно было управлять. Никто не мог делать этого, кроме Лагерты. Пусть лучше казино Осберта остаются в руках Блайи и Сигурда. По крайней мере, когда имущество Эллы окончательно перейдет к Блайе, он, быть может, сумеет убедить её, что управлять его бизнесом она не сможет, и предложит на пост управляющего кого-то, кто был бы лоялен к нему, Ивару.

Он обвел взглядом родственником, потер подбородок.

И всё же, зачем Флоки собрал их всех? Он запаздывал или специально не торопился, и, не знай его Ивар всю свою жизнь, он подумал бы, что Флоки над ними издевается. Это было вполне в его духе, и Ивар бы не удивился, узнав, что идея поселить всю семейку вместе в одном доме ради наследства принадлежала вовсе не Рагнару, а его личному юристу-трикстеру.

Собрать всех Лодброков под одной крышей было худшей идеей, что приходила в голову его отцу. Рагнар знал, что Уббе и Хвитсерк не в состоянии поделить одну женщину, и что Ивар и Сигурд вряд ли бы на одном поле посрать присели без особой на то необходимости. И знал, что Бьерн, обожавший младших братьев, когда они были детьми, считает несправедливым то, как отец выделял его, Ивара, из всех своих сыновей. Смесь была взрывоопасной, и Ивар с интересом ждал, что же произойдет.

И швырнет ли он снова Сигурду нож между глаз?

Почему-то Ивар не сомневался, что этот же нож Блайя вгонит ему в шею, как только у неё будет такая возможность. И это делало историю ещё интереснее.

Флоки прибыл через десять минут, в сопровождении невысокой хрупкой молодой женщины. Ивар увидел их в окно и нахмурился: прежде их поверенный никогда не позволял себе явиться в дом Лодброков не в одиночку. В солнечном сплетении заворочалось нехорошее предчувствие, такое горькое, что Ивар мог ощущать его вкус на языке.

Девушка осталась за дверью, в коридоре, что выглядело ещё более странным.

— Прошу прощения, что задержал вас. — Флоки вошел в кабинет. В руках у него была уже знакомая всем папка с завещанием отца. — У меня есть некоторые новости относительно имущества Рагнара Лодброка, и я счел нужным сообщить их вам до того, как вас всех вызовет на заседание пробационный суд.

Ивар напрягся, сжимая подлокотники своего инвалидного кресла так, что побелели пальцы.

— Вынужден сообщить, — Флоки откашлялся, но в его глазах застыло хитрое выражение, — что суду придется пересмотреть размер долей, которые вы получите в результате выполнения всех условий завещания мистера Рагнара Лодброка. Только вчера мне стало известно, что за месяц до собственной смерти Рагнар Лодброк женился в третий раз.

У Ивара почти отвалилась челюсть. Ощущение это было неприятным до крайности. Впрочем, лица дражайших родственничков были не лучше. Не он один не ожидал от Рагнара такого фортеля.

— Повторите, мистер Флоки? — Ивар повел рукой в воздухе. — Вы сейчас сказали, что мой отец был в третий раз женат, я не ослышался?

Этого вкрадчивого голоса испугался бы любой, кто хоть немного был знаком с ним, но только не Флоки, который знал Ивара ещё ребенком.

— Совершенно верно, мистер Лодброк. И в свете открывшихся обстоятельств, я подозреваю, здесь всем интересно увидеть вдову Рагнара?

Если бы Ивар не был так поражен происходящим, он бы вдосталь насладился выражениями физиономий своих братьев. Лицо Бьерна окаменело. Уббе хмурился, стараясь скрыть замешательство. Хвитсерк, наоборот, не скрывал шока, и с приоткрытым от удивления ртом выглядел крайне глупо. Сигурд хлопал глазами, что сова, а его губы непроизвольно сжались в тонкую линию.

Удовлетворившись произведенным эффектом, Флоки, который всегда был склонен к дешевым театральным фокусам, открыл дверь, впуская в кабинет невысокую девушку в деловом костюме. Её длинные русые волосы были собраны в хвост, и в целом она больше напоминала студентку, чем жену Рагнара, всегда любившего эффектных и шикарных женщин.

— Дамы и господа, — широко улыбнулся Флоки, — позвольте вам представить Иду Лодброк, жену Рагнара Лодброка!

Возникла тяжелая пауза. Ивар мог бы поклясться, что чертов трикстер наслаждался своим бенефисом. Не каждый день простому юристу удавалось удивить Ивара Лодброка!

А, кроме того, Ивар заметил реакцию Блайи на вошедшую. Она, приоткрыв рот, уставилась на Иду, и рука её непроизвольно метнулась к шее, на медальон с изображением змеи, будто он жег ей кожу. Сигурд тоже заметил это движение, и его ладонь легла на её бледные пальцы. Другой рукой он обхватил Блайю за талию.

В голове Ивара сложились два и два, и он догадался, зачем Сигурд ездил к жрецу Одина. Он просил защиты для своей женщины!

Новоявленная мачеха оглядела присутствующих, и вдруг её лицо озарила широкая улыбка.

— Блайя! — Она подошла к Блайе и обняла её. — Я знала, что увижу тебя здесь! Мы так давно не виделись!

На миг Ивар подумал, что перед ним — прекрасно срежиссированный спектакль, устроенный двумя подругами с целью пробраться в их семью, но изумление и замешательство на лице Блайи были неподдельными, и он обругал себя за поспешный вывод.

Взгляд, которым невольно обменялся с ним Сигурд, говорил, что не только он был ошарашен их знакомством.

То, как Блайя осторожно высвободилась из объятий Иды, говорило, что ей были непривычны её прикосновения.

— Сестренка, — протянул Ивар, обращаясь к Блайе и только к ней. Та вздрогнула от неожиданного обращения, ведь он никогда её так не называл. — Я правильно понимаю, что ты знакома с нашей новой родственницей?

— Мы были одноклассницами, — пояснила Блайя, всё ещё непроизвольно держась за медальон. Сигурд сомкнул руки у неё на талии, притягивая ближе к себе, и уголок рта Ивара дернулся.

Ида повернулась к Ивару.

— Ивар Лодброк, верно? — Она пересекла кабинет и, приблизившись к его столу, протянула ему ладонь. — Меня зовут…

— Ида Блэк, — усмехнулся Ивар, беря её руку и целуя запястье. — Не думай, что я не знаю, как ты выглядишь.

Уббе, Бьерн и Сигурд обменялись взглядами, красноречиво говорившими, что они тоже узнали дочь Исайи. Её появление в семье походило на хорошо продуманную диверсию.

— Ида Лодброк. — Она освободила руку из ладони Ивара. Как Ида ни старалась скрыть свои эмоции, на её щеках проступил легкий румянец, но голос по-прежнему звучал твердо и ровно. Она положила перед Иваром папку и раскрыла её, указав на единственный лежавший там документ. — Мое брачное свидетельство доказывает, что за месяц до смерти Рагнара я стала его женой.

— Подлинность свидетельства мы, разумеется, проверим. — Ивар едва взглянул на документ. — Мистер Флоки этим займется.

— Заседание пробационного суда состоится через три недели, — ответил Флоки. — За это время я успею сделать запрос в канцелярию Милуоки и получить ответ. До заседания, на котором будет решаться вопрос включения вдовы Рагнара Лодброка в список наследников и о получении ею причитающейся ей по закону доли, Ида Лодброк может отказаться от притязаний на наследство. Также необходимо решить вопрос её проживания. В своем завещании Рагнар Лодброк четко указал, что все наследники должны проживать в одном доме. Исключений не предусматривалось.

Ивар побарабанил пальцами по столу. Он чувствовал, что мертвый отец умудрился даже из могилы прижать его к стенке, и сделать из него идиота. Он и ощущал себя идиотом: как он мог подумать, что в случае Рагнара всё может быть так просто?

Иду он разглядывал в открытую, как только можно разглядывать врага. Невысокая и хрупкая, она только производила впечатление воздушной феи, но Ивар хорошо знал людей. Пусть эта девчонка не была так эффектно красива, как Аслауг, но в ней ощущался внутренний стержень. Совсем как у Лагерты Ингстад. И он мог понять теперь, чем она заинтересовала его отца.

Рагнар Лодброк хохотал над своими детьми из Вальхаллы.

— Кто я такой, чтобы спорить с отцом? — наконец, пожал плечами Ивар. — Если он требовал, чтобы для получения наследства все наследники жили под одной крышей, я согласен. Другие мнения?

— Как будто у нас есть выбор, — отозвался Бьерн. И, несмотря на то, что все остальные молчали, было ясно, что они разделяли его мнение.

— Тогда, полагаю, тебе нужно представить твою новую семью, — Ивар вновь повернул голову к Иде. — Это Бьерн и его жена Торви. Уббе и его жена Маргрет. Хвитсерк. Сигурд. С его женой Блайей ты знакома.

Одним из немногих достоинств его ограниченных возможностей было умение читать по человеческим лицам: его пришлось приобрести, когда Ивар осознал, что другого оружия, кроме ума, у него никогда не будет. И теперь он видел, как напрягся Бьерн, понимающий, что даже гипотетическая возможность получить в свои руки бизнес уплывает из рук. Он видел, с каким сдержанным любопытством разглядывал Иду Уббе. Сигурд внимательно следил за женой, и впервые Ивар был солидарен с братом, и без слов чувствуя его настороженность. Блайя уже не цеплялась за медальон, однако по-прежнему выглядела так, будто он жег ей шею.

Радушнее всех принял Иду Хвитсерк. Он шагнул вперед, взял её руку и поднес к губам:

— Приятно познакомиться, — улыбнулся он, целуя тыльную сторону её ладони, как прежде сделал Ивар, только с иными намерениями. И эти его намерения все вокруг прекрасно понимали, даже сама Ида.

— Взаимно, — она ответила Хвитсерку такой же улыбкой.

От взгляда Ивара не укрылось, как напряглась Маргрет, какой прямой стала её спина. Она сжала губы в попытке сдержать вздох ревности. И по её лицу Ивару было проще всего считывать эмоции.

«Люди такие смешные», — подумал он.

— Добро пожаловать в семью. — Ивар откинулся на спинку своего инвалидного кресла. — Когда ты собираешься перевозить свои вещи?

*

Ивар и не подумал останавливать кого-то из родственников, когда они посчитали встречу законченной и стали расходиться по своим делам. Флоки ушел ещё раньше, собираясь, не откладывая дело в долгий ящик, отправить запрос в канцелярию Милуоки о браке Рагнара Лодброка и Иды Блэк.

Ивар не остановил никого, кроме Сигурда, которому очень хотелось уйти следом за женой. Блайе пришлось согласиться выпить с Идой кофе в центре, хотя любой, кто знал её хотя бы немного, мог видеть, что ей некомфортно, и вовсе не хочется составлять Иде компанию. Она то и дело прикасалась к своему амулету и заметно нервничала. Сигурд, отпуская Блайю, что-то прошептал ей на ухо, и она кивнула, быстро поцеловала его в губы. Жест, которым Змееглазый огладил её талию, был настолько собственническим, что покраснела даже Ида, ожидавшая Блайю в дверях.

Удивительно, что женщина, выскочившая замуж за их отца, вообще могла краснеть от подобных проявлений страсти. Ивар постучал пальцем по нижней губе, отмечая про себя эту мысль. Он обязательно должен подумать о статусе Иды как жены Рагнара потом, но пока что ему было нужно переговорить с Сигурдом.

— Змей, — окликнул его Ивар, и тот остановился у самого выхода, держась за ручку. — Подойди.

Сигурд закатил глаза, однако не ослушался: слишком хорошо он понимал, что Ивар был не только нынешним главой семьи Лодброк, но и его боссом. А сам Ивар знал, что, если Сигурд его ослушается, то он с удовольствием покажет ему, что происходит с теми, кто ему не верен.

— Что тебе нужно? — Змееглазый плюхнулся в кресло, скрестив руки на груди и глядя Ивару прямо в лицо.

Ивар мог сколько угодно ненавидеть его, но он всегда понимал, что внушить Змееглазому настоящий страх не сможет. По крайней мере, если при этом не будет угрожать Блайе. И он мог бы воспользоваться и этим рычагом давления на Сигурда, но…

Не сейчас. Не время и не место. Однажды этот рычаг уже был нажат, и следовало подумать, прежде чем использовать его так бездумно. Ивар сложил руки под подбородком, размышляя, как лучше сформулировать братцу задание, пришедшее в голову, пока он наблюдал, как Ида знакомилась с членами семьи.

Сигурд ждал, постукивая ладонью по колену, и явно нервничал. Отчасти поэтому Ивар с удовольствием тянул паузу еще с минуту, прежде, чем ответил:

— Я хочу, чтобы ты узнал всё об Иде Блэк. Вплоть до её размера одежды и того, в каких кофейнях она встречается с друзьями в Милуоки. В Висконсин можешь сам не ехать, отправь Гуннара, или кого сам захочешь. Твоя задача — Чикаго и все связи, которые у неё здесь только могут быть. Тебе понятно?

Сигурд прищурился, склонив голову набок, совсем как отец, когда слушал чьи-то слова и решал, как ему поступить. И в этот миг он так напомнил Рагнара, что Ивар едва не отвернулся, но сумел удержать себя в руках.

— Мне-то всё понятно, — ответил Сигурд. — Почему ты просишь об этом меня?

Ивар ухмыльнулся. Вопрос был хорош, но не сложен, и ответ уже давно был у него в голове.

— Потому что я знаю, зачем ты ездил к жрецу Одина, и я знаю, что ты подарил Блайе защитный амулет. А ты понимаешь, что Блайя в опасности из-за Блэков. И поверь, я это понимаю тоже, и я тоже не хочу, чтобы с ней что-то случилось. У меня есть свои причины. Сам знаешь, что наши интересы не так часто совпадают, Змееглазый, но тебе известно, что в таких случаях нам нужно держаться вместе.

Змееглазый задумался, потом кивнул, соглашаясь, хотя Ивар прекрасно осознавал, что брат не купился на его последние слова.

— Хорошо. Но это займет не один день.

— Трех дней тебе хватит? Гуннару можешь дать четыре.

Когда Сигурд уже открывал дверь, Ивар, сам не очень представляя скрытые мотивы своих действий (впервые в жизни!), произнес негромко, но отчетливо:

— Будь осторожен. И скажи Блайе, чтобы держала ухо востро.

Во взгляде Сигурда промелькнуло удивление, а потом он вдруг широко улыбнулся, без ненависти или злобы, что изумило уже самого Ивара:

— Она знает.

Сигурд уже давно ушел, а Ивар всё ещё сидел в своем кабинете, размышляя о новых обстоятельствах, открывшихся теперь. Ему казалось, что он хорошо знал своего отца, однако Рагнар Лодброк все же умудрился оставить его в дураках, а заодно — и всю свою семью. Жениться на молоденькой девчонке из клана Блэков! До этого даже сам Ивар никогда бы не додумался.

Определенно, у его отца были причины так поступать, и вряд ли это была неземная любовь, настигшая его внезапно. Ивар не представлял отца влюбленным, и он всегда знал, что Рагнара и Аслауг связало нечто большее, чем глупое чувство, свойственное разве что подросткам. Они были предназначены друг другу и встречались в каждой из их жизней, чтобы потом умереть и встретиться снова. История ходила по кругу, и Ивар не понимал, что нужно сделать, чтобы эти бесконечные повторения прервались и норны отпустили их всех на свободу.

Может быть, женитьба Рагнара на Иде была его отчаянной попыткой оборвать цепь возрождений, порождающих одинаковые судьбы? Ивар даже фыркнул: если он унаследовал от матери дар предвидения и возможность смотреть в прошлое, как в зеркало, то это не означало, что их отец мог поступать так же! Прагматичный и рациональный Рагнар Лодброк, верующий в богов не по велению сердца, а по традиции, скорее избрал бы путь объединения сил с семьей Блэков таким древним, как мир, способом. И, возможно, именно небходимость объединиться с другим, более слабым кланом, чтобы создать один, способный противостоять Элле и в итоге подмять под себя весь теневой бизнес двух штатов, и было его планом, в который он не посвятил сыновей.

И выставил их идиотами!

Ивар стукнул кулаком по столу в раздражении. Что, скажите, пожалуйста, они теперь должны делать? Терпеть в доме дочь Исайи Блэка только потому, что их отец в очередной раз что-то задумал, да вот осуществить задумку не успел?!

У Исайи должны были быть свои причины, когда он соглашался на этот брак. И Ивар прекрасно понимал, что его мотивы отличались от мотивов Рагнара. Если бы намерения Исайи были прозрачны, покушения на его, Ивара, жизнь, не было бы. Хвитсерк не провалялся бы в больнице больше недели. И Блэкиизначально бы объявили, что Рагнар женился на Иде. Это брак, а не убийство, зачем его скрывать, когда на кону стоит наследство?

Ивар потер виски пальцами. У него начинала болеть голова. А лучшего лекарства от головной боли, чем физическая тренировка, он не знал.

Разумеется, он понимал, что ему доступны далеко не все возможности во владении оружием, тогда как его братья добрую часть своего детства провели в спортивных залах. Бьерн занимался рукопашным боем и единоборствами, а также — историческим фехтованием на мечах. Уббе предпочитал стрельбу из короткоствольного оружия, хотя в детстве и подростковом возрасте также тяготел и к боксу. Хвитсерк фехтовал, и у него, как и у Уббе, был разряд по стрельбе. Сигурд отличался особенной любовью к холодному оружию и, похоже, приучил к нему свою жену: однажды Ивар приехал в зал и застал Блайю одну, за метанием ножей. Какое-то время он наблюдал за ней, невольно любуясь её изяществом, а потом уехал, не желая мешать. Как никто другой, он понимал, что иногда тренироваться необходимо в одиночестве.

Каждый из братьев мог, не колеблясь, застрелить человека, и каждый знал, куда нужно вонзить лезвие, чтобы жертва погибла мгновенно. Однако если Бьерн, Уббе, Хвитсерк или Сигурд, при острой необходимости, могли отбиться в рукопашном бою, то Ивару было доступно лишь холодное и стрелковое оружие. И он понимал, что должен либо быть лучшим, либо сдохнуть, но лучшим всё равно стать. Иначе его слабость и невозможность защитить себя станет его смертью.

Холодное оружие Ивару всегда нравилось намного больше, и это роднило его с Сигурдом, хотя ему вовсе не хотелось быть хоть в чем-то похожим на братца. Зная, что стрельба дается ему далеко не так хорошо, как Уббе или Хвитсерку, он решил посвятить несколько часов практике.

Ивара всегда забавляло, что многие утверждали, чтобы верно прицелиться, нужно сощурить левый или правый глаз, и тогда цель будет видна лучше. Прицеливаясь, он всегда смотрел прямо на мишень, широко распахнув глаза, и, хотя поначалу это было трудно, теперь он почти не промахивался. Хотя стрелять из сидячего положения с пола ему было намного тяжелее, чем братьям, которые во время тренировки могли передвигаться.

Удерживая пистолет правой рукой и опираясь на левую, Ивар снял оружие с предохранителя, прицелился и спустил курок. Отдача прилетела ему в плечо, гораздо сильнее, чем прилетела бы в стойке с упором на ноги, и он слегка поморщился. Сидячее положение не очень располагало к эффективным тренировкам, но у него не было другой опоры, кроме пола и собственной задницы.

— Тренируешься? — В дверях зала появился Хвитсерк. Он стоял, прислонившись к косяку плечом, и наблюдал за братом, чуть склонив голову набок и скрестив на груди руки.

— Как видишь, — отозвался Ивар слегка раздраженно, вновь взводя курок. Он терпеть не мог, если кто-то прерывал его тренировку или сталкерил его во время стрельбы. Ему казалось, в моменты упорной работы над собой он выглядит как никогда уязвимым, а позволить себе таким быть он не мог. — Хочешь присоединиться?

— Не-а, обойдусь, — поморщился тот. — Башка разваливается на части. От твоих, между прочим, фортелей.

Ивар мрачно усмехнулся, вновь прицеливаясь в мишень:

— Тогда советую тебе заткнуть уши…

От звука выстрела Хвитсерк даже застонал:

— Бескостный, тебе обязательно нужно быть таким мудилой?

— А тебе обязательно припоминать детское прозвище?

Развернувшись, Ивар направил пистолет прямо на брата. Хвитсерка скривило.

— Никогда не направляй оружие на члена семьи, — проворчал он.

Ивару стало смешно: если бы Хвитсерк помнил, сколько раз его оружие находилось у горла Сигурда, и сколько раз за прошедшие столетия Змееглазый умирал от его, Ивара, руки, он бы поостерегся бросаться такими словами. Если бы Хвитсерк обращал внимание на знаки судьбы и подсказки, которые наверняка давал ему Один, то он бы гораздо больше понимал в жизни. А если бы он просто пользовался мозгом чаще, чем членом, то думал бы о том, что говорит, дважды, а то и трижды.

— Я поговорить хотел. — Хвитсерк прошел в зал, плюхнулся на пол рядом с Иваром. — Об Иде Блэк.

Ивар склонил голову набок. Не то чтобы его удивляла тема для разговора: он был уверен, что вся семья, так или иначе, обсуждает новоявленную вдову Рагнара. И он жалел, что не может узнать их мнений, пока они сами к нему не придут. Как Хвитсерк.

— И что же ты хотел сказать? Только избавь меня от своих влажных порнографических фантазий, — фыркнул он. — Я не слепой.

— Это уж точно, — пробормотал Хвитсерк и добавил чуть громче: — Нет, я просто… — Он помолчал. — Что ты думаешь о ней?

Вопрос был хорошим. Вообще, Ивару задавали уже второй хороший вопрос за день, и, если в случае Сигурда ответ у него был заготовлен (Ивар знал, о чем братец начнет его расспрашивать, и придумать ответ было даже слишком легко), то Хвитсерк застал его врасплох. Ивар не был уверен, что хочет поделиться с братом своими размышлениями. Он и в своих мыслях-то не был уверен, впервые в жизни.

Рагнар Лодброк умудрился посмеяться над своими детьми, даже будучи мертвым. Интересно, каково ему там, в Вальхалле?

Ивар чуть нахмурился, размышляя, какую информацию он может выдать Хвитсерку.

— Пока не знаю, — уклончиво ответил он в итоге. — Она — дочь Исайи Блэка. С ней нужно быть осторожными. Нам всем.

— Я сомневаюсь, что у отца случилась последняя страсть. — Хвитсерк дотронулся до головы, с которой только недавно сняли повязку. — Но зачем он связался с ней?

Ивар цокнул языком.

— Какое точное наблюдение, братец, тебе бы Нобелевскую премию, или молоко за вредность, — насмешливо протянул он. — Наш отец к старости растерял способность любить даже собственную семью, не то, что посторонних людей, но утверждать, что я понимаю причины его действий, было бы слишком самонадеянно. А что, братец, она тебя заинтересовала?

Взгляд Хвитсерка говорил сам за себя. Он облизнул нижнюю губу, пожал плечами:

— Она очень красивая.

— И ты бы её трахнул, и бла-бла-бла, — закатил глаза Ивар. — Плавали, знаем.

— А ты бы не трахнул?

Хвитсерк случайно — или специально? — ударил его в самое больное место. Ивар сжал левую руку в кулак, вздохнул, пытаясь успокоиться. Братья регулярно забывали, что из-за своей инвалидности он был лишен не только возможности ходить, но и возможности заниматься сексом. И, как бы он ни старался делать вид, что его это не волнует, Ивару по-прежнему хотелось кричать от злости, когда кто-то напоминал ему о его… уродстве.

Как Блайя не так давно. Почему-то от неё это было ещё больнее. Так больно, что он едва сдержался, чтобы не швырнуть ей в голову сахарницу. Она даже не представляла, что он мог бы отдать, чтобы хоть раз испытать то, что его братья получают, когда захотят!

Что он бы отдал, чтобы быть на месте Сигурда. Или Хвитсерка.

Ивар стиснул зубы, еле слышно дыша. Интересно, если он сейчас ударит Хита, это будет считаться за состояние аффекта?

Хвитсерк сглотнул, отвел взгляд.

— Извини, — тихо произнес он.

Его извинения были искренними, и Ивар немного расслабился. Иногда братья забывали, что в чем-то он отличался от них. По крайней мере, Хвитсерк не собирался задевать его намеренно, и только осознание этого спасло его от удара в челюсть.

— Если тебя так зацепила девчонка Блэков, — медленно произнес Ивар, когда пришел в себя, — то у меня есть для тебя задание…

========== Глава четырнадцатая ==========

Придя на встречу с Блайей чуть раньше, Ида заказала себе американо, и официант поставил перед ней чашку. Блайя слишком очевидно чувствовала себя неуютно в компании Иды, чтобы отправиться в кафе сразу, и они договорились встретиться через полтора часа в «Энн Сатер» на Вест-Бельмонт авеню. Ей даже пришлось заказать столик, потому что в «Энн Сатер» всегда ходили целыми семьями.

Конечно, это показывало, что Блайе, возможно, вовсе не хотелось с ней встречаться. С другой стороны, у обеих было время подготовиться. Ида оставила в своей чикагской квартире некоторую документацию, которую брала с собой к Лодброкам, и переоделась в платье и кожаные мокасины, надеясь, что и расслабленный образ, и более простая обстановка помогут ей лучше наладить контакт.

В окно Ида увидела машину Сигурда и постаралась напустить на себя безразличный вид. Но, благодаря своему хорошему зрению, она все равно разглядела, как Блайя поцеловала мужа прежде, чем вынырнула из салона на солнечную улицу. Поцелуй был недолгим, но глубоким и чувственным, что только доказывало: их брак не был фикцией, и они не притворялись, что влюблены друг в друга. Потом Сигурд чмокнул Блайю в кончик носа и наконец отпустил.

«Все сложнее, чем казалось», — подумала Ида.

Она понимала, что Сигурд и Блайя не просто были влюблены — они растворялись друг в друге, они не скрывали своих эмоций, и на мгновение ей стало даже чуточку больно. Она отпила свой американо и поморщилась: показалось, что кофе на её языке начал горчить. Что-то в этой картине заставляло её чувствовать себя разбитой, и она изо всех сил постаралась избавиться от этого ощущения. Оно раздражало Иду, как раздражала любая неконтролируемая вещь в её жизни.

От её взгляда не укрылось, что Сигурд Лодброк следил за женой из машины, пока она не взялась за ручку двери, а потом всё же отъехал вниз по улице. Ида была уверена, что её саму в окне «Энн Сатер» он не видел. Хотя бы потому, что не смотрел. Он не смотрел ни на кого, кроме Блайи.

Ещё в доме Лодброков Ида заметила, что Сигурд и Блайя выглядели по-настоящему поглощенными друг другом, и дело было не в поцелуях, не в статусе молодоженов, а в чем-то, что нельзя было объяснить словами. В легких прикосновениях и искренней заботе, в мимолетных улыбках, обращенных друг к другу, и в таких же взглядах. В чем-то, что ей, Иде, было недоступно.

С тех пор, как она стала женой Рагнара Лодброка.

Колокольчик звякнул, дверь хлопнула, и Блайя появилась в кафе. На её щеках горел легкий румянец, а помада немного смазалась, но она, казалось, не обращала на это внимания. Оглядев зал, Блайя увидела Иду и направилась прямо к ней.

— Привет, — Ида улыбнулась, поднимаясь Блайе навстречу и протягивая ей руки. — Я уже боялась, что ты не придешь!

Блайя постаралась сделать объятие как можно короче. Она села напротив Иды и углубилась в меню.

— Если не знаешь, что заказать, возьми капучино и булочку с корицей, — посоветовала Ида. — Они здесь потрясающие! Ты была здесь когда-нибудь?

— Очень давно, с отцом, — ответила Блайя.

Ей явно было неловко и неуютно и хотелось уйти. Ида читала это желание по её позе, чуть развернутой к выходу.

— Пожалуйста, капучино и большую булочку с корицей.

Официант кивнул и удалился с заказом, а Ида мучительно придумывала, что сказать или сделать, чтобы не оттолкнуть Блайю от себя. В школе их отношения нельзя было назвать близкими, но и врагами они не были. Блайя ни с кем из одноклассниц так и не сошлась, предпочитая при любой возможности уходить в мир музыки и книг, а общение ей никто и не навязывал. Иногда они с Идой общались на учебные или другие ничего не значащие темы, здоровались в классе или в коридорах школы, но и только.

«Неудивительно, что она так отреагировала на попытку её обнять», — подумала Ида.

Официант поставил перед Блайей кофе. От напитка поднимался пар, и коричный аромат заставил Иду глубоко вдохнуть.

Она обожала кофе.

— Можно мне то же самое? — попросила она, одним глотком допивая остывший американо.

— Разве ты знала, что я замужем? — поинтересовалась Блайя напрямик и подула на пенку. — Почему ты не удивилась, увидев меня?

Её прямолинейность коробила. Ида видела тонкое кольцо на её безымянном пальце, простое, но изящное, и оно гармонировало с небольшим медальоном, покоившимся у Блайи между ключиц. Серебряный змей, обвивший стебель розы, выглядел на её шее так, будто она носила его всегда.

Рядом с тонкой цепочкой виднелось уже побледневшее, но когда-то алое пятнышко. Метка Сигурда Лодброка. Ида подумала, что ей сложно представить Блайю не той милой и спокойной девочкой, которой она помнила её по школе, но теперь она видела её другой, и причина столь резких изменений была очевидна.

— Все знали, — она улыбнулась. — И завидовали, разумеется, потому что ты отхватила потрясающего парня. — Ещё одна улыбка. Ида очень хотела, чтобы Блайя расслабилась, и если для этого нужно было говорить с ней о Сигурде…

Что ж, она была готова.

Ей было нужно найти союзника в клане, где её приняли настороженно и холодно. Тот из братьев, которого звали Хвитсерк, был не в счет. Его намерения были очевидны. Ида чувствовала себя так, будто её с размаху швырнули в яму со змеями, и даже в самых страшных кошмарах она не представляла семью Рагнара такой.

И если среди всех этих ползающих гадов кто-то и был королевской коброй, то он сидел в инвалидном кресле. Ида почувствовала, как легкая дрожь прошла по её телу, когда она вспомнила Ивара Лодброка. Его глаза, его губы, прикоснувшиеся к её запястью. Холодный взгляд и улыбка, за которой могло таиться всё, что угодно. Любая эмоция, но только не та, которую он старался показать.

Касание его губ напоминало укус. И, возможно, в её крови уже был его яд. От Ивара можно было ожидать чего угодно, и ей был нужен кто-то, чтобы прикрывать ей спину, на случай, если Ивар захочет ударить её.

Ида предпочла бы, чтобы рядом с ней был друг, не смотрящий на неё, как на злобную горгону. И ей был нужен союзник.

При упоминании о Сигурде Блайя несколько расслабилась и потеплела.

— Спасибо. — Она обхватила обеими руками чашку. — Но я не думала, что слухи о нашей свадьбе распространятся так быстро.

Ида пожала плечами.

— Зато я вижу, что вы действительно очень красивая пара. И, хотя мы всего лишь пьем кофе, я даже готова произнести за это тост!

Настороженность не покидала взгляда Блайи, но она улыбалась — и это было плюсом.

— Мы не очень-то дружили в школе, — призналась Ида, зная, что именно эти банальные, но простые слова, могут помочь ей окончательно расположить к себе Блайю. — Может быть, нам стоило бы наверстать упущенное?

Но, наверное, что-то было в её словах не так, потому что Блайя, сама, кажется, не осознавая своего жеста, прикоснулась к медальону и сжала его в пальцах.

«Черт! Черт!»

К счастью, официант как раз принес булочки, а по радио заиграла старая песня, которую часто крутили на школьных концертах, и атмосфера стала чуть проще. Но Ида чувствовала, что путь к дружбе с Блайей предстоит долгий.

*

В свою последнюю ночь перед отъездом в дом Лодброков Ида не смогла уснуть. Она поздно закончила собирать вещи в своей чикагской квартире, и лишь в час ночи смогла нырнуть под одеяло в надежде проспать до самого утра, пока будильник не разбудит её. На девять часов она заказала такси, которое повезет её прямиком в ад.

Оставь надежду, всяк сюда входящий. Ида прекрасно представляла себе эту надпись на воротах дома семьи Лодброк, и подобная табличка, с выведенными готическим шрифтом буквами (например), вовсе не казалась излишеством. Она удивительно гармонировала с клубком ползучих гадов, затаившихся в этом гнезде. От скуки они лениво кусали друг друга и ожидали свежее мясо, в которое можно было вцепиться.

Ида ворочалась в постели, сбивая простыни, и думала, много думала о том, что ждет её среди этой семьи. Конечно, одной встречи ей было недостаточно, чтобы понять, что на самом деле представляют сыновья Рагнара, но за всю свою недолгую жизнь она поняла, что первое впечатление — самое верное.

Бьерн показался ей излишне напряженным, но в свете открывшихся обстоятельств это не удивляло: Ида могла предположить, что, скорее всего, он надеялся принять компанию после отца, и был неприятно изумлен решению Рагнара сделать Ивара генеральным директором Lothbrok Inc. Она чувствовала, что Бьерн едва терпит явные лидерские замашки младшего брата, и только возраст и умение сдерживать себя останавливают его. Эту змею можно было остерегаться, но не бояться, что она укусит, если в неё не тыкать палкой. А вот Ивар…

От мысли об Иваре Ида вновь испытала странное чувство, прокатившееся горячей волной по телу. Она по-прежнему помнила прикосновение его губ к её руке, и даже теперь ей казалось, будто она чувствовала его поцелуй на коже. Он горел огнем, и ей захотелось в сотый раз помыть руки, но Ида знала — не поможет. Яд Ивара Лодброка въелся в кожу намертво, и как она будет жить с этим человеком в одном доме, она не представляла. Он был королевской коброй, он завораживал. Ида знала, что ей придется постоянно оглядываться, живя в её новом доме, но не ей одной. И, кто знает, если к Ивару придет возмездие за все дела его, то не будет ли этим возмездием она сама?

Нет, пожалуй, она не боялась Ивара, но опасалась, как опасалась бы любого, кто был изворотливым и хитрым соперником.

На самом деле, о сыновьях Рагнара ходило множество слухов, и в основном они не добавляли очков в их пользу. Все знали, что отца Блайи нашли мертвым, и его спина была разрублена от шеи до поясницы, а легкие - вытащены наружу. Способ убийства не оставлял сомнений, кто был к нему причастен: любой, кто был связан с теневым бизнесом, знал, что Лодброки предпочитают предавать своих врагов древним, полузабытым казням родом из Скандинавии. У того, кто переходил им дорогу, не было шансов остаться в живых.

Скоропалительная свадьба Сигурда Лодброка и Блайи Кинг всколыхнула Западное Побережье. И, хотя Блайя рассказала Иде, мило хлопая ресницами, что была влюблена в Сигурда ещё до смерти отца, Ида не купилась на её сладкую сказку. Скорее, она могла бы поспорить на деньги, что Лодброки похитили Блайю, и в ней в полный рост взыграл Стокгольмский синдром.

Впрочем, с синдромом — это она переборщила. Возможно, пай-девочку просто привлек плохой мальчик. Блайя могла влюбиться по уши. Конечно, могла. Но в голове Иды никак не укладывалось это: Блайя Кинг, которую она знала в школе, никогда бы не полюбила убийцу своего отца так сильно и глубоко, как Блайя любила своего мужа. Или она не была такой уж хорошей? Или её отец не был таким уже прекрасным родителем, как пытался представить всем?

Образ хорошей девочки и «папенькиной дочки» наконец-то дал трещину. Хотя Иду и удивляло, что избранником Блайи стал Сигурд: в нем не было ничего красивого или притягивающего взгляд. Слишком длинные волосы, слишком крупный рот, и дурацкая бородка под нижней губой делали его плохой пародией на рок-звезду. В нем не было ничего от Рагнара Лодброка, который даже в пятьдесят с лишним оставался красивым и моложавым мужчиной.

Ида, наверное, могла бы понять, если бы Блайя выбрала Ивара: в нем чувствовалась сила, опасность и власть, хоть он и был калекой. Даже отцу не хотелось бы попастся под горячую руку Ивара Лодброка. Он был беспощаден, а слухи о его жестокости пересказывались едва ли не шепотом. Парочка её подруг, из не таких уж и бедных — хотя не связанных с теневой стороной бизнеса — семей даже поспорили, красив он или настолько уродлив, насколько и жесток.

Теперь Ида могла бы им сказать, что красоты в нем было столько же, сколько и безжалостности. И когда же, бога ради, она перестанет о нем вспоминать?

Никогда.

Потому что Ивар Лодброк заправлял всем в этой семье, и с ним приходилось считаться.

Усилием воли Ида вернулась к мыслям о Блайе и Сигурде. Блайя светилась, рассказывая о своем муже, а каждый взгляд Сигурда на неё говорил сам за себя: Сигурд обожал её, сходил по ней с ума, и в Блайе для него сосредоточилась вся чертова Вселенная, а она была её центром. Для них не существовало иного мира, кроме их собственного, и земля могла прекратить вращаться, а они бы ничего не заметили. Они смотрели только друг на друга. И, да — они шли в комплекте. Удачно.

Иде были нужны союзники в этом змеином клубке. Кто-то, кто мог бы прикрывать ей спину. Кто-то, кому она могла бы — хотя и с оглядкой — доверять.

Блайя подходила идеально: она умела хранить секреты. Она прикрывала собственные тайны красивой ложью, и это могло выглядеть убедительно, а значит, она могла скрывать и чужие секреты. Если она продержалась среди Лодброков столько времени и ещё не сошла с ума — значит, она знала, как обезопасить себя и мимикрировать в эту ядовитую среду. И при этом Блайя очевидно нуждалась в подруге из прошлой жизни, чтобы не свихнуться в этой, новой для неё.

Так почему бы Иде ею не стать?

К тому же, Блайя ей нравилась. Ида чувствовала себя комфортно, находясь с ней рядом, хотя такое случалось с ней редко. Блайя и в школе вызывала у Иды симпатию, но всегда была слишком погружена в себя и в свой собственный мир и не замечала попыток других девушек с ней подружиться, да они вскоре их и оставили. Зачем общаться с кем-то, кто общения не ищет?

За окном постепенно светлело, но лишь в пять утра Ида забылась коротким сном. И ей приснился Ивар Лодброк, и лицо его было в чужой крови. Его глаза пылали, а её собственное сердце отчаянно билось, когда она проснулась с коротким вскриком за пять минут до звонка будильника.

Только контрастный душ привел Иду в себя. Такси не опоздало, но в машине, наблюдая, как проносится мимо проснувшийся Чикаго, она подумала, что, возможно, совершает огромную ошибку. Возможно, ей следовало навсегда забыть, что она когда-либо была женой Рагнара Лодброка.

*

Лодброки жили в черте города, однако им принадлежал отдельный дом, отгороженный от суеты большого города высоким забором. И, отдельно от проживавшей в нем семьи, он был бы лакомым кусочком для любого богача, возжелавшего прикупить себе недвижимость в Иллинойсе. Однако любой, кто знал, что в этом доме живет клан Рагнара Лодброка, вряд ли захотел бы обнаружить себя там, где стены скрывали чужие страшные секреты. Даже если бы семья решила выставить его на продажу.

Таксист помог Иде вытащить два огромных чемодана с её вещами, а потом уехал, оставив её совершенно одну. И если бы она могла повернуть назад и никогда не соглашаться выйти замуж за Рагнара, она бы это сделала.

Ида глубоко вздохнула.

Ей был двадцать один год. Она не была тинейджером, и прямо сейчас она была вправе находиться здесь. Она не должна позволить своему страху завладеть ею и заставить её делать глупые, нелогичные вещи.

Бежать прочь от этого дома казалось очень логичным.

Ида нажала на звонок, а, когда ворота открылись, сделала свой первый шаг в свой персональный ад. И, разумеется, приветственных шариков и аплодисментов она не ожидала. Как не ожидала и того, что в гостиной, куда её проведут, будет сидеть Хвитсерк Лодброк.

— О, привет. — Он отложил в сторону какой-то журнал о мотоциклах и поднялся. — Тебе помочь? Извини, в доме кроме Маргрет и меня никого нет, а из неё так себе помощница, если по-честному.

Когда Ида поняла, что Ивара нет в доме, ей немного полегчало, словно тяжесть свалилась с плеч. Больше всего она не хотела встретить именно его. По крайней мере, когда он вернется домой, она уже сможет немного обжиться в своей спальне и не чувствовать себя так, будто она заявилась голой в полную комнату народа.

Ида улыбнулась:

— А ты знаешь, где моя комната?

— Ну, здесь не так много свободных спален. — Хвитсерк подхватил один из её чемоданов. — Ого! Ты не любишь путешествовать налегке, — заметил он.

Ида видела, как напряглись мышцы у него на руках, когда он пару раз поднял её сумку прежде, чем помочь ей втащить её вещи вверх по лестнице. Хвитсерк шел впереди, показывая дорогу, а она с удивлением обнаружила, что с интересом разглядывает его.

В нем было что-то магнетическое, как и в каждом из сыновей Рагнара, и все они были друг на друга не похожи, настолько не похожи, что и подход к каждому нужно было искать отдельно. Ида подумала, что, возможно, изучать семью, в которой она оказалась, будет любопытно.

— Ивар решил, что, раз Блайя переехала к Сигурду, ты можешь занять спальню, в которой она жила. — Хвитсерк поставил чемоданы на пол и толкнул дверь. — Я тебе даже завидую. По крайней мере, по ночам здесь тихо, а вот моя комната как раз рядом с этой парочкой, — он фыркнул. — Напротив тебя живет Торви, а дальше по коридору — комната Бьерна. Ивар обретается на первом этаже.

— Понимаю, — Ида огляделась.

Комната выглядела…обезличенной. Просто спальня в светлых тонах, ничего не говорящая о своих предыдущих хозяевах. Постель была застелена свежим бельем, окна выходили на восточную сторону, что значило, что утром в особенно солнечные дни выспаться она не сможет. Впрочем, Ида все равно была жаворонком, и не любила долго валяться под одеялом.

— Кстати, а где все? — поинтересовалась она, садясь на корточки перед чемоданом.

— Ивар с самого утра уехал в офис вместе с Бьерном и Уббе, насколько я знаю. — Хвитсерк прислонился плечом к дверному косяку. — Где шатается Сигурд, я вообще в душе не. Торви что-то говорила про свадебное платье для Блайи, так что их обеих тоже здесь нет.

— Свадебное платье?

— Видимо, ты не в курсе, — улыбнулся он. — У нас тут намечается свадьба в семейных традициях. Ну и понятно, что ты тоже приглашена, если захочешь. Хотя мы не ждали много гостей, но лично я буду рад увидеть тебя.

— В семейных традициях — это с жертвоприношениями? — Ида осознавала, что ходит по краю, но, ради бога, все знали о Лодброках-язычниках, и они сами не скрывали, что веруют в старых богов. В богов, которых считали мертвыми, но, кажется, не до конца. Иначе разве можно чем-то ещё объяснить невероятную удачливость семейства Рагнара?

— Ты боишься? — рассмеялся Хвитсерк. — Думаешь, мы устраиваем человеческие жертвоприношения?

Ида вспомнила юношу-механика, тело которого было разворочено будто взрывом небольшой гранаты у него в желудке. Об этом говорили все в Милуоки, и все знали, чьих это рук дело. Думала ли она, что они могут совершать жертвоприношения на свадьбе?

О, да.

— Можешь не волноваться. — Хвитсерк скрестил руки на груди. — Возможно, это будет коза.

— Ты меня нисколько не успокоил, — Ида растянула губы в улыбке, показывая, что оценила его шутку, и принялась демонстративно вытаскивать вещи из сумки, раскладывать их на постели.

— Если тебе понадобится моя помощь, я буду в спортзале. — Верно растолковав её намек, Хвитсерк ушел. Даже если он был недоволен, что его прогнали, он и виду не подал. Провожая его взглядом, она заметила, что его вьющиеся волосы сзади были заплетены во что-то вроде хвоста, перехваченного резинками.

Когда за ним захлопнулась дверь, Ида выдохнула.

«Языческая свадьба, надо же», — она даже не знала, удивлена ли она согласию Блайи на странную церемонию. Ещё в школе Блайя не выглядела слишком уж религиозной, и по истории религии она едва вытягивала свои сочинения на B. Почему бы ей не согласиться на такую свадьбу?

Новая Блайя все ещё напоминает школьницу, которую Ида знала, но она другая, неуловимо другая — будто обрела стержень, будто потерянная часть её существа вернулась к ней вместе с Сигурдом Лодброком, и не нужно было быть психологом, чтобы это заметить. Ида пока не знала, как вести себя с этой новой Блайей, но она разберется.

Как и всегда.

*

Ида столкнулась с Иваром вечером, за ужином. Ей не хотелось спускаться, и, когда служанка семьи поднялась, чтобы сообщить, что вся семья уже собралась внизу, она с огромным трудом подавила в себе желание запереться в спальне и никуда не выходить.

Черт.

Черт, черт, черт. И это слово можно было повторять бесконечно.

Она должна спуститься. Хотя бы для того, чтобы показать — она член их семьи теперь. Ида глубоко вздохнула и досчитала до десяти. Ещё раз. И ещё, пока не почувствовала, что в состоянии выйти из спальни.

Она справится. Обязательно. У неё нет выбора.

Каждый шаг вниз по лестнице давался ей с огромным трудом, а каждая ступенька словно горела у неё под ногами. Ида Лодброк, урожденная Ида Блэк, боялась показаться на глаза сыновьям Рагнара и их женам, и от этого страха потели ладони, скользя по лестничным перилам. Она была совершенно одна, посреди змеиного гнезда, этого чертового серпентария, и ей нужно было разбираться с этим самостоятельно. И постараться не тыкать в змей палкой. Пока что.

В столовой собралась вся семья — и ещё двое, мужчина и женщина, сидели вместе с Лодброками. Ида понимала, что ей нужно в первую очередь обратить внимание именно на тех, кого она ещё не знала, но присутствие Ивара делало это невозможным. Его присутствие она ощущала всей кожей, и это было хуже её опасений за свою безопасность, с которыми всегда можно справиться. Это было чем-то, чего она не понимала, не могла понять. Намного хуже страха, потому что Ида не знала, как с этим справляться.

Он сидел к ней спиной и пил бренди. Обернулся на шаги, и его красивое, холодное лицо озарила улыбка, столь же ядовитая, как и он сам. Ложное дружелюбие, скрывавшее такую гамму эмоций, что Ида не хотела бы в ней копаться. По крайней мере, сейчас.

— Лагерта, Калф, — обратился Ивар к гостям. — Позвольте вам представить нашу дорогую мачеху, последнюю жену моего отца, Иду Лодброк. — Он отсалютовал Иде бокалом, сделал очередной глоток. — Присаживайся за стол, Ида, — Ивар повел рукой в сторону свободного стула, между Хвитсерком и моложавой женщиной, которую, очевидно, и звали Лагерта. — Skål!

Ида, с невероятно прямой спиной, прошла к предложенному ей месту. Она чувствовала на себе чужие взгляды, а особенно — взгляд этой женщины. И, хотя лицо Лагерты оставалось спокойным, а губы её изгибались в приветственной улыбке, в глубине её глаз спрятался холод, способный заморозить всё вокруг.

Она не сразу вспомнила, кто такая эта Лагерта, но, покопавшись в памяти, осознала — рядом с ней сидела первая жена Рагнара и мать Бьерна.

Калф, очевидно, был её новым мужем.

Чтобы успокоиться, Ида стала вспоминать песенку из мультфильма «Холодное сердце», на который однажды ходила с младшей сестренкой. И, хотя от взгляда Лагерты по спине бежали мурашки, она твердила, что холод не должен её смущать, и вспомнила, как Оливия целый день напевала песню Эльзы, и ей стало легче.

Немного.

Жаль, что у неё не было своего снеговика Олафа, чтобы делать её жизнь чуточку веселее.

Хвитсерк покосился на неё и пододвинул к ней тарелку с нарезанным хлебом. Ида заработала раздраженный взгляд от Маргрет, и задумалась, чем она вызвала такую неприязнь? Кажется, с Уббе она даже не заговаривала?

— Спасибо, — поблагодарила Ида Хвитсерка. Тот улыбнулся.

Ида ещё в первую встречу заметила, что он был очень красив, но его красота почему-то не трогала.

— Всегда пожалуйста.

— Я не ем мясо, когда эта чертова кухарка уже запомнит? — громко произнесла Маргрет, прерывая их маленький диалог. — Я тысячу раз просила её готовить что-то вегетарианское!

Ивар спрятал усмешку в своем бренди. Сигурд и Блайя переглянулись, явно думая о чем-то одном, и Иде стало интересно, что такого знают в этой семье, чего она еще не заметила? Хотя кого она пыталась обмануть, она даже и не начинала ещё раскрывать тайны Лодброков. А скелеты призывно гремели костями в их шкафах…

— Напомни ей ещё раз, — попытался успокоить жену Уббе.

— Я устала напоминать! — Маргрет бросила салфетку на стол. Смотрела она при этом только на Хвитсерка. Ида перевела взгляд на свою тарелку, пытаясь делать вид, что ничего не происходит. — Я здесь единственная, кто не ест мяса, но почему-то мои вкусы никто не уважает!

Эскапада была слишком явно направлена в сторону Хвитсерка, но тот даже не отреагировал, продолжая жевать. Либо ему было всё равно, либо он предпочитал изображать из себя невидимку и ждать, пока проблема рассосется сама собой.

— Успокойся, Маргрет… — начал Уббе, но она вскочила, с грохотом отодвинув стул, и быстрым шагом вышла из столовой.

Хвитсерк пожал плечами и взял ещё кусок хлеба из тарелки. Блайя сосредоточенно разрезала на кусочки стейк, но в уголках её губ прыгала усмешка. Сигурд переглянулся с ней.

Ида отметила про себя, что однажды нужно будет выведать этот секрет у Блайи, потому что чем больше тайн тебе известно, тем сильнее твое оружие. Однажды. Когда Блайя станет её подругой, а она обязательно станет.

Уббе привстал, собираясь пойти за Маргрет, но Ивар остановил его взглядом.

— Я предлагаю выпить за нашу новую родственницу. — Он приподнял стакан с бренди, глядя на Иду прямо в упор, и ей казалось, будто он просвечивает её взглядом, как рентгеном, до самых костей. Видит всё её секреты, читает мысли.

Она вернула ему улыбку. Вот так, Ивар Лодброк. Тебе нравится?

— Skål. — Хвитсерк отпил из своего стакана.

— Skål, — вторила ему Лагерта. Это было первое слово, произнесенное ею за столом, и голос у неё был приятный, но за его обманчивым спокойствием скрывался железный стержень королевы. — Добро пожаловать в семью.

Сигурд поджал губы. Ида могла поспорить, что под столом Блайя сжимала в своей руке его ладонь, и задалась новым вопросом: почему они так странно реагировали на Лагерту? С этой семьей у неё не оставалось ничего, кроме бесконечных вопросов, ответы на которые прятались в непроглядной тьме чужих душ.

Ивар улыбался краешками губ.

Мясо было приготовлено отлично (Маргрет многое теряла, отсиживаясь в спальне и изображая из себя защитницу животных), и Ида позволила себе наслаждаться ужином, радуясь, что Лагерта сидит справа от неё, и поэтому не может разглядывать её в открытую. Хотя, несомненно, Лагерте было интересно, что Рагнар мог найти в ней, Иде.

«Вы никогда не догадаетесь», — подумала она, отправляя к себе в рот кусочек мяса. Она очень надеялась, что под пристальным взглядом Ивара не подавится ужином.

— Хотел вам сообщить. — Ивар прожевал последний кусок и оперся подбородком на сложенные руки, сканируя взглядом присутствующих, — что в пятницу у нас состоится небольшой званый ужин в честь Иды. Приглашенных немного: несколько наших постоянных партнеров с женами и детьми, и отец Иды, Исайя Блэк. Разумеется, ты, Лагерта, и ты, Калф, также приглашены. Уббе, донеси эту новость до Маргрет. Надеюсь, она не будет хлопать дверью посреди приема?

Уббе кивнул, явственно проглотив обиду, и промолчал.

— Спасибо, что сообщил об этом хотя бы за пару дней, — хмыкнул Сигурд, глядя на брата.

— Рад, что ты оценил мою заботу, — ухмыльнулся Ивар.

По лицу Сигурда даже дурак бы понял, что ему хочется плюнуть Ивару в лицо или выплеснуть в глаза коньяк (Ида отметила, что каждый из братьев пил разные напитки, и обслуга, видимо, очень хорошо знала их персональные вкусы). По лицу Блайи было видно, что она сделает всё, чтобы уберечь его от необдуманного поступка.

Иде почудилось, будто она слышит, как тикают часы в самодельной бомбе, заложенной в самом сердце отношений клана Лодброков. И, когда эта бомба будет готова взорваться, ей бы лучше быть подальше от этого дома. Но она уже здесь, и, возможно, окажется в самом эпицентре взрывной волны, если не найдет способа уберечь себя от этого взрыва.

========== Глава пятнадцатая ==========

В родительском доме Альфред проводил намного больше времени, чем в своей квартире — сказывалось нежелание находиться рядом с Элсвитой, которую ему навязали в качестве невесты и заставили его изображать любовь, хотя единственной эмоцией, которую он испытывал к ней, была жалость. Девочка, не способная даже голоса подать против своих властных родителей, Элсвита смотрела на него влюбленными глазами, и противное чувство жалости захлестывало Альфреда, заставляло морщиться и бежать прочь.

Альфред никогда и ни от чего не бежал до этого момента, но делать вид, будто он влюблен, еще и в его собственное свободное время было выше его сил. И нельзя сказать, что удушающая атмосфера дома Экберта, где не хватало воздуха и отчиму, и матери, и самому Альфреду, нравилась ему больше… но зачастую другого выбора у него просто не было.

— Альфред. — Мать, как обычно, вошла в его спальню без стука. — Ты будешь ужинать?

Даже в свои сорок с маленьким хвостиком Джудит всё ещё была очень красива, но в её взгляде навечно застыла тоска. Будучи ребенком, Альфред пытался развеять её грусть, и порой ему удавалось это. Он был чрезвычайно собой доволен в такие минуты, и думал, что только он способен развеселить мать… пока не узнал, что в нем Джудит просто видит кого-то еще. И это было больно.

— Не буду, мам, — отозвался он. — Я не голоден. Пообедал с… Элсвитой. — За несколько лет он приучился врать, глядя собственной семье прямо в глаза, и, хотя это не красило его, иного варианта, опять же, не было.

— Как у неё дела? — Джудит присела на его кровать. Темные волосы она уложила на один бок, и седина в них была тщательно прокрашена. — Ты почти не привозишь её к нам. Мне с твоим отцом и Экберту очень хотелось бы с ней пообщаться.

— Когда мы с ней поженимся, ты успеешь устать от неё, мама. — Альфред постарался ответить ей как можно более беззаботно.

— Не думаю. — Джудит улыбнулась. — Я всегда хотела родить ещё и дочь, но Господь не сотворил для нас с твоим отцом такого чуда.

«Вот уж точно, — подумал Альфред. — Не успел…»

— Я не хочу ужинать, — вслух сказал он, указал на книгу, валявшуюся рядом. — Лучше почитаю.

Джудит взяла в руки увесистый том из собрания сочинений Джека Лондона, пролистала несколько страниц.

— И что именно ты собрался читать?

— «Мартин Иден».

— История о человеке, истинные чувства которого ни для кого ничего не значили, — задумчиво протянула мать. — Интересный выбор.

«Очень интересный, мама, только ты никогда не поймешь того посыла, что стоит за этим выбором. И не надо».

— А дед всегда считал Идена глупым, — Альфред чуть усмехнулся, заложил руки за голову. — Говорил, что власть вполне может заменить и отсутствие любви, и друзей, и вообще всего на свете.

— Не говори так, — нахмурилась Джудит. — Экберт старался воспитывать тебя достойным наследником компании, потому что Этельред, увы, никогда не проявлял интереса к семейному бизнесу, в отличие от тебя.

— И поэтому теперь живет в Новом Орлеане, бедный, но счастливый, — закончил Альфред. — Все в порядке, мама. Я не виню деда, что власть для него превыше всего — только такие люди и достигают успеха, а потом удерживают его, а не разбазаривают.

Он лукавил, конечно, только матери знать об этом было не обязательно.

— Я рада, что ты становишься достойным своего дедушки, — Джудит улыбнулась. — Зайди к нему минут через сорок, он хотел о чем-то с тобой поговорить, — потянувшись, она поцеловала Альфреда в лоб, оставляя на коже легкий отпечаток помады, поднялась и вышла из его спальни.

Иногда Альфред восхищался её силой: если Джудит и страдала от необходимости жить с человеком, которого она не любила (а то, что она не любила Этельвульфа, с годами перестало быть для Альфреда секретом), то никак этого не показывала. Отец и мать стабильно появлялись на благотворительных приемах и в театрах — безупречная семейная пара, счастливые родители двоих сыновей, один из которых подавал большие надежды, а другой, хоть и стал художником, не превратился в изгоя в собственной семье.

Красивый отремонтированный фасад, скрывающий коридоры заброшенного дома с облупившейся краской. Маска, предназначенная для других людей. Лицемерие и ложь.

Иногда он Джудит ненавидел, хотя и понимал, что не справедлив к ней.

Альфред со стоном упал обратно на подушку и закрыл глаза. Если дед хочет с ним поговорить — что ж, они поговорят. Правда, разговоры их уже давно перестали быть доверительными и больше напоминали раздачу указаний подчиненному, чем беседу деда и внука. Экберт, казалось, не замечал перемены: он был весь в бизнесе и в попытках сохранить монополию по продаже оружия в страны Среднего Востока. Идеальный бизнес под прикрытием продажи ружей и пистолетов потенциальным самоубийцам или охотникам со стажем.

Больше всего Экберт боялся, что кто-то пристроится добывать золото из его приисков. А Лодброки готовились именно к этому. Не зря Уббе и Бьерн летали в Саудовскую Аравию на встречи с теми, кто финансировал боевиков, ох, не зря… Экберт и сам считал, что патриотизм и деньги идут разными дорогами. Альфред был уверен, что многие в Правительстве и Пентагоне разделяют точку зрения его деда, хотя никогда в этом не признаются, иначе как объяснить, что ФБР столь тщательно закрывали глаза на бизнес их семьи — да и на бизнес Лодброков? Фемида слепа и глуха, в ушах у неё — затычки, а на глазах — ночная маска для сна. Она спит, и с каждым днем всё крепче.

«Мы поговорим, дед, — подумал Альфред. — Обязательно поговорим».

*

После ужина Экберт сидел в кабинете и раскуривал трубку, напоминая то ли Гендальфа, то ли любого другого волшебника, но вовсе не такого доброго, каким он казался Альфреду вдетстве. С годами его привычки не особенно менялись, разве что религиозности добавилось, но это казалось едва ли не нарочитым. Кто знает, может быть, в его возрасте все начинают задумываться о душе?

У Экберта она была черной, как утренний эспрессо.

Альфред почтительно застыл у кресла, всем видом показывая, что без позволения деда не присядет. Экберт молча указал ему на кресло, пыхнул трубкой. Альфред сморщил нос: дым трубочного табака всегда казался ему едким, будто кислота.

— Тебе известно, что происходит у Лодброков?

Альфред закинул ногу на ногу, глядя на Экберта. Он без труда догадался, о чем спрашивает его дед.

— Разумеется.

— Ты знал, что Исайя собирается выставить против них собственную дочь?

В воздухе запахло хорошей взбучкой. Экберт умел уделать своего сына, да и внуков, так, что от его слов они приходили в себя еще долго. Альфред внутренне подобрался, как дикий звереныш, готовый защищаться и показывать зубы, отстаивая свое мнение.

— Я догадывался.

— И ничего не сделал, чтобы остановить это? — Тон деда позволил немного расслабиться. Экберт, хоть и был раздражен, не собирался устраивать ему головомойку.

Значит, нужно убедить его, что действовал он исключительно из лучших побуждений. А разве могло быть иначе, ведь он — его внук и наследник?

— Здесь ты — кукловод. — Альфред покачал головой, всё ещё думая, что Экберт пытается играть не только своими деловыми партнерами, но и собственной семьей. У него уходило много сил, чтобы притворяться послушной марионеткой, но при этом действовать в своих интересах. Иногда он думал, хватит ли у него сил вести свою игру, или он сдастся и опустит руки?

Но он вспоминал Этельвульфа, так несправедливо брошенного собственным отцом, и думал: я не оставлю тебя, папа. Я не смогу тебя оставить. Все будет хорошо…папа.

— Ты не в состоянии сделать что-то без моего указания? — приподнял седые, кустистые брови Экберт. — Не верю. Впрочем, я не злюсь. Появление Иды может сыграть нам на руку. Открытая конфронтация вынудила бы Ивара действовать решительно, а против Лодброков Исайе не выстоять без нашей помощи.

— А ты не хотел бы сейчас вмешиваться.

— Не перебивай меня. — Экберт постучал пальцем по трубке. Альфред поджал губы, подавляя в себе желание подняться и уйти. Хлопнуть дверью и навсегда оставить позади и деда, и собственную семью. — Да, ты прав, я не хотел бы вмешиваться так рано, — он помолчал, обдумывая следующее решение. Тишина в комнате давила на плечи. — Завтра ты поедешь в Милуоки и встретишься с Исайей. Узнай, какую роль он уготовил Иде и подбрось ему идею посеять раздор между Лодброками с её помощью, но так, чтобы он полагал, что сам додумался до этого. Ты умеешь внушить людям, что твои решения — их собственные.

— Ты лишаешь меня возможности побыть с невестой, — ухмыльнулся Альфред, — а потом удивляешься, почему у нас проблемы?

— Не дерзи, Альфред. — Экберт выпустил кольцо дыма в воздух. — Ты и без меня прекрасно знаешь, почему у тебя с ней проблемы.

Альфред знал.

*

Исайя Блэк встретился с Альфредом в ресторане, принадлежавшем одному из его близких друзей, и, пока он поедал стейк с кровью, Альфред заказал себе чашку черного кофе. Деловые костюмы надоели чуть более чем полностью, и в своей поездке в Милуоки (очередной, но явно не последней) он ограничился черными джинсами и простой рубашкой. Теперь он чувствовал себя несколько странно, будто заявился на прием в посольство в трусах и шлепанцах на босу ногу. Кажется, семья Блэков была склонна к излишнему пафосу, и это ощущалось и в атмосфере самого ресторана, и во взглядах, которые обслуживающий персонал исподволь бросал на Альфреда.

«Наверное, люди никогда не разучатся встречать других по одежке», — подумал он отвлеченно.

— Я так и не дождался вашей помощи. — Исайя проглотил последний кусок и откинулся на спинку стула. — Ивар объявил мне войну, что я должен был делать?

«Бросить грудью на амбразуру собственную дочь, разумеется, что же еще?»

Альфред оперся подбородком на сложенные руки, внимательно глядя на Исайю. Тот честно пытался выдержать его взгляд. Получалось… когда как. Люди вообще не очень любят, когда на них пялятся в упор, и Альфреду всегда нравилось наблюдать за их реакцией.

Блэк, например, начинал нервничать, и даже забарабанил пальцами по столу.

— Разве я в чем-то обвинил вас, мистер Блэк? Я всего лишь спросил, что вы собираетесь делать дальше.

Официант принес чашку дымящегося кофе и поставил перед Альфредом. Дразнящий кофейный аромат щекотал ноздри, и Альфред потянулся за сливками. Исайя наблюдал за ним внимательно, будто старался прочитать его намерения, но ещё в их первую встречу Альфред почувствовал, что Блэк не слишком-то умён, если не замечает попыток манипуляции, и его решения не всегда продиктованы дальновидностью, а чаще — попытками завладеть желаемым любой ценой.

Сейчас Исайя Блэк хотел заполучить хотя бы часть Lothbrok Inc., а еще лучше — уничтожить братьев, но Ивар подрезал ему крылья, и теперь Блэку приходилось осторожничать, что было совсем не в его природе. Он бы скорее уничтожил Лодброков одного за одним в короткое время, а потом выпихнул Иду на арену, но предъявить главный козырь пришлось чуть раньше.

Ида появилась в доме Лодброков именно из-за его недальновидности и спешки, которая играла Альфреду только на руку. Разумеется, он предпочел бы открытую конфронтацию между Блэками и Лодброками, желательно с кровавым исходом, но тихое подтачивание семьи Рагнара изнутри выглядело неплохой альтернативой. Рано или поздно Ивар сорвется и сметёт Блэков к чертям собачьим. Его нужно только подтолкнуть.

Взбесить.

Заставить параноить ещё больше, чем всегда.

План Экберта был прост: раз уж Ида находится в самом гнезде семейства, она должна посеять раздор между и без того не ладящими друг с другом братьями. Хитростью ли, другими ли способами, она должна заставить их грызть друг другу глотки, и тогда из воды сухими выйдут и Блэк, и те, кто манипулировал им. Но у Альфреда родилась другая идея.

— Уверен, мистер Блэк, что вы не собираетесь оставаться в стороне. И малая часть, которую суд может отдать Иде, как вдове Рагнара, вас не устроит. Такая акула, как вы, вряд ли захочет довольствоваться брошенным куском. — Он отпил кофе. На вкус напиток оказался лучше, чем тот, который сварили ему в казино Ивара, и уж точно лучше пойла, перехваченного им на автостоянке по дороге в Милуоки.

— У вас есть другие предложения? — Исайя щелкнул пальцами, подзывая официанта. — Счет.

— Думаю, вам понравится моя мысль.

*

— И как Исайя воспринял твою идею? — Астрид устроилась головой у Альфреда на плече, пока он рассеянно перебирал её волосы. — Что это нам даст?

Альфред понимал, что она не спрашивала его об этом потому, что знала, как он не любит объяснять причины своих действий заранее, и был ей благодарен за это. День выдался совершенно сумасшедший — сначала он встретился с Исайей (для этого пришлось ехать несколько часов туда и обратно в Висконсин), потом возвратился в офис, чтобы присутствовать на позднем совещании с отцом, дедом и Хемундом, директором одной из дочерних компаний Kedric Inc. Выбрался Альфред из душного офиса только в девять, чтобы сменить костюм и присоединиться к Элсвите на одном из приемов.

Люди. Много людей, шампанское, акульи ухмылки, выдаваемые за улыбку. Элсвита, вцепившаяся в его локоть. Её ледяные пальцы, тихий шепот: «Не бросай меня здесь». Звонок матери. Ему приходилось улыбаться до того широко, что начинали болеть щеки. Кто-то поздравлял его с помолвкой. Разумеется, так же неискренне, как он — благодарил. Элсвита целовала воздух рядом со щекой какой-то её заклятой подружки.

Вернувшись домой около полуночи, Альфред швырнул галстук в помойку. Эта удавка чудилась ему змеей, сдавившей шею. Элсвита задержалась на приеме допоздна, и блаженную тишину квартиры прервал только звонок мобильного телефона. Он уже сотню раз пожалел, что поставил стандартную мелодию. Она взрезала уши, иглами впивалась в уставший мозг. И Альфред обматерил бы звонившего, если бы это была не Астрид.

— Я хочу тебя видеть, — произнес он в трубку. — Прямо сейчас.

— Приезжай, — ответила Астрид. — Только возьми такси и плати наличными.

У неё всегда всё было просто. С ней всегда было просто, и Альфреду не нужно было притворяться кем-то еще: мальчиком, который влюблен в свою невесту, например. Наследником компании, которому не противно до скрежета зубов разговаривать с этими потенциальными и действующими бизнес-партнерами. Хорошим сыном и внуком.

Тот, кто не знал Астрид, никогда не поверил бы, что эта девушка, всегда одетая в черные брюки или джинсы и белую рубашку на работе, спокойная и холодная, может сидеть дома в коротких шортах и майке. Жевать пиццу и резаться с будущим генеральным директором Kedric Inc. в какую-нибудь идиотскую игрушку вроде Лары Крофт, протирая задницей ковер. А потом заниматься с Альфредом любовью, оставляя на его губах сладкий привкус любимой обоими колы.

Квартира Астрид находилась на втором этаже обычного блочного дома в не самом престижном районе Чикаго. Никто не стал бы искать Альфреда именно здесь. Кому бы пришло в голову это вообще? Он слышал, как разрывался телефон в кармане его джинсов, что валялись на полу, но ему было все равно.

Абсолютно, восхитительно наплевать.

Альфред перевернулся на бок, прижался носом к носу Астрид.

— Я стравил их, но скорым и кровавым убийством это не будет. Пока что.

Свет фар проезжающей мимо машины на миг очертил лицо Астрид желтоватым светом, и уголки её губ приподнялись в улыбке.

— Нам останется только наблюдать?

— В точку, — Альфред подмигнул ей. — Зачем влезать в дерьмо, когда можно столкнуть в него других и наблюдать, как они грызут друг друга? Чуть позже это всё равно будет ванна с грязью и кровью, поверь мне.

Он знал, что ей понравится. Он знал, что Лагерта и Ивар думают, что Астрид работает на них. Он знал, что Экберт не в курсе, что Астрид, вообще-то, должна была следить за их семьей. И он знал, что вдвоем они уделывают их всех, даже Экберта.

Когда-то Альфред обожал деда. Экберт был его авторитетом, его божеством. Человеком, которого он безмерно уважал, на которого мечтал быть похожим. Все рухнуло в одночасье. Как оказалось, Экберт едва не убил его мать, когда узнал, что она носит ребенка не от Этельвульфа. Его люди пытали Джудит, отрезали ей ухо, из-за чего она теперь всегда зачесывала волосы так, чтобы увечья не было видно. И успокоился Экберт, лишь узнав, что Альфред был сыном Ательстана, которого он любил едва ли не сильнее, чем самого Альфреда.

И уж точно сильнее Этельвульфа. Он любил своего внука за то, что он был чьим-то сыном. Джудит любила его потому, что он напоминал ей Ательстана.

Альфред почувствовал себя обманутым. Тогда ему было пятнадцать, ему было больно, и эта чертова боль до сих пор сжирала его. Уже больше четырех лет он жил с ней. Так не пошли бы они все к черту? Он отлично знал, почему дед хочет сделать его наследником компании в обход Этельвульфа и Этельреда. И тем сильнее хотелось утереть им всем носы.

— И кто надоумил тебя быть таким? — Астрид приподняла бровь, запустила пальцы в его волосы. — Сомневаюсь, что твой дед учил тебя играть против него. Это уже не Монополия, ты в курсе?

Альфред знал, что она понимает его лучше других.

— Это чертовы шахматы, и сегодня я играю белыми, — прошептал он в ответ.

— Партия осталась за тобой, — Астрид склонилась к его уху, прихватила зубами мочку, заставляя Альфреда хрипло выдохнуть. — А теперь иди ко мне, Маленький Принц.

========== Глава шестнадцатая ==========

Комментарий к Глава шестнадцатая

https://pp.userapi.com/c840137/v840137809/53c1c/QUgyaVqWYn0.jpg - Ivar’s aesthetics

https://www.youtube.com/watch?v=zsccsE2mjds - песня из эпиграфа, ассоциирующаяся у автора с Иваром.

Du glaubst, du wärst frei, das ist mein bester Trick

Ich lenke und führ dich mit List und Geschick

Ты думаешь, что свободен, и это мой лучший фокус.

Я хитро и ловко управляю и командую тобой.

© Oomph! — Spieler

Девчонка держалась хорошо, Ивар это признавал. Она нервничала, и это было видно по её осанке, будто железный прут проглотила, но она старалась не показывать своего страха. Он специально посадил её рядом с Лагертой, чтобы наблюдать, как поведет себе каждая из жен Рагнара — первая и последняя. И, разумеется, Лагерта держалась ещё лучше, хотя новость о третьей женитьбе Рагнара, очевидно, по ней ударила, и это доставило Ивару несказанное удовольствие. Лагерта, уверенная, что Рагнар всю жизнь любил только её одну, а на Аслауг женился потому, что сама Лагерта не могла больше иметь детей, получила такой щелчок по носу, что теперь долго не оправится от шока. И от Иды Блэк могла быть польза, если требовалось указать Лагерте Ингстад её место и напомнить, что, по сути, Рагнар бросил её дважды.

Отец всегда знал, что, если вздумает вернуться, Лагерта примет его.

Отец всегда понимал больше, чем показывал, и ошибался в нем тот, кто считал его слабым, считал его шутом. Кто думал, что Рагнар Лодброк потерял хватку.

И если он женился на Иде Блэк, значит, у него была цель, о которой Ивар пока не знал. Но, возможно, эта цель была известна самой Иде. Меньше всего эта девчонка напоминала тупую овцу, готовую идти на заклание… или под венец с незнакомым человеком, и при этом не понимать, ради чего она это делает. Но даже если она и была умной, то Ивар все равно был умнее неё.

Сигурд, Хвитсерк и Уббе устроились в креслах напротив него.

— Ну? — вздернул Ивар брови. — У кого-нибудь есть, что мне рассказать? Хвитсерк? Сигурд?

Троица помолчала. Каждый раздумывал над своим ответом. Ивар никого не торопил: если что у него и было сейчас во всей ситуации, так это время.

— Ида крайне недоверчива, — Хвитсерк передернул плечами. — Не стал бы её за это винить.

— Твое задание остается в силе. Продолжай пытаться втереться к ней в доверие. Сигурд?

— На, — Змееглазый бухнул перед Иваром папку, не слишком толстую, и скрестил на груди руки. — Всё, что мы с Гуннаром смогли разузнать. Иду никто с нашим отцом никогда не видел, кроме как у милуокского окружного судьи.

Ивар в задумчивости потер подбородок. Разумеется, его не удивило, что Рагнар нигде не появлялся с новой женой: если брак заключается фиктивно, это не имеет значения. Возможно, он планировал вывести жену в свет потом, однако — какая незадача! — не успел. И это одновременно всё и усложняло, и упрощало. Свидетельские показания могли бы повлиять на решение судьи, вздумай они оспорить брак и начать доказывать, что отношения Рагнара и Иды были фиктивными, но это произвело бы ненужный дополнительный и долгий резонанс в прессе.

У Ивара были свои методы.

— От меня тебе больше ничего не нужно? — поинтересовался Сигурд.

— Интересно, как ты узнал, что отец и его жена нигде вместе не появлялись? — не отвечая на его вопрос, Ивар задал свой. — Светился физиономией, расспрашивая в кафешках? На большее ты не способен.

— Судишь по себе? — не выдержал оскорбленный Сигурд. — Боюсь, твой ум сильно переоценен, если это — единственный вариант, который пришел к тебе в голову!

Змееглазый нарывался, и нарывался активно. Глаза Ивару застлала кровавя пелена злобы, и он сцепил зубы так, что они заскрипели.

— Помолчи, Змей, — прошипел он. — Иначе мой нож окажется у тебя в глазу, и твой особенный зрачок заплачет кровью.

Сигурд открыл рот, чтобы ответить, но Уббе не дал ему издать хоть звук:

— Лучше давайте подумаем, что будем делать дальше.

Ивар закрыл глаза и медленно сосчитал про себя до десяти. Этот способ практически никогда ему не помогал, но он понимал, что если сейчас он сорвется, то убьет Змееглазого. И, Великий Один, как он хотел этого!

— Зачем ты решил устроить этот ужин? — спросил Хвитсерк. — Да ещё и журналистов пригласил.

— Одного, — поправил Ивар. — Нам стоит представить миру третью жену Рагнара Лодброка, вам так не кажется?

— Надеешься, что кто-нибудь убьет её раньше, чем она войдет в состав наследников? — Уббе сложил руки домиком, откидываясь на спинку кресла.

— Думаю, так нам не повезет. — Ивар поджал губы. — Но с Идой нужно быть осторожными. Нельзя открыто противостоять ей, если мы не хотим получить ещё одну конфронтацию с Блэками. Подозреваю, что её появление — ответ Исайи на труп его человека в Милуоки. Он выставил свой козырь раньше, чем планировал, но я думаю, что Ида — его единственный туз в рукаве. Возможно, если бы мы не выяснили, кто пытался убить Хвитсерка, то о появлении новой женушки отца мы бы узнали разве что в Вальхалле. От него самого. Мы должны помахать перед носом Исайи Блэка белым флагом. По крайней мере, пока не поймем, что Ида планирует делать. И что мы будем предпринимать в ответ.

Уббе и Хвитсерк переглянулись, соглашаясь с Иваром. Сигурд смотрел на него скептически. Скривив губы, он поинтересовался:

— И как ты собираешься узнавать, что собирается делать Ида?

Ивар прекрасно видел, что Сигурд проглотил вторую часть своего вопроса, которая вполне могла звучать как «Спросишь у неё сам?», и ему в очередной раз захотелось швырнуть в братца чем-нибудь колюще-режущим, чтоб прямо между ребер.

Ивар достал из ящика нож и принялся точить лезвие.

Блайя умудрилась повязать ему руки своим завещанием. Если Сигурд умрет, казино и бизнеса Эллы им не видать, как своих ушей. К тому же, Ивар был уверен, что она поднимет на уши всех ради того, чтобы убийца Сигурда не остался безнаказанным, и вряд ли ему стоит опасаться только полицию или ФБР. Ей можно было бы заткнуть рот, но заставить замолчать завещание — дело куда более сложное…

— Именно к этому я и веду, Змей, — он подался вперед, оперся локтями о стол. — Мы никак это не узнаем… без твоей жены, — тихо закончил он. — Я хочу, чтобы Блайя подружилась с Идой и выпытала у неё всё, что можно. Даже если Хвитсерку удастся завоевать доверие Иды, некоторых вещей она ему не расскажет.

Сигурд побледнел, вскочил на ноги так резко, что кресло заскрипело ножками по полу.

— Ты охренел втягивать в это мою жену?!

— Я? — удивился Ивар. — Это твоя жена знакома с Идой Блэк со школы. Если кому и втираться к ней в доверие, так только Блайе. Очень сомневаюсь, что это получилось бы, например, у Маргрет.

Ивар был уверен, что у Маргрет вообще мало что получается, кроме минета и попыток усидеть на двух членах, однако придержал комментарий при себе. Он видел, что Змей с трудом сдерживается, чтобы не врезать ему по лицу, и в какой-то степени ему даже хотелось, чтобы Сигурд первым затеял свару. Но тот лишь развернулся и направился к двери.

— Блайя не будет в этом участвовать, — произнес он, не оборачиваясь. — Хватит с неё твоего дерьма, Бескостный.

Детское прозвище. Чертово детское прозвище, которое Ивар ненавидел…

Нож просвистел мимо Сигурда и вонзился в дверь, замер там, дрожа. Сигурд обернулся, одновременно с этим выхватывая свой кинжал.

Уббе и Хвитсерк вскочили.

— Береги спину, Змееглазый, — тихо и зло предупредил Ивар. — И береги свою очаровательную жену. И даже не от меня, а от Лагерты. Она найдет способ вас раздавить.

*

Когда Альфред вошел в кабинет, — и снова без стука, будто у себя дома — Ивар сидел за столом, а перед ним стояла шахматная доска с уже расставленными фигурами. Альфред вскинул брови:

— Ты позвал меня, чтобы сыграть в шахматы?

— Что-то вроде того, — усмехнулся Ивар. — Присаживайся.

Судя по хмурому взгляду, Альфреда посетило чувство дежа вю, а, значит, нужный эффект был достигнут. Когда-то, будучи детьми, они часто проводили время за шахматами, развивая остроту ума и язвительно отвечая на шуточки друг друга.

— Даже не дашь мне право выбора? — Альфред повертел в руках черную пешку.

— Насколько я помню нашу последнюю партию четыре года назад, черными играл именно я, — пожал плечами Ивар. — Я просто соблюдаю справедливость.

Скептическое фырканье было ему ответом, но Ивара это нисколько не смутило. Последние несколько дней он вспоминал свой разговор с Альфредом в казино и пытался понять, что скрывалось за словами экбертовского мальчишки. Если он хоть немного чему-то научился у своего приемного деда, — а он научился — то в его словах могло таиться двойное или тройное дно.

Почему Альфред не поленился узнать, куда Ивар собирается поехать, и явился к нему в казино, чтобы сообщить, будто Блэки готовят покушение на него и братьев? Какая ему была выгода с этого, если уничтожение семьи Лодброков, наоборот, позволило бы Экберту и его семье остаться монополистами на оружейном рынке?

Мальчишка, определенно, вел собственную игру, и Ивар сам вырастил в нем это умение продумывать наперед и собственные ходы, и действия противника. Шахматы, знаете ли, прекрасно развивают стратегическое мышление…

— Е4. — Ивар переместил пешку на доске.

Стандартное начало игры, стандартный ход. Он предполагал, что Альфред воспользуется сицилианской защитой, которой Ивар его же и научил, но Альфред, особо не раздумывая, переместил свою черную пешку на клетку Е5. Старая, старая защита в старой, как мир, игре.

Если бы его ходы в куда более крупной партии были такими же банальными, Ивар давно бы раскусил его намерения, а теперь вынужден снова пялиться на поумневшего и подросшего Альфреда, чтобы понять: какого, всё-таки, черта? И где в его действиях был скрыт подвох, что мог привести к падению Лодброков? Интуиция криком кричала, что подвох был, и упущение его может привести к страшным последствиям. Дар матери, доставшийся Ивару по наследству, упорно молчал.

— Тебе чем-то не угодила Сицилия? — Ивар постучал пальцем по губам, вспоминая, что именно так и начиналась оперная партия Морфи. К сожалению, полностью всей партии он не помнил, и теперь даже несколько ругал себя за это. Будь он чуть внимательнее, обыграть Альфреда смог бы сейчас в два счета.

— Кофе там премерзкий. — Альфред откинулся на спинку кресла, потянулся и заложил руки за голову. — А итальянцы раздражают. Твой ход.

Рагнар и Экберт когда-то любили играть в шахматы, а Ивар, восторженно распахнув глаза, наблюдал за красиво разыгранными партиями. Он был совсем ребенком, но, возможно, именно тогда в нем начало просыпаться понимание, что продуманная и хитрая стратегия — одна из самых важных вещей в жизни.

— Я знаю. Конь на f3.

— Вообразил себя Морфи? Дебют королевского коня, надо же, — ухмыльнулся Альфред. — Конь на f6.

Партию Морфи в оперном театре можно было не вспоминать — игра пошла совершенно по другому принципу. Какое-то время они играли в молчании, а потом, ожидая очередного хода черных против белых, Ивар спросил:

— Откуда ты узнал, что Исайя планирует меня убить?

Чтобы перехватить инициативу в игре, Альфред пожертвовал пешкой, и теперь, чуть склонив голову набок, наблюдал за хмурящимся Иваром.

— Я же сказал, от него самого.

Ивар использовал слона, чтобы уйти из опасной ситуации, но потерял одну из белых пешек сам. Ход игры ему не нравился, как не нравилась любая ситуация, в которой он мог не победить. Он почувствовал, как в нем медленно начало расти раздражение, вполне способное превратиться в ярость.

Ивар прикрыл глаза.

— Я помню, что ты говорил, — произнес он. — Я не глухой и не тупой, в отличие от многих людей. — Например, от Сигурда или от Хвитсерка, которых не интересовало ничего, кроме женщин. А ведь он, Ивар, сейчас пытается спасти не только себя, но и их никому не нужные шкуры. — Я хочу знать, что ещё Исайя сказал тебе.

«Я хочу знать, что тебе известно об Иде».

— Как ты спросил, я так и ответил. — Альфред чуть подался вперед, глядя Ивару прямо в лицо, и то, как экбертовский мальчишка, едва вылезший из пеленок, совсем его не боялся, бесило до белых глаз. — Я знаю, почему ты спрашиваешь, Ивар. Ты хочешь знать, не проболтался ли Исайя мне о чем-то еще. Что именно тебя интересует? Я же сказал, я тебе не враг. Разве что в шахматной партии. Кстати, тебе мат.

Ивар стиснул руками край стола, чтобы хоть как-то сдержать рвущуюся наружу ярость. Он ненавидел проигрывать. Неужели за четыре года отсутствия практики игры в шахматы он совсем растерял хватку? Чуть успокоившись, он отметил, что нужно найти кого-то, с кем он мог бы тренироваться.

Ни один из его братьев шахматами не увлекался. Да им и мозгов не хватило бы. Того же Бьерна представить за доской было невозможно. Ивар бы со смеху умер. Может, Блайю научить? Отчего-то Ивар знал, что у неё получится.

— Отыграюсь в следующий раз. — Нельзя было показывать собственную слабость, собственные эмоции и гнев. Скрывать их Ивару всегда было трудно, однако воспоминания о множестве прошлых жизней научили его сдерживаться хотя бы в тех ситуациях, когда проявление эмоций было невыгодно или могло привести к непоправимым последствиям.

— Не сомневаюсь, — тонко улыбнулся Альфред.

Они сидели друг напротив друг друга, как много-много жизней подряд: язычник и христианин, американец и норвежец. Двое бывших друзей (а друзей ли?), двое настоящих врагов. Наследие Рагнара и Экберта никогда не проходило бесследно. Иногда они находились по одну сторону баррикад, иногда — по разные. Так или иначе, противостояние никогда не исчезало полностью.

Если бы Ивар мог вспомнить, где у Альфреда всегда было слабое место, он бы сумел надавить на него, заставить его отступить и выложить всё, что было ему известно. Только вот память подводила. Впрочем, что-то подсказывало Ивару, что Ахиллесовой пятой Альфреда всегда была женщина. Все беды — от женщин.

— Я встречался с Блэком по собственным делам. — Альфред взял в руки ферзя, крутанул в пальцах. — Понятия не имею, что он собирался делать, Ивар. Исайя ни о чем мне не проболтался.

— А если бы и проболтался, ты никогда не сказал бы, — закончил за него Ивар, изо всех сил стараясь, чтобы раздражение не перетекло в приступ гнева.

Альфред пожал плечами.

— Я не желаю тебе смерти. И я думаю, твоя семья всё ещё в опасности.

— Возможно, нашей смерти желает кто-то ещё. Как Исайя, — процедил Ивар.

— Я не думаю, что могу говорить за Исайю Блэка — лишь за себя. Нашим семьям нечего делить. И мы ходим по кругу. У меня есть ещё дела. — Альфред поднялся. Казалось, раздраженный тон совсем его не испугал. Ивар видел, как блеснул в электрическом свете серебряный крестик, болтавшийся у мальчишки на шее. — Спасибо за партию. Я вспомнил детство.

Он вспомнил детство, неужели?! Ивар сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Неверный ход. Неверный. Угрозы всегда действенней разговора, почему он не воспользовался старым добрым способом сразу?

В былые времена он перерезал бы Альфреду горло за насмешку, но информация уйдет вместе с кровью — это раз. И два: Экберт не оставит убийство любимого внука просто так. А их семью и так окружало слишком много врагов, чтобы ворошить гнездо тех змей, которые пока не собирались кусаться. Поэтому Ивар позволил Альфреду уйти и долго сидел, глядя на шахматную доску и пытаясь успокоить собственную злобу, клокотавшую внутри, подобно лаве.

«Нам нечего делить».

«Чертовы христиане! — подумал он зло, одним движением смел с доски фигуры. Они рассыпались по столу и полу с громким стуком. Полегчало. — Никогда их не поймешь! Их Бог велит им не лгать, но они всё равно лгут, а потом просят прощения, а потом снова лгут. Изворачиваются и хитрят, что твои ужи на сковородке, предают друг друга, но строят из себя паинек! Что может быть отвратительнее?»

Значит, делить им нечего? Ну конечно!

Альфред наверняка знал, что Рагнар собирался начать поставки оружия на Средний Восток, и после его смерти переговоры так и не прекратились. Но, судя по покушению на Хвитсерка, он говорил правду — и что за сложная партия у него в голове? Он продумал её, или он действует спонтанно, подстраиваясь под обстоятельства?

Ивар был почти уверен, что семья Экберта знала о намерении Эллы убить Рагнара и помогала Кингу в этом. Какими бы ни были причины Эллы желать смерти Лодброков, у Экберта были свои. Но доказательств у него не было. Экберт и его семья со всех сторон выглядели чистенькими, что агнцы их чертова Бога.

Но с их причастностью к смерти Рагнара он разберется потом. Сначала он должен вытащить из Альфреда информацию о планах Исайи Блэка. Ивар был уверен, что Альфреду известно больше, чем он говорил. Разумеется, больше. Понимание этого зудело в мозгу, как пчелы в улье. А, значит, он должен рассказать.

Хотя молчание Альфреда вызывало невольное уважение. Ивар и сам поступил бы так же, и сейчас, несмотря на ещё не утихшее раздражение, он чувствовал что-то вроде уважения к противнику. Впрочем, тот был всего лишь мальчишкой, а это значило, что разыскать его слабое место и нажать на него, возможно, будет легче, чем раньше.

Когда в трубке раздался голос Гуннара, Ивар произнес:

— Мне нужно, чтобы ты кое за кем проследил.

========== Глава семнадцатая ==========

Комментарий к Глава семнадцатая

https://pp.userapi.com/c621703/v621703409/49932/vIC_op-6b4c.jpg - Ивар & Ида aesthetics

Ида проснулась рано — привычки «жаворонка» давали о себе знать. Часы показывали семь утра, и она зевнула, перевернувшись на другой бок в надежде заснуть еще хотя бы на час или полтора. Однако она чувствовала себя до отвращения отдохнувшей. В новой постели ей уже которую ночь ничего не снилось, и, что странно, она прекрасно высыпалась. Хотя, казалось бы, в этом серпентарии?…

Лодброки пытались быть дружелюбными все эти дни. По крайней мере, некоторые из них. Сигурд хоть и смотрел на неё с некоторым подозрением, но, видя, как активно Ида пытается подружиться с Блайей, потихоньку оттаивал. Хорошо, очень хорошо. Хотя сама Блайя держалась настороженно, однако не противилась общению, как, впрочем, и не раскрывалась. Ида могла понять, почему, но все её планы терпели крах из-за подозрительности Блайи.

Старший из братьев, Уббе, в целом казался Иде спокойным человеком, и пока что она в своем первом впечатлении только укрепилась. Маргрет, впрочем, не разделяла спокойствия Уббе, и Ида часто ловила на себе её хмурые, подозрительные взгляды. Глаза Маргрет, похожие на глаза лесной ведьмы, следили за каждым движением Иды, когда семья собиралась за ужином. С женой Уббе что-то было не так, но Ида не могла понять, что она сделала, чтобы заслужить столь враждебное отношение.

Ивара и Бьерна, к счастью, Ида видела реже, чем остальных. Она была рада этому — находиться с ними в одном помещении было тяжело, а думать о них — ещё тяжелее. Оба они были слишком сильно похожи на Рагнара Лодброка, такого, каким она успела его узнать. Оба были будто две стороны одной монеты, будто черты их отца судьба разделила напополам и раздала старшему и младшему из сыновей Рагнара. Иде казалось, будто их молчаливая борьба за власть влияла на всех окружающих, и даже обычно трепливый Хвитсерк примолкал, когда кто-то из них подавал голос.

Хвитсерк. От мысли о нем Ида нахмурилась. Его ненавязчивое, но неотступное внимание заставляло её чувствовать себя зверем, ступающим по лесу, заполненному капканами. Хвитсерк умел нравиться людям, хотя не прилагал к этому ровно никаких усилий. Он расставлял капканы на овец, эти капканы щелкали зубами, но Ида знала, что не поймается в его сети. Не позволит острым зубьям ловушки впиться в её сердце.

Говоря по правде, не пойматься было трудно. Хвитсерк был удушающее мил: отвез её обратно на старую квартиру, помог забрать оставшиеся вещи, и за эту недолгую дорогу Ида поняла, чем он подкупает людей, заставляя их шагать прямо в заботливо расставленную ловушку. Он слишком хорошо чувствовал, что было нужно конкретному человеку здесь и сейчас. Ида улыбалась в ответ, но думала: «Ты не поймаешь меня, Хвитсерк Лодброк, ты слишком для этого прост». Распознать его, разобрать его поведение на шурупы и винтики было несложно, стоило только задаться такой целью. Он был линеен и легок в понимании.

Впрочем, у Хвитсерка была любопытная черта, которая ей импонировала: он не сдавался так легко. На то он и был сыном Рагнара Лодброка.

Размышляя о жизненных поворотах, забросивших её прямо в гнездо дремлющих змей, Ида спустилась на первый этаж. Завтракать ей не хотелось, зато хотелось кофе, и она, зевнув, побрела искать кухню. За несколько дней, проведенных в доме, она всё еще не выучила до конца расположение комнат и постоянно блуждала туда и сюда, пытаясь найти нужное помещение, и винила во всем собственный топографический кретинизм.

Дверь в тренировочный зал была приоткрыта, и оттуда доносились знакомые голоса. Хвитсерк и Маргрет спорили о чем-то на повышенных тонах, и краем уха Ида уловила собственное имя. Любопытство, она знала, сгубило не только кошку, но и много невинных душ, однако в доме Лодброков умение вовремя подслушать и сохранить до лучших времен чей-то секрет могло спасти жизнь. Как мышка, Ида прокралась к дверям и заглянула в щелку.

Хвитсерк, раздетый до пояса, вертел в руках кинжал. Волосы он забрал в низкий хвост, но короткие, влажные после тренировки пряди прилипли к шее и щекам.

— …я ведь люблю тебя! — Маргрет была едва ли не на грани истерики.

Оп-па. Значит, вот почему Маргрет пялилась на неё так злобно! Она же просто ревновала!

Ида затаилась еще больше, превратилась в слух. Гнойные раны семейства Лодброк начали вскрываться почти сразу, и важно было не упустить ни слова. Чем больше секретов — тем больше информации о тех, кто мог в любую минуту показать ядовитые клыки. Тем больше власти. Тем безопаснее…

— Великие боги, давай без сериала, — поморщился Хвитсерк. К дверям он стоял боком, и одним глазом заглянувшая в тренировочный зал Ида видела татуировки, увивавшие его плечи и руки. Хвитсерк был худощавым и жилистым, и далеко не таким огромным, как Бьерн, однако, как и в каждом из Лодброков, в нем ощущалась сила. И не только физическая.

Холод его тона не оставлял Маргрет ни единого шанса, однако она, кажется, не сдавалась. Ида едва успела спрятаться, когда Маргрет подошла к Хвитсерку ближе. Возможно, даже попыталась обнять его.

— Я больше так не могу, — раздалось её бормотанье. — Я ненавижу Уббе, он бесчувственный, совершенно не амбициозный, его устраивает всё, что происходит, даже как Ивар унижает его. И Ивара я ненавижу. Хоть бы он сдох, а?

Ещё интереснее. Ида ощутила то самое тревожное чувство, сродни ощущениям, что возникают на аттракционах вроде «Свободного падения» или «русских горок». Оно неприятно трепещет в животе, как пойманное и зажатое в ладони насекомое. Обычно это чувство означало только одно — «Разворачивайся и уходи, пока не поздно».

Однажды, не послушавшись этого ощущения, Ида подслушала разговор отца с приятелем, пока они сидели у него в кабинете и пили виски. Тогда она узнала, что у отца есть любовница.

— Не смей говорить так о моем брате, — тихо, но твердо произнес Хвитсерк. Ида не видела происходящего, но догадывалась, что он отстранил от себя Маргрет. — Ни об одном из них.

