КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

И большего не надо. История одной любви [Лилия Мигаро] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

ИСТОРИЯ ОДНОЙ ЛЮБВИ «И БОЛЬШЕГО НЕ НАДО»

Предисловие. Знакомство, со взрослой жизнь

Я не девочка. Да, мне и не 15 лет. Я та, от кого отказался мой отец и теперь ношу приставку к имени рода дэс. Это значит, что я отлучена от рода, почти как изгнана. Я его позор. Я, Катарина дэс Вильямс. Пусть не первая красавица, но я имела успех у мужчин. Высокая, каштановые волосы в косе до пояса. Карие глаза, пухлые яркие губы. Я не худышка, но стройно сложена. Мне было 16. Это было мое официальное представление в свет. Прием у четы Давис, дальних родственников царствующей семьи. Там я и встретила его. Первый на курсе, лучший адепт королевской академии, перспективный и сильный не по возрасту сильный маг. Высокий обходительный красавец блондин с голубыми глазами. Все дамы восхищались им и вздыхали, а впечатлительные девицы, вроде меня, теряли дар речи. Мужчины не видели в нем соперника – молод, но уважали за амбиции и успехи. Всегда учтив, в меру мил и желанный зять в любом доме. Даже не смотря на то, что его род не так именит и почти разорен пристрастием его отца к азартным играм, особенно к картам. И он танцевал со мной. Говорил комплименты. Мимолетно касался губами шепча шутки. Да, я юная и покоренная вниманием увлеченная дебютантка. Я была влюблена. Ах, как же я была глупа и наивна. Я не слушала матушку, я сбегала от компаньонки, я верила ему. А все, что ему было нужно, нет не я, даже не постель со мной, мой отец. Он, Грэм Варгис, был моим миром. Он дал мне любовь и сам же ее растоптал, отнял. Он подарил мне крылья, а потом отнял даже ноги. И все это только ради перспектив, данных ему отцом.

«Это было хорошо, но не серьезно. Мы просто весело проводили время. Ты же понимаешь, что моя жена не будет пускать к себе в постель до брака даже меня»

Это потом я узнала, что попасть на практику и заключить контракт на службу в королевской гвардии он мог только с помощью отца. И в первом отец помог ему с перспективой на будущего зятя. Во втором, как откуп за его молчание. Но как выяснилось позже – зря. Я родила сына, любимого мною, моего Виторга, назвала в честь деда. Он всегда баловал меня. Я отказалась сбросить плод, за это отец отказался от меня. Моя старшая сестра была уже в браке, но и она отвернулась от меня. А братишке просто не оставили выбора. Матушка пыталась тайно поддержать меня и вразумить, но первое быстро пресек отец, а второе не имело успеха. Я осталась одна в целом мире. Приютила меня моя нянюшка. Не знаю, как она узнала, ведь уже давно не работала у нас. Она нашла меня на ступенях храма и привела к себе. Я учила детей простых людей, нянюшкиных внуков и соседскую ребятню за еду и обноски с их детей для сына. Присматривала за детьми пока все работали. Так рос и воспитывался мой сын. И мы были счастливы. Да бедны, да без собственного дома, да носим обноски и едим, что бог послал. Но мы вместе, а дети дружны и с радостью делились своими улыбками со мной. А простые люди добры и благодарны.

Все изменилось, когда сыну исполнилось семь лет. Умер мой любимый дед. Он был главой рода Вильямс, но из-за болезни давно отошел от дел и всем занимался отец. О его смерти я узнала от его поверенного пригласившего меня на оглашение завещания на десятый день после похорон. Я долго плакала, как они могли, я же даже не попрощалась с ним. На оглашение я пришла с сыном. Я не хотела разжалобить родителей, нет, просто мне было не с кем его оставить. Рядом с богато одетыми моими родственниками я и сын были словно нищенки, челядь в заштопанных одеждах, застиранных и потерявших цвет, попрошайки. Но мы гордо и молча прошли к месту, выделенному мне поверенным. Мой сын не без труда отодвинул огромный и тяжелый резной стул и пододвинул его. А потом стал рядом положив свою детскую ручку мне на плечо в поддержке. Все это было в тишине и под внимательными взглядами моих когда-то близких людей. Матушка молча разглядывая утирала слезы. Сестра со страхом и брезгливостью. А брат с непониманием и растерянностью. А отец… Не знаю, на него я не посмотрела, совсем. У него было семь лет чтобы увидеться, он решил иначе, так пусть так и будет. Звенящую и затянувшуюся тишину нарушил поверенный. Мой дед перед смертью принял моего сына в род, своим названым сыном. Мне с сном назначалось содержание. Мне и сыну отходил дом в пригороде столицы и значительная часть библиотеки. А еще он создал фонд для школы, моей школы и ежемесячные пособия в него. Дед не отказывался от меня, он был рядом всегда, незримо. А я теперь была директором школы для детей из обедневших и бедных семей вне зависимости от их происхождения. Мой любимый дед даже добился от короны покровительства. Он выкупил и восстановил монастырские казармы для моей школы, нашел учителей среди разорившейся аристократии. Построил учебный корпус. Вот так в моей жизни появилась надежда. Нет, я надеялась на лучшее не для себя, для сына. Теперь я перестала рыдать ночами в подушку. Мы с сыном перестали недоедать, а еще мои ученики всегда на обед ели горячее. Мой гардероб, как и сына, сменились, в нем появились новые, пусть и дешевые вещи, и обувь по сезону и размеру. А еще, я наняла нянюшку, она собирала стирала и гладила пожертвованные вещи и обувь и давала нуждающимся. Со временем я мечтала шить детям форму, но сейчас на это не хватало денег. Нянюшку я вообще забрала к себе. Со своей семьей я по-прежнему не общалась. Они не стремились, а я не настаивала.

С Грэмом Варгисом, по долгу его службы, мы встретились намного позже. Когда королева с детьми посещали мою школу с благотворительным визитом. Но я отказала ему в общении и встречах, а сыном он не интересовался. Так мы и жили. Мои одаренные выпускники, поступали в академии, как стипендиаты ее величества. Это было переломно, никогда ранее академии не заканчивали простолюдины. А высокому обществу, еще недавно вычеркнувшему меня из своих жизней, приходилось не просто терпеть, но и улыбаться лебезить со мной. Ведь ее величество стала частой гостьей моей школы и ее покровительницей. Она открыла подобные школы во многих городах королевства, убедила своего царствующего супруга содержать их из казны. Поэтому в высшем обществе, особенно в столице, стало модным помогать таким школам. Кто-то жертвовал деньги, кто-то книги, кто-то артефакты, перья, тетради, книги и даже мебель, картины, продукты питания, одежду и обувь. В школах подобных моей были рады всему. Я поддерживала отношения с другими директорами и часто обменивались подарками. В южных регионов было с излишком продуктов, а в северных одежды, а у меня книг, перьев и тетрадей. А еще, все школы от меня получали картины, их было в излишке. А потом меня королевским указом включили в приемную комиссию королевской академии, в награду за заслуги и как первопроходца в общедоступном образовании. Потом и в других академиях включили директоров в качестве представителей интересов их выпускников. Именно там я и познакомилась со своим новым мужчиной. Декан факультета боевой магии. Он был старше меня на 14 лет. Высокий брюнет со строгим взглядом черных, словно тьма, глаз. Он был из высшей знати с безукоризненной репутацией. Непоколебим, строг и по-военному дисциплинирован. Именно с ним я посмела спорить отстаивая право юной, хрупкой девы, золотой блондинки ниже среднего роста из обедневшего дворянского рода, на обучение именно боевой магии. Сама я магией почти не владела, моего потенциала хватало не на все даже бытовые заклинания. А у этой девчонки потенциал был выше, чем у доброй половины молодцов уже зачисленных. Комиссия взирала на меня словно на смертницу. Этот спор продолжился в уединении, куда декан Мирос меня пригласил для приватной беседы. Скандаля и крича я доказывала свою правоту, а он злился, скрипел зубами и сверкал глазами, молча. Видимо он привык, что одного взгляда достаточно, чтобы все молча согласились с его правотой. Но я не унималась. В какой-то момент он приблизился ко мне не позволительно близко, хотел подавить своим авторитетом. А я, я сквозь всю его созданную браваду увидела в глазах неподдельную заботу о той девчонке. Мне стало стыдно, и я опустила взгляд с его черных глаз ниже. А там … Поджатые губы, он во время нашего спора ни разу не возразил, эти губы с момента нашего уединения ни разу не раскрылись. И я запнувшись на полуслове захлебнулась вдохом. Не думая, не воспитано облизала в раз пересохшие губы. А потом спор закончился страстным поцелуем. Девушка стала-таки адепткой боевого факультета, но по специальности защитная магия. Она визжала вися у меня на шее, целуя и осыпая благодарностью. А милорд Мирос Андрус в тот же вечер стал моим любовником. Да, именно любовником. Он был женат и по-своему счастлив в браке. А я, я была его прихотью, а он моим оправданием. Мой сын тоже поступил в королевскую академию, он был одаренным магией и выбрал артифактику. Наверное, на этом стоило остановиться и быть счастливой. Но госпожа судьба внесла свои коррективы.


Пророчество.

Одна из верховных прорицательниц королевского двора трагически погибла. Ее отравили. И последнее, предсмертное, а значит сильнейшее и необратимое свое предсказание она озвучила прямо на балу. Меня там не было и быть не могло, но газетчики все ярко описали разнеся пророчество по всем концам королевства и за его пределы. Ирма, так звали пророчицу, она закатила глаза, и они покрылись молочно-белой пеленой. Она закричала от боли яд поражал ее тело. Музыка и разговоры стихли. И неестественным, чужим голосом она произнесла:

«Умрет король, умрет наследник, погибнет народ и королевство падет. Но лишь подруга королевы Катарина дэс Вильямс сможет вырвать оружие врага, а для этого она создаст свою семью. Тогда выживет король и наследник, тогда не падет королевство, тогда не умрет народ. Ее дети будут опорой, а муж союзником – это и будет лучшим миром для королевства и для нее.»

Стоит ли говорить, что в этот же вечер и меня и моего сына удостоили чести личной беседы с правящей четой.

Глава первая Мои мужчины.

Он молод, слишком молод для меня. Ему лишь двадцать два, он адепт королевской академии магии, боевик, последний курс. Мне тридцать пять, мой сын адепт этой же академии и того же факультета, но другой специальности, только второго курса и ему 18 лет. Они не дружны и не враги. Просто иногда в одной компании гуляют, учатся. Порой встречаются в библиотеке, порой на тренировках. Они как день и ночь. Мой сын блондин с сине-голубыми глазами, с тяжелым и не по годам взрослым взглядом. Они оба безразличны к благам и богатствам других. Виторг высок и широк в плечах. На носу и щеках мелкие веснушки.

И он, он старше, но он юнец. Худ, очень. Брюнет с черными, словно тьма глазами, как у декана, первое, что подумала увидев его. Они даже внешне чем-то не уловимо похожи. Только Алекс светлокожий до бледного, легкий в общении и улыбчивый. Хотя в глазах та же печать, что и у сына, юных мальчишек познавших взрослую жизнь слишком рано. Он не разу не был пойман, но точно был организатором всех шалостей факультета. Он популярен среди девчонок. Они такие разные, мой замкнутый и рассудительный сын и этот легкий и на вид взбалмошный юнец, но узнав друг друга лучше они стали дружны словно родные братья. Сначала это было просто задание у боевиков. Боевик капитан в команду подбирал защитника и артефактора и противостояли остальным командам. И мой сын, любопытный и прямолинейный в своем деле, буквально вырвал себе право участвовать с первого курса обучения, хотя допускались к полевым играм не раньше третьего. Так они и сдружились.

И он стал частым гостем в нашем доме и в школе. С нами проживали многие мои ученики, не имеющие другого жилья, но кому не досталось места в общежитии. Да и адепты академий столицы, не имея другого приюта гостили в выходные. Он так же оставался у нас на выходных или в каникулы. За огромным столом мы все вели беседы, и я часто ловила влюбленные взгляды девушек и на нем, и на моем сыне. Но их словно ничего кроме учебы не интересовало.

Однажды на праздник весны, в конце первого учебного года моего сына Андрус пригласил меня в свой лесной дом. Его супруга не хотела уезжать из столицы и ехать с ним. Он решил поехать со мной. С моего благословения сын с Алексом устраивали дома праздник. А я ехала с любовником, поездом четыре в соседний городок. Потом возница вез нас за город. Дом был большой на два этажа ухоженный сад спереди и лес сзади, а в стороне на западе была река. Погода была отличной, солнце в зените. Мы вообще редко говорили, лишь любовники, даже без любви, взрослые люди уступившие страсти.

– Катарина, – ровно и сухо, как обычно, заговорил Андрус, когда закончив обед мы прошли в гостиную. – я не предам жену. Ты моя слабость. Но она моя жизнь.

– Я знаю. Я никогда не просила тебя о большем, чем уже есть, к чему этот разговор?

– Ты же знаешь предсказание. И понимаешь, что меня там нет. По крайней мере в том, где все живы и все благополучно разрешится. Я давал клятву в храме и уже нарушаю ее с тобой. Я давал присягу… и с тобой … Я не нарушу ее. Эти дни здесь, мы вместе в последний раз. Это прощание. Прости меня, Катарина.

– Не извиняйся. И не воспринимай все так. Ты не нарушил клятвы, не думай так. Со мной ты был лишь телом, душой, разумом, да и сердцем ты верен семье. И я ждала этот разговор, давно. Спасибо тебе. За все, что было и чего не было.

– Не необыкновенная, Катарина. У тебя все будет хорошо. Должно быть.

И мы оба замолчали погрузившись в свои мысли. Нашу задумчивость нарушил шум с улицы. Это была супруга Андруса. Она давно уже все поняла, не глупая женщина. И вот наверняка приехала расставить точки. Андрус отодвинул тяжелую портьеру и молча смотрел как с закрытой повозки вышла его жена. Она встретилась с ним взглядом и замерла. Она не видела меня за его плечом. Но я видела ее, боль, отчаянье в ее глазах…

– Я выйду через дверь для прислуги. До станции доберусь верхом. А дальше… Удачи тебе Андрус и спасибо за все.

Я сжала его ладонь на последних словах. Он не ответил, не шевельнулся. Наверное, даже не услышал моих слов. По-прежнему стоял и смотрел на замершую жену, а она на него. Я ушла. На станции не было билетов на сегодня. И я отправилась домой, в столицу, верхом. Вновь нарушая все правила приличия и традиции я скакала в платье высоко его подняв и не в женском седле, по-мужски. Да еще и одна, без мужчины, без компаньонки. Ближе к столицы начался мелкий дождь, как будто мало было усталости и холода позднего вечера. Спина с непривычки уже не ныла, она окаменела от боли и напряжения, как и ноги. Но почувствовав дождь на лице я сорвалась и по щекам потекли слезы.

