КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Темная вода [Юрий Иовлев] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

ТЕМНАЯ ВОДА

Летняя фэндомная битва — 2018


Повести и рассказы по мотивам сериала «Горец» и др.

Составитель: О. Кавеева

От команды «Горца»


Tigriswolf Терпение и время

Белая кобыла Митоса на самом деле разумный единорог; кроссовер с сериалом «Зена — королева воинов»


— У тебя есть дар, милая, — говорит Митос. Они стоят на поле битвы: по одну сторону её армия, по другую — его братья.

Она кривит губы в отвращении, угрожающе скалится, а Митос смеётся, холодно и язвительно, и разворачивает свою белую кобылу.

— Мы никогда не отступаем, — рычит Кронос, объятый жаждой крови, а Сайлас и Каспиан ждут одного только слова, чтобы продолжить резню.

— Это не отступление, — заверяет их Митос, оглядываясь на воительницу, не сводящую с них глаз.

— Тогда что это? — требовательно спрашивает Кронос. У него такое же имя, как и у бога, что правит этой землёй, отмечает Митос. Интересно, он когда-либо задавался вопросом, почему Митос назвал его так? Когда Каспиан пришёл к ним, у него уже было имя. Но Кроносу и Сайласу имена дал Митос.

— Наши лошади должны отдохнуть, — отвечает он. Сайлас кивает.

Кронос злобно смотрит на них, но больше не спорит.

* * *
Конечно, Митос встречает женщину-воина снова. Он ссорится с Кроносом, бросает Каспиана и Сайласа на произвол судьбы и совсем не думает, каково будет рабам с Каспианом в качестве хозяина. Жизнь трудна, и только от них зависит, как они будут выживать без самого уравновешенного Всадника.

На вершине холма Митос останавливается. Бросает взгляд на лагерь Всадников, на лошадей в загоне. Свистит: один раз, второй. Белая кобыла поднимает голову. Митос идёт дальше.

Кобыла догоняет его у второго холма.

Спустя несколько недель он приходит в земли, где все шёпотом рассказывают о воительнице, обладающей божественной силой. О женщине, которую нельзя победить. О той, что наводила ужас на народы, а теперь защищает тех, кто в этом нуждается.

Митос качает головой. Но он слушает эти рассказы в таверне и задает вопросы.

— У этой воительницы есть имя? — интересуется он, поднимаясь из-за стола, когда на его тарелке не остаётся еды.

— Зена, — говорит один из мужчин и разглядывает меч Митоса. — Тебе лучше не бросать ей вызов, путник.

Митос смеётся.

— Я не собираюсь искать с ней встречи.

Это правда. Однако он продолжает путешествовать по землям жалких богов и полководцев, притворяясь, что никогда не был худшим из них и что не сумеет стать этим человеком вновь. Это так же легко, как размахивать мечом или ездить верхом. И хотя здесь его лицо практически никому не знакомо, Митос не сомневается, что Зена его узнает.

И, разумеется, она его узнаёт.

* * *
Митос оказывается у перепутья: с одной стороны океан, с другой — горы.

— Что думаешь? — спрашивает он у белой кобылы и гладит её гриву.

Она трясёт головой и поворачивает направо. Митос позволяет ей скакать так быстро или медленно, как она хочет, и любуется пейзажем. Эта земля очень красива. Она напоминает Митосу о далёком прошлом, о временах до того, как он понял, кем является. О его первой жизни, если её можно так назвать.

Где-то впереди кричат люди и лязгают мечи. Митос чувствует: там есть Бессмертный, которому только предстоит умереть.

За поворотом он видит, как разбойники атакуют повозку, женщина пытается защитить детей, а мужчины умирают на траве. А потом раздаётся странный клич (и Зов усиливается), и появляется она. Воительница. За ней следует миниатюрная блондинка с шестом.

Митос спешивается и готовится наблюдать.

* * *
Всё заканчивается в одно мгновение. Зена склоняется над ранеными мужчинами, в то время как блондинка убеждается, что с детьми всё в порядке. Митос подходит ближе. Ему любопытно. Смертные способны меняться, но раньше он никогда не видел такой большой перемены. Он не мог и вообразить, чтобы женщина, возглавлявшая армию, выступившую против Всадников, сумела превратиться в преданную защитницу слабых. В целительницу.

— Хватит пялиться, лучше иди сюда и помоги, — кричит ему Зена.

Митос смеётся, но делает так, как она сказала.

* * *
— Зачем ты здесь? — спрашивает Зена, перевязывая раны юноши, почти подростка. Митос собрал лошадей разбойников, и белая кобыла их охраняет. Сам он пытается успокоить двух коней, всё ещё привязанных к повозке. Он никогда не ладил с ними так хорошо, как Сайлас.

— Мне стало скучно, — объясняет Митос, отворачиваясь от жеребцов, чтобы погладить свою кобылу. — И я решил посмотреть мир.

Зена встаёт, глядя на него с подозрением. Блондинка тихо спрашивает:

— Зена, кто это?

— Я путешественник, — отвечает Митос с усмешкой.

— Проследи за тем, чтобы так и оставалось, — после паузы приказывает Зена.

— Конечно, милая, — произносит Митос с той же интонацией, которую он использовал когда-то на поле битвы.

Зена напрягается и недобро щурится, но Митос садится на кобылу и скачет прочь, не оглядываясь.

* * *
— Это не твоя земля, — настаивает бог. Он крепко сложён и одет в чёрную кожу, чтобы выглядеть более устрашающим. От него пахнет кровью.

— Все земли принадлежат мне, — отвечает Митос. Кобыла не реагирует на присутствие чужака.

— Тебе следует быть более почтительным, разговаривая с богом, — говорит тот и загораживает дорогу.

Кобыла останавливается, прядая ушами, и Митос ласково её гладит, а потом соскальзывает с её спины и направляется к богу, который сердито смотрит на него, будто призывая бежать и прятаться.

— Я разговариваю с богами так же, как и со всеми остальными, — сообщает Митос. Есть вещи гораздо старше богов. Кобыла негромко фыркает, сияя в солнечном свете. Бог глядит на неё, и его зрачки расширяются от изумления.

— Они не существуют, — бормочет он.

Митос издаёт смешок.

— Ты выбрал воительницу, и в этой жизни я не буду тебе мешать. Но не стой у меня на пути.

Бог склоняет голову набок, глядит пристально и немигающе.

— Что ты такое? — тихо спрашивает он, но в его голосе чувствуются опасная задумчивость. Смертные были бы в ужасе от его тона.

— Это тебя не касается, — отрезает Митос.

Бог кивает и исчезает с нарочито громким хлопком. Митос смеётся, хлопает кобылу по шее и идёт с ней рядом, чтобы размять ноги.

Он ощущает, что на него смотрят другие боги. Но не обращает на них внимания.

* * *
Митос путешествует. Прячет в разных местах свои дневники. Отрубает несколько голов, когда его вызывают на поединок. Учит нескольких молодых бессмертных, как выжить. Возможно, правит одним народом или двумя. А может, уничтожает парочку из них.

Когда им овладевает скука, он двигается дальше. Белая кобыла с тёмными глазами и тёплым взглядом остаётся с ним. Никто не догадывается, кто она на самом деле. Даже Сайлас этого не знал.

Митос сидит в александрийской библиотеке, когда чувствует Зов.

— Это святая земля, — кричит он, не сводя глаз со свитка.

— Я пришла не для того, чтобы сражаться, — отвечает усталый женский голос. Митос поднимает голову. Перед ним стоит воительница, избранная богом войны.

Он осторожно сворачивает рукопись.

— Тебя называли Разрушительницей народов. И ты не хочешь сражаться?

— Я не могу умереть, — растерянно и надломлено произносит Зена. — Я пыталась. Боги ушли. Геракл, Габриэль — их больше нет. А я всё ещё здесь.

Митос встаёт и не спеша подходит к ней. Зена с мечом, но на ней нет доспехов, только грязная туника под грязным плащом.

Митос не следил за тем, сколько прошло времени с их последней встречи. Это перестало иметь смысл.

— Тебе нужен учитель. И, вероятно, цель.

Они одинакового роста, поэтому Митос смотрит ей в глаза.

— Идём, милая. — Он медленно обходит её, и Зена следует за ним. — Для начала тебе не помешает роскошная ванна. А потом — долгий отдых. А после этого я покажу тебе, как опять начать жить.

* * *
Однажды, давным-давно, жили четверо братьев, которые скакали на своих лошадях, повернувшись спиной к солнцу. Трое из них были бессмертными и молодыми. А четвёртый отличался от них самой сутью.

— Что ты такое? — спрашивает Зена, когда Митос ставит перед ней тарелки.

— Пережиток, — отвечает Митос. Снаружи белая кобыла смеётся. Зена хмурится, а затем набрасывается на еду, как будто не ела много дней. Скорее всего, так оно и было.

— Что я такое? — спрашивает она, окончив трапезу.

— Ты Бессмертная. — Зена трясёт головой, но внимательно слушает рассказ Митоса о своём народе. Он отправляет её спать, поведав основные факты. И пусть Зена ему не верит, её сон спокоен.

С Митосом она в безопасности. Его ученикам ничего не грозит, пока они не пытаются отрубить ему голову.

На улице Митоса ждёт белая кобыла. Он гладит её морду, прислоняется к её боку.

Над ними сверкают звёзды.

* * *
«У тебя есть дар, милая», — как-то сказал Зене Митос на поле битвы.

«Ты снова желаешь собрать их», — шепчет белая кобыла. Она единственная, кто знает его настоящего.

«Нас было четверо, — отвечает Митос. — И будет четверо завтра».

Кобыла вздыхает, кладёт голову ему на плечо. «Ты себя погубишь».

Митос улыбается.

«А мне казалось, ты успела хорошо меня изучить».

Кобыла молчит. Но и не отодвигается.

©Перевод: bfcure, 2018.

Li_Liana Перевоспитание юного дарования

Неладное Митос почуял ещё на подходах к квартире Маклауда. Зов звучал как-то иначе. И хотя считалось, что по нему невозможно определить ни конкретного бессмертного, ни их количество, но, приближаясь к Дункану уже в сотый, если не в тысячный раз, Митос совершенно неожиданно для себя научился его отличать. А сегодня Маклауд «звучал» непривычно. И надо было сразу развернуться и уйти, но любопытство победило. Вообще Митос собирался заглянуть в окно, но Дункан тоже его учуял и радостно выбежал навстречу, чуть ли не прыгая через ступени. И вот на этом месте Митосу окончательно стало ясно, что он зря сегодня пришёл, но уже было слишком поздно спасаться бегством.

— Митос! — Дункан буквально просиял. — Ну наконец-то! Я тебе уже неделю дозвониться не могу!

— Телефон разбил, а новый всё забываю купить, — Митос сказал чистую правду, умолчав лишь о том, что телефон не пережил падения с двадцатого этажа, в отличие от него самого. — Что стряслось?

Но прежде чем Дункан успел раскрыть рот, ответ сам нарисовался за его спиной в виде молодого парня в джинсовых шортах, клетчатой рубашке с ярко-зелёной косынкой на шее и в соломенной шляпе.

— Приветики! — парень помахал Митосу рукой. — А вы тоже бессмертный, да? Крутотень!

Дункан страдальчески поморщился и представил Митосу это дивное явление:

— Знакомься, это мой новый ученик, Квентин.

Митос скептически выгнул бровь. Дункан уткнулся ладонью в лицо. Квентин сбежал вниз и полез радостно пожимать руку Митосу, и тряс её до тех пор, пока Дункан не оттащил его буквально за шкирку.

— Пошли, пройдёмся, — предложил он Митосу и обернулся к Квентину. — А ты продолжай тренировку!

— Слушаюсь, сенсей! — тот отсалютовал двумя пальцами и умчался обратно по лестнице с бодростью юного щенка, которому кинули палочку.

* * *
— Это какое-то проклятие! — через полчаса жаловался Дункан в ближайшем пабе. — Он меня с ума сведёт!

— Как тебя вообще угораздило? Ведь зарекался же больше никогда не связываться с учениками.

Дункан смерил его мрачным взглядом, тяжело вздохнул и нехотя признал:

— Мы вместе погибли — сбил ночью на переходе какой-то мудила на грузовике.

Митос едва удержался от скептической ухмылки.

— И, между прочим, совершенно не смешно! Эта скотина на красный свет промчалась на такой скорости, словно в авторалли участвует!

— И что, вы вместе переходили дорогу? Два бессмертных? — удивился такому совпадению Митос. — И больше никого там не было?

— Да, — кивнул Дункан. — Ещё повезло, что поздно, свидетелей не было, скорую никто не вызвал.

— Мак, это — судьба, — уверенно изрёк Митос, но на дне его глаз прятались смешинки.

Дункан выразительно на него покосился, и до Митоса дошло, что тот и вправду в это верит — что не может быть такое совпадение простой случайностью, потому и взялся учить паренька.

— И что самое обидное, с мечом у него и вправду хорошо выходит, даже отлично, — Дункан продолжил жаловаться на коварную судьбу в лице Квентина. — Но вот во всем остальном…

— Это в чём? — озадаченно уточнил Митос.

— Во всём! — Дункан раздраженно хлопнул ладонью по столу, так, что даже бокалы чуть подпрыгнули. — Во-первых, у него миллион идиотских вопросов, во-вторых, у него два миллиона ещё более идиотских идей. А главное, у него такой буйный неисчерпаемый оптимизм по поводу свежееприобретенного бессмертия, что у меня от него аж голова болит.

— Оптимисты среди нас долго не живут, — пожал плечами Митос.

— И это тоже, — кивнул Дункан. — Хотя он не безрассуден и даже не глуп. Он просто… какой-то не такой. Не поверишь, но рядом с ним я впервые чувствую себя слишком старым, словно отставшим от времени.

— Если это у тебя впервые за все твои четыреста с гаком лет, то поздравляю, ты — везунчик, — хмыкнул Митос.

— Да с собой я сам разберусь, — отмахнулся Дункан. — Но с мальцом надо что-то делать.

— Например? — спросил Митос.

— Да я не знаю… Как-нибудь, — Дункан сделал неопределенный витиеватый жест рукой. — Приземли его, что ли? Чтобы поубавилось у него этого щенячьего восторга.

— Ага, то есть добрый и злой учитель?

— Типа того, — кивнул Дункан. — Я пытался быть злым, честно, но то ли не выходит, то ли он просто непрошибаемый.

— Не волнуйся, прошибём, — показательно пакостно ухмыльнулся Митос.

Дункан только тяжело вздохнул. Кто бы ему сказал, что он когда-нибудь будет просить Митоса о таком — в жизни бы не поверил.

* * *
— Должен же быть другой способ, кроме отрубания головы?

— Его нет.

Квентин висел на импровизированной дыбе, Митос сидел на стуле. Обоим было на удивление скучно. Митос решил начать с чего-то медленного и относительно цивилизованного, но недооценил оптимизм Квентина. Поначалу тот вообще воспринял дыбу чуть ли не с восторгом, как какую-то исключительно полезную для позвоночника процедуру. Потом конечно, несколько погрустнел, но тут же воспользовался затянувшимся молчанием, чтобы начать задавать те самые вопросы, которые, судя по всему, так раздражали Дункана, а Митоса настолько увлекли, что даже к дыбе не хотелось возвращаться, чтобы не прерывать интересный разговор.

— А если взорвать? — Квентин родил очередное предположение.

— То же самое, — пожал плечами Митос. — Или голову оторвёт от тела, тогда погибнешь. Или нет, тогда оживёшь даже из состояния почерневшей головешки.

— А оторванные ноги-руки как-то влияют на процесс?

— Нет.

— Ух ты! Они отрастают, что ли? Офигеть, как круто! — Квентин чуть ли не подпрыгнул от восторга.

— А кстати, это мысль, — воодушевился Митос и пошёл за мечом.

К его разочарованию, Квентин ничуть не устрашился, наоборот, с искренним интересом поинтересовался, что именно Митос собирается ему отрубить — руку или ногу и какую.

— Слушай, а ты не наркоман часом? — настороженно уточнил Митос.

— Нет! — возмутился Квентин. — Я вообще поклонник ЗОЖ.

— Кого? — не понял Митос. — Это секта такая?

— Это здоровый образ жизни! Заботься о своём теле, и оно позабо… А-а-а!

Митос пресёк рекламный слоган, отрубив пару пальцев на левой ноге Квентина. Но, прооравшись, тот ничуть не утратил ни своего зашкаливающего энтузиазма, ни своей болтливости.

— А долго отрастать будет?

— Сутки, может, двое.

— Ага, — Квентин довольно кивнул, — А какая часть туловища нужна для успешного оживания?

— В смысле? — не понял Митос.

— Руки и ноги не важны, я запомнил. Чтобы ожить — должно остаться все туловище вместе с головой, или хватит только его первой половины?

Митос задумчиво потер ухо.

— В принципе, достаточно и части туловища, — неуверенно согласился он.

— А какой? — жадно поинтересовался Квентин. — Половины, трети, четверти?

— Да не знаю я, — в сердцах огрызнулся Митос. — Давай на тебе эксперимент проведём? Сначала половинку отрубим, потом две трети…

— Нет, на себе мне как-то не хочется проверять, — наконец-то впервые погрустнел Квентин. — Ну, хотя бы пока я точно не узнаю, что после такого можно ожить.

— Ты сначала отрастание хоть двух пальцев переживи, экспериментатор несчастный.

— А что, больно будет? — прозорливо уточнил Квентин.

Митос только пакостно усмехнулся. Но, оказалось, запас вопросов у Квентина ещё и близко не исчерпался.

— А внутренние органы насколько на оживание влияют? Если сердце вырвать? Или печень? Или легкие?

— Не важно, в любом случае очнёшься, — перебил его Митос.

— Здорово! — снова восхитился Квентин. — Но странно.

— Что тебе тут странного, дитя? — Митос страдальчески прикрыл ладонью глаза.

— Да я всё думаю, почему так важно соединение головы… с чем?

— С телом! Что непонятного.

— Но ведь получается, что тело можно практически полностью уничтожить… Квентин замолчал, озарённо уставившись куда-то поверх головы Митоса. — А если пулю в лоб?

— Выживешь.

— А если ногу не отрубить, а сжечь до кости?

— Отрастёт.

— А если целиком сжечь?

— Все равно оживёшь, — этот безумный перебор вариантов смертей всё-таки начал немного доставать Митоса. Особенно, когда очередное предположение Квентина попадало точнёхонько в какой-то из эпизодов его собственной биографии. И он, пожалуй, даже понимал, почему Дункан так хотел избавиться от своего ученика хотя бы на несколько дней.

— А если сжечь, а потом отрубить всё, кроме верхней части туловища?

— Не проверял. Но, по логике, шансы ожить есть — если голова осталась на плечах.

— Значит, все дело в позвоночнике! — радостно резюмировал Квентин. — Возможно, даже конкретно в шейном отделе. Или в соединении черепа с шейным и, может быть, с грудным отделом. Секрет бессмертия лежит где-то там!

Митос только головой покачал. Вот уж воистину, новое поколение.

— Парень, а кем ты вообще был до того, как тебя грузовик сшиб? Работал? Учился?

— Почему «был»? — удивился Квентин. — Я и сейчас там работаю, только отпуск взял.

Митос продолжил выжидательно на него смотреть, и тот пояснил:

— Программистом в Гугле. А в колледже водителем на «скорой» подрабатывал.

— Да уж, — протянул Митос, — вот свезло Маку так свезло.

— А что не так?

— Да нет, всё хорошо, — ласково улыбнулся Митос. — У тебя ещё вопросы, или я пока ещё дыбу подкручу?

— Буквально парочка ещё осталось. Но я могу и потом задать.

— Давай сейчас, уже лучше сразу все оптом.

— Я тут подумал…

— Любишь ты думать, — скептически перебил его Митос, но Квентин не дал сбить себя с мысли.

— Дункан мне рассказывал, что все бессмертные — приёмные дети, и при этом сами бесплодны. Но ведь как-то где-то они рождаются! И кто-то их в приюты подкидывает. Не посреди же чистого поля находят. Конечно, первая версия у меня была про инопланетян.

Митос выразительно хмыкнул.

— Что? — спросил Квентин.

— Была такая теория несколько десятилетий назад, но потом её посчитали несостоятельной.

— Да, я тоже так решил, — согласился Квентин. — Хотя полностью не исключаю, но вряд ли. По принципу бритвы Оккама, самый простой и вероятный ответ — существует какая-то тайная организация, которая умеет вычислять младенцев-бессмертных, похищает их из родных семей и подкидывает чужим.

— Э-э-э… — Митос крайне озадачился от оригинальности этой идеи, а Квентин продолжил.

— Возможно, они потом всю жизнь наблюдают за бессмертными — такой своего рода эксперимент длительностью в тысячелетия.

— Но зачем им воровать детей?

— Не знаю, — вздохнул Квентин. — Пока не придумал. Но если бы существовала такая организация, то наверняка весь этот бред про «остаться должен один» — это тоже их рук дело.

— Да? А это-то им для чего?

— Да тут как раз просто, вопрос выживания видов. Если бы бессмертные регулярно не рубили бы друг другу бошки, то давно бы уже стали правящей расой на Земле, а люди были бы вторым сортом при них. А так — очень удобно, бессмертные регулярно убивают друг друга, в итоге их… то есть нас слишком мало. И мы живем на правах вынужденных скрываться фриков, а обычные люди остаются основной и ведущей расой на Земле.

Митос задумался. И очень глубоко. С одной стороны, это все — наивные бредни малолетнего мальчишки. С другой стороны, ему родители ничего не говорили о том, что он подкидыш. Хотя да, могли и просто скрыть. Но если вспоминать всех своих знакомых пятитысячелетней давности — ещё до появления ордена Наблюдателей, то никто из них не считал себя приёмным ребенком. Да и во времена тех же Всадников про «остаться должен один» они даже не слышали. А если Квентин прав? Ну вдруг?

* * *
На пятый день Дункан долго звонил в дверь Митоса, пока ему не открыла заспанная и зевающая физиономия.

— Я думал, ты мне Квентина прибежишь обратно сдавать в последнюю минуту истечения нашего договора, а уже двое суток прошло…

Дункан зашёл в гостиную и застыл на полушаге. Поперёк неё стояло три доски, исчёрканные записями и обклеенные вырезками и фотографиями, по всей комнате были раскиданы кипы бумаг, на столе, на полу и даже на подоконнике стояло с полдюжины ноутбуков, на половине из которых как раз велись какие-то расчёты, и вообще обычно унылое жилище Митоса походило на логово каких-то безумных то ли частных сыщиков, то ли охотников за НЛО.

— А мы тут, кажется, тайную ячейку Наблюдателей вычислили. Или вычисляем, — Митос зевнул и крикнул в сторону кухни: — Мне тройной кофе. А Маку обычное эспрессо сделай.

Дункан схватился за голову:

— Я же просто тебя просил немного его попугать!

— Уж вышло как вышло, — Митос развел руками. — Пошли, расскажу, что мы успели нарыть.

Дункан со звеняще отчетливой ясностью понял, что он опять вляпался во что-то большое и серьезное. Боги, и как ему только могло прийти в голову привлечь Митоса к воспитанию своего юного ученика? Думал упростить себе задачу? А в итоге только усложнил в разы. Как всегда.

Catold Из цикла «Моменты бессмертия»

Сайлас никогда не видел, чтобы Каспиан так обхаживал хоть кого-то, а Каспиану случалось встречать на жизненном пути царей и рок-звёзд. И ни перед кем он не стелился.

А тут — паршивый старикашка, длинный, тощий, лысый и не очень чистый. Бессмертный, правда, но почему этот факт должен удивлять Каспиана? Он что, Бессмертных никогда не видел?

Фу-ты, ну-ты. И пивка подливает, и улыбается чуть ли не заискивающе, и слушает с открытым ртом. Может, на великого мудреца напоролся? На брата иногда находила охота поболтать с кем-нибудь, у кого ум на сторону свёрнутый.

Сайлас прислушался, напрягая острый свой звериный слух. Выделил из гомона вечернего бара монотонно-скрипучий голосок. Прожёвывая каждую вторую букву, старикашка плёл что-то о деньках своей юности, воткнув в стойку острые локти. Обычный бред, до которого охочи все старые пердуны, если есть свободные уши. Надо ли удивляться, что его всё-таки кто-то пристукнул в старости — кто способен выносить этот глупый скрежет дольше пяти минут?

Каспиан, видимо, мог. Но зачем?

Может, он хочет старикашку подпоить и снести ему голову по-тихому, чтобы тот даже сообразить ничего не успел? А что, вполне в духе умного братца.

Успокоившись этой мыслью, Сайлас заказал себе водки и стал ждать, пока Каспиан наговорится. Подходить и включаться в беседу он не желал, поскольку засранные мозги ему, в отличие от Каспиана, жизненная сила старикашки не компенсирует. Он успел трижды повторить заказ, пока, наконец, старикашка не засобирался. Краем глаза Сайлас отметил, что за выпивку расплатился Каспиан. Собутыльники расшаркались, будто на дворцовом приёме, и дедок бодрым шагом покинул бар. Каспиан остался сидеть. И не пошёл догонять через минутку, как было бы по понятиям. Сидел себе, перекатывал в стакане остатки пива. Задумчивый такой, грустный. Бледный даже.

Сайлас взял свою стопку и протолкался к стойке.

— Что, братец, старость надо уважать? — ехидно спросил он, ничуть не сомневавшийся, что его давно заметили и срисовали.

Каспиан, не оборачиваясь, ответил так, что зародившиеся было сомнения в его душевном здоровье расточились бесследно.

— Так чего ты ему башку не срубил? — удивился Сайлас.

Каспиан выматерился ещё раз.

— Четыре раза, — выплюнул он вместе с измочаленной зубочисткой.

— Что — четыре раза? — не понял Сайлас.

— Рубил голову. Четыре раза. За себя, за тебя и за Кроноса с Митосом, чтобы мало не было. Здесь же, на заднем дворе.

Сайлас забыл вылить водку в пасть, и брат с успехом проделал это за него. И влил, разумеется, не Сайласу. Но тот не заметил.

— Брешешь! Так не бывает! Он же Бессмертный!

— Ещё и какой, — ухмыльнулся Каспиан, слегка расслабившись. — Никакой Передачи и в помине. Голову подбирает, сука, на место привинчивает и хихикает. Пробуй, мол, добрый молодец, ещё. А потом, говорит, я пробовать буду. Но что-то мне не захотелось, чтоб он пробовал. Вот мировую и выставил. Фу, до сих пор не по себе.

Сайлас машинально кивнул бармену на свой пустой стакан.

— Ну дела, — протянул он. — Слушай, а ты у него под пивко не выведал, как такое можно и себе устроить? С многоразовой головой?

— Какое там, — махнул рукой Каспиан. — Спрашивал, конечно, со всех сторон подъезжал.

— А он?

— Говнюк старый. Сказки мне рассказывал. Утки какие-то, зайцы с яйцами… Два часа голову морочил, представляешь?! Знал бы как, угрохал бы урода.

— Выясним, — убеждённо сказал Сайлас. — И не таких угрохивали, братишка. Земля маленькая, ещё встретимся.

— Ещё встретимся, — повторил Каспиан тепло и вдруг положил ладонь Сайласу на плечо. Сжал, словно благодаря за поддержку.

Расчувствовавшийся Сайлас накрыл его руку своей.

Хрен с ним со всем. Ведь никакая неотрубаемая голова не заменит руки брата на плече.

Herk Звездные врата — Горец


Глава 1

Саймон Фишер поставил свою подпись на последней странице последней работы. Курсовые «своих» бакалавров он проверять закончил. Не самый худший способ заработать на жизнь. Тем не менее его радовало, что до начала следующего семестра студенческих работ смотреть не придётся.

Его собственная диссертация ещё ждала оценки, и, вероятно, пройдёт несколько недель, прежде чем комитет решит, достаточно ли она хороша, чтобы быть допущенной к защите. А поскольку повлиять на решение комиссии он не мог, то надеялся, что впереди двадцать блаженных дней, когда он будет пить пиво, читать хорошую книгу или просто отоспится, вообще ничего толком не делая.

Он был как раз на пути к холодильнику и первому за день пиву — награде за хорошо проделанную работу, когда в дверь позвонили.

* * *
— Мистер Фишер? Подполковник Саманта Картер, ВВС США. Позвольте войти.

Сэм с интересом рассматривала молодого человека. Лет двадцати пяти. Светлые волосы слегка длинноваты[1] — она привыкла к военной стрижке, — но это придавало высокому худому мужчине какое-то мальчишеское очарование. Он явно был удивлен. Всякий бы удивился, появись у него на пороге целый полковник ВВС США, который напрашивается на разговор, даже, пожалуй, недавний выпускник факультета мёртвых языков.

Но удивление на его лице почти сразу сменилось спокойной уверенностью. Фишер вежливо улыбнулся.

— Конечно, проходите.

Он отступил в сторону, широким жестом приглашая её в дом. Вместе с сопровождающими — двумя солдатами команды ЗВ — Сэм шагнула в чистую, аккуратную квартиру. Очевидно, Фишер держал свой дом в идеальном порядке, только стопки бумаг на столе в гостиной показывали, что человек здесь действительно работает.

— Присаживайтесь, — пригласил он Сэм вместе с солдатами на диван и продолжил: — Кофе, чай, может быть, воду? Боюсь, мой выбор весьма ограничен, я не ожидал гостей, — извинился он.

— Спасибо, кофе, пожалуй.

Пристроившиеся рядом с ней солдаты дружно кивнули.

Фишер вышел из гостиной. Хотя у нее было мало времени, Картер была рада паузе, чтобы собраться с мыслями и подвести черту под первым впечатлением. Это всегда непросто, но поняв, что за человек перед тобой, с ним легче иметь дело.

Из фишеровского досье Сэм знала, что ему 24 года и он перевёлся в университет штата Вашингтон два года назад. До этого он учился в Бостоне, и акцент Восточного побережья у него ещё не выветрился. Футболка и джинсы, которые он носил, были не новыми, но хорошего качества и модного покроя.

В общем, студент, и вряд ли гений. Сэм привыкла, что вокруг самого блестящего учёного, которого она знала, всегда образовывался творческий хаос. Из-за привычки к военной дисциплине, она держала рабочее место в полном порядке, особенно, если сравнивать с Маккеем или Дэниэлом. Но стоило ей как следует увлечься интересной задачей, то и вокруг неё собирался форменный бардак. Так что одно из двух: либо Фишер обычно работал не здесь, либо он не был погружен в по-настоящему захватывающую работу, — ну или он был ОЧЕНЬ странным.

В другой ситуации она вряд ли стала бы с ним разговаривать, но его имя было единственным на рабочем столе Дэниэла, которое сопровождалось пометками, заставлявшими думать, что он в состоянии помочь. А они нуждались в помощи. Дэниэл нуждался в помощи.

Если ещё не слишком поздно.

* * *
На кухне Саймон Фишер готовил кофе. Его мысли мчались галопом. Он не мог придумать, зачем ВВС обращаться к лингвисту со специализацией в области мертвых языков, с другой стороны, он мог придумать очень вескую причину, по которой с ним хотели бы побеседовать американские — да какие угодно — военные. Самая очевидная — они каким-то образом узнали, что на самом деле его не звали ни Саймоном, ни Фишером. Что на самом деле ещё два года назад никакого Фишера не существовало и что человек, прикрывшийся этим именем, был немного старше его якобы 24 лет.

Только четыре обстоятельства заставляли его вернуться в гостиную с подносом кофе.

Первое: Саймон Фишер — спокойный, компетентный, уверенный в себе человек. Паническое бегство не в его характере.

Второе: он прекрасно умеет блефовать, когда дела идут туго, и знает, что оставаться спокойным — лучший способ выжить.

Третье: интересно, много ли они на самом деле знают. Просто чертовски любопытно.

И четвертое — задняя дверь в его квартире прискорбно отсутствует.

Саймон поставил молоко и сахар на поднос и отправился к гостям.

* * *
— Мистер Фишер, вы слышали о докторе Дэниэле Джексоне? — после неизбежного обмена любезностями приступила к делу Сэм.

Его первой реакцией было напрячься и вспомнить, использовал ли он когда-нибудь этот псевдоним. Потом в голове всплыло несколько статей, которые он читал, ещё когда носил другое имя.

— Это не тот специалист по древнеегипетскому, который отметился на больших археологических раскопках лет десять назад? Чувак был реально крут, правда малость эксцентричный, но затем он выпал из большой науки. Я читал некоторые из его работ — довольно нестандартные, если не сказать — революционные. А потом он просто исчез. Ну, как-то так.

Сэм кивнула. Это были исчерпывающие сведения, с точки зрения академических кругов.

— У доктора Джексона были причины, чтобы прекратить публиковаться, но он продолжал следить за современными тенденциями и читал журналы в своей области. Очевидно, ваши работы произвели на него впечатление, потому что ваше имя оказалось в списке людей, которых он думал привлечь к нашему проекту. Вы уже можете догадаться, почему он перестал публиковаться: его пригласили в секретный правительственный проект. Прежде чем я продолжу, мне нужно знать, готовы ли вы подписать соглашение о неразглашении.

Она выложила на стол несколько листов.

«Соглашение о неразглашении? Какого чёрта здесь происходит?» — Фишер не понимал, что делать. Обычно он старался держаться подальше от важной чепухи, чаще всего игра не стоит свеч. Но ему стало интересно. И что ему какой-то договор? Даже если он решит нарушить его — что вряд ли, — то в розыск за измену родине объявят «Саймона Фишера», но ему-то какое дело? Моральные соображения его не волновали, у него не было особой привязанности к любой стране (страны приходили и уходили, и быстро забывались), а привыкать к очередной личине давно стало всего лишь лёгким неудобством.

Он быстренько просмотрел бумаги, чтобы убедиться, что юридические формулы в них те, которых стоило ожидать, и поставил подпись. После чего откинулся на спинку дивана в ожидании, пока полковник продолжит.

* * *
Картер удивилась, как легко Фишер согласился на её условия, — быстрый взгляд по диагонали, и бумага подписана. Он явно доверял своему государству, не впадая во все эти рассуждения «секретность — зло», от которых без ума большинство интеллектуалов. Это определенно вызвало у Сэм симпатию.

Хотя минуты утекали, она рассказала ему всё, что нужно знать: археологические раскопки, как Дэниэл попал в программу Звёздных Врат, Гоаулды, Древние и, наконец, их последние находки. По какой причине был привлечён именно Дэниэл — поскольку они нашли руины и старые механизмы какой-то до сих пор неизвестной культуры, — как он пытался расшифровать какую-то кривую разновидность знаков Древних и когда решил, что понял, что там и как, исчез во вспышке света.

Это было восемь дней назад.

Этих дней только и хватило, чтобы понять, что никто в ЗВ им помочь не сможет, и уломать начальство привлечь кого-то со стороны.

Фишер молчал в течение всей её речи, явно переваривая новость, что инопланетяне существуют. Лишь напряженная поза показывала, что он действительно слышал её, а не выпал из разговора.

* * *
Когда она упомянула Анубиса, его пробило первое воспоминание — юное лицо, живое воплощение самонадеянности, и чёткое понимание, что если бог прознает о нём, будет впору позавидовать мертвым.

Древний Египет
— Бог узнает, Митос. Он накажет всех нас.

Полные страха глаза смотрели на него. Бачет был его другом, но все свои шестнадцать лет он прожил под тиранией Владыки Анубиса.

— Он не бог, Бач, — Митос только надеялся, что прав, потому что если нет, то его планы обречены на провал, а он должен отомстить. — Он не узнает, что произошло, просто нужно подождать, пока он уйдет в следующий раз, тогда мы убьем его людей и закопаем «чаапа-ай», и пусть он остается в той преисподней, куда он уходит.

Бачет гневно бросил:

— Ты просто хочешь отомстить за Сири. С тех пор, как он забрал твою жену, тебе всё равно, будешь ты жить или умрешь.

— Дело не в твоей сестре.

— Врёшь.

— Её больше нет. Но если мы не остановим его, он будет забирать других снова и снова. Мы должны остановить его, чтобы у нашего народа было будущее.

Позже он всегда говорил, что ввязался в это из чисто эгоистических соображений — в конце концов, иметь будущее было для него важнее, чем для большинства людей. И он просто не мог позволить какому-то сумасшедшему тирану узнать о его бессмертии. В общем, участвовать в восстании было совершенно логично.

* * *
Наверное, это было самым старым воспоминанием, которое он сохранил за долгие годы. Когда прожил несколько тысяч лет, воспоминаний становится слишком много. Рано или поздно они погружаются так глубоко в подсознание, что просто теряются. Тогда он уже явно был бессмертным, но о возрасте своём не имел ни малейшего понятия. Выходило, что ему придётся сдвинуть свой предполагаемый день рождения как минимум на пару веков назад. Пока он все ещё копался в деталях автобиографии, голос полковника проник в его мысли.

— Дэниэл исчез восемь дней назад, и нам нужно, чтобы вы выяснили, что пошло не так и как его вернуть.

Митос вынырнул из воспоминаний. Хотя большую часть ее речи он пропустил, однако оставшегося хватило, чтобы понять, о чём она его спрашивала и что предлагала. Стать одним из немногих счастливчиков, кто сможет ступить на поверхность другой планеты, увидеть и пощупать чужой мир. После всех этих веков что-то новое.

— Думаю, пора собираться.

Глава 2

Ему потребовалось два часа, чтобы отзвониться всем, кому нужно, собрать сумку и добраться до аэропорта. По дороге к комплексу в горе Шайенн полковник Картер ещё немного рассказала ему о проекте, а потом оставила в обнимку с ноутбуком, на котором были работы Джексона о языке Древних.

Спустя несколько часов, когда они добрались до базы ЗВ, Митос знал уже достаточно много о языке и почувствовал, что начинает понимать его основу. Заметки Джексона никогда не предназначались для обучения языку Древних, но тем не менее, они давали представление о его структуре, а там, где информации не хватало, он посчитал возможным следовать принципу аналогии. Потребуется несколько недель, чтобы достичь такого уровня, когда он реально сможет помочь, но теперь цель стала хотя бы достижимой.

Картер провела для него инструктаж по правилам безопасности и вручила карточку-удостоверение, предупредив, что её всегда следует держать при себе. Ну а ко времени, когда они встретили генерала Лэндри, Митос уже устал удивляться. Он хотел, чтобы ему просто дали работать. Для начала — он никогда не любил военных. Не страдал пиететом по отношению к офицерам в целом и генералам в частности и терпеть не мог, когда эти люди ожидали уважения, которое ещё нужно было заслужить. Поэтому вместо того, чтобы продемонстрировать шаблонную вежливость, он отреагировал несколько раздраженно в ответ на приветствие человека, который, как можно было догадаться, был здесь самой большой шишкой.

* * *
Хотя база Фишера явно впечатлила, скоро он начал проявлять нетерпение. Сэм почувствовала родственную душу: учёный был уже настолько захвачен своей работой, что всё остальное просто мешало. Так что Сэм постаралась побыстрее закончить, хотя в тех редких случаях, когда ей разрешали это делать, она любила показать свою работу.

Когда они столкнулись с Лэндри, ей с трудом удалось сдержать улыбку, видя, как ошарашила генерала дерзость Фишера. При виде паники на лице молодого человека, когда тот понял, что натворил, её губы так и растянулись. Чтобы разрядить обстановку, она повела лингвиста в зал Врат, послав извиняющуюся улыбку Лэндри.

Мгновение генерал глядел вслед блестящему учёному и вундеркинду, который, как они надеялись, сможет помочь доктору Джексону.

Он был озадачен поведением Фишера, но, подумав, просто пожал плечами — чего ждать от человека, который был: а) молодым, б) научным гением и в) гражданским. И он ушел слушать рапорт ЗВ-5.

* * *
— Это и есть Врата.

Митос едва ли расслышал слова Картер. Чаапа-ай — он не видел их несколько тысяч лет и надеялся, что больше никогда не увидит. Но вот они, время не коснулось их поверхности, но некоторые добавления указывали, что в то же время все изменилось: чаапа-ай были в руках человека.

Древний Египет
Конечно, никто не хотел его слушать, и ему пришлось уйти.

Прошло семьдесят лет. Анубис все ещё правил, и Митос вернулся, чтобы проверить, готовы ли теперь люди отречься от ложного Бога. Семидесяти лет было более чем достаточно, чтобы все, кого он знал, умерли, а остальные забыли про него. Он надеялся, что новое поколение сможет подняться на борьбу.

Всего пара месяцев, и он уже был кое с кем знаком. А заодно пытался найти тех, кто проявит больше сочувствия его идеям. Как всегда, молодёжь была лучшей средой для подготовки восстания, и ему удалось подружиться с двумя юношами, которые ненавидели Анубиса почти так же, как и он.

— Мы должны что-то сделать, — заявил Тарек, младший и более эмоциональный из них.

Митос кивнул.

Арем прервал тираду своего друга, прежде чем тот начал говорить по-настоящему недозволенное.

— Многие всё ещё считают Анубиса богом.

Митос решил высказаться: раз подвернулся шанс, надо убедить, по крайней мере, этих двоих.