Наступившая тишина взрезала Иде уши, но продлилась недолго.

— То есть, трахать меня за спиной у Уббе — это нормально? — Маргрет больше не возмущалась и не бормотала, наоборот, её тон стал почти угрожающим. — Врать в лицо брату, которого так защищаешь — нормально? Ты тварь, Хвитсерк, ты знаешь об этом?

— Возможно, ты права, — глухо ответил он. — И я жалею, что подосрал Уббе. Ему и так не повезло с женой. Впрочем, ты никогда не сможешь об этом рассказать.

Ида поняла, что если не уйдет сейчас, то Хвитсерк обнаружит её здесь, подслушивающую чужие разговоры. Впитывающую в себя чужие секреты. К счастью, по соседству с тренировочным залом как раз была ванная комната, одна из нескольких в этом доме. Ида едва успела спрятаться за дверью, как услышала быстрые мужские шаги, удаляющиеся по коридору.

Хвитсерк ушел.

Ида прикрыла глаза.

Итак, что же она узнала? Хвитсерк трахал Маргрет, а Уббе, разумеется, был не в курсе, как в дурной мелодраме. Мужья почему-то всегда узнают последними. И жены. Она вспомнила, как мать поняла, что отец изменяет ей, и с каким достоинством приняла новость. Наверное, она плакала у себя в спальне, и не раз, но так и не ушла от него.

Возможно, когда тебе сорок с лишним лет, некоторые вещи осознаются и принимаются иначе, нежели в двадцать? Возможно, перешагнув порог двадцатилетия, Ида сама стала думать иначе?

Ида всегда терпеть не могла мужчин, не способных удержать свой член в штанах, но неприязни к Хвитсерку в себе почему-то не нашла. Хвитсерк никому и ничем не был обязан. Почему-то она могла представить, как Маргрет сама предлагает себя: из чувства ли мести за неудачный брак, из ненависти ли к Уббе. А Хвитсерк, очевидно, не был тем, кто отказывается от того, что само плывет в руки, прямо в его заботливо расставленные капканы. А еще он сначала делал, а потом думал. Стратегия и продумывание последствий собственных поступков не были его коньком, и не нужно было быть хорошим психологом, чтобы это понять.

Он предал брата, но, кажется, сожалел об этом. И Маргрет в этой ситуации выглядела отвратительнее. Изменить мужу с его же братом? Ради чего? От скуки? Из ненависти? Или в Маргрет говорила жадность, желание получить всё и сразу… или всех и сразу?

Ида решила сохранить этот секрет при себе. Похоже, что в этом змеином гнезде каждый норовит сильнее укусить другого, но происходит это не от скуки. Она ошиблась.

Всё происходит от жадности и от ненависти. К себе и к другим.

*

— Ида, Ида! Ты приехала!

Ида едва успела подхватить на руки Оливию, уже вознамерившуюся вскарабкаться на неё, как на дерево, и чмокнула в щеку. Новое розовое платье малышки шелестело легкой тканью — воздушное, красивое, идеальное для принцессы, которой Лив мечтала быть. Маленькие ручки обвились вокруг шеи Иды, и Оливия зашептала:

— Ты ведь останешься с нами, правда? Мама всё время плачет, папа всё время злой. Они, наверное, скучают по тебе, поэтому такие, да? — Её вопрос полоснул Иде по сердцу, как ножом. Почему-то только дети умеют задавать вопросы, на которые взрослые постоянно ищут правильные ответы. Ищут и не находят, хотя вопрос мог быть очень простым.

«Нет, малышка, не поэтому, но тебе не нужно этого знать».

Ида вздохнула. Ей бы очень хотелось сказать Оливии, что да, она останется, она останется с удовольствием, лишь бы не видеть больше Лодброков, не ходить на цыпочках по дому, где никогда не станет полноправной хозяйкой, не раскрывать чужие тайны и просто жить своей жизнью, а не чужой. Но она не могла остаться.

Гнездо северных змей ожидало её возвращения.

— Я не могу, Лив. — Она опустила Оливию на пол и отвела взгляд, чтобы не видеть расстроенной детской мордашки. — Я бы хотела. Правда.

«Но мы не всегда можем поступать, как нам нравится, и тебе это предстоит понять. Надеюсь, что не так уж скоро…»

— Ты говоришь совсем, как мама, — топнула ногой Оливия. — Мама всегда говорит, что мы не можем делать, что хотим!

— Прекрати, Оливия Мария! — Усталый голос матери донесся до ушей Иды прежде, чем она увидела, как мать выходит из комнаты. Уже одетая, с сумочкой в руках, она, как и всегда, выглядела великолепно. Иногда Иде казалось, что уход за своей внешностью мать воспринимала, как работу, тяжелую, но необходимую. — Здравствуй, Ида. — Мать поцеловала Иду в щеку, на миг окутав ароматом столь любимых ею цветочных легких духов. — Отец ждет тебя с самого утра. Мы с Оливией уезжаем на детский праздник в её подготовительной школе, но если ты останешься на ужин…

— Конечно, я останусь, — быстро пообещала Ида, понимая, что Лив и так опечалена её отсутствием дома. — Я так давно вас не видела! — И это было сказано с той искренностью, о существовании которой Ида почти забыла.

Каждый раз, возвращаясь домой, она думала, что, возможно, мать была бы более счастлива, если бы развелась тогда с отцом, но, глядя на Оливию, понимала, почему она так этого и не сделала. Оливия была чутким, нежным ребенком, очень болезненно воспринимавшим штормы и бури в семье, и ради неё родители сохраняли нейтралитет, хотя, Ида знала, мама измены так и не простила до конца.

Глядя, как мать ведет Оливию к машине, а та беспрестанно оглядывается и машет рукой, Ида сглотнула. Ей бы хотелось изобрести машину времени, чтобы вернуться в те времена, когда они еще были вполне счастливой семьей, а Рагнар Лодброк и его сыновья не ворвались в её жизнь сумасшедшим вихрем, изменив её навсегда.

Машина отъехала прочь от дома, и Ида отошла от окна, обняла себя руками. Отец ждал её, а ждать он ненавидел.

Первым, что Ида почувствовала, войдя в отцовский кабинет, был горьковатый, неприятный запах дыма — отец, как всегда, курил сигары. Глядя на него, окутанного дымным туманом, Ида понимала, что, даже будь у неё возможность вернуться в прошлое, она быслишком много знала о своем отце, чтобы любить его, как и раньше.

Отец изменял матери, но это было лишь полбеды. Отец отдал её Рагнару Лодброку за возможность восстановить свой наркобизнес и доброе имя, за обещание получить Kattegat Casino. Только Рагнар Лодброк мертв теперь, убит руками «змеек» Эллы Кинга и по его приказу, и теперь Ида — единственный путь, который приведет Исайю Блэка к желаемой цели.

Она шагнула вперед.

— Привет, папа.

— Здравствуй, Ида. — Исайя стукнул пальцем по сигаре, стряхивая пепел в тяжелую бронзовую пепельницу. — Я жду тебя с самого утра. Что тебя задержало?

«Семейные тайны Лодброков, папа. Тайны, о которых я тебе не расскажу».

Ида знала, что отец использует информацию в собственных целях, и пока что ей хотелось сохранить услышанное для себя, пока она не поняла, как можно это использовать. Отец считал её послушной куклой в собственных руках, но Ида уже давно осознала, что, если она не будет действовать по своему разумению, то превратится в игрушку.

Ида Блэк не хотела быть ничьей игрушкой.

— Ничего такого, папа. — Она обошла стол, чмокнула отца в щеку. — Я задержалась, потому что болтала с Хвитсерком. Ты ведь сам хотел, чтобы я нашла себе союзников среди братьев и рассорила их?

План отца изначально был прост и логичен: Ида появляется в семье Лодброков, сглаживая начавшуюся разворачиваться войну, ищет союзников среди братьев, находит слабые места каждого из них и наблюдает за междоусобицей. И поначалу Иде казалось, что всё может случиться и без её вмешательства, нужно лишь слушать, раскрывать чужие секреты и жонглировать ими, как фокусник — мячиками. Ей даже казалось, что Блайя и Сигурд вполне могли бы ей в этом помочь. А новость об измене Маргрет смогла бы подлить масла в огонь.

Ида не знала, что отец предполагал делать с рассорившимися между собой сыновьями Рагнара Лодброка, и не хотела знать. Ей было плевать на долю в наследстве Рагнара. Единственным её страхом был страх за жизнь матери и Оливии. Кто знает, что могли сделать с ними, если бы отец не вытолкнул Иду на сцену сразу же после того, как Ивару удалось раскрыть его план?

Отец думал, что Ида — слепая пешка в его игре. Она же пыталась ею не быть, и, зная его планы, пыталась настроить их под себя. Спасти близких ей людей и выжить самой в этом змеином гнезде. И — не думать об истинных причинах своих поступков, потому что, кто знает, вдруг Ивар умел читать мысли?

— Да, хотел. — Исайя откинулся на спинку кресла. — Но планы изменились. Теперь твоя цель — Ивар Лодброк.

И всё полетело к чертям.

Непрошенный образ Ивара из кошмарного сна, что преследовал её перед самым отъездом в дом Лодброков, опять призраком возник перед глазами. Окровавленный Ивар ухмылялся, растягивая губы, и кричал, кричал прямо в лицо… кому-то?

«Я — Ивар Бескостный! Я — Ивар Бескостный! Вам меня не убить!»

Холодок пробежал по спине, и мысль, промелькнувшая в голове, напугала Иду не меньше, чем мог испугать сам Ивар. Она подумала — вдруг это правда? Вдруг Ивара действительно хранят его боги, о которых он постоянно упоминает? Она помнила каждый его взгляд и каждое слово, прокручивала их в памяти, разыскивая скрытые смыслы и слабые места, но Ивар Лодброк был той самой шкатулкой с секретом, в которой всегда найдется место чему-то ещё. Вам кажется, что вы разгадали его, но никто и никогда не сможет проникнуть в его охваченный безумием разум. И это безумие было обжигающе ледяным.

— Я не понимаю тебя, папа.

Отец потушил сигару в пепельнице.

— Я много думал, что нам делать дальше, — произнес он. — И я решил, что тебе лучше втереться в доверие к самому Ивару. В конце концов, он заправляет Lothbrok Inc., и если мы хотим получить хоть что-то из наследства Рагнара и остаться в живых, мы должны обратить внимание именно на него. Это он повязал нам руки, когда догадался о наших планах. Это его бдительность ты должна усыпить.

— Но…

Идея отца не была лишена логики, но сама мысль о необходимости общаться с Иваром вызывала у Иды нервную дрожь, и вместе с этим — неясный жар, приливающий к щекам и плавно спускающийся вниз, к груди. Инстинкт самосохранения криком кричал, что Ивар — это опасность, опасность, его нужно бояться, его гнева нужно избегать, его нельзя тыкать палкой, чтобы королевская кобра не кинулась на тебя. Но что-то в нём и притягивало, как магнит притягивает металлические опилки. Может быть, его безумие просто было заразным?

— Я не хочу слушать никаких возражений, Ида. — Отец плотно сжал губы. — Мне всё равно, как ты будешь это делать. Хочешь — начни работать с ним, проверь вакансии компании. Хочешь — соблазни его. Мне наплевать. Забудь о других братьях. Только Ивар.

Соблазнить Ивара.

Ида сглотнула снова. Отец говорил об этом так легко, будто просил её заказать ужин из ресторана домой.

Соблазнить Ивара Лодброка… Господи, сама мысль об этом казалась какой-то… неправильной? Нет. Не так. Ида не могла понять, что за странное чувство сдавливает ей грудь и горло, запирая любые возражения навсегда. Ивар был красив — той самой красотой, что почти пугала, но и тянула, как змеиный пристальный взгляд. Ивар был умен, бесспорно, умен и наблюдателен, и интересен, и…

Но, Христос на кресте, соблазнить… ЕГО?!

Ида сжала зубы, усилием воли возвращая себя в реальность, где отец задумчиво водил пальцем по краю кофейной чашки, ожидая ответа. Ожидая не просто ответа — согласия.

— Я могу попробовать начать работать в Lothbrok Inc., если там найдутся вакансии, — выдавила она из себя. Сказала то, что отец хотел бы услышать, но так и не смогла произнести, что согласна соблазнить Ивара Лодброка. Ида не хотела давать обещаний, которые, возможно, не смогла бы исполнить.

Или всё-таки смогла бы?

Не думать. Не думать об этом сейчас. Не вспоминать, как прокатывался по телу жар, когда она вспоминала Ивара в последние дни. Не копаться в причинах этого чувства, чтобы не затонуть в них, ведь правду люди говорят: коготок увяз — всей птичке пропасть.

Она выдохнула.

— Да, папа, я действительно попробую.

— Уж постарайся. — Отец отставил чашку, потянулся к портсигару, намереваясь закурить снова. Сколько сигар он уже успел выкурить? Сколько выкурит ещё? — Наша семья в опасности. Если мы не уничтожим Лодброков раньше, они уничтожат нас. Лишь бы не отдавать наследства, что принадлежит тебе по праву. Ивару ничего не стоит вырезать нас всех — меня, тебя, мать… Оливию.

Сердце Иды пропустило удар, а потом ринулось вскачь, разгоняя кровь, забившуюся в висках маленькими молоточками.

Оливия.

Оливия. Маленькая Лив, обожающая Диснеевские мультики. У неё даже пижама была с изображениями снеговика Олафа. Оливия, напевающая песенки из «Холодного сердца» и «Рапунцель». Ида представила хрупкое, окровавленное тельце, перерезанное горло, мокрые от крови простыни в детской, и слезы подступили к глазам.

Отец знал всё её болевые точки. Возможно, он и вполовину не был так умён, как Ивар, но свою семью он изучил достаточно.

— Пусть Ивар начнет доверять тебе. Если тебе придется сделать вид, что ты предала меня — сделай и это. Стань ему нужной. Необходимой. Пусть Ивар Лодброк верит только тебе.

Выйдя из отцовского кабинета, Ида прислонилась к стене. Дрожащие ноги её не держали. Задача, поставленная перед ней, казалась невыполнимой.

Но Лив того стоила. Оливия стоила всего на свете.

Ида закрыла глаза.

Вдох. Выдох. И снова — вдох. Ничего. Она справится. Как всегда справлялась. Главное — вернуть себе ясность мысли, хладнокровие, умение извлекать пользу из всего, что она знает и видит. И даже из отцовских намерений, кажущихся откровенным безумием.

«Ты знала, на что ты идешь, Ида Блэк. Ида Лодброк. А дальнейших планов отца ты не знаешь. Думай, Ида. Думай, как обернуть ситуацию на пользу себе. Думай, как уберечь семью. Думай. И, ради Христа на кресте, делай это быстрее!»

========== Глава восемнадцатая ==========

Комментарий к Глава восемнадцатая

С Новым Годом, мои дорогие читатели! Пусть 2018 год будет к вам добрым :)

— Ты должен помириться с Сигурдом. Вы оба ведете себя, как дети. — Уббе хмурился, глядя на Ивара. Они оба сидели в кабинете Ивара в Lothbrok Inc. и обсуждали дальнейший план действий. — Я могу понять Сигурда, потому что знаю, что в нашей семье он рос, как чертова сорная трава, и всем было плевать на него, но в чем твоя проблема?

Ивар закатил глаза. Он не мог поверить, что, когда вокруг творился полный хаос, Уббе собирается разговаривать с ним о семейных ценностях. Кого, к Ёрмунганду в пасть, волнует душевное состояние Змееглазого?! У Ивара и без этого было, о чем подумать.

Лагерта.

Наследство.

Ида Блэк, так внезапно появившаяся в их семье.

Управление Lothbrok Inc.

Перед ним лежало несколько контрактов, которые он должен был изучить и решить, стоят ли сделки средств и усилий, которые будут на них потрачены.

Кого ебут переживания их глупого братца? Впрочем, ответ был очевиден. Они ебут Уббе. Иначе он не стал бы заводить этот разговор.

Развернувшись в своем кресле спиной к Уббе, Ивар уставился в окно, на небоскребы Чикаго. Была пятница, и вечером им всем предстояло выдержать цирк со званым ужином и приемом, который они сами и затеяли, чтобы представить Иду миру. Уже несколько дней Ивар не разговаривал с Сигурдом, и ни он, ни Блайя не появлялись на семейных сборищах. Это напоминало бойкот, популярное средство буллинга в средней школе, и кто еще здесь ведет себя, как ребенок?

— Уббе, лучше подумай, что мы дальше будем делать с Идой Блэк и её отцом. — Ивар побарабанил пальцами по стеклу. Мимо окна пролетела какая-то птица, и он задумался, не врезалась ли она куда-нибудь, думая, что залетает в помещение? — Змей справится со своей анальной болью, уж поверь мне. Он, конечно, идиот, но не настолько, как Хвитсерк.

Ида Блэк была настоящей занозой в заднице. Она появлялась на каждом семейном ужине, будто имела полное право находиться рядом с ними, сидеть рядом с ними, законными сыновьями Рагнара Лодброка. Она смотрела Ивару в глаза, и, хотя он видел в её взгляде опасения (правильно боишься, птичка, Ивар не смог сломать английскую розу, но вполне в состоянии пробить ажурные крылья висконсинской фее), она изо всех сил делала вид, что находится с ним на равных.

Ошибка, Ида Блэк. Или лучше сказать — Ида Лодброк? Ошибка.

Ты не учла, что не можешь быть с ним на равных по определению. Ты не учла, что он, Ивар Лодброк, может уничтожить тебя тысячью и одним способом, и половина из них заставят тебя страдать и обливаться слезами, а вторая половина — заставят пожалеть, что ты появилась на свет и однажды решила выйти замуж за его отца.

«Если твое свидетельство о браке и законное, то я найду способ доказать, что уж брак-то был фиктивным.». Ивар не был уверен, что это поможет, но лишним не будет.

— Мы вполне можем оставить Иду на Лагерту, — прервал его мысли Уббе. — Уверен, что Лагерта найдет способ убрать её с дороги.

Уббе был единственным, кому Ивар рассказал о той авантюре, которую затеяла и провернула Блайя за их спинами (с оговорками и далеко не всё, но Уббе не обиделся, зная скрытность Ивара). Если тот и одобрял действия Блайи, то отмолчался по этому поводу.

— Тц, — фыркнул Ивар. — У Лагерты нет причин устранять Иду. Скорее, она, узнав о завещании Блайи, возьмется за наших Ромео и Джульетту, и их счастливый конец превратится в кровавую баню. Она захочет возвысить Бьерна, чтобы за его счет возвысится самой. Бьерн — мамочкин сынок, молокосос, который смотрит ей в рот. — В своей голове Ивар услышал голос Сигурда, пришедший прямо из прошлого: «Ты мне скажи, маменькин сынок! Ты просто расстроен, что ей больше не кормить тебя грудью!», и болезненно поморщился. — Он будет слушать всё, что она говорит.

Он был уверен в своей правоте. Разумеется, Лагерту больно ранило предательство Рагнара, но опасности для Иды она не представляла, пока та сама не перейдет ей дорогу. Ивар видел, что Ида в достаточной степени благоразумна, чтобы не трогать сферу интересов четы Ингстад, и достаточно умна, чтобы понимать, что с ними она тягаться не сможет. Как и её клан.

К сожалению, Сигурду с Гуннаром не удалось выяснить о ней ничего предосудительного.

Она окончила частную школу, поступила в Йель на юридический факультет, однако после второго курса взяла академический отпуск на год, в котором и находилась. У неё был постоянный бойфренд и несколько верных подруг, дочерей партнеров её отца по бизнесу. С парнем она рассталась незадолго до свадьбы с Рагнаром.

О, разумеется, прессе она стала бы рассказывать о неземной любви. Ради Одина! Ивар посмеялся бы ей в лицо, вздумай она запеть эту лживую песню. Кто поверит, что она полюбила его отца так быстро?

Чертова девчонка!

Он треснул кулаком по подлокотнику инвалидного кресла, совсем забыв, что Уббе молча наблюдал за ним. Один, подскажи ему, что делать, направь сына Рагнара Лодброка по верному пути, как ты всегда направлял!

Ида задевала его, и задевала сильнее, чем Блайя. Он чувствовал, как в солнечное сплетение отдает отчаянным беспокойством, и дрожь возбуждения идет по телу: Ида Блэк полностью занимала его мысли в последнее время. Ида смотрела ему в глаза, Ида парировала его выпады. Ида была достойной соперницей. Такой же расчетливой, как и он сам.

Ивар давно выучил, что у женщин самое слабое место — их эмоции. Стоит пробить броню, которой они защищают свое сердце, и ты сможешь делать с ними, что угодно. Блайя храбро сражалась с ним, но Сигурд по-прежнему оставался её слабостью. Как и она — его, и, сколь бы они ни упирались, их чувства делали их незащищенными.

Он должен найти слабое место Иды Лодброк.

Или? …

Или стать им.

Ивар усмехнулся от этой мысли. Разумеется, он никогда не смог бы стать для кого-то тем же, кем Змееглазый был для Блайи. И это был ещё один повод в копилку ненависти к братцу, потому что он получил то, чего у Ивара никогда не будет — женщину. Женщину, которой он был не достоин. Но слабым местом могут быть любые эмоции, не так ли?

В кабинет зашла секретарь. Ивар не мог запомнить её имя, как ни старался. Впрочем, он не слишком сильно и старался, просто избегая окликать её по имени или по фамилии. Кого волнует, как зовут обслугу?

— Мистер Лодброк. — Тор и все боги Асгарда, когда она перестанет блеять, как овца, когда видит его? — К вам миссис Ида Лодброк.

О, да, началось утро на сельской ферме: слухи сейчас понесутся по Lothbrok Inc. так быстро, что за ними никто не уследит. Ивар едва сдержался, чтобы не закатить глаза. Он мог представить себе все эти сплетни, которые сотрудники будут рассказывать друг другу за обедом.

Возможно, пока не станет известно, что Ида — вдова Рагнара, они даже решат, что на ней женился кто-то из братьев. Возможно, даже он сам.

Отвратительно. Разве он женился бы на дочери Блэка, спасибо большое?

И отвратительно, что она явилась сюда. Что, к Ёрмунганду в пасть, ей нужно?

— Пусть зайдет. — Ивар подъехал к столу обратно. На самом деле ему хотелось послать Иду Блэк к христианскому Дьяволу или прямиком в Хельхейм, к повелительнице мертвых, на ваш выбор, но он знал, что ему придется терпеть её, пока он не поймет, как избавиться от девчонки.

Уббе тоже развернулся в сторону Иды, появившейся в дверях кабинета.

— Привет, Уббе, — дружелюбно поздоровалась Ида, входя и прикрывая за собой дверь. — Ивар, — голос её чуть дрогнул, но она улыбнулась.

— Ида, — кивнул Ивар в ответ. — Что привело тебя в компанию?

Она огляделась. Ивар отметил, что длинные волосы она убрала в высокий хвост, и пара коротких вьющихся прядей обрамляла её лицо. Ей даже шло. Она была красива, как богини в языческих преданиях, и это тоже было отвратительно.

— Осматриваюсь, — Ида сверкнула улыбкой. — Разве я, как член семьи Лодброк, не имею права появиться в компании, которой моя семья управляет?

Уббе издал смешок и взглянул на Ивара. Тот мгновенно подобрался, как хищник, готовый кинуться на жертву и разорвать её в клочья.

«Что позволяет себе эта девчонка? — Ивар даже не сразу понял, что его рука тянется к ножу, всегда спрятанному в потайном кармане пиджака. — Она думает, что может просто так заявиться в мой офис?! Её положение вдовы отца не дает ей права… Твою мать!».

Как она его раздражала! Его трясло от злости, и он был вынужден спрятать руки на коленях, чтобы не выдать своих эмоций. Он понимал, что его раздражительность и ярость могут сыграть с ним злую шутку, и воспоминания о его прошлых жизнях только добавляли уверенности в этом, но далеко не всегда ему удавалось сдерживаться, если что-то шло не так, как он хотел.

С появлением Иды наперекосяк шло всё.

— Доля Рагнара Лодброка не входит в наследственную массу, — едва скрывая ярость, произнес Ивар. — Она принадлежит мне.

— Я знаю. — Ида прошла к самому его столу, наклонилась так близко, что он мог видеть не только её лицо, но и грудь в вырезе блузки. Ивар тихо выдохнул сквозь зубы. Что она о себе возомнила? — Но, если ты позвонишь своему специалисту в отдел кадров, то узнаешь, что неделю назад я подала резюме на должность помощника юриста, и сегодня у меня назначено уже второе по счету собеседование. С тобой.

Ивар почувствовал, будто его с размаху ударили в лицо.

Шах и мат, Ивар Лодброк. Утрись.

Краем глаза Ивар заметил, что на столе у него лежала прозрачная папка с резюме, на которую он с самого утра даже не взглянул, потому что разбирался с финансовой отчетностью и новыми контрактами, поступившими от партнеров компании. Он собирался взглянуть на неё после разговора с Уббе, но теперь в этом уже не было необходимости.

Кандидатка на открытую вакансию в юридическом отделе явилась к нему сама.

Он снова мог слышать, как отец насмехается над ним, сидя в Вальхалле и попивая медовуху с богами и героями.

— И почему я узнаю об этом только сейчас? — Его щеки пылали, и он чувствовал этот жар, как при болезни. Уволить нахрен всех эйчаров, сегодня же! — Разве отдел кадров не должен был сообщить об этом мне?

— Наверное, должен. В любом случае, я сообщаю. — Ида пожала плечами. — Поскольку доля в компании мне принадлежать не может, — я правильно понимаю, что Рагнар продал её тебе? — я решила, что лучшим вариантом для меня будет найти работу. И первым делом я проверила вакансии в Lothbrok Inc.

Уббе подозрительно и громко фыркнул.

— Я, пожалуй, пойду, — сдавленно произнес он и ринулся к дверям. — Позже зайду.

Ивар был уверен, что Уббе разразился хохотом, едва оказался в приемной. И ему хотелось убить его каким-нибудь особенно жестоким способом.

Ида села в кресло, которое покинул Уббе, и закинула ногу на ногу. Ивару пришлось сосчитать до десяти про себя (пару-тройку раз), чтобы успокоиться и наконец взять в руки её резюме. Ему всё ещё хотелось уволить всех эйчаров компании без суда и следствия, но он понимал, что тогда придется нанимать новых, а общаться с соискателями не было ни времени, ни желания.

Бегло просмотрев резюме Иды, он откинулся на спинку своего кресла. С трудом ему удалось вернуть себе самообладание, и больше он его терять не планировал.

— Про твой опыт работы, то есть, его почти полное отсутствие, мне все понятно. — Ивар постучал указательным пальцем по нижней губе. — Расскажи, почему я должен брать тебя на работу, не будучи уверенным, что ты сможешь принести пользу?

Ида, наоборот, подалась вперед. Несмотря на всю её браваду, Ивар видел, что она нервничает, и задался вопросом: почему она хочет получить эту работу? Помощник юриста — не та должность, ради которой стоит рвать задницу, особенно если перед тобой открываются перспективы получить долю в наследстве Рагнара Лодброка.

Ида сцепила руки у себя на коленях. Кажется, необходимость находиться с Иваром наедине её нервировала. Ну что ж, тем лучше для него.

— Думаю, тебе известно, что юристы, как и бухгалтеры — одни из самых важных сотрудников в компании, — начала она негромко. — И, беря на работу незнакомого человека, ты рискуешь попасть в крупные неприятности. Разрешишь говорить с тобой откровенно, раз уж мы родственники? — Дождавшись кивка, Ида продолжила: — Помощник юриста обычно в курсе обо всем, что планирует основной юрист фирмы. И если твой юрист захочет подставить тебя, я буду в курсе. К тому же, — она пожала плечами, — зачем брать на работу незнакомца, когда ты знаешь меня?

Аргументы были слабоваты, и вряд ли могли заставить хоть кого-то закрыть глаза на отсутствие опыта работы и всего лишь два законченных курса в университете, даже если этот университет был в Лиге Плюща. Ивар сам закончил экономический колледж, — правда, практически экстерном, — и понимал, что всего пара лет в стенах факультета не значили практически ничего.

— Положим, я почти не знаю тебя, — ухмыльнулся он. — Я знаю, что ты — дочь Исайи Блэка, прикрывающего свой погоревший наркобизнес несколькими фирмами, дела которых идут не то чтобы хорошо. Я знаю, что ты вышла замуж за моего отца, хотя законность брака нужно еще проверить. И ты живешь в нашем доме. Чего я не знаю о тебе? — Ивар развел руками. — Всего остального, Ида.

«Я знаю, что ты не такая дура, какой могла бы показаться, и что нельзя недооценивать блондинок, — подумал он, разглядывая Иду в упор. — Я знаю, что ты красивая, но не пытаешься выжать максимум из своей внешности, иначе ты давно попыталась бы соблазнить меня или кого-то из моих братьев, чтобы заполучить союзника. Я знаю, что ты пытаешься читать меня прямо сейчас. Не выйдет».

Ивар улыбнулся:

— Так что же, Ида? Расскажешь мне о себе? Как твоему возможному будущему боссу.

Может быть, взять её на работу — не такая плохая идея. Может быть, лучше держать врагов ближе к себе, как и друзей. Может быть, Ида Лодброк под боком — возможность быстрее узнать, что она задумала, не прибегая к помощи Хвитсерка или Блайи.

Ивар понимал, что ему нужно заставить Блайю подружиться с Идой, но ему не удавалось застать дома ни её, ни Сигурда. Они не спускались на завтрак и не выходили к ужину, и Ивар подозревал, что они уходят рано и возвращаются поздно, чтобы не столкнуться ни с кем из других членов семьи. О том, что они вообще ночуют дома, всегда знал Хвитсерк, спальня которого находилась рядом с ними. И только от него Ивару было известно, что Сигурд и Блайя вообще возвращаются домой.

«Детский сад, штаны на лямках».

А значит, нужно было искать обходные пути, позволяющие ему держать Иду в поле зрения.

— Задавай вопросы. — Ида вздохнула.

— Почему ты бросила университет? Тебе было трудно учиться? — поддел её Ивар. — Как я вижу, ты училась в Йеле.

— Да, Лига Плюща. — Она поджала губы. — Я взяла академический отпуск по семейным обстоятельствам.

— Свадьба с моим отцом?

— Этот вопрос не относится к моей компетенции, как к соискателю, — отрезала Ида, и Ивар чуть приподнял брови, прибавляя ей на счет ещё одно очко: она не боялась отказать человеку, если он влезал в её личное пространство. Хорошее качество, хотя для его цели совсем не полезное.

— Предположим. Тогда расскажи мне, как и откуда ты могла получить навыки, необходимые для должности помощника юриста?

Ивар был уверен, что её руки прямо сейчас были холодными. Она нервничала.

— Моя тетя — юрист, адвокат. — Ида взглянула ему прямо в глаза. — После того, как я ушла в академический отпуск, я несколько месяцев работала в её адвокатской конторе помощником. И я была лучшей на своем курсе.

— Тогда. — Ивар взял со стола карандаш, постучал им по губам. Он видел, что Ида следит взглядом за каждым его движением, и его это забавляло, — ты должна понимать, что работа юриста в компании отличается от работы помощником адвоката в силу своей специфики. И быть лучшей в университете — не то же самое, что хорошо работать, потому что теория от практики отличается очень сильно. Я уверен, что ты это понимаешь. Возвращаясь к началу разговора: так почему я должен взять тебя на работу?

Ему доставляло удовольствие наблюдать, как проявляется замешательство на её лице. Их разговор напоминал шахматную партию, и преимущество в ней теперь было за Иваром.

И ему нравилось рассматривать её лицо: узкое, с обманчиво-мягкими чертами. Лицо, очень похожее на лицо Лагерты. Неужели отец выбрал её именно поэтому? Ивару нравилось, что, как она ни старалась, она не могла скрывать свои эмоции полностью. Это делало его задачу немного проще.

«Если бы Ида хоть немного представляла, насколько она красива, она бы попыталась добиться желаемого другим способом». Ивар смотрел на её губы, на изящный подбородок, и думал, что, возможно, будь он другим… не собой, он бы не возражал против этого способа. И сама мысль об этом заставила его разозлиться на себя, а также — на резко вспыхнувший и погасший жар в груди. Только Блайе удалось однажды пробудить в нем что-то подобное, и Ивар старался больше этого не допускать.

Что толку испытывать желание, если ты не можешь его утолить?

— Потому что, если я замечу, что твой юрист обманывает тебя, я сообщу тебе, как я и сказала, — ответила Ида после недолгого раздумья. — Лодброки теперь и моя семья тоже, не так ли? Сомневаюсь, что сторонний сотрудник будет настолько лоялен к тебе. Какие тебе еще нужны причины?

Уголки губ Ивара чуть приподнялись в ухмылке. Она же не полагала всерьез, что он купится на такой дешевый трюк, да ещё и со второй попытки? Или у неё в запасе найдется парочка новых аргументов?

— Надеюсь, у тебя есть другие варианты, потому что этот по-прежнему не перекрывает отсутствие образования и должного опыта работы. Мы ходим по кругу, Ида. Придумай что-нибудь.

Под его пристальным взглядом Ида нервничала ещё сильнее, а сам Ивар ощущал всё большее возбуждение от сложившейся ситуации.

— Я хочу тебе помочь, — произнесла она. — Тем более, не похоже, что в компанию рвутся толпы соискателей.

Ивар ей не верил, и его забавляло, как она пыталась придумать что-то, явно не будучи готовой к его вопросам. Он видел, как двигалось её горло, когда Ида сглотнула.

— Большинство из них уже отсеялись, — пожал плечами он. — На собеседованиях они блеяли, как овцы.

— Почему меня это не удивляет? — выпалила Ида прежде, чем осознала, что она только что сказала.

Ивар хотел было разозлиться, но не смог. Вместо этого он запрокинул голову и от души расхохотался. Ида Блэк сама не подозревала, какой интересный ключ к своему характеру только что ему дала!

Если разозлить её, раззадорить или загнать в тупик, она не огрызается, как Блайя, превращающаяся в маленького озлобленного зверька. Она раскрывает секреты.

И теперь он понимал, что Иду он интересует так же, как и она его. И они испытывают друг к другу одинаковые эмоции.

Интерес. Любопытство. Недоверие. Желание изучить противника.

Теперь Ивар осознавал, что они похожи больше, чем ему изначально казалось.

— Поступим так. — Он захлопнул папку с её резюме, отложил на край стола. — У меня есть ещё парочка кандидатов, которые выглядели чуть менее тупыми, чем остальные. К тому же, у них был неплохой опыт работы. Я буду думать. Не то чтобы ты убедила меня. — Он повел рукой в воздухе. — Но я дам тебе знать о своем решении.

— Хорошо. — Ида поднялась, кивнула ему и направилась к выходу с гордо поднятой головой и прямой спиной.

Ивар не удержался и окликнул её на пороге:

— Надеюсь, ты придешь на ужин в свою честь?

Ответом ему была закрывшаяся дверь.

========== Глава девятнадцатая ==========

Жители Чикаго спешили по своим делам, пока Ида сидела на скамейке в парке, скрестив ноги, и наблюдала за обычной дневной суетой. Американо с апельсиновым сиропом остывал в стаканчике, на белой поверхности которого размашисто чернело её собственное имя.

Вечером Иде светило провести несколько утомительных часов в компании Лодброков, их деловых партнеров и нескольких журналистов и попытаться хотя бы сделать вид, будто она рада находиться в этой семье.

Отцовская просьба вспыхивала неоном у Иды в голове, мешая сосредоточиться даже на кофе. С одной стороны, ей больше не нужно было пытаться пробиться сквозь отстраненную вежливость Блайи или терпеть попытки Хвитсерка закадрить её (не то чтобы это было неприятно, однако бесполезно, а бесполезных действий Ида не любила). А с другой…

С другой стороны был Ивар. И, если бы Ида была религиозной, то поставила бы десять свечек в десяти часовнях, чтобы место помощника юриста в Lothbrok Inc. досталось ей. По крайней мере, она избавилась бы от необходимости соблазнять Ивара. Одна мысль вызывала у неё нервную дрожь, бегущую вдоль спины к пояснице. Как, скажите на милость, она должна была бы делать это, если даже простой разговор с ним заставлял её напрячься?

Если Ивар заставляет мысли в её голове путаться, хотя Ида привыкла к собственной логике, не безупречной, но достаточно стройной, и к собственному умению задвинуть эмоции подальше, руководствуясь холодным рассудком? Ивар задевал её, и это было… опасно. Как опасно было не признаваться даже себе, как он её притягивал. Отталкивал. И тянул к себе снова — чистая тьма, непроглядное безумие, скрывающееся за маской холодного расчета. Сочетание, которое могло нести смерть.

Ида отпила уже остывший кофе, чуть поморщилась — всё-таки кофе нужно пить горячим, иначе из напитка богов он превращается в бурду. Иисус на кресте! Лучше бы она продолжала общаться с Блайей — рано или поздно ей бы удалось растопить её недоверие. Лучше бы она сделала вид, что поддается на попытки Хвитсерка — возможно, приобрела бы нового союзника.

Но, может быть, отец прав, и Ивар действительно хочет убить её семью? Ида сильнее намотала вокруг шеи легкий шарф. Если отец прав, то она постарается это выяснить. Ей придется убедить Ивара, что её семья не собирается вредить Лодброкам, хотя в планах отца она вовсе не была уверена. Ей придется узнать, что планирует Ивар.

Наверное, она сошла с ума, если думает, будто он поделится с ней замыслами, но есть ли другой выход? Если он есть, Ида с удовольствием воспользуется им. Но сначала она всё же появится на этом приеме, для которого Ивар снял зал в одном из пафоснейших ресторанов в центре Чикаго и изо всех сил постарается делать вид, будто Лодброки теперь — и её семья тоже.

— Ида!

Алисия, одна из её приятельниц по университету, махала ей рукой. Ида одним глотком допила остывший кофе и улыбнулась так широко, что ей показалось, будто её щеки вот-вот треснут:

— Привет, Алисия!

И, прогуливаясь под руку с Алисией к ближайшей кофейне, чтобы влить в себя ещё одну порцию американо, Ида позволила себе быть кем-то ещё, кроме вдовы Рагнара Лодброка. Этой ролью она ещё успеет насладиться, а бывшие подруги будут ахать, удивляясь, как же ей не повезло овдоветь почти сразу после свадьбы.

Но всё это будет потом. Она подумает об этом завтра.

*

Ида ненавидела приемы, ещё с тех пор, как отец устраивал званые ужины с его бизнес-партнерами. Ей претило притворяться кем-то, кем она не была, для чьего-то удовольствия, и она чувствовала себя цирковой зверюшкой. С тех пор, как ей исполнилось шестнадцать, отец заставлял её появляться среди гостей, и она знала, что он делал это, чтобы удачно выдать её замуж. Будто она была товаром, который выставили на аукцион и ожидали, кто же заплатит лучшую цену.

Для отца лучшую цену заплатил Рагнар Лодброк — он обещал Исайе Блэку помощь в восстановлении его репутации в сфере наркобизнеса и объединение активов для дальнейшего развития. К тому же, он обещал подарить Иде Kattegat Casino, однако оформить договор дарения не успел. Смерть, пришедшая к нему в лице Эллы, помешала исполнить хотя бы один из пунктов плана, кроме женитьбы. И, возможно, он даже собирался посвятить в этот план сыновей, но…

Элла Кинг подсуетился быстрее, и окровавленное, изуродованное тело Рагнара Лодброка нашли в одном из старых гаражей семьи Лодброк на окраине Чикаго.

Ивар пригласил и журналистов. На самом деле, всего одного, и явно проверенного, но этот парень ходил за Идой хвостом и расспрашивал, расспрашивал, пока не получил всю информацию, которую хотел. А ей хотелось разбить о его голову стакан и сбежать, подобрав подол длинного кораллового платья, выбранного ею для вечера.

Гостей на приеме, надо отдать должное Ивару, было действительно немного: несколько постоянных партнеров Lothbrok Inc. с женами и детьми и, собственно, члены семьи. И мистер Флоки с женой и их приемной дочерью. Разумеется, никто не говорил Иде, что девочка — приемная, но её арабская, яркая внешность говорила сама за себя. Девочка была крайне тиха и молчалива, ела совсем немного и, конечно, совсем не пила спиртного, довольствуясь соком.

Блайя и Сигурд тоже приехали на ужин, хотя в последнее время от них не было ни слуху, ни духу, но держались особняком, общаясь только друг с другом и с Уббе. Ида пыталась представить, почему они настолько дистанцировались от семьи, но, будем честны, думала она, в этой семье все не так, как у людей.

— Скучно, ага? — окликнул Иду Хвитсерк, и она повернулась к нему. Он стоял позади неё, со стаканом виски в руке.

— Как и любой ужин, претендующий на звание великосветского. — Она передернула плечами. — А что, было бы гораздо интереснее, если бы кто-нибудь набил друг другу морды?

— Ну, Ивар и Сигурд — весьма подходящие кандидатуры для мордобоя, — ответил Хвитсерк. — Принести тебе выпить чего-то покрепче?

Выпить Иде хотелось, но не здесь. Не в этом доме, где за ней следили сразу несколько пар глаз, и она не могла понять, чей взгляд жжет ей спину сильнее: Лагерты или Ивара. Ей бы хотелось оказаться сейчас в каком-нибудь дешевом баре, где виски льют в большие стаканы и проливают прямо на стойку, а из колонок бухает старый добрый рок, прямиком из восьмидесятых.

Иде хотелось бы напиться вдрызг.

И, возможно, Хвитсерк умел читать чужие мысли, потому что улыбка, появившаяся на его лице, была очень даже знающей, и очень чеширской. А, возможно, просто все желания Иды отразились у неё в глазах.

— Пошли.

— Куда? — Ида удивленно приподняла брови, оглянулась.

Казалось, никому сейчас не было до неё дела. Ивар разговаривал с кем-то из партнеров по бизнесу, и дочь этого бизнесмена ошивалась рядом и строила младшему Лодброку глазки. Ида чуть усмехнулась: либо девочка была совсем идиоткой и не видела, что Ивар не заинтересован в её сиськах, вываливающихся из выреза черного длинного платья, либо она была мазохисткой. Впрочем, даже если бы Ивару она и была интересна, Ида бы ей не позавидовала.

Ивар выглядел так, будто отношения с ним могли быть похожи на что угодно, кроме тех отношений, что считались нормальными. Ида не считала себя потрясающим специалистом в мужчинах, но некоторые вещи она понимала с первого взгляда.

Например, она могла поспорить на крупную сумму денег, что в постели с мужем Блайя была счастлива, и они чувствовали друг друга. Это было видно по их прикосновениям, взглядам, по их поведению — даже сейчас, когда ладонь Сигурда нежно скользила по спине Блайи к пояснице (и, похоже, что и ниже), и он что-то шептал ей на ухо. Щеки Блайи полыхали румянцем, но она улыбалась и обнимала его за пояс. Ида почувствовала себя лишней. Впрочем, ей показалось, что лишним вокруг них был весь мир, и знакомое раздражение подняло в ней свою змеиную голову. Сигурд и Блайя неприлично хотели друг друга здесь и сейчас и так же неприлично были влюблены, и самая темная её часть мечтала, чтобы они исчезли куда-нибудь отсюда, и побыстрее. И не раздражали больше своими чувствами окружающих.

Например, Ида была уверена, что Маргрет не нравилось спать с Уббе: она старалась отодвинуться от него, избегала его прикосновений, искала взглядом в толпе то Хвитсерка, то Сигурда. И, когда она смотрела на Сигурда, обнимавшего Блайю так, словно она принадлежала только ему, и в мире не существовало никого другого, то в глазах Маргрет отражалась такая жгучая ненависть и злоба, что весь её томный облик лесной нимфы испарялся, обнажая её нутро ведьмы из сказок братьев Гримм. Злобной, завистливой ведьмы, желающей получить всех братьев сразу.

Ида видела, что Бьерн и Торви лишь выглядят счастливой семейной парой, но это было притворством, ложью, подготовленной не только для посторонних людей, но даже для членов семьи. Они были теми, кто не выносил сор из избы, и их проблемы оставались за закрытыми дверьми. Однако их попытки прикасаться друг к другу как можно реже и лишь по необходимости, нечастые обмены взглядами или фразами, настолько контрастировали с поведением Сигурда и Блайи, что выводы напрашивались сами собой.

Ида думала, что неделя наблюдения за Иваром не пропала даром. Она всё ещё боялась его, но и лучше понимала: он был эмоциональным и вспыльчивым, хотя старался скрывать это, чтобы не давать другим ключей к собственной слабости. Он был умен, однако это мешало ему трезво смотреть на самого себя, и поэтому он часто вел себя, как самовлюбленный ребенок. Она, возможно, даже могла бы понять его: калека, росший в семье, полной сильных старших братьев, он каждый день доказывал себе и другим, что он — не урод, которого следовало придушить при рождении. Ида видела, что он со страстью отдавался всему, что занимало его мысли. А ещё Ида знала, где-то в глубине своей женской души, что Ивар умеет причинять боль. Такую боль, что вовек не оправишься. И именно поэтому его женщине она не завидовала. И это заставляло её вздрагивать каждый раз, когда он смотрел ей в глаза. Так, будто знал, о чем она думает, и его это смешило.

Ида пыталась убедить себя, что наблюдает за ним, чтобы лучше узнать своего врага, но всё равно знала, что на самом деле он просто ей интересен. И смешанная палитра чувств, которые она испытывала к Ивару, пугала её и завораживала.

Ивар все ещё не закончил беседу, изредка лениво отвечая на реплики заинтересованной в нем дамы, и по его ироничному взгляду, по то и дело складывающимся в ехидную улыбку губам, Ида понимала, что он все видит и знает, и его забавляет, как партнер по бизнесу пытается спихнуть на него свою дочь. И, если честно, её саму это забавляло так же, как и Ивара. Это выглядело так смешно, что могло подействовать только на идиотов.

— Ида, ты меня слышишь? — хохотнул Хвитсерк, вновь привлекая к себе внимание, и Ида осознала, что стоит, сжимая в пальцах бокал с вином, и смотрит в пустоту.

Хотя кого она обманывает? В сторону Ивара.

И, кажется, он это заметил. По крайней мере, насмешливый взгляд голубых глаз обратился прямиком к ней.

Чертов Ивар Лодброк, мысленно выругалась она.

— Прости, я задумалась, — Ида повернулась к Хвитсерку. — Что ты сказал?

— Я сказал, что если ты хочешь выпить чего-нибудь менее пафосного, я знаю один бар в городе. Он небольшой и дешевый, но выпивка там отличная. Пошли? Я заплачу.

— А прием?

— Обойдутся без нас. — Он протянул Иде раскрытую ладонь. — Да не бойся так, Ивар тебя за это не съест, — Хвитсерк подмигнул ей. — За каннибализмом я его ещё не замечал.

— Ну, — Ида выдохнула и ухватилась за его руку, улыбаясь так же широко. Была — не была! — Почему нет?

Разумеется, она не собиралась сводить с Хвитсерком близкое знакомство, но соблазн сбежать с приема, на котором все уже давно забыли о ней, был слишком велик, и неважно, кто предложил ей помощь в этом. Ида старалась не обращать внимания на взгляд, которым проводил её Ивар, и в этом взгляде было намешано столько эмоций, что разбираться в них означало утопить себя в чужой душе, которая, как известно, потемки.

Наверное, Маргрет тоже на них смотрела, но она бы не посмела и рта раскрыть: её отношения с Хвитсерком связывали её крепче каната. Было бы подозрительно, если бы она вдруг начала возмущаться. А секрет её Ида хранила в себе - кто знает, когда он может пригодиться на этой войне?

Уже садясь на мотоцикл позади Хвитсерка, Ида подумала, что, возможно, совершает ошибку.

Она крепко обняла его за пояс и зажмурилась.

Пошло оно всё к Дьяволу морскому, хотя бы сегодня. И прижиматься к спине Хвитсерка было даже приятно — по крайней мере, она чувствовала себя защищенной, пока его мотоцикл рассекал по улицам Чикаго, даже несмотря на то, что никогда не ездила на мотоциклах с такой скоростью.

Она вообще на них не ездила.

Бар оказался заполнен какими-то рокерами и байкерами. У входа стояло несколько мотоциклов, рядом с одним из которых и припарковался Хвитсерк, стащил с головы шлем. Ида подумала, что в этом странном месте она будет смотреться очень глупо, но отступать было поздно.

«Иисус Христос на кресте, во что я ввязалась?»

Чтобы слезть с мотоцикла, ей пришлось задрать платье выше колен, и туфли вовсе не делали её попытки успешнее. Наблюдавший за её отнюдь не аристократическим пыхтением Хвитсерк обошел своего «железного коня» с другой стороны и, подхватив Иду за талию, помог ей слезть. Ноги её дрожали, когда онапочувствовала наконец-то твердую землю.

— Спасибо, — отозвалась она, слишком четко ощущая чужие руки у себя на теле, и это не было возбуждающе или приятно, скорее, никак. — Теперь можешь меня отпустить.

— О, прошу прощения. — Хвитсерк поднял руки в примирительном жесте. — Принцесса, — добавил он с усмешкой, и в этот момент стал похож на Ивара так, что Иду даже замутило.

Впрочем, ничего удивительного, что они похожи, они же братья.

— А там точно безопасно? — Ида не была трусихой, но огромный байкер, куривший у входа, вовсе не внушал ей доверия. Она чаще бывала с подругами в дорогих кофейнях и пафосных ресторанах, а дешевые, прокуренные бары как-то обходила стороной. Представления о них она имела разве что с рассказов однокурсников и кино, и, кажется, уже жалела, что решилась оказаться именно в таком.

— Со мной — да, — ответил Хвитсерк и, сняв пиджак, накинул ей на плечи. — Да пойдем, — захохотал он, видя её замешательство. — Не бойся, мы пропустим по стаканчику и вернемся домой!

Когда Ида перешагнула порог бара — и запоздало подумала, что надо написать Блайе смску с названием, на случай, если здесь её убьют или изнасилуют — вслед ей понеслась пара свистков, которые затихли, когда клиенты бара поняли, что её сопровождает Хвитсерк.

Возможно, смска была бы бесполезна — судя по всему, Блайя не собиралась смотреть на телефон до утра, и её сложно было в этом винить. Кажется, у Сигурда были другие планы.

Хвитсерк поздоровался с парой парней в кожаных куртках и провел Иду прямо к барной стойке, помог взобраться на высокий стул. Ида подумала, что слишком много позволяла ему прикасаться к себе за этот вечер, но ей не было противно, хотя её тело и не отзывалось на его касания.

— Что ты будешь? — прокричал он, с трудом перекрывая бухающих из колонок AC/DC.

Кажется, она хотела напиться? Судьба предоставляла ей шанс, и грех было не воспользоваться им.

— Текилу! — закричала Ида в ответ.

— Ты уверена? — с сомнением поинтересовался Хвитсерк. — После вина?

Бармен с ухмылкой потянулся за бутылкой Olmeca Joven.

— Текила — не напиток для леди, — произнес он, оглядывая Иду и явно отмечая её прическу, вечерний макияж и дорогое платье. — Может, стоит выбрать что-нибудь другое?

Ида терпеть не могла, когда ей пытались указывать, в любых вопросах, и она почувствовала, как её природное упрямство берет верх над здравым смыслом, хотя она и понимала, что, если она будет пить Ольмеку, то её утро будет совсем не добрым.

— Я хочу текилу, — повторила она упрямо и поджала губы.

Хвитсерк хохотнул:

— Ну, окей! Желание леди — закон. Две текилы!

Бармен взял стопку (Ида предпочитала не думать, была ли она чистой) и налил туда порцию Ольмеки, протянул ей вместе с долькой лимона и солонкой. Она поднесла стакан к носу, понюхала, поморщилась — господи, какая дрянь! — и залпом выпила под улюлюканье парочки байкеров, с интересом наблюдавших за ней.

Через два часа Ида поняла, что текила была лишней, и это была одна из немногих мыслей, которые вообще пришли ей в голову. Бар перед глазами плыл, а пол уходил из-под ног. Она, кажется, что-то рассказывала Хвитсерку, сильно жестикулировала и чуть не упала со стула. Хвитсерк успел подхватить её, и она увидела его лицо слишком близко.

У него были зеленые глаза, со странными желтоватыми крапинками вокруг зрачка, и длинные, как у всех Лодброков, ресницы.

«Зачем мужикам такие ресницы?»

В следующий момент Ида поняла, что если она сейчас не окажется на улице, её вывернет. Она икнула, и Хвитсерк, верно распознав её состояние, потащил её на улицу, где, прямо у крыльца, её и стошнило.

— Кажется, кому-то пора домой, — насмешливо (и будто издалека) заметил он, придерживая Иду.

Поездка домой на такси Иде не запомнилась. Она отключалась на плече у Хвитсерка, которому пришлось оставить свой мотоцикл у бара, чтобы довезти её домой. Её подташнивало, и выпитый алкоголь плескался где-то у неё в горле, грозясь вырваться наружу.

К счастью для Иды, она отрубилась.

*

Во рту словно кошки нассали. Простонав что-то невразумительное, Ида перевернулась на бок и осознала, что движение было явно лишним. Перед глазами по-прежнему все плыло, а желудок кувыркался где-то, казалось, в самой брюшной полости. Кое-как Ида сползла с кровати и, пошатнувшись, ухватилась за ближайшую стенку. Очень хотелось проблеваться и попить воды, и она никак не могла решить, какое действие следует совершить первее.

«Господи, зачем я это пила… Как я оказалась дома? Иисус Христос на кресте, как плохо…»

Оглядев себя — для этого пришлось окончательно открыть глаза, и голова немедленно взорвалась болью, — Ида поняла, что она всё ещё в платье, в котором была на ужине. Только шелковый подол теперь был заляпан алкоголем.

Держась за стенки, Ида добралась до шкафа и, стараясь не наклоняться, нашла там запасную футболку, в которой спала дома. Она не была любительницей дорогих пеньюаров и сорочек и вполне довольствовалась длинными футболками или пижамными платьями.

Квест, состоявший в освобождении себя от прилипающего к телу платья, был пройден Идой не сразу. Она понятия не имела, как её ещё не стошнило, но силы были на пределе, и, когда дурацкое платье наконец-то оказалось на полу, она была вынуждена прислониться спиной к дверце шкафа и постоять пару минут, прикрыв глаза.

«Я больше никогда не буду пить. Я больше никогда не буду пить с Хвитсерком Лодброком…»

Сама виновата, что уж. Хвитсерк её предупреждал. Или не предупреждал? События вечера слились в один большой калейдоскоп, превратившись в яркие, но совершенно бессмысленные картинки. Череду образов, которую она не могла воспринимать.

Натянув на тело футболку, распрямив подол, Ида глубоко вздохнула — её опять затошнило — и, по-прежнему хватаясь за стенки, вышла из спальни и побрела в сторону туалета.

Кажется, утро ещё не наступило, потому что в доме было подозрительно тихо и темно. Её вырвало несколько раз, пока из неё не вышел весь выпитый за вечер алкоголь и вся съеденная за ужином пища. Несколько раз Ида промывала рот холодной водой, ощущая себя так, будто её раскатали асфальтоукладчиком. Голова болела невыносимо, и даже после того, как прошли рвотные позывы, её всё ещё мутило.

Ида была уверена, что об алкоголе она теперь долго не сможет думать без содрогания. Так же, как и о еде. От одной мысли, что что-то нужно съесть, её опять затошнило, и она вновь склонилась над раковиной.

Зеркало безжалостно отражало ей помятую девицу с размазанным макияжем и взъерошенными волосами, на которых не осталось уже и подобия прически. Кое-как умывшись, Ида сумела смыть макияж, но зеленоватый цвет кожи показывал, что лучше не стало. Теперь она была похожа на гуманоида.

На гуманоида, у которого было жестокое похмелье.

Ещё раз промыв рот водой, она выползла из туалета и столкнулась на выходе с Сигурдом, одетым только в джинсы. Тот уставился на неё, как на привидение, а потом улыбка запрыгала в уголках его рта, и он зажал рот рукой, чтобы не засмеяться.

— Только посмей, — предупредила его Ида.

Каждое слово давалось ей с трудом, и, сказать по правде, своего голоса она не узнавала. По крайней мере, этот голос, хриплый, как у алкоголика со стажем, не мог принадлежать ей. Но, видимо, принадлежал.

Она покачнулась, ухватилась за дверной косяк. На мгновение Сигурд выглядел даже обеспокоенным, но потом поднял руки в жесте «молчу-молчу» и просто зашел в туалет.

Иде очень хотелось вернуться в постель и лечь. Просто принять горизонтальное положение. Но её не вполне протрезвевший мозг осознавал, что без воды ей будет совсем плохо, и она приняла мужественное решение спуститься на кухню и налить себе воды в стакан или чашку.

Сползая вниз по лестнице, Ида осознала, что идея была так себе. Её мутило от каждого шага, лестница под ногами куда-то плыла, и за перила приходилось держаться обеими руками, чтобы не упасть. Когда она без потерь преодолела сложное препятствие, то возблагодарила всех богов, какими бы они были, что вновь оказалась на твердой земле.

«Наверх я поеду на лифте. Это точно…»

На кухне очень быстро нашелся стакан, и звук льющейся в стеклянную емкость холодной воды наполнил Иду блаженством. Организм протестовал против такой активной жизнедеятельности, и Иде приходилось уговаривать его потерпеть ещё немного, а потом она вернется в кровать и ляжет.

Где-то на задворках её нетрезвого сознания ещё болтались мысли о душе, но Ида понимала, что, если она пойдет в душ непротрезвевшей, то рискует упасть и разбить себе голову. И её найдут голой и мертвой. Возможно, даже Хвитсерк или — о, Господи, никому бы такого не пожелала! — Ивар. Хотя последний наверняка порадовался бы её смерти.

Она может думать о чем-нибудь позитивном?

Во рту всё ещё сохранялся вкус алкоголя и, что хуже, рвоты, и Ида не удержалась — выпила целую чашку холодной воды. А потом ещё одну. Да благословится тот, кто придумал водопровод, да сдохнет тот, кто первым придумал алкоголь…

Хотя он уже умер.

Желудок повозмущался влитой в него воде, но отторгнуть её больше не пытался, и на том спасибо. Ида налила себе третий стакан воды и, держа его перед собой, как величайшую драгоценность, очень медленно повернулась к двери.

И столкнулась взглядом с Иваром Лодброком.

«Твою мать….»

— Как я погляжу, утро у тебя доброе, — произнес Ивар ехидно.

Ида прикрыла глаза, глубоко вздохнула, на что организм отозвался очередной порцией тошноты, и попыталась сосредоточиться на своем пути обратно в спальню. Желательно, вместе с водой. Она сделала пару шагов, осторожно держа перед собой стакан.

«Кажется, дела идут хорошо… Теперь главное — не упасть».

Ивар с любопытством наблюдал за её манипуляциями, склонив набок голову. Ида видела, что он тоже явно приехал на кухню, чтобы попить воды, потому что по его взъерошенным волосам (а также по голому торсу) было видно, что он только что выполз из постели.

«Только не упасть».

Разумеется, Ида упала. Покачнулась, не удержалась на ногах и рухнула прямо Ивару на колени, попутно обливая его водой. Чтобы не потерять равновесие окончательно, она ухватилась рукой за его плечо, ощущая, как перекатываются под кожей крепкие мышцы.

— Твою мать! — заорал Ивар, теряя хвалёное самообладание прямо на глазах. — Ты охуела?!

Ида с трудом сфокусировала взгляд на его лице: мокром от воды и очень, очень злом. Его лицо было близко, так близко, что она смогла разглядеть и капли у него на щеках, и раздувающиеся от гнева ноздри, и плотно сжатые губы. Волосы прилипли к влажному лбу.

— Извини, — пробормотала Ида, чувствуя себя пьяной идиоткой. Такой она, наверное, и была. — Я не хотела…

«Отлично, — подумала она, пытаясь оценить ситуацию. — Я сижу на коленях у Ивара Лодброка. Пожалуй, к такому жизнь меня не готовила…»

По правде, жизнь её и к текиле в дешевом баре тоже не готовила. Однако она здесь, в доме Лодброков, после первого в её жизни загула, и Ивар Лодброк придерживает её за талию, и пялится на неё так, будто готов убить.

Голубые глаза Ивара метали молнии. Ида видела, как стремительно они темнели от раздражения, а зрачок распахнулся, почти закрывая радужку, ставшую лишь тонким голубым окаймлением для черноты, выплеснувшейся в яркую синь.

Вода, которую она случайно выплеснула на него, стекала у него по подбородку и шее.

Ида была пьяна. Всё ещё. Иначе как она могла объяснить, что ей захотелось поцеловать его. Несмотря на смешанные чувства, что она испытывала к нему. Несмотря на то, что она не могла хотеть этого… ну, логически. Но тьма, клубящаяся у Ивара за душой, радушно приняла Иду в свои объятия, лишая последних всплесков разума, оставляя только притяжение, на которое Ида так беспечно не обращала внимания. Похоже, всё это были просто капризы её пьяного организма, о которых ей позже не захочется вспоминать.

Подняв руку, Ида коснулась пальцем губ Ивара, смазывая капли, и понимая, что смотрит она ему прямо в глаза, и гнев в них сменяется удивлением, и недоумением, и страхом, и чем-то ещё, отчего вдоль позвоночника у неё бегут мурашки, а сердце пускается вскачь. Она и не думала, что способна вызвать у Ивара столько эмоций за раз.

Ивар выдохнул.

— Слезь с меня, — произнес он тихо. Его голос дрожал, и сам Ивар ощутимо нервничал. — Иначе я тебя столкну сам, и тебе это не понравится. — Хватка его руки на её талии казалась железной.

Разум вернулся, оставляя смутные желания позади, и заверещал сиреной, заставляя Иду придти в себя. Какого черта она делает, Иисус Христос, это же Ивар Лодброк! О, Господи… Что она едва не натворила?!

Ивар продолжал смотреть на неё тяжелым взглядом — злым, испуганным… непонятным.

Чтобы встать с его колен, Иде пришлось опереться ладонями о его плечи, и это оказалось не так-то легко. Голова опять закружилась, но она сумела обуздать свой организм и подняться на ноги.

— Извини, — повторила Ида ещё раз.

Ивар ничего не ответил и молчал, пока она не вышла из кухни. И только когда Ида оказалась в коридоре, она услышала тихое и отчетливое «Твою же мать…», произнесенное таким тоном, что она поняла: видеться с Иваром в ближайшие пару дней она не захочет. Он выглядел очень злым, очень чем-то напуганным, и его прочувствованная фраза только подтверждала это.

Никому в здравом уме не хотелось бы разозлить Ивара Лодброка.

Ида поднялась на второй этаж на лифте, как и планировала, с остатками воды в стакане, которыми было бы не напоить даже котенка. Пить хотелось невыносимо, во рту пересохло, как в чертовой Сахаре, а сердце было не на месте, и Ида прокляла тот день, когда решила, что она умеет выпивать наравне с мужчинами.

К счастью, у неё хотя бы всё ещё был стакан, в который она снова могла налить воды из-под крана взамен расплесканной. А точнее — разлитой прямо на лицо Ивара. Ида сглотнула, вспоминая, как сильно ей хотелось поцеловать Ивара там, на кухне, и как хотелось коснуться языком его шеи… и как хочется до сих пор, где-то там, в самых мрачных лабиринтах её желаний. И что он вовсе не был хилым, как многие инвалиды, и что ей понравилось ощущение его мышц под ладонью, и… Черт. Если алкоголь теперь всегда будет иметь на неё такое действие, похоже, что ей придется стать трезвенницей. Потому что невозможно смотреть на Ивара Лодброка с такой стороны. Невозможно и странно. И потому, что она понятия не имела, чем закончилась бы вторая их встреча при таких обстоятельствах. Похоже, что пьяная Ида Блэк… Лодброк умудряется терять связь с собственным разумом, и остаются только инстинкты, которым было чуждо чувство самосохранения.

А ведь отец хотел, чтобы она соблазнила Ивара… Нет, не думать об этом!

«Господи, как кружится голова…»

У собственной спальни Ида пошатнулась, едва не упала снова, потому что пол внезапно начал уходить из-под ног, но смогла удержаться. Ей пришлось остановиться и вернуть себе равновесие прежде, чем она смогла открыть дверь.

Осторожно поставив стакан на тумбочку и приняв наконец-то горизонтальное положение, Ида решила, что пить она больше не будет.

Никогда.

Хорошим это не закончится.

========== Глава двадцатая ==========

День шел насмарку. Всё, за что Ивар бы ни брался, валилось у него из рук, и, откровенно говоря, он не привык к таким ситуациям. Перечитывая раз за разом одну и ту же строчку контракта на поставку материалов для строительства нового казино, Ивар честно старался сосредоточиться, но раз за разом проигрывал битву самому себе и собственным воспоминаниям.

Ида Блэк вольготно расположилась в его мыслях: фактически и в душу влезла, и мебель там расставила. Утро субботы началось бы гораздо лучше, если бы он приехал попить воды чуть позже. Если бы не столкнулся на кухне со страдающей похмельем Идой. Да только сделанного не воротишь. А прийти в себя после такого — не всегда легко.

Экран мобильного телефона показывал второй час дня. Он пытался читать бумаги последние часа… три? Четыре? Нет, наверное, всё-таки три.

Сдавшись, Ивар отложил контракт и опустил голову на сложенные перед собой руки. Сейчас, когда рядом не было никого из братьев, он мог ненадолго побыть собой и подумать. Обо всем, что случилось за вчерашний день и сегодняшнее утро, обо всём, что беспокоило его, зудело в мозгу, не давая сконцентрироваться на работе, которую он взял домой из офиса компании.

Ида Блэк очень хотела устроиться на работу в Lothbrok Inc., но зачем? Зачем ей, вдове его отца, которая вот-вот получит тридцать процентов от всего наследства, небольшая зарплата помощника юриста? Что она хочет разнюхать? В сказочку про семью и помощь поверить мог бы разве что Сигурд, но Ивар не доверял Иде ни на грош. Несмотря на замужество за Рагнаром, она по-прежнему была дочерью человека, который хотел убить Ивара, чтобы завладеть имуществом семьи.

И, возможно, ему действительно стоило бы держать её в поле зрения. Держи врагов ближе к себе — и друзей удержишь. Возможно, стоило бы взять Иду на работу в компанию, чтобы иметь возможность следить за ней. Ивар, сцепив зубы, признавал её ум, но, в конце концов, Ида была женщиной, а эмоции часто мешают женщинам продумывать стратегии до конца.

«Эмоции и алкоголь», — услужливо и вкрадчиво подсказал ему внутренний голос.

Алкоголь, да. О, что бы Ивар ни отдал, чтобы выбросить из памяти утро!

На приеме он исподтишка наблюдал за Идой, отмечая, как она реагирует на людей, как ведет себя с бизнес-партнерами семьи и журналистами, и не мог не отметить: она обладала удивительным терпением или поразительной способностью скрывать эмоции. Журналист буквально засыпал её вопросами о её браке с Рагнаром. Любая бы на её месте постаралась как можно быстрее свернуть неприятное общение (о, Ивар знал, каким дотошным будет этот малый, он специально позвал именно его!), но Ида дождалась, пока приставала задаст все свои вопросы и закончит беседу сам. И была с ним настолько удушающе мила, что Ивара затошнило.

Она, к слову, и сама наблюдала за ним, думая, что он не замечает. Великие боги, как же Ида была иногда наивна в своих попытках что-то в нем разглядеть и понять!

А потом она уехала с Хвитсерком, и, хотя Ивар сам просил его втереться к ней в доверие и попытаться хоть что-то вытянуть, его неприятно и болезненно кольнул её уход с приема. С Хвитсерком. Особенно — с Хвитсерком. Будто Ида и не видела, что за этот вечер он успел подкатить к нескольким бабам одновременно, а Маргрет и вовсе не скрывала собственнических взглядов, что бросала на него! Ивару не хотелось думать, что Иду ослепило умение Хвитсерка пустить пыль в глаза.

Думать, что у неё также были свои цели, было гораздо проще. Однако размышлять, как именно Хвитсерк собирался вытаскивать из Иды информацию, было противно, и Ивар проворочался большую часть ночи, пытаясь понять: он хочет, чтобы усилия увенчались успехом, или всё-таки нет?

Ивар ненавидел не понимать себя. Ему казалось, он всё про себя знает, но появление Иды раскрывало в нем грани, о которых он даже не подозревал. Например, желание в кои-то веки оказаться на месте Хвитсерка. По крайней мере, он вел бы себя иначе. Как вообще можно довериться человеку, который выебал половину Чикаго и даже не скрывает этого?

Впрочем, утро доказало ему, что он-то совершенно точно вел бы себя иначе. Потому что когда Ида оказалась у него на коленях, он опешил настолько, что не знал даже, что делать. Специально она сделала это или случайно, а Иде удалось на несколько минут поселить в нем панику, схватившую ледяными пальцами за горло. Его будто с размаху ударили в живот, и он не сдержался — заорал на неё, грязно выругался, будто это могло как-то помочь. Всё потому, что перепугался, как тринадцатилетний мальчишка. Потому, что Ида смотрела ему в глаза, и он впервые видел её лицо так близко.

Она была очень похожа на Лагерту — и даже не чертами лица, а внутренним стержнем, той силой, которая порой могла сделать больше, чем насилие. Ивар не мог не признавать этого, хотя предпочитал другие методы. Теперь он мог предположить, что Ида могла даже очаровать его отца. Рагнар любил женщин, зато Ивар полагал, что свободен от этой слабости. Однако Ида плюхнулась к нему на колени, и ему показалось, что ядовитые щупальца её красоты пробираются ему под кожу, ощупывают ребра, разыскивают путь к его ожесточенному сердцу.

И это злило его, взбудораживало, раздражало и пугало одновременно.

А потом Ида протянула руку и дотронулась до его губ. Так просто, будто перед ней был не Ивар Лодброк. Будто не перед ним тряслись не только сотрудники компании, но и родные братья.

Только Одину известно, к какой ошибке Ивар был на секунду близок. Он сжал руки на хрупкой талии Иды, борясь с желанием притянуть её к себе. Эта девчонка, невозможная, ядовитая, хитрая, пробралась к его сердцу, и у Ивара перехватило в горле от желания смять поцелуем её губы. Даже если бы сам Фенрир в тот миг разорвал оковы и пожрал солнце, Ивар бы не заметил этого.

Но ослепляющее наваждение длилось только пару секунд. Стоило бы сказать спасибо всколыхнувшейся панике, что подавила его и заставила освободиться от хрупкого и теплого женского тела на коленях. Пара грубых слов, и Иду как ветром сдуло.

Ивар выхлебал три стакана воды прежде, чем понял, что сунуть голову под охлаждающую струю будет эффективнее. В голове было пусто и гулко, и звенело, как ледяные ветви звенят в лесу, когда на них дует ветер.

Вспомнив утреннее происшествие в мельчайших подробностях, Ивар прикрыл глаза и едва слышно застонал. Великий Один и прочие боги, что он вам сделал-то такого? За отца он отомстил… почти. Остался Экберт, но его причастность не доказана. Он делает всё, что вы пожелаете, он идет путем, по которому ведут норны, почему вы подсунули ему эту девчонку?!

Его мысли прервал стук в дверь.

— Занят?

Чертов Хвитсерк, ещё его здесь не хватало! Ивар едва не зарычал сквозь стиснутые зубы. Он сам попросил Хвитсерка постараться проникнуть в близкий круг общения Иды, и сам теперь был не рад собственному приказу. Где эти двое шатались добрую часть ночи?! Чем занимались, кроме того, что пили?!

Хвитсерк уселся на подоконник с ногами, не обращая внимания, что пачкает белую поверхность ботинками.

— Пил вчера я, а день хреновый у тебя? — поинтересовался он ехидно.

— Если не можешь сказать ничего умного — заткнись, — процедил Ивар.

Хвитсерк ухмыльнулся:

— А ты не можешь не хамить, братец?

— Говори, что хотел, и проваливай.

Ивару хотелось швырнуть ему в голову чем-нибудь тяжелым. Одна мысль, что Ида провела вечер с Хвитсерком, заставляла его трястись от злости.

— Ида вчера сказала, что приходила к тебе на собеседование. Она это вообще серьезно?

Ивар вцепился пальцами в ручки кресла, чувствуя, как в нем поднимается ослепляющая ярость.

— Почему тебя это так интересует?

— Воу-воу, братец, потише. — Хвитсерк поднял руки в примирительном жесте. — Я просто хотел сказать, что больше информации вытащить из неё я пока не смог. Она была слишком пьяна.

«Спокойно, Ивар, спокойно».

Тон Хвитсерка выбешивал. Ивар прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. Милый братец Хвитсерк, ты даже не представляешь, насколько ты близок сейчас к собственной смерти…

Мысль, что Хвитсерк мог дотрагиваться до Иды, особенно — после шлюшки Маргрет, резанула Ивара по сознанию. Какого Ёрмунганда его это вообще беспокоит?! Ида имела право общаться с кем угодно, спать с кем угодно. Даже с Хвитсерком. Тем более, что сам Ивар не ограничивал брата в действиях. А, возможно, надо было бы, надо…

— Хорошо. — Ивар исподлобья глянул на Хвитсерка. — Забудь о моем задании. Я постараюсь справиться сам.

Он произнес это прежде, чем успел обдумать, как именно собирается вытаскивать из Иды информацию, но нельзя сказать, что решение было мимолетным. Ещё во время разговора с Уббе Ивар думал, что должен стать для Иды её слабым местом, и не важно, какие эмоции она будет испытывать к нему — важно было лишь привязать её к семье, помешать ей навредить им.

Теперь… а что теперь? Ивар не хочет подпускать Иду к Хвитсерку? Ивару нужно держать Иду ближе к себе, а не к другим?

Ивар сам не знал, что ему нужно. Впервые в жизни не знал. И присутствие Иды так близко мешало ему понять, чего же он хочет. Возможно, ему стоит избегать общения с ней какое-то время, заодно он сможет понять себя сам? Один, зачем ты усложняешь своему сыну жизнь?

— Сам? — У Хвитсерка глаза на лоб полезли. — И как же, прости меня? Будешь ей пальцы один за другим отрезать?

Ивар отрезал бы ему непомерно длинный язык, если бы мог.

— Нет.

— А ты с женщинами как-то иначе умеешь обращаться? — Полюбопытствовал Хвитсерк, и в его тоне Ивару послышалось то ли покровительство, то ли издевательство. Рука сама потянулась к ножу. — Ивар, ты ведешь себя с Идой и с Блайей так, что они даже за миллион долларов не захотели бы пробыть с тобой в одном помещении наедине больше пяти минут. Не говоря уже о Маргрет.

— Не сомневаюсь, что о желаниях женщин ты знаешь больше других… — Ивар едва держал себя в руках. — И мне на это плевать. Но с Идой я разберусь сам. В конце концов, она будет работать на меня, и я буду контактировать с ней больше, чем ты. Можешь возвращаться к своему клубу, наркотикам, и девицам. Свободен.

— Это меня и пугает, — Хвитсерк чуть склонил голову, разглядывая Ивара. — Подожди… — Он чуть наклонился вперед, заглядывая Ивару в глаза. — Ты что, ревнуешь? — Он хлопнул в ладоши, забавляясь собственной шутке.

Ивар почувствовал, как закипает кровь.

— Заткнись, Хит!

— А это не шутка, похоже… Ты действительно ревнуешь. — Хвитсерк сложил руки на груди, и этот жест до отвращения напоминал привычку Сигурда. Братская кровь — не вода. — Златокудрая Фрейя, не думал, что доживу до этого дня! — Его глаза лукаво блеснули. — Обращайся за консультацией в любое время, братик! Помогу, чем смогу, хотя наглядно не покажу, естественно. Наглядно — это в Гугл.

Хвитсерк никогда не умел заткнуться вовремя. И сейчас, выслушивая его ехидные замечания, Ивар мечтал воткнуть брату нож в горло. Может быть, хотя бы тогда он замолчит. Но даже сквозь ослепляющий гнев, он понимал, что Хвитсерк нужен семье, что непутевый брат еще не раз и не два может пригодиться, что…

— Не сомневаюсь, что Джейне нравились твои способы вытягивать из неё информацию, — бросил Ивар, и его маневр удался.

Хвитсерк поперхнулся очередной остротой. С его щек сошла краска. Соскочив с подоконника, он метнулся к Ивару, схватил того за свитер, приподнимая над инвалидным креслом.

— Не смей произносить её имя в таком тоне, — хрипло произнес он. — Это ты виноват в её смерти!

Ивар почувствовал себя отомщенным, видя, как в зеленых глазах братца промелькнула и исчезла тщательно спрятанная в глубине его души боль. И ярость постепенно отступила, уступая место удовлетворению, которое испытывает охотник, загнавший свою жертву в смертельную ловушку.

— Нет, милый братец, — он ухмыльнулся. — Это только твоя вина. А теперь отпусти меня подобру-поздорову, иначе я выпущу тебе кишки.

Опустив взгляд, Хвитсерк увидел нож, упирающийся ему в живот. Медленно и неохотно он опустил Ивара обратно в кресло.

— Хорошо, — сказал он тихо. — Если тебе так хочется тянуть информацию из Иды самому — вперед. Но я помогать тебе не буду.

— Мне и не нужна твоя помощь.

Он использовал запрещенный прием и знал это. Если кого-то Хвитсерк и любил в своей жизни, то похоронил эту девушку четыре года назад, променяв её чувства на выгоду для семьи. Потому, что Рагнар умел управлять людьми, и его собственные сыновья не были исключениями. Хвитсерк смирился со смертью Джейны, Хвитсерк стал прежним, но каждое упоминание её имени вскрывало старые раны, которые время не залечило.

Оно вообще не лечит, лишь создает иллюзию излечения.

Глядя, как Хвитсерк захлопывает за собой дверь, Ивар подумал, что пропасть между ним и его братьями ширится день за днем. Каждый из них стоит на обломках их братского союза и беспомощно наблюдает, как в овраг летят камни, а земля с грохотом раскалывается у них под ногами.

Кто же из них первым сорвется в бездну?

*

Следующие несколько дней стали для Ивара трудными. Заседание пробационного суда, на котором подтвердили законность брака Иды и Рагнара, состоялось в понедельник, и тогда же были определены доли в наследстве. Ида получила «долю вдовы» размером в одну четвертую имущества, обойдя таким образом завещание, составленное Рагнаром до брака. Оставшееся было поделено между наследниками согласно завещанию, а условие о совместном проживании оставалось в силе еще полгода.

Казалось, Ида вполне довольна своим положением, но Ивар не хотел обманываться: он был уверен, что Исайе будет мало четверти имущества, полученного дочерью. Наверняка он захочет получить всё имущество Лодброков или хотя бы большую его часть. И вряд ли он погнушается убийством — Альфред, вероятно, не солгал, утверждая, что Блэк планирует убийство Ивара и остальных членов семьи.

Нужно было держать ухо востро, а Иду — ближе к себе, но Ивар не мог. Пока что он не мог заставить себя даже поговорить с ней наедине, и даже думал, что, возможно, рано отозвал задание Хвитсерка. Да только мысль, что его непутевый бабник-братец будет подкатывать к Иде, а потом идти к Маргрет или к любой другой шлюхе из его списка и трахаться с ней, вызывала тошноту. Ида Блэк могла быть дочерью их врага, но она не была подстилкой. В этом Ивар был уверен.

Что-то в нем ломалось, и он изо всех сил пытался удержать осколки собственного «я» и сложить из них обратно собственную личность, как мальчик из детской сказки складывал «вечность» из льдинок. Но пока что сложить слово «счастье» из слова «жопа» не удавалось еще никому, и даже ум Ивара не мог разрешить такую сложную задачу.

Но Ивара ждала и хорошая новость: пока они торчали в суде всей семьей и делали вид, будто могут переносить друг друга без тошноты, Гуннар дожидался его в компании.

— У тебя есть, что мне сообщить? — Ивар сложил руки на груди, глядя на своего бессменного бойца. Пожалуй, единственного из всех (кроме братьев), кому он мог доверять, пусть и с оглядкой. Без оглядки Ивар не доверял даже себе.

Гуннар молча положил перед ним планшет с открытой фотографией. Ивар пролистнул несколько кадров вперед, разглядывая чуть смазанные снимки Альфреда, на которых наследник Kedric Inc. нежно прощался с одной очень знакомой Ивару молодой женщиной. Не узнать её было невозможно. Значит, его чутье всё-таки не подвело, и любовницей мальчишки была Астрид.

Как интересно. Если, конечно, не обман.

Ивар почему-то был уверен, что Лагерта не была в курсе отношений Астрид и Альфреда и даже не могла предположить, что её попытки оставить в клане Экберта своего человека закончатся именно так. И сообщать ей об этом Ивар не собирался. Конечно, Лагерта сообщила ему новости о возвращении Альфреда, но, в конце концов, он и так об этом узнал бы.

Значит, Астрид…

Ивар еще не знал, как использует эту информацию, но знал, что она обязательно ему пригодится. Лишний козырь против экбертовского мальчишки, которому он не доверял, никогда не помешает. Пусть он, кажется, и сказал правду, кто знает, что скрывается за его якобы помощью? И когда понадобится пробить его «Ахиллесову пяту», чтобы вытянуть информацию?

— Мне продолжить следить за ними? — Гуннар обратил на себя внимание.

— Продолжай. — Ивар возвратил ему планшет. — Свободен на сегодня.

Когда Гуннар ушел, Ивар ещё долго сидел, раздумывая о своих дальнейших действиях. Если Альфред сказал правду, то Блэк попробует совершить покушение на кого-то из семьи ещё раз — времени у него всего шесть месяцев, пока имущество, нажитое отцом за годы и годы, не поступит в распоряжение наследников. Иде может быть что-то известно, однако каждая попытка придумать, как вытащить из неё информацию, заканчивалась грандиозным провалом.

Потому что выкинуть из головы Иду Блэк, сидящую у него на коленях, Ивар был не в состоянии.

Разложив перед собой несколько отобранных резюме, он просмотрел каждое из них и отложил два — норвежки по имени Ауд и резюме Иды. Впору было выбирать нового помощника юриста детской считалочкой: за плечами Ауд был диплом Принстона и практика в крупной компании, в пользу Иды говорила только необходимость держать её ближе к себе.

Ивар сжал переносицу указательным и большим пальцами. Голова начала потихоньку ныть, предупреждая о приближающейся мигрени — болезни, которая могла уложить Ивара в кровать на сутки или двое.

«Один, помоги мне принять верное решение, прошу тебя…».

А, впрочем…

— Мистер Грин? — Если хоть кого-то из сотрудников Ивар и помнил по имени, так это был начальник отдела кадров. — Пожалуйста, подготовьте два договора — один на должность помощника юриста, другой — на должность моего личного помощника. Да, вы не ошиблись. Да. Вы тупой или глухой, мистер Грин?! Я же сказал - помощник юриста и мой личный помощник! Резюме я передам с секретарем.

Решение взять Иду Блэк на должность личной помощницы могло стать его катастрофой, и Ивар отлично осознавал это. А еще он думал, что, возможно, это решение станет его джек-потом. Разумеется, доверять Иде что-то серьезное он не собирался. Важно было создать иллюзию её причастности к делам компании и семьи и переманить её на сторону Лодброков.

Ему предстояло много работы.

Ивар взял в руки телефон и около минуты смотрел на контакт Иды, забитый в память смартфона. Согласно профессиональной этике, ей должен был позвонить начальник отдела кадров, но Ивар не мог отказать себе в удовольствии лично сообщить Иде о её новой должности.

И не мог заставить себя услышать её голос. Думал, верное ли он принял решение. Думал, сможет ли видеть её каждый день ещё и здесь. Но Ивар Лодброк никогда не отступал от единожды обдуманного и принятого решения.

— Да, Ивар? — Интересно, как он подписан у неё в телефоне? «Эта злыдня»? — Я тебя слушаю.

— Я беру тебя на работу, — произнес Ивар. Мягкий голос Иды звучал по сотовой связи совсем иначе, и он закрыл глаза, надеясь, что она больше ничего не скажет. — Но не помощником юриста. Помогать ты будешь мне.

Пауза, возникшая на другом конце связи, сказала ему многое. Ида пыталась переварить новость.

— Я… Что? — переспросила она. Очевидно, Ида ожидала от него какого угодно решения, но только не того, что он в итоге сделал. Это хорошо. Очень хорошо. Ивар любил удивлять, а особенно — удивлять неприятно. В такие мгновения за привычными масками можно было заглянуть человеку в душу.

Жаль, по телефону это невозможно. Ничего. У него ещё будет время. Только самому бы подготовиться к срыванию масок, ведь его собственная, как выяснилось, тоже держалась недостаточно крепко.

— Приступаешь со следующей недели, после свадьбы Сигурда. Увидимся, Ида.

Ивар сбросил звонок и положил мобильный на стол.

«Извини, Хвитсерк, но к Иде ты больше не подойдешь. У неё не будет на тебя времени, братец. Ещё очень и очень долго».

========== Глава двадцать первая ==========

Комментарий к Глава двадцать первая

Немного флаффа перед жизненной жопой (2) для тех, кто соскучился по Сигурду и Блайе, основным поставщикам романтики в фанфике.

Майские теплые вечера в Чикаго всегда приводили Блайю в полный восторг. Ей нравилось гулять по улицам родного и любимого города, и, хотя Чикаго не мог похвастаться чистым воздухом, ей казалось, что она всё равно ощущает аромат весны, пробивающийся сквозь запахи бензина, поджаривающихся на улицах хот-догов и шлейфов духов, остающихся после пробегающих мимо дам.

Она попросила таксиста остановить машину недалеко от Парка Дирборн, чтобы прогуляться до Южной Стейт-стрит. Там она и договорилась встретиться с Сигурдом, прямо у Пиццерии Лу Манальти. Ей показалось странным, что Сигурд позвал её на свидание (с таким заговорщицким видом, что она подумала, что он хочет ограбить банк). Но что-то в затее побыть нормальной парой было настолько притягательным, что она согласилась. Торви со смехом посоветовала ей не надевать нижнее белье, и Блайя почувствовала, как полыхают её щеки.

— Ты предлагаешь мне так по улице идти?

— Ну да, — пожала плечами Торви. — У тебя довольно длинное платье, кто узнает?

— Ты сама никогда бы так не сделала, — пробормотала Блайя.

— Бьерн никогда не звал меня на свидание. — Был печальный ответ, и Блайя пожалела, что спросила. Ей захотелось обнять Торви, но та уже отвернулась.

Блайя вдруг подумала, что могла бы представить Торви со щитом и мечом легче, чем в её платьях и с макияжем, а в следующую секунду та со смехом сбрызнула её какими-то духами, пахнущими лимоном и мятой, и Блайя закашлялась, и мысль была забыта.

Духи не выветрились даже после поездки в душном такси, и она до сих пор могла чувствовать их запах, и удивлялась, что он не раздражает её, хотя обычно любой посторонний запах на коже вызывал у неё желание немедленно смыть его. Блайя ждала Сигурда, рассматривая прохожих, и уже собиралась было написать ему смску, но крепкие руки обняли её за талию, и, обернувшись, она увидела его.

— Для первого свидания вы слишком нагло себя ведете, молодой человек! — Она расхохоталась вместе с ним и, приподнявшись на мыски, чмокнула его в губы.

— Представь, что оно двадцать первое, и станет легче. — Сигурд высвободил одну руку, чтобы убрать за её ухо прядь волос, не уместившуюся в хвост. — Идем?

— И куда же ты поведешь меня? — Блайя ухватилась за его руку, в который раз поражаясь, как идеально умещалась в его ладони её собственная, небольшая и узкая.

— Для начала — к Лу. — Он кивнул в сторону пиццерии. — Но ненадолго, потому что я не хочу перекрикивать чужие разговоры, общаясь с тобой. Кстати… — Сигурд улыбнулся, потянулся и поцеловал её в шею, нисколько не смущаясь окружающих. — Ты пахнешь так, что я бы уже даже и в пиццерию не заходил…

— Э, нет! — Блайя пихнула его в плечо, стараясь игнорировать яркую картинку, возникшую в воображении. — Ты мне обещал свидание — держи слово!

— Хорошо, хорошо. — Сигурд мимолетно мазнул губами по её волосам. — Не волнуйся, тебе понравится.

В пиццерии было полно народу, как и всегда по вечерам, ведь заведение Лу Манальти пользовалось бешеной популярностью у туристов, регулярно чекающих ТрипАдвизор. Сигурда это не беспокоило: он забрал заказ (две коробки, из которых пахло так аппетитно, что желудок у Блайи требовательно заурчал) и, выйдя на парковку, закинул их на заднее сидение машины.

— Не лимузин, конечно, миссис Лодброк. — Он открыл перед ней дверцу. — Но для сельской местности сойдет, не так ли?

— Ты напрашиваешься на комплимент себе или своей машине? — Блайя пристегнула ремень безопасности.

— Себе, разумеется, — невозмутимо отозвался Сигурд, заводя мотор. — Машине-то все равно, даже если ты её засыплешь комплиментами, а мне будет приятно.

Вместо ответа Блайя потянулась и поцеловала его в щеку.

Машина мягко двигалась по улицам города, и Блайя задремала под тихое звучание радио со старой рок-музыкой. Сквозь её дрему прорывалась мелодия, которую она не знала, но песня удивительным образом вплеталась в её сон, в котором Блайя шла босиком по пляжу, еще по-весеннему холодному, и волны лизали ей ступни. Она не знала, кого благодарить за это спокойствие, испытываемое вдали от дома Лодброков, и её губы сами зашептали короткую молитву, но не христианскому богу.

Она благодарила Фригг за спокойствие, пришедшее к ней вместе с Сигурдом. Она благодарила Фрейю за любовь, осветившую её жизнь, и море ласково касалось волнами её ног, отвечая на молитвы. Она благодарила Одина за месть Элле, и ей не было стыдно за такие мысли об отце: после его смерти она приобрела настоящую семью. Её отец избивал её и хотел выдать замуж за Осберта, такого же жестокого, как и он сам — и поделом ему. Пусть древние чудовища жрут его на части в Аду. Пусть Хель взглянет ему в лицо своим мертвым глазом.

Море согласно шумело.

— Любовь моя. — Сигурд легонько тряс её за плечо, и Блайя распахнула глаза. Шум волн исчез вдали. — Доброе утро, — он улыбнулся, заметив, что она проснулась. — Мы приехали.

И тогда Блайя поняла, почему ей снилось море.

Сигурд привез её на пляж у берегов озера Мичиган — небольшой и неприметный, явно не популярный у туристов, и поэтому пустынный даже вечером. Впрочем, ещё было не так жарко, чтобы жители города и приезжие ринулись охлаждаться в воду, и поэтому на берегу они были вдвоем. Блайя подумала, что майская погода имеет свою прелесть.

Сигурд набросил ей на плечи куртку, предусмотрительно прихваченную им из дома. Блайя просунула руки в рукава,ругая себя, что не додумалась взять с собой верхнюю одежду сама.

Он сидели на песке, жевали пиццу и разговаривали, наблюдая, как сумерки окутывают город, как воды Мичигана погружаются в темноту. Пицца остыла через двадцать минут, но все равно была похожа на пирог, пусть и холодный. Блайе было все равно. В ней медленно росло тихое счастье, и она бы не отказалась провести всю жизнь так. Рядом с Сигурдом. Где-то на природе, где не было бы людей, и в особенности — его сумасшедшей семейки, где у каждого в шкафу громыхали костями скелеты. Где каждый хранил страшную тайну.

Они вдвоем потянулись за последним куском пиццы, но Сигурд оказался проворнее, и, перехватив его прямо перед носом Блайи, показал ей язык.

— Отдай! — Она потянулась за пиццей, но Сигурд откусил сразу половину и состроил ей рожу:

— Завидуй молча! — Но, заметив её жалобное лицо, протянул ей остаток.

Потом они валялись на пледе, глазея на звезды — такие далекие и маленькие, чудом заметные в большом городе. Блайя думала, что, наверное, где-то в провинции, в маленьких городках, где каждый знает всех соседей вниз по улице, звезды гораздо больше и ярче. Сигурд обнимал её, притянув к груди, и тоже думал… о чем-то. Она не знала, о чем. Он что-то мурлыкал себе под нос, так тихо, что она не могла разобрать мелодию, и рассеянно водил ладонью по её спине.

Блайя подумала, что давно не слышала его голос. Без его пения у них все могло сложиться иначе. Подняв голову, она взглянула ему в лицо, безмятежное и задумчивое, и попросила:

— Спой мне?

— М? — Сигурд повернулся к ней, щелкнул её по носу. — Ты уверена?

Блайя кивнула.

На миг Сигурд задумался, видимо, подбирая мелодию, потом тихо запел ей на ухо, и его негромкий голос посылал волну мурашек вдоль её спины, от основания шеи до поясницы.

— I’ll be kind, if you’ll be faithful, you’ll be sweet and I’ll be grateful. Cover me with kisses dear, lighten up the atmosphere. Keep me warm inside our bed, I got dreams of you all through my head. Fortune teller said I’d be free and that’s the day you came to me…

Песня была старой, и Блайя слышала её как-то по радио, но сейчас казалось, что каждое слово в ней было пророчеством. Казалось, что Сигурд рассказывает их судьбу, и она потерлась щекой о его плечо, уткнулась носом в шею. Волны озера бились о берег, шумели, как настоящее море. Блайя думала, что если и есть её место в мире, то она его нашла.

Здесь. Сейчас. И жаль, что нельзя продлить это навечно.

Голос Сигурда немного усилился, и, лежа головой у него на груди, она могла слышать, как рождаются звуки, так её завораживающие. Блайя нашла его руку и переплела их пальцы, не осмеливаясь подпевать, хотя в горле щекотало от желания присоединиться.

— Come to me with secrets bare, I’ll love you more so don’t be scared. And when we’re old and near the end we’ll go home and start again. — Сигурд чуть приподнялся, заглядывая Блайе в лицо. — Могу я спросить, любовь моя?

— А? — Она не сразу поняла, что с ней разговаривают, с трудом возвращаясь из Страны Чудес, в которую успела унестись, даже не имея домика на колесах. — О чем?

— Come to me with secrets bared, I love you more so don’t be scared, — шепнул ей Сигурд и вновь улегся на плед, обращая взгляд к темному небу. — Потому, что у меня они есть.

И что-то было в его голосе, что заставило Блайю перевернуться на живот и растянуться прямо на нем, заглядывая ему в глаза. Что-то, что заставило её взять его лицо в ладони и попытаться понять: зачем он задает такие вопросы? Зачем спрашивает?

У неё был секрет. И имя ему было Элла.

— Мой отец избивал меня с тех пор, как мне было семь. — Блайя зажмурилась, чтобы не видеть лицо Сигурда, и сердце у неё в груди билось сильнее, чем даже в миг, когда он впервые поцеловал её. Вспоминать было больно: казалось, прошлое окончательно её отпустило, но достаточно было небольшого шага назад, и тень Эллы поджидала за углом.

Сыновья Рагнара Лодброка могли убить его, но они не смогли бы убить воспоминания, таящиеся в самых темных уголках её души.

Если бы Сигурд сказал что-нибудь, Блайя бы, наверное, ушла. Ей было холодно даже в куртке, и она скатилась с Сигурда, прижалась к его боку, закусив губу.

