КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Банджо-блюз [Юрий Иовлев] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Банджо-блюз

С зимней Фэндомной битвы — 2014
Повести и рассказы по мотивам сериала «Горец» и др.
Составитель: О. Кавеева

От команды «Горца»







Catold[1] Банджо-блюз

– Дура я, да дура я, да дура я проклятыйа-а! У него – четыре дуры, а я дура пятая!

Пронзительно-визгливый голос ввинчивался в мозг, как шуруп.

И ещё банджо.

Ну нету на барже гитары, нету! Всякое есть. Пока убедились, что гитары всё-таки нет, нашли моржовый бивень (кто его забыл?), отделанные кожей питона ножны для катаны (их искали до того три месяца, потом плюнули) и расписное фарфоровое блюдо с рыцарским замком (тут же разбили, абсолютно нечаянно).

И банджо, будь оно неладно.


Джо долго крутил колки, но счёл инструмент вполне годным к использованию. И теперь сипатенькое бренчание заполняло паузы между однообразным:

– Дура я, да дура я, да дура я проклятая! У него – четыре дуры, а я дура пятая!

– Аманда!!! Да сколько же можно!

– Уйди, ск-котина бесчувственная! Женщина грустит! Джо, давай ещё разок!

И Джо дал. Кто же будет спорить с пьяной женщиной, которая желает грустить?! Разве что Дункан Маклауд, но это его амплуа.

– Аманда, побойся Бога. Это же ты бросила этого своего...

– Мак, с-сердце моё! Если бы он посмел меня бросить, я бы его просто уб-била и не рыдала тут на б-барже… Джо, один ты меня понимаешь! Давай ещё разочек, с самого начала… и-и-и… Дура я….

– Аманда, меня оштрафуют за нарушение общественного порядка. Ночь же глухая!

– … а я дура… не мешай. Когда оштрафуют, п-поплачешь вместе со мной… пятая-а-а-а!..

Залихватский аккорд. Звякнуло стекло о стекло.

Бесполезно.


На нижней палубе было чуть тише, но, разумеется, удобный шезлонг оказался занят Митосом и его бокалом. Глаза Старейшего таинственно мерцали, как у спрута в омуте.

– Могу поделиться подушкой и коктейлем, – предложил он.

Подушку Дункан принял, но насчёт коктейля крепко задумался.

– Из чего это пойло сделано? – поинтересовался, устраиваясь у фальшборта напротив шезлонга. Подушка под спиной ещё хранила тепло чужого тела.

– Один старинный рецепт, – прозвучал туманный ответ.

– Спасибо, не надо, – чересчур поспешно ответил он. Но после прошлого коктейля (ну двух… трёх… а, ладно…) «по старинному рецепту» явился, даже не дожидаясь утра, отчаянный бодун.

Тихий смех.

– Ночлежка, а не дом родной, да? Нет счастья даже здесь?

Банджо неистовствовало.

Мак вытянул ноги, почти упершись подошвами в алюминиевые распорки полотняного кресла. Фонари на набережной казались совсем тусклыми, но их робкого светлячкового мерцания оказалось вполне достаточно, чтобы разглядеть странную полуулыбку, смягчившую резкие черты шотландца.

– Счастья? Да, для счастья здесь кое-чего не хватает, – сказал он с выражением не более понятным, чем содержимое бокала Старейшего.

– Я считал, что кое-чего слишком много, – бровь Митоса выразительно изогнулась.


Художник masha_kukhar


– Не, ты неправильно считал. Значит так, начинаю считать я. Для счастья сюда должен ввалиться Ричи с битой мордой и большей частью экипажа итальянского лайнера «Мадонна» в качестве сопровождения. Разумеется, экипаж «Мадонны» будет обуян желанием продолжить бить морду Ричи, и нам придётся вступить в диспут, потому что нельзя мешать Аманде грустить. А в разгар собеседования с итальянским морфлотом обязательно заявится Фиц под ручку с дамой интересного вида, которым позарез надо вспомнить славные деньки в Рио в нашей компании. Ну, ясное дело, в стороне он остаться не сможет, славная потасовка для Фица всё равно что мёд для мухи, и он поломает мне кое-что из такелажа. Для начала, чтобы показать, на что способен. А ты же понимаешь, что Аманда, которой мешают печалиться – это страшное оружие массового поражения. Боцман с «Мадонны» сделает ей предложение руки и сердца тут же, на борту, в пучине боя, лишь бы она только перестала страдать об ушедшей любви. Но она откажет ему каблуком по лицу. Да, я забыл: Джо, спасая банджо, подберёт то, что Фиц отломал от такелажа, и покажет, на что способны ветераны, и что рано списывать их в запас. Так вот, именно тогда наступит момент для возвращения Тэссы с ассамблеи далеко продвинутых художников. Она возьмёт в руки Большое Мокрое Полотенце и…

– И тут кто-нибудь с перепугу вызовет полицию.

– А как же! Вот я и вызову. Все свободные подразделения и патрули, никак не меньше! Всё равно к тому времени палубу уже успеют проломить. Моряки, прихватив Фицкернову даму интересного вида, отступят за борт под команду: «Полундра!». Но их можно понять, они люди военные, у них устав. А нас в полном составе заметут в участок. И тебя заметут, хоть ты и попытаешься сделать вид, что оказался на барже случайно, и вообще у тебя есть справка о наличии нимба и крылышек. Не поможет, любезный. Будешь сидеть, как все, в обезьяннике до утра. Под банджо, которое Джо не бросит ни за что. А фараонам и банджо, и Амандин вокал очень даже понравятся, и они будут заказывать «Девочки из Буффало» восемь раз подряд.

– Это жестоко. Сбавь до пяти.

– Ни за что. Терпи. А то для счастья не хватит. Да, утром мы позвоним Дарию, чтобы он внёс за нас залог. Сам он, конечно, не приедет, но пришлёт такого всего из себя внушительного монаха с лицом, которое от святости только что не лопнет, и тот положит в кассу необходимые сестерции и динарии. У Дария есть, я знаю. А на улице нас будут встречать очень сердитая Алекса и чрезвычайно недовольная Наоми.

– С полотенцами?

– Обязательно. Какое же счастье без Большого Мокрого Полотенца?

– И Алекса скажет, что я связался с плохой компанией, и что она проплакала всю ночь. И будет требовать, чтобы я эту хулиганскую компанию бросил.

– А ты бросишь?

– Ну, во всяком случае, буду смываться в момент явления Фицкерна.

Дункан засмеялся, запрокинув голову к чёрно-звёздному, тусклому в размытом свечении города небу.

– Мак?

– Да?

– Ты никогда их не отпустишь?

Маклауд подтянул колени к животу и требовательно протянул руку, в которую немедленно прыгнул бокал с таинственным напитком.

– Я никого не держу, Старейший. Никого. Просто… дверь всегда открыта, понимаешь? Моя дверь, здесь, – и он прижал свободную руку к сердцу. – Может, кто-нибудь заглянет в гости. Постоит на пороге, кивнёт, спросит: «Как дела, Мак?» Или скажет: «Я скучаю по тебе, Мак» Или другую бессмыслицу. Знаю, что ты сейчас скажешь, но я иначе не умею жить...

Но Митос не сказал ничего, и в тишине было прекрасно слышно, как Маклауд гулко глотает, вливая в себя крепчайший коктейль как воду.

В тишине?

– Неужели заснули? – с надеждой подал голос Старейший.

Мак пожал плечами, не отрываясь от бокала.


Перебор струн разрушил надежды, но это уже было не лихое кабацкое бренчание.

Это был блюз. Настоящий, искренний, щемяще-прекрасный блюз.

Блюз на банджо?

Да. Хорошему человеку для того, чтобы сыграть блюз, хватит и табуретки. Какая разница, куда он приладит струны своей души?

После нескольких тактов в мелодию блюза вплёлся голос. Не очень громкий, чуть хрипловатый, но верный, без фальши.

Знаешь, детка, ничто не вечно,
И даже звёзды когда-нибудь гаснут.
Наши прощания, наши встречи
Дают нам право на каплю счастья.
Аманда запела громче, и банджо подстроилось:

А когда наступит последняя грусть, когда рассохнется звёздный клей,
Старое небо сыграет блюз, и вспомнит всех, кто ходил по земле…
Фонари гасли один за другим, намекая, что скоро начнёт светать.

Иоханнес Рутенберг (Johannes Ruthenberg) Зверь без имени

На две трети он бог, на одну – человек он,
Образ его тела на вид несравненен.
Шумер. 1927 до н.э.
Дивное пение звучало, снова и снова отдаваясь от стен дворца. Затихало и вновь набирало силу, оставаясь при этом мягким и нежным. Мужчина в тени колонны одного из многих внутренних дворов с улыбкой смотрел на сидящую у фонтана Мари. Она пела старинную песню, которую кроме ее бабушки вряд ли кто сегодня помнил. В ней говорилось о бессмертных героях дальних стран, и Мари любила ее. Он вышел из-за колонны и поцеловал Мари.

– Ты пришел, послушать, царь, – смеясь спросила она. – Сейчас будут лучшие строфы: смерть злого демона Хумбабы.

Гильгамеш вздохнул и опустился на пол, прислонившись спиной к бортику фонтана.

– Ты же знаешь, что я его не убил. Как бы мне хотелось, чтоб было иначе!

Картины из далекого прошлого промелькнули перед его внутренним взором: жрец уговорил его подождать с обезглавливанием до полнолуния и представить это как жертву богу Ану. А ночью Хумбаба бежал. Воины преследовали его до морского берега, но он на их глазах исчез в волнах прибоя...

Мари положила руку ему на плечо, его голова прислонилась к ее коленям.

– Смерть Омада печалит твое сердце, любимый, – прошептала она. – Он знал, на что решился, когда вызвался быть посредником.

Два дня назад гонец принес весть от царя Хумбабы: никакого мира, пока голова Гильгамеша на плечах! Таков был его ответ, и для ясности прислал Хумбаба с тем гонцом и голову человека, которого Гильгамеш лично просил явиться в Урук для переговоров. Его лучшего друга и лучшего воина. Он знал, что Хумбабе нельзя доверять, и все-таки верил, что благополучие их стран важнее, чем игры Бессмертных. После летней засухи новая война между Эшнунной и Уруком стала бы бедствием для обоих народов.

Взгляд Гильгамеша устремился к небу, начавшему постепенно краснеть на западе.

– Мое сердце печалит смерть многих людей, Мари. Стольких, что я уже перестал их считать. Все эти песни о бессмертных героях никогда не упоминают ту боль, которую несет с собой наш дар, когда все, кто тебе дорог, умирают, а ты остаешься.

«Энкиду, – думал он, – брат мой верный, ты умер от лихорадки. Мучительно и бесславно. 500 лет прошло с тех пор».

– Иногда я спрашиваю себя, стоит ли оно того. Зачем мне вообще эта бесконечная жизнь?

Мари опустилась рядом с Гильгамешем на колени и пристально посмотрела ему в глаза:

– Не смей так говорить, слышишь! – никто еще не отваживался говорить с царем таким тоном. – Мы умираем, да. Может быть, следующая война уничтожит нас всех. Но мы должны жить в полную силу, пока можем. А под твоим царствованием народ Эшнунны всегда жил хорошо.

Мари не отводила глаз. Наконец Гильгамеш кивнул и улыбнулся. Но в его душе больше не было места для веселья. Царство Шумер себя изжило. Ныне оно раздроблено на враждующие между собой города-государства. Гильгамеш изгнан из Урука, там сидит теперь на троне Хумбаба, и его войско превосходит войско Гильгамеша по меньшей мере на треть.

– Если я уйду из города, – задумчиво произнес Гильгамеш, – может быть, он не нападет, или хотя бы не в этот год.

– Не жертвуй собой, – возмутилась Мари, – год или два, оно того не стоит. Он все равно не оставит Эшнунну в покое, ты же знаешь. Но ты должен жить дальше.

Гильгамеш взглянул на Мари. Он давно знал, почему с тех пор, как она с ним, он не брал себе больше других жен.

В этот момент у стен протрубил рог, и звук этот не предвещал ничего хорошего.

* * *
Гильгамеш поднялся на гребень стены и стал рядом с Уннаром.

– Мой повелитель, тебе лучше укрыться во дворце, – начал военачальник. – Здесь становится опасно.

Как бы подтверждая его слова, чуть позади Гильгамеша в камень со свистом ударила стрела.

– У нас на счету каждый меч, – возразил бессмертный. – И уж я не собираюсь отсиживаться во дворце.

Он прошелся взглядом по обступившей город армии Урука. Прошло два дня, как звуки рога объявили о прибытии врагов. А со вчерашнего вечера они постоянно то атаковали стены, то изматывали защитников обстрелами из катапульты, то забрасывали их градом стрел.

– Нам будет не хватать Омада, – пробормотал под нос Гильгамеш.

– Если честно, то нам не хватает не Омада, – буркнул в ответ Уннар, – нам не хватает пары сотен воинов.

Царь знал, что его стратег прав. Бой будет кровавым, очень кровавым...

* * *
Гильгамеш вскрикнул, пораженный вражеским копьем. Один из его оставшихся бойцов бросился к нему на помощь, но пал под ударами двух воинов Хумбабы.

– Отходить! – кричал Гильгамеш, не обращая внимания на боль. – Всем ко дворцу! Защищайте дворец!

Туда спрятали женщин и детей, когда враги прорвались в город. Защитники Эшнунны убили много воинов Хумбабы, но отборные отряды Урука были слишком многочисленны. Они оттеснили его к центральной площади, отрезали от своих соратников и окружили.

«Надо было послушать Уннара», – думал Гильгамеш, отбивая мечом очередной удар. Раны уже начали закрываться, но недостаточно быстро.

Он догадывался, что воины врага осведомлены о его бессмертии. Они не приближались на удар меча, не ввязывались в ближний бой, а копьями держали его на расстоянии.

Гильгамеш обернулся, услышав пронзительный крик, крик женщины где-то со стороны дворца. В тот же момент метко брошенное копье угодило ему в грудь, другое полоснуло по правой ноге. Он медленно осел на колени, обессиленный, на грани беспамятства и отчаяния. Его руки были покрыты кровью врагов, но более не могли держать меч.

Бойцы Урука... Некогда эти воины слушали только его, он был богом для них. Некогда, очень давно, был он сам славным царем Урука. А теперь трон Урука принадлежит Хумбабе...

И посреди гибнущего города умер Гильгамеш.

* * *
Солнце cветило прямо в глаза. Первый момент Гильгамеш не понимал, где находится. Солнце... На рассвете они напали, вспомнил он. Меньше недели понадобилось им, чтобы прорвать оборону. Это же не Урук с его высокими стенами и неприступными бастионами. Это Эшнунна, нежная и прекрасная, город, не созданный для войны.

Гильгамеш попытался выпрямиться, но что-то ему препятствовало. Он вдруг понял, что скован, и в этот миг вспомнил все: бой, кольцо врагов, гибель своих последних воинов, сразившее его копье... Он в плену, и это значит только одно: Эшнунна пала!

Гильгамеш повернул голову, чтобы избежать палящего солнца, и попытался понять, где находится. Ясно, он не в городе. Скалы... Взгляд в другую сторону – да, это храм Иштар. Храм был построен по его распоряжению в половине дня езды верхом от города. Здесь повсюду величественные отвесные скалы, и там, где они сходились, замыкая вход в долину, под вертикальной стеной и стоял храм.

Гильгамеш лежал на площадке перед ним. Внезапно он почувствовал шепот богов, возвещавший всякий раз о приближениях других бессмертных. Солнце закрыла тень, и он услышал позади себя ненавистный голос Хумбабы.

– Могучий Гильгамеш... – Хумбаба пнул связанного. Гильгамешу ничего не оставалось, как молча сносить оскорбления.

– А выйти на честный поединок духу не хватает? Боишься меня? – бросил он тени.

Хумбаба наклонился так, что Гильгамеш чувствовал его дыхание.

– Однажды мы уже дрались в честном поединке, ты забыл? – прошептал король Урука в ухо пленнику. – И я выиграл... – с этими словами Хумбаба поднялся и пошел прочь.

А Гильгамеш вспомнил, как проиграл дуэль в кедровом лесу и как Энкиду подоспел в последний момент с отрядом лучников, нашпиговавших Хумбабу стрелами.

«Энкиду, ты никогда не держался правил...»

* * *
Минуло несколько часов, как откуда ни возьмись появились люди. Гильгамеш пробовал заговорить с ними, но они не приближались и ни один из них не произнес ни слова. Ничего не оставалось, как лежать, бессмысленно уставившись в небо. Это угнетало. Сознание того, что находишься на святой земле, не слишком успокаивало. Гильгамеш раздумывал, успела ли Мари бежать из захваченного города.

На следующее утро снова явился Хумбаба и велел двум воинам поднять пленника на ноги. Гильгамеш пытался вытащить нож из-за пояса одного из них, но был слишком слаб, чтобы сделать это быстро.

Придя в себя после ударов, которыми его наградили стражники, он впервые увидел то, над чем молчаливые мужчины работали день и полночи: перед входом в храм торчали невысокие столбы, врытые повсюду, где почва была рыхлой. Вход в храм насильственно расширили, а в центре разграбленного святилища стояло странное сооружение из... нет, не из бронзы, но металл сиял... каким-то неземным блеском.

Гильгамеш перевел взгляд на Хумбату:

– Что за игру ты задумал? Это святая земля, ты не можешь меня здесь обезглавить.

– О, нет, обезглавливать тебя я не собираюсь, – рассмеялся Хумбаба. – Пока не собираюсь, – и внезапно добавил: – Для тебя у меня другие планы. Я дам тебе время. Много времени. Чтобы ты мог поразмышлять о честных поединках и как их положено проводить.

С этими словами он подал знак воинам, и те потащили Гильгамеша к металлическому сооружению, напоминавшему искаженный трон. Они заставили рослого шумера сесть на «трон» и, с великим трудом удерживая, обвивали длинной цепью. Вскоре все его тело было скрыто под неизвестным металлом, свободной оставили только голову. Гильгамеш напряг мускулы, но цепь не давала ни малейшей слабины. И тут начали сбываться самые страшные его кошмары.

Стража привела еще пленников, и Гильгамеш узнал их. Там был военачальник Уннар, и верный слуга Синини, и верховный жрец Эшнунны Титна-уштим, и там была... Гильгамеш не смог сдержать крик, увидев Мари, всю в синяках и связанную.

– Что ты делаешь, демон! Это только наше дело, только между нами!

Металлический хомут прочно зафиксировал его голову, принуждая смотреть в одном направлении. Гильгамеш закрыл глаза, когда воины начали проламывать пол и вбивать столбы прямо перед ним. В ушах стоял грохот молотов.

Удар в живот заставил его дернуться. Открыв глаза, он увидел у столбов дюжину пленников, а через пролом – остальных. Каждый был привязан так, что мог смотреть только на царя.

– Я бы казнил всех, – небрежно бросил Хумбаба, – но кто-то же должен работать, город отстраивать. Поэтому я ограничусь сотней твоих ближайших друзей и вернейших слуг. Чтоб ты не скучал, – с насмешкой добавил он, выхватывая из-за пояса нож. Потом схватил Синини за левую руку и точным движением перерезал ему вены.

– Кровь твоих подданных за кровь моих! – теперь сам голос Хумбабы походил на режущее лезвие. Он шагнул к другому столбу и схватил руку отчаянно сопротивляющегося Титна-уштима, игнорируя заклинания жреца. Через секунду пол у ног Титна-уштима окрасился красным.

Гильгамеш видел страх смерти в глазах своих людей и в этот момент готов был на все, только бы их спасти.

– Возьми мою голову, отпусти их, – шептал он.

Хумбаба коротко посмотрел на него и с мрачной усмешкой повернулся к следующей жертве.

– За моего убитого брата! – гремел он, выпуская сдерживаемую столетиями ярость. Вазин-уни, мудрейшая женщина Эшнунны, умерла с тихим вздохом.

– За сожженные кедровые дворцы, красу и гордость моей страны! – Хумбаба зарезал очередного пленника. Пол храма давно превратился в озеро крови.

Он снова повернулся к Гильгамешу:

– И за то, что ты велел смертным меня убить, чтобы спасти тебя от поражения!

– Возьми мою голову! – кричал Гильгамеш. Но Хумбаба медленно приблизился к остававшемуся невозмутимым до конца Уннару и всадил ему в сердце нож.

Следующий столб – Мари. Хумбаба так же не спеша подошел к ней. Глаза Гильгамеша расширились от ужаса. Не осталось больше ничего, что он мог бы предложить Хумбабе, и не было ни одного бога, у которому бы он не взывал, моля о помощи.

Но Хумбаба убрал нож, усмехнулся и мягко отвел прядь волос с лица Мари:

– Нет, тебя пожалуй оставлю, – с этими словами он кивнул стражникам и вместе с ними покинул храм, оставив Гильгамеша среди мертвых и умирающих.

Выходя, он бросил через плечо:

– Я еще приду за твоей головой. Однажды.

* * *
Он не мог освободиться. Он не мог даже повернуть головы, а когда воины приходили убить еще кого-нибудь, они заставляли его смотреть. Хумбаба больше не появлялся. Через шесть дней в живых оставалась только Мари. Гильгамеш смотрел на нее и не мог вымолвить ни слова. Что он мог сказать? Просить прощение за то, что не сумел защитить ее? Больно было смотреть ей в глаза, полные такой же любви, как в тот далекий день, когда повелитель Эшнунны почтил визитом винный погребок ее отца. Всего пару раз ей приносили хлеб и воду. Гильгамеш чувствовал, что ее силы на исходе. Внезапно она подняла голову и заговорила, впервые за все время плена.

– Живи, Гильгамеш! Живи, возлюбленный мой! – и запела, ломким, дрожащим голосом, но неустанно:

Боевой топор он поднял рукою,
Выхватил из-за пояса меч свой,
Гильгамеш поразил его в затылок,
Его друг, Энкиду, его в грудь ударил;
На третьем ударе пал он,
Замерли его буйные члены,
Сразили они наземь стража, Хумбабу,
На два поприща вокруг застонали кедры:
С ним вместе убил Энкиду леса и кедры.
Сразил Энкиду стража леса,
Чье слово чтили Ливан и Сариа,
Покой объял высокие горы,
Покой объял лесистые вершины.[2]
Гильгамеш не открыл глаз, когда голос Мари навеки умолк. Прошли недели, прежде чем он снова бросил взгляд на единственный доступный ему кусочек мира, бывший могилой дорогих ему людей. Больше всего желал Гильгамеш, чтобы Хумбаба наконец пришел и дрался с ним. Но со временем гнев на врага сменился злостью на самого себя: «Прославленный герой Урука... любимец богов... город не отстоял... доверившихся тебе людей не защитил... их убили за твои прошлые деяния... за то, что ты сотворил в другой, давно минувшей жизни...»

В бесконечной череде мучительных смертей и воскрешений Гильгамеш был бы рад умереть окончательно.

* * *
Шло время. Хумбаба недолго царствовал на троне Урука, только пока не явились наемники из далекой Нубии. Пришельцы начали жечь деревни, и Хумбаба собрал и выставил армию против них. И тут выяснилось, что три предводителя чужаков – бессмертные. Отборные войска Хумбабы были бессильны против них, и в конце концов темнокожий противник взял в поединке его голову.

Хумбаба умер с кривой усмешкой на устах, и последняя его мысль была о полуразрушенном храме на пустыре севернее Эшнунны.

* * *
Время продолжало течь своим чередом. Гильгамеш сломал себе шею, чтобы высвободить голову из хомута, но против остальной цепи оказался бессилен. Прошли годы, прежде чем он смирился с тем, что из этой тюрьмы нет выхода.

Как-то цепь на левой ноге лопнула. Гильгамеш это заметил, попыток освободиться не возобновил. Головой можно крутить куда хочешь – и ладно. Взор его отдыхал на скудной зелени, отвоевавшей себе место в стенах заброшенного святилища. Иногда он почти забывал, что на полу у его ног громоздится сотня скелетов, и сотня черепов обвиняюще взывает пустыми глазницами.

А потом обвалилась крыша и погребла и останки шумеров, и скованного царя. Он встретил смерть под рухнувшими камнями, как желанную гостью.

Шумер, 856 до н. э.
Одинокий всадник саркастически усмехнулся, пробурчав: «Это и есть та самая проклятая долина? Не удивительно, что в местных деревнях всерьез верят, что при солнечном затмении небо может обрушиться им на головы».

Он тряхнул копной каштановых волос, смахивая их с лица, и поскакал дальше. И увидел на краю дороги то, что недавние дожди вымыли из песка: человеческий череп. Путешественник огляделся вокруг, заметил выбитые на скалах знаки и еще один череп на скальном выступе.

Древнее кладбище?

Ночь уже вступала в свои права, а вместе с ней и холод. «Святая земля, неплохо», – подумал всадник, въезжая дальше в долину в поисках убежища.

Долина заканчивалась тупиком, и путешественник уже собирался заночевать под голой скалой, как вдруг обнаружил едва заметные руины какого-то сооружения, возможно, древнего храма. Почти все его стены обрушились, но задняя сторона углублялась в гору, там всадник и решил устроиться на ночлег. Он спешился и повел коня по выветрившимся каменным плитам.

Странное чувство охватило его, и тут он понял, что стоит посреди развалин, а кругом во множестве разбросаны человеческие останки.

– Действительно, кладбище, и ощущение здесь какое-то тягостное, – буркнул он. Но шел дальше, ибо в призраков не верил. Шел, пока не наткнулся на торчащую из-под кусков каменной плиты руку. Без признаков разложения. Странное чувство усилилось, и Тьянефер из Трои[3] уже знал, что имеет дело с бессмертным.

Разбирать камни было нелегко. Взору Тьянефера предстало разбитое тело мужчины --  бессмертного. Человек был обвит множеством цепей и прикован к непонятной металлической конструкции. Тьянефер освободил его, потом развел костер и принялся ждать.

Разбудил его Зов, уже перед самым рассветом. Тьянефер посмотрел в сторону почти прогоревшего костра, где лежал другой бессмертный. Тот, похоже, только что очнулся и лежал, уставившись перед собой. Тьянефер бросил в костер несколько веток.

– Я Тьянефер из Трои, – он подождал, но незнакомец никак не отреагировал.

– Кто ты? – Тьянефер вдруг подумал, что чужак не понимает по-гречески, и повторил вопрос на вавилонском, потом на других языках, бывших в ходу у различных народов. Неизвестный бессмертный только вертел головой, прислушиваясь к словам, но без малейшего понимания. Взгляд его был пуст, как неисписанный папирус. Вдруг чужак низко наклонил голову, косясь на меч, который Тьянефер для верности держал в руке. Тьянефер не сразу понял, что незнакомец хочет умереть.

Обезглавить его просто так, без поединка? Нет, это неправильно. К тому же они на святой земле.

Тьянефер мотнул головой и направился к своим вещам – готовить завтрак.

* * *
Гильгамеш смотрел на человека, говорившего на непонятном языке. Мысли двигались медленно, как в вязком болоте. Столетия под завалом не помогали мыслить быстрее. Бессвязные отрывки воспоминаний... они таинственным образом притягивали к одному месту... там полураздробленный череп.

– Мари... – столетиями не использованные голосовые связки выдали лишь хриплое карканье. Здесь, на этом самом месте она пела. До конца. «Живи, возлюбленный мой!» – все еще звучало у него в голове.

Да, он все еще живой. Какую бы игру ни затеяли с ним боги, он всегда остается в живых.

Чей-то голос проник в его затуманенное сознание. Он медленно обернулся – чужой бессмертный протягивал ему хлеб.

– Тьянефер, – произнес тот, указывая на себя. Он повторял несколько раз, и Гильгамеш понял, что это имя незнакомца. Потом тот указал на него и что-то спросил, снова повторяя вопрос.

«Он хочет знать мое имя. Мое имя? Кто я? Я Гильгамеш, герой Урука?» – он обвел пустым взглядом разбросанные кругом кости, и больше никогда не вспоминал это имя. Оно исчезло из его памяти.

Северная Италия, 267 до н.э.
Он поплотнее закутался в медвежью шкуру, ибо несмотря на раннюю весну, вечером было довольно холодно. Обычно он избегал людей, как и они избегали его, но сейчас его словно волшебной силой неотвратимо тянуло к лагерю. Оттуда слышалось пение, дивный женский голос.

– Мари... – выдохнул он, хотя часть его знала, что это не может быть она. В сумерках он пробрался в лагерь и затаился недалеко от большого костра в центре.

* * *
Маркус Константин довольно улыбался. Кругом сидели его гордые солдаты, и восторженно слушали песню. «Они это заслужили, – думал он, – честно заслужили отдохнуть от войны».

Неожиданно песню прервал громкий крик:

– Медведь! Медведь! – между рядами палаток бежал человек, указывая на что-то позади себя. Константин заступил ему дорогу.

– Что случилось, солдат?

– Там медведь, центурион! Вон в тех кустах!

Маркус Константин кивнул своему заместителю:

– Пусть женщина продолжает петь. С медведем я разберусь, – подхватил меч и побежал на край лагеря. Там уже трое солдат тыкали копьями в кустарник с парой деревьев. Центурион увидел внушительный силуэт затаившегося в кустах медведя и в ту же секунду почувствовал Зов.

В своей центурии Маркус Константин был единственным бессмертным. Он удивленно огляделся, потом снова перевел взгляд на «медведя»...

– Я Маркус Константин, центурион из пятого римского легиона, – представился он, обнажая меч. – Кто ты?

* * *
Чужой бессмертный повторил вопрос. У него был странный выговор, непохожий на местное наречие. Как и люди, языки рождались и умирали, поэтому учить их смысла не было. Но речь этих солдат звучала в последнее время достаточно часто, чтобы начать ее понимать. Чужой бессмертный спрашивал его имя.

«Мое имя... У меня нет имени. Оно мне не нужно. Что ответить чужаку? Любое имя не хуже и не лучше другого. Тогда назовусь я тем именем, которым меня называют эти солдаты, которые тут всюду снуют».

– Урса.{Урса – по-латыни медведь.}

Сказав это, бессмертный снова закутался в медвежью шкуру, сел, прислонившись к дереву, и с блаженной улыбкой продолжил слушать доносящееся из лагеря дивное пение.

Перевод: _Blacky, 2014.

Ишафель (Ishafel) Упреждающий удар

Маклауд относился к тому виду идиотов, которые из чувства долга едут в зону боевых действий, только чтобы научить нищих сирот решать задачки и разбираться в искусстве. Джо был идиотом, настолько преданным своей работе и друзьям, что последовал за ним, хотя был уверен в исключительной глупости этой затеи. Митос же любил обоих до идиотизма и не мог позволить им напрасно сгинуть.

Так он оказался в Кабуле в разгар американской оккупации. Город был красивой развалиной, шлюхой, разрывающейся между корыстью и святостью – такими всегда становятся города перед закатом. Митос жил в Риме, Константинополе, Париже, Сараево, Александрии, когда там жгли библиотеки.

Здешние обитатели с их умными лицами, сильными руками и еще более сильной верой, то жадные, то щедрые, легко впадали в гнев и мгновенно прощали. Так обычно ведут себя люди, застигнутые войной, которую они не в силах понять и остановить – пытаются спасти то, что еще можно спасти, и извлечь выгоду из того, что спасать уже поздно.

Маклауд старался, чтобы их дети не нуждались в еде и книгах. Джо писал эмоциональные отчеты наблюдателям и объективные для французского сайта, хотя там его считали мерзким янки, сующим нос не в свое дело. Митос работал врачом в лагере беженцев, контрабандой переправляя в город медицинские инструменты и антибиотики в обмен на древности.

Его мало заботило мнение Мака, или же наоборот, он поступал так именно потому, что все время думал, что тот скажет, если узнает. Митос слыл хорошим врачом и прекрасным контрабандистом – в конце концов, кто еще мог похвастаться таким богатым опытом? – и повстанцы доверяли ему. Пусть фанатики, но дураками они не были. Как не были и плохими людьми – никто из его маленькой группы боевиков. Только голодные, отчаявшиеся младшие сыновья и братья, которых злило, что жизнь выкинула их на задворки. И они боялись, боялись, что потеряв контроль над всем, не смогут удержать его вовсе. Митос знал таких людей. Когда-то он был одним из них.

Жалкое оправдание. Он прекрасно понимал, что поступает плохо, но не прекращал просто потому, что ему нравилась такая жизнь.

Маклауд и Джо жили в отеле в центре города, где было расквартировано большинство американцев из числа гражданских: журналисты, медицинский персонал, личная охрана, миссионеры и разнообразные бездельники. Единственным местом в отеле, оправдывающим своё существование, был бар, людный до прихода к власти Талибана и закрытый после. В течение шести месяцев с начала войны американцы прикончили почти весь алкоголь из его запасов.

Митос поселился в доме на окраине и предусмотрительно держал все входы и выходы запертыми, хотя почти всё свободное время проводил в баре. Он рассказывал Джо дикие, почти правдивые истории, стараясь привести Маклауда в ужас при любой возможности.

– Кронос и я разграбили этот город однажды, – поведал он как-то вечером, когда вокруг было тихо и они оказались практически единственными посетителями.

Митос жил здесь по бельгийским паспорту и визе, потому что ему всегда нравились бельгийцы и ещё показалось, что сейчас самое время не выдавать себя за американца. Афганцы не бросали цветов к ногам вторженцев, неважно как освещала ситуацию для мировой общественности американская пресса.

– Это было легче, чем вы могли бы ожидать. Да кто только не завоёвывал этот город: персы, Александр Македонский, греки, кушаны, Тамерлан, один или два амира, красные...

– Мит... Ганс Питер, заткнись, – прошипел Маклауд.

– Дай ему рассказать, – запротестовал Джо. Он притворялся более пьяным, чем был на самом деле. Митос видел его насквозь, но решил не выводить на чистую воду. Он любил поговорить.

– Что ж, – продолжил он, – тогда город, конечно же, звался Кабур. – Но история так и не была рассказана. Входная дверь отворилась, и в бар вошёл Рашид. Он был связным Митоса в лагере боевиков: механик, археолог-любитель, обладатель двух благочестивых красавиц дочерей и бороды, которой позавидовал бы пророк Мухаммед.

Отель «Палас», разумеется, не был запретным для афганцев местом. Как он мог, если американцы были здесь в качестве освободителей. Это называлось старым добрым колониализмом, хотя теперь все делали вид, что не признают его. Но, кроме обслуживающего персонала, здесь афганцев не было. Когда Рашид вошёл, разговор прервался, и он понял это.

– Рашид, – произнёс Митос, заполняя неловкую паузу, – друг мой, надеюсь в лагере ничего не случилось?

Рашид мельком взглянул на стакан в его руке, отвёл взгляд и ответил:

– Нет, не в лагере. Случилось с моим сыном, доктор. Он болен, и я пришёл, чтобы вы осмотрели его в моём доме.

У Рашида не было сыновей.

– Как только допью своё пиво, – мягко отозвался Митос. Рашид запротестовал, и Маклауд напрягся. – А в чём проблема? – спросил Митос, только чтобы потянуть время.

– Проблемы с желудком, и его лихорадит. Сильно... он совсем плох, – для человека, чья жизнь зависела от обмана, Рашид был отвратительным лжецом, – ты придёшь?

Митос мог отказаться, но это была бы чистая победа Маклауда.

– Конечно, – ответил он, – ты приготовил для меня вознаграждение?

– Ты попадёшь в рай, где тебя будет ждать множество девственниц, чтобы уважить, – ответил Рашид, словно пародировал талиба. Для фанатика он обладал неожиданно острым чувством юмора. Иногда было сложно не забыть, что этот человек способен прийти на людный рынок обвешанным двенадцатью фунтами С-4: – Да, конечно, я заплачу, доктор.

Маклауд настороженно смотрел то на одного из них, то на другого. Джо уставился в свой стакан с пивом. Только они двое поняли шутку, но отчего-то Митос думал, что это не мешает остальным догадываться, о чём идёт речь.

– Не ждите меня, – предупредил он обоих, затем улыбнулся Маклауду. Спустя мгновенье Мак улыбнулся в ответ, и если от этого сердце Митоса и ёкнуло, он не подал вида.

Если бы у Маклауда всё ещё оставались его косы, Митос с удовольствием макнул бы их в чернильницу. Пиво закончилось. Он осторожно поставил пустой стакан на стол и вышел из бара вслед за Рашидом.

Они нарушали комендантский час. Хотя у Митоса и были документы медика, он всё равно рисковал нажить неприятности. И они заключались не в том, что их могли задержать, а в том, что могли застрелить без предупреждения бравые вояки, которые справедливо полагали, что все люди в темноте одинаковы. Они с Рашидом передвигались в ночи так тихо, как это было возможно.

Их не заметили и не пристрелили. Небольшой домик Митоса был пуст. К нему приходила женщина, чтобы наводить порядок, но на ночь она уходила домой. Медицинские инструменты были в двух запертых чемоданчиках в спальне.

– Пулевое ранение? – спросил он, и Рашид кивнул.

– В живот, – добавил он, показывая обеими руками место. – Вот сюда, – он выглядел так, словно изображал женщину на последних месяцах беременности. Митос взял с собой обычный в таких случаях набор: хирургические щипцы, марлевые салфетки, тампоны, хирургические нитки, комплект для переливания крови, антибиотики, лидокаин и наркоз.

Последний раз, когда он учился медицине, это было в Лондоне, и тогда только начинали исследовать группы крови. Бессмертные всегда были универсальными донорами. Митос с удовольствием бы выяснил, что это означает, если вообще что-то означало. Медицина с тех пор сделала огромный скачок в развитии, но основы остались прежними. Держаться на плаву было несложно, понимая принципы, а он всегда был в этом хорош. Да и здесь всё равно никто ничего не заметит.

Митос отдал одну из сумок Рашиду, вторую перекинул через плечо, и они отправились в путь. Дом Рашида был тёмным, даже слишком, но это потому что окна занавешены. Ночью в этой части города не было электричества, но масляные лампы обеспечивали тусклый, тёплый свет. На кухне столпилось, помимо его дочерей, около полудюжины человек. Раненый лежал на столе.

Когда Митос вошёл, они все разом заговорили. Налёт на американские казармы, прекрасная акция возмездия, слышал ли об этом Митос? Это будет в новостях даже в Америке, и они сбегут, как трусливые псы... Никому в Штатах не было дела до Афганистана, но Митос этого не сказал.

Эти люди имели весьма призрачное отношение к Аль-Каиде. Их малочисленные, плохо организованные рейды только продлевали войну, а смерти были бесполезными. Этого он тоже не сказал. Возможно, стоило бы, он говорил вещи и похуже людям, к которым испытывал куда бόльшую симпатию.

Но он завязал с нравоучениями. Митос отослал большинство мужчин из кухни. Остались Рашид и Фарук, который был главарём. Женщины помогали, подогревая воду на плите. Сколько он помнил, женщины всегда этим занимались. Задолго до того как подтвердилось, что это приносит пользу, они кипятили воду в бесчисленных котлах на открытом огне, когда недоставало рук.

– У него пулевое ранение, – озвучил Фарук очевидное, – ты сделаешь для него всё возможное?

– Да, – ответил Митос.

– Хорошо. Он молодой дурень, но он брат моей жены, и она его любит, – Фарук держал в руках что-то завёрнутое в тряпицу, и он вручил это Митосу, – спасибо тебе, доктор Гуттман.

Когда он вышел, Митос развернул вещицу. Это оказалась небольшая, но очень искусно сделанная чаша. Митос поднёс её к свету.

– Это что-нибудь ценное? – спросил Рашид.

– Святой Грааль, – ответил Митос мечтательно, – чаша, в которую Иосиф Аримафейский собрал кровь распятого Христа. – Рашид явно не смотрел «Индиану Джонса». – Это шутка. Она персидская, на тысячу лет старше, чем Христос. Красивая вещь, но не особо ценная.

Он нагло лгал: чаша была золотой, инкрустированной рубинами, просящейся в музей и более чем покрывавшей расходы в тридцать долларов и трату лекарств, но не стоит давать знать повстанцам, что они переплачивают. У Митоса была однажды чаша, похожая на эту, подарок одного из Птолемеев. Он завернул вещицу в тряпку и спрятал подальше в сумку прежде, чем подойти посмотреть на раненого.

Совсем ещё мальчишка: безбородое лицо и длинные, как у девушки, ресницы. Он был полностью раздет, если не считать перевязку, закрывавшую нижнюю часть живота, и ради приличия прикрыт простынёй. Митос осторожно размотал бинты, и Рашид, побледнев, отвернулся.

Рана оказалась свежей, что было плюсом, но очень тяжёлой. Если бы теперь в мире не существовало антибиотиков, мальчишку можно было бы считать трупом. Но даже с ними он бы не стал делать прогнозов. Старшая дочь Рашида заварила чай и отнесла его остальным мужчинам, младшая вымыла руки и ассистировала при операции.

Она была хороша: не сильна физически, но расторопна, ловка, схватывала всё на лету и обладала крепким желудком. Митос мог бы сделать из неё хирурга, или ей самой следовало получить какое-нибудь образование. Девочка была слишком умной, чтобы стать очередной правоверной мусульманкой, растящей сыновей в жертву войне, и дочерей, которые, как и она, займут место у кухонной плиты.

Но она не была его дочерью, и Митос знал, что лучше не вмешиваться. Если бы она сама хотела другой участи, то ещё был бы смысл, но он не думал, что она несчастна. Не стоит делать её такой только ради очистки собственной совести.

На то, чтобы извлечь пулю и наложить швы, ушло четыре часа, четыре душных часа в свете масляных ламп, когда глаза уже слезятся от их дыма, а пальцы начинают неметь от напряжения. Если бы он был смертным, то наверное потерял бы сознание под конец, но вместо этого Митос вытер лицо о рукав и отпил кофе, который старшая дочь сварила для него.

Мальчишка выживет. Митос пробыл рядом с ним, пока тот не начал приходить в сознание. К тому моменту уже почти рассвело, и воздух на улице стал свеж и прохладен. В какой-то момент ему показалось, что он ощутил еле уловимое присутствие другого бессмертного. Могло просто почудиться из-за усталости. Насколько он знал, сейчас они с Маклаудом были единственными бессмертными в Кабуле, где, к примеру, какая-нибудь растяжка может доставить кучу неприятных моментов, даже если не убьёт. У остальных, видимо, было больше здравого смысла, чтобы не соваться сюда.

Кто бы это ни был – если вообще кто-то был, – он ушёл. Не охотник, по крайней мере, не охотится сегодня, и Митос тоже не собирался. Он вернулся к себе и проспал полтора часа, прежде чем пришлось вернуться в лагерь. Среди практикующих медиков широко известен тот факт, что чем меньше ты спал ночью, тем более загруженным окажешься днём. Митос принимал пациентов девять часов и, улучив момент, удрал из палатки, прежде чем его успели заставить делать это на протяжении ещё девяти часов. Глаза уже были в кучку, аколени ломило от необходимости подолгу стоять. Он сел на землю и закурил одну из тех сигарет, что стрельнул у солдата из Вирджинии вместе с зажигалкой. Турецкий табак, попавший в Афганистан через Ричмонд. Митос не курил несколько десятилетий, но сейчас это отлично вписывалось в образ Ганса Питера Гуттмана, врача и наркодиллера. В книгах плохие парни всегда курят, особенно врачи.

Он закрыл глаза и задремал, позабыв о недокуренной сигарете, которую держал в руке, когда почувствовал, что на него кто-то смотрит, кто-то смертный. Инстинкты – полезная штука. Митос не открыл глаз, и человек подошёл поближе. Значит, Джо. В нескольких сантиметрах от его правой руки на землю опустилось что-то увесистое. По звуку стало понятно, что бутылка. Митос не глядя взял её и посмотрел на Джо.

В пластиковой, прохладной на ощупь бутылке отказалась вода. Открутив крышку, он с удовольствием отпил.

– Выбрось её, пока не поджёг себя, – посоветовал Джо, и Митос затушил сигарету.

– Пожалуйста, не говори, что тебе нужна медпомощь в каком-нибудь деликатном вопросе, – предположил Митос.

Джо даже не улыбнулся:

– Какого чёрта ты делаешь по-твоему, Ганс Питер?

Митос предпочёл бы гонорею.

– Присаживайся, Джо, – пригласил он, – мне тебя не видно, солнце бьёт в глаза.

Джо раздражённо или, может, неприязненно хмыкнул, но неловко сел. Вопреки собственному желанию, Митос испытал укол вины. Теперь Джо будет сложно встать без опоры, за которую можно было бы ухватиться. С другой стороны, он не сможет уйти, что хорошо.

Когда ведёшь двойную жизнь или занимаешься тёмными делишками, самое главное – всё отрицать. Никогда ни в чём не признавайся, неважно, насколько крепки улики против тебя. Он мог бы корчить перед Джо святую невинность, но слишком устал:

– То же самое, что ты или Маклауд. Помогаю людям.

– Помогаешь себе, это больше похоже на правду, – ответил Джо, – тот мальчишка прошлой ночью, он не был гражданским, и его не козёл рогами проткнул. Избавь нас обоих от лжи.

– Ты следил за мной? Каким образом? Подглядывал в окно?

– Я знал, что ты сперва пойдёшь к себе и шёл за вами оттуда, а потом перелез через стену в саду.

Митос был поражён. Фарука со всеми его предосторожностями, паролями, условленным стуком и охраной обставил пятидесятилетний калека-журналист и блюз-гитарист.

– Они бы тебя убили, если заметили.

Джо замялся:

– У меня было кому прикрыть спину.

– Маклауд? Ты и Маклауд шпионили за мной? И что ты сделал? Заставил его ждать в конце квартала с сотовым?

– А ты, похоже, по СNN сможешь объявить, что влип куда-то? Что, по-твоему, мы должны были делать?

Это было так трогательно. Как обычно в подобных случаях, Митос дал слабину.

– Хорошо, – признался он, – вы меня поймали.

– Чёрт возьми, да! – гневно прошептал Джо, – государственная измена. Я не ожидал, что ты сделаешь что-то подобное.

Митос вздохнул:

– Это не измена. Я не гражданин Америки. Они попросили помощи, и я её оказал. Я должен был позволить тому мальчишке умереть?

– Может быть, – не сразу ответил Джо, – может быть, и должен был. Он террорист, Митос. А что, если он выздоровеет и взорвёт автобус, полный детей?

– А что, если он выздоровеет и вырастит того, кто придумает лекарство от рака?

Раздражённый Джо одарил его мрачным взглядом.

– Слушай, – продолжил Митос, – я не Маклауд, я не делю мир на чёрное и белое и провёл немало времени, наблюдая. Люди — это люди. Ты спасаешь их, если можешь, убиваешь, если нет, и остаётся только надеяться, что на выходе счёт будет равным.

– Думаю, в этом случае тебе предстоит ещё немало работы, чтобы он сравнялся, – голос Джо был холоден.

– Нет, – ответил Митос ему в тон, – я не искупаю вину, Джо.

– Ну тогда тебе, наверное, неплохо платят, а? Глядя, как ты рискуешь своей драгоценной головой, проводя день за днём здесь... – он сделал широкий жест рукой, обводя лагерь беженцев, Кабул, Афганистан, Ближний Восток, катастрофу за катастрофой.

– Можно и так сказать, – согласился Митос.

Джо прикрыл глаза.

– И что это? – спросил он. – Опиум? Работорговля? Митос...

– Хорошего же ты обо мне мнения. Всё не так ужасно, веришь ты или нет. Я вообще понятия не имею, где теперь торгуют людьми.

Выражение на лице Джо не изменилось, что означало: он и не считал свои предположения правдоподобными. Это было приятно.

– Древности, – признался Митос.

– Что?

– Ты знаешь, насколько стар этот город? Даже старше, чем думают местные. Они почти со всеми воюют, торгуют абсолютно со всеми и не осознают... смертные никогда не понимают, чего лишаются, пока не потеряют это. Три тысячи лет истории, Джо, подумай об этом, три тысячи лет истории, пожертвованных, чтобы отомстить за три тысячи жизней, – кто-то по другую сторону палатки позвал его, но он не собирался отзываться сам, пока его не найдут. – Я один убил больше, – добавил он устало, хотя это признание и не было ему на руку.

– Ладно, – мрачно отозвался Джо, – ладно, мне только хотелось узнать, что у тебя есть причина для этого.

Его нашли  улыбающиеся с энтузиазмом медсёстры, наверняка думающие: «Какого чёрта он здесь делает?».

– Спасибо, – распрощался Митос с Джо по-французски, как доктор Гуттман, помогая ему встать, – спасибо.

Митос провел ещё три часа в палатке, прислушиваясь к сердцебиению, проверяя глаза, накладывая гипс на сломанные руки и мечтая о портативном аппарате УЗИ или МРТ и цифровом ЭКГ. Он чувствовал себя немного лучше и должен был ещё заглянуть к Рашиду, проведать своего пациента. Вечерами вроде этого он бывал счастлив, что не является настоящим медиком, у которого есть обязательства. Он мог бросить всё это в любой момент.

Джо ждал его, когда он собрался уже уходить. Митос слишком устал, чтобы выдать что-то кроме улыбки: «Эй! Ты теперь будешь всюду ходить за мной, чтобы я не влип в неприятности?»

Джо улыбнулся в ответ, и у Митоса отлегло от сердца, но, конечно же, Доусону нужно было разрушить момент словами:

– Тебе придётся рассказать кое-что Маклауду, ты же понимаешь.

– Да, – согласился Митос, – я просто пытаюсь выбрать самую подходящую версию.

– Может, стоит попробовать сказать правду?

Митос хмыкнул, не удержавшись:

– Да, я уверен, это сработает.

Джо схватил его за руку, заставляя остановиться:

– Да что с тобой? Я думал, Мак твой друг.

– Что? Он и есть.

– Тогда и веди себя с ним, как с другом. Объясни ему, что происходит, вместо того, чтобы придумывать то, что, по твоему мнению, он хочет услышать.

– Возможно, я так и сделаю, – вздохнул Митос и пошёл дальше, – просто у него такой вид, когда он во мне разочаровывается, как у собаки, которая знает, что хозяин собирается её бросить. Знаешь, этот трагический взгляд карих глаз, полный скорби, грустная морда и мокрый нос...

Джо был безжалостен:

– Христа ради, Док. Когда в дело замешан Мак, ты начинаешь вести себя, как двенадцатилетняя школьница. Сделай шаг или не делай... но решись уже на что-нибудь.

Они уже почти дошли до дома Рашида, и Митос ответил:

– Ты прав, Джозеф Доусон. Я так и поступлю.

– Как? Позовёшь Маклауда встретиться? Расскажешь ему обо всём?

– Решусь на что-нибудь, – и Митос постучал в дверь к Рашиду через миг после того, как Джо скрылся в тени.

Дома были только дочери Рашида и он сам. Митос не стал спрашивать, где остальные. Они прошли к раненому, размещённому в небольшой спальне, в которую превратили часть кухни. Здесь не было окон, и жара стояла даже ночью, но, несмотря на это, больной был в сознании и шёл на поправку. Его щёки до сих пор оставались мальчишески гладкими, и он зарделся, когда в комнату вошла младшая дочь Рашида. Она не подняла взгляд, но Митос спиной чувствовал, как она «не смотрит»: огнём между лопаток жгло.

Он хотел сказать ей, что не стоит выбирать этого из всех. Солдат из мальчишки был ужасный, а муж получится ещё хуже. Это уже не говоря о чёртовом фанатизме на почве религии.

Он не нёс за неё ответственность, просто помогал там, где это было возможно, а для неё ничего нельзя было сделать так, чтобы не усложнить жизнь самой девочки. Для этого она должна сама захотеть что-то изменить – как раз этого не понимали американцы. Не правительство определяет политику, а люди. Они хотят видеть у власти Талибан, и ничего здесь не изменится, пока им не понадобится что-то другое или большее.

Он почти закончил, когда ощутил присутствие другого бессмертного. Без сомнений, это был Маклауд. Митос не торопился, собирая инструменты. Он слишком устал, чтобы спешить, даже если бы и захотел.

– Выглядишь помятым, – было первым, что Маклауд ему сказал.

– Ай, – отозвался Митос, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте, – Джо ведь прислал тебя понянчиться со мной, а не критиковать мой вид.

Белоснежная улыбка Маклауда была видна даже ночью. И он явно не шотландским дантистам был этим обязан, скорее уж бессмертию:

– Но Джо этого и не запрещал.

– Напомни мне поблагодарить его утром, – слова были сопровождены зевком от души, что несколько подпортило иронию.

Митос жил меньше чем в четверти мили от дома Рашида, намного меньше, если бы улицы были прямыми, чистыми и не нужно было бы обходить патрули. К тому времени, как они добрались до места, он так устал, что ноги заплетались.

– Я немного не в кондиции, – извинился он, – а были времена, когда мог пересечь Судан без перерывов на сон, имея в распоряжении только верблюда, гружённого пивом.

– Лжец, – Маклауд выглядел вполне дружелюбно, даже поддержал его под локоть, – могу поспорить, ты никогда никуда не отправлялся без каравана, гружённого пивом.

Было не заперто. Афганцы знали, чем занимался Митос, и не трогали его жилище. К тому же единственная вещь, которую здесь можно было украсть, хранилась запертой наверху. Митос распахнул дверь, приглашая Маклауда войти.

– Ты уверен? – засомневался Маклауд, – в смысле, мы здесь уже три месяца, и это первый раз, когда ты впустил меня дальше двери.

– Плевать, – ответил Митос, упав в кресло, – можешь сделать какую угодно пакость, я слишком устал, чтобы сопротивляться.

Он задремал, когда Маклауд ушёл заварить чай, а к тому времени, когда закипела вода, уже спал глубоким сном, уткнувшись лицом в сложенные на столе руки.

Проснулся Митос всё там же, полностью одетый и с затёкшей рукой, Маклауда нигде не было, а возле локтя стояла чашка с остывшим чаем. Он вынул оттуда муху и всё равно выпил. Маклауд прибрался здесь, вымыл посуду. Может, он ещё и хлеб испёк, и стирку устроил? Митос не выносил работу по дому и суету, особенно с утра. Он поднялся наверх и лёг спать дальше, но без задёрнутых плотных штор днём в доме было жарко, как в печке.

Хотелось оказаться где угодно, только не здесь. Где-нибудь на побережье Атлантики, и чтобы забыть о совести, Джо и Маклауде. Где-нибудь с девяноста шестью сортами пива на выбор, свежим воздухом и лёгким морским ветерком.

Немного погодя он вспомнил о подарке Фарука. Чаша всё ещё лежала в сумке. Митос достал её и развернул: такая же красивая, какой показалась с самого начала и более тяжелая, чем должна бы быть, прохладная на ощупь. Захотелось, чтобы вещица могла рассказать, как оказалась здесь, кто её создал, кто торговал ею и кто бережно хранил многие годы назад.

Однажды кто-то сказал, что рано или поздно любая вещь попадает в Кабул, если она достаточно древняя. Монголы, ханы, легионеры и миссионеры, все побывали здесь. Рано или поздно любая достаточно долго существующая империя затевает войну с Кабулом. Американцы просто последние на этот момент, город переживёт их, а потом будет кто-нибудь ещё.

Митос был ужасно стар, но даже он не мог припомнить, чтобы тут не было поселения. Вещи, которые ему удавалось спасти, будут храниться, пока здесь снова не воцарится покой. Под досками пола был тайник, куда и отправилась чаша, соседствовать с изданием Корана в самом искусно выполненном из виденных им переплётов. Они будут в безопасности среди его коллекции в Стокгольме, а однажды вернутся на родину.

Едва он успел перепрятать чашу, как вернулся Маклауд.

– Мак? – окликнул Митос, на всякий случай. Бессмертные избегали этой части города как чумы, казнь через обезглавливание до сих пор была здесь в чести, но это был не повод для беспечности.

– Мит... Док? Я принёс завтрак.

Ну конечно, он принёс.

– Погоди минуту, – крикнул Митос, аккуратно возвращая доски на место. Он кое-как вымылся в ванне с еле тёплой водой и надел свежую рубашку, а побриться можно позже у Джо, наверняка там будет горячая вода.

Когда он спустился вниз, Маклауд уже разложил на столе хлеб, хумус и чечевицу. Рашид и большинство его ортодоксальных друзей питались контрабандным просроченным военным пайком и сухими завтраками «Капитан Хруст». Митос наплёл им, что Капитан был знаменитым американским героем, как Вашингтон или Буш-старший... в общем, не удивительно, что Маклауд выбрал местную еду.

– Ты рано проснулся, – заметил Митос, и Мак немного смущённо улыбнулся. Он выглядел таким довольным впервые за долгое время, хотя домашнее хозяйство всегда было его коньком. Тот тип людей, которые получают удовольствие, когда есть о ком позаботиться.

Маклауд был слишком правильным и слишком молодым для него. Митосу приходилось напоминать себе об этом. Но он стоил того, чтобы подождать, хотя ждать у моря погоды и не было в характере Митоса. Он отломил кусок хлеба и зачерпнул им немного чечевицы. Есть внезапно захотелось так, словно он сто лет голодал, хотя Митос действительно не помнил, когда в последний раз удавалось перекусить, на столе был ещё и кофе, который он с благодарностью выпил.

Когда удалось более-менее утолить голод, Митос поднял взгляд и понял, что Маклауд его разглядывает. Мак зарделся и отвёл взгляд, но затем посмотрел снова. Смелый. Митоса всегда привлекала смелость, даже если он и не понимал её.

– Подозреваю, тебе интересно узнать, что происходит, – начал он, по большей части ради того, чтобы Мак перестал мяться.

– А. Нет, Джо рассказал мне в общих чертах.

Митос удивлённо моргнул:

– Да?

– Он сказал, что ты помогал повстанцам. Почему ты нам просто не рассказал?

Очевидно Джо не упоминал о его делах с контрабандистами.

– Просто предосторожность, – попытался вывернуться Митос, – чем меньше вы знаете, тем целее будете, и всё такое.

– Ты думал, я разозлюсь из-за этого, – сделал вывод Мак и явно пытался выглядеть обиженным, как будто это не было самым логичным предположением из всех, что Митос мог сделать, – Митос, они же смертные. Ты же не думаешь, что я им желаю мучений?

– Они террористы, – ответил Митос, с подозрением наблюдая за Маклаудом, – плохие парни, Маклауд.

– Мы тоже бываем плохими парнями время от времени, – ответил Мак. – Ты не мог не мог думать, что это имеет значение. Не на войне. Ты поступил как герой.

Митоса и раньше пытались обвести вокруг пальца, причём мастера этого дела. Маклауда сейчас сложно было заподозрить в лукавстве:

– Вообще-то я ещё нелегально вывожу из страны антиквариат. Хотя, может, и легально, так как это подарки от последнего официального афганского правительства.

Маклауд расплылся в улыбке и откусил кусок хлеба:

– Я так и знал, вернее, я узнал некоторое время назад, раньше чем Джо выяснил. Но хотел, чтобы ты сам признался.

– И как ты узнал? – спросил Митос, хотя куда больше хотелось спросить, почему Горец не в бешенстве.

– Я торговал антиквариатом несколько лет. Ты действительно думаешь, что в этом бизнесе ещё осталось что-то, о чём я не в курсе? Три разных дилера связывались со мной, чтобы выяснить, знаю ли я носатого фламандца, который вывозит вещи из Афганистана.

– Не такой уж у меня и большой нос, – возмутился Митос, – по крайней мере не настолько большой, чтобы опознать меня по нему. И я бельгиец, а не фламандец.

– Конечно, как скажешь. Но, смотри, этот парень не дилер. По крайней мере нет информации о том, чтобы он что-то продавал. А если он работает на коллекционера, то очень тщательно это скрывает. И они решили, что он работает на американцев или на афганское правительство в изгнании, а может, и на себя, но только тогда он должен быть очень-очень богат, а богачи не станут сами делать грязную работу.

– И к какой версии ты сам склоняешься? – спросил он, и Мак улыбнулся. Он сидел так близко, что стоило только перегнуться через стол, чтобы поцеловать его. Митос не собирался этого делать, но это не значило, что не было соблазна. Маклауд был хорош и слишком хорошо это знал.

– Не из альтруизма, – произнёс он, и Митос еле заметно вздрогнул. Может, и хорошо, что между ними стол, – но и не похоже, чтобы ты собрался заняться торговлей антиквариатом. Значит, просто коллекционируешь.

Митос встал и принялся убирать тарелки со стола. Джо был прав: веди себя с ним, как с другом, и скажи правду. Он посмотрел на часы: и как назло, свободного времени ещё была уйма.

– До Алексы, – начал он наконец, стоя к Маклауду спиной, – намного раньше всего этого, – до знакомства с Джо, наблюдателей, Маклауда, до того, как Афганистан превратился в осиное гнездо, – в 1936-м. Я жил в Берлине, и, конечно же, там была женщина, Райза, она училась в консерватории по классу фортепиано, а я преподавал в университете. Всё было довольно спокойно, пока Гитлер не пришёл к власти.

Он вздохнул, вспоминая:

– Они были евреями, богатыми, интеллигентными, поддерживающими либералов и ортодоксальными. В то время таким был и я, когда начались волнения, я был одним из первых, кто оказался на спасательных судах. Я умолял её отца перебраться в безопасные края, и когда он отказался, то предложил Райзе сбежать со мной. Мы могли эмигрировать в Америку как муж и жена, прожить целую жизнь вместе.

– Она была совсем юной, – Митос вспомнил чёрные волосы, тёмное пальто, бледное лицо и лучистый взгляд, – и горячо предана родителям и своему богу, кроме того, она была чертовски вспыльчива, мы поссорились, – они оба вспылили тогда, она назвала его трусом и предателем, а он её – идиоткой и ушёл. – Я уехал на следующий день. Она осталась. Вся ирония в том, что она была предбессмертной, они не были её настоящими родителями, это не был её бог. Я не сказал ей. Я хотел, чтобы она выбрала, и она выбрала их. Она умерла вместе с семьёй в газовой камере, и её тело сожгли.

Митос обернулся к Маку. Тот был мрачен: бледное лицо, поджатые губы. Митос продолжил:

– Когда всё закончилось, я вернулся, от дома осталось одно пепелище, все вещи пропали, даже рояль, который был размером со слона, всё, что осталось от Райзы – это пачка писем и нечёткая фотография.

Несмотря на жару, при воспоминании о разрушенном доме и разграбленной улице, Митоса пробрала дрожь:

– Прошло много лет, и мне попался в руки каталог «Сотбис», хоть я и не собирался ни выставлять что-то на аукцион, ни участвовать в нём. И в нём была картина Пикассо, когда-то она висела в кабинете её отца, над письменным столом. Это словно увидеть призрака.

– Ты её купил?

Митос рассмеялся:

– Нет, цена была завышена, а происхождение сомнительно. Неизвестно, как она попала из Берлина в Лондон, – он встретился взглядом с Маклаудом, – люди смертны, Мак. Если чему и учат пять тысяч лет жизни, то этому. Умирают даже бессмертные --  особенно бессмертные, а вещи продолжают существовать, и иногда они – единственное, что остаётся нам от людей.

– Это слишком безумно, – ответил Маклауд, – даже для тебя. Не все умирают, Митос.

– Ну... – согласился Митос, – пока не все.

Маклауд дрогнул, и Митосу стало интересно, кого он вспомнил? Ричи? Тессу?

– Я спасаю вещи, картины, антиквариат, потому что в долгосрочной перспективе они то, что имеет ценность. Через пять сотен лет никто не вспомнит мальчишку, которого я спас той ночью у Рашида. Выжил бы он или умер, это по большому счёту ничего не меняет.

– Это, – произнёс Маклауд после паузы, – одна из самых безысходных мыслей из тех, что я слышал.

Мак встал из-за стола, обошёл его и крепко поцеловал Митоса в губы. Чувствовался богатый опыт. Не то чтобы Митос тут уступал, но для своего возраста Маклауд был хорош.

Мак пах кофе, и вот уже его руки оказались на плечах Митоса. Понадобилось некоторое время, чтобы отстраниться, и он совсем не был горд этим фактом.

– Прекрати, Мак, – остановил он, когда отдышался, – ты действительно думаешь, что я этого от тебя жду?

Маклауд выглядел немного смущённым и выбитым из колеи:

– А разве нет?

– Я слишком стар для жалости, – терпение, с которым он произносил эти слова, было обманчивым, – Джо мне посоветовал попытаться рассказать тебе правду, я рассказал. Мы, конечно, можем продолжить, и какое-то время будет даже неплохо, вот только недолго, потому что в конце один из нас прикончит другого. Может быть, как-нибудь потом, когда мы оба немного повзрослеем.

– Я думал, это было обо мне, – Маклауд чуть ли не шептал, – думал, что ты... прости.

– Эй, – Митос дотронулся до плеча Мака, – не твоя вина, моя. У меня никогда ничего просто не бывает, если есть возможность усложнить. Отчасти и о тебе было.

– Но не большей частью.

– Нет, – согласился Митос, провожая Маклауда взглядом.

Тем вечером он снова пришёл в бар и пил там с Джо бурбон, потому что скотч американцы прикончили.

– Кронос и я однажды защищали этот город, – ударился Митос в воспоминания, – тогда он уже назывался Кабул и не особо отличался от нынешнего. – Он поцеловал Кроноса перед боем ранним утром, а в обед смотрел, как его убивают у ворот. Сам он успел умереть дважды, прежде чем город пал.