В конюшню я вошла все еще верхом. Сил хватило лишь слезть, нет, сползти с лошади и упасть рыдая в солому. Я не заметила, что не сама, не поняла кто именно меня звал. Указала на лошадь.

– Позаботьтесь. И уйдите.

Все, на большее меня не хватило. Я свернулась калачиком и затихла глотая слезы. Просто погрузилась в свою боль, душевную и физическую, тихо всхлипывая. Меня кто-то укрыл. А потом опять чьи-то голоса.

– Она тут, я укрыла ее и расседлала кобылу. Я искала Виторга, но не нашла. Вернее, встретила тебя.

– Молодец. Ты все правильно сделала. Никому ничего не говори. Леди Катарина сама поговорит с сыном, когда придет в себя. Я помогу ей. Иди развлекайся и не болтай. Иначе придется объясняться, что ты тут делала с конюхом.

– Что?

– Ничего. Ему тоже передай помалкивать.

– Хорошо.

Сдалась девушка. Голоса я узнала. Девушка – это дочь и помощница кухарки. А юноша – это друг Виторга, Алекс. Так похожий на моего любовника, точнее уже не моего. Он подошел ко мне, я слышала шаги. Я не реагировала, не было сил и желания. Он взял меня на руки, легко, словно пушинку. Заглянул в глаза, холодно, равнодушно. Такого взгляда у него я никогда не видела. Это опалило сердце болью и слезы вновь потекли по щекам. Я спрятала свое лицо на его плече. Тело без сил было в его руках.

– Накрой ее так, чтобы было не видно кто это. И можешь идти.

Меня укутали с головой. И Алекс понес меня. Не знаю куда и в тот момент мне было все равно. Нет, я не любила Андруса и не оплакивала того, чего никогда не было. Я оплакивала себя. Со дня, когда прозвучало то предсказание, ко мне шли как ко святыне. Семья резко раскаялась, и отец пытается наладить отношения. Те, кто еще вчера меня терпел, сегодня сватал своих сыновей, племянников, дядюшек и даже вдовцов отцов. Некоторые предлагали своих любовников и даже мужей. Одно во всем этом радовало, пожертвования и подарки школе сыпались как из рога изобилия. Но это только сильнее ранило меня, в самое сердце. Опять история повторяется, только теперь перспектива не в отце, а в королевской семье.

Скрипнула дверь, надо не забыть смазать петли, Меня положили на что-то мягкое. Развернули из покрывала. Это кровать. Родной, знакомый и любимый аромат цитрусов – это моя комната.

– Спасибо, Алекс.

Заставила я себя сказать, получилось сипло и тихо.

– Что это было? – Зло спросил он. – Вы что-то курили или принимали? Зелья, травы, смеси? И как?

Он говорил зло, рвано и в голосе было отчаянье и разочарование. При этом он снимал мои сапожки, потом пелерину на пуговках впереди и кажется несколько оторвал. Потом корсет и верхнюю юбку.

– О чем ты? Я не, я никогда…

– Да, да. Вы не принимаете ничего запрещенного. А когда скрывать будет невозможно, вам будет плевать.

– О чем ты, Алекс? – Я говорила хрипя и сипя.

– Я думал вы другая. А вы… Виторг знает? Вы о нем подумали? Хотя, о чем я. Если бы вы думали, его бы не было, а вы были бы в браке с каким-нибудь холеным аристократом.

Я разревелась. Он ушел хлопнув дверью. А я расплакалась словно девчонка перевернувшись на бок и свернувшись клубочком. Глупый мальчишка, обозленный, обиженный, глупый юнец. Я закрыла глаза надеясь заснуть. Дверь громко хлопнула.

– Не смей спать! Чтобы ты не приняла, это надо вывести из организма. Он раздел меня до пантопонов и нижней рубашки, а у меня не было сил сопротивляться. Я лишь подумала, что сегодня я одевалась для мужчины и белье на мне с кружевами и бантиками. Подхватил на руки и понес в умывальню. Посредине стояла большая деревянная ладья с водой. Магический артефакт очищал воду, а еще один грел. Меня грубо опустили в воду. Холодную, нет, ледяную воду. Я вскочила на ноги. Холодная вода намочила белье и волосы и без того замершее тело сковало холодом. Зубы застучали. А внутри как будто поселился сам лед.

– Ненормальный!

– Так надо! Организм быстрее выведет все чем вы его травили.

– Псих! Я ничем не травилась. Я устала и замерзла, я верхом без отдыха скакала с Тверка, я промокла под дождем. Я устала и замерзла. Я… – Я опять разрыдалась пряча лицо в ладошках. Крича осипшим голосом я пыталась выбраться из холодной воды, а он не позволял. – Я не ездила верхом с пятнадцати лет. Мне больно и холодно. Я натерла все что даже нельзя…

– Прости. –Алекс шептал и нагревал воду артефактом. Он осторожно уложил меня назад в воду. Все тело болело и знобило. Я была в одном нижнем белье, мокрая в прозрачной воде. Рядом юный мальчишка. Я нарушила все правила приличия этого общества, окончательно. Видимо я изначально такая, порченая. Иначе бы этого всего не было. Ни Алекса здесь, ни Андруса в моей постели, или его в моей. Ни Грэма. Хотя нет.

– Я не жалею!

– О чем вы леди Катарина?

– Я не жалею о прошлом. У меня есть Виторг. И я не жалею, слышишь. Я бы прошла тот же путь, шаг за шагом, даже зная заранее обо всем, но не отказалась бы от сына. У меня есть Виторг и это того стоит, слышишь, мой сын стоит всего на свете.

Это произошло внезапно. Он просто склонился надо мною заглядывая в глаза, стал на колени не отрывая взгляда, будто ища там ответ.

– Я не жалею. Я горжусь сыном и собой за него горжусь.

Я говорила ровно и уверено, так же смотря ему в глаза. Темные, словно сама тьма и я увидела в них блеск. Он поверил. А потом резко притянул меня к себе и поцеловал. Жестко, властно, бескомпромиссно, крепко удерживая меня. Словно ожидая сопротивления. И я должна, наверное, сопротивляться… Но сегодня мне было окончательно наплевать на всех. Плевать на все приличия, разницу в возрасте, на все и всех. Мне просто нужно было то, что происходило здесь и сейчас. Не почувствовав сопротивления он ослабил объятий, перестал вжимать меня в себя, он стал обнимать лаская. Его поцелуй изменился, он по-прежнему был требовательным и властным, но теперь еще и ласкающим, страстный. А потом так же неожиданно он отстранился. Мы оба глубоко дышали. Он провел своей рукой по моей щеке, убрал налипшие пряди волос с лица. И смотрел, смотрел не знакомо мне, нежно, лаская и желая.

– Я помогу. Не бойся.

Он говорил полушепотом и с такой заботой, словно я его дитя. Снял с себя рубашку и остался с голым торсом в одних штанах. Молча раздел меня. Сначала разминал мое тело и растирал разогревая усталые мышцы. Доставал с воды ноги, одну, потом другую, массировал и чем-то смазывал. Потом руки, шею, плечи и спину. Потом мыл меня. Потом, разогрев воду до предела терпимого горячего состояния, мылил мне волосы и массировал голову, пока я лежала отогреваясь в горячей воде. Потом попросил встать, и я послушалась. А он мылил и тер меня, смывал и опять мылил, и тер. Он по-мальчишески краснел и избегал встречи глаз. Смыв окончательно с меня все мыло помог вылезти. Вытер меня почему-то чистой простынею. Завернул в другую и понес к кровати. Укрыл и ушел. Правда не на долго. Он вернулся со своей сумкой. Поставил запирающую сеть на дверь. Раскрыл меня и распеленал из простыни, перевернул меня и смешав мази из разных баночек начал массировать и втирать в мое чистое и распаренное тело смесь. Я лежала на животе и откровенно млела. От его рук, от запахов трав в мази, от ощущений которыми я наполнялась в его руках. Он начал с ног, все тело было укрыто простыней, и он разминал и массировал ноги. От самых пальчиков, стоп… Он мял, тер, сгибал и разгибал в коленях. Шептал заклинания исцеления. Потом руки, шея, плечи, спина. Он чуть охрипшим голосом попросил меня перевернуться на спину. А я, словно сытая кошка мурча от удовольствия счастливо улыбалась. Он улыбнулся в ответ. Прикрыл меня простынею и вернулся к ногам. Потом к рукам, плечам и шеи. Я наблюдала за ним не скрывая интереса. А он красивый юноша. Сейчас черные глаза блестели и лучились. Густые четко очерченные брови, длинные ресницы. Лицо, юное, но такое взрослое, обветренное и … Он все-таки посмотрел мне в глаза. Я не сдержалась, провела рукой по его щеке. Убрала за ухо его темные волосы, но их длины не хватило чтобы там задержаться. Я закусила губу и упрямо повторила пытаясь убрать волосы открывая лицо. Он перехватил мою руку и поцеловал ладошку глубоко вдыхая.

– Не надо. – Он шептал не отрываясь от моей ладошки и по-прежнему целуя ее. – Я и так с трудом сдерживаюсь. Ты даже не представляешь, как это сложно. Я так давно мечтаю о тебе.

– Прости, я …

Я прикусила губу, отвела взгляд и даже отвернула голову. Не знаю почему, но стало горько, по щеки потекла предательница – одинокая слеза. Да, что со мной сегодня и вообще? Я не плакала на людях с того дня как покинула родительский дом с сыном под сердцем. Так почему сегодня. Тем более сейчас, при этом юнце. Я не могу, не должна плакать. Он молча встал выпустив мою руку. Что-то достал из своей сумки и с громким хлопком открыл крышку. Снова присел рядом на кровать.

– Выпей этот отвар, он поможет.

Я тяжело вздохнула приподнимаясь на локтях. Он не донес отвар до моих губ. Поднял свободную руку и вытер слезу и мокрый след от нее.

– Я не хочу так. В момент слабости. Не хочу пользоваться твоей болью и растерянностью.

Я придвинулась к спинке кровати и села. Это увеличило расстояние между нами. Молча взяла пузатую склянку и послушно выпила. Горькое. Очень. Я скривилась. И стало еще грустнее и опять предательница слеза повторила путь своей предшественницы. Я опустила глаза к полу и поникла.

– Ты молодец. Все правильно. Все и так, слишком. Но ты молодец, хоть и юн, совсем юн, но такой молодец. Все правильно.

Я говорила ровно. Но звучало все это скорее, как уговоры, убеждения меня. Такой испорченной и неправильной меня. Что я творю? Он же юн! Юн для меня, юн и добр ко мне. А я. Он друг моего сына. Что я творю. Я сползла на кровать скручиваясь калачиком и отворачиваясь от него.

– Спасибо за все. Укрой меня пожалуйста, мне холодно. И спасибо.

Я прикрыла глаза. Все, надо спать, срочно уйти в небытие. А он, он укрыл. А потом лег рядом. Приподнял и положил мою голову себе на руку. Прижался со спины и обнял.

– Спи. Просто спи. Когда кому-то плохо, он не должен быть один. Я рядом. А ты спи.

Проснулась я ближе к обеду. По-хозяйски лежа на груди Алекса и обнимая его рукой и даже ногой. Кажется, просыпаясь я поцеловала грудь на которой лежала. А он выводил одни ему известные узоры на обнимающей его руке своей. А другой перебирал мои волосы. Что-то нашептывая и целуя макушку. Я притихла. Я знаю – это не правильно. Но мне было так уютно и спокойно, так хорошо. Я чувствовала тепло и счастье, а еще, рядом с этим юнцом я чувствовала себя защищенной. От всех и всего. Я улыбнулась и глубоко вдохнула запах тела на котором лежала. Хочу запомнить это чувство и этот запах. Он пах древесными нотками, моим любимым цитрусом, но с горчинкой грей фрукта и мною. Теми мазями из трав и моим мылом, которыми вчера меня тер. Стало чуточку обидно. Я хочу запомнить его запах, а он пахнет мною. И это обидно и приятно.

– Доброе утро леди Катарина.

– Доброе утро милорд Александр.

– Зачем вы так? Вы же знаете, мое происхождение…

– Да при чем тут это? Алекс, просто ты юн, совсем еще юн, но поверь, когда женщина просыпается в одной постели с мужчиной, «леди» – это последнее, что хочется слышать в его руках. Даже в нашей ситуации. Тем более в нашей.

– Простите. Я боялся обидеть. Я не хотел напугать. Я не позволил себе больше необходимого вчера и будьте уверены, ночью…

– Прекрати, Алекс. Просто замолчи. Не порть все. Прости, что напугала, прости что вместо праздничной вечеринки ты возился со мною. Прости за то, что было. Спасибо за все. Но прошу, замолчи.

И он замолчал. Крепко сжал меня в объятиях, громко втянул воздух у моих волос и поцеловал в макушку уже не таясь. А я млела в его руках, таких заботливых и надежных, мы молча лежали наслаждаясь этим временем. А потом он молча встал. Собрал все свои мази и склянки в сумку. Снял магическую сеть с двери и ушел не слышно закрыв за собой дверь. Позже встала и я. Его рубашку я нашла брошенной на полу в умывальне и спрятала среди чистого белья. Это моя тайна. Моя память. И его запах, запах мужчины с ароматом масел цитруса, горчинки грей фрукта и древесной нотки.

К тому времени как я вышла из своей комнаты, дом был уже убран, двор и сад убирали адепты, а мои ученики накрывали на стол готовясь к ужину.

До конца учебного года я не видела больше Алекса. Практика, экзамены. Даже сын появлялся редко. С Андрусом мы встречались на экзаменах. Мои ученики не могли пригласить родителей, не все из них, поэтому я их подменяла. Наши с ним отношения не изменились. Лишь взгляд, Андрус смотрел с благодарностью и уважением. А еще, к той кобыле, что так и осталась у меня, он подарил еще четыре. Вроде как школе.

Глава вторая Прощай покой.

Затишье в моей жизни вновь нарушилось в разгар лета. Мы с сыном и учениками из совсем бедных семей были в загородном доме, подаренном для практике школе короной. Озеро, лес и заготовки. Чем еще мы могли заниматься? Процессом руководила моя обожаемая нянюшка, она приютила меня с младенцем на руках, а теперь стала душой и приютом всем.

Королевские гвардейцы, элита среди военных и боевых магов. Среди этой элиты был и есть мой отец и Грэм Варгис. Словно хозяева они прошли мимо меня и учениц, даже не взглянув. И без стука открыли парадную дверь. Но войти не смогли. Я с ученицами прошла мимо и была узнана лишь войдя в дом, когда закрывала дверь перед их носом. Через секунду дверь с рывком была вновь распахнута.

– Катарина! Ты ведешь себя не подобающе леди!

Отец злился и кричал, не просто повысив голос, а не сдерживаясь и с раздражением.