Нет, она не винила его в болезненных воспоминаниях, вернувшихся к ней. Возможно, ей было нужно от них избавиться. Именно сейчас и здесь, когда волны Мичигана шумели так близко, а звезды светили им обоим, как умели.

— Он никогда не делал этого так, чтобы кто-нибудь мог заметить синяки. Никогда не бил по лицу. И я была рада, что уезжала в школу: даже самые строгие школьные правила казались ерундой рядом с тем, что отец мог ударить меня… — Она сглотнула. — Просто так. Ни за что. Я училась, Сигурд. Я научилась притворяться хорошей дочерью. — Блайя чувствовала, что слезы закипают в уголках её глаз, и она поморгала, глядя в темное небо. — Я научилась делать вид, что слушаюсь его во всем, но я его ненавидела. Он заставлял меня… — Даже сейчас она ощущала, как заливаются краской стыда её щеки, и слезы все-таки потекли по лицу, но не по щекам, а куда-то к ушам. Противно и мокро. — Он заставлял меня…

— Блайя… — Сигурд вытирал ей слезы пальцами, и она могла видеть, как ему стыдно и больно за этот вопрос. — Не надо.

Она помотала головой. Ей было нужно освободиться, и она могла чувствовать, как с каждым словом, именно здесь и сейчас, тень Эллы уходит во тьму, туда, где ей и положено оставаться.

— Он заставлял меня регулярно проверяться у гинеколога, — выдохнула Блайя, и её отпустило. Совсем. Горький комок, застревавший в горле каждый раз, когда она вспоминала отца, растворился, ушел. И, наверное, Элла больше никогда не побеспокоит её сны. Ему незачем приходить. — Знаешь, когда вы его убили… Я, наверное, должна жалеть была, да?

— Нет.

— Да, должна. Но я не жалела. И всё это время Элла снился мне. Первое время — очень часто, потом — реже. Я видела его таким, каким вы его оставили — вскрытым, изуродованным, и я думала, что он знал, что я была рада его смерти, и в моих снах он полз ко мне, оставляя на полу кровавые следы… — Она сглотнула. — Но больше он не придет. Я это знаю.

Сигурд привлек её к себе, и несколько минут они просто лежали молча, глядя друг другу в глаза. Ощущая, как падает ещё одна стена между ними. Не последняя, но одна из многих. Блайя знала: люди всегда строят стены вместо мостов, и каждая тайна, каждый невысказанный секрет, скрываемый от самых близких — это ещё один кирпичик в стену, преодолеть которую однажды может стать невозможно. Если не постараться однажды её разрушить.

— Когда мне было семь, я видел, как утонула моя племянница.

Сигурд прикусил губу, подбирая слова. Блайя положила руку ему на грудь, ощущая, как тяжело и нервно он дышит. Ей хотелось остановить его (зачем, зачем он это рассказывает?), но она знала, что он не позволит ей. У него были свои собственные демоны, и прямо сейчас он сражался с ними, как умел. И всё, что она могла — не мешать ему. Помогать ему. Быть рядом с ним.

— У Бьерна была девушка, Торунн. Я почти не помню её, был слишком маленьким. У них была дочка, Сигги. Знаешь, я её тоже почти не помню. Спроси, и я не вспомню, как она выглядела. Но я помню, что иногда, пока Торунн и Бьерна не было дома, моя мать следила за ней. — Он сжал зубы, лицо его скривилось на мгновение. — Я помню, ты спрашивала, почему я ненавижу свою мать?

Блайя помнила. И ненавидела себя за тот вопрос, видя сейчас, как ему больно и плохо, и как сбивается его голос.

— Сигурд…

— Всё нормально. — Он провел пальцем по её губам, мягко обводя их контур. — Я хочу, чтобы ты понимала.

Она понимала, о да. Она понимала, что он клещами вытаскивает из себя каждое слово, и ненавидела саму себя за то, что когда-то спросила. Она понимала, что есть тайны, которые Сигурд бы предпочел хранить в себе до гробовой доски. Но если она разрушила стену со своей стороны, ему пришлось разрушить её со своей.

— В тот день к Ивару пришел врач. Знаешь, она постоянно таскала к нему каких-то врачей, целителей, жрецов, надеялась, что он встанет на ноги. Этот врач ходил постоянно. Я даже имя его помню. — Сигурд прикрыл глаза на мгновение, потом глубоко вздохнул. — Харбард. Но это не важно. И она оставила Сигги в саду, у бассейна. Одну. Ребенка. Маленького. Двухлетнего… — Его голос сорвался, и Блайя обхватила рукой его затылок, прижимаясь лбом к его лбу. — Сигги упала в бассейн. Я видел в окно. Она упала и захлебнулась. Я бросился к матери, но её нигде не было, и я просто бегал по дому, искал её и ревел в голос, а потом она вышла из какой-то комнаты и спросила, почему я так ору…

Блайя не мешала ему говорить, но в ней росла молчаливая, тихая злость на Аслауг, оставившей ребенка одного в саду. На Аслауг, халатность которой лишила Сигги жизни, а Сигурда — покоя.

— Отца всё время не было дома, он строил империю, с которой мы сейчас имеем дело, и мать была для меня всем. — Сигурд говорил, и на его длинных ресницах тоже дрожали слезы, которые он запер в себе много лет назад. Запретил себе плакать, и всё эти годы справлялся со своей болью в полном одиночестве. — Когда я бросился к ней, рассказывая, что Сигги упала, и нужно посмотреть, что происходит, она ответила, что нужно накормить Ивара, а Сигги подождет. Я был ребенком. Я не знал, что такое смерть, но где-то внутри я понимал, что может быть поздно, и я ходил за ней хвостом, умоляя пойти со мной, я тянул её за руку, а она прикрикнула на меня… при Иваре. И сказала, что она не пойдет проверять, что случилось с Бьерновской соплячкой, потому что надо кормить Ивара, и она нужна ему больше. Я не знаю, должен ли винить Ивара за то, что он смеялся. Но я виню мать, потому что она не поняла, что я не вру.

Он говорил, что все нормально, но Блайя видела, что ничерта не было нормально. Сигурд плакал, так же, как она сама плакала, рассказывая об отце, но плечи его расслабились, и она чувствовала, что еще одна из его стен, состоящая из мрачных секретов, тоже начала рушиться, и каждое слово освобождало его душу ещё на чуть-чуть.

— Иногда я думаю, что я несправедлив к Аслауг. — Сигурд вновь перевернулся на спину и уставился в небо. Блайя прильнула к нему, обнимая его за пояс. — Свой ребенок всегда ей был ближе чужого. И, наверное, это нормально?

— Нет, — пробормотала она ему в футболку, сердясь на него за такие мысли. — Ты судишь о ней правильно. Я не знала твоей матери, и я почти не помню своей, но мне кажется… — Она запнулась, подбирая слова. — Мне кажется, что твоя мать…

— Ш-ш-ш… — Сигурд положил палец ей на губы. — Всё хорошо.

Блайя вовсе не была в этом уверена, однако поняла, что разговор для него закончен. Он сказал всё, что хотел, и тема для него теперь была закрыта. И ей очень хотелось верить, что навсегда, только вот она понимала: чтобы вытравить ненависть к Аслауг из его сердца, им придется вернуться в его воспоминания не раз и не два.

Он отошел через полчаса молчания: просто продолжил мурлыкать себе под нос очередную песню, будто ничего не случилось, и Блайя расслабилась, прижимаясь к его теплому боку.

Наверное, на идеальном свидании люди не рассказывают друг другу темных секретов, но и они не были идеальными, а всего лишь самими собой — двумя людьми, в жизни которых не было места ни для кого, кроме друг друга. Они жевали пиццу под звездами и смеялись над дурацкими шутками, и любили друг друга, и просто были.

Разве этого мало?

Она считала, что нет. В самый раз.

— Поцелуешь меня? — спросила Блайя.

Ей хотелось целоваться. И заниматься любовью. И чувствовать всем своим существом, как жизнь торжествует над смертью, а настоящее — над прошлым, как бы пафосно это ни звучало.

Будущего нет. Завтра становится сегодня.

Будущее — это всего лишь промежуток между сегодняшним днем и завтрашним, который тебе никогда не поймать.

— Спрашиваешь? — Сигурд приподнял бровь, а затем просто склонился к ней, увлекая в поцелуй. Забирая всё страхи и боль, и освобождая их обоих от прошлого, потому что любые темные тайны лишь заставляли их любить друг друга сильнее.

Блайя обхватила ладонью его затылок, зная, как любит он ощущение её рук в волосах, и в который раз ощутила: что бы их обоих не разделяло, они всегда будут лишь мужчиной и женщиной, безнадежно любящими друг друга.

Прохлада, которой веяло от озера, напомнила ей о благодарности Фрейе, и Блайе даже показалось, что богиня, прославляемая её новой семьей, услышала её слова. И, наверное, их не нужно было произносить вслух.

«Спасибо…».

Сигурд провел языком по её нижней губе, потянул её зубами, и Блайя застонала в неразорванный поцелуй. Язык Сигурда скользнул в её рот, изучая, лаская, напирая и снова лаская, и знакомое ощущение головокружения заставило Блайю вцепиться пальцами в ткань его футболки. Ей стало жарко, несмотря на вечернюю свежесть, и она выбралась из куртки, даже не чувствуя ветра, касающегося кожи.

Сигурд провел ладонью по её ноге, задирая подол платья наверх, всё выше и выше, и Блайя вспомнила, что всё-таки последовала совету Торви, сама не зная, почему. Возможно, ей хотелось ощутить себя немного другой, более смелой. Возможно, ей просто так захотелось.

Или ей было интересно, как отреагирует Сигурд. И, разумеется, ей довелось узнать его реакцию — как раз в момент, когда его рука переместилась на внутреннюю сторону её бедра.

Отстранившись, Сигурд взглянул на Блайю, распахнув глаза.

— Ты прикалываешься, — пробормотал он негромко и низко.

Вместо ответа Блайя ухватилась за подол, одним движением сняла платье через голову и успела заметить, как участилось дыхание Сигурда прежде, чем он потянул её на себя, и мир вокруг них просто исчез.

Потом они валялись в объятиях друг друга, глядя на небо, и весенний ветер осторожно касался разгоряченных тел.

— Тебе не холодно? — Шепотом спросил Сигурд, глядя на Блайю сверху вниз.

— Не-а. — Она помотала головой, вычерчивая пальцами узоры у него на животе. — Но зато в моей вагине, кажется, полно песка, спасибо Торви за совет, — шутливо добавила она, и Сигурд расхохотался. Блайя ткнула его локтем в бок: — Что ты смеешься? Тебе бы понравилось?

Не обращая внимания на её возмущение, Сигурд продолжал хохотать, закрыв лицо ладонью, разве что не икал, и Блайя не знала, обидеться на него или посмеяться вместе с ним. В итоге, она выбрала второе, и они смеялись, пока у обоих не заболели бока.

— Ну-у-у… — Немного успокоившись, Сигурд подмял Блайю под себя и легко поцеловал в шею. — По крайней мере, мы не в лесу. — Он продолжил целовать её, спускаясь на ключицы, и Блайя хихикнула, ощущая контраст его губ и щетины, легко царапающей кожу. — Иначе там было бы ещё и полно травы… И жучков!

— Фу, заткнись! Я тебя ненавижу!

*

Уезжать не хотелось обоим. Блайя нехотя натянула платье, отыскала балетки и долго вытряхивала из них песок, надеясь, что, если они задержатся ещё немного, необходимость возвращаться домой отпадет сама по себе. По дороге в коттеджный район Чикаго Блайя снова уснула, но ей не снилось ничего, и она была благодарна за это всем богам, существующим на этом свете. С тех пор, как она вошла в семью Лодброков и надела на шею серебряного змея, подаренного Сигурдом, ей снились сны, которые ей приходилось разгадывать.

Постоянно.

— Похоже, что мы даже не пропустили ужин, — произнес Сигурд почти расстроено, когда взглянул на часы. — Только десять вечера. Мы могли задержаться.

— Думаю, никто не стал бы нас ждать, — Блайя зевнула. — Но я все равно чертовски хочу есть, а мы сожрали всю пиццу.

Сигурд ухмыльнулся:

— Ещё бы ты не хотела есть! — Он успел выйти из машины прежде, чем Блайя ткнула его локтем в ребра или пнула ногой. — А что? — Он открыл перед ней дверцу и помог выбраться наружу. — И не вздумай меня бить! — Подняв руки в примирительном жесте, он сделал шаг назад. — Это вообще-то ты не надела белье сегодня!

— Ты вообще его не носишь, — буркнула Блайя. — Это должно как-то влиять на меня? — сухо добавила она, оглядывая его с головы до ног.

Разумеется, это влияло, но она не собиралась признаваться в этом.

— Туше, — закатил глаза Сигурд, не распознав её лукавство. — Но я отыграюсь, засранка!

«Неужели?»

На губах Блайи заиграла издевательская улыбка. Подойдя к нему как можно ближе, Блайя приподнялась на цыпочки, положив руки ему на плечи, и, прильнув к нему всем телом, шепнула:

— Сегодня мы ночуем в разных комнатах, не забывай об этом…

Она провела языком по его шее и тут же по-детски отпрыгнула в сторону, но Сигурд перехватил её за руку. Его прищуренные глаза цвета северного моря не обещали Блайе легкой жизни.

— У меня будет масса времени, чтобы отыграться. Я подожду.

Они ввалились в дом, хохоча и обнимаясь, но хмурый Ивар в гостиной был способен лишить настроения кого угодно. Блайя посерьезнела, одернула юбку и пробормотала:

— Я пойду, переоденусь к ужину.

— Будь добра, — вскинул брови Ивар, оглядывая их и явно подмечая припухшие губы, песок в волосах и помятую одежду. — Выглядите оба отвратительно.

— Я даже не знаю, что хуже: грязная одежда или мрачная рожа, — не остался в долгу Сигурд, в упор глядя на брата. — По-моему, всё-таки второе.

— Зато ты, я смотрю, счастлив, — процедил Ивар. — Как будто в нашей семье недостаточно проблем, над которыми нужно думать. Впрочем, я забыл: ты не привык думать, братец. Ты не в состоянии пошевелить ни одной извилиной, потому что твой мозг находится у тебя между ног! И каково тебе думается хером?

Сигурд вскинул брови.

— Во всяком случае, он там хотя бы есть и работает.

Ивар зарычал, как рассерженный волк, нащупывая на журнальном столике что-нибудь, чем можно запустить в голову Сигурда. Его рука добралась до стеклянной пепельницы, и Сигурд напрягся, готовый уходить в сторону от броска.

— Привет, Сигурд, Блайя. — Вниз по лестнице, зевая, сползла Ида. — Ивар, — она кивнула и Бескостному. — Я надеюсь, я не проспала ужин?

Ивар зашипел сквозь зубы, и его хватка на пепельнице разжалась. Он смерил взглядом Иду, целиком, от носок балеток до последнего волоска в её конском хвосте, и взгляд этот мог обещать ей любые кары небесные, если она скажет ещё хоть слово в его сторону.

— Нет, — ответил он, сжимая губы в тонкую полоску.

— Вот и отлично, — пропела Ида, одернула блузку. На её пальце сверкнуло обручальное кольцо, напомнившее и Сигурду, и Ивару, что Ида Блэк теперь была частью их семьи, и сделать с этим они пока что ничего не могли. — Что сегодня на ужин?

— Одна наглая девчонка под клюквенным соусом. — Очень тихо, но отчетливо произнес Ивар. Ида чуть порозовела, но, как Блайя отметила с удивлением — вовсе не от гнева, а от неловкости. Ивар же никогда прежде не отпускал такого рода комментариев.

— Переоденься, Змей, — обратился Ивар к Сигурду, откинулся на спинку кресла, потер переносицу двумя пальцами. — И ты тоже, Блайя. Смотреть противно.

Блайя запаковалась по самое горло, в джинсы и водолазку: после комментария Ивара ей не хотелось оставлять ни одного лишнего сантиметра обнаженной кожи. Ей казалось, что чертов Ивар Бескостный внезапно оказался третьим на их свидании, и вечер оказался безнадежно испорченным.

Если быть точным, весь вечер перед свадьбой оказался безнадежно испорчен, и его не могло исправить ничто: хотя бы потому, что им ещё и спать предстояло в разных комнатах, а вставать — в шесть утра, чтобы всё успеть. Торви сообщила, что по традиции (господи, Блайя ненавидела это слово) жениху и невесте нужно было провести последнюю ночь перед церемонией в разных домах, но Сигурд заявил, что в бывший дом Кингов Блайя не поедет, и им пришлось ограничиться разделением по комнатам.

Блайя не знала, что приснится ей сегодня, но подозревала, что ничего хорошего: без Сигурда рядом ей никогда ничего хорошего не снилось.

— Как дела, Ида? — поинтересовался Хвитсерк, накладывая себе в тарелку стейк с гарниром из овощей, только порция выглядела так, будто ей можно было накормить как минимум несколько человек. — Я слышал, ты нашла работу?

Ида, сидевшая прямо напротив него, мило улыбнулась, но Хвитсерк вдруг скривился и едва не уронил картофелину с вилки обратно в тарелку.

— Всё отлично. — Её тон был настолько сладким, что любой догадался бы, что она мечтает убить Хита, очень медленно и мучительно. — А твои как?

Хвитсерк ухмыльнулся, запихивая в рот отрезанный кусок мяса.

— Если ты прекрасно себя чувствуешь, почему бы нам не отпраздновать твою новую работу, м?

Блайя видела, как лицо Ивара буквально налилось багровым цветом, и он, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, произнес:

— Почему бы вам, для начала, не дать всей семье поесть в тишине и покое?! — И он с остервенением ткнул вилкой в свою порцию.

— Как на погосте? — фыркнул Хвитсерк. — Прекрати, Ивар, никто не хочет смотреть на твою жующую постную рожу, дай хоть поговорить нормально.

Ивар скрипнул зубцами вилки по фарфору, проткнув кусок мяса насквозь.

Блайя почувствовала, как в воздухе запахло электричеством. А по взгляду Сигурда поняла, что он собирается подкинуть поленьев в разгорающийся костер семейной ссоры. Она предупреждающе стукнула его под столом носком балетки по щиколотке.

«Только бы он промолчал…»

— Ивар, тебе нужно успокоиться. — Не обратив на её предупредительный пинок никакого внимания, Сигурд облизнул губы, сощурился, глядя Ивару прямо в лицо. — Ты ведешь себя, как ребенок. Обратись к Торви, братец, она дает отличные советы. Спасибо, сестренка, ты — супер. — Он выглядел, как обожравшийся сметаны кот, и на его губах мелькнула и пропала довольная улыбка.

Торви фыркнула в кулак, а Блайя с ужасом почувствовала, как её щеки заливает краска стыда, и ткнула Сигурда локтем под ребра. В который раз за день.

— А нельзя ли подробнее для тех, кто не в теме? — Хвитсерк глотнул воды из стакана, с любопытством поглядывая на хихикающую Торви. — Мне кажется, я что-то интересное упускаю, нет?

— Впрочем, — безжалостно припечатал Сигурд, полностью игнорируя и Хита, и алеющие щеки Блайи, — её советы для тебя бесполезны. Таким образом снимать напряжение тебе не дано.

«О, Господи, — подумала Блайя, не вполне уверенная, кому из богов она молится. — Почему он не может держать язык на привязи?!»

Никогда не мог, она знала. Как знала и то, что каждый раз, когда Ивар убивал его во снах, Сигурд всегда говорил слишком много и не следил за тем, что именно он сказал. И как они оба не видели, насколько они похожи, насколько, на самом деле, близки друг другу по духу? Больше, чем к Хвитсерку или Уббе.

Ида закашлялась, будто вспомнила что-то, для неё неприятное, и её старательные попытки не смотреть на Ивара в очередной раз потерпели позорную неудачу. И, где-то там, на периферии сознания, заполненного страхом за Сигурда, Блайя подумала, что между этими двумя, определенно, что-то произошло.

Ивар, удушливо покрасневший до самой шеи, точно так же старался не смотреть на Иду, и сжимал в руке вилку с таким видом, будто собирался воткнуть её Сигурду в глаз.

— Твою мать, как вы мне все надоели! — Бьерн вдруг резко поднялся, грохнув стулом. — Только и делаете, что сретесь, будто бабу делите! Неужели вы не понимаете, что, пока вы ведете себя, как дети, наш бизнес будет приходить в упадок, и мы все останемся в полном дерьме! И что, думаете, именно этого от нас хотел отец?

— Ты мне скажи! — Ивар стукнул кулаком по столу. — Ты же лучше всех знаешь, что было нужно Рагнару Лодброку! Только фирму он почему-то оставил мне!

Бьерн взглянул на него с такой жалостью, будто Ивар сказал что-то очень, очень глупое, и Блайя увидела, как долго он копил в себе свое недовольство, как долго не давал ему выхода. И, припоминая, что однажды трагедия, развернувшаяся на глазах у воинов Великой Языческой Армии, началась точно так же, она выпрямилась, не в силах остановить бешено бьющееся сердце.

«Великая Фрейя, только не Сигурд, только не сейчас…»

— И ты можешь гордиться этим сколько угодно, Ивар. — Голос Бьерна был горек. Бьерн покачал головой. — Однако ты получил эту фирму готовенькой и успешной, со всеми связями, наработанными Рагнаром, со всеми контрактами и прибылью. Со всей империей, которую он построил.

Бьерн смотрел Ивару прямо в глаза, ничего не боясь и не опасаясь, и Ивар, красный до этого момента, как помидор, побледнел, будто с его лица кто-то ластиком стер все краски. Он ухватился за нож, которым резал стейк, и сжал его в руке.

— Осторожнее, Бьерн, — хрипло произнес он. — Ты ходишь по краю.

Бьерн пожал плечами, явно не слишком заботясь о собственной безопасности. Он стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на Ивара так, будто разговаривал с неразумным дитем.

— Я знаю об этой фирме больше, чем ты, Ивар. Я наблюдал, как отец её строил. Я видел, как дядя Ролло пытался её отнять, и, если бы не удачная женитьба на Гисле, принесшая ему завидное положение в торговле, он бы и сейчас не оставил попыток. Я видел, как отец создавал эту империю, кирпичик за кирпичом, чтобы однажды оставить её вам, идиотам. Он бросил мою мать ради того, чтобы вы родились, а Аслауг он оставил ради работы, чтобы вы жили в достатке. Давай, Ивар. Убей меня. Что ты еще можешь? Что умеешь? — Бьерн стоял, как каменное изваяние, и только верхняя губа его подрагивала, показывая, что ему не всё равно. Что на самом деле всё, что он говорит, причиняет ему не меньшую боль, чем другим.

Лицо Ивара скривилось, он крепче сжал нож, замахиваясь и целясь прямо в Бьерна.

Торви первой вскочила на ноги, закрывая своим хрупким телом Бьерна, будто лань пыталась защитить медведя. Ида ахнула, зажала рот рукой, подскочила на стуле. Сигурд тоже встал, но, в первую очередь, заслоняя собой Блайю, на случай, если Ивар психанет окончательно.

— Ивар, прекрати! — подал голос Уббе, сидевший слишком далеко, чтобы остановить младшего брата. — Не слушай его!

Для Блайи все происходящее было фильмом в замедленной съемке, и она вдруг тоже обнаружила себя на ногах, цепляющейся за Сигурда, пытающейся уберечь его от необдуманных поступков. Она не понимала, что случилось с Бьерном, но понимала, что это не может закончиться хорошо.

— Ивар…

Ида поразила всех. Она подскочила к Ивару, вцепилась в его руку, и это напоминало попытки мышки сдвинуть с места гору.

— Ивар, пожалуйста, — выдохнула Ида, заглядывая ему в лицо. — Не делай этого. Ты будешь жалеть.

Что могла знать Ида Блэк, ставшая женой Рагнара Лодброка, о том, что может заставить Ивара пожалеть? Все взгляды обратились на неё, и Хвитсерк тоже поднялся, очень медленно вытаскивая из-за пояса нож. Блайя обхватила Сигурда со спины, утыкаясь лицом между его лопаток, и ей было плевать, что она выглядит трусихой — пусть, если это удержит его, убережет, заставит включить разум и промолчать. Хотя бы ради неё…

Ивар попытался вырвать руку, но Ида ногтями вцепилась в его кожу, причиняя явственную боль. Блайя держала Сигурда в объятиях, напоминая, что ему есть, ради чего жить, ради чего оставаться в стороне в семейных дрязгах.

Ивар медленно сглотнул, опустил руку, глядя куда-то себе на колени. Подбородок его дрогнул. Освободив запястье из хватки Иды, Ивар сморгнул и, развернувшись, выкатился из столовой. Ида, дрожа всем телом, вернулась на свое место, обхватила голову руками, глядя в тарелку. Она была белой, как полотно.

Хвитсерк подскочил к ней, взял её за плечи.

Блайя выдохнула. Сигурд был жив, и она могла чувствовать, как он расслабляется, понимая, что гроза прошла стороной. Эти сны могли свести её с ума: теперь каждое движение Ивара заставляло её напрягаться, будто в любой момент Ивар мог попытаться убить Сигурда.

Она должна поблагодарить Иду, как только будет возможность.

***

Блайе снилась Аслауг. Высокая, с рыжевато-каштановыми волосами, уложенными в косы, в длинном тканом платье, она стояла на краю скалы и смотрела на бушующие волны, и пела. У неё был высокий, сильный голос, и её пение уносило ветром в сторону северного моря. Она пела на своем языке, мрачном и жестком, но прекрасном, как северная природа, как скалы страны, откуда Аслауг была родом. Почему-то Блайя знала, что пела она пророчество, и ей было больно от того, что она не могла понять ни слова.

Аслауг обернулась на её шаги.

— Здравствуй, Эллесдоттир. — Она обернула вокруг плеч свою шаль. — Я знаю, как ты зла на меня из-за слов моего сына, и я не собираюсь оправдываться перед тобой. Однажды мы с Сигурдом встретимся в Вальхалле, и у нас будет много времени, чтобы разговаривать — целая вечность. И у него будет много времени, чтобы любить тебя и ждать, когда ваши дети присоединятся к нам в чертогах Одина. Я здесь не за этим.

— Тогда зачем ты в моем сне, Аслауг Сигурдсдоттир? — Блайя понятия не имела, откуда пришло к ней это старое имя, как не знала, откуда приходят к ней воспоминания о жизнях, которых она не могла и не должна была помнить.

Воронье вспорхнуло из высокой травы, взмывая в небо с громким, надсадным карканьем.

— Много раз Сигурд погибал от руки Ивара, и в этом есть и моя вина. — Аслауг смотрела на Блайю, и в её жёлто-зеленых глазах, так похожих на глаза Хвитсерка, пряталась боль, которую она не могла скрыть. — Но сейчас ты смотришь не туда. Если ты не поверила Провидцу, тебе стоит поверить мне — ты, как и я, вёльва. Смерть Сигурда близко, но змея в траве — не Ивар, он не способен укусить исподтишка. Я была убита подло, хитро, и так же умрет Сигурд, если ты не раздавишь змее голову.

Блайя готова была кричать: она не понимала, о какой змее все говорили ей, потому что ощущала себя в чертовом гадючном клубке, и каждый норовил укусить другого раньше, чем чужие зубы вонзятся в тебя самого.

— Его хочет убить тот, кто убил тебя?

«Лагерта, Лагерта, Лагерта».

Аслауг не стала подтверждать или опровергать её догадок. Она взглянула на Блайю печально и, шагнув к краю обрыва, прыгнула вниз, сопровождаемая шорохом вороньих крыльев. Черные птицы, верные спутники Одина…

Блайя подошла к самому краю скалы, посмотрела вниз и ахнула, отшатнулась: вместо волн там шевелились змеи. Сотни, тысячи змей, и, увидев Блайю, они зашипели.

========== Глава двадцать вторая ==========

Комментарий к Глава двадцать вторая

Вообще-то я не собиралась писать эту главу, но произошедшее с Астрид в 10 серии пятого сезона настолько меня убило, что я решила написать о ней чуть больше уже сейчас. Астрид, определенно, заслужила немного счастья, а не вот это вот всё.

И, да, тут немного раскрываются планы Лагерты. Потому, что так надо для сюжета.

https://pp.userapi.com/c841324/v841324799/66af6/Pk5xUi2v5k8.jpg - aesthetic

Альфред ненавидел оперу с детства. Родители — в большинстве своем Джудит, конечно, — пытались привить ему любовь к классической музыке и непонятному пению на чужом языке, но он так и не проникся ни оперными ариями, ни сопровождающей их пафосной музыкой. Впрочем, и на балете он чувствовал себя, как слепой, которого просят описать радугу. Даже либретто не помогало понять, что же, черт возьми, происходит на сцене.

Элсвита сидела рядом в ложе, по его левую руку. Как всегда, элегантная, в безупречно подобранном платье и с идеальной прической, она смотрела на сцену, но Альфред понимал, что ей тоже бесконечно скучно в этом театре, с этими людьми вокруг, и хочется встать и уйти. Хоть в чем-то они были похожи. Однако Альфред знал, что, если ему всё надоест до зубового скрежета, он поднимется и уйдет, то Элсвита, всю жизнь державшаяся в рамках строгого аристократического воспитания, останется. Ведь ей не захочется ставить его семью в неудобное положение.

Как глупо.

Его семья не беспокоилась, что ставит кого-то в неудобное положение, когда Джудит стала любовницей Экберта, и об этом судачили все, у кого глаза находились на положенном для них месте. Его семья знала, что деньги могут заткнуть кого угодно, и так и получилось. Все грязные слухи сошли на «нет», и родители снова стали для всех идеальной парой.

Оступились, с кем не бывает? Общество зачастую готово простить многое, если у тебя есть деньги. По крайней мере, американское общество.

Альфред повел головой, разминая затекшую шею. Сидеть, всё время глядя на сцену, ему было трудно, но он обучился делать это в совершенстве — иначе было никак.

Оперная дива надрывалась на сцене: кажется, это был дуэт Виолетты и её возлюбленного. Альфред мог поспорить, что мать пустила слезу, как и всегда. Почему-то Джудит, царственную и выдержанную Джудит, всегда трогали пафосные и псевдо-романтичные любовные истории, хотя она изо всех сил старалась это скрыть. И даже назвала его в честь возлюбленного Виолетты в «Травиате».

Альфред незаметно коснулся ладонью галстука, душившего, будто удавка. Что за садист придумал это орудие пытки?! Небольшой драгоценный камень на зажиме царапнул палец. Альфред зашипел, заработав обеспокоенный взгляд матери и недовольный — деда, и сунул поврежденный палец в рот. Металлический привкус крови осел на языке.

Он оглядел зал — женщины в лучших своих платьях, мужчины в костюмах. Каждый пытался быть кем-то, кем не являлся, и Альфред понимал, что здесь и сейчас и сам не отличается от них. Вовсе не здесь он хотел бы быть сегодня, но об этом знал только он сам. Матери и деду он не был нужен таким, каким был на самом деле: они хотели видеть идеального сына и внука, ребенка Ательстана — мужчины, который им обоим был по-своему дорог. Их не интересовало, что творилось в душе Альфреда. Какие бури там правили бал.

Только Астрид знала, каким он был на самом деле, а он знал её. Ведь они разговаривали, много. Так много, что, казалось, знали друг о друге всё, но темы находилось снова и снова. Они любили одну и ту же пиццу и притерпелись к музыкальному вкусу друг друга, смотрели одни и те же сериалы, когда у них было время. Астрид втихую посмеивалась над его подчиненными, когда они называли его «ледяной статуей». Астрид понимала Альфреда с полувзгляда, с одного прикосновения или движения губ. А он чувствовал её настроение, как своё, и слишком хорошо знал, что она — вовсе не «железная леди».

«Железная леди» не стала бы жевать картошку фри и швыряться в него остывшими ломтиками, пока он подшучивал над её любовью к фаст-фуду. «Железная леди» не стала бы плакать на концерте Guns’n’Roses в почти «золотом составе» (весь концерт им пришлось делать вид, что они не знакомы, но после возвращения в отель Астрид постучалась в его номер, и всю ночь они занимались любовью, мешая спать соседям).

Альфред знал только, как заходится его сердце при одном взгляде на Астрид, как приливает кровь к щекам, и как он скучает по ней прямо сейчас, пока на сцене Виолетта пыталась забыть свои некстати вспыхнувшие чувства.

Весь этот пафос, который оперные звезды пытались показать, не имел никакого отношения к настоящей любви. Что-то внутри подсказывало Альфреду, что это было так.

Он оглянулся на отца и деда. Этельвульф склонился к уху Экберта и что-то тихо ему говорил. Со стороны — вполне обычная, пусть и богатая семья, да только Альфред помнил, как плакал, узнав, что Этельвульф ему вовсе и не папа. Даже мать не знала, что он всё тогда слышал, и её притворство, её упорно нежелание даже сейчас раскрыть, кем был его настоящий отец, резало Альфреда без ножа. Ему было почти двадцать, он не был ребенком, но родные всё еще считали, что могут управлять им.

Что ж, он докажет обратное.

Мать заметила его движение в сторону, и он заработал ещё один предупреждающий взгляд. Ох, как же он мог забыть — люди же смотрят на них! Люди будут говорить. И почему она не думала об этом, когда трахалась с его биологическим отцом? Или когда прыгала в постель к деду?

Всё это Альфред с легкостью бы простил, если бы она не врала ему прямо в лицо, если бы нашла в себе смелость рассказать ему об Ательстане и о причинах, что заставили её стать любовницей Экберта. Он был готов понять, но Джудит упорно молчала, склеивая осколки семьи, которой никогда не было.

Из них двоих первым не выдержал её лжи Этельред. Он уехал в Новый Орлеан, поступил там в художественный колледж, чем вызвал негодование деда. Иногда он писал Альфреду письма на личную почту: рассказывал о Луизиане и о людях, которых он там встретил. О вудуистском колдовстве, в которое там до сих пор верят и о вдохновении, которое ему приносят местные легенды и россказни старожилов. Альфред радовался за брата, как не радовался бы за себя. Хоть кто-то из их семьи смог стать по-настоящему свободным.

А к последнему письму Этельред прикрепил фотографию — рыжая девушка в легком платье на фоне могил старого новоорлеанского кладбища. И, хотя Альфред очень любил брата, в его сердце зашевелилось что-то вроде зависти к этой свободе, что позволила Этельреду выбрать себе любовь, не оглядываясь на семью. Если любовь вообще можно было выбирать, в чем он сомневался.

Он бросил взгляд в сторону, на Элсвиту, отчаянно пытавшуюся зевнуть с закрытым ртом. Его жизнь была бы проще, если бы он влюбился в свою будущую жену, но — увы и ах! — любил-то он другую.

Телефон в кармане завибрировал, и Альфред вытащил мобильный, прикрыл рукой экран. Астрид.

«Нужно поговорить, это срочно. Есть новости». Она всегда писала коротко и по делу, зная, что с Экберта станется отслеживать сообщения Альфреда.

«Я в опере», — ответил Альфред.

«Я знаю. Мне тебя видно».

Альфред изумленно приподнял брови, прочитав сообщение. Перечитал. Не обращая внимания на возмущенный шепот матери, приказывающей ему выпрямиться и сесть на место, Альфред облокотился о перила ложи и глянул вниз, в зал. Астрид сидела в пятом ряду ближе к проходу, он мог видеть её темноволосую голову, склонившуюся над телефоном. Вопиющее неуважение к культурному мероприятию, подумалось ему весело.

Его женщина была великолепна, как и всегда.

«Через две минуты у туалетов», — отписала Астрид. Альфред видел, как она убрала телефон в клатч и поднялась, осторожно пробираясь к выходу. Поднялся на ноги сам.

— Что ты делаешь? — Зашептала Джудит, ловя его за рукав пиджака. — Нам предстоит благотворительный вечер после спектакля! Ты с ума сошел? Что люди подумают?

Он пожал плечами.

— Придумай что-нибудь, мама, если кто-нибудь спросит обо мне. Ты это умеешь.

Астрид ждала его рядом с туалетами, и Альфред чуть выдохнул, глядя на её фигуру в темно-бордовом платье. Она была красива, как и всегда, и он бы многое отдал, чтобы назвать её полностью своей, но знал, что Астрид никогда никому не будет принадлежать, и именно это в ней и завораживало. Влекло с неудержимой силой, которую Альфред не мог и не хотел укрощать.

Как же ему хотелось обнять её и не отпускать! Плюнуть собственной семье в лицо и уехать с Астрид куда-нибудь очень далеко, но он не мог себе позволить такую роскошь.

Пока что не мог. Альфред очень надеялся, что скоро всё будет иначе.

— Привет.

— Привет, — Астрид чуть улыбнулась, оглядывая его с ног до головы. — Спорим, в этом дизайнерском ужасе тебе неуютно так же, как и мне в этом платье?

— Даже спорить не буду, — Альфред вздохнул, повел головой в сторону, по-прежнему ощущая, как галстук душит его. — Чуть не свихнулся от скуки. Так что ты спасла меня.

— Не без причины. — Астрид нахмурилась. — У меня есть новость для тебя. Сколько у тебя есть времени?

Альфред задумался. Первый акт оперы еще даже не подошел к концу, но, насколько он знал сюжет «Травиаты», уже приближался к своему логическому завершению. Значит, скоро будет антракт, и дед с отцом выйдут покурить, а мать найдет какую-нибудь из своих знакомых в соседних ложах и заведет с ней ничего не значащий диалог, оставив его и Элсвиту вдвоем.

А потом начнется акт второй, и вся эта тягомотина с певческими страданиями пойдет заново.

— Я бы не возвращался, — хитро улыбнулся он. — А ты?

— Терпеть не могу оперу.

*

Первым делом Альфред выкинул в помойку душащий его галстук и сразу почувствовал себя свободнее. Чтобы не быть замеченными, им пришлось выйти из театра по отдельности, и по отдельности же добраться до квартиры Астрид. Альфред заплатил таксисту наличными и выбрался на улицу, вдохнул воздух полной грудью.

Телефон в кармане звонил, не переставая, и он знал, что мать пытается узнать, где он находится, не понимая, что же с ним происходит, и почему он ушел, ничего не объясняя. Альфред и сам знал, что поступил опрометчиво, поэтому, поднимаясь к Астрид, всё же написал матери сообщение, что у него возникли срочные дела, и это касается Блэков.

И даже почти не соврал, как он потом осознал.

— Иди сюда. — Астрид, приехавшая раньше и уже сменившая пафосное вечернее платье на домашнюю футболку и шорты, втянула его в квартиру и захлопнула дверь. — За тобой никто не ехал?

Альфред нахмурился, припоминая, не видел ли он в зеркало заднего вида никакой машины, следующей за его такси.

— Нет, — произнес он. — Ничего такого.

— Хорошо. — Астрид потянулась и быстро поцеловала его в губы. Альфред прижал её к себе, утыкаясь носом в макушку и вдыхая запах чуть резковатых,холодных духов, так не похожих на любимые Элсвитой цветочные ароматы. — Я сварила кофе.

— Да в жопу кофе. — Альфред приподнял её лицо, обводя пальцем контур её губ, на которых еще сохранились следы яркой помады. — Я соскучился.

— Я тоже. Но сначала дела. — Астрид вывернулась из его объятий, склонила голову набок, оглядывая его. — Хорошо, что ты выбросил эту удавку, — одобрительно кивнула она и усмехнулась. — Я почти ощущала, как тебе некомфортно.

Она потянула с его плеч пиджак, и Альфред с удовольствием подчинился. Астрид лучше многих знала, как он от души ненавидел официальные костюмы и как хотел бы просто расслабиться и побыть не наследником корпорации, а самим собой.

— У меня есть новости. — Астрид поставила перед ним чашку с кофе. — И не очень хорошие, хотя это зависит от того, насколько мы можем обернуть их на пользу себе.

Альфред ухватил её за руку, притянул к себе на колени и уткнулся лицом в изгиб её шеи.

— Рассказывай, — пробормотал он. — Я тебя очень внимательно…

Астрид вздохнула, но он мог поклясться (не на Библии, нет, но всё же), что она улыбалась.

— Как с тобой говорить о серьезных вещах?…

— Я же сказал, что слушаю. — Альфред крепче сжал руки у неё на талии. — Я не глухой. Я просто скучал по тебе.

— Или скучал из-за оперы, — поддела его Астрид шутливо. На пару минут она позволила себе расслабиться в его объятиях, чуть откинувшись назад и положив голову ему на плечо. — Пей свой кофе. — С еще одним вздохом она всё же поднялась, достала из шкафчика сахар и насыпала в свой чай несколько ложек. — Сегодня я разговаривала с Лагертой.

Альфред отставил чашку и обеспокоенно подался вперед. Он знал, что Лагерта Ингстад связывается с Астрид лишь в самом крайнем случае, и её внезапное появление на горизонте ему совершенно не нравилось. Лагерта, он знал, ненавидела Ивара и его братьев, и в любой момент могла вмешаться в его планы, чтобы удовлетворить собственное желание уничтожить детей Аслауг.

Альфред был уверен, что и жену Рагнара Лодброка убила именно Лагерта, хотя доказательств у него, разумеется, не было. Если Лагерта собиралась кого-то уничтожить, она делала это быстро и чисто, так, что комар носа не подточит. Сам Альфред мало знал Лагерту, но Экберт рассказывал ему о ней, и в его тоне мешались восхищение и неприязнь. Экберт восхищался Лагертой так сильно, что даже не удосуживался это скрыть. И Альфред порой задумывался: не было ли у его деда романа с первой женой Рагнара?

От Экберта, право слово, можно было ожидать, чего угодно.

— Что сказала Лагерта?

— Завтра у Лодброков праздник — языческая свадьба, Сигурд женится. — Для Альфреда слова Астрид не были новостью, но он молчал, слушая, что она скажет дальше. — Она не раскрывала мне подробностей, но намекнула, что на свадебном банкете намечается… что-то. — Астрид водила пальцем по краю чашки, глядя на терпкий ароматный напиток, от которого поднимался пар. — Что-то, что позволит Ивару ещё больше обозлиться на Блэков. Что-то страшное. Я думаю, она хочет навредить кому-то из них, но представить всё так, будто совершил это Исайя.

— Черт! — Альфред выругался, откинулся на спинку стула и запрокинул голову назад. — Черт, черт, черт!

Это были не просто плохие, это были отвратительные новости. Альфред чувствовал, что находится на перепутье. Он мог позвонить Ивару и сообщить о возможном готовящемся покушении, но этим он подверг бы опасности Астрид, потому что Лагерта могла догадаться, откуда у Ивара появились сведения о её планах. Он мог умолчать об этом, но тогда на его руках, вероятно, проступила бы кровь одного из Лодброков, против которых он, по сути, ничего не имел. Ивар был гордым и самовлюбленным мальчишкой с отвратительным характером, мнившим себя гением, но в планах самого Альфреда он играл очень важную роль, и если Лагерта собиралась покуситься на его жизнь, это было плохо, очень плохо.

— Ивар? — Спросил он.

— Не думаю, — покачала головой Астрид. — Если Лагерта решит мстить, она начнет с кого-то менее важного, чтобы отвести от себя подозрения и заставить Ивара подозревать Блэков. Она будет подбираться к Ивару постепенно, наблюдая, как он бесится, не в состоянии предотвратить гибель своей семьи.

— Твою мать… — Альфред прикрыл глаза. Его планы висели на волоске только потому, что Лагерта не нашла лучшего момента, чтобы развернуть кампанию по своей мести. — Твою ж мать!

Шестеренки в его мозгу заработали с невероятной скоростью. Если кто-то из Лодброков умрет, то Ивар наверняка подумает, что именно Исайя добрался до их семьи, и тогда кровавая баня не заставит себя ждать. Альфред не собирался наблюдать, как ситуация уплывает из-под его контроля. Но и подвергать Астрид опасности не хотел: он слишком хорошо понимал, что предательства Лагерта не простит.

Предотвратить чью-то смерть окончательно Альфред не мог — Лагерта могла заподозрить, что информация уплыла. Но мог ли он сделать что-то, чтобы попытаться обернуть ситуацию в свою пользу? Ему казалось, что у него пойдет из ушей дым, так старательно он пытался найти выход из складывающейся ситуации.

Не находил. Впервые в жизни Альфред не находил выхода, и он был почти в отчаянии. Оно захлестывало его черным маревом, и, как он ни старался, у него плохо получалось противостоять этому. Астрид почувствовала его состояние. Поднявшись, она подошла к Альфреду и положила руки на плечи, принялась разминать уставшие, напряженные мышцы.

— Ты ничего не можешь сделать. — Она прижалась губами к его макушке. — Сейчас мы можем только наблюдать, а справляться придется с последствиями.

Альфред понимал, что она права. Без подробностей, которые Лагерта вряд ли рассказала кому-то, кроме собственного мужа, они не могли сделать ничего, и оставалось лишь беспомощно наблюдать и готовиться к встрече с последствиями бури лицом к лицу. Возможно, когда станет ясно, к чему приведут действия Лагерты (и приведут ли, Альфред не мог не думать, что хотел бы, чтобы её планы погорели), он поймет, что делать.

Но он ненавидел быть беспомощным.

— А вторая новость? — спросил Альфред, уже предчувствуя, что ничего хорошего Астрид ему не скажет.

— За нами следил человек Ивара. Я его знаю, это Гуннар. Он отличная ищейка, но туп до невозможности во всем остальном. — Астрид зарылась пальцами в волосы Альфреда, массируя голову. — Не думаю, что он выяснил что-нибудь стоящее, но я решила, что ты должен знать. Я заметила его слежку сегодня, когда выходила из оперы. Даже не скрывался почти, кретин, — она хмыкнула.

О, Господи…

Альфред застонал. Только этого не хватало! От мысли, что Ивар мог воспользоваться своим знанием и постараться навредить Астрид, его начинало тошнить от ужаса. В его семье считалось, что иметь слабость — значит, позволить врагу победить тебя. Астрид была его слабостью, и если Ивар узнал об этом…

Если он только узнал…

Твою мать.

Альфред выдохнул, пытаясь успокоиться. Кровь стучала в висках так шумно, что он не слышал собственного дыхания. Холодный ужас, медленно заползший в сердце, не позволял сосредоточиться. И если новость о планах Лагерты его выбесила и заставила лихорадочно думать, что делать (ничего они не смогут), то слежка Ивара — напугала.

— Я не знаю, какая новость хуже, — хрипло признался Альфред. Его голос дрогнул. — Ивару нельзя давать в руки такие козыри. Я не могу подвергать тебя опасности. — Он поднялся, приблизился к Астрид и обнял, прижавшись лбом к её лбу. — Я не могу позволить ему навредить тебе… — шепнул он.

— Не бойся за меня. — Астрид обвила руками его шею. В отличие от Альфреда, который страшился за неё больше, чем за себя, она была нордически спокойна, как и всегда. Его всегда поражало её умение оставаться спокойной, когда он нервничал. И эта уверенность передавалась и ему. — То, что он знает о нас, может стать нашим козырем, а не его. Позволь Ивару думать, что он сможет держать тебя на крючке.

— Астрид…

— Эй. — Она потерлась кончиком носа о нос Альфреда. — Сейчас мы всё равно ничего не можем сделать с происходящим. Ты заварил кашу, и она теперь начинает закипать. Пусть дойдет до точки кипения. И тогда ты поймешь, что делать дальше.

Альфред прекрасно знал, что она права, но всё равно сжимал её в объятиях так, будто в любую минуту мог потерять. И, когда по потолку скользнул свет фар проехавшей мимо машины, Альфред впервые за долгое время подумал, что Астрид нужна квартира несколькими этажами выше.

========== Глава двадцать третья ==========

Комментарий к Глава двадцать третья

Первая часть свадьбы. Снова немного флаффа. Главу со свадебным ритуалом и ужином пришлось разделить на две части, так как она получилась слишком длинной. Клятвы для ритуала пришлось взять у древних кельтов, но будем считать, что неоязычники модернизировали ритуал :)

https://pp.userapi.com/c830401/v830401866/2e9e7/oJ8e7mD5Zfs.jpg - wedding aesthetic

https://www.youtube.com/watch?v=U8VMYLniuDk - песня из эпиграфа.

Итак, последний спокойный день Лодброков начинается :)

Today’s the day I’ll make you mine

So get me to the church on time

Take my hand in this empty room

You’re my girl, and I’m your groom

Come to me my sweetest friend

This is where we start again…

© Goo Goo Dolls — Come To Me

Платье спадало почти до самого пола, мягко обнимая тканью лодыжки. Блайя покорно сидела на стуле, позволяя Торви вплетать в её волосы белые цветы. Лицо Торви было немного опухшим, будто она плакала добрую часть ночи, но, как обычно, она была очаровательна и спокойна. И, разумеется, делала вид, будто ничего не произошло.

— Что тебе нужно знать о нашей свадебной церемонии, — рассказывала она мягким, глубоким голосом, убаюкивающим не хуже колыбельной, — это что во время неё жрец приносит жертву Фрейе или Тору, в зависимости, чье благословение он просит у богов для молодых. Поэтому тебе не стоит бояться: животные созданы для того, чтобы становиться жертвой для богов Асгарда. Я знаю, что ты не привыкла к нашим обычаям, но ты — часть семьи теперь, и ты должна.

— А ты? — Спросила Блайя.

— Я росла в маленьком норвежском городке в соответствии с нашими традициями, — улыбнулась Торви. — Моя семья принадлежала к языческой общине. Меня не пугает ни кровь, ни смерть. Там, где конец — всегда начало, и лучше, чтобы вашим началом стала смерть животного, чем человека. — Она вплела в локоны Блайи последний цветок и отошла, разглядывая результат своих трудов. Казалось, она осталась довольна. — Бьерн взял меня вдовой, а для вдов у нас нет столь красивой церемонии, как для юных девушек, но все-таки мы поженились, и освятили наш союз именем Тора. Помни, что Сигурд настолько теперь твой, насколько ты — его, и будь ему верной, и он будет верен тебе. — Её улыбка стала печальной. — По крайней мере, так должно быть.

Что-то в её тоне заставило Блайю подняться и, шагнув к подруге, обнять её.

Торви не была той, кто выносил сор из избы, и об её браке с Бьерном все знали только то, что она сама позволяла узнать. Торви сияла улыбкой, рассказывая о семье, и встала на защиту мужа, когда Ивар в порыве гнева пытался убить его. Торви была похожа на хрупкого, испуганного олененка, но за её нежной внешностью пряталась мужественность, не всегда самой Блайе доступная.

Она могла бы быть древней воительницей когда-то. Она могла бы защищать свою семью до последней капли крови сейчас. Ценил ли это Бьерн? Знал ли он, что взял в жены валькирию?

— Не волнуйся. Тебе нечего бояться. Всё будет хорошо, — произнесла Торви. — Всё будет хорошо.

Блайя смотрела на себя — и вновь не узнавала. Ей казалось, будто в зеркале отражается не она сама, а языческая принцесса, пришедшая прямиком из прошлых веков. Змей на её шее удивительно гармонировал с её общим обликом, а цветы в распущенных темных волосах подчеркивали фарфоровую бледность кожи. Блайя не привыкла смотреть на себя, как на красивую женщину, — спасибо Элле, она помнила его уроки, — но сейчас ей показалось, она понимает, почему Сигурд выбрал её когда-то, и почему продолжает выбирать из жизни в жизнь.

— Думаю, давать советы относительно супружеской постели тебе не нужно. — Торви рассмеялась, будто и не было печали, охватившей её пять минут назад. — О Сигурде ты знаешь, несомненно, больше меня. Но совет почаще не носить нижнее белье остается в силе.

Блайя покраснела и поспешно перевела разговор на другую тему. Личное для неё всегда оставалось личным, и она не любила распространяться о том, что было у неё на сердце. Или что происходило у неё в постели. И в этом с Торви они были похожи.

— А где будет проходить… всё?

— О. — Торви усадила её обратно на стул, принялась колдовать над её лицом. — Округ Кук выделил язычникам, признавая их религию равноценной мировым, небольшую местность недалеко от деревни Барттлейт, где мы можем проводить свои ритуалы, не мешая местным жителям. Это недалеко, всего около полутора часов на машине.

Блайя застонала:

— А нельзя было поближе?

— Мы уважаем наши традиции. — Торви чуть сощурилась, разглядывая только что подведенный глаз Блайи. — Тебе понравится, там очень красиво. Потом мы вернемся сюда, чтобы отпраздновать ваш союз, освященный богами.

И она снова вернулась к своей работе визажиста, что-то напевая под нос на норвежском языке, мелодично и тихо. Блайя вздохнула, покорно смежая веки вновь и используя образовавшуюся паузу в разговоре, чтобы прислушаться к своим ощущениям. К её сердцу, в котором, как обычно, не было покоя и тишины.

Она хотела стать женой Сигурда. Она уже ею была, но что-то внутри неё жаждало принадлежать ему перед его богами так же, как перед людьми. Стать его навсегда и перед ними тоже, и присоединиться к нему там, куда он уйдет после смерти. Мысль, что они могут быть разделены, казалась Блайе невыносимой. Если его боги слушали её, помогали ей, давали подсказки, о которых она не могла и мечтать, то она хотела уважать их так же, как уважала мирские законы. Если его боги признали её, она хотела быть достойной этой чести.

Но также Блайя знала, что уже была его, с самого начала, с первой их встречи, и ничто не могло изменить этого. И никто.

«Кровь от крови моей, — подумала она, вспоминая слова, что должна была произнести, держа Сигурда за руку и глядя прямо в глаза неизвестному ей пока жрецу. — Плоть от плоти моей, и я отдаю тебе свое тело, чтобы мы стали едины, и я отдаю тебе свою душу, пока наша жизнь не придет к концу…»

Какое-то неясное беспокойство, вызванное очередным предупреждающим сном, заворочалось в её сердце, и Блайя решила, что она должна быть начеку. Если им суждено идти по жизни рука в руке до самой смерти, что ж…

Она постарается, чтобы этот конец наступил ещё нескоро.

*

Их венчал пожилой жрец с длинными седыми волосами, и Блайя чувствовала прохладу весенней травы под своими босыми ногами. Сигурд стоял рядом с ней, что удивительно, тоже в белом, и тоже босиком. Кровь стучала у Блайи в висках, бешено, сумасшедше, и она не могла отвести взгляда от худого лица языческого когана, и ей казалось, что однажды, когда-то и где-то, она уже видела его, и он об этом знал. И помнил её.

Хвитсерк подвел к жрецу белую, в черных пятнах, козу, и держал её, упирающуюся, за рога, пока тот одним движением перерезал животному горло, одновременно подставляя чашу под струю крови. В воздухе разлился металлический, тяжелый запах, но Блайя с удивлением поняла, что её даже не воротит от этого. Она стояла, выпрямившись, и ладонь Сигурда сжимала её руку. Блайя знала, что он нервничает точно так же, как и она сама.

Где-то позади них кто-то тяжело выдохнул, но больше от удовлетворения. Блайя подумала, что в их семье только Ивар может получать истинное удовольствие от лицезрения страданий животного.

Жрец выплеснул добрую часть ещё дымящейся крови прямо на землю, у ног Блайи и Сигурда, и звучно произнес (Блайя узнала его голос, и добрая сотня мурашек пробежала по её спине, от шеи до поясницы):

— Прими в жертву кровь этого животного, Тор, защитник Асгарда, асов, Мидгарда и людей, и даруй детям твоим защиту и благословение, охраняй их от всяческого зла, от кого бы оно ни пришло, и пусть мертвец никогда не явится к порогу их дома! Прими в жертву эту кровь, величайший из сынов Одина, и обрати на них свой взор, и даруй им плодородие, чтобы голоса детей огласили их жилище!

Кровь быстро впиталась в землю, ещё слегка влажную от росы. Жрец поставил чашу на серый камень, служивший для него алтарем, и окунул в неё ветвь.

К Блайе приблизилась Торви, протянула ей кинжал, и та, уже привыкшая к оружию, взяла его без дрожи в пальцах. Она сама согласилась на эту церемонию, это было её решение, и, ощутив прохладу тяжелой рукоятки в ладони, Блайя вдруг успокоилась, словно кто-то положил ей на макушку невесомую ладонь. Словно кто-то дарил ей свое благословение.

Хвитсерк точно так же передал Сигурду оружие из рук в руки, и жрец степенно кивнул, позволяя соединить кинжалы перед алтарем, так же, как предки Лодброков когда-то соединяли мечи — символы объединения двух родов в один. Что-то очень древнее, очень темное было в этом ритуале, но Блайю больше это не беспокоило. Она шагнула с обрыва, но не рухнула вниз, а взлетела, потому что за её спиной распахнулись крылья.

Их кольца, одинаково широкие, с вытесненными на сияющей поверхности рунами, жрец окунул в жертвенную кровь. Блайя ощутила её липкую влажность, когда Сигурд надел кольцо на её палец, и когда она повторила то же, с его кольцом, и их руки соединились на рукоятях кинжалов.

— Я никого не видел красивее тебя, — прошептал Сигурд, накрывая ладонь Блайи своей. — И боги мне свидетели, я люблю тебя.

Блайя улыбнулась ему в ответ.

— Ты — кровь от крови моей, — произнес Сигурд, не отрывая взгляда от неё. Блайя видела в его глазах любовь такой силы, что ей стало сложно держаться на ослабевших ногах. — Ты — плоть от плоти моей, и я отдаю тебе свое тело, чтобы мы стали едины, и я отдаю тебе свою душу, пока наша жизнь не придет к концу. Ты не можешь владеть мной, потому что я принадлежу сам себе, но покуда мы оба этого жаждем, я отдам тебе всё, что принадлежит мне. Ты не можешь повелевать мне, потому что я свободен, но я буду служить тебе, как ты попросишь меня, и мед будет слаще из рук моих для тебя. Я обещаю тебе первый кусок пищи моей и первый глоток вина моего, и с этого дня и до самой смерти лишь твое имя я буду произносить в ночи, и, глядя в твои глаза, я буду улыбаться каждым утром. Я буду защитой твоей, так же, как ты — моей, и ни одного горького слова не будет сказано о нашем союзе. Я буду уважать тебя перед лицом других и перед самим собой, и наши ссоры мы будем хранить в тайне, и ни один чужак не узнает о разногласиях наших. Как на земле, так и на небе, я буду любить тебя, и уважать тебя всю жизнь и в наших следующих жизнях. Это — моя клятва тебе, это — союз двоих равных.

Блайя слушала его звучный, музыкальный голос, и вдруг почувствовала, как в горле её встал тяжелый комок, а перед глазами вдруг всё начало расплываться, и она сморгнула, с удивлением осознав, что на её ресницах застыли слезы. Она знала эту клятву наизусть, но слышать её от Сигурда было…

Она не могла подобрать слов, и облизнула губы, и на языке она почувствовала соль.

— Ты — кровь от крови моей, — тихо начала Блайя. Лицо Сигурда по-прежнему расплывалось перед её глазами. — Ты — плоть от плоти моей. Я отдаю тебе свое тело, чтобы мы стали единым целым, и я отдаю тебе свою душу, пока наши жизни не подойдут к концу. Ты не можешь владеть мной, потому что я принадлежу сама себе, но пока мы оба этого жаждем, я буду отдавать тебе всё, что принадлежит мне. Ты не можешь повелевать мне, потому что я свободна, но я буду служить тебе, как ты попросишь меня, и для тебя мед будет слаще из моих рук. Я обещаю тебе первый кусок моей пищи и первый глоток вина, и с этого дня и до самой смерти лишь твое имя я буду кричать в ночи, и, глядя в твои глаза, я буду улыбаться каждым утром. Я буду защитой твоей, так же, как ты — моей, и ни одного горького слова не будет сказано о нашем союзе. Я буду уважать тебя перед лицом других и перед самой собой, и наши ссоры мы будем хранить в тайне, и ни один чужак не узнает о разногласиях наших. Как на земле, так и на небе, я буду любить тебя, и уважать тебя всю жизнь и в наших следующих жизнях. Это — моя клятва тебе, это — союз двоих равных.

Блайя была уверена, что собьется или спутается, но с каждым сказанным словом её голос обретал мощь, и она ощущала, как странная сила с макушки до пят окутала её, будто коконом, и теперь она верила, что их клятвы были услышаны богом. Богами. Не важно кем, но они были услышаны.

Воспоминания вернулись к ней вновь. Блайя снова ощутила холодный ветер, обнимавший их обоих на вершине холма где-то в английских землях, много столетий назад. Ветер всегда неизменен, он всегда возвращается. Сигурд шагнул к ней ещё ближе, так, что она могла чувствовать тепло, исходящее от его тела, и он продолжал смотреть на неё так, будто видел только её одну.

— Это — клятвы, произнесенные вами под светом солнца и светом луны, под благословением земли и воды, под охраной дня и ночи, единые как на земле, так и в море. Этими словами вы поклялись перед лицом богов, что будете мужем и женой, равными друг другу. Если кому-то из вас станет трудно, другой будет ему помощью. Если один оскорбит другого, да станет это позором для всех ваших потомков, и будут они платить за это, пока этот позор не будет смыт. Если вы нарушите клятвы, данные вами сегодня, боги найдут и покарают вас!

Сигурд взял лицо Блайи в ладони, глядя ей прямо в глаза, провел большим пальцем правой руки по её щеке, вытирая слезу.

— Моя, — пробормотал он едва слышно. — Навсегда.

— Всегда была твоей, — эхом отозвалась она, улыбаясь сквозь слезы.

Жрец окунул ветвь в чашу с оставшейся кровью, ещё не остывшей, и брызнул на их лица. Алые капли усеяли им щеки и подбородок, но Блайя даже не зажмурилась. Она положила руки Сигурду на плечи, встала на цыпочки и потянулась к нему.

Сигурд поцеловал её, глубоко и жадно, проникая в её рот языком. Вкус чужой крови на его губах вскружил Блайе голову, и на поцелуй она ответила с такой же страстью, ощущая прикосновение его рук на своем лице, и понимая, что мир в очередной раз ушел из-под её ног, и только Сигурд оставался тем, кто удерживал её от падения.

— Эй, братец, — хохотнул Хвитсерк. Его хрипловатый, низкий голос прозвучал откуда-то издалека, будто из другого мира. — Хорош целоваться, давай решать, кто проставляться-то будет?

Сигурд с видимым трудом отстранился от Блайи и заключил её в объятия, не желая отпускать. Она прильнула к его груди, наблюдая за своей новой семьей. Торви широко улыбалась, и её улыбка контрастировала с её печальным взглядом. Ивар, сидящий в своей коляске, подался вперед, и в его голубых глазах впервые за всё время, как Блайя знала его, появился азарт и некое любопытство. Ида, казалось, не понимала, что происходит, и всё вокруг было для неё в новинку. Хвитсерк, стоявший рядом с ней, ехидно ухмылялся.

Бьерн держал на руках младшего сына, семилетнего Эрика. Ради свадебного обряда Эрика, Рефила и Гутрума даже забрали из частной школы-пансиона, в котором они проводили большую часть времени, но у Блайи до сих пор не было возможности познакомиться с ними поближе. И она не была уверена, что хочет этого.

Маргрет смотрела на Блайю, и в её болотных глазах отражалась боль и ненависть, и тоска, которой не было ни конца, ни края. Возможно, ей было невыносимо видеть её любимого мужчину рядом с другой, но вины Блайи в этом не было, и она не собиралась думать об этом.

— Я готов представлять клан невесты. — Выступил вперед Уббе, и на его лице расползлась широкая ухмылка. — Готовь кошелек, жених!

— Что происходит? — Прошептала Блайя Сигурду на ухо, и тот рассмеялся:

— Свадебный забег, любовь моя. Ты оценишь!

Уббе тем временем стаскивал с ног ботинки, чтобы сравняться с Сигурдом, стоявшим босиком на прохладной траве.

— Пиздец тебе, братишка, — сообщил он, выпрямляясь. — Я Хвитсерка на своей свадьбе перегнал.

— Посмотрим! — И Сигурд сорвался с места, прямиком к деревьям, окружавшим рощу. Уббе помчался за ним, хохоча, и к ним присоединился Хвитсерк, бросившийся братьям наперерез в попытке задержать их, вместе с несколькими доверенными и близкими членами клана Лодброков.

Блайя смотрела на происходящее широко распахнутыми от удивления глазами, и не могла понять, что происходит. Между деревьями мелькали фигуры Сигурда и Уббе, и она могла видеть, как они оба остановились, выхватили из рук Гуннара и ещё одного, незнакомого ей парня, два стакана с алкоголем и опрокинули их в себя. Она разглядела, как Уббе схватил Сигурда за ноги, и оба повалились в траву, но Сигурд извернулся, вскочил.

Она слышала, как Торви за её спиной смеялась, глядя на происходящее, и, обернувшись на свою новую семью, видела, с каким интересом наблюдал за происходящим Ивар, и как изумленно глядела на них Ида, и вдруг осознала, что она и сама смеется.

Это было ощущение свободы, которого она всю жизнь была лишена, вкус настоящей жизни.

Сигурд прибежал обратно первым, рухнул в траву, прямо у её ног, тяжело дыша. Он опередил Уббе всего на несколько секунд, и тот, догнав его у финиша, упал рядом, таращась в небо.

— Ты… угощаешь, — выдохнул Сигурд. — Ужин… весь твой, братишка!

— Засранец, — отозвался Уббе и ткнул его кулаком в плечо.

*

Домой они тоже возвращались раздельно, и, выйдя из машины, в которой сидела с Торви, Идой и Маргрет, Блайя встретила в дверях дома Сигурда, всё ещё одетого в белую рубашку и белые льняные брюки, с пятнами от травяного сока на ткани. С улыбкой он преградил ей дорогу, а в ответ на немой вопрос Блайи, весело пояснил:

— Ты не можешь войти в дом сама. Я должен ввести тебя. Иди ко мне. — Он протянул ей руку. Блайе пришлось уцепиться за его теплую ладонь. — И будь аккуратна. — Он почти привлек её к себе, но в последний момент отступил назад, за порог. — Не упади.

Это чем-то напоминало традицию вносить невесту на руках в её новый дом, и Блайя подумала, что не была бы против, если бы Сигурд взял её на руки. Ей нравилось, когда он так делал, и нравилось чувство защищенности, которое она испытывала, и ей нравилось быть слабой и хрупкой рядом с ним. И он позволял ей быть такой.

Блайя перешагнула порог. Сигурд потянул её на себя, широко улыбаясь, и поцеловал в нос.

— Добро пожаловать домой, любовь моя.

Она могла чувствовать спиной ненавидящий взгляд Маргрет. Интересно, как Маргрет чувствовала себя, когда её вводил в дом Уббе, а не Сигурд? «Хотя нет, — подумала Блайя, прижимаясь к мужу, — совсем не интересно».

Маргрет могла ненавидеть её сколько угодно: опасности она не представляла. Что она могла сделать? Что вообще было в её власти? Маргрет проскользнула мимо них в гостиную, стараясь ни на кого не смотреть. Она всё ещё была босиком, ещё сильнее напоминая лесного духа.

И, пока Блайя наконец-то смогла расслабленно прислониться к стенке дома, в который окончательно вошла женой, Сигурд на её глазах вонзил в дверной косяк лезвие кинжала, оставляя на дереве глубокую царапину, рядом с несколькими, что уже были там. Оглядев след, он ухмыльнулся.

— Могло быть и лучше, братец, — сообщил Ивар, выкатываясь к ним из гостиной. — Рагнар постарался в свое время на славу, когда женился на нашей матери.

Сигурд резко повернулся, чтобы ответить Ивару что-то ядовитое, но Блайя, почувствовав приближающуюся грозу, ухватилась за его локоть, взглядом умоляя не ссориться, и Сигурд со вздохом подавил желание огрызнуться.

— Ну, свадебный ужин переносится на вечер, — объявил Уббе, появляясь за спиной Ивара. — Раз я сегодня угощаю, я выкупил зал в ресторане. Засранец, — фыркнул он со смехом в сторону Сигурда, — из-за тебя я только что выложил кругленькую сумму!

— Ты сам вызвался, — пожал плечами тот, явно не стыдясь шутливого упрека. — Может, Хвитсерка я бы не обогнал?

— Всё равно засранец. Ладно. Я заказал на шесть вечера. — Уббе посмотрел на часы. — И у вас есть целых несколько часов, чтобы… — Он не договорил, но по его ухмылке Блайя поняла, что он имел в виду, и почувствовала, как горят её щеки. Почти полгода, проведенные в семье Лодброков, не отучили её краснеть из-за откровенных шуточек, которыми часто обменивались братья, и в последнее время их мишенью чаще всего был Сигурд. — По традициям положено звать с собой как минимум шестерых свидетелей, так что если что…

— Я уверен, что справлюсь без вашего бесполезного присутствия, — сухо заметил Сигурд, но его глаза смеялись.

— А твоя жена уверена? — Хвитсерк присоединился к беседе, с бокалом в руке. — Выглядит так, будто ты не собираешься спрашивать её мнения. Я могу давать очень хорошие советы, Сигурд, ты же знаешь!

— Зависть — очень, очень плохое чувство, Хит, — парировал Сигурд, притягивая Блайю к себе за талию и зарываясь лицом в её волосы. — Борись с ним, — добавил он едва слышно.

— Посмотрим, как ты запоешь, когда я женюсь на модели из Виктория Сикрет! — хохотнул Хвитсерк и отпил вина. — Ну, или на Иде. Чем не модель?

Блайя не смогла не засмеяться, уткнувшись лицом в плечо Сигурда. Но, уходя с Сигурдом наверх, она заметила, как потемнели от гнева льдистые глаза Ивара, очень хорошо услышавшего последнюю фразу Хвитсерка.

— Так и представляю, как Уббе и Хвитсерк подслушивают в коридоре, — пробормотала Блайя, кладя руки Сигурду на плечи, когда двери спальни закрылись за ними. Ей нравилось ощущение его мышц под ладонями. Она видела подсохшие капли крови на его лице, и, вспоминая, каков был на вкус его поцелуй на свадьбе, вздрогнула от внезапной вспышки желания, прошившей её с макушки до пят.

Ей стало жарко.

Когда её начала возбуждать кровь? Или она всегда была такой, а Сигурд лишь помог ей осознать, кто она есть?

Блайя разглядывала лицо Сигурда, будто видела его впервые: мягкие черты (теперь она знала, что он больше похож на мать, нежели на отца), крупный рот, бородка под нижней губой, едва заметная родинка на губе верхней. И никого не было для неё красивее, сейчас и всегда.

Сигурд моргнул, на миг зашторивая взгляд длинными светлыми ресницами.

— Увидела что-то новое? — Спросил он, улыбаясь.

Блайя покачала головой.

— Только тебя.

«Я всегда вижу только тебя».

Она погладила Сигурда по щеке, провела большим пальцем по его нижней губе. Зрачки его, темные, как бездна, расширились, и Блайя выдохнула, а потом потянулась и поцеловала Сигурда.

Если боги привели его к ней, то пусть они уберегут их от зла, окружавшего их. Блайя понятия не имела, сколько лет замыкался богами круг, в середине которого они и встретились, но молилась, чтобы они защитили Сигурда. Защищали его всегда.

Поцелуй длился, и длился, и длился. Блайе чудилось, что в его сладость примешивался привкус крови, и это возбуждало её ещё больше. Сигурд провел ладонями по её плечам, нежно прикусил её верхнюю губу, обвел её языком. Блайя всхлипнула, царапнула ногтями его затылок. Она хотела его так, что у неё сводило всё внутри, и, прижимаясь к Сигурду, она ощущала, что он тоже хочет её здесь и сейчас.

Проведя ладонями по его груди, она потянула вверх его рубашку, ухватившись за края, и им пришлось прервать поцелуи, чтобы он мог стащить одежду через голову. Сигурд смотрел на Блайю, не отводя взгляда, и глаза его потемнели, как бушующее во время шторма море. Блайя закрыла глаза, касаясь руками его живота, торса, медленно целуя его плечи и шею. Она могла поклясться, что под прикосновениями её пальцев змей, выбитый у него чуть ниже ключиц, зашевелился… какие иногда странные мысли приходят ей в голову, честное слово! Сигурд застонал, и его руки жадно прошлись по её плечам, лопаткам, талии и обратно, к шее, к волосам, струящимся по спине.

И почему ей кажется, будто от него пахнет железом, и кожей, и кровью, и ей чудится шелест листьев над головой, и ей кажется, что она сама — другая?

Сигурд путался руками в её прическе, освобождая от цветов темные локоны, и, оступившись, Блайя почувствовала, как один из бутонов, упавших на пол, хрустнул под её босой ногой.

Они снова целовались, медленно, глубоко и мягко. Языки осторожно касались друг друга. И Сигурду, и Блайе некуда было торопиться, но всё, что она хотела — ощутить Сигурда на себе и в себе. Что он делал с ней? Но что бы он ни делал, пусть не прекращает.

Блайя водила пальцами по его спине, ощупывая выступающие лопатки, линию позвоночника, прогиб поясницы, и вновь возвращаясь к плечам. Зарылась ладонями в его пшеничные волосы, потянула несколько прядей, и Сигурд прикусил её нижнюю губу до крови.

Сердце Блайи было готово выпрыгнуть из груди, прямо в руки Сигурду, и она могла бы вскрыть грудную клетку, чтобы отдать его, ещё дымящееся и окровавленное. Если бы Сигурд попросил.

Как она любила его… Как она хотела его, и ей было плевать, если весь мир сейчас взорвался бы от Апокалипсиса, она была бы рада умереть вот так.

Хотя нет. Сначала Блайя хотела заняться с ним любовью. Губы у неё пересохли, когда она ещё раз оглядела Сигурда с ног до головы, и она облизнула их, ощущая на языке собственную кровь. Сигурд улыбнулся. В его улыбке было что-то такое, от чего Блайя выдохнула.

Прежде, чем он опустил её на постель, она шепнула:

— Я надеюсь, хотя бы сейчас твои боги за нами не смотрят?

Ответом был смех.

========== Глава двадцать четвертая ==========

Kven skal synge meg

i daudsvevna slynge meg

når eg helvegen går

og dei spora eg trår

er kalde så kalde, så kalde

© Wardruna — Helvegen

— Я всегда хотел жить на ферме. — Сигурд перебирал волосы Блайи, мечтательно глядя в потолок. — Когда я был маленьким, и отец… — Он сглотнул, явно вспоминая Рагнара. — И отец ещё не был так помешан на своем бизнесе, он рассказывал, что прежде, чем он переехал в Америку, он жил в Норвегии, в небольшом городе. И мой дед иногда будил его ночью и шел с ним в поле, и они валялись там под звездами. Отец говорил, что в Чикаго не видно звезд, потому что небоскребы их заслоняют.

— Легендарный Рагнар Лодброк и звезды… это неожиданно. Почему ты сейчас вспомнил об этом? — Блайя положила руку ему на живот.

Они валялись в кровати, сплетаясь в объятиях. Блайя думала, что ей абсолютно плевать, даже если все братья Лодброк развлекались подслушиванием под дверью их спальни последние часа два.

Ей просто было хорошо. Сейчас. С её мужем. И почему ей так нравится упоминать об этом, даже мысленно?

Ей нравилось разговаривать с ним, узнавать его. Сигурд был целым миром, и в нем было спрятано много сюрпризов и тайн, воспоминаний и сказок, которые он дарил ей порционно, позволяя заглядывать в его сердце, но лишь ненадолго, чтобы всегда сохранять что-то, что можно было бы раскрыть ей в следующий раз. Блайя гадала, является ли она для него таким же миром, полным тайн, или он читает её, как раскрытую книгу?

— Не знаю. Может быть, потому, что когда у нас родится ребенок, — Сигурд улыбнулся, — я бы хотел, чтобы он видел звезды. Чаще, чем я.

Упоминание ребенка должно было испугать Блайю, но почему-то не испугало. Рядом с Сигурдом её не пугало ничего… кроме змеи, которая пряталась в траве, чтобы вонзить в него свои зубы. Но ей не хотелось думать об этом сейчас.

— Зная тебя, он будет видеть разве что рок-звезд, — поддразнила Сигурда Блайя и заработала щелчок по носу. — Ай! За что?

— Это не я, — фыркнул он смешливо. — Это боги наказывают тебя за неуважение к собственному мужу! Подумай об этом на досуге, женщина. Думать полезно! Ну, знаешь, развивает мышление, мозги перестают скрипеть, и всё такое… — Он увернулся от удара и едва не свалился с кровати, но перехватил руки Блайи и завел их ей за голову, удерживая её под ним. — Замедленная реакция, миссис Лодброк, — хохотнул он, целуя её подбородок, а затем — шею. — Готов предложить тебе спарринг, — промурлыкал Сигурд, и голос его был низким от возбуждения. — Ты оценишь…

— Не… — Блайя рвано выдохнула. — Не… сомневаюсь.

Их прервал крайне настойчивый и долгий стук в дверь, и, пожалуй, его производили ногой. Громко.

— Иди нахрен! — закричал Сигурд, быстро закутывая в простыню себя и Блайю.

— Сам туда иди! Просто хотел напомнить… — Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель сунул нос Хвитсерк, — что мы собираемся выдвигаться через полчаса. Конечно, мы и без вас нажремся, но я подумал, что стоит предупредить. Из вежливости, знаешь ли, — он заржал и скрылся в коридоре прежде, чем Сигурд успел скатиться с кровати и выпроводить его хорошим пинком под зад.

— Невыносимые придурки, — пробормотал Сигурд. — Кажется, нам пора одеваться, любовь моя. Но в эти чертовы белые шмотки я больше не влезу!

— Они тебе идут, — пошутила Блайя. — Сразу можно подумать, что ты белый и пушистый, но это обманчиво. На самом деле ты — коварный змей! — Она взвизгнула, увернулась от попытки схватить её и соскочила на пол, прихватив с собой простыню, в которую куталась, как в мантию. — И у кого ещё плохая реакция?

— Я припомню тебе, женщина, — пригрозил Сигурд.

Но он смеялся, и смеялся, пока разыскивал в шкафу подходящие джинсы и рубашку, и пока надевал их и пытался причесать растрепанные кудри, но потом плюнул на это.

Блайя подумала, что этот день был одним из самых счастливых в её жизни. Она не знала, стоит ли рассказывать Сигурду о посетившей её во сне Аслауг, и решила, что расскажет ему позже. Ей не хотелось портить ему настроение: слишком хорошо она понимала, что упоминание матери может ранить его. Даже если она может рассказать, как жалеет Аслауг о своих действиях и своем отношении к нему. Как жалеет об этом там, где она сейчас.

Вниз они спустились вовремя и были встречены одобрительным свистом Хвитсерка. Ивар сидел в своей коляске и задумчиво барабанил пальцем по нижней губе, как всегда делал, когда задумывался.

— Даже успели, — прокомментировал Хвитсерк. — Жаль, нам бы больше еды досталось!

— Пошел ты, — ухмыльнулся Сигурд беззлобно. — Я не доставлю вам такого удовольствия сожрать всё без нас!

— Ведете себя, как идиоты, — буркнул Ивар, выныривая из собственных мыслей. — Поехали уже!

Сигурд сжал губы, чтобы не огрызнуться на него. Положение спасла Ида. Она вынырнула откуда-то со стороны кухни, со стаканом воды в руке, и отвлекла внимание на себя каким-то ничего не значащим комментарием. Ивар постарался выехать из гостиной на улицу первее, чем она, и Блайя могла чувствовать напряжение, нарастающее между ними.

В очередной раз она задалась вопросом, что произошло между Иваром и Идой — разумеется, кроме очевидного. Кроме того, что она была женой Рагнара и обладала обязательной долей в наследстве.

— Мне кажется, у Ивара с Идой что-то случилось, — прошептала Блайя Сигурду на ухо, когда они сели в машину вместе с Хвитсерком и Торви. Бьерн, Ида, Уббе и Маргрет ехали в другой. Ивар, как обычно, тащился отдельно. — Он странно ведет себя с ней.

— Думаешь, у Бескостного случилось что-то, кроме него самого? — вскинул брови Сигурд. — Любовь моя, всё, что могло случиться с Иваром — приступ дурного настроения, в котором он находится практически постоянно. Не бери в голову. — Он прижался губами к её виску, и жар его дыхания вызвал у Блайи дрожь по телу. — Ивар всегда такой.

Блайя чувствовала, что он ошибался, но не могла объяснить, почему. Быть может, Аслауг была права. Быть может, она была вёльвой. Быть может, ей было открыто будущее, но почему только плохое?

Помимо всей семьи, включая Иду, на ужине также присутствовали Лагерта и Калф, и это напрягло Блайю ещё больше. Она не понимала, какое отношение к Сигурду или к ней самой имеет чета Ингстад, и их присутствие настораживало, как кусочек паззла, отличающийся по цвету. Будто в тщательно собранную картинку затесалась инородная деталь, но чем ближе ты смотришь на свое творение, тем сложнее её там отыскать.

Почувствовав её настроение, Сигурд коснулся ладонью её спины, осторожно поглаживая сквозь ткань платья.

— Всё хорошо? — прошептал он.

— Зачем здесь Лагерта?

Блайя изобразила на лице улыбку, которая могла обмануть разве что тупого. Сигурд тупым вовсе не был. Как и вся его семья. Как и сама Лагерта, которую вряд ли можно было так дешево обмануть.

Лагерта приподняла свой бокал в сдержанном приветствии.

— Ивар пригласил их. — Сигурд пожал плечами. — Только Один знает, что у него в голове. Может, хочет показать, что не держит зла на неё и не пытается обвинить в смерти Аслауг. — Он отодвинул Блайе стул, чтобы она могла сесть. — Может, что-то ещё задумал, кому же он расскажет? Ты действительно хочешь говорить о Лагерте сейчас?

Нет, Блайе не хотелось говорить о Лагерте ни сейчас, ни позже. Никогда. Ей хотелось бы забыть о существовании Лагерты навсегда, а не просто не говорить о ней, но забыть было сложно — Лагерта Ингстад о чем-то тихо переговаривалась с Калфом на другом конце стола, и тот выглядел несколько напряженным, в отличие от спокойной Лагерты.

Блайе казалось, что вот-вот должно было что-топроизойти, и ей не нравилось это ощущение.

Она очень надеялась, что интуиция её обманывает.

Маргрет сидела по правую руку Лагерты, и от её взгляда, брошенного на Блайю, последней пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы не схватить Сигурда за руку и не утащить из ресторана. Блайя хорошо понимала, насколько невежливо это будет выглядеть по отношению к другим, но, Боже, как ей хотелось бежать без оглядки!

Когда она уже перестанет опасаться?

Она глубоко вздохнула, задержала дыхание и выдохнула, прикусывая нижнюю губу.

«Всё хорошо, — старалась убедить себя она. — Всё будет хорошо».

Одна из официанток принесла ей стакан с элем, Блайя, занятая своими переживаниями, даже не сразу осознала, что от неё чего-то ждут, и беспомощно взглянула на Сигурда. Торви ограничилась объяснением традиций, связанных непосредственно с церемонией, но так и не рассказала, что происходит после. И что ей нужно делать во время свадебного ужина.

— Эй. — Сигурд взял Блайю за подбородок, повернул её лицо к себе, коснулся большим пальцем её нижней губы. — Всё нормально. Сейчас ты должна отдать мне свой эль, сопровождая это пожеланиями здоровья и удачи, — он ободряюще улыбнулся. — Никаких формальностей. Ты сможешь. Это просто.

Когда Блайя взяла стакан, руки её дрожали, и не только потому, что стекло холодило ладони. Беспокойство, преследовавшее её последние недели и ставшее почти перманентным, вновь разрослось в её груди, и ей захотелось выплеснуть напиток на пол.

— Я подаю тебе этот эль, как символ твоей силы и моей гордости за тебя, — тихо произнесла она, тщетно пытаясь успокоиться. — С моими пожеланиями удачи и со всей моей любовью.

Блайя видела, как следила за ними Маргрет, комкая в руках салфетку и кусая губы. Лагерта тоже не сводила с них обоих внимательного и непроницаемого взгляда. Сигурд сделал глоток ледяного эля и, улыбаясь, протянул стакан Блайе.

— Теперь ты.

Пиво было холодным, но обожгло горло не хуже огня. И Блайя не могла понять, откуда взялся этот страх, и почему в её голове на заевшем повторе звучала фраза Аслауг: «Я была убита, подло, хитро, и также умрет Сигурд, если ты не раздавишь змее голову».

Едины перед богами, едины перед людьми.

Сигурд был рядом, был совсем близко. Блайя чувствовала, как соприкасаются их колени под столом, и ей стало чуть легче. Ничего не случилось ведь, правда? Но змей предупреждающе нагревался и обжигал кожу, и она не могла расслабиться, особенно — в присутствии Лагерты. Пока остальные пили и закусывали, Блайя сидела, как на иголках, и мечтала, чтобы вечер поскорее закончился.

Ладонь Сигурда легла на её колено и медленно скользнула по её ноге вверх. Блайя распахнула глаза, глядя на него в шоке: совсем с ума сошел? Сигурд коварно улыбнулся и, склонившись к её уху, произнес:

— Я хочу, чтобы ты не думала ни о чем, кроме этого.

Она и не думала — теперь, потому что всё её мысли были заняты тем, как сдержать стоны, рвущиеся с губ, когда Сигурд оглаживал внутреннюю сторону её бедра, рисуя на коже только ему понятные послания, при этом он умудрялся перешучиваться с Хвитсерком, и вообще вел себя так, будто ничего не происходит. Вообще ничего.

Совсем. И его прикосновения не посылают вдоль спины Блайи сотни мурашек.

«О, Господи…»

Ей хотелось сомкнуть ноги, лишь бы это спасло её от желания схватить Сигурда и утащить в укромный уголок, встать перед ним на колени и потянуться к его ширинке. И отомстить за… вот это всё, и пусть его хоть вся семья слышит! Так ему будет и надо.

Она потерялась в своих ощущениях настолько, что не заметила, как поднялась со своего места, сжимая в руке бокал шампанского, Лагерта:

— Традиционно мать жениха должна благословить невестку молотом Тора, молитвы которому принесут молодой семье плодородие. К сожалению, Аслауг Лодброк покинула наш мир до того, как смогла увидеть любимого сына женатым, хотя, разумеется, она сейчас смотрит на него из Вальхаллы, где пьет эль вместе с Рагнаром. Разумеется, она гордится тобой, Сигурд, и гордится женой, которую ты выбрал. Я уважала Аслауг, ведь она смогла дать Рагнару то, что когда-то не смогла дать я. Теперь, после её смерти, я осталась самой старшей женщиной в семье Лодброк. И я благословляю Блайю именем Тора и Фригг. Я желаю ей и моему почти что сыну Сигурду столько детей, сколько они сами захотят иметь. — Лагерта улыбалась, и её улыбка могла даже казаться искренней, но не затрагивала её взгляда. — Skål!

Смысл её речи доходил до Блайи с трудом. Чтобы вернуться в реальность, ей пришлось прикусить изнутри щеку, и боль немного её отрезвила. И новую порцию эля им принесли как раз очень вовремя. Холодное пиво помогло бы ей потушить жар, полыхающий внутри от прикосновений Сигурда.

Судьба не ошиблась, даря ему змеиный зрачок: в Сигурде скрывалось коварство, которого никто не мог ожидать от него, если не знал его так хорошо, как знала его она.

Его пальцы вычерчивали узоры совсем рядом с шелком её нижнего белья, не заходя дальше, и Блайя чувствовала себя очень странно: ей было и стыдно, и жарко, и мысли в её голове по-прежнему не имели ничего общего с семейным праздничным ужином.

Зато ему удалось отвлечь её от беспокойства, из-за которого Блайя не находила себе места. О, да, ему удалось…

— Махнемся, не глядя? — шепнул Сигурд, наконец-то убирая руку с её бедра. — Можешь взять мой эль, тебе понравится. Хотя он покрепче твоего.

Почему он прекратил? Блайе захотелось немедленно вернуть его ладонь обратно, и она ухватила его за запястье. Ухмылка на лице Сигурда сказала ей всё, и даже больше, и ей захотелось убивать его, медленно и мучительно.

— Потом, любовь моя, — подмигнул он, беря в руки её стакан. — Давайте лучше выпьем за мою жену, — громко произнес Сигурд, и его губы тронула улыбка. — За моё всё, и даже больше. Skål!

Однако сделать глоток он не успел. Маргрет отодвинула свой стул, отвлекая внимание на себя, и подошла к Сигурду. Блайя напряглась, не понимая, зачем Маргрет понадобилось приближаться к нему, и жгучее чувство ревности впервые всадило в её сердце тонкую, но ядовитую иглу.

Сигурд презирал Маргрет, но ревность и разум всегда имели мало общего, и Блайя поняла, что хочет вцепиться Маргрет в волосы и оттащить её от него.

Только этого не хватало.

Блайя глубоко вздохнула, мысленно посчитала до десяти, пытаясь успокоиться. Она знала, что Сигурду плевать на Маргрет — что ещё нужно?

— Я бы тоже хотела кое-что сказать, — произнесла Маргрет, нагло и крепко обнимая Сигурда со спины. Тот дернулся, пытаясь вывернуться из явно неприятных ему объятий и не показаться при этом грубым. — Меньше всего я предполагала, что однажды мой любимый братец, — произнеся эти слова чуть издевательским тоном, она звонко поцеловала Сигурда в макушку, — захочет жениться, да ещё и так быстро. Всю жизнь он был тем ещё бабником. Уверена, что для десятков девушек сегодняшний день стал черным, и остается надеяться, что ни одна из них не окажется сегодня в больнице. Они все завидуют тебе, Блайя. — Маргрет выпустила Сигурда из объятий, обошла его сбоку. Едва сдерживающая гнев Блайя не могла не отметить, что она была уже навеселе, и оставалось только гадать, как Маргрет умудрилась так набраться с простого эля. — Не будь я замужем за Уббе, я бы сама завидовала тебе по-черному. Я никогда не могла понять, почему Сигурд выбрал тебя: дочку врага, глупую, перепуганную олениху, — Маргрет фыркнула. Сигурд начал подниматься, чтобы утихомирить её. Уббе тоже встал. — Но, несмотря на это, я желаю вам обоим счастья. Посмотрим, сколько оно продлится. — И она, забрав эль, удалилась на своё место, с невероятно прямой спиной, держа стакан обеими руками.

Блайя почувствовала, как её распирает изнутри от гнева. Маргрет не могла не вставить в происходящее свои «пять центов» и не испортить всем праздник. И только желание поскорее оставить этот инцидент позади не давало Блайе ответить Маргрет так, как она заслуживала.

— Маргрет, — предупреждающе начал Сигурд. — Что ты несешь? Если ты не перестанешь оскорблять мою жену, я выброшу тебя отсюда!

— Она просто пьяна, — запротестовал Уббе. — И не понимает, что говорит.

— Уббе, — хмыкнул Ивар, до сих пор молчавший и будто пребывавший в своих мыслях, далеких от происходящего. — Кажется, Сигурд едва ли не впервые в жизни прав, и Маргрет уже достаточно выпила, чтобы позволять ей пить ещё?

— Вовсе нет, — ухмыльнулась Маргрет. — Я трезва, Ивар. И я хочу выпить за молодоженов, которые отныне и всегда будут жить долго и счастливо, пока не разбегутся. Что в этом такого? — И она, глубоко вздохнув, сделала долгий глоток под внимательным взглядом Лагерты. А затем ещё один. И ещё.

Блайя глубоко вздохнула и прикрыла глаза, считая до десяти. Она понимала, что нельзя позволять гневу взять верх, ведь Маргрет только и ждала, что Блайя или Сигурд сорвутся, и осторожно сжала руку Сигурда в своей ладони. Тот кивнул, соглашаясь, что некоторые эпизоды лучше спустить на тормозах.

Несмотря на то, что Маргрет явно пыталась испортить им свадебный ужин.

— Skål, — спокойно закончила тост Лагерта и легонько чокнулась своим бокалом с пузатым бокалом Калфа. Тот весь вечер медленно потягивал коньяк, наблюдая за происходящим, но в семейные разговоры не вмешивался, очевидно, хорошо понимая, что отношение к Лодброкам он имеет весьма опосредованное.

— После стольких пожеланий, Блайя должна подарить тебе наследника, братец. — Ивар со стуком поставил перед собой пустой стакан, из которого весь вечер пил бренди. — Иначе это будет слишком смешно: сын Рагнара Лодброка не может оплодотворить собственную жену, — язык Ивара слегка заплетался, и он искоса взглянул на Сигурда и Блайю. В уголках его губ притаилась злая усмешка. Он явно возвращал Сигурду какой-то должок и наслаждался своей местью, упивался производимым впечатлением.

Особенно впечатлением, которое он производил на Иду, сжавшую в руке вилку.

Змей на шее Блайи стал похож на кусок раскаленной стали, и она схватилась за него рукой. От боли у неё помутилось в голове, и она слишком поздно осознала, что Сигурд поднялся на ноги, гневно глядя на Ивара.

— Как интересно слышать упреки о невозможности зачать ребенка именно от тебя, брат, — тихо, но яростно начал он. — Поправь меня, если я ошибаюсь, но это не я здесь парализован ниже пояса. Удивительно, что ты в туалет способен ещё ходить сам.

Ивар побагровел. Рука его сжалась в кулак, прихватывая кусок скатерти. Сигурд смотрел ему в глаза прямо и смело. Блайя вцепилась в него.

«Нет, нет, нет, пожалуйста, только не сейчас», — думала она.

Неужели Аслауг ошиблась? Неужели змея — это все-таки Ивар? Свары между братьями становились все более жесткими, сильными и частыми, и всё чаще они выносили свои разногласия на публику. Это не могло кончиться хорошо.

— Ивар, — предупреждающе начал Бьерн, однако закончить не успел.

Раздался грохот падения, отвлекая всех от разгорающейся ссоры. Уббе упал на колени около Маргрет, чье тело распростерлось на полу, и всем стало не до ругани, потому что изо рта у Маргрет, хватавшейся за горло тонкой рукой, пошла пена. Она несколько раз дернулась, выгнулась всем телом и затихла.

Хвитсерк тоже оказался рядом с ней, и опустился рядом с ошарашенным Уббе на пол, прощупал пульс у Маргрет на шее. Когда он поднял взгляд на остальных, лицо его было белым, как полотно, и он отрицательно покачал головой, сжимая губы.

Ида ахнула, прикрыла рот ладонью. Бьерн бросился искать администратора ресторана. Казалось, даже Ивар был поражен и растерян, и он откатился от стола, чтобы лучше видеть происходящее.

— Маргрет! — звал жену Уббе, и в голосе его звучали слезы. Он подхватил её, прижал к груди, зарываясь лицом в её волосы. Плечи его вздрагивали. — Маргрет, Маргрет, Маргрет, — твердил он, затем принялся трясти её тело, бормотать что-то неясное. Хвитсерк попытался оттащить его в сторону, и чуть не заработал удар по зубам.

Уббе плакал.

Блайя закричала. Она кричала и кричала, пока Сигурд не прижал её к себе, и она уткнулась лицом в его рубашку, но ей казалось: она продолжала кричать.