— Даже если он бог, его все равно можно победить, — заявил он твердо. — Я путешествовал по разным краям и повсюду слышал рассказы о том, как убивали богов. Люди на севере даже верят, что конечная судьба богов — смерть. Анубиса не легко свалить, но если мы возьмемся вместе, он падёт.

Но как на беду, именно в этот момент к ним подошли старейшины деревни. Они приказали схватить незнакомца, явного смутьяна, и отвести его к наистарейшему старику, ни разу не выходившему из своего шатра с тех пор, как появился Митос, но о котором было хорошо известно, что он отвергает саму мысль о восстании.

Внутри шатра было довольно темно, и Митосу потребовалось время, чтобы привыкли глаза. Дряхлый старик лежал среди подушек, укрытый шкурами. Он оказался старше, чем любой, кого Митос встречал до сих пор. Он растерял все свои зубы и большую часть волос, а кожа его казалась выдубленной. Но его глаза не утратили остроты, что он и доказал, воскликнув:

— Митос?

Вопрос был встречен удивленным молчанием: до сих пор никто не говорил старику о незнакомце, а тот почему-то даже имя его знал. Пока остальные старейшины замерли в удивлении: что за волшебство здесь творится? — старик продолжил:

— И ты не постарел ни на день. Зачем ты снова пришёл сюда, дружище? Зачем ты пришёл к старому Бачету?

Пока Митос проклинал свою удачу, схватившие его уважительно отвечали своему вождю:

— Он пытается сеять смуту, о Старейшина! Подбивает на восстание против бога нашего.

Бачет отреагировал так, как ни Митос, ни сельчане не ожидали. Старик сперва тонко захихикал, потом засмеялся в голос. Остановил его только приступ кашля. Митос бросился к нему. Ни на кого не обращая внимание, онпостарался облегчить старику дыхание и поддерживал до тех пор, пока тот наконец не смог снова говорить.

— Когда я был молод, то думал, что ты совсем глуп. И хотя ты был добр ко мне, я обрадовался, когда ты ушел. Теперь я вижу, каким был дураком. Ты знал, что говорил — ведь кто лучше знает, как избавиться от бога, чем бог?

Старейшина тихо усмехнулся и обратился к другим старикам своей деревни:

— Этот человек был когда-то женат на моей старшей сестре. Когда он пришёл к нашему народу, то был на несколько лет старше неё. На самом деле он не человек, друзья мои, он обладает силой богов. Теперь, когда Митос вернулся, чтобы вести нас против Анубиса, нам придётся иначе взглянуть на идею восстания. Но сначала я прошу оставить нас на некоторое время, чтобы я смог говорить с мужем моей сестры наедине.

Старик был действительно рад его видеть. И благодарен за возможность поговорить с кем-нибудь, кто помнил его старых друзей, сестру и всё их прошлое. И потом, он практически вынуждал Митоса возглавить восстание.

— Если бог поведёт нас, люди последуют за ним. Это единственное, что может их объединить.

— Бач, я не хочу вести вас в бой, — голос Митоса был мягок и полон убедительности.

— Кроме тебя некому. В этот раз ты не можешь прятаться за чужими спинами.

Голос Бессмертного прозвучал сурово и сухо.

— Разве так говорят с богом?

— Я слишком стар, чтобы бояться богов, Митос. В любом случае ты не сможешь сделать со мной ничего, что время уже не сделало или скоро не сделает. Кроме того, я всегда знал, что разговаривать с мужем моей любимой сестры надо честно и открыто.

Конечно, Митос дураком не был и понял, что старик им манипулирует. Но это не помешало ему тепло улыбнуться этому дряхлому старцу, которого он когда-то знал простым мальчишкой. И это не остановило жаркую волну гнева, направленного на Анубиса, когда он вспомнил отнятую у него жену.

* * *
Саймон Фишер уставился на Врата, вспоминая, какими они были на ощупь, когда он с помощью сотен людей, которых повел против ложного бога, зарывал их в песок.

— Впечатляет, не так ли? — мягкий голос Картер прервал его мысли.

После такого шквала воспоминаний, нахлынувших так внезапно, Митос чувствовал себя беззащитным. Тысячелетний опыт говорил ему, что никогда и никому нельзя показывать свои истинные чувства. Ну, кроме случаев, когда они показываются специально. Он порадовался, что Фишер не просто производил впечатление, он действительно был уверенным в себе человеком, и сейчас этот образ помог ему скрыть свое смятение.

— Не очень, всего лишь — большое металлическое кольцо. Любопытно — да, впечатляюще — нет. — Уверенный, что контролирует выражение своего лица, он повернулся к ней. — Но узнать, на что они способны…

— Вы пройдете через Врата довольно скоро, мистер Фишер. Думаю, даже вас впечатлит такое путешествие.

Картер повела его в кабинет Джексона, где он мог бы работать и чувствовать себя как дома, пока готовилась переброска через Врата. Он посмотрел на — наверняка организованный — хаос и вздохнул. Он терпеть не мог, когда вторгались в его рабочее пространство, и догадывался, что Джексон чувствовал то же самое. Что ж, раз уж всё затеяно ради того, чтобы вернуть лингвиста обратно, то пускай не жалуется.

Митос принялся за работу.

Глава 3

Спустя 22 часа, в которые уместилось много чтения, много кофе и слишком мало сна, Саймон Фишер в первый раз в своей жизни шагнул через горизонт рукотворной червоточины.

Несколько солдат, сопровождавших его, уже имели опыт такого специфического способа путешествий. Для них это было делом обычным. Один из сопровождающих почувствовал необходимость высказаться.

— Другой мир, который выглядит как леса вокруг Ванкувера.

Фишер повернулся к нему.

— Вы шутите? На первый взгляд это может показаться немного похоже на Землю, но листья не той формы, трава другая, вкус воздуха отличается от того, каким я дышал, и тяжесть по крайней мере на 10 % выше, чем дома. Как кто-то может принять всё это за Ванкувер… — он остановился, когда увидел, что Сэм Картер улыбается ему, а потом ответил своей широкой улыбкой. — Это фантастика.

Сэм не могла помочь, но почувствовала, как тепло разливается внутри, когда увидела энтузиазм юного филолога. «В нашем полку прибыло», — подумала она. Эта способность замечать различия, восхищаться ими и понимать, что на самом деле они означают, и была на самом деле тем, что отличало по-настоящему преданных Вратам путешественников от остального человечества. Ничто не могло её заменить, а без неё ты никогда не будешь принадлежать к элите, неважно, насколько ты хорош во всём остальном.

Дэниэл имел этого в избытке, как и она сама. Джек — генерал О'Нилл — всегда пытался скрыть эту способность, но тем не менее обладал ею так же, как и Тилк. Джонас так удачно влился в их команду потому, что у него тоже была эта способность. Но в целом, это был чересчур редкий дар, а значит, очень трудно найти замену или пополнение для ЗВ-1.

Но Саймон Фишер обладал этой способностью в сочетании с юношеским энтузиазмом, а значит, был своим, пусть даже о нём мало что знали. Ну и не нужно.

* * *
Старые развалины были в получасе хода от Звездных Врат, и десять процентов дополнительной тяжести не делали проще поход по пересеченной местности. Митос был благодарен, что его тренировки вместе и из-за Маклауда оставили ему более подготовленное тело, чем раньше.

В руинах располагался лагерь ЗВ. Картер познакомила его с присутствующими. Имена ничего не значили для него, и он мгновенно забыл почти все. Самым заметным был Тилк, представленный как джаффа — инопланетянин. Он держал себя как опытный воин и смотрел на Митоса с подозрением. Старый Бессмертный чувствовал себя очень неуютно рядом с бесшумным гигантом. Его подавляла явная мощь человека, и он чувствовал определенную враждебность, направленную на него. Он не знал, чем это вызвано[2], но после того, как полковник Картер поговорила со своими коллегами по команде с глазу на глаз, кажется, стало лучше. К тому же Саймону Фишеру нужно было работать в палатке доктора Джексона, что позволило Митосу не попадаться джаффа на глаза.

* * *
Спустя две недели Митос не мог похвастаться почти ничем, кроме ужасной головной боли, болей в спине и дрожи в мышцах из-за острой нехватки тренировок. Что ж, ему все-таки удалось хорошо узнать совершенно новый язык, но до сих пор всё, связанное с перемещением доктора Джексона, оставалось непонятным, и это было проблемой. Человек отсутствовал более двадцати дней, даже с учетом правила ЗВ «мы никого не бросаем» они были обязаны когда-нибудь дать сообщение. Митос надеялся, что сможет решить проблему прежде, чем неизвестный срок наступит. Не хотелось признавать поражение, раз он погрузился в проблему.

И честно говоря, ему не хотелось, чтобы этот опыт закончился. Даже через шестнадцать дней эйфория не стерлась. По этой же причине он когда-то провел несколько недель в ловушке — крохотной лодке с пьяными ирландскими монахами, — тогда это был единственный способ достичь Нового Света. За последнюю пару веков он стал циником, но сейчас снова чувствовал себя молодым. Хотя он проводил большую часть времени за книгами, всё казалось свежим, как не бывало уже давно.

Не один он работал на этой покинутой планете. Небольшая команда геофизиков и археологов пыталась узнать о её истории всё, что можно. Не то чтобы это помогало его работе, но, по крайней мере, он участвовал в нескольких чертовски занимательных беседах за обеденным столом, которые на время отвлекали от проблемы.

Только сегодня не получится. На планету прибыл генерал О'Нилл. Как близкий друг доктора Джексона, он хотел убедиться, что всё возможное — и, быть может, немного больше — было сделано, чтобы вернуть его. Так что Саймон Фишер с трудом разъяснял прогресс в работе военному, который не был профессионалом в той научной области, о которой они говорили. За соседним столом несколько геологов обсуждали резкие изменения климата, пережитые этим миром за последние тысячелетия.

— Так у тебя ничего нет, — подвел итог О’Нилл, дослушав Фишера.

Лингвист вздохнул.

— Мне удалось узнать, что, несмотря на определенное сходство с древнеегипетским и вавилонским, язык совершенно новый. Очевидно, доктор Джексон перевёл знак на наборное устройство. Я бы выбрал тот же символ, если бы не знал, что Джексон уже испытал его и это оказалось ловушкой. У него было гораздо больше опыта в ситуациях такого рода, так почему вы ждёте, что я каким-то чудом обнаружу решение, которого ваш признанный гений не увидел?

О’Нилл заметил про себя, что, возможно, зашел слишком далеко, в конце концов, он же знает, что парнишка выполняет потрясающую работу и под огромным давлением. Не его вина, что Дэниэл не здесь, и он делает всё возможное, чтобы помочь. Просто Джек хотел, чтобы его друг вернулся, и его всё больше и больше расстраивала ситуация в целом. Чтобы сменить тему, О'Нилл спросил:

— Какой символ?

Увидев лёгкое замешательство Фишера, Джек пояснил:

— Какой символ Дэниэл выбрал?

— Жизнь, — ответил Фишер без запинки. Но потом выражение его лица изменилось. Он вскочил и обернулся к столу, где гео-тра-та-та-яйцеголовые что-то взволнованно обсуждали, после чего повернулся и выбежал из-под тента.

О'Нилл не понял, что произошло, но последовал за парнем без промедления.

* * *
Митос вполголоса выругался. Ему более чем кому-то другому следовало знать, как опасно стать человеком привычки. Когда он добрался до наборного устройства Врат, то уставился на него, будто в первый раз. Внезапно всё показалось абсолютно очевидным. Он всё же может ошибаться, но в это ему не верилось. Генерал догнал его, и полковник Картер тоже примчалась, увидев его бегущим через весь лагерь.

— Появилась идея? — спросила Картер, восстановив дыхание.

Саймон, улыбаясь, обернулся к ней:

— Глядите, — он указал на один из символов.

Оба офицера, проследили за его пальцем.

— И? — О'Нилл потребовал объяснений.

— Как вы оба знаете, доктор Джексон нажал вот этот символ — знак воды. Предполагаю, он посчитал его символом жизни. Это обычно. Понимаете, вода абсолютно необходима для жизни в любых формах, и люди пустыни, такие как египтяне, это знают точно. Но эта планета не особенно сухая и никогда такой не была. Геологи нашли доказательства, что всего две тысячи лет назад эта местность, как и большая часть планеты, была покрыта океаном. Для этих людей не было смысла ассоциировать воду с жизнью. Напротив, вода, по сути, означала для них хаос или лишение свободы. Они жили на маленьких обитаемых островах, в ловушке у холодного, огромного, несущего смерть океана. Так что это, — он указал на другой символ, — означает «порядок/структура/контроль». Теперь давайте посмотрим, прав ли я.

Он был уверен, что Картер — женщина с совершенно блестящими способностями и уровнем интеллекта — поняла, что он имел в виду. Она улыбнулась и повернулась к генералу.

— По-моему, звучит хорошо.

О'Нилл явно доверял её оценке. Он положил руку на кнопку и нажал на кнопку.

Глава 4

Это была кульминация, за которой последовал некоторый спад. В тот момент, когда генерал нажал символ на мониторе, преграда ожила. В четко структурированном главном меню замигал лиловый свет, требуя их внимания.

— Потрясающе, парень. Ты нашёл, как включить, и никто из нас не пропал. Почему бы тебе теперь не объяснить это мне, прежде чем мы нажмём на следующую кнопку?

Парень кивнул, продолжая смотреть на монитор:

— Свет указывает на символ темницы — следующий за ним. Я думаю, что система нам подсказывает — как авторизованным пользователям, — что доктор Джексон пытался получить доступ.

Картер кивнула, показывая, что поддерживает его интерпретацию. Она сказала Джеку:

— Эти два символа внизу, вероятно, альтернатива между жизнью и смертью для Дэниэла.

То, что, может быть, уже слишком поздно, вслух не говорилось. Они знали, что всё равно попробуют.

Джек посмотрел на юнца. Ради бога, нелегко сделать такое заявление, особенно если ты всего лишь чокнутый студент с талантом к языкам. Тем не менее он не выглядел слишком обеспокоенным, когда указал на левый символ.

— Вот этот освободит его.

Джек не хотел рисковать Дэниэлом из-за того, что какой-то желторотик слишком самоуверен. И на этот раз — в отличие от большинства других — на них не давила необходимость решать немедленно, так что он не стал торопиться, а спросил:

— Ты уверен, Саймон? Это очень важное решение, и честно говоря, я хотел бы понять, почему ты уверен.

Митос повернулся к генералу. Тон голоса ясно показывал, что О'Нилл не хотел его оскорбить, а просто предпочёл быть осторожным. Поэтому, глядя ему в глаза, Митос объяснил убедительным и ровным голосом:

— Да, я уверен. Я бы не стал рисковать жизнью вашего друга, генерал. Понимаете, в то время как правый знак я прежде не видел, левый на самом деле тот же, что для воды, только с добавлением круга. В работе доктора Джексона — и мной это тоже установлено, — круг отрицает значение обведенной им руны. Так как руна воды заточила его в первом случае, то эта должна вернуть, если это вообще возможно.

Джека удивило, как такой молодой парень может быть настолько уверен. На мгновение он подумал о другом патентованном гении, который тоже всегда был уверен в себе. Но поскольку Фишер был не мудак и не показывал, что презирает или игнорирует вклад других, О'Нилл был склонен ему верить. Он обменялся коротким взглядом с сертифицированным гением, которой доверял больше, чем кому-либо другому в обеих известных галактиках. Слегка пожав плечами, Картер сказала ему то, что он уже знал: больше информации они не получат, и решение принимать ему. Джек кивнул юнцу.

— Давай.

Во вспышке голубого света появился Дэниэл Джексон — точно такой же, как в день исчезновения.

* * *
Дэниэл знал, что его телепортируют. Он шагал через Звездные Врата и кольца телепортов достаточно часто, чтобы опознать ощущение покалывания по всему телу, которое всегда сопровождало этот специфический вид транспортировки. В этот раз покалывание было сильнее, чем в большинстве случаев, поэтому он догадался, что его перемещают на очень большое расстояние или технологией, несравнимой с асгардской.

На самом деле его возмутило, что он был перемещён на то же самое место — зачем это понадобилось? — и что некто совершенно незнакомый стоял у монитора, нажимая символы.

Когда он повернул голову, чтобы осмотреться, головокружение ударило его, словно кирпичом, и он упал прямо в объятия Джека. Он успел удивиться присутствию генерала и отключился.

О'Нилл осторожно положил Дэниэла на землю, в то время как Сэм, высунувшись из руин, звала медиков. Через пару минут появилась врач, чтобы обследовать доктора Джексона. После быстрой проверки она сказала, что он, насколько можно судить, в порядке, разве только немного обезвожен. Джек сразу почувствовал себя лучше. Конечно, было необходимо тщательное медицинское обследование, но он убедился, что его друг еще раз сделал ставку и выиграл. Дэниэл добавил ещё один почти смертельный случай в список чудесных спасений ЗВ-1. Джек заметил, что ещё до того, как доктор сказала им об обезвоживании, Фишер уже держал в руках бутылку воды и тут же передал ее врачу.

— Это, наверное, побочный эффект их технологии дематериализации. Или из-за того, что он дожидался так долго. В любом случае с ним вряд ли будет что-то серьёзное, иначе бы они не решали в первую очередь проблему, как уберечь человека вместо того, чтобы просто убить, — размышляла Картер.

Митоса ничего из этого в данный момент не заботило, он разгадал головоломку, а значит, заслужил пиво и сон в качестве награды, и даже последний его ужин не был закончен. Он тихонько ускользнул в палатку-столовую, чтобы исправить это безобразие.

* * *
Два дня спустя на Земле Митос всё ещё почти летал. После двух недель на той, другой планете, земного тяготения, казалось, не хватало, чтобы прижимать его к почве. Определенно летал он из-за разницы в гравитации, а не по случаю эйфории по поводу всего этого опыта. По крайней мере, так он говорил себе, подходя к кабинету генерала Лэндри.

— Доктор Фишер, входите.

Митос вошел в кабинет и закрыл за собой дверь.

— На самом деле, сэр, я еще не доктор наук, — поправил он с извиняющейся улыбкой.

Прежде чем ответить, Лэндри нацепил одну из самых широких ухмылок, что видал Митос:

— Ах, так вам ещё никто не сообщил? Вашу диссертацию, очевидно, признали достойной доктора наук, вам нужно только сдать устные экзамены — и звание ваше. Поздравляю.

Из-за событий последних недель Митос действительно про это забыл.

— Спасибо, генерал. Хотя, признаться, сейчас это почти не кажется существенным.

Лэндри жестом пригласил его сесть.

— Нет, это должно быть важно, мистер Фишер. Несмотря на то, что в ЗВ не слишком обращают внимание на звания, я смогу предложить вам работу, только когда вы сдадите эти экзамены и станете действительным доктором.

От удивления Митос потерял дар речи.

— Конечно, если вас интересует работа у нас.

Очень старый, очень громкий голос, звучавший в его голове, велел ему сказать «нет», чтобы дистанцироваться быстро и решительно, потому что риск разоблачения слишком велик. Вспомнив ощущение кое-чего НОВОГО, он очень ласково сказал своему внутреннему голосу: «Заткнись».

— И какой оклад?

©Перевод: Анкрен, 2018

Ramirez Из хроник Митоса

— Ну и зачем ты это написал? — Дарий задумчиво вертел в руках пухлый томик с истертым переплетом.

— Понравилось?

— Честно говоря, не понял. Забавно узнать, что из перса ты стал скифом и помолодел на шестьсот лет. Мне казалось, только женщин радуют годы, которые вычитают из возраста.

Давний друг и по совместительству самый старый из ныне живущих бессмертных обиженно надулся.

— Какая разница, скиф ты или эбису. В любом случае мы все подкидыши. Ты просто не понимаешь, — он пристально и с надеждой посмотрел на священника.

Дарий смутился и пожал плечами: никакой дельной мысли насчет стратегических планов многомудрого старейшего в голову почему-то не приходило.

— Не понимаю, — примирительно согласился он. — Давай я лучше чаю заварю, и ты объяснишь.

Он вышел из комнаты и долго гремел посудой, пока его гость, устав от вынужденного одиночества, не начал отковыривать щепку на деревянной столешнице. Раньше звука шагов возвращающегося священника в комнату проник яркий, как краски ушедшего лета, аромат заваренных трав.

— Держи, — Дарий поставил на стол поднос с чашками и блюдечком крекеров и устроился напротив собеседника, согревая зябнущие руки о тонкий фарфор. — Рассказывай. Кого еще ты так замечательно посчитал?

Глаза Митоса полыхнули азартом.

— С молодежью этот номер не прошел. Там уже мои наблюдатели работали. А вот над остальными поколдовать удалось. С твоим любимцем Грейсоном, кстати, хорошо получилось. Все считают, что он на триста лет младше Христа.

— Да он старше меня на целую тыщу! — изумился священник.

— Ничего, если не придираться, вавилоняне вполне на греков смахивают, — отмахнулся Митос. — Кассандру хотел тоже к грекам приплести, но она всё растрепала. Египтянину нашему только четыреста лет получилось скинуть.

Дарий нахмурился.

— Мертвых-то зачем трогать?

— Думаешь, я это сейчас писал?! — начал кипятиться Старейший. — Ты на бумагу хоть посмотри! На чернила. Почерки разные. Я два века на вас потратил, чтобы все было, как нужно.

— То есть…

— То и есть, — полубезумным взглядом он сверлил замершего священника, но тот молча ждал продолжения, и Митос внезапно понял, что ярость ушла. — Я убрал из истории всех, до кого успел вовремя добраться.

— Друг мой, — как можно мягче произнес Дарий, — прости, но я всё равно не понимаю.

— Да что тут понимать? — вздохнул Старейший. — Ты что сделал? Полмира под себя чуть не подмял? Грейсон твой что сделал? Законы в своей стране ввёл. Один войска реформировал, страну от набегов отстоял, другой был гениальным медикусом, третий… Что уж тут. Я до вечера могу рассказывать, а историям конца не будет.

— А ты сам? — улыбнулся Дарий.

— Я?.. — вскинулся было и снова сник Митос. — Давно дело было, знаешь ли. Сейчас не об этом. Ты никогда не задумывался, как отреагируют обычные люди, когда поймут, что половину истории двигали какие-то залётные бессмертные? И начхать, что в первую свою жизнь. Что будет, если вдруг окажется, что половину дома, в котором ты живёшь, основу этого дома построили не рабочие муравьи, не простые люди, а какая-то неведомая кракозябра? Что-то мне подсказывает: ни тебе, ни кому-то ещё это не понравится.

— И ты решил, что проще будет им не знать, — Дарий снова поднял злополучную книжицу, рассказавшую ему о нем самом. Теперь она выглядела как-то по-другому. — Столько лет… А сейчас зачем признался?

— Понимаешь, — грустно вздохнул Старейший, — я устал один помнить обо всём. И о том, что нужно забыть — тоже.

— Да… Дела. А раньше никому не рассказывал?

— Рассказывал.

— Кому?

— Догадайся.

Дарий повертел в руках остывающий фарфор.

— А… А я-то всё понять не мог, чего этот пижон каждому раза по два рассказывал, когда родился. Да еще и неправильно. Только спросить постеснялся… Знаешь что, — улыбнулся он, и вымотанный Митос прочитал во взгляде священника спокойствие за судьбы мира, — согласен. Побуду скифом.

Li_Liana Сказочки дядюшки Митоса

Про питание волков

— Это что? — Митос брезгливо ткнул пальцем вперёд и вниз.

Аманда возмущённо фыркнула и зажала ладонями уши стоящей перед ней девочке.

— Не будь таким противным. Видишь же, всего лишь маленький ребёнок.

— Вижу, — серьёзно согласился Митос. — Но что он делает у меня в квартире?

— Дункана нет в городе, — со вздохом исчерпывающе пояснила Аманда.

— И-и-и? — исключительно недобро уточнил Митос.

То, что эта «радость» должна была достаться Маклауду, если и утешало, то весьма слабо особенно учитывая, что тот на пару недель улетел в глушь Центральной Африки по приглашению знакомого археолога. На прощанье обозвав Митоса брюзгой, занудой и перестраховщиком. Хотя Митос просто терпеть не мог жару выше плюс сорока, особенно в сезон дождей. А повстанцы-исламисты и затяжная гражданская война вокруг раскопок тут были совершенно не при чем. Ну почти. Без особой надобности соваться в горячие точки Митос тоже не любил, равно как и жару.

— Ну не на улице же мне её бросить? — возмутилась Аманда.

— А отвести туда, где ты её нашла? На бездомную бродяжку она не похожа, — Митос скептически оглядел малышку. — Одежда целая, выглядит сытой.

Аманда страдальчески закатила глаза.

— У тебя какие-то средневековые представления о детях!

— Античные, — с достоинством возразил Митос.

— Вот, отличный повод освежить навыки, — преувеличенно бодро улыбнулась Аманда.

Митос только покачал головой.

— Всего на пару дней, — взмолилась Аманда. — Пока я найду, куда ее пристроить.

— Зачем ты вообще с ней возишься?

Аманда потупилась, потом убрала ладони с ушей девчушки и, наклонившись к ней, ласково предложила:

— Кэсси, пойди погуляй. Осмотрись тут. Вон какая у дяди Мак… у дяди Митоса интересная и большая квартира. Сколько всяких забавных древних штучек — поразглядывай, только не сломай.

Митос проводил девочку убийственным взглядом.

— Кэсси? Серьёзно? — он вздёрнул бровь, скрещивая руки на груди.

Происходящее всё больше походило на дурной розыгрыш.

— Да, её зовут Кассандра, — развела руками Аманда. — Но что ж я сделаю? Так получилось. И потом, Дункану бы это наоборот приятные воспоминания навеяло.

— Я не Дункан.

— Увы, — согласилась Аманда.

— Или ты сейчас же объясняешь, что происходит, или выметайтесь отсюда.

— Так по-дурацки получилось. Я убила её опекуна — дядю, её отец мотает срок, матери нет…

— Он бессмертный? — перебил её Митос.

— Нет.

— Тогда зачем?

— Он первый на меня напал!

Митос изобразил вежливей скепсис.

— Между прочим, застрелил меня! — возмутилась Аманда и под всё ещё недоверчивым взглядом нехотя добавила: — И надругался над трупом.

— Понятно, такое нельзя спускать с рук, даже смертному, — кивнул Митос.

Аманда гневно прищурилась, но не нашла к чему придраться. Если в голосе Митоса и был сарказм, то тщательно прикрытый показным сочувствием.

— Да я вообще не знала, что там ребёнок в трейлере спит у этого маньяка! И не могла же я оставить её одну посреди пустыни, да ещё и рядом с трупом!

— Закопала бы.

— Ребёнка?! Ну ты садист!

— Нет, труп. А трейлер пригнала бы в город и бросила бы возле отделения полиции. Вместе с малявкой. Они бы разобрались.

— Митос!

— Что?

— Ты издеваешься? Я не собираюсь наводить копов на мой след!

— Ага, и вместо этого притащила девчонку ко мне.

— Вообще-то это квартира Мака, — напомнила Аманда.

— Но его здесь нет.

— А кстати, что ты здесь делаешь?

— У меня ремонт.

— Что?

— Тебе объяснить, что такое ремонт?

Аманда покачала головой, обезоруживающе улыбнувшись. Ну или очень постаралась, чтобы её улыбка выглядела именно так.

— Пару дней, неделька, максимум! — она молитвенно сложила ладони перед собой, медленно пятясь к двери.

— Никаких неделек! Два дня! Три — и ни часом больше!

Но Аманда уже стремительно сбегала по ступеням.

* * *
— Ты почему не спишь, дитя?

— А дядя Стивен мне всегда сказки на ночь читал. — Кассандра надула губки, явно собираясь заплакать.

— Сказки… — задумчиво протянул Митос. — Хочешь страшную?

— Очень! Просто жуткую!

— Замечательно, тогда слушай. Жила-была девочка, и звали ее Красная Шапочка…

— Я знаю эту сказку, — перебила его Кассандра. — И никакая она не страшная.

— Тогда сама рассказывай, а я проверю, всё ли ты правильно помнишь.

— … и когда волк проглотил…

— Кэсси, — перебил её Митос, чуть поморщившись при этом имени. — Вот как ты думаешь, волк может целиком проглотить двух человек?

Кассандра задумалась, а Митос задал ещё один наводящий вопрос:

— Волк похож на овчарку? Хотя бы размером?

— Наверное, да, — неуверенно кивнула Кассандра.

— Правильно. Овчарок, небось, ты видела, хотя бы на картинке. Влезет в одну овчарку маленькая девочка целиком, не говоря уже о её бабушке?

Кассандра нахмурилась и решительно покачала головой, аж косички мотнулись по подушке.

— Но ведь в сказке написано…

— Это просто чтобы маленьких деток не пугать, а ты ведь уже не совсем маленькая. С чего волки начинают есть свою жертву?

— Не знаю, — растерянно ответила Кассандра и тут же потянулась к телефону. — Но сейчас узнаю!

— О, это юное поколение смартфонов и википедий, — едва слышно заметил Митос.

— С кишков! Вернее, с внутренностей! — возвестила юная исследовательница. — Фу, какая гадость! Они ж вонючие!

— А ты что, нюхала? — с неподдельным интересом уточнил Митос.

— Как-то в пустыне попался дохлый койот.

— Ты — человек, это тебе оно невкусно пахнет, а волку — в самый раз, — заверил её Митос.

— Получается, волк… — девочка замялась.

— Да, — кивнул Митос. — Сначала у бабули выжрал сердце, печень, почки и прочие внутренности, а потом и у самой Шапки. А после уже пришли охотники.

— А почему тогда Шапочка не заметила… недоеденную бабушку, когда к волку пришла? Ведь если он проглотил целиком, то следов нет, а так…

— Вот нашла проблему, — хмыкнул Митос. — Да в холодильник остатки трупа спрятал или в погреб.

— А если не было ни холодильника, ни погреба?

— Не может такого быть. В любом сельском домике есть или погреб, или подпол, — заверил ее Митос.

— А как же тогда они ожили? Если волк их не проглотил и выплюнул? А только середину выгрыз?

— Красная Шапочка оказалась бессмертной и на ней всё зажило. Как раз к приходу охотников и очнулась.

— А бабушка?

— А бабушка — нет. Но не будут же портить из-за досадной мелочи такую красивую сказку. Главное чудо, что девочка, Шапочка, — выжила, сказка про это.

— И потом она жила долго и счастливо? — с надеждой уточнила Кассандра.

— Нет, не долго и не счастливо: встретила другого бессмертного, и он отрубил ей голову.

— Страшная сказка, — шмыгнула носом Кассандра.

— Ты же и хотела страшную, — напомнил Митос.

— Ну да…

— Ну вот и спи теперь, — почти ласково ухмыльнулся он, выключил свет и закрыл за собой дверь.

До утра из гостевой спальни не доносилось ни звука.

Про беглых принцесс и мстительных падчериц

— Бессмертных не бывает! — выбежав в гостиную, решительно заявила Кассандра вместо «с добрым утром».

— С чего ты взяла? — уставился на неё Митос.

— Ну, это же сказка? — неуверенно предположила она.

— А ты слышала сказки про бессмертных?

— Раньше нет. Но ты ведь вчера рассказывал.

— Не сказку, — нравоучительно заметил Митос. — А как оно было на самом деле.

Кассандра нахмурилась, усердно размышляя.

— А если есть бессмертные, почему не может быть волков-людоедов? — наконец выдала она.

— Почему нет? — удивился Митос. — Но они именно едят, а не глотают целиком.

— А могли бы! — девочка требовательно топнула ножкой.

— Тогда волк был бы размером со слона.

Кассандра обиженно надулась и молча плюхнулась за стол, мрачно уставившись на глазунью с беконом, которая почему-то неуловимо напоминала чьи-то пожёванные внутренности.

* * *
— Надеюсь, сказку про Белоснежку ты ей не будешь рассказывать?

— А что, ведь реальная история была…

Аманда страдальчески прикрыла глаза рукой.

— Ты издеваешься, да? Ей восемь лет.

— За кого ты меня принимаешь? Часть про похотливых карликов из бродячего цирка я бы пропустил!

— А что там без этого остаётся? История, как юная принцесса сбежала из дворца, когда её хотели выдать замуж за престарелого монарха соседнего княжества? Или как, очнувшись на устроенных мачехой собственных торжественных похоронах, она расчётливо поджидала, пока к гробу не подойдёт поклониться кто посимпатичнее и помоложе?

— Ты такие подробности знаешь! — восхитился Митос. — А это случайно не ты была? Как раз время и место подходящее.

— Да ты что! — открестилась Аманда. — Мы просто были знакомы. И, между прочим, я ее почти на двести лет младше! А ты мне вечно норовишь лишних веков накинуть!

— Хорошо, про Белоснежку не буду, — покладисто согласился Митос. — А давай ты малявку сегодня заберёшь, и вообще больше никаких сказочек на ночь?

— Пусть поживёт с тобой ещё буквально пару деньков, ладно? Я уже нашла ей опекуна, но он в другом городе, ему надо доехать.

Митос с подозрением уставился на Аманду, но её глаза были кристально чисты. Это-то и настораживало.

* * *
— И как только старый король умер и на трон взошёл муж Золушки, она тут же приказала арестовать мачеху и сводных сестёр.

— И выгнала из королевства? — с надеждой уточнила Кассандра.

— Нет, — возразил Митос, — приказала их казнить, отрубив всем трём головы. Тела потом скормили свиньям, а головы насадили на пики и установили перед въездом во дворец — до самой весны так простояли, а как солнышко начало припекать и они развонялись на весь двор…

Кассандра не выдержала и заревела в голос.

— Ну ты и садист, — раздалось от двери.

— Аманда, ты, конечно, мастерица подкрадываться, но неужели думаешь, что я не замечу… — Митос медленно повернулся и тут же подскочил.

К сожалению, Зов не отражал количество приблизившихся бессмертных, а Аманда пришла не одна.

— Сейчас я твою голову кое на что насажу! — многообещающе изрекла Кассандра, обнажая меч.

Её мелкая тёзка заткнулась, словно по мановению волшебной палочки, заворожено уставившись на происходящее.

Митос проворно оказался на подоконнике и одним пинком ботинка выбил стекло.

— Аманда, у тебя совесть есть?

Та лишь показательно невинно пожала плечами, почти не скрывая ехидства.

— Какая же ты сволочь! — Покачивая мечом, Кассандра медленно обходила детскую кроватку. — Издеваешься над беззащитным ребёнком только потому, что у неё моё имя?! Ненавижу!

Митос выразительно покрутил пальцем у виска и сиганул в окно. Меч вонзился в раму секундой позже — с такой силой, что лезвие пробило дерево и чуть ли не на треть вышло с противоположной стороны.

Маленькая Кассандра подумала и решила, что самое время снова зареветь.

У Аманды закралось первое подозрение, что привлекать одну Кассандру для воспитания другой может оказаться не такой уж хорошей идеей.

Hafital Теории Виттури

1997, Париж

Ричи увидел вспышку — свет, пойманный краем опускающегося на него клинка Маклауда. Он мог сделать ряд вещей: сбежать; блокировать своим мечом; сделать обманный выпад слева или справа. Но в тот момент он закрыл глаза. Это произошло так быстро…

Он не думал, что будет больно. Один момент — и всё. Тем не менее это было больно. Это была боль, какой он никогда раньше не знал. Когда он получал Оживление[3], боль была, но другого уровня; раньше-то он никогда не терял голову. Походило на то, будто каждую каплю Оживления в его теле, в каждой его клетке вырывали, а затем засовывали обратно, сжигая каждый дюйм плоти.

Впоследствии никто не смог объяснить, что произошло. Ни Маклауд, ни Митос, ни Джо. Это была тайна. Когда Ричи снова открыл глаза, он лежал на твёрдом цементе, охрипнув от крика и скрючившись от боли; рядом он обнаружил кричащего совершенно бессвязно Маклауда. Ричи пытался ползти к нему, но остановился, когда понял, что его голова взорвется, если он приблизится к Горцу. Зов Маклауда изменился. Вместо растущего ощущения присутствия, которое обычно потом спадало, Зов Маклауда становился все громче и жестче, пока не стал невыносимым. Даже в нескольких футах от него. Это походило на скрип ногтей по школьной доске.

— Убирайся, — отмахиваясь от него, крикнул Мак. Его катана валялась на цементном полу, а голос разносился эхом на пустом ипподроме. — Убирайся!

Ричи с трудом отполз и постарался встать на ноги. Боль в голове ослабла до едва переносимой. Появились Митос и Джо. Ричи с облегчением заметил, что Зов Митоса ощущался нормально.

— Черт, что случилось? — спросил Джо.

Маклауд не отвечал, не смотрел ни на кого. Он даже не поднялся с пола.

Ричи покачал головой.

— Он пришел ко мне с мечом. Думаю, Мак не понял, что это я, — добавил он быстро. — Не знаю. Не понимаю, почему я сейчас не умер.

Джо с Митосом обменялись мрачными взглядами. Ричи никогда раньше не видел, как брови Митоса сходятся «домиком». Это не обнадеживало насчет благополучного исхода.

— Давайте просто уберемся отсюда, — сказал Митос. — А позже постараемся разобраться в деталях.

Они ушли порознь, Митос с трудом поднял и увёл Маклауда. Ричи пошел с Джо. Он не мог много говорить. Чем дальше оказывался Маклауд, тем лучше становилось его голове, и постепенно Ричи начал думать. Он понимал: что бы ни происходило с Маклаудом, что бы ни случилось, для него самого это означало практически верный конец. Он вздрогнул, почувствовав холодное прикосновение металла к своей шее.

На следующий день, несмотря на сильные возражения Митоса, Ричи настоял, чтобы Джо привел его на баржу. Едва ступив на трап, он почувствовал Зов Маклауда как крик агонии. Не так плохо, как на ипподроме — сейчас Ричи мог бы, пожалуй, пообсуждать, чем вызвано это изменение, — но боль все еще была ослепляющей.

— Ты тоже это чувствуешь? — спросил он Маклауда. Спрашивал он с одного конца баржи, при том, что Дункан отступил на противоположный. Горец ничего не ответил, и Ричи повернулся к Митосу и Джо. — Почему его Зов отличается? Для тебя он тоже изменился? — спросил он Митоса, который покачал головой. — Почему это только для меня? У нас есть хоть какая-то идея по поводу того, что произошло?

У них не было никаких объяснений. Джо продолжал бормотать о древних божествах и зороастрийском мифе. Митос издевался над каждой из выдвинутых теорий. Маклауд не произнес ни звука, он сидел на кровати, отвернувшись к стене и опустив голову. Выглядел он ужасно — бледный, с запавшими глазами. Ричи пытался приблизиться к нему, несмотря на рёв в голове. Когда до цели осталось четыре фута, Маклауд встал и вышел на корму.

Митос вздохнул. Джо последовал за Маклаудом, не приближаясь к нему.

— Слушай, — сказал Митос Ричи — теперь, когда они остались одни, он отбросил манеру «мой стандартный ответ: не участвую». — Я знаю, что ты хочешь помочь разобраться в этом бедламе, но должен сказать: лучшее, что ты можешь сделать прямо сейчас, — уехать как можно дальше.

— Не жди, что я уйду. Я не брошу его справляться с этим самостоятельно.

— Один раз он уже пытался тебя убить.

— Это не он. — Ричи едва не закричал, но сдержался. — Ты это знаешь, Митос. Веришь ли ты этой хрени об Аримане — неважно, но ты знаешь, что это был не он. — Выражение лица Митоса было скептическим, и, если совсем честно, Ричи не поручился бы, что сам в это верит.

— Он или не он — это важно? — спросил Митос раздраженно, а взгляд его зеленых глаз говорил: «Мне приходится иметь дело с невежественными детьми». — Мы понятия не имеем, что произошло прошлой ночью, но знаем, что он — что бы он ни утверждал — пытался тебя убить. Ты правда хочешь остаться и посмотреть, попробует ли он снова?

Ричи чувствовал себя в ловушке. Он опустил руки и покачал головой. Это шло против всех его инстинктов — вот так оставить Маклауда.

— Я прошу тебя как друга, — сказал Митос. Ричи недоверчиво посмотрел на него. — Хорошо. — Митос закатил глаза. — Если ты не можешь поверить, что меня волнует, жив ты или умер, то поверь этому: если бы Маклауд убил тебя прошлой ночью, это разбило бы его сердце. Я прошу тебя уйти, как ради него, так и ради себя.

Боль, пронзительный крик, поселившиеся в мозгу, уменьшились настолько, что Ричи смог думать ясно. Он догадался, что Маклауд далеко ушёл, спустился на улицу. На самом деле Ричи казалось, что он может указать не глядя, без каких-либо реальных знаний, точное положение Маклауда. Митос стоял прямо перед ним, но даже если бы Ричи закрыл глаза, то знал бы до миллиметра, как далеко от него находится Митос. Это было как зуд в затылке — точное знание.

Он вздохнул.

— Хорошо. Но обещай, что поможешь ему.

Митос кивнул:

— Мы сделаем что сможем.