– Милорд! Следите за тоном. – Да отец, мой сын достойная опора мне и защита. Ваше поведение подобно пьяному торгашу с ярморочной площади не приемлемо с леди. А прежде чем войти, стоит дождаться приглашения. И чужие двери без стука открывать не стоит.

– Мальчишка! Да как ты смеешь, этот дом принадлежит моей…

Дальше слушать не стала. Сын сам разберется, на правах мужчины, я в него верю. Я развернулась и ушла в столовую, где уже накрывали обеденный стол.

За столом собрались все, включая сына. Мы знали, что гвардейцы остались на пороге. Сын сказал, что активировал артефакт собственной разработки, блокирующий звуки, все кроме вежливого стука в дверь. Он еще много активировал своих артефактов. И по блеску в глазах, все присутствующие за столом понимали, гости в лице гвардейцев его радовали, как сладости ребенка. Поэтому вежливый стук еще во время подачи первого блюда вызвал в нем разочарованный вздох и рассмешил остальных. На вошедших по приглашению нянюшки, гвардейцев он смотрел обиженным ребенком. А я, нет, мы, шокировано. Побитые, подгоревшие, мокрые, словно с поля боя вернулись. Няня подтолкнула их к столу. Они молча подчинились. Сели на свободные места. Дежурные по кухни подали первое и им. Тишину разбавляли лишь звуки обеда. Дежурные подали второе блюдо и вернулись к своим местам за столом.

– Кто ставил тебе защиту на дом? И почему она не пускает даже меня? Я твой…

Договорить отец не успел. Из кухни вылетел половник и ударил его.

– За столом не принято говорить, допускаются светские беседы лишь за десертом. И уж никак не на повышенных тонах.

Ровным и поучительным тоном проговорила одна из моих учениц. И опять тишина во время приема пищи и лишь пыхтение отца. Дежурные убрали со стола. Чай, домашнее печенье и сахар. Это и был наш десерт.

– Я, твой отец. Я глава рода. Почему твоя защита не пускает меня? И кто ее настроил? Ты что, связалась с Клепорсами, из частников только они способны на подобное. Как ты могла?!

Под конец гневной речи отец опять кричал. Ложки на столе всплыли и словно по барабану стали колотить отца по рукам и плечам. Он не сдержался и воспользовался магией. На половине заклинания его окатил ушат ледяной воды. А потом воздушный смерч высушил его и все вокруг.

– Милорд, уж не знаю чьего рода вы глава и какое отношение имеете к нам. Но, – и то как властно и жестко было сказано это «но» впечатлило всех – в этом доме и нашей семье глава, по праву старшинства, моя мама, леди Катарина Д Э С Вильямс. Без ее личного разрешения или приглашения в наш дом не войдет никто. Не соблюдающий правила этого дома будет наказан. И пока вы испытываете на себе лишь шалости учеников. Так что не советую злоупотреблять гостеприимством этого дома и хозяев.

– Я твой отец, Катарина!

Опять крик, опять учат ледяной воды и смерч для сушки, но теперь мой отец уже не высох до конца. И тоненький голосок нарушивший тишину.

– Леди Катарина, а можно я тоже испытания своего проекта проведу?

– Нет! – Хором испугано крикнули все мои ученики. Мой сын и нянюшка единогласно их поддержали, но не крича. Все кричавшие получили ушат ледяной воды и экстренную сушку.

– Конечно можно родная, но только на улице. И не на грядках, и не в конюшне. И так, чтобы никто не пострадал, кроме гостей.

– Спасибо!

Хрупкая, маленькая, милая девочка засияла от радости. И плотоядно стала рассматривать гвардейцев.

– Итак, милорд Вильямс. Защиту на дом ставил мой сын. Наказание за нарушение дисциплины – это практические работы моих учеников. И да, Виторг прав, пока вы гости, не стоит злоупотреблять.

В этот момент из кухни важно и вальяжно выплыла огромная деревянная ложка. Она задержалась посреди стола давая всем возможность рассмотреть себя. А потом метнулась к Грэму и огрела по руке. А потом все так же важно уплыла назад. Все таже ученица поучительно пояснила.

– Облизывать пальцы и ставить локти на стол, верх не воспитанности. Даже если блюдо было очень вкусным, достаточно сказать спасибо

– Но я не…

Ложка со стола, чайная, ударила Грэма по губам.

– Перебивать собеседника и спорить за столом верх бескультурья. Принесите свои извинения и объяснитесь вежливо.

– Леди Катарина, – один из гвардейцев, седовласый и самый целый и чистый из всех, смотря с восхищением обратился ко мне. – позвольте пригласить ваших учеников на практику в столовую к юным гвардейцев. И в казармы. И в оружейную.

– Пришлите запрос с описанием проблем. Я придумаю как все реализовать.

– Если вы позволите, я поясню причину нашего визита.

Прямо перед ним в стол воткнулась вилка. Он вопросительно изогнул бровь. А все та же ученица назидательно продолжила поучать.

– Благовоспитаный мужчина не может обращаться к леди не представившись.

– Ах, простите меня леди.

Он встал говоря. Но рядом с первой вилкой воткнулась вторая. Все уже ожидая пояснений повернулись к моей ученице.

– Незамужним леди, мужчин должен представлять третье лицо.

Гвардеец уважительно ухмыльнулся. Повернулся к Виторгу.

– Милорд, позвольте представиться, Власлав Дуглос. Не затруднит ли вас отрекомендовать меня своей матушке?

– Матушка, позволь представить тебе, Власлав Дуглас, королевский гвардеец, начальник учебного корпуса гвардейцев и ответственный за режим и порядок, лучший стратег среди современников и выдающийся артефактор.

– Рада знакомству милорд Власлав. Как вам защита дома? Всем занимался мой сын. Он сам создавал или дорабатывал все артефакты.

– Талантливо, потрясающе. Особенно преобразование стороннего воздействия в пополнение защиты и отзеркаливание нападения. У вашего сына большое будущее и надеюсь вы позволите мне в нем поучаствовать.

– Я буду только рада. Но в гвардейский корпус он не пойдет, даже артефактором.

– Да, я уже догадался. Если позволите, я перейду к цели нашего визита.

– Да, конечно. Но давайте пройдем в кабинет.

Все встали. Я с сыном и милордом Влаславом пошли первыми. Следом шли отец и Грэм. Остальным было указано ждать. А ученикам развлекать и угощать.

– По всему королевству совершаются нападения на молодых наследников родовых имен. Уже месяц как. А вчера была попытка убить короля. – Строго заговорил отец.

– И какое отношение все это имеет ко мне?

– Все провидицы королевства говорят о беде. Не просто смерти. Об убийце короля и наследника. О гибели всего королевства и почти всего народа.

– И опять же, какое отношение это все имеет ко мне?

– Да пойми ты! – отец закричал, за что получил по голове книгой по этикету. Она сорвалась с полки, ударила и улеглась на край стола. – Хватит, наигралась! Выходи замуж!

– Не вижу связи.

– Позвольте мне. –Вмешался милорд Власлав. – Все дело в предсмертном пророчестве леди Ирмы. В нем говорится о вашем браке. О том, что это позволит избежать погибели. А поскольку вы до сих пор одинока и даже не были замечены в обществе мужчины… Ваш отец, – сын злобно фыркнул – милорд Вильямс предположил, что вы по-прежнему любите милорда Грэма. И с благословения их величества, его помолвка с племянницей королевы будет расторгнута. Если вы согласитесь стать его супругой сочетавшись законным браком.

Тишина. Злобное сопение отца и сына. А они похожи в своих привычках, раньше я этого не замечала. Блуждающий взгляд Грэма. И лишь милорд Власлав мило улыбается чуть склонившись. В его глазах написано, он все понимает.

– Что ж. Неожиданно. Я так понимаю, вы прибыли не за ответом, а за мной, я видимо приглашена на аудиенцию к ее величеству?

– Вы очень догадливая.

– Я должна быть одна?

– Нет, ее величество пригласила вас с сыном и учениками, проживающими с вами. Она осведомлена.

Собирались мы долго. Мои ученики носились по дому, примеряли лучшее, прибегали советоваться. А девчонки так вообще переодевались по несколько раз. Богатой одежды у нас не было. Но им хотелось быть лучше, чем обычно. Поэтому прибыли мы почти к ужину и встречали нас в обеденном зале. Где уже было накрыто. Мой отец, Грэм и милорд Власлав сопровождали нас. Во время ужина, точнее десерта, в зал влетела огромная деревянная ложка, раза в два больше, чем наша. Она тащила на буксире кухарку и подавальщика. Ложка замерла, и они расслабились. Этого хватило чтобы вырваться из плена рук и подлетев к Грэму огреть по руке. Все замерли и притихли в страхе посматривая на ее величество. И лишь одна, с лихвой наученная ученица, все тем же поучительным тоном прокомментировала происходящее.

– Облизывать пальцы и ставить локти на стол, верх невоспитанности. Даже если блюдо было очень вкусным, достаточно сказать спасибо хозяевам или …

– Но он же не мог, он же не… – весело закричал принц. Чайная ложка со стола взлетела и ударила его по губам и лбу, а в стол воткнулась вилка, которой раньше тут не было.

– Перебивать собеседника и спорить за столом верх бескультурья. Принесите свои извинения и объяснитесь вежливо. И не обращайтесь к даме не представившись.

– Я принц!

Та же ложка по лбу и еще одна вилка в стол. Моя ученица тяжело вздохнула и умоляюще посмотрела на меня. Королева смеялась. Она отправила сына сопроводить учеников в оранжерею. Особенно она подчеркнула, что времяпрепровождение в этой компании особенно положительно повлияет на его воспитанность и обучаемость.

– Леди Катарина, вы же знаете причину вашего визита?

– Да, ваше величество. Я бы хотела поблагодарить вас за заботу о школах. Это очень важно для всех нас. Но до начала разговора о причине моего визита, я бы хотела уточнить о пророчестве.

– Да, конечно. Речь идет о вашей семье. Все пророчицы к словам Ирмы добавляют лишь уточнения. Королева – это обо мне. Только мое желание узнать вас ближе искренне, вы сильная женщина и ваш проект восхищает меня. И после сегодняшнего ужина, я лишь утвердилась в своем мнении. Вы гениальны! А вот семья. О вашей семье, говорят только одно, вы должны быть любимы и любить.

– Тогда вы должны понимать, ваше величество, насколько нелепы предположения милорда Вильямса. Разве может женщина любить того, кто ее предал? Кто отказался от ребенка? Кто шантажом достиг своего положения? Разве может этот человек стать опорой королевству?

– Да как ты смеешь? Ты сама прыгнула ко мне в постель. Ты…

Виторг ударил. Ударил сильно, со всей страстью. Наверное, собрав в удар все детские обиды. Грэм упал держась за челюсть.

– Ваше величество, если мою матушку принудят к браку с этим ничтожеством, я лично возглавлю переворот.

– Что ты несешь? Щенок! – Взвыл мой отец.

– Хватит! – Тихо, но властно потребовала королева. – Леди Катарина, вы не только талантливый учитель, вы счастливая мать. Юноша, так как я желаю вашей матушке любить и быть любимой, наверное, не желает никто в королевстве. От этого зависит не одна жизнь и судьба всего королевства. От этого зависит жизнь моего мужа и сына. И поверьте, я люблю их не меньше, чем вы свою матушку.

– Простите ваше величество. – Виторг краснел словно нашкодивший ребенок.

– Не извиняйтесь. Любить – это прекрасно. Это значит есть для кого жить и ради кого бороться. Милорд Васлав, милорд Грэм Варгис, с моего благословления должен отправиться на дальнюю заставу и приступить к службе незамедлительно. Его величество я поставлю в известность лично. Ведь милорд Грэм изъявил желание проверить свои чувства к моей племяннице и доказать ей свою любовь и верность образцовой службой. У вас милорд Грэм три года на то, чтобы убедить меня в искренности своих чувств. Леди Катарина, если вы позволите, я стану частой гостьей у вас.

Я присела в глубоком клиренсе. Мужчины склонились, а она ушла.

– Добилась своего? Довольна? Отомстила?

Грэм злобно шипел. Странно, даже мысленно я не могу назвать его своим возлюбленным, пусть и бывшим.

– Грэм, а чем ты воздействовал на меня, чтобы навеять влюбленность?

– Что? Ты ненормальная, это запрещено! Я таким не занимаюсь.

– Да-да, конечно. Именно поэтому, через месяц с нашей последней встречи я ничего не чувствовала к тебе.

– Дочка, я…

– Нет. Не стоит. Мне было шестнадцать, и я была твоей дочерью. Сейчас мне почти тридцать пять и меня все устраивает, я мать.

Мы ушли. Я и мой сын. Нас проводил милорд Васлав, сначала в оранжерею к ученикам. Где принц недоумевал всей своей душой, почему юные прелестницы в лице моих учениц не трепещат в его присутствии, не лебезят. Как они могут не вздыхать томно и мило краснеть падая к его ногам. Его это задевало. Он лез из кожи вон пытаясь произвести впечатление на девчонок.

Ее величество действительно стала частой гостьей в нашей школе, как и ее сын. Мы многое обсуждали в том числе о других школах. Но все больше мы говорили ни о чем и обо всем. Мы дружили. Она приносила редкие и ценные книги, мы читали, переписывали важное и распространяли по школам. Сама королева иногда вела уроки этикета и не только в нашей школе. При посещении любой, ее просили, и она всегда соглашалась. К концу осени все королевство содрогнулось в ужасе. В ходе нападения на отпрысков благородных кровей, пострадал сын главного целителя. Он был проклят и потерял свой дар. С этой новостью ко мне выстроились очереди претендентов. Угроза стала реальностью и била в самое дорогое – детей. Взрывы, вспышки болезней и эпидемий, нападение нечисти – это стало происходить чаще и не на границе с пустошью или темными лесами, а в городах и деревнях. Людей охватил страх, злость и отчаянье.

Мой сын с другими студентами уехали на выездную практику. Но это был первый раз, когда я волновалась всерьез, до дрожи. И как оказалось не зря. Я проснулась среди ночи в холодном поту от охватившего меня ужаса. Всю оставшуюся ночь просидела неподвижно неотрывно смотря в окно. Я ждала. Я знала точно, известия будут, плохие. Посыльного я увидела еще на подъездной дорожке. И его известие было ужасным:

"на студентов напали. Часть пропала бесследно. Остальные прокляты, но живы. Проклятие обратимое. Мой сын среди пропавших.»

Десять дней я не жила, существовала. Десять дней толком не ела. Ночью со мной была нянюшка, я почти не спала. Если и удавалось провалиться в сон, то он был беспокойным.