– И что дальше? – Джо делал вид, что у него заплетается язык, стараясь выглядеть более захмелевшим, чем был на самом деле, настолько, чтобы не помнить ничего наутро. Митос спустил ему эту маленькую хитрость, потому что хотел, чтобы его рассказ был записан. Он хотел, чтобы о нём остались воспоминания.

Перевод: .Ноэль, 2014

_ILLA_ Дневник

Кроссовер по сериалам «Сверхъестественное» и «Горец».


Актёр Джим Бирнс играл роль Джо Доусона в «Горце» и эпизодическую роль профессора антропологии в «Сверхъестественном» в серии 1.04. Таймлайн — серия 1.04 «Сверхъестественное» и ранее.


Встречи, которые не должны быть афишированы, Джо всегда назначал в маленьких придорожных кафе. Здесь не было завсегдатаев, высматривающих знакомые лица, а до незнакомых окружающим не было никакого дела.

Люди приходили из ниоткуда, быстро решали свои проблемы и уходили в никуда. Иногда Джо думал, что именно так видят его мир, мир людей, Бессмертные. Быстротечные, ни к чему не обязывающие встречи, никаких привязанностей, никаких потерь.

Хорошо ли это? Джо не знал. Но он любил, устроившись в темном уголке, выбрать себе какой-нибудь объект для наблюдения и попытаться восстановить по маленькому кусочку мозаики всю картину чужой жизни.

Сегодня его встреча была отнюдь не секретной. Джо просто хотел увидеться со своим старым другом, который преподавал антропологию в колледже Оазис Плайнса. Джо пришёл пораньше, времени ещё оставалось достаточно, и он поудобней устроился на стуле, выбирая «жертву» среди посетителей.

Его внимание привлекли два молодых парня, которые сидели буквально через столик. Тот, что выглядел чуть постарше, с аппетитом жевал огромный гамбургер и внимательно читал местную газету. Младший уткнулся носом в ноутбук и меланхолично отправлял в рот какие-то листики из овощного салата. Не то чтобы сильно похожие внешне. С разными вкусами и привычками. Но нюх старого опытного Наблюдателя сразу определил, что перед ним братья. Причем братья, не только выросшие вместе, но и сейчас много времени проводившие в обществе друг друга. Что-то удивительно синхронное было в их движениях: то, как они разделили стол, то, как, даже не взглянув друг на друга и не произнеся ни слова, передавали соль или салфетки. Их одежда была старенькой и застиранной. Нет, не тем модным прикидом, на котором в художественном беспорядке разбросаны искусственные лицемерные дыры и потертости. Очевидно, у ребят просто не хватало средств или времени, чтобы прикупить себе что-то новое.

Они казались уставшими. Такая усталость, лежащая на лицах, будто слой пыли, возникает не от бурно проведенной ночи, а от долгого недосыпания и отсутствия нормального отдыха.

«Кто они? – задумался Джо. – На студентов не похожи, на местных – тоже, слишком не ухожены. И не работяги или сезонники. Ноутбук дорогой. А руки – явно привыкшие к тяжелой физической работе». Эти ребята поставили Доусона в тупик.

Тем временем тот парень, что работал на ноутбуке, вытянул из сумки какую-то книгу и начал перелистывать её. Джо повнимательней пригляделся. Нет, не книга. Дневник или блокнот. Судя по виду, старый, потрепанный, но когда-то жутко дорогой и качественный. Этот дневник никак не мог принадлежать этим парням – слишком они молоды, чтобы успеть довести его до такого состояния. Но он вполне мог принадлежать… Сердце Джо гулко стукнуло. Он уже видел эту вещь. И даже не единожды. Теперь Джо точно знал, кто сидит перед ним.


Первый раз он увидел этот дневник на столе своего отца, и было это ещё в конце пятидесятых годов прошлого столетия. Самому Джо тогда исполнилось лет десять.

Тогда этот дневник был великолепен. Новенький, с обложкой из натуральной кожи, с белыми мелованными листами. Он так и ждал, чтобы его взяли в руки и, конечно же, в нем должны были быть записаны самые прекрасные мысли, самые захватывающие истории.

Увидев, с каким восхищением сын смотрит на эту книжицу, старший Доусон печально покачал головой.

— Нет, сынок. Это не мне и не тебе. У меня есть друг… был.… Это его вещь. Просто он не успел ею воспользоваться, а его жена не хочет хранить у себя вещи, что напоминают о нем. Вот и отдала мне.

— Ты оставишь дневник себе? – спросил тогда Джо, ещё не потеряв надежду.

— Нет. Эта женщина неправа. Я ещё не знаю, как поступить, но подумаю.

Потом дневник довольно быстро исчез из их дома, и отец больше никогда не говорил о нем.

Старший Доусон умер от скоротечного рака, когда Джо было семнадцать лет. К тому времени он уже понял, что его отец был отнюдь не простым коммивояжером, разъезжающим по стране и месяцами не показывающимся дома. Но всю правду узнал только в госпитале во Вьетнаме, когда Наблюдатели пришли к нему и предложили присоединиться к их деятельности.

Конечно же, Наблюдатели знали и о Хранителях и об охотниках. Их организации контактировали друг с другом, обменивались информацией. Работая в архивах, Джо узнал о ячейке Хранителей, которая была разгромлена в 1958 году. Но то, что именно один из её членов и был другом отца, узнал гораздо позже.

Наблюдатели всегда внимательно отслеживали информацию, в которой фигурировали отрубленные головы, чтобы вычислить появление новых Бессмертных.

Именно такая информация и привела Доусона в маленький пыльный городок в Техасе в 1991 году. Джо быстро разобрался, что Бессмертными тут и не пахнет, а отрубленные головы – результат работы охотников, зачищающих гнездо вампиров. Он даже выследил одного – крепкого темноволосого мужчину, который жил в соседнем номере мотеля и ездил на раритетной черной «импале». Ну а уж звук разборки, чистки и сборки револьверов и ружей Джо мог узнать и через тоненькие фанерные стенки мотеля. Тут бы ему уехать и не искать приключение на свои больные ноги, но уж очень было интересно посмотреть на технику отрубания голов у вампиров. В результате Джо получил свою собственную больную голову. Вернее, по голове, когда прятался в кустах, наблюдая за схваткой вампира и охотника.

Пришел в себя Джо в номере мотеля, но не в своем, а у соседа-охотника. Сам охотник сидел за столом и рылся в куче бумажек, периодически хватая то одну, то другую и быстро строча что-то на чистом листе бумаге. Услышав, что Доусон зашевелился, он повернулся на стуле и хмуро спросил:

— Ну, и зачем ты потащился в таком… э-э-э… состоянии за мной? Журналист, что ли, или просто идиот?

«Вежливый, – подумал Джо. – Другой сказал бы «безногий калека».

Он осторожно сел на кровать и пощупал голову. Повязки не было – значит, легко отделался. Хотя голова болела зверски.

— Скорее коллега, из смежной области, так сказать.

— Это же из какой-такой смежной?

— Слушай, тебе лучше этого не знать.

Охотник неожиданно фыркнул и улыбнулся. Эта улыбка изменила всё. Джо понял, что этот человек любит и умеет улыбаться, но вот ранняя седина и боль, словно затаившаяся в уголках глаз, свидетельствовали, что жизнь отняла у него такую возможность.

— Шутишь? Это моя фраза. Ладно, как зовут-то тебя, коллега?

Скрывать имя не имело смысла. Этот мужик вполне мог ознакомиться с документами Джо, когда притащил его сюда.

— Доусон, Джо.

Тут охотник выдал довольно странную реакцию. Брови его поползли вверх. Он сунул руку в кипу бумаг на столе и вытащил из неё тот самый дневник. Тогда он ещё выглядел скорее как закалённый боец, чем седой ветеран, но уже явно хлебнул приключений.

— Вот, – охотник сунул под нос изумленного Джо дневник, – его передал мне Пит Доусон. Сказал, что знал моего отца, а потом исчез, как и не было его. Как и мой папа, кстати. Ты что-нибудь знаешь об этом?

Джо задумался. Он точно знал, что 1958 году никто из Наблюдателей не погиб и не пропал без вести. Мог, конечно, просто уйти из семьи, но отец тогда говорил о своем друге, как о погибшем. Да кто же этот человек?

— А тебя-то как зовут?

— Джон Винчестер.

А вот теперь всё стало на свои места. Доусон сразу мысленно сопоставил это имя, гравировку «H. W.» на дневнике и имя Генри Винчестера из списка пропавших без вести Хранителей.

Так вот кто был другом его отца! Интересно, как сына Хранителя занесло в охотники? Но раз близкие не рассказали этому человеку правду, значит, так тому и быть. Пропавший – не погибший. Мало ли что там было. Мало ли что будет.

— Извини, – покачал головой Джо. – Первый раз вижу эту вещицу. И моего отца звали Дерек. Хотел бы я тебе помочь, ты мне вроде жизнь спас, но…

— Забудь, – махнул рукой Винчестер. – Если бы ты не заорал там, я бы этого гада и не заметил. Считай, что мы в расчете. Жаль, мать говорила, что отец бросил нас. Была зла на него. А я его и не помню совсем.

«Но ты не выбросил его дневник, это о чём-то да говорит», – подумал Джо.

Больше Винчестер не приставал с вопросами. Охотники сами ревниво относились к своим секретам и уважали чужие.

Джо – Наблюдатель, сын Наблюдателя, и Джон – охотник, сын Хранителя, провели вечер, как два обычных человека. Посидели в баре при мотеле, попили пива, поиграли в бильярд, а утром разошлись каждый своей дорогой.


«Господи, да это же его сыновья, – сообразил Джо. – Старший – вылитый отец, младший на вид не похож, но вот улыбка… Редкая, почти запретная… И боль в глазах та же. Ох, ребята, вы и не начали жить еще, а вам уже, похоже, досталось».

Тем временем братья закончили свой скромный завтрак, собрались и направились к выходу. Проследив за ними взглядом, Джо увидел на стоянке знакомую машину, на которую раньше не обратил внимания.

«Значит, «импала» теперь принадлежит вам. Неужели ваш отец погиб? Должно быть, вы тоже охотники. Ну да, друг говорил, что тут в городе какая-то чертовщина творится. Ну, Бог вам в помощь, или кто там вершит наши судьбы».

Когда на следующий день приятель Джо позвонил ему и рассказал, что с ним договорились о небольшой консультации насчёт местных верований, очевидно связанных с загадочными смертями, Джо сразу сообразил, кому могла понадобиться такая информация. Он не удержался и попросил разрешения провести беседу самому, вместо своего друга.

В конце концов, он обладал куда как большей информацией и вполне мог сойти за профессора антропологии провинциального колледжа. А ещё Джо подумал: понимают ли эти ребята, что у них в сумке лежит старое, потрепанное, исписанное ужасами и разрисованное жуткими картинками настоящее...



...бессмертие.

zerinten Привидений не бывает

Кроссовер «Горец»/«Сверхъестественное»


Дорога за окном извивалась, словно пытаясь убежать от света автомобильных фар. Сэм Винчестер лениво перестукивал пальцами.

– Эй! Или прекрати, или начни уже попадать в ритм, – через какое-то время возмутился Дин, прибавляя громкость приемника.

Сэм вздохнул и отвернулся к окну. Серое полотно асфальта текло под колесами «импалы» километр за километром. Покосившись на брата, Дин с преувеличенной жизнерадостностью поинтересовался:

– А может, все-таки заглянем в Сиэтл? Раз уж Майами нам пока не светит. Подышим морским воздухом, отдохнем! Чем тебе не нравится море?

– Порт, корабли, корабли-призраки... – меланхолично откликнулся Сэм.

– Звучит как в дешевом фильме ужасов, – помолчав, прокомментировал Дин, следя, впрочем, за дорогой – пропустить поворот в его планы не входило.

Сэм медленно повернул голову и смерил брата насмешливым взглядом.

– Да наша жизнь – и так сплошной фильм ужасов.

– Но тебе нравится этот фильм, – Дин не спрашивал – утверждал.

Сэм усмехнулся и, вновь отвернувшись к окну, пошевелил затекшими ногами.

– Если так ставить вопрос – то да, – ответ прозвучал тогда, когда Дин на него уже и не рассчитывал. – Предлагаю уже остановиться, – сменил тему Сэм. – Что там у нас по пути? Сикувер?

Сверившись с картой, Сэм прибавил:

– На следующей развилке поверни направо. Через тридцать миль будет заправка, а еще через пятнадцать заедем в пригород Сикувера.

Коротко кивнув, Дин переключился на другую радиоволну, с более бодрым диджеем. Дальнейший путь проходил в тишине. Оба брата устали – неделя выдалась слишком напряженной. Дин вел машину, периодически негромко подпевая исполнителям на радио. Сэм смотрел в окно, борясь с желанием прикрыть глаза и отключиться – спать он сегодня был расположен исключительно в кровати. И пусть даже это будет кровать дешевого мотеля – кроватью она от этого быть не перестанет. Длинной, горизонтальной... где можно вытянуть ноги и расслабить спину... Сэм сглотнул, распахивая глаза. В желудке предательски заурчало.

– Держи, братишка, – Дин с усмешкой протягивал ему гамбургер. – Ты проспал самое интересное – заправку, – видя удивление Сэма, снизошел до объяснений Дин. – Ну а поскольку я никак не мог допустить твоей безвременной гибели по вине неудовлетворенного желудка...

– Смейся-смейся, – пробурчал Сэм, с наслаждением впиваясь зубами в еще горячий гамбургер.

Сжалившись, Дин не стал добивать брата. Вместо этого он добавил громкости – пока Сэм спал, радио работало гораздо тише – и во все горло буквально проорал припев одной из любимых песен.

Сэм поперхнулся.

– Стой, – неожиданно напряженно проговорил он, глядя в окно со стороны пассажирского сиденья.

– Сэмми, тебе не нравится, как я пою? – с демонстративной обидой воскликнул Дин. Однако машина начала сбавлять ход.

– Тормози же, – нетерпеливо отмахнулся от веселящегося брата Сэм. Пожав плечами, Дин резко ударил по тормозам. «Импалу» слегка повело, прежде чем она остановилась на обочине. Сэм выскочил из машины едва ли не на ходу. Так и недоеденный гамбургер остался лежать на сиденье. Дин поторопился за братом. Правда, увидев, что привлекло внимание Сэма, на мгновение замер.

Над лесом справа от дороги плясали молнии. Не над всем, разумеется – лишь над небольшим участком. Воздух искрил, даже на таком расстоянии отчетливо пахло озоном. Вслед за Сэмом прихватив из багажника Детки оружие, Дин помчался в лес – туда, где бушевали молнии.

– Не очень-то походит на природное явление, – сквозь зубы выдохнул Дин. Сэм, покосившись на звездное небо без единого облака, промолчал – берег дыхание. Все-таки бег по ночному лесу был тем еще удовольствием.

Все кончилось еще до того, как они добрались до нужной поляны. Однако ошибиться с местом назначения при всем желании было бы проблематично: именно здесь по лесу словно бы прошелся небольшой ураган. Оглядевшись, Дин присвистнул: луна светила достаточно ярко, чтобы можно было с легкостью разглядеть вокруг изломанные, а кое-где и просто вывернутые из земли кустарники и деревья. Стволы кое-где все еще дымились. Трава местами оказалась выжжена, местами еще тлела...

– Дин, – встрепенувшись, Дин направился к брату, обходившему поляну с другой стороны. – Взгляни-ка... – но Дин видел уже и сам – два тела, лежащих рядом.

Один человек точно был мертв – сложновато быть живым с отрубленной головой. А вот второй... Дин бросил быстрый взгляд на брата – все же тот первым его нашел и, следовательно, мог уже проверить. Сэм в ответ отрицательно качнул головой:

– Мертвы. Оба.

– Очаровательно, – сухо высказался Дин. Присев рядом со вторым телом, он подсветил себе фонариком: – Вот черт!

– Что? – Сэм мгновенно оказался рядом.

– Как думаешь, чем могли нанести ТАКУЮ рану? – в неярком свете вполне можно было отчетливо рассмотреть, что удар чем-то острым и явно тяжелым разрубил левое плечо, совсем немного не достав до ключицы.

– Этим? – задумчиво предположил Сэм, указав куда-то в сторону. Повернув фонарик в указанном направлении, Дин вновь выругался.

На траве лежал меч. Дин не слишком в них разбирался, но этот явно был штукой посерьезнее декоративных игрушек. Даже на вид он казался серьезным и опасным. Да, таким, пожалуй, и голову снести можно.

– Интересно, что тут случилось? – Сэм опустился на корточки перед обезглавленным.

– Явно не тренировка каскадеров перед съемками в историческом блокбастере, – задумчиво откликнулся Дин. – Кстати, ты заметил?

– Крови почти нет, – кивнул Сэм.

– А при таких ранах тут все должно быть просто залито.

– И нет ничего, что могло бы быть признаками ритуала.

– Не люблю тихие пригороды, – закончив осмотр, но так ни к чему и не притронувшись, поднялся на ноги Дин. – Обычно чем тише городок, тем омерзительнее гадость, что там затаилась.

– Тебе нравится этот фильм, – усмехнувшись, напомнил Сэм. И явно хотел что-то прибавить, однако вдалеке послышались звуки сирены.

Не сговариваясь, братья как можно быстрее покинули поляну. Здесь и сейчас им уже больше нечего было делать. Тела и меч Сэм сфотографировал на камеру в мобильном телефоне. Результаты вскрытия можно будет добыть по привычной схеме – непосредственно в морге, представившись студентами или федеральными агентами. Поляну эту нелишним будет навестить еще раз, но уже при свете дня. И, возможно, в качестве все тех же «федеральных агентов». Но вот рисковать встречей с полицией на месте преступления и попадать в число подозреваемых при том, что Дин до сих пор числился в федеральном розыске, в данный момент точно было не лучшим вариантом.

– Накрылась, как я погляжу, наша пляжная вечеринка в Сиэтле, – пробурчал себе под нос Дин, когда они уже садились в машину. Сэм сделал вид, что ничего не слышал.

«Импала» завелась буквально с пол-оборота. Выехав с обочины на дорогу, братья разминулись с пожарной службой – похоже, странные молнии привлекли внимание не только Винчестеров. И кто-то решил подстраховаться во избежание распространения лесного пожара.

Дальнейшая дорога – буквально пара миль – прошла в задумчивом молчании. Однако уже с ночным администратором в мотеле на окраине Сикувера Дин шутил и весело переговаривался. И совсем скоро в мотеле «Устрица» сняли номер мистер Антонио Сандерс и мистер Дэвид Блэйнхарт.

* * *
Зевнув, Дин сел на кровати. И, с чувством потянувшись, взъерошил волосы на затылке.

– Ты что, ночью совсем не спал? – недовольно посмотрел Дин на младшего брата. Тот, тоже сонный, но гораздо менее помятый, пожал плечами. Сэм сидел за столом, чуть в стороне от прикрытого сине-зелеными с пыльной бахромой занавесками окна.

– Ну почему? Спал, – отозвался он, прикрывая крышку ноутбука. – Просто ма-ало, – не удержавшись, Сэм зевнул на последнем слове и потер слегка покрасневшие глаза.

– Нашел что-нибудь, спящая красавица? – усмехнулся Дин. – Стоп. Ничего не говори. Расскажешь за завтраком, – и он, замахав руками, скрылся за дверями ванной.

Сэм устало вздохнул и почесал переносицу.

Дин вышел из душа отвратительно – с точки зрения Сэма – бодрым. В глазах Дина читались энтузиазм и готовность к великим свершениям. В глазах его младшего брата отчетливо угадывалось стремление заползти под одеяло и... придушить Дина – за тот самый энтузиазм.



Полчаса спустя братья сидели в небольшом кафе рядом с мотелем. Заведение, как поведал хозяин мотеля, сменивший на посту ночного администратора, содержала его родная сестра. Что Сэму, что Дину все равно было, где позавтракать. Лишь бы сытно, вкусно и недорого. Поэтому этот вариант их вполне устроил.

Кафе оказалось на удивление уютным, не в пример мотелю. Внутри было чисто, светло и… очень вкусно пахло свежей выпечкой.

– Тосты, салат, блинчики... – Дин ухмыльнулся, оглядывая принесенный полноватой, но все еще очень милой официанткой заказ. – Когда-нибудь ты окончательно превратишься в травоядное, братишка.

– Не в этой жизни, – парировал Сэм. – Кстати, о жизнях...

– М-м-м? – Дин вопросительно приподнял бровь, но оторваться от своего вполне мясного завтрака и не подумал.

– Я не нашел ничего, – помолчав, выдал Сэм. И заел это не слишком радостное известие листиком салата.

Дин отодвинул от себя опустевшую тарелку и недоуменно посмотрел на брата.

– Ничего – это в смысле...

– Совсем ничего, – со вздохом подтвердил Сэм. – Никаких похожих происшествий зарегистрировано не было ни здесь, ни в других штатах. Я проверил последние пятьдесят лет – ничего. Отец тоже ни о чем подобном не писал.

Дин пожал плечами.

– Ну, кто знает? Может, это и впрямь не по нашей части.

– Но проверить все равно не помешает, – подвел итог Сэм, залпом допивая свой кофе.

– Ве-ерно, – Дин, расплываясь в широкой улыбке, достал монетку. – Орел или решка?

– Орел за морг, – откликнулся Сэм, внимательно наблюдая за монеткой в пальцах брата. Дин подбросил ее и... Сэм быстро накрыл упавшую на стол монету ладонью.

– Заглянем-ка сперва еще раз на ту поляну, – не глядя на то, какая выпала сторона, предложил он.

– Согласен, Сэмми, – у Дина было на редкость хорошее настроение. – Дадим патологоанатому подготовиться к нашему приходу и узнать об этих трупах все, что они только смогут рассказать.

Сэм подавил улыбку. И, убрав руку, покосился на монетку. Был орел. Сэм молча забрал монетку со стола, сунул ее в карман и, улыбнувшись на прощание хозяйке кафе, направился за Дином к машине.

– Ну и? Кто мы сегодня?Опять мистер и мистер Смит? – Сэм с отвращением покосился на свой костюм, извлеченный из недр багажника.

– Не нуди, Сэмми, – отмахнулся Дин. – Можешь предложить что-нибудь лучше?

– Да. Почитаем полицейские отчеты. А поляну осмотрим позже, когда там станет менее людно.

– Отчеты нам и так придется добыть. А информация... Ты же знаешь, с этим не стоит тянуть. Кто знает, сколько у нас есть времени до следующего раза.

– Если он будет, – скептически прищурился Сэм.

Дин бросил на брата короткий взгляд и, ничего не сказав, поджал губы.


Переодевшись в мотеле и привычно настроившись играть роль «федеральных агентов на задании», братья поехали на поляну. Там, разумеется, уже вовсю хозяйничали полицейские.

– ФБР, агент Брэдис, агент Морган, – братья предъявили удостоверения.

– Федералы... – один из полицейских почти брезгливо поморщился, поворачиваясь к напарнику. – Здесь-то они что забыли?

– Хороший, кстати, вопрос, – от группы по середине поляны отошла немолодая женщина. – Капитан Штерн, чем могу помочь... агенты? – в ее голосе было ровно столько насмешливости, чтобы ее можно было уловить, но при этом нельзя было счесть оскорбительной.

Сэм поморщился и, предоставив Дину общаться с представителем местного полицейского отдела – в конце концов, у брата всегда хорошо получалось ладить с женщинами, даже с женщинами-полицейскими, – прошел немного вперед.

Сейчас поляна выглядела несколько иначе, нежели ночью. Похоже, пожарные постарались на славу, желая предотвратить возможность лесного пожара. Эксперты, конечно, попытаются извлечь максимум информации о произошедшем, но... Очевидно было, что особо рассчитывать уже не на что. Сэм обошел поляну по периметру, стараясь обнаружить какую-либо деталь, от которой можно было бы оттолкнуться в дальнейшем. Вскоре к нему присоединился брат -- с уже немного поугасшей улыбкой.

– Как успехи? – негромко поинтересовался Дин. Сэм дернул плечом.

– По нашей части – все чисто. Либо мы играем на чужом поле, либо мы столкнулись с чем-то действительно незнакомым.

– Посмотрим... – задумчиво проговорил Дин. И, также сделав небольшой круг по поляне, о чем-то коротко переговорил с капитаном Штерн.

И вновь садясь в машину, Дин прокомментировал:

– А теперь, братишка, мистер и мистер Смит отправляются на встречу с мистером и мистером Доу.

Дорога до морга заняла около получаса – тот находился в соседнем от полицейского управления здании. Еще столько же времени потребовалось, чтобы найти мистера Бэббитта – местного патологоанатома. Мистер Чарли Бэббитт оказался обладателем огромного красного носа, внушительной комплекции и... таланта почти профессионально уходить от преследования. Во всяком случае, Сэм и Дин успели запыхаться и были уже близки к убийству, когда в череде бесконечных: «Я только что его видел вон там», «Он пошел вон туда» и «Мы с ним пару минут назад расстались прямо вот тут» -- прозвучало: «Подождите его возле кабинета – он сейчас как раз должен вернуться». На удивление, это сработало. И мистер Бэббитт был взят братьями Винчестерами сперва в клещи, а потом и в оборот.

– Да-да, Элоиза предупреждала, что вы сегодня зайдете, – грузно топая к столу, проворчал патологоанатом. На документы «агентов» он даже не взглянул. Дин, покопавшись в памяти, припомнил, что Элоизой звали капитана Штерн, и понимающе кивнул.

Усевшись – стул под Чарли Бэббиттом протестующе скрипнул, – патологоанатом указал братьям на диван.

– Итак, что вам нужно? – Бэббитт переложил на столе несколько файлов с места на место.

– Информацию по обнаруженным сегодня ночью на поляне в нескольких милях отсюда телам, – сидя на диване, Дин немного подался вперед. – Отчет о вскрытии, данные о личности – если удалось установить.

Однако Бэббитт лишь хмыкнул.

– Сожалею, но ничем не могу помочь.

Сэм нахмурился и встал с дивана:

– То есть?

– Ну вот так, – мистер Бэббитт словно бы виновато развел руками. – Не знаю, о каких телах вы говорите – мне по тому делу поступал лишь один труп. И то... лучше б он исчез до морга, чем из морга! Ладно, кровь – он мне отчетность попортил!

Дин, как и Сэм ранее, резко поднялся на ноги. А Чарли Бэббитт между тем бормотал себе под нос:

– Ему-то что? Труп, он и есть труп. А мне теперь отчитываться! Мало того, что перед начальством, так теперь еще... – патологоанатом неприязненно покосился на «агентов», – перед Бюро...

– То есть как это – исчез? – перебил мистера Бэббитта Дин.

– Не имею ни малейшего представления, – откликнулся патологоанатом, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди. – Свечку не держал.

– Ну не своими же ногами он ушел! – не выдержал Сэм, сам начиная ходить по кабинету Бэббитта.

– Как знать, молодой человек, как знать, – Чарли Бэббитт задумчиво потер запястье.

– И часто у вас так... трупы из морга исчезают? – процедил Дин. Но патологоанатом лишь пожал плечами, всем своим видом показывая, что на этот вопрос ответа у него точно не добьются.

Поняв, что больше толку от разговора не будет, братья распрощались с мистером Бэббиттом, оставив ему контактный телефон на случай, «если вдруг что-нибудь станет известно». Однако судя по взгляду, брошенному им вслед патологоанатомом, лист с телефонным номером окажется в мусорном ведре еще до того, как «федералы» успеют дойти до конца коридора – и это еще в лучшем случае.

Дело становилось все интереснее. Вот только зацепок у братьев не было никаких. Осмотр поляны так ничего и не дал – хотя, пожалуй, стоит наведаться туда еще и с ЭМП. Одно тело загадочным образом исчезло еще до того, как оказаться в морге. Второе пропало прямо из морга. Фотографии... одних фотографий было мало! Катастрофически не хватало информации. Оставалось только одно. Меч.

Однако и тут Винчестеров ожидала неудача. Среди вещдоков, проходивших по этому делу, не числились не только мечи, но и колюще-режущие предметы в принципе.

– Это --  точно все? – недоверчиво переспросил Дин, на третий раз перечитав список.

Капитан Элоиза Штерн смотрела на ручку, которую вертела в пальцах, так, словно не представляла, что с ней дальше делать. Дин вдохнул. Выдохнул. Про меч ничего не узнать, пока не дашь понять, что уже про него знаешь. Нужно было идти ва-банк.

– Капитан Штерн, – строго заговорил Сэм, первым ступая на хрупкий лед блефа. – Мы приехали в Сикувер не просто так. Это дело далеко не первое в череде похожих убийств. И везде помимо тела фигурировало еще и орудие убийства.

Сэм замолчал. И Дин, внимательно глядя на капитана Штерн, четко выговорил:

– Меч.

Реакция Элоизы Штерн была практически идеальной. Не наблюдай Винчестеры за женщиной столь внимательно, возможно, и не заметили бы, как она слегка вздрогнула и дернула уголком губ.

– Он ведь был и здесь, не так ли? – вкрадчиво проговорил Сэм. Однако капитан Штерн уже взяла себя в руки.

– Не понимаю, о чем вы, – она уверенно оглядела «федералов».

Дин, уже понимая, что вряд ли чего-то этим добьется, все-таки сделал контрольный выстрел:

– Трупы у вас из морга исчезают. Так не могут ли исчезнуть и вещдоки?

Капитан Штерн оскорблено вскинула голову. И, опираясь ладонями на заваленный бумагами стол, привстала.

– Вон из моего кабинета, – буквально прорычала она.

Это был провал. Полный.

Покинув полицейский участок, братья переоделись и вновь оказались в том же кафе, что и утром. Причем практически с теми же результатами.

Обед проходил в молчании. Не в тягостном – скорее, задумчивом. Остро стоял вопрос: что делать дальше? И ответа на него пока что не было.

Первым не выдержал Дин.

– Замечательно. Возможно, сейчас по городу свободно разгуливает оживший труп.

– Или кто-то крадет тела из городского морга, – хмурясь, возразил Сэм. Ему по-прежнему хотелось спать. Поэтому сейчас он лениво потягивал двойной эспрессо.

– Предпочитаю готовиться к худшему, – заметил Дин, откидываясь на спинку стула и явно раздумывая, не заказать ли что-нибудь еще. И как это может сказаться на их дальнейшей платежеспособности.

– Если совсем к худшему, – фыркнул Сэм, – таких зомби может разгуливать по Сикуверу уже немало. В конце концов, мы не знаем, первый ли это случай исчезновения.

– Да-а… – Дин почесал подбородок. – Судя по реакции нашего мистера Бэббитта, не первый. Далеко не первый…

* * *
Дункан Маклауд наслаждался яичницей с беконом и ароматным кофе. Утро было просто прекрасным. Солнечным, теплым… спокойным. Аманда недавно собрала чемоданы и улетела в Европу. Митос еще раньше скрылся в неизвестном направлении по каким-то своим делам. Вчерашний вечер в баре у Джо… вполне удался. Маклауд прикрыл глаза и расслабленно потянулся.

В этот момент он почувствовал Зов.

Резко выпрямившись, Дункан прислушался. Тишина вокруг ничего хорошего не сулила. Встав из-за стола, Маклауд взял меч. Несколько мгновений спустя открылась дверь черного входа. Дункан напрягся… И опустил занесенный было меч, удивленно глядя на вошедшего.

Франция, Париж, 1795 год
…Мэри была чертовски хороша! Рыжеволосая красотка из парижского квартала красных фонарей вскружила голову не только Маклауду. Но именно он последний месяц был ее бессменным ночным гостем. Сонно жмурясь и вспоминая, как гибкое тело Мэри податливо прижималось к нему, как девушка горячо шептала ему на ухо слова любви, Дункан свернул на улочку, ведущую к его дому. А спустя несколько шагов – встряхнулся, подбираясь, и накрыл ладонью рукоять меча.

Бессмертный обнаружился почти сразу: да и не так много народу было сейчас на улице – точнее, никого, кроме них двоих. Он сидел в пыли, прямо на мощеной неровным камнем дороге и, негромко напевая «Марсельезу», подкидывал в воздух серебряную монетку – кажется, это был как раз недавно вышедший из обращения экю.

– Я – Дункан Маклауд из клана Маклаудов, – не убирая руки от оружия, представился Дункан. Незнакомец только сейчас сподобился перевести на него взгляд. Поднявшись на ноги и даже не думая прикасаться к собственному мечу, он отвесил церемонный поклон и в свою очередь назвался:

– Энтони Катперс…

* * *
– Тони? – оглядев с головы до ног одетого явно не в дизайнерские вещи друга, Маклауд опустил меч.

– Здравствуй, Дункан Маклауд из клана Маклаудов, – как-то утомленно улыбнулся Тони, отставляя к стене длинный сверток. Почти тут же он потянул носом и слегка оживился: – Угостишь завтраком?

Дункан, также убирая меч, отозвался:

– Конечно.

– … Вот так все и было, – грустно посмотрев на опустевшую тарелку, закончил рассказ Тони. Маклауд намек понял правильно, и на тарелку Катперса легла еще одна порция.

– То есть, – подвел итог рассказу друга Дункан, – ты, едва успев приехать в Сикувер, успел сразиться, взять голову, погибнув при этом от ран, очнуться в морге и сбежать, ограбив полицейский участок? Внушительный послужной список – для одной-то ночи.

Тони, не отрываясь от еды, пожал плечами. И, прожевав, возмутился:

– А что мне было делать, Мак? Он шел за мной от самой Атланты. И останавливаться не собирался. Черт, да он даже представиться не удосужился! Ему нужна была только моя голова. Я пытался поговорить, пытался даже отложить встречу – в конце концов, я сюда ехал не просто так, – задохнувшись от возмущения, Тони сделал большой глоток кофе.

– Не просто так? – внезапно посерьезнев, переспросил Дункан. И, внимательно глядя на Тони, уточнил: – Охота?

Маклауд знал еще одного бессмертного, регулярно наведывающегося в Сикувер. Очень скрытного и почти неуловимого, но – не неуязвимого. И совершенно точно не хотел его терять. Как и никого из прочих своих друзей, которые в любой момент могли свалиться ему на голову.

Тони, однако, на его вопрос чуть не поперхнулся:

– С чего ты взял? – правда, чуть помолчав и отставив чашку, он уже другим тоном сказал: – Нет, Маклауд, я понимаю, почему ты спросил. В конце концов, жизнь у нас такая… Но я стараюсь держаться подальше от игры. Никого не трогаю, пока не тронут меня или моих близких, – он натянуто улыбнулся и встал со стула. – Спасибо за завтрак. Был рад тебя видеть.

Дункан проводил Тони взглядом до самых дверей. И уже когда тот, нагнувшись, подобрал меч – а в свертке просто не могло быть что-то иное, – спросил:

– Тони, тебе есть где остановиться?

– Перекантуюсь где-нибудь, – с деланым равнодушием, говорившим тем не менее о многом, пожал плечами Катперс. – Не в первый раз.

– Можешь остановиться у меня, – предложил Дункан. – По крайней мере, пока не разберешься с документами и деньгами.

– Спасибо, – помолчав, благодарно кивнул Тони. – То, что этот гад сбросил мою машину в пропасть, и впрямь здорово подпортило мне жизнь. Ладно, документы, ладно, деньги… Это дело наживное. Но там был подарок моей последней жены – вот его действительно жаль.

Маклауд понимал. Пожалуй, лучше, чем думал Катперс. Тэсса… Воспоминание отозвалось привычной уже болью на сердце. Вздохнув, Дункан подошел к другу и, накрыв его плечо рукой, слегка сжал пальцы. Пару мгновений они помолчали, затем Маклауд предложил:

– Пойдем, устроим тебя. Заодно и обновим слегка твой гардероб.

И в самом деле, цветастая рубашка на два размера больше и странные на вид не то брюки, не то шорты придавали Тони на редкость комичный вид.

– Ничего не имею против, – немного чопорно отозвался Катперс. И с мечом, завернутым в белую ткань – Дункан предположил, что это, скорее всего, простыня из морга, – направился следом за другом.

* * *
После обеда братья вернулись в отель. В библиотеке, как они по некоторому размышлению решили, делать пока было нечего. Даже если информация о пропавших из морга трупах попадала в газеты, перелопатить подшивку за неопределенный – но, скорее всего, немалый – срок ни Сэм, ни Дин еще готовы не были. Так что пока они действовали по привычной схеме: Сэм искал информацию в базе данных местного полицейского управления, а Дин в который уже раз перелистывал отцовский дневник.

– Ничего, – наконец мрачно резюмировал Сэм. – Даже если что-то когда-то и было, сейчас даже следов нет.

Пару мгновений в номере царила тишина.

– Какого черта тут вообще творится?! – не выдержав, хлопнул ладонью по кровати Дин.

– Это мы и пытаемся выяснить, если помнишь, – язвительно отозвался его брат.

– Знаю, знаю.

Дин взъерошил пальцами волосы и прошелся по комнате, с трудом сдержав порыв пнуть ни в чем не повинный стул.

– А что по мечу?

– В сети ничего нет – меч как меч. Не ритуальный, не раритетный... Совершенно обычный.

– Не сувенирный... – задумчиво дополнил Дин.

Сэм бросил на брата короткий взгляд.

– Что? – возмутился заметивший это Дин.

– Не знал, что ты такой спец по мечам, – поддразнил Винчестер-младший. И услышал в ответ фырканье.

– Ну уж сувенирное оружие от настоящего я как-нибудь отличу. Интересно только, откуда у нашего трупа такая тяга к истории?

– Кстати, об истории.

– Да? – Дин с заинтересованно повернул голову к Сэму.

– В местном университете есть историческая кафедра. Думаю, можно заглянуть туда и показать твою фотографию специалисту.

– Думаешь, будет толк? – явно утративший последние крохи надежды Дин упал на кровать и, лежа на спине, изучал теперь что-то на потолке. Сэм, запрокинув голову, тоже посмотрел на странные разводы, словно вышедшие из-под кисти художника-импрессиониста, и пожал плечами.

– Выбора у нас все равно нет. А там... кто знает? Может, и появится какая подсказка.

Между тем наступил вечер. И братья Винчестеры вновь поехали к той странной поляне в лесу. Теперь, когда у них было больше времени (а главное, поблизости отсутствовали полицейские), можно было пройтись по странному месту происшествия с ЭМП.

Аккуратно, шаг за шагом, братья в очередной раз обошли поляну. Прибор вел себя абсолютно спокойно. Ни-че-го. Фон нигде не был превышен – все оставалось исключительно в пределах нормы. Никаких подозрительных шумов, шорохов, внезапных похолоданий также не выявилось.

Не верить собственным глазам оснований не было. И в то же время уходить с пустыми руками тоже не хотелось – как, впрочем, и по которому уже кругу обыскивать поляну.

– Еще немного, и я поверю, что мне эта история просто приснилась! – проворчал Сэм уже в машине, когда они возвращались в мотель.

– Не бойся, Сэмми, я всегда готов тебя ущипнуть, – подмигнул Дин.

– Нет уж, спасибо, – демонстративно поежился Винчестер-младший. – К таким радикальным мерам я пока не готов.

Дин расхохотался. А несколько секунд спустя к нему присоединился и Сэм.


Остаток ночи они провели в мотеле. Сэм наконец-то выспался. А вот Дина почему-то мучили кошмары: ему снилось, что за ним охотится вооруженный мечом человек. Защититься не получалось, убежать – тоже. Кроме того, как Дин ни старался, разглядеть лицо преследователя ему так и не удалось. Поэтому наутро Дин встал невыспавшимся и с больной головой. Что на фоне бодрого и вполне довольного жизнью Сэма ощущалось заметно сильнее.

Впрочем, хвала тому, кто придумал двойной эспрессо и бифштекс. После завтрака Дин был вполне готов к разговору с каким-нибудь профессором одного из высших учебных заведений Сикувера – как показывала практика, обычно преподаватели были немолодыми уже, погруженными исключительно в свой предмет людьми.

Судя по найденной Сэмом информации, историков в университете работало несколько. По авторитетному мнению все того же Сэма, узнать, кто их них наиболее квалифицирован именно в нужной им сфере, лучше было непосредственно на месте – у студентов. Общаться с которыми был торжественно делегирован опять же Сэм как имеющий больше опыта обычной студенческой жизни и, соответственно, вполне способный сойти за своего.

– Да, мы с братом приехали по обмену, – рассказывал Сэм небольшой стайке девушек.

Дин, стоя чуть в стороне, с очаровательной улыбкой помахал двум блондинкам.

– Мы еще только прибыли, но уже наслышаны, какой у вас здесь классный историк! И в холодном оружии здорово разбирается…

– Да, мистер Маклауд… – закивала невысокая кудрявая брюнетка. Дину даже показалось, что с ее курносого носика вот-вот слетят очки. – Только он не совсем историк. Он читает курс лекций по средневековому оружию как приглашенный специалист.

– Но специалист он прекрасный, – поддержали брюнетку приглянувшиеся Дину блондиночки. – И преподаватель…

Девушки, переглянувшись, хихикнули. Однако развивать тему не стали. Посмотрев на часы, они заторопились на занятие. Оставив предварительно братьям номера своих телефонов и… информацию о том, где и когда пройдет следующее занятие мистера – не профессора – Маклауда. Следующая лекция ожидалась лишь через пару дней. Зато предыдущая должна была вот-вот завершиться.

Тепло распрощавшись с общительными девушками, братья Винчестеры направились на поиски нужной аудитории.

– Кто, кто так строит? – возмущенно бурчал Дин. Здание университета – как, впрочем, и весь университетский городок – оказалось на редкость запутанным. В одних только коридорах, кажется, легко можно было заплутать. И это не считая лестниц, переходов и прочих изысков архитекторской богатой фантазии.

– Подумай зато, насколько хорошо в таких условиях развиваются память и пространственное мышление, – глубокомысленно заметил Сэм.

– Ты серьезно? – поразился Дин, едва не споткнувшись. Ответить ему брат не успел – они все-таки добрались до нужной аудитории. И оттуда как раз начинали расходиться студенты.

Братья Винчестеры дождались, когда в аудитории останется один лишь человек, и заглянули внутрь. Мистер Маклауд (а это был, очевидно, именно он) собирал со столов реквизит. Или?.. Дин, приглядевшись, приподнял бровь: быть может, и не все, но кое-что из представленного здесь ассортимента точно было настоящим.

– Да? – преподаватель повернулся к ним и улыбнулся: – Чем могу помочь?

Дин едва не фыркнул. И Сэм – умница, Сэмми! – поспешил взять дело в свои руки.

– Добрый день, – ответная улыбка Сэма Винчестера была широкой, искренней и словно лучилась доброжелательностью.

Мистер «не профессор» Маклауд оказался молодым – не старше тридцати лет – высоким мужчиной с короткой стрижкой. Судя по всему, он также не чурался походов в спортзал и в целом старался вести здоровый образ жизни. Помимо этого, мистер Маклауд обладал на редкость честным – по мнению Дина, подозрительно честным – взглядом. Дин Винчестер регулярно имел возможность наблюдать подобный взгляд: в исполнении Сэма, когда тот в очередной раз о чем-то мастерски лгал. А потому градус доверия по отношению к «не профессору» автоматически понижался.

Художник: masha_kukhar


– Мистер Маклауд, – продолжал меж тем Винчестер-младший. – Мы с братом – Вик и Дэн Маннерсы, учимся на другом курсе. А вот наши девушки – Ванесса и Мари – посещают ваши занятия. И всегда отзываются о вас как о превосходном специалисте.

Дин поспешно закивал, подтверждая сказанное. И стараясь отвлечься от мысли о тех самых блондинках, запавших в душу, похоже, не ему одному. В любом случае, вмешиваться в речь брата Дин не спешил. Так что Сэм продолжал свое практически сольное выступление.

– Поэтому теперь, когда в работе над проектом мы столкнулись с вопросом, в котором нужна помощь профессионала, нас буквально отправили к вам.

Мистер Маклауд кивнул, однако убежденным, по мнению Дина, не выглядел. Впрочем, как бы то ни было, помочь согласился. И, отложив шлем, который до этого держал в руках, пригласил братьев садиться. Сам тоже присел – прямо на край стола.

– Так чем я могу помочь? – повторил мистер Маклауд.

И тут уже в ход пошла тяжелая артиллерия – подчиняясь взгляду Сэма, в игру вступил Дин.

– Мы проводим исследование, посвященное холодному оружию, – проговорил Дин – Дэн Маннерс – Винчестер. – Большая глава в нем посвящена средневековому оружию в целом и мечам в частности.

Дин достал распечатку сделанной на камеру мобильного телефона (и немного обработанной для лучшего качества) фотографии того самого меча и протянул ее «не профессору» Маклауду.

– В ходе работы мы наткнулись на изображение вот такого меча.

– И не можем понять, к какому типу и эпохе его отнести, – как чуть более подкованный по части теории, включился в разговор Сэм. – Он похож на гибрид палаша и сабли, но...

Мистер Маклауд молчал, слушал и задумчиво рассматривал изображение. Странным образом ободренный этим обстоятельством, эстафету вновь подхватил Дин.

– Но у него вдобавок весьма своеобразная гарда.

Переглянувшись, братья замолчали. К сожалению, на этом их поверхностные познания о мечах, выхваченные накануне вечером из интернета, можно было считать исчерпанными. Так уж сложилось, что по части оружия они были скорее практиками, нежели теоретиками.

– Вы и правы, – наконец заговорил мистер Маклауд, – и в то же время не совсем.

Дин вопросительно приподнял бровь. Но от комментариев пока воздержался.

– Этот меч являет собой образчик – превосходный, кстати! – палаша. Абордажного палаша. Такие клинки использовались моряками XVI–XVIII веков, как следует из названия, при абордажных боях. А та разновидность палаша, что обладает столь интересной гардой, получила и свое собственное название. Скаллоп.

Сэм и Дин переглянулись. Однако «не профессор» Маклауд еще не закончил свою мини-лекцию.

– Впрочем, – легко заявил он. – Едва ли вам стоит рассматривать в своем исследовании конкретно этот скаллоп.

– Почему же? – задал явно ожидаемый вопрос Сэм – Вик Маннерс – Винчестер.

– Потому что это – явный новодел, – отозвался мистер Маклауд. – Возможно даже, сувенирная игрушка. По фотографии судить, конечно, сложно. Однако для боевого оружие этот клинок выглядит слишком… – «не профессор» чуть помолчал, явно пытаясь подобрать нужнее слово. – ...несбалансированным. Ненастоящим.

Мистер Маклауд обвел братьев своим удивительно честным взглядом и прибавил:

– А теперь, если у вас больше нет вопросов…

– Да-да, конечно, – подскочил со стула Сэм. – Спасибо, мистер Маклауд, вы очень нам помогли!

А уже за дверями аудитории Дин возмущенно прошипел:

– Выглядит ненастоящим? Это сам он выглядит ненастоящим!

– Да… Есть в нем что-то странное, – задумавшись, согласно кивнул Сэм.

Мистер Маклауд между тем запер аудиторию и направился к выходу. Не сговариваясь, братья последовали за ним – разумеется, на значительном расстоянии. И… изумленно замерли под прикрытием кустарника в университетском саду, когда мистер Маклауд подошел к своему автомобилю. Возле машины «не профессора» ждали.

Довольно улыбаясь, под ярким солнцем доедал стремительно тающее мороженое один из недавно виденных на поляне трупов.

– Как-то он слишком бодр и жизнерадостен для зомби, – после некоторой паузы заметил Сэм. – И, похоже, открыто явившись сюда, мы крупно налажали.

– Зато теперь понятно, причем тут мечи, – передернул плечами Дин. – Помнишь, девушки говорили, что этот Маклауд – антиквар?

* * *
Дункан одарил Катперса нечитаемым взглядом.

– Тони? Не ожидал тебя здесь увидеть.

Тони лишь пожал плечами и откусил внушительный кусок мороженого. Не слишком ласковый прием, судя по всему, его ничуть не смутил.

– Разбирался с документами, оказался поблизости, – пояснил он, не то прожевав, не то просто проглотив холодное лакомство. – Так почему бы и нет?

Маклауд качнул головой. Несмотря ни на что, он все еще не мог понять, как относиться к старому приятелю. Дункан был знаком с Катперсом не настолько близко, чтобы не беспокоиться насчет загадочного «дела», ради которого тот сорвался в Сикувер. С другой стороны, поводов для сомнений Тони также не давал.

– Садись в машину, – сказал Дункан после небольшой паузы. – Похоже, появилась проблема.

Катперс фыркнул и, закинув в рот остатки мороженого, спокойно открыл дверцу и уселся в «ти-бёрд» Маклауда.

– Если ты о тех мальчишках, что шли за тобой от самого университета, и прячутся сейчас вон в тех кустах, то это не одна, а целых две проблемы, – легко заявил Тони.

– Ты их знаешь? – заводя двигатель, полюбопытствовал Маклауд. Катперс отрицательно качнул головой. – Зато они тебя, похоже, знают, – бросил на приятеля внимательный взгляд Маклауд. – Тебя и твой меч.

Тони задумался. Они уже успели выехать со стоянки и преодолеть половину пути до дома, когда Катперс твердо заявил:

– Совершенно точно никогда с ними не сталкивался. И ума не приложу, как бы они могли добраться до моего меча. Разве что уже здесь, в Сикувере… – усмехнувшись, Тони покосился на Маклауда. – Похоже, пора делать ноги. Документы будут на руках у меня уже завтра. С делом своим я постараюсь разобраться уже сегодня… Так что, думаю, утром меня уже тут не будет. Высади меня, кстати, вон там, на углу…

Поймав подозрительный взгляд Дункана, Катперс фыркнул:

– Со смертными не связываюсь! Исчезнуть – гораздо проще.

– Надеюсь, что так, – пробормотал себе под нос Маклауд, высаживая Тони там, где тот и просил. – Надеюсь, что так.

Катперс вместо ответа шутливо отсалютовал ему и, насвистывая что-то смутно знакомое, нырнул в соседний переулок. А Дункан, чуть подумав, направил машину к бару «У Джо».

Блюз-бар в это время был еще закрыт для посетителей. Для посетителей, но не для друзей. Маклауд прошел через черный ход, добрался до кабинета Джо. Доусон был там: сидел за компьютером, недовольно глядя в экран монитора и периодически хмурясь.

Дункан, видя, что его в упор не замечают, деликатно постучал. Джо дернулся. Однако увидев, кто именно к нему пожаловал, вздохнул с явным облегчением.

– Мак! – обрадовано поприветствовал он друга, между делом прикрывая свои файлы. – Какими судьбами?

– Привет, Джо, – улыбнулся Маклауд, пожимая Доусону руку.

– Просто так или по делу? – спросил Джо, прекрасно сознавая, что «просто так» в неурочное время к нему приходят крайне редко. И слегка смущенный взгляд Дункана стал явным тому подтверждением.

– Джо... не уверен, что это по твоему профилю, – достав из холодильника пиво (Джо держал его здесь специально для своих бессмертных друзей), Дункан задумчиво прошелся по кабинету и остановился у окна. Вид, честно говоря, был так себе, но Маклауда сейчас меньше всего волновали красоты пейзажа. – Точнее, надеюсь, что так оно и есть.

– Такое вступление, – Джо слегка повернул кресло и одарил Дункана обеспокоенным взглядом, – не слишком-то на тебя похоже. В чем все-таки дело, Мак?

Дункан еще немного полюбовался какой-то неведомой точкой за окном, после чего решительно развернулся, отхлебнул пива и, вернувшись к столу, сел напротив Доусона.

– А дело в том, Джо, что сегодня у меня состоялась одна странная встреча.

Джо приподнял бровь, чувствуя, как внутри зарождается недоброе предчувствие. Как показывала практика, «странные встречи» Маклауда редко сулили что-то хорошее.

Подавшись вперед, Дункан поставил локти на стол и задумчиво продолжил:

– Как ты, наверное, знаешь, недавно ко мне в гости заглянул Тони Катперс. Он взял голову Адриана Веласки, но сам на время оказался недееспособен. Он говорит, что из морга заглянул в полицейский участок – забрать меч. И сразу же пошел ко мне. А сегодня ко мне после лекции подошли двое парней с фотографией меча. Меча Катперса. При этом тела Веласки Тони в морге не видел, – Дункан задумчиво потер рукой подбородок. – Возможно, все это как-то связано.

– Не факт, – качнул головой Джо. – О теле Веласки позаботился его Наблюдатель. – Доусон, слегка нахмурившись, побарабанил пальцами по столу: – Обычно вы, ребята, берете эту часть на себя. Однако Катперс был не в том состоянии, чтобы избавиться от тела. Оставлять все как есть тоже было нельзя: кто-то вызвал пожарную службу. А один труп, который к тому же в морге не задержится, все-таки лучше, чем два.

Дункан неопределенно хмыкнул, а Доусон продолжил:

– Тем более ФБР с некоторых пор взяла на особый контроль дела, в которых фигурируют тела с отсеченными головами. Ищут серийного убийцу.

– Да уж, – пробормотал Маклауд. – Кишащий федералами Сикувер – последнее, что нам всем нужно.

– В точку, – усмехнулся Доусон. – Однако все тот же наблюдатель Веласки – вернее, бывший наблюдатель Веласки – указал в своем рапорте, что на месте происшествия появлялись двое парней. Его они не заметили – он находился в некотором отдалении. Однако чуть не спутали ему все карты: лазили по поляне, где был поединок, почти до самого прибытия пожарных. Он едва успел спрятать тело и один из мечей. Думаю, не ошибусь, если предположу, что это те же самые ребята, которые навещали тебя.

– Полагаю, что так, – медленно кивнул Дункан. – Джо… Сможешь узнать о них побольше?

– Попытаюсь, – пожал плечами тот. – Однако, скорее всего, это были просто любопытные свидетели. Судя по рапорту, они пришли со стороны трассы – видимо, заметили выброс энергии. И вели себя так, словно впервые видят нечто подобное. Искали что-то, но искали по краям поляны. Странно, конечно, что они сбежали, не дожидаясь полиции… С другой стороны…

– С другой стороны, – повторил за Джо Дункан, – они могут ничего не знать о бессмертных. Тогда они действительно обращались ко мне как к специалисту. Или же…

– Или же, – поймал пас Джо, – они просто могут быть чертовски наглыми. В любом случае, Мак, постарайся пока ничего не предпринимать. Думаю, уже завтра утром у меня на руках будет достаточно информации для того, чтобы делать какие-то выводы.

– Хорошо, если так, – Маклауд залпом допил пиво. В воздухе буквально повисли так и не прозвучавшие слова о том, что незнакомые парни с тем же успехом могут оказаться очередными охотниками на бессмертных. А явление второго Хортона – или тогда уж «хортонов»… Нет уж, увольте. – Спасибо, Джо, – Дункан решительно встал. – Как только что-нибудь станет известно…

– Я тебе позвоню, Мак, – с улыбкой перебил друга Джо.

Попрощавшись, Маклауд покинул бар и направился домой, стараясь не обращать внимания на хвост – справедливости ради стоит признать, вполне даже грамотный хвост. Избавляться от него Маклауд не стал – пока не стал. В конце концов, он обычный и вполне законопослушный антиквар. И если перед ним обычные любопытные, все должно таковым и оставаться. Не только на первый, но и на второй, а также последующие взгляды.

Дома, чувствуя себя чуть ли не на осадном положении, Дункан переоделся и прошел в зал для тренировок. Там он опустился на коврик для медитаций и глубоко, полной грудью, вздохнул.

К тому моменту, как вернулся Тони, Дункан закончил не только медитацию, но и тренировку. А на улице уже давно и прочно вступил в свои права вечер.

– Надеюсь, это не по мою голову? – как-то безнадежно покосился на меч в руках Маклауда Катперс.

– А у меня есть повод? – отставляя меч в сторону, нейтральным тоном поинтересовался Дункан.

– Если и есть, то я о том не в курсе, – пожал плечами Тони.

Еще мгновение Катперс смотрел на друга, а потом, резко повернувшись – и прижавшись – спиной к стене, буквально сполз на пол.

– Я трус, Маклауд, – прикрыв лицо ладонями, глухо проговорил Тони. – Я чертов трус.

* * *
Вопрос о том, что делать дальше, даже не стоял. Выпускать из виду подозрительного антиквара явно не следовало. Ну а тот, судя по всему, даже не подозревая о слежке, неспешно ехал по городу. Впрочем, расслабляться было рано. И дальнейшие события это только подтвердили. На одном из перекрестков «не профессор» Маклауд остановил машину, и из нее вышел недавний зомби. Как для трупа, он двигался слишком уж ловко. Настолько, что поневоле закрадывался вопрос: а не ошиблись ли они с видовой принадлежностью этой нечисти? Или… все-таки не нечисти?

Дин, также притормозив, бросил на брата выразительный взгляд. Тот, кивнув, тенью выскользнул из машины и скрылся в том же переулке. А Дин продолжил слежку за Маклаудом.

Антиквар, как выяснилось, ехал не домой. Он остановил машину возле какого-то бара – «У Джо» значилось на вывеске. Для подобных заведений было еще рановато. Но Маклауд, кажется, пришел и не как посетитель. Дин раздраженно прищелкнул пальцами: антиквар вошел через черный ход, и следовать за ним возможности не было. Пожелай Маклауд скрыться… впрочем, как выяснилось уже совсем скоро, скрываться тот не хотел. И, вернувшись к своей «ти-бёрд» – хорошая, кстати, девочка! – направился домой. Вопрос, зачем же ему понадобилось заезжать в бар, остался открытым. И это Дину совершенно не нравилось.

В любом случае, припарковавшись неподалеку от дома Маклауда, Дин задумчиво потер пальцами переносицу. А мгновением позже – потянулся к мобильному телефону. Звонил Сэм – и новости у него были не слишком обнадеживающими.

– То есть как потерял? – не то удивился, не то возмутился Дин. И, выслушав довольно эмоциональный ответ, недовольно сообщил брату, где сейчас находится сам.

Сэм явился довольно скоро. Видимо, чувствуя за собой вину, притащил заодно и гамбургеры с кофе.

– Ну и что скажешь о нашем зомби? – потягивая кофе, поинтересовался Дин – впрочем, вопрос был задан скорее для проформы. И точно…

– Ничего нового, – пожал плечами Сэм. – Быстрый, ловкий, профессионально уходит от преследования.

– Негусто, – прокомментировал Дин после небольшой паузы, в результате которой от гамбургера осталось меньше половины.

– А у тебя что? – в свою очередь спросил Сэм. И брат коротко проинформировал его, чем в это время занимался Маклауд. – Ясно, – резюмировал Сэм. – Значит, ночью сон отменяется. Надо и за антикваром присмотреть, и в бар наведаться…

– И зомби неизвестно где ходит.

– Уже известно… – пробормотал Сэм, глядя куда-то в сторону. Там, совершенно не таясь, сунув руки в карманы, вышагивала их шустрая нечисть.

– Да-а-а… – протянул Дин, наблюдая, как зомби заходит в здание. – А ведь если он заметил слежку, значит, Маклауд тоже скоро будет о ней знать.

– И неизвестно, что он тогда выкинет… А мы ведь так до сих и не знаем, что случилось со вторым трупом – тем, что с отрубленной головой, – мрачно напомнил Сэм.

– Умеешь ты, Сэмми, утешить, – пробормотал себе под нос Дин. Но брат на это лишь фыркнул и отвернулся к боковому окну.

Какое-то время Винчестеры молча и сосредоточенно дожевывали гамбургеры, а потом Дин сказал:

– От сердца отрываю, братишка.

Сэм, покосившись на него, вопросительно приподнял бровь.

– Бар, – пояснил Дин. – Ты отправишься в бар, а я присмотрю за домом и его обитателями.

Сэм на это лишь молча пожал плечами и от души глотнул кофе. Провести время в теплом баре – это казалось более заманчивым, нежели сидеть всю ночь в «импале».

* * *
Дункан приподнял бровь и, постояв рядом пару секунд, отступил на шаг и сел на коврик для медитаций. Тони молчал – лишь дышал тяжело, часто.

– В чем дело, Тони? – осторожно спросил Маклауд. Как бы то ни было, оставить друга в беде он не мог. А в том, что это именно беда – он уже не сомневался. Пусть даже Дункан знал Катперса не настолько близко – в трусости он заподозрить последнего уж точно не мог!

Тони молчал. Маклауд – тоже. Давить на Катперса смысла не было.

Дункан ждал. Однако с каждым мгновением шансы на то, что Тони все-таки заговорит, становились все меньше. И когда Маклауд был уже почти уверен, что так и не получит ответа, Энтони начал свой рассказ.

– Лет восемьдесят назад я путешествовал по Европе. И в конце тридцатых годов оказался в Испании. Там, в самом эпицентре гражданской войны, работала врачом одна женщина, Эвелина. Бессмертная. Впервые мы с ней встретились в Каталонии, но после наступления генерала Арондо Эва оказалась в числе репрессированных. Она отправилась сперва на Менорку, а потом и в Мадрид, я же следовал за ней. Знаешь, Эва совершенно меня очаровала. Она хотела спасать людей, хотела помочь своей стране… И хотя неплохо владела мечом, была совершенно равнодушна к Игре, – Тони сделал небольшую паузу, поднял голову и, посмотрев на Маклауда, слабо улыбнулся. – Это было не лучшее время и место для любви, однако, признаюсь, я влюбился как мальчишка... В любом случае, когда пал и Мадрид, а в Испании твердо воцарилась хунта, я уговорил Эву бежать из страны. И она согласилась! Однако покидать Европу мы не собирались. Эва считала, что ее медицинское искусство в оккупированных немецкими войсками странах пригодится гораздо больше, чем там, где о войне знали лишь понаслышке. Ну а я… – Тони мрачно усмехнулся. – Что я? Маклауд, я – старый солдат. И просто последовал за любимой, желая ее защитить.

Катперс вновь замолчал. И на сей раз пауза затянулась. Маклауд также не спешил нарушать тишину. Наконец Тони потер ладонями лицо и решительно продолжил рассказ:

– К сожалению, именно это мне и не удалось. Мы решили поехать в Польшу и из Чехии взяли билеты на поезд. Но именно этот состав оказался целью бомбардировщиков. И мы с Эвой потеряли друг друга. Когда я очнулся, ее рядом не было. Никого из наших попутчиков тоже. Были лишь трупы совершенно незнакомых людей (некоторые успели сильно обгореть) да искореженный остов вагона. – Тони до крови закусил губу, но вскоре взял себя в руки. – Разумеется, я искал Эву. Черт, да я чуть ли не перевернул там все вверх дном! Я спрашивал об Эве всех, кого только мог, – тщетно. Никто ничего не знал. Да и никому, пожалуй, не было до нас с ней дела. Но если ты думаешь, что я сдался, ты ошибаешься. Я не оставлял попыток и после. Спрашивал о ней всех бессмертных, с которыми меня сталкивала судьба. Жива ли она? Или погибла? Но даже этого мне не дано было знать.

Маклауд уже понял, к чему все шло. Но, чувствуя, насколько тяжело дается Катперсу этот разговор, не перебивал.

– И вот недавно я встретил одного знакомого. И он рассказал, что лет пятьдесят назад видел женщину, похожую на Эву. И слышал, будто бы она попала в психиатрическую клинику. Здесь, в Сикувере. Не слишком надеясь на успех, я поднял документы. И похолодел: в 1963 году в сикуверской психиатрической клинике произошел пожар, унесший жизни более чем половины пациентов. А женщина с такими же именем и фамилией числилась в списке погибших пациентов. Но тело, Маклауд! Тело так и не нашли.

Тони выдохнул и обмяк, словно из него резко выдернули стержень.

– И ты считаешь, – медленно проговорил Дункан, – что она может быть все еще там.

Катперс промолчал, но ответ был очевиден.

– Ты приехал сюда, чтобы проверить это. И спасти Эву, если все действительно так.

– Верно, Маклауд, все верно. Вот только… я трус! Даже ради любимой девушки я не могу это сделать. Просто не могу! Я ездил туда сегодня. Был там,  совсем близко! Но так и не смог заставить себя хотя бы зайти за ограждения, – огорченно рыкнув, Тони дернул себя за прядь волос.

– Но почему? – Дункан действительно не понимал, в чем дело.

– Потому что, – Тони поднял на него взгляд – глаза казались потемневшими, – после первой смерти несколько лет я провел в Бедламе.

Англия, Лондон, 1644 год
…Старая Мэри снова пела. В редкие минуты, когда к ней возвращался разум, она говорила, что это колыбельные для ее малюток. Тони не знал насчет детей, но сам он уснуть под этот пугающий заунывный вой не мог. Звуки были негромкими, но пробирали до самых костей.

Иногда Тони хотелось, чтобы кто-нибудь сунул Мэри в рот кляп. Иногда Тони стыдился таких своих мыслей. А иногда Тони вообще казалось, что он один из тех «малюток», которым поет Мэри. Тогда ему хотелось кричать.

Бетлемский королевский госпиталь жил своей размеренной жизнью. Первый год в Бедламе Тони провел как в тумане – он знал, что совершенно нормален, что ему здесь не место. Сначала он пытался говорить об этом, потом – вопить. Попробовал даже совершить побег. Но все это привело лишь к тому, что его посадили на цепь.