Два часа спустя Ричи отправился на такси в аэропорт. Путешествуя по парижским улицам, он точно знал положение каждого Бессмертного в городе. Если он оборачивался лицом к Сене, то узнавал, где в большом городе находится Маклауд. Это походило на яркое пятно, горящее вдалеке. Он не понимал, как он узнавал это, но знание появлялось сразу, стоило ему хоть как-то сосредоточиться. Отличается от Зова Бессмертных, но по сути то же самое.

Ричи не мог сказать, верил ли он в реальность Аримана, но, уже сидя в самолете, воображал, что слышал низкий рычащий смех и ощущал нечто, дышавшее ему в затылок.

Самолет помчался по взлетной полосе. Инерция прижала Ричи к креслу, они поднимались в воздух, и яркая лента Сены становилась все уже и уже. Прошло более двадцати лет, прежде чем он снова увидел Маклауда.

2017, в нескольких милях от Секувера

Поначалу казалось, что это типичный спортивный бар — шумный и переполненный школотой. Направляясь ко входу и уворачиваясь от надравшейся парочки, которая беспорядочно слонялась по парковке, Ричи дышал на замёрзшие пальцы.

Бильярдные столы были сдвинуты, чтобы освободить посреди зала большое открытое пространство, по одну сторону которого установили два стола для пивпонга[4]. В глубине Ричи заметил несколько компаний, играющих в дартс. Музыка стала громче, и Ричи потребовалось десять минут, чтобы заказать пиво. Всё выглядело нормальным, но зуд в затылке говорил иное. Давящая, сдержанная сила, находившаяся на глубине нескольких футов под землёй, следила и выжидала. Он почувствовал это и отметил место спуска в подвал недалеко от входа в коридор к туалетам. Но других Бессмертных здесь не было. Ближайший был ещё в паре миль отсюда.

Ричи давно перестало удивлять, откуда ему это известно. На нынешний момент он допускал, что знает относительное положение каждого Бессмертного инстинктивно. С того парижского события, что бы ни случалось, знание так и сидело в его мозгу. Раньше это сводило его с ума, но он научился распутывать клубок конфликтующих инстинктов, которые предупреждали его каждый раз, когда поблизости оказывался Бессмертный. В норме он попросил бы совета у Маклауда, и вместе они смогли бы выяснить, что произошло. Но такой вариант уже был невозможен. Ричи звонил Джо, но едва начав разговор понимал, что не сможет обременить этим Наблюдателя. Если бы тот знал, что у Ричи есть эквивалент GPS-координат каждого Бессмертного в мире, возможно, внутри его мозга… он боялся того, что это может значить. Он доверял Джо, но не доверял Наблюдателям. Оставался Митос.

Когда он рассказал Митосу, тот молчал на другом конце провода несколько минут, прежде чем сказал:

— Ну, это не нормально. Никогда не слышал ни о чём подобном. Посмотрим, что я смогу узнать. Однако не скажу — когда. А пока почему бы тебе просто не жить своей жизнью? Не думай об этом. Радуйся, делай, что любишь или что-то в этом роде. Живи, крепни.

Это не был удовлетворительный ответ, а затем, по правде говоря, Митос исчез. Ни один из его телефонов не отвечал, и ни Джо, ни Аманда не знали, где его найти. Ричи не был настолько свободен, чтобы обыскать ради него Европу, уж точно не тогда, когда Маклауд в Париже. Оставалось предположить, что эта часть его жизни закончилась, и он больше никогда не увидит ни Маклауда, ни Митоса. А позапрошлой ночью Митос совершенно неожиданно позвонил и попросил его встретиться в баре в десяти минутах от Секувера.

Вдоль стойки рядом сРичи толкались в попытках привлечь внимание бармена несколько женщин. Явно они все были подружками, пришедшими весело провести ночь своей компанией.

— Привет, — сказал он одной из них, когда она чуть не упала ему на колени. — Позволь тебе помочь. Не против? — Он подарил ей самую обаятельную улыбку.

— О, прости, — сказала она, смеясь. У неё были длинные темно-русые волосы, перекинутые на одну сторону, и крупные серьги-обручи. — Не хотела падать на тебя. Или, может быть, хотела!

— Всё в порядке, — сказал он. — В любом случае.

Её подруги столпились вокруг, когда обнаружили, с кем она разговаривает. Они перешёптывались и смеялись, а потом потянули её прочь, чтобы сесть за один из столиков. Она улыбнулась Ричи и помахала рукой.

— Ну же, Дебби, — сказала одна из дам. — Ему не больше двенадцати, ты, соблазнительница младенцев.

Вздохнув, он повернулся лицом к зеркалу за стойкой. Женщинам было от тридцати до тридцати пяти — строго говоря, меньше, чем ему, — но он всё ещё выглядел вечно двадцатилетним.

Ричи полуобернулся, чтобы бросить взгляд за спину. Он почувствовал момент, когда Митос въехал на парковку и когда тот вошел в бар. Присутствие Бессмертного временно перебило все остальные чувства.

— Собираешься просто стоять там?

Митос ухмыльнулся.

— В следующий раз повезёт, — сказал он, кивнув на женщин, которые теперь играли в дартс.

— Да, да, — проворчал Ричи; ещё большее раздражение он почувствовал потом, когда Митос, заняв пустое место рядом с ним у стойки, заказал пиво, не дожидаясь внимания бармена. Старик выглядел по-прежнему. Та же прическа, то же самодовольное выражение на лице. Ричи даже заподозрил, что на нем те же черная куртка, джинсы и серая толстовка.

— Что? — спросил Митос, когда заметил, что Ричи, глядит на него.

— Ты сказал, что вернёшься к моей проблеме.

— О… — сказал Митос. Он осмотрел Ричи сверху донизу. — Ты лелеял уязвлённые чувства всё это время? Я сказал, что разберусь. Кажется, ты устроился правильно. Всё ещё жив, не так ли? Всё ещё попадаешь в бардак, борясь с моральными проблемами. Имеешь женщин больше, чем тебе полагается по справедливости, хотя от твоих заигрываний иногда и отказываются. Чего ещё ты хочешь?

Ричи прищурился. Ему показалось, что Митос, вероятно, следил за ним. Он собирался ответить, но знакомый блеск в глазах Старейшего остановил его.

— Кроме того, — сказал Митос, делая глоток из стакана и не сводя своих по-птичьи блестящих глаз с Ричи, — я уверен, что ты мог бы найти меня в любое время. Почему ты этого не сделал? — спросил он как будто из чистого любопытства.

Вопрос заставил Ричи призадуматься. Почему? За двадцать лет после Парижа он даже не пытался. Мог бы, если бы захотел. У него в голове не было имени каждого Бессмертного. Он не был ходячей базой данных Наблюдателей, но так как он уже знал Митоса, то при желании смог бы его найти.

— Не знаю, — сказал он. — Если ты так старался меня избегать, то преследовать тебя было бы грубостью. Я не хочу, чтобы у тебя сложилось неверное представление.

Митос продолжал улыбаться, давая понять Ричи, что считает того слишком предсказуемым.

— Хорошо, хорошо. Ты звонил. Я здесь. Почему я здесь? — спросил Ричи.

Положив локти на стойку, Митос откинулся назад, и принял намеренно апатичный вид. «Кое-что никогда не меняется», — подумал Ричи.

— Мне нужна твоя помощь кое в чём.

— Это то самое кое-что, которое сейчас прячется в подвале этого здания? Или это другой Бессмертный, который направляется сюда и будет, — Ричи посмотрел на часы, — о-о, через пять минут или около того, если с пробками.

Он с удовольствием увидел, как морщинки беспокойства пересекли лицо Митоса, выдавая смесь подавленного шока и изумления.

— Ага, — сказал Ричи, указывая пальцем на Митоса. — Так я могу удивить тебя.

— Да, очевидно, это имеет некое отношение к тому, что в подвале, — сказал Митос раздражённо.

— Ну тогда пойдем. Запустим этот цирк.

Митос не двинулся:

— Всему своё время.

— Из любопытства: зачем просить о помощи меня? — спросил Ричи. — Почему не Мака?

Митос целую секунду смотрел ему в глаза, но затем перевёл внимание на женщин, которые по-прежнему веселились, играя в дартс.

— Маклауд не может помочь в этом случае.

Ричи хотел настоять на ответах. Он не знал подробностей, но предполагал, что дело должно было заинтересовать Маклауда. Не говоря уже о том, что Митос уклонялся от объяснений. Маклауд и Митос, казалось, поменялись местами, и Ричи умирал от любопытства. Но он услышал оттенок непоколебимости в голосе Митоса и понял, что ничего не получит. Вместо этого он спросил:

— Как он?

Он хотел бы сказать, что не сосредоточен на своем бывшем друге, наставнике и учителе, но это было бы беззастенчивой ложью. На протяжении многих лет Ричи отталкивал горечь, гнев, любовь, смущение и горе в сторону, но всё это оставалось с ним. В присутствии того, кто вернул все эти воспоминания, беспорядочные эмоции смягчились, и сейчас он только хотел знать, что Маклауд в безопасности и счастлив — настолько счастлив, насколько это возможно для любого Бессмертного.

Митос уколол его острым взглядом зелёных глаз, но затем развернулся на табурете, чтобы оказаться с Ричи лицом к лицу.

— Ты что-нибудь знаешь об Оживлениях?

— Оживлениях? — спросил Ричи, сопротивляясь изменению темы. — Ты имеешь в виду световые шоу? — Он пару раз размашисто чиркнул пальцами поперек горла. — Те Оживления?

— Да, — сказал Митос. — Те самые. В тринадцатом веке жил ученый-Наблюдатель по имени Смеральдо Джованни Паулу Виттури. Он написал трактат на двести тысяч слов об Оживлениях.

— Смеральдо? — переспросил Ричи. — Это ненастоящее имя.

— Большинство современных исследователей отвергают его как сумасшедшего.

— Естественно.

— И он был несколько многословен…

— Хочешь сказать, что твое настоящее имя Смеральдо? — спросил Ричи.

Митос проигнорировал его.

— …и большую часть того, что он написал, можно отвергнуть как бред, но суть трактата на самом деле вполне ясная и точная. В конце приводятся три основные теории об Оживлениях. Называются, как ты догадался, Теориями Виттури.

— Хорошее название. И ты мне расскажешь, что это такое, — сказал Ричи.

— Первая — наиболее распространенная теория, традиционно признаваемая правильной как Наблюдателями, так и Бессмертными. Что Оживление — душа Бессмертного. Некоторые предпочитают называть её силой и знанием, но это всего лишь другое слово для души. Это подкреплялось многосотлетним убеждением, в основном в христианских сообществах, что плод в утробе матери «оживает», когда получает свою душу. Обычно на двенадцатой неделе развития. Матери говорили, что чувствовали момент, когда ребенок в их утробе «оживает». К тому же в Библии, в Послании к Коринфянам сказано: «последний Адам есть дух оживляющий»[5].

— Последний Адам? Просто совпадение, да? — спросил Ричи.

— Что такое душа? — продолжил Митос без паузы. — Какова природа души? Почему иногда после поглощения Оживления Бессмертный приобретает свойства убитого им Бессмертного?

— Э-э, — сказал Ричи, ёрзая на сиденье. С тех пор, как он взял голову Алека Хилла, мысль о том, что Оживления могут содержать больше, чем просто энергию, что они могут нести часть сущности мёртвого Бессмертного, заставляла его чувствовать беспокойство. — А вторая теория?

— Вторая теория относится к Сбору. Виттури допустил ошибку, потому что Сбор имеет меньше общего с природой, чем Оживление, и в большой степени является его следствием. Тем не менее, вторая теория гласит, что Оживления буквально оживят Сбор, в ней употребляются такие выражения как «сделают быстрее» и «дадут жизнь». Если бы Сбор имел место в определённый момент времени, скажем, когда-нибудь в будущем…

— Далеко в будущем.

— …далеко в будущем. Тогда каждая взятая голова только приближает нас к Сбору на один шаг. В конце концов, у нас закончатся Бессмертные головы и, как говорится, «останется только один». Но Виттури утверждает, что Оживление ускоряет процесс в геометрической прогрессии. Оживление, буквально как катящийся с горы снежный ком, приближает к Сбору.

— О боже. Зачем ты мне это рассказываешь? — спросил Ричи, но Митоса не заботили нервы молодого Бессмертного, он пристально разглядывал свое пиво и, казалось, был погружен в раздумья. — А третья теория? Не заставляй меня мучиться. Скажи мне, что третья теория лучше. Вроде того — нет, на самом деле Оживления — это дружеские рукопожатия с того света, а Сбор не что иное, как истерические выдумки какого-то придурка, жившего несметное число лет назад.

— Хорошо, — вернулся к разговору Митос. — Третья теория — самая странная, и большинство отвергает её полностью. Современные учёные считают, что Виттури был под кайфом, когда это писал.

— Этот Смеральдо, похоже, здорово отрывался на вечеринках… Давай рассказывай. Положись на меня. В этом есть смысл, да? Переходи к делу.

— Это связано со временем, — сказал Митос и посмотрел на Ричи прямо. — Третья теория Виттури состоит в том, что Оживления являются частью паутины времени.

— Паутина времени. — Ричи даже не спросил, что это такое.

— Ну, он углубился в подробности, не мог иначе… двести тысяч слов, заметь, но, по сути, да. Если коротко, то согласно третьей теории Виттури Оживление — это весь объем жизни Бессмертного, сконденсированный в энергию. Эта энергия есть время. Вся жизнь Бессмертного, от первой смерти до окончательной, спрессовывается, а затем перегоняется и облагораживается до его чистой сущности — времени.

Ричи прищурился.

— Это прямо как из «Звездного пути».

— Да. В начале девяностых куча Наблюдателей предлагала научно-исследовательский проект по изучению третьей теории Виттури, но, как ты можешь догадаться, им было отказано. Никто не может поймать Оживление. Невозможно выполнить персональные тесты, а также тест на частицы времени или что-то подобное.

У Ричи на затылке встали волоски, но он убедил себя, что это не из-за рассказанного Митосом, а потому, что в бар вошел второй Бессмертный.

— А, наконец-то, — сказал Митос, глядя в сторону входа.

Ричи повернулся, чтобы увидеть, кто это. Он не знал, кого ожидал. Какая-то часть его надеялась и боялась, что это будет Маклауд, хотя он понимал, что этого не может быть. И что когда он обернется, то почувствует разочарование, поскольку это все-таки не Маклауд. Вместо этого он оглянулся и обнаружил кривую приветственную улыбку Кори Рейнса.

— Он? — возмутился Ричи. — Ты пригласил сюда этого парня? Нет-нет. Прости, но нет. Я с ним не работаю.

— Я тоже рад тебя видеть, солнце, — сказал Кори. — Уверен, ты по мне скучал.

Подвал

Ричи повернулся к Митосу, в полном недоумении:

— Ты не всерьёз. Ты же не ожидаешь, чтобы мы с ним будем работать вместе?

Митос проигнорировал его и обратился к Кори:

— Почему так долго?

— Я говорил, что могу задержаться, — воскликнул тот. — Бесплатная столовая была переполнена, а позже, ты не поверишь, прямо в конце моей смены пришла эта семья. Молодая пара и двое их мальчиков-близняшек. А как они были одеты!..

— Уверен, что дорого, — сказал Митос.

— Я должен был убедиться, что их устроили правильно, — продолжил Кори.

— Извините, — вклинился в беседу Ричи. Он указал на Кори, затем обратился к Митосу. — Ты знаешь, что он меня сбил, когда я вёл мотоцикл?

— Вау, — сказал Кори. — Это было типа больше двадцати лет назад. Ты реально не можешь забыть, что ли? — Он сузил глаза. — Должно быть, перенял у Маклауда.

— К несчастью, да, — сказал Митос.

— А потом, — сказал Ричи, потому что ещё не закончил, — он сбил меня во второй раз. Снова. ДВАЖДЫ. — Он показал два пальца для выразительности.

Митос смотрел на него, поджав губы, и будто что-то просчитывал. Ричи ожидал, что он скажет: «Мальчик, это, должно быть, отстой». Или даже: «Ничего себе, я надеюсь, он не повредил твой мотоцикл». Вместо этого Митос оторвался от размышлений и повернулся к Кори:

— Хорошо, ту штуку забрал?

— Что? — спросил Кори непонимающе, затем спохватился: — О, верно. Да. Всё здесь. Пояснения отдельно. — Он достал айпад из внутреннего кармана, вызвал на экран что-то похожее на поэтажные планы и карты и передал гаджет Митосу. — Слушай, малыш, — сказал он. Ричи ощетинился. — Нужно отдать тебе должное. Ты с этим лучше разберешься.

— Боже мой, — сказал Ричи. — Ты веришь этому парню?

— Несерьезно, — сказал Кори. — Я знаю, из-за меня у тебя были трудности. Но ты вывернулся, верно? Я имею в виду, посмотри на себя. Все ещё там… делаешь то, что делаешь. Чем ты занимаешься?

— Я не собираюсь отчитываться, — сказал Ричи. Ему нечего доказывать. Что ж, возможно, его жизнь была несколько беспорядочной и случайной последние двадцать лет, но, по его мнению, он жил правильно. Он гордился своей жизнью.

— Хорошо, хорошо, — сказал Кори раздражающе успокаивающим тоном. — Не нервничай. Мы все здесь взрослые люди. По большей части.

Ричи начал закипать.

— Прекрати подкалывать ребёнка, — невозмутимо сказал Митос, не отрываясь от айпада. — Все выглядит прилично. Мы готовы к завтрашнему дню? Вертолёт? Все?

Кори кивнул. У них обоих, Кори и Митоса, немедленно изменилась энергетика.

— Да, всё готово.

— Я не хочу ждать дольше. Это нехорошо выглядит, — сказал Митос.

— Ты был там?

Ричи крутил головой туда-сюда, стоя между ними.

— Парни. Не хотите мне объяснить?

— Я ждал тебя, — сказал Митос, отвечая Кори. — И должен был поздороваться с молодым Ричардом, — добавил с легкой ухмылкой, но потом снова стал серьёзным. — Она была с ним всё это время.

«Она?» — подумал Ричи.

— Ловим момент, — сказал Кори. — Веди.

Он указал на коридор и дверь в подвал. Следя за их беседой, Ричи почти забыл, что они находятся в переполненном баре, среди теснящихся вокруг людей, под неустанными басами рок-музыки. Митос и Кори направились к двери, ведущей в подвал.

Ричи упрямо отказывался двигаться. Митос повернулся к нему.

— Собираешься просто стоять там? — спросил, возвращая Ричи реплику. Последнему не очень нравилось, что им манипулируют, втягивая в какое-то опасное и ужасное дело, которое здесь устраивает Митос. — Ты проделал весь этот путь и даже не увидишь, что в подвале? — спросил Митос, издевательски округлив глаза.

«Чтоб тебя!» — подумал Ричи. Он пытался игнорировать плотный поток энергии, исходящей из подвала. С момента входа в бар он льнул к его ногам, норовя поглотить его.

— Ох, ладно. Знаю, что ещё пожалею, — проворчал Ричи, проходя мимо Митоса по направлению к двери.

— Вот и молодец, — сказал Митос. Ричи сердито глянул на него.

Дверь вела к лестнице, спускавшейся на два пролёта, затем внизу через ещё один небольшой коридор они подошли к сплошной металлической двери с панелью замка сбоку. Гам из бара наверху отдалился и притих. По мере уменьшения шума вибрация энергии за дверью разрасталась в глухой пульсирующий гул. Приблизившись, Ричи почувствовал присутствие Бессмертного, хлынувшее на него. Это присутствие резало упорно неподдающегося Ричи, словно бритвой, заставляя зубы дребезжать в голове.

Кори подождал, пока Митос введёт код. Дверь открылась, издав шипение сжатого воздуха. Они вошли внутрь. Это была тёмная прихожая, свет исходил только от мониторов на стене, показывавших одно и то же изображение с разных углов. Дверь с шипением закрылась за ними. Было абсолютно тихо, угнетающе тихо. Теперь Ричи вообще не слышал звуков из бара, даже не чувствовал вибрации. Когда его глаза привыкли, он начал различать очертания столов, мониторов и компьютерной техники. В угол была задвинута двуспальная кровать с одеялами и подушкой.

Ричи подошёл ближе к мониторам, пытаясь рассмотреть изображение. Некий мужчина внутри чего-то вроде клетки из стекла. Кори тоже разглядывал мониторы, но Митос сидел за компьютером и, казалось, сверял показания и изучал данные. Выражение на лице Кори Ричи прочитать не смог.

— Кто это? — спросил он. Изображения на мониторах были не очень чёткими. Он не мог разобрать детали. Тёмные волосы, белая кожа. Какой-то ошейник с мигающими огоньками.

Кори не ответил. Митос встал, видимо, закончив проверять всё, что проверял. Он подошел к другой двери, которую Ричи не заметил раньше, и открыл ее, жестом предлагая Ричи войти.

— Иди сюда и сам всё увидишь, — сказал он.

Ричи увидел на мониторе, как открылась дверь, и понял, что это та же самая дверь. Бросив взгляд на Кори, а затем на Митоса, он выдохнул, миновал проход, спустился на несколько ступенек и оказался во второй комнате.

Сердце Ричи билось в груди сильно и быстро. Он чувствовал почти головокружение от страха и трепета и сознавал, что по-настоящему боится увидеть, кто находится в стеклянной клетке. Его страх одолел постоянный шум в голове, оставив только биение крови, быстрое и тяжёлое.

Когда он приблизился к центру комнаты, то невольно стал искать знакомые черты. Мужчина стоял спиной, так что Ричи не мог видеть лица. Он был высокий, хорошо сложённый, с длинными тёмными волосами. Он не собирался оборачиваться.

— Вижу, вы привели мне новенького. Это любезно с вашей стороны, — сказал с южным акцентом человек из клетки.

Ричи почувствовал огромное облегчение. Это был не Маклауд. Страх был иррациональным, но он все равно почувствовал облегчение.

Слева появился Митос. Его внимание было поглощено стеклянной клеткой.

— Не уверен, что вы когда-либо встречались. Ричард, это Мэтью Маккормик, специальный агент ФБР. И Мэтью, познакомься с Ричардом Райаном.

— Молодой щенок Маклауда, — сказал Мэтью, поворачиваясь лицом к комнате. Он стоял в круге света, сияя белизной комбеза. — Иди сюда, — он жестом поманил Ричи. — Нет, все в порядке. Отсюда я ничего тебе не сделаю. Подойди ближе, не бойся. Вот так.

Не понимая, почему колеблется, Ричи подошел как можно ближе к стеклу. Взгляд Мэтью шарил по лицу, изучая его.

— Что ты сделал, чтобы попасть сюда? — спросил Ричи. Он думал, что Мэтью Маккормик был одним из хороших парней.

Мэтью передёрнуло, его взгляд сместился на что-то за плечом Ричи.

— По-моему, недостаточно, чтобы оправдать это заключение. Я убил нескольких, кто заслужил. Часть моей работы — убивать плохих парней.

Мэтью оскалил зубы, и Ричи почувствовал дрожь беспокойства глубоко внутри. Он не мог сказать — почему, но ему казалось, что в Мэтью скрыто какое-то чудовище. Ричи видел его проблески в черноте зрачков Мэтью — будто оно бродит за оградой, выжидая своего часа.

Улыбка медленно расползлась по лицу Мэтью.

— Знаешь, мальчик, я думаю, что мы с тобой могли встречаться раньше, — сказал он, и его голос упал почти до шёпота. Он продолжал изучать Ричи, выискивая улики. — Да, в тебе есть что-то странное.

— Что? — спросил Ричи.

— Что-то… — у Мэтью загорелись глаза и он наклонил голову. — Тебя не должно быть здесь. Ты должен быть мёртв.

Ричи замер. Он хотел отойти назад и пожать плечами. Он не знал точно, что случилось с Мэтью, что сделало его таким, но это никак не касалось его, Ричи. Он мог бы просто повернуться и выйти из комнаты, если бы захотел.

Улыбка Мэтью стала шире, и от этого он выглядел безумным.

— Попался, — сказал он, а потом начал бить в стеклянную стену кулаками. Это заставило Ричи подскочить от удивления. Мэтью завывал, как дикое животное, продолжая бить по стеклу снова и снова. Он сделал шаг назад и попытался протаранить непрошибаемое стекло плечом.

— Господи, — сказал Ричи, отступая от клетки и от Мэтью. Внезапно ему стало понятно, что произошло. Он обратился к Митосу и Кори: — Это Тёмное Оживление. Вот что это.

— Ты видишь теперь, — сказал Митос, — почему Маклауд не мог помочь.

Задыхаясь, как будто только что поднялся по лестнице бегом, Ричи кивнул. Он был полностью согласен. Маклауду точно не стоит сталкиваться с тем самым состоянием. Он не сомневался в намерениях Маклауда — помочь Мэтью, избегая того, чтобы взять его голову любой ценой, — но это был бы слишком большой риск.

Мэтью продолжал бить в стеклянную клетку настолько сильно, что поранился. На стекле остались брызги и потёки крови. Кори подошел ближе, а затем сел у боковой стены клетки, прижав колени к груди. Он казался помолодевшим, следя, как уставший Мэтью медленно опускается, тяжело дыша. В конце концов Мэтью сел на пол и стал потихоньку придвигаться к Кори, пока они не оказались сидящими плечом к плечу, и только стекло разделяло их.

— А то, что ты делал в последний раз? С Маком? Мы можем просто повторить это? — спросил Ричи.

Митос покачал головой.

— На этот раз святой источник не сработает.

— Почему нет?

— Мак боролся с этим и почти победил. Тёмное Оживление не подчинило его истинную сущность, во всяком случае, не полностью. Каждую секунду настоящий Дункан Маклауд боролся за победу. Старался сбросить. Если бы остался сам по себе, если бы у него была сила остановить убийства, Маклауд мог бы это побороть. Он стал бы победителем, вернул себе власть над собственной душой. Тёмное Оживление не смогло коснуться его глубинного стержня. Святой источник только… вытолкнул его на свет. Он хороший человек. Маклауд не знает, как быть каким-то другим.

— Мэтью хороший человек, — сказал Кори без выражения. Он говорил просто, положив руку на стекло. Мэтью упал на бок, съежился, но точно так же прижал руку к стеклу напротив руки Кори. — Он лучший человек, которого я знаю. Когда-либо знал.

— Да, — сказал Митос. — Он — хороший человек. Вот почему у нас сейчас есть надежда. Но у нас нет преимущества Оживления Шона Бернса, чтобы противостоять тьме. Ведь ты не можешь привлечь кого-то, готового пожертвовать собой? Это произошло несколько недель назад, и ему становится только хуже. Я не уверен, сколько в нём еще осталось от Мэтью.

— Мы должны попробовать, не так ли? — спросил Ричи. — Мы не можем просто оставить его запертым в клетке. Если единственный вариант — святой источник, то мы должны попробовать.

— Это не единственный вариант. Вот почему ты здесь.

Ричи смотрел на Митоса. Что он мог сделать? Почему он вообще здесь? Митос встретил взгляд Ричи прямо и долго не отводил глаз, прежде чем поднять айпад, показывая планы этажей и карты.

— Нам нужна твоя помощь, чтобы украсть это, — сказал он и сменил изображение на экране, демонстрируя драгоценный кристалл с подписью «Камень Мафусаила».

— Ты хочешь, чтобы я сейчас украл что-то? — спросил Ричи, беря айпад у Митоса, чтобы изучить картинку. — Подожди секунду. Это та безумная штука, о которой мне рассказывала Аманда? Разве она не на дне какой-то реки?

— Не стоит недооценивать изобретательность Наблюдателей. Их команды годами тайно ныряли в ту реку по ночам и в конце концов собрали все осколки. Все, кроме одного. Они хранятся на базе Наблюдателей на севере Канады, в хранилище. Или двух.

Ричи скорчил гримасу Митосу, но потом вернулся к айпаду рассмотреть спецификации, присвистнув, когда добрался до раздела с описанием системы безопасности.

— А пропавший кусок? — спросил он.

Митос поднял кулак, затем раскрыл ладонь. В центре лежал белый кристалл — невинный и не внушающий опаски.

— Одолжил его у Аманды.

— Одолжил?

— Да, позаимствовал, — оскорбился Митос. — За кого ты меня принимаешь? Ты в деле или нет? Мне нужно знать.

— О, у меня есть выбор? Это забавно. Доходит с трудом.

— Конечно, у тебя есть выбор, — сказал Митос. — Честно. Нынешние как дети. Ничего, кроме жалоб. Как ты думаешь, почему я притащил тебя сюда? Не ради твоей же приятной компании.

— Как этот булыжник…

— Камень.

— …Камень сумеет помочь Мэтью? Я думал, что это большая фальшивка.

Митос покачал головой.

— Никто точно не знает, на что Камень Мафусаила способен, но он точно не фальшивка. Виттури посвятил три главы своего трактата Камню.

— О, боже, не надо снова о Виттури, — простонал Ричи.

В зале повисла тишина. Кори и Мэтью не двигались, и только жужжали светильники под потолком.

Голос Митоса легко перекрыл статический шум в комнате.

— Камень — это мощный артефакт. Он влияет на Оживление Бессмертного. Такие случаи были зафиксированы с тех пор, как я родился. — Он замолчал, потом покачал головой. — Поверь, это лучший шанс, который у нас есть.

— Значит, это уже делали, верно? — Ричи внимательно следил за Митосом. Он подумал, что знает Старика достаточно хорошо, чтобы поймать какие-либо признаки колебания или неопределенности. — Камень и Тёмное Оживление.

Митос тряхнул головой.

— Есть отдельные упоминания.

— И это работало? Он избавлял от Тёмного Оживления?

Митос снова поджал губы, а потом пожал плечами.

— Ты в деле?

Ричи вздохнул.

— Не знаю. У нас есть запасной вариант, если это не сработает? Что будем делать? Мы не можем оставить его запертым в этой клетке. Неважно, кто он или что он сделал. Ты собираешься драться с ним? Или Кори? Должен сказать, что это очень плохая идея.

Митос не ответил. Наступило молчание, а затем позади Ричи кто-то заговорил. Ричи так быстро обернулся, что услышал хруст собственной шеи.

— Если Камень потерпит неудачу, то мы удалённо запустим устройство на шее Мэтью. Оно взорвется и обезглавит его. Здание будет пустым, и ни одного Бессмертного в радиусе пятидесяти миль от него не будет.

Красивая Бессмертная стояла у входа в комнату. Ричи не чувствовал её. Должно быть, её Зов оказался замаскирован подавляющим присутствием, исходящим от Мэтью. Но он и до того не ощущал, что она рядом или в здании. С ним не случалось ничего подобного двадцать лет. Женщина, должно быть, та самая «она», которую Митос упомянул раньше.

— Я не хотела тебя пугать, — сказала она Ричи. — Я Кедвин.

Снежная тундра, Северо-Западные территории

На следующий день Ричи сел на частный самолет, направлявшийся в Йеллоунайф на Северных территориях Канады. Полет проходил тяжело, и он хватался за подлокотники из белой кожи, когда самолет проваливался и раскачивался.

Ричи почувствовал облегчение, обнаружив, что, как только они оба вышли из подвала, к нему вернулись как способность чувствовать присутствие Кедвин, по глубине и вибрации похожее на Митосово, так и глубокое, врожденное знание, где она находилась во времени и пространстве по отношению к нему. Это облегчение удивило его. Время от времени он думал о своей дополнительной способности знать положение каждого Бессмертного как о беспокоящем бремени, которое приходится учитывать, и не исключено, что оно ещё выйдет ему боком. Но теперь возможность исчезновения знания оставила его странно потерянным.

Общение с Кедвин дало ощущение горькой сладости. Кори согласился остаться с Мэтью на ночь, так что Ричи, Митос, и Кедвин перебрались в большой полуразрушенный дом в пятнадцати минутах ходьбы от бара. Он был то ли арендован, то ли забронирован.

— Вы поддерживаете связь с Маклаудом? — спросил Ричи, сидя у камина с остатками готовой еды.

Она улыбнулась, отвлекаясь от размышлений.

— Иногда.

Они сменили тему, перейдя к планам поездки в Канаду и другим логистическим соображениям. Митос заговорил о том, что они сделают, как только получат в руки кристалл. Тогда все встанут вокруг Мэтью и разрежут себе руки, чтобы высвободить часть своего Оживления, нацелив его через Камень на Мэтью.

— Нацелить? Это не пистолет. Это безумие, — сказал Ричи. — Вы же понимаете это, правда?

Кедвин ответила ему мрачной улыбкой, и он увидел её печаль, боль, которую она чувствовала, возможно, теряя ученика. Она могла не только потерять, но и быть среди тех, кто покончит с его жизнью. Ричи предпочел не продолжать расспросов, и вскоре после этого они разошлись, чтобы отдохнуть перед следующим днем.

Самолёт резко провалился и тут же выровнялся.

— Почему кристалл в Канаде? — спросил он Митоса сквозь грохот и гул самолета. Кори дрых на противоположном сиденье. Прошлой ночью он мало спал. — Я имею в виду, есть ли там штаб-квартира Наблюдателей? Много ли Бессмертных бродит вокруг по арктической тундре?

Митос искоса бросил на него серьезный взгляд, оторвавшись от ветхого древнего текста, который пытался читать, несмотря на качку. Отметил, где остановился, и закрыл.

— Для сохранения нескольких бесценных произведений искусства и других коллекционных предметов использовалась Директорская галерея во Франции. Региональные директора также иногда хранили предметы, возвращённые от Бессмертных.

— Возвращённые. Хорошее слово придумали.

— Да, хорошее. Это ведь не хуже, чем музей? — пожал плечами Митос. — В любом случае, за годы существования галереи произошло несколько краж. Около десяти лет назад они решили объединить наиболее ценные предметы и убрать их… э-э-э… от соблазна. Кроме того, им нужно было хранилище побольше и где-то в стороне, чтобы не вызвало подозрений.

Как раз проснулся Кори, потянувшись и тряхнув головой. Он сразу же начал обзывать Ричи всякими чудными прозвищами и вообще вёл себя как засранец, но Ричи позволил ему нести чушь. Он не мешал Кори цепляться к себе, понимая, как тому больно.

Несколько часов спустя он упрямо пробивался сквозь глубокий снег по поросшему лесом склону горы, вздымавшейся в синее небо. Он следовал за Митосом, поднимавшимся к скальному выступу, откуда открывался хороший обзор на припавшее к земле серое здание, выглядевшее совершенно неуместным посреди этого белого нигде. Он плюхнулся рядом с Митосом и вынул бинокль. Им придется ждать сигнала Кори.

Ричи оглядывал горизонт. Вид был захватывающим, но его портило присутствие здания. Он опустил бинокль, чтобы внимательно рассмотреть периметр объекта.

— Не то чтобы я не благодарен за приглашение на эту небольшую экскурсию сюда, отморозить яйца рядом с тобой. — Митос засмеялся. — Но почему ты пригласил именно меня? Не кого-то, скажем, вроде Аманды. В смысле, я знаю, что у меня есть навыки. Но это действительно её компетенция.

Митос мельком взглянул на него, а затем отвернулся, чтобы посмотреть через свой собственный бинокль, прежде чем проверить часы.

— Аманда с Маклаудом, — сказал он.

— Ох. Отлично, — сказал Ричи. Конечно, ему следовало догадаться.

— Кроме того, — сказал Митос и повернулся на бок, — как бы я ни доверял милой Аманде… — Ричи посмотрел на Митоса. — Хорошо. Это как считать. По важным вопросам, да, я ей в основном доверяю. Но я не уверен, что доверяю ей с Камнем Мафусаила. У неё с ним слишком долгая история. Боюсь, искушение оказалось бы слишком велико.

— Она одолжила тебе свой кристалл, — сказал Ричи.

— Да, она это сделала. — Митос продолжал смотреть на него, но с отсутствующим выражением. Затем он нашёл в своем снаряжении наушники-вставки, вручил один Ричи. Они настроили их, связавшись с Кори и получив обновление настроек.

— Эй, — сказал Ричи, поворачиваясь к Митосу. — Это означает, что ты мне доверяешь?

Митос улыбнулся, но развернул Ричи спиной к себе, чтобы помочь с рюкзаком.

— Я доверяю тебе свою жизнь, молодой Ричард.

Удивленный, Ричи попытался обернуться снова, но Митос принудительно вернул его обратно. Они не виделись двадцать лет и даже раньше не были так уж близки. Для Митоса было бы нелепо доверять ему. Он и сказал это не всерьёз, легко, будто дразнясь, но в его словах прозвучала несомненная правда.

— Почему ты мне доверяешь? — спросил Ричи, и Митос отпустил его, чтобы они снова могли оказаться лицом друг к другу.

— Потому что ты мог найти меня в любое время, но никогда этого не делал. Я не могу прятаться от тебя, не с тем, что у тебя в голове. Ты не пришел за мной. Ты не пришел за Маклаудом, а кой-какая причина у тебя имелась. И ты не занялся охотой, несмотря на то, что знал, где в мире находится каждый Бессмертный. Ты взял… сколько? Четыре головы за последние двадцать лет? Только тех, боя с которыми ты не смог избежать.

Щеки Ричи заполыхали. От одной мысли об охоте на Маклауда ему захотелось свернуться в клубок и блевать.

— Не преувеличивай моей заслуги. Не думай, что я не испытывал искушения. Ох, не чтобы пойти за тобой или за Маком, не дай Бог. Или за кем-то, кого я знаю. Но иногда я лежал в постели и знал, что Бессмертный был всего в полутора милях от меня, шёл по улице, занимался своими делами, и я думал, как просто взять его голову. У меня было преимущество. Это было бы легко.

— Но ты этого не делал.

— Нет, честно. Но я думал об этом. Много.

Глаза Митоса сощурились, и он похлопал Ричи по плечу, покрытому пуховиком.

— Люблю хорошего бойскаута, — сказал он, а затем открыл ноутбук и ввел несколько паролей.

Ричи тяжело дышал, щеки всё ещё горели. Митос сообщил, что взломал канал безопасности, и тогда Кори сказал, что все заряды установлены. Это был сигнал для Ричи. Он в последний раз поправил рюкзак, готовый отправиться вниз по склону холма к электрической ограде, окружавшей собственность Наблюдателей.

Рука на плече приостановила его, и Ричи повернулся, чтобы посмотреть на Старейшего.

— Когда все это закончится, ты вместе со мной должен навестить Маклауда. Думаю, прошло достаточно времени.

Ричи уставился на него, не зная, что думать или чувствовать.

— Помнится, ты сказал, что это плохая идея. Я должен держаться подальше. И… и что насчет… — он не договорил.

Глаза Митоса совпадали по цвету с вечнозелеными деревьями, окружавшими их смотровую площадку.

— Изменение ваших Оживлений, создавшее проблемы для вас двоих, уменьшилось уже на следующий день. Прошло двадцать лет. Что бы ни случилось в тот день, — это в прошлом.

Ричи охватила нерешительность, сменившаяся затем почти ностальгией, да так, что сердце заныло.

— Не знаю. — Он надеялся, что Митос поймёт его. Дело не в страхе, что Маклауд посмотрит на него и отвернется. Но он боялся вернуться, снова став ребёнком.

— У вас есть история на двоих, Ричард. Мистики могут назвать это судьбой. Может так получиться, что вы всегда будете слишком уязвимы, если Мак встревожен. Но я думаю, что ты можешь рискнуть и нанести визит. В этом мире нет ничего постоянного, даже для нас. То, что между вами обоими было, не значит, что так должно оставаться навечно. Приедешь со мной. Встреча не должна быть долгой. У тебя есть своя жизнь, к которой ты должен вернуться, и это важнее. Но подумай об этом. Я знаю, что он скучает по тебе.

Ричи кивнул. Прямо сейчас он должен был отложить всё в сторону и заняться делом. Он тряхнул головой, выкидывая из неё всё постороннее перед тем, как заскользить вниз по склону к электрическому ограждению. Он ждал сигнал от Митоса, когда можно будет безопасно прорезать дырку в заборе. Спустя несколько секунд он прополз на территорию Наблюдателей и побежал по снежной тундре. Всё шло слишком легко. Они закончат через полчаса.

Едва он достиг здания, произошел взрыв, отбросивший его в сугроб.

Ивовое дерево, скалистая река, песчаный пляж

Ричи пытался выбраться из сугроба, в ушах звенело. Он чувствовал себя черепахой, перевернутой на спину, с лапами, беспомощно торчащими вверх.

— Черт возьми, Кори, — сказал он. — Ты должен был дождаться моего сигнала.

— Ох, ох, — сказал Кори через свой комм. — Наверное, больно. Моя вина.

Ричи перестал барахтаться и увидел Кори, стоящего над ним и протягивающего руку. Сильным рывком Кори помог ему подняться, а затем принялся отряхивать от снега.

— Ты это специально? — спросил Ричи.

Кори хихикнул.

— Хмм, — сказал он, пошатываясь. — Почти. Ты так легко ведёшься.

Ричи вздохнул полной грудью.

— Погнали, — сказал он. — В любую секунду здесь будут охранники.

Они одновременно натянули лыжные маски, а затем нырнули в дыру, проделанную взрывом. Красно-белое аварийное освещение мигало, включаясь и выключаясь. Кори уточнил местоположение, и они поспешили через ряд коридоров. Уровнем ниже Кори остановился перед двойными дверями и быстро вставил провода в панель управления.