========== Глава двадцать пятая ==========

Комментарий к Глава двадцать пятая

https://sun9-2.userapi.com/c840729/v840729253/58e07/SVkvV_2YgeA.jpg - Хвитсерк aesthetic

Ида лежала в кровати и смотрела, как по потолку скользит свет от проезжающих мимо машин. Вечер, начавшийся банкетом, закончился смертью, и, хотя врачи утверждали, что с Маргрет случился приступ эпилепсии, она в эту легенду не верила. Хотя Ида никогда не видела, как умирают эпилептики, но подозревала, что совсем не так.

У Лодброков ничего не бывало так просто.

Семья вернулась домой лишь около полуночи. Сигурд сразу же увел шокированную и заплаканную Блайю в спальню, и Ида, глядя им вслед, с грустью думала, что день их свадьбы должен был запомниться им на всю жизнь. И, по иронии судьбы, он запомнится, но не как им бы хотелось. Смерть навсегда наложила на него свой темный отпечаток.

Уббе рыдал, несмотря на вколотое ему врачами успокоительное. Ида не могла отделаться от мысли, убивался бы он так по Маргрет, если бы знал, что она спала с Хвитсерком? Время для раскрытия семейных тайн было не самым лучшим. На Хвитсерке тоже лица не было: всю дорогу он молчал, глядя перед собой, и мял в руках галстук. Уже дома Бьерн попросил его помочь отвести Уббе спать, и тот не отказался. Ида слышала, как хлопнула дверь.

Сон все никак не шел. Ида слушала, как проезжают за окном редкие автомобили и думала, что Маргрет убили. Снова и снова она прокручивала в голове злополучный вечер. Блайе и Сигурду приносят эль. Сигурд произносит короткий тост и собирается выпить за Блайю. Маргрет, движимая алкоголем в крови и совершенно очевидной ревностью (господи, надо быть идиотом или слепым, чтобы не видеть этого), поднимается и произносит короткую, полную бессилия и зависти речь. Она забирает у Сигурда эль и возвращается к Уббе. Ивар ссорится с Сигурдом, как и всегда, но их ссора прерывается смертью Маргрет. Снова и снова, вспоминая эти минуты, Ида пыталась отделаться от чувства всепоглощающего ужаса, охватившего её.

Люди умирали — но никогда у неё на глазах. Она была вдовой Рагнара Лодброка, но мало знала о его смерти, и, уж конечно, не видела его тело. Смерть проходила мимо неё, но её холода Ида прежде не чувствовала. Теперь смерть очутилась близко, совсем рядом, и отойти от шока не выходило. Ида натянула плед почти до подбородка, укуталась в него плотнее, но понимала, что мерзнет она вовсе не от холода.

Ей было страшно.

Иде чудилось, будто она точно знает, кто виновен в смерти Маргрет. Кто покушался на Сигурда… Или на Блайю, уже не поймешь. Убийство любого из них подкосило бы другого, ведь эти двое были почти единым целым. Живым олицетворением наивной теории двух половинок.

Ида боялась подумать, что её отец причастен к покушению на Лодброков, но мысль настойчиво крутилась в голове, будто назойливая летняя муха. Она хорошо знала своего отца: Исайя Блэк не гнушался любыми средствами, чтобы получить желаемое. Он мог шантажировать даже собственную семью. Ида признавала, что раз за разом попадалась на его шантаж, потому что отцу были известны все её слабые места.

Если отец виноват в смерти Маргрет, если он собирался убить Сигурда или его жену, месть Ивара будет сокрушительной и затронет всю семью. Ида боялась представить, что он мог сделать с Оливией и с их матерью. Она предпочла бы думать, что вины Исайи в гибели Маргрет нет, что Ивар узнает это и не станет рубить с плеча…

Но Ида вовсе не была уверена ни в том, ни в другом. Ей казалось, будто на неё свалили всю тяжесть этого мира, и ей предстоит вынести её на своих плечах. И нужно было что-то делать, пока Ивар не свернул белый флаг, чтобы начать войну. Если он так поступит, она сама превратится в заложницу в этом доме (а разве она УЖЕ не заложница?), а Лив и мама окажутся в смертельной опасности.

Слово “опасность” мигало в её голове предупреждающим знаком.

Несколько дней назад, приехав навестить мать и Оливию, Ида случайно подслушала разговор отца и его доверенного лица, мистера Хэнли. Они разговаривали в кабинете, довольно громко, не опасаясь, что кто-то их услышит — прислугу отец отпустил на выходной, а мама и Оливия ещё не вернулись с дня рождения школьной подружки Лив. Ида шла на кухню, чтобы заварить себе кофе, но громкий разговор привлек её внимание. Фамилия Лодброков и вовсе заставила её остановиться.

— Вы не можете быть уверены, что у Вашей дочери все получится.

— Разумеется, нет! — фыркнул отец. — Разве Ида сможет соблазнить этого импотента? Моя дочь, конечно, не убогая страхолюдина, но и не модель Виктории Сикрет, а в этом случае, наверное, и модель зря бы потратила время! Это невозможно. Зато она сможет отвлечь внимание Ивара.

Слова отца больно ударили по самолюбию, и Иде пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы сдержать слезы. Она понимала, что не обладает строгими параметрами модели, но оценивала себя трезво и понимала, что далеко не уродина.

А еще она вспоминала взгляд Ивара в то утро, когда едва не поцеловала его, и странный жар в груди, появляющийся при любых о нем воспоминаниях, подсказывал ей, что Ивар тоже не считает её некрасивой. Ида помнила, как полыхнули его глаза, всего на мгновение, но…

Это было. Ей не почудилось, хотя поначалу она об этом и не думала, умирая от страха и стыда. В его глазах промелькнуло что-то, похожее на… желание? Ида знала, как иногда смотрят на неё мужчины: будто хотят видеть в своей постели здесь и сейчас. За примером ей далеко ходить и не надо было: Хвитсерк.

Но Ивар был другим. Ивар знал, что не умеет держать в узде свои эмоции, и поэтому многое он запрещал себе чувствовать. Она видела это, ощущала, и догадывалась, что если скрытые эмоции Ивара вырвутся наружу, сила их будет подобна цунами.

Ивар Лодброк был головоломкой, которую ей предстояло разгадать. И если отец считает, что она не сумеет… она докажет обратное.

— Что же в это время будете делать вы?

Отец помолчал. Ида затаилась, как мышка, боясь выдать свое присутствие. Из-за приоткрытой двери отец мог услышать любой шорох.

— Я хочу уничтожить Лодброков, — произнес он. — Я хочу видеть, как они мечутся, словно разъяренные животные, но ничего не могут сделать, и подыхают в собственной крови. Я бы своими руками убил их, и если понадобится — я это сделаю.

— За что вы их так ненавидите?

Но на этот вопрос Исайя Блэк не ответил.

Ида хотела быть уверенной, что отец не при чем. Она пыталась дозвониться до него весь вечер, но его мобильный был выключен. И теперь, заново набирая его номер, она молилась богам всех на свете пантеонов, чтобы отец поднял трубку. Чтобы поговорил с ней и сказал, что ничего он о готовящемся покушении не знал. Что она будет делать, если ему всё было известно? Что?

— Ида, ты в курсе, сколько времени? — Отец был явно недоволен поздним звонком. Где-то на фоне слышался сонный и раздраженный женский голос. Не материнский. Чужой, чуть выше и звонче. Моложе.

«Значит, он у любовницы», — в груди у Иды поднялся глухой гнев, и ей стоило многих усилий подавить его. Её отец развлекался с другой женщиной, пока матери и Оливии, возможно, грозила опасность! Впрочем, он всегда был таким.

Всегда плевать хотел на всех, кроме себя.

— Извини, что разбудила, — произнесла она тихо. — У меня новости.

— Ты опоздала, — фыркнул отец. — Я уже знаю. Кое-кто из Лодброков получил, на что напрашивался, не так ли?

Ида вздрогнула и резко села на постели. Плед соскользнул, но она не заметила. Отец уже знал о смерти Маргрет (или предполагал, что умер кто-то другой). Значит, ему как минимум было известно о происходящем. Значит, он вполне мог всё это подстроить, значит, он просто не сказал ей…

Значит, он подставил её, Оливию, маму. Их всех.

— Это твоих рук дело? — спросила Ида прямо, не надеясь, в общем-то, на честный ответ. Сердце бешено колотилось в груди.

— Нет.

Отец ответил, как показалось, даже слишком быстро, и её сердце упало. Возможно, она была ещё слишком молода, чтобы распознавать ложь с легкостью, но сейчас Ида была почти уверена — он врет. Отец знал, что готовится покушение, знал, догадывался или сам организовал это.

Ивару ничего не будет стоить сложить два и два. Попытка убийства Сигурда и Блайи была организована столь топорно, что Лодброки наверняка быстро выяснят правду. Она должна обезопасить себя и сестру. И мать, разумеется. Но как?

Как?

— Папа, — выдохнула Ида, — я нахожусь здесь фактически в заложниках, одна. Ивар может сделать со мной, что угодно. Пожалуйста, скажи, что ты не имеешь к этому отношения! Я уверена, что Ивар будет подозревать нашу семью. Я хочу точно знать, что…

— Ида, — прервал её отец. — Ты думаешь, что я идиот? Думаешь, я бы стал так подставляться?! Всё. Поговорим завтра, я занят.

Он бросил трубку, но прежде, чем звонок отключился окончательно, Ида услышала недовольный голос его любовницы:

— Эта девчонка не слишком ли взрослая, чтобы звонить папочке по ночам?

От злости и бессилия Ида швырнула телефон через всю комнату. Её айфон печально крякнулся о деревянный пол и наверняка разбился. К черту. Всё — к черту. И отца к черту! Вся семья в опасности, а он развлекается со своей шлюхой! Ида уткнулась лицом в ладони, зажмурилась, пытаясь успокоить клокочущую внутри лаву безудержного гнева.

Что же ей делать? Что ей делать, если отец устроил всё это?

Она могла представить, в какую ярость придет Ивар. Когда-то она читала о берсеркерах — воинах, чья неудержимая ярость позволяла викингам побеждать в сражениях с врагами. Она охотно могла бы поверить, что Ивар станет берсеркером, как только узнает, что её отец причастен к смерти Маргрет.

Эту девушку не очень-то любили в семье, но она была их частью, она была женой Уббе, и Уббе любил её больше собственной жизни. Но, что было важнее, если бы не Маргрет, погибли бы Сигурд или Блайя, или оба вместе. Лодброки будут мстить за неё, они будут мстить за попытку убийства, и месть их сотрясет Чикаго до основания.

Они никогда не гнушались никакими способами, а окровавленный, выпотрошенный труп мальчишки-механика, устроившего покушение на Хвитсерка, доказывал, что эта семья способна на многое, если не на всё.

Ида обхватила себя руками.

«Думай, думай, думай, Ида, ты это умеешь. Думай».

Она понимала, что должна показать Ивару свою лояльность. Она должна доказать, что не имеет к замыслу отца никакого отношения. Она должна обезопасить сестру, мать и саму себя. Ида смотрела в темноту собственной комнаты, и ей казалось, что в углах сгущаются тени, оживают и тянутся к ней. Но ни один кошмарный сон не мог сравниться с ужасом, который Ивар мог устроить ей наяву.

«Я должна заключить с ним соглашение, — внезапно подумала Ида. — Я должна предложить ему помощь в обмен на жизни матери и сестры».

Могла ли она быть уверена, что Ивар сдержит обещание? Какую помощь она могла предложить ему? Свою честность? Неужели она должна будет сдать собственного отца, если будет знать точно, что заказчиком убийства был именно он?

Мысль о предательстве мучила Иду хлеще любого заклятия, но образ Лив в розовом платьице принцессы не желал уходить. Оливия смешно морщила носик, если на завтрак подавали нелюбимую ею овсянку. Оливия не любила математику, но обожала, когда ей читали сказки на ночь. Оливия мечтала стать диснеевской принцессой, и впереди у неё была целая жизнь, целый мир. Она должна была найти своего принца, и ради сестренки Ида была готова пожертвовать всем на свете.

Собой, если понадобится. Своим счастьем. Жизнью.

Если она узнает, что отец виновен в покушении на Лодброков, она что-нибудь придумает, обязательно. Сейчас она должна была заполучить гарантии безопасности для матери и Лив. Заставить Ивара поклясться, что он не тронет их ни при каких обстоятельствах.

Что Ивар потребует в ответ? Полную лояльность? Захочет, чтобы она докладывала о планах отца незамедлительно? Она и так будет работать на него в Lothbrok Inc., может быть, он захочет, чтобы она следила за другими сотрудниками? Проверяла его кофе на наличие яда, черт возьми?

«Иисусе Христе на кресте… Во что ты опять ввязываешься, Ида Блэк?! Неужели у тебя снова, снова нет другого выхода, кроме как опять заключить с Лодброками союз, из которого для тебя не останется пути назад?!»

Ида чувствовала, как замерзают и холодеют у неё ноги, хоть они и были укутаны пледом. Она глубоко вдохнула воздух, ощущая, как он заполняет легкие. Идея заключить соглашение с Иваром была безумием, но вся эта семья была безумна. Каждый по-своему. А на поле врага нужно было играть по его правилам.

*

Ида спустилась вниз, почему-то уверенная, что Ивар еще не ложился спать. Она знала, что он сидит в своем кабинете и пытается в одиночку разобраться в случившемся, понять, в какую сторону и под кого ему копать. Смерть Маргрет для всех стала эффектом разорвавшейся бомбы, но справляться с ней каждому приходилось самостоятельно.

Хвитсерк сидел в темной гостиной чуть поодаль от потухшего камина и пил виски прямо из горла. В полурасстегнутой рубашке, без пиджака, он смотрел на каминную решетку и прикладывался к горлышку Джеймисона. Дешевый виски, который разливают в барах, совершенно не подходил к лощеному образу семейства Лодброк, но Хвитсерк всегда плевать хотел, что подумают о нем другие. И поступал, как хотел.

Ида хотела тихо пройти мимо, не мешая, однако Хвитсерк обернулся и, увидев её, позвал:

— Ида… Тоже не спится? Иди сюда.

Оставить его Ида не смогла. Каким-то шестым чувством она осознавала, что Хвитсерку нужна помощь, поддержка. Просто чтобы кто-то был рядом. В конце концов, он был одним из тех немногих, что радушно приняли её в семье, хоть у него и были свои цели.

Скрестив ноги, Ида присела, касаясь плечом его плеча, а, когда проезжавшая машина осветила Хвитсерка желтоватым светом фар, Ида увидела, что лицо его опухло от слез.

— Хочешь? — Хвитсерк протянул ей бутылку. — Здесь еще осталось немного.

Ида покачала головой.

— Тебе нужно отдохнуть.

— Я не могу спать. — Он сделал новый глоток. — Я закрываю глаза и вижу её, понимаешь? Маргрет не была ангелом, но она была нашей. Только кто-то из Лодброков мог убить её! — Он потряс в воздухе пустой бутылкой. — Фенрирово дерьмо! — выругался он. — Твою мать!

Бутылка с грохотом полетела в каминную решетку, Ида едва успела отшатнуться от брызнувших в сторону осколков. Хвитсерк даже не сделал попытки увернуться, но осколки, впрочем, до них не долетели. К счастью, от камина они все же сидели достаточно далеко, и последний, самый крупный осколок приземлился аккурат возле колена Иды.

— Хвитсерк…

— Она была хорошей, знаешь? — Хвитсерк смотрел Иде прямо в глаза, и взгляд его был совершенно больным. — Она всегда говорила, что любит меня.

— Хвитсерк, ты выпил целую бутылку виски…

— Да нифига она была не целой, — фыркнул он. — Меньше половины было. Я трезв, Ида. И я знаю, что говорю. Мне просто больно.

Ида вдруг подумала: а может, Хвитсерк любил эту глупую, вздорную Маргрет? Может быть, она была единственной, кого он вообще любил? И, кажется, она даже спросила это вслух, потому что Хвитсерк горько рассмеялся:

— Даже ты догадалась. Я любил её не так, как ты думаешь, хотя я с ней спал. Великий Один, да все это знали! Кроме Уббе. И я надеюсь, он никогда не узнает. Я не боюсь за свою жизнь, Ида, мне терять нечего. Я просто хочу, чтобы мой брат помнил Маргрет не той, кем она была, а той, кем он её себе придумал. Так ведь лучше, правда?

Хвитсерк рассуждал, как абсолютно трезвый человек. Возможно, его доза алкоголя, после которой он переставал контролировать себя, просто была чуть выше, а, может, виски просто не догнал его. Или боль, которую он испытывал, была сильнее.

Он подался вперед и уткнулся носом в плечо Иды. Уверенный в себе, любящий только себя Хвитсерк Лодброк плакал у неё на плече, и сердце её разрывалось от жалости. Пусть он был тем, кто заманивал глупых овец в свои капканы, ничто человеческое ему не было чуждо. Ида обняла его, притягивая к себе, и так они сидели около десяти минут, пока Хвитсерк не выпрямился.

Его лицо было мокрым от слез. Он шмыгнул носом, как подросток, и криво усмехнулся.

— Обещай, что никому не скажешь.

— Как ты тут ревел, как девчонка? — поддела его Ида. — Прости, — тут же извинилась она. — Я просто…

— Да всё нормально, — он мотнул головой. — Спасибо, что пытаешься. Знаешь, Маргрет горло бы перегрызла за меня и за Уббе. И за Сигурда. За него — наверное, особенно. Сама видела, какую она истерику на свадьбе закатила. За него она и умерла. Надеюсь, она сейчас счастливее, чем была. Уж не знаю, куда вы там, христиане, уходите…

— В рай или в ад. Зависит от твоего поведения.

— Вы такие странные. Придумали себе грехи и запрещаете себе быть людьми… — Хвитсерк отвернулся, мотнув хвостом длинных волос. — Но Маргрет не запрещала. Так что, наверное, ей не повезло. Обидно.

Ида видела, как он пытается быть сильным, хотя смерть Маргрет здорово его подкосила. Он не мог выказывать своих чувств прилюдно, и оттого она сочувствовала ему еще сильнее.

— Я, похоже, проклят. Боги меня прокляли. Все женщины, что любили меня, умирают. Мама, Джейна… Маргрет. Надеюсь, ты не любишь меня хотя бы? — Он снова хохотнул, и в его смехе не было ничего, кроме боли.

Ида понятия не имела, кто такая Джейна, а Хвитсерк не стал распространяться дальше. Он будто и ответа от неё не ждал, просто смотрел на осколки бутылки, едва заметные в темноте. Ида прикоснулась к его плечу.

— Не люблю, — все же ответила она. — Точнее…

— Не так, как я спрашивал, — закончил Хвитсерк. — Это хорошо, Ида. Это хорошо…

И, подавшись вперед, он поцеловал её, осторожно касаясь её губ своими, горьковатыми от слез и виски. В этом поцелуе не было ничего, кроме стремления поделиться болью, разделить с кем-то одиночество, и Ида хорошо понимала это. Обхватив ладонями лицо Хвитсерка, она вернула ему поцелуй, слизывая кончиком языка слезы с его чуть шершавых губ.

Ей хотелось помочь ему, вытянуть часть его боли и позволить ему вздохнуть спокойно. Хотелось дать ему понять, что он не один - пусть и так. Хотя бы так. Единственный способ, который Хвитсерк понимал. Но Ида ничего не чувствовала. И тоненький, мерзкий внутренний голос твердил ей, что с Иваром всё было бы по-другому.

Иначе.

Ивар, опять Ивар. Всегда чертов Ивар. Она прервала поцелуй и отпрянула назад, вглядываясь в лицо Хвитсерка и надеясь не увидеть там… чего-то, чего боялась. Но Хвитсерк просто усмехнулся.

— Ничего бы у нас не вышло, — резюмировал он. — Значит, ты в безопасности.

— Не говори глупости, — рассердилась Ида. — Тебе нужно поспать. Давай, поднимайся!

Она даже была готова помочь ему, но Хвитсерк поднялся на ноги самостоятельно. Дойдя до дивана, он плюхнулся на него и откинул голову на кожаную спинку.

— Хвитсерк…

— Я буду в порядке, Ида. Спасибо, что посидела со мной, — пробормотал он, не открывая глаз. — Ничего особенного. Просто Маргрет мертва, а убить хотели моего брата или его жену. Или вообще кого-то из нас. И если я узнаю, кто это сделал, я разорву ему глотку сам.

Ида была уверена, что именно так он и поступит. Хвитсерк мог быть каким угодно, но всегда он оставался Лодброком.

— Думаешь, я не понимаю, что малышка Маргрет не была целью? — Хвитсерк выпрямился, повернулся к ней. — Это был Сигурд. Или Блайя. А попало ей, потому что её, дуру, прихватила ревность. И я клянусь, — прошептал он, — я клянусь, что убью того, кто это сделал.

Его слова звучали набатом у Иды в голове, когда она стояла перед дверью кабинета Ивара и смотрела на медную дверную ручку, не решаясь войти. Лодброки были странной семьей, сумасшедшей семьей. Они отгораживались от мира, воевали со всеми вокруг и друг с другом, могли сожрать один другого, но никому не позволяли сделать это за них.

Добро пожаловать в семью, Ида. Теперь — надолго, если не навсегда, ибо ты будешь повязана с Иваром. И ты захотела этого сама.

========== Глава двадцать шестая ==========

Блайя смутно помнила всё, что происходило после смерти Маргрет: врачи, констатировавшие смерть от эпилептического припадка (Блайя понятия не имела, сколько денег пообещал им Ивар); полиция, решившая не открывать дело из-за заключения врачей, но всё-таки допросившая присутствующих. Она даже не помнила, что сама им рассказывала: её трясло, и Сигурд потребовал, чтобы они, «черт возьми, отпустили уже его жену».

Уббе находился в прострации. Он сидел на стуле, раскачиваясь из стороны в сторону и вцепившись в волосы. Торви пришлось вколоть успокоительного и увезти домой. Администратор ресторана был в ужасе, а Ивар — в гневе, и только присутствие Иды и нескольких незнакомых людей не дало ему разнести помещение на куски.

Ивару было плевать на Маргрет, но он никому не позволял и пальцем дотрагиваться до кого-либо из его семьи. Если бы он хотел убить жену Уббе, он сделал бы это сам, и избрал бы другой способ. Не такой трусливый и грязный (зато проверенный и безопасный), а свой собственный.

Сигурд привез Блайю домой около полуночи, пока остальные ещё оставались в ресторане и давали последние показания полиции — формальные, но необходимые для того, чтобы полицейские подали рапорт об отсутствии состава преступления. Тело Маргрет уже увезли в морг для подготовки к похоронам, хотя никто ещё не знал, когда они состоятся.

Теперь они сидели в спальне — явно не единственные, кто в эту ночь не мог уснуть. Блайя не знала, почему, но после истерики, случившейся с ней в ресторане, и слёз в ней вдруг поселилось ледяное спокойствие. Как будто кто-то украл все её эмоции и позволил разуму мыслить здраво. Возможно, та маленькая девочка внутри нее наконец выросла? Мысль промелькнула в её голове, но быстро была забыта.

— Нам нужно уехать.

Сигурд удивился её словам: сел рядом, обнял её, притягивая к себе и нежно касаясь губами её виска. Заглянул ей в глаза, пытаясь увидеть тень зарождающейся истерики.

— Уехать? — переспросил он.

— Да. — Блайя чуть отстранилась. — Нам нужно уехать и никогда больше не появляться в этом доме.

Решение выглядело даже слишком простым. Все сны, видения и страхи, предупреждения, приходящие ей от провидца и Аслауг, раскрылись перед ней, как самая мрачная тайна, и она поняла, с какой стороны подползала к ней змея. Никто не знал, где они собирались проводить свадебный банкет, а, значит, змея затаилась внутри семьи, и от этой мысли у Блайи внутри поднималась темная ярость. Кто-то хотел убить их обоих, или кого-то из них. Эта мысль заставляла её вновь и вновь терзать зубами нижнюю губу, думая, что могло бы случиться, если…

Если бы Сигурд не решил попробовать её напиток. Если бы Сигурд его… попробовал.

Что бы она делала, если бы Сигурд выпил этот чертов эль?

Блайя поняла, что не боится собственной смерти. В конце концов, её ждала бы вечная темнота. Но если бы с Сигурдом что-то случилось, умерло бы её сердце, и её жизнь превратилась бы в бесконечную череду ничего не значащих событий, следующих одно за другим. Она существовала бы — тенью, призраком прежней себя, но мир, прежде цветной и яркий, превратился бы в черно-белую реплику.

Сигурд был её мужем, её любовью, первым мужчиной и самым близким другом. Он слушал, когда она говорила, и знал, что она сама будет слушать, стоит заговорить ему. Он любил её, во всех чертовых смыслах. Он забрался ей под кожу, стал её частью. И его смерть стала бы её личным адом, сотворенным чужими руками и по чужой воле. Но не только её адом. Она точно знала, что виновный в смерти её мужа не прожил бы и года.

Блайя хотела взять Сигурда за руку и исчезнуть в неизвестном направлении. Уехать туда, где длинные руки семейства Лодброк никогда бы смогли до них дотянуться. Быть счастливой с ним. Проживать каждый день, как последний, потому что один из них едва таким не стал.

— Я хочу уехать, — повторила Блайя твердо.

И поняла, что Сигурд не может согласиться с ней. В его глазах она видела сомнение, неуверенность, страх. Все чувства, которые мешали ему признать, что Блайя права, что они должны уехать, исчезнуть навсегда, чтобы наконец-то быть собой и не опасаться за собственные жизни.

— Мы не можем, — наконец произнес он медленно. — Если мы уедем, то, согласно завещанию отца, не получим ничего.

Блайя замерла, не веря своим ушам. Он сейчас говорит это серьезно? На мгновение ей захотелось закричать, разбить тишину, возникшую после его ответа, ударить его, сделать что угодно, только не молчать, пытаясь загнать на самое дно истерику, неумолимо разрастающуюся в ней. Стало холодно, и Блайя вывернулась из кольца его рук, отодвинулась.

Неужели он не понимает, что только что едва не умер? Неужели этот простой факт не дошел до его сознания? Неужели он не понимает, что она могла умереть?

Они могли навсегда потерять друг друга.

И неужели он, всегда понимавший её с полуслова, не понимает этого сейчас?

— Блайя, — начал Сигурд. — Прошу тебя…

— Ты чуть не умер, — тихо, но твердо произнесла Блайя, глядя ему прямо в глаза. Она знала, что в лепешку разобьется, но докажет ему, что права. Что ничто в этом мире не может быть дороже их спокойствия и возможности просто жить счастливо. — Я чуть не умерла. Ты прекрасно понимаешь, что кто-то заварил эту кашу, чтобы убить меня или тебя. Сигурд, кто-то хотел нас убить. И он вряд ли остановится.

— Я знаю, — он смотрел на неё внимательно, и в его взгляде она могла видеть и понимание, и боль, и черт знает, что ещё, но сейчас её это не трогало. Не такого ответа она от него ожидала, и, хотя глупо было обвинять его в том, что он не оправдывает её ожиданий, так она сейчас и поступала. Впервые за всё время их отношений она поступала именно так.

Ведь он сам просил её прислушиваться к себе, к собственной интуиции и к чувствам! Почему же не хочет слушать её сейчас? Он должен услышать её, должен! Она сделает всё для этого.

— Ты взял с меня обещание, что я буду прислушиваться к своим ощущениям. И именно это я сейчас и делаю.

От понимания, что Сигурд не может принять решение, от которого зависят их жизни, ей стало больно. Блайя чувствовала себя мраморной статуей, настолько ей было холодно сейчас. Впервые холодно рядом с ним. И она не знала, что ещё делать, как поступить, чтобы донести до него простую мысль: нужно что-то решать. Нужно уезжать, пока не поздно. Нужно бежать.

Она должна объяснить ему…

Должна.

Сигурд, её Сигурд не мог быть настолько жадным, что готов был рисковать их жизнями ради денег. Ради части наследства Рагнара Лодброка, человека, которому не были нужны его сыновья. Он ли это сидит рядом с ней? Или она ошибается, и у него есть причины так говорить?

Взрослая женщина внутри неё говорила, что Блайя несправедлива к нему. Что жизни их обоих зависят от Ивара, и что Сигурд не может предать свою семью, свой клан, потому что Ивар найдет их и уничтожит. Что Ивар никогда не отпустит их, и они оба должны это понять.

Но желание просто выжить было сильнее разума.

Сигурд моргнул, сглатывая.

— Блайя…

— Тебе так важны деньги Рагнара?

Больше всего на свете она боялась услышать, что Сигурд скажет ей теперь. Он искал ответ, который бы устроил её, Блайя видела это. Но слышать ответ, который бы ей понравился, но не был правдивым, она не хотела. Она не желала проверять на прочность их любовь, да только мысль, что смерть Маргрет разверзла перед ними такую пропасть, была невыносимой.

Блайя сейчас ненавидела эту девчонку, и, если бы Маргрет уже не была мертва, она убила бы её сама.

— Нет, — наконец Сигурд покачал головой. Помолчал, подбирая слова. — Мне плевать на деньги Рагнара. Я просто знаю Ивара. Если мы уедем, он костьми ляжет, чтобы найти нас. Блайя. — Он подсел к ней ближе, осторожно, как к дикому животному, и взял за руку. Ладони она не отняла. — Во имя Фрейи и прочих богов, Блайя, — выдохнул он. — Я люблю тебя. Ты это знаешь. Если ты думаешь, что меня не испугало… — Голос Сигурда сорвался, и он замолчал на несколько секунд, глубоко вздохнул. — Блайя, когда я понял, что могла умереть ты, я чуть не умер сам. И я не хочу, чтобы это случилось из-за Ивара.

И по его глазам было видно, что он говорил правду. Ни слова лжи. Блайя слушала его и оттаивала, понимая, что вовсе не жадность или трусость толкает его на решение остаться в доме Лодброков. Она понимала, что сейчас и всегда он был с ней честен и всегда думал только об её безопасности.

Чувство стыда охватило её. Она всхлипнула, закусывая губы и думая, как только что была к нему несправедлива, и как чуть было сама не разрушила доверие, которое связывало их с самого начала. Ей стало страшно: что случилось бы, если бы она поддалась своим эмоциям до конца?

Увидев, что Блайя приходит в себя, Сигурдобхватил её затылок ладонью и прижался лбом к её лбу.

— Любовь моя, — пробормотал он. — Если бы я не знал, что Ивар найдет нас где угодно, я бы уже собирал вещи.

И снова он был прав, а она не поняла этого сразу, позволив страху решать за неё, кто виноват, а кто — весь в белом.

— Прости меня. — Блайя прижалась к Сигурду, обнимая, и его объятия были для неё домом, едва не потерянным по её глупости и вновь обретенным.

Неужели у них нет выхода, и ловушка, мастерски расставленная Иваром и содержащая в качестве приманки их собственные жизни, захлопнулась за их спинами? Блайя отказывалась в это верить. Снова и снова она искала выход, перебирая в уме различные варианты, но чем больше она думала, тем яснее понимала, что Сигурд был прав. Чтобы уехать, им нужно быть уверенными, что Ивар не тронет их, не станет искать.

— Я могу подарить ему весь бизнес отца, — задумчиво предположила она. — Я всё равно никогда не смогу с ним управиться.

— Не сходи с ума. — Сигурд качнул головой. — От нашего убийства Ивара удерживает лишь то, что имущество в этом случае перейдет к Бьерну и Торви. Если ты отдашь ему казино и отцовские активы, он уничтожит нас обоих без колебаний. Он всегда меня ненавидел, а теперь — ещё больше. Клянусь богами, — прошептал он, — с тех пор, как умерла моя племянница, я сам каждую ночь представлял, как убиваю его…

В его словах был резон, однако Блайя вспоминала, как в её снах Ивар признавался, что любил своего брата, и что-то вроде сомнений мешало ей воспринимать отношения между братьями с той же ясностью, которую демонстрировал Сигурд.

К тому же, Ивар всегда был не только яростен и гневлив, но ещё и расчетлив, а любого расчетливого человека можно было переиграть. Блайя не была докой в интригах и хитростях, но она была хорошей ученицей, и не было у неё учителя лучше, чем Ивар Лодброк. А, может быть, она в чем-то и превзошла его, потому что в минуты, когда его разум застилала кровавая пелена ярости, ум Блайи оставался ясным.

— Если бизнес нужен ему для прибыли — да. — Она вовсе не была уверена в собственных словах, но все равно произносила их. — Но если ему нужна власть, а не деньги, то, я думаю, мы сможем договориться.

— И что мы можем ему предложить? — Сигурд взял её лицо в ладони, не позволяя ей отвернуться, отвести взгляд от его синих, ярких глаз.

— Думаю, я знаю, что ему нужно. — Блайя коснулась кончиками пальцев его губ. Она совершенно точно знала, каковы они на вкус. — Он хочет власти, полной и неограниченной, и не остановится ни перед чем. Я хочу предложить ему стать доверительным управляющим бизнеса моего отца и теми казино, которые он заставил Осберта продать мне.

— Звучит, как безумие. — Жаркое дыхание Сигурда обдало её ладонь.

— Мы все здесь безумны, — ответила ему Блайя. — Такая уж мы семья. Но вряд ли мы сможем быть хуже Ивара.

Потому что хуже Ивара быть просто невозможно. Ивару можно было только отвечать ударом на удар, зная, что ему это по душе. Что он любит тех, кто борется за собственную жизнь. Блайя была из таких — уроки Эллы Кинга ни для кого не проходили даром. Сигурд был из таких — по крайней мере, пока это не касалось их семьи, и пока ему не приходилось волноваться и за её жизнь тоже.

— Это настолько ненормально, что может сработать, — неожиданно отозвался Сигурд.

— При этом дивиденды от бизнеса по-прежнему будут поступать на счета владельцев, и нам не придется думать, как зарабатывать на жизнь, — закончила свою мысль Блайя.

Это действительно могло сработать. Компромисс, который мог понравиться Ивару, который ненавидел, когда ему не подчинялись, но в равной степени ненавидел, когда его противники не сражались за то, что принадлежало им. Если Ивар хочет получить бизнес Эллы — а он хотел этого — ему придется согласиться на чужие условия. Что будет, если он решит, что проще убить их, Блайя не думала: такое решение было бы в стиле Ивара, но не принесло бы ему выгоды.

Телефон Сигурда коротко пиликнул, сообщая о поступлении нового сообщения. Прочитав его, Сигурд поднял взгляд на Блайю, и его глаза сияли — странная реакция, не вяжущаяся ни с их серьезным разговорам и почти ссорой, ни со смертью Маргрет, разделившей происходящее на «до» и «после».

— Читай, — он протянул ей телефон.

Вкладка сообщений, приглашающе раскрытая на весь экран, гласила: «Змееглазый, не хочешь подработать с нами в туре? Кормежка и койка в автобусе включены в предложение».

— Что это? — удивилась Блайя, вновь перечитывая сообщение от номера с канадским телефонным кодом.

— Шанс, Блайя. — Сигурд улыбался так широко, что, казалось, щеки треснут. — Это наш шанс.

— Тогда расскажи мне, — попросила Блайя, возвращая ему телефон. — Я хочу знать.

— Рассказ будет скучным, — предупредил Сигурд, укладываясь на постель и притягивая её к себе.

Блайя устроилась головой у него на груди, слушая, как размеренно бьется его сердце, положила руку ему на живот.

— Это не важно.

Она знала, что не уснет.

Сигурд познакомился с Чедом Крюгером случайно: вокалист Nickelback однажды зарулил к ним в казино, только не играть, а выпить без левых соглядатаев. Папарацци и так преследовали Крюгера буквально по пятам, но в некоторые заведения, принадлежащие Лодброкам, хода им не было, а если они туда и пробирались, то охрана быстро отнимала у них камеры и выкидывала за дверь.

Потому что в казино, принадлежащих Lothbrok Inc., зачастую далеко не последние люди в рулетку проигрывались. И каждый хотел сохранить свои проигрыши в тайне.

Чед играть не любил, но выпить в одиночестве ему хотелось. Не рассчитав дозу алкоголя, после очередного стакана виски он прошел свою точку невозврата и, поругавшись с одним из барменов, едва не выбил тому все зубы. Сигурду, как единственному заглянувшему в казино в тот вечер члену семьи, пришлось разбираться с буйным посетителем. Которого он, конечно же, узнал, и разборки с которым закончились совместным распитием вискаря из отцовской коллекции. Они обменялись контактами — разумеется, e-mail’ом Крюгера Сигурд первоначально пользоваться не собирался — и расстались на дружеской ноте.

А потом в и без того разворошенном змеином гнезде семьи Лодброк гадюки перекусали друг друга, и Сигурд понял, что у него есть выбор: либо он продает свои песни, которых не слышали даже братья, либо навсегда остается «мальчиком для битья» для Ивара, возомнившего себя наследником отцовской империи. К двадцати двум годам у Сигурда накопилось много музыкального материала, и первым человеком, которому он решился его показать, оказался Чед Крюгер.

Вовсе не потому, что его электронный адрес по-прежнему валялся в недрах тетради с текстами. Просто мистер Крюгер в очередной раз посетил казино Лодброков. И в очередной раз напился с Сигурдом: Чед заливал алкоголем свой развод, а Сигурд — смерть матери, которую любил так же сильно, как ненавидел. И черт знает, как их разговор перешел на музыку, но, узнав, что Сигурд пишет песни, Чед попросил его скинуть пару текстов и записей. И Сигурд, выпивший достаточно, чтобы море было ему по колено, а океан — по щиколотку, прямо с телефона и скинул на адрес Крюгера несколько файлов с текстами и запись, сделанную на диктофон. И забыл об этом: в собственную счастливую звезду он не верил, понимая, что занятия музыкой приведут его не к славе, а к большим проблемам, а ещё больше не верил, что вокалист Nickelback вообще вспомнит о своей просьбе утром, когда очнется с трещащей по швам головой и пустыней Сахарой вместо горла.

Однако Чед вспомнил, да так, что в первое прочтение ответного письма Сигурд не сразу понял, что произошло. Перечитал.

Крюгер предлагал выкупить у Сигурда одну его песню. А также — предлагал сотрудничество в будущем: иногда Nickelback использовали чужие тексты или музыку, выкупая права на произведение и добавляя собственные аранжировки. И это могло бы стать для Сигурда звездным часом, но разум, к обеду очистившийся от похмелья, подсказал ему, что Ивар не потерпит своеволия и перекроет ему кислород быстрее, чем он получит свой первый гонорар.

Поэтому в ответ на предложение Чеда Сигурд выставил свое условие, единственное и очень для него важное: никто не должен узнать, чьи песни иногда исполняет группа Крюгера. Он просил, чтобы даже в лейбле его настоящее имя знали лишь те сотрудники, которые должны быть в курсе этого по специфике работы (и, разумеется, высшее руководство, если их вообще интересовали такие вопросы).

Чед согласился, и через несколько дней на банковскую карту Сигурда упали первые деньги, заработанные любимым делом.

Блайя слушала его, не перебивая, и лишь иногда водила рукой по его животу, выписывая круги на ткани рубашки. Ещё одна тайна перестала быть тайной, ещё одна дверь его души приоткрылась со скрипом. Сигурд Лодброк был полон секретов, но, глядя на его семью, Блайя понимала, почему: она бы сама скорее умерла, чем доверила кому-то из них что-то, для неё важное. Даже Уббе не вызывал у неё доверия: если он не мог разглядеть, что его собственная жена спала с другим, что он вообще видел? Хотя Блайя не сомневалась, что его желание заботиться о братьях, быть им вместо отца было искренним. Просто Уббе сам был слишком для этого молод, и жизненного опыта у него явно не хватало.

Да и у кого из них он был?

— Такая вот история. — Сигурд поцеловал её в нос.

— Я надеюсь, ты собираешься согласиться на его предложение? — Блайя приподнялась на локте, заглядывая ему в лицо. — Если откажешься, я с тобой разведусь, — фыркнула она.

Сигурд расхохотался, склонился к ней и прижался поцелуем к её губам, покусывая их и лаская, и Блайя приоткрыла рот, позволяя углубить поцелуй и отвечая на прикосновения. Когда Сигурд отстранился, его глаза были слегка затуманены, но он улыбался.

— Я не могу так рисковать, — шепнул он. — Разумеется, я соглашусь. Но знаешь, — он посерьезнел. — Думаю, прежде нам нужно будет разобраться с твоим бизнесом. И собрать кое-какие документы, которые докажут Ивару, что я не уйду из этого дома бомжом с пустым кошельком.

— Например?

— В основном, банковские выписки со счетов, — пожал Сигурд плечами. — Нужно перенести деньги на один счет и собрать кое-какие сбережения, оставшиеся ещё с учебы. Я транжирил бабла меньше, чем Хвитсерк.

— Думаешь, нам нужно много денег? — Блайя вздернула брови.

— Думаю, на переезд мы потратим немало, — ответил он. — Лететь нам предстоит в Канаду, а жизнь там несколько дороже, чем в Иллинойсе, любовь моя, — он прикусил щеку изнутри, явно размышляя над чем-то, потом взял телефон и набрал ответное сообщение Крюгеру.

Блайя заглянула в экран.

«Созвонимся по этому поводу завтра, обсудим детали. Я согласен. Только я вообще-то с женой».

Ответ пришел через пару минут.

«Я помню, женатик. Разберемся».

И, всё-таки засыпая в объятиях Сигурда, Блайя впервые за долгое, долгое время почувствовала, что у них обоих есть надежда на жизнь как можно дальше от дурного семейства Лодброков.

========== Глава двадцать седьмая ==========

Комментарий к Глава двадцать седьмая

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c840722/v840722084/60c1d/koDwZlqMk7E.jpg

https://www.youtube.com/watch?v=zsccsE2mjds - OST к главе.

Ночь для Ивара обещала быть бессонной. Общение с полицией всегда вызывало у него невероятную головную боль, а сегодня за вечер его было более чем достаточно. И теперь он ощущал, как в мозгу разрастается, как раковая опухоль, мигрень. Окутывает его ядовитым туманом, сквозь который не видно ничего, а собственные мысли кажутся тягучими.

Вытащив из ящика стола упаковку таблеток, Ивар закинул в рот сразу две и запил глотком воды. Ему предстояло о многом подумать и многое решить, и головняк, заставляющий голову раскалываться на части, не входил в его планы.

Боль отступила через полчаса, впрочем, он знал, что мигрень вернется. Всегда возвращалась, но с помощью таблеток ему удалось избавиться от неё хотя бы на время, и он решил потратить это время с пользой.

Покушения на жизнь Блайи и Сигурда не ожидал даже он. И снова Ивару на ум пришла Лагерта.

Что, если Лагерта узнала о завещании Блайи и решила устранить её и Сигурда — потому что за свадебным столом они делили эль на двоих так же, как должны были разделить жизнь? Символизм, о котором знали все язычники, и который значил для них больше, чем человеческие законы?

Но для Лагерты этот способ был слишком топорным. Она предпочитала утонченные способы убийства, и до сих пор лишь в семье догадывались, что Аслауг была отравлена по её указанию. Здесь же всё было напоказ, будто плевок в лицо.

Не её стиль.

Возможно, это — дело рук Исайи Блэка, решившего начать устранять семью Лодброков с самого слабого звена? Ивар мог представить логику, которой руководствовался Исайя: Блайя умирает, и убитый горем Сигурд уезжает из дома Лодброков, автоматически теряя право на наследство. Смерть остальных сыновей Рагнара могла быть делом техники. Особенно — после того, как пробационный суд признал право Иды на обязательную долю в наследстве и включил её в состав наследников.

Ивар всегда был невысокого мнения об умственных способностях отца Иды, и поэтому такой план действий — откровенно дурацкий, если быть честным — вполне мог прийти ему в голову, хотя выглядел рискованным, и риск не оправдывал себя. Сам Ивар поостерегся бы покушаться на чью-то жизнь, если бы его дочь находилась в руках семьи, которую он бы пытался уничтожить.

Сослагательное наклонение. Чертово сослагательное наклонение. Ивар терпеть его не мог, как ненавидел строить предположения и гадать, а не быть уверенным.

На первом попавшемся листе бумаги он начеркал две версии покушения на жизнь Блайи и откинулся назад, грызя ручку. Лагерта, Лагерта Ингстад. Исайя Блэк. Лагерта. Исайя. У каждого из них были свои мотивы, каждый мог желать Блайе смерти. У кого из них были руки длиннее, а наглость превышала инстинкт самосохранения?

Потому что лишь идиот без инстинкта самосохранения пойдет против Лодброков, особенно — таким дешевым, показушным способом. Или тот, кто хорошо их знает.

Как только уляжется шумиха, он отправит Гуннара и парочку бойцов помощнее допрашивать официантов, работавших в тот день в ресторане. Возможно, кто-то из них расколется раньше, чем Гуннар успеет даже рот раскрыть. Ивар вспомнил, как дрожали работники ресторана, обнаружив, что в их заведении кто-то умер. И, разумеется, они по-прежнему думали, что у Маргрет случался эпилептический припадок.

Ивар помнил, как врач отозвал его на разговор и сообщил, что он предполагает, что Маргрет отравили. Для Ивара его слова вовсе не были открытием: любой, кто видел, как Маргрет выпила целый стакан эля, предназначавшейся Блайе, а через несколько минут уже корчилась на полу в агонии, догадался бы, что смерть была далека от естественной. К тому же, Маргрет была здорова, как лошадь.

Врачи не сразу согласились скрыть истинную причину смерти Маргрет, однако хорошая сумма на банковском чеке всегда делала людей более сговорчивыми, чем они были поначалу. Особенно, если она приправлялась угрозой и ножом у горла. Ивар не хотел вмешивать в это дело полицию — тупые полицейские всегда только мешают. В итоге, врачи сообщили полицейским, что смерть Маргрет Лодброк имела совершенно естественные причины.

Кто бы ни был убийцей, он был хитер, и реакция организма на яд выглядела именно как приступ эпилепсии. Ивар пожалел, что не был силен в токсикологии: он лишь смутно представлял, что такая реакция вполне могла быть. Врач сообщил, что отравление он заподозрил исключительно из-за специфического запаха, исходящего изо рта Маргрет, но, возможно, он ошибся — он также не был токсикологом.

«Вы ошиблись», — улыбнулся Ивар, широко и дружелюбно, и от его показного дружелюбия врача передернуло. Он поспешил убраться восвояси, сообщив, что отчет о причинах смерти Маргрет Лодброк будет направлен в полицию, как только будет готов. И почему-то Ивар был уверен, что врач сделает всё, как нужно. Ему, Ивару, нужно.

Он вновь взглянул на записи.

Лагерта или Исайя?

Кому ещё Блайя рассказала о завещании? Кому обмолвился о нём Сигурд, его тупой братец?

Или это был Уббе?

Если это Уббе поделился с Маргрет, которую обожал, тайной чужого завещания? Твою мать!

Ивар подписал под колонкой с названием «Лагерта» вопрос: «Знала ли Маргрет о завещании?» и подчеркнул его двумя жирными чертами. Потому что он знал, что Маргрет была очень близка с Лагертой. Кажется, белобрысая шлюшка была дочерью одной из её подруг. А, значит, она могла рассказать Лагерте.

Какая-то мысль, очень навязчивая, очень настойчивая, проистекающая прямо из мысли о хорошем общении Лагерты и Маргрет, вертелась у Ивара в сознании, и он почти поймал её, но дверь кабинета открылась, и вошла Ида.

— Ивар, — произнесла она тихо, и почти оформившаяся мысль испарилась, как вода при кипении.

Ивар выругался сквозь зубы.

Только её не хватало ему здесь и сейчас, когда он так успешно избегал её последние пару дней!

— Что? — отозвался он резко. — Что тебе нужно?

Ида присела в кресло напротив него, и ему пришлось поднять взгляд. Одновременно с этим он перевернул свои записи текстом вниз — привычка, выработанная у него за годы жизни в большой семье, где никто никому не доверял.

— Уббе…. с ним всё будет в порядке?

Ивар передернул плечами.

— Уббе — взрослый мальчик, ему не нужна мамочка. Ты входишь в роль нашей добренькой мачехи? — Он приподнял правую бровь. — Ложись спать, Ида Блэк. Мне сейчас не до тебя.

Ида закусила губу. На её лице не было ни грамма косметики, а волосы она убрала в низкий хвост, и это делало её похожей на правильную студентку-отличницу из Йеля, которой она и была раньше. Под её глазами залегли тени.

— Я — Лодброк, Ивар, — напомнила она негромко. — И я прекрасно понимаю, что в смерти Маргрет ты подозреваешь меня и мою семью. Я не могу тебя обвинять, но я хотела бы поговорить об этом.

Ивар сложил руки под подбородком, внимательно разглядывая Иду. Девчонка не была глупа, даже наоборот — кажется, она была слишком умна, и её не стоило недооценивать. Была ли она настолько же хорошей актрисой?

Ответа в её лице он так и не прочел, но всё равно разглядывал её, с удовольствием наблюдая, как на щеках Иды проступает румянец от его взгляда. Красивая, очень красивая. Совсем не те мысли, которые должны у него возникать, но из песни слова не выкинешь. Иду Ивар уже видел очень близко, когда она облила его водой и плюхнулась ему на колени, и от неё пахло алкоголем, невыветрившимися духами и терпким запахом её кожи, и его реакция тогда была настолько непредсказуемой, что ему показалось — в него вселился кто-то другой. Потому что Ивар Лодброк не мог реагировать на женщину так. Ивар Лодброк не мог вообще испытывать эмоции к женщинам: хватит, насмотрелся на Блайю, спасибо большое.

Свои эмоции он вспоминал каждый день: сначала злость, потом удивление, и непонятный жар в груди, когда Ида коснулась пальцем его рта, и желание поцеловать её — грубо, напористо, сминая её розовые, в остатках помады губы. Хорошо, что он умел владеть собой, и ему удалось избавиться от этих чувств, а заодно и от Иды. Пара грубых слов — и вуаля!

Избегать её после этого было трудно, однако возможно, пока она сама вновь не явилась к нему. И не сидела перед его носом в своей домашней одежде, без макияжа, и не заставляла его разглядывать её, потому что он по-прежнему не мог её разгадать.

Сейчас их разделял стол, но Ивару хватило одного взгляда на её губы и подбородок, чтобы снова захотеть поцеловать Иду Блэк. Хотя бы для того, чтобы она перестала спрашивать о его подозрениях. Перестала говорить с ним о смерти Маргрет. Она наверняка успела увидеть на его листке версию о причастности Исайи к покушению на убийство Блайи, и теперь горела желанием оправдать себя и свою семью.

Замолчи, Ида. Просто заткнись прямо сейчас.

— Маргрет умерла от эпилепсии, — мягко, даже чересчур мягко ответил он. — Разве ты не слышала, что сказал врач? Или ты не доверяешь врачам?

— Я доверяю врачам. — Ида пожала плечами. — Я не доверяю тебе.

Прямо в лоб. Ивар усмехнулся: эта девчонка была то ли самоубийцей, то ли полной дурой. И последней она как раз не казалась.

Значит, она понимала, что за подобные слова может и огрести. И всё равно предпочла их сказать.

— Честность иногда равняется глупости, знаешь об этом? — Он покатал по столу карандаш. — Ты и не должна мне доверять. Но ты можешь верить врачам. Если они сказали, что Маргрет умерла из-за приступа — так оно и было.

— Тогда почему ты…

— Опасность, Ида. — Ивар изогнул правую бровь. — Нехорошо подглядывать.

— Я просто хочу доказать, что не имею отношения к смерти Маргрет.

— Кто сказал, что я тебе не верю?

— Кто сказал, что веришь? Ивар, я понимаю, что новый человек в семье вызывает подозрения. Я просто хочу, чтобы ты знал, что я не собиралась причинять никому вред. Я здесь не для этого.

Разумеется, не собиралась — по крайней мере, Маргрет. Ивар и не сомневался в этом. Покушение было на жизнь Блайи — или Сигурда, учитывая, что, по традициям, они несколько раз должны были пить из стаканов друг друга. Попытка убрать слабое звено была засчитана.

Ивара начало раздражать, что Ида рьяно пытается защитить честь собственной сомнительной семейки, хотя пока что их никто и ни в чем не обвинял. Это выглядело подозрительно, и он отметил в мозгу, что версию о причастности Блэков нужно рассмотреть в первую очередь. Он обязательно займется этим после похорон Маргрет.

И, если он выяснит, что Исайя Блэк действительно выстроил откровенно дурацкий план по уничтожению Лодброков…

Что ж, у него есть туз в рукаве, и этот самый туз пришел к нему сам, в своей чертовой пижаме, и нервно облизывает губы, сидя напротив. А значит, одна из задач Ивара — держать Иду Блэк ближе к себе, чтобы нужная карта оказалась в рукаве в подходящий момент. Чтобы — упс! — выскользнуть на пол, привлекая внимание.

Ида смотрела на него — долго, выжидающе. И ему начало казаться, что пауза слишком затягивается.

«Я здесь не для этого».

А для чего ты здесь, Ида Блэк? Зачем пытаешься проникнуть в семью? Зачем вышла замуж за Рагнара Лодброка? Зачем хочешь работать в компании? У Ивара было много вопросов, но ответы на них знала только та, что сидела напротив него.

Всё, чего хотелось Ивару — чтобы она ушла. Головная боль начала потихоньку возвращаться. Она кралась, как кошка, но отголоски грядущей мигрени уже звенели у него в голове.

— Прекрати сеять панику, — наконец произнес он. — И, если тебе больше нечего сказать — уходи, — он кивнул в сторону двери. — Я собираюсь спать.

Ида не спешила уходить. Подавшись вперед, она произнесла:

— Мне есть, что сказать тебе.

— Я тебя очень внимательно. — Ивар потер пальцами виски. Чем быстрее она закончит свою речь, тем быстрее он ляжет спать и хоть ненадолго отдалит от себя завтрашний день.

— Ты хочешь выяснить, кто убил Маргрет? — Её щеки побледнели, будто чтобы начать разговор, Иде пришлось справляться с собственными эмоциями. Возможно, так оно и было. — Я могу помочь тебе, Ивар.

«Что?»

Это было неожиданно, и Ивар вскинул на неё взгляд.

— И как же?

— Ты сам сделал меня своей помощницей и согласился довериться мне. Я могу стать твоими глазами и ушами. — Ида говорила быстро, словно боялась передумать. — Я могу попытаться выяснить, не затаился ли предатель среди тех, кого ты считаешь близкими. Я умею быть незаметной, Ивар, и никто здесь не берет меня в расчет, даже Лагерта. Для всех, включая твоих близких, я — всего лишь третья жена Рагнара. Я — красивая кукла, которая потратит свою часть наследства на шмотки и гаджеты. Разве нет?

Если бы он ещё кого-то считал близкими…

Однако слова Иды пришлись точно в цель. Даже головная боль чуть отступила, уступая место любопытству.

— А если я узнаю, что в её смерти виноват Исайя? — сощурился Ивар. Предложение Иды казалось ему почти безумным, но он любил безумцев, способных предложить самый сумасшедший план. Порой срабатывали именно такие планы. И никакие другие. Но всегда, всегда была разница между безумными идеями и их топорными воплощениями. — Ты предашь меня?

— Если я предам тебя, ты уничтожишь меня и мою семью. И это не вопрос.

Крыть было нечем. Ивар откинулся на спинку своего кресла, глядя на Иду почти с восхищением. Эта девчонка, определенно, знала, что сказать и на какие кнопки нажать, чтобы заинтересовать его. Посмотрим, посмотрим, что она скажет дальше.

Знала ли Ида о возможных планах отца?

— Предположим, — ответил он. — И всё же?

— Если я узнаю, что в смерти Маргрет виновен мой отец, я не стану препятствовать твоей мести. Всё, о чем я прошу, — не трогай мою мать и сестру.

Губы у Иды дрогнули, и, хотя она сразу же взяла себя в руки, это не укрылось от взгляда Ивара. Он задумался, специально ли Ида предоставила ему такой рычаг контроля над самой собой или это произошло случайно, из-за охвативших её эмоций?

И каким же отцом был на самом деле Исайя Блэк, если родная дочь сейчас была готова выдать его в руки Ивару, зная, на что он способен?

— Я не уверен, что ты сможешь помочь мне. Даже мои лучшие ищейки не смогли предотвратить убийство Маргрет. Кем ты себя возомнила? — Ивар не собирался сдаваться так быстро, хотя восхищение Идой росло с каждой минутой, как он ни пытался его подавить. Он смотрел ей в глаза, а в груди поднимался жар, охватывая всё его существо.

Если бы Ивар мог влюбиться в кого бы то ни было, то выбрал бы Иду. Она была красива, она не боялась его (или умело скрывала свой страх) и была достаточно умна, чтобы составить ему конкуренцию. И он был восхищен, однако не собирался этого показывать.

— Возможно, я не смогу помочь, — согласилась Ида. Если слова Ивара и оскорбили её, она не подала виду, и Ивар понял, что для неё это действительно важно. Разумеется, ему было известно, что у неё есть младшая сестра и мать, но он принял это как факт. И неужели ситуация теперь становилась более личной для них обоих? — Возможно, я ничего не узнаю. Но я обещаю: если я узнаю, что мой отец виновен, если я узнаю, что он планирует убить кого-то еще, я сообщу тебе. В обмен на жизнь и здоровье мамы и Оливии.

— И ты ничего не попросишь для себя? — вскинул брови Ивар.

Ида покачала головой.

Ивар задумался, постукивая карандашом по нижней губе. Ида, определенно, раскрывалась для него с новой стороны, и это не помогало относиться к ней только как к врагу. Она была готова пожертвовать жизнью отца ради сестры — хорошо это или плохо? Сам Ивар никогда не смог бы предать Рагнара, и даже возможность этого чудилась ему кощунственной, но об отношениях Исайи и Иды он знал чуть меньше, чем ничего.

Да и что можно было сказать о человеке, который бросил свою дочь в логово к львам, готовым разорвать её на части? Всё существо Ивара, обожавшего Рагнара, противилось словам Иды, но разум говорил, что не все отцы были похожи на его собственного.

Ида сидела напротив, плотно сжав губы.

Если он прав, и Исайя виновен в смерти Маргрет, кровь требовала отмщения, и не только Блэку, но и всем, кто ему дорог. Включая Иду. Которая теперь Лодброк. И часть их семьи. В этой сделке был подвох: Ида продавала ему кота в мешке, выторговывая жизни своей сестры и матери, но он не мог её в этом винить. Разве он позволил бы кому-то и пальцем тронуть его братьев? Только он имел право распоряжаться их жизнями, и любого, кто покусился бы на это право, Ивар Лодброк разорвал бы на части и плюнул бы на еще теплый труп. Ида и не подозревала, как была похожа на них, Лодброков.

Если Исайя устроил покушение, Ивар хотел бы видеть, как он мучается, наблюдая смерти своих близких. Но так ли это было необходимо? Исайя не производил впечатление человека, что заботился о собственных дочерях, зато свою шкуру он берег и лелеял.

Стоит ли ему согласиться?

Ида загоняла его в тупик, заставляя принять предложение, которое могло выйти боком, но глухое раздражение, появившееся от этой мысли, не могло пересилить того восхищения и восторга, что так и не исчезло. Ивар ухмыльнулся.

Ну что ж. Если Ида предлагает такую сделку…

— Хорошо, — произнес он. — Я согласен.

От взгляда Ивара не укрылось, как Ида едва слышно выдохнула, и её утонченному лицу возвратился привычный цвет. Он закусил губу: знаешь ли ты, Ида Блэк, насколько ты красива сейчас? И понимаешь ли, насколько Ивар хочет перетянуть тебя на свою сторону?

— Но у меня есть условие, — добавил он.

— Какое? — Ида выпрямилась, глядя ему в глаза.

— Мое обещание будет распространяться только на твою сестру и мать. — Ивар выехал из-за стола и подъехал к ней близко-близко. Ида не отшатнулась. — Если я узнаю, что ты заодно с Исайей, ты умрешь.

«Я надеюсь этого никогда не узнать».

Ида прикрыла глаза.

— Мне подходит.

Ивар вздрогнул. Все-таки в глубине души он ожидал торга, попыток спасти собственную жизнь, убеждений, что уж она-то ни при чем, но Ида в очередной раз удивила его, заставила чувствовать себя полным идиотом. И, конечно, он не собирался давать ей это понять.

— Отлично! — Ивар хлопнул в ладоши, затем вытащил из кармана складной нож с рунами на деревянной лакированной рукояти, повертел его в пальцах. Ида следила за каждым его движением. Блестящее лезвие выскользнуло из рукоятки, сверкнуло в электрическом свете. Ивар склонился к лицу Иды: — Придется потерпеть, — шепнул он. — Сейчас будет больно…

Если Ида выдержит это испытание, возможно, он даже поверит ей. Позволит себе поверить этой девчонке на пять минут, потому что никто, никто не станет играть жизнями своих близких, если они им дороги. А он видел, что Иде дорога её семья.

Ида молча ждала, хотя губы у неё тряслись. Ивару хотелось поцеловать её, упиваясь их вкусом, кусать их до крови, закрепляя сделку, которую они только что совершили, потому что боги приемлют лишь кровь и ничего более.

Он взял её ладонь и полоснул острым лезвием по нежной коже. Ида чуть поморщилась, но не вскрикнула. Тонкая полоска крови выступила на её руке. Ивар захотел слизнуть её языком, ощутить во рту металлический привкус, но он сдержался.

Когда кровь показалась на его собственной ладони, Ивар положил нож на стол.

— Я клянусь тебе именами своих богов, Ида Блэк, что твои сестра и мать будут в полной безопасности, даже если я узнаю, что в смерти Маргрет виновен твой отец. И боги мне свидетели.

Он взял руку Иды в свою окровавленную ладонь, мешая их ДНК, а казалось — что и жизни. Этот обряд чем-то неуловимо напоминал свадебный. Ивар сглотнул, думая, что таких мыслей быть не должно.

Он уже решился на этот обет, что теперь уж?

— Что мне делать? — спросила Ида, глядя на их соединенные руки. — Я должна что-то сказать?

— Скажи, что принимаешь мою клятву.

Она вскинула голову, встречаясь с ним взглядом.

— Я принимаю твое обещание, Ивар Лодброк, — убедительно и твердо ответила она. — И пусть твои боги будут в этом свидетели. Я сделала всё правильно?

«Если бы я знал, Ида, — подумал Ивар, не без сожаления отпуская её теплые пальцы. — Если бы я только знал…»

Когда за Идой все-таки захлопнулась дверь, он понял, что двух таблеток обезболивающего было мало.

========== Глава двадцать восьмая ==========

Альфред ощущал, что в воздухе пахнет грозой.

Вмешательства Лагерты в происходящий спектакль он не ожидал, и теперь с тревогой размышлял, как поступят взбешенные смертью Маргрет Лодброки. Он думал, собиралась ли Лагерта убить кого-то из братьев или с самого начала планировала расшевелить осиное гнездо убийством кого-то менее важного? Эта женщина была слишком умна, чтобы действовать непродуманно, и планов у неё всегда было как минимум два. А то и три, на случай, если провалятся остальные.

О том, как погибла Маргрет, Альфред знал мало. Люди Экберта, следящие за Иваром и его семьей, сообщили, что официальная причина смерти — приступ эпилепсии, но Альфред понимал, что некоторые яды могут давать подобный эффект.

Способ убийства был настолько топорным, что, не знай он от Астрид, что Лагерта задумала что-то против Ивара, он решил бы, что Блэк пошел ва-банк. И, очевидно, Лагерта рассчитывала именно на такой эффект: пока Ивар борется с Блэками, она, прикрываясь их враждой, будет разжигать её еще больше и наблюдать, как Лодброки и Блэки уничтожат сами себя. А, может быть, она постарается сама убить братьев, одного за другим, но так, чтобы Ивар думал, будто её вины в их смертях нет. И даст Бог, Лагерта не станет искать союзников, иначе она непременно решит, что союз с Экбертом — это вариант, близкий к идеальному.

Альфред понимал, что ниточки, за которые он дергал в попытках управлять ситуацией, выскальзывают из его рук. А Экберт был на удивление спокоен, словно о происходящем ему всё было известно, и Альфред чувствовал себя полным идиотом. Рано или поздно дед захочет поговорить с ним об этом, а он понятия не имел и не мог даже предположить, к чему приведет этот разговор.

Но сделать сейчас он всё равно ничего не мог: смерть Маргрет запустила цепочку событий, остановить которую никто был не в силах. Месть Ивара за смерть Рагнара Лодброка встряхнула Чикаго, но теперь он вполне мог бы сотрясти город до основания и омыть его улицы кровью. И Экберту это принесет лишь выгоду.

Альфреду хотелось бы поговорить с кем-нибудь, а лучше — с Астрид, но он понимал, что и так взвалил на её плечи слишком много, а больше обсудить ситуацию ему было не с кем. Он задыхался в собственном доме, будто дышал не воздухом, а дымом, и никому не мог доверять. Но в офисе он тоже чувствовал себя не на своем месте. Альфред не выбирал своей судьбы — она сама его избрала. И он изо всех сил старался её изменить.

А ещё он безумно скучал по Астрид, но семейный ужин, запланированный на вечер, не позволял ему бросить всё и отправиться к ней. Да и слежка Ивара не добавляла позитива. Альфред понимал, что не стоит давать Лодброкам лишних козырей.

Кто ещё мог следить за ними?

Мобильный завибрировал, показывая, что поступает видеозвонок по Скайпу. Альфред улыбнулся: единственным, кто звонил ему так, был Этельред. И, слава Богу, сейчас звонок брата отвлек его от размышлений.

— Привет, мелкий! — Этельред помахал в камеру, чуть отодвинул её, показывая улицу позади себя. Он шел где-то по Французскому кварталу Нового Орлеана, если Альфред не ошибался, и улыбался во весь рот. — Как твоё ничего?

— Привет. — Альфред потер переносицу. — Работаю. А ты?

— Возвращаюсь с занятий в колледже. — Этельред прикрыл лицо папкой с рисунками. — Я тут серфил Интернет — поговаривают, ты скоро женишься, а, мелкий?

Альфред поморщился. Спасибо, братец, наступил прямо на больную мозоль, да с размаху…

— Скоро — не скоро, — пожал плечами он. — Мы с Элсвитой помолвлены уже полтора года, и пока что тишина. Ничего ещё не решено. А ты всё равно не приедешь.

— Они всё-таки добили тебя. — Этельред свернул в какой-то переулок, остановился, прислонившись спиной к стене. — Не сдавайся им, Альфред. Не вздумай.

«Я стараюсь, — подумал Альфред. — Я стараюсь, братец, правда. Но пока что Экберт выигрывает с разгромным счетом»

— Я не собираюсь.

— Если ты решишь уехать… — Этельред задумчиво почесал нос. — Если ты решишь уехать, предупреди меня. Думаю, я смогу тебя где-нибудь здесь и спрятать.

Предложение было таким заманчивым, что, будь Альфред чуть менее ответственным, он согласился бы немедленно. И он знал, что Астрид последовала бы за ним, хотя и не верила в успех подобных авантюр. Да только он понимал, что Экберт и Лагерта не отпускают просто так, что будут искать и найдут, куда бы они не уехали. Дед притащит его за шкирку в Чикаго, как провинившегося котёнка, и доволочет прямо до здания суда, чтобы лично проследить, как Альфред надевает Элсвите кольцо на безымянный палец. А Лагерта…

Лагерта не оставляла в живых предателей. И без Астрид жизнь стала бы для Альфреда черно-белой, а женитьба волновала бы уже меньше всего.

Нет, побег не был выходом. Он должен был встретиться со своей судьбой лицом к лицу и постараться её изменить, а не заставлять гнаться за собой. Чем больше ты бежишь, а не борешься, тем больше вероятность, что тебя настигнут.

— Спасибо. — Альфред улыбнулся, надеясь, что улыбка получилась бодрее, чем его мысли. — Пока я справляюсь.

— Я не сомневаюсь в тебе, — Этельред фыркнул. — Уж ты-то справляешься! Но я знаю деда и знаю родителей. Если им что-то нужно, они добьются своего не мытьем, так катаньем.

— А ты никогда не умел делать вид, что даешь им, что они требуют, — расхохотался Альфред. Разговоры с Этельредом всегда поднимали ему настроение: обо всем и ни о чем, они здорово отвлекали от всего, что творилось вокруг, и на что он не мог повлиять. — Мать не пыталась тебя разыскать?

Этельред снова потер переносицу.

— Может, и пыталась, но не думаю, что очень рьяно. Сам знаешь, если деду или Джудит что-то нужно, они мир перевернут, а сведения достанут. Контактов я матери не оставлял, но если бы хотели найти, думаю, проблем бы не возникло.

Он никогда не был в ладах с Экбертом и Джудит: и дед, и мать отчетливо давали понять Этельреду, что он недостаточно хорош. Этельред злился в детстве, хлопал дверью в тинейджерстве, а когда ему исполнилось девятнадцать, уехал в Новый Орлеан и поступил в художественный колледж. Никто ему не препятствовал, а иногда Альфреду казалось, что отсутствия Этельреда мать и вовсе не заметила. Он отлично знал, почему.

Этельред был её нелюбимым сыном от нелюбимого мужчины. Джудит не хотела видеть его, не желала заботиться о нем, и, возможно, предпочла бы, чтобы его вообще не существовало. Когда они были детьми, Альфред не задумывался об этом: ему казалось, что все происходит, как надо. Что так и должно быть, ведь он младший в семье, и о нем должны заботиться больше.

Потом он стал понимать, что все-таки что-то не так. Чем старше он становился, тем более странным ему чудилось отношение матери к Этельреду, но он слишком её любил, чтобы подозревать в чем-то плохом. Правда, новость об Ательстане поставила всё на свои места.

И поэтому Альфред прекрасно осознавал, почему Джудит не ищет Этельреда. Она была только рада забыть, что у неё был еще один сын. Экберт поддерживал её во всем, а Этельвульф…

Отец не хотел потерять её, и, если он и связывался с Этельредом, они оба предпочитали этого не афишировать.

— Надеюсь, ты там счастлив, — произнес Альфред вслух то, о чем подумал.

— Не сомневайся, — хохотнул Этельред. — Мои двери всегда открыты для тебя и Астрид.

— Я знаю.

Альфред завершил разговор прямо перед приходом Этельвульфа. Отец зашел в кабинет и плотно прикрыл за собой дверь.

— Разговаривал по телефону? — Он сел в кресло напротив, разглядывая Альфреда, и тот сразу отметил синяки у Этельвульфа под глазами, его осунувшийся и усталый вид. Не впервые за последнее время Альфред задумался, что на самом деле отец рад, что Экберт оставляет компанию не ему.

— Ты не помешал. Я уже закончил. — На всякий случай Альфред перевернул телефон экраном вниз. — Мать всё еще планирует семейный ужин?

Этельвульф развел руками.

— Надеюсь, ты позвонил Элсвите и предупредил её об этом.

— Отправил смс. — Альфред покосился на смартфон. — Она ответила, что будет готова к семи. Я сам за ней заеду.

— Хорошо. Порадуй мать, — вздохнул Этельвульф. — Она переживает, что у вас что-то произошло.

Альфред подумал, что чуйка Джудит не обманула: с ним и с Элсвитой действительно было что-то не так. Вообще-то, всё. И с самого начала. Прямо начиная с его согласия жениться на ней (кто бы его спрашивал, в самом деле?) и заканчивая их вынужденным проживанием в одной квартире и попытками изображать счастливую пару, которой они вовсе не были.

«Как ты думаешь, мама, всё ли в порядке может быть с людьми, которым навязали ненужный им брак?»

— Всё в порядке, — он улыбнулся отцу. — Просто я очень устаю здесь, в офисе, а у Элсвиты начались важные предметы в университете. Всё хорошо. Поехали? Я как раз должен забрать её из дома через полчаса.

*

Семейные ужины Альфред ненавидел с пятнадцати лет: они стали чудиться ему пропитанными фальшью и грязью. Отец и мать изо всех сил пытались казаться идеальной парой даже в его глазах и в глазах Этельреда, но чем сильнее они старались, тем гнуснее и грязнее казалась их ложь. Альфред мучился, но его бунт списывался на подростковый возраст, и ему пришлось научиться точно так же притворяться, растягивая губы в улыбке.

И думать, что однажды он оставит эту семью позади.

Элсвита, казалось, вообще не замечала, как её оплетает паутина лжи, которую создавалаДжудит. Альфред понятия не имел, что происходило в её собственной семье: может быть, там всё было настолько фальшиво, что улыбки его матери Элсвита принимала теперь за чистую монету, да ему было и всё равно. Он твердо решил, что Элсвита в их семью не войдет.

Оставалось решить, как провернуть это.

— Вам следует подумать о дате свадьбы. — Экберт промокнул губы салфеткой, аккуратно положил вилку на пустую тарелку. — И мы, и МакАддамсы хотели бы понимать, когда вы планируете пожениться. Полагаю, это должно случиться до конца года?

Альфред едва не поперхнулся. Экберт, что, мысли его читает?!

Разговоры о свадьбе его родители и дед вели давно, однако никогда не заявляли об этом настолько прямо. Ему удавалось обходить этот вопрос: он ссылался на необходимость Элсвиты окончить учебу; говорил, что сам хотел бы сначала разобраться в делах фирмы, а потом заниматься женитьбой, которая могла и подождать. Мать вздыхала, отец хмурился, но со скрипом они проглатывали его аргументы.

Очевидно, его попытки отложить неизбежное допекли деда.

Элсвита вскинула на Экберта взгляд.

— Я думала, что сначала мне должно исполниться двадцать? — У неё был странный акцент жительницы Дублина, к которому Альфред не смог привыкнуть даже за время, прожитое в столице Зеленого острова.

Как всегда, она была удивительно спокойна — идеальная будущая жена, которая открывает рот лишь когда от неё того ожидают. Которая никогда не сможет встать с ним плечом к плечу, если понадобиться. Никогда не сможет ему дать дельный совет, ибо не вникает в его дела, а он и не позволил бы.

Как всегда, в её темных глазах ничего нельзя было прочесть. Если в её душе и скрывался огонь, хоть отдаленно напоминающий огонь, пылающий в Астрид, она тушила пламя прежде, чем оно успевало разгореться.

Альфред порой задумывался: что за демоны скрывались за её безмятежностью? И скрывались ли они вообще там? Но вообще-то ему это было не очень интересно. Элсвита могла быть какой угодно, что толку с этого, если она не умела быть самой собой?

Или не умела быть собой рядом с ним.

— Да, твои родители полагали так, — согласился Экберт. — Но Альфред — мой единственный наследник, и я думаю, что ему следует поторопиться и обзавестись собственной семьей, чтобы не плодились сплетни. — Он выразительно взглянул на Альфреда, но тот выдержал его тяжелый взгляд из-под кустистых бровей и сделал глоток вина, к которому за вечер притронулся вообще впервые.

Вкуса Альфред не почувствовал.

— К чему спешка, дедушка? — Он отодвинул тарелку с недоеденным ужином. — Мы объявили о помолвке полтора года назад. И о каких слухах ты говоришь?

Элсвита поджала губы, и Альфред отметил, как дрогнула вилка в её изящных пальцах. Неужели эта ирландская молчаливая принцесса о чем-то догадывается? Даже если так и было, она ни словом, ни делом не дала ему понять этого.

— Долгие помолвки всегда вызывают кривотолки, — вставала Джудит, у которой, как всегда, было собственное мнение, удивительным образом совпадавшее с мнением деда. — Я согласна к Экбертом. — Она положила в рот кусочек индейки под соусом. Именно это блюдо, при всей его любви к острой пище, не лезло Альфреду в горло за целый вечер. — Вы же любите друг друга, зачем тянуть?

«Любим, — подумал Альфред горько. — Ага. Так же, как вы с отцом».

Экберт встал с кресла, взял палку, на которую опирался при ходьбе.

— Идем, Альфред. Я хочу обсудить с тобой кое-какие дела.

Оставалось только подчиниться.

Дед перебирал в руках четки, глядя на гладкие черные бусины. Альфред сидел в кресле напротив и в сотый раз думал, что Экберт вдруг стал на удивление набожным. Возможно, к старости многие ударяются в религию, надеясь замолить собственные грехи. Да только на руках Экберта было столько крови, что не отмыть и океану. Альфред подозревал, что, когда старость настигнет и его самого, его собственные ладони также будут красны от чужой крови.

— Исайя уверил меня, что в смерти Маргрет Лодброк его вины нет. У Лодброков, разумеется, множество врагов, но большинство из них достаточно умны, чтобы не действовать настолько топорным способом. Так что думаю, Блэк мне солгал.

Альфред молчал, ожидая, что еще скажет Экберт. Ему-то прекрасно было известно, что Маргрет Лодброк убили не Блэки, но сообщать об этом деду он не спешил. Некоторые знания лучше было приберечь для себя.

— Это даже хорошо. Я много думал об этом и решил, что ситуация повернулась для нас наилучшим образом, хотя не так, как я планировал. Ивар отвлечется на войну с Блэками и перестанет разыскивать выходы на оружейный рынок, по крайней мере, на время. У нас будет передышка, хотя это не значит, что мы не должны размышлять, что сделать, чтобы навсегда закрыть ему лазейки, ведущие к продаже оружия.

Даже признавая острый ум деда, который тот не растерял к своим преклонным годам, Альфред очень сомневался, что Ивар настолько отвлечется от своих планов. И, признаться, он не хотел, чтобы Ивар забывал о своей основной цели.

Наоборот. Если Лодброки выйдут на мировой рынок поставки оружия в страны Востока, это может здорово подкосить Экберта, всегда тяжело переживавшего, если его планы рушились. В этом дед вовсе не походил на своего старого друга Рагнара, который просто перекраивал неудачные планы так, чтобы даже косяки приносили ему пользу.

Если дед узнает, что Лагерта ведет скрытую войну против Лодброков, оставаясь внешне их сторонницей, он может попытаться перетянуть её на свою сторону, и Альфред потеряет последнюю возможность управлять ситуацией.

Пока что он не представлял, что может сделать, чтобы избежать потери контроля над происходящим. А решение предстояло принимать быстро.

— Чего ты хочешь от меня? — спросил он.

Экберт положил четки на стол.

— Выясни, солгал ли мне Исайя Блэк. Попробуй узнать, кто копает под Лодброков. Если это не Блэк, значит, нам нужно договориться с тем, кто хочет их уничтожить так же, как и мы. Враги твоих врагов — твои друзья. Запомни это, Альфред. А на войне хороши любые средства.

С этим Альфред был согласен. И только поэтому он подумал, что не помешало бы вновь навестить Ивара. Друзей нужно держать близко к себе, но врагов (или врагов-тире-друзей) лучше было держать еще ближе.

Пока Альфред не знал, как ему самому может быть выгодна война между кланом Лодброков и кланом Блэков, и что сделать, чтобы она не поглотила Ивара целиком, мешая увидеть, что директор театра всех этих марионеток — Экберт, и именно он представляет реальную опасность.

Он чувствовал, что запутывается в этой паутине интриг, и ему была так необходима Астрид, чей холодный ум помогал разобраться во всем, если сам Альфред чувствовал, что его мозг вот-вот готов взорваться.

Астрид, Астрид…

— Нам нужны союзники, чтобы уничтожить Ивара. Противостояние с Блэком, которое он не сможет вести открыто из-за присутствия Иды в его собственной семье, ослабит его. Я хочу, чтобы Лодброки исчезли навсегда, иначе они не прекратят покушаться на нашу монополию.

И впервые в жизни намерения Экберта выглядели утопией. Наверняка, он и сам понимал это, хотя не хотел признавать. Лодброки были живучим племенем. Как змеи, они сбрасывали кожу. Каким-то невероятным образом они всегда мутировали, но при этом умудрялись менять обстоятельства под себя, вместо того, чтобы приспосабливаться к ним.

Альфред подумал, что Экберту стоило бы заключить союз с Лагертой, если он так хочет уничтожить Ивара, но подсказывать деду такой простой и выигрышный ход он не собирался. Смерть Маргрет и без того спутала все его планы, и ситуация прекращала поддаваться контролю.

Экберт смотрел на него, почесывая подбородок, и явно не собирался отпускать. Альфреду казалось, будто спертый воздух кабинета душит его, заползает в легкие. Он почти задыхался.

— Что-то ещё, дедушка?

Экберт вытащил из ящика стола конверт и вскрыл его. На стол плюхнулась стопка фотографий — штук десять, не более. На большинстве из них Альфред с ужасом увидел себя и Астрид. В груди у него похолодело, и он поднял на деда взгляд.

— Ты обещал мне, что не будешь видеться с этой девицей вне работы, — жестко произнес Экберт. — Ты не сдержал обещание.

Так вот почему он решил ускорить свадьбу с Элсвитой! Дед прекрасно понимал, на что можно надавить, чтобы заставить Альфреда, скрипя зубами, делать, что он хочет. После свадьбы ничего уже не станет, как прежде.

Астрид сама говорила Альфреду, что у них есть только здесь и сейчас. Что он женится на Элсвите, как и планирует его семья, а ей придется исчезнуть: из города, из его жизни. Она говорила об этом спокойно, будто с самого начала знала, какой их ждет финал, и смирилась с этим. Астрид умела жить настоящим. Сам же Альфред не мог не думать о будущем. Об их будущем, которое он сам себе вообразил, и которое теперь рушилось, как карточный домик.

Может быть, предложение Этельреда не выглядело безумным? Но он понимал, что побег не решит ничего.

Альфред скрестил руки на груди, чтобы скрыть, как они дрожат. Обладая информацией, Экберт мог сотворить с Астрид, что угодно. Даже убить.

— Кажется, я не отказывался жениться на Элсвите? Что ты ещё хочешь от меня? Чтобы я бросил Астрид? Я этого не сделаю.

— Придется. Я хочу знать точную дату свадьбы, — дед вновь вернулся к перебиранию четок. — Которую ты не отложишь и не отменишь. Иначе я сделаю так, что эта девица исчезнет из твоей жизни навсегда.

========== Глава двадцать девятая ==========

Маргрет не была язычницей, и поэтому хоронили её на обычном христианском кладбище, без соблюдения традиций. Её мать, подруга Лагерты, безостановочно плакала, успокаиваемая младшей сестрой Маргрет. Уббе выглядел убитым горем, и, когда гроб Маргрет опускали в землю, Бьерну и Хвитсерку пришлось удерживать его: сжав зубы, он тяжело дышал, и по его лицу катились слезы. Пожалуй, даже Ивар, сомневающийся в существовании искренней любви, как таковой, верил, что Уббе действительно больно.

Впрочем, он был единственным, кто по-настоящему любил эту маленькую белобрысую шлюшку, и Ивар прекрасно это понимал. Хвитсерк уже переключился, а сожалений от Сигурда или его женушки было трудно ждать: они оба ясно дали понять, что считают, будто Маргрет знала о попытках покушения на Сигурда или Блайю. Разумеется, ведь весь мир обязательно должен вертеться вокруг Змееглазого и его жены, не так ли?

Ивару казалось, будто его окружают одни идиоты, и это действовало ему на нервы.

Единственным человеком, с которым он всегда мог обсудить свои дальнейшие действия, свои мысли и догадки, всегда был Уббе, но сейчас он был не способен говорить о делах.

Глядя, как Уббе, всегда бывший оплотом спокойствия и уверенности, стакан за стаканом вливает в себя коньяк, Ивар понимал — тот вообще вот-вот потеряет любую способность говорить.

Именно сейчас, когда им нужно было держаться вместе, смерть Маргрет поставила под удар и без того с трудом держащееся хрупкое равновесие между братьями. И, если бы эта дешевая шлюха не была мертва, за это Ивар бы сам убил её.

— Я думаю, нам нужно обсудить произошедшее, — нарушил молчание Бьерн.

Братья сидели в кабинете Ивара, их постоянном месте общего сбора. Уббе подливал себе алкоголя. Хвитсерк хмуро глядел, как Уббе напивается, но молчал.

— Я не собираюсь ничего обсуждать. — Сигурд скрестил руки на груди.

— Ты не хочешь знать, кто пытался убить твою жену? — Бьерн приподнял брови. — Это странно, Сигурд.

— Я по горло сыт смертью, Бьерн. — Змей покачал головой. — Я устал от этого дерьма, и не хочу, чтобы к этому имела отношение моя жена.

Ивар стиснул зубы и издал тихий шипящий звук. Его тупой братец, как обычно, считал, что его ценное мнение вообще имеет хоть какое-то значение!

Идиот.

— И, позволь спросить, что ты собираешься делать? — поинтересовался он. — Сидеть и наблюдать, как мы, твои братья, рвем задницы, чтобы защитить семью, пока ты играешь свою глупую музычку и трахаешься с женушкой в попытке нарожать таких же тупых детей?

— Ивар, — предупреждающе произнес Бьерн, приподнимаясь в кресле. Старший сын Рагнара Лодброка, пытавшийся сохранить мир в разваливающейся семье, как трогательно. Ивару захотелось рассмеяться.

Щеки Сигурда покрылись багровым румянцем. Он выпрямился, готовый в любой момент дать отпор нападкам.

— Ты можешь говорить всё, что тебе угодно, Бескостный. Я больше не собираюсь делать всё, что ты попросишь.

Обидное прозвище придумал именно он, Змей, в отместку за насмешки над его глазом-мутантом. Бескостный. Бескостный. Ненавистное, ненавистное имя.

— Вот как? — Ивар почувствовал, как ярость вновь туманит ему разум, и вцепился в подлокотники своего инвалидного кресла так, что побелели костяшки пальцев. Этот гнев был знаком ему, и на протяжении многих жизней он был причиной ранней смерти Сигурда Змееглазого.

— О чем ты говоришь? — Хвитсерк повернулся к Змею. — Ты умываешь руки?

Сигурд кивнул.

— Бинго, Хит. — Он закусил губу. — С меня хватит. Я не могу подвергать опасности Блайю. И мы уже всё решили.

Решили.

«Они всё решили, надо же! — Ивар кипел. — Решили сбежать с корабля, как чертовы крысы!»

Впрочем, он знал, всегда, всегда знал: его братец и есть крыса, настоящий трус, не способный до конца стоять за свою семью, единственную семью, которая у него когда-либо была! Он отказался мстить за мать, хотя и был согласен, что за её убийством стоит Лагерта, он женился на дочери убийцы отца, он всегда делал только то, что хотел сам! И плевал он на тех, кто прикрывал его спину! Вечно идет туда, куда направляется телка, которую он трахает!

Змееглазый только и умеет, что думать хером. Единственной змеей, которая ему вообще подчиняется.

Ивару пришлось сделать несколько вдохов и выдохов, чтобы обуздать гнев. До конца придти в себя у него так и не получилось. Ярость кипела, бурлила в нём, подобно лаве, и вот-вот грозилась выплеснуться наружу.

— Если ты уедешь, то потеряешь право на наследство. — Бьерн изучающе смотрел на младшего брата. — Как вы будете жить?

— У меня есть сбережения и собственный заработок, — пожал плечами Сигурд. — И я не беспомощен, как и Блайя. Я могу работать. Она может работать. Нам не нужны большие деньги.

— Твой заработок, — презрительно фыркнул Ивар. — Не смеши меня, Змей! Песенки, которые ты продаешь?

Перекрыть кислород Сигурду было бы даже слишком легко, но делать это надо было раньше, пока идея оставить семью ещё не укоренилась в его глупой башке.

Ивар был уверен, что это Блайя, маленькая хитрая сучка, внушила его неспособному на самостоятельные решения братцу, что он сможет выжить вдали от семьи, вдали от жизни, которую он много лет беззаботно вел благодаря стараниям отца. Её нельзя было недооценивать.

Сигурд задрал подбородок, сощурился, глядя Ивару прямо в глаза.

— Что тебя задевает, Бескостный? То, что я не так бесполезен, как тебе хотелось бы? Или то, что я не хочу больше плясать под твою дудку?

Ивар знал, что его задевает.

Всё происходящее. Смерть Маргрет, которую, похоже, ни Сигурд, ни Блайя не восприняли как темное пятно на собственной совести. Хотя следовало бы, ох, как следовало бы…

Маргрет выпила яд, предназначенный кому-то из этой сладкой парочки. Спасла их чертовы жизни, не стоящие ни гроша. Впрочем, нет. Кое-что их жизни стоили, но плату за них получил бы Бьерн.

Уббе, подливающий себе коньяк и полностью погрузившийся в страдания по своей шлюшке-жене. Ивар никогда не понимал, что он нашел в Маргрет: недалекая и трусливая, свой единственный достойный поступок она совершила перед смертью, и, по злой иронии судьбы, оценил его только Ивар. Уббе, не знавший, что его обожаемая женушка трахалась с Хвитсерком за его спиной, и в спине его торчало сразу три кинжала: один принадлежал Маргрет, второй — Хиту. Третий всадил ему аккурат между лопаток Ивар, потому что так и не нашел подходящего момента, чтобы раскрыть брату глаза.

И где-то там, в глубине души, его терзала за это совесть. Грызла, будто драуг впивался в плоть. Мучила. Ивар поморщился.

«Что меня задевает, братец? Твоя глупость. Легкость, с которой ты предаешь семью из-за девчонки, пусть красивой и хитрой. Твое век за веком не проходящее умение сменить братьев на пизду».

Сигурд смотрел прямо ему в глаза, и, несмотря на захлестывающее его раздражение, Ивар почувствовал, что упрямство глупого братца и его наивная (а наивность хуже глупости) вера в собственную счастливую звезду смешат. А ещё раздражают, ведь у него, Ивара, нет этой веры — только долг перед отцом и семьей, которому он повинуется.

И у него нет никого, кто стоял бы за него, как Блайя стояла за Сигурда, и наоборот. И тонкая игла ревности, боли и гнева вонзилась в сердце, разом лишая веселья. Но никто не должен был догадаться об этом.

— А ты думаешь, сможешь где-то быть полезным? — Ивар запрокинул голову и громко расхохотался, и никто не распознал бы притворства в его смехе. — Твое место — здесь, Змееглазый. Ты идиот, если не понимаешь этого!

Сигурд сжал губы, потянулся к оружию. Его движение не утаилось от Ивара, и он выхватил нож, всегда находившийся от него поблизости. Рукоять — деревянная, с вырезанными на ней защитными рунами, удобно легла в ладонь.

— Только попробуй вытащить оружие, Змей, — предупреждающе произнес он. — И лезвие войдет тебе в глаз.

О, ситуация принимала опасный оборот, как и всегда. Змееглазый не умел учиться на собственных ошибках — что ж, Ивар с удовольствием снова преподаст ему хороший урок. Хотя, конечно, можно ли считать хорошим уроком смерть — это большой вопрос. Впрочем, Хель объяснит его глупому братцу, что к чему.

Они смотрели друг на друга зло — того гляди, кто-нибудь сорвется. Ивар подозревал, что он будет первым, но…

— Ивар! Хватит! — Бьерн поднялся, заслоняя своей мощной фигурой Сигурда. — Если он хочет идти — пусть идет. Никто из нас не тюремщик, и никого заставлять мы тоже не будем.

— А с каких пор ты указываешь мне, Железнобокий? — Голубые глаза Ивара опасно прищурились. — С каких пор ты стал в этой семье главой?

— Я всё ещё твой старший брат. — Верхняя губа Бьерна дернулась, на мгновение обнажая крепкие белые зубы. — Может быть, в твоих руках компания, Ивар, но я лучше знаю, что нужно семье.

— Ну, конечно! — Ивар со звоном уронил свой верный кинжал на стол. — Давай, Змееглазый, — скривился он. — Вали! Я открою шампанское в тот момент, когда твоя задница покинет мой дом!

— Как и я, — отозвался Сигурд. Медленно, очень медленно он убрал оружие и вновь скрестил на груди руки. — Извини, Бьерн. — Он кивнул, — я не хотел выходить из себя. Просто я устал, что Ивар играет людьми, как марионетками.

Хотел, ещё как хотел, и от Ивара это не укрылось. Он поджал губы, прикрыл глаза на мгновение, считая про себя, но получалось, что считал он проблемы, свалившиеся на него за долгий день свадьбы Сигурда и Блайи. Раз — и бледное лицо Маргрет возникло перед глазами, на её губах засохла пена. Два — и коньяк льется в стакан, а Уббе всё дальше уходит в своё горе, и они теряют его. Три — и непонятно, нужно ли теперь раскрывать тайну Хвитсерка и Маргрет. Четыре — лицо Иды. Почему она так боится? Неужели сама в чем-то подозревает свою семью? Пять — как проверить Блэков, не вызывая подозрений и как можно меньше прибегая к помощи Иды? Шесть — Лагерта, Лагерта, Лагерта. Стервятница, которая только и ждет, что сыновья Рагнара дадут слабину, чтобы возвысить Бьерна или возвыситься самой. Тут и к гадалке не ходи, Лагерта Ингстад всегда была амбициозной. Семь — бизнес Блайи, уплывающий у него из рук. Восемь — Сигурд, предавший семью из-за собственной женушки.

Восемь. Восемь. Восемь — вот она, в лице трусливого братца.

Ивар открыл глаза.

Девять.

Сигурд уже стоял на пороге. И если только взять сейчас нож, метнуть в него, он не успеет уклониться и умрет на месте.

Десять.

Пусть идет.

— Вали, Змей, — произнес Ивар. — Вали и не возвращайся.

Он понимал, что разговор ещё не закончен, и перед отъездом сладкой парочки им еще предстоит как минимум один тяжелый разговор. Но сейчас у него действительно были более насущные проблемы, чем Змееглазый и его женушка.

— И ты его просто так отпустишь? — Хвитсерк уставился на Ивара.

— Я не собираюсь хватать его за руки или валяться у него в ногах, — Ивар откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. У него опять начала болеть голова от глупости его братьев. — Мне не нужен балласт на шее. Сигурд бесполезен.

— Бесполезен?! — Хвитсерк повысил голос. — То есть, ты забыл, как он спас твою задницу, когда один из людей Эллы чуть не застрелил тебя? Или ты предпочитаешь думать, что этого не было? Да, Ивар?!

Удар, пусть и словесный, пришелся прямо в цель. Разумеется, Ивар ничего не забывал, как не забывал ни совершенное ему добро, ни зло. Тем вечером, когда они ворвались в дом Эллы, расстреливая всех, кто вставал у них на пути, Сигурд застрелил охранника, целившегося Ивару в затылок. Тот упал на пол с аккуратной, дымящейся дыркой во лбу, а быстрая реакция Сигурда подарила Ивару второе рождение.

Но Ивар скорее бы умер, чем признался, что Змееглазый сделал для него что-то… значимое. Что-то настоящее. Будто они, правда, были братьями, а не врагами.

Их неприязнь друг к другу возникла ещё в детстве и с годами стала только сильнее, разжигаемая постоянными ссорами и абсолютной, тотальной несхожестью во взглядах и мыслях. Ивар не понимал, как Сигурд может быть таким глупым, оторванным от мира, где нужно уметь бороться и выгрызать желаемое. Сигурд ненавидел жестокость Ивара, и последнему доставляло невероятное удовольствие показывать брату, что власть есть только у тех, кто умеет быть жестким и не боится смерти и крови. Потому что, по его мнению, любая власть была замешана на чьей-то гибели и приправлена слезами тех, кто не умеет сражаться за то, что ему принадлежит.

Пусть слабак Змееглазый однажды спас его жизнь — он, Ивар, так и быть, отплатит ему тем же. Не убьет за предательство.

Может быть.

Хвитсерк смотрел на него, будто действительно ждал ответа.

