КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Старые долги [Юрий Иовлев] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

СТАРЫЕ ДОЛГИ

Летняя Фэндомная битва — 2014

Повести и рассказы по мотивам сериала «Горец» и др.

Составитель О. Кавеева

От команды «Горца»

Li_Liana Лучший мир

Постканон, легкое привнесение фантастических технологий в мир «Горца»



Пробуждение оказалось отнюдь не самым приятным. Даже, можно сказать, совсем наоборот. Во-первых, больничная палата — это последнее или, по крайней мере, предпоследнее место, где хотел бы очнуться любой из бессмертных. Во-вторых, Дункан терпеть не мог, когда его связывают или к чему-нибудь привязывают — вообще и, в частности, больничными фиксаторами к койке. А в-третьих, Маклауд совершенно не помнил, как тут оказался. Вернее, он даже не мог вычленить последнее воспоминание, и это пугало. С одной стороны, память ему не отшибло — и кто он такой, и все четыреста с гаком лет в целом вспоминались без особых проблем. Но вот последние события были словно окутаны плотным туманом — вроде бы ему звонил Джо. Или не Джо? Вроде бы он куда-то поехал… Или полетел? Но куда? Зачем? Почему? И главное, когда — всё это напрочь отказывалось вспоминаться.

Подергав руками и ногами в тщетной попытке освободиться, Дункан как раз размышлял, стоит ли перейти к более активным действиям, когда дверь открылась и вошла светловолосая девушка в одежде медсестры.

— О, мистер Маклауд, вы уже пришли в себя?

Дункан вздрогнул от этого слишком знакомого голоса и поднял взгляд на лицо вошедшей.

Тесса.

Или ее двойник. Или очередной мир-видение, которого не было и не будет. Но в котором Тесса не погибла из-за того, что наблюдатель-ренегат хотел достать Дункана.

— Не волнуйтесь, я сейчас позову доктора, — по-своему истолковала его замешательство Тесса. Или не Тесса. И этот вопрос сейчас был важнее всего.

— Тесса?

— Вы помните меня? — радостно улыбнулась она. — Но это же прекрасно! А доктор Пирсон предполагал, что вы вообще не воспринимаете окружающее. Как замечательно, что он ошибался!

— Давно я здесь? — Дункан всё еще не мог отвести взгляда от лица Тессы и перестать ею любоваться, что сильно замедляло мыслительный процесс и поиск наиболее насущных вопросов.

— Всё-таки я лучше позову доктора, — Тесса отвела взгляд. — Не волнуйтесь, мистер Маклауд, вы пришли в себя, и теперь всё у вас будет хорошо!

С этими словами она выпорхнула из палаты, а Дункан остался смотреть на закрывшуюся за ее спиной дверь, пытаясь если не найти объяснение, то хотя бы как-то уложить в сознании факт существования живой Тессы, которая совершенно очевидно знакома с ним не настолько близко, как настоящая, «его» Тесса.

Обещанный доктор не заставил себя долго ждать.

— Митос?! — от неожиданности Дункан аж рванулся подпрыгнуть на кровати, но фиксаторы задавили этот порыв в зародыше. — Что это всё значит?

— Ах, мистер Маклауд, опять эти ваши болезненные фантазии, — поморщившись, недовольно покачал головой тот. — А мисс Ноэль меня так обнадежила. Но, в любом случае, меня очень радует ваш прогресс, даже если он не настолько хорош, как показалось вашей сиделке.

Митос придвинул поближе к кровати стоявший у окна стул и поудобнее на нём устроился:

— Вероятно, у вас есть вопросы?

— Где я?

— В психиатрической клинике «Лучший мир».

— Оригинальное название, — не удержался от ухмылки Дункан.

— Да, мне самому нравится, — кивнул Митос.

— Это твоя клиника?

— А мы на «ты»? — выгнул бровь Митос. — Но, в любом случае, я не против. Хорошо, когда пациент доверяет своему лечащему врачу. Нет, клиника не моя, но я главврач этого отделения.

— И давно я здесь?

— Несколько лет.

— Серьезно? И я все эти годы лежу тут, прикованный к кровати? — Дункан наконец-то поймал первую нестыковку. Конечно, пока он не встанет на ноги, однозначного доказательства не получит, но он явно чувствовал себя отнюдь не как человек, проведший годы в кровати.

— Нет, ухудшение началось около полугода назад. После чего вы полностью ушли в себя и перестали воспринимать действительность.

— А к кровати вы меня привязали, чтобы я ненароком не встал и не воспринял?

— Вы помните ваши бредовые фантазии? — вопросом на вопрос ответил Митос и наклонился ближе к Дункану, пристально всматриваясь в его лицо.

— Ну, это ты заявляешь, что я потерял память, так откуда я знаю, что именно я забыл?

— Что ж, если вы их забыли, то и к лучшему. Сейчас для вас куда важнее вспомнить свою настоящую жизнь.

— Но почему я привязан?!

— У вас были приступы агрессии, — пожал плечами Митос, вставая и направляясь к двери. — Я сообщу вашей семье. Полагаю, общение с ними поможет скорейшему выздоровлению.

— Семье?

— Конечно. А что, вы их совсем не помните? — Митос прищурился. — Ваших родителей и жену.

— Родителей? Жену? — эхом повторил Маклауд. — Мои родители живы? Я женат?

— Не стоит так волноваться. Это вредно в вашем состоянии. Мисс Ноэль! — позвал Митос в коридор.

— Да, доктор Пирсон, — Тесса появилась так быстро, словно всё это время стояла под дверями палаты.

Понизив голов, Митос распорядился об уколах для пациента и тут же ушел. Тесса открыла медицинский шкафчик у стены, достала несколько ампул и с профессиональной сноровкой быстро наполнила шприц.

— Тесса, не надо! — Дункан в очередной раз тщетно попытался разорвать хотя бы один из наручных фиксаторов.

— Мистер Маклауд, пожалуйста, не волнуйтесь, — она легонько коснулась его пальцев, и это прикосновение было настолько настоящим, что Дункан чуть не потерял бдительность, но в последний момент успел дернуть кистью и выбить шприц на пол.

— Санитар! — воскликнула она.

В коридоре послышался топот и через несколько секунд в палату ворвался… Ричи.

— Мисс Ноэль, что, опять?! — Ричи быстро обошел кровать, и Дункан почувствовал руки Ричи, плотно прижимающие его плечи к кровати. — Не успел очнуться, как снова начал буянить?!

— Ричи? — Дункан неверяще уставился на склонившееся над ним перевернутое лицо, забыв о всяком сопротивлении.

— Мисс Ноэль, затянули бы вы фиксаторы потуже. А то, не ровен час, или сам поранится, или, хуже того, снова вас заденет.

— Не стоит, Райан, — улыбнулась Тесса, уже успевшая сходить за вторым шприцем и новой дозой лекарств. — Я уверена, мистер Маклауд теперь будет себя очень хорошо вести. Правда, Дункан?

И это было последнее, что услышал горец перед провалом в новое беспамятство.

* * *
В следующий раз он приходил в себя медленнее, но это было в чём-то даже на пользу. Если очнулся, но не можешь ни пальцем пошевелить, ни хотя бы открыть глаза — это очень способствует применению на практике старой, но вполне действенной истины, что лучше сначала подумать, а потом уже пытаться что-то сделать. Хотя Дункан ее не любил и частенько игнорировал, но в этот раз ситуация как нельзя располагала.

Вопрос номер раз — где он? В глобальном смысле слова. Фицкерна в роли ангела или хотя бы кого-нибудь в роли черта поблизости не наблюдается, но это еще ни о чём не говорит. Если божественные силы пошутили с ним так один раз, могли и повторить попытку. Или это вообще не они. И с миром всё в порядке. А что-то не так с окружающими или с ним самим.

Тесса и Ричи. Которых нет в живых в «правильном» мире. А настоящие ли они здесь? Дункан узнавал всё — внешность, голос, прикосновение, и не было ни малейшего повода подозревать ошибку или подделку. Но они вели себя как совершенно чужие ему люди, и при этом в их поведении не было ни единой нотки фальши. Как Тесса и Ричи могут его не знать? Это всё-таки другой мир? Или другие Тесса и Ричи? Как возможно последнее, Дункан представлял себе весьма смутно. Но мало ли: клоны, роботы… Ничуть не худший вариант, чем идея альтернативного мира.

А вот с Митосом, доктором Пирсоном, всё сложнее. Он, наоборот, вел себя как очень подозрительный доктор. Не то чтобы у Дункана был слишком богатый опыт общения с психиатрами, но почему-то интуитивно ему казалось, что правильные доктора так себя не ведут. И что-то в его ухмылке… Дункан даже не мог толком сформулировать, что, но ощущал какое-то несоответствие. В Тессе и Ричи его не было. Каждый из них был абсолютно естественен для себя, только совершенно чужой. А вот Митос…

От размышлений Дункана отвлек цокот каблучков по коридору. И хотя чувствительность к телу уже вернулась почти полностью, он решил пока не открывать глаза.

Скрипнула дверь. Каблучки процокали к кровати.

— И это называется «очнулся»? — скептический женский голос, смутно знакомый, но вот так сходу Дункан его не узнал.

— Миссис Маклауд, вам сюда нельзя! — встревоженный голос Тессы, с едва заметными задавленными нотками возмущения. — Я позову доктора Пирсона!

— Зови, милочка, зови! Но если окажется, что я бросила всё и перелетела через половину земного шара ради этого овоща — я на вашего доктора в суд подам! Пусть возмещает мне стоимость перелета и моральный ущерб!

Миссис Маклауд? Это его жена? На ком же он женат?! Дункан стоически подавил желание хоть немного приоткрыть глаза. Определенно, с закрытыми было гораздо интереснее.

— Райан, позови доктора, миссис Маклауд здесь! — судя по всему, Тесса выкрикнула это в коридор, не выходя из палаты.

— Ты же обещала лично побежать.

— Чтобы вы снова попытались его придушить?

— А вот хамить мне не стоит, детка!

— Я лишь выполняю свою работу.

Дункан мысленно восхитился ледяному тону, каким это было сказано. Тесса очень редко бывала в ярости, но когда случалось — она всегда говорила именно так. Нестерпимо, почти до зуда в пальцах захотелось ее увидеть — чуть побледневшие скулы, плотно сжатые губы, решительный блеск в глазах…

— Что здесь происходит? — наконец-то появился всеми ожидаемый доктор.

— Это я должна у вас спросить! — парировала «миссис Маклауд».

— Мисс Ноэль, выйдите.

— Но доктор Пирсон…

— Выйдите, я кому сказал!

— Слушаюсь.

Тихий шорох шагов, скрип закрывающейся двери.

— Адам, ты же обещал, что он не очнется!

— Кэсси, тише! В любой момент может приехать его жена! А ты здесь устраиваешь сцену прямо у его постели.

Дункан чуть не поперхнулся. Кэсси — Кассандра, как же он мог ее не узнать?! И она — миссис Маклауд? Это как? И это притом, что его жена еще не приехала?

— Можно подумать, она хочет не того же, — фыркнула Кассандра. — Да он живым никому не нужен, даже собственному отцу. И я требую объяснений, что это за внезапное резкое улучшение? Ты его лечащий врач или кто?

— Вот именно, врач. А медицина не всесильна. Иногда больные выздоравливают даже вопреки нашим усилиям.

— Не забывай, милый, в твоих же интересах постараться этого не допустить.

— Я непрестанно помню об этом, дорогая.

Звук поцелуя ошеломил Дункана едва ли не больше, чем всё услышанное. Митос и Кассандра? Хотя, с другой стороны, когда-то же они были вместе. И пусть тогда это был не вполне добровольный союз, может быть, в этом мире… Додумать в очередной раз он не успел.

— Так-так-так… И кого мы видим? И при живом-то муже… — очередной знакомый голос. Мужской. Дункан с прискорбием признал, что, похоже, память на голоса у него гораздо хуже, чем он считал.

— А что мы видим? — невозмутимо парировала Кассандра. — Это ты из постели его жены уже лет пять не вылезаешь, если не все десять — как залез на свадьбе к ней под юбку, так там и поселился. Жиголо недобитый.

— Фу, Кэсси, как грубо, — рассмеялся мужчина, и Дункан наконец-то его узнал. — И потом, младший Маклауд жив-то весьма условно, чего не скажешь о старшем.

— Поверь, Хью, мой муж вполне отдает себе отчет в том, что если престарелый инвалид заводит себе молодую жену-красавицу, то ему приходится кое с чем мириться в нюансах супружеской верности.

— Это ты-то у нас молодая красавица? Ну-ну.

— Пудель плешивый!

— Выдра мороженая!

— Как приятно снова оказаться в кругу семьи! — увлекшись спором Кассандры и Фицкерна, Дункан совершенно пропустил появление в палате нового посетителя.

Ну, хоть ее он узнал по голосу с первого звука. Значит, его жена — Аманда, а Кассандра — жена его отца. Дункан искренне порадовался, что она хотя бы ему не мать. Фицкерн — любовник его жены. Осталось выяснить, кто собственно сам отец, Маклауд-старший.

— Семья? Не смеши меня, — фыркнула Кассандра.

— Вот именно, ты нам не семья! — парировала Аманда.

— А этот плешивый пудель, который непонятно что здесь делает — он нам вообще кто?

— Я его лучший друг!

— Дамы, дамы! И господа! — вклинился Митос. — Действие снотворного заканчивается, и мистер Маклауд вот-вот придет в себя. Вы же не хотите, чтобы он всё это видел? Или слышал?

Или Дункану показалось, или последнее было добавлено явно для него. И Митос вполне в курсе, что его пациент уже давно очнулся.

— Да пусть слышит, — отмахнулась Кассандра. — Может, его удар хватит и он на месте окочурится. И тогда его неверная женушка не получит ни копейки.

— Жадная стерва! Только и ждешь смерти моего мужа, чтобы избавиться от его отца и заграбастать себе всё состояние семьи!

— Вообще-то я и так получу половину. Даже если старикашка Джо прямо сегодня отправится на небеса — пока еще жив его сынок-психопат.

— Но половины тебе мало, тебе нужно всё!

— Да. И я этого не скрываю. И не вижу ни малейшего повода делиться с неверной женой моего пасынка.

— Аманда, солнышко мое, ты же знаешь, она тебя специально доводит. Не обращай на нее внимания, — глас разума принадлежал Фицкерну.

Дункан решил его поддержать и открыл глаза. Все разом замолчали.

— Он нас узнаёт? — первой спросила Кассандра.

— Да, Кэсси, — Дункан попытался улыбнуться и не пялиться на всех одновременно. Видимо, получилось у него не очень.

— Как-то он нездорово выглядит, — подозрительно заметил Фицкерн.

— Любимый! — спохватилась Аманда и явно наигранно бросилась обнимать своего мужа.

Она врет, отстраненно подумал Дункан. Он слишком хорошо знал Аманду и безошибочно отличал ее игру от ее искренности. И эта Аманда ему врала. Но во всём остальном это была такая же настоящая Аманда, как и настоящий Ричи, и настоящая Тесса.

— Господа, у меня для вас радостная новость, — привлек всеобщее внимание Митос. — Я рад вам сообщить, что мистер Маклауд уверенно идет на поправку и через пару недель я смогу его выписать.

Шокировать этим сообщением присутствующих ему более чем удалось, но вот судя по перекошенным выражениям лиц, обрадовать — очень вряд ли.

— К-к-как? Так быстро? — аж начал слегка заикаться Фицкерн.

— Прекрасная новость, — сквозь зубы процедила Кассандра. — Да вы просто волшебник, доктор.

— Я стараюсь, — скромно потупился Митос.

Кассандра бросила на него гневный взгляд, но промолчала.

— Это просто замечательно! — после короткого замешательства Аманда снова вернулась к бодро-восторженному тону. — Так мы сможем забрать его домой?

— Конечно, — кивнул Митос. — Но вообще-то я рассчитывал, что Джо Маклауд тоже сегодня будет здесь, ведь именно он оплачивает мои счета, и мне хотелось бы лично вернуть ему сына.

— К сожалению, в джунглях Амазонки явная нехватка взлетно-посадочных полос. Я сообщила ему. Он прилетит, как только доберется до ближайшего аэропорта, — ответила Кассандра.

— А почему наш выздоравливающий всё время молчит и всё еще прикован к постели? — подозрительно поинтересовался Фицкерн.

— О, Хью, не будь таким! Мак ведь только пришел в себя, дай ему время освоиться.

— Спасибо, дорогая, — Дункан улыбнулся Аманде, та в ответ послала ему воздушный поцелуй.

— Заверяю вас, к выписке мистер Маклауд будет в полном порядке. А теперь, если вы не против, прошу вас покинуть палату. Больному надо отдыхать, — Митос приглашающе указал на дверь.

* * *
Вечером того же дня Тесса вывезла Дункана в больничный парк на прогулку — в инвалидной коляске с наручниками, пристегнутыми к подлокотникам. Дункан надеялся, что это его шанс на побег — можно подумать, его удержит какая-то хлипкая колясочка, но перед выездом из палаты Тесса вколола ему миорелаксант, и план побега увял на корню.

— Зачем наручники? Я ведь всё равно не могу двигаться.

— С вами, мистер Дункан, никакие предосторожности не бывают лишними.

— Что, я настолько опасен?

— А вы не помните?

— Тесса, я тебя чем-то обидел? Или… напал? — встревожился Дункан.

Но Тесса не успела ответить, из кустов неожиданно появился Митос и безапелляционно распорядился:

— Мисс Ноэль, вы свободны, сегодня я сам с ним погуляю.

— Но доктор Пирсон…

— Мисс Ноэль!

— Слушаюсь, — понурилась та и молча ушла по дорожке к зданию клиники.

— Зачем ты с ней так?

— Она слишком тебя опекает.

— О, так ты теперь тоже со мной на «ты»?

— Не находишь, что глупо продолжать «выкать» пациенту, который тебе упорно «тыкает»?

— Да, конечно, — пробурчал Дункан. — Значит, здесь ты Адам Пирсон — доктор-психиатр?

— Здесь? — переспросил Митос. — Ах да, твои видения. Нет, Дункан, я тебя уверяю, я не бессмертное тысячелетнее чудовище из твоих кошмаров, а обычный человек из плоти и крови.

— И Митосом тебя никогда не звали?

Доктор замялся.

— Вообще-то звали. Это был мой позывной в северной Африке, где мы познакомились с твоим отцом.

— Мда? — скептически хмыкнул Дункан. — И чем же вы там занимались?

— Это секретная информация.

— От кого?

— Ото всех.

— И кем же, интересно, она засекречена?

— Правительством, конечно, кем же еще? — искренне удивился Митос.

— А какой позывной был у отца? — после непродолжительного молчания спросил Дункан.

— Наблюдатель.

Дункан замолчал. Всё это звучало чертовски логично. Не как мир, в котором никогда не было Дункана Маклауда, но как мир, в котором Дункан Маклауд мог сам придумать себя. Нет, он ни на миг в это не верил. Но слишком всё красиво складывалось. Хотя, возможно, именно эта идеальность и была главным признаком лжи.

— Это тогда он потерял ноги? — наконец спросил он.

— О! Так ты действительно что-то помнишь? — искренне обрадовался Митос, и Дункан, как ни старался, не заметил никакой фальши. — Да, когда вытаскивал меня. Вот так иногда шутит судьба — на мне зажило как на собаке, а ему автоматная очередь прошила оба колена уже у самого вертолета.

— И ты никак не можешь рассказать, что именно вы с Джо делали в Африке?

— Да какая разница? — так же искренне удивился Митос. — Это было полтора десятилетия назад. Ты еще учился в колледже, и с головой у тебя был полный порядок.

— А когда стал непорядок?

— Я же говорил тебе, около пяти лет назад, — уклонился от ответа Митос.

— А что тогда произошло?

— Дункан, это не лучшая тема для разговора.

— А мне кажется, что самая замечательная.

— Раз ты этого совсем не помнишь, то твоя память защищает тебя от стресса. И лучше ей в этом не мешать.

— Я вообще ничего не помню! — огрызнулся Дункан.

— Но ведь ты всех узнаешь, и даже иногда вспоминаешь отдельные детали. Ну конечно! — Митос хлопнул себя по лбу. — Ты помнишь лишь то, что включил в свой выдуманный мир, пусть и в извращенном виде. А то или тех, кого там никогда не было, ты полностью забыл.

— Кое-кто сегодня заявил, что я вполне готов к выписке, — проворчал Дункан. — Доктор, вам не кажется, что вы сами себе противоречите?

— Дункан, — Митос обошел кресло-каталку, присел перед ней и посмотрел Маклауду в глаза, — я сделал для тебя всё, что мог. Но теперь ты должен помочь себе сам. К сожалению, ты не сразу попал в мою клинику, а предыдущее лечение принесло больше вреда, чем пользы. И я не думаю, что ты когда-нибудь сможешь полностью восстановить свою память. Но как врач я тебя заверяю, что сейчас ты как никогда готов к тому, чтобы выйти отсюда. Тебе надо только принять и признать, что твой выдуманный мир — иллюзия, что его не существует — нет и никогда не было.

— Можно подумать, это поможет, — возразил Дункан, — и всё равно кроме него я больше ничего не помню.

— Ты даже не представляешь, насколько поможет! — заверил его Митос. — Потеря памяти — отнюдь не самое страшное. У тебя сейчас нормальное незамутненное сознание, ты способен воспринимать и критически осмысливать окружающую действительность. Всё, что от тебя требуется — перестать при каждом приступе мигрени бросаться на ближайшего прохожего с мечом, уверяя, что ты услышал «зов» и должен отрубить ему голову.

— Приступе мигрени? — недоверчиво переспросил Дункан.

— Да, у тебя были сильные головные боли после травмы. Мы постарались с этим справиться, но я не уверен, что они не вернутся. Но если ты бросишь пить и будешь соблюдать режим — есть все шансы, что их больше не будет.

— Я кого-то убил? — перебил его Дункан.

— Нет, — улыбнулся Митос. — Поверь, отрубить голову человеку не так-то просто. Но было несколько пострадавших. Одному парню ты повредил позвоночник, и он теперь полностью парализован.

— Я нападал на людей?!

— Ты был уверен, что они хотят забрать твою голову.

— Ты оправдываешь меня? Я что, маньяк, скрывающийся в клинике от правосудия?

— Дункан, успокойся. Или мне снова придется вколоть тебе снотворное. Ни от кого ты не скрываешься. И никто тебя не преследует. Тебя поймали, был суд, но твой отец щедро заплатил всем пострадавшим, в итоге они свидетельствовали в твою пользу. Тебе дали два года условно, которые ты провел в государственной психиатрической клинике, а потом отец перевел тебя сюда. Сейчас ты чист перед законом и вполне можешь вернуться к нормальной жизни.

— Это неправда!

— Что именно?

— Я не мог нападать на безоружных людей.

— Возможно, — легко согласился Митос. — У твоего отца всегда хватало врагов. Твоя фобия не была таким уж страшным секретом. Любой из них мог узнать о ней и нанять парочку негодяев, чтобы тебя спровоцировать.

— В смысле? — не понял Дункан.

— Ты носился со своей идеей о бессмертных, рассказывал о ней любому готовому слушать, даже начал брать уроки фехтования. Если бы в темном переулке на тебя напала парочка проплаченных придурков с мечами — ты бы искренне считал, что защищаешь свою жизнь. А им бы потом ничего не стоило спрятать свои мечи и выставить тебя опасным маньяком.

— А они были проплачены? И напали первыми?

— Увы, но теперь мы этого наверняка уже не узнаем. Твой отец тоже щедро им заплатил. Все пострадавшие многократно меняли свои показания, так что от истины там давно уже и след простыл. А сам ты ничего не помнишь о произошедшем.

— Я вообще не уверен, что оно было — всё это, о чём ты говоришь. Митос, признайся, ты меня не разыгрываешь?

— Мак, ты должен постараться. И поверить в реальность настоящего мира. Если не ради себя, то хотя бы ради отца. Он стар и болен, и хотя продолжает хорохориться и игнорирует советы врачей, включая мои, ему не так уж много осталось. А когда его не станет, уже неважно, кто будет твоим опекуном — жена или мачеха. Тебя тут же заберут отсюда, и ты не то что никогда не сможешь выйти из психушки — я даже сильно сомневаюсь, что тебе вообще дадут шанс еще раз очнуться.

— Аманда не такая, — неуверенно возразил Дункан.

— Какая Аманда? — уточнил Митос. — Ты помнишь настоящую Аманду? Или лишь ту, что существовала в твоем выдуманном мире?

— Он не выдуманный!

— Дункан, если ты от этого не откажешься, они тебя убьют. И ты будешь умирать очень долго. Вдумайся, Дункан! Десятилетия в состоянии живого овоща! Я не хочу такой судьбы для сына моего друга.

— Но мне показалось, ты обещал Кассандре другое, — Дункан припомнил подслушанный утром разговор.

— Разве можно отказывать такой красивой женщине, — хмыкнул Митос.

— Эта красивая женщина вообще-то жена твоего друга, — напомнил Дункан.

— Вот именно. И раз она хочет угробить его единственного сына, я считаю себя в полном праве воспользоваться ее предложением и обмануть.

— Какая любопытная этика.

— Не жалуюсь.

— Что случилось пять лет назад?

Митос попытался отмолчаться, но Дункан не отступал:

— Если ты опасаешься, что мне станет плохо от стресса, то не кажется ли тебе, что у меня и так сейчас один сплошной стресс?

— Вот именно, и я не хочу усугублять.

— Если ты хочешь, чтобы я поверил, что этот мир — настоящий, я должен знать, что именно меня заставило выдумать другой.

Какое-то время Митос молча катил кресло по дорожке, только гравий шуршал под колесами.

— Вы с матерью были на круизном лайнере, его захватили террористы. Она погибла, а ты был серьезно ранен. После этого у тебя начались проблемы с психикой, — наконец нехотя выдал он.

— Я совсем этого не помню.

— Ты никогда этого не помнил, — кивнул Митос. — Еще только очнувшись в больнице после освобождения из плена, ты уже начисто забыл всё, что произошло с момента захвата лайнера.

— Я и саму мать не помню. Как ее звали?

— Рейчел.

— Не помню, — вздохнул Дункан.

— Рейчел Маклауд из клана Маклаудов. Ваше богатство, за которое сейчас так яростно дерутся Аманда и Кассандра — это ее состояние. Ну, изначально. Твой отец в разы его приумножил. Но когда они поженились, она была последним потомком древнего шотландского клана, а он — нищим юным красавцем-офицером. После свадьбы он взял ее фамилию, чтобы ты смог продолжить древний род.

— А как его звали до этого?

— Джо Доусон.

Дункан вздохнул.

— А вот это ты помнишь, — резюмировал Митос.

— Помню, — нехотя согласился Дункан. — Но совершенно не так. А у него не было книжной лавки?

— Была, только у его отца. Именно там они с твоей матерью и познакомились. Ее продали после смерти твоего деда, но ты там часто бывал в студенческие годы.

— На кого я учился?

— На историка. И да, Мак, ты был очень увлечен, играл в студенческом театре, даже сам ставил исторические спектакли. Я никогда их не видел, но говорили, у тебя хорошо получалось. А потом свои знания ты использовал в своем вымышленном мире, убеждая себя, что жил в то время и видел всё это воочию. Печально, как разум иногда шутит над людьми.

— А антикваром я никогда не был?

— Ну, антиквариат — это семейное хобби Маклаудов, — рассмеялся Митос. — Для вас это не работа, а образ жизни. Ты много консультировал, иногда занимался перепродажей, но делал это от случая к случаю.

— А что было моей работой?

— Да ничто, собственно, — пожал плечами Митос. — Ваше состояние позволяло тебе не работать. Ты путешествовал. Иногда ездил на раскопки, иногда помогал отцу по отдельным проектам в семейном бизнесе. Иногда чем-то увлекался, как, например, верховой ездой, и несколько лет мог заниматься только новым увлечением, а потом бросал его и переключался на что-то другое.

— Мне сложно в это поверить, — вздохнул Дункан.

— Я не тороплю, но у тебя очень мало времени. И если ты не сможешь, то знаешь, что тебя ждет.

* * *
Ричи выкатил коляску с Дунканом из большого больничного фургона. Тесса легко спрыгнула на землю и засуетилась рядом, пытаясь оттеснить Ричи и самой повезти Дункана к дому, но тот пресек эти маневры.

— Впереди лестница, — кивнул он на главный вход. — И вообще, ты здесь не за этим. Саквояж с лекарствами не забудь!

Тесса фыркнула и нырнула обратно в фургон. К подчиненным и подопечному неспешно приблизился Митос, ехавший с водителем на переднем сиденье.

— Миорелаксанты были так необходимы? — проворчал Дункан, мрачно наблюдая за всем этим балаганом. — Нельзя было обойтись без них и без этой дурацкой коляски?

— Совсем небольшая доза, — успокоил его Митос, — мы же не хотим, чтобы ты разволновался и что-нибудь выкинул на глазах у всей родни.

— Я и так ничего не выкину. И я не псих!

— Конечно-конечно, — насквозь фальшиво заверил его Митос.

Дункан подавил бессильное рычание. После того разговора в больничном парке он решил, что для него наилучшим выходом будет подыграть Митосу — или доктору Пирсону, в чём тот так упорствует. Раз уж Митос хочет выписать его из клиники и вернуть право распоряжаться собственной жизнью, то Дункану это только на руку. Зачем устраивать побег и всё усложнять? С другой стороны, возможно, Митосу только этого и надо. Но Дункан так и не смог придумать хотя бы один убедительный ответ на вопрос, зачем бы ему это — хоть доктору, хоть настоящему Митосу. Как и не смог разобраться с главным — что это за мир и как он сюда попал. Или что это за мистификация и кто ее устроил. В версию доброго доктора он ни на мгновение не верил, но всю прошедшую неделю делал вид, что поддался на его убеждения и искренне раскаялся в своей вере в «выдуманный мир».

Дружной кавалькадой они приблизились к парадному входу, и Дункан ошеломленно уставился на особняк. Он поражал своими размерами и богатством внешнего убранства.

— Я совсем его не помню, — констатировал Дункан.

— Конечно, — кивнул Митос. — Ведь Джо его купил, когда ты уже был в клинике — перед свадьбой с Кассандрой.

— А где мы раньше жили?

— Да по-разному, — пожал плечами Митос. — У вас есть недвижимость и в Европе, и тут, в Штатах. Родовой замок в Шотландии после смерти Рейчел достался тебе. Но те развалины с некоторой натяжкой можно считать разве что музеем, но никак не жилым домом. У твоей матери был еще домик в городке неподалеку — понятия не имею, что стало с ним после ее смерти. А ты вообще какое-то время жил на барже, стоящей у берегов Сены. Это было забавное жилище — я пару раз там у тебя ночевал, когда ездил на конференции в Париж.

За разговором они преодолели лестницу. В огромном внутреннем холле — и размерами, и убранством ничуть не уступающим впечатлению от дома снаружи — их ждал дворецкий, сообщивший, что хозяйка ждет гостей в малой столовой на втором этаже. Ричи снова пришлось пыхтеть на ступеньках, толкая перед собой коляску с практически обездвиженным Дунканом, которому эта поездка тоже не доставила ни малейшего удовольствия. Он гневно косился на Митоса, но тот с демонстративно-увлеченным видом рассматривал картины на стенах, полностью игнорируя возмущение своего пациента.

Лестница закончилась небольшой галереей, в которой картины сменились развешанным по стенам средневековым оружием — от арбалетов и кольчуг до кинжалов и мечей.

— Я же его просил, — сдавленно простонал Митос.

— Что? — встрепенулся Дункан, проводящий жадным взглядом каждый меч, мимо которого его провозили.

— Джо мне еще год назад пообещал выкинуть или хотя бы вывезти из дома свою коллекцию оружия!

— Зачем? — удивился Дункан.

— Догадайся с трех раз, умник, — огрызнулся Митос, но тут они наконец-то добрались до ажурных резных дверей и разговор пришлось прекратить.

Малая столовая оказалась действительно небольшой, особенно по сравнению с масштабами всего дома, но очень светлой и уютной. Там был накрыт праздничный стол, у которого их ждала Кассандра.

— Вы слишком рано, — недовольно заметила она.

— А ты специально, да? — спросил Митос.

— Что специально?

— Второй этаж.

— Ты же говорил, что он будет здоров.

— Я перестраховываюсь.

— Оно и видно.

— Кэсси, лапочка, я прекрасно знаю, как ты умеешь доводить людей. И категорически не хочу, чтобы первый же день своей новой здоровой жизни мой пациент начал с попытки придушить тебя или огреть чем-то тяжелым.

— Значит, он всё-таки псих?

— Мне не раз хотелось того же, но я ведь не псих.

— Уверен?

— На сто процентов.

— А где все? — Дункан вклинился в их перепалку.

Кассандра покосилась на него, как на заговорившую табуретку, но всё же снизошла до ответа:

— Аманда и Фицкерн должны вот-вот подъехать. А самолет Джо задерживается примерно на час.

— Могла бы позвонить, — заметил Митос.

— Да, но зачем? Ведь так гораздо интереснее, правда, Адам?

— Несомненно, Кэсси.

— Жалеешь? — спросила она.

— О чём? — удивился он.

— Ты же теряешь своего самого прибыльного пациента. Неужели не было соблазна оставить при себе такой замечательный источник дохода?

— Был. Но я его победил.

— Ох, не верится мне в это, — Кассандра подошла к столу и налила себе в бокал вина. — Кто-нибудь будет? Дункан? Митос?

— Я не пью на работе, а ему нельзя, — Митос ответил за обоих.

— Адам, не будь таким букой. Ты же друг семьи. Ну какая работа? Ты в гостях.

— Как скажешь, — согласился он и подошел к столу.

— А своих сотрудников не угостишь? А то мы тут словно в офисе адвоката на зачитывании завещания — серьёзные до невозможности. У нас ведь праздник: блудный сын наконец-то вернулся домой.

Митос подозрительно покосился на Кассандру, но тем не менее предложил:

— Ричи? Тесса?

— Я не пью, — тихо ответила она.

— Если вы не против, босс, — потупился он.

Митос налил себе и Ричи, заодно добавил в бокал Кассандры.

— За выздоровление Дункана? — предложила она тост.

В это время внизу зазвонил телефон. Уже после второго звонка дворецкий громогласно возвестил «Миссис Маклауд — это вас!», и заливистой трелью зашелся антикварный телефонный аппарат уже в столовой.

Кассандра с непроницаемым лицом выслушала короткое сообщение, лишь несколько раз ответив «Да» и «Хорошо». Положив трубку, она повернулась к пасынку:

— Дункан, мальчик мой, у меня для тебя очень неприятное известие. Крепись. Самолет твоего отца разбился при посадке. Никто не выжил.

В столовой воцарилась гробовая тишина, в которой особенно отчетливо раздался визг шин во дворе, затем оглушительный удар и спустя несколько секунд — взрыв.

Митос подошел к окну и невозмутимо констатировал:

— Машина Фицкерна. Полагаю, вместе с Амандой.

— Надеюсь, скорую вызывать бесполезно? — уточнила Кассандра.

— Судя по пылающему салону, да. Но в полицию позвонить всё-таки стоит. Хотя соседи всё равно вызовут — такой факел невозможно не заметить.

Тесса охнула, зажала рот рукой и испуганно уставилась на совершенно спокойных Кассандру и Митоса. Ричи залпом проглотил вино из своего бокала. Дункан попытался встать, и у него это почти получилось, но в последний момент он рухнул обратно, чуть не вывалившись из кресла, Тесса тут же бросилась к нему и помогла нормально усесться.

— Вероятно, проблемы с тормозами? — как ни в чём не бывало поинтересовался Митос.

— О, доктор, вы так прозорливы, — улыбнулась Кассандра.

— Это моя профессия, — ответно улыбнулся Митос и выжидательно уставился на нее.

— Что? — удивилась она и тут же начала задыхаться. — Адам, что ты…

— Не я, — покачал головой он. — Аманда. Я лишь немного проконсультировал ее на счет смертельных доз некоторых препаратов. А про твое любимое вино она и без меня была в курсе.

— Ах ты… змей подколодный! — Кассандра со стоном сползла на пол.

— Доктор, сделайте что-нибудь! — взмолилась Тесса.

— А что я могу? Нейтрализатора у меня нет. А судя по количеству препарата, пропавшего со склада клиники, его концентрация в вине во много раз превысила смертельную.

— Но ведь я тоже его выпил! — спохватился Ричи.

— Увы, Ричи, увы. Нечего было раздавать красивым дамочкам больничное имущество.

— Но я… но она… — Ричи тоже начал задыхаться.

— Доктор! — Тесса уставилась на Митоса округлившимися от ужаса глазами.

— Зря ты не выпила вино, Тесса, — он медленно достал из-за пояса пистолет и передернул затвор.

— Митос, не смей! — вскинулся Дункан.

Со второй попытки ему удалось даже встать, правда, на ногах он держался пока неуверенно, но это не помешало Тессе спрятаться за ним.

— О, неужели? Ты так прикипел к моей медсестричке? — недобро ухмыльнулся Митос. — Когда там взрывалась твоя жена, тебя это ничуть не волновало.

— Ей я ничем не мог помочь.

— Полагаешь, что Тессе сможешь?

Дункан огляделся в поисках оружия и за неимением лучшего схватил со стола массивный подсвечник.

— О да, очень страшное оружие против револьвера. Но Мак, зачем тебе всё это? Ты же не веришь в реальность этого мира — какая тебе разница, кто в нём умрет или выживет?

— Ты же сам сказал, что я выздоровел! И даже справку выдал!

Митос снова рассмеялся.

— Дункан, я же твой лечащий врач. Неужели ты думал, что я не замечаю, как ты прикидываешься и врешь, лишь бы выбраться из психушки? Ты ведь так и не отказался от своего сказочного мира! Для тебя реален он, а не этот! Так зачем это всё? Давай я сделаю тебе укольчик, и ты вернешься в мир своей мечты. Там, где мы друзья, ты бессмертен, и где вся эта прочая, так любимая тобой мистическая лабуда!

— Я не отдам тебе Тессу!

— Да кто тебя будет спрашивать?

Митос улучил момент, когда, оступившись, Тесса неосторожно высунулась из-за спины отступающего к двери Дункана, и выстрелил. Тесса упала, Дункан бросился к ней.

— Какая трогательная сцена, — прокомментировал Митос. — Но знаешь, ты ведь рассказывал, что в твоих видениях она погибла от выстрела в живот. Рана в плечо выглядит какой-то неканоничной.

Митос выстрелил снова. Дункан взревел как раненый зверь и бросился на него, сбивая с ног. Выроненный во время падения пистолет укатился под стол, и мужчины сцепились в рукопашной, которая из столовой плавно перекатилась в галерею.

Вскочив на ноги, Дункан схватил с одного из стендов меч, Митос последовал его примеру.

— О, острый, — он проверил лезвие, — Вот за что всегда уважал Джо — он не терпел подделок или декораций. И если уж держать в доме оружие, то только наточенное и заряженное.

Дункан молча атаковал его. Митос легко увернулся.

— Ты продолжаешь меня удивлять. Память-то отшибло, а вот уроки фехтования ты, похоже, прекрасно помнишь.

— Я удивляюсь, откуда вы так хорошо владеете мечом, доктор, — сквозь зубы процедил Дункан, мимо воли позволяя втянуть себя в разговор.

— А это — мое хобби, — оскалился Митос. — С юности. Ты, конечно, этого не помнишь, но начинал я как военный хирург, и лишь потом уже, после той африканской операции пересмотрел свой выбор профессии и углубился в психиатрию.

Кружась в танце выпадов, уклонений и обманных маневров, противники вернулись ко входу в столовую и Дункан едва не наступил на лежащую на полу Тессу.

— Зачем?! Сволочь! Зачем?! — он с удвоенной силой бросился в атаку.

— Деньги, — Митос увернулся от очередного выпада. — Наследство Джо — слишком весомый повод, чтобы навсегда запереть в клинике его сыночка. А чтобы стать твоим опекуном, мне надо было устранить всех предыдущих в списке.

— Но Тесса-то тебе чем помешала?!

— Лишний свидетель. Как и Ричи.

Митос неудачно парировал удар Дункана, одна ошибка повлекла за собой другую — он зацепился за край коврового покрытия и чуть не упал, а когда восстановил равновесие, оказалось, что он практически подставился по удар Мака.

— Не в этой жизни, древнейший! — в этот миг Маклауду показалось, что Митос его понял, что он на самом деле помнит всё то, что было между ними в том, другом, мире, но это уже ничего не меняло.

И уже завершая удар, Дункан краем глаза уловил проблеск чужого меча там, где его никак не могло быть. Что? С левой руки? Когда он успел перебросить?

И это была последняя мысль Дункана Маклауда.

Два обезглавленных тела одновременно рухнули на ковер.

* * *
Дункан никогда особо не задумывался, что будет там — после отсечения головы, но меньше всего он ожидал начать задыхаться с полным ощущением, как будто он в чём-то тонет. Да и как можно задыхаться, если головы нет?

От возмущения он окончательно пришел в себя, рванулся вперед и… неожиданно вынырнул из какого-то липкого желе, почти до краев заполнявшего довольно глубокую ванную с прозрачными стенками.

Откашлявшись, он рефлекторно оборвал прилепленные к вискам и затылку датчики и только потом осознал, что не ощущает волос под рукой. Спохватившись, он еще раз заполошно ощупал голову, но результат был совершенно неутешителен.

— Что?! Эти сволочи меня еще и обрили?!

Впрочем, какие сволочи и что здесь вообще происходит — это был очередной очень хороший вопрос. Дункан огляделся: куча аппаратуры и мониторов, несколько таких же боксов, в каком очнулся он сам. В соседнем плавает Митос, остальные пусты. И на потолке тревожным светом мигает красная сигнальная лампа.

Что-то подсказало Маклауду, что засиживаться тут не стоит. С некоторым трудом, но по возможности быстро он выбрался из ванной, доковылял до Митоса, приподнял его за плечи над уровнем жидкости и, перехватив общий жгут проводов, разом оторвал все датчики. Митос выгнулся дугой, несколько раз дернулся и затих. Маклауд проверил пульс — его не было.

— Ничего, очнешься! — сквозь зубы проворчал Дункан. — Когда оживешь — я вообще не знаю, что с тобой сделаю!

Но планирование расправы пришлось отложить — в комнату ворвалось несколько вооруженных людей, и на некоторое время Дункан оказался весьма занят. Когда он осторожно укладывал на пол последнего вырубленного нападавшего, за его спиной раздалось:

— Ну чего ты возишься? Всё равно всё взрывать!

— Почему? — Дункан обернулся и тут же отвел взгляд. Кем бы ни были их похитители, но перед закатыванием в желе они лишили их не только волос, но и одежды.

— Ох, Дункан, — Митос закатил глаза и мимо него прошел к выходу. — Ладно, не важно. Главное, не попадись и поскорее выбирайся с корабля. И не забудь захватить спасательный круг!

— Что? Митос, стой! Да объясни же ты толком!

Дункан погнался было за ним, но вооруженный конвой, вынырнувший из-за соседнего поворота, внес резкие коррективы в этот план.

Следующие четверть часа Дункану было не до размышлений и не до вопросов. И даже поискать Митоса не получилось. Корабль оказался большим, а его команда — хорошо вооруженной и избыточно агрессивной.

Но к моменту взрыва исполнительный горец уже честно колыхался на волнах в обнимку с кругом. А вот древнейший несколько запоздал с собственной эвакуацией, и Дункану пришлось нырять и ловить его обгорелую тушку. К счастью, хотя бы выпрыгнуть с верхней палубы в последний момент тот таки успел.

Пока Дункан ожидал очередного оживания друга, в сердцах успел высказать его бездыханному телу большую часть заготовленных претензий, поэтому, когда тот очнулся, сразу перешел к более насущным вопросам, чем бессмысленное доказывание Митосу, какая он сволочь.

— Ты не хочешь мне ничего объяснить?

— Нет.

— А придется!

— Дункан, имей совесть, я и так дважды умирал за последние полчаса, а тут еще и ты с вопросами.

— Убить тебя в третий раз?

— Издеваешься, да?

— Нет!

— Ну Ма-ак… давай хоть до берега доплывем, а потом я тебе всё объясню, а?

— До какого берега?

— Ну не знаю, до ближайшего.

— А где он, кстати?

— Понятия не имею, вот зайдет солнце — по звездам и сориентируемся.

— Митос, ты мне зубы не заговаривай!

— Но я должен был хотя бы попытаться.

Дункан в сердцах потянулся его придушить — совсем чуть-чуть, исключительно в воспитательных целях, но Митос нырнул, Дункан погнался за ним, Митос увернулся…

Подводные салочки закончились ничьей, и вскоре оба вернулись к кругу.

— Зачем он тебе понадобился? — Дункан кивнул на спасательное плавсредство. — Ты же прекрасно плаваешь, я тоже. Или просто решил поиздеваться?

— Потому что через пару дней мы умрем от жажды, — неожиданно серьезно ответил Митос. — И поверь, очнуться после этого на поверхности моря несравнимо лучше, чем на его дне.

— А ты что, пробовал?

Но Митос лишь отмахнулся.

— И всё-таки, ты скажешь мне наконец, что это всё значит и что это вообще было?

— Джо попросил меня об услуге.

— И-и?

— И в рамках выполнения его просьбы я оказался там, где оказался. А как попал туда ты — я понятия не имею. Честно.

— Замечательный ответ. Развернутый, подробный, обстоятельный…

— Маклауд, ты — зануда.

— Тебе сообщить, кто ты?

— Спасибо, не надо. Я и так знаю.

— И всё-таки? Митос, ты же меня знаешь, я не отстану.

— Знаю, — вздохнул Митос. — Хорошо, сам потом будешь объясняться с Джо, как тяжелейшими моральными пытками заставил меня выдать этот секрет наблюдателей.

— Ты долго еще будешь увиливать?

— Нет. Хотел? Слушай. Некоторое время назад началась волна появления новых бессмертных — очень странных. Во-первых, появляются они гораздо чаще, чем это происходит естественным путем. Во-вторых, все они без исключения — очень богатые или влиятельные люди. В-третьих, несмотря на их публичность, ни в одном из случаев не удалось найти даже намека на пережитую ими смерть. В-четвертых, ни один из этих новых бессмертных не участвовал в поединках и даже не пытался искать наставников, вместо этого они окружили себя мощной охраной, которая была явно в курсе, от кого именно охраняет своих хозяев. И в-пятых, все эти новые явления удивительнейшим образом совпали со случаями бесследного исчезновения обычных бессмертных. Причем чаще всего пропадали наиболее молодые из нас.

— А что наблюдатели пропавших?

— Или пропали вместе с ними, или потеряли своих подопечных из виду как раз перед самым их исчезновением.

— Ты прав, очень подозрительно. И что вам удалось выяснить?

Митос еще раз тяжко вздохнул, но всё-таки продолжил:

— Один ученый изобрел способ передачи бессмертия от одного человека к другому. Не спрашивай, как — понятия не имею. Но он организовал эту компанию, занимающуюся отловом бессмертных и продажей бессмертия тем, кто в состоянии за него заплатить.

— Но это невозможно!

— Увы, но нет. Он создал эту адскую установку виртуальной реальности: если в ней бессмертный отказывается от своей силы, признавая нереальность своей прошлой жизни, она может ее вытянуть и передать параллельно подключенному человеку. Опять же, увы, но про детали этого процесса я так и не смог разузнать.

— Да откуда ты хоть это всё знаешь?

— Догадайся с трех раз.

— Они тебя поймали?

— Да.

— Давно?

— Хороший вопрос. Я так полагаю, что текущей даты ты не знаешь. Я — тоже. Так что пока не доберемся до земли, этого не узнаем.

— Но почему мы были вместе в одной виртуальной реальности? И почему ты пытался убедить меня, что она настоящая? Это ведь был ты, правда? Не просто мои воспоминания, как все остальные, ты был единственным настоящим там!

— Так получилось, — уклончиво ответил Митос.

Дункан задумался, но ненадолго. Митоса он знал действительно хорошо.

— Ты ведь с ними сотрудничал, да?

Митос мрачно на него покосился, но отрицать не стал.

— Со мной их фокус не сработал, — нехотя пояснил он. — Я ведь не был намеченной целью, а сам пробрался на корабль, и уже достаточно многое успел узнать, чтобы не поверить ни одному из их виртсценариев. Кстати, с пациентом психушки — это их первый базовый, который наиболее часто срабатывает. Но он отнюдь не единственный. Когда они безуспешно опробовали на мне все остальные — как я понимаю, только их жадность сохранила мою голову. Не поверишь, но эти новые бессмертные как огня боятся Передачи, и никто бы не стал платить за право отрубить чью-то голову, лишь за право получить бессмертие. В итоге я в их глазах был эдаким… не обналиченным чеком на семизначную сумму, который и в банке не принимают, и выкинуть жалко.

— И как же ты им предложил обналичить чек в своем лице?

— Эта чертова машина выжигает мозги. Не сразу — насколько я понял, они и сами точно не установили минимальный предел времени в ней, после которого возможно кровоизлияние в мозг — но несколько сотрудников в процессе погибло. Нет, руководитель этой шайки к тому времени уже был бессмертным — он ожил, но вот тратить дорогостоящее бессмертие на своих подчиненных он не стал. А в вирте, кроме воссозданных из памяти жертвы персонажей, нужен как минимум один живой человек, который будет руководить процессом и направлять его в нужное русло. Самому боссу часами болтаться в желешке как-то несолидно, а подчиненные боятся лезть — ибо живыми могут уже и не выйти. А тут я такой неприкаянный лежу. Да еще и в каждом новом запуске вирта пытаюсь с этими контролерами-режиссерами общаться, ибо скучно. Ну вот так и договорились… до взаимовыгодного сотрудничества.

— И что он тебе пообещал?

— Да не важно, — отмахнулся Митос. — Он бы всё равно меня никогда не отпустил. Я рассчитывал только выиграть время для саботажа и поиска способа выбраться самостоятельно.

— А почему ты не очнулся? Ведь когда ты снес мне голову в вирте — я пришел в себя, а ты так и остался там.

— Обратная сторона медали, — печально хмыкнул Митос. — Поскольку я совершенно точно знаю, что это — вирт и всё вокруг ненастоящее, они не могут забрать мою силу, но и поэтому же я не могу там погибнуть. Ведь максимум, что мне угрожает в реальности — то самое кровоизлияние в мозг, после которого я гарантированно оживу. А чтобы выпасть из вирта, надо было без малейшего сомнения поверить в собственную смерть. Ну, это была моя теория, — уточнил Митос, — но ведь она же сработала!

— Теория?!

— Мак, не заводись. Ведь всё получилось.

— Всё? А почему у меня память как дырявое решето? Почему я вообще не могу вспомнить, что было перед тем, как меня похитили?

— Ерунда. Вот от обезвоживания сдохнешь — сразу всё вспомнишь. При подключении бессмертных к вирту они специально добиваются частичного повреждения мозга, чтобы проблемы с памятью придали дополнительной достоверности их виртуальным сценариям.

— Да? А ты тогда почему всё помнишь?

— Мак, чем ты слушаешь? Я же сказал, вирт убивает — не важно, через несколько дней или через несколько недель, но он в любом случае вызывает кровоизлияние в мозг. А я здесь торчу намного дольше. После первой смерти я вспомнил всё до мелочей. До нее были лишь обрывки разговора с Джо, этого хватило, чтобы в первый раз не поверить в виртуальный мир, но свое расследование изнутри вирта я начал уже после оживания в этой чертовой машине. К сожалению, смерть упрямого бессмертного — не повод отключить его от вирта. С другой стороны, это же сыграло мне на руку: не было повторного подключения и они не пытались заново покалечить мне мозги и продырявить память.

— Странно это.

— Что?

— Обычные раны затягиваются сразу, а не исчезают после ближайшей смерти.

— Ну, видимо, поврежденный мозг — это не совсем обычная рана. У тебя всё с вопросами? Давай я тебя по-быстренькому притоплю, и ты наконец вспомнишь, как тебя сюда занесло, и порадуешь меня встречным рассказом о собственных злоключениях.

— Нет, погоди. Босс этой шайки был на корабле?

— Увы, — покачал головой Митос. — Так что он бессмертен, прекрасно знает всю технологию и может попытаться снова ее воссоздать.

— Надо его найти.

— Вот как доплывем до берега — тут же побежим его искать.

— Я серьезно.

— Я тоже.

Дункан недоверчиво хмыкнул, но смолчал. Тем более, он как раз вспомнил еще одну претензию к Митосу.

— Между прочим, ты меня почти убедил. Там, в вирте. Не опасался, что я поверю?

— Да ладно. А то я не знаю тебя и твою упертость.

— Считай, что я тебе поверил. Но с Тессой — это было жестоко!

— Знаю, но контролер лишь частично регулирует реальность вирта, и появления Тессы я никак не смог избежать, твой мозг всё равно впихивал ее в ту реальность не в одном месте, так в другом. А будь там живая Тесса — я опасался, что ты можешь поддаться соблазну.

— Но всё равно, неужели нельзя было обойтись с ней как-нибудь помягче?

— Убить нежно?

— Вообще не убивать! Например, опоить снотворным, а мне сказать, что отравил.

— Дункан, это была виртуальная реальность. Вир-ту-аль-на-я! Там не было никакой Тессы! И никто не умер!

— Всё равно! Теперь из-за тебя я помню так, как будто бы это было!

— Маклауд, ты меня достал!

И с боевым кличем давно исчезнувших с лица Земли племен Митос приступил к реализации плана по утоплению горца.

Анкрен Непредвиденное обстоятельство

Написано по заявке Инны ЛМ: «Хотелось бы попросить фанфик про бессмертного-ОМП — астронавта NASA…»


— Майк! Арчи! Парни, очнитесь!

— Бесполезно, мистер. Они мертвы, датчики…

— К черту! Арчи!

Все тело одновременно болело и… Он не мог подобрать подходящие слова, а его еще криками сбивали.

— Майк!

— Слышу, слышу, — с трудом проговорил он.

— Ма-айк? — голос у ведущего полет Брента Морни задрожал. Все остальные, кто присутствовал на «вышке», замолчали.

— Я, Майкл Эйрли.

— А почему вы молчите?!

Майкл сообразил, что, похоже, терял сознание, торопиться с таким признанием, конечно, не стоило. Приборные доски двоились и троились, в окне тоже ничего не было видно. Или это облака?

— Арт! — простонал он и повернул голову ко второму креслу. Глаза уже сфокусировались, и он увидел, что Артур упал на бок, едва удерживаясь в кресле.

— Майкл! Идет посадка в автоматическом режиме. Мы пытаемся подвести вас к Уайт-Сэндс, но система плохо подчиняется.

Он наконец дотянулся до Артура и понял, что тот мертв. На всякий случай поискал пульс — пульса не было, и тело уже остывало.

— Артур Бойл мертв, — сказал он, не узнавая собственного голоса.

Аварийная посадка. Даже при аварийной они должны быть в скафандрах. Тем более при аварийной. Шипение — это он вспомнил. Воздух с шипением уходит наружу. Неужели метеорит? Потом, сейчас посадка. Аварийных миганий нигде нет, сирены молчат. Крылья! Левое вышло не полностью, он дважды перещелкнул тумблер — бесполезно, тогда попробуем немного убрать правое. Получилось, но надо сбрасывать скорость.

— Эйрли, боковой ветер… — пошли цифры. Хорошо, а то он всё-таки не пилот, анализирует всю информацию, а надо уметь выделить.

— Скорость большая, может дотянем до Канаверала? — предложил он для очистки совести.

— Нет. Полоса готова. Твоё самочувствие?

— Нормально, — не до самочувствия. Вспомни, на тренажере ты «Игл» сажал. С Земли диктуют высоту и оставшееся расстояние. Скорость всё еще высока. Бедный Артур. Полоса блестит. Чем их заливают при ожидании аварии?

* * *
— Я, Уил Роджерс, помощник прокурора штата, хочу задать вам несколько вопросов, мистер Эйрли.

Помощник прокурора был молод. Какие-то другие качества разглядеть на гладком, розовом лице и в светло-светло-голубых глазах у Майкла не получилось.

— Извините, господин Роджерс, но я должна присутствовать, — прозвучало от двери, — как врач.

Миссис Кэтрин Кэрдью, не только врач, но и супруга Саймона Кэрдью, уселась на принесенный табурет, закинув ногу за ногу.

— Майк, — обратилась она к пациенту, — у мистера Роджерса есть к тебе вопросы, необходимые для обращения к судье. На самом деле — ты как себя чувствуешь?

Чувствовал он себя хорошо, если в физическом плане. В голове только пустота.

— Я могу ответить на вопросы.

Вовсе не факт, что судья откроет дело по аварии и смерти Артура, а вот от следователей Национальной комиссии по безопасности на транспорте никуда не денешься, так что надо тренироваться в объяснениях. И разве ему есть, что скрывать?


Когда беседа — допрос — лекция была закончена, и помощник прокурора понял уровень своего незнания и покинул палату, то док Кэт последовала за ним. Майкл успел окликнуть ее и спросил жалобно, сколько тут ему еще лежать.

— Сколько надо, — строго ответила госпожа Кэрдью и подмигнула.


Ближе к вечеру навестить его явился Саймон лично, и с ним доктор Карл Траванти, в сущности, главный инженер-конструктор проекта, превращавший идеи Кэрдью и английские исходники в чертежи и, что еще сложнее — в реальные изделия.

— Ну, ты как? — спросил Кэрдью и, не дожидаясь ответа, плюхнулся на стул и велел слушать. Доктору Траванти оставалось сесть на постель или на подоконник, он предпочел последний.

— Мы с Карлом поглядели все записи. В общем, наша машина умница, вышла из атмосферы, спрятала крылышки и спокойно пошла на орбиту, если бы не этот китайский брак, вы бы Землю облетели. Всё идеально шло.

— Именно эта деталь была выпущена в Мексике, — поправил Траванти.

— Да знаю я. Завтра прибудут парни из Национальной комиссии, им голову не задуришь. Говори, что решение выйти в космос принял Бойл, ты ничего не успел сделать, даже не понял, что происходит.

— А если вообще не говорить о том, что мы… Я ведь думаю, в заявке этого нет?

— Конечно. — Кэрдью усмехнулся неприятной жесткой улыбкой. — Бедняге Артуру уже всё равно, а врать комиссии мы, конечно, можем попробовать, но они с собой в качестве эксперта взяли Джейка Санфорда из НАСА, и это удачно. Пусть комиссия выносит свой вердикт, но НАСА узнает, что «Игл» спокойно выходит за стратосферу.

— Я думаю, Санфорд сам напросился помогать следователям, — заметил Траванти.

— Скорее всего. В НАСА наверняка слышали, чем мы занимаемся, и им же лучше не зависеть только от русских и Маска.

— Считаете, до готовности «Дракона» еще далеко? — спросил Майкл. Никто, наверное, не следил за успехами Элона Маска с такой ревностью как они, создатели «Игла». Маск начал раньше и с лучшими исходными условиями, и его «Фалкон» уже стыковался с МКС. Но они верили, что и для «Игла» найдется место в линейке космолетов Америки.

— Неважно, — решительно ответил Кэрдью. — Твоя задача — правильно ответить перед следователями и перед НАСАвцем.

— Может меня выпишут? — проникновенно попросил Майкл. — Со мной всё в порядке.

— Ничего, полежишь в медпункте, пусть сюда к тебе ходят, — бросил Саймон, направляясь к двери.

— У тебя тяжелый шок, — объяснил последовавший за ним Траванти.

* * *
Предварительный вывод следователей Комиссии подтверждал первую версию: дефект клапана вспомогательной магистрали кислорода. Деталь рассыпалась из-за некачественного материала. Произошла частичная разгерметизация, пилоты-испытатели потеряли сознание, Артур Бойл погиб.

Сообщения в газетах, но не на первых полосах. Первые полосы были заняты ураганом на Атлантическом побережье и поимкой маньяка в Канзас-сити. Авария на «Игле» была отнесена на вторую и далее полосы, фотография Артура в скафандре, интервью с уполномоченным комиссии, интервью с ним, Майклом Кевином Эйрли, порезанное так, что стало обидно. Рядом статья какого-то ядовитого журналиста насчет того, как ловко устроилось НАСА, что рискующие для него люди вроде как и не имеют к нему отношения. Интересно, что писал этот тип, когда НАСА резали бюджет.

О космосе Майкл мечтал с детства, был счастлив, когда его зачислили в кандидаты на астронавты по программе «Констеллейшн». Но программу закрыли из-за нехватки средств, хотя все астронавты и специалисты НАСА бились за нее, как могли. Ему повезло, что сумел стать испытателем на рождающемся «Игле».

* * *
Скромная церемония прощания с Бойлом прошла в церкви рядом с комплексом. Присутствовали только испытатели и руководство корпорации. От имени семьи говорил Дэниэл Ли, представлявший в корпорации «Игл» английскую компанию, разработчика «Скайлона». С Бойлом он общался, несмотря на разницу в возрасте, и теперь именно ему предстояло заниматься отправкой гроба в Англию.

Вечером Майкл, промаявшись сомнениями, всё-таки пошел в коттедж мистера Ли.

— Извините, сэр, но… Вы завтра уезжаете…

— Утром. Заходи.

Коттеджи в пригороде были почти стандартными, впрочем, Ли свой, мебелью и фотографиями на стенах, сумел превратить в нечто несовременное.

— Что будешь пить?

— Что у вас есть.

— Тогда бренди. Виски кончилось.

Пьяницей Ли не был. Сейчас он налил дринк Майклу и себе на донышко. Пояснил:

— Завтра с утра надо быть со здоровой головой. За Артура.

Они выпили. Хозяин кивнул на кресло, Эйрли сел, сам Ли устроился на валике дивана. На некоторое время воцарилась тишина, прерываемая глухими звуками музыки из соседнего коттеджа.

— Ладно, Майкл Кедвин, не молчи, спрашивай…

Американец вздохнул.

— Я не знал, что у Арта есть близкая родня.

— Есть. Родители, сестра и брат, оба младше его. Ты знаешь, что в Англии запрещено госфинансирование пилотируемых полетов?

— Артур упоминал, да и так я слышал, что англичане, которые хотят стать астронавтами, принимают американское гражданство.

Ли кивнул. На церемонии в церкви он был холодным, сейчас стало видно, что всё случившееся переживается с болью, клочками нервов; серые глаза горели злым огнем, и похоже, седины в волосах за эти дни прибавилось.

— Между прочим, этот закон предложил его дед. Ну, не он один, но старик постарался. Экономист. Ну а дальше неинтересные политические склоки, но внук такого деда, подавшийся в испытатели с перспективой стать астронавтом, не был гордостью семейства.

— При испытаниях новой техники люди часто погибают, — зачем-то сказал Майкл.

— Конечно. Сказать, что экономили на запчастях — так других просто нет. Случайность…

Вот о чем газеты не писали, так о том, что «Игл» был переработкой под пилотируемый корабль английского грузовика «Скайлон», который пока только испытывался на стендах. «Игл» полетел раньше прародителя.

— Извините, сэр, но вы член внутренней комиссии по расследованию и знаете не только заключение… Как получилось, что Артур погиб, а я остался жив?

Англичанин слабо улыбнулся:

— Так бывает. Разрушение этого чертова клапана произошло уже на входе в атмосферу, то есть воздух начал из кабины выходить, а потом пошел обратно. Для тебя это ограничилось обмороком, ну а Артур… Индивидуальные особенности организмов. Ты слышал о катастрофическом извержении Везувия где-то в начале новой эры? Когда засыпало Помпеи?

— Видел кино.

— Ну так вот: описавший всё это Плиний умер от воздействия вулканических газов, а еще человек двадцать, находившихся рядом с ним, остались живы.

— А по приборам — сколько времени воздух выходил? — спросил Майкл и глотнул бренди, чтобы вопрос прозвучал как бы между делом.

— С приборами черт-те что творилось. Показания нескольких комиссия признала недостоверными.


Когда он вышел на улицу, небо еще не совсем стемнело, но если бы не яркое освещение улицы, можно было бы увидеть звезды. Клапан разрушился не при вхождении в атмосферу, в окне были звезды и черное небо. Приборы, может, и сошли с ума, но с вытекшим воздухом они должны были пролететь от десяти минут до получаса, и Артур, когда он его тронул в первый раз, уже остывал.

Перед входом в его секцию таунхауса какой-то парень возился с мотоциклом, Майкл почувствовал раздражение, такое резкое, что разболелась голова. Подойдя, он подчеркнуто холодно спросил:

— Тебе вызвать ремонтников или полицию?

Высокий парень в черной коже поднялся, поглядел дружелюбно-снисходительно:

— Спасибо, я уже сам разобрался. До встречи.

И оседлав своего «коня», поехал, довольно тихо для мотоцикла, прочь. Майкл едва не крикнул ему вслед, что с чего это «до встречи»?

* * *
Кэрдью поехал в Вашингтон, на слушанье в Национальную комиссию по безопасности на транспорте, а в Хьюстон, пообщаться в НАСА[1], отправился Траванти. Конечно, Саймон хотел бы наоборот, но злить Комиссию по безопасности не тем уровнем представительства было себе дороже. Ли позвонил из Лондона, подтвердил, что «Скайлон» сотрудничество продолжит.

Тренировки были пока приостановлены, но Майкл всё равно большую часть времени проводил в «Эллинге», так Саймон велел звать старый цех, переоборудованный под сборку «Игла», и сблокированные с ним залы с испытательными стендами, тренажерами и всем прочим. Он что-то обсуждал со второй парой испытателей — Джеком Джонасом и Луисом Ромеро, когда позвонила миссис Кэрдью и велела ему подняться в бюро.

Майкл кивнул коллегам и пошел, куда велели. Бюро называлось несколько комнат, где располагались кабинеты, лаборатория и комната конструкторов, сейчас пустовавшая, потому как не только исходные, но и поправочные чертежи по «Иглу» были закончены.

Выглянувшая из кабинета мужа доктор Кэт громко позвала его и в дверях тихо добавила:

— Еще инспектора.

В «официальной» части Саймонова кабинета сидели пожилой, хорошо одетый мужчина с сердитым лицом и молоденькая блондинка, вероятно, его секретарша, похоже, чувствовавшая себя увереннее своего шефа. У Майкла от понимания, что всё начальство поразъехалось и очередь принимать визитеров докатилась и до него, разболелась голова.

Мужчина оказался инспектором Федерального управления гражданской авиации, он требовал предъявить протоколы по полетам, док Кэт отговаривалась отсутствием Кэрдью и Брента Морни. Мистер — как его там? — Эрроусмит настаивал, а пока предложил, чтобы испытатель Эйрли показал мисс Армитедж производственную площадку.

— Действительно, Эйрли, будь добр, проводи мисс, — сказала миссис Кэрдью с легким нажимом, и Майкл повел девицу, начав показ со спортзала.

Девушка с голубыми наивными глазами и губками бантиком глянула на тренажеры и потребовала показать ей монтажный стол и испытательный стенд — у Майкла возникло ощущение, что слова эти она выучила совсем недавно. Что ж, он проводил ее в основное помещение на галерею — вид оттуда был прекрасный, но разглядеть что-либо настолько, чтобы своровать, было невозможно.

Мисс Армитедж, впрочем, попросившая звать ее просто Лорой, прощебетала, как это все замечательно, покосилась в окошко и сказала, что, пожалуй, свои вопросы она может задать и на природе. Майкл удивился, но почему бы нет, если леди хочет, и через пять минут они вышли за ворота и сели в эффектный темно-зеленый «форд».

Мисс что-то болтала о технике и погоде, а Эйрли размышлял, что сейчас будет: соблазнение ради выведывания тайн, просто соблазнение или что-то совсем неожиданное. Мисс Лора выглядела настолько глупышкой, что у него начали закрадываться подозрения.

— Удивительно, — сказал он, стараясь сыграть простодушие и не уверенный, удается ли ему скрыть иронию, — вы ведь только сегодня приехали в город?

— Только сегодня, — улыбнулась мисс Лора.

— А так хорошо знаете здешние дороги.

— О, — теперь в ее улыбке сквозил энтузиазм, — я всегда в самолете штудирую гугл-карты. Эта дорога ведь к водопаду?

— Ну… по ней конечно можно туда попасть, но придется попетлять. Здесь холмы…

— Ой, какая поляна! В путеводителе сказано, что тут реликтовый лес…

Она притормозила и выскочила в своих туфлях на высоких каблуках на траву, тут же споткнулась, и Майкл поспешил ее подхватить, одновременно оглядывая окрестности. В отличие от мисс Лоры он знал их плохо. Она же, вцепившись левой рукой в него и что-то щебеча, вдруг сделала какой-то рывок правой. Он только успел заметить блеск, и сразу же боль в сердце накрыла его.

* * *
Боль в сердце было первым, что он почувствовал. Прижатые к груди пальцы слиплись. Кто-то деловито стрекотал в траве.

— Ты не имеешь права вмешиваться в поединок, — женский голос, злой до того, что вот-вот сорвется на фальцет.

— А это был поединок? — незнакомый мужской. — По-моему, это тянет на наглое убийство, и не подоспей я, ты бы отрубила голову мальчишке, который даже не знает, кто он есть.

Боль утихла, зато любопытство взлетело ракетой. Майкл открыл глаза, увидел небо с ветками с одного края, понял, что распростерт на земле, и попытался приподняться. Он лежал на обочине грунтовой дороги, к которой примыкали деревья, а вот с другой стороны была обширная поляна и на ней, в двадцати с чем-то футах от него, разговаривали двое. Лора, выглядевшая пониже ростом и растрепанная, и стройный темноволосый парень в кожаной одежде, вроде той, что любят мотоциклисты. На него они не глядели, занятые друг другом.

— Впрочем, если ты так жаждешь поединка, то я к твоим услугам, — продолжал непонятный разговор парень. Голос его звучал мрачно.

Лора, не сводя с него глаз, сделала несколько шагов назад. В руке у нее блеснула сабля. А у парня тоже имелось холодное оружие, только Эйрли было трудно разглядеть, какое именно. Майкл поднялся, обнаружив при этом, что пальцы склеились кровью и на рубахе подсыхает подозрительное пятно.

— Эй, — окликнул он Лору и ее собеседника. — Что это значит?

Лора оглянулась на него, потом на парня и быстрым шагом, молча направилась к своему автомобилю, стоявшему на дороге футах в ста пятидесяти. Парень смотрел ей вслед, в руке у него, теперь Майкл видел ясно, был меч.

Последние футы Лора пробежала, села в машину и, резко рванув с места, скрылась за поворотом. Парень обернулся к Майклу.

— Давай знакомиться, меня зовут Шон[2].

— Я, кажется, тебя видел на улице у моего дома.

Шон кивнул:

— Да, я прочел об аварии, в которой ты выжил, и решил глянуть. Я так понимаю, что красотка не сообщила тебе, что ты Бессмертный?

— В смысле?

— Когда у вас произошла авария, ты умер так же, как и твой напарник, а потом, как только условия позволили, ожил. Это наше свойство такое. Кстати, когда у тебя начинает болеть голова, это значит — поблизости бессмертный.

— То есть ты и Лора?..

— Да. Давай отъедем к водопаду, там место поудобней, я расскажу тебе о нас.

Тут зазвонил мобильник.

Док Кэт резко спросила, рядом ли с ним девушка.

— Нет. Мы поссорились, и она уехала.

— Она спрашивала об «Игле»?

— Да. Вроде как она требует сведений для управления гражданской авиации…

— Понятно. Я звонила туда — никого они к нам не посылали. Я сообщила шерифу. Приезжай скорей.

— Э-э-э, — Майкл покосился на Шона, тот указательным пальцем дотронулся до темно-красного пятна на его, Майкла, рубахе. — Я собираюсь поискать, кто бы меня подвез…

* * *
Ни Лору, ни мистера Эрроусмита полиция не отыскала. Серьезная беседа с Шоном состоялась через день.

Новый знакомец арендовал дом в поселке Литтлвудхауз. По утверждениям гидов, иногда устраивавших туда экскурсии, поселок когда-то организовали хиппи, решив поселиться поближе к природе и настроив разнообразные домики из дерева и стекла. Впрочем, дом, арендованный Шоном, стоял во второй линии от озера, туристам его не показывали. Зато в нем был настоящий камин.

Рассказ Шона о Бессмертных, их традициях, Сборе, Квикенинге и рубке голов Майкла удручил.

— То есть эта Лора хотела отрубить мне голову?

— Да. При этом нарушая правила. Скорее всего, девушка и драться толком не умеет, а энергии хочется.

— Но, как я понял, энергии из меня было бы немного.

Шон пожал плечами:

— Весь ее расчет был на то, что ты о своем бессмертии еще не знаешь, поэтому она предварительно убила тебя стилетом. С человеком, знающим, что он Бессмертный, такой бы фокус не прошел. Мы всегда настороже.

— Чушь какая-то. Ну а почему ты не отрубил мне голову и Лоре дал уйти?

— Видишь ли, я сейчас изложил тебе, так сказать, общие принципы. Которые передаются от одного Бессмертного к другому с достаточно древних времен, но, строго говоря, будет ли Сбор и когда он будет, мы не знаем. Совершенно точно, что если Бессмертному отрубить голову, он не оживет. И что при этом выделяется энергия. А вот дальше с этой информацией каждый поступает, как считает нужным. Лично я в большинстве случаев ссор просто так не затеваю и голов не рублю, но бывает, приходится драться. А это надо уметь делать, и тебе придется учиться и тренироваться. Ты ведь не хочешь умереть, если к тебе пристанет охотник, а их хватает.

— То есть ты хочешь стать моим учителем? — спросил Майкл. У него в голове было много вопросов, они там просто теснились и толкались, но высказал самое простое и, как ему показалось, актуальное.

Шон поперхнулся виски с содовой, посмотрел на него своими темными, но не бархатными и не блестящими, глазами, сжевал оливку и объяснил всю глубину понятия ученичества, и что он действительно готов преподать уроки фехтования, но быть учителем в полном смысле ему еще рано.

— А сколько лет прошло с твоей первой смерти?

— Немного больше двухсот…

— И как это, прожить больше двухсот, вокруг же всё поменялось?

Шон улыбнулся:

— Не так сильно: раньше любил скакать на лошади, теперь люблю мотоцикл, ну и процесс раздевания дам стал куда проще.

Шон выглядел моложе самого Майкла. Такой байкер-бродяга.

— Хочешь сказать, что есть те, кто и подольше прожили?

— Конечно. Об этом не принято особо болтать, некоторые, наоборот, прикидываются новичками. Но вот с дамой, которой за тысячу, знаком. Наверняка есть и старше.

— И им не надоело?

Шон фыркнул:

— Жить? Встретишь — спросишь. Пойдем, я тебе покажу оружие, которое у меня тут есть.

Они поднялись на один пролет в кабинет (дом был в трех уровнях, но не трех этажей). На никелированных блестящих консольках, ввинченных в деревянную стену, возлежали прямой меч с рукоятью для двух рук, очень красивая сабля с раздвоенным концом и прямой клинок, заточенный только с одной стороны и с закругленным концом.

— Это двуручник? — проявил интерес Майкл, прикоснувшись к первому произведению кузнечного искусства.

— Нет, бастард. На самом деле современная реплика, но делал мастер. Ты в детстве оружием не увлекался?

— Увлекался. Бластерами, — честно ответил Эйрли. Не нравились ему эти штуки, совсем не нравились, но он не стал распространяться, а показал на саблю и посмотрел вопросительно.

— А, Индия, какой-то век, стоит кучу денег даже без камней в рукояти. — Камней действительно было много. — Досталась по случаю… в общем-то, держу для коллекции. Ну, когда садишься в самолет и у тебя один меч, то это вызывает вопросы, а когда три, тем более четыре, то никаких вопросов — коллекционер.

И указав на третий образец, добавил:

— А это палаш — вещь простая и надежная. Я сам предпочитаю прямые мечи, но это кому что подходит. Начинают тренировки с бокенами, то есть деревянными мечами. Наверное, в городе есть спортзал?

— Наверное. Я-то играю в теннис на площадке в нашем комплексе. Я узнаю и позвоню тебе.

* * *
Кэрдью и Траванти вернулись вместе — оказывается, Саймон после Вашингтона рванул в Хьюстон.

— Всё прекрасно! — объявил директор перед избранными сотрудниками. Траванти за его спиной возвел очи горе. — Наши блоки погоняют на их стендах, а пилоты пройдут там же курс. Эйрли, Джонас и Ромеро, вы готовы? Завтра вылетаете, старина Морни вас встретит и к кому надо отведет. Ли вернулся?

— Завтра должен быть, пока что застрял в Шенноне.

Саймон хмыкнул, наверно, хотел порассуждать про погоду в старушке Европе, но вспомнил, что буря бушует над всей Атлантикой и движется на американское побережье, поэтому велел пилотам идти собираться. Выходя, Майкл глянул через плечо — док Кэт и Карл придвигали стулья поближе к столу и довольному Саймону.

* * *
Вещей у Майкла было немного, аренда дома оформлена на компанию, но всё равно требовалось что-то открыть, что-то закрыть, хорошо полить лужайку. В этот момент звякнул мобильник — это была эсэмэска от Шона.

Майкл изумился себе самому — у них сегодня должна быть тренировка, а он и не вспомнил. Он позвонил и договорился встретиться в кафе на заправке около Литтлвудхауза.

Начал Майкл с извинений, потом объяснил, что произошло и что завтра уезжает. Шон слушал, откинувшись на металлическом стуле. Когда все было сказано, он чуть ли ни минуту молча глядел на несостоявшегося ученика.

Пауза затягивалась, и Майкл сказал, что при возможности начнет учиться фехтованию, и пошутил:

— А то прилетаю я на МКС. А там какой-нибудь астронавт-бессмертный вызывает меня на поединок.

Шон усмехнулся, встал, сказал:

— Что ж, успехов. Насчет МКС — вряд ли, а на Земле будь осторожен.

— Не обижайся, — вырвалось у Майкла невольно.

Шон улыбнулся и пошел в сторону поселка. Не оглядываясь. Эйрли понял, что тот и правда не обижается, и как-то это было не совсем хорошо, поскольку означало, что его, Майкла, выбор казался Шону неправильным. Ну что ж, у него есть лет двадцать, пока коллеги не поймут, что он не стареет, да и потом он что-то придумает, а пока можно столько сделать для астронавтики.

Он гнал автомобиль в город, подставлял лицо встречному ветру и улыбался.

Капитан Бейкер Рождественский подарок

Время и место действия: XVII век, крепость Алькасар, Испания.


«Чёрт дернул меня согласиться на эту авантюру», — ворчала про себя Аманда, пробираясь по глубокому снегу к возвышающейся на скале крепости, которая вот уже больше века являлся государственной тюрьмой. Но то, что интересовало воровку, было оставлено в замке, ещё когда тот являлся любимой резиденцией королей. Это сейчас королевский двор располагается в Мадриде, и все искатели приключений и наживы стремились туда, но и в старой резиденции припрятано немало интересного. Во всяком случае, Хуан клятвенно заверял её в этом. Он рассказал ей о гарнитуре Изабеллы I, подаренном ей на свадьбу с Фердинандом Арагонским. Королева якобы очень не любила эти дорогие и массивные украшения, поэтому убрала их с глаз подальше и доставала крайне редко, а после её смерти ожерелье и кольцо так и не смогли найти. Хуан утверждал, что они до сих пор спрятаны в замке, ведь до сих пор никто не хвалился тем, что владеет этой драгоценностью. Вообще-то все факты и слухи, которыми делился с ней этот жуликоватый трактирщик с огромными связями, были всегда верны. Естественно, хорошая информация стоит денег и часто весьма неплохих, но зато такие дела никогда не давали осечек.

Единственное, чего не предусмотрела Аманда, берясь за дело — что климат в Сеговии в это время года далеко не благоприятствовал людям её профессии. Надо было подождать хотя бы до весны, но этот пройдоха так расписывал красоту и стоимость украшения, что Аманда просто загорелась желанием добраться до него. Тем более Хуан даже дал наводку, где искать эту вещицу: не обстукивать же все каменные стены крепости на глазах её обитателей.

«Есть в этом что-то ненормальное, самой лезть в тюрьму, чтобы её ограбить», — думала Аманда, карабкаясь в темноте по ледяным стенам. Хорошо ещё, что зима выдалась более или менее мягкой и не влажной. Кирпичи были холодными, но всё же не очень скользкими, а то падать вниз на скалы совсем не хотелось. Её труп на заснеженных камнях, может, смотрелся бы эффектно, но не эффективно.

Добравшись до края стены, Аманда огляделась. Судя по всему, охрана в такую погоду предпочитает отсиживаться в помещениях, лишь изредка выбираясь наружу. И их можно понять: всё, что они должны охранять, находится внутри и главная задача — не дать выйти наружу, а не войти внутрь. Правда, это не отменяет того, что дальше нужно действовать с особой осторожностью.

Аманда потихоньку стала пробираться вдоль стены. По словам Хуана, её цель находилась где-то в старой части замка. По легенде, там располагались комнаты самой Изабеллы и её приближённых дам. В одной из них и скрывался тайник с припрятанным украшением. Двигаться приходилось с осторожностью: неизвестно, что скрывается за очередным поворотом. При старом дворе Аманде побывать не довелось, а теперешние планы, которые ей удалось раздобыть, тоже не отличались подробностью. Но добыча стоила риска.

Пару раз она чуть не нарвалась на стражу, обходящую свои владения. Но звук гремящих солдатских кирас, оружия и прочих железяк был отлично слышен в пустых каменных коридорах. К тому же они не ожидали никого здесь встретить, а потому были невнимательны. Аманда не раз пользовалась этой человеческой особенностью. Во многом знание именно таких тонкостей делали её одной из лучших воровок в Европе.

Чтобы добраться до нужного помещения, пришлось потрудиться: королева знала толк в безопасности, и её покои находились чуть ли ни в самом центре крепости. Теперь предстояло самое трудное: найти тайник, который скрыт от всех уже не первое десятилетие. Аманде пришлось повозиться с замком, но когда она открыла тяжелую дверь, то замерла. В помещении на довольно широкой кровати лежал мужчина и читал книгу. Об этом сюрпризе Аманду никто не предупреждал.

Заметив гостью, мужчина отложил свой талмуд.

— Приветствую милую даму в свое скромной обители. У меня давно не было гостей.

— Ещё бы, это же тюрьма, гости здесь не положены, — ответила Аманда, судорожно соображая, что же ей теперь делать. Обитатель этой спальни легко мог поднять тревогу, и воровку или лазутчицу тут же упекли бы в эту же тюрьму, благо и везти никуда не надо.

— Это жестоко, напоминать узнику о его незавидном положении, — как ни в чём не бывало продолжил разговор незнакомец.

— Не очень-то вы похожи на узника. Насколько мне известно, подвалы находятся много ниже, — Аманда начала подозревать крупную подставу и пообещала себе, что как только выберется, устроит Хуану какую-нибудь столь же большую гадость.

— Ну, я же не какой-то грабитель с большой дороги, — рассмеялся мужчина, — так что мне положены некоторые привилегии.

— Например, королевская спальня и книги? — заметила Аманда, оглядывая помещение.

Оно было вполне комфортабельным и не тянуло на камеру, уж она-то знала.

— Например, а так же другие маленькие подарки. Судьба мне благоволит. Вот вас послала в качестве рождественского подарка.

— Меня никто не называл подарком, — неожиданно для себя сказал Аманда, хотя сначала хотела возмутиться этим словам.

— Они просто не видели вас так, как вижу я, — уверенно произнес мужчина, оглядывая стройные женские ноги, обтянутые лосинами. Судя по его загоревшимся глазам, увиденное ему понравилось. Аманда не могла сказать, что это внимание было ей неприятно, но сама ситуация несколько нервировала. Она не знала, что делать: с одной стороны, ей очень хотелось закончить дело, но этот таинственный незнакомец, совсем не похожий на узника, спутал все карты. Уходить тоже было небезопасно: в любой момент этот наглый, хотя и, надо признать, красивый мужчина мог поднять тревогу. Он вполне мог оказаться начальником тюрьмы, каким-то высокопоставленным гостем, да и государственным преступникам доверия не было.

И это грозило ей либо тюрьмой, либо не очень приятной смертью. Но размышлять ей долго не дали.

— Кстати, если не хотите стать подарком для стражи, рекомендую войти и закрыть дверь, совсем скоро они доберутся сюда с обходом, — сказал незнакомец с ухмылкой на полных красиво очерченных губах.

Аманде ничего не оставалось, как послушаться. Она скользнула в комнату и плотно закрыла за собой дверь.

— Лучше на ключ, эти балбесы практически никогда не заходят, но часто проверяют закрыта ли дверь, — получила Аманда дальнейшие инструкции. Она присела перед замком и самолично заперла себя в тюремной камере с соседом. И сделала это вовремя, так как гремящие шаги стражи доносились даже из-за толстой двери. Аманда замерла, прислушиваясь к звукам из коридора. Может, поэтому мужские руки на талии стали для неё неожиданностью.

— Тише, — прошептал мужчина. — Нас могут услышать.

Аманда и хотела бы что-то сделать, но боялась поднять шум. Она недоумевала, почему спокойно повернулась спиной к этому незнакомцу и не среагировала вовремя на опасность. Но так или иначе, сейчас ничего и нельзя было сделать. Да и не хотелось. Мужское тело, прижавшееся к ней сзади, было таким горячим, что Аманда только сейчас осознала, как же она замерзла, пока добиралась сюда.

А мужчина уже вовсю пользовался тем, что его невольная гостья не могла протестовать. Его руки блуждали по всему её телу. Когда они добрались до груди и стали расстегивать хубон, чтобы коснуться обнаженной кожи, Аманда было дернулась, но была остановлена жарким шёпотом:

— Не убегай. Никто не должен быть один в рождественскую ночь. Будь моим рождественским подарком, и мы увидим свет вифлиемской звезды. Обещаю. Побудь моим ангелом.

Она, возможно, и не ответила бы на этот горячий призыв, но стража как назло остановилась под дверью. Так Аманда успокаивала себя, отвечая на поцелуй требовательных губ.

— Как тебя звать? — так же шёпотом спросила Аманда, чуть отдышавшись.

— Зови Филиппом. Идем, моя кровать не рождественские ясли, но много удобнее.

Назвавшийся Филиппом мужчина потянул её к ложу. И она молча последовала за ним. Это приключение начинало ей нравиться всё больше. Аманду не интересовало, кто он, но его умелые руки, губы заводили её. В конце концов, она тоже заслужила подарок к Рождеству, о котором, кстати, совсем забыла.

А мужчина тем временем ловко раздел её — чувствовался опыт — и уложил на кровать. Перина была мягкая, бельё чистое, любовник явно умелым — чего ещё желать в такую ночь? Мягкие губы накрыли один из сосков, волоски аккуратно подстриженной бородки приятно щекотали кожу. Пальцы, добравшиеся до лобка и нырнувшие ниже и вглубь, заставили Аманду выгнуться дугой. Её вскрик заглушила мужская ладонь.

— Тише, ангел. Я не хотел бы делиться таким подарком, — напомнил Филипп о стражниках за дверью, при этом не переставая поглаживать и ласкать её внутри.

— Издеваешься? — только и смогла прошептать она.

— Наслаждаюсь, — улыбнулся мужчина и вернулся к прерванномузанятию, предоставив Аманде самой справляться с поддержанием тишины. Его горячий язык прошёлся по коже от груди до пупка, оставляя влажный след.

— Меньше слов, больше дела, — не сдержалась Аманда.

Её тело буквально горело от умелых ласк. Переговаривающиеся за дверью охранники придавали ситуации пикантности и заставляли сердце стучать сильнее. Она подтянула своего неожиданного любовника выше и впилась в его губы поцелуем. Распаленный партнер не стал сопротивляться такому откровенному приглашению и вошёл в неё, заменив ловкие пальцы куда более мощным орудием.

Его член был не столь широк и длинен, как у некоторых из бывших любовников Аманды. На звание жеребца он не тянул, но так было даже лучше. «Идеальный размер», — мелькнуло в голове Аманды. И это была последняя мысль, которая посетила её в последующие минуты. Она предпочла не думать, а просто наслаждаться этим ритуалом, древним, как сама земля.

Их игры продолжались почти до рассвета. Стражники уже давно ушли, но Аманда не спешила покидать теплую кровать. Нет, она не собиралась оставаться в этой весьма комфортабельной, как выяснилось, тюрьме. Но не покидать же мужчину, который изо всех сил стремится доставить удовольствие им обоим. Лишь когда небо начало окрашиваться в более светлые тона, Аманда потихоньку покинула ложе и начала одеваться. Ей ещё нужно было выбраться из крепости и убраться подальше, на всякий случай.

— Ты уже покидаешь меня? — раздалось сзади. Филипп проснулся и теперь смотрел на свою любовницу совсем не сонным взглядом. — Никогда не думал, что столь опытная воровка уйдет из дома без добычи. Или ты действительно рождественский ангел?

— А если так? — ответила Аманда, отступая к двери.

— Ну, если это так, то земные украшения небесному созданию не нужны, — сказал Филипп, ухмыляясь.

— А если я — воровка?

— Воровка должна сидеть в тюрьме или же быть казнена.

— Тогда лучше побуду ангелом, — решила Аманда.

Филипп довольно рассмеялся.

— Ладно, пришло время и мне сделать рождественский подарок. Подойти к окну и нажми на третий камень от правого угла.

Аманда настороженно пересекла комнату и сделала, как ей сказали. Скрытый механизм заскрипел, и открылся небольшой тайник, в котором находилась лишь одна коробка. Под пристальным взглядом Филиппа Аманда достала её и открыла. На темно-зеленом бархате лежало массивное ожерелье с изумрудами. Не сказать, чтобы оно было красиво, но точно стоило немало, благодаря камням и потраченному на него золоту.

— А где кольцо? — поинтересовалась она, разглядывая пустые места, предназначенные для кольца и серег.

— Не будь жадной, — снова рассмеялся Филипп. — Подарки не критикуют, по крайней мере, не вслух.

— И ты так спокойно отдаешь эти драгоценности? Если его продать, денег хватит чтобы купить этот замок.

— И зачем мне это? Пока я сижу здесь, мне они без надобности, бежать с ними я не собираюсь, так что я лучше подарю их одному рождественскому ангелу, навестившему несчастного узника в его застенках.

Тут уже Аманда не удержалась и тихо рассмеялась:

— Тоже мне несчастный узник. Все узники в подвале сидят, а не в королевской спальне отдыхают.

С этими словами она, вытащила ожерелье, спрятала его на груди, а коробку от него убрала обратно в тайник. Затем подошла к кровати и склонилась над мужчиной.

Их последний поцелуй был так же сладок, как и первый.

— Мне пора, — прервала себя Аманда.

— Да, скоро совсем рассветёт, а охрана выползет на обход. Как я бы ни хотел продолжить наше знакомство, но я не желаю обрезать тебе крылья и запереть в этих стенах. Лети, ангел.

— Когда-нибудь увидимся, — пообещала Аманда ему на прощание.

— Когда-нибудь, — услышала она в ответ, когда уже выскользнула за дверь.

Она заперла своего любовника и как могла быстро пустилась в обратный путь. Без всяческих помех она выбралась из крепости и припустила к тому месту, где бросила своего коня.

Уже встало холодное зимнее солнце, возвещая наступление нового дня нового года от Рождества Христова. «Великий праздник с удивительными подарками», — подумала Аманда, ощущая приятную усталость и тяжесть желанной добычи.

Li_Liana Старые долги

В бытии бессмертным монахом имелись не то чтобы существенные, но иногда весьма досаждающие неудобства. Каждые несколько десятилетий, а то и чаще Дарию приходилось менять обитель, в очередной раз прикидываться странствующим монахом и начинать заново в другом монастыре.

Иногда он мечтал о маленькой тихой церквушке на окраине большого города, чтобы быть там единственным постоянным служителем, а все остальные появлялись в церквушке лишь временно. И чтобы прихожане регулярно куда-нибудь переезжали… Дарий понимал всю несбыточность этой картинки, но ведь мечтать не запретишь.

А суровая реальность была такова, что и жители, и посетители любого святого места отличались завидным постоянством, и рано или поздно нестареющий брат по вере начинал бросаться в глаза и вызывать самые дурные подозрения. И Дарию приходилось всё начинать сначала. Раз за разом.

Впрочем, именно сейчас Дарию грех было жаловаться — с нынешним епископом Фурье они провели вместе едва ли не полвека. Сначала тот был простым послушником при монастыре, где в те годы жил Дарий, потом богатый дядюшка купил любимому племяннику приход в пригороде Орлеана. К тому времени в монастыре на Дария уже начинали подозрительно коситься, и он с радостью воспользовался оказией уехать вместе с воспитанником подальше от любопытных глаз.

А дальше всё получилось как-то само. Юный Фурье оказался тем еще карьеристом, и ни на одном месте не задерживался дольше пяти-семи лет: свое аббатство, потом снова монастырь, но уже в качестве настоятеля, потом неудачные интриги и перевод в деревенскую глушь, потом снова взлет и теплое местечко поближе к столице. Дарий сначала был при нём в качестве воспитателя, потом друга, потом уже и ученика. Когда Дарий спохватился, по известной Фурье версии ему должно было набежать более ста лет. А тот словно и не заметил ничего необычного. Лгать было уже бесполезно. Так что пришлось сказать правду. Или, по крайней мере, ее некоторое количество. Аббат Фурье принял ее на удивление спокойно, а Дарий так с ним и остался, периодически меняя имя и выступая в новой личине — для окружающих. А для самого Фурье с тех пор он стал бессменным братом Дарием.

И от этого выигрывали оба. Неизменный авантюризм и склонность к интригам Фурье регулярно приводили к проблемам, в решении которых помощь бессмертного была уникально неоценимой. Да и самому Дарию за эти десятилетия несколько раз приходилось сталкиваться с бесчестными бессмертными, которые не гнушались подкупами и угрозами, чтобы заполучить вынесенное со святой земли свежезадушенное тело «брата Дария». А Фурье не раз подобные попытки пресекал.

Но годы шли, Фурье старел, а Дарий всё больше задумывался о необходимости кардинальной смены обители (ибо за годы с Фурье они успели исколесить полстраны — Дария во многих местах видели и могли запомнить). А тут подвернулся и удачный случай.

Несколько десятилетий назад епископ Фурье в составе делегации от французского двора ездил в Оттаманскую Порту. Дарий, естественно, его сопровождал. Ко двору султана они тогда не попали, да особо и не стремились — у Фурье были дела в Истамбуле, которые он успешно провернул, чем вызвал активное недовольство местных властей. Поэтому уезжать из столицы османского мира пришлось спешно и с приключениями, а до Франции добираться очень кружным путем.

Впрочем, в целом всё обошлось вполне неплохо — лишь две вражеские стрелы в спине Дария. Но в Валахии[3] неутомимый Фурье ухитрился закрутить роман с юной прелестницей. Поскольку османские подданные преследовали двух священников, Дарию с Фурье пришлось не только ехать в объезд, но и в целях конспирации путешествовать под личиной двух бедных французских дворян. А по заверению Фурье, ни один французский дворянин никогда не откажет так откровенно домогающейся его даме, и что честь Франции ему куда дороже, чем соблюдение целибата. А епитимью он потом сам на себя наложит и тщательно выполнит. Дарий только посмеивался. Сам-то он никогда не был строгим канонистом, и на периодические отступления Фурье от церковных заповедей смотрел вполне благосклонно.

Так бы и осталось это приключение лишь забавной страницей в их биографиях, но брошенная юная прелестница ухитрилась выскочить замуж ни много ни мало — за господаря Валахии, и уже через пару месяцев после расставания с Фурье примеряла на свою очаровательную головку княжескую корону. А еще через полгода у нее родился сын — четвертый наследник в череде претендентов на Валашский престол. Пока был жив его официальный отец, Фурье никакого интереса к отпрыску не проявлял, но когда тот вместе со старшим сыном погиб во время дворцового переворота, Фурье начал принимать в судьбе княжича самое непосредственное участие. Сначала, спасая от преследований, по своим каналам спрятал юного Влада в монастырь. А потом начал искать способы устроить сыночка на Валашский трон.

Что впрочем, пока удавалось не слишком успешно. Трон Валахии как мячик прыгал между династиями Данешти и Дракулешти, иногда переходя из рук в руки чуть ли не по два раза в год. Тем более, имея двух живых старших братьев, непосредственно претендовать на трон Влад пока не мог. Но Фурье это не останавливало. И он уже заранее выдавил из Дария обещание позаботиться о Владе, если сам Фурье не доживет до восхождения сына на престол.

И хотя данное слово Дария несколько тяготило, но, с другой стороны, Фурье был его лучшим другом за последние полтысячелетия, да и мог бы догадаться попросить приглядывать за всем родом его отпрысков, а не всего лишь за одним ребенком. Так что, как ни крути, просьба довести сына до престола и проследить, чтобы он на нём удержался — было едва ли не самым малым, чего Фурье мог пожелать от бессмертного.

К моменту смерти Фурье план по усаживанию Влада на Валашский престол всё еще пребывал в весьма начальной стадии. С одной стороны, Валашскими господарями наконец снова стала династия Дракулешти, что заметно приближало Влада к желанному трону. Но, с другой стороны, его старший брат Влад Дракул своей семьей и наследником считал исключительно единокровного брата Раду, а сводного младшего Влада признавать не желал.

И хотя Дарию очень не хотелось покидать относительно благополучную Францию и отправляться в маленькое княжество, находящееся на стыке земель и интересов Римской Империи, Оттаманской Порты и православного мира, он привык держать данное слово. Поэтому, похоронив старого друга, он отправился в путь. Судя по последним письмам, Влад Монах, сын Фурье, скрывался от старшего брата в Трансильвании, раздавая щедрые обещания знатным горожанам и боярам и словно специально провоцируя своего жестокого старшего брата.

Дарий же кроме личной помощи должен был еще доставить неразумному отроку всё немалое состояние Фурье, утаенное и от церкви, и от семьи в пользу незаконного отпрыска.

Отправляться в дорогу с такой огромной суммой было чистым безумием, поэтому большую ее часть Дарий припрятал, а сам выехал лишь с малой толикой, наивно полагая, что потрепанная монашеская ряса станет самым лучшей защитой от воров и грабителей.

К сожалению, он ошибся. За те десятилетия, что он не покидал Францию, состояние северного приграничья Римской Империи заметно ухудшилось. Многие княжества неприкрыто помышляли об отъединении. Неудачные последние крестовые походы породили разбойничьи банды, и хотя города процветали, путешествия между ними оставались достаточно опасным занятием. Дворяне выезжали с охраной, купеческие обозы тоже на нее не скупились, а вот одинокий путник в монашеской рясе неожиданно оказался весьма ценной и желаемой добычей.

От первых грабителей Дарий благополучно отмахался — сначала дубовым посохом, а потом отобранным у них же оружием. Вторых успешно заговорил, убедил покаяться и отправил в направлении ближайшего монастыря. Правда, Дарий несколько сомневался — дойдут ли, и не передумают ли по дороге. Но это его уже волновало в гораздо меньшей степени. А вот в третий раз ему не повезло. Банда оказалась достаточно многочисленной, хорошо вооруженной и морально устойчивой.

А уж когда при обыске грабители нашли припрятанное в вещах Дария золото из взятой с собой в дорогу части наследства Фурье, то и вовсе потеряли всякий стыд и вознамерились пытать божьего человека с целью выяснить, откуда у скромного монаха столько денег, где взял, и нельзя ли там еще чем поживиться. В довершение всех бед, как только разбойники приволокли Дария на свою лесную стоянку, он почувствовал присутствие другого бессмертного.

Дарий совсем приуныл. С одной стороны, он всегда полагал, что рано или поздно ему придется собственным светом наставить на пусть истинный какого-нибудь заблудшего бессмертного. Но, с другой стороны, словами у него тоже неплохо получалось, а расстаться с головой из-за какого-то лесного разбойника было бы весьма печально.

У костра их ждали главарь банды и еще несколько мужчин. Дарий пробежал взглядом по их лицам, пытаясь угадать, кто из них бессмертный.

— Вы кого поймали, бестолочи? — не вставая, гаркнул на пришедших главарь. — И сюда зачем приволокли? Что нам теперь, вместо барашка его на костре жарить?

— Да ты не смотри, что ряса рваная, — вступился разбойник, ведущий под уздцы лошадь Дария, — у него с собой целый мешок золота был!

— У этого оборванца? — удивился главарь. — Оп-па, как оно поворачивается. А ну, тащите его поближе к костру. Узнаем, зачем смиренному монаху столько презренного злата.

— Я его заберу, — к костру ступил один из разбойников, до этого остававшийся в тени.

Дарий вздрогнул. Тихий голос показался ему смутно знакомым, но освещенное бликами костра лицо он совершенно не узнавал. И у этого разбойника на поясе был меч, хотя остальные были вооружены лишь копьями, алебардами и короткими кинжалами. Так что вопрос о бессмертном можно было считать закрытым.

— Что значит «заберешь», Лекарь? А не зарвался ли ты? — главарь презрительно сплюнул в костер.

— То и значит. Деньги — твои, а он — мой.

— Самый хитрый, да? — вскинулся сидящий возле главаря. — Решил сам допросить и всю остальную добычу себе присвоить?

— А даже если и так? Тебе-то что?

— Лекарь, не наглей, — лениво цыкнул главарь, за плечо придерживая вскочившего.

— Даже если этот монах знает, где лежат деньги, то туда не так-то легко попасть. Или ты собрался замок штурмовать? Или аббатство? — скептически уточнил Лекарь.

— Зачем тебе монашек? — вопросом на вопрос ответил главарь.

— Эликсир сделаю. Особо целебный, — паскудно ухмыльнулся Лекарь.

Дарий второй раз вздрогнул. Он определенно когда-то видел очень похожую недобрую улыбку на этих тонких губах, но, хоть убей, не мог вспомнить, где и когда.

— Врешь, — недоверчиво покачал головой главарь.

— Не веришь? Идем со мной, покажу, как буду из него жилы вытягивать да в котле варить.

— Чернокнижник ты клятый, — буркнул главарь, впрочем, без особо осуждения в голосе.

— Если священников грабить, то только на чернокнижников и остается уповать.

Главарь несколько минут задумчиво смотрел в костер, а потом махнул рукой:

— Ладно, забирай.

Лекарь подошел к Дарию, дернул за веревку, свисающую со связанных запястий, и потащил его в чащу.

* * *
— Сразу будешь рубить или…

— Или что? — перебил Лекарь. — Предлагаешь сначала поразвлечься?

— Вообще-то я хотел предложить честный поединок или хотя бы поговорить.

— С кем? С тобой?! — презрительно фыркнул Лекарь.

— А ты с монахами не дерешься? Или не разговариваешь?

— Тоже мне, монах выискался. Святоша недобитый.

— Божьи люди тебя чем-то обидели? Может, когда-то посчитали твой дар дьявольской силой и попытались убить? И ты с тех пор зол на всех церковников? — предположил Дарий.

— Ты ведь меня не узнал? — полуутвердительно спросил Лекарь, останавливаясь посреди небольшой прогалины.

— А должен был?

— Ну да, за тысячу лет можно и забыть.

От удивления Дарий споткнулся, не удержал равновесия и упал на колени в траву, уже покрытую ночной росой. Чуть более тысячи лет назад он встретил Эмриса и из Дариуса стал Дарием. И этот обозленный человек однозначно не мог с ним сталкиваться в первые годы после Светлой Передачи — тогда бы у него не было повода так злиться. Но до того все встреченные Дарием бессмертные делились на две группы: друзья с учениками и обезглавленные трупы. Ни другом, ни учеником этот Лекарь не был, и голова его была на положенном ей месте.

И тут Дария словно кипятком окатило. Он вспомнил единственного бессмертного чужака, ушедшего от Дариуса живым. Всё верно, тысячелетие назад, плюс-минус полвека не в счет, поблизости от окруженного армией Дариуса Рима…

Дарий глухо застонал и уткнулся лицом в связанные руки. Так плохо ему было только после Светлой Передачи. Вернее, после нее было куда хуже — вспомнить, осознать и почувствовать всё разом. Но тогда все его жертвы были лишь немым укором совести, а теперь один из них стоял перед ним во плоти — живым воплощением всего того зла, которым Дарий когда-то был. И после Передачи он не чувствовал стыда, только боль и сожаление, а сейчас это новое чувство жгло хуже раскаленного железа.

— И чего ты ждешь? Руби! — выкрикнул Дарий, но ни удара, ни другой реакции так и не последовало.

Так и не дождавшись в этот момент казавшегося таким желанным избавления, Дарий озадаченно поднял голову. Лекарь не спешил обнажать меч, наоборот — смотрел на Дария задумчиво и как-то даже заинтересованно. Дарий подавил желание выругаться, а заодно и назойливую мысль, что простым срубанием головы именно этот бессмертный может не удовлетвориться. Но Лекарь продолжал молча стоять над Дарием, а тот терпеть не мог праздновать труса, даже в такой щекотливой и со всех сторон неприятной ситуации.

— Или просто моей головы тебе мало? И тебе требуется другое удовлетворение старой обиды?

— Да вот как раз думаю об этом, — хмыкнул Лекарь.

— Так чего же ты ждешь? Я безоружен и связан. Почти как ты тогда. Или чего еще тебе для полного счастья не хватает?

— Столетие не то, — вздохнул Лекарь. — Или даже тысячелетие.

— А в этом веке ты с мужиками не спишь, только с девицами? — Дарий понимал, что нарывается, но он устал, замерз, излишне ярко вспомнил то, что предпочел бы навсегда забыть, чувствовал себя предельно паршиво и хотел только, чтобы всё это поскорее закончилось. Раз уже всё равно терять голову, то вовсе необязательно растягивать этот процесс и делать его еще более мучительным.

— Ага, чередую. Столетиями. Чтоб не наскучили — ни те, ни эти, — ухмыльнулся Лекарь, оглянулся и присел на поваленное бревно.

Дарий мысленно вздохнул. Похоже, быстро не получится.

— Но мне вот что интересно, как ты докатился до того, чтобы из успешного полководца и потенциальной грозы всей Европы превратиться в смиренного монаха? — спросил Лекарь.

Дарий мрачно на него покосился, но всё же проворчал:

— Не успешного, а лучшего в том веке.

— Тем более.

Дарий рассудил, что раз отсечение головы пока откладывается, стоять на коленях неудобно, а земля хоть и холодная, но умереть от простуды ему всё равно не грозит, поэтому сел и устроился на траве поудобнее.

— А ты считаешь, что бессмертный не может измениться со временем?

— Может, — серьезно кивнул Лекарь, — но это бывает не так уж часто и уж точно не настолько резко. И мне очень интересно, как у тебя это получилось.

— Вот отруби голову, и узнаешь.

— Да что я, дурак, что ли — рубить голову не пойми кому?

Дарий с досадой отметил, что, похоже, его только что ненавязчиво обозвали «дураком», что в разы уменьшило и так не сказать чтобы сильное желание рассказывать что-либо.

— А если не скажу, тогда что? Пытать будешь?

— А почему бы и нет? — холодно улыбнулся Лекарь. — Как раз давно не практиковался. А тут такой замечательный повод освежить былые навыки. Тем более, без риска, что напортачишь и жертва умрет раньше времени. Вернее, умереть-то она может, но ведь это не проблема?

Дарий улыбнулся в ответ, постаравшись придать своей улыбке как можно больше монашеской кротости.

— Прямо здесь приступишь?

— Ага, сейчас, только кляп найду.

— Как же ты собираешься допрашивать меня с кляпом?

— А без кляпа ты будешь орать, и сюда сбегутся все разбойники.

— Откуда ты знаешь? Может, и не буду.

— Я себя знаю, — снова очень нехорошо улыбнулся Лекарь.

Дарий никак не мог определиться с оценкой этого странного типа. Их предыдущую встречу он уже почти не помнил, но смутное ощущение некоторой противоречивости в оценке тогдашнего пленника сохранилось и спустя века. Сейчас был повод и возможность рассмотреть этого бессмертного получше, но Дарий всё равно не мог его понять. Даже приблизительно. Поначалу он принял его за обычного разбойника, нашедшего удачное сочетание смертного ремесла с нюансами бессмертного существования. Потом увидел ироничный и острый ум, который совершенно не вязался с первым образом. Теперь же, несмотря на неприкрытую браваду, Дарий видел, что жестокость Лекаря не была напускной. Вернее, тот, как умелый фокусник, за угрозой фальшивой и показушной ловко скрывал настоящую и очень реальную.

— Ты не хочешь меня пытать, — уверенно заявил Дарий. — Но будешь — если придется.

— Конечно, не хочу, — рассмеялся Лекарь. — Для нормальной пытки и обстановка не та, да и инструментов толковых нет. А с одним мечом да ножом — что тебе сделаешь? Правда, у меня еще веревка есть. Можно тебя повесить несколько раз. Но это скучно, долго и утомительно. Можно освежевать живьем или поотрезать тебе… всякое. Или там живот вспороть, меч в задницу воткнуть… Но будет много крови. А потом полдня отстирывать одежду в реке у меня нет никакого желания. А что-нибудь эдакое, чтобы и не испачкаться, и затейливо было — вот так сходу не придумывается. Может, подскажешь что? Или подзабыл всё за прошедшую тысячу лет?

— И дело ведь совершенно не в том, что ты хочешь что-то узнать, — Дарий пристально посмотрел на Лекаря. — Ты желаешь отыграться за причиненные тебе боль и унижение.

— А ты считаешь, что у меня нет повода? — криво улыбнулся тот.

— Полагаю, что есть, — Дарий склонил голову.

— Ну что ж, а ты проверь. Скажи, почему и как ты изменился, и тогда ты наверняка будешь знать — допрос это или месть.

Дарий был уверен, что ничто сказанное им не остановит Лекаря в намерении причинить ему как можно больше боли. Но если тот сам подставляется — почему не использовать этот шанс? Возможно, если Лекарь потеряет обоснование для пытки, это его хоть частично притормозит. Или нет. Или даже наоборот. Впрочем, Дарию было почти всё равно.

— Вскорости после твоего побега я убил Эмриса, — ответил он. — В предместьях Парижа, как раз перед взятием города, которое так и не состоялось. Эмрис — это…

— Я знаю, кто такой Эмрис, — перебил его Лекарь и потрясенно выдохнул. — Так это ты был…

Дарий мрачно подумал, что, похоже, только что собственными руками подарил еще один повод для мести, но Лекарь продолжил:

— …был тем идиотом, который посягнул на эту блаженную светлую головушку! — и расхохотался.

— Вы были знакомы?

— Нет. То есть да. В некотором роде. Эмрис последние пару тысяч лет был одержим идеей убиться об какого-нибудь великого бессмертного злодея, тем самым исправить его и повернуть на путь служения добру. И попутно изменить историю, спасти тысячи жизней — в общем одним махом свершить кучу благих дел, — Лекарь со вновь проснувшимся интересом и нескрываемым любопытством уставился на Дария. — Значит, Светлая Передача всё-таки существует?

— Как видишь, — пожал плечами тот.

— А мы считали теорию Эмриса глупостью.

— Так что ж сами не убили? — Дарий отметил это «мы», но решил пока в эту сторону не углубляться.

— Мне Эмрис сразу показался слишком подозрительным. А потом я пытался подсунуть его… своему другу, — на мгновение замялся Лекарь. — Но этот старый маразматик за те две минуты, пока мой друг примерялся, как ему получше отрубить голову, успел разболтать, что до этого я отказался от его головы. А, увы, мой друг не вступает в те болота, которые я обошел стороной. Конечно, хотелось заполучить такую силищу. Но — не такой же ценой! Так что пошел Эмрис со своей теорией дальше — искать других идиотов.

Лекарь хмыкнул, встал со своего бревна, приблизился и дважды по кругу обошел Дария, тщательно разглядывая.

— А знаешь, ты не выглядишь и вполовину настолько светлым, как блаженный Эмрис. Потускнел-то свет при Передаче? Или это ты его настолько затемнил? Небось на вторую Светлую уже и не хватит?

— Вот отруби мне голову — и проверишь, — огрызнулся Дарий.

Нет, он однозначно предпочитал, чтобы его называли дураком и идиотом, а не вешали на ближайшем дереве или живьем сдирали кожу, но и первое настроения не улучшало.

— Да что-то как-то не хочется. Не поверишь, но мне нравится оставаться собой.

— Так тогда я пошел? — встрепенулся Дарий, начиная приподниматься. — Раз рубить голову ты мне всё равно не будешь.

— Но-но! — Лекарь пнул его, и Дарий упал обратно в траву. — Даже если мне не нужна твоя голова — это не значит, что я отпущу тебя просто так.

— Предварительно повесишь? И немножко попытаешь?

— Насколько я помню, ты в свое время обошелся со мной несколько иначе, — снова крайне паскудно усмехнулся Лекарь.

— Ты же сам сказал, что сейчас у тебя не то столетие.

— Ради такого случая я могу сделать исключение.

— Я же христианский священник! И не совестно?! — возмутился Дарий.

— Мне? Бывшему римскому патрицию? Да мы в свое время ваш христианский сброд на крестах распинали!

— Вот и распял бы!

— Очень смешно.

— Что, небось просто лень крест сколотить?

— Да слишком много тебе чести — на кресте висеть!

— Ага, значит, всё-таки уважаешь христианство, раз висение на кресте честью считаешь?



Лекарь издал злобный рык, схватился за рукоять меча, а потом неожиданно рассмеялся.

— Впервые вижу бессмертного, способного достать меня не только в бою, а и в словесном споре.

— Так я ж уже тысячу лет оружия в руки не беру, только на словах и остается упражняться.

— Тысячу лет не берешь?! А кто мне поединок предлагал?! — возмутился Лекарь.

— Я просто пытался потянуть время.

— Обманщик.

— Это был стратегический маневр. И, кстати, как тебя зовут?

— Это каким таким местом кстати?

— Должен же я знать, с кем я ругаюсь.

— А кто тебя собирался убить, тебя не волновало?

— Я надеялся, что ты представишься, если согласишься на поединок. Или твое имя — это какая-то страшная тайна?

— Да нет вообще-то, — пожал плечами Лекарь, и коротко, чуть издевательски кивнул: — Митос.

— Дарий, — ответно представился Дарий. — А почему разбойники называли тебя Лекарем?

— Да потому что я им и был, — ответил Митос. — Я тут как раз снова увлекся медициной в последнее десятилетие. А разбойники — очень благодатная почва для практики. И свежие ранения с болячками всегда есть, и никаких тебе претензий, если кто случайно умрет. Наоборот — бездна благодарности от тех, кто выжил.

— Кстати, Митос — довольно древнее имя, — сказал Дарий, вопросительно глядя на Митоса.

— Да, — кивнул тот. — Ты ведь в прошлый раз не заметил?

— Что не заметил?

— Мой возраст, — Митос ухмыльнулся. — О, вижу, ты до сих пор так и не научился определять возраст бессмертных.

— А это возможно? — удивился Дарий.

— Оно само приходит. Где-то в районе от тысячи до двух тысяч лет. Просто однажды, видя другого бессмертного, понимаешь, что довольно точно можешь сказать — и сколько он уже прожил, и сколько отрубленных голов у него на счету. Плюс-минус сотню лет, и голов примерно столько же.

— И сколько мне лет? — Дарий не удержался от соблазна спросить.

Митос прищурился, потом уверенно кивнул.

— Не больше полутора тысяч. Скорее, чуть меньше.

И, видя кислую физиономию Дария, тут же рассмеялся:

— О, неужели даже на сотню не ошибся?

— Ошибся! — мстительно возразил Дарий. — На девяносто три года.

— Не на сто же, — расплылся в улыбке Митос.

— А тебе сколько?

— Подрастешь — сам увидишь. Если доживешь, конечно.

Дарий ненадолго задумался. Нет, он по-прежнему ничего такого не видел, но логику ведь никто не отменял.

— Тебе и тогда возле Рима было уже хорошо за тысячу. Значит, сейчас… скажем, около трех.

— Ты просто пытаешься угадать, — покачал головой Митос. — Но в целом что-то около того, да.

Дарий встал размять затекшие ноги, а потом протянул Митосу связанные руки.

— Может, развяжешь?

— С какой это радости? — нахмурился тот.

— Свою вину я не отрицаю, бегать от тебя не собираюсь. Убивать ты меня не намерен, а если захочешь попытать в свое удовольствие или получить иную компенсацию — я перечить или сопротивляться не стану. Ты в своем праве. Так зачем меня держать связанным?

— Действительно, — поколебавшись, согласился Митос, достал кинжал и одним ударом рассек веревки, после чего подозрительно уставился на освобожденного Дария.

— Оружия у меня по-прежнему нет, — развел руками тот. — И ты можешь мне не верить, но я на самом деле его избегаю.

— Ладно, допустим, верю, — нехотя согласился Митос.

— И что дальше?

— Ты у меня спрашиваешь?

— Я же твой пленник. Вы отобрали у меня коня и золото. И я тебе должен.

— Прибавь еще проценты за тысячу лет, — не удержался от подколки Митос.

— А ты все эти тысячу лет помнил и страдал?

— Нет, — согласился Митос. — Но за море ты мне тоже должен! Меня, между прочим, с тех скал волнами смыло, и я потом добрый десяток раз успел умереть, пока до суши добрался.

— Договорись, — кивнул Дарий. — За море тоже. Так что на счет моей лошади и золота?

— Ну ты наглец, — почти восхищенно протянул Митос.

— Вообще-то у меня были планы. И по этим лесам я разъезжаю отнюдь не с целью обогащения местных разбойников. А вот твою личную месть вполне можно совместить с моими планами. Тем более, как я вижу, ты пока еще не определился, как именно собираешься мне мстить.

Митос ненадолго задумался, а потом махнул рукой:

— Ладно, жди здесь, — и скрылся в лесу.

Когда за его спиной перестали качаться потревоженные ветки, Дарий обессиленно рухнул на траву. Смирение смирением, но ни терять голову, ни расплачиваться унижением и кровью за старые грехи ему совершенно не хотелось. И хотя он был готов к обоим исходам, этот разговор выжал из него все соки, а будь он смертен — стоил бы немало седых волос. Впрочем, бежать от судьбы в лице Митоса он тоже не собирался. Если высшим силам было угодно устроить им эту встречу, кто он такой, чтобы с ними спорить? Но желания выйти из этого испытания живым и хотя бы относительно непострадавшим никто не отменял.

* * *
— И куда мы едем?

— В Трансильванию.

Митос присвистнул.

— А поближе дел у тебя не нашлось?

— Ну извини. Когда я выезжал из Парижа, тебя в моих планах как-то не было.

— Так какие черти понесли парижского монаха в мрачную и дикую Трансильванию?

Дарий неодобрительно покосился на Митоса из-за «чертей», но укорять не стал. Попутно прикинул, не рискованно ли рассказать Митосу истинную цель их поездки, но потом рассудил, что Митос меньше всего похож на человека, способного отыграться на смертном сыне смертного друга своего врага. Да, собственно, и врагом Митоса Дарий не считал. И надеялся, что это взаимно.

— Там сын моего друга. Формально — второй в очереди из претендентов на престол Валахии, но по сути — сводный брат нынешнего господаря и изгой, чья жизнь немного стоит. На смертном одре я обещал своему другу позаботиться о его единственном отпрыске.

— Ага, — задумчиво кивнул Митос. — А едешь ты из Парижа, и твой друг умирал во Франции. Я чего-то не понимаю, или в Валахии наследование тоже идет по отцовской линии?

— Всё ты правильно понимаешь, — вздохнул Дарий. — Мать Влада вышла замуж за тогдашнего господаря Валахии через пару месяцев после расставания с моим другом.

— Какая замечательная интрига! — присвистнул Митос. — Но, насколько я помню, в Валахии сейчас правит Влад Дракул, сыскавший дурную славу своим излишне жестоким нравом и склонностью казнить за малейшую провинность. Не о его ли сводном брате речь?

— Увы, но да.

— Прекрасно, просто восхитительно. Какое замечательное время и место для бессмертного.

— Ты не обязан со мной ехать.

— До Трансильвании далеко. По пути нам может встретиться какой-нибудь бессмертный идиот, который захочет воспользоваться шансом и срубить твою просветленную голову. И если его не приложит Светлой Передачей — тогда я уже с чистой совестью заберу его голову и всю эту многовековую силу. А если приложит — я посмотрю, насколько угаснет свет в нём и, может быть, всё равно рискну.

— А ты коварен!

— А у тебя были сомнения?

— Нет, но неприятно лишний раз убедиться.

— Рад, что не разочаровываю тебя.

— Взаимно.

Митос хмыкнул, но не поддержал дальнейшую пикировку, возвращаясь к выяснению деталей их поездки.

— И что ты будешь делать в Трансильвании?

— Оберегать юного Влада от старших братьев. И по возможности способствовать его восхождению на трон, но так, чтобы он при этом не стал братоубийцей.

— Какие-то нереальные у тебя задачи.

— На мелочи не размениваюсь, — развел руками Дарий.

— Исполнение подобных обещаний смертным друзьям часто очень плохо заканчивается, — заметил Митос.

— Я знаю, — кивнул Дарий. — Как только доберусь до Влада — приложу все силы, чтобы увести его подальше от кровожадного брата. А такой, как Влад Дракул, своей смертью не умрет. А уж когда его не станет, можно будет приступить к выполнению второй части обещания — насчет трона Валахии.[4]

— Хороший план. Главное, чтобы юный Влад тебя послушался.

— Уж поверь, я умею убеждать.

— Я-то верю, — рассмеялся Митос. — Если ты меня заговорил, то смертный мальчишка тебе на один зуб.

— Ты сам дал себя заговорить, — мягко заметил Дарий.

— Не спорю. Но это ты добился, чтобы у меня возникло такое желание.

— Ладно-ладно, уговорил. Я — великий оратор и манипулятор.

Оба бессмертных рассмеялись.

* * *
В городе Сибиу, кроме юного Влада, путешественников ждали еще целых две серьезных неприятности. Во-первых, господарь Валахии узнал об интригах своего младшего брата и вместе со своими войсками отправился в Трансильванию, разоряя всё на своем пути. А во-вторых, армия Дракула и бессмертные добрались до города почти одновременно. Войска Валахии заняли город после обеда, а Митос с Дарием приехали поздним вечером.

Потолкавшись на рыночной площади, они узнали, что сам Влад Дракул занят дознанием и сажанием на кол знатных горожан и, судя по всему, не закончит с этим до утра. О присутствии в городе Влада Монаха на площади ходили лишь слухи, но никто толком ничего не знал — приезжал ли, уехал ли или захвачен солдатами брата.

Дарий сходил в костел, где служил верный епископу Фурье человек, и вернулся мрачный и с запасной рясой.

— Влад в городе, — с порога бросил он, заходя в комнатушку, которую за это время успел снять Митос.

В подобных случаях Зов успешно заменял роль маячка — бессмертные договорились лишь то том, что Митос поищет комнату где-то в центре Нижнего города, а для Дария потом разыскать его было вопросом пробежки по пятку улиц.

— Который? Или оба? — уточнил Митос, хотя по мрачному лицу Дария ответ был уже очевиден.

— Младший заперт в Башне Советов, молится и ждет своей участи, старший наблюдает за подготовкой колов на площади, — Дарий протянул Митосу вторую рясу.

— Это зачем еще? — подозрительно поинтересовался Митос.

— Влад испросил у брата разрешения провести совместную молитву с братьями по вере. И Дракул в редком приступе благодушия ему это разрешил. Святые отцы как раз собирались выходить к нему, а тут мы приехали. А мы справимся лучше.

— С чем?

— С побегом Влада.

— Замечательно. А тебе не приходила в голову мысль рассказать мне детали этого плана до того, как втягивать в его воплощение?

— У нас не так много времени. Расскажу по дороге.

— Дарий, если ты не забыл, то я вообще-то тут всё еще продолжаю придумывать способ своей коварной и жестокой мести, а не нанялся тебе в добровольные помощники по спасению юных княжичей.

— Ты и так уже неделю думаешь, — с показной укоризной заметил Дарий. — Давай сначала спасем Влада, а ты потом дальше будешь думать?

Митос рассмеялся, пробурчал под нос «тебя не переспоришь», взял протянутую рясу и начал переодеваться.

— Но всё-таки я хочу услышать наш план, — безапелляционно заявил он.

— И кто кого тут не переспорит? — риторически спросил Дарий, но начал рассказывать. — В Башне Советов охрана на первом этаже у входа, возле комнаты, где заперт Влад, и во дворе. Туда мы заходим спокойно — стражники предупреждены, что придут два монаха. Охрана на первом этаже знакома с кое-кем из наших людей, а кое-кому даже дальняя родня — так что они согласились за умеренную плату не досматривать выходящих, — Дарий подкинул на ладони увесистый мешочек со звякнувшими внутри монетами. — Стража во дворе не удивится накинутым капюшонам, чай не середина лета. А вот охранников у покоев придется убрать. Желательно, не убивая, но уж как получится.

— Как я понимаю, зайдем мы вдвоем, а потом в одной из ряс выйдет Влад? — уточнил Митос.

Дарий кивнул.

— И кто остается вместо него?

— Как будто я могу тебя о таком просить? — Дарий пожал плечами. — Конечно, я.

Митос настороженно на него уставился. Это всё до безобразия походило на ловушку на одного беспечного бессмертного, так удачно подвернувшегося под руку тому, кто имел немало оснований желать от него избавиться.

— Да ладно, — отмахнулся Дарий. — Среди всех способов казни именно отсечение головы Дракул совершенно не празднует. Сильно мне надо, чтобы ты потом оживший и очень злой гонялся за мной по всему миру. Не говоря уже о том, что ты знаешь о Владе и можешь попытаться достать его.

Митос скривился, но не нашел, что возразить на этот довод.

— Потом проведешь Влада до монастыря, — продолжил Дарий. — А там его уже ждут верные люди и по подземному ходу выведут за город.

— А ты? Неужели нет никакого другого варианта?

— Во дворе башни расквартировался гарнизон Дракула. Двое зашедших и двое вышедших монахов — единственный способ незаметно пройти мимо них.

— Плохой план, — вздохнул Митос.

— Другого нет.

* * *
Вопреки пессимизму Митоса «плохой» план сработал почти идеально. Не считая той мелочи, что охранников у покоев Влада Монаха оказалось не двое, а полдюжины. И их ликвидация обошлась бессмертным далеко не одной царапиной — так что потом еще пришлось выжидать под дверями, пока не затянутся раны, — чтобы морально не травмировать юного княжича. Во всём остальном побег прошел без сучка и задоринки. И к утру, честно сдав Влада с рук на руки его последователям, сонный, уставший и крайне раздраженный Митос поплелся на главную площадь.

Ее уже украшали колья с горожанами. В центре между ними стоял накрытый обеденный стол, а стража как раз готовила еще один кол. Самого Дракула пока нигде не было видно.

Митос рассеянно прислушивался к разговорам в толпе, которая, несмотря на раннее утро, была уже достаточно большой:

— …скорник слышал, что Дракул хотел его живьем в масле сварить, но не нашел большого котла.

— Так это он пока еще не зверствует — всех через зад посадил. А говорят, в Кастенхольце и через рот в горло вбивали, и через пупок насквозь…

— Вот дурень, так то ж наоборот: кому пупок проткнули — сразу помрет, а наши-то, небось, несколько дней будут мучиться.

— Та с чего бы? Как кол всё в нутрях продырявит, так и подохнут.

— Говорю же тебе — дурень. Небось, вчера и не приходил? У Дракула-то колья не простые. Верх не острый, а круглый и сточенный. Они вон его еще и маслом смазывают. Чтобы, значится, мягко входил, да боли и мучений побольше.

— От придумают же!

— Та шось вы, соседа, видать, брешете. Даше если вошел мягко, где это видано, чтоб нутрощи не порвало? Тело-то тяжелое, а как кол до горла дойдет, так и кирдык посаженному.

— Сами вы, сосед, не знаете, а говорите! Он гляньте — поперечную перекладину в локте от края свежего кола прибивают. Дотуда досунется, а дальше она сползать не пустит. Нет, я вам точно говорю — не меньше трех дней будут корчиться!

— А я говорю, не больше дня! Вон, гляди, первые вчерашние уже не трепыхаются.

— Так что ж ты ровняешь? То ж два деда старых, им и так до могилы один шаг был — долго ли на колу помирать? Вот как кого молодого посадят — тогда и посмотрим, день али три живыми пробудут.

— А видели, колы-то все разной высоты?

— Знамо дело! Чем выше ранг — тем длиннее кол. Вон, боярин выше всех висит…

Митос протолкался вперед к самому месту казни. Тут разговоров было поменьше — зеваки больше смотрели. Да и душераздирающие стоны уже висящих на кольях не способствовали болтовне под ними. Митос дождался, пока не привели Дария — всё-таки до последнего древнейший надеялся, что готовят кол не для того.