Еда в госпитале была скудной и редкой. Никто не стремился кормить душевнобольных досыта. Не мрут с голоду – и ладно... Вот только это было не так. Умирали в Бедламе в основном от голода. Даже от лечения гибли реже. Тони умирал несколько раз – он сам точно не знал сколько. Полно, да он даже понял, что умирал – много позже. А тогда о своем бессмертии он и не подозревал.

Однажды цепи понадобились для другого пациента. А Тони выглядел достаточно смирным – этот урок он усвоил. Так он обрел относительную свободу. И – возможность более тщательно спланировать побег.

Второй год дался ему сложнее – слишком много было шума вокруг, слишком много голосов. Слишком много душевнобольных было собрано в одном месте и фактически предоставлено самим себе. Тони чувствовал, что самначинает сходить с ума. Не один раз он ловил себя на том, что говорит вслух, да сам же себе и отвечает. А однажды он ни с того ни с сего расхохотался и не мог остановиться несколько часов – до тех пор, пока его не ударили в живот.

И лишь в начале третьего года Тони повезло. Старая Мэри умерла.

Обычно трупы забирали довольно быстро. Не потому, что заботились о пациентах. А потому, что за свежие тела в анатомическом театре платили больше. Но в тот самый день Тони улыбнулась удача. В Бедлам привезли целую семью, что была не в себе. Все – и врачи, и пациенты – были заняты встречей новых жильцов. А те, кто не был, не интересовались вообще ничем. Пусть ненадолго, но тело осталось без присмотра.

Старая Мэри еще не успела остыть. Поэтому переодеть ее – и переодеться самому – было несложно. Перепроверять никто ничего не стал – и Тони наконец-то оказался на свободе!

А из анатомического театра сбежать оказалось куда проще – кто же будет следить за трупами?

Вот только страх --  глубокий, сильный --  перед больницами (особенно, психиатрическими) остался с Тони на всю жизнь…

* * *
Дункан медленно кивнул. Да, теперь было ясно, почему старая психиатрическая клиника Сикувера внушала Тони ужас.

– Я могу сам пойти туда и все проверить, – предложил другу Маклауд. В конце концов, если там есть бессмертный, он почувствует.

Катперс вскинул голову и с надеждой посмотрел на Дункана.

– Маклауд, ты это серьезно? – и, прочитав во взгляде горца ответ на свой вопрос, облизал губы и поспешно заявил: – Я с тобой! Я… если кто-нибудь будет рядом – я смогу. Точно смогу!

Дункан поднялся на ноги и протянул Катперсу руку. Тот ухватился за нее и тоже встал.

– Тогда предлагаю идти сегодня ночью, – сказал Маклауд.

Тони кивнул:

– Если ее там нет, я уже завтра утром исчезну. Спасибо тебе, Мак.

Дункан лишь улыбнулся и ободряюще сжал руку Тони.

Сборы были недолгими – ужин и то занял больше времени. Обмануть парня, зачем-то караулившего внизу, также оказалось несложно. Фокус был в том, что машину Маклауд днем припарковал за углом, и с места, откуда велось наблюдение, она не просматривалась. Как и черный ход.

Так что… никем – кроме, как подозревал Дункан, наблюдателей – не замеченные, они подъехали к зданию сикуверской психиатрической клиники незадолго до полуночи.

У ограды – массивных кованых ворот – Тони замер. Дункан видел, насколько напряжен его друг, поэтому заметил:

– Тебе не обязательно идти со мной. Может, подождешь здесь?

Однако Катперс лишь отрицательно покачал головой. И решительно взялся рукой за створку ворот, дернул...

Ворота, разумеется, были заперты – причем весьма основательно. Помимо основного замка, на дверях висела внушительная цепь, закрепленная не менее внушительным дополнительным замком. Хмыкнув, Тони забросил на плечи небольшой рюкзак со снаряжением и с легкостью, говорившей о немалом опыте в преодолении подобного рада препятствий, перебрался через ограду. Маклауд, напоследок оглядевшись и убедившись, что горизонт чист, последовал за ним.

* * *
Утро у Джо выдалось далеко не самым плохим. Но так продолжалось ровно до того момента, как он сел разбирать электронную почту. Информацию о приходивших в Маклауду парнях – это были некие Винчестеры, братья – удалось получить действительно довольно быстро. И Доусон не ожидал от нее ничего сверхъестественного, но...

Послужной список братьев внушал – не уважение, но что-то весьма близкое к ужасу. Кражи. Убийства. Мелкие и не очень хулиганства. Надругательства над трупами. Разрытые могилы... Винчестеры оставляли за собой весьма... яркий след! Ничего удивительного, что они были объявлены в розыск сразу в нескольких штатах. Удивляло другое – как они все еще ухитрялись оставаться на свободе?

Прочитав следующие несколько строк, Джо почувствовал, как у него волосы на голове зашевелились. В некоторых городах после их визита оставались не просто трупы – трупы с отрубленными головами.

Доусон, выругавшись, тут же схватился за телефон. Однако Маклауд не отвечал. Хуже того – его номер был недоступен!

Джо бессильно сдавил ни в чем не повинную телефонную трубку пальцами. И – тут же, не глядя, принял входящий вызов. Прозвучавшие из динамика несколько фраз заставили Доусона побледнеть и чуть ли не схватиться за сердце.

– То есть как – пропал?!.

Выяснилось следующее: за Маклаудом со вчерашнего дня велась слежка. Один из братьев, Дин Винчестер, следовал за ним, а потом караулил у дома. Сэм, второй брат, пытался следить за Катперсом, но не преуспел. Вечером Дин продолжал оставаться у дома, а Сэм куда-то ушел. Вскоре после этого дом покинули Маклауд и Катперс, Дин остался на месте. Бессмертные приехали к зданию старой заброшенной сикуверской психиатрической клиники и скрылись внутри. Через несколько часов после этого к дому Маклауда вернулся Сэм, и братья уехали. Бессмертные с территории не выходили. Перехода энергии также замечено не было. Машина Маклауда остается там же, где ее припарковали ночью. Кроме того, утром наблюдатели сами сунулись на территорию клиники, но так никого и не заметили.

Насчет Катперса Джо не мог судить наверняка, но Маку подаваться в бега – тем более таким способом – резона не было никакого. А значит...

Доусон нервно потер подбородок. Страх за друга липким холодом сдавил сердце. Покачав головой, Джо вновь взялся за телефон. Ответ последовал всего несколько гудков спустя.

– Адам, – вместо приветствия сразу перешел к делу Доусон. – Приезжай. Нужна твоя помощь, – Джо выдохнул и с тяжелым сердцем закончил: – Мак пропал.

Реакция Адама Пирсона – а звонок был адресован именно ему – была почти такой же, как и недавно у самого Джо.

– То есть как – пропал? – вкрадчиво переспросил бессмертный.

Говорить об этом было больно и страшно. Но – необходимо.

– Похоже, в городе объявились охотники. Смертные.

– Жди, – после небольшой паузы обронил Пирсон и отсоединился.

Джо убрал мобильный телефон от уха и мрачно на него посмотрел. Да. Ждать – это единственное, что ему сейчас оставалось. Все, что на данный момент было возможно, он уже сделал. Следующий ход – за Митосом.

* * *
От ближайшего к тому месту, где Митос сейчас находился, аэропорта Южной Дакоты до Сикувера было около часа лету. До самого аэропорта, правда, ехать пришлось примерно столько же. Благо хоть, проблем с билетами на нужный Пирсону рейс не наблюдалось. «Ну еще бы, – мелькнуло в голове, – едва ли у кого-то еще в Сикувере внезапно пропал друг».

Дождавшись окончания регистрации и разместившись в салоне самолета, Адам вытащил ноутбук. Вскоре после того разговора Доусон прислал ему на электронную почту досье на предполагаемых охотников. И – это было совсем уж против правил, но их с Джо, когда речь шла о жизни Мака, подобное волновало мало – рапорты наблюдателей о событиях вокруг Маклауда и некоего Энтони Катперса за последние пару дней.

Изучив материалы, Пирсон задумался. Настолько глубоко, что часть полета и посадка прошли совершенно мимо его внимания.

После посадки и прохождения обычных, но от этого не менее утомительных формальностей в аэропорту Сикувера, Адам взял такси и отправился в город.

Вышел из такси Пирсон в паре кварталов от дома (несмотря на то, что немало времени он теперь проводил в Южной Дакоте, избавляться от сикуверской квартиры у него пока что желания не было). Машинально проверив, нет ли хвоста, Митос свернул на небольшую тихую улочку. И уже несколько минут спустя поднимался по лестнице к своей квартире. Вещей у Пирсона с собой было немного: он привык путешествовать налегке. Дорожная сумка, ноутбук – в последнее время практически неизменный спутник – и, разумеется, меч.

Вот только Митос вполне обоснованно опасался, что сейчас меча может оказаться недостаточно. По нынешним временам меч был хорош только для боев с другими бессмертными. Против смертных же...

Заперев за собой дверь и бросив сумку на пол прямо в коридоре, Пирсон целенаправленно пошел в одну из комнат. С ужесточением мер безопасности в аэропортах и на вокзалах, с повсеместным практически распространением металлоискателей и прочих детекторов возить с собой – и на себе – целый арсенал стало настоящей головной болью. Однако же это было лучше, чем ту самую голову потерять.

В любом случае, тащить что-либо (кроме, конечно же, меча, с которым ни один бессмертный в здравом уме и твердой памяти предпочитал вообще не расставаться) из Южной Дакоты в Сикувер необходимости у Митоса не было. У него и так здесь хранилось все, что нужно, – и даже сверх того.

Отперев один из шкафов, Пирсон извлек оттуда несколько аккуратных чемоданчиков. И, чуть помедлив, начал открывать их, проверять содержимое и – методично размещать это самое содержимое сперва на столе, а потом и на себе. На войне как на войне.

Основательно вооружившись, Митос подхватил кейс с ноутбуком, надежно запрятал меч под полы длинного плаща и покинул квартиру. Следующей точкой, куда направлялся Пирсон, была стоянка. Предсказуемо. Но, увы, без машины ему было не обойтись. А брать транспорт в аренду пока что он не видел смысла. Осторожность, конечно, осторожностью. Но она сама по себе не должна быть подозрительной.

Дорога до старой сикуверской психиатрической клиники была Митосу известна. Пирсон не раз и не два проезжал мимо ведущего к ней поворота. Указатель был старым, а надписи на нем – основательно потертыми. Но и менять его тоже явно никто не собирался. Свернув с трассы, Адам вынужденно сбавил скорость. Дорога, хоть и была довольно живописной – по обеим сторонам стоял лес – являлась старой и уже основательно разбитой. Ей явно если и пользовались, то крайне редко.

Вокруг царили тишина и спокойствие. Интуиция также молчала. Митос припарковался недалеко от обочины и вышел из своего внедорожника.

Здание клиники было окружено внушительным забором. Массивные кованые ворота, разумеется, были заперты. И не просто заперты: створки для верности были стянуты тяжелой цепью, скрепленной навесным замком. Последний, кстати, на вид казался относительно новым. Пирсон тихо хмыкнул. Чуть в стороне стоял «ти-бёрд» Маклауда. Митос подошел к автомобилю, обошел вокруг него. И – задумчиво коснулся переносицы. Да, что бы с Маком и Катперсом ни случилось, произошло все не здесь. Возле машины – да и по эту сторону ворот в принципе – не было никаких следов борьбы. А настолько безболезненно захватить двух бессмертных… Нет, едва ли. Следы должны быть. Митос рассчитывал найти хоть какую-нибудь нить, что-то, что проливало бы свет на события прошлой ночи. Собственно, именно за этим он сюда и поехал. Отчеты наблюдателей были хороши и достаточно информативны. Но… ни в коей мере не отвечали на главный вопрос: «Что же все-таки произошло?»

В одном месте у ворот трава была притоптана. Как по это сторону решетки, так и по ту. Оглядевшись вокруг, Митос прошелся вдоль заграждения: сперва в одну сторону, затем в другую. И, выбрав место чуть в стороне от того, где виднелась примятая трава, ловко перемахнул через забор. Пирсон немного подождал, прислушиваясь, и осторожно подобрался к следам. Итак… вот сначала один, а потом и второй человек спрыгнули (судя по глубине отпечатков подошв – почти с самого верха), немного потоптались на месте и направились к асфальтированной дорожке. Там, конечно, сквозь трещины в асфальте тоже пробивалась трава, только толку с нее уже было мало. Впрочем, если бессмертные с дорожки не сворачивали, путь у них мог быть только один. К главному входу в здание.

Пирсон направился к бывшей клинике тем же путем, что и Дункан с Катперсом прошлой ночью. Следов на земле, в стороне от дорожки, не было. А врезной замок на входной двери был аккуратно вскрыт. Митос тихо хмыкнул: судя по всему, это была работа Мака. Чувствовалась выучка Аманды. До профессионального взломщика Дункану, конечно же, далеко. Но столь простые замки для него сейчас точно не преграда.

Вновь прислушавшись – не только к звукам, но и к собственной интуиции, – Митос вытащил пистолет и взвел курок. И лишь после этого осторожно подтолкнул дверь. Та поддалась практически без усилий, зато с легким скрипом. Пирсон замер, прижавшись к стене и практически не дыша. Едва ли здесь все еще было опасно: в конце концов, наблюдатели уже успели побывать здесь. Вот только… здоровая порция осторожности не вредила еще никому.

Впрочем, если не считать недавнего скрипа, в заброшенной клинике было тихо. Пожалуй, даже слишком – отчего где-то на периферии сознания поднималась смутная тревога. Однако людей здесь, похоже, и вправду больше не было.

Плавно скользнув за дверь, Митос оказался в полутемном – не спасал даже дневной свет из нескольких разбитых окон – коридоре. Здесь было практически пусто: все, что представляло хоть какую-нибудь ценность и не было уничтожено давним пожаром, явно вынесли позже. Так что сейчас под ногами были лишь обломки да битое стекло. И то, что попало в здание уже относительно недавно: несколько фантиков, опустевшая коробка из-под чипсов, мятые жестяные банки да окурки. Похоже, местная молодежь периодически забиралась сюда пощекотать нервы. А может, и не только молодежь.

– Если заперта дверь, всегда можно воспользоваться окном, – пробормотал себе под нос Митос, подходя к одному из оконных проемов и выглядывая в него. Вид был хорош: на разросшийся и основательно одичавший сад. С основательно протоптанной тропой. И – засохшими следами крови на осколках стекла, лежащих прямо под окном. Перегнувшись, чуть ли не рискуя выпасть на улицу, Митос присмотрелся к бурым разводам. Нет. Слишком старые. Хотя, возможно, по этой тропе тоже стоит потом пройтись. Позже.

Выпрямившись, Пирсон отошел от окна и еще немного прошел по коридору. За поворотом оказались лестница и несколько дверей. Вот только добраться до них – по крайней мере, отсюда – было довольно затруднительно. Мешал внушительных размеров завал. И… Митос пригляделся. Судя по толстому и никем не потревоженному слою пыли, Мак и Катперс шли явно не этим путем. Качнув головой и не притронувшись к завалу, Митос развернулся и прошелся в другое крыло. Там завалов не было. Но не было и следов двух бессмертных. Лишь одна цепочка отпечатков подошв – возможно, наблюдателя – вела до середины коридора, а потом делала петлю и уводила обратно. Больше не было ничего: лишь пыль, грязь и обломки.

Тогда Митос вернулся к главному входу и прошелся к основной лестнице. Бинго! Следы – много свежих следов! – вели наверх. Поднявшись по лестнице на второй этаж, Пирсон огляделся. Здесь было основательно натоптано. Пытаться прочитать что-либо в полустертой местами пыли было равносильно, пожалуй, вычислению числа «Пи» при помощи гадания на кофейной гуще. Митос прошел вперед, добавляя к общей мешанине еще и свои следы. Впрочем, на этом этаже также не было ничего интересного – как, собственно, не было и следов борьбы. Пусть не следы, но стертая где-либо на стенах грязь, перевернутые или даже использованные в качестве оружия обломки… хоть что-нибудь да говорило бы о произошедшем здесь сражении. Но… Вернувшись к лестнице, Митос поднялся на третий этаж. Пока что зацепок у Пирсона не было никаких. Как не было и ощущения присутствия рядом других бессмертных.

На третьем этаже также ничего интересного найти не удалось. Обычные следы. И то – свежие были далеко не везде.

Походив по этажам, Митос спустился вниз. И вернулся к примеченному ранее окну. Спрыгнув прямо из проема на тропинку, Пирсон прошел вглубь сада. Там стояла небольшая часовня. Сильно пострадавшая, к сожалению от времени. Митос посмотрел на некогда красивое строение и прошел дальше. Там начиналось заросшее и тоже давно заброшенное кладбище: строгое, простое, явно предназначенное для захоронения больных, у которых не осталось родственников. Или просто желающих позаботиться о достойном погребении. Здесь тоже явно время от времени бывали незваные гости. Вот только следов Мака и его приятеля по-прежнему не было.

Миновав кладбище, Пирсон вновь вышел к ограде. Пришлось возвращаться тем же – точнее, практически тем же, поскольку тропы Митос на сей раз выбирал другие – путем.

По другую сторону от сада и часовни с кладбищем находилось несколько небольших зданий. В них также было пусто.

Недоуменно пожав плечами, Митос вернулся к ограде – точнее, тому месту, где перебирался через забор. И покинул наконец территорию клиники. К сожалению, это короткое «расследование» практически ничего не дало. Кроме, разве что, знания, что на территории клиники бессмертных действительно нет.

* * *
Джо нервничал. Точнее, не находил себе места от беспокойства. Возможно, ему было бы чуть спокойнее, если бы Адам Пирсон сказал, когда точно его ждать. Возможно. А возможно, и нет. Потому что Доусону в принципе было слегка не по себе: ведь он фактически вызвал Старейшего в потенциально опасное для того место.

Джо уже в десятый – если не больше – раз протирал стаканы, когда со стороны черного хода зашел человек. Джо резко вскинул голову и потянулся было за пистолетом, с которым с утра не расставался, но почти тут же облегченно выдохнул. Он узнал вошедшего.

– Здравствуй, Митос, – чувствуя, как на душе становится немного легче, поприветствовал посетителя Джо.

– Привет, Джо, – слегка улыбнулся ему в ответ Адам Пирсон.

– Пива? – автоматически поинтересовался Джо, не зная, как начать волнующий его разговор.

– Кофе, – отрицательно качнул головой Митос, устало касаясь пальцами висков.

Джо только сейчас обратил внимание на то, что выглядит его друг не самым лучшим образом. Впрочем, он подозревал, что и сам сейчас не лучше.

– Идем, – кивнул Доусон. На кухне можно было разжиться не только кофе, но и свежей выпечкой. Что тоже обоим бы сейчас не помешало.

Сварив кофе, Джо поставил одну чашку перед Пирсоном, вторую взял сам. Но вкуса, признаться, не заметил. И огромного труда Доусону стоило дождаться, когда же Митос отставит опустевшую чашку в сторону.

– Итак? – нетерпеливо спросил Джо. – Что будем делать?

– Ты, Джо, ничего, – сказал Пирсон. – А я попытаюсь отыскать этих парней – Винчестеров. Пока что все нити, что у нас есть, ведут только лишь к ним.

– А как же клиника? Возможно, там остались какие-либо следы? – слегка привстал Доусон.

– Никаких следов, – покачал головой Митос.

– Постой-ка… – медленно проговорил Джо. – Ты что это, уже успел побывать там?! – и, увидев утвердительный кивок, возмутился: – О чем ты только думал?! Это могло быть чертовски опасно для тебя.

Митос на тираду Доусона – о, несомненно, тот волновался совершенно искренне – лишь приподнял бровь и внимательно посмотрел ему в глаза.

– Я думал о друге, – негромко, но так, что Джо невольно прикусил язык, сказал он. – И Джо, очень тебя прошу. Не забывай, кто я такой.

Доусон сердито фыркнул и отвел взгляд. Потом набрал воздух в легкие, намереваясь сказать что-то еще, но не успел. Зазвонил его сотовый. Едва посмотрев на номер вызывающего абонента, Джо ответил на звонок.

Пирсон, краем уха прислушиваясь к разговору – впрочем, тот вышел на удивление коротким, раздумывал над следующим шагом. Однако Джо Адама приятно удивил.

– Их нашли! – с энтузиазмом заявил Доусон.

– Маклауда? – тут же вскинулся Пирсон. И огорченно откинулся обратно на спинку стула, услышав ответ.

– Нет, – с сожалением сказал Джо. – Не их с Катперсом. Всего лишь Винчестеров.

О-о-о. Это тоже было неплохой новостью. Митос хищно прищурился. С этим уже можно было работать.

– Где? – требовательно уточнил он.

– Мотель «Устрица». Постояльцы Антонио Сандерс и Дэвид Блэйнхарт. Комната № 29.

Митос кивнул и улыбнулся. Джо от этой улыбки мороз пробрал.

* * *
– Как, ну как мы могли их упустить? – проснувшись, первым делом снова возмутился Дин.

Сэм лишь пожал плечами. Этот монолог он выслушивал уже не в первый раз. И, как и до этого, его участие в разговоре Дину не требовалось.

Прошлой ночью Сэм направился в бар – тот самый, «У Джо». Вполне, кстати, приличный оказался бар. Публика, правда, была несколько постарше, чем он привык видеть в барах. Но, видимо, сказывалась специфика – точнее, то, что здесь играли блюз. И неплохой, насколько мог судить Сэм. В любом случае, возвращаясь к дому Маклауда, где оставался Дин, Сэм заметил, что машина антиквара отсутствует. И, как выяснилось, не только машина, но и Маклауд, а также его загадочный зомби.

По этому-то поводу Дин сейчас и злился. Ведь где их искать, реши антиквар затаиться, было решительно непонятно. Черт, да в этом деле и так было слишком уж много непонятного!

Уловив в выступлениях Дина очередную паузу, Сэм решил отвлечь брата от изрядно поднадоевшей уже темы.

– Знаешь, – задумчиво произнес он. – Похоже, для нас в этом городе нашлось еще кое-что.

– М-м-м? – Дин лежал на кровати, подбрасывая что-то в руке.

– Чуть в стороне от Сикувера располагается старая психиатрическая клиника. Заброшенная, – Сэм сделал театральную паузу. – Я нашел информацию о ней, когда читал полицейские сводки. Несколько раз там пропадали люди.

– Несколько раз? – скептически переспросил Дин.

– Три или четыре, – кивнул его брат. – Подростки. Были вместе с компанией, но в какой-то момент неожиданно исчезали. Домой не возвращались. И найти их так и не удалось.

Дин задумчиво хмыкнул. Он уже сидел на кровати и, потирая подбородок, размышлял.

– Более того, – Сэм пошел ва-банк. – Я вышел на один из местных форумов. У молодежи здесь наведаться к призракам в ту клинику – нечто вроде национального спорта.

Дин выразительно покрутил пальцем у виска.

– И не смотри на меня так, – возмутился Сэм. – Вот, – он повернул ноутбук экраном к Дину. Там и в самом деле была открыта страничка форума. И она буквально пестрела заголовками, в которых упоминались или призраки, или заброшенная клиника. А то и все вместе.

– И знаешь что? – после небольшой паузы сказал Сэм. – Практически все утверждают, будто видели или чувствовали что-то. И как по мне, эти свидетельства слишком уж похожи на правду.

Да... Дин закусил губу. В данном случае мнению Сэма можно было доверять. К тому же уехать, не проверив потенциально опасное место... Нет, это было не в их правилах.

– Этой ночью идем? – уточнил он.

– Этой, – кивнул Сэм. – Поскольку уже послезавтра ночью туда собирается наведаться, если верить форуму, целая туристическая группа.

– Кстати, а как насчет фото-видео? – поинтересовался Дин, вставая с кровати.

– О, а это еще один плюс в пользу того, что там действительно что-то водится, – усмехнулся Сэм, глядя на брата снизу вверх, что случалось не так уж и часто. – При попытке вести съемку пленки оказываются засвечены, а цифровые носители – абсолютно пусты.

– Мило, – усмехнулся в ответ Дин. – Чувствую, наш это профиль. Но...

Сэм вопросительно приподнял бровь.

– Перед тем, как туда ехать, предлагаю все-таки проверить, не вернулся ли Маклауд, – оценив выражение лица Сэма, Дин широко улыбнулся: – Давай, Сэмми. Жду тебя в машине.

И, бодро насвистывая, Дин Винчестер вышел из номера. От недавней хандры не осталось и следа. Но до «импалы» он дойти не успел...

* * *
Джо был уже немолод. Некоторые вещи и раньше давались ему не слишком легко – сказывались последствия ранения, в результате которого Доусон лишился обеих ног выше колена и был вынужден пользоваться протезами. Но что лет десять назад, что сейчас, дух Джо оставался таким же боевым. Адаму немалого труда стоило убедить его, что справится сам. И что гораздо больше пользы энтузиазм Джо принесет в другой сфере, поскольку захваченных Винчестеров нужно будет еще и где-то разместить для допроса. Не сразу, но этот аргумент все-таки подействовал. И Доусон, проворчав что-то – Пирсон не стал вслушиваться – себе под нос, предложил для этих целей подвал в баре. Что ж, это был не самый плохой вариант. Точнее даже, вполне неплохой.

Мотель «Устрица» находился на окраине Сикувера. Это был один из тех отелей, где обычно не задают лишних вопросов. И стараются не вмешиваться в жизнь постояльцев. Да и, собственно, вообще эту жизнь не замечать, лишь бы оплата была вовремя.

Машина Винчестеров – довольно приметная, кстати – находилась на стоянке. А сами братья были в номере. Вламываться туда в планы Пирсона точно не входило. Слишком много шума. И – совершенно ненужного риска. Другое дело, если бы получилось подловить братьев по одному...

Удача оказалась к Адаму благосклонной. Старший из братьев, Дин, вышел из мотеля и неторопливо направился к автомобилю. Пирсон совершенно спокойно вышел из своего внедорожника, открыто стоявшего рядом с «импалой», и пошел по направлению к мотелю. Совсем скоро они с Дином разошлись. И вот тогда почти неуловимым движением Адам развернулся, оказываясь у Винчестера-старшего за спиной. Тот все-таки что-то почувствовал – дернулся было, пытаясь уйти в сторону. Однако не успел: как бы хорошо он ни был натренирован, какими бы великолепными ни были его реакции, со старейшим бессмертным он сравниться не мог. Преимущество в опыте в очередной раз оказалось в пользу Митоса. Легкое касание к нужным точкам (а их Пирсон знал в совершенстве еще до того даже, как акупунктуру начали применять в медицинских практиках) – и Дин безвольно осел в его руках. Тихо ругаясь и беззастенчиво смешивая при этом сразу несколько разных языков, Адам закинул руку Дина себе на плечо. И, словно изрядно подвыпившего приятеля, дотащил Винчестера до своей машины. Совершенно точно зная, что в ближайший час очнуться тому не грозит, Пирсон поместил его на заднем сиденье. На руки ему, правда, от греха подальше наручники нацепил.

Со вторым братом – Сэмом – оказалось еще проще. Он, конечно, тоже явно был неплохим бойцом. Но то ли не обладал таким же, как у брата, почти звериным чутьем на опасность, то ли просто сейчас не прислушивался к своим ощущениям. Сэм подошел к «импале», лишь пару раз бросив взгляд на нервно поглядывающего на часы – ну ждет кого-то, что тут удивительного? – молодого человека. Просто удивительная беспечность для парня с такой, как у Винчестеров, биографией!

Впрочем... Пирсону-то как раз было бы грех жаловаться. Почти зеркально повторив недавние действия, Адам усадил в свой автомобиль и второго брата. Все оказалось как-то слишком легко. Складывалось даже ощущение, что при всей своей тренированности, при всех своих – сомнительных, надо признать – подвигах нападения Винчестеры ожидали меньше всего. И это было странно.

Перед тем, как уехать со своей добычей, Адам наскоро обыскал карманы Дина в поисках ключей от «импалы». Пирсона заинтересовал багажник автомобиля, точнее, его содержимое. Братья, похоже, жили по принципу: «Все свое вожу с собой». Открыв крышку багажника, Адам в этом убедился. Сверху, на самом виду, стояли пакеты с одеждой. Еще в паре пакетов содержались другие полезные путешественникам вещи. Но Пирсона интересовало не это. Вытащив пакеты, он приподнял фальшивое дно. И – почти восхищенно качнул головой. Арсенал был действительно неплох. Хмыкнув, Адам вернул дно на место, составил обратно пакеты и запер «импалу». Похоже, доля истины в биографии Винчестеров все-таки была. Тем хуже для них. Потому что помимо огнестрельного, в багажнике хватало и холодного оружия. В том числе пригодного рубить головы.

* * *
Дункан стоял у окна и улыбался. Он был удивительно – почти неприлично – счастлив. Сзади к нему подошла Тесса, обняла со спины, прижалась щекой к его плечу. Они немного постояли так, потом Мак обернулся, обнял любимую женщину и легко поцеловал в висок.

– Уже пора? – спросил он с легким сожалением.

– Пора, – улыбнулась Тесса.

– А может, они нас немного подождут? – хитро прищурился Дункан, ненавязчиво увлекая ее к кровати.

– Перестань, – рассмеялась Тесса, однако ее руки, словно вопреки словам, огладили торс Маклауда. Дункан довольно улыбнулся. Однако планам его сбыться было не суждено.

Раздался звонок в дверь. Смутившись, Тесса отстранилась от мужа, мимоходом поправила волосы и пошла спускаться вниз, на первый этаж.

Дункан, надевая футболку, слышал, как она приветствует гостей:

– Адам, Алекса!..

Пирсоны были давними их знакомыми. Да и жили они по соседству. А уж после появления на свет детей – практически ровесников – они и вовсе дружили семьями. Дети вместе ходили сперва в сад, а потом и в школу. Родители вместе посещали различные мероприятия. Потом как-то так само сложилось, что к совместным посещениям баскетбольных и теннисных матчей добавились пикники, экскурсии и многое другое. А еще через несколько лет в их тесную компанию влилась еще одна семейная пара. Новые соседи -- Тони и Эва Катперсы, тоже с очаровательными – и весьма шаловливыми! – детьми.

Пожалуй, все они – и Маклауды, и Пирсоны, и Катперсы – были живым олицетворением американской мечты. По воскресеньям они непременно посещали церковь и Дария – мудрого священника местного прихода.

Иногда к Маклаудам приезжали гости: что у Дункана, что у Тессы было много друзей. Кузен Дункана, Коннор, заядлый путешественник, и вовсе заглядывал каждый раз, как оказывался хотя бы в паре городов от их дома. Иногда – вместе с женой, Хизер. Впрочем, та не особо любила путешествовать.

– Эй, Мак, – насмешливый голос Пирсона вторгся в мысли Дункана, когда тот пытался припомнить что-то важное о Хизер. Что-то, что Мак, несомненно, знал, но по какой-то причине напрочь забыл. Странно, ведь провалами в памяти Дункан раньше никогда не страдал. Впрочем... он спросит у Коннора. Позже.

– Так ты собираешься почтить нас своим вниманием? – не унимался Адам. Усмехнувшись, Маклауд тоже спустился вниз.

– Привет, Адам, – поприветствовал он друга. Алексы с Тессой здесь уже не было – женщины ушли. Возможно, чтобы просто поболтать о своем. А возможно, чтобы дойти до дома напротив и позвать Катперсов с детьми (а сегодня все дети с утра собрались у них) на небольшой домашний пикник.

– Джо сказал, – падая на диван, проинформировал Пирсон, – что на следующей неделе будет выступать с новыми песнями. Ты в деле?

– Конечно! – Дункан даже удивился такому вопросу. – Как обычно, вторник и четверг?

Адам кивнул и хотел что-то прибавить, но на улице послышались звонкие детские голоса.

– Пойдем-ка лучше в сад, – широко улыбнулся Маклауд. Пирсон ответил веселой усмешкой.

В саду к пикнику уже давно все было готово. Поймав взгляд Алексы, который та украдкой бросила на мужа, Мак вновь улыбнулся. Даже спустя почти двенадцать лет Алекса смотрела на Адама с такой любовью, такой гордостью... И Дункан прекрасно знал, что Тесса порой смотрит на него точно также.

Любимая семья, верные друзья, уютный дом, удача и успех во всем... Разве это не повод быть счастливым? Так что Дункан Маклауд был совершенно и абсолютно счастлив.

* * *
Пробуждение было не самым приятным. Или… не пробуждение? Дин, еще толком даже не очнувшись, уже чувствовал, что что-то не так. Не открывая глаз, он постарался незаметно шевельнуть руками. Скованы. Оставалось лишь поражаться ловкости и везению этого антиквара – Маклауда. А кому еще они могли понадобиться в этом городе?

Сердце болезненно кольнуло: «Сэмми?!» Но пока что он мог лишь надеяться, что брату удалось уйти. И – тянуть время, делая вид, что все еще находится без сознания. К сожалению, обмануть похитителей ему не удалось.

– Можете не притворяться, – заявил совершенно незнакомый голос – возможно, давешний зомби? – И не делать глупостей. Дернется один – пострадают оба.

Надежда в душе Дина угасла, толком не успев разгореться. Сэм тоже попался.

Медленно и осторожно Дин приподнял голову и открыл глаза. Огляделся. Но тех, кого он ожидал увидеть, как раз рядом не было. Он сидел на стуле в центре какого-то – судя по всему, подвального – помещения. По правую руку от него сидел пожилой мужчина с цепким взглядом. И пистолетом. Дин мог бы поспорить, что перед ним бывший солдат. По левую – расположился молодой человек. Также вооруженный. Хлипкий на вид, похожий, скорее, на кабинетного ученого, чем на похитителя. Более расслабленный, чем его напарник, внешне. Но и в то же время более опасный по ощущениям. А им Дин давно уже привык доверять.

– Дин? – тихо раздалось за спиной.

– Сэм, – откликнулся Дин и враждебно покосился на младшего из похитителей. Что на того, впрочем, ни малейшего впечатления не произвело – он лишь прищурился и негромко констатировал:

– Итак, расклад ясен.

Дин с этим мог лишь мысленно согласиться.

– Кто вы и что вам от нас нужно? – после небольшой паузы поинтересовался Сэм. Хорошо, что он взял этот вопрос на себя – у Дина вышло бы не так… нейтрально. А настраивать этих ребят против себя – точнее, еще сильнее настраивать – почему-то совершенно не хотелось.

Ответ последовал незамедлительно. Вот только не совсем тот, на который рассчитывали Винчестеры.

– Хороший вопрос. Но задавать его нужно не нам. Что вам нужно было от Маклауда и Катперса? И где они сейчас?

Говорил все тот же молодой парень с холодным взглядом опытного убийцы. Пожилой мужчина предпочитал отмалчиваться, но в то же время отслеживал малейшее движение братьев: Дин кожей чувствовал его взгляд.

– Что значит -- «где»? – возмутился Дин. – Откуда нам знать?

– Вы следили за ними. Зачем, кстати?

– Хотели узнать, что не так с этим вашим… как вы этого назвали? Катперсом?.. Что на следующий день после смерти он спокойно разгуливал по городу, – не выдержав, резко проговорил Дин. А Сэм прибавил:

– Зомби не место среди живых.

– Что-о? – изумился было старший из похитителей. А младший лишь поморщился, делая напарнику знак пока помолчать.

– Катперс не зомби, – о чем-то размышляя, проговорил молодой. – Он дышит, нуждается в еде, воде и сне, не боится солнечного света. И абсолютно свободен в своих действиях.

Пожилой издал странный звук – словно поперхнулся чем-то.

– Тогда что же он такое? – недоверчиво уточнил Сэм.

Ответ оказался неожиданным.

– Обычный парень.

Дин нервно рассмеялся.

– Обычные парни, – заметил он, – такой живучестью не обладают.

– И все же, – молодой похититель вернул разговор в прежнее русло. – Что вы с ними сделали?

– Ничего, – удивился Дин. А Сэм, почувствовав, как резко накалилась атмосфера, поспешил рассказать:

– Да, мы следили за ними вчера. От университета до дома. Потом Дин остался там же, а я отправился в бар «У Джо».

– Что за музыка там была? – тут же перебил старший похититель.

Сэм ненадолго замолчал, а потом воскликнул:

– Точно! А я понять не мог, кого вы мне напоминаете! Вы были там, на сцене, с гитарой.

Дин заметил, как молодой едва заметно усмехнулся. А Сэм меж тем продолжал:

– Я пробыл в баре несколько часов, а когда вернулся к дому Маклауда, оказалось, что они с… Катперсом, верно? Уже куда-то уехали.

– Мы еще немного подождали, – чувствуя, что Сэм уже немного выдохся, подхватил Дин. – И уехали. Больше мы их не видели. Черт, да мы и из номера больше не выходили – отсыпались.

Младший похититель потер подбородок и, внимательно глядя на Винчестеров, негромко сказал:

– Маклауд и Катперс поехали в старую сикуверскую психиатрическую клинику.

Дин резко выпрямился.

– Проклятье!

– Интересная реакция, – у Дина под взглядом молодого было ощущение, будто его препарируют.

– Там уже не первый раз пропадают люди, – Сэм, похоже, наоборот, в отличие от брата, слегка успокоился. – Информация об этом есть у меня на ноутбуке.

Младший похититель медленно кивнул – да, ноутбук он тоже прихватил с собой.

– Местные уверены, будто там водятся привидения, – прибавил Дин. – Насчет призраков не знаем – еще не успели проверить. Но что-то там точно есть.

– Особенно, если люди действительно пропадают, – кивнул Сэм.

– Что за чушь?! – не выдержал пожилой. – Адам, только не говори мне, что ты в это веришь!

Молодой – или, как его назвали, Адам – пожал плечами.

– Вот уж от кого не ожидал, так это от тебя, – с легкой укоризной проговорил он. – Не после твоих встреч с Ариманом.

– Ариман – это Ариман, не приплетай его сюда. Он – демон, а это другое.

Адам лишь вздохнул, не обращая внимания на внимательно прислушивающихся к разговору братьев. Демона по имени Ариман Винчестеры не знали. И теперь надеялись, что промелькнет еще какая-либо важная информация.

– Я не так уж мало видел, – сказал младший похититель. И слова его, а также тон, которым они были сказаны, совершенно не вязались с внешним видом. – И точно могу тебе сказать: призраки существуют. В том же Тауэре их немало. Но мне ни разу не попадались призраки, способные похитить человека.

– Это еще не значит, что их нет, – осторожно подал голос Сэм. Этот парень, Адам, все-таки был на редкость странным.

– Не значит, – кивнул младший похититель в ответ. И – взял в руки ноутбук Сэма.

Минут десять стояла тишина, разбавляемая лишь легкими щелчками клавиш. А потом Адам сказал:

– Если я правильно помню, нечисть обычно активизируется ночью?

– Верно, – кивнул Дин, еще не совсем понимая, к чему все идет.

– Адам, это глупо, – воскликнул пожилой похититель, чье имя так до сих пор и не прозвучало.

– Я был там днем, – как-то утомленно потер виски Адам. – Но ничего не нашел. Возможно, действительно все дело в этом: они пропали ночью – ночью их и можно найти. Я слышал о таком.

– Это действительно глупо! – вскинулся Дин. – Чтобы бороться с нечистью, нужно знать как!

– Если она из плоти и крови, – отрезал Адам, – значит, с ней можно совладать. А если она бесплотна, то и мне навредить не сможет.

Дин хотел было возразить, но наткнулся на ледяной взгляд. И счел за лучшее в этот раз все-таки промолчать.

– Присмотришь за ними? – спросил Адам у напарника.

– Ты ведь уже все решил, верно? – вздохнул тот. И, увидев утвердительный кивок, пожал плечами. – Присмотрю. Ты только возвращайся.

– Непременно.

И от этого спокойного уверенного обещания без тени угрозы Дин почему-то вздрогнул.

* * *
Чего боится нечисть? Ответ на этот вопрос Митосу был прекрасно известен. Святая вода. Освященные предметы. Серебро. Из всего этого набора в его распоряжении было лишь серебро. И, исходя из прежнего опыта, Адам полагал, что этого окажется вполне достаточно. Или, если ставить вопрос по-другому, ему придется постараться, чтобы этого оказалось достаточно.

Митос добрался до клиники еще до полуночи. Так же перебрался через забор и осторожно подошел к главному входу к зданию. Внутри было темно. Можно было, конечно, воспользоваться фонариком, но пока реальной необходимости в этом не было. Пирсон справлялся своими силами.

Входить в здание Митос не спешил. Постоял у дверей, прислушался. Тишина, царившая вокруг, совершенно не напоминала дневную. Днем был налет некоей… умиротворенности. Сейчас же Митос отчетливо ощущал тревогу. Веками оттачиваемое чутье сигнализировало об опасности. Медленно Митос извлек из-под плаща меч. Во второй руке оказался кинжал – серебряный. И, еще раз прислушавшись, Митос шагнул через порог.

И тишина взорвалась множеством звуков! Митос, оглушенный, прижался спиной к стене. Стоны, вскрики, смех, плач, какие-то – слов не разобрать – разговоры… Все это смешивалось в причудливую какофонию, звуки то приближались, то удалялись, а то и вовсе меняли тональность. Митос тряхнул головой. И – прижал ко лбу лезвие кинжала. Стало немного полегче. Звуки не исчезли, но были теперь тише и не столь навязчивы. Оглядевшись, Митос осторожно двинулся к лестнице. Ступенька, другая… пока что все было спокойно. Однако он не спешил расслабляться. И, как оказалось, не зря. На лестничном пролете, в углу, спиной к нему стоял человек. Со спины, да в полумраке, конечно, трудно было судить, но выглядел он довольно обычно. Рубаха, джинсы… Митос подошел чуть ближе и негромко его окликнул, удобнее перехватывая оружие. Как оказалось, не зря. Человек – полно, да человек ли? – развернулся. И Митос, уж на что он готов был практически ко всему, едва не отшатнулся. У твари не было лица. Совсем не было – вместо него зиял затянутый тенью провал. Тварь молча бросилась на него – и тело действовало само. Начатое мечом довершил кинжал,  то, что осталось от нечисти, скатилось по лестнице вниз.

Митос прикусил губу. Что ж. Он и не рассчитывал, что это будет легко.

Митос сделал еще один шаг – и снова замер, прислушиваясь. На сей раз он уловил слабый отголосок присутствия другого бессмертного. Или двух?.. Ощущение было настолько слабым и пропало настолько быстро, что Митос даже не успел сориентироваться, в какую же сторону ему идти. И он пошел тем же маршрутом, что и днем – в ту сторону, куда вело наибольшее количество следов.

* * *
Джо позволил себе проводить Митоса взглядом. И, мысленно пожелав ему удачи, вновь вернул все свое внимание братьям Винчестерам.

– Он спятил, – заявил Дин, когда за Адамом закрылась дверь.

– Он знает, что делает, – ворчливо заявил Джо.

– Мы могли бы помочь, – осторожно предложил Сэм, чувствуя, насколько тонок лед, на который он сейчас ступил. И точно: ответом было лишь фырканье.

– Даже не считая того, что Адам вам не доверяет, ему будет проще одному.

Во время разговора оба брата явно пытались поймать момент, когда Джо утратит бдительность. Доусон это прекрасно понимал. А потому не позволял себе дать слабину. Но… Внезапно у него зазвонил мобильный телефон. Джо видел, как Дин внутренне подобрался. На лицах Винчестеров отчетливо читалось: неужели вот он, тот самый шанс? Но нет: с братьев по-прежнему не сводили ни взгляда, ни пистолета. Впрочем…

После разговора Джо внимательно посмотрел на пленников и велел:

– Сидите здесь и ведите себя смирно.

Не то чтобы Доусон надеялся на благоразумие Винчестеров. Но ему срочно нужно было уйти. И… в конце концов, наручники и дверной замок призваны были поумерить их пыл.

Увы, когда Джо вернулся – всего через полчаса! – дверь была открыта, а наручники издевательски лежали у него на столе.

Вот только странное дело. Джо чувствовал не злость, а облегчение. В случае необходимости будет кому помочь Митосу.

* * *
Дункан Маклауд был счастлив. Но было кое-что, мешающее наслаждаться этим счастьем в полной мере.

Дункана мучили кошмары. Он просыпался посреди ночи от собственного беззвучного крика. Лежал, глядя в потолок, а его сердце никак не могло успокоиться.

Дункану снилась Тесса. Его дорогая и любимая Тесса снилась ему мертвой. Словно наяву видел он, как по одежде Тессы расплывается кровавое пятно – от пулевого ранения, откуда-то он знал это совершенно точно.

Дунканперевернулся на бок и посмотрел на спящую рядом жену. Тесса, такая уютная и домашняя, спала, завернувшись в одеяло. Дункан моргнул. И, шарахнувшись в сторону, едва не свалился на пол. Ему вдруг показалось, что Тесса и в самом деле лежит на асфальте – безжизненная, в собственной крови.

Дункан выдохнул. В горле резко пересохло. Осторожно, стараясь не разбудить жену, он выбрался из кровати и вышел из спальни. Добравшись до кухни, он напился воды и задумался. В последнее время с ним творилось что-то неладное – впору обращаться к психотерапевту. Странные сны, странные мысли… Иногда Дункан понимал, что не помнит чего-то очень важного. А порой, напротив, в памяти всплывало то, чего просто не могло быть.

Например, иногда ему не хватало меча. Рука сама тянулась к рукояти – и не находила ее. В такие моменты Дункан чувствовал себя на редкость глупо и надеялся, что никто ничего не заметил. Откуда это вообще взялось? Он и меча-то сроду не держал, не говоря уж о фехтовании. Или… Память – или все-таки фантазия? – услужливо показала эпизод, когда он, Маклауд, парировал (и довольно успешно) катаной удары другого бойца. Дункан раздраженно фыркнул. И неожиданно даже для самого себя вытащил самый большой из кухонных ножей. Не меч, конечно, но для эксперимента подойдет. Дункан попытался принять красивую позу – наподобие тех, что показывали в кино, но чуть не потерял равновесие. И тогда, без участия разума, тело вспомнило все само. Нож, казалось, был даже не продолжением руки, а самой рукой. Дункан выполнил связку адаптированных под оружие – не меч, нож! – движений. Потом еще одну. И еще. А под конец не глядя метнул этот нож за спину. В картину. Нож лег точно туда, куда Дункан его послал, – и вошел в стену по самую рукоять.

Дункан не был уверен, что ему делать с неожиданно открывшимся знанием. Как не был уверен в том, что все еще знает, кто он и где он. Но точно понял одно: его нынешняя счастливая жизнь – это одна сплошная ложь.

* * *
Освободиться из наручников и выбраться из подвала, когда на тебя (а главное, на брата) не направлено дуло пистолета, довольно просто. Оказавшись на улице, Винчестеры обнаружили, что находятся возле бара «У Джо». А оттуда уже добраться до мотеля «Устрица» особого труда не составило. Ну а там, взяв «импалу» – благо, уходя, Адам оставил ключи от нее на столе – братья поспешили в бывшую сикуверскую психиатрическую клинику.

Все же, кем бы этот Адам ни был, вреда им он не причинил. А беспокойство о друге легко можно было понять. Позволить же кому-либо стать очередной добычей неведомой нечисти… нет, об этом и речи быть не могло!

Нужный поворот они едва не пропустили. И так полустертые, в темноте надписи на указателе были едва видны.

Припарковавшись рядом с «ти-бёрдом» Маклауда и внедорожником Адама, братья вышли из машины. И, основательно вооружившись, приблизились к забору.

– Ну что, Сэмми, готов к акробатическим этюдам? – подколол Дин, первым начиная перебираться через ограду. Дождавшись, когда брат окажется на месте, за ним последовал и Сэм. В полной боевой готовности они подошли к главному входу в клинику. Двери были гостеприимно открыты. Братья переглянулись. Обоим сразу захотелось войти не через дверь, а… через окно, например. Но…

Выдохнув, Сэм скользнул в здание. Дин, прикрывая, медленно последовал за ним. Сначала они решили проверить первый этаж. Свернули, прошли вперед по коридору. И – остановились перед завалом. Пригнувшись, Сэм попытался оценить, имеет ли смысл сейчас пытаться его разобрать. И почти тут же дернул за рукав и брата, вынуждая того посмотреть вперед. Там, в свете луны – а этот участок за счет окон был освещен довольно неплохо – полупрозрачная медсестра везла кого-то в полупрозрачном кресле. Винчестеры переглянулись. Но тут где-то наверху послышался громкий шум. И братья, не сговариваясь, бросились к лестнице.

Источником шума и в самом деле оказался Адам. Справедливости ради следует признать, что был он не один. На него наседали две какие-то твари, крупные и, похоже, обладающие зачатками интеллекта. Во всяком случае, они пытались то зажать Адама в угол, то атаковать его со спины. Впрочем, пока что им не удавалось ни то, ни другое. Адам успешно держал оборону. Неожиданно Адам подался вперед, сделал какое-то странное движение – и одна из тварей с мерзким визгом отлетела в сторону, упала и больше не поднялась. Винчестеры, спохватившись, вдвоем прикончили вторую тварь. И только после этого Дин обратил внимание на оружие в руках Адама. Слабый на первый взгляд, парень легко удерживал внушительного вида двуручный меч. И к тому же явно неплохо им владел. Во всяком случае, именно на это намекал след из странных трупов, что они имели возможность наблюдать во время забега к Адаму.

– Так ты тоже из этого клуба, – усмехнулся Дин.

Однако Адам его веселья не разделял.

– Что с Джо? – приподняв меч, прищурился он.

– С ним все в порядке, – поспешил вмешаться Сэм. Адам перевел взгляд на него. – Он вышел, а мы этим воспользовались.

Внимательно оглядев братьев с ног до головы, Адам кивнул. Кажется, поверил.

– Раз уж вы все равно здесь, не отходите далеко, – обронил Адам, сворачивая в очередной коридор.

Сэм, шагая следом, возмутился:

– Эй, это, между прочим, наша работа! Мы знаем, что делать.

Ответом ему было лишь молчание. А когда он поспешил догнать и обогнать Адама, тот вдруг схватил его и оттолкнул к стене. Дин, подоспевший почти сразу, прикончил очередную тварь, лишенную лица, но обладающую внушительными когтями. А Сэм в это время лихорадочно пытался сделать хоть что-нибудь с той жуткой рваной раной, которую Адам получил вместо него. Но… Винчестер-младший достаточно разбирался в ранениях, чтобы прекрасно понимать всю тщетность своего нынешнего занятия.

– Оставь… – только и успел выдохнуть Адам, прежде чем его взгляд остекленел, а сердце остановилось.

Сэм сжал кулаки. Однако уже мгновением позже ему пришлось включиться в битву. На сей раз им противостоял призрак. Не самый обычный, но достаточно сильный. И злой. Во всяком случае, Винчестеры не сразу сладили с ним. А потом… резкий вздох послышался с той стороны, где еще совсем недавно лежало бездыханное тело Адама.

– Это я, – проговорил он, сев и увидев, что Винчестеры направили оружие на него. – Это все тот же я, Адам. Если есть святая вода, можете убедиться.

Святая вода с собой у братьев, конечно, была. И, разумеется, никакого эффекта на Адама она не оказала.

– Так что ты все-таки такое? – уже немного позже, когда они продолжили свой путь по коридорам клиники (безропотно следуя при этом за иногда совершенно нелогично выбирающим путь Адамом), поинтересовался Дин.

– Просто человек, – отозвался тот. И, помолчав, неохотно прибавил: – Только бессмертный.

– Вот так просто? – язвительно уточнил Сэм. А Дин прокурорским тоном уточнил:

– И что же тебе нужно делать для бессмертия? Регулярно приносить в жертву друзей?

Адам странно фыркнул. Дин между тем продолжал:

– Или, может быть, принимать ванны в крови юных девственниц?..

Адам от такого предположения аж споткнулся, а потом заметил:

– По-моему, это уже как-то чересчур. Мое бессмертие – это врожденная особенность организма. Точка. Ничего для того, чтобы как-то обрести или поддерживать его, не нужно.

Разумеется, Адам и не подумал уточнять, что предположение насчет друзей было до опасного близко к истине. Хотя и не совсем так, как считал Дин.

Неожиданно Адам замер, а следом за ним замерли и Винчестеры. Адам постоял немного, покрутил головой, а затем двинулся вперед с целеустремленностью собаки, взявшей наконец-то верный след.

След и в самом деле оказался верным. Очередной коридор заканчивался неприметной дверцей, ведущей в подвал. А там, совсем недалеко от входа, они вышли на большое, основательно захламленное помещение…

– Мак! – шепотом, но весьма эмоционально воскликнул Адам. А потом, предварительно оглядевшись, бросился к связанному – да что там! буквально подвешенному за скрученные руки – другу. Тот, медленно покачивая головой, силился приоткрыть глаза. Адам, выругавшись, отцепил от шеи Маклауда какую-то иглу с закрепленной на ней трубкой. – Это что еще за мерзость? – пробормотал он, отбрасывая неизвестного назначения конструкцию в сторону.

– Это – джинн, - освобождая от веревок и иглы второго пленного, видимо, Катперса, – откликнулся Сэм. – Джинны вытягивают из своих жертв жизнь. А взамен создают для них иллюзию идеальной жизни.

Внезапно этот самый джинн появился прямо за спиной у Адама. Дин не успел даже крикнуть, чтобы предупредить, когда резко развернувшийся Адам мощным ударом разрубил – и когда только успел меч выхватить? – джинна чуть ли не пополам.

Маклауд и Катперс, между тем, медленно приходили в себя. Дин и Сэм, убедившись, что угроза в лице джинна ликвидирована, осматривали его логово – возможно, еще какую-либо жертву удастся спасти? Но пока что им попадались лишь истлевшие тела.

– Взгляни-ка… – Сэм подозвал Дина ближе. – Как жаль. Кажется, мы опоздали совсем немного.

– Молоденькая совсем, – тоскливо откликнулся Дин.

Слышавший их разговор Катперс даже не подошел (сил еще почти не было) – подполз к обнаруженному братьями телу.

– Эва… – потрясенно выдохнул он. – Эва!..

Тони почти выл, без слез оплакивая смерть любимой женщины. В теле Эвы не осталось ни капли жизненной силы: она была досуха выпита джинном.

* * *
Адам оценивающе посмотрел на Маклауда.

– И как оно было – во власти иллюзий, Мак?

Дункан, вопреки ожиданиям, лишь погрустнел.

– Я тебе расскажу. Как-нибудь. Обязательно. А пока… – он сделал небольшую паузу. – Может, будем уже выбираться отсюда?

– Ничего не имею против, – усмехнулся Пирсон. – И, кстати. Не забудь позвонить Джо.

HonorH Нас не разлучит?

Дункан Маклауд сидел у постели, не в силах оторвать глаз от убитой горем красавицы и не знал, как ей помочь. Его давняя подруга Джина де Валикур лежала на кровати -- лицо пепельного цвета, губы бледные, темные глаза лишены рассудка.

Maк едва мог смотреть. Нельзя было вообразить, что она будет так выглядеть – Джина была сильной, темпераментной, даже капризной. Он вспоминал дразнящую улыбку, глаза, сверкающие от волнения. Это не она! Не это бледное, изможденное существо, которое он видел перед собой.

– Джина? – Он произнес ее имя так мягко, как только мог. – Ты меня слышишь?

Ответа не было.

Прошло два дня с того момента, как ему позвонил Джо. Голос наблюдателя был полон сочувствия, когда он передал новость о том, что один из старейших друзей Мака, Роберт де Валикур, пал жертвой Игры. Мак тотчас же отправился в Шато-де-Валикур. Он нашел Джину, три века бывшую женой Роберта, лежащей в постели без слов, без чувств. В таком состоянии она пребывала с той самой ночи, когда был убит Роберт.

Главный слуга Луи, очень давно живший у Валикуров, встретил Дункана у двери. Несколько ночей назад Роберт поздно задержался со своим старым другом. Джина легла спать рано, предполагая проспать до утра, когда вернется ее муж. Однако среди ночи слуг разбудили страшные крики, доносившиеся из комнаты хозяйки. Каким-то образом Джина точно узнала, когда ее муж принял смерть. Кричала она целый час, прежде чем пришла в нынешнее состояние, и Луи теперь сомневался, какое из них лучше.

– Анжелина? – Дункан попытал старую форму ее имени, так она представлялась, когда он впервые встретил ее. – Это я, Дункан. Ты не узнаешь меня? – После двухдневных усилий он не был уверен, что дождется ответа. – Ты помнишь, не так ли? – спросил он, позволяя намек на шотландскую картавость в своем голосе. – Как ты назначила свидания нам обоими, Фитцу и мне, в одну и ту же ночь? Ты сказала, что перепутала ночи. Признайся теперь ... ты просто хотела позабавиться с двумя любимыми поклонниками?

Ничего. Ни искры в карих глазах, в которых когда-то он был рад утонуть. Комок сдавил горло Горца. Потерять своего друга Роберта было болезненным, но наблюдать за распадом Джины – еще хуже. Гораздо хуже. Он мог горевать о Роберте. Но Джине нужна его помощь, а он не знал, что можно сделать.

«Шон Бернс мог знать», – напомнил ему собственный мозг с издевкой, и Дункан почувствовал укол боли, вспомнив благородного целителя, человека, которого он сам убил во время Темной Передачи. Шон Бернс был большим другом Валикуров, и он-то знал бы наверняка, как вывести Джину из ее добровольного изгнания.

Непролившиеся слезы жгли Дункану глаза. Подхватив сильной рукой худые плечи Джины, он прижал ее к себе. Она не оказывала сопротивления, но и не отвечала.

– Когда ты почувствуешь себя в достаточной безопасности, чтобы вернуться, Джина, – прошептал он, – я буду здесь с тобой. – Горец поцеловал подругу в лоб, затем положил ее обратно на подушки.


Дункан чувствовал себя невыразимо усталым, когда добрался до своей баржи. Он и раньше терял друзей из-за Игры, но не мог даже представить, что переживала Джина.

Зов ударил его, как только он дошел до двери. Maк, ругаясь под нос, вытащил катану из-под пальто. Он был не в настроении драться.

Открыв толчком дверь, он окликнул:

– Кто здесь?

– Като Каелин, – донесся голос с сухим британским акцентом. Пройдя в комнату, Дункан увидел Митоса с бутылкой пива в руке и печальным выражением на лице, занявшего своим тощим телом весь диван.

Легкомысленный треп замер, как только старейший Бессмертный поймал взгляд шотландца. Митос сел, нахмурившись.

– Кто?

Дункан подошел к холодильнику за столь необходимым пивом.

– Роберт де Валикур, – ответил он кратко, не полагаясь на свой голос.

Горец услышал вздох Митоса за своей спиной.

– Как Джина? – спросил древний.

Была какая-то мягкость в голосе Митоса, что подвигло Маклауда заговорить. Maк знал, что Митос испытывал симпатию к Валикурам, особенно к Джине. Ну, после того, как Джина не стала пытаться взять его голову и помогла ему сыграть грубую шутку с Маклаудом.

Maк сел в кресло напротив своего друга, потирая руками уставшее лицо.

– Ее там больше нет, Митос. Это похоже на то, что тело все еще функционирует, но ее мысли, душа просто ушли. По-видимому, она была в таком состоянии с ночи смерти Роберта.

– Хм. – Митос распрямил свое долговязое тело и, подойдя к иллюминатору, стал глядеть на противоположный берег.

Maк продолжал, слишком усталый, чтобы остановиться:

– Они были женаты уже более трехсот лет. Неудивительно, что она не способна признать его смерть. Я просто не знаю, как помочь ей. Что я должен сделать, позвонить психиатру и сказать: «Доктор, тут есть женщина, которая только что потеряла мужа после трехсот лет брака. Вы можете прийти, скажем, во вторник?»?

– Вождь клана поднимает голову, – определил Митос. Maк взглянул жестко. Древний не отвел глаз. – Ну вот опять, Дункан Маклауд из клана Маклаудов. Пытаешься взвалить проблемы всех остальных на свои плечи. Это никогда не работает, ты знаешь. Джина сильная женщина. Она вернется.

– Допустим, а если нет? – возразил Maк.

Митос, естественно, имел готовый ответ.

– В отличие от смертных, у нее есть время, чтобы решить этот вопрос. Смерть от горя не убьет ее.

Позиция пятитысячелетнего рассердила Маклауда.

– Посмотрите, кто тут рассуждает. Господин Ни к Кому Не Привязанный.

Наступило долгое молчание, потом Митос поглядел на Мака тысячелетним взглядом.

– Маклауд, ты знаешь меня не так хорошо, как думаешь, – сказал древний очень тихо.

– Извини, – пробормотал Maк. Он знал, что Митос пытался подчеркнуть, и вспомнил Шона Бернса, однажды пытавшегося сделать очень похожее замечание. – Извини, Митос. Я просто очень устал.

– Я заметил. – Митос подошел к дивану и сел. – Ты должен немного поспать. Не беспокойся, я не буду шуметь.

Лоб Maка пошел морщинами.

– А почему ты у меня оказался?

– В моей квартире прорвалась водопроводная труба. Я начинаю ненавидеть Париж.

– Так покинь его. – Maк встал и пошел в свою спальню.

Митос, глядя задумчиво, поудобнее устроился в подушках дивана.

– Думаю, я немного задержусь.

– Как хочешь. Я, вероятно, не смогу поддерживать веселье.

– Как всегда.


Когда Дункан проснулся, Митос заканчивал готовить завтрак.

– Дрожжевые блины, – объяснил Древний. – Несколько лучше, чем ваши современные оладьи.

Дункан признал, что они были хороши. Он использовал процесс приема пищи как предлог, чтобы не встретиться с устремленными на него карими глазами.

– Итак, сегодня ты снова направляешься в замок? – спросил Древний мимоходом. Маклауд не стал отвечать, и Митос вздохнул и усмехнулся, собрав морщинки в уголках глаз. – Не можешь остаться в стороне. Я полагаю, это мне в тебе и нравится.

Эта фраза поразила Горца. Митос никогда не говорил, что ему кто-нибудь нравится. Он не успел ответить, потому что прозвенел телефон.

Он поднял трубку.

– Алло? Луи, как Джина? – Пауза. Улыбка облегчения пробежала по лицу Горца. – Это здорово! – Когда он выслушал все, что Луи говорил, улыбка сменилась беспокойством. – Держи ее там, Луи. Делайте то, что нужно, вплоть до ее убийства. Скоро буду. – Маклауд положил трубку и потянулся за своим плащом.

– Проблемы? – поинтересовался Митос.

– Джина очнулась, но Луи беспокоится, что она уйдет, и в конце концов ей отрубят голову. Я поеду туда. Не хочешь со мной? – Maк натянул обувь.

Митос покачал головой.

– Это было бы нарушением Правила Выживания Митоса номер 128.

Maк приподнял бровь.

– Это про что?

– Держитесь подальше от разъяренных женщин. Киплинг был прав насчет женского рода.

– Ну, я не могу ничего не делать.

Горец вышел.

Митос плюхнулся обратно на диван.

– Разумеется, нет. Ты Дункан Маклауд из клана Маклаудов, – задумчиво пробормотал он.


Дункан услышал голос Джины еще до того, как почувствовал ее присутствие. Она кричала в основном на французском, с отдельными словами и выражениями из нескольких других языков, и все, что она произносила, было непечатным в любом из них. Она перестала кричать, как только почувствовала Горца.

– Дункан! Они сделали меня пленницей в моем собственном доме, эти... – она принялась описывать своих слуг в очень нелестных выражениях.

Шотландец подумал, что был бы счастлив, находись она в постели и без признаков жизни. Сейчас он по-новому увидел ее. Джина была даже тоньше, чем казалась лежа. Под глазами залегли темные круги, а кожа стала землистой. Однако его больше волновала маниакальная страсть в ее темных глазах. Не настоящие эмоции, а странное, пугающее возбуждение.

– Джина, все в порядке. Я здесь. – Он быстро пересек пространство между ним и его подругой, не выпуская из поля зрения собравшихся слуг. Джина вдруг схватила его за руку, сжав как тисками.

– Дункан, ты здесь. Ты пришел. – Ее глаза распахнулись, как будто она только что его заметила.

– Я здесь, Джина. – Он посмотрел ей в глаза, замечая, как исказилось лицо, темные эмоции угрожали захлестнуть ее.

– Тогда... тогда ты слышал. – В ее голосе был отзвук горя, но похоже оно превратилось во что-то другое. Она вдруг покачнулась, и Дункан подхватил ее.

– Я слышал. Я так сожалею, Джина. – Он ласково обнял ее. Она, казалось, не заметила.

Мгновение спустя она снова заговорила. Ее голос был очень тих, как если бы она пыталась сохранить знание о смерти мужа в тайне.

– Я чувствовала его, Дункан. Я всегда знала, когда он был близко. Его присутствие не было похожим ни на чье. Я чувствовала его ночью, он... он... – Слова замерли, и Дункан надеялся, что она заплачет. Вместо этого она вырвалась.

– Я должна идти. – Голос был спокойный, холодный.

– Куда, Джина? – Дункан почувствовал растущую тревогу от ее тона.

– Найти человека, который взял его Квикенинг. Я должна идти. – Тон оставался прежним.

– Джина, нет. Ты не можешь. Ты не настолько сильна. Если ты знаешь, кто его убил, я буду мстить за него, но...

Джина сердито оборвала его.

– Ты не имеешь права! Роберт был моим мужем! Я доберусь до его убийцы! – Она, казалось, задохнулась на последнем слове и стала падать. Дункан успел поймать ее и понес в спальню.