Митос через комм сообщил о местоположении охранников.

— Двое поднимаются с севера. Двое с запада. У вас есть минут пять.

— Принято, — ответил Ричи, в то время как Кори закончил взлом, и дверь, щёлкнув, открылась.

Войдя в первое хранилище, Ричи остановился, чтобы оглядеть множество стеллажей от пола до потолка, заполненных бесчисленными предметами. Оно не дотягивало до склада из фильма «В поисках утраченного ковчега», но все же пространство было обширное.

— Какой ряд мы ищем? — спросил Ричи, озирая этикетки.

— Оно не в большом хранилище, — сказал Кори, но тоже смотрел на ряды и ряды имущества Бессмертных. — Это в дополнительном. Спецхран. В глубине.

Ричи бежал впереди, Кори за ним до тех пор, пока они не заметили дверь во второе хранилище. Её было гораздо сложнее взламывать, и он отошел, чтобы позволить Кори работать, сверяясь с инструкциями. Кори аккуратно подбирал комбинацию, используя стетоскоп.

— Давай, давай, давай. — Ричи вспотел от напряжения. Митос продолжал сообщать им новости о приближающихся охранниках.

— Терпение… Получилось, — сказал Кори, вращая ручку. Дверь открылась. Он заметил выражение лица Ричи. — О? Ты волновался?

— Совсем нет. Удивляюсь, почему ты просто не взорвал его.

— Сарказм — это так некрасиво. Кроме того, это спецхран. Нужно деактивировать его, или все предметы погибнут в огне.

— Верно. Как я не подумал? — Ричи покачал головой.

— Мы можем закругляться? — спросил Митос через комм.

Камень Мафусаила помещался на постаменте в центре комнаты. Наблюдатели не упаковали его, он лежал открыто, так что любой мог легко схватить. Ричи открыл рюкзак и взял кристалл…


Вспышка света ослепляет его, но только на мгновение. Он преследует Бессмертного по лесу. Ветви над ним сплетают колыбель небу. Все зелёное и золотистое, а звуки с шоссе затихают. Бессмертный тяжело дышит, так быстро он бежал. Он уродливый сукин сын… затравленный жирный коротышка. Ричи занимает свое место и не колеблется. Он не знает имени Бессмертного, знает только, что тому не повезло перейти дорогу ему, Ричи. Это Игра. Мак научил его, когда он пришел за ним с мечом в додзе. Бессмертный сдаётся, и они дерутся. Он не соперник для Ричи. Ива даёт тень. Когда Ричи берёт голову, листья опадают. Прошло две недели с тех пор, как он покинул Секувер. Джо сказал, что Маклауд на пароходе отправился в Европу. После того, как Оживление проходит через него, Ричи встаёт и идет обратно к своему мотоциклу, плакучие ивы склоняются. Он ведёт мотоцикл по дороге, что тянется вдаль, и свежее Оживление вопит внутри него.


…Он чуть не уронил кристалл, но всё же сумел удержать, засунул в рюкзак и передал груз Кори.

— Лучше ты понеси, — сказал он, вздрогнув.

— У вас менее тридцати секунд, — сообщил Митос. — Убирайтесь оттуда.

Ричи собрал оборудование и направился к выходу. Он был на полпути, когда понял, что Кори смотрит на украшенный драгоценностями головной убор в витрине на возвышении.

— Это шлем Ашваттха́мы[6], — сказал Кори с благоговением.

После секундного молчания Митос уточнил:

— То есть тот, с гигантским изумрудом во лбу?

— Да, — сказал Кори, готовясь обеими руками взять шлем.

— Чувак, нам сейчас не до шопинга, — раздраженный Ричи жестом указал на выход. — Оставь его. Пошли.

— Он прав, — сказал Митос. — Убирайтесь оттуда.

— Да ты знаешь, сколько пустых животов можно этим накормить? Сколько одежды и обуви, и учебников на это можно купить? — спросил Кори. — В центре всегда нужны наличные деньги. Что здесь ещё?

— Господи боже! — сказал Ричи, схватил шлем и вытолкал Кори из хранилища.

Они пробежали мимо стеллажей и выскочили в коридор. Сзади раздался крик, за которым последовал град пуль. Они скрылись за углом.

— Надо быстро сматываться, — пропыхтел он в комм.

— Принято, — сказал Митос.

Ричи и Кори вместе поспешили вверх по лестнице и выбрались через пролом, созданный взрывом, в то время как вертолёт приземлился на снежном поле, создавая буйство ветра и снега, резавших обнаженную кожу Ричи. Он жмурился, всё ещё держась за Кори, когда они наткнулись на вертолёт. Кори забрал шлем у Ричи, вернув сумку с кристаллом…


Вспышка света ослепляет его, но только на мгновение. День солнечный, но холодный, дует ветер. Впереди он видит проблеск реки. Дженни машет ему. «Поторопись, поторопись. Не забудь корзину для пикника!» — кричит она. «Я взял, — отвечает он, тщательно выискивая путь по камням. — Ты выбирала место потруднее?» Дженни смеётся над ним. Он любит её смех. Такой же громкий и смелый, как она сама. «Перестань ныть и давай сюда». Скалы расступаются, открывая зелёный берег реки. Он видит, что Дженни выбрала место с идеальным видом на ущелье. Река здесь разделяется на два потока: один течет плавно, другой рябит из-за скал и валунов. Дженни расстилает одеяло на мягкой траве, забирает у него корзинку для пикника. Ричи ложится на одеяло. В кармане у него кольцо, которое он не вручил ей, потому что не хватило смелости. Не сегодня. Вместо этого он говорит ей, что уедет на несколько недель. С тех пор, как ночью позвонил Митос, он не может думать ни о чём другом. Сначала он не собирался ехать. Разве он должен? Зачем бередить старые раны? Улыбка Дженни исчезает. Как всегда, его поразила её красота. Несмотря на разочарование, она наклоняется, чтобы поцеловать его. «Что-то случилось?» — спрашивает она. «Ничего», — отвечает он. Реки-близнецы согласно поют, и он задаётся вопросом, есть ли у него вариант, которому стоит следовать.


…В них стреляли. Ричи слышал, как пули попали в бок вертолёта. Он поднялся с пола только когда понял, что Митос снова и снова называет его имя.

— В чем дело? — спросил он из пилотского кресла, переводя взгляд то на него, то на приборную панель вертолёта. — Что случилось?

Ричи покачал головой, только сунул Митосу рюкзак с кристаллом.

— Забери, — сказал он. — Мне не стоит держать его.

Митос бросил на него острый взгляд, но рюкзак взял, перекинув его через плечо так, чтобы ремень пересекал грудь.

— Пристегнись, — сказал он, стиснул зубы, и вертолет взлетел в небо.

Через двадцать минут они приземлились на вертолётную площадку в аэропорту Йеллоунайф. Как только они выбрались, армада черных машин ворвалась на взлётно-посадочную полосу и помчалась к ним.

— Что-то мнеподсказывает, что времени для осмотра достопримечательностей нет, — заметил Кори.

Они нырнули за вертолёт, а затем побежали к своему самолёту. Митос, придерживая рюкзак, уже звонил пилоту. Головной автомобиль забуксовал, и двое вооружённых людей выскочили из него и начали стрельбу из полуавтоматов. Митос достал пистолет и выстрелил по колесам автомобиля. Кори вскрикнул — пуля задела ему ногу, проступила кровь. Ричи подхватил его и потащил вперёд. Из укладки Кори он вытащил ручную гранату, вырвал чеку и бросил через плечо. Он затолкал Кори в грузовой отсек. Митос поднялся за ними. Наблюдатели, увидев гранату, разбежались прежде, чем она взорвалась.

— Взлетай! Давай, вытащи нас отсюда, — прокричал Митос, задыхаясь, захлопнул и заблокировал грузовой люк самолёта.

Самолёт набрал скорость. Ричи затаил дыхание, пока не почувствовал, как шасси отрываются от взлётной полосы. Они поднимались всё выше и выше. И только тогда он рухнул на сиденье.

— Ну, это было весело, — сказал он.

Но у них был кристалл. Он смотрел на сумку на плече Митоса. До их возвращения в Секувер пройдет несколько часов.

Ричи старался уснуть, старался не думать ни о чём, в особенности о кристалле. В особенности о том, что он увидел, когда коснулся его. Никому не хотелось много говорить, но он слышал, как Кори и Митос тихо перешептывались.

Была полночь, когда они прибыли в Секувер, слишком изнуренные, чтобы думать, но каждый хотел завершить трудную ночь. Когда они подошли к бару, Ричи знал, что их ждет шестой Бессмертный. Кедвин встретила их в прихожей перед комнатой и отступила в сторону, чтобы представить высокого и внушительного Карла Робинсона.

— Вот мы и собрались, — сказала она. — Не стоит откладывать.

Им нужно было вырубить Мэтью, чтобы, пока тот будет без сознания, связать его. Карл и Кори хмуро сказали, что сделают это, но Кедвин возразила:

— Нет, сделаю я. Но вы оба можете помочь.

Наблюдая, как ученики помогают учителю, Ричи приблизился к Митосу, чтобы поговорить в стороне от чужих ушей.

— Не могу не заметить, — заявил он, — что мы с тобой здесь посторонние люди. Мы и не учителя Мэтью, и не его ученики.

— Я знаю, — сказал Митос. — Так или иначе, это, скорее всего, неважно. Важнее количество Бессмертных, но я подумал, что не повредит, если будет личная связь. Это может помочь ему.

— Может быть, мне лучше не участвовать. Это дело… — начал Ричи. Беспокоило, что Митос отводил глаза, избегая встретить его взгляд.

— Решай сам, — сказал Старейший.

Ричи удивило, что Митос не настаивал, но, однако, зачем бы ему это делать? Он дал Ричи веревку достаточной длины, чтобы либо повеситься, либо выбраться, и оставил выбор за самим Ричи. Через мгновение Митос ушел в комнату с клеткой, чтобы помочь Кедвин, оставив Ричи в прихожей наедине с кристаллом. Мониторы отражали изображение Мэтью снова и снова. Кристалл сверкал в почти полной темноте. Ричи хотел коснуться его еще раз. Ричи хотел бежать от него. С колотящимся сердцем он коснулся кристалла…


Позади него маячит город с высокими зданиями и шпилями, с извилистыми магистралями, но он знает, как пробраться от черного хода квартиры до переулка, ведущего к песчаному пляжу. Он снимает обувь и идёт босиком. Сейчас раннее утро, и песок под пальцами ног холодный. Солнце медленно выползает с востока. Плещется вода в неспешно текущей реке. Минута умиротворения для него. Джеймс умер так тихо, растворясь в ночи, как шепот. Он помнит тяжесть ручонки сына, когда тот был ребенком. Когда он был человеком, то выглядел моложе своего отца. Когда он был человеком, многие выглядели старше его отца. Позвонил Маклауд. Он будет здесь к полудню. Наверху ранние пассажиры лезут в транспорт, который отвезет их на работу. Горизонт переполнен летающими машинами. Он вспомнил, как однажды хотел участвовать в гонках на звездолётах. Как молод он был. Это было бесчисленное множество десятилетий назад. Он поворачивается лицом к океану. Вдалеке виднеется старый парусник, идущий по ветру. Бескрайнее, широко раскинувшееся море обещает бесконечную неизвестность. Вспышка света ослепляет его, но только на мгновение.


…Ричи резко отдёрнул руку и уставился на кристалл. Осколок Аманды лежал отдельно. Митос выглянул из комнаты.

— Мы готовы. Если хочешь.

— Конечно, — сказал Ричи и подхватил все кусочки кристалла. — Сейчас буду.

Третья теория

Кори окончательно перепроверил здание, чтобы убедиться в его полной безлюдности. Прошло больше часа с момента последнего сигнала, но Кедвин настояла на повторной проверке. Они просмотрели записи систем наблюдения внутри и по периметру. В конце концов, они не могли больше откладывать и теперь встали в круг — в центре на коленях Мэтью со связанными спереди руками. Они приковали его к полу. Он не мог никуда сдвинуться дальше, чем на несколько дюймов.

— Отпустите меня, — слова Мэтью прозвучали вполне разумно и вменяемо. — Это слишком далеко зашло, вам не кажется?

Не казалось до тех пор, пока Кедвин, держа камень в одной руке, не поставила на место последний кусок, Ричи заметил страх в глубине глаз Мэтью. В изумлении Ричи смотрел, как трансформируется Камень Мафусаила, превращаясь в идеальную сферу. Мэтью так бился и буйствовал, что сломал кости рук. Он казался невероятно сильным в своих отчаянных попытках освободиться — цепи скрипели, по цементному полу пошли трещины. Глаза Мэтью светились. Это напомнило Ричи об Аримане, и холод заставил встать дыбом волосы на его шее, как будто кто-то дышал ему в затылок.

— Я больше этого не вынесу, — сказал Кори.

Митос положил руку ему на плечо:

— Вынесем вместе.

Кедвин взяла нож и разрезала руку, державшую Камень. Ее Оживление зазмеилось, потянулось вперёд, погружаясь в кристалл. Её рана не заживала, кровь капала на пол. Как только Оживление Кедвин коснулось Камня, задул порывистый ветер, возникая из ниоткуда. Ветер кружил, налетая то оттуда, то отсюда. Кедвин передала камень Карлу.

— Быстрее! — крикнула она.

Карл сделал то же самое, порезав руку карманным ножом. Камень пульсировал и светился. Ветер становился всё сильнее, Ричи показалось, его ноги оторвёт от земли. Он задавался вопросом, может ли здание целиком взмыть в воздух с ними всеми внутри, как домик Элли, заброшенный торнадо в другой мир.

Следующим Камень взял Кори, и Митосу пришлось помогать ему, положив руку на сжатый Кори нож. Вместе они надрезали левую руку Кори. От Камня исходил пронзительный вой и становился все громче и громче, меняя вибрацию и частоту, пока стеклянная клетка не разлетелась потоком осколков. Все пригнулись и съёжились. У всех на лицах и руках появились порезы. Оживления, выходя, сплетались между собой, питали Камень.

Ветер мешал видеть, но Ричи знал, что Камень взял Митос. Он разрезал руку древним на вид бронзовым ножом. Дёргая цепь, Мэтью вывихнул плечо. Камень начал со свистом вращаться, блистая разрядами Оживления. В хаосе и смятении Ричи встретил взгляд Митоса поверх светящегося камня в его руке.

— Возьми! — закричал Митос.

Камень стал ослепительным, вобрав множество красок. Это напомнило Ричи зеркальный дискотечный шар, и он с трудом справился с сильным, абсурдным желанием рассмеяться. Он взял Камень в руку, и тут же всё прекратилось.

Ветер затих. Шум прекратился. Замер Мэттью, скованный тишиной, с вывихнутым плечом и остатками цепей, поранивших его руки и ноги. Огоньки на его ошейнике больше не мигали. Остальные тоже застыли на месте. Тишина настолько полно высосала воздух из легких Ричи, что, казалось, в них образовался космический вакуум.

Но потом он услышал собственное дыхание, громкое и раздражающее, услышал, как несётся по венам кровь. Оставив своё тело там, где оно было — стоящим неподвижно вместе со всеми — он сумел шагнуть в сторону. Ричи посмотрел на остальных — Митос поднял руку, прикрывая лицо, Кедвин схватилась за Карла, который тянулся к Мэтью. Кори прижал руку к порезу на руке, глаза его налились кровью, лицо, обычно оживлённое, было бледным и испуганным.

— Что это? — спросил Ричи.

Больше, чем он мог бы описать, его шокировало то, что он услышал ответ.

— Это просто минута твоей жизни.

Ричи обернулся, и комната со всеми присутствующими исчезла, оставив его в темноте и пустоте. Из ниоткуда появился старик, одетый в мантию и смешную чёрную шапочку; густая борода покрывала большую часть его лица, почти скрывая пару веселых карих глаз. Старик говорил с акцентом.

— Кто ты такой? — спросил Ричи, но как только спросил, то без тени сомнения понял, что старик не кто иной, как Смеральдо Джованни Паоло Виттури. Осознание поразило его, как плевок в лицо. «Чёрт возьми, третья теория».

Виттури улыбнулся:

— Прогуляйся со мной.

Они прогуливались, но, кажется, никуда не уходили. Здесь не было ни верха, ни низа, ни направо, ни налево. Это очень сбивало с толку.

— А как остальные? — спросил Ричи.

— Они здесь, — сказал Виттури и добавил после паузы: — И там тоже. И повсюду.

Отлично, подумал Ричи. Ему захотелось вернуться на два дня раньше, когда его жизнь была относительно нормальной — ну, как обычно. С этой мыслью он вдруг оказался у реки, наблюдая за собой и Дженни на пикнике.

— Этот парень идиот, — сказал Ричи, осознавая момент, когда струсил, и кольцо, которое он принес, осталось спрятанным в кармане.

— Возможно, — сказал Виттури, и сцена сменилась. Ричи был в антикварном магазине, через несколько дней после смерти Тэссы, Маклауд вручал ему ключи. Его по всей Франции преследовал Мартин Хайд. Он выбил бокал шампанского из руки Кори.

Ричи стоял на заброшенном ипподроме, катана Маклауда прошла через его шею.

— Это случилось? — спросил он и увидел, как упала его голова, а Маклауд опустился на колени. Он почувствовал, как его собственное Оживление истекает из тела.

— Ты хочешь, чтобы это произошло? — спросил Виттури.

— То есть у меня есть выбор?

Виттури пожал плечами.

— Возможно.

Ричи подумал, что Виттури и Митос были в прошлом лучшими друзьями. Он мог представить их сблизившимися в тринадцатом веке: ни тот, ни другой не отличались особой чувствительностью, не стремились превзойти друг друга в таинственности и в то же время были увлечены начинавшимся тогда Возрождением. Они, должно быть, легко нашли общий язык и быстро подружились.

— Это было двадцать лет назад. И я остался жив, — упорствовал Ричи.

— Ах. Если ты так говоришь. Тогда, — и Виттури показал сцену на ипподроме, как если бы Ричи вовремя добрался туда.

— Ты имеешь в виду, что я могу изменить то, что произошло? — спросил он. Виттури не ответил. — Но это уже произошло. Если я умер двадцать лет назад, как я могу существовать сейчас, чтобы вернуться во времени и остановить случившееся?

Виттури поджал губы.

— Как река может разделиться на две реки, когда она была одной рекой раньше? Что если она разделится на четыре реки, десять рек, двадцать? Что, если бы все реки всего мира перетекали из одной в другую? Где было бы начало одной? И конец другой? Кто скажет, где человек может существовать, если он может существовать везде?

— Ладно, здесь я тебя прерву, — сказал Ричи. — Почему бы нам просто не перейти к концу? Нет необходимости в ответах, верно? Я имею в виду, зачем смотреть дарёному коню в зубы, вот о чем я.

— Очень мудро, — сказал Виттури.

Как только Ричи прекратил старания все уяснить, он точно понял, что ему нужно сделать. Он встал в тот момент, когда Маклауд рубанул катаной, подняв руки так, чтобы поймать Оживление, которое полилось из его отверстой шеи. Оно собралось в его руке, образуя Камень. Его Оживление, его душа, то, что связало его с этим миром больше, чем что-либо другое, окутало руку, а затем и тело полностью. Он узнал своё будущее и прошлое. Он видел, как сеть бессмертия распространилась по всему миру. Она связала его с братьями и сестрами. Он существовал здесь, он существовал и там, и повсюду.

Внезапно он вернулся в комнату в подвале бара. В левой руке он держал Мафусаилов Камень, пульсирующий энергией. Он надрезал руку и позволил своему Оживлению стекать в Камень. Ослепительный свет разгорался, пока Ричи не закрыл глаза. Сейчас или никогда. Умственным усилием, он нацелил сияние Камня на Мэтью. Луч Оживления вырвался, как электрическая дуга, и ударил в грудь МакКормика. Ричи закричал: камень жёг его руки. Свет затмил всё — все звуки, все мысли, пока не стал всем.

Камень развалился. Во внезапной тишине Ричи обнаружил себя на полу и попытался выяснить, работают ли сейчас его руки и ноги. Он ничего не слышал и не видел, а потом слух и зрение вернулись. Он убедился, что все четыре стены подвала всё ещё стоят.

Мэтью плакал, окровавленный и разбитый. Не проверяя, Ричи знал, что Тёмное Оживление ушло. Он понял это точно так же, как узнал Оживление каждого из присутствующих. Кедвин с растрепанными волосами и лицом, по которому текли слёзы, начала снимать оставшиеся цепи. Кори помогал ей, а потом Карл срезал ошейник.

Не желая прерывать то, что выглядело как семейная сцена, Ричи изо всех сил старался встать. Митос помог ему, и они принялись подбирать осколки Камня Мафусаила. Когда Ричи коснулся первого кусочка, ничего не случилось, и он вздохнул с облегчением.

— Ты должен сохранить это, — сказал Митос, указывая на кристалл у Ричи в руке. — Я думаю, Ребекка на чем-то основывалась, когда разбила эту штуку и раздала осколки. Держи его.

Он отдал другие куски Кедвин, Кори, Карлу и Мэтью, оставив один, чтобы вернуть Аманде.

— Пошли, ребята, — сказал Кори, направляясь прочь из подвала. Ричи больше никогда не хотел бы туда войти. — Давайте откроем бар и выпьем.

Эпилог

Ричи и Митос заказали два билета на поезд, направлявшийся от Секувера на восток. Утром они попрощались, принимая благодарность Кедвин и крепкое рукопожатие и похлопывание по спине от Карла. Даже Кори отложил в сторону свои обычные шутки, чтобы крепко обнять каждого из них на прощанье. Только Мэтью не было, когда они уходили, но ни Ричи, ни Митос не задали вопросов. Оставалось ещё многое сделать для исцеления.

Они оба задремали в пути. Мягкое покачивание и солнечное тепло от окна убаюкали Ричи. Когда он проснулся, Митос читал всё ту же ветхую книгу.

— Хочешь знать, что произошло? — спросил Ричи.

Митос закрыл книгу и уделил ему все свое внимание. Ричи обдумал, говорить ли Митосу, что произошло, когда он прикоснулся к Камню в подвале. Митос не расспрашивал его, и Ричи решил, что тот так никогда и не спросит. Он мог по-прежнему никому ничего не говорить об этом. Списать на недосып и несварение. Он не совсем понимал, что заставило его завести разговор сейчас.

Ричи описал Митосу всё, что смог вспомнить, начиная с момента, когда они с Кори ворвались в хранилище базы Наблюдателей, заканчивая несколькими мгновениями после того, как камень развалился. Рассказывая, Ричи чувствовал обломок твёрдого кристалла в кармане.

— Я всё ещё ломаю голову над этим. Я имею в виду, что в одну минуту я здесь, в 2017 году, но затем меня здесь нет, а я вернулся в 1997 год, чтобы остановить Маклауда за шаг до убийства меня, чего не могло произойти, потому что я, как ты знаешь, жив. Как я могу изменить то, чего не произошло? Я не понимаю, всё это, вероятно, просто кошмар.

— Хм, — сказал Митос. — Причина и следствие. Временной парадокс. Я думаю, это то, что называют петлёй причинности. Большинство людей думают, что время — прямая линия, но на самом деле оно идёт изгибами, поворотами и кругами. Или это блинчики, лежащие один на другом.

Ричи покосился на Митоса. Он мог бы убить за стопку блинов прямо сейчас.

— Или это могут быть просто недосып и несварение, — добавил Митос.

— Я выберу последнюю версию, — кивнул Ричи. — Похоже на правду. — Он устроился поудобней в своем кресле. — Конечно, я обязательно добавлю «путешественник во времени» в свое резюме.

Митос фыркнул, и затем они оба до конца поездки не могли справиться с то и дело вспыхивавшим смехом.

— Ты все ещё можешь почувствовать, где находятся другие Бессмертные, как было у тебя раньше? — спросил Митос, когда они были в часе от места назначения.

Ричи не сразу ответил. Он опустил глаза на свои руки, сопротивляясь стремлению залезть в карман и коснуться кристалла.

— Скажи мне правду, — сказал он. — Ты все это спланировал?

— Спланировал — что? — спросил Митос, снова рассмеявшись.

— Ты единственный, кому я вообще рассказывал, что могу знать, где находятся Бессмертные. Ты был там в 1997 году. Ты позвал меня на помощь Мэтью. Что я должен думать?

— Постарайся не думать, у тебя это лучше получается, — сказал Митос. Ричи пристально посмотрел на него. — Конечно, я не планировал этого. Как бы я мог? — Ричи сложил руки на груди и не отрывал взгляда от Митоса. — Хорошо. Я предполагал. Я надеялся, что твое присутствие поможет с Камнем — я изучал Виттури много лет. Некоторые аспекты того, что случилось с тобой, стали сигналом. Я же сказал, что разберусь, не так ли? Вот и всё. Клянусь. Я на самом деле никак не мог ничего знать. Я не какой-то безумный гений.

— Я тебе не верю, — сказал Ричи.

— В какой части? — спросил рассердившийся Митос. — По части безумия или вдохновения? Отлично. Пусть будет по-твоему. Я все спланировал.

В раздражении Митос резко открыл книгу и уткнулся в неё. Пять минут спустя Ричи снова начал смеяться. Через секунду Митос присоединился к нему.

В Спокане они забрали машину Митоса с долгосрочной парковки и проехали несколько миль на восток по трассе 90, пока не достигли Кер Д'Алена. Когда они добрались до дома на ранчо у озера, уже вечерело, солнце опускалось за горы.

Ричи всегда знал, где находится Маклауд в течение тех двадцати лет, что они провели порознь. Это было твердо ему известно. Он не смог бы избежать представления о местонахождении Маклауда, даже если бы попытался. Во время всей поездки на поезде он старался не думать слишком много о том, что с каждой секундой приближался к светлому пятну в своем сознании. Он знал, что Аманда тоже была там, и желудок Ричи сводило от нервов. Прошло столько времени с тех пор, когда он виделся с кем-то из них, что он чуть было не заставил Митоса отправить себя обратно.

Выйдя из машины, Ричи почувствовал присутствие Маклауда. Оно было до боли знакомо, и в то же время совершенно ново и неизвестно. К его облегчению оказалось не больно. Хотя чувствовалось по-другому, не совсем так, как он помнил.

Входная дверь открылась, Маклауд вышел и остановился на крыльце в нерешительности. Они смотрели друг на друга.

Митос проскользнул мимо Ричи с обеими их сумками и направился к ступенькам. Он остановился, дойдя до Маклауда, и они привычно обменялись парой слов друг с другом, Митос пожал руку Горцу, а тот кивком указал на вход.

— Они внутри, — сказал он.

Ухмыльнувшись Ричи и Маклауду, Митос оставил их наедине. Когда он открывал дверь, Ричи услышал голос Джо, и взрыв эмоций, который он ощутил, почти ошеломил его. Он поднялся по ступенькам и встал перед Маклаудом.

— Привет, — сказал он.

— И тебе привет, — ответил Дункан, затем обнял, и Ричи склонил голову на плечо Маклауда. — Рад тебя видеть, Рич.

Ричи кивнул и прижался крепче.

— Я тоже скучал по тебе.

©Перевод: Анкрен, 2018.

zerinten Несвятой источник

3.
Дункан Маклауд взял в руки небольшой холщовый мешочек, доставленный вместе с утренней почтой.

— Дункан? — Тесса, заволновавшись, подошла к нему. — Что-то не так?

— Все хорошо, милая, — улыбнулся ей Дункан.

И, развязав мешочек, высыпал на ладонь горсть мелких… камешков? Тесса приподняла бровь.

— Просто привет от старого друга, — успокоил её Дункан.

— Насколько старого? — не удержавшись, поинтересовался Ричи, оказавшийся тут же, поблизости.

— Очень, — чуть помолчав, усмехнулся Дункан, — очень старого. — Он сжал руку в кулак. Острые рёбра тут же впились в кожу. Разжав пальцы, Дункан положил камни на стол, за которым обычно работал с документами. Теперь, если приглядеться, можно было различить нацарапанные на камешках знаки.

— Руны? — задумчиво проговорила Тесса. — Но символы мне не знакомы.

Дункан подвигал камни, выкладывая в три ряда — по несколько штук в каждом.

— Это руническое письмо, — сказал он, — уже тысячу лет назад считалось забытым. Меня ему научил друг…

Ричи как зачарованный следил, как руны складываются в послание — послание, которое под силу прочесть только лишь адресату. Тесса с легкой грустью покачала головой. Она начинала догадываться, к чему всё идет.

— И? — Ричи нетерпеливо посмотрел на Дункана. — Что он пишет?

Дункан ещё несколько секунд смотрел на получившееся сообщение, затем сгрёб руны со стола и ссыпал обратно в мешочек.

— Что мы едем в Париж, — широко улыбнулся он.

— Вау, — после короткой паузы отреагировал Ричи. — Ведь вау же?

А Тесса улыбнулась Дункану в ответ, надеясь, что её беспокойство не слишком заметно.

2.
Дункан стоял в нескольких метрах от церкви и смотрел на неё. Старые стены сулили спокойствие и защиту. «Святая земля»… Только в таких местах Бессмертные могли чувствовать себя в безопасности. Но сейчас Дункан пришел не за этим — душа его пребывала в равновесии. А вот позвавшему его другу требовалась помощь.

Ещё раз окинув взглядом церковь, Дункан зашагал к ней.

Сегодня он был один. Тесса захотела прогуляться, а Ричи решил составить ей компанию.

В церкви было тихо. Только легким звоном в голове дал о себе знать Зов. Дункан огляделся. К нему шёл слегка настороженный священнослужитель. Впрочем, при виде Дункана настороженность сменилась радостью.

— Здравствуй, Дункан.

— Здравствуй, — улыбнулся в ответ тот, — Дарий.

Потом они долго сидели в комнатах Дария, пили ароматный травяной чай, и Дарий, практически избегая смотреть на Дункана, рассказывал о своей проблеме. Дункан слушал внимательно, лишь время от времени чуть сильнее, чем нужно, сжимал в руках чашку.

— Грэйсон — мой ученик, — в голосе Дария слышалась печаль. — И я сознаю всю меру своей ответственности, Дункан. В том, к чему всё пришло, есть и немалая доля моей вины.

Дункан покачал головой.

— Нет, Дарий. Не ты вкладывал оружие в его руки. Не ты направлял его на невинных людей. Грэйсон вполне в состоянии сам нести ответственность за свои действия.

Дарий вздохнул и поставил на стол наполовину опустевшую чашку.

— Его душа отравлена ненавистью и жаждой мести. Я так и не сумел найти нужные слова, чтобы достучаться до него.

— Он убийца, — жёстко сказал Дункан.

Дарий прикусил губу, но потом неохотно согласился:

— Да.

— И он не остановится ни перед чем, чтобы убить тебя.

— Да, — с еще большей неохотой подтвердил Дарий. — Но дело не во мне, ты же помнишь. Я прошу тебя защитить моего друга. Он смертный и ничего не знает о нас. Но он делает очень важное для миротворческих целей дело. И… к сожалению, он не слишком-то бережет себя. Нельзя, чтобы Грэйсон навредил ему.

Дункан кивнул.

— Сделаю всё, что в моих силах.

Дарий низко склонил голову.

— Спасибо тебе, друг мой.

1.
Друг Дария на первый взгляд казался человеком невзрачным и скучным. Но когда он начинал говорить — преображался. В нем появлялись сила, уверенность… и он передавал их другим, заряжая людей вокруг своими эмоциями и, главное, идеями. К сожалению, с Грэйсоном это не работало.

Дункану удалось предотвратить несколько покушений, но было совершенно ясно, что Грэйсон на этом не остановится. Впрочем, Дункану удалось привлечь его внимание — а там, возможно, выйдет и полностью переключить убийц на себя? Всё же, как ни крути, у тренированного Бессмертного шансов уцелеть больше, чем у немолодого смертного пацифиста.

— Оставь его в покое, — сказал Дункан Грэйсону, столкнувшись с ним практически у выхода.

Грэйсон выразительно приподнял бровь.

— Дарий прекрасно знает, что для этого нужно сделать.

— Я не позволю тебе убить его!

— Убить? — слегка удивился Грэйсон. — Он так думает? А впрочем, пусть.

— Просто поговорить, — фыркнул Дункан, — можно и на святой земле.

Грэйсон рассмеялся.

— О нет. Просто поговорить мне будет недостаточно. Да и надоели уже, честно говоря, все эти душеспасительные беседы.

— Забудь, — в голосе Дункана отчетливо слышался металл. — Я не позволю тебе его тронуть.

— Ты? — Грэйсон слегка прищурился. — А знаешь, Маклауд, у меня к тебе встречное предложение. Присоединяйся. Поработаешь на меня сотню-другую лет… зато, обещаю, станешь сильнее.

Впрочем, ответ был известен обоим еще до того, как прозвучал.

— Нет.

И Грэйсон не сдержал усмешки от читавшегося за одним коротким словом негодования.

— Пусть так, — согласился он. — Ты свой выбор сделал.

— Как и ты, — оставил последнее слово за собой Дункан.

Грэйсон кивнул — и обнажил меч.

Он оказался серьёзным противником — опаснее всех, с кем Дункан сталкивался до того. И сильным — уже с первых мгновений боя стало ясно, что Дункан с трудом сдерживает натиск Грэйсона. Перейти от глухой обороны к нападению оказалось и вовсе немыслимым. Дункан и без того уже несколько раз пропустил удар. Впрочем… Грэйсон слегка приоткрылся слева. Это могло быть ловушкой — хотя зачем? Грэйсон уверенно одерживал верх. Но могло оказаться и шансом для Дункана. Единственным, вероятно.

Дункан рискнул…

Яркой вспышкой мелькнул фламберг Грэйсона.

… и проиграл.

0.
Грэйсон стоял, скрестив руки на груди и прижавшись спиной к церковной ограде. Он не пошевелился даже когда ощутил Зов.

— Дункан? — обеспокоенно позвал Дарий.

— И он тоже, — хмыкнул в ответ Грэйсон. — Возможно.

Дарий быстро приблизился к ограде и провел по ней рукой. Там, по ту сторону, замер, подняв глаза к ночному небу, Грэйсон, а рядом с ним безвольно лежало тело Дункана. К счастью, не обезглавленное. Но… надолго ли?

— Зачем? — с болью в голосе спросил Дарий.

— Этот вопрос я каждый раз задаю тебе — и до сих пор не получил ответа.

— Чего ты хочешь?

— Того же, что и раньше.

Дарий опустился на одно колено и коснулся ограды на уровне лежащего Дункана.

— Заметь, Маклауда втравил в это ты, — не оборачиваясь, проговорил Грэйсон. — Но с его смертью всё это не закончится, ты же понимаешь?

— Да, — тяжело уронил Дарий и признал: — Mea culpa[7]. Я и отвечу.

Грэйсон рассмеялся.

— Знаешь, а я ведь хотел это от тебя услышать. Жаль, прозвучало по совершенно другому поводу. Впрочем, — он несколько секунд помолчал, — неважно.

— Ты отпускаешь Маклауда, — проговорил Дарий, игнорируя последние слова Грэйсона, — и получаешь меня. Моя жизнь в обмен на его. Ты ведь этого размена ждешь?

Дарий выпрямился. Грэйсон наконец повернулся к нему и посмотрел в упор.

— Отлично. Полагаю, обмен заложниками можно считать успешно состоявшимся, — согласился он и велел: — Иди в машину, — он кивнул в сторону припаркованного в паре десятков метров автомобиля. — Иди! — резко повторил Грэйсон замешкавшемуся было Дарию.

Дарий вздохнул, бросил сожалеющий взгляд на Дункана и сошел со святой земли. Сам Грэйсон тем временем перенёс тело за ограду и, вытащив из-под ребер кинжал, мешающий действию регенерации, тоже направился к машине. Уже оказавшись за рулём, Грэйсон окинул Дария почти жадным взглядом.

— Наконец-то, — пробормотал он себе под нос. И уже громче прибавил: — Нам предстоит долгая поездка. Надеюсь, ты не имеешь ничего против продолжительных переездов.

Пару часов дороги они провели в полной тишине. Дарий, отвернувшись к окну, вглядывался в пейзажи, которые, впрочем, были не слишком хорошо видны в свете фонарей.

— Чтобы убить меня, не обязательно ехать в такую даль, — наконец не выдержал он.

Грэйсон фыркнул.

— Убить? Нет. У меня на тебя совсем другие планы… учитель.

От странных ли интонаций в голосе Грэйсона, от давно ли забытого обращения — но Дарий едва заметно вздрогнул.

— Знаешь, — продолжил Грэйсон, — я ведь долгое время ненавидел тебя. А потом задумался. Люди меняются, верно? Но так быстро и столь кардинально? Нет. Должна была быть причина. Я начал искать информацию, — Грэйсон побарабанил пальцами по рулю. — И так я узнал о Тёмной Передаче.

Дарий сидел молча и смотрел перед собой. Грэйсон бросил на него короткий взгляд.

— Это было не совсем то, что мне нужно, поскольку в твоем случае эффект был, скорее, обратным, но… это было уже что-то. Я продолжил копать в том же направлении, и услышал о Светлой Передаче. Легенды, не более — но для меня и это было важно. Ведь к тому времени я уже прекрасно понимал, с чем имею дело. И если поначалу я считал, что ты предал меня, нас обоих, то потом осознал: тебя тоже предали. Самое страшное, что тебя предала самая наша суть. Кстати, — Грэйсон усмехнулся, — именно тогда я практически оставил тебя в покое. Не думаешь же, что я и в самом деле просто потерял тебя из виду?

Дарий был бледен, его слова прозвучали отрывисто:

— Что изменилось сейчас?

Грэйсон пожал плечами.

— Я наконец-то узнал всё, что нужно.

— Что ты задумал Грэйсон? — воскликнул Дарий, поняв, что больше объяснений не будет. — Скажи мне!

Но Грэйсон лишь прибавил скорость.

— Подожди немного, скоро сам всё увидишь. Мы уже почти приехали.

* * *
Грэйсон с искренним удовольствием, старательно топил Дария в водах Источника.

Catold Когда воротимся мы в Портленд

Когда воротимся мы в Портленд,
Ей-богу я во всём покаюсь…
Б. Окуджава
Кроссовер с сериалом «Гримм» и с сериалом «Сверхъестественное»


1

— Я — Гримм.

Молодой человек смотрел на Дункана Маклауда в упор, явно ожидая какой-то вполне определённой реакции. Маклауд понятия не имел какой.

— Вильгельм или Якоб? — спросил, чтобы не молчать.

Очень хотелось добавить, что знавал в своё время обоих братцев, причём задолго до того, как те стали отцами-основателями немецкой филологии, а были разбитными студиозусами, у которых, как положено, на уме исключительно винище и всякая похабень. Но молодой человек смотрел слишком пристально, так, как умеют только учителя младших классов и копы. И на учителя парень не походил совсем. Был он, бесспорно, красив, однако чувствовались в нём, как не без одобрения подумал Дункан, внутренняя сила и благородная ярость берсерка, что может вспыхнуть от малейшей искры. «Боец от бога», говорят о таких. Только не уточняют, от какого бога.

— Что? — всё-таки смешался назвавшийся Гриммом, отвёл на секунду пронзительный взгляд ярко-голубых глаз.

— Прошу прощения, — поспешил сгладить неловкость Маклауд, — рефлекс. Люблю, знаете ли, старину. Так что вам угодно?

Повисла пауза. Молодой человек явно не мог внятно объяснить, что ему угодно, а Маклауд не собирался помогать.

— Полиция Портленда, — сухо сказал парень наконец. — Детектив Бёркхард. Плановая проверка документов.

— А говорили — Гримм, — с преувеличенным разочарованием вздохнул Маклауд, протягивая паспорт.

Детектив Бёркхард пожрал глазами сперва документ, а следом — на закуску — Маклауда. Но оба были безупречны. Дункан улыбнулся как можно приятнее. Детектив неохотно вернул книжицу.

— Всё в порядке? — не преминул уточнить Дункан.

— Да. Добро пожаловать в Портленд, мистер Маклауд.

«Я слежу за тобой», — не прозвучало, просто повисло в воздухе.

«Да на здоровье!» — шевельнул плечами Дункан. Задерживаться в Портленде, штат Орегон, он не собирался в любом случае. И уж тем более не собирался выяснять, чем прогневил местную полицию. Мало ли. Может, цвет сорочки фигурировал в ориентировке на особо опасного маньяка.

— Благодарю, детектив Бёркхард.

* * *
Ник бесцельно бродил по участку, иногда натыкался на сослуживцев, но на их недоумение не реагировал.

— Хоть бы схлынул, скотина, — бормотал Ник, с разным успехом обходя препятствия, — я хоть знал бы…

Железные клещи схватили за плечо и куда-то потащили. Ник вяло отмахнулся, но капитан Ренард не относился к людям (ладно, пусть будет «к людям» для простоты восприятия), от которых так просто отмахнуться. Даже Гримму. Скрипнула, закрываясь за ними, дверь кабинета начальника полиции Портленда, прошуршали, опускаясь, жалюзи.

— Бёркхард, только не говори, что тебя снова оплевал Барон Суббота. — Голос капитана был холоден, но в нём чувствовалось искреннее беспокойство.