Когда сомнения развеялись, Митос попытался было уйти, но вместе с осужденным на площади появился и сам Дракул, и стража, зорко всматривающаяся в толпу в поисках сочувствующих. Пришлось остаться и смотреть.

В принципе Митос видал и не такое, но ценителем или любителем подобных зрелищ никогда не был. Особенно в качестве пассивного зрителя. Впрочем, это было всё же куда лучше, чем оказаться участником процесса не с той стороны. Дарий несколько раз ловил его взгляд, поначалу — пока его только подводили к колу, даже пытался едва заметно улыбнуться. Но очень скоро ему стало совершенно не до Митоса.

Когда осужденный был посажен на кол, Дракул сел за стол в окружении кольев и принялся завтракать. Один из прислужников уронил поднос и рассвирепевший Дракул приказал готовить еще один кол. Когда провинившийся присоединился к остальным казненным, Дракул крикнул ему:

— Вот видишь! Теперь ты выше всех, и смрад до тебя не долетает![5]

От воплей слуги у Митосаразболелась голова, а стража наконец-то сбавила бдительность — горожане одобрительно приняли казнь Дракулового прислужника, а сообщников у него не могло быть по определению. Митос смог выбраться из толпы и отправился в снятую комнату — отсыпаться после бессонной ночи. Благо на предстоящую ночь у него снова были планы.

* * *
Вообще-то арбалеты Митос собирался купить, но банально проспал. И к тому времени, когда он вышел на улицы Сибиу, все оружейные лавки уже были закрыты. Поэтому пришлось подловить парочку стражей в темном переулке и отобрать арбалеты у них. Два раза. Вообще-то Митос собирался купить три арбалета, но нечаянно получилось четыре. Не выбрасывать же лишний?

Хотя взбираться на крышу с четырьмя арбалетами оказалось крайне неудобно. Пришлось слазить туда и обратно несколько раз. Митос тихонько ругался под нос, костеря Дария на чём свет стоит. Он даже позволил себе пару минут полюбоваться мысленной картинкой — вот он разворачивается и уезжает отсюда куда подальше. Скажем, в Китай. А Дарий пусть висит на своем колу.

Но вот только у подобного решения имелось одно очень нехорошее последствие. Учитывая регенерацию бессмертных — сильно не факт, что Дарий вообще на том колу когда-нибудь умрет. А даже если и так, то со скоростью оживания бессмертных это могут принять просто за обморок. А такой феномен, как неумирающая на колу жертва, не может не заинтересовать Дракула. И кто его знает, к чему такой интерес может привести. А спровоцировать начало охоты на бессмертных Митос категорически не хотел. Поэтому Дария надо было ликвидировать быстро и чисто.

Заняв позицию на крыше одного из зданий вокруг площади, Митос поочередно взвел все четыре арбалета и прицелился в Дария. Особо хорошим стрелком он никогда не был, да и арбалеты у стражи были не лучшего качества. Но чтобы попасть в неподвижную мишень с такого небольшого расстояния — и умения стрелка, и качества оружия вполне хватало.

Как Митос и надеялся, среди приставленной к кольям стражи нашелся один умный, который сообразил, что если сейчас поднять тревогу и Дракул узнает, что его жертву самым возмутительным образом расстреляли — как бы на колу не оказаться самой страже. Поэтому те приняли очень мудрое решение — по-тихому опустить кол, выдернуть стрелы, поднять кол обратно и молиться, чтобы Дракул с утра ничего не заметил. Или решил, что это жертва сама себя в муках разодрала до крови. По крайней мере, так хотя бы оставался какой-то шанс, а вот с торчащими из трупа арбалетными болтами — уже никаких. Правда, в своем замечательном решении они, естественно, не учли подкравшегося в самый неподходящий момент к ним Митоса.

* * *
— И зачем было их всех убивать? — под утро ворчал Дарий в лесу, вяло ругаясь, что кроме той самой запасной и уже неоднократно продырявленной рясы Митос не захватил с собой никакой другой одежды.

— Извини, что не учел твоих пожеланий. Я и так из-за тебя за последние сутки уже не помню в который раз и чем огребаю по всем частям тела, — огрызнулся Митос.

— И как я в этой рясе кому-нибудь на глаза покажусь?! Она же вся дырявая.

— Это я дырявый был под ней!

— На тебе зажило, а на рясе все дырки остались! Еще и кровью заляпаны.

— Вот найдешь своего Влада — выпросишь у него новую.

— Да? А что он обо мне подумает?

— Что ты снял рясу с трупа.

— Судя по ее состоянию, этот труп убивали не один раз.

— Вот именно, — буркнул Митос, решительно разворачивая коня.

— Эй, ты куда? А как же месть? — всполошился Дарий.

— Да ну тебя!

— Что, передумал? — искренне обрадовался он.

— Вот еще! Я вернусь, — мрачно пообещал Митос. — Скажем, через полвека — тебе как раз хватит времени донянчиться с этим Владом и выполнить розданные обещания.

— Так я к тому времени могу и новых надавать, — хитро прищурился Дарий.

— А вот на них я уже не буду обращать внимания! Имей в виду — я следующий крайний в очереди на взимание старых долгов.

— Договорились, — серьёзно кивнул Дарий. — Хотя вообще-то ты в ней и так был куда раньше Влада.

— Да, но я могу подождать лишний век-другой, а он — нет.

— Благородно.

— Не жалуюсь, — Митос пришпорил лошадь, выезжая на ведущую в противоположную сторону от Сибиу тропу.

— Эй, Митос, спасибо, — донеслось ему вслед.

— Да иди ты! — не оборачиваясь, буркнул древнейший. — С такими должниками и враги не нужны!

zerinten Память

Аманда сидела в одном из тех маленьких парижских кафе, где в дополнение к ароматному кофе и свежей выпечке предлагались уют и на удивление небольшое количество столиков. Рисунок на латте — причудливые цветы — давно потерял форму. Аманда, задумавшись, рассеянно водила ложечкой по поверхности чашки.

Этим утром — как и всю неделю до этого — ее выгнало сперва из постели, а потом и из дома смутное ощущение, будто она что-то упускает. Что-то очень важное.

Она уже не один раз встречалась с Митосом. Даже успела сойтись с ним в поединке — по счастью, завершившимся без жертв, хоть последнее и было вовсе не ее заслугой. И каждый раз давал о себе знать осколок Камня Мафусаила. Нет, он не дрожал, не вибрировал, не звенел, вообще не подавал каких-либо явных знаков. Но. Аманда кожей чувствовала, как камень тянется к Митосу. И в чем тут дело — понять не могла. Быть может, у него остался другой осколок, и вступают в дело принципы симпатической магии? Едва ли. Аманда сама видела, что после происшествия на мосту, когда собранный воедино Камень Мафусаила вновь оказался разбит, все осколки, кроме ее собственного, скрылись в волнах. Аманда качнула головой. Похоже, это еще одна загадка Митоса — одна из многих…

Только сейчас Аманда обратила внимание на то, что, вспоминая о древнем бессмертном, задумчиво выводила на оседающей уже молочной пенке его имя. Вздохнув, она облизала ложечку. И, вновь посмотрев на чашку, пораженно замерла. На одной из букв пенка сильно просела, в результате чего вместо «Methos» вполне можно было прочесть «Methus». Мысленно Аманда дорисовала еще несколько букв.[6]

«Одно из двух, — с веселым изумлением подумала она. — Или это не может быть так просто, или мы не можем быть настолько самонадеянно слепы».

* * *
Тремя неделями позже, во время случайной встречи — а после и прогулки — в Сикувере, она набралась достаточно смелости, чтобы спросить:

— Почему ты не создал его заново для нее? — она коснулась пальцами подвески на шее. Аманда не сомневалась, что Старейший поймет, о чем и о ком идет речь.

Митос, кажется, вопросу даже не удивился — возможно, уже не один раз задавал его себе сам.

— Если бы я помнил, как, — глядя на вечернее небо, вздохнул он. — Если бы я только помнил…

Капитан Бейкер Легенда о призраке

Глава 1

Почему-то часть людей считает, что бессмертие — это скучно. Хотя так иногда случается, если вести исключительно праздную жизнь. Но любители таковой мне встречались нечасто и мучились недолго. Все мои друзья, знакомые и даже враги были весьма деятельными и увлекающимися натурами: ученые и путешественники, артисты и покровители искусств, шпионы и воры, воины и целители. И если уж у них пропадала жажда жизни, то это объяснялось не простой скукой. За каждой такой историей стояла трагедия.

В бессмертии есть ещё одно достоинство или недостаток, как посмотреть, — мало жить долго, нужно ещё жить хорошо, а для этого нужны средства. Для того чтобы столетия прозябать в нищете, нужно иметь определенный склад характера и патологическое невезение. Бизнес — это прекрасный способ и не умереть с голоду, и не скучать.

Я много чем занимался в жизни за свои четыреста лет: был солдатом, путешественником, телохранителем, танцором, спасателем, революционером, охотником. Лишь во второй половине двадцатого века мне, наконец, удалось найти себе занятие по душе, которое при этом приносило приличный доход — антикварный бизнес. И, кроме того, это дело нравилось Тессе. То были чудные годы, полные любви, неожиданных открытий и приятных знакомств.

После её смерти я уже больше не мог оставаться в том доме и продолжать заниматься делом, которое мы делили на двоих, как постель. Но это не значит, что у меня пропал к нему интерес. Я с удовольствием посещал выставки и аукционы, иногда покупая для себя или друзей какую-нибудь памятную безделушку. Кроме того, у меня сохранилась неплохая репутация среди знатоков, и до сих пор знакомые обращались за консультациями. Так что звонок от Джозефа Хескема не вызывал удивления, тот не раз уже звал меня помочь с приобретением или оценкой уже купленного.

— Эй, Дункан, привет, как твои дела? — его жизнерадостный голос излучал энергию, которую я никак не мог оценить в семь утра. Накануне мы с Джо и Митосом слегка засиделись и разошлись спать сильно за полночь.

— Привет!

— Я тебя разбудил? Ну ты и засоня!

— За себя говори. Что случилось, что ты звонишь мне в семь утра?

— Извини, я думал, ты в Париже. Когда ты успел снова пересечь океан?

— Джозеф! — прервал я затянувшуюся светскую беседу.

— Слушай, у меня к тебе дело на не одну сотню долларов. Но тебе нужно прилететь ко мне.

— Куда? — Надо ли говорить, что именно в эту секунду я не имел желания не то, чтобы куда-то лететь, но и просто выбираться из-под одеяла. Спать хотелось безбожно.

— В Англию, — последовал незамедлительный ответ. — Можешь через Шотландию. Не знаю, как тебе будет удобнее.

— Мне пока никак не удобно.

— Но, Дункан, это хорошее предложение. Прилетишь, отдохнешь тут на природе, лосося половишь, развеешься, а заодно поможешь мне оценить мое новое приобретение.

— Может, по фотографиям?

— Нет, я не знаю, что тут фотографировать. Тут всего много.

— Ты ограбил антикварный магазин?

— Нет, всего лишь купил средневековый замок.

На этом сообщении я окончательно проснулся. Требовалось знать Джозефа и его жену, чтобы понять, что при всей своей любви к старине и истории, они совершенно городские люди, привыкшие к комфорту и шуму мегаполиса. И представить их где-то в глуши, обживающими древние руины — моя фантазия тут отказывала.

— Зачем?!

— Ну, покупать британские замки — это теперь модно. И, кроме того, в будущем это сможет стать неплохим источником дохода, да и Брендону врач прописал чаще бывать на свежем воздухе.

Брендоном звали десятилетнего отпрыска, надежду и любимчика семьи Хескем. К сожалению или счастью, но при всей живости характера и любознательности натуры, у него были врожденные проблемы с сердцем, которое иногда давало сбои, что не могло не огорчать родителей. Так что если врач сказал «свежий воздух», то вся семья теперь будет осваивать жизнь в глуши.

Немного осознав диспозицию, я задал свой главный на данный момент вопрос:

— А я-то тебе там зачем?

— Понимаешь, замок я купил почти по дешевке, хозяину срочно понадобились деньги. Так что тут много чего осталось из мебели, убранства, книг, каких-то предметов быта, предназначение которых я даже опознать не могу. Можно сказать, приобрел всё оптом, в комплекте. Но теперь меня трясут страховщики, а их оценщикам я не слишком доверяю, так что хочу, чтобы ты приехал и всё увидел своими глазами. Дункан, пожалуйста. Мы с Элис будем тебе бесконечно благодарны.

Надо ли говорить, что Джозеф умел добиваться своего, иначе бы он был плохим бизнесменом, чего о нём никак не скажешь. В общем, у меня выбили согласие, обещали заказать билеты и выслать карту на электронную почту в течение ближайшего часа. На мое предупреждение, что я, скорее всего, приеду не один, Джозеф радостно сообщил, что готов принять хоть компанию, так как места много, да и хозяевам скучно не будет. На этом он повесил трубку, обещав позвонить и сообщить о подходящих рейсах. Судя по его настрою, времени на сборы осталось не так уж и много. Поднявшись и тяжело вздохнув, я направился будить Митоса, предчувствуя, что это будет сродни подвигу Геракла.

* * *
Всё оказалось не так плохо, как я опасался. Митос не только быстро проснулся, но и почти сразу же согласился составить компанию. То ли ему действительно было интересно, то ли по негласному расписанию пришла его очередь меня пасти.

Надо признать, что за последние несколько лет в моей жизни случилось немало неприятных и трагических вещей, которые меня несколько подкосили. Я чувствовал себя уставшим, угнетенным, словно тяжесть всех прожитых лет разом опустилась на мои плечи. Меня измучило острое чувство вины и потерь. В какой-то момент я всерьёз задумался о смерти. И, наверное, мне даже удалось бы найти её, если бы не мои друзья, жившие и уже почившие: Аманда, Митос, Джо, Фиц, Ричи, Тесса и многие другие, кто оставался рядом все эти годы. Показанный Фицем мир без Дункана Маклауда оказался мрачен, но именно он помог мне осознать, что я нужен своим близким.

Потом, спустя недели и месяцы размышлений, мне пришлось признать, что мой образ в том смертном сне-видении был весьма идеализирован. Возможно, Фиц и погиб бы раньше, но в остальном очень многое воспринималось сейчас весьма преувеличенным и утрированным. Возможно, Аманда когда-нибудь и доигралась бы до смерти, хотя у неё всё же имелся свой воровской кодекс, и на моей памяти она никогда не опускалась до бессмысленных убийств. Но мне очень хочется верить, что Ричи выбился бы в люди и без моей помощи. Джо всегда оставался сильной личностью и всегда знал, что правильно, а что нет, и он не опустил бы руки, это просто не в его натуре. Тесса была красива, умна и талантлива, так что нашёлся бы тот, кто оценил бы все её грани по достоинству, а дети лишь добавили бы счастья в их жизнь с любимым человеком. Митос… я лишь недавно начал его понимать. Иногда, глядя на него, легко забыть, что он прожил очень долгую жизнь. В своём видении я встретил скорее Митоса времен Всадников, как я себе его представлял, но, когда я с ним познакомился, он уже четыре тысячелетия жил совсем другой жизнью. Долгое время я никак не мог собрать такие разные черты его личности воедино. Хотя нужно признать, что до встречи с Ахриманом, я имел склонность делить мир на черное и белое, лишая его полутонов и считал свою правду истиной, часто не желая слушать иного. Так что приходилось признать, что моё влияние на Митоса не столь велико, как пытался показать мне Фиц или мое подсознание. Скорее, мне просто хотелось чувствовать себя нужным ему, им всем.

И, кажется, Митос, Джо, Аманда это тоже понимали, а потому после моей самоубийственной попытки разобраться с О'Рурком решили приглядывать за мной в оба глаза, лишь изредка оставляя меня одного. Джо то и дело мотался из страны в страну, говоря, что это полезно для бизнеса и кругозора. Квартира Митоса в Париже копила пыль, да и в Штатах он лучшим апартаментам предпочитал диван в моем скромном жилище. Уверен, что при первой же необходимости и Аманда появилась бы рядом, хотя она сейчас переживала из-за разрыва с Ником и пыталась снова наладить с ним отношения, при этом не забывая учить его правилам выживания среди бессмертных.

* * *
В общем, менее суток спустя мы уже летели над Атлантикой и болтали об англо-шотландских войнах, часть из которых я испытал на собственной шкуре. Мы приземлились в аэропорту Ньюкасл, взяли машину напрокат и отправились в самую северную деревню Англии, Хорнклифф, а там, если судить по карте, и до нового владения Хескема было уже рукой подать. Не сказать, что я хорошо знал эти места, но совсем рядом уже располагалась Шотландия, и Митос не мог не пройтись по поводу очередного возвращения домой. Предлагал даже на обратном пути доехать до Гленфиннана, «повидать родню».

Надо всё же отметить, что Митос — отличный попутчик, знает, когда нужно поддержать разговор, а когда промолчать. Я даже пожалел, что не встретил его раньше, в те времена, когда любое путешествие длилось месяцами. Нынешнее же заняло всего несколько часов. И вот уже перед нами выросла серая громада замка Твейкав, как значилось на карте.

Это было величественное здание. Даже наполовину скрытое каменными стенами ограды, оно смотрелось внушительно, хотя и не отличалось изящностью, принятой в более поздние века. Нет, скорее, оно походило на крепости моей родины.

— Век пятнадцатый-шестнадцатый, — произнес свой приговор Митос. — Башня, возможно, старше.

Массивные кованые ворота распахнулись, и мы въехали во внутренний двор, залитый вечерним солнцем. Тогда мы смогли увидеть замок во всей красе. Действительно, башня смотрелась более старой, но все последующие пристройки её очень органично дополняли. Судя по архитектуре, основное жилое здание построили во времена Тюдоров, и если последующие поколения и вносили что-то свое, то эти детали не дисгармонировали с основным готически-строгим стилем.

Но долго наслаждаться осмотром нам не дали. Стоило только хлопнуть двери машины, как из дома к нам навстречу вылетел вихрь в ярко-красной ветровке.

— Дядя Дункан, ты же возьмешь меня на рыбалку, а то папа одного не пускает, а самому ему некогда? — вцепился в меня маленький клещ.

— Брендон, где твои манеры?! — возмутился еле поспевающий за ним отец. — Привет, Дункан, рад, что вы так быстро добрались.

— Привет, Джозеф, — приветствовал я друга.

— Здравствуйте, мистер Маклауд, — тут и Брендон вспомнил про уроки хорошего тона.

— И тебе привет, мистер Самый громкий голос Британии.

— Ну, если не всего королевства, то уж северной Англии точно, — рассмеялся Джозеф. — Беги, предупреди маму и миссис Потт, что у нас гости, и что через час можно подавать на стол.

Брендон убежал так же быстро, как и появился.

— Шустрый постреленок. И уже такой взрослый.

— Ну, это чужие дети быстро растут, Дункан, а свои вечно маленькие и непослушные.

— Послушание от возраста не зависит, — Митос не мог не поделиться своим мнением.

— Джозеф, познакомься, это мой друг Адам Пирсон, он историк по образованию, так что его помощь не будет лишней. А это хозяин дома, Джозеф Хескем.

Мужчины обменялись рукопожатием.

— Друзья Дункана Маклауда всегда желанные гости в моем доме, — добавил Джозеф.

На этом первая часть официального знакомства закончилась. Джозеф повёл нас в дом, оставив работу по парковке автомобиля кому-то из обслуживающего персонала. Этот молчаливый суровый мужчина открыл нам ворота, а потом ждал, когда мы наговоримся, чтобы угнать стоящую посреди двора машину.

— Это Джон. Он занимается разной работой по дому: ремонтирует всё, что может, ездит за продуктами, ловит рыбу, охотится, да и вообще на все руки мастер. Без него дом рухнул бы, — просветил нас Джозеф, провожая в наши комнаты. — Без него и миссис Потт, здешней домоправительницы. Очень суровая дама. Они, ещё садовник Бентон и горничная Эбби, достались мне, так сказать, в наследство, вместе с домом. Не знаю, как мы справились бы без них. Сам знаешь, жизнь в апартаментах на двадцать втором этаже совсем не то, что в средневековом замке.

— Так зачем купил? — поинтересовался я. — Для Брендона хватило бы и загородного коттеджа.

— Нет, я не жалуюсь. Мне в целом нравится. Часть дел я могу вести и отсюда, да и сделки проворачивать в такой обстановке удобнее. Я тут недавно устроил небольшой ужин с весьма удачными для бизнеса последствиями. Так что часть вложений, можно сказать, уже окупилась.

— Поздравляю.

— Вот мы и пришли. Вы же не против поселиться в башне? Можно было бы открыть гостевые комнаты в нашем крыле, но, мне кажется, вам, как людям, увлеченным историей, здесь понравится больше. Не волнуйтесь, здесь все удобства. Ванная, правда, смежная, но думаю, вы разберетесь. Располагайтесь, я пришлю за вами, когда накроют к ужину.

С этими словами Джозеф умчался по коридору, оставив после себя ощущение легкой глухоты и заторможенности.

— Теперь понятно, в кого сын, — произнес Митос, встряхивая головой, словно после душа. — Всё же надеюсь, что большую часть времени он будет заниматься своими делами, а не проводить нам экскурсии. Зато теперь я понимаю, зачем он купил замок: приглашаешь конкурента и, пользуясь природным даром и здешней акустикой, заговариваешь его до такой степени, что он соглашается подписать любую бумагу, только чтобы его выпустили отсюда.

— Ну, Джозеф и так умеет заговорить любого, без всяких сложных приемов, — рассмеялся я.

С этим мы разошлись по своим комнатам.

* * *
Выделенные мне апартаменты оказались большими. За свою жизнь я нередко останавливался в замках, но обычно довольствовался более скромной обстановкой. Как в любом средневековом замке, в жилой комнате имелся камин, возле него — два кресла. У окна расположился массивный стол с настольной лампой. Рядом с ним, друг напротив друга, стояли два огромных дубовых шкафа, напоминающих небольшие комнаты. В другом конце комнаты возвышалась двуспальная кровать, застеленная темным покрывалом, которое контрастировало со светлыми стенами.

Несколько минут ушло на то, чтобы разложить свой небольшой гардероб по полкам, выбрать рубашку для сегодняшнего вечера. Но тут из-за второй двери, ведущей в спальню, раздался стук, а затем показался довольный Митос.

— О, а у тебя тут вполне неплохо. Всё-таки у нашего хозяина есть вкус. Или был — у прошлых владельцев. У меня так же хорошо, только всё в темных тонах, — похвастался Митос и, выглянув в окно, добавил: — И вид поинтереснее.

— У нас смежные комнаты? Мне казалось, твоя дальше по коридору.

— У нас смежная ванная, как раз между нашими апартаментами. Весьма симпатичная, кстати. Обязательно завтра с утра её опробую. Буду лежать в ванне, наслаждаясь солнечным теплом, и представлять что-нибудь приятное.

— Например, чью-нибудь физиономию в окне.

— Если только этот кто-то отрастит крылья, а заодно нимб, как у тебя. Мак, нужно уметь наслаждаться жизнью.

— Только не начинай, — осадил я его и направился мимо в ванную комнату.

Ванная и правда была хороша. Само помещение оказалось светлым и даже уютным, хотя меня больше интересовали другие туалетные приспособления. Сантехника явно начала века, но в хорошем состоянии, и отлично работает. Никакого сравнения со средневековыми уборными. На обратном пути я не утерпел и всё же заглянул в спальню Митоса. Она и правда практически точь-в-точь повторяла мою комнату, но словно выполненную в негативе: темные стены и, по контрасту, — светлая мебель и покрывало на кровати. Оглядевшись, я вернулся к себе.

Митос уже с удовольствием растянулся на моей кровати и листал какую-то книгу.

— А ты не мог бы идти мять свое покрывало? — поинтересовался я.

— Не хотел тебя смущать, возвращаясь тем же путем, пока ты проверял качество унитазов.

— А через коридор?

— У меня дверь закрыта на ключ, а он остался в комнате. Тем более, ходить по коридорам дольше.

— На два метра.

— Но дольше же.

Наш бесполезный и бесцельный спор прервал стук в дверь.

— Войдите, — отозвался Митос.

Дверь открылась, и в комнату вошла девушка-подросток с выбеленными короткими волосами и целым рядом серёжек в правом ухе.

— Добрый вечер, папа просил позвать вас к столу, — произнесла она, заинтересованно поглядывая на развалившегося на кровати Митоса.

— Кейси?! — моему удивлению не было предела.

Я давно не видел старшую дочь Джозефа. Она училась где-то в закрытой школе, редко бывала дома и ещё реже выезжала куда-то с семьей. В шестнадцать лет совсем другие интересы, далекие от околоантикварных светских тусовок. Так что для меня она оставалась маленькой девочкой с двумя трогательными косичками.

— А я вас помню. Вы разрешали называть себя «дядя Дункан».

— Это предложение до сих пор в силе, — подтвердил я старый договор и поспешил представить Митоса. Кажется, он привлек куда больше внимания этой молодой особы. — Это Адам Пирсон, мой друг.

— В смысле, бойфренд?

Я запнулся, не зная, что ответить.

— А вам как больше нравится, мисс? — ухмыльнулся Митос, закрывая книгу и потягиваясь, словно демонстрируя себя.

Последнее время он отказался от привычных растянутых свитеров и перешёл на более облегающие рубашки и джемпера, так что его действия могли показаться весьма провокационными.

— Бойфренд — это было бы интереснее, — неожиданно призналась Кейси. — Тогда мне нашлось бы, о чём с вами поговорить.

— Мы просто друзья, — поспешил я прервать фантазии юной девы, пока не проявилось своеобразное чувство юмора Митоса, после чего мне пришлось бы долго оправдываться перед родителями Кейси.

— Жаль, — повела плечами юная мисс Хескем и повернулась к двери, не глядя, следуем ли мы за ней.

Видимо, мой ответ заставил её потерять к нам интерес. Нам же не оставалось ничего другого, кроме как направиться вслед за ней.

Глава 2

Следовало признать: что самое здание, что его внутреннее убранство сохранились очень неплохо. Кое-что требовало ремонта или замены, но в целом производило приятное впечатление. Было заметно, что прошлые хозяева не жалели средств и времени на ремонты и поддержание дома в порядке, хотя последние переделки, похоже, относились в лучшем случае к первой половине века. Темные узкие коридоры, оббитые деревянными панелями, не освещались, хотя в комнаты электричество провели. Отопление осуществлялось за счёт каминов, хотя горячая вода в ванную поступала через водопроводные трубы.

Судя по всему, башня, в которой нас разместили, была старше и чуть менее ухожена, и её мало использовали. Жилая же часть оказалось куда светлее, современнее и выглядела более обжитой.

Всё это я отметил про себя, следуя за Кейси в столовую, которая располагалась практически в противоположном конце дома. Комнату отделали в темно-бордовых тонах, и она смотрелась бы мрачной, если бы не свисающая с потолка огромная люстра, чей свет отражался в не уступающем ей размерами зеркале, от чего становилось ещё светлей.

Нас уже ждали. Митос ещё раз с удовольствием обменялся рукопожатием с Джозефом и склонился с поцелуем к руке миссис Хескем. Меня же на правах старого друга обняли и расцеловали. После этого мы, наконец, уселись за большой круглый стол, уставленный блюдами и приборами.

— Вы уж извините, мы тут по-простому, — смущенно произнесла Элис, явно ещё неуютно чувствующая себя в роли хозяйки большого замка.

— Мадам, не стоит беспокоиться, мы сами люди простые, — поспешил успокоить её Митос.

— Зовите меня Элис, все эти расшаркивания ни к чему среди знакомых. Я очень рассчитываю, что мы подружимся, и вы здесь погостите подольше.

Миссис Хескем, в отличие от своего шумного и говорливого мужа, была куда более спокойна и молчалива, но при этом любила бывать в обществе, хотя чаще занимала позицию наблюдателя. Кейси больше походила на мать, хотя её отрешённому взгляду мог позавидовать даже египетский сфинкс. Кажется, мы все её не интересовали.

Зато мужская половина семьи разговаривала за двоих. Первым под раздачу попал я. Их интересовало всё: где я пропадал, чем занимался, что и кого видел. Получив почти полный отчёт, они принялись за Митоса. Он был человек новый, а потому весьма интересный. Спустя два бокала и одну перемену блюд выяснилось, что у них есть общие знакомые. К десерту они уже почти стали лучшими друзьями. Чего у Митоса не отнять, так это таланта вливаться практически в любое общество. Он очаровал всю семью и даже горничную, которая помогала подавать блюда.

Пока Джозеф показывал новому приятелю картины из своей коллекции, развешанные по стенам, а Брендон мешался под ногами и постоянно дергал то того, то другого, мне выпала возможность поговорить с Элис.

— Я рада, что ты приехал, Дункан. Мы давно не виделись, — сказала она, поправляя свои короткие каштановые волосы. Они были куда короче, чем когда я видел её в последний раз.

— Извини. Я никак не мог выбраться к вам.

— Даже Брендон тебя видел чаще, когда Джо таскал его с собой по лавкам.

— В свое оправдание могу сказать лишь, что это были насыщенные годы, я часто мотался с континента на континент.

— Джо рассказал мне о Ричи, — тихо заметила Элис, положив ладонь мне на руку. — Он был приятным юношей и хорошим человеком. Мне очень жаль.

— Мне тоже.

Мы замолчали, думая каждый о своём.

— Знаешь, хорошо, что ты приехал с другом, — неожиданно произнесла миссис Хескем.

— Почему?

— Ну, если даже не брать в расчёт, что теперь моим мужчинам есть на кого отвлечься, а потому они чуть меньше будут доставать тебя, а также то, что путешествовать в компании всегда приятнее, чем одному, то хорошо, что в восточном крыле вы будете жить вдвоём.

— А что не так с тем крылом? — поинтересовался я.

— Не знаю, но я лично не люблю там бывать, особенно по вечерам. Слишком мрачно, слишком тихо, любой шорох воспринимается как что-то потустороннее. Честно говоря, я не хотела селить вас там, но в этой части ещё не все комнаты приведены в порядок, а теми апартаментами Джозеф занимался специально, чтобы произвести впечатление на братьев Моргейн.

— Антиквары из Тулузы?

— Да. Кажется, им тоже было там не по себе. В общем, они быстро уехали, продав парную жирандоль семнадцатого века из богемского стекла и сговорившись с Джо на фарфоровый сервиз на двенадцать персон времен Людовика XVI.

— Думаю, сильно уступив в цене? — с улыбкой поинтересовался я.

— Не без этого, — рассмеялась Элис.

— Не волнуйся, мы не из пугливых и призраков не боимся.

— А кстати, с замком и правда связана история о семейном призраке, кто-то кого-то убил за наследство, а тот вернулся и отмстил. Мои мужчины любят эту историю и обязательно попытаются рассказать, но лучше попросить миссис Потт — чтобы со всеми именами, датами и подробностями. Думаю, вам будет интересно.

— Наверняка. Какой же уважающий себя старинный английский замок без привидений, — снова рассмеялся я, не воспринимая всё рассказанное всерьёз. Мне спальня понравилась и ничего гнетущего я там не почувствовал.

Вскоре к нам присоединились Джозеф с Брендоном, а Кейси наоборот удалилась к себе.

* * *
Разошлись мы, когда уже стемнело. Мы направились к себе, подсвечивая путь фонариками, одолженными у хозяев — как я уже сказал, с освещением в коридорах в нашем крыле было не очень. Концентрированный луч выхватывал лишь отдельные фрагменты, не показывая всей картины, так что ощущение нас охватило и правда не слишком приятное. Поднявшись к себе в спальню, я с радостью зажег ночник возле кровати, и на душе как-то повеселело. Достав из шкафа пижамные штаны, я подумал, а не опробовать ли мне ванну, пока Митос не выполнил свою угрозу и не занял её. У нас уже давно шли пусть и не войны, но небольшие сражения за право первым занять душ. Мы играли на него в карты, в кости, в шарады, вытягивали спички и загадывали загадки, что и само по себе было интересно. Но сегодня всего этого не потребовалось.

После ванны я с удовольствием забрался под одеяло и раскрыл книгу, оставленную Митосом: как выяснилось, сборник готических рассказов о привидениях. Видимо, Джозеф решил добить кого-то из братьев Моргейн. Книга оказалась весьма интересной, наряду с классическими историями Диккенса, Джеймса и Блэквуда попадались и совершенно мне незнакомые. Я зачитался, но вскоре глаза стали закрываться. В конце концов, день выдался хлопотным.

Однако не успел я задремать, как услышал Зов. Где-то рядом находился бессмертный. Я вскочил и, схватив меч, направился к двери. Зов приближался. Рывком открыв дверь, я приготовился защищаться в случае нападения. Но в коридоре никого не было. Отступив на пару шагов, я дотянулся до фонарика, оставленного на прикроватной тумбочке. Луч света осветил темные деревянные панели напротив двери в спальню. Осторожно выглянув в коридор, я так никого и не увидел. И пока моё сознание, мой опыт буквально кричали, что бессмертный не просто рядом, а стоит буквально напротив, мои глаза не видели ничего, кроме темного пустого коридора.

Но вот Зов начал затухать, словно его владелец удалялся. Однако не слышалось ни звука шагов, ни какого-либо другого намека на чьё-то присутствие. Моё сознание снова играет со мной в игры? История с Ахриманом и его галлюцинациями ещё не стёрлась из моей памяти, но ничего подобного я никогда прежде не испытывал. Происходящее пугало.

Потом Зов вернулся. Теперь он снова двигался в мою сторону, но на этот раз я видел рассеянный свет. Я выключил фонарик и сильнее сжал рукоять меча. Свет приближался…

— Митос! — узнал я бродящего впотьмах. Митос шёл мне навстречу, держа в одной руке свечу, а в другой бутылку пива. Подмышкой он зажимал здоровенный талмуд. Увидев меня с обнажённым мечом, Митос остановился в нескольких шагах, не рискуя приближаться. — Это ты, — выдохнул я и опустил меч.

— А ты кого ждал? Деву Марию? — поинтересовался тот, всё ещё настороженно ко мне присматриваясь.

— Ты никого не встретил по пути? — поинтересовался я.

— Ни единой души. Иначе бы попросил помочь мне дотащить хоть что-нибудь. Может, заберешь у меня книгу?

Я подошёл и забрал толстенный том «Истории Англии» Дэвида Юма. Митос облегченно вздохнул и глотнул пива прямо из горлышка.

— Так кого ты тут караулишь с мечом?

— Я слышал Зов.

— Мой?

— Нет. Если, конечно, ты не проходил невидимкой по этому коридору буквально несколько минут назад.

— Ну, невидимым я пока становиться не умею, да и несколько минут назад я был совсем в другом месте, — «успокоил» меня Митос.

— И где же? — поинтересоваться я.

— Слушай, давай уже войдем в комнату, хоть в твою, хоть в мою, а то стоять в холодном коридоре не слишком удобно.

Мы прошли ко мне и расположились в креслах у незажженного камина.

— Мне стало скучно, книга осталась у тебя, музыку слушать не хотелось, и я пошёл искать отрекламированную Хескемом библиотеку. Надо сказать, она весьма недурна. В общем, нашёл вот эту книжицу и слегка зачитался.

— Пиво тоже в библиотеке нашёл? — не мог не съязвить я.

— Нет, его я нашёл в холодильнике на кухне.

— То есть кухню ты тоже разыскал.

— А что её искать? — пожал плечами наглый гость и отхлебнул из горлышка. — Она по логике должна располагаться недалеко от столовой.

— А потом?

— А потом я решил, что в такой библиотеке с пивом — совсем не комильфо. Да и читать лежа в постели куда приятнее. Подхватил книгу, пиво, свечу и пошёл обратно.

— И никого не видел и не почувствовал?

— Никого. Кроме тебя. Хотя и тебя не ожидал увидеть полураздетым и с мечом, поджидающим меня в коридоре, — в голосе Митоса слышалось нескрываемое любопытство и легкая настороженность.

Скрепя сердце я признался:

— Я не тебя ждал.

— А кого?

— Не знаю. Я почувствовал кого-то, не тебя, но в коридоре никого не оказалось.

— Нервы шалят? — высказал свое предположение Митос. Оно звучало разумно, но только для него.

— Не уверен. Будешь смеяться, но я и вправду подумал о невидимке. Ощущение — словно противник стоит напротив, ты его ощущаешь, но не видишь, как будто он скрыт в темноте.

— Думаешь, это дом с привидениями?

— Не смешно. Кстати, Элис говорила что-то о замковом призраке.

— Да, — рассмеялся мой друг. — Джозеф тоже поведал мне трагическое предание про невинно убиенного, вернувшегося с того света. Но, по-моему, вполне классическая история о призраках.

— Но призраки не испускают Зов.

— Ты знаешь много призраков? — поинтересовался Митос.

— Нет. А ты?

— Я тоже. И не слышал ни одной истории о бессмертном, встречавшем привидение. Хотя кто знает, может, обычные люди их видят, а мы ощущаем? Мы ведь тоже практически сверхъестественные, почти потусторонние существа. И для многих своего рода призраки прошлого.

— Интересная теория.

— Вот высплюсь — и не такое придумаю, — заверил меня хитрый Библейский Змей, ставя на пол пустую бутылку из-под пива.

— И всё-таки здесь что-то не так. Кто-то здесь определенно был, и это не призрак. Надо будет завтра поспрашивать и познакомиться с остальными обитателями дома.

— Так или иначе познакомимся, — ответил Митос, поднимаясь и направляясь к себе.

— Кстати, а свечу ты откуда взял и зачем, у тебя же фонарик есть? — вспомнил я ещё об одном факте.

— Есть, но со свечой атмосфернее, а до того она в ванной на полке стояла. Я её ещё перед ужином прихватил.

С этими словами Митос скрылся за дверью, оставив меня мучиться сомнениями в одиночестве.

Глава 3

Бессонная ночь дала о себе знать, и я проспал почти до полудня. При свете дня всё казалось не таким мрачным и таинственным. Возникла мысль, а не могли ли всё это мне привидеться. Никогда не замечал за собой особой чувствительности к антуражу, но после проделок Ахримана я уже не был так уверен в надёжности собственной психики. Для начала решил встать и позавтракать, а там видно будет.

Умывшись, я пошёл бродить по дому в поисках кухни, заглядывая во все помещения по пути. Часть комнат стояли закрытыми, большинство открытых находилась в центральной части, где и обитали хозяева. Здесь же обнаружилась библиотека, которая так впечатлила Митоса. Да, она смотрелась весьма достойно. Гостиная тоже была хорошо обставлена, и тут чувствовалась рука Элис. Нашлась ещё одна, малая и более светлая столовая. И, наконец, обнаружилась кухня.

Кухня и правда нашлась недалеко от столовой, в которой мы вчера трапезничали. Там хозяйничала невысокая сухопарая дама лет шестидесяти с весьма суровым выражением лица.

— Доброе утро! — поздоровался я.

— Мистер Маклауд, я полагаю? Добрый день!

— И правда, я немного заспался на новом месте. Могу я попросить какой-нибудь завтрак?

— Завтракаем мы в восемь утра, но вы можете налить себе чаю и взять сэндвич.

Всем своим видом дама показывала своё недовольство отступлением от правил, но оставить гостя голодным не могла.

— А где все остальные? — поинтересовался я, наливая себе чай и сооружая сэндвич с ветчиной.

— Мистер кого-то определенного имеет в виду?

— Пожалуй, нет. Я никого в доме не встретил, пока шёл сюда.

— Вы должны были видеть Абигайль, она прибирается в комнатах, — ещё больше нахмурилась дама.

— Я, наверное, не заметил, не во все комнаты заглядывал, — поспешил я защитить девушку.

— Мистер Хескем повёл мистера Пирсона к реке. Миссис Хескем читает в саду. Юная мисс заперлась у себя в комнате, слушает свою адскую музыку и что-то пишет. Мистер Брендон мешает Бентону заниматься его прямыми обязанностями, а Джона, если мистер пожелает, можно найти в гараже, где он моет вашу машину.

— Да, к сожалению, дороги немного размыло дождями.

— У неаккуратных водителей всегда дороги виноваты, — с этими словами дама отвернулась и продолжила помешивать что-то в большой кастрюле.

— А больше в доме никого нет, — всё же попытался продолжить разговор я.

— Нет.

— Но дом такой большой, как вы успеваете всё делать вчетвером?

— Мы не спим до полудня, — отрезала дама.

Больше я не рискнул выспрашивать у неё что-либо и молча уткнулся в свою чашку.

— О, Дункан, ты встал уже, — раздалось у меня за спиной. — Ты всё же засоня.

— Оставь его, Джозеф, это на него так свежий воздух подействовал и рассказы о приведениях.

В дверях за моей спиной стояли до невозможности бодрые и довольные Митос и Хескем.

— О, миссис Потт, мы вчера говорили о семейной легенде, вы не могли бы её рассказать нашим гостям? — уважительно попросил Джозеф. — Они увлекаются историей, им будет это интересно.

— Если хозяевам угодно, то после чая у меня будет на это время. Ланч же через два часа. Пока что вы может тоже съесть сэндвич, Эбби ещё не убирала в летней столовой. А теперь простите, меня ждёт ягненок, которому ещё предстоит стать отбивными.

— Благодарю вас, миссис Потт, вы наш добрый гений, — восторженно воскликнул Джозеф и потащил нас по коридору в ту маленькую столовую, что я видел по дороге.

— Это утренняя столовая, — провозгласил он. — Мы обычно здесь завтракаем. Миссис Потт очень не любит, когда мы суемся на её кухню, поэтому Эбби обычно накрывает здесь. Как видите, тут достаточно светло в первой половине дня, а большую часть лета практически и весь день. А из окна прекрасный вид на реку.

Пока Джозеф болтал и попутно выставлял с сервировочного столика на круглый обеденный стол различную снедь, разложенную по тарелкам, у меня появилась возможность осмотреться. День выдался солнечный, и комнату и правда заливал свет, струящийся из большого французского окна. Кроме стола и стульев, имелись ещё небольшие диванчики, небольшой шкаф с книгами и газетный столик. А низкий широкий подоконник был устелен подушками и мог использоваться как дополнительное место для отдыха.

— К сожалению, наш дом далеко не на юге, так что эта столовая нам отчасти заменяет солнечную комнату. Элис хочет построить отдельно солнечную беседку с зимним садом, но это потребует сложных расчётов и приличных вложений, а для начала нужно обустроить дом. Вы же видели, тут ещё масса работы. Электричество не везде проведено, отопление. Сантехнику пора менять. В общем, дел ещё много.

— Я до сих пор не понимаю, зачем ты с этим связался, — заметил я, наблюдая, как Джозеф сооружает себе сэндвич из холодного бекона и овощей. — Мог ведь ограничиться и коттеджем.

— Понимаешь, я ведь не потомственный миллионер или аристократ. Все свои деньги я заработал сам, ну, и часть Элис принесла в семью. Сначала квартирка, потом апартаменты, пентхауз. Дальше — уже дом. Это не просто наше желание, но и вопрос престижа и показатель достатка. Для успешного бизнеса мало иметь приличный офис, в неформальной атмосфере сделки заключаются успешнее. Так что требовалось что-то солидное, производящее нужное впечатление. Да и место под родовое гнездо. Дети растут, глядишь, внуки скоро пойдут.

— Ну, о внуках, надеюсь, ты ещё не думаешь, — не смог сдержать улыбки я.

— Знаешь, думать никогда не поздно. Кейси вон уже практически девица на выданье.

— Скажи мне, а хозяйство ведут всего четыре человека?

— Пока да. Но ты же видел миссис Потт, у неё не забалуешь. Так что дом функционирует, хотя и в скромном режиме. Я уже предложил взять хотя бы кухарку и пару горничных, чтобы разгрузить её и Эбби, но она сказала, что если мы не планируем больших приемов, то пока людей достаточно. К тому же, мы, ты знаешь, и сами не белоручки, так что лишних хлопот стараемся не доставлять. На кухне Элис частоготовит, за порядком в комнатах тоже присматриваем, чтобы Эбби меньше приходилось убирать. Да и часть комнат всё ещё закрыты. Кстати, пока есть время, пошли покажу старую башню.

— Так мы же в ней живём, — не понял я.

— Нет, мы живем в новой башне, — вмешался Митос, допивая свой сок. — А есть ещё старая, она ещё дальше.

— Всё остальное относительно неё практически новодел, — захихикал Джозеф, вскочил и быстро начал убирать всё обратно на сервировочный столик.

Буквально через пару минут он уже тащил нас по коридорам в сторону «старой башни».

* * *
В этой части дома царил холод, несмотря на тепло за окном. Толстые каменные стены, покрытые белой штукатуркой, закрывали от непогоды, но не могли согреть. Высокие окна были застеклены и в это время дня давали достаточно света.

— Электричества тут нет, — пожаловался Джозеф. — Собственно, сами видите, тут ничего практически нет, кроме голых стен.

Это заявление казалось недалеко от истины. Мы прошли по всем помещениям на всех этажах, и в лучшем случае обнаружили пару массивных столов, несколько лавок и сундуков. Да в нескольких комнатах лежали уже потертые ковры, прикрывающие столь же потертые деревянные половицы, которые скрипели под нашими ногами.

— Такое ощущение, что здесь ничего не менялось со времен Тюдоров, — подвёл итог экскурсии Митос.

— Вполне возможно. Эта часть дома меня беспокоит больше всего. Что тут делать, не представляю, — пожал плечами Джозеф. — Пока будет стоять так.

— Можно предложить кинокомпаниям для съемок, отличные декорации, — подал идею Митос.

— А что, это мысль! Надо подумать. Ценного тут всё равно только стены — кстати, четырнадцатый век, если верить миссис Потт. Хотя нет, тут ещё панно есть, оставшееся примерно с тех же времен.

Джозеф потащил нас смотреть главную достопримечательность башни. Над большим камином в половину человеческого роста и правда висела деревянная картина довольно приличных размеров. Она представляла собой серию сюжетов, судя по всему, связанных с первыми владельцами этих земель. Картинки обрамляли какой-то текст, вырезанный в центральной части панно. Но мелкие буквы сохранились куда хуже, и не удавалось разобрать даже, на каком языке говорили бывшие хозяева. Вещь и правда была ценной, если не с художественной, то с исторической точки зрения, о чём я и поспешил сообщить Джозефу.

— Нужно пригласить историка для оценки, если Адам не возьмется её написать.

— Для экспертизы нужен более узкий специалист, — покачал головой Митос. — Могу кого-нибудь порекомендовать по старой памяти.

— Не откажусь, с таким арт-объектом я ещё дел не имел.

На этом мы закончили экскурсию и направились к выходу. Как оказалось, эта башня имела отдельный выход, который выводил к реке. Спустившись по лестнице и чуть отойдя в сторону, я смог увидеть и понять, почему не заметил этой части дома и видел только лужайку, хотя мои окна выходили на эту же сторону. Оказалось, что старая башня много уже и чуть выше той, в которой разместили нас. Она как бы выступала вперед, и изначально представляла собой скорее сторожевую башню, чем жилой дом.

— А эта дверь всегда открыта? — спросил я, обратив внимание на то, что Джозеф не возился с ключами.

— Нет, только днём. Всё равно с этой стороны сюда никто не может войти. Сад тоже закрыт от посторонних, так что в этой части гуляют только обитатели дома. Но на ночь миссис Потт обязательно закрывает весь дом.

— Она ходит здесь вечером?

— Ну, она в доме живёт уже много лет. Пришла горничной, так и осталась. Так что, можно сказать, у неё на дом больше прав, чем у нас. Собственно, из новичков тут мы да Эбби. Джона вы вчера видели. Нелюдимый малый, всегда один, он даже обитает в другой части дома, — Джозеф махнул рукой в сторону длинной двухэтажной пристройки, видневшейся из-за ограды. — Там у него и дом, и мастерские.

— И своя кухня, — внёс свою лепту Митос. — С кофеваркой. И холодильником.

Я не мог не улыбнуться пронырливости приятеля. Куда бы он ни попал, голодным он точно никогда не останется.

— Ага, иногда я сам там спасаюсь от правил миссис Потт, — рассмеялся Джозеф. — Мы с ней хорошо ладим, но всё-таки жить по расписанию для меня трудно. Кстати, скоро ланч. Пошли позовём Элис, а заодно на сад взглянете.

Мы прошли ещё сотню метров, миновали распахнутые двери ограды и очутились в красивом английском саду. Он был не очень большим, но весьма ухоженным. Фруктовые деревья здесь сочетались с декоративными, красиво подстриженные деревца соседствовали с такими же ухоженными кустами. Именно ими как раз и занимался невысокий коренастый мужичок. Он ловко орудовал ножницами, довольно быстро перемещаясь вокруг куста можжевельника, превращая его в очередной конус.

— О, познакомьтесь, это Бентон, наш кудесник, без которого дом выглядел бы как алмаз без оправы, ценно, но не так красиво.

Мы с удовольствием пожали руку этому мастеру своего дела.

— Ваша супруга под своей любимой вишней, — поделился информацией Бентон, возвращаясь к прерванному занятию.

— Спасибо, — поблагодарил его Джозеф, устремившись в заданном направлении.

Элис мы нашли сидящей в кресле под сенью вишневого дерева с книгой в руке.

— Дорогая, мы пришли позвать тебя на ланч.

— Уже так много времени? — поинтересовалась Элис, не отрывая свой взгляд от страницы.

— Пойдём, а то миссис Потт будет сердиться. А она ещё обещала рассказать местные легенды для Дункана и Адама.

Элис с видимым нежеланием закрыла книгу и поднялась на ноги.

— Что же, не будем расстраивать Элизабет, а заодно лишать гостей интересного рассказа.

— Элизабет? — переспросил я, предлагая даме руку.

— Ты же не думаешь, что её имя «миссис»? Кстати, как она тебе?

— Строга.

— В каком-то смысле это тоже достоинство. Ты поздно встал? Адам вон с утра на ногах.

— Долго не мог заснуть.

— На новом месте это бывает. Надеюсь, тебя не мучили призраки?

Я внимательно посмотрел на Элис, уже начиная подозревать её в розыгрыше. Если бы в этом не был замешан бессмертный я бы так, возможно, и подумал, зная неугомонный нрав Джозефа и его отпрыска.

— Кстати, а где Брендон?

— Ты по нему уже соскучился? — улыбнулась Элис. — Он в доме. Наверное, не дает покоя Эбби.

Брендона мы действительно нашли дома. Под строгим взглядом миссис Потт он чинно сидел за накрытым столом и ждал взрослых.

* * *
Нас удостоили традиционным английским ланчем, включавшим в себя обещанные отбивные из ягненка, вареный картофель, салат из свежих овощей и фруктовый десерт, который почти весь достался Брендону. Беседа за столом текла спокойно и непринужденно. Митос рассказывал, что успели ему показать хозяева, хвалил дом, сад, обед и вообще был весьма учтив и добросердечен, тогда как я всё никак не мог отделаться от предчувствия чего-то… не то чтобы нехорошего, но и не слишком приятного.

После обеда мы помогли Эбби убрать всё со стола и стали ждать, когда же миссис Потт найдет для нас время. Ждать пришлось не слишком долго. Вскоре она появилась в летней столовой, строго одетая, с гладко убранными волосами и без малейшей тени улыбки.

— Если господа готовы… — произнесла она, и мы тут же вскочили на ноги.

Она повела нас в холл башни, где остановилась у одного из портретов.

— Как вы знаете, замок носит название Твейкав, что с гэлльского наречия переводится как «Зуб Твида». Своё имя он получил в честь реки, на которой стоит, а так же первого владельца этих земель, Кайдена «Волка» Фелана. Вы можете видеть его на портрете, правда, написанном уже после его смерти по воспоминаниям потомков, так что точное сходство не гарантировано.

На нас смотрел огромного роста и размеров мужчина в охотничьем костюме. Его взгляд был не менее суров, чем у рассказчицы.

— Согласно летописям, он пришёл в эти края в начале одиннадцатого века и осел, взяв в жёны здешнюю девушку, дочь местного землевладельца. Слыл отличным воином и охотником. Вскоре он отвоевал и занял этот кусок земли и построил тут дом. Поместье это назвали Каав из-за талисмана в виде волчьего зуба, который носил Кайден. Семейные предания гласят, что это был могущественный амулет, приносящий удачу своему владельцу. Так или иначе, семья росла и богатела, занимаясь военным делом, охотой, земледелием, торговлей. Дом строился и расширялся. Так продолжалось несколько поколений.

Миссис Потт сделала пару шагов и остановилась перед другим портретом. На нем был изображен мужчина средних лет со смоляными кудрями, обрамлявшими гладко выбритое лицо. Портретное сходство с предком угадывалось только по одинаково желтым глазам, хотя у потомка они смотрелись как-то уж совсем неестественно.

— Перед вами Вейлин Фелан, рыцарь. На годы его жизни пришлась первая англо-шотландская война. К сожалению, она не обошла стороной и эту семью. Много мужчин погибло, дом сожгли. Но Вейлан не только выжил, но и получил титул рыцаря. Он же заложил каменную башню для оставшихся в живых. В роду его почитали наравне с основателем. Дальше дом строился, перестраивался, расширялся. Но старая башня Твейкав по сей день остаётся сердцем замка. Считается, что если рухнет она, рухнет и весь дом. Идем дальше.

Мужчина на следующем портрете больше походил не на сурового воина, а на аристократа — и мягкостью выражения лица, и богатством одежды.

— Невлин Фелан привнес в герб своего рода серебряный шлем с открытым забралом, получив титул баронета волеизъявлением Эдуарда III. Правда, не за воинские доблести, а в обмен на некоторую сумму. Феланы к этому времени уже восстановили свое состояние и даже преумножили его. Никто не знает, тщеславие ли толкнуло Невлина Фелана на фактически покупку титула или какие-то иные соображения, но семейные хроники и некоторые гроссбухи говорят, что дела семьи после этого ещё больше пошли в гору. Но именно это богатство и привело к последующей трагедии.

За рассказом миссис Потт дошла до конца галереи и указала на последний портрет, висящий в этом зале.

— Легенда о призраке связана с внуком Невлина, Воган Феланом. Как гласят семейные предания, он отличался невысоким ростом и не сказать что богатырским сложением, но при этом был весьма воинственным, и потому ввязывался во все возможные конфликты. Но он выжил в каждом из них, а вот его родным не повезло больше. К 1493 году из носящих фамилию Фелан он остался один. У него была сестра, Гвенн, по мужу Торндайк. Именно её сыну предстояло унаследовать всё состояние за бездетным Воганом. Но племянник не пожелал ждать. Роланд напал на собственного дядю в его же доме и подлым ударом поразил в самое сердце. Это случилось на этом самом месте. Не успели паркет отмыть от крови Вогана, а его тело уже похоронили в семейном склепе в аббатстве Хорнклифф.

— Но Роланд рано радовался и строил планы, как потратить наследство. Призрак убитого Вогана вернулся на следующую ночь. Он преследовал своего убийцу, не давал ему покоя, сна, забвения. В конце концов, виновный не выдержал и повесился прямо над местом собственного преступления. Жена Роланда, Аделина, молилась за упокой души и убитого, и убийцы. И она первая, кто принес в жертву духу тридцать три золотые монеты. После чего призрак исчез, оставив семью в покое. Но, к сожалению, не насовсем.

— Когда у сына Роланда, Марлоу, уже у самого появились внуки, призрак вернулся. Вид его окровавленного тела, появившегося из стены, так напугал одну из дам, что она чуть не разрешилась от беременности раньше срока. Тогда Марлоу вспомнил, как поступила мать, и повторил ритуал: заказал поминальную и оставил деньги на месте преступления.

— Так и повелось. Примерно раз в шестьдесят-семьдесят лет призрак снова навещает родовое гнездо и место своей смерти. Последний раз это произошло во времена деда старого хозяина, в 1903 году. Последний потомок, как вам известно, продал замок и уехал от греха подальше. Но кто знает, унёс ли он проклятие Торндайков с собой или призрак снова вернется в замок за своей данью.

Глава 4

Рассказав эту страшную историю, миссис Потт удалилась готовить обед, оставив нас и новых хозяев делиться впечатлениями от услышанного.

— Ну, и что скажете? — тут же пошёл в атаку Джозеф. — Правда, шикарная история?

— Да, особенно мне нравится часть про тридцать три золотых, — с совершенно серьезным видом кивнул Митос. — По тем временам это были весьма неплохие деньги.

— По нынешнем тоже, — не смогла смолчать Элис. — Для откупа в ход шли исключительно антикварные монеты. Миссис Потт рассказывала, что старый Ричард Торндайк положил несколько лет, чтобы найти и выкупить соверены времен Генриха VII. На это ушла значительная часть оставшегося состояния. Он до смерти боялся этого призрака, и именно на его поколение и пришлось очередное явление.

— То есть призрак берет дань именно теми монетами, что были в ходу в его время? — уточнил Митос и после молчаливого подтверждения Элис воскликнул: — А у него губа не дура! Я бы тоже не отказался от такого приработка. Это сколько по сегодняшним деньгам?

— Минимум два миллиона долларов! — Судя по всему, Джозеф хоть и не верил в историю, но вложения на всякий случай прикинул.

— Это если ещё найдешь, эти монеты нумизматическая редкость, — уточнила Элис.

— И вы верите в эту историю? — не смог не поинтересоваться я.

— Конечно, нет! — воскликнул Джозеф. — Какой замок может обходиться без призрака. Но история впечатляет, не правда ли? Пошли в гостиную, что мы тут стоим. Попробуем вытащить Кейси из её пещеры, она нам что-нибудь сыграет.

— Не надо, дорогой, то, что она сейчас играет, при здешней акустике лишит нас слуха надолго, — запротестовала Элис.

— Я хочу музыку, — подал свой голос Брендон, на удивление молчавший до сих пор, и умчался вперед. Родители поспешили за ним, оставив нас наедине.

Я вглядывался в портрет Вогана и пытался вспомнить, видел ли это лицо когда-нибудь прежде. Память не откликалась.

— И что скажешь? — поинтересовался я у Митоса.

— Классическая история. Чем-то напоминает «Кентервильское привидение». Правда, там ходил убийца, а не убитый. Кстати, Роланд в образ призрака вписывается лучше, учитывая, что он изначально отличался меркантильностью. Да и самоубийцы нередко становятся привидениями.

— Но ни жена, ни сын его не узнали и назвали Вогана, — вспомнил я подробности истории.

— Мало ли какие причины у них на это имелись, — Митос лишь пожал плечами. — Люди, знаешь ли, частенько врут, ну, или, по крайней мере, приукрашивают действительность. Заметь, история про мстительный призрак убитого куда лучше подходит этому роду, чем история о жадном убийце и самоубийце в одном флаконе.

— Может быть, — я обернулся, чтобы ещё раз взглянуть на портреты родоначальников.

— Это если вообще верить в привидения, — рассмеялся Митос и сделал шаг в направлении гостиной. — Ты идешь?

* * *
Весь вечер разговор то и дело скатывался к легендарному призраку Твейкав. Джозеф был от него в восторге. За ужином он поведал, как рассказывал это предание братьям Моргейн, и как забавно пугался младший Энис. Брендон поддерживал отца и не принимал историю всерьёз. Элис наоборот была настроена менее восторженно. Как хозяйка она больше общалась с миссис Потт, и та, видимо, рассказывала ей легенду в куда больших подробностях. А ещё больше её впечатлили дневники Ричарда Торндайка, который истово верил в семейного призрака. Услышав о нём ещё в детстве, он всю жизнь положил на то, чтобы собрать дань, и потомкам своим завещал. Умер же он через год после появления призрака, причём сам его не видел, а встретился с ним сын Ричарда, Сэмюэль, бабник и выпивоха.

— Может, зная страх отца перед призраком, он сам подстроил эту историю? — подал идею Митос.

— Не знаю, но Ричард сразу поверил в неё. Он считал, что призрак приходит к тем, кто ведет неправедную жизнь и виновен перед родом.

— И чем провинилась та несчастная, что чуть не родила при виде окровавленного призрака? — на этот раз не сдержался я.

— А по слухам та беременная Джессика залетела не от мужа, а от его брата.

— Кейси! — возмутилась Элис.

— А что, мне Эбби рассказала, — пожала плечами девушка.

— Но не при брате же это повторять!

— Мама, он об этом побольше тебя знает, у него в источниках не только Эбби ходит, но ещё и Бентон, тот тоже любит поговорить о делах минувших.

Брендон тщательно делал вид, что речь идёт не о нём.

— То есть призрак приходит наказать виновных, а главы семейств выкупают их у мстительного духа? — Митос спас любопытного мальчишку от допроса родителей.

— Ричард Торндайк считал так, но сын был единственный, а возраст не позволял родить другого. Сам он вёл весьма праведную жизнь, судя по рассказам.

— Но при этом знал, что дух приходит к нечестивцам, и боялся его до смерти. Что-то не складывается, — Митос развлекался, подвергая сомнению любую теорию. Я уже не понимал, что он обо всём думает и во что верит.

— Я сужу по его дневникам и по рассказам миссис Потт, которая неплохо знает историю этой семьи, — пожала плечами Элис. — Так или иначе, Ричард откупился и вскоре умер. Сэмюэль быстро промотал практически всё наследство, так что его сыну Харри пришлось нелегко. Война замок не затронула, но вот на поддержание поместья уже тратилось по минимуму. Так что после смерти Харри пару лет тому назад его сын решил продать родовое гнездо.

— Угу, Родни боялся, что призрак придёт и по его душу, — снова поделилась своими соображениями Кейси. — Он ничуть не лучше своего деда, такой же бабник и вообще негодяй, да и с отцом у него сложились не лучшие отношения, так что тот не стал бы убиваться и платить за него дань. В общем, ему повезло не встретиться с предком, и дальше рисковать он не стал. Тем более что платить ему было нечем.

— Опять Эбби поведала?

— Ага, он и к ней подкатывал, но она его послала и пожаловалась миссис Потт, а та быстро смогла поставить «мистера Родни» на место.

— Кейси, хватит.

— Ладно, тогда всем спокойной ночи, и пусть призрак вас не потревожит.

С этими словами Кейси удалилась. Наш разговор тоже потихоньку сошёл на нет. Я всё никак не мог отделаться от мысли, что это не конец истории. И она не отпускала меня до самой ночи.

А ночью я снова услышал Зов. И снова, выскочив в коридор, я никого не увидел. Не сдержавшись, я постучался в дверь спальни Митоса, она открылась лишь через минуту.

— Прости, ты не слышал…

— Опять Зов?

— Значит, не слышал, — понял я.

— Мак, в отличие от тебя я не преследую призраков, а сплю, — сказал Митос, пропуская меня в спальню и снова устраиваясь на кровати. — Дверь запереть, в уши наушники, и можно спать спокойно.

— Но ты ведь не можешь не ощущать приближение бессмертного. — Я пристроился на краю кровати, чтобы не тащить от камина кресло.

— Можно просто не обращать на это внимания. Вот ты меня за стеной чувствуешь?

— Иногда. Когда ты выходишь, приходишь, а когда ты рядом…

— Это воспринимается уже как естественный шум, ведь так?

— Наверное, — не мог не согласиться я.

Действительно, когда Митос находился рядом, я как-то забывал, что он бессмертный, переставая воспринимать его Силу, он просто был моим другом. А он тем временем продолжил:

— Вот и для меня это так. Сейчас мы живем по разным помещениям, которые находятся на некотором расстоянии друг от друга. И, не видя тебя, я принимаю иногда твой Зов, он не звучит естественным шумом. Но зная, что это ты и никого больше тут быть не должно, я просто не обращаю внимания на твои беспокойные хождения. К тому же, даже у Зова есть поле действия, иначе мы все уже сошли бы с ума. Так что, подводя итог, нет, я ничего не слышал, потому что не хотел.

— Всё равно не очень понимаю.

— Я не знаю, как это объяснить, — пожал плечами Митос. — Наш Зов — это «голос» нашей Силы, это её мы слышим и воспринимаем как потенциальную угрозу, он для нас как предупреждение об опасности. Кстати, кто-то по Зову определяет опасность противника, а кто-то — просто его присутствие, тут всё дело в опыте.

— Ты хочешь сказать, что по Зову ты можешь определить, кто приближается?

— Нет, но по нему я могу просчитать степень угрозы для себя. Поверь, это важнее.

— Но на меня ты всегда реагировал… — я никак не мог подобрать нужного слова.

— Скажем так, я никогда тебя не недооценивал. И да, ты для меня часто был источником опасности.

Я не знал, что на это сказать. Но пока я раздумывал над ответом, наш невидимый бессмертный вернулся. Теперь уже и Митос выглядел заинтересованным.

— Кажется, я подхватил твою галлюцинацию. Не думал, что такое возможно, — сказал он, пристально всматриваясь в темноту за открытой дверью.

— А мне как-то стало спокойнее.

— Ещё бы, сходить с ума в компании гораздо веселее. Давай-ка ты пойдешь спать. Если это твой вчерашний гость, то, я так понимаю, он больше сегодня не вернется. Мы подумаем об этом утром, на свежую голову.

Предложение звучало разумно. Судя по всему, неведомый бессмертный уже удалился, и больше ничего не ожидалось. Я как-то даже успокоился, так что, вернувшись в спальню, быстро уснул, не подозревая, что утром нас ждет ещё один сюрприз.

* * *
Меня разбудил громкий пронзительный крик. Я подскочил и, схватив меч, рванул на шум. В холле нашей башни, в том самом, где висели портреты представителей семьи Фелан, на коленях стояла Эбби и с ужасом смотрела на приличную лужу чего-то, напоминающего кровь. Над лужей на высоте в полтора человеческих роста болталась веревочная петля.

На девичий крик сбежались все, кто был в доме. Отсутствовал только Джон. Как оказалось, мы с Митосом примчались первыми. Я получил возможность понаблюдать за реакцией каждого, и она не порадовала: судя по всему, если кто-то и пытался нас разыграть, то явно ни один из обитателей дома.

Расстроенную и напуганную Эбби женщины увели на кухню. Девушка никак не могла прийти в себя от шока, ноги у неё подкашивались. Митос посмотрел на это и пошёл за ними, решив оказать медицинскую помощь. Кейси утащила Брендона, который проявлял излишнее любопытство. Мы с Джозефом остались, чтобы оглядеться более внимательно.

Веревка выглядела старой, но довольно крепкой, её привязали к одной из стоек перил верхней лестничной площадки морским узлом, который пришлось обрубить, так как развязать его не представлялось возможным. Что до лужи, сомнения в том, что это не кровь, очень быстро растаяли: запах не мог меня обмануть. И была она пролита несколько часов назад. Единственное, чего я не мог сказать, это принадлежала ли она человеку.

— Как думаешь, это дело рук призрака? — неожиданно спросил меня Джозеф.

— Ты же не веришь в призраков.

— Не верю, — всё тем же тихим голосом ответил мне хозяин проклятого замка, не отводя взгляда от портрета Вогана Фелана.

Именно на этом месте по легенде его убили, а его племянник повесился, и именно здесь теперь кто-то воспроизвёл сцены пятисотлетней давности.

Глава 5

Судя по всему, последние пару столетий Твейкав оставался довольно спокойным местом, неторопливое течение жизни которого нарушалось только очередным появлением легендарной личности. Так что когда Джозеф приглашал меня отдохнуть на природе и половить рыбы, он явно не предполагал, что культурная программа окажется куда занимательнее. Похоже, нам светила рыбка покрупнее, оставалось только узнать, как её поймать.

Митос потратил полчаса, чтобы успокоить Эбби. Ни о какой работе в этот день не могло идти и речи. Девушка так перепугалась, что её, обессиленную, еле удалось уложить спать. Она всё порывалась убежать из дома. Убедить Эбби, что это чья-то глупая шутка, не удалось. Главным и неоспоримым доводом явилось: «Но ведь в доме никого нет, кроме нас». Это было сложно оспорить. Миссис Потт подтвердила, что все двери на ночь она самолично закрыла. Мы с ней прошлись по всему дому и проверили всё, что возможно. Открытой оказалась лишь одна, которая вела во внутренний двор, и ту открыл Бентон, когда ходил за водой, чтобы смыть кровь.

Наконец я смог познакомится с Джоном лично. Он жил обособленно ото всех, так что узнал, что происходило в доме только от Бентона. На вопрос, не видел ли он кого подозрительного сегодня с утра или накануне, этот детина лишь покачал головой. Если миссис Потт следила за дверьми дома, то внешний периметр был на ответственности Джона. Он согласился показать все входы и выходы с территории. Их оказалось немного: кованные центральные ворота, через которые мы прибыли, небольшие железные в конце сада, но они давно уже не открывались, и с противоположной стороны территории поместья находилась небольшая калитка, ею обычно пользовались почтальон, молочник и курьер из деревенского магазина. Возле неё как раз топтался мальчишка с ближайшей фермы, который привез свежее молоко и яйца.

Оставив Джона разбираться с посланцем, я вернулся в дом. Дело и правда принимало не очень приятный оборот. Вроде бы в дом никто проникнуть не мог, но следы своего появления этот невидимка оставил. Или он действительно мог проходить через стены и закрытые двери? Как призрак. Меня передернуло, и захотелось перекреститься. Оставалась ещё моя теория о бессмертном — ведь ощущал же я чьё-то присутствие, и уже не я один. Но я никого не видел. Бессмертный призрак? Может, в этом Митос прав?

Мне срочно захотелось с ним побеседовать, но это оказалось непросто. Только ему удалось усыпить Эбби, как врачебная помощь потребовалась Элис. Сначала она переволновалась за девушку, а теперь ей пришло в голову, что произошедшее не пройдет без последствий для Брендона: «У мальчика же больное сердце!» Правда, помощь больше потребовалось матери, чем ребенку, единственное, что мучило его — любопытство. Но из комнаты его не выпускали, оставив под присмотром сестры. Элис же Митос дал ударную дозу снотворного и уложил спать.

— Эх, надо было ехать под видом медика, — сказал он мне тихо, когда, наконец, всё более или менее успокоились, и мы остались в библиотеке одни.

— Кто же знал. И как ты объяснил свои таланты?

— Родители очень хотели иметь сына-медика, и тот даже поступил в медицинский колледж, а потом решил, что его призвание — история. Всё как всегда.

— Знаешь, мне всё не дает покоя тот невидимый бессмертный, — наконец заговорил я о том, что меня тревожило всё это время. — Единственное, я не понимаю, как он перемещается по дому так, чтобы его никто не видел.

— А то, кто этот бессмертный, тебя не беспокоит?

— Кто-то из Феланов, я полагаю, — пожал я плечами.

— Или Торндайков. А может кто-то из их родни, или слуг, или ещё кто-то. Ни ты, ни я не встречались ни с одним из Феланов, так что говорить наверняка мы не можем.

— Надо бы посмотреть хроники. Если здесь происходили какие-то странные смерти, кроме этой, хоть намек на бессмертного, в документах должно это быть. Как я понимаю, последний из хозяев не забрал ничего из бумаг?

— Нет, если Элис их читала, — задумчиво сказал Митос. — Я посмотрю после завтрака. Уже самому интересно.

* * *
К неудовольствию миссис Потт, случившееся нарушило привычный ход жизни. Дом не убирался, обеденные часы сбились, в воздухе витало какой-то нездоровое напряжение. Эбби так и не вставала. Бедняжка приняла случившееся близко к сердцу и решила, что призрак пришёл за ней. Это невинное создание придумало для себя кучу смертных грехов, за которые теперь придётся расплачиваться. Часть из тех, что мне удалось услышать, были несусветной глупостью. Митос уже начал беспокоиться, но помощь пришла оттуда, откуда её не ждали. Кейси взялась посидеть с больной. И через час из-за двери уже послышались первые, пусть ещё несколько нервные смешки. Уж не знаю, какой метод терапии выбрала Кейси, но он работал. С Элис находился её муж. Митос засел в библиотеке. Я от скуки отправился с Джоном на рыбалку, посчитав, что свежая рыба к столу никогда не будет лишней.

Так уж получилось, что мне до сего дня не довелось ловить рыбу в Твиде. Прямо скажем, в воинствующей Европе мне было не до этого. Всегда приятно получить новый опыт, когда его не ждешь, тем более что поместье Джозефа предоставляло для этого все условия. Его новый дом стоял прямо на берегу одной из самых лососёвых рек Британии. К тому же для рыбацких нужд на маленьком островке посреди реки, почти напротив замковых цветников, построили небольшой домик. Нам хватило пары минут и буквально нескольких гребков, чтобы небольшая резиновая лодка пристала к острову.

В домике нашлось всё для приятного времяпрепровождения на берегу с удочкой, а заодно и отличная лодка для выхода подальше на реку. Но мы решили остаться здесь. Стояло далеко не раннее, но всё же утро, и наши шансы на улов всё ещё оставались неплохи.

Было тихо и как-то уютно сидеть вот так вот в складном кресле, стоящем на деревянном настиле почти посреди реки и следить за поплавком. Течение реки убаюкивало, и я не заметил, как задремал. Мне снился Кахани и его мать, а в душе царил покой и ожидание счастья. Меня разбудила натянувшаяся леска — можно было поздравить себя с уловом. Правда, единственным, тогда как Джон уже выловил парочку приличных рыбин и теперь вознаграждал себя за это сэндвичем с огурцом. Увидев, что я наконец проснулся, он молча протянул мне мою порцию.

Решив, что для обеда нам улова хватит, мы направились обратно. За время нашего отсутствия домочадцы уже относительно пришли в себя и потихоньку занялись своими делами, хотя холл башни всё равно старались обходить. Мы не могли придумать нормального объяснения, а рассказывать свою теорию о бессмертных я по понятным причинам не стал. Вместо этого я занял Джозефа и Элис тем, ради чего меня сюда и позвали, позволив Митосу вернуться в библиотеку. Мы методично обходили комнату за комнатой, и я, как мог, давал свою экспертную оценку всем раритетам, оставшимся от прошлых хозяев. Подчас приходилось объяснять назначение некоторых предметов, характерных для быта средневековья, но совсем неизвестных в наши дни. А заодно хозяева хвастались теми своими приобретениями, которые я до сих пор не видел.

За этим привычным занятием они как-то успокоились, и ужин уже прошёл вполне беззаботно. Кейси даже согласилась нам сыграть что-то из Вивальди, хотя к нынешней обстановке скорее подошёл бы Вагнер. После, когда, измученные ранним подъемом и треволнениями, все разошлись спать, мы с Митосом вернулись в библиотеку, где были разложены какие-то книги, бумаги и тетрадные листы.

— Ну, чем похвастаешься? — спросил я.

— О, это действительно занятная история. Я начал с самого раннего, что смог найти, и даже пристал к миссис Потт. Она тоже поведала мне немало занятного. Про здешнюю семейку ходит много легенд, призрак просто самая популярная. Начать с того, что здешний родоначальник, Кайден, появился тут из ниоткуда. О нём толком ничего неизвестно, он никогда не говорил о своей родине. По некоторым признакам можно предположить, что пришёл он издалека. Кстати, Кайден Фелан — с гаэльского переводится примерно как «волчий воин» или «волк-воин». Ты заметил, что на портрете у него и у кое-кого из его потомков желтые глаза?

— Да, мне это показалось художественным преувеличением.

— Может быть. Но местные легенды приписывают Кайдену прямо-таки звериные черты, а именно волчьи. Проще говоря, его считали оборотнем. В семейных хрониках, естественно, этого нет, но среди местных эта теория до сих пор ходит. Да, и умер он довольно странно, пропал на охоте, тела так и не нашли. Как тебе такое?

— Призраки, оборотни… Жизнь становится все интереснее.

— Ещё как. Особенно в свете того, что про него говорили, будто он долгие годы сохранял свою физическую форму, «словно старость была над ним не властна», — зачитал Митос из одной из книг. — В общем, весьма колоритная фигура. И первый кандидат на бессмертие, правда, поборы с собственных потомков как-то не вписываются в характер. Дальше ничего столь интересного, хотя потомки у него были те ещё. Жить они спокойно не умели, да и не хотели. То и дело куда-то срывались: то в какой-то военный поход, то в плавание, то просто на длительную охоту. Всегда что-то привозили из странствий. Так что состояние они заработали явно не на земледелии, хотя тут тоже всё шло неплохо.

— Кстати о потомках. У бессмертных, как ты знаешь…

— Ну, про жену Кайдена тоже ходило немало историй. Говорили что она ведьма, и хорошо, что времена Святой Инквизиции настали много позже. В общем, думаю, если бы они захотели, то нашли бы выход. Хотя признаю, что желтые глаза весьма характерный признак, чтобы возникнуть на пустом месте. Кстати, судя по портретам и тому, что я успел прочесть, последний в роду, кто мог похвастаться такими глазами — это известный тебе Вейлин Фелан, рыцарь. Тоже тот ещё жук. Оказывается, свой титул рыцаря он тоже получил не за боевые заслуги, как можно подумать. Я уже говорил, что деньги у семейства водились, даже несмотря на все тяготы войны, а Эдуард Длинноногий очень любил воевать. У него вечно то гражданская война, то крестовый поход, то восстания, а уж с шотландцами он бодался до самой смерти. Так что ему Феланы оказались нужны и как источник средств, и как те, кто сможет сражаться против шотландцев. Какие услуги волчий сын Вейлин оказывал королю Эдуарду — точно неизвестно, но титул он получил и собственноручно придумал герб. Ты не обратил на него внимания?

— Нет, а что в нём такого?

— А ещё историк. Чему ты там своих детей учил? Сейчас темно и в оригинале мы его рассматривать не пойдем, но у меня тут есть изображение.

Митос протянул мне листок пергамента, на котором был нарисован герб: треугольный щит, на зеленом фоне которого две руки держали перекрещенные мечи, символ доблести. Нижняя часть щита полыхала красным пламенем, которое напоминало сердце, по верхней шла полоса из серебряных волчьих клыков на черном фоне, а в качестве не то щитодержателя, не то основания выступал черный оскаленный волк.

— Ты заметил, что щит не столько пронзает зверя, сколько возлежит на нём. Учитывая репутацию и образа волка в европейской геральдике как олицетворения зла и коварства, и легенды про прародителя, то очень говорящий герб получается.

— И весьма необычный, — не мог не согласиться я. Такого я ещё не видел, хотя всё же не считал себя большим специалистом в геральдике: аристократ из меня тоже был никакой.

— Ты обрати внимание на девиз, — посоветовал Митос.

— «Ab igne ignem», — прочитал я. — Подожди, но это ведь значит «услуга за услугу».

— Ну, если верить сегодняшней трактовке слов Цицерона, то да. Вообще дословно она переводится «От огня огонь». Но скажи, что у Вейлина определенно было и чувство юмора, и стиль.

— Это точно.

— Кстати, когда, где и как он умер, тоже осталось неизвестным. Он вроде как ушёл к морю, но больше не вернулся. Считается, что «в холодных водах встретил он смерть свою». Так что опять тела нет, зато характер тот ещё. У него остался всего один сын, остальные племянники и племянницы и всякая дальняя родня. Но прямым считается лишь один, и он мало похож на отца.

— Ты специально это делаешь, выискиваешь все эти нестыковки?

— Мы говорили о том, что в этом семействе может найтись не один кандидат в бессмертные.

— В то время люди часто умирали вне дома, и их тела не находили. И бывало, что у них оставалось мало детей или отсутствовали вообще.

— Если бы дело обстояло иначе, мой друг, мы никогда не смогли бы так хорошо маскироваться. В общем, я пока дошёл до Невлина. Могу тебя сразу успокоить, он умер дома, в окружении родни и слуг. Самое вкусное я оставил на потом. Завтра займусь этой историей с Воганом и его наследством. А пока я бы пошёл спать.

— Я уже не понимаю, веришь ты в призрака, считаешь ли ты его мертвым или живым, — посетовал я.

— Это приятная зарядка для ума, — отмахнулся от моих претензий Митос. — Верю ли я в привидения? Я никогда их не встречал, как, собственно, и оборотней, вампиров, духов, богов. Зато я видел много людей, смертных и бессмертных, которых считали таковыми. Я чувствовал бессмертного вчера ночью, ощущал его Зов, но я не видел его, и ты говоришь, что, по идее, он не мог сюда проникнуть. Так что или ты ошибаешься, или что-то тут нечисто. Всё просто, я только пытаюсь строить теории исходя из известных мне фактов. Если их будет больше, то и теория может поменяться. Пока что вся эта история с призраком и оборотнями мне кажется весьма органичной для здешних мест, здесь любят мрачную таинственность. И если бы её не было, её обязательно нужно было бы придумать, иначе скучно жить.

— То есть ты не веришь?

— Мак, присмотрись внимательнее. Уж больно эта история смахивает на водевиль. Почти «Кентервильское привидение». Есть семья почти Отисов, есть замковый призрак с кровавым пятном, осталось только назначить Вирджинию и снять проклятие.

— Но всё же, — не мог скрыть улыбки я, — от истории Уайльда нас отличает довольно многое. Джозеф не похож на мистера Отиса, да и Кейси — не Вирджиния. Привидение у нас не ходит, громыхая цепями, по замку и не попадает в ловушки близнецов.

И в ту же минуту послышался грохот и звук разбитого стекла.

* * *
Вам случалось когда-нибудь ловить себя на мысли, что стоит вам что-нибудь сказать, как это обязательно случается? До этого момента я не замечал за собой такого таланта, но всё когда-то происходит впервые.

Заслышав грохот, мы вылетели в коридор и замерли, пытаясь осознать, что и где произошло. Кто-то застонал дальше по коридору в районе кухни. Мы рванули туда в робкой надежде, что оголодавший призрак действительно попал в чей-то капкан. Оказалось, ловушка и в самом деле была, но попался в неё не призрак, а глава семейства.

Джозеф лежал на полу, его разбитый локоть кровоточил. Рядом валялись остатки расколотого графина.

— Осторожнее, тут скользко, — предупредил он нас.

При неясном свете фонарика можно было заметить, что пол и правда подозрительно блестит. Митос осторожно сделал два шага в сторону и зажег светильник, после чего аккуратно приблизился к пострадавшему.

— Мак, нам нужны бинты, перекись, пинцет. Здесь порез и, кажется, стекло в ране.

— И где всё это взять?

— На кухне. Средний правый ящик, — ответил мне почти уже штатный семейный лекарь Хескемов.

Я аккуратно, практически по стеночке стал пробираться мимо лежащего Джозефа, когда раздавшийся на третьем этаже грохот упавшего тела, чуть не заставил упасть меня самого.

— Брендон! — раздалось сверху: Элис быстро вычислила источник своих неприятностей.

Пока я искал перевязочные материалы, а Митос лечил пострадавшего Джозефа, на крики снова сбежался весь дом. Хозяина подняли, пол, залитый моющим средством, пришлось отмывать, чтобы никто больше не поскользнулся. За всё это нужно было сказать спасибо Брендону, предоставленному днем самому себе. Юный партизан решил самолично поймать призрака и установил ловушки почти по всему дому. Первыми в них угодили его собственные родители.

— Ты хоть понимаешь, что папа мог серьезно пострадать? — Элис всё никак не могла успокоиться. — А если бы порез оказался глубже или задел бы вену, если бы Адама не было рядом? Ты об этом не подумал?!

Брендон только и мог, что всхлипывать, потирая покрасневшее ухо, за которое его от души оттаскали.

— Ты сейчас же скажешь, где ещё ты установил свои ловушки, и дашь честное слово, что больше так не станешь делать.

— Честное слово, — шмыгнул носом Брендон.

Надо сказать, что он подошёл к делу с размахом и действительно успел отметиться во всех проходных помещениях. Нам до своих спален предстояло идти с большой осторожностью, как по минному полю.

Вскоре все успокоились и разошлись, а мы с Митосом двинулись к себе, внимательно глядя под ноги, чтобы не пропустить какое-нибудь из творений юного охотника на привидений. Света двух нашей свечей хватало, чтобы четко видеть на несколько шагов вперед, и мы верили, что доберемся без потерь.

Путь наш лежал через проклятый холл. И стоило нам только дойти до лестницы, как Митос встал как вкопанный. Справа от нас висела веревочная петля, а под ней в тёмной жидкости отражался неясный свет свечей.

— Что-то он сегодня рановато, — произнес Митос, не отводя взгляда от этой декорации к фильму ужасов, и неожиданно добавил: — Нам бы сейчас очень пригодился Непревзойденный Пятновыводитель и Образцовый Очиститель Пинкертона. И виски.

Глава 6

Очистителя у нас не было, как, собственно, и виски. Так что единственное, что мы смогли сделать, это обрезать веревку и слегка вытереть лужу. Получилось не очень, зато мы подтянули половичок и прикрыли это безобразие, надеясь, что новое дизайнерское решение заметят не сразу. На этом мы свой долг посчитали выполненным и ушли спать.

Слава богу, утро не началось с очередного переполоха. Так что я смог не только выспаться, но и до завтрака найти Бентона и попросить его, если получится, аккуратно убрать оставшиеся с ночи следы явления беспокойного духа.

— Нет, мистер, боюсь, это будет непросто. Эта дрянь уже впиталась в паркет. Мы когда вчера пятно выводили, лак-то уже попортили, а сегодня эта зараза уже почти по чистому дереву. Если у Джона аммиачный раствор ещё остался, то можно попробовать, но боюсь, что след всё равно останется. Миссис Элизабет точно этого не простит.

— Чего именно? — не понял я.

— Паркет последний раз здесь меняли ещё в начале девятнадцатого века и с тех пор почти как новенький, а тут за два дня ухайдакали. Простите, мистер, сорвалось.

Бентон тяжело вздохнул и направился к Джону, искать раствор.

— Всегда знал, что старые слуги куда больше понимают и берегут дом, чем любой из хозяев, — проговорил Митос, слушавший наш разговор, стоя на втором этаже. Он спустился и подошёл ближе, чтобы при свете дня рассмотреть, что осталось от пятна. — Да, в уборщики нас не возьмут. Кстати, ты заметил, что для Бентона или Элис наша домоправительница миссис Элизабет, а для хозяина дома — всегда миссис Потт. Такое ощущение, что он её побаивается.

— Уважает, потому назвать её просто Элизабет считает нетактичным, а прибавлять к имени «миссис» — получается слишком длинно. «Миссис Потт» звучит короче. Вот и весь секрет. Он никогда не любил длинных имен и по возможности сокращает.

— Странно, что ты у него Дункан, а не просто Мак.

— Дункан короче, чем мистер Маклауд, — заметил я, не зная как объяснить Митосу, что изначально наши отношения с Хескемом носилиисключительно официальный характер и что простой переход на имя уже стал вехой и признанием приятельства.

— И всё же Мак ещё короче. Мог бы и облегчить жизнь старому приятелю.

— Поверь, если бы он захотел, то давно бы на него перешёл. Ты вон не стесняешься сокращать, хотя Мак звучит, как собачья кличка.

— Никогда бы не подумал, — усмехнулся Митос. — Пошли завтракать, Мак. Пока миссис Элизабет не побила нас поварешкой и не лишила кофе.

* * *
После очередного традиционного английского завтрака с яичницей, сосисками, жареным беконом и тому подобным, Брендон в сопровождении сестры отправился снимать все свои ловушки. Элис ушла помогать миссис Потт хлопотать по дому, а Джозеф наконец занялся своими делами. В общем, дом в какой-то мере вернулся к привычному ритму и обычному времяпрепровождению. Даже Эбби отказалась лежать в постели, хотя ей и давали такую возможность, а принялась за уборку комнат. Впрочем, зал она старалась пробегать, не смотря по сторонам. Отчасти ей это даже удавалось.

Мы же с Митосом решили подышать свежим воздухом, прежде чем он снова засядет за пыльные книги. Ближайший выход вёл к реке. Мы вышли на открытую площадку, спустились по лестнице и остановились у затянутого в серый гранит берега.

— Всё же хорошо здесь, несмотря ни на что, — промолвил Митос, вздыхая полной грудью влажный воздух.

— Да, только вот некие бессмертные призраки портят всю картину.

— Ты неправ, они наоборот придают замку очарования. Знаешь, если эту историю правильно подать, она бы пользовалась популярностью у читателей. В конце концов, древний английский замок и без привидения? Я бы на месте Джозефа возмутился, если бы оно не входило в комплект.

— Ты, может, и возмутился бы, а у него семья, горничная вон на грани нервного срыва, жена в панике, а в сыне проснулся Вождь краснокожих, — перечислил я накопившиеся проблемы, на что в ответ услышал только смех.

— Ну, подозреваю, что Брендон с рождения такой, просто ему раньше не было где развернуться.

— Да, в квартире, пусть и на несколько комнат, так не разгуляешься.

— Вот и я об этом. Так что с замком им точно повезло. Эх, а неплохо бы сейчас на рыбалку съездить.

— За чем же дело стало? Где лодку и всё остальное взять, я знаю. Так что поехали, — предложил я.

— Нет, мне дочитать бы вчера отложенное. Я как раз до рождения Вогана досмотрел. Кстати, ты должен молиться богам за свое везение, что мне не приходится расшифровывать эти тексты со словарем, иначе процесс явно затянулся бы.

— Я поставлю за это свечку, — не сдержался я от усмешки.

— Поставь, аббатство вон тут недалеко, заодно можешь могилы проверить.

— На предмет наполненности? Предлагаешь гробы вскрывать?

— Ну, не думаю, что за столько лет там осталось, что вскрывать. Знаю по опыту. И вообще я пошутил. Эх, но на рыбалку нужно выбраться или просто сплавать на тот берег, пройтись по шотландской земле. Не желаешь, Горец?

И тут меня осенило. Мы искали открытые калитки, дырки в заборе, но как-то не подумали, что со стороны реки мы открыты и уязвимы. Я тут же поделился своим открытием с Митосом. Он согласился с тем, что это вполне возможно. Я был недоволен собой, ведь вчера мне это даже в голову не пришло. Видно, события изрядно выбили меня из колеи, что я не подумал о таком простом ходе. А ведь в свое время, участвуя в различных военных походах, не одну реку форсировал.

— Осталось теперь найти путь, которым наш лжепризрак проникает в дом.

— Знаешь, единственный разумный вариант, который приходит мне в голову, — задумчиво произнес Митос, — это тайные ходы в стенах. Это объясняло бы явление Зова без видимого присутствия человека. Но чего я не понимаю, так это почему он ходит по второму этажу, если ему нужен холл на первом? Или он спускается откуда-то сверху?

Мы обернулись и посмотрели наверх. Крыша представляла собой открытую площадку с каменными зубцами по всему периметру.

— Наш призрак или альпинист, или парашютист, — сделал вывод Митос, и с ним пришлось согласиться:

— Да, иначе я не представляю, как ещё он мог туда попасть. Но если он идет снизу, то почему таким странным маршрутом?

— Не знаю. Пока ещё не уверен и насчёт тайных ходов, просто это объясняло бы многое. Нужно поискать план дома, где-то он должен быть. Надо поспрашивать у Джозефа.

— Хорошо, — согласился я. — А ещё нужно всё же поискать внешний вход. Кстати, а не может быть такого, что он шёл по первому этажу, а мы все равно его ощущали?

— А меня ты сквозь такие стены чувствуешь? — Митос скептически поднял бровь.

— Нет, — пришлось признать мне.

— Почему же ты решил, что с ним будет иначе?

— Это бы объясняло нелогичность, — пожал я плечами.

— Ещё проще она объясняется сверхъестественным происхождением нашего гостя, но этот ответ тебе не нравится.

— Существование призраков не доказано современной наукой, — привёл я свой довод, который тут же был разбит в пух и прах:

— А про нас она просто не знает, но мы же существуем.

Что можно на это сказать? Я молча двинулся к дому, Митос последовал за мной.

* * *
На весь оставшийся день Митос пропал в библиотеке. Я же, взяв у Джозефа план замка, а у Джона рулетку, пытался понять, где же тут могли идти тайные ходы. К сожалению, мои изыскания не увенчались успехом. Я долго пытался сверять размеры на плане с реальными, но решение этой задачи могло занять не один день, тем более что часто масштаба рулетки не хватало и где-то возникала погрешность. Не то чтобы несколько сантиметров что-то меняли, но вместе они могли дать приличную потерю и, соответственно, повод подозревать тайны там, где их быть не могло. Я даже простучал ряд стен, чтобы обнаружить пустоты, но стены оказались настолько толстыми, что я ничего не услышал. Лишь к вечеру я бросил это бесполезное занятие и пошёл на ужин, после которого уединился с напарником по расследованию, чтобы узнать последние новости.

— В общем, история Вогана Фелана довольно интересна, — начал свой рассказ Митос. — Впервые он упоминается в письмах Сесилии Фелан. Она сообщает своему мужу, Хендрику Фелану, что разродилась, наконец, от бремени мальчиком, и что ждет супруга домой. Дальше уже появляется запись о Вогане Фелане, долгожданном сыне и наследнике рода. Где-то через два года у него родилась сестра, Гвенн. Информации о детских годах почти нет, тогда мало кто вёл дневники. Родился Воган в год, когда Эдвард IV взошёл на английский престол, война Алой и Белой Розы пришлась на его детство и юность. Сам участвовал в конфликтах на стороне Ланкастеров. Судя по всему. Кстати, он действительно был небольшого роста, но при этом отличался воинственным характером, бесстрашием и редкостным везением. Участвовал в битве при Босворте, выжил, а вот пара его кузенов нет. Пережил эпидемию английской потницы, специально не приезжал домой, чтобы не заразить домашних, даже не писал сестре, чтобы гонец не принес эпидемию на эти земли.

— Благородно, — не мог не признать я.

— В первую очередь практично, ну и ответственно. К этому времени он считался главой рода, иных наследников, кроме племянников, у него не было. Да и люди в округе зависели от него, как и род от них. В общем, домой он вернулся уже здоровым. К 1493 году умер второй сын Гвенн, к тому времени давно уже Торндайк, и у Велана не осталось других наследников, кроме Роланда. Сам же он после потницы вроде как детей иметь не мог.

— Именно из-за болезни? — уточнил я, на что мой рассказчик лишь пожал плечами.

— Медицина тогда была несовершенна, а тут есть на что списать бесплодие. Хотя, собственно, Велан никогда не женился, по крайней мере, никаких данных об этом я не нашёл. Что несколько странно для мужчины тех времен. Возраст, состояние, титул — он стал бы завидным женихом. Но так или иначе, единственный наследник устал ждать. Собственно, легенду я пересказывать не буду, тут мало что можно добавить. Про остальное нам тоже много рассказали. Но могу заметить, что его кандидатура мне казалась бы верной, если бы не одно «но»: он слыл авантюристом, задирой, непоседой, но никогда не меркантильным, наоборот, он был довольно щедр, много жертвовал на церковь, помогал местным. Так что эта дань никак не вписывается в его характер. Как я уже говорил, я Роланда скорее вижу в этой роли, но у того был сын.

— В общем, мы ни к чему однозначно не пришли, — ничто не могло скрыть моего сожаления.

— Нет, и, боюсь, не придём, пока не столкнемся с нашим привидением нос к носу. В общем, подводя итог, с призраком ничего не ясно, у нас есть как минимум четыре более или менее подходящие кандидатуры, но ни одного полного совпадения с «профилем бессмертного».

На этом Митос замолчал и уткнулся обратно в книгу. Я пытался как-то решить эту задачку со многими неизвестными, но мысли разбегались, никак не желая сосредотачиваться на чём-то одном.

Так мы просидели почти до ночи, пока нас не отвлек пронзительный детский крик. Это уже становилось дурной традицией. Мы выбежали и, не сговариваясь, рванули в холл с портретами. Нам повезло оказаться первыми. Возле лестницы лежал Брендон. В неясном свете заглядывающей в окно луны он казался мертвенно бледным. Митос наклонился над ним.

— Жив, — сказал спустя минуту, показавшуюся мне вечностью. — Но без сознания, — поспешил он успокоить взволнованных родителей, примчавшихся на крик.

— Что он вообще здесь делал в это время? — всплеснула руками Элис. Кажется, ей тоже требовалась медицинская помощь.

— Думаю, я знаю, — отозвалась Кейси. — Ловил призрака, — и она махнула рукой в сторону портрета так часто сегодня поминаемого Велана.

На полу возле него блестела очередная лужа крови.

Глава 7

Всю ночь Митос провёл рядом с мальчиком. Ему удалось ненадолго привести его в чувство, но единственное, что Брендон смог сказать: «Там была тень». Дальше его напоили успокоительным и снотворным, надеясь, что потрясение всё же не ухудшит его состояние. Элис порывалась остаться рядом с сыном, но Митос убедил её отправиться отдохнуть. Его авторитет как медика за последние пару дней вырос куда больше, чем как историка, а потому его послушались. Тем более что он клятвенно пообещал, что не отойдет от ребенка ни на шаг. Я остался нести вахту вместе с ним.

— Как ты думаешь, что это было? — всё же спросил я после того, как некоторое время мы провели в тишине.

— Думаю, мальчик что-то увидел и испугался. Ночь, темнота, неясный свет, нервы напряжены. Любой шорох, сквозняк мог вызвать приступ страха и паники. Хорошо, что он только сознание потерял, а не умер от страха. Учитывая его сердце, такой вариант нельзя исключить.

Утром Брендон проснулся весьма бодрым и здоровым, чего нельзя сказать обо всех остальных. Угрюмые, не выспавшиеся, все обитатели дома выползли к завтраку. Есть особого желания не было ни у кого, хотелось только кофе. И чтобы всё это скорее закончилось. Можно развлекаться разговорами о семейном привидении, запоем читать мистические истории, но становиться их участником никого не прельщало.

После завтрака всё семейство собралось в гостиной, чтобы расспросить главного героя ночного происшествия.

— Ну, сынок, расскажи нам, что вчера произошло? — начал допрос Джозеф.

Брендон потупил взор, пытаясь понять, как рассказать историю так, чтобы ему не попало.

— Ну, пока мы вчера снимали ловушки, Кейси мне рассказывала про призраков и про охотников на них. Про то, что на них ходят с крестом, специальным фонариком и пылесосом для… — Мальчишка замялся, явно пытаясь вспомнить какое-то сложное для него слово и наконец выдал: — Для пазмы.

— Эктоплазмы, — поправила его сестра.

— Да, плазмы. В общем, я решил поймать призрака. С вечера приготовил фонарик, выковырял крест в старой башне, взял папин автомобильный пылесос. Папа всегда говорил, что он такой мощный, что затянет всё, что угодно.

Элис посмотрела на мужа, тот лишь пожал плечами. Кейси же делала вид, как будто тут вообще ни при чём.

— Продолжай, — поторопил рассказчика Митос.

— Я дождался темноты, пробрался в зал и устроил засаду возле лестницы.

— И тебя никто не видел? — всплеснула руками Элис.

— А я тихо всё делал, как мышка. Засел, долго ждал.

— И тебе не было страшно? — продолжала допытываться Элис. Кажется, она до сих пор не могла поверить, что её сын сотворил такое. Хотя он и раньше не отличался идеальным послушанием.

— Нет, я же взрослый, — гордо ответил юный охотник за привидениями. — В общем, сидел я, сидел, но ничего не происходило. А потом вдруг повеяло холодом, как Кейси рассказывала, я схватил фонарик, но он не захотел загораться. А потом я увидел тень на стене.

— А откуда тень, ты же не зажег фонарик? — заинтересовался Митос, и дальше все отдали допрос в его руки.

— Так из окна, там где-то луна была. Наверное. В общем, сижу, жду и вдруг на стене появилась тень, такая огромная и с мечом.

— Тень с мечом? — переспросил Митос.

Мы переглянулись. Эта информация вписывалась в нашу теорию о бессмертном в роли призрака.

— Ага, таким огромным, огромным. И он направился ко мне.

— Он? — на всякий случай уточнил Митос.

— Ну, этот огромный такой мужик с мечом.

— Так ты видел мужика или тень?

Брендон задумался.

— Тень, — признался он. — Но тень мужика.

— Ты уверен?

— Да. Это точно был мужик.

— А что потом?

— Потом я наставил на него пылесос, но призрака в него не засосало. Наверное, для него этот пылесос был всё же недостаточно мощным.

— Ты помнишь, как кричал?

— Э… Нет. Наверное, призрак на меня напал.

Мы лишь переглянулись. Митос покачал головой, на его лице читался скепсис. Но остальные явно поверили. Элис выглядела очень напуганной и при этом решительной: кто-то посмел угрожать её ребенку.

— Надо позвонить в полицию!

— И что мы им скажем? — возразил ей муж. — Что у нас тут нападение призрака?

— Ну, есть какие-то охотники за привидениями, экзорцисты.

— Есть, но последние изгоняют демонов, а у нас семейное приведение.

— Охотники?

— Они только в кино такие опытные и то умудрились устроить пару апокалипсисов, — подал голос Митос.

Джозеф решительно отмел и этот вариант:

— Думаю, нам такого счастья не надо.

— Зато это было бы отличной рекламой, можно развернуть целый бизнес, — предложил Митос. — Устраивать экскурсии, экспедиции. Куда там всяким серым дамам, которых можно только изредка увидеть, а тут вполне себе материальные доказательства.

— Ну, а если вызвать какую-нибудь группу, занимающуюся исследованием паранормальных явлений?

— Такие есть, — подтвердил Джозеф, который любил подобные программы по каналу «Дискавери». — Но нужно найти ещё не шарлатанов, и к тому же, как ты себе всё это представляешь? Приедут, напачкают, натыкают камер и будут ходить по дому со своими приборчиками. А потом соберут данные и уедут восвояси, а мы останемся с нашим призраком и дальше. Что они могут сделать?

— Может, самим камеры поставить? — высказала последнее предложение Элис.

— А вот это можно, я всё равно собирался так сделать. Но на это понадобится время. И камеры не заставят призрака исчезнуть.

— Заплати, кому хочешь, хоть призраку, но пусть он уберется отсюда.

Элис была настроена решительно. И стоило ей поставить этот ультиматум, как Митос тут же оживился.

— Заплатить призраку — это хорошая идея, по крайней мере, в прошлые разы помогло.

— С ума сошли?! — возмутился Джозеф. — Где я вам так срочно найду тридцать три соверена времен Генриха VII? Вы их цену представляете?!

— О да! — выдохнул Митос.

— Об этом не может идти и речи! — заявил Джозеф и вышел из гостиной, чтобы больше к нему не приставали с глупостями. Элис последовала за ним, собираясь, видимо, добиться от супруга хоть каких-то действий. Кейси уткнулась в книгу, позволяя брату занять себя самому.

Мы же с Митосом вышли и направились в библиотеку. Но по дороге Митос передумал и предложил сходить в зал. Очевидно, пока мы сидели на семейном совете, кровь убрали.

— Да, у миссис Потт явно будут претензии к нашему призраку, — Митос смотрел на потертый паркет, где уже день за днем Бентон сражался с последствием явлений привидения.

— Кстати, что-то последний раз наш призрак обходился без веревок.

— Не успевал, тут последнее время оживленно. Ты ничего странного не заметил в рассказе нашего юного героя?

— «Призрак» с мечом, так что с большой вероятностью бессмертный.

— Нет, Брендон сказал об огромном мужике. А мы знаем, что Воган был маленьким.

Я задумался. Действительно, странно.

— И о чём это говорит?

— Что, может быть, мы не совсем правы в определении кандидатуры призрака.

Я посмотрел на все портреты самых ярких представителей семьи Фелан. Меня мучили сомнения.

— Я уже спрашивал: ты точно никого из них не знаешь? — спросил Митос.

— Нет, они все родились гораздо раньше меня, так что здесь я их встретить не мог. И потом не доводилось.

— Кто-то из них должен всплыть в хрониках Наблюдателей, — подал идею Митос.

— Может, позвонить Джо?

— И что скажем? Что у нас здесь неизвестный бессмертный балует? Хорошо, если за ним закреплён какой-то Наблюдатель, и тот точно знает, где его подопечный. А если нет? Имя и внешность — понятие относительное в нашем случае. Подстричь, побрить или наоборот бороду отрастить — и человека не узнать. Да и портреты в то время могли иметь лишь отдаленное сходство с оригиналом. Эти точно писал не Да Винчи.

— Но попытаться же мы можем.

— Можем, — пожал печами Митос, явно не сильно рассчитывая на успех этого предприятия.

Впрочем, он Наблюдатель, ему виднее. А если вспомнить, что именно он занимался составлением базы Наблюдателей, то шансов и правда оставалось немного. Но я решил рискнуть. Я даже сфотографировал картины и отправил фотографии по интернету. Джо обещал посмотреть, но по его данным ни одного бессмертного, кроме нас с Митосом, поблизости не имелось. Учитывая, как быстро он ответил на этот вопрос, у меня закралось подозрение, что Джо не прекратил присматривать за мной и предупреждать мои «самоубийственные порывы», как он это называл, отслеживая всех моих возможных противников.

В целом, дело приобретало не очень приятный оборот. Наблюдатели — организация довольно старая и давно уже следит за бессмертными по всему миру. И если никто из Феланов у них не значится, то какова вероятность, что один из них и есть «призрак» замка Твейкав? Может, Митос прав, и это кто-то из Торндайков или даже из посторонних, кто в курсе тайных ходов замка.

* * *
Почти весь остаток дня я убил на попытки обнаружить тайный ход, но безуспешно. Обед прошёл довольно напряжённо. Элис явно сердилась на Джозефа. Брендон на всякий случай затихарился. К вечеру Митос предложил прогуляться по территории поместья, чтобы присмотреться, откуда наш гость мог приплывать. Мы вышли из дома и направились прямо к пристани.

Замок стоял на изгибе реки. До него можно было добраться либо по дороге от деревушки Хорнклифф, либо по воде. Для пешего или конного существовали и другие дороги, но, как уже мы выяснили, попасть в замок с реки было легче всего. В конце концов, лазать по заборам — не самое приятное занятие, хотя при желании и при определённой силе и ловкости это не составляло особого труда.

Твид издавна славился своей рыбалкой, сюда часто специально ехали за лососем. Поэтому большинство местных держало собственные лодки, моторки и катера, и чужак, берущий лодку напрокат или приехавший со своей, не вызвал бы никаких подозрений. С другой стороны, человека, ползущего через стену, тоже заметить некому. Но любой одинокий пешеход в эти местах должен привлекать внимание. Однако о незнакомцах никто не говорил. И, если верить болтовне Эбби, никто в округе не знал о внутренних делах замка, иначе любопытствующих было бы больше.

Твейкав жил своей обособленной жизнью и за его пределы мало что выходило. За этим пристально следила миссис Потт, как и за репутацией слуг и частично хозяев. Но если Джозеф не справится с ситуацией, то именно его домоправительница будет той, кто в конце концов разрешит проблему. И, кажется, конфликт назревал.

— И всё же добираться по реке удобней всего, — прервал мои размышления Митос. — Кстати, если бы нам не нужно было возвращать взятую напрокат машину, я бы с удовольствием дошёл бы на лодке до большой воды.

— Как думаешь, откуда он приходит: из Хорнклиффа или со стороны Шотландии?

— Да откуда угодно. Посмотри, какая удобная пристань. Правда, тогда нужно идти вдоль дома, но уверен, что и с другой стороны можно найти что-то подходящее.

— А если его ход в этой стороне дома, в той я ничего не нашёл? — предположил я.

— Всё может быть. Но зачем нашему «призраку» тогда таскаться через наше крыло? Это нелогично.

— Мне в этой истории уже всё кажется нелогичным. Не выйдет из нас детективов.

— Лавры Шерлока Холмса не дают покоя? Это только он мог сходу обнаружить тайные ходы, клады и убийц, у остальных на это уходило куда больше времени. Подчас годы. А главное достоинство тайных ходов — это то, что про них мало кто знает. Так что немудрено, что тебе не удалось ничего обнаружить. Но это ещё раз подтверждает теорию, что это кто-то из тех, кто в курсе. Ты, кстати, у миссис Потт не спрашивал? Если кто что и знает, хотя бы отголоски каких-нибудь слухов, то это она.

Мне захотелось стукнуть себя по лбу, ведь именно до этого я как раз и не додумался. Я спрашивал у Джозефа, у Бентона и Джона, но пойти к домоправительнице, которая служила в этом качестве ещё при прошлых хозяевах и знала историю замка и его обитателей лучше любого историка, почему-то даже не подумал. Хотя, признаться, после первого знакомства с этой суровой дамой я старался лишний раз не сталкиваться. Но теперь выбора не осталось.

* * *
Мы нашли её на кухне. Миссис Потт было явно не до нас. Но обаяние Митоса сделало свое дело, и она снизошла до ответов на наши вопросы.

— Я лично про тайные ходы ничего не знаю, хотя поговаривали, что замок имеет сеть ходов. В средневековых замках вообще было так принято. Но где они проходят, мне не известно. Может, в библиотеке есть какие-то указания на этот счёт. Но насколько я знаю, последние хозяева ничего об этом не знали, иначе бы обязательно воспользовались.

Было видно, что прошлый хозяин ей активно не нравился: хоть она и не говорила этого вслух, но её тон вполне позволял сделать однозначные выводы. К новым хозяевам она относилась лояльнее.

— Ну, вот и поговорили, — сказал Митос, когда мы покинули чужую территорию. — Нам это ничего не дало, зато подтвердили свои предположения относительно способа проникновения нашего неизвестного. Кстати, что Джо говорит?

— Передает привет и говорит, что о Феланах не слышал, и по его сведениям мы тут единственные бессмертные.

— Собственно, чего-то подобного я ожидал. Если мы не можем найти вход, то, может, нам стоит поискать выход. Ведь где-то он выходит в зал, чтобы добить-таки паркет.

Идея показалась мне разумной. Прихватив канделябр со свечами, чтобы обеспечить себе больше света, мы направились в холл с портретами. Начали осмотр со второго этажа, так как нам показалось, что если мы ощущаем его на этом уровне, то выход скорее всего тоже где-то здесь. Тем более привязать верёвку можно было только стоя на верхней площадке. Мы простучали все стены, даже под портретами кого-то из более поздних потомков Феланов и Торндайков. Если внизу портреты мужчин и женщин размещались на разных стенах, то здесь они чередовались. Всё же в роду имелись весьма колоритные личности, а дамы определённо отличались красотой. Мы даже засмотрелись, правда, простукивать стены не забывали.

Ничего подозрительного мы не нашли ни на втором этаже, ни на лестничном пролете: гладкие стены, не столь плотно увешанные портретами, чтобы не заметить дверь. Окна большие, но открыть их снаружи не представлялось возможным, да и высоковато они от земли.

— Нужно смотреть на первом этаже, — вздохнул Митос.

Это занятие его явно утомляло.

— Надо Брендона спросить, где он эту тень с мечом видел, — предложил я, сетуя про себя, что не подумал об этом раньше, а сейчас уже поздно его поднимать.

— Мы его нашли внизу, так что есть шанс, что выход всё же там. А эти тайные ходы разноуровневые.

— Пойдем посмотрим?

— Может, завтра? Не сбежит наш «призрак», судя по его настойчивости.

Стоило Митосу произнести эти слова, как мы оба почувствовали приближение другого бессмертного. Мы переглянулись. Никакого оружия с собой у нас не было, если не считать канделябра. Я мотнул головой в сторону наших комнат. Митос понял меня без лишних слов и умчался за нашими мечами. Я же потушил свечи и притаился.

Несколько долгих секунд царила тишина: ни скрипа двери, ни шагов. И вот снизу послышался какой-то шорох. Я молниеносно сорвался с места, в несколько секунд преодолев ряд ступеней, и замер, пытаясь определить источник звуков. Но снова было тихо и практически темно. Лишь луна робко, буквально одним лучом, заглядывала в окно, но не давала почти никакого света, только мешала: весь свет падал на меня, оставляя большую часть холла в темноте.

И тут снова послышался Зов. Я поднял над головой канделябр, готовясь встретить неприятеля.

Глава 8

К сожалению, наш призрак опять остался неуловим и исчез у меня из-под носа, оставив лишь следы своего присутствия. Бессмертным, на которого я среагировал, оказался спешащий мне на помощь Митос. Он появился сверху с двумя мечами в руках и чуть не получил от меня канделябром: я не сразу узнал его впотьмах. Пока разобрались, пока зажгли свет, пока я выслушал о себе много «приятного», нам осталось лишь разглядывать очередную лужу. Правда, на этот раз она находилась немного на другом месте, и вот уже какой день обошлось без петли. Видно, всё же мы вспугнули нашего гостя.

Чертыхнувшись, мы направились к себе. Митос не прекращал ворчать всю дорогу.

— Вот скажи мне, друг мой, в тебе опять проснулись суицидальные наклонности? Или они и не засыпали, ты лишь, как опытный шизофреник, пытался симулировать выздоровление? Какого черта ты попёрся на вооружённого противника с одним канделябром? Ещё и замер на свету, слепой как крот, подходи, кто хочешь, и руби дурную голову.

— Канделябр тоже хорошее оружие, сам жаловался, что он тяжёлый, — пытался оправдаться я.

— Ага, хорошее оружие, только пользоваться им нужно с умом, — Митос всё никак не мог успокоиться. — Хорошо подходит удар сзади исподтишка. Но ты же у нас гордый сын гор, тебе зазорна даже мысль об осторожности. Хотелось бы видеть, как ты будешь сражаться этим канделябром против меча.

— У меня бы получилось, — со всей уверенностью, на которую был способен, заявил я, открывая дверь в свою комнату.

Митос зашёл за мной, не переставая ругаться.

— Даже если бы тебе удалось пристукнуть своего противника, как бы ты ему голову пилил этой железякой? Или зубами бы перегрызал?

— Ты чего такой кровожадный сегодня?

— Потому что мой друг — идиот, каких поискать, — сказал Митос уже спокойнее. Он опустился в кресло и положил меч на колени. И неожиданно произнес: — Если тебе не жаль своей головы, можешь подарить её мне, я точно буду ей куда лучшим хозяином.

Это было неожиданно.

— Решил заспиртовать и поставить на полку? — спросил я осторожно, не понимая, куда ведёт наш разговор и чего хочет от меня этот древний Змей.

Но его ответ меня поразил:

— Нет, оставлю на плечах и найму тебя же охранять. И как человек чести ты будешь просто обязан сохранить её в целости и сохранности.

— Тогда я буду знать, что подарить тебе на день рождения, когда ты его вспомнишь, — я попытался свести всё в шутку.

— Договорились, ради такого я напрягу память, — очень серьёзно пообещал он.

На этом мы разошлись по своим комнатам.

* * *
На утро выяснилось, что наш «призрак» умудрился пролить кровь на тот элемент паркета, который уцелел со времен его изготовления, то есть века так с семнадцатого, и благополучно пережил последнюю реставрацию. Миссис Потт, увидев это, не просто осталась недовольна, а всерьёз рассердилась. Эбби опять оказалась на грани нервного срыва, потому что снова обнаружила кровавую лужу первой, и, хотя дело обошлось без истерики, заявила, что убираться в этом зале больше не будет и вообще в старую половину дома не сунется. Бентону пришлось оттирать пятно, притом со всей возможной аккуратностью, чтобы не повредить раритет. Лишь Джон оставался спокоен, но, кажется, его вообще трудно было вывести из равновесия.

Перед завтраком миссис Потт от лица всех работников поставила Джозефу ультиматум: плата дани призраку или полный расчёт слуг. Стоит только просочиться слухам о призраке за стены замка, и найти других служащих станет непростой задачей. К тому же, такой демарш поддержала и Элис, которой вся эта история давно перестала нравиться. Да и сам Джозеф уже был настроен решительно, но что нужно делать в такой ситуации, не представлял.

— Неужели нет никакого ритуала, кроме этой дани? — горестно вздыхал он. — Где я сейчас найду эти дурацкие монеты?

— Не «дурацкие монеты», — поправила отца Кейси, — а соверены времен Генриха VII.

— Я о том и говорю, никаких денег не напасёшься. А главное, тридцать три монеты!

Джозеф так расстроился, что я просто не мог промолчать.

— Знаешь, думаю, мы сможем помочь, — начал я осторожно. — Адам знает один ритуал, вообще-то его специальность как историка — изучение оккультных книг. Так что нам повезло, что он оказался здесь во время всех этих событий.

— Дункан, Адам, и вы всё это время молчали? — возмутилась Элис.

— Ну, — включился в разговор Митос, — я же не практик, изучал всё только в теории. Требовалось всё перепроверить, поэтому мы с ритуалом определились только сегодня. Специально вчера звонили, писали практикующим людям, консультировались, но точных гарантий дать нельзя.

— Ты не говорил, что знаком со специалистами такого профиля, — заметил Джозеф.

— Не хотел обнадеживать.

Кажется, его слова немного успокоили семейство. Зато после завтрака Митос накинулся на меня с расспросами:

— И что за ритуалы мы собираемся проводить?

Пришлось объяснять свою идею.

— Ну, думаю, уже понятно, что наш призрак появляется на первом этаже. Чуть позже допрошу Брендона, где именно он видел свою тень с мечом и засяду там с вечера, а ты наверху, на всякий случай. Поймаем этого «призрака» и поговорим по душам, чтобы он уже оставил дом в покое.

— Ага, а передачу спишем на спецэффекты от ритуала, — скептически заметил Митос. — Умно, но непродуктивно, тут полный дом любопытных. Что будешь пацану объяснять поутру, что его крёстный — или кем ты там ему приходишься? — рубит головы людям на досуге? Да при здешней акустике только вы сражаться начнёте, полдома сбежится.

— Почему сразу сражаться? Мы можем мирно поговорить, — попытался успокоить я разбушевавшегося друга, но это оказалось непросто.

— Мак, наивный ты Горец. Если мы его ощущаем, то, думаешь, он нас нет? Но это не помешало ему вчера совершить то, зачем он приходил. Это значит, он уверен в собственных силах и от своей цели не отступится, так что на мирный договор я бы не слишком рассчитывал.

— В твоих словах есть доля истины, но с любым разумным человеком можно попытаться договориться.

— И часто у тебя получалось? — скепсиса в голосе Митоса хватило бы на десятерых. Ему моя идея активно не нравилась. — Разговаривать можно с тем, кто готов вести диалог. А ты о своём противнике ничего не знаешь.

— Он обо мне тоже, — парировал я.

— А вот на это я бы не рассчитывал. Мы даже не уверены, кто это, что ему известно и зачем ему всё это нужно. Так что предлагаю проявить осторожность. Думаю, и ты, и я сможем поднять кое-какие свои связи и найти выкуп. А разбираться с ним будем потом, на другой территории. Так безопаснее для всех.

Звучало это разумно, но мне казалось непродуктивным. Я привык разбираться с проблемой, не оставляя её на потом. Мы действительно ничего толком не знали об этом неуловимом бессмертном — и как прикажете его потом ловить?

— И всё же, я думаю, что и так опасности никакой, — начал я и тут же поправился. — Ну, ладно, небольшая. Скажем, чтобы все заперлись у себя и не вздумали высовываться. Ты же у нас «специалист», вот и наври что-нибудь.

— Врать нехорошо, сам знаешь, — не мог не подколоть меня Митос.

— В данном случае это будет лучше, чем если кто-нибудь случайно попадёт под раздачу.

— Вижу, тебя не переубедить. Делай как знаешь. Но если уж пускать пыль в глаза, то нужно действительно придумать и подготовить ритуал: пентаграмму там, свечи, соль. Не знаю, что положено в таких случаях.

— Я тоже, но чертить пентаграмму на драгоценном паркете миссис Потт нам не позволит.

— Значит, по методу тибетских монахов или индейских шаманов рисуй картины песком и солью, — приказал мне Митос. — В общем, создавай вид бурной деятельности: найди талмуд потолще, лучше с труднопроизносимым текстом на неизвестном нашим хозяевам языке, выучи «заклинание».

— Какое заклинание? — опешил я от такого напора.

— «Заклинание изгнания духа зловредного», — ухмыльнулся «специалист по оккультным наукам». — Или что-нибудь в этом же духе. Взялся проводить ритуал, так делай всё по науке. Я где-то в библиотеке видел интересные издания, вполне сгодятся.

С этими словами Митос меня покинул, чтобы спрятаться в библиотеке. В течение часа он с кем-то беседовал по телефону и попутно шерстил книжные полки. А потом выложил мне на руки огромный том, написанный на смеси гаэльского и латыни. Похоже, он принадлежал ещё кому-то из первых Феланов. И ещё полчаса я разучивал какую-то ахинею, которую практически не понимал, так как книга оказалась алхимическим трактатом.

Далее Митос с пристрастием допросил Брендона. Полный воодушевления, тот заново рассказал о своей встрече с призраком, и эта история сильно отличалась от предыдущей. По новой версии призрак в испуге сбежал от отважного героя, истекая кровью. На то, что призраки нематериальны, сообразительный парень тут же ответил: «А тогда откуда он берет кровь, чтобы ежедневно поливать пол? Он же призрак, а не вампир». На это нам возразить оказалось нечего.

После всего этого Митос ткнул меня в какую-то картину и заставил прямо поверх уже не кровавого пятна речным песком и солью рисовать часть какого-то элемента, который должен был изображать пентаграмму-ловушку. Пока я изо всех сил старался изобразить хоть какое-то подобие странных геометрических фигур, Митос о чём-то шушукался с хозяевами и миссис Потт, а потом опять куда-то звонил, кому-то отправлял мэйлы и вообще занимался непонятной мне деятельностью.

Судя по всему, переговоры шли с полным успехом, причём для всех заинтересованных сторон, потому что за обедом я увидел повеселевшую Элис и более спокойного и, кажется, смирившегося со всем происходящим Джозефа. Кейси и та поглядывала на Митоса с интересом. Лишь Брендон был на всех обижен, ему запретили участвовать в ритуале и даже приближаться к месту его проведения.

— Всё равно постарается пролезть, — заметил я со знанием дела, когда после трапезы мы остались одни с Митосом.

— Попытается, — согласился тот. — Но снотворное творит чудеса. Элис напоит его и закроет дверь на ключ. Остальные не выйдут до утра, что бы тут ни происходило.

— Как тебе это удалось? — полюбопытствовал я.

— Специалист я или кто? — усмехнулся он и умчался по каким-то своим делам.

* * *
К вечеру мы всё закончили. Убрали все ковровые дорожки, выложили небольшую пентаграмму на месте старого преступления и окружили её тонкими свечами. Чтобы окончательно не портить паркет, Митос выпросил у миссис Потт блюдца от какого-то старого сервиза, который не слишком бы пострадал от некоторого количества расплавленного воска. Для пущего антуража он ещё добавил в блюдца воды, объясняя свои действия тем, что должны быть задействованы все основные стихии, и приводя какие-то цитаты всё из того же алхимического трактата, что повергало вольных и невольных слушателей в глубокий транс.

В общем, с наступлением темноты мы разогнали всех по комнатам, запретив выходить, даже если стены начнут рушиться, хотя Митос заверил, что подобного постарается не допустить. Сами мы вернулись в зал, зажгли свечи и заняли заранее подготовленные места: Митос страховал меня наверху, а я встал на то же место, откуда Брендон увидел тень нашего гостя.

Прошло немало времени, прежде чем я почувствовал Зов. Мое тело напряглось и приготовилось к схватке. Я ждал, что сейчас отодвинется портрет или возникнет люк, да что угодно, но чего я не мог ожидать, так это дуновения сквозняка, который почти затушил все свечи. Той секунды полумрака, когда пламя свечей словно раздумывало, что ему делать, хватило моему противнику, чтобы появиться передо мной, как чёрту из табакерки — неожиданно и таинственно. Я так и не понял, где скрыта та потайная дверь, которая служила ему пропуском в замок. Но в одном я был уверен: наш «призрак» вполне материален. И опасен, так как его одноручный фламберг был обнажён и направлен в мою сторону.

— Я Дункан Маклауд, из клана Маклаудов, — начал я, ожидая, что мой противник тоже назовется, но тот лишь усмехнулся в ответ и поднял свой меч.

Что же, Митос был прав, и разговора не получится. Мы сошлись прямо в пентаграмме, мечи с предвкушающим звоном скрестились, но мы успели нанести лишь по паре ударов, когда один единственный выстрел поставил точку в нашей борьбе. Мой противник упал, а я в недоумении и раздражении поднял голову, чтобы увидеть, как Митос прячет за пазуху пистолет.

— Зачем? — только и мог спросить я.

— Ты хотел поговорить? Я даю тебе такую возможность.

Я не очень понял эту логику, но задать вопрос не успел, Митос уже сбежал вниз и перевернул нашего гостя.

— Всё-таки Воган, — вынес он свой вердикт, всмотревшись в его лицо.

Я глянул на поверженного не мной противника, а затем перевел взгляд на картину. Да, сходство угадывалось, хоть и с трудом.

— Я же говорил, что портретам того времени не стоит верить, — ответил мне Митос на незаданный вопрос. — Не стой, бери его и тащи ко мне в комнату.

На этот раз я решил не спорить. Кажется, это уже не моя пьеса, хотя и не я её ставил с самого начала. Сначала режиссёром был Воган Фелан, теперь им стал Митос, а я в этом действе — просто статист, рабочий сцены, который таскает декорации и иногда главных героев.

Глава 9

Когда мы добрались до комнаты Митоса, там нас ждал накрытый стол: стояла какая-то снедь и даже бутылка виски. Оказалось, «выступление» Митоса не было экспромтом. Он раздобыл где-то не только револьвер, но и еду, что, подозреваю, оказалось не менее сложно. По заведенным здесь порядкам, все питались в строго отведенное время в предназначенном для этого месте.

Я сгрузил нашего «призрака» на кровать и подошёл к столу. Но стоило мне только протянуть руку к тонко нарезанному мясу, как я схлопотал по ней от Митоса.

— Эй! — возмутился я.

— Остальных подождать слабо? И не спорь, а то меч не получишь до рождества.

Эта угроза была вполне реальна: пока я тащил сюда Фелана, Митос тушил свечи и уничтожал особо яркие следы нашего «ритуала». И мечи наши тоже принёс именно он. Так что мне оставалось лишь покаянно склонить голову.

— Да, папочка.

— Будешь послушным, сынок, я тебя не поставлю в угол и дам поиграть в «полицейские и воры».

Это было сказано таким серьезным тоном, что я не удержался и рассмеялся в голос. Мой смех совпал с пробуждением нашего «мертвого царевича».

— И что это за хрень?! — первым делом высказал он свое отношение к происходящему.

— Я взял на себя смелость сократить вступительную часть знакомства, где вы выбиваете друг из друга дурь, и перейти сразу ко второй, где мы все вместе выпиваем и закусываем, а попутно выясняем, как нам решить нашу проблему.

Митос сегодня был прямолинеен до безобразия, но не сказать, что не прав.

— Ладно, — сказал Фелан, усаживаясь на кровати. — Его имя я слышал, — он кивнул в мою сторону. — А ты кто такой?

— Адам Пирсон, бессмертный, как ты понимаешь.

— Робер Грей, — представился «призрак».

— А может все же Воган Фелан? — переспросил Митос.

— Значит, неслучайно вы тут торчите, — сделал вывод Фелан.

— Не поверишь, случайно. Твои потомки съехали отсюда, продав замок нашим друзьям, те пригласили нас погостить, а тут ты в облике призрака устроил им веселую жизнь. Были бы мы обычными смертными, может, номер и прокатил бы.

— Знал я, что ничем хорошим это не кончится, — проворчал Фелан.

— Так чего не ушёл, когда нас почувствовал? — поинтересовался я.

— Да выхода у меня не осталось.

— Может, расскажешь, как ты докатился до жизни такой? — предложил Митос.

— А чего не рассказать. Раз сразу голову не отрубили, то ещё есть шанс потрепыхаться.

* * *
— Историю моего убийства вам наверняка уже рассказали. Тут любят эту байку пересказывать. Племянничек у меня тот ещё жук оказался. И так бы всё получил, вряд ли я прожил бы ещё долго. По крайней мере, официально. Что поделать, Феланы все были авантюристами, а потому не сиделось им на месте. Я с детства мечом помахать любил, да и просто в драках поучаствовать. Это сейчас понимаю, что так свой маленький рост и негероическую внешность компенсировал. Так что мало я тогда драк пропустил, но выживал, словно берег меня кто.

Не думал, что дома могу найти собственную смерть, всё старался все неприятности за порогом оставлять. А тут кинжал в сердце и прости-прощай, «любимый» дядя, здравствуй, наследство. Всё же зря мы Гвенн за этого Торндайка выдали, и папаша у Роланда был тот ещё скряга, а сынок просто жаден непомерно. Очнулся я уже на кладбище, в семейном склепе. Много сил потребовалось, чтобы выползти. Почему-то в фильмах про вампиров и зомби всё так просто получается, а на самом деле из гроба выбираться то ещё удовольствие. Честно говоря, я сначала подумал, что меня, не разобравшись, живым похоронили. Я, когда потницей болел, именно этого больше всего и боялся. Но потом вспомнил и нападение, и удар. Ох, как меня тогда злость взяла на родственничка. И подумал я, что Всевышнему я эту честь оставлять не буду, раз я как Христос воскрес, то и на воздаяние право имею.