А потом мой сын и еще семеро студентов вернулись героями. Они спрятались под защиту разработанного Виторгом артефакта и проследить за напавшими и предателями до границы. Выявить целую сеть агентов, среди которых были обедневшие и разорившиеся дворяне и обычные простолюдины, но все с даром. Они мстили остальным, за успех, за достаток, за свою обиды родом из детства и юности. Среди них был иГрэм. Он лично сдал группу сына, узнав конечную точку прибытия и маршрут от друга, из гвардейцев с которыми служил. К предателям он примкнул сразу же как был сослан на далекую заставу. Соврал тому что хочет наладить отношения с сыном, пока тот без моего присутствия и влияния может здраво мыслить.

Сына я нашла в лечебнице. Он был истощен. Десять дней почти голода. Десять дней поддержания магического резерва своих артефактов, под прикрытием которых они преследовали предателей. Открытый бой, магический и физический. Семеро адептов были ненамного лучше его. Через две недели лечения и восстановления, прямо из больничной палаты мой сын пропал. Три дня я умирала заживо. Ведь в день пропажи по всему городу были разбросаны листовки:

«Умри, убей себя Катарина дэс Вильямс и твой сын будет жив и отпущен на свободу».

И лишь понимание и неверие слову предателей, играющих на чувствах матери останавливало меня от шага за пределы, в объятия леди смерти. Я была готова на все. Три дня я умирала заживо. А вечером на окраине города прогремел взрыв в одном их заброшенном доме, под защитой своего артефакта там среди выживших был мой сын. В руки преступников его сдал главный целитель, ему обещали взамен снять проклятие с сына. По всему королевству волнами распространялся страх. Звучали все чаще взрывы и учащались нападения. Заголовки газет каждый день сотрясали новостями о нападениях и пострадавших.

– Мам, ты помнишь Алекса?

И сердце мое сжалось пропуская удар. Я не думала о нем с той ночи, нет, я старалась не думать о нем с той самой ночи. Но стоило услышать его имя и все внутри сжалось и замерло. Я помнила его, не забывала его глаз, его рук и его запаха. Лишь во снах я была с ним, тонула во тьме черных глаз и лежала на его груди, как тогда, наслаждаясь его нежными и невинными ласками.

– Да сын, помню, он … твой друг. Но он почему-то перестал бывать у нас и кажется даже не пишет.

– Да, он мой друг. И нет, он пишет. Точнее писал, рас в месяц, а иногда и чаще. Он окончил учебу и был отправлен на практику в родной город, у него там семье, мама, младшая сестра и отчим. Там же, после практики, остался служить в городской страже. А сейчас не пишет. Он писал раньше о многом и о заговоре, и о перевороте тоже писал. Переживал о нас, особенно из-за пророчества. И вдруг перестал писать, совсем. Я хочу навестить его. Это не далеко, всего десять часов поездом, он в городе Венсия, что на берегах трех рек. Ты не против?

– Я поеду с тобой.

– Мама, я способен постоять за себя, не стоит. Что с тобой? Ты побледнела, а руки похолодели.

– Я еду с тобой. И… позволь прочитать его письма, пожалуйста.

«Мой милый друг…»

С этих слов начиналось каждое письмо Алекса. Сначала письма были полные надежд, ожиданий и веры в свое будущее. Потом письма стали откровеннее и тактичнее в некоторых вопросах одновременно. Все больше боли и печали, горечи и разочарования было в них. Он разочаровывался во всем и всех. Из писем я узнала о его сестре всего шести лет от роду. О его матери. Она была прорицательницей и родила сына не от того, кого следовало, хотя имени отца так и не открыла. Ее дар сковали ограничителями, но они сработали криво. Сначала вместо будущего она видела прошлое, обычно то, что прячут за семью замками. А потом будущее вернулось в видениях, но стало причинять ей физическую боль. Ограничители сняли, но ситуация не изменилась, ее видения были редкими и болезненными, часто расплывчатыми и не точными. Сначала злоупотребление алкоголем, за которым она пряталась словно за ширмой, глуша боль и способность видеть будущее и прошлое. Потом курительные смеси, дальше запрещенные травы и зелья. А теперь совмещение всего этого. Но видения не уходят. Когда он уехал на учебу, его мама сошлась в сожительстве с местным головорезом. Не просто бандитом, а главарем, да еще и контрабандистом известным на все королевство и за его пределами. Но ни разу не пойманным на горячем, а поэтому ни в чем официально не обвиненным до сих пор. У них родилась дочь, почти сразу. Его милая сестричка. И у нее тот же дар, что и у мамы. Отец скрывает от властей дар девочки, да и саму девочку старается не демонстрировать. Он часто пользуется ее даром в своих не законных делах, называет это семейным делом. И каждое его письмо, пропитанное болью и отчаяньем все больше говорило о том, что он подходит к черте, переступив которую, он потеряет себя, свою душу. Он уже намекал на уступки отчиму, от которых не мог отказаться, иначе бы пострадали его мать или сестра. Но при этом, каждое его письмо заканчивалось одинаково.

«Мой милый друг, будь лучше и сильнее меня и того, кто бросил твою матушку с тобой еще в утробе. Ничего обо мне не рассказывай ей, прошу, даже не вспоминай обо мне при ней. Я очень надеюсь, что она справится и подарит мир, если не мне, то тебе и моей сестре. Успехов тебе. И целуй за меня свою матушку, сильную и любящую женщину. Твой друг Александр»

Я не заметила, когда по щекам потекли слезы. Я только чувствовала боль в сердце и тоску. Щемящую, поглощающую и не дающую свободно дышать. Я была в кабинете. Читая забралась с ногами на диван, на нем и разложила письма которые я уже прочитала. Последнее его письмо лежало у меня на коленях. Я отложила к прочитанным письмо и взяла последнее его письмо. Прочитав не могла заставить себя выпустить его из рук.


«Здравствуй Виторг. Это мое последнее письмо. И прошу, не отвечай на него, не стоит. Я не оступился, я принял решение, осознанное и взвешенное, я избрал другой путь и пошел этим путем. Той дорогой, с которой уже не свернуть. Я желаю лучшего будущего тебе и твоей матушке. Искренне желаю найти ей свою любовь и этим спасти не одну жизнь, не одну душу и верю, среди спасенных будет и моя сестра.

Я лицемер и трус. Я не могу быть тебе другом, не заслуживаю. Я устал бороться и сдался. Для меня уже все решено. Но я не желаю тебе зла. И хоть и не имею права быть тебе другом, прошу, забудь обо мне, вычеркни меня из жизни, из памяти. Иначе ты перечеркнешь свое будущее, а поверь, оно у тебя будет блестящим. В последний раз пишу и прошу, поцелуй за меня свою матушку и береги ее.

Думаю, ты давно догадался, мои чувства к ней далеки от дружеских или сыновьих. Я не прошу за это прощения, это самое ценное, что было в моем сердце, и что я еще сохранил в нем – любовь. Все остальное я уже предал безвозвратно. И пусть – это очередное предательство нашей дружбы, станет еще одним поводом тебе отвернуться и забыть меня.

Прощай.»


Я срывалась на истерику, глотала всхлипы. Слезы закончились давно. Я сидела на диване раскачиваясь из стороны в сторону, прижимая его письмо, последнее, прощальное письмо, с такими важными для меня словами. Такими нужными мне словами. Теми, что нашли отзыв в моем сердце. В кабинет тихо вошел сын. Накинул мне на плечи плед, отодвинул письма и сев рядом, крепко прижал к себе.

– Я знал. Он влюбился в тебя с первого взгляда. Мы уже общались, но еще тогда не были друзьями. Ты пришла на полигон, уверенная в себе. Целеустремленная и злая. Ты не видела никого вокруг, ни студентов, ни нашей практики, даже меня не заметила, собственного сына. Ты шла целенаправленно к милорду Андрусу. А подойдя стала выговаривать и отчитывать его словно провинившегося мальчишку, как будто на его месте был я или кто-то из твоих учеников. Тогда ты защищала одного из своих выпускников. Знаешь, декана боятся все в академии, студенты, их родители, другие преподаватели и даже ректор с ним предельно вежлив и в разговоре осторожен и выверен. А тут ты, без страха и сомнений. И знаешь, декан краснел и соглашался с тобой. Он даже вжался в плечах, когда ты злилась и тыкала пальцем ему в грудь ругаясь. Все долго неверяще смотрели тебе в след. Наверное, поэтому ты споткнулась и сломала каблук. Он первый отмер и рванул к тебе, я отстал на долю секунды, на один, может два шага. Но мы остановились не добежав до тебя. Ты остановилась и тяжело вздохнула, а просто разулась. И босая, словно маленькая девчонка, вприпрыжку пошла дальше не оборачиваясь с полигона. Все смотрели с уважением, со страхом, с восхищением. А он иначе, он смотрел тебе в след с трепетом и нежностью. Я еще тогда все понял. Он не знал, что я твой сын и кто ты такая, поэтому заметив меня рядом, просто сказал: «Ради такой женщины стоит жить, а без такой умереть.» Он замирал каждый раз, когда ты проходила рядом. Жадно ловил каждый твой жест. Улыбался, когда ты смеялась. И Если видел в твоих глазах печаль или слезы злился и вымещал свою злость на полигоне. Конечно это сделало его лучшим. Ты сделала его лучшим. Он прикрывал глаза, когда ты целовала его макушку, как и мою, отправляя после выходных и каникул нас в академию. Ты целовала его словно сына. А он наслаждался жадно впитывая эту невинную ласку. А потом пророчество. И он стал другим. Он много и часто просто смотрел на тебя, когда ты не замечала этого. Старался держаться на расстоянии. Мне приходилось уговаривать его проводить свои выходные у нас.

Виторг помолчал, также держа меня в своих объятиях, а потом продолжил разрывать мое сердце на части.

– Я не знаю, что именно произошло в праздник весны, но после него он отказывался посещать наш дом и никакие уговоры не действовали. Он избегал тебя. Он избегал разговоров о тебе. Он словно опустел, его глаза потухли. И на полигоне он стал словно зверь, его стали бояться. А спарринги, с ним в пару становился лишь декан Андрус, остальные были покалечены и избегали его. Сам декан стал опасаться проиграть ему в спаррингах, он стал бить точно не жалея сил. Словно изливал свою боль.

Сын снова умолк, не на долго, просто давая мне возможность проглотить неслышную истерику, подбирающуюся все ближе, окутывающую меня и поглощающую все больше и больше.

– Мам, это его рубашку ты одеваешь на подушку перед сном? – Я вздрогнула и попыталась высвободиться. Но Виторг лишь сильнее сжал меня в своих объятиях. А когда я прекратила сопротивляться, стал ласково гладить одной рукой успокаивая, словно это я его ребенок. – Я знаю, потому что опять, каждую ночь, я слышу, как ты плачешь засыпая. А когда ты затихаешь, я прихожу погасить свет. Иногда обнимая подушку ты засыпаешь на полу, и я перелаживаю тебя на кровать. Мама, я говорю все это, потому что если ты поедешь со мной, то не как мама его друга. Так будет только хуже. Если мы едим вместе, то только если ты любишь его так же, как и он тебя. Только если ты готова принять его как мужчину, а не мальчишку, юнца, с которым дружен твой сын. Иначе я поеду сам. А ты останешься дома.

Я заплакала. Не знаю откуда опять взялись слезы, но я опять плакала. Мой сын. Мой мальчик, такой уже взрослый, настоящий мужчина, он понял и принял все раньше меня. Это я все оправдывала рубашку Алекса в своей постели одиночеством, а тоску и слезы пустой постелью. Это я боялась поверить и признать, что этот юнец за один вечер, за одну ночь, за одно утро, стал для меня большим, чем все мужчины этого мира. Это я засыпая со слезами и воспоминаниями о нем и встречаясь по ночам, в своих снах с ним, не хотела верить и признавать. А он, мой сын, он все видел, молчал и осознавал все принимая как есть.

– Все будет хорошо. Слышишь? Не плачь. Он любит тебя. Ты любишь его. И все будет хорошо. Даже лучше. Только представь, как будет злиться милорд Вильям, глава рода, когда ты станешь законной женой юного и любящего, преданного тебе всем сердцем и душой мужчины. – Он хохотнул, а я всхлипнула. – да еще и с личного благословения королевской четы. Да, я, пожалуй, лично приглашу его на свадьбу, чтобы увидеть его лицо. А ты будешь улыбаться, сиять радостью, как и положено невесте в прекрасном платье. Я подведу тебя к алтарю и передам твою руку вложив в его. Алекс трепетно примет ее и не отпустит, уж поверь. А через девять месяцев, но не позже чем через год, вы сделаете меня счастливым дядюшкой. Только не плачь. Все будет хорошо.

В Венсию мы прибыли ранним утром. Пасмурная погода изморозью и влажным, леденящим ветром отвлекала от мыслей о предстоящей встречи. Я боялась. Я ждала. В гостинице нас встретили совсем не радушно. Словно заочно зная кто мы и всем сердцем не желая видеть нас. С нами не общались, даже на вопросы отвечали не с первого раза, нехотя и не всегда, да еще и односложно. В ратуше, без пояснений, просто выставили нас отказываясь помочь. Стражи отводили глаза и молчали. «не положено» – это единственное, что мы смогли добиться от них. Даже на ярмарочной площади от нас отворачивались и отказывались говорить, ни так, ни за деньги. Три бесконечно долгих и безуспешных дня ходьбы от порога к порогу, от одного незнакомца к другому. Но мы не узнали ничего. Никто не признавал знаком ли с Алексом и его семьей, никто не говорил где он живет, где работает, где его семья и где он сам. Лишь одно мы знали точно, он ушел со службы. Утром четвертого дня я отправилась в храм. Я не знала где еще просить помощи. Кто еще мог помочь. И почему все молчат. Я просто больше не видела другого пути. Я шла к статуи Многоликого и его жены, Девы. Шла и мечтала так же стоять в храме у алтаря с Алексом. Так же держаться за руки и также идти по жизни вместе. Я упала на колени не дойдя полпути к цели. Опять появились слезы. Не знаю от куда, но с ними появилась и злость.

– Не смейте! Слышите! Не смейте отбирать его у меня! Не отдам! Не сдамся!

Я уронила лицо в ладошки, злилась, паниковала, боялась, плакала. Мне никто не мешал. Было слишком рано. Служители еще не пришли. А редкие посетители были заняты своими проблемами.

– Я просто не хочу без него, смогу, но не хочу. – Я опять посмотрела на статуи. – Я люблю его.

Последние слова я уже шептала. Просто не могла остановиться. Стояла посреди храма на коленях, то плача, то смеясь и шептала одни и те же слова: «Я люблю его, люблю.» Сколько так прошло времени – не знаю. Просто через цветные витражи уже светило солнце. Просто служитель храма поднял меня с колен и вывел из храма в сад усадив на пустующую скамейку.

– Сегодня светит солнце. Яркое и редкое в это время года солнце. Если это не ответ Безликого и Девы на вашу молитву, то я уже и не знаю, что может быть вам ответом.