— А? — Ник потряс головой и наконец-то сосредоточился на текущем моменте. — Нет, капитан, но такое чувство, что наплевали в душу.

Ренард занял своё место за столом, жестом пригласил Ника присесть напротив и излить оплёванное. Ник не любил держать проблемы при себе и томился, если не с кем поделиться, поэтому начал немедленно. Разве что пренебрёг приглашением присесть. Но все друзья уже давно привыкли к его манере бегать из угла в угол и размахивать руками во время волнительных разговоров.

— Видишь ли, я сегодня столкнулся с одним иностранцем…

Он хрустнул фалангами в поисках оптимальных слов. Капитан напрягся.

— Нет, не думаю, что он имеет отношение к твоим родственникам, — торопливо заверил Ник, напряг заметивший. — Но с ним явно что-то не слава тебе господи. Он не такой какой-то.

— А конкретнее? — Ренард подпёр голову кулаком. Прозрачные его, слегка навыкате, очи выражали бесконечное терпение и провожали Ника из угла в угол, из угла в угол.

— Конкретнее… Если бы я знал — конкретнее…

— Хорошо, переформулируем вопрос. Что ты увидел в нём? Он схлынул?

Ник притормозил и наставил на начальника палец.

— Вот именно. Ни черта он не схлынул. И кто такие Гриммы — тоже не знает. Но у него под кожей… Ну, словно бы под кожей, ты понимаешь, он же не освежёванный по улицам ходил, вполне приличного вида мужик, импозантный даже…

— Бёркхард.

— Ну да. Так вот у него под кожей иногда просматривается что-то вроде голубоватого такого свечения, оно словно бы повторяет рисунок кровеносной системы. С искорками. Представил?

Капитан представил. У него в целом было неплохое воображение. А где его не хватало, компенсировал опытом.

— Так всё-таки существо? — подсказал он.

— Нет, чёрт побери. Если даже допустить, что в те секунды, что я видел свечение, он действительно схлынивал…

Пауза. Затянувшаяся пауза.

— Ник?

— Да. Он меня видел в те секунды. Смотрел прямо на меня. И не шарахнулся, как положено порядочному существу.

— И что?

— И то, что чуть не шарахнулся я. Глаза у него стали — как чёрные провалы. В них отражалось… Неважно. Мне было страшно, Шон.

* * *
Письмо он нашёл в своём ящике среди ярких рекламных объявлений и счетов. Не привычная уже электронка, а лист плотной бумаги в конверте с маркой. Правда, без обратного адреса. Пока вскрывал, успел мысленно посетовать на ускорение времени, которое наблюдал со второй половины девятнадцатого века.

Как же быстро становятся архаизмами такие знакомые и родные вещи… Скрип гусиного пера, свечи в бронзовом канделябре…

А если ты сам куда старше большинства этих вещей, то долго об этом думать нехорошо. Можно разве что порассуждать подходящим вечерком под бутылочку «Джека Дэниэлса» с каким-нибудь действительно старым знакомым. Так, чтобы походило на обыкновенное старческое брюзжание про более зелёную траву и мокрую воду. А в одиночестве, среди бела дня — нет, ничего хорошего.

Маклауд развернул послание. Почерк Митоса — египетские иероглифы с поправкой на медицинскую практику. Ужасно. Зато всего три строчки.

«Мак, я жду тебя в Портленде, штат Орегон. «Clarion Hotel Portland», номер 32. Ничего серьёзного, один забавный казус, но мне будет спокойнее, если ты приедешь.

Адам.
P.S. И я знаю, что ты сейчас ничем не занят».

Маклауд ухмыльнулся. Это Митос как он есть. Нахальство плюс обаяние минус совесть. Взболтать, но не смешивать. Или наоборот. Без разницы, всё равно надо брать билет и лететь через полстраны, потому что «забавный казус» вполне может обернуться каким-нибудь вселенским звездецом. Хотя более вероятно, что приятель купил в этом сраном Портленде чугунную пушку времён Гражданской войны, и ему лень везти её в Париж самому.

Билет Дункан приобрёл не сходя с места, через приложение в смартфоне. Лениво пролистал там же, на сайте авиакомпании, краткую историю Портленда, недлинный список достопримечательностей. Пришёл к выводу, что не дыра, но и ничего особенного. Что там понадобилось Митосу?

Митос не любит пользоваться интернетом. Он уверен, что почтовая служба надёжнее. По крайней мере, сразу видно, если письмо вскрывали. Спорить бесполезно: его паранойя родилась примерно на четыре с половиной тысячи лет раньше Маклауда. Может, чуточку раньше.

* * *
Пухлый том в кожаном переплёте Хэнк хотел отшвырнуть, но покосился на Бёркхарда и аккуратненько отложил.

— Ничего похожего, — проворчал он.

— И у меня, — благожелательно сообщил Ву, закрывая свою книгу Гриммов.

Монро, судя по всему, от поисковой работы отлынивал. Потрошитель блаженно дремал над фолиантом, наслаждаясь тишиной.

Ну да, в доме, где хороводят сразу трое годовалых существ (тварей, давайте начистоту), на тишину рассчитывать нечего. У Ника тоже детишки необычные, но ему проще: капитан Ренард охотно забирает Диану и Келли по выходным или так, на вечерок, если Адалинде очень хочется куда-нибудь съездить. Капитан прекрасно справляется с обоими малолетними разбойниками и, похоже, получает от этого удовольствие. А мелких Монро, кроме родителей, может призвать к порядку только Беда. Но она наезжает в Портленд не чаще раза в месяц и не дольше, чем на пару дней. Восстановление разрушенных бастионов Адрианова Вала пожирает почти всё её время.

— Ты точно проверил по всем базам? — в сотый раз спросил напарника Хэнк. — Ничего не пропустил?

Ник только поморщился.

— Хэнк, иди лесом. Ты же знаешь, что не пропустил.

Конечно, всё перерыто трижды. Капитан даже запрашивал по неофициальным каналам (у него вагон неофициальных каналов во всех точках земного шара, возможно, даже на орбите кто-то есть) сведения из Европы. Но Дункан Маклауд был чист перед законом, аки агнец Божий. Солидный бизнесмен, который ни разу в жизни не попадался ни на какой ерунде, даже на превышении скорости. Антикварная лавка в Штатах, баржа и ещё какая-то недвижимость в Париже, кажется… Холост, бездетен. Налоги? Ну что вы. День в день, доллар в доллар.

— Какого хрена он забыл в Портленде? — вздохнул Хэнк. Он пытался высмотреть на некачественной распечатке фотографии Маклауда что-нибудь необычное. Но рожа у подозреваемого неизвестно в чём была довольно заурядной. Ну, без особых примет.

— Оставили бы вы мужика в покое, — пробормотал Монро, чуть-чуть приоткрыв правый глаз. — Он никого не трогает.

— А если тронет? — Ник был полон дрянных предчувствий.

— Тогда и будем заводиться, — последовал резонный ответ. — Запиши его на всякий случай в книжечку, что, мол, и такая фигня на свете встречается, и забудь до поры.

Какое-то время в подвале лавки пряностей стояла тишина, нарушаемая только сердитым сопением Ника Бёркхарда. Но Монро был прав полностью, поэтому Хэнк не сомневался в решении напарника. Ещё бы, ведь вся их чудная, невероятная, но исключительно дружная команда держалась сперва только на принципе «не тронь — и я не трону». Это уже потом распробовали толком, кто чего стоит.

— Ладно, чёрт с ним, давайте по домам, — сказал Ник и громко захлопнул книгу, в которой тщетно искал хоть намёк на источник своего беспокойства.

— Дядюшка Фриц перевернулся в гробу, — недовольно пробубнил Монро. — Вот в этот самый момент. Это же пятнадцатый век, а ты им ляпаешь, как…

Ник уже набрал воздуха в грудь, чтобы достойно огрызнуться, но затрезвонил мобильный.

— Да, капитан?

Громкой связи не дождались, но лицо Ника вытягивалось так выразительно, что остальные дышали через раз. Даже Монро окончательно проснулся.

— Мчусь! — воскликнул Бёркхард и нажал отбой. Глаза его горели азартом, а ноги уже несли к лестнице.

— Я — в участок. Туда припёрся мистер Маклауд с заявлением о пропаже человека. Шон обещал подождать меня. Я же знал, что всё не просто так!

— Подожди, я возьму куртку, — крикнул Хэнк, но догнал приятеля только у машины.

2

Знаете, как это бывает с призраками? Когда ты полностью в курсе, что так не бывает, что это мираж и обман, что сырая земля приняла всё без остатка, а ты, чёртов бессмертный, бессильно стоял на краю ямы… Ты всё знаешь, всё помнишь, всё понимаешь, а мелькнёт в причудливом переплетении теней намёк — и пиши пропало. Готов мчаться вслед, забыв о клятвах просто жить дальше.

«Не верь мёртвым», — шепнула ему однажды Мэри Шелли, и она знала, о чём говорила. Но бывают минуты, когда все люди мира могут это орать в оба уха хоть по очереди, хоть скопом, а толку никакого.

Алекса.

Нет, хвалёная осторожность старейшего Бессмертного сражалась долго и отважно, но пала в неравном бою. Крепка, как смерть, любовь, и тот, кто это написал много тысяч лет назад, тоже знал, о чём речь.

Алекса, Алика, Девочка Элли, Алекс, Сашка…

Он считал, что забыл. Он ошибался. Он помнил все её имена, которые сам же и придумал.


…Летит, переливаясь на солнце, камень Мафусаила, летит с моста в мутную воду и не догнать, не поймать, не вернуть…


Любовь к мёртвым — крепче смерти.

* * *
Сперва он принял это за обычную рекламу и выбросил скрученный в трубку глянцевый листок, торчавший из-за дверной ручки, в мусор. Даже не удосужившись рассмотреть. Но на следующий день бумажонка была на том же месте, и через день тоже, и на третий.

Адам не удержался, развернул. Хотя бы для того, чтобы узнать, кто это такой назойливый. Ведь странно вообще-то: закрытый жилой комплекс, въезд через пропускной пункт, консьержи… Ладно, пускай один раз повезло разносчику рекламы, проскочил. Но не три же дня подряд. Не любил Адам таких странностей.

«Приходите в саунд-бар «Старый Джо»!»

Грамотно оформленный буклет сулил посетителям указанного бара красиво и недорого покушать, выпить и расслабиться под живую музыку. Ничего особенного, если бы не две вещи.

Во-первых, расхваленное заведение находилось в Портленде, штат Орегон. Далековато, блин, от Лондона. Даже если там подают халявный гашиш на персях юных девственниц, это вряд ли может считаться достойным поводом для перелёта через океан.

А во-вторых… во-вторых, с оборота рекламного листка приветливо улыбалась молодая женщина. Блестящие тёмные волосы, синие глаза, высокий белый лоб, немного удивлённое, как у ребёнка в Диснейленде, выражение лица… Хозяйка бара мисс Алекса Бонд. Там прямо так и было написано.

Не выходя из ступора, Адам проверил квартиру напротив и два верхних этажа. Ничего подобного не обнаружил. Никаких листков за ручками дверей или рядом на полу. Послание было личным.

Потом пришли сомнения. Ну а как же. Женщине на фото было лет двадцать пять или двадцать шесть. Или около того, если с поправкой на фотошоп. Алекса умерла двадцать три года назад. Ей было бы сейчас под пятьдесят, разницу не скрыть никакими цифровыми ухищрениями.

Адам помотал головой.

О чём он вообще думает?! Он же видел её умершей, он организовывал похороны, он врач, чёрт побери, и не мог ошибиться. Он был Смертью когда-то и не мог ошибиться. Это подстава, ловушка, злой розыгрыш, в конце концов.

Он набрал номер, указанный на буклете, как только закрыл за собой дверь квартиры. Несколько раз сбивался, путаясь с международными кодами.

— Аллоу, — слегка нараспев откликнулась Алекса Бонд из Портленда, штат Орегон. — Саунд-бар «Старый Джо». — Не дождавшись реакции клиента, привычно затараторила: — Желаете заказать столик? На сегодня или на концерт в пятницу? На пятницу, сразу говорю, столиков осталось только два.

Митос торопливо мазнул пальцем по экрану смарта, как всегда попал не сразу. Он не любил смартфоны, но пользовался, чтобы не выделяться из толпы среднего класса.

Сердце бешено колотилось. Это был её голос. Голос настоящей Алексы Бонд. Девушки, которую он любил и которой не нашёл замены спустя двадцать три года. Двадцать три года — пустяк для Бессмертного, но Митос знал, что отпустит ещё очень нескоро. Если вообще отпустит.

Он должен ехать, даже если сам дьявол явился искушать его. Должен выяснить, кто она, и кто это такой умный нащупал единственную болевую точку старейшего из живущих. В том, что умный есть, Митос не сомневался. Случайности можно исключить: о глубине его чувства к Алексе знали очень немногие.

Может, дальняя родственница, поэтому очень похожа. Или так просто похожа, не родня. Подобрали. Особенно если подгримировать и подчистить картинку.

Алекса, Алика, Алекс, Элис, Сашка…

Это она. Её голос, её лицо, её глаза. Он не мог ошибиться. А даже если и мог, то тоска и боль утраты всё равно погонят в дорогу. Вопреки здравому смыслу, вопреки инстинкту выживания.

Он будет очень осторожен. Он примет все меры.

Уже после получения подтверждения заказа авиабилета Митосу пришло в голову, что он никогда раньше не был в Портленде, штат Орегон. В Портленде штата Мэн бывал дважды или трижды, в Индиане был, в Айдахо, и на Австралийском континенте, даже в вашингтонский Портленд заносила нелёгкая. А в Орегоне — ни разу. Даже идеи такой не возникало, хотя за пять тысяч лет можно просочиться в самые отдалённые уголки земного шара.

Чудны дела твои, господи. Воистину чудны. Мысль мелькнула и пропала, оставив смутное ощущение неправильности.

— Когда вор-р-ротимся мы в Пор-р-ртленд… — протянул, напирая на рычащие звуки, Митос. Песенке его научил Мак. Песенка была на русском языке и ни на какой другой толком не переводилась.

Да, Дункану надо сообщить обязательно. По прибытии в аэропорт непременно отправить весточку старине Маклауду. Тот не откажет в помощи, потому что… просто потому что это он. Он не умеет отказывать, если нужна помощь. Особенно друзьям.

* * *
Митос подсчитал, что пройдёт не больше трёх дней, прежде чем в дверь его номера постучит портье и доложит, что мистер Маклауд желает видеть мистера Пирсона. Каких-то несчастных три дня. Ха! Митосу случалось месяцами «лежать в тине», если он чуял слишком пристальный интерес к своей персоне. И в подавляющем большинстве таких случаев у него не было широкой удобной кровати, совсем недурственных напитков, телевизора, интернета, газет и прочих благ цивилизации, включая джакузи. В тридцать втором номере «Clarion Hotel Portland» всё это было. Но Митос не мог наслаждаться комфортом. Он испытывал странный зуд, даже не зуд, а нечто неуловимое, но неотвязное, вроде запаха сырых грибов после дождя. Он вспоминал каждую минуту, проведенную с Алексой — не так и много их было, этих минут — и бог знает какой раз вертел в руках карту города, на которой жирным красным кругом был отмечен бар «Старый Джо». Это напоминало одержимость.

Митос уже перечитал на городском форуме все отзывы о заведении (в основном лестные, и это почему-то казалось важным). Он проложил три разных маршрута от гостиницы до бара, пользуясь виртуальным симулятором поисковика. Самый короткий путь — минут пятнадцать неспешным шагом. Он не собирался никуда идти один, он только смотрел.

Отличное качество съёмки, видно до мельчайших деталей, никаких искажений.

Поворот — маленький кинотеатр. Потом прямо, прямо, мимо витрины бутика женской одежды — чёрные, как нефть, безликие манекены в джинсах настолько узких, что непонятно, как в них может пролезть живой человек. Налево, к уютной кофейне, аромат отличной арабики щекочет ноздри, приветливый парень у входа зазывает внутрь, в приятный полумрак, но некогда, некогда. Может потом, вместе с Алексой… Да, это прекрасная идея. Надо же им будет где-то поговорить, а лучшего местечка и не найти.

Ещё один поворот и… Вывеска «Старого Джо» показалась удивительно знакомой, но Митос даже не притормозил. За дверью ждала его Алекса, а заставлять даму ждать — очень некрасиво.

Он толкнул дверь бара, забыв удивиться её осязаемости, и вошёл в бар. Тёмная пустота — посетители разошлись. Стулья перевёрнуты, влажный пол поблёскивает в слабых отсветах уличных огней. Неужели так поздно? Но тем лучше, никакие дела не отвлекут её от разговора… Стоп. Какой разговор? Он же не…

— Добрый вечер, мистер Пирсон.

Митос вздрогнул и очнулся. От барной стойки отделилась фигура и медленно двинулась к нему. Митос пытался сообразить, как же так произошло, где он на самом деле и кто его враг. Присутствия он не ощущал, но и без этого страшно было до усрачки. Жутью веяло от неизвестного, инфернальной, необъяснимой жутью, хотя на вид — просто пожилой мужчина, невысокий и лысоватый. Костюм хороший, от портного.

Голова кружилась, словно после обморока или смерти, мешала думать. И ноги не повиновались, приросли к свежевымытому полу. О мече он даже не вспомнил.

— С кем имею честь? — осведомился Митос на остатках самообладания.

— Гилберт Бонапарт к вашим услугам, — вежливо представился страшный тип, подходя почти вплотную. Абсолютно невыразительное лицо. — Совладелец юридической конторы «Бонапарт и Бонапарт». Как вам понравился Портленд, Адам?

— Когда воротимся мы в Портленд, нас примет родина в объятья, — пробормотал Митос и куда-то провалился.

* * *
Капитан Ренард был безупречно внимателен и корректен, но Дункану всё равно безумно не нравилось, что его принимает лично начальник полиции города. Ренард был вежлив, как король, но плечи под фасонным пиджаком больше подошли бы борцу-супертяжу. Впрочем, навыков на руководящей должности капитан не растерял, и опрашивал заявителя весьма профессионально.

И очень хорошо, что Дункану в данном случае было абсолютно нечего скрывать. Он предъявил записку, рассказал, что в отеле друга не застал, телефон не отвечает. Портье поведал (за десять баксов), что господин Пирсон вчера вечером куда-то ушёл и по сю пору не вернулся. И ушёл он в очень странном виде: в махровом халате, судя по всему, на голое тело, и одном банном шлёпанце. Да, и глаза были какие-то дурные. На вопрос, почему же никто не пресёк подобное непотребство, портье с огромным достоинством ответил, что не знает, как там в Европах, а у них в Портленде не принято вмешиваться в чужую личную жизнь. Мистер Пирсон психически здоров, адекватен, наркотиками не балуется, алкоголем не злоупотребляет, и есть все причины подозревать, что с ним произошло какое-то несчастье, требующее вмешательства копов.

Капитан был полностью согласен. Он сочувственно кивал орлиным носом и делал пометки в бланках. Задавал уместные вопросы. Но у Дункана всё равно сложилось впечатление, что Ренард тянет время. От этого было неуютно, и какие-то совершенно нецивилизованные инстинкты заставляли прикидывать, сможет ли он прорваться к выходу в случае чего. Чего именно может быть и в каком случае — инстинкты молчали, но благоразумно оставленной в номере катаны не хватало мучительно.

— По вашему вызову прибыл, капитан! — ахнула дверь, и в комнату вихрем ворвался…

— Меньше экспрессии, Ник, — поморщился Ренард, зачем-то поднимаясь навстречу нарушителю спокойствия и благочиния. Наверное, устал сидеть. — Познакомьтесь, мистер Маклауд. Это Ник Бёркхард, лучший детектив нашего участка. Он и его напарник детектив Гриффин будут расследовать ваше дело.

— Да мы уже знакомы, — со всем возможным добродушием улыбнулся Дункан. — Как поживаете, детектив?

Бёркхард ответно осклабился, но вместо слов пролетел на несколько шагов вперёд, чудом извернувшись, чтобы не сбить своего начальника с ног.

— Гриффин! — рыкнул капитан, сверля взором источник безобразий — рослого чернокожего парня, который и толкнул Ника, не рассчитав разбег. В отличие от Бёркхарда, новоприбывший запыхался. — Это вам что, балаган?!

— Никак нет, сэр! — вытянулся детектив Гриффин, будто был на плацу. — Больше не повторится, сэр!

Детектив Бёркхард вытаращил глаза и щёлкнул каблуками. Ренард издал некое утробное клокотание, но детальный разнос решил оставить до лучших времён.

— Это… — начал он, обращаясь к Дункану, однако судьба решила развлечься по полной.

В дверь, которую никто не удосужился закрыть, без стука просунулась новая физиономия. Род её обладателя, несомненно, имел корни где-то в Азии.

— Что тебе, Ву? — устало спросил капитан, отчаявшись продемонстрировать гостю города отличную дисциплину в участке.

— Прошу прощения, шеф, — сказал Ву с неподражаемой безмятежностью, — но у нас труп. В банном халате и одном тапке, представляете?

3

Умершего ели. Не просто убивали, рвали и калечили, а именно ели. Если кто-нибудь хоть раз видел, что остаётся после трапезы койотлей или, скажем, потрошителей, то уж точно не ошибётся. Хэнк и Ник видели это не раз, поэтому даже не задавались вопросом, что произошло. Тело бросили на просёлочной дороге, его обнаружил житель пригорода: чуть не переехал, возвращаясь домой.

Дункан Маклауд, по идее, не должен был видеть раньше ничего подобного, но в обморок не падал, дурным голосом не верещал и глупостей не изрекал. Присев на корточки, рассматривал кровавые клочья, оставшиеся на месте лица, огрызок правой руки, какие-то склизкие красные сопли, орнаментировавшие некогда белый банный халат. Много внимания уделил босой ступне, покрытой коростой подсохшей грязи. Щурился в неверном свете полицейских мигалок и фонариков. Полы его длинного бежевого плаща — к вечеру резко похолодало, прошёл дождь, и Маклауд попросил заехать в гостиницу, чтобы утеплиться — мокли в луже. Вот тоже странно. Человеку сказали, что его друг, возможно, убит, а он думает о том, как бы не замёрзнуть на опознании. Конечно, пять минут погоды не делают, покойники — не тот контингент, что сбегают в неизвестном направлении (хотя прецедент был), но всё же, всё же…

— Это не он, — сказал Маклауд хрипло, и эта хрипота Ника Бёркхарда порадовала, потому что, не будь её, Маклауда стоило бы арестовать сразу же.

— На халате логотип отеля, — напомнил Хэнк. — Рост, весовая категория и цвет волос сходятся с ориентировкой. Почему вы так уверены, мистер Маклауд?

Обычно Хэнк был куда участливее с друзьями покойников, но деловитое спокойствие произвело впечатление и на него.

— У Адама… у мистера Пирсона над ключицей должен быть шрам, вот здесь. — Маклауд показал, где именно. — Волосы всё же немного светлее. И он никогда не ходил пешком столько, чтобы нажить такие мозоли на ногах. Ленивый он.

Ник тоже присел на корточки. Да, мозоли знатные. Обратили бы на это внимание в морге? Сопоставили бы с люксовым номером отеля с джакузи и расширенным ассортиментом бара?.. И можно ли вообще делать какие-либо выводы из этого сопоставления?

А в то же время — кто подтвердит, что Маклауд не врёт? Что он действительно настолько близко знает пропавшего Пирсона, чтобы судить о его шрамах? И есть ли ему какой-то интерес в том, чтобы опознать или не опознать тело? Копать и копать…

— Он мой друг, — негромко сказал Маклауд. — Много лет. Если не верите, сличите отпечатки пальцев с теми, что в номере. На одной руке уцелели.

Мысли он читает, что ли? Но идея и впрямь из тех, что плавает на поверхности, и копу стыдно не подобрать её первому. Хотя такое самообладание не может не настораживать.

— Благодарю вас, мистер Маклауд. Эксперты обязательно этим займутся, — сказал Ник официальным голосом.

Какое-то время они втроём молчали, стоя в сторонке, чтобы не мешать работе экспертов и санитаров. Постепенно место происшествия пустело, машины разъезжались одна за другой. Через полчаса у полощущейся на ветру заградительной ленты осталась только авто Бёркхарда.

— Его убили не здесь, — негромко сказал Маклауд. Он как-то странно сутулился и старался держать в поле зрения обоих оставшихся с ним копов. Кожа его переливалась дорожками голубоватых искорок, которые видел только Ник. — Сюда притащили мертвеца, чтобы нашли поскорее. Чтобы искали убийцу, а не Адама. Опять же способ убийства… Имитация нападения дикого зверя, чтобы уничтожить лицо и кусок кожи, где должна быть особая примета — татуировка.

Ник машинально кивнул. Он пришёл к тем же выводам. Интересно, если расстегнуть кобуру, этот тип нападёт? Он по всем признакам должен быть опасным противником, но вот насколько опасным? Хэнк напряжён, как сжатая пружина. Вокруг на несколько миль кроме них — ни одной живой души, только холодная ночь. Покачивается на ветке орешника аккумуляторный фонарь.

— Убийцы не могли знать, что вы поедете на опознание. — Ник слизнул с губы каплю пота. Наткнулся языком на шрамик — памятку от Адалинды. Мысленно улыбнулся и расслабился. Нехороший азарт отпустил. «Не тронь — и я не трону». — Что такого особенного в вашем друге, мистер Маклауд?

Маклауд задумался. Он уловил изменения в тоне собеседника, и искры потухли.

— Адам — редкий специалист по древностям, — сказал он наконец. — Я тоже неплохо разбираюсь в антиквариате, но ему и в подмётки не гожусь. Он знает два десятка мёртвых языков. Его знания уникальны.

Хэнк хмыкнул.

— Вполне вероятно, — сказал он задумчиво. — В этой среде бешеные башли крутятся. Если так, то и неплохо. Я не имею в виду того бедолагу, но это значительно увеличивает шансы вашего друга на выживание. Имеет смысл сделать вид, что мы поверили в постановочный спектакль и думаем, что Пирсон убит. А самим искать его, не привлекая лишнего внимания. Что думаешь, Ник?

У Ника засосало под ложечкой. Во-первых, он забыл поужинать, а во-вторых, если уникального специалиста по мёртвым языкам действительно похитили в Портленде, штат Орегон, то стоит ожидать… Да хрен знает чего можно ожидать в этом долбаном городе, набитом под завязку волшебством.

— Детектив?

— А? Да, конечно, хорошая идея, Хэнк. Мы обязательно найдём вашего друга, мистер Маклауд. Если он жив, конечно.

— Берегись! — рявкнул в ответ вежливый бизнесмен, знаток старины, и мощной подсечкой сшиб Ника с ног. Группируясь в полёте, Бёркхард увидел над собой чёрное тело, стремительный высверк стали, а звуки — рычание существа и свист клинка — опоздали на полсекунды. Покатилась, подпрыгивая по влажной земле, голова. «Ищейка», — машинально отметил Ник, мельком оценив оскаленную морду. Мельком — потому что ищейки обычно нападают стаями, и не вариант, если какой-то засранец с шотландской фамилией делает работу Гримма.

* * *
Пятеро. Их было пятеро. У троих состайников ладони украшены меткой Феррата, а двое так, немеченые. И живым не дался ни один. Дерьмо.

Видимо, Адам Пирсон действительно очень важная шишка, если преступники организовали такое плотное наблюдение за следствием и немедленную атаку, как только стало понятно, что обман раскусили. Теперь Ник не сомневался, что это именно спектакль.

Но кто режиссёр-постановщик, мать его? Изрядно потрёпанные венценосные родственники капитана воспрянули духом? Или Беда с Евой пропустили какой-нибудь рассадник «Чёрного когтя»? Или что-нибудь новенькое? Кого хотели убить в первую очередь — Гримма или свидетеля, способного опознать похищенного знатока? Второе, кстати, было более вероятным.

Как всегда, мысли в голове Ника роились, наползая друг на друга и, кажется, даже толкаясь локтями.

Но антиквар-то каков! «Друзья называют меня Мак, — заявил он, стирая кровь ищеек с великолепной катаны белоснежным платком. Белоснежные же зубы сверкнули в широкой улыбке, на сей раз искренней и безумно обаятельной. — И у меня куча вопросов, детективы». Встречные вопросы детективов он отбил по пути в город. Да, он не только владелец спортзала, но и инструктор по боевым искусствам. Да, приём, оказанный портлендской полицией, показался ему чрезвычайно подозрительным, поэтому он взял катану на выезд в глухие места среди ночи. Всё законно, разрешение в порядке, а доставать оружие без крайнего случая он не собирался.

А вот как господа копы объяснят ему произошедшее? Включая сержанта Ву и какого-то долговязого, нескладного с виду типа, которые примчались по звонку Ника и без комментариев взялись прибрать грязь. Или ненужного свидетеля пристрелят на месте, чтобы не заморачиваться?

Но господа копы заверили, что не имеют привычки пристреливать людей, которые спасают им жизнь. Так уже как-то традиции сложились. Но объяснения будут долгими, а им ещё надо кое-какие формальности в участке уладить. Так что они отвезли мистера Маклауда… Мака, конечно Мака, в гостиницу и сказали, что позвонят завтра утром. Назначат встречу. Очень попросили до встречи никуда из гостиницы не высовываться, а Ник предупредил, что поставит у входа дежурного, потому что ну их вон, такие сюрпризы. Маклауд не возражал, сказал, что всё равно завалится спать, устал как собака. Пообещал не искать приключений на собственную задницу в одиночку, а искать исключительно в обществе полицейских, которых не удивляют звероподобные твари, выскакивающие из темноты. Кажется, это была ирония, но Ник слишком вымотался, чтобы ответить подколкой. Сказал: до завтра, Мак. Хэнк только зевнул и сделал ручкой. До завтра ещё надо посоветоваться с остальными и решить, в какой мере можно посвящать Мака в их дела.

Бёркхард привык доверять своей интуиции, три четверти которой составляла родовая память Гриммов. Интуиция твердила, что кем бы ни был на самом деле мистер Маклауд, к нему можно повернуться спиной. «Берегись!» сначала, а «Что это было?» потом — очень правильный порядок.

И Маклауд тоже знает правило «не тронь», причём явно проверял его работу на собственном опыте.


Адалинда ждала. Сидела на диване, закутавшись в плед, и ждала. На столике стоял ноут и лежала стопка бумаг казённого вида. Наверное, жена опять брала документы по последнему делу домой. Из кухни пахло вкусным. Ну да, ведьма всегда почует, когда пора подогреть ужин.

— Много работы, милый? — спросила, когда он плюхнулся рядом и зарылся в её волосы носом.

— Ага. Давненько не было такого, — пробормотал Ник, наслаждаясь родным теплом и покоем.

— Что-то серьёзное?

— Пожалуй. Куча новых врагов и, кажется, один новый друг. Неплохой расклад, я считаю. А что на ужин?

* * *
Надо отдать должное, организовано было чётко. Звонок Ника, короткая инструкция — а у парадного отеля уже тормозит такси. «Мистер Маклауд? Прошу, заказ оплачен». Десять минут неспешной езды до дома капитана Ренарда. «Нечего тебе лишний раз светиться в участке. Разные, знаешь ли, случаи бывали».

Сегодня господин капитан Ренард — само радушие и добродушие. Серая футболка начальника полиции Портленда была заляпана акварельными красками, а на сгибе его левой руки сидел бойкий мальчишка лет двух от роду. Мальчик был перемазан красками с ног до головы и донельзя доволен собой.

— Проходи, Мак, — приветливо пригласил Ренард. — Видишь, у нас небольшая авария, но мы быстро. Диана сейчас закончит в ванной, я отмою Келли и буду весь твой.

Судя по плеску воды и пению, что доносились из-за двери ванной, прогноз капитана насчёт «сейчас» был чересчур оптимистичен.

— Привет, Келли, — Дункан ухмыльнулся. — Покажешь, что ты нарисовал?

— Мы с Аной исовали, — строго поправил Келли и дрыгнул ногами в сторону лестницы на второй этаж. — Дём, Сон, — сказал он капитану, и гроза преступности большого города безропотно повиновался. Судя по всему, этот двухметровый атлет с гранитной челюстью получал от происходящего чистейший, незамутнённый кайф.

— У Адалинды сегодня важное слушанье, Ника я погнал исследовать номер Пирсона до последней ниточки, а себе выписал отпуск по уходу за ребёнком на день. — Капитан заговорщически подмигнул и бедром толкнул дверь детской. — Всё-таки иногда оч-чень неплохо быть начальником.

Дункан подумал, что иногда одного взмаха катаной достаточно, чтобы тебя приняли в племя. Ему нравился такой подход, поскольку сам привык считать помощь другу лучшей рекомендацией. И за долгую его жизнь этот принцип ни разу не подвёл.

Вряд ли с ним будут откровенны на сто процентов, но пока что фальши он не чувствовал. Да, и надо бы решить, насколько откровенным быть самому. Странная всё-таки у них банда и странные творятся вокруг дела. Но Митос пока жив, и профессионалы ищут его не за страх, а за совесть.

— А Ника ты припахиваешь сидеть с детьми, тоже пользуясь служебным положением? — поинтересовался Дункан, выразив все положенные восторги пятнистой лошади, которая больше напоминала слона с беличьим хвостом. Нарисована она была на обоях.

— Почему? — удивился Ренард. — Ник — отец Келли, Диана — моя дочь, а мама у них общая. Поначалу мы пробовали их разделять, но нарвались на крупные проблемы и решили не заниматься ерундой. И со мной, и с Ником дети вместе. Ты ведь любишь свою сестру, Келли?

— Ана, — нежно пробасил Келли. — Ана, бегать! — И снова засучил ногами, иногда попадая в железный капитанский пресс.

— Вот видишь, — засмеялся Ренард. Заметил лёгкое обалдение Маклауда: — Да, сразу это кажется странным, но потом привыкаешь и перестаёшь понимать, как можно иначе. Тебе тут ко многому придётся привыкать, Мак.

Дункан пожал плечами. Привыкать так привыкать.

Лёгкие шаги протопотали по ступенькам.

— Па-а-ап! Па-а-ап! Я научилась пускать мыльные пузыри! Большие!!!

Девочка на вид лет семи с мокрыми светлыми волосами и в мокром по подолу платье влетела в комнату. Широко расставленные серо-голубые глаза она явно позаимствовала у родного отца, но взрывная эмоциональность досталась ей, пожалуй, от Бёркхарда. В руках дитя сжимало мокрый кусок мыла. С него капало на пол.

— Ана! — заверещал счастливый Келли.

— Умница, — сказал Ренард. — Покажи, мы хотим посмотреть.

— Ой! — пискнула Диана, наконец-то заметив Дункана.

— Это Мак, Диана. Поздоровайся. Он наш друг. Можешь и ему показать, чему научилась.

Девочка застенчиво уставилась на Дункана из-под пушистых ресниц. Было заметно, что увеличение количества зрителей ей нравится.

— Как поживаете, Мак? — церемонно протянула она. — Вам понравилась наша с Келли лошадь?

— Привет, Диана. Лошадь прекрасна, как рассвет. Так что там с пузырями? — Он был покорён.

Диана порозовела и опустила взгляд на мыло. И уже буквально через десять секунд пена просто закипела на белом брусочке, хотя девочка не шевельнула даже пальцем. А в пене начал расти один, видимо, самый перспективный пузырь. Диана не сводила с него глаз, и он раздувался от гордости больше и больше, перерастая поэтапно теннисный мячик, большой апельсин, голову человека… Дункан ущипнул себя за руку. Келли тихонько попискивал от восторга.

— Лети! — воскликнула девочка, и пузырь-великан оторвался от основы и взмыл к потолку. — К папе! — скомандовала она, и радужный шар послушно колыхнул брюхом и поплыл к Ренарду. Тот быстро посадил малыша на тумбочку и обеими руками сделал несколько замысловатых пассов. Мыльный пузырь медленно вытянулся, меняя форму, и вот уже точная копия нарисованной лошади поскакала по воздуху, вызывав абсолютный восторг у обоих ребятишек и окончательное офонарение у Маклауда.

— Привыкай, — хмыкнул капитан. Его лицо… словно бы дрожало, как марево над раскалённой сковородкой. — Ну вот такие мы, что поделать?

Дункан сглотнул и встретился глазами с Дианой. Попятился. Радужки, только что бывшие голубовато-прозрачными, как озёрная вода, теперь светились фиолетовым.

— Папа разрешил, — немного виновато сказала девочка и вдруг охнула: — Ты такой старый, Мак…

Дункан понял, что всё гораздо, гораздо сложнее, чем казалось даже пять минут назад.

4

Они отражались попеременно в тысяче зеркал. Сайлас, Кронос и Каспиан. От них не было спасения нигде.

— Ты предал меня, — говорили они, провожая Митоса неподвижными глазами. — Ты убил меня, брат.

Он не спорил, молча бежал по лабиринту, выискивая хоть малейшую лазейку, хотя бы уголок, в котором бы не было бесконечных коридоров отражений.

Тщетно.

Зеркала были повсюду. И его мёртвые бессмертные братья.

— … ты убил, ты предал меня…

Он предавал и убивал многих. И называл братьями — чтобы выжить или просто ради выгоды — тоже не только этих троих. Почему же?..

Ответа не было. Только вечность и:

— Ты убил!..


— … мой брат.

Это сказал не Сайлас, не Кронос и даже не Каспиан.

Смутно знакомый голос.

«Как вам понравился Портленд, Адам?»

Когда это было? Тысячу лет назад? Две?

— У вас очень оригинальные галлюцинации, мистер Пирсон. Было бы интересно в них разобраться. Но это так, к слову.

Невероятным напряжением воли Митос сфокусировал взгляд.

Сумеречная комната. Широкое окно — четыре светлых пятна на бархатной бордовой шторе. Силуэт сидящего человека рядом. Ещё через пару секунд, когда глаза привыкли, Митос сумел рассмотреть морщины и прикрытую жиденькими прядками лысину. Пиджак полированной шерсти — прекрасный покрой.

— Надеюсь, — прохрипел Митос, снова опуская веки, — что вы тоже всего лишь интересная галлюцинация, мистер Бонапарт.

Невероятно трудно шевелиться, невозможно поднять руку, как под лавиной, тогда, в Альпах, в восемьсот двадцатом. Наверное, привязан к лежанке. Или какой-то релаксант? Не понять, тело тяжеленное, непослушное.

Мистер Бонапарт рассмеялся.

— Отлично, мистер Пирсон. Обожаю меткое словцо.

— В любое время, мистер Бонапарт. Но, право же, из-за этого не стоило…

Бонапарт нетерпеливо отмахнулся.

— Да, я уже понял, что вы не восприняли моих слов. И повторю, конечно же. — Он наклонился так, что Митос перестал видеть что-либо помимо его некрасивой физиономии. Каждая складка на коже похитителя разрослась до гигантских размеров. — У меня был брат, мистер Пирсон. Конрад, Конрад Бонапарт. Мы близнецы. Были. Дело в том, что он умер. Его убили. — Тонкогубый рот, похожий на сложившегося вдвое дождевого червя, на секунду искривился, но тут же вернулся в исходное положение. — Я даже не могу винить тех, кто это сделал. У Конрада, знаете ли, был сложный характер. И неподражаемая манера нарываться на неприятности.

— Но… — начал Митос, лихорадочно и тщетно пытаясь понять, каким боком мог бы коснуться этой истории. Или хотя бы отодвинуться.

— Нет-нет, — снова не позволили ему договорить. — Вы тут совершенно не при чём, мистер Пирсон. Но вы единственный, кто может мне помочь. Точнее, нам с Конрадом. Поймите, Адам, без брата, без моего склочного, умного, высокомерного и наивного брата я не живу. Просто существую. Больше полутора лет.

— У меня есть медицинское образование, однако я не умею воскрешать мертвецов, — нарочно жёстко сказал Митос, потому что ему уже надоела эта проклятая игра, правил которой он не знал. Пусть уже определённость — любая.

В ответ нависшее над ним лицо дрогнуло и изменилось, перекорёженное каким-то внутренним взрывом: ссохлось, почернело, лопнуло, раскрывшись лохмотьями давно истлевшей плоти; пронзительные глаза утратили блеск, затянулись тусклыми бельмами, под которыми тлели недобрые уголья. На Митоса таращился столетний труп. Живой и оттого очень страшный. От него пахло склепом и сухой мятой.

— И не надо, мистер Пирсон. — Судорожно клацавшая челюсть, каким-то чудом державшаяся на истончившихся лицевых мышцах, не попадала в такт словам. — Зомби — не по моей части. Но я могу сделать так, чтобы этого никогда не случилось. У Гримма получилось — и у меня получится. Нужно только время. И вы дадите мне его, Адам. У вас ведь его очень, очень много.

* * *
— Здравствуйте, — сказала Алекса и улыбнулась Дункану мило и немного застенчиво: точь-в-точь так, как он помнил. — Я могу вам чем-то помочь?

«Портленд, провались ты в ад», — мысленно попросил Дункан, не испытывая ничего, кроме томной тоски. Кажется, он начал привыкать.