День я пересидел всклепе, а вечером в замок отправился. Ходы тайные давно мне известны, собственно, это знание от отца к сыну и передавалось, чтобы у рода всегда был шанс выжить, времена-то неспокойные. Так что в дом я попал без проблем, и сразу своего родственничка навестил. А тот уже стены обстукивает, тайники ищет. Идиот, мы слыли богатыми, но деньги не в золоте и каменьях хранили. В дом вкладывали, в хозяйство, в людей преданных, в церковь, а наличности в доме всегда мало было, а что и было, то спрятано в тех самых ходах, от греха подальше. Так что просчитался Роланд. Появился я перед ним во всей красе. Струхнул он. Когда убивал, лишь о наследстве думал, а не о грехе, а тут в церковь помчался, только не помогло это. Я ему каждый вечер являлся, издевался, говорил, что за три дойных коровы он душу продал, ведь денег он ровно на это количество скотины нашёл. И как-то допёк я его, и он усугубил свой грех, взял и повесился. Пришёл я, а он висит и самогоном от него разит за версту. Там же, у трупа своего муженька, меня Аделина и увидела, в ноги упала и ну молить о прощении. Просила за себя и за сына, клялась, что будет до самой смерти за меня свечи ставить. Кстати, обещание это сдержала. И выкуп за жизнь предложила. Золото всегда считалось священным металлом. Так что не стал я её разочаровывать, взял кошелек и ушёл из её жизни. Не знаю, поверила бы она, что всё обошлось, если бы не эта дань. Не уверен.

Так что я покинул свой дом и ушёл на поиски новой жизни. Поменял имя, придумал себе биографию, нашёл новых друзей и новые баталии. Выяснил, что не могу умереть. Думал, что заработал какое-то проклятие и что не нужен даже чертям в аду. Но потом в моей жизни появился Наставник, он объяснил правила новой Игры. Не то, чтобы рубить головы было желанием всей моей жизни, иначе в палачи пошёл бы, но никакого внутреннего сопротивления не возникло. Сам первым не нападал, а свою жизнь за бесценок не продам.

Вернулся я в родные места лет через шестьдесят. В доме уже жили Торндайки, но маленький Марри вырос хорошим, добрым и умным человеком и больше походил на своих мать и бабушку, чем на отца. Марлоу любили в округе, так что я против него ничего не имел. И уж точно не собирался его пугать или вымогать с него деньги. Тем более, у меня была заначка, собственно, за ней я и вернулся. Путь получился небезопасным, так что и выглядел я не лучшим образом. Поэтому, когда эта впечатлительная беременная идиотка, младшая невестка Марлоу, увидела меня, окровавленного, выбирающегося из тайного хода, она упала в обморок. История про призрака уже стала семейной легендой, правда, преобразовалась в притчу о преступлении и наказании. И кто его знает, если бы эта Джессика не имела за собой грешков, так ли драматично она бы отреагировала на мое появление. Но так или иначе, к утру она поседела. Марлоу, ничего не знающий о семейных тайнах, недолго думал и решил использовать тот же принцип, что и мать. Так что к моей заначке прибавилось ещё немного золотишка. Но я за это отплатил: уничтожил банду идиотов-разбойников, собиравшихся напасть на Твейкав. И вообще старался присматривать за отчим домом. Но вскоре дорога снова позвала меня.

Так что с упрямства Аделины и традиций, завещанных Марлоу, в каждое из моих замеченных появлений я получал денежную поддержку рода. Иногда это бывало кстати, иногда я тратил золото тут же, делая что-то полезное для дома и местной общины. В конце концов, я всё ещё оставался Феланом, и у меня сохранились кое-какие обязательства. Именно они тянули меня в родные края. И не всегда мое посещение замечали в замке.

Правда, случалось пару раз, что я целенаправленно пугал своих потомков. Но они того заслуживали. И дело не в деньгах, а в принципе. Если человек виновен, ему непросто откупиться, замолить свои грехи. Да, можно сказать, что я взял на себя божью обязанность: карать и миловать. Но Всевышний далеко, и часто ему не до таких мелочей, а я отвечаю за род. Мой он, несмотря ни на что. И я в ответе за тех, кто опирается на него и в добрых делах и в злых. Вот и сейчас я прибыл для наказания.

Родни Торндайк с детства был избалованным и эгоистичным ребенком. И редкостным бабником. При этом ещё и игроком. И пусть бы он жил себе таким дальше, если бы не совершил гадкий поступок: бросил влюбленную в него беременную дурочку без гроша, проиграв и свои, и её деньги, оставшиеся от умерших родителей. И удрал подальше, не позаботившись ни о ней, ни о ребенке. Вот тогда и пришлось вмешаться мне.

Долли Линнет, чудная наивная девушка, не понятно как вообще она могла вырасти такой в нашем довольно циничном и жестоком мире. Такие светлые души грех обижать. Я познакомился с ней, как мог помогал, успокаивал, утешал, но у неё скоро будет ребенок, новый Торндайк придет на свет, и им необходим дом. А я сам как перекати-поле и денег, как назло, столько нет, чтобы ей это обеспечить.

А тут ещё Долли пришлось положить в больницу, она маленькая, хрупкая, и вынашивать ребенка ей оказалось очень тяжело. Оставил я ей всё, что у меня было, и решил возродить Вогана, чтобы Родни ответил за свои поступки.

* * *
— Ну и история, — только и смог сказать я.

— Да, интересная, такую только в романе описывать. Только приключений побольше.

— Ну, приключений на мой век хватило. Одна экспедиция Френсиса Дрейка чего стоила.

— Ты был с ним знаком? — заинтересовался Митос.

— Ходил с ним под одними парусами. Даже был представлен при дворе. Получил рыцарский титул из рук самой королевы-девственницы. Которая к Дрейку питала отнюдь не материнский интерес.

— Значит, ты пришёл сюда за этим Родни? — вернулся я к основной теме нашего разговора.

— Да, и только тут выяснил, что этот негодяй продал родовое гнездо почти за бесценок и смылся в неизвестном направлении. Правда, я слышал, за ним ещё кредиторы охотились, так что, думаю, сбежал он не от призрака.

— И когда ты узнал, что замок продан?

— Да уже после того, как первый раз проводил разведку.

— Так чего не ушёл? Почему продолжил беспокоить невиновную, по твоим же принципам, семью?

— Знаешь, было бы желание, грехи у всех найдутся, даже и у твоих друзей. — парировал Фелан. — Они были невнимательны, заключили сделку с подлецом, купили дом по дешёвке и спекулировали на чужой истории, пытаясь казаться более значимыми, чем есть. И это я ещё не вдавался в подробности.

Не успел я ничего ему возразить, как вмешался Митос:

— Но дело ведь не в этом?

— Да, деньги нам нужны и довольно срочно, свободных средств у меня сейчас нет и вытащить я их ниоткуда не могу. Да и Игра уже началась, её так просто не бросишь.

— Сжился с обликом призрака?

— Есть немного, — смутился Фелан. — Уже привык, что каждое мое появление — это своего рода ритуал, сценическая постановка. К тому же, ваше присутствие прибавило адреналину.

— Скучно жить.

— Я человек другой эпохи, мне не хватает всего того, что было у меня в прошлом, той пусть и некомфортной, опасной, но всё же интересной жизни.

— То есть изображать призрака интереснее? — снова завелся я.

— Ну, да, и денежный вопрос никто не отменял. Родни я потом всё равно найду и накажу, но Долли и её малышу от этого легче не станет.

— Ты мог бы попросить помощи у кого-нибудь, взять ссуду в банке.

— Не умею я просить, к тому же, для ссуды в банке нужны стабильные документы, работа, доход, а я до знакомства с Долли жил, как вольный ветер. Самому мне многого не нужно. Можно было бы и нарисовать, но я не силён в этом, документы могли проверку и не пройти.

— А друзья?

— Думаешь, у моих друзей есть за душой пара лишних миллиончиков, чтобы разбрасываться ими? Нет, мои друзья слишком похожи на меня.

— Давай я тебе одолжу, — решился я.

Познакомившись с Воганом лично, выслушав его историю, я несколько успокоил голос совести и даже проникся к Вогану уважением и восхищением. Очень живой, со своими принципами и понятиями о чести, отличными от моих, но от этого не являющимися неправильными. Мне хотелось ему помочь.

— Я тебя не знаю, так что никаких долгов между нами, — отрезал Фелан.

— Это будет не долг, а ссуда, почти как в банке. Могу даже пару процентов накрутить.

Фелан задумался, было видно, что решение дается ему с трудом. Если бы он был один, то никогда бы не согласился. Но у него была Долли, к которой он явно питал настоящие чувства, в природе которых сам до конца не разобрался. По тому, как он говорил об этой девочке, становилось ясно: он любил её, дорожил ею и восхищался.

— Хорошо, но отдавать я не знаю сколько, так что вместо процентов можешь взять что-то из того, что осталось в этом доме от Феланов. Я так понял, вы не просто гости. Думаю, от пары безделушек дом не обеднеет. Могу подсказать чего-нибудь.

— Всё это принадлежит Хескемам, — запротестовал я.

— Глупости, в сделку входил только дом, всё остальное Родни бросил, чтобы сбежать налегке. Да и не разбирался он в том, что есть настоящая ценность. Для него это всё хлам.

— Нет, я так не могу.

— Я могу, — вмешался Митос. — И даже денег дам, на этих условиях. Есть тут в библиотеке пара фолиантов, которые точно остались тут ещё со времен твоих предков, они мне пригодились бы в моих исследованиях. Взамен я оставляю тебе банковскую карточку со всеми реквизитами, на ней будет сумма, равная пусть не розничной сумме запрашиваемых тобой монет, но зато и возиться с продажей тебе не придётся.

Я в недоумении смотрел на Митоса. Не то чтобы он был беден, но никогда не разбрасывался деньгами. А тут такое щедрое предложение. Меня смущало его условие по поводу книг, но он ведь мог и соврать, чтобы Фелан, наконец, согласился. Что тот и сделал.

— Подходит, — сказал он и протянул руку, чтобы скрепить договор.

Затем мы выпили, закусили и начали разговор за жизнь. В первую очередь нас интересовало, как Фелан проникал на территорию поместья и дома. И мы оказались правы: он приплывал на лодке со стороны Норхема, а затем шёл тайными ходами. Они проходили по старой части дома и были так узки, что не всякий человек смог бы протиснуться там. Но Вогану, благодаря его невысокому росту и не слишком атлетическому сложению, это удавалось без труда. Правда, он отказался показывать свои ходы, семейная, мол, тайна. Мы не настаивали.

Затем они с Митосом начали какую-то беседу, в которой то и дело всплывали знакомые фамилии. Я же за всеми этими хлопотами присел на кровать и закрыл усталые глаза.

Глава 10

Когда я открыл глаза, уже наступило утро. В комнате никого не было, лишь пустая посуда указывала на то, что мне всё произошедшее не приснилось. Ну, если не учитывать того, что это вообще была не моя комната. Правда, в своей я тоже никого не обнаружил, судя по всему, Митос с нашим ночным гостей просидел до самого утра, оставив меня спать.

Умывшись и переодевшись, я пошёл искать остальных. В холле, где мы вчера проводили «ритуал», не осталось уже никаких следов. И вряд ли Митос занимался уборкой самолично. Добравшись до малой столовой, я обнаружил всё семейство в сборе. Судя по радужному настроению, Митос уже обрадовал их успешным завершением миссии.

— Я думаю, из всего произошедшего может выйти отличная книга, нужно только её написать и правильно продать, — вещал Митос.

Кажется, эта идея пришлась по душе Элис, да и Кейси поглядывала заинтересованно.

— Всем доброе утро! — приветствовал я собрание.

— О, Дункан, ты встал! — довольный Джозеф просто лучился доброжелательностью. — Адам сказал, что ты вчера очень вымотался. Теперь я понимаю, почему услуги таких специалистов так дороги, столько сил теряется. Присаживайся, тебе нужно поесть.

От поесть я не отказался, тем более что виски вчера было выпито немало, а вот закуска как-то быстро закончилась.

— Я смотрю, у тебя отличное настроение, — заметил я Джозефу.

— Я просто счастлив, всё закончилось благополучно. Все живы, здоровы, и Адам заверил, что это не повторится. Хотя не уверен, что я не стану об этом жалеть.

— Почему, вы же хотели жить спокойно? — удивился я.

— Это да, но Адам прав насчет того, что история с привидением может принести хороший доход. И вообще он отличный бизнесмен, у него превосходные идеи, жаль, что история его привлекает больше, а то я бы взял бы его в компаньоны в какой-нибудь из проектов.

— Не думаю, что это хорошая мысль, — попытался я чуть пригасить энтузиазм Джозефа.

— Наверное, — согласился он. — Но он будет моим консультантом.

— Извини, я так и не закончил с оценкой, — попытался я перевести разговор. Джозеф и сам был тем ещё авантюристом, а уже если у него консультантом выступит Митос, то результаты могут оказаться непредсказуемы.

— А вы уже собрались уезжать? А как же рыбалка, отдых? — забеспокоился Джозеф.

— Ну, на рыбалке я побывал, думаю, мы здесь не последний раз.

— Конечно, я буду рад вас видеть. А что до оценки, мы что-то успели пробежать.

— Я могу предложить тебе пару-тройку специалистов, которые помогут тебе даже лучше.

— Лучше чем вы никто не поможет, — уверенно заявил Джозеф, но от помощи не отказался.

* * *
Мы уезжали на следующий день. Накануне в нашу честь дали праздничный обед. Мы все с удовольствием провели вечер. Днём мы с Митосом даже сходили напоследок на рыбалку, вполне удачно. Так что на дорогу нам выдали свежезасоленой рыбы. Все были буквально очарованы Адамом, каждый пытался пожать ему руку и сказать пару тёплых слов. Дольше всего Митос секретничал с Джозефом, который, кажется, с трудом расстался с новым другом. Всё это меня насторожило. Только Твейкав скрылся из зеркала заднего вида, как я не удержался и спросил:

— О чём вы там договорились с Джозефом?

— Да так, общие дела, тебе будет неинтересно, — отмахнулся Митос.

— Дела? Это как раз интересно, — парировал я.

— Ещё пара таких вопросов, я подумаю, что ты ревнуешь. Только непонятно кого.

Я опешил от такой постановки вопроса и даже не нашёлся, что ответить.

— А откуда у тебя деньги для Фелана?

— Неужели у меня не может быть сбережений? — Митос, как старый еврей, ответил вопросом на вопрос и посмотрел на меня совершенно невинным взглядом, что с головой выдавало его виновность.

— Никогда не замечал.

— Ты вообще не наблюдателен.

— А если серьезно?

— Заработал.

— Хотел бы знать как… — проворчал я.

— Ну, я же «специалист», и у меня друг антиквар.

— Ты взял у Джозефа?! — внезапно дошло до меня.

— Нормальная плата за услуги. Это ему обошлось дешевле, чем если бы он искал золотые соверены. А Вогану не придется заморачиваться с продажей.

— Но зачем?!

— Стандартный ритуал изгнания, принятый в данной местности, чуть модифицированный под современные реалии.

— Но они же не виноваты, что купили этот замок.

— Как и все другие несчастные, кто покупает проклятую недвижимость, — Митос на мое возмущение лишь пожал плечами. — Когда делаешь такое крупное приобретение, принимаешь на себя все риски. Но ритуал сработал, и призрак их больше не побеспокоит. Если только они не создадут своего собственного. А Вогану есть чем и кем заняться. У него скоро будет «сын», да и нерадивого потомка Джо ему найдет, в обмен на полную биографию. Ты знаешь, они и правда его потеряли. Дилетанты!

— А книги? Ты же выпросил книги у Фелана, а, оказывается, деньги и вовсе не твои.

— Мои, кровно заработанные. Должен же я был что-то получить за свои хлопоты, на одних международных звонках сколько потратил.

— Ну, знаешь!

— Знаю, — отмахнулся от всех моих возражений и возмущений Митос. — А теперь дай мне поспать, я в твоем отпуске устал больше, чем без него. Любитель экстремального отдыха.

На этом Митос закрыл глаза и перестал реагировать на любые мои слова и действия. Мне ничего не оставалось, кроме как сосредоточиться на дороге. Ничего, дорога долгая, я ещё успею узнать, где и как он успел так устать.

Bfcure «Сожги дискотеку, диджея повесь!»

Таймлайн — постканон, название фика — не призыв к насилию, а строчка из песни The Smiths «Panic»


— Джо, выкладывай. У тебя явно какие-то проблемы.

Дункан говорит это в меру сочувственно, стараясь не выдать своей тревоги: Джо никогда не любил волновать своих друзей, а за последние годы нежелание вовлекать в свои неприятности кого-нибудь, помимо себя любимого, лишь усилилось.

— И как ты догадался, умник? — добродушно огрызается Джо.

— Коньяк. Обычно ты предпочитаешь виски. Это ваш новый шеф?

— Да. Не успел вступить в должность, а уже успел разругаться в пух и прах со всеми региональными координаторами. И намекнул, что если я и дальше продолжу «неформально» общаться с тобой и Адамом, то за Трибуналом дело не станет.

— Джо, чем я могу помочь?

— Митос уже пообещал всё уладить.

— Что-то вид у тебя не больно радостный.

— Митос сиял, как новенький доллар, Мак. Это подозрительно. Мне кажется, что он…

Но о предположениях Джо Дункану узнать так и не суждено, потому что звонит телефон. После короткого разговора Джо меняется в лице и просит севшим голосом:

— Принеси из подсобки мой старый радиоприемник, Мак.

Приёмник Джо явно собирал сам, как говорится, «на коленке»: провода торчат, как иголки у ощетинившегося ёжика, задняя крышка отсутствует, а переключатели в прошлой жизни исполняли роль прищепок для белья. Но, судя по шкале, ловиться должны все радиоволны мира от Дальнего Востока до Уганды. Дункан ставит чудо конструкторской мысли на стойку и интересуется:

— Кто это был?

Джо кривится:

— Шеф.

— Чего хотел?

— Просил «унять Адама Пирсона, пока его и остальное руководство не хватил апокалипсический удар». Это цитата.

— Что умудрился сделать наш общий друг на это раз?

— Организовал пиратскую радиостанцию «Голос Наблюдателя». Причем слушают её не только Наблюдатели, но и Бессмертные. И звонят ему в прямом эфире.

— Не терпится это услышать.

Джо крутит ручки самодельного радио, пробираясь сквозь треск и помехи, и скоро из динамика раздается знакомый голос, полный фирменного ехидного веселья:

— Пламенный привет всем, кто еще не спит, и напоминаю, что с вами «Голос Наблюдателя» и я, диджей Митос.

— Он что, совсем спятил?!

— Заткнись, Мак.

— Спасибо за звонок, Аманда, — продолжает тем временем Митос. — Ты права — Лондон в начале лета прекрасен. А для тех, кто не может позволить себе поездку в Англию, всё-таки фунт самая дорогая валюта в мире, я поставлю the Smiths с песней про то, что случается с теми диджеями, которые не обладают идеальным музыкальным вкусом. «Panic», дамы и господа.

— Как ты думаешь, он имел в виду нашу Аманду? — мечтательно вздыхает Дункан.

Джо закатывает глаза.

— Ты меня спрашиваешь?

— Ты Наблюдатель.

— Я твой Наблюдатель, сынок. И того олуха, что сейчас засоряет радиоэфир. И я понятия не имею, где твоя драгоценная Аманда. Может, в Лондоне. А может, в Тимбукту.

Песня заканчивается, и Митос объявляет, что готов принять новый звонок.

— Здравствуй, Адам, — произносит приятный женский голос, и он кажется Дункану смутно знакомым. — Я Кэтрин.

— Здравствуй, Кэтрин.

— У меня вопрос морально-этического характера.

— Тогда ты обратилась по адресу.

— Есть один Бессмертный, как выпьет — спасу от него нет никакого: к девушкам пристает, мужчин задирает, чтоб подраться от души. В общем, хам, каких свет не видывал. Я его чуть на поединок не вызвала, но Ник говорит, нельзя отрубить человеку голову просто потому, что он меня раздражает.

— Ник прав.

— И что мне делать? Дальше смотреть на это безобразие?

— Зачем? Ты ведь хочешь преподать этому типу урок?

— В принципе, да.

— Поверь мне, Кэтрин, смерть его ничему не научит, тем более перманентная. Предлагаю разыграть его. Для подобных личностей нет ничего страшнее, чем жестокая шутка без смертельного исхода. Позвони тем, кого он обидел. Вместе вы продумаете идеальную месть и заставите его на своей шкуре почувствовать всё то, что чувствовали они.

— Адам, ты гений. Спасибо! Ник просит передать, что этот план он одобряет целиком и полностью.

— Не за что, дорогая. Я поставлю для тебя и твоих друзей «Don’t Lose Your Head» группы Queen. В любой непонятной ситуации — не теряйте голову. Ни буквально, ни фигурально. Несогласным намекаю: Queen — это классика, а Фредди Меркьюри плохого не посоветует.

Джо смеется в бороду:

— Когда Митос появится в моем баре, сыграю ему пару каверов. Как ты считаешь, Мак, он оценит блюзовую версию «Crazy Little Thing Called Love»?

— Не сомневаюсь.

— Хорош корчить рожи, Горец. В мире полно шикарной музыки, помимо итальянской оперы и Лорены Мак-Кеннит.

— Адам? — следующий позвонивший взволнованно шепчет и заикается. — Я… я… О, Боже, я не знаю…

— Успокойтесь, пожалуйста. Как вас зовут?

— Б-Берт.

— Что случилось, Берт?

— Я не должен вам звонить, но в полиции… в полиции мне не поверят.

— Я вам поверю, обещаю.

— Н-ничего, что я не Бессмертный?

— Это свободная радиостанция. И называется она, если ты не забыл, «Голос Наблюдателя».

— Мой подопечный, Генри. Он… Они… Их четверо. Я слышал, что они говорили. Они его убьют. Это нечестно. Генри — хороший парень. Работает волонтером в детской больнице.

— Ты хочешь предупредить его?

— Да. Но Кодекс Наблюдателей… Мы не имеем права вмешиваться.

— Послушай меня, Берт. К чёрту правила, если от них зависит человеческая жизнь. Иногда нам приходится нарушать их, чтобы поступить правильно. И я верю, что ты сделаешь то, что должен.

— Да, я… Спасибо. Спасибо вам большое. Я поеду к нему и всё расскажу.

— Удачи, Берт.

Джо залпом опрокидывает в себя содержимое стакана, так и не заметив, что во время разговора Берта и Митоса практически не дышал.

— Мак, иногда я перестаю понимать, почему я когда-то решил стать Наблюдателем, — еле слышно шепчет он. — Мы отвратительны. Шпионить за частной жизнью других людей. Безучастно смотреть, как они умирают. Это безнравственно.

Дункан бросает на него понимающий взгляд:

— Джо, у тебя никогда не получалось просто смотреть. Ты — наш друг. Лучший друг, о котором только можно мечтать. И если ты нальешь мне немного виски, я за это выпью.

— Что ж, друзья, — говорит Митос. — Скрестим пальцы за Берта. И, Генри, если ты нас сейчас слушаешь, не хватайся сразу за меч. Выслушай парня, он желает тебе добра. И чтобы повысить всем настроение, я включаю Blur, «Parklife». Эти ребята определённо в курсе, о чём поют. Оставайтесь с нами, наш телефон четыреста пять семьсот тринадцать двадцать два. Если вы находитесь за пределами Франции, не забудьте перед этим набрать плюс тридцать три и код города Парижа, который я не помню. В этом случае вас всегда выручит телефонный справочник.

— Зараза, — смеется Дункан.

— Но в обаянии ему не откажешь.

— Прежде чем поставить вам очень милый альт-фолк, я приму ещё один звонок. Здравствуйте.

— Здравствуйте. Я Бенни, и я в курсе, что эта радиостанция, а не книга жалоб и предложений, но мне необходимо пожаловаться.

— Раз так надо — жалуйтесь.

— Моя подопечная — настоящая заноза в заднице. Она носится по всей Франции, как угорелая, нигде надолго не задерживается. Сегодня — в Лионе, завтра — в Руане, а у меня дома кошка голодная! Спасибо, что выслушали.

— Для этого я здесь и сижу. Итак, the Coral и «Pass It On». Хотя нет. Извините, дорогие радиослушатели, у нас срочное сообщение от Ронни. Говорите, Ронни, вы в эфире.

— Привет, Адам. Я та самая Бессмертная, за которой наблюдает Бенни. И знаете, что я скажу? Нельзя так издеваться над животными! Бенни, бери руки в ноги, хватай кошку и приезжай ко мне в отель. Я присмотрю за кошкой, ты присмотришь за нами обоими, и наша совесть перед «Гринписом» будет чиста. А если ты вдобавок умеешь играть в шахматы, мы непременно подружимся.

— Вот оно, изящное решение проблемы. Поаплодируем Ронни и порадуемся спасению несчастной кошки! Теперь для вас действительно прозвучит «Pass It On», а сразу после неё Depeche Mode с треком «Puppets». Оглядитесь вокруг — возможно, именно вы не кукловод, а всего лишь марионетка в чьих-то руках. Будьте предельно внимательны.


Телефон на стойке, разразившийся громкой трелью, заставляет Дункана и Джо подпрыгнуть от неожиданности.

— Шеф?

— Кто ж ещё? Чтоб он провалился! Алло. Да. Нет. Я не могу его «заткнуть». Как «почему»? Он неизвестно где, телепортироваться я ещё не научился, навыками хакера не обладаю. Я с вами вежливо разговариваю. До свидания.

— Скандал в благородном семействе?

— И не говори, Мак. Они пытаются вычислить и заблокировать частоту, на которой вещает Митос. И отследить телефон.

— Безуспешно, я полагаю?

— Это же Митос. Он умеет заметать следы.

— Привет, Адам. Я Памела, но друзья зовут меня Пэм. Можно заказать композицию Mogwai «Я Джим Моррисон, я мёртв»?

— Сколько экспрессии!

— Я до вчерашнего дня искренне считала его мёртвым! А потом мы случайно встретились в Лос Анжелесе. Джим, лапочка, если я увижу тебя ещё раз, ты труп. Но песня в мою честь повысит твои шансы на выживание.

— Джим Моррисон — Бессмертный?! Тот самый Джим Моррисон?

— Не смотри на меня, Мак. Я сам впервые об этом слышу.

— «Голос Наблюдателя» всё ещё в эфире. И мы ждём ваших звонков. Добрый вечер.

— Добрый вечер, Адам. Я бы хотел признаться в любви одной девушке…

— Кто я такой, чтобы возражать? Вперёд, мой друг.

— Она — мой Наблюдатель, и я знаю, что всё сложно, но… Ласточка, cariad, кто из нас умрёт раньше — большой вопрос. Ты боишься старости, но, может быть, завтра удача мне изменит, и я лишусь головы. Жизнь не дает гарантий. Я люблю тебя. Позвони мне. Пожалуйста.

— А я поставлю для влюбленных одну из последних песен The Verve, «Love is Noise».

— Как трогательно, — бормочет Дункан. — Я сейчас разрыдаюсь.

— Иронизируешь, Мак? Ты же романтик, и даже не скрываешь этого.

— Отстань, Джо.

— Спокойной ночи всем, кто ложится спать. Интересного вечера всем тем, кто не спит. С вами «Голос Наблюдателя», я — диджей Митос, и мы приветствуем Эми. Эми, ты в эфире.

— Спасибо, Адам. Поставишь Belle and Sebastian, «I Want the World to Stop»?

— Конечно. Отличный выбор.

— Это для моего отца.

Дункан с удивлением отмечает, что Джо вздрагивает всем телом и крепче сжимает стакан.

— Мы давно не виделись, — голос Эми дрожит от едва сдерживаемых эмоций. — И мне трудно признавать это, но я совершила ошибку. Сказала ему, что вряд ли когда-нибудь захочу его видеть. Понимаете, меня растил совсем другой человек. И только после его смерти я узнала, что он меня удочерил. А тот, кому я обязана своим появлением на свет, был моим куратором. И спас мою жизнь, когда я чуть не провалила своё первое задание. Тогда я подумала, что предам своего приемного отца, если признаю, что люблю и своего родного тоже. Но это не так, верно?

— Верно. Эми, любовь такая штука… Ты не можешь её выбрать или поделить на части, чтобы дать кому-то больше, а кому-то меньше. Ты просто испытываешь её, и всё. Или не испытываешь. Третьего не дано.

— Что ж… Скоро я возвращаюсь во Францию. И я хотела бы начать всё сначала. Но я не уверена, что папа меня простит.

— Он простит тебя, Эми, не сомневайся. И если ты наберешься смелости с ним встретиться, то сама в этом убедишься.

Джо молчит, когда раздаются первые аккорды, но его глаза подозрительно блестят, и Дункан не станет ничего спрашивать, хотя ему любопытно и немного обидно, потому что, судя по всему, Митосу было прекрасно известно, с кем он только что разговаривал. А Дункану Джо никогда про дочь не рассказывал.

— Адам? Это Роджер, и я куратор. Звоню, что сказать этой бесстыднице Вики — хватит! Ты постоянно где-то пропадаешь со своими Бессмертными, влипаешь в приключения, шлёшь мне открытки со всех концов света, а отчёты где?!

— Роджер, — со смехом перебивает его Митос, — осмелюсь предположить, что вы завидуете?

— Ещё как! Это чёрная-пречёрная зависть!

— Раз так, то следующая песня однозначно про вас: Department S и их суперхит про страдания некоего молодого человека, чья подруга принципиально не берёт трубку, — «Is Vic There?»

— Джо, я вижу, не один ты сторонник неформального общения между Бессмертными и Наблюдателями.

— И я этому очень рад. И ты должен радоваться — где бы была твоя голова, если бы я подходил к некоторым ситуация формально, не нарушая протокол?

— Я рад, Джо, честно!

— Вот это другое дело. Твоё здоровье, Мак!

— Следующий трек я самым наглым образом посвящаю всем Наблюдателям. Krafwerk с песней про «Карманный калькулятор». Ценный совет: обновите защиту своих информационных баз, потому в данный момент их взломает и ребёнок. При помощи обыкновенного калькулятора.

— Юморист хренов, — ворчит Джо. — Узнаю, что опять лазил в наши базы, убью. Сто раз, чтоб неповадно было.

— Адам? Я хочу поздравить своего Бессмертного с днём рождения! Дорогой Шон, никогда не меняйся и помни, что шестьсот лет — это преступно мало, ты обязан прожить ещё как минимум тысячу. С любовью, Бренда.

— Спасибо, Бренда! И для вас немного бельгийского безумия в виде Deus и лидера хит-парадов 1994 года «Suds and Soda». Я не пробовал добавлять в пиво содовую и мыльную пену[7], так что осторожнее там, ладно? А наш выпуск завершит Pulp, «Common People». Потому что все мы — люди, в независимости от того, смертны мы или нет. Не забывайте об этом, живите и процветайте. Вы этого не видите, но я сложил пальцы в вулканском приветствии. Потренируйтесь на досуге, это поднимает настроение и тонус. Хороших снов!

Джо оставляет опустевший стакан в сторону.

— Пора и нам на покой. Возьмёшь такси или переночуешь на диване, Мак?

— Я выбираю диван. Кроме того, я обещал помочь тебе с уборкой.

* * *
На следующее утро Дункан просыпается поздно, и когда он спускается вниз, Джо уже сидит за стойкой с расчётными книгами и ноутбуком.

— Ай да Митос, ай да сукин сын! — внезапно восклицает он, но в его голосе скорее восхищение, чем ярость.

— Что он такого сделал? — улыбаясь, интересуется Дункан.

— Пока мы, развесив уши, слушали его радиостанцию, он уничтожил всю информацию о себе в наших архивах. И я не имею ни малейшего понятия, как он это провернул!

— А что тебя удивляет?

— Мак, мы не храним яйца в одной корзине! Наши архивы разбросаны по всему миру. Но исчезли все упоминания о Митосе: файлы в базах данных стёрты, книги, хроники, летописи и тому подобное — украдены. И всё это — одновременно. Поздравляю, с этого дня Митос официально превратился в легенду.

— Мы его ещё увидим? — с грустью спрашивает Дункан.

— Я на это рассчитываю. Я же спать не смогу, пока не выясню, как это ему удалось!


Звонит телефон. Джо берёт трубку с обреченным выражением на лице, молча слушает и, так же ни говоря не слова, нажимает «отбой».

— Джо, всё в порядке?

— Да. Трибунал мне больше не грозит. Но шеф практически умолял меня найти Адама Пирсона.

— Что он ещё натворил?

— В штаб-квартиру Наблюдателей пришёл мешок писем от Бессмертных и Наблюдателей. И все они хотят знать, когда у диджея Митоса следующий эфир!

Бек Маклафлин (Beck McLaughlin) Винтерборн

Пролог

Сегодня я похоронил свою дочь. Никто не пришёл, кроме них — единственных друзей, что ещё не умерли. Аманда, прекрасная, как всегда, поддерживала меня и даже в эти отчаянные времена пахла дорогими духами. Ник и Дункан помогли отнести деревянный гроб к фургону. Все гробы теперь деревянные. Никаких захоронений, только кремации.

В крематорий выстроилась очередь: многие люди с печалью и отчаянием на лицах, несущие такое же страшное бремя. То, что Бессмертные пришли со мной в это место, было знаком их особого отношения ко мне, ибо они находятся в смертельной опасности повсюду. Даже я, который знает про эту угрозу, глядя на склонившего голову Дункана, ощутил вдруг ненависть к нему за то, что он жив и никогда, никогда не будет уязвим для вируса, который выкашивает нас — вируса, созданного Бессмертным психопатом для Бессмертного безумца.

Конечно, это чувство прошло мгновенно. Это не Maк виноват в том, что Винкен был ненормальным. Бессмертные работают плечом к плечу со смертными, отчаянно ищут лекарство. Это может произойти слишком поздно. Хаос достиг высших уровней власти; уцелевшая свободная пресса сообщает о переворотах, но кто их совершает или где, уже не имеет значения, во всяком случае, для меня. Этим утром я обнаружил сыпь у себя: ее немного, под мышками, но она есть. Если я скажу об этом Maку, он домчит меня к одной из лабораторий и меня накачают лекарствами, но я слишком стар для этого, и я устал, черт побери.

Я не знаю, как он выдерживает, хороня друзей и близких, поколение за поколением. На мой взгляд, горести смертной жизни переносить легче. Мог бы я вот так идти сквозь время? По правде, мне не хотелось бы это выяснять…

Экспонат 2A: Фрагмент печатного носителя

Доусон, Джозеф: Наблюдатель КПСА[8] Синий Файл A8:614D.9

Глава 1

Когда за ним пришли, он сначала растерялся. Митос так долго находился в темноте и тишине, что страх из-за их появления полностью завладел им. Их было множество, или так казалось — большие, шумные — они не слишком ласково вытолкали его в коридор с солнечными бликами.

— Двигайся, Бести, мразь! — И затем: — Черт побери, он падает!

Это продолжалось слишком долго. Крошечная камера, жалкая пища и всепроникающая тревога ослабили Митоса. Бесчисленная череда дней, когда единственным звуком был только собственный голос, сделала его неуклюжим и вялым. Он пытался подняться на ноги и идти так, как они требовали, но не мог открыть глаза из-за яркого света. Когда он ударялся обо что-то, они били его и насмехались, но, казалось, не настолько ядовито, как во время его сошествия в этот ад. О боги! Как давно это было?

Пока добирались до лифта, он мало что смог увидеть — бетонные стены в трещинах и пятнах влаги, выцветшие надписи «На выход». У открытых дверей лифта ждал человек, исхудавший почти до состояния скелета. Мундир с бейджиком на левой стороне груди нелепо висел на нем. Глаза Митоса слезились; он не мог разобрать имя, но лицо было знакомое. Его тюремщик. Их было много, один хуже другого. Этого он видел редко.

В лифте силы оставили Митоса. Когда его толкнули в угол, древний Бессмертный просто уселся на пол, обхватил свои колени и склонив к ним голову. Ему не пришло в голову спросить, что все это значит, что они собрались с ним делать. Он был Бессмертным. Это гарантировало неприятности.

Лифт остановился, двери раскрылись. Кто-то пнул его, и Митос истолковал это как команду встать. Он, спотыкаясь, вышел в помещение, наполненное грохотом металла, громкими голосами и солнечным светом.

В коридоре толпились смертные, большинство из них носило униформу охраны. Головы поворачивались, разговоры смолкали, когда его тащили мимо этих людей. Высокие решётки ворот смутно виднелись перед ними, выкрашенные грязно-серой, облупившейся краской. Они разъехались с гулким хлопком. Митоса толкнули внутрь.

Здесь было меньше людей. В костюмах, несколько отличающихся от тех, что он помнил, но все же узнаваемых. Значит, не сотни лет. Один из охранников забежал вперед и распахнул дверь слева. До того Митос вполне понимал, что происходит: он был внутри, а они снаружи.

Комната была большая, стены окрашены в синий цвет, на полу ковер. Митос чувствовал его мягкость через дырки в подошвах ботинок. В самой дальней стене было окно, его тонированное стекло позволяло лишь смутно разглядеть лесистые холмы. За столом сидел крупный мужчина. Перед ним находилась табличка, гласившая: «Директор П. Ройс, доктор философии». Так. Босс.

Позади него стояли двое мужчин. Костюмы на заказ, шелковые рубашки — всё дорогое. Один пристально смотрел в окно. Другой с испугом уставился на арестанта. Митос посмотрел на свою тюремную униформу, состоящую из серой рубашки и брюк. Настолько изношенную, что местами можно было увидеть кожу под ней. За его смущением и страхом пришел гнев. Что, черт подери, они ожидали увидеть? Это была та же окровавленная одежда, которую дали ему когда-то, когда он попал сюда! Единственным источником воды была тонкая, ледяная струйка в крошечной раковине в его камере. Но он старался, черт бы их побрал, упрямо стирал изношенную одежду, сам мылся, делал все, что мог, не давая себе забыть, что он был человеком.

— Какой сейчас год? — Его голос звучал еле слышно, он отвык разговаривать.

Директор назвал дату.

Боги. Сорок лет. Митос огляделся. Возле двери стоял стул. Не ожидая приглашения, он сел, осмотрительно положив трясущиеся руки на колени. Сердце бешено колотилось, а голова кружилась от голода. В камере не было никакого чувства времени. Может, он ел два дня назад — или на прошлой неделе, но он ничего не сказал об этом. Спрашивая, можешь слишком легко превратиться в попрошайку.

Человек у окна обернулся и вдруг сказал:

— Он в ужасном состоянии. Сколько времени потребуется, чтобы вернуть его в норму?

Директор неловко хмыкнул.

— Я не уверен, господин Сеттер, — ответил он, наконец. — Довольно быстро, я думаю, — немного еды, немного размяться…

— Кто победил? — перебил Митос.

Они пристально посмотрели на него.

— Что?

— Война, — голос набирал силу, и Митос повторил: — Кто выиграл? Всё закончилось, не так ли?

— Мы сделали это, — произнес первый человек. У него было круглое лицо и крошечная остроконечная бородка. Он свирепо уставился на слегка усмехнувшегося Сеттера. — Договор Сакраменто был победой КПСА.

— Если вы так говорите, Деррик. — Сеттера это не интересовало. — Мне не нравится эта идея. Мне не нравилось, когда вы это предложили, и я не изменил своего отношения сейчас. Тот, кто примет это назначение, будет вынужден бороться с этим Бессмертным всю дорогу — контролировать двадцать четыре часа в сутки! Он действовал вместе с Маклаудом, ради Бога! Суньте его обратно в его нору. Мы в нем не нуждаемся. Мы можем найти Горца сами.

Деррик усмехнулась.

— Где же он тогда, черт возьми, Сеттер? Мы устали от обещаний. Мы думаем, что вам потребуется наживка, и с вашим начальством всё согласовано.

Маклауд был еще жив? Сердце Митоса пропустило удар. Он заставил себя сосредоточиться.

Сеттер ответил Деррику змеиной улыбкой:

— Хорошо. Босс сказал пойти с ним, мы идем с ним, но мои люди ценны, их нелегко заменить. Быть уверенным, что они вернутся живыми — это моя работа. Ваша — обеспечить нас оборудованием, с помощью которого мы сможем держать этого Бессмертного в подчинении, когда он снова почувствует в себе силы.

— Мы будем отстаивать нашу часть договора, — жестко ответил Деррик.

— Хорошо, тогда начинайте восстановление этой развалины. Ваше начальство хочет, чтобы эта операция уложилась в две недели.

— ДВЕ НЕДЕЛИ. — Оба, Деррик и директор, изумились.

— Разве он не Бессмертный? — Сеттер ухмыльнулся, глядя на неказистый вид узника. Митос опустил голову, его плечи согнулись, он старался выглядеть как можно более жалким. Это было легче, чем ему бы хотелось. Он услышал фырканье Сеттера.

— Забирайте его отсюда.

Они вызвали целых десять охранников, которые и вывели Митоса — он был слегка польщён. Прошли один зал, потом другой, до лифтов и в новую часть тюрьмы. Он не чувствовал других бессмертных и не видел других заключенных.

Его новая клетка была в пустом блоке. Здесь был матрас на койке и сложенная на нем новая униформа. Охранники отвели его гулким коридором вниз, к душевым, тоже пустым, с покрытыми паутиной лампами. Вода была только холодная, но чистая и в избытке. Потом ему протянули какую-то трубку, оказалось, что для депиляции лица.

— Бритье вышло из моды? — спросил он их, но они только сердито посмотрели на него и отвели взгляды.

Депиляция причинила боль, но не слишком сильную. С гладким лицом и чистый — действительно чистый — впервые за многие десятилетия, Бессмертный был доставлен обратно в свою камеру. Чудо из чудес, его ожидала пища. Он получил горох, хлеб и что-то вроде растительного белка с большим количеством подливки. Дали даже сладкое, хотя Митос не мог определить его иначе, как «что-то со вкусом яблока». Все это было не слишком качественным, но само изобилие компенсировало этот недостаток.

Насытившийся и смертельно уставший, он должен был вскоре заснуть на своей мягкой постели, но мысли его продолжали вертеться вокруг директорского офиса и прозвучавших там откровений. Маклауд жив — и за ним по-прежнему охотятся, хотя война якобы закончена. Так ли это? Он вспомнил обмен фразами между бородатым мужчиной и Сеттером. Может быть, победа КПСА не была настолько полной, как он опасался? Может быть, ненависть уменьшилась? Или же глупость их рода не привела к уничтожению самих себя… Митос горько улыбался в темноте и не верил ни одному из предположений.

* * *
Сон пришел, как всегда приходят сны — тихо вполз сквозь беспамятство, незадолго до пробуждения. Она застонала и пошевелилась во сне, сквозь туман видя его. Она никогда не могла рассмотреть лицо, но сердце ее пело, когда она смотрела на него. Они занимались любовью, его губы ласкали все ее сокровенные, чувствительные места, его пальцы играли ею, как совершенным инструментом. Она извивалась на постели от страсти, желая, чтобы он привел ее к вершине наслаждения, чего он так искусно добивался. И хотя сон повторялся снова и снова, она так и не могла привыкнуть к внезапным вспышкам страха, что вытесняли вожделение и любовь, что заставляли её вскакивать с криком в неверном свете зари.

* * *
Дункан смотрел на подростка, стоящего у входа в казино — руки в карманах, лицо слишком худое, — и чувствовал странную горечь в своем сердце. В этом мальчишке не было ничего, что могло напомнить про Ричи — черты лица совсем другие, а волосы прямые и тёмные. Но у него был такой же взгляд, знакомый взгляд человека на грани: испуг, злость и одиночество во враждебном мире. И, как Ричи, он мог бы стать Бессмертным.

Горец наблюдал за казино в течение почти трех часов, опасаясь агентов КПСА. Лас-Вегас был единственным по-настоящему нейтральным городом в разделенной стране, избегавшим присоединения к Старой Демократии или Корпоративным Территориям. Здесь приветствовались деньги и той, и другой стороны.

В эти опасные времена такое тщательное наблюдение стало для Горца привычкой. Он находился напротив казино на другой стороне улицы,наблюдал за теми, кто приходили, уходили или же задерживались. Сейчас, когда он изучил все входы и выходы, ему самому стало интересно, что же собирается предпринять мальчишка.

Из казино вышел мужчина. Паренёк что-то сказал ему и получил отказ. Он опустил голову и отступил назад. Выходит, был шлюхой. Дункан вздохнул и вернулся к выпивке. Здесь были тысячи детей, похожих на этого мальчика, потерянные или брошенные, выросшие среди взрослых, живших в таком же отчаянном положении, как и они, и не склонных к состраданию. Это было наследие, оставленное Винкеном смертным, которых он так боялся.

Маклауд задержался подольше. Мальчик наконец добился успеха, последовав в казино за грузным, немолодым мужчиной. Качая головой, Горец подождал немного, затем пересек улицу и вошел сам.

Он предстал перед клерком, напустив на себя скучающий вид, вооружённый приятной улыбкой и кредитной картой. Сердце его бешено колотилось, а ещё в голове крутился вопрос, есть ли здесь камеры скрытого наблюдения. Клерк взял учетную карту и прогнал через компьютер его фальшивое удостоверение СтарДема[9]. На это потребовалось некоторое время, поскольку компьютер был устаревшей системы — Пентиум Квантум. Новые компьютеры поступали сюда с трудом, поскольку «Макробайт» в первую очередь обеспечивал членов КПСА.

— Добро пожаловать в «Императорский дворец», г-н Ричардсон. Желаем приятно провести время.

Отель был таким, как он его запомнил, хотя признаки войны были все еще видны. В казино стояло больше карточных столов, чем игровых автоматов. На стенах лестничной клетки краска осыпалась, а на ковровое покрытие были положены новые дорожки, чтобы скрыть вытертые куски. На своё новое имя — Дункан Ричардсон — он забронировал номер на девятом этаже с видом на улицу. Ему хотелось осмотреться.

Зайдя в номер, Дункан запер дверь, кинул сумку на кровать. Сбросив куртку, он подошел к окну. Пожалуй, вид был не такой броский и яркий, как раньше, но Вегас всё еще оставался «криком в пустыне». С девятого этажа Дункан мог увидеть простиравшееся перед ним электрическое великолепие города, вторящее умирающему закату. Был слух, что Вегас закупил много электроэнергии тайком от КПСА.

Он думал о Париже, где предпочел бы находиться, но там теперь было слишком опасно. Европейский Союз контролировал большую часть Франции, и на очаровательных улицах города было полно полиции. Ни одно из его старых убежищ не было безопасным, ни сейчас, ни в обозримом будущем. Он нуждался в новом доме, таком, где мог бы жить тихо, незаметно; ему до безумия надоело постоянно бежать.

Отвернувшись от окна, Маклауд подошел к телевизору и включил его. Там было несколько пиратских станций из Калифорнии и некоторые местные программы. Присев на край кровати, он услышал звук, перекрывший голоса с экрана — крик, приглушенный и далекий. Он нахмурился, потом встал и пошел к двери.

В коридоре было пусто. Мгновение он прикидывал, не вернуться ли, но вместо того — шагнул наружу. Еще один крик, звучавший здесь яснее. Рядом, с другой стороны коридора, дверь открылась, затем закрылась, замок захлопнулся с решительным щелчком. Маклауд, чувствуя нарастающий гнев, бесшумно пошел в направлении звука. Он услышал третий крик — отчаянный и полный боли. Определив номер, он постучал в дверь.

Там внезапно наступила тишина. Он стукнул снова. Голос хрипло крикнул: «Уходи!»

Маклауд постучал решительнее. Через мгновение замок щёлкнул, и дверь открыли. Наружу выглянула сердитая физиономия.

— Что тебе нужно, черт побери…?

— Немного шумно, — весело сказал Маклауд, затем пнул в дверь, разорвал удерживавшую её цепочку и толкнул человека внутрь.

В комнате был тот самый мальчик с улицы — забился в угол, руки у него связаны, обнаженное тело покрыто красными рубцами, многие из них кровоточили. Он рыдал — прерывисто, стараясь сдерживать всхлипы.

— Что, черт возьми, ты делаешь? — мужчина был в ярости. Маклауд схватил конец длинного гибкого стального хлыста, подтянул к себе его владельца и легко вырвал из потных рук подонка это орудие пытки.

— Ты слишком сильно шумишь, — Маклауд говорил по-прежнему добродушным тоном. Он разорвал металлический хлыст пополам и отшвырнул. — Развяжи его.

— Эй, я плачу хорошие деньги…

— За убийство ребенка? — В голосе Бессмертного зазвучала угроза, и его собеседник испугался. Маклауд возвышался над ним.

— Он шлюха. Какого хрена тебя заботит…?

Маклауд в ответ оттолкнул недоумка с дороги и принялся резать верёвки своим карманным ножом. Мальчик прижал освобожденные руки к груди, дрожа как лист.

— Убирайся! — выплюнул владелец, вне себя от ярости. — Убирайтесь, вы оба, или я вызову копов!

Маклауд, не настроенный общаться с полицией, кивнул. Нагнувшись, он схватил мальчика за руку, помогая подняться. Спутанные волосы упали тому на лицо, закрывая полные боли глаза. Рот мальчика был в синяках, и распух, еще один синяк, синевато-багровый, украшал щеку. Парнишка висел на руках Маклауда, ошеломленный, охваченный ужасом. Дурачок.

Под яростные крики, нёсшиеся ему вдогонку, Бессмертный потащил сопротивляющегося паренька к себе в комнату, закрыл и запер дверь. Мальчик бросился к кровати и попытался замотаться в покрывало. Запутавшись, он неловко упал. Отчаянно барахтаясь, он еще успел опрокинуть один стул, потом подполз к стене.

Дункан смотрел на эти нелепости, не отходя от двери, сложив руки на груди. Тяжело дыша, парнишка уставился на него, косясь на окно («Я бы не советовал, мальчик, здесь девять этажей вниз»), и внезапно сдался. Он привалился к стене, опустив голову и обхватив себя руками.

— Наркотики? — сухо спросил Маклауд.

Иссиня-черная голова резко вскинулась. Зеленые глаза сверкнули. Челюсти напряглись.

— Нет.

— Поддержка стареющей мамы?

Маклауда угостили взглядом, полным обиды.

— Чего ты хочешь?

— Немного благодарности, учитывая, как ты дико кричал минуту назад — или он заплатил именно за это?

Бравада исчезла, мальчик покачал головой.

— Нет, сэр. Он сказал… сказал, что любит жесткие штуки, но я не… ни разу… я бы никогда… — Он сглотнул, снова задрожав. — Я там оставил свою одежду.

— Я знаю. Сколько он собирался заплатить?

Надежда вспыхнула на худом лице.

— Двадцать баксов. Я… я сделаю для тебя за половину, ведь ты вытащил меня из такой реальной неприятности.

— Я не занимаюсь этим с детьми, — ответил Маклауд хрипло. Паренёк вздрогнул и отшатнулся.

— Ты что, полицейский?

— Нет. Просто человек, которому неприятно видеть, как принуждают детей. Как тебя зовут? Где твоя родня?

— Зовут Гейб, и у меня нет никаких родных.

— Никого?

— Послушай, мистер, реально, спасибо, что спас там мою задницу. Но если ты не хочешь меня, я должен идти.

— Провернуть еще дельце?

Подбородок снова вздёрнулся, но его глаза помрачнели.

— Надо поесть, не так ли?

Маклауд сунул руку в карман и достал купюру в пятьдесят долларов. Он помахал ею, держа между большим и указательным пальцами. У мальчика загорелись глаза.

— Я голоден, — сказал Горец, — и я хотел бы перекусить в компании, Гейб. Просто поговорить. Это твое, если ты сможешь удержать мое внимание за ужином.

Мальчик моргнул.

— Моя одежда…

— Я позабочусь об этом. Договорились?

Осторожный кивок. Маклауд накинул на него покрывало.

— Я вернусь.

Когда он вернулся, Гейб, к его удивлению, не удрал, а все еще сидел, завернувшись в покрывало. Мальчик взял джинсы и пуловер — неоправданно дорогие, из магазина при казино, и, пробормотав благодарность, исчез в ванной комнате. Маклауд услышал, как включился душ.

За щедрым угощением, поданным в номер, Горец вытянул его историю. Гейб был ребёнком войны — его родители служили в Форт-Дэвисе. Его отец сражался за СтарДем. Восемь месяцев назад несчастный случай забрал их жизни, и он оказался оставленным на произвол судьбы. Серия злоключений, о которых Гейб сейчас простодушно рассказывал, привела его в Вегас.

Его замашки, не очень убедительные с самого начала, теперь исчезли под влиянием неподдельного интереса и внимания, проявленного шотландцем. Постепенно выяснилось, что это был первый опыт Гейба в качестве проститутки, и он признался, что, скорее всего, будет и последним. Маклауд слушал, прикрывая рукой улыбку при виде того, как булочки, куски мяса и печенье исчезают в карманах подаренной рубашки. Когда последний кусочек чизкейка исчез, Гейб широко, застенчиво улыбнулся, что сделало еще заметней синяки.

— Спасибо, мистер Ричардсон. Ты реально классный. Я ценю твою помощь мне и вообще все. Но я должен идти.

Маклауд достал пятьдесят долларов и увидел замешательство на худом лице. Гейбу потребовалось усилие, чтобы встретиться с ним глазами, когда он брал деньги; во взгляде читались стыд и благодарность. Затем он выбежал. Когда он ушел, Бессмертный поднял свой бокал и мрачно уставился в него.

Больше никогда.

Глава 2

Охотница на первый взгляд не производила особого впечатления. Хороший наблюдатель отметил бы отточенное телосложение и внимательные глаза, глядящие уверенно и прямо. Руководители, сидевшие за отполированным до блеска столом, в напряженной тишине наблюдали, как она заняла место у противоположного края. Один из двух охранников придержал ее стул. Она положила свой кейс на стол, сознавая, что каждый датчик в комнате был сосредоточен на ней. Открыв его, она достала кабель и подключила его к своему основному нейронному разъему. Она предпочитала беспроводную связь с Компанией, но в этом месте было слишком много датчиков.

— Добрый день, Охотник Гита. Большое спасибо, что пришли.

Молодая женщина кивнула. Она сжала руки, аккуратно сложенные на коленях. Два человека позади нее следили за малейшим движением. Это было замечательно. Клиенты всегда нервничают. Чем важнее заказ, тем больше вины перед совестью. Гита кивнула Эрику Рэнсому, вице-президенту "Макробайта", чьей совести действительно должно быть очень непросто…

— С удовольствием. Кто цель?

Это прозвучало резче, чем речи, привычные для уха холёной, хорошо охраняемой элиты крупнейшей корпорации КПСА. Рэнсом стиснул зубы, напрягшись, но сдержался. Гита не была простым Охотником. Он знал это, и она сама знала.

— Дункан Маклауд, — сказал он.

Она чуть не рассмеялась, удержавшись в последнюю минуту, представив десяток камер, оцифровывающих ее реакции и загружающих их в какую-то чертову обрабатывающую программу.

— Он мертв, — сказала она ровным тоном. — Убит в Вашингтоне тридцать пять лет назад.

Люди за столом стали переглядываться и оборачиваться. Гита удерживала на лице профессиональную полуулыбку и задавалась вопросом, какого черта здесь происходит.

— У нас есть основания полагать, что это не так; на самом деле он бежал в Европу. Компания, нанятая, чтобы устранить его, подала ложный отчет, сфабриковала доказательства и в целом совершила наглое мошенничество.

Будь особа, пытавшаяся скормить ей эту басню, менее высокопоставленной, Гита бы просто вышла вон. Сейчас же она сидела и пристально смотрела на Рэнсома.

— И ваши доказательства?

На поверхности стола прямо перед ней замерцало изображение толпы. Один человек был обведен кругом. Картина сменилась увеличенным изображением лица. Это был привлекательный статный мужчина с прямым взглядом.

— Два месяца назад, в Лос-Анджелесе, на одной из этих проклятых демонстраций за объединение.

Гита сверилась с Лис, своим компьютером. Ответ пришёл немедленно. Подтверждение.

— Наша разведка говорит, что он в Техасе или Оклахоме — или, возможно, Вайоминге.

— Эти три штата принадлежат СтарДему, — напомнила она им холодно. — Они не признают полномочия Правления.

— Тогда вы должны быть осторожней, не так ли? О-о, есть еще одна вещь. Его надо привезти живым.

От удивления она рассмеялась. Звук замер в напряженном молчании.

— На этот раз не должно быть сомнений, — мрачно добавил вице-президент. — Мы намерены подать иски против Кан-Америки за мошенничество.

Гита откинулась в своем кресле, чувствуя сильную неуверенность. Силовые игры среди богатых и могущественных могут привести к очень, очень опасным результатам, особенно в эти дни. Похоже, произошел раскол в Корпоративном правлении Северной Америки, поэтому и начальство ее департамента нервничает. Она послала Лис команду подготовить отчет о позиции "Макробайт" в текущей политической ситуации. Вслух она сказала:

— В вашем предварительном предложении не было никаких упоминаний о необходимости действовать скрытно. Руководство потребует оплатить риск — и пятьсот тысяч кредитов в качестве гонорара на счет юридического предприятия, которое назовёт департамент.

Руководство "Макробайта" без возражений согласилось на условия, что включали миллионную сумму самой оплаты плюс расходы.

— Вы дадите мне все сведения, которые у вас есть?

— Конечно — и даже больше. — Рэнсом натянуто улыбнулся. — Мы дадим тебе наживку.

Брови Гиты взметнулись вверх. На другой стороне комнаты открылась дверь, и вошли трое мужчин. Двое из них — охранники, третий — Бессмертный в сером комбинезона с номером, напечатанном на левой стороне груди. Солнечный свет, падавший через высокие окна, блеснул на коротких темных волосах, взгляд притягивали тяжелые стальные наручники вокруг его запястий.

Бессмертный ни на кого не смотрел. Складывалось впечатление, будто его презрительный взор обращен к горним высям. Гита, однако, была Охотником. Она видела, как напряжены его плечи, мышцы, челюсти. Он боялся.

— Это Митос.

Она почувствовала себя так, будто получила удар кулаком в живот. Мгновение Гита просто вглядывалась. Каждый смертный ребенок, выросший после войны, слышал про Митоса, наиболее древнего бессмертного и правую руку Маклауда. Об этом высоком, стройном существе говорили как о воплощенном зле. По общему мнению, у Маклауда было чувство чести, Митос же ни во что не верил. Она сказала:

— Вы шутите.

— Охотник. — Худая, как щепка, женщина наклонилась вперед, глядя в свой планшет. — Бессмертному имплантирован самый передовой из наших ограничителей, убивающая спираль BT-VI. Если твой мозг отключится, мелкие каплевидные взрыватели кел-19, встроенные вдоль верхнего отдела позвоночника Бессмертного, разнесут ему голову. Кроме того, он носит контроллер 9-го класса. Ты установишь диапазон и уровень интенсивности. У нас есть контрольная аппаратура, готовая к немедленной установке. Ты сможешь загрузить ручное управление с любыми корректировками, какие сочтёшь нужными. Поверь, с ними от Бессмертного не будет никакой угрозы.

— Какой передатчик?

— MS 95XL с 250 ГГц дополнительной емкости. Заверши эту миссию успешно, Охотник, и мы модернизируем ее, чтобы сделать твоим базисным устройством.

Врата! Лучший нейронный трансивер с диапазоном в почти двадцать миль, черт возьми! Гите потребовалось усилие, чтобы чувства не отразились на её лице. Бессмертный смотрел на нее, как на помешанную. Она улыбнулась ему, и он отвернулся.

— Отлично. У нас есть контракт.

Рэнсом просиял, Гита вынула диск из своего планшета. Она вставила его в приемник настольного монитора. На другом конце стола то же сделал Рэнсом. Копии шли во всех направлениях — в департамент, к Лис, в основное файлохранилище. Закончив, она достала другой диск.

— Файлы на объект, пожалуйста.

После этого было шампанское и пожелания успеха. Кто-то увел Бессмертного. Солнце скатилось дальше, в сторону моря, наполняя комнату красным сиянием. Когда суетливый служитель отдал команду затемнить окна, Гита упаковала Лис и отправилась на один из нижних уровней "Макробайта", где располагались лаборатории.

"Биоген инкорпорейтед" принадлежал "Макробайту". Техники, которые положили ее на операционный стол и начали работать с ее имплантами, были наилучшими специалистами. Она ощутила ледяное прикосновение анестетика и некоторое время пребывала в вызванном им легком опьянении. Прежде чем она окончательно пришла в себя, её усадили и напоили ужасно сладким соком. Он не сразу вывел наркотик, так что Гита некоторое время слышала шум в собственной голове и чувствовала себя так, будто сама была передатчиком.

Один из техников вручил ей маленький синий металлический кейс. Она открыла его.

— Резервные копии программного обеспечения и инструкции на дисках, — пояснил он. — Базовое устройство уже установлено. Инструкции по его настройке есть в комплекте. Мы рекомендуем опробовать все функции. Удачи.

Департамент содержал квартиры для своих полевых агентов в Монтерее. Ему принадлежала лучшая недвижимость, с видом на побережье, от основной трассы к дому надо было проехать короткой кипарисовой аллеей. Здание было небольшим — всего четыре комнаты и ванная — и настолько старым, что имелась только неглубокая ванна в стиле «фаворит», оставшаяся от времен, когда не хватало воды. Самое главное, здесь было тихо и уединенно — именно то, в чем Гита нуждалась после таких сложных переговоров. Она выложила свой кейс и извлекла Лис.

[У меня для тебя подарок]

Гита ощутила, как вибрирует компьютер. Ее компаньонка была взбудоражена, как и положено компьютеру, получившему возможность подключиться к периферийным устройствам. Как и Гита, Лис знала, что когда это задание будет выполнено, трансивер не только останется, но превратится в базовое устройство. Тогда не надо будет искать в поле телефонные линии или спутниковые тарелки. Исчезнет необходимость в прямом соединении для больших загрузок.

Гита нашла инъектор. Подсунув Лис под руку, она убедилась, что все замки заперты, проверила окна и задернула шторы.

[Я должна ввести некоторые данные по цели. Подключимся к питанию. Внешние устройства.]

Подключив Лис к розетке, Гита взяла инъектор и диски и плюхнулась на диван, положив компьютер себе на живот. Подключив Лис к себе соединительным кабелем, она почувствовала ее радость от прямого соединения с основным процессором. Гита вставила диски, затем прижала инъектор к запястью. Знакомая истома от транквилизатора охватила ее, ослабляя мышцы, размывая резкость, сужая ее внимание, пока все вокруг не расплылось, оставив лишь один поток света.

Загрузка первого диска.

Последовала пауза, пока Лис обрабатывала его, отделяя соответствующие файлы. Данные пошли потоком, очень быстро, что было почти болезненным. Поддержка транквилизатора позволяла проникнуть в ее сознание, избегая того, что на врачебном жаргоне звалось теперь «скачать психоз». Если бы не состояние транса, ей стало бы страшно, и никакой хороший ночной сон не мог бы ее вылечить. Положив руки на Лис, Гита погрузилась в расплавленную тьму.

* * *
Дункан без труда обосновался в беспокойном, возрождающемся городе. Он купил дом в престижном районе, недалеко от центра города. Зданию из розового прессованного кирпича в стиле конца двадцатого века, с участком в двадцать восемь тысяч квадратных футов, было почти сто лет. Пальмы, цветущие кустарники и фонтан создавали ощущение укоренённости и защищенности. Высокие стены с электронным наблюдением исключали чье-либо проникновение. Место, по сегодняшним меркам, стоило целое состояние, но Дункана давно перестали заботить деньги.

Иногда он слонялся по казино, наблюдая за людьми, играл пару партий в покер с партнёрами, которые становились болтливыми после слишком обильной выпивки. В другие разы он выезжал в пустынные горы и занимался тренировками. Только Бессмертные могут позволить себе такую пустую трату времени. Завершилась скука неожиданно.

Ночь и жара накрыли Лас-Вегас как толстое, пыльное одеяло, когда Маклауд подъехал к своим воротам. Приближаясь, автомобиль осветил фарами стену. К западу, в отдалении, негаснущие огни Вегаса воздвигли кроваво-красную арку в черной пустыне неба. Он потянулся к приборной панели, где размещалась кнопка управления воротами. И остановился.

В зарослях цветущих кустарников рядом с воротами Горец уловил какое-то движение. Спокойно положив руку на завернутый меч, что лежал на сиденье рядом с ним, он ждал. Соглядатай был смертным. В нынешние дни проблемы с себе подобными стали редкостью. Большинству Бессмертных хватало здравого смысла, чтобы считать их нынешнее сложное положение реальной угрозой и просто избегать друг друга. Но колесо времени совершит оборот, и Игра начнется снова. А пока что необходимо сохранять навыки.

Наконец прятавшийся вышел на освещенное место.

— Гейб? — Дункан опустил стекло — но только наполовину. Мальчик улыбнулся несмело и подошел к машине, держа руки в карманах потертых джинсов.

— Сэр? Мог бы я поговорить с вами минутку?

Как, черт побери, мальчик нашел его? Дункан тщательно осмотрелся, но вокруг никого не было и в помине. Он кивнул и нажал кнопку управления воротами. Они открылись, и автомобиль проехал. Но тут же ночь ожила, и фигуры в масках окружили его автомобиль. В свете фар Дункан увидел ножи и дубинки. Мрачно улыбаясь, он быстро высвободил свой меч и упал боком поперек сидения, пока один из бандитов разносил стекло.

— Эй, приятель! Выйди! Мы не причиним тебе вреда! — Смех отозвался эхом. — Все, что мы хотим, это твои деньги!

Рука протянулась, чтобы открыть внутреннюю защелку. Дункан ударил по ней. В ответ последовала ругань, а дверь распахнулась. Горец выскочил, поднял меч и кинулся в наступление. Двое мужчин отскочили, крича, а он воспользовался паникой, чтобы скрыться от толпы, окружившей машину, и нырнуть в кусты.

— Черт побери! Найдите его!

Дункан медленно крался вдоль дома, наблюдая за грабителями. На ногах оставалось четверо, а выглядевший испуганным Гейб жался к машине. Загнав внутрь свой гнев, Горец сосредоточился на непосредственной цели — невысоком, крепком мужчине с чулком на голове, тыкавшим палкой в кусты. Присев на корточки, Горец подождал, пока человек прошел мимо; затем он поднялся и точным ударом меча рассёк тому позвоночник и связки. Тело упало с глухим стуком. Переместившись, Дункан зацепился за балкон и подтянулся вверх. Раздался грохот в передней части дома, значит, грабители выламывали дверь. Он побежал через затемненные залы, чтобы устроить им засаду.

Дверь с грохотом распахнулась внутрь, двое вооруженных мужчин, двигаясь осторожно, вошли в дом. Он убил одного, ударив его мечом сбоку, другой повернулся и поднял пистолет, Дункан отрубил ему запястье. Бандит, воя, упал на спину. Еще один быстрый удар, и крик резко оборвался.

Полный холодной ярости, Маклауд протер свой клинок и бесшумно, как призрак, скользнул сквозь тьму. Гейб по-прежнему ждал у машины, но, увидев Горца перед собой, развернулся и помчался в сторону улицы. Вернув свой клинок в ножны, тот поторопился вслед за мальчиком.

Гейб ни разу не оглянулся назад, как будто он ожидал, что Дункан побежит следом. Горцу стало любопытно, пробежка умерила его гнев. Когда парнишка свернул с дороги и побежал вниз по проулку, Дункан последовал за ним. За близко расположенными друг к другу зданиями оказался пустырь с заброшенной автостоянкой. На фоне неба вырисовывалось здание старого завода, окруженного хозяйственными постройками в различных стадиях разрушения.

Гейб повернул направо и исчез в длинном гараже. Дункан остановился, но ничего не произошло. Он обнажил меч и двинулся вокруг разрушающейся постройки. Мгновение спустя мальчик появился, неся длинную стальную трубу. Он посмотрел вокруг, но не увидел Горца в глубокой тени. Расправив плечи, он повернулся и поспешил в сторону старого завода.

Маклауд смотрел на, казалось бы, пустующие здания без особого оптимизма. Место было опасным. Он вглядывался в верхние окна, наблюдая, нет ли движения или мимолетной вспышки отраженного света. Спустя мгновение он увидел и то, и другое.

Присев на корточки, Горец ждал, каким же будет следующий ход парнишки. Придя к выводу, что неизвестные часовые уже должны были заметить Гейба, Маклауд направился вслед за ним.

Звуки потасовки достигли его, как только он оказался внутри. Следуя на доносившийся шум, он наткнулся на погрузочную платформу, почти пустую, её большие гидравлические двери, ведущие куда-то вверх, были надёжно зафиксированы. Одинокая лампочка горела высоко между стропил, оставляя большую часть пространства в тени. Башни из ржавеющих бочек и штабеля стального лома создавали множество мест для укрытия.

В центре площадки Гейб оборонялся с помощью трубы и делал это неплохо. Он боролся с мрачной решимостью и неким природным навыком, но был меньше и легче, чем два его крепких противника, и уже утомлен. Сбросив плащ, Дункан бесшумно выбежал из тени.

— Дерьмо! — воскликнул один из мужчин и бросился на него. Маклауд умело отступил в сторону и свалил человека мощным ударом рукоятью по черепу. Но другой противник воспользовался моментом, чтобы ранить Гейба. Труба звякнула об пол, и мальчик вскрикнул и упал на спину. Тут же Дункан оказался между ним и обладателем ножа. Этот головорез не был дураком. Он взглянул на меч и бросился бежать.

— Пожалуйста… — Гейб повернул бледное лицо к Горцу, раненую руку он зажал другой рукой, дышал тяжело. — Они где-то здесь. — Он замолчал, пытаясь отдышаться. — Найди их…

— Нет. — Дункан наклонился, ухватил мальчишку за рубашку и рывком подтянул к своему лицу. Встряхнув, он поставил его на ноги. — Скажи, почему я должен верить тебе на слово?

Мальчишка ответил мрачным взглядом, вырвался на свободу и снова схватил свою трубу.

— Эй!

И Дункан снова погнался за этим идиотом, глубже в ловушку. Черт побери! Вверх, по качающейся, ржавой металлической лестнице — даже без намёка на скрытность. Дункан услышал крики позади них. Волосы встали дыбом на его затылке, но сейчас возвращаться было нельзя. Решив, что этот момент так же мало подходит ребёнку для достижения Бессмертия, как и любой другой, Горец удвоил скорость, сокращая расстояние между ними.

Впереди еще две бандита выскочили в коридор. Вскрикнув, Гейб швырнул трубу в одного, тот упал, потеряв равновесие. Дункан догнал мальчика, наносящего неумелые удары второму бандиту.

— Сейчас… — начал он сердито, но его слова прервал крик — женский. Гейб прорычал что-то и бросился дальше. Дункан последовал за мальчиком, и они наткнулись на еще одну дверь, единственную охраняемую тут. Гейб даже не приостановился. Игнорируя поднятое оружие, он бросился на часовых, дико размахивая своей трубой. Атака в стиле берсерка застала охранников врасплох, и первые выстрелы прошли мимо. Тут подоспел Дункан. Он получил пулю в бедро, но это было самое неопасное из того, что могло произойти.

Дверь обрушилась внутрь под бешеным натиском Гейба. За ней оказалась грязная комната с засаленными матрасами на полу. Здесь воняло. Дункан взглянул в дальний конец комнаты и поперхнулся, не уверенный, смеяться или плакать. Пыхтящий человек, стоя на коленях, пытался удержать визжащую девочку, пока две другие девочки били и пинали его.

Гейб прокричал что-то нечленораздельное, его голос дрожал от боли и ярости. Насильник, с раскрытым ртом, поднялся на ноги, натягивая брюки. Ему даже не хватило времени, чтобы выставить руки для защиты, прежде чем Гейб ударил его трубой прямо в лицо. Вышвырнув его наружу, парень упал на колени и, зарыдав, обнял девочку. Дункан выругался и захлопнул дверь, толкая задвижку на место.

— ГЕЙБ!

Девочка вцепилась в Гейба, прижав заплаканное лицо к его рубашке, тот торопливо огляделся.

— Джоан? Микаэла?

Девочки тоже были потенциальными Бессмертными. Ошеломленный Дункан почти забыл свои опасения. Тройняшки! Он никогда не слышал о таких случаях среди ему подобных. Его гнев перешел в холодное, клиническое спокойствие. Он пошел к окнам и выглянул вниз. Тридцать футов, не меньше.

— У нас нет времени, скоро сюда доберется подкрепление. Оставь ее и помоги мне.

Мгновение парнишка колебался, но, когда Маклауд поднял матрас, он понял.

— Помогите нам, — приказал он девушкам.

Один за другим матрасы были выкинуты в окно. Маклауд мог слышать приближение подкрепления — крики и звук шагов делались все громче. Гейб схватил одну из тройняшек, как только Горец столкнул последние матрасы на кучу внизу.

— Быстрей! — крикнул Маклауд. — Бегите ко мне домой!

— А ты?

Что-то врезалось в дверь.

— ИДИТЕ!

Повернувшись, Маклауд приник к стене рядом с дверью. Мальчик кивнул тревожно и погнал своих подопечных к окну. Первой выпрыгнула Тереза, за ней вторая девочка и третья. Не издав ни единого звука — им, наверно, было слишком страшно. Гейб бросил на него последний растерянный взгляд и тоже выпрыгнул. Комната наполнилась звуком ломающегося дерева. Мрачно улыбаясь, Маклауд ждал свою первую жертву.

Глава 3

С утра она должна была приступить к заданию; проснувшись, Гита обнаружила, что ее почтовый ящик переполнен, большая часть сообщений пришла из отдела безопасности "Макробайта" — новые файлы на Дункана Маклауда. От себя Рэнсом прислал письмо, где говорилось, что они доставят Бессмертного к ее двери, пусть только она укажет предпочтительное время доставки.

Департамент отправил автомобиль. Там было также личное сообщение — от ее начальника Лукаса.

[Это непростое дело, подруга. Я видел файлы, отосланные тебе "Макробайтом". Прочитай их и подумай о том, что скрывается между строк. Конечно, ты сделаешь то, для чего тебя наняли, не более и не менее. Я думаю, мне не нужно напоминать тебе, что работа по контракту проходит в условиях строгой секретности.]

Безусловно, не нужно. Корпорация, которая якобы уничтожила Маклауда тридцать пять лет назад, была той самой службой безопасности Кан-Америки, дочерней корпорации Рамини. СБКА вытеснила своего конкурента, собственность "Макробайта" — "Гардиан инкорпорейтед", в значительной мере благодаря этому убийству.

За прошедшие с тех пор годы случались и другие сражения, но Маклауд был один из героев СтарДем. Практически, война закончилась в тот день, в залитых кровью залах старого Капитолия. Если Маклауд действительно был еще жив, и это может быть доказано, тогда Рамини попал в беду.

Автомобиль ей доставили в полдень, стажер вручил ключи. Он медлил, надеясь, что его подвезут обратно, но у нее были другие планы на ближайшее время. Недовольный, он ушел к автобусной остановке. Гита, взбудораженная, расхаживала по комнате. Ее сумки стояли у двери, а Лис, упакованную в ранец, она держала под рукой.

Хруст гравия под колёсами подъехавшей машины заставил ее подойти к окну. Фургон остановился перед домом. На боку был макробайтовский логотип: стилизованная хищная птица на фоне восходящего солнца. Выскочили двое мужчин. Один обежал вокруг и распахнул двери. Через мгновение Бессмертный вышел наружу. Он не был связан, но люди оставались рядом, перекрывая ему движение в стороны и вверх по лестнице. Он стоял, равнодушный, в то время как сотрудники безопасности "Макробайта" расписывались за передачу его ей.

— Спасибо, — сказала она коротко. Может быть, они почувствовали ее нетерпение. Во всяком случае, эти люди не задержались. Автобус рванул, и Гита посмотрела на Бессмертного. Он улыбнулся, но недружелюбно. Момент показался подходящим для тестирования ее нового имплантата. Гита задействовала контроллер и послала команду.

Шок согнал все краски с лица Бессмертного и лишил его голоса. Она почувствовала некоторый отклик по обратной связи, но тот был быстро заглушён. Он, пошатываясь, подошел к двери, затем согнулся и упал. Гита отменила команду. Однако прошло несколько секунд, прежде чем он поднялся на ноги.

— Только так мы поймем друг друга, — сказала она. — Сейчас забери эти сумки. Я отстаю от графика.

Он вышел вслед за ней из квартиры, бросил вещи в багажник. Она смотрела, как он огляделся и пробежал рукой по изогнутым линиям автомобиля — как будто старался понять.

— Ты ведешь, — приказала она. Бести посмотрел на нее внимательно, странно, потом сел. Она скользнула рядом с ним, сожалея, что не решилась потратить время для обзора новой информации от "Макробайт". Руки на руле рядом с ней, однако, были слишком напряжены. Взгляд, брошенный в её сторону и тут же отведенный, был холодным, оценивающим.

Зажигание включилось по ее голосовой команде.

— Двигай, — сказала она и пояснила для Бести: — Вперед, поворот налево, прямо вниз по склону и на север по шоссе.

Это был корпоративный город, дороги имели встроенные реле. Автомобиль можно было запрограммировать ехать самостоятельно, но она хотела дать ее нервному арестанту какое-то занятие. За пределами города все было бы по-другому. Она, наверное, села бы за руль, а его в наручниках отправила на заднее сидение.

Бести вел аккуратно и хорошо. Он развернул машину плавно, точно выйдя на длинную, серую ленту старого шоссе 1 и прибавил скорость. Она откинулась назад и старалась успокоиться, наблюдая за скользящими мимо полями артишоков.

— Как тебя зовут?

Его вопрос был неожиданным, и она вздрогнула.

— Я Охотник.

— Это не имя, а звание. Что это значит — Охотник? Какой-то новый корпоративный полицейский?

Это заставило ее сдвинуть брови. Он перевел взгляд обратно на дорогу и слегка, горько, улыбнулся.

— Ты должна простить мое невежество, Охотник, но я на некоторое время выпадал из реальности.

Ей было бы все равно, если бы это не было её заданием. Гита пожала плечами.

— Это не важно. Ты просто делай то, что тебе сказано.

Его челюсти напряглись, но он понял намек и больше ничего не сказал. Они следовали вдоль изгиба бухты и начали входить в условия реального дорожного движения. Ополчение Тихоокеанского Рубежа находилось в старом Форте Орд. Митос немного сбросил скорость, пропуская военный джип, затем снова прибавил. Вскоре они оставили шоссе 1 и, свернув на восток, на трассу 68, начали подниматься в горы. Дорога резко ухудшилось, заставляя Бести ехать медленнее.

— Куда мы направляемся?

— Следи за дорогой.

— Да, мэм! — сказал он кротко, потом заставил ее ахнуть, резко повернув рулевое колесо, объехав в последнюю минуту большой ящик, упавший на середину дороги. Она чуть было не нажала контроллер, потом передумала.

— Извините, — сказал Бести, изображая раскаяние.

— У меня нет чувства юмора, — сообщила она резко. — Дразня меня, ты рискуешь.

Он вздохнул, пожал плечами и снова уставился на дорогу.

В десяти милях севернее Салинаса шоссе 101 заканчивалось внезапно, разрушенное в результате Уотсонвилских землетрясений. Исполнительные власти вечно грызлись из-за того, кто должен восстановить старую систему дорог между штатами, никто из них не был готов платить за ремонт далее, чем в десяти милях от объектов их принадлежности.

Движение по узкой, иногда крутой дороге было медленным. Дважды они тащились за тяжелыми трехсегментными трейлерами, приходилось объезжать их, похожих на бегемотов, и с трудом подниматься вверх. Наконец, заскучав, Гита приказала Бести съехать на обочину у торговых мест. Он повиновался без возражений, вытаскивая свои долговязые конечности из машины, расправляя до судорог плечи. Засунув руки в карманы потертой тюремной куртки, он огляделся, глаза сверкнули.

— Не то что я жалуюсь, — сказал он просто, — но почему бы нам не лететь туда, куда мы направляемся?

Это был хороший вопрос. С одной стороны, руководители имели основание для опасений. Снабженные многочисленными датчиками самолеты над территорией компании не были желанными гостями. С другой стороны, Департамент считался нейтральным и мог получить разрешение на перелет через границу. Как и многое другое в миссии, это было достаточно странно, чтобы заставить ее чувствовать себя неловко.

— Я уверена, для этого есть свои причины, — ответила она. — Теперь повернись и сложи руки за спиной.

* * *
Девочки наконец-то заснули. Впервые Гейб почувствовал свои травмы: ноющие синяки, порез вдоль руки, ободранные, распухшие костяшки пальцев. Он прислонился лбом к прохладному стеклу окна, обращённого на внутренний дворик. На востоке намечался рассвет. Снаружи сад медленно возникал из тьмы, облекаясь серым, призрачным свечением. Мистер Ричардсон по-прежнему не появлялся.

Вокруг дома и у парадной двери лежали тела некоторых из их бывших мучителей. Он думал, что такое зрелище принесёт чувство триумфа. Нет. Выпученные глаза, кровь повсюду на мелкой плитке и ковролине… Боже! Он сделал все, что мог, чтобы девочки не увидели трупы и кровь — но пытался не думать, что Ричардсон собирался делать со всем этим!

Уставший больше, чем ему хотелось признавать, мальчик отодвинул дверь и вышел на влажные плитки. Ветерок шелестел в азалиях. Где-то залаяла собака. В отдалении он услышал сирены — много. Что, если Ричардсон погиб?

Он оглянулся назад, в дом. Девочки не шевелились, три светлые головы рядком выглядывали из-под одеял; к его изумлению, в этом странном месте оказалась чуть ли ни дюжина спален. Ричардсон, наверное, помешан на излишествах.

Ни у одной из девочек не было травм. То, о чем ему было страшно подумать, не произошло, слава Богу, но он дрожал, вспоминая, как близко оно было. Гейб опустился на скамейку между двух пальм в горшках, глотая ком в горле, стыдясь, что не сумел в очередной раз защитить своих юных сестер.

— Я бы хотел услышать твою историю заново. Всю, и только правду.

Голос за его спиной заставил Гейба вскочить на ноги, сердце забилось, угрожая вырваться из груди. Ричардсон! Жив и, по-видимому, цел и невредим. Пульс стучал в ушах Гейба от встречи лицом к лицу с заслуженным гневом.

— Да, сэр.

Карие глаза сузились, и более спокойным голосом Ричардсон заявил:

— Идем в дом.

Благодарный уже за возможность сесть, когда ноги вдруг стали подкашиваться, Гейб последовал за мужчиной через холл на кухню. Ричардсон указал ему на табурет у барной стойки. Когда перед ним появился маленький стакан, Гейб обнаружил, что горло у него перехватило, проглотить не получается. Он все равно отправил порцию внутрь. Ликер обжег и заставил слегка охнуть.

— Кто они? — Мужчина откинулся на кухонную стойку, сложив руки на груди.

Гейб сделал еще глоток.

— Мои сестры.

— Приемные?

Пораженный, Гейб нахмурился, взглянув на Ричардсона.

— Нет, сэр.

Что-то мелькнуло у того в глазах, но он только кивнул.

— Повтори, как звали ваших родителей.

— Марджери и Сэм Физерстоун.

— Помнишь ли ты, кем ваш отец служил? Его подразделение?

Гейб покачал головой, не уверенный в том, к чему ведёт разговор.

— Он никогда не говорил об этом, мистер Ричардсон. Сказал, что это не дело молодых людей.

Ричардсон кивнул.

— Зови меня Дункан, — сказал он.

— Гейб?

Микаэла проснулась и смело заглянула в кухню. Тереза стояла позади нее, завернувшись в одно из одеял. Ричардсон — Дункан — улыбнулся им и положил руку на плечо Гейба.

— Э-это, Дункан, — сказал юноша.

— Заходите, — любезно пригласил человек.

Они повиновались, остановившись сразу за дверью.

— А где Джоан? — спросил он.

— До сих пор спит. — Микаэла оценила их хозяина с обычной своей неустрашимостью. — Меня зовут Майк. Что случилось с мертвыми парнями у твоей двери? Ты их уже спрятал?

— МАЙК! — Гейб сердито посмотрел на нее, но увидев упрямо выпяченные губы, смирился.

— Майк, тихо! — зашипела Тереза, вцепившись в сестру. Гейб моргнул. Если тела исчезли, Дункан был в доме в течение некоторого времени. Волосы встали дыбом на его затылке, но в лице взрослого человека не было гнева, только легкое сожаление.

— Извини, что тебе пришлось увидеть их, — ответил Ричардсон, качая головой. — Как долго вы были частью этой банды?

— Мы никогда не были частью! — возразила она. — Они захватили нас! Что ты собираешься с нами делать теперь? — Она приподняла маленький подбородок.

— Тебе сколько лет?

К своему облегчению Гейб услышал смех в высоком мужском голосе.

— Двенадцать и три четверти. Ты богат?

— Микаэла! — Терезе было ужасно неловко. Гейб хотел провалиться сквозь пол. Ричардсон, однако, только усмехнулся.

— Есть хочешь? — спросил он.

Рот девочки открылся, затем захлопнулся.

— Немного, — призналась она неохотно.

— Гейб?

— Да, сэр. — Гейб кивнул своим сестрам, и вместе они присоединились к их хозяину за стойкой. Из огромного холодильника был извлечен сыр, ветчина тонкими ломтиками, помидоры, салат, всякие приправы. Там были две буханки хлеба — один белый, другой — бледно-коричневый с темно-бурыми пятнами внутри него. Появились масло и джем и ваза с фруктами — апельсины, бананы и яблоки.

— Лучшее, что я могу предложить прямо сейчас, — извинился Дункан. — Кто что будет пить?

Джоан появилась где-то между вторым и третьим бутербродом Гейба. Она сначала долго смотрела на Ричардсона, потом лучезарно улыбнулась и взяла апельсин.

— Мы будем теперь жить с тобой? — спросила она в тишине, которая встретила ее появление. Гейб поперхнулся. Майк закатила глаза.

Тереза обхватила ее рукой и крепко прижала.

— Глупышка. Он не приглашал нас.

На лице Дункана появилось странное, ошеломленное выражение. Гейб снова занервничал. Он знал, что они будут в безопасности с этим человеком. Папа одобрил бы, но такой удачи не могло быть в реальной жизни — только в книгах.

— Мы поговорим завтра, что делать с вами, — сказал Ричардсон наконец. — А пока заберете эти одеяла, и я покажу вам, где вы можете спать.

— Могу я занять кровать принцессы? — сразу воскликнул Тереза.

— Я хотела! — возразила Микаэла едва ли тише. Темные глаза хозяина встретились с мигающими Гейба.

— Братьев нет? — спросил Дункан. Гейб покачал головой удрученно. Мужчина кивнул, преисполненный сочувствия.

— Ты получишь кровать принцессы, — сказал он Терезе, и, прежде чем Майк успела вымолвить ожидаемый протест, добавил: — Выбираю я, потому что это мой дом. У кого-то с этим проблемы?

Каким-то чудом сестры замолкли, даже Микаэла. Через мгновение Дункан приятно улыбнулся.

— Хорошо. Теперь — кто за мороженым?

Глава 4

— Бести!

Митос проснулся в панике, решив, что он вернулся в Винтерборн. Но моментально понял, что ошибся. Автомобиль стоял около маленького захудалого мотеля. Вокруг возвышались покрытые густой растительностью прибрежные горы, их вершины позолотил последнийдневной свет. Воздух, блаженно прохладный и влажный, пах дождем. Одна из дверей мотеля, под номером восемь, была распахнута. Виднелись провисшая кровать, дешевая мебель. Он неуклюже выполз с заднего сиденья и вздохнул с благодарностью, когда она открыла браслеты.

— Принеси сумки, — приказала Охотник и вошла внутрь.

Комната была такой, как и ожидалось в подобном месте: потрепанная и не слишком чистая, слегка пахнущая плесенью и окурками. Бродя кругами по комнате, Охотник заглянула за обвисшие, выцветшие занавески, подняла покрывало, чтобы заглянуть под кровать.

По ее резкой команде он закрыл дверь и опустился на ближайший стул. Он был голоден. И не был уверен, что его накормят. Охотница, казалось, не слишком интересовалась его благополучием. Может быть, она думала, что Бессмертные не нуждаются в пище, поскольку не могут умереть.

— Не дёргайся, сиди.

Он поднял голову, на лице мелькнула тень неповиновения. Ее глаза, жесткие и холодные, как изумруды, скользнули пo нему без всякого выражения.

— Униформу надо сменить, — сказала она, наконец. — Эта слишком заметна. Иди мыться… Макробайт выдал для тебя сменную одежду.

Он моргнул и посмотрел на её губы, насмешливо скривившиеся в ответ на его оцепенение.

— Не волнуйся, Бести, я не посягаю на твою добродетель.

— Жизнь полна разочарований, — вздохнул он и неторопливо прошел мимо нее в ванную.

Не уверенный, что она не последует за ним, Митос разделся, сбросив ненавистную форму. Он закрыл и запер дверь. Последнее было небольшим бунтом; он не сомневался, что она сможет легко открыть, если захочет.

Впервые за неизвестно сколько лет, он получил тёплую воду, и её было много. Митос встал под струю из душа, и она лилась на него. Здесь было настоящее мыло и полотенце. Боги, какая роскошь! Он гадал, как долго может задержаться тут, прежде чем Охотница вызовет его.

Кем она была? Кибернетически модифицированная, разумеется. Он заметил мелкие металлические разъёмы в ее висках, наполовину скрытые под волосами. Кажется, она общалась со своим начальством через компьютер, который носила с собой. Он думал об имплантате, обмотанном вокруг его спинного мозга, и о подлом гении, стоящим за всем этим. Страхи Винкена оказались более чем оправданы.

Спустя длительное время, удовлетворенный и запыхавшийся, Митос выключил душ. С полотенцем, обернутым вокруг талии, он покинул заполненную паром ванную комнату. Никаких признаков новой одежды не наблюдалось.

Охотница растянулась на кровати, подключившись к плоской коробке, лежавшей на матрасе рядом с ней. Темные ресницы отбрасывали густую тень на щеки; он мог видеть движение ее глаз под веками. Они открылись и вдруг уставились на него. Она села, натянув кабель от одного из ее височных контактов. От этого зрелище Митоса бросило в дрожь. Она что-то подобрала у прикроватного столика и бросила в него. Он рефлекторно поймал это, оказавшееся теми же наручниками.

— Вон там. — Она жестом указала на трубу, подключенную к тяжелому старому настенному обогревателю. — Прицепи себя к ней.

Он стоял, держа кандалы.

— Я не собираюсь бежать. Не сегодня, во всяком случае. Я чертовски устал.

— Я не доверяю Бести в целом и тебе в частности, — холодно ответила Охотник. — Надень их сейчас же.

Как будто он нуждался в напоминании, она послала ему боль, просто отправив мысленный импульс. Буквально стекши на пол, Митос сделал, как ему было велено. Движения его были неуклюжими, он дрожал от ярости и унижения. Она наклонилась и проверила браслеты. На мгновение они оказались лицом к лицу. Ее зеленые глаза имели странный серебристый отлив.

— Ты был правой рукой Маклауда, не так ли?

Он не видел причин отрицать общеизвестное.

— Ты знал его контакты, его норы, его сети.

Митос посмотрел на нее круглыми от удивления глазами.

— Где он, скорее всего, будет?

— Он везде и всюду… может быть, в соседней комнате. Ты смотрела под той кроватью?

Охотница улыбнулась и, наклонившись, сдернула с него полотенце. Жар охватил его шею. Скованные руки сжались в кулаки.

— Неплохо, — оценила она, блуждая взглядом по его груди и животу, и задержавшись между ног. — Но я видела и получше.

Он смотрел мимо нее и сдерживал порыв изогнуться так, чтобы укрыться. Она вернулась к кровати и подключилась обратно, перестав обращать на него внимание. Устроившись как можно более удобно, опираясь на стену, Митос попытался расслабиться. Его желудок заурчал, но голод не был для него в новинку. В его жизни хватало лишений — неприятных, но не смертельных.

Большей заботой стало потрясение, вызванное этим существом, и получение предостережения насчет Маклауда. Митос снова взглянул на Охотницу, она была сосредоточена на чем-то другом. Слегка подвинувшись, чтобы освещение было получше, Бессмертный осмотрел трубу. Она была из нержавеющей стали, старая, но прочная. Когда он надавил на нее, она сдвинулась чуть-чуть. Ему не удастся освободиться без большого шума и усилий. Так тому и быть. Если есть вещь, которую он понял за пять тысяч лет, так это то, что рано или поздно все теряют осторожность. Когда это произойдет с Охотником, он будет готов.

* * *
Наступило пасмурное утро, гору окутал туман. Гита проснулась внезапно. Бести был там, где она оставила его, посапывал во сне, свернувшись у стены. Все было в порядке. Она встала с постели и босиком прошла к окну. Сдвинув в сторону жалюзи, посмотрела на стоянку. Там находились две машины — ее собственная и старый пикап, припаркованный перед офисом. За стоянкой была дорога, а за ней автозаправочная станция, магазин запчастей и «Макдональдс». Все обветшавшее и потрёпанное.

Бести проснулся и наблюдал за ней, когда она обернулась. Митос был одним из Старейших, вспомнила она вдруг. Он измерял свою жизнь тысячелетиями, а не годами. Это беспокоило. Это было неуместно. Она пошла в душ.

Макробайт выдал комплект экипировки для Бести. Когда Гита выкупалась и оделась, она освободила его. Он исчез в ванной комнате с охапкой новой одежды. Охотница села на край своей неубранной постели и настроила Лис на максимум возможностей. Она подключилась к местной телефонной связи и получила почту из Департамента. План действий менялся. Маклауд находился в Миннесоте. Ей предлагалось изменить направление движения, проследовать до Сакраменто и поймать рейс из Территорий…

Бести в конце концов появился, вымытый и одетый. Он без вопросов забрал сумки и понес их к машине. Гита быстро проверила окрестности, но ничего не обнаружила, кроме грузовика, прогромыхавшего мимо и скрывшегося, завернув за холм. Митос закрыл багажник.

— Эй. — Она бросила ему свою карточку. — Расплатись по счету и посмотри, есть ли кофе.

Пораженный, он ответил ей подозрительным взглядом, а потом кивнул и размашистым шагом пересек площадку. Если повезет, и он сделает, как ему сказано, то она может ослабить наблюдение за ним. Ей почти хотелось, чтобы он сбежал, тогда она могла бы продемонстрировать бесперспективность такого поведения, но его сигнал оставался сильным, в пределах нормы.

— Открыть, — сказала Гита, и запор автомобильной двери сработал. Она проверила транспортное средство, рассчитала, сколько энергии машина недополучит из-за пасмурной погоды. Проверка показала, что облачность распространилась далеко на север, до Сан-Франциско. Автомобиль был оснащён двигателем с переключением на газ, но это был вариант для чрезвычайных ситуаций.

Бессмертный отсутствовал слишком долго. Гита проверила сигнал контроллера. Сигнал был сильным и находился близко, но все-таки… Она вышла из автомобиля и направилась в офис. Оттуда навстречу шагнул кто-то — неизвестный — и, когда он поднял руку, она тут же среагировала.

Пуля пролетела мимо, в дюйме от ее головы. Гита бросилась на землю и покатилась в сторону низкой бетонной кадки. Ее пистолет мгновенно оказался в руке. Еще один выстрел попал в кадку, осколки бетона разлетелись во все стороны. Прячась за нее, она выстрелила и увидела, что человек упал. Повернувшись, она побежала.

Позади здания земля резко спускалась в овраг. Навстречу ей бежал человек. Она выстрелила одновременно с ним; он промахнулся, она нет. Засунув пистолет в кобуру, Гита подпрыгнула, схватилась за край крыши и подтянулась. Со стоянки послышались крики. Пригибаясь, она пробиралась по крыше.

[Боевой режим!] — приказала она Лис. Ощущение, похожее на удар, и внезапно все ее чувства обострились. Она услышала шаги и тяжелое дыхание справа и слева. Скоро они поймут, что она не в овраге. Гита скользнула обратно к краю и посмотрел вниз. Чуть ниже неё находился человек, осматривающий территорию; она приподнялась, поправила глушитель и всадила пулю ему в мозг. Прежде чем он ударился о землю, она откатилась в другую сторону. У следующей мишени было время, чтобы посмотреть вверх и увидеть ее, прежде чем она вогнала еще одну пулю. Это был четвертый — сколько их всего?

На глаза ей попалась панель доступа. Она открыла ее — проем за оборудованием был слишком мал, чтобы им воспользоваться. Окинув острым взглядом всю крышу, она спрыгнула на землю.

В задней стене офиса находились окна, одно перегорожено кондиционером, другое — открыто. Она увидела внутри едва различимую тень человека. Сделав глубокий вдох, она сосредоточилась, затем шагнула и выстрелила.

Охотница прыгнула в окно следом за пущенной ею пулей, тело противника смягчило удар от приземления. Она продвинулась к захламленной стойке. Из зала слышались крики. Она осторожно выглянула над стойкой и увидела несколько дерущихся человек. Оставив свое укрытие, она приникла к стене рядом с дверью, держа пистолет над головой и выжидая.

— Черный мертв. Черт побери! И нет никаких признаков той суки!

— Я знал, что это чертовски глупая идея! Охотник — друид Врат Благости! Убьем Бести и убираемся отсюда! КРАСНЫЙ!

Вероятно «Красным» звали труп на полу позади нее. Нет времени думать об этом. Она проверила патроны — почти израсходованы. Каждый выстрел надо рассчитывать. Лис обрабатывала сенсорные данные, тепловые излучения, звуки, воздушные потоки, доносящиеся из холла. Без непосредственного обзора результаты были не оптимальные, но у Гиты не оставалось выбора.

Наверное, там не менее пяти человек, один из которых — Митос. Охотник услышала звон бьющегося стекла и грохот опрокидываемой мебели. Она шагнула в дверной проем.

Время замедлилось. Троим из них удалось схватить Митоса, удерживая его лицом вниз над стойкой администратора. Клерк мотеля лежал на полу мертвый, с вытаращенными глазами и пулевым отверстием между ними. Проклиная Бессмертного, те трое держали его за плечи, прижимая к деревянной поверхности, в то время, как один поднял меч над темной головой.

Первым Гиту увидел человек с мечом и разинул рот от удивления. Ее выстрел выбил клинок из его руки, вторая пуля ранила одного из мужчин, державших Митоса.

Она бросилась обратно в офис, из которого появилась, потому что они очухались от неожиданности и начали дико палить. Пули изрешетили стену над ней, но она к этому времени уже упала на пол. Схватив ближайший стул, она вышвырнула его в холл. За тот момент, на который они отвлеклись, она, уворачиваясь, пробежала к стойке администратора.

Митос не упустил возможности подхватить меч, и не позволил противникам ускользнуть. Вскинув клинок, он принялся вращать им, изящно, смертоносно и очень, очень быстро. Сталь свистнула, и голова злоумышленника отделилась от внезапно лишившегося жизни тела. Не сбавляя скорости, Митос продолжил движение, разрубив плечо другому нападавшему. Тот взвыл и, спотыкаясь об упавшие стулья, кинулся к двери. Глаза Бессмертного бешено вращались. Издав дикий, кровожадные возглас, поднявший волосы у нее на затылке, он метнул клинок прямо в нее!

Гита бросилась в сторону, но в Митоса всё равно выстрелила. Послышался крик, но не Митоса — а из офиса за ее спиной. Мужчина рухнул из дверного проема, пронзенный мечом. Гите удалось подняться на ноги, хотя сердце колотилось, адреналин бурлил в ней. Митос стоял на коленях, прижимая окровавленную руку к плечу.

[Боевой режим отключить! Кортикостероиды отменить.]

Переступая через тела, она присела рядом с ним.

— Пуля внутри?

Он кивнул, губы его побелели. Ее пульс замедлялся, руки слегка дрожали, когда она отодвинулась от него. Она ждала, когда Лис оценит повреждения. Это было отвратительно. Пуля застряла в суставе. Митос угрюмо улыбнулся.

— У тебя есть нож?

— В машине есть анальгетики.

— Нет — оставь свои лекарства себе.

Она кивнула и протянула ему свой швейцарский нож. Старинный, в идеальном состоянии и очень любимый. Он поднял брови, увидев это, улыбнулся и щелчком открыл лезвие. Ее протест умер невысказанным, когда он полез нестерильным остриём в рану. Он сделал длинный разрез, прерывисто дыша, закрыв глаза и ковыряясь в ране.

Он не мог сдержать выступившие слёзы. Лицо перекосилось от боли, он засунул пальцы в рану и вытянул деформированный кусок свинца. Уронил с грохотом нож. Поддерживая руку, прерывисто дыша, он опустился на пол. Потрясенная, Гита взяла меч и свой нож и быстро прошлась по комнате, обыскивая тела. И не удивилась, ничего не найдя. Этот факт уже сказал ей достаточно.

[Сделай снимки], - поручила она Лис. Переходя от тела к телу, она переворачивала их лицами вверх, чтобы хорошо рассмотреть. Затем она вернулась к Митосу.

— Есть идеи, кто был их лидером?

Он поднял голову и тупо уставился на нее. Она повторила вопрос. Через мгновение Бессмертный указал на труп бородатого, лысеющего мужчины, лежащий у двери.

В ее сумке был набор для Охотника, «всякая всячина». Среди разнородного комплекта находилась небольшая стерильная стеклянная трубка. С ее помощью Гита вырезала фрагмент из руки мертвеца. Это пригодится, чтобы узнать, кто ими озаботился.

— Ты можешь идти?

Бессмертный кивнул. Однако, в конце концов, ей пришлось помочь ему подняться. Каким-то чудом он сумел удержаться на ногах. Она довела и усадила его в машину, как раз вовремя. Трясущийся, вспотевший, он потерял сознание.

Еще один автомобиль, потрепанный седан, как раз заехал на стоянку. Сидевшая в нем пожилая пара с любопытством посмотрела на нее. Гита не была настроена общаться с местными жителями или их правоохранительными органами. Она поместила образец ткани в специальный контейнер.

— Возвращаемся, — приказала она машине, и они тронулись в путь

Глава 5

Поначалу было плохо. Из-за многолетних лишений целительные свойства его Бессмертия действовали медленно, но через час Митос мог уже двигать плечом, и перед глазами перестали вспыхивать искры.

— Они что-нибудь сказали тебе? — спросила Охотница. Он покачал головой.

— Они называли друг друга по цветам вместо имен. Когда я вошел, один из них стоял за прилавком, изображая клерка. К тому моменту, когда я понял, что происходит, в помещении их было пятеро.

Его реакции притупились в адской бездне Винтерборна. Были времена, когда никто не мог застать его врасплох, даже Маклауд.

— Ты не горел желанием проверить на себе действие спирали? — спросила она. — Ну, по крайней мере, ты не геройствовал. Если я могу надеяться на твой здравый смысл, может быть, я могу надеяться и на сотрудничество?

Он потер затылок, думая о смертельном имплантате, обвивавшем его позвоночник.

— Герои, мэм, умирают с удручающей частотой. Лично я — за сотрудничество. А что, если, в духе ненасилия, ты сообщишь мне свое имя?

На этот раз она пристально посмотрела на него, оторвав взгляд от дороги. Нехотя, но уголки ее губ подергивались. Он, затаив дыхание, ждал настоящей улыбки. Не дождался.

— Почему?

— Почему нет?

— Я Гита.

— Ах, прекрасное имя — из старых англосаксонских.

— Англосаксонский?

— Германский народ, что перебрался в Великобританию. Историю в Охотничьей школе не учат?

— История — это важно, ага.

Митос помолчал, переваривая услышанное.

— А что важно?

— Понимание того, почему мир сошел в ад, чтобы мы могли удержать его от повторения.

— И чему вас учат? Что в гражданской войне были виноваты Бессмертные?

Ее лицо потемнело, и она сердито посмотрела в лобовое стекло.

— Ты отрицаешь, Бести?

— Абсолютно.

— Ты отрицаешь вирус Кроноса?

Молчание. Затем:

— Нет, — сказал Митос спокойно.

— И ты отрицаешь, что Бессмертные хотят властвовать над людьми?

— Это легенда! Вы верите, что Король Артур возвращается? Что сурок действительно видит свою тень?

— Кто такой король Артур?

* * *
— Ты думаешь, он любит нас?

Гейб вздохнул, когда три пары одинаково голубых глаза посмотрели на него с неожиданным напряжением.

— Конечно… хорошо, он любит вас.

Девочки кивнули, соглашаясь. Никто не поспешил заверить Гейба, что Дункан любит и его тоже.

— Может быть, тебе стоит спросить, можем ли мы остаться? — Майк задумчиво улыбнулась, что совершенно не произвело впечатления на её брата.

— Спроси ты. Сострой ему глазки, или что что-то в таком духе.

— Йе-е-у-у-у! — Она пришла в ужас. — Он такой старый!

— Ты не в его вкусе. Ему нужен кто-то посложнее. — Сказанное Джоан было так неожиданно, что они замолчали. Затем, чисто рефлекторно:

— Еще захочет! — закричала Майк.

Гейб резко встал и зашагал подальше от дома. Позади него слышался сердитый спор, затем голос Терезы, успокаивающий двух других. Когда он добрался до края дворика, доносились только смешки.

Часть двора была углублена на несколько футов, и затенена большими перистыми пальмами. Ниже склона, там, где земля была ровнее, тренировался Ричардсон. Одетый только в свободные черные брюки, он двигался с медлительной точностью, балансируя то на одной ноге, то на другой, тело при этом оставалось в вертикальном положении. Падение, поворот — с грацией танцора. Гейб видел своего папу, делавшего так же, даже научился немного сам, до бедствия.

На мгновение печаль и одиночество сдавили горло. Фигура Дункана стала казаться ему размытой. Вслед за болью, как всегда, пришел гнев. Гнев за потерю всего, за то, что они оказались брошенными на произвол судьбы в мире, полном злых волков. Его мама всегда говорила ему, что люди в основном хорошие, но она не знала, не видела того, что пришлось пережить ему и девочкам.

Дункан был хорошим человеком. Они могли доверять ему. Он чувствовал это сердцем — но верить не хотел. Совсем недавно Гейб был уверен, что Дункан просто терпеть его не может. Только сегодня утром, за завтраком, он заметил, что Ричардсон наблюдал за ним с угрюмым выражением на лице.

— Пенни за твои мысли.

Гейб вскочил и выругался. Черт! Дункан вечно подкрадывался к нему!

— Они не так дорого стоят, — пробормотал он.

— Позволь мне самому судить об этом.

Гейб пожал плечами.

— Просто думал о переезде.

— В самом деле. — Дункан слегка прищурил глаза. — И куда же вы планируете?

— В Калифорнию, может быть. Я слышал, в Лос-Анжелесе не так уж плохо.

— Лос-Анджелес — выгребная яма, поверь мне. Вы не протянете и неделю, особенно если ты думаешь снова проворачивать те же фокусы.

— Черт возьми, мы бы не стали! — лицо Гейба покраснело от воспоминания о том злополучном происшествии.

Ричардсон, казалось, не обратил внимания на его слова, прошел мимо, стянув полотенце с шезлонга.

— У меня есть идея получше, — сказал он спокойно и буднично, как о чём — то само собой разумеющемся. — Мы все собираемся съездить в Техас.

* * *
Злоключения в мотеле лишили Охотницу спокойствия. Хотя она ничего не сказала, Митос заметил, что они вместо севера поехали теперь на восток.

— Я должна сделать остановку, — ответила она, когда он спросил, в чем дело. — Мы едем в Лос-Сантос. Надо кое-что сделать.

— А что в Лос-Сантосе?

— Друг.

— Он у тебя есть? Осторожней, Гита, ты начинаешь говорить, как человек.

Лос-Сантос оказался ветхим городком в предгорьях, с видом на долину Сан-Иоахим. Деревянные здания, обветренные до серо-коричневого цвета, уныло толпились вокруг главной улицы, или цеплялись, как лишайники, за склон холма. Гита припарковала машину напротив кирпичного дома. Перегнувшись через спутника, она открыла бардачок и что-то оттуда достала.

— Я ненадолго. Не уходи далеко.

Митос подождал, пока она исчезла внутри здания, а затем вышел из машины. Этот город определённо должен чувствовать себя заброшенным. Большинство зданий пусты, окна разбиты. Даже граффити выцвели. Единственным местом, где чувствовалась жизнь, была автозаправочная станция с прилагающимся магазином. Рядом находилась городская библиотека, ее окна закрыли листами фанеры, но в перекошенную дверь можно было проникнуть. Еще здесь имелось несколько магазинов с заколоченными фасадами и церковь с обрушившейся крышей.

Он видел слишком много таких городов за те последние несколько месяцев, прежде чем его схватили. Вирус Кроноса был ужасающе эффективным. Смертные погибали миллионами. Тела лежали на улицах, таких страхов он не видел со времен великих бедствий Средневековья. Когда все было кончено, обширные участки планеты опустели. Бессмертные называли это Местью Винкена. Смертные — геноцидом.

Митос прислонился к машине, гадая, как долго Охотница будет отсутствовать, и кого, черт возьми, она пожелала увидеть здесь. Кирпичное здание, как и прочие в этом жалком месте, выглядело практически заброшенным. Только третий этаж казался заселенным, туда тянулось множество кабелей и проводов. Занавески на пыльных окнах задернули так быстро, что разглядеть ничего не удалось.

Митос лениво размышлял, насколько длинен его поводок. Он направился по тротуару в сторону бензоколонки. В тамошнем магазине ассортимент был невелик, и продавец отлучился. Митос вышел оттуда, и затем поднялся по разрушающимся бетонным ступенькам библиотеки. Засунув голову внутрь, Бессмертный тут же почувствовал сильный запах плесени. Толкнув дверь, он шагнул вперёд.

Гниющие доски зловеще скрипели под ногами. Книги были по-прежнему здесь. Солнечный свет, проходивший через окна, покрытые зеленой плесенью, тускло освещал полки. Он начал с того, что как мышь, скользнул в тени, собравшиеся в дальних уголках комнаты.

Кто-то здесь жил; пол был покрыт мусором, палыми листьями и брошенными книгами. В опаленной металлической корзине для мусора еще находились обгоревшие останки Китса, Келлера, Кемпа. Стоя на коленях, Митос поднял Келлера. Том развалился в руке. С замиранием сердца от вида разорения, он подошел к полкам и обнаружил, что над ними поработали мыши. Он вытащил четыре книги прежде, чем нашел еще пригодную для чтения.

Внезапная боль заставила его бросить книгу и схватиться за полку, чтобы удержаться на ногах. Он выругался, лоб его покрылся потом. Кажется, Охотница покончила со своими делами. Подобрав книгу, Бессмертный побежал обратно. Она стояла возле машины, бледная и злая.

— Извини, — сказал он, задыхаясь. — Заскучал.

Злость сменилась любопытством.

— Что это?

— Книга. — Он взмахнул ею. — Ты когда-нибудь читала?

— Нет, — ответила она прямо. — Чтение печатных текстов — медленное, неуклюжее и неточное.

— Ты не знаешь, как читать?

— Зачем мне, когда я могу сделать нейронное скачивание?

— Скачивание?

Она нетерпеливо махнула рукой, предлагая сесть в машину.

— Я забыла, ты, как говоришь, выпал из реальности. Теперь нет необходимости обрабатывать данные, глядя на символы. Они поставляются непосредственно в компьютер, который отбирает их и перегоняет в соответствующие синапсы…

— Боги! — Митос был потрясен. — «Перегоняет?» Вы никогда не читали произведения в настоящих словах, которыми они были написаны? Все ли сейчас используют это … нейронное что-то?

Она вывела автомобиль на автостраду и кивнула головой.

— Конечно.

— Так что же в тебя загрузили? Шекспира? Конфуция? Клэнси? Кто решает, что является подходящим?

— Департамент.

— Ах, святой Департамент. Тебя никогда не интересовало то, чего они не рассказывают тебе?

Охотница на секунду оторвала взгляд от дороги, зеленые глаза сузились, застыли. Он заметил странное мерцание, возникшее на её лице. Она повернулась обратно к дороге.

— Нет, — сказала она.

Глава 6

Старый отель стоял в конце Истлейк. Гита заказала номер в центральной части здания, возле боковой лестницы. Быстрый взгляд на запись регистрации обнаружил всего несколько других подписей. Большинство народа не ездило так далеко на восток. Дальше ничего не было, только горы и Старая Демократия. К счастью, она еще не покинула пределы цивилизации. Она позвонила Дез и вышла из номера.

Бессмертный был голоден, судя по задумчивым взглядам на кафе рядом с вестибюлем. Она пошла взглянуть. Кафе было маленьким и, поскольку обычное время ужина уже закончилось, почти пустым. Там был только один выход, кроме основного, и тот через кухню.

Какой-то дальнобойщик посмотрел на них с откровенным любопытством, когда Охотница и её высокий спутник проскользнули к отдельной кабинке. Появилась официантка, заставив Гиту забеспокоиться из-за того, как часто та поглядывала на Митоса. Но потом Охотница поняла — девушка флиртует! Не замечая этого, Бессмертный не отрывал взгляд от меню с небогатым перечнем блюд. Когда девушка спросила, чего он хочет, тот поднял глаза и улыбнулся ей.

Это была приятная улыбка. На мгновение Охотницу потрясло чувство утраты. Такая улыбка обладала огромной силой, могла очаровать, разоружить…

…и скрыть предательство.

Принесли ужин. Они ели в молчании. Обслуживание было навязчивым. Митосу, который заказал бургер с бобами и жаркое — «такое жирное, как только возможно, пожалуйста?» — воды в стакан доливали после каждого глотка. Когда девушка спросила в пятый раз, нравится ли ему бутерброд, Гита с облегчением увидела, что выглянувший из двери служащий гостиницы поманил официантку, заставляя отойти. Наконец-то!

— Мне надо сделать несколько звонков. — Гита перебросила Бессмертному через стол свою карточку. — Попробуем еще раз? Рассчитайся, принеси сумки в комнату и жди меня там.

Он кивнул, поморщившись, когда она послала ему предупредительный приступ боли.

Как она и надеялась, Дез отозвалась по телефону.

— Ну?

— Ты насчёт пробы, которую отправила мне?

— Да? — Нетерпеливо.

— Это мужчина, около сорока, бла-бла — и там были… особенности.

Гита застыла на мгновение, прижимая приемник к уху.

— Ты уверена?

— Абсолютно. Это ничего не значит…

— Черт возьми, это не так! Они были готовы идти против Охотника!

— Мне кажется, это бессмысленно.

— Один из них сбежал. Могло уйти и больше, если бы не вмешался Бести.

— Хм. Ты сообщишь об этом?

— Черт возьми, да. Я, возможно, буду вынуждена вернуться. Спасибо, Дез.

— Нет проблем. Будь осторожна.

Здесь наверняка имелось больше одного телефона — какой-нибудь дополнительный аппарат. Она заглянула в кафе. Митос начал есть следующий бургер, официантка болталась рядом.

Она спросила, и клерк признал, что во вспомогательном офисе есть собственный телефон. Он отказал ей в просьбе позвонить, пришлось достать удостоверение. Мужчина тут же согласился сотрудничать и быстро повел ее за занавеску позади стойки. Там был небольшой офис, помещавшийся под лестницей, без окон, пахнущий влажной гнилью. Она отпустила клерка и еще раз проверила своего узника. Сигнал контроллера был сильным. Возможно, тот уже ел свой третий бургер. Она отметила про себя, что надо потребовать увеличения посуточной оплаты.

Гита вытащила Лис из сумки-планшета и подключила к сети. Телефонная связь была лишь немногим лучше, чем линия общего пользования в холле, сигнал то затухал, то появлялся. Лис была настроена скептически.

[Скорее всего, ты увидишь ещё много чего и похуже, прежде чем мы закончим эту работу. Просто сделай все, что сможешь.]

Как Охотница и ожидала, Лукас был просто в отчаянии.

[ГДЕ ТЫ, БЛЯ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ…?]

[Заткнись, Лукас. У нас есть проблема.]

[Чушь собачья — вы должны были…]

Она прервала его рассказом о нападении. После этого он на некоторое время замолчал. Затем:

[Где ты тестировала образец?]

[Независимый исследовательский центр. Лукас, это был другой Охотник — похоже, один из линии Гуннов. Я полагаю, у нас тут Конфликт Интересов?]

Лукас не ответил на ее вопрос.

[Это учреждение — как оно называется?]

[Это вне договора, Лукас. Это часть моих собственных связей.]

Она проигнорировала его раздражение.

[Это политика, блин!]

Гите пришлось довольно долго ждать. Она снова проверила Митоса, и снова обнаружила его сигнал поблизости. Лукас наконец вернулся.

[Ты права. Я разговаривал с Коммандером. Он одобряет твои действия и говорит, что надо придерживаться нового маршрута на восток.]

Она ждала, скучая, пока Лукас болтал. Конфликт Интересов контрактов был редкостью, но допустимой редкостью. Существовали строгие правила, и как только Конфликт Интересов выявлялся, поток данных между подразделениями приостанавливался. Кого они пошлют следом, размышляла она? Другого Гунна? Кого-то из новых групп? Ее противник был почти наверняка из корпорации Рамини. Может быть, следует поручить Дез провести небольшое расследование — выяснить, какие Охотники сейчас работаю на них?

Сразу после того, как информация о новом маршруте была загружена, Гита отключилась, возвращая Лис в сумку. Она подумывала ускорить отъезд, и провести за рулем всю ночь, но, выйдя в вестибюль, увидела Митоса, поднимающегося по лестнице с сумками в обеих руках. Она прошла мимо него и открыла номер.

Там было две кровати. Митос вернул ей карточку и с надеждой посмотрел на дальнюю. Она кивнула, и он сел на ту кровать, стянув куртку. Затем скинул свои ботинки и лег на спину, нагромоздив подушки под голову. Гита покопалась в сумке и нашла наручники.

Было видно, что ему хочется возразить, но он проглотил слова и протянул руку. Когда браслеты защелкнулась, его длинные пальцы на мгновение сжались, но лицо осталось бесстрастным. Она вернулась в свою собственную постель и вытянула Лис из сумки. Митос неловко потянулся и достал свою книгу из кармана куртки. Пружины его матраса скрипели, пока он пытался устроиться поудобнее.

День был адский. Напряжение бежало по ее телу, как электрический ток. Она чувствовала, что Лис пытается компенсировать это увеличением уровня кортикостероидов. Можно было бы ввести препарат, но не делать же это рядом с Бессмертным.

— Что ты читаешь? — наконец спросила она.

Он вздрогнул, взглянул поверх книги.

— Томас Мэлори… «Смерть Артура».

— Тот король Артур, которого ты упоминал?

Митос кивнул.

— Был настолько велик, что о нем писали?

Бессмертный пожал плечами.

— Эта книга, на самом деле, фольклор. Артур был королем бриттов. С него начинается эпоха Рыцарства, если ты веришь в такие вещи. Тут много насилия, предательства, любви, магии…

— И чтение — это приятно?

— На самом деле, я предпочитаю Крайтона, но Мэлори неплох … вернее, хороший рассказчик. Ты хотела бы послушать что-нибудь?

Она пожала плечами, изображая безразличие. Его глаза заблестели, и он перевернул несколько страниц назад, к началу. Когда он начал читать, это моментально захватило ее самим ритмом. Он говорил о великом воине, ведущем своих людей против могущественного врага, и образ, возникающий из его слов и голоса, начал заполнять ее разум.

— С дружиной он отправился в Уэльс,
Охотясь на оленей в стране высокогорной,
Веселом Гламоргане, где радостно душе.
Там с лордами он основал Каэрлеон,
Чьи стены крепко встали
Над текущей мимо прекрасною рекой;
Там он смог отдаться заботе
О границах земель своих.
Ее веки сильно задрожали. Перед мысленным взором возник большой замок, с высокими башнями, белый на фоне изумрудных холмов. Знамена развеваются над всей дорогой, от переправы через реку до самых ворот. Ветер донес звуки труб. Она почувствовала легкое дуновение, растрепавшее волосы, увидела, как он наклонился к ней, увидела глаза, наполненные светом…

— Стоп! — крикнула она.

Митос запнулся и умолк. Ее сердце бешено колотилось. Вместе со всей красотой образы принесли и темные щупальца страха. Она не обращала внимания на его недоуменный взгляд, повернулась к нему спиной, потрясенная неожиданным направлением своих мыслей. Как легко было забыть о том, что ты — охранник, из-за этого голоса, ласкающего слух. Гита подумала об официантке, о теплоте в ее глазах, когда та взяла заказ Митоса. Опасно. Опасно. Она потянулась за Лис и подключилась к ней.

[Музыка!] — приказала она. — [И поднять мой уровень серотонина!]. Под безопасные мелодии Синатры она погрузилась в сон.

* * *
— Кто это?

Дункан бросил чемоданы и посмотрел на Майк. Она склонилась над столом, держа его бумажник.

— Он просто лежал здесь! — возразила девочка, когда он поднял брови. — Она красива. Кто она?

Горец ловко забрал бумажник из этих тонких, любопытных пальчиков, но взгляд его задержался на фотографии Тессы. Он теперь не часто смотрел на фотографии. Две другие девочки робко придвинулись, чтобы тоже увидеть.

— Кто-то, кого я очень любил, — сказал он, наконец. — Она умерла.

— Мне очень жаль, — сказала Джоан и положила свою руку на его. Даже Гейб, пытавшийся держать дистанцию от своих чрезвычайно любопытных сестер, тоже подошел, чтобы посмотреть.

— Она была твоей женой?

— Ее звали Тесса, и нет, я так и не смог уговорить её. — Он грустно улыбнулся. Это всегда ранит, драгоценная боль, которая полностью не уходила никогда. Дункан перелистнул пластиковый конверт, и его лицо озарила улыбка.

— Как ее зовут?

— Это Аманда, очень, очень старый друг.

— Она выглядит, как возмутитель спокойствия, — заметила Джоанна.

— Очень проницательно, — Дункан усмехнулся, захлопнул бумажник и благополучно засунул его обратно в карман. — Теперь — разве все вы не должны были уже собраться?

Они исчезли, хихикая, толкаясь и прыгая. Дом звенел от их голосов с тех пор, как новая одежда была набита в новые сумки и замаячила перспектива ехать «домой». Они были очаровательными детьми, явно воспитанные строгими, но любящими родителями. Побитые, но не раздавленные своим опытом, они внесли радостный солнечный свет в жизнь Маклауда. У него было искушение — такой соблазн — вдохновиться ими, как новым смыслом жизни, и самому стать их опекуном. Однако, всякий раз, когда к нему приходили эти мысли, он вспоминал Ричи, и момент слабости проходил.

Только сейчас, в своем кабинете, Маклауд вынул из сейфа специальный ящик и поднял его крышку. Внутри было много разных вещей, в том числе записная книжка в кожаном переплете, пожелтевшие страницы которой были густо исписаны.

Прошло почти тридцать лет с тех пор, как он смотрел на эти имена. Он потянулся к телефону и тут прозвучал звонок.

— Дункан Маклауд?

Горец будто оказался в прошлом, желудок свело. Наступило короткое молчание, затем голос продолжил неуверенно:

— Сэр, потоки Эйвона нежны.

— И потоки Афтона сладки… кто это?

Голос, звучащий также ошеломленно, ответил:

— Эвери Андерсон, сэр. Сержант Эвери Андерсон, Пятый Дивизион, Ополчение Колорадо. Я знаю, это может показаться странным, сэр, но у меня есть послание для тебя.

— От кого? — Боги, пароль «Афтон». Он не использовал его с начала войны.

— Я никогда не слышал о нем, сэр, но он знал старые пароли, закодированные в одной из старых линий. Клянусь Иисусом — большинство из них были отключены давным-давно!

— Кто это был?

— Он сказал, что его зовут Адам Пирсон, и что ты должен остерегаться его возвращения.

На мгновение Маклауд не мог дышать. В ушах шумело.

— Откуда был звонок?

— Мы не знаем, сэр. Звонивший не оставался на линии достаточно долго, чтобы вычислить местонахождение. Мы сейчас ищем его. Мистер Маклауд, мое начальство хочет знать, кто этот Пирсон и чего ему надо от тебя.

Горец ничего не сказал. Его мозг напряжённо перерабатывал информацию.

— Откуда ты знаешь, куда мне звонить? — потребовал он, игнорируя вопросы. В ответ — тишина. Дункан положил трубку и уставился на телефон, когда тот зазвонил снова. Он развернулся и пошел искать детей.

— Хватай вещи, — сказал он Гейбу коротко. — Мы уходим.

— Сэр?

— Вы можете уйти со мной сейчас, или остаться — это ваш выбор.

Микаэла вскочила, за ней Джоан, они помчались к своей спальне. В течение нескольких минут он собрал всю команду — багаж в руках, лица бледные, но глаза смотрели на него доверчиво. Он вывел их наружу и каким-то образом в в этой спешке упакованные сумки оказались в багажнике, а дети — на сиденьях. Они отправились в путь.

Глава 7

Вой поднялся над толпой — высокий, пронизывающий, кровожадный. Он заглушал стук его сердца. У Митоса перехватило дыхание, когда его повели через разъяренную толпу; руки протискивались между массивными охранниками, хватали его за волосы, одежду. Ноготь царапнул по лицу. Страх сдавил горло, заставил сердце биться быстрее.

Впереди виднелись возвышение для суда и ещё одна толпа — на этот раз пресса. Митос увидел лес микрофонов на штангах и вспышки, и его хрупкая уверенность в своей безопасности окончательно пошатнулась. Прозвучали выстрелы. На мгновение он был уверен, что стреляли в него, но толпа снова была отброшена назад, ревя от разочарования, и он, спотыкаясь, поднялся по широкой мраморной лестнице.

Высокие двери распахнулись, оглушительная ярость толпы последовала за ним внутрь, мимо строя журналистов, под сверкание вспышек. Бежать было некуда, он был окружен со всех сторон. Митос, потративший тысячелетия на умение сливаться с окружением, чтобы скрыться, чувствовал себя больным от ужаса. Не оставалось ничего другого, как шагать, сохраняя лицо, когда их ненависть захлестывала его; спокойно идти в сторону зала, где его судьба была уже заранее решена.

Большие двери распахнулась. Среди моря повернутых к нему враждебных лиц он начал спускаться по проходу. Казалось, он шёл так целую вечность, шум наполнял воздух. Судью впереди было почти не видно за высокой кафедрой.

Вдруг Митос оказался на скамье подсудимых, но мог слышать толпу, шумящую снаружи здания. Они колотят в каменные стены, бьют кулаками в ритм с неизменным речитативом, звенящим над судом:

— Виновен! Виновен!

Он пытался перекричать неутихающий грохот. Сверху на скамью подсудимых упала тень — это судья посмотрел вниз. Темные волосы рассыпались вокруг знакомого, приветливого лица.

— Дункан! — воскликнул он радостно, делая шаг вперед. Но лицо друга скривилось в жестокой усмешке. Охранники толкнули Митоса обратно.

— Дункан?

Удар пришел из ниоткуда и заставил умолкнуть. Зал суда исчез, и он снова был в Винтерборне. Сильные руки толкнули его на колени. Тяжелые ботинки выбили из него дыхание. Митоса трясло, ужас, ярость и отчаяние сдавили горло.

— Посмотри на меня! — Это был гортанный голос его тюремщика, но когда Митос поднял голову, он увидел лицо Маклауда. Еще один удар. Митос крепко зажмурил глаза, слезы жгли под веками. Дункан? Почему? Что я сделал?

— Убийца! — донеслось гневное обвинение из тысяч глоток, — Убийца! Предатель!

— Нет! Не я! Больше нет! Дункан, ты же знаешь!

— Ты мразь, — прорычал Дункан. Руки Горца опустилась на его голову, заставив пригнуться.

Нахлынувшее страдание и отчаяние были столь глубоки, что, на мгновение, Бессмертного охватила дрожь. Он услышал зловещий шепот стали, извлекаемой из ножен, рассекающей воздух…

— БЕСТИ!

Митос резко проснулся, влажными глазами глядя в склоненное над ним женское лицо, окруженное темным облаком волос, разметавшихся по плечам. Его дыхание успокоилось, холодный пот высох. Уже наступил рассвет.

— Плохие сны? — Ее ироническая улыбка прогнала боль. Митос, удрученный, отвернулся от нее. Он подождал, свернувшись калачиком на краю матраса, пока она скрылась в ванной комнате, и наблюдал, как светлеют окна за шторами — до тех пор, пока его сердцебиение пришло в норму, и кошмар поблек.