Он ушел. Я еще долго сидела на скамейке. Вокруг голые и безликие деревья. Солнце ярко светило, но совсем не грея. Я замерзла. Но продолжала сидеть обнимая себя руками. Мальчонка лет шести – семи, я заметила не сразу. Слишком погрязла в своих мыслях и печали. А он, грязный, в штопаной одежде и сереньком не по размеру большом пальто сидел рядом и смотрел на меня.

– Леди кого-то ищет? – Спросил сияя беззубой улыбкой.

– Да. Леди ищет. Ищет того, кого не стоило отпускать.

– А зачем тогда отпустили?

– Потому что глупая леди струсила.

– А кого леди ищет, может я знаю и помогу?

– Милорда Алекса, ранее служившего в страже, Александра…

– Этого? – Удивленно перебил мальчонка. – Так сходите к нему домой. Чего плакать как девчонка? Ой, вы же и есть девчонка. Вы что, не знаете где он живет? Вас провести?

– Да! – Восторженно вскрикнула я и обняла грязнулю. Он выкрутился из моих объятий и так по-мальчишески брезгливо посмотрел на меня отодвигаясь подальше от меня на скамейке. Толи решил, что леди сошла сума, толи как любой мальчишка его возраста, считает себя слишком взрослым для нежностей. И принял решение держать дистанцию. Да и думаю, заплаканное, опухшее лицо, растрепанные волосы и горящие надеждой глаза не придали ему уверенности в моей разумности. Но этот мальчонка, для меня он словно посланник богов, он дал мне надежду, он раскрыл крылья за моей спиной. Я шла не запоминая дороги, вообще не смотря по сторонам, боялась потерять мальчонку из виду. Нервно хихикала в предвкушении и ожидании такой важной для меня встречи с дорогим сердцу человеком. Я не видела никого и ничего кроме ребенка впереди. И поплатилась. Только оказавшись на пороге дома, я оглянулась и заметила заколоченные окна. А мальчонка постучал в дверь и мигом исчез. Дверь мгновенно открылась. Огромный мужик занимал весь дверной проем. Высокий, широкий в плечах, чисто, но небрежно одетый. Седая голова еще хранила воспоминания темными прядками волос. Через все лицо у него был шрам, широкий, не ровный и уродливый, а еще устрашающий. Он рассекал лоб и правую бровь, уродовал нос и левую щеку. И по подбородку уходил вниз на шею и глубже, скрываясь за воротником рубашки. Но ни это напугало меня. Его взгляд. Злой, ненавидящий, жестокий.

– Нравлюсь?

– Я сделала шаг назад и уперлась спиной в два плеча принадлежащих разным людям. Оборачиваться не стала, да страшно, но по сути не важно кто сзади. Передо мной стоит сам ужас во плоти. Он важен сейчас и опасен. Он радостно ухмыльнулся, ему доставляло удовольствие наблюдать за моей реакцией на него. Нравился мой страх, хотя нет, это был не страх – ужас. Это и придало мне сил и уверенности.

– Добрый день милорд. Это юное создание, что постучало и сбежало, – я обернулась указывая направление где уже давно скрылся мальчишка, заодно оценивая тех, кто стоял за мной – с ангельской внешностью, привел меня на ваш порог, утверждая, что здесь проживает милорд…

Договорить я не успела. Мой ужас со шрамом через все лицо схватил меня за шею и сдавил. Не убивая, а придушившая, частично лишая воздуха и не давая мне даже шанса пошевелиться. Те двое, что стояли сзади, вывернули и связали мне руки за спиной.

– Тебя мы и ждали, куколка. Хм, Катарина дэс Вильямс. Теперь этому птенчику придется подчиниться.

– Седой, ты уверен? Мальчишка силен.

– А эта дамочка ему важна, вон как запугал весь город.

– Как бы он не занялся нами.

– Не сможет. Вяжи ее, крепко вяжи. И рот чем-нибудь заткни. А потом берите кобыл и валите из города. Как я и говорил раньше, останавливаться только на ночь, дольше одной ночи на месте не сидите. В крупные города не суйтесь. Девку не портить. Ни на что не подсаживать. Кормить не забывайте. И к нашим не суйтесь. Денег вам хватит на долго. А там я дам знак.

Меня связали пока этот ужас, Седой, придавливал мне горло держа за шею мертвой хваткой. А когда он отпустил заткнули рот. Одели на голову пыльный и абсолютно не прозрачный мешок, завязали его на шее. Не плотно, чтобы не душил, но снять его не получится. Потом грубо закинули на плечо и отнеся куда-то бросили. Судя по запаху – это была конюшня. Потом, судя по звукам, был экипаж и долгая дорога в неизвестном направлении. Таверны и постоялые двора сменялись одна за другим. Каждая ночь на новом месте. Меня вносили в жилую комнату глухой ночью. Развязывали, кормили, иногда давали возможность помыться за ширмой у глухой стены, а они не покидали комнаты. Нужду я справляла также, под присмотром из-за ширмы или кустиков в дороге, на которых уже не осталось листвы. Спала я под присмотром, один из них всегда дежурил. Второй спал рядом на широкой кровати привязывая меня к себе. Говорить они со мной отказывались, просто молчали, игнорировали. Я потеряла счет времени. Постоянная темнота. В мешке на голове или за окном очередной комнаты. Кричать или звать на помощь не пыталась. Судя по комнатам и крикам из-за стен, никто не поможет. Со временем перестала и пытаться заговорить с ними. Уже забыла, как звучит мой собственный голос. От веревок на теле оставались следы, синяки, не успевающие за несколько часов сна сойти, а со временем на руках появились натертости, ссадины и ранки все увеличивающиеся в размере и срастающиеся в одну целую, сплошную рану вокруг запястья. Со временем они стали тревожится. Постоянно оглядываться. Выбирали глухие дороги. Ночевали в заброшенных охотничьих домах в лесу. Если и заезжали на ночлег, то в глухие и далекие деревни. Из обсуждений и споров я поняла, что на их банду ведут охоту. Во всех городах и селениях убивали подельников или они исчезали бесследно. Их семьи исчезали. А потом внезапно появлялись в столице на королевском суде. Мои похитители боялись. Боялись ослушаться седого. И боялись также быть убитыми или подвешенными после суда. Они все чаще косились на меня. Стали проявлять молчаливое внимание и заботу. Мы по-прежнему все время были в движении, все время в неизвестном направлении. Но теперь мне давали возможность подольше помыться, мои раны от веревок лечили. А мне давали возможность размяться. В лесу делали остановки и развязывая давали возможность походить. Все тело ломило и болело. Ходить получалось с трудом и превозмогая боль, онемение и дрожь. На теле даже через одежду проявлялись синяки с рисунком веревки. Я так мало двигалась, что даже мыться мне было больно.

– Сегодня праздник, прощание с зимой. Если пообещаешь вести себя хорошо, то сегодня гульнем. Так как, леди Катарина, гульнем?

Я забыла, как это разговаривать. Как это слышать свое имя. Как отвечать. И вдруг услышав обращение к себе, свое имя… Я растерялась. Единственное, что поняла – это сроки. Меня похитили в средине осени, а завтра первый день весны. Больше четырех месяцев беспрерывного пути. Почти постоянно связана. Не говоря ни слова больше четырех месяцев. Я не знаю, что произошло с моим сыном, что с Алексом, вот уже больше четырех месяцев, я не видела их, не слышала их и о них ничего. Я боюсь о них думать. Иначе я сойду сума. Ведь я тут, потому что Алекс не сломался, а с моим похищением… Нет. Не думать. Что они хотели, чтобы я вела себя хорошо. Так и будет. Пока я им нужна, с моими мальчиками все хорошо. На этом и остановим поток мыслей. Не думать больше ни о чем.

– Да, – прохрипела и тут же закашлялась я – я буду … хорошо вести…

Я говорила и не узнавала свой голос. Сегодня мне позволили долго отмокать в лохани с горячей водой. Даже дважды меняли воду. Принесли новое платье и чистую, новую нижнюю сорочку. В номер заказали много еды и медовуху. За ноги меня привязали магически заговоренными веревками к стулу. Этот вечер я впервые ела не сама. А я глупо радовалась, пусть и такой, но все же компании за столом. Они пили. Потом теми же путами, и где только взяли, они же дорогущие и раньше меня связывали обычными веревками, меня привязали к кровати. Не так туго, как обычными. Это дало возможность лежа менять положение и переворачиваться. Мои похитители ушли гулять. Вернулись к ужину следующего дня. Первого весеннего дня. И это был мой первый день не в дороге. Сегодня через окно я видела разлив розового рассвета. Я слышала голоса за окном, а не скрип закрытого экипажа, ржание лошадей и цокот копыт. Я была впервые не туго связана сидя на твердом сидении экипажа. Я была почти свободна и в постели. И даже отсутствие раннего, обычно еще в темноте, завтрака, а потом пришедшего за ним голода, не портило мне настроение. И не возможности справить нужду не печалило меня так чтобы затмить радость просто лежать в постели и почти не связанной. Мои похитители дали мне справить нужду, как всегда за ширмой. Проветрили комнату. И это тоже меня радовало, еще только вечерело, из открытого окна тянуло морозным, свежим воздухом и шум людей заставлял меня чествовать себя все еще живой. Мы опять ужинали за одним столом. А потом меня опять привязывали к кровати. Мои похитители хотели продолжить гуляния сегодняшней ночью. И радовалась их успеху и сговорчивости деревенских дам. Я почувствовала запах гари, когда мои похитители склонившись надо мной привязывали меня. Один вязал узел на руке, другой на спинке кровати. Когда за их спинами открылся портал, принесший запах лесного костра, они замерли неподвижно с застывшим на лицах ужасом. Из портала вышел Алекс. Он лишь мельком взглянул на меня и его лицо окаменело, а в глазах разгоралась бешеная, отчаянная и какая-то сумасшедшая злоба. Я не знаю, что он увидел. Я не видела себя в зеркало с того самого осеннего утра, когда отправилась в храм. Я впервые сменила одежду вчерашним вечером и даже не знаю по размеру ли она мне. Ее принесли мне в честь праздника мои похитители. Он схватил моих похитителей, так и замерших надо мной и дышащих через раз. В этот момент в воздухе запахло сыростью, запахом речки и весеннего дождя после знойного дня. Открылся портал и из него появился мой сын, Виторг. Он так же мельком посмотрел на меня и в глазах появилась боль. Виторг резко схватил Алекса за плечо, и они исчезли. И сын, и Алекс, и похитители. Я осталась одна. Я ждала. Уже стемнело, я ждала. В комнате было темно и тихо, и я уже начала думать, что мне все показалось. Что Алекс и Виторг – это только плод моей фантазии. Игра моего измученного разума. Мечта, не сбываемая. Мои похитители, как и планировали за ужином, ушли к сговорчивым деревенским девкам, догуливать и пить медовуху. А я тут. И мне приснился сон или померещилось. Скорей всего померещилось. Ведь за эти четыре с лишнем месяца, мне не снились сны, ни разу. Значит это всего лишь мои фантазии. Я тут. А утром опять будет мешок на голове, веревки на теле, экипаж и дорога в никуда. Дорога от него. Лучше бы это был сон. Пусть бы он опять приходил ко мне по ночам, хотя бы во снах. Я закрыла глаза. Плакать я разучилась еще в начале нашего пути. Лучше спать. Сначала, сквозь дрему я почувствовала легкость в привязанной руке. Как будто веревки нет, совсем нет. Она не тяжелеет причиняя уже привычную мне боль по старым ранам при каждом движении и вздохе. Я неверяще притянула руку к лицу и действительно не почувствовала натягивающуюся обычно на запястье веревку. Там, где на лодыжках до прошлой ночи, обычно были простые туго стянутые веревки, чья-то рука коснулась затянувшихся шрамов и свежих ран. Я с болью во всем теле, резко села притянув к себе ноги и забившись к стене. Плотно закрыла глаза. Они решили повеселиться со мной. Значит это конец. Все, я больше не нужна им как рычаг. Я глубоко вдохнула. С обреченностью приговоренного к смерти преступника. Это конец, мой конец. И я даже не хочу думать, не хочу знать, что случилось с моим сыном и с Алексом. Я открыла глаза. В них появились слезы. Тихие, молчаливые слезы, впервые за несколько месяцев. Темно. Ничего и никого не видно. Страшно, но этот страх привычный, с ним я уже свыклась, с ним я не живу, существую уже, как оказалось, больше четырех месяцев, этот страх напоминал мне, я жива, все еще жива. О Многоликий, о Дева, пусть они просто перепили и решили поразвлечься, пусть с Виторгом и Алексом все будет хорошо. Щелчок пальцев и яркий магический шар осветил пространство. Я зажмурилась. И еще сильнее сжалась в стену в углу кровати. Мои похитители не маги. Они не умеют создавать энергию из магии и освещать им. Не уже ли их главарь, тот с ужасным шрамом через все лицо, Седой. Огромный, злобный мужик. Я молчала. Из глаз от резкого света и желания расплакаться, потекли слезы. Глаза привыкали к свету, а сам свет стал чуть тусклее. Сначала я увидела слезящимися глазами силуэт. А потом, когда взгляд прояснился и глаза привыкли к свету…Он сидел на кровати почти на самом ее краюшке. Неподвижно. Он затравленным зверем смотрел на меня. Лицо скривилось в гримасе сожаления. Не бритый, усталый. Все такой же бледный, нет, еще более бледный чем раньше. Его лицо уже совсем не юное. Он словно стал старше, не на год-два, а на целую жизнь. Все те же непослушные, черные как смоль волосы, так же не задерживающиеся на долго за ушами. Он стал еще более худым, а лицо острее. Алекс, он здесь. Я не веря себе, своим глазам, наверное, это опять моя фантазия, реакция больного мозга на долгий путь без цели и конечного пункта, страха за близких, протянула несмело руку. Мне так хотелось ощутить его. Убрать непослушные волосы. Погладить, пусть и не бритую щеку. Я так боялась, что все это ложь. Что мое движение разрушит даже эту хрупкую фантазию, лишит меня и ее. Даже это несмелое и медленное движение отразилось болью в теле. А рука так и не дотянулась, не достала до него. Боль сковала, и рука безвольно упала на кровать рядом со мной, словно и не моя. Боль отразилась новой волной. Глотая желание расплакаться я безвольной куклой упала на кровать и не меняя положения просто шептала.

– Ты мое видение, ну и пусть. Не уходи. Просто не уходи. Пусть не настоящий, но ты мне нужен.

Я кряхтела шепча от боли, от отчаяния, от ужаса, что схожу сума. Но поверить в собственную фантазию мне не дали.

– Жива. – Сгребая меня в объятьях и прижимая к себе на выдохе сказал Алекс. – Ты жива, Катарина.