Луи и горничная Джины появились, как только шотландец положил подругу на кровать. Они устроили ее поудобней, и Дункан сидел с ней весь день. Красавица приходила в себя дважды и, поев, снова засыпала, но ее сон сопровождался кошмарами. Наконец, когда уже опустился вечер, Луи подошел к горцу.

– Я думаю, что мы можем справиться здесь, сэр, – сказал он почтительно.

Дункан стоял, уходить не хотелось, но помочь сейчас он ничем не мог.

– Я хочу, чтобы ты позвонил мне, если будет какая-нибудь перемена, – настаивал он. Луи кивнул, и Дункан ушел.


– Три столетия.

Дункан очнулся от голоса Митоса. Он был так озабочен, что почти забыл о присутствии старейшего Бессмертного.

– Что?

Митос отвернулся от окна баржи, обхватив себя так, как будто замерз.

– Триста лет. Можешь ли ты представить себя женатым на ком-то так долго?

Maк просто покачал головой. Мысль поразила его.

– Митос, а ты был на ком-нибудь женат долго?

Древний призадумался прежде, чем вспомнил.

– Почти пятьдесят лет, если я правильно помню. С 1723 по 1770 г., на Селин де Валан, дочери барона. – Он усмехнулся, покачал головой. – Истинная женщина. Была почти такой же вспыльчивой, как Джина, но я полагаю, это неизбежно при страстном темпераменте.

– Каково это было, когда она умерла? – Дункан едва не стукнул себя за то, что позволил вопросу вырваться. – Я сожалею. Бесчувственно об этом спрашивать.

Митос медленно сел на диван, лицо задумчивое.

– Это было... как будто образовалась пустота в моей жизни. После нескольких лет брака я приобрел привычку делать мысленные заметки о том, что надо будет ей рассказать. Ты знаешь, потом, когда ее уже не было рядом, я бывало хотел добавить в этот перечень, увидев или услышав что-нибудь, что заинтересовало бы ее. Внезапно мне стало не с кем разделить всё это. Я полагаю, самой большой потерей было именно дружеское общение с ней.

Дункан понимал это.

– Спасибо, Митос. Я не имел права спрашивать.

– Не беспокойся. Это было давно. – Митос откинулся на диване. – Хотя это не слишком поможет тебе в отношении Джины. Еще на свадьбе я понимал, что потерял голову, иначе бы похоронил Селин вместо женитьбы на ней. В этом некоторое различие браков двух Бессмертных.

Дункан вспомнил Джейкоба Галати, обезумевшего после убийства своей бессмертной жены Ирены. Каково же это должно быть для Джины, которая провела с Робертом в три раза больше, чем длился брак Галати?

– В любом случае, что там слышно о Джине?

– Я звонил в замок этим утром. Луи сказал, что она проснулась, но спокойна, завтрак съела. Я, вероятно, отправлюсь туда попозже.

Митос вдруг мягко засмеялся. Maк устремил на него любопытный взгляд. Древний заметил его и пояснил:

– Я просто думал о том, почему Джина захотела, чтобы ты подумал, будто она меня убила. Она говорила, выражение твоего лица дорогого стоило.

Maк не улыбнулся воспоминанию. Их проделка была совершенно отвратительна, и по прошествии времени он по-прежнему не видел в ней ничего смешного.

– В любом случае, как ты заставил ее согласиться на это?

– Да очень просто. Она появилась на барже, надеясь встретить тебя, а вместо этого нашла меня. Естественно, она попыталась взять мою голову. Мне удалось разоружить ее, но я знал, что если убью ее, либо ты, либо Роберт убьете меня. Тогда, держа меч у ее горла, я объяснил, как именно оказался участником этого безобразия. Она стала пренебрежительно говорить о муже, но я убедил ее, что он был просто в отчаянии, хватался за соломинку, пытаясь спасти свой брак.

Дункан увидел, куда он клонит.

– И я был тот, кто спровоцировал все дело, а ты и Роберт – просто жертвы.

– Именно. После этого мы оба согласились, что маленький розыгрыш поднимет настроение. Я прямо завидовал ее возможности увидеть твое лицо, когда ты подумаешь, что старейший Бессмертный мертв. На самом деле, Маклауд, ты, должно быть, осознавал, что я еще жив – мой Квикенинг раскидал бы куски баржи во все стороны, аж до джунглей Гватемалы. – Он раздраженно фыркнул и вернулся к своей привычной позиции на диване.

– Ну, тогда я не об этом думал. – Маклауд мысленно вернулся в тот день, почти двадцать лет назад. Все, что он и Митос сделали, должно было напоминать Джине, как много значил для нее Роберт. Тот недавно сказал Маклауду, что эти годы были самыми счастливыми из всех, прожитых им с Джиной. Дункан был рад, что эти годы у них были.

Он расположился отдохнуть в кресле, внезапно осознав, как устал. Сколько часов он спал за последние несколько дней? Восстановительная способность Бессмертного помогла смягчить некоторые последствия бессонницы, но не все. Митос заговорил снова, но Дункан не мог сосредоточиться на смысле произносимого, а голос его был таким успокаивающим...


Художник masha_kukhar


Джина де Валикур села в постели, ее чувства напряглись, как будто устремляясь за призрачным птичьим криком. Это было присутствие мужа...

– Роберт? – прошептала она. Он приблизился на расстояние Зова. Она слезла с постели и подошла к окну. Закрыв глаза, она сосредоточилась. Он был там. Она была в этом уверена. Бессмертная красавица перегнулась через свою кровать к мечу, который всегда держала в пределах досягаемости. Она вытащила его, но остановилась, уставившись на кровать. Протянула руку и погладила ту сторону, которую ее муж занимал на протяжении трехсот лет.

– Мы снова будем вместе, любовь моя, – поклялась она. – Так или иначе.


Дункана разбудил телефонный звонок. В полудреме он поискал трубку.

– Алло? – Он заметил, что небо снаружи потемнело.

Это был Луи.

– Сэр, вы хотели знать, если что-то изменится. Моя госпожа взяла свой меч и отправилась за человеком, который убил моего господина. – Голос слуги дрожал. – Она пригрозила взять мою голову, если я попытаюсь остановить ее.

– Она не говорила ничего о том, куда она пошла? Хоть что-нибудь? – Горец проснулся окончательно.

– Она только сказала, что он поблизости, сэр.

– Ладно. Ладно. Спасибо, Луи. – Маклауд положил трубку.

– Что происходит? – голос Митоса донесся из кухни.

– Джина отправилась за человеком, который убил Роберта. – Maк не двигался, просто сидел, глубоко задумавшись.

Митос прошел в комнату.

– Она знает, кто он?

Maк пожал плечами.

– Я не знаю. Может быть, она действительно чувствует Квикенинг своего мужа. Мне приходилось слышать странные вещи.

Наступило долгое молчание.

– Ты собираешься что-нибудь делать? – спросил Митос наконец.

Шотландец тяжело вздохнул.

– Не знаю, должен ли я. Она имеет полное право на месть.

– Верно, – согласился Митос. Мгновение спустя он заговорил снова: – Если, конечно, это именно месть.

Брови Маклауда поползли вверх.

– Что ты имеешь в виду?

– Я подразумеваю, а что если она решила присоединиться к мужу?

Мгновение спустя, Maк, обутый и в плаще, был на полпути к двери.

Митос крикнул ему вслед:

– Ты понимаешь, конечно, что ты нарушаешь Правило Выживания Митоса номер два?

– Что это?

– Проблемы друзей – их собственные. Ради них не стоит терять голову.

Maк ухмыльнулся Древнему.

– Да. Я видел, как хорошо ты следуешь этому сам. – С этими словами он исчез.

– Дерзость. Только молодой щенок может делать такое заявление, – пробормотал Митос. – С чего бы я начал заботиться?


Дункан приехал к замку в рекордные сроки, нарушая большинство правил движения и несколько законов физики. С трудом остановив машину, он выскочил из нее. Где-то неподалеку раздавался слабый, но безошибочно узнаваемый звон сталкивающихся мечей. Горец побежал вперед, напрягая чувства.

Его глаза поймали движение. В отдалении, но все равно на земле поместья, он увидел две сражающиеся фигуры, яркие искры пролетали между ними. Дункан побежал к ним. Когда он подошел достаточно близко, чтобы почувствовать их присутствие, они обернулись.

Джина посмотрела на него и опустила меч. Ее противник, человек, которого Дункан никогда прежде не видел, воспользовался моментом и вонзил меч ей в живот. Джина упала на колени, не пытаясь защищаться.

– Джина, нет! – закричал Дункан. – Пожалуйста, нет!

Следующие несколько мгновений, казалось, едва тянулись. Глаза Джины и Дункана встретились, в то же время он заметил, что ее противник поднимает меч для смертельного удара. Когда клинок начал опускаться, она вдруг нырнула противнику под руку, вонзив свой меч снизу вверх, в его сердце. Клинок выпал из руки мужчины, и на его лице появилось выражение чистого изумления. На мгновение двое казались замкнутыми объятьями смерти, а затем Джина высвободила свой меч. Человек упал.

Красавица наклонилась к нему.

– Ты убил моего мужа, ты, сволочь! – прошипела она по-французски. Затем ее меч опустился, отсекая голову.

Когда Квикенинг начал собираться, Дункан отвел глаза. Благодаря собственному опыту, он представлял, каково это – Квикенинг. А именно этот будет сильнее, чем у большинства.

Джина, зажимая рану на животе, отступила от места, где упал противник. Первые вихри Квикенинга окружили ее, за ними тут же последовал разряд молнии. Вместо следующей молнии энергия собралась в подобие тумана. Казалось, он ласкал Джину, и она раскинула руки, словно обнимая его. Туман окружал ее, даже когда молнии продолжили поражать ее тело. Последний разряд ударил в землю вблизи нее, посылая вверх пламя. Наконец туман плотно обвился вокруг ее тела и исчез в ней. Она упала на колени.

Дункан сделал несколько шагов вперед и немного в сторону. Увиденное заставило его затаить дыхание. Горящая трава образовала рисунок в виде перекрещенных свадебных колец, и там, где кольца перекрывали друг друга, на коленях стояла Джина де Валикур с руками, сложенными на груди, будто она что-то удерживала.

В течение долгого времени тишина нарушалась лишь треском пламени. Громкий вопль перекрыл его, затем раздался горестный, почти звериный крик. Дункан подошел к своей подруге и опустился на колени перед ней. Она кинулась в его объятья, и тут наконец к ней пришли слезы.


– Он теперь во мне.

Дункан сидел молча, пока Джина упаковывала сумку. Она остригла волосы, почти так же коротко, как было у Аманды, когда он видел ее в последний раз. Ей шло. В самом деле, она выглядела хорошо, хотя все еще была слишком худой, и вокруг глаз оставалась краснота, но цвет лица стал прежним. Что важнее, жизнь вернулась в ее карие глаза. В них всё еще была боль и будет долго. Но там была и сила.

– С тобой будет все в порядке? – Это был не вопрос, скорее результат наблюдения.

– Да, – ответила француженка. Она робко улыбнулась старому другу. – Спасибо, Дункан.

– За что? – удивился шотландец.

– Что ты такой хороший друг для нас. За то, что приезжал сюда, был со мной в эти тяжелые дни. Дал мне знать во время боя, что есть кто-то, кто еще тревожится обо мне, о нас. Ты заставил меня понять, что если я умру, то ничего не останется от нас. – Она замолчала, смахнула слезу, собравшуюся скатиться по ее лицу. – Но, в основном, спасибо, что помог спасти мой брак тогда, двадцать лет назад. Потеря Роберта сейчас -- это плохо, но когда я думаю о том, как я чуть не рассталась с ним добровольно... – она замолчала.

Дункан мягко улыбнулся.

– Я думаю, ты в любом случае сумела бы вернуться к нему, Джина. Между вами двоими было слишком много всего, чтобы когда-нибудь расстаться.

– Да. – Голос у нее был тихий. – И сейчас он всё еще остается. Внутри меня. – Она положила руку на свое сердце.

– Куда ты отправляешься? – спросил Дункан, помолчав немного.

– Я не уверена. Мне нужно уехать на некоторое время, чтобы начать новую жизнь. В этом месте слишком много воспоминаний. – Она закончила укладывать сумку и застегнула молнии. – На самом деле, я думала поехать на Аляску. Роберт хотел туда в 1898 году, во время Золотой лихорадки. Я отговорила его, потому что думала, там будет слишком холодно. Но сейчас весна. Насколько там холодно?

Ее друг снова улыбнулся.

– Это прекрасная страна. Я был там несколько раз, и она никогда не перестает удивлять меня. И люди дружелюбные. – Он поднялся.

Джина обняла его. Он прижал ее к себе и долго не отпускал, размышляя над их историей. Так или иначе, он знал, что она думает о том же. Она отстранилась, глядя в его красивое лицо.

– До новой встречи, mon ami, – прошептала она и поцеловала его в обе щеки.

– До встречи, леди Анжелина.


Когда Дункан добрался до баржи, он нашел Митоса с упакованной дорожной сумкой, явно готового уйти.

– Тебе здесь надоело?? – спросил горец, преувеличенно серьезно.

– Я решил, что мне действительно не нравится Париж, – сказал старейший Бессмертный. – Для меня пришло время двигаться дальше. Кроме того, я думаю, что Наблюдатели получают много мелкого, но любопытного обо мне. Может быть, я убью Адама Пирсона. Он начинает раздражать меня.

– Я приду на похороны. – Maк бросил свою почту на стол. – Джина тоже уезжает. Хотя она примирилась со смертью Роберта. Она считает, что часть его теперь в ней.

Митос натянул длинный плащ.

– Думаешь, это правда?

Maк пожал плечами.

– Я не знаю. Главное, она так считает, и это приносит ей покой. Кто я такой, чтобы сомневаться?

– Действительно, кто? – Пятитысячелетний закинул сумку за плечо и пошел к двери. – Увидимся. Только не в Париже.

– Пока, Митос. – И друг вышел за дверь, оставив Maка его мыслям. Горец подошел к бюро и вытащил фотографию Роберта и Джины, сделанную на праздновании их трехсотлетия. Джина была одета в платье из шелка цвета слоновой кости, созданное ее бессмертной подругой Майей Уэллс. Роберт, конечно, в смокинге. Они держали в руках бокалы с шампанским и глядели друг на друга, почти касаясь носами, и были так счастливы --  самые красивые люди, когда-либо виденные Дунканом.

– Покойся с миром, Роберт, – пробормотал горец.

©Перевод: Анкрен, 2014

zerinten Пророчество

Кроссовер


Это была дверь. Самая обычная. Сложно ожидать подвоха от двери (или того, что может находиться за ней), если ты бессмертен. И если точно знаешь, что именно должно за этой дверью быть.


В комнате было темно. Кронос спокойно шагнул внутрь. Скоро его глаза привыкнут к темноте. И будет проще. А пока… Кронос неспешно двинулся вперед, отмахиваясь от развешенных повсюду – интересно, зачем? – отрезов ткани.

Через несколько метров сквозь ткани начал пробиваться свет. Кронос, недоуменно приподняв бровь, направился к источнику этого света. И неожиданно оказался на… поляне! Покрытой чем-то белым и холодным. Да и вообще, вокруг было холодно. Слишком! Даже пустынные ночи не бывали столь обжигающе ледяными.

Кронос точно знал, что из комнаты все еще не выходил. А внутри не слишком большого помещения едва ли мог разместиться целый лес. Кронос оглянулся. Никаких тканей за его спиной, разумеется, не было. Были лишь колючие деревья.

Первым порывом было уйти – очень уж неприятным оказался местный холод. Но… В конце концов, любопытство одержало верх. И он двинулся вперед, по щиколотку утопая в похрустывающем белом налете.


Легенды и впрямь не лгали. Сам являясь частью легенды, Кронос просто не мог слепо принимать подобные вещи на веру. И потому, услышав о том, что в некоем заброшенном – и основательно разрушенном – храме есть двери в мир богов, пожелал убедиться в этом лично.

Убедился. Но, на его взгляд, для мира богов здесь была слишком уж мерзкая погода.

Развернувшись, Кронос пошел обратно. Однако уже через несколько шагов он вынужден был остановиться. Практически на следах самого Кроноса стоял зверь. Опасный. Покрытый густым мехом. Похожий не то на собаку, не то на шакала, но гораздо крупнее. И, судя по оскалу, настроенный совсем не дружелюбно. Кронос оскалился под стать зверю и занес меч, приготовившись убивать.


– Сын Адама… – горло хищника явно было плохо приспособлено для иных, кроме рычания, звуков. – Тебе не место здесь. Убью.

Кронос моргнул.

В мире людей разговаривать умели лишь люди. Здесь же Кронос впервые услышал разумные слова от зверя. Хотя насколько вообще разумно было угрожать одному из легендарных Всадников – другой вопрос. Впрочем, возможно, здесь просто – пока еще – совершенно иные легенды. К тому же… что за имя тот назвал? Кронос сам не знал, как звали его отца.

– Большой. Сладкое мясо. Мягкое. Хрустящие косточки… – продолжал хищник.

Кронос ухмыльнулся. Или здесь совсем другие люди, или же эта тварь никогда раньше не пробовала человечины. Жесткое мясо. Горьковатый привкус, окончательно избавиться от которого не помогали даже специи. Каспиан готовил человечину довольно неплохо. Но когда был выбор, Кронос предпочитал все-таки другие блюда.


Бой вышел коротким. Зверь явно чувствовал себя на этих землях главным. Пока не пришел хищник поопаснее. Опустившись перед издохшим зверем на одно колено, Кронос пощупал шкуру – стоящий ли трофей? Клыки-то оказались мелковаты. Как и когти.

Возможно, это и вправду был мир богов. Кронос встал и ткнул носом сапога в живот хищника. Равнодушно посмотрел, как от вывалившихся из распоротого мечом брюха кишок исходит пар. Крови было не слишком много. Но сапоги Кроноса оказались испачканы – и не только кровью, но и плохо переваренным содержимым желудка хищника. Пнул тушу он все-таки не очень удачно.


Резко развернувшись, Кронос вновь вскинул меч. Однако стоявшее в нескольких метрах от него существо – похожее на человека, но с козлиными копытами вместо ног – выглядело напуганным и нападать явно не собиралось.

– Сын Адама… – услышал Кронос восторженный лепет того создания. Пожалуй, стоит попытаться побольше узнать об отце. Коль уж его тут так часто поминают. – Приспешник Колдуньи мертв! Пророчество наконец-то будет исполнено!

Так. Это было уже интересно. Кронос предвкушающе улыбнулся.

* * *
– … И было предсказано, что будет их четверо, – рассказывало существо со странным именем Мистер Тумнус. – Сокрушат они бессмертную Белую Колдунью, что правит вот уже сто лет. И вернется сюда тепло. И займут четверо предназначенные им троны в величественном замке Кэр Паравале. Короли и… Короли нашей страны.

Кронос задумчиво кивнул. Ему нравилось то, что он слышал. Править страной богов… В том, что в предсказании говорится именно о Всадниках, Кронос даже не сомневался. К тому же, они в любом случае сильны достаточно, чтобы стереть противника в пыль.

– Вас ведь четверо, верно? – прервал размышления Кроноса внезапно обеспокоившийся Мистер Тумнус.

Кронос медленно кивнул и улыбнулся жутковатой улыбкой.

Нарнию ожидали суровые времена.


Catold Дезертиры дольше живут

Сиквел к «Вспомни меня, брат!»


Обычно он выныривал из сна моментально, рывком. И в миллиметре от границы яви и мари уже чётко понимал, в каких обстоятельствах находится, и был готов действовать сообразно этим обстоятельствам.

А в этот раз… В этот раз он долго плавал в каких-то обрывках бесконечных жизней, мутных, зябких и тревожных. Сверху, над головой, нарос толстенный слой непускающего льда, и он выбирался к свету и воздуху медленно, мучительно выискивая полынью.

Выбрался. И теперь так же медленно и мучительно соображал, где именно выплыл.

Почему так тепло, если был лёд?

Откуда привкус лакрицы на губах?

Причину тепла он обнаружил довольно скоро, как только глаза привыкли к свету. Причиной оказались два тела, прижавшиеся к нему с двух сторон. Мужчина и женщина. Тепло и покой.

Поперёк его груди – две руки внахлёст. Тонкая, алебастрово-белая, перечёркнутая на плече съехавшей бретелькой сорочки, и смуглая, мускулистая, поросшая жёстким чёрным волосом руки зачем-то соединены в запястьях коротким ремешком.

Основательно обнажённая изящная женская ножка покоится на его бедре. Похоже, кроме шёлковой сорочки, на даме нет ничего. Мужчина ниже пояса одет в потрёпанные синие джинсы размера на два больше нужного, но это не снимает вопроса, что здесь, чёрт побери, происходило?! Особенно если учесть, что сам очнувшийся наг, как при рождении, а его левая рука успела основательно затечь, поскольку находилась где-то под животом мужчины.

И ещё лакрица эта…

* * *
– Прошло уже четыре часа, а нет ни единого признака восстановления, – хмуро сказал Маклауд.

То, что было снято с цепи в подвале Кроноса, недвижно лежало на чистой простыне и смотрело в потолок глазами без век. По белой ткани простыни расползались розовые пятна. Левый глаз – заметно меньше правого. Горошина в алом провале глазницы. Кожи почти нет, так, лохмотья кое-где. Не хватает трёх пальцев. Вместо коленей – крошево. Зубы…

Джо неопределённо крякнул. Если бы Аманда и Дункан в один голос не уверяли его, что чувствуют Присутствие, он бы вообще усомнился, что перед ним действительно нечто не-мёртвое.

Два месяца упорных поисков. Последние двое суток, самые напряжённые. Шестьдесят четыре дня отчаянного волнения для них и невесть какого кошмара для Митоса. Шестьдесят четыре дня. Пустяк для бессмертного. Но сколько для него длился каждый день? Вечность? Дольше?..

И почему он так плох?! Для него даже такие жуткие травмы должны быть поправимы.

Что там происходило?!


Маку хватило тогда одного взгляда, чтобы перечеркнуть изначальный план яростным воплем: «Я сам!» И Аманда опустила взведённый револьвер. И сам Джо вжался в угол, чтобы случайно не попасть в эпицентр торнадо, который образовали два человека и два меча. Люди не могут двигаться со скоростью торнадо, но они двигались. Быстрее возможного.

Бой был недолгим. Вот с лязганьем мечется чёрная воронка, а вот уже Кронос стоит на коленях со вспоротым крест-накрест животом. И Мак, растерявший в урагане всё своё добродушие, делает последний, подчёркнуто небрежный взмах окровавленной катаной.

Но прежде, чем отрубленная голова съехала с плеч, мёртвые губы безумца внятно прошептали:

– Я люблю тебя, брат.

В рухнувшей откуда-то сверху тишине эти слова ударили оглушительным набатом.

Вокруг убитого и убийцы начал потихоньку скапливаться голубоватый электрический туман.


– Может, всё-таки существует какой-нибудь яд для нас? – спросила Аманда жалостливо. – Ну, который может остановить регенерацию?

Мак нервно забегал по комнате.

– Никогда не слышал. Но от того психа я готов ожидать чего угодно. Господивсеблагой, кем же надо быть… Что бы между ними ни произошло раньше…

В чистом и светлом доме, который Аманда не то арендовала, не то купила (а от взбалмошной красотки можно было ожидать любых галсов), изуродованное тело Митоса выглядело особенно страшно. Инородно. Впрочем, тот подвал и выглядел фрагментом чуждого человеку мира, где нет ничего, кроме боли, страха и безумия.

Джо кусал губы. Он думал о последних словах Кроноса и о том, что по дороге из ада в ад не лгут. И самую дикую боль причиняют именно так: с любовью. Искренне веря, что это она и есть.

– В архиве я натыкался на что-то подобное. Не совсем, как ты говоришь, но сходство есть, – медленно заговорил Доусон. – Но счёл ерундой, слишком ненадёжный источник. Но если это то, что я думаю, регенерация – даже не главное.

– Нам сейчас любой источник годится, – отозвался Дункан, вскидывая голову. Огонёк надежды разгорался в его чёрных глазах. – Как это можно проверить?

– Я пойду сейчас, буду искать, – решительно произнёс наблюдатель. – А пока я хожу – будьте с ним. Ни на минуту не оставляйте одного. Говорите с ним или хотя бы при нём. Чтобы он слышал ваши голоса.

Аманда быстро и мелко закивала. Мак насупил брови и проворчал невнятную фразу, в которой чуткое ухо блюзмена уловило только: «А то и сами…» Джо невесело усмехнулся. Как бы там ни трактовала Аманда право частной собственности, а в серьёзных делах на неё можно положиться. О Дункане вообще речи нет: от страдающего друга его оторвут только по частям. Как раз за это Джо был спокоен с самого начала. А вот дальше…

Хромая больше обычного, и всем весом налегая на трость, Доусон вышел в летний город.


Они сидели друг напротив друга, по обе стороны от неподвижного тела на простыне. Присутствие Митоса едва ощущалось, будто он находился на самом пределе восприятия. Никто не знал, о чём разговаривать. Первой чувства беспомощности не выдержала Аманда.

– Когда-то очень давно, – начала она, смешно дёрнув носом, – меня забили камнями. Чистое недоразумение, я даже не брала ту штуковину…

Она немного помолчала. Мак не торопил, только чуть подался вперёд, давая понять, что очень внимательно слушает.

– Я тогда была ещё очень слабой бессмертной, – продолжила она, – очнулась только глубокой ночью, боль была такая, что я чуть снова не умерла. Но я заставила себя поползти прочь из этого проклятого селения. За околицей нашлось болотце, маленькое такое, без трясин, хвала небесам. И я в него упала. Ненарочно. Но, знаешь, Мак, мне так полегчало в этой вонючей водичке…

– Ты хочешь сказать…

– Ага. Хуже ведь не будет, правда?


Для ванны это сооружение было слишком большим, а для бассейна – чересчур маленьким. Нежно-розовый кафель в амурчиках, пуфики и флакончики. И здесь же – какая-то суперсовременная установка для водных процедур. В этом вся Аманда: сентиментально, но функционально. Хозяйка всего этого зефирно-хромированного царства сидела на краю мини-бассейна (или макси-ванны). Голова Митоса находилась у неё на коленях, а прочие части старейшего бессмертного, как и босые ноги Аманды, покачивались в прозрачной бликующей воде.

– Наверное, – с тенью задумчивости сказала она, – я побуду пока здесь, а ты поспи часок. Но не больше, а то на мне водоросли вырастут.

– Я могу первым, – запротестовал Дункан, но неубедительно. Бешеная, на запредельных скоростях, схватка с Кроносом и предшествующие ей двое суток без сна дались ему труднее, чем он хотел показать.

– Вали, пока я добрая, – фыркнула Аманда. – Не свались с лестницы. У тебя час, герой.

Мак кивнул, и поплёлся спать. По пути врезался в дверной косяк, но, кажется, даже не заметил.

Аманда проводила его взглядом, а потом соскользнула с бортика вниз, погрузившись до груди. Она перехватила лёгкое в воде тело Старейшего под мышки так, что его голова оказалась у неё на плече.

– Ты и такой – хоть куда, - сказала она тихонько. – А если выкарабкаешься, обещаю поцелуй. Настоящий, как только я умею. Вот, теперь у тебя есть стимул. А это так, маленький аванс.

И она едва-едва коснулась губами изуродованного рта Митоса. Ей показалось, или холодные куски изорванной плоти, обрамлявшие провал с обломками зубов, чуть заметно шевельнулись в ответ?


– Ты там что, год отсыпался?! – обрушилось на Маклауда, как только он появился в поле зрения Аманды. – Я же не селёдка, в конце концов, чтобы тут вечность мокнуть!

– Один час и три минуты, – зевнул Мак. – Ого, да вы времени даром не теряли… С водными процедурами была удачная идея, золотце.

Теперь лицо Митоса уже было можно узнать: затянуло веками ставшие одинаковыми глазные яблоки, стали резче очертания скул, носа… нежная плёнка новой кожи прикрыла жуткие дыры на руках и груди.

Дункан влез в бассейн аккуратно, почти не вызвав колебаний водной глади. Белая майка посерела, намокая. Принимая дежурство, он попытался поцеловать подругу в щёку, но та неожиданно подставила губы. Как обычно, она пахла ванилью и – совсем немного – солью. Тем же странным, сладко-солёным ароматом отдавали все их долгие, запутанные отношения.

– Всё-таки я люблю тебя, старый шотландский разбойник, – сказала Аманда, когда поцелуй завершился (не так уже и скоро). – Не знаю – за что, не знаю – как… Но друга, брата или любовника – одинаково сильно.

Мак улыбнулся и провёл губами по мягкому ёжику светлых Амандиных волос, подул, чтобы распушились слипшиеся от влаги прядки.

– Есть ли что-то, чего мы друг о друге не знаем? – задал он риторический вопрос.

Красотка рассмеялась и одним ловким русалочьим движением оказалась на бортике. Струи стекающей воды похотливо огладили её ладную фигуру, а лёгкое домашнее платье само, казалось, стало водой. Она знала, что хороша, но не удержалась от короткого, как бросок стилета, взгляда в зеркало. Поймала в отражении одобрительный кивок Дункана, обернулась.

– Хорошо смотритесь, мальчики! – она не без кокетства приподняла бровь и сверкнула зубами.

Мак неопределённо повёл плечом. Одним, потому что на втором он уже устроил голову Митоса. Обхватил, прижимая к себе, безвольное тело друга, опёрся затылком о край бассейна и прикрыл глаза. Позволил себе оторвать ноги от кафельного дна.

– Час пошёл, мон амур, – мечтательно сказал он в потолок. – Хочу я посмотреть, как ты за него выспишься.

– Хочу я знать, как ты меня разбудишь через час, – в тон ему фыркнула Аманда. – Чао!

– Ах, ты!..

Впрочем, это всего лишь Аманда. Если принимать её шалости слишком серьёзно – недалеко до психиатрической клиники.


– Мы наверху, приятель.

Громкий голос Маклауда дал понять, что возвращение Джо не прошло для бессмертных незамеченным.

Поскрипывая проклятыми протезами, наблюдатель поднялся по лестнице. Ориентируясь на звук, определил нужную комнату. Тяжёлый пакет в руке так и норовил подбить трость.

В спальне он обнаружил: Аманду в розовом купальном халате поверх шёлковой сорочки; Митоса на розовом же атласном покрывале Амандиной кровати; чертыхающегося Мака, который пытался приладить на гибкой талии пояс широченных джинсов, явно с чужой жо… фигуры. Джинсы наверняка забыл кто-то из Амандиных хахалей. Ком мокрого тряпья валялся в углу комнаты. Несмотря на неотпускающее беспокойство, Джо улыбнулся.

– Внешних повреждений, – произнёс он не без торжественности, – я больше на нашем пациенте не вижу.

– Красавчик, как и прежде, – вздохнула хозяйка спальни. – Только по-прежнему без признаков жизни. Что с ним дальше делать?

Доусон внутренне подобрался, отчаянно надеясь, что более наблюдательный Дункан ничего не заметит. Но Дункан был всецело поглощён борьбой со штанами.

– Вот уже никогда бы не подумал, – раздражённо бросил Мак, пытаясь провертеть в ремне ещё одну дырочку язычком от пряжки, – что тебе нравятся жирдяи.

Он явно тянул время, прятал страх. Горец боялся, что Джо не нашёл ничего. Аманда охотно поддержала пикировку:

– Поверь, дорогуша, душа у него была гораздо шире пуза. Какой месяц мы провели на Карибах!..

Мак хмыкнул, оставил пояс в покое и поднял на блюзмена тревожные тёмные глаза.

Джо не стал ждать повторного вопроса.

– Митос действительно отравлен. Очень серьёзно. Но я составил противоядие. В той книге был рецепт.

И он вытащил из объёмистого пакета внушительных размеров бутыль, в которой плескалась зеленоватая жидкость.

– И он это всё должен выпить? – округлила глаза Аманда. – Тут же пинт шесть, не меньше…

– Семь, – строго поправил Джо. – И да, вы должны в него это влить. По глотку в полчаса. Как хотите, но иначе не сработает. И ещё одно обязательное условие – должен быть прямой телесный контакт. Всё время. Чтобы ваша жизненная сила непрерывно подпитывала его.

Мак шевельнул челюстью, и Доусон догадался, что шотландец прожевал и проглотил минимум десяток разнообразных вопросов. Вопросов Джо жаждал в последнюю очередь, поэтому мысленно перекрестился от облегчения.

– Это будет долго, – грустно протянула Аманда. – Может, пусть ещё в бассейне поплавает? Раз это так помогает?

Но этих слов никто всерьёз не принял. Даже она сама.


Зелёная, приторно пахнущая жидкость была разделена по двум пузатым графинам. Строго поровну. Графины расставлены по двум сторонам от розового ложа. Аманда хмурилась.

– Мак, – заговорила она наконец, – а ты уверен…

Но Дункан не дал ей закончить.

– Это же Джо, – с нажимом сказал он. – Если ему не верить, то кому же?

– Ладно, – легко согласилась Аманда. – Если не поможет – ещё чего-нибудь придумаем… Я начну?

Мак пожал плечами. Особого энтузиазма, впрочем, как и неприязни, по поводу предстоящей процедуры он не испытывал. Надо – значит надо. Ради того, чтобы его друг открыл глаза и сказал какую-нибудь колкость, Дункан был готов и не на такое.

Аманда взяла свой графин и набрала в рот целебного зелья. Потом прижалась губами к приоткрытым губам Митоса и бережно, по капле влила в них первую порцию загадочного противоядия.

– Сладкое, – поделилась впечатлениями с Маклаудом. Тот снова пожал плечами. Через полчаса – его очередь проверять сладость содержимого графина. Или сладость чувственных губ Старейшего?

В спальне начал скапливаться назойливый лакричный дух.


Сначала время тянулось, как жевательная резинка за подошвой. Наконец Мак предложил читать стихи, но Аманда стихов не любила и не знала. Зато встречно предложила перекинуться в картишки. Дункан уже имел несчастье пару раз играть с ней в азартные игры и отказался в резкой форме. Он намекнул, что у Аманды в рукаве всегда есть семь тузов пяти мастей. Кроме того, не на животе же у Старейшего сдавать!.. Аманда оскорбилась и сбросила халат, чтобы обеспечить честную игру. А насчёт живота – почему бы и нет, от него не убудет. Дальше они начали препираться, перебирая возможные варианты карточного шулерства и поминутно взывая к Митосу, как к третейскому судье. За него же и отвечали. Конечно, поругались, вдрызг рассорились и немедленно помирились. Конечно, ни разу не пропустили время лечения.

А потом Митос вдруг задрожал и покрылся липким потом. И время взяло в галоп.

Пока Старейший просто ругался на бесчисленных языках, было ещё ничего. Но когда он сорвался с места и понёсся вслепую, сшибая всё на своём пути… И дрался с закрытыми глазами так, что с ним едва справились. С печальным криком Аманда спасала какие-то особо милые её сердцу фарфоровые безделушки. Спасла не все.

– И почему я, – пропыхтела она, когда статус-кво был восстановлен, а Митос, снова обманчиво неподвижный, уложен на кровать, – с вами, балбесами, вожусь? Сплошное разорение.

Мак засмеялся, потирая ушибленный бок. Он уже понял всё.

– Любишь, вот и возишься, – сказал он. – А Джо – гений. Я ему подарю самую большую бутыль лакричного ликёра, какую смогу найти. И прослежу, чтобы выпил. До дна.

– Меня уже ноги не держат, – пожаловалась Аманда, надув губы.

– Меня тоже. Но ты чувствуешь?..

Она только кивнула. Слов тут не требовалось: оба бессмертных прекрасно ощущали, что теперь сущность Митоса, где бы она ни шлялась до того, стала гораздо ближе к телу.

– Но долго мы так не выдержим, – продолжил Мак, и написанное на его физиономии довольство противоречило пессимистичности прогноза. – Поэтому стоит принять кое-какие меры. Во-первых, завести будильник, чтобы он нас, когда вырубимся, будил каждые полчаса. А вырубаться мы начнём скоро. И, во-вторых, нам надо как-то соединить руки; на нём. Чтобы не проворонить, если нашего старейшину снова потянет на подвиги. Скакать по дому в штанах, которые каждую секунду могут свалиться – увольте.

Аманда сочла меры весьма разумными, но возразила сугубо из духа противоречия:

– Почему обязательно – нас? Может, его соединить? Например, с кроватью?

– Его – нельзя. Вот очнётся он, и решит, что по-прежнему находится в плену. Удерёт так далеко, что никакая лакрица не проймёт…

– Ой, блин, – спохватилась Аманда. – Время!

Она изогнулась, чтобы достать полупустой уже графин. Мак с улыбкой наблюдал, как его добрая, непоследовательная, несовместимо хитрая и искренняя подруга вливает в Митоса ещё один глоток своей любви.

* * *
Память раскручивалась пружиной, и Митос едва успел перехватить очередной виток, за которым потрескавшиеся губы сумасшедшего Кроноса шептали: «Не бросай меня, брат». Нет. Это – потом. Через двести лет. Или через триста. Когда он будет готов вспомнить, пожать плечами: ну, было, ну, пережил.

Ещё не пережил.

Зато бережно, как величайшие драгоценности, он собрал обрывки памяти тела. Нежные губы приникают к отвратительной яме рта. «Как только я умею…» Биение сильного сердца: я-здесь, я-здесь… Размеренное дыхание за правым плечом – за правым всегда стоит Жизнь. Тепло и покой точёных тел. Чужая сила, которую отдают добровольно и сознательно, просто по любви. Сила пахнет лакрицей, солью, водой, чистым дыханием и ещё чем-то непередаваемо прекрасным. Именно на этот запах он выбрел из тех смутных мест, где прятался от невыносимых мучений и ещё более выматывающего взгляда бывшего Первого Всадника. Прятался, бросив истерзанное тело, неспособное больше испытывать боль и не могущее восстановиться без присутствия Духа.

Митос шевельнул головой, и мягкие волосы Аманды пощекотали ему ухо. Он вдохнул их милый воробьиный аромат и скосил глаза в другую сторону. Рассмотрел чёрные длинные пряди, разметавшиеся по его коже. Мак спал, уткнувшись лбом в его плечо.

Минуту или две он просто лежал, глядя в потолок. Он пытался разделить в памяти ощущения от касания губ Аманды и Дункана. И не мог. И это, безусловно, требовало дополнительных, очень тщательных исследований.

Митос попробовал вытащить занемевшую руку из-под тяжёлого корпуса Мака, и тут что-то пронзительно дзынькнуло. Он привстал, чтобы обнаружить источник неприятного звука, но две руки, мирно лежавшие поперёк груди, внезапно активизировались и вдавили его обратно в подушку.

– Твоя очередь, – пробормотала Аманда. При этом тёплый лёгкий ветерок прошёлся по шее Старейшего.

Маклауд угукнул, вывернулся и зашарил свободной рукой по полу за пределами кровати. Что-то покатилось с глухим стуком.

– У меня пусто, детка.

Аманда повторила его манёвр.

– У меня – тоже. Всё?!

Они синхронно подскочили и уставились друг на друга мутными спросонья глазами. Митос с огромным удовольствием следил за представлением.

– Можете отпускать, – сказал он насмешливо. – Буянить я больше не намерен, так и быть.

– Очухался, значит, – буркнул Мак.

Он усадил Митоса рывком за плечо, перекинул через его голову их с Амандой связанные руки и рухнул плашмя, увлекая за собой несопротивляющуюся подругу.

– Ванная – налево, кухня – вниз и прямо, – зевнула она. – Нас не трогать часов восемь.

– Десять, – поправил Мак.

Намеченные исследования откладывались, но Митос не очень расстроился. Возможно, это и к лучшему: есть время разобраться в мешанине своих и чужих эмоций, чувственных ощущений и порывов.

Он подобрал розовый махровый халат и кое-как натянул на себя. Не то, чтобы Старейший стеснялся своей наготы (в последний раз такое случилось ещё в дохристианскую эпоху)… И уж точно не боялся смутить друзей (они побили все рекорды, рассмотрев его не только без одежды, но и без кожи), но одетому как-то привычнее. Ценность привычек особенно заметна через пять тысяч лет.

– Но за обещанным поцелуем я вернусь, – сказал он в дверях. Митос был уверен, что его уже не слышат, но ошибся.

– Я ничего не обещал! – возмутился Дункан, не открывая глаз.

– Клянусь выкупить все твои векселя, – мурлыкнула Аманда и вяло похлопала Маклауда по бедру.

Старейший подождал ещё немного, но тишину нарушало только дыхание спящих. Они лежали, втиснувшись друг в друга, словно там, в сжимаемом между ними космосе, ещё присутствовал некто, кого нужно согреть любой ценой.

– Салаги, – прошептал Митос, улыбаясь против воли. Он взъерошил отросшие за два месяца волосы, махнул рукой и вышел.



– Где был, чего видел?

Традиционное приветствие наблюдателей. И отзыв тоже традиционный:

– Был далеко, видел разное. Сам бы не вернулся. Спасибо, Джо. Идея ведь была твоя?

Доусон отложил газету и полез в Амандин холодильник.

– Да. И я решил не уходить далеко, чтобы Маку не пришлось долго бегать, когда он решит оторвать мне голову.

Митос в два глотка осушил предложенную чашку молока.

– Не оторвёт. Он – сообразительный мальчик. А у меня есть два вопроса. Первый – нафига столько лакрицы?

Джо сердито засопел и развёл руками.

– А как же? Целебное зелье должно вонять до небес, иначе какое же оно целебное? А другой эссенции у меня не нашлось. И вообще, скажи спасибо, что я туда сахара набросал, а не соли.

– Спасибо, благодетель. Век не забуду. И второй вопрос. Как ты догадался, что я попросту сбежал?

Блюзмен немного помялся, но решительно вскинул глаза и ответил:

– Чего там догадываться. На твоём месте я попытался бы сделать то же самое, то есть драпануть от такой любви, бросая обозы и боеприпасы. Я не нашёл слов для ребят, чтобы объяснить: подобное – только подобным, но – настоящим. Аманда и Дункан блестяще выиграли бой, потому что просто поверили. Они же любят и меня, старого лжеца. А я… прикрылся крашеной водичкой. Дезертировал, удрал, побоялся испортить. Я ведь так и не смог до конца поверить сам себе.

Митос накрыл ладонью плечо Доусона. Мотнул головой, чтобы прогнать непрошеных призраков из памяти.

– Ты подобрал самое правильное противоядие, – сказал он. – А бегство… Дезертиры дольше живут, Джо. Я проверял.

Catold Это просто Фицкерн

– Мадам, с вашей стороны это будет грандиозной ошибкой. Из-за таких ошибок гибнут города, мадам. И я берусь в кратчайшие сроки объяснить всю глубину ваших заблуждений. Если вы, конечно, перестанете размахивать карабелой возле моего носа. Кстати, ваша сабля похожа на вас. Те же изгибы, изящество и лёгкость. Но, пожалуй, блеск ваших дивных очей – острее. Эпс! Конечно, я верю вам на слово! О чём речь! Я не ставлю под сомнение, о сиятельная сеньорита, что ваш клинок без замаха отрежет мне ухо. Но эффектнее будет на этом батистовом платке… О! Теперь у меня есть два платка. Моё сердце пронзено точно так же! Я не охотник за головами, я – поклонник красоты… В данном случае – ваш поклонник, ибо вы прекрасны, как бутон розы. И ваши шипы так же ранят. Позвольте… да, я так и знал, я не мог не угадать… Ваша кожа нежнее розовых лепестков. Гораздо нежнее. И аромат… Вы ведь не пользуетесь, моя донна, духами, верно? Я не люблю, признаться, если сводящий с ума запах женственности заливают мускусом или амброй. Да и от розового масла я не в восторге. Зато, миледи, я в восторге от вас. Я – у ваших ног. Я бросаю меч, ибо побеждён. Зачем, скажите, мне нужна ваша голова, если у вас такой бюст?! Ай! Вы меня неверно поняли! Это чистая эстетика! Если слегка ослабить шнуровку корсажа… Разрешите, мне отсюда удобнее… да, благодарю вас, любезная донна… Эти белоснежные холмы, увенчанные крупными вишнями сосков, способны погубить любого настоящего мужчину. И он будет счастлив погибнуть, приникнув губами… Ой! У вас тяжёлая рука, сударыня, но для меня эта плюха – как орден Подвязки. Да, именно этой подвязки. Мне с земли отлично видно. Это просто чудо! А теперь, когда вы поставили мне на грудь вашу восхитительную, будто резцом Фидия изваянную ножку, видно ещё лучше. Позвольте туфельку… да, именно так! Даже самая лучшая обувь не сделает изящнее крутой подъём вашей стопы, такой миниатюрной, что я могу полностью укрыть её в своих ладонях. Каждый пальчик – как жемчужина. Я сосчитаю их все, моя госпожа. Вы улыбаетесь, вы больше не сердитесь, и я счастлив! Идите же ко мне, я хочу купаться в сиянии ваших сапфировых глаз. Тонуть в их морской глубине…

Ваши губы слаще самых спелых фиников… Вы пробовали финики, прекрасная сеньорита? Ещё нет? Я увезу вас в тёплые страны, где лето – круглый год, и буду кормить с ладоней виноградом, персиками и пряными восточными сладостями… У нас будет столько времени, сколько мы захотим, чтобы сполна насладиться друг другом… О, моя королева, не для того ли мы родились бессмертными?

Да, прелестная леди, я уже заткнулся и занялся делом…

Catold Моя первая последняя воля

Кроссовер сериалов «Горец» и «Шерлок»


Художник: masha_kukhar

1. Зануда

И морда у него дулькой. И шейка из костюма торчит куриная. И костюм в долларах равен годовому ВВП какой-нибудь Уганды. А если прибавить обстановку громадного, как собор святого Петра, кабинета, то…

Правая рука, подпиравшая голову, затекла, и Дункан Маклауд бережно переложил её на левую. Бережно – чтобы не нарушить тщательно построенное на лице выражение вежливого внимания. И ещё – чтобы не потерять контакта сцепленных во избежание зевоты челюстей.

Скукота.

Да, зануда подготовился ко встрече со всей… занудливостью. Голос его, немного гнусавый, напоминал жужжание осенней мухи, и от этого ещё больше тянуло в сон. За спиной говорившего человека мелькал разноцветными пятнами экран мультимедийного проектора. Для убедительности, надо полагать.

Да, всё правильно. Их разоблачили, уличили и прижали к стенке. Ещё минут сорок тому, кстати. Можно бы и притормозить, но зануда методично, как священник – чётки, перебирал одно за другим абсолютно излишние доказательства бессмертной природы Дункана Маклауда и Адама Пирсона.

Когда ж ты уже науличаешься и скажешь, наконец, что тебе надо?

Дункан скосил глаза на товарища по неприятностям.

Сидит, Древнейший, развалясь, и по нём, как обычно, ничегошеньки понять нельзя. Так посмотреть, его вообще ничего в жизни не беспокоит, кроме маникюра. Проворно мелькает маленькая, дюймов двух с половиной, пилочка, наводя сияние на ноготь указательного пальца правой руки. Дункан знал, что узкий конец безобидного на вид маникюрного инструмента хорошо заточен, а широкий – утяжелён. После того неприятного случая с Мафусаиловым камнем Митос никогда не расставался с этой изящной штучкой. Значит, от наручников Древнейший мог освободиться в любой момент, пока их везли сюда. Но не посчитал нужным. Хитроумное создание, чтоб его с его же идеями… Кстати, понимает ли их усердный уличитель, что эта пилочка в любой же момент может оказаться торчащей у него из глазницы? Если так, то ему не откажешь в храбрости: стальные «браслеты» он приказал снять с гостей на пороге кабинета.



Маклауд стоически попробовал вникнуть в суть речей зануды, но не преуспел. От монотонного зудения свело скулы, а перед глазами поплыли приятные предсонные узоры. Пришлось тряхнуть головой в ущерб выражению лица. Чёрт бы с ним, и так переварит.

Ну что же ему надо-то?! Вечной молодости?! Эликсира бессмертия?! Нектара с амброзией на лопате?!

Нет, вряд ли. Слишком он хорошо осведомлён, чтобы нести подобную чушь. Скорее уж убить кого-нибудь. Или достать что-то, доступное только покойникам.

По сути, везде одно и то же.


Идея ехать в Лондон принадлежала Митосу.

Хочу, сказал, вояж по местам боевой славы. Как сейчас помню, сказал, Четырнадцатый Железный Легион. И Брута с его закидонами. И Туманный Альбион манит. Поехали, сказал, чего тебе сидеть, горшками битыми торговать.

А и верно, чего сидеть? Вокруг тишь да блажь, 2013-й год на календарике… Джо скрипит потихоньку, только артрит его стал донимать, гитару всё реже берёт. Старенький он, Джо…

Почему бы и не съездить? С Митосом не соскучишься, он всегда во что-нибудь своим длинным носом влезет.

Но кто же знал, что это произойдёт так быстро?!

В аэропорту их ждали. Всерьёз.

Брали пустоглазые мальчики с автоматами, причём в толпе обычных пассажиров. Знали, сволочи, наверняка, что ни Дункан, ни Митос не допустят стрельбы в толпе. Везли долго, в закрытом авто, бронированном, как танк.

И предстали они пред светлы (действительно светлы, можно даже сказать, водянисты) очи большой шишки – мистера Майкрофта Холмса.

И вот теперь надо переждать, пока у этого зануды закончится словесный понос, и он перейдёт к делу.

Но спать-то как хочется!..

– Милейший, – внезапно заговорил Митос, брюзгливо оттопырив нижнюю губу и не отрываясь от холи ногтей. – А не могли бы вы сразу пояснить нам суть своей проблемы. То, что вы имеете доступ к архивам Наблюдателей, мы уже поняли.

Дункан вышел из ступора и горячо закивал, поддерживая данную пропозицию.

Зануда Холмс осёкся.

– Сразу… – протянул он как-то нерешительно.

Это совершенно не вязалось ни с кабинетом, ни с костюмом, ни с потоком секретнейшей, тщательнейше охраняемой информации, который без малого час лился им на головы. Маклауд вдруг понял, что проблема у мистера Холмса сугубо личная, и он сам не знает, с чего начать, и просто тянет время.

– Значит, так, – справился с замешательством Майкрофт-зануда. Теперь он не жужжал, а лязгал. Интересно, так ли лязгали доспехи на железных легионерах Брута? – Есть потенциальный бессмертный. Сам он об этом ещё не знает. Он – очень одарённый, важный для страны человек, правительство заинтересовано в нём. Ваша задача – провести с ним разъяснительную работу, обучить всему необходимому и… инициировать. Он сейчас на пике формы, не стоит тянуть.

На экране возникло изображение молодого человека, высокого и худощавого. Странное, немного диковатое лицо под шапкой тёмных кудрей.

– Убить, короче говоря, – уточнил Дункан. Настроение, и без того поганое, стремительно неслось в какой-то тартар.

– Ну… да. Если совсем коротко. Сделать по-настоящему бессмертным.

Кажется, мистер Холмс испытал подлинное, неподдельное облегчение от того, что проблема озвучена и не вызвала бурного протеста. Но он рано радовался.

– Скажите, мистер Холмс, – Митос в последний раз чиркнул пилочкой по ногтю и поднял глаза на их чересчур гостеприимного хозяина, – а почему этого не может сделать любой из тех волкодавов, что ждали нас у трапа? Почему вы просто не прикажете им сделать пару выстрелов, а потом не наймёте первоклассного учителя фехтования? Зачем все эти сложности?

Зануда молчал так долго, что Дункан успел детально изучить барельеф на декоративном камине: фавны, нимфы и горбатый циклоп. Древнейший замер, в компании мифических существ уподобившись сфинксу.

– Видите ли, – сказал Майкофт Холмс, прерывая тяжёлую паузу, – этот потенциальный бессмертный – мой младший брат, Шерлок. Мне с ним предстоит иметь дело до конца жизни… моей, разумеется. Я ведь стану его первым наблюдателем… И я сделаю всё, чтобы он никогда не заподозрил связи между мной и своей инициацией. Иначе это может стать невыносимым.

2.

Гостиниц не любили оба, поэтому Адам Пирсон заблаговременно и предусмотрительно снял славный флигель за два дома от какой-то лютеранской церкви. Чтобы в случае чего, значит, недалеко бежать. Фаталистически настроенный Маклауд только скептически хмыкнул. Но возражать, разумеется, не стал из тех же фаталистических настроений. Какая разница, в конце концов, а если Митосу так спокойнее…

Их багаж демонстративной кучей высился в прихожей: мистер Холмс-старший ещё не устал демонстрировать свою осведомлённость. Поверх двух сумок и отдельного кофра с искусно замаскированными под канделябр стиля «модерн» мечами лежал некий длинный предмет, завёрнутый в холстину.

Дункан размотал ткань, и на свет божий показалась витая гарда, и за ней – узкий стройный клинок. Эсток{меч-шпага времён позднего рыцарства.}. Антиквариат, но прекрасно сохранился. Несомненно, за ним бережно ухаживали. И им регулярно пользовались. Только ли для тренировок?

Несколько минут бессмертные благоговейно созерцали муаровый узор на гранёном лезвии, клеймо, стоящее целое состояние, а также изысканный орнамент на стальных завитках гарды.

– Оружие он ему тоже выбрал, – не без горечи заметил Митос. – То есть – за него. Помимо всего прочего.

– Кажется, он очень привязан к младшему брату, – рассеянно отозвался Дункан, пробуя незнакомое оружие. – И боится за него.

Митос машинально отметил, что для Маклауда эсток слишком лёгок. Локоть при переходе из примы в кварту заносит чуть дальше, чем надо. И не привык Мак к колющим выпадам. То есть, конечно, исполнение завидное, очень техничное, но… без души, что ли… неродное какое-то. А вот тому, с фотографии, очень может быть, что такая манера ведения боя подойдёт. Тонкокостным астеникам шпаги к лицу.

– Не знаю, как насчёт «за него», а вот «его» – точно боится, – фыркнул Древнейший, подхватывая свою сумку. – Парень определённо с характером.

– Только нам-то что с этим вундеркиндом делать? – вздохнул Дункан и завершил упражнения эффектным парадом. Испуганно свистнул рассеченный надвое воздух.

Митос только выразительно пожал плечами. То, что Мак не оставит без присмотра нового соплеменника, было ясно с самого начала. Мистер Зануда, без сомнений, прекрасно изучил биографию Дункана и знал, что делает. Этого чёртова альтруиста хлебом не корми, но дай кого-нибудь опекать. По себе знаем. Старейший усмехнулся своим мыслям, но тут же посерьёзнел.

– Последнее условие, – сказал он. – По поводу инициации. Я не согласен.

Мак обернулся уже с лестницы и одарил приятеля изумлённым взором:

– Ты что, думал над этим всерьёз? Просто взять и убить человека?

– Думал, – признался Митос. – Но пришёл к выводу, что даже если парень действительно наш, он всё равно имеет право выбирать себе смерть. Да и Морена очень не любит, если её торопят без повода.

И он коснулся левого запястья, которое трижды обвивал шнурок, хитро сплетённый из чёрных и белых нитей.

* * *
Леди Морена.

Прекрасная. Жуткая. Могущественная. Таинственная. Окончательная. Милостивая и капризная. Желанная и внушающая ужас.

Морена.

Какой идиот присвоил ей мужской род?

Митос очень надеялся, что после встречи с Белой Леди упомянутый идиот понял и осознал свою ошибку. Это же уму непостижимо!

Разве не очевидно, что вечным круговоротом смертей и рождений может заправлять только женщина? Только женщине, грешной и невинной, грязной и очищающей, дано понимать высшую мудрость бытия. Высшую справедливость. Только ей.

Его прекрасной леди, чьи цвета он носил.

Осознание пришло совсем недавно, после смерти Алексы.

Раньше он считал, что просто боится смерти. До колотья в груди, до холодного пота. Прятался, убегал и почти не жил. Пытался обмануть и перехитрить. Никогда не поворачивался лицом, хотя часто ощущал затылком холодное, остро пахнущее грозой дыхание.

А в тот день, когда дыра в душе пульсировала особенно жадно, затягивая внутрь себя остатки разума и каких-то ошмётков памяти, повернулся.

– Ну, – сказал старейший среди живущих, – забирай. Я твой, безносый. Я больше не могу. Ну же! Ты так долго гнался за мной!

– Глупый, – сказала она (конечно, она!) и провела по щеке Митоса холодными пальцами. Кожа горела, и прикосновение показалось чрезвычайно приятным. – Я же люблю тебя.

Он осмелился поднять глаза и встретил нежный, бесконечно родной взгляд.

– А… Алекса? – выдохнул сквозь боль, муть и пустоту. – Ты!?

– У меня много имён, – прошептала она, не отрывая ладоней от его лица. – Я была Алексой, чтобы ты увидел меня и понял, как сильно я тебя люблю. Чтобы понял, что только я могу любить тебя вечно…

– Морена…

Имя пришло само собой, без усилий с его стороны.

Пришло – и осталось. Навсегда.

А страх пропал. Тоже навсегда.

* * *
– Вопросов в этом деле куда больше, чем ответов, – глубокомысленно заявил Мак. – Пока что, по крайней мере. И вопрос, каким образом мистер Холмс добрался до архивов Наблюдателей – далеко не самый главный.

Митос прекратил греметь посудой и высунулся из кухни (он не одобрял новомодных веяний, и считал, что между кухней и остальным жилищем должна находиться дверь).

– Это вообще не вопрос, – презрительно фыркнул он. – Это ерунда.

Дункан вопросительно приподнял бровь.

– Я полночи искал в сети информацию по этому Холмсу и не нашёл ничего, хотя в его реальных возможностях мы с тобой убедились на собственных шкурах, – пояснил Древнейший, вытирая руки узорчатым полотенчиком. – О его младшеньком – завались. Начиная от блога и заканчивая газетными передовицами. А про Майкрофта – ни словечка. Это говорит о том, что он действительно большая шишка. Из тех, кто на самом деле ворочает мировой политикой и бюджетами государств. А даже ты можешь догадываться, что Орден Наблюдателей – сугубо убыточная организация. И постоянно нуждается в спонсировании.

– «Даже» я, так и быть, пропущу мимо ушей, – криво усмехнулся Дункан. – Но от мысли, что наш зануда контролирует Орден, мне как-то тоскливо.

– Не всё так мрачно, – Митос снова скрылся на кухне, и его голос зазвучал глухо. – Во-первых, источников финансирования несколько, и о полном контроле речи нет. Во-вторых, Шерлок – его личное дело, и подключать государственную машину на полную мощность он не посмеет.

Маклауду надоело напрягать слух, и он перебрался поближе к товарищу. Митос стряпал редко, исключительно под настроение, но получалось у него хорошо. Вот и сейчас аромат томлёного в прованском соусе лука заставил Дункана сглотнуть набежавшую слюну.

– Можно было бы, конечно, смыться, – продолжил Древнейший, помешивая в кастрюльке, – уж это я умею…

– Но мы ещё не прошли тропой Брута, – хмыкнул шотландец и с полным комфортом развалился на жестковатом кухонном диванчике. – И ещё… мне очень не нравится, когда воротилы мировой политики так здорово нервничают. Похоже, новенькому угрожает нечто большее, чем пропустить пик формы.

Митос бросил ложку и грозно упёр кулаки в худые бока. В сочетании с клетчатым фартуком поверх растянутого джемпера это смотрелось занятно.

– И это всё, что тебе не нравится? Автоматы и наручники – нормально?

– Он очень переживает за брата, – примирительно прогудел Мак. Он изо всех сил старался не улыбаться. – И хотел произвести впечатление.

Старейший из бессмертных несколько секунд молча разглядывал приятеля в поисках адекватных слов. Наконец энергично выразился по-шумерски (самих выражений Маклауд не знал, но о смысле догадался по интонациям) и развернулся к плите.

– А вот мне, – сказал он, раздражённо тряся над варевом перечницей, – в корне не нравится, что сия переживательная личность сумела определить потенциального бессмертного. Наблюдатели так не могут.

Дункан помрачнел.

– Выясним. Всё равно надо с этим киндерсюрпризом знакомиться. Заодно проверим, не ошибся ли Майкрофт, что тоже вероятно. Прямо с утра и начнём. Если я, конечно, не помру от голода, пока ты закончишь готовить.

– А и помрёшь – невелика беда…

3.

В узкую щель между дверью и косяком было видно немного, всего-то часть шведской стенки и высокую тонкую фигуру на фоне светло-серой стены.

– Чем могу служить, господа? Вы ходите за мной целый день, но агрессии не проявляете. Отсюда я сделал вывод, что вы чего-то хотите, но стесняетесь сказать. Не стесняйтесь, господа. Здесь никого нет, кроме нас.

Жесты скупы, голос спокоен, но спина напряжена и обманчиво беззащитна. Или не обманчиво?

Дальше стоять за дверью было глупо, и преследователи вошли внутрь. Да, небольшой зал пуст. Спортивные снаряды сиротливо жмутся по углам, жалюзи плотно закрывают окна, а натёртый пол бликует под лампами дневного света.

Мистер Шерлок Холмс, действительно и бесспорно неинициированный бессмертный, изрядно поводил их по городу, прежде чем остановился здесь.

– Я арендую этот зал по вторникам и пятницам и специально доплачиваю, чтобы здесь во время моих занятий никого не было. Недешёвое удовольствие, но, как по мне, того стоит.

Молодой человек рывком развернулся к визитёрам. Митос почему-то ожидал, что у Шерлока будет пистолет, однако его руки оказались пусты.

– Я слушаю вас.

Бессмертные переглянулись, и Митос отступил на полшага, передавая инициативу Маку. Дункан еле заметно дёрнул плечом, но спорить не стал. Молча вытащил из-под плаща катану и холмсовский эсток. Бросил клинок Шерлоку.

Тот подхватил, покрутил, усмехнулся. Принял стойку.

Митос мысленно жалостливо вздохнул и опустился на корточки под стенкой. Надолго шоу не затянется. Стойка так себе. Фиговенькая стойка, если честно. А с другой стороны – зачем частному детективу фехтование? В детстве, наверное, занимался немного рапирой, вот брат и подобрал для него нечто похожее. Для начала.

Дункан принял несколько не очень опасных выпадов на середину меча, на пробу увернулся ещё от нескольких, потом ему это надоело, и он упал. Плашмя, навзничь, прямо под вытянутую руку Холмса.

Древнейший хмыкнул. Это фокус он знал и, пожалуй, любил смотреть. Ага, очень эффектный удар снизу эфесом в локоть, так, чтобы меч соперника по широкой дуге улетел далеко за пределы досягаемости. Эсток отправился в полёт, а Митос прямо с корточек кувыркнулся к точке его приземления и поймал за гарду у самого пола. Хорошее оружие, жалко будет, если выщербится.

А Мак уже держал руки новенького железным захватом, завернув за спину. Лезвие катаны щекотало Шерлоку кадык. Конечно, малый даже дёрнуться не успел. Тоже известное дело. Только повторить плохо получается, тут же главное – не тормозить после тычка в локоть, а Митосу массы не хватает, надо заново отталкиваться для переката, а это уже совсем не то.

Парень не делал попыток вывернуться из лапищ Дункана, только тяжело дышал. Древнейший уселся на пол по-турецки и одобрительно качнул головой. Молодец, новенький. У самого-то Митоса в аналогичной ситуации не хватило ума повисеть тихонько, решил, что подсечка сработает. Сработала, да не так. Небольшое, скажем, удовольствие, когда на тебя с радостным воплем: «Ах, ты пинаться?!» -- падает центнер живого веса. А вправлять потом вывихнутый локоть – удовольствие ещё меньшее.

– Будем считать, – заговорил Шерлок медленно, – что кое-что вы мне объяснили. Но этого мало. Я жду остальной информации.

Маклауд только крякнул от такого невероятного нахальства. Но жертву отпустил.

– Тебе, наверное, лучше сесть, – сказал он с сомнением в голосе. – Информации будет много. И, боюсь, понравится тебе далеко не вся.

* * *
Они сидели рядком на гимнастических матах, и разговор, как всегда по такому поводу, протекал трудно. Хотя с Холмсом трудности возникали в самых неожиданных местах. Демонстрировать воскрешение ему, как ни странно, не понадобилось, зато принципиальные основы Большой Игры…

– Это бессмысленно, – заявил Шерлок решительно. – Бегаете друг за другом, сечёте головы, а в это же время появляются всё новые и новые бессмертные. Перпетуум мобиле. Вероятность того, что хотя бы на пять секунд на земле останется один-единственный бессмертный стремится к нулю. Если дадите мне надёжную статистику, я вам за три минуты скажу, насколько быстро стремится.

– Можешь позавтракать своей вероятностью, – скучным голосом ответил Митос. – За чужими головами бегают, к твоему сведению, далеко не все, но обязательно найдётся кретин, который побежит. И – по твоей, кстати, любимой статистике, – кретинов больше, чем хотелось бы. Так что учиться придётся, хочешь ты того или нет.

Холмс досадливо махнул рукой и внезапно улыбнулся. По-хорошему, без ехидства.

– Пару уроков у таких мастеров, как вы, я возьму в любом случае, уже не отвяжетесь. Но ваш интерес мне по-прежнему не ясен.