* * *
Детективы сделали свою работу безукоризненно. Первая фаза расследования закончилась аккурат к обеду, и Ник Бёркхард явился в дом капитана Ренарда одновременно с Адалиндой, у которой закончилось слушание. Они буквально столкнулись в дверях.

Ник немного побросал радостно верещащих детишек к потолку (уступая капитану в габаритах, он, безусловно, не уступал ему в силе), поцеловал супругу, пожал руки мужчинам и доложил результаты.

— Дело сложное, потому что лёгкое, — заявил Ник, и эта парадоксальная сентенция не вызвала удивления даже у далёкого от полицейской службы Маклауда.

Путь Адама Пирсона в вечер исчезновения сомнений не вызывал. Совсем. Как конфетный фантик на ладони.

На журнальном столике в его номере валялась измятая и замусоленная реклама саунд-бара «Старый Джо». На экране ноутбука, что дремал на прикроватной тумбочке, загорелась карта Портленда с тремя маршрутами до указанного бара. Камеры слежения, случавшиеся вдоль предполагаемой трассы (кафе, бутик модного шмотья и отделение банка прямо напротив бара) дружно подтвердили, что Адам Пирсон в халате и одиноком шлёпанце промаршировал мимо них согласно с расчётным временем. Было прекрасно видно, как нетипичный посетитель заходит в пустой и тёмный, но почему-то незапертый бар. А дальше — ничего. То есть Адам из бара не выходил, камера снимала пустую улицу до самого рассвета.

— В бар мы не совались, — завершил Ник, подтверждая высокий статус профи, — я только оставил Хэнка присматривать. Лучше будет, если пойдёшь ты, Мак. Тебя никто в Портленде не знает, ты похож на иностранца и не похож на копа. Поговоришь осторожненько, я тебя проинструктирую…

— Не надо, я справлюсь, — отмахнулся Дункан, про себя поражаясь, с какой лёгкостью опытный детектив посылает на дело непроверенного «новичка».

— Он справится, — подтвердил Ренард рассеянно. — У него опыт. Я тебе потом расскажу.

Ник брови вопросительно задрал, а симпатичная Адалинда — нахмурила.

— Маку четыре раза по сто лет и ещё немножко! — с восторгом выкрикнула Диана, которую эта информация распирала, как дама пятьдесят второго размера распирает кофточку сорок четвёртого. И примерно с теми же последствиями.

Дункан кивнул, скроил комично-недоумевающую мину и развёл руками.

Ник какое-то время думал молча, а потом ухмыльнулся, как показалось Дункану, с облегчением.

— Так вот оно что! — выдал. И хлопнул Маклауда по плечу. — Да нормально всё, Мак.

Адалинда перестала хмуриться.

Капитан час назад сказал: «Бывает».

Кто-то схлынивает, кто-то видит незримое, а кто-то живёт вечно. Бывает.

К этому, пожалуй, привыкнуть будет сложнее всего. Это вам не самонадувающиеся пузыри и не город, набитый оборотнями под завязку.

Ник хлопнул себя по лбу, насмешив Келли.

— Совсем забыл, голова садовая! Я принёс кое-что.

Он чмокнул сына в макушку и вытащил из-за пазухи конверт для хранения вещдоков. Вытряхнул из него на стол измятую рекламу. Видимо, ту самую, из номера. Да, похоже с этой бумажонкой Митос спал, на ней же ел и в душ взять тоже не забывал. Еле-еле можно разобрать заголовки.

— И зачем ты это приволок? — хмуро спросил Ренард, брезгливо поддев карандашом сомнительный артефакт.

— Хочу, чтобы вы с Адалиндой посмотрели. Ну, по-своему, как вы умеете. Я подумал, зачем нужно так тискать обыкновенную рекламу? Она ведь даже без флаера.

— Возможно, ты прав, — изменил мнение капитан. — Стоит попробовать.

Адалинда уставилась на Дункана с тем же выражением, с которым капитан изучал жёванный листочек.

— Мак в курсе, — не оборачиваясь, сказал Ренард. — К делу.

И они схлынули.

Ренард на словах рассказал, как это происходит. Предупредил, как выглядит схлынувшая ведьма или колдун. Дункан считал, что представляет себе. Оказалось, не совсем. Пришлось как можно незаметнее вцепиться в спинку кресла. Но Бёркхард всё равно заметил. Сочувственно хмыкнул.

— Мне говорили, что я никогда не привыкну, — прошептал он, пока существа ворожили над подозрительной бумажкой. — Ничего подобного. Это же всё равно Адалинда…

Дункан ответить не успел.

— Ты прав, причём совершенно точно, — сказал капитан, возвращаясь в человеческий облик. — Наговор, и мощнейший. Потом поищем конкретнее. Но становится понятно, почему у твоего друга, Мак, снесло крышу. Работал очень сильный колдун.

— Осталось выяснить, кому и для чего понадобилось, чтобы доктор Адам Пирсон примчался в Портленд и поскакал среди ночи в ничем не примечательный бар в банном халате. — Адалинда потёрла щёки, снова ставшие гладкими и нежными. — А заодно — куда он делся потом. Кстати… э-э-э… Мак… Твой друг тоже… долгожитель?

Врать не имело смысла. Стараясь не думать о том, что персиковая красотка и полусгнившая мумия — одно и то же, и Ник с этим живёт, и спит в одной постели, Дункан подтвердил:

— Ещё и какой. Если это важно, то мой друг — самый старый человек на нашей планете.

* * *
— Кофе, пожалуйста, — учтиво склонил голову Дункан. — И…

— Круассан? Шоколадные круассаны — наше фирменное, — подсказала Алекса, уже откровенно стреляя глазками из-под длинных ресниц. Посетителей было не очень много, судя по всему, завсегдатаи, и она могла пару минут спокойно поболтать с приятным незнакомцем.

— Да, отлично.

Глаза у неё всё-таки не синие, а зеленовато-серые. И овал лица немного не такой. Горбинка на аккуратном носике.

— Мисс Бонд?

— Что-нибудь ещё?

— Один вопрос, если позволите.

Она позволила.

— Как столь юная девушка одна управляется с таким хозяйством? Судя по всему, заведение процветает. Не сочтите меня женоненавистником, просто я понимаю, насколько это сложно. У меня есть старый друг, владелец бара в Секувере, поэтому я знаю, о чём говорю.

Она не обиделась, засмеялась.

— Многие спрашивают. Хозяйка — моя мама, я ей пока только помогаю. Вот она молодец, я так нескоро смогу. Просто нас с мамой одинаково зовут и мы очень похожи, особенно на первый взгляд.

Мама. Алекса Бонд, которой сейчас лет сорок пять или около того.

— А вот забавно, кстати, — продолжала болтать Алекса-младшая, не заметив смятения собеседника, — мы сюда как раз из Секувера переехали. Мои родители поссорились, и мы с ма уехали подальше. Я тогда совсем мелкая была, даже годика не исполнилось.

— Бывает, — машинально отозвался Дункан, но тут же спохватился, сказал, что положено говорить в таких случаях.

Они поговорили о пустяках ещё немного, и Алекса сходила за заказом. Дункан отпил кофе. Вкуса не почувствовал, но одобрительно покивал.


Владелица бара ничего не знает, час спустя сообщил он ожидавшим его приятелям. Просто преступники использовали её невероятное сходство с женщиной, умершей двадцать с чем-то лет назад. Адам примчался бы сюда и безо всякого наговора, покачал головой Дункан. Капитан сказал, что версия годная, поскольку магия, пропитавшая чёртову рекламку, явно любовного характера. Ник пообещал, что всю душу вытрясет из сволочи, которая играет на истинных чувствах. Хэнк только хрустнул костяшками, свернув очень внушительный кулак. Они ещё много чего говорили, перебивая друг друга. Дункан почти не слушал.

Вспоминал Дария, который не то в шутку, не то всерьёз рассказывал о проклятых городах. Попасть в такой город Бессмертному чрезвычайно сложно, они как будто находятся в слепой зоне восприятия. Ну, смотрит Бессмертный по сторонам, видит то и это, а проклятый город не замечает, проходит мимо, уверенный, что там нет ничего интересного. Но если вдруг заметит и войдёт, то назад не вернётся. Поэтому никто и не знает, что там, за воротами проклятых городов.

Теперь Дункан знал — что. Почти всё то же самое, только без Бессмертных.

Запершись в туалетной кабинке саунд-бара «Старый Джо», он один за другим набирал телефонные номера: Доусона, Аманды, Валикуров… Трубка равнодушно сообщала, что таких номеров не существует. Только один отозвался. Энни, дочка Джо. Она не знала Дункана Маклауда, но любезно сообщила, что её отец погиб больше двадцати лет назад, по пьяни врезавшись в придорожный столб.

Ещё один номер он побоялся набрать. Струсил. Цифры продиктовала ему когда-то очень давно молодая художница, которую звали Тэсса Ноэль. Он запомнил их. Как оказалось, навсегда.

5

Мы родились в один день и один час. Но я на пятнадцать минут раньше, из-за чего Конрад всю жизнь старался доказать, что хоть я и старший, а он всё-таки лучший. Мне это было без разницы, если честно, я искренне восхищался его успехами. Он был очень талантлив, мой брат.

Организацию «Чёрный коготь» организовал не он, хотя многие так считали. Она возникла во второй этак половине одиннадцатого века, при расколе доминиканского ордена. Да-да, собачки, конечно. Они все были ищейками, поголовно. Настоящая псарня. Часть своры согласилась служить семи королевским семьям и впоследствии стала костяком Феррата. Часть выбрала оппозицию и борьбу за господство существ над иными, то есть над людьми. Практически любое существо сильнее любого иного. Но нас всегда было гораздо меньше, чем этого крысиного племени, не в обиду будь сказано честным барахольщикам и падальщикам. А во времена инквизиции наши ряды, и без того неплотные, значительно поредели. Настолько, что был собран Совет существ и выработан Кодекс, заставивший нас скрываться и позволивший нам выжить. «Чёрный коготь», бывало, столетиями не давал о себе знать, но он тоже сохранился. Двадцать пять лет назад его возглавил Конрад. Практически возродил. Я не одобрял этого, считая, что устоявшееся равновесие выгоднее новой войны. Доказывал брату, что почти все иные тоже скрывают свою сущность, ничем не хуже нас. И что идеи толерантности, активно внедряемые нашими агентами в так называемых цивилизованных странах, возможно, позволят существам легализоваться в течении ближайших десятилетий. А если и нет — то невелика беда.

Но он рвался к власти. К настоящей власти. Денег и влияния среди существ и иных ему было мало. Боюсь, что идеи равноправия и свободы также были ему чужды, он использовал эти лозунги исключительно как разменную монету. Конрад владел даром внушения. Он мог навязать свою волю практически любому, кто слабее его, а это почти все. Кроме, может быть, пары сотен живущих ныне колдунов и ведьм.

Да, я не строю иллюзий по поводу Конрада. Он был весьма далёк от идеала добродетели. Шёл к своей цели напролом, по крови и трупам, лгал и предавал, если так было нужно для дела. Но он был моим братом. Единственным. И я люблю его.

Его враги… Я бы с удовольствием сделал их своими друзьями. Но не сумею, потому что или они, или Конрад. Если задуманное мной удастся, они умрут, так и не узнав, что могли победить. Что уже побеждали. Жаль. Боюсь, что придётся начать убивать их прямо сейчас, Адам. Они на свою беду слишком проницательны. Не поверили в вашу смерть и ищут. А я ещё не совсем готов, до новолуния три ночи. В любом случае вас это не должно волновать.

* * *
Он может прямо сейчас выйти отсюда и взять билет до Секувера. Выйти из пропахшего кориандром, корицей, белым перцем и бог весть ещё какими странностями подвала и вылететь прямо сегодня. У него есть приятного вида банковский счёт, спортзал и баржа. Неизвестно, жил ли здесь смертный по имени Дункан Маклауд, которого он заменил, въехав в Портленд, или всё это добро потянулось за хозяином с той стороны, незаметно встроившись в структуру данного мира, но деньги есть. Он может себе позволить довольно много. Уж точно — билет на самолёт. Другое дело, что в Секувере давным-давно нет бара «У Джо», где начинала свою карьеру юная официанточка Алекса. Она сохранила о первой работе самую добрую память и даже свой собственный бар назвала похоже. И навсегда полюбила блюз.

Что, интересно, расположено в этом мире на месте штаба Наблюдателей? Может, офис Адрианова Вала, о котором упоминал Ник? Или общественная баня?

Без разницы.

Всё другое, даже если очень похожее.

От дома остался только Митос, который сейчас неизвестно где и неизвестно что с ним делают неизвестные могущественные маги… В колдовских книгах, коих в подвале нашлось великое множество, ни полслова не значилось о применении Бессмертных в мире Существ. Как-то даже не сталкивались здешние ведьмаки и ведьмы с такой проблемой.

— Когда воротимся мы в Портленд, — вполголоса пропел Маклауд.

— Клянусь, я сам взойду на плаху, — неожиданно подхватил капитан. Голос не бог весть какой, но слух на месте и русский — почти без акцента.

— Люблю эту песню, — признался Дункан, ничему уже не удивляясь.

— Мне тоже нравится. Я её часто пел, когда мы сюда переехали. Тольконикому из новых приятелей не мог объяснить, о чём она. Никто не понимал.

Конфликт мироощущений, знакомое дело. Он даже не будет пытаться объяснить этим добрым людям и нелюдям суть Большой Игры. Да, похоже, на этот раз они с Митосом выпали из неё навсегда. А вот, кстати, хороший вопрос — останутся ли они здесь Бессмертными? Но вслух Дункан задал другой:

— А меня вы как, нормально понимаете?

Монро неприлично заржал, демонстрируя крупные зубы, которые больше подошли бы не волку-потрошителю, а орловскому рысаку. Ренард неопределённо хмыкнул. Хэнк Гриффин сохранил нейтральное выражение.

— Спроси лучше, как мы друг друга понимаем, — сказал Монро, отсмеявшись. — Так, сходу, только Ник умеет, потому что ни черта не думает, а нутром чует. Я на него даже обижался сперва, думал, просто использует. «Монро, нужна твоя помощь». И этакий незамутнённый взор, будто сейчас не половина второго ночи… А потом понял, что если в половине второго ночи его помощь понадобится мне, он выскочит из дома раньше, чем узнает, в чём, собственно, заковырка. Гримм есть Гримм, видит скрытое. Мы по нему уже ориентируемся.

— Пытаться там разобраться — только время зря тратить, — добавил Хэнк. — Потёмки. Но всегда получается как надо. Я вот голову ломал: почему он нашему капитану полез морду бить на глазах у всего участка, когда надо было подождать за углом — и пяток пуль в голову? А потом вроде и ничего так.

Дункан понял, о каком капитане шла речь, только когда Ренард скромно потупился, хотя и без особого раскаянья.

Дункан поинтересовался, в чём было дело. Всё равно работа не клеится. Ему охотно рассказали историю о страшной не то секте, не то просто бандитской организации «Чёрный коготь» и колдуне Конраде Бонапарте. О том, как замороченный колдуном Ренард стал мэром и едва не послужил причиной гибели всей компании.

— Чуть не навернулось всё к такой-то матери, — завершил рассказ Хэнк. — Правда, потом ещё раз попыталось навернуться, но Ник с Евой справились.

— Весело живёте, — заметил Дункан.

— В последнее время спокойно стало совсем, — с тенью сожаления сказал Хэнк. — Так, по пьяни разве что львиногривы погрызутся или ещё какая-нибудь бытовуха.

— А дело о моргенштерне? — ревниво напомнил Монро, повёл носом и вдруг подскочил на месте. — Ребятки, а ведь горим… Лавка наверху горит!

Огонь бежал от разбитого окна, весело покусывая полки со снадобьями, трогая букеты сухих трав и пачкая копотью потолок. Огня пока было немного, однако он быстро набирал силу, раздуваемый сквозняком. Чудилась в нём Маклауду какая-то ускользающая странность, но надо было срочно принимать меры, некогда присматриваться.

— Где у вас огнетушитель?! — заорал Ренард, оттаскивая подальше от пламени здоровенную бутыль с прозрачным содержимым. Хэнк молча содрал и принялся яростно топтать пылающую штору.

— Над дверью, я сейчас! — Монро, ловко лавируя между шкафами и прилавком, рванул к двери. Мимо окна.

— Назад! — крикнул Дункан, сообразив, в чём нестыковка, но опоздал. Огонь оставил букеты, полки и даже паркет, чтобы собраться в единый ком почти правильной сферической формы и наброситься на хозяина лавки.

— Монро!

Огненный шар полыхнул ослепительно и сразу же потух, словно уронили в воду горящий факел. Вместе со светом на несколько секунд пропал и воздух.

Когда вернулось зрение, Дункан увидел лежащего на полу Монро и склонившихся над ним капитана и Хэнка. Оба надсадно кашляли. Монро не шевелился.

— Тяга была в другую сторону, — выговорил Дункан, преодолевая угарную вялость. — Штору в окно тянуло, а огонь — от окна…

— Дерьмо, — прокашлял Хэнк. — Он жив и ожогов нет, но хрен знает, что случилось… Я звоню Розали…

Капитан подтащил бесчувственное тело к лавке для уставших посетителей.

— Магия, снова магия, — пробормотал он, утирая мокрое лицо. — Я что-то помню про огненный шар, надо точнее, даже помню где… Не трогай пока Рози…

Он, пошатываясь, побрёл к подвалу.

— Смотрите за ним, — приказал через плечо и нырнул в люк.

Минуту спустя Монро застонал и попытался привстать.

Хэнк бросился к нему:

— Ты как, дружище?

— Херово, — внятно сказал Монро и схлынул без предупреждения. На этот раз Дункан не опоздал, навалился всем весом на обманчиво-нескладное тело, вдавил в лавку, едва увернувшись от клацнувших над ухом клыков. До отвратности истинного облика Адалинды потрошитель не дотягивал, но смотреть на красные злобные глазки и широченную хищную пасть после добродушной физиономии рафинированного интеллигента… Оторопь брала, да.

— Монро! Ты что, старик, с катушек слетел? А ну давай назад! — Хэнк ещё надеялся дозваться, вместо того, чтобы помочь, а держать между тем становилось всё труднее.

— Слетел! — Ренард с книгой наперевес с размаху шлёпнулся на брыкающиеся ноги Монро. — Огненный шар… выжигает у существа всё человеческое… Вот! — Он неловко взмахнул фолиантом. Уронил за лавку.

Рычание, вой, щёлканье зубов.

— Как от этого избавиться?! — не хуже Монро прорычал Хэнк. Маклауд только пыхтел от напряжения. Он чувствовал себя участником родео.

— Есть два способа: либо убить его, либо позволить убить ему. Если он возьмёт чью-то жизнь, то заклинание рассеется. Тебе какой путь нравится больше?

Понятное дело, не нравились оба.

— Я бы приволок какую-нибудь… сволочь, чтобы он загрыз, — продолжил циничный капитан, тоже начиная пыхтеть от усилий. — Но это же Монро… В этом плане… хуже Ника… тащи какие-нибудь верёвки, Гриффин…

— Не надо! — хрипло каркнул Маклауд. — Открой дверь пошире, Хэнк, и отойди. Всё будет о'кэй…

Он спихнул Ренарда и отскочил сам, освобождая потрошителя.

— За мной, волк!

Хэнк еле успел распахнуть дверь — и ночной Портленд, проклятый город, принял охотника и жертву.

* * *
Месяц я потратил на то, чтобы разобраться, почему так случилось. Полгода я искал средство вернуть Конни. Гримм помог мне, доказав множественность миров и обратимость событий, когда уничтожил Разрушителя и создал — пускай случайно — временную петлю. К сожалению, надежда на Жезл Разрушителя рассыпалась в прах. Сработав один раз на пределе своих возможностей, он вроде как впал в спячку. То есть может всякую ерунду, которую я и сам могу.

Знаете, Адам, у меня много раз опускались руки во время поисков. Но я повторял раз за разом: у Бёркхарда получилось, значит, и я смогу. Сто книг, двести, пятьсот… Переписка со знатоками редкостей и странностей. Отсев вранья, непроверенных данных, беспочвенных легенд. Шесть месяцев я буквально выгрызал крохи знания.

Ответ, точнее, правильный вопрос, я нашёл, что символично, в книге Гримма. Одной из. Каждый их род ведёт такие книги — нечто среднее между дневниками и инструкциями по истреблению существ. Берегут их пуще глаза, достать такую — большая удача, и мне таки повезло. Награда за терпение, не иначе. Тот Гримм описывал встречу с одним из вас. С Бессмертным, которого случайно занесло туда, где ему не место. Он подробно, даже дотошно поведал о твари с синим огнём в жилах, которую нельзя убить, не снеся голову с плеч. Будьте покойны, Адам, тот Гримм проверил много способов, прежде чем пришёл к удовлетворительному результату. И всё занёс в книгу. С картинками. У Гриммов, знаете ли, почему-то врождённый талант к рисованию. Потрясающая точность, особенно для тринадцатого века, когда о планировании эксперимента могли только догадываться. Статью почтенный Гримм завершил блистательным выводом: отрубание головы есть самый надёжный способ лишения жизни, а посему рекомендован к применению во всех без исключения случаях. По-видимому, рекомендации прижились, недаром же второе прозвище Гриммов — декапитаторы, обезглавливатели.

Но это лишь мои догадки, разумеется. Баловство ума. Главное, что у меня было верное направление. Дар бессмертия, полной регенерации из любой, так сказать, стадии смерти — то, что мне нужно.

И я справился. Нашёл лазейку в ваш мир. Научился определять Бессмертных, не владея Зовом. Всё же я колдун, и не из последних. Я исследовал природу витано, вашей жизненной силы. На это ушёл почти год. Я убедился, что передать его от Бессмертного к иному или существу невозможно. Зато появилась другая идея, более смелая и масштабная. Видите ли, Адам, я действительно понял, что такое витано… Это время. Чистейшее сублимированное время, которое вы можете накапливать в сцепке со смертью. Невыразимое чудо. С влиянием так называемой святой земли я толком не разобрался, но мне и неинтересно. Может, когда-нибудь потом.

Вы, Адам, носите в себе почти десять тысяч лет, да, я знаю, что пять — сильно заниженная цифра. Мне нужно всего-то полтора года, но для очень многих людей, чьи судьбы изменились со смертью Конрада. Это не весь мир, к счастью, но много, много. Сперва думал собирать помалу, но это крайне неудобно. Средний возраст Бессмертного — от двухсот до восьмисот лет. И высвобождать надо одновременно. Где бы я держал эту ораву, скажите на милость? А потом наткнулся на феномен Митоса. Вашего времени должно хватить, вы уникум.

Я постараюсь, чтобы вы выжили, но обещать не могу.

6

Ник гонял эту проклятую запись из начала в конец, а потом из конца в начало. Не бывает же, чтобы человек — два человека, считая похитителя — бесследно исчез. Или всё-таки колдуны умеют телепортироваться? До сих пор такое их свойство Нику не встречалось. Голову они заморочить могут ой-ёй, так, что и сам не будешь знать, где находишься, но у камеры слежения головы нет, чтоб задурить.

Вот и занимался детектив Бёркхард созерцанием входа в бар «Старый Джо» с единственного ракурса. Сперва так смотрел, потом догадался отслеживать входящих-выходящих поштучно. Ладно, пусть не вышел, огнедемон с ним, но войти-то должен был?!

Бар, на его беду, был местом достаточно популярным, и часа через два в глазах уже рябило от скриншотов. Хиппи в жилетке на голое тело — вошёл и вышел, откладываем два снимка. Стайка сопляков — по счёту — пара кадров в сторону. И так до рези под веками. Через три часа Ник положил перед собой единственный непарный снимок. Только со спины: сутулый, невысокий и лысоватый джентльмен в тёмном костюме. Всё. Качество съёмки не позволяет рассмотреть детали.

Хороши приметы, ничего не скажешь. Но лучше, чем ничего.

— Ву, проверь меня, — устало попросил Ник. — Мозги уже не варят. Только этого вот типа. Не пропустил ли я, как он выходит.

Безотказный сержант, которого с нового года собирались переводить в детективы, согнал Ника с насиженного места и начал проверку. Делал он это долго и тщательно, так что Ник успел сходить за кофе, выпить его, потрепаться с Фрэнком, у которого закончилась смена, позвонить жене и раз пять промерить ногами коридор участка.

— Не выходил, — коротко резюмировал Ву, когда Ник уже совсем извёлся. — И ещё, ты заметил, что после полуночи запись дважды повторяет один час?


Дежурный охранник из отделения банка, что напротив «Старого Джо», растяпой не выглядел. Обычно на такую службу попадают одышливые раздражительные толстяки с гамбургером в кобуре, но этот парень был подтянут и доброжелателен. Возможно, второе следовало отнести на счёт стройных Адалиндиных ножек, основательно и со вкусом обнажённых до пределов, терпимых дресс-кодом.

— Ах, как неудачно вы попали с этим баром, — прощебетала Адалинда, ткнув наманикюренным ноготком в окно.

Она была в репертуаре классической блондинки, которая ждёт управляющего за полчаса до закрытия, ибо банкомат выплюнул её карточку, а она не знает, как её обратно засунуть. И не верит, что управляющий просто смылся раньше, пользуясь служебным положением. Скучно ждать молча, а молодому человеку тоже делать нечего. Клиентов нет, девочка на кассе сбежала сразу за управляющим, потому что свидание, а больше здесь и нет никого.

Повезло: охранник тот же, что и позапрошлой ночью, не пришлось ждать другой смены.

— Наверное, шумят невыносимо, да? И пьяные шатаются среди ночи.

Она очаровательно надула губки. Охранник непроизвольно облизнулся.

— Что вы, мисс, — сказал он вежливо. — Заведение культурное. Пьяные, конечно, случаются, но у них свой вышибала есть, следит, чтобы никаких безобразий.

— А я слышала, что позавчера ночью здесь шатался полуголый мужчина, орал песни и бил витрины.

Парень не выдержал, рассмеялся.

— Сплетни, мисс. Я дежурил позавчера, ночь была тишайшая, бар закрылся в половине одиннадцатого, концерта не было. И уверяю вас, никаких дебоширов.

Адалинда метнулась к нему мгновенным, пугающе змеиным движением и схватила за руку. Он не успел отшатнуться.

— Вы уверены? — горячо прошептала в лицо, меняя облик. Глаза охранника подёрнулись матовой, дымчатой поволокой…


Ник ждал в машине за углом. Келли возился на заднем сидении, собирая детские паззлы и кубики. Адалинда скользнула в салон и с наслаждением скинула туфли на шпильках. Натопталась за день.

— Есть? — Ник не выдержал первым.

— А как же, — ведьма взъерошила ему волосы и усадила сына в автомобильное детское креслице. — Память подтёрта. Не очень тщательно, я бы сказала, в щадящем режиме, кое-что удалось восстановить. Пожилой мужчина, культурный, хорошо одетый. Вышел около полуночи вроде как из пустого бара, постучался и попросил вызвать 911, потому что мобильный разрядился. Дальше паренёк на час выпал из жизни, а потом всё было как обычно.

— Приметы какие-нибудь запомнил?

— Особенного — ничего, но… — она замолчала, нервно теребя часики на запястье.

— Но?

— Бред, конечно, я понимаю, что полно лысоватых тщедушных и морщинистых… но мне показалось, что я слушаю подробное описание Конрада Бонапарта. Скажи мне ещё раз, что он мёртв. Пожалуйста.

— Он мёртв, милая. Его убил Шон. И Диана.


(— Диана, я хочу с тобой поговорить о серьёзных вещах.

— Ладно, Ник. О чём?

— О том, что ты сделала со своим отцом. Конечно, я очень благодарен тебе, ты мне жизнь спасла, но ты опять заставила взрослого сделать то, чего он не хотел. Мама же говорила тебе…

— Я помню, что так нельзя делать, и не делала. Папа убил злого дядьку, потому что не хотел, чтобы умер ты. Тот злюка заставлял папу делать так, как он не хотел, а я решила, что если мне нельзя, то и ему нельзя. И разрешила папе делать самому. Перерезала ниточку, за которую его водил тот дядька.

— Правда?

— Я не врушка.

— Извини, милая. Я знаю. Я тебя люблю.

— Ты порисуешь со мной?

— Обязательно, солнышко.

— И с Келли?

— Маловат он для художника, но мы попробуем.


…Ренард тогда взбесился. Чуть опять не подрались. Почему-то ему было стократ легче верить, что это Диана заставила его сделать что-то против воли, чем признать, что бегал на поводке у Бонапарта. Наверное, дело в крови. Шон — сын короля и ведьмы. Он полукровка, а значит, априори слабее полноценного колдуна. Бастард, с какой стороны ни глянь. Но гонор воистину королевский. К счастью, помимо гонора есть у него пара-тройка качеств, которые сказки приписывают благородным принцам, и справедливость среди них. Переварил, принял. Буркнул через неделю походя, небрежно: «Пожалуй, правильно, что не прикончил тебя, Бёркхард. Раскрываемость по участку полетела бы к анубисам». И пожал протянутую руку.)


Ник улыбнулся воспоминанию. Чтобы следить за ним, Адалинде не было нужно зеркальце заднего вида.

— Поехали за Дианой, — сказала она, успокаиваясь. — Занятия закончатся через полчаса, я бы хотела успеть чуть раньше.

— Хорошо. Завезу тебя с малышнёй домой и съезжу в лавку. А вдруг ребята чего-нибудь нарыли.

Ещё появилась одна идейка… Странно, что так поздно.

— Ву? — сказал Ник в телефон, когда жена и Келли пошли забирать Диану с танцевального кружка. — Ты не мог бы проверить одну штуку?

— И не одну, Ник, — безмятежно отозвался невозмутимый сержант. — Что именно тебя интересует?

— Проверь, кто забирал тело Конрада Бонапарта. Его же кто-то забрал, я помню, хотя тогда нам не до того было. За счёт муниципалитета точно не хоронили.

— Сделаю, Ник.

* * *
Окно разбито. Следы гари. Вонь горелого смешивается с резким запахом специй в невообразимый букет. Несколько разбитых банок. От красивой шторы остался прокопченный лоскут.

Залитый подсыхающей кровью, в полуобморочном состоянии, Монро сидел на лавке и блевал в заботливо подставленный таз. Дункан Маклауд — тоже в кровище с ног до головы — сидел рядом и добродушно уговаривал, что уже всё кончилось, что он, Монро, классный шерстяной волчара и нечего раскисать из-за ерунды. Ренард и Хэнк стояли у стеночки и созерцали процесс. Лица у них — более чем странные.

— Что здесь было? — спросил Ник с порога.

— Ник, а он и вправду бессмертный, — сказал Хэнк. — Без дураков.

И ткнул в Маклауда.

— Рано или поздно это всё равно пришлось бы проверить, — вздохнул Мак. — А так убили двух зайцев. Чёрт!..

Монро опять согнулся над тазом.

В кармане заорал телефон.

— Ник? — ещё громче заорал Ву, так, что никакой динамик не нужен. — Брат, его забрал брат! Близнец, Гилберт, я фото в базе нашёл, чуть не обгадился от страха, до чего похож!

— Ну хоть что-то прояснилось, — хладнокровно заметил Ренард, пока Ник беззвучно шлёпал губами. — А то как-то мне надоело сражаться с тенью и постоянно отставать на шаг.

— Ву, всю информацию… — начал Ник, отдышавшись.

— Уже высылаю, — накричавшись, сержант вернулся к обычному своему деловому тону. — Он в городе, ребята.


Голова шла кругом, но пенять ей за это было бы свинством. Ник крутил руль и пытался раскладывать по полочкам. Его спутник, кажется, был занят тем же, поэтому в салоне стояла тишина, нарушаемая только ровным гудением мотора.

Практически наверняка источником бед для Мака и его приятеля и — в перспективе — для нескольких жителей Портленда является Гилберт Бонапарт. Как брат-близнец колдуна, Гилберт почти наверняка обладает сходными способностями. Ему вполне по силам навести морок на Адама Пирсона, охранника отделения банка и кого там понадобится впредь. Он легко смог бы нанять или зачаровать нескольких ищеек… Впрочем, узнав, что надо напакостить Гримму Бёркхарду, представители этого сучьего племени побегут выполнять приказы Бонапарта даже без оплаты. Гилберту должно быть несложно создать огненный шар, чуть не погубивший как минимум одного близкого Нику чело… а, неважно, кого. Главное, если бы не Мак и его удивительный талант — было бы скверно.

Думать о Маклауде приятно. Не будучи уверенным до конца, что дар бессмертия сработает, подставить горло под зубы потрошителя — поступок очень сильного человека. Тем более что Ник был уверен: Маку и его замечательной катане ничего не стоило сделать из одного большого волка двух поменьше.

Как Бонапарт Второй хочет использовать Адама Пирсона — неизвестно. Что он задумал — тоже чёрт знает. Вряд ли что-то хорошее. Известно, что он прилетал из Европы, чтобы забрать тело брата, и снова вернулся на Американский континент почти год назад. Вернулся тихо, самолёт приземлился в Калифорнии, подальше от Портленда. Передвижения его по суше не смог отследить даже Ву, но это и не так важно. Гилберт околачивался где-то неподалёку, держал руку на пульсе, не выпускал из поля зрения, ждал удачного момента. Вот, дождался. Нашёл способ выманить жертву в невидимый, неосязаемый портал и сработал чётко, как на параде. Не учёл только того же Маклауда…

Ренард остался у Монро на случай повторной попытки, так спокойнее за всю их семью. Хэнк вернулся в участок, взял ночную смену, чтобы помочь Ву в поисках. Конечно, оставлять напарника — не в правилах, но бывают и исключения. Ребята обещали поставить в известность Беду и Еву — происходящее в их компетенции. Может, у них есть какая-нибудь нужная информация.

— Мак, сегодня ты ночуешь у меня, — сказал Ник, стараясь поймать в зеркальце тёмные омуты глаз гостя из соседнего мира. — Во-первых, тебе нельзя в таком виде на люди, а во-вторых, ты засветился. За лавкой наблюдали, тут и к бабке не ходи.

Дункан кивнул.

— Как ты думаешь, сколько времени у Адама? — спросил невпопад.

— Хрен его знает, — честно ответил Ник. — Но через два дня новолуние, все чары усиливаются в несколько раз. Думаю, стоит ориентироваться на этот день.

По привычке старых беспокойных времён он остановил авто за квартал до дома, причём со стороны задней калитки. Обострившееся чутьё тревожило сердце сотней когтистых лапок.

— И если я прав, то скучать эти два дня нам не придётся.

7

А почему бы и нет?

Дети времени без отца и матери. Появляемся, как секунды, из ничего. И так же исчезаем, переходим, перетекаем в будущее, прошлое и иное настоящее. Ходячие аккумуляторы сублимированного хроно. У нас нет детей, не может быть детей, потому что мы не должны оставлять после себя следы.

Цель Игры… Кто знает, может быть, последний выживший пробивает собой новое русло для течения времени. Становится… Кормчим? Паромщиком? Или просто плывёт по течению, как и все. А может быть, Приз недостижим принципиально, вроде морковки на верёвочке перед носом осла. Круговорот смертей и появлений Бессмертных, это колесо Кармы, не должно останавливаться, откуда и Передачи. Тёмные или Светлые — без разницы, лишь бы крутилось, кипело, мололо муку. Это и есть настоящая Большая Игра, а не глупые скачки с мечами. Не хочу думать, что проклятые Отступники появились только потому, что где-то срочно понадобился внеочередной крупный транш времени. Дарий… до сих пор ноет. Фантомная боль.

Возможно, прав многомудрый колдун, и без нас, без синего искристого вина нашей жизненной силы время исчезнет. Хаос станет единственной формой существования материи, или наоборот, Вселенная сложится в идеальный, без единого кванта тепла, кристалл.

Он уверен, что мне так долго удаётся обманывать смерть потому, что я предназначен именно для этого. Для какого-то глобального катаклизма апокалиптического размаха. Что-то вроде стоп-крана или кнопки самоуничтожения на случай, если придётся всё стереть и начать с чистого листа. Если бы я мог, то рассказал бы ему историю Всадников. Он бы оценил курьёз, потому что действительно считает меня Смертью.

Бонапарт боится. Боится ошибиться, потерять контроль и вместо временной петли получить тот самый катаклизм. Надеется, что новорождённая Луна поможет ему направить витано в нужный канал.

Я боюсь вместе с ним, потому что точно знаю: он не сумеет обуздать ту силу, что получит. Если бы я мог, то сказал бы ему об этом. Но не могу. И просто надеюсь, что Дункан успеет первым…

Как всегда.

* * *
Ник выстрелил навскидку раньше, чем Дункан вытащил меч наполовину. Ник среагировал быстрее, чем может человек, и он попал. И не его вина, что комок свинца прошил призрак.

— Доброй ночи, мистер Бёркхард, — сказал прозрачный Гилберт Бонапарт. — Удивительно тёплая нынче ночь.

— Какого хера, Бонапарт? — сквозь зубы процедил невежливый Ник. Даже показалось, что синие глаза Гримма светятся сами по себе.

— Чудесная ночь, — подтвердил Дункан, небрежным жестом возвращая оружие на место. — Надеюсь, вы пришли объявить мировую? Вы хорошо подумали и решили нам сообщить, что отказались от своих планов?

Колдун засмеялся. У него оказался приятный смех, да и сам он вызывал уютные ассоциации: глубокое кресло, арманьяк и камин.

— Прекрасно, молодой человек, — сказал он. — Сразу видно, что вы действительно часто общались с мистером Пирсоном. Или вы не очень-то молодой? И не совсем человек? — колдун подмигнул.

— Чего ты хочешь, зараза? — Ник опустил ствол.

— Поговорить, — развёл руками Бонапарт. — Просто поговорить. Точнее, донести до вас кое-какие сведения. — Поскольку собеседники молчали, он продолжил: — Я не хочу отомстить. И не хочу, чтобы кто-то умер зря. Я просто хочу вернуть брата. Только его. Вы должны меня понять, Бёркхард, вы же были готовы на что угодно, лишь бы вернуть умерших. Если получится, я постараюсь уговорить Конрада не лезть в гиблое дело «Чёрного когтя». На что я способен, вы видели, но это была просто маленькая демонстрация. Я могу гораздо, гораздо больше. И не остановлюсь. Так как? Воспользуетесь шансом?

— Адам? — коротко спросил Дункан. Подспудно хотелось верить.

— Сделаю всё, чтобы это уникальное существо осталось жить. Клянусь.

От «уникального существа» покоробило. Ник превратился в камень. Решение принимать ему. Это его город и его правила.

— Не уговоришь, — разжал он наконец губы. — Ты не уговоришь его. Нет. Это я даю тебе шанс. Только потому, что от твоих демонстраций никто не погиб. Если вернёшь Бессмертного и свалишь навсегда из Портленда, обещаю не преследовать. Во всех остальных случаях — достану. Даже из-под земли.

— Увы, — вздохнул Бонапарт. — Не договорились. Лови, Гримм.

Проекция — или как ещё назвать призрак-отражение — схлопнулась в точку и погасла.

И немедленно грянул телефон.

От дома бежала Адалинда в домашнем халатике. Она часто спотыкалась, света экономных фонариков явно не хватало. Телефон Ника разрывался от истошных криков. Ник слушал невнятный поток слов молча, оборвал коротко:

— Да. Я понял. — И нажал отбой.

Жена добежала, прижалась, он обнял.

— В городе какие-то взрывы, паника и резня, — сказал Ник поверх её головы. Сейчас ему на вид можно было смело дать годков тысячу. — Я должен быть там. И Хэнк, и Ренард, и Ву. Иначе нельзя, мы копы, это наш долг. В это время колдун придёт за самым дорогим, что у меня есть. Так уже было.

Он не прятал эмоции перед своими, поэтому отчаянье читалось на его лице очень хорошо. Крупным шрифтом, различимом даже в сумраке.

— Иди. — Адалинда погладила его по плечу. — Я знала, что когда-нибудь так случится. Когда-нибудь тебе понадобится быть в двух местах одновременно. Ник, твоя жена — ведьма, а не овца-добрячка. Я готова. В своём доме я готова встретить даже Разрушителя.

— Насчёт добрячек я бы тоже так определенно не выражался, — пробормотал Ник, заставив себя улыбнуться.

— Я останусь с твоей семьёй, — сказал Дункан. — Я не ведьма, конечно, но в драке тоже кое-чего стою. Иди, Ник, мы продержимся до утра.

Гримм медленно кивнул.

— Ладно. Я пришлю подкрепление при первой же возможности. Запритесь в доме, он хорошо запирается, действительно хорошо.

— Дай своей крови, — внезапно попросила Адалинда. И подставила ладонь ковшиком. — Надо.

Ник без вопросов черкнул карманным ножиком по руке. Кровь стекала, но не пачкала кожу Адалинды. Она собралась в невидимый сосуд — алая капля над узкой белой ладьёй женской ладони — и не растекалась.

Ник, не прощаясь, побежал к машине.

— Идём в дом, Мак. Может, хоть поесть успеешь, раз уже поспать не судьба.

* * *
Город вонял гарью. Город выл десятками полицейских сирен и сотнями глоток.