Охотница была в непонятном настроении. Вначале он увидел явное раздражение, когда она отчитала его за слишком долгое нахождение в душе, затем было сухое игнорирование его робких вопросов за завтраком. Возможно, ей тоже плохо спалось. Она посадила его за руль, когда они уезжали от душного воздуха и тяжелых раскатов грома.

Он ехал мимо полей с дренажными канавами, оставшимися с тех пор, когда случались наводнения из-за Эль-Ниньо. Иногда они проносились мимо сельскохозяйственных компаундов — обнесенных стенами бетонных казарм, в которых размещались небольшие группы наемных рабочих. В зеркало заднего вида он видел надвигающуюся стену дождя.

Гита вообще ничего не говорила, выражение лица отсутствующее, подключена к этой проклятой коробке. Они нагнали караван грузовиков с помидорами. Маленький мальчик в изодранном комбинезоне висел на борту последнего грузовика, ухмыляясь от уха до уха. Он помахал рукой и крикнул им вслед.

— Налево, — сказала она, хмурясь и трогая кабель, соединяющий ее с компьютером. Он повернул. Впереди был мост, и еще один грузовик-безбортовка, везший трясущихся работников. Не предупредив сигналом, машина развернулась. Митос закричал. Жавшиеся друг к другу люди внезапно сбросили одеяла. Инстинкт заставил его крутить руль влево, когда пули ударили по машине. Он слишком поздно увидел кювет вдоль дороги и попытался вернуть машину на проезжую часть. Колеса съехали, попав на грунт, впитавший недавние дожди, машина перевернулась.

На долгие мгновения пропала возможность сориентироваться, осталась боль, смятение и сильный грохот. Он думал, что может снова умереть. Затем сознание прояснилось, и он толкнул дверь, извернулся и кувыркнулся головой вперёд в ручей на дне оврага, прямо по камням и сорнякам.

Голова кружилась. Он лежал, наполовину погруженный в солоноватую воду. На него упалатень. Гита, с окровавленным лицом, сказала:

— Вставай!

Опасаясь контроллера, он, пошатываясь, сделал, как она велела. Мир вокруг кренился и качался.

— Черт! — услышал он, и тогда автомобиль взорвался, превратившись в мешанину белого света и огня. Они побежали, спотыкаясь, через болото. Куски раскаленного металла и дождь из плавленых пластиковых капель падали вокруг них. С края оврага доносились крики. Пуля шлепнулась в грязь у его ног.

— Сюда! — Он увидел Охотницу, достигшую места, где ручей разветвлялся на два рукава. Он догнал ее. У нее была ужасная рана на голове сбоку, другую, на туловище, она зажимала рукой.

— Ты ранена.

Она пожала плечами, потом с шумом выдохнула.

— Заткнись и двигайся.

Для поддержания эффекта, она послала сигнал на контроллер. Он стиснул зубы и споткнулся. Овраг закончился. Они пробежали через поле и спустились в другой канал. Дождь, собиравшийся все утро, наконец, догнал их. Слабый, но непрерывный ливень, добавил Митосу неприятных ощущений, но, вероятно, мешал преследователям найти их.

Охотница поскользнулась и упала на руки и колени. Она была очень бледна, но когда он протянул руку, чтобы помочь ей подняться, она отстранилась от него и ответила таким диким взглядом, что на миг он испугался.

— Полегче! — Он показал ей пустые руки, не таящие угрозы. — Я не склонен к самоубийству, черт побери!

Она кивнула, показывая за насыпь.

— Взгляни туда. Скажи мне, что ты видишь.

Простирающееся во все стороны, только что вспаханные и засеянные поля под моросящим дождем. Они были ближе к концу долины — он мог видеть зеленые холмы, лезущие в облака. Слева, наверное, в четверти мили от них, он различил стены сельского компаунда.

— Есть спутниковая тарелка?

— Да.

— Идем.

Несмотря на раны, она быстро выбралась из канавы. Он повернулся к ней, чтобы еще раз взглянуть на повреждения на ее голове и животе. Провода и кусочки металла торчали из живой плоти.

Спутниковая антенна находилась на лачуге во дворе компаунда. Гита послала Митоса вперед, на разведку. Там никого не было, хижина пустовала. Они бросили сумки на пол, и Охотница упала спиной на стену. Достала компьютер. Слабо усмехнулась, когда до нее дошло, что кабель подключить невозможно. Он ожидал взрыва ярости, но его не было.

— Черт, — сказала она тихо. Отведя его в сторону, она сняла наручники с пояса.

— Позволь мне помочь тебе, — сказал он, показывая на ее голову.

— Нет.

Она приковала его к одной из стальных стоек лачуги, взяла сумку и скрылась за дверью. Митос выругался и потряс столб. Тот остался недвижим — скорее вся хижина соскользнет вниз, оторвавшись от креплений. Он ударил по столбу кулаком и, поскольку делать было больше нечего, уселся, скрестив ноги.

Дождь бил по металлической крыше, этот шум наполнял хижину. Гита вернулась через несколько минут, шатаясь и сделавшись пепельного цвета. Свернувшись калачиком в углу, вне пределов его досягаемости, она обхватила себя руками и закрыла глаза. Пол-лица у неё было залито кровью. Он вдруг понял, что она может умереть, и его охватила паника.

Минуты медленно складывались в часы. Митос упорно дёргал свои наручники, с небольшим успехом в виде синяков на запястьях. Женщина не двигалась, только содрогалась изредка. Дождь прекратился. Внутри хижины воздух стал теплеть. Наконец, он услышал вдали голоса. Они становились все громче, и вдруг Митос почувствовал присутствие еще одного Бессмертного. Затем дверь открылась.

В сарай вошли двое мужчин и женщина. Мужчины были одеты в униформу — один в военную, второй — Бессмертный — носил тюремную робу. Женщина была молода, очень тоненькая, ее бритую голову прикрывала шапочка. Она протиснулась мимо мужчин и упала на колени рядом с Охотницей. Гита неожиданно ожила, толкнула новенькую назад с такой силой, что та буквально упала на спину. Затем слабым, хриплым голосом спросила:

— Дез?

— Да. Да, это я. Полегче. Дай своё удостоверение.

— Нет… — Гита снова попыталась оттолкнуть пришедшую, но силы оставили ее.

Девушка нашла удостоверение и протянула охраннику в униформе. Бессмертный старался не встретиться глазами с Митосом.

— У меня есть грузовик, доктор Дезмонд. Наши медицинские учреждения довольно хорошие.

— У вас есть киберхирург?

— Нет, боюсь, что нет.

— Кто этот Бессмертный? — спросил охранник.

— Митос, — четко ответила Гита.

— Право, — усмехнулся Митос, гремя своими наручниками о столб. — Это я. Старейший в мире Бессмертный.

Охранник глядел на нее с сомнением, но она попыталась встать, потихоньку наклоняясь вперед, в последнюю минуту ее поймала странная доктор Дезмонд. По приказу охранника одетый в униформу Бессмертный шагнул вперед и поднял ее без особых усилий. Бросив косой взгляд на Митоса, он вышел из сарая.

Поверили они заявлению Гиты или нет, рисковать никто не стал. Под дулом пистолета охранника Митос был отцеплен от столба и, спотыкаясь, отправился наружу. Транспорт ожидал поблизости. Митоса заперли в нем вместе с другим Бессмертным. Тот смотрел на Старейшего с неприкрытым любопытством.

— Ты действительно Митос?

Слова отрицания застряли на его губах — в голосе другого слышалась надежда.

— Какая разница? — ответил он, наконец.

— Они сказали, что ты мертв… казнен.

А, так вот почему они похоронили его заживо. Митос закрыл глаза, пытаясь поудобнее устроиться в том, что по существу являлось контейнером с окошком. Ощущение присутствия еще одного Бессмертного влекло всякие глупости в голову, вызывало покалывание на коже.

— А ты что скажешь? — спросил Митос.

Тот пожал плечами. Это был крупный мужчина с румяным лицом и бритым, как у подруги Охотника, черепом, руки грязные от работы на земле.

— Меня зовут Джефф, и я мало что могу сказать. Взял свою первую голову пятьдесят лет назад, провел последние двадцать восемь лет, работая на полях для АГС. — Он мотнул головой влево. Через окно Митос увидел бетонный компаунд и гектары угодий, простирающиеся во всех направлениях. Люди в сером, разбросанные по зеленеющей земле, двигались вокруг массивного механизма, который, вращаясь, обрушивался на землю и поднимался.

— Здесь много других бессмертных?

— Нет. Была одна, но они забрали ее. Я думаю, за мной тоже придут.

— Кто?

— Я не знаю, кто они — ученые, я думаю. Я слышал, что они используют нас для опытов.

— Что за опыты?

Но Джефф не мог ему ничего сказать.

Машина подпрыгнула и покатилась по неровной дороге в сторону компаунда. Проехали через ворота, мимо вооруженной охраны и одетых в серое заключенных, пока не остановились перед длинным, низким зданием со сплошным остеклением. Вокруг него был большой двор и много охранников, стоящих у дверей.

— Удачи, — сказал Бессмертный, понизив голос, затем, под бдительным оком небольшого патруля, поспешил прочь, оставив Митоса снова в одиночестве среди смертных.

* * *
Этой ночью он стоял на самом краю её сна. Неважно, насколько сильно она старалась привлечь его внимание, он не подходил ближе. Вместо этого он повернулся и повел ее к ярким огням и к голосам. Она, конечно, сопротивлялась, она ненавидела всё это, зная, чем оно закончится. Она много раз проходила через эти порывы, побеги, попытки избежать града пуль — и всегда, всегда, она видела его упавшим. Видела, как кровь течет по полу, его, ее, Рамзеса, Атона, Исиды… Тот же ужас повторялся снова и снова, бился в ее голове, настаивая — ты знаешь, что делать! Но она этого не сделала, а значит, они всегда будут здесь, маня её к смерти.

* * *
Гейб сидел рядом с ним, когда Маклауд медленно выехал из элегантных жилых улиц в знакомое запустение заброшенного промышленного района. Мальчик ничего не сказал. Его руки на подлокотнике были неподвижны. Девочки, непривычно молчаливые, сидели сзади, с тревогой глядя сквозь окна — до тех пор, пока они покинули промышленный район и оказались на шоссе.

В зеркале заднего виде не показывалось ничего подозрительного. И все-таки Дункан знал, что они были где-то там. Черт! Наблюдатели! И ведь после того, как Джо умер, они обещали, что оставят его в покое. Нажав на газ, Маклауд направился к южной пустыне. Здесь их легко заметят, но и сами они сразу увидят погоню.

— Дункан? Сэр?

Маклауд немного успокоился, заставил себя расслабиться.

— Что происходит? Это… это не бандиты?

Предложенное Гейбом объяснение было заманчивым. Маклауд покачал головой.

— Не ваши бандиты, во всяком случае. Некоторые мои старые дела. Не беспокойтесь об этом.

Он видел телетрансляцию суда над Митосом, видел видеозапись казни — отсечением головы — и Квикенинг, что пропал даром внутри защитной оболочки камеры. И много лет спустя Маклауд был не в состоянии забыть те ужасные образы. Пять тысячелетий опыта, знаний и интеллекта изгнаны из мира в считанные секунды, и никакой другой причины, кроме ревнивого страха, тому не было. Звонок наверняка поддельный.

Постепенно, по мере того, как все больше миль оставалось позади них, а никакого преследования не было, его настроение улучшалось. Если это был трюк, то он не удался. Его автомобиль и на гористой местности ровно урчал, подвески специальной системы удерживали его на осыпающейся дороге. Большинство городов уже давно превратились в развалины, но то тут, то там небольшие группы людей по-прежнему упорно цеплялись за негостеприимную землю.

Они пересекли границу Аризоны около полудня. В маленьком городке сразу по другую сторону границы, они остановились и пообедали в кафе при небольшой гостинице. Угощенье предлагалось богатое, все вместе они долго изучали меню, обсуждая преимущества гамбургера против стейка из жареного цыпленка. Официантка, сердобольная женщина средних лет, снисходительно улыбнулась и заметила, что они хорошие дети, не такие, как обычно нынче.

В машине Дункан снова осторожно выпытывал информацию у своих подопечных, пытаясь выяснить, что они запомнили из их раннего детства. Не так много, как бы хотелось. Только Гейб помнил базу, где его родители были расквартированы, но его воспоминания оставались смутными и фрагментарными — именно то, чего можно было ожидать от малыша. К моменту появления тройни, Сэм Физерстоун был уволен из Ополчения, и семья переехала в Техас.

Там они жили обособленно. Дети обучались дома. Семья ездила в город ради церковных служб, но в остальном, только родители покидали дом. Кроме того, Сэм обучал детей навыкам, которые будут жизненно необходимы Бессмертным для выживания. Гейб не догадывался об этом, но Дункан знал, что шесты и гимнастика были отличными предшественниками для фехтования.

Благодаря его вопросам, дети охотно предавались воспоминаниям, и Горец получил впечатление о любящей, дружной семье. Они рассказывали, как долго летом, во второй половине дня, играли в пятнашки во дворе, пили лимонад и гонялись за бабочками. С нежностью вспоминали их большого, ленивого лабрадор-ретривера, как и всех коров, свиней и кур, каждая из которых, видимо, имела свое имя и характер.

— Почему вы уехали? — спросил, наконец, Дункан. — Ради бога, там было безопаснее, чем в Вегасе!

— Папа сказал, люди узнают, что на ферме живут только дети, — ответила Микаэла, — и придут ее отобрать, а нас при этом могут убить. Он сказал, что мы должны просто принять это и уехать. Так мы и сделали.

Дункан уже знал, что у них нет никаких известных им родственников, но даже при этом — такое решение идеальных во всем остальном родителей казалось непонятным.

Как только солнце скользнуло за горы, Дункан начал искать место для остановки. Причем, в соответствии с Высоким Уровнем Жизни.

— Отыскать где-нибудь место с бассейном! — воскликнула Микаэла.

— И автомат, — добавила Тереза. — С настоящей кока-колой.

Дункан искоса смотрел на Гейба, который пытался хмуриться, то ли предостерегая своих сестер, то ли от своего собственного волнения.

— Чего хочешь ты? — спросил его Дункан.

— Я, ух, ох, ничего. — Он пожал плечами и, наконец, добавил: — Может быть, телевизор?

Подходящий дворец был найден после часа езды, в городе, имевшем невзрачное имя Каньон Мертвой Лошади. Бассейн был маленький и вода немного мутная. Наличествовал автомат (хотя, увы, не кока-кола), и две маленькие смежные спальни имели телевизоры. Это было все, чем дети могли себя занять между принесением сумок в комнаты и тем моментом, когда с шумом сбегут вниз по лестнице, чтобы искупаться.

Когда они ушли, Дункан отправился в холл. Бассейн был виден сквозь панорамные окна. Не сводя глаз с детей, Дункан вытащил маленькую черную книгу из кармана и, бросив несколько монет, набрал номер. Подключение заняло целую вечность, пока прошли все соединения; он чуть было не бросил трубку, но тут пошёл сигнал, и, спустя несколько мгновений, знакомый голос сказал:

— Даниельсон.

— Привет, Рори. Как хорошо, что ты тут.

Последовала пауза, затем:

— Кто это?

— Ты не узнал мой голос? Я сокрушен, — усмехнулся Маклауд в трубку. — Это Маклауд.

Последовала еще одна длинная пауза, затем:

— Это Филипп Даниельсон.

— Фил? — Дункан вспомнил маленького мальчика.

— Дункан Маклауд? — Голос задрожал. — Иисусе Христе! Это правда! Вы еще живы. Я… мне очень жаль сообщать вам — мой отец умер десять лет назад. Сердечный приступ. Иисусе. Дункан Маклауд!

— Мне нужна услуга, — сказал Дункан.

— Черт возьми, да. Конечно, я имею в виду… Боже.

— Мне нужна любая информация, которая у тебя есть о Митосе — начиная с даты суда над ним. Не приходилось ли тебе слышать, что он выжил?

Опять наступило молчание, и вдруг Дункан услышал слабый щелчок. Волосы встали дыбом на его затылке

— Пора идти, — сказал он резко. — Я перезвоню тебе через пару дней.

Горец повесил трубку, несмотря на протесты Фила. Мгновение он просто смотрел на телефон. Может быть, он истинный параноик. Он обдумывал, не собрать ли детей и не отправиться ли отсюда прямо сейчас, но он был на линии слишком мало, чтобы вызов могли отследить. Все-таки ощущение тревоги не отпускало его. В раздумьях дойдя до выхода к бассейну, он решил отправиться в путь на рассвете.

Глава 8

Гита проснулась с головной болью, слабостью и, что было совсем непривычно — чувством опустошённости. Она медленно огляделась, увидела хромированное ограждение и за ним окно, выходившее на бетонную стену. Повернув голову в другую сторону, она обнаружила знакомую фигуру: Дез дремала в виниловом кресле.

— Дез!

Девушка начала просыпаться, шапочка соскользнула ей на переносицу. Она задвинула ее на прежнее место и сердито посмотрела на Охотницу.

— Что, черт возьми, с тобой случилось? — спросила она.

— Как долго мы здесь?

— Около шести часов. Эй! — Дез вскочила со стула и толкнула ее обратно на подушки. — У тебя перелом бедренной кости, пять треснувших ребер, множественные сотрясения мозга и ушиб печени!

— Где Бести?

— Под замком. Расслабься, слышишь?

Раздосадованная тем, как медленно ее тело отвечало на команды, Гита указала на большую сумку на столе возле кровати. Дез кивнула.

— Да — препараты, которые тебе хотелось получить. Во всяком случае, большинство из них. Я полагаю, ты хочешь начать со стимуляторов восстановления?

Она кивнула. Что-то бормоча, девушка стала рыться в сумке и вытащила инъектор.

— Док сказал, что это поможет в восстановлении повреждённых сосудов. — Дез указала на её висок.

— Не могу услышать Лис…

— Я не удивлена. В самом деле, держу пари, ты ещё обнаружишь и другие неполадки. Можешь провести внутреннюю диагностику?

Гита мысленно сформулировала команду. Реакция была вялой, но, по крайней мере, ответ пришел. Дез была права — обнаружились пустоты. Дерьмо.

— В чем причина?

— Стандартный трансивер понизил параметры. — Это означало, что Центр не мог связаться с ней по сети — не самое страшное, учитывая обстоятельства. Это также означало, что она не будет в состоянии связаться с Лис. Это было неприемлемо.

— Ты можешь исправить?

Дез рассмеялась.

— Ни в коем случае. Только не твое оборудование.

— Черт побери, Дез, я должна быть в состоянии связаться…

— Позвони своим начальникам по телефону, — возразила девушка. — Они пошлют кого-нибудь отремонтировать тебя и это будут настоящие киберхирурги.

— Я не могу. Они избегают ЦУИ[10].

Дез ответила ей длинным, пустым взглядом.

— Это пиздец, — последовал ее комментарий. И, после нескольких минут молчания, добавила: — Ладно. Что еще плохого?

— Снизилось то, что называется П19. Я не могу вспомнить, что это такое.

— П19? — Дез тоже была удивлена. — Я никогда не слышала о таком.

— Какого черта ты не знаешь! Думай!

— Ладно, я помню, что-то давнее о серии «П». Это было то ли из области поведенческой модели, то ли, может быть, регулятор сосудистой подвижности — чёрт, я не знаю. Разве у тебя нет вторичного трансивера?

— Да, но только для местных сетей. Полный доступ должен был стать моей наградой за хорошо проделанную работу. Нынешний нуждается в настройке для увеличения диапазона. Прямо сейчас я могу связываться только с Бести.

— Я могла бы попробовать поискать про П19 в сети, — сказала Дез наконец, — но я клянусь, понятия не имею что это такое.

— Здорово. — Голова Гиты продолжала болеть. Не было никакого способа получить от Лис порцию эндорфинов. — В этой лечебнице есть анальгетики?

— Да. Здесь. — Дез выдала ей пару инъекторов. — Еще чего-нибудь не достает?

— Нет. Не то, что я могла бы быстренько найти. Послушай, Дез — мы рисковали, оказавшись здесь, и чем скорее уйдем, тем лучше. Какой у тебя автомобиль?

— Кемпер.

— Хорошо. Забери Бести, и уходим.

— Куда? Кто-то преследует тебя, если ты не заметила. Кто-то из Департамента, ради Врат!

— Это ЦУИ, и я на задании, Дез, а больше ничего не изменилось. Я по-прежнему должна выполнить свою миссию. Это неудобно и медленно, но кемпер будет наилучшим вариантом.

— Эй, ты не возьмешь мой кемпер! Что за проклятье из Врат…

— Ты — мой запасной вариант. Ты заключила контракт, помнишь?

— Но, я никогда не думала… о-о, ДЕРЬМО!

Гита терпеливо ждала, пока подруга бушевала, носясь по комнате, пиная ногами мебель, билась о стены. Вбежал охранник, но она отмахнулась от него.

Наконец, после пяти минут истерики, у Дез иссякли ругательства и энергия. Она упала в кресло и несчастно уставился на Гиту.

— Всё будет хорошо, Дез. Просто подумай об этом как о приключении, настоящем приключении!

— Меня совсем не привлекают мысли о настоящем мире смерти, или настоящем мире тюрьмы, — возмутилась девушка. — И мы не знаем, насколько повреждены твои системы! Что ты сделаешь со мной, если тронешься умом? Это безумие, Гита! Ты должна немедленно вернуться.

В какой-то мере Гита была готова согласиться. Она не знала, что будет делать без связи. Она могла вручную получить доступ к базе данных Лис, но ведь компьютер обычно управлял и ее биологическими системами. Вся мощная фармакопея, психоактивные вещества, производимые ее собственным телом, были теперь полностью вне ее сознательного контроля. Всё нарушилось.

— Забери Бести, — повторила она. — И пока ты здесь, пожалуйста, обдумай условия контракта, который ты подписала.

Ожидаемого протеста не последовало. Теперь Дез даже казалась заинтересованной. Без лишних слов девушка вышла из комнаты. Гита попыталась сесть, свесив ноги за край кровати. При движении голова закружилась, но уже чувствовалась работа стимуляторов. Она уже могла двигать пальцами левой руки, до этих пор бесполезной. Глубокий вдох больше не приносило боли, пронзительной до такой степени, что выступали слёзы. Спасибо Вратам за стимуляторы!

Ходить ещё было рискованно, но она добралась до шкафа и взяла свою сумку. Лис все ещё находилась там — умиротворяющее зрелище, хоть и простая персоналка. Гита сунула сумку на место, отдышалась, так как недавно исцеленные ребра протестовали. Коснувшись повязки на голове, она вздрогнула от боли.

Дез вернулась в сопровождении раздраженного начальника охраны. Гита пошарила в своей затуманенной памяти, и оттуда всплыло имя — Бейтс. Его сопровождало несколько подчиненных и очень молодой, встревоженный доктор.

— Майор, это не мудро! Мы связались с вашим Департаментом, их люди в пути. Вы сейчас не в состоянии никуда идти.

— Извините, сержант. — Она посмотрела мимо него на Дез. — Готова?

Дез кивнула, усмехнувшись сердитому сержанту.

— Где машина?

— Я оставила транспорт снаружи, — ответила Дез.

— Майор…

— Вы готовы применить силу, чтобы остановить меня?

— Конечно нет, но…

— Тогда двигаемся. — Она протиснулась мимо него. — Идем!

Бессмертный был в коридоре, под охраной. Гита щелкнула пальцами, и они поспешили сдать ей заключенного. Никто не пытался остановить их, хотя люди, стоящие в коридоре и выглядывавшие из-за оборудованных защитой дверей, изумленно наблюдали, как они спешат. У обочины, между двумя грузовиками был припаркован скутер[11]. Гита нахмурилась.

— Я не хотела вести кемпер по этим дерьмовым дорогам, — пояснила Дез, защищаясь.

Строго говоря, скутер был двухместный, так что Бести втиснулся в узкое пространство за ними. Гита могла чувствовать его дыхание на затылке. Дез стартанула, как ракета, кренясь при объезде ухабов и трещин на тротуаре.

— Убедись, что никто не следует за нами, — приказала Охотница.

— О’кей. — Усмехнувшись, теперь полностью поглощенная действием, та нажала педаль газа. Митос тихо выругался, когда особенно сильный удар приложил его о крышу.

Кемпер, как и было обещано, ожидал их в зоне отдыха рядом с главным шоссе. За исключением леса антенн, спутниковых тарелок и электропитания на крыше, он оказался достаточно обычным. Внутри — беспорядок, а маленькая столовая была превращена в компьютерный центр. Гита разблокировала браслеты Митоса и прицепила их к своему поясу. Дез взобралась в кресло водителя и подняла солнцеприемник.

— Куда мы едем?

— На восток.

Неуклюжий автомобиль рванулся вперед, подрезав дальнобойщика, который врубил сирену и потряс кулаком. Гита задвинула шторы и села напротив Бести. Несмотря на стимуляторы в организме, силы возвращалась медленно. Она откинулась на мягкую спинку и закрыла глаза.

— Сколько они платят, чтобы ты делала всё это? — спросил Митос

— Маловато.

— Ты потеряла кого-нибудь из-за вируса?

— Я не знаю.

Наступило молчание. Гита открыла глаза, чтобы встретить его недоуменный взгляд.

— Моя жизнь началась в тот момент, когда я стала Охотником. То, что было до этого, неважно.

— Ты добровольно отдала им свои воспоминания? Свой ум? Себя? — Недоверие в его голосе раздражало. — Ты отличный маленький раб, не так ли? Делаешь только то, что они говорят тебе, учишь, что они велят, чувствуешь, что прикажут…

Она активировала контроллер прежде, чем сообразила, что делает, и его длинное лицо искривилось.

— Причиненная мне боль не изменяет фактов, — продолжал он вызывающе. — Что ты потеряла, становясь оружием КПСА? Тебе даже не интересно?

— Мир нуждается в защите от вашего рода.

— Чушь. — Он положил руки на стол. Следы от браслетов были еще различимы. — Какая я угроза для тебя, Гита? Скажи, ты знала, что я тот, кто нашел Винкена, и что Маклауд был тем, кто взял его голову?

— Почему он сделал это?

Глаза Митоса сузились. Он выглядел встревоженным.

— Винкен боялся.

— Чего?

— Вас — простых смертных.

— Нас? Почему?

Он горько рассмеялся.

— Придется рассказать ту часть истории, которую тебе не обязательно знать. После того, как о нашем существовании стало известно, на нас напали со всех сторон. Были приняты законы, которые нас изолировали, лишали прав; вам, смертным, понравилось. Мы стали новыми изгоями — жертвами нападений толпы, вопиющей дискриминации. Была даже сделана попытка заставить нас носить специальную метку. Замаячил геноцид, но всё это считалось правильным, поскольку мы — «не люди». Винкен был евреем — провел вторую мировую войну в концлагере. В ужасе, что история повторится, он высвободил вирус Кроноса.

— Порядок должен сохраняться, — сказала Гита.

— Какой ценой? — глаза, глядевшие на нее, загорелись. — Тирании? Убийства?

Гита вдруг разозлилась. Она снова врубила контроллер. Сквозь красный туман ярости она услышала его крик, почувствовала, что автобус резко кренится.

— Гита! Черт побери! Гита!

Крик Дез и некоторые крошечные крупицы разума вернули ее назад от края пропасти. Она отпустила управление. В глазах просветлело, и она увидела лицо девушки рядом с ней, с вытаращенными от испуга глазами. Митос лежал на полу, не двигаясь. Врата! Она ударила его смертельным зарядом. Потрясенная потерей контроля над собой, Гита с трудом встала на ноги, перешагнула через безжизненное тело Бессмертного и приблизилась к маленькой раковине. В конце концов, Дез взяла стакан из ее дрожащей руки и, наполнив его, помогла ей напиться. Ярость угасла, оставив усталость и тошноту.

Бессмертный ловил ртом воздух, возвращаясь к жизни. Он дернулся прочь, когда она шагнула к нему.

— Вон туда. — Ее голос был хриплым и прерывистым. Она указала на сиденье рядом с ним. Он повиновался без колебаний, ничего не сказав, пока она прицепляла его наручниками. Затем она обратилась к Дез:

— Я собираюсь поспать. Направление на юг, и разбуди меня, даже если что-то покажется тебе всего лишь странным.

Глава 9

Этой ночью она почти разглядела его лицо. Весь он был виден отчётливее, высокий и худой, движущийся с характерной грацией. Но она хотела разглядеть лицо, и на этот раз, когда она пыталась подойти к нему, он не отвернулся, чтобы уйти. Он ждал, и хотя черты лица по-прежнему скрывались в глубокой тени, у нее возникло чувство узнавания. Почти не боясь, она протянула руку, и он принял её. Снова он повернулся и пошел навстречу свету. Она упиралась, беззвучно кричала ему, что надо остаться здесь, где безопасно и темно. Он не мог. И снова вокруг неё были огни взрывов, разорванная пулями плоть, раздробленные кости и кровь … боги, кровь. Это всегда, неизменно кончалось струящейся кровью.

* * *
К полудню они оказались в Нью-Мексико. Продвигались они крайне медленно. Большая часть системы федеральных автострад лежала в руинах. Зияющие выбоины, песчаные заносы, ржавые автомобили — впечатляющая полоса препятствий. В той местности, где по-прежнему жили люди, дороги находились в несколько лучшем состоянии, но Нью-Мексико, как и большая часть страны, был опустошен вирусом.

Они ехали целый час, не встретив ни души. К счастью, двигатель внутреннего сгорания можно было заменять на солнечный. Здесь, в пустыне, они могли не беспокоиться, что топливо кончится. Дункан устроил привал в месте, где дорогу размыло.

Возле Альбукерке вновь появились признаки цивилизации. Они провели ночь в другом мотеле — увы, без бассейна. Утром они продолжили путешествие и поздно вечером достигли Техаса.

Во все стороны до самого горизонта простирались луга. Некогда это были пастбища и сельскохозяйственные земли, заброшенные еще до чумы. Там и здесь виднелись развалины ферм, но никаких признаков какой-либо деятельности. Заборы покосились или лежали сломанные. Они медленно продвигались среди ржавеющего сельхозоборудования, брошенного вдоль заросшего шоссе.

— Смотрите! — крикнула Джоан вдруг, — дорога к озеру! Там дальше должна быть ферма.

Дорога пошла в гору вдоль невысокой гряды холмов. В отдалении Дункан увидел небольшой город и дым, поднимающийся из труб.

— Дюма, — объяснил Гейб. — Туда мы ходили в церковь.

Дорога свернула, оставив Дюма позади, и они снова оказались посреди равнины. Лесополосы отмечали края заброшенных полей. Поднялся ветер, гоня курчавые белые облака, стремительно бегущие по огромному техасскому небу. Тени удлинялись. Дети стали напряженными и тихими, Гейб сказал хриплым голосом:

— Поверни сюда.

Они въехали в небольшой лес, труднопреодолимый из-за разросшегося подлеска и низко висящих веток. Дункан поехал медленно. Через четверть мили они выехали из-под деревьев. Он остановил машину с замиранием сердца. Дом, располагавшийся под защитой холма, превратился в обугленные развалины.

Дункан взглянул в зеркало заднего вида. Девочки тихо плакали. У сидевшего рядом с ним Гейба лицо было белым, нижнюю губу он прикусил.

— Мне очень жаль, — тихо сказал Дункан. — Вы можете побыть здесь, если хотите. Я собираюсь осмотреться.

Через несколько минут за ним последовал Гейб. Девочки пришли вместе, вскоре после них, они с трудом пробрались до развалин через бурьян. В отдалении Горец мог видеть всё, что осталось от сарая, также сожженного. Заросшие поля простирались на восток.

— Молния попала? — наконец спросила Тереза. Все посмотрели на Дункана.

— Может быть. — Он медленно двинулся вокруг дома. Поджог — без сомнения. Кроме обгоревших стен были еще маленькие кучки мусора — сантехника, трубы. Кто-то что-то искал.

Гейб пошел рядом с ним, руки в карманах, глаза несчастные. Спросил севшим голосом.

— Это сделали специально, не так ли?

— Я думаю, что так, — согласился Дункан. — Ты не знаешь, не было ли у вашего отца специального места, где хранились ценные вещи?

Гейб уставился на него, внезапно показавшись повзрослевшим.

— Гейб?

Мальчик задрал голову вверх.

— Да, сэр, — сказал он. — Это … это в сарае.

Мальчик повел Маклауда через заросший газон. Они миновали собачью конуру, разбитую на куски. Гейб отвел глаза и ускорил шаг.

Из всего сарая кое-как держались только две стены, но крыша исчезла. Гейб повел его вокруг бывшего сарая. После осмотра завала, мальчик начал пробираться дальше. В углу, где по-прежнему стоял опорный столб, он присел и стал копать.

— Здесь, — позвал он, отодвигаясь.

Врезанное в пол стальное кольцо наполовину расплавилось от жара огня. Дункан не мог вырвать его. Они стали искать рычаг, в то время как девочки собрались поблизости, с любопытством наблюдая. Гейб нашел старый лом. Дункан продел конец в кольцо и потянул вверх.

Крышка уступила неохотно. Внизу было небольшое квадратное отверстие. Он осторожно полез туда. Горсть бумажек развалилась под его пальцами. Сгорели. Разочарованный, он выпрямился.

— Майк? Принесешь мой фонарик? Он под сиденьем.

Девчушка побежала, взметнув золотыми, как вечернее солнце, волосами. Она вернулась почти сразу и, отбежав к сестре, выглядела очень довольной. Дункан покачал головой, стараясь не улыбнуться.

— Все сожжено? — наконец разочарованно спросил Гейб.

— Я не знаю. — Горец светил фонариком внутрь коробки. Там были документы и книги, но все превратилось в пепел от бушевавшего над ними пожарища. Что-то смутно блеснуло. Он разгреб пепел и нашел две пластиковые карточки. Вытащил их.

— Мама.

Пластик был необычным. Хотя он помутнел и искривился по краям, но, в отличие от бумаг, сохранился. Женщина с короткими темными волосами, глядя прямо, улыбалась с фото. На ее волосах была шапочка-сетка. «Марджери Лидс», прочитал он. «Диетолог». Судя по карточке, она получила шестой уровень в институте Джона Винтера.

— Вот папа, но… это не его имя.

Сэмуэл Крэнстон оказался молодым человеком с квадратным лицом и добрыми глазами. Карта идентифицировала его как охранника, работавшего в том же институте, девятый уровень доступа. От даты, миниатюрно отпечатанной на обороте карточки, прошло одиннадцать лет. Дункан примиряюще улыбнулся, глядя в ясные голубые глаза детей.

— Многие люди меняют свои имена. — Он сунул карты в карман.

— Дункан! — крикнула Тереза. Девочки, заскучав, разбрелись.

Дункан увидел в яме ещё что-то. Он покопался и извлек небольшой плоский металлический ящик.

— Сюда машины едут! ДУНКАН!

— Забирайтесь в автомобиль, — крикнул он. И сунул коробку Гейбу. — Береги, это касается вашей жизни, — сказал Горец коротко. Гейб, побледнев, горячо кивнул и прижал ее к груди. Пока они бежали, Маклауд поискал глазами Джоан и Терезу. Они все добрались до машины, когда два джипа появились на опушке леса. Горец прыгнул за руль и завел двигатель. Ехать в ту сторону, откуда они прибыли, было нельзя, и он направился в поля за сараем.

Дункан нашел тракторную колею в кукурузном поле, почти заросшую. Машину начало сильно трясти, как только он выехал за упавшую ограду. В зеркало заднего вида Маклауд разглядел, что еще один джип присоединился к первым двум. Горец нажал на газ.

— Ремни! — зарычал он.

Они тряслись по изрытой ямами и заросшей колее. Кукуруза ложилась перед ними, оставляя за собой след, который преследователи не могли не заметить. Впереди показались деревья. Дункан резко свернул и под детский визг безошибочно проскочил между двух старых дубов. Еще более громкие крики сопроводили внезапное появление речного потока. Вода брызнула во все стороны, и автомобиль преодолел препятствие.

Они миновали кукурузу и вырвались на свободу. Сердце Дункана подскочило к горлу, когда он не заметил впереди канаву, и автомобиль подскочил в воздух.

Каким-то чудом всё обошлось. Машину протащило через сорняки и гравий, потом колеса вернули сцепление с землей. Без понятия, куда они едут, Бессмертный вдавил акселератор в пол, пнул газовый аварийный двигатель. Джип появился из кукурузы за ними. Его водитель, в панике, дернул рулем и упал в солоноватую воду.

— Вот тебе! — закричала Микаэла, ликующе подпрыгивая.

— СЯДЬ И ПРИСТЕГНИ СВОЙ РЕМЕНЬ! — Их было уже не догнать.

* * *
Митос проснулся, одеревеневший от сна на неудобном сиденье. Окна запотели, в кемпере было очень тихо. Что-то проскрипело. Дез примостилась за обеденным столом, работая на своем компьютере.

— Привет, — сказала она, глядя одновременно с опаской и любопытством.

— Привет, — Бессмертный ответил ободряющей улыбкой. — У тебя случайно нет ключей? — Он потряс браслетами.

Дез покачала головой и кивнула в сторону ниши.

— Ладно, а как насчет завтрака?

— А как насчет тебе заткнуться? — Дез наклонилась вперед, глядя ему прямо в глаза. Она говорила полушепотом. — Если бы я была Бести, как ты, я вела бы себя очень тихо и осторожно, чтобы не привлекать к себе внимания в течение следующих нескольких дней. Она Охотник, со всеми заморочками, и она осталась без связи. Тебе сильно повезет, если ты уцелеешь.

— Красота, — вздохнул Митос. — Но это значит, что она в конечном итоге превратится обратно в человека?

Девушка отрицательно покачала головой, лицо её оставалось суровым.

— Зависит от того, что ты имеешь в виду под человеком. — Она встала. — За это время постарайся не бесить её.

Замечательно. Бессмертный смотрел, как Дез нагрела в микроволновке стакан с водой и бросила в него несколько ложек растворимого кофе. Его собственный желудок заурчал. Он собрался что-то сказать, когда дверь в спальню открылась, и появилась Охотница.

— Привет. — Дез окинула ее тревожным взглядом. Под глазами Гиты были круги. Темные волосы облепили ее покрасневшее лицо. Резким, неловким движением она повернулась, чтобы взглянуть на Митоса.

— Доброе утро, — сказал он.

Гита не ответила ему, протянула руку, и Дез, куда более понятливая, дала ей стакан. Охотник выпила и поперхнулась. Недоверчиво посмотрев на подругу, вернула стакан и исчезла в ванной комнате. Дез шепнула «видишь?» и снова пошла за кофе.

— Доктор Дезмонд, а ты доктор чего? — спросил Митос, стараясь не обращать внимания на то, как бешено колотилось его сердце.

Дез пожала плечами и, к его удивлению, протянула кофе ему.

— Дизайн биософтизделий. Имплантаты.

— Как у нее? — Ему удалось сесть, выплеснув при этом немного горячей жидкости на себя. Это было не очень хорошо.

— Врата, нет! Она Охотник класса Друид. Ее системы — это что-то невероятное! Гораздо выше моих возможностей!

— Как так?

Забыв, что его надо бояться, Дез подсела к нему, ее глаза сверкали.

— У таких, как она, есть невероятные вещи. Имплантаты, которые увеличивают силу, ускоряют рефлексы и повышают скорость заживления — черт, ее иммунная система почти так же хороша, как и твоя. Врачи в агроцентре не могли поверить, что она была еще жива — пролом черепа, внутренние кровотечения, брюшные и неврологические травмы! Именно поэтому она переживет отключение от Департамента. Она просто вернется к исходному уровню, «сердцевине». Другие модели так бы не смогли.

— Модели? Она андроид?

Дез вздрогнула и посмотрел в сторону ванной. Они услышали стук насоса, грохот воды о пластиковые стены. Она покачала головой.

— Биоген не настолько хорош. Я думаю, что она из осуждённых. Я слышала, что Департамент так получает многих «работников». Наверное, хищения или, может быть, шпионаж. И то и другое — тяжкие преступления.

Душ выключился. Дез вскочила на ноги. Гита вышла, завернувшись в полотенце, темные волосы массой влажных локонов окружали ее лицо и падали на плечи. На мгновение Митос был поражен неожиданным и совершенно обманчивый образом мягкой женственности. Ее брови слегка приподнялись, собравшись в кучку, затем она протиснулась мимо них и вернулась в спальню. Потребовалось немалое усилие, чтобы не смотреть ей вслед.

Гита быстро оделась и появилась вновь. Она бросила ключ от наручников Митосу, который ловко его поймал. На её голове не было никаких признаков раны, только краешек ярко-розового шрама выглядывал из-под волос. Отцепив себя, Митос встал и потянулся.

— Какой диапазон действия у этой штуки? — Она смотрела вниз, на компьютер Дез.

— Малая дальность. Может быть, на десять миль. Если мы сможем взломать некоторые ограничители, то гораздо дальше.

Гита кивнула. Митос прочистил горло. Когда она нетерпеливо посмотрела на него, он кивнул в сторону ванной. Зайдя внутрь, он включил душ, но встал у двери, приложив к ней ухо. К счастью стенки у кемпера были очень тонкими.

— Почему мы едем на юг? — послышался голос Дез. — Я думала, тебе нужно добраться к Абилену?

— Да, но не любым из легко угадываемых маршрутов. Пока я знаю… — Она отошла, и голос пропал.

Обе оказались вне пределов слышимости, и он бросился под душ.

Когда он вышел, они ехали по дороге, Гита за рулем. Дез сидела за обеденным столом, опустив козырек-лупу на глаза и склонившись над частично разобранной материнской платой. Она улыбнулась ему.

— Босс сказала, что ты можешь позавтракать, — объявила она, махнув покрытым латексом большим пальцем в сторону мини-кухни. Митос нашел коробку холодной каши и ещё растворимый кофе. Молока не было, но он и так покидал подслащенные зерна в рот, сам опершись при этом на стол, чтобы уберечься от толчков кемпера.

— Как долго ты работала на КПСА, Дез?

— На Правление я не работала. — Она умолкла, поскольку, высунув кончик языка между зубами, устанавливала несколько крошечных компонентов на место. — Они выбросили меня из программы. Сказали, что у меня личные проблемы.

— В самом деле? Что за проблемы?

— О-о, я никогда не ходила на совещания. — Она поколебалась, и ее улыбка стала шире. — Кроме того, я попалась, когда сбежала из комплекса — отправилась в соседний город, чтобы выпить. Им это не понравилось.

— То, что в город, или что выпить?

— Им не понравилось ни то, ни другое. У них слишком много Больших Секретов, понимаешь? Черт, мне было только пятнадцать лет, мои родители жили на пособие, такой ребёнок обязательно будет болтать.

— Что произошло потом?

— Начала фрилансинг. У меня есть сертификат Макробайта; даже если я не имею доступа к секретной информации, по-прежнему можно зарабатывать.

— Ты застала времена войны?

— Я? Черт, нет.

— Сколько тебе лет?

— Девятнадцать.

— Есть парень?

У нее открылся рот, но она тут же справилась с удивлением.

— Нет. Это предложение?

— Я слишком стар для тебя, — он улыбнулся в ответ.

— Это верно. — Она подняла взгляд, и посмотрели на него с новым интересом. — Тебе тысяча лет или около того, не так ли?

— Или около того, — согласился он добродушно. — Конечно, я достаточно стар, чтобы видеть рассвет и закат цивилизаций. Интересно, что скажут о КПСА после того, как оно падет?

— Почему ты думаешь, что их не станет?

Он чуть не рассмеялся. Смертные и их ограниченное видение. Она нахмурилась.

— Что смешного?

— То, что Клеопатра говорила мне, будто правление фараонов будет вечным.

— Я слышала про фараонов! — Дез выглядела довольной собой. — Это футбольная команда, правильно?

Митос застонал.

Глава 10

— Они спят, — объявил Гейб шепотом. Он залез в автомобиль, на соседнее сидение. Дункан возился с замком на стальном ящичке. Снаружи, завернувшись в одеяла, девочки спали под звездами. Дункан не разрешил разводить костёр, но ночь и так была теплой.

Щелчок. Дункан сказал что-то на языке, которого Гейб не понял, и поднял крышку. Внутри был розовый конверт, украшенный бабочками. Рисунок и марки выцвели, конверт опалило, особенно по краям. Под ним лежала медаль Святого Христофора.

— Это для тебя, — сказал Дункан.

«Гейб», — было написано небрежным почерком его матери. Внезапно руки его сильно затряслись. Гейб разорвал конверт и извлек листок, исписанный мелким почерком.

«Дорогой Габриэль:

Несколько лет назад, поздно ночью, мы с Сэмом перечитывали это послание, прежде чем положить в коробку. Мы слышали, как ты пробрался в сарай, милый. Ты никогда не умел хорошо подкрадываться. Ты умный молодой человек. А ещё ты порядочный и честный, и я знаю, что если ты открыл тайник и читаешь сейчас это письмо, значит, мы с Сэмом ушли. Может, ты знаешь правду о своих родителях, а может, и нет. Если нет, то пора тебе узнать».

— Что… о чем она говорит? — Горло Гейба так сжалось, что он едва мог выдавить слова. Дункан смотрел на него с тихим сочувствием.

— Читай дальше, — предложил Горец.

Кусая губы, Гейб так и сделал.

«Ты не наш родной сын, и девочки на самом деле не наши дочери. Дело было так. Я и Сэм работали в так называемом Институте Винтера. Там проводили эксперименты на Бессмертных. Я никогда не видела, что именно там делали, мой уровень допуска не был достаточно высоким, но все знали, что ученые творили с ними ужасные вещи.Даже с маленькими детьми, которых там собирали, потому что когда-нибудь они станут Бессмертными. Маленькие дети, такие, как ты и твои сестры.

В те дни мы с Сэмом думали, как и все остальные, что Бессмертные — мерзость».

Здесь чернила были размазаны. Гейб дрожащим пальцем коснулся пятнышка.

«Нас не волновало происходящее. Но когда я добилась перевода из главного тюремного крыла в детское, и там, в этом ужасном месте, оказались вы, полные жизни и любви… Мы с Сэмом не могли иметь детей, потому что чума сделала меня бесплодной, и я полагаю, что просто начала считать вас всех своими детьми.

Короче говоря, мы с Сэмом забрали тебя и девочек, тайно вывезли вас из института, потому что видели: вы — люди. Неважно, что вам предназначено стать Бессмертными! В конце концов, любовь моя, помни об этом всегда. Твой отец и я, мы всех вас любим, так глубоко и полно, как родных детей. Мы постарались дать вам то, что вам понадобится перед лицом мира, становящегося все более опасным для вас. Есть легенды о «Бессмертных», о том, что некоторые из них становятся наставниками для младших. Я молюсь, чтобы вы нашли такого мужчину или женщину. А до тех пор вы в моем сердце и молитвах,

Со всей любовью, мама».
— Это неправда! — Гейб, растерянный и расстроенный, едва не разорвал письмо, но сильные руки сомкнулись вокруг его запястий, и остановили его.

— Можно мне? — Осторожно.

Онемев, Гейб кивнул. С неподвижным лицом и тревогой в душе он долго ждал, но Дункан, прочтя, посмотрел на него ничуть не изменившимся взглядом.

— Это неправда, — сказал Гейб еще раз, уже спокойнее.

Так же спокойно Ричардсон сказал:

— Это так. Я знал, что ты Бессмертный, еще когда увидел тебя в отеле в Вегасе.

— Как? Откуда ты знаешь? — Гейб подумал о тех людях в джипах.

— Я такой же. На самом деле меня зовут Дункан Маклауд.

У Гейба застыла кровь.

— Нет, — прошептал он в ужасе. — Ты лжешь!

Дункан молча вынул откуда-то кинжал и, в неверном свете приборной панели, полоснул себя по ладони. К ужасу Гейба, он увидел, кожа зажила, не оставив шрама. Дункан спрятал нож, вернул письмо в коробку. Гейб оттолкнул её в сторону и увидел, что глаза Дункана сузились. В отчаянии он сказал:

— Я… должен обдумать всё это. Я… слишком много всего.

К его облегчению, Бессмертный кивнул. Сердце стучало молотком, но он продолжал:

— Я собираюсь лечь, но, наверное, не скоро смогу заснуть… — он ухитрился слегка улыбнуться. — Если можно.

— Спи сколько надо, — ответил Дункан. Его голос и лицо были по-прежнему добры, но под знакомой внешностью теперь скрывался неведомый смысл. Гейб кивнул. Взяв одеяло, протянутое ему Маклаудом, он вылез из машины. Завернувшись в мягкую шерсть, он лег рядом с Микаэлой, закрыл глаза и отчаянно попытался осознать невозможное.

* * *
Следующий день начался достаточно мирно. Гита вышла из спальни и сразу села за руль. Митос нашел несколько карт и уговорил Дез бросить ремонт компьютера ради игры в покер. Девушка проигрывала, когда кемпер вдруг вильнул и остановился. Удивлённый, Бессмертный отодвинул занавеску. Они припарковались у обочины в маленьком, пыльном городе. У отеля, на котором виднелся общеизвестный знак, указывающий на наличие телефона-автомата.

— Тпру! — Голубые глаза Дез были широко распахнуты. — Где мы?

— Около Бейкерсфилда. — Гита вышла из кабины. — Дез, ты мне нужна.

Не дожидаясь ответа, Охотник вышла из кемпера. Дез схватила свою шапочку и последовала за ней. Они исчезли в отеле. Митос подождал, пока они не скрылись из виду, затем принялся осторожно изучать компьютер Дез.

Примерно через двадцать минут женщины вернулись. Дез поглядела на него ошарашенными глазами и забралась на сиденье водителя. Гита указала на спальню.

— Туда! — скомандовала она резким голосом.

Митос похолодел, но встал без спешки и проследовал за ней в конец автобуса. Она закрыла дверь и заперла ее на ключ. Они находились совсем близко друг к другу. Бессмертный почувствовал жар, пробежавший по нервам, и напрягся…

— Кому ты звонил?

— Что?

На этот раз жар заставил его задохнуться.

— Лукас запрашивает у меня информацию о вызове из Истлейка в тот вечер, когда мы были там — звонок в военный форпост СтарДем в Колорадо — он зарегистрирован на мою карточку. Ты звонил Маклауду?

— Нет! — Он сделал глубокий вдох. — Да. Это была старая линия — мы использовали ее во время войны. Это единственный номер, который я мог вспомнить. Там никого не было.

Он был на линии только секунды. Они не могли выяснить его местонахождение.

Она выругалась и внезапно сильно толкнула его. Кемпер трясло на ухабах, и он, потеряв равновесие, растянулся на раскладной кровати. От толчка на следующей колдобине, большей, чем предыдущая, и она свалилась на него. Извернувшись, она сразу поднялась и включила контроллер. Митос изо всех сил сдержал рвущийся наружу крик. Глаза заволокло алым. Неестественно сильные руки сжали его запястья. Он попытался вырваться, но боль ударила его снова, и когда у него в голове прояснилось, он лежал на спине, запястья прикованы наручниками где-то в изголовье кровати. Они уставились друг на друга, затем она повернулась и ушла.

* * *
Она должна придумать, что делать с Бессмертным. Черт возьми, ему же хуже от такой шустрости. За робким обликом прятались умение и упорство, чем она втайне скорее восхищалась. К сожалению, это значило, что ей придется тратить, по крайней мере, часть усилий, чтобы держать его под контролем.

А тут еще Дез, смутившая ее чуть раньше, робко заявив, что «он не кажется таким уж страшным». Гита отчетливо представила глупую официантку в том же Истлейке. Врата! Может быть, выход заключался в том, чтобы просто оставить его закованным в спальне, за закрытой дверью?

Но теперь появилась новая, полезная для дела информация. И даже без использования Лис. Подтверждение, что Маклауд в Техасе. Она полагала, что у нее есть время приспособиться к новой ситуации, несмотря на многочисленные неурядицы. Увы, нет. Получалось, что пришло время демонстрировать Бессмертного окружающим, чтобы привлечь внимание Маклауда.

Около полуночи Гита сделала остановку. Она нашла заброшенную бензоколонку и завернула за нее. Дез спала у своего компьютера, положив голову на руки. Охотник осторожно потрясла ее и указала ей в сторону спальной ниши над кабиной. Девушка кивнула и поползла вверх по лестнице. Пластиковые кольца гремели, когда она закрывала шторы, и Гита слышала тихие, на удивление успокаивающие звуки шуршания простыни и зевков.

Охотница не устала. Ей было тревожно. Заняв место Дез за столом, она открыла сумку с Лис. Та весело приветствовала ее, но монотонный голос докладчицы только разочаровывал, Гита выключила его и стала глядеть в темноту. Врата, она начинала задумываться о том, чтобы отказаться от задания и вернуться к своим. То, что она не могла больше контролировать незначительную боль, не проблема; все Охотники переносили боль, тренируя выносливость. Но странные импульсы и мысли — это плохо.

Книжка Митоса про мертвого короля лежала на столе напротив компьютера. Она подняла ее и перелистала. Напечатанное было непостижимым для нее. Если бы она однажды научилась читать? Испытывая гнев и необъяснимое чувство дискомфорта, она встала и, открыв дверь, выбросила книгу на разбитый асфальт.

В любом случае, пора проверить его. Она отперла замок и открыла дверь. Свет от полной луны падал через окна и ложился поперек кровати. Он спал, или казался спящим. Худые руки были подняты наручниками над головой. Лунный свет подчеркнул резкие линии его лица, впадины под скулами заполнили тени. Даже спящий он, казалось, был на страже.

Она может уйти. В данный момент он не представлял угрозы. Вместо этого она вошла в крошечную комнату и закрыла дверь.

Он проснулся сразу же, тело напряглось, глаза быстро открылись. Длинные, тонкие пальцы сжались. Его дыхание участилось. Если бы Лис была подключена, Гита, скорее всего, увидела бы рост тепловыделения и получила оценку скорости синтеза норадреналина.

Ее взгляд блуждал по его телу, отмечая, что его худоба была обманчивой. В нем была жилистая прочность; она уже видела, как развиты его рефлексы. Взгляд перешел на его бедра, а потом и на пах. Внезапный прилив тепла между ног застал ее врасплох. Испугавшись, она повернулась и убежала.

«Регулировка эндокринной системы», — сказала она себе сурово, пристраиваясь у кухонной раковины. Ее руки дрожали, пока она набирала воду в ладони, затем плеснула на свое пылающее лицо. Она сделала несколько глубоких вдохов, сосредоточив взгляд на цепочке, регулировавшей высоту лампочки над раковиной. Бесполезно. Все равно Бести не выходил у неё из головы.

Мгновение Гита взвешивала, не разбудить ли Дез. Может быть, разговор отвлек бы ее настолько, чтобы восстановить контроль. Она подняла голову и посмотрела на свое отражение в темном окне.

— А может быть, ты сама справишься с этим, Охотник.

Она открыла дверь. Бести, напряженный, настороженный, оглянулся на нее.

— Что? — сказал он, наконец. — Что мне делать теперь?

Гита заставила себя взглянуть на него. Она никогда не замечала раньше, насколько красивой формы его губы. Невольно она вспомнила, как он выглядел, когда улыбался официантке. Его глаза терялись в тени, сверкали лишь редкие блики отраженного света. Снова ее взгляд обратился к его паху.

— И чего же ты хочешь, Гита? — Казалось, слова прозвучали с насмешливым оттенком. Беспорядочные эмоции завладели ею. Гнев был легко узнаваем — но другие ощущения она не понимала. Она сосредоточилась на гневе, и села на край матраса рядом с Бессмертным. Склонившись над ним, улыбнувшись на попытку отшатнуться, она начала стягивать с него рубашку.

Тихий внутренний голос настаивал, что она должна уйти, но вид худых, жестких мышц, темные соски на фоне бледной плоти и привлекали, и отталкивали ее. Почти против воли, она протянула руку и слегка провела пальцем поперек одной мышцы. Он издал тихий звук, когда она задела другую. Тоже твёрдую.

— Освободи меня, — предложил он, — и это будет гораздо интереснее.

Она ударила его, так что голова мотнулась в сторону, а губа оказалась разбита. Он сжал челюсти и промолчал. Когда она пощипала его соски, Бести вздохнул. Склонившись, она могла видеть его глаза, темные и наполненные страхом.

— Как давно у тебя была женщина, Бести? — спросила она, возвращая его сарказм.

— Ты не женщина, — возразил он неблагоразумно.

Охотник вцепилась ногтями в его скованное тело. Он выругался, задохнулся и попытался вырваться. Она усилила хватку; сила Охотника победила его почти сразу. Увеличивая давление, Гита наклонялась вперед до тех пор, пока ее рот не оказался против его уха.

— И ты не человек, так? Я бы сказала, что мы равные соперники, нет?

— Гита. — Его голос был хриплым. Слезы боли стояли в его глазах. Он лежал неподвижно, не искушая ее продолжить экзекуцию. — Подумай об этом. Я всего лишь Бести. Ты не хочешь меня. Это твои реактивы — они в автономном режиме. Может быть, Дез в состоянии помочь… ах-х-х!

Его тело выгнулось. В приступе ярости она рванула его на себя. Ее сердце колотилось так сильно и быстро, что ей было больно. Он был прав. Она должна разбудить Дез. Но вместо этого она снова наклонилась и завладела его ртом.

Сначала это было неловко. Гита знала в теории, как люди делали это. Может быть — когда-то — она и сама это делала. Эту информацию от Охотников намеренно скрывали — она знала, почему. Тем не менее, раскрывать его губы своими было очень приятно. Она оторвалась с лёгким вздохом. Он пробежал языком по распухшим губам, глаза уставился на нее со странным, сдерживаемым выражением.

— Сними наручники.

— Нет.

— Гита, ты можешь убить меня силой мысли.

Она повернулась к нему спиной. Почему об этом так трудно думать? Куда делась уверенность? Звон в ушах отвлекал, выносил неуместные мысли на поверхность. Она хотела причинить ему боль. Она хотела поцеловать его еще раз. Повертев эти мысли в мозгу, она повернулась и отстегнула наручники.

Бести не ожидал этого. Мгновение он не двигался. Она ждала улыбки, насмешки, чтобы ответить тем же, но вместо этого он сел и осторожно, не торопясь, взял ее лицо в свои ладони. Она увидела своё отражение в его глазах и, на мгновение, дрожь пробежала по ней, будто что-то шевельнулось в памяти. Затем его губы приникли к ней, а руки скользнули под рубашку. И Гита пропала.

Глава 11

— Я голодна! — Майк села у обочины и вызывающе уставилась на Гейба. — Давайте вернемся.

Мальчик постарался сдержаться.

— Мы не можем.

— Почему бы и нет? Я люблю Дункана! Он спас нас от толпы отморозков.

— И от тех, кто потом за нами гнались, — добавила Тереза. Джоан поучаствовала мрачным кивком.

— Он Бессмертный!

— Меня это не волнует. — Майк сложила руки на груди и свирепо нахмурилась. — Он заботился о нас — очень много для нас сделал! Это была глупая идея!

Гейб колебался между желанием шлепнуть свою сестру и разрыдаться самому. Все чаще он соглашался с девушками. Это была не очень хорошая идея. Он посмотрел на поля — большинство из них заброшенные. В его сумке было Письмо, о котором он думал, как о послании, наполненном проклятыми, ужасными, невероятными откровениями. Иисусе. Они были Бессмертными. Он думал обо всех общеизвестных вещах, о том, что он сам не один раз говорил о Бести. Кусая губы, он отвернулся.

— Вот и хорошо. Сидите здесь, если хотите, — сказал он. — Я иду дальше. Впереди город.

— Может быть. Мы уже один раз видели знак, указывающий, что дальше должен быть город, а он оказался брошенным.

Не найдя, что ответить, Гейб отвернулся от девочек и пошел вдоль пыльного асфальта. Лягушки пронзительно кричали в ближайшей канаве, и зимородок пронесся по небу, направляясь к далекой реке. Горло знакомо стиснуло, так сильно, что едва можно было сглотнуть.

Он прошел двадцать ярдов, когда услышал, что сестры бредут за ним. На него нахлынуло облегчение, он пошел медленнее, позволяя им догнать его, и не обращая внимания на их нежелание разговаривать с ним. В молчании они подошли к Мейсон Ран.

Как и большинство городов в округе, этот был наполовину разорен. Дома в пригороде были брошены и постепенно разрушались, но ближе к центру встречалась ещё и свежая покраска, и аккуратные газоны. Гейб учуял запах гамбургеров. Небольшой круглосуточный ресторан стоял возле автозаправочной станции. Он посмотрел на сестер, которые с готовностью кивнули.

Гейб взял какие-то деньги у Маклауда — немного. Он оставил записку с извинениями. Не то, чтобы воровство было извинительно, конечно, но девочек надо кормить, и могут возникнуть разные непредвиденные обстоятельства.

«Всегда предусматривай чрезвычайные ситуации», — говорил папа.

В закусочной высокий, грузный мужчина посмотрел на них с подозрением. Гейбу пришлось показать пятидолларовую купюру, чтобы убедить — он может позволить себе обед. Успокоившись, мужчина дал им меню и вернулся к своей стойке.

— О-о-о-о! Я возьму фирменный бутерброд! — вскрикнула Тереза.

— Я хочу вернуться, — объявила Джоан с серьезным лицом. Все взгляды немедленно устремились на неё. Она ведь была самой неразговорчивой из сестер. Гейб надеялся, что спор закончен, и сердце его упало. Он наклонился вперед, понизив голос.

— Мы не можем! Вы что, не слушали меня? Это Дункан Маклауд!

— Я не верю, — нахмурилась Микаэла. — Дункан Маклауд мертв. И даже если бы он был жив, он известен всем! Зачем ему связываться с нами?

— Правильно! — ухватился за ее слова Гейб. — Он не может быть Дунканом Маклаудом, значит, он лжец. Кто хочет связаться с лжецом?

— Это нечестно, — ответила Джоан упрямо. — Если бы я была Бессмертной, я бы тоже лгала о том, кто я такая.

Гейбу пришлось подождать с ответной репликой из-за возвращения официанта. Когда они сделали заказ, Гейб огляделся. Через большое фасадное окно показался зеленый фургон, вдруг свернувший в их сторону, за ним еще один. Мальчик вскочил, так что меню соскользнуло на пол.

— Уходим! — Прошипел он, впадая в панику. Девочки на этот раз не сказали ни слова. Увидев то же, что и Гейб, они вслед за братом обогнули прилавок и выскочили на кухню. Рассерженный официант закричал, побежав за ними к задней двери.

— О-о, нет! Кто они? — простонала Тереза, когда еще несколько микроавтобусов и джипов со скрежетом затормозили вокруг здания, отрезая им путь. Гейб резко развернулся, но люди в штатском были повсюду. Он обнял своих сестер. Они стояли в проходе между домами, прижавшись друг к другу. Вдруг стало очень тихо.

Высокий узколицый человек в черной форме без знаков различия протолкался сквозь кольцо солдат.

— Габриэль Физерстоун? — Он улыбался, но глаза его были холодными. — Я Грегори Сеттер. Мы очень рады, что наконец-то вас нашли.

* * *
Охотница выглядела очень молодо без своего бойцовского облачения. Ее сон казался тяжелым, почти как наркотическое опьянение. Было бы приятно думать, что это он ее так измотал, но Митос был слишком стар для такого самообмана. Вероятней, контроль компьютера над ее физиологией оказался более глубокими, чем ранее предполагала Дез. Из любопытства он отвел в сторону прядь волос, обнажив то, что осталось от ее кабельного разъема. Кожа вокруг него исцелилась полностью; тонкие куски металла, возможно, были имплантированы ей в самые кости. Черт возьми, очень плохо, что из-за её травм не вышел из строя контроллер.

Гита шевельнулась и открыла глаза. Посмотрела на Митоса загадочным взглядом. Затем, к его удивлению, произнесла:

— Доброе утро.

— Доброе утро. — Он улыбнулся, и в ответ был награжден первой настоящей улыбкой. Это длилось недолго, но обнадёжило Митоса. Он оставался на постели, свернувшись под простыней, обнимая подушку. Наблюдал, как она встала и оделась. Память о ее удивительно мягкой коже не оставляла его всё утро.

«Ты сорок лет был в заключении! Соберись уже!»

Гита покинула комнату. Митос не сделал никакой попытки подняться, решив воспользоваться временной передышкой. Действительно ли Маклауд где-то поблизости? Митос мог только молиться, чтобы Горец получил его сообщение.

Дез была за рулем, когда Бессмертный покинул спальню. Гита сидела у окна, глядя на окружающий пейзаж. Деревья и большие участки поймы пролетали мимо. Пожав плечами, Митос поднял «Смерть Артура». Книга была покрыта пылью и песчинками. Его брови поднялись.

— Бессмертные действительно хотят властвовать над нами? — вдруг спросила Гита, не глядя на него.

Митос пожал плечами.

— Думаю, некоторые хотят. Так же как и некоторые люди хотели бы властвовать над другими людьми.

— Но легенды говорят, что это предопределено.

— Легенды говорят много чего. — Он подтолкнул книгу к ней, прежде чем вспомнил, что Гита не могла читать. — Часто это аллегории — смысл выходит за рамки простого пересказа истории. Например, Артур — это собирательный образ. Существовало несколько подобных правителей. Их героические характеристики были объединены для лучшего продвижения философии рыцарства и чести. Но в этом случае фактическое существование Артура — вторично по сравнению с самой идеей.

— Почему бы не сказать проще?

— Потому что литература может раскрыть наше воображение и позволить увидеть вещи с разных сторон — возможно, увидеть то, что мы упустили раньше.

Теперь она действительно смотрела на него с сомнением на лице.

— А как мы узнаем, что нам чего-то не хватает?

Боги, это действительно происходит. Безоговорочная вера в Департамент рушится. Азарт и надежда заставили пульс Митоса убыстриться. Гита потерла виски, глаза у неё сузились, как будто от боли.

— Раньше всё было так просто, — сказала она, больше для себя, чем для него.

— Конечно. Департамент снабжал тебя информацией. Тебе не приходилось думать ни о чем, только получать, обрабатывать и выполнять.

Зеленые глаза сузились еще больше, и он напрягся, вспоминая ее последнюю атаку. Но на этот раз гнев не казался направленным на него. Она встала и беспокойно прошлась к кухне и обратно.

— Трудно научиться читать и писать? — спросила Гита, наконец.

Пораженный, Митос покачал головой.

— Не… не особенно…

Ее челюсти сжались.

— Научи меня прямо сейчас.

Гита неплохо освоила алфавит и к вечеру могла распознать все буквы и различные звуки, которые они представляли. Очень способная, она была не самой терпеливой ученицей. Несколько раз она казалась настолько разочарованной, что Митос ей в какой-то мере сочувствовал. В целом, однако, Охотница умела сосредотачиваться.

Они достигли Техаса, когда солнце зашло. Вокруг было пустынно — местность на многие мили покрыта низкой растительностью. Дез съехала на обочину, капризно объявив, что не проедет дальше ни дюйма. Гита, пытавшаяся в тот момент разобраться в тонкостях произношения, равнодушно кивнула. Дез резко опустилась на сиденье рядом с Митосом, и тогда Гита подняла голову.

— Не садись там, — внезапно приказала она.

— Почему бы и нет? — Дез смотрела невинными глазами.

Охотница открыла рот, потом закрыла его. Уставилась на спутницу исподлобья. Дез вздохнула и спрыгнула с сиденья так быстро, будто оно могло загореться. Бормоча что-то насчет того, что давно хотела помыться, она исчезла в ванной комнате. Гита посмотрела на экран компьютера, но не могла сосредоточиться.

— Ревнуешь? — спросил Митос.

Она уставилась ему в лицо, и он напряг все силы, чтобы никак не среагировать. Подколка не сработала.

— Конечно, нет, — сказала она и вернулась к чтению.

В эту ночь он учил её новым способам наслаждения. И когда она пришла в себя, то впервые спросила о его собственных желаниях. Митос рассказал ей, и, опять-таки, был впечатлен тем, как быстро она постигала азы. Позже, когда они оба уже слишком насытились, чтобы продолжить обучение, она уснула, положив голову ему на плечо. Митос долго лежал, чувствуя ее тепло рядом с собой и испытывая тревожные сомнения насчет своих планов.

Ее крик вырвал его из дремоты, наполненной беспокойно-болезненными снами. Боль захлестнула его, и мгновение Митос едва мог дышать. Все это исчезло так же в один миг, и он вернулся к реальности, чтобы обнаружить ее, лежащей рядом с ним, оцепеневшей и сотрясаемой конвульсиями. Когда он протянул руку, кожа под его пальцами оказалась горячей и сухой.

Контроллер ударил еще раз, казалось, кислота заливала его вены. Шипя, он согнулся вдвое, смутно осознавая, что соскользнул с кровати. Неожиданно боль прекратилась. Вспотевший, дрожа от потери сил, он подтянулся и сел рядом с ней. Она издавала странные звуки, высокие, пронизывающие, они прорывались сквозь стиснутые зубы. Он поднял ей веко. Виднелся только белок, зрачок закатился.

— В… в чем дело?

Митос обернулся, и увидел Дез, испуганно глядевшую на них. Запоздало осознав, что он по-прежнему голый, Бессмертный натянул на себя джинсы.

— У нее эпилептические припадки. Принеси мне сумку, где она держит все назначенные ей препараты, и если у тебя есть какие-нибудь еще, даже незаконные, неси их сюда.

Дез колебалась.

— Я врач!

Когда-то был.

Дез резко повернулась. Мгновение спустя он услышал, как она бежит через кемпер. Вернувшись, она передала сумку и разрозненный ассортимент инъекторов, ампул и таблеток. Он выбрал всё необходимое из известных ему препаратов и ввел противосудорожное. Жар тоже представлял опасность.

— Намочи все постельное белье и полотенца холодной водой!

Охотница дернулась и забормотала, когда Митос и Дез завернули ее в мокрую ткань. Митос уловил лишь обрывки фраз, бессвязные ужасы бреда. Только одно слово он слышал, снова и снова. Это было чье-то имя — Гор.

Перебирая остальные препараты, он искал что-нибудь противовоспалительное, но смог найти только болеутоляющие таблетки и ампулы с непрозрачной синей жидкостью. Дез назвала их стимулятором роста клеток. По ее описанию, этот препарат ускорял воздействие иммунитета. В отчаянии от того, что состояние Охотницы стремительно ухудшалось, он сделал ей укол.

Получилось еще хуже. Судороги возобновились, активизируя заодно контроллер на впечатляющие беспорядочные импульсы. Митос выругался и, подняв Гиту с кровати, протиснулся мимо Дез в ванную. Он свалил Охотника под душ. Заткнув водосток, он включил воду. Глубина душевого поддона была только четыре дюйма. Но больше ничего нельзя было придумать. Он коротко приказал девушке, чтобы та держала голову Гиты над водой, и пошел на кухню. Льда там было немного, то, что нашел, он высыпал в поддон, чтобы вода вокруг Охотника не потеплела слишком быстро.

— Мы израсходуем всю воду, — предупредила Дез. — У кемпера бак только на пятьдесят галлонов.

— Я знаю. Осторожно. ДЕРЖИ ГОЛОВУ!

Пульс у Гиты был нитевидный, слабеющий. В уголках рта выступила пена. Она перестала дышать. Отчаявшись, он делал искусственное дыхание и закрытый массаж сердца. Ничего. Пульс отсутствовал. Дыхания нет… Его желудок свело; он ждал взрыва света и тепла, который положит конец его жизни навсегда. Ничего… ничего…

— Митос? Митос!

Ошеломленный, он не сопротивлялся, когда Дез подняла его на ноги. Она отвела его назад в спальню и усадила на край голого матраса. Что-то было в ее руке. Пиво.

— Взяла во время последней остановки, — сказала Дез, когда он, прищурившись, поглядел на нее. — Я собиралась пить, но, эй….

Он выпил всё, потом опустевшая бутылка выпала из слабых пальцев. Из-за многолетней вынужденной трезвости хмель быстро ударил в голову.

— Думаю, теперь ты свободен.

Митос поднял взгляд.

— Я?

— Я рада, — объявила Дез вызывающе. — Я знаю, что ты Бести, и совершил много плохих вещей во время войны, но тебе не нужно было помогать ей, и зря ты пытался научить ее читать. Ты намного лучше, чем большинство смертных, которых я встречала.

— Спасибо. — Он потер ноющие виски. Благодаря внезапной улыбке фортуны, авария, должно быть, повредила механизм, контролирующий бомбу, обмотанную вокруг его позвоночника.

— Ты не можешь оставить ее лежащей там.

[Я, безусловно, могу.]

Тем не менее, он встал, и они вместе с Дез вытащили Охотницу и обернули ее влажными простынями.

Тело дернулось. Он выругался вслух, подавшись назад. Дез закричала. Тело снова дернулось, затем его сотряс уже знакомый судорожный кашель. Зеленые глаза распахнулись, дикие и блуждающие. Контроллер отбросил его обратно к стене и, на мгновение, он не мог ничего видеть.

— Врата, — прошептала Дез, когда изумрудный взгляд обратился на нее.

Боль стихла. Гита лежала неподвижно, наблюдая за ними. Ничто не отражалось на её лице. Оно был безмятежным и пустым, как у статуи. Он не мог почувствовать ее — никакого Зова.

Боги.

— Врач из тебя хоть куда, — съязвила с дрожью в голосе Дез.

Митос ничего не сказал, и, спустя мгновение, она отвела взгляд.

— Я… я видела город на карте … впереди. Мы едем туда. Я понимаю о задании и все такое, но думаю, что Департамент лучше справится с этим.

Охотница никак не отреагировала. Решительно выставив подбородок, Дез повернулась на каблуках. Кемпер тронулся с места. Митос опустился на колени возле кровати. Хотя глаза Гиты следили за ним, ничего, похожего на осмысленность, в них не было.

— Ты слышишь меня?

Ничего. Наклонившись, он поцеловал ее. Губы легко поддались, но никак не ответили. Казалось, она была где-то не здесь.

Обессилевший Митос долго сидел на постели, затем встал и, стараясь не упасть от раскачиваний автобуса, нашел одежду Гиты и одел её. Не дождался ни сопротивления, ни помощи. Кемпер тряхнуло так, что сбило его с ног и приложило спиной о дверь. Что, черт возьми, происходит? Отодвинув занавеску, он увидел только темноту.

Они остановились. Удивившись, Митос покинул спальню и тут же увидел перед собой дуло пистолета.

— Дез?

— Прости, — сказала она.

Оглушительный выстрел. А дальше всё слишком хорошо знакомо: остановившееся дыхание, резкая боль. Все вокруг потемнело. Он видел ее бледное лицо с искаженными чертами, и трясущиеся руки — и это всё.

Глава 12

Дункан потерял след детей близ Мансона, но думал, что те почти наверняка отправятся на запад. Он остановился на вершине гряды, но не заметил никаких признаков автофургонов, про которые рассказывали горожане. В этом направлении лежал штат Нью-Мексико и горы Сакраменто, южнее — Мексика. Маклауд взвешивал варианты. Три основные дороги вели через горы в Калифорнию. Очевидно, все они находятся под наблюдением. Его лучший шанс — ехать так далеко на юг, как только возможно, и затем уже повернуть на запад. Он надеялся, что удастся использовать предвоенные дороги. Сотни из них змеились по горам, заброшенные, рассыпающиеся. Это будет длинная, тяжелая езда, но она же позволит избежать нежелательного внимания.

К полуночи он добрался до Мидланда. В некогда процветавшем городе теперь были заселены только центральная и восточная части. Заехав с запада, Дункан осторожно вел машину, звук его двигателя эхом отдавался в пустынных улицах. Здесь жили люди вне закона — жалкие существа, подобные тем, чьими жертвами были дети в Вегасе. Дважды он видел движение в темных тенях, обозначавших вход в переулки или дверные проемы, но никто не пытался перехватить его. Он добрался до более населенных районов и снял номер в обшарпанной гостинице.

Сон был тревожный — фрагменты воспоминаний из прошлого, которые заставляли просыпаться, снова и снова. Перед рассветом, после одного такого сна, когда он лежал, уставившись в потолок, то вдруг ощутил, что поблизости находится ещё один Бессмертный.

Первой реакцией Дункана была вспыхнувшая надежда. Опыт заставил его жестко притушить ее. Он сел на кровати, нащупывая рукоять меча. В темноте комнаты уличное окно казалось белым прямоугольником. По нему проскользнула тень. Сердце колотилось, он привстал с мечом в руке, услышал резкий стук.

— Кто это?

— Фил Даниельсон.

Дункан, уже на ногах, двинулся к заднему окну. Единственный фонарь освещал аллею. Два человека стояли на страже, и еще один укрывался в соседнем подъезде. В любой стороне аллеи могли быть автомобили. Опять же, он чувствовал Бессмертного. «Нюхач», скорее всего. Смертные давно начали использовать Бессмертных, ещё во время войны, чтобы выявлять других, подобных им. Это была гнусная практика, особенно в те времена, когда «нюхачи» работали чисто из корысти.

Не сказав ни слова, Горец медленно направился к двери и открыл замок. После небольшой задержки дверь слегка приоткрылась. Дункан резко распахнул ее. Высокий смертный выругался, не удержался и растянулся на полу. Он лежал очень тихо, поскольку меч Дункана касался его шеи.

— Э-э — Дункан Маклауд? Из клана Маклаудов?

— Может быть. Чего ты хочешь?

— Просто немного поболтать… ты и я.

— Почему?

— У меня есть интересные новости о, так называемом, Митосе. Мое удостоверение в левом кармане.

— Ты привел слишком большую компанию для встречи один на один. — Тем ни менее Горец шагнул в сторону, давая смертному возможность подняться на ноги. Дункан быстро обыскал его сверху до низу, нашёл две пушки и переложил их в свои карманы. Пришедший явно нервничал. Дункан проверил документы. Центральное Разведывательное Управление. Ну, ладно.

— Мы хотим сообщить тебе по-настоящему плохие известия.

Дункан подумал о маленькой армии, ждущей снаружи.

— Отлично, — ответил он мрачно. — Слева от тебя выключатель. Оставайся между мной и окном.

В то время как Даниельсон пробирался через темный гостиничный номер, Дункан закрыл и запер дверь, придвинув к ней кресло. Обернувшись, увидел, что смертный смотрит на него.

Фил Даниельсон выглядел очень похожим на своего отца — такой же квадратный подбородок, и такие же ироничные искры в голубых глазах. Дункан махнул ему в сторону стула. Фил сел, положив руки с короткими пальцами на стол.

— Валяй, — пригласил Маклауд. — Говори.

Даниельсон наклонился вперед, задумчиво глядя на него.

— Ты выглядишь всё так же, — сказал он, наконец, — только не такой большой, как мне запомнилось.

Дункану не хотел улыбаться, как раньше. Он сухо кивнул. Даниельсон опустил глаза, поджал губы.

— Дети Физерстоунов.

Руки Дункана легли на катану.

— Что с ними?

— Около часа назад команда из Биогена отыскала и отправила их обратно в Калифорнию. Мы хотели перехватить их, но операция провалилась.

Даниельсон встретил его взбешенный взгляд прямо и продолжил.

— Сэм и Мардж пришли к нам после побега. Агентство помогло им устроиться в маленьком местечке к северу отсюда. Они умерли меньше, чем год назад, и к тому моменту, когда мы услышали об этом, дети исчезли. Каково же было наше удивление, когда, обнаружив тебя, мы нашли и детей.

— Да, представьте себе, — прищурился Дункан.

— Что тебе известно о политике КПСА, Маклауд?

Дункан пожал плечами.

— В данный момент основная борьба за власть происходит между Макробайтом и Рамини, это интриги с целью возглавить Правление. Рамини с пониманием относится к растущему движению за воссоединение. Мы бы, естественно, предпочли, чтобы в борьбе выиграл он. Есть только одна маленькая проблема.

— И что это?

— Рамини — владелец Службы безопасности Кан-Америки.

Дункан угрюмо улыбнулся.

— Ах, да. Мои предполагаемые киллеры.

— Ты недавно был в Лос-Анджелесе. Там тебя заметили. Макробайт теперь знает, что ты жив, и у их руководителей возникли эротические фантазии по поводу разоблачения обмана Рамини с принуждением к крупным штрафам и санкциям. Мы не можем этого допустить.

— Как ты оказался в ЦРУ?

Фил сокрушённо покачал головой.

— Ты говоришь, как мой папа. Он хотел, чтобы я тоже пошел в армию, но я никогда не был службистом. Агентурная работа больше соответствует моей, э-э, хитрой натуре. — На его лице мелькнула ухмылка. — В любом случае — Макробайт послал Охотника, чтобы похитить тебя и привезти в Калифорнию. Мы не только намерены помешать им, но и хотим, чтобы Охотник сам попался.

— Какой, черт возьми, Охотник?

— Элитный агент внутренней безопасности КПСА. Они быстрее, сильнее и с ускоренными рефлексами, по сравнению с обычными людьми. В них имплантированы все виды кибернетических устройств, в том числе нейронный интерфейс, что позволяет им сознательно регулировать ключевые системы в их телах. По слухам, они, черт побери, почти неуязвимы! В течение многих лет мы жаждем получить в свои руки хотя бы одного, но их всего двадцать девять, и они никогда раньше не покидали Корпоративные Территории. До сих пор у нас не было такой прекрасной возможности.

— Поэтому я буду наживкой.

— Ага.

— Я всё ещё не услышал хорошую причину, почему я должен согласиться.

— Охотников выпускают в секретном научном комплексе где-то в горах Южной Калифорнии. Общеизвестно, что в этом месте проворачивают нечто большее, чем просто кибернетические исследования человека. Были слухи, что там годами экспериментировали на Бессмертных. Мы уверены, что туда же увезли и детей. Мы полагаем, что Охотник знает местоположение этого объекта, и, если ты поможешь нам схватить ее, мы готовы предоставить тебе эту информацию — дальше делай, что захочешь.

— Ага. — Дункан глаза поблескивали. — Сейчас это звучит как — ЦРУ всегда готово заключить сделку. А Митос?

— Ах, да. Митос. Держу пари, ты уже понял и сам.

Горец мрачно кивнул.

— Приманка для меня?

Даниельсон кивнул.

— Почти наверняка. После всего… мы знаем, что настоящий Митос умер. У нас есть документальные доказательства. Не трудно было бы найти кого-нибудь, похожего внешне, доработать его хирургически, и вуаля, предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

Его охватило мрачное, ужасное чувство. Даже если он и предполагал что-то такое, разочарование было слишком сильным.

— Как ты поступишь, Маклауд?

— Если я скажу, что вы можете забыть об этом плане?

— Тогда я уйду, забрав моих людей, и мы продолжим следить за тобой на расстоянии.

Маклауд покачал головой. На лице смертного промелькнула обаятельная улыбка.

— Что, если я подгоню оборудование на твой выбор? У агентства есть много занимательного.

— И всё — только за роль приманки? — Маклауд не собирался так просто покупаться. — Почему? Как ты сказал, вы могли бы вернуться к наблюдению за мной и таким образом схватить её.

Фил не отвёл взгляд.

— Ты можешь не осознавать этого, Маклауд, но есть люди, в руководстве, которые думают, что ты можешь творить чудеса. Помнишь Джейми Лянга? А Барбару Апсон?

Глаза Маклауда округлились.

— Джи Эл и Барб? Они теперь в ЦРУ?

— Г-н Лянг — заместитель директора, а г-жа Апсон — руководитель полевых операций. Она мой босс, в настоящее время. Они оба близки к выходу на пенсию, но все еще весьма влиятельны. Как только мы получили сообщение из Колорадо, всё закрутилось. На самом деле, г-жа Апсон сказала мне, в недвусмысленных выражениях, что независимо от твоего решения, она надеется, что в течение нескольких дней ты будешь в пределах её досягаемости. Ещё она сказала что-то о рыбалке.

Дункан улыбнулся, вспомнив тесную столовую, воздух с запахом жареной рыбы и сигаретного дыма. Это происходило в конце войны — она была назначена ему в качестве советника. Они всегда занимали один и тот же уголок. На мгновение он снова оказался там: папки разбросаны по пластику столешницы, а молодая большеглазая брюнетка развлекает его историями об эпохе регентства.

— Маклауд? — Фил рискнул окликнуть его.

Горец опомнился, вернулся в настоящее. Усмехнулся.

— Скажи ей, что мы можем обсудить это за рыбой и чипсами.

* * *
Она была мертва, но могла видеть тех, кто стояли над ней. В белых халатах, масках; свет, пылавший ярче, чем солнце, так что ничего не видно по сторонам. Он был мертв. Эти слова повторялись снова и снова. Мертв. Мертв. Мертв. Она кричала бы, если бы у нее остался голос. Их ничего не волновало, этих хозяев ее жизни, и они подняли свои сверкающие ножи для жертвоприношения, и начали резать её на кусочки.

* * *
Митос вздохнул, судороги сотрясли его тело. Он сел. Во все стороны простиралась плоская равнина, покрытая низкой растительностью. Пустая дорога тянулась с севера на юг. Не было никаких признаков кемпера. Гита сидела в нескольких футах от него, скрестив ноги, теплый ветер играл ее волосами. В середине ее жилета виднелась круглая кровавая дыра. Дез и в неё выстрелила в упор. Достаточно, чтобы диагностировать первую смерть.

Митос поднялся на ноги. Приближался рассвет. На востоке появилась бледно-розовая полоса. За его спиной возвышались стеной бесплодные горы, среди их вершин танцевали молнии. Он понятия не имел, что это за местность. Он пошел к Гите, которая вскочила в тревоге.

— Кто ты?

Он остановился. Голос был другой — выше, с придыханием.

— Кто ты? — спросила она снова. — А где Джеймс? — Она была в ужасе, и готова убежать.

Подозревая подвох, Митос держался на расстоянии.

— Ты не помнишь?

— Нет … да, я… — Она подняла дрожащую руку. — Я не знаю, как я сюда попала! Кто ты?

— Адам, — тихо сказал он. — Адам Пирсон. Ты помнишь свое имя?

— Конечно! Я Кэти … Кэти Смит. Где я? Что я здесь делаю?

Митос задумалась.

— Ты не помнишь нападение?

Она покачала головой, глаза стали еще шире.

— Мы ехали увидеть … увидеть Джеймса, когда на нас напали. Угонщики забрали кемпер, а нас оставили тут.

— Я не помню ничего. Я не помню тебя.

Митос вздохнул.

— Вероятно, удар по голове вызвал временную амнезию. Только не слишком старайся вспоминать, память вернется сама.

— Они били меня? — Она была возмущена. Потом посмотрела вниз и увидела отверстие в своей одежде. На этот раз, глаза, обращенные на него, смотрели совсем растерянно.

Боги. Если только она не была лучшей актрисой из всех, кого он когда-либо видел (а он видел достаточно), то Охотница считала себя этой Кэти Смит. Глубоко вздохнув, Митос напряжённо проговорил:

— Хорошо, мисс Смит, я думаю, мы должны попытаться дойти до населённых мест, правильно?

— Идти? — спросила она слабым голосом.

— Идти, — был его твердый ответ. (Прежде, чем Дез вернется вместе с легендарным Департаментом.)

Митос направился на восток и, спустя мгновенье «Кэти» последовала за ним. Почти сразу он наткнулся на груду предметов, лежащих у дороги. Восхищенный, он поспешил вперед. Доктор Дезмонд, как оказалось, не собиралась становиться безжалостной убийцей. Тут были деньги, пустой рюкзак, несколько банок белковых галет… если бы она еще оставила воду.

В то время как Гита стояла, смотря вокруг грустным взглядом, Митос собрал вещи в рюкзак. Он мог бы унести всё сам, но убедил Гиту надеть его. Перекинув другой мешок через плечо, он осмотрел остальные сумки. Ее компьютер. Мрачно улыбаясь, Митос раздавил его каблуком. Гита наблюдала за ним безучастно. Когда он протянул руку, она взяла ее без колебаний.

«Красивая и глупая, — подумал он удрученно. — Кто бы мог подумать, что однажды я предпочту женщину такого сорта. Владыки ада, это будет длинная прогулка!»

Бессмертный хотел добраться до цивилизации как можно скорее, и выяснить, какие из его запасных счетов ещё работали. Затем, если все окажется хорошо, он смог бы нанять благоразумного, готового сотрудничать врача и освободить себя от смерти, обмотанной вокруг позвоночника. Пока Гита в таком состоянии, шансы на успех всех этих задумок были велики.

День был пасмурным, но мучительно жарким. Под предлогом помочь ей «вспомнить», Митос выуживал из Кэти — Гиты информацию. Например, Джеймс оказался высокопоставленным членом Совета директоров, причём, похоже, обладал набором богоподобных качеств. Мисс Смит, по-видимому, была его любовницей. Она много и с большим энтузиазмом говорила о том, какой он блестящий, сострадательный — и богатый, он осыпал ее множеством подарков и собирался бросить свою сварливую, рябую жену, чтобы жениться на ней — Кэти знала это точно.

Из подробностей в рассказах Кэти Митос скоро понял, что Джеймс сейчас должен быть либо мертв, либо очень стар. Ее беглые комментарии о текущих событиях относились примерно к тому же периоду времени, когда захватили его самого. Это означало, что она из того же времени. Сколько же ей лет, подумалон?

В полдень они поделили пол-упаковки белковых галет. Она обрадовалась, что те оказались обезжиренными. К этому времени она уже доверчиво воспринимала придуманный Митосом образ. Смысл его был в том, что дорогой Джеймс отправил телохранителя сопровождать её в столь длительном и опасном путешествии.

По крайней мере, она забыла про проклятый контроллер.

Гита скоро исчерпала разговорный репертуар Кэти. Она замолчала, стоически бредя за Митосом. Он ожидал жалоб; их не последовало, хотя было ясно, что для нее это никак не хорошее времяпрепровожденье. Он язвительно поздравил того, кто разработал эту личность. Если бы он расспрашивал дальше, то, наверно, обнаружил, что Кэти могла готовить, любила работу по дому и ненавидела ходить по магазинам.

К ночи ландшафт начал меняться, дорога поднялась в предгорья. Когда они приблизились к горному хребту, Митос услышал звук бегущей воды. Ведя за собой Охотницу, он последовал на звук через скалистые утесы и набрел на ручей. Около него в обилии росла трава, и даже виднелся ряд небольших, низкорослых деревьев вдоль крутых берегов.

Митос колебался, разводить ли костер, но с заходом солнца температура упала, как обычно и бывает в пустынях. Он, наконец, нашел защищенное место, недалеко от воды, где пламя было не видно с дороги. Они съели несколько галет, запивая ледяной горной водой.

— Я сожалею, что условия столь примитивны, — сказал он. — Если ты ляжешь спать между огнем и этим валуном, тебе будет теплее.

— Хорошо, что Джеймс нанял тебя, — произнесла она. — Я бы совсем не знала, что делать.

— Я не слишком хорош, раз не остановил бандитов.

— Но ты не дал им убить меня… и ты долго нас ведешь. Я знаю, что завтра мы увидим город. Я просто это знаю!

Она не только приняла его наспех слепленную легенду за правду, но и постаралась ее приукрасить. Некоторые мужчины могли бы найти в ней идеальную женщину, покладистую, симпатичную, доверчивую. Кроме того, с каждым своим пылким высказыванием, Кэти постепенно пододвигалась ближе к нему. Прижатый к большой скале, он попытался осторожно отодвинуть ее, но тут руки женщины оказались на его шее. Митос издал хриплый звук. Кэти Смит крепко поцеловала его, и все его попытки вырваться с треском провалились. Ее теплые руки скользнули ему под рубашку, погладили его грудь с уверенностью и опытом. Это не походило на колебания или неумелость Гиты. Потрясающе быстро Кэти избавила их обоих от одежды.

Между огнем и скалами было теплее. Не то, чтобы Митос обращал на это внимание. Губы и руки Кэти делали для него всё, чего он не испытывал очень давно. Это было так, как если бы лучшие уменья всех его возлюбленных были сконцентрированы в сексапильном существе, извивавшимся под ним. Наконец, насытившись, она уснула, прильнув к его боку, положив голову ему на грудь.

Митос глядел в небо, слушая треск пламени. Наконец, он осторожно высвободился из-под спящей женщины и оделся. Улегшись у костра, он смотрел, как танцует пламя. Прошло много времени, прежде чем он, наконец, уснул.

Глава 13

Утром Митос обнаружил, что его попутчица более чем готова повторить вечерние занятия любовью, так что в путь они отправились поздно. День был долгий и знойный. Они обгорели и облезли, затем снова обгорели и облезли, пока их кожа не стала смуглой. Ее зеленые глаза изумительно выделялись на лице орехового оттенка. Она была в восторге.

— Джеймс купил мне симпатичный белый костюм, — призналась она, — и сейчас он будет смотреться на мне потрясающе!

Сегодня была его очередь подвергнуться мягкому допросу. Чем меньше врешь, тем меньше лжи надо запомнить, и Митос почти честно рассказал ей, что до приезда в Штаты был аспирантом, изучавшим историю в университете в Париже.

— Я бы сказала, что ты действительно умный, — призналась Кэти, взяв его за руку. — И теперь ты телохранитель. Забавно, как жизнь поворачивается, да?

Ближе к закату они, наконец, дошли до города. Это было унылое, пыльное место с видом на заброшенный прииск. Дорога, по которой они шли, влилась в широкую трассу, и с их одиночеством было покончено. Грузовик проехал мимо, просигналив им. Судя по придорожному знаку, это был пригород Форт-Ринделла. Митос увидел магазин и несколько баров. Он осторожно шел, не отпуская Гиту от себя. Дальше по улице Бессмертный заметил блеклую вывеску. «Медный Самородок. Отель и Бар».

— Кэти. У нас не очень много денег. Я сомневаюсь, что мы можем позволить себе больше, чем одну комнату. Ты не возражаешь взять один номер, сделав вид, что мы женаты?

Глаза Охотницы сверкнули.

— Конечно, не возражаю! — Она взяла его за руку, подчеркнуто прижалась к нему. Он покачал головой на ее дерзкую улыбку и толкнул входную дверь в тесный, пыльный вестибюль. За стойкой никого не было. Два продавленных дивана стояли друг против друга, между ними располагался журнальный столик. На столике лежали газеты. Митос повел спутницу прочь прежде, чем она смогла заметить дату. Дотянувшись до своего кармана, он вытащил деньги Дез.

Позвонил в колокольчик.

Вошедшая женщина вытаращила на них глаза. Митос положил деньги на стойку и улыбнулся.

— У нас выдалось несколько плохих дней. Нам с моей женой нужна комната с горячим душем и с телефоном.

— Что с вами случилось? — Деньги помогли смягчить ее испуг; вопрос был сочувственным.

— На нас напали в горах. Они взяли наш кемпер. Моя жена должна привести себя в порядок, и я бы хотел почиститься, прежде чем пойти в полицию.

— О-о, конечно. Естественно, сэр. Боже мой, какой ужас! Клянусь — во времена моей юности, такого никогда не случалось. Это просто ужасно! К счастью, у нас есть комната для вас — хорошая и солнечная, с видом на улицу. Это будет стоить вам двадцать три пятьдесят за ночь… — Она смела бумаги прочь. — Чарли! Чарли! Тащи свою задницу сюда! У нас гости.

Слава богам, женщина не заметила пулевых отверстий в их одежде. Он повел Охотницу подальше от любопытных взглядов клерка. Они последовали за смертной наверх и очутились в большой спальне, чистой, неброско обставленной, с отдельной ванной — и, как и было обещано, окнами на улицу.

— Отлично, — сказал Митос. Женщина улыбнулась и, порекомендовав кафе Салли, то, что ниже по улице, вернулась к своим обязанностям.

— Здесь хорошо, — сказала Гита. — Я думаю, здесь есть телефон. Мы должны вызвать Джеймса.

— Нам еще нужно найти одежду и прилично поесть, — увильнул Митос. — И тогда мы позвоним Джеймсу.

Она понимающе улыбнулась.

— Я уверена, что ты лучше знаешь, мистер Пирсон…

* * *
В новом платье, доставленном предупредительным менеджером по работе с постояльцами, вымытая, с волосами, уложенными в причёску, Гита отправилась с Митосом в небольшой ресторан отеля. Бессмертный, пробегая глазами по строчкам вывешенного меню, прекрасно замечал, что большинство постояльцев уставились на покачивающиеся бёдра его спутницы. Он заставил себя никак не реагировать и пододвинул ей стул. Ее пальцы задержались на его руке.

Здесь нашлось красное вино, слегка кисловатое на вкус, и фаршированный картофель. Она пошутила про бистро в Париже, знакомое и ему.

— Джеймс возил меня туда однажды, — сказала она, мечтательно улыбаясь воспоминанию. — Это было сразу после войны — евросоюзовские части только что взяли под контроль город, там было прекрасно. А что ты делал во время войны, Адам?

— Еще не хватало мне помнить об этом.

— А что ты стараешься запоминать? — Она наклонилась вперед, положив подбородок на руку. Ничего, кроме неподдельного интереса, не отражалось на ее лице, и было чертовски трудно не поддаться ее обаянию. Настолько полно она сосредоточилась на собеседнике.

И почему бы не поддаться? Он мог отвлекать ее всю ночь, притворяясь, что позвонит Джеймсу утром. Сказать ей, что Джеймс находился в Далласе, или Альбукерке, где по-прежнему владел международным банком.

Он стал рассказывать ей истории, вспоминая хорошие эпизоды из прошлого. Вскоре она посмеивалась, с удовольствием слушая о злоключениях Аманды, о Дункане, Джо, и о нем самом, как он спьяну падал в барах и экспромтом устраивал блюз-сессии, используя все, что было под рукой.

— Иногда, — он рассмеялся, вспомнив, — получалось слишком шумно. Не всем барменам нравилось. Один парень выгнал нас, а потом увидел, как все его клиенты последовали за нами до следующего бара! Насколько помню, именно в тот раз я был пьян и пел жутко пронзительно, Джо аккомпанировал на губной гармошке, а Дункан отбивал ритм ложками и пивными кружками. Мы заработали сто баксов.

Его голос дрогнул и умолк. Боги, это были хорошие времена. Даже опасность была тогда веселой. Она перестала смеяться и накрыла его руку своей рукой.

— Ты потерял много друзей, не так ли? Когда ты видел их в последний раз?

— Целую вечность тому назад, — сказал он дрогнувшим голосом, и был рад тому, что официант выбрал именно этот момент, чтобы принести горячее.

Это был приятный ужин. Даже постоянное напоминание о предмете в его шее не могло конкурировать с его забавной и соблазнительной спутницей. Они заказали десерт, но он уже предвкушал настоящую сладость, ждущую их впереди. Официант принес чизкейк, пережаренный, но все равно аппетитный.

Она с нетерпением протянула вилку и, неожиданно стала бледнеть.

— Адам, я себя не очень хорошо чувствую…

Митос уже вскочил с кресла. Подстрекаемый предчувствием, он поспешил отвести ее назад в их комнату. Он успел точно в срок. Вскоре начались судороги.

На этот раз он не пытался предотвратить приступ. Он просто сосредоточился на том, чтобы сохранять тишину и спокойствие. Разорвав простыню на полосы, он связал ее и зажимал ей рот своей рукой, когда она бредила. Наконец, устав от этого, он просто задушил ее. Когда она ожила, то впала в глубокий, целительный сон. После этого он упал в кровать рядом с ней и вскоре уснул.

* * *
В коридоре что-то грохнуло. Гейб лежал на жесткой узкой кровати, его глаза жгло от непролитых слёз. Шаги остановились у двери. Звякнула ручка. Он попытался сглотнуть, испугавшись, что сейчас сюда войдут. Но шаги начали отдаляться. Гейб заставил свои мечущиеся мысли собраться и принялся считать: один, два, три, четыре…

Он по-прежнему чувствовал себя так, будто оказался в кошмарном сне. Пленение, долгая, пугающая поездка в автобусе без окон — все было как в тумане.

Сто двадцать, сто двадцать один.

Мужчина и две женщины, одетые в белые халаты, встретили их, демонстрируя холодность и равнодушие. Когда доктора приказали отделить детей друг от друга, им пришлось вызвать подкрепление. Девочки кричали, когда их тащили прочь.

Затем последовала череда встреч с другими врачами в светлых, чистых помещениях. Они взяли галлоны крови, заставили его работать на беговых дорожках, хотя он уже спотыкался от усталости — и положили, привязав к холодному металлическому столу, чтобы подключить его к каким — то аппаратам. В какой-то момент медсестра сделала ему укол. После этого, на время, стало проще делать то, что они приказывали.

Триста четырнадцать, триста пятнадцать…

Шаги вернулись. Повернувшись на бок, Гейб, свернулся в тугой комок под одеялом и молился, чтобы прошли мимо. Сегодня ему была назначена операция. Они собирались — как выразился доктор Барроу… начать его «улучшение». Они были убийственно честны в том, что их ждет.

— Перестань думать о себе, как о человеке, — сказал ему Сеттер жестко. — Ты не человек. И если ты не человек, то и не имеешь никаких «прав человека».

Шаги остановились, загремела дверная ручка, и дверь открылась.

— Встать.

Гейб узнал санитара, Макса, одного из тех четырех, кого он видел в течение двух дней, что находился здесь. Этот человек был не из тех, кто терпит сопротивление — у мальчика еще не сошли синяки, забыть было сложно, так что он сел. Макс подошел к закрытому шкафчику около раковины и достал одежду Гейба — брюки цвета хаки и футболку. Он бросил их ему в руки и сказал:

— Десять минут.

Гейб лихорадочно натянул брюки и майку, вымыл лицо холодной водой, затем вышел в коридор. Ещё четверо мальчишек разного возраста бесцельно слонялись тут. Он сделал глубокий вдох и двинулся мимо них в столовую.

— Эй! Урод!

Это был рыжий Пол, старший в небольшой группе. Гейб старался не смотреть на металлические штыри, торчащие из висков мальчика. Он стиснул зубы и продолжал идти. До сих пор они ограничивались оскорблениями, но не в этот раз. Тяжелая рука опустилась на его плечо.

— Эй, урод, я с тобой разговариваю!

Гейб резко развернулся и ударил Пола кулаком в живот. Мальчишка ахнул и согнулся, ударившись лицом о ногу Гейба. Оставив Пола, который задыхался и готовился вырвать на сияющий линолеум, Гейб повернулся и заставил себя спокойно идти в столовую.

— Гейб!

Его сестры были уже там, сидели за столом для девочек под бдительным оком матроны. Микаэла вскочила со стула прежде, чем надзирательница смогла ее остановить.

Это была самая трудная часть всего испытания — отделенность от сестер.

Часы приёма пищи были единственным временем, когда он видел сестёр, и даже тогда им не разрешали поговорить. Он крепко обнял Микаэлу.

— Будь осторожней, — сказал он ей на ухо.

— Я не боюсь! — ответила она яростно.

Больше они ничего не успели сказать. Матрона подошла и потянула Микаэлу прочь, а к Гейбу протиснулся Макс, судя по взгляду, собиравшийся его прикончить. Внезапно Гейб развернулся и перепрыгнул через один из длинных столов, так что тот оказался между ним и Максом. Гейб, как ни в чём не бывало, направился к раздаче. Но этот манёвр ненадолго задержал Макса, он нагнал Геба и сбил его с ног, под гогот Пола и его банды.

От стола девочек донесся визг. Гейб перекатился и поднялся на ноги, успев увидеть, как его сестры отбивались от надзирательницы, которая пыталась схватить Микаэлу. Затем Макс ударил его изо всех сил, так что мальчик с грохотом врезался в стойку кафетерия. Разбилось стекло. Еда разлетелась во все стороны. Гейб счистил с себя несколько кусочков прежде, чем прибыло подкрепление. Мальчик упал под тяжестью напавших, свернувшись в тугой комок под ударами их кулаков и ног. На мгновение реальность затуманилась. Затем его подняли и держали, потому что колени у паренька подогнулись, а голова кружилась.

— Что, черт возьми, происходит?!

Внезапно Гейба оставили в покое. Он уцепился за край стола, чтобы удержаться на ногах. Сеттер хмурился, его глаза глядели холодно и презрительно. Очевидно, он испугал Макса, который побледнел и пробормотал:

— Н-ничего, господин Сеттер. Небольшой мятеж.

— Итак, блудный сын. — Мужчина с издевкой протянул руку в его сторону. Гейб резко отстранился, но рука просто схватила его подбородок, заставив повернуть голову. Пальцы сжались с такой силой, что на глазах мальчишки выступили слёзы.

Трясясь от ярости и отчаяния, Гейб плюнул мучителю в лицо. Тот ответил ударом, заставив мальчика растянуться на полу посреди моркови, сосисок и опрокинутых стульев.

— Я вижу, немного перевоспитания не помешает. — Голос человека был полон злости. — Отдадим его старику!

Глава 14

Митос проснулся от жжения контроллера. Он охнул, глаза его мигом открылись — перед ним было лицо Гиты.

— Чувствуешь себя лучше? — прохрипел он.

— Вставай.

На мгновение Бессмертный уставился на нее, чувствуя разочарование. Затем он выпрямился, перекинул длинные ноги через край кровати, и провел рукой по своим волосам.

— Привет, Гита. Теперь ты Гита, верно? Какая жалость. Я предпочитаю Кэти.

— Разумеется, — ответила она. — Любой мужчина, даже с одной извилиной в мозге, может манипулировать бедной сукой.

Митос сжал кулаки.

— Ты не ответила на мой вопрос. Кто ты сейчас?

— Я та, кем и была, — ответила она коротко. — И я помню все… каждую жалкую, несчастную жизнь, к которой они меня принудили, каждое проклятое оскорбление и унижение — из которых ты был лишь последним!

Это была не только Гита. С опаской он смотрел на ее борьбу с теми эмоциями, которых у биоробота не наблюдалось. Она отдышалась и отвернулась.

— Я сделала звонок, — сказала она коротко. — Маклауд замечен в Хьюстоне.

— Черт побери, Гита, он не твой враг … ах! Все в порядке. Я встаю!

Он пошел в ванную комнату. Она последовала за ним. Он включил воду и плеснул на лицо, разум его блуждал.

— Может быть, тебе стоит немного подождать. Ты была в довольно плохом состоянии прошлой ночью.

— Одевайся.

Оставив его прикованным к кровати, она отсутствовала в течение пятнадцати минут. Вернулась с ключами от машины.

— Сумки, — приказала Гита лаконично. Бессмертный вздохнул.

Автомобиль оказался устаревшей модели — только на газу, с минимум компьютеризации. Митос пришел в восторг.

— Мерседес, — пропел он, — и в отличном состоянии.

— Ты что, знаком с такими реликвиями?

— Конечно!

— Хорошо. Садись за руль.

* * *
Дункан посмотрел на часы. На другой стороне улицы один из людей Фила прислонился к фонарному столбу, делая вид, что читает свои бумаги. Бессмертный отпил еще глоток кофе. Нетерпение нарастало, он сильно переживал за пропавших детей.

Уже три дня, как операция Фила под названием «Рыболовная сеть» была приведена в действие. Грозная сеть секретных агентов и информаторов, развернутая в Хьюстоне, распространяла слухи, что великий Маклауд еще жив и спокойно живет в городе. Это, однако, не означало, что Дункан мог свободно ходить по Хьюстону. Как сухо отметил Фил, «Идея в том, чтобы не навредить Рамини. Извини, Дункан, ты должен оставаться мёртвым ещё некоторое время».

Запищал наушник. Горец поднял чашку к губам и перевернул страницу книги, делая вид, что читает.

— Мы получили электронку!

Сердце Дункана бешено забилось. Он демонстративно посмотрел на часы. Наушник помолчал, затем выдал:

— Оставайся на месте. Они приближаются к тебе.

Горец обнаружил, что его рука дрожит. Он снова перевернул страницу, но сосредоточиться на тексте мог.

Это не Митос. Митос мертв.

И тут Дункан почувствовал это — знакомая, ясная песнь ударила по его нервам. От радости он всё забыл и едва не вскочил со стула. Сердце колотилось, Горец перевернул следующую страницу, затем, как бы невзначай, поднял взгляд. Для окружающих это была ничем не примечательная последовательность движений, но высокая, знакомая фигура на другой стороне улицы была ясным сигналом для Горца. Фигура повернулась и вошла в переулок.

— Иди вперед, — распорядился Фил. — Наши люди повсюду. Кто-то будет у тебя на виду, кто-то подальше, и так все время. И помни — осторожность. Мы находимся здесь не для того, чтобы помочь Макробайту.

Дункан встал, лениво потянулся, бросил мелкие деньги на стол, засунул книгу под мышку. Зов продолжал гудеть в его нервах, он шел за ним.

Аллея была пуста, но она закончилась небольшим вымощенным участком — парковкой возле Центральной баптистской церкви. Опасения Дункана несколько утихли. Быстро оглядевшись вокруг, он пересек площадку и вошел в здание. Едва войдя в храм, он остановился.

Митос стоял у одной из передних скамей, спиной к Дункану, глядя на большие трубы органа. По мере приближения последние сомнения в том, что это действительно Митос, исчезли. Горец огляделся. Он чувствовал только своего старого друга.

— Ты не можешь отступить, да, Маклауд?

Знакомый голос довершил прозрение. Дункан шел по проходу, зная, что это была ловушка, и его это не волновало. От избытка радости ему хотелось броситься в объятия Старейшего. Но вместо этого:

— Где Охотник?

— На хорах. Ты знаешь о ней, и все же пришел? — Старейший горько улыбнулся. — У тебя никогда не хватало мозгов.

— Мы знаем о смертельной спирали. Что активизирует ее?

Поза Митоса слегка изменилась.

— Якобы, ее смерть. Маклауд, уходи.

— Какой у нее план?

Что-то задело его затылок. Улыбка Митоса стала мрачной.

— Она пустила в тебя дротик с транквилизатором.

Что было дальше, Маклауд уже не видел.

* * *
В лифте Макс бил его на виду у Сеттера, который наблюдал, ухмыляясь. Скованный Гейб не мог защитить себя, но старался не показывать, как ему больно. Двери открылись, и санитар толкнул его в сырой бетонный коридор. Ряд дверей, всего дюжина, все из сплошной стали с задвижками вверху, в середине и в футе от пола. Макс, смеясь, поднял его на ноги, когда мальчик от головокружения снова упал на колени.

— Интересно, в хорошем ли настроении старик? — Сеттер усмехнулся Максу. Санитар улыбнулся в ответ, но лицо его казалось обеспокоенным.

— Кто этот старик? — спросил Гейб.

— Ты увидишь. — Сеттер вытащил кольцо с ключами, вставил один из них в замок двери, что находилась в середине коридора. Другой рукой снял дубинку с пояса. Он посмотрел на Макса.

— Готов?

Макс напрягся и кивнул.

Сеттер распахнул дверь. Раздался грохот. Мальчик увидел мельком что-то грязное, растрепанное и смутно похожее на человека, которое мчится к ним. Сеттер выругался и ткнул это дубинкой. Последовал треск и запах жженых волос и плоти. Существо пронзительно завопило и упало на спину. Макс, чертыхаясь, швырнул Гейба в камеру и захлопнул дверь.

Сердце колотилось, Гейб стоял, прижавшись спиной к двери, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте. Вонь была невыносима; его затошнило. В другом конце крошечной камеры послышалось тяжелое дыхание, затем донесся чей-то голос:

— Извини, кондиционер плохо работает. Я вызвал обслуживание, но… знаешь, как они работают.

Гейб сглотнул. Он не ожидал услышать связную речь

— Кто … кто ты?

Наступило молчание, затем смех, не вполне вменяемый.

— Ты знаешь, мальчик, я не могу вспомнить. Ты кто? Мое развлечение?

— Оставь меня в покое, — прошептал он. — Пожалуйста.

— Почему?

Гейб открыл рот, когда кто-то тронул его. В следующий миг его крутанули и, первым делом, разбили лицо о дверь. Потом невидимый мучитель поймал его запястье в стальной захват и вздернул к лопаткам. От боли у Гейба выступили слезы.

Кусая губы, чтобы удержаться от просьб, мальчик ждал. Минуты тикали. В его плече начала пульсировать боль, затем, внезапно, его освободили. Существо отошло. Он услышал шорох в углу камеры.

— Так, — голос был неожиданно беззаботным. — Почему ты здесь? Какое ужасное преступление ты совершил, чтобы тебя отправили ко мне на воспитание?

— Плюнул в лицо Сеттеру.

Испуганный смех перешел в задыхающийся хрип.

— Боже, ты плохой мальчик.

— Лучше бы я убил его. Ублюдок.

— Он и меня раздражает, — согласился его сокамерник. — Как давно ты здесь, мальчик?

— Меня зовут Гейб. Примерно с неделю, я думаю. А ты?

— Я НЕ ЗНАЮ, ТЫ, МАЛЕНЬКИЙ ПРИДУРОК!

Гейб вздрогнул, ожидая нового нападения, но через мгновение голос снова звучал спокойно.

— Извини. Это так раздражает, когда люди повторяются.

Не желая вызвать ещё одну вспышку гнева, Гейб ничего не сказал. Через некоторое время его сосед заговорил снова:

— Ты здесь всего несколько дней?

— Да, сэр.

Смех перешел в хохот.

— Сэр?

— Извините, сэр, — пробормотал он прежде, чем подумал.

— Мальчик с манерами. Ты, конечно, воспитывался не здесь.

— Нет, сэр.

— Любопытно.

Гейб ждал, но больше ничего не последовало. Молчание затягивалось. После, казалось бы, вечности мальчик опустился на корточки.

— Сэр?

Ответа не было. Гейбу не хватило храбрости продолжать разговор. После такого же длительного молчания его сосед, наконец, сказал.

— Понимаешь, они хотят, чтобы я побоями запугал тебя и заставил слушаться.

Гейб не сомневался.

— Если я выполняю это, то получаю дополнительное питание. Ничего так стимул?

Рука все еще болела. Гейб прижимал ее к боку, молчал и ждал со страхом.

— В общем — последнему говнюку, которого ко мне привели, я сломал нос — и мне понравилось. Что ты об этом думаешь?

— Не очень много. — Гейб с трудом сглотнул. — Так вот почему ты здесь — потому что бьешь людей?

В этот раз смех звучал почти нормально.

— Не все отделываются так легко. Я кого-то убил. В самом деле, я убил много людей.

— Почему?

— Потому что это моя работа. Это станет и твоей работой, мой вежливый маленький убийца.

— Т… ты лжешь!

— Эта мысль пугает тебя? А что ты думаешь, они собираются делать с тобой? Готовят тебя к проектированию электростанций? Будешь печатать тексты, и подавать свет?

— Я не буду убивать для них.

— О-о, я думаю, что решать будут они. Все права в их руках.

— Это не права, это тирания. И мы не будем убивать для них!

— Мы?

Гейб закусил губу и ничего не сказал.

— «Мальчик-проныра жаждал научиться убивать — поклялся он, что вернется сюда и убьет меня». Кто это мы, а, Ангел Габриэль?

Гейб не ответил. Сердце колотилось, он ждал, слушая, как его сокамерник мечется туда и сюда. И, наконец:

— Они пришли проверить, жив ли ты еще. Поплачь, чтобы они услышали. Возможно, так я всё равно получу дополнительное питание.

Теперь и Гейб услышал быстро приближающиеся шаги. Он отошел от двери. Дверь открылась; его схватили за больную руку, и он вскрикнул. Действительно ли он услышал смешок из угла? Затем Гейб оказался в зале в окружении Макса, Сеттера и двух охранников. Сеттер пристально смотрел на него. Пытаясь показать, что ему больно, Гейб шмыгнул носом, преувеличенно осторожно поддерживая свою руку.

— Готов к сотрудничеству?

— Да, сэр. — Гейб опустил глаза, боясь, что Сеттер увидит в них правду. Последовала действующая на нервы пауза.

— Пфе. Уводите мальчишку. Его ждут в операционной.

Глава 15

Дункан смотрел на кровать и боролся со своими чувствами. Он привык к мысли, что Митос умер, к знанию, что тот, как и многие из его друзей, ушел навсегда.

— Ты уверен, что это он? — потребовал ответа Фил. Дункан глупо улыбнулся.

— Да, это Митос, все в порядке.

— Может быть, это другой Бессмертный, с пластической хирургией?

— Он ощущается, как Митос. Мы не можем скрывать это друг от друга.

Ресницы Митоса дрогнули, глаза открылись. Какое-то мгновение он смотрел на Дункана, не узнавая его, затем медленная, ленивая, знакомая улыбка озарила его лицо.

— Маклауд, — выдохнул он. — Я либо на небесах, либо еще жив.

— Ты все еще жив.

— Я не думаю, что хочу на небеса. — Митос попытался сесть и обнаружил фиксаторы. Его улыбка сделалась кривой. — Разве я опасен?

Маклауд откинул голову назад и громко рассмеялся. Забыв о всех тревогах, он отстегнул ремни и помог Митосу сесть на край кровати. Комната тут же наполнилась охранниками и санитарами. Дункан заметил невольную дрожь Митоса, когда те окружили его.

— Оставьте его в покое! — взревел Маклауд, и все неуверенно отступили.

— Что случилось? — спросил, наконец, Старейший. — Последнее, что я запомнил — появление что-то около миллиарда солдат. Я думал, что умер.

— Так и было, — честно ответил Дункан. — Сожалею об этом. Твоя подруга — Охотник оказалась быстрее, чем мы думали.

— Ах. — Митос скривился и потер затылок своей длинной тонкой рукой. — И где же моя дорогая Гита?

— В охраняемой палате прямо по коридору. — Горец открыл ящик в прикроватной тумбочке и вытащил склянку. Он протянул ее своему приятелю, который растерянно глядел на бисерные нити, плавающие в физрастворе.

— Хирурги вынули это из тебя два часа назад.

Митос смотрел, ничего не отвечая. Потом его затрясло. Маклауд чуть не уронил склянку, торопясь помешать Митосу сползти с кровати. Старейший Бессмертный оттолкнул его, глубоко вздохнул и ухитрился ухмыльнуться, почти как раньше.

— Они ничего не поместили взамен, а?

— Нет.

— Ты уверен?

— Я наблюдал. Боже, Митос, как приятно тебя видеть!

Митос поднялся на ноги, все еще немного шатаясь, и сделал несколько шагов в сторону окна.

— Не обращай внимания на мою эмоциональность, Мак. Анестезия приводит к расстройству желудка.

— Ты, как всегда, очень любезен. Но это не важно. Знаешь, одним из худших моментов моей жизни был просмотр записи твоей казни.

— Меня показывали по телевизору? — Митос наконец добрался до окна. — Рейтинги были хорошие?

— Маклауд?

Митос обернулся. Еще раз страх скользнул по его исхудалому лицу — и так же быстро исчез. Он поднял бровь.

— Митос… познакомься с сыном Рори.

— Фил Даниельсон? — Бровь поднялась выше. — Арахис?

Фил бросил на него сердитый взгляд, затем посмотрел на Маклауда. Митос никогда не пользовался популярностью среди их смертных союзников. Как они говорили, ни за что нельзя было догадаться, что перед тобой тот, кто «старше, чем проклятые пирамиды».

— Так, — сказал Фил осторожно. — Ты Митос. И что теперь?

Митос усмехнулся.

— Можно было бы накормить меня, — предложил он с надеждой. — Желательно толстый бифштекс и пиво — любой сорт подойдет.

Даниельсон выдавил из себя улыбку.

— Не испытывай удачу, хвастун. Это больница. Как насчет курицы и картофельного пюре?

Лицо Митоса вытянулось.

— Третий вариант, — он прикинулся сильно опечаленным. — Я в аду.

В конце концов, он уговорил Дункана и Фила проводить его в больничное кафе. Фил заботливо спросил, не нужна ли ему коляска.

— Обижаете. Где моя одежда?

— Она не пережила операции по захвату Охотника. Извини.

— Ну и прекрасно. И что мне теперь делать? Носить вот это?

Дункан старался сохранить невозмутимость, пока Митос пытался запахнуть больничный халат и ворчал в ожидании посыльного, побежавшего за одеждой. Старейшего шатало, но он держался на ногах. При виде охранников, слоняющихся по залам, его глаза сузились. Параноик, как обычно. Некоторые вещи никогда не меняются.

Хорошо, что они пришли позже того времени, когда тут обычно подавали ужин, и в кафетерии почти никого не было. Старейший Бессмертный, казалось, несколько расслабился, как только немного подзаправился. Он рассказал о прошедшей неделе будничным тоном. Но Маклауд слышал тщательно скрываемый гнев.

— Мне действительно любопытно, — сказал Митос. — Она умирает и возвращается к жизни, но она не Бессмертная. Что она такое, а, Арахис? Держу пари, ты знаешь.

— Не называй меня так, — раздражённо ответил Фил. — И мы пока не видим никаких доказательств того, что она когда-нибудь на самом деле умирала. Эти киборги чрезвычайно крепкие. А теперь прошу меня извинить.

Поднявшись, он поспешил из кафе. Двое Бессмертных задумчиво глядели ему вслед. Наконец Митос позволил себе слегка встряхнуться и посмотрел на друга.

— Так что же ты здесь делаешь, Маклауд? Пожалуйста, скажи мне, что ты не продолжаешь по-прежнему работать на этих придурков.

— Мне нужна их помощь, — ответил Горец. Он вкратце рассказал о детях. Митос покачал головой.

— Я не доверяю разведывательными агентствами, — сказал он без обиняков. — Лучше бы ты искал этих детей самостоятельно.

Выражение лица Маклауда сделалось кислым.

— Митос. Я знаю этих людей. Ты так чертовски подозрителен ко всем.

— Сколько мне лет?

Дункан проигнорировал насмешку.

— Я надеялся, что ты пойдешь со мной… поможешь мне.

Митос коротко рассмеялся.

— Ты знаешь меня лучше, чем они. Героизм — не мой стиль. У тебя это лучше получается. Ты даже выглядишь подходяще — благородный лоб, стальной блеск. Во всяком случае, я не думаю, что твой друг Фил мне доверяет.

— И зачем ты это сейчас говоришь? — спросил Дункан с притворным недоумением. — Что стало с твоей устоявшейся репутацией совершенно открытого, честного, обходительного… ЭЙ!

Выковыряв из своих волос картофель-фри, Дункан уставился на давнего друга. Митос мягко улыбнулся.

— Ты собираешься съесть эту курицу, Маклауд?

* * *
Я люблю тебя. Он произносил эти слова, радуясь их звучанию настолько же, насколько она любила их слушать. Я люблю тебя. Как эти три слова изменили все! Она потянулась к нему и знала, что его руки распахнутся для нее. Их тела соединились, и ничто другое не имело значения. Не только убийство, не только разруха, боль, разочарование — все растаяло во всепроникающем, восхитительном сиянии. Это не должно было случиться. Они не планировали этого, но правы поэты — любовь не остановить. Цари и пророки не могли удержать ее, и предостережения были напрасны. Ты лелеял это внутри себя, создал укрытие, где никто не мог добраться до нее. Она должна верить, что любовь непреодолима — это было все, что у них осталось, когда их разлучили.

* * *
Маклауд слишком много времени провёл в поисках одежды. В итоге шотландец появился в дверях больничной палаты хорошо так после обеда на следующий день. Он бросил Митосу пакет, за который тот схватился, как тонущий за спасательный круг.

— Здесь затаилась армия врачей, — сказал он, — с иглами для биопсии и другими неприятными вещами. Меня простукали, искололи, я заполнил анкеты, сдал больше анализов мочи, чем могу сосчитать… — Он натянул джинсы и свитер. — Зеленый? Ты купил мне зеленый?

— Иглы? Зачем?

— Это ты мне скажи. Арахис же твой приятель. — Митос в смятении уставился на ботинки. — Мои ноги не так уж и велики.

Что-то бормоча, Маклауд схватил горсть марли и засунул ее в проблемную обувь. Безмятежно улыбнулся в ответ на возмущение Митоса.

— Всё же подумай об этом, Маклауд. — Надев туфли, Митос сделал пару шагов и скривился. — Подумай о женщине с высоким уровнем защиты. Она умирала. Два раза. Меня не волнует, что там говорит Арахис. И она не Бессмертная. Что, если увеличение возможностей смертных — не только чисто научный проект Правления?

Глаза Маклауда сузились.

— У тебя чертовски богатое воображение, Митос. Теперь, если ты уже налюбовался в зеркале на свою красоту, мы пойдем поговорить с Филом?

Митос последовал за Маклаудом через всю больницу к временному офису Фила. Перед дверью стояли люди в костюмах. Они шагнули вперед, перекрывая дорогу Бессмертным. Митос дернулся вправо и, когда охранники двинулись за ним, Маклауд аккуратно обошел их и оказался внутри офиса.

— Все в порядке! — крикнул Фил охранникам, когда те, встревоженные, чертыхаясь, вбежали за Горцем. Оставленный ими Митос неторопливо вошел туда же. Охранники отступили. Кроме самого Фила, у его рабочего стола стоял крепкий человек, лет под шестьдесят, и смотрел на Бессмертных весьма неодобрительно. Фил, резко покраснев, махнул им на кресла.

— Господа, — в его голосе слышалось раздражение, — это Джеффри Уорделл — руководитель судебно-медицинской экспертизы.

— Уорделл? — Маклауд поклонился и протянул широкую руку. — Ты как-то связан с Куртом Уорделлуом?

— Это мой отец, майор Маклауд. — Мужчина сухо ответил рукопожатием, позволив короткую улыбку.

— Я помню его. Мы встречались несколько раз у Даниельсонов. И я больше не на службе, господин Уорделл.

Уорделл натянуто улыбнулся.

— Отец действительно упоминал вас, один или два раза.

Фил прочистил горло, переводя взгляд с одного Бессмертного на другого.

— Есть какие-то проблемы?

— Проблем нет, — добродушно сказал Маклауд. — Охотник у вас. Мне бы хотелось напомнить о моем деле, и ещё я полагаю, что Митос заинтересован в отъезде.

— Хотя я ничего не имею против вашего гостеприимства, — тут же добавил Митос.

У Даниельсона напряглась челюсть.

— Мы приступаем к исполнению нашей части сделки, Дункан. Боюсь, Митос останется пациентом ещё некоторое время.

Митоса услышанное огорчило, но не удивило.

— Мы хотим провести еще некоторые тесты.

— Зачем? — спросил Дункан.

— Он был в заключении у КПСА в течение десятилетий. — Уорделл, нахмурившись, посмотрел на Бессмертных. — С учетом изощренных методов модификации поведения, применяемых Правлением, мы должны соблюдать осторожность.

— Что?

— Ты когда-нибудь слышал о супоратине?

Митос закатил глаза, но неохотно ответил:

— Да, я слышал о нем. Они не давали мне ничего такого.

— Откуда ты знаешь? — возразил Уорделл.

— Действительно. — Согласился Митос с кривой улыбкой.

— Точно. К нам возвращались наши агенты, которые выглядели совершенно нормально, но потом оказывалось, что они психи, настроенные против нас. Посмотрите на Охотника, ради Бога! Они знают, что делают! Если ты уже подвергся воздействию, по метаболитам в организме можно будет отследить всё в течение ближайших нескольких недель. Как только мы узнаем, что ты чистый — и выясним некоторые другие вещи — ты сможешь уйти.

— Звучит, как чушь собачья, — буркнул Маклауд.

Митос покачал головой.

— Нет, к сожалению. Супоратин был разработан в Швеции в начале двадцать первого века. И как долго мне придется тут торчать?

Фил кивнул с облегчением.

— Три недели, максимум.

— Вы, конечно, видите, что я адекватно принимаю эти условия? Но еда — с ней надо что-то делать, господа.

Уорбелл усмехнулся.

— Мы сделаем все возможное, чтобы твое пребывание тут стало приятнее.

Маклауд неуверенно посмотрел на Митоса, потом снова на смертных…

— А как насчет нашей сделки?

Уорбелл бросил многозначительный взгляд на Митоса.

— Я понял намек. — Митос поднялся.

Маклауд, с подозрением поглядев на Даниельсона и Уорделла, вышел за ним из офиса.

— Ты это серьезно?

Митос прямо встретил его испытывающий взгляд и так же уверенно сказал:

— Конечно. Я получил медицинское образование, помнишь? Я знаю, что такое супоратин. Разумеется, они не давали мне ничего такого. Торчать здесь еще неделю или около того — дерьмо полнейшее, но после десятилетий сидения в тюрьме, думаю, я справлюсь. Кроме того, ты еще пробудешь тут какое-то время, верно? — Голос его звучал достаточно тревожно, чтобы зацепить сострадательного друга.

Митос ждал, затаив дыхание, и опасаясь, что Маклауд поймет его уловку. Но, наконец, шотландец кивнул и даже улыбнулся ему успокаивающе.

— Ладно, как скажешь. — Он ободряюще похлопал Митоса по плечу и ушёл обратно в офис. Митос неспешно отправился в свою комнату.