Древнейший возвёл очи горе́, будто на гладком натяжном потолке зала должны были проступить некие письмена, объясняющие тягу Маклауда к добрым делам. На свой счёт Митос иллюзий не питал.

Но потолок надежд не оправдал, Мак отморозился напрочь, пришлось выкручиваться самому.

– Видишь ли, умник, – вздохнул он. – Мы живём туеву хучу лет, но это не мешает нам оставаться людьми. А вот этот, который с гор только что спустился, вообще идеалист. Верит, что рано или поздно сможет остановить Игру навсегда.

– А ты?

– А я слишком давно живу. По этой же причине мне почти без разницы, во что верить. А Мак – мой друг, и я его не брошу, какая бы дурь ни треснула в его окаменевшую от собственной упёртости башку. Как-то так.

Шерлок резким движением откинулся на маты и остался лежать неподвижно, глядя всё в тот же потолок. Митос дорого бы дал за то, чтобы узнать, ответы на какие вопросы он там ищет. Дункан смотрел куда-то в дальний угол. Наверное, ему написали что-то умное именно там.

– А мне хочется верить, – пробормотал Холмс, – что из этого дела не торчат уши моего старшего брата.

– Торчат, – сразу признался Маклауд. Интересы Майкрофта, равно как и его инкогнито, он блюсти не собирался. – Но мы делаем только то, что считаем нужным. А новеньких нам доводилось встречать по всей программе не раз и не два. Почти конвейер. Шерлок, твой брат не так уже и плох, просто власти переел немного. И занудлив невероятно.

– И он не бессмертный, – констатировал Холмс сухо. – И наверняка приказал меня убить, пока это не сделали… э-э-э… не идеалисты. И чтобы обеспечить алиби себе, разумеется. Я – не я, и хата не моя.

Дункан не смог сдержать восхищения.

– В точку! – воскликнул он. – Прям его слова!

– Ну, – протянул Шерлок, – не совсем его… Наверняка он выдал что-то вроде: «Не стоит тянуть, пока он напике формы». Или: «Британия заинтересована в этом человеке!»

Тут уже не выдержал и Митос, потому что переданы были не только фразы, но и интонация, выражение лица, жест… И лишь через несколько секунд хохота он понял, что ключевыми были слова: «И он не бессмертный». На самом деле: «Он меня оставит одного». Шнурок на запястье стянуло капканом.

* * *
Всё-таки боялся. Боялся, что Морена больше не придёт. Обидится и не придёт.


Чёртов скепсис, въевшийся в кости, в кровь, в самое дыхание.

Да какая разница, была Алекса на самом деле или не было? Она же существовала для него, и даже много более, чем просто существовала… Какое ему дело до других?!

Но тогда это казалось исключительно важным. У Митоса до сих пор краснели уши, когда он вспоминал о тех своих похождениях. О том, как ездил по всем городам, где они пробыли хоть несколько минут. О том, как бессмысленно расспрашивал о ней каких-то людей, вскользь упомянутых, мимолётно встреченных… Как пытался добыть медицинскую карту, которой никогда не было…

И как потом стыдился своего неверия, и как боялся, что Морена…


Зря боялся. Она всё-таки старше и умнее.

Она пришла той же ночью, молча сбросила одежду, легла рядом. Была нежна и покорна, а её касания были лучше всяких слов.

Морена.

Она никогда его не бросит.

* * *
– Так я жду вас завтра на набережной в районе Вестминстерского моста, – сказал Шерлок уже на выходе. – Мне надо всё обдумать. И я ещё ничего не решил.

4.

Из блога Джона Ватсона
Закрытая запись, взломанная Шерлоком и Майкрофтом Холмсами в разное время по разным причинам.

Я до сих пор ни черта не могу понять. С Шерлоком вообще понимать трудно, если он не соизволит объяснить, но вчерашний день побил все рекорды.

Но если по порядку, начался этот капитальный бардак ещё позавчера ночью. Я решил лечь пораньше, и это была большая ошибка. Каждый раз, когда я решаю выспаться, непременно случается какая-нибудь пакость. Почти каждый раз. Иногда, впрочем, получается. Только редко. Боже, зачем я это записываю?

Нет, надо записать, пока я помню. Память у меня не такая, как у Ш., надо записывать, но только для себя. Всё равно больше никто не поверит. А если не запишу, то сам себе потом не поверю. Решу, что придумал, а сам взамен придумаю что-то более приемлемое.

Ладно. Ладно. Нет, НЕ ладно. Совсем неладно.


Я заснул. Мне снился Афган и какое-то короткое перемирие. Снилось, что я сижу под скалой в тенёчке, мне хорошо, и вдруг с оглушительным рёвом налетает, просто падает на голову, звено истребителей. Я испытал во сне не страх, а какую-то совершенно детскую обиду. Зачем столько грохота, когда так славно и спокойно?

Конечно, это был Шерлок. Он влетел в комнату на сверхзвуке, и хорошо, что я не закрыл дверь на задвижку, а то бы он её, наверное, вынес и не заметил. Но это я уже потом подумал.

– Джон! Ты меня слушаешь? Помнишь дело с отрезанными головами?

Я сказал, что очень внимательно слушаю, дело помню, а сам натянул подушку на голову. Мне хотелось в тишину и в тенёчек.

Но он подушку отобрал, а меня тряс до тех пор, пока я не проснулся окончательно. И не вспомнил эти тошнотворные головы в нашем холодильнике. Хрен такое забудешь.

– Я говорил, что оно скучное, помнишь? Из-за того, что не было никакого смысла?

Этого я не помнил, но на всякий случай кивнул, потому что глаза у моего друга горели хорошо мне знакомым фанатичным огнём и спорить было бесполезно.

– Я ошибался. Просто есть вещи, которые угадать или вычислить невозможно, но про них узнаёшь – и всё становится на места.

Я осторожно спросил, о чём речь. Но меня не слушали. В таком возбуждении Холмса я давно не видел.

– Скальпель Оккама, элементарная логика, Джон. Если в самую дикую, невероятную версию укладываются все факты – она правильная.

Он отпустил мои плечи, вскочил и забегал по комнате, сшибая мелкие предметы с полок и стола.

– Я им верю, хотя и буду всё проверять, но такое придумать невозможно, и всё сходится, понимаешь? И отрезанные головы, и то, что Майкрофт запаниковал, и затишье в делах не к ночи будь помянутого Мориарти… Даже Ирэн… Особенно – Ирэн…

Я робко намекнул, что хорошо бы поподробнее, но Шерлок смотрел сквозь меня.

– Будет буря. Скоро. И я хочу быть на шаг впереди. Хотя бы вровень.

И, без перехода:

– Завтра вечером мы кое с кем встречаемся у Вестминстерского моста. В шесть. Не опаздывай, Джон.

И бахнул дверью так, что посыпалось за обоями.

– В шесть, у моста! – прокричал ещё раз из коридора. – Тебе они понравятся!

Он за стенкой ещё долго терзал скрипку, а я не мог заснуть, потому что ничего не понимал. И мне было страшно.


Мне и сейчас страшно.


День прошёл ужасно. Я всё ронял, терял, забывал и путал. Как довёл до конца приём – не помню. Слава Богу, в этот день не было ничего страшнее ОРЗ, а то пришлось бы увольняться.


До самого моста кэб меня не довёз – страшные пробки. Скорее всего, те пятьсот метров, что я топал пешком, спасли мне жизнь. Точнее, те семь или десять минут. Чёрт, надо как-то связно, сам же потом запутаюсь.

Так.

Во-первых, я увидел вспышки, похожие на оранжевые астры. Без звука. То есть поток машин, что тёк, не тормозя, по набережной, полностью глушил звуки выстрелов. То, что автоматы тоже бывают с глушителями, мне в голову не пришло. Но вспышки я узнал сразу, из-за афганского сна накануне, не иначе. И человек на парапете дёргался, как можно только под пулями, ни с чем не спутаешь.

Можно сказать – в историческом и культурном центре Лондона!

Во-вторых, я начал стрелять на бегу, ориентируясь по вспышкам. У меня глушителя нет, но Шерлок выбрал для встречи непешеходное, избавленное от туристов место, да и авто мчатся мимо на полном ходу. До сих пор мучаюсь мыслью – почему именно там? Я спросил его об этом после всего, но мой друг сделал этакое невинное лицо херувима-переростка (он умеет) и сказал, что разговор намечался деликатный и следовало провести его подальше от посторонних ушей. Но, кажется, он врал. Просто всё пошло не совсем так, как он планировал.

Но это было потом.

Тогда я выпустил всю обойму, очень быстро. Вообще всё оно было какое-то… слишком для меня быстрое. Я ни о чём не успевал думать, я же не Шерлок. Оранжевые астры увяли, а расстрелянный на парапете человек начал падать в воду. Вообще от того момента, как я увидел выстрелы, до того, как я прыгнул в Темзу, прошли какие-то секунды.

В-третьих, вода оказалась слишком холодной, а человек – слишком тяжёлым. Одно радует: даже теряя сознание, я поставил себе диагноз «острый спазм мышечной оболочки лёгких». Всё-таки врач я не совсем пропащий.


Приходить в себя после обморока вообще неприятно. В целом. И этот раз исключением не стал. Где-то, кажется, на высоте птичьего полёта ухал и бухал незнакомый густой баритон, кто-то надсадно кашлял, а в носу и глотке будто прошлись посудным ёршиком. Стальным посудным ёршиком. Очень старательно прошлись. Ещё было жутко холодно.

Я кое-как свёл глаза в одну точку (они были от этого не в восторге, да и желудок тоже). Долго соображал, что же я вижу, потом понял, что это перевёрнутая фасонная туфля, из очень дорогих. А вот штанина над (для меня – под) туфлёй – самая обыкновенная, джинсовая. И дырка от пули на ней тоже вполне заурядная, как и расплывшаяся по мокрому кровь. Выше, по всем признакам, должно было находиться колено и бедро, но этого я не видел, поскольку на этом самом бедре висел головой вниз. А ещё меня стучали по спине чем-то исключительно твёрдым.

– Спасибо, хватит, – сказал я.

Хотел сказать, но только забулькал. Порция грязной речной воды вылилась на дорогой штиблет спасителя. Я так понял, что это была не первая порция.

– О! – обрадовался баритон, спустившись с птичьих высот на грешную землю. – Очнулся! Вы просто молодец, что так быстро.

Меня перевернули головой вверх, и когда кружение вселенной приостановилось, в неверном свете фонарей я разглядел ещё одного человека на четвереньках. Хрипел и кашлял именно он, сплёвывая тёмным на мокрую землю. Парапет набережной находился выше и дальше, а мы втроём сидели на узенькой полоске приречного песка под мостом.

Я рассмотрел своего спасителя. Даже насквозь мокрый, он выглядел очень представительно: высокий, широкоплечий, лицо приметное.

– Спасибо, – сумел сказать я уже более внятно.

– Да что вы, – махнул рукой тот, – это вам спасибо. Если бы вы их не спугнули, нам пришлось бы совсем туго. Дункан Маклауд, к вашим услугам. И мой друг Адам Пирсон, несомненно, тоже.

Я тоже представился и спросил, кто такие «они», но получил безмятежно-честный взгляд маслинно-чёрных глаз и ответ, что хрен его знает. Я хотел осмотреть повреждения Адама, но меня с двух сторон заверили, что это ерунда, сейчас отплюётся, и всё будет в полном порядке. Наверное, я ещё на тот момент не был вполне адекватен, поскольку не стал утверждать, что своими глазами видел, как пули рвут тело Адама… Но, пожалуй, тогда это было правильно.

А потом на наши многострадальные головы свалился Шерлок. В буквальном смысле – рухнул откуда-то сверху. Его вид мне страшно не понравился: всклокоченный, глаза безумные, дышит, как загнанная лошадь.

– Ты задержался, – хладнокровно заметил Маклауд, давая тем самым понять, что они знакомы.

– П-п-проб…кха, – высипел Шерлок, судорожно пытаясь выровнять дыхание. – Бежал… по крышам машин… от Сити… Джон?

– В порядке, – отчитался я, но зря. Смотрел Холмс только на Маклауда. И в его взгляде – я готов клясться чем угодно! – была такая отчаянная надежда, что мне стало жарко.

Но загадочный человек, который с пулевым ранением голени может вытащить из Темзы двоих, молча покачал головой.

– Нет, – сказал он. – Просто я хорошо плаваю.

– Ты за этим его сюда притащил? – подал голос Адам. Он уже стоял, только слегка покачивался. Пальто он запахнул на груди, наверное, думал, что я не успел заметить изодранный в клочья свитер. На Шерлока он смотрел недобро. – Он бы по дну на бережок не вышел.

Мой друг ответил надменной гримасой, за которую его хотела побить большая часть знакомых. Да, пожалуй, все, кроме меня. Я-то знал, что за ней скрывается элементарное незнание того, как принято себя вести в человеческом обществе.

– Да, – ледяным тоном заявил Шерлок. – Я не знал о засаде. А на следующий вопрос – нет. Вечность – это слишком скучно.

Он подал мне руку, вздёрнул на ноги и потащил за собой к лестнице на парапет. Я едва успел попрощаться. В голове у меня работала бешеная карусель, с меня текли вода и мазут, я абсолютно не представлял, что это всё дерьмо должно означать, но Холмс, как всегда, оказался прав: и Дункан, и Адам мне понравились.


На следующий день я вернулся к мосту и нашёл то место у воды, где состоялся непонятный мне разговор. Бурые пятна заветревшейся крови ещё обозначали клочок сырого песка, где кашлял на четвереньках Пирсон. Этот участочек притоптали, но с помощью прутика я выкопал пяток сплющенных автоматных пуль, которыми плевался накануне мокрый расстрелянный Адам.

Я взял одну, чтобы нечто материальное свидетельствовало о том, что вся эта безумная эскапада мне не привиделась в бреду.


Холмс подчёркнуто весел, приветлив и бодр. Но это тревожит меня сильнее всего. То, что он ничего не объясняет, как раз нормально.

Что он имел в виду под «я не знал о засаде»? В принципе, это могло быть что угодно, от «мне никто не позвонил и не предупредил об этом» до «я даже представить себе такого не мог». И что угодно – в промежутке.

Я схожу с ума? Иногда мне кажется, что я всё ещё сижу под скалой в Афгане, надо мной – серое от жары небо, у Чарли Хеймса развивается гангрена, а сержант Ван Холстен подозрителен на холеру, и его надо в изолятор, до которого как до серого неба… А я сижу и мечтаю, что у меня есть необыкновенный друг, необыкновенные приключения и загадки, которые мы с ним разгадаем все. А холера – понарошку, как и ущелье под Пешаваром…

Господи, пусть мне сегодня ничего не приснится. Аминь.

16.10.2013. 03.05.

5.

Едва Холмс и Ватсон скрылись из виду, цепкие руки Дункана Маклауда очень прочно взялись за отвороты мокрого пальто Адама Пирсона.

– Брут, значит, – задумчиво сказал Дункан, втряхивая Митоса поглубже в верхнюю одежду. – Боевая слава Железного Четырнадцатого Легиона, значит.

И тряхнул ещё разок. Лицо шотландца выражало одну лишь задумчивость, а смотрел он исключительно на реку.

– Я ни в чём не был уверен, – отозвался Митос из недр пальто. – Сведения были очень разрозненными и противоречивыми. Надо было посмотреть на месте.

– Посмотрел? – тон Маклауда понизил температуру окружающей среды, по крайней мере, на пять градусов. – А видно ли тебе было, о старейший среди живущих, что хороший человек мог утонуть? Это повезло, что мне первой же очередью прошило ноги, и я упал относительно дееспособным. А если бы как тебя – в решето? Этот, который второй умник, тоже не успел бы.

Митос виновато выкашлял последнюю пулю и аккуратно высвободил лацканы.

– При всех своих достоинствах, – произнёс он, – даром предвидения я не наделён. И уверен, что даже если бы сразу же выложил тебе скудные крохи известной мне информации, сегодня это никому бы не помогло. И к тому же сослагательное наклонение в данном случае неуместно. Все живы.

Дункан подавил намерение ещё немного потрясти товарища физически, но перенёс сие намерение в область информационного поля.

– Идём отсюда, – хмуро буркнул он. – А по дороге я внимательно тебя слушаю. Кстати, надо пройти осмотреть место, откуда стреляли. Вдруг там что-то осталось. Или кто-то.

Митос пожал плечами и, хлюпая ботинками, побрёл вслед за Маклаудом. Его ещё шатало.

– Четырежды за последние два месяца, – начал он, – в лондонских интернет-изданиях проходила информация о безголовых трупах, найденных на улицах. Информация держалась на сайте сутки-двое, а затем исчезала без следа. В последующих сообщениях предыдущие случаи не упоминались, словно их и не было. Очень похоже на газетную утку, ну, выбросили непроверенное сообщение, а потом сняли, когда убедились, что оно крякает. Но я всю информацию подобного профиля копирую и проверяю, это профессиональное, знаешь ли. Через сеть я смог узнать, что упомянутые в статьях люди действительно реальны, и они действительно умерли в указанные дни. Все четверо. Я прошерстил базы лондонских похоронных бюро и довольно быстро нашёл их, уже с указанием мест на кладбище. Не бессмертные, по крайней мере, по нашим архивам – чисто. Но потенциальных бессмертных мы учесть не можем… Очень разные люди, абсолютно ничего общего. Статус, возраст, сфера деятельности…

Дункан помог ему перелезть через ограду набережной, и Митос продолжил:

– Но все попытки – через третьих лиц, разумеется, – связаться с родственниками погибших и выяснить подробности успехом не увенчались. Стена. А в полицейские базы я лезть не рискнул, слишком бы привлекло внимание. Вот, собственно, и всё. Тебе я не сказал, чтобы не выглядеть побрекито{дурачок, слабоумный (исп.)} в случае, если всё окажется ерундой, а начиная с аэропорта, где нас так мило встретили, уже было не до того. Конечно, если бы хоть один случай подтвердился как обезглавливание, ты бы узнал первым. Но я ничего не успел, мы в Лондоне только третий день… И, кстати, про Легион – чистая правда.

– А почему не подключил ресурсы Наблюдателей? – спросил Дункан. Он уже остыл. Мысль о том, что его, Маклауда, можно было и не втягивать в мероприятие неизвестной степени опасности, его даже не посетила. А на что ещё друзья?

– Не хотел, – признался Древнейший. – Если это окажется чем-то вроде шайки покойного Ксавье{События серии «Союз нечестивых» (2.14 – 2.15) сериала «Горец»}, мне придётся действовать как бессмертному, а не как архивной крысе Ордена. А такое роскошное прикрытие я не намерен терять ещё лет десять как минимум. Так что…

Мак хмыкнул. Да, по части осторожности и предусмотрительности Митос способен дать фору любому. И от скрытности его уже вряд ли возможно отучить. Да и не надо. Какой есть – такой есть.

Пройдя по линии огня, они обнаружили только кучу стреляных гильз и смазанную лужицу крови на бетоне.

– Однако же, – Митос склонился над кровавым следом, – коротышка Джон кого-то подбил. Немного натекло, может, и живой ещё. Знать бы ещё, кто это был. Даже не знаем, смертные ли это действуют. Били издалека, и я мог не учуять…

– О Ксавье я тоже подумал, – кивнул Дункан. – Напрашивалось. И за Шерлоком придётся присматривать, хочет он того или нет. За Джона он испугался по-настоящему, такое не сыграешь. В голове у него, конечно, каша, но малый он, мне кажется, неплохой.

– В голове у него как раз такой порядок – нам и не снилось. Я читал о Рейхенбахском деле. И ещё кое-что. Даже если на две трети газетчики врут, он гений.

– Хорошо, не в голове каша. В душе. В сердце. Но я верю, что он наведёт порядок и там.

Митос подумал, что лично ему на наведение порядка в душе и сердце понадобилось каких-то пять тысяч лет. Шерлок только что выбрал единственную и очень короткую жизнь обычного человека. Хватит ли ему?

* * *
– Это уму непостижимо! – гремел Мак, бегая по гостиной. – Как этот гад обращается с девушкой!

Митос отложил газету, развернулся в кресле боком и, во избежание оттаптывания, задрал ноги на подлокотник. Он приготовился к шоу. Кажется, намечалось что-то занятное.

– Она же влюблена в него по уши, а он мало того, что холоден, как донная рыба, так ещё и доводит своим хамством бедняжку до слёз! И если бы он успел позаниматься с нами хоть месяц, клянусь, я бы вызвал его на дуэль и как следует прочистил ему мозги!

Митос кивнул с самым серьёзным видом.

– Но бить детей ты не будешь, ясное дело, – сказал он. – И что ты намерен предпринять?

Дункан резко затормозил и победно вскинул вверх указательный палец:

– Я докажу этой девушке, что она прекрасна и достойна восхищения, и ей не следует убиваться из-за какого-то…

– Как неожиданно! – поцокал языком Древнейший. – Просто непредсказуемо! Как её зовут?

– Молли. Очень нежное и женственное имя…

Мак опять сорвался с места, но уже с другим выражением лица. Из возмущённого оно сделалось мечтательным.

– Она патологоанатом в окружном морге.

– Тоже очень нежно и женственно…

Дункан подозрительно покосился на комментатора, но тот хранил невозмутимую мину, даже губы бантиком сложил на всякий случай. Митос прекрасно знал, что чувство юмора, обычно вполне приемлемое, отказывает шотландцу напрочь, если речь идёт о чести его Дамы.


Он научился отличать Людей Служения. Таких же, как он.

Сам он теперь носил кипенно-белый и иссиня-чёрный флаги – цвета Морены. По сути, Митос носил их всегда, только не знал об этом. Отражения этих флагов он иногда замечал в глазах мертвецов в те далёкие времена, когда Смерть была его именем.

После того, как Митос назвал настоящее имя своей возлюбленной, он стал видеть чужие знамёна. Не всегда и не у всех (он подозревал, что у многих людей их просто нет).

Фиолетовые с серебром – тёмная прелесть Печали. Голубые и белые – Мечта. Чёрно-багряные – всепоглощающая Одержимость. Кобальтово-синее с серым полотнище Верности он совсем недавно видел над головой Джона Ватсона. Радужное разноцветье…

А Мак…

За его плечами реяли ослепительные, алые с золотом стяги Королевы Любви.

Той, что крепка, как смерть, и столь же многолика.

Дункан узнавал её во многих женщинах, и те рядом с неугомонным горцем чувствовали себя воистину королевами. В каждой он находил особые чёрточки, как опытный реставратор порой распознаёт шедевр под слоем инородной краски. Каждую короновал золотым венцом… даже если их встреча получалась единственной.


– Она прикусывает нижнюю губку перед тем, как рассмеяться, – сообщил Маклауд, смягчившись. – Совсем как Тесса.

Ого, да это может быть серьёзно…

– Так вы уже познакомились? – приподнял бровь Древнейший.

– Да. И провели вместе почти целый день, сегодня же суббота.

– Вы уже переспали?

Маклауд вознегодовал:

– Древний ты, замшелый пошляк! Как можно настолько не понимать тонкое искусство ухаживания?! Женщина должна раскрыться! В её глазах должны распуститься розы!...

Митос представил себе это цветение и малодушно заслонился газетой. Кажется, манёвр прошёл незамеченным, потому что Дункан подхватил невидимую партнёршу и сделал несколько вальсовых па вокруг кресла с приятелем. Глаза шотландца сияли.

– Нет ничего прекраснее женщины на пороге флирта!

– Тебя послушать, так секс – абсолютно лишний, раз всё так замечательно и без него, – рискнул покинуть укрытие Древнейший.

Мысль показалась Маклауду достойной обдумывания, и несколько секунд Митос наслаждался тяжким борением романтизма и честности, отражавшимся на подвижной физиономии друга. Честность победила по очкам.

– Ну… – признал он со вздохом, – без этого тоже… Всё равно что налить хорошего вина, понюхать, покатать на языке – и не выпить. Сплошное извращение, короче говоря.

Старейшине бессмертных пришлось снова воспользоваться защитой прессы, другими словами, нырнуть за газету.

– Кстати, – продолжил Дункан, – завтра вечером роль няньки – твоя. Я пригласил Молли в театр.

Из-за «Таймс» донеслись какие-то совершенно неприличные звуки; дрыгнулись длинные ноги на подлокотнике кресла.

– Ана… томический? – выдавил окончательно спёкшийся Митос. – Театр – анато… мический?..

– Ах, ты!..

Мак подскочил, сдёрнул газету с хохочущего святотатца, мгновенно свернул её в трубку и треснул, куда достал. Достал по креслу, поскольку святотатец успел кубарем скатиться на пол и дальше – на лестницу.

– Ты куда?!

– К женщинам, – донеслось снизу. – Я хочу, чтобы за мои деньги в их глазах расцвели хотя бы ромашки!

Дункан перегнулся через перила, свесив голову вниз.

– Несчастный! – возопил он, почему-то потрясая газетой. – Ты намерен платить за любовь?

Ответа не дождался и добавил чуть тише:

– Ладно, девочкам тоже надо жить. Но будь с ними нежен!

Ляпнула входная дверь.


6.

Из блога Джона Ватсона
Закрытая запись, взломанная и по прочтении зашифрованная ещё крепче Шерлоком и Майкрофтом Холмсами в разное время по разным причинам

Опять закрываю запись. Мне нужно это где-то структурировать.

Шерлок опять притащил головы. Четыре штуки. Их уже хоронили. Это отвратительно.

Он искромсал их буквально на ломти, а ломти разложил на атомы. Жутко недоволен.

На все вопросы об этом отвечает междометиями и, кажется, практически не спит.

Ряд блестяще раскрытых дел, о которых я писал выше, триумф в прессе, слава и фанаты. На людях ходит гоголем и всячески демонстрирует нетривиальность своего гениального ума, просят его о том или нет. Хамит направо и налево.

Дома, если считает, что его никто не видит, сидит неподвижно в кресле, и по нему не поймёшь: путешествует он в глубины памяти или так, депрессия. Мы с миссис Хадсон следим, чтобы он ел хотя бы раз в день.

Сегодня нашёл салфетку, вдоль и поперёк исчёрканную рукой Шерлока. «Джон» – зачёркнуто, «Майкрофт» – зачёркнуто. И два слова «вечность скуки» повторяются на разных языках, разными почерками, в разных направлениях.

Несколько раз я встречал его в компании наших новых знакомых. Я пишу «знакомых» только потому, что лучшего определения подобрать не сумел. Определений для взаимоотнесения людей, которых совместно пытались убить по неизвестным причинам, не нашлось в языке Шекспира. Вроде бы они с Шерлоком познакомились во время занятий в спортзале. Будто это всё объясняет, ха!

Они очень необычные, даже если не брать во внимание способность плеваться пулями из собственных лёгких и нырять с простреленными ногами. Хотя как такое не брать во внимание?! Чёрт. Ладно, по порядку, я же упорядочиваю, не так ли?

В беседе они очень легко меняют акценты, превращаясь из британцев в американцев, шотландцев или уроженцев Уэльса. Так, шутки ради, в лёгкой необременительной беседе. У Маклауда дом в Париже, Адам вскользь упомянул Испанию. О событиях той ночи – ни словечка. Говорит в основном Дункан, Адам держится в тени. Почему-то у меня сложилось впечатление, что таково не просто распределение ролей в данном спектакле для одного лопоухого простофили, а их жизненная позиция. Дункан – на виду, открытый и яркий. Не запомнить его невозможно. Адам… Я даже не сразу понял, что они с Маклаудом одного роста. Адам может полностью слиться с окружающей средой, раствориться в ней, как сахар в кофе. При виде его я сразу вспоминаю соседского кота, серого с чёрными разводами, который когда-то заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Просто я возвращался домой в сумерках, и на меня заорал забор. Этот хвостатый мерзавец так ловко слился узором на шерсти со штакетником… Полная мимикрия.

Дункан движется, как танцор или профессиональный боец. Сайрус Нефлин из жутко засекреченного подразделения спецназа имел похожую походку. Сайруса убили в Кандагаре. Адам ходит, как все люди. Однако некоторых его движений я поймать не могу. Он иногда как-то перемещается из одной точки пространства в другую, но сам процесс я не улавливаю. Это похоже на смену картинок в старинном волшебном фонаре.

Даже спокойствие у них разное. Дункан спокоен, как тихая вода: только кажется, что поверхность её зеркально-неподвижна, но присмотрись – и увидишь в глубине течение многих родников. Покой Адама – это покой камня.

Я не могу определить их возраст. Казалось бы, лёгкая задача для врача, да? Фигушки. Не могу. И даже не могу толком сказать – почему. Пожалуй, из-за выражения глаз. Но это уже лирика.

Шерлок тоже к ним необычно относится, особенно к Адаму. С черноглазым Маком они могут обмениваться колкостями. На нём Шерлок может оттачивать свои дедуктивные фокусы, как, например, он расколол его по поводу свидания с Молли Хупер. Я только рот открыл от изумления. Блистательный Дункан и серая мышка Молли?! Но блистательный ничуть не смутился и заявил, что кое-кто ни черта не понимает в женщинах. Холмс, который в данном вопросе действительно не силён, надулся. И так далее, в том же духе.

А вот невзрачного с виду Пирсона мой друг не трогает. Просидеть час в пабе и даже не рассказать собеседнику о его тайных страстях и пороках? Хотя бы о том, что он ел вчера на завтрак? Очень странно.

Но мне они всё равно симпатичны, несмотря на все странности. С ними… надёжно.

Фух, записал. Надо анализировать. Но не хочу. В другой раз. Когда-нибудь потом, тем более, что сейчас в дверь колотит Шерлок, что-то опять случилось.

26.10.2013. 15.45.

* * *
Продолжение закрытой записи из блога Джона Ватсона, также взломанной и заново зашифрованной братьями Холмс так, что сам хозяин блога не смог её открыть больше никогда

Совсем плохо.

Этот суд, этот тошнотворный Мориарти[4]

ЭТОТ ШЕРЛОК, ЧТОБ ЕГО ЧЕРТИ ОТЛУПАСИЛИ!!!!!

Зачем он так себя ведёт?!!

Не верю, что из тщеславия. Хотя бы потому, что это… нерационально. А ещё потому, что я ЗНАЮ, что это не так. И, в общем-то, знаю, зачем он так себя ведёт. Но лучше бы я знал, что с этим делать.

У нас почти нет времени на разговоры, всё вокруг кувырком, но я очень жду возможности с ним побеседовать. Вот и сейчас он куда-то умчался, на какую-то, по его словам, экспертизу. Соврал. На экспертизу он бы потащил меня с собой. Но даже если не это, всё равно соврал. Просто Шерлок не знает, что я был в кладовке, когда в дом влетел Адам Пирсон.


В кладовку я полез за большим пакетом для мусора с твёрдым намерением выкинуть эту жутковатую пакость из нашего холодильника. По горячей просьбе миссис Хадсон, между прочим. Свет не зажигал, поскольку помнил, где лежит нужная мне вещь, а потом просто сидел тихо, как мышь под метлой. Я понимал, что при мне разговор будет совсем другим, а желание хоть что-то понять пересилило угрызения совести по поводу того, что подслушивать – нехорошо.

– Я ожидал Маклауда, – сказал Шерлок скучающе, после того, как впустил Адама в дом.

Я отлично видел их обоих из своего укрытия.

– Он очень хотел, но я убедил его, что справлюсь лучше. Сюрприз, так сказать, – мрачно ответил Пирсон и вытащил из-под плаща свёрток сырых газет. Протянул Шерлоку. – И это – тоже.

Лицо Пирсона и его одежда были покрыты тончайшей плёнкой воды, которую даёт только лондонский полутуман-полудождь. Что за газеты, я не разглядел, но и так ясно, что все издания пестрят репортажами из зала суда, где Джим Мориарти и Шерлок Холмс устроили супершоу.

– Для кого как, – пожал плечами мой друг. – Я этого ожидал.

Адам неприятно сощурился, словно взял на мушку некую цель.

– Ты же собрался дожить до старости. Что ты делаешь, а? Тебе надо сидеть тише воды и ниже травы…

– Спасибо, – голос Холмса покрылся инеем, – советчиков мне хватает. Твой жизненный опыт, безусловно, бесценен, но я контролирую ситуацию.

– Контролируешь?! – оскалился гость, комкая газеты. – Тебя уничтожают, и процесс зашёл достаточно далеко!

Из Шерлока будто вытащили стержень, который удерживал его спину прямой. Он ссутулился, а лицо на миг стало отчаянным и тоскливым.

– Я знаю, – сказал он тихо. – И это самое… скверное. Нет, самое скверное – что я пока не могу это прекратить. Мой враг…

– Джим Мориарти?

– Да. Он сумасшедший и гениальный. Но это не страшно, потому что я тоже. Но он готов разменять любую фигуру на игровом поле, если это даст ему хоть минимальное преимущество. Любую, понимаешь? А я могу разменять только одну-единственную…

Адам покачал головой, морщась, будто от боли.

– Ты и вправду сумасшедший, – с трудом выговорил он. – А у твоего врага – верная тактика. Свидетельствую как крупный специалист в области выживания. Как только чужая жизнь становится дороже своей – ты пропал. Если я правильно рассуждаю, твой враг знает, кто ты. Уйди в тень, Шерлок. Доучись и спланируй всё как следует, а потом – убей его.

– Не могу, – странно жалобно, совершенно непохоже на себя протянул мой друг. – Я должен стоять на самом видном месте, чтобы у Джима не было времени смотреть на другие… фигуры. И постоянно раздражать, чтобы он не отвлекался от моей персоны. Только так, Адам. Я дождусь, пока он ошибётся…

Пирсон нервно хрустнул пальцами и прошёлся до стола и обратно.

– Слишком много уязвимых мест, – бросил он, хищно блеснув тёмными глазами из-под прямых бровей. – Ты не разорвёшься. Лучше всего – исчезнуть. Мы с Маком приглядим за Джоном. Может, ещё за человеком-другим, на кого покажешь. Больше не потянем, но за троих поручусь. Спрячем так, что никто не найдёт. Кто, Шерлок?

Холмс рассмеялся. Очень плохо рассмеялся, как гвоздём по стеклу. У меня этим самым гвоздём проехалось вдоль хребта.

– Даже если сумеете… – проскрипел он, оборвав истеричный смех. – Троих… Он начнёт убивать на улицах, кого попало. Пока я не выйду. Ему не надоест. Я знаю. Вы сможете это спрятать? Весь мир?

– Где вас таких идиотов делают, хотел бы я знать, – проворчал Пирсон. – Причём производство не новое. Двуногое подтверждение того, что фабрика по изготовлению кретинов работала ещё четыреста с гаком лет назад, в данный момент собирается на свидание. Тоже…

Холмс фыркнул.

– Вы, конечно, супермены и всё такое, – перебил он собеседника, – но будьте осторожны. Вы попали в поле зрения Джима и мешаете ему, а это всегда чревато крупными проблемами. Тем более, что после Вестминстера он не питает иллюзий на ваш счёт. Он обожает всякие подставные штучки, так что не забывайте проверять неожиданные вызовы и сообщения от старых знакомых.

Я никогда не видел, чтобы у человека так менялось лицо. Адам побелел, а его глаза расширились, вытеснив с лица прочие детали вроде носа или рта. Крупный специалист по выживанию был растерян и испуган до смерти.

– Я утром потерял телефон, – прошептал он. – Кажется, потерял. И не сказал Маку…

Шерлок, напротив, стал собран и деловит. Никаких следов истерики.

– Куда он пойдёт без оружия? – выстрелил он вопросом.

– По моему звонку – куда угодно.

– Мориарти не знает. Не может этого знать. Ближайшая к вашему дому святая земля?

Адам кивнул и стрелой вылетел за дверь. Взревел мотор, и всё стихло.

– Будет он мне рассказывать о тактике выживания, – хмыкнул мой друг, собирая газеты с пола. – Джон? – позвал он внезапно.

Я вздрогнул и перестал дышать. Шерлок ещё раз хмыкнул и поднялся по лестнице в свою комнату. Я сидел в кладовке ещё минут двадцать, не меньше, прежде чем тихонько проскользнул на кухню.


А сейчас я думаю, что надо было отозваться и вытрясти из него всё, что можно. Конечно, противостояние с Мориарти – очень опасная игра, но всё равно слишком, слишком много недомолвок и каких-то невнятных намёков, от которых у меня мороз по коже. Неужели он считает, что я не представляю – насколько опасно? И что, меня надо оберегать от такой информации, как обморочную леди пожилых лет?

Но при первой же возможности я перестану быть дураком и заставлю Шерлока выложить всё. Попытаюсь, по крайней мере.

И я очень беспокоюсь за Адама и Дункана. Но, похоже, Шерлок уверен, что Пирсон просто потерял телефон, иначе рванул бы за ним. Добро бы так.

30.10. 2013 23.50.

7.

Маленький скутер, взятый напрокат в третьесортном агентстве «Весёлое колёсико», жизнерадостно рычал и ловко ввинчивался между скользящими по Эбби-роуд потоками машин. У двухколёсного транспортного средства явно было неплохое настроение, чего не скажешь о его пассажире. Шлем пассажир надеть то ли забыл, то ли не посчитал нужным, поэтому все желающие могли любоваться его костлявой скуластой физиономией и выражением вселенского отвращения к миру, написанным на ней.

– Как я вообще дошёл до жизни такой? – бормотал он, обходя на вираже очередное препятствие в виде пятитонной фуры.

* * *
На самом деле Митос прекрасно знал – как. В таких делах только начни. Крохотный шажок – и твёрдая дорога выживания под ногами становится коварным оползнем. Всего на волос приоткрыть замурованную дверь, всего на один волос!

Нет, предлагая свою голову Маклауду для борьбы с Каласом, он ничем не рисковал. Это был хорошо продуманный шаг, основанный на знании человеческой натуры и работе с архивом Ордена. Но Древнейший рассчитывал всего лишь временно заполучить сильного союзника, а получил что-то не то. Что-то очень неправильное, даже вредное.

Почему вдруг стало тяготить одиночество? Сколько тысяч лет не тяготило – и получите. Можно не расписываться.

Почему какие-то люди, которых Дункан называет друзьями, вдруг оказываются готовы ради него, Митоса, рисковать собой, прощать ему давние грехи и дарить жизнь?

А потом и сам не заметишь, как поймаешь животом чужую пулю с криком: «Беги!»

А дальше – хуже. В один прекрасный день застукиваешь себя на мысли, что, просчитывая стратегические действия, направленные сугубо на защиту собственной драгоценной головы, включаешь в планы посторонних. Причём не в прикладных целях (использовать и выбросить), а с прикидкой на будущее. Ну, чтобы этих посторонних не задеть рикошетом, не подставить под обвал и всё такое. Потому что хочешь, чтобы жил не только ты, но и они тоже.

И, падла, это вкрадывалось потихоньку, просачивалось по капле. Там учесть, здесь придержать, якобы ненароком предупредить…

Машины двигались так плотно, что пришлось свернуть на тротуар и проехать по нему метров триста под брань пешеходов. Ладно, пусть ругаются, имеют право. Но другого выхода нет, через этот муравейник по-другому не пробраться. И то, при самом благополучном раскладе у церкви Эдемского Сада бойкий скутер и его мрачный седок окажутся минут через двадцать. Разумеется, никого там не обнаружат, почувствуют себя полными придурками и благополучно напьются в пабе «Звон Биг-Бена». То есть седок напьётся, а скутеру не положено.

Впрочем, валить всё исключительно на Мака тоже нечестно.

Если Дункан стал камушком, вызвавшим обвал, то самим обвалом была Алекса. Синие глаза и тревожная, недоступная бессмертному обречённость сделали Митоса по-настоящему слабым и уязвимым.

Верный путь к смерти. Но кто же знал, что в конце пути его ждёт Морена?

Его возлюбленная и госпожа, которая ненадолго стала человеком, чтобы он смог без страха посмотреть ей в лицо.


– У тебя много рыцарей, – сказал однажды Митос. И сам удивился ревнивым ноткам в своём голосе. Нашёл, кого ревновать…

Морена несолидно хихикнула и зарылась носом ему подмышку. Щекотно. Потом приподнялась на локтях так, чтобы тёмные локоны проскользили по его рёбрам.

– Много, – согласилась она покладисто. – Хотя и меньше, чем ты думаешь. Но люблю я – тебя.

– А как больше – живого или мёртвого?

Морена вздохнула. Просунула тонкие пальцы под чёрно-белый плетёный браслет любовника, подтянула его кисть к губам. Остренький язычок прошёлся вдоль линии жизни на ладони Митоса.

– Ты сам когда-нибудь узнаешь, насколько мало и непринципиально различие. Но тебе нравится жить, значит, я больше буду любить тебя живого.

Он ответил поцелуем, в котором пряталась просьба простить за глупый вопрос.

Она простила. Но через некоторое время вернулась к теме случайного разговора.

– Я – таинство, – не без горечи сказала Морена, – а они торгуют мной, как… как прошлогодней брюквой. И при этом считают, что служат мне. За это я иногда ненавижу людей. Но потом напоминаю себе, что у них слишком мало времени, чтобы разобраться во мне толком. Ты, когда носил моё имя, убивал, как дышал. Мне даже показалось, что ты способен понять… Но было слишком рано. Я пришла, а ты испугался на тысячелетия, прятался от меня…

– Я… не помню, как ты приходила.

– Ничего, я умею ждать…


Вчера во время тренировки Мак спросил, слегка виляя взглядом и острием катаны:

– Скажи, Древнейший… А какого хрена ты вообще полез в это дело? Не твой же профиль, как ни крути.

Митос скупо ухмыльнулся и слегка изменил стойку.

– Да понимаешь, – заговорил он самым честным из своих голосов, – на последнем профсоюзном собрании Наблюдателей сказали, что бессмертных становится всё меньше и надо урезать штаты. А тут четыре безголовых трупа сразу. А я же не оперативник, значит, под сокращение попаду первым. Вот и решил…

– Трепло, – коротко и, как показалось его напарнику, немного обиженно бросил Мак.

Митос хотел дополнить свой ответ рассказами об ужасах безработицы, но Маклауд перешёл в наступление, а атакующий Мак не то явление, которое можно игнорировать.

Всё равно он бы не сумел толком объяснить Дункану разницу между «жить, потому что боишься смерти» и «жить, потому что нравится жить». Страхи отважного горца лежали в совершенно иной плоскости…

* * *
Холодной электрической вспышкой разорвало чёрное небо над Лондоном. Яркие бело-голубые разряды полетели по линиям высоковольтных проводов. Град осколков от лопнувших фонарей рухнул на головы прохожих и на крыши машин. Темнота, расчерченная лучами фар. Визг и скрежет тормозов. Возмущённые вопли.

Маленький скутер потерял управление, крутанулся на месте и завалился набок, придавив седока.

– Эй! – в перекрестье лучей вплыла обеспокоенная доброхотная личность неизвестного. – С вами всё в порядке?

Высокий худощавый мужчина в плаще выбрался из-под мопеда и повернулся к вопрошавшему.

– Спасибо, нет, – сказал он вежливо, встряхнул свой транспорт за руль, оседлал и скрылся во тьме.

Доброхот подавил крик и несколько раз быстро перекрестился на католический манер. Наверняка ему показалось, но лицо уехавшего человека было двухцветным: правая половина – свинцово-белая, а левая – чёрная. Ну, может, тёмно-синяя. Такая личина должна быть у самой Смерти.

Но через минуту он убедил себя, что то была игра теней.

* * *
Мак бы наверняка крикнул что-нибудь вроде: «Эй, вы! Сейчас я вас!»

Митос даже не думал шуметь.

Разведанный в первый же день приезда чёрный ход вывел его за клирос. Притаившись за кафедрой регента, Митос быстро оценил обстановку. Полная луна, особенно заметная в отсутствие электричества, сквозь просторные окна щедро заливала холодным светом небольшое, как для церкви, помещение.

Кровь на полу. Много. Пижонская шляпа Маклауда валяется почти у самого входа.

Последняя жалкая надежда растаяла снежинкой на ладони.

В церкви – пятеро. Один – с забинтованной рукой, привет от ушастого доктора. Пятеро мордоворотов с глазами бойцовских собак. Трое на ногах, вполне профессионально просматривают пространство по секторам. Двое на корточках у длинного чёрного мешка, в какие обычно пакуют трупы. У троих тупорылые «узи» с глушителями под мышками. Все смертные, как он и предполагал. Бессмертных на святой земле убивают только смертные, им плевать, кого и где. Говорили, в этом случае квикенинг какой-то не такой. Говорили, из-за того, что жизненная сила убитого на святой земле не достаётся никому, уходит в космос, в астрал, к едрене фене в никуда. Говорили… правду, но лучше бы её говорили не про Мака.

Старейший бессмертный, любовник Леди Морены, глубоко вдохнул стылый воздух храма, пропитанный запахом крови его единственного друга, и начал убивать.

Просто, как дышал.

Шаг из-за клироса – пять шагов до цели.

«Звёздочка» врубилась острейшими лучами под затылок тому, кто стоял к нему спиной. Плохо бить в спину? Да что вы говорите!

Ещё шаг.

Второй сёрикен до середины вошёл в переносицу громилы, который начал разворачиваться на звук падающего тела.

Меч Митос метнул с трёх шагов, как копьё, в живот раненому. Неуловимым стелющимся движением оказался рядом прежде, чем тот успел открыть рот. Вырвал оружие из агонизирующего тела, попутно разрезав уже убитому, хотя и не осознавшего этого, наёмнику целую руку. В нос шибануло одуряющей вонью из распоротого желудка.

Один из сидящих на корточках успел отвести голову только для того, чтобы лезвие прямого меча на две трети вошло ему между ключицами почти отвесно.

Последний судорожно и суетливо дёргал предохранитель автомата, и Митос не стал тратить долю секунды на то, чтобы освободить клинок. Не выпуская рукояти меча, развернулся и с хрустом вогнал пилочку для ногтей суетливому куда-то за левое ухо.

Несколько секунд бессмертный просто стоял, безучастно наблюдая, как потоки крови убитых им людей смешиваются с кровью Дункана. Правая нога последнего убитого мерно и бессмысленно елозила по полу, размазывая красную жижу. Потом замерла.

Митос выдернул оружие из прошитого почти насквозь бандита и вытер лезвие о его одежду. Собрал сёрикены и извлёк пилочку. Разложил по местам: пилочку – в левый рукав, а «звёздочки» – за отвороты карманов плаща.

Можно уходить. Больше здесь делать нечего.

Митос ждал, что станет хоть немного легче, но ждал напрасно. До предела натянутая струна, режущая душу в бахрому, не ослабла ни на йоту.

Нет, всё же осталось последнее дело.

Он столкнул труп третьего по счёту наёмника с чёрного мешка на полу. Видеть оскаленную голову друга Митосу вовсе не хотелось, но он должен был увериться, что ей закрыли глаза. Морена как-то упоминала, что это важно, а вот по каким причинам важно – он не запомнил.

Вжикнула застёжка. Митос пригладил густые чёрные волосы Дункана, слипшиеся от густеющей уже крови. Правая скула разворочена пулей, но глаза закрыты. Теперь точно можно уходить.

Бегунок «молнии» не удержался в скользких мокрых пальцах и поехал дальше вниз, с подбородка – к шее, и дальше, к плечам…

К ШЕЕ?!

Митос обхватил лицо Маклауда ладонями и потянул на себя. Голова послушно приподнялась, но от плеч не отделилась. Крепкая шея шотландца исправно выполняла положенные ей функции, но Древнейший по-прежнему пребывал в ступоре. Он оставил попытки оторвать приятелю голову, а вместо этого расстегнул мешок до половины. И только увидев скрещенные на груди и плотно обмотанные скотчем руки Дункана, поверил. Связывать мертвеца уж точно незачем.

Издал тихий, странный звук, поднялся на ноги. Прошёлся по церкви, сшиб алтарь.

– Ну конечно! Можно было не спешить, – заявил он раздражённо. – Кому нужна твоя пёсья башка, а? – голос выполнил сложнейший пируэт от визгливого фальцета до сиплого баса, но к концу тирады выправился на обычный тон. – К ней же в довесок идёт тонна глупости, две тонны совести и товарный состав драных моральных принципов! Оно не надо даже астралу с космосом!

Споткнулся о чью-то ногу, остановился и начал нервно хихикать. Спохватился, волевым усилием прекратил безобразие. В голове потихоньку оправлялась от шока способность логически мыслить.

– А что тогда бахнуло? – спросил он гораздо тише у скульптуры Пресвятой Богородицы.

– Генератор на подстанции, – ответила дева Мария нудным, как жужжание осенней мухи, голосом. – Квартал отсюда. Весь Ист-Энд в потёмках, и раньше утра не починят.

Митос убрал руку от кармана. Обернулся:

– Ваших рук дело, мистер Холмс?

Майкрофт Холмс, весь из себя в безукоризненном сером пальто и с безукоризненным пробором, аккуратно прикрыл за собой дверь с улицы.



– Терпеть не могу спецэффектов, – признался он, – признак дурного вкуса. Я бы придумал что-нибудь потише. Случайность, мистер Пирсон. Иногда они всё-таки бывают.

– Тогда почему вы здесь?

– Шерлок. Позвонил и назвал адрес. Потом добавил, цитирую: «Помоги прибраться. Пожалуйста». Последнее слово убедило меня, что дело серьёзное, поэтому я прибыл сам, чтобы оценить масштаб разгрома.

– И как?

– Впечатляет. Мистер Маклауд… э-э-э?.. – Майкрофт выразительно дёрнул подбородком в сторону чёрного мешка.

– Да.

Митос подтащил узкую деревянную лавку, обычно служившую опорой немощным прихожанам, к телу Дункана.

– Присаживайтесь, мистер Холмс, – предложил слегка оторопевшему Майкрофту. – Я хочу дождаться, пока Мак очнётся. После воскрешения все слегка дурноватые, надо, чтобы он понял, где он и что с ним.

– Это долго? – Холмс-старший осторожно обошёл большую лаково-чёрную в лунном свете лужу и пристроился на самом краешке скамьи, стараясь не коснуться заляпанного кровью плаща Митоса.– Мне ещё надо вызвать… чистильщиков.

От осознания того, что мирно сидящий рядом человек только что прикончил пятерых за считаные секунды, Майкрофта поташнивало. А может, дело было в отвратительном запахе, сгущавшемся над полем боя (хотя какого там боя… резня – она резня и есть).

– Нет. Мак сильный, быстро восстанавливается. Я думаю, несколько минут. А пока можете рассказать мне, как вы и ваш враг Мориарти узнали о том, что Шерлок – бессмертный. Конечно, это жутко секретная информация, но с учётом того, что мы с Дунканом уже наглотались по очереди свинца, хотелось бы уменьшить число возможных сюрпризов. В частности узнать, кто из наших стоит за этим. Ведь кто-то же должен был рассказать вам о младшем брате…

Холмс расправил полы пальто на коленях, сложил руки ладонями вниз.

– Её зовут Ирэн Адлер. Вашу, которая раскрыла мне природу Шерлока. А кто сдал его Мориарти – не знаю. Возможно, она же, с неё станется. Беспринципная особа, особенно если речь о её драгоценной голове.

Древнейший безучастно смотрел на отделанный лепниной притвор. Было ему не то, чтобы стыдно, но как-то неуютно. А Майкрофт добавил:

– Шерлоку она нравится почему-то. Даже спасать её бросился, хотя спокойнее было бы наоборот…

– Дункан сказал, что у него кавардак в душе.

– Могучая интуиция у вашего друга, – кивнул Холмс. – Но к стрельбе Ирэн точно не имеет отношения. Несколько месяцев назад она залегла на самое илистое дно и не будет шевелиться ещё долго. Впрочем, это всё уже неважно. Я думал, что время есть, что Шерлок успеет приготовиться, но они сойдутся лицом к лицу совсем скоро, и я не могу этому помешать. Я сделал одну крупную ошибку, которая дорого обойдётся и мне, и брату… Но это вас точно не касается. Уезжайте домой, здесь будет слишком опасно. Я не выдам вас Ордену, Адам, или как там по правде, не знаю. На вас материал я насобирал лично, в архивах ничего нет. Забирайте вашего горца и уезжайте. Если он чересчур принципиальный, берусь организовать его перевозку до Парижа дипломатической почтой в контейнере.

На скулах Майкрофта выступили алые пятна, а верхняя губа вздёрнулась, обнажая ряд острых мелких зубов.

Митос прикрыл глаза. Усмехнулся.

– У Мака действительно потрясающая чуйка, – заговорил он после недолгой паузы. – В вашем отношении – особенно. Контейнер не советую, разнесёт вместе с дипломатической почтой. Скандал, ноты протеста и всё такое. Вам мало неприятностей? Мы, пожалуй, немного задержимся в Лондоне. Как человек беспринципный и обременённый заботой о собственной шкуре, обещаю действовать продуманно и склонить к тому же этого балбеса в мешке. Идёт?

Ответить Холмс не успел, потому что упомянутый мешок шевельнулся.

– О! – обрадовался бессмертный. – Пошло дело!

Соскользнул на пол, на колени, прижал плечи Дункана ладонями.

– Эй, всё в порядке. Это я, слышишь меня? Всё в порядке, сейчас домой отправимся, отлежишься, как барин.

Затаив дыхание, Майкрофт наблюдал, как поднимаются веки бывшего мертвеца, как проясняется взгляд, как подёргиваются уголки губ, силясь выдать улыбку. На губах надулся и лопнул кровавый пузырь:

– Мо…

– Чего? – прищурился Митос. – Какого тебе «мо»? – и тут же сообразил: – Ах, Молли… Дама нервничает по поводу опоздания кавалера. Кавалер задержался, поскольку через него отбрасывали макароны в итальянском ресторане.

В месиве, в которое превратилась скула Дункана, что-то блеснуло. Митос ловко подцепил вылезающую пулю, вытащил и забросил через плечо. Холмса снова замутило. А Древнейший уже бесцеремонно шарил по карманам оживающего друга.

– Ага, – торжествующе воскликнул он, извлекая под лунный свет испачканный телефон. – Уцелел, надо же…

Потыкал в кнопки. Нашёл сообщение, отправленное час назад с его собственной пропавшей трубки: «По дороге загляни в Эдемский Сад, есть разговор на пять минут, буду ждать». Митос нахмурился, но вернулся к делу.

– Алло, мисс Молли? – бархатно проворковал в мембрану. – Я друг Мака, Адам, помните меня? Отлично. Нет-нет, просто ангина, врач велел молчать, и он попросил меня… Да-да, не волнуйтесь… А как же… Уже бегу за молоком… Конечно-конечно, через день-два сам позвонит… Всего вам… До встречи…

Отбой. Древнейший без удовольствия подумал, что придётся идти за молоком. Обманывать женщину-патологоанатома во всём нельзя, как-никак, а Морене она не чужая.


Майкрофт сообщил, что наёмные убийцы приехали на карете «скорой помощи», чтобы без помех вывезти тело, поэтому Маклауда погрузили на вполне цивилизованные носилки c колёсиками.

– Стой, – внезапно скомандовал Холмс. Подобрал щегольскую шляпу Дункана, поискал чистое место, куда бы её можно пристроить, и нахлобучил Адаму на голову. Шляпа оказалась велика и повисла на ушах.

– Что? – недовольно поморщился тот.

– Ногами вперёд развернули, нехорошо.

Митос презрительно фыркнул.

– Предрассудки. Главное, чтобы не головой отдельно.

Одобрительное сипение из мешка свидетельствовало, что Маклауд полностью разделяет точку зрения своего коллеги.

8.

Митос выбросил «бумагу» в расчёте на «камень», но Дункан со своими межеумочными «ножницами» всё испортил.

– Везучая ты особь, – хмуро сказал Древнейший, вытряхиваясь из нового пальто. – Ненавижу эти вещи.

– Это не везение, – поучительным голосом отозвался Маклауд. – Это справедливость. Ноосфера бдит, чья очередь.

– Только попробуй потерять пальто и мой меч. Ноосферой не прикроешься.

– Ты недооцениваешь её размеры.

* * *
Мак не позвонил Молли.

С утра Митос принёс молоко (зачем, интересно?) и свежую газету со статьёй о Шерлоке. Статья воняла хуже, чем ненецкое национальное блюдо копальхем.

Холмс-младший, как ни странно, трубку поднял. Сердечно и тепло, как он умеет, попросил не путаться под ногами. Доступно и мило разъяснил бесполезность и даже вред от вмешательства в его дела людей с примитивной организацией мышления. Добавил, что одного Джона более чем достаточно. Отменил вечернюю тренировку. Прервал связь, не попрощавшись.

После разговора Дункан предложил воспользоваться пресловутым контейнером для диппочты. Замотаем, сказал, этого идиота поплотнее в брезент и отправим подальше отсюда. Но Древнейший радикальных методов не одобрил. Митос был куда лучшего мнения о способности Шерлока просчитывать варианты, чем эмоциональный шотландец. К тому же его тревожило недавно возникшее неусыпное внимание полиции и прессы к персоне консультирующего детектива. Светиться Митос не собирался в любом случае. Кроме того, пять совершенно свежих трупов укрепляли его в принятом решении. Наверняка, заявил он, их противник уже учёл свои ошибки и в следующий раз не станет пытаться брать заложников. Надо ждать, припечатал Древнейший, и до поры не высовываться. Мак скрипнул зубами, но с доводами согласился. В отличие от старшего товарища, ждать он не любил, хотя и неплохо умел.

Сутки без новостей тянулись очень долго, но так быстро от ангины избавиться нельзя, и звонок Молли Хупер пришлось отложить. А потом позвонил Майкрофт Холмс.

– Я не имею права ни о чём вас просить, – сказал он замороженным голосом, – но больше мне некого. Я… некоторое время назад организовал перехват всех мессиджей Шерлока. Мобильная связь – почти государственная структура, никаких осложнений не было. Не говорите, что это бесчестно, я знаю. Но вы же видите, какой он…

– Что? – рявкнул Маклауд.

– А я как на ладони, со всех сторон…

Мак мысленно сосчитал до пяти, чтобы остыть.

– Мистер Холмс, не могли бы вы не тянуть интригу? – кротко попросил он.

Мистер Холмс заговорил быстро и сбивчиво. Маклауд не перебивал. Когда поток слов иссяк, бросил в трубку: «Хорошо». Нажал «отбой». Повернулся к напарнику, который вполне удачно изображал дремлющего кота на диване.

– Я еду к больнице святого Варфоломея. Ты со мной?

Предугадать ответ Дункан не надеялся, но всё же удивился, получив короткий, но категоричный кивок. Митос соскользнул с дивана.

– Что сказал Майкрофт?

– Он сказал, что сегодня Шерлок умрёт в первый раз. Девяносто семь процентов, он сказал. И попросил, чтобы мы не допустили, чтобы первый раз стал последним.

– Попросил? – недоверчиво уточнил Митос, склоняя голову к плечу.

– Именно. И знаешь, мне показалось, что, вели я ему просить на коленях, он бы это сделал.

Бессмертные собирались быстро и слаженно.

– Варианты у него есть? – на ходу застёгивая пальто, поинтересовался Древнейший.

– Есть, – Мак затянул волосы в тугой пучок на затылке и шагнул за порог. – Белый день, людное место. Так просто голову человеку, пусть и мёртвому, не снесёшь. Опять же, передача – тоже явление приметное. Так что тело попытаются забрать. Самая вероятная штука…

– Карета «скорой», понятно. Тем более, вариант у них в ходу. Но не можем же мы отлавливать все машины с мигалками, которые будут неизбежно стекаться к месту убийства?

Более массивный шотландец занял место у руля скутера, а его худой и лёгкий компаньон пристроился на багажнике. Более удобный «шевроле», также взятый напрокат, находился в подземном гараже ближайшего отеля, поэтому за ним не пошли.

– Майкрофт сказал, что только та бригада, которая появится из самой больницы Варфоломея, будет настоящей. С вероятностью больше восьмидесяти процентов! – крикнул Дункан через плечо, заглушая рычание двигателя.

– Значит, подставная машина будет одна, – Митосу пришлось вцепиться приятелю в бока, чтобы не свалиться на повороте. Зато кричать не пришлось: нужное ухо стало гораздо ближе. – Больше просто не успеют, и это неплохо! Но они будут начеку, и это уже куда хуже…


Широкий перекрёсток у больницы святого Варфоломея оживлённым движением похвастать не мог. Первый за две недели ясный день располагал к праздности и спонтанным действиям.

– Был бы ты нашей «скорой», откуда бы ехал? – задумчиво сощурился Маклауд, обводя глазами вероятное поле боя.

Они пили кофе за одним из трёх пластиковых столиков уличной кафешки. Идеальная наблюдательная позиция. Им даже были видны (частично) два человека на крыше больницы. Мак хотел сразу выбрать место дислокации, но старший бессмертный настоял на пассивной разведке. Пока они там наговорятся, сказал он, можно «Ярмарку тщеславия» прочесть. Или «Сагу о Форсайтах».

– А неплохой мокко, – повёл породистым носом над чашкой Митос. У Дункана возникло, сообразно погоде, спонтанное желание треснуть приятеля полной версией знаменитого романа Голсуорси. А Древнейший неторопливо продолжил:

– Выезжать они, скорее всего, будут оттуда…

Две руки вытянулись в одном направлении. Очень эффектно.

Полускрытая палисадником подворотня между вторым и третьим домами от перекрёстка. Если оттуда вынырнет машина, можно ручаться, что никто из свидетелей не сможет потом сказать, откуда именно она появилась. А во дворах – куча мест, где можно практически незаметно припарковаться и ожидать сигнала.

– Снайпер, как думаешь? – откинулся на спинку стула Митос.

Мак поскрёб в затылке.

– Были бы нормальные люди – точно был бы снайпер. А с этими гениями – всё, что угодно. Вплоть до львов на чердаке или баллистической ракеты из Букингемского дворца. Никогда не знаешь, что у них в черепушке навалено.

Старейший допил кофе и согласно кивнул.

Высокая и прямая, как эсток, фигура показалась на краю фасада больницы. Ветер рвал полы чёрного пальто.

– Пора, – скомандовал Митос, но Мак уже поднялся на ноги.

– Хотел бы я знать, о чём они там, – пробормотал Дункан себе под нос, швырнул на столик купюру и поспешил вслед за товарищем.

* * *
Слова, как ножи, впивались в узкую прямую спину Шерлока.

– Ты запомнишь только полёт и то, что, отправляясь в него, ты спас своих близких. Я так решил. Это подарок, мой лучший враг. С тобой иногда было интересно.

Такое чувство, что уже по колено затянуло в зыбучий песок. Надо думать, думать, искать выход, но в зыбучем песке тонет любая мысль, любой порыв… Тупое равнодушие.

– Зато братец Майкрофт получит твою голову по почте. Он тоже заслужил подарок, не правда ли?

Под лопаткой провернулся нож. Да, конечно, источник материала для статьи мисс Китти вычислить не составило труда, но как же больно…

– Ирэн? – отстранённо спросил Шерлок. Лицо занемело, словно под местным наркозом.

Джим хихикнул, и даже ветер, резвящийся на плоской крыше больницы, не смог заглушить шороха потираемых ладоней.

– Отчасти, дорогуша, отчасти. Я в детстве очень любил сказку про аленький цветочек. Русская сказка, переводная, похожа на «Красавицу и чудовище». Но есть там одна фраза, которая мне жутко нравится. Папуля главной героини, тёртый купчина, говорит: «Коли знаешь, что искать, то как же не сыскать?» Вот и я, если знаю, что искать – найду обязательно… Даже если оно выглядит как сказка.

Как очень злая, скверная сказка с плохим концом. Но если выиграть нельзя, нужно хотя бы не проиграть.

Ветер рванул полы пальто. Шерлок рассмеялся и соскочил с низкого парапета крыши.

– Ты точно этого делать не будешь…

* * *
– Вот чёрт, – сквозь зубы процедил Дункан.

Чёрная фигура, раскинув руки крестом, неестественно медленно падала вдоль серой больничной стены. Бежал и спотыкался маленький доктор, сжимая телефон, как горло врага.

Звук от удара вышел просто оглушительным, в отличие от еле различимого хлопка выстрела на крыше, прозвучавшего тремя минутами ранее.

– Всё-таки белое и пурпур, – пробормотал Митос, не отводя глаз от распластанного на асфальте тела.

– Что?

– Цвета Справедливости, – Древнейший поёжился: без пальто, в одном свитере даже в солнечный осенний день было зябко. – Редко встречается, а в последнее время – почти никогда. Ради такого стоило рискнуть.

– Ты решил разговаривать загадками? – Мак вытащил катану из петли под плащом, освободил лезвие от ножен.

– Спиши на возраст, – отмахнулся компаньон. – Кстати, вчера мне было нечего делать… Это тебе.

И он протянул Дункану шнурок, хитро сплетенный из алых и золотых нитей.

Широкие чёрные брови шотландца невольно поползли вверх. Он бережно принял подарок, рассмотрел и двойной петлёй затянул на левом запястье.

– Ты сделал его для меня? Ты? Или это тоже следует списать на возраст? – Дункан попытался замаскировать иронией то, насколько глубоко тронут. Получилось неубедительно.

– На МОЙ возраст, – высокомерно ответил Митос, – можно списать ВСЁ. Вот они!

Микроавтобус с зеркальной надписью «Амбуланс» над лобовым стеклом вывернул в подворотню.