И только боль во всем теле, до слез дикая боль его объятий помогла мне поверить. Он настоящий. Он тут, рядом со мной. Он нашел меня. Я боялась двигаться. Прижатая к нему просто расплакалась вдыхая его, такой любимый запах. И пусть запах пота и дороги перебивал масла. Я чувствовала запах этого мужчины. И он реален. Он подхватил меня на руки, а я уткнулась лицом в его грудь и сжала что было сил его одежду. Только бы не исчез. Только бы не исчез.

Я не видела, как и когда он открыл портал и шагнув в него перенес меня домой. Просто почувствовала запах костра. А потом знакомый запах цитрусов и обстановка моей комнаты. Он внес меня в умывальню и поставил на пол. А я не разжимала пальцев. Я так боялась, что вот сейчас, если я отпущу – он исчезнет. Одно движение руки, и вся моя одежда сгорая пеплом опадала к ногам. Он оторвал мои руки от себя. Разделся по пояс и нагрел воду в ладье. И уже знакомые мне действия повторились. Как и тогда, он мыл, тер, массировал, мылил, смывал. Нагревал и очищал воду и повторял раз за разом. Как и тогда, когда на утро он исчез из моей жизни, он окутал меня простыней вынув из ладьи. Все что он делал причиняло мне боль. Но с каждым разом все меньше и меньше. Потом все продолжилось на кровати. Опять мази, не веди от куда он их взял, массаж и втирания все новых и новых мазей. Он обработал все мои синяки и ссадины, а также раны, заговорил их на излечение и шепча заклинания. Он не прикрывал меня простынкой, как в прошлый раз. Все мое тело болело, каждый миллиметр моего тела болел, немел, на поясе, груди, шее, руках и ногах были синяки и ссадины от веревок. Не было стеснения. Он лечил переворачивая из стороны в сторону руки, ноги, меня. Под его руками боль утихала, она словно отступала под его руками.

А потом так же молча положил меня на спину на кровати укрывая. Я испугалась. Он что, хочет уйти? Нет. Я потянулась за ним. И он молча лег рядом. Сгреб меня уложив к себе на грудь и прижал. Зарылся лицом в моих волосах и замер. Я с отголосками былой боли, высвободила ногу из-под одеяла и обняла его как смогла, руками, ногами, на столько, на сколько они мне подчинились. Я слышала его дыхание и биение его сердца. Я вдыхала его запах. Я засыпала. Впервые за долгое время, я засыпала рядом с тем, с кем хотела уснуть. Запах этого мужчины, а также цитруса с горчинкой грей фрукта и древесной ноткой отбросили все сомнения. Он тут. Он настоящий. Мне опять ничего не снилось. Наверное, потому что мой самый заветный сон был наяву. Здесь и сейчас, рядом. Он обнимал и гладил меня.

Глава третья Счастье. А будет ли оно со мной

Не знаю, как долго мы спали. И сколько не спал Алекс, но проснулась я счастливая. Крепко обнимая Алекса лежа на его груди. Тело затекло, но мне нравилась эта боль, счастливая боль, в теле счастливой женщины. Он перебирал мои волосы и шептался с сыном.

– Уже обед, вы проспали больше суток и вам двоим нужно поесть. – Злобно и как-то по-взрослому шептал мой сын. – Ее, да и тебя, ждет целитель.

– Я в порядке. А Катарина, я не позволю ее будить. Целитель подождет, не умрет. Я не могу ее разбудить, не хочу, не посмею.

– Я вижу. – Озорно, со смешками в голосе, сказал Виторг. – Стоит тебе шевельнуться или чуть глубже вздохнуть, она сжимает тебя сильнее, словно в тисках. Небось все тело замлело, ломит и болит.

– Переживу. Главное, мы ее нашли. – Я осознав слова сына, чуть ослабила объятия. И правда, еще задушу на радостях.

– Ты нашел ее. Алекс – это ты ее нашел. Ладно, отдыхайте. И Алекс, спасибо тебе. Она жива благодаря тебе.

– Не благодари. – Злобно прошипел Алекс. – Ее похитили из-за меня. Больше четырех месяцев держали связанной из-за меня. Толком не кормили из-за меня.

– Ты не прав. Ее не убили сразу, благодаря тебе. Ее не били, благодаря тебе. Ее не насиловали, благодаря тебе. – Не начинай, Виторг. – Зло проговорил Алекс.

– Нет Алекс. Это ты не начинай и не спорь. Просто пойми, ты нужен ей. Так что не смей ее бросать.

Он ушел. Я услышала удаляющиеся шаги и тихо закрывающуюся дверь.

– Можешь не притворяться, я почувствовал, когда ты навострила ушки подслушивая и расслабила свои объятия.

– Я не притворяюсь. Я все еще не верю. Все закончилось.

– Прости меня. Это все из-за меня, я…

– Не смей опять все портить! Лучше обними меня, хотя нет. – Он замер, а я затихла и еле слышно прошептала. – Поцелуй меня.

– И он поцеловал. Перевернул мое затекшее тело на спину, провел рукой по щеке, скользнул пальцами по губам нависая надо мной. В его темных омутах блестела похоть и мне это нравилось. Он еле касаясь своими губами коснулся моих, щекоча своей небритостью и отстранился. Я не сдержала разочарованного стона. Он улыбнулся, счастливо и победно. И снова поцеловал. Но теперь страстно, долго и томительно. Его поцелуй разжигал пожар во мне. Руки тонули в его волосах, а тело горело под тяжесттью его и требовало продолжения. Я чувствовала его. Я полностью обнажена, он лишь до пояса, как и в прошлый раз, оголен только сверху. Но его походные брюки, совсем не скрывали его желания. Он похудел, сильно. Его ключицы выпирали, как и кости таза, он словно обтянутый кожей, полуживой, полумертвый. Я еще не видела себя, но он. Он выглядел словно не ел со дня нашей последней встречи. Тяжело и часто дыша он опять первым прервал наш поцелуй и отстранился. И опять я разочаровано застонал, а он наградил меня счастливой, победной улыбкой.

– Ты слишком слаба. Очень слаба. Тебе стоит избегать резких нагрузок. Я не целитель, но твое состояние…

Он говорил, а я, я слышала, но не желала его слушать. Я нашла пуговицы, которые все еще держали его штаны. И непослушными пальцами боролась с ними, пыхтя и страдая, потому что проигрывала. И опять эта победная улыбка, этот взгляд полный страсти. Страстный поцелуй отвлек меня и руки сами поднялись выше, обнимая и гладя его спину. Но зря я поверила. Это был лишь отвлекающий маневр. Он перекатился на постели и подхватив меня на руки опять понес меня мыть и натирать. Только в этот раз я не была безвольной куклой. Я гладила и ласкала, изучала его тело своими руками, каждый раз как могла дотянуться. Его массаж и натирания, постепенно перешли в ласки. И в итоге он сдался моему напору и нашей страсти. Его руки блуждали по мне лаская и поглаживая. Губы целовали везде, он покусывал и целовал срывая стоны. Он сам справился с пуговицами на штанах.

– Мне надо помыться. Просто помыться. Подожди. Потерпи.

Ждать и терпеть я не стала.

– Что ты творишь со мной, Катарина?

– Просто люблю. Люблю тебя Алекс, люблю.

Из постели мы выбрались к ужину. И то, Алекс заставил. Первым нас встретил ожидающий целитель. Он осмотрел меня, Алекса. Выписал зелья, полноценное питание и отдых обоим и мази с массажем мне.

– Не переутомляйтесь. И леди Катарина, вам надо постепенно наращивать нагрузки и расхаживаться.

Три дня неведенья и блаженства. Завтраки и обеды в постели. Массажи, переходящие в ласки. Лишь обязательная вечерняя прогулка, прописанная целителем, под строгим надзором сына и Алекса, заставляли нас выходить наружу и ужинать в общей столовой со всеми. Три дня абсолютного счастья.

Первыми нарушили наш мир и покой моя сестра с мужем и детьми. Она, как и ее муж, воротили нос на все и недовольно фыркали. На моих учеников за общим столом. На мой внешний вид. На воспитание моего сына и тем более на моего избранника. Вот так, пришла мириться, а в итоге фыркала на все и всех только зля меня. Одна радость, ее дети постоянно получали по рукам и губам столовыми приборами. На прощанье она шепнула обняв меня:

– Завязывай любоваться с юнцом. Ты Вильямс, а это многое значит.

Сначала я опешила. И лишь звук, закрывшийся двери привел меня в чувства, я схватила первый попавшийся горшок с цветами и запустила в эту самую дверь. Честно жалея, что она уже закрылась спрятав за собой, от праведного гнева, мою сестру.

На следующий день незваными гостями, все под тем же предлогом – беспокойство, к обеду прибыли мои матушка и братец. Они не фыркали, нет. Младший брат холодно и сдержано, словно отбывал провинность, молчаливо отобедал с нами. А матушка, она постоянно щебетала и поучала. Большую часть ее речи я просто пропускала мимо ушей. Лишь, когда ее щебетания коснулись моей школы я осадила ее. На что она притворно ужаснулась.

– Милая, тебе надо думать о скором браке и детях. А заботу о школе надо передать кому-то, более опытному. Лучше мужчине. Дисциплина детям не помешает.

Это было большой ошибкой. Поверить, что эти люди, которых я считаю до сих пор своей семьей, приняли Алекса и смирились с моим выбором. Я искренне думала, что брак о котором она говорит это наш брак, мой с Алексом. На следующий день я вышла на работу, в свою школу. Виторг вернулся к учебе. Ему простили, пропуски из-за моего похищения. Ученики ушли в школу со мной. Вернувшись к ужину я не застала дома Алекса. К полуночи проверила шкафы. Его вещей не было. Даже моей рубашки, той, что осталась с праздника весны. Я не спала до самого утра, а на рассвете сорвалась в академию к сыну. Виторг выслушал мой сбивчивый рассказ, но ничем мне не помог. Он не знал, что произошло и куда делся Алекс. На выходных мы отправились в родной город Алекса. В этот раз жители были приветливы и радушны. А стражи нам с удовольствием поведали, как местный герой Алекс, внедрился в банду, что мы чуть не сорвали и очистил город от преступности. Потом пропал на несколько месяцев. И вот вернулся на прошлой недели, забрал своих маму и сестру и уехал, на всегда. Кто-то говорил в столицу. Кто-то наоборот, что в провинцию, подальше от столицы.

– Где он, Виторг? Если бы он уехал за своими родными, он не забирал бы все вещи. И мы могли бы поехать вместе. Он же не оставил ничего, совсем. Неужели и он тоже бросил меня. Даже не объяснился. Просто ушел, молча…

Сердце замирало от этих мыслей и на душе разливался холод, леденящий, убивающий холод.

– Мама, о чем ты? Ты хоть представляешь через что он прошел ради тебя, для тебя?

Виторг резко одернул меня и встряхнул, жестко, до боли схватив за лечи. Не достигнув желаемого результата он создал портал и перенес нас домой, в кабинет.

– Сядь. Сядь и выслушай меня. В тот день когда тебя похитил Седой, Алекс получил ультиматум. Или он подчиняется своему отчиму, Седому, и становиться его правой рукой и приемником. Или тебя пустят по кругу предварительно одурманив, так, чтобы ты сама просилась обслужить его дружков ради новой дозы. В тот же день Алекс нашел меня у гвардейцев. Я искал у них помощи, но ты помнишь, как было у них раньше. Поняв, что Седой не шутит, ты действительно в его руках, он пустил магических поисковиков с помощью магии на крови, я же твой сын. Он только поэтому меня нашел. Но и для этого заклинания, поверь сильного, очень сильного, ты должна была быть на одном месте не меньше суток. Это заклинание очень энергоемкое, оно буквально иссушало его. Но найти тебя не удалось, ни в первый раз, ни во второй, ни через сутки безуспешных попыток.

Он взломал защиту академии и закрытой секции библиотеки, унес книги, привязанные магически к месту. Мама, он был на пределе перегорания, взломать защиту академии – это не просто сложно, это не реально, ее не просто обновляют, она существует века. Там древняя магия и поверх наложены все новые и новые щиты и охранные заклинания. Но он словно таран, просто ставил цель и шел к ней. Он вынес столько книг и древних свитков, много, очень много. Он магически впитывал их, сам создал заклинание для этого, просто боялся не успеть спасти тебя. Он рисковал своим разумом осваивая таким путем и такой объем знаний сразу.

Он притворялся верным и послушным псом Седому, а в свободное время учился и искал. Я вообще не уверен, что он спал, а ел только когда я заставлял. Он освоил порталы, мама, опытные маги не все смогли освоить порталы личные, не стационарные, а чтобы переносить предметы или людей, таких единицы. И он смог научиться и научил меня. Он подчинил стихию. Огонь. Эту стихию, самую сильную, не предсказуемую, обычно не каждый рискнет подчинить. А если рискнет, то только уже подчинив три другие и овладев ими до совершенства. И то, далеко не все выживают. Но только эта стихия дает почти неугасаемый резерв, и он рискнул, начал с него и смог, сумел. Вот тогда он затеял свою игру. Опасную, смертельную игру с теми, кто опытнее и увереннее в этой игре, уже не играет – живет. Он гулял порталами в свободное, от внимания Седого, время уничтожая его сообщников и единомышленников, а вместе с ними и всех преступников. И начал с самых далеких от столицы городов, приграничных, сужая и замыкая круг все ближе и ближе к столице и Седому. Семьи тех, кого он коснулся он отправлял порталом на суд короля. Мам, он взломал дворцовую защиту переправляя их в личные покои короля. Да и многих сообщников Седого он отправлял к королю.

Я подчинил самую тихую, водную стихию по его книгам. И это сложно, очень и опасно, поверь. Узнав об этом, он вернул все их в запрещенную секцию, чтобы я не рисковал. Но порталам научил, он многому меня научил. Когда я смог перемещаться, мы стали действовать сообща. Так за время, выделенное Седым Алексу под сон, он подозревал его и постоянно контролировал, мы успевали нанести удар сразу в нескольких городах. Мама, пойми, он искал тебя. Он делал невозможное. Он реально не спал, ел на ходу, он жил одним – ты жива, значит надо искать. И он искал. Поисковую сеть он не снимал вообще.