— Змей держится за юбку женушки, — процедил Ивар. — Блайя выстроила кирпичную стену от страха, думая, что их могут попытаться убить ещё раз. Пусть бегут, как трусливые крысы.

Хмурый взгляд Бьерна сказал Ивару всё, и даже больше. Ни Хвитсерк, ни Бьерн не одобряли его слов.

Ради Одина, пускай. Они поймут, что он прав. Если дела семьи для Сигурда больше ничего не значат, и он рвет связь с братьями с такой легкостью, будто они не были рождены одной матерью — и от семени одного отца, в случае Бьерна, — туда ему и дорога. Пусть не забудет свои вещи.

— А ты у нас радеешь за семейные ценности. — Уббе отвлекся от своего коньяка и поднял взгляд на младшего брата. Язык его заплетался, и он едва выговаривал слова. — Как… забавно слышать это, Ивар, — он осоловело смотрел прямо в глаза Ивару.

— Уббе, тебе нужно принять душ и проспаться. — Подойдя к нему, Бьерн попытался отнять уже почти пустую бутылку дорогущего коньяка. — Хватит нажираться!

— Ты будешь указывать мне, что делать? — пьяно расхохотался Уббе. — Разве ты понимаешь, что значит похоронить жену?!

Лицо Бьерна окаменело. Ивар понял, что тот едва сдерживается, чтобы не приложить Уббе лицом о столешницу. Необдуманные слова задели его, пробудили воспоминания, которые Бьерн, возможно, хотел бы навсегда запереть в себе.

Ивар хорошо знал эту историю, хотя и был совсем ребенком, когда Бьерн потерял единственную женщину, которую по-настоящему любил. Бизнес отца не щадил тех, кто приближался к семье Лодброков, и жестоко наказывал их любимых и родных людей.

Рванув бутылку на себя, Бьерн выдрал её из рук Уббе и хватил об пол. Стекло брызнуло в разные стороны, темный напиток окрасил пятнами толстый ковер. Уббе замахнулся, чтобы ударить Бьерна, но тот перехватил его руку.

— Успокойся.

И, наверное, ему многого стоило не начистить эту пьяную рожу.

— Тихо, Уббе, тихо. — Хвитсерк обнял брата за плечи. — Пойдем, тебе действительно нужен отдых.

Ивар наблюдал за ними. Ивар ни во что не вмешивался, хотя и чувствовал: здесь и сейчас их семья трещит по швам. Всё, что держало их вместе — наследство Рагнара. Смерть Рагнара. Месть за Рагнара. И две последние причины уже сделали своё. И смерть Маргрет обнажила все проблемы, до того скрывавшиеся под очень хреновым семейным фасадом.

То, что видели окружающие, было враньем, приправленным хитростью и врожденным умением притворяться, что всё и всегда о’кей.

Хит вывел Уббе из кабинета, и Ивар думал — что скажешь ты, старший единоутробный, если узнаешь, что твоя женушка спала с твоим самым близким другом, с твоим братом? Что перевернется в тебе, если сообщить, что Маргрет при этом ещё и была влюблена в Сигурда?

Хранить тайну или своими руками превратить трещину, пролегшую между его братьями, в пропасть?

— Что ты думаешь? — Бьерн вновь опустился в кресло. — Есть мысли, кто хотел убить их?

Ивар подался вперед, оперся локтями о столешницу и сложил руки под подбородком.

«Ты спрашиваешь моего мнения, Бьерн? Тебе не понравится, ох, как не понравится. И тебе лучше не знать о некоторых теориях, которые я держу в голове. Что же сказать тебе, Железнобокий? Что ты хочешь услышать?»

— Подумываю проверить Блэков, — произнес он медленно, в уме придерживая свои мысли о причастности Лагерты к покушению на Блайю (или Сигурда?). — А что? Есть идеи лучше?

========== Глава тридцатая ==========

Комментарий к Глава тридцатая

Aesthetics

Два чудных коллажа от Акары (а в гиф-варианте можно глянуть в её уютном паблике https://vk.com/myatniychaj)

https://pp.userapi.com/c845218/v845218359/1ae5c/44mzhmdp9VM.jpg

https://pp.userapi.com/c845218/v845218359/1ae7e/QeFKPVRIPbE.jpg

https://pp.userapi.com/c846216/v846216906/1fa5d/LVBRo8ujycc.jpg

https://pp.userapi.com/c840121/v840121716/7352a/oX26MYg_2sQ.jpg

Ида разглядывала заживающую ранку на ладони, пытаясь понять, зачем она заключила сделку с Дьяволом. С детства мать рассказывала ей, что черти заставляют подписывать договоры кровью, но для маленькой Иды все это было не более, чем сказкой. С годами она только убедилась, что и черти, и бесы, и Дьявол придуманы людьми, чтобы держать в узде природу других людей, но никак не могла избавиться от стойкой ассоциации теперь.

Когда кровь Ивара Бескостного окропила её ладонь, когда их ДНК смешивались, Иде почудилось, будто она заключила договор с самим Люцифером, который, как известно, был прекраснейшим из ангелов.

Этот ритуал пугал Иду и возбуждал одновременно, заставляя кровь в её венах вскипать. Она думала: человечество может прикрываться цивилизацией, но в природе людей всегда останется что-то языческое, взывающее к темным ночам первобытных времен и древним богам, существовавшим до прихода Христа. Далеко не все способны признать эту часть себя и постараться жить с ней в гармонии. Лодброкам это удавалось.

В глазах Ивара Ида видела пламя древних костров. Их огонь обжигал её, уничтожая и очищая. В голосе Ивара, обычно лукавом, как у трикстера, Иде чудился шепот жрецов и молитвы Одину. И её рациональность — её оплот и её единственная поддержка в очередной раз пошатнувшемся вокруг неё мира — дала сбой, как при подаче электричества. Ида почти видела себя охваченной тем же безумием, что бурлило в крови Лодброков, творило их внутренних монстров. А потом эти монстры выползали наружу, разрушая всё, к чему прикасались. Разрывая на части тех, кого Лодброки любили, потому что чудовища привязанностей не знают.

Она дотронулась до коросты, покрывающей порез, и вспомнила, как Ивар смотрел на неё: будто голодный волк на добычу, что сама шла к нему в руки. Будто змей, решивший пожрать солнце. Ида не могла понять, был ли Ивар доволен их сделкой, или сам не понимал, зачем соединил их окровавленные ладони, хотя простого слова «согласен» было бы достаточно? Ида вспоминала, как внутри неё всё вспыхнуло, будто зажженую спичку поднесли к бочке с бензином, и на миг ей захотелось провести ладонью по щеке Ивара, оставляя на его светлой коже кровавый след, а затем коснуться языком этой полоски крови.

Сотворить ему на лице багровую раскраску смерти, олицетворяющую его безумную душу лучше, чем что-либо еще.

Даже сейчас, просто думая об этом, она чувствовала, как волна непрошеного тепла стремится по груди южнее, туда, вниз, и сворачивает внутренности в тугой, болезненно-сладкий узел. Ида думала: в каждом из нас есть темная сторона, и её тьма сейчас рвалась наружу, ибо на миг ей позволили соединиться с чужой. Интересно, может ли безумие передаваться вместе с кровью?

Она огладила руками черную юбку-карандаш, поправила воротник рубашки в тонкую розовую полоску. Ей предстояло отправиться в Lothbrok Inc. и начать свой первый рабочий день. Ида предвкушала чужие взгляды и перешептывания за спиной, разговоры о вдове Рагнара, что пришла работать помощницей Ивара; она понимала — люди-скорпионы не упустят повода обглодать ей кости и перетереть их в порошок.

Ну что же. Она готова к этому. Она заключила сделку с Дьяволом, и свою часть этой сделки она выполнит безукоризненно.

На кухне обнаружился только Хвитсерк. Он сидел с ногами на подоконнике, пялился в окно на внутренний дворик, где не происходило ровным счетом ничего, и пил кофе.

— Доброе утро. — Ида осознала, что её каблуки цокают слишком громко в тишине спящего дома. Восемь утра, и в офисе её ждали не раньше половины десятого, но нервы звенели, будто натянутые струны, и в горле пересыхало. Чашка горячего чая должна была помочь.

— Привет, — отозвался Хвитсерк. — Привычки «жаворонка» не дают покоя? — Он отпил ещё глоток из своей чашки, повернулся к Иде и присвистнул: — Ого! Уже не принцесса, а бизнес-леди. — Он подмигнул Иде, но в его жесте не было даже флирта, и ей понравилось это. С тех пор, как они обменялись поцелуем в ночь после смерти Маргрет, их отношения обрели четкие рамки дружеских, будто кто-то повысил параметры резкости в до того мутной картине их общения. — Тебе идет.

Ида заварила пакетик чая, терпко пахнущего кардамоном и имбирем, и повернулась к Хвитсерку всем корпусом. В отличие от неё, он был в несколько разобранном состоянии: черная рубашка, расстегнутая до самого живота, обнажала татуировку в виде ворона; волосы Хвитсерка были взлохмачены, а на шее расцветал засос. Кожаная куртка валялась рядом на подоконнике.

— А тебе не помешало бы поспать, — доверительно сообщила Ида, отпивая чай.

— Нет времени, — покачал головой Хвитсерк. — Сегодня у меня в клубе налоговая проверка.

— Они могут решить, что в мешках под глазами ты прячешь наркотики и лишние налоги, — хихикнула Ида, не удержавшись. С Хвитсерком было легко, как с братом или старым другом: он умел поддержать разговор и посмеяться над шуткой, даже если шутка эта относилась к нему. Никто из братьев больше не мог похвастаться такой простотой в общении и умением заставить собеседника улыбнуться.

— Очень смешно, юная леди, — фыркнул Хвитсерк, но уголки его губ поползли вверх в усмешке. — Я скажу, что прячу в них свои печали и горести.

Почему-то Иде почудилось, что не так уж он и шутил. Повинуясь своему внутреннему голосу, она подошла к Хвитсерку и коснулась ладонью его лба. Кожа была горячей, будто у него была температура, а щеки полыхали румянцем. Под воротником рубашки прятался ещё один засос.

— Ты уверен, что всё хорошо?

— Я просто не спал всю ночь. — Хвитсерк увернулся от прикосновения, будто маленький ребенок, не желающий признаваться, что схватил простуду. — Всё в порядке, Ида. Всего лишь усталость. — Он перехватил её запястье, уставился на тонкую корочку, засохшую на порезе. — Что это?

— Полоснула себя ножом, когда резала ночью овощи для салата. — Признаваться, что заключила сделку с Дьяволом, Ида не хотела. Хвитсерк неопределенно хмурился, разглядывая порез, провел по нему пальцем.

— Странно… — хмыкнул он. — Точно такой же я видел у Ивара.

— Совпадение. — Ида осторожно высвободила руку, плотнее обхватила обеими ладонями чашку с чаем, поставленную было на подоконник. — Твой брат постоянно тренируется, наверняка тоже порезался.

Желто-зеленый взгляд скользнул по её чуть порозовевшим щекам.

— Я знаю один ритуал, предполагающий нанесение подобных ран, — промолвил Хвитсерк, отвернувшись к окну снова. — Он связывает людей, будто кровных родственников, и эти люди больше никогда не смогут предать друг друга, иначе их будет ждать наказание богов. Ида… — Он вновь поднял на неё глаза. — Я надеюсь, ты ничего такого не делала?

— Я похожа на язычницу? — Хотя по её спине пробежал холодок, Ида сумела взять себя в руки и отшутиться. Ошибались люди, что считали Хвитсерка недалеким идиотом, которого волновала только выпивка, мотоциклы и женщины. Возможно, в нем не было ума Бьерна или хитрости Ивара, но читать и считывать людей он умел, будто читал утренние газеты. — Мне грозит разве что сепсис, если я плохо обработала порез, да и только.

Шутка была так себе.

Хвитсерк помолчал, выводя на стекле пальцем неизвестные Иде знаки. Возможно, это были руны — письменность древних скандинавов, которой больше никто не пользовался. Между бровей его залегла тонкая морщинка.

— Никогда не давай Ивару никаких обещаний, — произнес он тихо. — Эти обещания он вывернет наизнанку, и ты будешь у него в долгу навечно.

И от боли, что прозвучала в его словах, Иде захотелось заплакать, но она сдержалась. Ивар обещал ей, что её семья будет в безопасности, и если ей суждено всю жизнь быть его шпионкой… кто знает, быть может, это вполне адекватная цена за жизнь матери и сестренки?

«Поздно, Хвитсерк. Уже очень и очень поздно».

*

Офис Lothbrok Inc. был огромен. Ида всерьез полагала, что не запомнит ни одного поворота и ни одного коллеги, с которыми ей теперь предстояло работать. Секретарша Ивара, Мэри Тремейн, постаралась объяснить ей, как пользоваться кофемашиной, а сам Ивар даже выделил Иде маленький кабинет рядом со своим — неслыханная щедрость, подумать только!

Иде не нравилось быть его личной помощницей. Новая помощник юриста выглядела совсем юной — что она вообще могла понимать в юридической работе, эта Ауд? Ида была уверена, что справилась бы с этой должностью гораздо лучше. Впрочем, Ивар так не считал. Он явно наслаждался ролью её нового начальника, и уже к обеду Ида прокляла тот час, когда решила, будто может передвигаться по офису на каблуках. Каждый раз, таща ему очередную чашку кофе, она боялась поскользнуться на полу, а, ставя её перед зарывшимся в бумаги Лодброком, — мечтала выплеснуть горячий напиток ему в лицо.

Ивар делал вид, что ничего особенного не происходит.

В четыре часа дня Ида чувствовала себя уставшей и разобранной на винтики. А ещё она была зла. О, как она была зла на Ивара, ведь он заставил её тащить в его кабинет пять чашек кофе — для него, Лагерты, Калфа, Бьерна и еще одного мужчины, который явился с ними. И из них всех только этот парень поблагодарил её. И это могло бы даже быть приятно, если бы Ида не была так раздражена, а усмешка незнакомца не напоминала волчью, и не превращала его тонкие и, в общем-то, красивые черты лица в нечто отталкивающее.

Ивар, определенно, считал её подавальщицей кофе! Как же ей хотелось выплеснуть горячий напиток ему прямо в лицо, и он знал об этом. И, кажется, Бьерн знал, потому что взгляд его был грустным и даже несколько сочувствующим.

Ида быстрым шагом прошла в туалет в конце этажа, громко хлопнула дверью и только потом подумала, что, возможно, кто-то здесь уже был. Но тишина, последовавшая за её появлением, доказывала обратное. Забравшись в последнюю кабинку, Ида села на крышку унитаза и попыталась успокоиться. Получалось плохо.

Ивар умел раздражать её, задевать. Наедине с ним Ида чувствовала себя пойманным в силки кроликом, только вот она не желала быть дичью. Она пыталась бороться с его влиянием, пыталась освободиться из ловушек, в которые он её загонял снова и снова, но Ивар находил, на какую из болевых точек нажать, и она снова выходила из себя. И ей приходилось собрать всю свою силу воли, чтобы не стукнуть его чем-нибудь по голове. Или не подлить ему в кофе средства для мытья посуды.

При этом он вел себя с ней, будто она была не его помощницей, а секретаршей, чьи должностные обязанности ограничивались подачей кофе!

Ида снова и снова напоминала себе о договоре, что они заключили, а тонкий порез на ладони к вечеру начал легонько, но неприятно саднить. Ей придется терпеть отвратительное поведение Ивара, потому что она обещала быть его глазами и ушами, и ей придется выполнить это обещание во что бы то ни стало.

Дверь в туалет снова хлопнула.

— Здесь точно никого нет?

Мужской голос. Очень знакомый. Ну, разумеется, ведь Ида только что слышала его в кабинете Ивара! Повинуясь скорее интуиции, чем здравому смыслу, она тихо сняла туфли (её ступни были благодарны за этот поступок) и с ногами забралась на крышку унитаза, молясь, чтобы она не сломалась под её весом. Поставила обувь себе на колени.

Очень вовремя, потому что чужие шаги приблизились аккурат к её кабинке. Не заметив ничего подозрительного, мужчина вновь отошел.

— Лагерта все знает. - Второй голос принадлежал Торви, и Ида зажала рот рукой, чтобы не охнуть от удивления.

— Откуда?

— Я не знаю. — Торви говорила очень тихо. Ида услышала, что парочка прошла в одну из кабинок, услышала, как щелкнул замок. И теперь ей приходилось напрягать слух, чтобы разобрать хоть что-то.

Впрочем, разбирать особенно было нечего. Долгое молчание, последовавшее за этим, дало Иде понять, что Торви и её спутник заняты чем-то другим.

— Эрлендур… — Голос Торви прерывался, когда она вновь заговорила. — Не здесь, пожалуйста… Кто угодно может войти!

Ида с трудом поймала свою челюсть где-то у кафельного пола. Да в этой семье полно секретов! Она, конечно, видела, что Бьерн относится к своей жене не настолько хорошо, как мог бы, но не подозревала, что Торви могла бы ему изменить. А с другой стороны — любой женщине хочется быть любимой и нужной, и что делать, если собственный муж не может этого дать?

— Мы услышим… иди ко мне. Я скучал.

Ида почувствовала, как жар поднялся к самым её щекам, будто её только что застукали за просмотром порно в тринадцать лет. Ей совершенно не хотелось быть свидетельницей чужой измены, однако она уже была.

— Лагерта здесь, — выдохнула Торви. — Она угрожает мне, и если она расскажет всё Бьерну, то я окажусь на улице. И все пойдет к черту.

— Я говорил тебе, что нужно разводиться ещё раньше. — Мужчина говорил также негромко, но его слова Ида слышала четче. Видимо, он находился ближе. — А теперь мы в дерьме.

— Я не могу уйти к тебе нищей. Бьерн заслужил это, ты знаешь. И ты знаешь, как я хочу отомстить Бьерну за то, что он обращается с моим сыном, как с отщепенцем. Он всегда говорит ему, что он — сын врага, и должен быть благодарен, что Лодброки приняли его в семью.

Ида вздрогнула. Портрет Бьерна, который она успела сформировать для себя, приобретал более четкие очертания. И на этот раз — не самые приятные.

— Он может развестись с тобой раньше, чем получит компанию, если Лагерта добьется своего. И тогда он женится на Снефрид. — Услышав звук долгого поцелуя, Ида сжала губы, ощущая, что её щеки вновь окрашиваются в красный. — Ты рискуешь, а еще больше рискуешь — доверяя Лагерте.

— Я ей не доверяю, — отозвалась Торви. — Но у меня нет другого выхода. У нас нет другого выхода, Эрлендур. Если Бьерн всё узнает, он выгонит меня. А тебя он убьет. Как они убили Эллу.

— А если он узнает, что после смерти этой вашей… Маргрет, глазами и ушами Лагерты стала ты?

— Ты боишься за меня? — В голосе жены Бьерна прозвучали дразнящие нотки.

— Великий Один, боюсь! — Слова Эрлендура прозвучали глухо, будто он уткнулся лицом в её волосы. — Я знаю, на что способна эта семья. Они убили моего отца. Я не хочу потерять тебя, как потерял его и брата.

— Я знаю, что делаю, — произнесла Торви.

Замок щелкнул, и каблуки простучали по кафельному полу. Дверь хлопнула, когда Торви вышла в коридор, а после неё туалет покинул и Эрлендур.

Ида спустила ноги вниз и надела туфли (ступни аж взвыли), выпрямилась. Лицо её горело. В семействе Лодброков было полно тайн, и каждая из них раскрывалась перед ней, будто цветок с ядовитым запахом. Кажется, Ивара окружало ещё больше врагов, чем он сам предполагал. Не только её отец желал зла семейству Лодброков, но и Лагерта, якобы преданная Рагнару и его детям.

Вот именно, что якобы.

Может ли она рассказать Ивару об услышанном? Должна ли? Ида чувствовала, как тонко зудит и ноет шрам у неё на ладони, и, не будь она столь рациональна, она бы решила, что Ивар владеет магией, и его ритуал —это что-то вроде заклятия «Империо» в Гарри Поттере.

По сути, Ида не подписывалась быть его шпионкой в собственной семье, но её не покидало ощущение, что именно это Ивар и имел в виду, когда соединял их ладони и смешивал кровь, которая никогда не должна была соединиться.

*

Красная кнопочка на телефоне горела уже какое-то время, пока Ида вошла в свой маленький и пока что не сильно уютный кабинет. Ивар жаждал её видеть, а заставлять его ждать была не лучшая идея. Кто знает, на что он способен, если в его зрачках по сих пор полыхали отблески древних костров?

— Что-то случилось, Ивар? — Ида заглянула в его кабинет. — Я тебе нужна?

Было семь вечера, и большинство сотрудников уже разбрелись по домам. Обсуждать её фамильярную манеру обращения с мистером Лодброком было некому.

— Подойди, — произнес Ивар, сложив руки под подбородком. С каким-то почти садистским любопытством он наблюдал, как Ида пересекает его кабинет, стараясь не выдать собственной усталости. — Присаживайся. — Широким жестом он указал на кресло, в котором обычно сидели посетители. — Как тебе первый день на работе?

Его тошнотворная вежливость была хуже, чем его привычка грубить. Лучше бы он и не пытался быть милым: напоминал улыбающуюся гремучую змею с гипнотизирующим взглядом. Ида нацепила самую милую из своих улыбок.

— Всё в порядке.

— Хо-ро-шо-о-о, — задумчиво протянул Ивар. — Я знал, что мы сработаемся.

Сработаемся. Надо же. Ида почувствовала, как шрам на руке начинает зудеть ещё сильнее.

— Сработаемся, если ты выполнишь условие касаемо безопасности моей матери и сестры.

— Я даже готов предоставить им охрану из моих людей. — Ивар развел руками. — Но только если ты выполнишь свои обязательства. Я хочу знать, кто желает мне и моей семье зла. Я хочу знать, чьи кишки должны быть развешаны по его дому, как сраная рождественская гирлянда. — Голос его дрогнул. — Смотри в оба, Ида Блэк. Слушай. Запоминай. И сообщай мне.

— Я Лодброк, Ивар, — напомнила Ида тихо. — Надеюсь, ты об этом помнишь.

Кое-что она уже узнала, но не спешила рассказывать об этом Ивару. Ида могла представить, как в порыве гнева Ивар берсерком несется рвать на части Торви, которая просто хотела быть счастливой. Ей не хотелось видеть кровь Торви и этого Эрлендура на её собственных руках. Достаточно было того, что их могла окропить кровь Исайи Блэка.

Да и хотела ли Торви причинить зло Ивару? Из подслушанного разговора не было известно ничего, кроме того, что ей приходится следить за братьями по приказу Лагерты, но из этой информации не вытекало, что Лагерта была виновна в смерти Маргрет или хоть как-то к нему причастна. Эта женщина вообще не производила впечатление человека, способного на такие бездумные фортели, как очевидное убийство кого-то из Лодброков на семейном празднике.

О, нет, Ида больше верила, что именно её отец поступил так топорно, подставив собственную семью, ведь он никогда не думал ни о чьих интересах, кроме собственных. Тем не менее, за Торви следовало бы следить в оба глаза, но так, чтобы Ивар ничего не узнал. Ида хотела быть уверенной, что она не связана с убийствами. Или связана. Информация должна быть точной.

Хватит крови невинных. По крайней мере, виновницей чьей-то смерти Ида быть уж точно не хочет.

— Я помню, что ты — Лодброк, — прервал её мысли Ивар. — Хорошо бы тебе самой понимать это сердцем, а не умом. На сегодня всё. — Он откинулся на спинку инвалидного кресла. — Увидимся дома, Ида. Не забудь спуститься к ужину.

========== Глава тридцать первая ==========

Комментарий к Глава тридцать первая

https://pp.userapi.com/c834400/v834400744/11bc30/-Yo9F7wsAT4.jpg - aesthetic

Да-да, автор наконец-то нашел дорогу с работы домой. Хотя главой я всё равно не очень-то довольна.

Блайя понимала, что разговора с Иваром не избежать. Сигурд поставил его в известность об их отъезде, однако вопрос о казино, купленных ею у Осберта, оставался открытым. Она думала оставить Уббе управляющим имуществом, но его состояние недвусмысленно говорило — он не в состоянии позаботиться даже о себе. Смерть Маргрет подкосила его, и он пил практически каждый день, заперевшись в своей спальне и выбираясь только за отцовскими запасами виски. Рагнару Лодброку они все равно уже были без надобности.

Сигурд был занят подготовкой к отъезду — собирал средства и переводил их на единый счет, договаривался с Чедом о работе. Насколько Блайя, не сильно разбиравшаяся в закулисье шоу-бизнеса, понимала — Чед пригласил Сигурда поездить с ними в качестве звукорежиссера. И его вполне устраивал этот вариант: меньше всего ему хотелось бы светить лицом. Блайе просто хотелось уехать: она не представляла, что может случиться ещё, пока вокруг Лодброков так много врагов.

И с казино, которые она получила по завещанию отца (Джудит Элла Кинг не оставил ни цента), нужно было что-то делать. Блайя думала: может ли она доверить Ивару быть управляющим отцовского бизнеса, сохранив при этом прибыль и право собственности на отцовские активы, разумеется? Могла ли она доверять Ивару в принципе?

Любой человек в здравом уме не доверил бы Ивару Лодброку ничего, что ему хоть немного дорого.

Уверенность в собственном решении у Блайи и вовсе не было. Она пыталась разложить в своей голове всё по полочкам: у неё есть собственный бизнес, которого она вовсе не желала, понятия не имела, как им управлять, а отец уж наверняка не хотел бы видеть её наследницей семейного состояния так быстро. Правда, её старшей сестре Джудит он и вовсе ничего не оставил после того, как в кругу семьи выяснилось происхождение Альфреда (Элла, разумеется, не хотел, чтобы его бизнес даже в отдаленной перспективе и чисто теоретически мог достаться бастарду, и прервал с Джудит всяческое общение).

Бизнес принадлежит ей целиком и полностью — она получила его не так давно, когда срок оспаривания завещания закончился, а Джудит так и не обратилась в суд с истребованием собственной доли. Она вообще не представляла, что с ним делать. Уббе был не в состоянии позаботиться даже о себе самом. Блайя и не догадывалась, насколько он любил Маргрет, пока не увидела, как сильно он сдал в свои двадцать семь после её убийства.

На случай её смерти, гибели Сигурда или их обоих, у Блайи было составлено завещание, и пока что она не собиралась его менять, хотя не доверяла Бьерну. Но также она понимала, что, если не предоставить Ивару хоть немного власти, которой он так жаждал (власть всегда была для него важнее денег), ему ничего не будет стоить убить Сигурда, как он это делал множество жизней подряд. В её снах он делал это раз за разом - менялись только декорации и эпохи. И с удовольствием Ивар стал бы наблюдать, как Блайя ломается и превращается в марионетку в его руках, полностью поглощенная собственным горем.

Нужно было что-то делать.

И поэтому Блайя направилась к юристу. Разумеется, не к мистеру Флоки, абсолютно и полностью лояльному к Ивару, а к юристу, клиентом которого много лет был её отец. Она не могла сказать, что доверяла мистеру Барри, но, по крайней мере, дела Эллы он вел, исходя из интересов семьи Кингов, а не чьих-то ещё. Блайя хотела придти к Ивару с уже готовыми документами, в которые он не сможет внести изменений, выгодных для него лично, так, чтобы она этого не поняла.

— Дорогая. — Мистер Барри, знавший Блайю с детства, поцеловал ей руку. — Я слышал о твоем замужестве. Удивлен, что ты сразу не пришла ко мне оформлять брачный договор, впрочем, еще не поздно, если твой муж согласится.

Блайя села в кресло, сложила руки в замок на коленях. В присутствии мистера Барри она чувствовала себя скованно: прежде она никогда не приезжала к нему в одиночку, и вообще видела его только на семейных приемах или в те редкие его визиты к Элле. И он ей никогда не нравился: будучи ребенком, она сравнивала его с ужом или ядовитой змеей. Мать смеялась и говорила, что это потому что он — юрист, а им положено увиливать и пролезать в любые щели. Мама ещё и какого-то политического деятеля цитировала — что-то про интеллигентную сволочь и паскудство.

Но даже сейчас Блайя понимала, насколько, будучи ещё ребенком, она прочувствовала его натуру. И, возможно, это не было связано с профессией, а просто с его личностью. Хотя мистер Флоки тоже казался изворотливым и хитрым, но не вызывал ассоциаций со змеей. А вот с богом, имя которого так напоминала его фамилия, — вполне.

— Я приехала не заниматься оформлением брачного договора, мистер Барри.

— Понимаю. — Он чуть нахмурился, разглядывая её лицо. — Кто бы мог подумать, — промолвил, переводя взгляд на её кольцо. — Кто бы только мог подумать… твой выбор изумил даже меня.

Блайя поджала губы.

— Если вы говорите о Сигурде, то…

— Я не собираюсь осуждать тебя. Это не моё дело. — Мистер Барри нажал кнопку вызова секретарши. — Мария, пожалуйста, принеси кофе мне и миссис Лодброк. Мне — как обычно, миссис Лодброк — со сливками, если я правильно помню.

Отличительной чертой их семейного юриста всегда была память, а ещё — крайне неприятный, цепкий взгляд. Отпивая кофе (в меру крепкий, со сливками и ложкой сахара, как ей всегда нравилось), Блайя подумала, что ни за что не обратилась бы к нему, если бы не была всё же уверена, что интересы семьи Кинг он ставит выше собственного обогащения.

Пока что.

— Мне нужна ваша помощь в оформлении документов на доверительное управление моим бизнесом на то время, пока мы с мужем не обустроимся в Канаде.

Мистер Барри поболтал ложкой в кофе, разгоняя пенку. Звон её о края чашки несколько нервировал Блайю, но она постаралась не показывать этого. Наверное, нервы её звенели сейчас точно так же.

— Вы переезжаете?

— Это очевидно, — заметила Блайя. — Я упомянула Канаду.

— Понимаю ваше решение. — Вряд ли он понимал до конца, что ей двигало, но это было не важно. — Кому вы хотите доверить управление вашими активами?

Блайя поставила чашку с недопитым кофе на стол.

— Ивару Лодброку.

Повисшая тишина сказала ей многое.

*

Ида в Lothbrok Inc. не смотрелась совершенно — будто её, созданную совершенно для другой жизни, запихнули в узкую черную юбку и в светлую блузку и заставили носить кофе человеку, который заслуживал только, чтобы ему этот самый кофе выплеснули в лицо.

— Привет. — Ида удивилась, увидев Блайю, и даже не потрудилась скрыть это.

Блайя не была уверена, показатель ли это дружелюбного к ней отношения, или что-то ещё. Доверять Иде было сложно: именно после её появления заварилась вся каша, и кто знает, не была ли семья Блэков причастна к смерти Маргрет?

Версий могло быть много, и ни одну нельзя было исключать, но меньше всего Блайе хотелось копаться в этом дерьме.

— Ивар не предупреждал, что ты придешь.

— Ивар меня не ждет. — Блайя пожала плечами. — Ида, не волнуйся. — Не желая казаться грубой, она постаралась смягчить первую фразу. — Всё в порядке.

Никогда Ивар не был человеком, к которому можно было просто забежать на чашку кофе. Блайя отлично представляла, что его реакция на незапланированный визит могла быть непредсказуемой, и, когда она открывала дверь в его кабинет, у неё даже сжалось всё внутри. Сигурд рассказывал, что новость об их отъезде выбесила Ивара до белых глаз, а теперь Блайя сама явилась к нему.

Снова.

Ивар сидел за столом, вчитываясь в какие-то бумаги. На шаги Блайи он поднял глаза.

— Надо же, — протянул он. — Я всё ждал, когда ты решишься поговорить. Присаживайся, Блайя. — Он указал рукой на кресло. — Уверен, что ты приготовила мне пару сюрпризов.

У него, кажется, было хорошее настроение, и Блайя была уверена, что к финалу их разговора оно станет ещё лучше.

— Я не думал, что Сигурд способен на предательство. — Ивар сложил под подбородком ладони. — Сейчас, когда семье нужно держаться вместе, вы оба решаете бежать, как паршивые крысы. Мой глупый братец — и твой муж — никогда не страдал излишним интеллектом, но интересы семьи не были для него пустым звуком, пока не появилась ты. Что же ты сделала с ним, Блайя Кинг?

Блайя села в кресло, скрестила ноги в лодыжках. Внутри у неё всё дрожало от напряжения и разворачивающегося гнева: от Ивара можно было ожидать чего угодно, и теперь, намереваясь вывести её из себя, он оскорблял Сигурда и с удовольствием наблюдал за реакцией. Она понимала, что не должна доставить ему такого удовольствия и показать, насколько его слова ранят её.

Ивар всегда знал, на какую мозоль следует наступить.

— Не все собираются умирать молодыми, Ивар. — Она подняла голову и заглянула прямо ему в глаза. — И не всем нравится всё время ходить по краю.

— Участь моих братьев и меня — вечно находиться на краю, — пожал плечами Ивар. — Зачем ты пришла? Разве Сигурд не сказал тебе, что я отпустил его? Пусть валит, куда пожелает, а тебе я и вовсе не хозяин, разве не так? — Тон его был таким, будто он считал совсем иначе.

— Прочти. — Блайя протянула ему папку. — Здесь — копия документа, который я соглашусь подписать на определенных условиях. Юридические условия подписания указаны в договоре. Об остальных мы поговорим, когда ты прочтешь текст.

Ивар вскинул брови, но взял папку в руки.

— У меня дежа вю, Блайя, — сообщил он, доставая распечатанный текст договора и кладя перед собой на стол. — Мне даже интересно, что ещё ты придумала.

Пока он читал, Блайя изо всех сил старалась не показывать своего волнения и выглядеть спокойной и уверенной. По лицу Ивара невозможно было понять, что он думает о договоре: он только постукивал указательным пальцем по нижней губе, и это было единственным жестом, выдающим его задумчивость.

Но не факт, что заинтересованность.

— Что же заставило тебя поменять решение, Блайя? — Ивар положил бумагу на стол, сложил руки домиком перед собой. — Помнится, некоторое время назад ты утверждала, что никогда не доверишь мне свой бизнес.

Он определенно пытался её подловить. Блайя сглотнула. Как бы она ни храбрилась, под внимательным взглядом ледяных глаз Ивара ей было настолько не по себе, что хотелось просто встать и уйти. И к черту всё это.

Но она не могла.

— Я приспосабливаюсь к обстоятельствам, — наконец ответила она. — Разве это не то же самое, что люди всегда и делают? Однако ты получишь возможность управлять моими активами только при выполнении некоторых условий.

— Да, я читал. — Ивар повел рукой в воздухе. — Использование активов должно происходить исключения в целях повышения прибыли твоей компании, инвестирование в любой другой бизнес запрещено. Вся прибыль, поступающая на счет, должна быть подтверждена контрактами и бла-бла-бла. Скукота. Ничего нового. — Он подался вперед. — Каковы твои истинные условия, Блайя? Не такой уж я дурак, чтобы думать, что ты ограничишься только юридическими формальностями. Что ты хочешь, маленькая принцесса Сигурда? Что тебе от меня нужно?

Разговор с Иваром зачастую напоминал Блайе шахматную партию с самым непредсказуемым противником на свете. Предугадать следующий ход Ивара ей было сложно, и она смутно чувствовала, что не сможет долго выдерживать эту игру. Да и незачем.

— Я хочу, чтобы ты позволил нам обоим уехать. — Она нервно облизнула пересохшие губы. Ивар следил за ней, чуть приподняв правую бровь. — И я хочу, чтобы ты обеспечил нашу безопасность до момента, пока мы не сядем в самолет. Если тот, кто убил Маргрет, охотится за компанией и деньгами Рагнара, то, покинув страну и потеряв долю в наследстве, Сигурд перестанет его интересовать.

— Всё так. — Ивар развел руками. — Но что, если этот «кто-то» хочет просто уничтожить всю семью? Может, мы этому «кому-то» словно кость в горле? Тогда ваш отъезд не спасет вас.

Врагов у семьи Лодброк всегда было много. Некоторых из них Рагнар уничтожил сам, с Эллой расправились его сыновья. Но власть их расширялась, и на смену старым врагам приходили новые. Бывшие друзья становились недругами, и доверять нельзя было никому. Потому что ножи в спину зачастую прилетают именно от самых близких, ведь им известно, куда нужно бить.

Блайя и сама боялась, что дело было вовсе не в наследстве. Что кто-то просто намеревался убить Лодброков, а не завладеть их деньгами. Отчасти поэтому они с Сигурдом приняли окончательное решение уехать — по крайней мере, хотя бы на время тура с Nickelback по США и Канаде они смогут быть в относительной безопасности.

Возможно.

А может быть, дело было действительно в акциях компании и в деньгах. Сигурд предположил, что заказчиком убийства мог быть Исайя, ведь в случае смерти прямых наследников Рагнара имущество полностью получила бы Ида. Чем не мотив?

Любая мысль, так или иначе, приводила их обоих к решению уехать, и отступать Блайя и Сигурд не собирались.

— Может быть, — ответила Блайя тихо. — Но никогда не помешает выиграть время, не так ли? Если ты согласен на мои условия, то мой юрист ждет в приемной, чтобы мы поставили свои подписи в его присутствии. Его же компания будет отслеживать проводимые с моими активами операции и деятельность отцовской компании, которую ты будешь вести.

Ивар усмехнулся, и ухмылка его была волчьей.

— Я люблю достойных соперников, Блайя. И у меня есть своё условие. Прежде чем вы уедете, я хочу, чтобы Сигурд поклялся мне: когда он понадобиться семье, он должен будет вернуться. Где бы он ни был. Он — часть семьи, хотя мне это и не нравится. И у него есть обязательства передо мной. Обещаю, — добавил он, — я не буду вызывать его по пустякам.

*

В ночь перед отъездом Блайе вновь снилась Аслауг. В меховой накидке и синем, расшитом узорами платье, она сидела за длинным столом в зале большого деревянного дома и вытаскивала из холщового мешочка руны, одну за одной. Блайя приблизилась к ней, осторожно ступая босыми ногами по земляному полу.

Выпавшие руны ей ни о чем не говорили.

— После смерти каждый из нас приходит туда, во что верил всю жизнь. — Аслауг провела пальцем по руне, вырезанной на маленькой деревянной пластине. — Но я не готова встретиться со своими сыновьями так скоро. Ни с одним из них. Опасность ещё не миновала, Эллесдоттир, и я хочу, чтобы ты это знала.

Сердце Блайи упало.

Она не понимала, почему Аслауг является именно ей, почему считает её «вёльвой», ведьмой. Но после смерти Маргрет, которую мать Сигурда так четко предсказала, отмахнуться от её слов Блайя не смогла бы.

— Но что я ещё могу сделать? — Взмолилась она.

В приоткрытые двери большого зала ворвался ворон, облетел по кругу помещение и сел Аслауг на плечо. Та погладила его по гладким черным перьям. Птица склонила голову набок, разглядывая Блайю внимательными, блестящими глазками.

— Будь осмотрительна, Эллесдоттир. — Аслауг поднялась, высокая и царственная. Наверняка такой она была и в жизни. — И прислушивайся к моим сыновьям. Они не очень-то ладят друг с другом, но никому не позволят навредить им. Ворон тебе поможет.

Этот сон Блайя вспоминала, спускаясь вместе с Сигурдом в холл. Сумка с вещами оттягивала плечо. Вспоминала, пока он прощался с Хвитсерком и Торви, пока Бьерн хлопал его по спине. Ида уже уехала в Lothbrok Inc. и прислала только смску с пожеланиями доброго пути.

— Может быть, вы приняли правильное решение. — Торви обняла Блайю и прижала к себе. — Я больше чем уверена, что вы поступаете верно. Хотя бы для себя.

— Я на это надеюсь. — Блайя улыбнулась ей. — В любом случае, мы не можем всю жизнь рассчитывать на наследство наших семей, не так ли?

— В любом случае, вы просто сбегаете, — хмыкнул Ивар, выруливая в гостиную. — Впрочем, вы с моим братцем можете делать всё, что захотите. Как глава семьи, я дал вам свое разрешение на отъезд.

«И за это я подарила тебе ещё кусочек власти, которой ты так жаждешь», — подумала Блайя. Сигурд обнял её за талию, притягивая к себе.

— Нам не было нужно твое разрешение. — Он посмотрел Ивару прямо в глаза. — Ни я, ни моя жена тебе не принадлежим.

Ивар фыркнул, будто Сигурд сказал что-то очень смешное.

— Мне принадлежат все, кто живет в этом доме, братец. — Он подкатился к ним совсем близко, и Блайя уловила холодный запах его парфюма. Такой же холодный, как и сам Ивар. — И если кто-то покидает семью в такое опасное для неё время, то лишь потому, что я позволил это сделать. Запомни это, Змей, и будет тебе счастье. Может быть.

Сигурд хотел огрызнуться, но Блайя предупреждающе сжала его ладонь: не надо, Сигурд, не сейчас, только не сейчас. Им почти удалось избавиться от семейки Лодброков и начать жить собственной жизнью — они должны постараться не потерять этот шанс в последнюю минуту.

— Нам пора, — мягко произнесла она. — Самолет через три часа.

Хвитсерк проводил их до машины. Оглянувшись на дом, Блайя подумала, что не станет скучать по нему. Ну, может быть, она всё же будет скучать по Торви с её добротой. И, возможно, по Хвитсерку, чье присутствие всегда делало атмосферу… не легче, конечно, но просто другой.

Змей на её шее начал медленно нагреваться, и Блайя вздрогнула, прижала к нему ладонь.

- Сигурд…

Сигурд открыл дверь машины, чуть замешкался, одергивая рубашку.

— Стой! — Хвитсерк, стоявший позади, резко оттолкнул его в сторону. — Ничего не трогай! Отойди! Отойдите вы оба!

И, хотя он отпихнул саму Блайю почти сразу же, она успела увидеть, что по полу салона тянулась едва заметная леска.

========== Часть вторая. Глава первая. ==========

Комментарий к Часть вторая. Глава первая.

С экшеном у автора хреновастенько, поэтому - очередная размышлительная глава :) Если кто-то из вас, дорогие читатели, считает, что не хватает экшена - велком в личные сообщения, я всегда рада обсудить происходящее :)

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c824203/v824203565/13b192/grq3UoyuUl8.jpg

Когда Ивар думал, что хорошего произошло за последние дни, на ум ему приходило только получение какого-никакого, но контроля над бизнесом, принадлежащим Блайе. Некоторые сделки, планы на которые хранились в его голове, невозможно было бы провести через Lothbrok Inc., зато компания Эллы открывала для него новые горизонты. А вот плохими событиями можно было заполнить целый лист в его ежедневнике.

Во-первых, несмотря на то, что боги (и внимательность Хвитсерка, кто бы вообще мог ожидать от него?) спасли Сигурда и Блайю от смерти, его глупый братец и его не менее глупая женушка все-таки улетели в Канаду. Они, кажется, надеялись, что там их не достанут, и Ивару хотелось засмеяться от их наивности. Впрочем, если им хочется сдохнуть вдали от семьи, это их дело.

— Мы всё равно уедем, — Сигурд обнимал Блайю, прижавшуюся к нему будто в поисках защиты. — В Чикаго моя жена в безопасности не будет.

Да ради богов, подумал Ивар тогда. Уезжайте. Валите. Корабельные крысы. Никогда он не признался бы, что, увидев, как змеится по салону машины тонкая, едва заметная леска, он впервые в жизни испытал что-то странное. Что-то обжигало его ледяным холодом изнутри, стоило представить, как машина с братом и его женой взлетает на воздух, и взрывной волной накрывает всех, без исключения. Отличный способ угрохать всю семью Лодброков практически одновременно.

Никогда Ивар бы не признался, что боялся не только за себя. Он, создающий своими руками раскол в клане, боялся, что все они погибнут у него на глазах, вместе с ним, все, один за другим, уйдут в Вальхаллу. Что это? Страх оставить бизнес, который достался бы — та-да-да-дам! — Иде?

Нет. Конечно, нет. Просто жизнями его братьев (и остальных членов семьи) мог распоряжаться только он сам. Остальные не имели права прикоснуться к ним хоть пальцем.

А ещё… лучше Сигурду и Блайе было не знать, что Ивар отправил за ними нескольких бойцов — пусть последят за братом и его женой первое время. Кто-то сказал бы, что Ивар заботится о Сигурде, но сам Ивар думал: если с ними что-нибудь случится, их имущество перейдет в собственность Торви и Бьерна. Допустить этого было нельзя.

Ивар не доверял Бьерну. Будучи сыном собственной матери, Железнобокий примет сторону Лагерты, если она вздумает идти против Лодброков. Ивар сам принял бы сторону Аслауг, Ивар понимал Бьерна, но понимание и доверие — вещи разные, и знак равенства между ними не ставился.

Во-вторых, Ида Блэк… ах, простите, Ида Лодброк, как она не уставала напоминать ему — каждый день мозолила ему глаза. Подносила кофе, если он требовал, отдавала бумаги на подпись, но не сообщала ничего, что могло быть ему полезным. Ивара трясло каждый раз, когда Ида заходила к нему в кабинет — застегнутая на все пуговицы, с убранными в прическу светлыми волосами, и она улыбалась. Улыбалась, норны её подери.

Доброе утро, Ивар.

И его трясло. Ивар вспоминал, как проходили разряды тока между их соединенными ладонями, как ему хотелось сминать её губы в поцелуе, кусать их до крови, и что-то в этом было неправильное, неправильное лично для него. Еще в школе он завидовал братьям, которые встречались с девушками, но не был уверен, что понимает, чему завидует — факту наличия у старших братьев каких-никаких отношений или их теоретической возможности, которой он был лишен. Зато Ивар был умнее их в сотню раз.

Ида Блэк заставляла что-то, прежде неизведанное его натуре, бушевать в нем, словно цунами. Женщина, не побоявшаяся пойти на сделку с ним ради семьи — до неё так делала только Блайя, но между ними была принципиальная разница. Блайя тряслась перед ним, будто кролик, а Ида… опасалась, но не боялась. Ивар тонко чувствовал грань между разумной осторожностью и животным страхом, и второго в его жизни всегда было больше.

Ивар задумчиво разглядывал тонкий шрам на его ладони, навечно связавший его с Идой, и воспоминания жаром отдавались за его грудной клеткой. Боги привели к нему Иду Блэк, боги повязали их — если не навсегда, то надолго. Она ведет собственную игру. По крайней мере, пытается. Нет, Ивар не сомневался, что, говоря о страхе за жизни матери и сестры, она была искренна. Но её отсутствие в момент отъезда Сигурда и Блайи из дома было подозрительным. Неужели Ида что-то знала?

Ивар прислушался к себе, прислушался к материнскому голосу, иногда звучавшему в его голове.

«Ты боишься, что на самом деле ей удалось обвести тебя вокруг пальца, Ивар. Ты боишься, что Ида знала о покушениях и специально пытается втереться к тебе в доверие. Но почему ты этого боишься?»

Разумеется, потому, что крыса в семье, имеющая доступ к бизнесу, — причем полноправный, как жена Рагнара и как помощница самого Ивара — это гарантированный проигрыш.

«Или потому, что ваша связь, определенная богами, тянет тебя к ней, тащит, волочет по земле мордой, и как ты ни упирайся — желание богов сильнее тебя и твоей железной воли, Ивар Бескостный?» — а это уже кто-то другой в его голове, кто-то насмешливый. Флоки?

— Ивар, — Ида появилась в его кабинете, как по волшебству, будто могла читать его мысли, чувствовать, что он думает о ней. — К тебе пришли.

— Кто? — Ивар побарабанил пальцами по столу, выныривая из собственных размышлений. Его мысли прервали — и это раздражало его до безумия. Для нежданного посетителя будет лучше, если у него есть какое-то очень, ОЧЕНЬ важное дело.

— Привет, Ивар, — оттеснив Иду чуть в сторону, в кабинет вошел Альфред, и Ивар чуть расслабился. Наверное, расслабляться в присутствии друга/врага/нужное подчеркнуть было с его стороны не слишком-то умно, да только он чувствовал, что Альфред — не тот, кто так усердно и не слишком успешно пытается Лодброков уничтожить. — Вклиниться в твое расписание — та ещё работка.

Альфред уселся в кресло, закинув ногу на ногу, оглядел кабинет.

— Очаровательно, — хмыкнул он. — Почти так же бездушно, как и ты сам. Впрочем, здесь могло быть и хуже. Засушенные головы врагов, например. Очень освежает дизайн.

— Полагаю, у тебя в кабинете по углам тоже не стоят плюшевые медведи. Что тебе нужно? — Ивар сложил руки домиком, взглянул на Альфреда внимательно. Ида по-прежнему стояла в дверях, явно не понимая, что делать: звать охрану или закрыть за собой дверь? — Ида, всё в порядке, — он мотнул головой. — Мы с Альфредом давно знакомы.

Ида кивнула, ушла.

— Нужно обсудить кое-что, Ивар, — Альфред подался вперед. — Помнишь, я говорил тебе, что Исайя Блэк планирует уничтожить тебя и твоих братьев?

Ивар напрягся. Вот оно. Разумеется, он понимал, что попытки покушения долго скрывать не удастся. Те, кто и раньше следил за судьбой клана Лодброков, узнает.

— И что? — Настороженно, будто животное в лесу, Ивар склонил голову набок. — Кажется, я припоминаю что-то такое, Альфи. У тебя есть какие-то новости?

— Кое-что. Исайя утверждает, что не имеет отношения к покушениям на твою семью, и у меня есть основания ему верить. Блэк, может быть, далеко не умен, однако рисковать собственной шкурой, подстраивая покушения, которые легко раскусить, может лишь тот, кому нечего терять и кто не боится быть раскрытым. Или кто знает, что на него никогда не подумают. Или слишком сильный соперник. А Блэка ты можешь раздавить одним пальцем.

В словах Альфреда была логика. Ивар кивнул: продолжай, я внимательно тебя слушаю. Мальчишка Экберта с каждым разом удивлял его всё больше и больше: умнел на глазах и хватался за любую возможность показать себя. Да только что-то с ним не так было, определенно, что-то не так. Его поведение мало сочеталось с преданностью семье, которую Ивар ценил в других людях, и тем страннее для него было все происходящее.

— У Лодброков много врагов, — Альфред взял со стола ручку, щелкнул кнопкой. — Включая моего деда. Но только я в их числе быть не хочу. У нас с тобой разные цели, Ивар, но одна есть общая: как и ты, я хочу видеть Экберта уничтоженным.

Оп-па.

Ивару показалось, будто он ослышался. Он потряс головой, моргнул, выдавая свою растерянность: ошибка, перед врагами нельзя показывать своих чувств, но врагами ли они были здесь и сейчас?

Альфред, как и сам Ивар, умел держать себя в руках и скрывать свои цели и истинные намерения, и заставить его придти к Ивару со — сделкой? разговором? предложением? — могло что-то экстраординарное. Неужели старый лис Экберт прознал об интрижке любимого внука с Астрид, которая рушила его планы, и взял Альфреда за горло?

Или дело в чем-то другом?

— Положим. — Ивар помнил, что в ящике у него лежат рычаги давления на Альфреда, если тот вздумает обмануть его или вредить Лодброкам. Нож у горла Астрид Ларссон быстро лишит его прыти. — И что же ты предлагаешь?

— Свою помощь.

*

Альфред ушел уже давно, а пищи для размышлений у Ивара не убавлялось. Нет, он никогда не упускал возможности заключить выгодную для него сделку, но размер выгоды должен был превышать предполагаемые размеры потерь, которые он мог понести.

Мотивы Альфреда, на первый взгляд, были весьма прозрачны: он хотел обеспечить безопасность себе и Астрид, и, хотя о них Альфред Ивару не рассказал, в свете информации, предоставленной Гуннаром, они были очевидны. Но, несмотря на ход конем, сделанный Альфредом, Ивара не покидало смутное ощущение, что внук Экберта давно планировал диверсию против деда. И, возможно, даже не Астрид была этому причиной. Скорее, она стала последней каплей.

Всё, что Альфред хотел — видеть, как Лодброки теснят Экберта на оружейном рынке и лишают его выгодных клиентов. Он понимал, что проигрыш семье Рагнара деда просто добьет. А для этого ему, понятное дело, было нужно, чтобы глава Lothbrok Inc. был хотя бы жив. И они оба понимали, что диверсии были направлены в большей степени на Ивара, чем на остальных братьев.

Разговор вовсе не был откровенным. Ивар одобрял осторожность Альфреда и понимал, что раскрывать настоящие причины своего предательства он не станет. Сам бы поступил так же. Но полученная от Альфреда информация заставила Ивара задуматься.

Итак, что он вообще имел?

Экберт пытался заключить союз с Исайей, но потерпел поражение из-за собственного внука. Аплодисменты Альфреду, он сумел разрушить намечающийся альянс и не попасть под подозрение собственного деда. Ещё одно доказательство вредности чрезмерной любви к родственникам.

Ни одна из сторон и не подозревала, как ловко их обводит вокруг пальца девятнадцатилетний мальчишка. Впрочем, старый лис Экберт всё же нашел рычаг давления на внука, да не учел, что загнанный в угол молодой зверь будет грызть глотки до последнего, переставая различать родных за багровой пеленой, застилающей взгляд.

Исайя в достаточной мере глуп, чтобы устроить идиотские покушения, но вряд ли попытался бы лгать кому-то, кто был потенциальным союзником против Ивара — плюс в колонку теории о его относительной невиновности в происходящем. Это не значило, что Блэка стоит исключить из списка врагов. Точной информацией о его причастности или непричастности может владеть только Ида, игра которой превращалась в тонкую паутину хитросплетенных интриг.

Ивар понимал, что не может в полной мере доверять Альфреду. Или Иде. Зато, воспользовавшись ресурсами каждого из них в отдельности, он мог бы сложить картину происходящего. У него есть рычаг давления на Иду — её мать и сестра, которым он обещал обеспечить безопасность, если Ида будет ему помогать. У него есть возможность додавить Альфреда, если тот взбрыкнет. Но пользоваться крайними способами Ивару не хотелось.

— Я тебе ещё нужна? — Ида заглянула в кабинет. Она уже собиралась уезжать, и на ней была кожаная легкая куртка.

Ивар закусил нижнюю губу, раздумывая.

У него была информация от Альфреда. Но, определенно, о собственном отце Ида знала несколько больше. И наверняка не рассказала ему всего, что знала. Будь Ивар ею, он бы не рассказал. Почему кто-то ещё должен действовать иначе? Никому нельзя доверять всего, ибо умение хранить собственные секреты может продлить жизнь.

— Да, — произнес он, выкатываясь из-за стола. — Поезжай домой и переоденься во что-нибудь удобное. Ты будешь нужна мне сегодня вечером.

Ида растерянно взглянула за панорамное окно, на Чикаго, окутываемый сумерками, нахмурилась.

— Ивар, зачем? Я разве нанималась работать на тебя сверхурочно?

Ивар прищурился, разглядывая её: она изображает из себя дуру? Наверняка да, потому что Ида Блэк идиоткой вовсе не была. Её уму (и, что уж там, бесстрашию, которое его, вопреки его собственной воле, восхищало) можно было позавидовать. Умных женщин, способных заключить сделку с Дьяволом, в окружении Ивара было не так уж много.

— Ты — моя помощница, Ида, — отрезал он. — А значит, можешь понадобиться мне в любое время и по любому вопросу. И будь готова следовать за мной куда угодно. Великий Один, почему я должен тебе объяснять? — Он фыркнул. — Я бы не брал себе помощницу, если бы мог обойтись секретаршей, которая подносит мне кофе! Тебе, что, должностную инструкцию не вручили?

Ивар отлично знал, что никакой должностной инструкции для Иды не существовало, и теперь наслаждался досадой, мелькнувшей в её взгляде. Потом Ида взяла себя в руки и кивнула.

— Хорошо.

— В девять, Ида Блэк.

— Я Лодброк, Ивар, — она прикусила губу упрямо, и Ивар вновь испытал клинком бьющее в живот желание схватить её за тонкие запястья и потянуть на себя, увидеть её лицо так же близко, как в то утро, когда она лечила похмелье на кухне. Драуг бы тебя взял, Ида Блэк, что это за шутки богов?

— Имя «Лодброк» нужно ещё заслужить.

========== Глава вторая ==========

Комментарий к Глава вторая

Ситуация, кажется, сдвинулась с мертвой точки. Или нет.

Aesthetics:

https://pp.userapi.com/c830308/v830308005/1165a2/VBW9JAoqeb4.jpg

https://pp.userapi.com/c844722/v844722124/56d10/eM_ZlD7S_-k.jpg

https://pp.userapi.com/c840325/v840325124/82b53/XqwtFIFuhaU.jpg

https://www.youtube.com/watch?v=Odzo8b1legs - OST к главе

Von meiner brennenden Liebe

kann dich kein Dämon erlösen

Von meiner brennenden Liebe

kann dich kein Gott und kein Wunder mehr befrein

© Oomph! — Brennenden Liebe

Ида ломала голову, что же задумал Ивар. Он сообщил, что она понадобится ему вечером, но зачем? Застыв перед шкафом, она разглядывала одежду, висевшую в его недрах, и остановилась на джинсах и футболке, понимая, что понятие «что-то удобное» заранее не предполагает вывоза в светское общество.

Да и с чего бы Ивар вздумал вывозить её в общество? Они друг другу никто, если не считать их сомнительного статуса «мачеха-пасынок», закрепленного только формально. Ида подозревала, что стоит кому-то вслух этот факт озвучить, как Ивар превратится в машину для убийств. И убивать он будет мучительно и медленно любого, кто ему об этом напомнит.

Выходя, она взглянула на себя в зеркало мимоходом: ничего, сойдет для поездки с Иваром, куда бы он её ни тащил. Теперь ей нет необходимости соблазнять его, ведь у них — договор, нарушить который он (и она тоже) не сможет. И договор этот скреплен кровью и шрамами. И шрамы эти останутся с ними обоими на всю жизнь.

Ида облизнула пересохшие губы. К черту, вечер с Иваром Бескостным не может быть хуже… чем что? Кого она вообще пытается обмануть? Вечер с Иваром гарантированно мог превратиться во что угодно. Его непредсказуемость пугала, но — Ида не могла не признавать этого — завораживала и притягивала, будто поверхность кривого зеркала. Ивара невозможно было прочесть, раскусить, его поведение не поддавалось обычной человеческой логике. Вообще не поддавалось ничьей логике, кроме его собственной.

Но Ида не собиралась позволять ему пугать её. Еще раз — к черту. Договоренность предполагает равенство обеих сторон, не так ли?

Ивар уже ожидал Иду внизу. С некоторым удивлением она отметила, что он тоже оделся менее формально: джинсы и клетчатая рубашка с закатанными рукавами делали его похожим на студента, а не на владельца огромной корпорации. На сильном, широком запястье притаилась змея — браслет Рагнара Лодброка, символ семьи. Змея поблескивала драгоценными камнями глаз и казалась спокойной, но Ида понимала, что всё, что связано с Иваром, умеет кусаться. Так же, как и он сам.

И что-то в этой затаенной готовности наброситься и вцепиться в глотку Иде импонировало.

— Смотрю, ты уже подготовилась, — насмешливо протянул Ивар, чуть сощурившись. — Поехали.

И это был не вопрос. Иде оставалось только идти следом за ним, удивляясь, как ловко этот человек умудряется справляться с коляской. Она не могла даже представить, скольких трудов и сил ему это стоило.

Ивар, подтягиваясь на руках, перебрался в машину. Ида помотала головой, поймав себя на разглядывании сильнее проявившихся под кожей крепких мышц.

— А…

Ей хотелось спросить, куда же денут коляску, но она захлопнула рот — вызывать гнев Ивара не хотелось. И поэтому она молча наблюдала, как Бескостный устраивается на заднем сидении автомобиля. Ида никогда бы не призналась в своем очень четком, неизвестно откуда взявшемся желании провести ладонью по мышцам, обрисованным рукавами рубашки.

Но зато самой себе она отлично признавалась в другом: сила Ивара, физическая и моральная, восхищала её. Хоть он и не сумел превратить свой недостаток в достоинство, он не сломался, не превратился в беспомощного калеку, ноющего о своей несчастной судьбе, а научился жить с этим и стал одним из самых влиятельных людей на Западном побережье. Несмотря на власть Рагнара, его могущество и уважение к Лодброкам не переходило по наследству, и завоевывать его приходилось самостоятельно. А еще Ида отчего-то не сомневалась, что Ивар может удушить человека.

Ивару Лодброку не нужна была жалость, а уважение (впрочем, замешанное на страхе) окружающих он и так заработал.

— Чего застыла? — недовольно фыркнул Ивар. — Садись в машину давай, я не буду ждать тебя вечно.

Ида чувствовала себя неловко, сидя на заднем сидении авто рядом с Бескостным. Он молчал, руки на груди, и смотрел в окно, от него странно пахло гелем для душа и какой-то морской свежестью, будто океанским бризом. Ида думала, что ей нравится его запах. Он что-то в ней будил и будоражил, и жар поднимался вверх по груди от этих мыслей.

А ещё она, сидя к Ивару так близко, не могла не разглядывать его четкий, красиво выписанный профиль; черты его лица, так причудливо мешающие в себе гены Рагнара Лодброка и Аслауг — некогда красивой, изящной женщины, не сходившей со страниц светской хроники. Правда, Ида в своем детстве видела её фотографии лишь в старых журналах, копившихся у матери, ведь после рождения Ивара Аслауг отказалась от публичной жизни и посвятила себя сыну.

За последнюю неделю Ида видела Ивара даже слишком часто и постепенно училась распознавать его настроение по выражению лица и даже по глазам. И теперь она знала, что, хотя многим сотрудникам Lothbrok Inc.его взгляд казался ничего не выражающим и холодным, — при желании, в его глазах можно было многое прочесть.

Если, конечно, задаться целью.

Черт, она слишком много думала о нём. И вообще, Ида Блэк, Иисусе Христе на кресте, прекрати пялиться на него, как дура!

Ивар будто мысли её прочитал. Стоило ей отвести взгляд, как он хмыкнул и выдал первую за всю поездкуфразу:

— Дыру на мне протрешь.

Ида смутилась. Давно ли Ивар заметил, что она за ним наблюдает? Возможно, что с самого начала, просто хотел застать её врасплох, напугать. С него станется. Но показывать ему своего испуга Ида не собиралась, и поэтому она задрала подбородок и взглянула ему в лицо.

Ивар усмехался, и в его ледяных глазах затаилась насмешка.

— Куда мы едем? — Ида колебалась между желанием ответить на его предыдущую фразу что-то ехидное или же съехать с темы. Она выбрала второе.

— Это важно? — вскинул бровь Ивар.

Они сидели друг к другу непозволительно близко, и Ида вдруг заметила, что Ивар непроизвольно крутил отцовский браслет вокруг запястья, будто металлическая змея могла придать ему спокойствия. Она и прежде замечала за ним этот жест в моменты напряжения или раздумий. Значит, не ей одной было неловко сейчас?

«Неловко». Надо же, какое слово подобрала. Да напряжение между ними можно было ножом резать!

— Наверное, нет.

— Здесь не так уж и далеко, — зачем-то добавил Ивар, и они оба замолчали. Надолго.

*

Ида достаточно изучила Ивара, чтобы не удивиться, когда он привез её в тир. Как оказалось, его инвалидная коляска отлично складывалась в багажник, и, когда водитель открыл перед Иваром дверь, его девайс уже был разобран и ожидал.

Ивар ловко перебрался в коляску. Ида судорожно сглотнула, ощущая, как что-то в животе странно сжалось, стоило ей вновь увидеть, как вздулись вены у Ивара на руках. И вот какого черта, Ида Блэк?! Этого в твоем жизненном плане вообще не было!

По крайней мере, не по отношению к Ивару Лодброку.

Этот самый Ивар уверенно ехал по коридорам здания, и Иде ничего не оставалось, как следовать за ним. Редко попадающиеся люди, ищущие им навстречу или обгоняющие их, здоровались с Иваром, и было ясно, что здесь Лодброк не впервые. Если честно, Ида полагала, что все окружающие выглядели так, будто вполне могли бы быть «лодброковскими берсерками». Возможно, что они и были.

Ивар привел Иду в помещение, смутно напоминающее школьный спортивный зал. Мишени, выполненные в виде человеческих фигур и расчерченные, как цели для обучения снайперов, стояли в отдалении от стен.

— Добро пожаловать в «Воронье гнездо», — Ивар обвел помещение широким жестом, но Ида подумала, что на самом деле он имел в виду вообще все здание. — Кстати, оно принадлежит Лодброкам, а, значит, в какой-то степени и тебе, раз моего отца угораздило на тебе жениться. Конечно, если ты докажешь свою лояльность семье.

Ухмылке Ивара позавидовал бы волк. Или император Калигула. Впрочем, Ида была уверена, что, если бы Ивар жил в те древние, поросшие мхом истории, кровавые времена, и целой Римской Империи ему было бы мало.

Ивару было бы мало целого мира.

— И зачем мы здесь? — Ида оперлась спиной об одну из широких колонн, обняла себя руками. По голым предплечьям пробежали мурашки. Она здесь одна. С Иваром Лодброком. Ночной кошмар? — Ты собираешься проверять мою лояльность, поставив меня вместо мишени? — Она и сама понятия не имела, откуда в ней взялась эта дерзость, и ей показалось: пора готовиться действительно стать живой мишенью.

Ивар смерил её насмешливым взглядом, а потом неожиданно хлопнул в ладоши и расхохотался, запрокинув голову. В этом жесте было что-то настолько дикое, что Ида поперхнулась воздухом.

— Если тебе приходят в голову такие богатые идеи, ты не безнадежна, — фыркнул он и направился к небольшому подсобному помещению. Порылся в кармане джинсов, извлекая ключи. — Но нет, — заявил он. Голос его звучал глухо, так как он уже въехал в подсобку и рылся там, ища что-то. — Не угадала.

Вернулся он с двумя парами огромных наушников, двумя пистолетами и упаковкой «холостых». Ида распахнула глаза, глядя, как Ивар невозмутимо заряжает оружие, надевает наушники и уверенно берет пистолет обеими руками. Её сердце подскочило прямо к горлу: Лодброк напоминал чертова бога войны, крови и убийств, одного из тех, которых поклонялась его языческая, странная семья.

Зайдя чуть сбоку, Ида внимательно смотрела на его серьезное, сосредоточенное лицо, на плотно сжатые полные губы, на широко раскрытые синие глаза, обрамленные темными ресницами, и думала: не зря ему достался пытливый взгляд Рагнара Лодброка. Только если у Рагнара в глазах плескалось бурное, переменчивое море, то его сын наследовал холод океана, полного айсбергов и дрейфующих льдин.

Ида снова сглотнула.

Прямо сейчас Ивар вызывал у неё целый клубок спутанных, непонятных эмоций, страх в которых перестал играть роль «первой скрипки». Самый младший сын Рагнара, мнящий себя избранным, притягивал её, как магнит, как тьма, в которую ей хотелось шагнуть. Чем больше Ида проводила времени рядом с ним, тем больше оттенков различала в его темноте, неоднородной, многогранной, как и он сам.

И это притяжение было почти физическим. Ей снова захотелось дотронуться до мышц и вен, проступивших под кожей. Ида привыкла всегда быть логичной и разумной, но, когда в Иваре брала верх его языческая натура, оставаться рациональной ей было трудно.

Сделав над собой усилие, Ида вернула себя на разумный путь мышления. Всё же, зачем он привез её сюда? Цель приезда оставалась для неё загадкой.

Ивар спустил курок, и от грохота выстрела Ида отшатнулась.

— Надень, — Ивар протянул ей другую пару наушников. — Это не только уберегает от глухоты, но и помогает сосредоточиться.

Какая забота.

Ида всё же взяла наушники.

— Держи, — всё, что ни говорил Ивар, всегда звучало, как приказ. Вероятно, разговаривать по-другому он попросту не умел.

— Это… зачем? — с изумлением Ида глядела на протянутое ей оружие. — Что мне с ним сейчас делать?

Ивар закатил глаза.

— Теперь ты — Лодброк, сама так говоришь. И ты — моя помощница. Ты должна уметь защищать себя и меня. Я ведь калека, не забывай.

Аргумент железным не выглядел: Ида была уверена, что Ивар прекрасно в состоянии защитить себя сам. Зато она защитить себя не могла. Ида в жизни не имела дела с оружием, и теперь смотрела на пистолет, как на ядовитую змею. Словно он мог взять и укусить её, как гадюка.

— Давай, — снова закатил глаза Ивар. — Он даже не заряжен.

Ида взяла оружие и удивилась, насколько легко оно легло ей в руку, и страх испарился, словно его и не было. Кажется, Лодброк приволок ей одну из так называемых «женских» моделей — опять забота? Вряд ли. Это слово и имя Ивара не могли стоять в одном предложении.

Ида вытянула руку с пистолетом и прицелилась в ближайшую мишень, сощурив правый глаз.

— Пиздец позор, — прокомментировал Ивар, и его ехидный тон заставил её обернуться. — Ты всё делаешь неправильно, — проворчал он, впрочем, в его голосе слышалась некоторая снисходительность. — Оружие нужно держать двумя руками и прямо, ты что, из этих рэперов, что ли? Иначе отдача прилетит тебе в плечо так, что ты шлепнешься на задницу.

Ивар подкатился к ней ближе, потянулся, насколько это позволяло его положение, схватил её руку за запястье. Ида ощутила, как вдоль спины будто пробежало жидкое электричество.

Только этого не хватало.

— Берешься второй рукой за рукоять пистолета… — произнес Ивар совсем рядом. — Тьфу, Великий Один, смотреть страшно, как ты целишься! Фильмов насмотрелась? Надо оба глаза открытыми держать, если что. Голливудские режиссеры тебя этому не научат.

— А тебе-то это зачем? — Ида удобнее перехватила пистолет обеими руками.

Ивар хмыкнул.

— Мы вроде как союзники, Ида Блэк, разве нет? И на кой-драуг мне сдался союзник, который даже оружие в руках держать не умеет?

Ида была вынуждена признать, что его вопрос вполне резонен. Она понимала: после смерти Маргрет, после отъезда Сигурда и ухода Уббе в собственное горе с головой, у Ивара осталось не так много союзников — она да Альфред, и они оба преследовали собственные цели, ища выгоду в союзе с Лодброком. Но Альфред в любое время мог соскочить с договоренностей и просто уехать — Ивар не стал бы преследовать его. Иде некуда было деваться — страх за мать и сестренку повязал её по рукам и ногам.

— Подумай и о своей выгоде, — вкрадчиво произнес Ивар. — У тебя больше шансов защитить себя и сестренку, если ты будешь уметь обращаться хоть с каким-то оружием. Если твой отец действительно способен пожертвовать своей семьей, чтобы заполучить деньги моей, ты должна быть готова к этому. А если кто-нибудь ещё хочет навредить Лодброкам, ты должна будешь защищать семью со мной плечом к плечу. Ведь ты — Лодброк теперь, не так ли?

Ивар заманивал её в ловушку. Ида чувствовала, как он, будто дикий зверь, подбирается к ней на мягких лапах, чтобы наброситься и вырвать из неё нужную ему информацию, если понадобиться. Но ей нечего было рассказать ему. Отец и прежде не очень-то посвящал её в свои планы, а лишь ставил перед фактом, что она должна сделать. Иногда Иде казалось, что отец её ни во что не ставит. И её союза с Иваром он вряд ли мог ожидать.

Всё, что она по-прежнему знала, — это что Исайя хочет уничтожить Лодброков, но ни за что не пойдет на это один сейчас. И она понятия не имела, есть ли у него сейчас союзники. Если и есть, он не распространяется об этом.

Может ли она сообщить об этом Ивару? У неё нет доказательств, нет ничего, кроме её собственных догадок и отцовской тишины. Исайя думает, что она работает в Lothbrok Inc., чтобы втереться в доверие к Ивару — и, по его мнению, это единственная её миссия, и он даже не уверен, что она с ней справится. Что ж, отец в ней ошибался.

— Давай, — Ивар стиснул её запястье горячими пальцами и тут же отпустил. — Стреляй! — вдруг гаркнул он. Ида вздрогнула и все-таки спустила курок. Отдача прилетела ей в плечо с такой силой, что она пошатнулась, ухватилась одной рукой за Ивара и едва удержалась на ногах.

Да. Это определенно не голливудский фильм. А ещё ей нужно быть осторожнее со своими желаниями, ибо они имеют свойство сбываться. Мышцы Ивара напряглись под её ладонью, и Ида поспешно убрала руку с его плеча.

— Ты меня обманул.

— Немного. Ты не выстрелила бы, если бы знала, что в пистолете есть «холостой» патрон.

Прищурившись, Ивар вгляделся в мишень. «Холостой» пролетел мимо края мишени, оставив её нетронутой.

— Промазала, — констатировал он факт, но в его тоне слышалось веселье. Происходящее забавляло его. — Ты уже мертва, Ида Блэк, — хмыкнул Ивар. — Но я дам тебе ещё один шанс, как в компьютерной игре. Ты будешь учиться стрелять, пока не сможешь пробивать хотя бы за два-три деления до центра мишени. Каждое твое попадание — один мой ответ на любой твой вопрос о твоей новой семье. Каждый твой промах — один твой ответ на мой.

Соглашение, очередное соглашение с Иваром выглядит заманчивым. Ида кусала губы, размышляя. Она понимала, что вопросов он задаст больше, чем у неё найдется ответов. Ловила на себе его взгляд — заинтересованный, чуть потемневший. Кажется, не только она меняет свое мнение, но и он присматривается к ней… делает выводы?

Ну, что ж. Если у него есть вопросы — она постарается найти на них ответы.

Ида протянула Ивару ладонь, и руки их соприкоснулись в крепком пожатии. Она вздрогнула; место касания будто обожгло, и тонкий шрам на коже зачесался. Всё это было странно, вообще всё — начиная с её решения заключить с ним договор и заканчивая этой поездкой в это «Гнездо». Иде подумалось, что всё, что она делает, — не только ради сестры.

Это тьма Ивара Лодброка тащит её за собой, волочет, тянет по земле лицом. И ей это… нравится?

— Отлично! — хлопнул в ладоши Ивар. — Тогда вперед.

Из Лодброка вышел бы чертовски плохой учитель. Каждое свое замечание он произносил так, что жить не хотелось — ядовитый тон, ехидные слова, болезненные замечания. Ида сжимала губы — она не сдастся, не покажет Ивару слабости. Она чувствовала, что Ивар наблюдает за ней, прожигает взглядом от макушки до пят. Рукоять пистолета холодила ей ладони.

— Опять мимо, Ида, — ухмыльнулся Ивар. — Два-три деления, а не едва задетый край мишени. Ты безнадежна. Итак, мой вопрос… — он закатил глаза, будто рассматривая потолок, прикусил нижнюю губу. — Теперь посложнее. С кем виделся твой отец в последнее время?

Ида почувствовала, как вспотели руки. Вопрос был задан прямо в лоб и, очевидно, предполагал такой же прямой ответ. Ивар не хотел выспрашивать мимоходом, будто лиса в баснях Эзопа, он ударял сразу и выбивал из противника весь дух. Или из союзника.

— Это простой вопрос, Ида, ответ на который ты могла бы сказать мне и сама, — она ощущала на себе его взгляд. — Ты обещала сообщить мне, если узнаешь о вине своего отца в покушениях на мою семью. Почему я должен тянуть из тебя ответы сам?

Ида знала: он может тянуть нужную информацию иначе. Он может вытаскивать её вместе с кишками. Но почему-то (почему?) он щадит её. Хочет, чтобы она рассказала сама. Предала собственного отца. Но разве Исайя не предал её сам, швырнув в гнездо ядовитых змей? Разве не продал её Рагнару Лодброку, разве не хотел заставить её соблазнить Ивара, чтобы узнать самое слабое его место? И разве отец не пожертвует матерью и Оливией, если этого будет требовать его собственное выживание?

Пути назад у неё всё равно уже не было. Но не было и ответов.

— Я не знаю, — Ида опустила пистолет. Чтобы разговаривать, им приходилось то и дело стягивать наушники с головы. Мышцы её рук от напряжения просто горели. — Исайя не отчитывался передо мной, Ивар. Но союзников у него нет.

Она вспомнила, в каком отчаянии был отец в их последнюю встречу, хотя и старался не показывать этого. Пепельница на его столе была полна пепла от его любимых сигар. Отец ходил по кабинету из угла в угол и требовал, чтобы она быстрее втерлась к Ивару в доверие, узнала его слабости, стала для него единственным человеком, которому он может довериться — особенно теперь, когда трещина в семье Лодброков стала похожа на пропасть. Исайя мечтал добраться до Ивара прежде, чем это сделает кто-то ещё, но понимал, что Ивар и без помощи Уббе и Сигурда сможет растоптать его, уничтожить.

Ида поняла — очередной план полетел ко всем чертям. И сейчас в её голове медленно складывалось осознание: все козыри сейчас на руках Ивара. И она сама — тоже.

— Ты в этом уверена?

— Это следующий вопрос, Ивар, — она устало потерла лоб, выгнула спину, разминая мышцы. Ивар не отрывал от неё взгляда, и непонятное, но уже знакомое ощущение прокатилось от живота вверх по груди.

Руки болели. Она распахнула глаза, как учил её Лодброк, стараясь видеть перед собой только мишень. Спустила курок.

След от «холостого» остался ровно в трех делениях от центра. Ида закрыла глаза. Ей повезло, просто повезло. И она вовсе не была уверена, что сможет повторить этот чудный трюк.

Ивар медленно аплодировал ей, и звук этот врезался в мозг. Ида открыла глаза — и наткнулась взглядом на Ивара, объехавшего её сбоку и теперь находившегося прямо перед ней.

— Твой вопрос, Ида Блэк. Я весь внимание.

Она глубоко вздохнула.

— Что ты сделаешь, если узнаешь, что тебя предал кто-то из твоей семьи?

Насмешливый взгляд Ивара стал очень серьезным. Он сжал подлокотники кресла так, что костяшки его пальцев побелели.

— Что тебе известно, Ида?

Торви.

Разговор, подслушанный в туалете Lothbrok Inc., не выходил у Иды из головы всё это время. Ей ничего больше не удалось узнать, но она помнила, что Лагерта, первая жена Рагнара, шантажировала Торви её романом с Эрлендуром Хорикссоном, а Торви всегда знала, что планируется в семье Лодброк. Торви могла сообщать Лагерте обо всем, боясь, что Бьерн узнает и уничтожит Эрлендура. Или даже их обоих.

Торви. Хрупкая Торви, за плечами которой было достаточно силы, чтобы предать семью нелюбимого мужа во имя любви к другому мужчине. Но могла ли Ида взять на себя эту тяжесть, выпустить наружу берсерка, спящего в Иваре очень чутко? И подвергнуть опасности женщину, которая, возможно, ничего не знала и ни в чем не виновата? И, возможно, за всеми покушениями действительно стоит её отец?

Только он не смог бы провернуть это один. От Рагнара он так и не получил обещанного, а сам по себе стал слишком слаб.

— Ничего, — покачала Ида головой. — Пытаюсь понять, насколько ты похож на моего отца.

Ивар поверил? Навряд ли. Ивар никому не верил, даже себе. Но всё же ответил. Видимо, он всегда держал обещания.

— Я бы уничтожил предателя. Давай, Ида. Прилично стрелять ты всё ещё не научилась.

Ида хотела спросить: что он задумал? Теперь, когда он знает, что у Исайи не осталось союзников, что он сделает? Но вместо этого она просто натянула наушники обратно, сжала в руках пистолет и снова прицелилась.

Промашка.

— Спрашивай, Ивар.

Ладони горели все сильнее. Но Ида не могла не признавать, что эта игра ей нравилась. Вопрос — ответ, тайны и секреты, прячущиеся за признаниями, планы, о которых они не рассказывают друг другу, — ей всё это будоражило нервы. Заставляло дрожать от желания узнать больше, понять, что задумал Ивар Бескостный. Понять его самого.

Ивар подъехал к ней так близко, что морской аромат его парфюма защекотал ноздри.

— Я не буду спрашивать, — произнес Бескостный тихо. — Но я кое-что у тебя потребую, — он сомкнул пальцы вокруг её запястья, потянул на себя, заставляя наклониться. Их лица почти соприкасались, и Ида вновь захотела дотронуться до его губ, совсем как тогда, после пьянки с Хвитсерком. Её сердце билось, как сумасшедшее. — Ты станешь частью моего плана, Ида, потому что я знаю то, чего не знаешь ты. Готова ли ты раздавить своего отца, как жука, ради того, чтобы будущее твоей сестры навсегда осталось безоблачным?

Его дыхание опалило Иде губы. Она поперхнулась воздухом, ныряя в ледяной, внимательный взгляд. Оливия. Мать. Её семья. Все в её голове смешалось, пока тьма, скрывающаяся в зрачках Ивара, обнимала её, увлекая за собой следом. И если ей нужно в эту тьму шагнуть, что ж…

Она готова.

У неё, по крайней мере, будет занятный проводник.

Хвитсерк предупреждал её: не стоит заключать сделок с Дьяволом, ну и пусть.

Ида вцепилась свободной рукой в плечо Ивара, их носы коснулись друг друга.

— Да, — ответила она тихо. — Я готова, и будь ты проклят, Ивар Лодброк.

Ивар ухмыльнулся. Ида могла разглядеть каждую трещинку на его губах, и желание поцеловать его становилось невыносимым, смешивалось с другими эмоциями и ощущениями, путая клубок ещё больше.

— Я уже проклят.

И в следующую секунду их губы соприкоснулись, потому что Ида больше не знала, как ещё закрепить очередную их сделку. Тьма под её зажмуренными веками полыхнула огнем.

========== Глава третья ==========

Комментарий к Глава третья

Всегда любила Эрлендура как персонажа, но Херст, как обычно, хренакнул однобокого героя без возможности искупления. Так не интересно! Так что у меня тут своя атмосфера, извините :)

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c844721/v844721439/7f478/NxaB9QXd1-4.jpg

https://sun9-5.userapi.com/c840639/v840639686/71ab3/spuRMfcveIQ.jpg

Кстати, если кому интересно, про начало истории этих ребят есть сайд-стори: https://ficbook.net/readfic/6757643

После отъезда Блайи и Сигурда в доме стало ещё тоскливее, чем прежде. Атмосфера напоминала Торви тухлое болото, из которого тонко тянуло тиной и разложением. Тайны семьи Лодброк стлались колдовским ядовитым туманом, и, оступившись, можно было провалиться глубоко в топь. Торви хотела бы видеть свет, но во тьме её манили только призрачные огни, пойти за которыми означало забыть, ради чего она вообще забралась в эти топи чужой, полной крови и смерти жизни.

Её муж поначалу обращался с ней хорошо, и первые пару лет супружества Торви даже верила, что, возможно, он полюбил её, хотя это рушило все планы под корень. Она была даже готова забыть, что Лодброки лишили её мужа (почти-отца даже больше, чем мужа по-настоящему) и оставили Гутрума наполовину сиротой. Но Рагнар всегда смотрел на неё с подозрением, будто видел насквозь, а его влияние на Бьерна привело к возникновению Снефрид, ставшей в их семейной жизни тенью, которая насмешливо смотрела на Торви из каждого угла. И зарождающаяся симпатия к Бьерну растаяла дымкой, оставив только равнодушие и желание отомстить за дважды разрушенную жизнь.

Заплатив таксисту, Торви ступила из машины на мокрый после дождя асфальт. Воздух был прохладным и влажным, оседал крошечными каплями на волосах.

Торви не сомневалась — Бьерн прекрасно знал, что за тайны она скрывает, но почему-то всё еще не решился использовать их против неё. Вряд ли ему хватило бы ума прятать их, словно тузы в рукаве, скорее, просто было плевать. Он изменял ей со Снефрид, и их связь длилась уже десять лет.

Торви… Торви продолжала хранить свои секреты, и это роднило её с призрачными огнями, вспыхивающими на топях. Хранить их от Лагерты, от Ивара, от Калфа, от любого, кто мог вторгнуться в её жизнь и растоптать её. И надеялась, что успеет выложить свои карты на стол прежде, чем Бьерн решится подписать бумаги о разводе. Прежде, чем Снефрид его дожмёт.

Ключ повернулся в замке.

— Привет, — она уронила сумку на пол в фойе. — Ты дома?

Краем глаза Торви приметила ботинки, стоявшие на тумбе для обуви, и улыбнулась. Могла бы и не спрашивать.

— Привет, — раздалось ей в ответ из кухни. — Ты будешь кофе?

Прислонившись спиной к двери, Торви смежила веки. Она была дома, и здесь не было ни духов, зовущих её из тьмы, ни старых, полуразложившихся тайн, скрываемых, будто они были смертельно опасны. Здесь была только она и человек, которого она любила. И за восемь лет их знакомства она поняла это так ясно, как откровение.

— Буду! — крикнула она в ответ, скинула туфли, натирающие ноги до кровавых мозолей.

— Точнее, я бы спросил, будешь ли ты свое молоко. — Эрлендур вышел из кухни, прислонился плечом к косяку. Рукава его рубашки были закатаны до локтей.

— Иди нахрен, — Торви, ощутив свободу от адских колодок, сжимавших её ступни похлеще инквизиционных орудий, с наслаждением потерла щиколотки. — Как я всё это ненавижу…

— Очередной деловой обед с партнерами Железнобокого? — Эрлендур вздернул бровь, чуть сощурил глаза, прикрывая светлыми ресницами сине-зеленую муть.

— Со Сваси, — простонала она страдальчески. — Только представь себе этот цирк…

— Представляю, — он усмехнулся. — Иди ко мне.

Торви позволила себе прижаться спиной к его груди, положила ладони поверх рук, обнимавших её за талию. Она давно привыкла к этому иррациональному чувству, подсказывающему ей, что, приходя к Эрлендуру, она приходит домой, в семью, которой она так жаждала всю её жизнь, и которую не мог ей дать Бьерн.

Эрлендур поцеловал её в шею, и кожей Торви почувствовала его улыбку. Кофеварка на кухне пикнула, сообщая, что кофе готов.

— Сначала в душ или будешь ждать свой латте?

— Кофе, конечно, — Торви хотелось сбросить чертово платье, в котором она весь ланч ощущала себя так, будто Снефрид разглядывает её и оценивает. Она не так часто пересекалась с дочерью Йоханнеса Сваси, и каждый раз ей хотелось смыть с себя её взгляд, полный превосходства, липкой пленкой оседавший на коже.

Эрлендур закатил глаза:

— Зачем я вообще спросил?

За столько лет он научился читать её мысли едва ли не до того, как они возникали у неё в голове, и знал, что ей нужно после тяжелого дня. И если бы Торви могла, каждый свой день она заканчивала бы в его часто меняющихся квартирах, а не в чертовом доме, где за каждым поворотом её мог ожидать какой-нибудь из братьев Лодброк.

Её глаза бы их не видали…

— Чтобы в очередной раз доказать мне, что я предсказуема? — Торви развернулась в его объятиях, ухватилась за ворот рубашки, и на долгие несколько минут кофе был забыт.

— Кажется, это я предсказуем, — Эрлендур прижался лбом к её лбу.

Торви пихнула его в плечо.

— Убью, — беззлобно предупредила она. — Ты не предсказуем, а основателен.

— Скучен, — фыркнул Эрлендур, поддразнивая её. — Признай это. — Его глаза смеялись, и Торви рассмеялась тоже, подаваясь вперед и утыкаясь носом в его шею. — Твой кофе остынет, любовь моя. А холодный ты ненавидишь.

Эрлендур знал, какой она предпочитает кофе (Бьерн за все годы запомнить не удосужился) и знал, что после высоких каблуков, которые ей приходилось надевать на приемы и деловые встречи, работая красивой картинкой для благополучного мужа, ей нужен массаж ступней. Эрлендур знал, что она любит на ужин и умел целовать так, что у неё подкашивались ноги, до сих пор, как у влюбленной студентки, хотя на самом деле они были любовниками уже больше восьми лет. И теперь Торви думала: как давно Лагерта знала об этом? Сколько времени ждала подходящего момента, чтобы прижать их к стенке?

— Почему я не встретила тебя раньше? — в сотый раз Торви задавала этот вопрос вслух. Эрлендур улыбнулся ей в макушку.

— Потому что так было нужно.

— Сегодня мне звонила Лагерта, — Торви сжала руки у него на спине. — Мне так страшно, Эрлендур, мне очень страшно.

— Идем на кухню, — он чуть отстранился, приподнял её лицо за подбородок и провел кончиком носа по её щеке, от подбородка к виску. — Сначала кофе. Потом душ. Потом я займусь с тобой любовью, потому что я скучал по тебе. Потом — всё остальное, включая Ингстадов. Как тебе план?

План звучал отлично. Смывая с себя тяжесть прошедшего дня, Торви подставила лицо хлещущей из душа воде, зажмурилась. Длинные светлые волосы мокрыми прядями спадали по её спине на талию. Великая Фрейя, за что ты так наказываешь её, почему просто уйти от Бьерна и стать счастливой и свободной — не её путь?

Она понимала, что Бьерн постарается отобрать у неё всё, что она любит, потому что никто не уйдет от Бьерна Железнобокого, пока он сам того не захочет. А если он и решит уйти сам и жениться на Снефрид, которая наверняка дожимала его, то не раньше, чем заполучит Lothbrok Inc., ведь он заодно со своей матерью и жаждет видеть своих братьев пусть не мертвыми, но нищими. Ведь отец так несправедливо поступил с ним, отдав свою долю Ивару, фактически, поставив старшего сына в подчинение младшему. Бьерн Лодброк не смог смириться с этим.

А Лагерта сделает всё, чтобы защитить своего мальчика, пойдет на убийство и предательство, Торви знала это. И понимала, что, однажды схватив её в силки, Лагерта Ингстад не выпустит её.

Что ей делать, великая Фрейя? Неужели ты отвернулась от Торви Лодброк?

А ведь она так была уверена, что справится с этим.

*

— Лагерта всё ещё хочет, чтобы я докладывала ей о каждом шаге Ивара, обо всем, что узнаю в семье, — Торви осторожно и нежно выписывала кончиками пальцев круги у Эрлендура на животе. — После покушения на Сигурда и Блайю мне страшно. Я боюсь, она что-то задумала, чтобы уничтожить всех сразу, только не знает, как провернуть, чтобы подозрение не пало на неё. Лагерте очень выгодно, чтобы Ивар подозревал кого-то другого, и «козел отпущения» у неё уже есть — это Ида. Лагерта пытается делать вид, что сотрудничает с Иваром, заключая с ним сделки и подбрасывая новости, которые он мог бы выяснить и сам, власти у него хватит. Бьерн тоже делает вид, что на стороне Ивара, хотя на самом деле сам за себя. Мне трудно в этом участвовать, Эрлендур. Не хочу я никакой мести уже, — она прижалась губами к его плечу. — Я просто хочу быть с тобой, и всё. К Хель всё это бы…

Эрлендур слушал её, не перебивая, и только мягко гладил по обнаженной спине. За прошедшие восемь с половиной лет после их первой встречи он часто порывался просто забрать её и увезти хоть в Новую Зеландию, хоть на чертов необитаемый остров в Тихом океане, лишь бы вся эта кровь и лодброковские козни остались позади. Но Торви знала, что Эрлендур понимает: Бьерн не потерпит своеволия жены, ведь он сам её выбрал и сам забрал из Норвегии, привез в чуждую ей страну. Изменять она могла сколько угодно, и вероятно, он знал об этом, просто плевать хотел. Но бросить её он должен был сам. Это должен был быть его выбор, а не её.

Теперь в игру вступила Лагерта, и всё стало ещё сложнее. Сам Эрлендур, теперь — единственный владелец отцовского бизнеса, едва уживался с Бьерном, но понимал, что добровольно под каток себя и семейную компанию класть не будет, а значит, нужно как-то терпеть Железнобокого. Лагерта угрожала всему, что Эрлендур построил за эти годы сам, угрожала его женщине, и управы на неё не было.

Пока что не было.

— Может быть, стоит рассказать всё Ивару?

— Он убьет меня уже за то, что я ей помогала, — Торви качнула головой. — Рассказывать надо было сразу, но я увязла в этом, любимый, и теперь мне всей пропадать. Я за себя не боюсь, — она потерлась носом о его шею. — Я за тебя боюсь, очень. Ты даже не представляешь…

— Очень хорошо представляю, — Эрлендур мягко поцеловал её в губы. — Ты не должна была соглашаться, я ведь говорил тебе.

— Мне всё равно пришлось бы согласиться. Я думала, я знаю, что делаю. Но я ничего не знаю.

— Иди ко мне, — шепнул Эрлендур, и Торви уютно свернулась у его бока. — Мы со всем справимся. Я обещаю.

За окном постепенно темнело, и, как бы Торви ни хотелось остаться, она засобиралась обратно. Слово «домой» никак не хотело срываться у неё с языка — дом Лодброков даже для них самих домом не был. Эрлендур наблюдал за ней, заложив руки за голову.

— Останься, — он улыбнулся. — Ты же сама сказала, что Бьерн сегодня не ночует дома.

Торви присела на постель, взяла его за руку, сплетая их пальцы.

— Ивар может что-то заподозрить. Пока что я для него — все еще глупая жена старшего брата, и пусть так остается и дальше. Я не хочу давать поводов для подозрений. Мы восемь лет скрывались и осторожничали, не стоит пускать затраченные усилия коту под хвост.

Эрлендур поднес её ладонь к губам.

— Будь осторожна, — пробормотал он, целуя костяшки её пальцев.

Никаких вам «я боюсь тебя потерять» или «я люблю тебя», но Торви знала — любит и боится потерять, и ему вовсе не обязательно произносить это вслух, не обязательно обесценивать слова, которые она и без того читает между строк.

— Буду, — она поцеловала его, и её светлые волосы упали по обеим сторонам от их лиц, на несколько мгновения пряча от всего мира. — Я всегда осторожна.

«Но не всегда по-настоящему знаю, что делаю», — подумала Торви, уже садясь в такси. Пора была это признать. Она по-крупному влипла и не представляла, что будет, когда все карты лягут на стол. В этой игре становилось всё больше участников, а победитель должен был остаться только один.

Когда Торви села в такси, ей снова позвонила Лагерта.

— Ты должна со мной встретиться.

========== Глава четвертая ==========

Комментарий к Глава четвертая

Решила дать и этим ребятам немного милоты перед тем, как Лагерта устроит Астрид и Торви головомойку, а Альфред и Ивар приступят к исполнению плана, который они придумали :) Ну и да, это передышка для автора перед главой Ивара, которая лично для меня будет сложной.

Таймлайн: четвертое июля, после разговора Ивара и Альфреда прошло как минимум недели две - три.

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c846324/v846324546/8ce27/aiMaydGxMgk.jpg

Накануне Четвертого июля, праздника, когда взрослые на несколько часов становились детьми, а детям разрешалось чуть больше, чем в другие дни, Альфред торчал в офисе. Отложив в сторону несколько контрактов, которые могли подождать до понедельника, он с тоской глядел на стопку приглашений на разнообразные приемы, которые подсунула ему мать. Если он хочет удержать Kedric Inc. на плаву после отхода Экберта от дел, он должен посетить хотя бы две из них — по одной на пятницу и субботу, лишь бы партнеры компании убедились, что он ими не пренебрегает. И Элсвита, идеальная Элсвита — красивая, безукоризненно воспитанная, интуитивно чувствующая, когда и где нужно появиться, чтобы и порадовать бизнес-партнеров, и семью не обидеть, — это понимала.