Мак распластался по стене, а Митос почти без разбега бросился под колёса фальшивой «скорой». Рявкнули тормоза, автомобиль занесло углом о створку кованых ворот, дважды свистнул слабоизогнутый меч, нарезая резину передней камеры на ленты. Человек на водительском сидении безвольно повис на руле. По его виску потекла струйка крови.

Всё. Теперь они точно не успеют. У зануды Майкрофта есть время.

Со скрежетом отворилась задняя дверца микроавтобуса, выпуская двоих в медицинской униформе. От первой ожидаемой пули Мак увернулся, а второй выстрел он сделать не позволил, отрубив стрелявшему руку вместе с зажатым в ней оружием. Хватит уже.

Убивать Дункан, как и ждать, терпеть не мог, но тоже неплохо умел.


Уборку он мысленно предоставил чистильщикам старшего Холмса, а сам взвалил на широкое плечо бесчувственного друга и подобрал его вещи.

Но перед тем как рвануть во дворы, всё-таки не удержался, выглянул на секунду из подворотни, цепко схватывая взглядом детали:

…медики с носилками суетятся вокруг Шерлока. Никакой машины при них нет, значит, выскочили из здания больницы. Хорошо, а то Мак опасался, что подставных карет окажется всё-таки две…

…Джон пытается пробиться к телу, но его не пускают, оттесняют, вежливо уговаривают. Даже здесь ощутимы волны глухого отчаянья, расходящиеся кругами от этого славного человека…

…в начале улицы разворачивается лаково-чёрный автомобиль представительского класса. Кавалерия на подходе. Здорово же ты гнал, зануда…

Дункан тряхнул головой и поудобнее перехватил ноги Митоса под коленями. Узенькие и крученые лондонские улочки предоставляли широкие возможности для запутывания следов, и бессмертный не преминул ими воспользоваться.

Из блога Джона Ватсона
Закрытая запись, взломанная Шерлоком и Майкрофтом Холмсами в разное время по разным причинам. В результате повторного шифрования данная запись стала сетевым вирусом и уничтожила годовой бухгалтерский отчёт одной маленькой индонезийской фирмы

Иногда сны бывают светлыми. Сегодня мне снился Ш. Живой, здоровый и преисполненный ехидства.

А наутро я всё-таки ввёл в поисковик слово «бессмертные».

Разумеется, на меня вылился поток разных глупостей, но было и одно странное упоминание, которое я выкопал через добрый десяток последовательных и косвенных ссылок, прямой не было ни одной.

За упомянутой книгой я пошёл в самую старую библиотеку Лондона, где мне выдали фолиант семнадцатого века. То есть в руки мне его, само собой, не дали, но со слайдами работать позволили сколько угодно.

Можно, конечно, сказать, что Дункан Маклауд из клана Маклаудов очень похож на своего предка, изображённого на затёртой виньетке, но я почему-то так не думаю.

Я буду искать дальше.

Пока я ищу, я могу надеяться.


Будь живым.

Эпилог

Тишину клуба «Диоген» нарушало только шуршание бумаги.

Майкрофт Холмс подумал, что в гробу должно быть не намного тише, но гораздо спокойнее. Молчание «Диогена» – молчание акульей заводи. Вон скрипнули зубищи мистера Нейтона, который уже третий год подбирается к горлу Майкрофта. И стоит последнему только расслабиться…

Впрочем, расслабляться в «Диоген» ходят только самоубийцы, к гордому, но глупому сословию которых Холмс себя никогда не относил. Ещё поплаваем, господа многозубые.

«Дейли Ньюс» была открыта на колонке новостей, но Майкрофта новости не интересовали. Все новости сегодняшней «Дейли» он знал вчера. Но между страницами газеты белел лист бумаги, исписанной мелким, чётким почерком. Этот лист в чистом конверте был доставлен ему сегодня утром по сверхсекретному и сверхнадёжному каналу, с соблюдением массы предосторожностей. И содержимое конверта того стоило.

Майкрофт читал письмо третий раз подряд, хотя запомнил дословно с первого прочтения.

«Дорогой братец. Надеюсь, ты в добром здравии и тра-та-та в том же духе, дополни сам, у тебя такая галиматья всегда получается лучше.

Пишу это письмо, будучи к тому принужден двумя древними извергами, которым проспорил по поводу достоверности некоторых событий из истории времён упадка Римской империи. Аргумент «А я видел лично» весьма трудно перебить ссылками на копии летописей.

Впрочем, я не в обиде. Плюсов в моей ссылке всё же немного больше, чем минусов.

Главный плюс – здесь тихо, и почти нет людей».

Чтобы не улыбнуться, Майкрофт собрал губы в куриную гузку, что со стороны могло сойти за глубокую озабоченность разгулом экстремизма в Британии.

Древним извергам он, конечно, теперь обязан до конца дней, но это пустяки. У него много возможностей, чтобы расплатиться по счетам. Для начала стоит организовать через третьих лиц ряд дорогостоящих покупок в антикварном магазине Маклауда. Просто так шотландец денег не примет, а все эти перелёты и прочая конспирация наверняка влетели в копеечку. Но это так, для начала. Длительную оплаченную командировку бесценному специалисту-архивариусу Адаму Пирсону Майкрофт уже организовал.

Он вернулся к письму.

«Я опасался, что умственная бездеятельность сведёт меня с ума, но напрасно.

Экстремальные физические нагрузки способны по большей части нейтрализовать упомянутую опасность.

Тебя никогда не будили среди ночи тем, что сбрасывали из окна в бурную речку? Если нет, ты много потерял.

Но скачки с мечами меня, пожалуй, даже забавляют. Особенно упражнения на внутреннюю концентрацию. Представь, что ты висишь головой вниз примерно в четырёх футах над землёй, с завязанными глазами и эстоком в руке, а древние изверги бесшумно кружат рядом и нападают из самых неожиданных позиций. Открываются бездны возможностей для расширения сознания, чему, оказывается, весьма способствуют тычки бамбуковыми палками. За истекший месяц я научился отбивать примерно один удар из пяти, и, по словам Д., это поразительный результат. А. добавил, что такими темпами они смогут избавиться от моей скромной персоны уже к концу полугодия, и завёл специальный календарик, чтобы отмечать оставшиеся до моего выпуска недели. Ты ведь не думал, братец, что я буду безропотно сносить все издевательства? Я же знаю, что ты так не думал. А вот они думали именно так. Теперь тоже не думают, а моё пребывание в этом медвежьем углу стало куда разнообразнее, что также не может не радовать.

Состязание уникального интеллекта и уникального опыта.

В целом, терпимо.

Я научился плести шнурки из ниток.

Возможно, я смог бы закончить обучение до истечения полугодового срока, но нет смысла. Круги на воде после моего полёта улягутся никак не раньше, а спугнуть дичь – вся охота насмарку».

Майкрофт откинулся на спинку кресла. Пять месяцев. Ещё целых пять месяцев можно беззаботно заниматься высокой политикой, позавтракать мистером Нейтоном и ещё кое-кем из его приспешников… ближневосточные проблемы… система сложного налогообложения для среднего бизнеса…

Он мечтательно закатил глаза. Но сначала – в отпуск. Десять дней, ни днём меньше. К дьяволу тропики, только Баден-Баден!

И убедить Совет повысить ассигнования на Орден Наблюдателей.

Но как же всё-таки повезло с Маком и Адамом… Когда Майкрофт затевал всю эту аферу с раскладыванием по городу обезглавленных мертвецов, он даже надеяться не смел на такую удачу. Афера стоила ему бесчисленного количества загубленных нервных клеток, одна торговля с безутешными родственниками по поводу аренды дорогих усопших с обязательством вернуть по частям… Мнда. Бог с ними. В конце концов, что оставалось делать? По стечению обстоятельств ни одного бессмертного в Лондоне на данный момент не оказалось, а действовать за его пределами было слишком опасно. Дело щекотливое донельзя… А ведь Майкрофт даже не был уверен, что интриганка Адлер не лжёт!

«Отсутствие средств массовой информации раздражало меня только первую неделю, потом уже нет.

Здесь очень тихо, и в тишине иногда приходят странные мысли. Я понимаю, что прошло много времени, но не мог бы ты отследить судьбу одного тела с дырой в голове, снятого с крыши? Можешь называть меня параноиком, но мне иногда тревожно.

Кстати, ты приглядываешь за Джоном? Он, конечно, предсказуем, а я – мертвец, на которого нельзя оказать давление, но хоть изредка, а? Вполглаза?

И ещё, дорогой братец. По факту наличия на кладбище именной плиты, я требую исполнения своей первой последней воли.

Больше всего мне хочется, чтобы ты оставил меня в покое, но брат-клятвопреступник – это не престижно, поэтому буду скромнее.

Итак, моим Наблюдателем должен стать Джон Ватсон. По окончании Большой Охоты, разумеется.

Таково моё решение, высказанное в здравом уме и твёрдой памяти и тра-та-та, добавь, что нужно по форме последнего волеизъявления.


Дать о себе знать не обещаю, с извергами на исторические темы, а тем более на темы боевых искусств, больше спорить не буду.

С пожеланиями всего наилучшего,

Ш. Х.».

Тонкие пальцы потянулись к письму и прошлись по бумаге, машинально оценивая плотность, текстуру и качество. Если, скажем, отдать уголок на химический анализ, то по составу будет несложно определить место… Упоминание бурной речки и тишины – не такое частое сочетание…

Майкрофт оборвал провокационные мысли. С Шерлоком ничего не случится ещё пять месяцев.

А вот по истечении этого срока… Побегаем, братишка?

Холмс перевернул газетный лист. На внутренней стороне запястья ещё немного зудела свежая татуировка Наблюдателя.

До идеи проверить могилу Мориарти он додумался и сам. Результаты Шерлоку понравятся.

А Джон… Что ж, пусть будет Джон. В уставе Ордена нет ни единого упоминания, что у одного бессмертного не может быть двоих Наблюдателей.

Ни единого упоминания.

bfcure Game Over

За пределами невидимого круга по-прежнему светило весеннее солнце, трепетали на лёгком ветру ветки и листья, и вода в горном ручье становилась немного теплее.

Здесь же, в сорока милях от Гленфиннана, позёмка окутывала всё вокруг непроницаемым серым покрывалом, а снег лез в глаза и забивался под воротник.

Дункан пытался подняться, но в его теле отзвуками чужих жизней ещё пело электричество, и ноги не слушались. Последний поединок дался ему нелегко – Клаус из Гента распорол его правую руку практически до кости, и кровь оставляла на снежном покрове яркие красные следы. Дункан не обращал на них внимания.

Безумие схлынуло, и впервые за долгие месяцы подсознательный приказ «Убей!» не туманил голову. Его место заняло отчаяние. Дункан припоминал разрозненные картинки, фрагменты произошедшего, лица и имена. Почти все, кроме самых важных.

Аманда, Роберт, Джина, Кира, Кедвин… Он надеялся, что они уцелели. Или, по крайней мере, погибли не от его руки.

Когда-то – десять лет назад? пятнадцать? – Митос шутил, что Бессмертные размножаются почкованием, а Сбор – это механизм естественного отбора и контроля популяции одновременно. Тогда Дункан закатывал глаза и смеялся, но теперь он был готов поверить, что в словах старейшего Бессмертного, вероятно, имелся смысл. Ведь всем известно, что в каждой шутке…

Митос. Сколько лет Дункан его не видел? Неужели с тех самых пор, когда тот высадил его у кладбища, где Коннор Маклауд назначил встречу своему брату по клану?

Нет, они виделись ещё один раз. После поединка с Келлом не прошло и недели. Фейт куда-то вышла, Дункан варил себе кофе, когда в дверь постучали, и мощная волна Присутствия накрыла его как прилив.

– Адам?

– Я принёс привет от Джо, – сказал Митос.

В одной руке у него была бутылка виски, а в другой – пакет, из которого классически торчали багет и зелень.

Они устроились в гостиной. Разговор не клеился, да и говорил в основном Митос, рассказывал свежие сплетни об Аманде, упомянул, что в группе Джо появился новый гитарист и что этот гитарист играл даже лучше, чем Джо.

– Врёшь же.

– Вру, – согласился Митос. – Стараюсь тебя расшевелить. Это не твоя вина, Мак.

– Это всегда не моя вина, – горько прошептал Дункан. – Но почему-то получается так, что я убиваю своих друзей.

– Коннор тебя вынудил. Сделал всё, чтобы ты нанёс ему смертельный удар.

– А остальные?

– Сотворили нечто такое, что тебе пришлось их остановить. Кроме того, ты казнил не всех.

– И кто же остался в живых, скажи на милость?

– Я.

Дункан явственно скрипнул зубами.

– Митос…

– Ты учишься, Горец. И это хорошо.

Вернулась Фейт, и Митос тут же попрощался. Растворился в ночи как призрак. Конечно, Дункан мог позвонить ему сам. Или спросить адрес у Джо: Митос ценил свою дружбу с экс-Наблюдателем и часто ему писал, а также присылал открытки, причём не только на дни рождения и Рождество.

Но Дункану вечно что-то мешало…

А теперь было поздно.

Дункан застонал и предпринял очередную попытку принять вертикальное положение, но всё, чего ему удалось добиться – это встать на колени. Рука полыхала, и он чувствовал, как лихорадка распространяется дальше, и, клетка за клеткой, организм терпит поражение. Это ощущение было чужеродным, непривычным, но Дункан не хотел ни о чём думать.

Какое-то еле уловимое движение привлекло его внимание, и он поднял глаза. Знакомая фигура выступила из зимней мглы и словно поплыла к нему.

Митос. Единственный человек, которого Дункан никогда не сможет убить. Бессмертный, по-настоящему достойный Приза, ибо его знания неизмеримы, а мир для него – буйство красок, где нет места лишь чёрному и белому цветам.

Дункан силился разглядеть меч в руках Митоса и не мог. Потому что меча там не было – Митос приближался, держа руки в карманах расстегнутого пальто.

«Ничего, он воспользуется моей катаной», – решил Дункан и зажмурился, покоряясь своей судьбе. Замерев в таком положении, он напряженно вслушивался и ждал, когда катана со свистом рассечёт воздух, прежде чем снести ему голову.

Вместо этого руки, полные скрытой силы, резко дёрнули его вверх, и, всхлипнув, Дункан невольно ткнулся лицом в знакомый белый свитер. Растянутый и мягкий, из тех далеких времён, когда Митос не стеснялся заимствовать понравившиеся ему вещи из комода на барже.

– Если всё это правда, и в конце останется лишь один из нас, – с трудом выговорил Дункан, – то это должен быть ты.

– Идиот, – буркнул Митос, но Дункану показалось, что голос у него всё-таки дрогнул. – Пошли. Моя машина неподалеку.

Путь до чёрного «Лендровера» Дункан не запомнил. Он рухнул на пассажирское сиденье и отключился, но, видимо, ненадолго – Митос тряс его за плечо и что-то бормотал. Дункан уловил слова «аптечка» и «где-то здесь», мысленно удивился, зачем ему аптечка – он же Бессмертный, а потом его руки коснулось что-то холодное.

Вскоре прохлада сменилась жжением, и, наверное, Дункан скривился особенно выразительно, потому что Митос сказал:

– Это антисептик. Терпи. Вот швы буду накладывать, тогда разрешаю поорать вволю.

– Спасибо, – саркастически прохрипел Дункан и снова потерял сознание.

Блаженный обморок продлился всю операцию и перевязку. Закончив, Митос убрал аптечку в бардачок и открыл дверцу:

– Никуда не уходи. Я быстро.

«И куда бы я пошёл?» – спросил бы Дункан, если бы у него были силы. Он понимающе вздохнул, когда Митос достал из багажника лопату: Наблюдателей при убитых им Бессмертных он не заметил, а оставлять тела без погребения было бы как-то не по-человечески.

* * *
Дункан то приходил в себя, то опять погружался в болотно-мутную дрёму. Сквозь ватную тишину в ушах он слышал, как Митос говорил Джо (по телефону, подсказывала логика – Митос приехал за Дунканом в гордом одиночестве):

– Нет, с ним не всё в порядке. Понятия не имею. Узнаю, как выедем из этих дебрей на шоссе. Дождись нас в Эдинбурге, Джо, ладно? Не волнуйся. Он жив, и это главное, верно? Я позвоню завтра.

– Ты меня искал? – спросил Дункан слабым шёпотом.

– Искал, Мак. И ты заставил за собой побегать.

– Это комплимент?

– Если бы. Мы с Джо беспокоились. Ты пропал. Не отвечал на звонки.

– Прости.

Дункан прислонился щекой к прохладному стеклу окна. Его кожа пылала, плавилась в огне неестественной лихорадки – по всем меркам, он должен был уже исцелиться. Но раненая рука противно ныла, а под сомкнутыми веками проявлялись странные картины.

Митос, сражающийся сразу с четырьмя Бессмертными, отделяющими его от круга, в котором был заперт Дункан.

Джо, сидящий на кровати в каком-то отеле и с нетерпением уставившийся в экран ноутбука.

Белый домик с красной черепичной крышей и яблоневым садом, где они с Митосом остановятся через пятнадцать минут, потому что Дункану станет слишком плохо, чтобы продолжать путь.

Эти видения пугали его – он никогда не был пророком или телепатом, чёрт побери – и в темноту Дункан провалился если не с радостью, то как минимум с облегчением.

В гостеприимном мраке было спокойно, вопросы и боль отошли на задний план, превратились в ненавязчивый фон. Дункан с удовольствием оставался бы там навсегда, но кто-то настойчиво тормошил его и спрашивал голосом Митоса:

– Мак, ты можешь проснуться на пару секунд?

– Нет.

– Ты отвратительный пациент, друг мой.

Митос поднёс к его губам кружку с чем-то тёплым – супом или бульоном, Дункан не сумел определить. Горло саднило и царапало, как при ангине, но он постарался сделать пару глотков.

– До дна, – настаивал Митос. – Обезвоживание – весьма неприятная штука.

– Если я это допью, ты от меня отстанешь?

– Маловероятно.

– Зараза.

– Аналогично. Пей.

Наконец кружка опустела, и Дункан облизал потрескавшиеся губы. Озноб не проходил, наоборот, казалось, что он лишь усиливался.

Что-то было неправильно.

Дункан бросил взгляд на потолок. Последний раз его белили в тысяча девятьсот девяносто четвертом, за полгода до того, как Эрнест Смит, муж хозяйки дома, где они с Митосом задержались, упал со стремянки и свернул себе шею.

Анна Смит одна вырастила троих детей. Старшая дочь, Кейт, училась в Сорбонне, младший сын служил в ВВС Великобритании, а средняя дочь, Сара, вышла замуж за ирландца и переехала в Дублин. Анна по ним очень скучала и заглядывала на почту каждый день, проверяла, нет ли письма. Она была старомодна и побаивалась компьютеров…

Дункана затрясло ещё сильнее.

«Господи, откуда мне всё это известно?!»

– Ш-ш-ш, всё закончилось, Мак, – успокаивающе повторял Митос, укрывая его толстым пледом поверх одеяла. – Всё хорошо.

Дункан заснул, не успев возразить.

* * *
На следующее утро жар спал, но Дункана продолжало трясти, а зубы отбивали барабанную дробь.

В комнату вошёл Митос, поставил на тумбочку у кровати поднос с супом и хлебом, недавно вынутым Анной из печки.

– Что со мной происходит?

– С тобой всё нормально, Мак.

– Нет, скажи мне. Ты же знаешь, я вижу.

– Просто всё закончилось. Ты выиграл, Дункан.

– Выиграл что?

– Свою свободу.

– Чего?

– Почувствуй, и ты поймёшь. Прислушайся к себе, своим ощущениям.

– Твой разум, – потрясенно зашептал Дункан. – Он открыт для меня…

– Это потому, что в данный момент я не стремлюсь что-либо скрыть.

– Тогда ты предложил мне свою голову. Но на самом деле тебе это ничем не грозило. Ты всегда возвращаешься и принимаешь ту форму, какую пожелаешь. Тебя нельзя убить.

– Многие пробовали. Глупцы.

– Ты старше, чем динозавры и океан. А твоё имя, твоё настоящее имя... Его опасно произносить вслух. Одним свои звучанием оно способно разрушить целые города…

Митос рассмеялся. В его глазах расплывалось жидкое золото, поглощая зрачки.

– Кто ты? Зачем ты ходишь среди нас, когда твоё могущество так велико?

– Я – Страж, – произнёс Митос низким голосом, с хриплым, скрипящим эхом. – Я – Хранитель. Я – Наблюдатель. Я – Знание. Я – Миф. Боишься меня, Дункан Маклауд из клана Маклаудов?

– Нет.

– Лжец.

Митос прикрыл глаза, а когда вновь распахнул их, они приняли свой прежний, зеленоватый цвет. Но Дункан знал: если он приглядится, то увидит в этой тёмной зелени золотые искры.

– Но прежде всего я – твой друг, – Митос присел на край кровати и положил руку Дункану на плечо. – И я говорю: всё закончилось. Ты вне Игры, она больше тебя не касается. И на новом витке Приз получит кто-то другой.

– Новом витке?

– Игра – это цикл. Ты разорвал его и изменился. И это лучшее, что с тобой могло случиться.

Дункан покачал головой. Его рана до сих пор не зажила, а дрожь не утихала. Он обрёл способности, о которых никогда не просил. Но не это вызывало в нём безотчётный ужас.

Ведь когда Митос говорил «всё закончилось», он имел в виду, что всё только начинается.


 От других команд 


Мир Дж. Р.Р. Толкина 


Vielle О Замысле и тараканах

WTF ChKA 2014


– …Иди сюда, маленькая, – тихо и печально, протянув руку сквозь пламя. – Видишь, как с тобой обернулось…

Огненная ящерка скользнула к нему на ладонь, сложила крылья и свернулась клубочком – маленький сгусток остывающей лавы, только тёмные глаза смотрят грустно и виновато.

– Будешь жить у меня, что ж поделаешь… Только лучше бы и он с нами ушел, как ты думаешь?

Саламандра шевельнулась и моргнула.

– Может, он всё же решится…


Когда к садам Лориэна подошёл Ауле, на нём лица не было. Не сразу Ирмо добился ответа – что же произошло? Ваятель отмалчивался, отводил глаза, жадно прихлёбывал виноградный сок – Ирмо хотел возразить, мол, оставь, он же подкисший, – но Ауле вдруг заговорил, быстро и сбивчиво: о танце пламени, гибком чешуйчатом существе – Ллах, о Замысле…

Сначала Ирмо не понимал – зачем? Если такого не должно быть? Да и разве живое может обитать в огне? Но он так и не решился ничего спросить: слишком потерянным выглядел Ваятель.

– Мелькор унёс, сказал, будет жить у него, – закончил рассказ Ауле. Помедлил и спросил: – Он же её не бросит?

– Нет, конечно, – ответил Ирмо, стараясь говорить уверенно, чтобы успокоить, снять… тоску? Страх? Целитель душ ещё толком не знал названия этим чувствам. А сам думал: как это – творить то, чего нет в Замысле? И зачем?


– Послушай, тебе никогда не хотелось создать что-то совсем новое? Не предусмотренное Замыслом?

Йаванна вздрогнула, услышав знакомый вопрос, обернулась. Нет, не он. Не Мелькор – Ирмо.

– Ты когда-нибудь думала о том, чтобы…

– Нет, – торопливо возразила Валиэ. – Нет, конечно. Замысел совершенен, разве можно придумать что-то прекраснее задуманного Единым? А почему ты спрашиваешь?

– Просто, – Ирмо смешался. – Просто...

Он не хотел рассказывать о том, что случилось с Ауле, и объяснять, почему вообще решил заговорить об этом. Он просто хотел проверить.

– Никогда не думала ни о чём подобном! – заверила вслед Йаванна.

Ирмо не знал, что немногим позже перебравший забродившего сока Ваятель сам выложит всё супруге.


Крылатый отозвался на зов Ирмо не сразу, но, главное, всё же отозвался. Ирмо ожидал его у границы своих владений.

– Ты звал, брат? – в глазах Крылатого плескалась тревога, и Владыка Видений заговорил прямо, отбросив тщательно заготовленную речь:

– Ауле рассказал про Ллах. Ты унес её, да?

– Да, –Мелькор хотел добавить ещё что-то, но Ирмо шагнул ближе, раскрывая ладонь. Цветок?

Глаза старшего удивленно расширились, и Ирмо улыбнулся: Эстэ тоже удивилась, когда нежно-голубой цветок зашевелил усиками и пополз к ней, трепеща лепестками, то есть крылышками. Светлые отметины на крыльях – следы последних, завершающих касаний...

– Можешь тоже взять себе? Пока всё в порядке... только я что-то не уверен, что цветы могут летать – по Замыслу. А если им всё-таки можно, я потом заберу, ладно?

– Ладно, – согласился Мелькор и протянул руку. Бабочка перебралась к нему и начала деловито взбираться по рукаву.

– Вот и хорошо, тогда я остальных тоже соберу? Их совсем немного.


escapebox Прежде всего отец

WTF Tolkien Elves 2014


Паника и хаос улеглись. 

Шум деревьев затих, и безмолвие снова завладело ночью. Орки давно ушли, и существо, названное Голлумом, сбежало вместе с ними. Но разведчики все еще пытались найти их след.

Трандуил сидел в своем кабинете и барабанил пальцами по подлокотнику. Леголас, его сын, был одним из разведчиков, пытающихся преследовать орков. Сердце Трандуила замерло, когда раздался стук в дверь, и ему доложили, что существо сбежало, а его охранники были убиты орками. Ему едва удалось сохранить серьезное выражение лица, и он даже не заметил, что задержал дыхание, пока посланник говорил, что Леголас повел разведчиков юга по их следу.

Трандуил почти желал, чтобы они ничего не нашли.

Он чувствовал страх, такой же, как в тот момент, когда сопровождал своего отца к вратам Мордора. Такое же смятение, как тогда, когда ему пришлось возвращаться домой едва ли не с третью своего войска. И ту же печаль, которая, казалось, притупилась, когда Трандуил женился, а затем совсем ушла, стоило единственному сыну впервые схватить его за волосы и рассмеяться. Но страх вернулся и накрепко засел в сердце, когда убили его супругу. И с тех пор Трандуил знал, что однажды время придет, и ему придется действовать.

Долгие годы он, а перед ним его отец, старались оградить своих подданных. Снова и снова они терпели поражение, но никогда не прекращали своих попыток, и Трандуил никогда не мог позволить страху, печали и вине захватить его. Лесной народ должен быть счастлив, защищен и беззаботен. Он должен слагать песни радости, потому что у него есть все, о чем можно только мечтать. И даже если этот хрупкий мир, который они пытались создать, часто нарушался, Трандуил не мог просто так разрушить его.

Когда Митрандир и приемный сын Элронда, один из следопытов Севера, пришли в поисках убежища для существа, названного Голлумом, Трандуил знал, что пришло время действовать. Но, тем не менее, до последнего он упрямо пытался скрыть правду. Трандуил хотел, чтобы его сын и народ были в безопасности, и Митрандир попросил лишь присмотреть за этим существом, уверяя, что нет никакой нужды волноваться о том, кем оно было на самом деле. Но теперь, когда Голлум сбежал, а они не смогли выполнить свое обещание, Трандуил знал, что им придется что-то предпринять.

В отличие от Элронда он действительно не вмешивался в судьбы, и его подданные никогда добровольно не участвовали в походах высших эльфов или чьих-то еще. Его отец хотел, чтобы их народ видел то, что у них есть, и радовался этому. Но даже если у них не было желания влезать в чьи-то дела, отец научил Трандуила отвечать на призыв, когда угроза была действительно страшна.

Тихий стук в дверь вывел его из размышлений. Трандуил бросил взгляд в сторону окна и понял, что уже почти рассвело. 

– Войдите.

Такая знакомая светловолосая фигура поклонилась и опустилась на колени.

– Мой король, нам не удалось найти след Голлума, однако у края леса видели орков. С вашего позволения я возьму отряд, и мы последуем за ними.

Трандуил не смог удержаться от улыбки. Его маленький сын, которого он любит больше всего на свете, так быстро вырос. Трандуил восхищался им, и никакое сокровище не могло быть для него дороже Леголаса. Он посылал его в бои, хотя это было трудно. Трандуил волновался и не находил себе места всякий раз, как Леголаса ранили, и он оказывался в руках целителей. Леголас был уже достаточно взрослым, чтобы Трандуил отпустил его и позволил учиться и делать все, что позволено любому из его подданных. И, возможно, даже больше.

Он взял Леголаса за плечо и поднял его с колен.

– Сын мой, я боюсь, что теперь это существо находится вне нашей досягаемости, – Леголас нахмурился, услышав эти слова. – Тем не менее, мы, королевская семья Зеленолесья, дали обещание Митрандиру, и нам нужно лично доставить весть о нашей неудаче, – Трандуил помрачнел и вытер капли грязи с лица сына. – Элронд собирает Совет в Ривенделле, и ты поедешь вместо меня.

Леголас легко улыбнулся отцу и поклонился.

– Я буду готов к середине дня, мой король.

– Отдохни немного, освежись и выбери себе спутников. – Леголас стремительно вышел, хотя в такой спешке не было никакой нужды. 

– О Эру, ему едва ли удалось скрыть, как он рад первому за долгое время далекому путешествию, – сказал Трандуил замершему в дверях удивленному советнику. – Не мог бы ты убедиться, что наши посланники взяли с собой все необходимое, друг мой?

* * *
Трандуил стоял в дверях комнаты сына и смотрел, как тот собирается, почти желая отменить свой приказ и поручить его кому-то другому.

Он не впервые отправлял своего единственного оставшегося в живых члена семьи, своего сына, навстречу опасности. Но Трандуил всегда знал, что даже если Леголас возвращался домой раненым, это был всего лишь еще один урок для него, а раны было легко залечить. Его сын учился и становился более опытным вместе со своими подданными. Он узнал, как жить, чтобы быть счастливым, как бороться за это и смирять себя, – так же, как и все остальные.

Трандуил боялся, что пройдет слишком много времени, прежде чем он снова сможет увидеть сына, – и мысль об этом ложилась тяжестью на его сердце. Больше всего ему хотелось защитить Леголаса от всех страхов и печалей, которые можно было встретить в Средиземье. Однако, будучи сыном Орофера, он знал, что если оставит без внимание такой очевидный призыв к действию, буквально брошенный ему в лицо, это будет неуважением к памяти отца. И он и Леголас, как король и принц Зеленолесья, несли ответственность за свой народ, и иногда было необходимо ради этого чем-то пожертвовать.

– Отец… не нужно стоять там и беспокоиться за меня. Я всего лишь собираюсь в Ривенделл, чтобы передать послание. И войди, королю не пристало стоять в дверях своего подданного, – произнес Леголас, третий раз встретившись взглядом с отцом.

Трандуил усмехнулся – с некоторых пор Леголас редко называл его отцом, настаивая на том же обращении, что и остальные подданные. Сын позволял себе такое только в те моменты, когда считал, что провинился, ему что-то было нужно, или он думал, что Трандуил волнуется или слишком сильно заботится о нем.

– Ты не можешь обвинить своего отца в беспокойстве о тебе, сын мой.

– Хотя будет трудно сообщить им о том, что мы не смогли укрыть Голлума, я уверен, что мне придется просто присутствовать на Совете, отец, – ответил Леголас, заплетая волосы.

Трандуил улыбнулся, желая поверить в то, что сказал сын.

– Позволь своему отцу помочь тебе, – Леголас одарил Трандуила таким взглядом, будто у него выросла еще одна голова. – Что? Нет ничего необычного в том, чтобы отец помог единственному сыну заплести волосы.

Леголас рассмеялся.

– Но если его сын уже взрослый и способный воин, а он король…

Трандуил поднял бровь и случайно слишком сильно дернул сына за волосы, Леголас поморщился, позволяя закончить свою прическу.

– Спасибо, отец. С вашего позволения, я почти готов отправиться, мой король… – Леголас улыбнулся отцу и поклонился. И тогда Трандуил не выдержал и заключил его в объятия.

– Сын мой.

Трандуил выглядел таким непривычно растерянным, и Леголас обнял его в ответ, пытаясь успокоить.

– Отец, я не впервые отправляюсь в Ривенделл, и сейчас дороги безопаснее, чем раньше, – сказал Леголас, наслаждаясь теплотой отцовских объятий.

– Сын мой, все меняется вокруг нас. Великое зло таится, но я боюсь, что вскоре оно выйдет из-под контроля. Скажи мне, если ты не хочешь идти, и я пошлю кого-нибудь еще.

– Ты должен быть с нашим народом, находя больше богатств и сокровищ, которыми мы будем восторгаться. И вести нас на защиту наших владений. Отец, я, как твой сын, как воин под твоим командованием, должен идти туда, где ты не можешь быть.

Эти простые и немного наивные слова Леголаса утешили Трандуила и убедили в том, что хотя бы немного, но он сумел помочь своему народу. Трандуил крепче обнял сына, прежде чем отпустить его.

– Сын мой, я знаю, иногда ты не думаешь, что это так, но прежде всего я твой отец, а не король. Я желаю тебе доброй дороги и надеюсь, что опасность обойдет тебя стороной, – Трандуил поцеловал сына в лоб, позволяя себе этот жест впервые с того времени, когда Леголас был еще ребенком.

– Не волнуйся, отец. Что бы мне ни повстречалось на пути, я буду смелым, потому что я Леголас, сын Трандуила и внук Орофера. Я всегда буду возвращаться к тебе. И мой дом всегда будет рядом с тобой, – ответил Леголас и прижался губами ко лбу отца, желая утешить его.

Трандуил молил Валар, чтобы его сын смог сдержать свое слово.

Послесловие от автора
Мне нравится считать, что Трандуил, как и его отец, знал, что нужно оказать помощь, когда это действительно необходимо. Трандуил достаточно умен, чтобы понять, что они должны вмешаться, но он боится того, что вовлечет свой народ в Войну Кольца. И то, что Леголас отправился в Ривенделл с сообщением о побеге Голлума, является одним из доказательств этому. Но Трандуил, несмотря на свою мудрость, все еще колеблется, потому что когда-то он понес огромные потери, хотя его выбор уже очевиден.

Последняя строка [фанфика] наполнена горечью. Когда Галадриэль и Келеборн отправились в Серые Гавани, Трандуил остался последним из эльфийских королей Средиземья. Я не знаю, последовал ли Трандуил туда или когда-нибудь последует.

Возможно, Трандуил действительно попрощался с сыном в тот момент, когда отправил его с посланием в Ривенделл, потому что Леголас потерял чистоту лесных эльфов, покоренный величием высших эльфов, государствами Средиземья и тоской по Валинору.

Мне хотелось бы верить, что Леголас, Трандуил, Орофер и остальные члены их семьи смогут быть вместе и жить счастливо в Валиноре. И это мой хэдканон.

© Перевод: Teado, 2014

Джорджи Д. Ложь

WTF Tolkien Elves 2014

1. Девушка, которая играла с огнем

Лютиэн сидела, прижавшись спиной к стене, и монотонно считала про себя пролетающие над зданием вертолеты. Она мельком взглянула на заряд бластера – хватит еще на 6 часов, а потом придется искать источник подзарядки. В целом, как оказалось, бластер был самой большой ее проблемой из всех, которые она могла предположить. Он был слишком громоздкий, неудобный для долгого ношения и постоянно требующий источников питания, до которых нужно еще было добраться. Лембас заканчивался – это тоже было весьма нехорошо.

Пять, шесть, семь... Да сколько их там? Лютиэн потерла затекшую шею, касаясь остриженных для удобства волос. Нет-нет, выглядывать сейчас на улицу было нельзя, нужно было подождать еще немного, скрючившись в пыли заброшенного, на ее счастье, дома, забиться в самый темный угол, не дышать, исчезнуть на пару минут. Терпения Лютиэн было не занимать.

Она откинула голову, касаясь затылком стены, и попыталась вспомнить что-то хорошее, чтобы сидеть было не так скучно. Дориат, залитые солнцем дома и деревья – редкие, но крепкие, выстоявшие еще после первого восстания машин. Длинные черные косы матери, ее ласковая и загадочная улыбка. Друг детства Даэрон, играющий на свирели какую-то затейливую песенку. Подруги, весело смеющиеся у реки. И Берен. Его фигура, его глаза, его улыбка, его голос.

Лютиэн коснулась виска, пытаясь унять боль. В последнее время у нее очень часто болела голова. Было ли это связано с тем, что она добралась до Ангбанда, и теперь ее тело реагирует на какие-то вредные волны, или все дело было в том, что она периодически забывала поесть, Лютиэн не знала. 

Шестнадцать, семнадцать, девятнадцать, двадцать. Шум над головой затих. Прожекторы, слепящими пятнами раскрашивающие пол под ногами через выбитые окна, отключились. Можно было идти.

Лютиэн выскользнула на улицу, натянув на голову капюшон. Улица была пуста, и можно было идти безбоязненно хоть по самому центру, но перестраховываясь еще раз, девушка старалась держаться в тени домов и как можно ближе к самим стенам. Если бы еще был кто-то, кто прикрывал спину... Ангбанд оказался совсем не таким, как она представляла. Она думала, что этот город будет полон разумных машин или загипнотизированными ими эльфами и людьми, но самое страшное место Средиземья встретило ее пустотой, одиночеством и полуразрушенными домами. Шагающих куда-то дронов Лютиэн видела лишь один раз, и то издали. Очень часто в воздух поднимались вертолеты, и тогда по углам улиц вспыхивали яркие прожекторы, освещая им затянутое дымкой небо. Вода в кранах была ржавой, но вполне пригодной для питья. 

После двух дней в Ангбанде Лютиэн больше не чувствовала того страха, с которым она уходила из безопасного Дориата. Вокруг был обычный заброшенный город, в котором просто было очень тихо. И нужно было быть максимально осторожной. Куда ей надо идти, чтобы найти Берена, она узнала, взломав первый попавшийся компьютер в Ангбанде. Машины стояли в некоторых зданиях, на первый взгляд, абсолютно ничем не защищенные, и это пугало больше всего. Должна быть какая-то ловушка, и она была.

Лютиэн коснулась рукой шнурка флэшки, которая болталась у нее на шее. Там был записан универсальный ключ-код, позволявший отключить на время защиту от несанкционированного доступа, поэтому девушка ни разу не видела, что же эта самая защита из себя представляет. Нескольких минут хватило ей для того, чтобы найти и запомнить карту Ангбанда. Все было не так уж сложно – пленники содержались на востоке, в одноместных боксах, которые постепенно обрабатывались гипно-машинами. Предположительно там должен был находиться Берен.

Берен... Они встречались несколько раз, и каждый раз он уходил, обещая прислать сообщение о том, что он добрался до базы. Письма и телеграммы, которые писались по старинке на бумаге, чтобы машины не смогли перехватить радиосигнал или интернет-передачу, иногда приходили с большим опозданием. В этот раз сообщений не было месяц, когда Лютиэн приснился сон. 

Берен был в беде. Ему было плохо, она видела его в каком-то подвале, прикованного к стене, а рядом с ним стоял кто-то, на кого Лютиэн не могла смотреть. Кажется, тогда она проснулась с криками и твердо решила, что уйдет из Дориата искать любимого.

Лютиэн коснулась вновь занывшего виска. Изматывающая боль была еще одной значительной помехой, наравне с постоянно разряжающимся бластером. Она остановилась у стены очередного дома, помассировала виски, нашла в сумке лембас, отщипнула от него кусочек и с трудом прожевала. Есть не хотелось совершенно, но еда, заготовленная ей в дорогу подругой Галадриэль, почему-то помогала. Боль понемногу отступала.

Если рассуждать логически, то Берен вполне может оказаться в этих боксах на востоке Ангбанда. А если нет, тогда где? Остальная территория на карте казалась либо полигоном испытаний новых машин, либо взлетной площадкой для разведывательных дронов. Быть может, Берен уже был под влиянием гипно-машин. Кстати, этот феномен был до конца не изучен: никто из ученых так и не мог толком доказать, что же происходит с мозгом эльфа или человека после воздействия гипно-машин. Некоторые, кто приходил из Ангбанда, оказывались запрограммированы на какое-то конкретное действие и сразу после его выполнения или провала умирали. Некоторые казались такими же, как и прежде, а затем оказывались специальными разведчиками для машин.

Все эти истории Лютиэн знала только в виде жутких баек, пересказов с пятые на десятые уши, гулявших по Дориату. Своими глазами она видела подтверждение только одного из слухов: загипнотизированные пленники ремонтировали те машины, которые не могли починить дроны. Им ничем нельзя было помочь, они даже не замечали Лютиэн, когда она пыталась обратиться к ним. Эта мастерская полумертвых людей и эльфов была самым страшным из того, что она успела увидеть в Ангбанде.

Впереди показалась вышка, на которую все два дня ориентировалась Лютиэн. Значит, она уже почти на месте. Рядом с вышкой располагались огромные кованые ворота, которые можно было открыть только с помощью кода, как и все двери боксов с пленниками. По идее, для каждой двери был свой код, менявшийся раз в определенное время, но для Лютиэн это не было проблемой. Она поставила ногу на первую перекладину и подтянулась на руках.

Компьютер, контролирующий охранную систему пленников, действительно оказался внутри вышки, на самом верху. Он, как и все компьютеры в Ангбанде, был включен, работая день и ночь без остановок. Лютиэн вставила флэшку в гнездо и выждала пару минут. На экране начали сменяться цифры, коды и символы, пока, наконец, он не очистился. В первой строке Лютиэн ввела слово «Н.U.A.N.» и нажала на клавишу «Пуск». Несколько секунд ничего не происходило, а затем снаружи послышался скрип тяжело открывающихся огромных ворот. Лютиэн с облегчением выдохнула.

Несколько минут она спускалась обратно на землю, а затем вошла в открытые ворота. Огромный двор, на который выходили тысячи одинаковых дверей боксов, уже заполнялся ничего не понимающими освобожденными пленниками. Люди слепо щурились даже от того тусклого света, который пробивался сквозь дымку над Ангбандом. Эльфы настороженно осматривались, редко моргая, стараясь понять, зачем их выпустили и не очередной ли это эксперимент над ними. Лютиэн ходила между ними, касалась их рук, объясняла и уговаривала, что отсюда нужно быстро уходить, пока ворота не захлопнулись. Постепенно эльфы и люди, держась небольшими группками, помогая совсем ослабевшим товарищам, начали уходить за ворота. Лютиэн же напряженно вглядывалась в их лица – в такой толпе она вполне могла пропустить...

– Извините, вы случайно не знаете человека по имени Берен? – обратилась она к одному из высоких эльфов, который сооружал носилки для своего собрата, находившегося без сознания. 

– Нет. Здесь никто не знает чужих имен, мы здесь все по номерам, – резко ответил эльф и тут же склонил голову, – извините меня, я отвык разговаривать, здесь все молчат... Но, возможно, ваш друг где-то ближе к конвейеру гипно-машин.

– Конвейеру? – ужаснулась Лютиэн.

Эльф скупо кивнул и вернулся к своему занятию.

Конвейер. Что-то тянуло туда Лютиэн, хотя она не понимала, что именно. Это определенно не то место, которое приходило к ней в беспокойных снах. Здесь были светлые двери, серая роба заключенных и абсолютная чистота. Пленных держали здесь, каким-то образом одурманивая их в боксах. А она видела страдающего от ран Берена в подвале, прикованного цепями, вокруг было очень темно... Голова снова разболелась, лембас Галадриэль помог ненадолго. Надо было есть побольше или попытаться поспать, когда было время. 

Уже подходя к зданию с конвейером, который перестал работать после взлома общей охранной системы, Лютиэн услышала какой-то шорох. Легкий, почти незаметный, одиночный стук металла о металл. Головная боль тут же отошла на задний план. Лютиэн быстро переключила бластер на режим выстрелов очередями и покрепче сжала рукоятку. Стук повторился. Она выдохнула и резко развернулась, выбрасывая руку с бластером перед собой. 

2. Парни на грани нервного срыва

Их было двое – один рыжий, высокий, а другой черноволосый, чуть пониже, и оба целились в Лютиэн из бластеров.

– Кто вы такая, назовите себя? – спросил тот, который был ниже. Если бы не сама ситуация, девушка бы сказала, что голос у него был довольно приятный.

– Сначала вы назовите себя, – спокойно ответила она.

Рыжий наклонил голову и зашептал что-то товарищу. Лютиэн были слышны слова, но смысл она улавливала не полностью... Да они же говорили на квэнья! В свое время она так и не удосужилась как следует выучить язык нолдор, и, как выяснилось, зря. Несмотря на то, что Лютиэн понимала квэнья с трудом, слова «голографическая программа» она узнала.

– Эй, между прочим, я еще здесь! – окликнула она шепчущихся.

– Майтимо, пожалуйста, говори на синдарине, – сказал рыжему его спутник и первым опустил оружие. Майтимо же не спешил следовать его примеру.



– Она слишком красивая. Идеальная. Не бывает таких эльфиек и людей, – с сомнением сказал он, нагло рассматривая Лютиэн.

– Сочту за комплимент.

Рыжий хохотнул и тоже опустил бластер.

– Я Фингон, а это мой друг Маэдрос. Теперь, когда мы назвались, быть может, вы скажете нам, кто вы, и перестанете в нас целиться?

– Фингон? Тот самый правитель Фингон, командующий пятого округа «Барад Эйтель», а ранее – Хитлума? – Лютиэн помедлив, убрала бластер, переводя его в обычный режим.

– Как-то многовато она знает для «не программы», – заметил Маэдрос.

– Я – Лютиэн, дочь Тингола, командующего сто тридцать седьмого округа, Дориат. И как-то странновато встретить здесь правителя и командующего Химрингом.

– Нет, ну ты посмотри...

– Я ищу своего отца, – просто ответил Фингон.

– А я – своего любимого человека. 

– Значит, нам по пути, – Фингон приблизился и осторожно пожал руку Лютиэн. – Не сердитесь на Маэдроса, он уже бывал в плену Ангбанда, и немного нервничает, снова оказавшись здесь.

– Я понимаю. Жутковатое место.

– Место, в котором ничего не происходит просто так и все имеет свой смысл, ведь это машины, управляемые программами, которые основываются на логике, – сказал Маэдрос, подходя ближе. – И вдруг, средь бела дня, двери камер пленников открываются, как и центральные ворота.

– Возможно, сбой в системе, – сказала Лютиэн, твердо глядя в глаза Маэдросу. 

– Очень удачный сбой. Очень вовремя мы здесь оказались, не находите?

– В любом случае, нужно завершить то, зачем мы сюда шли, – сказал Фингон, направляясь к зданию с конвейером. – Уничтожить гипно-машины. Остановить поток превращения пленных во врагов. Воевать против своих просто невыносимо.

Лютиэн направилась за Фингоном, догоняя его.

– Вы знаете, как уничтожить машины?

– У Маэдроса есть пара идей. Точнее, у его братьев. Они все вместе разрабатывали точечную взрывчатку, которая может один раз и надолго вывести из строя машины.

– Они сгонят сюда рабов... Тех, кто уже загипнотизирован.

– И мы сможем атаковать Ангбанд с западной части безбоязненно, потому что все «свои» будут здесь, – Маэдрос вклинился в разговор и подмигнул Лютиэн. – Хороший план?

– Неплохой, – согласилась она. 

С электронным замком на двери даже не стали разбираться, выстрелив из трех бластеров в стену. Фингон помог Лютиэн пролезть в образовавшуюся дыру и снял с пояса фонарик. Пятна света выхватывали из темноты огромные машины, которые занимали почти половину помещения.

– Как-то их не так уж много.

– Конвейер, – тихо сказал Маэдрос, незаметно подойдя сзади. – Он переносит...

– Боксы с пленными. Я поняла.

– Вот, возьмите. Разместите их внутри каждой из машин, возьмите те, что расположены правее. Только вовнутрь не заходите. Кто знает, когда закончится наше «везение» с открытыми дверьми, – сказал Маэдрос, протягивая Лютиэн на ладони несколько небольших коробочек.

Она коснулась его правой руки и сразу поняла: что-то не так. Рука была неестественно твердой и холодной, словно она состояла не из плоти...

– Кибернетический протез, – сказал Маэдрос, заметив выражение лица Лютиэн. – Это очень долгая и очень грустная история. И лучше вам ее расскажет Фингон.

– Вы не верите мне.

– Вы мне тоже. Но быть может, на территории Ангбанда троим здравомыслящим воинам лучше держаться вместе, а не выяснять отношения?

Лютиэн забрала взрывчатку из руки Маэдроса и отошла. Со своими машинами она справилась быстро и решила пойти к Фингону, помочь ему. А также расспросить кое о чем.

– Извините, если вопрос покажется вам бестактным, но… Ваш отец пропал одиннадцать лет назад? – осторожно начала она.

– Да. Он поехал в Ангбанд с самоубийственной миссией, и с тех пор от него не было вестей. Все патрули, которые были посланы позже на его поиски, ничего не нашли. Но пару месяцев назад начали ходить слухи, что машины собираются выстроить идеальный организм на основе тела эльфа. Эти байки давно ходили, но в этот раз прибавилась какая-то жуть про то, что возможно, все эти годы этот проект конструировали на основе тела моего отца... Смешно, правда? – Фингон обернулся, натянуто улыбаясь.

Лютиэн покачала головой:

– Вы говорите с девушкой, которая пришла в Ангбанд, потому что ей приснился дурной сон про возлюбленного.

– Вы очень храбрая. И мне кажется, ваша надежда не напрасна. Маэдрос пробыл в плену три года, прежде чем я пришел за ним. Никто уже и не думал, что он еще жив. Надежда есть всегда. Как зовут вашего возлюбленного?

– Берен. Он человек, солдат, только вот я не знаю, из какого гарнизона... Маловероятно, но может, вы знаете его? 

Фингон задумался, а затем пожал плечами. 

– Никогда не слышал этого имени. Возможно, это передвижной гарнизон командующего Финрода. Там у него и эльфы, и гномы, и люди, и все в одно время в разных местах. Он сам следит за своими солдатами, мне подает только рапорты об изменении ситуации, иначе бы мы просто погрязли в бумажках. Скорее всего, ваш Берен там.

– Но он может оказаться и здесь, – упрямо сказала Лютиэн, отвернулась и тут же застыла, глядя на довольно знакомую машину. Небольшая, похожая на древний радиоприемник, если подкрутить рычаги, то будет слышен стук.

– Что-то не так? – Фингон подошел ближе, посветив фонариком.

– Нет… Да. Мне кажется, я уже видела это приспособление... Портативная гипно-машина. Она вырабатывает определенный стук, который влияет на разум, и тогда...

– Это значит лишь то, что ее тоже надо уничтожить, – прервал ее Маэдрос, выходя откуда-то из темноты. Он положил последнюю взрывчатку прямо под саму машину и вытер левую руку о штаны. 

– Где вы могли видеть эту машину? – голос Фингона для Лютиэн был слышен как будто издалека. Снова появилась странная головная боль, периодически мучившая ее здесь. Она уже почти определила источник этой боли, осталось только...

– Лютиэн? – Фингон с силой тряхнул ее за локоть.

– А? Что?

– Где вы могли видеть эту машину? Вы точно видели именно ее?

– Не знаю. Ничего не знаю, у меня сильно болит голова.

– Нужно выйти на улицу, возможно, эти машины как-то влияют на вас.

– Как? Они выключены.

– Не спорьте.

Когда все трое выбрались из здания, стало действительно немного полегче. Быть может, это просто сама атмосфера Ангбанда так действовала на нее. Что она видела в своей жизни кроме светлого Дориата, свободной зоны номер сто тридцать семь?

– Что мы делаем дальше? 

– Вызываем подкрепление. Пленных нужно увести отсюда, сейчас идеальное время – все боевые дроны вылетели на запад, к морю. Мы сможем уйти незамеченными.

– Но как мы вызовем подкрепление? 

Маэдрос улыбнулся и прищелкнул металлическими пальцами:

– Эта штука невероятно полезная, например, в ней есть портативный коммуникатор. Финрод со своей командой ждут нашего сигнала.

Фингон вышел за ворота и быстрым шагом направился к группе недалеко ушедших эльфов.

– Эдрахиль! – крикнул Фингон, очевидно, узнав кого-то из них, и помахал рукой. 

Ему ответил высокий бледный эльф, с которым раньше говорила Лютиэн. Узнав правителя, он заметно расслабился и позволил себе улыбнуться. 

– Это вы отключили систему защиты и открыли все двери, – Маэдрос снова подошел неслышно и крепко взял Лютиэн за локоть – по счастью, настоящей рукой, а не протезом. Девушка замерла, не зная, что отвечать.

– Я уже даже не спрашиваю, зачем вы солгали мне и правителю...

– Я не лгала. Правитель не задавал мне вопросов.

– А вот я задаю. Как вы это сделали? Вы знаете какой-то код? Поймите, это очень важно, это имеет стратегическое значение, нам необходимо выиграть эту войну, и если вы утаите такую информацию... Как вы себе в глаза смотреть будете?

– У меня есть флэшка, – сдалась Лютиэн. – С универсальным кодом, благодаря которому вся защитная система взламываемого компьютера может отключиться. 

– Отлично. Не знал, что в Дориате велись такие разработки. Откуда вы ее взяли?

Дориат? При чем здесь Дориат... Она же взяла эту флэшку... Где?

– Кто вам дал эту флэшку? Лютиэн?

В голове вспыхнули знакомые уже искры боли.

– Друг, – ответила она, не слишком понимая, что говорит. Друг? Какой? Галадриэль? Она дала ей лембас, но не флэшку, нет-нет... Даэрон? Да, точно, Даэрон, ее друг. Но откуда она у него, он ведь не был ученым и даже не был военным. Откуда у нее вообще эта флэшка, откуда она знает пароль? Почему она этого не помнит?

Пытаясь вспомнить хоть что-то сквозь все усиливавшуюся боль, Лютиэн повернулась и сама вцепилась в локоть Маэдроса.

– Келегорм, – сказала она, не глядя на собеседника. Это имя просто пришло откуда-то и навязчиво крутилось в голове.

– Келегорм, – повторила она. – Светлые волосы, светлые глаза. Правильные черты лица, похожие на... ваши. – Она подняла голову и взглянула прямо в глаза Маэдроса. Он был абсолютно спокоен.

– Кто такой Келегорм? – спросила она.

– Действительно. Кто такой Келегорм? – спросил Маэдрос.

Голова болела совершенно нестерпимо. Лютиэн ощутила, что падает куда-то, хотя стояла на ровной земле. А потом настала тьма.

3. Машина без бога

– ... и мы сможем пройти к командному центру, я уже нашел его местоположение.

Лютиэн открыла глаза, не понимая, где она и как здесь очутилась. Она стояла рядом с Маэдросом, они говорили, а потом... Что было потом? Она повернула голову и увидела грязный асфальт, которым были покрыты все дороги в Ангбанде. Сама же она лежала, судя по всему, не совсем на голой земле, а на чьей-то свернутой куртке или рюкзаке. 

– С помощью ее флэшки мы сможем на время отключить защиту и найти всю интересующую нас информацию, в том числе о твоем отце. 

Лютиэн наконец сфокусировалась на словах Маэдроса – а говорил сейчас именно он – и резко села.

– Я иду с вами.

Разговор тут же оборвался, к Лютиэн быстро подошел Фингон и присел перед ней.

– Как ты себя чувствуешь?

– Очень хорошо. Голова не болит. Могу встать и идти. 

– Ты выглядишь довольно бледной. Раньше часто падала в обмороки?

– Никогда.

– А головная боль началась...

– Как только я вошла в Ангбанд.

Фингон осторожно коснулся лба Лютиэн, убрал руку и посмотрел на нее с выражением «я, правда, не знаю, что с тобой делать».

– Возьмите меня с собой, – взмолилась она.

– Исключено, – это уже Маэдрос. Он даже присаживаться не стал, а застыл, глядя на Лютиэн с высоты своего роста, скрестив руки на груди. – Ангбанд влияет на тебя, это очевидно. Мы возьмем твою флэшку и пройдем к центральному компьютеру, а ты пока побудешь с Эдрахилем и подождешь подмогу.

– На флэшке есть пароль, и я его вам не скажу, если не пойду с вами.

– Что за ребячество!

Лютиэн отвернулась от Маэдроса и пристально посмотрела на Фингона.

– Пожалуйста, правитель... – прошептала она. – Поймите... Вы же ищете отца. А я ищу Берена. Я должна найти его.

Фингон раздумывал несколько секунд, а затем тряхнул головой. 

– Хорошо. Ты пойдешь с нами, только выпей это, – он сунул ей в руки флягу с чем-то резко пахнущим. – Это простое вино, а тебе надо восстановить силы.

Маэдрос пробурчал что-то неразборчивое про приказы сверху, и, махнув рукой, ушел в сторону. 


Они шли уже полчаса, практически не разговаривая. Маэдрос сверялся с картой, которая была загружена ему прямо в киберпротез (что еще там могло находиться, Лютиэн и представить не могла), Фингон поминутно осматривался с особой тщательностью, а сама Лютиэн пыталась разобраться со своей головной болью. Определенно, та появлялась, как только она начинала думать о Берене, и возрастала, когда девушка силилась вспомнить о том, как именно она дошла до Ангбанда. Она четко помнила свой уход из Дориата, помнила, как сговаривалась с Галадриэль и как украла бластер у одного из стражей на границе. Помнила сам момент, когда она увидела, наконец, Ангбанд, жуткий город машин, но что случилось в этот промежуток – между начальной точкой ее путешествия и конечной? 

Быть может, она кого-то встретила. И этот кто-то дал ей флэшку. Но почему она его не помнит? Она даже не могла быть уверенной в том, была ли флэшка у нее, когда она уходила из Дориата. В правом виске снова отвратительно заныло, и Лютиэн ощутила слабость. Чтобы снова не упасть и не вызвать новый круг подозрений и разговоров о ее состоянии, она ухватилась за руку Фингона. Тот истолковал ее жест по-своему:

– Боишься?

– Нет, просто... Не совсем понимаю, куда мы идем. Судя по всему, Маэдрос неплохо ориентируется здесь и без карты.

– Он был здесь, причем довольно продолжительное время, – Фингон говорил негромко, но не понижал голос до шепота, так что Маэдрос мог легко расслышать их. – Пытался отключить машину, но у него ничего не вышло.

– Как и у моего отца. Но это не значит, что нужно прекратить попытки это сделать, – вклинился в диалог Маэдрос, даже не поворачивая головы.

– Твой отец... Феанор, создатель машины! – охнула Лютиэн.

– Не говори, что не знала об этом! – огрызнулся Маэдрос.

– Знала, но...

–... не помнила. Просто забыла и по каким-то причинам даже не проассоциировала имя Маэдроса со старшим сыном Феанора.

– Давайте сейчас не будем обсуждать истории создания машины, поскольку в данной ситуации это неразумно, – Фингон говорил, не повышая голоса, но в его интонациях, пожалуй, впервые с момента знакомства, Лютиэн почувствовала беспрекословную власть. Маэдрос тоже ощутил это и только раздраженно дернул головой.

Лютиэн сжала локоть Фингона, привлекая его внимание. В этот раз она не собиралась молчать о внезапных провалах памяти. Ей показалось, что это каким-то образом связано с периодическими болями, ведь они возникали каждый раз, когда...

– Пришли, – Маэдрос остановился возле здания, которое, на первый взгляд, ничем не отличалось от других.

– Ты уверен, что здесь? – Фингон, повернувшийся было к Лютиэн, снова обратил свое внимание на их проводника.

– Абсолютно. Карта не ошибается, я тоже. Подготовьте ваши бластеры, дамы и господа.

– Что может оказаться внутри? 

– Все, что угодно. Поэтому, старайтесь передвигаться как можно тише, в прошлый раз я прокололся именно на этом моменте.

В здании было темно и очень тихо. В темноте эльфы видели довольно неплохо, просто в Ангбанде их ночное зрение ухудшалось из-за дыма и странноватого тумана, но в это здание как будто не проникали раздражители из внешнего мира. Кроме них самих. Лютиэн, впервые за все время пребывания в этом странном городе, почувствовала себя чужеродным элементом, раздражителем, который следовало бы... Устранить.

Яркий свет вспыхнул неожиданно и тут же окрасился в яркий оттенок, завыла сирена. Эльфы на мгновение застыли, прикрывая глаза. Первым сориентировался Маэдрос:

– Бежим!

– К выходу?

– Нет, выход нам здесь не поможет. Система обнаружения нас вычислила и скоро включится защита. А от того, что здесь является защитой, так просто не сбежишь.

– Тогда куда? – Фингон говорил спокойно, крепко сжимая руку Лютиэн, чтобы она точно никуда не пропала.

– К главному пульту. И мне будет нужна флэшка, – Маэдрос сказал это таким непререкаемым тоном, что Лютиэн тут же подчинилась и сняла шнурок с шеи. 

И они побежали.

Главный пульт оказался похожим на все те компьютеры, которые раньше взламывала Лютиэн в поисках карты или чтобы освободить пленников. Разве что вокруг него было расположено множество панелей, которые и образовывали пульт ручного управления. Маэдрос подскочил к одному из них, вставил в гнездо флэшку, а затем вывел данные на главный монитор. Тот мигнул, показал черный экран, и Маэдрос быстро ввел необходимый пароль – H.U.A.N.

Вой сирен и мигание света прекратились мгновенно. В опустившейся тишине вопрос Лютиэн прозвучал, как гром с небес:

– Откуда ты знаешь про пароль? Я так его и не сказала.

– Потому что старший сын Феанора знает пароль к ключу-отмене функций машины, – механический голос, казалось, шел из ниоткуда. – Нельяфинвэ Майтимо Руссандол, Маэдрос, идентифицирован. Финдекано Астальдо, Фингон, идентифицирован. Лютиэн Тинувиэль идентифицирована.

Маэдрос побледнел, вцепившись здоровой рукой в приборную панель:

– Этого не может быть.

– Ложь. Это происходит, потому что искусственный интеллект, созданный Куруфинвэ Феанаро, самосовершенствуется каждую секунду и давно уже подобрал код, способный отменить приказ «Отмена», кто бы его ни отдал.

– Но отец говорил, что это единственный шанс...

– Правда. Это была единственная возможность вручную отключить машину.

Лютиэн с Фингоном беспокойно озирались. Голос исходил из маленьких динамиков, вмонтированных в панели и стены комнаты, и, несмотря на механизированность его речи, казался чем-то разумным и живущим своей жизнью.

– Вы узнаете то, за чем пришли, – продолжал он. – Сначала Финдекано Астальдо. Твой отец мертв. У него не получилось отключить машину, он был сражен защитой системы «Гронд» еще на подходе к городу. Ему удалось деактивировать ее, но при этом он получил травмы, несовместимые с жизнью.

Фингон не изменился в лице, лишь крепко сжал кулаки. Лютиэн ободряюще положила ему руку на плечо.

– О его смерти знает твой брат. Связь между единицами сопротивления «Гондолин» и «Барад Эйтель» нарушена, поэтому он не мог сказать тебе. Лютиэн Тинувиэль. Ты оказалась очень продвинутым диверсантом, машина не могла отследить тебя до тех пор, пока ты не воспользовалась флэшкой впервые, а идентифицировать – до тех пор, пока ты не вошла в это здание. Ты выпустила столько подготовленных к внедрению единиц, сломала столько гипно-машин, но сама оказалась поражена такой.

Лютиэн покачнулась.

– Что? – прошептала она. – Я пришла сюда за Береном.

– Берена никогда не существовало. Эту мысль, цель твоего путешествия, внушили тебе, чтобы оно состоялось. Целью всегда была флэшка с кодом, она должна была достигнуть рук Маэдроса.

– Нет-нет-нет, – Лютиэн сжала виски, отталкивая руку Фигона. Берен. Его глаза, его улыбка, его объятия, неужели все это было ложью? Голова как будто раскалывалась на части. Она помнила темный зал и красивого эльфа, неуловимо похожего на Маэдроса. Ке-ле-горм. Он что-то говорит ей, а фоном постоянно слышится какой-то стук... Мерный стук, почти неуловимый...

– Нельяфинвэ Майтимо Руссандол, – безжалостно продолжала машина, – со времени своего пребывания в Ангбанде разрабатывал план. Код отмены действий машины был не до конца расшифрован, и этим занимался один из его братьев. Маэдрос понимал, что одному ему здесь не выжить, и поэтому взял себе того, кто уже один раз вытаскивал его отсюда. Фингон, идеальный партнер, друг, прикрывающий спину, как вы говорите. Когда код был закончен, оставалось лишь доставить его к Маэдросу. Для этого он выбрал помощника, который согласится идти в город, полный враждебных вам военных единиц. Ему требовалось только воспользоваться гипно-машиной.

Маэдрос стоял прямо, не двигаясь и никак не реагируя на сказанные слова. Прямо перед ним открылась панель, откуда выехала небольшая коробочка.

– Это Сильмариллы, кристаллы памяти машины. То, за чем он охотился еще в первый раз. То, что было дорого для создателя машины. Универсальные носители информации, без которых смогут функционировать лишь автономные единицы, но основной багаж знаний будет спасен. Ты можешь забрать их, Нельяфинвэ.

При этих словах одна из стен комнаты бесшумно раскрылась, и изнутри вышел огромный механический волк, покрытый панцирем из хромированной стали.

– Если сможешь, – закончила машина.

– Ты думаешь, что знаешь обо мне всё, – медленно начал Маэдрос. – И вообще ВСЁ, обо всех. Универсальный искусственный интеллект, постоянно накапливающий и обрабатывающий информацию, способный к самообучению. Но о твоих собственных функциях я знаю все равно больше.