Оказавшись внутри, он закрыл дверь и постоял, прислонившись к ней с колотящимся сердцем. Затем, стремительно передвигаясь, он собрал остатки одежды, принесенной ему Дунканом, запихал их в новый рюкзак. После недолгого размышления сунул туда же остальные вещи.

Митос слегка приоткрыл дверь. Мимо быстро прошла медсестра. Он открыл дверь шире. Еще две медсестры стояли у стойки в нескольких шагах, спиной к нему. Они не обернулись, когда он, молча, проскользнул мимо них по коридору в сторону пожарного выхода.

Он почти добрался, потянулся к ручке, когда дверь распахнулась, и один из охранников Даниельсона, стоявший с другой стороны, разинул рот от удивления, увидев его. Выругавшись, Митос кинул свой рюкзак в испуганного человека, который задохнулся под его неожиданным весом и упал на спину поперек площадки. Перескочив через него, Бессмертный начал спускаться по лестнице.

За ним шли по пятам. Крики и стук шагов отзывались эхом вниз по лестнице. Четыре пролета, и он достиг наружной двери. Она распахнулась. Там стоял нахмуренный Маклауд.

— Куда собрался, Митос? — Горец был само благородство, остров достойного спокойствия посреди хаоса, когда Даниельсон и остальные высыпали в холл. Митос оказался отрезанным от улицы и от второго коридора. Сердце застучало, он резко развернулся в поиске другого выхода.

Люди остановились и, к удивлению Митоса, все они — даже Фил — смотрели на Маклауда в ожидании распоряжений. «Королевская рать», — вдруг нелогично подумал Митос и громко рассмеялся.

— Черт с тобой, — отрезал великодушный Бессмертный. Он схватил Митоса за плечо и развернул его к подъезду. — Вверх!

Предательство поразило Митоса. Холодная ярость встряхнула его. Он мгновенно пробежал шесть пролетов и выскочил на плоскую, пустую крышу. Маклауд стоял прямо за ним. Обернувшись, Митос увидел, что рука Горца рефлекторно сжимает меч. С горькой усмешкой Митос упал на колени. Он сложил руки на груди и склонил голову вперед. Маклауд снова выругался с заметным шотландским акцентом.

Катана со стуком ударилась о крышу. Маклауд поднял его на ноги, обняв так, что ребра затрещали. Тут же его отпустил, в глазах Горца была ярость, но было в них и сочувствие. Собственный пульс Митоса выровнялся.

— Я больше не стану узником, Маклауд, — взмолился он хрипло.

Дункан покачал головой.

— Даниельсон клянется, что тебе не причинят вреда. Что плохого в том, чтобы просто попринимать препараты неделю или две? Ты сам сказал, что это лекарство настоящее… или это ложь?

— Это предлог, Маклауд. Препарат действительно существует, и он делает то, о чём они говорят, но у них нет намерения позволить мне уйти, черт возьми! Ты считаешь, что мне промыли мозги?

— Нет, — ответил Дункан сердито: — Я не знаю.

Шотландец положил руку ему на плечо. Митос дернулся прочь, выдавив жесткую улыбку.

Дункан выругался от досады и поднял свой меч, бросив его в ножны без обычной плавности.

— Я потерял много друзей, черт тебя побери! Людей, которых я знал много дольше — хороших, добрых людей! И людей, что были лучше, чем ты, Митос! Но именно по тебе я больше всего горевал, по твоей мудрости, которую потерял!

— Тогда пошли — прямо сейчас — и оставь им их маленькие войны. Есть же Париж или Рим! Боги, я хотел бы снова увидеть Рим!

Маклауд с сожалением покачал головой.

— Я не могу. На карту ставится жизнь — жизнь детей.

Митос резко засмеялся.

— Вечный бойскаут. Просто не можешь пройти мимо? Вот из-за чего я погибну, Маклауд.

— Ты серьезно? — Горец злился все сильнее. — Ты думаешь, что я жертвую тобой ради детей?

«Нет, — подумал Митос, — я полагаю, что ты делаешь сверхглупость, пытаясь спасти всех».

Вслух он сказал:

— Что будет дальше, Маклауд? Ты возьмешь меня за руку и отведешь обратно вниз?

Горец долго смотрел на него. Под конец на его лице было написано разочарование, он покачал головой.

— Нет. Мне бы хотелось, чтобы ты снова прикрывал мою спину, старый друг, но я не собираюсь тебя останавливать. Ты хочешь уйти — отлично. Иди.

Митос коротко кивнул. Повернувшись, он зашагал к краю крыши. Выглянув, он увидел, что соседнее здание находится близко, на расстоянии прыжка. Он перемахнул через перила и спрыгнул вниз — и ни разу не оглянулся назад.

Глава 16

Через два дня после приключений в карцере Гейбу провели первую операцию поимплантации. Когда санитары пришли, чтобы забрать его, он отчаянно дрался, но они победили — как обычно. Когда он проснулся в палате, то знал, что стал другим. Он сгибал пальцы, запястья были закреплены в фиксаторах. В висках у него чесалось и ощущалась тупая боль позади глаз. Теперь они могли подключить его к компьютеру в любое время, когда захотят.

Дверь открылась, пропуская Макса, двух других санитаров и медсестру. Гейба освободили. Медсестра взяла анализы и выдала ему его одежду. С трудом, поскольку голова все еще кружилась от анестезии, мальчик натянул брюки и свитер.

— Поторапливайся, — приказал Макс. — Сеттер хочет, чтобы тебя поставили на обучение сегодня. Двигайся!

В классе были еще двое — молодой человек в лабораторном халате и Майк. Сердце Гейба бешено забилось, но когда он позвал ее, она ответила ему испуганным взглядом и отвернулась. Сбитый с толку, встревоженный, он сел за терминал, указанный Максом, и старался не дрогнуть, когда санитар подключал кабель. Было ощущение давления в черепе, когда вставили кабель в гнездо, но боли не было. Почти сразу часть его разума сузились и сфокусировалась. Вдруг туда стала поступать и сменяться информация. Он не только мог почувствовать теплый воздух на своей коже, он знал, что его температура именно семьдесят один целых, шестьсот девяносто сотых градусов[12]. Гейб знал, с какой силой света (в канделлах) горели верхние лампы, долю каждого цвета в его спектре. Внезапный натиск данных вызвал у него головокружение, и он склонился вперед, ощущая тошноту.

В следующий момент головокружение отступило. Он посмотрел вокруг, но взгляд Микаэлы был сосредоточен на экране перед ней. Гейб стиснул зубы. Макс был на другой стороне комнаты, прислонившись к стене, он читал журнал. Мальчик протянул руку и вытащил кабель. Отодвинув свой стул, он проскользнул к сестре.

— Майк, что такое? — прошептал он.

Она была пепельного цвета, костяшки пальцев, сжимавших кабель, подключенный к ее голове, были белыми. Слезы хлынули из ее голубых глаз и потекли по щекам.

— Гейб, они убили меня! Теперь я Бессмертная! — Она шептала, а голос дрожал. Он уставился на нее, пораженный. — П-Пол сказал, что они хотели «молодую».

— Проблемы? — Раздался голос Сеттера. Майк умолкла, слегка пискнув от ужаса. Гейб развернулся. Слишком быстро. Голова закружилась, он покачнулся.

— Сядь, мальчик. Ты знаешь правила.

Здесь и сейчас ему не победить. Мальчик быстро обнял Майк.

— Все в порядке. Мы что-нибудь придумаем, я клянусь.

Она кивнула, всхлипывая. Гейб вернулся к своему столу, чувствуя затылком враждебный взгляд Сеттера.

— Отправить тебя к психу, парень? Я слышал, что он умеет одним из своих… заклинаний.

— Кто он? Он Бессмертный?

Сеттер усмехнулся, хитрой, скрытной улыбкой.

— Может быть.

— Как его имя?

— Имя? У него нет имени, парень. Ты будешь таким, если тебе не сделают операцию. Это все, что тебе нужно знать. Старик — неудачник, мусор. Его держат здесь, чтобы пугать маленьких дряней, вроде тебя. Есть еще вопросы или ты приступишь к своей работе?

* * *
Если бы мы могли поехать куда захотим, спросил он, что бы ты предпочла? Вопрос этот пугал. Потому что предполагал саму возможность выбора. «На Багамы», — сказала она, не задумываясь, а про себя решив: с тобой — куда угодно. Его глаза сверкали; они всегда сверкали, когда его ум пускался в странствия, не скованный неуверенностью и страхами, которые преследовали ее. «А я бы хотел поехать в Антарктиду». Пингвины. Лед. Она прижалась к нему, воображая, что защищается от холода.

* * *
Абрахам Лонг протирал тканью поверхность витрины, убирая мелкие пятнышки отпечатков пальцев. Позвонил колокольчик над дверью. Он повернулся. Высокий мужчина стоял в передней части магазина, оглядываясь вокруг. Резкие черты лица, темные волосы, легкая, спортивная грация — незнакомец подошел к Лонгу.

— Добрый вечер, сэр. Я собирался закрываться…

— Я не отниму много времени. — Мягкий голос с легким акцентом. Быть может, восточное побережье?

Человек долго изучал оружие, размещенное на стене за спиной хозяина.

— Я возьму это.

Лонг достал ружьё. Незнакомец взял его своей худой рукой. Может быть, разыгралось воображение, но торговцу оружием показалось, что на хмуром лице незнакомца промелькнуло отвращение. Положив покупку, человек пересек магазин и стал рассматривать мечи. Через мгновение он выбрал себе один — старый, толедской стали. Лонг усмехнулся.

— Дайте угадаю, — сказал он человеку, когда тот вернулся положить клинок рядом с ружьем. — Охотник на Бессмертных?

Брови незнакомца поднялись.

— Возможно.

Лонг фыркнул.

— Можешь не осторожничать, приятель. У меня есть все, что нужно. Я не голосовал за любителей Бессмертных. В задницу чёртовы реформы. Так и оглянуться не успеешь, как они поселятся по соседству. Этот меч принадлежал Бессмертному.

— Я знаю, — сказал мужчина. — Он мне известен.

— Даже так?

От улыбки незнакомца у Лонга по коже поползли мурашки.

— Это вещь Бессмертного, — сказал тот. — Часто их мечи так же индивидуальны, как и они сами. Этот принадлежал женщине, воровке.

— Серьёзно? Кто её убил?

— Не знаю. Может быть, никто. Эта конкретная Бессмертная была увертливей, чем большинство. Она отказалась от меча ради того, чтобы быстрее скрыться. Может быть, я столкнусь с ней, а?

— Хе-хе. Это было бы здорово! Убей эту шлюху ее же собственным мечом. Я хотел бы поприсутствовать. Ни разу не видел квикенинга. Меч обойдётся в пятьсот баксов, и мне необходимо увидеть какие-нибудь документы.

Незнакомец предъявил то и другое. Удостоверение долго проверялось по базе данных. Эрик Стендинг… банкир. Кроме того — парень был чист, неплохо зарабатывал, портрет соответствовал.

— Убей одного из них для меня, — сказал торговец, протягивая пакет через прилавок. Незнакомец жестко улыбнулся и вышел.

* * *
Через два дня после ухода Митоса в гостиничную дверь Маклауда постучали, он открыл и увидел Фила, а с ним Барб Апсон.

— Привет, Дункан. Мы можем войти?

— Конечно! — Горец поспешно отошел в сторону. — Я думал, ты приедешь в город только завтра?

Барб выглядела так же, как много лет назад, возможно, несколько располневшей, слегка поседевшей, но живой блеск в ее глазах сохранился.

— Я так и собиралась, — ответила она. — Кое-что произошло, и нам надо поговорить.

— Приятно тебя видеть, Барб. Ты тоже сердишься, что я позволил Митосу уйти?

Она рассмеялась и покачала головой.

— Нет. Джи Эл немного раздражен, но он получит свою компенсацию. Боже, Дункан… так приятно видеть тебя! Я весь полет была как на иголках!

Он крепко обнял ее, пока Фил изучал взглядом в потолок. Она, наконец, отодвинулась и покачала головой.

— Я никогда не смогу привыкнуть. Когда встречаю тебя, я надеюсь, что вот посмотрю в зеркало и увижу себя, такой, как тридцать лет назад. Ах, Дункан. Это были такие дни.

— Да, точно. — Он повел ее к стулу. — Что, Барб?

Она склонила голову набок, глядя на него с нежностью.

— Фил, наверное, не слишком много тебе рассказывал из того, что мы выяснили в ходе допросов Охотника. Собственно, он и не должен рассказывать. Мы узнали нечто очень тревожное об этом институте и их работе.

— Что?

Барб выглядела расстроенной.

— Боюсь, я не могу рассказать ничего, кроме того, что эта работа затрагивает детей. Поверь мне, Дункан, я бы рассказала тебе, если бы могла, но приказы пришли прямо из Вашингтона. Намекну — агентство хочет отправить свою собственную поисковую команду.

Дункан стиснул зубы. Она слабо улыбнулась.

— Ах, упрямый шотландец.

— Я забочусь о детях, — возразил он: — не о политиках Старой Демократии. Они всего лишь дети… что бы ни сделал с ними Биоген.

— Я знаю. Вот почему меня попросили предложить тебе поучаствовать.

Что бы Дункан ни ожидал, это было не то. Он смотрел на нее сверху вниз.

— На самом деле это предложил Фил. Я думаю, идея хорошая. И я бы очень хотела, чтобы в команде был кто-то с таким опытом, как у тебя. — Вот сейчас смертная льстила ему.

Брови Дункана поднялись. Фил усмехнулся.

— Ты не был воспитан на рассказах о собственных подвигах. Во время моей краткой карьеры в военной академии существовал термин «использовать для скрытых атак … фактор Маклауда». Я думаю, наши шансы на успех повышаются примерно на сто двадцать процентов, если ты с нами.

Дункан посмотрел на Барб, которая улыбнулась с надеждой, затем на Фила.

— Хорошо, — сказал он, наконец, — только если вы понимаете, что моя главная задача — спасти детей.

Лицо Фила просветлело.

— Нет проблем! — радостно закивал он.

Горец повернулся к Барб.

— Ты останешься? На скромный ужин?

Она радостно улыбнулась. Фил шумно откашлялся.

— Ну, полагаю, мне пора уйти. Мы отправляемся завтра вечером, Маклауд. Я договорюсь, чтобы тебя забрали.

Дункан заказал столик в ресторане, рекомендованном Филом. Увы, рыботорговцев в Хьюстоне больше не было. Они заглянули ненадолго в номер Барб, чтоб она могла переодеться («Я не пойду в «У Гиго» в этом!»), затем в модный маленький ночной клуб. За небольшим столиком они поговорили про последние тридцать лет.

Карьера Барб протекала, как стабильный и постоянный рост. После войны она покинула военную разведку и заняла должность в ЦРУ, где прошла путь от полевого агента до командира. Была замужем, сейчас в разводе, детей нет.

— Нет времени, — призналась она. — Укрепление безопасности СтарДем забирает, кажется, каждую минуту. Как и Джи Эл, я всё время говорю об уходе, и, подобно ему, я все еще здесь, и так день за днем.

— Как он?

— Вспыльчивый, как всегда, — засмеялась она. — Хотя я могу поклясться, что слышала улыбку в его голосе, когда мы говорили о тебе два дня назад. Представь, он до сих пор вспоминает о том, как ты пристроил ту рыжую к нему в квартиру.

Дункан усмехнулся. Это были хорошие дни, даже при том, что вокруг продолжалась война.

— Он разве не женился на ней?

Она кивнула.

— Да, действительно. И теперь у них есть дочь, только что закончившая аспирантуру в Гарварде — биоинженерия.

— Что? — Дункан смотрел на нее с притворным изумлением. — Она не пошла в семейный бизнес?

— Элизабет? Ха! Как бы ни так! Она пацифистка.

— Я удивлен. Похоже, каждый чего-то достиг.

— Ты встретил Джеффа, как я понимаю? — скривилась Барб. — Вылитый отец.

— Он кажется достаточно открытым.

— Он такой. Вдвоем с Филом сработались очень хорошо.

— Фил что-то говорил о военной академии. У меня сложилось впечатление, что он сразу пошел в агентство.

Ее лицо слегка потемнело, и она покачала головой.

— Нет, боюсь, что нет. Фил хотел идти в армию, как и Рори, но в академии он столкнулся с большим предубеждением из-за его отца, и это оказалось ему не по силам. Он слинял.

— Столкнулся с предубеждением? Что ты имеешь в виду?

Она подперла рукой подбородок, взгляд стал холодным.

— Люди, которые поступают по совести, часто за это расплачиваются, Дункан. Рори — в том числе. Было немало тех, кто считал Рори предателем за то, что ушел от заговорщиков ради спасения жизни Бессмертного — даже такого Бессмертного, как Дункан Маклауд. Ты знаешь, что он был лишен звания?

Дункан кивнул.

— Но… он по-прежнему получал зарплату, имел право на пенсию и были разговоры о должности консультанта, разве нет?

— О-о, да, но даже если и так, друзья перестали приходить к нему. Он пытался вернуться в службу безопасности — частным консультантом — после войны, но никто не дал ему допуска, даже те, кто публично похвалили его действия. Ко времени, когда он умер, он должен был стать, черт возьми, почти затворником.

Пораженный, Горец мог только покачать головой.

— Я понятия не имел. Они дали ему медаль…

— Конечно, это они сделали. Официально, он поступил правильно. Но ты, как и все, должен знать о социальной среде военных. В те дни сотрудничество с Бессмертными было допустимо только ради выгоды, не более того.

Маклауд молча смотрел на нее поверх тарелки, аппетит у него исчез. Барб покачала головой и накрыла его руку своей рукой.

— Дункан, не гляди так. Это было тяжелое время для Рори, но он ни разу не пожалел о том, что сделал — ни разу.

— Я не знаю, что сказать, Барб. Если бы я знал, что с ним такое, я…

— Ты бы что? Бросился ему на помощь? Последнее, что ему было нужно — публично отстаивающий его Бессмертный. Сейчас, конечно, все было бы иначе.

— Может быть. По крайней мере, Фил, похоже, все делает правильно.

Она кивнула.

— Когда мы услышали об инциденте в Цитадели, Джи Эл и я сразу же предложили ему место в агентстве. Поверь мне, Дункан, это было лучшее решение по персоналу, которое мы когда-либо делали. Завтра ты сам сможешь убедиться. Он, безусловно, похож на своего отца — способный, умный и мужественный. А ещё он рассказывает анекдоты.

— Мне нравится то, что я видел до сих пор, — согласился Горец. Он усмехнулся, вспоминая своего старого друга. — И сюда идет официант. Если я правильно помню, ты предпочитаешь мерло.

Глава 17

Это была очередная тренировка кендо. Гейб и Пол поклонились друг к другу, на лице последнего мелькнула быстрая, злая усмешка. По сигналу инструктора они сжали свои шесты и встали в оборонительную позицию. Гейб следил за глазами противника. Этому его научил отец. На мгновение мальчик почувствовал благодарность, зная теперь, что эти уроки, отложившиеся в подкорке, были не просто ради удовольствия. Пол бросил взгляд вправо и обратно. Гейб двигавшийся так, чтобы блокировать удар, который придет с той стороны, сразу отбил его. Противник выругался и попробовал повторить удар, только пониже. И снова мелкие, непроизвольные движения его глаз дали подсказку, Гейб легко увернулся, затем начал вращать собственное оружие. Палка Пола была отбита. Гейб продолжал движение. Его палка раскрутилась и с громким щелчком ударила Пола в локоть. Мальчик выругался от боли и удивления, сделал шаг назад, выпустив палку.

— Хорошо! Хорошая работа, Габриэль!

Гейб отступил, ожидая, пока громко возмущавшийся Пол подберет свое оружие. Снова парни настороженно кружили лицом друг к другу, и опять Пол сделал первый выпад.

Теперь он тщательнее скрывал свои намерения, но несмотря на это, мышцы выдавали его. Четыре раза Гейб блокировал его атаки, каждый раз насмешливо ухмыляясь. Лицо Пола покраснело. Его следующий удар был непродуманным, и Гейб легко увернулся. После чего обрушил на своего заклятого врага внезапный шквал атак. В секунды на костяшках пальцев Пола выступила кровь, а на его руках и туловище должны были вскорости проявиться новые синяки. Гейб услышал свисток инструктора. Сердце колотилось, он проигнорировал сигнал, продолжая наступать на все более испуганного Пола, неуклюже парировавшего его удары. Другие мальчики все бросили и только кричали, некоторые поддерживали Пола, другие были за Гейба. Уголком глаза Гейб увидел инструктора, направлявшегося к ним вместе с помощниками.

Пол поскользнулся и растянулся на полу. Гейб забыл о нем и развернулся, переключившись на инструктора.

Нападение застало того врасплох. Тренировочный зал мгновенно умолк. Следующий удар Гейба пришелся инструктору в шею и заставил того опомниться. Выругавшись, инструктор двинулся на него.

Гейб не мог выиграть в этой борьбе, да и не планировал. Он еще продолжал парирование ударов и несколько раз попал в противника. Один удар оказался чрезвычайно удачным — его посох соскользнул с палки инструктора и попал тому в ухо. Тот немедленно отступил.

На мгновение мальчик запаниковал. Он не планировал этого! Распахнулись двойные двери в другом конце тренажерного зала. Прибежали Макс и несколько охранников. Мальчик повернулся в их сторону. Крича, он пошел на Макса. Через несколько минут Гейб упал под ударами многочисленных дубинок.

Гейб был оглушен и чувствовал боль, когда они рывком подняли его на ноги. Он не удивился, увидев, что пришел Сеттер и несколько медиков. Он принялся ругать их самыми грязными словами, которые мог вспомнить, и за которые родители когда-то велели бы ему вымыть рот с мылом! Сеттер усмехнулся.

— Ты мелкий сукин сын, не так ли, мальчик? Мы можем использовать и таких, как ты, но не раньше, чем ты научишься себя вести. Уведите его, — приказал он охранникам.

— Куда вы его отправляете? — спросил один из медиков.

— Он считает себя крутым. Мы собираемся дать ему шанс доказать это. — Сеттер наклонился вперед, так, что его лицо оказалось в нескольких дюймах от Гэйба. — Так как тебе сильно понравилась встреча со стариком, ты сможешь посетить его снова.

— Эй, бля! — взревел Гейб. — Я не собираюсь возвращаться к этому УРОДУ!

Он отбивался и сопротивлялся, даже укусил одного из охранников. Они снова избили его, затем поволокли, ругаясь и избивая, из зала. Шумная процессия проследовала тем же путем по коридорам, вниз на лифте и в сырой подвал. Там он повис на их руках, тяжело дыша, в то время как Сеттер открыл окошко и сказал что-то существу внутри. Затем он жестом пригласил подчинённых, чтобы они подвели Гейба. Они выполнили приказ. Сеттер открыл дверь, и Гейба сразу швырнули внутрь. Дверь захлопнулась за ним с оглушительным грохотом.

На него тут же напали. Порыв вонючего воздуха, и он уже лежал на земле, придавленный тяжестью сокамерника. Грубые пальцы сжались вокруг его шеи.

— Подожди! — прохрипел он. — Пожалуйста!

— Нет, — ответ сопровождался смрадным дыханием: — в этот раз награда слишком велика!

— А если у меня есть предложение получше? — ухитрился сказать Гейб, не дожидаясь, пока его задушат. В глазах уже искры горели. Каким-то чудом пальцы ослабили хватку.

— Ну, посмеши меня, — прошептал старик. — У тебя есть несколько секунд.

— Хочешь … сделку — ты… я…

Старик резко вскочил, поднял его за шиворот и швырнул в дальнюю часть камеры. Сила у этого существа была поразительной. Голова звенела из-за всех побоев, полученных им сегодня; Гейб поднял дрожащую руку.

— Я хочу выбраться из этого места. Я и мои сестры. Ставлю … держу пари, ты тоже.

— Твое время почти истекло.

— Если я дам тебе возможность сбежать, ты поможешь нам выбраться?

— Как ты сможешь…?

— В подшивке моей правой штанины.

Он почувствовал, что руки вдруг двинулись вниз по ноге, услышал внезапный вдох.

— Это очень великодушно, — проворчал старик и снова взялся за горло Гейба.

— Стой. Если ты сбежишь, они будут слишком заняты твоими поисками, чтобы обращать на нас внимание.

Резкий вздох перешел в смех.

— Я — твое прикрытие. А почему бы и нет? На твоём месте, я, наверно, сделал бы то же самое.

— Мы договорились?

В ответ — долгое, очень долгое молчание. Наконец, к его облегчению, прозвучало:

— Да.

Гейб кивнул, сглотнув, зная, что самое трудное ещё впереди.

— Ты должен будешь избить меня.

— Я знаю. — Голос был мрачным, но сейчас звучал, как у нормального человека. Удар пришел будто из ниоткуда. — Но ты ничего не почувствуешь.

* * *
Дункан надел плащ, скрывающий меч. Заворчал гром, и первые дождинки брызнули на окна. Погода не благоприятствовала полночному путешествию, но всё решала целесообразность. Повесив спортивную сумку через плечо, он направился к двери. Джип ожидал у обочины, дворники работали. Это прибыл Даниельсон.

— Готов?

— Я готов был два дня назад, — откровенно сказал Дункан. — А как насчет всего остального?

— Ага. — Фил усмехнулся. — Есть все, что ты просил. Мы объявили набор добровольцев на эту операцию и сразу нашлись люди.

— Даниельсон, не неси чушь.

Смертный усмехнулся.

Мили медленно тянулись за окном — пять, десять, до тех пор, пока Хьюстон не скрылся с глаз. Фил, наконец, свернул с дороги в редкую рощу. Свет фар выхватил из темноты склады, окружавшие большую, вымытую дождем автостоянку. На дальнем ее конце показалось скопление грузовых автомобилей. Вокруг машин стояли люди в штатском, и среди них Дункан безошибочно почувствовал присутствие другого Бессмертного. Он внимательно посмотрел на Фила. Человек подмигнул.

— Ты говорил, что очень желательно включить в состав группы вора-домуш-ника, верно?

Дункан посмотрел на смертного, улыбка которого стала озорной.

— Мы предположили, что не так уж важно, будет ли этим специалистом мужчина или женщина.

Горец распахнул дверцу раньше, чем Фил остановил автомобиль. Несколько одетых в одинаковую форму людей расступились, пропуская стройную фигуру, которую он сразу узнал — трудно было не узнать грациозную, слегка надменную походку, и дерзко вздернутый, как у уличного мальчишки, небольшой подбородок. Его сердце воспарило.

— АМАНДА!

Она громко засмеялась и побежала ему навстречу. Он поймал ее, закружив от восторга. Много раз на протяжении стольких лет, он рисковал, выбираясь из укрытия, чтобы узнать, жива ли она еще. Это казалось невероятной роскошью — вернуть теперь и Митоса, и Аманду.

Ее волосы снова были рыжими — сверкающая медь в лучах галогеновых прожекторов — длинными и гладкими. Она была в черной кожаной одежде, привычной для неё рабочей форме; на голове кокетливо сидел берет, а на нем мерцал и сверкал сделанный из бусинок крошечный ворон. Он притянул ее к себе и поцеловал, чувствуя, как ее руки обвили его шею. Оторвавшись друг от друга, они ничего не говорили, только смотрели повлажневшими глазами.

— Я знала, что ты еще жив! — сказала она, наконец.

— О-о, и я скучал по тебе, ты, разбойница! — Он обнял её и на этот раз услышал протестующий писк. Отпустив Аманду, он обернулся к другим людям.

— Даниельсон!

— Трудно было удержаться и не сделать сюрприз, — согласился смертный весело. — Вы, двое, можете взять тот грузовик — по старинке, как в былые времена. Мы выступаем через двадцать минут.

* * *
Что-то изменилось. Сны отступили. Рядом зазвучал голос, неожиданно напугав её. Воспоминания о прожитой жизни разлетелись, детали рассыпались, перемешиваясь так, что она уже не могла разобрать, где оказалась в этот раз, и кто она такая. Ее глаза были плотно зажмурены, она ждала, и всё вернулось на свои места. Она открыла глаза.

— Черт побери! Капельница выскользнула. — Кто-то навис над ней. Белая одежда, маска. Ей ввели иглу. Долгое, медленное падение обратно в хаос.

Снова. Небо двигалось. Нет… она двигалась. Люминесцентные лампы наверху скользили мимо неё. Двери грохнули. Эхо голосов. Теплый, влажный воздух на ее лице, а лампы исчезли. Частые хлопанья дверей. Они перевозили ее.

— Она снова приходит в себя. Наркоз.

Сны вернулись. Но теперь они стали отрывочными, кошмарными. Она бежала, ноги и руки странно тяжелели и замедлялись; там были бесконечные коридоры, глухие голоса, лица, глядевшие на неё, опустошенные и полные безнадежности. Кто-то стрелял в нее. Боль отдавалась в плече.

Внезапно проснувшись, Гита поняла, что она, привязанная ремнями, находится в машине скорой помощи. Автомобиль свернул с дороги, флакон с препаратом от сильного толчка слетел с крючка, что-то грохотало в кислородном аппарате. Кто-то выругался. Гита в замешательстве смотрела на человека в униформе, влетевшего в стенку салона. Затем автомобиль свернул еще раз и грохот прекратился. Мужчина поднялся с пола и побежал к дверям. Ему пришлось их выбивать.

Увеличение дозы лекарств обновило системы организма. Гита проверила на прочность фиксирующие ремни и постаралась унять панику. Они нашли ее! Врата!

Она услышала крики на улице, выстрелы, потом вдруг наступила тишина. «Скорая» покачнулась, и появилась фигура, что приближалась, обрисованная светом лампы.

— Привет, Гита … или кто ты там.

— Ты!

Митос усмехнулся, наблюдая, как она зарычала и рванула ремни. Он пробирался через оборудование скорой помощи, большинство из которого было раскидано по салону. Спустя минуту он появился рядом, с флаконом физраствора в руке. Подключил его обратно к капельнице.

— Ты, сукин сын! Что, черт возьми, ты собираешься…

Бессмертный держал в руках небольшую бутылку и шприц. Он подмигнул Гите. Затем умело установил капельницу. Вставив иглу в бутыль, он перелил ее содержимое во флакон капельницы. Она вскрикнула — коротко, зло, протестующе — когда почувствовала, как препарат растекается по жилам.

— Спи, Гита, — услышала она его слова, проваливаясь в беспамятство.

* * *
— Ты так и не оставила службу? — спросил Дункан недоверчиво.

Аманда рассмеялась и пожала плечами.

— Нет, так уж получилось. Это глупо, не правда ли? Ник очень плохо на меня повлиял.

Он различил задумчивую ноту в легком тоне Аманды, и вспомнил о смелом молодом Бессмертном, который, ещё в конце двадцатого века, отваживал ее от преступных увлечений. Он погиб, став жертвой войны. Аманда невидящим взглядом уставилась в залитое дождем лобовое стекло, затем улыбнулась — ярко, дерзко, как в когда-то в прошлом.

— На самом деле, я консультант. На полставки. Когда Барб сказала мне, что ты участвуешь, мне, естественно, пришлось присоединиться к команде. Хочу, чтоб ты знал, для этого я бросила очень прибыльную работу!

— Бриллианты?

В ответ блеснула лукавая улыбка.

— А как насчет тебя, дорогой? Что было с тобой все эти годы, за исключением тоски по мне, конечно?

— Ничего, — ответил он томно, — поскольку не было тебя.

Она толкнула его в плечо.

— Нет, серьезно. Ты был якобы убит, Дункан! Я просто обязана взять твою голову за то, что ты позволил мне верить в это столько лет!

— Прости, Аманда, но я боялся рисковать своими друзьями.

— Хорошо — ты не умер, так что я прощаю тебя. Но что произошло на самом деле? Или это — главный секрет?

Горец покачал головой, глядя в зеркало заднего вида. Всего выехало шесть автомобилей, два из которых — джипы, на одном из них ехал Дункан, остальные — вездеходы, занятые людьми Фила. Большинство машин казались старыми, но только казались. Похоже, двигалась колонна по пути скотогонов, которых на юго-западе встречалось немало. След в след они ехали через проливной дождь по дороге, практически не подходившей для пешеходов.

— Я работал с группой моих коллег-офицеров, которые, как оказалось, были участниками тайной организации людей, ненавидевших Бессмертных больше, чем КПСА. Одним из них был Рори Даниельсон. К счастью, в последний момент у него проснулась совесть.

Аманда удивилась. Ее глаза широко раскрылись, и она повернулась, уставившись на колонну машин за ними. Он ничего не сказал, вспоминая, какую глубокую рану нанесло это предательство, сколько боли причинило. Даже тот факт, что всё осталось в прошлом, мало что меняло.

— Я не слышала подробностей, знала только, что была засада в старом Капитолии, ты погиб, и это было предательство. Рори в этом участвовал?

Дункан пожал плечами.

— К концу войны — пару лет после Оклахома-Сити — я был назначен в часть Рори. Мы стали хорошими друзьями, или же мне так казалось. Потом выяснилось, он был членом этой тайной организации, направленной на искоренение Бессмертных с лица планеты — своего рода мощный Ку-клукс-клан. Они вынашивали хитроумный заговор, чтобы убить меня и выставить всё так, будто я был одним из Бессмертных, работавших на КПСА.

— Смертные и их глупые предрассудки! — Аманда покачала головой. — Почему мы вообще с ними сотрудничаем, дорогой?

— Благодаря таким людям, как Рори. Он мог бы смолчать, блестяще закончить карьеру. Он выбрал другой путь, и я всегда буду благодарен ему за это.

— И не говори — он познакомился с тобой и не смог довести дело до конца.

— Очень часто, Аманда, враги перестают быть врагами, когда они узнают друг друга ближе. В конце концов, он помог разоблачить заговорщиков. За это армия лишила его социального положения, статуса. Никакой славы, и он едва добился своей пенсии. Остальные отправились в тюрьму.

Огни задних фар идущего перед ними автомобиля резко подпрыгнули. Аманда взвизгнула, когда тряхнуло и их джип.

— Я ненавижу темные века, — отрезала она. — Они чертовски некомфортабельны! Ты встречал ещё кого-то из наших?

— Митоса.

Она выпрямилась, широко раскрыв глаза.

— Ты серьезно?

— Его казнь оказалась фальсификацией.

— О-о, ради всего святого, Маклауд! Я собираюсь начать расследование по каждой так называемой, смерти, о которой слышала. Как так получилось с Митосом? Мы с Ником были в Париже, когда услышали об этом. Митос действительно состоял на службе? Митос?

Дункан усмехнулся.

— До известной степени. Не более того.

— Мы говорим о Митосе — разумеется, не более.

Он покачал головой.

— Мы были в Портленде, собирали разведданные. Нам немного не повезло, мы попали в засаду. Митос взял на себя роль приманки, отвлек солдат подальше от нас и попал в плен. Как и ты, я думал, что он мертв.

— Ну, я рада, что он жив! Я очень люблю старого пердуна. — Глаза ее озорно блеснули. Она добавила небрежно: — Он очень милый, тебе не кажется?

Ближе к утру колонна остановилась. Они находились в пятидесяти милях от границы. Нервничающий Фил хотел продолжить путь ночью, насколько будет возможно. Дункан не возражал. Они разбили лагерь в каньоне, на широком каменном уступе. Дункан и Аманда, почти не разговаривая, установили свою палатку. Когда они, наконец, закончили и застегнули молнию входа, она повернулась к нему и, все еще безмолвно, обняла за шею.

Ее знакомое тело подходило его телу, и, утешая — возбуждало. Расставшись с одеждой, они сплелись друг с другом на своих спальных мешках. Их любовь, в окружении смертных, была яростной, отчаянной и молчаливой. Потом она заснула рядом с ним, так что медь ее волос рассыпалась по его груди. Он смотрел в потолок палатки, и не заметил, как заснул.

Глава 18

Митос ехал до тех пор, пока Хьюстон не остался далеко позади. Выбирал проселочные дороги и тропы для прогона крупного рогатого скота, стараясь углубиться в малонаселённую сельскую местность настолько, насколько возможно. Наконец, когда солнце взошло, он свернул в пересохшее русло реки и остановился. Заряд батарей был почти исчерпан. Он отсоединил капельницу Охотницы. Затем, уставший, потер виски и сунул руку в карман.

Охотница начала просыпаться, задыхаясь, глаза у неё были дикие. Но рассудок вернулся. Она посмотрела вокруг, потом снова на него.

— Это был ты!

— Мне нужна кое-какая информация.

Гита уставилась на него, затем медленно поднялась и села. Он позволил ей это, держа руку в кармане, сомкнув пальцы вокруг закрытого короткого металлического цилиндра, который он снял с ее мертвого охранника. Она заметила это движение, и ее глаза сузились.

— Какая информация?

— Тебе задавали вопросы. Среди прочего, тебя спрашивали, куда могли быть увезены дети-Бессмертные.

Ее лицо застыло. Он сделал глубокий вдох.

— Узнаешь? — спросил он, вытянув цилиндр из кармана. — Вроде как подарок от агентства. Маклауд — идиот.

Она невольно вздрогнула, страх светился в ее глазах. Большего ответа ему не требовалось.

— Куда их увезли?

— Биоген. — Она стиснула губы. — Институт Винтера.

Он кивнул.

— Где это место?

— Ты поедешь туда?

Митос вздохнул.

— Нет, моя шизофреническая любовь, мы с тобой вместе поедем туда, и пока ты будешь хорошо себя вести, сможешь прожить еще один день.

* * *
Дункан проснулся от голоса Аманды, сообщившей ему на ухо, что пора вставать. Солнце садилось, в палатке, стоявшей под скалистым навесом, было душно и уже темнело. Он одевался, пока его соседка по палатке забавлялась, разглядывая его и отпуская привычные дерзкие замечания. Заставив ее заткнуться быстрым поцелуем, он нырнул в вечер, а ее смех прозвучал эхом позади него.

Фил, стоявший в окружении своих людей, помахал Дункану. На скальном выступе была разложена карта, точнее — спутниковая фотография длинного огороженного комплекса.

— Я думал, КПСА владеет всеми спутниками.

Фил усмехнулся.

— Иногда нам везет и удается расшифровать сигнал, — сказал он. — Вот он… институт Винтера. На территорию комплекса можно пробраться там, где к ограде непосредственно примыкают скалы и лес.

— Большой, — прокомментировал кто-то.

Фил кивнул.

— Полевые отчеты говорят, что большинство сооружений закрыто после войны и, кроме вот этой секции, пустые здания используются для хранения боеприпасов. Будет интересно посмотреть, правда ли это.

— Вокруг ничего нет, — заметил Дункан.

— Изолированность — это слабо сказано, — ответил Фил. — Нет буквально ничего на пятьдесят миль во всех направлениях. Макробайт сделал всё для сохранения полной секретности. Вокруг установлена автоматическая сигнализация, но она довольно стандартная, и мы сможем ее обнаружить. Мы пройдем здесь. — Он ткнул в узкую линию, которая бежала между несколькими высокими пиками. — Выступаем.

Они свернули лагерь и отправились дальше, как только взошла луна. Ночь была ветреная, над головами мчались рваные облака. Земля стала заметно неровной, дорога хуже, и колонна двигалась медленнее. Местами старый асфальт полностью рассыпался. Каменные обвалы дважды заставили их поворачивать назад и искать другой путь.

На рассвете они, согласно расчетам Аманды, должны были подъехать чертовски близко. Дункан сбросил скорость на особенно глубоком ухабе, цепочка автомобилей свернула и исчезла из поля видимости. На востоке небо уже посветлело, подсвечивая верхушки сосен золотом. Аманда зевнула и потянулась на сиденье.

Вдруг впереди, за поворотом, возникла ослепительная вспышка, и земля затряслась. Дункан выругался, ударив по тормозам. Он услышал, как Аманда захлебнулась воздухом.

— Засада! — воскликнула она, распахивая дверь и быстро выскакивая из автомобиля. Дункан прибавил скорость, придерживаясь разбитой дороги, пока не доехал до места стрельбы по машинам. Один из джипов взорвался, осветив лесную тень и толпу людей, бегущих к ним из подлеска.

Это был крах. Аманда тоже это поняла. Краем глаза Дункан увидел, как она бежит к лесу. Перед ней возник солдат, прицелился. Она упала, сбив его с ног, и продолжила движение. Дункан закричал, увидев трех мужчин с оружием, бегущих к ней, но это было бесполезно. Дальше он не видел ее, потому что в этот момент почувствовал, как пули разорвали его самого. Последнее воспоминание было о земле, летевшей ему навстречу.

* * *
— Кто такой Сет?

Гита проснулась. На мгновение ей показалось, что вопрос ей приснился; пока она приходила в себя, Бессмертный рухнул на сиденье рядом с ней, глядя сквозь лобовое стекло на прояснившееся небо.

— Что?

— Ты говорила во сне.

Гита отвернулась. Через некоторое время она сказала.

— Он был одним из нас.

— Нас?

Ее челюсти сжались. Снаружи стая птиц опустились на дорогу перед ними. Тоном, который Гита никогда не слышала прежде, Митос сказал:

— Я бы очень хотел знать, Гита.

— Митос, кто я такая, как по-твоему?

— Я думаю, что ты — клон, гибрид. Я не знаю, как, черт возьми, они это сделали. И если бы идея не была настолько страшной, я бы потерял дар речи от восхищения.

Она резко засмеялся.

— Ты прав. Во мне соединены ДНК как смертных, так и Бессмертных. Мы были первыми. Они назвали нашу линию Пантеон.

Птицы взлетели, превратившись в темно-серое облако в розовом небе.

— Макробайт хотел получить шпионов, но не простых шпионов. Мы были специально выращены, сделаны привлекательными и сильными, с обостренными чувствами, ускоренными рефлексами. Мы получили образование, были научены разбираться в искусстве, истории, философии, науке. Такой идеальный шпион легко мог вписаться в среду мировой политической элиты. К огорчению наших создателей, для того, чтобы этого достигнуть, им пришлось познакомить нас и с концепцией свободного выбора.

— Ой-ой. — Снаружи, становилось все светлее. Митос поправил солнечные батареи. — Оружие обратилось против своего создателя. — Гита откинулась на спинку сидения.

— Старая история, я знаю. — Она закрыла глаза и мысленно увидела широкий коридор, белые блики от флуоресцентных ламп — и шеренгу солдат напротив них.

— И этот Сет?

— Он предал нас.

— Сет. — Губы древнего Бессмертного искривились. — Действительно, коварный парень.

Гите пришло на ум, что он, вероятно, вспоминает Египет тех времен, когда народ верил в эти имена. Она поежилась от такой мысли.

— Они расстреляли нас, как собак… устроили нам засаду, когда мы вернулись, чтобы освободить остальных.

— Нас?

— Гор, Ра, Баст, Геб — всего нас было пятнадцать. — На мгновение воспоминание об утрате поглотило ее. Она ощутила слезы и резко отвернула голову.

— А что было потом?

— Долгое время мы были взаперти, пока нас изучали и исследовали, и пока они не нашли способ, чтобы снова поработить нас. Затем они установили в нас свои механизмы, забрали все наши воспоминания, запрограммировали, как чертовых роботов, чтобы мы делали все, чего они пожелают. И на этот раз у них почти со всеми получилось.

— Теперь я знаю, почему ты готова сотрудничать. Хочешь увидеть, не выжили ли остальные!

— А зачем ты туда идешь, Митос?

Он открыл рот, потом закрыл его снова. В глазах сверкнула ирония.

— Мой друг там совершает один из своих экстравагантных подвигов. Мне нравится думать о себе, как о страховке. Знаешь, ему может и не понадобиться моя помощь. Он довольно находчивый парень.

— Маклауд, — догадалась она сразу. — Он может попасть в институт, но я бы не стала рассчитывать на его возвращение. Ты знаешь, те дети тоже попали в ловушку.

— Я не удивлен. Предположим, ты права, и он оказался в плену. Насколько хорошо ты знаешь ту местность?

— Очень хорошо. В моей первой новой «жизни» я сбежала, несмотря на их систему охраны — хотя они были уверены, что их техника всесильна. Я помню каждый дюйм пути, все служебные туннели, а главное, все сигнальные реле.

Митос уставился на нее. Гита улыбнулась.

— Ладно, ладно. Это почти слишком хорошо, чтобы быть правдой. Просто помни, кто тут сейчас главный. — Он старался быть начеку. — Не забывай, что у меня триггер спирали.

— Это не то, о чём можно забыть. Я думаю, ты и сам это знаешь.

* * *
Дункан ожил и едва не пожалел об этом. Он сидел в кресле, руки закреплены сзади, лодыжки тоже надежно скованы. Подняв голову, с трудом соображая, он увидел четырех или пятерых смертных, все в форме, вооружены и глядят, как ястребы. Облизывая засохшую кровь с губ, он осмотрелся. Это была небольшая комната, охранники выстроились вдоль стены, загораживая дверь. Двое мужчин сидели за столом напротив него. Один из них — Фил Даниельсон.

Молодой смертный улыбнулся ему, суровый, торжествующий. Маклауд мог только смотреть на него, потеряв дар речи от изумления и огорчения.

— Ну что, Маклауд?

— Где Аманда?

— Её найдут. — Фил наклонился вперед, не отрывая от Бессмертного сурового взгляда. — Но ты ее больше не увидишь.

— ПОЧЕМУ?

Фил резко засмеялся.

— Мне нравится смотреть на побеждённых. Ты ублюдок, Бессмертный! Мой отец потерял из-за тебя все, в том числе, самое ценное — доброе имя! Он спас твою проклятую, никчемную жизнь, и что ты сделал? Сбежал от опасности и оставил его наедине с позором.

— Твой отец сделал то, что считал верным…

— Верным? ВЕРНЫМ? — Горечь в смехе человека заставила Дункана вздрогнуть. — Ну, угадай, что теперь будет? Я собираюсь вернуть ему то, что он потерял. Когда КПСА в конце концов одержит победу, имя Даниельсон не будет синонимом предательства. Его будут помнить, как имя того, кто остановил угрозу от Бессмертных раз и навсегда!

Горец смотрел на смертного, едва сдерживая собственный гнев.

— Это вы ловили нас в фермерском доме Физерстоунов! Барб тоже с вами?

— Она? Нет, чёрт побери. Эта старая летучая мышь думает, что ты, бля, мессия! Нет, Маклауд… это все мой план. Я ждал этого шанса десять лет, надеясь, что ты снова возникнешь в моей жизни. Когда ты появился, я не мог, блин, в это поверить! Я получил ответ на все мои молитвы! Знаешь ли ты, как, черт побери, трудно было улыбаться и прикидываться твоим приятелем? Ну… это того стоило.

Дункан покачал головой, пораженный.

— Что бы твой отец сказал об этом? Что бы он ни думал о Бессмертных, он был верен своей стране. Как он посмотрел бы на то, что родной сын переметнулся к КПСА?

Фил выругался. Дункан дернулся в сторону, но не успел избежать скользящего удара в челюсть. Все еще ругаясь, смертный сказал человеку рядом с ним:

— С меня хватит этого дерьма! — Отшвырнув стул, Даниельсон вышел из комнаты, хлопнув дверью. Второй мужчина улыбнулся.

— Грегори Сеттер, — представился он добродушно. — И скажу, мистер Маклауд, для меня это большая честь — встретиться с легендой.

Дункан, всё ещё чувствовавший боль в челюсти, сказал:

— Где Аманда?

— Мы найдем ее. У меня есть вопрос получше. Где наша дорогая Гита?

— Спросите Фила.

— Увы, Фил утверждает, что удивлен так же, как и мы. Видишь ли, она исчезла. Мы ждали машину скорой помощи — посланную, чтобы забрать Гиту домой, но она не прибыла. На перекрестке недалеко от Хьюстона нашли каких-то мертвых охранников, но ни машины, ни Гиты.

— И что произошло, как ты считаешь?

— Я не знаю, — с сожалением произнёс человек. — Я искренне надеюсь, мы найдем ее в ближайшее время. Ее генетическая линия была тупиком — психопаты, знаешь ли. Совсем, совсем сошла с ума без своих имплантатов. Я серьезно опасаюсь за безопасность тех ни в чём не повинных несчастных, кто вдруг окажется не её пути.

— Я не знаю, где она находится, — повторил Маклауд кратко.

— Как жаль, — сказал Сеттер. — Тебе следует быть более открытым для сотрудничества, мистер Маклауд. Через некоторое время ты отправишься в небольшую поездку — встреча с некоторыми джентльменами из прессы. Просто попозируешь. Нам поручили устроить дискредитацию — мы это выполним. Когда ты вернешься, то останешься здесь и потом, дорогой мальчик, тебе понадобится все мужество, которое ты в себе найдёшь.

Дункан отвернулся.

Мужчина изучал свои сложенные руки, затем покачал головой. Поднявшись, он повернулся к стоявшим позади него.

— Отведите Бессмертного в его комнату. Возможно, немного тихой рефлексии поможет ему передумать. — Повернувшись назад, к Маклауду, он проговорил с притворным сожалением: —Увы, в настоящее время у нас ремонт. Боюсь, мы не сможем предоставить тебе номер с видом на море.

Подгоняя, его провели через пустые, обшарпанные коридоры. Неуклюжий в своих оковах, он дважды падал. Его, смеясь, били и пинали, пока он поднимался на ноги. Лифт спустил их вниз. Маклауд считал просветы этажей и удивлялся, насколько глубоко в земле скрыта тюрьма. Внизу дверь распахнулась, и на Дункана пахнуло влажным бетоном и плесенью.

Тишина здесь была тяжелой, будто давил вес всей земли и стали над ним. Бесконечные коридоры, заполненные гулкой тишиной. Он мрачно ждал, пока один из охранников поспешил вперед, чтобы отворить дверь настежь. За ней оказалась темная нора.

Один из мужчин достал пистолет и навел его на позвоночник Маклауда. Другой снял наручники и цепи с лодыжек. Не говоря ни слова, Дункан вошел в камеру и стоял, сжимая кулаки, когда дверь захлопнулась за его спиной. Он услышал лязг задвижек, а затем удаляющиеся шаги. Мгновение он просто стоял на том месте, где его оставили, борясь с паникой. Затем, нащупывая дорогу в темноте, пошел вперёд, пока его руки не натолкнулись на бетонную стену. Тщательно, систематически он начал обследовать свою темницу.

* * *
Ужин почти закончился. Гейб гонял бобы по своей тарелке, глядя на Криса. Тот болтал что-то по поводу видео, которое они смотрели, но Гейб не прислушивался. Его сестры, сидя за столом для девочек, встретили его взгляд. Он покачал головой и увидел разочарование на их лицах.

Прошло уже сорок восемь часов, и пока ничего не произошло. Насколько он знал, старик по-прежнему был в своей камере. Крис болтал, Гейб улыбался и кивал, не слушая. Крис продолжал свой монолог, пока Гейб боролся с растущим отчаянием. Они должны уйти прежде, чем ещё кого-то из них убьют. Или, хуже того, кто-то из них перестанет быть собой от нарастающего шума внутри их голов. Мальчик рассеянно поднял пальцы к височным разъемам. Металл был теплым, ощущение становилось привычным

«Нет», — подумал он яростно.

После ужина было еще одно занятие — нужно было запомнить большой объём данных, и Гейб сидел в своей кабинке, измученный, в то время как неясные чувства и образы наполняли его голову. Затем он пошел с остальными в общежитие и, как и каждый вечер до того, был заперт в своей комнате.

Гейб устало разулся, морщась от боли в немного подживших ссадинах. Он заметил движение на краю поля зрения, и резко повернулся, пытаясь осмотреться в темноте. Немного света проникало сквозь жалюзи, отбрасывая на пол узор из мерцающих полос. И снова движение, уловленное краем глаза, теперь с другой стороны.

— Кто здесь? — В его сердитом вопросе звучал страх.

Смешок и звук чего-то, шаркающего по линолеуму.

Гейб рывком перекатился через кровать и дернул жалюзи вверх, сердце его колотилось. Света в комнате прибавилось ненамного, но хватило, чтобы выявить высокую фигуру, расслабленно сутулившуюся в кресле.

— Хелло, ангел Габриэль.

Он вовсе не был похож на старика. Голос тот же, но больше ничего знакомого. Длинное лицо без морщин. Темные, длинные волосы распущены по плечам. Взгляд исподлобья. Казалось невозможным, чтобы грязный троглодит превратился в этого элегантного мужчину. Габриэль вдруг отчаянно испугался того, что совершил ужасную ошибку.

— Почему не сработала сигнализация? — Он, наконец, смог заговорить.

— Они не знают, что я ушёл.

— Но они будут проверять тебя. Принесут еду…

Тихий, неприятный смех прервал его.

— Нам туда приносят еду один раз в четыре дня, мальчик — белковые пластины и отруби. В остальное время про нас забывают. И каков твой план, Габриэль?

Он попытался говорить спокойно.

— Я взломал систему безопасности во время занятий и нашел выход. Мы можем пойти через кухни в сторону спортзала — там можно просто отключить погрузочную платформу, я украл код сигнализации…

— Ах, да. Девять-четыре-три-альфа-зет-шесть.

У Гейба упала челюсть.

— Это ловушка, парень. Они устроили это для таких умных, как ты. Я знаю… я ее изобрел.

— Кто ты?

Длинная фигура наклонилась вперед. Гейб почувствовал, как волосы поднимаются на затылке, от того, что он увидел в этих прищуренные глаза.

— Ты можете называть меня Гор, — сказал старик. — Теперь слушай внимательно. Я раздражаюсь, если приходится повторять.

Глава 19

Митос не знал, можно ли верить рассказам Охотницы, но даже если Гита сознательно лгала, другого выбора у него не было. По крайней мере, теперешняя её личность казалась стабильной и, по ее утверждению, была базовой. Если это правда, то ему повезло.

Они заехали далеко в горы. Митос пытался подремать, пока Гита ругалась и дергала руль, с трудом маневрируя машиной «скорой помощи» по плохим дорогам. Небо было пасмурно, и они продвигались медленно, чтобы сохранить все более разряжающиеся солнечные аккумуляторы.

Он проснулся, когда она позвала его по имени. «Скорая» остановилась. Снаружи было темно. Заехав в лес, они оказались в тени.

— Мы на правильном пути, но здесь совсем недавно, была схватка. — Она открыла дверцу машины и выпрыгнула. Митос выкарабкался за ней. Разбитый асфальт почернел, в некоторых местах совсем раскрошился. Вдоль обочины участки подлеска были разворочены, как будто через них ломилось что-то тяжёлое. Дальше признаков аварии было ещё больше: сломанные молодые деревья, следы огня.

— Засада.

— Нет тел, и нет больших обломков от машин. — Митос стоял, держа руки в карманах пальто, и беспокойно смотрел вокруг. — Давай-ка отсюда убираться.

Она решительно кивнула, и они вернулись в машину «скорой помощи», отъехали на милю или около того назад. Там, в конце заросшей просеки, была разрушенная станция канатной дороги. Они спрятали машину за ней.

— Я надеюсь, ты догадался захватить оружие, или что-то в этом роде?

Он, не удостоив её ответом, рывком открыл заднюю дверь машины и отодвинул в сторону носилки. Внизу оказалась большая металлическая коробка. Он открыл ее, и Гита одобрительно хмыкнула. Это был солидный арсенал; ему пришлось предпринять некоторые усилия, чтобы теперь было чем полюбоваться.

— Ты знаешь, где, вероятнее всего, они могут держать Маклауда?

Гита взяла пистолет, проверила его баланс. Он держал свою руку в кармане. Она заметила это.

— В том направлении, — сказала она.

Становилось все темнее. Они снова свернули с дороги, бесшумно двигаясь среди хвойных деревьев, в верхушках которых шумел ветерок. Она повела его сначала в низину, потом на другой холм. Когда они перевалили через вершину холма, лес поредел. Он остановился и выругался, сжав контроллер спирали. Ее челюсти напряглись, но она ничего не сказала. Ждала.

Митос смотрел вниз, на вытянутый огороженный комплекс, расположенный в изгибающейся долине.

— Ты сказала, они отправят Маклауда в институт Винтера. — Контроллер грелся в его кулаке.

— Это институт.

— Это Винтерборн, — холодно сказал он. — Ты только что совершила ошибку.

— А ты бы пришел сюда, если бы я сразу сказала тебе его второе название? Черт побери, Митос! Я не хочу умирать! Я не собираюсь отправлять тебя в ад, пока у тебя та вещь!

Митос колебался, ещё немного, и он решился бы на убийство, его сердце колотилось так сильно, что, казалось, лопнет. Она наблюдала за ним, напряженная, пока он боролся с собственной паникой.

— Биоген отказался от своих первоначальных производственных зданий вскоре после бойни. Они хотели чего-то более труднодоступного. Винтерборн в то время пребывал в запустении, его закрыли — почти все забыли о нем. Они перенесли свои разработки сюда. Ты существовал бок о бок с ними последние двадцать пять лет.

Убей ее, думал Митос. Убей ее и попробуй найти другой путь. Но ничего подходящего на ум не приходило.

— Еще какие-нибудь сюрпризы? — наконец спросил он. — Потому что я клянусь, что мы оба умрем прежде, чем я позволю им снова схватить меня!

Охотница повела его вниз по склону и на запад, обходя комплекс по широкой дуге. Начали появляться звезды. Неожиданно она повернула прочь от Винтерборна и направилась обратно в холмы.

— Куда мы идем?

— Когда я была здесь охранником, в тюрьме работала общая приточная вентиляция. Позже ее заменили на локальные кондиционеры.

Бессмертный и Охотник достигли вершины невысокого холма. За ним виднелась неглубокая узкая горная долина, заросшая подлеском. Лезть в заросли, из которых что-то чирикало, Митосу совершенно не хотелось. Луна осветила далекие вершины, её слабый свет, пролитый в долину, отразился в чём-то, скрытом среди густой зелени. Митос начал спускаться вниз по склону, Охотница шла за ним по пятам.

Разгребая ветки и слои отмерших листьев, они обнаружили металлическую решетку. Замок распался от ржавчины. Изъеденные коррозией петли взвизгнули, когда Митос открыл решётку. Он вытащил из кармана фонарик и посветил вниз, в шахту. Там виднелся огромный вентилятор, несколько лопастей которого были сломаны. Остатки служебной лестницы все еще крепились к стене.

— Не советую, — предупредил Митос, когда Гита дотянулась до лестницы. Поржавевший металл остался у неё в руках. Она швырнула лестницу в кусты, тихо выругавшись. Митос снял моток веревки со своего плеча и протянул ей. Привязав конец к ближайшему деревцу, они стали карабкаться вниз, затем протиснулись мимо вентилятора. Под ним шахта заканчивалась, влево и вправо отходили туннели.

Вентиляционные каналы были не достаточно высоки, чтобы позволить Митосу стоять прямо, но, по крайней мере, ему не надо было ползти. Гита двинулась влево. Они прошли ещё некоторое расстояние, минуя другие, более узкие шахты. Через десять минут их путь привёл в тупик. Потолок коридора частично обвалился. Обломки и мусор заблокировали туннель.

— Черт. Нам придется вернуться. На той стороне долины есть ещё одна заброшенная шахта.

— Давай не будем терять время. — Митос вытащил свой меч и опустился на корточки рядом с завалом. Он просунул клинок между камней. На небольшую глубину чувствовалось сопротивление, а дальше — пустота. — Мусора здесь не больше, чем два фута. Мы можем разобрать.

Они сделали это всего за несколько минут. Митос не был уверен, что потолок снова не обвалится, причем в ближайшее время. Стены тоннеля были сильно разъедены. Они осторожно прошли через расчищенное отверстие, и отправились дальше.

Внезапно пол исчез. Тут обнаружилась еще одна шахта и вентилятор. Луч фонарика не смог нащупать дно. К счастью, здешняя лестница была в лучшем состоянии. После бесконечного карабканья они вышли в другой туннель. Этот оказался коротким, оканчивающимся стеной из шлакобетонных блоков.

— Прекрасно, — прокомментировал Митос, свет фонарика бликовал, отражаясь от черной плесени, покрывавшей блоки.

— Можешь снова задействовать меч — раствор известковый.

Материал легко крошился. Они извлекли несколько блоков, проделав в стене отверстие, достаточно большое, чтобы пробраться сквозь него и попасть в темный, похожий на пещеру зал. Он напоминал кладовую: старые деревянные ящики, сложенные в неровные штабеля, какое-то ветхое строительное оборудование, устаревшие компьютеры. Он увидел два больших котла, от которых во всех направлениях отходили трубы. Много пыли и паутины.

— Где мы?

— Теплопункт — центр тюрьмы.

Озноб пробежал вдоль позвоночника Митоса.

— Они убрали все вентиляторы и очистители — все старое оборудование, но я держу пари — старые туннели до сих пор на месте. Война только закончилась, когда они перешли на кондиционеры, и демонтаж первоначальной системы стоил бы слишком дорого. Даже Правление не могло позволить себе лишних трат в те годы.

— У тебя отличная память.

— Точно — поэтому у нас её забрали.

В стенах, где-то на середины высоты, были старые фанерные панели. Гита с Митосом взобрались на штабель ящиков и отодвинули одну панель в сторону, открыв проем. Женщина легко подтянулась и исчезла в нем. Бессмертный неохотно последовал за ней. Ему пришлось ползти по тесному, душному проходу, да еще и меч колол его в бедро. Они медленно продвигались, то и дело поворачивая. Вдруг по нервам Митоса ударил Зов. Он остановился.

— Где мы теперь?

— Старый блок одиночных камер, — сказала она. — Тебя, наверное, здесь держали.

— Как мы можем туда пройти?

— Ты в своем уме? — пробурчала она

— Нет.

В её недовольном молчании чувствовался протест.

— Ты доберешься до института, — пообещал он, — но первую остановку мы сделаем здесь.

Некоторое время она упорно не хотела двигаться дальше, наконец, сдалась, и сказала:

— Идем, — и снова поползла вперёд.

Они взялись за другой щит, тоже из тех, про чьё существование давно забыли, и тот легко поддался. Митос подхватил его, чтобы он не упал на пол и своим шумом не привлёк охранников. Впрочем, ему не о чём было беспокоиться. Митос находился теперь достаточно близко, чтобы отчетливо ощущать присутствие другого Бессмертного. Иначе это место казалось бы совсем пустым. Они с Гитой осторожно пробирались по плохо освещенным коридорам мимо пустых камер. Повернув за угол, Митос увидел зрелище, которое заставило заледенеть его кровь.

Охотница засмеялась — тихо, горько.

— Твоя камера?

Митос кивнул. Дверь казалась теперь безобидной, совершенно не выделяющейся среди других таких же, вплоть до отслаивающейся краски и пятен сырости на стали. С потолка свисала единственная лампочка. Крышка «глазка», вырезанного в двери, надежно крепилась задвижкой. Никто и никогда не использовал это устройство, чтобы проверить заключённого. После того, как лампочка в этой камере перегорела, единственный свет, который разбивал бесконечную темноту, попадал в камеру через этот глазок. Митос вспомнил, как глядел на него часами, представляя, что это лунный свет.

— Митос?

Ее голос вернул его в действительность. Он сунул руки в карманы и заставил себя встретиться с ней глазами, не выдавая своих эмоций.

— Маклауд знает, что я здесь. Умеешь взламывать замки?

* * *
Свет почти ослепил его, даже после всего нескольких часов в камере. Митос схватил друга за руку, поддерживая. Дункан моргал, сердце его колотилось, голова кружилась. Он никак не мог поверить, что тут появился ещё один Бессмертный.

— Я знал, что ты не оставишь меня в дерьме, в которое я сам себя засунул, — сказал он, вытирая глаза.

— Не пора ли нам уходить? Прямо сейчас?

— Тебе лучше знать.

Горец хлопнул рукой по его плечу. Затем он увидел Гиту. Посмотрел на нее, потом на Митоса, который пожал плечами и сказал:

— Мы здесь по делу. Вот, возьми это.

— Что это?

— Твои друзья из ЦРУ имплантировали ей спираль смерти. Когда-нибудь мы обсудим твоё умение выбирать друзей. Если у неё возникнут странные идеи, ты активизируешь спираль.

Маклауд нахмурился, не понимая. Глаза Гиты горели.

— Ты…

— Митос!

— Я не пойду дальше. У меня мало времени. Она знает институт — у тебя есть средство, чтобы обеспечить ее сотрудничество. Если ты и теперь напортачишь, это уже твои собственные чёртовы проблемы. До встречи, Маклауд.

Дункан открыл было рот, но Митос уже отвернулся. Долговязая фигура быстро исчезла в темноте, оставив Маклауда разбираться с блоком управления и бледной попутчицей.

* * *
«Сегодня вечером», — говорилось в записке, которую он нашёл под подушкой, когда проснулся.

«Сегодня вечером», — повторял Гейб мысленно снова и снова. Он предупредил девочек во время обеда. Не было никакого шанса всё обсудить, так что он мог только надеяться, что они не запаникуют в последнюю минуту.

Мальчик лежал без сна до полуночи, ждал, но никто так и не пришел. Наконец, несмотря на все старания не заснуть, он провалился в сон. И внезапно проснулся, обнаружив, что его рот зажать чьей-то рукой. Он вскинулся в панике и упал обратно на подушку.

— Тихо! — прошипел совсем рядом знакомый голос. Гейб расслабились, сердце колотилось, глаза приспосабливались к темноте. — Готов?

Дрожа, мальчик кивнул. Руку убрали, и он медленно сел. Гор стоял у окна, слабый свет, пробивающийся сквозь жалюзи, обрисовал резкие черты длинного лица.

— Я думал… я думал ты…

— Решил оставить вас здесь? — В мягком голосе слышалась усмешка. — Я был к этому очень близок. Твои сестры готовы?

Он кивнул, надеясь, что это правда. Девочкам было сказано, что есть планы, но сообщить о деталях он ничего не мог. Майк, естественно, тут же нашла к чему придраться.

— Что ты имеешь в виду? Ты не знаешь, как мы выберемся? Кто этот человек? Как ты можешь доверять ему? В хорошую историю ты нас втравил!

Но, как и он сам, они были напуганы — и готовы рискнуть всем, чтобы выбраться из этого ада.

— Будь рядом и делай только то, что тебе говорят, — сказал Гор спокойно. Он бесшумно открыл дверь спальни. Гейб заморгал, вздрогнул, вспомнив, что она была заперта ещё несколько часов назад. Старик вышел в коридор, огляделся, затем двинулся вправо. Гейб поспешил за ним.

Еще одна бронированная дверь возникла перед ними. Быстро, без лишнего движения, Гор набрал код на клавиатуре и двери лифта раздвинулись. Напротив располагался пост охранника, чашка опрокинута, кофе капает со стола на пол. Самого охранника нигде не видно. Гейб сглотнул.

Гор был вооружен — Гейб увидел лазерный пистолет, а также обычный пистолет, и нож с длинным лезвием. Мужчина двигался с изящной, звериной грацией. Убийца. «То, что они хотели сделать с нами», — подумал Гейб.

Прошли через другую дверь, и Гор указал Гейбу наверх.

— Держись возле стены, — сказал он, разглядывая потолок и видеокамеры. Они прошли краем коридора до двери с надписью «Выход», Гор ввел другой код. Они оказались на серой, плохо освещенной лестнице.

По ступенькам они уже бежали, Гор бесшумно, Гейб усердно стараясь подражать ему. Вверху мужчина поднял руку, останавливая Гейба. Открыв дверь, Гор выскользнул наружу. Почти сразу же дверь открылась снова.

— Все чисто. Двигаемся!

Они побежали. Мальчиков не пускали сюда, в крыло девочек, Гейб понятия не имел, какие комнаты занимала его сестры, но, опять же, оказалось, что Гор знал всё. Он направился прямо к двери с надписью «4» и открыл ее.

— Разбуди их. Поторопись.

Гейб не был уверен, что девочки не станут упираться, но они лишь взглянули на высокую, зловещую фигуру в дверях и выскочили из кроватей, полностью одетые и страшно бледные от волнения. Затем они вернулись к лестнице и стали спускаться.

Они не разговаривали, торопясь, чтобы не отставать от своего длинноногого предводителя. Он быстро вывел их со знакомой территории в сбивающее с толку сплетение коридоров. После нескольких минут ходьбы, Гор остановился.

— Оставайтесь здесь, — приказал он лаконично, и исчез за углом.

— Я думала, что мы выберемся своими силами, — прошептала Тереза. — Он страшный.

Гейб закусил губу. Он тоже рассчитывал, что Гор оставит их на произвол судьбы, не предвидя и не желая этого альтруизма.

— Может быть, нам стоит просто уйти, — предложила Майк.

— Куда? — спросил Гейб. — Помните, что случилось в прошлый раз, когда мы «просто ушли»?

Она открыла было рот, чтобы возразить, но слова умерли невысказанными. Они услышали крик, прервавшийся двумя глухими ударами. Все четверо застыли с широко раскрытыми глазами, пока снова не появился Гор с пистолетом в руке.

— Двигайтесь быстро, — посоветовал он. — Как только кто-то заметит убитых, поднимут тревогу.

Они побежали, за углом обнаружились два тела, распростертые на полу, а за ними — стальная дверь. Когда они проскочили, Гор захлопнул дверь и заложил ее стальным засовом.

Дальнейшее походило на кошмар. Они бежали, бежали и бежали, каждый мрачный, пустой коридор бил похож на предыдущий. Боже, пожалуйста! Пусть это не будет еще одно бедствие!

Впереди показалась еще одна дверь. Неожиданно она распахнулась. Гор, даже не задумываясь, толкнул Джоан куда-то влево и поднял пистолет. В проеме кто-то появился, только на мгновение, затем бросился назад со скоростью, предполагавшей рефлексы, отточенные, как и у их защитника.

— ДУНКАН! — вскрикнула Джоан и сама вцепилась в Гора.

Человек зарычал, постарался отпихнуть ошалевшую девочку, и прицелился снова. Это был Дункан! Здесь! Позади него появилась женщина — скорее эффектная, чем красивая. При виде ее Гор побледнел. Он опустил пистолет.

— Ануит?

Сбитый с толку, Гейб посмотрел на Дункана, но Бессмертный держался за косяк двери, как если бы это было всё, что могло удержать его в вертикальном положении. Собственное оружие он опустил, глядя на Гора в полном недоумении.

— Митос?

* * *
— Эй! Гор!

Митос замер. Впереди из тени вышел мужчина с мечом в руке. Бессмертный тотчас узнал в нем человека из тюремного офиса.

— Господин Сеттер — или точнее будет сказать, Сет?

Смертный злобно усмехнулся.

— Я не ведусь на одни и те же шутки дважды, Гор. Ты отлично знаешь, кто я такой. Как только я услышал сигнал тревоги, то понял, что это ты, и знал, куда ты направляешься.

Потрясенный Митос почти забыл о своей цели, он чувствовал ужас и ярость. Гор. Ануит. Гены Бессмертных. Он глубоко вздохнул и сосредоточился. Нужно обойти этого безумца и приблизиться к вентиляционной шахте. Еще один шаг, другой…

— Знаешь, они позволили мне сохранить мои воспоминания. Они отдали мне твою женщину — Ануит была моей любовницей! Она сосала мой член и просила ещё.

Митос начал действовать. Ударив ногой вправо, он опрокинул груду металлических бочек. Воспользовавшись задержкой противника, он нанес удар мечом. Сеттер успел уклониться. Но клинок задел его руку, оставив рваную, глубокую рану на бицепсе. Сеттер взвыл и бросился на Митоса. Бессмертный парировал удар, повернулся и прыгнул за одну из раскатившихся бочек. Избегая беспощадных ударов, он остановил атаку, пинком направив на противника бочку. Сеттер, чертыхаясь, прыгнул в сторону, и Митос повернулся, бросившись к одному из старых котлов. Сеттер последовал за ним, выкрикивая бессвязные проклятия в адрес Гора, с которым у него явно были серьезные проблемы. Бессмертный, слушая его, усмехнулся, отступая под переплетение труб.

— Я слышал, что ты потерял её, — поддел он.

За еще одним криком ярости последовал другой бестолковый выпад. Митос попятился дальше, сердце его колотилось. Нельзя было затягивать. Надеясь, что его рефлексы не слишком закостенели, он подождал, давая смертному приблизиться. Он блокировал меч Сета, отведя его вниз, сделал молниеносный выпад и почувствовал, как пот выступает на лбу. Слишком давно… слишком давно он проделывал это.

Еще один шаг назад. Сет продвинулся вперед, губы его растянулись в надменной усмешке. Просто еще несколько дюймов…

Митос поднял свой меч и увидел, что Сет готов парировать его атаку. Клинок ударил по трубам над ними. Сгнившие после десятилетий неиспользования, их соединения распались в поток ржавчины, за которым с грохотом свалились и сами трубы.

Сет пытался устоять на ногах, пошатываясь, изумленно отпихивал обломки. Митос тряхнул головой, поднял свой клинок. Он ударил ровно над плечами человека, почувствовал знакомый рывок, когда лезвие замедлилось, пробивая кость. Это было до странности разочаровывающе — видеть, как голова откатилась в сторону, и ничего при этом не чувствовать.

Глубоко вздохнув, Бессмертный обтер свой клинок и, откинув мусор со своего пути, подтянулся вверх и забрался в туннель.

Надеясь, что он правильно запомнил все детали, Митос пробирался, торопясь убраться от Винтерборна подальше. Веревка по-прежнему свешивалась из горловины шахты. Он поднялся по ней и упал на землю, тяжело дыша. Вверху, через колышущиеся листья, он увидел посветлевшее небо. Рассвет.

Бессмертный!

Нервы Митоса пронзил Зов. Он перекатился и встал на колени, замерев, как вкопанный. В дюйме от его носа виднелся кончик клинка.

— Митос? МИТОС?!

Аманда! На секунду у него голова закружилась от облегчения. Затем меч исчез, и возникла тонкая рука. Он взял ее и поднялся на ноги.

— Аманда. Приятно видеть тебя, — прохрипел он. — Ты здесь по делу?

Она, однако, смотрела не на него…

— Черт побери, Митос! У тебя мой любимый меч!

* * *
Путь вперед был перекрыт. Гор подал сигнал возвращаться к другому концу коридора. Дункан выругался себе под нос и повел детей обратно той же дорогой, какой они пришли. Он слышал глухой сигнал издалека, монотонный ритм доносился сквозь влажные бетонные стены.

— У нас проблема, — прямо сказала Гита/Ануит. — Митос и я пришли через забытый туннель приточной вентиляции. Теперь они закрыли ту дорогу.

— И это означает..?

— Другой маршрут, намного хуже первого.

Дункан неохотно посмотрел мимо нее на человека, который так походил на Митоса. Ему по-прежнему было трудно принять всё это. Была ли у них и его собственная ДНК? Возможно, Наблюдатели хранили образцы тканей, волос — Боже.

— У меня было время, чтобы отключить основные системы в старых бараках, — сказал Гор Охотнице. — Мы могли бы попробовать.

Она кивнула. Вскинув винтовку на плечо, сказала:

— Идем туда.

Поэтому они вернулись к развилке трех коридоров, где прежде встретились. Теперь они бежали, дети молчали от ужаса. Запертая дверь преградила путь, тогда Дункан приказал им всем отойти, а сам выстрелил в замок. После этого тишину можно было уже не соблюдать. Грязь и паутина, увивавшая проход, лежали перед ними. Гита скользнула вдоль стены и жестом позвала их за собой.

— Идите, — приказал Дункан, и дети побежали за Гором. Дункан последовал за ними, Охотник позади него. Гор завернул за угол. Позади, впервые с момента побега, они услышали шум погони.

Глава 20

— Что ты делаешь? — Аманда бежала за Митосом между деревьев. — ПОДОЖДИ!

Он не обратил на нее внимания. Свернув налево, он начал спуск. Склон в долину тоже зарос лесом. Здесь лес подступал ближе к стене. Аманда благоразумно молчала, пока не поняла, куда они идут. Она догнала его.

— Ты просто бросишь Маклауда? Ты ублюдок!

Митос остановился в десяти футах от стены, по-прежнему скрытый густой листвой. Он опустился на корточки, роясь в карманах плаща. Аманда присела рядом с ним.

— После всех тех случаев, когда он спасал тебе жизнь, помогал тебе… — Она резко замолчала, увидев характерную оболочку из пурпурной фольги. Затем тихонько рассмеялась.

— Агранит. Ты сукин сын! Мне следовало знать, что у тебя есть туз в рукаве.

— Я предпочитаю всё предусматривать. Ты поверишь, что я был бойскаутом? — Он сорвал внешнюю оболочку с взрывчатки и теперь стоял, выискивая вдоль стены признаки камер или охранников.

— Ни на секунду.

Он усмехнулся.

— И будешь права. Лучше вернись.

— Точно, дорогой! — Аманда предусмотрительно отошла обратно под деревья. Сделав длинный вдох, бережно, не сдавливая, аккуратно держа в руке взрывчатку, Митос побежал к стене. От мыслей о дюжине наводимых на него стволов по коже бегали мурашки, но пока угроза никак не проявлялась. Он сорвал с агранита внутреннюю упаковку и крепко, тщательно прижал его к стене. Затем он повернулся и побежал обратно в лес. На расстоянии в пятнадцать футов остановился, обернулся, поднял пистолет и выстрелил.

Первая пуля прошла мимо, но следующая попала в цель. Митос бросился бежать, и тут же ужасающий взрыв потряс землю. Через секунду взрывная волна настигла его и швырнула вперед. Он успел прикрыть лицо рукой, прежде чем сам упал на землю. Посыпались куски бетона, сломанные ветки.

— Митос! Давай же!

Ошеломленный, он поднял голову. Встревоженная Аманда наклонилась и приподняла его. Он, шипя, встал на ноги. Вывихнуто плечо. Черт. Они бежали, шатаясь, между деревьями, а позади них разгорался огонь.

— Добраться… до машины.

Она неуверенно засмеялся.

— Конечно, ты всё предусмотрел. Где?

Он указал на юг, и поморщился, схватившись за бок. Аманда кивнула, и они побежали.

* * *
Пуля прошла опасно близко к его щеке. Гейб вскрикнул и прибавил скорость. Он слышал, что Дункан или же та женщина отвечают огнем, и, подталкивая девочек вперед себя, последовал за Гором в огромный зал с металлическими нарами вдоль стен. Никаких матрасов, и некоторые из нар были сложены в стеллаж. Впервые за долгое время он увидел дневной свет через длинный ряд грязных окон. Они добрались до еще одной двери. Она была заперта. Гор выстрелил, и дверь отпала, но, однако, не полностью. Через ручки с другой стороны были продеты цепи.

— Окна! — крикнул Дункан, но Гор уже и так кинулся туда.

Гейб теперь мог слышать крики и топот. Это безумие. Они же не будут… Сильные руки подхватили его, поставили на койку. Не задумываясь, он выбил стекло. Снаружи ворвался холодный воздух.

Затем неожиданно затряслась земля. Откуда-то донёсся оглушительный грохот.

— ИДИ! — крикнул Дункан. Прикусив губу, Гейб выбил оставшиеся стекла и неуклюже скользнул наружу. Одна за другой девочки посыпались за ним. Джоан слегка вскрикнула от боли. Она порезала руку. Та женщина присоединилась к ним.

— Вон туда!

Справа, параллельно баракам, тянулась высокая стена. Хотя небо уже становилось бледно-розовым, двор еще был погружен во мрак. Гейб оглянулся через плечо, увидел, что Дункан и Гор выпрыгнули из окна. Помимо этого, над стеной, где-то в институте, он увидел огонь и дым.

Гейб не многое запомнил из того, что последовало дальше. Он перестал соображать, мог только реагировать. За ними всё еще бежали люди, хотя теперь их было не много, и он смутно осознавал, что в них стреляют. Женщина кричала им, чтобы бежали быстрее, он старался.

Вдруг впереди в заборе обнаружился блок из металлической сетки.

— Вверх! — приказала женщина, и: — за мной!

Она сорвала с себя пиджак и перекинула его через колючую проволоку, идущую поверху. Его пальцы взмокли от пота и дрожали, скользя по холодному металлу, но всё-таки Гейб продолжал двигаться, с трудом влез наверх и, перевалившись через ограду, упал в густую траву, усыпанную росой.

Сирены тревоги разорвали тишину утра, отражаясь от окрестных холмов. Запах дыма, принесенный ветром, усилился. Он собрал девочек, и смотрел, широко раскрыв глаза, на женщину, которую Гор называл Ануит.

— Туда, — сказала она, кивая подбородком на юг. Гор и Дункан догнали их, последний качался, прерывисто дыша.

— Что тебе известно обо всём этом? — спросил мальчик Горца, указывая на дальний разгром.

— Ничего, — сказал Дункан, — хотя догадываюсь.

Они побежали дальше, стараясь придерживаться тени деревьев. Сверху донесся шум лопастей вертолета. Все приникли к стволам, ожидая, когда он пролетит мимо, к тюремному комплексу. Когда вертолёт скрылся, они снова побежали.

Появилось ещё несколько вертолётов. Снова и снова им приходилось останавливаться, пользуясь какими возможно укрытиями. У Гейба кололо в боку. Его легкие горели. Он остановился, прикидывая, куда они идут.

Дункан, держась рядом с ними, вдруг выкрикнул предупреждение двум другим взрослым. Оба, Гор и Ануит, оглядывались вокруг, стоя спиной к спине.

— Не стреляйте! — раздался из зарослей довольный голос. Мгновение спустя появилась красивая женщина.

— Дункан!

— Аманда? АМАНДА! Ты жива!

— Конечно! Нет времени разговаривать, дорогой! Мы должны бежать, или наш рейд потерпит неудачу.

— Это сделала ты? — Дункан оглянулся на горящую тюрьму.

— Увы, нет. Это был Митос, но я все равно не советую заставлять его слишком долго нас дожидаться. Бежим!

* * *
Митос наблюдал, как вылетевшие из-за гряды вертолеты расходятся веером, исследуя еще одну долину. Он покачал головой, его сердце замерло. Так не пойдет. Если Маклауд и остальные выбрались, они, несомненно, теперь вынуждены прятаться, а впереди ведь ещё весь световой день. Плохо, плохо, плохо…

Он мрачно уставился на Винтерборн, на его холодные стены и башни, выходящие из тени, отбрасываемой восточными горами. На дороге, ведущей от комплекса, которую он мог видеть только в просветах между деревьями, было полно грузовиков и вездеходов. Он слышал шум их двигателей, вкупе с гулом вертолетов.

Машина скорой помощи уже полностью восстановила заряд энергии. На данный момент, он вклинил ее между двух высоких сосен. Поиск займёт не много времени, даже в дальних холмах. Он поднял бинокль и оглядел долину. Вдруг он, наконец, заметил что-то необычное — солнечные лучи, отражающиеся от медно-красного. Аманда! За ней появился Дункан. Они недолго постояли на краю поляны, затем снова скрылись за деревьями. Митос быстро опустил бинокль, увидев еще одну яркую вспышку, на этот раз солнце отразилось от настоящего металла. Недалеко был патруль. Через считанные минуты беглецов обнаружат.

— Дежа вю, — пробормотал он с горечью и посмотрел на свои руки с побелевшими суставами, сжавшимися на рулевом колесе. — Черт побери! — Включив зажигание, он подключил привод и нажал на акселератор.

* * *
— Смотри! — Гита увидела это первой, её голос звенел от тревоги.

Дункан посмотрел туда, куда она указывала, и его губы сжались. «Скорая», с мигающими огнями и воющей сиреной, появилась словно из ниоткуда на гребне холма. Затем она ненадолго исчезла, вновь появившись на склоне. Машина катилась вниз, удаляясь от них. Сначала Дункан подумал, что она была пуста, но достигнув долины, автомобиль с трудом вывернул вправо, на гору. Два вертолета резко развернулись и направились туда. «Скорая» еще раз повернула, двигаясь снова под гору, и исчезла из поля зрения.

— Митос! — Он взглянул на Аманду и увидел, что его ужас отражается на ее лице.

— Идиот! — прошептала она.

Выстрелы раздались из-за деревьев недалеко от них. Дункан чуть не выпрыгнул из кожи, хватая и уводя детей. Нет времени сейчас думать о Митосе. Не все их преследователи отвлекутся на его трюк.

— Наверх! — приказал он детям.

Беглецы поднимались вверх по крутому, скользкому склону. Было ясно, что приманка Митоса сработала. Вертолеты собрались, как мухи, в миле или больше к западу. Стараясь не думать о своем друге, Дункан карабкался за Гором, чтобы догнать остальных, потом они вместе бежали вглубь холмов.

* * *
Луна поднималась над горами, освещая их тропу; внизу, в долине, скоростные дороги пересекались, уходя на север, юг и запад. Они были пусты — было уже поздно — но дальше на запад, где еще не наступила ночь, среди холмов виднелась россыпь огней.

Дункан остановился, подняв руку. Аманда что-то пробормотала по-французски и тяжело опустилась на соседний камень. Они все вымотались, дети спотыкались от усталости и изнеможения. Опасность, конечно, по-прежнему не исчезла. Дважды они видели вертолеты Биогена в небе позади себя — к счастью, с того времени прошло уже больше часа. Значит, появилась надежда, что они действительно спаслись.

На протяжении всего перехода Охотники мало говорили, на вид они были неутомимы. Когда Тереза растянула лодыжку, Гор просто взял ее на руки. Они ни разу даже не замедлили шаг.

Стоило Дункану посмотреть на Гора, по нему пробегал озноб. Перед глазами стояла «Скорая», съезжающая по склону, уводя солдат прочь. У него дрожали губы, и требовалось огромное усилие, чтобы смотреть на Охотника и видеть эти знакомые, сардонические черты лица.

— Дети и я — мы двинемся на север. А что насчет вас?

— Остальные наши все еще могут быть живы, — сказал Гор. — Мы должны найти и освободить их.

Дункан кивнул.

— Я понимаю. Удачи, и спасибо вам. — Он подошел к Ануит. — Полагаю, это твое.

Ануит молча взяла контроллер спирали. Мгновение ее глаза, с непонятным выражением, смотрели на него, потом она кивнула. Дункан забрал Терезу из рук Гора. Затем высокий Охотник отвернулся, протянув руку Ануит. Вместе они стали спускаться с холма в направлении западной дороги. Дункан опустил Терезу на землю.

— У меня есть деньги в Сиэтле, — сказал он Аманде, — и недвижимость в северных лесах. Забери детей. Я возвращаюсь.

— Ты в своем уме? Теперь, когда вся территория кишит отрядами КПСА?! Даже если Митос все еще жив — что кажется мне очень сомнительным — как ты сможешь помочь ему, если окажешься в руках Правления? — Аманда покачала головой. — Кроме того, как мы доберемся до Сиэтла? Если ты вдруг не заметил, мы находимся прямо в середине вражеской территории! Будет удивительно, если Правление не задействует всю свою сеть безопасности, чтобы найти нас.

Гейб, Джоан и Майк стояли рядом, глядя на него с тревогой. Дункан подумал об опасности предстоящего пути. И о Митосе. Аманда сжала ему руку, глаза её светились сочувствием.

— Не делай его жертву напрасной, Дункан.

Горец оглянулся на путь, которым они пришли сюда. Возможно, он обманывал себя, но Митос был жив. Он знал это, чувствовал, при каждом ударе своего сердца. Им потребуется шесть дней, чтобы добраться до коттеджа, при условии, что они не нарвутся на неприятности. Оказавшись там, он свяжется со своими старыми друзьями, предупредит их о Даниельсоне и заручится поддержкой их обширной секретной сети, чтобы выяснить судьбу Митоса. «На этот раз, старый друг, — подумал он мрачно, — я поверю, что ты мертв, не раньше, чем буду держать твое бездыханное тело в своих руках!»

— Ты права, — сказал он вслух и протянул руки к Терезе, которая бросилась к нему. Подняв девочку, он сказал: — Идем.

Эпилог

Дункан сбросил скорость, приближаясь к повороту. В свете фар джипа возник Лесной Старик — почтенная гигантская пихта. Горец усмехнулся при виде зарубок на его массивном стволе — шрамы от встречи с Джоанной, когда та впервые села за руль. Он проехал дальше, и величественное дерево исчезло во тьме. Он вздохнул. Еще один поворот, и дорога начала подниматься в гору.

Он провёл ещё одну неделю за бесплодными поисками следов. Кайли Андерсон, сменившая в должности Барб, не смогла помочь. Собственно, вот что она сказала сухим тоном:

— Дункан, ты старательно искал Митоса почти пять лет! Я бы сказала, что он не хочет быть найденным.

— А, может быть, КПСА снова захватило его. Черт побери, Кайли! Должна быть какая-то зацепка. Этот последний поиск…

— …привёл к ещё одному тупику! — Молодая женщина благожелательно глядела на него через стол. — Дункан — представители КПСА были очень откровенны ввиду предстоящих переговоров. Они даже перепроверили все данные Биогена. Ты когда-нибудь допустишь мысль, что они могут действительно говорить правду, и его у них нет?

— Это такой способ сказать мне, что агентство закрывает дело?

Она покачала головой, ответила ему такой же ласковой улыбкой, как у Барб.

— До тех пор, пока г-н Лян занимает директорское кресло, дело останется открытым. Не беспокойся. Если Митос где-то есть, мы его найдем.

Впереди слева показался его почтовый ящик. Дункан повернул руль, остановился. Ящик был переполнен. Он вытащил все бумаги и в тусклом свете приборной панели равнодушно перебрал. Большую часть составляла деловая переписка. Затем его взгляд упал на забавно украшенное послание. Плохое настроение Горца несколько улучшилось.

Он разорвал большой конверт. Внутри оказалась поздравительная открытка ко дню рождения. Он увидел забавную карикатуру — человек рвет на себе волосы, у него дикое выражение лица, глаза выпучены. И надпись: «Кого волнует, что тебе — сорок?» К цифре был аккуратно дописан ноль, чтобы получилось «четыреста». «Любим и целуем, Джоан и Терри».

Дункан рассмеялся и спрятал открытку в карман. Он направил машину к дому, чувствуя себя немного лучше. Они праздновали все дни рождения, Джоанна настояла на этом, и каждый такой праздник отмечался с энтузиазмом. Боже, как он скучал по ребятам — Гейб отправился в Массачусетский технологический институт, Майк работала в некоммерческом театре, а две остальные девушки были в Бостонском Университете.

Деревья расступились. Полная луна освещала двор — лужайку снова нужно было выкосить. Датчики движения автоматически включили свет над крыльцом. Дункан остановил машину, но еще минуту продолжал сидеть, не спеша идти в пустой дом. Потянувшись за своей сумкой, лежавшей на заднем сидении, он замер.

Бессмертный. Дункан плавно вытянул катану из-под сиденья. Бросив почту, он осторожно двинулся к крыльцу.

Входная дверь была не заперта. Он повернул ручку, толкнул дверь кончиком меча, и та открылась. Ничего не произошло. Волосы встали дыбом на затылке. Он вошел внутрь.

Сразу вспыхнули все лампы. Его сердце бешено забилось.

— СЮРПРИЗ!

Дункан глубоко вздохнул, опуская меч и качая головой. Креповые ленты обвивали открытые балки гостиной. Шары гроздьями свисали со стропил и беспорядочно громоздились повсюду. На столе стояли картофельные чипсы и сладкий соус, коробка с жареной курицей и большая стальная чаша, наполненная льдом и бутылками пива. Еще там был именинный пирог, слегка кривоватый, зато изобиловавший свечами.

Он успел лишь опустить меч, прежде чем на него налетела вся троица. В одно мгновение длинная, печальная поездка была забыта. Даже Гейб прибыл сюда! Теперь высокий, как Дункан, молодой человек был слишком крут для такого приветствия, что продемонстрировали сёстры, но он схватил руку своего опекуна и крепко сжал ее.

— С днем рождения, сэр!

— Я думал, что ты на вступительных экзаменах. — Он посмотрел мимо улыбающегося парня и увидел источник Зова. — Аманда! И ты тоже тут?

Его давняя подруга, и, временами, любовница сидела на подлокотнике дивана с бокалом шампанского в руке.

— Как я могла пропустить твой день рождения? Дорогой, ты отлично выглядишь — не больше, чем на двести лет!

— Мы долго это планировали! — Майк подпрыгивала от волнения. — Ты удивлен?

— Это точно. — Он позволил им усадить себя на диван. Джоанна принесла ему пиво. Майк, которая всегда будет выглядеть тринадцатилетней, свернулась калачиком рядом с ним. Он подавил желание взъерошить ее волосы.

— И история про «Хилтон» была ложью?

— Все это — часть коварного плана! — Нагло призналась Терри.

— Хм, — Дункан изобразил подозрительность. — Вы уверены, что не пришли домой только для того, чтобы постираться и взять деньги в долг?

Ему ответили смешками, Джоанна ткнула его в ребра. Аманда оживилась.

— Ты раздаешь деньги?

Между тем старания Гейба хорошо себя вести не увенчались успехом, и он направился прямиком к столу.

— Гейб! — закричала Майк в негодовании. Парень остановился и смущенно усмехнулся.

— Извините, ноя не ел весь день. — Он посмотрел на Дункана, выпрашивая сочувствие. — Они не позволяли мне ничего съесть, пока ты не приехал.

— Гейб! — возмутилась Терри, скашивая глаза в сторону задней части дома. — Подарок!

— Ох, дерьмо — э, блин! Да. — Гейб успел взять горсть чипсов и вылетел из комнаты.

Дункан с любопытством посмотрел на троицу белокурых подопечных, потом на Аманду.

— Ладно, и что же такое особенное ты добыла для меня — хотя, наверно, мне надо спросить, насколько уменьшилась сумма на моей кредитной карте?

— Мы не тратили твои деньги, Папа Уорбекс[13], — возразила Майк.

— Это нечто побольше, чем корзинка с хлебом?

— Угу.

— Есть ли у нее колеса?

— Иногда.

Сердце Дункана почти перестало биться. Зов звучал теперь так, будто Аманда раздвоилась. Мгновение он не мог двигаться. Затем медленно перевёл взгляд с ее озорной ухмылки к человеку, непринуждённо облокотившемуся о дверь позади нее. Худое лицо освещала такая характерная, примечательная усмешка; Митос поднял средний палец, украшенный ярко-красной лентой.

— С днем рождения, Маклауд.

— МИТОС!

Вопль Горца потряс коттедж. Гейб сиял. Девушки радостно обнимали друг друга. Дункан вскочил на ноги, потеряв дар речи от радости.

— Я слышал, ты искал меня. А я, однако, ищу пиво — ах!

— Сукин ты сын! — Голос Маклауда прерывался. — Где, черт возьми, ты был?

Митос взял бутылку, хлопнул пробкой и пожал плечами.

— Я отправился домой. Были дела, которые требовали моего присутствия.

— Я начинал терять надежду. Думал, что тебя могли убить.

— Да ладно. — Митос покачал головой. — В первый раз КПСА поймал меня, потому что я сглупил. Поверьте мне, я позволяю себе только одну ошибку на тысячелетие. Я ценю вашу заботу, но…

— А где твой дом? — спросил Дункан.

Мгновение оба Бессмертных молчали. Карие глаза Митоса блестели.

— Знаешь, Маклауд, — сказал он, наконец. — Когда-нибудь, я точно смогу тебе рассказать.

Дункан повернулся к остальным. Обращаясь к Аманде и своим самодовольным подопечным, он сказал грозно:

— Блестяще. Как вам это удалось?

— Это была я, — ухмыльнулась Майк. — Он пришел в театр.

— Она очень проворная, — подтвердил Митос с иронией. — Я рад, что она собирается в шоу-бизнес, а не в ЦРУ.

— Аминь, — пробормотала Аманда, ее глаза сверкнули над краем бокала.

Майк захлопала в ладоши и распорядилась.

— Вы, стариканы, можете наверстать упущенное и позже. Пора есть пирог, а то Гейб умрет от голода.

— Я, пожалуй, воздержусь — побуду вне компании, — Митос пригляделся. — Там действительно более четырех сотен свечей?

— О-о, перестань! — Майк послала ему явно кокетливую улыбку. Брови Дункана резко сошлись в одну линию. Аманда расхохоталась.

Были зажжены свечи — это смотрелось, как целый костёр. Все с восторгом пропели «Happy Birthday». Дункан оглядел комнату и постарался запомнить эту сцену навсегда. Джоанна взяла его за руку и повела к пирогу. Там действительно было множество свечей.

— Задуй все!

— Загадай желание!

Дункан глубоко вздохнул и сделал, как просили. Триумфально огляделся вокруг. Митос закатил глаза.

— Здесь нет недостатка в восхвалениях, — доверчиво сообщил он Аманде. Дункана он спросил: — Ну? И что ты загадал?

Дункан поднял брови. Потом запустил пальцы в чашу со льдом и усмехнулся.

— Чтобы ты не выпил все мое пиво.

©Beck McLaughlin, 1999

©Перевод: Анкрен, 2014

Капитан Бейкер Чёрная среда

Спустя некоторое время после окончания сериала «Горец».


Дункан Маклауд только что прилетел из Европы и шёл навестить своего друга и по совместительству наблюдателя. Но подходя к бару «У Джо», он заметил странную для этого времени суток тишину. Обычно вечером тут шумела толпа, звучала музыка, но сейчас не было ни того, ни другого, даже вывеска горела как-то тускло. Дункану стало тревожно, и явное присутствие другого бессмертного не добавляло спокойствия. Нет, в баре мог быть кто угодно, но вкупе с гнетущей атмосферой это заставляло задуматься о ловушке. Дункан вытащил из-под плаща меч и аккуратно приоткрыл дверь, решив не врываться — мало ли что.

Внутри тишина ощущалась ещё более тягостно. Свет был выключен практически везде, кроме стойки бара, за которой сидели Митос и Джо. На появление Дункана они лишь подняли головы, но никак иначе не отреагировали. На стойке перед ними стояла большая уже ополовиненная бутылка виски и пара стаканов.

— Что-то случилось? — поинтересовался Дункан, присаживаясь рядом.

Перед ним тут же материализовался стакан с виски.

— Не чокаясь, — предупредил Митос и опрокинул в себя выпивку.

Джо молча повторил за ним. Дункан, ничего не понимая, пригубил за компанию.

— Так что случилось? — повторил он свой вопрос. — Кто-то умер?

— Ага, — кивнул головой Джо.

Сердце Дункана пропустило удар:

— Кто?

— Кто только не.

С этими словами Митос встал и, пошатываясь, пошёл к сцене, на которой стоял немаленьких размеров сундук.

— Джо, хоть ты мне объясни, — взмолился Дункан.

— А что объяснять? — пожал плечами Джо. — Мы отмечаем «черную пятницу». Или «вторник». Сегодня какой день недели?

— Среда.

— Значит, мы отмечаем «черную среду».

— А что примечательного в этой среде?

— В этой? Ничего, но надо иметь в жизни день, когда можно оплакать всех ушедших и выпить за них.

В этот момент что-то грохнуло со стороны сцены. Дункан дернулся туда.

— Нет, не трогай его сейчас, — предупредил его рывок Джо, хватая Дункана за руку. — Сейчас он погрустит, пустит скупую мужскую слезу над очередной женой или любовницей, проредит свой сундук с печальными трофеями и вернётся.

Дункан уже ничего не понимал. Была единственная возможность достигнуть «нужной степени взаимопонимания»: он одним глотком выпил своё виски и тут же уставился на снова полный стакан.

— Да к чёрту, — донеслось со сцены, а вслед за этим с громким стуком захлопнулась крышка кованого сундука.

— Я же сказал, — вяло ухмыльнулся Джо, отставляя в сторону пустую бутылку и доставая следующую.

Тем временем Митос вернулся к стойке, сжимая в руке какую-то статуэтку.

— Наливай, — приказал он.

Джо молча выполнил требование.

— И кого поминаем на этот раз?

— Мою память. Не могу вспомнить, в честь кого я оставил это страшилище.

Митос показал глиняную фигурку. Смотрелась она и правда… не очень. Если когда-то большая висящая грудь, огромный живот и резкие черты лица и считались красивыми, то явно не в этом веке и даже тысячелетии.

— Может, жена? — поинтересовался Джо.

Митос задумался:

— Если только неучтённая, среди моих шестидесяти восьми жён такой не было. Кажется. Говорю же, старость, склероз. Пора на пенсию.

— Может, если не жена, то ну её, — посоветовал Дункан, хотя мало что понимал в происходящем.

— Нельзя, — запротестовал Джо. — Сначала нужно помянуть, день такой, а потом можно и «ну».

— Дорогая, любимая, — начал Митос весьма проникновенно, но тут же сбился. — Любил же я тебя, наверное, за что-то, раз до сих пор храню твой светлый облик. Пусть ты умерла, но в памяти ты живешь вечно. В чьей-то, моя явно отказывает. Всё равно, спи вечным сном и никогда не просыпайся.

С этими словами Митос выпил и грохнул фигурку об пол. Его тут же поддержали в первой части. Битьё стаканов Джо успел предотвратить.

— Спой, Мэри, нам уныло и протяжно,

Чтоб мы потом к веселью обратились

Безумнее, как тот, кто от земли

Был отлучен каким-нибудь виденьем, — неожиданно процитировал Митос Пушкина на языке оригинала.

И тут Джо поднялся и направился к сцене.

Следующие полчаса гитара Джо жаловалась на жизнь, плакала об ушедших, страдала от одиночества. Митос слушал её заворожено, и даже казалось, что его глаза налились слезами. А может, они просто уже остекленели от количества выпитого.

Но проникновенная игра Джо растрогала и Дункана. Вспомнилась Тесса, она всегда любила такую музыку. И тут его воспоминания, как и игра Джо, были неожиданно оборваны Митосом:

— Черт, вот оно что было!

— Твою память мы зря оплакивали?

— Будем считать, что оплакали мой склероз. Это же была палеолитическая Венера, эту фигурку я прихватил из дома идиота, мнившего себя великим археологом, лет так сто пятьдесят назад. Он доказывал, что ей двадцать четыре тысячи лет, я же считал, что он ошибся на целый десяток. В общем, я прихватил её для экспертизы, положил в сундук и забыл.

— Ты хочешь сказать, что только что разбил неизвестный исторический памятник человеческой цивилизации? — Дункан не мог поверить своим ушам.

— Она разбила мне сердце, — пожал плечами Митос. — Не верю, что мог любить такое, а потому в следующий «чёрный день» не хочу её снова вспоминать.

— Да что тут, чёрт возьми, происходит?! — взорвался Дункан.

— «Чёрный вторник», — спокойно ответил Митос.

— Среда, — поправил его Джо, который за это время занял своё место за стойкой.

— Среда? — удивился Митос. — Не заметил. Что-то мы засиделись.

— Понимаешь, Дункан, — Джо решил таки ввести Дункана в курс дела. — Когда ты страдаешь по какому-то поводу, то делаешь это долго, с размахом. Конечно, никто из нас не считает, что у тебя нет повода, но всё же это растянутый во времени процесс. Ты не сидишь сутками, предаваясь печальным воспоминаниям и напиваясь с горя. Ты активен, деятелен, пытаешься изменить мир. И это хорошо, но при всём том ты продолжаешь так героически и молча предаваться самобичеванию и оплакивать потери, что не заметить этого просто невозможно. Мы, естественно, переживаем за тебя, но сами этого себе позволить не можем.

— Почему?

— Потому что Джо смертен, — ответил Митос. — А в моём случае всё это плохо отражается на выживании. Тяжёлые воспоминания, оплакивание потерь, стремление к мести или смерти плохо влияют на продолжительность жизни. Вот мы с Джо и решили время от времени устраивать такие «черные дни», в которые мы можем предаваться меланхолии и унынию. Чтобы завтра быть как прежде.

— И помогает? — внезапно спросил Дункан.

— Можешь сам попробовать как-нибудь. Только запомни, так можно делать лишь один день, а на следующий нужно отпустить все переживания, запереть их на ключ. Иначе это не работает.

— И когда следующий «чёрный день»?

— У нас ещё этот не кончился. Сколько там осталось?

— Две полных бутылки, — ответил Джо и разлил остатки из початой.

— В общем, Мак, у тебя есть примерно час. Пока всё не допьём, будем считать это тренировкой. Пьём молча. Джо нам сыграет, а после вызовем такси и разъедемся по домам.

Они молча выпили, и Джо вернулся к своей гитаре.

Он играл самозабвенно перед немногочисленной, но благодарной аудиторией. Перед внутренним взором Дункана прошли все погибшие возлюбленные и друзья. Он не заметил, как спиртное подошло к концу, а музыка стихла. В голове шумело, она была жутко тяжёлой. В конце концов, Дункан опустил её на сложенные на стойке руки. Глаза неимоверно слипались. Последним, что он услышал, был голос Джо:

— Надеюсь, это и правда поможет, но в следующий раз выпивку оплачиваешь ты.


От других команд


«Баффи — истребительница вампиров»

+Lupa+ Другой мир

fandom Buffyverse 2014



Все это напоминало дурной сон.

Потому что Баффи точно помнила, как заснула в номере мотеля, слишком вымотанная событиями минувшего дня, чтобы праздновать победу над Изначальным или обсуждать что-то, и слишком опустошенная потерями, чтобы вспоминать о них… или скорбеть.

А проснулась в подозрительно знакомой комнатке. Она уже бывала здесь — когда, отравленная ядом демона, вообразила, будто вся ее жизнь — бред сумасшедшей. Баффи пошевелилась, почти ожидая, что лежит, связанная по рукам и ногам, но с удивлением обнаружила, что ее ничто не держит. Зато, откинув тонкое одеяло, она увидела больничную рубашку, точь-в-точь такую же, какая была на ней в выдуманной реальности.

Баффи подошла к двери и выглянула в коридор.

Там слонялось несколько людей в пижамах, видимо, пациенты. Ни врачей, ни санитаров видно не было. Баффи неуверенно сделала несколько шагов…

— Саммерс? Саммерс, вы очнулись? О боже мой! — раздалось сзади.

Баффи обернулась и увидела выскочившую из-за стойки поста медсестру.

— Что происходит? Почему я снова здесь? — прошептала Баффи, не рассчитывая, впрочем, на ответ.

— Вам следует вернуться в палату, — сестра взяла ее под локоть и мягко, но настойчиво повлекла за собой, — я вызову доктора Робинсона, он вас осмотрит.

— Но я не хочу никакого Робинсона! — возмутилась Баффи, безуспешно пытаясь высвободиться. — Мы победили, спасли мир! Я наконец-то должна была зажить нормальной жизнью…

Она осеклась. Нет, не может быть. Ведь вот же она, нормальная жизнь — по-настоящему нормальная, без вампиров и древних проклятий. Неужели Высшие силы так жестоко над ней подшутили?

Баффи откинула голову и истерически расхохоталась. Она смеялась и смеялась, не в силах остановиться.

— Джордж, Мартин, помогите мне! — крикнула медсестра, и двое рослых санитаров без труда отволокли Баффи обратно в палату.

— Уиллоу что-нибудь придумает, — бормотала Баффи себе под нос, пока медсестра застегивала ремни.

Минут через двадцать — Баффи успела в подробностях изучить потолок и прочитать все надписи над кнопками в изголовье (задача усложнялась тем, что читать приходилось вверх ногами) — в палату вошел старый знакомец, темнокожий врач, который разговаривал с ней в первый раз.

— Поразительно, — начал он с порога. — Вы очнулись. Поразительно!

После осмотра доктор Робинсон принялся задавать вопросы. Сперва Баффи упрямо молчала, разглядывая поднадоевший потолок, но потом незаметно для себя разговорилась — и выложила без утайки все события последних полутора лет.

— Очень хорошо! — воскликнул Робинсон, потирая руки. — Это закрытие… как вы ее назвали?.. Адской Пасти означает, что вы победили своих внутренних демонов. В буквальном смысле. И это позволило вам выйти из кататонии.

Баффи уставилась на него, не вполне понимая, кто из них тут безумен.

— Вы и сами это осознаете, когда вам станет лучше, — пообещал доктор перед уходом.

А Баффи приготовилась скучать в ожидании, когда Уиллоу вытащит ее из этого кошмара.

Но дни сложились в неделю, к ней прибавилась вторая… и на исходе месяца Баффи поняла, что никто ее не спасет. Кто бы ни стоял за всем этим, он был очень силен, и либо это невероятно стойкая иллюзия, либо… либо ее и правда перенесли в другой мир. Однако провести остаток дней в психиатрической клинике Баффи совсем не улыбалось. Даже если ее в конце концов вернут обратно, это может произойти еще нескоро. Надо было действовать.

И Баффи принялась разыгрывать успешное выздоровление, не раз поминая добрым словом лекции профессора Уолш — все же они не прошли даром. Она тщательно проходила тесты, правильно отвечала на каверзные вопросы… и еще через несколько дней к ней пустили родителей.

Баффи сглотнула огромный шершавый комок, когда вновь увидела маму… живую маму, и папа был с ней. Не было Дон, и от этого в душе будто образовалось пустое место — прежде наполненное нежностью и заботой пополам с привычным раздражением старшей сестры на несносного подростка. Но с этой утратой Баффи постаралась примириться.


Через три месяца ее выписали на амбулаторное лечение с обязательством раз в неделю ходить к психопатологу, дабы «удостовериться в сохранении положительной динамики».

Мама и папа устроили по этому поводу грандиозный праздник: они сводили ее на ледовое шоу, потом все вместе ужинали в шикарном ресторане, потом отец отвез их на пляж, и они долго гуляли вдоль берега, забегая в волны и кидая камушки.

— Мама, пообещай мне одну вещь, — попросила Баффи, когда они подъехали к дому.

— Все, что захочешь, дорогая, — мама улыбнулась и потянулась отвести от ее лица упавшую прядь.

— Не относитесь ко мне, как к больной. Не обращайтесь со мной так, словно я хрустальная, ладно?

— Конечно, — с готовностью кивнула мама, — завтра же отправлю тебя за продуктами, а потом заставлю убираться.

Баффи вытаращила глаза в притворном ужасе.

— Ну не до такой же степени! Боже, кажется, я поторопилась выписаться! В больнице все делали за меня и даже кормили по расписанию.

— Хорошо, что ты так к этому относишься, — заметил папа, распахивая дверцу машины. — Я боялся, нам придется навсегда позабыть слово на букву «б».

— А также на «п», «в» и «л», — подхватила Баффи. — Разве я могу так поступить с вашим словарным запасом?

Мама сзади совсем по-девчоночьи захихикала.

В дом они вошли, держась за руки.


Мама все же сдержала обещание и послала Баффи утром в магазин — оказалось, у них закончился хлеб, и молока почти не осталось.

Подпевая транслируемым через внутренние динамики супермаркета «BackstreetBoys», Баффи шла вдоль рядов, помахивая корзинкой и раздумывая, не прихватить ли еще мороженое… и не заметила стоявшую на пути девушку в форме сотрудницы, выкладывавшую на полки какие-то консервы.

— Ой! — воскликнула та, не удержав равновесия и плюхнувшись на задницу. Жестянки с грохотом раскатились по полу.

— Ох, простите ради бога! — Баффи всплеснула руками и, отставив корзинку, принялась собирать упавшие банки.

— Ничего, бывает, наверное, и синяка не будет, главное, что банкой в лоб не прилетело, — затараторила девушка до боли знакомым голосом с еще более знакомыми интонациями.

Баффи вскинула голову.

— Уиллоу?!


— Мама, как так вышло, что у нас есть рыжеволосая соседка по имени Уиллоу, с которой я училась в школе и даже дружила, а я ничего об этом не знаю? — спросила Баффи, вернувшись домой.

— Доктор Робинсон запретил нам говорить тебе, — оправдывалась мама. — Он сказал, что это только навредит, если ты увидишь связь между своими… видениями и реальной жизнью.

— И… много таких связей? — медленно проговорила Баффи.

— Хм… — мама задумалась. — У Уиллоу есть младшая сестра по имени Дон. А мою парикмахершу зовут Аня Дженкинс. Больше я не припоминаю. Эй! Надеюсь, ты не станешь доказывать им, что на самом деле они демоны?

Из них демон только Аня, а Дон — Ключ, вертелось на языке у Баффи, но она поспешно его прикусила. Не хватало еще проколоться на такой глупости. Вместо этого она засмеялась, как будто мама удачно пошутила.

— Конечно нет!

И день покатился своим чередом. Большую часть времени Баффи приводила в порядок свою комнату. Мама убиралась там, само собой, но Баффи давно уже ощущала себя взрослой и даже старой — а комната так и не выросла, оставшись прибежищем девочки-подростка со всеми этими плюшевыми игрушками и плакатами молодежных поп-групп. Баффи расчистила стены и выкинула почти все, оставила лишь мистера Гордо, плюшевую свинку, которая в другой жизни сгинула в кратере Саннидейла. И всякий раз, как мама окликала ее или просто проходила мимо, Баффи едва сдерживала порыв прикоснуться, убедиться, что это не мираж, что мама действительно рядом с ней, а не покоится в холодной могиле.

А вечером, лежа в кровати, Баффи размышляла над пришедшей во время разговора с матерью теорией. Если есть Уиллоу, Дон, Аня… почему бы не существовать и всем остальным? Их только нужно отыскать. Она понятия не имела, зачем ей это — может, чтобы не впасть в уныние от вынужденного одиночества, может, чтобы окружить себя хоть каким-то подобием прежней жизни. Как бы то ни было, все упиралось в здешнюю Уиллоу. Если они дружили, та могла многое рассказать. И как знать, вдруг в рассказе промелькнут знакомые имена?


— Помнишь Ксандера? — спросила Уиллоу, когда они сидели у нее в комнате — непривычно яркой и заваленной вместо книг модными журналами: эта Уиллоу не была заучкой и книжным червем, в отличие от Корделии, девочки из параллельного класса, про которую Уиллоу уже успела поведать.

— Смутно, — осторожно ответила Баффи, в очередной раз напрягаясь. Они уже миновали библиотекаршу мисс Календер и медсестру Мэгги Уолш, муж которой, полковник Адам Уолш, приходил к ним однажды на урок истории, молоденького учителя химии Райли Финна и веселую продавщицу из парфюмерного отдела Глорию Алистер, которая как-то надавала им пробников «потому что их все равно спишут как брак из-за неправильной этикетки». Боже, даже Злодейское Трио оказалось парнями из школьной рок-группы, увешанными цепями и рассекающими по школе в драных футболках! Но ни о Ксандере, ни о Таре, ни о Джайлзе, ни о… ни о ком по-настоящему значимом Уиллоу пока не упоминала.

— Он живет в Саннивейле, недалеко от Лос-Анджелеса. Мой кузен. Он приезжал несколько раз, вот и сейчас собрался, обещал познакомить со своим приятелем Озом, говорит, он клевый и умеет стрелять из лука.

— Да, что-то такое припоминаю, — отозвалась Баффи, внутренне изумляясь вывертам этого мира, ставящего все с ног на голову.

Ксандер оказался настоящим мажором — его дед, Ричард Уилкинс, был мэром и, пожалуй, единственным из всех, чей род занятий не отличался от реальности Баффи, — но вполне милым парнем, и иногда напоминал Баффи удачливую половину ее Ксандера, с которой она познакомилась, когда Ксандер раздвоился. А вот Оз был мало похож на себя — шутник и балагур, он был словно сгусток неукротимой рыжей энергии. Впрочем, Уиллоу он понравился — еще одна деталь, которая не изменилась.

Глубоко внутри Баффи чувствовала, что с этими ребятами им никогда не стать по-настоящему друзьями, не испытать той удивительной близости, которая выковалась в горе и радости, разделенных с их двойниками. Но это было хоть что-то.

И потому, когда Ксандер пригласил ее на свидание, Баффи даже согласилась. Правда, никакой особой романтики не вышло, несмотря на то, что этот Ксандер явно чувствовал себя куда свободнее в присутствие женщин и умел с ними обращаться. Слишком сильно въелось в подкорку, что он друг, почти как брат. И их первый — и последний — поцелуй вышел именно таким. Братским.

— Черт, я словно с сестрой поцеловался, — разочарованно выдохнул Ксандер. — Извини, — тут же поправился он, — дело не в тебе, Баффи, ты классная девчонка…

— Ничего. — Баффи тайком вздохнула с облегчением. — Давай останемся друзьями.

Ксандер так обрадовался, что она не обиделась, что потащил ее на колесо обозрения. И, глядя на огни вечернего города, Баффи пообещала себе, что если найдет… остальных, то не будет столь опрометчива.


Время шло, но Баффи никого больше не находила. Пока в один прекрасный вечер отец не объявил, что пригласил на следующую пятницу Лиама О’Коннели, своего делового партнера.

— Ты наверняка его помнишь, — сказал он Баффи. — Раньше мы часто приглашали его и Дарлинн. И это он порекомендовал нам клинику — в ней лежала его сестра Дрю.

— Дрю? А дальше как? — Баффи облизала внезапно пересохшие губы. Этого не могло быть, этого никак не могло быть. Это все совпадение, просто совпадение…

Отец пожал плечами:

— Просто Дрю. Как Дрю Бэрримор.

Баффи как могла старалась подготовиться к этому вечеру. Но когда тренькнул звонок, и в дверь вошел Ангел — и холл сразу стал казаться меньше от его высокой темной фигуры — в груди у нее что-то екнуло и оборвалось.

Ангел.

Человек.

Ужин протекал спокойно, отец беседовал с Ан… с Лиамом о каких-то сделках, а Баффи сидела, как на иголках. Мама уже сказала ей, что Лиам развелся с женой, и это несказанно радовало — видеть, как Ангел милуется с двойником Дарлы (а в том, что Дарлинн это Дарла, Баффи была уверена), было бы выше ее сил. Время от времени Лиам расточал комплименты кулинарным способностям мамы и восхищался Баффи, шутил и рассказывал о своих поездках — кажется, он успел побывать буквально во всех уголках света.

После десерта мужчины отправились к барной стойке, а Баффи помогала маме отнести посуду на кухню.

— Я подышу воздухом, хорошо? — попросила она, поставив на стол последнюю стопку тарелок.

— Конечно, милая, думаю, с посудомоечной машиной я и сама справлюсь.

Баффи налила себе стакан лимонаду и вышла на балкон. Ангел здесь есть, он человек, а это значит… значит… Дальше Баффи себе думать не позволяла.

— Красиво, — раздался над ухом бархатный голос.

Баффи вздрогнула и едва не уронила стакан.

— Лиам… я не слышала, как вы подошли. — Она развернулась и обнаружила, что Ангел… у нее не получалось воспринимать его Лиамом, как ни старайся, стоит совсем близко. Она чувствовала исходящий от него аромат духов пополам с запахом бренди и сигары

— К чему церемонии, я же друг семьи. — Ангел надвинулся на нее. — Надо же, я помню тебя совсем юной. Ты и тогда уже мне нравилась… А теперь, когда ты выросла в настоящую красавицу… Думаю, Хэнк не откажется породниться.

Боже, да он пьян, подумала Баффи. И вторая мысль, догоняя первую — это самое ужасное предложение руки и сердца, какое она когда-либо слышала.

Вывернувшись из-под протянутой к ней руки, Баффи сбежала на кухню. Протирая бокалы, она слышала, как Лиам о чем-то говорит с отцом в коридоре, но слов было не разобрать. Вскоре отец позвал ее проводить гостя. Лиам как ни в чем не бывало поцеловал ей руку, отпустил пошловатый комплимент ее платью, сердечно попрощался с родителями и вышел за дверь.

— Подумать только, Лиам хочет жениться на тебе, — сообщил отец, качая головой. — О чем он думает! Он же на десять лет тебя старше! И решил, видимо, что мы застряли в средневековье, и твое согласие не требуется.

— Думаю, это пройдет, — сказала мама. — Он просто слишком переживает из-за развода с Дарлинн, он так ее любил. Вот и творит глупости. Ему нужно время.

— Вот именно, глупости! — внезапно рассердился отец. — Из-за его махинаций мы чуть не разорились. Надеюсь, много времени ему не понадобится, иначе нам придется разорвать партнерство.

Баффи промолчала.

Она всеми силами отгоняла мысль о том, каким же может оказаться Спайк, если Ангел здесь… вот такой.

Наконец.

Наконец она позволила себе подумать о Спайке. И о том, что в этом мире он, наверное, жив. И тоже человек.

Оставались еще Тара и Джайлз, но именно мысль о Спайке дарила самую сумасшедшую, самую отчаянную надежду.

Баффи решила, что ей плевать, каким он будет. Она видела Спайка разным, вряд ли его местный двойник может быть хуже. Лиам, например, и в подметки не годился Ангелусу, а с Ангелусом она справилась.

И это как-нибудь переживет.

Полгода спустя Баффи выдали справку о полной ремиссии и отпустили с миром. Это время она не теряла даром, успешно пройдя курс домашнего обучения и получив аттестат об окончании школы. Теперь можно было подумать и о будущем. Она знала, что когда-то родители открыли для нее депозит, куда откладывали средства на высшее образование, и рассчитывала, что эти деньги помогут ей в поисках, если использовать их с умом. Но как до них добраться? Конечно, Баффи могла снять их все и закрыть счет, но вряд ли папа с мамой придут от этого в восторг. Тем более что мама явно хотела, чтобы она получила хорошее образование и везде понараскладывала буклетов различных колледжей и университетов. Баффи честно просматривала их, но все это было ей неинтересно.

Наверное, потому что в глубине души она давно убедила себя, что нормальная жизнь, с карьерой, с работой, с мужем и детьми — не для нее.

И даже то, что здесь она не была Истребительницей, мало помогало.

— Дорогая, а ты не хочешь попробовать поучиться в Англии? — как-то спросила ее мама, протягивая очередной ворох бумажек. — Помню, тебе там в прошлый раз очень понравилось, и аттестат у тебя приличный.

— Я… я бывала в Англии? — сглотнув, спросила Баффи. — Когда?

— В школе, конечно, — мама улыбнулась. — Ездила по обмену. Мистер Джайлз был таким гостеприимным, а его дочка Тара показалась мне очень милой, когда гостила у нас. Может, они не откажутся помочь тебе с устройством, если ты решишь поехать сейчас.

Баффи пошатнулась и вцепилась в спинку стула. Как же ей в голову не пришло? Джайлз и Спайк оба были англичанами, вполне естественно, что они живут в Англии. Правда, Лиам в эту схему не вписывался, но вроде как он объездил весь свет… Да и Тара…

— Мама, а Лиам тоже англичанин? — неожиданно вырвалось у Баффи.

— Ирландец, как несложно догадаться по фамилии, — ответила мама. — Переехал сюда еще в детстве. А что? Или ты хочешь попросить помощи у него? — мама неодобрительно нахмурилась.

— Ни в коем случае! — с жаром воскликнула Баффи, вызвав у мамы смех. — Мама, я подумала… действительно, Англия — неплохой вариант. Ты можешь связаться с мистером Джайлзом?

Мама ободряюще похлопала ее по плечу:

— Ну-ну, к чему такая спешка? Только что тебе было все равно, а теперь прямо не удержать. Обдумай все хорошенько, взвесь все за и против, а через пару дней мы еще раз все обсудим.

— Ладно, — сдалась Баффи, решив, что излишняя настойчивость может вызвать подозрения. — Но ты все равно спишись с этим Джайлзом, хорошо?

Через две недели Баффи стояла в зале Хитроу и высматривала табличку со своим именем. Наконец она заметила аккуратно выведенное «мисс Саммерс» возле информационной стойки и поторопилась туда, волоча за собой небольшой чемодан. Она чертовски удивила маму, когда не стала брать с собой весь гардероб — и особенно туфли, — ограничившись лишь самым необходимым, но объяснила это тем, что жаждет шоппинга в английских магазинах.

Джайлз был верен себе: забрал у нее чемодан, помог сесть в машину, говорил мягко и спокойно. По дороге из аэропорта Баффи украдкой косилась на него. Этот Джайлз был чертовски похож на ее Джайлза, разве что выглядел куда моложе и не таким усталым. Но это Баффи могла понять — ее собственное отражение в этом мире показывало цветущую и полную жизни девушку, а не бледную тень, какой она стала после долгих лет борьбы и потерь.

— Тара ждет не дождется, когда познакомится с тобой, — сказал Джайлз, и Баффи невольно вздрогнула — это были первые слова, которые он произнес с начала пути. — У нее не слишком много друзей, и сейчас они все разъехались. Но она очень хорошая девочка, — тут же исправился он.

— Уверена, она мне понравится, — улыбнулась Баффи.

Она смотрела в окно на проносящиеся мимо дома, на пешеходов, и ее впервые за долгий срок переполняло ничем не омраченное счастье. Она нашла Джайлза, и он совсем как настоящий, она скоро увидит Тару, и она обязательно-обязательно отыщет Спайка.

Дом Джайлза находился почти в самом центре Лондона — старинное здание, зажатое с двух сторон такими же небольшими особнячками, но в отличие от них с явными следами недавнего ремонта.

— Пришлось менять проводку и канализацию, — будто прочитав ее мысли, сказал Джайлз. — Прежняя никуда не годилась. Зато сейчас там все оборудовано по последнему слову техники. Тебе не придется мыться в лохани и читать при свечах.

Баффи даже не сразу поняла. Он шутит, Джайлз шутит, боже мой. Ну ладно, пытается шутить, но, черт, как это мило!

Дверь им открыла Тара — такая же тихая и скромная на вид, какой Баффи ее запомнила.

— Хорошо добрались? Привет, Баффи, я Тара. Идем, я покажу тебе твою комнату, пока папа возится с багажом.

Что ж, эта Тара была куда увереннее в себе и совсем не заикалась. И вряд ли Баффи будет скучать по заиканию.

Они прошли в дом и поднялись по широкой лестнице на второй этаж.

— Здесь две ванных комнаты: одна вот здесь, другая — в конце коридора. Там на двери смешная табличка, не промахнешься. А тут ты будешь жить. — Тара распахнула дверь. — Надеюсь, ты ничего не имеешь против скошенных потолков?

Баффи засмеялась:

— Не-ет, я ж… всегда мечтала пожить в мансарде.

— Ну, строго говоря, это не мансарда, чердак у нас выше… и там так здорово! Старая мебель, сундуки с вещами — как-то я нашла там старинный серебряный гребень с гранатами. Потом обязательно туда залезем… — Тара оборвала себя. — Что-то я тебя совсем загрузила. Отдыхай пока, располагайся. Минут через двадцать будем обедать, а потом я проведу тебя по дому.

Разобрав чемодан и наскоро приняв душ, Баффи спустилась в столовую — светлую длинную комнату с высоким потолком, большую часть которой занимал стол. Когда Баффи вошла, Тара как раз заканчивала сервировать дальний его конец.

— Обычно мы едим на кухне, там уютнее, но папа захотел, чтобы все было торжественно, — объяснила Тара и закатила глаза. — Иногда он такой старомодный…

— Мама тоже любит накрывать в столовой по воскресеньям, — ответила Баффи. — Говорит, это поддерживает семейный дух. Надеюсь, я не стану такой сентиментальной в ее возрасте.

И девушки понимающе улыбнулись друг другу.

После обеда Тара устроила ей настоящую экскурсию.

— Это папин кабинет, он же библиотека. Представляешь, здесь есть книги, которым по сто — двести лет, а то и больше. Я даже находила рукописные, но папа не разрешает их трогать, они слишком хрупкие. А здесь гостиная, но смотреть особо не на что. Вот под Рождество, когда папа приносит елку, и мы все украшаем, тут правда очень красиво. А так… даже телевизора нет, но он есть в моей комнате, так что если захочешь что-то посмотреть…

— Я не особо фанатка телевизора, — рассеянно отозвалась Баффи, силясь запомнить расположение комнат.

— Да я тоже. Разве только старые фильмы смотрю. Наверное, я заразилась от папы старомодностью. — Тара весело подмигнула и продолжила: — В коридорах и на лестнице у нас висят портреты предков. В детстве я обожала их разглядывать и придумывать разные истории. Да еще и папа про них так интересно рассказывал… Вот это Сесилия, папина прапрабабушка. Роскошная женщина, правда? Погоди, так не видно, тут темновато. — Она вытащила из кармана фонарик и посветила на портрет.

Баффи с любопытством вгляделась в нарисованные черты. Сесилия чем-то напоминала Хальфрек, но это уже не удивляло.

— Роскошная, — согласилась Баффи, гадая, нравится ли Таре Сесилия просто так или потому что в этом мире ей тоже нравятся женщины…

И в этот момент луч фонарика перекинулся на соседнюю картину.

Казалось, воздух вокруг Баффи застыл и заледенел. Она почти не слышала слов Тары:

— А это Уильям Пратт, ее муж, мой прапрапрадедушка.

Реальность рассыпалась вокруг Баффи острыми осколками, впиваясь под кожу и заставляя сердце судорожно сжиматься.

Каштановые кудри, очки в тонкой оправе… Но это, несомненно, был Спайк.

Все, к чему она стремилась, на что надеялась, оказалось призрачным видением, тенью. Она поставила все свои надежды и мечты на прах давно умершего человека.

Должно быть, она и впрямь все это выдумала. Увидела портрет… А папа в молодости был поклонником Билли Айдола и никак не давал маме выкинуть пластинки, и у него был плакат с автографом. Ничего не было.