Альфред смотрел на картонные прямоугольнички приглашений и хотел, чтобы все это исчезло — и дорого обставленный офис, и стол с документами, и ответственность, острыми шипами впивающаяся в разум, зудящая в голове, мешающая просто жить. А больше всего на свете ему хочется жить: переодеться в простые джинсы и футболку и отправиться в бар. Только наследнику корпорации это не положено. Нельзя.

А ещё над ним, будто Дамоклов меч, нависала сделка с Иваром Бескостным. Экберт загнал Альфреда в угол, заставив искать выходы из ситуации, из которой, казалось, выходов и вовсе не было. Альфред понимал, что Экберт не остановится ни перед чем и не хотел подвергать опасности Астрид. Она и так рисковала, предавая Лагерту ради него. Но, Господи, когда она прижималась к нему, ему хотелось сцапать её в охапку и увезти далеко-далеко, чтобы никто и никогда их не нашел.

Альфред был готов пойти (и сделал это) на сделку с Бескостным, но теперь ему предстоял ещё один ход, и результат его напрямую зависел от Астрид и её умения воздействовать на Лагерту в благоприятный момент. Вопрос был только в том, когда наступит этот момент?

Ивар не любил ждать. А Экберт не любил, когда его приказов ослушивались. Альфреду казалось, будто его со всех сторон обложили, и самым безопасным сейчас казалось просто выбрать прием, который ему придется посетить, изображая из себя того, кем он не являлся.

Верным женихом, послушным внуком и почтительным сыном, например. Быть может, его светская активность и новые партнеры для компании отвлекут Экберта хотя бы на время.

— Тебе нечем заняться больше? Хватит работать, — Астрид вошла в кабинет, закрыла за собой дверь. Альфред успел заметить, что коридоры офиса были уже полутемными. Сотрудники воспользовались коротким днем и поспешили по домам, чтобы насладиться праздником в кругу семьи.

Пять часов вечера. Обычно офис в это время еще полон жизни.

— Я выбираю, на какой из вечеринок наших бизнес-партнеров будет менее скучно, — Альфред указал на три приглашения, которые он разложил перед собой.

Астрид взяла в руки глянцевые прямоугольники, пробежалась взглядом по тексту, затем разорвала их напополам.

— Эй!

Не то чтобы Альфреду самому не хотелось в клочья порвать эти чертовы приглашения, кипу контрактов, на которые он ставил подписи, и всё остальное, однако он понимал, что никогда не сделает этого. Слишком сильно, как ржавчина, въелась в него ответственность, вколачиваемая в его сознание дедом, отцом и матерью. Слишком часто он слышал, что должен, должен, обязан, потому…

Потому что.

Астрид скользнула к нему на колени, обхватила его лицо ладонями. Её шальные, яркие глаза оказались так близко, что он мог разглядеть серые искры на голубой, как морская вода, радужке. Астрид и была его морем — то спокойным, как в штиль, то бушующим и страстным.

— Хватит, — прошептала она Альфреду в губы. — Завтра праздник. И я не хочу, чтобы ты и сегодня принадлежал Элсвите, понятно?

Сладкая дрожь пробрала Альфреда до самых костей, и он сомкнул руки у Астрид за спиной, прижимая её к себе крепче и ближе, еще ближе. До закипания крови, до бешено отдающегося в висках сердцебиения, до жаркого возбуждения, тяжело бьющего в пах.

— Я скучал…

— Я знаю, — Астрид обвела пальцем контур его губ. — И сегодня ты — мой, Маленький Принц, мой до рассвета. — Она провела рукой по его животу и ниже. — Ш-ш-ш, — промурлыкала она, склоняясь к его уху. — Не торопись, принц…

— Черт, Астрид, — выдохнул Альфред, сжимая ладонями её бедра, обтянутые плотной черной джинсой. — Что ты творишь?

— Вот теперь ты готов…поехать со мной, — она вывернулась из его объятий, улыбнулась: лиса лисой, любовница самого знаменитого персонажа Антуана де Сент-Экзюпери, который вдруг отринул розу ради хитрых чужих глаз. Она выглядела собранной, и только лукавая улыбка выдавала, что она задумала какую-то каверзу. — Прямо сейчас отправляйся домой, найди простые джинсы и футболку, обычную куртку. Я буду ждать тебя через час в двух перекрестках к северу от твоего дома, — Астрид подмигнула ему. — Ты — мой, и к черту твои приемы.

*

Элсвита, разумеется, изошла на нытье, уговаривая его поехать с ней на одну из вечеринок. Уже натягивая куртку, Альфред наспех сунул ей первое попавшееся приглашение, которое положил в карман, уходя из офиса.

— Скажи, что я заболел, — он пожал плечами. — Соври что-нибудь, ты это умеешь.

— Куда ты собрался? — Элсвита мяла в руках ткань шелкового бирюзового платья. — Ты хоть понимаешь, как будет выглядеть, если я появлюсь на вечеринке без тебя?

— Мне плевать, — Альфред пожал плечами. — Сегодня канун Четвертого июля, и я собираюсь провести его, как сам того захочу. А ты отправляйся на свою вечеринку. Если ты там с кем-то переспишь, я даже не буду против, — подбросив ключи от квартиры в ладони, он вышел на лестницу и захлопнул за собой дверь, отрезая от себя онемевшую от возмущения Элсвиту.

Потом подумал: зря он ей так. Элсвита не виновата, что его все задолбало. И уж точно не побежит с кем-нибудь спать, не тот она человек. Альфред всегда был сдержан с ней, и теперь не был доволен собой за этот срыв, ведь Элсвита всего лишь попалась ему под горячую руку. На её месте мог быть кто угодно. Впрочем, сказанного уже не вернуть, и Альфред постарался забыть об этом.

Астрид ждала его на перекрестке. Стоило ему усесться на переднее сидение и пристегнуться, она тут же завела машину и тронулась с места.

— И куда мы едем? — поинтересовался Альфред.

— Потерпи, — Астрид бросила на него веселый взгляд. — Узнаешь. Ехать нам часа полтора, можешь поспать. А то в твои мешки под глазами скоро можно будет складывать прибыль компании, как раз места хватит.

— Ой, да иди ты, — процедил Альфред, но он даже себе врать не мог: он не злился. Он слишком хорошо понимал, что Астрид права. И, хотя обычно ему не удавалось уснуть в машине, усталость дала о себе знать. Он прикрыл глаза и провалился в сон без особых сновидений, а проснулся, когда Астрид мягко потрясла его за плечо:

— Подъем, приехали!

Судьба в лице Астрид, как выяснилось, забросила Альфреда в небольшой городок недалеко от Чикаго — типичную американскую провинцию, которая встречается здесь и там, стоит отъехать чуть подальше от мегаполиса. Аккуратные, будто сошедшие со страниц каталога о продаже недвижимости домики, подстриженные газоны и дети, провожающие взглядом незнакомую машину, сменились чуть более обшарпанными, но такими же типичными домами. К одному из них и подъехала Астрид, припарковалась и отстегнула ремень безопасности.

— И где мы? — вскинул брови Альфред.

— В моем родном городе, — Астрид хлопнула дверцей автомобиля, подождала, пока Альфред выберется из машины, и щелкнула кнопкой сигнализации. — Добро пожаловать, Ваше Высочество, — она сделала реверанс, и за её напускной бравадой на раз-два угадывалась боль, скрытая за клеткой её ребер, затаившаяся там, как зверь, вот-вот готовый напасть. — Не идеальный дом в центре Чикаго, но здесь я родилась и выросла. Идем, — Астрид протянула Альфреду ладонь.

Они бродили по улицам городка, взявшись за руки, и Астрид рассказывала Альфреду свою историю. Грустная сказка о девочке, отец которой погиб под колесами поезда, когда его машина заглохла прямо на железнодорожных путях. Мать начала пить. В восемнадцать лет Астрид сбежала в Чикаго, а, благодаря черному поясу в каратэ, приобретенному еще в подростковом возрасте, она попала в одну из уличных банд. Почти все деньги, полученные Астрид столь незаконным путем, она тратила на содержание спившейся матери, и, наверное, только это сохранило им дом. Именно там её и нашла Лагерта — вытащила из дерьма, взяла к себе работать, и шесть лет Астрид была верна ей, будто цепная собака. Была готова перегрызть глотки всем врагам Ингстад.

А потом они встретились.

Альфред очень хорошо помнил, как: он вернулся из Дублина, заехал к деду, и тот сообщил, что нашел ему личного ассистента. Альфред лишь закатил глаза — идеи Экберта всегда казались ему чрезмерными. Личный ассистент? Зачем? Разве он не в состоянии справиться сам?

Когда он увидел Астрид, он быстро изменил свое мнение — и не потому, что ему резко понадобилась помощь. Астрид была красива и умна. Знала об этом. Не пользовалась этим. Но Альфреда при встрече с ней каждый раз накрывало с такой силой, что он едва держался на ногах — тогда еще восемнадцатилетний дурак, по уши влюбленный в девушку старше себя на семь лет.

Уже тогда у него была Элсвита.

Уже тогда он понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет, но сил и желания держаться не было, не было, и в один вечер он пригласил Астрид на свидание, надеясь, что она впустит его в свою жизнь.

Тогда за ним ещё не следили, как за единственным наследником Экберта, и он мог бродить по улицам и барам, не опасаясь, что его узнают.

Астрид впустила его, и всё стало так просто и сложно.

— Вдетстве я любила Четвертое июля, — прильнув к нему, Астрид смотрела, как по противоположной стороне улицы шагает семья, явно спешившая на салют. — Папа брал меня за руку, и мы шли по улице на площадь. Потом Четвертое июля стал для меня праздником, который напоминал о разрушенной семье.

Альфред прижался губами к её виску.

Начал накрапывать мелкий летний дождик, и волосы Астрид, убранные в простую косичку, чуть завились от влаги. Альфред давно перестал врать себе: он любил её, и любил совершенно любой — хоть в строгом деловом костюме на совещаниях у Экберта, хоть в домашней одежде по выходным, хоть в длинном вечернем платье. А особенно она нравилась ему такой, какая она была сейчас: в джинсах и майке и с прядями волос, прилипшими ко лбу.

Они целовались, как подростки, замерев посреди улицы богом забытого городка в Иллинойсе (черт знает, как он назывался), и дождь усиливался. Дети с визгом разбегались по домам, расстроенные, что салюта, кажется, не будет.

А потом Астрид быстро сварганила им ужин из продуктов, прихваченных с собой (она хоть и не жила в доме, но исправно платила коммунальные услуги, как и до смерти матери). Они жевали картофель фри и куриные куски в панировке, сидя перед телеком, смотрели, как Майкл Майерс гоняется за Лори Строуд, размахивая ножом, а за окном бушевал ливень.

— Ну и ночка, прямо как из ужастика! — Астрид зевнула. — Мы в такие ночи рассказывали страшилки, даже если был не Хэллоуин. Кстати, у тебя была любимая страшилка? — устроившись головой у Альфреда на коленях, она закинула в рот соломку картошки. — Знаешь, из детства, которыми пугали, чтобы дети были осторожны или не ели много конфет? Мне вот папа рассказывал, что, если не вернуться домой к десяти вечера в Хэллоуинскую ночь, то попадешься ведьме, и она тебя съест.

Любые праздники в семье Альфреда не очень-то отмечались: отец и мать зачастую уходили на какие-то закрытые вечеринки, приглашения на которые бизнес-партнеры присылали аж за два месяца до события, а Альфред и Этельред оставались дома: ели конфеты, смотрели фильмы по телеку или играли в комп. И одну из самых страшных историй рассказал Альфреду именно старший брат.

— Однажды Этельред рассказал мне, — Альфред прожевал последний кусок курицы, поставил тарелку на журнальный столик, — что, сколько бы хэллоуинских конфет ты не съел, ты должен оставить несколько штук мальчику, который приходит за последней шоколадкой.

— Призрак-сладкоежка? — Астрид прожевала еще один кусочек картошки. — Твой брат, однако, шутник.

— Ну что-то вроде. Жил-был на свете мальчишка, который больше всего любил шоколад, но родители не разрешали ему его есть. Все собранные на Хэллоуин конфеты они у него отбирали. И однажды в Хэллоуин он спустился попить воды и увидел, как родители поедают собранные им шоколадки. Мальчик разозлился. Он пошел на кухню, взял нож и убил родителей, а потом съел все сладости сам. Даже те, — он понизил голос, чуть склонился к лицу Астрид и зловеще шепнул: — Даже те, что были в желудке…

Она расхохоталась.

— И что же тут страшного?

— Я еще не закончил. Полиция арестовала его, но мальчику удалось сбежать. С тех пор он ходит и следит, чтобы дети оставили ему последнюю шоколадку, а у жадин он вырывает конфеты прямо из живота! — Альфред скорчил рожу. — В детстве эта страшилка казалась более жуткой, — пожаловался он. — Особенно в исполнении Этельреда.

Астрид поставила тарелку с недоеденной картошкой фри прямо на пол, затем выпрямилась и уселась к Альфреду на колени.

— Ну, — прошептала она, склонившись к его лицу, — у нас нет конфет… И сегодня не Хэллоуин.

И потянула вверх его футболку.

Они занимались любовью прямо на старом, скрипящем диване, пока Майкл Майерс убивал на экране свою очередную жертву, и даже если бы в дверь к ним постучался сам монстр Франкенштейна, вряд ли ему кто-нибудь бы открыл.

А потом Астрид позвонила Лагерта и потребовала немедленно возвращаться в Чикаго. И, пока они возвращались в город по пустынному ночному шоссе, Альфред подумал, что ему всё это не нравится. Что они ждали благоприятный момент, а действовать придется наугад и именно сейчас.

Зато Бескостный будет доволен.

— Будь осторожна, хорошо? — потянувшись, он поцеловал Астрид. Она запустила пальцы в его волосы. — Ты помнишь, о чем мы говорили?

Она кивнула.

— Я ничего не обещаю. Но надеюсь, что всё получится.

========== Глава пятая ==========

Комментарий к Глава пятая

Aesthetic от Akcel:

https://sun9-5.userapi.com/c824409/v824409477/196c6d/N-X_fB3SpNk.jpg

https://sun9-3.userapi.com/c824409/v824409477/196c76/hEv7P1yQ9JA.jpg

Чикаго, дом Лодброков. Третье июля.

Бьерн привычным движением скрутил крышку у бутылки виски из отцовских запасов, и темная жидкость заполнила стакан почти доверху. Хвитсерк скосил на него глаза, но промолчал, продолжая крутить в руках мобильный телефон. Ивар чуть ухмыльнулся: средний братец ожидал сообщения от своей принцессы. Если Хвитсерк думал, что его интрижка с невестой Альфреда осталась незамеченной, то он ещё больше дурак, чем Ивар полагал раньше. У Лодброков везде были уши и глаза. О том, что на Элсвиту МакАддамс было совершено покушение, а Хвитсерк уехал из клуба после неудачи Лагерты вместе с ней, Ивар узнал одним из первых. Возможно, первой была Лагерта, которая пыталась таким образом надавить на Хвитсерка и заставить его продать ей клуб.

Ивар отлично понимал, почему Ингстады поступают именно так: они жаждали захватить как можно большую сферу влияния в Чикаго и потеснить Лодброков, уничтожить их исподтишка. Ивар хотел бы сам выкупить клуб Хвитсерка, лишь бы он не достался Лагерте, но тупой братец уперся рогом, не представляя до конца, на что способна бывшая жена их отца, чтобы досадить сыновьям Аслауг. Пусть теперь разбирается сам, а он, Ивар, будет разбираться со своими делами.

Например, с Исайей Блэком и его дочерью. Мысль об Иде заставила его внутренности аж в узел скрутиться. Ивар вспомнил, как она поцеловала его там, в тире, соглашаясь на кровавую сделку. И помнил, что ответил ей — так, как всегда и хотел, почти вгрызаясь в её губы, кусая их и ощущая на языке вкус крови. Тьма окутала их обоих, сметая любые барьеры, потому что для темноты преград не существует. А потом Ида отпрянула, облизнула прокушенную губу и улыбнулась. И предложила возвращаться домой.

Казалось, ничего между ними не изменилось. И в то же время изменилось всё. Ивар почувствовал, как темная сторона в Иде берет верх, и пусть цель её была вполне благородна — спасти мать и сестру, достигать её она собиралась отнюдь не благородными средствами. Она заключила сделку с человеком, которого считала воплощением христианского Дьявола, и, кажется, не жалела об этом, падая за ним в пекло. Ивар думал, что в тот вечер они оба — случайно или намеренно — открыли друг другу собственные слабости, и выяснилось странное. Слабостью Иды была не только её семья, как он прежде думал. Слабостью Иды была её невозможность сопротивляться Ивару.

Себя же Ивар прежде считал человеком, чьи слабые стороны были скрыты даже от него самого. И тем болезненнее было понимать, что и у него нашлась ахиллесова пята, и у неё было имя.

Ида Блэк-Лодброк.

Ивар знал, что стоит кому-нибудь узнать об этом, как его власти придет конец. И знал, что не должен палиться так, как уже спалился Хвитсерк, чье идиотское и совершенно ненужное чувство к Элсвите МакАддамс могло его погубить. А вместе с ним, возможно, и всех остальных. Великие боги, даже когда он спал с Маргрет — и то это было безопаснее!

Стоит Экберту узнать, что невеста его внука — больше не невинная ирландская малышка, и что она греет постель Хиту, братцу его несдобровать. А учитывая привычку Лагерты давить своим врагам на больную мозоль — несдобровать будет и Элсвите. На неё Ивару было плевать, а вот Хвитсерка это могло бы подкосить. Ивару он был нужен… если не думающим, этого Хит не умеет, то хотя бы адекватным. Хватит им Уббе, у которого после отравления его жены-шлюхи шарики за ролики в мозгу закатились.

Хвитсерк в очередной раз крутанул в руках телефон. На шее, прямо над ключицей, багровел засос, яркий и вызывающий. Дурак, ох, дурак, драуг его задери…

Почему в этой семье думать умеет только он, Ивар?

У Ивара возникло странное ощущение дежа вю. Несколько недель назад они, тогда еще четверо братьев, так же сидели у Ивара в кабинете, только с ними был Уббе.

Уббе, который оказался предателем похлеще Сигурда. Змееглазый хотя бы пообещал вернуться, если семье понадобиться помощь. Уббе же просто сбежал в стан врага. Ещё до внезапной договоренности с Альфредом, которой могло бы и не быть. Ещё до…

До Иды.

До всего.

— Хватит пить, Уббе, — Бьерн прервал затянувшееся молчание. — Нам нужно решать, что делать с Исайей Блэком.

— Я похоронил жену, Бьерн, — Уббе сделал глоток виски. — Я имею право скорбеть по ней, или ты и в этом мне откажешь?

Уббе всегда чувствовал себя не на своем месте — старший брат, но совсем не старший. Похожий на отца, но только внешне. Мудрый и хитрый, но недостаточно, чтобы управлять компанией, и Рагнар это прекрасно видел, поэтому и отдал Lothbrok Inc. Ивару, а не Уббе.

Бьерн поджал губы.

— Нам некогда распускать слюни, — он покачал головой. — Исайя наверняка собирается объединиться с кем-то из наших врагов, чтобы напасть. Нужно решить. что делать.

Уббе хохотнул.

— Решать всё равно будет Ивар, а нам останется только согласиться.

Ивар ухмыльнулся: ты всё правильно понимаешь, старший братец. Мы не в сказке, где младший в семье — дурак, каких мало. Ни один из старших братьев Лодброков не был способен придумать хоть один мало-мальски действующий план. Если бы могли — Ивар с удовольствием бы послушал их.

— А у тебя есть другие предложения? — он развел руками. — Я открыт к любым, если они будут стоящими.

— Моя жена погибла! — Уббе повысил голос. — Она лежит в могиле, а вы только и думаете, как заграбастать себе больше власти, будто и без того недостаточно! — он залпом допил виски, и его прорвало, как прогнившую плотину. — Маргрет умерла потому, что тебе было мало могущества! Ты хочешь всё больше и больше, Ивар, будто тебе и целого мира будет мало! Твоя жажда богатства и власти пугает и уничтожает даже тех, кого ты называешь семьей! Кто следующий, Ивар? Я? Хвитсерк? Кто-то из наших близких?

Ивар краем глаза уловил, как вздрогнул Хит, осторожно поставил на подоконник свой стакан с виски. Отлично, просто прекрасно. Ивару многих усилий стоило сдержать довольную ухмылку. Давай, Уббе, дай повод. Кричи. Бей стаканы. Истери, как твоя глупая женушка. Её смерть подкосила тебя, а в семье Лодброков нет места сломавшимся.

— Поэтому я и предлагаю уничтожить Исайю, — Бьерн собрал всё свое спокойствие. — Мы с Иваром уверены, что в смерти Маргрет и в покушении на Сигурда и Блайю виноват именно он. Экберт не стал бы подставляться так глупо.

Бьерн не знал почти ничего, и сейчас он говорил, исходя из той информации, которую предоставил ему Ивар. А Ивар умолчал о многом.

О сделке, которую заключил с Идой. О слежке за Альфредом. О планах уничтожить Лагерту, Экберта и Исайю одним махом, заставив их объединиться против него в то время, как их дети будут играть на стороне поля, принадлежавшей Ивару. У каждого были слабости. Альфред больше всего боялся за свою Астрид. Ида — за сестру и мать, хотя ему казалось, будто у неё была ещё причина, по которой она шагнула за ним в темноту. Лагерта же просто была слишком горда, и её гордыня, её слепое желание отомстить сыновьям Аслауг её же и погубит. Ивар желал увидеть её издыхающей. Её и её мужа Калфа, который всегда и во всем ей помогал.

Ивар знал: совсем скоро в Чикаго начнется кровавая баня, и подготовка к этой войне, решающим в которой должно быть одно-единственное сражение, ведется уже давно.

— Хватит притворяться, будто судьба Маргрет или Сигурда вас беспокоит! — Уббе стукнул об стол стаканом. — Единственное, что вы хотите иметь — ваша власть и деньги, а всё остальные могут захлебнуться в крови, помогая сохранить их!

— Так ты отказываешься помогать? — вкрадчиво поинтересовался Ивар. — И почему же?

Уббе сжал зубы.

— Потому что я считаю, что именно ты виноват в том, что я потерял жену.

Ивар склонил голову, воспринимая его ответ, а потом хлопнул в ладоши и расхохотался.

— Ты, как всегда, показываешь свою глупость, братец. Ты обвиняешь меня, потому что всегда отказывался осознавать очевидное: твоя женушка, милая Маргрет, была той ещё блядью, — вот он, момент истины. Ивар ждал его долго, и он, наконец, настал. Давай, Уббе, включай режим берсерка. И всё получится так, как ему, Ивару, было надо. — Разве ты не знал, что она спала с Хвитсерком? Что сохла по Сигурду, а на тебя ей было наплевать? Разве ты не помнишь её поведение на свадьбе? И её ты защищаешь? Вместо своей семьи?

Слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Уббе вскочил, подлетел к Хвитсерку, размахнулся и от души врезал ему кулаком по лицу. Хвитсерк, прекрасно знавший, где и как налажал, всё равно не остался в долгу — сказывались годы, проведенные на рингах подпольных боев. Кулак впечатался Уббе в челюсть, и тот отшатнулся к столу от удара, ухватился рукой за край, чтобы удержать равновесие. Плюнул на ковер кровью и выбитым зубом и рванулся вперед снова, но Бьерн удержал его.

— Сука, — выдохнул Уббе в лицо Хвитсерку. Тот, осознавший, что произошло, выглядел побитой собакой, даже не пытался оправдаться, и, наверное, не возражал бы, если бы его решили избить ногами. Бьерн скрутил Уббе, не позволяя ему снова ударить Хита.

Ивар наблюдал за эпической картиной ссоры, крутя отцовский браслет вокруг запястья.

— Все вы знали, — Уббе вырвался из хватки Бьерна. — Какого же хрена вы молчали?

Гнев спадал с него, будто покрывало, и под его искаженной личиной Ивар видел боль и горечь. Ухмыльнулся.

— А что изменилось бы, если бы ты узнал?

И тогда Уббе ушел. Плюнул им всем в лицо и ушел. Ивар знал, что он отправится к Лагерте, потому что идти ему было больше некуда. И, хотя спокойствия Уббе ему не хватало, он понимал, что так будет лучше. Нужно сразу избавиться от возможных предателей, от тех, кто может дать слабину. К сожалению, Уббе сломался, опустел, перестал быть Лодброком, сильным и яростным, и всё больше погрязал в пучине своего горя и пристрастии к выпивке. Его злоба уляжется, а боль и алкоголь останутся с ним, и пусть лучше слабые будут на стороне противника. Лагерту погубят слабые союзники и те, кто был себе на уме. Такие, как Уббе. Такие, как Астрид.

А кто остался у Ивара?

В Бьерне он не был уверен, именно поэтому и не делился с ним всем планом — не говорил, что Ида на их стороне, умолчал о договоре с Альфредом. Ивару казалось, будто старший брат на самом деле держит сторону Лагерты.

Хвитсерк был слишком глуп, и из него только исполнитель и выходил хороший. План доверить ему было нельзя. Особенно учитывая его интрижку с Элсвитой. Ивар заметил её ещё на приеме после премьеры балета, когда Хит пригласил невесту Альфреда на танец. Ивар всегда всё замечал. Эта парочка пожирала друг друга глазами, будто они, драуг их возьми, находились не в зале, полном людей, а наедине. Даже Ида тогда нахмурилась и, склонившись к уху Ивара, прошептала: «Разве это не невеста Альфреда разговаривает сейчас с Хвитсерком? Ему нельзя с ней связываться».

Уж разумеется, нельзя.

И, разумеется, Хвитсерк связался. Когда он вообще делал что-то умное?

— У Исайи наверняка есть союзники, — и, если план Ивара сработал, он знает, кто именно стал ими теперь, хотя до этого после диверсии Альфреда Исайя действовал в одиночку. — Бьерн, я хочу, чтобы ты попытался это выяснить. Нам необходимо их разделить, — о нет, не нужно их разделять, их нужно сохранить вместе. Убить всех волков одним выстрелом. — У каждого есть педаль, на которую можно надавить и заставить отказаться от попыток нас уничтожить. Хвитсерк, — Ивар вытащил из ящика папку, протянул Хиту. — Здесь — досье на тех, кто Исайе близок. Не союзники, но всякие адвокаты и близкие друзья. Те, кому он сильнее всего доверяет. Вы с Гуннаром должны привести ко мне одного из них. Я хочу приготовить Исайе подарок на праздник. Немного запоздалый, но он оценит.

«И разозлится».

— И как ты собрался рассорить союзников Исайи с ним? — скептически вскинул бровь Бьерн.

«Милый братец, — подумал Ивар почти умиленно, — ты ничего, ничегошеньки обо мне не знаешь, хотя думаешь, что изучил. А я знаю о тебе всё. Знаю, что ты хочешь развестись с Торви и оставить её без цента денег и без детей. Выставить за порог голой и жениться на Снефрид. Знаю, что за Лагерту ты перегрызешь горло даже мне. Но если всё пойдет, как надо, Лагерта сама попадет в мои руки, а вместе с ней — и ты. С Торви я как-нибудь разберусь. И останется только уничтожить Экберта, но предательство внука сломает его и так, и он подохнет от какого-нибудь сердечного приступа, не успев переделать завещание. Альфред не станет препятствовать мне стать монополистом на рынке оружия, на него у меня тоже есть рычаги давления. Никто не будет ни с кем ссориться, Бьерн, и все вы попадете в расставленную мною ловушку».

— Это будет зависеть от того, кто его союзники, — развел руками Ивар. — К каждому из врагов нужен свой подход.

Неужели такие простые мысли даже не приходят Бьерну в голову?

У Исайи не было союзников. До недавнего момента. И Ивар отлично знал это. А Бьерн вот не знал.

Завибрировал мобильный. Хвитсерк просмотрел полученное сообщение, спрыгнул с подоконника на пол.

— Я тебе больше не нужен?

Ивар махнул рукой: иди. Спеши к своей ирландской любовнице, братец, подставляйся, как можешь. Трахайся, пока хер не отрезали. Свою голову на место твоей всё равно не приставить.

— Откуда у тебя информация о людях, близких к Исайе? — Бьерн вращал вокруг пальца обручальное кольцо, которое связывало его с Торви. Пока что связывало.

— Я всегда и обо всем знаю.

На самом деле, информация у Ивара была от Иды. Она, ведомая договором и собственной тьмой, предоставила ему досье на всех, кто помогал её отцу в махинациях. Но и ей Ивар пока что не сказал всего, о чем конкретно договорился с Альфредом. Их отношения и так балансировали на краю пропасти, и Ивару чудилось, будто вот-вот они оба в неё упадут.

— На сбор информации у тебя пять дней. Извини, — Ивар подался вперед, оперся подбородком о сложенные домиком ладони. — Больше дней дать не могу. Сигурда с нами нет, а, признаться, ищейка он неплохая. То немногое, что ему вообще удается.

— Ему многое удается, — произнес Бьерн, поднимаясь. — Только ты этого не видишь.

*

Оставаясь в одиночестве, Ивар думал… о многом. А теперь, когда он раздал братьям задания (и одно из них — для того, чтобы в зависимости от результатов поступить с точностью до наоборот), создавая видимость их вовлеченности в план, Ивар думал об Иде.

Фенрирово дерьмо, изменилось всё. Ивар не хотел врать самому себе — он чувствовал, как сливается тьма в его душе, с той тьмой, что носила в себе Ида. Теперь он понимал: они до безумия похожи, только Ида выдержанна и спокойна. Однако они оба достаточно хитры, чтобы держать в рукаве несколько дополнительных карт, и достаточно умны, чтобы понимать: объединившись, они будут составлять грозную силу. И эта похожесть тянула их друг к другу, волочила волоком, и сил сопротивляться больше не было.

Ивар взглянул на шрам, пересекающий ладонь. Боги скрепили их союз кровью. Богам угодно, чтобы они шли по жизни рядом. Кто он такой, чтобы спорить с богами?

Физическое притяжение между ними было таким же невероятным, как их внезапно открывшаяся похожесть. Их обоих словно током било, стоило оказаться рядом. Ивар бы уволил Иду с её места помощника, лишь бы уберечь себя от этого заворота внутренностей, от этого жара, охватывающего полностью, но она всё ещё была нужна ему там, в офисе. И, великий Один, это было невыносимо. И мучительно. И болезненно. И сладко. Ивар не испытывал такого прежде, для него в новинку были эти эмоции и это желание, которое, он знал, никогда не найдет достаточного удовлетворения.

Ведь он был калекой, неспособным быть с женщиной. И поэтому они оба продолжали делать вид, что ничего не происходит, ведь Ида наверняка тоже понимала, что притяжение ведет их обоих в тупик. Ивар думал и анализировал, а тело его (по крайней мере, до пояса) жило собственной жизнью, и у него кишки в узел заворачивались, когда Ида прикасалась к нему.

Интересно, она чувствовала то же самое?

Возможно. Ида отдергивала руку, отступала, но в глазах её прятался… триумф? Теперь не только Ивар обладал над ней властью, но и она — над ним, и такое равенство казалось справедливым. Если бы так не мучило и не выворачивало наизнанку. И спасения от него не было.

Когда-то Хвитсерк со смехом сказал Ивару, что доставить удовольствие женщине можно разными способами, но Ивар лишь швырнул в насмешничающего братца чем-то тяжелым. Тот увернулся и улетел на очередные свои потрахушки. Аслауг вздыхала едва слышно, мол, весь в отца, и только с годами Ивар понял, что Рагнар ей на самом-то деле изменял, и она об этом знала. И поэтому как-то раз изменила ему сама. Ивар её не винил, как не винил и отца. Очевидно, семейная жизнь — не такая уж и простая штука.

Его размышления прервал звонок мобильного.

— Я нашел одного из них, — голос Хита звучал в трубке глухо. — Единственный, кто на данный момент находился в стране. Мы с Гуннаром везем его к тебе.

— Давай.

Ивар ухмыльнулся. Исайе стоило готовиться к запоздалому подарку на День Независимости. И подарком этим оказался плотный мужчина в дорогом костюме — адвокат семьи Блэк. Очевидно, он не предполагал, что за ним явятся Лодброки. Что они вообще о нем узнают.

Спасибо, Ида. Твоя информация была бесценной.

Разумеется, бедный и несчастный юрист Блэков ничего не знал. Разумеется, он мог сказать только, что однажды Блэк упомянул, будто собирается уничтожить братьев. Ивару было этого достаточно, как всегда. Он с огромным удовольствием вспорол толстяку живот.

Кровь брызнула в лицо. Хвитсерк, удерживающий привязанного к столу адвоката за плечи, даже не поморщился, когда липкие капли полетели ему на щеки и губы, и наблюдал, как Ивар крюками тянет из умирающего адвоката кишки. Только сжатые челюсти говорили, что Хвитсерку противно в этом участвовать.

«Соплежуй».

— Пусть Гуннар отвезет это обратно, — Ивар вытер окровавленное лицо ладонью. Лучше не стало. Со стороны он наверняка напоминал бога войны и смерти, и ему нравилась эта мысль. — Подвесьте его к потолку и отправьте Исайе записанное голосовое сообщение. Надеюсь, он быстро обнаружит подарок.

Ивар догадывался, что Исайя не сможет открыто выступить против него из-за Иды. Значит, ему придется искать союзников. Значит… значит, всё сработает именно так, как Ивар и задумал.

Ида встретилась ему на пути в душ. Ахнула, отпрянула, оглядывая его окровавленное лицо и одежду, и, видимо, припомнила его просьбу и сложила два и два. Закусила губу.

— Боишься меня? — Ивар склонил голову набок. Сейчас в нем клокотал адреналин и эйфория от чужой смерти, наблюдения за агонией, и ему вдруг захотелось поделиться с Идой этим чувством. Или поцеловать её, измазывая её бледные щеки в чужой крови, хватая её за светлые волосы. Кусая её губы и смешивая её кровь с чужой.

Ида качнула головой.

— Уже нет.

Она осмелела. Казалось, что убийство друга их семьи её и вовсе не волнует, но, вероятно, у неё были на то свои причины. А ещё, вероятно, тьма захватила её, и теперь Ида не могла выбраться из её цепких объятий. Ивар сжал окровавленные пальцы на подлокотниках своего кресла.

— И правильно делаешь. Мы связаны, Ида, — произнес он тихо. — И боги покарают меня, если я причиню тебе вред незаслуженно.

Ида сделала к нему шаг. Другой. Склонилась к его лицу, глядя прямо в глаза. И в её серо-голубых глазах Ивар увидел отражение собственных чувств. Задохнулся. Не удержался, ухватил Иду за волосы и потянул на себя, впиваясь в её губы, пачкая в крови пряди. Ида потеряла равновесие, вцепилась в подлокотники, но всё равно оказалась у Ивара на коленях.

Как тогда, но теперь…

Всё. Было. Иначе. И, великие боги, это было охуенно — выпустить собственного внутреннего монстра, скрежещущего когтями по ребрам, рвущегося наружу. Ида запустила пальцы в его волосы, оттягивая их, отвечала на поцелуй Ивара так, будто по-настоящему этого хотела.

Может быть, и хотела?

Чуда у Ивара не случилось, он и не ждал. Нижняя половина его тела оставалась мертвой. Но в груди жгло огнем, и даже воздух в легких казался горячим и плотным. Сказка о Красавице и Чудовище — брехня для детишек. Монстру нужен монстр.

— Ты убил его, — Ида отстранилась, всё ещё не отрывая взгляда от его лица.

— Он мертвее мертвого, — подтвердил Ивар.

— Он не был хорошим человеком. На самом деле он обманывал своих клиентов, а потом рассказывал моему отцу, как облапошил кого-то ещё. Покрывал отцовские дела. Уничтожал человеческие судьбы ради выгоды нашей семьи. Помогал отцу отмывать деньги и скрываться от налогов. Разумеется, без этого я бы не была той, кем я являюсь, но может, так было бы лучше. Я рада, что он умер, — она прикрыла глаза. Губы у неё были вымазаны в её собственной крови, кровь адвоката давно засохла на коже Ивара. — Я не так уж добра, как мне хотелось бы.

А делишки Исайи угрожают ей, её матери и сестре, да.

В этом мире, Ивар знал, нельзя быть добрым. Но, кажется, у Иды просто было свое собственное понятие о справедливости, свой инстинкт самосохранения и стремление спасти мать и сестру любой ценой, даже ценой чужой жизни. Они оба не были богами, но позволяли себе решать, кому жить, а кому умирать, потому что сами боги одобрили им это право.

Они оба были монстрами, чем бы ни прикрывались. И оба монстра оберегали свою семью, как умели.

— И поэтому, Ида Лодброк, — Ивар выделил её фамилию интонацией и увидел, как Ида вздрогнула, распахнула веки. — …мы похожи. А похожим людям нужно держаться вместе, ты так не думаешь?

========== Глава шестая ==========

Комментарий к Глава шестая

Aesthetics:

https://pp.userapi.com/c845123/v845123343/c210e/CgfEguOyF3Y.jpg

https://pp.userapi.com/c845123/v845123419/ba591/RItrDjBN5Zo.jpg

https://pp.userapi.com/c849228/v849228419/451f5/u-ZAVhcn4lI.jpg

OST:

https://www.youtube.com/watch?v=8hkmuTvkp_s - Halestorm “I’m the Fire”

Am I brave enough?

Am I strong enough?

To follow the desire

That burns from within

To push away my fear

To stand where I’m afraid

© Halestorm «I’m the Fire»

— Я — Ивар Бескостный! Я — Ивар Бескостный! Вам меня не убить!

Ивар сидит на земле, под проливным дождем, его лицо в крови. Воины в средневековых доспехах наступают на него, но Ивар не боится. Он безумно хохочет и скалится, он — чистое безумие, непроглядная тьма. Ида не может вмешиваться в ход своего сна, может лишь наблюдать. И она наблюдает, всё глубже погружаясь во тьму, что Бескостный несет с собой.

Локация сна меняется, и она видит Ивара уже другим. Его лицо странно раскрашено, в руках — факел, а рядом с ним Ида видит себя. Ивар поднимает пылающий факел и кричит:

— Люди Каттегата! Я — Ивар Бескостный, ваш новый правитель!

Он стоит на ногах без посторонней помощи, а та, другая Ида, гордо улыбается, глядя на него, и лицо её так же скрывается под слоем краски. Викинги ревут, приветствуя своего нового короля, Ивар ухмыляется и оборачивается к ней. В темных его зрачках полыхают отблески древних костров. Иду окутывает северной магией и дымом, она задыхается…

Второе июля, сутки до смерти Соломона Хэнли.

Спальня пряталась в полумраке. Ида распахнула глаза и уставилась в потолок. Духота окутывала её, подобно покрывалу, и она задыхалась под её тяжестью. Ивар, Ивар, везде Ивар и его тьма, ласкающая и царапающая, проникающая в организм через раны, которые сама же и наносила. Ида знала, что шагнула за Иваром во тьму, но не знала, какими теперь будут последствия.

От того, как Иде хотелось прикоснуться к нему снова, её едва ли не выворачивало наизнанку. В тире Ивар целовал её так, что её выжигало изнутри и хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. И не то чтобы он умел целоваться, как бог, но ей было наплевать. Ида горела, упивалась собственной кровью на чужих губах и, кажется, сходила с ума.

И с тех пор ничего не изменилось. Или наоборот.

Изменилось всё.

Отец говорил, что Лодброки — чистое зло, куда ему с его махинациями. Увидев Ивара впервые, Ида решила, что он — кобра, та самая, ядовитая и злобная, от укуса которой умираешь почти мгновенно. Только змеи не нападают первыми, они защищаются, когда чувствуют опасность. Ивар был сумасшедшим, ибо наслаждаться чужой смертью могут лишь сумасшедшие, но его чувство справедливости импонировало Иде. Ивар пришел в этот мир с искалеченным телом, а душу ему вывернуло наизнанку необходимостью существовать среди тех, кому постоянно приходилось доказывать его состоятельность. Ивар выстрелит в лицо тому, кто ударит его по щеке, и эта извращенная справедливость была… настоящей.

Отец измывался над матерью всю жизнь — изменял ей, хотел сделать собственной куклой, и мать в конечном итоге сама превратилась в марионетку, заботящуюся только о благе семьи. Он выдал Иду замуж за человека, которого она видела пару раз в своей жизни, ради денег Лодброков, а потом пытался заставить её уничтожить их изнутри, чтобы завладеть Lothbrok Inc., и во всем этом не было ни капли справедливости.

Ивар учил Иду, что отвечать ударом на удар — лучший выход из положения. Ивар был неконтролируемым безумием, завлекающим в свой водоворот всех, кто имел несчастье быть ему близок. И теперь, когда Ивар собирался уничтожить её отца, Ида поняла, как сильно на самом деле желает увидеть этого человека мертвым. Понесшим наказание за все свои деяния, за муки её семьи и её самой. Эти желания были позорными, а Ивар был их живым воплощением, и в его синих глазах, как и у Ивара из её сна, полыхали древние языческие костры.

Справедливость Ивара была кровавой, но зато — настоящей, а не показательной. Кровь смывает любые грехи. Кровь очищает.

Ида спустила ноги с кровати, и ворс ковра впился в босые ступни. Щеки её горели — от снов, от собственных мыслей. Она всегда считала себя благоразумной, но теперь понимала, что в каждом человеке скрывается безумие, жаждущее выплеснуться наружу. И каждый, если заглянет в самые мрачные уголки собственной души, действия Ивара одобрит. На зло нужно отвечать злом. Именно это Ида и собиралась сделать с Исайей Блэком.

Хвитсерк снова нашелся на кухне — переписывался с кем-то в телефоне, скрестив ноги в тяжелых ботинках на подоконнике. Вьющиеся темные волосы, влажные после душа, он забрал в хвост.

— Не спится? — Ида потянулась за кружкой, чтобы налить себе воды. Во рту словно пустыня образовалась.

Хвитсерк пожал плечами.

— Не спится и не спиться даже, — неловко пошутил он. — Ничего нового.

Смартфон в его руках пикнул очередным сообщением, и, читая его, Хит улыбнулся. Ида вскинула брови: она вообще никогда не видела, чтобы Хвитсерк улыбался настолько искренне. И она, возможно, порадовалась бы за него, но интуиция ей подсказывала, что Хит всё же вляпался в историю с невестой Альфреда.

Ида вспомнила, как Хвитсерк и Элсвита МакАддамс разговаривали на приеме у вице-губернатора, и, Иисусе Христе на кресте, их взаимное притяжение в воздухе почти искрило. И, хотя вряд ли между ними на тот момент что-то было, Ида понимала, что на самом деле их отношения — лишь вопрос времени.

Похоже, это время наступило. Если, конечно, её интуиция была права.

И, похоже, что Хвитсерку оказалось мало проблем, которые он себе уже нажил.

— Тебе заварить кофе? — Ида сделала глоток воды и поставила кружку на стол. — Раз ты всё равно не спишь.

Хвитсерк мотнул головой, увлеченный перепиской больше, чем её присутствием. Ида присела на край стола, наблюдая за ним. Он сидел, склонив голову, и короткие вьющиеся пряди спадали ему на лоб. Ида могла понять, почему Элсвита запала на него — её жених даже на людях вел себя отстраненно и холодно, а Хвитсерк, так же, как и его брат, напоминал пламя, но если Ивар был пламенем разрушающим, то Хвитсерк умел согревать, как никто. Возможно, поэтому к нему и потянулась Маргрет. Возможно, поэтому Элсвита не могла сопротивляться. И если Маргрет стала жертвой случайной, то Элсвита могла стать мишенью. Как и любой, кто был ему дорог.

Ида была уверена, что Хвитсерк это понимал. Он вовсе не был идиотом. Он был на стороне Ивара сейчас, но если ему или кому-то из тех, кого он ценит и любит, будет грозить опасность, он перегрызет горло даже собственному брату. Такой союзник, как Хвитсерк, должен был оставаться на стороне Ивара в борьбе против Исайи. И, возможно, против Лагерты — Ида всё ещё не была уверена, что бывшая жена Рагнара была причастна к покушениям на Сигурда и Блайю, но не исключала такого варианта.

А ещё Ида понимала, что её методы получения союзников и методы Ивара, хоть и следовали одной цели, были различны. Ивар постарался бы запугать брата. Ида знала, что действовать нужно иначе. Хвитсерка не нужно было запугивать, его нужно было мотивировать. Пообещать ему, чего он жаждал больше всего на свете.

А вот чего?

— Давно не видела тебя таким счастливым, — Ида улыбнулась. — Учитывая, что все вокруг только и делают, что нервничают, это здорово.

Хвитсерк пожал плечами.

— Психовать у нас прерогатива Ивара, так-то.

Был ли Хвитсерк, сидевший перед Идой, тем же человеком, который предупреждал её об опасности заключения сделок с Дьяволом? Ей казалось, что в нем что-то поменялось: уходило это странное желание кидаться в самое пекло, не жалея себя, будто за спиной у него появилось, кого защищать и что терять.

— Или у тебя появилась девушка? — сейчас или никогда. Пойдя ва-банк, Ида понимала, что Хвитсерк в любой момент может «захлопнуться», уйти в себя и отказаться разговаривать. И она уж точно понимала, что, если её предположения правдивы, он не раскроет ни имени, ни подробностей, побоится за Элсвиту.

Это не важно.

Единственное, что было важно — заронить в него мысль, что Лодброки смогут защитить его женщину, у них достаточно сил и возможностей, чтобы окружить Элсвиту охраной, причем такой, которую она и сама не заметит. А Хвитсерку останется одно — быть верным Ивару до конца. И помочь им уничтожить Исайю и его союзников (в том, что они есть, Ида не сомневалась и знала, что их нужно просто выманить на свет).

У Ивара, определенно, был план, и Ида была уверена, что он поделится своей задумкой с ней, когда придет время, ведь они связаны теперь, и связь их крепче каната. Она не торопила. Серьезные действия требовали серьезной подготовки.

Хвитсерк вскинул бровь.

— Ты это предположение с потолка взяла?

Ида фыркнула.

— Если бы с потолка, так бы все об этом знали. Просто у тебя засос на шее — раз. Второе — ты на телефон смотришь так, будто ждешь важного сообщения, но для деловых новостей у тебя при этом слишком довольное лицо. Ну и, да, интуиция, — она присела на стул, подобрав под себя ногу. — Я за тебя очень рада, — улыбнулась.

Он хмыкнул:

— Я и девушка? Ида, принцесса, я для отношений не создан, — он зевнул, но Ида видела, что Хвитсерк притворяется. — И засосы для меня — не признак принадлежности какой-нибудь девчонке, а просто последствия отлично проведенной ночи. Должен же в этом доме хоть кто-то получать от жизни всё!

Он врал безбожно, а давить на него Ида не планировала, зная, что Хвитсерк при любой попытке взовьется под потолок ракетой, «закроется» и никогда больше доверять ей не станет. Она хорошо помнила, как пьяный в драбадан Хит признавался ей, что любая женщина, что будет рядом с ним, обречена — тогда, в ночь после смерти Маргрет. Кажется, вполне можно было бы сыграть на этом…

«Прости, Хвитсерк»

— Да, извини, — извинилась Ида. — Я просто… извини. Вспомнила о Маргрет, подумала, что ты наконец-то оправляешься после её смерти. Я была бы рада, если бы тебе стало легче.

Хвитсерк напрягся, это было заметно. Упоминание о Маргрет сделало ему больно и разом заставило осознать, что Уббе ушел из семьи из-за него. Что Маргрет всё ещё не отомщена. Что вся их семья в опасности. И что любая девушка, что сейчас находится рядом с ним, — в опасности. Конечно, не из-за проклятья, но потому, что быть женщиной кого-то из Лодброков — уже почти смертный приговор.

— Мне легче, — произнес Хвитсерк осторожно.

— Надеюсь, — пробормотала Ида себе под нос. — Потому что Ивар рвет и мечет, а я… — она вздохнула. — Честно говоря, мне кажется, что в этом всем замешан мой отец.

— Почему ты так решила? — Хит уцепился за её последние слова, как она и предполагала. Иду изнутри грызла совесть: как она, к черту, может так использовать его?! Но она понимала, что должна сделать это, должна привязать Хвитсерка к Ивару так крепко, как это возможно. О, Боже…

Она пожала плечами.

— Он какой-то не такой в последнее время. Злой, будто что-то не получается, и приступы гнева как раз совпадают с преодолением Иваром всех этих проблем.

— И ты рассказываешь мне о возможной вине своего отца так просто? — Хвитсерк спустил ноги с подоконника. Его природная подозрительность не давала ему поверить Иде. Как животное, он чуял фальшь, чуял, что его пытаются направить, как дрессированного пса, а он цирковым зверенышем никогда не был, предпочитая действовать из собственных интересов.

«Прости, прости меня, Хвитсерк, — взмолилась Ида мысленно. — Я не могу по-другому».

Ей придется сказать ему кое-что правдивое, чтобы уговорить его остаться на стороне Ивара.

— Не рассказала бы, будь он по-настоящему отцом. Но моя семья от него только зло и видела. Матери он изменял, обманывал каждого своего делового партнера, чтобы получить больше денег. А я для него всегда была разменной монетой. Замуж за Рагнара я совсем не хотела, но папа не спросил, а просто заставил. Он никогда не угрожает мне напрямую, но я знаю, что если что-то пойдет не так, он может навредить маме и сестре. У меня есть младшая сестренка, — пояснила она, и, вспоминая Оливию, невольно улыбнулась, как и всегда. — И я за них боюсь. Не знаю, что будет, если он действительно хочет уничтожить вашу семью, и у него не выйдет. Как бы не пострадала моя собственная…

Хвитсерк не особо умел успокаивать, поэтому изумленных восклицаний и сочувственных слов Ида от него и не ждала. Достаточно было понимающего взгляда, который он на неё кинул. Он задумчиво вертел в руках мобильник, кусая нижнюю губу. Ида очень надеялась, что он раздумывает над её словами. Откровенность за откровенность, быть может? Иисусе Христе на кресте, какой тварью она себя сейчас чувствовала! И, наверное, ею была, но так было нужно.

«Хвитсерк, прости. Ты обязательно поймешь, ведь я пытаюсь защитить свою семью. И твою семью. И тебя. И ради этого предаю собственного отца, но он заслуживает этого».

— Ивар знает?

— Догадывается, — осторожно ответила Ида. Она не была готова рассказать Хвитсерку о своей сделке с Иваром. И уж тем более она не смогла бы рассказать, как тьма Ивара воззвала к её собственной, и насколько легче ей стало, когда она эту тьму приняла. Как приняла самого Ивара. — Теперь, когда Уббе ушел, я думаю, ему нелегко. Если мой отец найдет союзников, в опасности не только он и ты, или я, возможно. В принципе, все, кто с вами связан.

Лицо Хвитсерка потемнело. Он поджал губы.

— И каков же план?

Ида снова вздохнула.

«Если бы я знала, Хвитсерк. А если бы знала — не сказала бы, прости».

— Я не знаю. Но мне кажется, сейчас необходимо усилить охрану всем, кто хоть как-то связан с Лодброками. Просто на всякий случай. Если ты поговоришь об этом с Иваром…

-…то он меня не послушает, — в голосе Хвитсерка скользнула и пропала горечь.

Ида видела, что его отношения с Иваром далеки от идеала, и тем больше ей импонировала своеобразная преданность Хита. Которая, впрочем, могла испариться, если его женщине будет угрожать реальная опасность. Вместо Ивара он рванется спасать Элсвиту, и, наверное, будет прав, но дорог сейчас каждый союзник.

Они помолчали. Было заметно, что Хвитсерк раздумывает над словами Иды.

— В принципе, — через пару минут она решилась продолжить диалог. Её тошнило от собственного поведения, но Ида была хорошей ученицей, и она училась у Ивара искусству управления людьми, даже теми, кого считала близкими. — Я, конечно, не очень хорошо знаю Ивара, но пока я с ним работаю, мне показалось, что он верит хорошим сделкам. Ты к нему лоялен, ты ему верен, и если ты скажешь, что будешь с ним рядом в борьбе против моего отца, Ивар защитит всех, кого ты попросишь его защитить. А я постараюсь уговорить его ударить раньше, чем мой отец что-то придумает. Нельзя допустить ещё одного покушения.

По глазам Хвитсерка Ида увидела, что всё же попала в цель. И, хотя Хвитсерквряд ли раскрыл бы ей имя своей девушки, о которой так волновался, Иде было это не нужно. В любом случае, Хвитсерку придется открыть свою тайну Ивару, чтобы тот сумел обеспечить охрану.

«Надеюсь, ты никогда не узнаешь, что я пыталась тобой манипулировать».

Ночь за окном постепенно рассеивалась, и Ида Блэк-Лодброк, прислонив голову к стеклу, глядела на очертания деревьев, проступающих из темноты. Во рту у неё хранился кислый привкус собственной хитрости, о которой, она хотела бы в это верить, её единственный в этом доме друг не узнает.

*

День похорон.

Смерть Соломона Хэнли стала для Исайи Блэка настоящим ударом. Как любящая и верная дочь, Ида не могла не поддержать его в минуту утраты и приехала сопроводить его на похороны. Хотя сердце её радовалось смерти старого пройдохи и редкостной сволочи.

Отец был расстроен и мрачен. Ида догадывалась, что он строит планы мести, он знает, кто убил мистера Хэнли. Почему-то ей было весело: у отца ничего не получалось, Ивар снова был впереди на два или даже три шага, и теперь отец будет делать то, что Ивар для него запланировал, сам того не зная.

Исайя утешал бывшую жену Соломона и его младшую дочь. Сын мистера Хэнли, Кевин, стоял, сунув руки в карманы джинсов — он даже не удосужился надеть приличествующий случаю костюм. Ида знала Кевина с детства: знала, что его пороли за каждую провинность, что его активно готовили перенять отцовское дело. Знала, что Кевин мечтает совсем о другом, но его никто не спрашивал. Итог домашней войны для него стал неутешительным: Йель, юридический факультет, ненавистная профессия и заранее нагретое место в фирме. Кевин был хорошим юристом, но душа у него к профессии не лежала.

Иде захотелось подойти к нему, сказать что-нибудь ободряющее, но слов не находилось — она понимала, что о смерти отца Кевин, полжизни его ненавидящий, не жалел, а солгать, что теперь он может быть тем, кем всю жизнь мечтал, Ида не могла. Не сможет. Кто будет преумножать активы семьи?

Потом всех отвезли на ужин в ресторан, и, хотя повод был грустный, после нескольких бокалов вина большинство успело забыть, что они только что похоронили человека, которого знали. Исайя отозвал Иду в сторону.

— Я не могу оставить его смерть безнаказанной, — хмурился он. — Мне понадобится твоя помощь.

Ида улыбалась, возвращаясь домой. Отец поступал именно так, как хотел от него Ивар, и она ощущала согревающую гордость за человека, сумевшего рассчитать будущие шаги Исайи Блэка настолько четко, пользуясь её подсказками. Ивар всегда был умнее других.

Войдя в дом, она сняла с головы шляпку, вытащила шпильки, позволяя светлым длинным волосам упасть ей на плечи. Со вздохом плюхнулась на диван и сбросила туфли, давящие на ступни, будто колодки. Ида знала, что должна найти Ивара и сообщить ему, что Исайя попался в расставленные сети, но позволила себе несколько минут провести в одиночестве и тишине.

Подготовиться к разговору.

Их отношения с Иваром становились всё страннее. Сопротивляться притяжению не было сил. Иду колотило, когда Ивар прикасался к ней, и после ночи, когда был убит Соломон Хэнли, это проявилось сильнее. Ида всё ещё чувствовала ладони Ивара, оттягивающие её волосы, его окровавленные губы, впивающиеся в её собственные, и эту почти животную ярость и страсть, клокотавшую в обоих.

Ида понимала, что с Иваром не может быть нормальных отношений, не может быть никаких отношений вообще — он социопат и калека. Но понимала она это разумом, а первобытная часть её натуры, темная и ошалевшая от запаха крови и безнаказанности, исходящего от Ивара, считала иначе. У неё голова кружилась от желания, которого она так долго сдерживала, а потом выпустила наружу, и оно превратилось в бушующий тайфун, сметающий всё на своем пути к чертям.

Ну и пусть. К черту, пускай будет кровь на губах и сумасшествие, толкающее в самую бездну. Лучше так, чем всю жизнь держать себя в рамках и быть в чужих руках куклой, марионеткой, призванной исполнять чью-то волю, когда у неё есть собственная. Пусть будет эта тьма, пределов которой нет.

Ида осознавала, что пути назад у Красной Шапочки, последовавшей за Серым Волком, уже не будет. Он либо сожрет её, либо превратит в себе подобную, и оба варианта, если подумать, были не так уж плохи, если итогом их будет освобождение — и самой Иды от условностей и отцовских измывательств, и её семьи от Исайи Блэка. В конце концов, если тебя кусает оборотень, ты либо умираешь, либо становишься ему подобным. Ида была готова рискнуть и сыграть в эту лотерею.

Возможно, она была готова раскрутить этот барабан ещё в ту минуту, когда впервые увидела ледяные глаза, смотрящие на неё с изумлением и любопытством. Или когда Ивар коснулся губами её запястья, обжигая змеиным прикосновением.

В кабинете Ивара было полутемно. Он сидел в своем кресле у окна и смотрел на улицу, задумчиво вращая в пальцах канцелярский нож. Ида прикрыла за собой дверь.

— Ивар.

— Ида, — отозвался он, не оборачиваясь. — У тебя хорошие новости?

Она улыбнулась.

— Нет новостей лучше.

Ивар хмыкнул, всё так же не оборачиваясь.

— Тогда подойди ко мне ближе.

Почему у вас такие большие уши, бабушка? Чтобы лучше слышать тебя, Красная Шапочка.

Он слушал Иду, склонив голову набок, и его холодный взгляд не выражал ничего, но, губы растянулись в довольной ухмылке, стоило ей сообщить о решении Исайи.

А такие большие зубы у меня для того, чтобы съесть тебя, Красная Шапочка.

— Я так и думал, — прошептал Ивар. — Блэк сам развязал войну, из которой он живым не выйдет, а с ним — и все союзники, — он побарабанил пальцами по подлокотнику инвалидного кресла. В неверном свете его настольной лампы сверкнули рубиновые глазки змеи-браслета. — Я помню о твоем условии, Ида, — он зашторил на мгновение длинными ресницами ледяной взгляд. — И твоя семья будет в безопасности, что бы ни случилось.

Ида знала, что Ивар выполнит обещание. Он мог быть каким угодно жестоким, но клятвы богам были для него священны.

— Я знаю, — тихо произнесла она. — Это единственное, в чем я не сомневаюсь.

Но, если говорить честно, Ида не сомневалась ещё в одном. Если она будет лояльна Лодброкам и верна самому Ивару, он перегрызет горло их общим врагам. Всем до единого. И, боже, Иде не нужно было слов, чтобы знать об этом.

========== Глава седьмая ==========

Комментарий к Глава седьмая

Aesthetics:

https://pp.userapi.com/c849524/v849524903/593ed/Tp5byfdduvo.jpg

https://pp.userapi.com/c844418/v844418727/ccc31/iM5KM3pqOro.jpg

Торви всегда уважала Лагерту Ингстад за внутреннюю силу, за умение выжидать прежде, чем ударить врага, и старалась учиться у бывшей жены Рагнара Лодброка — по крайней мере, до момента, пока Лагерта не свихнулась на мести Аслауг и её сыновьям. Торви не понимала, чего в этой навязчивой идее было больше — злости и гнева брошенной женщины или желания матери возвысить своего сына, однако понимала другое. У Лагерты есть достаточно «рычагов» и достаточно информации, чтобы уничтожить и её, и Эрлендура, если она почует неладное. Лагерта была львицей, защищающей собственное дитя и себя саму. И владения, которые она считала своими.

А уж Торви точно знала, что её свекровь считает всё, что заработал и создал Рагнар Лодброк, принадлежащим ей и Бьерну по праву, и даже официально оформленный развод был для неё досадной ошибкой, которую Рагнар так и не осознал. Торви полагала, что Лагерту ведет обида, а не чувство к Рагнару, которое давно утихло. Великой Ингстад не удалось переварить, что ей предпочли другую, и она затаилась змеей, а потом набросилась на Аслауг и её детей.

Торви просто хотела развестись с Бьерном, урвать у него достаточное количество денег, чтобы прожить с детьми, и уехать с Эрлендуром куда-нибудь, где их не найдут Лодброки, и к черту все эти разборки. Но Рагнар сделал ход конём, отдал почти весь бизнес Ивару, и Бьерн остался с носом, залечивать собственную гордость и самоуважение. Торви смотрела в окно такси на проносящиеся мимо чикагские дома и думала, что надо было, наверное, уходить от Бьерна раньше, а теперь она завязла в этом болоте лжи и предательства и выхода, кажется, нет. Торви от этого было муторно и тошно. А ещё — жутко, потому что тонкая проволока, тянущаяся через салон автомобиля Сигурда, до сих пор снилась ей по ночам, и в этих кошмарах Хвитсерк не успевал оттолкнуть брата и Блайю.

Она не хотела смерти Лодброков. В большинстве своем, конечно. Мало было людей, которые не желали смерти, например, Ивару, привыкшему распоряжаться людьми, будто они — его личные марионетки, которые дрыгают ногами и руками от движений его пальцев, дергающих за невидимые нити. Но даже ему, Торви, возможно, не желала гибели. Как и своему мужу. Хотя и понимала, что у Бьерна единственный шанс получить как можно больше денег — это смерть его сводных братьев. Хотя бы Ивара. А чем богаче Бьерн становится, пока они женаты, тем больше денег в итоге отхватит она сама, ведь их брачный контракт предполагает, что Торви получит четверть его доходов в случае развода. Она думала, что это было бы неплохо — дела у компании Эрлендура шли неважно, хотя он старался не загружать её своими проблемами.

Они могли бы… могли бы уехать, да. Навсегда. Оставить чертовых Лодброков позади, и пусть перегрызут себе глотки. Жаль, что эта идея не пришла им в голову раньше. Идиоты, они наивно считали, что Бьерн получит компанию… а потом Лагерта выложила на стол свои карты, и Торви пришлось встать на её сторону. Не ради Бьерна, а ради себя.

Чикагское небо, темно-лиловое и затянутое тучами, снова разразило дождем. Торви едва не поскользнулась на тротуаре в своих лодочках на ненавистных шпильках, пока шла к одному из офисов Лагерты. Впрочем, его и офисом-то сложно было назвать — помещение, которое она арендовала на имя своего мужа Калфа, чтобы собирать там «дев» без помех и обсуждать дальнейшие планы, никак с её бизнесом не связанные. Торви всегда думала, что отношения между Лагертой и её мужем странные, не поддающиеся разумению. Калф, очевидно, Лагерту любил, и поэтому терпеливо сносил её выкиды и её навязчивые идеи, и, хотя пытался сохранить нейтралитет, получалось у него это погано. Всё равно Калф Ингстад был на стороне Лагерты, и это нельзя было отменить.

Торви набрала код на двери, простучала каблучками по лестнице и поднялась на третий этаж. Ещё одна дверь, ещё один код, и глазок видеокамеры, пристально следящий за её действиями. В помещении уже собрались несколько доверенных «дев», в том числе и Астрид — немного взлохмаченная, уставшая и раздраженная.

Астрид Ларссон всегда казалась Торви загадкой. Только боги знали, что было на уме у этой женщины, только богам было известно, какие планы она вынашивала. Но Торви смутно чувствовала, что Астрид на грани, как и она сама, что у Астрид есть что-то или кто-то, кого она никогда не позволит тронуть, и если Лагерта попробует — Ларссон постарается перегрызть ей горло, даже если погибнет в процессе.

— Ты опоздала, — Лагерта вскинула брови.

— В городе ливень и пробки, — Торви пожала плечами, устраиваясь на диванчике рядом с Раннгхильд, единственной исландкой среди «дев», набранных из американских приютов.

— Хорошо, — Лагерта кивнула, поднялась со своего кресла и, обойдя стол, оперлась поясницей на его край, глядя на своих охранниц-наемниц. — Сегодня Исайя Блэк предложил мне объединиться с ним против Ивара, потому что Экберт отказал ему в помощи. Астрид, что тебе известно об этом?

— Мотивов Экберта я не знаю, — спокойно отозвалась Астрид. Торви всегда поражалась её хладнокровию, даже в моменты, когда Лагерта сверлила её взглядом, и казалось, что пытается прочесть мысли, насквозь видит. — Он даже Альфреду их не сообщал. Но он действительно отказался от союза с Исайей. Полагаю, он не хочет ввязываться в очередную войну с Лодброками, ему достаточно и предполагаемой конкуренции на рынке оружия. Он собирается сосредоточиться на новых возможностях в развитии этого направления.

Лагерта нахмурилась. Казалось, что словам Астрид она не поверила до конца, но пока не стала раскапывать ситуацию и дальше, удовлетворившись тем, что было. Пока что. И Торви не надеялась бы, что Лагерта оставит это без внимания, просто сейчас у неё были более важные темы для обсуждения.

— Пусть так, — протянула Ингстад, подтверждая предположения Торви. — Исайя хочет уничтожить Ивара, пока тот не уничтожил его самого. Однако в случае его успеха Блэки выиграют больше, чем я.

Разумеется. В этом Торви и вовсе не сомневалась. Исайя захочет видеть во главе Lothbrok Inc. свою дочь, как последнюю законную жену Рагнара Лодброка, и постарается уничтожить всех братьев, включая Бьерна. Вероятно, Лагерта не знала, как обеспечить безопасность собственного сына в случае союза с Блэками, и поэтому осторожничала.

— Завтра я встречусь с Исайей Блэком на его территории, чтобы обсудить условия сделки. Если он согласится на мои условия, и если я пойму, что его идея может сработать, то некоторые из «дев» отправятся на подмогу его людям. Астрид, — обратилась она к Ларссон, — я хочу, чтобы ты уговорила Альфреда не объединяться с Иваром, если у него были такие мысли. Ты имеешь на него влияние, — Лагерта чуть усмехнулась, но усмешка быстро пропала. — Убеди его, что для него будет лучше оставаться в стороне.

— Не такое сильное, как хотелось бы, — отозвалась Астрид. Внешне она была спокойна, только вряд ли она упустила угрозу, звучащую в голосе Лагерты. — Но я дам ему понять, что эта битва может пройти и без участия его семьи.

— Раннгхильд, отбери несколько самых, на твой взгляд, сильных и способных «дев». Если я соглашусь на условия Исайи, им придется выполнять опасную работу.

Когда Лагерта отвернулась от Астрид, у той аж краска схлынула с щек, и Торви поразилась её самообладанию в очередной раз. Подумала: что-то связывает Астрид с Альфредом, если на неё так действуют угрозы Ингстад, и ей захотелось положить Астрид ладонь за плечо или взять её за руку. Торви, как никто, понимала, что значит скрывать что-то… и постоянно бояться быть раскрытой кем-либо.

— Торви, — Лагерта окликнула её, и Торви вздрогнула. — Докладывай мне обо всем, что происходит в доме у Лодброков. Если надо — подслушивай. Тебе лучше знать, как получать информацию. Может статься, что узнаешь о планах Ивара что-то больше, чем известно Исайе. И, надеюсь, сообщишь мне без промедления.

Лагерта не надеялась. Она знала, что Торви придется сообщить ей, у неё нет выбора — слишком много знала мать Бьерна тайн, слишком многое было в её рукавах козырей.

Торви кивнула:

— Разумеется, я тут же сообщу тебе, если что-то узнаю.

Когда-то Ингстады пытались прицепить «жучки» в кабинете Ивара в доме и в офисе, но благодаря паранойе Бескостного, обеспечивающего себе информационную безопасность почти как в Пентагоне, их затея провалилась с треском. Тогда Лагерта решила, что живые шпионы принесут ей больше информации, и желательно, чтобы эти шпионы были в самом сердце семьи Лодброков. Своего Лагерта добивалась обещаниями и шантажом, если не работало первое. Угодив однажды в это болото, теперь Торви сомневалась, что выкарабкается.

И тем сильнее изумил её Уббе, сам пришедший к Лагерте и предложивший выступать на её стороне против Ивара. Он был первым, кто захотел пойти против Бескостного открыто, и было в этом что-то подозрительное… впрочем, Торви было наплевать, даже если и так. Сцепив зубы, она разыскивала в трясине спасительную ветку дерева, чтобы уцепиться и выбраться прежде, чем до неё доберутся аллигаторы и сожрут живьем.

— Послезавтра я жду вас в это же время, — Лагерта возвратилась к своему креслу, подхватила пиджак, небрежно кинутый на спинку. — К этому моменту я приму решение по предложению Исайи и сообщу вам, что вы должны будете делать дальше.

Уходя из офиса, Торви уносила с собой не только задание, отпечатавшееся на подкорке мозга, но и смутное ощущение приближающегося цунами. В животе у неё было неуютно и холодно, и предчувствие скорой катастрофы — как семьи Лодброков, так и её личной, — не отпускало до самого дома.

Хотя, особняк Лодброков трудно было назвать «домом». Торви и не пыталась себя в этом убедить.

*

Все два дня, прошедшие с последней встречи с Лагертой, Торви молилась всем богам, чтобы Исайя выставил условия, для Ингстадов неприемлемые. У неё в груди разрасталось навязчивое ощущение грядущей катастрофы. Она понимала, чего добивается Ивар — войны, которая сотрясёт Чикаго до основания и утопит в крови. Она догадывалась, что Исайя, не будучи дальновидным и умным человеком, идет у него на поводу, сам того не зная. Торви знала, что главная цель Ивара — не Блэки, а Лагерта. Блэки — всего лишь досадные мухи, жужжащие у его носа.

Эрлендур не виделся ей с их последней встречи, но она не беспокоилась: он обмолвился, что должен был уехать по делам фирмы на несколько дней, и напишет ей, как только вернется в Иллинойс. Даже звонил из аэропорта. Уехал он даже вовремя — вся эта заваруха не должна была его затронуть. Кто знает, что взбредет в голову Лагерте? Или Бьерну. Торви успела убедиться, что эта ветвь семьи Лодброков могла сотворить, что угодно.

Но её молитвы до ушей богов не долетели.

— Я решила, что объединюсь с Исайей Блэком против Ивара Лодброка, — решения Лагерты не подлежали пересмотру и обжалованию. Торви хотелось взвыть: она хорошо понимала, чем чревато нападение на Ивара, хотя и догадывалась, что Лагерта все равно сумеет выйти сухой из воды. — Но, так как его план слишком рискован, я направлю ему на подмогу только четверых «дев». Раннгхильд, я надеюсь, что ты сумела за это время подобрать мне кандидатуры тех, кто сможет справиться с Иваром Лодброком и его охраной. Исайя Блэк собирается с помощью своей дочери похитить Ивара и уничтожить его и его братьев, которые наверняка придут ему на помощь.

Торви моргнула: похитить Ивара? Исайя Блэк совсем потерял грани разумного? Она даже не представляла, как такое может быть возможно. Пусть и с помощью Иды и Лагерты. Ивар был слишком силен, и охрана у него всегда была одной из лучших. Неужели Ида уговорит его появиться где-то без его «воронов»?

— Когда Ивара заберут в загородную резиденцию Исайи, Бьерн уговорит Хвитсерка вызвать Сигурда из Канады, чтобы вернуть Бескостного, и тогда, если все пойдет по плану, все Лодброки будут уничтожены.

«Великие боги, какой бред».

Торви оглядела присутствующих: неужели никто не видит, что у Лагерты совсем крыша поехала? Нет, разумеется, она обезопасит себя, отправив на похищение Ивара только нескольких своих «дев», которых всегда сможет отозвать в случае неудачи. Разумеется, она предусмотрела пути, которые оставят её и Бьерна чистенькими и невинными в глазах других. Только Ивар — не идиот, и обвести его вокруг пальца — не отравить Аслауг. План был слишком рискованный.

А участие в нем Иды и вовсе показалось Торви странным, стоило ей хотя бы на пару секунд об этом задуматься. За последние несколько недель она заметила, как сблизились Ида и Ивар, и, хотя поведение Иды могло быть частью безумных идей её отца, что-то…

Что-то её смущало, зудело в мозгу настойчивым комаром. Что-то было нечисто. А если план Исайи действительно сработает, то всегда есть возможность упустить что-то или кого-то. Сигурда, который может не согласиться приехать. Хвитсерка, отказавшегося вытаскивать брата из очередного дерьма, — тот слишком много его третировал. Наконец, Уббе, ныне работающего на Лагерту. Его неожиданный «финт ушами» тоже не внушал Торви доверия. Слишком быстро он переметнулся к Ингстадам, слишком надуманной казалась причина…

Астрид слушала внимательно и, кажется, запоминала каждую деталь плана, излагаемую Лагертой. Интересно, она расскажет об этом Альфреду или умолчит? Торви всё еще думала, что их что-то связывало, а слухи о любовнице наследника Kedrick Inc., долгое время муссировавшиеся в прессе, только подогревали её подозрения.

Хотя это было бы странно.

— Что ты выяснила у Альфреда, Астрид? — обратилась Лагерта к Ларссон, и та, откинувшись на спинку кресла, в котором сидела, пояснила:

— Экберт действительно отказался от союза с Исайей ради расширения рынка. Сейчас он планирует поставлять оружие в Бразилию для организации революции против нынешнего президента страны. Его попытки расширить рынок поставки оружия связаны с желанием задушить в зародыше попытки Lothbrok Inc. потеснить Kedrick Inc. Так что возможность вынужденного союза Экберта с Иваром против тебя или Исайи исключена ещё и поэтому, хотя у Экберта в принципе нет причин вредить ни Ингстадам, ни Блэкам. Альфред полностью предан деду и не собирается помогать Лодброкам. С этой стороны помощь Ивару не придет.

— Хорошо, — задумчиво протянула Лагерта. — Что у тебя, Торви?

Попытка слиться с обивкой дивана Торви не удалась. Откашлявшись, она произнесла:

— Ивар затаился. Занимается рутинной работой, связанной с обычной прибылью Lothbrok Inc. и не обсуждает с братьями планы. Об этом ты и у Бьерна могла бы спросить.

Бьерн хмуро взглянул на неё.

— Последнее, что Ивар говорил о своих планах, тебе и так известно, мама, — он вытащил из кармана портсигар, достал сигару и зажигалку. Терпкий запах табака заполнил помещение, и Торви едва удержалась, чтобы не чихнуть. — Он собирался разделить Исайю и его союзников, чтобы добить их поодиночке. Я сообщил ему, что союзников у Исайи нет.

— Уверен, что он тебе доверяет?

Бьерн кивнул.

— У него нет выбора. После отъезда Сигурда у Ивара осталось совсем немного друзей.

— Надеюсь, что так, — хмыкнула Лагерта. — Астрид, возвращайся к своей основной работе, я выяснила у тебя, что хотела. Раннгхильд, завтра я жду тебя вместе с отобранными тобой «девами». Торви, останься. Нам нужно поговорить с глазу на глаз.

Просьба Лагерты остаться Торви удивила и напугала. У неё внутри заворочалось, заскреблось опасениями, и она глубоко вздохнула прежде, чем кивнуть. Разве у неё вообще был выбор? За последнее время она смирилась с его отсутствием.

— Я ожидала от тебя большего, — Лагерта забросила ногу на ногу. В тонких пальцах с идеальным маникюром она вертела дорогущую ручку. — Я не верю, что у Ивара нет никакого плана, что делать дальше, а в доме Лодброков у стен всегда есть уши. Почему ты перестала быть одними из таких ушей?

«Потому, что я устала выполнять твои приказы, — подумала Торви, глядя, как Бьерн стряхивает в пепельницу сигару. Она ненавидела этот едкий дым, разъедающий ей глаза и горло. — Потому, что ты зарвалась в своих попытках уничтожить людей за то, в чем они не виноваты. Никто не виноват в том, что Рагнар оставил тебя, твоя ненависть — просто идиотизм!»

Ей бы хотелось выкрикнуть всё это Лагерте в лицо, но она знала, что за дерзость и неповиновение страдать будет Эрлендур. У Калфа и Лагерты достаточно длинные руки, чтобы достать его из любой командировки в любую страну мира, не говоря уже просто о другом штате.

— Я не думаю, что пользуюсь доверием Ивара или Иды, — ответила она нейтрально. Сжала кулак, чувствуя, как впиваются в ладонь её ногти. — Вряд ли я смогу помочь тебе в этом плане, Лагерта.

— Это в твоих же интересах, — спокойно отозвалась Ингстад. Она смотрела прямо на Торви, внимательно и цепко, и той стало настолько неуютно, что захотелось, как маленькой девочке, уползти под стол и там затаиться. — Если мой сын унаследует после смерти братьев хотя бы половину Lothbrok Inc., при разводе с ним ты получишь достаточно денег, чтобы начать новую жизнь. Разве не это ты так хочешь?

У Торви в ушах зазвенело, а в голове воцарилась душная пустота. Она видела, как исказилось лицо Бьерна, который явно впервые вообще подумал, что жена может сама захотеть с ним развестись. Видела, как довольно усмехается Лагерта, выложившая на стол козырь, которым Торви при себе и удерживала.

«Тварь. Тварь, тварь, тварь».

Слух постепенно возвращался к Торви.

-…и когда ты собиралась мне сказать об этом?! — взревел Бьерн, всё больше напоминая животное, в честь которому ему и дали имя.

«Никогда».

— Я собиралась просто отдать тебе бумаги о разводе, — Торви знала, что скрывать правду больше не имеет смысла. Что бы она ни сказала, её слова вывернут наизнанку, переделают и изуродуют. — Раньше, чем ты сделал бы это первым и подал на меня в суд, чтобы забрать наших детей к себе и своей шлюхе Снефрид.

— Заткнись! — Бьерн поднялся в своем кресле, и Торви съежилась на диване, понимая, что необдуманно ляпнула лишнее. Бьерн вполне был способен её придушить. Она почти ощущала его руки на своем горле. Лагерта наблюдала за ними, чуть склонив голову.

— Успокойся, Бьерн, — она подняла руку, призывая обоих замолчать. — Не вижу ничего плохого в разводе. Как я уже и сказала, если наш план удастся, то часть имущества, которую ты отдашь Торви по соглашению сторон, всё равно будет меньше, чем ты получишь. Всего лишь четверть, насколько я помню, правильно? — Бьерн поморщился и кивнул. — Ты женишься снова, как и хотел, а Торви отправится на все четыре стороны со своим… Эрлендур ведь, правильно?

Фрейя златовласая, помоги ей. Помоги Торви, от которой ты отвернулась…

Лагерта выдавала все её тайны, и Торви ничего не могла с этим поделать. Неуютное, мерзкое ощущение в животе превратилось в поглощающую её пустоту, и теперь она думала об одном: пусть Ингстады не доберутся до Эрлендура. Пусть с ним всё будет в порядке. Пусть…

Боги и здесь не вняли молитвам.

Лагерта достала из изящной сумочки планшет и протянула Торви, но не дала его взять, качнула головой с усмешкой. Наманикюренный палец свекрови ткнул в экран, и видео ожило. И, если бы Торви держала гаджет в руках, то непременно уронила бы его, а так она просто охнула, зажимая рот рукой, отпрянула. На глаза у неё навернулись слезы.

Нечеткое видео с камеры слежения позволяло узнать Эрлендура. Он лежал на полу в пустом помещении без сознания, прикованный к батарее за правое запястье.

Торви хотелось бы крикнуть что-нибудь смелое Лагерте Ингстад прямо в лицо, но такое только в фильмах случается, а в жизни у неё сердце в пятки рухнуло, и в голове молоточками стучало только слово «нет».

Нет, нет, нет.

— С ним ничего не случится, если ты будешь паинькой, Торви, — Лагерта убрала планшет. — Не мешай нам. Помогай, если понадобится. Как тебе сделка?

========== Глава восьмая ==========

Комментарий к Глава восьмая

У Альфреда, как обычно, свои планы. И, возможно, это - мой небольшой задел на вторую книгу об этих ребятах, потому что уже сейчас понятно, что одной частью я не отделаюсь. Лодброков мало, врагов много.

По моим расчетам, до конца фанфика осталось глав 5 + бонусные главы.

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c830208/v830208662/1887f7/zezzLDTYdcA.jpg

A man will always promise to do more than he can do to a woman he cannot understand.

© Philippa Gregory, The White Queen

Дата свадьбы горела у Альфреда в голове неоном. Октябрь мог стать для него «черным», если планы у Экберта не посыпятся настолько, что ему станет не до женитьбы внука (или если он не сдохнет), и тогда, возможно, найдется достойная причина, чтобы отменить венчание. Чертовы ирландцы и их католические традиции.

Альфред старался урвать как можно больше времени с Астрид, хотя ни за что не признался бы ей, что боится проиграть в этой битве с собственным дедом. Он обязан был выиграть. Разве у него вообще есть выбор? Разве он может оставить всё… вот так? Он знал, что Астрид смирилась с их невозможностью открыто быть вместе и просто воровала у судьбы шансы, которые ей давались. Но также Альфред знал, что, какой бы сильной Астрид не была, её сердце — такое же хрупкое, как и у любой женщины, и если ему не удастся зубами вырвать их общее счастье, в её груди навечно застынет осколок троллева зеркала, как в детской сказке.

Когда-то Джудит ему эту сказку читала. Когда-то, когда Альфреду было пять лет, и он ещё не понимал, что их семья — глубоко несчастна, и её не склеить даже двусторонним скотчем. Зато раны залечивал скотч другого рода, но об этом Альфред узнал уже потом.

Астрид всегда говорила, что у них нет шансов на будущее, и, кажется, сама в это верила. Она помогала ему в диверсиях против Экберта, но смеялась, что однажды ей придется покинуть Альфреда, и в этом не будет ничего, что заставило бы мир остановиться. Альфред помнил, как услышал об этом впервые — когда в очередной раз возвратился из Ирландии.

Аэропорты всегда наводили на Альфреда несвойственную ему тоску. У него сжималось сердце, когда он смотрел на объятия родственников и влюбленных, которые могли, не таясь, проявлять свои чувства. Все, что он хотел — обнять Астрид, целовать её долго и сладко, потому что он не видел её несколько месяцев и соскучился так, что его почти трясло. Он хотел, чтобы Астрид встретила его, но дед запретил ей появляться — необходимо было, чтобы родители Элсвиты успокоились после скандала с журналистами. Поэтому Альфреда встречал водитель.

— Мне отвезти вас домой? — Спросил он, когда Альфред плюхнулся на переднее сидение и щелкнул замком ремня безопасности.

— Не совсем.

В квартире у Астрид горел свет. Она жила на втором этаже небольшого дома, и снизу было хорошо видно её фигуру, перемещающуюся по кухне. Кажется, она что-то готовила.

— Вас подождать?

— Нет, — тихо произнес Альфред. — Не нужно. И если ты скажешь мистеру Экберту, где я, то потеряешь работу.

Астрид его не ждала. Совсем. И это было неудивительно — точное время его прибытия скрывали, чтобы информация не просочилась журналистам. Поэтому, когда она открыла дверь, то замерла, глядя на него с удивлением. В домашней одежде — майке и коротких шортах, обнажавших стройные ноги и татуировку на бедре. С волосами, убранными в простой хвост. Без косметики. Просто Астрид, его Астрид.

Никто, кроме Экберта, не знал, что он вернется сегодня. А это значило, что впереди у них есть вся ночь. И всё чертово утро, когда можно будет притвориться, что они — обычные люди.

Астрид чуть отступила назад. Он шагнул в квартиру и закрыл за собой дверь.

— Я не знала, что ты прилетаешь сегодня. Мог бы и предупредить, Альфред, — Астрид улыбнулась, и её улыбка делала её похожей на лису. — Кажется, смски еще не запрещены законом?

— И не увидеть тебя в домашней одежде? Ну уж нет. Иди ко мне, — прошептал он ей. — Просто иди ко мне сейчас же…

Астрид лукаво улыбалась, глядя ему прямо в глаза. Она любила мучить его, издеваться над ним, зная все его слабые места. Зная, что он не выдержит долго. Зная, что его уже накрывает, и разговаривать они будут потом. Альфред и не выдержал. Он потянул её на себя, целуя жадно и отчаянно, сталкиваясь с ней губами, зубами, языками. Астрид впилась пальцами в его плечи, отвечая на поцелуи.

Подхватив её одной рукой, Альфред смахнул с туалетного столика расчески и прочие мелочи, усадил Астрид на шаткую поверхность.

— Если мы отсюда навернемся, ты будешь виноват, — прошептала она ему в ухо, пока расстегивала его джинсы.

Естественно, они навернулись с грохотом, едва не уронив на пол и туалетный столик, и хохотали, валяясь на полу, — полуголые, с припухшими от поцелуев губами, сплетаясь в объятиях.

— Мне кажется, я спину повредил, — сообщил Альфред, отсмеявшись.

— Тогда ты бы не смог ни говорить, ни ржать, — Астрид вытянулась на нем, опираясь подбородком о его торс. — Так что не ной.

— Никогда меня не пожалеешь, — скорчил он рожу.

— Не-а, — она весело сверкнула глазами. — Но ты меня любишь, — Астрид чуть посерьезнела, глядя ему прямо в глаза. — А я люблю тебя. Запомни это, потому что такие вещи я говорю только один раз.

Альфред сказал бы, что запомнит, но у него перехватило горло.

— У этой сказки не будет счастливого финала, принц, — продолжила Астрид, будто и вовсе не ожидала от него ответа. — Ты сделаешь то, что должен, а я буду вынуждена исчезнуть, и мне повезет, если я исчезну сама, а не окажусь закатанной в бетон, и ты об этом никогда не узнаешь. Но мы всё еще здесь, — она села, сжимая коленями его бедра. — И я намерена взять от жизни всё, что могу.

Альфреду хотелось сказать ей, что он никому не позволит и пальцем до неё дотронуться, он скорее перегрызет этому человеку глотку, вырвет ему внутренности. Он хотел сказать, что нужно подождать, и выход обязательно найдется. Но Астрид положила палец ему на губы, призывая к молчанию, склонилась к его лицу.

— Поцелуй меня, Маленький Принц, — прошептала она. — У нас есть только здесь и сейчас.

И чем ближе была дата чертовой свадьбы, тем сильнее её слова зудели в голове у Альфреда. Из-за угроз Экберта и опасений раскрыть перед Лагертой собственные планы, им пришлось на время прекратить видеться вне офиса (не считая прерванной поездки на Четвертое июля, о которой дед наверняка знал, но, успокоившись после назначения венчания, дал внуку день передышки). Они сами приняли такое решение после встречи Лагерты и Астрид, когда Ингстад тонко намекнула, что ей известно об их отношениях, и это могло всё порушить. Теперь Альфред отчаянно скучал по Астрид, и тоска эта тянуще ныла где-то в груди.

Его попытки уничтожить Экберта и дать Ивару фору перед Лагертой слишком много у него отнимали.

Зато у него вдруг обнаружилось время изучить собственную невесту и её привычки. Сначала Альфреда изумило, что Элсвита часто уходит куда-то, не предупредив или предупредив как-то спутанно, будто врет, а иногда — и по вечерам. Не то, чтобы его это беспокоило, просто раньше за ней на водилось такого. Или он просто не замечал. А, обнаружив, что у Элсвиты, похоже, есть кто-то на стороне, Альфред удивился по-настоящему. Его собственные чувства это не затронуло. Он не взревновал, и даже не обозлился, понимая причины, но подумал — если её родители об этом узнают, ей несдобровать.

Правда, следить за Элсвитой, чтобы выяснить, к кому она уезжает, Альфред не собирался, а, когда поделился новостями с Астрид (ничего, что вызвало бы подозрение Экберта, просто разговор в курилке офиса), она рассмеялась:

— Я тебе даже скажу, кто это.

Альфред выгнул бровь:

— Откуда ты знаешь?

— Я всё знаю, Маленький Принц, — она затянулась, выдохнула дым из идеально накрашенных губ. Его Астрид, которую хотелось целовать прямо сейчас, потому что, Альфред знал, неиспользованные мгновения не возвращаются. — Такая у меня работа. Разве не для этого меня и наняли в твои помощники? — Астрид стряхнула пепел в блюдце, служащее пепельницей. — Твоя невеста связалась с Хвитсерком Лодброком. И, кстати, давно.

Оказалось, Астрид встретила Элсвиту в клубе у Хвитсерка, где та хорошенько напилась, и хозяину пришлось приводить её в чувство. И, видимо, люди Лагерты не теряли времени даром, разыскивая слабые места сыновей Рагнара. У Хвитсерка обнаружилось своё, и это «слабое место» собиралось выйти замуж за Альфреда.

Время охуительных историй.

Альфред прикурил у Астрид сигарету: от Лодброков ему никуда не деться. Сначала Ивар с его предложениями о сотрудничестве, теперь — его невеста, влюбленная в Хвитсерка. И его собственные идеи и планы, этих самых Лодброков включающие.

Альфред понятия не имел, что делать с этим фактом. В целом, ему было наплевать. Он помнил Хвитсерка, и выбор Элсвиты даже не удивлял — хорошую девочку потянуло на «плохого мальчика». Это можно было бы даже использовать, но как? Он поймал себя на мысли, что готов отпустить Элсвиту в «свободное плавание» хоть прямо сейчас — и пусть разбирается со своим Лодброком и своими родителями сама. Но это было чревато и для него самого. Реакцию Экберта трудно было предугадать. Альфред и не надеялся, что дед обеспокоится шашнями Элсвиты на стороне, пока об этом не узнала пресса и не ославила их семьи по обе стороны Атлантики.

Впрочем, на этот интерес у Экберта оставалось бы не так уж много времени, если ничего не сорвется. Ни у него, ни у Ивара. Расплата за смерть Рагнара приближалась к его деду, но не только с той стороны, с которой он её ожидал.

— Думаю, Экберт в курсе, — Астрид раздавила окурок в пепельнице. — Но пока вы не отменили свадьбу, его всё устраивает, — она, как обычно, будто читала его мысли, и Альфред поразился этому в очередной раз, хотя вместе они были уже достаточно давно, чтобы перестать удивляться. — Не думаю, что это можно как-то использовать.

— Лагерта знает?

— Прямых доказательств у неё нет. Но вполне может попытаться надавить на Хвитсерка ещё и так за эти пару дней, заставить бросить всё и уехать. Я думаю, Элсвите нужна хорошая охрана.

Если Ивар и Альфред хотели сохранить на своей стороне преимущество — определенно. Им был нужен Хвитсерк, и новости о его романе с Элсвитой поступили как раз вовремя — кто знает, что придумала бы Лагерта и как бы попыталась вывести одного из братьев из игры?

— Охрана здесь всем нужна. В том числе и тебе.

— Я справлюсь, — Астрид поднялась с узкой скамеечки, собираясь уходить. Альфред задержал её за руку.

— Я скучаю.

— Я тоже, Маленький Принц, — она закусила губу, и в её серо-голубых, ярких глазах море тоскливо билось о северные скалы. — Я тоже.

В следующую секунду они уже целовались. Альфред вжимал Астрид в стену, а она цеплялась за его рубашку тонкими пальцами, притягивая его к себе ещё ближе, ближе. И ему хотелось, чтобы пойманное мгновение длилось вечно, однако Астрид отстранилась первой, сбивчиво дыша.

— Нас могут увидеть.

— Астрид… — выдохнул Альфред, прислоняясь лбом к её лбу. — Я что-нибудь придумаю с этим всем.

Она качнула головой и вывернулась из его объятий, приложила палец к его губам.

— Не обещай того, чего дать не можешь. Пока что я с тобой, а что будет дальше, мы не знаем.

Возразить ей было нечего, как бы Альфреду ни хотелось. Он позволил ей осторожно промокнуть его губы влажной салфеткой. Макияж Астрид всё же смазался, и она выудила из кармана черных классических брюк помаду.

— Иди, — она улыбнулась. — В два часа у тебя деловая встреча, ты помнишь? Я всё ещё твой личный помощник.

— Лучший личный помощник, — Альфред не мог не улыбнуться в ответ. — Я люблю тебя.

Он обязательно что-нибудь придумает, что-нибудь сделает. Выхода у него нет.

Стоило ему выйти в офисной коридор, как мобильный начало разрывать звонками. Недовольно скривившись, Альфред вытащил его из кармана, уверенный, что ему названивает Джудит, но высветившийся номер был ему не знаком.

— Алло?

— Завертелось, — сообщила ему трубка голосом Ивара, безо всяких вступлений и предисловий. — Не сейчас, но через три дня всё начнется.

Альфред знал, что ему нужно теперь делать. Ему предстояло сообщить Экберту, что Лодброки скоро потерпят сокрушительное поражение и убедить, что Бьерн и Лагерта, копающие под семью Рагнара, — не самые подходящие союзники даже в случае победы Исайи Блэка. Если Исайю и Лагерту нужно было подталкивать к объединению против Ивара, чтобы лишить Лагерту хотя бы части её сил, то Экберта от Ингстадов следовало держать на расстоянии. Сокрушительное поражение Блэка, а вместе с ним — и Ингстадов против Ивара могло добить его и заставить паниковать, думая, когда же Лодброки доберутся до него самого, а там… кто знает, выдержит ли старческое сердце? И не удастся ли таким образом уничтожить двух врагов за одну операцию? А заодно и Джудит, для которой смерть Экберта будет означать крушение созданного ею мира.

Впрочем, это должен был быть только первый удар. Второй, если для Экберта поражения Исайи и Лагерты будет недостаточно, или если он решит все же объединиться с Лагертой на свой страх и риск, Альфред собирался нанести сам. Не без помощи Ивара, если тот согласится. И выживет.

Этот удар должен был свести Экберта если не в могилу, так довести до инсульта и превратить в овощ. Альфред понимал, что жесток к деду, но также понимал, чего Экберт на самом деле заслуживает. И всегда заслуживал.

Может быть, Альфред и сошел с ума, но он знал, чего хочет. Он хотел, чтобы Экберт поплатился за всё, что сделал со своей семьей — с ним, с Этельредом, с отцом, и даже с Джудит, превратившейся в его точную копию.

К черту, Экберт и поплатится.

— Юрист ждет вас в кабинете, — предупредила секретарь. — Кофе?

— Мне как обычно, — улыбнулся Альфред. — И никого не пускай.

Секретарь кивнула.

Юрист компании тут же поднялся, стоило двери захлопнуться, отрезая их от офисного коридора.

— Доброго дня, — Альфред сел в кресло, принял из рук мужчины папку с документами. — Вы разработали проект объединения компаний?

— Да, — кивнул тот. — Пришлось постараться. Я готовил документы всю ночь.

— Я изучу проект, с вашего позволения? Я действую по доверенности от мистера Экберта и хотел бы убедиться, что с документацией всё в порядке, прежде, чем мне дадут разрешение поставить здесь свою подпись.