Он схватил один из информационных кристаллов правой рукой и поднял над головой. Механический волк зарычал, почти как настоящий, оттолкнулся от пола и прыгнул, в прыжке откусывая Маэдросу руку, которую давно уже заменял кибернетический протез. Волк оттолкнулся от стены и успел приземлиться в середине комнаты, когда раздался неприятный треск, словно от сломанного робота, и из-под хромированной брони начали лететь искры. Волк завыл, закрутился на месте и ринулся к выходу, сшибая куски стен.

– А вот теперь бежим на выход, – сказал Маэдрос, подхватывая Лютиэн за другой локоть здоровой рукой.

Так быстро Лютиэн никогда раньше не бегала. При этом у нее продолжала разрываться от боли голова, но она почти не обращала на это внимания. Они выскочили из здания, и Маэдрос скомандовал вправо, побежав впереди, указывая путь. Они протискивались сквозь какие-то переулки, пролезали в окна домов и вылезали с другой стороны. На одном из довольно пустынных участков города, которых здесь было немного, Маэдрос поднял руку, призывая остановиться. 

– Зачем?

Вопрос Фингона он истолковал по-своему:

– На Сильмариллах, как на важных информационных блоках данных, тоже стояла своя защита. Они должны были всегда храниться вместе, потому что по мере удаления их друг от друга запускается таймер, который предвещает...

Взрыв, сотрясший Ангбанд, был такой силы, что земля под их ногами заходила ходуном. Лютиэн упала на землю, чувствуя, как боль в голове нарастает. Нарготронд. Вот где она была на пути между Дориатом и Ангбандом. Там она встретила Келегорма, который заверил, что поможет ей.Нельзя сказать, что он не выполнил ее обещание. А Берен... 

Тут раздался второй взрыв, и Лютиэн уткнулась носом в грязный асфальт, отключаясь от боли.

Эпилог

Маэдрос сидел в кабинете Фингона, уставившись в пол. Вместо его правой кисти из рукава виднелись остатки киберпротеза с оборванными проводами, на которые он не обращал никакого внимания. После прибытия на базу он мог сотню раз сходить к личному врачу или к механикам, но он не сделал этого, неотступно следуя за Фингоном, раздающим приказы. Он держался независимо и помогал размещать на базе или же отправить в медотсеки тех, кто в этом нуждался, и лично проследил за тем, чтобы Лютиэн, до сих пор пребывавшая без сознания, попала в руки к лучшим врачам.

– Машина права и неправа одновременно, – начал Маэдрос. – Я действительно придумал весь этот план, и она его разгадала, потому что изучила меня за то время, что я был в Ангбанде. Она знала, что я не успокоюсь. Знала, что приду снова. И знала, что у нас есть ключ-отмена, который нуждается в доработке. Если бы я, или кто-то из моих братьев, или кто-то из таких же заметных фигур, появился с флэшкой на границе Ангбанда, мы были бы мертвы в тот же момент. Но она увидела меня и тебя. Без самого главного оружия. Вероятно, ей стало интересно.

Маэдрос украдкой взглянул на Фингона, но тот оставался бесстрастным. Он сидел за своим столом и молчал, глядя куда-то в сторону окна.

– Мне нужен был помощник. Курьер, который доставит мне флэшку. Мы проработали множество вариантов, и поняли, что курьер должен дойти до Ангбанда и встретить меня там. Это рискованная миссия, – тут Маэдрос подскочил и взмахнул руками, – но я не думал, что мои братья выберут на его роль девушку! Ничего не подозревающую о конечной цели путешествия! Отловят ее и загипнотизируют, как это обычно делают боевые дроны! Такого приказа я им не отдавал. Что там, я даже предположить такое развитие событий не мог.

Он бессильно упал на стул и потер лоб левой рукой.

– Я не хотел этого всего. То есть, я хотел уничтожить машину, но не так. И то, что она говорила про тебя... Ты был нужен мне. Без тебя я бы не справился. Я хотел рассказать тебе, но ты уже сам стал собираться в Ангбанд на поиски своего отца. Мне ничего не оставалось, кроме как пойти с тобой. Я не смог сказать тебе. Струсил.

Фингон продолжал молчать, но поднял глаза на Маэдроса, внимательно, будто впервые рассматривая его.

– В конце концов, мы уничтожили основную часть машины, – продолжил Маэдрос, криво усмехнувшись. – Остались только небольшие автономные станции, но это будет гораздо проще. Мы теперь вроде как герои.

– Герои... – протянул Фингон. – Ты же сам до конца жизни будешь себя проклинать за победу, доставшуюся ценой жизни девушки, которая даже не знала, на что шла. Но пока она жива, я больше беспокоюсь о другом. Я боюсь за тебя, мой друг. Ты и твои братья слишком увлекаетесь, когда идете к цели. И когда-нибудь ты тоже пойдешь на сделку с собственной совестью и расширишь свое понятие о приемлемых жертвах. Сегодня это девушка, которая вообще не должна оказаться в самом опасном городе, а что завтра? Но пока это пустые разговоры.

Фингон встал из-за стола и подошел к двери.

– Использование гипномашины против любого разумного существа все еще наказуемо, если ты помнишь законы. Если Лютиэн так и не придет в себя, я не стану защищать твоего брата. 

– Что будет с ним? – глухо спросил Маэдрос.

– Это решит народный суд. Быть может, они сочтут это приемлемой жертвой на войне.


В медотсеках было тихо и пустынно. В коридорах горел неяркий свет в целях экономии электроэнергии, палаты же освещались полностью. У палаты Лютиэн Фингон встретил Финрода – как командир отряда, проводившего спасательную операцию, да и как дальний родственник, тот пожелал остаться и узнать побольше о состоянии важной пациентки.

– Как она? – тихо спросил Фингон. – Не очнулась?

– Ее ввели в целительный транс и пытаются помочь ей. Она подвергалась воздействию гипномашины и долгое время видела и помнила события совсем не так, как они выглядели в реальности. Врачи говорят – это довольно сложный случай, потому что она как будто сама в них запуталась.

– Каковы прогнозы? 

– Состояние стабильное, но все немного обеспокоены описанными тобой симптомами, а также тем, что она до сих пор не пришла в сознание. Если она так и не отделит образы от событий, действительно происходивших с ней, она может впасть в кому.

Фингон осторожно заглянул в палату и увидел, что рядом с постелью Лютиэн сидит мужчина, который держит девушку за руку.

– Кто это? 

– Это Берен Барахирион, солдат моего спецотряда. Он узнал ее, когда мы подбирали вас в Ангбанде, и с тех пор не отходит. Они познакомились еще в зоне сто тридцать семь, и, кажется, любят друг друга.

– Не кажется, – покачал головой Фингон. – Они вправду любят друг друга. И Берен действительно существует. Она за ним пришла в Ангбанд, но его там не было. Знаешь, что это значит?

Финрод с удивлением посмотрел на правителя:

– Что?

– Машина солгала нам. Сказала, что Берена никогда не было. 

– Но машина не может лгать...

– А значит, машиной кто-то управляет. Или Маэдросу даже удалось отключить машину и искусственный интеллект, но в Ангбанде еще был кто-то, кто перехватил таким образом контроль.

– Я никак не соображу, хорошая эта новость или плохая, – криво улыбаясь, сказал Финрод.

– Если машиной теперь кто-то управляет, то его можно найти. И победить.


Космическая опера 


Starsword Красная звезда

 WTF Space Opera 2014

Настанет время – на Марсе
проложат шоссе от купола к куполу,
на гору Олимп станут возить туристов,
мосты перебросят через каньоны,
устроят гонки на марсоходах,
освоят все и поставят штамп:
«Принадлежит человеку».
Но мы все равно будем помнить,
что этот песок и ветер
засыпали, замели все напрочь –
каналы и цирки,
и стены Зоданги,
и дворцы Гелиума,
и чудеса Соацеры.
Статуи магацитлов
дремлют под толщей песка,
и ветер
листает страницы серебряных книг,
и в кургане
спит меч Рианнона.
Где теперь темные воды морей
и все легенды фаэтов?
Где летящие лодки,
хрустальные шпили
и обещание тайны?
Там, глубоко под песками
невзрачного,
стылого,
постаревшего Марса,
красной планеты с карты Скиапарелли,
красной звезды с тысячью древних имен.
И вечно в эфире плывет
неумолкающий зов:
«Где ты, где ты, где ты, Cын Неба?»

«Барраяр»


toma-km Лучшее приключение

WTF Barrayar 2014


– Если долго всматриваться в бездну, бездна начнет всматриваться в тебя{Доно Форратьер иногда говорит словами А.Камю и Ф.Ницше.}, – говорит Доно, глядя в черноту широкого – полтора метра в диаметре – колодца. По обеим сторонам бетонных стен до самого низа вмонтированы металлические скобы. Посажены они достаточно часто, так что при необходимости сумеют спуститься и женщина, и ребенок. Тайный выход, соединивший императорские апартаменты с системой дворцовых подземелий, открывается прикосновением к вмонтированному в стену чипу. Работы над секретным проектом велись три месяца, и архитектор Доно Форратьер доволен результатом.

– Что бездна сможет во мне увидеть? – спрашивает император.

– Свое отражение, возможно. Как мы видим наше отражение в ней, – Доно указывает на подрагивающую в глубине рябь, впрямь отражающую силуэты склонившихся над колодцем.

– Там вода, – говорит император. – В случае опасности ты предлагаешь мне прыгать в воду?

– Она доходит вам до колен, Ваше Величество. Если здесь все будет полыхать, побоитесь ли вы замочить ноги?

– Ноги промочить не страшно, в отличие от достоинства, которым рискует убегающий.

– Мой император, эту дилемму представляется возможным решить лишь с учетом прочих составляющих. А они будут известны не ранее, чем возникнет необходимость в бегстве.

– Надеюсь, до этого не дойдет.

– Кто знает. Жизнь человеческая – непредсказуемое и захватывающее приключение, иначе она не стоила бы наших усилий.

– Ты прав, архитектор, – кивает император, и Доно расплывается в улыбке. Юрий Форбарра – единственный на Барраяре человек, с которым возможно настоящее понимание.

Остальные в лучшем случае считают архитектора Форратьера чудаком, в худшем – безумцем. Даже родственники сходятся на том, что Доно хоть и талантлив, но с детства не дружит с головой. Это Форратьеры-то! Если не развратники, то горькие пьяницы, если не мужеложцы, то азартные игроки. Да что говорить о взрослых, когда малолетний Джес развлекается отрыванием крыльев у насекомых, а похожая на белокурого ангела племянница позволяет щупать себя сыновьям конюха. Но сумасшедшим в этом семействе почему-то считают Доно – лишь за его склонность к уединению и мечтательности. Впрочем, граф Пьер поначалу надеялся извлечь выгоду из дружбы младшего брата с императором. Подначивал, советовал заводить речь о каких-то скучных вещах вроде назначений на должности. Но у Доно и императора Юрия всегда находились более интересные материи для бесед. Хотя о политике они тоже иногда говорят.

– Графы! Малый совет. Я не доверяю им, – хмурит лоб император. Тонкие пальцы срывают расцветшую в оранжерее орхидею, сминают нежные лепестки. – Кажется, что они все время сравнивают меня с отцом.

– Человеку свойственно жить прошлым или будущим, – успокаивает друга Доно. – Настоящее ему редко по нраву. Вот и вы сорвали несчастный цветок, не заметив его красоты. А ведь она кратковременна!

– Здесь круглый год выращивают такие – особый микроклимат, – поясняет император, стряхивая с рук пыльцу. – Так что же делать?

– Вы сами ответили на вопрос, Ваше Величество. Мы не ценим того, что не страшимся потерять. Заставьте ваших подданных жить настоящим. Радоваться каждому рассвету, благословлять каждый закат.

– Именно так я и поступлю, – хмыкает Юрий. – Глава СБ давно бьет копытом, прося увеличить штат. Стоит пойти навстречу – у его подчиненных скоро будет много работы.

Вскоре императорскую резиденцию и впрямь заполняют люди с нашивками, свидетельствующими о принадлежности к Особому отделу СБ. Молодые люди, походящие друг на друга не только статью, но и схожим выражением суровой серьезности на лицах. Простые люди на улицах Форбарр-Султаны от этих молодцов шарахаются, да и многие форы поглядывают на них с опасливой неприязнью.

– Моя гордость, – говорит об отряде Особого отдала император. – Любой из них, не страшась, отдаст за меня жизнь.

– Но пока они отнимают слишком много чужих жизней, – замечает кто-то из придворных. И тут же съеживается, как будто ожидая удара.

Император милостив и не удостаивает глупца гневом:

– Жизни тех, кто может угрожать империи! – провозглашает Его Величество Юрий, и никто не смеет ему возразить.

– Они не понимают, на какой планете живут! – возмущается император через пару часов. – Думают, что избавились от цетагандийцев и теперь могут расслабиться, забыть про бдительность. Враги только этого и ждут! Самое дурное, что многие из тех, кто кланялся мне сегодня, и есть враги. Ты согласен, Доно?

– Пожалуй, – отвечает архитектор. Они прогуливаются по вечернему парку, исполняя рекомендацию врачей: императора часто стали мучить бессонницы. На расстоянии нескольких шагов безмолвными тенями следуют охранники. – Подобострастные улыбки нередко скрывают затаенную злобу.

– Уже сейчас многие говорят о моей тирании. И я буду тираном, Форратьер! Я буду тиранам с теми, кто предал вчера и готов предать завтра. Я вычищу этот замшелый сад, который достался мне от отца, даже если вместе с сорняками придется вырвать несколько благородных растений!

В свете паркового фонаря видно, как блестят от гнева и воодушевления глаза императора. Не проникнуться его священной решимостью невозможно, она подхватывает, как вихрь, увлекает в неведомые заурядным людям выси – сквозь ночную черноту к пробивающимся сквозь облака лунным лучам.

– Ответственность перед историей освобождает от ответственности перед людьми, – говорит Доно, и Его Величество награждает его одобрительной улыбкой.

Во время одного из семейных ужинов в особняке Форратьеров друг дома Петер Форкосиган начинает с возмущением рассказывать о репрессиях, которые якобы творятся по указу императора. Форкосиган – человек с цепким взглядом, чересчур властным голосом и слишком широкими плечами – всегда был смутно неприятен Доно.

– Высшая власть обязана быть мудрой, а мудрость невозможна без жестокости, – не выдерживает он.

Форкосиган медленно оборачивается, выступающий из-под ворота мундира кадык ходит ходуном:

– А если бы вас, молодой человек, за несуществующую измену императору посадили в клетку без пищи, воды и одежды, как бы вы заговорили тогда?

– Не бывает сбора урожая без раздавленных плодов!

– Не обращай внимания, Петер, у Доно в голове вечно мешанина, – вмешивается граф Пьер.

– За которую расплачивается казна, – бурчит под нос Форкосиган. – На лестницу, которая упирается в глухую стену, едут смотреть из дальних графств, как на вершину архитектурного бреда.

Доно считает ниже своего достоинства отвечать на выпад ничего не смыслящего в искусстве человека, всю жизнь интересовавшегося только войной и лошадьми. Однако после этого разговора родственники и знакомые брата часто начинают замолкать, когда он заходит в комнату. Наверняка опасаются, что малохольный брат графа Пьера донесет о неподобающих разговорах Его Величеству. Это немного обидно: Доно Форратьер никогда не был доносчиком или сплетником. Что же, к непониманию окружающих он привык с детства, а компания императора уж точно приятнее общества грубого лошадника Форкосигана или ему подобных.

Но, как бы не относился Доно к приятелю брата, убийство леди Форкосиган и малолетних детей повергает его в ужас. Воображение рисует распластанные в лужах крови тела, искаженные последним ужасом лица.

– Почему?! – вопрошает он императора.

– Семя, угрожающее престолу, должно быть уничтожено. Да, это больно и страшно, но, ступив на путь войны однажды, я пойду до конца. А ты? – под пронзительным взглядом Юрия хочется исчезнуть, спрятаться куда угодно, – ты готов идти со мной до конца?

– Всякое свершение обрекает нас на рабство – оно обязывает к более высоким свершениям, – бормочет Доно.

– Ты всегда понимал меня, Форратьер. Иногда мне кажется, что ты один. Остальные только боялись. А ты понимал.

– Только пожалуйста, не трогайте моего брата и его семью.

Юрий невесело кривит рот, и Доно ощущает себя предателем.

– Определенно, не бывает людей без слабостей. Иногда я чувствую себя, словно в открытом космосе. Одиночество… холод, – император поднимает ладонь, предотвращая возражения. – Хорошо, я постараюсь пощадить Форратьеров несмотря на то, что твой брат выступил против меня. Впрочем, он надежно спрятался сам и укрыл семью. Сегодня ночью родные многих предателей покинули Форбарр-Султану. Это объявление войны, Доно, и погибнуть на ней может каждый. Например я, или ты. Если, конечно, ты не решил предать меня, архитектор.

– Нет, Ваше Величество, – качает головой Доно, – никогда.

«Я был тем, кто невольно подтолкнул вас на этот путь, – думает он. – Кто рассказал вам о высотах, которые открывает абсолютная власть? Кто рассуждал о природе избранничества? Кто убеждал, что скучная мораль, предписанная простым смертным, не подходит тому, кого судьба и право рождения вознесли над другими людьми? Так неужели я отступлюсь теперь, когда вы последовали моим советам?»

Через несколько часов Доно Форратьер узнает, что вместе с женой и детьми брата столицу покинула и его собственная девятнадцатилетняя дочь. Они никогда не были особенно близки с Оливией, но то, что дочь не сочла нужным даже попрощаться с родным отцом, становится последней щепкой на погребальном костре семейных привязанностей Доно. Незаметно, шаг за шагом он сделался чужим для родственников. Что ж, еще один повод разделить участь единственного друга, какой бы она ни была.

Впрочем, слухи о брате сполна компенсируют его отсутствие в столице. В секретных донесениях о действиях мятежников то и дело мелькает имя графа Форкосигана. Однажды Доно видит фото дурного качества: брат, Форкосиган и Эзар Форбарра на фоне каких-то сопок. В полевой защитной форме времен цетагандийской войны, с нейробластерами в руках, глаза всех троих сияют совершенно одинаковым веселым азартом. Кажется, что мятежники сбросили по нескольку лет каждый, окунувшись в привычную для себя стихию. Доно разглядывает фото, когда к его плечу склоняется император.

– Этого им не хватало, – говорит он. – Войны. Партизанщины. Ты же знаешь, я тоже воевал.

– Да, Ваше Величество.

– Честно воевал… – Юрий садится, подпирает кулаком подбородок, по-детски скрещивает ноги. – Но мне это никогда не нравилось. Окопы, пещеры, холод, грязь, сухие пайки. Необходимость быть начеку, стоять в караулах, готовность убить не размышляя, потому что иначе убьют тебя. Партизанщина… Я все время мечтал о теплой постели вместо отсыревшей палатки, об удобной одежде, о спокойных днях среди приятных людей и книг. А они – они упивались тем что вызывало у меня отвращение, – император подносит снимок к глазам, вглядывается в лица. – Упивались войной. Поэтому они победят, а я проиграю.

– Нет, – возражает Доно, хотя ощущает нечто схожее.

– Я проиграю, архитектор. Но постараюсь захватить с собой побольше… героев, – усмехается Юрий, и Доно становится страшно.

Позже он часто будет вспоминать этот разговор, как дурное пророчество, от произнесения которого начала сыпаться казавшаяся незыблемой крепость императорской власти. Его Величество все чаще уединяется, на несколько суток запираясь в своих комнатах, куда допускается лишь избранная прислуга. При дворе начинают шептаться о том что Юрий нередко говорит сам с собой, пугается малейшей тени или накидывается, словно лев, на ни в чем неповинных лакеев. Не только в императорской резиденции, но и на улицах Форбарр-Султаны неуловимо веет обреченностью. Она в лицах людей, в наглухо зашторенных окнах, в затянутом облаками небе, даже в необычной настороженности тощих столичных кошек, давным-давно облюбовавших дворцовый парк.

– Ты чувствуешь, что мы идем ко дну? – раз от раза спрашивает император, и Доно неизменно отвечает, что сложно отличить гибельные водные глубины от неба. Ведь одно отражается в другом.

– Слова, – морщится Юрий. – Мы утопили в них империю.

– Если и утопили, то только себя самих, – возражает Доно. – Но, мой император, согласитесь: в столь бессмысленном конце есть свое величие.

Конец наступает быстрее, чем ожидалось.

Из окна императорского кабинета видны пылающие казармы – кто-то, должно быть, выстрелил из плазмотрона. Совсем близко – во дворце – идет бой, звук выстрелов, выкрики нападающих и обороняющихся слышны даже здесь – в отделанных звукоизолирующими панелями апартаментах покойного Дорки.

– Мы не сможем удержать их, Ваше Величество, – докладывает капитан СБ. На его щеке царапина, из-под защитного шлема по лбу стекают капли пота. – Мятежники прорвались в левое крыло, их появление здесь – вопрос времени.

– Кто их ведет? – спрашивает Юрий.

Император в парадной форме, словно собрался на торжественный прием, движения собраны, произносимые слова отрывисты.

– Во главе Форкосиган, Эзар, Ксав. Форратьер, – капитан косится на Доно.

– Все, кто вернул престол моему отцу… Благодарю, идите.

– Надо бежать, мой император, – Доно кивает в сторону гардеробной, где под ковром скрыта крышка люка, ведущего в тайный ход. – Пора.

– Дворец штурмуют люди, которые едва ли не на руках внесли сюда моего отца. Он был для них героем, победителем. Я же не оправдал надежд. Неужели ты думаешь, что мне подойдет жизнь в изгнании? – Юрий улыбается мудро и грустно, и Доно чувствует, как от этой обреченности влажнеют его собственные глаза.

В глубине души он полагает, что нет того изгнания, которое уберегло бы Юрия Форбарру от расправы возмущенных подданных: говоря по чести, императору некуда бежать.

– Вы сумеете взять реванш, – все же возражает Доно. – Собрать силы, верных людей.

– Не выйдет, – качает головой Юрий. – А ты беги, Форратьер. Не зря же ты проектировал этот туннель.

– Я не оставлю вас, мой император.

– Что же, твое право. Пожалуй, я бы тоже не отказался досмотреть этот спектакль до финала.

Где-то, совсем близко раздается грохот, треск ломающихся досок, топот солдатских сапог. Юрий бледнеет, инстинктивно метнувшись к задней двери, но тут же усилием воли возвращает самообладание, выпрямляется, придавая лицу нарочито брезгливое выражение.

– Что происходит?!

За дверью слышатся крики, звуки борьбы. Тяжелое дерево разлетается, в кабинет врываются люди с нейробластерами наперевес. Один из мятежников – крепыш с короткой седоватой бородкой – смутно знаком Доно по приемам в доме Форратьеров. Именно он очень буднично произносит:

– Ваше Императорское Величество, вы арестованы, – и переводит взгляд на Доно. – Его… уберите отсюда.

– Он же сообщник, – замечает кто-то из бойцов.

– Всего лишь архитектор – недалекий брат графа Пьера. Уберите. Лучше ему не видеть.

Дальнейшее происходит, словно в причудливом сне. Доно хватают за руки, волокут куда-то. Он успевает крикнуть: «Прощайте, мой император!» Следующие часы он – всеми забытый – проводит под замком, запертый в одной из комнат дворца, прислушиваясь к топоту, взволнованным и торжествующим голосам, доносящимся из коридоров.

О том, как закончилась жизнь императора Юрия Форбарры Доно узнает на следующий день, уже в особняке Форратьеров. Про маленького Эйрела, нанесшего первый – символический – удар, про то, что император не будет удостоен последней чести – погребального костра. Рассказывающий об этом Пьер – подтянутый, загорелый и впрямь помолодевший на несколько лет – смотрит на брата с легкой тревогой, но Доно удивленно отмечает, что не испытывает ни горя, ни скорби. Лишь царапающее сожаление о друге, чье главное приключение навсегда закончено.

– Что же, Юрий пошел до конца, – тихо говорит Доно.

Брат, как обычно, не обращает внимания на его слова. Говорит что-то о поездке в родовое имение к ожидающей Доно замужней дочери.

– Лучше тебе быть подальше от Форбарр-Султаны. Все-таки ближайший друг Юрия.

Он кивает. Какая разница, куда? Теперь, когда перевернута самая захватывающая и яркая страница его собственной жизни? От сознания этого тоже немного грустно, но все же Доно шепчет одними губами:

– Приключение продолжается, – и подмигивает кому-то неведомому.

«Звездные войны» 


Запасной аэродромчик, Альвхильд Тень отца

WTF Space Opera 2014

Авторы считают непоколебимым каноном только фильмы, поэтому вольно трактуют канон расширенной вселенной ЗВ.


«Дедушка, я буду к обеду, но не одна. Со мной будет один интересный молодой человек. Его зовут Люк Скайуокер. Целую, Пуджа».

Руви Наберрие еще раз прочитал сообщение. Внезапно мир вокруг сделался каким-то ненастоящим, уши заложило и сердце засбоило. Скайуокер. Пуджа будет к обеду со Скайуокером.

«Мама, папа, я приеду к вам завтра. Со мной будет человек, которого назначили мне в охрану. Падме».

Она приехала тоже к обеду – в сопровождении высокого парня с падаванской косичкой за правым ухом, настороженного и хмурого. Руви до сих пор помнил, как этот парень зарделся и опустил голову, когда Сола назвала его кавалером Падме. И как невольно нахмурился, когда Падме ответила, что никакой он не кавалер, а джедай-охранник. Потом, правда, этот не-кавалер оттаял и увлеченно играл с дочерями Солы – Пуджа от него просто не отходила, но Руви заметил, что он время от времени словно бы простреливает окружающее пространство, не выпуская Падме из виду. Даже когда она была в доме, а он с детьми – в саду.


Сола, как обычно, видела сестру насквозь. Парень наплевал на все джедайские правила ради Падме, они поженились – конечно, тайно, и снова улетели в свою Галактику, служить народу и высоким идеалам.

А потом Падме вернулась в хрустальном гробу. Стазис сохранил ее от разложения, и казалось, что она спит. Она даже слегка улыбалась. Словно сказочная принцесса – поцелуй, и встанет.

А еще некоторое время спустя в доме появился он. Руви знал, что это он, но не мог связать это знание с памятью о статном юноше, которого Падме привела в дом. Этот, в глухом черном шлеме и уродливой броне, был чудовищем. Каким-то инопланетным ракообразным. Он не имел отношения к Анакину Скайуокеру. Он искал ребенка Анакина, и вряд ли за чем-то хорошим.

Руви был слабым человеком. Он мгновенно сломался, когда Вейдер надавил своей волей, не понадобились даже пытки. После этого он даже не пытался искать правды за очевидно ложной официальной версией и только про себя молился, чтобы те, кто прячет ребенка Падме, хорошо сделали свое дело. Если, конечно, он родился, этот ребенок.


Отключив терминал, Руви ушел в сад. Подальше. Так было легче справиться с искушением ответить внучке: «Нет».

Он не хотел видеть этого юношу. Не хотел, чтобы порог дома еще раз перешагнула беда по имени Скайуокер.

* * *
– Ура! Я дома! – возвестила Пуджа, переступив порог. – Дед, позволь представить тебе Люка Скайуокера.

Руви вскинул было голову, ища взглядом человека высокого роста, и тут же понял свою ошибку. Гость Пуджи ростом уступал ему самому. Крепкий невысокий парень с русыми волосами и светлыми глазами, в черной полувоенной одежде шагнул через порог и смущенно поздоровался. А вот акцент тот же, только ярче выражен. А на поясе – вещь, которую Руви не видел уже скоро четверть века, потому что вот уже четверть века владение такой вещью означало смерть. Световой меч джедаев. «Легкое, элегантное, универсальное оружие», – напомнил голос из прошлого.

Руви, как во сне, протянул руку. Пуджа смотрела недоуменно, ожидая, что дед заключит счастливо обретенного внука в объятия. Юноша ответил сдержанным пожатием. Он же наверняка тренированный джедай, отстраненно подумал Руви. Он же прочел мои эмоции.

Какая-то часть его сама говорила положенные учтивости, делала приветливые жесты и отдавала распоряжения. Весь Руви не участвовал в этом. Он, как из засады, наблюдал за гостем. Следил за его движениями, за переменами в его лице. Искал сходство с его отцом или с Падме – и не находил. Больше всего мальчик удался в родню Джобал по линии матери: невысокий, светлей, чем сам Руви и его родня.

Светлей, чем Падме. И глаза голубые.

Его манеры за столом тоже ничем не напоминали отцовские. Анакин Скайуокер делал все с той непринужденностью, какую давало столичное воспитание в академии джедаев. Юный Люк, безупречно вежливый и аккуратный, был так скован, что Руви в конце концов хотелось крикнуть: «Ради всего святого, парень, вынь из задницы штырь! Здесь не королевский дворец, а всего лишь поместье Наберрие! Расслабься, выпей вина, ты же практически дома!»

Между второй переменой блюд и десертом он вышел на балкон, и Пуджа тут же в него вцепилась:

– Что с тобой, дед? Ты за весь вечер еле выдавил из себя с десяток слов.

– Извини, я... устал. И это так неожиданно...

– Что неожиданно? Я писала тебе еще утром!

– Трудно за день привыкнуть к мысли, что у тебя неизвестно откуда появились взрослые внуки, – юноша выступил из-за колонны. Он слегка сутулился и прятал руки за спиной. – Я понимаю. Мне тоже нелегко было свыкнуться с мыслью, что у нас с Леей где-то осталась еще родня. Моих приемных родителей убили. Сожгли. Альдераан взорвали у Леи на глазах. Сначала нам пришлось привыкать к тому, что у нас нет никого... Потом – что мы есть друг у друга... Это не так легко, как кажется госпоже Пудже. Если хотите, я... просто улечу.

И тут что-то прорвалось наконец. Горячий ком распух в горле и мир дрогнул, как отражение на воде.

– Только попробуй, – проскрипел Руви. – Я тебе улечу. Только попробуй.

– Подожди, – сказала спокойная и практичная Пуджа. – При чем тут Лея?

– Она моя сестра, – ответил Скайуокер.

– Обалдеть, – совершенно по-детски сказала сенатор Наберрие. – Просто обалдеть. Дед, ты слышал? Мы с Леей знакомы скоро десять лет, и вдруг оказывается, что мы двоюродные сестры!

«У меня есть не только внук, но и внучка. Действительно, недолго и рассудок потерять. А может, Падме родила тройню?»

– Нет, на этом все, – угадав его мысли, улыбнулся Скайуокер. – Я и Лея, близнецы. Знаете… мы совсем не похожи. Она красивая, и… она выходит замуж!

– Обалдеть два раза, – сенатор Наберрие рассмеялась. – Замуж? За кого?

* * *
– Набу? – Хан Соло чуть пивом не поперхнулся. – Это же дыра вроде Татуина. Ну, разве что климат получше. Что ты там забыл?

– Там живут мои родные. Дед сенатора Пуджи Наберрие… То есть, и мой тоже.

– У нас миссия на Бакуране.

– Я успею на Бакуран… если я вообще нужен там.

– Здрасьте, – о сарказм генерала-контрабандиста можно было порезаться. – Конечно, ты нужен там. Ты джедай или кто?

Люк поморщился. Именно поэтому он не хотел на Бакуран.

– Или кто. Я недоучка, Хан. Я… мало на что гожусь.

Чубакка насмешливо взревел, утирая пену с подбородка. Да, на Корусканте вряд ли кому-то удастся объяснить, как мало он еще умеет. Во всяком случае, не в этой компании. Не Хану с Чубаккой, на глазах которых он косил мечом стражу Джаббы и жонглировал роботом-секретарем, используя Силу. Из всех жителей Вселенной именно эти двое теперь будут ждать, что он начнет ходить по космосу пешком без скафандра. Ну и еще полгалактики, но эти двое – особенно.

Когда-то это казалось неописуемо весело – совершать огромные прыжки при помощи Силы, брать предметы на расстоянии, швырять одного негодяя в другого… Ведь поначалу не верили, смеялись. Даже после Явина – смеялись. Вот эта вот кривая ухмылочка – он видел ее на лице Хана всякий раз, когда тот заставал Люка за попытками управлять Силой. Ну и шуточки в духе «Ты, главное, не пердни». Они прекратились, когда Люк вытащил Хана из глотки сарлака. Но теперь Люк по ним скучал, потому что теперь Хан ждал от него чудес.

А Люк не умел творить чудеса. Сила не творит чудес. Она пронизывает Галактику, как гравитация, ее можно пропускать через себя, наполнять ею мускулы и сознание, но и она подчиняется своим непоколебимым законам. Она сметет любого, кто попытается их нарушить.

– Да, да, мы все видели, какой ты недоучка, – ладонь Хана обрушилась на плечо. – Брось, Люк. Ты один стоишь целого взвода. А то и роты…

– Четверть века назад, – Люк высвободился, – были тысячи таких, как я, и более умелых, чем я. И они проиграли войну.

– Их предал Вейдер.

– Большинство погибло от рук клонированных солдат, получивших «приказ шестьдесят шесть».

– Ну, большой командой можно завалить даже джедая. А клоны есть клоны, у них в мозгах прошито подчинение, разве нет?

Люк скрипнул зубами. Если не понимает Хан, даже Хан – то кто вообще сможет понять?

– На одной из планет клоны отказались выполнять «приказ шестьдесят шесть», – сказал он. – Потому что их командиры-джедаи обращались с ними как с людьми. Остальные, почти все, смотрели на клонов как на расходный материал.

– Если ты думаешь, что командиры имперской армии смотрели на рекрутов иначе… – Хан пожал плечами.

– Я думал, джедаи должны чем-то отличаться от имперских служак, нет? – теперь Люк уже с трудом подавлял раздражение. – В том-то и дело, Хан: джедаи не были безупречными рыцарями, какими их сейчас представляют…

«А кто безупречен?» – проревел вуки и фыркнул, подчеркивая сарказм двумя жирными линиями.

– С языка снял, – Хан повертел в руках опустевшую кружку и щелкнул пальцами, подзывая дроида-официанта.

– Они не были даже… даже осмотрительны! Пойми, Хан, они все делали так… глупо, что это даже меня ужасает, хотя, может быть, я всего лишь мальчишка и дурак. Они решили, что мой отец – Предреченный, который восстановит баланс Силы в Галактике. О, прекрасно! Никому не пришло в голову, что если в Галактике и есть дисбаланс – то в пользу светлой стороны, а значит, чаша весов может склониться только в пользу ситхов. Они долгое время вообще отказывались верить, что ситхи существуют!

Или... или они все же были правы. Если восстановить равновесие Силы означало закрыть ужасающий провал в пустоту, который он ощущал на месте императора, то они были правы.

«Все мы нет-нет да и сваляем дурака!» – вуки принял у дроида три кружки пива и распределил между собеседниками.

– Когда дурака валяют люди, наделенные могуществом и властью, последствия бывают страшными, – Люк отодвинул кружку. – Прости, я не хочу пить. Хан, я… я не хочу быть джедаем.

– Ты уже джедай, – Хан склонил голову, прищурился. – Боишься накосячить, да?

– Да.

– И что, решил вообще ничего не делать по такому случаю?

– Я не знаю, что делать.

– Понятно. Будет как на Эндоре: бросишь нас и полетишь решать свои личные проблемы.

Люк вспыхнул. Возразить нечего: он и вправду покинул отряд посреди боевой операции, сдался Вейдеру в надежде спасти душу отца и… Да, для него лично это было важнейшим испытанием в жизни, и для отца это изменило все. Но с точки зрения обычного повстанца это выглядело как глупость, почти преступная глупость. Даже трупы Вейдера и Палпатина не могли ее оправдать: оба, скорее всего, все равно не успели бы эвакуироваться. Он не получил официальных взысканий от командования – к тому времени все привыкли ценить единственного в армии джедая; из него даже слепили героя, но ребята, которые ходили с ними в рейд на Эндор… короче, с ними пришлось объясняться.

– Я всего лишь хочу повидаться с родными, – сказал он; встал и пошел прочь из бара.

– Я жду тебя на Бакуране! – крикнул в спину Хан. – И если ты не прилетишь, скажу всем, что ты полный…

Закрывшаяся дверь обрезала конец фразы. Впрочем, его легко было додумать самому.

* * *
Сенатор Пуджа Наберрие помнила не столько Анакина Скайуокера, сколько впечатление от него. Он и в самом деле был таким высоким – или его образ остался в ее памяти таким, каким его запечатлели глаза маленькой девочки?

Люк Скайуокер оказался совсем другим. Одного роста с Пуджей, он еще и сутулился слегка, словно стеснялся расправить плечи.

Анакин говорил уверенно, как гвозди забивал. Сути разговора Пуджа не помнила, но помнила тон. Люк Скайуокер говорил так, будто сомневался в своем праве говорить.

Наутро он не вышел к завтраку. Пуджа отправилась его искать и нашла в ремблоке – он занимался отладкой дроидов.

– Вот, – увидев двоюродную сестру, юноша как-то виновато улыбнулся и показал отверткой-универсалкой в сторону древнего сборщика, на которого дед уже давно махнул рукой. – Не спалось, и я… я просто подумал: должна же и от меня быть какая-то польза.

Рабочая перчатка почему-то была у него только на правой руке.

– Силы земные! – Пуджа еле удержалась от смеха. Герой Галактики, победитель грозного Вейдера, пытается оправдать свое существование, ремонтируя старого робота. – Люк, эта модель давно уже снята с производства и обслуживания, ее и на запчасти уже не разберешь. Даже язык ее программ не поддерживается лет двадцать!

– Но Р2Д2 этот язык знаком, – возразил Скайуокер. Рабочий дроид, как раз ковырявшийся в мозговом разъеме сборщика, согласно пискнул. – И мотиваторный блок у него вполне ходовой, а гнездо питания можно перемонтировать под стандартные батареи. Он еще побегает, уверяю вас! Видели бы вы, каких мертвецов мне приходилось оживлять на Татуине. Там дроид сорокалетней давности считается еще новеньким.

– Люк, тебе вовсе не обязательно отрабатывать свой хлеб у нас в доме, – Пуджа укоризненно склонила голову. – И говорить мне «вы» не обязательно тоже.

– Да, извините… – пробормотал Люк, и тут же поправился: – Извини.

Сборщик поднял голову и что-то проскрипел. Р2Д2 ответил мелодичным свистом.

– Говорит, что-то с центром пространственной ориентировки, – пояснил Люк и склонился над вскрытой «грудью» сборщика, где, видимо, находились центры равновесия и ориентирования. – Ага, тут просто испарился контактный переход, и кто-то вставил биметаллик… Умное решение, я тоже всегда думал, что кристаллы слишком легко испаряются от сильных нагрузок… Сейчас мы уберем эти окислы, Р2, и он перестанет у нас шататься как пьяный...

– Твой отец, – сказала Пуджа.

– Что? – Люк поднял голову и дунул себе под лоб, убирая волосы с глаз.

– Я вспомнила. Этого сборщика перемонтировал твой отец. Кристаллы для этой серии перестали ввозить, и никто не брал его в ремонт. А твой отец сказал, что это ерунда, выковырял из какой-то древней смотрелки биметаллический переход и вставил. Он сказал про кристаллы то же самое. Слишком легко испаряются от сильных нагрузок.

– Вот как, – Люк выпрямился и опустил руки. – Он должен был сказать, что время от времени надо счищать окислы.

– Может, и сказал… – Пуджа пожала плечами.

Люк стоял перед дроидом, чуть сжав напряженные губы. Чтобы не испачкать одежду в пыли и масле, он работал в спущенном до пояса ремонтном комби, и только сейчас Пуджа поняла: то, что она поначалу приняла за рабочую перчатку, на самом деле – покрытие протеза. Его сделали очень похожим на настоящую руку, но протез не может загорать, и предплечье выше линии стыка у Скайуокера было темнее.

Когда Анакин второй раз прилетел на Набу, он тоже носил протез. Подчеркнуто, не прикрывая золотистую скелетную основу псевдокожей.

– Да, – сказал Люк, перехватив ее взгляд. – И это у меня от отца.

Он поднял руку и по очереди согнул каждый палец.

– Мы встретились на Беспине. Вейдер захватил в плен моих друзей. Лею, Хана. Пытал его. Он знал, что я через колебания Силы услышу их – и я услышал… Магистр Йода отговаривал меня лететь, но я не послушался. Вейдер ждал меня, он именно для меня готовил эту ловушку. И я в нее попал…

– Но ты из нее вырвался, – Пудже захотелось вдруг обнять нечаянного кузена, а в желаниях она себе не отказывала.

От Люка пахло металлической пылью, восстановительным гелем и свежим потом.

– Я не вырвался. Я выпал.

Он осторожно высвободился, обтер ладони бумагой, натянул комби на плечи.

– Я часто думаю – можно ли было сделать все иначе. Не лететь на Беспин. Оставаться и продолжать обучение у мастера Йоды. Зная, что они в руках Вейдера.

– Ты спас их.

Люк засмеялся – в первый раз с их встречи на Корусанте. Улыбался он часто и тепло, но засмеялся в первый раз.

– Их спас Ландо Калриссиан, который их же и предал поначалу. Если бы я не полетел на Беспин, все бы кончилось для них точно так же: Ландо спас Лею и вуки, Боба Фетт отвез Хана замороженным на Татуин. Только я был бы на одну руку длиннее.

«Но вряд ли ты стал бы тогда тем человеком, которого мне захотелось показать деду и ввести в семью Наберрие», – подумала Пуджа, но сказала вместо этого другое:

– Я рада, что ты не мог отсидеться в стороне, зная, в какой беде твои друзья. Ты настоящий джедай.

– Настоящий джедай должен отринуть все привязанности. Мой отец продолжал обучение на Корусканте, зная, что его мать в рабстве. Десять лет. Но так и не смог преодолеть привязанность к ней. У нас дома старались поменьше говорить о нем, но... когда кто-то в одиночку вырезает целое племя тускан, трудно скрыть, что такой человек прилетал на Татуин…

– Ты хочешь сказать, что за двадцать с лишним лет магистр Йода ничего так и не понял?

Большие, даже чуть навыкате, глаза Люка раскрылись еще сильнее.

– Да. То есть, я не понимал, пока вы это не сказали, госпожа Набе… Пока ты не сказала, Пуджа. Но выходит, что так. Магистр Йода ничего не понял. Джедай должен быть бесстрастен, как Сила, его сострадание на всю обитаемую Вселенную распространяться должно. Страсти на Тёмную сторону привести тебя могут, юный Скайуокер…

Пуджа засмеялась.

– Магистра Йоды речь ни с чем перепутать нельзя, – в тон Люку сказала она. – Но если ты опасаешься своих страстей… Поверь, ты гораздо менее страстен, чем твой отец.

Люк нахмурился.

– Это наблюдение, а не попытка тебя утешить. Темпераментом ты удался не в него.

Пуджа промолчала о том, что Люк с первого взгляд показался ей прохладным, почти бесполым. Анакин был мужественно-резок, даже когда сдерживался. Они с Падме поначалу отрицали взаимное влечение, возможно, даже наедине с собой, но всем, кто на них смотрел, все было ясно. «Да у него гормоны из ушей текли!» – сказала как-то мать, уже не скрывая неприязни к тайному супругу сестры. Это было еще до того, как Скайуокер превратился в чудовище.

– Возможно. Но я решил, что если быть джедаем можно только отказавшись от любви, то лучше не быть джедаем.

– Ты прилетел в поисках совета?

– Скорее, убежища.

– Все настолько плохо?

Люк развел руками и пошел из ремблока. Р2Д2 что-то свистнул ему вслед.

– Да, протестируй его когнитивные модули, – согласился Люк.

* * *
Этот дом в старом квартале города не вязался в сознании Люка с фермой. Никак. «Мои дед и бабка – землевладельцы, фермеры», – сказала ему Пуджа Наберрие. Верилось с трудом. Ферма – это врытые в землю дома, энергостанция, влагоуловители над закрытыми от солнца посадками, грибницы в фундаментах влагоуловителей, это дроиды-ремонтники, работа от рассвета до заката, и каждый день – километры периметра, проверка эмиттеров силового барьера, и каждый литр воды на учете, потому что полив – только за счет оборотной, очищенной воды. На Набувода лилась свободно – водопадами с утесов под городом, прудами и каналами в самом городе, влага витала в воздухе, собиралась облаками в небе.

Когда они поднялись на крыльцо, за окоемом как раз прогрохотал гром и из клубящихся черных туч хлынул ливень.

Дед Пуджи (почему только Пуджи? Ведь и мой тоже?) вправду был похож на фермера – коренастый, с обветренным загорелым лицом и большими руками. Он и по повадке был чем-то похож на дядю Оуэна, разве что не такой настороженный. Да и с чего бы ему настораживаться – здесь, на Набу, нет ли песчаных рейдеров, ни работорговцев… Есть гунганы, которые торгуют на рынках морской живностью – они показались Люку милыми, но несколько бестолковыми. В общем, очень мирная планета, только несколько обелисков напоминают о жертвах блокады.

– Сборщик, которого ты отладил, отлично себя показал, спасибо… – Руви явно не знал, с чего начать разговор. – Пуджа говорила, что ты подумываешь остаться здесь. Мой дом для тебя открыт. Не обязательно чинить старых дроидов. Ты же мой внук.

– Да. Благодарю… – «У меня короткие пальцы. Как у него. Как у деда». – Хотя, по правде говоря, я не знаю, чего хочу больше – улететь или остаться.

– Мой дом открыт. Никто не станет держать тебя ни внутри, ни за порогом. Улетай и возвращайся. В любое время. Когда хочешь. И ты, и Лея, и генерал Соло…

…Когда можешь улететь и вернуться в любое время – это называется «дом». Не база, не перевалочный пункт, не приют, а дом. У меня есть дом. У нас есть дом, Лея. Ты слышишь меня?

«Слышу, братишка», – отозвалось в потоках Силы.

– Я передам им. Они… они ждут меня для миссии на Бакуран, так что я скоро покину вас и встречусь с ними. Обязательно передам, спасибо вам большое.

– Не за что, – Руви Наберрие улыбнулся.

Думать о нем «дедушка» – получалось; думать «старик» – нет. Сколько ему? Едва за шестьдесят… Бен Кеноби выглядел старше, хотя был младше. Набу – благополучная планета с развитой медициной. На Татуине стареют быстро. Все, даже джедаи.

– Ты мне понравился, – продолжал Руви. – Не сразу, но понравился. Лея мне нравилась уже давно, и вряд ли она выбрала в мужья плохого человека.

...Контрабандист, убийца, азартный игрок и отчаянная голова… но хороший человек, да. Отличный человек! И я ему нужен. Нужен Лее. Не как джедай – как брат.

– В общем, вы моя семья, так что благодарить не за что, – подытожил Руви.

– Я благодарю не за это… не только за это. Вы напомнили мне… о важном.

В самом деле, все было ясно, как тогда, перед троном узурпатора, – когда он отбросил меч и сказал, что он джедай. Не бесстрастие делает джедаем, и не всякая страсть приводит на Темную сторону. Ты рождаешься с Силой, хочешь этого или нет. Она не спрашивает, хочешь ли ты ее использовать, просто окружает тебя и вливается, пронизывает и соединяет с бесчисленным множеством живых. От нее нельзя убежать. И он не станет бежать.

– Я улечу завтра, – сказал Люк. – Но я постараюсь вернуться как можно скорее.

Примечания:
Люк Скайуокер

Да ладно, как будто вы не знаете, кто это такой! Ну, чисто для порядка: герой классической трилогии «Звездные войны», последний из крутых джедаев Галактики. Ему 25 лет, он победил Империю, похоронил отца и не может найти места в новой жизни.


Хан Соло

Еще один герой классической трилогии ЗВ. Согласился везти контрабандой джедая Оби-Вана Кеноби и Люка Скайуокера с двумя роботами, и сам не заметил, как встрял в Галактическую революцию и совершил множество подвигов.


Чубакка

Персонаж классической трилогии ЗВ. Отважный воин расы вуки с планеты Кашиик, друг и напарник Хана Соло.


Лея Органа Соло

Персонаж классической трилогии ЗВ, одна из лидеров повстанческого Альянса, дочь Падме Наберрие и Анакина Скайуокера, сестра-близнец Люка. Усыновленная сенатором Бэйлом Органой с Альдераана, долгое время не знала о своем происхождении.


Падме (Амидала) Наберрие

Мать Люка Скайуокера и Леи Органы, персонаж новой трилогии ЗВ. Родом с планеты Набу, занимала пост королевы, затем – сенатора от Набу в Галактическом Сенате. Тайно вышла замуж за джедая Анакина Скайуокера.


Анакин Скайуокер

Персонаж новой трилогии ЗВ, в классической фигурирует как Темный Лорд Дарт Вейдер. Сын рабыни Шми Скайуокер, жил на пустынной планете Татуин, в возрасте 9 лет был отмечен джедаем Квай-Гон Джинном и принят в послушники Ордена. В 20 лет нарушил обет безбрачия, заключив брак с Падме Наберрие. Из страха за ее жизнь предал Орден и перешел на Темную сторону Силы, став Дартом Вейдером. Встретившись со своим сыном Люком во второй раз, обратился к добру и избавил мир от тирана Палпатина. Как будто вы и без нас этого не знали.


Руви Наберрие

Отец Падме и Солы, набуанский землевладелец и политик местного масштаба. Персонаж новой трилогии ЗВ (появляется только в дополнительных сценах).


Пуджа Наберрие

Двоюродная сестра Люка, персонаж новой трилогии ЗВ. Появляется только в дополнительных сценах в виде кавайной детки. Но мы будем считать, что она пошла вся в маму и представим взрослую Пуджу в образе ее матери Солы, старшей сестры Падме. Пуджа – сенатор от Набу в имперском Сенате и парламенте новой Республики.


Р2Д2

Надежный ремонтный дроид, прошедший с отцом и сыном Скайуокерами две войны. Персонаж обеих трилогий ЗВ. Нередко действует так, словно мозгов у него больше, чем у всех остальных персонажей вместе взятых.

«Полтергейст: наследие» 


Аллорет НКеллен Дитя Божье

 WTF Poltergeist: The Legacy 2014


Девушка бежала молча: на крики дыхания уже не хватало. Шатаясь от слабости, она промчалась последние метры, отделявшие её от лесной опушки, скатилась по склону и, поднявшись на дрожащие ноги, побрела к стоящему на отшибе дому.

Мужчина, чинивший колодезный сруб, поднял голову. Взгляд его прикипел к тонкой спотыкающейся фигурке. Воткнув топор в бревно, он выпрямился и пошел навстречу беглянке. При виде него девушка в панике оглянулась, но, видимо, то, что было в лесу, пугало её сильнее. И когда мужчина сгреб её в охапку, она не сопротивлялась, а сломанной куклой повисла у него на руках.

– Говорил я тебе, дура, что не поможет этот гребаный святоша, – прорычал громила, тряхнув бедняжку, как грушу. – А теперь ты с собой ЕГО привела…

Он за руку втащил беглянку в сарай и швырнул животом на большой чурбан для рубки дров. Поддернул рваный подол, обнажив пышные белые ягодицы, уже покрытые застарелыми шрамами и рубцами. Затем вернулся и запер дверь, заложив её толстым железным засовом.

– Ты знаешь, что иначе нельзя, – прошипел он, возвращаясь к девушке. Выдернул из штанов ремень и с силой опустил его на полные половинки. Брызнула кровь, из горла девушки вырвался слабый вой. Второй удар пришелся по пояснице, третий рассек ребра. Мужчина хлестал с отмашкой, пока всё тело беглянки не покрылось кровью; затем швырнул ремень на пол и осторожно поднял потерявшую сознание жертву.

– В следующий раз ты будешь умнее и будешь слушать тех, кто…

Сильный удар сотряс сарай. Голова девушки безвольно мотнулась. Мужчина глухо охнул, оглядываясь, в глазах его была паника. Снова удар, да такой сильный, что его швырнуло наземь. В отчаянии он поднял тело девушки, прижимая ее к себе, заслоняя собой.

– Нет! – в голосе его была мольба. – Не трогай её! Ты получил кровь и боль! Оставь её!

Сарай дрожал и раскачивался, словно снаружи некий великан трепал его в кулаке, как проказливый ребенок - запертую шкатулку. Мужчина в отчаянии дернул свою рубаху, стянул её через голову, обнажая покрытое многочисленными рубцами тело. Схватил ремень, держа его за ровный конец. Взмахнул. С довольным чавканьем железная пряжка впилась в спину. Он рванул, вспарывая кожу, разрывая мышцы. Капли крови брызнули на деревянный пол. Не щадя себя, мужчина хлестал и хлестал, пока рука его не ослабела от боли.

– Сжалься над ней! – простонал он, обнимая неподвижное тело девушки. – Умоляю!

Словно в ответ на просьбу несчастного, чудовищной силы удар потряс сарай…

* * *
От начала времён человечество живёт между мирами Света и Тьмы. Наше секретное общество существовало вечно, защищая невинных от созданий теней и ночи. Только посвящённые знали наше название : «Наследие».

* * *
Уже было довольно темно, когда Ник Бойл свернул с дороги и медленно повел машину по проселочной узкоколейке. Алекс, проснувшись, несколько мгновений глядела перед собой невидящими глазами.

– Я что, всё проспала? – она запустила пальцы в свою буйную шевелюру. – Ничего себе.

– Да уж, что ночью будешь делать? – подколол её Ник, выруливая к большому фермерскому хозяйству. – Я бы и быстрее приехал, но старый тарантас едва плелся и перхал всю дорогу.

– Смотри, – Алекс прищурилась, глядя на вышедшего навстречу фермера. Рослый, неопрятного вида мужчина лет двадцати пяти-тридцати на вид, заступил им дорогу.

– Это частные владения, – сказал он, злобно глядя на пришельцев маленькими темными глазками. – И вас тут не ждали.

– Простите, – Алекс открыла дверцу и вышла из машины, с улыбкой глядя на фермера. – Уже ночь, а ехать до ближайшего мотеля очень далеко. Мы заплатим за ночлег.

Мужчина угрюмо переступил с ноги на ногу. Алекс вытащила из сумочки пару сотенных купюр.

– Прошу вас. Мы можем спать даже на сеновале.

Фермер сумрачно зыркнул на Ника, который продолжал сидеть за рулем.

– Нехорошо вам тут быть, – наконец произнес он, – ехайте лучше отсюда. Оно вам же лучше.

С этими словами абориген взял прислоненные к стенке коровника вилы и принялся демонстративно перекидывать сено. Алекс вздохнула. Не выгорело. Перед тем как сесть в машину, она бросила последний взгляд на фермера. Он стоял, уперев вилы перед собой, и его большие плечи заметно подрагивали. Потом он повернулся и исчез за домом.

Ник молчал, пока они ехали по узкоколейке, и только когда выбрались на шоссе, заговорил.

– Странный он какой-то. Достань мне сигарету.

– Более чем, – кивнула Алекс, ковыряясь в бардачке и извлекая пачку «Кэмел». – Мне показалось, что он здорово измучен.

Громыхнул гром, а потом по крыше машины застучали крупные градины. Ник наморщил лоб и принялся разворачиваться.

– Хрен с ним, пусть гонит. Хоть в сарае каком, но приютимся.

Алекс кивнула, раскурила сигарету и сунула в губы Нику. Они опять выехали на дорогу к ферме и вскоре уже выбирались из машины, по которой немилосердно молотили градины. Укрывшись Никовой кожаной курткой, промчались к дому и замолотили в дверь. Грохотнуло так жутко, что Алекс невольно вскрикнула от страха. Дверь приоткрылась чуть шире, пропуская двоих из «Наследия» в пропахший кофе, табаком и спиртным дом.

– Вы сами напросились, – покачал головой фермер, запирая за ними. – Садитесь.

* * *
В камине жарко пылал огонь. В углу, на старом матрасе, покрытом драной простыней, лежала молодая девушка лет семнадцати. Она дремала, тихонько похныкивая во сне. Фермер присел рядом, опустив свою огромную лапищу на растрепанную головку девушки.

– Простите за вторжение, – мягко произнесла Алекс, обращаясь к нему, – нам правда невозможно было уехать, пошел здоровенный град. Я Алекс, это Ник. Спасибо, что впустили нас, мистер…

– Джон Томас, – ответил он, с минуту оценивающе глядя на гостей. Алекс снова сделала попытку улыбнуться, но ее улыбка разбилась о жесткий недобрый взгляд.

– Что уж теперь, – мужчина устало покачал головой. – Только потише ведите себя.

– Конечно, – кивнула Алекс, снимая плащ. Бойл устроился в древнем кожаном кресле в углу, ей досталась продавленная кушетка у стены. Накрыв лежанку Никовой курткой и своим плащом, женщина прилегла, и вскоре сон сморил её. По крыше дома грохотал град, и слышались чудовищные раскаты грома. Но в комнате, жарко натопленной и освещенной лишь пламенем камина, было душно и смурно.

Ник старался не уснуть, но это было трудно: дремота наваливалась вместе с теплом и мерным потрескиванием дров в камине. Как сквозь сон, он слышал странные звуки: словно великан топал снаружи. Он отчетливо видел, как напрягся хозяин дома, но не мог заставить себя пошевелиться. Алекс тихо застонала, но тоже не двигалась.

Томас тяжело поднялся из своего кресла. Ник перехватил его отчаянный, тоскливый взгляд, направленный на дверь.

– Отец Девлин, откройте, – звал из-за двери детский голосок, перемежаемый ударами грома. – Отец Девлин, пожалуйста, откройте дверь! Впустите меня, пожалуйста!

По огромному телу фермера прошла тяжелая дрожь. Он бросил отчаянный взгляд на девушку в углу, потом на Ника и Алекс. Сделал было движение к ним, но на полдороге замер, стиснув кулачищи. Ник слышал, как он скрипит зубами. Дверь затряслась от страшных ударов. Томас зажмурился; было видно, как по щекам его сбегают светлые дорожки слез.

– Откройте, отец Девлин! – голос теперь дрожал от ненависти. – Откройте, иначе я открою сам!

Двумя шагами фермер пересек комнату и стянул со стены тяжелую короткую плеть. Ник не мог оторвать взгляд от его огромных рук, способных переломить пополам бревно. Плеть казалась ниточкой в кулаке размером с голову младенца.

– Уходи, прошу тебя! – застонал Томас, опустившись на колени. – Возьми и уходи!

Он стащил с себя жилет и стянул через голову клетчатую рубашку вместе с майкой. Ник едва не вскрикнул при виде почерневшей, истерзанной спины. Видимо, кое-где майка присохла к ранам и, отрываясь, прихватила куски коросты. Кровь лилась темными струйками, смешиваясь с гноем, в воздухе разлился тяжелый запах боли. Ник пытался зажмуриться, но не мог. Он смотрел, как Томас хлещет себя плетью, и с каждым ударом содрогания дома и грохот в дверь становились все слабее. Словно тот, кто был там, снаружи, удовлетворился принесенной жертвой.

Томас тяжело повалился на дощатый пол, залитый его кровью. Наступила мертвая тишина. Ник рванулся и едва не упал: морок наконец отпустил. Алекс трясущимися руками оперлась о кушетку, сползла с неё и бросилась к фермеру.

– Без сознания, – она свернула лежащий в кресле плед и подсунула его под голову несчастного. – Ник, что это было?

Гроза прошла, лишь редкие капли стучали теперь по крыше. Алекс придерживала Томаса, который медленно приходил в себя, а Ник искал, чем промыть его раны.

– Что это было? – повторила она, когда Томас взглянул вокруг уже осмысленно. – Не бойтесь, Джон. Возможно, мы – именно те, кто нужен вам сейчас.

– Уезжайте, – пробормотал фермер, пытаясь сесть. – Просто уезжайте… и, если можете, заберите с собой Лизу.

– Лиза – это ваша сестра? – Алекс бросила взгляд на неподвижное девичье тельце в углу.

– Нет… – Томас зажмурился, видимо, чтобы удержать слезы. – Не надо, я сам…

Он с трудом сел и тут же повалился вперед. Алекс подхватила его, задержав дыхание, потому что, сказать по правде, разило от него, как от помойки.

– Я нашел йод, перекись и немного воды, – Ник присел рядом, морщась. – Ничего себе!

– Боль, кровь... Это чтобы накормить… – бормотал Томас, уткнувшись в плечо Алекс, пока Ник смывал кровь и гной с его спины и поливал раны перекисью водорода. – Кровь ему нужна…

Алекс глянула на Ника. Тот кивнул.

– Ваша кровь, Джон? – мягко спросила она, гладя его по голове, будто малое дитя.

– Моя, Лизы, Росса... Да только Росса нет уже. Как знать, может, лучше бы и не было… И святоши, чтоб ему гореть в Аду…

Ник осторожно промокнул кровоточащую спину свернутой в комок майкой и снова полил перекисью.

– Кто был тот, что звал вас? – спросил он, бросая майку в миску с грязной водой.

Томас с трудом сел, обхватив колени руками.

– Это не ваше дело, – не сказал – выплюнул он. – Уезжайте, говорю вам. Он теперь отсыпаться будет до следующего вечера.

– Лучше будет, если вы расскажете всё по порядку, – сказала Алекс, переглянувшись с Ником. – Быть может, мы сумеем это остановить.

– Не сможете, – покачал головой Томас. – Никто не сможет.

Запищал телефон Алекс, и женщина вздрогнула от неожиданности. Вытащив трубку, она прижала её к уху.

– Как у вас там дела? – пророкотал голос Дерека. Алекс вздохнула, словно с её сердца упала невероятная тяжесть. Дерек всегда действовал на неё так: успокаивал, умиротворял.

– Сложно. Дерек, ты нужен нам, – Алекс продолжала поддерживать Томаса. – Твой знакомый, что связывался с тобой… его больше нет.

– Росса нет?– она почувствовала напряжение в голосе Дерека. – Что там случилось?

– Не знаю пока, но попробую разузнать. Приезжай, Дерек. Ты нам очень нужен. И возьми с собой Ниру – мне кажется, тут понадобится её помощь.

– Немедленно выезжаю, – ответил он и положил трубку.

Томас поднял голову, глядя в глаза Алекс.

– Так говорите, вы здесь случайно?

Ник застыл, не донеся полотенце до спины Томаса. Они с Алекс обменялись отчаянным взглядом.

– Росс Белт – ваш родственник?– наконец решилась Алекс.

Фермер бросил на неё долгий взгляд.

– Отчим, милашка. Был…

– Быть может, вы все-таки расскажете, почему ему вдруг приспичило звонить Дереку среди ночи и просить, чтобы тот его спас? – не выдержал Ник. – Как-никак, мы пытаемся помочь.

– Значит, он просил помощи, – Томас устало усмехнулся, – после всего, что натворил сам. И у него хватило совести…

С трудом поднявшись, он подошел к заворочавшейся в углу девушке и встал на колени рядом с её ложем. Она слабо захныкала, пробуждаясь.

– Тише, всё хорошо, – прошептал Томас, гладя её по голове. Девушка вздрогнула, растерянно посмотрела на него, потом – на Ника и Алекс. С трудом сев, она прижалась к боку Томаса, настороженно глядя на гостей.

– Не бойся, – Алекс приветливо улыбнулась. – Мы здесь, чтобы помочь.

* * *
Дерек приехал ближе к полудню в компании Филиппа Каллахэна и Деяниры Канидис – нового члена «Наследия», красавицы-гречанки с мягким взглядом темных глаз. По совместительству она работала в службе психологической помощи, поэтому сразу же подошла к Лизе, которая лежала на своей подстилке. Томас проводил её взглядом, затем повернулся к Алекс. Та вполголоса обрисовывала Дереку ситуацию.

– Так это и есть дружок моего долбанутого отчима? – спросил он, неприязненно разглядывая Дерека.

– Я бы не сказал, что мы дружили, – задумчиво произнес Дерек. – Росс в свое время был частым гостем в доме моего отца. Потому, когда он позвонил мне и попросил о помощи, я не счел возможным ему отказать.

– Угу, – Томас нервно провел ладонью по растрепанным волосам, – особенно если учесть, что именно он заварил эту чертову кашу.

– Пожалуйста, расскажите все по порядку, – попросил Дерек, нимало не смущенный его словами.

– Да нечего тут рассказывать, – угрюмо промолвил Томас. – А долгополого на кой черт сюда притащили? Только ещё больше обозлите ЕГО.

– ЕГО – это кого? – взгляд Рейна был прикован к лицу фермера.

– Братца моего сводного, – сквозь зубы пробормотал Томас, с неприязнью глядя на вошедшего Филиппа.

Когда все немного успокоилось, и новоприбывшие расположились на кушетке, Томас нехотя поведал историю, предварявшую тот ад, в котором он и его семья – а теперь только он и Лиза – пребывали уже месяц.

История эта была кошмарна именно своей простотой. И по глазам Деяниры, умевшей безошибочно отделять правду от лжи, остальные члены «Наследия» видели, что ни слова неправды не было сказано Томасом.

* * *
Росс Белт пришел в семью молодой вдовы Девины Томас, когда её старшему сыну исполнилось всего шесть лет. Джон Томас не слишком хорошо помнил подробности – только то, что Белт постоянно измывался вначале над ним, а потом над его матерью, которая была кроткой и безответной.