— Эта сволочь одновременно активировала прорву Огненных сфер. — Голос Хэнка дрожал от ярости. Он резко вывернул руль, и авто, взвизгнув, свернуло к парку. — И только в нашем районе, представляешь?!

— Он знал, что я не соглашусь, — рассеянно сказал Ник, машинально хватаясь за ручку над дверцей. — И начал ещё до того, как я сказал «нет». Зачем, спрашивается, приходил?

Они только что растащили жуткую грызню (в прямом и страшном смысле этого слова, никаких каламбуров) на собрании древогрызов. Два трупа. Четверо одержимых заперты по камерам, а ещё один… Это оказался какой-то из племянников Бада. Он убил лучшего друга и успел понять, что случилось до того, как его оттащили. Для нечаянного убийцы пришлось вызывать неотложку. Лошадиная доза транквилизаторов и неясные перспективы.

— Количество посвящённых иных в эту ночь пугающе возрастет, — заметил Хэнк.

Его напарник только пренебрежительно фыркнул:

— Если это — самая большая из наших проблем, то я согласен. Это мы переживём.

— Мы и не такое переживали, чувак.

— Это да. Но боюсь, что через день, ночь и день случится что-то, чего мы точно не переживём.

— Ты о воскрешении Конрада? Всего лишь придётся грохнуть его ещё раз, какие проблемы.

— Проблема в том, каким образом это будет сделано. Кажется, я понял, что задумал наш братец-лис. То есть братец-ведьмак.

— И что?

Но разговор пришлось прервать, поскольку на капот с грохотом рухнул крупный живоглот и сделал вполне приличную попытку расколотить ветровое стекло.

— Приехали, — вздохнул Ник и достал шокер.

* * *
Успел и перекусить, и помыться до пояса. Адалинда принесла футболку Ника, потому что одежда Дункана была испорчена безнадёжно. И химчистка не возьмётся.

Ни одного подозрительного звука. Активированные датчики движения молчали. Ведьминская сигнализация тоже не подавала признаков жизни. Тихая и вправду удивительно тёплая ночь. Шелест ветвей старой яблони во дворе.

Дункан принял чашечку кофе из рук хозяйки дома.

— Миссис Бёркхард, почему Ник сказал, что такое уже было? — спросил он. Ожидание — лучшее время для расспросов, особенно ожидание тревожное, а не скучливое. Вопросов тьма, но этот почему-то показался важным.

— Старая история. — Адалинда изящно опустилась в кресло. Она пила какой-то травяной чай. Кофе, по её словам, притуплял внимание. — Бонапарт… другой, не этот, выманил Ника из дома, подсунув дело, чтобы украсть Келли. А Ник… немного помешан на семье, если ты не заметил.

Дункан заметил. Причём понятие «семья» для Гримма явно имело границы слегка размытые, кровным родством не ограниченные. Только среди «родственников» он полностью расслаблялся, раскрывался и, кажется, был счастлив.

— У него сложная судьба, — вздохнула Адалинда. — К сожалению — или к счастью, — Ник больше семьянин, чем Гримм. В отличие от его мамы, которая была Гриммом почти на сто процентов. Из-за «почти» она погибла, кстати. В общем, это его главный кошмар — потерять кого-то из близких. — Она вдруг рассмеялась, сменила тему. — И кстати, я не миссис Бёркхард, я мисс Шейд, но лучше на «ты» и Адалинда. Мы официально не женаты, представляешь? Тот бедлам, что случился на свадьбе Монро и Розали… Ник решил не рисковать, хотя очень хотел облопаться свадебным тортом и чтобы все напились и пели песни. А я сказала, что мы поженимся, только если захотим сократить поголовье существ.

— Почему? — подыграл Дункан.

— Они полопаются от смеха, если узнают, что Гримм на ведьме женился.

Она взяла хорошо отрепетированную паузу, но Дункан только вопросительно задрал брови.

— Поверь, Мак, это действительно смешно.

Он охотно поверил. Равно как и в то, что с поводами для пьянок и песен у компании всё и так в порядке. Они непринуждённо поболтали, пока в голове Дункана доваривалась странная, но по-своему логичная мысль.

— Прости, что перебиваю, но скажи мне: насколько важно новолуние, если задумал какое-то колдовство?

Адалинда пожала плечами. Она не обиделась. Видимо, привыкла к неожиданным вопросам, Ник на такие спец.

— Смотря какое колдовство. Большинство работает в любой день, но в новолуние ворожить значительно легче. Конечно, если что-то действительно мощное и сложное, то лучше подстраховаться. А что?

Дункан пожевал губами.

— А то, что слишком рано. Ведь ещё два дня? Ну ладно, два дня и одна ночь, эту не считаем. Зачем устраивать показательные выступления так загодя? Логичнее же прямо накануне. К тому же он наверняка знает, что братец уже такой трюк проворачивал, то есть Ник так легко не купится. Вот я и спросил, так ли необходимо опытному и сильному колдуну ждать эти чёртовы два дня?

Глаза Адалинды медленно округлились, а с нежных уст слетела многоэтажная фраза, какой не постыдился бы матёрый грузчик из доков Ливерпуля.

— То есть, что бы мы ни сделали, — сказала она, доругавшись, — всё равно сыграем на руку Бонапарту. Мак, я бы на его месте решила сделать так, как ты говоришь. И твоего друга нужно найти немедленно, вот прямо сейчас.

Дункан криво ухмыльнулся, будто услышал смешную, но не слишком приличную шутку.

— Время, — напомнил он. — Он постоянно играет на опережение. Он прекрасно понимает, что за два дня профи его выщучат и обложат, как медведя. Поэтому, когда он узнал, что имя известно… Как, кстати, узнал?..

— А, — нетерпеливо отмахнулась Адалинда, — если он уже год неподалёку околачивается — ерунда. Зачаровал кого-нибудь из участка, бедолага и сам не знает, что его уши и глаза ещё кто-то использует. Я тоже так умею, несложно, главное, момент подгадать верный. Это неважно, главное — найти его именно сейчас. Пожалуй, рискну одну штуку…

Дункан смотрел, как хрупкая женщина мечется по комнате, вытаскивает какие-то книги, колбы, банки, бормочет невнятно… Над книгами мерцает зеленоватый туман, а она ведёт себя как обычная хозяйка, когда готовит салатик из чего придётся, потому что гости на пороге.

Этот мир завораживает не хуже Гилберта Бонапарта. Новый, совершенно новый и неизведанный, словно Дункан Маклауд живёт впервые. В этом мире полно грязи, как и в том, родном. Всё те же политики, всё такие же зависть, алчность и страх. Митоса могут убить навсегда, а он, Маклауд, беспомощно хлопает глазами.

Но в этом мире жива Тэсса, поэтому он чище и прекрасней. Не удержался, залез в интернет. Нашёл сразу. До рези в глазах всматривался в любимое, вдохновенное лицо. Морщины? — какая чушь, если глаза сияют. Сайт известной художницы и скульптора Тэссы Ноэль увешан семейными снимками. Тэсса с сыном и дочкой, Тэсса с дочкой и внучкой… А ещё — персональные выставки в Барселоне, Лос-Анжелесе, Лондоне, Москве… Сложные конструкции, которых Дункан, если честно, никогда не понимал, но неизменно восхищался. Не был бы Бессмертным — сердце бы точно разорвалось. Всё, что он смог дать ей — несколько лет своей любви и глупую смерть. Всё, что он видел сейчас, он украл у неё, как последняя крыса.

Этот мир очаровывал, манил и обещал.

Дункан знал, что всё это ложь. Ничего не будет. Он обречён быть здесь чужаком всю оставшуюся вечность. Даже если удастся спасти Митоса, даже если Ник Бёркхард примет его в семью. Особенно — если примет.

— Мам? — Детский голосок прервал хоровод невесёлых мыслей.

— Диана, солнышко, ты почему не спишь? — проворковала Адалинда, отрываясь от изысканий. — Болит что-нибудь?

— Я давно не сплю, — вздохнула девочка. Она потупилась с тем выражением, с которым дети признают вину, если железно уверены, что их всё равно любят. — Ночь плохая. Можно, я с вами посижу?

— Можно, золотко. Только тихонько. Я сейчас буду делать ритуал, чтобы найти злого дядьку, который хочет убить приятеля Мака.

Диана смешно наморщила нос. Короткая фиолетовая вспышка.

— Он закрылся, — с сожалением сказала она, — не получится, мам.

Адалинда замерла с книгой в руке. Видимо, дочери она верила беспрекословно.

— Но я вижу приятеля. Он такой же, как ты, Мак. Только ярче, совсем как костёр.

— Где?! — в унисон выдохнули взрослые.

8

— Если бы вы не были идиотами, а я был бы мэром, — с достоинством сказал Ренард, — Портленд многое бы выиграл. Это же в двух кварталах от центральной площади!

Он отряхнул с подошвы какой-то клок. Тьма милосердно мешала рассмотреть подробнее, но вонища стояла очень выразительная. И — ни одного фонаря.

— Через два с половиной года мы тебя опять будем выдвигать, — пообещал Хэнк, осторожно обходя смутно ощущаемую кучу мусора. — Организуем в участке избирательный штаб — и вперёд, на электорат. Сделаешь чистоту в городе одним из пунктов программы.

— «Мэр Ренард вывезет говна с Четвёртой, угол Девятой». Звучит, — охотно подключился Монро.

— Ну, мэру говна возить некогда, — принял перчатку капитан, — мэр пошлёт свой избирательный штаб. Ведь штаб и мэр — это близнецы-братья, не разлей вода. Зато проконтролирует лично. Вы мне, мерзавцы, ещё галстук должны с тех пор.

Хоровое приглушённое ржание.

Основные очаги беспорядка в городе после полуночи были потушены, поэтому бригада собралась в почти полном составе. Только обаятельная, хоть и сильно уставшая Розали осталась с кучей детей под охраной древогрызов и ещё каких-то дружественных Нику существ.

— Да, сэр. Как только точно установим, в котором вашем галстуке я тогда был — в синем или в красном — так и вернём, сэр, — шёпотом отчеканил Бёркхард, почти не давясь смехом. И было ясно, что подколки эти обкатаны многократно и что никто ничего не вернёт и даже об этом не задумается. Да и капитану тот галстук нужен примерно, как зайцу пятая нога. Особенно если это нога от белки.

Сразу же последовало несколько версий, причём опытный миротворец Монро предложил паритетный галстук в красно-синюю полоску, доставшийся ему от дедушки. Парочка потёртостей, добавил он, перекрывается антикварной ценностью.

Дункан ухмыльнулся. Историю избрания Ренарда мэром он представлял пока в очень общих чертах, но уже понял, что далеко не всё там было настолько весело. И в который раз поразился и восхитился умению прощать, которым команда Гримма владела в совершенстве. Ещё подумал, что некоторым Бессмертным, лелеявшим обиды веками, стоило бы поучиться у этих смертных людей-нелюдей.

Они с Адалиндой заехали сначала в лавку пряностей — оставить Диану и Келли, — а потом добрались к условленному месту встречи. Эту прогулку нельзя было назвать приятной, но по пути Дункан решился задать ведьме вопрос, второй день зудевший в голове, как комариный укус. «Скажи, трудно держать её в узде? Твою силу? Не отвечай, если прозвучало как-то не очень». — «Всё в порядке, Мак, — ответила она спокойно. — Трудно, да. Только если любить — можно удержать. Ради тех, кого любишь. Остальное не работает».

Да, определённо стоило поучиться.

— А ну тихо, — прошипел вдруг Ник. — Кажется, пришли.

Гримм видел в темноте, как кошка, поэтому приказ был выполнен незамедлительно.

Дом, в котором обитал Гилберт Бонапарт, ничем не выделялся среди соседей. В похожем, той же типовой постройки, жил и Ник с семейством. Дворик был пуст, даже чуткие уши Гримма и поторошителя не улавливали никакого движения. Окна дома были темны.

— Колдун без башни, — несколько двусмысленно высказался Ву. — Рва с крокодилами тоже нет, ребята. Повезло, однако.


Они постоянно находились на связи с момента, когда Диана описала всё, что смогла увидеть в свете костра-Митоса. По некоторым приметам копы, знавшие свой район наизусть, как «Патер ностер», вычислили место. Ву, который вытряс из сети все сведения, которые только могли помочь, нашёл историю аренды, проходившей, к счастью, по официальным каналам. Хэнк — чтобы уж наверняка — обзвонил каких-то своих осведомителей, которые даже в творившемся бардаке не отказали ему в консультации и дали приметы арендатора. Всё сошлось. Они потеряли часа два, но меньше не получилось. Второй попытки у них точно не было.

Наверное, только Маклауд, на этом этапе операции бесполезный, обратил внимание, что небо, которому уже пора бы начать сереть, всё так же черно. И ещё он сумел рассмотреть там, в вышине, еле заметный круг пепельной Луны с тончайшей серебряной ниточкой по правому краю…



Все роли были оговорены заранее, пускай и впопыхах. Адалинда, капитан и Хэнк — ударная группа волшебников плюс просто человек с пистолетом для надёжности — порысили задворками к чёрному входу. Бёркхард, Маклауд и Монро готовились по сигналу вышибать парадную калитку и вообще производить как можно больше шума. Ву оставили в резерве, с указанием вмешиваться, если нападающим придётся туго. Как туманно пояснил Дункану Ник, ликантропы — штука сложная, до конца не изученная, поэтому ну его вон без особой нужды. Сержант только неопределённо улыбался. Неким мистическим образом эта улыбка ощущалась даже во мраке. И Дункану показалось, что в ней как-то слишком много зубов.

— Готовы, — буркнула рация голосом Ренарда.

— Вперё-о-од! — заорал Ник, первым бросаясь к препятствию. Дункан и Монро отстали разве что на шаг.

Ник плечом врезался в калитку и… упал на землю в двух шагах от неё, отброшенный непонятной силой. Дункан не успел затормозить и тоже испытал удовольствие лично. То есть сопротивления он не встретил никакого, просто такой материальный забор расплылся, распался на невнятные разводы и снова возник — ровно в двух шагах впереди. В отличие от Ника, Дункан не потерял равновесия, затормозил. Всё в тех же двух шагах от забора. Рядом потирал отшибленную задницу Монро. Ник включил фонарик. Наверное, он давно не менял батарейку, потому что лучик вышел хиленьким, как лимонное дерево в вестибюле шестой школы города Мурманска, куда Маклауда заносило уже бог помнит зачем лет шестьдесят назад. Но этот робкий светлячок словно бы послужил сигналом, и по всей улочке заработали фонари.

— Что за хрень?! — рявкнул, уже не таясь, Хэнк с той стороны. — Этот сраный дом просто убегает!

Маклауд подобрал рацию и культурно в неё сказал:

— У нас то же самое. Предлагаю всем собраться и подумать, что делать дальше.

На самом деле ему нужен был только Бёркхард, но тет-а-тет. Для серьёзного разговора. И, дождавшись, когда обсуждение дошло до пикового накала страстей, бесшумно сгрёб свою цель за шиворот и потащил в сторону. Конечно, рисковал: дойди дело до драки, кто знает… Но Ник повёл себя тише мыши и поплёлся куда велено.

— А теперь ты мне расскажешь, что произошло полтора года назад, — поставил его перед фактом Дункан. — Именно то, что ты не хочешь рассказывать своим друзьям. Именно то, о чём упомянул вскользь Бонапарт. Мне можно. Я здесь чужак и умею к тому же молчать. Слушаю тебя, Ник.

Обычно решительный до безрассудства Гримм мялся. Чувствовалось, что рассказать очень хочется, но решимости не хватает. Может, слишком больно.

— Это должно быть связано со временем, — помог Дункан. — На небо глянь. Уже новолуние, которое должно быть через два дня. И тьма, как в полночь, а по часам скоро пять. Там мой друг, Ник. И вряд ли ему хорошо.

Это подействовало.

— Разрушитель приходил, — торопливо заговорил Гримм, глядя себе под ноги. — Сюда, к нам. И убил всех, кроме меня и Беды. Дети были готовы уйти с ним, как было в пророчестве… — Он сглатывал через каждые два-три слова, иногда прихватывая и какое-нибудь из них. Будто эти слова были из наждака и драли ему горло. — Мы с Бедой и… мы справились с ним, но это никого не вернуло. И Посох — одна только щепка от него могла исцелять смертельно раненых! — не вернул.Зато он вернул время. Воронка такая, меня втянуло и выплюнуло из зеркала… За несколько часов, где все ещё живы и ничего не знают. Там мы победили раньше, не впустили эту тварь… Они ничего не помнят, Мак.

Он вскинул голову, и Дункан не нашёлся, что сказать. Промолчал, дослушал до конца.

— Нет, Беда что-то помнит. Вроде бы. Обрывки какие-то. Она уверена, что просто придумала это, как худший вариант развития событий. Диана раньше помнила неплохо, но быстро забыла, она же дитя. Я и сам уже не могу точно сказать, что я помню. Нет, могу. Ничего, сука, не забыл. — Ник старался вернуть самообладание, но власть над эмоциями не была его сильной стороной. В глазах стояли слёзы. — Они были мертвы. Монро, Адалинда, Хэнк… капитан, Ева, Ву, Розали… моя стая, моя семья. Брал их руки — руки были ледяными, лица белыми, а все они мёртвыми. И я не мог ничего сделать. Смотрел, как они коченеют. И тогда я действительно был готов на всё. Я стараюсь забыть, очень стараюсь, Мак. Иногда я почти верю, что это был дурной сон, кошмар, иллюзия, но я помню. Этот холод… бессилие…

Дункан взял его за плечи и слегка встряхнул. Потом притянул к себе, похлопал по спине. Но заговорил нарочито делово:

— Я так и подумал, что тебе когда-то удалось обратить время вспять, и теперь Бонапарт хочет это дело повторить. Тебе удалось, Ник. Всё, что случилось тогда — не случалось вообще. Со временем всё сотрётся, гарантирую, — солгал Дункан самым убедительным голосом. — Но теперь надо что-то решать.

Всё-таки Гриммы сделаны из чего-то очень прочного. Нику понадобилось две секунды, чтобы отстраниться и перейти в рабочее состояние. Возможно, ему просто было нужно, чтобы кто-нибудь со стороны сказал «тебе удалось» и «всё сотрётся».

— Я так думаю, что ему нужно бессмертие твоего друга, — заявил он как ни в чём ни бывало. — Бонапарт использует его время. Ну или что-то ещё, то, что я вижу в вас. Уже начал использовать, пробует, так сказать, инструмент. Поэтому и говорил, что Адам не обязательно погибнет, зато все остальные… Войти мы не можем, потому что дом послезавтра, а мы — сегодня. Мы послезавтрашние, ещё не понятно, будем или нет.

Пока Дункан переваривал безумную, но очень интересную идею, кто-то заметил, что на «совещании» кое-кого не хватает.

* * *
Я парил над всем. Я был всем и во всём. Частицы меня становились волнами, чтобы разрушать и созидать, каждое сущее зависело от моей воли.

Абсолютная власть — вот что я был.

Секунды и часы, годы и столетия — вот что я есть.

Смерть и возрождение — вот что я буду.

Меня не могло вместить никакое знание, потому что я никогда не поворачиваюсь лицом к тому, кто спрашивает. Меня невозможно догнать или остановить, я вмещаю в себя «никогда», как ложку шоколадного десерта.

Сладчайшие, куда слаще шоколада, импульсы. Я расходовал себя, и это был восторг.

Где я? Кто я?

Какая разница, в конце концов. Именно в конце. Пусто.

Время похоже на брызги крови. Пусто.

Алекса, Алекс, Сашка…

Кто-то прорывался извне, это было больно, но там не было пустоты… Там был дом.

Без меня он шатался, раскачиваясь, потерял устойчивость во времени. Без меня было плохо целому миру. Мне надо было вернуться домой.


Если бы я мог, закричал бы.

* * *
— А как вы обычно передаёте витано? — первым делом осведомился Ренард, едва вникнув в проблему.

— Путём снесения головы с плеч, — любезно и исчерпывающе ответил Дункан. Он уже решил.

— Не подходит, — в унисон сказали Ник, Монро и Хэнк. Они ещё не понимали.

— А если почти? — не сдавался капитан. — Не до конца, но почти? Со мной, как помнится, сработало. И не только со мной.

Грянул диспут, основной темой которого была разница между «совсем» и «почти», а также между колдунами и Бессмертными.

Дункан участия не принимал, он тревожно следил за тёмными окнами недосягаемого дома. Спорить, он считал, не о чем, только досадная проволочка. Бонапарт готовился полтора года, а у них счёт шёл на минуты. Другой способ наверняка был, но найти за такой срок всё равно нереально. Дай бог, чтобы ведьма и наполовину колдун хотя бы сумели направить поток энергии по назначению.

Голова кружилась, к горлу подступало кислое. Самый воздух давил. Все инстинкты вопили, что время на исходе, и сейчас, вот сейчас… Голубой короткой вспышке на втором этаже не удивился.

— Началось, — обрывая базар, негромко сказал он. Вытащил из-под плаща меч и рукоятью вперёд протянул Нику. — Давай, Гримм. Постарайся всё-таки «почти». — Он знал, что «почти» не бывает.

Но Ник даже не потянулся к клинку. Его повело назад, выгибая дугой. Он захрипел, белея, не в силах вдохнуть. Промедление обошлось дороже, чем предполагалось.

— Ник!!! — завизжала Адалинда.

Всё пришло в какое-то хаотическое, бессмысленное движение. Только капитан Ренард стоял столбом, мучительно пытаясь шевельнуться. Он только раз за разом сменял облик и сжимал-разжимал кулак, пытаясь схватить нечто невидимое. Жила на его виске вздулась сизым червём, чудом не лопаясь. Смотреть на эту борьбу было ещё страшнее, чем на Ника.

— Адалинда! — Дункан отодрал ведьму от задыхающегося Гримма. — Давай! Быстро!

Он силой втиснул рукоять катаны в её дрожащие пальцы и опустился на колени. За секунду растерянность на её лице сменилась уверенностью.

— Не надо! — завопил Монро, но Адалинда уже схлынула и отшвырнула его небрежным жестом.

— Надо, — прощёлкал перекошенный рот мумии. — Только не так.

Она легко провела слабо изогнутым клинком по своим ладоням, взрезая плоть. Потом сталь звякнула об асфальт. Дункан мельком подумал с неудовольствием, что так можно выщербить благородное оружие. Идиотская мысль.

Адалинда опустилась рядом с ним. С резким выдохом вонзила окровавленные руки в его грудь, будто ножи — острейшие и безжалостные. Боль была оглушительной. Кажется, он закричал. Фонари, лица, забор, Луна, облака из чёрной бумаги поплыли размазанной каруселью.

— Просто думай о прошлом, — прерывисто прошептала Адалинда, приваливаясь к нему. — Отдай мне прошлое, Мак. Только если любить — можно…

В распоротой груди пульсировало. Адалинда держала его сердце в ладонях бережно, как птицу. Их кровь смешивалась и текла куда-то по часовой стрелке.

Прошлое. Любить…

Перед тем, как умереть, Дункан запредельным усилием вызвал из памяти…


…Прыжок, оттолкнуть как можно дальше… скрежет шин, удар пули под рёбра, вспышка — и чернота. Привычная, как сон.

— Мак! Мак, посмотри на меня!

Родной голос. Из мути послесмертия медленно выплывает светлое пятно. Светлые волосы щекочутся. Заплаканное лицо. Синяк на щеке. Синяк — ерунда, заживёт.

— Ты чего, Тэсс, — слова как будто со стороны. — Я всего лишь умер…


…сознание возвращается по капле. Не двинуть ни рукой, ни ногой. Привязан крестом. Глаза тоже завязаны или просто темно. Что случилось, чёрт возьми?!

— Кажется, слишком сильно затянули. Давайте чуточку ослабим, а?

Это Тэсса. Жалеет. Но что…

— Убедимся, что он в себе — совсем развяжем, а пока лучше не рисковать.

Это Джо. Волнуется.

— Да говорю вам, что он в норме! Он же не по мне, он по столбу шарахнул! Значит, понимал! Эх, такой меч — и вдрызг…

Ричи. Горячится.

— Меча жалко. Но новый меч подобрать проще, чем новую голову. Ничего, полежит так, пока не будем на все сто уверены. Ещё спасибо скажет. С Тёмными Передачами, знаешь ли, не шутят.

Митос, старый чёрт. Старается изображать цинизм, но тоже волнуется.

Тёмная Передача. Катана вдрызг о столб. Ричи здесь.

Ричи здесь.

Во рту становится солоно. Он скажет спасибо.

— Эй, он очнулся. Мак, это ты?

— Да. Да, это уже я…


…одной мало, это же не человек, это зверь, хуже зверя, и все шесть пуль — в грудь Джеймса Хортона.

Рядом тяжело дышит Джо.

— Суки, ну суки же какие, — бормочет он, задыхаясь от непривычной скорости. Эхо выстрелов ещё гуляет под каменными сводами монастырских коридоров.

— Дарий, ты в порядке?

— С божьей помощью. Я помолюсь о них. Они не ведали…

— Дурак ты, Дарий. И ррр…ряса твоя дурацкая…


Дункан Маклауд отдаёт прошлое. Ради тех, кого любил и любит, Дункан Маклауд отдаёт бессмертную кровь своего сердца.

9

Молния ударила в небо, и небо немедленно сдетонировало, взорвавшись рассветом.

Ник наконец-то расслабился, обмяк на руках друзей, задышал со свистом, жадно глотая воздух. Ренард, накопивший слишком много потенциальной энергии, не удержался на месте и с рёвом рванул к заколдованной калитке. Калитка, поскольку уже успела стать обыкновенной, их встречи не пережила. Обломки дерева и гнутые куски каких-то металлических деталей разлетелись веером от капитанского напора. От дома бежали охранники. Наверняка ищейки. Их было не настолько много, чтобы принимать всерьёз, но и не так мало, чтобы предоставлять Ренарду разбираться самому.

— Я просто должен дать кому-нибудь в морду, — прохрипел Ник. — Что с Маклаудом?!

— Он восстановится, — коротко ответила Адалинда, подозрительно мрачная для столь счастливого момента. Её руки были в крови. — Быстрее!

Ник потратил ещё секунду, чтобы оглянуться. Мак неподвижно лежал под деревом, но не так, как лежат мертвецы. Просто без сознания. Монро непонятно когда успел укрыть его своей курткой.

Больше не оборачивался.

Штурм кончился быстро, поскольку атакующие были злее змеелордов и их это всё уже изрядно достало. Точнее, по большому счёту штурм кончился ещё до того, как основные силы ворвались в дом. За Ренардом почти ничего не надо было доделывать. Если начальник полиции Портленда заводился всерьёз, без оглядки на политику, личные отношения и прочую мораль… Ник не знал, можно ли будет остановить это чудовище, не расстреляв в упор из пулемёта. Мысль о Разрушителе он прогнал заклинанием «Не было этого».

Гилберт Бонапарт не пытался скрыться. Сидел в кресле и ждал, пока в холл, переоборудованный под лабораторию колдуна, ворвутся пыхтящие каратели. Стены сплошь в магических символах, а оконные стёкла заменены странными витражами. В рассветных лучах — очень красиво. Посреди комнаты — квадратный стол, а на столе — голый человек. Ник присмотрелся. Дышит. Худощавое жилистое тело расписано не хуже стен. Глаза закрыты, а на месте рта — гладкая кожа. Ева такие фокусы тоже умеет. Но искристая вязь под кожей на месте, значит, ошибка исключена.

— Так себе была идея, мистер Бонапарт, — сказал Ник. Он бы предпочёл драку до победного, но колдун, похоже, потерял интерес к происходящему. — Вынужден арестовать вас за похищение мистера Адама Пирсона.

— Идея была вполне на уровне, мистер Бёркхард, — всё-таки отозвался колдун. — Хорошая была идея. Жаль, что не получилось. Или не очень. Только в процессе, знаете ли, я понял, сколько народа действительно погибнет, и был уже почти не рад. Но это неважно.

Он поднялся. Холодно-отстранённый, равнодушный, будто отключенный от источника питания прибор.

— Из-за вас уже погибли этой ночью… — начал Ник, сердясь.

— Окстись, Гримм, — без выражения сказал Бонапарт. — Колдовство в мире иных не может быть уликой. А Совет Существ ещё нескоро вернётся к активной деятельности. Что ещё? Мистер Пирсон жив, как видите, и я готов спорить на что угодно, что вы не заставите его выдвинуть обвинение. Это будет означать лишний интерес к его персоне, а он этого боится как огня. Слишком многое придётся объяснять, вы не справитесь, да и не будете. Себе дороже, господа. А теперь простите, я устал.

Он двинулся к двери. В недоброй и бессильной тишине. Все понимали, что он прав. И настоящей злости не было. По крайней мере Ник не мог забыть, что Бонапарт пошёл на преступление ради любви к семье, а не из-за денег или власти. На что был готов пойти он сам?..

Ву нерешительно сцапал рукав расшитого халата колдуна.

— Можно, — кивнул Бонапарт, останавливаясь. — Даже было бы хорошо. Убей меня, оборотень. Оптимальный выход.

Кажется, он действительно этого хотел. Сержант застыл в нерешительности.

— Нет, — вдруг сказала Адалинда, протискиваясь почти вплотную к нему. — Не оптимальный.

И выплеснула в лицо колдуну веер алых брызг. Да так быстро и ловко, что Бонапарт не успел ни прикрыться, ни отшатнуться. Брызги попали в глаза, в приоткрывшийся от изумления рот, капли повисли на бровях и ресницах, частым крапом расцветили землистую кожу.

— Кровь Гримма, — пояснила Адалинда. — Ты, конечно, не кровожаден, как твой братец, но ждать новых идей мне не хочется. А теперь иди, иной.

— Кровь Гримма, — повторил Бонапарт, словно пробовал на вкус не только саму кровь, но и её звучание. — Почему о ней все забывают?..

Он начал медленно оседать на пол.

Отделение ведьмовского духа от бренного человеческого тела Ник уже один раз видел и эстетически приятным не нашёл. Поэтому дал сигнал к отступлению. Хэнк и Ву подхватили со стола расписного приятеля Мака, и компания с удивительным проворством вымелась на улицу.

Там ждал уже почти очухавшийся Маклауд и две женщины, отлично знакомые любому из них. Судя по пустому двору, дамы успели позаботиться об ищейках.

— Всё в порядке, — крикнул Ник ещё с порога, чтобы ни одной лишней секунды друзья не оставались в неведении. — Все целы! Мак, он честно живой!

— Ева! Беда! — Монро полез обниматься.

— Потом, Монро, — засмеялась Беда, шутливо отпихивая потрошителя. — Уже люди на работу выходят, поехали к Нику, там всё-всё расскажете.

— Нет. — Монро торжественно поднял палец вверх. — Сперва мы поедем в лавку и вызволим мою жену. С каждой минутой, проведённой ею в обществе пятерых малолетних бандитов, увеличиваются мои шансы остаться без жены. А это меня, как вы понимаете, никоим образом не устраивает.

* * *
Уже можно было радоваться. Нет, нужно было радоваться. Необходимо.

Из всех вариантов развития событий этот был самым лучшим. Да, самым.

Так уверял себя Дункан Маклауд, улыбаясь и поднимая тосты среди замечательных, очень достойных и симпатичных ему людей… ладно, пускай будет — людей.


Митос жив и в общем-то невредим. Худая строгая Ева за минуту вывела его из неестественного сна и вернула на место рот. Фыркнула, сказала, что фокусы для новичков. Для Старейшего самый факт того, что он жив, был поводом для хорошего настроения, и Дункан даже испытал лёгкий укол зависти. Митос моментально со всеми перезнакомился и всех очаровал. Особенно он понравился черноглазой, неуловимо похожей на Бёркхарда Терезе Рубел по прозвищу Беда. Она заливисто хохотала над его шутками и подсовывала бутерброды. Митос польстил капитану Ренарду, сходу — по нижней губе, что ли, — вычислив в нём королевскую породу. С Монро поговорил о часах, с Розали — о травах. Покорил детишек древними фокусами с монеткой. С ненасытным своим любопытством расспрашивал о Гриммах и существах. И только по тому, что ни разу не спросил Митос о баре «Старый Джо» и Алексе Бонд, Дункан догадался, что всё-таки больно, кому ещё завидовать…

Колдун Бонапарт теперь просто человек. Кровь Ника лишила его магических способностей навсегда. Насколько понял Дункан, для ведьм существовал какой-то заковыристый метод отыграть подобное назад, но у колдунов и такой возможности не было. Дункан считал, что человеком он будет не менее опасен, а может, и более, но с ним не согласились. Возможно, они лучше знали.

Ник Бёркхард цвёл, как куст персидской сирени. Вместо цветочного аромата он распространял флюиды полного довольства жизнью.

Правда, твёрдое решение новых друзей искать дорогу домой его здорово огорчило. Он пытался уговорить их остаться. «Здесь вам будет гораздо безопаснее, — сулил, — никаких психов с мечами. И полно интереснейшей работы. Слухи распространяются куда быстрее, чем через интернет, и я уверен, что больше никакой маг-экспериментатор к вам и на пушечный выстрел не подойдёт».

Можно было поверить. Под защитой одного только Гримма, даже не считая остальной команды (а не считать её как минимум опрометчиво), можно очень долго жить в своё удовольствие и ничего не опасаться. Да и сами Бессмертные умели за себя постоять, чего уж. Но…

«Гилберт весьма умён, — покачал головой Митос, более всего ценивший собственную безопасность. — Поэтому я склонен серьёзно относиться к его словам. А из них следует, что нам стоит поскорее вернуться домой. И да, я узнал ещё один повод, чтобы никогда не умирать». Пояснять отказался наотрез.

Ник сильно огорчился, но не настолько, чтобы не предложить помощь. Видимо, принимать любые решения тех, кого он считал друзьями, было для него естественным. «Я достану из тайника Посох, — сказал он. — И думаю, что он сработает. Это офонаренно умная штуковина и знает всё лучше всех. Но вы же погостите ещё хоть денька три, прежде чем мы будем пробовать?»

И были все основания рассчитывать, что сработает, потому что Ник в это искренне верил.

Дункан благодарил, соглашался погостить три денька, улыбался и был само обаяние. Пожалуй, только Адалинда догадывалась, что у него на сердце, она ведь держала его, это самое сердце, и именно из её глаз били в небо голубые молнии, вернувшие позавчерашний день. Среди весёлого шума она подошла неслышно, положила ладонь на рукав. «Мне так жаль, — сказала она тихо. — Так жаль, Мак. Я очень хотела, чтобы это была правда…» «Не стоит грустить, Адалинда. — Дункан улыбнулся, зная, что не сможет её обмануть, просто по привычке улыбаться красоткам. — Время стирает всё. И это сотрёт». Она только покачала головой и сжала его плечо. Удивительная женщина, что и говорить. Повезло Нику.

Чужая идеальная женщина. Она всё понимает или, по крайней мере, это легко представить. Но даже она не знает, не может знать, как сейчас хреново одному заурядному Бессмертному.

Те дыры в душе, которые оставались после смерти неспасённых близких, горели адским огнём. Ложная память последних двадцати с чем-то лет — Ричи сейчас в Австралии, участвует в гонках, Фиц в мае прислал открытку с Бали, Тэсса вдруг решила писать пейзажи… — хуже кислоты разъедала внутренности, не давая толком ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Ещё три дня пережить, и можно будет забиться куда-нибудь в горы, подальше. Независимо от того, получится вернуться или нет. У Митоса есть какие-то причины для определённости, у Дункана — ни одной. Лишь бы ни одного разумного существа миль на сто в каждую сторону. Лет хотя бы на десять. Но три дня он будет улыбаться и поддерживать светские беседы, потому что никто из его новых друзей ни в чём не виноват.


— Мак! Где твой стакан? Мы решили выпить за наших замечательных девчонок!

Дункан был полностью согласен. И выпил до дна. Скоро, наверное, начнутся песни. Обычно он любил петь хором, надо только не вспоминать, как они с Фицкерном триста лет назад орали под балконом какой-то несговорчивой сеньориты неприличные куплеты собственного сочинения…

* * *
Вываливающегося из межпространственного портала путешественника может ожидать, в принципе, что угодно. Извержение вулкана Попокатепетль, арктический холод, стрелы дикарей или океанское побережье с барбекю — далеко не все варианты, даже не малая их часть.

Дункана Маклауда, к примеру, поприветствовала холодная вода, которую выплеснул ему в лицо совершенно незнакомый человек. Пока Дункан пытался проморгаться, из-за его спины вынырнул Митос.

— Если можно, мне — сразу внутрь, — сказал он и требовательно протянул руку. Как ни странно, требование выполнили моментально, и тяжёлая, судя по всему серебряная, фляга перекочевала к этому нахальному типу. С тем, что он всегда умел лучше устраиваться, Маклауд смирился уже давно.

Пока Митос жадно глотал, обливаясь, Дункан утёрся и огляделся. Ранние сумерки. Типичная окраина большого города. Старые аварийные здания, недалеко жгут костёр. Чёрный глянцевый, как рояль, автомобиль притаился в тени потрескавшейся кирпичной стены.

В комиссии по встрече было двое: крепкие парни, смертные, немного старше тридцати. Один повыше, второй пониже. Одеты просто, добротно и удобно — ничего лишнего, но всё необходимое. За Митосом они наблюдали не без одобрения и нападать не собирались.

— Порядок, — сказал тот, что пониже. Забрал флягу. — Тест на демона пройден успешно. Вы кто такие?

— Я Дункан Маклауд из клана Маклаудов, — вздохнул Мак, которому было без разницы и наплевать. — Появился в Шотландии в конце шестнадцатого века, с тех пор жив. А это пусть будет Адам Пирсон, можете не спрашивать его анкетные данные, всё равно соврёт. Мы мирные, случайно в эту дыру влипли.

Повисла пауза. Митос украдкой высматривал пути к отступлению. Парень повыше полез чесать затылок. Его напарник разлепил губы и выдал знакомое до оскомины и чувства дежа вю:

— Бывает. — Почему-то он поверил, хотя наивным отнюдь не выглядел. — Я — Дин Винчестер, а это мой младший брат Сэм. Мы на нечисть охотимся, ну и попутно разбираемся со всякими безобразиями. Порталы эти задолбали просто, не успеваем запечатывать. Ваш — четвёртый на неделе. То неандертальца какого-то выплюнет, то лорда в брильянтах… По-немецки, блин, лопочет, пришлось пинком под зад обратно направить, а то где бы мы переводчика искали?

— Со временем какие-то нелады, — включился младший Сэм. Только теперь стало понятно, что братья устали до потери способности удивляться. Возможно, просто рады, что не надо драться и разговор понятный. — И никто ничего не знает. Вы-то хоть из какого года? А то ваш портал сам закрылся, поздно назад прыгать.

Маклауд и сам не прочь был выяснить, куда они попали.

В этот момент карманах Бессмертных заработали телефоны. Удивительно, но за несколько несчастных дней отсутствия накопилась чёртова уйма звонков и сообщений. Минуты две деренчало без остановок. Зато отпал вопрос соответствия эпох.

— Из этого, — всё-таки счёл нужным добавить Дункан. — Всё в порядке.

— Ну и чудно, — зевнул Дин. — До мотеля подбросить? Спать охота — меры нет. Если ещё один портал сегодня откроется, ей-богу, кого-нибудь грохну.

— Не откроется, — неожиданно вставил слово Митос. — Можете расслабиться, время будет стабильным. Если хотите, я объясню.

Сэм заинтересовался, но старший брат махнул рукой и потащил его к машине, бормоча: «Завтра, всё завтра к такой-то матери». Поверил или нет, неизвестно.

— Так подвезти? — крикнул Дин уже от машины.

— А какой это город? — отозвался Митос.

— Чикаго!

— Тогда не надо, сами доберёмся!

— Окей, как знаете… Думаю, ещё как-нибудь свидимся!

Хлопнула дверца, фыркнул мотор и Бессмертные остались вдвоём на опустевшей улочке.

— Хорошо, что мы не нечисть, — сказал Митос задумчиво и добавил без связи с этой мыслью: — Ох и умён же этот Бонапарт. Гений, я не преувеличиваю. Так блестяще разобраться в природе… Мак, ты слушаешь? У тебя такой вид… Не знал бы, кто ты, решил бы, что инфаркт.

Дункан не слышал ничего. Ни слова. Он просматривал список звонивших.

Четыре вызова от Джо.

Двенадцать от Аманды.

Трижды звонил Фицкерн.

Чей-то незнакомый номер.

Налоговому инспектору Смиту тоже что-то надо было.

Двадцать восемь звонков от Тэссы…

Дункан схватился за столб.

— Мак?! — не на шутку встревоженный Митос подхватил его под мышки.

— Тэсса звонила, — мёртвым голосом сказал Дункан, по-прежнему не видя ничего вокруг. — Двадцать восемь раз.

— Ну, понятное же дело, — приятель профессионально-внимательно заглянул ему в глаза, — волнуется. Ты же на неделю, считай, пропал. Наверное, уже с полицией ищут. Надо будет как-то по-тихому замять…

Маклауд невидяще смотрел перед собой.


…Они ничего не помнят, Мак.


— Удивительно, что Ричи не примчался, — как робот продолжил Дункан.