Альфред понимал, что идёт ва-банк и в обход всех на свете (даже Астрид не знала, зачем он вызвал к себе юристов), но идея объединить Kedrick Inc. с Lothbrok Inc. пришла неожиданно, вспышкой в сознании. Дед, будучи полностью уверенным в собственномвнуке, подписал ему доверенность на заключение любых договоров и на распоряжение имуществом, включая акции компании, но Альфред не решался воспользоваться этой привилегией раньше. Теперь у него не было выбора. Если Экберт останется достаточно сильным и крепким, чтобы перенести победу Ивара и его дальнейшее расширение влияния на рынке оружия, его придется добить.

Объединение компаний могло стать этим ударом. Если Экберт, узнав о предательстве, умрет, Альфред унаследует Kedrick Inc. Если выживет — у Альфреда будет возможность подписать документы самостоятельно по доверенности или заставить Экберта самому поставить эту подпись. Последнее будет возможно только при наличии компромата, способного опорочить Экберта и даже поставить его под подозрения ФБР, а такой компромат может появиться лишь если Лодброкам удастся взять Исайю живым.

Слишком много вариантов дальнейшего развития событий, и ни в одном они не должны были проиграть, так или иначе. Альфред старался не думать, что случится, если их и без того рискованный план провалится. Он, к черту, не мог провалиться. Просто не мог.

— Это всего лишь проект, — начал юрист. — Здесь предусмотрены только наши условия, но если мистер Ивар Лодброк будет вносить свои коррективы…

— Наверняка будет, — прервал его Альфред. — Через некоторое время. У тебя есть примерно шесть дней, чтобы доработать документацию. Слияние корпораций должно пройти как можно более безболезненно, если этот документ будет подписан. И не должен оставлять Ивару Лодброку возможности получить больше дивидендов и “плюшек” в случае слияния.

«Что я делаю? — подумал он, вчитываясь в печатные строчки. — Что я, к черту, делаю?»

Но он понимал уже давно: какой бы война Экберта с Лодброками ни была, тихой или открытой, она принесет компании лишь убытки. Конкуренция на рынке поставки оружия с Lothbrok Inc. уменьшит прибыль. Объединившись, сейчас или после смерти Экберта, они смогут захватить монополию, не разбазаривая собственные ресурсы на борьбу друг с другом. Удивительно, что ему не пришла эта идея в голову раньше.

Если, конечно, Ивар согласится на его доводы. Вести диалог с младшим Лодброком всегда было сложно. Но враги твоих врагов — твои друзья, разве не так? Альфред кое-чему научился у своего деда, а Ивар, казалось, тоже руководствовался этим же принципом. Иначе никогда бы не принял его помощь.

— Будь готов уничтожить этот проект, если переговоры с Лодброками пойдут не так, — Альфред откинулся на спинку стула. — Или если я прикажу. И я не хочу, чтобы ты разговаривал об этом хоть с кем-либо, кроме меня.

К счастью, дед уже давно не выбирался в офис и не вызывал никого из сотрудников к себе, полностью отдав дела на откуп внуку, получая его отчеты и занимаясь лишь своими интригами. У Альфреда всё ещё оставалось несколько дней, чтобы сохранить свою авантюру в тайне, а там, возможно, она и вовсе потеряет смысл на ближайшие полгода. Пока завещание не вступит в силу.

Он на это, по крайней мере, очень надеялся.

========== Глава девятая ==========

Комментарий к Глава девятая

Я вот вообще не мастер писать NC. Именно поэтому её тут и нет, ха-ха :) Признаться, во время написания этой главы я получила куда меньше удовольствия, чем Ида - в ней же. Тапки и яд принимаются в любом количестве и в любом размере - в ПБ, в отзывы, в личные сообщения (если, опять же, не “вкусовщина”).

Aesthetics:

https://pp.userapi.com/c847123/v847123294/e0afc/TmpgUbNHsDs.jpg

https://pp.userapi.com/c844616/v844616686/ea68c/uLuOKSclt5I.jpg

Коллажи от Акары:

https://pp.userapi.com/c849336/v849336022/74187/S5CIyVUdtJ8.jpg

https://pp.userapi.com/c848416/v848416596/686ef/ogLwPk2sMOg.jpg

https://pp.userapi.com/c846124/v846124636/e4eb4/X5yWmb535tA.jpg

OST: https://www.youtube.com/watch?v=TD62lKUobpY - Oomph! - “Burning Desire”

How many countless nights

Have I spent now with you?

How many dreams

Has your heart burned me through and through?

From my love’s burning desire

There’s no escape, no salvation

From my love’s burning desire

No force in Heaven, nor Hell can save your soul

© Oomph! — «Burning Desire»

— Значит, ты хочешь, чтобы я позволил тебе увезти Оливию и мать из города, — Исайя поболтал в стакане коньяк, сделал глоток.

Ида вздохнула. Она, как никогда прежде, ощущала себя находящейся среди двух огней: ей нужно было обеспечить безопасность матери и сестре и не вызвать подозрения отца. Она была уверена, что нигде не спалилась, но отцовские раздумья заставляли её нервничать. Что-то внутри сворачивалось в тугой беспокойный клубок, и ей стоило огромных усилий сохранять уравновешенный тон, когда на самом деле её выдержка уже практически ослабла.

— Так будет лучше всего, — произнесла она, ненавидя себя за то, что приходится умолять этого говнюка, волею судьбы (или богов, как говорил Ивар) оказавшегося её отцом, увезти Лив и маму. А он, урод, ещё раздумывал, будто речь шла не о жизнях его жены и дочери. Впрочем, когда Исайю Блэка это вообще волновало? — Если хоть кто-то из братьев Ивара догадается, кто стоит за похищением, они постараются ударить в ответ.

Блэк цокнул языком, искоса взглянул на Иду, будто пытался разглядеть — на чьей же стороне выступает его дочь, на его или своей собственной?

— Лагерта обещала, что, в случае удачи, она возьмет оставшихся братьев на себя.

Лагерта, Лагерта, проклятая Лагерта! Ида откинулась на спинку кресла, слушая, как скрипит гладкая черная кожа, и ей показалось, что она позорно выпускает из рук ситуацию. Ивар не простил бы ей этого. Иногда она поражалась, как ему удается всё контролировать и выравнивать даже те ситуации, в которых он безнадежно проигрывает. И уже не впервые за последнее время она подумала, что хочет, чтобы Ивар был рядом сейчас. Его присутствие давало ей силы теперь, стоило признаться самой себе, как они похожи — Серый Волк из детской сказки и Красная Шапочка, прячущая нож на дне корзинки с пирожками.

— Я знаю, — терпеливо ответила Ида Исайе, изображая из себя послушную понимающую дочь. — Но я боюсь за них, — губы её дрогнули. — Я достаточно живу рядом с Лодброками, чтобы знать: они способны на всё. Позволь мне увезти маму и Лив, пожалуйста.

Исайя задумался, постукивая пальцем по стакану. Иде хотелось крикнуть: да соображай уже быстрее! Ивар обещал обеспечить Лив и матери охрану, и Ида знала, что он не отступит от своего обещания. Их связь крепла не только на крови, но на сумасшедшем взаимном притяжении, которое они оба уже не отрицали.

Они нырнули в него с головой, и монстры, живущие в них обоих, удовлетворенно урчали.

— И куда ты их увезешь? — Исайя поднялся, отошел к окну, выглядывая в сад, окутанный вечерней темнотой. — Полагаю, Ивару и его братьям известно, где находится вся моя недвижимость.

«Большая часть которой — в залоге у банков, — подумала Ида. — Не надейся, что я об этом не знаю, папа. Я слишком долго была послушной дочерью, но никогда не была слепой или дурой».

— Я сняла квартиру на сутки на свои сбережения, оставшиеся с колледжа, — соврала она легко. Ивар прорабатывал с ней большинство вопросов, которые мог задать Исайя собственной дочке, и этот был одним из самых простых. — Они только мои, и я сомневаюсь, что после похищения Ивара, Хвитсерка будет беспокоить состояние моих счетов. Все складывается как нельзя лучше, папа, — она улыбнулась. — Сигурд с Блайей уехали, Уббе переметнулся на сторону Лагерты, остаются только двое, и победить их будет легче, чем когда Лодброки напали на Эллу Кинга. Тогда их было пятеро, теперь осталось только двое. Главное — увезти маму и Лив, чтобы они не ударили нас в самое слабое место.

Исайя хмыкнул, побежденный её логикой, и Ида почти выдохнула от облегчения. Кажется, её доводы звучали достаточно убедительно, чтобы отец повелся, хотя на самом деле она думала, что это он способен воспользоваться Оливией и матерью, если что-то пойдет не так… если он узнает, что Ида с Иваром заодно. Кто знает, может быть, шпионы Лагерты все-таки что-то узнали, несмотря на все предосторожности? Кто знает, вдруг Исайя просто ломает комедию?

— Хорошо, — кивнул отец. — Скажи, чтобы собирали вещи, которые понадобятся им на ближайшие пять или шесть дней.

У Иды камень с души упал. Она протанцевала бы до спальней матери и сестренки, если бы могла, но приходилось сохранять внешнее спокойствие.

— Спасибо, папа, — она чмокнула Исайю в щеку. — Я уверена, что наш план сработает.

И, только закрыв за собой дверь кабинета, она хихикнула: план сработает, но не тот, на который её отец так надеется. Иногда она думала: когда Ивар начал доверять ей настолько, что согласился на её идею выпить вино со снотворным? Иде казалось, что они теперь понимали и чувствовали друг друга даже слишком остро — так, что оба боялись не выдержать этой близости, задыхались от неё. Ивар, никогда никому не доверявший, раскрылся перед ней как на ладони, стоило им преодолеть взаимные подозрения и принять их похожесть, их тьму, что так затейно переплеталась между собой.

Их план был прост, как дважды два: Ида якобы уговаривает Ивара показаться вместе на людях и подсыпает Ивару снотворное в бокал вина. Отпускает водителя и вызывает такси, за рулем которого сидит «дева» Лагерты. Ивара отвозят в дом Исайи, а через день Хвитсерк объявляется там и попадает в расставленную ловушку.

Ида знала, что Исайя не убьет Ивара сразу. Он захочет, чтобы Ивар увидел конец своей семьи и увидел предательство Иды. И знала, что, если всё рассчитано правильно, отец проиграет. Сам окажется в собственном капкане, там и сдохнет, не в силах отгрызть себе конечность, чтобы освободиться.

За ребрами царапалось и ныло смутное чувство страха — что, если они с Иваром что-то не учли? Что, если Лагерта решит поддержать Исайю сильнее, чем они предполагали? Что победит в этой холодной, жесткой женщине — осторожность или ненависть к сыновьям Рагнара Лодброка?

Оливия что-то напевала, собирая свои раскраски и фломастеры в рюкзак. Мать недоумевала, с чего бы Исайя решил отправить их в Чикаго, но, как обычно, не задавала вопросов, предпочитая следовать его воле, будто послушная кукла. Ещё давно, наблюдая за покорностью матери, Ида пообещала себе, что никогда не станет такой.

Судьба подбросила ей Ивара Лодброка — единственного мужчину, который предпочитал, чтобы все вокруг подчинялись его воле, но в своей женщине этого не потерпел бы. Единственного, за чью жизнь Ида сейчас боялась не меньше, чем за жизни матери и сестренки.

— А куда мы едем, Ида? — Оливия крепко сжимала её ладонь своей маленькой ручкой.

— В Чикаго, — улыбнулась Ида. — У папы в доме будет много гостей, и вам с мамой лучше побыть вдали от этого шума. К тому же, это будет не вечеринка, папа будет работать.

Лив кивнула и вопросов больше не задавала.

Ида смогла свободно выдохнуть лишь когда услышала, как мать запирает за собой дверь квартиры, которую Ида и правда сняла на собственные деньги. Соврала она отцу в другом: Ивар об этом прекрасно знал, а за семьей Иды следило несколько «воронов» Лодброков.

Ивар выполнял свои обещания.

*

Ивар задумчиво вращал вокруг запястья браслет, и рубиновые глазки змеи то вспыхивали алым в электрическом свете, то прятались от Иды. Мучимый бессонницей, он ждал Иду в кабинете и читал последние контракты, которые притащил из офиса. Порой ей очень хотелось предложить ему свою помощь — как-никак, она разбиралась в договорах. Но Ида по-прежнему не решалась.

В случае Ивара лучшим вариантом было подождать, пока он сам решит, что ты можешь ему помочь, и сообщит об этом в приказном тоне. По-другому он не умел, как толком не умел и принимать помощь, если она не приходила к нему в виде сделки.

Бартер он хотя бы мог понять.

— Думаешь, Исайя купился? — Ивар прекратил мучить браслет, медленно постучал пальцем по нижней губе, как всегда делал, когда задумывался.

— Уверена, — Ида присела на край стола, совсем рядом с ним. — У моего отца есть одна черта: он всегда меня недооценивал, а я долгие годы училась этим пользоваться. Даже сейчас я сделала так, что он решил, будто сам придумал весь план. Он и подумать не может, что я им управляю.

Улыбка тронула её губы. Управлять Исайей Блэком. Странное чувство, посетившее Иду от этой мысли, она не смогла бы описать словами. Сродни оргазму, оно овладевало её существом, и, кажется, теперь она понимала Ивара, стремящегося быть кукловодом для собственных марионеток. Пусть у них обоих это не всегда получалось, но сладкое ощущение удовлетворения стоило всех неудачных попыток.

— Я смотрю, ты вошла во вкус, — ухмыльнулся Ивар, откинулся на спинку кресла, оглядывая её с головы до ног. — Хвалю, — произнес почти шепотом, напоминая то ли змея из райских садов, то ли трикстера из легенд, принадлежавших его народу. Его взгляд прошелся раскаленной волной по нервам, пробирая до дрожи.

Иде вспоминались сумбурные сны, в которых она видела Ивара окровавленным и безумным, что-то кричащим и хохочущим. Ей вспоминалась её собственная точка невозврата, но не поцелуй, который они разделили в тире, а общее безумие, окрашенное в багровый. Смерть Соломона Хэнли швырнула их друг к другу, и монстры, обитающие в недрах их душ, разинули пасти в ожидании кормежки.

«Монстру нужен монстр».

— У меня хороший учитель, — Ида улыбнулась.

— А ты учишься быстрее, чем я предполагал, — Ивар вновь крутанул вокруг запястья браслет. — Но у меня есть пара коррективов в наш чудный план.

Ида кивнула, неловко поерзала на столе. Дерево даже сквозь мягкую ткань трикотажного платья казалось жестким и холодным, зато от взгляда Ивара становилось мучительно-жарко, и пришлось прикусить щеку изнутри, чтобы мысленно возвратиться к делам.

— Подозреваю, что твой отец не станет отвозить меня к себе домой. И я не уверен, что он сообщит тебе, где соберется держать меня. Значит, нам нужен отслеживающий маячок, укрепленный в машине, на которой меня повезут.

Ида почти услышала, как у неё в голове щелкнуло — ну, конечно! Ведь отец и словом не обмолвился, где планирует удерживать и пытать Ивара. А Хвитсерку и «воронам» понадобится точная информация, о наличии которой у них Исайя знать был не должен.

Ивар Лодброк был чертовым гением, продумывающим детали, о которых Ида, в интригах ещё неопытная, не додумывалась сама. Теперь, когда он высказал вслух мысль, недостающим кусочком паззла дополнившую картину их действий, их безумный план сложился в её сознании полностью.

Что они собирались сделать, было сродни шагу в пропасть, но тем и было привлекательно.

— Установить отслеживающий «маячок» в машине, принадлежащей Лагерте, нелегко, — продолжал размышлять вслух Ивар. — Для этого нужен свой человек в стане Ингстадов, да ещё и тот, кому доверяет сама Лагерта. Это сложно.

Он нахмурился, обдумывая, как ловчее провернуть свою затею, и между бровями у него залегла морщинка. Ида смотрела, как он покусывает нижнюю губу, и думала: что за мысли пролетают и исчезают в его гениально-умной голове? И чего она сама хочет больше: узнать, как работает его безумное сознание, или поцеловать его прямо сейчас, зарываясь пальцами в темные, чуть взъерошенные волосы? Ивар Лодброк — её дар и проклятье, её темная сторона, её пропасть, в которую она шагнула. Багрянец её желаний, так долго таившийся под личиной хорошей дочери и глупой блондинки.

Ивар вскрывал замки, на которые была заперта её душа, и у него были отмычки от каждого. Ида смотрела на полурасстегнутый ворот его рубашки, на разлет ключиц и на закатанные рукава, обнажающие сильные руки, и смутное марево желаний обретало свои очертания.

Ида Блэк хотела Ивара Лодброка. Она могла выбрать любого мужчину, но выбрала его. Или он выбрал её. Или так распорядились его боги, её Бог, она не знала и не хотела знать, чья воля свела их вместе. А Ивар хотел её — Ида знала это. Ивар целовался голодно и жадно, пробуждая в ней мучительную жажду, прежде ей незнакомую, и сопротивляться не было сил.

Сейчас ей хотелось плюнуть на всё и усесться к нему на колени, припадая к его шее губами. Иисусе Христе на кресте, Ида Блэк-Лодброк, какого черта ты творишь?

Чтобы отвлечься, Ида перевела взгляд с ключиц Ивара на серебряные пуговицы рубашки. Одна из них была выполнена в форме крохотной змеиной головы. Ида смотрела на неё, и смутная мысль, маячившая на задворках её сознания и связанная с идеей отслеживания, приобретала четкость.

Черт подери, да. Как она не подумала об этом раньше?

— Мы не сможем установить «жучок» в машине, — качнула Ида головой. — Но что если установить его на тебе? Спрятать в одежде или… — она помолчала, оглядывая мелкие детали на рубашке Ивара. — Сделать пуговицей или булавкой для галстука? — она протянула руку и осторожно коснулась пуговиц, не удержалась — прошлась ладонью по груди Ивара. Он вздрогнул, сглотнул, реагируя телом на прикосновения даже быстрее, чем его ум успел отреагировать на идею.

А потом расплылся в широкой усмешке.

— Неплохая идея. Думаю, мои люди очень быстро смогут установить «маячок» в одну из рубашек, — он потер подбородок, скользя взглядом по ногам Иды до самого края её платья, по её фигуре и, наконец, цепляясь за её лицо, будто впитывая образ и сохраняя его в памяти. — Никто не сможет победить нас, если мы будем действовать вместе.

Этот почти-шепот его больше не походил на змеиное шипение. Он был вкрадчивым, обволакивающим, Ида и не знала, что Ивар так умеет. Его голос прошелся по её вздыбленным нервам, и она зажмурилась на мгновение: это всё было слишком. Влечение становилось невыносимым, и кровь застучала в висках. К черту, она должна прийти в себя.

Им ещё есть, что обсудить. Например, оставшиеся детали их задумки. Довести её до совершенства, превратить в идеальную аферу, способную обмануть не только Исайю Блэка, но и Лагерту, чья хитрость была равна хитрости самого Ивара.

Ида сомневалась, что до «жучка» в одежде Ивар не был способен додуматься сам — просто он, как и всегда, подталкивал её к нужной идее, заставляя обдумывать варианты и находить наиболее подходящий и выгодный для их планов. Но ей это нравилось. Она чувствовала, что Ивар наконец-то смог довериться ей и разглядеть в ней не врага и не просто женщину, к которой его влекло, а союзницу, равную ему.

— Я думала, что моему отцу покажется странным идея захватить тебя в ресторане, — Ида слезла со стола, подошла к окну и выглянула на улицу, больше чтобы отвлечься и очистить мозг от ненужных мыслей, чем искренне интересуясь там происходящим. — Но он проглотил идею, как рыба — наживку.

Сама Ида проглотила комментарий, что Исайя, очевидно, решил, будто ей удалось соблазнить Ивара, — и снова ошибся. Из них двоих именно Ивар поначалу был змеем, искушающим Еву в Эдемском саду, но и Ева оказалась не промах. Они стоили друг друга, и зачем им был нужен Адам, если тандем оказался вдруг идеальным?

— Главное, чтобы её заглотила Лагерта, — протянул Ивар. — Я подумаю, как это сделать. У нас есть ещё несколько дней.

Какая-то птица вспорхнула с ветви дерева, но Ида не могла понять — правда ли она услышала шорох крыльев или её мозг нарисовал слуховую галлюцинацию сам? А вот ладонь Ивара, перехватившая её за запястье, была очень даже реальна. И жжение в груди тоже было реальным. А ещё Ида чувствовала, как скребется за ребрами её внутренний монстр, требуя выпустить его наружу.

Ивар потянул Иду к себе на колени, заставляя вцепиться в его плечи, обтянутые гладкой тканью рубашки. Она неловко ткнулась носом в его шею, где-то под ухом.

— Иди ко мне, Сигюн, — хрипло прошептал Ивар. — Поцелуй своего Локи…

Разве Ида могла отказать?

*

Ночью всё и всегда иначе.

Днем план казался идеальным, но в ночи, когда Ида мучилась бессонницей, вновь и вновь прокручивая в голове свои разговоры с отцом и с Иваром, страх разрастался в ней всё сильнее. Что, если они в чем-то просчитались? Что, если что-то пойдет не так? Она знала, что не бывает до самых мелочей просчитанных ситуаций, знала, что где-то может случиться сбой… и боялась, что этот сбой повлечет за собой катастрофу.

Потому что если так случится, то мать и Лив никогда не избавятся от давления Исайи Блэка. Потому, что, узнав о роли Иды в затее Ивара, отец её уничтожит. Нет, разумеется, он не убьет её, ведь в случае гибели братьев, наследство Рагнара достанется ей, но втопчет в землю.

Потому, что ей придется смотреть, как убивают Ивара, и она знала, что не выдержит этого. Её до костей пробирало ледяным ужасом, стоило представить, как отец измывается над Иваром, а потом, возможно, вручит его Лагерте, как самый дорогой на свете подарок. Или сдерет с него кожу и отправит Ингстадам в посылке. И если раньше Ида полагала, что судьба Ивара беспокоит её только в связи с его обещанием и их договором, то теперь понимала: она просто не хочет его терять.

Ивар вовсе не был тем, кого хочется и нужно любить, — он пропитывал своим ядом всех и всё вокруг себя, как только сам ещё в нем не захлебнулся. Впрочем, кобры в своем яде не варятся и им не травятся. Ида не могла утверждать, что любит его, — любовь всегда многогранна, с этим спорить было нельзя, но её чувства к Ивару постичь и вовсе не удавалось. Все попытки падали в ту самую тьму, что его окружала. Ивар был Джокером «теневого» бизнеса Чикаго, но на него не находилось своего Бэтмена. Безумие он умело прятал за рубашками и деловыми костюмами, достаточно держал в узде, чтобы законникам не к чему было придраться, но в любой миг из-за этой маски могло выглянуть ухмыляющееся лицо, покрытое чужой кровью.

Зато Ида точно знала, что Ивар теперь от неё неотделим. И знала, что у неё шарики за ролики заходят от притяжения, которое она испытывает к нему. Оно вязало их между собой нитями крепче каната, по которым бежал электрический ток. Ида знала, что влипла, вляпалась, и ещё миллион определений, которые девушки из высшего общества не говорят вслух, но ей было плевать. Если с Иваром что-то случится, его безумие перейдет к ней, она его унаследует.

Ида знала, что Исайя только и мечтает увидеть Ивара мертвым.

Их план был хорош настолько, насколько вообще могут быть хороши планы людей, чьи идеи дополняют друг друга и чья тьма сплетается между собой. Но что, если всё провалится? У Иды в животе всё в узлы сворачивалось от ужаса — осязаемого, липкого, ледяного. Что, если Ивара больше рядом с ней не будет? И этот путь придется проделывать в одиночку?

Она распахнула глаза, вглядываясь в темноту собственной спальни, бездушной и холодной, ведь она так и не нашла времени внести часть себя в комнату. Очертания предметов выступали мрачными тенями. Пока глаза привыкали, Ида думала: она никогда не видела комнату Ивара. Какая она? Такая же безликая, как и спальня Иды, или Ивар Лодброк обустроил её по своему вкусу? Он мало кого допускал к себе, братьев — особенно, а Ида раньше и не рвалась.

Если бы её путь выступал из неизвестности так же, как обстановка спальни, она хотя бы узнала бы, куда ей идти, как действовать. Ида ворочалась на кровати, сбивая покрывало и простыни, они путались в ногах, а мысли так же путались в голове, сводя её с ума. Они метались от страха за Ивара до разрастающегося в груди и ниже ясного желания прямо сейчас вылезти из постели и отправиться в спальню к Ивару, забраться к нему под одеяло и целовать его, кусая губы, прижимаясь кожа к коже, и плевать ей, если он — калека, и секс им заказан, плевать, потому что…

Потому что Ивар хочет её, а Ида хочет его, желает, жаждет, как угодно, как хотите. Каждый поцелуй, каждое прикосновение жаркой волной проходили по её нервам, особенно, — когда Ивар сажал её на колени, заставляя склоняться к нему, захлебываться темнотой в его синих, арктических глазах, в его расширенных зрачках. Ивара можно было запихнуть в современный мир и втиснуть в костюмы и джинсы, но он оставался навсегда язычником, пропахшим древними кострами и кровью жертв, и они сами были жертвами друг друга, проклятьем и даром, наказанием и наградой. И кто бы знал ещё, кто привел их друг к другу?

Явно не Бог. Может быть, это был дьявол, или его древние боги, скрывшиеся с глаз человеческих долой, но не побежденные. Ида вспоминала, как Ивар целовал её сегодня, почти до крови, до укусов, и звал её Сигюн — хрупкой богиней, навечно связавшей себя с богом обмана и хитрости. Будь прокляты Марвел, ничерта о Локи не знавшие, им бы на Ивара посмотреть…

Ида насмотрелась достаточно, и теперь поймала среди бешеного водоворота мыслей одну, уцепилась за неё, как за спасение.

Она достаточно насмотрелась на Ивара и хочет ощутить его. Не просто поцелуи и прикосновения, обжигающие жаром даже сквозь ткань одежды. Она хочет его, и к черту его болезнь — мужчина, у которого осталось хотя бы несколько пальцев, может свести женщину с ума.

У них может и не быть другого шанса. Особенно — если всё полетит в пропасть. Особенно — если времени осталось совсем немного. Кто знает, кому и сколько на земле отмерено? Ивар однажды сказал, что нить его судьбы у норн между пальцев натянута, и они в любой миг могут полоснуть по ней ножом, наслаждаясь её предсмертным звоном. Он не боялся смерти, он боялся слабости, но Ида ещё не видела человека сильнее.

Она выбралась из постели, ступая босыми ногами по холодному полу, не позволяя себе передумать или сочинить какие-то дурацкие отговорки, почему она не должна делать того, что хочется. Тенью скользнула по коридору спящего дома, хотя кого она могла разбудить? Хвитсерк опять где-то шлялся, иначе шум его мотоцикла, припарковываемого у дома, она бы услышала. Бьерна невозможно было разбудить тысячей пушек, да его спальня была слишком далеко от её, а Торви не имела привычки лезть в чужие дела.

Действительно ли её волновало, что подумают другие?

В спальне Ивара царила темнота и тишина, и обстановку не разглядеть, но Иде была наплевать. Ивар спал, и одеяло сползло до самого его пояса. Присев на край кровати, Ида вгляделась в его лицо: даже во сне он хмурился, и морщинка залегла между его бровями. Под сомкнутыми веками беспокойно ворочались глаза. Она смотрела на его приоткрытые губы, на четкую линию подбородка, очерчивала взглядом вздымающуюся от дыхания грудную клетку, и у неё горло перехватывало от острой необходимости прикоснуться.

Почему бы и нет?

Ида коснулась пальцами его ключиц, несмело провела ладонью по теплой коже торса. И замерла, пойманная на месте преступления, когда Ивар перехватил её запястье.

— Сигюн? — он смотрел на неё сквозь длинные ресницы, настороженно и диковато. — Что тебе нужно?

Иду аж насквозь жаром прошило.

Ивар застукал её в спальне, и теперь придется как-то выкручиваться. А надо ли выкручиваться, и зачем?

«Что мне нужно, Ивар? — она разглядывала его лицо, порисованное ночными тенями, и ей чудилось, будто жидкий огонь полыхает в её венах. В висках бешено стучало. — Ты. Прямо сейчас, потому что другого времени может не быть».

Она запретила себе думать рационально, запретила включать логику, холодную и отрезвляющую. А когда рацио уступило место эмоциям окончательно, Ида уже не думала. Она извернулась, заставляя Ивара выпустить запястье из жесткой хватки, потянула через голову свою пижамную кофту и сбросила её на пол.

Лицо у Ивара вытянулось, и если бы у Иды сознание так не мутилось от желания, подсвеченного алыми всполохами, она бы даже была собой горда. Ей удалось изумить Ивара Лодброка. И теперь она могла наблюдать, как расширяются у него зрачки, будто он угасился чем-то очень тяжелым, как учащается дыхание и воздух вырывается так хрипло и прерывисто, почти в такт шуму крови в её ушах.

— Ты совсем с ума сошла? — Ивар тяжело сглотнул. Их взгляды скрестились. — Ида, йотун тебя возьми…

К черту.

Всё — к черту.

Ида распахнула объятия своему безумию и своим внутренним монстрам. Тело Ивара показалось ей горячее адова пекла, хотя откуда бы ей знать, как там, в Аду? Она скользнула под одеяло, прижимаясь к нему так крепко, как только могла.

— Ида! — Ивар ухватил её за плечи, и, наверное, второй раз в жизни она увидела его в панике, такой, что захлестывала с головой, будто морская волна. Ему казалось, что его слабость обнаружили, хотят на ней сыграть, и во взгляде у него страх, раздражение и желание мешались в коктейль, вот-вот способный рвануть, разнося все вокруг.

Ида, шалея от собственной смелости, не давая задуматься ни самой себе, ни ему, прижалась на мгновение поцелуем к его шее, ладонью провела по его груди, животу, срывая с губ Ивара невольный стон. Заставляя зажмуриться.

— Мне плевать, Ивар, — шепнула она ему прямо в ухо. — Я не знаю, что ты надумал себе, но мне плевать, если ты там парализован, — он дернулся, перехватывая её руку в самом низу живота. Стиснул так, что ещё чуть-чуть - и хрустнули бы кости. Иде бы испугаться, понять, что она ходит по краю, но у неё совсем сорвало предохранители. Она продолжила: — Я не знаю, что будет дальше. Я не знаю, победим ли мы, и ты не знаешь. У нас есть только сегодня, и я хочу быть с тобой.

— Нет, — выдавил Ивар, распахивая безумные глаза. Сказать, что он не может, было явно выше его сил.

Край обрыва рушился у Иды под ногами.

Как, к черту, донести Ивару, что он не безнадежен, что она хочет его, если ему до сих пор было недостаточно доказательств? Ида знала, что Ивар не умеет признавать слабости, и сейчас не признает, он скорее сдохнет.

— Уходи, — глухо произнес Ивар, но Ида понимала, что он этого на самом деле не хочет. Он был её личным трикстером, её богом обмана и хитрости, но сейчас маленькая богиня должна была вытащить его из клетки, в которую он сам себя загнал. И, кажется, она понимала, как.

— Ты боишься?

— Нет. Я не хочу, — Ивар мог что угодно говорить, но в его глазах Ида видела другие ответы. И вдруг все мысли, что ворочались в её голове, отступили. Исайя, Ингстады, планы и опасения скрылись в тени, оставляя только желания, древнее которых не было.

— Ты боишься, — игра была опасной, и под подушкой у Ивара всегда прятался нож, но Ида знала, что попытки эти стоят всего на свете. — Ты боишься, что мне не понравится. Ты боишься, что не сможешь…

О, Иисусе Христе на кресте, неужели она вообще делает это? Неужели она играет с коброй, в любой момент способной укусить?

Поздно уже думать. Остается только идти вперед и надеяться, что выбрала правильный путь.

— Хватит! — Ивар вышел из себя даже раньше, чем она предполагала, выхватил нож одной рукой и молниеносно приставил к её горлу. Прикосновение холодного лезвия должно было испугать, и раньше бы испугало, но Ида изменилась, и теперь оно только поднимало в ней вихрь азарта и желания. — Хватит, Ида…

Она облизнула губы.

— Мужчина может удовлетворить женщину иначе, — Ида не собиралась отступать. Ладонью она вцепилась в его запястье, ощущая прохладу медного браслета под пальцами. — Руками, губами, языком. Не ври мне, что не можешь, Ивар Лодброк, я ни за что не поверю.

От её слов Ивар дернулся, оцарапал её шею лезвием, и на коже выступила кровь. Ида дотронулась пальцами до пореза, смазывая кровавую полосу, протянула руку и мазнула по щеке и губам Ивара. Она не знала, зачем сделала это, просто сделала. Ивар следил за её движениями голодно, жадно. Повел головой, стоило ей пройтись ласкающим движением по его щеке, провести пальцами по линии подбородка.

— Ты же не боишься, Ивар? — Иде многого стоило не показывать своего напряжения. С Иваром нельзя было выказывать страха, сомнений, он был словно дикий зверь, чуявший эти эмоции нюхом, кожей, всем своим существом. Внутри у неё звенели нервы, звенело и в голове, заглушая мысли.

Медленно, очень медленно Ивар опустил руку с ножом, и, когда оружие легло на покрывало, Ида отбросила его в сторону, прямо на пол, обхватила лицо Ивара ладонями. Она чувствовала, что Ивар Бескостный включается в эту игру, что его страх постепенно подавляет азартом и желанием доказать, что он не трус, не немощен. Что он… может быть с женщиной, хотя бы так.

Иногда его легко было взять «на слабо».

— Я хочу тебя, Ивар Лодброк, — произнесла она четко, подалась вперед, заставляя его откинуться на спину. — Неужели тебе слабо? — и, перекинув через его бедра ногу, она уселась на Ивара сверху, потянулась к нему.

Ивар не отстранился.

От вкуса собственной крови на его губах Ида сходила с ума, и поцелуи становились всё более терпкими, почти болезненными. Ивар чуть приподнялся, опираясь на одну руку, а второй зарываясь в волосы Иды, оттягивая пряди. Прижавшись к нему крепче, Ида почувствовала обтянутые кожей кости его недееспособных ног, и он инстинктивно попытался отстраниться.

Она не позволила. Только поймала его руку, выскользнувшую из её волос, и повела его ладонью по своей шее, груди, ребрам и животу, и ниже, между ног, чтобы он почувствовал: возбудить женщину он вполне в состоянии. К черту, её возбуждали сейчас даже обрывочные мысли. И стоило Иде ощутить, как пальцы Ивара скользят в неё, она застонала.

Ивар вскинул на неё ошалелый взгляд. Открыл рот, тут же закрыл его. Судорожно втянул воздух, зажмурился, выдохнул и будто нырнул с головой в мутные воды собственных желаний. Представлять что-либо не было больше смысла, потому что реальность накатила, будто волна, обостряя до предела все чувства и ощущения. Ида выгнулась, подаваясь навстречу его прикосновениям, закусила губу — да, правильно, Ивар, Господи, правильно…

Черт знает, как он угадал или прочувствовал, как нужно, но знал, а где ошибался — Ида направляла его. Вздрагивала, цепляясь за его плечи, падая в бездну мутно-багряного удовольствия, которое, кажется, всегда теперь будет связано у неё с кровью. Собственной или чьей-то ещё. Щеки у неё горели. Где-то на подсознании валандались мысли, что ей мало, мало, нужно ещё, и Ида потянула Ивара на себя, заставляя его уткнуться носом в её шею. Ближе, ближе, ближе… пожалуйста…

«Ох, Боже…».

На её вскрик Ивар вздрогнул и сам.

Наслаждение затухало медленно, словно догорающий костер. Ида обнаружила себя обвившейся вокруг Ивара, как плющ, и его ошеломленное выражение лица могло сравниться, наверное, только с её собственным. А, осторожно проведя рукой вниз по его животу, она поняла, почему он так поражен.

И торжествующе улыбнулась.

========== Глава десятая ==========

Комментарий к Глава десятая

Aesthetics:

https://pp.userapi.com/c850732/v850732245/cbb4/FlbOqiosQKA.jpg - Торви

https://pp.userapi.com/c851428/v851428245/c2e8/PaUsJo8XoyI.jpg

https://pp.userapi.com/c845021/v845021314/fe469/uZ4Z2DGwK7g.jpg

Сайд-стори об Эрлендуре и Торви: https://ficbook.net/readfic/6757643

OST: https://www.youtube.com/watch?v=M6uw0v_Y8zY - Paper Route “Glass Heart Hymn”

I am empty

In my end you are my beginning

There’s a ghost in the mirror

I’m afraid more than ever

My feet have led me straight into my grave

Oh Lord have you walked away?

Oh Lord have you walked away from me?

From me

© Paper Route — Glass Heart Hymn

— Я могу его увидеть? — Торви сжала руки в кулаки, чтобы не показать Лагерте, как дрожат пальцы. Показывать страх Лагерте означало проиграть битву вконец, хотя Торви и так не выходила из неё победительницей. Но это всё-таки была битва, а не война.

Только каким будет следующее сражение, если у неё на сердце волки воют и боль скребется такая, что трудно дышать?

— Если не будешь путаться под ногами и выполнишь всё, что я скажу, сможешь, — Лагерта пожала плечами. Экран планшета потух. — Я же не зверь, в конце концов.

По мнению Торви сейчас, Лагерта была хуже зверя: животные убивают ради пропитания, а Ингстад мечтала только отомстить за то, что у неё когда-то отняли. Ей даже в голову не приходило, что её мужа и её мир Аслауг не отнимала, как не отнимали и братья Лодброки. Рагнар сам принял решение развестись с ней, но Лагерта не могла признать этого даже после его смерти. Даже после его третьего брака.

И она не гнушалась никакими способами достижения цели; её желание уничтожить сыновей Рагнара доходило до паранойи. Торви хотелось крикнуть: «При чем здесь, ради Одина, мы?! Оставь нас в покое!». Но она понимала, что впадать в истерику выйдет себе дороже.

— Если я не буду путаться под ногами и сделаю всё, что ты скажешь, ты должна будешь его отпустить, — Торви сжала губы. — И позволить нам уехать. А сейчас я хочу его увидеть. Откуда я знаю, что в твоем планшете — не запись, и Эрлендур действительно жив?

Лагерта вскинула бровь:

— Ты мне не доверяешь?

Хороший вопрос, просто отличный. Торви захотелось рассмеяться. Доверие? О чем она вообще говорит? Разве можно доверять Лагерте Ингстад, женщине, способной шантажировать собственных союзников ради достижения цели?

— А разве я должна?

Лагерта задумалась, затем кивнула:

— Нет, не должна. Но могла бы, ведь я никогда тебя не обманывала. А вот ты много лет изменяла моему сыну, так что не думаю, что ты можешь попрекать меня ложью. Впрочем, мне импонирует твоя недоверчивость — это говорит о том, что ты способна учиться на своих ошибках. Идем, я отведу тебя к Хорикссону, — она поднялась.

— Не стоит ей потакать, мама, — поморщился Бьерн. Он всё ещё был бледен от злости. — Может, мои сыновья ещё и не мои, а, Торви?

Детей в семейные дрязги Торви впутывать не хотела. Эрик и Рефил не были виноваты, что отец у них — так себе человек: прячет гнев на Рагнара, за смерть которого сам же и мстил, и тихо ненавидит братьев, которые перед ним ни в чем не виновны. В глазах Торви никто из сыновей Аслауг не виноват в сотрясающей их семью братской скрытой войне, а тот единственный, на ком лежит эта вина, пьет себе пиво и мёд в Вальхалле и ждет, кто же из его детей первым присоединиться к нему за бесконечным столом, полным алкоголя и яств.

Но Бьерн ждал ответа, и Торви отчаянно хотелось причинить ему боль.

— Может быть, — бросила она.

Бьерн стиснул зубы, на щеках у него заходили желваки. Видя, что он вот-вот сорвется, Лагерта движением руки остановила назревающую ссору.

— Я сама разберусь, Бьерн. Идем, Торви, — произнесла она. — Эрлендур находится здесь, под охраной, но я позволю тебе увидеть его на пять минут. Надеюсь, ты оценишь это.

«Оценю что? — Торви смотрела ей в спину, пока Лагерта вела её коридорами, по лестнице вниз, в подвальные помещения. — Твое милосердие? Великодушие? Что?»

Даже Ивар — и тот обращался со своими врагами честнее. Он их, по крайней мере, убивал, а не держал в подвалах, прикованными к батарее. Торви чувствовала, как былое уважение к Лагерте окончательно уходит во тьму, и она поймала себя на мысли, что хочет увидеть, как Бескостный разрушает созданный Ингстадами мир до основания. А ещё она понимала, что если это и случится, то очень нескоро.

Впрочем, плевать. В первую очередь она должна вытащить Эрлендура.

Он сидел на полу, прислонившись спиной к батарее. На лице у него подсыхала кровь — его явно если не били, то ударили при похищении. Торви бросилась к нему, упала на колени и обняла, притягивая к себе, насколько позволяли наручники, сжимавшие его запястья.

— Прости, — зашептала она ему в пропитавшиеся потом светлые волосы. — Прости, это я виновата, это моя вина, прости…

Торви хотелось сказать, что она всё исправит. Беда была в том, что она понятия не имела, как сделает это.

— Перестань, — пробормотал Эрлендур. — Это могло случиться и раньше. Мы всегда рисковали.

— Я вытащу тебя, — Торви обхватила его лицо ладонями, ощущая под пальцами пробивающуюся светлую щетину. Вгляделась в покрасневшие, усталые глаза. — Слышишь?

Эрлендур покачал головой.

— Уезжай из города, — шепнул хрипло. — Бери мальчишек и сваливай куда угодно, хоть в глубинку. Так, чтобы тебя не нашли. Вытаскивай детей из этого дерьма, Торви, — он улыбнулся. — Просто голливудский плохой боевик какой-то. Просто уезжай.

Торви закусила губу и упорно мотнула головой.

— Нет.

— Рефил - возможно, мой, — Эрлендуру было трудно фокусировать на ней взгляд, но он старался. Правда, старался. — Может, нет. Только ты знаешь. Это не важно. Хватай мальчишек и беги. Я… — он сглотнул и всё же не договорил. Облизнул губы. — Просто уезжай.

Он был прав. На миллион процентов прав. Нужно было забирать из школы детей и бежать, прятаться, пока Лагерта и Бьерн заняты Иваром. Возможно, их даже не стали бы преследовать. Но Торви знала, что не сможет так поступить, никогда не поступит. И точно знала, что Рефил, младший из трех её сыновей, был сыном Эрлендура. Может быть, однажды она расскажет ему об этом, но не сейчас и не здесь. А в безопасности, где-то, очень далеко от Чикаго. Где-то, где они смогут быть счастливы.

Возможно, им стоит вернуться в Норвегию.

— Я разберусь, — Торви прижалась лбом ко лбу Эрлендура. — Прости меня…

Он улыбнулся.

— Того стоило.

И Торви в очередной раз почудилось, будто он знает что-то, чего не знает она. Что-то об их прошлом, настоящем, и будущем, что было скрыто для неё дымкой. Может быть, его вели сами боги.

— Время вышло, — Торви забыла, что за ними наблюдает Лагерта, и её холодный голос ударил по нервам, будто ледяной ветер. — Я и так дала вам больше пяти минут.

«Слишком много кредитов для женщины, изменявшей твоему сыну, да, Лагерта?».

— Я не уеду, —шепнула Торви. — Даже не думай, — поцелуй вышел коротким и смазанным, с привкусом крови и слёз, замер горьким лекарством на губах. — У меня есть, что тебе рассказать.

«Рефил — твой сын, а Эрик, хоть и сын Бьерна, больше похож на тебя. По крайней мере, я люблю его больше, чем могла бы любить истинных детей Бьерна, и это, возможно, не просто так. И ради них мы оба выживем. Даже не вздумай умирать».

Возвращаясь следом за Лагертой из подвалов, Торви думала, что голливудский блокбастер попахивает второсортным сценарием, но Лагерта порой, как и её бывший муж, была склонна к театральщине и неожиданно выпадающим тузам в рукаве.

— Я не хотела бы лишаться твоей поддержки, Торви, — произнесла Ингстад. — И если ты меня не лишишь её сама, Эрлендур выйдет отсюда целым и невредимым.

Лагерта лгала, и Торви об этом знала. И не могла перестать плакать, пока возвращалась на такси в квартиру Эрлендура, пока поднималась на нужный этаж и отпирала дверь. Возвращаться в дом Лодброков? Нет, не сегодня, только не сегодня. Захлопнув за собой дверь, Торви сползла на пол, уткнулась лицом в колени и прорыдала ещё минут пятнадцать, захлебываясь слезами. Великая Фрейя, она и не знала, что в человеке может быть столько слез…

Плакала Торви редко. Просто по пальцам пересчитать. После смерти её первого мужа, Борга. После осознания, что в семье Лодброков она всегда была и будет никем, и её мнение не имеет никакого веса. Иногда она плакала от усталости, но это случалось нечасто. Сейчас ей казалось, будто она выревела весь запас слёз, что был ей дан богами при рождении.

Кое-как раздевшись, Торви долго приходила в себя под душем, очищая сознание от грязи и боли прошедшего дня. За грудной клеткой у неё тяжело ворочалась тоска, от которой не было спасения. Переодевшись в рубашку Эрлендура, Торви зарылась с головой в одеяло, но ни горячий душ, ни тепло пледа не особенно ей помогли. Она уткнулась носом в подушку и запретила себе плакать снова. Запретила себе нырять в воспоминания.

— Хватит ныть, будто он уже умер, Торви, — произнесла она твердо, удивившись хриплости своего голоса. — Вы из этого дерьма выберетесь. У вас нет выбора.

Торви понимала, что Лагерта не оставит их обоих в живых, чего бы она ни говорила и какими бы клятвами ни клялась. Ей не нужны те, кому известны её планы и кто может предать её, если что-то пойдет не так. На самом деле, Торви удивлялась, что Ингстад не убила их сразу, но, поразмыслив, поняла, что Лагерта всё ещё хочет знать о происходящем дома у Лодброков. До предполагаемого похищения Ивара оставалось какая-то пара дней, и, если Ивар сам строил какие-то планы, Лагерта хотела об этом знать. А, поскольку у Торви не получилось выяснить это, её попытались подстегнуть.

Но только идиот будет считать, что Лагерта исполнит свое обещание.

Торви казалось, будто она мечется между двух огней, причем эти огни — от надвигающихся на неё с двух сторон поездов. В какую сторону ни кинься — тебя разрежет на куски. Но она понимала: справиться с Лагертой без помощи Ивара она не сможет.

А, значит, ей придется идти на поклон к зверю. К чудовищу, способному утопить Чикаго в крови. И она знала только один способ избежать его гнева — обратиться к его Красавице.

*

Ида размешивала сахар в своей кружке американо, задумчиво разглядывая Торви из-под светлых ресниц. Та, в ответ, разглядывала её: идеальная прическа, блузка в тонкую синюю полоску и черные брюки. Ида Блэк-Лодброк вырвалась поговорить с Торви в свой обеденный перерыв, и в её отточенном образе строгой личной помощницы руководителя одной из крупнейших корпораций в Чикаго почти не было изъянов.

Кроме одного. Скрываемого ровно настолько, насколько выставляемого напоказ.

Заботливо приклеенная на шею широкая полоска пластыря не скрывала виднеющегося пореза, а под периодически съезжающим воротником блузки красовался небольшой синяк, похожий на след укуса. И сама Ида выглядела подозрительно довольной. Торви знала этот сытый взгляд: часто видела его в зеркале у себя самой после встреч с Эрлендуром. Или у других — например, у Блайи. Кажется, Красавица полностью завладела Чудовищем, и теперь он лежал у её ног послушным зверем, сам того не подозревая. А Красавица на всё была готова, чтобы ручной зверь не сбежал от неё в леса.

Торви давно заметила, как Иду и Ивара тянет друг к другу. Притворяясь глупой женой Бьерна, не интересующейся ничем, кроме спортзала и шоппинга, она подмечала и узнавала мелочи, которые и привели её к выводу, что эти двое уже давно спелись, осознав, что вместе им будет проще и легче действовать, нежели поодиночке. Торви могла не уметь продумывать многоходовки и планы запутаннее лабиринтов, но она хорошо чувствовала связи между людьми, а между Иваром и Идой тянулась алая, трепещущая нить, с каждым днем становившаяся всё крепче. Возможно, эта необходимость друг в друге была даже сильнее, чем любовь.

— Значит, Лагерта узнала, что у тебя есть мужчина, и потребовала, чтобы ты шпионила за Иваром? — Ида отпила глоток кофе. — И почему мы должны тебе верить?

Торви в горло не лез ни бутерброд, взятый на завтрак, ни заказанный капучино. Это была её первая еда за последние сутки, но есть она не могла. Её мутило.

— Не должны, — кивнула она. — Но я могу помочь Ивару. Я готова даже отказаться от доли в наследстве, которое может достаться моим сыновьям, если что-то случится с Бьерном, если это будет необходимо. Верить мне или нет — это ваше дело.

Они обе старательно избегали конкретики — мало ли, кто мог следить за Торви, даже в кафетерии при Lothbrok Inc., куда доступ был заказан всем, кроме сотрудников и членов семьи? Сидя вдвоем в немаленьком помещении кафе, они осторожничали, будто обсуждали дела в переполненном вагоне метро.

— Я поговорю с Иваром, — ложечка звякнула о края чашки. — Возможно, ты сможешь нам как-то помочь.

Уже уходя, Ида сжала плечо Торви.

— Я знаю, как тебе больно, — тихо произнесла она. — Обещаю, я сделаю всё возможное, чтобы тебе помочь.

Можно ли было ей верить?

Торви провела остаток дня, как на иголках. Ей не хотелось возвращаться в дом Лодброков, но и мысль о квартире Эрлендура вызывала спазмы в горле и вязкую тяжесть в груди. Она гуляла по Чикаго, без особенной цели, забредала в книжные магазины и кафе и думала, что Ивар вполне может прикончить её сегодня, ибо в его глазах наказание за предательство одно — смерть.

Ближе к вечеру ей позвонил Эрик.

— Привет, мам! — радостный голос десятилетнего мальчишки заставил её замереть посреди улицы. Её тут же толкнул какой-то мужчина в костюме, спешащий по каким-то своим делам, выругался, едва не облив кофе и её и себя. — Я сегодня получил по математике «А»!

— Ты такой молодец, — Торви не узнала себя, когда произнесла эту фразу. — Я тобой горжусь, малыш. Ты же это знаешь?

Казалось, летняя школа уже не тяготит их, как в июне. По идее, у мальчишек должны быть каникулы, только Бьерн решил, что детям лучше остаться на два месяца в школе и позаниматься с отстающими, чтобы подтянуть предметы, им никак не дававшиеся. В начале августа он обещал забрать их домой, чтобы вернуть в школу после празднования Дня Труда.

Пока Эрик что-то щебетал про Рефила, который никак не может научиться читать некоторые сложные слова, и про Гутрума, которого преподаватели застукали в пабе в соседнем городке («Зачем он туда ходил, мама? Что такое паб?»), Торви просто слушала его детский, звонкий голос, его смех, и думала, что, может быть, никогда его больше не увидит. И Бьерн со временем внушит младшим сыновьям, что их мать была шлюхой, недостойной даже упоминания. Детская психика очень гибкая, и если он постарается, то сможет внушить это даже Эрику, а уж Рефила и вовсе не составит труда убедить, будто мать бросила их и сбежала с любовником куда-нибудь в теплые страны. Может быть, Гутрум ему не поверит, но вряд ли сумеет доказать это младшим братьям.

И однажды дети просто забудут её. Привыкнут к Снефрид Сваси, привяжутся к ней, будто она была их матерью. У Торви за ребрами взвизгнуло болью.

— Я люблю тебя, сынок, — выдавила она, изо всех сил пытаясь держаться. — Скоро увидимся. Июль пролетит незаметно.

— Папа за нами приедет? — спросил Эрик. Торви была готова поклясться, что он поморщился от её слов. Настоящие мужчины ведь не распускают соплей, правда?

«Может быть, за вами приеду я. И Эрлендур. И нам придется уехать, и ваш мир не станет прежним. Но, может быть, он станет чуточку лучше».

Бьерн был для них авторитетом, непререкаемым, настоящим. Обожаемый отец, огромный, как медведь, и в их глазах — смелый и храбрый. И Торви точно знала, что никогда не будет пытаться нарушить их картину мира, не станет рассказывать, каким знает их отца сама. Если только они с Эрлендуром выберутся из этой передряги. Если только Ивар не захочет убить её сегодня.

Впрочем, он не захотел.

Ивар смотрел на Торви, сложив руки под подбородком, и чуть щурил ярко-синие, «рагнаровские» глаза. Как и его отец, Ивар умел пыриться прямо в душу так, что хотелось сбежать, спрятаться, скрыться. Торви осталась сидеть, выпрямившись, и только вновь сжимала на коленях руку в кулак, отвлекаясь на физическую боль.

— Значит, в обмен на помощь ты, как законный представитель своих сыновей, будешь готова отказаться от любых притязаний на наследство в случае смерти Бьерна, — протянул он. — С чего ты взяла, что с Бьерном что-то случится, и твои предложения могут стать хоть сколько-нибудь полезными? Ты знаешь что-то, чего не знаю я?

Он пытался подловить её, Торви знала. Ивар всегда разыскивал у собеседника слабое место, чтобы найти огрехи в его словах, обернуть против, поймать на лжи.

— Я не знаю, — ответила она, глядя прямо ему в лицо. — Но я догадываюсь, что, если Бьерн открыто выступит на стороне Лагерты, в живых из вас двоих останется только один. Мой муж далеко не дурак, — Ивар поморщился на этих словах презрительно, однако не прервал её. — Но в этом сражении я поставила бы на тебя.

Ивар бы и сам на себя поставил, если бы мог. Откинувшись на спинку своего инвалидного кресла, он размышлял, постукивая пальцем по нижней губе. Ида обошла стол, присела на край, забрасывая ногу на ногу, и склонилась к его уху, что-то зашептала так тихо, что слов было не разобрать. Ивар скользнул по её ноге ладонью, подбираясь к краю юбки. Движение отчетливо напоминало змеиное, а Ида его не остановила.

— Меня забавляет, что ты наставила рога моему братцу, Торви, — усмехнулся он. Крутанул вокруг запястья браслет со змеиной головой. Алые глазки змеи гипнотизировали, почти как вкрадчивый тон самого Ивара. И, казалось, обвившаяся вокруг его запястья рептилия готова броситься на Торви в любой момент, как и её владелец. — Медведь-рогоносец, такого я ещё не слышал! — он хлопнул в ладоши. — Я должен был бы убить тебя за предательство, но, пожалуй, не убью. Во-первых, Ида попросила меня пощадить тебя, а я не могу отказать своей королеве. А во-вторых, провал моего братца, пожалуй, будет стоить твоей жизни. Если ты, помимо отказа от притязаний на его долю, сделаешь для меня кое-что ещё…

Вот оно. Торви напряглась, чувствуя, как звенят её нервы. Есть ли вещь, которую она не сделает, чтобы спасти жизнь Эрлендура и свою собственную? И начать всё заново. Есть ли у этого шанса вообще цена? Пусть шанс, возможно, и призрачен.

Ивар выдержал театральную паузу — совсем как Рагнар, прежде, чем выдать одну из своих гениальных стратегий. Ухмыльнулся вновь:

— Говоришь, Лагерта хочет знать о моих планах? Скажи ей, что я собрался жениться, и слишком занят подготовкой к свадьбе, чтобы интересоваться делами Исайи или её собственными. Убеди её, что я даже не подозреваю о похищении, которое они готовят. Пусть Лагерта думает, что я впервые в жизни что-то упустил, ослепленный эмоциями, в это она поверит. Пусть они все думают, будто Ида — на стороне Блэков.

Звучало, как договор с хитроумным Локи, за словами которого бесполезно искать правду, так много там намешано скрытого смысла и тайных намерений. Но был ли у неё выбор?

— Хорошо, — Торви кивнула. — Но что, если Лагерта потребует доказательств?

— Моё тело на заднем сидении машины будет лучшим доказательством, — пожал плечами Ивар. — Лагерта знает, что она не теряет ничего, а её связи с Блэком будет сложно доказать. Сделаешь это — и мои люди помогут тебе освободить Хорикссона. А в качестве доказательства моих намерений покажешь ей чек из ювелирного магазина, который я тебе завтра передам.

Торви казалось, будто огни приближающегося поезда слепят ей глаза. Но она понимала, что либо она постарается перебежать рельсы перед локомотивом, либо её разрежет напополам. И если шанс выжить был очень хрупким, она всё равно собиралась им воспользоваться, или сдохнуть, пытаясь.

Быть может, боги тогда сделают для неё исключение, и они с Эрлендуром встретятся после смерти?

========== Глава одиннадцатая ==========

Комментарий к Глава одиннадцатая

Автор обещал - автор сделал. Замес начался.

Если вам что-то не нравится, что-то кажется нелогичным, или есть какие-то замечания - пишите. Будем думать.

Aesthetics:

https://pp.userapi.com/c848528/v848528063/7380f/CxiiJY_nPvA.jpg

https://pp.userapi.com/c847019/v847019162/b1bb4/4oYkzBKVDGw.jpg

https://pp.userapi.com/c845323/v845323743/104176/B_9_U40Xixw.jpg

Хвитсерк давно ушел к себе в комнату, но Ивар продолжал задумчиво гонять по столу давно опустевший стакан из-под виски. В отличие от братца, он предпочитал пить цивилизованно, а не хлебать из горла. Ребристое дно стакана елозило по дереву с негромким, но режущим слух звуком.

За последние дни произошло слишком много, и Ивару требовалось всё обдумать. Пока всё шло по плану, который он разработал вместе с Идой… почти всё. Признаться, в свои планы он не включал Торви, но с её появлением кое-какие моменты должны были пройти даже легче. Он сомневался, что с её помощью можно будет окончательно усыпить бдительность Лагерты Ингстад, однако вполне мог предположить, что Лагерта хотя бы не станет помогать Исайе больше, чем планировала. Если, конечно, поверит, что он, Ивар, впервые в жизни оказался ослепленным эмоциями.

Впрочем, он не мог отрицать, что, возможно, в этом была некоторая доля правды. Хвитсерк мог подшучивать над ним, сколько угодно, да только Ида действительно сотворила с ним чудо, хотя и не была Фрейей. Одину было угодно, чтобы Ивар Бескостный наконец-то встретил женщину, равную ему, и кто вообще может противиться воле богов?

Ивар вспомнил ночь, проведенную с Идой: возможно, она станет для них обоих последней… или для кого-то из них. Жар, поднимающийся за ребрами, прошелся по груди вверх, к лицу, но это было не смущение. Ни разу не оно.

Когда Ида появилась в их доме, Ивар заподозрил, что она вовсе не так проста, как хочет показаться, но и представить себе не мог, что она способна вести свою игру. Он терпеть не мог признавать, что может ошибаться в людях, и никогда не произнес бы этого вслух, но Ида Блэк-Лодброк оказалась намного сложнее, чем он мог даже предположить. И теперь они сначала оказались на одной стороне, а потом и в одной постели. Думать об этом стало чуть проще, хотя ещё наутро после Ивару казалось, будто его впечатали всем лицом в стену — отвратительное ощущение беспомощности и слабости перед женской силой.

Прежде он его ненавидел, и только матери позволил быть сильнее себя, но Аслауг была вёльвой, а кто Ида?

Ивар усмехнулся, ещё раз катнул стакан по столешнице.

А Ида показала ему, что и он вполне может удовлетворить женщину.

Завтра им предстояло разыграть спектакль перед людьми Блэка, но, сидя в полутьме собственного кабинета, Ивар признавался, что, возможно, представлением это будет лишь отчасти. Вряд ли Рагнар, предлагая Исайе жениться на его дочери, понимал, что Ида Блэк за создание, но Ивар-то понял. И захотел удержать её рядом с собой навсегда. Если они выживут.

Впрочем, в том, что они оба выживут, он не сомневался. План был продуман до мелочей, а Хвитсерку он раскрыл только основные детали. Братцу не обязательно знать всё, а то, что он не знает, ему не повредит. Зато парочка телохранителей, неотступно следующих за его ирландской принцессой, сохранят лояльность Ворона если не навсегда, то надолго.

Виски на языке чуть горчил. Ивар вылил в стакан остатки алкоголя, залпом выпил. Тысячу раз он прокручивал в голове свой план и пытался найти в нем пробелы, но, кажется, всё наконец-то было готово. Торви отправилась к Лагерте с новостями о свадьбе, а в костюм вшили «жучок», который, как утверждали его создатели, невозможно обнаружить даже при желании — он не будет передавать разговоры, но зато способен отслеживать местонахождение человека, носящего его на себе. Хвитсерк обещал дозвониться до Сигурда и выкупить ему билет на самолет, хотя и сомневался, что Змееглазый прилетит.

Ивар не сомневался.

Сигурд обещал ему, что, если он понадобится семье, он приедет, и, каким бы Змей не был тупым и ни на что не способным, кроме своих песенок, Ивар знал, что слова своего он не нарушит. На том семья Лодброков и держалась — ты можешь предать кого угодно, но против внешней опасности братья сплачивались, как могли. Как умели.

Дверь скрипнула, и Ида осторожно зашла в кабинет.

— Не спишь?

— Это очевидно, — усмехнулся Ивар, вскидывая на неё взгляд. — Как и ты.

Ида пожала плечами, обошла стол и села на его край. Сорочка, в которой она, видимо, собиралась спать, скользнула по бедрам вверх. Ивар ощутил, как снова вспыхивает желание у него в животе, и это снова было для него неожиданностью.

— Ты и правда думаешь, что Лагерта попадется на удочку и решит, что ты захотел сделать мне предложение? — она смотрела на него сверху вниз, и светлые волосы падали ей на плечи. Ивар знал, что в своей жизни заслужил милость богов многим и многим, и знал, что заслужил эту женщину, но, Великий Один, не дай ему потерять её так быстро.

Возможно, он должен был беспокоиться, не поменяет ли Ида в последний момент стороны и не останется ли верна своей семье… но он не беспокоился. У него всегда — слышите, всегда — были отходные пути.

— Я думаю, что Лагерта слишком умна, чтобы верить мне, но в достаточной степени женщина, чтобы предполагать, что всё может оказаться правдой, — ответил он после небольшой паузы. — У всех есть слабости, даже у железной Ингстад. И почему бы её слабостью не оказаться эмоциям?

В конце концов, его отца она любила всю свою чертову жизнь. Лагерта жила дальше, выходила замуж, убивала своих мужчин, возможно, и кто знает, какая судьба ждет Калфа? Но всегда любила только Рагнара и считала, что он тоже любил только её. И, может быть, где-то в глубине души она считает Ивара достаточно похожим на своего отца, чтобы испытывать эмоции.

И, может быть, она была даже права.

— В чем твоя слабость, Ивар? — Ида поймала его последнюю фразу, обратив её в вопрос.

Ивар прищелкнул языком.

— У меня её нет, — ответил, крутав вокруг запястья браслет. — Один не позволил бы мне быть слабым. Как и мой отец.

Она склонила голову набок, чуть улыбаясь, — обманчиво-хрупкая и беззащитная с виду, но стальная внутри. У неё тоже была слабость, и Ивару прекрасно было известно, какая: она раскрылась ещё при заключении ими договора, одобренного богами.

Ида Блэк-Лодброк была готова сделать всё ради своей сестры и ради своей матери, а теперь, кажется, и ради него. Но почему она улыбается так, будто знает его секрет?

— Ты сам сказал, у всех есть слабости, — Ида скользнула со стола к нему на колени. — Признание их помогает в борьбе с ними, — она изучала взглядом его лицо, будто стремилась запомнить каждую его черту, и её светлые глаза чуть потемнели. — Хотя не со всеми слабостями нужно бороться.

Ивар смотрел, как пульсирует на её шее голубая жилка, и ничего не хотел так сильно, как прикусить её, оставляя на нежной коже вишневые метки. Они — двое жаждущих мирового господства и друг друга монстров, способных править этим миром вместе. Так, чтобы этот мир охуел.

— Завтра всё начнется, — он ухмыльнулся, зная, что выглядит безумно. — Обратный отсчет пошел.

Ида негромко охнула, когда Ивар сжал её бедра ладонями. Наверняка завтра ей придется прикрывать длинным подолом платья синяки на теле, но Иде нравилось — Бескостный мог поклясться перед богами чем угодно, что нравилось.

Она его сама научила.

*

Нервы у Иды были на пределе. Воздух в машине едва не звенел от её напряженности, от её волнения, которое она старалась скрыть — и не могла сделать это до конца. Она сжимала в пальцах подол темно-красного закрытого платья, едва сдерживаясь, чтобы не впиться ногтями в ладони. Хорошо, что люди Блэков и Ингстадов не могли видеть их, иначе кто-нибудь (Лагерта?) наверняка заподозрил бы, что дело здесь нечисто.

Ивар понимал, что кнопка «пуск» уже нажата, и они к драугу не могли бы всё остановить, даже если бы захотели. Хвитсерк написал, что сумел дозвониться Сигурду, и тот согласился приехать, хотя и без удовольствия. Гуннар и «вороны» ожидали только приказа.

Ида протянула руку и сжала ладонь Ивара в безотчетном приступе страха.

— Если что-то пойдет не так, как я смогу прекратить операцию? — она смотрела прямо перед собой, на спинку водительского сидения.

— Никак. Выбора нет, — Ивар поерзал на неудобном сидении. Его больные ноги мало что ощущали, но сейчас ему было неудобно даже сидеть. — Поэтому ты пойдешь до конца.

Не могло что-то пойти не так. Просто не могло. Он был в этом уверен. Операция была проработана до мелочей. Торви сообщила, что Лагерта купилась на сказку о купленном кольце и предложении. Альфред коротко написал ему в сообщении цифру «4», что означало: «дев» Ингстадов в плане Исайи участвует четверо. «Иногда, — подумал Ивар, оставляя смску без ответа, — двойные агенты — это удобно». Впрочем, с ними никогда не знаешь, на чьей стороне они играют, или у них давно уже собственная партия.

Альфред и Астрид свою вели совместно, и, если поначалу Бескостный считал, что допускать кого-то в свои замыслы — верх идиотизма, то взгляните, к чему он пришел теперь. Воистину, боги лучше знают, что им делать и какими тропами вести своих детей. А тропы сыновей Рагнара всегда были усыпаны трупами. Земля их дорог пропиталась чужой кровью.

Машина остановилась. Ида выбралась первой, опираясь на руку водителя. Ивар, подтягиваясь на руках, переполз в инвалидное кресло. Кажется, этот вечер будет на ближайшие дни последним, который он проведет в комфорте, но финал задумки должен быть феерическим. Он потрясет Чикаго почти так же, как его потрясла смерть Эллы.

Возможно, и сильнее, если Альфред выполнит свою часть плана. Хотя, наверняка у этого мальчишки есть какие-то запасные пути. Он, как и сам Ивар, никогда не оставался без плана «Б». На случай, если план «А» испортит какой-нибудь идиот.

Был вечер, и ресторан был полон — предсказуемо. Именно поэтому Лодброкам пришлось постараться, чтобы выцепить один из маленьких вип-залов только для себя, но Ивар знал — для их семьи нет ничего невозможного. Почти. Он был уверен, что «девы» Лагерты находятся и в зале, и недалеко от ресторана, выжидая.

Ида улыбалась, но Ивар слишком хорошо чувствовал, как она напряжена — из-за взглядов посетителей, провожавших их, из-за её страха, что план провалится… из-за всего. А ещё он чувствовал, как многие смотрят на неё с жалостью, даже не подозревая, что монстр, до поры до времени прячущийся у Иды Блэк-Лодброк внутри, способен вырвать их сердца и оставить их на полу этого ресторана, истекать кровью.

— Они всегда будут пялиться, — тихо произнес Ивар. — И пусть пялятся. Больше они не могут ничего.

Она только кивнула.

Даже в вип-зале Ида не расслабилась. Она сидела, рассматривая свое отражение в бокале, и, наверное, лишь идеально наложенная помада удерживала её, чтобы не искусать губы. Высокий ворот платья скрывал яркие следы от его поцелуев. И никто бы не подумал, что под идеально наложенным тоном скрывается бледность, подаренная последними, проведенными на пределе нервов, днями.

— Исайя будет блевать собственной кровью за попытки навредить моей семье, — Ивар перешел на шепот, постучал пальцем по краю тарелки.

— Нашей семье, — так же тихо поправила его Ида. — Я — Лодброк, разве ты забыл?

Нет, он не забыл.

Он надел ей кольцо под приглушенные звуки музыки — какая-то классика, всегда звучащая в этом ресторане. Ида рассматривала небольшой, ярко-синий камень на свету, пока официант, косясь на явно необычную для него пару, разливал им вино в бокалы.

Возможно, стоит сделать Иде настоящее предложение. Потом. Когда всё это закончится, и тело её отца будет гнить, а дух его отправится в его христианский Ад, или куда там уходят эти странные люди, верующие в единого Бога? Но кольцо Ивар купит другое.

Возможно, Ида согласится, уже по-настоящему, и боги одобрят их союз так же, как одобрили их договор. Он подумает об этом потом.

— Отлучусь в туалет, — громко сообщил Ивар.

Ида вздрогнула, едва заметно, и произнесла:

— Конечно, любимый.

Он едва не поморщился: любой, кто хоть немного знал её, понял бы, что в её словах полно фальши. Даже будучи неплохой актрисой, Ида слишком нервничала, чтобы выжать из себя что-то, более правдоподобное. Но какая, к Хель, разница, если официант явно думает, что девчонка просто решила выскочить замуж за калеку, чтобы прибрать к рукам его деньги? У обычных людей не хватит и всех их работающих извилин, чтобы понять, какую афёру они, на самом-то деле, затеяли.

В туалете Ивар плеснул холодной водой себе в лицо. Какой-то мужчина, моющий руки по соседству, покосился на него странно, и Ивар бы с удовольствием всадил ему кинжал в ребра, оставив истекать кровью на этом кафельном светлом полу. Репутация ресторана была бы испорчена к чертям.

Бескостный знал, что, пока он делает вид, что ему срочно понадобилось поссать, Ида, дождавшись ухода официанта, высыпает дозу снотворного ему в бокал. Они договорились, что уснуть он должен по-настоящему, чтобы Исайя ничего не заподозрил. Природная подозрительность Ивара, прежде молчавшая, услужливо подбрасывала ему мысли, что Ида может переметнуться на сторону своего отца, не по своей воле, возможно, однако под давлением Исайи. Без Оливии и миссис Блэк у него не оставалось рычагов давления на дочь, но кто знает, что за карты могли прятаться в рукавах Лагерты, и кто знает, не подсказала ли она Исайе, как ему поступить? Именно поэтому о самых важных деталях Ивар предупредил Хвитсерка и вызвал Сигурда.

И попросил Альфреда прислать нескольких своих людей, втайне от Экберта.

Нет, Ида была его женщиной, и он знал, что может доверять ей. Но также Ивар знал, что жив до сих пор потому, что не поверял всех деталей любого своего плана никому. Совсем. Никогда. Хотя Ивар, вообще-то, хорошо знал, что боги не позволили бы нарушить клятву ни ей, ни ему. Норны связали их судьбы навсегда, привели двоих чудовищ друг к другу, и только вместе они могли выжить. А ещё он понимал, что иногда боги не смотрят на своих детей, предпочитая приводить в порядок собственные дела.

Впрочем, точно также он знал, что все его мысли — это всего лишь обычная реакция перед реализацией давно и в мелочах продуманного замысла, ни больше, ни меньше.

Когда он вернулся в вип-зал, Ида ковыряла вилкой салат. Официанта нигде не было видно.

— Всё хорошо, — она подняла на Ивара взгляд. — Но ты уверен?

Их могли подслушивать. Официант мог быть подкуплен хоть Исайей, хоть Лагертой. Поэтому Ивар потянулся, сжал её запястье ладонью и улыбнулся так искренне, как только мог.

— Хочу ли я на тебе жениться? Я уверен.

Если официант их подслушивает, ему нечего будет доложить Блэку или Ингстадам. Он скажет, что ничего удивительного не было - он понятия, на самом деле, не имеет, кто такой Ивар Лодброк и когда Ивар лжет, а когда говорит правду. И будь, что будет, боги уже определили его судьбу, и судьба Ивара будет великой, а, значит, он не умрет. Ни сегодня, ни завтра.

А затем Ивар выпил весь свой бокал.

Глаза у него начали слипаться примерно через двадцать минут: вполне нормальное количество времени, чтобы это никому не показалось подозрительным. Ивар видел, как Ида сглотнула, и, кажется, она до сих пор не была до конца уверена, что у них всё получится. А он теперь был уверен в успехе.

Взгляд Иды сказал ему, что она не предаст Лодброков и сделает всё, как надо. И что все его внезапные мысли — не более, чем морок, наведенный Локи, чтобы развлечься, наблюдая за метаниями любимца Одина Одноглазого. Локи любит забрасывать людям сомнения в голову, почему сын Рагнара Лодброка должен быть исключением?

Уже сквозь сон он слышал, как Ида, придав голосу достаточно паники, зовёт официанта. И шепчет, пока помогает Ивару добраться до такси:

— Продержись один день. Просто продержись один чертов день… — и целует прежде, чем он окончательно отключается.

Когда Ивар снова открыл глаза, то первым, кого увидел, был Исайя Блэк.

— Ну что ж, Ивар Бескостный, — произнес тот, хрустя пальцами, но не для того, чтобы размять их перед ударом, а только чтобы выбесить. — Поговорим?

Ещё не до конца придя в себя после вынужденного сна, Ивар мотнул головой, сбрасывая туман, мутивший его мысли, и откинулся на спинку стула.

— Я внимательно слушаю тебя, Исайя Блэк.

========== Глава двенадцатая ==========

Комментарий к Глава двенадцатая

Aesthetic:

https://sun9-7.userapi.com/c830109/v830109591/19b163/CMChxLZseVM.jpg

OST:

https://www.youtube.com/watch?v=Q0VRj2uw9L0 - Nickelback “Gotta be somebody”

https://www.youtube.com/watch?v=M-Tm4R483BY - Theory of a Deadman “We Were Men”

Cause nobody wants to be the last one there

And everyone wants to feel like someone cares

Someone to love with my life in their hands

There’s gotta be somebody for me

© Nickelback — «Gotta be somebody»

Аслауг, вёльва и жена Рагнара Лодброка, куталась в шаль, а ветер трепал её длинные рыжеватые волосы. Похожую рыжину Блайя видела в светлых волосах Сигурда, стоило ему выйти на солнце. И точно такое же тонко выписанное, красивое лицо смотрело на него из зеркала. Как бы он ни относился к матери, он был похож на неё сильнее, чем остальные братья, и он не мог этого не видеть. Хотя старался не думать об этом.

В своих снах Блайя привыкла видеться с матерью Сигурда на скалистом берегу норвежского фьорда или на вершинах скал, о которых бились волны северных морей. Чаще всего Аслауг приходила предупредить об опасности — она беспокоилась за каждого из своих сыновей, даже если при жизни вся её забота была отдана Ивару. Об этом она сожалела, хотя по-прежнему считала, что без её любви и поддержки Бескостный не стал бы самим собой.

Волны разбивались о скалы, будто стекло. Блайя обхватила себя руками, поежилась — если Аслауг всегда приходила в длинных средневековых платьях и куталась в теплые накидки, то она сама пришла на берег, в чем заснула — в старой футболке мужа и нижнем белье. Сухая трава царапала босые ноги, а земля морозила ступни.

— Здравствуй, Эллесдоттир, — Аслауг дотронулась прохладной ладонью до её щеки. — Сегодня мне есть, что сказать тебе, и эти вести не будут радостными.

— Когда ты приносила радостные вести, Аслауг? — Блайя почувствовала, что в животе у неё холодеет. Ей казалось, они сумели сбежать от Лодброков. Ей казалось, в Канаде они в безопасности.

— Кровь — не вода, Эллесдоттир, — покачала головой Аслауг. — Сигурд может хотеть уйти из семьи, но братья никогда не отпустят его полностью. У него есть обязательства — перед ними, перед Рагнаром и передо мной.

— Какие, к черту, обязательства?! — Блайя знала, что не должна выходить из себя, иначе её вышвырнет из видения, как котёнка, но слова Аслауг заставили волну возмущения подняться в её груди. — О чем ты говоришь? Рагнар бросил своих сыновей ради бизнеса, ты заботилась исключительно об Иваре, не думая ни об Уббе, ни о Сигурде, ни о Хвитсерке! Ивар много раз хотел его убить! Тебе не кажется, что мой муж сполна расплатился с каждым из вас?!

И расплатился с процентами.

В глазах Аслауг, всегда спокойных и печальных, мелькнуло сожаление. Лишь на секунду — возможно, духи не могли испытывать чувства так же ярко, как живые. Очередная волна с грохотом разбилась о скалу.

— Мой народ верил, что горы — это застывшие во времени тролли. А ещё — что кровь должна проливаться за кровь. На том стоит мир. Судьба моего сына Ивара будет печальна, если Сигурд не возвратится домой.

Ивар. Снова Ивар, всегда Ивар. Блайя ненавидела это имя, так же, как ненавидела порой того, кто его носил. Бескостный был тенью за спиной Сигурда, его дамокловым мечом и его проклятьем. Им было суждено богами сталкиваться, ссориться и воевать каждый раз, когда они возвращались из Вальхаллы на землю. Норны плетут нити судеб в единое полотно, и чужие жизни касаются друг друга. Как соприкоснулась её жизнь с жизнью Сигурда, и с тех пор они были едины.

Блайя взглянула вниз, на бушующее море. Какие чудовища скрывались на его дне? И какие чудовища скрываются в человеческих душах?

— Ты всегда заботилась только об Иваре, — бросила она Аслауг, но той уже не было. А волны, разбивающиеся о берег, окрасились кровью.

Блайю разбудил телефонный звонок. Мобильный заливался, не переставая, и голос Тайлера Коннолли врывался в голову даже сквозь преграду из подушки.

Soldiers don’t feel

They do what they’re told

You send them to war

But they never go home

И звучали его слова, будто продолжение сна. Будто Аслауг решила и в реальности догнать Блайю своим пророчеством. Сигурд зашевелился, зевнул и пошарил рукой по тумбочке в поисках мобильника.

— Какого драуга? — простонал от хрипло. — Вскрою того, кто звонит…

Они поселились в небольшой съемной квартире в Торонто — всего на несколько месяцев, пока Сигурд не уедет в тур с Nickelback. Блайя не планировала ехать с ними, но к тому моменту они подумывали перебраться в квартиру ближе к центру, и у неё все равно нашлось бы множество дел. Сигурда не оставляла идея открыть свой бар или выкупить уже существующий: он понимал, что путешествовать с рок-группой всю жизнь он не сможет, а жить что-то им обоим было необходимо. Отцовское наследство ему теперь не светило, а деньги имели свойство заканчиваться. На счету Блайи было достаточно средств, чтобы они могли жить безбедно и не работать, но она понимала — Сигурд никогда не согласится жить за её счет.

И за это Блайя любила его так же сильно, как уважала.

Обоим стало легче, когда они уехали из Чикаго. Торонто стал глотком свежего воздуха, свободой, за которую они так долго сражались. Пока Сигурд пропадал на репетициях Nickelback, обсуждая с ними детали предстоящего тура и его работу, Блайя сначала обустраивала квартиру, а потом — нашла работу. Ничего особенного, всего лишь секретарь в фирме, связанной с поставками различного оборудования, но ей тоже не хотелось пользоваться деньгами отца. В самостоятельности, умении самому заработать себе на кусок хлеба, было что-то, что позволяло ей чувствовать себя… не бесполезной.

А теперь, судя по встревоженному голосу Сигурда, всё рушилось снова.

— Подожди, Хвитсерк, — он сел на постели, потер ладонью лоб. — Что, ты говоришь, случилось с Иваром?!

*

Чайник закипел и щелкнул кнопкой.

Блайя потянулась за ним, чтобы налить кипятка в чашку с растворимым кофе, но руки у неё дрожали. Прежде, чем Сигурд мягко потеснил её в сторону, она едва не уронила чайник прямо на себя.

— Давай, я сам, — пробормотал он.

Из двух кружек с кофе поднимался пар. За окном потихоньку светлело. Часы показывали четыре утра. Блайя глядела, как молоко разбавляет черную кофейную жижу, а на душе у неё было так тяжело, что хотелось заплакать. В тартарары летела их спокойная, только наладившаяся жизнь. И всё из-за Ивара, как всегда. Из-за кого же ещё?

Сигурд вытащил из шкафчика сахарницу, ссыпал в свою кружку три ложки. Перемешал так тщательно, будто от степени растворимости сахарного песка в его кофе зависела его жизнь. Блайя видела, что в нём идет внутренняя борьба, которую он старался не показывать, и в этой борьбе не могло быть ни победителей, ни проигравших, потому что Сигурд сражался с самим собой. На одной чаше весов лежало его чувство долга перед братьями, на другой — желание жить своей жизнью и навсегда забыть о крови Лодброков, текущей в его жилах.

Блайя смотрела на кофе, разбавленный молоком, и думала, что знает победителя в этом сражении.

— Я не могу, — наконец, произнес Сигурд. — Я не могу не поехать, — на мгновение его лицо скривилось, и змеиная метка в глазу проявилась ярче. Так всегда бывало, когда он силился сдержать свои эмоции, но не очень-то получалось.

Фраза «я обещал Ивару» осталась невысказанной и повисла в воздухе. Тянулась невидимой цепью из Торонто в Чикаго, связывая братьев, ненавидящих друг друга. Сковывая их, даже если они того не хотели.

— Что случится, если ты не поедешь? — Блайя потянулась к нему через стол и сжала его ладонь. — Ивар не вызывал тебя сам, тебе позвонил Хвитсерк. Ты ничем ему не обязан. Они справятся, Сигурд.

Она знала, что это бесполезно, и всё равно пыталась. Знала, что кровь — не вода, как и сказала ей Аслауг, и, может быть, дело вовсе не в обещании, а в самом Сигурде? В том, что он любит своих братьев, как бы ни ругался с ними, ни цапался? В том, что он готов перегрызть горло за каждого из них? И, как ни противно ей было это признавать, но Ивар бы тоже за каждого из братьев вывернул бы наизнанку весь город.

Сигурд сжал губы, осторожно накрыл её руку своей, переплетая пальцы.

— Нет, — он качнул головой. — Обязан. Я обещал, Блайя. В жизни себя не прощу, если не поеду.

И, когда эти слова были наконец-то сказаны, Блайя поняла, что знает, как поступит сама. Твердо глядя Сигурду в глаза, она произнесла:

— Тогда я поеду с тобой.

И приготовилась к буре.

*

Уговорить Блайю остаться Сигурду не удалось, как бы он ни старался. Она чувствовала, что должна поехать, что не может оставить его. Они проспорили несколько часов, пока где-то в спальне не прозвенел будильник на её телефоне, и Сигурд устало плюхнулся на стул.

— Ты понимаешь, что подвергаешь себя опасности?

Блайя вздохнула. Конечно, она понимала. Она знала, что Сигурд волнуется за неё; знала, в какую семью она решилась войти. У каждого из них руки были по локоть вымочены в крови, и её муж не был исключением. Только он хотел уберечь её, а Блайя хотела следовать за ним, куда бы он ни отправился. В какой бы Ад ни пошел.

Этот Ад был бы и её Адом, ведь она тоже обещала — перед богами, когда произносила у языческого алтаря свою клятву. И эта клятва не связывала их друг с другом, но соединяла между собой. Разница была.

Его решение не было легким. Блайя догадывалась, что Сигурду приходилось и приходится бороться с искушением оставить братьев разбираться с Блэками самим. Он уехал, он оторвал себя от клана, но об этом было легко говорить, пока над ними не нависла опасность. А теперь Сигурда тащило обратно в Чикаго, тянуло, будто цепное животное, и, как бы он ни сопротивлялся, исход был решен.

Он был должен ехать, он должен был выполнить обещание, данное Ивару, и он сделает это. Чего бы ему это ни стоило. И, по крайней мере, он попытается выжить при этом.

— Т-ш-ш, — Блайя обняла Сигурда за шею сзади и уткнулась подбородком в его светловолосую макушку. Сейчас, когда первые солнечные лучи заглядывали в окно, рыжина среди его прядей проявлялась ещё ярче. — Я понимаю. И я полечу с тобой, — она фыркнула. — Это не обсуждается.

Сигурд откинул голову назад, тщетно пытаясь заглянуть ей в глаза.

— Ты несгибаемая, ты в курсе?

Он устал спорить с ней, она это чувствовала. Устал ругаться и доказывать, что её присутствие в Чикаго может лишь усугубить ситуацию. Блайя понимала, что он просто боится: она была легкой мишенью для недоброжелателей. Но и оставаться в Торонто, маяться, ходить из угла в угол и бояться за него она больше не могла. Не хотела каждую минуту думать, что его уже нет в живых. Или может не стать в любой момент. И он может лежать где-то там, истекать кровью…

Вряд ли она может помочь ему, не находясь рядом, но по крайней мере, Блайя хотела быть настолько близко к Сигурду, насколько это могло быть возможно. Знать, что они задумали. Быть может… молиться? Если боги её услышат.

Должны услышать.

— Хорошо, — Сигурд расцепил её руки, потянул её за запястье. — Иди ко мне. Иди сюда, — дождавшись, пока Блайя сядет к нему на колени, он уткнулся носом в её шею. — Обещай, что ты ни во что не ввяжешься и носу не покажешь из дома. Ладно?

Блайя зарылась пальцами в его волосы. Она и не надеялась, что он разрешит ей поехать с ними. У Блэков, если это действительно они похитили Ивара, будет бойня, и ей там не место.

— Я хочу проверить, как идут дела у компаний моего отца, — она улыбнулась. — Юрист обещал представить мне полный отчет.

Ответить Сигурд не успел: его мобильный запищал сообщением на электронную почту. На экране мигал конвертик письма от Хвитсерка, а в немобнаружились два билета из Торонто в Чикаго — для Сигурда и для Блайи. Ворон будто знал, что они прилетят вдвоем, и Блайя подумала, что, может быть, умение Аслауг предвидеть будущее передалось именно Хвитсерку.

Просто он понятия не имел, как им пользоваться, и пользовался как попало.

— Вот видишь, — она улыбнулась. — Даже Хвитсерк хочет, чтобы я летела с тобой.

Сигурд положил телефон обратно на стол, потянулся и поцеловал её.

— Просто он идиот, — прошептал он Блайе в губы. — И не знает, как я за тебя беспокоюсь. Ему и не понять.

Хвитсерк встречал их в аэропорту — косуха на обычную черную футболку, темные джинсы и волосы, убранные в низкий вьющийся хвост. Под желто-зелеными глазами залегли тени, будто он не спал несколько суток. Возможно, так и было: Блайя приметила сшибленные костяшки пальцев (наверняка дрался на боях) и засос над ключицей (а вот это было не её делом).

Он поцеловал Блайю в щеку и крепко обнял Сигурда, хлопнул по спине.

— Я скучал, Змей, — просто сказал он. — Рад, что ты дома.

— Я тоже скучал, Хит, — Сигурд беззлобно пихнул его в плечо, но ремарку насчет дома придержал за зубами. Хвитсерк и так понимал, что особняк Лодброков для него домом никогда не был. Так же, как и для самого Хита.

Иногда Блайя думала, что дом — это не место. Дом — это человек.

Может быть.

В машине Хвитсерк дал им прослушать голосовое сообщение от Исайи. Короткое и простое: если Хвитсерк и Бьерн хотят увидеть Ивара живым и заполучить своего братца обратно, пусть приезжают на переговоры. Одни. Сигурд задумчиво почесал в затылке.

— Меня Блэк не упомянул, — протянул он. — Значит, он не предполагает, что я могу вернуться, так?

Хвитсерк пожал плечами.

— Думаю, он решил, что от семьи ты откололся окончательно.

— Это нам на руку.

Голос его был сосредоточен и спокоен. Блайя знала, что Сигурд уже включился в ситуацию и, мгновенно прочувствовав, что семье грозит опасность, отбросил всю свою неприязнь к Ивару. Отбросил все эмоции, которые мешали ему думать. Она замечала это за ним уже давно и знала, что, при необходимости, он способен с головой уйти в происходящее, а чувствовать, ощущать и делать выводы он будет потом.

И, несмотря на их трудные отношения с Бескостным, Сигурд никогда не оставил бы его.

А вот Уббе оставил. Об этом Хит им тоже рассказал. И, судя по его нежеланию развивать тему, причиной была Маргрет. Судя по искоса брошенному взгляду Сигурда, он догадывался об этом.

— Ивар именно на это и рассчитывал, — Хвитсерк свернул в переулок, стремясь избежать пробки. — Исайя, сам того не понимая, следует его плану. Однако нам нужно продумать, как напасть на Блэка неожиданно. Ида обещала помочь.

Блайя моргнула, услышав знакомое имя. Она уже ничего не понимала: Ида? Почему Ида вдруг оказалась на стороне Лодброков? Было ли это как-то связано с её замужеством за Рагнаром или с долей в наследстве, которую она получила, как вдова? Или была ещё какая-то причина?

После недолгого, но отвратительного перелета у неё начинала болеть голова. Блайя вытащила из сумочки пластинку обезболивающего и открутила крышку у бутылки с минеральной водой. Она понимала, что лучшим лекарством для неё будет сон, да вот только сна в ближайшие сутки ей не предвидится. По крайней мере, пока Сигурд не будет в безопасности.

*

Иду они застали в кабинете Ивара. Едва кинув сумку в спальню и наскоро приняв душ, Сигурд поспешил обсудить с Хвитсерком план действий. Блайя мечтала о горячей ванне и паре часов сна, но разве могла она оставаться в неведении? После принятия анальгетиков головная боль временно отступила, и она решила — душ и кровать подождут.

Если она не будет понимать, по какому плану будут действовать Сигурд и Хвитсерк, она сойдет с ума. Натурально.

Ида сидела за столом — в джинсах и рубашке будто с мужского плеча, она пила крепкий американо и постоянно проверяла мессенджеры. Блайя осторожно дотронулась до змеи, покоящейся между её ключиц, но серебро оставалось умеренно-теплым, нагретым её телом, но и только. Завидев Блайю, Ида поднялась и подошла к ней, обняла так крепко, как только могла.

Будто они дружили часть жизни, а не просто были одноклассницами. Будто они действительно были семьей.

— Я думала, вы не приедете, — прошептала она. — Ивар был уверен, что не приедете.

«Ивар?!»

Блайя подумала, что уже ничего не понимает, и подскажите ей, великие боги, что происходит здесь и сейчас? Она окинула Иду взглядом — покрасневшие глаза, никакой косметики, забранные в хвост светлые волосы. И рубашка… Блайя никогда не жаловалась на память. Точно такую же рубашку в тонкую черную полоску она однажды видела на Иваре.

В её уставшем с дороги, но не переставшем соображать мозгу причинно-следственные связи построились за мгновение. И, когда первое удивление пришло и прошло, она закусила губу. Значит, Ида и Ивар… ну, что ж. Могло быть и хуже.

Ида могла быть предательницей. И тогда они все были бы мертвы. Но змей на шее Блайи по-прежнему оставался спокоен.

Сигурд сжал её ладонь.

— Может, тебе стоит пойти отдохнуть? — пробормотал он, касаясь губами её волос. — Никто из нас не собирается ехать к Блэку прямо сейчас. Он дал нам десять часов на раздумья, и отсчет пошел только час назад.

Блайя мотнула головой упрямо. Не собиралась она валяться в спальне и тщетно пытаться заснуть, оставаясь в неведении, какое место в планах Ивара занимает Сигурд! Она хотела, надеялась быть уверенной, что Бескостный не вздумал отправить братьев на верную смерть. Она хотела знать, каков был план. Она должна была знать.

Ида ткнула пальцем в карту земельного участка Блэков и прилегающих к нему территорий.

— Это, — она указала на квадрат чуть ближе к краю карты, — наш загородный коттедж. Мы редко ездим туда, однако иногда это случается. Здесь, — её палец передвинулся к квадратику размером поменьше и чуть в стороне, — гараж, под которым отец устроил подземный бункер. Там он держит Ивара. Мы узнали бы об этом, даже если бы он соврал мне. В костюме Ивара был вшит отслеживающий маячок, который невозможно обнаружить, — Ида сделала глоток остывшего американо, поморщилась. — Из дома в подгаражный бункер ведет ход, прямо из отцовского кабинета.

Хвитсерк вскинул брови.

— Исайя насмотрелся шпионских боевиков?

Он оставался всё таким же даже в минуты опасности. Блайя взглянула на него — Хит явно не спал несколько дней, явно с кем-то подрался, явно был с женщиной не так давно, и усталость легла на его лицо тяжелой печатью, но он умудрялся шутить, будто ничего не происходит. И от этой неизменности ей стало чуть легче.

Сигурд, нахмурившись, тоже склонился над картой. Он изучал её, и его губы немо двигались, будто он пытался что-то проговорить про себя и запомнить. Блайя знала это его состояние и знала, что, если его не дергать, он может заметить что-то, ускользающее от внимания других. Рукава рубашки он закатал, обнажая предплечья и совсем недавно сделанную татуировку.

Ещё одна змея, обвивающаяся вокруг его руки. Она разинула пасть прямо над виднеющимися венами у него на запястье, и с её клыков капал яд.

— Что находится за гаражом? — поинтересовался Сигурд, ткнул пальцем в пространство за небольшим квадратиком.

— Лес, — Ида взглянула на него с интересом. Блайя заметила у неё под глазами такие же тени, как и у Хвитсерка. — Эта его часть тоже принадлежит отцу.

— Туда можно попасть из бункера? — скрестив руки на груди, Сигурд отступил от карты назад, давая Хвитсерку взглянуть на прорисованный план с его стороны. Хит вскинул на него взгляд:

— Поясни свою мысль?

Ида пожевала нижнюю губу, очевидно, вспоминая. Блайя подалась вперед, чтобы четче увидеть карту… и что-то в её мозгу щелкнуло. Мысль Сигурда, на самом деле, была очень проста. Если Исайя был таким фанатиком до безопасности и недолеченным паранойиком, то он не мог не сделать запасной отходной путь из своего гаража.

Просто не мог.

И, кажется, та же мысль посетила и Хвитсерка, потому что он расплылся в улыбке.

— Я всегда говорил Ивару, что ты — гений, братец! — он шлепнул Сигурда по спине. — Если из гаражей было бы можно выйти в леса, то оттуда же можно и войти!

— По крайней мере, — усмехнулся Сигурд, — мы узнаем, насколько Исайя доверяет собственной дочери.

========== Глава тринадцатая ==========

Комментарий к Глава тринадцатая

Честно говоря, я думала события этой главы разнести на две части… А потом решила, что нет. Пусть всё решится в одной главе, здесь и сейчас - по крайней мере, с Иваром. И у нас остается только Торви + бонусные главы. А с Лагертой всё разрешится ещё очень и очень не скоро (если, конечно, Херст сумеет вдохновить меня новым сезоном).