– Рубцы от ремня и плетки не проходили, – угрюмо пробормотал Томас, опуская голову, – ему нравилось видеть боль и страх. Первого ребенка мать потеряла, оттого что этот говнюк избил её, беременную, до полусмерти. Чудом тогда она отошла. Ну и выкинула младенчика мертвого, да Россу похрен было. Второго ребенка он ей заделал через пару месяцев, мне тогда было девять всего. А как родилась Лиза, Росс вроде бы изменился: стал ласковым, все таскал в дом жратву да шмотки. Я помню, хватило его почти на три года. Лиза маленькая была тогда совсем. Я-то подрос уже, все видел, понимал... И тут мать снова залетела. Пока она с пузом-то ходила, Росс её не трогал, орал только иногда, а срывал злобу на мне…

Томас замолчал, так и не поднимая головы. Лиза поднялась со своего лежбища, опираясь о руку Деяниры, подошла к брату и прижалась щекой к его плечу. Томас вымученно улыбнулся и обнял её, позволив притулиться у его ног. Прошло какое-то время прежде, чем он смог продолжить:

– Да что уж теперь говорить... Померла мать через три года, Росс её выгнал из дому на мороз - за то, что суп ему слишком горячий подала. Ну, она в сугроб легла и не встала больше. С того времени Росс словно сбесился. На мне срывал всё да на Лизе, ей тогда едва семь сровнялось. Она меня защищать лезла, как просекла, что Росс её трогать не хочет. Пока братишка совсем мелкий был, я за него отдувался, а как сровнялось ему восемь, так Росс уже его не щадил. Я-то старался прикрыть, как мог. Но все чаще приходилось скот перегонять да в поле работать, чтобы прокормиться хоть как-то. А месяц тому назад Росс пришел бухой в жопу. Лиза мне после рассказала, что там случилось... Узнал он от кого-то из деревенских, что малой к пастору бегал – просил к себе взять. И вместо того чтобы долгополому ублюдку шею свернуть, этот говнюк загнал мальчишку в амбар и порол, пока мясо не стало отваливаться от костей. А когда тот уже перестал шевелиться – такое сотворил, что и сказать-то грех… И все орал, что коли уж ублюдку Девлину можно, то и ему сам черт не брат…

По огромному телу Томаса прошла дрожь. Дерек наклонился, положил руку ему на плечо – тут же отдернул ее, потрясенный увиденным. Не было в словах Томаса ни слова лжи. Вся жизнь его, полная боли и непреходящего отчаяния, пронеслась перед Рейном.

– А дальше уж началось. – Томас словно не ощутил прикосновения. – Лиза мне рассказала потом, что пока я в отлучке был, малой бегал в деревню за лесом, к местному святоше. Плакал, говорит, умолял забрать у Росса. А тот, гнида поганая, воспользовался мальчонкиной слабостью. Уж что он там с ним делал, и думать не хочу. Всласть наизмывался над беднягой… – Томас ощутимо скрипнул зубами. – Но при себе не оставил, отправил обратно. Ну, справедливости ради следует сказать, что малой сволочь эту первым уволок. Одни кости нашли потом да остатки шмотья. А чуть погодя уж по наши души явился.

Томас покачал головой, тяжело вздохнув.

– Надо было мне убить Росса, я ведь думал прикончить его ночью. Да человека убить – не свинью заколоть. А в честной драке он бы меня заломал.

– Вас? – недоверчиво произнес Ник.

Дерек как-то странно взглянул на него.

– Вероятнее всего, так бы и было, – неохотно признал он. – Насколько я помню, Росс Белт был в свое время чемпионом по боксу среди супертяжей. Мне в детстве отец казался великаном, а Росс был выше его на полторы головы.

– Так оно и пошло, с той чертовой ночи, – Томас стиснул кулаки и прижал их к лицу. – Малец вернулся, прикончил святошу, а потом взялся за нас. Я-то сразу не просек, что он любит боль, жрет её. Росс в тот вечер нализался опять, и, видимо, ему в голову стукнуло с Лизой провернуть то же самое, что он с малым проделал. – Мужчина сплюнул на дощатый пол. – Я сено грузил, слышу крик, вбегаю – а Лиза уж на полу лежит, а этот ублюдок на ней…

– Джонни меня спас, – неожиданно тонким, нежным голосом произнесла девушка. – Они подрались с отцом… сильно подрались. А потом пришел Ма…

Огромная ладонь Томаса прижалась к её рту.

– Тише, не зазывай, – пробормотал он, с опаской бросая взгляд на дверь. – В общем, пришел тогда малой. Прежде чем дверь закрыть, я видел его, голенького совсем, идущего к дому. А сзади него было… я не знаю, что это было. Черная дыра, и из неё когти. Я тогда дверь запер, и почти сразу он в неё грянулся. А Росс точно помешался: схватил кнут, каким я быков погоняю, и давай сплеча полосовать...

– Он меня бил, – тихо сказала Лиза, – а Джонни меня загородил. А до того они с отцом дрались сильно. И Марти забрал... отца...

– Лиза, дуреха, поутру решила просить помощи в деревне. Видать, надеялась, что найдется там кто смелый. Меня не предупредила, побежала туда, – Томас погладил девушку по голове, утешая. – Но только там ей не помогли. Сказали, что своих забот хватает, да и прогнали. Примчалась она домой, а за ней по пятам шел… малой… Я-то со злости и с отчаяния по первости её отдубасил, а потом уже, как она отрубилась, за себя взялся… Не стоило ей ходить в деревню!

Он вызывающе вскинул голову.

– Я же не думала, что они про отца Девлина и Марти узнали, – жалобно прошептала девушка. По её щекам покатились слезы. – Их подсмотрела Джойс, дочка мистера Готта. День терпела, потом не выдержала. Рассказала матери, их разговор подслушал мистер Готт и пошел разбираться к отцу Девлину. А там уже… они оба ушли в лес и…всё…

– Отец Девлин? – голос Филиппа прозвучал, как звериное рычание. – Отец Джим Девлин?

– Да… а откуда вы… – Лиза вздрогнула и ближе придвинулась к брату.

Дерек взглянул на Филиппа, неподвижно стоявшего у камина. Тот молча смотрел в пламя, кулаки его были судорожно стиснуты. Деянира присела рядом с плачущей Лизой, утешая её.

– Днем он не приходит, – устало произнес Томас. – Как смеркаться начнет, так появится.

– Мы будем его ждать, – донеслось от камина. – Дерек, можно тебя на пару слов?

* * *
На Филиппа было страшно смотреть. Они стояли под пронизывающим ветром, глядя в сторону леса. Губы у Каллахэна побелели, и глаза казались мертвыми омутами боли.

– Отец Девлин… Прости, Дерек, я не думал, что когда-то ещё услышу об этом… человеке.

– Ты был с ним знаком? – нахмурился Рейн.

– Можно и так сказать. Я встречался с ним дважды. В первый раз это случилось, когда я оказался в закрытой школе, где он преподавал. Тогда мне повезло: удалось вырваться и поднять шум. Спустя почти пятнадцать лет я встретил этого… человека, если его можно было так назвать. Ко мне обратилась мать одного из его молодых прихожан, тринадцатилетнего мальчика. Дерек, я не думал, что когда-нибудь скажу такое, но Девлин заслужил все, что с ним произошло. Мне страшно представить, через что прошли и этот ребенок, и тот мальчишка.

– Мы должны вернуться, темнеет, – Дерек сжал плечо Филиппа. – Пойдем. В любом случае, сейчас уже невозможно ничего изменить.

– Странно одно, – задумчиво произнесла Алекс, когда они вернулись в дом и Лиза налила им горячего чаю. – Призраки обычно уходят, когда их миссия выполнена, когда умерли виновники их смерти. Здесь же призрак по-прежнему жаждет мести, хотя его обидчиков больше нет.

– Да, я тоже подумал об этом, – Дерек задумчиво потер лоб. – Это может значить, что причина не устранена. Кто-то из тех, кто преследовал и мучил ребенка, остались в живых.

Он бросил быстрый взгляд на Томаса, который напрягся и ощетинился.

– Полегче! Я мальчишку пальцем никогда не трогал! Невелика доблесть – бить ребенка.

– Но вы били Лизу! – напомнила Алекс.

– Лиза уже не ребенок, и хорошо знает, что никому нельзя доверять, – жестко ответил Томас. – А особенно деревенским! К тому же это был способ её защитить.

Он встал из своего кресла и пошел к камину. Алекс проводила взглядом руины на его спине и не нашлась, что ответить.

* * *
За окном быстро темнело. Дерек и Филипп вполголоса обсуждали сложившуюся ситуацию. Остальные расположились, кто где: Деянира беседовала с Лизой, выясняя подробности её жизни, Ник и Алекс снова занялись Томасом, у которого на спине открылся большой нагноившийся рубец.

За стеной начиналась буря. Раскаты грома слышались все ближе и ближе. Напуганная Лиза перебралась к старшему брату, сжавшись в комок у его ног.

– Отец Девлин, сжальтесь! – донеслось из-за двери. Дерек и Филипп, занявшие позицию перед дверью и тщательно подготовившиеся к вторжению гневного духа, напряглись.

– Именем Вечного Бога заклинаю тебя, говори со мной! – выкрикнул Дерек, рывком отперев дверь и тут же отступив под защиту начерченной на полу линии. Стоящее за порогом существо, одетое во всполохи молний, сделало попытку войти, но натолкнулось на невидимую стену. Полный ярости визг оглушил обитателей дома. Лиза в ужасе спрятала лицо на коленях у Томаса, тот пригнулся, обняв её, прикрывая своим телом. Глядя на них, Алекс подумала, что, должно быть, так он защищал её, когда Росс Белт брался за кнут. Самой ей придавала сил только крепкая рука Ника, лежащая на плече.

– Говори со мной! – произнес Дерек ещё громче. Порыв ветра ворвался в дом, погасив и выстудив камин. Призрак застонал, а потом захныкал, как маленький измученный ребенок.

– Отец Девлин, возьмите меня к себе, – молило существо за порогом, сложив ладошки одна к другой, – пожалуйста, возьмите! Я буду делать всё, что вы захотите! Я буду послушным мальчиком!

Он зарыдал, упав на колени и заламывая ручки.

– Девлин мертв, ты убил его, – произнес Филипп, шагнув вперед и встав перед дверью бок о бок с Дереком. Ребенок захныкал.

– Отец Девлин, пожалуйста! Впустите меня!

Что-то грохотнуло сверху, но то был не гром. А призрачное существо продолжало жаловаться и плакать, не прекращая, впрочем, попыток перебраться через порог в дом.

– Там кто-то есть, – Ник поднял голову к потолку. – Томас, что там?

– Чердак, – стуча зубами, ответил фермер. – Он пуст, зимой мы храним на нем зерно для посева.

– Как туда можно подняться?

– По лестнице, вон там,– Томас с трудом поднялся на подгибающиеся ноги. – Я помогу.


Дом ходил ходуном, от визга, плача и горьких стонов звенело в ушах. Ник пару раз едва не скатился с лестницы, но сумел-таки взобраться и толкнул крышку люка, отбрасывая её прочь. И почти в тот же миг едва не лишился головы. Топор просвистел серебристой молнией, вонзившись в край люка в паре сантиметров от Никовой руки. Спасло Бойла то, что он успел спуститься на ступеньку ниже.

– Ах ты… – отпрянув и убрав руку, он резко бросил тело вверх и нанес короткий страшный удар кулаком в голень стоящего возле люка человека. Тот взвыл и выронил топор, отступив на шаг. Ник скатился по лестнице, сбив с ног Томаса. И тогда загремел голос Филиппа Каллахэна, дрожащий от едва сдерживаемой ярости и боли:

– Ник, мистер Томас, не вмешивайтесь!

Священник отступил на шаг, глядя на побелевшее лицо Дерека, который еще колебался. Затем быстро и громко произнес несколько слов на латыни, распечатав вход. Призрак замолчал, глядя на него широко распахнутыми глазами.

– Этот ублюдок твой! – громко произнес отец Каллахэн. – Иди и бери его!

И призрак, улыбнувшись страшной улыбкой, шагнул в дом…

* * *
Позже ни Дерек, ни Алекс с Ником, никто из присутствующих не мог бы сказать, сколько прошло времени с момента, когда маленький мальчик, одетый лишь в клубящиеся клочья тумана, прошел к лестнице и взлетел наверх. Крышка люка задвинулась за ним. Сверху донесся истошный вопль, звуки ударов, треск ломающихся костей и чавкающие мерзкие звуки, как если бы куском мяса колотили по деревянной доске. Полумертвые от ужаса люди сбились в кучу у стены, Дерек и Филипп встали перед ними, проведя черту освященным маслом и отгородив себя и остальных от всяких сил.

Всё утихло как-то внезапно. Только поскрипывали доски настила наверху, словно кто-то ходил по ним. Потом люк распахнулся, и оттуда показалась маленькая фигурка.

Ребенок выглядел усталым, совсем неопасным. Он медленно спустился по лестнице и остановился посреди комнаты, чуть наклонив голову и глядя на двух мужчин, заслонявших собой остальных. По словам Томаса, ему было 8–9 лет, но выглядел он ещё младше. Худенький, с торчащими, покрытыми шрамами ребрами, тонкими руками и ногами, он казался затравленным зверьком. Но глаза, пылавшие густым синим светом, выдавали его природу.

– Ты получил то, что хотел. Теперь уходи, – жестко велел ему Филипп, не отводя глаз. – Иди к Свету, дитя. Если, конечно, Свет примет тебя.

Мальчик неожиданно улыбнулся, что придало его личику коварное выражение. Он подошел к двери и оглянулся. А потом дом оказался залит сиянием, таким ярким, что пришлось зажмуриться, чтобы не ослепнуть. Когда люди смогли, наконец, открыть глаза, комната была пуста, а в камине снова вспыхнуло веселое пламя.

Ник и Алекс уехали первыми, увозя с собой Лизу и Джона Томаса, которым требовалась срочная медицинская помощь. С ними поехала и Деянира, пытавшаяся успокоить и утешить брата и сестру, утишить их страх перед большим городом. Дерек и Филипп остались на время, пытаясь разобраться в произошедшем.

– Ты сделал все как надо, – сказал Рейн, когда они вернулись в дом. – Никто не смог бы лучше.

– Не знаю, – покачал головой Филипп, устало опускаясь в кресло перед жарко пылающим камином. – Дерек, я не знаю. Я должен был бы чувствовать… все равно что, хоть что-то… Но не чувствую ничего, кроме жалости к ребенку, которого изнасиловал этот выродок.

Рейн подошел к нему, положил руку на плечо. Филипп устало прильнул щекой к его боку и закрыл глаза.

– Мне кажется, уж тебе-то точно не за что себя винить, – сказал глава «Наследия». – Ты лишь поступил так, как следовало. И твои действия спасли всех нас.

Филипп покачал головой.

– Тогда почему же мне так плохо, Дерек?

Ответом ему было лишь потрескивание пламени в камине.

WTF Strange Kingdom 2014 


Astreya777 Скромные секреты великих магистров

 WTF Strange Kingdom 2014


– Я умираю!.. – деловито проинформировала мэтресса Морриган и, спохватившись, страдальчески вздохнула.

Мэтр Истран лишь язвительно хмыкнул, выходя из серого облачка телепорта посреди спальни. Даже на пороге смерти Морриган могла кого угодно поразить красотой, безукоризненностью прически и застегнутым на все пуговицы халатом. Томная картинная поза, в которой мэтресса возлежала на огромной кровати, застеленной шелковыми простынями, смотрелась несколько неуместно в свете столь громкого заявления, но совершенно не смутила гостя. Он насмешливо поднял бровь.

– Вот только не надо на меня молчать! – видимо, версию с умиранием Морриган решила подкрепить еще и моральными страданиями оппонента. – Я отправила тебе приглашение еще вчера! Днем!

– Вот интересно, что бы ты делала, если бы я вдруг не смог?

– А ты бы смог? Не смочь? – Морриган попыталась надуть губки, но плюнула на традиции и прищурилась.

– И пропустить такое событие? Ни за что! – усмехнулся мэтр Истран, опустился на колено рядом с кроватью и поцеловал кончики пальцев с ярко-красным маникюром.

Морриган улыбнулась, глядя как мэтр Истран потянулся к пуговицам на мантии.

– Ну, не здесь же, – она разрумянилась, легко вскочила с кровати и, царственно шурша полами длинного халата, продефилировала в сторону потайной комнаты. Мэтр Истран застонал.

– Я слишком долго ждала… – прошептала Морриган, скидывая одежды.

Помещение, предназначенное для поднятия покойников, вызова духов, сотворения зомби и других столь же невинных хобби, было оснащено по самому последнему слову некромантской науки. Там наличествовали стол для трупов, урны для праха в ассортименте, разнокалиберные банки, склянки и внезапно здоровенный деревянный ящик, радовавший таким внушительным набором пыточных инструментов, что мог бы впечатлить даже палача прославленной хинской школы. Обнаженная Морриган направилась в дальний угол к приспособлению, отдаленно напоминавшему дыбу, повернулась спиной к мэтру, подняла руки и ухватилась за цепи, прикрепленные к распоркам. Его пальцы легко скользнули вверх по ее талии, бокам, слегка задели грудь и остановились на тонких запястьях. Морриган откинулась назад и прошептала:

– Нежнее, пожалуйста… и пониже спины… ну ты знаешь…

Кожа ее покрылась чешуей, длинный раздвоенный язык скользнул меж влажных, еще человеческих, губ и легко коснулся щеки мэтра Истрана. Он пристегнул наручники и погладил шею демоницы, покрытую блестящими костяными пластинами. Со вздохом отошел, скинул мантию, повел плечами, покопался в ящике и, вытащив оттуда нечто, отдаленно напоминающее кочергу, раскалил это заклинанием добела.

* * *
Спустя два часа Истран вытер пот со лба и груди смятой рубашкой. С лязгом отлетели в дальний угол погнутые металлические щипцы, а мэтр, кряхтя и держась за спину, слез с обнаженного тела Морриган. Она лежала на холодном каменном полу растрепанная, вспотевшая и счастливая. С довольной улыбкой мэтресса рассматривала свои запястья с остатками наручников.

– Вставай, ревматизм не лечится.

Он галантно подал ей руку.

– Зануда, – хмыкнула Морриган, приподнялась на локте, щелчком сломала наручники и отбросила их в сторону.

– Не мусори, – автоматически сделал замечание мэтр Истран, пытаясь привести свою одежду в порядок.

– А-а-а… – махнула рукой Морриган. – Какая разница...

Мэтр огляделся. Можно было подумать, что здесь только что закончилась очередная попойка корпуса паладинов. Или порезвился небольшой дракончик. Совсем небольшой – большой бы не поместился. Разнесенный в щепки стол и куча опилок, в которую превратилась дыба, наводили на мысль о расшалившемся бобре-переростке. На груде черепков скромно восседал чей-то восставший прах в виде синюшного живого покойника с мечтательным выражением лица. На этом самом лице явственно читалось, что для полного счастья покойнику не хватает лишь мозга. И, наверное, мяса.

Мэтр Истран, оценив масштаб трагедии, выудил из груды мусора халат Морриган.

– Не забудь – ты обещала мне левую лапу.

– Ты такой рома-антик, – насмешливо протянула Морриган, запахивая халат. – «Дайте мне лапу и сердце!»

– Мое сердце ты давно уже съела, но я нахожу тебя все столь же очаровательной, – мэтр отвесил галантный поклон. – С твоим сердцем пока подождем, но для зелья провидения нужна именно левая лапа шкуры демона, и тебе об этом прекрасно известно.

– Не один же ты увлекаешься изготовлением редких зелий, дорогой.

– К следующей линьке я подарю тебе чесалку, дорогая. У йогов есть такая лежанка с гвоздями. Мне Ольга рассказывала. В конце концов, через сто лет меня действительно может не оказаться под рукой.

– У меня такие наивные глаза? Что ты хочешь?

– Лапу, сердце и хвост, дорогая!

– Шантажист!

– Сквалыга!

– Почеши мне спинку хотя бы!

– Я не могу чесать спинки в столь антисанитарных условиях!

Мэтр Истран шикнул на покойника, который начал было задумчиво жевать кончик хвоста демонской шкуры. Взвалил ее, громыхающую костяными пластинами и чешуей, себе на плечо и, пряча улыбку, пошел вслед за невозмутимой Морриган.

Синюшный покойник, запертый среди сложной системы куч, печально уселся на пол и задумался о смысле жизни, прислушиваясь к затихающей за дверью ленивой перебранке великих магистров и бурчанию в желудке.

Ночь обещала быть долгой.



Художник Vassa07

firnwen Зверинец

WTF Strange Kingdom 2014


Король Зиновий уперся, и Пафнутию приходится-таки перебираться в Ортан...

Утреннее солнце заливало небольшую комнату на первом этаже дворца. Его высочество Пафнутий с семьей и большей частью вещей уже отбыл, и только по бывшим их комнатам металась какая-то бестолковая девка, то ли сгребая забытое, то ли разыскивая что-то потерянное. Но она шуровала за дверью, а здесь, в горнице, было сравнительно тихо и даже почти спокойно.

– Одна, две, три… пять… двенадцать… записывай – семнадцать кошек, восемь котов, две корзинки котят-слепышей без уточнения пола.

Белобрысый парень никак не старше двадцати усердно скрипел пером, высунув кончик языка и шевеля бровями:

– …без… уточнения…

– Далее. Одиннадцать кобелей, десять сук, пять подрощенных щенят, все кобельки.

Диктующий, среднего роста немолодой крепыш с подвитым гусарским чубом, на мгновение запнулся. Очень ему хотелось, похоже, заиметь себе хоть одного такого кобелька – крепенького, лобастого, с шелковистой темной шерсткой и толстыми лапами. Да кто ж теперь позволит-то… Как грохнул его величество Зиновий посохом об пол, так и не посмеет никто ни взять чего у опального Пафнутия, наследника бывшего, ни дать. А сговоришься тайком – донесут немедля, как пить дать, донесут, таких щенков, кроме как у Кондратия свет Пафнутьича, и нет ни у кого на псарне. Как заговоренные!

– …ко-бель-ки… – прилежно доскрипел тем временем белобрысый. – Все?

– Разбежался, – буркнул крепыш. – Бурундук… два бурундука. В корзинке.

Немаленькая корзина, затянутая сеткой и покрытая платком, стояла на подоконнике. По писку, доносившемуся из-под платка, сложно было догадаться, что это именно бурундуки, а не мыши или очередные котята, так-то туда и некрупного пса упихать было можно, но вот если платок сдвинуть… хотя все равно не видно, сетка слишком уж частая. Зато полдворца знает, что Анфиса, полюбовница Кондратьева, бурундуков держит. Как разродилась, так и завела почти сразу. Мало им собак было.

– Это не бурундуки, – поправил белобрысый. – Это Макар и Назар.

– Чего?! – Крепыш-гусар застыл на полушаге, не донеся ногу до пола. – Ты чего мелешь, придурок?

Белобрысый пожал плечами, мол, я мелю, а ты не слушай, коли не любо.

– Макар и Назар, принца Кондратия байстрюки. Мамка ихняя, Анфиса, овчаркой перекидывается по испугу, а эти – вот… мышами лесными. Я батьке их служил по зиме, сам видал.

Крепыш опустился на лавку и схватился за голову.

– Дожили. Принцы-мыши, девки-собаки… ты еще скажи, что вон та ящерь в панцире – наш придворный маг!

– Это не ящерь. Это черепаха, – равнодушно сообщил белобрысый. – Ее тоже писать?

– Да пусть ее ползет! – Крепыш в сердцах сплюнул прямо на пол, но быстро опомнился и растер плевок сапогом. – Не наша, небось, гостевая, вот и пусть гости дорогие сами свою животину ищут. Все, перепиши набело, один свиток оставь на корзинке с этими… с мышами, в общем, второй мне принесешь. Да пригони телепортиста, государь Зиновий приказал, чтоб заполдень тут всей этой живности уже не было.

Крепыш вышел, с досады шарахнув дверью так, что подпрыгнули корзинки скотятами под столом. Из коридора донесся заполошный девичий взвизг и почти сразу – такой же перепуганный лай. Белобрысый вздохнул, отложил перо и приоткрыл дверь:

– Ну иди сюда, иди, пуганая ты моя. Не бойся. И мелкота твоя тут, ничего с ними не сталось.

Он подобрал черепаху и водворил в ее законный ящик. Экзотическая рептилия, прошлогодний подарок Кондратия возлюбленной, невозмутимо захрустела морковкой, пока белобрысый, положив руку на холку поджарой овчарке, приговаривал:

– Угораздило же тебя, сестрена, все волки как волки, одна ты у нас немочь дворовая…

WTF Jane Austen 2014 


Gabriel <Lee> Lark Ошибки и их последствия

WTF Jane Austen 2014


AU, автор не любит Эдварда Феррарса.


Редкие несчастья приходят в одиночестве. Эту горькую истину миссис Дэшвуд и ее дочери познали на собственном опыте: не успел мистер Уиллоби отъехать на достаточное расстояние, как на бедную женщину обрушилось еще одно горе. Миссис Дэшвуд хоть и старалась не заговаривать с Элинор об Эдварде, но все же была абсолютно уверена в их взаимной нежной привязанности, а потому втайне надеялась увидеть Эдварда в их новом доме довольно скоро.

Но, увы, ее надежды были самым грубым образом разрушены довольно скромной заметкой в газете, которую на следующий день после отъезда Уиллоби доставили им из Бартон-парка.

– Ах! – воскликнула миссис Дэшвуд, прижимая ладонь ко лбу и роняя газету. – Этого не может быть!

– Что-то случилось, мама? – мягко поинтересовалась Элинор, отвлекаясь от шитья.

– Нет-нет, это невозможно! – всхлипнула миссис Дэшвуд и указала рукой на газету.

Элинор встревожено посмотрела на мать, вокруг которой уже хлопотала Маргарет, и, не медля, подняла газету с пола. Быстро пролистнув страницы, она в ужасе обнаружила в колонке объявлений следующий текст:

«Уведомляем вас о состоявшемся в субботу бракосочетании мистера Эдварда Феррарса, сына и наследника покойного мистера Феррарса со Слоан-стрит, и мисс Мортон, дочери покойного лорда Мортона с Парк-лэйн».

Газета с тихим шелестом выпала из ее рук, и Элинор без сил опустилась на стул. Она никогда никому не говорила, но после отъезда из Норлэнда надеялась, что вскоре увидит Эдварда в Бартонском коттедже и узнает о его чувствах с большей определенностью. Нет, она была уверена в его нежной привязанности к ней, однако ни один из них никогда не заговаривал о своих чувствах, поэтому Элинор старалась не обольщать себя надеждами. Но между тем известие о женитьбе Эдварда показало ей со всей наглядностью, что глубоко в душе она не переставала надеяться услышать от него предложение, коего некоторое время назад удостоилась мисс Мортон.

Элинор подозревала, что здесь не могло не обойтись без давления миссис Феррарс, но теперь уже было слишком поздно что-либо решать и думать – Эдвард оказался потерянным для нее навсегда.

И когда все эти мысли пронеслись в голове Элинор, повергая ее в еще большую печаль, в комнате, где они с матерью сидели, появилась Марианна. Она, поглощенная своим горем, не сразу заметила, что миссис Дэшвуд полулежит на диване, всхлипывая в платочек, а Элинор сидит у стола с шитьем и безучастно смотрит в стену. Лишь наступив на газету, Марианна осознала, что что-то не так.

– Что случилось?! – вскричала она в страхе. – Неужели... Уиллоби?

Ее голос упал до трагического шепота, но миссис Дэшвуд уже немного пришла в себя и, вновь зарыдав, поведала дочери о трагическом известии, внезапно настигшем их, когда этого никто не ожидал.

– Эдвард?! – ахнула Марианна. – Женился! Но... этого не может быть!

Она обернулась ко все еще безучастно сидевшей Элинор и с жалостью посмотрела на нее.

– Ах! Бедная, бедная Элинор! Как же так! – Марианна заломила руки и со слезами на глазах кинулась на шею сестре. – Теперь мы с тобой обе будем глубоко несчастны до скончания веков! Разве можно жить после такого?!

Ее слова произвели ужаснейший эффект на миссис Дэшвуд, ввергнув ее в горькие рыдания, но одновременно пробудили Элинор от ее ступора.

– Можно, Марианна, – дрогнувшим голосом ответила она. – И мы обязательно будем жить. Возможно, даже как раньше – до того, как узнали Эдварда. Не стоит рыдать о нем, Эдвард – честный человек. Он никогда не обещал мне ничего и не выказывал иных отношений, чем теплая дружеская привязанность. Я буду с благодарностью вспоминать о нем и с радостью увижу его при случае.

– Как! О, как ты можешь быть такой бесчувственной! – воскликнула Марианна, отстранившись от сестры. – Разве же не выказывал он тебе предпочтение перед всеми нами?! Разве не из-за тебя задержался он в Норлэнде?! Разве не ты так высоко отзывалась о его достоинствах и вкусе?!

Элинор закусила губу и кивнула, не в состоянии справиться с волнением, но все же ей удалось взять себя в руки и она ответила:

– Все это так, Марианна. Мы действительно проводили много времени вместе в Норлэнде, но вы тогда были столь погружены в печаль, что у Эдварда просто не осталось иных собеседников, кроме меня. Разве что сестра, но вы и сами знаете, насколько это тягостно для молодого человека его натуры. Он никогда и ничем не давал мне надежд на что-то большее чем дружба, и я искренне желаю ему счастья с мисс Мортон. Не сомневаюсь, что она весьма достойная особа.

Закончив говорить, Элинор тихо всхлипнула и выбежала из комнаты, впервые столь открыто показав свои чувства.

* * *
Следующие дни прошли для Дэшвудов словно в бесконечном дурном сне: Марианна либо плакала, либо тенью бродила в одиночестве по окрестностям, Элинор старалась вести себя как прежде, что удавалось ей с большим трудом, а миссис Дэшвуд и Маргарет, видя все это, могли лишь горько вздыхать и надеяться, что вскоре случится нечто, что вернет радость в их и так уже немало испытавшее семейство.

Сэр Джон и миссис Дженнингс все это время пытались разными способами развеселить Дэшвудов: их приглашали на обеды почти каждый день, сэр Джон старался собрать на них всех знакомых молодых людей, а миссис Дженнингс стала неистощимым источником всевозможных деликатесов – она постоянно присылала в Бартонский коттедж то сушеные вишни, то засахаренные сливы, то апельсиновый мармелад, чем заслужила благодарность миссис Дэшвуд и нежную любовь Маргарет, которая, как и все дети, очень любила сладости. Элинор тоже старалась показать миссис Дженнингс свою благодарность, хоть это и было непросто. Но мало-помалу к концу недели ее боль немного утихла, превратившись в тихую грусть. Марианна же, напротив, с каждым днем распаляла себя все больше и больше, не желая ни посещать Бартон-парк, ни видеть кого-либо кроме сестер и матери. Элинор, видя это, порой остро желала возвращения Уиллоби, хоть и понимала, что это мало возможно.

* * *
Именно в такой момент всеобщего уныния и печали к Миддлтонам приехала дальняя родственница – девица Стил. Миссис Дженнингс приняла ее с энтузиазмом, надеясь, что общество девушки поможет Дэшвудам восстановить душевное спокойствие и забыть столь непостоянных молодых людей. И так как Марианна все еще отказывалась общаться с кем бы то ни было, именно Элинор пришлось взять на себя обязанность развлекать вновьприбывшую, разговаривая с ней о погоде и пейзажах. Именно во время одного из таких разговоров Элинор, словно она и так мало испытала, получила еще один удар.

– Ах, мисс Дэшвуд, – сидя за столиком для рукоделия воскликнула мисс Стил. – Как же нам всем не повезло!

– Прошу прощения? – Элинор отложила вышивку и в удивлении посмотрела на мисс Стил.

– Но как же! – мисс Стил тоже отложила вышивку и заговощески зашептала. – Моя сестра Люси четыре года назад тайно помолвилась с... одним воспитанником нашего дяди... – мисс Стил многозначительно посмотрела на Элинор, а потом вздохнула. – И вот совсем недавно он приехал и попросил расторгнуть помолвку. Люси, конечно, не хотела, но он сказал, что его матушка при смерти, и он обещал ей жениться на какой-то богатой дочке лорда.

Элинор слегка побледнела и тихо спросила:

– И что мисс Люси?

– Ей пришлось уступить... – мисс Стил тихо вздохнула, а потом разулыбалась. – Впрочем, все закончилось хорошо – она вышла замуж за младшего брата, который был вместе с Эдвардом.

– С Эдвардом? – Элинор окончательно забыла про вышивку, похолодев внутри.

– Ну да, – беспечно ответила мисс Стил. – Воспитанника нашего дяди зовут Эдвард, – и, словно решив добить бедную собеседницу, добавила. – Эдвард Феррарс.

Элинор застыла на стуле, прикрыв глаза, а мисс Стил, отвлеченная вопросом леди Миддлтон о готовности коробочки для ее дочери, через минуту уже и думать забыла и об Эдварде, расписывая, как сейчас, наверное, хорошо ее сестре с таким-то муженьком-красавцем, как Роберт.

Веселая болтовня лишь еще больше усиливала боль Элинор от неожиданного известия, а потому остаток вечера она мучалась, пытаясь никому не показать, как ей сейчас плохо. Разумеется, от ее матери это состояние не укрылось, так что по возвращению в коттедж Элинор пришлось рассказать все, что она узнала от мисс Стил. Марианна, которая чуть ли не впервые с момента отъезда Уиллоби не ушла в свою комнату сразу по возвращении, в ужасе воскликнула:

– Но как он мог?! Так долго обманывать нас всех, тебя, Элинор, быть помолвленным с сестрой этой ужасной мисс Стил! Уверена, что эта Люси еще более ужасна!

– Марианна, нельзя так говорить, – устало ответила Элинор. – Люси Стил пострадала точно так же, как и я...

– Но при этом она быстренько выскочила замуж за брата Эдварда! – возмутилась Марианна. – Но Эдвард!

– Если верить рассказу мисс Стил, Эдвард обещал своей тяжело заболевшей матери, что женится на девушке по ее выбору.

– Он подлец!

– Он – честный человек, – возразила Элинор и ушла к себе. Больше об Эдварде Феррарсе в семье Дэшвудов не говорили. А через несколько дней и вовсе забыли, благодаря самому счастливому из возможных событий.

* * *
Это был не самый погожий день, и с утра, не прекращаясь, лил сильный дождь, обещая продлиться еще как минимум два дня. Дэшвудам ничего не оставалось, кроме как сидеть дома. Марианна музицировала за фортепьяно, миссис Дэшвуд вышивала, а Элинор занималась с Маргарет, так как они не могли позволить себе нанять для нее гувернантку. И именно в то время, когда они уже точно никого не ждали, раздался громкий стук в дверь.

– Я открою, – сказала Элинор и направилась к двери.

– Простите, я... не смог этого вынести! – на пороге стоял абсолютно мокрый, едва держащийся на ногах Уиллоби. – Могу я видеть мисс Марианну?

– Да, конечно, – Элинор посторонилась, пропуская Уиллоби в дом. – Она в гостиной.

И тут же раздался голос миссис Дэшвуд:

– Элинор, кто там?

– Мама, Маргарет, идите, пожалуйста, сюда, мне нужна ваша помощь, – ответила Элинор, ободряюще улыбнувшись Уиллоби.

Когда миссис Дэшвуд и Маргарет вышли, она схватила их и повлекла за собой на кухню. Однако они все же успели увидеть посетителя.

– Ах, неужели?! – воскликнула миссис Дэшвуд, едва за ней закрылась дверь.

– Это Уиллоби, – с улыбкой подтвердила Элинор. – Мне кажется, он с самого Лондона сюда скакал без остановок.

Маргарет попыталась было выскользнуть с кухни и подслушать, как Уиллоби делает Марианне предложение, но была остановлена матерью и поставленными Элинор на стол засахаренными сливами.

Впрочем, долго им ждать не пришлось, уже через десять минут счастливая Марианна ворвалась на кухню, восторженно повторяя:

– Он меня любит! Он меня любит!



Она замерла перед матерью и, прижав руки к груди, с волнением воскликнула:

– Мама, он хочет с тобой поговорить!

– Конечно, дорогая, – миссис Дэшвуд заторопилась в гостиную. – Я уже иду. А вы приготовьте пока чай – бедный мистер Уиллоби наверняка замерз в такую погоду.

Элинор улыбнулась счастливым хлопотам матери и принялась собирать чайный поднос, так как Марианна могла только кружить по кухне, повторяя: «Он меня любит!».

Свадьбу было решено не откладывать надолго, и они поженились, как только платье Марианны, любезно заказанное миссис Дженнингс в Лондоне, прибыло в Бартон.

Церемонию провели в приходской церкви Бартона, а праздничный обед – в Бартон-парке. Ради такого даже миссис Аллен нарушила свое уединение и присутствовала на празднике, где и состоялось ее знакомство с Дэшвудами.

– Признаться, я удивлена, что мой распутный племянник сумел завоевать такую девушку, как ваша дочь, – заметила она миссис Дэшвуд при знакомстве. – Неужели в нем нашлось хоть что-то хорошее?

– Марианна уверена, что он – лучший мужчина на свете, – мягко ответила на это миссис Дэшвуд.

– Что ж, не самое худшее основание для брака, – фыркнула миссис Аллен. – Надеюсь, что и дальше она будет верить в то же самое. Впрочем, чтобы не показаться вам совсем бессердечной, я замечу, что в качестве свадебного подарка я оплатила все долги своего племянника. Но не знаю, сможет ли он далее жить по средствам.

– Уверена, что Марианна сумеет справиться с любыми трудностями, – ответила миссис Дэшвуд. – Благодарю вас за столь щедрый дар.

– Вы даже не представляете, насколько он щедр, – вздохнула миссис Аллен. – Современная молодежь совсем не ценит деньги.

– Мы в их возрасте вряд ли были благоразумнее, – улыбнулась миссис Дэшвуд, после чего обе леди, полностью довольные друг другом, продолжили наслаждаться праздником.

Единственным человеком, кто не смог полностью отдаться веселью, была Элинор. Она была бесконечно счастлива за сестру и надеялась, что та будет счастлива в Комбе-Магна, но не могла не думать с тихой грустью об Эдварде Феррарсе.

Несмотря на то, что с момента, когда они прочитали злополучное объявление в газете, прошел уже не один месяц, она не могла не думать о нем, не вспоминать их прогулки и разговорах. Порой ей казалось, что все это было просто сном, и на самом деле никакого Эдварда и не было, но его платок не давал поверить в это окончательно. А письмо Джона, в котором он рассказывал, как Эдвард и его супруга провели в Норленде две недели, прежде чем отбыть на север, лишь еще больше растравило душу.

Именно поэтому Элинор старалась сейчас не попадаться на глаза сестре – ей не хотелось портить Марианне праздник. Так что не было ничего удивительного в том, что полковник Брэндон, вернувшийся из Лондона несколько дней назад, нашел Элинор в одиночестве сидящей на скамейке в тени густого кустарника.

– Я вам не помешаю? – тихо поинтересовался он.

– Нет-нет, – очнулась от невеселых размышлений Элинор. – Просто вся эта суета...

– Наверное, вам непросто было с этими приготовлениями? – полковник присел на скамейку рядом с девушкой.

– Сэр Джон и миссис Дженнингс очень помогли, – слабо улыбнулась Элинор. – Без них нам бы пришлось гораздо труднее.

– Мисс Марианна выглядит такой счастливой, – после небольшой паузы заметил полковник.

– Да, они с Уиллоби очень любят друг друга.

– Да... Я... рад за них.

Они снова замолчали, думая каждый о своем.

– Что вы собираетесь теперь делать? – вновь спросил полковник.

– Не знаю, – пожала плечами Элинор. – Думаю, мы с мамой и Маргарет останемся в Бартонском коттедже.

– А вы...

– Что?

– Нет, простите, я не должен о таком спрашивать, – покачал головой полковник и встал. – Думаю, мне лучше уйти.

– Это необязательно, – Элинор тоже встала. – Мне, наверное, уже стоит вернуться к остальным – маме может понадобиться моя помощь.

– Позволите проводить вас?

– С удовольствием, – Элинор благодарно улыбнулась и оперлась на руку полковника. – Скажите, а вы закончили свои дела в Лондоне?

– Да. Думаю, да.

– Признаться, мы скучали без вашего общества.

– Неужели?

– Нам не доставало вашего здравого смысла, – улыбнулась Элинор. – Вы – единственный, кто может повлиять на сэра Джона. Представляете, он хотел срезать все розы леди Миддлтон, чтобы украсить церковь. А потом грозился одеть всех слуг в красные ливреи с золотыми пуговицами.

– Если я не ошибаюсь, у него такие есть уже давно.

– Да?

– Наследство отца.

– Надеюсь, их хорошо хранили.

Они тихо рассмеялись, что не могли не заметить миссис Дженнингс и миссис Дэшвуд.

– Неужели, Брэндон, вы настолько ветрены, – миссис Дженнингс заговорщицки понизила голос, покосившись в сторону Марианны. – А мне казалось, что ваше сердце принадлежит совсем другой сестре.

Мисс Марианна только что вышла замуж, – спокойно ответил полковник. – Что же до сцены, которую вы видели, то я всего лишь побеседовал с мисс Дэшвуд о сегодняшнем дне.

– Ах, не стоит, Брэндон! – отмахнулась миссис Дженнингс. – Неужели ты думаешь, что я ничего не понимаю? Но Элинор – прекрасный выбор: она разумна, сдержанна и весьма недурна собой. К тому же умеет вести хозяйство. Не то чтобы я намекаю, что мисс Марианна не умеет, но, согласитесь, ей не хватает разумности своей сестры.

Полковник в ответ на эту тираду вежливо улыбнулся и отошел к сэру Джону, который как раз принялся его громко звать.

* * *
После отъезда Марианны и Уиллоби в Комбе-Магна, а полковника Брэндона – обратно в Лондон, жизнь в Бартонском коттедже постепенно вернулась в прежнее русло. Дэшвуды тихо занимались хозяйственными делами, часто обедали у Миддлтонов, но в целом вели весьма уединенный образ жизни. Казалось, эту сонную размеренность уже ничто не потревожит, как однажды миссис Дженнингс безапелляционно заявила Элинор, что намерена взять ее с собой в Лондон на этот сезон.

– И даже не думайте отказываться, милочка! – воскликнула она. – Вам обязательно надо со мной поехать! И я буду не я, если за две недели не найду вам мужа!

– Благодарю, миссис Дженнингс, – улыбнулась Элинор. – Но я не могу оставить маму...

– Разумеется можешь, дорогая, – прервала ее миссис Дэшвуд. – Мы с Маргарет прекрасно обойдемся без тебя. Лучше поблагодари миссис Дженнингс за приглашение.

После этого Элинор ничего не оставалось, кроме как согласиться, и уже через три дня они сидели в карете миссис Дженнингс, направляющейся в Лондон.

* * *
По приезде их ожидало множество дел, в том числе визит к Палмерам и поход по магазинам, где миссис Дженнингс настояла на том, что Элинор просто необходимо купить новое платье. Спустя два дня после того, как они поселились на Беркли-стрит, их навестил полковник Брэндон.

– Ах, дорогой мой полковник, – воскликнула миссис Дженнингс, когда слуга проводил его в комнату. – Признаться, я только недавно вспоминала о вас! Я так рада, что вы зашли! Не желаете ли чаю? Расскажите же, как вы?

Полковник вежливо поблагодарил хозяйку дома и сообщил, что дела у него идут хорошо.

– Ах! Я совсем забыла! – минут через десять воскликнула миссис Дженнингс. – Я же обещала миссис Хиддлстон навестить ее сегодня утром! Бедняжка умудрилась вывихнуть лодыжку и теперь страдает от невозможности выйти куда-либо. Элинор, дорогая, ты же не будешь против развлечь нашего дорого полковника в мое отсутствие? Ах, мне, право, так жаль, так жаль...

Причитая так, миссис Дженнингс поспешила к двери, с трудом удерживая довольную улыбку. Когда за ней закрылась дверь, Элинор и полковник переглянулись.

– Кажется, мне надо попросить прощения за миссис Дженнингс, – сказала Элинор. – Она почему-то решила, что вы будете самой подходящей партией для меня.

– Подозреваю, что это из-за нашей беседы на свадьбе вашей сестры, – ответил полковник. – Она видела, как мы возвращались вместе.

– О, – ответила Элинор и поспешила сменить тему. – Не желаете ли еще чаю? И попробуйте миндальные пирожные – повар миссис Дженнингс делает их просто превосходно.

– Не сомневаюсь, мисс Дэшвуд, но я не любитель сладкого, – полковник на некоторое время замолчал, а потом спросил. – Как поживает ваша матушка и сестры?

Элинор понимающе улыбнулась:

– Матушка чувствует себя хорошо. Они с Маргарет сейчас занимаются плетением корзинок для благотворительного базара, который в будущее воскресенье устраивает приходской священник. Маргарет также обещала испечь для базара печенья.

– Уверен, что это будет самое лучшее печенье в церкви.

– Если она не съест его раньше, – улыбнулась Элинор и продолжила. – Мы получили письмо от Марианны перед моим отъездом. У них с Уиллоби все хорошо, он занялся поместьем и собирается разводить лошадей и выращивать зерно. А Марианна занята хлопотами по дому. Сами понимаете, там долго не было хозяйки.

– Да, понимаю... – полковник рассеянно посмотрел в окно. – Она счастлива?

– Если верить письму – очень, – Элинор сочувственно посмотрела на него. – Уиллоби готов ради нее на все. И... он на самом деле изменился.

– Ради Марианны я искренне надеюсь, что это так.

Полковник поставил чашку с почти нетронутым чаем на столик и встал.

– Прошу прощения, мисс Дэшвуд, но мне надо идти, – он ненадолго замолчал, а потом спросил. – Будет ли слишком большой наглостью с моей стороны пригласить вас с миссис Дженнингс на прогулку? В любой удобный для вас день.

– Уверена, что миссис Дженнингс будет только рада этому приглашению. Я передам ей, – улыбнулась Элинор.

– Тогда я буду ждать от вас записки с указанием времени.

Полковник поклонился и покинул гостиную, оставив Элинор в одиночестве впервые за эти три дня в Лондоне.

И снова на нее нахлынула грусть. Она знала, что Эдвард со своей супругой живет в Лондоне. Об этом им более чем любезно сообщил в одном из своих писем сводный брат. А так как писал он им достаточно регулярно, то миссис Дэшвуд и Элинор всегда были в курсе того, в каком замечательном доме живут Эдвард с супругой, какие у них лошади и экипажи, сколько стоят туалеты миссис Феррарс, и как часто она дает обеды для друзей и знакомых. Каждое такое письмо словно острым ножом взрезало сердце девушки, бередя все еще незажившую рану.

И вот теперь она в Лондоне. Брат писал, что они с Фанни будут в городе в конце января, так что шансов разминуться с ними у Элинор не было. А это значит, что рано или поздно она увидит Эдварда. И его жену.

Иногда Элинор пыталась представить себе, как выглядит эта женщина. Наверняка она была высокой и стройной, с правильными, красивыми чертами лица, со светлыми волосами. Возможно, даже блондинка. И, несомненно, она всегда одевалась по самой последней моде.

* * *
Элинор тряхнула головой и в ожидании миссис Дженнингс села писать письмо матери. О приглашении полковника она рассказала за обедом.

– Ах, дорогая! Но это же прекрасно! Мы могли бы принять приглашение на это воскресенье! Уверена, что и моя дорогая Шарлотта будет совсем не против присоединиться! Ах! Мисс Стил тоже в Лондоне! Думаю, надо бы позвать и ее.

Элинор согласно кивнула, подумав, что бедный полковник, приглашая их, вряд ли рассчитывал на столь большую компанию. С другой стороны, это была хорошая возможность провести немного времени на свежем воздухе.

Воскресенье наступило весьма неожиданно: вот только что был вторник, и они с миссис Дженнингс обедали у Миддлтонов, и тут уже восресенье. Миссис Дженнингс с самого завтрака была в прекрасном расположении духа и постоянно делала Элинор разные намеки на их с полковником несомненные отношения.

– Ах, милочка! Ну не будьте вы такой скрытной! Я абсолютно уверена, что полковник испытывает к вам интерес весьма определенного рода. Тем более что вы с нашей дорогой миссис Уиллоби похожи, словно родные сестры! – и она рассмеялась своей шутке, заставляя Элинор в очередной раз пожалеть, что согласилась приехать в Лондон.

После завтрака в доме на Беркли-стрит собралась довольно большая компания: к миссис Дженнингс и Элинор присоединились Палмеры, Миддлтоны и мисс Стил. Чуть позже появился полковник, и они все направились в парк. Погода в этот день была солнечная, но морозная, так что все почти сразу взяли себе чай и принялись прогуливаться по дорожкам, прихлебывая ароматный напиток.

– Все же чай в парке не очень хорошего качества, надо заметить, – вздохнула миссис Дженнингс.

– Вы абсолютно правы, мадам, – согласилась Элинор. – Но трудно ожидать, что в парке предложат по-настоящему хороший чай.

– Зеленый тут совсем недурен, – заметил сэр Джон. – Хотя с тем, что предлагали в Индии, не сравнится ничто. Не так ли, Брэндон?

– Совершенно верно, – ответил полковник. – В Индии чай ароматнее.

– В магазине мистера Твинингса он тоже весьма хорош, – сказала на это леди Миддлтон. – Всегда его покупаю только там.

– Да-да, моя дорогая! Самый лучший чай в Англии можно найти только у него! – воскликнула Шарлотта. – Представляете, недавно к нам в поместье приходил какой-то торговец и предлагал чай. Я его немедленно выставила! Мало того, что он сам пах, как лошадь, так еще и чай, небось, контрабандный! А вы как думаете, мистер Палмер?

– Несомненно, – отозвался тот и принялся обсуждать с сэром Джоном и полковником политику.

– Вот! Видите! – рассмеялась Шарлотта. – Мужчины все такие – только и говорят, что о политике!

– Ах, мисс Стил, вы в Лондоне уже некоторое время, а я все еще так и не узнала, нравится ли вам тут? – воскликнула миссис Дженнингс.

– Очень! – ответила мисс Стил. – Люси со своим муженьком уже покатала меня в их модном экипаже и даже познакомила с парой весьма приятных кавалеров! Они все такие модники, что я прям не знаю! Но Люси подарила мне целых два платья, так что я теперь тоже модница. Они приглашали меня пожить у них немного, но я не знаю – я же к родственнице приехала.

– Но дорогая! Люси ведь тоже твоя родственница! – удивленно воскликнула миссис Дженнингс. – Разумеется, тебе надо у нее пожить, раз она тебя приглашает!

– Ну, если вы так настаиваете...

Элинор было видно, что мисс Стил будет только рада перебраться к свой более удачливой сестре и не только недолго пожить, но и вообще поселиться. Она едва заметно улыбнулась и сделала несколько глотков чая.

– Ваш чай, наверное, уже остыл, – раздался около нее голос полковника Брэндона. – Не желаете еще?

– Нет, спасибо. Думаю, я с большим удовольствием выпью чай на Беркли-стрит, – ответила Элинор и оглянулась. Задумавшись, она умудрилась свернуть не на ту дорожку, и сейчас они с полковником шли по ней одни.

– Летом здесь намного приятнее, – заметил полковник. – Вам стоит как-нибудь побывать в Лондоне в летние месяцы.

– Не думаю, что я смогу так уж часто приезжать в Лондон, – покачала головой Элинор.

– А ваша сестра?..

– Они с Уиллоби решили в этом году остаться в Комбе-Магна – там накопилось слишком много дел.

– Значит, он действительно решил измениться, – пробормотал полковник.

– О чем вы? – удивленно посмотрела на него Элинор.

– Как я слышал, до свадьбы у мистера Уиллоби было немало долгов.

– Которые любезно покрыла миссис Аллен. Мама пишет, что она – чудесная женщина. Строгих нравов, но справедливая. Они иногда пьют чай в Алленхеме.

– Я рад, что в ваше отсутствие ваша матушка не скучает.

– Я тоже. Хотя не могу сказать, что не скучаю по ним, – призналась Элинор. – Миссис Дженнингс настаивает, чтобы я погостила у нее еще несколько недель, а мама хочет, чтобы я увиделась с братом. Они должны приехать на этой неделе.

– Ваша матушка – мудрая женщина, – улыбнулся полковник.

– Спасибо.

И они замолчали, думая каждый о своем.

Совсем скоро они сумели нагнать остальных, дав своим отсутствием миссис Дженнингс повод для шуточек. Но в целом день прошел приятно: из парка они направились в кондитерский магазин, где Шарлотта купила Салли Ланнс и миндальных пирожных.

– Я их просто обожаю! – счастливо заявила она. – В этом магазине лучшие булочки во всем Лондоне! Вы просто обязаны их попробовать! Правда, мистер Палмер?

Тот только что-то невразумительно хмыкнул и вышел на улицу. За ним последовали все остальные, и вскоре компания вернулась на Беркли-стрит.

– Брэндон, вы же к нам зайдете? – обратилась к полковнику миссис Дженнингс.

– Прошу прощения, мадам, но мне кажется, что я уже достаточно надоедал вам, так что позвольте откланяться.

– Что за чепуха, Брэндон! – воскликнул сэр Джон. – Почему бы тебе не выпить с нами чаю!

– Увы, у меня дела, – полковник был непоколебим.

– Ах, Брэндон, какая жалость! – воскликнула миссис Дженнингс. – Я послезавтра даю небольшой обед для друзей, и вы просто обязаны там быть! А потом мы собираемся в театр. Я слышала, что сейчас идет что-то совершенно замечательное.

– С удовольствием приму ваше приглашение, мадам, – поклонился полковник и, попрощавшись со всеми, ушел.

* * *
Обед на Беркли-стрит начался, как и полагается такому событию в разгар сезона, в семь вечера. За столом, кроме миссис Дженнингс, сэра Джона и леди Миддлтон, Шарлотты, мистера Палмера, Элинор и полковника Брэндона были еще мистер Роберт Феррарс с супругой, мисс Стил и некая мисс Грей со своей теткой, которая приходилась давней подругой миссис Дженнингс. Разговор за столом был довольно шумным и оживленным, миссис Дженнингс интересовалась у мисс Грей, не стало ли ее сердце жертвой какого-нибудь молодого человека, а Люси Феррарс обсуждала с леди Миддлтон ее детей. Но как только дамы покинули обеденный стол, миссис Феррарс сделала все, чтобы оказаться подле Элинор.

– Ах, дорогая мисс Дэшвуд, – заговорила миссис Феррарс, – вы же позволите мне вас так называть? – получив утвердительный кивок, она продолжила. – Дорогая мисс Дэшвуд, я слышала, что вы были так добры к нашему брату Эдварду в Норлэнде. Наверное, вы удивляетесь, почему он... не ответил вам взаимностью?

– Никогда о таком не думала, – сдержанно ответила Элинор.

– Позвольте вам не поверить, – кротко сказала миссис Феррарс. – Эдвард – замечательный человек с множеством достоинств. Такого невозможно не полюбить!

Она замолкла, ожидая реакции Элинор, но та лишь крепче сцепила пальцы, стараясь не показать обуревавших ее эмоций.

– Он долгое время жил у нашего дяди, мистера Пратта и... Не могу не признать, что я сама в него влюбилась, – продолжила миссис Феррарс с легким разочарованием в голосе. – Мы даже тайно обручились несколько лет назад, но...

Ей пришлось прерваться, так как в этот момент в комнату вошли мужчины.

– Роберт – замечательный человек, – после паузы, вызванной небольшим переполохом, продолжила миссис Феррарс. – Но Эдвард... – она склонилась к Элинор и доверительно прошептала. – Знаете, я все еще уверена, что он меня любит. Впрочем, ничего удивительного: его жена хороша исключительно лишь своим состоянием. И если бы он только намекнул...

Элинор прикрыла глаза, чувствуя, как ей становится дурно от таких откровений малознакомой женщины. На нее вновь нахлынули воспоминания об Эдварде, объявлении о свадьбе и все те чувства и напряжение, что она столь старательно в себе подавляла все это время. Девушка резко встала. Наверное, слишком резко, так как у нее тут же закружилась голова. И если бы не полковник Брэндон, так вовремя подхвативший ее, она бы упала.

– Милочка, что же это с вами?! – встревожено воскликнула миссис Дженнингс. – Неужели вы все же простудились вчера? А я ведь говорила, что погода может измениться в любой момент! Ах, Брэндон, дорогой, возьмите мои нюхательные соли! И надо непременно вызвать врача!

– Нет-нет, миссис Дженнингс, мне уже лучше, – встрепенулась Элинор. – Просто здесь немного душно.

– И правда! Как это я упустила! Надо немедленно открыть окно! Но вы все еще слишком бледны! Я уверена, что это простуда, поэтому вам, дорогая мисс Дэшвуд, все же лучше лечь в постель.

Элинор устало закрыла глаза и ответила:

– Да, наверное, вы правы.

– Я помогу вам, – вызвался полковник, чем заслужил благодарную улыбку Элинор. Миссис Дженнингс вызвала домоправительницу, чтобы они вдвоем проводили мисс Дэшвуд до ее комнаты.

Едва закрылась дверь гостиной, как Элинор судорожно всхлипнула, стиснув руки.

– Что с вами? – встревожился полковник.

– Я... простите... я... – Элинор всплеснула рукой и впала в блаженное беспамятство.

* * *
– Ах, ну и напугали же вы нас, дорогая! – услышала Элинор над собой голос миссис Дженнингс. – Полковник о вас каждый день справлялся.

– Каждый день? – Элинор распахнула глаза и уставилась на миссис Дженнингс.

– Именно так, дорогая! Я все же была права – у вас оказалась простуда, довольно тяжелая, с лихорадкой. Вы больше недели не приходили в себя. Бедный полковник весь измучился. Думал уже поехать за вашей матушкой, но я его отговорила – незачем ее пугать.

Элинор закрыла глаза, пытаясь осознать сказанное.

– А... мама знает?

– Я ей написала сразу же, как только здесь побывал врач, – ответила миссис Дженнингс. – И вашей сестре тоже. Они очень хотели приехать, но доктор рекомендовал как можно меньше посетителей, так что я взяла на себя смелость сообщить в письме о рекомендациях врача.

Элинор вздохнула:

– Мне так стыдно, что я причиняю вам столько беспокойства...

– Какая ерунда! – возмутилась миссис Дженнингс. – Как будто мои дочери никогда не болели! Ах, дорогая, это мне должно быть стыдно, так как я не настояла на своем, из-за чего вы и заболели! А теперь вы просто обязаны поесть! Я попрошу кухарку, чтобы она приготовила вам суп и желе. Да-да, обязательно желе! И сухофрукты. А еще... – миссис Дженнингс склонилась к Элинор поближе и доверительно прошептала, – я пришлю вам рюмочку старого констанциевского вина. Мой бедный муженек почитал его лучшим снадобьем от всех болезней.

– Спасибо, миссис Дженнингс, – слабо улыбнулась Элинор.

– А что мне передать бедному полковнику, когда он придет?

– Поблагодарите его от моего имени, – прошептала девушка.

– И все? Впрочем, уверена, что известие о том, что вы пришли в себя, уже будет для него хорошим поводом для радости!

Миссис Дженнингс поправила одеяло и вышла дать указания слугам, оставив Элинор в благословенной тишине.

* * *
Примерно через неделю доктор нашел состояние Элинор приемлемым, и она впервые спустилась в гостиную, где ее и застал пришедший с ежедневным визитом полковник.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он после надлежащих приветствий.

– Благодарю вас, полковник, намного лучше, – улыбнулась ему Элинор.

– Это хорошо, – ответил он и замолчал.

Прошло с четверть часа, прежде чем он вновь заговорил:

– Я должен вам это сказать, мисс Дэшвуд. Не могу больше молчать.

– Я вас слушаю, полковник, – удивленно посмотрела на него Элинор.

– Я... возможно, вы уже знаете о печальных событиях в моей жизни... – после паузы заметил он.

– Кое-что, – осторожно ответила Элинор.

Полковник прошелся по комнате и снова заговорил:

– У моего отца была воспитанница, с которой мы всегда были рядом с самого детства. Девушка пылких чувств, она была очень похожа на вашу сестру, и... я любил ее, – он замолчал, глядя в окно.

– И что с ней стало? – тихо спросила Элинор.

– Она не вынесла испытаний, выпавших на ее долю, и умерла, – тихо ответил полковник. – От нее осталась девочка, которую я взял на воспитание.

– И где она сейчас?

– В деревне, у моих дальних родственников, – полковник повернулся к Элинор и выдохнул. – Но я здесь, чтобы говорить не о ней.

– Да? – девушка удивленно посмотрела на полковника.

– Да, – тот снова замолчал, заговорив лишь через добрых десять минут. – Когда я увидел вашу сестру, она так напомнила мне ту несчастную, в которую я был влюблен в юности, что я невольно поверил, что и к вашей сестре я испытываю подобные чувства.

Элинор слегка побледнела.

– И, признаюсь, когда ваша сестра вышла замуж за Уиллоби, я... испытывал боль, – полковник отвел от нее взгляд и продолжил. – Но лишь недавно я осознал, что любил не вашу сестру, а свои воспоминания о другой женщине в ней. И на самом деле...

– На самом деле?.. – эхом отозвалась Элинор.

– На самом деле – и я этого не осознавал, пока не увидел вас, падающую в обморок, вы стали для меня намного дороже старых воспоминаний.

– Я... польщена, – чуть недоуменно ответила она.

– Простите, мне на самом деле трудно это говорить, – сказал полковник. – Потому что я сам не знаю, как это случилось. Меня всегда привлекали пылкость и ранимость, открытость, кои проявляла ваша сестра, но постепенно, в общении с вами я понял, что не только открытость может быть ранимой.

– Мне стоит считать себя польщенной? – едва заметно улыбнулась Элинор.

– Наверное, нет, – полковник улыбнулся в ответ и сел в кресло. – Вы – сильная девушка, достойная самого лучшего, и... Я бы хотел быть тем, кто вам это лучшее даст.

Он замолк, выжидающе глядя на Элинор, но она ничего не ответила, неверяще глядя на него. Тогда полковник встал на одно колено и посмотрел на нее:

– Мисс Дэшвуд, окажите мне честь стать моей женой.

– Я... мне надо подумать, – девушка встала, прижав руку к груди.

– Да, разумеется. Прошу прощения, что не дал вам времени оправиться от болезни!

– Нет-нет, я уже здорова! – воскликнула Элинор. – Просто это так неожиданно...

– Я понимаю, – полковник встал и с грустью посмотрел на Элинор. – Мое предложение не накладывает на вас никаких обязательств. И, поверьте, я люблю вас не из-за вашей сестры или какого-то возможного давления со стороны, просто... – он замолк, усмиряя волнение, а потом продолжил. – Когда вы упали в обморок, я понял, что мне дороги именно вы – не ваша сестра, не кто-то еще, а именно вы.

Элинор молча смотрела на полковника. Он грустно усмехнулся:

– Я – слепой идиот. Столько времени не замечать вас и осознать, лишь когда чуть не потерял...

– Я... – Элинор глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, и прошептала. – Я согласна.



Примечания

1

Настоящее имя -- Катерина Терешкевич.

(обратно)

2

Строки из «Эпоса о Гильгамеше» приведены в переводе Дьяконова. -- Прим. переводчика.

(обратно)

3

Тьянефер из Трои – прежнее имя Грэйхема Эша (серия «The End of Innocence»). -- Прим. автора.

(обратно)

4

Здесь и далее упоминаются события серии 2.3 сериала «Шерлок».

(обратно)

Оглавление

  • От команды «Горца»
  •   Catold[1] Банджо-блюз
  •   Иоханнес Рутенберг (Johannes Ruthenberg) Зверь без имени
  •   Ишафель (Ishafel) Упреждающий удар
  •   _ILLA_ Дневник
  •   zerinten Привидений не бывает
  •   HonorH Нас не разлучит?
  •   zerinten Пророчество
  •   Catold Дезертиры дольше живут
  •   Catold Это просто Фицкерн
  •   Catold Моя первая последняя воля
  •     1. Зануда
  •     2.
  •     3.
  •     4.
  •     5.
  •     6.
  •     7.
  •     8.
  •     Эпилог
  •   bfcure Game Over
  •  От других команд 
  •   Мир Дж. Р.Р. Толкина 
  •     Vielle О Замысле и тараканах
  •     escapebox Прежде всего отец
  •     Джорджи Д. Ложь
  •       1. Девушка, которая играла с огнем
  •       2. Парни на грани нервного срыва
  •       3. Машина без бога
  •       Эпилог
  •   Космическая опера 
  •     Starsword Красная звезда
  •   «Барраяр»
  •     toma-km Лучшее приключение
  •   «Звездные войны» 
  •     Запасной аэродромчик, Альвхильд Тень отца
  •   «Полтергейст: наследие» 
  •     Аллорет НКеллен Дитя Божье
  •   WTF Strange Kingdom 2014 
  •     Astreya777 Скромные секреты великих магистров
  •     firnwen Зверинец
  •   WTF Jane Austen 2014 
  •     Gabriel <Lee> Lark Ошибки и их последствия
  • *** Примечания ***