Комок в горле никак не желал сглатываться, и Баффи прислонилась лбом к стене, прямо под портретом. Ее ладонь сама собой поползла вверх и коснулась потрескавшейся рамы. Большее ей отныне недоступно. Кожу закололо от этой невозможности, в глазах защипало…

— Баффи, что с тобой, тебе плохо? — испуганно спросила Тара.

— Ничего, — с трудом вытолкнула из себя Баффи, стараясь звучать беспечно. — Немного закружилась голова. Долгий перелет…

Ее мягко обхватили за плечи и усадили на ступеньки.

— Ты посиди пока, я принесу воды, — Тара положила рядом с ней фонарик и сбежала по лестнице.

«Дыши, дыши…» — уговаривала себя Баффи, а в голове помимо воли всплывали образы и ощущения. Голубые глаза, глядящие с такой любовью, что даже больно, щека под рукой… Невыносимое сияние души — из-за нее, ради нее, для нее. В висках стучали молоточки. Баффи спрятала лицо в ладонях и тихо, жалобно заплакала.

Внизу послышался звонок.

— Ой, это, наверное, Билли зашел вернуть книги, — Тара протянула ей стакан. — Я мигом, только пущу его и вернусь. Ты что-то совсем расклеилась… это все разница во времени, — продолжала она болтать, спускаясь в холл. — Билли мой троюродный брат, он… довольно своеобразный, но когда привыкнешь, совершенно замечательный.

Баффи сжала стакан, пытаясь совладать с собой. Она не хотела пить — да и не смогла бы, до того тряслись руки.

Хлопнула дверь.

— Привет, Глинда.

Голос, этот голос…

Время снова замерло — и пустилось галопом.

Баффи вскочила на ноги, роняя стакан и даже не замечая, что брызнувшие осколки ранят ей ноги. Она летела по ступенькам, уже видя такую родную, такую привычную белобрысую макушку, и ни о чем не думала.

Ее мир наконец-то встал на место.

«Звездные войны»

lissa23 Ровесники

fandom Space Opera 2014


Время действия — конец Эпизода VI


В небе над Эндором один за другим расцветали яркие цветы праздничного салюта, и повстанцы с эвоками радостно праздновали победу над Злом. Имперский гарнизон, растерянный и деморализованный, находился под охраной аборигенов, чью доблесть в бою солдаты Палпатина успели оценить в дневной схватке.

Люк присоединился к друзьям, когда основная волна веселья уже схлынула и танцы с отбиванием ритма по шлемам, снятым со штурмовиков, уступили место тихому сидению у костра, в обнимку (и иногда — и вповалку) с товарищами. Эта победа была очень важна для Восстания, но она отняла много сил. Ни отряд, посланный на Эндор для отключения защитного поля Звезды Смерти, ни пилоты, самоотверженно сражавшиеся с имперским флотом в небе над этой луной, ни Люк, бившийся ни на жизнь, а на смерть с родным отцом, не думали о том, чтобы сберечь силы для завтра. Но даже у молодых тел, под влиянием адреналина способных на многое, был свой предел прочности, и дневная усталость потихонечку догоняла героев Восстания.

Люк Скайуокер молча стоял под деревом и вглядывался в пламя костра. На какую-то секунду ему показалось, что он увидел там Йоду, Бена и отца, но не такого, каким Анакин предстал его взору в свой смертный час, а молодого и полного сил, каким он, должно быть, был годы назад, до поглотившей его бездны ненависти. Во время их поединка с Вейдером у трона Палпатина Люк на секунду впустил в себя жадные щупальца Темной стороны Силы и сейчас практически задыхался от омерзения, вспоминая испытанное тогда чувство всесилия, смешанное с ощущением липкой грязи на коже.

Образы исчезли так же быстро, как появились, и, возможно, все это было лишь воображением… или же молодой человек в пламени был другим джедаем, умершим годы назад и ожидавшим старого Бена за гранью жизни и смерти.

Люк никогда не видел даже голографий своих погибших родителей и, еще будучи мальчиком, пару раз ловил себя на мысли о том, что они могли бы пройти в двух шагах, а он бы их не узнал. Если бы они вдруг были живы.

Если бы.


— Ты слишком мрачен для победителя.

Погрузившись в свои мысли, Скайуокер сам не заметил, как отошел достаточно далеко от праздничных костров, приблизившись к тому месту, где расположились пленные имперцы. С ним заговорил один из них, в белой броне штурмовика, лежавший поодаль от остальных, в основном — крепко спавших. День выдался трудным для всех. Странно, но в голосе человека, еще утром целившегося в Люка и его друзей из бластера, сейчас не слышалось ненависти. Это заставило Люка внимательно посмотреть на смуглое молодое лицо с выдающимися скулами и отметить раннюю седину на висках. Этот штурмовик был почти его возраста, ну, может быть, на пару лет старше. Вечность назад, до того, как Империя показала ему свое уродливое лицо, расправившись с беззащитными дядей и тетей, Люк тоже хотел быть таким же. Предел подростковых мечтаний: высокий мужчина в военной форме, с волевым подбородком и непременным успехом у девушек. Люк даже тайком репетировал в ванной подходящее выражение лица, глядясь в зеркало. С тех пор столько воды утекло…

— Сегодня я потерял отца.

Люк сам не знал, почему он это сказал сейчас и именно этому человеку. Но штурмовик кивнул головой.

— Соболезную. Моего старика не стало, когда мне исполнилось двадцать.

— Он погиб? — переспросил Скайуокер, на минуту представив, каково это: вот так панибратски называть отца «стариком».

— Нет, просто умер. От возраста и болезней.

Похоже, это было совсем не метафорой.

— Он был одним из клонов, созданных для войны. Они старели в два раза быстрее, чем все обычные люди. И, когда его уволили из армии, я несколько лет наблюдал за тем, как он угасал — день за днем, месяц за месяцем. А когда папа умер, я записался в имперскую армию. Ради него.

— Почему?

Люк очень удивился: он не ожидал подобного поворота беседы.

— Республика создала его ради войны, сделала из моего отца расходный товар с инвентарным номером и подарила джедаям. А вот в Империи он всегда пользовался уважением, даже после отставки.

— А чем были плохи джедаи? — спросил уязвленный Люк. То, что сейчас произнес штурмовик, плохо сочеталось с его убеждениями.

— Отец много рассказывал мне про этих высокомерных ублюдков, — в голосе у штурмовика сейчас явно послышалась неприязнь. — Они во всем полагались на свою Силу и слишком привыкли к тому, что те, кто работает с ними, владеют теми же навыками. А потому смертность их подчиненных из клонов просто зашкаливала.

Скайуокер открыл рот — и закрыл. Экспрессивная перепалка с пленным имперцем навряд ли украсила бы образ героя Восстания, а ему не хотелось краснеть как мальчишке под взглядом Леи и Мон Мотмы. К тому же, возможно, в словах этого юноши все-таки было что-то… о чем он подумает завтра.

Годы спустя мастер-джедай Люк Скайуокер вспомнил этот ночной разговор на Эндоре. В тот день один из его учеников сделал решительный шаг на Темную сторону Силы…

«Барраяр»

Альвхильд Было у принцессы два брата

У выхода из коридора Екатерина остановилась. Поправила растрепавшиеся волосы, проверила, не осталось ли на платье следов. Впрочем, на черном кровь не заметна. Усмехнувшись этой книжной фразе, Екатерина сжала левой рукой пистолет.

Маленький дамский пистолет, который она в последние месяцы снова стала носить в рукаве. Она предпочитала широкие рукава, которые закрывают кисть до самых пальцев. Её модисткане спорила с принцессой и не возражала против устаревшего фасона. В такой рукав можно спрятать пистолет — вот и весь секрет приверженности принцессы Екатерины к старомодному силуэту.

Головорезы императора Юрия не ожидали, что принцесса умеет стрелять. Что у неё будет оружие. И забыли, что она левша. Поэтому сейчас в её приемной остывали их трупы, а не её. Навык стрельбы никуда не девается, хотя она сама удивилась собственному хладнокровию и меткости. Три из трех.

Резинка надёжно удерживала пистолет на месте, достать было легко. Шесть пуль в обойме, одна в стволе, и не забывать считать.


За дверью был небольшой гараж. Екатерина подошла к неброской серой машине, открыла дверь. Ключ зажигания на месте. Подобрав подол платья, она села за руль. Посидела, закрыв глаза и вспоминая. Повернула ключ. Машина ожила.

Она давно не ездила сама и поэтому вела машину осторожно, хотя страх подталкивал увеличить скорость. В городе ещё было спокойно, хотя её взгляд тут и там натыкался на военные патрули — их было слишком много.

Попетляв по боковым улицам, Екатерина остановила машину у скромного трёхэтажного дома. Набрала на домофоне код и вошла в подъезд. Там было тихо, спокойно, свет лился сквозь пыльное окошко над входной дверью. Екатерина торопливо взбежала по лестнице и позвонила в нужную дверь — коротко, долго, коротко.

Через час она вышла оттуда с чёрной папкой в руках. Прижавшись к стене, выглянула в окно. На улочке никого не было, её машина стояла там, где она её оставила. Спустившись вниз, принцесса, однако, направилась к черному ходу. Там она достала из-под юбки нож — не украшенный эмалью и камнями кинжал фор-леди, а попроще, но с хорошим клинком. Отжав защелку, она открыла серую дверцу, скрывавшую пучки проводов. Примерилась — и перерезала телефонный кабель.

После чего вышла через чёрный ход, обошла дом и села в машину.

— Позвонить она явно не успела, — пробормотала Екатерина. — Но не убивать же мне собственного юриста!


Через несколько часов начальник караула энской военной базы привел в кабинет командующего женщину в чёрном платье.

Генерал Эзар Форбарра поднялся ей навстречу.

— Екатерина? Что ты тут делаешь?

— То же, что и братец Ксавье. Он ведь у тебя?

Не дожидаясь приглашения, Екатерина села в кресло у кофейного столика и поморщилась.

— Сядь, не нависай надо мной, терпеть этого не могу. А вы, капитан, давайте сюда мои документы и оружие.

Капитан дернулся было, но дисциплина взяла своё, и он только встал по стойке смирно перед командиром.

— Что там у вас, Константинов? — Генерал положил на стол перед принцессой чёрную папку, выложил рядом пистолет с обрывком резинки на рукояти и нож. — Все, ступайте. И пригласите ко мне его высочество Ксава.

— Осмелюсь доложить, сэр, её высочество там въехала в ворота…

— Какие ворота?

— Оставь, Эзар, твои солдатики не хотели меня пускать без пропуска, пришлось таранить ворота. Ворота выдержали, но моя машина всмятку. — Принцесса взяла со столика пачку сигарет, выдернула из нее сигарету и тонкую зажигалку, закурила.

— Ты с ума сошла, — сказал Эзар, когда они остались вдвоем. — Одна, через весь город…

— Оставь, — Екатерина с раздражением ткнула сигаретой в пепельницу. — Дрянь. Как вы курите? Ты забыл, кузен, что я не знамёна во дворце вышивала во время оккупации? Юрка тоже забыл. Поэтому я здесь, а не в могиле.

— Ты его видела?

— Нет. Неважно. Он сошёл с ума, понимаешь? Методично вырезает всех, кто имеет хоть какие-то права на трон. Один мой брат сошел с ума, другой отбивается от трона, как от взвода цетов. Я права? Ксавье не собирается садиться на трон вместо Юрки?

— Катрин…

— Я тридцать семь лет Катрин! — взорвалась Екатерина. — И у меня один брат бастард, а другой — ублюдок.

Она раскрыла папку и вынула из нее лист гербовой бумаги.

— Читай.

Эзар прочел дважды.

— Я, конечно, далеко не молода, — сказала Екатерина. Эзар отвел взгляд — глаза у нее были такие же, как у Юрия, карие, с длинными ресницами, доставшиеся по наследству от императрицы Елены, урождённой Форратьер. — Но сына я тебе рожу. Слово Форбарра.

Эзар поставил подпись.

Через полчаса в кабинете генерала Форбарры два принца и принцесса пили кофе и разглядывали усыпанный цветной крупой пол. В центре стола лежал брачный контракт со всеми положенными печатями и подписями.

— Самая странная свадьба на моей памяти, — сказал принц Ксав.

— Ещё бы, — ответил Эзар. — Невеста таранит ворота жениха с брачным контрактом под мышкой, жених обещает в свадебный дар голову ее брата…

— Голову можешь оставить себе, дорогой супруг. И не забывай, что в приданое я принесла тебе императорский трон!

Эзар отхлебнул кофе, внезапно ставший запредельно горьким.

Миры Панкеевой («Хроники странного королевства»)

mila007 Путь капитана

fandom Strange Kingdom 2014

(Кроссовер сериала «Звездный путь» и цикла «Хроники странного королевства»)

1.
Коммандер Кира Арманди вызовов в Штаб Звездного Флота не любила. Особенно обставленных с такой помпой. Особенно когда капитан Элмар странно улыбается и расстается с тобой сразу по прибытии в Штаб, отговорившись срочными делами.

Впрочем, высокие потолки и широкие, полные света коридоры родного Штаба вселили в коммандера Арманди немного уверенности. Знакомая обстановка, снующие по делам секретари и адъютанты, привычная суета административного корпуса если не успокаивала, то сдерживала ее волнение. Одернув край серого форменного пиджака и поудобнее перехватив под рукой фуражку, она глубоко вздохнула и постучала в дверь приемной адмирала Хирона.

В его кабинете ничего не поменялось — те же завалы инфокристаллов, модели кораблей и стопки планшетов. Кира была готова поспорить на что угодно — это работы его учеников, которые адмирал самолично вычитывает, несмотря на занятость и регалии. Он вообще был достаточно приближен к студентам.

Адмирал Хирон встретил коммандера с отеческой улыбкой. Знали они друг друга давно — тот год, когда Кира поступила в Академию, был первым годом преподавания у тогда еще капитана Хирона. Списанный «на берег» с травмой позвоночника, полученной во второй войне с клингонами, капитан проявил недюжинные преподавательские способности. Кадеты ходили за его креслом гуськом. Кира же, и до того обожавшая уроки тактики и стратегии, стала посещать все его семинары без исключения. Так она в свое время и оказалась вначале приписанной к кафедре, а затем сразу оттуда по ходатайству к тому моменту уже вице-адмирала Хирона получила распределение на USS «Паладин» — заместителем начальника Службы Безопасности корабля.

Впрочем, в красной униформе офицер Арманди прослужила недолго — участившиеся стычки с ромуланцами вокруг планет с огромным потенциалом и неразработанным ресурсом полезных ископаемых стали отличной ступенью в карьерной лестнице умной и сообразительной Киры. Спустя три года она стала Первым помощником. На этой должности и служила по сей день. Вызов в Штаб застал их на полпути к Земле — после трех месяцев патрулирования Нейтральной Зоны и ряда стычек на ее границе с клингонами и ромуланцами корабль требовал ремонта, а личный состав — отпуска или хотя бы продолжительной увольнительной.

— Адмирал Хирон, — Кира решительно прошла к адмиральскому столу и замерла перед ним, вытянувшись по струнке смирно. — По вашему…

— Коммандер Арманди, вольно, — ласково и совершенно не по-уставному улыбнулся Хирон, выезжая из-за стола. На ноги его так и не смогли поставить, однако инвалидное кресло типа «Кентавр» позволяло адмиралу не ощущать своей травмы и быть наравне со здоровыми людьми. — Рад тебя видеть, Кира.

Кира расслабилась и улыбнулась. Каковы бы ни были причины ее вызова в Штаб, видеть старого учителя она была рада всегда.

— Как вы?

— Отлично, как видишь. Скучно, на самом деле. Куча бумажек, бюрократия и крючкотворство. Когда получишь предложение занять адмиральский пост, убедись, что тебе уже исполнилось не меньше девяноста лет и ты готова часами дремать на совещаниях.

— Взаимно, адмирал, — Кира рассмеялась — Хирон не менялся.

— Что у тебя все в порядке, я уже знаю — читаю твои отчеты регулярно. Спасибо, что зашла повидать старого наставника первым, — не обратив внимания на ее попытки вставить хоть слово, он направился к внутренней двери в кабинете. — Идем со мной. Тебя вызывали к адмиралу Истрану, я провожу.

Кира нахмурилась. Адмирал Истран — глава Штаба, и вызов напрямую к нему не был рядовым явлением.

— Не бойся, это не больно, — рассмеялся Хирон, увидев беспокойство на лице бывшей ученицы.

Адмиральские кабинеты соединялись коридором с малым залом для совещаний. Когда Кира в сопровождении адмирала Хирона вошла в зал, там уже находился капитан Элмар вместе с адмиралами Истраном и Морриган. Последняя была чем-то недовольна. Впрочем, судя по несколько смущенному лицу капитана, разозлена адмирал была именно его выходкой. Да, у ее командующего офицера порой были проблемы с выдержкой и патологическая непереносимость бюрократических процедур. Вот уж кто точно не усидит в штабном кресле ни минуты!

— Коммандер Арманди, — адмирал Истран кивнул на приветственный салют. — Добро пожаловать на Землю!

Кира склонила голову, замерев по стойке «смирно» у правого плеча своего командира. Элмар одобрительно хмыкнул, но внезапно отступил влево и назад, становясь с ней в один ряд.

— Коммандер Арманди, у нас пополнение в верфях Звездного Флота, — проговорила адмирал Морриган. Судостроительные верфи были в ее ведении. — В Ривер-Сайде ожидает своего первого запуска новенький флагман Федерации, USS «Дельта». На него отбирается экипаж первоклассных профессионалов. Задача флагмана — дипломатические миссии, исследование отдаленных миров, патрулирование Нейтральной Зоны. Деятельность несколько более обширна, чем та, к которой вы привыкли на USS «Паладин». Однако мы считаем, что если и доверять новый корабль кому-то, то это должен быть безупречный офицер и профессионал высокого класса. Мы предлагаем вам повышение в звании и кресло капитана на флагмане USS «Дельта».

Несколько мгновений Кира молча смотрела на троих адмиралов, задумчиво изучающих ее в ответ. Смысл слов дошел быстро, а вот верилось в них еще с трудом. Однако обязанности хорошего капитана включали в себя в том числе быструю и четкую реакцию на непредвиденные обстоятельства:

— Для меня это большая честь. И большая ответственность. Благодарю за оказанное доверие.

Адмирал Хирон улыбнулся. Капитан Элмар хлопнул по плечу. Даже адмирал Морриган снизошла до одобрительной усмешки.

— Могу я узнать, кого предполагается включить в личный состав флагмана Федерации?

Хирон рассмеялся:

— А я говорил — у девочки бульдожья хватка!

2.
Первые пару дней после назначения Кира не могла прийти в себя и поверить своему счастью. После подписания приказа Элмар под руку утащил ее из Штаба Звездного флота — праздновать повышение. Когда капитан успел все это провернуть, Кира так и не поняла, но вместо того чтобы вернуться на корабль, они направились в один из баров Сан-Франциско. В котором уже собрался весь офицерский состав USS «Паладин».

— Поздравляем! — крик десятка глоток на какой-то миг оглушил капитана Арманди.

— Вы знали? — рассмеялась Кира.

— Капитан предупредил нас сегодня утром, — вперед выступила лейтенант Люменталь — офицер связи и подруга Киры еще со времен Академии. — И мы решили, что так просто не отпустим нашего любимого коммандера. Не так ли, ребята?

Ребята согласно загудели, в руках Киры чудным образом оказался бокал с пивом, и веселье понеслось. Тосты, поздравления, объятия.

Через пару часов Кира, уже растрепанная и без кителя, вырвалась на улицу — вдохнуть свежего воздуха и остудить голову. В одном адмирал Хирон был прав — их последняя миссия была не из самых простых, и команда ощутимо вымоталась. По цепочке в голову пришла ассоциация про ее назначение. Справится ли она? Нет, долг и обязанности капитана Кира знала отлично и могла их выполнять, да и выполняла пару раз — когда Элмар валялся в отключке на очередной неведомой планете или в лазарете доктора Кинг — после возвращения на корабль. Но есть разница между тем, чтобы стать капитаном на неделю, и тем, чтобы принять капитанский пост на пятилетнюю миссию. К тому же флагман Федерации — это не скромный по сравнению с ним «Паладин».

От тяжких дум ее отвлекли звук открывающейся двери и сильный удар по плечу. Кира подняла голову на хозяйски обнявшего ее Элмара.

— О чем грустишь, капитан?

— Кто еще здесь грустит, капитан!

Они рассмеялись. Затем Элмар притянул ее к себе и покровительственно потрепал по макушке.

— Не переживай, Арманди. Ты справишься. На самом деле, не могу представить никого, кто бы справился лучше, чем ты.

— Ты правда так думаешь?

— Арманди, ты сколько лет меня знаешь? Не был бы я в тебе уверен, не давал бы своих рекомендаций.

Элмар помолчал. Затем хитро посмотрел на Киру:

— И уж если ты смогла построить такого капитана, как я, то уж прибрать к рукам такого старпома, как Шеллар, тебе труда не составит!

— Что-о-о-о?!

— Ой, а тебе еще не переслали, что ли, файлов? Ты же с коммандером Шелларом теперь работать будешь.

— Спасибо, кэп, — выдохнула Кира. — Если ты хотел меня успокоить, то это у тебя как-то очень хреново получилось.

Капитан «Паладина» рассмеялся и пожал плечами:

— Не грузись, Арманди! Шеллар классный, я его хорошо знаю. А вообще… пошли пить! Решить проблемы личного состава ты и завтра сможешь, — и, не слушая ее вялых возражений, Элмар утащил свою теперь уже бывшую подчиненную обратно в бар.

3.
Две недели отпуска, положенные по концу миссии, пролетели, как и не было. Кира успела только хорошенько отоспаться, навестить родителей и сестренок, как пришло время возвращаться обратно в Сан-Франциско.

Штаб Звездного Флота вновь встретил ее деловитой суетой в просторных светлых коридорах. На ближайшие пару недель ей придется практически поселиться здесь. Поэтому Кира приказала себе привыкать и решительно ринулась в бой с бюрократией. Потому что быть капитаном — это не только сидеть на мостике в красивом удобном кресле и подписывать приказы по кораблю.

Устаканить личный состав было труднее всего. На аудиенции у адмирала Истрана капитан Арманди была представлена коммандеру Шеллару — единственному вулканцу во всем Звездном флоте.

Отзывы на него капитан Арманди получала только позитивные и, несмотря на некоторые трудности, возникающие при его социализации в экипаже, специалистом он был первоклассным. Кире довелось оценить это с первых же дней совместного сотрудничества.

В отборе персонала Штаб Звездного флота предоставил им карт-бланш, подчеркнув только несколько фамилий, подходящих, по их мнению, на те или иные посты. Адмиралу Хирону Кира доверяла, поэтому конкретно к его рекомендациям отнеслась с особым вниманием. Так, благодаря его ходатайству, их экипаж пополнился энсином Мафеем — юным, но чрезвычайно талантливым навигатором. Коммандер Шеллар одобрил его кандидатуру, сказав, что, несмотря на молодость, табель успеваемости, коэффициент интеллекта и психологический профиль делают его наиболее подходящим кандидатом на пост навигатора флагмана Федерации.

Вокруг кандидатуры начальника Инженерного отдела у них разразилась настоящая битва. Капитан Арманди хотела предложить этот пост лейтенант-коммандеру Алехандро с USS «Паладин», упирая на его опытность и на то, что его уровень давно перерос уровень «Паладина». Коммандер Шеллар парировал тем, что лейтенант-коммандер Алекс Жак, несмотря на его проблемы с субординацией в прошлом, является лучшим в своем деле. И сколь бы неприятно было признавать это лично ему, коммандеру, Жакова чрезмерная эмоциональность была приемлемой уступкой перед несомненно гениальным инженерным умом. Решился спор просто — лейтенант-коммандер Алехандро искренне поблагодарил капитана Арманди, но отклонил предложение повышения из-за заболевшей внучки. И Кира, скрепя сердце, подписала приказ о назначении лейтенанта-коммандера Жака на должность главного инженера USS «Дельта».

К счастью, это была единственная их большая баталия — дальнейший их экипаж подобрался очень быстро и слажено. Так, место старшего связиста досталось лейтенанту Ольге, долгое время прослужившей с коммандером Шелларом и получившей от него невероятно высокую оценку.

Пилотом был назначен лейтенант Кангрем — хмурый и вечно недовольный жизнью звезднофлотовец, которого Кира помнила еще по Академии. Виктор учился на пару курсов старше и был известен на весь студенческий городок как чемпион в подпольных гонках на байках. Из-за которых два раза чуть не вылетал из Академии и один раз чуть не покинул мир живых вообще. «Везунчик» Виктор все свои байкерские выкрутасы применял также и в управлении кораблем, что заставило коммандера Шеллара усомниться в пригодности его кандидатуры. Однако лучшие характеристики от его бывших сослуживцев вселили в педантичного вулканца если не уверенность, то хотя бы надежду, что столько людей одновременно не могут ошибаться. При этом он так яростно отрицал сам факт существования такой вещи, как надежда, что Кира позволила себе первую в истории их сотрудничества улыбку. Которая позже будет появляться у нее намного чаще, чем капитан Арманди могла бы предположить.

Начальника службы безопасности им сосватал адмирал Ален, рассказав, что лучшего специалиста еще стоит поискать. Коммандер с утверждением согласился, однако упомянул про сложный и неуживчивый характер вышеупомянутого лейтенант-коммандера дель Кастельмарра. На что адмирал Ален посоветовал Шеллару «не загоняться» и не смотреть в сторону его супруги дольше пяти секунд в день — «и у вас все получится!» Возражений коммандера по поводу этого назначения больше никто не слушал.

Медблок было укомплектовать проще всего — Кира, предварительно посоветовавшись с Элмаром, предложила место главного врача Стелле Кинг и старшей медсестры — Терезе Жирар, своим бывшим сослуживцам, с которыми проработала бок о бок три года. Капитан USS «Паладин» не возражал, предоставив своим подчиненным право решения, и уже спустя неделю Стелла с пугающим энтузиазмом принялась за обустройство на новом месте — капитан Арманди и коммандер Шеллар только успевали визировать служебные записки.

За время формирования экипажа Кира успела выучить наизусть все досье на новичков, запомнить имена, звания и краткую выжимку по биографии каждого из ее будущих подчиненных. Это невероятно впечатлило коммандера Шеллара, не ожидавшего от человека столь всеобъемлющего подхода. Кира не хотела этого признавать, но молчаливое признание вулканца поднимало ее самооценку. Надежда на то, что они сработаются несмотря ни на что, грела ее со всей силой своей нелогичности.


4.
С командой у Киры установились вполне мирные и ровные отношения. Старший офицерский состав был вышколен, младший — послушен, а техники — лучшими во всем Звездном Флоте. С другой стороны, чего еще ждать от флагмана?

В корабельные комнаты отдыха Кира наведывалась редко. Во-первых, чтоб не напрягать отдыхающих там энсинов. Во-вторых, потому что отдых в ее понимании — это пробежать пару километров на беговой дорожке или почитать перед сном хорошую книгу. Но в этот раз Стелла затянула ее туда послушать импровизированный концерт, который по случаю первого года совместного плавания устраивала инициативная группа офицеров.

Оказалось, в ее подчинении было немало талантов, сформировавших свой музыкальный бенд. Солистом и душой космических певцов был лейтенант-коммандер дель Кастельмарра — начальник Службы Безопасности USS «Дельта» и, по слухам, внебрачный сын посла Бетазеда. Слухам Кира старалась не уделять внимания, а вот послушать, как поет один из самых ревнивых мужчин в ее экипаже, было интересно.

Пел Диего в высшей степени превосходно. Так… тонко-пронизывающе, проникая в самую душу. Казалось, он обращался к каждому в зале, заглядывал внутрь, открывая сердце маленьким ключиком, чтобы вселить в него немного тепла и веры в себя, в любовь, в лучшее в человеке.

Кира была рада, что с самого начала встала в дальнем углу, за декоративным фикусом, разведением которых увлекалась Тереза и которые были расставлены теперь во всех рекреационных зонах корабля. Кире нравились эти нововведения. С ними корабль приобретал уютный и обжитый вид и некую индивидуальность.

У нее над ухом негромко откашлялись, возвращая капитана в реальность.

— Коммандер Шеллар! Простите, я вас не заметила.

— Я тут практически с самого начала концерта. Лейтенант-коммандер прекрасно поет, не так ли?

— Да, — горячо согласилась Кира и тут же смутилась. — Впрочем, вы же не впервые слушаете его выступление?

— Не впервые, но каждый раз пение лейтенант-коммандера дель Кастельмарра я считаю… невероятно приятным для слуха.

Кира улыбнулась. Это получалось всегда непроизвольно, но каждый раз, когда коммандер начинал искать логичные аргументы и подбирать синонимичный ряд, чтобы описать свои якобы отсутствующие чувства, улыбка сама проявлялась на ее лице.

— Да, я так же нахожу его пение весьма приятным.

Они помолчали, глядя, как Диего с шутками передает гитару следующему желающему помузицировать. Кира не спрашивала у своего первого помощника, отчего тот прячется за фикусом, чтобы послушать концерты. Его причины во многом повторили бы ее — они хотят дать экипажу отдых и свободу от постоянного надзора хотя бы так. Коммандеру с этим было тем более сложнее, что в силу своего вулканского происхождения он возводил логику и последовательность в поступках и словах в ранг высшего блага. Что с людьми работало далеко не всегда, из-за чего случались порой незначительные, часто забавные, курьезы.

Сама Кира, в экстремальных ситуациях чаще ведомая не логикой, а интуитивными решениями, по максимуму старалась корректировать свое поведение рядом с коммандером. Это было наименьшим, чем она могла бы отблагодарить его за прекрасную службу и ту сработанность, которую они показали уже с первых дней миссии.

— Капитан, — нарушил воцарившуюся между ними тишину коммандер Шеллар. — Могу ли я поинтересоваться у вас… — он замешкался.

Кира подняла глаза на своего сослуживца:

— Да, коммандер?

— Вы играете в шахматы?

— В классические и в трехмерные.

— Тогда… могу я предложить вам покинуть эту комнату отдыха и сыграть со мной в шахматы в одной из нижних комнат рекреации?

— С огромным удовольствием!


Малая рекреационная комната предназначалась в основном для работников Инженерного, а потому сейчас пустовала. Ни один отдел на всем корабле не любил гулянья так, как инженеры, потому все краснорубашечники сейчас пребывали в самом центре веселья. Если Кира правильно уловила, когда они уходили, их главный инженер из-под полы разливал по кружкам всех желающих что-то явно алкогольное и формально запрещенное. С другой стороны, мешать команде развлекаться было не в ее правилах — пока развлечения не влияют на трудоспособность и выполнение своих непосредственных обязанностей. Лейтенант-коммандер Жак пока вел себя вполне прилично и соответствующе занимаемой должности. А то, что он вот уже второй месяц держит общекорабельный тотализатор на всевозможные споры… Что ж, коммандер Шеллар предупреждал про его эксцентричность.

На столе в углу комнаты стояла доска для трехмерных шахмат с чьей-то недоигранной партией. И пока вулканец вслух рассуждал об этичности прерывания чужой игры, Кира ловко собрала и расставила шахматные фигуры в стартовом порядке.

— Черные или белые?

Шеллар отдал право первого хода даме.

Играть с ним было… очаровательно. Грамотно выверенные, логически продуманные ходы коммандера создавали не просто выигрышную, а красивую и в высшей степени эстетически привлекательную комбинацию. Первую игру Кира проиграла, не сумев прочитать использованную старпомом комбинацию. Восхищенно откинувшись на спинку стула, она пару раз хлопнула в ладоши:

— Браво, коммандер. Но я требую реванша!

— И я, несомненно, вам его предоставлю. Признаться, давно я не встречал столь сильного противника, — Шеллар принялся расставлять фигуры заново.

— Вы мне льстите.

Второй раунд играли медленнее — теперь оба приценились к противнику и знали, что легкой победы не будет. Потому старательно просчитывали ходы и комбинации. Впрочем, беседе это не мешало.

— Вы были лучшей выпускницей кафедры тактики, — как бы вскользь заметил вулканец. — Адмирал Хирон отзывался о вас в более чем восхищенных словах.

— Он меня переоценивает, — улыбнулась Кира. — Хотя, признаюсь, мне это приятно. А вы близко знакомы с адмиралом?

— Да, мы служили вместе. Я был старшим офицером научного отдела на его USS «Эгина» во время второй клингонской, — Шеллар протянул руку и переставил пешку на третий уровень.

— Это впечатляет, — Кира не поняла сама, к чему относилось ее высказывание — к ходу или же к откровению ее коммандера. — У вас есть боевой опыт?

— Не настолько обширный. Видите ли, вулканцы — мирная раса, и я по возможности стараюсь не применять насилие там, где его можно избежать. Адмирал Хирон знал о моих культурных особенностях, потому в боевых рейдах я принимал участие в качестве техника или навигатора. Но это не лишает меня обширной теоретической и практической базы, которую я обрел за время войны.

Кира задумчиво смотрела на своего помощника. Внешне он, конечно, не подпадал ни под какие стандарты красоты — слишком вытянутое лицо, нос с горбинкой, традиционная вулканская стрижка, закрывающая его лоб, но открывающая виски и острые уши. Все это было каким-то несуразным, несобранным. Будто какой-то коллажист собрал вырезки из фотографий разных людей и слепил их все вместе. Тем не менее, Кира не видела недостатов в его внешности. Вернее, она видела не столько его внешность, сколько то, что скрывалось за ней. А это были острый, пытливый ум, неуемное любопытство, жажда познания и тонкое, очень ироничное чувство юмора. Как бы коммандер не отпирался, что вулканцы не шутят, но Кира-то знала ответ на этот вопрос.

— Кстати о вулканских традициях. Извините, если вопрос покажется слишком личным, но… Шеллар — это же ваше личное имя? В смысле — не имя рода?

— Да. Мое имя рода слишком сложно для воспроизведения людьми. Впрочем, как и вулканский язык труден для изучения и понимания.

— И тем не менее, Ольга прекрасно в нем разбирается, — подколола его Кира. Коммандер сделал вид, что весьма сосредоточен на происходящем на втором уровне.

— Я всегда считала, что мужские имена вулканцев начинаются на «С».

— Мое тоже, — ответил Шеллар и сделал ход. Затем поднял глаза на капитана, которая выжидательно смотрела на него и явно чего-то ждала. — Вы будете ходить?

— Да. А вы не хотите дать более пространные объяснения?

Кира готова была заложить месячную зарплату, что вулканец тяжело вздохнул.

— По-вулкански это звучит как S’hel’lare. В транслитерации же на стандарт Федерации получился «Shellar».

— Вам бы хотелось, чтобы вас называли вашим вулканским именем?

— В этом нет необходимости. Я свыкся с тем, как звучит мое имя на человеческий манер. Более того, нахожу это… интересным. Так оно выделяет меня среди моих сородичей.

Кира усмехнулась. Как будто того, что Шеллар был единственным вулканцем во всем Звездном Флоте, мало для выделения. Затем потянулась к ладье на втором уровне.

— Мат в три хода. Что скажете, коммандер Шеллар?

Жаль, тут не было лейтенант-коммандера Жака, чтобы поспорить на полугодовой заработок. Потому что Кира была уверена, что раздраженное выражение, появившееся на миг на его лице, ей не почудилось.

5.
Год спустя

— Кира, ты далеко? — в коридоре ее нагнала доктор Кинг.

— Стелла, привет. Иду на обед. Присоединишься ко мне?

— С удовольствием, — Стелла поравнялась с капитаном и подстроилась под ее шаг. — А то тебя последнее время трудно увидеть без твоей ушастой тени.

— Стелла! — нахмурилась капитан Арманди.

Доктор лишь рассмеялась.

— Коммандер Шеллар возглавляет десантную группу высадки на планету.

— Я слышала. Потому и решила тебя перехватить.

В столовой было многолюдно — как раз шла пересменка, и смена альфа была голодна и жаждала отдыха, тогда как смена бета спешила поскорее заглотить свои порции и разбежаться по постам. Однако офицерский столик, за которым обычно обедали капитан с коммандером, пустовал.

— По кораблю ходят слухи, — доверительно склонилась к капитану доктор Кинг.

— И с каких пор ты стала их собирать? — недовольно пробурчала Кира, яростно расчленяя на мелкие кубики отбивную в своей тарелке.

— С тех пор, как Жак начал принимать ставки на то, когда ты станешь миссис Шеллар.

Нож скрипнул по тарелке, а кусочек отбивной чуть не улетел за пределы подноса.

— Стелла! Это абсолютно…

— Необоснованно, да? Дорогая, расслабься. Все всё видят. И то, что он за тобою хвостиком ходит, и то, как ты смотришь на него сияющими глазами.

— Коммандер Шеллар и я — хорошая команда, — пробубнила Кира, набив рот мясом. — Мы отлично сработались и…

Стелла рассмеялась:

— Прожуй сперва. Как раз оправдание придумаешь. Но ты учти, я тебя ни к чему не принуждаю, а лишь советую. Так вот, смотри по сторонам внимательнее.

— Лишу квартальной премии, — прорычала Кира, но послушно уткнулась в тарелку. Спорить действительно было глупо, а в себе разобраться явно не помешало бы.

Когда они допивали кофе, по коммуникатору раздался тревожный вызов.

— Капитан, группа коммандера была атакована. Коммандер остался в пещерах.

Кажется, в этот момент ее сердце пропустило удар. Затем она сорвалась с места и побежала на мостик, по коммуникатору передавая приказы явиться туда же лейтенант-коммандеру дель Кастельмарра. Черт возьми, как она могла позволить себе расслабиться? Казалось бы, миссия на очередную планету класса «М» в созвездии Дракона проходила успешно. Команда биологов уже завершала сбор образцов и материалов, служба безопасности загружала на платформы для транспортации коробки с соцветиями паучьих цветов, когда по коммуникатору раздался тревожный вызов.

На мостике ее уже ждал начальник СБ. Капитан Арманди отмахнулась от его салюта и посмотрела на связавшегося с ней энсина Мафея:

— Докладывайте.

— В одной из пещер группа исследователей во главе с коммандером Шелларом наткнулась на некую форму жизни, похожую на скормов, которая атаковала команду, — быстро начал излагать суть дела энсин. — В результате нападения были ранены оба энсина из СБ, сопровождавшие коммандера, а сам коммандер пропал, как и напавший на него монстр.

Лишь огромным усилием воли Кира удержала себя от панического бега по мостику. Само то, как звучала фраза «коммандер Шеллар пропал», приводило ее в состояние, самым подходящим описанием которого было слово «паника». Шеллару бы понравилась та тщательность, с которой Кира выбирала это слово.

Вдох. Выдох. Приходим в себя. И начинаем действовать.

— Лейтенант-коммандер дель Кастельмарра, сформируйте из своих людей спасательную группу. Экипировка — по максимуму, включая охотничьи ружья и ромуланские трофеи. Судя по тому, что атаковали их в пещерах, они нарвались на пробужденного скорма. Во главе группы пойду я.

— Но, капитан!..

— Никаких «но», лейтенант-коммандер. Вы останетесь на мостике временно исполняющим обязанности капитана.

— При всем уважении, мэм, но…

— Дель Кастельмарра! Это логичный выбор. В отличие от вас, я знаю эту планету. Я бывала тут раньше с десантом, мне известны особенности местности и поведения здешней фауны. Со скормом я справлюсь. Но чем дольше мы будем с вами препираться, тем больше времени коммандер находится один и неизвестно где.

Они стояли, упрямо глядя друг на друга, пока поединок взглядов не прервало появление запыхавшейся доктора Кинг.

— Я не могу пойти с тобой, Кира, — сразу с порога начала Стелла. Она знала капитана Арманди намного лучше, чем дель Кастельмарра. — Это противоречит инструкциям. Я отправляю с тобой Терезу и буду ждать вас здесь. Возвращайтесь.

— Спасибо, — Кира кивнула, похлопала Стеллу по плечу и, более не оглядываясь на беззвучно ругающегося Диего, побежала в транспортаторную. Невидимые часы в ее голове отбивали слишком быстро уходящие минуты.

Скормы были полуразумными существами, обитавшими на этой планете, судя по отчетам археологов, с незапамятных времен. Кира бывала тут в составе двух научно-исследовательских экспедиций — оба раза под началом Элмара. Собственно, второй раз и был тем самым, после которого Кира на две недели прочно устроилась в капитанском кресле. Предпочитавший самостоятельные вылазки капитан Элмар с десантом попался в окружение из трех этих тварей. Скормы обладали огромными жвалами, острыми когтями, которыми заканчивались восемь пар лап, и коллективным разумом. Фазеры не пробивали их броню единичными выстрелами. Чтобы преодолеть естественную защиту и добраться до уязвимой плоти, необходимо было непрерывное воздействие фазерного луча на протяжении нескольких секунд.

В этот раз Кира была умнее. Дизраптор, доставшийся им в качестве трофея после очередной стычки на нейтральной планете с отрядом ромуланцев, был намного мощнее, хоть и грубее, чем оружие Федерации. Экипировав таким образом всю спасательную бригаду, Кира приказала выдвигаться.

Ради такого случая, как спуск капитана на планету, за пульт транспортатора лейтенант-коммандер Жак встал самостоятельно.

— Удачи, капитан!

Кира кивнула, а затем ее закружило в вихре телепортационного переноса.

Пещеры простирались на многие километры вглубь планеты. Залежи магнитной руды блокировали связь и навигацию, идти приходилось ориентируясь лишь на слух и память.

Группа коммандера подверглась атаке в большой пещере, из которой расходились в разные стороны три коридора. Туда Кира с поисковой бригадой добирались пятнадцать минут. Еще минут десять считывали следы, оставленные после боя. Группа была атакована двумя скормами — один, с прожженой в панцире дырой, лежал тут же, перегораживая крайний левый туннель на развилке.

Кира повернулась к сопровождавшим ее офицерам:

— Вы можете определить, в какой коридор они пошли?

— Нет. Но могу предположить, — лейтенант Лаврис, рослый детина, Кира помнила его — один из бывших сокурсников Элмара, внимательно осмотрел и принюхался к воздуху в тех туннелях, вход в которые не был перегорожен. Кира подошла к нему и тоже глубоко втянула в себя воздух. Слева тянуло жаром и влагой джунглей — значит, туннель проходил близко к поверхности, а то и выходил на нее. Скормы селятся глубже.

— Нам в центральный, — подтвердил ее догадки лейтенант.

— Держимся группой, смотрим в оба. Терезу — в центр. Внимательнее к потолку и стенам чуть выше плечей — они любят прыгать оттуда.

Пока перегруппировывались, Тереза решилась задать вопрос:

— Почему он так поступил?

— Скормы плотоядны и некоторыми привычками похожи на земных пауков — они впрыскивают жертве естественный анестетик, не убивающий, но обездвиживающий ее. У скормов сейчас сезон размножения. Они ищут пищу и относят ее своим самкам и детенышам. Поэтому я уверена в том, что коммандер еще жив.

— Вы раньше бывали здесь? — спросил лейтенант Лаврис, первым шагая под туннельные своды.

— Да, — кратко ответила Кира и решительно последовала за ним.

По туннелю шли плотной группой, поэтому скорма, лежащего поперек коридора, заметили все одновременно. И одновременно же открыли по нему огонь. Животное было сбито в прыжке, но недостаточно быстро — когтистый ошметок его лапы отлетел и ударил Киру в лицо. Это было последнее, что запомнила капитан Арманди, прежде чем ее сознание померкло.

6.
Просыпалась Кира тяжело, голова была словно чугунная, изнутри черепа больно давило в одну и ту же точку. Точка эта была левым глазом, которого она не ощущала.

С трудом подняв руку, капитан Арманди ощупала голову — та была в три ряда перебинтована пластповязкой.

Где-то над ее головой запищал какой-то датчик, и в палату ворвалась Стелла.

— Слава Богу, ты пришла в себя! — доктор Кинг долго изучала мониторы над капитанской кроватью, затем принялась водить над Кирой медицинским трикодером.

— Где я? — прошептала Кира. Губы пересохли, горло саднило. Ощущала Кира такое не впервые, что могло означать только применение аппарата искусственной вентиляции легких. ИВЛ означало операцию.

— Ты в реанимационной палате медицинского отсека USS «Дельта». Тебя сильно ранило во время спасательной миссии…

— Шеллар! Коммандер Шеллар, его… — мониторы над кроватью вновь запищали, фиксируя резко участившийся пульс.

— После того, как тебя ранили, Тереза с Торо потащили тебя к выходу и телепортировали на корабль. Лаврис возглавил поисковую группу, которая продолжила продвижение вглубь пещер и нашла твоего драгоценного коммандера. Не в пример лучшем состоянии, чем ко мне была доставлена ты! Нашего занудного вулканца я в реанимацию даже уложить не смогла — он на второй день вылез из медицинского отсека и устроился в твоем кресле. Тем не менее, отчет о твоем состоянии он каждые пятнадцать минут требовал исправно.

На протяжении всего своего монолога доктор Кинг продолжала малопонятные непосвященному человеку манипуляции с трикодером над обессиленным капитанским телом. Наконец, отложив в сторону инструменты, она взяла Киру за руку и крепко сжала:

— Знаешь, капитан, я думала, у меня с Элмаром проблем много. Но судя по всему, ты со своим вулканским коммандером — более проблемные элементы.

Кира сжала руку доктора Кинг в ответ. Всю ее пламенную речь капитан то уплывала, то возвращалась обратно в сознание. Услышав главное — что Шеллар жив — она вздохнула с облегчением. Но в голове толпилась еще куча интересующих ее вопросов, и самым насущным на данный момент был следующий:

— Стелла, что с моим глазом?

— Глазное яблоко серьезно повреждено. Я не уверена, что смогу восстановить его в первоначальном виде. С уверенностью могу сказать лишь то, что тебе потребуется амбулаторное лечение. Возможно, имплат. Но и тут я не возьмусь прогнозировать — это очень тонкое протезирование, а у тебя слишком сильно повреждены ткани. Прости.

— Тебе не за что извиняться. Просто это — проклятая планета. Как жаль, что эти чертовы паучьи цветы никто так и не додумался синтезировать.

— Жаль, — Стелла погладила ее руку. Затем заботливо поправила повязку на голову. — А теперь — спи. Я введу тебе лекарства. Ты должна отдыхать и выздоравливать.


В последний ее вечер в медицинском отсеке коммандер Шеллар принес в палату обычные двухмерные шахматы. И перед началом партии вскользь заметил о начале работы над синтезированием экстракта паучьих цветов.

«Вот оно — абсолютное счастье», — умиротворенно подумала Кира, делая классический ход Е2 — Е4.


Arida_1982 Убить Киру

fandom Strange Kingdom 2014

(Цикл «Хроники странного королевства»)


Кантор сразу понял, что за ним следят. Он давно научился ощущать посторонних не только по звуку. Может быть, опыт убийцы делал его подобным зверю, и он улавливал чужие запахи. Или способности шархи дали возможность осязать взгляды.

Кантор резко выбросил руку вперед, но его пальцы схватили воздух. А незваный гость… нет, он не скрывался.

— Мрк-мяяя, — мокрый нос обнюхал кулак мистралийца, а потом ткнулся точнехонько в пульс запястья.

— Кира… — выдохнул Кантор и погладил подставленный лоб одноглазой кошки. А что ему еще оставалось делать?


… — О-о-о, Диего, ты-ы-ы…

Конец фразы Кантор не расслышал. Тяжело расслышать что-то в шорохе крыльев.

— Летучие мыши?! — замахала руками Ольга.

— Сценарий, — ответил Кантор, рефлекторно перекатившийся на спину. Он отупело глядел, как хвостатый филей, распихивая во все стороны листы из папки, нагло мостится на полочку, недавно приобретенную четой дель Кастельмарра. Полка висела как раз над кроватью. Очень удобно, туда можно было положить недочитанный сценарий, поставить недопитую бутылку и бокалы…

— Дзынь!

— Ольга, обуй тапочки!!!

И револьвер тоже лежал на злосчастной полочке. Нет, он не выстрелил, но получить металлической рукояткой по переносице с полуметровой высоты — приятного мало.

— Куда еe? — Ольга, послушно надевшая тапочки, держала за шиворот покорную кошку.

— В окно! — ответил взбешенный Кантор.

— Да ладно тебе, — выставив животное за дверь, сеньора дель Кастельмарра неспешно продефилировала к пострадавшему супругу. А так как из одежды на ней были только тапочки, Кантор быстро отвлекся и от ушибленной переносицы, и от несносной кошки.


Следующей ночью ронять было нечего. Поэтому кошка Кира молча созерцала. И то, как Кантор раздевается, и то, как он целует свою жену, и то, как укрывается одеялом, ожидая супругу, и…

…И не было ничего. Просто Ольга воскликнула: «Ой, моя ж ты лапочка!!» — да и забрала кошку к себе. Под одеяло.


На следующий вечер Кантор успел захлопнуть дверь спальни прямо перед бесцеремонным кошачьим носом. Но проклятый слух то и дело улавливал топот мягких лапок, шорох и шелест. В общем, не спалось.

А утром результаты топота, шороха и шелеста предстали во всей красе — в виде разодранных на клочки нотных листов с недавно дописанной мелодией. И главной издевательской вишенкой являлась жирная дохлая крыса, лежащая посреди места преступления и не оставляющая сомнений в личности рецидивиста.

Кантор схватил нож. И револьвер — на случай, если преступник попытается скрыться бегством.

Но преступник не скрывался.

— Папа! Это киса! — Кира обреченной сосиской обмякла в объятиях счастливой Ро. И несмотря на то, что ручонки малявки цепко обхватили грудную клетку животного, а хвост и задние лапы волочились по полу, единственный глаз кошки блаженно щурился.

— Хрен с ними, с нотами!Главное, что я мелодию помню, — махнул рукой Кантор и, присев, почесал кошку между ушами.

— Анориэль~ Эльфова скала

fandom Strange Kingdom 2014

(Цикл «Хроники странного королевства»)

Они умирали один за другим. Первым ушёл мэтр Максимильяно. В тот день мистралийский король заперся у себя и прорыдал полночи, пустив к себе только Эльвиру, да и то не сразу. Он хорошо запомнил наставление Шеллара: подданные не должны видеть своего короля зарёванным. Смерть Шеллара Орландо тоже переживал очень тяжело. Непросто привыкнуть, что нет больше рядом человека, с которым дружил без малого сорок лет, а если вспомнить детство, то и того больше. Кира вот не плакала, а Орландо ничего не мог с собой поделать — эльфийская кровь брала своё. Они с Мафеем просидели тогда ночь, день и ещё ночь на скале в Зелёных горах. Может быть, просидели бы и дольше, но за горюющими мэтрами явился хмурый Рене и сообщил, что Эльвира беспокоится, а в Ортане очень хотят видеть придворного мага.

Уход супруги мистралийскому королю тоже дался, мягко говоря, нелегко. Прекрасные эльфийские глаза, конечно, гарантировали успех у дам ещё вернее короны, но второй Эльвиры ему так и не встретилось.

Родные и близкие уходили один за другим, всё расширяя невидимый, но ощутимый круг пустоты вокруг почти нестареющего полуэльфа. Амарго, Виктор, Кантор, Элмар, Жак, Ольга, Кира… Даже не обделённые долголетием маги исчезали из его жизни: мэтр Вельмир спустя пару десятилетий после смерти Шеллара отправился на покой, сочтя Мафея достаточно ответственным, чтобы занять его место. Теперь он жил в уединении и в гости наведывался крайне редко. Мэтр Хирон куда-то подевался ещё раньше, никому ничего толком не объяснив. Разыскать его коллегам не удалось, на чём они решили, что надо уважать право тысячелетнего кентавра не быть найденным, если он того захотел. Мэтресса Морриган ничуть не менялась внешне, но новое отшельничество Вельмира ещё больше испортило её характер, так что общаться с ней не по деловым вопросам тянуло ещё меньше, чем раньше. С Джоаной они категорически не сходились характерами. Оставались мэтр Силантий, после передачи поста придворного мага Поморья почти не вылезавший от драконов, неунывающий Ален, с которым настоящей дружбы так и не сложилось, и Мафей. Даже паршивец Толик почти не казал носа, предпочитая проводить время на Альфе, в крайнем случае на Эпсилоне, которые не любил уже сам Орландо. Конечно, были ещё собственные потомки, правнуки и праправнуки — детей и внуков уже давно не осталось. Но это совсем другое.

Орландо искренне полагал, что потерял уже всех, кого мог, и новых серьёзных потрясений ждать неоткуда. Наивность! Он как-то совсем забыл, что эльфы тоже не бессмертны, хоть и живут долго по человеческим меркам. Живут и живут те, кому позволяет личный уровень магической силы, а он у всех разный. К тому же, не все стремятся продлевать и продлевать своё пребывание в мире живых. Но уход папы стал ударом под дых, выбил почву из-под ног и едва ли не сотряс мир до основания. Впервые за много лет Орландо появился на Эпсилоне, чтобы попрощаться со своим непутёвым, но всё равно любимым и в меру сил заботливым родителем. Это было непередаваемо странно и невыразимо больно — настолько, что осиротевший маг даже заплакать сразу не смог. Наверное, оттого, что никак не мог до конца поверить в случившееся.

После похорон он впервые за долгое время выгреб весь свой немалый запас слимиса трёхлепесткового и вознамерился уединиться на полюбившейся с юности скале самое малое дня на три. В конце концов корону он давно передал своему правнуку Рикардо, а магов при дворе и без него хватало.

И впервые же за очень долгое время, лет двести, а то и больше, он промахнулся и телепортировался не туда, куда собирался. Да ещё и заметил это не сразу, поскольку оказался на высокой безлюдной скале, а окружающий пейзаж тонул в густых сумерках. К тому же, душевное состояние полуэльфа располагало отнюдь не к любованию окрестными красотами. Только почувствовав солёный морской ветер, Орландо заподозрил неладное и всё же нашёл в себе силы оглядеться внимательнее.

Это определённо была не та скала, так как гор вокруг не наблюдалось, зато о её подножие разбивались волны прибоя. Этого места он не знал, но опасности не чувствовал, присутствия посторонних живых существ тоже, а немедленно телепортироваться ещё раз не было ни желания, ни сил, да и смысла, по большому счёту, тоже. Если уж его угораздило один раз ошибиться, кто сказал, что со второго раза он окажется, где надо? В конце концов он хотел посидеть в одиночестве на скале. Скала и одиночество в его распоряжении, а запах моря Орландо любил.

Печальный полуэльф зажёг небольшой магический костерок, чтобы случайно не заблудиться по укурке, и запалил первый косячок. По телу понемногу начала разливаться знакомая лёгкость, а из головы мало-помалу выдувало тягостные мысли. Орландо сидел на ровной, будто срезанной, верхушке скалы и рассеянно смотрел на морскую гладь впереди внизу. Интересно, какой это мир? Хотя какая, к демонам, разница… Он очутился там, где ему было нужно. Море оказалось неожиданно кстати.

Он едва разжёг вторую самокрутку, когда услышал за спиной тихий голос. Смысла сказанного ночной страдалец не понял — язык был ему незнаком, но из интонации явствовало, что говоривший немало удивлён встрече.

«Ну, надо же, уже глюки пошли, — рассеянно подумал полуэльф. — А я боялся, что будет долго пробирать…»

Голос произнёс ещё что-то с вопросительной интонацией. Глюк это был или нет, а было бы неплохо его понимать — с этой мыслью маг протянул руку и достал свой «лютик», хранившийся как раз для таких вот непредвиденных случаев. На нём даже оставались свободные дорожки, что было очень кстати.

Орландо сунул «лютик» в ухо и плавно обернулся. Над ним возвышался высокий, стройный человек (хотя человек ли?) с золотистой шевелюрой и большими синими глазами. На слишком тонком и правильном для человека лице застыло выражение недоумения, настороженности и любопытства одновременно.

— Так кто же ты? — произнёс незнакомец. — Ответь, или мне останется только принять тебя за неумелого шпиона.

— Я не шпион, — отозвался Орландо. — Я тут случайно. Меня зовут Орландо. А тебя?

— Нэо, — ответил абориген, с интересом рассматривая пришельца. — Ты странно выглядишь. Ты не похож на человека, но я, кажется, не знаю расы, к которой ты принадлежишь. Ты маг? Преступивший?

— Что преступивший? — не понял Орландо. — Я наполовину человек, наполовину эльф.

— Эльф?! — на выразительном лице Нэо отразилась целая гамма чувств — от потрясения до негодования. — Звёзды с тобой! Ты мало походишь на моих сородичей.

— Э… — Орландо замялся. Он бы собеседника тоже эльфом не назвал. — Должно быть, говоря «эльф», мы подразумеваем не совсем одно и то же.

— Возможно, — Нэо присел на камень в нескольких шагах от Орландо, положил рядом с собой футляр, судя по всему, с музыкальным инструментом вроде гитары. — И как же ты оказался на Эльтовой скале? Здесь непросто очутиться случайно.

— На Эльфовой скале? — не поверил своим ушам маг.

— Не эльфовой, а Эльтовой, — усмехнулся Нэо. — Ты не первый, кто так ошибается. В этом что-то есть…

— Я здесь, честно, случайно, — Орландо решил говорить правду… ну, почти всю. — Ошибся при телепортации. Я хотел оказаться на другой скале.

— При телепортации? Ничего себе, — хмыкнул абориген. — А почему остался?

— Мне здесь понравилось, — пожал плечами полуэльф. — Тут тихо, море… Я не думал, что кого-то здесь встречу.

— А здесь почти никто и не ходит, — заверил его Нэо. — Только мы с Рене, да и то нечасто. Но я вижу, ты глубоко опечален. Я могу помочь тебе?

— Едва ли, — отмахнулся Орландо. — Разве что умеешь воскрешать… Так он же не захочет, обидится ещё…

— Кто? — продолжал любопытничать Нэо.

— Папа, — не сдержавшись, всхлипнул Орландо.

— О… — в голосе нового знакомого звучало искреннее сочувствие. — Твой отец был человеком?

— Нет. Человеком была мама, она умерла ещё лет триста назад. Они все умирают, один за другим, а ты живёшь и живёшь… Это так ужасно!

Он сам не заметил, как наконец расплакался. И ему отчего-то совсем не было стыдно. То ли из-за слимиса, то ли оттого, что странный абориген вовсе не считал его жалким или смешным, только сочувствовал.

— Это удел всех бессмертных, которым довелось сблизиться со смертными, — печально сказал он. — Почти все мои сородичи избегают людей, и порой я им завидую. Но знаю, что если останусь только с ними, застыну, как в янтаре.

— А я думал, что уже умерли все, кто могли, — с тоской проговорил полуэльф, глядя не то в огонь, не то на море. — Даже детей привык хоронить… А тут он… И что ему не жилось, ведь сил бы хватило ещё…

— Сколько же ему было лет, если он умер? — с искренним любопытством и ноткой недоумения поинтересовался Нэо. — Я всегда знал, что эльфы бессмертны… Хотя, возможно, это так не во всех мирах.

— Не во всех, — кивнул Орландо. — Ему было сотни четыре, точнее не помню.

— Всего? Прости, а сколько же тебе?

— Триста семнадцать… или восемнадцать…

— Да… Первые лет пятьсот я тоже тяжело переживал потери, — со странной ноткой произнёс Нэо. — Потом научился отстраняться и не привязываться… почти. Хочешь, я тебе спою? — неожиданно добавил он.

Орландо взглянул на него с лёгким удивлением и кивнул.

Золотоволосый достал из футляра свой инструмент и негромко запел. В песне не говорилось ни слова о бессмертии или даже долголетии, даже о памяти не говорилось. Это была песня о любви, светлой и глубокой, о долгом ожидании и радости встречи. Орландо сам не заметил, как на душе у него стало легче и спокойнее, осталась лишь лёгкая, как будто тёплая печаль и усталость. Даже запаливать следующий косяк расхотелось, вот уж правда диво дивное.

— Ты чудесно поёшь, — искренне сказал Орландо, когда певец смолк.

— Спасибо, — усмехнулся тот. — Люди несколько поколений знали барда Романа Золотого, затем Романа Ясного, а сейчас вовсе без имени обходятся. Тебе легче?

— Да, — не без удивления признал полуэльф. — Спасибо тебе, Нэо. Ещё немного, и я, может быть, даже решу домой вернуться.

— А что, собирался здесь жить остаться? — синеглазый звонко рассмеялся. — Не лучшее место, даже если не принимать в расчёт его дурную славу — для этого мы сами постарались.

— Ну, не жить, конечно, — Орландо даже удалось выдать не совсем вымученную улыбку, — но дня на три-четыре собирался.

— Оставайся, если хочешь, — махнул рукой Нэо. — Если одному не скучно, хотя ты, кажется, искал уединения, а я столь бесцеремонно его нарушил…

— И хорошо, — заверил горе-телепортист. — А то кто меня знает, ещё свалился бы в море, забыв, как левитировать… Так, глядишь, обратный телепорт построю нормально.

— Как знаешь, — развёл руками золотоволосый. — И… если захочешь, заглядывай, необычный эльф Орландо. Я время от времени здесь бываю. Глядишь, скала и впрямь станет Эльфовой.

— Спасибо за приглашение, — новая улыбка далась уже легче предыдущей.

— Мне пора, — Нэо легко поднялся, сунул гитару в футляр и обернулся на прощание. — Не плачь, Орландо. Терять близких всегда больно, людям тоже. Зато мы можем куда дольше смертных хранить светлые воспоминания о тех, кто ушёл, а это очень немало.

Он растворился в редеющих сумерках, полуэльф даже не услышал толком его шагов.

После недолгого разговора Орландо чувствовал себя опустошённым и потому как будто более лёгким. Он неторопливо собрал всё то, что принёс с собой. В последний раз взглянув на пенящееся у подножия утёса море, он на мгновение замер и всё же взял ориентиры этого места.

Как бы ни называлась эта скала, но эльфам она и впрямь подходила.

«Отблески Этерны»

_Морриган Горькая рябина

fandom OE 2014

(Цикл «Отблески Этерны»)


У автора аллергия на Бонифация, поэтому канонной свадьбы не было.


— Тильда, я тебя прошу, — Альберт уговаривал медовым голосом, — ты же понимаешь… Хотя бы один раз, это же Талиг…

Матильда понимала и это, и то, про что братец не договаривал.

Сразу после войны, как только представилась возможность, она сбежала от всех — вежливого Дьегаррона, назойливого Бонифация, болтливого Валме — домой, в Сакаци. Тряслась горными дорогами, постепенно оттаивая душой; смирялась с тем, чтобы провести остаток жизни здесь, подальше от победителей.

Зла она им не желала, но видеть не хотела ни вежливого Алву, ни его спутников, ни расхваленных маршалов Савиньяков. Ее место было тут, в Черной Алати.

Робер сулился приехать, когда разберется с делами, но Матильда прекрасно знала, как это бывает: одно, другое, а потом выросли свои и чужие дети. Вот только до старости Робера она не доживет, и слава Создателю.

В груди снова ворохнулась притихшая злость. Могли бы и подождать — сколько ей осталось — так нет, тоже… разбираются.

— Так как? — Альберт искательно заглянул в глаза.

— Знаю, — буркнула Матильда, — господаря Сакаци должна принимать хозяйка. Когда твой Савиньяк приедет, Золотую ночку нам не испортит?

— Нет, после… — Братец хотел что-то добавить, но она опередила:

— Приемы у себя задавать будешь. Мне только толпы не хватало. — Матильда демонстративно оглядела себя. В сером, как летучая мышь, одна радость: избавилась от париков и лишних юбок.

Траур она носила не по Альдо и даже не по себе — от равнодушия. Хотелось, чтобы все от нее отстали — и все отстали. А письма с приглашениями — от Придды до Алвасете — жгла, иногда прочитав, а иногда и не распечатав.

— Все соберутся. — Альберт закивал. — Такие женихи…

— Женихи? — Матильда почуяла неладное и, забывшись, закинула ногу на ногу.

— Конечно. Граф Савиньяк, граф Лэкдеми, Арн… — Братец глянул на нее и поперхнулся, развел руками. — Не отказывать же было…

Швыряться чернильницей, как в детстве, она не стала. И так ясно, что если Талиг попросит, Альберт отдаст с потрохами и Сакаци, и сестру, и себя самого.


Выпроводив Альберта, Матильда отодвинула графин и позвала Имре Бибока.

— Гости едут, — хмуро заявила она вместо приветствия, — слышал?

— А как же, гица. — Толстяк подмигнул. — Хорошие гости, говорят, не молоко прокисшее.

— Чтоб все было как надо. — Матильда выглянула в окно. — Пусть не говорят потом, дыра, мол, а не замок.

— Снасть охотничью приготовить, — подсказал Бибок. — Вот гици Робер, бывало…

Матильда махнула рукой, останавливая разошедшегося управляющего, снова откупорила графин и плеснула касеры в рюмки.

— Не опозорься на старости лет.

— Никогда, гица! — Бибок выпил и приосанился. — Нарядим Сакаци, как девку на выданье.

— Иди. — Она выставила управляющего и еще раз выглянула в окно. На качелях, взвизгивая, взлетала детвора.

Мэллица любит качели. Матильда знала, что ее удочерили бергеры, какие-то Вейзели, и впервые подумала: может, надо было забрать девочку или хоть в гости позвать?

Мэллица любила Альдо…


Особой надобности не было, но Матильда въедливо, не хуже покойной Шары, требовала: одеяла и подушки пересушить до начала дождей, флюгера начистить мелом, кладовые проветрить, припасы перебрать. Не приведи закатные твари, попадется что-то подмокшее или пересохшее.

— А вам платье, гица, — заикнулась было Жужанна, но Матильда наотрез отказалась. Ей прихорашиваться незачем; единственное, на что она пошла, — сменила серое на черное.

Матильда стояла на крыльце, выжидая, когда на горной дороге появятся гости. Воздух реял и дрожал, она сморгнула, и тут из дымки выступили силуэты трех всадников.

Один вдруг отделился и, не сдерживая коня, погнал вниз, а двое задержались на гребне.

«Приехали на широкий двор да витязи», — зазвенело вдруг в голове. Матильда даже оглянулась, не запел ли кто рядом.

«Как один-то — господарь Балинт,
А второй да Черный Дьердь…»
Песня была старая, длинная и горькая. Матильда поторопилась выбросить из головы старые горести, а стоящий рядом Бибок прицокнул, глядя, как первый всадник перемахнул ручей, не сворачивая к мосту:

— Лихой ездок!

Матильда промолчала: не хотела ни хвалить, ни ругать, а тот вскоре спешился, обежал глазами стоящих и безошибочно направился к ней.

— Ваше Высочество! Виконт Арно Сэ к вашим услугам. — Мальчишка, наверное, приходился Дикону ровесником, а глаза были хорошие, быстрые и веселые. Матильда оттаяла и улыбнулась в ответ.


Те двое тоже въезжали наконец в ворота.

Граф Савиньяк одним движением бровей отослал младшего назад и поклонился не хуже какого-нибудь кэналлийского маркиза; двор оглядывал спокойно и уверенно, словно уже чувствовал себя хозяином. Чем-то он напомнил Матильде другого ровесника Ричарда, Придда; Дикон того на дух не переносил.

Матильда церемонно наклонила голову, подавая руку, и только потом посмотрела на последнего, Лэкдеми.

У Арно глаза были веселые, а у этого — горячие. Одно лицо с Лионелем, а смотрит, как… Как Робер — лучшего сравнения Матильда второпях не подобрала.

— Прошу в дом. — Лионель подал ей руку, Матильда «не заметила» — сперва на крыльцо заводят, потом на лошадь подсаживать начнут. Что-то давно она сама Бочку не проминала…


— Сакаци вам управляющий покажет, — объявила она за столом. — Бумаги все в сундуке.

Матильда протянула большой ключ, но Савиньяк покачал головой.

— Я не хотел бы беспокоить Ваше Высочество больше необходимого.

А свалиться на голову он побеспокоился? Матильда обозлилась и буркнула:

— Вы — хозяин.

— Хозяйкой Сакаци может быть только Ваше Высочество. — Лионель тоже умел упираться лбом. Рогом, усмехнулась бы она, если бы ей было смешно. Не бодаться же с ними, три-четыре дня — и спихнуть Альберту, пусть сам возится.

— Герцог Эпинэ просил передать письмо. — Матильда и не заметила, как рядом с ней на стол лег конверт со знакомой печатью. Она взяла было его — и отложила, надеясь, что гости не заметили, как бумага задрожала в пальцах. Письмо Робера она прочитает потом, наедине с тюрегвизэ.

Лионель смотрел невозмутимо, а Эмиль — сочувственно. Почему-то Матильда не разозлилась заново, хотя в Варасте ей хотелось гнать сочувствующих с порога.


Три и четыре дня прошли, а гости уезжать не собирались; спроваживать же в Алати и тем более в Сакаци было не принято.

Из всей троицы Матильда чаще всего разговаривала с Арно. Мальчишка был младше Альдо, с норовом, но и с умом. Кто же его так вышколил — матушка, старший братец, война или все вместе?

Арно, несмотря на молодость, был завзятым лошадником и о своем Кане мог говорить столько же, сколько она — о Бочке.

Иногда щемило сердце, когда она смотрела, как светловолосый всадник машет рукой, но вблизи Арно ничем не походил на Альдо — и слава Создателю.

Лионель успел переговорить с Бибоком, куда-то ездил — Матильда не вмешивалась. Граф Савиньяк старался «не причинять беспокойства больше необходимого» и иной раз появлялся только к ужину.

Эмиля она время от времени видела возле конюшни. По словам Арно, тот тоже знал толк и в лошадях, и в оружии, но Матильда, обменявшись несколькими словами, торопилась уйти. Альберт небось ждет не дождется — ехали бы к нему.

Она всегда диву давалась, как слуги успевают сообщать друг другу о господах то, чего те сами о себе не знают: Жужанна уже наболтала, что у Лэкдэми ладилось было с какой-то дамой из Фельпа, ладилось да не пойми на чем застопорилось. Матильда пропускала мимо ушей, живые сами между собой разберутся. И вправду, что ли, вытащить в гости Мэллицу…

«Выпускали витязи бела сокола —
Улетал сокол за черны горы…»
Сейчас Черная Алати золотилась последними красками осени. Глядя на поросшие лесом перевалы, Матильда будто видела, как гуляют в них секачи, водят за собой выросших подсвинков; наедают жир к зиме куропатки и дикие голуби.

Она не бывала на соколиной охоте с юности. Анэсти скривил бы губы и назвал это варварством, да и не было в Агарисе хороших мест.

По небу вытягивались к закату облака, при желании в них можно было углядеть четверку всадников. Золотые охотнички… Матильда вспомнила письмо Робера. Расскажи кто другой, она решила бы, что рассказчик спятил, но Робер был в своем уме.


Шорох спугнул видение. Матильда обернулась и увидела Эмиля Савиньяка.

При первой встрече она сравнила его с Робером, а потом поняла разницу. Робер вечно смотрел не то в дальние дали, не то в себя, а у Эмиля взгляд был цепкий и напоминал что-то давнее, забытое. Матильда попыталась вспомнить, не смогла и обругала себя: «Совсем отупела от старости».

— Ваше Высочество, вам неприятно наше общество — или мое?

— С чего вы взяли, — буркнула Матильда. Ругаться с братом Лионеля ей не хотелось, врать — еще меньше.

— Я вижу. Если Вашему…

— Хватит этих высочеств, — потребовала она. — В Рака… в Олларии вашей наслушалась.

— Жаль, что вы не видели столицу в лучшие времена. — Эмиль уходить не собирался, а ей теперь тоже было нельзя.

— Не люблю городов. — Матильда сбавила тон. — Агариса на всю жизнь хватило. Вот Алати, — она обвела рукой горы, — уеду, за перевалом от тоски умру.

— Робер Эпинэ рассказывал о здешних местах. — Эмиль приладился к ее шагу и шел рядом, спасибо, хоть руку не предлагал. — Арно в восторге от гор.

— Из Арно толк выйдет. — Она не покривила душой. — Пока я жива, пусть приезжает.

А у Альберта подрастают внучки, и чем судьба не шутит. У нее не осталось уже ничего, так пусть молодые будут счастливы, и этот неотвязный красавец тоже.

— А мне позволите? — И улыбнулся, нахал. Матильда недоверчиво глянула сбоку. От Лионеля напрашивается или сам по себе?

— В Сакаци от гостей не запираются, — отговорилась она и суеверно добавила: — От живых.

— А что, бывают и другие? — Эмиль не принял слова за шутку, всмотрелся пристально, не хуже братца.

— Всякое… бывает, — ответила Матильда, досадуя на себя. — Робера спросите, захочет, расскажет.

— Лионелю было бы интересно узнать об этом. Во время войны ему приходилось встречать… необычное. — Эмиль сделал такую же паузу. — Вы верите?

Матильда верила, но не рассказывать же им об агарисском кладбище или о пире, который то ли был, то ли не был; лучше уж об Аполке. Эта Золотая ночка прошла не в пример тише прошлогодней, зато никто не умер ни своей, ни дурной смертью.

Эмиль сказал что-то еще, она прослушала. Из воспоминаний выдернуло имя Робера.

— …о Великолепной Матильде. Только подумать, если бы Лионель не собрался в Сакаци…

Было великолепие, да всё вышло. Закат сгустился из красного в лиловый, а времена, когда ночами можно было гулять по саду с кавалерами, давным-давно прошли.

— …здесь, должно быть, отличная охота.

Слава Создателю, лучше это. От вежливых комплиментов на старости лет берет злость, от правдивых — горечь и сожаления.

— Неплохая, — коротко подтвердила Матильда. — Все наготове, поезжайте хоть завтра — проверите.

— Если это вас не обеспокоит…

— Повернитесь-ка к свету, — она не удержалась от улыбки, — а то будто не с тем Савиньяком разговариваю.

Света от последних закатных полос было чуть, но довольную физиономию она разглядела. Что, без ее разрешения собраться не могли?

— Тогда завтра с утра?

— Бибока предупредите. Найдете сами?

— Найду. С вашего позволения… — Эмиль быстро склонился к руке и исчез, только ветки закачались.


Матильда поднималась на крыльцо уже в темноте.

— Добрый вечер, Ваше Высочество, — послышалось сбоку, и она споткнулась, чудом устояв.

— Простите, не хотел вас испугать. — Лионель Савиньяк силуэтом обозначился на верхней ступеньке.

— Чего здесь бояться? — Матильда остановилась у перил.

Сядешь — придется вести длинные разговоры, а ей сегодня не помешало бы выспаться. Если у крыльца не горят факелы и в конюшне темно, значит, Арно уморился и спит.

— Я ездил по окрестностям и успел услышать некоторые поверья.

И он про это. Нет, Белую Ель, точнее, то, что от нее осталось, она им показывать не будет.

— Мне показали странное место. Кажется, раньше там было костяное дерево, прежде я видел такие в Гаунау и Надоре.

Услышал, поехал, проверил… Матильда, пользуясь потемками, покачала головой.

— Было. В прошлом году молнией сожгло.

— В Золотую ночь?

— Верно. В Осенний Излом по-вашему.

— Вы не считаете Алати Талигом?

Не за этим ли он ее здесь поджидал? А какое дело маршалу до ее мнения?

— Какая разница, что я считаю, — огрызнулась Матильда.

— Большая. — Лионель, видно, никуда не торопился и ее не намеревался отпускать. — Вы — алатка до мозга костей, и вы, к счастью, вовремя покинули Агарис.

Матильда могла бы напомнить, что из Агариса их выставили, скорее всего, по желанию покойного Дорака, но не стала.

— Я слышал песню, кажется, очень старую.

— Какую? — Она спросила, потому что Савиньяк явно ждал ее вопроса.

— О господаре Балинте и его побратиме. Черный Дьердь — это ведь Диего Алва?

— Он самый, — кивнула Матильда, забыв, что собеседник ее не видит. — В Алати, как бы Альберт ни юлил, любят талигойцев и не любят агаров, так что можете не беспокоиться.

Лионель негромко рассмеялся.

— Люди, рассказывавшие о вас, были совершенно правы. Кстати, вы ведь будете завтра на охоте?

— Зачем я там, — буркнула Матильда, — доезжачих толпа, а я уже все забыла.

— Если Ваше Высочество окажет мне честь, я хотел бы предложить вам спор.

— Что? — Она подумала, что ослышалась.

— От Белого ручья до Волчьей горы — верхом. Согласны?

— Твою кавалерию! — взревела Матильда. — Граф, у вас есть совесть?!

— Сложный вопрос. — Савиньяк наверняка улыбался. — А кавалерия и так здесь.

Из темноты донесся смех Эмиля. Матильда плюнула и тоже рассмеялась.

— На что спор?

— С меня в случае проигрыша пистолеты. А с вас — лучшее тюрегвизэ.

— Дайте руку.

Савиньяк протянул ладонь, и Матильда звонко хлопнула по ней.


Матильда устало вытянула ноги и отцепила от себя несколько репейных колючек.

Собираясь на охоту, она не утерпела и надела черное, но с вышитыми рябиновыми гроздьями. И ладно она — чем там Эмиль улестил Бибока, но с утра явился во двор в доломане.

В красном он, что и говорить, был чудо как хорош.

Охота вышла отменной: привезли косулю, волка, тетерок и куропаток — полный воз.

— Волчью шкуру, как выделают, пришлю на память, — решила Матильда.

Они сидели на открытой галерее, вокруг факелов увивались мошки, время от времени падая вниз угольками. Выигранные пистолеты лежали на столе, тюрегвизэ она, расщедрившись, выставила сама — после такой охоты грех было не угостить. Кости уже начинали ныть, дай Создатель завтра встать с кровати, — но это будет завтра.

От Лионеля Матильда не ожидала особых подвигов и промахнулась. Верно говорят, человека не узнаешь, пока не увидишь в седле, — а когда близнецы наперегонки понеслись по лесной тропе, можно было и спутать. И когда они скакали на спор до Волчьей горы, Лионель обгонял безо всякой галантности, — и это было хорошо, а еще лучше, что она все-таки оказалась у подножия первой.

Хорошо было и возвращаться в сумерках, позади весело перекликались доезжачие, взвизгивала и лаяла свора, отзывались засыпающие птицы. Как она жила без этого? Да разве это была жизнь?

Матильда прикрыла глаза, вспоминая давние дорожки и Ферека, а когда открыла, в который раз за день поймала взгляд Эмиля.


Арно клевал носом, Эмиль куда-то отлучился. Лионель заговорил вполголоса:

— Вчера я вспомнил давние события не только ради Агариса или Талига. Многое, что произошло за последние несколько лет, нельзя было объяснить, полагаясь только на разум. Не буду утомлять вас длинным рассказом, но старые легенды несколько раз спасали мне больше, чем жизнь. Хотим мы или нет, кровь — не вода, простите мне эту банальность. Во мне и в братьях есть кровь алатов, и я хочу знать, что вижу, и понимать, что делаю.

— И как, поняли? — спросила Матильда, чтобы что-то сказать. Кошки разберут, чего Савиньяк добивался на самом деле.

— Возможно.

Она взяла из шкатулки пистолет, осмотрела: новенький, ни следа пороха. Заранее, выходит, привез с собой? Все продумал? А если б она все-таки проиграла, под каким предлогом подарил бы?

Только дурная кобыла упирается, когда ее тянут к овсу, но Матильда не любила, когда за нее решали, а не то лет сорок бы уже грелась на морисском солнышке. И с чего она вспомнила нынче про это…


На полу под окном лежали ветки рябины — много, целая охапка. Матильда остановилась, держась рукой за высокую спинку кровати: сердце закололо, а потом пустилось вскачь.

Она подняла ветки, приложила к лицу, нюхая запах поздней осени, и поняла наконец, кого ей напомнил взгляд Эмиля — агарисского шада.

Анчия сперва сладкая, а потом горько так, что не заесть и не запить. А рябину распробуешь только после холодов, когда все пожухнет и одни красные грозди останутся пылать в опустевшем лесу…

Матильда бездумно оторвала ягодку и положила в рот.

Здесь еще стояло тепло, и рябину не прихватило заморозками, ягода была сочная и горькая. Горечь ушедшего, небывалого и невозвратного выбила слезы из глаз, но разрыдаться как следует Матильда не успела: в приоткрытое окно негромко постучали.

— Ваше Высочество?

— Хватит этих высочеств…

Месяц облил блеском светлые волосы, Эмиль подтянулся и спрыгнул с подоконника на пол.

Анэсти сроду б вот так не полез, зато мориски когда-то тащили ее как раз через окно.

Матильда предупреждающе выставила перед собой рябиновую ветку. Золотая ночка давно прошла, но чем Леворукий не шутит, пока Создатель спит.

— Съешь.

Эмиль откусил ягоду прямо с ветки, смешливо поморщился:

— Горькая.

— Значит, живой. — Матильда отбросила рябину.

Собираясь похоронить себя в Сакаци, она и в мыслях не представляла, что когда-нибудь ее еще подхватят крепкие руки, и будет горько и сладко почувствовать, что еще жива…


Матильда вовсе не вышла бы провожать, если бы не хозяйский долг. Гостям — хорошего пути, а ей — благодарить судьбу за последний нежданный подарок.

Она постаралась, чтобы улыбка не походила на уксус, и шагнула наконец на крыльцо.

Нет, зря она сравнила Лионеля с Приддом, надо было — с Вороном: оба, когда хотят, обходительны до тошноты, а зубищи, как у багряноземельского крокодила, все равно не спрячешь. Матильда улыбнулась Арно, оглядывавшему напоследок Анэмский хребет.

— Прощайте.

— До свидания. — Эмиль на мгновение обжег взглядом и не добавил «Ваше Высочество».

В петлицу была вдета веточка рябины. Вот паршивец…



Трое всадников, уже неразличимых издалека, остановились на гребне. Матильда напрягла зрение, пытаясь понять, помахали оттуда или показалось. Потом силуэты превратились в точки и исчезли за горой.

«Провожала витязя девка на чужбину,
На прощание рвала горькую рябину.
— Жди меня да не пускай под окошко грусть,
Станет сладкой ягода, когда я вернусь…»

Ajsa Кода

Огонь погаснет, только лишившись пищи, но это будет не победой, а смертью.

(с) Лик Победы
(Цикл «Отблески Этерны»)


После Излома минуло пятнадцать лет, но мир так и не оправился от потрясений и потерь.


Рябиновое пламя заката угасло в душной тишине, не нарушаемой даже перестуком копыт, которые увязали в густой, кажущейся серой в сумерках дорожной пыли, но север продолжал полыхать. Альберто придержал коня, с удивлением и растерянностью вглядываясь в алую, как глаз взбесившейся крысы, зарницу над неровной линией холмов.

— Что это? — спросил он остановившегося чуть позади теньента в черно-белом мундире. Тот проследил за взглядом и равнодушно проронил:

— Чума, ваша светлость.

Альберто скривился и тронул поводья. Конь пошел мягкой рысью.

Берто уже четырежды четыре раза проклял себя за то, что поддался на уговоры отца и согласился лично посетить талигойскую столицу. По эту сторону перевалов все было серым и мертвым, словно выгоревшим пятнадцать лет назад в огне Излома и так и не восставшим из пепла. Начавшиеся в прошлом Круге потрясения словно бы не заканчивались, плавно перетекая из одного в другое. А теперь еще и чума…

Моровые поветрия пришли из разоренного противостоянием морисков и талигойцев Алата, опустошив только начавшие приходить в себя провинции Эпинэ. Деревни и поместья стали превращаться в гниющие язвы, которые недолго думая приказали выжигать огнем. Альберто прекрасно понимал, что регентский совет не может допустить распространение мора на север, но принять столь жесткие меры не мог.

Простые пути уже давно перестали казаться ему самыми верными, хоть он и первый поддержал решение отца об отложении от Талига.

Альберто усмехнулся. Отрубить загнившую часть, чтобы спасти человека — это самое верное решение, но спасать руку, отделяя ее от умирающего тела — это как минимум странно. Но если больше ничего не можешь сделать, остается бороться за то, что еще можно сохранить.


Олларии они достигли с первыми лучами тусклого рассвета, но радости от прибытия Альберто не ощущал. Едва въехав в ворота, он захотел развернуться и отправиться в обратный путь, наплевав на всю важность предстоящих переговоров. Во рту появился противный кислый привкус, словно сам воздух в столице перебродил и заквасился.

Дом на улице Мимоз, отданный посольству Кэналлоа, слепо глядящий пустыми окнами, выстуженный и необжитый, навевал воспоминания о неупокоенных мертвецах. В тишине коридоров, по которым исполнительными тенями скользили слуги, глохло даже эхо шагов. И не поверишь, что здесь когда-то жили, пели, пили… предавали. Непрошеные воспоминания мимолетно кольнули душу, но Альберто только отмахнулся от неуместных напоминаний услужливой памяти. Пятнадцать лет — достаточный срок, чтобы если не забыть, то смириться.

А смириться пришлось со многим.

Альберто швырнул дорожную куртку в кресло, глядя на занимающееся в камине пламя. Робкие лепестки неуверенно облизывали сырые поленья, исходящие серым паром. На душе было паршиво, а память со злорадством заклятого врага подсовывала все новые и новые картины.


Сизый пороховой дым мешается с тянущимся с берега туманом. Слабый ветер не нарушает покоя морской глади, и огромные одетые в паруса линеалы казались бы застывшими в безмолвии птицами, если бы не слитные залпы орудий. Берто уже потерял счет времени, не замечая склянок за звуками битвы, вымотавшей и их, и «гусей».

Казалось, в этой беспрерывной канонаде был лишь один перерыв: когда на вывалившейся из линии, потрепанной «Астере», прочно связанной упавшей грот-мачтой с гусиным флагманом, взорвалась крюйт-камера, отправив оба линеала на дно. Или загорелась от меткого залпа «Надежда Кесарии»? Один Леворукий знает, что творилось на сцепившихся в последнем бою и безнадежно отставших от эскадр кораблях.

У дриксов больше нет надежды, а паруса талигойцев больше не наполнит кэналлиец. Но… Альберто кидает быстрый взгляд на спину расправившего плечи незыблемого, казалось бы, Альмейды и через силу улыбается. С ними альмиранте. А Кальдмеер, за которым сплотились последние гусиные силы, ушел вместе с Вальдесом…


Альберто досадливо потер виски, глубоко вздохнул. Пахло не морем и порохом — сыростью и цветущей под окном гостиной сиренью. Он перегнулся через подоконник, сорвал ближайшее лиловое соцветие. Надо же, столько всего изменилось, а она все еще цветет, как ни в чем не бывало. Альберто рассеянно сжал цветы в кулаке, бездумно глядя на занимающееся над крышами блеклое рассветное марево.


— Мехтенберг взяли, уже слышал? — Арно не поднимает глаз, придирчиво перебирая мелкие фиолетовые цветочки.

— Угу. Конец Лебединой кесарии, печальный, но закономерный. После того, как «китовники» загнали Бруно на гаунасские перевалы, глупо было думать, что побережье долго протянет… — Берто старается говорить ровно, прикусывает травинку, но невольно хмурится.

Гусям, как и китам, приходилось сражаться на два фронта: не получивший от Бруно долгожданного мира Талиг продолжал драться и на море, и на суше. Но «китовников» оказалось больше, и бились они неистовее.

Берто совсем не хочется пересказывать другу то, что увидели на месте последней столицы Лебединой кесарии разведывательные корабли. «Китовники» не взяли город — они его выжгли дотла, отправив в Рассвет не сдававшихся до конца защитников.

Меньше всего в эту короткую увольнительную хочется вспоминать о войне, кажущейся бесконечной. Но Берто не тешит себя иллюзиями: от ее смрадного, воняющего гарью и гнилью дыхания не спрячешься и меж цветущих сиреневых кустов Старой Придды.

Альберто косится на друга и не сдерживает смешок при виде усыпавших штаны и колет сиреневых лепестков. Несколько цветков запутались даже в пушистой светлой челке сосредоточенно обрывающего соцветия виконта Сэ.

— Чего ради ты мучаешь бедные растения? — выдавливает Альберто, кусая непроизвольно расплывающиеся в усмешке губы.

— Ищу цветок Абвениев, — серьезно отвечает Арно и сразу же улыбается. — Пятилистный. Мне нянька однажды сказала, что он исполняет желания.

— И много уже нашел? — интересуется Берто, откидываясь на свежую весеннюю траву.

Арно молчит, теребя веточку в руках, а потом как-то резко погрустнев, отвечает:

— Сколько бы ни нашел, все равно мало.

Берто хмурится, с беспокойством косится на друга. Мгновение размышляет, насколько тактичен вопрос, но все-таки поддается любопытству:

— А чего ты пожелал?

— Собраться еще раз вшестером, — косо улыбается Арно, встречая взгляд Альберто, — как в старой галерее Лаик.

— Маркиз, — голос рэя Кальперадо оторвал Альберто от вдумчивого перебора не до конца раскрывшихся бутонов. Полномочный посол Кэналлоа замер у двери, глядя с участливым сочувствием. — К вам экстерриор Талига. Полагаю, вы устали с дороги. Попросить его перенести визит?

— Нет, Герард. — Альберто вымученно улыбнулся, потирая лоб. Чем скорее он разделается с делами, тем быстрее вернется в Алвасете. — Проси.

Право слово, визит графа Валмона — не худшее, что его ожидало. А общество старого друга семьи надежно отвлечет от непрошеных, неуместных воспоминаний.

Но, когда гость переступил порог, Берто не смог сдержать изумления, предательски отразившегося на лице. Герцог Придд невозмутимо рассыпался в приветствии наследнику герцога Кэналлоа, с семейной невозмутимостью пережидая явное замешательство маркиза.

— Мне жаль, что пришлось так пренебрежительно отнестись к нормам вежливости и прервать ваш отдых, — повинуясь знаку Альберто, экстерриор присел в предложенное кресло, — но я счел своим долгом предупредить вас о некоторых… переменах в политике регентского совета до официальной аудиенции их величеств.

— Премного благодарен, — старательно нейтрально ответил Берто, садясь напротив и пристально изучая собеседника. Он еще не решил, можно ли доверять новому экстерриору. «Как ты вообще так быстро узнал, что я уже в городе? Прознатчиков у ворот поставил, чтобы первым нанести визит? Не к добру…»

Отстраненность и надменная холодность — прекрасная маска, под которой трудно прочитать истинные переживания. Спасибо Валентину, Альберто имел небольшой опыт в разгадывании этой шарады, но сходство нынешнего герцога со старшим братом больше сбивало с мысли, чем помогало. Клаус-Максимилиан, кажется, заметил смятение Берто, и тому на мгновение почудилась скользнувшая по тонким губам насмешливая улыбка.

— Вы молоды для столь высокого поста, — вырвалось у Берто против воли.

Герцог кивнул, чуть сощурившись.

— Граф Рафиано заметил, что этому недостатку свойственно быстро проходить. Регентский совет уверен в моей верности короне, что по нынешним временам лучшая рекомендация.

Он замолк, но Альберто и так знал, чего стоила Повелителям Волн подобная репутация. В Марагоне и Торке пролилось много крови — и столько же еще прольется, дайте только срок. Валентин же отдал этой затяжной войне всю.

Альберто невольно вздохнул и опустил глаза. Двадцать один — несчастливое число, так говорят. Для их выпуска оно оказалось дурным предзнаменованием.

— Вы обмолвились, что хотели о чем-то меня предупредить, — напомнил он Придду. Стоило все-таки узнать, чего ради затеян столь торопливый ранний визит.

— Ее Величество снова хочет поднять вопрос о передаче Талигу трех баз флота, расположенных на его территории, — голос Клауса стал отстраненным, а лицо — невозмутимым.

А вот Альберто не смог сдержать раздражения.

— Мне казалось, мы с графом Валмоном пришли к согласию по этому вопросу.

— Марсель Валмон казнен по обвинению в предательстве короны, — ровно ответил Придд. То, что герцог не так беспристрастен, как хочет казаться, выдала только залегшая между бровей морщинка. — Если позволите, я посоветую вам не упоминать о нем в присутствии ее величества.

Стиснув зубы, Альберто потер висок, который начало ломить, и, хмуро сведя брови, посмотрел в камин.

— Мы отдали вам Хексберг, — глухо заметил маркиз. — Вам напомнить, чем это для него закончилось?

— Шла война… — начал было Придд, сам наверняка не веря своим словам, но Альберто не дал ему договорить:

— Что ж, если Совет отказывается принять прежние договоренности, я понятия не имею, ради чего вообще приехал. Или торговые соглашения Талиг тоже не устраивают? — еле сдерживая досаду и отвращение, уточнил Берто, поднимаясь.

— Думаю, на этот счет вам лучше будет поговорить с тессорием. — Клаус-Максимилиан встал, — Он что-то говорил о пересмотре пошлин, но думаю, этот вопрос решится быстро и ко взаимной выгоде.

Получается, это все ради предупреждения о казни Валмона и недобрососедских настроений королевы — а значит, и Совета. Альберто проводил герцога, раздумывая, чего именно добивается ее величество.Спорные острова Талигу без надобности, если не будет флота, способного их защищать, а таковой у него появится не скоро — слишком привык он за прошлый Круг полагаться на Марикьяру.

Альберто вздохнул, опускаясь в кресло, и закинул голову, бездумно глядя в потолок. Было душно до сдавленного дыхания от воздуха этого города и воспоминаний, разбуженных им, ставших непосильным грузом. Хотелось домой, но еще больше — в море. Берто так давно не уходил в плаванье… с тех пор, как из родича соберано стал его наследником. Закрыв глаза, он вспомнил блеск волн под безжалостным южным солнцем, прямую линию далекого горизонта и шум расправляющихся по ветру парусов. Иногда ему казалось, что вся его жизнь осталась там, в море, вместе с юностью, азартом первого боя, первой победой, первой любовью; заблудилась и растаяла в южном ветре и соленой воде, и возврата к ней не отыскать. Берто потянулся к оставленной на столике веточке сирени, измятой и подвявшей. Если бы сейчас он нашел цветок Абвениев, его желание оказалось бы столь же несбыточным, что и у Арно.


Таких ливней не было давно, если верить здешним старожилам. Вода низвергается стеной, вуалью скрывая мир, размывая очертания. Альберто смотрит на срывающийся с козырька над крыльцом поток, разбивающийся о камень ступеней, и с удивлением вслушивается в звонкую пустоту своей души, словно дождь смывает все сжигавшие его эмоции, оставляя только усталую скорбь, горчащую на губах глотком касеры.

Да и разве можно злиться и проклинать слепую случайность, унесшую жизнь предпоследнего из шести унаров, собравшихся когда-то в Старой галерее Лаик? Война бесстрастна и слепа, она не ведает, кому дарит смерть. И все-таки терять друга нестерпимо больно.

Альберто все никак не может поверить и принять того, что Арно больше нет. Что не будет больше ни чуть небрежных и слегка бравадных писем, ни беспечной улыбки, ни пушистой челки. Что все, что осталось ему от друга, — только память о беспечных днях. Которых тоже уже не будет.

Берто не может и не хочет верить в эту правду, в гроб, оставшийся за тяжелыми дверями часовни, в застывшее бледное лицо. Кажется, стоит только дождаться, когда закончится дождь, пройти по старым улицам, свернуть под высокую арку, во двор, привольно заросший сиренью, — и встретишь на крыльце встрепанного и широко улыбающегося друга, недоумевающего, где Альберто умудрился так задержаться.

Вот только все иллюзии разбиваются о пустой выстывший взгляд стоящего рядом человека.


Через четыре года до Берто доходит весть о смерти в очередном сражении с наследниками Хайнриха последнего своего однокорытника. Полковник Зараза остается жить в солдатских байках, становясь почти легендой, наравне с маршалом-Леворуким и адмиралом-Бешеным. Недурная компания, но слабое утешение.

Память — сомнительное сокровище. В ней слишком много сожаления и скорби. Но за неимением учишься ценить и это. Небо над отцветающей сиренью звеняще ясное и безбрежно высокое. Почему-то от этого Берто чувствует себя еще более одиноким.


Регентский совет принял маркиза Салину в тот же день. Встреча прошла в меру торжественно, а от приветственных слов и витиеватых выражений симпатий и надежд на дальнейшую неослабевающую дружбу «родственных» стран ломило голову. Обсуждение насущных вопросов, ради которых Альберто был прислан в Олларию, тонуло в этом потоке словоблудия, приторном до тошноты, как поданный в перерыве шадди. От прямых же вопросов уставшего от дипломатического трепа Берто представители Совета мастерски уходили. Его величество в переговоры не вступал, да и вообще, кажется, не особо улавливал смысл происходящего. Как Берто ни вглядывался, не смог уловить в последнем Савиньяке ни отблеска гордого превосходства отца, ни безрассудной веселости Эмиля, ни неудержимой вспыльчивости Арно. Знакомые черты, ставшие безнадежно пустыми и невыразительными, казались злой насмешкой над памятью Альберто. И посмертной маской ушедшим в Рассветные сады предвестникам погони.

Этот мальчик был не более чем марионеткой в руках регентского совета. Да и сам совет — тоже лишь ширма, прикрывающая самовластное правление королевы-матери, официально даже не входящей в его состав. Вот и на этот раз ее величество Селина Савиньяк, милостью Создателя королева Талига, решила соблюсти формальности и не присутствовала на обсуждении.

Все, что получил Альберто от аудиенции, — приглашение на торжественный бал, посвященный дню рождения его величества, на котором, возможно, совет сможет ответить на его вопросы конкретнее. Вынужденная задержка по, казалось бы, уже решенному делу злила и не давала покоя. Альберто все никак не мог понять, чего добивается ее величество этими проволочками.

Но оставалось только ждать. Терпение порой важнее умения ринуться в бой, это Берто уяснил еще во время службы.


Следующие два дня казались нескончаемыми, как штиль в открытом море. Пожалуй, если бы не терпеливое участие Герарда, находящего сотни дел, требующих непосредственного контроля маркиза, Альберто бы сошел с ума от безделья и ожидания — хоть чего-то. Собственно, сама Оллария способствовала безумству, хотя Берто, пожалуй, и не взялся бы сказать, чем она отличалась от того города, который он запомнил перед Изломом. Может быть, мертвым, темным остовом Доры или не до конца изжитыми следами пожара, или общей серостью, не нарушаемой даже ярким весенним солнцем.

Несмотря на идущие полным ходом приготовления к празднику, Альберто не видел среди горожан ни радости, ни предвкушения, словно близилась очередная повинность, а не торжество. Даже Фердинанда чествовали охотнее.

Впрочем, при дворе ничего особенно не изменилось — разве что знакомых лиц было гораздо меньше, чем еще лет десять назад. Приятных — и того меньше. Альберто вежливо и бесстрастно раскланивался с придворными, предпочитая не вступать в пространные беседы, да никто особенно и не стремился. Несмотря на все заверения совета, Кэналлоа вызывала у Талига больше беспокойства, чем иные соседи, и за те десять лет, что они разошлись, Альберто успел стать чужим для местной знати. Не особо, впрочем, печалясь по этому поводу.

Куда больше придворных Берто занимала королевская чета. Он очень давно не видел Селину Савиньяк и, признаться, с удовольствием не видел бы дольше, если бы не долг будущего герцога.

Альберто скользнул делано равнодушным взглядом по выцветшему золоту волос и лицу королевы-матери, прежде чем склониться в предписанном регламентом поклоне. В душе он кипел негодованием. Годы переговоров и компромиссов — и все под хвост закатной твари! Леворукий, с шадами проще договориться, чем с этой… Маркиз запнулся, встретившись взглядом с ее величеством. Ее серые холодные глаза напомнили ему выброшенных на берег медуз, которых в последние годы в бухтах Алвасете развелось немерено.

Рядом с блистательной матерью юный король казался мышонком, ради потехи усаженным на кошачий трон. Выглядел он еще более потерянным, чем на Совете, и, казалось, даже не слушал витиеватых поздравлений маркиза. Ее величество лишь скользнула по Альберто надменным взглядом, равнодушно сообщила, что Совет будет рад побеседовать с маркизом Салина чуть позже, и предложила насладиться праздником.

Берто чуть заметно усмехнулся, давя раздражение. Пренебрежения в тоне и манерах королевы было вполне достаточно, чтобы не ожидать благоприятного разрешения вопроса.

Долго ждать его, однако, не заставили. Их величества покинули зал сразу после того, как приняли поздравления последнего гостя, а через какое-то время Альберто нашел Клаус-Максимилиан. Бесстрастно поприветствовав маркиза, он церемонно попросил следовать за ним, проводив в одну из гостиных зал, где уже собрались члены регентского совета. Коротко обежав взглядом присутствующих, каждый из которых годился ему в отцы, Берто отметил отсутствие его величества и остановил глаза на Селине, застывшей статуей в отдалении от прочего собрания. Что ж, это позволяло надеяться если не на продуктивный, то по крайней мере откровенный диалог. Альберто подозревал, что итоги его не порадуют, но они в любом случае будут лучше томительной неопределенности.

Отмахнувшись от предложенного графом Рафиано вина, Берто решительно поджал губы.

— Я весьма рад быть свидетелем столь важного для Талига торжества, однако в Олларию меня привело дело, и я надеюсь наконец-то его решить, — вопреки этикету, он приступил сразу к делу. Выдержал паузу и продолжил: — Насколько я понимаю, Совет решил предать забвению достигнутые ценой долгих переговоров договоренности и снова настаивать на владении спорными территориями.

Это заключение вызвало шквал громких и бессмысленных возражений. Альберто поймал неодобрительный взгляд экстерриора и чуть заметно усмехнулся в ответ. Он получил ровно то, чего добивался, — дипломатия с ее вечными увертками и уловками достаточно опротивела Берто, чтобы пойти на такой грубый шаг. Клаус-Максимилиан отвел глаза, снова надевая маску подчеркнутого безразличия к происходящему.

Неловкое бормотание достойных мужей постепенно угасало, и Берто чувствовал, как разгорается в душе мелочное удовлетворение. Каждое неуверенное слово, каждый быстрый взгляд на безупречно прямую спину королевы-матери, с потрохами выдававший инициатора всей этой бессмысленной постановки, были как очередная строка в капитуляции, как роспись в фарсе всех переговоров. Только Придд оставался в стороне, беспристрастно наблюдая, как рушится карточный домик бесконечных уверток.

Когда повисла тягостная тишина, Альберто улыбнулся, торжествующе и зло, глядя прямо на ее величество Селину, словно забыв о всех нормах приличия. Он знал, кто решает в этом кукольном театре, и ждал ее слова. Королева не торопилась, все еще задумчиво и отстраненно глядя в окно на расцвеченный праздничной иллюминацией внутренний двор и словно не замечая или не придавая значения происходящему в гостиной зале. И только когда Альберто уже вознамерился прервать неловкое молчание, она заговорила, тихо и отстраненно, не обращаясь ни к кому конкретно, но зная, что ее слушают:

— Когда-то давно, когда кочевые племена Холты жили постоянной междоусобицей, явились к пережившему поражение племени соседи и потребовали лучшего коня — сокровище табуна — и любимую жену вождя как цену мира. Старейшины в негодовании хотели отказать, но вождь сказал: «К чему, живя в соседстве с людьми, жалеть для них одну лошадь или одну женщину?» — и отдал и то, и другое.

Берто удивленно посмотрел на ее величество, не понимая, к чему она клонит, но не решаясь оборвать паузу, не нарушаемую, казалось, даже дыханием придворных. Словно Селина зачаровала всех своей плавной и загадочной речью.

— Тогда соседи, поверившие в свою вседозволенность, потребовали полосу пустыни, необитаемую и не используемую. Старейшины сочли, что из-за столь неудобной земли незачем затевать спор: «Можно отдавать ее, ничего не потеряем». Но вождь преисполнился негодованием и всем советчикам отрубил головы. Ибо земля есть основание государства, как можно отдавать ее?[14]

Медленно и величественно королева обернулась, обвела надменным взглядом присутствующих, остановив его на поджавшем губы в бессильной ярости Альберто.

— После этого вождь пошел походом на соседей. Они не ожидали нападения и были наголову разбиты. Вся их территория, скот и имущество достались победителю, — торжественно закончила ее величество.

— То есть вы хотите войны, — холодно заключил Альберто, не отводя глаз.

Королева почти незаметно пренебрежительно улыбнулась, перевела взгляд на окно, чуть повернув голову, словно нарочно демонстрируя надменно вздернутый подбородок.

— Война и не заканчивалась, маркиз. Талиг никогда добровольно не отдаст своего.

Альберто стиснул зубы, сдерживая неподобающие замечания.

— Полагаю, на этом мы можем закончить, — произнесла ее величество, с насмешкой и превосходством глядя на маркиза, и покинула залу. За ней, бормоча что-то извиняющееся и в меру туманное, потянулись сконфуженные члены регентского совета.

«Лучшие люди королевства, — Берто брезгливо поморщился, — старики на сворке выскочки-мещанки. Кто мог знать, что Талиг упадет так низко за какой-то десяток лет».

Вот так, выходит, и закончилось его посольство — не просто ничем, а грандиознейшим провалом.

— Ничто не кончено. — Герцог Придд замер на пороге и оглянулся через плечо. Альберто почудилась тревога в холодных глазах. — Пока вы живы, ничто не кончено.

Маркиз вымученно улыбнулся, пытаясь понять, предупреждение или угрозу несут слова экстерриора.

Когда за Клаусом закрылась дверь, Альберто зло вздохнул и прошелся по опустевшей гостиной от угла к углу, пытаясь погасить раздражение и злость, и наконец остановился у прогорающего камина, задумчиво глядя на головни.

Выиграна война, но не мир. Он так и замер на острие лезвия, в состоянии болезненной полудремы, балансируя между возрождением и окончательным крушением. Война не закончилась — она уснула чутким зверем и в любой момент готова проснуться и обрушиться на мир. Все живет в вечной угрозе быть сметенным одним движением невидимого зверя.

Альберто зло скрипнул зубами. Скольких еще придется скормить войне по прихоти одной невесть чего желающей женщины?

К Леворукому. К Леворукому все: и ее величество Медузу, и марионеточного королька на ее привязи, и Талиг. Талиг в особенности — пусть катится к закатным тварям. Кэналлоа ему уже ничего не должна. И так уже слишком много отдано. Берто подбросил в ладони перстень, блеснувший глубокой синевой камня в рассеянном свете догорающего камина, и с трудом переборол желание швырнуть его в огонь.

За что бороться, когда ничего не осталось?

Разве что за память, мираж давно разрушенной до основания жизни, которой ему, видят Абвении, так не хватает.

Уж лучше снова на ту войну, в бой, в пороховой дым — но больше ни дня здесь, в мертвом воздухе среди неживых лиц, прячущихся за масками этикета и интриг. Лучше уж настоящая смерть, чем такая, насквозь фальшивая жизнь.


На улицу Мимоз Альберто не вернулся, лишь отправил посыльного передать приказ остальным сопровождающим нагнать его у ворот города. Трое кэналлийцев уже ожидали его, придерживая пляшущих на месте коней. Казалось, им тоже не терпелось покинуть неуютный город. Берто сдернул шейный платок, в последний раз обернулся на празднично освещенный дворец и в сердцах пожелал ему провалиться к изначальным тварям вместе с королевой и Советом. Когда Альберто оседлал беспокойно фыркающего Радо, мориск без понукания пошел рысью. Можно было, казалось, немного расслабиться, на какое-то время забыть бессмысленные угрозы ее величества Селины — ведь не было у нее флота, способного тягаться с Марикьярой, просто не было! — но беспокойство все никак не отпускало.

Путь до ворот, который помнил Альберто, был не самым коротким и, как оказалось, далеко не самым торным. Какие-то улицы были заброшены со времен Излома, а то и раньше. Чем дальше углублялись кэналлийцы в их переплетение, тем темнее становилось небо, и тем усиливалось беспокойство Берто.

На одной из улиц кони замедлили шаг, не обращая внимания на понукания всадников, и нервно всхрапывали, неохотно ступая по застлавшему мостовую туману. Берто нахмурился, беспокойно привстал в стременах, вглядываясь в темноту впереди, когда Радо, дико заржав, встал на дыбы. Не удержав равновесия, Берто рухнул на землю, задохнувшись от удара и сопровождающей его боли, и понадеялся только, что испуганный конь не пройдется по нему копытами. Судя по звукам, все четыре лошади бросились в обратном направлении, подальше от этого места. С трудом переведя дух, Берто неловко поднялся, отметив, что чуть зеленоватый туман добрался уже ему до колен.

А впереди, чинно сложив руки на животе и с любопытством чуть склонив голову к плечу, стояла ее величество Селина, пристально наблюдая за Альберто.

— Мне кажется, вы слишком рано решили пренебречь нашим гостеприимством, маркиз Салина, — заметила она, и, несмотря на сгущающуюся темноту, Берто готов был поклясться, что она улыбается.

— Вы слишком заботливы, раз поторопились сообщить мне это, — слегка хрипло ответил он, все еще тяжело дыша.

Стук сердца барабанной дробью отдавался в висках. Берто огляделся, проклиная себя за слепоту — что бы ни стояло сейчас перед ним, человеком оно не являлось.

— Я полагаю, уйти вы мне не позволите, — заметил он, отступая на полшага. Королева тихо рассмеялась.

— Вы прозорливы, маркиз. К сожалению для вас, я действительно не могу вас отпустить. Вы сами знаете, что войну на море Талиг вести не может, так же как и взять ваши перевалы. А выманить из-за них вашего отца может только что-то значительное.

— Например, потеря наследника, — мрачно усмехнулся Берто. Что ж, этого следовало ожидать. — Однако я не пойму, зачем вам война.

— Не все ли вам равно, из-за чего умирать, маркиз?

— Раз уж я буду поводом, мне хотелось бы знать причину.

Королева покачала головой:

— Сколько упорства… извольте. Эта война нужна мне, и тем, с кем я в родстве. Чем больше боли, чем отчаяннее люди просят о защите — тем мы сильнее.

— Вы?..

— Тебе ничего не скажет ответ, — качнула головой Селина. — Этот мир уже наш. Мой. Этого тебе достаточно.

Туман поднимался все выше, и, казалось, когда поднимется достаточно, зальет легкие, как вода, заставляя бессильно рваться к глотку воздуха. Альберто только фыркнул, сжимая эфес шпаги.

— Думаешь, и я, и мир сдастся без боя?

— Ты сам понимаешь, чем это закончится. Этот мир умирает — и чувствует это. И не сопротивляется, ибо борьба — бессмысленна. Подчиниться неизбежности — наиболее логичный поступок.

— Живым свойственно совершать безумства, — развел руками Берто, косо усмехнувшись.

Королева улыбнулась в ответ, холодно, неприятно, заставив воскреснуть в памяти бесстрастные оскалы горных расщелин. Только взгляд остался хищным, голодным.

— Соверши, — мурлыкнула она и сделала шаг.

— Пусть четыре молнии падут четырьмя мечами… — привычные слова неловко сорвались с онемевших от холода губ и прахом осыпались под ноги, пустые, бессмысленные.

Селина только рассмеялась, щурясь пренебрежительно и довольно, как загнавшая добычу хищница.

— Кого ты зовешь? Никто не откликнется на твои слова. Некому откликнуться.

Значит, правда. Не почудилось Берто, отсверкали молнии этого мира, иссяк ветер, рассыпались в прах скалы, застыли льдом волны.

— Ты один, — голос королевы сковывал волю, не позволяя спорить. — Ты мой.

Двадцать один — несчастливое число. Альберто невесело улыбнулся, закрыл глаза. Пришла пора последнему из выпуска уйти по дороге к Закату — если сумеет вырваться душа из липкого марева этой ночи, из прочных силков этой твари.

Альберто тяжело вздохнул, с трудом проталкивая через пересохшее горло горький воздух.

— Пусть четыре волны унесут зло, сколько бы его ни было, — два голоса шелестом листвы прозвучали в мертвой тишине, заставив вздрогнуть и Альберто, и ее величество.

— Кто?.. — недоуменно выдохнула Селина, растерянно обегая глазами пустую улицу.

Берто промолчал, не пробуя обернуться, боясь то ли увидеть тени прошлого, то ли наоборот — найти только пустоту. Голоса баронов Катершванц все еще звучали в его голове, когда воцарившееся оцепенение взрезал звонкий и уверенный голос Арно:

— Пусть четыре молнии падут четырьмя мечами на головы врагов, сколько бы их ни было!

— Пусть четыре ветра развеют тучи, сколько бы их ни было, — прошептал Берто и услышал смех Паоло, говорившего вместе с ним.

И наступила тишина. Только что испуганно пятившаяся королева замерла и удивленно вздернула бровь.

— И все? — усмехнулась Селина, торжествуя. — Хорошая попытка, но даже так ты не закончил заговор!

Берто не ответил, неотрывно глядя на темную фигуру за спиной ее величества. Она двигалась медленно, словно спотыкаясь на каждом шагу, обхватив себя за плечи и вжимая растрепанную голову в плечи. Но Альберто смотрел только на глаза, даже в густой темноте поблескивающие лиловым.

— Ты проиграл! — торжествующе воскликнула Селина и шагнула вперед, но тут же упала на колени, словно придавленная к земле тяжелыми, как гранитные плиты, словами:

— Пусть четыре скалы защитят от чужих стрел, сколько бы их ни было…

Дикон медленно и неловко стер со щеки беспрестанно катящиеся слезы, не отводя глаз от королевы, словно не замечая стоящего в нескольких шагах однокорытника.

— Он не твой.

Альберто показалось, что под ногами вздрогнули в безмолвном стоне камни мостовой. Резкий порыв ветра швырнул в лицо пожелтевшие листья, заставляя зажмуриться, а когда Альберто открыл глаза, на улице было пусто, словно и не было ни зеленого тумана, ни Селины с похожей на крысиный оскал улыбкой, ни голосов друзей, ни Дикона с глазами изначальной твари.

Из туч выплыла почти полная луна, и Альберто провел рукой по глазам — ее свет после вязкой темноты казался слишком ярким. За спиной раздались торопливый перестук копыт и приглушенная перекличка голосов. Берто обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как вылетел из-за угла гнедой линарец. Настороженно вглядевшись во всадника, Альберто с неосознанным облегчением перевел дух.

— Признаться, я не ожидал столь скорого вашего отбытия, маркиз. Мне хотелось обсудить с вами несколько вопросов, — холодно и вежливо заметил, спешиваясь, экстерриор. Цепко осмотрел Альберто и пристально обшарил взглядом улицу.

То, что Придд не один, Берто заметил не сразу: Герард спешился в десяти шагах от них и приблизился почти бесшумно.

— Монсеньор, вы в порядке? — с беспокойством уточнил рэй Кальперадо, тревожно хмурясь. — Мы встретили одного из вашего сопровождения, он все говорил о зеленом тумане и об обезумевших лошадях.

Берто кивнул, рассеянно усмехнувшись.

— Он заметил почти самые существенные детали. Не знаю уж, чем была ваша королева, — Альберто чуть поклонился Придду, — но лошади ее испугались не на шутку. Моего Радо не видели?

— Постойте, была? — переспросил экстерриор удивленно и, к недоумению Альберто, почти радостно.

Маркиз только пожал плечами:

— Полагаю, что больше нам не доведется лицезреть ее величество.

Пересказать произошедшее оказалось весьма сложно, однако, к удивлению Альберто, ему поверили сразу.

— Валентин опасался подобного, — после краткого молчания сказал Клаус, прикрыв глаза. — Он говорил, что Излом прошел не так, как должно, — слишком многое потерял мир, оставшись беспомощным.

— Потерянного уже не вернуть, — отозвался Берто, скрестив руки на груди. — Как ни посмотри, вы — последний Повелитель, герцог.

— Как знать, — Придд задумчиво посмотрел на маркиза и слегка улыбнулся: — Вы забыли о его величестве.

Берто передернул плечами, невольно оглядываясь на то место, где стояла Селина:

— Он ее сын.

— Он Савиньяк, в первую очередь, — парировал Клаус-Максимилиан. — И последний наследник Дома Молний.

Альберто развел руками.

— Двое — не четверо.

— Но вам отозвались, — Придд, кажется, улыбнулся. — Быть может, все не безнадежно.

Миры Стругацких

Белочка Тилли Почему взрываются галактики

fandom Miry Strugatskih 2014

Отчасти кроссовер с «Туманностью Андромеды» И. А. Ефремова.


Шанкра-1, искусственная планета системы 26 Лебедя, была построена лет семьдесят назад, после долгих дискуссий в Совете Экономики и Совете Звездоплавания. Сейчас, когда строилась Шанкра-3, в достоинствах проекта уже никто не сомневался. Новые планеты могли быть и дозаправочными базами, и станциями технического обслуживания, и транзитными космопортами, и даже пунктами краткосрочной релаксации. И при этом благодаря высокой автоматизации и активной помощи добровольцев для обслуживания таких планет-станций хватало нескольких десятков человек.

Теплым ранним утром двое молодых людей, Реа Тари и Пер Кант, закончили дежурство в пункте управления одним из разгрузочных узлов. Реа была штатным сотрудником станции, Пер, историк по специальности, прилетел на релаксацию после тяжелой экспедиции в прошлое. Молодые люди быстро подружились, и Пер всерьез рассчитывал, что не только подружились. Теперь они, весело болтая, шли коридорами станции в предвкушении свободных суток, которые можно провести в творческих трудах и радостном общении.

— Зайдем ко мне? — предложил молодой человек. — Я вчера обдумывал и рассчитывал одну очень интересную вещь. Хочешь, покажу?



— Конечно, хочу! О чем это?

Пер засмеялся.

— Если коротко, это касается взаимосвязи времен. Если совсем популярно — машина времени. О том, как возможность коснуться прошлого влияет на нас.

— Подожди! Это разве не твоя основная работа? — девушка весело тряхнула коротко стрижеными черными волосами.

— И это тоже! Но ты же знаешь: на работе всегда много рутины, обдумать времени не хватает. Идем?

Девушка снова тряхнула головой.

В комнате молодой человек вынул из ящика стола и включил небольшую машинку с выдвижным экраном.

— А разве тебе можно это здесь держать? — осторожно спросила девушка.

— Можно, — улыбнулся Пер. — Этот прибор закреплен за мной. Я же только в отпуске. Вот если совсем буду уходить из профессии, тогда придется сдать. Сначала я покажу тебе просто записи.

Вскоре на экране замелькали картины из прошлого. Войны, работа, люди…

— Пер, разве мы все можем вот так путешествовать в прошлое? Это же опасно!

— Не все, — согласился парень. — Показывать вот так, как я тебе, можно. Но вступать в контакт могут только подготовленные.

— А ты можешь?

— Ну… — он покраснел. — Меня готовили к этому, но без Наставника я выходил лишь дважды. Я видел, как встречали первого космонавта. Какими людьми были наши предки, Реа! Они делали невозможное практически голыми руками!

— Скажи, — Реа замялась, — я давно пытаюсь узнать… Но мамина подруга (тоже историк) все время уходит от ответа. Неужели так легко заглянуть в прошлое? А проникнуть?

— Я ее понимаю, — парень сосредоточился. Разочаровывать подругу не хотелось, но обманывать и обнадеживать — еще хуже. — Я готовился к первому выходу с Наставником три года. Понимаешь… Прости, но это нельзя назвать прогулкой. Это — как высадка на неизведанную планету. Наверное, проще исследовать черные дыры или разбираться, почему взрываются галактики. Нам из прошлого нужны знания, и не нужны ни проблемы, ни новые жертвы. История — жесткая, даже жестокая наука. Нам нельзя не только влиять на события, но и оставлять память о себе. Одного моего друга, хорошего, очень хорошего парня, признали профнепригодным. Он рвался в древний Хорезм. Останавливать орды Чингисхана. Больше он никогда не сможет заниматься историей.

— Где он теперь?

— Вот как раз разбирается со взрывом в соседней галактике. Боюсь, на Землю эта экспедиция не вернется. Ему еще повезло. Другой погиб. Там, в прошлом. Вмешался в одно из самых страшных сражений последней мировой войны. Правда, делу это не повредило: тогда погибло слишком много людей. А его Наставник тоже разбирается со взрывами. Вместе с тем, первым.

Девушка горестно качала головой.

— Но посмотреть мы можем. Правда, далеко не все. Вот здесь, на этой станции мы можем погрузиться не глубже конца XXI века по старому летоисчислению. Тогда земляне впервые пришли в эту систему. Если сейчас удастся настроиться на нужную волну…

Пер начал медленно поворачивать ручки настроек.


— Все черные дыры Вселенной! — ругался Валькенштейн, в очередной раз пытаясь понять, можно ли починить обогатитель. — Леонид Андреевич! Мы так и будем торчать в двух парсеках от цели, как… пугало над огородом?

— Не знаю, Марк, не знаю, — задумчиво проговорил из своего кресла Горбовский. — Может статься, что всю оставшуюся жизнь. Если кто-нибудь не услышал все-таки наш сигнал.

Доктор Диксон промолчал. У него адски болела голова.


— О чем они говорят? — прошептала, вглядываясь в экран, Реа.

— Подожди минуту, — Пер покрутил ручки. — Сейчас узнаем, что это за корабль. Тогда поймем, на каком языке они разговаривают.

Он вгляделся в обложку бортового журнала, лежавшего рядом с пультом.

— Не может быть… — и лихорадочно защелкал клавишами. Экран разделился на две неравные части. На узкой полоске справа появились три портрета и краткое досье на каждого члена экипажа «Тариэля».

— Не может быть… — повторил Пер и быстро, резко повернулся к подруге:

— Реа! Слушай меня внимательно и сделай все, как я скажу! Пожалуйста!

— Хорошо, — испуганно кивнула та. — Но ты объясни…

— Потом, милая, потом. Смотри: сейчас тебе лучше отойти в сторону. Потом гляди на меня. Когда я посмотрю тебе в глаза, нажмешь вот эту кнопку. Поняла меня?

— Да, вот эту. Я поняла.

Парень шагнул в экран.

Реа с каким-то отстраненным интересом смотрела. Вот Пер поправляет костюм, вот массирует голову бородатому мужчине с темными вьющимися волосами. Правильно массирует, как учили. Вот, несмотря на протесты звездолетчиков, уходит за тяжелую дверь с жуткой картинкой. Вот чинит двигатель. Вот, улыбаясь, выходит оттуда. Вот садится в кресло, и они беседуют. «Будто фильм какой-то, — подумала она. — И он — в главной роли».

Потом Пер поднял руку в прощальном жесте и посмотрел ей в глаза.


— Тебе попадет?

— Скорее всего, да, — вздохнул Пер. — Машина фиксирует выходы. Если просмотр еще можно объяснить профилактикой, то выход — вряд ли. И они вряд ли это забудут. Но иначе я не мог. С той техникой они вряд ли бы справились с поломкой вот так, в полете. Это сейчас мы умеем, а они бы погибли. Понимаешь, они мимо сигнала «SOS!» вряд ли прошли бы. Разве я мог подвести предков? И потом…

— Что потом? — девушка смотрела не отрываясь.

— Я изучал свою родословную. Один из этих троих — мой кровный предок. Если бы он не вернулся из рейса, меня бы просто не было на свете.

И опустил руки.

— Знаешь, Пер, — Реа взяла его за рукав. — Мне тоже интересно, почему взрываются галактики.

Иллюстрация Ю. Макарова


Парень посмотрел на подругу, и они оба рассмеялись тихим счастливым смехом.

Злая Ёлка Попаданочка

fandom Miry Strugatskih 2014

В очередной раз засыпая в вагоне метро (а что делать — диплом, граждане, это вам не баран чихнул, спасибо ещё, что сегодня дежурным по лаборатории был старый холостяк Борис Валентинович, который никуда не торопился и разрешил закончить синтез), Таня была морально готова проснуться на конечной станции вместо своей. Или даже в депо, что, правда, маловероятно. Но вот посреди степи… такого ожидать было сложно. Да что там — невозможно было такого ожидать!

Сперва Таня решила, что всё ещё спит. Наверное, в полусне она презрела приличия и улеглась на сидение, подложив под голову сумочку… но даже если счесть окружающее сном, странная, словно бы живая, мягко пружинящая поверхность под боком совершенно не походила по ощущениям на метрошный дерматин. Таня всегда была «тактильщицей» — ощущение чуждого материала лучше вида убедило её в реальности происходящего.

А реальность была более чем странной. Мало того, что она оказалась на какой-то непонятной дороге-не дороге среди чиста поля — так ещё рядом возвышалось нечто двухметровое, чертовски похожее на робота из каких-нибудь «Звёздных войн». Или из «Звёздных врат», — в кинофантастике Таня была не сильна, вот книги — другое дело.

Внезапно на фоне темнеющего неба на горизонте встало и тут же опало бесшумное яркое зарево — эдакий южный вариант северного сияния.

— Это ещё что такое? — вслух спросила Таня. Вопрос был риторическим, но внезапно она получила ответ.

— Это город.

Таня быстро оглянулась, но никого рядом с собой не обнаружила.

— Это ты сказал? — решив ничему не удивляться, спросила она у «робота». Больше-то не у кого, не у кузнечиков же!

— Да, — ответил тот, и стало ясно, что это и вправду робот. Ну, или что-то чертовски на него похожее.

— А что это за город?

— Антонов.

Название показалось Тане знакомым. Впрочем, таких названий в России, наверное, пруд пруди, но именно это почему-то исключительно удачно сочеталось со степью и роботом.

— А поближе тут жилища какого нет? — нерешительно спросила она, прикинув, что до загадочного Антонова доберётся разве что к утру.

— Есть. В тысяче трёхстах двадцати метрах отсюда расположено жилище «Лагерь Яна». Сейчас там проживает мой хозяин, Корней Яшмаа.

И тут Таня вспомнила, где именно слышала (точнее, читала) про город Антонов. Но… но это же невозможно, ангидрид вам всем в осадок! Она бы ещё поняла простое перемещение во времени — но это!

— Тебя зовут Драмба? — холодея, обратилась она к роботу.

— Да, — в красивом, совсем не механическом голосе не возникло и тени удивления. Впрочем, роботы, наверное, удивляться не умеют?

Таня поняла, что попала. Во всех смыслах.


Господин Яшмаа, в полном соответствии с каноном, оказался мужчиной довольно суровым, но скорее приятным. И вежливым — на «господина» только чуть приподнял бровь. Таня тут же вспомнила, что у них принято обращение «товарищ», но поправляться не стала, а дерзко перешла на «Корней», что возражений у хозяина не вызвало.

Он ей вообще не возражал. Только вот не верил ни на грош. Это было видно прямо-таки невооружённым глазом.

Впрочем, Таня сама себе не верила. Чушь ведь, бред. Фантастика, да к тому же ненаучная. «Путешествие в описываемое будущее» — теми же авторами, кстати, и высмеянное. Только вот Железной Стены что-то нигде не наблюдалось. Да и с одеждой у здешних обитателей был полный порядок, в чём Таня убедилась уже утром, когда в доме появились пятеро гостей. Трое, как ей сообщили, были историками, а двое других, уклончиво названных врачами, — явными психиатрами. Могли бы и не скрывать этот факт, Таня сама была готова настаивать на экспертизе.

Часа два её изводили самыми разнообразными вопросами (особенно мучительны были попытки вспомнить дату того или иного исторического события — с этим у Тани всегда были проблемы), а потом вежливо предложили переместиться в больничный комплекс для прохождения всестороннего обследования. Таня, у которой термин «обследование» ассоциировался с нудным беганием из одной очереди в другую, хотела было сослаться на усталость, но вспомнила про нуль-транспортировку (ах, как о ней мечталось на остановке автобуса в минус двадцать!) и с энтузиазмом согласилась. Перемещение оказалось точно таким, как в книге, — мгновенным и незаметным. Таня готова была расплакаться от умиления. Про медицинские обследования она из книг ничего не помнила, но тут всё тоже оказалось на высоте. Нужно было всего лишь лечь в капсулу, по виду напоминающую горизонтальный солярий, где её тела несколько раз коснулись чем-то холодным и пару раз — слегка кольнули. Наверное, брали анализы. Всё действо заняло от силы десять минут.

Потом её угостили обедом — Таня решила, что при первой же возможности непременно выяснит, как эта еда делается, а то в книжке были только слова про субмолекулярное сжатие, — и ещё немножко порасспрашивали. А уже под конец один из врачей спросил:

— Скажите, вам знакомо такое имя — Дмитрий Строгов?

Какие-то ассоциации это имя у Тани вызывало, но вытащить их из памяти не удалось, в чём она честно и призналась. На этом «допрос» был закончен, и её проводили обратно в дом Корнея. Тот ещё накануне предложил пожить у него — дом, мол, большой, а гостей пока не предвидится. Таня не удержалась и спросила:

— А Гага вы уже отправили обратно на Гиганду?