К середине зимы от банды Седого державшей все королевство в страхе и угрожавшей самому королевству, от заговорщиков и всех, кого Алекс считал опасным, от бандитов, насильников и контрабандистов, почти никого не осталось. Да, были аресты, многих сдавали семьи уничтоженных и пропавших, тех, с кем Алекс пообщался лично. Многие сами шли с признанием сами, лишь бы выжить. Но банду Седого, всех в независимости от статуса и положения, Алекс уничтожал лично. Он даже в темницу проникал устраняя и допрашивая тех, кого считал связанным с Седым. Я лишь однажды видел допрос, который он устроил. Это было страшно. Мама, я боялся что он озвереет. Он задавал лишь один вопрос всем подельникам Седого: «Где леди Катарина дэс Вильямс?». Он сжигал заживо мгновенно, если смели говорить «не знаю». И медленно, мучительно если получал другой ответ. Кроме женщин и детей никого не щадил. И то, если видел, что они никого еще не убивали. Я создал по его просьбе артефакт, он чернел, если был в руках убийцы или насильника. В руках праведника оставался белым. В руках вора – серел, насильника – краснел. Слухи разлетелись быстро. Его стали бояться, на столько, что даже мелкие воришки по всем городам сдавались гвардейцам или стражам. Сами подкупленные стражники и градоначальники сдавались. Седой лично сдался королю. С этой новостью комне приходила ее величество надеясь застать тут Алекса. Ведь слухи ходили, но Алекса никто не поймал и как он это делал никто не знал. Он дал клятву королеве, что оставит жизнь Седому, до момента окончания суда и вынесения приговора. Ведь взломать защиту он мог в любой момент и все это понимали, он уже так делал и не раз. Алекс сдержал слово. Седой признался во всем, сдал все и всех, о чем вспомнил. Он говорил о своих преступлениях не один день. Почти все его сообщники и подельники были мертвы, а кто жив был в заключении. Он не смог ответить лишь на один единственный вопрос, Алекс задавал его лично, явившись на суд короля без приглашения. Он сказал «не знаю». Ты бы видела скольких сил стоило Алексу сдержаться, не уничтожить его мгновенно, на месте. Но это дало свои плоды. Он рассказал о двух подельниках и указанию быть всегда в движении и постоянно менять направление. На следующий день Седого повесили. Но умер он не от этого. Стоило палачу выбить опору из-под ног Седого, он вспыхнул словно свечка. Его тело долго болталось в предсмертных конвульсиях медленно горя. Когда Седой затих, его тело сгорело мгновенно осыпавшись пеплом на камнях. Это было в полной тишине на центральной площади в столице на глазах толпы. Ее величество даровала прощение Алексу за этот поступок. «Сами многоликий и Дева отказались принимать легкую смерть этого душегуба и даровать ему прощение и вечную жизнь души в своих чертогах». Так она смягчила ужас в глазах людей и сгладила ситуацию. Но Алексу было все равно. Ему нужна была ты, живая и целая. Он истязал себя магией на крови ища тебя. Когда заклинание сработало он перенесся к тебе, сразу, не думая, не сомневаясь. Я не могу так быстро как он перемещаться, да и вряд ли когда-нибудь смогу. Я пришел позже. Увидев тебя я испугался, что он убьет их тут же, на месте прямо на твоих глазах. Поэтому перенес нас к дворцу, я во дворец не могу перемещаться, а о взломе даже не думаю. Гвардейцы боем вырывали этих подонков у Алекса. Вмешался сам король. Он все-таки сильнейший маг королевства. Он смог достучаться до Алекса, и мы проводили допрос вместе с ним.

Я думал он сразу помчится к тебе. Но нет. Взяв себя в руки он отказался подвергать тебя и твою жизнь опасности. Это его слова, между прочим. Он нашел тебя, живой и этого ему достаточно. Знать, что ты жива, что будешь дома. Ведь он возомнил, что во всем виноват именно он. Я пересказал ему события до нашего с тобой отъезда в его родной город, наш разговор и твои признания и этим смог уговорить его прийти за тобой. Но не чтобы остаться, а чтобы попрощаться, лично.

А потом, потом он радостно насвистывая и пританцовывая по утрам готовя завтраки для тебя и несясь с ними к тебе. Он заставил нянюшку научить его жарить блинчики, чтобы лично для тебя их готовить.

Мам, я не знаю, что произошло и не понимаю в чем дело. Но знаю точно, он не бросал тебя. Не смог бы. Он ради тебя жил, он только тобой и жил.

Виторг ушел, а я сидела и думала. Думала о том, что могло случиться, почему он исчез. Что изменилось. Ведь все было хорошо, мы были счастливы и наслаждались этим. Так почему, почему он просто исчез.

Через три дня состоялся королевский прием, на котором мое присутствие было обязательным, ее величество лично на этом настояла. Хотя мое настроение было далеко не для приемов. Сопровождал меня на него сын. Но на пороге к дворцу нас ждал сюрприз, вся моя семья нас поджидала, та самая, которая отреклась от меня и сына. Сейчас они все стояли, в полном составе, и ожидали именно меня. Лишь войдя в зал я узнала причину этому неожиданному событию и масштаб предательства. Сначала нас представили, как чету Вильямс с главой рода – моим отцом. А потом хуже. Меня словно ударили под дых лишив возможности дышать. Совершенно незнакомого мне милорда, мой отец представил, как моего избранника и будущего супруга, во всеуслышание, с представлением правящей чете. Это все они. Это они выжили Алекса из моей жизни, из моего дома. Это они. Они опять предали меня. Ноги сами собой подогнулись, и я упала на колени. Виторг не смог, не успел удержать. Все стихло, разговоры, музыка, все и все замолчали.

– Дорогая вставай, что с тобой?

Рядом суетился тот самый незнакомый мне милорд, объявленный моим избранником. Он тянул меня за руку отталкивая сына и посылая и мне и ему испепеляющие взгляды.

– Леди Катарина, что с вами? – Вмешался король. Он передал руку своей супруги их сыну. Подошел ко мне и предложил свою руку.

– «Лишь подруга королевы создаст свою семью и вырвет оружие у врага» – Громко и хрипло проговорила я поднимаясь оперившись на руку короля и смотря ему прямо в глаза. То самое предсмертное пророчество. – Ваше величество. Я создала свою семью и прошу вас, не лишать меня ее. Я с шестнадцати лет отлучена от рода Вильямс. Мой сын принят в род моим дедом и его названым сыном. А мой избранник, я не знаю к какому роду он принадлежит и принадлежит ли вообще к какому-либо знатному или нет роду. Но мы любим. И я прошу вас благословить меня Катарину отлучению от рода и отказывающейся от него, сейчас и навсегда. И моего избранника, Александра, о боги, я даже не знаю его фамилии, – это я испугано прошептала, так, что услышал только король на что он хитро улыбнулся и едва заметно кивнул. Это придало сил и уверенности. – На брак, с правом основать свой род. А человека, бывшего мне отцом лишь до шестнадцать лет, и отказавшегося от меня лишить права решать за меня и как-либо влиять.

– Что ж, ваша просьба неожиданная – но то, как король посмотрел, я поняла, не такая уж она неожиданная, по крайней мере для него – но справедлива. Я удовлетворяю ее полностью. И причисляю вас к роду своему по ветви почившего, горячо любимого мною дядюшки. Как достойных приемников, надежную опору и союзников нашего королевства. Уверен сомнений в этом ни у кого не возникнет. С сего дня, ваша семья имеет имя рода Рух, славьте его и процветайте.

Король дал знак и зазвучала музыка. А он просто проагажировал меня на танец. Это был первый танец, и король должен был ангажировать свою супругу, королеву. Это вопиющие нарушение традиций. Я испугано взглянула на него, он опять хитро улыбался ведя меня в танце. Я оглянулась, ее величество ангажировал собственный сын, наследный принц.

– Катарина, вы позволите мне довериться вам, раз уж мы с вами в некотором роде в родстве.

– Конечно, ваше величество. – Я тяжело сглотнула, все еще не осознав всего произошедшего.

– Когда-то я был молод, импульсивен и в чем-то глуп. Но для молодости это простительно. Я увлекся одной юной особой. Она не имела рода, ведь провидец его лишают, оставляя лишь имя. Она была юна и, как и я увлечена. Итогом нашего, кхм, необдуманного и несколько импульсивного романа стал ребенок. Как и мой сводный брат, – я изогнула бровь в непонимании, брат? Король единственный ребенок и наследник – это известный факт. – не без известный вам милорд Андрус Мирос. – Король выдержал паузу. От услышанного я даже с ритма сбилась и наступила ему на ногу. О боги, мой бывший любовник, сводный брат короля. Не законно рожденный сын почившего короля. Да, король действительно откровенен, как бы это не стало последним, что я услышу. – Мой сын, как и брат, кроме особой силы в магии имеют еще одну, очень редкую особенность, встречающуюся только в нашем роде, она признак нашей крови в жилах. Эта особенность говорит о силе и магическом потенциале. Вы же знаете, что королевская ветвь самые сильные маги? И отличительная черта, о которой знают лишь наша семья, подтверждающая силу королевских отпрысков, передающуюся только по мужской линии от отца к сыну – это глаза. Их цвет, черные словно сама тьма.

В этот раз я не просто запнулась наступая на ноги королю, я буквально остановилась, замерла в испуге. Рядом проплыла пара ее величества с принцем, и я услышала ее хихиканье и встретилась с ее понимающим взглядом. Король не желая привлекать больше необходимого к нашему танцу внимания, просто подхватил меня и оторвав от пола понес в танце. Пришла в себя, нет, взяла себя в руки, я быстро, просто посмотрела в глаза напротив, такие же, как и … У моего любимого мужчины, бездонные омуты, только вот в этих глазах тонуть не захотелось. Он снисходительно улыбнулся. Кивком головы подал сигнал музыкантам и уже давно затянувшаяся мелодия плавно завершилась. Король поцеловал мне руку, а я под впечатлением услышанного, даже не сделала положенного клиренса. Он взял меня под руку и отвел к сыну. Шли молча. Меня передали буквально из рук в руки. И лишь почувствовав опору в лице своего сына я осмелилась посмотреть на короля.

– Вы не благословите наш брак, да?

Я старалась, очень старалась держать голос. Но не смогла, нотки отчаянья вплелись в него и под конец фразы дрогнув, со проводились скатившейся слезой.

– Леди Катарина. О чем вы? Ох уж эти женщины. – Король даже глаза к потолку возвел тяжело вздохнув. – Да я вам по сути уже одну фамилию на двоих подарил. Объединил вас без его не то что согласия, а даже присутствия.

– Правда? – Почти шепча неверяще протянула я подавшись вперед, ближе к королю и заглядывая ему в глаза, не веря, не доверяя услышанному. В его глазах нашла лишь тепло и поддержку и выдохнула, только сейчас заметив, что не дышала вовсе.

– Правда. – С улыбкой проговорил король. – И вытяните скорее его из того гадюшника в котором он пытается забыться.

Король протянул записку которую, словно фокусник, вынул из манжета собственного рукава. Отдал ее, но не мне, сыну. Да, правильно, нельзя допустить слухов сверх меры. Виторг принял и благодарно склонил голову. Король ушел к королеве ангажируя ее на танец, а меня повел в танце мой сын. Потом был танец с принцем, который внимательно рассматривал меня, с интересом сумасшедшего ученого, не меньше. А потом отец. Он грозно пыхтел, обвинял и объяснял мне, неблагодарной, какую ошибку я совершила. Я толком не слушала его, я уже была погружена в свои мысли. По окончанию танца я поцеловала отца в щеку.

– Прощай папа. В шестнадцать лет я не попрощалась с тобой и родом в котором родилась. Делаю это сейчас. Прощай. И помни, я принадлежу другому роду, своему, и прошу вас милорд, помните об этом.

Я перешла на официальное обращения показывая ту преграду, которую мой отец сам создал и сейчас только укрепил.

Дальше танцы были с безликими партнерами. Они что-то говорили и улыбались. Но все они были безлики. Те, кто отвернулся от меня тогда, а сейчас, они лишь те, кто выслуживается перед его величеством. Те, кто пытается приблизится к королевской чете, сейчас с моей помощью, завтра при помощи других. Я не слушала их, не запоминала, я была в своих мыслях. Лишь один партнер смог привести меня в реальность. Анрус Мирос. Он не приглашал. Молча подошел и все расступились. Взял мою руку и увел в танец. Уверено вел. Молча. Лишь под конец заговорил.

– Ты знаешь. – Он утверждал, не спрашивал, но я все равно согласно кивнула. – Почему ты еще тут? Иди домой, отдохни и верни того, кто дорог. И спасибо тебе. Я словно ожил благодаря тебе.

И мы ушли, я и мой сын. Андрус отвел меня к Виторгу. Мы простились с ее величеством и ушли, под ее улыбкой я смутилась и даже покраснела.

На следующее утро я отправилась к нему, моему мужчине, Алексу. В записке короля был только адрес нового места жительства. Небольшой городок в шести часах езды на поезде от столицы, Тульск. Город был разделен на две части рекой. Милый, по-своему уютный. Сонный извозчик доставил меня до нужного дома. Светлый, одноэтажный домик, газон перед ним и живая изгородь из вечнозеленого кустарника по периметру. Я уже знала, что этот домик купил мой отец, как откуп за мою жизнь и свободу. Знала, что Алекс не принимал этот подарочек. Знала, что отец оформил все без его участия с разрешения самого короля и самолично перевез маму и сестру Алекса пока мы были с ним вместе. Знала и том обмане, в который поверил Александр и из-за которого ушел. Отец сказал, что я дала согласие на брак с тем милордом, которого впервые увидела на королевском приеме. Отец сказал, что я была с ним знакома с детства, и он всегда был не равнодушен ко мне. А сейчас я ответила на его предложение. Все те визиты семьи были лишь театром для Алекса. Когда матушка заговорила о браке, я думала она говорила о моем браке с Алексом. А она добивала ложью моего мужчину внушая ему мысль, что он лишь временная блаж. Утешение после случившегося несчастья. Он поверил, поверил, что визиты моих родных не их наглое вмешательство, а мое желание вернуться в семью, в род. Он и без того во всем винил себя, а теперь видимо захотел уйти с дороги не мешая прорастать той лжи, которую ловко взрастили мои родители. Было обидно. Как мог Алекс поверить во все это. Как мог уйти молча решив за нас двоих. Но я давила обиду на корню. Лишь бы он вернулся в мою жизнь. Лишь бы не отвернулся. Лишь бы не ушел навсегда. Вот и стояла у вымощенной камнем дорожки ведущей к порогу его дома. Стояла и боялась сделать шаг. Шаг назад не сделаю точно, не уйду пока не прогонит. Да и если прогонит, вряд ли уйду. Но и вперед никак не могла отважиться сделать шаг. Боялась, что прогонит. Было еще совсем раннее утро и в соседних домах все только просыпались. Где-то лениво лаяли собаки. Само солнце еще лениво выглядывало из-за горизонта играя бликами на стеклах. Ранняя весна посеребрила округу ночной изморозью, солнце играло и превращало округу в сказку. Дом, перед которым я стояла еще спал. Я не заметила, как подошла к порогу и замерла уже тут. Я замерзла и уже не чувствовала ног, но все так же стояла не подвижно смотрела на дверь и окна. Стояла и трусилась, не знаю от чего больше, от страха или холода. Я ждала, искала в окнах хоть какое-то движение. Дверь открылась внезапно и резко. За ней не было ни звука и вот она распахнулась передо мной. На пороге стояла всклоченная дама. Седая, худая. Ее платье висело на ней, словно было не просто велико, а больше на пару размеров. Волосы не чесаной патлей сбились на одну сторону. На ее лице еще были следы недавнего свидания с подушкой.