Ида нервничала. Ей казалось, будто внутри у неё затаилась пружина, готовая в любой момент распрямиться, и тишина, воцарившаяся в доме, не способствовала успокоению. Наоборот, напоминала затишье перед бурей — такое спокойное море перед холодным штормом, налетающим с севера. Хвитсерк исчез вечером — вскочил на мотоцикл и уехал, рассекая влажный от летнего дождя воздух. Блайя и Сигурд отдыхали в своей спальне — у них был трудный день и сложная ночь накануне.

Только Ида не находила себе места. Собственная постель казалась ей холодной и пустой, как бы она ни куталась в плед. Ночь выдалась дождливой и прохладной, и где-то там, в неугасающих огнях большого города Хвитсерк рассекал на своем «железном коне», рискуя жизнью каждую минуту… а Ивар мог эту жизнь потерять. Если отец не сдержит своего обещания.

Может быть, Ивар уже мертв. Ида боялась написать отцу и спросить: он мог догадаться, что она спрашивает это не просто так. Исайе Блэку нельзя было доверять.

Она слушала, как стучит в стекло дождь, и пялилась в потолок, на котором то и дело скользил свет от фар. Завтра. Всё случится завтра, и они либо проиграют, поставив всё на карту, либо останутся в выигрыше. Пан или пропал. И её уставший, паникующий мозг то и дело выдавал ей одну-единственную мысль: что будет, если они проиграют? Ида знала, что Исайя не оставит братьев в живых — ни Хвитсерка, ни Ивара, ни даже Сигурда. Он найдет и убьет Блайю, а если догадается, что Ида была на стороне Лодброков всё это время — убьет и её. Впрочем, это был бы лучший вариант из всех возможных.

Ещё он мог оставить её жить и оставить её в Lothbrok Inc., которую ей придется поделить с Бьерном. И каждый день заставлять её жалеть о том, что она вообще может дышать. Думать об этом Иде было невыносимо. Дом давил её мучительной тишиной. Ида поднялась, кутаясь в плед, и вышла из своей спальни.

В комнате Ивара было теплее. Она не спешила упасть в постель, так и не убранную уже почти сутки. На стуле небрежно валялся черный пуловер, который Ивар иногда таскал дома, если не собирался никуда выезжать. Приоткрытая дверь платяного шкафа будто готовилась выпустить чудовищ, но Ида знала, что нет чудовищ страшнее, чем монстры в её голове. Она подошла к письменному столу, взяла в руки деревянную фигурку Одина. Языческой верой она сама так и не прониклась, и сомневалась, что проникнется хоть когда-нибудь, но здесь и сейчас, грея в ладонях гладкое отполированное дерево, она думала: если Ивар так верит в своих богов, сберегут ли они его? Сумеют ли сберечь?

Ида поставила статуэтку на место и подошла к стене, на которой Ивар вывесил часть своей коллекции холодного оружия. Дотронулась до небольшого кинжала и отдернула руку, когда лезвие «цапнуло» её за палец. Возможно, оружие пригодится ей завтра, но за время, что Ивар обучал её стрельбе, она больше привыкла к пистолету.

Если отец попробует убить Ивара при ней, она всадит ему в лоб пулю. По крайней мере, постарается. Не сдастся без боя. Иногда ей казалось, что отец давно догадался об их плане, и теперь просто подыгрывает, чтобы растоптать в триумфальном финале. Но она запрещала себе думать об этом.

Они справятся.

Спальня Ивара успокоения не принесла. Ида присела на край кровати, провела ладонью по простыне, под которой он обычно спал. Яркими вспышками приходили воспоминания. Больше всего ей нравилось прижиматься щекой к плечу Ивара, водить кончиками пальцев по его торсу, расцарапанному её же ногтями, и слушать, как он дышит, приходя в себя. Ида знала, что видит ту сторону Ивара, которую он не показывал никому, и ценила его своеобразное доверие.

Она вышла из комнаты и спустилась на первый этаж, а, спустившись, обнаружила в гостиной Блайю. Та сидела у камина, обняв руками колени, и смотрела на огонь.

— Забавно, — произнесла она, услышав шаги Иды. — Лодброки даже сейчас разбрелись, будто нет друг до друга никакого дела.

Ида вздохнула. Она понимала, о чем говорит Блайя: как бы братья не умели объединяться перед лицом проблем, они по-прежнему оставались крайне разобщенной семьей.

— Можно присесть?

Блайя кивнула и чуть подвинулась.

— Сигурд спит, — она склонила голову набок, вглядываясь в пламя так, словно хотела увидеть в нём будущее. — Я не могу уснуть. Когда я пришла в этот дом, здесь было слишком много людей. Они ругались друг с другом, любили и ненавидели, цапались и разбегались, но жили. Теперь тут ещё холоднее, чем прежде.

Ида молчала, ожидая, что ещё скажет её почти невестка. Сам черт ногу сломит в родственных связях этой семьи. Блайя пошевелила угли в камине щипцами.

— Могу я спросить? — произнесла она, быстро взглянув на Иду. Та кивнула. — Как получилось, что ты сошлась с Иваром?

Вопрос был простым, но он поставил Иду в тупик. Что сказать? Она сама не очень понимала, почему с самого начала её так тянуло к Ивару. Это было странное, совершенно иррациональное чувство — притяжение, смешанное со страхом, но не паническим, а осознанным. Так люди опасаются тех, кто может причинить им зло, и они об этом знают. Чем больше она узнавала Ивара, тем меньше страха испытывала перед ним, и тем сильнее становилось влечение. Ида восхищалась им, хотела его, нуждалась в нём, и в конце концов она с этим смирилась.

А ещё были сны, приходящие к ней под утро. Сны, в которых она видела себя с ним в средневековом городе, и они правили этим городом, будто король с королевой. Ида не просила этих снов, они приходили к ней сами. Быть может, однажды она расскажет о них Ивару, а он расхохочется и скажет, что это — происки богов.

Блайя не торопила Иду с ответом. За пару месяцев, проведенных в Канаде, она стала спокойнее и увереннее, и, кажется, понимала, что все ответы придут в своё время.

— Я не знаю, — наконец, произнесла Ида беспомощно. — Мне кажется, так должно было быть.

Блайя кивнула.

— Я понимаю это чувство, — она дотронулась до змея, покоящегося чуть ниже её ключиц. — Теперь я могу тебе доверять.

Ида пожала плечами.

— Я надеюсь, что да.

Огонь трещал в камине. Через несколько часов должен был наступить новый день, и его Ида боялась больше всего. Блайя, сидевшая рядом с ней, тоже боялась: ей удалось увезти Сигурда прочь от Лодброков лишь для того, чтобы он сюда возвратился и снова подвергал себя опасности ради Ивара.

— Но я не могу доверять Ивару, — эти слова только подтвердили размышления Иды. — Он ненавидит Сигурда.

Ида покачала головой.

— Это не так. Поверь мне.

— Ты не знаешь, — Блайя говорила уверенно, будто в душе у Ивара копалась. — Он… хотел бы его убить. Чтобы его не было, — она сглотнула. — Но это не важно. Сигурд справится, и мы уедем снова. Нам здесь не место.

Ида ничего не ответила. Она знала, что Ивар хотел бы, чтобы Сигурд остался с семьей. Она знала, что Ивару не хватало брата, хотя он скорее повесился бы на собственном галстуке, чем признался в этом. И знала, что Ивар отправил нескольких «воронов» обеспечивать безопасность брата в Канаде.

Но Блайе и Сигурду лучше об этом не знать.

Так они и сидели — две женщины, чьи жизни могли разрушиться навсегда очень скоро, — сидели, пока под утро не вернулся Хвитсерк.

*

Блайя прощалась с Сигурдом, будто в последний раз видела его. Хвитсерк ждал, сунув руки в карманы черных джинсов, и смотрел на носки своих черных армейских ботинок. Ида знала, что люди её отца будут прощупывать их обоих на предмет оружия, и если Сигурду не удастся прорваться через запасной выход, они обречены. Хвитсерк и Сигурд — на смерть и свою Вальхаллу, Ида — на жизнь с осознанием, что своими руками убила того, кто был ей так нужен.

Она сцепила зубы: нет. Этого не будет. Они справятся, они со всем справятся. У них всё получится, ведь недаром этот план разрабатывался так долго.

— Я люблю тебя, — негромко произнес Сигурд прежде, чем выпустить Блайю.

Ида видела, как тяжело им далось расставание, и, прощаясь, склонилась к уху Блайи, прошептала:

— Он вернется.

Уверенности такой у неё, конечно, не было. Но лучше бы этой уверенности не было у неё одной. Всё это время Ида не находила себе места от страха и боли — кто бы мог подумать, что именно Ивар станет мужчиной, за которого она боялась больше всего? — и знала, что именно чувствует Блайя.

Та ничего не ответила.

— Идем, — Хвитсерк мотнул головой в сторону двери. — Ехать долго, а твой отец назначил нам точное время.

Сигурд и «вороны», вместе с несколькими людьми Альфреда, собирались ехать другим путем, чтобы машина Хвитсерка не вызвала никаких подозрений. Черт, у него даже оружия нет с собой, и Ида понимала, что Хвитсерк чувствует себя голым без ножа или револьвера — чаще, правда, ножа. Он предпочитает холодное оружие или же кулаки.

— Мы не принесли Одину жертву, — произнес Сигурд. — Будут ли нам благоволить боги?

Хит искоса взглянул на него, криво ухмыльнулся:

— Не бойся. Я принес жертву. Ночью, за нас всех.

— И не взял меня с собой?

— Тебе нужен был отдых, — пожав плечами, Хвитсерк подкинул в руках ключи от своего автомобиля. Мотоциклом он пользовался куда чаще, чем машиной, но ситуация была не та. — Жрец утверждает, что жертву боги приняли.

— Скоро и узнаем, — хмыкнул Сигурд.

В Милуоки они ехали в молчании. Хвитсерк смотрел на дорогу, и между бровей у него залегла тонкая морщинка: он думал. Ида прислонилась виском к холодному стеклу и смотрела, смотрела, смотрела, как шоссе стелется под колесами его машины.

— Что, если что-то пойдет не так? — наконец спросила она, едва ли не выталкивая этот вопрос из себя. На самом деле, она не хотела думать об этом. Но всё равно думала, потому что чем ближе они подъезжали к загородному дому её отца, тем страшнее становилось.

Ида чувствовала, как её колотит изнутри от ужаса: что, если отец выставил охрану по периметру, включая запасной выход? Что, если Сигурд не сможет прорваться к ним? Что, если Ивар уже мертв, и отец блефует?

— Тогда, — Хвитсерк покосился на неё, — я надеюсь, что тебе не о чем жалеть, сестрёнка.

Ему, определенно, было, о чем жалеть. Ида видела, как он сжал руль так, что побелели костяшки пальцев, и она знала, что ему есть, что терять.

— А тебе? — она поджала губы. — Тебе есть, что терять?

Хвитсерк хмыкнул.

— Скорее да, чем нет.

Ида понимала, что он говорит о невесте Альфреда — своей любовнице и, походу, любимой. Если в ночь перед поездкой он и отправлялся приносить жертву Одину во имя семьи, то предыдущую он явно провел не в одиночестве. Ида слабо улыбнулась: быть может, страх потерять Элсвиту заставит его сражаться ещё яростнее, чем прежде?

— Ты сказал ей?

Хвитсерк сморщил нос:

— Как ты себе это представляешь, Ида? «Любовь моя, я еду убивать несколько десятков людей и могу быть убит сам»? Нахрен, Ида. Не нужно ей знать этого сейчас.

— Ты её любишь?

Он пожал плечами.

— Сама как думаешь?

У него на запястье темным серебром сиял браслет с головой ворона — мудрой и вещей птицы, которой ведомо будущее. Ида смотрела на изумрудные глазки ворона и думала: знает ли Хвитсерк свою судьбу заранее? Унаследовал ли он от своей матери этот дар, о котором так много говорил Ивар?

До загородного дома Блэков они добрались через несколько часов. Исайя выкупил участок земли рядом с лесом и подальше от прочих коттеджных поселков — при наличии денег, это оказалось вполне возможным. Под домом он устроил бункер, в котором впору было поселить Минотавра, и он бродил бы среди его стен вечно. Ида терпеть не могла ездить в этот дом: он казался ей жутковатым. Отчасти ещё и потому, что она знала, сколько крови было выпущено под его фундаментом.

У ворот их встретили четверо охранников Исайи. Если бы они могли, они сняли бы с Хвитсерка кожу, чтобы убедиться в отсутствии любого оружия. Иду досмотрели поверхностно — она была дочерью их босса, и они явно опасались лишний раз дотрагиваться до неё. Зато «девы» Лагерты проверили каждый её карман.

Хвитсерк и Ида переглянулись: они входили во врата Ада, и у них не было с собой ни креста, ни святой воды. Ну, или в Ётунхейм к Триму, если говорить о Хвитсерке и его верованиях. Хотя Ивар, конечно, слабо был похож на Мьёльнир — преданности семье в нем было хоть отбавляй, но она была настолько своеобразная, что мало кто понимал её. Хвитсерк сунул руки в карманы куртки:

— Прежде чем в дом войдёшь, все входы ты осмотри, ты огляди, ибо как знать, в этом жилище недругов нет ли, — произнес он. Желто-зеленые глаза насмешливо блеснули. Даже без пистолета или ножа он казался опасным, особенно когда ухмылялся ехидно и чуть кривовато.

— Что это? — спросила Ида.

— «Речи Высокого», — фыркнул он. — Я чувствую себя голым без оружия, между прочим.

И, несмотря на нервную дрожь, колотившую её изнутри, Ида улыбнулась ему в ответ. Хвитсерк полюбопытствовал, склонив голову набок:

— Ну, что, готова войти в Ётунхейм?

Не то чтобы она была готова. Ида слишком хорошо знала, кто владеет этим царством. Иисусе Христе на кресте, она шла прямо в пасть к Дьяволу, и этот Дьявол был ей давно знаком. В конце концов, он её породил. Ида сжала вспотевшие ладони в кулаки. Они справятся.

Конечно, если Сигурд сумеет прорваться. «Если» — такое хреновое слово.

Исайя встретил их в своем кабинете.

— Хвитсерк Лодброк, — кивнул он, закуривая одну из своих любимых кубинских сигар. Ида всегда считала это позёрством. — Ты прибыл один? А где же Бьерн?

Блеф. Самый настоящий. Отцу было прекрасно известно, что Бьерн не появился бы на встрече. Он сам сказал Иде, что Бьерн остается на стороне собственной матери, а вовсе не братьев. Хотя Ида всё ещё полагала, что у старшего брата, поначалу казавшегося к младшим таким лояльным, есть своя собственная сторона и свои планы.

Хвитсерк плюхнулся в кресло, хотя ему присесть никто не предлагал, и развел руками.

— Один на один, мистер Блэк, как и положено вежливым и взрослым людям, не так ли? — он изогнул бровь. — Разве вам нужен мой старший брат, чтобы договориться об освобождении младшего? Считайте, что я официально представляю семью Лодброков здесь и сейчас.

Ида перевела взгляд с Хвитсерка на Исайю. Тот выпустил в воздух сизый дым.

— Твой брат приказал убить моего друга. Ты думаешь, я оставлю это просто так? Или выпущу Ивара Лодброка, когда он в моих руках?

Разговор только начался, а уже заходил куда-то не туда. Ида знала одно: необходимо отвлекать отца как можно дольше, чтобы дать Сигурду время. Сейчас, глядя, как Хвитсерк подался вперед, внимательно глядя Исайе в глаза, она вовсе не была уверена, что это время у Сигурда будет. Отец хорошо понимал, что может убить Хвитсерка здесь и сейчас, просто всадив ему пулю в лоб, и просто развлекался… но ему быстро надоест играть в «кошки-мышки».

И тогда он убьет Хвитсерка, а её заставит смотреть, как умирает Ивар.

— Я думаю, что всегда можно договориться, — Хвитсерк ходил по тонкому льду, и тот хрустел под его ногами. — Ведь это я привез вашего друга в дом к своей семье. Чего ты хочешь, Исайя? — он прищурился. — Отомстить? Вот он я. Можешь отомстить мне. Как тебе такой обмен?

Ида и Хвитсерк не обсуждали, о чем и как они будут договариваться с Исайей. На самом деле, единственной их задачей было тянуть время так долго, насколько это было возможно. И, кажется, в этом они проигрывали.

Хвитсерк выглядел так спокойно, будто ему нечего было терять, а за его спиной полыхали мосты. Даже слишком спокойно для человека, не уверенного, что выберется живым. Ида же чувствовала, что у неё от страха леденеет всё внутри. Как атмосфера в помещении становится невыносимой. Иде было трудно дышать, и она сжала губы, изо всех сил пытаясь сохранить спокойное выражение лица.

— Обмен неравноценен, — отец усмехнулся. Он мог позволить себе быть уверенным в себе. Он находился на своей территории, в королевстве, которое создал для себя сам. И всё ему было здесь известно. — Ты — всего лишь марионетка в руках собственного брата. Змее нужно давить голову, а не хватать её за хвост. И я сделаю это, спасибо моей дочке.

Хвитсерк приподнял брови, будто вслушиваясь в слова Исайи, потом бросил на Иду взгляд. Лицо у него было каменным, а глаза — злыми, словно он на секунду поверил, будто Ида и правда их всех предала. Сердце у неё рухнуло в пятки.

Хвитсерк ухмыльнулся краешками губ и, на мгновение повернувшись к ней всем корпусом, подмигнул.

Ида прикрыла глаза. Кажется, отец не заметил.

— Так что ставить условия ты не можешь, Хвитсерк Лодброк, — заключил Исайя. — Я достаточно ясно выразился?

— Полагаю, ты всё равно убьешь меня, что бы я ни предложил, — Хит коснулся рукой молота Тора, болтавшегося у него на татуированной груди. — За этим твоя дочь меня сюда и привезла, — он хмыкнул. — Надо же. Всегда знал, что ей нельзя верить. Позволишь мне хотя бы сдохнуть рядом с братом, как его верному псу?

Ида не хотела видеть, что отец сделал с Иваром. Когда Исайя вел их к помещению, где держал Ивара, ей казалось, что ноги её передвигаются сами по себе, а она в собственных действиях практически не участвует. От каждого вдоха ей царапало горло, её внутренне трясло, но она слышала собственные шаги и знала, что внешне выглядит абсолютно спокойно.

Ида долго училась «сохранять лицо». Училась у своей матери, которая умела сохранять хорошую мину при плохой игре. Училась у студентов Лиги Плюща, которые запивали недосып галлонами кофе и делали вид, что всё в порядке. Училась у Ивара. И, кажется, эта наука ей поддалась.

Один из людей отца, сопровождающий Хвитсерка, ткнул его дулом пистолета в поясницу.

— Полегче, — хмыкнул Хвитсерк. — Я никуда не денусь.

Наверное, Исайю должно было удивить это спокойствие, но Ида хорошо знала отца. Прямо сейчас он был уверен в своей победе над Лодброками. Настолько уверен, что на Хвитсерка ему было уже плевать. Уверенность отца… могла бы погубить.

Если у них всё получится.

Ивар сидел, привязанный к стулу, и на лице у него расцветали синяки и кровоподтеки. Нижняя губа была разбита, а правая мочка уха — отрезана. Кровь запеклась на шее и ушной раковине. Ивар был обнажен по пояс, на плечах и груди алели следы от ожогов. Исайя позаботился, чтобы Ивар мучился как можно дольше, что означало прерывание пыток прежде, чем жертва отключится от сильной боли. Очевидно, самая сильная боль была для Ивара ещё впереди. По крайней мере, так предполагал Исайя.

Прищурившись, Ивар оглядел прибывших и, откинув назад голову, расхохотался.

— Браво, Исайя, ударил меня в самое сердце, — ухмылка от уха до уха казалась безумной. Ида испугалась: не успел ли он свихнуться здесь за эти сутки? Моргнула, отгоняя мысль. Ивар был слишком силен, чтобы так легко сломаться. Зато актерских способностей у него всегда было, хоть отбавляй. — Женщина, которую я люблю, предала меня… так ты хотел меня сломать, а, Блэк?

Исайя нахмурился. Что-то шло не по его сценарию, что-то, что он не мог уловить, поймать… Ивар продолжал смеяться, как безумный, хохотать в голос, и его смех отскакивал от стен.

Джокер «теневого бизнеса» Чикаго и единственный мужчина, который поставил Иду наравне с собой.

— Думаешь, сделал мне больно? — Ивар отсмеялся, смерил Блэка взглядом. — Да мне плевать на неё, Исайя. Я просто хотел со временем заполучить её «долю вдовы» в имуществе. И мне бы это удалось, между прочим.

Каждое его слово било Иду, будто плетью, хотя она и чувствовала… знала, что Ивар лжет. Но прежде, чем его слова достигали разума и познавались логикой, они вонзались в самое сердце. Она с трудом сохраняла выражение холодного спокойствия на своем лице, хотя внутри у неё все билось, как стекло — не от насмешек Ивара, но от страха. И она всё время думала, что сценарий оказался выброшенным в мусорное ведро. Актеры переигрывают, опускайте занавес.

Отец переводил взгляд с неё на Ивара и обратно. Затем, кажется, ему на ум пришла какая-то мысль, отчего он едва заметно усмехнулся. Если бы, если бы Ида только могла прочесть, что происходит у него в голове…! Она сглотнула, взмолилась всем богам — и своему, и богам Лодброков — чтобы Сигурду повезло.

— Ида, — Исайя повернулся к ней. — Я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня.

В коридорах за дверью помещения царила тишина, и то ли отец умудрился поставить звукоизоляцию, то ли все планы летели к чертям. Здесь и сейчас. Ида разлепила сухие губы.

— Что именно, папа?

Как с обрыва шагнула. Что она будет делать, когда получит ответ? Как сможет потянуть время?

Раз — и охранник, державший Хвитсерка всё это время «на мушке», перехватил Хита за шею, сдавливая её и не давая жертве пошевелиться. Ида знала, что Хит может освободиться от этого захвата, пусть и не с легкостью, но сможет — ведь не зря он занимался подпольными боями и тренировал юнцов. Однако он даже не сделал никакой попытки.

Ивар наблюдал за происходящим, склонив голову набок: жертва с виду, но на самом деле — тот, кто затеял весь этот сыр-бор. Кукловод, а не марионетка. Кукловод, с любопытством ожидающий развития событий. Он ухмылялся. Почему он так спокоен, Иисусе Христе на кресте, будто не его сейчас хотят убить? О чём он не рассказал в своих планах?!

Исайя вытащил из-под полы пиджака пистолет и протянул Иде.

— Я хотел, чтобы они мучились и страдали, но сейчас думаю, что нужно заканчивать с Лодброками. Я хочу, чтобы ты пристрелила обоих. Справишься?

И тут Ида поняла кое-что, от чего у неё по спине поползли мурашки.

Отец догадывался, что они используют его в качестве марионетки. Он понял, что задумал Ивар, и какую роль играет в этом сама Ида. И теперь он проверял свои догадки.

Рукоять пистолета скользила во вспотевших ладонях. Второй охранник, следовавший за ними по коридорам, подступил к Иде совсем близко, и она ощутила холод оружия, упершегося ей в поясницу.

— Не пристрелишь их обоих — моя охрана пристрелит тебя прежде, чем ты успеешь назвать свое имя, — Исайя усмехался, глядя на собственную дочь, которую был готов принести в жертву. Ида подумала, что, кажется, они его не оценили. — Твоя доля по наследству перейдет к твоим родителям… всё лучше, чем ничего. А с Бьерном я как-нибудь договорюсь, он — понимающий человек.

Воздух обжигал Иде легкие.

Ивар смотрел на неё внимательно и спокойно, чуть прищурив ледяные глаза. Хвитсерк даже не пытался высвободиться от захвата. Иде казалось, будто эти двое знают, что будет дальше, хотя, разумеется, они не могли. Они сделали всё, чтобы претворить планы в реальность. Теперь всё зависело от Сигурда.

Если он ещё жив.

— Ты ведь на моей стороне, дочка? — Исайя впервые за долгое время назвал её так. — Убей его.

Дуло пистолета у поясницы Иды ещё сильнее уперлось ей в позвоночник.

Ида подняла свое оружие, удерживая его обеими руками, как её учил Ивар. Она знала, как побледнела прямо сейчас, и знала, что если она попробует выстрелить в отца сама, они здесь все полягут от его охраны. Её бешено колотило изнутри от ужаса.

«Сигурд, Сигурд, пожалуйста, успей…»

Она распахнула глаза, прицеливаясь. Отец ждал, заложив руки за спину, в любой момент готовый приказать своей охране пристрелить и её, и обоих братьев. Ида видела его фигуру лишь краем глаза; она не могла оторвать взгляд от Ивара. Тот чуть усмехался.

А затем произнес:

— Ну, давай, Ида. Пристрели меня. Тебе понравится.

Её палец лег на курок.

Ида была готова выстрелить себе в голову, лишь бы не подчиняться отцу, но что она могла сделать сейчас?

«Сигурд, где ты?»

А в следующую минуту она услышала выстрелы… ближе. И ближе. Хвитсерк ловко вывернулся из захвата, в котором его держали, как только охранник обернулся на звуки из коридоров, и опрокинул своего противника на спину. Добил его ударом в горло, выхватил пистолет и тут же рухнул на пол, перекатываясь в сторону.

Охранник, державший на прицеле Иду, выпустил в Хита несколько пуль, но момент был уже потерян.

Исайя метнулся в сторону, ошарашенный сменой переменных в задаче. Свой пистолет он отдал Иде, а другого оружия у него не было. Ида развернулась и, зажмурившись, в упор выстрелила в живот охраннику, отвлекшемуся на Хвитсерка. Парень осел на пол, держась ладонью за рану.

Несколько людей Блэков ворвались в помещение и были встречены открытым огнем со стороны Хвитсерка, успевшего затаиться за одной из колонн. Ида, забыв об отце, бросилась к Ивару.

— Исайя! — выкрикнул Бескостный, заглушая выстрелы Хвитсерка и свистевшие пули в этой короткой, но жесткой перестрелке. — Исайя! Держите его, блять!

Отец сбегал. Прямо через ход, из которого, по изначальному плану, должен был появиться Сигурд с «воронами». Ход этот скрывался в стене и был достаточно высоким и широким, чтобы взрослый человек передвигался в нем без проблем.

Выстрелы из основных коридоров приближались. Они почти оглушали, хотя, быть может, это Ида стала такой чувствительной. А потом затихли.

В помещение вошли трое мужчин в бронежилетах, на лице у них застывали капли чужой крови. Среди них Ида с изумлением узнала Альфреда, который усмехнулся, глядя на Ивара:

— Ну, хоть когда-то я увидел тебя повязанным, Лодброк.

Его темные волосы были убраны на затылке во что-то вроде пучка.

— Сфоткай на телефон, Альфи, — фыркнул Ивар. — Другого момента не будет.

— Где Блэк? — Альфред огляделся. — Вы дали ему сбежать? Он тут же заложит всех Лагерте, а то и Экберту, — он вытер со лба кровь. — Я достаточно рисковал, отправляясь сюда с твоими людьми, Лодброк, и ты теперь мне должен. По гроб твоей языческой жизни.

Ивар хмыкнул:

— Поговорим о цене потом, Альфред. Исайя сбежал, но далеко не убежит, я уверен.

Ида ничего, ничегошеньки не понимала. Она смотрела то на Ивара, то на Альфреда, то на Хвитсерка, и ей хотелось закричать. Вот просто заорать «Что происходит?!». Требовать ответа. Про участие Альфреда в плане Ивар ничего ей не говорил. Кажется, Хвитсерку тоже, потому что Хит, неопределенно хмурясь, разглядывал юношу — своего соперника и, похоже, что спасителя.

Дверь тайного выхода, захлопнувшаяся за Исайей, снова распахнулась, и все четверо вскинулись.

— Знаю, ты хотел его живым, — выдохнул Сигурд, вваливаясь в помещение. Он держался за плечо, и рукав его куртки был порван. Сквозь пальцы сочилась кровь. — Но как-то не получилось, братец, прости.

За ним двое «воронов» волокли мертвого Исайю Блэка.

И, хотя Ида всегда знала, что для своего отца она была лишь куклой, средством достижения цели… увидев его тело, она всё-таки разрыдалась.

========== Глава четырнадцатая ==========

Комментарий к Глава четырнадцатая

Автор не умеет в экшн, я же предупреждала. Поэтому его здесь нет.

Я никогда не видела в Торви ту воительницу, в которую её превратил Херст, но в моих глазах она, несомненно, всегда была сильна духом и могла как бороться до последнего, так и встретить смерть лицом к лицу. Надеюсь, удалось показать её такой.

И да, все, кто хотел Уббе, - возрадуйтесь, он здесь есть, и много :) И творит шнягу, которая приведет к катастрофам в будущем.

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c851332/v851332511/363dd/AlNbOfYMIxk.jpg

Торви смотрела, как Астрид наливает виски в стакан, и кубики льда бьются о стеклянные стенки. Руки у Астрид дрожали, а напиток она выпила в несколько глотков, будто не замечая, что пьет неразбавленный. Торви подумала, что волнуется она неспроста… и вряд ли волнуется за Лагерту и Бьерна. И что-то внутри, вроде интуиции, подсказало ей, что не в таких уж они с Астрид разных ситуациях, как могло бы показаться.

Но всё же различие было.

Астрид всё ещё была приближена к Лагерте. Ингстады всё ещё доверяли ей, пусть и с оглядкой. И пока что ей ничего не угрожало. А вот о себе Торви сказать этого не могла. Она хорошо понимала, что для Лагерты она — уже «отработанный материал», и, чем бы ни закончилось противостояние Лодброков и Блэков, и ей, и Эрлендуру, возможно, уготована смерть. Если Ивар и его люди не будут достаточно расторопны, чтобы вытащить их отсюда. Или если Торви сама не придумает, как выбраться.

Только в голову ничего не приходило. У неё не было с собой оружия, а что происходило у Блэков, не знал никто. У Торви была только надежда, но она прекрасно знала, какой ложной надежда может быть. И всё же не могла не не надеяться. Что ещё оставалось? Если бы Торви могла, она бы выгрызла зубами свободу себе и Эрлендуру, да только не было у неё шансов. Она уже сделала всё, что от неё зависело.

Тишина, прерываемая только глухим стуком льда о стакан, вспарывала Торви нервы.

Хлопнула дверь, и Лагерта вошла в помещение — как всегда, идеально элегантная, но способная, в случае чего, всадить пулю между глаз любому, кто встанет у неё на пути. Бросила пиджак на кресло:

— Новости?

— Никаких вестей, — отрапортовала Раннхильд. — Мобильные телефоны девочек не отвечают.

Лагерта нахмурилась.

— Плохой знак, — произнесла она. — Известно, кто из братьев отправился к Блэкам?

Раннхильд кивнула.

— Поехал только Хвитсерк, вместе с дочерью Исайи Блэка. Больше никого. Он либо мертв…

— Либо Лодброки в очередной раз вывернулись, — закончила за неё Лагерта.

Торви очень надеялась на второй вариант. Она не совсем понимала, как Ивар сможет оправдать свое нападение на Ингстадов, но это её не касалось. Она просто хотела спастись и вытащить Эрлендура, а потом забрать сыновей и уехать как можно дальше от Чикаго. Хоть в Новую Зеландию или в Китай, куда угодно, лишь бы длинные руки Лагерты не достали их.

Такой глупый, такой наивный, но полный надежды план…

Время тянулось медленно. Астрид придерживала смартфон ближе к себе, будто ждала важного сообщения или звонка, и чем дольше молчал её телефон, тем бледнее она становилась. Торви чувствовала, как звенит в воздухе напряжение, а нервы у всех были натянуты до предела. Все понимали, что битва — не война — подходит к своей кульминации, и кто бы ещё знал, чем закончится это сражение? Кто уползет зализывать раны, а кто наденет корону из чужих костей?

Бьерн приехал позже, и новости он принёс очень плохие.

— Исайя Блэк убит, — сообщил он. Торви впервые видела, чтобы у Железнобокого подрагивали руки, пока он прикуривает. — И его люди, насколько я знаю, убиты почти все, мама. Кого-то из них люди Ивара захватили, а это значит, что Бескостный может узнать о нашей причастности!

«Он уже знает, — подумала Торви, изо всех сил пытаясь скрыть эмоции. Она годами училась сохранять лицо, чтобы не выдать в этой семье своих истинных чувств, и даже сейчас смогла не выказать радости, что планы Ингстадов провалились. Хотя она знала также, что этот провал мог означать и её собственный крах. — Он уже знает, и он придёт за вами»

Она могла чувствовать, как Астрид, сидевшая рядом, ощутимо расслабилась. Не до конца, но всё же, хотя её мобильный по-прежнему молчал.

— Обвёл нас вокруг пальца, — Лагерта оставалась королевой, даже понимая, что калека и его армия собираются сбросить её с импровизированного трона. — Я знала, что с этой историей с женитьбой что-то не так.

Взгляд Бьерна метнулся к Торви, и ей пришлось собрать всё её самообладание, чтобы сохранить видимое спокойствие, хотя по её нервам будто тёркой прошлись.

— Это ты сообщила, что Ивар собирается жениться на Иде, и так занят этим, что не подозревает о плане Блэков, — голос Бьерна был подозрительно спокоен, и это не предвещало ничего хорошего. — Если бы он действительно собирался жениться, он бы сообщил об этом всей семье.

— Я ручаюсь лишь за то, что слышала, — Торви приложило много усилий, чтобы ответить ему достойно и не сорваться. — Неужели ты думаешь, что Ивар или Ида, зная, кто я, стали бы отвечать на прямые вопросы?

— То есть, ты хочешь сказать, что ещё и рисковала ради моей матери, так? — Бьерн закипел, и это видно по его вспыхнувшим гневомглазам. На щеках начали ходить желваки. — А вовсе не ради…

— Бьерн, — холодно прервала его Лагерта. — Успокойся. Нам всем нужно успокоиться и попытаться понять, как действовать дальше.

— Я бы тоже хотел знать, как, — Бьерн яростно выпустил в воздух сизый дым, на мгновение скрывший злые складки у него рта. Сигареты, которые он так любил, воняли просто ужасно, и этот запах теперь забился Торви в ноздри. Ей очень хотелось чихнуть. — Ивар никогда не доверял мне до конца, иначе я бы знал о его планах! И он вызвал в США Сигурда. Без моего ведома! Он знал, что я не лоялен к нему!

Торви подумала, что она может слышать грохот, с которым рухнула уверенность её мужа в том, что Ивар держит его за равного… равного хотя бы Хвитсерку. Ибо теперь становилось понятно, что Ивар Бескостный четко разделял уровни доверия, на которых держал собственных братьев, и уровень Бьерна Железнобокого оказался намного ниже, чем тот полагал.

И теперь Железнобокий был почти в панике. И в ярости, только усиливавшейся его страхом.

Прежде тихо сидевший в кресле Уббе поднялся, подошел к Бьерну и положил ему руку на плечо.

— Если кто-то из «дев», что были у Блэков, остался в живых и расколется под пытками Ивара, вам лучше убираться отсюда. И тебе, и Лагерте. Мы оба знаем Ивара всю жизнь, и мы оба знаем, что он постарается смести всех своих врагов, если у него возникнет эта возможность. Лагерту он всегда ненавидел, но нужно убедить его, что ты всегда был на его стороне. Где, он думает, ты сейчас?

— В Лос-Анджелесе, проверяю, как идут дела в одном из наших казино, — Бьерн всё ещё был похож на разъяренного медведя, в чью берлогу вломились посреди зимней спячки.

— Пусть он продолжает так думать, — кивнул Уббе. — Ты должен быть осторожен. Лагерта, тебе нужно уехать из города как можно скорее. Желательно, прямо сейчас. Я разберусь с происходящим. По крайней мере, пусть Ивар лучше думает, что я и те «девы щита», что попались у Блэков, провернули это без вашего участия и ведома. У меня, по крайней мере, есть мотивы увидеть и Ивара, и Хвитсерка мертвыми.

Лагерта, чуть прищурившись, изучала Уббе. Торви могла поклясться, что Лагерта ему не доверяет — ей наверняка чудится странным, что старший единоутробный брат Бескостного переметнулся на её сторону так быстро. С другой стороны, будучи вхожей в семью Лодброков даже после развода с Рагнаром, Лагерта видела, насколько недооценивают Уббе и Аслауг, и сам Рагнар, а после — Ивар. И знала, что обожаемая жена Уббе изменяла ему с Хвитсерком. А вода, как всем известно, камень точит.

Ещё Торви понимала, что сейчас у Лагерты толком не было выбора: уходить и оставить всё Уббе, чтобы хоть как-то сохранить вхожесть в семью Лодброков и постараться убедить Ивара в своей непричастности, или остаться и подтвердить уверенность Ивара в её виновности. О, разумеется, его веру в это нельзя было поколебать, но и давать лишних доказательств не стоило бы. Как и подставлять Бьерна.

Торви прикрыла глаза. Вряд ли Уббе пощадит Эрлендура или её саму. Или их обоих. Ледяной ужас перед смертью омывал изнутри. Она верила в богов и в Вальхаллу, но также знала, что не попадёт в неё. Эрлендур, быть может, и окажется в чертогах Одина — что есть всё его существование последние дни, как не борьба? — однако ей там места не будет. Они были разлучены в жизни, такими останутся и после смерти, и их обоих разлучат с Эриком и Рефилом, которые, возможно, под влиянием Бьерна и вовсе свою мать возненавидят. К её горлу подкатил горький комок, и она стиснула зубы, чтобы сдержать подступающие всхлипы.

Не сдержала обещания. Она не сдержала ни одного обещания — ни сыновьям, ни Эрлендуру, зато Ивар Бескостный нарушил своё слово, и он не поможет ей, а оставит здесь умирать.

— Нет, — прошептала Торви. — Нет, пожалуйста…

Кого бы ещё волновала её жизнь, в самом деле!

— Нужна помощь? — Астрид одним махом допила второй стакан виски. — Уббе?

Он покачал головой.

— Нет, ты тоже уходи. Я постараюсь закончить здесь всё до прибытия Ивара или его людей. Бескостный и так наверняка в курсе, что ты шпионишь для Лагерты в компании Экберта, не стоит подставлять тебя ещё сильнее.

Астрид кивнула.

— Тогда удачи, — и скользнула к выходу, не взглянув на Торви. Так, будто та уже и вовсе была мертва.

Раннхильд последовала за ней. Лагерта молчала несколько минут, обдумывая слова Уббе, потом поднялась из своего кресла, взяла пиджак, небрежно брошенный на его спинку.

— Ты не сдержала своего обещания, Торви, — произнесла она. — Я хотела пощадить тебя и Эрлендура и позволить вам уехать — на моих условиях, разумеется, — но Ивар Бескостный всё ещё жив, и я знаю, что ты просила у него помощи. Ты предала не только моего сына, но и меня. Сама знаешь, что я делаю с предателями.

Она врала, разумеется. Ни за что и никогда она не оставила бы их в живых.

«Нет, нет, нет, нет… Я должна, должна сделать хоть что-то…»

Ради Эрлендура. Для сыновей. Ради себя, она должна попытаться спастись, только как? Торви хорошо понимала, что оружия у неё нет, а без оружия её подстрелят прямо здесь. Да и с оружием тоже. Она умела драться и умела стрелять, но это бесполезно, когда у тебя нет ничего, а у Бьерна, Уббе и Лагерты — есть огнестрельное оружие

— У тебя нет доказательств, что я предала тебя, Лагерта! — Торви всё ещё пыталась бороться, хотя понимала, что это бесполезно. Пыталась выцарапать, выгрызть свободу… хотя бы жизнь. — Откуда мне было знать, что Ивар лжет?!

— Дело не в этом, — Ингстад царственно повела рукой. — Ты обратилась к нему за помощью. И ты до последнего была уверена, что Ивар тебе поможет, иначе не была бы так спокойна всё это время.

— Я не обращалась к Ивару! — Торви хотела бы возразить ей твердо, уверенно, однако понимала, что панические нотки выдают её с головой.

Лагерта ничего не ответила. Судьба Торви была уже решена, и её с головой накрыло волной безнадежного ужаса. Ещё сильнее, чем прежде, ведь теперь она слышала свой приговор, и обжалованию он не подлежал. Она впилась ногтями в ладони, собирая все силы, чтобы справиться с этим страхом.

Не сразу, но у неё получилось. Однако дыхание близкой смерти у Торви на затылке было ледяным, как воздух в горах Норвегии зимой. Она прикрыла глаза. Значит, всё будет так. Значит, надежды у неё нет. И, быть может, если бы она оставалась на стороне Лагерты…

Нет. Для Лагерты она в любом случае была бесполезна, зато знала слишком много. Торви поставила не на ту карту, и партия оказалась проиграна. Всухую. Слеза скатилась у неё по щеке, а внутренности опять скрутило холодной рукой так, что впору было согнуться пополам и проблеваться на пол от боли. Но Торви не собиралась доставлять Лагерте или Бьерну удовольствия видеть её слабой.

Ни за что. Хватит. Они уже достаточно видели.

Она зажмурилась на мгновение, а потом распахнула глаза. Перестань, Торви, ты уже выплакала все слезы и достаточно несла на себе груз вины за то, что втянула Эрлендура в свою жизнь. Всё это не могло закончиться хорошо, правда? Только всё равно её раздирало изнутри болью, а где-то на задворках сознания слепой летучей мышью билась мысль, что всё могло закончиться по-другому. И они могли бы… выжить.

Вкус крови мазнул по вкусовым рецепторам, и Торви поняла, что зубами содрала нежную кожицу на нижней губе.

— Уходи, как только закончишь всё, Уббе, — Лагерта перебросила Уббе ключи от одной из машин, и тот ловко их поймал. — Избавься от оружия. И забери их документы, их нужно уничтожить.

Не слишком ли быстро она согласилась? В чём здесь подвох?

Торви вцепилась пальцами в кожаную обивку дивана. Она могла представить, что будет дальше: Бьерн через какое-то время подаст заявление в полицию о её пропаже. Семья Эрлендура сделает то же самое, только более искренно. Разумеется, полиция не сможет их найти. Какое-то время они будут числиться пропавшими без вести, а потом их объявят мертвыми — какими они и будут, только гораздо дольше. Бьерн убедит Эрика и Рефила, что их мать сбежала с любовником или просто сбежала от них. И если ему не удастся убедить Гутрума, это всё равно ничего не будет значить. Гутрум не сможет ничего доказать, даже если у него будут какие-то догадки.

Но Торви знала, что ничего бы в своих поступках не изменила, даже если бы могла. Она была счастлива, хоть и немного. И всё это время у неё была надежда, что всё ещё будет хорошо, а надежда — это всегда маяк. Даже если в итоге его свет приведет на рифы.

По крайней мере, закончилось это мучительное, выжирающее душу ожидание. Норны щелкают ножницами. Норны привели её и Эрлендура друг к другу, они же и разведут. Только будь милостив к ним, Всеотец, будь милостив к ним обоим…!

— И путь, по которому я пойду, будет так холоден… — шептала Торви, когда Уббе, осторожно подталкивая в спину, вёл её коридором туда, где Лагерта держала Эрлендура. Невольно она всё равно осматривалась в поисках любой сокрытой возможности сбежать… и не находила её. Гладкие стены коридора не предполагали ни одной двери, а единственное оружие — небольшой нож — «девы» забрали у Торви ещё на входе.

И она понимала, что всё равно не воспользуется возможностью сбежать, даже если обнаружит её. Она не хотела… не желала спасаться в одиночестве. А ещё Торви очень давно жила в семье Лодброков, и, как бы ни хотела сохранить себя, всё равно впитала некоторые их черты. Например, умение встречать собственную смерть с гордо поднятой головой. Она помнила, как смеялся Рагнару в лицо её первый муж, Борг, и знала, что у неё хватит мужества поступить так же.

Уббе молчал почти всё время. Он не пытался подгонять Торви, тыкая пистолетом ей в поясницу, но она и так знала, что стоит ей хотя бы попытаться метнуться в сторону — и Уббе расстреляет её без сожалений.

— Отдай мне свою сумочку, — спокойно произнес Уббе, когда они приблизились к подвалу, где Лагерта держала Эрлендура.

Ну, разумеется. Лагерта ведь приказала не оставлять никаких следов. На мгновение Торви сжала в руках сумку, но потом всё же кинула её Уббе. Он поймал вещь одной рукой. А затем выудил из кармана её телефон. Протянул ей и одними губами шепнул:

— Разблокируй.

Торви моргнула.

«Что?»

Уббе огляделся, внимательно рассмотрел стены и потолок, приложил палец к губам.

— Разблокируй и отдай мне.

Торви тупо наблюдала, как он набирает в телефоне что-то в поле для сообщений. Голова у неё шла кругом: если он хочет пристрелить её и Эрлендура, почему не сделает этого? Что он задумал? Это какой-то план Лагерты? Что происходит?

Он протянул ей смартфон обратно. Черные строчки на белом поле вкладки сначала расплывались у Торви перед глазами, но потом она смогла прочитать: «Лодброки держат свои обещания, Торви».

Сообщение казалось бессмысленным.

Уббе отпер дверь, впустил Торви внутрь. Эрлендур по-прежнему находился в подвале. Он сидел на полу, окровавленный и измученный, и Торви, забыв обо всем, бросилась к нему, обхватила его руками и уткнулась лицом в слипшиеся светлые волосы.

— Ты жив, — шептала она, целуя его лицо. На губах оставался привкус пота и засохшей крови. — Ты жив, ты жив…

— Видимо, ненадолго, — пробормотал он. — Ты должна была меня послушать…

Рядом с ними упал небольшой ключ, явно от наручников. Торви подняла на Уббе взгляд. Тот мотнул головой, провел пальцем по горлу: времени мало. Нужно спешить. Почему он вообще им помогает? Что происходит? Или это очередной план Лагерты, которая хочет загнать своих жертв прежде, чем убьет?

Видя, что Торви не понимает, Уббе приблизился к ним и присел на корточки. Очень тихо, практически шепотом, он произнес:

— Оставь мне свои личные вещи, Торви, вытащи Хорикссона, и бегите. Я помогу вам. Лодброки, знаешь ли, держат свои обещания, — он пожал плечами. — Я знаю, что Ивар обещал вам свободу.

— Лагерта убьет тебя, — в голове у Торви гулко звенела пустота. Она почти приготовилась к смерти и смирилась с ней, но боги, кажется, подарили ей ещё один шанс на жизнь?

— Лагерта не узнает, — покачал головой Уббе. — Сегодня она отключила все камеры здесь, чтобы записи не попали в руки Бескостному. В коридоре я не мог говорить лишь потому, что не был уверен в наличии «жучков» в стенах. В подвале «жучков» точно нет, я уже проверял раньше. Уходите. Никто не увидит вас. Я покажу вам путь. Такси уже ждет.

«Неужели это шанс? — маячило в голове у Торви, хотя она боялась верить. — Неужели это… шанс?»

Ей так было страшно поверить, но неужели у неё — снова, опять — был выбор?

— Разве Ингстады не захотят доказательств нашей смерти? — каждое слово давалось Эрлендуру с трудом.

Торви гладила его по волосам, ощупывала его лицо, чтобы убедиться, что он ещё жив, что она не спит и не бредит. В сердце у неё снова расцветала надежда, хотя Торви не знала, может ли верить этому чувству.

— Времени мало, — Уббе указал взглядом на ключ.

Когда Эрлендур освободился от наручников и поднялся на ноги, он едва не упал, и Торви подхватила его. Происходящее казалось ей странным черно-белым калейдоскопом из событий, каждое из которых в любой миг могло оказаться ловушкой.

— Так как ты подтвердишь Лагерте, что убил нас? — прохрипел Эрлендур.

— Я предоставлю ей ваши полусожженые трупы, — ответил Уббе спокойно. — Слава Всеотцу, в этом мире ещё есть люди, которых никто и никогда не хватится.

Если бы её жизнь и жизнь Эрлендура не стояла бы на кону, Торви ужаснулась бы цене их спасения, но теперь она думала только о том, как выбраться, как остаться в живых и избавиться от преследования Ингстадов. Потом она обязательно подумает, что кто-то потерял жизнь, чтобы она обрела свою…

Потом.

Не сейчас. Будет думать об этом сейчас — свихнется.

— Почему ты нам помогаешь? — спросила Торви, когда Уббе подхватил Эрлендура с другой стороны.

— Лодброки держат свои обещания, — повторил он. — А теперь замолчи. Я всё ещё думаю, что Лагерта могла оставить «жучки» в коридоре. И времени действительно мало.

И тогда у Торви в голове молнией мелькнула догадка.

— Ты ведь никогда не бросал Бескостного по-настоящему…

Подумать об этом она ещё успеет. Просто… догадывалась ли Лагерта?

Уббе кинул на Торви острый взгляд.

— Шевелись, — только и ответил он. — А за меня не волнуйся. Я уже не раз доказывал Лагерте свою преданность. Она мне верит.

Вот только Торви знала, что на самом деле Лагерта не верит никому.

Тащить едва живого Эрлендура к запасному выходу было тяжело. Таксист, ожидавший их, покосился на странную пару, но, увидев крупную купюру перед своим носом, только буркнул, что эта сумма не покроет отмывание сидений от крови. Не стоит ли ему вызвать полицию?

Это выглядело, как дешевый шантаж, но Уббе вытащил из кошелька ещё одну.

— Тысяча долларов — и ты забудешь, что вообще приезжал в этот район сегодня, — коротко пояснил он.

Торви продолжала ждать, что «девы» Лагерты выскочат из-за угла и расстреляют всех троих в упор. И это казалось вполне вероятным. Не могли Ингстады так доверять Уббе, просто не могли. Лагерта иногда не доверяет сама себе. Не доверяет своему мужу, и, возможно, не доверяет сыну. Почему она оставила здесь Уббе? Не попросила Раннхильд помочь ему? Вдвоем они бы справились быстрее.

Только если рассчитывала, что Лодброки прибудут раньше и убьют всех троих. Возможно, именно на это она и рассчитывала, предполагая, что Уббе — предатель. И что будет с ним, если всё это — хитро построенная ею ловушка? Либо Ингстады были в невероятной панике, когда Ивар обхитрил Блэка. Быть может, Лагерта не предполагала, что весь план Ивара был выверен настолько, что приведет к ней. Быть может, она просто бросила Уббе грудью на амбразуру, как бросила своих «дев», чтобы спасти себя и Бьерна.

Но Лагерта не была дурой, никогда не была. Быть может, она специально держала Уббе ближе к себе. Ингстад была слишком умна. Возможно, смерть Торви и Эрлендура и не была её целью. Возможно, её целью был Уббе.

К черту. Торви больше не хотела думать о мотивах Лагерты, какими бы они ни были.

Она уткнулась носом в шею Эрлендура.

— Всё будет хорошо, — пробормотала едва слышно. — Ты веришь? Всё будет хорошо…

Эрлендур издал хриплый смешок.

— Поверю, когда будем уверены, что не получим пулю в затылок.

Уббе протянул Торви клочок бумаги с наспех накорябанным адресом.

— Парня зовут Паук. Он промышляет поддельными паспортами, от настоящих не отличишь. Ваши уже у него, на тебя и на Эрлендура. Оплаченные; всего два документа. Паук даст вам машину. Уезжайте на север, в Мэн, а оттуда — в Канаду.

«Канада… — подумала Торви. — Опальные Лодброки бегут в Канаду, будто им там намазано мёдом»

И тут она поняла, что ни одним словом Уббе не упомянул ни Эрика, ни Рефила, ни Гутрума. Будто их судьба и вовсе никого не беспокоила. Куда она уедет без детей? Как оставит здесь сыновей?! Ещё десять минут назад Торви прощалась с ними навсегда, но знала, что сможет наблюдать за ними, если боги позволят. А теперь она лишалась даже этой возможности. Она просто… исчезала из их жизни? Так? Так?

Слова Уббе обрывали всякую возможность забрать мальчиков с собой.

— А дети? — сорвалось у неё. — Эрик? Рефил?

Уббе качнул головой.

— Прости, Торви. Никто не всесилен. Если забрать их из школы, Лагерта и Бьерн точно будут знать, что вы живы. Прости.

Горло у Торви сжалось. Она больше никогда не увидит ни Эрика, ни Рефила, ни Гутрума. Эрлендур даже не сможет обнять сына, пусть даже он пока ещё не знает, что Рефил — его, от него. Возможно, её жизнь не стоила этой жертвы, раз дети всегда будут думать, что она — тварь, бросившая их и сбежавшая… куда угодно сбежавшая.

И Бьерн постепенно превратит их в таких же, как он сам.

Торви заплакала, уткнувшись в плечо Эрлендура, и плакала, пока такси не привезло их к Пауку.

========== Глава пятнадцатая ==========

Комментарий к Глава пятнадцатая

Ну что ж, о планах Альфреда на обе их компании Ивар узнает уже в следующей главе. Как думаете, согласится ли он?:)

Осталась всего одна глава и эпилог. Герои, конечно, не хотят заканчивать историю, но когда автор их вообще спрашивала?

OST: https://www.youtube.com/watch?v=Z2CZn966cUg - Welshly Arms “Legendary”

Aesthetics:

https://pp.userapi.com/c852016/v852016074/3d648/iXrIsYFsXb4.jpg

This is what we came for

And we couldn’t want it anymore

We could never turn back now

Got to leave it all on the floor

Been dreaming of the payoff

Through the struggles and the trade-offs

Write in truth heading on the way up

Tell them the truth but

they think it’s just made up

© Welshly Arms — Legendary

Наблюдая за разговором деда и Лагерты, Альфред убедился, что у них в прошлом была какая-то история, связавшая их вместе. Семью Экберта вообще многое связывало с Лодброками — и с Рагнаром, и с его бывшей женой, и с его сыновьями. Даже сам Альфред сделал эту связь между семьями, балансирующими на грани «союзники-враги» ещё крепче, когда заключил договоренность с Иваром.

Альфред молился, чтобы дед не узнал, кто помог Ивару расстрелять людей Блэков. Понимая, что он не может отправить в Милуоки людей Экберта так, чтобы это осталось незамеченным, он отправился туда сам, прихватив своих личных телохранителей и несколько людей Лодброков. И нельзя сказать, что ему понравилось находиться в центре перестрелки.

Да, ему прикрывали спину. Да, у него был бронежилет и было оружие мощнее, чем пистолеты людей Исайи Блэка. Но у Альфреда не было второй жизни, а он бесконечно ставил под удар первую. Жил в ожидании, когда на его голову рухнет Дамоклов меч последствий всего, что он сделал. Осознание, что он мог в этом блэковском бункере и сдохнуть пришло к нему потом, когда Альфред все же прорвался к Лодброкам и фактически спас Ивару жизнь. А заодно и Хвитсерку, который смотрел на него настороженно и хмуро. Альфред усмехнулся про себя: Элсвита не могла выбрать мужчину, более не похожего на него самого. И, может быть, именно это её и привлекло.

В любом случае, Альфред был сдержанно рад, что вытащил из дерьма любовника своей невесты. С некоторых пор, приглядевшись к Элсвите, он осознал — с появлением в её жизни Хвитсерка Лодброка она стала давать самому Альфреду больше свободы. Ей тоже стало легче. Жаль, что эта видимая свобода была ловушкой — день свадьбы приближался, а решения для них обоих всё ещё не было. Альфред не возражал бы, если бы Хвитсерк попросту похитил Элсвиту в день венчания — может, подкинуть ему эту идею?

Глупая мысль, но она его развеселила, стоило представить лица матери и деда. Пожалуй, ради их ошарашенных физиономией это можно было бы провернуть. Жаль, что невозможно.

Смартфон Альфреда пикнул сообщением.

«Я убью тебя, когда увижу. Ты не должен был так рисковать!»

Альфред улыбнулся. Астрид. Он сообщил ей, что отправляется на помощь Ивару, лишь когда был уже в Милуоки. Некоторые планы не стоит сообщать своей девушке, если не хочешь, чтобы тебя потом распяли, как Христа. И, хотя с Астрид они в последнее время слишком осторожничали, чтобы встречаться вне офиса Kedrick Inc., это вряд ли бы помешало ей, если бы она решила его прикончить.

Эта смска, разумеется, была не первой, которую прислала ему Астрид за последние часы. Альфред не отвечал — просто позволял ей выпустить пар. Он понимал, что Астрид не находила себе места, пока ждала вестей, и, уже выбравшись из дома Блэков вместе с Лодброками и Идой, он написал ей, что всё в порядке.

Поток ругани не прекращался уже несколько часов. Астрид ругала его с периодичностью одна смска в полчаса, и ответы ей вовсе не требовались. Она просто пыталась прийти в себя.

— Потом ответишь на сообщение, Альфред, — нахмурился Экберт, внимательно слушавший Лагерту, но не забывавший следить за внуком.

— Элсвита, — пожал Альфред плечами. — Ты же знаешь, дедушка, женщины…

Если говорить честно, то, даже углубившись в собственные мысли, он всё равно воспринимал, что говорила Лагерта. Из её слов выходило, что Ивар был прав — Лагерта отправила своих людей на помощь Блэкам. Однако Ингстады были слишком осторожны, чтобы подставлять себя под удар, и Лагерта определила лишь четырех «дев» для помощи Исайе. Теперь она хотела прикрыть собственную спину и сообщить Ивару, что её «дев», оказавшихся в Милуоки, Исайя переманил на свою сторону сам, пообещав им деньги. Альфред понимал, что Бескостный никогда ей не поверит, но и доказательств у него не будет.

Впрочем, когда ему были нужны доказательства?

— Я уничтожила все видеозаписи и все записи с «жучков», которые были, — Лагерта забросила ногу на ногу. — Единственные, кто мог подтвердить сейчас мою причастность…

— Мертвы? — вскинул брови Экберт. Он сидел в своем кожаном кресле и медленно перебирал в руках четки. Одна бусина, вторая, третья.

— Сомневаюсь, — усмехнулась Ингстад. — Полагаю, они собираются уехать из США и никогда сюда не возвращаться.

— Ты оставила в живых свидетелей? Это не похоже на тебя.

— У меня были свои причины.

Лагерта бросила взгляд на Альфреда.

— У каждого из нас есть змея, пригретая на груди, Экберт, — она подалась вперед. Альфред ощутил, как она цепко выхватывает всё, что Экберт, возможно, не замечал за собой: подрагивающие руки, полностью седая борода, усталость в глазах. — У меня тоже. И теперь вышло так, что мы с Калфом можем доверять только тебе. Держи друзей близко, а врагов — ещё ближе, не так ли? Я считаю немного иначе. У нас с тобой общий враг, Экберт, почему бы нам не быть друзьями? Лодброки захлебнутся в крови.

*

Домой Альфред возвратился поздно. Экберт и Лагерта сумели договориться выступить против Ивара, и Альфред понимал теперь: Бескостный выиграл битву, но далеко не войну. И теперь сражаться ему предстояло с куда более сильным противником. Экберт ни за что не захочет потерять своего влияния на Ближнем Востоке, куда метил и сам Ивар. А Ингстады были одержимы желанием уничтожить сыновей Аслауг. Всех до единого.

Альфред вовсе не собирался им этого позволять. Он, как никто, понимал, что объединение корпораций принесет куда большие плоды, а изнурительная борьба за власть, наоборот, подкосит обе семьи и позволит врагам извне уничтожить их, как только они устанут от ненужной войны. Возможно, некоторое время назад он и сам с удовольствием наблюдал бы, как Экберт, Ивар и Лагерта грызут глотки друг другу, да ещё и принял участие в столкновении — опосредованно, конечно. А потом он осознал, что монополии на рынке можно добиться и другим образом. И удивился, как это сразу не пришло ему в голову.

Проект соглашения об объединении компаний лежал в сейфе. И, кажется, пришла пора раскрутить это колесо. Альфред видел, что деда подкосила победа Ивара, и знал, что теперь гораздо проще будет его добить. Он давно задавил в себе того мальчишку, что боготворил Экберта и считал его самым мудрым человеком на свете. Сердце Альфреда было отравлено чужой ложью, стоило ему узнать, какие тайны скрываются за фасадом их семьи, и он хотел выкорчевать их с корнем. Даже если придется уничтожить Экберта.

Альфред очень хотел поехать к Астрид. Просто уткнуться головой в её колени и сидеть так, пока вся тяжесть дня не упадет с его плеч. Но сейчас, когда Лагерта и Экберт решили прийти к соглашению, он не мог позволить себе этого. Не мог предоставить им повод его шантажировать. Астрид продолжала ругать его в сообщениях, безбожно нарушая её же собственное правило писать строго по делу, и он чувствовал, как на самом деле она боялась за него все это время.

«Я люблю тебя»

Черные буквы на белом фоне мессенджера. Нажав кнопку отправить, Альфред откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза. Голова гудела, как улей растревоженных пчёл. День для него был очень, очень тяжелым.

Хлопнула дверь — Элсвита вернулась… откуда-то. Сбросила туфли и босиком пошла к своей спальне.

— Элсвита, — позвал её Альфред, и она замерла, явно думая, не послышалось ли ей. — Подойди сюда.

Кажется, они впервые сейчас могут толком и заговорить за последнее время. Элсвита вошла, потянулась к выключателю.

— Не надо, — покачал головой Альфред. — Не включай свет.

— Хорошо, — удивленно произнесла она. — Что-то случилось?

Альфред вздохнул. Он понятия не имел, как разговаривать со своей вроде как невестой. За всё время они не так уж и много общались, и он почти ничего о ней не знал. Кроме того, что она учится в Чикагском университете и с головой рухнула в отношения с одним из Лодброков. Не то чтобы его беспокоило, что им с Элсвитой не о чем говорить — он и не собирался. Но как предупредить её об опасности их связи с Хвитсерком, он тоже не знал.

Элсвита ждала. Привыкшие к темноте глаза Альфреда выхватывали её хрупкую фигуру в джинсах и блузке на фоне огромного окна гостиной. Даже не особо задумываясь о причинах её поведения, он понимал, почему Элсвита влюбилась в Хвитсерка.

Возможно, она всю жизнь думала, что ей нужен такой, как Альфред. Или думала, что родители лучше знают, кто ей подойдет. А потом убедилась, что настоящие чувства не подчиняются разуму. Забавно, что именно это и роднило её с Альфредом. Забавно, что прежде у них не было никаких точек соприкосновения, и что появились они, откуда не ждали.

— Ты играешь с огнем, — наконец, вздохнул Альфред. Он давно уяснил для себя, что если ты не знаешь, как сказать что-то, говори, как есть. И, не успела Элсвита, ошарашенная таким вступлением, спросить его, в чем же дело, продолжил: — Я знаю о твоих отношениях с Хвитсерком Лодброком.

Она ахнула, выдавая себя с головой. Врать его невеста никогда не умела, не получилось и сейчас. Ей повезло, что этот вопрос ей задал он сам, а не Экберт. Быть может, Джудит, зацикленную на собственном мире, созданном у неё в голове, Элсвита могла бы обмануть, но старого лиса обвести вокруг пальца не вышло бы.

— Мне можешь не врать, — он пожал плечами. — У меня хорошие и надежные источники информации.

Прежде, чем Элсвита справилась с шоком и бушующими эмоциями, прошло несколько минут. Потом она заговорила, и тон её был почти агрессивен.

— И ты уже рассказал деду и матери, так? — может быть, Элсвите хотелось напасть на него, как-то защититься, и Альфред даже мог это понять. Он знал, что вел себя с ней отвратительно, просто ему было всё равно. И сейчас, в общем-то, было бы всё равно… однако нежелание обрести врагов по ту сторону океана в лице её семьи и в лице Хвитсерка Лодброка — здесь, если с ней что-то случиться, было сильнее равнодушия к Эл.

— Нет, — он потер виски пальцами. — Не повышай голос, пожалуйста, у меня мозг сейчас взорвется. Я не собираюсь об этом никому говорить, Элсвита. Я хочу предупредить тебя, что для тебя отношения с ним могут быть опасны. Его хотят убить. Всю их семью хотят убить, и все, кто им близок, тоже могут попасть под эту раздачу.

Тишина упала ему на плечи. Элсвита обдумывала, что Альфред только что сказал, и молчала, потирая руками предплечья, будто ей вдруг стало холодно. Затем она спросила, уже тише:

— Зачем ты мне это говоришь?

— Потому что не желаю тебе зла, — из всех вопросов, которые она могла задать, этот был самым легким. Альфред снова прикрыл глаза, чтобы темнота, затаившаяся под веками, окутала его целиком. — И потому, что сегодня, может быть, спас ему жизнь.

— О, Боже…

Кажется, Элсвита не была в курсе, что Хвитсерк был на волосок от гибели. Даже не открывая глаз, Альфред знал, что она села на ближайший стул и уставилась перед собой, переваривая информацию. Он подождал минуту-другую, а потом продолжил.

— Я знаю, что лишь тебе решать, будешь ли ты продолжать отношения с Лодброком. И поэтому я хочу предложить тебе сделку, Элсвита. Мы не любим друг друга, это очевидно, и не спорь. Ты никогда не знала меня, чтобы любить, ты только представляла меня и набрасывала на меня воображаемый образ… не понимая, какой я на самом деле, — он прежде не говорил с ней так откровенно, да и вообще почти не говорил, и теперь очень осторожно подбирал слова. — И я думаю, что свадьба не принесет нам обоим радости.

Элсвита сглотнула.

— Как будто тебя хоть когда-то заботило, что меня радует, — вырвалось у неё. Альфред не мог с ней поспорить. Элсвита была права. Теперь он тоже не то чтобы заботился о ней, но в сложившейся ситуации они оба ходили по минному полю босиком. И любая мина, подорвавшаяся под ногами одного, могла привести к взрыву под ногами другого.

— Послушай до конца, — Господи, дай ему сил договорить с Элсвитой и не рявкнуть на неё! Голова болела просто ужасно, а разговор был слишком тяжелым. — Ты сама отлично понимаешь, что просто так разорвать помолвку мы не можем, хотя это было бы лучшим выходом. По крайней мере, пока Экберт жив. Но я обещаю, что враги Лодброков умоются кровью, — он с силой провел по лицу ладонью. — И ты получишь своего Хвитсерка, а я получу свободу от нашей помолвки. Моя семья повязана договором с твоей, и я знаю, что если я оставлю тебя без причины, то наживу себе врагов.

-…и поэтому ты предпочтешь, чтобы тебя бросила я, так?

Альфред усмехнулся.

— Кровь — не вода, Элсвита. Твои родители не пустят тебе пулю между глаз, если ты уйдешь от меня.

Зато вполне могут убить его. Крыть ей этот аргумент было нечем, и Альфред знал это. Элсвита молчала, теребя рукав блузки, и было видно, как ей хочется скрыться в своей комнате, и, быть может, позвонить своему Лодброку, или просто обдумать предложение. Альфред понимал: оно звучит заманчиво. И выгодно оно было для них обоих.

Он хотел точно знать, что после смерти Экберта и объединения компаний он будет избавлен и от навязанного брака. К сожалению, эти договоренности не прекращались, даже если с его дедом бы что-то случилось, но их могла прекратить сама Эл.

Минуты тянулись. Альфред не хотел знать, что происходило в голове у его невесты всё это время. Не хотел думать, отчего так изменились её чувства. Сейчас он осознал до конца, что больше его невеста не смотрит на него оленьими, полными обожания глазами, и ему стало легче. Безвыходное положение, в котором они оказались полтора года назад, могло ещё оказаться для них обоих новым началом. Если они помогут друг другу. И если у него всё получится.

Наконец, Элсвита поднялась. Подойдя к Альфреду, она взглянула на него сверху вниз. Протянула ему руку.

— Я согласна, — проговорила она.

*

Астрид злилась. Альфред ощущал это в её взгляде, которым она смерила его, занеся расписание на ближайшие два дня. Ощущал, что в воздухе пахнет штормом, как на берегу океана, если выйти к нему зимой. Он вздохнул.

— Не бесись.

— Да ладно? — Астрид упала в кресло, скрестила на груди руки. — Альфред, я же просила тебя никуда не лезть! Ивар Лодброк не стоит твоей жизни!

Всё это время она волновалась. Альфред почувствовал, как возникает и разрастается в нем чувство вины, похожее на чернильное пятно. Однако он знал, что, если бы предупредил заранее, она попыталась бы остановить его. А Ивар Бескостный был нужен Альфреду живым; он присутствовал в его дальнейших планах, и его смерть перечеркнула бы всё, над чем он так долго работал. Всё, что он планировал, чтобы сбросить своего деда с его импровизированного трона.

Он мог бы объяснить это Астрид. Получилось бы долго и нудно, и они бы спорили до охрипа. Потом она вытащила бы ту информацию, которая могла быть для неё опасна. Лагерта и так вряд ли по-прежнему безгранично доверяет ей, и стоит Ингстадам заподозрить, что Астрид ставит Экберту — а, значит, и Лагерте теперь — палки в колеса, ей придется несладко. Поэтому Альфред просто поднялся из кресла, не обращая внимания на лежащий перед ним планшет с расписанием дня, обошел стол и, взяв Астрид за руку, потянул на себя. Плевать, если кто-то зайдет.

Она уперлась ладонями в его плечи.

— Даже не пытайся подлизываться, — фыркнула, сморщив нос. — Ты поступил, как полный идиот.

Но Альфред знал, что она уже выпустила весь пар ещё вчера, иначе уже хорошенько его бы избила. Он обхватил её лицо ладонями и прижался носом к её носу.

— Я люблю тебя.

Астрид закатила глаза.

— Ты уже говорил. Это не поможет.

— Знаю, — Альфред улыбнулся. — Прости меня. Ты волновалась, я понимаю. Но я жив, как видишь. И даже не ранен, — кажется, это вовсе не походило на извинение. — Прости.

В её глазах плескалось северное море — холодное, бездонное. Море, в любой момент готовое разразиться бурей, сметающей на пути корабли и бросающее волны на скалы. Альфред захлебывался в этом море каждый раз, когда их взгляды пересекались.

— Обещай мне, что никогда больше так не сделаешь, — Астрид прихватила его ладонью за горло, не сильно, однако ощутимо. Серебряное кольцо на её указательном пальце царапнуло кожу. — Обещай, что не подвергнешь себя опасности. Иначе, видит бог и все силы, я тебя придушу сама. Своими руками, черт бы тебя побрал, — она убрала руку и уткнулась носом ему в шею. — Идиот.

Альфред редко видел её такой — по крайней мере, в офисе. Астрид не любила показывать слабости, но всегда знала, что с ним она может не бояться быть собой. И ценила это.

— Я знаю, что делаю, — он поцеловал её, осторожно и мягко, стремясь успокоить. Астрид запустила пальцы в его волосы, прошлась легким прикосновением по затылку, и отстранилась.

— Мы недостаточно осторожны сегодня, — отступила назад. — Лучше посмотри свое расписание. У тебя несколько встреч с деловыми партнерами и ужин с родителями в ресторане. Ты помнишь?

— Зачем? — Альфред улыбнулся. — У меня есть ты.

Разумеется, он помнил. Проглядывая заметки, сделанные Астрид в планшете, и улыбаясь, он отметил себе в голове, что должен будет встретиться с Бескостным. Договор, лежащий в сейфе у него в квартире, нужно было обсудить. Альфред был уверен, что Ивар согласится. По крайней мере, встретиться и обсудить дальнейшие планы по уничтожению Экберта он был согласен.

Бескостного ждал сюрприз.

Альфред чувствовал неясную вину за то, что всё ещё не рассказал об этом Астрид, хотя и понимал, что не все планы должны быть рассказаны. Некоторые из них несут в себе опасность, а ставить Астрид под удар он просто не мог.

Если честно, Альфред не был уверен, что сможет жить без неё.

========== Глава шестнадцатая ==========

Комментарий к Глава шестнадцатая

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c846221/v846221701/124478/z-2GfETUPT0.jpg

Смерть Исайи Блэка изменила многое.

Лагерта «залегла на дно», и Бьерн, якобы вернувшийся из Калифорнии, убеждал Ивара, что понятия не имеет, где она. Разумеется, Ивар ему не верил, хотя доказательств у него тоже не было. Банковские выписки говорили о том, что Бьерн покупал билеты до Лос-Анджелеса и обратно, а сотрудники аэропорта Чикаго отказывались предоставлять сведения о составе и количестве пассажиров этого рейса. Ивар знал, что мог бы надавить на них, но не стал этого делать.

Бьерн проколется, он был в этом уверен. Рано или поздно Бьерн проколется.

Ида переживала смерть отца тяжелее, чем она думала. Чем сам Ивар думал, она будет переживать. Она старалась не показывать своей боли, однако Ивар, даже не будучи чувствительным человеком, знал, что ей больно. Когда-то он испытал эту боль сам. Рагнар никогда не был хорошим отцом: выбирая между строительством своей криминальной империи и воспитанием сыновей, он выбрал первое. Только Бьерн ещё помнил, каким был Рагнар-отец, а не Рагнар-бизнесмен и глава клана Лодброков. Но Ивар всё равно любил его и горевал после его смерти.

Всё, что осталось от небольшой «семьи» Блэков теперь принадлежало Иде. Ивар бы солгал, если бы сказал, что его не интересует возможность расширить своё влияние ещё и на Милуоки, и он понимал, что для этого должен жениться на Иде. Не то чтобы он был против. Не то чтобы она была против… наверное. Ни словом, ни делом за эти дни она не обвинила его в смерти Исайи, она и не смогла бы: это было дело рук их обоих. Просто Ида должна была пережить.

На похоронах Исайи она держалась молодцом. Все вокруг делали вид, что не знают, от чьей руки он погиб. Друзья Исайи — те немногие, что ещё оставались, — косились на Иду, и их взгляды забавляли Ивара. Он только крепче сжимал её ладонь. Маленькая Оливия плакала, прижимаясь к матери. Глаза миссис Блэк были сухими, но в них металась паника. Она, привыкшая жить за спиной мужа, понятия не имела, как решать бытовые проблемы без него. Ида, избавившаяся от отца и выигравшая Лодброкам ещё немного времени в борьбе с их истинными врагами, получила двоих детей в нагрузку к осколкам отцовской империи.

Несколько дней она практически не выходила из комнаты. Не горевала безутешно, а лишь пыталась смириться с положением вещей. Ивар не беспокоил её, хотя постель без Иды казалась ему пустой и холодной — когда он только успел привыкнуть к ней? На третий день она пришла. Скользнула к нему под одеяло и прижалась всем телом.

— Я знала, на что иду, — произнесла она тихо. — Просто не думала, что будет так…

— Больно? — подсказал Ивар. Это было жестко, возможно, жестоко, но он привык называть вещи своими именами. Она кивнула.

— Я никогда его не любила. Он не был хорошим отцом, но он им был всё равно. Глупо было надеяться, что я испытаю только облегчение. Горечь тоже есть. Когда-то он не был ко мне так несправедлив, — она уткнулась носом в шею Ивара. — Когда я была маленькой, он водил меня в зоопарк.

«А потом продал тебя Рагнару Лодброку за малую толику власти, — закончил за неё Ивар. — Исайя получил по заслугам»

Но, разумеется, Ида знала это и без него. Ивар никогда не признался бы, что его — неожиданно и для него самого — смутило её доверие, её проявление слабости. Но не отвернуло. Он хорошо знал, что змеи уязвимее всего в момент, когда сбрасывают кожу, и именно это происходило сейчас с Идой. Она сбрасывала кожу, чтобы стать другой. Стать сильнее. И она тоже это понимала.

— Завтра я должна встретиться с его людьми, — Ида подняла голову, вглядываясь в лицо Ивара. — Ты поедешь со мной?

Предложение было заманчивым. Ивар мог поехать с ней. Мог показать свою власть, мог внушить им страх. Но люди, когда-то дававшие клятву верности семье Блэков, не принадлежали ему. Они никогда не признали бы его силу. Они ждали появления Иды, они хотели видеть только её. И она должна была справиться с этим сама.

Ивар был уверен, что справится.

— Нет, — он покачал головой. — Это — твой клан, Ида. Они должны увидеть тебя. Меня они не признают, даже рядом с тобой.

Было нелегко признаваться в этом себе. Ивар Бескостный привык, что перед ним склоняют головы даже те, кто не желал этого. Но сейчас он понимал, что, несмотря на их отношения с Идой, после смерти Исайи его люди были вольны уйти, и они уйдут, если предъявить им убийцу их босса, как их будущего «отца». Возможность союза с людьми Блэков была всё ещё слишком хрупка. Сначала Ида должна завоевать их доверие. Убедить их в необходимости не мстить Лодброкам, а сотрудничать сними. Сейчас они были в раздрае. Но если она не покажет им, кто теперь главный в Милуоки, они переметнутся к Лагерте или обратятся к Экберту с просьбой помочь отомстить. Этого Ивару было не нужно.

Ида закусила губу.

— Что, если они знают о нашем плане?

Ивар хмыкнул:

— Всё, что они знают, — это что ты привезла им Хвитсерка, а потом где-то и что-то пошло не так. Ты сможешь убедить их, что хочешь отомстить, но сначала нужно уничтожить моих врагов, чтобы ударить меня исподтишка. Бойцы Исайи — как и любые бойцы — не слишком-то умны, они заглотят наживку.

Задумчиво кивнув, Ида поднесла к глазам ладонь, принялась рассматривать давно заживший тонкий шрам, оставленный Иваром.

— Мне жаль, что отец закончил именно так, — она сглотнула. — Но я… — вздохнув, она зажмурилась на мгновение и продолжила: — но я знаю, что моё будущее связано с Лодброками. И с тобой.

Это был не самый типичный для них разговор. Они оба не привыкли открыто выражать свои эмоции, прячась за частоколом недоговорок, намёков и подколок. И теперь Ивар думал, что, возможно, эти слова Иды стоили любых признаний в любви. Их обоих и связывало нечто большее, чем любовь.

Партнерство. Понимание. И притяжение, каждый раз выбрасывающее Ивара за все возможные грани.

— Сигюн, — хрипло произнес он. — Ты — Лодброк теперь. И ничто этого не изменит.

Ивар Бескостный не любил слабости, но хорошо помнил, что значит потерять отца и остаться одному. Знал, что значило стать главой клана, который мог тебя таковым и не признать. Ивар был калекой. Ида была женщиной. Они оба были не слишком-то желанными кандидатами на места своих отцов, но когда больше некому взять вожжи в руки… кто-то же должен сделать это, правда?

Кто-то должен.

*

Ида уезжает в Милуоки, а Ивар возвращается к повседневным делам Lothbrok Inc. За время его отсутствия — почти неделю — на его столе скопилось множество контрактов и коммерческих предложений, которые он должен был просмотреть. Рядом больше не было Уббе, чтобы заменять его, и Ивар выпил немало кофе прежде, чем окончательно разобрался в бумагах.

Это помогало ему отвлечься от мыслей о Лагерте. О возможном предательстве Бьерна. Об Иде, которая где-то там, в Милуоки, справлялась с последствиями смерти Исайи Блэка.

Часы показывали семь вечера, когда Ивар оторвался от последнего контракта. Буквы расплывались перед его уставшими глазами. Он откинулся на спинку кресла и зажмурился, но сухие юридические формулировки, казалось, были выжжены у него под веками, и отдохнуть не удалось. Открыв глаза, он потянулся за телефоном и набрал Ауд. За то время, что эта девчонка работала помощником юриста, она показала себя достаточно… неглупой.

Может быть, ей можно будет доверить проверку договоров, хотя бы поверхностно.

Ивар не доверял своему юристу.

— Да, мистер Лодброк? — Ауд отозвалась на звонок почти сразу же.

— Полагаю, ты уже не в офисе? — сухо поинтересовался Ивар. — Я оставлю тебе у моей секретарши несколько договоров, заберешь их утром и перепроверишь.

И он сбросил вызов, нисколько не заботясь о её мнения. Он платил Ауд за то, что в вопросах назначения очередного задания она не имела своего мнения, а выполняла то, что ей скажут. И она успешно справлялась и с этим, и со своей основной работой. Ауд была достаточно умна, чтобы ей хватало мозгов это не выпячивать.

Ивар помассировал пальцами виски. Великие боги, как у него болела голова… Он с удовольствием бы сунул её даже в мясорубку, если бы это прекратило боль. Смартфон зазвонил, врезаясь в мозг громкой стандартной мелодией.

— Фенрирово дерьмо… — простонал Ивар, глядя на экран, затем ткнул в зелёную кнопку. — Что тебе надо? — нелюбезно рыкнул он.

Судя по спокойному тону, Альфреда его хамство не смутило.

— Нужно встретиться, Бескостный. Есть новости. Срочные, — добавил он прежде, чем Ивар успел послать его в Хельхейм.

Встречаться за очередной партией в шахматы уже вошло у них в привычку. Глядя, как Альфред расставляет фигуры на доске, Ивар задумался, насколько тесно были переплетены судьбы их семьи. Он не был в восторге от этого — причастность Экберта к смерти Рагнара была очевидной, хоть он и не мог её доказать. Но Альфред не выносил своего деда точно так же, как Ивар ненавидел Лагерту, и это объединяло их.

— Рассказывай, — Ивар прошел пешкой на е2, подпер подбородок рукой. Сегодня они не старались переиграть друг друга, а всего лишь продолжали партию, прерванную раньше.

— Лагерта приходила к моему деду, — Альфред сделал свой ход и скрестил на груди руки. — Экберт заключил с ней союз. Мне кажется, если не ответить им сейчас, то мы оба окажемся в дерьме.

— Херовый заплыв, — соглашается Ивар и «съедает» пешку Альфреда. Тот морщит нос. — Твои предложения?

Всё, что рассказывает ему Альфред, заставляет Бескостного забыть о партии. Мальчишка собирается пойти ва-банк. Здоровье Экберта висит на волоске, и правильно замененные таблетки могут спровоцировать ухудшение самочувствия. Пока Экберт будет наблюдаться в больнице, Альфред будет представлять его интересы. Ни Джудит, ни Этельвульф не обладали акциями компании, а Этельред, уходя из дома, позаботился о передаче своей части Альфреду. В отсутствие деда Альфред мог единолично решать судьбу акций… по крайней мере, своей части.

Он и решил.

Ивар не мог не признать: от мальчишки он ожидал чего угодно, только не хода конём, идущего вразрез с любыми планами. Альфред собирался объединить компании. Объединение должно было пройти несколько этапов: сначала Ивар приобретал у Альфреда часть акций, которая когда-то принадлежала Этельреду, а Ивар, в свою очередь, продавал Альфреду часть акций Lothbrok Inc. Вторым этапом должно было стать слияние корпораций — как только Экберт окажется одной, а лучше двумя ногами в могиле. Как только он потеряет способность хоть что-то решать.

Идея была практически безумной. Дерзкой, как и сам экбертовский мальчишка. И, возможно, именно поэтому она могла бы… сработать?

— С чего ты взял, что я соглашусь?

Альфред фыркнул:

— Я спас твою задницу, Бескостный. И даже безотносительно этого — ты не хочешь, чтобы мой дед объединялся с Лагертой. А предотвратить это может только его смерть или хотя бы то состояние, когда он не сможет адекватно воспринимать реальность или выражать свою волю. Лагерта уже получила от моего деда контакты человека, который может убить тебя.

— И кто же это? — Ивар вцепился в последнюю фразу, как клещ. Разумеется, Ингстады не собирались сдаваться. Разумеется, Лагерта была готова сделать всё, чтобы уничтожить сыновей ненавистной Аслауг. И даже нанять убийцу. Или искать союзников там, где прежде бы и не подумала. Чертова сука!

Ивар едва сдержался, чтобы не зашипеть сквозь зубы.

— Пока не знаю, — Альфред покачал головой. — Но я выясню. Только я могу это выяснить. Если ты, в свою очередь, поможешь мне.

Ивар воспользовался ладьей, чтобы Альфред лишился коня. Удовлетворенно улыбнувшись, Бескостный сложил руки под подбородком — так, чтобы браслет в виде змеи был хорошо виден.

Да, Альфред спас его жизнь, однако разве это повод верить ему безоговорочно? Альфреду лучше помнить, с кем он имеет дело. А задумка его была весьма любопытной, Ивар это признавал.

— Мне нравится твоя идея, — признался он. — Позволишь изучить проект договоров купли-продажи акций и проект слияния компаний?

— Разумеется, — тонко усмехнулся Альфред. — Я буду ждать протокол разногласий.

Он положил на стол папку с документами.

— Шах, — сообщил Ивар, забирая бумаги. — Сообщи мне, как только Экберт попадет в больницу.

Крах Экберта он хотел наблюдать сам. И пусть ему не удастся убить старика своими руками, что ж, так даже лучше. Смертельный удар прилетит Экберту от человека, которому он доверял больше всех на свете. И которого, на свою беду, воспитал слишком умным.

========== Эпилог ==========

Комментарий к Эпилог

Вот и всё. Финита ля комедия, финал первой книги перед вами. Написание работы заняло у меня больше полутора лет, включая первые черновики. Я знаю, что заканчиваю Aut vincere aut mori далеко не “точкой”, а “многоточием”. Семья Лодброков избавилась от одного врага и обрела других. И им предстоит королевская битва.

Но, по правде, я ещё не знаю, будет ли эта битва отдельной книгой, или я смогу вписать её в фанфик о Хвитсерке. Давайте посмотрим?:)

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c846122/v846122804/132b9b/pgxRv5Jicug.jpg - Лагерта и Калф

Лагерта знала, что Ивар не остановится. Его было трудно провести на мякине, и хитрый мальчишка наверняка догадывался, что, как бы она ни старалась изображать лояльность, она причастна ко всем его бедам: к смерти матери, к убийству Маргрет, к развалу его клана. Ивар Бескостный будет мстить, а теперь у него была поддержка Блэков. Эта девчонка, Ида, была на стороне Ивара, и помогла ему уничтожить собственного отца. Иначе как бы им удалось провернуть всю эту операцию? И обезвредить «дев щита»?

Это… восхищало. Умение Ивара привязывать к себе людей и заставлять следовать за ним — поражало. Как поражало это же умение в Рагнаре когда-то. Ивар был истинным сыном своего отца, и даже ограниченные возможности не мешали ему править империей, доставшейся в наследство. Лагерта ненавидела его, сына ведьмы, отобравшего у Бьерна Lothbrok Inc., но она признавала его харизму, его хитрость, его ум. Его безрассудство, которое всегда приводило его к победе, даже если поначалу проигрыши следовали за ним по пятам.

Ивара нужно было уничтожить. Пристрелить, как бешеное животное, пока он не бросился на неё и не вцепился в глотку.

— Ты уверена, что ехать к Хемунду Бишопу — хорошая идея? — Калф нахмурился.

Они скрылись в своем загородном доме в округе Монро на самой границе с Миссури. Оба понимали, что необходимо переждать и затаиться, пока буря в стакане воды не успокоится. Лагерта знала, что Ивар станет сильнее, когда люди Блэков присоединятся к «воронам» — если присоединятся? — и именно поэтому она обратилась за помощью к Экберту.

Для этого ей пришлось наступить на горло собственной песне — никогда не заключать союзов с людьми, которые могут предать, не задумываясь, если ветер их интересов подует в другую сторону.

— Не уверена, — она поболтала коньяк на дне стакана, глядя в окно. — Но другого выхода у нас нет. Нам нужны союзники, а Экберт не хочет раскрывать своего участия.

— Думаю, Ивар догадывается, — Калф Ингстад крутанулся на стуле, поднялся. Подошел к Лагерте и положил руки ей на плечи. — Тебе нужно отдохнуть.

Она откинулась назад, опираясь спиной о его торс и касаясь макушкой его подбородка. Лагерта была невысокой женщиной, но обманываться её хрупкой фигурой мог лишь тот, кто ничего не знал о главе корпорации Ingstad.

— Мне не нравится этот мальчишка, внук Экберта, — произнесла она, глядя на подстриженную лужайку перед домом, виднеющуюся из окна. — В нём есть какое-то двойное дно.

Калф хмыкнул:

— Ты же говорила, что он спит с Астрид? Разве ей не удалось ничего узнать?

Лагерта сделала глоток коньяка.

— Если и удалось, она не сказала об этом мне. Как и то, спит ли она с ним. Я узнала это из собственных источников.

— Думаешь, она предала тебя? — усомнился Калф. — Астрид была предана тебе, как собачонка. Ты вытащила её из той нью-йоркской банды, превратила её из дикого животного во вполне себе человека. Почему ты вдруг начала в ней сомневаться?

Лагерта потянулась и поставила пустой стакан на подоконник. Потом кто-нибудь уберет его.

— Я знаю, что она спит с Альфредом. И я даже не против, хоть она и умолчала об этом. Но я не уверена, что их отношения не стали чем-то большим. Любящие женщины склонны быстро забывать сделанное им добро и не помнят родства. И если Астрид влюблена в него, а не просто втерлась в доверие, нас может ждать неприятный сюрприз.

Калф поцеловал её в волосы.

— Мальчишка знает, что Экберт отдал тебе адрес этого Бишопа?

— Не думаю, что он в курсе планов Экберта до самого конца. И я надеюсь, что не узнает. Альфред слишком себе на уме. И мне кажется, что он ненавидит деда. Экберт слишком любит его, чтобы видеть это, но я повидала на своем веку немало семей, и знаю, как выглядит ненависть. Альфред хитер, и удачно это скрывает. Я бы похвалила его за проницательность и ум, если бы это не шло вразрез с нашими планами на Ивара. Я не знаю, общаются ли эти двое между собой, но, если они объединятся, и при этом Альфред будет в курсе дальнейших планов Экберта, это может стать серьезной проблемой.

— Насколько Экберт ему доверяет?

Лагерта крутанула вокруг пальца обручальное кольцо, когда-то окропленное жертвенной кровью в день её свадьбы с Калфом. За всю жизнь у неё было трое мужей, но только Калф был предан ей, тогда как Рагнар поддался чарам ведьмы Аслауг, а её второй муж Сигвард оказался тираном…

Что ж, его труп кормит рыб на чикагских озёрах.

Калф был хорошим союзником и хорошим любовником. Он не пытался захватить власть в клане Ингстадов, но Лагерта сама позволила ему быть её ближайшим советником. Он не лез в семейные и околосемейные разборки с Лодброками, но всегда был готов поделиться своими размышлениями, если она просила, и зачастую его советы помогали ей лучше понять ситуацию. Лагерта хорошо знала, как тяжело найти человека, который будет полностью тебя понимать и поддерживать. И ценила Калфа за это.

Хотя не была уверена, что будет любить кого-то сильнее Рагнара. Впрочем, к пятидесяти годам она поняла, что иногда уважение и умение оставаться на одной стороне и сражаться спина к спине гораздо важнее любви.

— Я думаю, достаточно доверяет, — произнесла она, отвечая на вопрос Калфа. — И это может нам навредить.

Калф задумался. Следующие несколько минут прошли в молчании.

— Попроси Астрид вывести его из игры, — наконец, посоветовал он. — Убьешь двух зайцев: узнаешь, предана ли она тебе до сих пор, и, если получится, уберешь досадную преграду. Если Астрид верна тебе, а Альфред ей доверяет, это не должно быть сложной задачей. Не нужно его убивать, достаточно на какое-то время сдвинуть его с дороги. Пусть отвлечется на что-то иное, на что-то, что будет важнее для него. Если на самом деле он предан деду, это не повлияет на наши планы, а если у него есть какие-то свои интересы, то для нас будет только полезно, если ему придется отвлечься.

Лагерта улыбнулась: она не зря доверяла Калфу. Разумеется, до такого выхода она могла додуматься и сама, но иногда — только иногда — ей хотелось побыть не «стальной Ингстад», а женщиной, чей муж способен дать ей дельный совет.

В конце концов, разве она могла выбрать себе в мужья дурака?

*

Хемунд Бишоп оказался ирландцем с английской фамилией, синяками под глазами и худым лицом. Лагерта встретилась с ним в его берлоге, где он скрывался после выхода из тюрьмы. Пнула ногой пивную банку. Если бы Экберт не рекомендовал именно его, а Экберт знал толк в наемных убийцах, она сама ни за что бы не доверила этому человеку даже мышь подстрелить.

Но Бишоп был трезв. Он откинулся на спинку продавленного дивана и с любопытством наблюдал за Лагертой. Чуть вскинул брови, когда она села на кресло и забросила ногу на ногу.

— Не хочу знать, как вы сбежали из тюрьмы, и под каким именем живете теперь, — произнесла Лагерта, — но, полагаю, вам нужны деньги, — она скользнула взглядом по обстановке, по пустым коробкам из-под еды на вынос и пивным банкам. — И я не буду ходить вокруг да около. Я заплачу вам хорошую сумму за голову Ивара Бескостного.

Хемунд подался вперед, вглядываясь в её глаза и явно пытаясь понять, не шутит ли она. Затем расхохотался.

— Более безумного предложения мне ещё не поступало! Вы приходите ко мне и предлагаете убить одного из самых охраняемых мафиозных лидеров Чикаго? Вы думаете, что я тупой или самоубийца?

Лагерта знала, что легко не будет. Она изучила дело Хемунда Бишопа достаточно хорошо: когда-то он убивал людей в соответствии с концепцией смертных грехов, и смерти их отражали наказание за эти грехи. Срок его заключения, когда его, наконец, поймали, превышал самый оптимистичный срок его жизни. Но каким-то образом ему удалось сбежать. Интернет кричал о его смерти.

Но вот он, Хемунд Бишоп, сидит перед Лагертой, и в его светлых глазах отражается любопытство и ледяное безумие. Лагерта была уверена, что кто-то влиятельный… кто-то, кому был выгоден мститель за грехи человеческие, помог Хемунду бежать, инсценировав его смерть. Просто узник замка Иф, американская версия.

Ингстад ухмыльнулась. Бишоп провел рукой по коротким волосам, поджал губы, отчего черты его лица стали ещё резче.

— Я знаю, кто ты такой, Хемунд Бишоп, — Лагерта склонила голову набок, не тронутые сединой светлые волосы скользнули по ткани её пиджака. — Я знаю, что ты делал, и что ты можешь сделать. Ивар Бескостный заслуживает смерти.

— Вы ничего обо мне не знаете, миссис, — фыркнул Хемунд. — От моей руки умирают лишь те, кого я сам выберу.

— Ложь, — она положила на замызганный столик конверт, в котором лежала крупная сумма наличными и фотографии Ивара и каждого из его единоутробных братьев. — Шоушенк — одна из самых неприступных тюрем Соединенных Штатов. Но ты здесь, Бишоп, значит, тебе помогли. А, значит, есть кто-то, кто указывает тебе на жертвы. Всегда есть кто-то выше. Чей-то голос — Дьявола или Бога, в которых ты так веришь. А, может быть, кого-то весьма влиятельного. Я не думаю, что этот «кто-то» будет возражать, если ты избавишь Чикаго от безумца, убивающего людей, вытягивая из них кишки. И от его не менее безумных пособников-братьев.

Хемунд пытался не показывать своей заинтересованности, но Лагерта видела, как раздулись его ноздри, а в темных зрачках вспыхнуло любопытство.

— Он маньяк? — за воротом его рубашки мелькнул крест.

Лагерта ухмыльнулась. Человек, убивающий других людей в соответствии со смертными грехами, не мог не быть религиозным фанатиком. И она собиралась давить на эту точку, пока Бишоп не сдастся. Стоило ей взглянуть в его глаза, как она поняла, что именно Хемунд способен оборвать жизнь Ивара Бескостного и его братьев.

И она хотела видеть это.

Она хотела смотреть, как захлебывается своей кровью последний из сыновей Аслауг.

— Он язычник.