Корней приподнял бровь:

— Вы и о нём знаете, Татьяна? В открытых источниках этой информации не было.

— Я даже знаю, что говорила о нём ваша жена, — брякнула Таня. Прикусила язык, но поздно. Корней, впрочем, сдержал эмоции, проговорил ровно:

— И что же?

Деваться Тане было некуда — пришлось цитировать. Корней только хмыкнул неопределённо, так что Таня не поняла, что это значит. То ли «опять угадала», то ли «все врут календари». А Таня пообещала себе больше в чужую интимную жизнь не лезть и цитировать только «открытую» информацию.

* * *
— И что ты об этом думаешь, Морис? — поинтересовался Корней.

Его собеседник пожал плечами:

— Ты же читал заключение. Если экстрактивно — она человек и психически абсолютно здорова, хоть в учебник в качестве образца вставляй. И ещё: она родилась не здесь. Где-то вроде твоей Гиганды. Или, как минимум, жила там большую часть жизни. Биохимия другая, микропримеси, причём не только в крови, но и в тканях.

— Это не может быть изощрённым розыгрышем или тестом? А то с тех же люденов станется.

Морис покачал головой:

— Людены тут не при чём. С ними удалось связаться (Корней отчётливо поморщился). И не надо так скептически — они могут откровенно уйти от ответа — или просто уйти; но если уж говорят, то правду.

— Ну, допустим. Насчёт «шпионки Странников» — это Байер вообще загнул, если бы они засылали сюда настолько странных шпионов, так их бы давно вычислили.

— Если они вообще существуют.

— Это само собой. Кстати, с энергетическим импульсом, которым сопровождалось её появление, физики пока не разобрались. Что-то там странное.

— Странно, что ты его вообще записал.

— Драмба записал. Я его после отлёта Гага не дезактивировал, забыл просто, не до того было. Вот он и среагировал на странность.

— Очень удачно.

Морис посмотрел в окно. Девушка сидела в шезлонге с грушей в одной руке и читалкой в другой. Судя по выражению лица, читала она что-то для неё малопонятное, но увлекательное.

— Она не выглядит слишком расстроенной.

— Пока ей просто интересно. И она верит в наше… ну, почти-всемогущество. А ещё… у неё там, мне так показалось, особо близких нет. Родители давно разошлись, у каждого своя жизнь, новая семья. Нет, они о ней заботятся, даже квартиру купили, что, как я понял, у них ужасно престижно. Денег на жизнь подкидывают… и всё. Любимого человека у неё нет, знакомых много, но друзей нет… короче, в ближайшее время её хватится только научный руководитель. Вот за диплом она переживает, ещё как! Но надеется наверстать. В общем, она почти уверена, что мы «что-нибудь придумаем».

— Хм… Корней, скажи, как ты относишься к этому её утверждению, что она о нас всех в книжке прочитала?

Яшмаа усмехнулся:

— Ну, не о всех — о тебе, например, там ничего написано не было. Хорошо я отношусь, Морис. Каким бы бредом это ни выглядело. Ладно, информация о моём Бойцовом котёнке хоть и не публичная, но и не тайна мадридского двора. Но она мне тут выдала нечто… очень личное. И именно связанное с Гагом, который в той книжке, по ее словам, как раз главный герой.

— Это что, любопытно бы было узнать? — фыркнул Морис.

— Не то, о чём ты не подумал, — Корней сухо усмехнулся. — Разговор с Анжелой, всего лишь.

— Ладно. Так вот. Ты ведь прочитал, что, согласно заключению историков, большая часть рассказанного Татьяной о своёй жизни не соответствует историческим данным, касающимся конца двадцатого и начала двадцать первого века?

— Прочитал. Да это и без их заключения ясно.

— Так вот, я тебе — первому — могу сказать, чему её рассказ соответствует. Мне сразу показалось… а потом я проверил. Был у Строгова такой ранний и посему малоизвестный роман в модном тогда жанре антиутопии — «Развал». Главный герой, майор милиции, расследует таинственное исчезновение студентки Санкт-Петербургского университета Татьяны Арисмовой.

— Что?!

— То. Я тоже себе не поверил. Но сегодня с утра перечитал — всё, абсолютно всё, что Татьяна рассказывала, совпадает с описанными в романе реалиями.

— И чем там всё заканчивается? Нашлась пропажа?

— Ничем — главный герой погибает в перестрелке с бандитами и расследование остаётся незаконченным. Помнится, я был жутко разочарован — очень переживал за девушку. Такой она мне показалась… симпатичной.

Морис снова глянул в окно, где Таня, досадливо хмуря брови, листала читалку.

— Только мне казалось, что она совсем блондинка.

Он усмехнулся смущённо и внезапно закончил:

— Но так, пожалуй, даже ещё симпатичнее.

Аттик Флавий Зеркало Деметры

И когда пылает запад, и когда горит восток.
Н. Гумилев
Кроссовер Полуденного цикла с аниме «Легенда о героях Галактики»

Встреча над рекой

4 июня 97 года


Краков встретил Борислава дождем. Королевская столица. И ветер. Холодный воздух, насыщенный фреоном и моросью.

Рваные облака над верхушками костелов…

Он пошел по набережной, стараясь не думать. Не вспоминать. Висла была мутной. На той стороне колыхался парк. Редкие прохожие смотрели без удивления. Нет, не думать не выходило. Оранжевое небо Гиганды не отпускало его.

Он подошел к разукрашенному барочному парапету и постоял там, глядя в бурую воду. Течение тут сильное… Увы, воспоминания требовательно стучали в висок. Психолог, специально прилетавший из лунного рекондиционного центра, предупреждал, что так и будет. И все-таки Бориславу было стыдно, что он не может совладать с недавней историей.

А следовало бы уже.

Все началось, когда имперская группа армий «Воздух» прорвала фронт на реке Тара, к северу от города Гурван. Далеко уйти ей не дали, так что за Тарой началась обычная позиционная молотилка в лучших традициях земных боев за плацдармы; штабисты Алайской республики, проявив дивный кругозор, полагали, что этим все и ограничится. Увы, командующий имперской группой армий «Вода», Тидд Шелсби по прозвищу Черный князь, имел другое мнение. Его полосатые кадавры, от которых разбегалось даже собственное население, форсировали Тару гораздо южнее Гурвана и рванули на север, по местам, всегда считавшимся непроходимыми для тяжелой техники.

Алайское командование вначале этого просто не заметило. Потом началось что-то вроде паники. Борислав помнил, какая растерянность охватила штабных офицеров при видерастущей с юга страшной синей дуги. Наконец, пошли более-менее осмысленные действия. По вполне разумному плану, на пути Черного князя должны были оказаться целых две панцерабвербригады, которые следовало срочно перебросить с других направлений. Но как раз в момент, когда этот приказ пришел в части и его начали исполнять, навстречу усталым дозорным имперской группы армий «Воздух» выкатились на дорогу бронеходы со знаками Воды на бортах. Гурванский котел захлопнулся.

Борислав тогда был сотрудником алайского штаба в звании старшего наставника. Он стал прикидывать, что можно сделать. Конечно, Черный князь не был таким болваном, чтобы кинуть свои бронеходные части на штурм прекрасно укрепленного крупного города. Но и оставить этот город в покое он не мог. С жителями мятежной провинции, каковой Алайская республика до сих пор официально считалась, имперцам церемониться не полагалось. Захват Гурвана должен был стать акцией устрашения. Борислав сразу предположил, что решением Черного князя будет бомбардировка, и совсем не удивился, услышав над головой знакомый гул.

Имперские шестимоторные бомбардировщики поднимались с замаскированных поблизости аэродромов, выгружали над Гурваном боезапас и возвращались, чтобы опять взлететь. За день каждый из них обернулся раза по три. Немногочисленные алайские истребители не могли толком прикрыть город. Улицы, когда-то светлые и просторные, превратились в огненные ущелья. Тек расплавленный асфальт. Над разрушенными районами полз уже не дым, а какой-то небывалый желтый туман. После очередной сводки потерь Борислав понял, что он так больше не может. Никого не спрашивая, он встал с места, накинул чью-то летную куртку, вышел на аэродромное поле и забрался в кабину свободно стоящей «молнии».

Конечно, долго он не пролетал. Выучка пилота земного эмбриофлаера мало чем тут могла помочь; имперскую ударную эскадру прикрывали лучшие на Гиганде тяжелые истребители типа «носорог», и их было много… ох, как много. Все-таки один бомбер он, кажется, сбил. А потом — даже не сразу заметил, что у «молнии» отвалилось крыло. И выпрыгнул с парашютом, но поздно, поздно, поздно…

Как его потом искали — это была история, достойная войти в золотой фонд прогрессорских анекдотов. С печальным оттенком, правда. Сигнал тревоги первым получил Ульрих Гарстанг, коллега, тоже служивший в штабе, но на имперской стороне фронта. Возникшая сумятица кончилась тем, что посреди догорающего города просто-напросто опустился дежурный «призрак», забравший умирающего старшего наставника с собой. Никто из пробегавших мимо горожан не обратил на посадку звездолета особого внимания. Неудивительно…

Дальше были три месяца лечения здесь, в Кракове, в Институте регенерации. Операции, курсы герминативной терапии, и в конце — необычные дни, когда он, уже встав, учился владеть своим обновленным телом. Все это происходило под стерильным куполом, где даже ветерок был только искусственный. Но вот — выписали. Без последствий.

Свобода.

На Грюнвальдском мосту Борислав остановился. Над плесом гулял ветер. Такое новое чувство… Он посмотрел вниз, на бурлящую у быков пену, и тут заметил, что к нему подошли.

Старик в шляпе, с пышными белыми усами. Они встретились взглядами.

Старик смущенно кашлянул.

— Извините. Я увидел, что вы гуляете, и несколько самонадеянно решился спросить о впечатлениях. Первый раз в Кракове?

Борислав усмехнулся.

— Можно сказать, что да. А вы здешний?

Старик ответил степенным кивком. Глаза у него были голубые. «Открытое лицо, располагающее к себе», как писал русский классик.

— У вас усы, как у Франца-Иосифа, — сказал Борислав.

Старик хихикнул.

— Вы не поверите, но меня в честь него и назвали. Пан Франтишек, — представился он.

Борислав коротко кивнул. Потом, сообразив, назвал свое имя.

Пан Франтишек, видимо, из его движений что-то понял.

— Вы случайно не историк?

У Борислава глаза полезли на лоб.

— Историк, — подтвердил он. — Так вы меня знаете?..

Пан Франтишек печально вздохнул.

— Не имею чести. Я-то провел в Кракове всю жизнь, так что если вы тут впервые, то мы вряд ли встречались. Просто у вас очень узнаваемые манеры. Как у австрийского офицера. И не у паркетного щеголя, а у человека, который знает, как хлещет кровь в кавалерийской схватке. Ну, а кто здесь и сейчас может это знать? Или историк, или реконструктор. Но на реконструктора вы не слишком похожи, — пан Франтишек покачал головой.

— Не ношу кивера? — Борислав улыбнулся.

— Ни кивера, ни гельмета, ни палаша, — улыбка пана Франтишека была еле видна под усами. — Но дело не в этом. Вот игроком в какую-нибудь многомерную стратегию я вас представить могу. И даже не исключаю, что это часть вашей профессии. Угадал?

Борислав вздохнул.

— Угадали. Почти.


— …Вам не кажется, что на кофейной пене можно гадать не хуже, чем на кофейной гуще?

Пан Франтишек посмотрел в чашку. Подумал.

— Вы широко мыслите, — признал он. — Увы, кофе по-венски открыли тогда же, когда и законы Ньютона. В то же десятилетие. Спрос на авгуров упал. А впрочем, кто знает, что нас ждет в грядущем?..

Борислав ответил улыбкой и сосредоточился на кофе, который был действительно прекрасен. Пан Франтишек утверждал, что по этому самому рецепту готовил кофе шляхтич Юрий Кульчицкий, отличившийся в битве за Вену.

Помешать, отложить ложку, всмотреться. Густо-коричневые разводы расходятся спиралью…

— Так мог бы выглядеть Млечный путь, состоящий из темных звезд, — пробормотал он.

— Или из коричневых карликов, — охотно дополнил пан Франтишек. — Кстати, открыватель галактик сэр Вильям Гершель очень любил кофе. Во время ночных наблюдений всегда при нем была чашка…

Борислав отметил, что о жившем четыреста лет назад Гершеле старик говорит как о добром знакомом. А сколько же, кстати, ему лет? Непонятно. Но за сотню — наверняка.

— Вам здесь нравится?

— О да, — сказал Борислав совершенно искренне. Полуподвал с развешанными гравюрами и настенными лампами, очень уютный. Классическая кофейня.

— Я уже много лет сюда хожу, — сказал пан Франтишек. — Со счета сбился. Знаете, эта кофейня ведь открылась, когда королем Польши был Август Сильный. Яркое было время… А вы любите шахматы?

Борислав, слегка удивившись перемене темы, покачал головой.

— Увы. Пробовал научиться — не пошло. Абстракция. Там все не так, как в настоящей военной игре.

— Значит, военные игры посложнее — все-таки любите?

Борислав пожал плечами.

— Да как вам сказать… Любая игра — это модель жизни. Хоть бридж, хоть… А игры в войну полезны постольку, поскольку история людей — это история конфликтов.

Пан Франтишек поднял от чашки свои ясные глаза.

— Так вы не против войны?

— Что вы! — Борислав улыбнулся. — Я воюю всю жизнь.

Пан Франтишек промолчал, усмехнулся в усы и занялся принесенными пирожными. Борислав последовал его примеру. Занятный человек. М-да, кого только в старых городах Восточной Европы не встретишь… О себе пан Франтишек говорил скупо, видимо не считая это интересным. Насколько Борислав мог понять, он был художником и работал на киностудии. Любопытно, пользовался ли он хоть раз нуль-Т? Задать вопрос Борислав не решился.

Пан Франтишек тоже почти ничего так и не спросил. Какой именно наукой Борислав занимается, где и у кого работает — все это или было ему неинтересно, или же то, что считал важным, он понял сам, а мелочами пренебрег. Конечно, в наше время человеку не очень-то обязательно иметь постоянную работу. Но по традиции этим, как правило, все же интересуются. А часто и сразу добавляют название профессии к имени, представляясь.

А кто же я теперь сам-то, подумал Борислав. Ох, непростой вопрос… Историк? Да, пожалуй, историк.

— Я встречал таких, как вы, — сказал пан Франтишек внезапно. — Мальчишки-воины. Неважно, кто вы — создатель стратегических игр, или Прогрессор, или контактер, или кто-то еще из этой братии. Вы все одинаковы. Вы готовы жертвовать собой на войне, но только если эта война — воображаемая. Вы играете в нее не здесь, а где-то там… в иных пространствах, — он неопределенно шевельнул пальцами. — Простите, во имя девы Марии, что я вас невольно поучаю… Игра в войну, перешедшая определенную черту — это грех. Нет, не так. Это морок. Поверьте, я что-то в этом понимаю. Я ведь католик, а в нашей жизни, что ни говори, война так или иначе присутствует всегда…

Ничего себе, подумал Борислав. И в следующий момент: да случайна ли эта встреча?..

Нет, чушь, конечно. КОМКОНы так не работают. Если бы сотрудники любого из них хотели что-то обо мне узнать — я бы просто получил запрос.

Хотя… как сказать… Прогрессор, прибывший с воюющей планеты и не получивший штатного рекондиционирования на базе лунного либо пандорианского центра — это уже хоть небольшое, но ЧП. В данном случае на это закрыли глаза, да. Но иллюзий лучше не строить: без разрешающей визы психологов такого Прогрессора к работе не допустят. А визу эту еще надо получить, между прочим. Психологический отдел КОМКОНа-1 — организация грозная и независимая, даже исполин вроде Комова не может так вот запросто ей возразить…

В любом случае, пан Франтишек был настолько мало похож на комконовца, что Борислав решил выкинуть эту версию из головы.

— Война, говорите, — пробормотал он. — Неужели с дьяволом?..

Пан Франтишек грустно кивнул.

— Может быть. Ведь что такое «дьявол»? Название. Это почти как с розой… Ох, простите старого мистика. Я знаю, что для вас этот разговор несерьезен, и не буду докучать. Во всяком случае — спасибо, с вами интересно.

Борислав кивнул. Вытер салфеткой губы, отставил чашку.

Пан Франтишек смотрел на него с обычным любопытством.

— Куда вы теперь?

Борислав ответил не сразу.

— В Калязин. Есть такой городок на Волге. Я там живу… А дальше — поглядим.

Прогрессор один дома

4/5 июня 97 года


Квартира в Калязине была в полном порядке. Никто ей не пользовался. Борислав в который раз подумал об условности в нынешнее время понятия «квартира» (как у Лермонтова — «фатера»); ведь даже само слово устарело. Люди сейчас живут или во временных рабочих жилищах, или уж в личных домах, которые лепят по своему вкусу. Или даже совмещают первое со вторым, как Корней Яшмаа в своем «Лагере Яна». В многоквартирных кирпичных блоках, стилизованных под старину, селятся относительно немногие. Да уж. Чем хороша наша Земля — так это разнообразием…

Он прошелся по помещению, открыл окна, чтобы проветрить, выглянул на балкон. Вечер был уже поздний. На невероятной высоте, в синем небе, проносились перламутровые облака. В тысячеэтажниках на том берегу Волги зажигались огни. А земля была темная: лес, прорезанный дорогами. И коростель кричал с поля.

Борислав вспомнил, как однажды в старшей школе они с Натой забрели очень далеко, по-настоящему заблудились, но не испугались, а просто пошли еще дальше и гуляли до темным дорогам до рассвета. Интернат был под Курском. Уже совсем в глубине ночи они вышли из леса на освещенное — было полнолуние — шоссе с огромными серебристыми тополями по обочинам. К утру они дошагали по этому шоссе до крупного агрокомбината, были встречены дежурным биологом, накормлены, переправлены в интернат на глайдере, и на этом приключение завершилось… Лунный свет, тени белых деревьев над старой, проложенной здесь еще в восемнадцатом веке трассой… Спящие дали. Юность.

Однако пора было работать. Борислав сел в кресло и сделал то, что обычно сразу делает любой земной научный работник, попав за рабочий стол: установил соединение с БВИ. Набрал слово «Гиганда», добавил соответствующие временные параметры (нужна была информация за последние три месяца) и ввел свой допуск (он был активен). Посмотрим, что там творится, в нашей епархии…

Никаких сенсаций ждать не приходилось. По сути, все содержание новейшей истории Гиганды — это бесконечная война между Старой Империей и когда-то отделившейся от нее мятежной провинцией: бывшее Алайское герцогство, ныне Алайская республика… Недавние прогрессорские меры затормозили войну на время, но предотвратить обратное скатывание в нее не смогли. Так… Наступление имперской группы армий «Огонь» вдоль арктического побережья… Это — новость, но пока не очень опасная… Гурван в руинах, как и следовало ожидать, продвижение имперской группы армий «Вода» создает угрозу уже алайской столице… Вот это серьезней. Черный князь времени не теряет. А ведь, что ни говори, в Алайской республике позиции землян гораздо сильнее, чем было в Империи хоть когда-то; так что если республика рухнет — прогрессорство на Гиганде придется, считай, начинать заново…

Война. Для нас это игра, личина, маска — или уже нет?

«Я воюю всю жизнь…»

И не в первый уже раз Борислав спросил себя: а зачем?

Конечно, Гиганда — интересный объект для историка. Тут спору нет. Планета, где уровень развития техники, соответствующий эпохе мировых войн двадцатого века, сочетается с вполне феодальным укладом общественных отношений. Если в земных условиях нам трудно представить, скажем, Генриха Пятого или Ричарда Третьего на современном танке, то в условиях Гиганды это не анахронизм, а бьющая в глаза реальность. Господа ксеносоциологи связывают такую особенность с тем, что заселенный людьми материк на Гиганде всего один, а потому и закономерности формирования цивилизаций там здорово отличаются от земных. Наверное, они правы. Но наблюдение за такими человечествами — это, вообще-то, дело разведчиков. Сначала наблюдение, потом аккуратная помощь… Вот в этом и дело. Бывают ситуации, когда просто невозможно не помочь. Когда этого требует наша видовая программа. Но дальше-то мы оглянуться не успеваем, как нам приходится по-настоящему вмешаться в войну. Как на Авроре, где Прогрессоры в конце концов поддержали Эсторскую империю против Святого Ордена. Как на Саракше, где стараниями землян был потоплен целый подводный флот противника… Да, противника, а как это еще велите называть? В одной старой пьесе живущий в светлом и спокойном мирном городе врач спрашивает друга-танкиста: ну как там у вас на войне? Танкист деланно удивляется: какая война, ты о чем? А врач говорит: знаешь, когда я читаю в газете, что вчера наши сбили тридцать семь самолетов противника, мне кажется, что это все-таки война… Очень, черт возьми, похоже.

Разумеется, ни один Прогрессор не считает себя настоящим жителем того мира, в котором работает. Он занимает внешнюю позицию, он стоит над схваткой. Но на практике против сил контрэволюции зачастую приходится вести самые настоящие бои. И в результате мировоззрение работающего Прогрессора, как правило, представляет собой очень специфичный сплав: что-то там есть от обычного социолога, что-то от разведчика, а что-то и от профессионального солдата. Ох, бедные наши психологи…

Так, а что у нас с рабочей почтой? До краковского Института только и доходили краткие, чаще всего устные, известия, что все нормально… Борислав открыл базу сообщений. Так и есть. Вот оно.

Борислав, привет!

Мне сообщили, что дела идут хорошо, ты поправляешься. Это радует. Сейчас могу признаться: когда тебя вытаскивали, я не очень-то надеялся на удачу, даже зная о возможностях нашей медицины. Ты ведь на самом деле был мертв. Ну и как там на том свете? Поделишься?

Что касается более серьезного: наработки твои пошли в дело, с той стороны передают, что ими заинтересовался лично Змей. Это — сам понимаешь. Молодец. Ты знаешь, как мне было приятно с тобой работать, и надеюсь, что поработаем еще.

Опять же, из известий с той стороны: твоя Улла эвакуирована в тыловой район, над ней взял шефство начальник этого района Эмиль Станев (может быть, помнишь такого). Богатые деревни в предгорьях, много меда, молока и спокойствия. Пока так, но ее и дальше не оставят. Уверен, все будет отлично.

Ты видишь, о тебе помнят.

Попутного ветра.

Ульрих
Ох, черт. Борислав сразу почувствовал ту самую фантомную боль, о которой его с самого начала предупреждали в госпитале Института и которая таки успела его там догнать. Но ведь сейчас тело уже в порядке. Значит, не боль, а воспоминание. Фантом фантома… Несколько секунд он сидел, боясь шевельнуться. Потом, по намертво въевшейся рабочей привычке, стал изучать реквизиты сообщения. Оно было отправлено с полярной станции «Гиганда-1» 28 мая, то есть неделю назад. С тех пор, значит, дожидалось. Пересылать его в краковский Институт не стали, потому что не сочли срочным. И правда, что тут срочного?..

Улла. Обычная девушка, с темно-рыжими волосами, прямым носом и любовью к поэзии. Борислав кое-что переводил для нее из земных поэтов, сперва ничего не говоря об источниках, а потом стараясь их как-то залегендировать. Получалось плохо. «Но мы спокойны, мы поспорим со стражами Господня гнева, и пахнет звездами и морем твой плащ широкий, Женевьева…» Он улыбнулся, вспомнив, как звучат эти стихи в алайском переводе. Увы, романтичное Средневековье, каким оно виделось из земного Серебряного века, разительно отличается от Средневековья настоящего, которое есть прежде всего несвобода разума. Все земляне, работавшие на феодальных планетах, познали это. Иногда — на очень печальном опыте.

Он попытался сдержать воспоминания. Безуспешно. Кажется, решающий разговор произошел в провинциальной гостинице, куда он, Борислав, на тот момент по легенде еще обычный младший офицер, был заброшен командировкой. Обшарпанные стены номера, дождь за окном. Ароматный местный чай в квадратной чашке. Когда Улла постучалась в дверь, он удивился. Но — сразу понял, в чем дело. Она догадалась, что он не простой человек, и ей было все равно. Даже если бы он оказался дьяволом, она бы осталась.

Борислав вздохнул. Одна из вечных прогрессорских проблем. Почти невозможно прожить несколько лет в чужом социуме, не найдя человека, с которым можно хоть на время оказаться собой. Побыть рядом, поделиться теплом, позаботиться… Но, во-первых, даже при отсутствии внешних ограничений поделиться можно далеко не всем. А во-вторых, рано или поздно настает время уходить… Может ли Прогрессор взять свою инопланетную подругу с собой на Землю? Вообще-то да. Если решится. Только решиться на это очень трудно. И дело тут не в нашей безответственности — безответственных Прогрессоров просто не бывает — а в том, что не всегда и понятно, как подступиться к сложнейшей, тонкой, рискованной задаче инкорпорации неподготовленного человека в мир чуждого ему человечества. Не социума, а целого человечества. И ведь каждая такая инкорпорация есть необратимый поступок, вот в чем дело… В этих случаях всегда тщательно взвешиваются «за» и «против» — и часто оказывается, что лучше уж оставить человека там, на родине, приняв должные меры для обеспечения ему безопасности и комфорта на оставшуюся жизнь. Потому что не все готовы принять Землю; потому что, как ни удивительно, не каждому нужна современная Земля; и еще потому что, сколь ни грустно это признавать, не всякая любовь бесконечна…

Расставание с Уллой случилось внезапно: страшного боя над пылающим Гурваном никто не предвидел. В такой ситуации Ульрих Гарстанг, он же имперский военный магистр Кершоу Орр, взял на себя роль «душеприказчика» ушедшего Борислава и срочно произвел самые необходимые действия: вывез Уллу в безопасный район, предупредив местных сотрудников, что это наш человек. Заодно, надо полагать, ей сообщили подходящую для таких случаев расплывчатую легенду. Мол, друг ваш в бою пропал без вести, тело не найдено, то ли погиб, то ли нет, но, если по правде, лучше особенно не ждать… Борислав был почти уверен, что именно так ей и сказали. Стандартная схема, наименее травматичная для всех участников. А что до напряжения совести, то прогрессорская работа требует его всегда, и часто в гораздо большем объеме… В гораздо большем.

Все, пора прекращать об этом думать, иначе можно задохнуться… Борислав перевел терминал БВИ в режим ожидания, встал, рывком распахнул балконную дверь. Июньская ночь дошла до дна и начала отступать. Над Волгой стлался туман; небо за черной стеной дальнего леса было бледно-серым, переходя чуть выше в синеву. Звезды постепенно гасли, а огни на том берегу погасли давно; и птицы затихли. Нежный уснувший мир…

Борислав прокашлялся, мельком подумав о сигаретах, которых, конечно, не было. К курению наркотических палочек он пристрастился на Гиганде. Здесь следовало отвыкать. Как и от других дурных манер, включая бодрствование всю ночь напролет. Земляне чаще всего предпочитают ложиться не слишком поздно, чтобы встать рано утром. Вполне обоснованная рекомендация медиков… а медиков нам теперь придется слушать, да-а-а. Все же он постоял еще на балконе, с удовольствием вдыхая прохладный, как родниковая вода, воздух спящей равнины. Предрассветное время. По старому монгольскому счету — час Тигра.

Все, пора спать. Борислав вернулся в комнату, наклонился к терминалу, собираясь его выключить, и тут увидел на регистраторе значок нового сообщения.

Это сейчас-то?

Очень интересно.

Он сел и нажал кнопочку «чтение».

Дата: 5 июня 97 года.

Автор: Джеймс Стюарт, магистр экспериментальной истории, научный сотрудник Института времени, старший консультант КОМКОНа-2.

Тема: «Линкор смерти».

Содержание: необъяснимая гибель ЗПЛ «Нейтрон».

Примечания: Борислав, это работа для Прогрессора. Ты нужен.

Все. Под этой казенной шапкой ничего не было, кроме нуль-индекса главной базы Института времени в Лланголлене и цифр: 97.06.05.10.00. Именно в таком порядке.

Сон как рукой сняло. Борислав прошел к окну Линии доставки и заказал кофе. Черный, без сахара. Вернулся с пластиковой чашкой к терминалу, уселся, подождав, пока органомеханическое кресло примет самую удобную форму, и крепко задумался.

Да, Джеймса Стюарта он помнил. Парень с длинным холеным лицом, носящий твидовые пиджаки и, еще со времен учебы, запоминающееся прозвище Яков Первый. Прекрасный историк. И прекрасный товарищ, хоть и любящий шокировать людей своим притворным высокомерием. Этакий лорд Британской империи. Начинал он в области классической социальной истории, но быстро решил, что «делать историю интереснее, чем изучать ее», и подался в ИЭИ. А теперь вот, значит, Институт времени. И КОМКОН-2. Последнее — полная неожиданность.

Из сообщения следовали две вещи. Во-первых, оно было специально составлено так, чтобы поставить Борислава перед загадкой. Заинтриговать. Гибель звездолета — причем звездолета пилотируемого, судя по тому, что он обозначался названием, а не номером, — это всегда ЧП, требующее расследования. Гибель звездолета, причины которой не удалось понять — ЧП из разряда редчайших. Интерес КОМКОНа-2 к такому происшествию вполне объясним. Но при чем тут Прогрессор? Прогрессоры по определению занимаются чужими обитаемыми планетами, и ничем больше. Можно, конечно, представить, что звездолет подошел к такой планете слишком близко и был сбит ракетным комплексом. Но тогда никакой необъяснимости нет, а есть просто чья-то халатность.

Второе, что следует из сообщения: его отправители считают, что Борислав должен сам принять решение, и уверены, что имеющейся информации для этого хватит.

Потому что это не приказ. Приказы никогда и нигде так не оформляются. Значит, у адресата есть выбор. Именно это Джеймс и хочет дать понять, посылая сообщение без текста.

Остальное придется отнести к загадкам, решать которые пока бесполезно. Начинать строить версии при такой неполноте информации — грубая ошибка. Тут надо не гипотезы измышлять, а собирать данные.

Благо, в письме заботливо указано время, когда Джеймс, надо полагать, готов лично дать любые разъяснения. Сегодня, пятого июня 97 года, в десять часов утра. Через… Борислав посмотрел на часы. Через пять часов. М-да. Выспаться не успею, — подумал он с тоской, понимая, что все уже решил.

Лланголлен

5 июня 97 года


Ветер с Ирландского моря тряхнул летательный аппарат так, что пришлось включить гравипоплавки. Пилот открыл окошко курсовой программы, потянулся, посмотрел сквозь прозрачную кабину вниз.

Здесь было красиво. Нежная зелень одевала холмы, к югу переходившие в горы. А вот и цель, так похожая на древний замок. Пора снижаться. Пилот нажал кнопку, мимоходом подумав, что особенно приятно тут, наверное, было несколько часов назад, когда восход едва тронул кирпичи розовой кромкой. А сейчас башни купались в солнце. Кто еще смеет ругать британскую погоду?..

…Путь от Калязина до Лланголлена Борислав проделал на арендованном стратолете, который поставил на автонавигацию: по крайней мере, не разобьешься. Остаток ночи он не спал, а рылся в БВИ, пытаясь найти хоть какие-то данные по затронутым в письме темам — и по привычке, и чтобы быть готовым к разговору. Он отдавал себе отчет в своем дилетантизме (от человека, годами живущего вне Земли, иного ожидать трудно), но надеялся, что в поиске информации помогут приобретенные на Гиганде навыки разведчика. Надежда отчасти оправдалась. И все равно он временами отчаивался. Воистину, человеку, не являющемуся профессиональным информистом, трудно представить, насколько сложна структура БВИ. Бесконечная сеть, состоящая из ветвящихся каналов, линий, портов, коллатералей, разрешенных и запрещенных ходов — причем еще и разрешения бывают разных уровней… Допуск КОМКОНа-1 открывал в этой системе многие воротца, но не все. Кое-какие барьеры Борислав так и не сумел преодолеть и плюнул на них, ограничившись сбором сопутствующих данных. Картинка все равно возникала интересная.

Институт времени был создан около сорока лет назад. Насколько Борислав смог понять, его работа в некотором смысле продолжала исследования Этьена Ламондуа, посвященные структуре многомерного пространства. Основатель Института Оуэн Гриффит сделал следующий шаг по этому пути, перейдя от многомерного пространства к многомерному времени. Это сразу открыло целый веер новых направлений исследований, причем интересных не только физикам, но и историкам. Гриффитовская команда была готова подарить наблюдателям прошлого такие методики, рядом с которыми старомодный Коллектор рассеянной информации смотрелся примерно как паровая машина Герона рядом с реактивным самолетом. Более того, теоретически возможным стало уже и прямое проникновение в иновременные локации. Технически это было бы не сложнее, чем нуль-транспортировка. И, таким образом, появилась перспектива прогрессорской деятельности в прошлом Земли.

Сотрудники Института еще не успели от этой перспективы ужаснуться, как реальность опередила их самые мрачные ожидания. Источником проблемы оказался Эскобар Кабинда, очень талантливый авантюрист-социотополог из Либревильского университета. Он вознамерился проникнуть в земной тринадцатый век, чтобы предотвратить раннюю гибель Манфреда Гогенштауфена, итальянского короля и потенциального императора. Подбросив Манфреду кое-какие технологии (больше управленческие, чем материальные), Кабинда планировал обеспечить ему разгром главного врага прогресса Карла Анжуйского и победу в войне. Дальше, по расчетам, Манфреду и его наследникам предстояло объединить почти всю Западную Европу, противустать агрессии с востока, заодно частично освободив порабощенную монголами Русь, и уже в начале четырнадцатого века открыть Америку…

Борислав подозревал, что пресечение работы Кабинды стоило сотрудникам КОМКОНа-2 не одной преждевременно поседевшей шевелюры. Подготовка его «экспедиции в тринадцатый век» была раскрыта буквально на последней стадии. Будучи взят за жабры, Кабинда клялся, что его эксперимент даже в случае полного успеха не мог затронуть наличную историю Земли, а всего лишь привел бы к возникновению дополнительной независимой реальности, с которой можно было бы потом устанавливать контакты, следя за ее развитием. Возможно, он был прав. Но цена вопроса была все же слишком высока, и принятые меры оказались довольно жесткими. Кабинда был навечно внесен в черные списки всех учреждений, имеющих хоть какое-то отношение к физике пространства-времени, и обречен таким образом на деятельность чистого историка-гуманитария; унывать он, впрочем, не стал и работал вполне продуктивно (Борислав проверил — несколько месяцев назад вышла уже восьмая его монография). Само же направление было решением Всемирного совета запрещено, и вся информация по нему, какую еще можно было закрыть — закрыта.

Разумеется, эта картина была неполна. Разумеется, круг реальных тем, разрабатываемых наследниками Гриффита, мог оказаться самым обширным (особенно учитывая, что чистым теоретикам никакие исследования запретить невозможно). Но, во всяком случае, кое-какое представление о работе Института времени Борислав получил.

А вот о гибели звездолета «Нейтрон» найти не удалось ничего. Просто ничего. Или эта информация еще не дошла до БВИ, или она попала туда совсем недавно, и кто-то ее тщательно вычистил.

Двор института был расчерчен гигантскими кварцевыми плитами. Борислав посадил стратолет на эти плиты, погасил тягу и посидел, оглядываясь.

Видимо, это и была Цитадель. Огромный комплекс с четырьмя башнями, построенный по проекту экстравагантного, помешанного на Средних веках Мишеля Фурнье. Борислав знал, что никаких похожих зданий нет во всем Уэльсе. Значит, мы на месте.

Он вылез из кабины, прикрыл дверцу и с удовольствием вдохнул прозрачный воздух.

Пахло морем.

Потом в основании Цитадели открылась малоприметная дверь, и вышел человек. Очень знакомый.

Борислав пошел навстречу, чувствуя, как ветер треплет его волосы.

— Ты прилетел, — сказал Джеймс Стюарт.

Борислав кивнул.

Джеймс засмеялся.

— Я так и думал, что ты не станешь пользоваться нуль-Т, как я посоветовал, а возьмешь что-нибудь летающее. Твоя всегдашняя независимость… Такой человек нам сейчас и нужен.

— Кому это — нам?

Джеймс стал серьезным.

— На самом деле — нам всем. Впрочем, ты можешь и не согласиться… Ладно. Я подозреваю, что у тебя есть вопросы, иначе бы ты не полетел сюда. Ну а у меня, соответственно, есть некоторое количество ответов. Пойдем.

Дело «Линкор смерти»

5 июня 97 года


Комната совещаний в Институте времени имела самый обычный вид. Прозрачный стол, удобные кресла, окошко Линии доставки, кофейный прибор. И, конечно, терминал, моргающий дежурными огоньками. Ничего лишнего.

Сделав приглашающий жест, Джеймс прошел в комнату вслед за гостем и задраил дверь (Борислав мысленно употребил именно это слово — там даже штурвальчик какой-то пришлось повернуть). После чего улыбнулся остальным присутствующим.

Таковых, собственно, было двое: сам Борислав и человек за столом, одетый в легкую однобортную куртку. Кажется, такие когда-то называли «френчами». Человек учтиво кивнул вошедшим. Кто это — Джеймс сообщил еще в лифте. Зигмунд Ковальский, довольно известный физик-пространственник, а в последнее время, оказывается, еще и президент сектора «Европа» КОМКОНа-2 (со штаб-квартирой в Брюгге). Бориславу он напомнил то ли Пьера Кюри, то ли видавшего виды земского врача с прокуренной бородкой, описанного когда-то Михаилом Афанасьевичем.

— Джеймс, предложите нашему другу кофе, — попросил Ковальский. — И просветите меня: насколько он в курсе дела?

Джеймс виновато развел руками.

— Ну, кофе сейчас будет… А что касается дела — боюсь, что нинасколько. Мое письмо было очень кратким.

Ковальский кивнул.

— Ну что же, так даже лучше. Кто начнет?

— Я, — сказал Джеймс. — Вы дополните. Моя инициатива, мне и…

Ковальский кивнул и устранился. Борислав, оглядевшись, сел в ближайшее кресло.

Джеймс расположился напротив.

— А вот и кофе, — сказал он. — Прошу… Значит, так. Дело, по которому мы тебя вызвали, касается планеты Радуга. Ты наверняка знаешь, что после известной трагедии… ну, там же погибло несколько человек, и только чудом не погибло вообще все население. А с другой стороны, именно с работ на Радуге началась нуль-Т… Ладно, это всем известно. Так вот, после той катастрофы проведение нуль-экспериментов на землеподобных планетах было строго запрещено. И полигон на Радуге, разумеется, закрыли. Сейчас нуль-физики работают только в необитаемых местах, чаще всего даже и не на планетах вовсе. Ну, а зачем, собственно, нужна Радуга, если на ней нет полигона? Размещать в такой дали обычные институты — глупость. Да и к тому же тяжелые воспоминания… это ведь тоже можно понять. Еще как. В общем, постепенно почти все физические учреждения, одна лаборатория за другой, были с Радуги выведены. Там осталось очень немногое. В частности… — Джеймс замялся и посмотрел на Ковальского, словно ища поддержки.

— Комплекс «Янус», — сказал Ковальский.

Джеймс кивнул.

— Да. Комплекс «Янус». На самом деле он находится не на Радуге, а на спутнике одной из больших планет той же системы. Сама большая планета, естественно, необитаема. Это газовый гигант. Спутник же похож на наш Титан: размером с Меркурий, достаточно холодный, с углеводородными морями на поверхности. Так вот, лет пятнадцать назад на этом спутнике построили стационар, принадлежащий Институту физики пространства… Принадлежавший… — он поморщился. — Там, видишь ли, вышла некая административная невнятица, которую мы пропустили. А когда заинтересовались — выяснилось, что нынешнее руководство ИФП почему-то не имеет к лаборатории на Лангмюре никакого отношения…

— Лангмюр — это спутник?

— Да. Планета-гигант называется Иверна, а ее спутники — Кольрауш и Лангмюр. Продолжаю… В «Янусе» работают достаточно крупные физики: Робийяр, например. И Сумароков. Они там ведут какие-то эксперименты — ведут в безлюдных зонах, по всем правилам, и, в общем, это не стоило бы внимания. Но несколько месяцев назад, занимаясь совершенно другим делом, КОМКОН-2, а точнее, сектор «Европа», случайно обнаружил, что получить информацию о работах на Лангмюре почему-то очень трудно. Грубо говоря, там кем-то поставлен фильтр. Такой, что отчеты об экспериментах за пределы лаборатории не выходят. Конечно, мы все знаем, что в административной системе нашей науки бывают вещи самые причудливые, но ведь всему же есть предел. Так что КОМКОН-2 начал проверку, и начал ее с простого вопроса: кому база на Лангмюре фактически подчиняется? И, если я правильно все понял… — тут Джеймс опять замялся.

— Ниточки сразу потянулись в большой КОМКОН, — сказал Ковальский. — И там затерялись. Только не удивляйтесь, хорошо? КОМКОН-1 — организация гигантская. Ее разные сектора могут вообще ничего не знать о действиях друг друга, так очень часто бывает. Связи «Януса» уходят в Транспортный сектор, который возглавляет Константин Астафьев — это довольно известный пространственник-прикладник, мы немного знакомы. Конечно, проще всего было бы послать ему запрос. Но формального повода не было, оснований для срочности тоже, и я решил повременить. Ошибочно решил, как теперь понимаю… Джеймс, простите, я вас перебил. Продолжайте, пожалуйста.

Джеймс встряхнулся.

— Я-то вообще узнал обо всем неделю назад, — сказал он. — Как у вас в России говорят: пока жареный петух не клюнет… В прошлом месяце «Янус» запросил для своих целей звездолет. Технические требования были в заявке указаны, и в результате им достался тот самый «Нейтрон». Это заурядный, стандартный рейсовый ЗПЛ, правда, рассчитанный на довольно большую дальность — до ста световых лет. Ну, запросили и запросили, мало ли, зачем физикам понадобился корабль… Какое-то время он у них более или менее благополучно летал. А двадцать шестого мая пришло сообщение, что «Нейтрон» погиб со всем экипажем. Такие дела… Естественно, Земля потребовала всех подробностей. И в результате Совет звездоплавания получил так называемый «отчет Астафьева», копия которого сразу пошла к нам. Там сказано, что «Нейтрон», двигаясь в окрестностях системы Радуги, столкнулся с локальной флюктуацией мерности пространства. Это — простая и печальная физика. При вхождении звездолета в область, где мерность пространства становится дробной, деритринитационный двигатель идет вразнос и корабль может мгновенно аннигилировать. Бороться с этим мы пока не умеем, предсказывать такие флюктуации — тоже. На самом деле, об этом нечасто пишут, но похоже, что среди причин необъясненной гибели звездолетов эта — на первом месте… Так что звучит-то оно правдоподобно. Если бы не было сопутствующих фактов, вопрос о «Нейтроне» можно было бы закрыть. Но… Зигмунд, вот дальше — давайте вы. Это ваша область.

— Хорошо, — сказал Ковальский и встал. Бориславу показалось, что он хочет подойти к окну, но эта комната была без окон. Ровные кремовые стены. Ну и секретность…

Тут Ковальский повернулся.

— Ладно, — сказал он. — Астафьев, или кто там писал этот отчет, не учел вот чего. Из системы Радуги, конечно, выведена большая часть физических лабораторий, но уж станции дальнего контроля там остались точно. А флюктуации мерности, способные уничтожить звездолет, обязательно оставляют в пространстве след еще на несколько суток. Хотя бы одна из полярных станций Радуги такое бы заметила. Ну а поскольку ничего подобного не было, значит, «отчет Астафьева» — фальшивка. Не ошибка, а именно сознательная попытка ввести в заблуждение всех землян. Включая нас.

— Подождите, — сказал Борислав. — Астафьев же не мог не знать, что на Радуге есть станции дальнего контроля. Он же физик. На что он рассчитывал?

Ковальский вздохнул.

— О том, что на Радуге есть станции, он, конечно, знал. Он не знал о нашем интересе к этой системе. В нормальной ситуации перепроверять такой отчет никто не стал бы.

— Понимаю. Но тогда почему вы считаете неправильным, что не послали ему запрос?

Ковальский и Джеймс переглянулись.

— Прогрессор, — сказал Джеймс со странной улыбкой. — Все правильно, мы тебя потому и пригласили… Зигмунд имеет в виду, что прямой запрос насторожил бы Астафьева и, скорее всего, заставил бы физиков на «Янусе» прервать работу с кораблем, в чем бы она ни состояла. И экипаж остался бы жив.

Борислав посидел несколько секунд, унимая вдруг поднявшееся сердцебиение.

— Да, действительно. Дайте мне еще кофе, — попросил он. — И доскажите.

— Досказывать уже почти нечего, — сказал Джеймс. — Сразу после отчета Астафьева… точнее, сразу после того, как Зигмунд в нем разобрался, было заведено дело под названием «Линкор смерти». Предмет — гибель «Нейтрона». Пока только она. И вот тут я вспомнил о тебе.

— Почему — обо мне? — спросил Борислав.

Ковальский поставил перед ним чашку с кофе, мягко проследовал и сел.

— Нас намеренно дезинформируют, — сказал он. — Борислав, поймите: это уже не просто самодеятельность обычных исследователей, которые слишком увлеклись. Это — активное противодействие. Мы столкнулись с людьми, которые знают, что делают нечто или запрещенное, или слишком опасное, и готовы на многое, чтобы продолжать это делать. Уверяю вас, что даже КОМКОН-2 редко имеет дело с таким поведением… Соответственно, любые прямые запросы сейчас бессмысленны: они только спровоцируют наших оппонентов на новые шалости. Значит, нам нужен оперативник.

— И вы хотите это предложить мне? — Борислав отпил кофе. — Почему? У КОМКОНа-2 полно штатных сотрудников.

Джеймс встал, прошелся по комнате и опустился на соседнее с Бориславом кресло.

— Штатного сотрудника придется посылать под легендой, — сказал он. — А при таком уровне противодействия его могут и раскрыть. Комконовцы — все-таки не Прогрессоры, знаешь ли. Если я верно понимаю, Зигмунд считает, что здесь нужны прогрессорские методики, потому что больно велика ставка.

— И насколько же она велика?

— Не знаю, — сказал Ковальский. — Но вот я попробовал прикинуть, чем эта компания на Лангмюре вообще могла бы заниматься. Более или менее осмысленных версий у меня три, и ни одна мне не нравится… Во-первых, это могут быть какие-то игры с историческим временем. Во-вторых, это может быть поиск новых средств перемещения, например межгалактического нуль-Т. И, в-третьих, это может быть работа с какой-то новой квазиразумной субстанцией, вроде, например, Зеленых Облаков. Что из этого самое неприятное, я даже не знаю. Почему запрещены опыты со временем — очевидно. Что касается новых средств связи, то это выглядит очень привлекательно, но вы вспомните катастрофу на той же Радуге и попробуйте представить, к каким последствиям может привести подобная неудача в галактическом масштабе… Но больше всего меня беспокоит третья версия. Мощности, которые сосредоточены на Лангмюре, вполне позволяют создать проход в какое-нибудь иное пространство либо антипространство. И вот когда я пытаюсь вообразить, что может полезть нам навстречу с той стороны — тут у меня встают дыбом остатки волос… Может быть, это форма жизни, основанная не на полимерах. Может, вообще не на молекулах. Что она сможет в нас понять? Что — мы в ней? Что она нам предложит? Чего захочет? Чем будет угрожать? Можно задать еще десяток таких вопросов… А тут — несанкционированный, скрытый, нелегальный контакт. Они с ума сошли?.. И хуже всего, что именно эта версия мне кажется самой вероятной. В большом КОМКОНе хватает фанатиков контакта любой ценой, Комов — просто самый из них известный… Вот так-то. Поэтому я считаю нужным действовать очень аккуратно и в то же время решительно. Жестко. Идея привлечь Прогрессора принадлежала мне. А Джеймс сразу предложил вашу кандидатуру…

— Я бы пошел сам, — сказал Джеймс. — Но я никакой не оперативник. А кроме того, я никогда не скрывал своих занятий, и моя легенда не выдержит проверки. Ну, а тебе-то легенда и не нужна…

— То есть?

— Ты полетишь на Радугу под своим именем. И со своей биографией. Просто как Борислав Дружинин, Прогрессор, потерпевший профессиональную неудачу и временно отстраненный от работы…

— Что? Я не отстранен!

— Будешь, — заверил Джеймс. — В Совете галактической безопасности уже готов приказ. Формально — по состоянию здоровья. Но одновременно будет пущен слух, что дело тут не совсем в здоровье… точнее, даже совсем не в здоровье, а в твоем слишком своевольном поведении на Гиганде. Кстати, это частично правда. Своей геройскойгибелью ты сорвал какую-то важную операцию, насколько я знаю. Ну а Радуга — планета аутсайдеров, в роли отставника ты там будешь как раз к месту…

— Все это — только если вы согласитесь, — добавил Ковальский. — Если нет, ваша подготовка будет свернута, а все слухи и приказы… как это называется… похерены. И вы станете просто отдыхающим после ранения Прогрессором, к которому ни у кого нет никаких претензий.

Борислав рассмеялся.

— Невероятно соблазнительное предложение. Вы отнимаете у меня работу, распускаете обо мне темные слухи и отправляете за пару десятков световых лет, одного, разведывать то — не знаю что…

— Итак? — быстро спросил Джеймс. — Ты согласен?

— Да кто же от такого откажется!

Радуга. Питер Кроуфорд

9 июня 97 года


Над степью гулял ветер.

Небо было ясное: ровная голубизна. Ни одного облака. И ни одной птицы. Только ветер нарушал тишину. И даже простой травы в этой степи было мало: ветер не шел по ней волнами, как на Земле, а лишь слегка колыхал прозрачное марево злаков.

Борислав улыбнулся. Под ногами прошелестела ящерица. Даже этот шелест был отлично слышен.

— Четвертый день творения, — сказал Борислав вслух. — Бог создал гадов, а теплокровными тварями мир еще не населил. Как же так?..

Степь не ответила.

Борислав побрел по ней, никуда особенно не направляясь. Стоял полдень, тень была совсем короткой.

Степь, плоская как стол, тянулась отсюда на три тысячи километров. К северу ее сменяла так называемая тундра. Леса, состоящие в основном из колорадской сосны, пока встречались только в окрестностях Столицы. Живой мир Далекой Радуги восстанавливался медленно.

Борислав пригляделся. На горизонте маячила погодная станция. Вот это было то, что надо. Наблюдатели таких станций часто имеют какое-то отношение к науке, и поговорить они обычно не прочь. При том, что информации к ним за время работы стекается не так уж и мало… Отличное место.

Он снял сандалии и пошел босиком, слегка увязая в песке.

Уже метров за пятьсот от станции его заметили. Рослый человек в белой рубахе вышел на крыльцо и помахал. Борислав сделал ответный жест. Солнце пекло уже всерьез: самое время передохнуть. И выпить, скажем, чайку. Ведь должен же на метеостанции быть чаек?.. Он прибавил шагу.

Хозяин так и стоял на крыльце, разглядывая прибывшего. Мощный грузноватый мужчина. Белоснежная рубашка, небритое лицо. Полусветский медведь.

Борислав снял панаму и махнул ей. Человек на крыльце не ответил. Стоял, как монумент, и ждал.

Станционный домик представлял собой стандартный полевой модуль с салатовыми стенами и антеннами на крыше. Почему-то на сваях. Его окружал изящный палисад, перевитый пустынным вьюнком. Ворот, разумеется, не было.

— Поднимайтесь на борт, — сказал хозяин метеостанции. — А то скучно тут.

Борислав, раскачиваясь, поднялся по легкой дрожащей лесенке и протянул руку.

— Случайно к вам забрел, — сказал он. — Не мешаю?

Человек ухмыльнулся. Мотнул головой.

— Сейчас работы нет. И до вечера, кажется, не будет, — он посмотрел на небо. — Вы откуда шли? От Ключей?

— От Гринфилда. Я еще на рассвете вышел.

Человек уважительно приподнял брови. Вообще-то его лицо было малоподвижно, и лет ему — Борислав прикинул — было не меньше пятидесяти. Это кое-что означало. Добровольцы, работающие на таких станциях — обычно или молодежь, забирающаяся в глушь ради нового жизненного опыта, или неудачники, ищущие уединения в сочетании с полезной работой. Этот человек явно относился ко второй категории.

— Часов шесть, значит, идете, — пробормотал он. — Ну и ну. По жаре-то. Ладно, что же я — заходите в гости, хоть попьете чего-нибудь холодного. Меня зовут Питер.


В домике солнце не слепило глаза, и из окон был прекрасно виден горизонт. Край неба и край земли, сливаясь, растворялись в золотистой дымке. Ледяной сидр, который Питер разливал по стаканам, был того же золотистого цвета.

Питер Кроуфорд раньше работал морским биологом. Причем работал здесь же, на Радуге. Оказывается, сразу после знаменитой катастрофы в местных морях очень размножились кальмары: они спаслись от Волны, уйдя на самую глубину, и стали настоящим бичом океана, мгновенно пожирая всех рыб, которых несчастные ихтиотехники там выпускали. Надо думать, Радуга в те годы была мрачным зрелищем. Безжизненная сгоревшая суша и мутное, кишащее беспозвоночными хищниками море… Так или иначе, планету надо было заново заселять. И тут кому-то пришла в голову светлая, как тогда казалось, мысль: поселить в океан кашалотов, чтобы создать кальмарам естественный противовес…

Как раз кашалотами Питер и занимался. Он восхищенно говорил об этих умных, очаровательных чудовищах; Борислав с улыбкой внимал. Первые лет пятнадцать все шло отлично: кашалоты охотились на кальмаров, дружили с людьми и уже начали плодиться и размножаться. Но тут оказалось, что почти все поколение кашалотов, рожденное на Радуге, поражено странной мутацией, которая резко повысила их агрессивность. Носители мутации отличались от обычных китов даже внешне: Питер говорил, что они были похожи на гигантских головастиков с огромной пастью — и бросались совершенно на все живое… Работать с ними как с земными китообразными было невозможно. С происхождением мутации так и не разобрались; видимо, она была порождена изуродованной Волной биосферой Радуги — нигде больше ничего подобного никогда не наблюдалось. Предел наступил, когда кашалот-мутант потопил в Полярном море траулер «Лейтенант Брусилов», причем весь экипаж судна погиб. Деваться было некуда. Совет Радуги приказал провести операцию по уничтожению. Несчастные морские биологи, многие из которых отдали работе с кашалотами лет по десять — двадцать, были вынуждены этой операцией еще и руководить; а она оказалась не такой уж простой — кашалоты-мутанты были умны, как дьяволы, при малейших признаках человека они погружались километра на полтора, то есть на всю глубину океана Радуги, и их следовало там достать, не задев никого и ничего другого… Один из ведущих биологов Радуги, Сергей Ким, после этих событий навсегда оставил науку. Несколько других уехали с планеты. Ну, а Питер вот остался…

— …Здесь тоже интересно. Я ведь и биологией занимаюсь понемногу. Травы, ящерицы…

— А море?

Питер усмехнулся. Борислав никак не мог понять, растит он бороду или просто редко бреется.

— Может быть. Но я же специалист по китообразным, а их теперь тут долго не будет. А на всякие водоросли переквалифицироваться — это не мое. Совсем. Честно говоря, я думаю податься на Джиневру. Там вообще планета-океан, даже островов нет. Вот если бы на ней китов акклиматизировать…

Борислав кивнул и отпил сидра. Питер ему нравился. Вот ведь какое поражение пережил человек — и не сломался. Точнее, как раз надломился, но теперь разумно и умело лечит свой перелом. Без всяких психологов, между прочим…

— …Но почему?

Питер задрал свои косматые брови.

— Вы о чем?

Борислав улыбнулся, повертел в руке стакан и поставил его на место.

— Знаете, я же историк. Много лежит в памяти… Вы знаете, что такое Вторая мировая война?

— В общих чертах.

— Так вот, во время Второй мировой войны был такой момент. Фашистские линейные корабли прорвались через пролив Ла-Манш, который был наглухо перекрыт английским флотом. Должен был быть наглухо перекрыт… Эти корабли надо было потопить — а они прошли. Английский премьер позвонил по телефону в адмиралтейство и сказал одно слово: «Почему?» И положил трубку.

Питер долго молчал.

— Это вы о китах, — сказал он. — Я понимаю. Что тут сказать?.. Возможно, это был какой-то вирус. Вы про Надежду слышали?

Борислав поморщился.

— Да, — сказал он.

— Кошмар, верно?

Борислав вяло кивнул. Страшную историю Надежды знали все, кто интересовался галактическими путешествиями. Но говорить об этом не любили. Планету Надежда незадолго перед ее открытием землянами охватила пандемия вирусной прогерии — инфекционной болезни, вызывающей ураганное старение. Причем самих землян надеждинский вирус тоже поражал, и выяснилось это слишком поздно…

— Здесь что-то подобное?

— Да, — сказал Питер. — И я очень надеюсь, что это коснулось только китов… Вы знаете, что тут было сразу после Волны? И я не знаю. Я на Радуге всего пятнадцать лет. Но я знаю, что здешняя биосфера была мертва на три четверти. Неудивительно, что она творит неожиданные вещи… теперь. Когда ее оживили.

Борислав не ответил, потому что ему стало жутко. Он посмотрел в окно, на горящий светлый день. Панический страх… имени полуденного демона Пана… Вдруг стало ясно, почему люди всегда боялись воскресших мертвецов. Говорят, уже неандертальцы тщательно хоронили своих покойников — именно поэтому. Некрофобия. Боязнь даже ненароком соприкоснуться с чужим, непредсказуемым, неправильным, иномирным…

— Кстати, — сказал он. — Я так и не понял: а на Радуге вообще есть старожилы? Ну, те, кто тут еще до Волны поселился. Я пока таких не видел.

Питер задумался, наморщив лоб.

— Хм, — сказал он. — Нет, ну есть Пикбридж, конечно. Она как была главным биологом Радуги до катастрофы, так им и осталась. И остается. Легендарная личность. Железная старая леди. А вот кроме нее… Даже и не знаю. Вам это зачем-то нужно?

— Да я сам не знаю пока, — сказал Борислав честно. — Я же сейчас без работы. Но меня Радуга очень заинтересовала. Хочется ее просто изучить — ну, так, как любой историк изучает планету или страну. Или социолог. Странное желание, да?..

Питер пожал своими могучими плечами.

— Желание как желание. Ничего странного. Я вот тоже по своему почину кое-какие исследования веду, с ящерицами с этими… Знаете, я вспомнил. Есть один физик — Святослав Борисович Штромберг. Чудаковатый, надо сказать. Он был еще в команде Аристотеля. Это точно. И когда физические институты отсюда выводили, он остался. Кажется, вообще никогда больше никуда не улетал. Серьезной работы здесь сейчас для физиков мало, так что он служит наблюдателем на станции дальнего контроля. И давно уже служит. Пригодится вам это?

— Возможно, — сказал Борислав.

Радуга. Луиза Дельгадо

9 июня 97 года


Набережная Столицы производила фантастическое впечатление. Искусственный лес прямо у воды. Сейчас, поздним экваториальным вечером, людей не было видно, хотя их присутствие ощущалось. В мягкой тьме, до которой можно было дотянуться рукой, колыхались невидимые листья то ли кленов, то ли гинкго, то ли пальм. Над самой землей водили головками мини-прожектора; блики падали на шершавые ветки. Причудливые тени покрывали песок, парковые скамейки и руки сложным, ежесекундно меняющимся узором. И фоном для всего было море — бесконечное, светящееся даже во мраке, уходящее туда, где можно слиться с небом…

Ноги несли Борислава сами, и, задумавшись, он не заметил, как выбрел на открытое место. Это была маленькая освещенная площадка, вдающаяся в море. Она была обнесена легким парапетом, и посреди нее стояла белая травертиновая плита.



Борислав приблизился.

На плите была надпись:

Timothy Sawyer

2133–2156

To strive, to seek, to find, and not to yield.

Борислав постоял, читая. Было прохладно. Кто-то подходил из леса, но он решил не придавать этому значения. Радуга — одна из самых безопасных планет в Галактике…

Через мгновение он понял, что идет женщина.

Девушка. Светлая мулатка в длинном платье. Волосы у нее были, кажется, русые. Ночь мешала это понять.

— Его не успели спасти, — мелодично сказала девушка. — Он потерял зрение и не мог сам идти, а счет шел уже на секунды. Они бы, конечно, тащили его до последнего. И тогда могли погибнуть все. Он понял это. И ушел.

— Как? — Борислав подошел к девушке. От нее пахло ежевикой.

— В море, — сказала она. — Просто в море… Как вас зовут?

— Борислав. Борислав Дружинин.

— Луиза. Луиза Дельгадо.

Она обошла монумент и встала рядом. Борислав чувствовал, как бьется ее сердце.

— Часто здесь бываете? — спросил он.

Она тряхнула волосами.

— Да. Здесь хорошо думается, вы заметили?.. — Она шагнула вперед и нежно погладила пористый камень плиты.

— Тут красиво, — тихо сказал Борислав.

Луиза кивнула, не глядя.

— Иногда мне кажется, что я с Тимом давно знакома, — сообщила она. — Правда, это странно?

Борислав покачал головой.

— Ничего странного. Каждый погибший где-то жив.

Она кивнула.

— Я знаю. Но ведь он погиб за двадцать лет до моего рождения… А вы здесь работаете?

— Нет, — сказал Борислав. — По крайней мере, пока нет. Я… как бы сказать… в отпуске. В бессрочном, — он улыбнулся.

Луиза покосилась на него.

— Тоже из неудачников, — сказала она. — Не обижайтесь. Радуга — планета агробиологов, врачей и неудачников… Бродят тут толпами. Хотя чаще — поодиночке. Толпа одиночек…

— А вы — кто?

Она чуть повернула голову.

— А я медтехник. Не врач. Некоторые путают. Разочарованы?

— Нет, — сказал Борислав. — Но вас-то сюда как занесло?

— Я тут родилась, — сказала она. — Как раз в семье агробиологов. Родители сейчас в Южном полушарии. Мне все детство предлагали отправиться получать образование на Землю, а я не захотела, представляете?..

— Вполне. Но ведь здесь вы образование врача не получите…

— А зачем оно мне? — она улыбнулась. — Вы рассуждаете, как ученый.

— Я и есть ученый. Немного.

— Хорошо хоть немного, — сказала она. — Подождите… Разве вы в отпуске?

Борислав напрягся.

— Да. Непохоже?

Луиза грустно качнула головой.

— Не очень… Отпускники шатаются без цели. А вы похожи на человека, который что-то ищет.

— Да, — сказал Борислав. — Ищу. Только не знаю, что.

— Никто не знает, — сказала Луиза. — Ученые обычно думают, что знают, но они тоже не знают. Вы другой. Вы хотя бы знаете, что не знаете.

Борислав не нашел, что на это ответить, и они постояли молча, лицом к надписи и к лесу. Море тихо плескало за спинами.

Борислав думал о том, что люди все-таки очень разные. Интересно: считалось бы на Земле появление такой девушки ошибкой Учителя? Возможно, да. А возможно, и нет. С ней ведь все в порядке: делает свою маленькую работу и довольна. Кстати, чем она занимается-то? На Земле живых медтехников почти нет, если не считать школьников-практикантов; всю однообразную работу делают машины, а выпускники обычно идут сразу во врачи. А может, ей все равно, и она записалась в медтехи, просто чтобы не вызывать совсем уж косых взглядов. Причудливый бесполезный цветок.

— Где вы работаете? — спросил он.

— В гериатрическом центре. Сюда много пожилых туристов приезжает. И вообще, есть идея — сделать из Радуги главную здравницу Периферии. Не слышали?

— Не слышал, — сказал Борислав. — Я несколько лет провел не на Периферии даже, а за ее пределами. За фронтиром, так сказать.

— Не на Надежде?

— Нет… Есть много других планет. Про них про все, наверное, знают только специалисты. На некоторых живут люди. Миллиарды людей. И этим людям надо помогать…

Луиза слушала, наклонив голову.

— Помогать, — повторила она. — И как, у вас хорошо получается?

— По-разному. Но кое-что мы делаем.

Луиза промолчала. Борислав слушал ее дыхание. Слово «Прогрессор» он так и не произнес, но было очевидно, что Луиза знает, кто такие Прогрессоры, и относится к ним скептически. Как и большинство землян, если говорить честно. Хорошо еще, что Прогрессоры не любят рассказывать о своей работе.

— Если вы здесь надолго — заходите, — сказала Луиза. — Я обычно нахожусь в санатории «Холодная гора», там найти легко. И не бойтесь. О чужих планетах я спрашивать не буду, мне это неинтересно. Но… Если вы найдете то, что ищете, и захотите об этом рассказать — появляйтесь. Я хорошо умею слушать.

Борислав не успел ответить. Договорив, Луиза двинулась — и исчезла. Ее мягкие шаги были слышны из леса. Но, конечно же, догонять ее не имело смысла. Вспорхнула — и полетела дальше… Белая бабочка в темном грядущем.

Радуга. Святослав Борисович Штромберг

10 июня 97 года


До своего странноприимного коттеджа, расположенного на окраине жилой зоны Столицы, Борислав добрался только к часу ночи. Когда он шел по тропинке, его лицо задела ветка гигантской смородины. Звенели сверчки — милые земные существа, прижившиеся на Радуге пока, кажется, только здесь; Борислав помнил, что степь поразила его своим безмолвием. Он отомкнул магнитную дверь, зажег внутри свет, повалился на кушетку и стал думать.

За последние четыре дня он провел на Радуге около десятка бесед с разными людьми, всякий раз стараясь, чтобы встреча выглядела как случайность. Полезной информации эти беседы почти не дали; судя по всему, о группе «Янус» мало кто знал. Главная беда была в том, что здесь не осталось физиков. Это на Радуге-то, которую называли планетой физиков в ее лучшие годы! Ладно, будем работать с тем, что есть…

Разговор со Святославом Штромбергом Борислав решил отложить до завтра. Подключившись к планетной инфосети, он быстро узнал, что Святослав Борисович сейчас, скорее всего, находится на станции дальнего контроля «Радуга-Север». Добраться туда легко, но вот выдать себя за случайно забредшего туриста уже не удастся — хотя бы потому, что станция эта стоит на скалистом острове в Полярном море, километров за четыреста от ближайшей точки побережья континента. Да и побережье там безжизненное. Придется брать глайдер… Ничего этому Святославу не сделается, подождет до утра уж как-нибудь… Прогулка… Лес… Луиза… Луиза? Ох, какая странная… а, впрочем, кто тут не странный?.. Ночная фея… Планета агробиологов, врачей и неудачников, надо же… Он не заметил, как уснул.


Святослав Борисович Штромберг оказался моложавым человеком с аккуратной седой бородкой и глазами-вишнями, — как у Атоса, сразу подумал Борислав. Его макушку венчала вязаная шапочка, а одет он был в штормовку, застегнутую до горла: на острове было холодно.

Борислав выбрался из глайдера (тот остался качаться у причала на поплавках) и пошел навстречу.

— …Извините, что побеспокоил. Меня зовут Борислав.

— А меня — Святослав Борисович, — рукопожатие старика было сильным и сухим. — Могу чем-то помочь?

— Думаю, да… На самом деле, я хочу просто поговорить. Понимаете, я по специальности — историк. Занимался другими планетами, не Землей… но вот сейчас из-за здоровья вынужден на время сменить работу.

Карие глаза Штромберга стали чуть серьезнее.

— Интересная у вас работа, если ее приходится менять из-за здоровья… Господин историк.

Борислав усмехнулся краем рта. Именно такой реакции он и ждал.

— Да, вы поняли верно. Я был прикладным историком, работником СГБ… Не любите нас?

Штромберг вдруг улыбнулся. Очень тепло.

— Ну почему сразу — не люблю. Работа как работа. Не хуже, чем у врачей, например… Но, кажется, вы начали говорить о каком-то деле.

— Да, начал… Я прилетел сюда просто так. Потому что Радуга — спокойная планета. Чуть ли не случайно ткнул в карту. Но вот я здесь уже пятый день, и мне… интересно стало. Как изменилось общество Радуги за последние сорок лет. Что было до катастрофы, и что стало после. Как… как потеря общей задачи повлияла на структуру. И на отношения. Я решил об этом написать. Не серьезную работу, конечно, не диссертацию, — просто социографический этюд. Но тут я сразу столкнулся с затруднением. Понимаете, на Радуге очень мало людей, которые могут сравнить жизнь до катастрофы и после. Ну и…

— Понятно, — сказал Штромберг. — Что ж, приветствую вас на острове… И на планете. Пойдемте в жилую башню, там говорить удобнее.


— …Да, Аристотель был авторитарным руководителем. А кто из крупных ученых не авторитарен? Нет, я вру, конечно. Есть такие, которым это несвойственно. Чарльзу Дарвину это было несвойственно, и Джонатану Форстеру это тоже было несвойственно… Форстера, кстати, я очень уважал. Но у него фактически не было своей группы, он работал соло. А я тогда был сторонником коллективной организации науки, я считал, что совершить прорыв можно только бригадой… Впрочем, работать у Аристотеля было интересно. Все-таки Волна — принципиально новое природное явление, и она не перестала быть природным явлением от того, что ее создали мы сами… Сейчас, задним числом, я понимаю, что это было полное безумие: проводить нуль-эксперименты на планете. А ведь никто не возражал. Никто. Даже волновики не возражали. Хотя это как раз понятно, у них под боком был интересный объект, вот они и… Точнее, не «они», а «мы». Да… Борислав, вам налить еще чаю?..

— Конечно, — сказал Борислав искренне.

Штромберг потянулся к фарфоровому чайнику. Напиток, который он называл чаем, был на самом деле бодрящим настоем каких-то северных травок. Он уже успел рассказать, что специально летает на юг, на границу степи и тундры, — собирать их.

— Спасибо… Чай у вас вкусный… Святослав Борисович, простите, я задам резкий вопрос.

Штромберг поднял глаза на гостя.

— Прошу.

— Вы остались на Радуге, потому что чувствуете вину?

Штромберг ответил не сразу. Он сидел на коврике по-турецки, очень спокойный, привалившись к вогнутой стене, за которой бушевал мокрый ветер. Потом он сказал:

— Да уж. Так меня спрашивают все-таки редко. Хотя, в общем, я никогда не скрывал… Но, с другой стороны, я никому не навязывал своего решения. И не хотел навязывать, и не пытался… Радуга — это целая планета, с которой мы совершенно бесчеловечно обошлись. Если бы она была живым существом… а, вы знаете, есть ученые, которые так и говорят, что землеподобная планета — это живое существо… Единый большой организм. Да, я остался именно поэтому. Принимал участие в восстановлении, пока в этом была острая надобность — вы знаете, тут в первые годы каждая пара рук была на счету. А потом, когда планета более-менее ожила, выяснилось, что лет-то прошло довольно много — и никто за пределами Радуги меня не ждет… Ну, не буду преувеличивать. В какую-нибудь лабораторию меня, конечно, взяли бы. Но я как следует подумал — и понял, что мне это уже неинтересно. И не стал никуда улетать.

— И с тех пор — здесь? На станции?

— Ну да. Здешнюю работу тоже должен кто-то делать. Причем гораздо лучше, если это квалифицированный физик, а не мальчишка-доброволец.

— Не скучно?

— Да нет. Физическая картина в окрестностях Радуги все время меняется. Там есть за чем последить, и даже есть что поизучать…

— Но последствий Волны сейчас уже нет? Я имею в виду — физических.

— Скорей всего, нет. А вообще — дьявол его знает… Вы, дилетанты, наверное, думаете, что за сорок лет Волну изучили вдоль и поперек. А это ведь не так. Сразу после катастрофы — да, был всплеск исследований. Но очень скоро эту тему оставили. Собственно, почти сразу, как нуль-Т наладили, и стало понятно, что Волна больше не опасна. Постепенно большинство физиков-волновиков переключилось на что-то другое… благо выбор был велик. Даже группа Аристотеля развалилась. И в целом физика Волны осталась тупиковой веткой. Тут ничего необычного, таких веток вообще очень много — на все, что интересно, сил не хватит никогда…

— А если разом начать исследования по ним по всем?

— Тогда мы превратимся в сверхцивилизацию. Или погибнем. Цивилизация, которая в полную мощь развивает сразу все ветви науки — это будет как вспышка сверхновой. Нескольких десятков лет хватит, чтобы изменить мир вокруг нее навсегда.

— По-вашему, этого еще не было?

Штромберг отмахнулся.

— Нет. Всегда были ограничители, те или иные. Всегда. И я даже вообразить не могу, что получится, если их снять…

Борислав кивнул.

— А нынешняя Радуга — безопасное место? Как вы оцениваете?

Штромберг задумался.

— Планета — да. Насколько я знаю, по крайней мере. А вот за систему не поручусь.

— За систему? — Борислав сделал вид, что удивлен. — А что происходит в системе? Там есть какие-то источники угроз? Я думал, она вообще не населена…

Штромберг слегка улыбнулся. Борислав никак не мог отделаться от мысли, что этот собеседник его разгадал. Или разгадает вот-вот.

Но какая, в конце концов, разница? Если разгадает — может, даже лучше. Поймет, с кем говорит, и поделится, чем сочтет нужным.

А может быть, и нет. Может быть, это все параноидальные домыслы человека, который слишком долго работал в разведке. Большинство землян ведь даже и не знает, что это такое…

Тут Штромберг отворил уста.

— Система Радуги не населена, — сказал он. — Формально это действительно так, никаких крупных колоний здесь нет. Но, понимаете ли, люди активно летают по этой системе уже лет пятьдесят. Понавешали радиомаяков, всевозможных автоматических станций, спутников искусственных… Система-то большая. И притом, как бы это выразиться, — захолустная…

— То есть что-то в ней все-таки размещают?

— Возможно.

— Орбитальные лаборатории?

— Возможно. Или что-то еще, в том же роде. Такой информацией меня никто не снабжает.

— А какие-нибудь катастрофы в системе… были?

— Да. И вы наверняка про это что-то в здешней инфосфере прочитали — раз уж спросили. Так?

— Так, — Борислав решил, что валять дурака не стоит. — Я читал про звездолет «Нейтрон». Пропавший. И мне так и непонятно, что же с ним произошло…

Штромберг глубоко вздохнул.

— «Нейтрон» погиб, — сказал он. — Самое странное, что неизвестно, где это случилось. Координаты были неоднозначны… да что там — просто бессмысленны.

— Какие координаты?

Штромберг удивился.

— Автоматически присланные, разумеется. Там до последних миллисекунд работал передатчик.

— А люди?..

— Люди ничего не сообщили. Скорее всего, просто не успели. Но бортовой вычислитель все равно сбрасывал информацию на передатчик, а тот был исправен. И непрерывно передавал. Аварийная программа.

— И вы поймали эту передачу?

— Конечно.

— И там были данные о повреждениях корабля?

— Да.

— Позвольте спросить: какие?

Штромберг подумал.

— Ладно, — сказал он. — В конце концов, в Совет Радуги я это уже переслал… Борт «Нейтрона» был прорезан очень узким пучком рентгеновского лазера. Хорошо так прорезан. Корабль буквально развалился.

Борислав постарался не дать воли чувствам. Он сказал:

— Интересно… А вы знаете природные источники, которые могут давать такое излучение?

— Нет. По крайней мере, я не могу такой источник даже придумать.

Штромберг отпил чаю. Лицо у него стало совсем замкнутое, как у тибетского ламы.

— Делайте с этой информацией что хотите, — сказал он. — Я… что я. Моя жизнь почти закончена. Да и не волнует меня больше ничего. Просто я с детства не люблю загадки. Точнее, я не люблю, когда они остаются загадками. Если такую загадку разгадать — может быть, кому-то станет лучше… Не знаю…

Интермеццо

10 июня 97 года


Дальнейший разговор со Штромбергом Борислав свернул так стремительно, как только позволяли приличия. Даже соответствие легенде теперь не имело значения. Карты раскрывались. Решив лететь быстро, он в результате повел глайдер на такой высоте, что потерялся в облаках, и пришлось включать нуль-навигатор; но все обошлось. Факты, сообщенные стариком, потрясли его. Он никак не мог успокоить сердце. Это на какой же мине мы сидим, на какой пороховой бочке… Кажется, он никогда в жизни не волновался так.

База глайдеров в Столице располагалась на маленьком искусственном озере. По нему плавали оранжевые утки. Борислав выпустил поплавки и оставил свой глайдер у причала. Хлопнул его по колпаку: хорошая машина, послужил, спасибо… У него была давняя привычка разговаривать с техникой.

На берегу озера было уличное кафе. Как раз то, что надо… Живых работников в кафе, конечно, не было, посетители просто подходили к автомату. Впрочем, сейчас там было пусто. Очень кстати. Борислав взял себе какой-то молочный коктейль, сел под зонтик и попытался еще раз спокойно, ни на что не отвлекаясь, обдумать то, что он за сегодняшний день услышал.

Борт «Нейтрона» был пробит узким пучком рентгеновского лазера. Попросту говоря, это означает, что в «Нейтрон» стреляли. В любом другом случае повреждения были бы иными. Чтобы нарушить внешнюю защиту звездолета этого класса, нужна такая интенсивность излучения, которая где-нибудь в окрестности звезды просто размелет корабль в пыль. Здесь этого не было. Значит, луч был действительно очень узким — как игла, как бич, как пулевая трасса… А узкие лучи такой силы бывают только искусственными. Никуда от этого не денешься.

Значит, сотрудники «Януса» обнаружили вечный кошмар ксенологов: агрессивную высокотехнологичную цивилизацию.

Неудивительно, если они до сих пор не знают, что с этим открытием делать…

Но скрывать такое!..

Охо-хо. Получат они по первое число, и по заслугам.

Стоп. Подумаем заново. Агрессивная галактическая цивилизация — не бред ли?

А почему, собственно, бред? Конечно, есть сотни социологов, которые будут нас убеждать, что выход цивилизации на коммунистический этап развития обязан предшествовать звездной экспансии, и никак не наоборот. Базисная теория коммунизма. Есть даже расчеты, это подтверждающие. Но что расчеты?.. Что, если просто подумать? На качественном уровне? Социологи, конечно, люди умные, но догматиков хватает и среди них. Окажись такой социолог в девятнадцатом веке, он, пожалуй, с тем же успехом доказал бы… ну, скажем, несовместимость фашизма и авиации. И расчетами бы подтвердил. А чем, спрашивается, овладение авиацией так уж принципиально отличается от овладения межзвездными полетами?..

И самое главное… Тут Бориславу вдруг адски захотелось закурить. Ужасная привычка, да… Самое главное. Мы привыкли рассуждать о цивилизациях так, словно они обязаны состоять из гуманоидов. А ведь на самом деле мы можем столкнуться с чем угодно. Что такое жизнь? Что такое разум? Никто не знает. Вот потому-то мы и не знаем, чего ждать. Разумные термиты, разумная грибница, разумные вирусы… Даже наличие кораблей, подобных нашим, ничего не докажет: законы физики для всех одни, они будут диктовать ограничения, вписаться в которые может кто угодно… Или что угодно. Кошмар. Срочно, просто срочно надо действовать, чтобы хоть немного это прояснить…

И, допивая коктейль, Борислав понял, что теперь возникает развилка. У него есть две возможности. Первая: пойти в Совет Радуги, предъявить там комконовские полномочия и, громко стуча кулаками по столам, затребовать объяснений. Что за чертовщина произошла с сообщением Штромберга, кто персонально его получил, кому передал, и какого беса об этом до сих пор не знают на Земле?.. Это будет, несомненно, эффектно. Но вот эффективно ли? Полномочия полномочиями, а если они там захотят меня запутать — запутают. Не для моей квалификации такая задача. И Ковальский со Стюартом это понимали, когда выбирали кандидата.

Значит, остается вторая возможность. Заняться непосредственно объектом «Янус». По-настоящему заняться. Шутки кончились. При таком раскладе это должен быть не дружеский разговор и даже не официальный визит, а полноценная прогрессорская инфильтрация.

Так… Борислав незаметно осмотрелся и, убедившись, что рядом нет лишних глаз, достал из внутреннего кармана маленький, с закругленными обводами тяжелый цилиндрик. Это был портативный нуль-передатчик для экстренной связи, настроенный всего на один канал. Борислав активировал его — красный глазок отозвался — и, чертыхаясь с непривычки, набрал в поле ввода девять букв: «RRR RRR RRR». И, помедлив разве что секунду, нажал на точку отправки.

Все, теперь обратного хода нет. Он отодвинул пустой стакан, поднялся и пошел по дорожке к жилому комплексу. Домой нужно было зайти, чтобы взять вещи — если, впрочем, что-то из вещей вообще пригодится. Он не был в этом уверен. Внедрение на чужую космическую станцию, изолированную и наверняка охраняемую, — не такое простое дело. Надо подумать над методами, чтобы выбрать нужный точно, без промаха…

Еще не дойдя до дома, он принял решение.

Объект «Янус»

11 июня 97 года


— Диспетчер, говорит вахтенный. К нам идет корабль.

— Что? Джонас, ты не… Ох, и правда. Как его сюда занесло-то?

— Легкий планетолет типа «чайка». Покататься кто-то решил.

— И заблудился…

— Его могли не предупредить. В астроцентре на планете те еще раздолбаи сидят, сам знаешь.

— Или предупредили, а он значения не придал.

— Неважно. Будем надеяться, он сам уйдет. Уж посадка на спутники ему не разрешена точно.

— Отчаянный турист может и на спутник сесть попытаться…

— Ну уж. Не настолько они тут отчаянные. Это Радуга.

— Радуга, Радуга… Траектория у него какая-то странная. Может, посигналить?

— Не будем пока. Мало ли, порезвиться человеку захотелось.

— Ага… на большие планеты полюбоваться… Главное, чтобы он в них не нырял.

— Главное — это чтобы он не сел к нам.

— Ну да… Смотрите, он отклоняется.

— Не просто отклоняется, а идет в нашу сторону.

— Расстояние — сто мегаметров и сокращается…

— Вальтер, ты накаркал.

— Подождите! Он может идти к Иверне всего лишь.

— По такой странной трассе? Ну, подождем.

— Снижается и выходит на круг.

— Уже снижается, да? Какое у него расстояние?

— Сейчас — уже меньше пятидесяти мегаметров от Лангмюра…

— Это называется не «снижается». Это называется «падает»! Пилот «чайки»! Пилот «чайки», вас вызывает Лангмюр! «Чайка», вы меня слышите?

— Сорок мегаметров…

— А скорость-то у него хоть снижается?

— Представь себе — нет.

— «Чайка», ответьте! Вы вошли в запретную зону!

— Да он уже давно в этой зоне… Управление потерял, что ли?

— Что, вместе со связью? Так бывает вообще?

— Тридцать мегаметров…

— Бывает при системных отказах.

— «Чайка», это Лангмюр! Если связь работает — ответьте!

— Что будем делать?

— Подожди. Может, он очухается.

— Ох, непохоже…

— Или пилот потерял сознание? Так может быть?

— Двадцать мегаметров…

— Если за дело берутся халтурщики — быть может все.

— Вальтер, не нуди.

— Лангмюр вызывает «чайку». Лангмюр вызывает «чайку». Лангмюр вызывает…

— Стоп. А беспилотником такой корабль не может быть?

— «Чайка»? Исключено. Только если она очень сильно переделана.

— Вы имейте в виду, что еще чуть-чуть — и он не сможет уйти из поля Лангмюра самостоятельно. Если он, конечно, неисправен.

— Десять мегаметров! И сокращается. Пора что-то делать.

— Так, ребята. Я выпускаю орбитальных роботов.

— Он неуправляем, что ли?

— Я не уверен. Как-то он странно движется…

— Роботы стартовали.

— Шесть мегаметров. Чуть замедлилось, но все равно сокращается.

— Внимание! Я, как диспетчер, приказываю. Берите его.

— Активирую программу захвата.

— Доннер-веттер…

— Так. Один из роботов приблизился.

— Магнитные захваты?

— А вот и нет! Мимо.

— Мне интересно, он управляем все-таки или нет?

— Ушел… Еще и робота покорежил.

— С ума он сошел? Или это у него компьютер сошел с ума?

— Он сейчас над морем Диксона. Если туда плюхнется — не достанем.

— Не плюхнется. Он пролетел его уже почти.

— Не туда, так в какое-нибудь другое море… Или озеро…

— Ладно. Уговорили. Я активирую гравипушку.

— Захват лучом?

— А что еще, черт побери, делать?

— Он снижается…

— Падает, Джонас. Уже точно падает.

— Ты как думаешь, он наш купол заметил?..

— Я не отвечаю за психологию ненормальных… Черт!

— Чуть-чуть бы… Повезло…

— Ох, не сглазь! Снижается… снижается… Да что он делает, ведь нельзя с такой скоростью снижаться! Сумасшедший…

— Это вряд ли он. Это программа сбрендила.

— А-а-а-а-а-а-аххх!!!

— …Все. Вмазался.

— Так. Пушку я выключаю. Роботов переориентируйте на захват цели с поверхности. Пусть берут и тащат. Очень аккуратно, он там наверняка побился.

— Прямо к нам? Под купол?

— А куда? Джонас, у тебя есть другие предложения?

— Ну… Нет.

— Прямо к нам. «Чайку» — в отдельный ангар, пилота — в госпиталь. А потом и посмотрим, кто к нам пожаловал.

Внутри «Януса»

11 июня 97 года


Когда Борислав пришел в себя, все было белым. Стерильно-белые стены, белые трубки какого-то прибора, белая постель. Матовое стекло круглого окошка…

Медицинский отсек, несомненно.

Значит, главное сделано. Он внутри «Януса».

Никаких измерителей времени в отсеке не было. Значит, придется положиться на биологические часы. Конечно, сотрясение мозга их сбивает, но… Часа полтора-два прошло, вряд ли больше. А это значит, что он еще в «Янусе». Перелет бы он заметил. Да и вряд ли они организуют перелет так быстро.

Хотя, надо полагать, избавиться от гостя здешние хозяева очень даже непрочь…

Вдруг — разрывом — пришла недавняя память. Черное небо — и огромный край планеты Иверна. Ледяной гигант. Темная бездонная сфера, почти целиком закрытая белыми клочьями аммиачных облаков; они рвались, закручивались, и можно было лишь гадать, с какой невероятной скоростью они там несутся… Впрочем, в планетолете ему было не до пейзажей. Машина прямо стонала от безумных маневров, которые он выделывал. И… да, в последние секунды стало по-настоящему страшно. Перед тем, как «чайка» врезалась в ледяную гору…

Острая инфильтрация. А что оставалась делать? Планируя эту операцию, Борислав прекрасно понимал, что идет на риск. Он поставил хозяев «Януса» перед жестким выбором: или спасти планетолет, тем самым втащив к себе под купол незваного гостя, или… Или — не спасать. И в последнем случае никаких вариантов уже не было. КОМКОНу-2 просто пришлось бы послать сюда кого-то другого.

Вызовы с Лангмюра он игнорировал намеренно: пусть наши друзья считают поведение планетолетчика странным, пусть поищут объяснений, посомневаются… В форсированных ситуациях логический туман всегда на руку активной стороне. Простейший принцип.

Ну, и что теперь будет?

Понятно, что будет. Его постараются изолировать. Долечить — и выдворить отсюда как можно скорее.

Борислав улыбнулся сам себе.

Знают ли снаружи, что он уже очнулся?

Наверняка да.

Значит, гости будут скоро.

Ну что ж, господа. Добро пожаловать. Посмотрим, как вы играете такие партии.

Он прикрыл глаза и стал ждать.

Мягкий шелест герметичной перепонки раздался меньше чем через минуту.

Борислав поднял голову.

Человек в легком синем рабочем костюме — такие частенько носят сотрудники внепланетных станций, от лаборантов до академиков. В очках. Конечно, очки — в наше время скорее причуда, гораздо проще сделать коррекцию зрения, но не будем слишком строги… Возраст — вероятно, лет двадцать пять, тридцать. И по общему облику — типичный ученый. Ну что, будем знакомиться?..

— Меня зовут Рэй, — сказал вошедший. — Вы находитесь на научной станции на поверхности Лангмюра. Не знаю, помните ли вы…

— Помню, — сказал Борислав. — Отлично все помню. Скажите, Рэй, кто у вас тут главный?

Рэй замялся.

— На это не так просто ответить. У нас группа. Единого лидера нет.

Борислав изобразил на лице досаду.

— Рэй… Да, кстати: меня зовут Борислав. (Рэй кивнул.) Рэй, вы, наверное, заметили, что мой планетолет довольно странно двигался. Или вам рассказал кто-нибудь, неважно… (Рэй опять кивнул.) Так вот, это имело причину…

Борислав замолк. Рэй ждал.

Борислав откинул голову на подушку. Рэй двинулся помочь ему, но передумал.

— Я не знаю, — сказал Борислав. — В это трудно поверить, вот почему я колеблюсь… Даже сейчас… Сегодня, на подлете к Иверне, я видел нечто совершенно невероятное. Я даже подумал было, что это галлюцинация. Но нет — если не предполагать, что у меня одновременно испортились все приборы… Я видел это ясно, и знал, что… что не смогу такое даже вообразить. И все-таки оно было, понимаете?..

— Что? — тихо спросил Рэй.

Борислав медленно помотал головой.

— Это я скажу только руководителю всего вашего проекта. Лично. Устройте мне встречу с ним. Это не может быть очень сложно.

Рэй наморщил лоб.

— Боюсь, что это не получится…

— Я настаиваю. Вы, конечно, можете выдворить меня отсюда и без такого разговора. Но тогда я буду делать с информацией все, что сочту нужным. Если это все-таки была галлюцинация… или если я просто помешался… ну тогда — хорошо. А если нет? Вам это не понравится.

Рэй замялся. Борислав с любопытством ждал, как он поведет себя в ответ на такой напор.

— …Я вас понял, Борислав. Сожалею, что вы вынуждены так волноваться. Руководителям проекта — доложу. Ждите.

Дверная мембрана схлопнулась.

Борислав сел в кровати и покачал головой. Приходилось признать, что Рэй молодец: на агрессивность собеседника он ответил достойно. Ну, посмотрим, с чем вернется…

Рэй вернулся уже минут через восемь. Двигался он быстрее, чем в первый раз, и выглядел решительнее.

— Борислав, извините. Главный руководитель здешней лаборатории, профессор Робийяр, сейчас в эксперименте. Встретиться с ним невозможно, разве что вы готовы ждать неделю. С вами может побеседовать его заместитель, профессор Сумароков. Устроит?

Борислав сделал вид, что задумался.

— Да. Устроит. Он прямо сюда придет?

Рэй пожал плечами.

— Видимо, так проще…

Борислав помедлил. Положение пациента на больничной койке — для сложного разговора не самое выигрышное. Но в данном случае на это, пожалуй, наплевать.

— Хорошо. Я его жду.


…Все-таки он заснул — и, проснувшись, увидел белый отсек, посреди которого находился полноватый лысоватый человек с усами щеточкой и намечающимися брылями. Человек этот тряс Борислава за плечо. Взгляд у него был пронзительный, движения резкие — типичный холерик. Несомненно, это и был Антон Павлович Сумароков, современный гиперфизик номер два, получивший от коллег прозвище «шаровая молния».

Убедившись, что Борислав больше не спит, Сумароков уселся на табуретку.

— Мне сообщили, что вы хотите менявидеть. Я вас слушаю. Но хочу предупредить, что у меня мало времени.

Борислав сел и потер затылок. Вдруг заболела голова. Гипнотренинг снимает такую боль почти мгновенно, но сейчас с этим придется погодить…

— Я знал, что вы придете, — сказал он.

— Рад за вас. Может быть, представитесь?

— Пожалуй… Меня зовут Борислав Дружинин. Мои прежние места работы сейчас значения не имеют, а в данный момент я агент КОМКОНа-2 с чрезвычайными полномочиями. И в рамках этих полномочий у меня к вам есть вопросы, Антон Павлович.

Сумароков закинул ногу на ногу.

— Вот как… Слушаю.

— Собственно говоря, вопрос у меня один. Кто уничтожил «Нейтрон»? Только, пожалуйста, не ссылайтесь на фальшивые отчеты. В этот корабль стреляли. Рентгеновским лазером. И я хочу увидеть тех, кто это сделал. По крайней мере, узнать, кто они. Гуманоиды, негуманоиды, разумные муравьи, разумная плазма, разумное антивещество… Я хочу знать, с кем вы установили контакт. Потому что теперь я не сомневаюсь, что «Янус» существует именно для этого.

Сумароков склонил голову набок. Как собака, когда прислушивается, подумал Борислав.

— Интересная постановка вопроса. А если я вам ничего не скажу? И просто принудительно эвакуирую обратно на Радугу?

— Я не смогу этому никак помешать. Хочу только сказать, что сигнал тревоги по нуль-связи я отправил шесть часов назад. Это означает, что спецгруппа КОМКОНа уже на Радуге. И ждет моего отчета. — Он сел поудобнее. — Видите ли, когда я отправлялся, мы договорились о трех видах сигналов, взяв за основу старые земные морские коды. Три буквы «S» там означали вражескую подводную лодку, три буквы «Q» — вспомогательный крейсер, и три буквы «R» — линкор. Разная степень угрозы. Можете догадаться, какой код я отправил? И как, по-вашему, будет реагировать КОМКОН — оба КОМКОНа, — узнав, что вы обнаружили чужую агрессивную цивилизацию — и скрыли контакт с ней? Я — ваш последний шанс решить проблему миром. Советую над этим подумать. Если я вернусь с сообщением, что вы готовы к диалогу — меня еще послушают… Или, может, вы собрались уйти? В это ваше параллельное пространство? Или в параллельное время? Насовсем? Что-то я сомневаюсь. Ну, если вы решили это делать, то делайте. А если все-таки нет — то не творите глупостей, пожалуйста. Даже если у вас есть кто-то во Всемирном совете — да, я и такого не исключаю — но не уверен, что он вас поддержит…

Сумароков молчал, цепко уставясь Бориславу в глаза. Думал. Прикидывал что-то.

Борислав почувствовал себя увереннее.

— На всякий случай: если я отсюда не вернусь… Не морщитесь. Я не предполагаю, что лично вы способны на убийство, но ведь при крайних обстоятельствах люди иногда идут на крайние меры… Так вот, в этом случае система Радуги будет закрыта и подвергнута карантину. Все полеты в нее и из нее будут приостановлены, все нуль-порталы — заблокированы под любым предлогом. И сюда прибудет авральная команда… Но до такого ведь не дойдет?..

Сумароков молчал.

— Антон Павлович, поймите: игра сделана. Дальше скрывать то, что произошло, у вас в любом случае не выйдет. А я вам предлагаю относительно почетный выход.

Теперь они молчали оба. Борислав не считал нужным торопить собеседника. Сумароков — не дурак и не юнец, он уже наверняка отбросил все нереальные варианты. Пусть додумает.

— Аварию вы устроили специально? — теперь голос Сумарокова был чуть надтреснут.

— Да. Я решил, что это самый быстрый способ к вам попасть.

— А если бы вас не подобрали?

— Я рискнул.

Борислав только сейчас заметил, что глаза у Сумарокова ярко-голубые.

— Антон Павлович…

— Да, — Сумароков встал. Видимо, он привык расхаживать взад-вперед во время своих семинаров. — Хорошо. Я не могу сейчас спросить Робийяра, но, похоже, вы правы… Лучшего выхода нет. И время что-то решать — наступило… Скажите, — он остановился и повернулся. — А вы сами не боитесь?

— Боюсь, — сказал Борислав. — Но неизвестности я боюсь еще больше.

Сумароков резко кивнул и сел.

— Итак, кто они?

Сумароков медлил с ответом. У Борислава возникло чувство, будто перед ним дверь. Маленькая тяжелая чугунная дверь, которая очень медленно открывается, открывается, открывается…

Звездолет «Руслан»

11 июня 97 года


— Борислав, вы знаете, что такое вариохроника?

Теперь Сумароков был спокоен и печален. В зале совещаний «Януса», куда они прошли из палаты, никого не было.

— Э… Видимо, нет.

Сумароков вздохнул.

— Кто вы по образованию?

— Я историк.

— А… Это может быть кстати. Я вообще начинаю думать: наверное, все-таки хорошо, что вы здесь… Ладно. Про физику постараюсь кратко. Лет тридцать назад стало окончательно ясно, что время нашей Галактики — это, на самом деле, очень сложная структура. Есть, скажем, зоны, где время течет очень медленно — их называют брадихронами. Есть, наоборот, тахихроны. А есть, по-видимому, и ретрохроны, где ход времени попятный… Это было открыто в ходе нуль-экспериментов, но быстро выяснилось, что такие зоны существуют во Вселенной и помимо нас. И в результате возникла целая ветвь физики, занятая изучением разнообразных вариохронов, областей с переменным временем… Ну, какое-то время вариохроника была в основном делом теоретиков. Самое большое, что получалось — это составлять карты. Тоже, впрочем, интересное занятие.

— Древнее, — сказал Борислав.

Сумароков с интересом взглянул на него.

— Да. Пожалуй… Ну так вот. Постепенно стало понятно, что брадихроны ветвятся. Почти как реки: несколько протяженных брадихронов собираются в один более мощный… И вот когда это выяснилось — возникла идея. Создать корабль, способный пройти по брадихрону вниз.

— До устья?

Сумароков кивнул, поджав губы.

— Как назывался корабль?

— «Руслан». Так вышло, что его собирали именно здесь, на орбите Радуги. Это был уникальный звездолет. Темпоральный люгер с форсированным Д-двигателем и гиперполевой броней. Он был способен выдержать даже попадание в тахихрон, которое вообще разрушительно для чего угодно… И вот когда он ушел в свою первую экспедицию… Когда он ушел — тут-то все и случилось.

Звездолет «Руслан» (продолжение)

31 мая 96-го года «Руслан» вошел в один из истоков ветвящегося брадихрона, расположенного в темной зоне в дальней части галактического рукава Ориона.

Иглообразный корпус «Руслана» нес на себе решетки нейтринных отражателей: защита, дававшая некоторую надежду выжить даже в темпоральном шторме. Еще ни один земной корабль никогда не входил в зону переменного времени насколько глубоко. Экипаж следил за приборами, готовый к любым неожиданностям.

3 июня по бортовым часам «Руслан» вышел из устья брадихрона. Теперь вокруг была знакомая чернота самого обыкновенного космоса, в которой светили самые обыкновенные звезды, в основном относившиеся к спектральным классам G, K и M. Получив заверения физиков, что никаких угроз не наблюдается, капитан корабля Курт Хартманн принял решение отключить отражатели и лечь в дрейф. Надо было осмотреться.

Астроном Луиджи Феррари довольно быстро провел начальную привязку, из которой следовало, что за свое путешествие «Руслан» сместился в пространстве очень слабо. Кое-кто из экипажа даже высказал по этому поводу разочарование. Завязалось обсуждение, в котором предлагались разные идеи о том, куда стоит двигаться дальше.

И тут подал голос навигатор Вуонг Чан. В окрестности «Руслана» появился корабль.

Он был уже достаточно близко, чтобы его можно было рассмотреть в оптическом диапазоне. Довольно неуклюжий — прямоугольная серая коробка с какими-то надстройками, — и все же производящий впечатление уверенной хищной силы.

Больше всего людей с «Руслана» удивили две вещи. Во-первых, нанесенное на середину корпуса чужака подобие крылатого герба. И во-вторых, десяток дюз в носовом срезе. Кто-то предположил было, что это противометеоритные пушки, но зачем их так много? Да и кто будет держать порты для противометеоритных пушек постоянно открытыми?..

Приблизившись к «Руслану», неизвестный корабль стал настойчиво подавать радиосигналы. Связист Джон Мэтьюз потратил минут десять, прежде чем сумел установить надежную связь. А потом включился видеофонный режим, и на экране возник человек.

Самый обычный человек. Молодой, светловолосый, одетый в черный мундир с серебряными позументами — почти как на старой парадной форме земных звездолетчиков.

Видя замешательство собеседников, он заговорил первым.

— Зигфрид фон Вальдау, командир линкора «Виттельсбах». Представьтесь, пожалуйста. Сообщите название корабля, планету приписки и пункт назначения, иначе я имею право открыть огонь.

Экипаж «Руслана» буквально потерял дар речи. Никаких мыслей ни у кого не было. Кроме одной: неизвестный человек говорил по-немецки. На искаженном, но все-таки вполне узнаваемом немецком языке.

Капитан нашарил кресло перед пультом связи и сел.

— Курт Хартманн, командир исследовательского звездолета «Руслан». Идем с планеты Радуга, пункт назначения не определен. Пожалуйста, представьтесь полностью. Я вас не понимаю.

На лице Зигфрида фон Вальдау появилось заинтересованное выражение.

— Планеты под названием Радуга в моем реестре нет, — сообщил он. — Капитан, если это шутка, то не самая удачная. Я имел право расстрелять вас еще десять минут назад, когда вы не ответили на запрос. Ни о каких исследовательских звездолетах в этом секторе меня не предупреждали. Кстати, что это у вас за внешние решетки?

— Это нейтринные отражатели. Средство защиты от темпоральных бурь. Наш корабль спроектирован для движения по брадихронам, из одного из них мы только что вышли.

Вот тут Вальдау удивился.

— Откуда вы вышли?..

— Из брадихрона. Зоны замедленного времени.

Вальдау немного помолчал.

— И сколько вы там пробыли?

— Смотря как считать. Мы вошли туда тридцать первого мая.

Вальдау приподнял бровь.

— М-да, получается больше четырех месяцев…

— Это странно, — сказал Хартманн. — По нашим бортовым часам сейчас третье июня девяносто шестого года.

Глаза Вальдау чуть шире раскрылись.

— Девяносто шестого года? — переспросил он.

— Две тысячи сто девяносто шестого. А что?

Вальдау ответил не сразу. Теперь он смотрел на членов экипажа «Руслана» вроде бы даже сочувственно.

Как на лягушку, провалившуюся в колодец.

— Сейчас восемьсот пятьдесят девятый год космической эры, — сказал он. — Или шестидесятый год эры Нового Галактического Рейха.

Разгадка «Нейтрона»

11 июня 97 года


— …Да. Империя. Рейх. Единое государство всего человечества — с Системой, с Периферией… кстати, Периферия у них разветвлена гораздо шире… Конечно, это — не наше будущее. Вальдау так сперва подумал, это естественно, он принял их за путешественников во времени… но нет. Это было путешествие не во времени, а в метавремени. Другая историческая ветка. Независимая аналогичная реальность. Теоретически такое предсказывали давно… — Сумароков встает и начинает ходить по залу. — Наследственная власть императора над сотнями миллиардов людей. Феодальный корпус. Феодальные традиции. Языческая религия. Привилегии дворянства. Очень сильно милитаризованное общество. Культ воинской доблести. Воинская каста. Быть военным — очень почетно. Власть императора — абсолютная. Никаких парламентов, никаких советов. Еще у них приоритет нордической расы. Знать носит германские фамилии. Поголовно владеет холодным оружием — мечами, секирами, шпагами. Молится Одину, Тору и Локи… При этом они вышли в космос так же давно, как мы. Они заселяют несколько сотен планет, или изначально землеподобных, или терраформированных. Они ходят на сверхсветовых кораблях и владеют технологией, очень близкой к нуль-Т. Родственники… Соседи… Вот такие у нас соседи…

Сумароков падает в кресло.

— …Почему погиб «Нейтрон»? Дело в том, что мы этого сами не понимаем. Предупреждение перед его визитом было передано, все как обычно. Его должны были ждать. Но на той стороне «Нейтрон» был почти сразу сбит патрульным эсминцем… То ли накладка там у них какая, то ли что. Выживших нет…

Сумароков бьет кулаком по столу.

— Что было делать?! — кричит он. — Ну что?.. После возвращения «Руслана» мы сразу передали информацию в КОМКОН. И получили приказ полностью ее засекретить… Ладно, хорошо. Полностью — значит полностью. Значит, не только от медиа, но и от КОМКОНа-2, и от остальных подразделений того же КОМКОНа-1, и от Совета Радуги, и от Всемирного совета. От всех. Я понимаю, сейчас это выглядит преступлением. Но что тут еще можно было предложить? Что?.. Это контакт. Настоящий контакт. Не с инопланетниками, не со спрутами из морских глубин. А с человечеством, таким же, как наше — и все-таки иным. Чтобы такое выдержать, мы должны быть… взрослыми, что ли. А выдержим ли? Никто не знает… Вот поэтому — предельная секретность, параноидальная… Потому что более опасной информации ни у кого из людей в руках еще не было…

Он молчит. Иссяк. Горбится.

— …Конечно, мы изучали это как могли. Выяснили, что Окно, ведущее туда — не единственное. И не обязательно было идти к нему таким сложным путем. Карту составили… Но дальше-то что? Это ведь не страна и даже не планета. Это галактическое человечество. Биологически совершенно идентичное нам. Но с другой психикой, с другим опытом… Отражение. Наше отражение.

Молчание длится, наверное, минуты две.

— …Психологическое давление. Ужасное. Никто из сотрудников «Януса» за этот год не был на Земле. И не потому, что мы им запрещаем! Нет. Они просто сами не решаются жить на Земле — с таким-то знанием… За пределами «Януса» всю историю знают два человека в КОМКОНе. Все. Есть, конечно, разработчики-моделисты, которые — неизбежно — получают кусочки данных по Рейху, куда деваться. Но им говорят, что это легенда. Вымышленный мир. Вот так. Да толку от этих моделей, честно говоря… Эпизод с «Нейтроном»… ну должно же это было когда-то чем-то кончиться. Когда-то и чем-то… Ох. Черт бы побрал тех, кто его сбил. Нештат полный — работы никакие не завершены, информация не собрана, и нам придется выходить во Всемирный совет со спущенными штанами… И я вообще не знаю, как они потом это будут контролировать… Секретность — она не с потолка же взялась. Были же причины. Наше человечество — оно такое гордое, оно так привыкло считать всех других младшими братьями… — Сумароков неприятно кривится. — Это же массовое потрясение будет. Ксеношок. Как отреагируют земные медиа, я вообще не представляю… А оно ведь протечет. Как ни изолируй, сколько тумана не напускай — протечет неизбежно…

Он опять кривится, встает, проходит по комнате взад-вперед.

— …Люди. Обыкновенные же люди. Не разумные насекомые, не разумные амфибии, не разумные собаки… кто там еще бывает?.. Самый страшный кошмар. Ты преследуешь в ночи кого-то неуловимого, зловещего, догоняешь его, срываешь наконец с него капюшон — и видишь себя… — Он передергивается. — Ладно, это все романтика. Мне даже не будет жалко, если меня теперь лишат права работать вне Земли. Даже если вообще допуск к экспериментальной работе отберут — переживу. Только легче будет. Потому что эта квашня уже поперла из горшочка…

Он умолкает окончательно. Сидит склонившись, сжимает и разжимает кулак, проводит пальцами по лысине, оставляя красные следы… И, глядя на это, Борислав наконец решается задать вопрос.

— Что вы теперь намерены делать?

Сумароков поднимает на Борислава свои голубые глаза. Борислав — Прогрессор, он бывал в боях, но этот взгляд пробирает его насквозь.

— А вот это ты и должен помочь нам решить, — говорит Сумароков. — Раз уж ввязался…

Документ 01

Совершенно секретно.

Распространять строго адресно. Любое копирование запрещено.

Тема: «Линкор смерти».

Содержание: расшифровка фонограммы совещания на объекте «Янус» (Лангмюр, естественный спутник планеты Иверна, система Радуги) 12 июня 97 года.

Участники: Зигмунд Ковальский, Джеймс Стюарт, Борислав Дружинин, Антон Сумароков, Кирилл Александров, Эфраим Кацеленбоген (Слон).


Стюарт …бардак. Я представить себе не мог такого. Кирилл Михайлович, вы вообще понимаете, что натворили?

Александров. Понимаю. Очень хорошо понимаю. Интересно, а как бы действовали на моем месте вы?

Стюарт. Я, черт побери…

Ковальский. Спокойнее. По крайней мере, теперь мы знаем, в чем проблема.

Стюарт. Да уж. Знаем. Как у вас там, у русских, говорят: поймал мужик медведя… Beg my pardon, это я Бориславу.

Ковальский. Да. Борислав, вы сделали огромное дело. За четыре дня так раскрутить всю эту историю… Поздравляю.

Дружинин. Спасибо.

Ковальский. Итак, к делу. Прежде всего мы должны остановить утечку информации. Дальнейшую утечку. Благо она пока что невелика. Тут я отдаю должное представителям КОМКОНа-1: они действовали, по крайней мере, не худшим образом из всех возможных…

Александров. Вот уже как…

Ковальский. Не расслабляйтесь, Кирилл Михайлович. Вас ждет еще интересный разговор на Земле, в президиуме Всемирного совета. Вы уверены, что больше никто не знает?

Александров. Я и Астафьев. На Земле — больше никто. Точно.

Ковальский. И то хорошо… Кирилл Михайлович, как вы на такое решились?


(Недолгое молчание.)


Александров. Зигмунд, поймите. Я занимаюсь контактом уже семьдесят лет. Это долго. За это время я кое-чему научился, в том числе — сразу оценивать возможные последствия. Когда мне сообщили о контакте с цивилизацией Рейха, я в первый момент не поверил. Естественно. Но когда поверить пришлось, я первым делом построил обычный граф: вот исходное событие — оглашение этой информации перед Землей — и вот причинные цепочки, разбегаются… Ничего хорошего там не набежало. Потом я по всем нам известному уравнению Хилла оценил вероятность того, что сведения о Рейхе так или иначе протекут. Она оказалась близка к единице. Это все — с одной стороны. А с другой…

Стюарт. С другой — ваш личный исследовательский интерес.

Александров. Да. Мой интерес. Совершенно верно. Когда я понял, что это люди, и они с Земли… О господи. Я занимаюсь сравнительной динамикой цивилизаций всю жизнь. Но таких возможностей для ее изучения я не мог себе и представить… Это зеркало. Понимаете, господа? Это наше зеркало.

Ковальский. Понятно… Итак, вы своим произволом закрыли информацию по Рейху от всех… Спасибо вам за это, на самом деле. Ох, я представляю, что же сейчас в большом КОМКОНе поднимется… Учтите, защитить я вас не смогу, Кирилл Михайлович. И никто не сможет.


(Смешок.)


Александров. Уж поверьте, я прекрасно знал, на что иду. Меня и так половина КОМКОНа считает опасным фантазером, а уж теперь… Но мы сделали главное. Существование Галактического Рейха задокументировано. Конечно, там чудовищно много пробелов, мы мало успели, но уже есть с чем работать. И надо работать. Пора привыкать к тому, что у нас есть соседи по Метавселенной.

Ковальский. Ох, Кирилл Михайлович. Вашими бы устами… Впрочем, ваша точка зрения мне теперь более чем ясна.

Александров. Вот и отлично. На самом деле, я считаю, что наше раскрытие случилось вовремя. Как раз сейчас — самое время подключать других профессионалов.

Ковальский. А гибель «Нейтрона» вы считаете достаточной платой за эту удачу?


(Молчание.)


Александров. Больная тема… Очень больная… Я до сих пор толком не знаю, что с ним произошло. С «Нейтроном». Мы нормально взаимодействовали, и вот…

Ковальский. Кстати. Как вы поддерживаете связь? Ну… с теми, кто на той стороне?..

Сумароков. Аналоги. Мы называем их Аналогами.

Ковальский. Очень хорошо. Так вы ответите на мой вопрос?

Сумароков. Отвечу. Мы еще два года назад построили транспередатчик. Очень энергоемкая штука, но короткие сообщения через него проходят регулярно. Ну а если нужен разговор — посылаем курьеров. «Нейтрон» как раз и…

Стюарт. А с кем вы там, собственно, разговариваете?

Александров. На это отвечу я… Наш обычный собеседник — вице-адмирал Линденгард, командующий девятнадцатым галактическим сектором. Еще молодой человек. Он передает данные о нас куда-то наверх, но детали нам не сообщает… у них ведь тоже секретность… Тем не менее, мы общаемся конструктивно. Задаем друг другу вопросы…

Ковальский. И что он вам сказал после гибели «Нейтрона»?

Александров. Ох… Вот это — самое неприятное…

Ковальский. Говорите.

Александров. Он сказал, что в Рейхе появилась группа людей, которая знает о контакте с нами и выступает против него. Такие изоляционисты. «Нейтрон» могли уничтожить по их наводке…

Ковальский. Могли?

Александров. Он не уверен. Он вообще был осторожен, никаких имен не назвал. Но что-то у них там происходит.

Ковальский. Боже мой… Боже мой, Кирилл Михайлович, что вы нам преподносите… Вот этого как раз не хватало: чтобы у них еще и начался из-за нас конфликт внутри. Для полноты, так сказать.

Александров. Зигмунд…

Ковальский. Да помолчите вы, во имя Циолковского и святого Тейяра!.. Простите. На то, что вы сообщаете, очень трудно как-то иначе реагировать.

Стюарт. Давайте разделим задачу на части. Что делать с нашей стороны — более или менее понятно. Сообщить, наконец, головке большого КОМКОНа и Всемирному совету, позаботившись о закрытии информации. Это мы умеем. Теперь остается решить, что делать с той стороны.

Сумароков. Вы предлагаете закрыть Окно?

Стюарт. Нет. Таких решений я принимать не собираюсь. Я, в отличие от некоторых присутствующих, пределы своей компетентности знаю… Ладно. Извините. Я совсем другое хотел сказать.

Ковальский. Да?

Стюарт. Видимо, надо создать отдельную группу, которая выяснит ситуацию по ту сторону Окна. Нельзя ее оставлять такой непрозрачной.

Александров. Вы говорите об отправке туда людей?

Стюарт. Да. Причем, учитывая сложность ситуации, эти люди должны быть профессиональными контактерами.

Сумароков. То есть Прогрессорами?

Стюарт. Ну… Получается, что так.


(Молчание.)


Александров. Итак, мы уже говорим о прогрессорской операции в мире Аналогов?

Стюарт. Нет. Человек, которого мы туда пошлем, не должен действовать как классический Прогрессор. Ни в коем случае. Он пойдет именно налаживать контакт. Ваш адмирал Линденгард сможет обеспечить ему прикрытие?

Александров. Он постарается. Я уверен.

Стюарт. Завидую я все-таки вашему оптимизму, Кирилл Михайлович… Вот что, господа. Я — штатный сотрудник Института времени. Эта работа — по моему профилю. И… я историк, в конце концов. Готовьте меня к переброске. Вернусь — расскажу.

Кацеленбоген. Джеймс…

Стюарт. Что? У тебя есть возражения?

Кацеленбоген. У меня их множество, знаешь ли. Коллекция целая. Причем — самых категоричных… Извини. Раз уж меня сюда позвали — это означает, что за подготовку инфильтрации буду отвечать я. Как начальник центра подготовки Прогрессоров. Как профессионал, в конце концов… Так вот: первым ты не пойдешь. Вторым — быть может. Если мы будем уверены, что нашего человека там приняли и канал заработал. Но первым должен идти настоящий специалист.

Стюарт. Хочешь пойти сам?

Кацеленбоген. Ох, я рад бы… Но, боюсь, я для этого староват и толстоват. Нет. Но ты прав: тут нужен Прогрессор. Лучше всего — человек с опытом, уже работавший на индустриальных планетах. На Саракше, например, или на Гиганде…

Дружинин. Я работал на Гиганде.

Кацеленбоген. Знаю. Неужели ты думаешь, что я всех своих не помню? Ну вот… если не откажешься…

Дружинин. Не откажусь.

Кацеленбоген. Еще бы… Только смотри, там тебе не здесь.

Дружинин. Слон…

Кацеленбоген. Да, да. Я уже пятьдесят лет Слон. Никаких рискованных фокусов в твоем духе. Пройти Окно, поговорить с кем надо, и назад. Прикрытие у тебя, полагаю, будет…

Сумароков. Будет. Я сейчас же займусь связью.

Кацеленбоген. Отлично. Ну, легенда все равно понадобится, это мы разработаем, когда я посмотрю вашу базу данных…

Ковальский. Так. А задание?

Стюарт. Слон, но вторым пойду я!.. А что касаемо задания… Первое: выяснить причину гибели «Нейтрона». Окончательно: кто, что, зачем. Второе — просто собрать впечатления. Для нас будет ценной любая мелочь. И третье — узнать что-то о политической ситуации там, внутри. Кто за контакт, кто изоляционисты, с кем те и другие связаны… Впрочем, третье — это уже, строго говоря, не для тебя… Борислав, не обижайся, но я скажу серьезно. Здесь ты сработал отлично. И на Гиганде ты работал отлично, я в курсе. Но за Окном ты будешь не Прогрессором, а курьером. Дойти туда. Поговорить с Линденгардом, или кто там еще найдет нужным тебя встретить. И — назад с отчетом. Ты меня понимаешь?

Дружинин. Конечно, понимаю. Как ты мог сомневаться.

Стюарт. Ох, не успокаивает меня это… Ладно. Ты, по крайней мере, уже в курсе дела, не придется расширять круг… И… Знаешь, что еще…

Дружинин. Я тебя слушаю.

Стюарт. Борислав, ты шесть лет проработал на Гиганде. У тебя привычные профессиональные шаблоны… да как у всех у нас, чего там. Мы привыкли иметь дело с цивилизациями, которые стоят на линии прогресса заметно ниже нас. Я знаю, теоретик может тут насыпать тысячу возражений — но на самом деле это так, и это отражается на всем. На том, как мы решаем задачи, на способах разговора с людьми, на наших страхах… Я не предлагаю тебе все это преодолевать за Окном. Не надо. Скорее всего, твои профессиональные навыки там вполне пригодятся. Но… Когда ты столкнешься с чем-то серьезным — отбрось их. Я не знаю, что это будет. Но я уверен: может возникнуть ситуация, когда твои принесенные с Гиганды привычки начнут мешать. Когда твой способ видеть вещи… станет ненадежным. И вот тогда тебе придется вспомнить, что люди Рейха — не наши младшие братья, не дети, не ученики… Они нам равны. Во всем. Это очень необычная ситуация для контактера, а тем более для Прогрессора, но — будь к ней готов. Да и всем пора готовиться, я бы сказал…

Дружинин. Спасибо, Джеймс. Я тебя понял.

Стюарт. Да… И надо поспешать, вообще-то. Как только в большом КОМКОНе поймут, в чем дело, здесь начнется татаро-монгольское нашествие. Хорошо бы нам успеть что-то сделать до этого… Антон Павлович, я вас очень прошу, позаботьтесь о связи.

Сумароков. Да… Я постараюсь наладить канал немедленно. То есть сразу, как только мы разойдемся.

Ковальский. Намек, да?.. Ну что, у нас еще остались срочные вопросы?..

Межзвёздная станция «Ётунхейм»

10 сентября 61 года Нового Рейха


Межзвёздная станция «Ётунхейм» висела в пустоте в самой глубине галактического рукава Стрельца. Звездой, в секторе которой она находилась, был белый карлик, прозванный местными жителями попросту Кнебель, то есть Затычка. Астрономы уверяли, что несколько миллионов лет назад эта звезда была красным гигантом. Сейчас три планеты Кнебеля были совершенно безжизненны — оплавленные каменные шары, почти лишенные атмосфер; и никто не мог сказать, существовала ли на них жизнь хоть когда-то. Взрыв красного гиганта сорвал с планет оболочки, стерев все следы их прошлого.

Впрочем, с расстояния, равного радиусу орбиты Плутона, и сам Кнебель ничем не выделялся среди других звезд.

Станция «Ётунхейм» представляла собой 60-километровый шар в оболочке из жидкого металла. Несколько десятков лет назад, во время войны, по той же технологии строились космические крепости. Жило там несколько тысяч человек. Станция обладала собственным ходом, в том числе сверхсветовым, и могла при надобности перемещаться на межзвездные расстояния. В мире Борислава, с его компактными звездолетами и повсеместно распространенной нуль-Т, такие чудовища никому не могли и присниться.

Здесь все было грандиозно. Центральный коридор, в котором вполне мог бы развернуться старомодный песчаный краулер. Цилиндрический операционный зал, стены которого уходили ввысь на много метров. Жилые каюты тоже были удивительно просторными, Борислав даже не представлял, что на космической станции такое возможно. Его собственная каюта была большой, но одиночной; отсутствие соседа имело плюсы и минусы, и, поразмыслив, он решил, что плюсов все же больше. Хотя бы во сне можно оставаться собой.

Имя он сохранил прежнее: Борислав Дружинин. В Новом Галактическом Рейхе хватало людей славянского происхождения, и Слон решил не мудрить с легендой.

Медвежий угол космоса. Вполне подходящее место, чтобы войти в роль. В небывалую роль.

Ближайшая отсюда населенная планета — Экония — находилась в системе звезды Танатос, когда-то входившей в так называемый Союз Свободных Планет…

У Борислава кружилась голова от здешней политики. И от здешней истории.

Он был благодарен Слону (и адмиралу Линденгарду, конечно) за легенду, давшую возможность задавать вопросы. По легенде он был флотским корреспондентом, прилетевшим сюда знакомиться с новейшими галактическими исследованиями. В здешнем мире даже корреспонденты, летавшие на военизированные базы, должны были носить офицерские чины и мундиры. Ну что ж, черно-серебряный китель лейтенанта космофлота Бориславу нравился.

Его наполняло странное чувство нереальности: с самой минуты, когда катер ошвартовался в динамическом доке «Ётунхейма» и пришлось поверить, что все происходящее — не сказка. На Гиганде с ним такого не было никогда.

Он с усмешкой вспоминал земных психологов. Согласно комконовской инструкции, прогрессор с намечающимся расстройством восприятия подлежит наисрочнейшей эвакуации на базу. Синдром дереализации опаснее любого эмоционального срыва, потому что при срыве человек хотя бы предсказуем. Азбука, знакомая любому наблюдающему врачу. Хорошо, что тут никаких наблюдающих врачей нет и быть не может.

Это не прогрессорская операция… Он выдохнул. Мир остановился. Неподвижные звезды. Маятник Фуко. Некоторые вещи стоит произнести вслух. Это не прогрессорская операция. Никакие прогрессорские методы здесь неприложимы. Так бывает. И контактерский, и прогрессорский подход имеет ограниченную область применения. Есть случаи, когда совершенно бессмысленно ломиться к контакту силой; известная операция «Ковчег» тому один из многих печальных примеров. Только масштаб здесь несопоставим.

Метавселенная…

Он с трудом сдержал нервный смех. Жители Саракша были уверены, что весь универсум — это их планета, еще и вывернутая наизнанку… И чем теперь мудрые земляне лучше?

Открылась бездна, звезд полна…

Как в той танской новелле: человек вошел в дупло акации и стал правителем муравьиного государства. А потом оказалось, что это был сон. Сон… Но чем, собственно, сон отличается от того, что принято называть реальностью? И что, если пространство — это всего лишь нейрофизиологический феномен?

Сумасшедшие мысли…

Кто мог подумать, что по ту сторону Окна окажется Вселенная, как две капли воды похожая на нашу? С такой же галактикой Млечный Путь, с такой же Солнечной системой и таким же человечеством. Только вот время там течет иначе.

«Вся Вселенная иррациональна. — По сравнению с чем?» Был в одной старой книге такой диалог. Очень мудро. Очень.


— Не скучно тут вам?

Собеседник, радиофизик Зигфрид Вестхайм, снисходительно улыбнулся.

— Скучно? Да вы шутите!

— Нет. Никогда. Я человек без чувства юмора.

— Нормальное чувство юмора у вас. Вы просто не физик.

— Что нет, то нет, — признался Борислав. — Дальше гимназического курса физики я не пошел, да и тот забыл как страшный сон, если уж честно…

Зигфрид шутливо развел руками.

— Какая досада. Вам недоступна большая часть красоты, заключенной в мире. Я считаю, что мы познаем примерно десять процентов Вселенной через органы чувств, и девяносто процентов — через математику. Если не больше. Причем это я говорю об условиях, к которым наши органы чувств приспособлены. А здесь-то… — Он махнул рукой. — Вот очевидный пример. Давно известно, что в Ядре Галактики есть мощный радиоисточник с очень непростыми характеристиками. Смоделировать эти характеристики мы не можем, потому что в зоне нашей жизни даже близко нет таких физических условий. А прочитать их издали очень трудно. Вот мы сейчас забрались на самый край заселенного человеком мира — нигде ближе к Ядру никаких стационарных станций просто нет. И мы все равно знаем о Ядре практически столько же, сколько знали земные астрономы тысячу лет назад! Вы понимаете? Даже те данные, которые мы можем собрать здесь — это крохи… А впереди десятки лет работы. Вот поверьте: я тут уже три года, и скучно мне не было ни минуты.

Борислав рассмеялся.

— Завидую, — сказал он. — Вы задорно рассказываете. Аппетитно. Даже жаль, что в этой вашей кромешной физике я ничего не понимаю. Скажите, а… вы здесь добровольно?

Зигфрид удивился.

— Ну да… Разумеется, я озаботился получением приказа командования, перед тем как сюда лететь. Если честно, мне это кажется предрассудком, но вы сами знаете: галактические исследования у нас по-прежнему военизированы. Чтобы попасть в дальнюю экспедицию, я должен был или надеть форму, или эмигрировать на Хайнессен. Но последнее — это уж совсем крайность, — он улыбнулся. — А присягу я принес еще в университете, так что проблем не было.

— А какой университет вы окончили?

— Физико-математический факультет имперского университета на Лимарге, система Хеймдалль.

— Вы там родились?

— Нет. Родился я на Витгенштейне — это такая малонаселенная планета в системе Тейя. Наш континент — почти полностью лесной… красиво там… Мой отец работает механиком на станции дирижаблей, он меня с физикой и познакомил. Сам он, правда, без высшего образования. Самоучка.

— Значит, вы первый человек с университетским образованием в семье?

— Конечно! Побойтесь Тора, мой дед еще при Гольденбаумах родился — уж какие там университеты… Ему еще повезло, что его на космофлот призвали — я деда имею в виду. Иначе бы так и остался полуграмотным лесовиком.

— На космофлот? И где он служил?

— Он служил сначала матросом на номерном корабле связи, а потом техником на линкоре «Асгрим». Участвовал в битве при Рантемарио. Демобилизовался унтер-офицером. Дослужиться от рядового матроса до унтера, это ж тогда было еще как много, вы сами знаете… После отставки его на Витгенштейне встретили с распростертыми объятиями. Он потом до старости работал механиком на воздушных линиях, и отец, собственно, от него профессию и унаследовал…

— А вы — от отца?

— Ну нет! На меня никто не давил. Захотел бы, мог бы стать врачом, например. Или учителем. Или уж не знаю, кем. Отец и не думал принуждать. Я сам выбрал физику. И очень рад этому.

Борислав украдкой вздохнул, вспомнив земные интернаты с их комиссиями по распределению выпускников. После скандального дела Абалкина эту систему попытались ослабить, но Всемирный совет по педагогике встал в оборону, как триста спартанцев, и ходу реформам не дал. А здесь вот — пожалуйста. Авторитарная империя, милитаризованное общество, остатки нацизма и сословной системы, но при всем при том профессии люди выбирают сами.

Зигфрид истолковал заминку по-своему. Он сказал:

— Вот мой брат — ветеринар. С детства любил животных, после школы улетел учиться, но через пять лет вернулся на родную планету, на Витгенштейн. И с удовольствием там работает. У него врожденная хромота. Компенсированная, но все равно заметно. При Гольденбаумах он бы не то что образования не получил — ему бы, скорее всего, пришлось всю жизнь отсиживаться где-нибудь на лесном кордоне, боясь нос высунуть на люди. Ну, вы понимаете…

— Да, я понимаю, — сказал Борислав.

Он действительно понял. Пять с половиной веков назад, когда почти все здешнее человечество попало под власть династии Гольденбаумов, император Рудольф Первый издал совершенно чудовищный закон «Об элиминации генетических дефектов». Этот закон обрекал неполноценных людей на физическое уничтожение, причем критерии неполноценности были определены нарочито широко. Последствия были, мягко говоря, кошмарными. Следующие императоры частью вынужденно, а частью из обычной человечности старались смягчить этот закон, так что со временем применять его почти перестали; но полностью отменен он был только шестьдесят лет назад, при Лоэнграммах.

— Я никогда не говорю о политике, — сказал Зигфрид. — Никогда. Сохрани Бальдр от этого. Но когда я слышу, как какой-нибудь сытый и довольный деятель начинает рассуждать о том, что при Гольденбаумах, по его мнению, жизнь была лучше… мне хочется не переубеждать его, а просто заехать в рыло. А ведь приходится такое слушать. И нередко. Даже здесь, на станции, такие говоруны попадаются. Даже среди ученых. Удивительно, правда?