– Ну и чего стоишь, мнешься. Небось еще и замерзла до чертиков. Входи уже, раз пришла. Зря что ли ехала всю ночь.

Я отмерла и сделала не смелый первый шаг, затем второй. Я не только боялась, но и замерзла. Мои ноги замерзли настолько, что шаги отражались болью. Но я упрямо шла. Шла и тряслась от страха, от боли, но шла. А если Виторг ошибся. А если я сама все придумала. А если в его жизни есть другая. Молодая, красивая и без позорного прошлого как у меня. А я через короля, даже не спросив у Алекса сама все решила. Видимо все эти мысли ярко отразились на моем лице. Потому что дама, впускавшая меня ухмыльнулась и заговорила.

– Нет никого другого и быть не может. Вы же как две половинки одного. Словно истинная пара благословленная самими богами. Я видела вас вместе еще, когда он был у меня под сердцем.

Когда она договорила я уже стояла в гостиной спиной к двери. Поэтому подпрыгнула от громкого хлопка закрывшейся за спиной двери.

– Смотри под ноги и будь осторожнее. Тут не убрано. Не буду врать, что я еще не разобрала еще вещи. Или что мы не ждали гостей. О твоем приходе я знала. Я зависима. Мой покойный муж, ты с ним знакома – Седой, он подсадил меня на эту дрянь. – Она указала на столик у камина рядом с диванчиком. Там стояли пузырьки, порошки и травы. – Я уже на той стадии, когда бросить значит умереть в болях и мучении. А продолжить, умереть в забытие, лишь изредка возвращаясь разумом к реальности. Вот и доживаю свои жалкие остатки жизни в вечном тумане. Не пугайся. Я знала, чем закончится моя жизнь почти с первых дней, когда проснулся дар пророчества. У меня был выбор, этот путь и прекрасные дети. Или иной, где я умру от старости в роскоши известной провидицей, но одинокой и несчастной женщиной, не познавшей ни любви, ни материнства. Я выбрала. Как и ты в свое время. Мне осталось не долго, просто знай. И да, мой дом притон для таких как я – зависимых. Так что не задерживайся здесь.

Я уже поняла, но мне просто до дрожи надо было спросить. Я прокашлялась.

– Вы его мама. Вы видели нас. Это значит…

– Да. Это значит, что он твой. Что ты заберешь его от сюда навсегда. Без оглядки. Ты дашь ему будущее. И его отец, я знаю, вы знакомы, и он открылся тебе, поможет ему достичь своих целей. Уже помогает и потакает ему во многом. Это он скрывал все взломы академии и закрытой библиотеки. Ты же понимаешь, что каким бы сильным ни был маг, такое ему не по плечу. И уж тем более портал в покои их величества, не будь он с ним одной крови и не открой доступ ему лично королем. Забери его от сюда. Ему тут не место. Тут он погибнет. Без тебя он погибнет. Да и ты без него не сможешь уже.

– Привет.

Из ниоткуда выскочила девчонка. Как две капли похожая на Алекса, только ярко рыжая. Огненые волосы, конопатый носик и щечки. Худышка с зелеными глазами. Только это их и отличало. В кружевном зеленом платьице не по размеру.

– Ты же за Алексом пришла?

– Это моя дочь, Милана. Милая, пойди погуляй или займись чем-то полезным.

– А я уже мамочка. Я всех кукол еще вечером собрала. Я же уеду с Алексом и леди.

– Нет. – скорее неверяще, чем отрицая приговорила хрипя мать Алекса и этой малышки. – Я не могу остаться сама.

– Не бойся мамочки. Я видела тебя. Ты очень скоро уйдешь к папочке. Он очень ждет тебя. Он тебя любит и жалеет о чем-то. Я это точно знаю. Если бы он мог, все сделал бы иначе. И если я с леди и Алексом не уйду, ты меня бросишь тут одну. Поэтому я лучше уйду сейчас с леди. Хорошо?

Она молча кивнула соглашаясь с дочкой и садясь на диванчик рядом со столиком, тем самым с травами, порошками и зельями. По ее щеке прокатились слезы оставляя мокрые дорожки. Девочка подошла к маме, обняла и поцеловала.

– Все будет хорошо мамочка. Пойдем. – Уже мне сказала Мила. Алекс еще спит. А мы ему сюрприз сделаем.

– Милана, Ланочка, милочка, как тебе больше нравиться?

Я боялась, так боялась, что пыталась заполнить тишину разговором с ребенком, пока она тянула меня в глубь дома. Мы проходили по коридору открытых дверей. Там спали люди. Мужчины, женщины, они спали в одежде. На кроватях, полу, диванах и в креслах. Такое чувство, что их словно кукол, не живых, разложили или бросили. Да, это притон и все они тут… О боги, как же жилось Алексу, как жилось этому милому ребенку, тянущему меня вперед на прицепе в самый конец коридора.

– По-разному нравится. Я сладкое люблю, а ты? А ты в куклы играешь? А у тебя большой дом? А там дети есть?

Она засыпала меня вопросами не давая шанса ответить. В самом конце коридора она замолчала, а мы остановились у закрытой двери. Единственной закрытой двери. И Милочка доверительным шепотом заговорила:

– Мой брат маг. Он зачаровал дверь в нашу комнату. Войти могут только я и он. А вынести из нее вообще кроме него никто не может. Но я знаю один секрет, ты мою руку не отпускай и тоже сможешь войти.

И она открыла дверь крепче сжав мою руку и не дав мне даже шанса задуматься. Малышка шагнула внутрь и втянула меня. Лишь, когда я зашла она отпустила мою руку и вывернувшись закрыла дверь за моей спиной. В отличии от всего дома тут приятно пахло цитрусом и ванилью, а еще было чисто и светло. Большое окно с полупрозрачной занавеской светло розового цвета, рядом небольшая девичья кровать с ярким светло-сиреневым покрывалом. На ней лежали три куклы в ожидании хозяйки и узелок из розовой простынки, видимо с вещами девочки. Рядом маленький столик с чаем и бутербродами. Милочка подошла к ним и села на крохотный розовый стульчик и занялась бутербродами. Посредине, одним боком касаясь стены, стояла длинная этажерка с множеством полочек. На верхней была знакомая мне сумка Алекса. Ниже на полках лежали его рубашки, подштанники и брюки. Еще были книги, конспекты. Самые нижние занимала обувь, его и Милочки. А удобные полочки по высоте для Милы уже пустовали. По другую сторону этажерки стояла кровать, не широкая, для одного, но в отличии от первой – эта явно была больше, для взрослого человека. На ней спал Алекс. Одеяло на половину сползло на пол. Он лежал на животе. Одна рука свисала касаясь пола. Другая обнимала подушку. И как ранее у меня, подушка была одета в мою нижнюю рубашку. Он лицом утопал в ней. Я улыбнулась. Только сейчас, увидев его таким, спящим с моей рубашкой, вдыхающим мой запах, только сейчас все мои страхи растаяли. Сразу и без возвратно. Он был в одних белых подштанниках, на белых простынях, бледный, худой, нет, истощенный моими поисками и волнениями. Со спрятанным лицом, уткнувшимся в подушку. Такой домашний. Такой родной. Так близко. Я тихо, дыша через раз, подошла к нему, села на самый краешек кровати. Провела рукой от шеи до самого белья вдоль позвоночника. Погладила руки от шеи по плечам и до ладошек. Он засопел с недовольством, глубже зарываясь в подушку и передергивая плечами. Я наклонилась. Прижалась к его обнаженной спине обнимая и целуя. Его мышцы на спине напряглась. Я ослабила объятия и приподнялась. Он перевернулся. Мы смотрели друг на друга. Он лежал. Я сидела над ним. Мы молчали.

– А вы целоваться будите, да?

Сияя словно медный таз и выглядывая из-за этажерки спросила Милочка. Мы оба посмотрели на нее и улыбнулись ей в ответ. Алекс резко притянул меня к себе и действительно поцеловал. Горячо, требовательно, но при этом трепетно крепко сжимая в объятиях. Он быстро оделся. Собрал свои вещи. Забрал сумку, два узла с вещами, своими и сестры, ее кукол и мы втроем перенеслись домой. Ни с кем не прощаясь.

Послесловие. Долго и счастливо.

Наше венчание было важным событием для всего высшего общества не только столицы, но и всего королевства. Так как король дал Алексу имя рода своей ветви, Рух, и за неимением старшего рода принимающего женщину в род, то король делал это лично, благословлял и принимал в род женщину. Сначала он принял в род самого Алекса, торжественно и красиво. А потом благословлял на брак и принимал меня как его жену. Было много прессы, не ведомых мне гостей и все мои ученики. Сам король на нашей свадьбе сиял от счастья. Пусть и незаконно рожденный, но сын, пусть и не признанный, но сын, которому он дал род и женил. И в храме он был просто гордым и счастливым отцом. Правда кроме узкого круга, семейного, об этом никто не знал. И его радость все списывали на пророчество. Он сиял не хуже Милочки, порой казалось, что он радовался нашей свадьбе больше нас самих.

Мой сын и наследный принц торжественно вели меня по проходу храма к алтарю. Впереди счастливая в припрыжку скакала огненно-рыжая девчонка в нежно розовом пышном платьице, щедро осыпая всех лепестками цветов. Ее величество умилялась и радостно улыбалась она была стояла на месте моей семьи и отдавала меня в замужество. Ведь от родителей я отказалась, точнее от их рода и передавать меня было не кому. Поэтому у нас, как обычно, все не как у людей, не по традициям. Отдавала замуж королева вместо отца, принимал сам король. А вообще, король, мне казалось, что если бы не свидетели, то он скакал бы от счастья вместе с рыжей кнопкой. У алтаря стоял мой, тот самый, любимый, любящий, настоящий, мужчина не из мечты, из жизни, пусть сложной и не гладкой, но настоящей, нашей. Через месяц король издал указ о принятии в наш с Алексом род, Рух, Виторга и Милочку. Принеся указ лично, он притворно ворчал, что счастливые молодожены ни о ком кроме себя не думают, вот его величеству и приходится все решать за них. Хотя, как мне по секрету призналась королева, приходил он проверить мою ауру, уж очень он ждал внуков. Мой муж, Александр Рух, для всей общественности стал названым сыном самого короля. А в дальнейшем возглавил королевских гвардейцев. Через год нашего счастливого брака у нас появилась красавица дочь, Алина Рух. Светлокожая девчонка с черными словно тьма омутами глаз как у отца и каштановой гривой как у меня. Король почти сразу после свадьбы признался Алексу в своем отцовстве, ему и наследному сыну. И это стало началом прекрасной дружбы между братьев, да еще и моего сына.

Милана Рух имела слабый дар провидицы, к тому же не постоянный. Поэтому рода ее не лишили и к провидицам не отправили. Она закончила мою школу и вышла замуж за сына купца. Познакомились они в школе, отец отдал его учиться в мою школу. Вообще королева озаботилась тем, что теперь образование стало обязательным и в школах учились все. Только богатая и горделивая высшая знать по-прежнему обучала детей на дому, но таких было в меньшинстве. Кстати муж Миланы, безумно влюбленный в нее чуть ли не с первого взгляда, балует воплощая все мечты своей рыжей бестии. Как и его отец, пусть и редкие, но надежные предсказания невестки сделали их самыми успешными купцами королевства. За это тесть не просто балует эту хитрую бестию, но будучи благодарным за невестку, щедро помогает школам по всему королевству. Ну а двух сорванцов с рыжими макушками вообще боготворит, внуков, как известно любят больше чем детей.

Наша с Алексом дочь учится в школе и, как и Витог увлекается артефактами и книгами больше чем сверстниками и игрушками. Она постоянно гостит у своего деда и только там превращается в обычного ребенка, маленькую, милую девочку. Чему несказанно рада ее величество, ведь только став дедом, король отстал от королевы с предложением стать вновь отцом. Да и наследный принц не радуя ни браком, ни внуками очень обрадовался Алиночке, от него тоже отстали, хоть на время. Вот и приходится с самого рождения нашей дочери впитывать всю любовь, заботу и ласку от царственных бабушки и дедушки. Только ее это вот ничуть не расстраивает. Вьет веревки из всей родни и получает все что только попросит и даже больше.

Мой сын, Виторг Рух, по окончанию академии наладил производство своих артефактов и первыми заказчиками стали гвардейцы и стражи королевства. А потом вообще вернулся в академию преподавать. Его избранницей стала обычная девушка, сирота без рода обучавшаяся в моей школе. Со дня на день они ждут своего первенца, и король уже скупил половину детского магазина для ожидаемого внука. Ведь Милана сказала, что будет именно мальчик. О том, что мы с Алексом тоже ждем сына через восемь месяцев, Милана сказала только нам. Предупредив о том, что у нас не больше пару месяцев свободы от гипер заботы его величества. Поскольку мой сын ожидается с тяжелыми родами и токсикозом, а увидит это их провидица через месяц, максимум два.

А еще, мы подружились с супругой Андруса Мирос, Николетой. Боги не одарили их брак детьми, и она нашла себя в преподавании в моей школе. Дети ее обожали, а она обожала их. И наше прошлое с Андрусом не мешало быть нам друзьями. Это было словно сон, прошлым не имеющим значения.

Вот так и сложилась моя, нет наша жизнь. Пророчество оправдалось и все сложилось замечательно и для моей семьи и королевства в целом.

Я счастлива, я самая счастливая на свете женщина, мать и в скором бабушка. Я любима и люблю того, без кого не мыслю своей жизни. И пусть за глаза нас осуждают, пусть я старше его, мы рады каждому новому дню вместе, каждому новому рассвету и закату. Пусть моя история началась не так как у других. Пусть жизнь сложилась не гладко и сладко словно в сказке. Пусть я лишилась семьи, одной семьи, я обрела больше, я создала свою семью сама. Настоящую, любящую, заботливую. Я люблю, я любима. И большего не надо.

Сентябрь 2019 года.


Фото обложки взято с tr.pinterest.com

так же изображение размещено в свободном доступе

gr.pinterest.com/pin/7f3ef3d29739d78e22b6701c2c02535b

zen.yandex.ru/media/vasilisawise/liubov-ne-bol-5da5d91eddfef600adf880c9

behance.net/sarahghare7c4b/projects


Оглавление

  • ИСТОРИЯ ОДНОЙ ЛЮБВИ «И БОЛЬШЕГО НЕ НАДО»
  •   Предисловие. Знакомство, со взрослой жизнь
  •   Глава первая Мои мужчины.
  •   Глава вторая Прощай покой.
  •   Глава третья Счастье. А будет ли оно со мной
  •   Послесловие. Долго и счастливо.