— Ничего удивительного, — сказал Борислав. — Вот уж совсем ничего. Всегда так было. Во-первых, восприятие любой эпохи резко меняется, как только уходит большая часть поколения людей, помнящих эту эпоху лично — и вот сейчас мы как раз дожили до этого момента… А во-вторых, общество гораздо менее похоже на единое целое, чем вам кажется. Общество — скорее сеть островков, а не континент. И даже самые дикие законы обычно не вызывают у среднего человека сколь-нибудь серьезных отрицательных эмоций, если его личный островок не страдает… если не страдает семья, например, или работа. Ну вот в данном случае — если нет детей-инвалидов. Это простой защитный механизм психики, без которого бы все давно свихнулись. Но именно он определяет позицию большинства. Всегда. Во все времена и во всех мирах, уж поверьте.

— Грустно, — сказал Зигфрид. — Но вы, наверное, правы, вы явно лучше меня в этом разбираетесь.

— Да не разбираюсь я, — с досадой сказал Борислав. — Кто я — дилетант, прочитавший пару книжек… Просто некоторые вещи и так очевидны. Вот историю я люблю, это да. Благо, здесь она рядом.

Оба посмотрели на стену малого зала, в котором шел разговор.

Там висел портрет: мужчина в мундире космофлота Рейха с твердым, волевым, но совершенно не запоминающимся широким лицом. Это был адмирал Карл Густав Кемпф, погибший шестьдесят два года назад в битве за крепость Изерлон. Его флагманский линкор «Ётунхейм» был там уничтожен, и строить его заново не стали — вместо этого имя корабля передали исследовательской станции. Чтобы сохранить память.

Кстати, догадываются ли местные астрофизики о существовании Окна? Что-то же ведь они должны были заметить. Значит, придется проверять еще и это. Еще одна забота. Окно — не иголка, неужели они его пропустили? Впрочем, здесь такая железная субординация, что любые сколько-нибудь опасные данные, скорее всего, дальше непосредственных адресатов не идут; это утешает. Проблема в том, что познание остановить невозможно. Это как волшебная скрипка. Посмотри в глаза чудовищ… Ладно, будем надеяться, что все не так печально.

— Спасибо за интересную беседу, — сказал Борислав, поднимаясь. — Я пойду, меня через десять минут ждут в шлюзе.

Линкор «Карниола»

11 сентября 61 года НР


Командующий 19-м галактическим сектором контр-адмирал Фридрих Линденгард принял Борислава на своем флагмане — линкоре «Карниола». Командующий, приветливый блондин, выглядел именно так, как и должен выглядеть адмирал, желающий вызывать доверие у подчиненных. Слуга кайзеру, отец астронавтам. Его кабинет на «Карниоле» был в меру роскошен: толстый ковер, хрустальная люстра, огромный полированный деревянный стол. Имперское величие. Настенные панели — из натурального дерева. На «Ётунхейме», где Борислав провел предыдущие три дня, отделка помещений была куда более функциональной. Хотя, может быть, там он просто не добрался до самых высоких кабинетов.


— Ну, как вам у нас?

— Грандиозно, — сказал Борислав вполне искренне. — Таких станций я никогда раньше не видел. Да и таких кораблей тоже. У нас все скромнее.

— Зато у вас есть нуль-Т, — сказал адмирал.

Его лицо было вежливо и непроницаемо. Борислав попытался представить, какие мысли по поводу нуль-Т могли возникнуть у профессионального стратега, и решил, что лучше этого не знать.

— Если вы знакомы с нашей историей, вы могли заметить, что нуль-Т — это, как ни странно, в каком-то смысле тормоз. Обратите внимание: почти вся «галактическая империя» нашего человечества возникла еще до появления нуль-Т. Ее создали обычные звездолеты. Нуль-Т резко повысила связность внутри уже освоенной Периферии, но вот продвижению вперед она не способствовала. У вас оно идет куда равномернее.

Линденгард поморщился.

— Это относится только к последним пятидесяти годам, — сказал он. — В лучшем случае. Пока шла война, исследовательская экпансия и в Рейхе, и в Союзе была практически заморожена. Не до нее было. Тогда ведь боевые звездолеты буквально сотнями тысяч строились…

— Я знаю, — сказал Борислав. — Но я знаю и то, что у вас был «марш в десять тысяч световых лет». Это удивительный подвиг.

— Мои предки в нем не участвовали, — заметил Линденгард. — Может быть, и к сожалению. И я полностью согласен: это удивительный подвиг. Только благодаря ему мы заселили рукав Стрельца.

Борислав невольно посмотрел на висевшую за спиной адмирала карту. Трасса «марша в десять тысяч световых лет» была там обозначена. Почти четыреста лет назад, в беспросветные времена первых Гольденбаумов, жители одной из каторжных планет сумели совершить побег на самостоятельно построенном сверхсветовом корабле. В мире, освоенном человечеством, они не могли укрыться нигде: власть Гольденбаумов была тотальной. Беглецы направились в необитаемые звездные области, для которых не было даже карт. После путешествия, длившегося несколько десятков лет, им удалось найти землеподобную планету, пригодную для высадки. Так возник Союз Свободных Планет — новое человеческое государство, против которого Галактический Рейх начал войну. Шестьдесят лет назад эта война закончиласьпобедой Рейха…

— Мы еще можем дожить до времени, когда человеческие колонии появятся не только в рукаве Стрельца, но и в рукаве Лебедя, — сказал Линденгард. — Это не так уж невероятно.

Борислав усмехнулся.

— Для наших социологов это именно невероятно, — сообщил он. — Они до сих пор, наверно, себя щиплют за все места — хотят понять, не спят ли. Никто не мог представить, что при монархическом общественном строе можно выйти в Галактику. Никто. Это немыслимо.

— Ну вышли-то мы пораньше, — заметил Линденгард. — К моменту возникновения Рейха Земля столицей уже лет триста как не была. А у вас ведь до сих пор девять десятых населения — на Земле, я верно понимаю?

Борислав кивнул.

— Имея нуль-Т, это можно себе позволить, — сказал адмирал.

Борислав вновь кивнул. Он не был уверен, что дело здесь только в средствах транспорта, но предпочел не делиться своими соображениями на эту тему.

— Ну хорошо, — сказал Линденгард. — Я рад, что мы познакомились. Полагаю, у вас ко мне есть вопросы. Если так — прошу. Я в вашем распоряжении.

— Спасибо, — сказал Борислав. — Вопрос у меня, по сути, один, но большой и важный. Как воспринят контакт той частью общества Рейха, которая о нем знает?

Линденгард вздохнул.

— Я понимаю, почему вас прислали, — сказал он. — Конечно, по дальней связи такое не выяснить. Очень запутанная тема, сам Слейпнир ногу сломит… Ладно, я постараюсь рассказать то, что знаю сам. Среди тех — очень немногочисленных, надо сказать — наших бюрократов, которые знают о контакте, встречаются два отношения. Первое — это умеренно доброжелательный подход. Готовность осторожно развивать и познавать. Примером такой позиции являюсь я, например, — он улыбнулся. — К сожалению, в высшем руководстве флота так считают не все. Там есть несколько «черных фишек». Изоляционистов, которые считают, что контакт — в принципе зло, все данные о нем стоит стереть, и доступ закрыть.

— Зло? Почему?

— Я неточно выразился, — сказал Линденгард. — Не зло, а угроза. Слишком большая угроза. Эти люди боятся, что контакт вызовет в нашем собственном обществе проблемы, которые не удастся решить без войны.

— Какие проблемы?

Линденгард вздохнул.

— Ну, например, совершенно неизвестно, как на известие о контакте отреагируют наши республиканцы. Они ведь есть даже в Рейхе. Не говоря о Хайнессене. Я надеюсь, что на Хайнессене еще ничего не знают, и затрудняюсь даже представить — что будет, когда узнают. А ведь утечка может произойти в любую секунду…

Борислав медленно кивнул. Республика Хайнессен была последним уцелевшим осколком Союза Свободных Планет, когда-то объединявшего сотни звездных систем. До сих пор земляне с ней дела не имели.

— А как могут отреагировать республиканцы?

— Вот том-то и дело, что я не знаю, — сказал Линденгард. — Их, безусловно, очень вдохновит тот факт, что строй вашей цивилизации — республиканский, в нашем понимании. По крайней мере, уж точно не монархия. А вот какие практические выводы они сделают… Не знаю и не хочу знать, если честно. Это не мое дело. Я всего лишь простой адмирал.

— Кстати, — сказал Борислав. — Я не очень-то понимаю, зачем Рейху такой большой военный космофлот, при том, что государств-соперников у него нет. Не поясните?

— Попробую, — сказал Линденгард. — Вы правы, государств-соперников у Рейха нет. Хайнессен не в счет, там прекрасно понимают, что соперничество между нами может быть только политическим и экономическим, развивать военный флот они даже не пытаются… Но, во-первых, учтите, насколько пространство Рейха огромно. Существуют окраинные планеты, полузаброшенные или недоосвоенные системы, да мало ли еще что. А любители поживиться за чужой счет, нарушая правила, найдутся всегда. Да, в том числе и пираты. Флот необходим уже потому, что всегда есть такая угроза. Но, кроме того, значительная часть нашего космофлота занимается обычными галактическими исследованиями, как вы это видели на «Ётунхейме». Через военные организационные структуры очень удобно управлять чем угодно, в том числе и исследовательской деятельностью. Солдафоны вроде меня занимаются всевозможным обеспечением, а ученые работают себе спокойно… Конечно, это немножко идеальная картинка, но в целом… Да вы многое уже и сами видели. Чем создавать исследовательский флот с нуля, было гораздо проще использовать военный в тех же целях.

— Но милитаризация общества у вас при этом сохраняется, — сказал Виктор. — Все эти ученые, одетые в мундиры…

Линденгард поднял брови.

— А у вас это не так? Вы уверены? Конечно, я не очень много общался с людьми Полудня. Но у меня сложилось впечатление, что многие области, особенно связанные с социальным риском, у вас вполне военизированы. Единственное отличие — вы форму не носите. Я неправ?

Борислав задумался.

— По-моему, все-таки нет… Но я понимаю, что со стороны так может показаться.

Линденгард вновь вздернул свои брови, но ничего не сказал.

Интересно, знает ли он слово «Прогрессор»? Лучше пока не выяснять.

— Хорошо, — сказал Линденгард. — На чем мы остановились?.. Ах да, на изоляционистах. Я понимаю, что вас интересует… По моим данным, гибель вашего корабля «Нейтрон» — это именно работа изоляционистов. Не хотелось бы оправдываться, но… Проверьте навигационные данные. «Нейтрон» проигнорировал мои предупреждения. Он пересек границу секторов. Я командую девятнадцатым галактическим сектором, и ручаюсь, что он для ваших кораблей безопасен. Но «Нейтрон» забрался в соседний сектор, двадцатый — и немедленно был сбит.

— Кто командует двадцатым сектором?

— Контр-адмирал Грегор фон Гампхаузен.

— Он человек изоляционистов?

— Он человек вице-адмирала Юлиуса Брентано. Это начальник контрразведки космофлота. И вот Брентано — изоляционист. Самый крайний. Гампхаузена он мог использовать втемную, просто дав ему приказ сбивать любые подозрительные объекты. Мог, впрочем, и сделать из него своего сознательного сторонника — это пока никак не проверить… Но в том, что инициатива шла от Брентано, у меня сомнений нет.

— И насколько далеко Брентано способен зайти?

Линденгард прищурился.

— Не знаю, — сказал он. — Гражданская война в нынешнем Рейхе почти невозможна. Но и феодальные воспоминания еще не остыли. Брентано как раз из тех, кто до сих пор исповедует аристократические ценности, знаете ли. Воинская доблесть, семейная честь, служение Одину и прочее… Но при этом он, несомненно, умный человек. Своими силами он закрыть подступы к Окну не может, поэтому будет искать обходные пути. А вот какие — не знаю.

Виктор кивнул.

— Вы готовы гарантировать безопасность наших кораблей, пока они не покидают девятнадцатого сектора?

— Готов. Безусловно. Это моя работа.

— Спасибо… Брентано находится на Феззане?

— Разумеется. Как и весь Главный штаб.

— А сторонники у нас на Феззане есть?

— Конечно. Вы же не думаете, что я действую исключительно на свой страх и риск? Главным покровителем контакта сейчас является Дитрих Сульковский, начальник политической разведки. Очень яркий человек. Кстати, секретность нашей работы обеспечивает он же.

— А Хайнессен не в курсе?

— Никоим образом. У них, конечно, тоже есть своя разведка, но я не думаю, что она уже нас засекла.

— Разве это не вопрос времени?..

Линденгард поджал губы и с сожалением кивнул.

— Вот именно. Вы сейчас воспроизвели главный аргумент изоляционистов. Разве это не вопрос времени? Что будет, когда узнают республиканцы? Где гарантия, что они не воспримут людей Мира Полудня как своих союзников? И, если такое случится, как отреагируют сами люди Полудня? Кстати, Борислав, а вы знаете ответ на последний вопрос?..

Борислав напрягся.

— Нет, — сказал он. — Честно — нет. Но я уверен, что принцип «не навреди» будет соблюден.

Линденгард кивнул.

— Хорошо, что честно, — сказал он. — Беда в том, что, кроме принципа «не навреди», есть еще принцип «не тронь меня». Noli me tangere. Положа руку на сердце — неужели вы совсем не понимаете изоляционистов?..

Борислав вспомнил кое-какие истории, относящиеся к опыту работы КОМКОНа-2.

— Понимаю… Думаю, что понимаю. Но я уверен, что они неправы. Мы уже соприкоснулись. И теперь контакт неизбежен.

Здесь Родос, здесь прыгай

12 сентября 61 года НР


Спрятанная в недрах линкора «Истрия» рабочая комната флотской контрразведки резко отличалась от помпезного адмиральского салона. Стены из серого пластика, простой стол, матовые лампы. И пространство, достаточное только для того, чтобы двое работающих здесь офицеров могли свободно разойтись.

Корветтен-капитан Эрнст Абель сидел в глубокой задумчивости. Как начальник контрразведки 19-го сектора, он имел полное право открыть прослушивание кабинета командующего, если бы возникла реальная необходимость. Он знал, что при Гольденбаумах такое было и вовсе в порядке вещей. Но теперь — нет. Теперь нужны обоснования и отчетность; контрразведчика, который начнет следить за вышестоящими без особой нужды, могут понизить в должности, а то и в звании. А доносительство в Рейхе сейчас не поощряется, поэтому коллеги не рискуют. Не случайно отдел контрразведки находится не на «Карниоле», а на однотипной с ней «Истрии»: чтобы под ногами у командующего не путаться. Там, где дело касается высшего командного состава, контрразведчику лучше воздержаться от ненужной активности, чем получить втык за косвенную диффамацию — иными словами, за дутые обвинения, способные бросить на кого-то тень. Господа адмиралы к этому относятся ох как трепетно; если что — пожаловаться не преминут.

Ну, а если подозрения реальны?

Он побарабанил пальцами по столу. Активировал монитор и принялся перелистывать выведенные на экран данные.

Борислав Дружинин. Уроженец планеты Радагаст в системе звезды Семаргл. Там же окончил университет, получил специальность научного журналиста. Флотский корреспондент в звании лейтенанта. Трое с лишним суток назад прибыл в 19-й сектор на крейсере «Любляна». Остановился на станции «Ётунхейм», посетил линкор «Карниола». Сейчас находится вновь на «Ётунхейме». Заявленное время пребывания в 19-м секторе — неделя, половина из которой уже прошла.

Казалось бы, ну что о таком мимолетном госте беспокоиться? Улетит же, и пусть с ним возятся там, где он постоянно живет. Но, во-первых, проверка, на тот момент еще совершенно рутинная, показала, что в списке экипажа и пассажиров «Любляны» человека по имени Борислав Дружинин не было. Вот так вот: в журнал «Ётунхейма» его прибытие вписали по всей форме, и указано, что привезла его именно «Любляна»; но на самой «Любляне» такого человека как раз и не знают. Уже интересно, да? Естественным шагом тут было бы запросить контрразведку сектора Семаргла. И такой запрос действительно отправлен — только вот, взглянув на карту, мы видим, что Семаргл расположен на другом конце территории бывшего Союза, и отделяет нас от него почти четыре тысячи световых лет; так что быстрее, чем за пару недель, курьерский корабль никак не обернется. Случайность? Но должна ли контрразведка верить в случайности? Это, значит, второй момент, о котором следует подумать.

А есть еще и третий…

— Йорг, повтори еще раз. Что он сказал?

— «Контакт неизбежен». Это единственная фраза, которую мой источник расслышал точно.

— Твой источник — это тот унтер-офицер?..

— Да. Он приносил командующему чай, и дверь оказалась приоткрыта.

Абель умолк, размышляя. Второй офицер отдела, лейтенант Йорг Зенгер, не мешал ему. Оба понимали, что ситуация пока что очень туманная. То, что командующий сектором принял у себя очевидного нелегала — это теперь ясно. А вот все остальное — предположения.

— Ладно, — сказал Абель. — Какие вообще у нас есть идеи? Первая и самая приятная — он наш же собственный агент, только другого отдела или другой службы. Может такое быть?

Зенгер покачал головой.

— Другой флот? Или разведка группы флотов? Да вряд ли. Они по-другому работают. Они бы нам подкинули незаметного человека. Унтера-ремонтника какого-нибудь, или там фенриха — командира истребителя. Но не белую ворону, которую видно за версту.

— Есть еще политическая разведка, — напомнил Абель.

— Политическая… Ну да, эти, пожалуй, могли. Но у них с военным ведомством не очень. Почему тогда они прислали человека в мундире, а не штатского?

— Потому что штатских на «Ётунхейм» не пускают. А если пускают, то проверяют в разы тщательней. А так — ну офицер и офицер, ничего особенного.

— Логично, — признал Зенгер. — Но это ведь не единственная версия?

— Еще бы… Ну, учитывая его имя и характер легенды, мы просто обязаны рассмотреть третью вероятность: что он агент республиканцев.

Зенгер удивленно взглянул на собеседника.

— Это была бы совершенно невероятная наглость, — сказал он. — Немыслимая. И главное — зачем? Что они интересного могут узнать здесь, на удаленной базе?..

— Понятия не имею, — сказал Абель. — Но это не повод отводить версию заранее. А теперь скажи: у тебя у самого какие-нибудь идеи есть?

— Внятных — нет.

— А насчет его задач?

— Тем более, — сказал Зенгер. — Я не знаю, что он имел в виду, и не вижу возможности сделать вывод из одной фразы.

— Да. Конечно. Но вот о чем я думаю. Могли такого человека прислать, чтобы он сделал резюме тактического и технического состояния сектора?

Зенгер сморщил нос.

— Думаю, что нет. Это задача для заурядного шпиона, а не для такой яркой фигуры, к тому же лишенной технического образования.

— Техническое образование он мог и скрыть, — заметил Абель. — Но ты прав: мне это вероятным не кажется. Если бы их интересовала техника, они бы послали «незаметного человека», как ты говоришь. А у таких птиц, как наш друг, задачи обычно бывают политические. И вот как раз это меня и смущает… Как ты сам прекрасно знаешь, наш девятнадцатый сектор — окраинный, очень малолюдный, без единой планеты-миллиардника. Почему сюда? Почему не в восемнадцатый, не в двадцатый? Они все гораздо более населены, и, если на то пошло, кораблей там тоже больше. Вот что они могли такого интересного здесь найти?

— Стоп-стоп, — сказал Зенгер. — Кажется, я понимаю, куда ты клонишь…

— Я никуда не клоню. Но продолжай.

— Я думаю… Если девятнадцатый сектор не выделяется людьми, то он может выделяться какими-то природными явлениями. Не случайно здесь работают астрофизики. Возможно, они что-то нашли. Что-то важное.

— Астрофизики работают во всех окраинных секторах, — тихо сказал Абель. — И станция «Ётунхейм» — не единственная. Но… да. Это может быть правдой.

— А выводы?

Абель встряхнулся.

— Никаких выводов, — сказал он. — Все отлично. Давай теперь остановимся, перестанем пока что гадать, кто и зачем его послал, а поглядим на фактологию. У нас есть точка, с которой связана его легенда — Радагаст. Есть срок его работы — неделя. И есть факт, что его принял командующий. Последнее показывает нам, что задача важная…

— Он не агент, идущий на внедрение, а курьер, посланный с какой-то разовой миссией, — сказал Зенгер. — Иначе легенда была бы совсем другой.

— Да… И при этом они наверняка понимают, что если мы запросим Радагаст, то легенда сгорит. А это значит…

— Это значит, что через две недели она будет уже неактуальна. Такой человек исчезнет навсегда: ищи, не ищи.

Абель удовлетворенно кивнул.

— Отлично. Итак, ни на какие глубокие проверки времени нет. У нас три дня на то, чтобы накрыть его: прямо здесь и прямо сейчас. Как говорится, здесь Родос, здесь прыгай.

Зенгер нахмурился.

— Мы должны заставить его проявить себя, — сказал он.

— Разумеется, — проворчал Абель. — Но вот как? Чем его можно спровоцировать?

— Это ведь запросто может оказаться наш… Надо как-нибудь нетравматично.

Абель посмотрел на коллегу осуждающе.

— И какие еще очевидности мне предстоит от тебя услышать?.. Разумеется, это может быть наш. Даже скорее всего. Девять из десяти, что это какие-то игры наших коллег. Но ты не забыл, что нашей работы это не отменяет?..

— Не забыл. Хорошо, вот самый простой вариант. Я прилечу на «Ётунхейм», представлюсь ему как местный астрофизик — в лицо он меня знать не должен, а поддержать разговор я уж как-нибудь смогу — и в процессе общения ненавязчиво так скажу, что я родом с Радагаста. Или что хорошо знаю эту планету. И поглядим на реакцию.

Абель покачал головой.

— Сомнительно. Если он более-менее серьезно подготовлен, а мы должны на это рассчитывать, то он сейчас знает о Радагасте примерно столько же, сколько и ты. В этом случае разговор ваш будет забавным, но бесполезным.

— Хорошо. Твой вариант?

— Нет у меня своего варианта. Я пока размышляю. Надо учитывать, что он не один. Его кто-то прикрывает. Линденгард — совершенно точно.

— Вот к чему ты ведешь…

— Я ни к чему не веду. Но — давай посмотрим. Линденгард. Какие у него связи в столице?

— Это я сразу не скажу. Это надо базу поднимать и в ней копаться.

— Покопайся, — посоветовал Абель. — Но это — дальний прицел, так сказать. А нам надо действовать прямо сейчас. Вспомни. «Ётунхейм». Кого мы там знаем? Кто может контактировать и с Линденгардом, и с нашим другом?

Вместо ответа Зенгер активировал монитор и пару минут перебирал на экране какие-то данные. Потом взглядом подозвал шефа.

— Кажется, подходит, — сказал Зенгер.

Абель пробежал глазами несколько строчек. Кивнул.

— Кажется, мы придумали, — сказал он.

Ночная тревога

13 сентября 61 года НР


Дверной гудок разбудил Борислава посреди сладкого сна: он был на Земле, шел по березовому светлому лесу, и, кажется, не один… Гудок повторился. Борислав встряхнулся, тронул клавишу освещения каюты и только тут осознал, что он на «Ётунхейме». До подъема — почти два часа. Значит, что-то случилось… В коридоре за дверью стоял очень молодой фенрих.

— Прошу прощения, господин лейтенант, — сказал он. — Поручение командования. Одевайтесь, я вас провожу.

Они долго шли незнакомыми узкими коридорами, потом поднялись на лифте и оказались в маленькой серой комнате, в которой ждал адмирал Линденгард собственной персоной.

Он был озабочен.

— Спасибо, Витольд, — сказал он фенриху. — Здравствуйте, Борислав. Простите, я не так хотел с вами попрощаться…

— Что случилось?

— Вами заинтересовалась контрразведка. Через час-другой они прибудут с проверкой. Слава Тору, меня успели предупредить… Но на «Ётунхейме» вам оставаться нельзя.

— Контрразведка флота? Разве она вам не подчиняется?

Линденгард, несмотря на серьезность ситуации, улыбнулся.

— Не будьте наивным. Контрразведка не смогла бы работать, если бы не имела права действовать помимо меня. Знаете, сколько в нашей истории было адмиральских мятежей?..

— Мне жаль, — сказал Борислав. — Я не хотел подставлять вас под удар.

Линденгард отмахнулся.

— Я-то справлюсь. Не впервой… Сейчас дело не во мне, а в вас. Борислав, вы хотите вернуться домой через Окно — или продолжить путь на Феззан? Я могу организовать для вас и то, и другое.

— Продолжить путь на Феззан, разумеется.

— Вы понимаете, насколько это опасно?

— Понимаю.

— Надеюсь… Хорошо. Вас возьмет «сфинкс» и доставит на базу Тренто. Она маленькая, расположена на отшибе, и никого, кроме военных, там нет. Зато там обязательно стоит дежурный легкий крейсер. Вы встретитесь с его командиром и скажете слово «гуттаперча». Повторяю: «гуттаперча». Это будет означать, что командир крейсера обязан принять любой ваш приказ. Скажете ему, чтобы доставил вас на Феззан. Скажете, что путешествие секретное. Он сам разберется, как лучше пройти и где лучше сесть… Карту Феззана помните?

— Конечно.

Линденгард провел рукой по лбу. Он выглядел усталым.

— Хорошо… Надеюсь, дальше обойдется без детективных приключений. Помните главное: ваша легенда засвечена, и нигде на Феззане вам появляться под этим именем нельзя. Как только прибудете туда — немедленно, не выходя за пределы космопорта, позвоните по телефону… — и он назвал номер.


Истребитель «сфинкс» был, по сути, двухместным вариантом легкой «валькирии». Кресла пилота и стрелка-штурмана располагались там одно за другим. Пилотом внезапно оказалась девушка, жгучая брюнетка с пронзительным взглядом; звали ее Лотта Вагнер. Она бесцеремонно указала Бориславу на кресло стрелка, захлопнула кокпит и принялась колдовать над навигационными настройками. Спросить ее о чем-либо Борислав не решился.

Сам полет был довольно скучным. Кабина «сфинкса» была закрытой, на ее стены проецировалось виртуальное изображение; Борислав пытался за ним следить, но очень быстро потерял ориентировку в рисунке звезд и стал клевать носом. Насколько он мог судить, двигались они в основном по прямой. Лотта явно намеревалась как можно быстрее доставить пассажира из пункта А в пункт Б. Только через час полета она впервые подала голос.

— Видите Тренто?

Борислав пошевелился, пытаясь хоть что-то разглядеть.

Лотта полуобернулась к нему.

— Впервые так летите?

Борислав кивнул.

— Сочувствую. Тренто у нас прямо по курсу. Еще часа полтора, и будем там.

— Спасибо, — вымолвил Борислав.

Лотта дернула плечом и повернулась к пульту.

Зуммер застал Борислава врасплох.

— Это что?

— Сигнал от эсминца, — сказала Лотта, не оборачиваясь.

Под рукой у нее горел экранчик связи с непонятными символами. Видимо, рутинный запрос «свой — чужой». Лотта что-то отстучала, и в ответ почти сразу возник сигнал, который Борислав узнал.

LN — «немедленно остановиться».

Лотта вздохнула и… Борислав не понял, что она сделала. У него перехватило дыхание. Небесная сфера будто перевернулась. А «сфинкс» продолжал идти к Тренто, но уже с другого угла.

И только теперь Борислав заметил эсминец. На проекционной виртуальной поверхности он отображался красной точкой.

Движение. Рывок. Остановка. И вновь движение — тяжкое, натужное, как сквозь мед…

— Himmellherrgottsakramenthallelujamileckstamarsch, — сказала Лотта. — Мы влипли.

— Буксирный луч?

— Именно.

— Что будем делать? — поинтересовался Борислав.

— Ничего. Ни права не имею, ни технической возможности. Чтобы вырваться из такого луча, нашей мощности не хватит.

На экране опять что-то зажглось. LS — «выключите двигатель».

Борислав услышал, как Лотта скрипнула зубами. И тут же что-то изменилось. Движение перестало ощущаться.

— Куда они нас поведут? — подумал Борислав вслух.

Лотта ответила.

— На какой-то крупный корабль. У эсминца нет стыковочных узлов для нас.

Ее голос был совершенно спокойным, Борислав даже позавидовал.

— Простите, — пробормотал он.

Она фыркнула.

— Чего уж тут. Меня адмирал вытащит. Это вам — удачи.

Документ 02

Дата: 13 сентября 61-го года НР.

Место: борт имперского линейного корабля «Истрия».

Содержание: фрагмент допроса подозреваемого в шпионаже.

Исполнитель: начальник контрразведки 19-го галактического сектора корветтен-капитан Эрнст Абель.


В. Итак, кто вы?

О. Я бы сказал, что ваш вопрос звучит весьма философски. Я — человек, как и вы, если позволите процитировать одну старую пьесу. Мое имя вы знаете, оно настоящее. Что вас еще интересует?

В. Как вы попали на «Ётунхейм»?

О. На крейсере «Любляна».

В. Откуда?

О. С Эконии.

В. А откуда вы прибыли на Эконию?

О. С Радагаста. Я там, собственно, живу.

В. Вы знаете, что ваши ответы не выдерживают проверки?

О. Допускаю. Но если вы скажете, какие есть несоответствия, то мы вместе попробуем найти им объяснения.

В. Вы знаете, что вопросы здесь полагается задавать только мне?

О. Да, я об этом догадываюсь. Но это затруднит диалог. Разве нет? Вы хотите ясности. Представьте, я тоже…

В. С Радагаста я ответа о вас еще не получил. Но с Эконии — получил. Вы там не регистрировались.

О. Я был там совсем недолго. Несколько часов.

В. Это не отменяет регистрации. На каком корабле вы прибыли на Эконию?


(пауза)


О. Конечно, я мог бы произнести название корабля. Но предупреждаю: это ничего не даст. Вы обнаружите, что корабль находится далеко от вашего сектора, начнете посылать запросы… В общем, последует рутина, которая ничего не прояснит.

В. Назовите корабль, на котором вы прибыли с Радагаста на Эконию.

О. Не хочу.

В. Вы не боитесь? Я ведь могу использовать особые техники допроса.

О. Не то, чтобы не боюсь. Но должен предупредить, что пытать меня бесполезно. Легкие пытки я выдержу, а при запредельном воздействии вы меня потеряете. Вместе с информацией, которую хотите получить.

В. Я не пугаю вас пытками. В Рейхе они давно не применяются. Но есть химические средства.

О. Все равно бесполезно. Мне жаль вас разочаровывать, но у вас нет такой квалификации, чтобы заставить меня болтать, при этом не убив. Но я обещаю честно ответить на ваши вопросы — в той мере, в какой это вообще имеет смысл.


(пауза)


В. Вы уверенно держитесь. Видимо, чувствуете за собой поддержку. Итак, чей вы агент?

О. Силы, названия которой вы не знаете.

В. Произнесите это название.

О. Не могу.

В. Почему?

О. Оно вам ничего не даст. По крайней мере, сейчас.

В. Вы уверены, что не боитесь со мной так разговаривать?

О. Нет. Страх — естественная эмоция. Но у меня нет выбора. Я разговариваю с вами настолько почтительно и откровенно, насколько это возможно.

В. Вы выше меня по званию?

О. Не думаю.

В. Вас послали с Феззана?

О. Нет.

В. С Хайнессена?

О. Нет.

В. Откуда же?

О. С Радагаста.

В. Это правда?

О. Вообще-то нет. Но вы хотите четкого ответа, и я даю его вам. Тот, который могу.

В. Вы агент республиканцев?

О. Нет.

В. Политической разведки?

О. Нет.

В. Военной разведки?

О. Нет.

В. Что связывает вас с адмиралом Линденгардом?

О. Ничего, кроме его гостеприимства.

В. В чем была ваша задача в девятнадцатом секторе?

О. Она изложена в моем удостоверении. Я — флотский корреспондент.

В. О чем вы беседовали с Линденгардом, когда находились в течение полутора часов в его кабинете?

О. Можно сказать, что это было обычное интервью. Если же вы хотите деталей — обратитесь к самому адмиралу. Если вы еще этого не сделали.

В. Я не собираюсь сообщать вам о том, что сделал и чего не сделал. Мне нужны ответы на вопросы.

О. Я вам их даю.

В. Не полностью.

О. Да. Потому что к полным ответам вы не готовы.


(пауза)


В. Поясните.

О. Попытаюсь. Дело в том, что никакой человек не готов с ходу воспринять информацию, резко меняющую его картину мира. Сразу включаются разнообразные психологические защиты. Если я запросто скажу правду, вы или не поймете, или не поверите… а скорее всего, и то и другое. И взаимопонимание только затруднится. Иное дело, что вы можете сами, постепенно, дойти до верного объяснения. Вот этому я и стараюсь помочь.


(пауза)


В. Вы пытаетесь мной манипулировать…

О. В очень небольшой степени. Когда мы дойдем до сути, никакие манипуляции не понадобятся.

В. Все ли ваши ответы были правдивы?

О. Нет.

В. В какие моменты вы лгали?

О. Попробуйте вычислить сами.

В. Вычислю. Но не боитесь ли вы, что я, например, решу на вас проверить то, что вы говорили о своей выносливости?..

О. Не боюсь. Никакого серьезного вреда моему здоровью это не принесет. Пробуйте, если хотите.

В. А наказания за шпионаж вы не боитесь?

О. Не очень. Прежде всего, шпионаж не доказан.

В. Но незаконное проникновение на военный объект — доказано. Уже сейчас. Знаете, я позволю себе перевернуть диалог. Как вы докажете, что вы — не агент республиканцев? Презумпцию невиновности не поминайте, пожалуйста. Здесь она не действует.

О. Никак. Вы можете допросить меня как республиканского шпиона, пожалуйста. Можете даже под химсредствами. Но боюсь, я вас разочарую. Я даже не знаю, как их разведслужба называется.

В. Значит, вы все-таки агент Феззана? Даже если прибыли и не оттуда…

О. Нет. Вы мыслите по шаблону, и шаблон вас подводит. Ну, представьте, что я агент… допустим, Нифльхейма. Мира инеистых титанов. Вас бы удивило такое сообщение? Конечно, вы рационалист, и попытаетесь это истолковать рационально. То ли я сошел с ума, то ли я агент какой-то подпольной секты… Ну а если ничего из этого не подойдет? Как тогда?..

После допроса. Обсуждение

13 сентября 61 года НР


— Он тебя дурит, — сказал Йорг Зенгер. — Манипулирует.

Эрнст Абель устало вздохнул.

— Манипулирует — да. Безусловно. А вот насчет дурит — не уверен. Ты с ним разговаривал?

— Нет, конечно.

— Поговори, — посоветовал Абель. — Я разрешаю. Уже ясно, что подсаживать тебя к нему в камеру или что-то подобное нам не придется, так что скрывать от него твою физиономию незачем. Поговори — и давай обменяемся впечатлениями.

— Я пока не хочу, — сказал Зенгер. — Ты же знаешь, я считаю, что лучше судить по чистому содержанию разговора. Без невербалки.

Абель махнул рукой и потянулся к кофейному аппарату. Чашку он наполнял уже разу по четвертому.

— …Ну, и какие выводы ты из него делаешь? Из чистого содержания…

— Эффект слалома, — сказал Зенгер, не раздумывая. — Вихрь снежинок в разные стороны. Нас хотят или от чего-то отвлечь, или к чему-то вынудить.

— Возможно, — сказал Абель. — Это нам ничего не дает.

Зенгер пожал плечами.

— На то и рассчитано. Чего он хочет? У тебя есть хоть какие-то версии?

— Считай, что нет. Я с ним беседовал пять часов. Я очумел, честно говоря. Кажется, он специально старается заморочить мне голову.

— Кажется, так и есть. Но все-таки зачем?

Абель залпом допил кофе.

— Хорошо, — сказал он. — Сухой остаток. Во-первых, он фактически признал, что является нелегалом. Со всеми перекосами и отговорками — признал. Хотя бы это у нас есть. Во-вторых, он имеет прикрытие. Это точно. Он не бравирует тем, что не боится нас — он действительно боится очень мало. На пустом месте такого не бывает. И в-третьих… В-третьих, у него есть некая задача, которая пока нам неясна. Смысл всех его «капелек тумана», или «слалома», как ты говоришь, в том, чтобы она и дальше оставалась неясной. Гадать, в чем она состоит, сейчас бессмысленно, у нас все равно нет информации. Просто некое неизвестное.

— Большое неизвестное, — дополнил Зенгер.

— Да. Возможно, это что-то, о чем мы вообще не можем догадаться. Или можем, но не догадываемся… Не знаю. Я гадать больше не буду. Сочинять гипотезы — для нас не занятие. Но и выяснить что-то вот так, сидя тут на заднице, мы не можем.

Абель умолк. Зенгер подождал.

— И выводы?..

Абель откашлялся.

— Выводы я уже сказал. А теперь давай посмотрим на то, какие возможности у нас вообще есть. Просто сидеть и ждать, пока придет ответ с Радагаста — это еще дней десять в самом лучшем случае, у нас столько времени нет. А больше и копать-то некуда. За одним исключением…

— Запросить Линденгарда, — проговорил Зенгер.

— Да… Если он ответит. И если он ответит правду, а не скормит нам очередную легенду — что, скорее всего, и случится. Чья бы это ни была операция, Линденгард в нее уже влип.

— Может, и не влип, — сказал Зенгер. — Может, он просто получил приказ. С такого верху, что ослушаться невозможно. И тогда опять получается, что вся эта история — тайная операция Феззана. Настолько важная, что ее секретят даже от нас.

— А мы ее сорвали… Ну что ж, это возможно. Но не страшно. Если бы наш друг мог открыто предъявить нам свои полномочия, он бы это уже сделал. Не сделал — сам виноват. В такие игры надо играть по правилам. Уверен, что он это понимает.

Зенгер перелистывал распечатку протокола допроса.

— Странно, — сказал он. — Если убрать всю болтовню… он пытается убедить тебя, что он — шпион иного мира. Нифльхейма, как он говорит. И не в лоб, а апофатическим способом: последовательно зачеркивая все другие версии…

Абель с интересом взглянул на коллегу.

— Да. Ты прав. И что?

Зенгер хмыкнул.

— Поверить ему ты не пробовал?

Абель приподнял бровь.

— Язвишь, значит. Над командованием насмехаешься. И не краснеешь.

— Да, — сказал Зенгер. — И все же. Возможно, встав на его точку зрения, мы что-то поймем. Что-то, что он хочет до нас довести, но пока не может.

Абель надолго задумался.

— Вот что интересно, — сказал он. — Десять минут назад ты твердил, что наш друг меня дурит. А теперь полистал протокол — и уже веришь ему. Что, пойдем искать агентов Нифльхейма?

— Нет, — сказал Зенгер. — Не пойдем. Не верю. Но что-то делать все же надо. Я так понимаю, брать на абордаж адмирала ты не хочешь.

— Не хочу, — подтвердил Абель.

— Ну и какие у тебя тогда предложения?

Абель посмотрел на Зенгера долгим взглядом.

— Видишь ли, Йорг… Боюсь, что предложение у меня всего одно. Полученное методом исключения. Я беру нашего друга к себе, организую конвой и лечу на Феззан. Где и докладываю все данные лично адмиралу Брентано — да-да, пусть у него голова болит… Руководство контрразведкой сектора ты, я думаю, потянешь. Тем более что это ненадолго.

— Ничего себе, — сказал Зенгер. — Да Локи бы его побрал, этого «нашего друга». Я такой ответственности не просил.

— Но при этом по существу ты не возражаешь…

— Не возражаю. Я согласен, что ждать нельзя, и согласен, что везти его должен лично ты. У любого другого могут отбить.

Абель улыбнулся.

— Тогда принимай должность. Потому что отбываю я немедленно, с первым же кораблем.

Зенгер поежился.

— Ничего-ничего, — сказал Абель. — Чтобы научиться плавать, надо плавать. Сектор здесь тихий, сам знаешь.

— Ага, — сказал Зенгер. — Тихий. Пока эти… инеистые титаны не поперли.

— Будем надеяться, что когда они попрут, я уже вернусь.

Зенгер несколько оторопел.

— Не шути так, шеф, — попросил он.

— А кто тебе сказал, что я шучу?.. Ладно, ладно. Шучу. Но ты все-таки будь наготове. «В глубинах космоса нас ждет неизведанное». Помнишь? Сейчас это нас тоже касается.

После допроса. Одинокие мысли

13 сентября 61 года НР


Сколько я уже тут сижу? Часов десять. Могли бы сообразить. Да, может, и сообразили. Скоро узнаю. Этот Эрнст Абель производит впечатление толкового парня. Кажется, я дал ему все вводные, какие мог. Правильно ли я поступил? Не лучше ли было пойти по классическому пути и закрыться шаблонной легендой? Нет, не лучше. Профессионализм здешних контрразведчиков таков, что любую типовую легенду они тут же поставят под сомнение, подобрав соответствующие вопросы. После чего мы просто вернемся на исходную позицию. Я всего лишь ускорил игру, пропустив несколько очевидных ходов. Интересно, как это выглядело со стороны? Впечатляюще, должно быть. Хорошо, что у них здесь запрещены пытки. И хорошо, что контакт случился сейчас, а не во времена правления Гольденбаумов. Тогда нам было бы гораздо труднее.

Он собрался, приводя в порядок расходящиеся мысли. Чем выше уровень цивилизации, в которую Прогрессор внедряется, тем проще ему работать, пока все спокойно, и тем труднее в случае провала. Средневековым человеком очень легко манипулировать, по крайней мере пока ты с ним один на один. Можно сыграть на его религиозных предрассудках, на суевериях, на страхах, которыми любой средневековый мир переполнен… В мире индустриальном все становится гораздо сложнее. Имперского контрразведчика не запугаешь, притворившись дьяволом или сыном бога. И в средствах он стесняться не будет. Работа на индустриальных планетах заслуженно считается гораздо более опасной для Прогрессора, чем на средневековых, это всем известно…

А если ситуация слишком сложная — ее надо форсировать, чтобы уменьшить для противника множество возможных решений. Это азбука из азбук.

На каких факторах мы обычно можем сыграть? Всем индустриальным империям свойственна бюрократия, которая разрастается, как в парнике. И отсюда — конкуренция между ветвями бюрократии, в частности, между засекреченными и хищными разведками и контрразведками. Удивляться этому нечего, что-то похожее есть даже у нас: отношения между двумя КОМКОНами, например… Вот и в Галактическом Рейхе — то же самое. Здесь есть минимум два игрока, один из которых нас прикрывает, а другой играет против: политическая разведка Сульковского и военная контрразведка Брентано. В нормальной ситуации, конечно, стоило бы выйти на контакт как раз с Сульковским. Но у нас — провал. Молодец все-таки Абель, быстро сработал… И что теперь делать? Просто ждать? Молчать, все отрицая, и ждать, пока кто-то не вмешается? Безынициативное решение, совсем не прогрессорское…

Я поступил правильно, провоцируя Абеля обратиться к Брентано. Правильно. Хочется так думать. Брентано — противник, но он, по крайней мере, знает, кто я такой. С ним можно будет разговаривать. Если, конечно, он не прикажет меня сразу убить… но нет, это маловероятно. Должно же у него быть любопытство. А если он меня вызовет и хотя бы задаст какие-то вопросы — это уже контакт. И дальше у меня будет чисто контактерская задача. Не впервой.

Юлиус Брентано. Аристократические ценности, воинская доблесть, семейная честь, служение Одину… кажется, так Линденгард о нем говорил… Жаль, я не видел его портрета. Сложный контрагент. Но начать есть с чего. Лишь бы только он вышел на разговор… Посмотрим…

Имперская территория Феззан

20 сентября 61 года НР


Феззан был планетой одноименной звездной системы, расположенной в коридоре между галактическими рукавами Ориона и Стрельца. Из четырех планет, вращавшихся вокруг маленького желтого солнца, три были газовыми гигантами. Единственная среди них землеподобная — вторая — действительно напоминала по физическим условиям Землю, но была заметно беднее водой. Даже после терраформирования большая часть суши здесь осталась красной пустыней, по которой носились пыльные бури.

При всем этом народ на Феззане жил предприимчивый. Двадцать процентов территории, пригодные для полноценного освоения, местные жители использовали вовсю. Уже во времена империи Гольденбаумов Феззан стал настолько мощным торговым центром, что это обеспечило ему политическую независимость. Во время войны доминион Феззан был единственной населенной людьми территорией, которая сохраняла нейтралитет, поддерживая мирные дипломатические отношения и с Рейхом, и с Союзом; и его правители не стеснялись извлекать из такого положения всевозможные выгоды. Кончилось это шестьдесят один год назад, когда Рейх оккупировал Феззан, а заодно и уничтожил Союз, принудив правительство последнего к безоговорочной капитуляции.

Возникший в результате Новый Рейх состоял из двух частей — старой и новой. Старая часть, включавшая в себя, между прочим, и Солнечную систему, находилась в рукаве Ориона, а новая, то есть территория бывшего Союза, — в рукаве Стрельца. Феззан же был расположен точно между этими частями, и неудивительно, что пришедшая к власти в победившем Рейхе династия Лоэнграммов сделала его своей столицей.

Новый статус Феззана не замедлил повлиять на его жизнь. Стало резко расти население. Темп освоения окраин усилился; уже через считанные десятилетия на месте многих пустынь встали лиственничные, буковые и эвкалиптовые леса. А великолепие новой имперской столицы — грандиозные мосты, уступчатые или спиралевидные небоскребы и прочие чудеса света — каждый год привлекало миллионы туристов со всей освоенной Галактики.

Причудливое совпадение планетарного календаря с имперским привело к тому, что сейчас, в сентябре, на Феззане и вправду была осень. Бесконечные леса переливались всеми оттенками от винно-пурпурного до пронзительно-золотого; в прозрачном воздухе носились быстрые облачка. На полях работали фермеры. Казалось, в этом мире воплотилась сама Деметра.

Легкий крейсер «Арпад» приземлился на военном космодроме рано утром. Началась обычная суета, среди которой по трапу быстро сошли два молодых офицера: корветтен-капитан и лейтенант. Их ждали. Начальник охраны порта, обер-лейтенант космофлотской наземной службы, отсалютовал и проводил гостей к автомобилю: внушительный полноприводной «тандерберд», отблескивающий черной краской, с номерами главного штаба. Прямо за автомобилем ожидали двое вооруженных мотоциклистов. Корветтен-капитан открыл дверцу «тандерберда», пропуская лейтенанта внутрь, сел сам, и через минуту кортеж тронулся.

В дороге пассажиры не разговаривали: у них было время обменяться информацией и в полете. Шоссе шло между огромными полями, вдали виднелись лесистые холмы. Лейтенант, видимо отвыкший за последнее время от пейзажей, с мальчишеским любопытством смотрел в окна. Мотоциклисты не отставали.

Когда на шоссе возникла стремительная спортивная «фреччия», никто в «тандерберде» не обеспокоился: мало ли у кого в такой день настроение носиться по дорогам. За доли минуты «фреччия» почти догнала «тандерберд», поравнявшись с сопровождавшими его мотоциклами. И тут в руках пассажира «фреччии» появилось что-то вроде пистолета с широким раструбом. Один мотоциклист, сбившись с курса, полетел в кювет, другой закрутился посреди шоссе; и оба остались неподвижны.

А «фреччия» шла вперед. Ни водитель «тандерберда», ни корветтен-капитан не выглядели потрясенными. Водитель спокойно наращивал скорость, а корветтен-капитан уже держал в руке излучатель, прикидывая, как и откуда открыть огонь. Но ему не дали додумать.

Со стороны холмов шел сельскохозяйственный грузовоз, шестиосный гигант; он развернулся боком, загородив дорогу полностью, и водитель «тандерберда» был просто вынужден затормозить, чтобы не врезаться. А из окна догонявшей «фреччии» высунулся человек, державший все тот же пистолет сраструбом. Через мгновение и корветтен-капитан, и лейтенант, и их водитель были без сознания. «Тандерберд» все еще рычал, упершись в фургон, но это уже никому не могло помочь.

«Фреччия» остановилась. Вышедший из нее человек подал знак. Фургон развернулся, откинул заднюю аппарель; оттуда выпрыгнули двое крепких ребят, которые прикрепили к «тандерберду» пару тросов. Кто-то на что-то нажал, пленная машина вкатилась, и аппарель захлопнулась. Человек из «фреччии» сказал что-то по переговорному устройству, сел в свою машину, и все исчезли.

Минут через десять над дорогой появился грузовой вертолет с опознавательными знаками военной полиции. Сел он там, где все еще лежали мотоциклисты; соскочивший со ступеньки вертолета вахмистр покачал головой, выругался и скомандовал своим солдатам заносить. Мотоциклистов, аккуратно пристроив на носилки, перенесли в пассажирский отсек вертолета, мотоциклы же отбуксировали в грузовой; вахмистр еще раз оглядел поле битвы, захлопнул изнутри люк, тяжелая двухвинтовая машина стартовала, набрала высоту и очень скоро исчезла за холмами.

Шоссе осталось свободным. Будто ничего и не произошло.

Информация — наша работа

20 сентября 61 года НР


Звездная система в рукаве Ориона. В центре желтый карлик — это Солнце. По слабо эллиптическим орбитам идут планеты: самая ближняя к звезде, маленькая и раскаленная — Меркурий; потом — целиком закрытая плотными облаками — Венера; потом — с разреженной атмосферой и красноватым грунтом — Марс… Стоп. Между Венерой и Марсом есть еще одна планета. Она маленькая — меньше Меркурия; она лишена атмосферы и магнитного поля. Это Луна. Одинокая. От двойной системы «Земля — Луна» осталась только она. Неведомый катаклизм уничтожил Землю полностью, не сохранив ни одного обломка, ни одного атома, ни малейшего физического следа; теперь никакой астроном не смог бы установить, что в этой системе когда-то была планета с океаном и жизнью…

Сознавать это было так страшно, что Борислав громко застонал.

Его тронули за плечо. Потрясли.

— Просыпайтесь…

Борислав дернулся.

— Земля… Что с Землей?..

Человек, который тряс его за плечо, нахмурился.

— С Землей? Ничего особенного. Никаких тревожных известий оттуда не было.

Борислав понемногу приходил в себя.

— Да… Земля же — территория Рейха. Там есть губернатор. Так?

Собеседник озабоченно кивнул.

— Так… Вы как себя чувствуете?

— Уже лучше, — сказал Борислав.

Теперь, придя в себя, он мог разглядеть собеседника как следует. Молодой человек в мундире привычного кроя, но не черном, а белом. Медицинская служба Рейхсфлота.

Белая комната, за окном зелень. Никаких примет места.

— Где я?

— В Квентовик-сити, — сказал медик. — В штаб-квартире политической разведки.

— Понятно… А… Что со мной было?

По лицу медика пробежала тень.

— Действие парализующего излучения. Достаточно малой амплитуды. Никаких последствий. Последние часы вы просто спали, ну а мы решили вас до поры не будить.

— Понятно, — сказал Борислав, оглядываясь.

Медик поймал его взгляд.

— Ваша одежда — здесь. Ее почистили. Дверь в санузел — справа. Кофе сейчас принесут.

— Спасибо, — сказал Борислав. — А выйти я могу?

— И выйти, и осмотреться, и прогуляться… Но сначала, я думаю, с вами захотят поговорить. Вы же не против?


— Я сожалею, что мне пришлось принять такие резкие меры, — сказал Дитрих Сульковский. — Надеюсь, вы не пострадали.

— Кажется, нет, — сказал Борислав.

Он попивал предложенный кофе и откровенно осматривался. Квентовик-сити был одним из пригородов новой имперской столицы. Окно, расположенное не выше третьего этажа, было частью закрыто буйным вьющимся виноградом. А вдали — сверкали небоскребы.

— Извините, что пришлось вас отключить, — сказал Сульковский. — Гарантирую, что — никакой угрозы здоровью. Если бы вы добрались до Брентано, опасность для вас была бы куда больше. Кстати, почему, собственно, вас к нему везли?

Борислав вздохнул.

— Я спровоцировал это сам.

Сульковский заинтересованно поднял брови. Лицо у него было тонкое, хищное, аристократическое.

— Можно подробнее?

Борислав пожал плечами.

— Тут все очевидно. Чем сидеть в камере, лучше разговаривать с человеком, который пусть даже и опасен, но, по крайней мере, понимает, с кем имеет дело. И я попытался подтолкнуть моего контрразведчика в эту сторону. Кстати, как он там?..

— Здоров.

— Пригласите его сюда, — сказал Борислав.

Сульковский удивился.

— Зачем?

— Видите ли… я думаю, что он уже и так о многом догадывается. Это во-первых. Во-вторых, позволю себе сказать, что он заслужил право знать все. И в-третьих, мне интересно его послушать.

Сульковский обдумал эту реплику, вольно откинувшись в кресле. Он был одет по-штатски: черный сюртук, белая рубашка, пузырящаяся какими-то фестонами. И обстановка была под стать. Гнутые стулья из настоящего дерева…

— Понятно… Вы хотите его перевербовать.

— Не обязательно, — возразил Борислав. — Просто послушать. Это же контакт. Вас мне, кстати, тоже послушать интересно. Давно вы о нас знаете?

Сульковский улыбнулся.

— Четыре месяца. Сначала не поверил. Но я в свое время основательно изучал физику, и значит — знаю, что абсолютно невозможных вещей во Вселенной мало. Может быть, их даже нет вообще… М-да. Смотрите: я могу вызвать нашего друга корветтен-капитана прямо сейчас. Он близко. И я вполне понимаю, зачем это нужно вам. Но вот нужно ли это ему? Мы ведь собираемся сообщить ему информацию, которая поставит его перед очень жестким выбором — в любом случае. А вам этот человек, насколько я понимаю, симпатичен. Вы точно ему такого хотите?

— Информация — всегда благо, — сказал Борислав. — Всегда лучше иметь ее, чем не иметь.

Сульковский склонил голову набок.

— Даже так… Вы уверены?

— Нет. Но я верю, что это все-таки правильно. Именно верю, понимаете?.. Иначе наша работа вообще бессмысленна.

Сульковский не отвечал. Несколько секунд он просто смотрел на Борислава, и тот никак не мог понять, чего в этом взгляде больше: уважения или жалости.

Потом Сульковский кивнул и нажал кнопку.


— Что с мотоциклистами?

Это были первые слова Эрнста Абеля. Он даже не поздоровался.

Сульковский чуть усмехнулся.

— Легкие переломы. У одного, кажется, сотрясение. Их сразу отвезли в госпиталь, на ноги поставят за несколько дней. Еще и награды за боевые ранения получат. Мы совершенно не хотели никого убивать.

— Очаровательно, — сказал Абель. — Можете мне объяснить, зачем вообще это было нужно?

— А как вы думаете?

Абель встряхнулся.

— Никак я не думаю. И не надо меня экзаменовать. Тоже мне… — он не договорил. — Это — ваш человек? — кивок указывал на Борислава, который пока молчал.

— Нет, — сказал Сульковский. — Не наш. Но очень нужный нам. Простите, корветтен-капитан, но ваш шеф… слишком непредсказуем. У меня не было уверенности, что ваш гость после беседы с ним останется жив. И в любом случае — я не желаю отдавать инициативу. Еще раз извините.

— Какую инициативу? — спросил Абель.

Борислав присмотрелся к нему. Угрюм, но собран. Кажется, готов ко всему.

Ко всему ли?..

— Эрнст, простите меня. На «Истрии» я не мог сказать вам правду. Во-первых, это, как говорится, не только моя тайна. А во-вторых, я бы не сумел подобрать слова, которым вы бы поверили. Если бы я тогда сказал все в лоб, вы бы решили, что это бессмыслица.

Абель усмехнулся.

— Дайте и мне кофе, — попросил он. — Бессмыслица, говорите… Значит, сейчас сказать правду уже можете?

— Могу. Да. Если вы точно хотите ее услышать.

Абель внимательно посмотрел сначала на Борислава, потом на Сульковского.

— Мои шансы выжить, скорее всего, уже не зависят от того, что я здесь услышу или не услышу. Так что давайте. Без вранья.

Борислав вздохнул.

— Без вранья так без вранья, — сказал он. — Вы сами это выбрали. Слушайте…


— …А потом на «Ётунхейме» я вам попался. Честно скажу, я не думал, что контрразведка флота в мирное время сработает так быстро. А вы еще и ловушку поставили. И я это понял, только когда в нее угодил. Мои поздравления.

Абель шевельнулся.

— А дальше?

— А дальше мне ничего не оставалось, как морочить вам голову, вынуждая доложить о ситуации наверх. Я хотел, чтобы она дошла до Брентано — потому что тогда, по крайней мере, начался бы настоящий разговор. На вмешательство господина Сульковского я не рассчитывал, хотя против ничего не имел…

— И теперь мы здесь, — сказал Абель отрешенно.

«Мы», отметил Борислав. Уже «мы». Контакт.

— Вы мне верите?

Абель сумел выжать из себя что-то вроде улыбки.

— Верю. Во-первых, никто не придумает столько подробностей. Кроме разве писателя. Но предполагать, что мой шпион заодно оказался еще и писателем-фантастом — это слишком… Во-вторых, если бы я и не поверил вам, то вот этому господину поверить пришлось бы, — он кивнул в сторону Сульковского, безмолвно слушавшего. — Его-то уж точно никто никогда в фантазиях не подозревал.

— А зря, — сказал Сульковский сердито. — У меня фантазии уж точно побольше, чем у вашего шефа. И не морщитесь. Все, что смог придумать Брентано — это идея полной изоляции. Стереть, закрыть и не пускать… Ах, опасность. Ах, республиканские идеи. Ах, память о гражданских войнах, Локи бы их побрал… Иногда я думаю, что людям лучше помнить поменьше.

— Брентано — из аристократов, — сказал Абель.

— Я тоже, — сказал Сульковский. — И что? Во-первых, уже начавшийся контакт остановить невозможно. Вы сомневаетесь? Вы не видите, насколько та сторона настойчива? — он кивнул на Борислава. — А это ведь только начало. С той стороны пока что действуют добровольцы-любители. Они даже этот свой Всемирный совет еще не извещали… хотя сейчас, может, уже и известили… А какая у них физика, вам понятно? Так вот, если вам это понятно, то вы не можете не видеть: контакт — огромный шанс для человечества. Для обоих человечеств. Пусть это будет шлюз, канал, что угодно. Риск — да. Но и польза. Посмотреться в зеркало, поучиться друг у друга…

Операция «Зеркало», вспомнил Борислав некстати. Стоп. Вот об этом сейчас лучше не думать.

— …ничего удивительного, что этим занимается разведка, — говорил Сульковский. — Информация — наша работа. Знание — сила. Больше знания — больше силы. Вот вы лично хотели бы побывать на Земле? На той Земле?

Абель задумался.

— Хотел бы, конечно. Кто ж не хотел бы. Из того, что я пока услышал, многое непонятно. Например, как она управляется. Впрочем, мне этого не покажут… Но даже просто посмотреть — было бы интересно.

Борислав и Сульковский переглянулись, и Абель поймал эти взгляды.

— Что дальше? — спросил он.

Ему ответил Сульковский.

— Дальше у вас выбор. Нет, ничего страшного. Вашей жизни никто не угрожает. Но в ближайшие часы вам предстоит решить, за контакт вы или нет. Если нет, я вас просто отпускаю, и вы идете с докладом к Брентано. И дальше подчиняетесь ему. Мне это ничем не грозит, потому что ничего нового вы ему не скажете. Я действительно вас спокойно отпущу. Это одна возможность. А другая — вы остаетесь здесь, — он сделал паузу.

— Контакту нужны сотрудники, — добавил Борислав. — На обеих сторонах.

Абель, уже пришедший в себя, по очереди оглядел собеседников. На лице его была усмешка.

— Иными словами, вы мне предлагаете замечательные перспективы, — сказал он. — Интересная работа, посещение другого мира. Что еще? Карьерный рост?

— Вполне, — сказал Сульковский. — Мундир, правда, придется снять. Но коллежского советника могу дать сразу. И это не шутка.

— Спасибо, — сказал Абель. — А вы, Борислав? Вы будете рады такому коллеге?

— Да, — кратко сказал Борислав.

— Что ж… Я действительно благодарен вам, господа. Это тоже не шутка. А теперь, я надеюсь, вы вызовете машину и отвезете меня в штаб адмирала Брентано. Как и обещали… И за кофе тоже спасибо, да, — он встал.

— Почему?..

Абель мягко улыбнулся.

— Господину Сульковскому, я думаю, и так понятно — почему. А вы, мой уважаемый посланник другой Вселенной… Вам я отвечу. Кроме познания, на свете есть еще такая вещь, как верность. Извините за пафос. Пусть я буду неправ, пусть я откажусь от целого мира — но я не буду человеком, которого кто-то сможет назвать предателем.

Борислав посмотрел на Сульковского. Тот печально кивнул.

— Прощайте, Эрнст, — сказал Борислав.

Разговор с небожителем

20 сентября 61 года НР


— Прошу, — сказал дворецкий.

Борислав шагнул в огромную освещенную комнату.

Пылающий закат ослепил его…

Последний рубеж.

— Заходите, друг мой, — сказал ясный голос. — Присаживайтесь. Кресло перед вами.

Борислав опустился, обнаружив перед собой журнальный столик. Пузатый чайник, призывно белеющие чашки. И — человек в кресле-качалке напротив…

Вольфганг Миттермайер. Человек-легенда. Человек-мечта. Красавец. Гениальный тактик, заслуживший в сражениях прозвище Ураганный Волк. Друг юности первого императора династии Лоэнграммов. И уже шестьдесят лет — премьер-министр Рейха.

Нет, не шестьдесят. Пять лет назад Миттермайер ушел в отставку, сохранив пост министра без портфеля. Сколько ему сейчас? За девяносто. Но ум у него, говорят, ясный. И влияние в государстве никуда не делось.

— Я рад познакомиться с вашим высокопревосходительством, — сказал Борислав.

Человек-легенда усмехнулся.

— Насколько я знаю, вашему миру не очень свойственна субординация, — сказал он. — Или я ошибаюсь?

Борислав собрался. Началось…

— Смотря что считать субординацией. Чинопочитание — не свойственно совсем. Не принято. При этом с подчинением младшего работника старшему все отлично. Я не помню, чтобы с этим были какие-то проблемы. Но вот, например, назвать человека «ваше превосходительство» у нас могут только в шутку.

Миттермайер покивал. Его грива, когда-то светлая, сейчас была совершенно белой.

— А меня вы сейчас так назвали тоже в шутку?..

— Вас я так назвал из вежливости. И еще — потому, что отходить от легенды в чужом мире не стоит никогда. Мало ли что.

Миттермайер потянулся к чайнику. Налил чая себе и гостю.

— Не обижайтесь, что я вас так встречаю, — сказал он. — Буря и натиск. Это никоим образом не есть выражение недоверия. Просто мне интересно слишком многое, а узнать это многое надо быстро.

Борислав отхлебнул чаю.

— Если честно, я чего-то подобного и ждал. Все-таки не зря вы — Ураганный Волк… Что вам интересно? Спрашивайте.

Миттермайер поставил свою чашку. Его глаза были пронзительно-голубыми.

— Например, мне интересно, на чем может держаться субординация без чинопочитания. Сможете пояснить?

— Попробую, — сказал Борислав. — Вы не то чтобы поставили меня в тупик, но… Это же так естественно. Если рядом с вами человек, у которого больше опыта, который больше знает… кто же его не послушает? Где больше знаний, там и социальная ответственность выше.

— Всегда? — поинтересовался Миттермайер.

— Практически.

— Могу позавидовать… Но где взять надежные показатели того, что человек… больше знает? И более ответственен? Вот чин как раз может быть таким показателем. Хотя и с вероятностью ошибок, я это прекрасно знаю, но — может. А если чинов нет? Тогда что?

— Образование. Профессия. И соответствующий опыт.

Миттермайер откинулся в своем кресле. Его внимательные глаза пробегали по собеседнику, как по тактической карте.

— А как у вас получают профессии?

Борислав пожал плечами.

— Ну… Как обычно, — он осекся. — Хотя да, система интернатов вам ведь незнакома… Обычно к последнему году обучения область интересов подростка уже сформирована. Это редко вызывает большие трудности: возможностей в интернатах полно, и любой интерес к любой науке всячески поощряется. Дальше комиссия по распределению знакомится с данными, ну и направляет выпускника туда, где он получит самое лучшее образование по выбранной теме…

— А если выпускник, скажем, не согласен с решением комиссии?

Борислав задумался.

— Он может апеллировать. Хоть бы и в региональный Совет Просвещения. Но, если честно, я не знаю таких случаев… Или почти не знаю.

Миттермайер пожевал губами. Сейчас было видно, что он все-таки стар.

— Решения… комиссии, — сказал он. — Апелляции. Все это сводится к тому, что профессию человек выбирает не сам. Мне интересно: это действительно ни у кого не вызывает протеста?

Борислав помотал головой.

— Как правило, нет. Это очень точный механизм. Движение за отмену распределения, правда, существует, но его мало кто воспринимает всерьез.

— Удивительно, — сказал Миттермайер. — Впрочем, понять это можно. Вы так привыкли к свободе, что уже и не замечаете ограду, за которой она кончается… Детская площадка. Вас такое сравнение не задевает?

Борислав глубоко вздохнул.

— Не задевает. Мне самому такое приходило в голову. Только… — он подумал и решил говорить откровенно. — Понимаете, вы ошибетесь, если будете думать, что те, кто внутри «детской площадки» — это в самом деле какие-то дети. Уэллсовские элои. Нет. Это люди, способные очень на многое. Выжить на совершенно чужой планете, например. А если эта чужая планета обитаема, то и не просто выжить, а совершить революцию… Да-да, бывало и такое. Землянин есть боевая единица сама в себе. Поэтому, кстати, он и профессию может поменять легко… У нас многие меняют профессии. Специальность не привязана к человеку на всю жизнь.

— Понятно, — сказал Миттермайер. — Итак, поскольку чинов у вас нет, обратиться к вам официально я не могу. Поэтому я просто спрошу: кто вы? Полномочный посол? Посланник? Разведчик? Или у вас есть свой вариант? С кем я сейчас говорю?..

— Прежде всего — с работником КОМКОНа, — сказал Борислав решительно. — Комиссии по контактам. Разведка здесь не при чем — она предполагает столкновение интересов. А здесь наши интересы общие. Это контакт, а не конфликт.

— Любой контакт предполагает различие, — возразил Миттермайер. — А любое различие предполагает несовпадение интересов. Хотя бы части интересов. Абсолютно мирный контакт невозможен. Даже если вы говорите со своим зеркальным отражением, что-то все-таки будет отличаться. А потому и понятие «разведка» вполне уместно, не стоит его стесняться.

— Хорошо, — сказал Борислав. — Не буду. Господин адмирал, как вы лично относитесь к контакту?

— Положительно, — сказал Миттермайер. — Мне интересно. И я уверен, что не только мне. У вас есть чему поучиться. Ваша медицина, например, это вообще фантастика. И ваша пространственная техника — тоже. Я уж не говорю о вашем социальном устройстве — хотя вот здесь уже могут быть сложности. Я правильно понимаю, что ваша Земля лишена всяких следов сословного деления?

— Разумеется, — сказал Борислав. — Воспитываются ведь в интернатах, а там никакой разницы. А в Рейхе?..

— В Рейхе мы с этим боремся, но остатки пока есть, — сказал Миттермайер. — И долго будут еще. Я вот и удивляюсь, как вы справились. Общество — это ведь очень инертная махина. Быстро не сдвинуть. А вы — меньше чем за два столетия… Да ведь династия Гольденбаумов царствовала вдвое дольше! Как вы сумели изменить человечество… так быстро?

Борислав глянул на адмирала. Тот даже рот приоткрыл. Ему действительно было интересно — и интерес был жгучим.

— Высокая теория воспитания, — сказал Борислав. — Я не смогу сейчас толком объяснить, что это такое… да и вообще — тут нужен специалист. Если же вкратце… Очевидно, что воспитывать, так же как и лечить, должны не случайные люди, а профессионалы. Квалифицированные прикладные ученые, педагоги. И наука эта очень сложная. Нужно поместить человека в благоприятную среду, где у него много возможностей, и каждый интерес находит отклик. Потому что только так можно не дать закрыться творческим потенциям — а закрываются они, как правило, навсегда… Нужно наблюдать буквально тысячи происходящих вокруг человека микрособытий, чтобы отслеживать их последствия и успевать скорректировать, если что. Дома это невозможно сделать.

Миттермайер задумчиво кивнул. Его белые волосы, видимо давно не стриженные, падали на свитер живописными львиными космами.

— У такой теории есть интересная особенность, — сказал он. — Ее применение может быть только всеобщим. Ведь это инструмент не столько воспитания отдельного человека, индивидуума, сколько перестройки всего общества. Радикальной перестройки. Представьте, что на планете живет десять миллиардов человек, и пять из них воспитываются по вашей теории, а другие пять — традиционно. Что получится? Неравенство, распад, война, конфликт культур… Видимо, это то самое место, где ваше общество не готово предоставить выбор. То самое заграждение. Я неправ?.. Только не думайте, что я ругаю вас и идеализирую Рейх. Я — последний человек, который стал бы стал так делать. Рейх, в основном, живет по более или менее устойчивым традициям, которые выглядят для меня… скажем, как берега спокойно текущей реки. Можно маневрировать в русле, можно, если очень повезет, даже прорыть новую протоку или канал… Или воспользоваться тем, что ее прорыл кто-то еще. Возможно, река течет под уклон и со временем вообще впадет в море. Естественный процесс.

Он помолчал.

— Вышли под ясное синее небо и разлились по равнине, — пробормотал Борислав.

— Что?

— Цитирую… Человечество сотни тысяч лет брело по ущелью, продиралось сквозь колючий кустарник, спотыкалось, падало, оставляя свою кровь… Десятки миллиардов людей прошли под косой времени. А ведь каждый — это жизнь… Но вот оно вышло — и, как я уже сказал, разлилось по широкой, гостеприимной равнине. Живи себе, осваивай, редиску выращивай. Или хмель, скажем… Только над равниной — небо. Этого невозможно не видеть. И тут оказывается, что человек небесный, гомо целестис — это нечто совсем новое. Качественно. Человек галактический…

На лице Миттермайера проступало недоумение.

— Да что в человеке галактическом такого нового? Я не понимаю. Мы заселили четверть Млечного Пути. Сотни планет в процессе освоения, десятки планет-миллиардников. И могу вас заверить: люди остались такими же, как были. Что в двадцатом веке, что в эпоху Сражающихся царств… Поймите верно: я не тупой скептик, по крайней мере надеюсь, что еще не стал таким, несмотря на возраст… Я не исключаю, что впереди — некий крутой поворот, взлет в небо, впадение в море, называйте, как хотите. Переход человечества на новую стадию, или даже в новую форму. Но я думаю, что он придет незаметно, а подгонять такое — все равно что подгонять ветер… Мне кажется, вы сделали из прогресса фетиш. Идола. А на самом деле прогресс вовсе не нуждается в том, чтобы ему молились… и тем более приносили жертвы.

— А вы — не приносите?

Миттермайер замер.

Нахмурился.

Борислав перевел взгляд на стену, где висели рядом два портрета. Два молодых мужчины: оба в адмиральской форме Рейха, оба — с тонкими спокойными лицами. И выражение похожее. Отличали их глаза. У одного они были разного цвета: голубой и карий. У другого — чисто серые, невероятно холодные.

— …Давным-давно, еще на Земле, одному полководцу приснилось, что в бой идут один против другого два Александра Великих. Войско одного ведет Афина, войско другого — Деметра. Тот полководец шел на стороне Деметры — и победил… Я тоже на стороне Деметры. Как и они, — Миттермайер тоже кивнул на портреты. — Могу даже сказать, что я рыцарь Деметры, опять же как и они… И не думайте, это не старческий маразм. Просто я много читаю.

Борислав медлил.

— Вы поняли, к чему я? — спросил Миттермайер уже настойчиво.

— Кажется, да. Цивилизация Деметры и цивилизация Афины. И вот мы встречаемся… Так?

Миттермайер энергично кивнул.

И тут же энергия будто ушла из него.

— Все не так просто, — пробормотал он. — Контакт встретит сопротивление, причем как у нас, так и у вас, я полагаю… Но отказываться от такого шанса нельзя. Нельзя. Только все должно быть честно. Борислав, скажите: вы знаете, что такое Вестерланд?

— Э… Планета?

Миттермайер кивнул.

— Что-то связанное с войной?

Миттермайер опять кивнул. С трудом.

— Это планета. В области, всегда принадлежавшей Рейху. В конце войны с Союзом у нас была собственная гражданская война. Внутренняя. В ходе нее против предводителя аристократов, герцога Брауншвейга, взбунтовались его подданные, жители вот этого самого Вестерланда. Выступили, убили наместника. А Брауншвейг в это время проигрывал войну, и он решил, что навести порядок в своем тылу надо крутыми мерами. И он приказал применить против Вестерланда ядерное оружие…

Адмирал замолчал надолго. Эта история явно пробудила в нем не лучшие воспоминания. Борислав боялся пошевелиться.

— …Приказ был выполнен?

— Да. Приказ был выполнен. Синхронная атака. Шестьдесят тератонных водородных зарядов. Там не то что ни один человек не выжил — там вообще ничего живого не осталось. Представьте себе, эту планету до сих пор не заселили заново. Никто не хочет заниматься ее терраформированием. Отравленный океан и пыльные бури… Брауншвейга после этого убили через несколько дней, но это неважно… Так вот, после этой акции пошли слухи, что наша сторона сознательно позволила Брауншвейгу ее провести.

— Зачем?

— Чтобы лишить его поддержки. Показать всем, что он безумец. Собственно, так и случилось.

— Это правда?

Миттермайер неопределенно повел рукой.

— Совершенно точно это знали только два человека. Император и начальник его штаба. Обоих уже давно не спросишь… а при жизни их тем более не спрашивали. Но слухи ходили упорные. Судя по тому, что знаю я, все так и было. Два миллиона человек были принесены в жертву.

— Но гражданская война была выиграна?

— Вчистую. Больше не было ни одного крупного сражения, Брауншвейг мгновенно растерял всех сторонников… Борислав, вы понимаете, зачем я вам это рассказываю?

— Думаю, что да.

— Это было всего шестьдесят три года назад, — сказал Миттермайер. — Вот в чем все дело. Вот чего стоило нынешнее плавное развитие. Даже не прогресс.

Борислав смотрел в спокойные голубые глаза собеседника, как в зеркало. Да… Зеркало.

— Вы очень честны, — сказал он.

Миттермайер развел руками.

— Иначе контакт бессмыслен. Не сомневаюсь, нас многое удивит друг в друге. Ваша система управления — я до сих пор не понимаю, как она работает… И ваша система воспитания, тем более. В Рейхе общество… неравномерно, сын адмирала вряд ли станет крестьянином, сын крестьянина вряд ли станет профессором… хотя исключений, слава богам, сейчас все больше… но все равно… Но в рамках имеющихся возможностей — профессию человек выбирает сам. Без всяких комиссий. Разве что родители влияют, но это тоже все реже… А с другой стороны, Рейх милитаризован так, как вам, наверное, и не снилось… Несмотря на то, что никаких войн не намечается. Кстати, с нашими республиканцами вы еще не встречались?

— Нет, — сказал Борислав. — Только понаслышке пока.

Миттермайер издал смешок.

— Ох, они и заинтересуются вашим опытом… Но это позже. Сейчас меня интересуют процедурные вещи. Вы доложите о путешествии сюда Всемирному совету?

Борислав содрогнулся.

— Я доложу людям, которые меня послали. А дальше — не знаю. Информация о контакте начала распространяться как раз перед моим отбытием, и я просто не знаю, до чего там дошло. Мне самому интересно. Но Всемирный совет, безусловно, будет это обсуждать… Если уже не начал.

Миттермайер с деловым видом кивнул.

— Понимаю. Нам тут тоже предстоит решить множество внутренних проблем. Ну что ж, сообщайте о новостях. Надеюсь, все будет в порядке.

Распрощавшись с дворецким, Борислав пошел к автомобилю. Все, думал он. Я достиг, чего хотел. Но тогда откуда это чувство незавершенности? Мы друг друга поняли или нет? У меня получилось или нет?.. Дорожка, выложенная камнем, была плотно обсажена цветами; венчики светились, а в глубине кустов уже таился мрак. Цветы покачивались: огненные канны, сизые водосборы, белые лилии, скромные флоксы, пышные хризантемы… Борислав шел сквозь надвигающийся вечер, сквозь косые лучи феззанского солнца, и думал: все хорошо. Да и разве может быть иначе?.. Он кивнул шоферу, почтительно распахнувшему дверь машины, и расположился в кресле. Теперь надо было ехать в космопорт.

Ничего, кроме ветра

1 июля 97 года


Остров Принс-Эдуард напоминал ухоженное поместье. Рощи красного дуба уютно шумели, отступая там, где шла дорога. Белая парусообразная крыша здания Всемирного совета едва виднелась из-за крон. А дальше вниз тянулись луга в фиолетовых свечах дикого люпина. Ветер дул с Атлантики.

— Во сколько они начнут? — спросил Борислав.

Джеймс Стюарт взглянул на часы.

— Уже, — сообщил он. — Боги олимпийские, да не волнуйся ты так… Мне сразу сбросят информацию на браслет, если что. Посидим пока, подождем. Тебе даже отдохнуть толком ведь не дали, — он указал на скамью.

Борислав уселся, закинув ногу на ногу. Джеймс пристроился рядом.

— Ты больше не видел того парня? Ну, из контрразведки?

Борислав потянулся.

— Не видел. Но я знаю, что до Брентано он добрался. Что уж они там решат — пока представления не имею. Еще одна тема, в которой разбираться и разбираться.

— А просто приказать им не работать против нас высшее руководство не может?

Борислав усмехнулся.

— Может, разумеется. Проблема в том, что такой приказ, скорее всего, не будет выполнен. Его и у нас-то запросто могли бы не выполнить, тебе ли не знать… Традиции Рейха — совсем другие, но тоже непростые. У них — феодалы. Аристократы. Живые, настоящие. У них, если на то пошло, последняя гражданская война не так уж и давно была. Таких людей, как Брентано, не очень-то заставишь делать то, чего они не хотят. Разве что террором… но на террор нынешнее правительство не пойдет точно. Будут балансы, согласования. Уговоры — там, где они могут помочь. Политика. Если подумать, у нас тоже все это есть.

Джеймс посмотрел на Борислава искоса.

— Профессиональная деформация, — констатировал он. — Прямо-таки налицо. По крайней мере, психологи в центре тебе скажут именно это… А ведь ты всего десять дней там провел.

— Я сам об этом думаю, — признался Борислав. — Когда я работал на Гиганде, я понимал, что это роль. Игра. Маскарадный костюм, который я сниму и повешу в шкаф. Вернусь на Землю, и ничего от Гиганды во мне не останется… Так вот, в Рейхе у меня такого чувства не было.

— А какое было? — с интересом спросил Джеймс.

— Я чувствовал себя странновато — но на месте. В целом как среди своих. Мне и играть-то почти не приходилось.

— Идеальные показания для контактера, — заметил Джеймс вполголоса.

— Да… — Борислав вдруг охрип. — Дело в том, что такого контакта у нас еще не бывало.

Джеймс развернулся к собеседнику.

— Понимаю тебя, — сказал он. — Даже все зная, трудно сразу воспринять ситуацию как принципиально новую… И даже не воспринять, а — пережить. Наверное. Это очень непривычно. «И в то же время — кто бы мог подумать? — недаром говорят, что душа не всегда соответствует телу, — этого колосса мог привести в трепет отважный ребенок, не дрогнувший перед ним, а в тех случаях, когда его козни с адом и хитростями не получались, он бледнел и дрожал, поскольку сама мысль о честной борьбе на равных способна была заставить его бежать на край света». Знаешь, откуда цитата?

— Знаю, — сказал Борислав. — Маркиз де Сад, «Сто двадцать дней Содома». Слова герцога де Бланжи. Значит, в положении герцога сейчас мы? А ведь Рейх нам не противник…

— Но может им стать, — сказал Джеймс совсем тихо. — Во всей нашей контактерской, а тем более прогрессорской работе мы еще никогда не имели дела с равными. И я не берусь предсказать, к чему приведет массовое осознание этого факта.

— Совет — это еще не масса…

— Совет — это еще не масса, — согласился Джеймс. — И то слава богу, я бы сказал. Но, во-первых, Совет достаточно велик. А во-вторых, он при этом как минимум на две трети состоит из людей, работа которых связана с Землей и только с Землей… Раньше они могли воспринимать наши дела как происходящие в условном «где-то». В далекой Галактике. А теперь… Ты ведь помнишь, что это вообще первый случай, когда вопрос о контакте выносится на обсуждение целого Всемирного совета? До сих пор КОМКОН справлялся сам. Но сейчас он не смог взять на себя такую ответственность.

— Не смог, — повторил Борислав.

— Не смог, — подтвердил Джеймс. — Там ведь тоже обычные люди сидят, а не сверхчеловеки… Забавно. Теоретически концепция контакта не содержит никаких оговорок, касающихся того, кто выше по развитию, а кто ниже. Так что формально — это дело КОМКОНа… Но практически…

Борислав чуть не рассмеялся.

— Конечно. Одно дело — наставлять на путь истинный средневековых индейцев, сидящих где-нибудь на Сауле или на Авроре. Бремя белых… А ведь, если разобраться, получается, что само контактерство порождено прогрессорством. Именно так. Не наоборот.

Джеймс смотрел на Борислава сочувственно.

— Что сказать… Наверное, ты прав. Даже наверняка. Но ведь ты высказался. Тебя выслушали. Никто тебя не изолировал, как прокаженного. Тебя не только слушали, но и услышали — гарантирую. А докладывал ты достаточно красноречиво… Ты сделал все, что мог, серьезно. Черт возьми, ты сделал намного больше, чем мы рассчитывали, когда тебя туда отправляли. Борислав… Ну расслабься же. Мне на тебя смотреть страшно.

Борислав не стал отвечать. Да, его слушали. Да, он рассказал. Красноречиво. Про Рейх. Про красивую планету Феззан. Про мощные космические станции. Про исследования. Про целый мир, развивающийся, населенный умными жизнерадостными людьми.

…Про тысячи боевых линейных кораблей. Про ученых, носящих военные мундиры. Про закон об элиминации, отмененный всего два поколения назад. Про Вестерланд.

Его продрало холодом.

Сознание непоправимой ошибки было невероятно острым. Он еще не понимал, в чем именно эта ошибка состояла. Но — нельзя так, нельзя, нельзя, нельзя…

Что-то пискнуло. Джеймс опустил глаза. Он считывал с браслета текстовое сообщение, и Борислав видел, как его лицо меняется.

— Совет наложил вето, — выговорил Джеймс.

Все, подумал Борислав. Он откинулся на скамье и стал смотреть в небо.

— …Бессрочное вето. До нового обсуждения. Окно закрыть. Тему прекратить. Поручить КОМКОНу-2… и так далее…

Борислав нашел в себе силы усмехнуться.

— КОМКОН-2 — это в данном случае ты, — сказал он.

Джеймс чертыхнулся.

— Нет. Я ухожу с этой службы. Прямо сегодня.

Борислав лениво повернул голову. Британская выдержка Джеймсу изменила, надо же…

— Я ошибся, — сказал Борислав.

— В чем?

— Я не знаю. Что-то с самого начала было неправильно. Я не видел выбора… И все равно — неправильно… Нельзя так… — он сделал усилие, чтобы замолчать. Сердце закололо.

Джеймс не ответил. Он смотрел в другую сторону.

Борислав повернулся — и увидел, что по дороге идет человек. Высокий, тощий, в просторной серо-зеленой куртке. Довольно быстро идет. Торопится.

Минут через пять он приблизился уже на такое расстояние, с которого можно разглядеть пресловутые белки глаз. И лицо. Длинное, старое, мягкое, такое знакомое по стереоизображениям лицо.

Леонид Андреевич Горбовский…

— Здравствуйте, Леонид Андреевич, — сказал Джеймс.

Борислав промолчал.

Горбовский дошел до скамьи и неуклюже сел.

— Вы уже знаете, — сказал он тихо.

Джеймс кивнул.

— Мне жаль, — сказал Горбовский. — Спасибо… особенно вам… Борислав, я ведь не путаю? Ваш отчет — шедевр искусства контакта. Не шучу… впрочем, какие уж тут шутки. Борислав, давайте сделаем так: если будут любые вопросы — звоните мне. Совершенно любые. Вот номер, — он протянул пластиковую карточку.

Борислав, не глядя, принял карточку и сунул ее в карман.

— Почему? — спросил он.

Горбовский закряхтел.

— Не спешите, — посоветовал он. — Не спешите осуждать. И не спешите настаивать. Я голосовал за контакт. Как и большинство присутствовавших членов КОМКОНа, по-моему… Но Всемирный совет — это не только мы. Всемирный совет — это Земля. Большинство Всемирного совета — учителя и врачи, вы это прекрасно знаете… С принципом «не навреди» очень трудно спорить. И нужно ли?..

— Леонид Андреевич, вы представляете, что мы теряем? — это сказал Джеймс, напряженный до звона.

— Думаю, что нет, — сказал Горбовский. — Целый новый чужой мир — это представить очень трудно. Терра нова… Но почему вы так уверены, что — теряем? Запрет не вечен. Рано или поздно его пересмотрят. Может быть, тогда и разговор получится лучше, вам не кажется?.. Не знаю, доживу ли я, но вы-то можете. И будет вам новый мир. Все естественно, нет?..

Борислав и Джеймс переглянулись.

— Леонид Андреевич, — сказал Борислав. — Спасибо вам за поддержку, честное слово — спасибо. Только не надо городить фантомы, я вас прошу. Нам ли не знать, что из любой теории развития при желании можно сделать любые выводы. Вплоть до того, что человек способен только летать. Или, наоборот, только ползать. Диалектика. Так вот, я вас умоляю: не надо диалектики. Чушь это. Единственная причина принятого сейчас решения — обычный страх. Трусость. Остальное — лепет, еще раз простите…

— Вы очень строги, — сказал Горбовский.

Борислав осекся.

— А вы — нет? — спросил Джеймс.

Горбовский с интересом посмотрел на него.

— Контакт будет, — сказал он убежденно. — Но неужели вы и правда думаете, что такое возможно сразу? Это ведь даже не планета. Это Вселенная. Чужая Вселенная. И — вот прямо так? Мгновенно? Без того, чтобы подготовиться, приладиться, подрасти?.. У нас длинная история. У них, как я понимаю, еще длиннее… Куда спешить? Ну пусть даже поколение сменится. Эта дверь — вот она. Мы ее откроем, когда захотим. Ведь ничего же страшного не случилось. Ничего необратимого.

— Мне хочется вам верить, — сказал Борислав.

— Хочется, — повторил Горбовский. — Так поверьте. Попробуйте. Что вам мешает?

— Я не знаю, — сказал Борислав. — Есть чувство, что все навыворот. Неправильно. И что исправить нельзя уже ничего. Это не в вас дело, поймите верно, это еще до вашего прихода стало… осознаваться. Еще до того, как я узнал о решении…

Горбовский поднял свою длинную сухую ладонь.

— Не надо, — тихо сказал он. — Я понимаю. Поверьте хотя бы тому, что вы сделали все хорошо. И больше того — блестяще. Просто бывают такие ситуации, когда правильного решения совсем нет: и так придется жалеть, и эдак… Скажу совершенно честно: в обоснованности сегодняшнего решения я не убежден. Но для меня сейчас главное — что Совет — это Земля. Мы служим Земле. Давайте не забывать, да? Наши личные мотивы, наше эгоистичное стремление к познанию — все это хорошо, пока не противоречит воле Земли. Вот, она высказалась…

Борислав прикрыл глаза.

Чем мы отличаемся от Рейха, думал он. Несколько сотен членов Всемирного совета — или один кайзер. Выразители воли народов… Ему было страшно, но он не мог перестать так думать.

Горбовский сидел рядом, не мешая.

Борислав посмотрел в небо. Туда, где сейчас не было ничего, кроме ветра.

Будь, что будет…

Над лесом в сторону океана прошел белый глайдер. Кто-то развлекался.

Ночь Прогрессора

1/2 июля 97 года


Прибыв в Калязин, Борислав сразу же завалился спать. Никакие стимуляторы не помогали. Сил не было даже на просмотр новостей, да и на черта теперь новости…

Сон, однако, не шел.

Мысли текли в полудреме. Что теперь? Ну что? Никакого прогрессорства, это ясно. Прогрессор Борислав Дружинин кончился, и его почему-то совсем не жалко… Но никто не мешает обратиться к теоретической науке. Переехать куда-нибудь, выписать с Гиганды Уллу — об этом я имею право попросить, и мне не откажут… Улла… Ну, а сколько можно быть одному? К тому же адаптация к Земле инопланетного человека — сложная работа. И отлично. Будет мне занятие. Улла…

Как только встану, надо отбить депешу. С отставкой можно не спешить, я все равно в отпуске. А вот насчет Уллы — немедленно.

Улла… Он стал думать о ней, вполне отдаваясь этим теплым мыслям. Подтянул плед к груди. Ночь, кажется, перевалила на вторую половину; смотреть на часы не хотелось.

Что, если бы вернуться на месяц назад?..

Тогда я ничего не знал. Просто ничего.

Он стал вспоминать знакомых по Рейху.

Какие разные люди… Какие необычные. Какие живые.

Что толку иметь уникальный опыт, о котором никому нельзя рассказать?..

Впрочем, это я зря. Толк есть.

Внутри что-то проклюнулось.

Интересно, чем я теперь могу заняться? Академической историей? Хорошо, конечно. Но ведь мы способны и на большее. Пусть не раскрывать свой опыт, но приложить его к тому, чтобы изменить нечто в мире к лучшему.

Как? Журналистика, социология, литература?

Подумаем…

Писк вывел его из дремы. Что это? Красный сигнал. Терминал проснулся. А писк — это зуммер срочного вызова.

Борислав чертыхнулся, откинул плед, в одних трусах прошлепал к терминалу и открыл входящие.

Документ 03

Дата: 2 июля 97 года.

Автор: Поль Робийяр, директор исследовательского центра «Янус».

Тема: «Линкор смерти».

Содержание: события в системе Радуги.


Всем, кого это касается.

Сегодня, около 04.00 по времени центрального часового пояса планеты Радуга, в районе Окна была замечены флюктуации субкваркового поля, казавшиеся необъяснимыми. В ходе созванного немедленно экстренного совещания было предложено несколько гипотез, в том числе и гипотеза о разумных действиях со стороны Аналогов. Попытки применить стабилизирующие меры результата не дали. Около 04.30 Окно было пробито, и в зоне нашего оптического наблюдения появились сверхсветовые корабли, опознанные как принадлежащие к военному флоту Галактического Рейха. Радиосвязь с кораблями была установлена, и через нее было получено подтверждение, что происходящее— не навигационная ошибка, а согласованное вторжение. Остановить его мы не имели возможности.

К 06.00 в системе Радуги находились линкоры «Игдрасиль» (флагман), «Франкония», «Бургенланд», «Хемниц», «Фризия», «Гамаюн», «Добрыня» и «Зальцбург». Эти корабли входят в состав Особого флота, командует которым адмирал Франц Людвиг фон Вален. Согласно сообщению по радиосвязи, еще не менее десяти линкоров готово пройти через Окно в ближайшие часы. К настоящему моменту Особый флот контролирует все поселения человека в системе, в том числе и планету Радуга, на которую высажен десант наземных сил.

Около 07.00 адмирал Вален вышел на связь и сообщил следующее. Во-первых, ни один землянин в ходе операции не пострадал. Во-вторых, адмирал уполномочен довести до нашего сведения ультиматум императора Александра фон Лоэнграмма. Мы должны немедленно объявить о продолжении работ по контакту, раскрыв эту информацию для медиа Земли и Периферии. В противном случае вторжение продолжится и затронет не только систему Радуги. Флот Галактического Рейха уже мобилизован, и судостроительные мощности активированы.

Сейчас система Радуги находится под полным, повторяю: под полным контролем Особого флота Галактического Рейха. Предпринимаются попытки заблокировать нуль-порталы. Нашему выходу на связь препятствий не чинится, напротив, Вален попросил довести до Земли информацию, которую мы сейчас передаем.

Срок ультиматума — до 20.00 по времени центрального часового пояса планеты Радуга.

Обращайтесь за дополнительной информацией, пока мы остаемся на связи.

Радуга. Эпилог

2 июля 97 года


Флаер приземлился на центральной площади беспрепятственно.

Борислав спрыгнул на грунт, захлопнул колпак. Огляделся.

Опять закат…

Людей на площади было немного. Перед зданием Совета Радуги стоял панцерваген, вокруг которого собралась небольшая толпа. Тут же присутствовал и экипаж панцервагена: двое парней в черно-серебряных мундирах, без признаков какого-либо оружия. Они болтали с публикой.

А вот и желтый куб Управления логистики. Нам туда.

Борислав двинулся через площадь, раздумывая. Ох, только бы быть спокойным. Инженеры на «Эрнесте Резерфорде» уже прикидывают, как можно сделать из беспилотного звездолета боевой преобразователь пространства. А уж что могут придумать на Земле — страшно даже представить. Будем надеяться, что все это останется словами. Но, с другой стороны, где нет горячих голов?..

Стоп. Долой оценки.

Мы сейчас в шаге от войны, сказал Зигмунд Ковальский. Не знаю, чего нам будет стоить сдержать реакцию взбесившихся администраторов. Но в любом случае, вам надо отправляться немедленно. Они хотят говорить с вами. Они назвали ваше имя. Выясняйте намерения. Обсуждайте детали. Спрашивайте. Договаривайтесь. Удачи.

Спасибо…

Интересно, кто же все-таки у них решился? Миттермайер? Или император лично, никого не спрашивая? Что ж, когда-нибудь узнаем. Вырвать проблему с корнем, не тратя время на мелочи… И ведь удалось. Как бы ни повернулось дальше, прежней жизни уже не будет. Необратимое действие совершено.

От этой мысли было досадно, как после проигрыша. И одновременно тепло — как после победы.

Бороться и искать, найти и не сдаваться…

Борислав взбежал по ступенькам и прошел в открытую дверь.

Его ждали.

«Слово о полку Игореве»

NikaDimm Мне снятся маки…

fandom Prince Igor 2014

Мне снятся маки и емшан-трава,
В ночи людская молвь и конский топот,
И волчий вой, и ястребиный клёкот.
И я пытаюсь уложить в слова
Бессонницу под клики часовых,
Стыд князя пред разбитою дружиной
И скрип телег, как окрик лебединый —
Укоры мёртвых, жалобы живых.
Мне снятся маки и трава емшан,
Полынная тоска степных раздолий
И половецкой злобной дикой воли
Пьянящий смертной горечью дурман,
Раскосые и жадные глаза
И всполох молний на клинке булатном,
Пурпурный шрам на небе предзакатном
И над Каялой чёрная гроза.

Даумантас Смотрины

Не заламывай рябинку не вызревшу, не сватай девку не вызнавши.

Русская народная пословица.
fandom Prince Igor 2014

Новгород-Северский, 17 сентября 1180 г.
— И как это прикажешь понимать?!

— Ух, ё… — Игорь от неожиданности даже голову в плечи втянул. — Ты о чем, Евфросиньюшка? — озадаченно поинтересовался он, поворачиваясь к возникшей в дверях супруге. — И вообще, так ли приветствуют дома мужа после долгой отлучки?

Князь новгород-северский и в самом деле только-только переступил порог отчего терема. Ему немалого труда стоило испросить у Святослава Всеволодовича позволения на небольшую отлучку из Киева, чтобы повидать семью, да заодно проверить, как идут дела в собственном княжестве. Он едва не загнал лошадей, свою и гридей, почти не делая привалов на протяжении всей дороги от стольного града до Новгорода. И был крайне удивлен тем, что любимая супруга не вышла встречать его уже сенях[15]. Но утешил себя мыслью о том, что он и в самом деле появился слишком уж поспешно, опередив любые слухи о своем возвращении, и та попросту не успела оторваться от каких-то своих важных, не иначе как связанных с ведением княжеского хозяйства, дел, чтобы поприветствовать его. А потому поспешил отдать распоряжение о том, чтоб приготовили баню, накрыли стол господину да отрокам его в гриднице[16], и сам направился пока в верхние, их с женою, покои. Перевести дух с дороги да подождать супругу.

И только он успел взяться за один сапог, чтоб стащить его с ноги, как вдруг…

— Ну здравствуй, сокол мой ясный, — с отчетливо читающейся в голосе издевкой пропела Евфросинья и, затворив за собою дверь, быстрым шагом прошла через горницу к так и застывшему на лавке подле окна мужу с наполовину снятым сапогом в руках. Уперев руки в бока, наклонилась к нему и буквально прошипела: — Я еще раз спрашиваю, это как понимать? Что это за слухи о том, что ты летом, ну, когда вас, олухов царя небесного, у Долобского озера как щенят разметали, якобы, просватал за нашего Владимира дочку этого окаянного Кончака? Чтоб ему, бирюку драному, пусто было!

— А-а-а, ты об этом, — протянул Игорь, таки сдергивая сапог. Ну в самом деле, не вечно же ему за него держаться. Пусть и при родной жене. Все одно глупо как-то. — Так то правда, — кивнул он. — Тут ведь как оно полу…

— Тебя, остолопа, у Долобска что, по головке хорошо приложили? — перебила его супруга, довольно-таки бесцеремонно трижды постучав Игоря по лбу. — Ты чем вообще думал, когда такое агарянину[17] поганому обещал?

Игорь насупился. Отложил сапог на лавку.

— Он мне жизнь спас. — Замялся. — Ну, по крайней мере, свободу мою точно. Сама подумай, какой бы выкуп затребовал за меня Рюрик, попади я ему в руки?

— Ага, — насмешливо кивнула Ефросинья, — а так ты всего лишь сыном расплатился. А меж тем, с Рюриком вы сейчас уже и вовсе в мире. Они со Святославом твоим теперь Киев на двоих делят. И тебя б по случаю примирения такого, уж всяко, на волю отпустили бы безо всякого выкупа.

— Кто мог знать тогда, как оно повернется? — огрызнулся князь. — Да и неизвестно еще, как бы оно обернулось, окажись я в аманатах[18] у Рюрика. Может, и не пошел бы он на мировую со Святославом, возомнив, что вот-вот, еще чуть-чуть, и сомнет нас вовсе, и будет Киев его! — отрезал он.

— Да к ляду[19] ваш Киев! — всплеснула руками жена. — Но на кой мне тут сдалась эта твоя дикарка? Вот что я буду с ней делать?

— Ну, не ты, а Владимир, — немного растерянно пробурчал Игорь. — А ты научишь ее всем премудростям, что должна знать настоящая жена русского князя…

— Ага. Щаз! — фыркнула Ефросинья. — Ты вообще с этими половчанками, не теми девками, с которыми вы, герои наши, балуетесь, когда какой-нибудь кош в степи накроете, — княгиня презрительно скривила красивые полные губы, — а с настоящими хатунями[20], теми, что из ханских шатров вышли, дело имел?

Князь пожал плечами.

— Нет. Но мало, что ли, этих половчанок по княжеским да боярским теремам сидит? У тебя самой, к слову, — вскинулся он, — бабка из половцев была! Аепина[21] дочка.

— Во-о-от, — с ехидцей протянула супруга и, опасно так прищурившись, спросила: — А ты с моей бабкой когда-нибудь встречался?

— Нет, спасибо, с меня и тещи хватило, — отведя взгляд, буркнул Игорь, едва удерживаясь от того, чтобы добавить — «и тебя тоже».

— То-то же! — торжествующе заключила Ефросинья. — А я хорошо помню, как она к нам в Галич приезжала. И знаешь, чему она меня в свои редкие наезды учила?

— Бисером вышивать, — наугад ляпнул Игорь, заранее зная, что все равно не угадает, и что правильный ответ ему на самом деле вряд ли понравится.

— На лошади скакать да с седла из лука стрелять! — отрезала княгиня. — И лет ей самой тогда уже, — она вновь стремительно склонилась к мужу, — за пятый десяток перевалило.

Игорь задумчиво покосился в маленькое забранное цветным византийским стеклом окошко.

— Ну ладно, не преувеличивай, — наконец проворчал он. — Ты на самом деле еще ровным счетом ничего не знаешь об этой девчонке. Да и вообще… — приищурился князь, словно пытаясь разглядеть что-то в далекой дали. — Кто его знает, как оно обернется? Степные ветры переменчивы. Сегодня половцы Кончака нам друзья. А завтра… И о браке-то речь пока еще вовсе не идет. Не раньше, чем Владимиру хотя бы пятнадцать исполнится. Еще все может измениться.

— Хм! — княгиня вновь уперла руки в бока, сверху вниз взирая на супруга. — Ну если только.

— Но смотрины провести мы обязаны, — сказал, словно отрубил, Игорь. — Я уже назначил время и место. Пусть дети встретятся, поглядят друг на друга, познакомятся. А выйдет ли из этого что-нибудь иль нет… — он неопределенно покрутил в воздухе пальцами. — Время рассудит.

— Посмотрим, как оно рассудит, — дернула носиком Ефросинья и, развернувшись на месте, направилась прочь из горницы. — Про баню только не забудь, — не оборачиваясь, напомнила она уже на выходе, — а то остынет, как в прошлый раз.

И вышла прочь.

Князь какое-то время молча взирал на захлопнувшуюся за супругой дверь. Затем перевел взгляд на одинокий сапог на левой ноге и, ни к кому конкретно не обращаясь, пробормотал:

— А сапоги с мужа, только-только с дороги, снять?

Ханская ставка на устье Тора[22]. Тот же день.
— Если бы взглядом можно было убивать… — задумчиво протянул Кончак, отхлебнул вина из окованной золотом чаши и, хитро прищурившись, покосился в дальний конец противоположной, женской стороны юрты, откуда на него обиженно взирала стопка разноцветных подушек.

В ответ послышалось громкое фырканье и негромкое мелодичное позвякивание.

— Я с тобой не разговариваю! — буркнули подушки.

— Это заметно, — с делано-серьезным видом кивнул хан и снова пригубил вина. Заодно и пригнувшись, чтобы запущенный в него сапожок из мягкой кожи пролетел по-над головой.

— А что, прикажешь мне радоваться? — Над одной из подушек показалась верхушка высокого головного убора, увенчанного золотыми подвесками.

— Еще раз тебе повторяю, — устало вздохнул Кончак, потянувшись к стоявшему перед ним на невысоком резном столике блюду с фруктами. — Никто не собирается забирать у тебя твою Юлдуз. — Отправил горсть изюма в рот. — Пока. Она просто съездит на эти… как они там у урусов называются? А, да, смотрины! — Последнее слово на чужом языке хан выговорил уже по слогам. — А свадьбу сыграем позже, — успокаивающе махнул он рукою, — года через три-четыре. Когда они оба еще немного подрастут.

— Не хочу! — возмущенно звякнули подвески. — Не хочу, чтобы моя звездочка[23] уезжала от меня! Ни сейчас, ни потом!



Кончак поморщился. Должно быть, персик попался неспелый.

— Женщина! Не будь глупой. Любая дочь рано или поздно вырастает и покидает отцовскую юрту, переходя под кров своего мужа. Ты сама…

— А я не хочу! — стояли на своем подушки, стискиваемые изящными тонкими пальчиками со множеством унизывающих их перстней. — Зачем нам этот урус-коназ? Пусть лучше будет один из твоих беков! Или их сыновей. И Юлдуз всегда будет здесь, в твоей ставке, рядом с нами!

— Ага, — насмешливо хмыкнул хан, — чтоб ты каждый день совала свой нос в их юрту? Какой дурак согласится?

Еще один сапожок врезался в обтянутую хорасанским ковром стену за спиною Кончака.

— А ты прикажи! Хан ты или не хан?

— Э, не-е-ет, — покачал головою тот. — Приказать батырам идти на смерть, я еще могу. Но это…

Ворох подушек внезапно рассыпался, и супруга хана гордо, насколько это было возможно босиком, выступила на середину юрты. Не совсем, правда, на середину. Но к одному из двух опорных столбов юрты — бакана.

— Ты насмехаешься надо мной, хан, только лишь потому, что я не могу родить тебе сына? — требовательно вопросила Тулай[24], младшая, но вот уже многие годы неизменно остававшаяся любимой из жён Кончака. — А одних только дочерей? — Пальцы женщины скользнули по зарубкам на ближайшем бакана, традиционно отмечающим факт рождения очередного ребенка в юрте, своды которой он поддерживает. По четырем самым верхним.

— Которые, к тому же, почти всегда умирают еще в детстве, — проворчал Кончак, заглядывая на дно чаши с вином.

Ногти Тулай царапнули зарубки.

— Я обязательно рожу тебе сына, мой хан! — гордо вскинув голову, с вызовом в голосе заявила она и топнула босой ножкой. — И не одного! Лучших батыров в Дешт-ы-Кыпчак[25]

— А пока, — прервал ее Кончак, отставляя в сторону пустую чашу, — Юлдуз будет готовится к замужеству с урусским коназом. И ты, — он ткнул пальцем в слегка поникшую после последних его слов женщину, — как можно скорее найдешь среди урусских рабынь, что есть в нашей ставке, ту, что станет все это время учить ее языку и обычаям своего народа. Нехорошо будет, — развел хан руками, — если в день свадьбы, тем более ночью после, она не сможет и словом обмолвиться со своим мужем. А уж как вести его хозяйство…

— Пусть так! — качнула головою Тулай, вновь заставляя звенеть подвески на своей высокой шапке. — Но только попробуй взять себе еще одну жену! — внезапно сменила она тему. — Ты клялся мне, хан!

— Да, да, — улыбнулся Кончак, снизу вверх взирая на разгоряченно, словно загнанная лошадь, раздувающую ноздри супругу. — Помню. Да и кто теперь согласится-то взойти ко мне на ложе? — вздохнул с притворной скорбью. — Хотя бы даже наложницей. После печальной судьбы Эсен-бике… — Тулай вздрогнула, как от удара, щеки ее подернулись румянцем. — Янсылу, — продолжал Кончак, словно бы ничего не замечая. — Той огненноволосой девы из Романии[26]… я так и не успел научиться выговаривать ее ужасное имя… Прекрасной Сарыгюль. И, конечно же, — хан воздел руки к небу в молитвенном жесте, — несчастной Бельгин.

— Я… — голос Тулай ощутимо дрогнул, взгляд скользнул куда-то в сторону. — Я здесь совершенно не при чем! Это все ложь и наветы!

— Ну да, — уже без всякого лишнего наигрыша криво усмехнулся Кончак, отправляя в рот несколько отборных виноградин. — Мне-то не рассказывай…

Путивль, 8 октября 1180 г.
— А волосы у нее какого цвета?

— Не знаю. Черные, наверное.

— А глаза?

— Не знаю. Черные?

— А зубы?

— Не знаю! Чер… Тьфу ты!

— А нос больше моего или…

— Не знаю! Я ее не видел!

— А она точно не уродина?

— Нет, не уродина!

— А откуда ты знаешь? Ты же ее не видел. Сам сказал!

Игорь Святославич удивленно воззрился на довольно улыбающегося — еще бы, подловил отца, паршивец — сына и помотал головою.

— Владимир, — князь постарался подпустить в голос больше строгости, — хватит баловаться. Они и так уже в Путивле. Сам слышал трубы от городских ворот. Сейчас их проводят до детинца. Они поднимутся сюда, к нам, и ты сам ее увидишь. И какие у нее волосы. И какие у нее глаза, зубы… Тьфу, пропасть!

Новгород-северский князь и его десятилетний, только сегодня перешагнувший этот маленький рубеж и с сегодняшнего же дня величающийся князем путивльским, сын поджидали дорогих гостей на третьем этаже княжеского терема. В просторной, богато убранной восточными коврами и звериными шкурами горнице с выходом на гульбище — опоясывающий весь дворец по окружности балкон. Личных покоях путивльских князей. Вот только если сам Игорь восседал, закинув ногу на ногу и задумчиво подперев голову кулаком, на высоком резном стуле, не иначе как епископском иль митрополичьем троне, похищенном из византийского храма, разграбленного предками князя в давние языческие времена, то маленький Владимир напротив неустанно носился туда-сюда по горнице, демонстрируя явный избыток энергии и полнейшую беззаботность. То влезет на широкий, покрытый цельной медвежьей шкурой и служащий кроватью, сундук у противоположной стены. То попытается вскарабкаться на спинку отцовского кресла, цепляясь за торчащие из нее то тут, то там головы ангелов и святых. То ошивается под дверью, прислушиваясь, не доносятся ли из-за нее приближающиеся шаги. А то и вовсе упорхнет на гульбище, и только каблучки маленьких сапог княжича стучат уже где-то на той стороне терема. Игорь лишь беззвучно переводил дух в эти краткие моменты. Все-таки в последние годы он слишком мало проводил времени с семьей и совсем отвык от детей.

В дверь негромко постучали. Затем она слегка приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова дворского[27] Самуила.

— Приехали, княже, — доложил управитель. — Поднимаются. Людей ихних, как велели, в гридницу проводили. Стол им накрыли. Наши отроки, правда, косятся…

Игорь раздраженно махнул рукою.

— Понял! — дворский, все так же маяча в проеме меж дверью и косяком одной лишь головою, поспешно согнулся в низком поклоне. Козлиная бородка его едва не коснулась порога. — Самолично прослежу, чтоб никто гостей наших не задирал. — Голова на миг пропала, когда хозяин ее обернулся назад в коридор, и тут же появилась вновь. — Идут! — торопливым шепотом сообщил он и вновь, на этот раз уже насовсем, исчез, прикрыв за собою дверь. Так что попытка княжича Владимира пнуть ту ногою, что б прищемить ею голову старого боярина, не увенчалась успехом.

— Володя! — сурово окликнул сына Игорь и пристукнул кулаком по подлокотнику. — Живо иди сюда!

Юный князь громко шмыгнул носом. Напустил на себя важный вид и, сложив руки за спиною, нарочито медленным шагом направился к отцу. Игорь Святославич поймал приближающегося сына за плечо, разворачивая его лицом к двери. Наклонился к самому уху и зашипел:

— Только посмей ее обидеть или еще какую из своих шуток с ней выкинуть! Не посмотрю, что на тебя уже княжескую шапку одели. Выпорю как…

Договорить, впрочем, он уже не успел. Дверь в горницу безо всякого ненужного стука и прочих деликатностей резко распахнулась, и на пороге возникла кряжистая фигура Кончака.

— Нет, ну вот зачем так высоко строить? — громогласно поинтересовался хан, засовывая большие пальцы рук за широкий наборный пояс и цепким взглядом окидывая сразу всю комнату. — Зачем от земли отрываться? А, коназ Ыгор? — степняк, в общем-то более чем сносно изъяснявшийся на русском, все же позабыл о смягчении на конце имени русского князя. — Я обычно за день столько пешком не хожу, сколько сегодня тут по твоим лестницам прошел.

— Высоко? — немного опешил от столь неожиданной темы для начала разговора Игорь. — Вообще-то, там, — он ткнул пальцем в потолок, — еще две клети[28]. И голубятня над всем этим.

Кончак немного опасливо покосился вверх, словно раздумывая, не обрушится ли все это ему на голову?

— В юрте лучше, — покачал он головою.

— Дядь, а ты настоящий? — внезапно встрял в разговор до того стоявший подле отца с разинутым ртом и молча взирающий на первого виденного им половца княжич Владимир.

Хан перевел взгляд на мальчишку, хмыкнул, вздернул вверх густые черные брови и вдруг оглушительно расхохотался. Да так, что ладонь Игоря, вот-вот готовая отвесить сыну звонкий подзатыльник, так и застыла в воздухе в двух вершках от цели.

— И чё ты ржешь-то как конь? — обиженно буркнул Владимир, и в этот раз отцовская оплеуха таки настигла его. — Ой!

— Да, Ульдемир-оглан[29], — отсмеявшись наконец, ответствовал Кончак. — Настоящий. — Он наклонился вперед и подмигнул княжичу. — Хочешь потрогать?

Владимир опасливо покосился на отца, но взгляд того красноречивее любых слов предупреждал его поостеречься и дальше вести себя повежливее с важным гостем. А потому он лишь досадливо потер затылок и исподлобья уставился на продолжающего улыбаться хана.

— А ведь у меня для тебя кое-что есть, молодой коназ, — Кончак добродушно кивнул и, покосившись куда-то вниз и за спину, позвал: — Юлду-у-уз.

Маленькая, выглядывающая из отороченного рыжей лисицей рукава, ладошка легла на ножны отцовской сабли. Затем показалась островерхая, синяя, с белой аппликацией и шитая золотой нитью войлочная шапка с лисьим же околышем. Сверкнули живые черные глаза. Раз-другой хлопнули ресницы, и владелица их вновь поспешила скрыться за спиною хана.

Кончак вновь рассмеялся, обернулся и, поймав негромко пискнувшую девочку за ворот теплого богато расшитого халата, твердой рукою представил ее пред очи новгород-северского князя и его сына.

— Моя дочь, — гордо сообщил хан. — Юлдуз.

Он отпустил воротник дочери, и та, ойкнув, принялась одергивать халат и поправлять чуть сбившуюся на лоб шапочку.

— Вот и замечательно! — Игорь поспешно хлопнул обеими ладонями по подлокотникам и рывком поднялся из кресла. — Приветствую юную хатунь. — Князь шагнул было к девочке, но та испуганно отшатнулась от него, впечатавшись спиною в стоявшего позади отца. — А это, — он притянул к себе княжича и легонько подтолкнул его в сторону девочки, — мой сын Владимир.

Дети молча замерли друг напротив друга. А затем, не сговариваясь, одновременно подняли вверх головы, вопрошающе уставившись на своих отцов. Мол, и что дальше?

— Э-э-эм, — растерянно протянул Игорь Святославич. — Думаю, нам с тобою, тестюшка, лучше ненадолго оставить их одних, — нашелся он. — Без нас, взрослых, дети быстрее сойдутся. — Посмотрел на сына. — Владимир, будь гостеприимным хозяином. Помни, что ты теперь князь путивльский. — И внезапно закончил: — Поиграйте во что-нибудь с Юлдуз.

Мальчик озадаченно уставился на отца, но тот уже перевел взгляд на хана:

— А нам с тобою, тестюшка, тоже найдется, что обсудить, пока дети тут знакомятся. — Кивнул в сторону выхода на гульбище. — Тут прекрасный вид на город. Давай прогуляемся.

— Как скажешь, коназ, — усмехнулся Кончак и двинулся следом за Игорем.

Уже проходя мимо Владимира, он на мгновение остановился и, положив тому руку на плечо, вновь подмигнул мальчишке, быстро прошептав:

— Будь осторожен, Ульдемир-оглан. — Прицокнул языком, покосившись на свою дочь: — Горячая кровь! — И с этими словами скрылся на гульбище.

Владимир проводил хана взглядом и повернулся к своей наречённой невесте, продолжающей молча, из-под сползшей почти на нос шапки, изучать жениха. Повисла напряженная тишина.

— Кхм! — наконец, не выдержав, кашлянул княжич. — Так ты, — он подался чуть вперед, — Юл… как там тебя?

Ответом ему была тишина да пристальный немигающий взгляд.

Мальчишка почесал в затылке. Ткнул пальцем себя в грудь и громко произнес:

— Владимир!

Палец уперся в грудь девочки.

— Юл… дыс?

Тишина.

— Ты вообще по-русски понимаешь? — требовательно поинтересовался Владимир, беря девочку за рукав и пытаясь легонько ее встряхнуть.

Внезапно оживший взгляд пронзительно-черных глаз метнулся к руке мальчика, затем к его лицу, а в следующий миг острый мысок сапожка вонзился прямо под колено не успевшего ничего сообразить княжича. Владимир вскрикнул, запрыгал на одной ноге, и столь же стремительный, как и предыдущий пинок, удар маленького кулачка прямо в лоб с легкостью опрокинул его на пол. Неуловимо преобразившаяся хатунь горделиво подбоченилась, высоко вздернув носик, и, старательно подбирая слова на незнакомом языке, выговорила не иначе как заранее выученную фразу:

— Не твоя пока. Не замай!

Средневековье

кузина-белошвейка Сатурново кольцо

fandom MiddleAges 2014


V–XV вв., автор следует версии, согласно которой первые венецианцы были подданными Византийской империи.


Она просыпается на пустынном берегу. Мелкая вода лагуны, болотистые островки — вот место, где она либо окрепнет и вырастет, либо падет, затоптанная чужими племенами. Но это хорошее место, думает она. Кому еще нужна нетвердая земля, зыбкая опора? Другие сдадутся, она устоит.

Она цепляется за эту землю сваями домов, разбрасывает каналы и вехи, врастает намертво. Позади, на материке, шумно делят хорошие земли; плодородные, удачно расположенные, они становятся бесплодными и выжженными после бесконечных войн. Припав к земле, укрывшись за тростниками, она плетет свою сеть. Прислушивается к именам: Аттила, Теодорих, Одоакр. Жители разоренных земель приходят к ней, в объятия лагуны, и она принимает их. Яснейшая госпожа собирает свой народ.

Через море она чувствует неотступный взгляд. Господин-за-морем, царственный Город в пурпуре и золоте, к коленям которого припадают народы. Он помнит своих должников и не отпускает никого. Он дал ей жизнь и поддержку, теперь — ее черед платить. Яснейшая госпожа еще слаба и покорно склоняется перед ним. В недосягаемой вышине над ней сияет золотой крест с купола Святой Софии.

Ради него она расчищает побережье от сора. Борется с морскими разбойниками, приводит под его руку города. И получает — одобрительный кивок, словно иначе поступить она и не могла. Как ребенок к старшему, она тянется за признанием, но Господин-за-морем утомлен годами и славой, что ему одна из многих.

Государства твердой земли не доверяют ей за связь с Господином-за-морем, она чужая для них. Из-за моря же с неодобрением смотрят на ее попытки решать дела материка. Что же, Яснейшая госпожа будет верна только самой себе и никому больше. Слова о чести не прокормят тебя в голодный год, гордость не привлечет попутный ветер. Там, где другие гордо погибнут или с честью отступят, она откупится, договорится и — запомнит.

Годы идут. Ее руки полны соли и железа, дерева и шелка. Реки Европы и Азии несут ее корабли. Позже, много позже, она будет дремлющей красавицей, заглядевшейся на свое отражение, пока же взгляд ее остер, и его не туманят сожаления. У нее нет друзей, но их отсутствие тревожит ее еще меньше, чем наличие врагов. Ей ли, примиряющей пап и императоров и враждующей с ними, ей ли, первой протянувшей руку для союза воинам полумесяца и собравшей все возможные прибыли, ей ли — прислушиваться к перешептываниям за спиной.

Она строго спрашивает со своих детей, следит, чтобы никто из них не возомнил о себе слишком много. Безжалостно смещает даже тех, кто мог бы принести ей еще больше славы и богатства, если подозревает, что не сможет с ними справиться. Господин-за-морем распустил своих питомцев, его улицы все чаще заливает кровью. Его площади огромны, башни высоки, церкви сияют золотом. Он весь пропитан благовониями, по пояс завален свитками теологических рассуждений и поэм. Он капризен в своих притязаниях, и это не может не раздражать. Он требует, и просит, и повелевает, и начинает напоминать дряхлеющего родственника, потерявшегося в собственных снах о величии.

Яснейшая госпожа никогда не спит. Из разверстой пасти ее Арсенала сходят все новые и новые корабли, счетные книги полнятся ровными строчками: доходы, убытки, должники. Коммерция, дипломатия, шантаж — она умело дергает за все нити.

Бывший покровитель становится все беспокойнее. Его решения, чем дальше, тем меньше выгодны ей. Их размолвки и примирения происходят все чаще, первые глубоко задевают, а вторые не приносят покоя. Город на том берегу перестает давить своей мощью и начинает казаться досадной помехой. Яснейшая госпожа не склонна к сентиментальности.

И ее время приходит. Лихорадка Крестовых походов не затрагивает Яснейшую госпожу. Она так же методично следит за своей выгодой, ей не кружат голову имена Иерусалима и Акры. Она торгует с неверными и праведными христианами, отмахиваясь от обвинений. Войны проходят, вчерашние враги станут союзниками, друзья предадут, — есть ли в этом мире что-то надежнее платежных поручений?

Первый поход, второй, третий. В четвертый она наносит удар, который подкосит Господина-за-морем навеки.

Один из ее сыновей — страшный слепец, старик, ум которого ясен и холоден. Он кивает государям и рыцарям Европы, предлагает им монеты и корабли, и те не в силах отказаться, задуматься хотя бы на мгновение. Потом становится слишком поздно: все они связаны обещаниями и начинают свой пляс под дудку слепца. Вода лагуны в его жилах, в его глазах, и цвет рыцарства повинуется ему. Яснейшая госпожа стоит за спиной сына и смотрит на Город на том берегу.

Через два года Господин-за-морем повержен. Его улицы пусты, его алтари расколоты, его одежды делят посреди главной площади. Яснейшая госпожа и здесь не остается внакладе: три четверти Города получает она, и без счета сокровищ. Рачительная хозяйка, она собирает все, что имеет хоть какую-то цену; ее корабли проседают под весом статуй и икон, барельефов и золота. Пожалуй, теперь она довольна.

Песочные часы переворачиваются, и они, наконец, меняются местами. Она, госпожа в силе и славе, в ожерелье из золотых дукатов, смотрит через море на ослабленного калеку, пытающегося подняться с земли и прикрыться лохмотьями. Попрошайкой зовут его теперь и насмехаются над его детьми, заложившими драгоценности короны ростовщикам. Тень полумесяца ложится на его земли и все ближе подползает к ослабленному Городу. Все новые крепости встают вокруг, дети Османа окружают Господина-за-морем и ждут. Близок тот миг, когда он упадет к ним в руки, как созревшее яблоко.

В свой последний час он встает над морем грозной тенью, собой прежним. Но на призыв, на который раньше пришли бы десятки, сотни тысяч, теперь откликаются лишь несколько голосов. Яснейшая госпожа медлит с отправкой флота. Горстка ее детей остается на стенах Города, это их решение, не ее. Неразумно ссориться с неверными: они стали силой, с которой надо считаться. Стоит ли колебаться, если можно пожертвовать кем-то другим? Она смутно прозревает грядущую угрозу от новых соседей, но угроза в будущем и выгода в настоящем — вещи, которые редко удается сравнить.

Она сделала правильный выбор, думает Яснейшая госпожа. Ее поддержка мало что изменила бы, лишь продлила агонию Господина-за-морем. Ятаган нанес удар милосердия, уложив, наконец, мертвеца в давно заготовленную могилу. Однако рано утром она смотрит через море, туда, где на месте золотого креста сияет полумесяц. Почему-то ей холодно и пусто.




Примечания

1

Штаб-квартира НАСА находится в Вашингтоне, но пилотируемыми полетами всегда занимался Космический центр им. Линдона Джонсона в Хьюстоне.

(обратно)

2

«Горец. Ворон», 21 серия.

(обратно)

3

Валахия — средневековое государство на территории современной Венгрии.

(обратно)

4

События фика происходят в 1457 г.; в 1475 г. пропал без вести младший брат Влада Дракулы Раду, в 1576 г. погиб сам Влад Дракула, в 1581 г. на трон взошел Влад Монах, где (с коротким перерывом в полгода) и оставался до смерти в 1595 г. Так что Дарий сдержал и свое слово, и свое намерение.

(обратно)

5

Сцена со слугой Дракула — историческая легенда.

(обратно)

6

Methuselah — Мафусаил (библ.)

(обратно)

7

Митос ссылается на текст песни: «And there's always something in the air, sometimes, suds & soda mix ok with beer. Can I, can I break your sentiment?»

(обратно)

8

Корпоративное Правление Северной Америки.

(обратно)

9

СтарДем — сокращение от Старой Демократии.

(обратно)

10

ЦУИ — центральное управление информации — организация, контролирующая информационные потоки на корпоративных территориях.

(обратно)

11

На самом деле это кабиненроллер, то есть скутер (мотоцикл), имеющий кабину.

(обратно)

12

По Фаренгейту, по Цельсию 27,6°.

(обратно)

13

Папа Уорбекс — персонаж фильма «Энни» (1982), миллионер, помогающей сиротке.

(обратно)

14

Притча о холтийских кочевниках — частично цитата из книги Л. Гумилева «История народа хунну».

(обратно)

15

Сени — неотапливаемая и нежилая часть дома, дворца.

(обратно)

16

Гридница — помещение, отведенное для проживания гридей, ближней княжеской дружины.

(обратно)

17

Агаряне (измаильтяне) — потомки Агари, наложницы Авраама, или же сына ее Измаила, собирательное обозначение для кочевых народов.

(обратно)

18

Аманат — заложник, пленник (тюрк.)

(обратно)

19

Ляд — черт, нечистая сила.

(обратно)

20

Хатунь — жена или дочь хана.

(обратно)

21

Аепа Осеневич — половецкий князь начала XII в., тесть Юрия Долгорукого.

(обратно)

22

Тор — современный Казенный Торец, правый приток Северского Донца, в районе которого предположительно располагались кочевья Кончака.

(обратно)

23

Юлдуз с тюркского переводится как «звезда».

(обратно)

24

Автор позволил себе вольность придумать оригинальные половецкие имена как для самой Кончаковны, так и для ее матери, одной из жен Кончака.

(обратно)

25

Дешт-ы-Кыпчак — «Половецкая степь».

(обратно)

26

Романия — Византийская империя.

(обратно)

27

Дворский — дворецкий, управляющий княжеским хозяйством, ведающий сбором налогов и исполнением судебных приговоров.

(обратно)

28

Клеть — в данном случае — этаж.

(обратно)

29

Оглан — букв. «мальчик», «юноша»; использовалось так же для обозначения младшего представителя знатного рода.

(обратно)

Оглавление

  • От команды «Горца»
  •   Li_Liana Лучший мир
  •   Анкрен Непредвиденное обстоятельство
  •   Капитан Бейкер Рождественский подарок
  •   Li_Liana Старые долги
  •   zerinten Память
  •   Капитан Бейкер Легенда о призраке
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •     Глава 5
  •     Глава 6
  •     Глава 7
  •     Глава 8
  •     Глава 9
  •     Глава 10
  •   Bfcure «Сожги дискотеку, диджея повесь!»
  •   Бек Маклафлин (Beck McLaughlin) Винтерборн
  •     Пролог
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •     Глава 5
  •     Глава 6
  •     Глава 7
  •     Глава 8
  •     Глава 9
  •     Глава 10
  •     Глава 11
  •     Глава 12
  •     Глава 13
  •     Глава 14
  •     Глава 15
  •     Глава 16
  •     Глава 17
  •     Глава 18
  •     Глава 19
  •     Глава 20
  •     Эпилог
  •   Капитан Бейкер Чёрная среда
  • От других команд
  •   «Баффи — истребительница вампиров»
  •     +Lupa+ Другой мир
  •   «Звездные войны»
  •     lissa23 Ровесники
  •   «Барраяр»
  •     Альвхильд Было у принцессы два брата
  •   Миры Панкеевой («Хроники странного королевства»)
  •     mila007 Путь капитана
  •     Arida_1982 Убить Киру
  •     — Анориэль~ Эльфова скала
  •   «Отблески Этерны»
  •     _Морриган Горькая рябина
  •     Ajsa Кода
  •   Миры Стругацких
  •     Белочка Тилли Почему взрываются галактики
  •     Злая Ёлка Попаданочка
  •     Аттик Флавий Зеркало Деметры
  •       Встреча над рекой
  •       Прогрессор один дома
  •       Лланголлен
  •       Дело «Линкор смерти»
  •       Радуга. Питер Кроуфорд
  •       Радуга. Луиза Дельгадо
  •       Радуга. Святослав Борисович Штромберг
  •       Интермеццо
  •       Объект «Янус»
  •       Внутри «Януса»
  •       Звездолет «Руслан»
  •       Звездолет «Руслан» (продолжение)
  •       Разгадка «Нейтрона»
  •       Документ 01
  •       Межзвёздная станция «Ётунхейм»
  •       Линкор «Карниола»
  •       Здесь Родос, здесь прыгай
  •       Ночная тревога
  •       Документ 02
  •       После допроса. Обсуждение
  •       После допроса. Одинокие мысли
  •       Имперская территория Феззан
  •       Информация — наша работа
  •       Разговор с небожителем
  •       Ничего, кроме ветра
  •       Ночь Прогрессора
  •       Документ 03
  •       Радуга. Эпилог
  •   «Слово о полку Игореве»
  •     NikaDimm Мне снятся маки…
  •     Даумантас Смотрины
  •   Средневековье
  •     кузина-белошвейка Сатурново кольцо
  • *** Примечания ***