— Из Австралии далековато, — хмыкнул Митос. — Но что-то мне подсказывает, что он уже в дороге. Как же что-то без него обойдётся? Быть такого не может. — Он просмотрел свои сообщения. — О, меня вот сам святой Дарий вниманием оделил, лопнуть можно от гордости… Всех, всех на ноги подняли, даже не сомневайся.

Он ничего не помнил.


…Они ничего не помнят…

…Я очень хотела, чтобы это была правда…

…Это офонаренно умная штуковина и знает всё лучше всех…


У Ника украли несколько часов. У него — больше двадцати лет. Для всех они были, а ему достались только двадцать лет сдвоенных воспоминаний.

Что двадцать лет для Бессмертного?..

Слёзы горькие, как полынь. Надо забывать. Учиться жить без куска памяти.

— Мак, да что с тобой?

— Ничего, старина, ничего. Всё в порядке. Поехали домой, а?

— Конечно, — с облегчением выдохнул Митос. — Обзвоним паникёров и поедем. Только не через Портленд, ради всего святого.

Дункан с трудом рассмеялся.

Отличный город. Лучший город в его жизни.

Если это колдовство Адалинды или древнего Посоха — пускай, он согласен. Если это сон — он не хочет просыпаться.


…тогда я действительно был готов на всё…


— Когда воротимся мы в Портленд, клянусь, я сам взбегу на плаху, — хрипло пропел Дункан, не попадая в ноты.


…Только никому из новых приятелей не мог объяснить, о чём она. Никто не понимал…


Митос с воодушевлением подхватил:

— Да только в Портленд воротиться нам не придется никогда!

От других команд


«Убежище»[8]

bfcure Цели и средства

Земля пережила Апокалипсис. Пока её восстанавливают нанороботы, космические станции обеспечивают энергией летающие Города под куполом. Но всегда есть цели, которые оправдывают средства…


Деклан увернулся от смертоносной искры, которую на станции называли «блуждающим огнём», и выругался, случайно наступив на протоплазму. Ботинок зашипел, растворяясь. Деклан едва успел его сбросить. Он побежал дальше, останавливаясь только у тех труб, где зияли прорехи. Из сумки на поясе вылезал паукообразный титановый «малыш» и заделывал дыру жидким неометаллом. После Деклан продолжал путь.

От второго блуждающего огня он увернуться не сумел, и теперь бок кровоточил. Наниты, из которых состоял костюм Деклана, залатали прореху в костюме, но кровь течь не перестала. Деклан повернул в неприметный коридор между двумя установками, поставляющими электричество в один из Городов под куполом. Ему было нужно в Гнездо и срочно. В коридоре он наткнулся на доктора, Тень. По-настоящему её звали Кейт, но на станции человеческие имена почему-то быстро теряли смысл. Теренса Вексфорда все называли Ящерицей (и он чем-то походил на неё), Эшли — Пепелинкой, а часть фамилии Деклана, Мак-Рей, превратилась в прозвище «Луч».

— Тебя подлечить? — спросила Тень. Космических докторов мало кто любил. Они умели исцелять одним прикосновением, но для этого им требовалось много сил. Чтобы их получить, доктора вытягивали их из живых существ или использовали часть энергии, предназначавшейся Городам. Понятное дело, второе происходило намного реже.

Деклан покачал головой.

— Сам справлюсь.

— Тебе следует вернуться в Город, — бесстрастно заметила Тень. — В последние три месяца твоя продуктивность упала на сорок процентов.

— Я подумаю.

— Думай, но только недолго.

Деклан отправился дальше. Изначально он не собирался проходить генную модификацию и работать в космосе. Но не увидел другого выхода, обнаружив на столе в кабинете Джеймса кучу неоплаченных счетов Убежища. А сотрудникам, обеспечивавшим бесперебойную работу станций, хорошо платили.

* * *
О грядущей катастрофе экологи и учёные предупреждали давно. Но все прекрасно понимали, что нельзя убедить предпринимателей не сливать отходы в реки, не закапывать радиоактивный мусор рядом с населёнными пунктами, не загрязнять воздух. И некоторые решили подготовиться к концу света заранее.

Сейчас, пока нанороботы постепенно восстанавливали Землю, делая её вновь пригодной для обитания, над ней парили пятнадцать Городов под куполом. Двадцать пять космических станций обеспечивали их энергией. Раньше их было двадцать семь, но оказалось, что проще и дешевле их отключить, чем починить, когда большую их часть уничтожили блуждающие огни и протоплазма.

Считалось, что они всегда были в Солнечной системе, но Деклан считал, что огни и протоплазма стали результатом появления станций, выкачивающих энергию у звёзд и чёрных дыр. Он не смог бы объяснить, почему так решил, но интуиция редко его подводила.

Для станций требовались генномодифицированные космонавты — обычные люди не выжили бы в таких тяжёлых условиях, и правительство вспомнило про сыворотку Даны Уиткомб. Ирония заключалась в том, что сыворотка принадлежала не ей: первые опыты с ключевой кровью проводила Хелен Магнус в те далёкие времена, когда человечество жило на Земле. Сыворотка изменила её и четверых её сокурсников (тогда они учились в Оксфорде): Хелен обрела долголетие, Джеймс Уотсон — непревзойдённый ум, Найджел Гриффин сделался невидимкой, Никола Тесла — вампиром, а Джон Друитт получил возможность телепортироваться. Дочь Хелен и Джона, Эшли, по идее, должна была унаследовать способности родителей, но её гены «спали». Дана Уиткомб вознамерилась их разбудить. Она возглавляла секту, верившую в превосходство сверхчеловека. Наверное, кто-то перечитал Ницше, но для Эшли причины научного безумия не имели значения: результат был один — Дана и её последователи схватили Эшли по дороге домой.

Домой Эшли вернулась живой. И навсегда изменившейся — эксперименты превратили её в вампира со способностью телепортироваться. А Дана Уиткомб получила сыворотку, которой немедленно заинтересовались «наверху». Хелен намекнули, что если она не оставит попыток добиться справедливости, пострадают Убежища и тысячи абнормалов окажутся на улице и умрут.

Эшли не простила матери того, что она поставила Убежища на первое место. И в первых рядах отправилась на одну из станций добровольцем. А правительство жизнерадостно поставило сыворотку на поток — космонавтов нужно было много. Тот случай, когда цель оправдывала средства. Что стоят несколько сломанных жизней перед лицом мировой катастрофы?

Джеймс попытался отговорить Деклана.

— Друг мой, ты не знаешь, как сыворотка подействует на тебя. Она влияет по-разному. Многие не переживают побочных эффектов.

Деклан был непреклонен.

— Деньги нам не помешают. Мы экономим просто на всём — освещении, еде. Так дальше нельзя. Это путь в никуда.

— Я могу продать свою коллекцию вин, — предложил Джеймс.

— Нет. Начнём продавать — пойдём на дно ещё быстрее. Кроме того, я уже записался, — сообщил Деклан.

Джеймс вздохнул.

— Когда процедура?

— Завтра.

* * *
Из капсулы-преобразователя Деклан вышел на подгибающихся ногах. Боль, раздирающая тело, была невыносимой, и он не сомневался, что умрёт. Голова кружилась. Деклан не сразу понял, что слышит мысли окружающих его людей и чувствует их эмоции.

А потом выяснилось, что его тело стало намного выносливее и исцелялось намного быстрее, чем у обычных людей: порезы заживали за считаные секунды, более глубокие раны — за несколько часов.

Он вернулся в Убежище ненадолго, чтобы собрать вещи — немного одежды и пару книг.

Хелен при его виде поджала губы. Деклана окатило волной ярости, смешанной с презрением. Но он не чувствовал обиды: он пошёл на генную модификацию добровольно и таким образом невольно предал Эшли и то, во что верила Хелен.

Джеймс обнял его за плечи.

— Береги себя, друг мой. И не забывай отвечать на мои звонки.

Деклан улыбнулся в ответ, чтобы не заплакать. От Джеймса исходили тепло и любовь. Ему будет этого не хватать там, среди бесчисленных звёзд.

* * *
Эшли тоже излучала тепло. Деклан не знал, почему попал на ту же станцию, где находилась она. Что это было — случайность или Джеймс воспользовался старыми связями? В любом случае Деклан ощущал благодарность. Мысли Эшли будоражили и пьянили, как пузыри в шампанском. С ней Деклан ничего не боялся — ни блуждающих огней, ни протоплазмы, ни того, что станцию могут отключить, если сочтут её нерентабельной.

Деклан снял нанокостюм и вытянулся в Гнезде. Он не удивился, когда Эшли опустилась на него сверху и наниты с её костюма втянулись в медальон-хранилище на шее. Она носила ещё одно украшение — кулон из горного хрусталя на тонкой серебряной цепочке. Деклану нравилось наблюдать за игрой света на его гранях, трогать его пальцами. Гладить шею Эшли и чувствовать, как смешиваются их мысли и эмоции. Эшли поцеловала его и тут же больно прикусила за губу.

— Пепелинка!

— Не будешь в следующий раз подставляться, Луч. Показывай свой бок.

Деклан повернулся к ней пострадавшей стороной и блаженно закрыл глаза, когда губы Эшли коснулись раны. Она слизывала кровь, и с каждой секундой Деклан дышал легче, свободнее. В последние недели раны затягивались намного медленней, чем обычно. Присутствие Эшли, её прикосновения помогали. Почему-то ему и никому другому. Это было неважно: на станции всех больше интересовала телепортация и то, что Эшли могла перенести не только себя, а ещё кого-нибудь, взяв его за руку. Так она уже не раз спасала их от огней и протоплазмы.

Бок перестало саднить. Эшли выпрямилась с хищным блеском в глазах и прижалась к Деклану близко-близко, втягивая его в новый поцелуй, на этот раз полный нежности. Деклан обнял её двумя руками, всем существом отзываясь на её страсть.

После они заснули, сплетясь в тесный кокон из обнажённой кожи и отзвуков чувств, и Деклан подумал, что это и есть настоящее счастье.

Когда он проснулся, Эшли уже куда-то ушла. А на стене ожило переговорное устройство, и появилась голограмма Джеймса.

— Кейт мне рассказала о том, что твоё состояние ухудшается, — без обиняков начал он. — Что скоро ты будешь проводить больше времени, восстанавливаясь в Гнезде, чем выполняя свои непосредственные обязанности.

— То есть, Тень на меня нажаловалась, — поморщился Деклан.

— Она за тебя волнуется. Возвращайся. Ты нужен мне здесь.

— Но счета…

— Не беспокойся об этом. Мы с Хелен разработали новую систему очистки воды. И получили некоторые льготы. Так что экономия нам больше не угрожает. Возвращайся.

Джеймс не добавил: «Это приказ», но Деклан всё равно его услышал. Голограмма исчезла. К Гнезду приблизилась Тень.

— Я отправлю тебя в Город прямо сейчас, — сказала она.

— А как же Пепелинка? — пересохшими губами прошептал Деклан.

Тень протянула ему кулон из горного хрусталя.

— Она терпеть не может прощаться. Но хочет, чтобы это осталось у тебя. На память.

Деклан надел тонкую цепочку на шею.

— Что мне делать?

— Ничего. Телепорт уже запущен. Просто не двигайся, когда вокруг сомкнётся неометалл. И ничего не бойся. И я обещаю: если я увижу, что Пепелинка на пределе, я сделаю всё, чтобы она согласилась вернуться в Город.

— Спасибо, — сказал Деклан, а потом очутился в металлическом коконе. Он сделал глубокий вдох и закрыл глаза.

* * *
Капсула приземлилась в гидропонном саду рядом с Убежищем и развалилась на части. Деклан лежал, смотря на купол, и пытался отдышаться. Всего было очень много: запахов, звуков, эмоций — к нему бежали люди со встревоженными выражениями на лицах.

Деклан попробовал пошевелиться. Не смог. С губ сорвался невольный стон.

— Отойдите от него. У него сенсорная перегрузка, — произнёс знакомый голос, несущий с собой покой и безопасность. Джеймс. Он коснулся руки Деклана. — Не торопись. Всё будет в порядке. Добро пожаловать домой.

* * *
Естественно, после возвращения космонавты не могли сразу же включиться в нормальную, по меркам Городов, жизнь. После нескольких месяцев занятий в центрах адаптации, где они заново учились есть твёрдую пищу, одеваться в одежду из ткани и так далее, космонавты сдавали экзамен и в случае успеха получали статус «восстановленных в правах». Без этого статуса они не имели права работать, пользоваться телефоном и Интернет-сетью между Городами, путешествовать и даже ездить на общественном транспорте.

Джеймс и Хелен занимались с Декланом в Убежище. Хелен скрипнула зубами, заметив кулон Эшли (у Деклана появилась дурная привычка постоянно к нему прикасаться), но ничего не сказала. Деклан запоздало понял, что это она подарила дочери кулон. Но был не в состоянии с ним расстаться.

В центре адаптации он познакомился с Софи, которая тоже недавно вернулась с космической станции по настоянию дедушки. Её фамилия писалась чуть иначе, но произносилась так же: МакРей. Деклан в шутку звал её тёзкой. И понимал, что экзамен она не сдаст. Софи тошнило почти от любой еды. Зато коктейли — любые — ей нравились. Как и сок с киселём. Искусство и современная политическая обстановка её не интересовали. Она тосковала по станции, но о возвращении туда не шло и речи: её отправили в Город, когда она уже была сильно истощена физически, на грани смерти. Софи долго лежала в больнице под капельницами, но её лицо до сих пор отличалось нездоровой бледностью.

Однажды Деклан решился и спросил Джеймса:

— Нам правда хватает ресурсов для Убежища?

— Правда, — улыбнулся Джеймс.

— Есть одна девушка. Софи. Она пока не готова сдавать экзамен. А её дедушка очень стар…

— Мы ей поможем, — пообещал Джеймс. Его взгляд наполнился печалью.

Статистика, посвящённая адаптации космонавтов, пугала. Те, у кого не имелось родственников, согласных о них позаботиться, чаще всего не выдерживали жизни в Городе и пытались покончить с собой. Шестьдесят процентов «возвращенцев» проваливало экзамен. Адаптация стоила дорого. Поэтому правительство приняло новый закон: отныне вернуться со станций могли только те, кого ждали родные и близкие. И эти родные теперь должны были оплачивать адаптацию своих детей, племянников и племянниц, сестёр и братьев, кузин и кузенов. Сэкономленные средства планировали направить на улучшение качества жизни обычных людей. И снова цель, казалось, оправдывала средства.

— Им плевать на таких, как мы, — злился Деклан.

— Сейчас мы ничего не можем с этим поделать, — говорил Джеймс. — Сосредоточься на экзамене, хорошо?

Но и без его понуканий Деклан старался изо всех сил. Чем скорее он сдаст экзамен, тем быстрее сможет связаться со станцией. На звонки Хелен Эшли принципиально не отвечала.

* * *
Экзамен проходил в одном из самых дорогих ресторанов Города. Трое экзаменаторов, две женщины и мужчина, не сводили с Деклана внимательных глаз.

Это нервировало: Деклан запутался в их именах и опрокинул на скатерть бокал с водой. Не самое лучшее начало испытания. Тем не менее, экзаменаторам явно понравилось, что он заказал суши, роллы и рис. И ел их палочками, не вилкой. А также ловко очистил и разделил на дольки апельсин. На станциях космонавты питались внутривенно сбалансированной смесью из минералов, витаминов и прочего.

Они обсудили выборы мэра и последний фильм про супергероев. Деклан ни разу не сбился. Впрочем, тут ему скорее помогли не уроки Джеймса, а телепатия с эмпатией: он считывал мнения экзаменаторов непосредственно из их разума и говорил то, что они хотели услышать, пусть и своими словами.

— Поздравляю, — наконец произнёс мужчина. — Вы сдали экзамен на «отлично». Завтра заберёте необходимые документы из центра адаптации и можете подавать на статус.

— Спасибо, я рад, что смогу зажить нормальной жизнью, — дипломатично ответил Деклан, стараясь не выдать желания убраться прочь как можно скорее.

Дома Джеймс обнял его и сказал, что в кабинете Деклана ждёт подарок. Стоявшая рядом Хелен нахмурилась. Деклан всем телом ощущал исходящую от неё неприязнь. Он торопливо поднялся наверх. В коробке оказался телефон. С его помощью можно было позвонить куда угодно. В том числе на космическую станцию. Однако Деклан, сжимая телефон в руке, всё же вновь спустился в холл, чтобы поблагодарить Джеймса. И от невольно подслушанного разговора ноги налились тяжестью, а в горле встал ком.

— Ты знал, что станцию давно планировали отключить из-за того, что она даёт слишком мало энергии, — прошипела Хелен. — И ничего не сделал, чтобы помочь.

— Мои знакомые в совете оттягивали этот момент так долго, как могли, — возразил Джеймс. — Благодаря их усилиям станция проработала ещё год. Но я не бог. У меня не получилось убедить Эшли поговорить с тобой. Прости.

— Тогда почему в списках эта станция числится, как отключённая четыре года назад?

— Я не знаю. Случилось что-то необъяснимое. Деклан вернулся шесть месяцев назад. И станция тогда работала.

Деклан бросился к себе в комнату. Включил телефон и набрал цифры, которые он помнил наизусть. Вежливый механический голос сообщил: «Набранный вами номер не обслуживается или не существует». Он уткнулся лицом в ладони и беззвучно заплакал.

* * *
С того дня Деклан не выходил из Убежища в Город и практически всё время предпочитал проводить в саду. Он смотрел на купол, воображая, что видит космос, касался кулона Эшли, вспоминая её тепло, её мысли — быстрые, цветные и яркие. По сравнению с этим всё остальное казалось выцветшим и серым.

Деклан вздрогнул, когда к нему на колени приземлился титановый «связной».

— Луч, — голограмма Тени (Кейт, её зовут Кейт) выглядела ужасно: бледная кожа, чёрная кровь в уголке губ.

— Кейт? Это правда ты? Что случилось со станцией? Где Пепелинка?

— Заткнись и не перебивай. Мы понимали, что нас скоро должны отключить — мы почти не производили энергии. И что нас в Городе никто не ждёт. Ну, кроме Эшли, но я так и не сумела заставить её позвонить матери. Огней и протоплазмы становилось всё больше. Они вырубили полстанции. Связь пропала. Все капсулы были повреждены. Ресурсов, чтобы построить новые, не было. И тут Ящерица, в смысле Вексфорд, заявил, что время — это тоже ресурс. И он знает, как превратить его в энергию. Не буду утомлять тебя подробностями, но мы это сделали, украв у самих себя четыре года. Однако энергии хватало только на одну капсулу. Если бы мы сделали больше капсул, то не смогли бы запустить телепорт. Вексфорд сказал, что время преобразовывал он, и поэтому именно он должен вернуться в Город. Я… поглотила его.

От Вексфорда всегда пахло безумием, поэтому настанции Деклан избегал его. Но он был «своим». И превращение времени в энергию было бы невозможно без него.

— Да, это нечестно, — оскалилась Кейт. — Но цель оправдывает средства, верно?

— Почему ты не воспользуешься капсулой сама? — вырвалось у Деклана. Он зажал рот ладонью, с ужасом глядя на голограмму.

— Я же тебе обещала. Эшли без сознания, но думаю, по приземлении очнётся. Я включила телепорт. Ты её примешь?

— Приму.

— Тогда жди. Кулон послужит маяком.

Кейт отключилась. «Малыш» дёрнул металлическими лапками и рассыпался. Деклан встал. Закрепил цепочку на голове, чтобы капля из горного хрусталя висела точно посреди лба, и широко раскинул руки.

«Давай, Пепелинка. Лети. Я здесь».

Он замер, почти не дыша. И выдохнул с облегчением, когда в его разуме заплясали яркие образы, напоминающие пузырьки от шампанского.

«Луч, — услышал Деклан. — Я боюсь».

«Я тебя поймаю», — пообещал он. И таки устоял на ногах, когда его чуть не сшибло тёплое, живое и совершенно обнажённое тело. Деклан хотел накинуть на Эшли свою куртку, но для этого нужно было разомкнуть объятие, а он не мог разжать руки.

Оставалось надеяться, что Джеймс заметил, что происходит. И что к ним скоро поспешат с одеялами и горячим чаем.

А пока он прижимал Эшли крепче к себе, а она смеялась и плакала, и её глаза радостно блестели в свете искусственного спутника под Куполом, изображавшего привычную людям Луну.

bfcure Мне бы крылья, чтобы укрыть тебя

«Мне бы крылья, чтобы укрыть тебя;
Мне бы вьюгу, чтоб убаюкала;
Мне бы звёзды, чтоб осветить твой путь;
Мне б увидеть сон твой когда-нибудь»
Женя Любич, «Колыбельная тишины»
Преканон; фейри такие, какими они были показаны в «Торчвуд» 1×06 «Маленькие миры»


Хелен не любила срезанные цветы. Оторванные от земли, они медленно и мучительно умирали в вазах, и никто не слышал их безмолвный крик.

Но, заметив на столе фиалки, Хелен почувствовала озноб, пробежавший ледяной волной по позвоночнику, совсем по другой причине. Сиреневые лепестки пахли свежестью, на некоторых были видны крупные капли росы. Обычно эти цветы воспринимались как символ скромности, невинности и верности.

О другом значении фиалок часто забывали. Иногда они обозначали смерть. Хелен понимала: это предупреждение. И немного злилась на себя: она всю жизнь работала с абнормалами, можно было догадаться, что Эшли рассказывала о своих маленьких зелёных друзьях с крыльями не просто так. И что она ничего не придумала: когда с рождения окружён необычными существами, необходимость в воображаемых друзьях отпадает.

Иногда Хелен гадала, насколько велики были шансы, что Эшли окажется обычной девочкой. Как-то, когда за окнами особняка завывал ветер и сверкали молнии, она поделилась этими мыслями с Джеймсом.

Тот улыбнулся, мягко и вместе с тем печально, и ответил:

— Милая, в тот день, когда мы ввели себе сыворотку из ключевой крови, мы перестали быть людьми. Я имею в виду, буквально. Ты, я, Джон — мы стали абнормалами. И Эшли…

— …дочь двух из них, — мрачно закончила Хелен.

Появление Эшли на свет стало настоящим чудом, особенно с точки зрения естественных наук. Когда Хелен спрашивали (слава небесам, очень редко), как она решилась завести ребёнка при такой большой занятости (и без мужа, однако подобные нетактичные замечания себе позволяли лишь те, кто плохо знал Хелен и не представлял, на что она способна), она говорила про преемственность поколений и усталость от одиночества. И никому не признавалась, что ещё её очень интересовало, как перетасуется генная колода.

Недавно Эшли исполнилось десять. И пусть в её крови присутствовали те же маркеры, что и у Друитта, телепортироваться она не могла. Её способности будто спали, но Хелен решила — это к лучшему. По крайней мере, пока Эшли носилась на велосипеде по улицам Старого города, Хелен знала, где её искать. Говорить ей, что она слишком мала, чтобы ездить одной, что на улице может быть опасно, смысла не имело никакого. Эшли ничего и никого не боялась. К тому же запертые двери не представляли для неё проблем с семилетнего возраста.

Она часами спорила с Двуликим о каких-то вещах, понятных лишь им двоим, кормила хищного кальмара и каждый день говорила с русалкой Салли на языке жестов, которому Хелен её совершенно точно не учила. Да и узнала Хелен об этом совершенно случайно.

Она забыла папку с расписанием кормления единорогов на уровне с обитателями морских (и не только) глубин. Выйдя из лифта, Хелен увидела, что Эшли сидела на полу, поджав босые ноги, и оживлённо жестикулировала. Салли отвечала ей, и на мгновение Хелен залюбовалась плавностью её движений. А потом Эшли обернулась и тут же сникла, явно ожидая, что её отругают — она должна была заниматься математикой вместе с Генри. Хелен не сомневалась, что он уже сделал оба варианта домашних заданий. Маленький джентльмен.

— Не сиди на холодной плитке, застудишься, — спокойно сказала она.

Эшли кивнула, встала и пробежала мимо неё к лестнице. Салли постучала по стеклу, чтобы привлечь внимание Хелен. А потом показала, медленно, чтобы Хелен точно её поняла: «Береги свою девочку, Магнус. Она одарённая». Казалось, её взгляд пронизывал насквозь, и от этого по спине невольно бежал холодок. Хелен кивнула, схватила лежащую на столе папку и поспешила наверх.

Ещё несколько дней предупреждение Салли не выходило у неё из головы. Вероятно, уже тогда Хелен подсознательно начала волноваться за Эшли. Сейчас, рассматривая фиалки, свежие, благоухающие, она гадала, когда всё это началось.

Наверное, два года назад, когда она решила, что домашнее обучение — это хорошо, но Эшли была нужна хоть какая-то социализация. В переводе на простой английский: Хелен не знала, чем Эшли захочет заниматься, когда вырастет, будет ли работать в Убежище вместе с ней или пожелает отправиться куда-то ещё, но в любом случае навык общения с кем-то помимо абнормалов и Генри очень ей пригодился бы. К тому же иногда спасение какого-нибудь редкого вида зависело от самых обычных людей. Для этого надо было уметь с ними договариваться и при необходимости идти на компромиссы. Кроме того, Хелен несколько пугало, что Эшли ни к кому не проявляла симпатии и сострадания, кроме неё и Генри. Со временем отсутствие эмпатии могло превратиться в немотивированную агрессию. А второго Джона Друитта Вселенная не выдержит.

Хелен выбрала школу Святой Елены по двум причинам: она находилась в двадцати минутах езды от Убежища, а учителя отличались безграничным терпением. Однако их терпение всё-таки имело какие-то пределы, потому что на третий день Хелен вызвали к директрисе — Эшли укусила свою одноклассницу Грейси Миллер, и её отстранили от учёбы на неделю.

— Почему? — спокойно поинтересовалась Хелен, когда они шли домой. На юбке Эшли красовалось красное пятно (Хелен надеялась, что это вишнёвый сок), колготки были порваны, а в волосах застряли травинки.

— Грейси взяла мою тетрадь для рисования. И сказала, что единорогов не существует.

— Милая, мы же договаривались: никаких разговоров об Убежище в школе. Это секрет.

— Я укусила её, потому что она порвала рисунок.

Хелен вздохнула.

— Я уверена, что она сделала это нечаянно.

Эшли задумчиво пожевала нижнюю губу и спросила:

— А мне обязательно ходить в школу? Ты можешь всему научить меня дома.

— Тебе не помешают друзья. Мы говорили об этом, помнишь?

— У меня есть друзья.

— Генри не считается. Он тебе как брат.

— У меня есть друзья, кроме Генри. Они мне столько интересного рассказывают!

Хелен мягко улыбнулась.

— Я бы не отказалась с ними познакомиться.

Эшли покачала головой.

— Они не любят взрослых. И не будут с тобой разговаривать. Прости.

Следующие два года прошли без инцидентов: Хелен всё-таки удалось втолковать дочери, что кусать других людей не следует. Правда, она подозревала, что на Эшли повлиял не моральный аспект вопроса, а та его часть, которая касалась здоровья. Хелен объяснила, что не все люди соблюдают правила личной гигиены и ходят к врачам, когда болеют, так что вонзать зубы во что попало — большой риск. Можно подхватить какую-нибудь заразу, а не у всех абнормалов есть иммунитет к человеческим болезням. Эшли обещала, что ни за что не станет подвергать риску обитателей Убежища, и поэтому больше не будет кусаться.

А потом Хелен снова вызвали к директрисе. На перемене Брианна Адлер пролила сок на блузку Эшли, и они подрались. В результате Брианна упала с лестницы и сломала ногу. Другие ученицы утверждали, что её столкнули. И что они видели, что это сделала Эшли.

— Мама, это не я, — клялась та. — Это мои друзья. Им не понравилось, что Брианна стала меня задирать.

— Те самые друзья, — нахмурившись, уточнила Хелен, — которые не любят взрослых?

— Ну да.

На этот раз Эшли отстранили на месяц. Она не расстроилась — по крайней мере, с виду — и гоняла по улицам на велосипеде от рассвета до заката. Хелен не стала сажать её под домашний арест: она чувствовала, что дочь не лгала, настаивая, что никого не толкала. Скорее всего, Брианна просто споткнулась. А Эшли свалила вину на воображаемых друзей, потому что считала, что Хелен ей не поверит: они с Брианной подрались, и Эшли стояла рядом, когда та упала.

— Детка, ты знаешь, что я всегда на твоей стороне? Если тебя что-то тревожит, ты всегда можешь со мной поделиться, — сказала Хелен, когда Эшли вернулась с очередной прогулки, вымазанная грязью с ног до головы.

— Я помню, мамочка, — откликнулась Эшли и унеслась мыться. То, что в шесть лет она прочитала том детской энциклопедии, посвященный биологии, а также микробам и вирусам, явно не прошло даром.

Месяц пролетел незаметно, и Эшли снова пошла в школу. Она не горела желанием возвращаться туда, но Хелен была непреклонна:

— Очень важно ладить с теми, кто тебя окружает. Дай им шанс, и, вероятно, они тебя не разочаруют.

Эшли хмыкнула и молча закинула рюкзак на плечо.

Хелен не удивилась, когда через три часа ей позвонила миссис Хиггинс, преподавательница испанского, и попросила срочно приехать. Кто-то разрисовал её класс, использовав кровь дохлых голубей, пока она обедала.

— И вы обвиняете мою дочь? — почти прошипела Хелен.

— Сегодня она получила плохую оценку, доктор Магнус. И заявила, что я об этом пожалею.

Воображаемые друзья Эшли определённо выходили из-под контроля. Хелен заставила её отмыть стены и пол от голубиной крови, а потом отвезла домой.

— Ты наказана. До завтрашнего утра я запрещаю тебе покидать свою комнату, ясно?

— Куда уж яснее, — буркнула Эшли, но послушно поднялась наверх.

Хелен отправилась на поиски Генри и нашла его в комнате, где они держали инструменты. Сидя в углу, он возился со старым калькулятором.

— Можно тебя отвлечь на минутку? — позвала Хелен.

Генри поднял голову и улыбнулся.

— Конечно, док.

— Эшли при тебе упоминала о своих друзьях? Тех, кому не нравится, когда её кто-то обижает?

— Она часто о них рассказывает, — ответил Генри.

— А ты их видел?

— Нет. Они показываются только избранным, а я им не нужен. Но я слышал, как шелестят их крылья.

— Крылья? — переспросила Хелен. — Ты ничего не путаешь?

— Нет. Они маленькие, зелёные и умеют летать, — объяснил Генри, вновь взявшись за отвёртку. — Их смех звучит как музыка.

— Это странно, ты не находишь?

Генри беззаботно пожал плечами.

— Ну, они из другого мира, не нашего. Эшли говорит, что они путешествуют по времени и знают всё про прошлое и будущее.

— Что-то я не уверена, что они желают Эшли добра, — пробормотала Хелен. — Ладно, не буду тебе мешать, но не забудь, что обед через два часа, ладно?

На следующий день Эшли вышла из своей комнаты как ни в чём не бывало, с энтузиазмом проглотила завтрак и заторопилась на остановку.

— Не хочу пропустить автобус в девять пятнадцать. У нас сегодня контрольная по английскому, а Грейси обещала поделиться своими записями.

«Грейси Миллер? Это интересно, в первом классе они друг друга терпеть не могли, — подумала Хелен. — Неужели они подружились?»

— Удачи, милая.

Эшли помахала рукой и выбежала за дверь. На наказание она не обиделась, и это было хорошо. Хелен решила, что побеседует с ней о зелёных друзьях с крыльями позже. Тем более что в кабинете её ждал Генри, чтобы она проверила его знания по географии: последнюю неделю они проходили климат в разных странах, и Хелен учила его находить на картах моря и океаны.

Генри почему-то топтался под дверью, словно не решался войти.

— Что случилось? — спросила Хелен.

— Там… там цветы.

— Цветы?

Хелен вошла и тут же поняла, что так напугало Генри: на столе, крестах, полу лежали розы цвета пролитой крови. Пахли они удушающе сладко. На мгновение Хелен показалось, что она услышала смех — как будто нежно прозвенели колокольчики.

Да уж. Друзья Эшли не были плодом её живого воображения. И Хелен не имела ни малейшего понятия, что с этим делать.

* * *
Разумеется, по описанию Генри она догадывалась, кем могли быть существа с крыльями и мелодичным смехом, но прежде Хелен не сталкивалась с этим видом фейри. Она попросила Бигфута убрать цветы, набрала номер Джеймса и, когда тот поднял трубку, вкратце обрисовала ему ситуацию.

— Да, — подтвердил Джеймс. — Это фейри.

— Они не похожи на представителей Летнего и Зимнего дворов, — сказала Хелен.

— О, это отдельный вид фейри. Они дети времени и исчезнут лишь тогда, когда исчезнет оно. Вечные дети с набором смертельных шуток в запасе. И они так же жестоки, как дети Земли.

Хелен ощутила, как стремительно тает её терпение.

— Чего они хотят от моей дочери? — прорычала она.

— Пока ничего, — успокаивающим тоном произнёс Джеймс, — но в школе лучше намекнуть, что обижать Эшли не стоит.

— Это вряд ли поможет. У моей девочки характер не подарок, и она не стесняется его демонстрировать.

— А ты не думала отправить Генри учиться вместе с ней? — предложил Джеймс. — Когда вы приезжали ко мне в гости на прошлое Рождество, я заметил, что он положительно на неё влияет. Для Эшли важно его мнение. Мне кажется, если их будет двое, у Эшли отпадёт необходимость доказывать всем, что она сильная, да и приставать к ней перестанут: дразнить двоих не так интересно, как какого-то одного.

— Я согласна, — Хелен устало потёрла переносицу. — Но есть две проблемы. Первая — Генри ещё не полностью контролирует свои превращения. Гигантского волка в классе преподаватели не оценят.

— А вторая проблема?

— В школе Эшли учатся одни девочки. Я не заостряла на этом факте внимания, мне было важно, что там отличные учителя, которые искренне любят детей. И что Эшли сможет ездить в школу на автобусе без пересадок и не переходить при этом дорогу. Ты же знаешь, она очень самостоятельная девочка.

— Иногда даже чересчур, — добродушно заметил Джеймс.

— Я найду школу со смешанным обучением. И Генри делает успехи. Но на это уйдёт месяц, а то и два. Я боюсь, что если временно заберу Эшли домой, все усилия по развитию навыков общения с другими людьми пойдут насмарку. Она почти подружилась с Грейси Миллер. Учитывая, что из-за конфликта Эшли с ней меня вызывали к директрисе первый раз, это самое настоящее чудо.

— Тогда пусть Эшли спокойно доучится на прежнем месте до зимних каникул. И попросит фейри, чтобы они никому не причиняли вреда.

Хелен от всего сердца молилась, чтобы этот план сработал. И когда она начала верить, что всё обойдётся, погибла учительница Эшли по физике.

Её обнаружили во второй половине дня в пустом классе. По нему словно прошёлся ураган: столы и стулья были перевёрнуты, плакаты с Рене Декартом и Марией Кюри сорваны со стен, растения сметены с подоконников. Обрывки и осколки глиняных горшков густо усеивали пол. Миссис Смит лежала в середине комнаты, а изо рта выглядывали алые розовые лепестки. Цветы так тесно забили ей горло, что бедная женщина умерла от удушья.

— Эшли, ты и миссис Смит… у вас всё было нормально на уроке этим утром? — осторожно поинтересовалась Хелен.

— Миссис Смит выгнала меня из класса, потому что я рисовала вместо того, чтобы слушать её скучные объяснения, — пожаловалась Эшли. Смерть учительницы её ни капли не огорчила, и Хелен повторяла про себя, что это влияние фейри.

— На уроках принято внимательно слушать учителей, — вслух сказала она.

— Я прочитала весь учебник, — возразила Эшли. — И мне очень хотелось нарисовать моих друзей.

— Покажешь рисунок? — тихо попросила Хелен.

Эшли достала из рюкзака альбом.

— Только не помни его. Это подарок.

Хелен долго рассматривала нарисованную Эшли картинку: три фейри кружились над кустом красных роз и выглядели точно так, как она описала их Генри. Крылья фейри напоминали стрекозиные, а улыбки походили на недружелюбный оскал.

— Красиво, — произнесла Хелен.

— Спасибо, мама. Моим друзьям рисунок тоже понравился, — произнесла Эшли, а затем добавила то, от чего у Хелен сердце провалилось в желудок: — Они звали меня с собой. В их мире можно веселиться день и ночь и не надо делать домашние задания. Здорово, правда?

Хелен промолчала и лишь сильнее сжала ладонь дочери.

* * *
— Джеймс, они хотят забрать её в свой мир, — выпалила она, едва тот успел выдохнуть: «Алло».

— Тебе Эшли так сказала?

— Да. Как их остановить? Я перерыла всю библиотеку, но не нашла ничего, что способно их прогнать. Или убить.

— Это потому, что их невозможно убить. Они дети времени, а время всегда было, есть и будет.

— Что случится с Эшли, если они её заберут?

— Она станет такой же бессмертной, как они. Навсегда останется ребёнком, которому никогда не надоест играть. — Джеймс замолк на секунду и добавил: — Фейри не могут заставить Эшли уйти с ними силой. Этого ты можешь не бояться.

— Я хочу, чтобы они оставили её в покое.

— Увы. Ты их не прогонишь, пока они сами не пожелают уйти. Фейри не знают ни жалости, ни милосердия, поэтому ты не сумеешь их уговорить или воззвать к их совести. Им можно предложить что-то в обмен, но человеческое дитя для них — самое большое сокровище, и они не променяют его ни на золото, ни на серебро, ни на самые дорогие украшения.

— Я могу предложить им себя.

— Им не нужны взрослые.

— И что мне делать? Безропотно отдать свою дочь, чтобы больше никогда её не увидеть?

Хелен глубоко вдохнула, чтобы успокоиться и не сорваться на крик.

— Время ещё есть, — наконец сказал Джеймс. — Я позвоню Эзре из Шотландского дома. Если кто-то и знает способ, как перехитрить фейри, так это он. Держись, ладно? Мы поможем Эшли, обещаю.

«Никогда не давай клятв, которые не сможешь исполнить», — подумала Хелен и повесила трубку.

Тем вечером она попросила Эшли не разговаривать с крылатыми друзьями:

— Это временно, солнышко. Они сделали очень плохую вещь и должны понять, что не стоит так поступать, если они ценят твою дружбу.

И сразу после этого в кабинете Хелен появились фиалки, угроза и предупреждение одновременно. Фейри не планировали сдаваться.

* * *
Спала Хелен беспокойно, ворочаясь и сминая простыни. Перед ней плыло лицо русалки Салли. Её губы беззвучно шевелились.

Язык жестов особенный, вдруг подумалось Хелен. То, как в нём образуются слова, отличается от всех других языков. Салли не понимала многих вещей из мира людей и старалась объяснить как можно больше из культуры русалок, поэтому они с Хелен постепенно выработали свой язык жестов, лишь отдалённо напоминающий американский.

Салли сказала: «Избранная». Не «Одарённая». Она пыталась предупредить Хелен об опасности.

Кто бы знал, по какому принципу фейри выбирают детей. Неужели Эшли была настолько несчастна и одинока?

* * *
Ждать и ничего не предпринимать было не в привычках Хелен. Она переписывалась с Домами в Европе и Азии, писала библиотекам и коллекционерам редких книг.

Эшли сидела дома и дулась, но Хелен сознавала: если она отпустит её в школу, если кто-то случайно толкнет её, скажет обидное слово, не миновать новой смерти. Никто не заслужил, чтобы его убивали цветы.

— Генри, мне нужна твоя помощь, — Хелен пристально на него посмотрела, и мальчик уставился на свои ноги. Чёрт, кажется, со строгим взглядом она переборщила. — Пока Эшли опасно находиться в школе. Ты не мог бы её как-то отвлечь? Ну, чтобы она не скучала. А после нового года вы будете учиться вместе.

— Я буду учиться в настоящей школе? — неверяще прошептал Генри.

— Да. Ты прекрасно себя контролируешь. Я тобой очень горжусь, — ответила Хелен и не солгала. Генри и правда делал успехи и теперь мог превращаться по желанию без риска кого-нибудь напугать.

— Ух ты. Я буду очень стараться, док!

И Генри постарался. За следующую неделю они с Эшли перекрасили её комнату в пурпурный цвет (краска поверх обоев смотрелась по меньшей мере странно, но было в этом что-то безумно творческое), взорвали духовку на кухне (никто не пострадал), накормили единорога незрелыми яблоками (Хелен впервые в жизни видела у этого животного понос) и разбили несколько тарелок, когда пытались приготовить праздничный ужин для Бигфута.

Убежище осталось стоять на месте, и Хелен расценивала это как большую удачу.

Цветы в её кабинете появлялись каждый вечер. Кипарис, красные розы и, конечно, фиалки. Хелен начинала недолюбливать сиреневый цвет.

А в комнатах ниоткуда возникал ветер, трепал занавески, сшибал на пол книги и нёс с собой запах соли и гниющих водорослей.

Фейри теряли терпение. И Хелен никому на свете не призналась бы в этом, но ей было страшно.

Переписка с главами Убежищ и библиотеками не принесла положительных результатов: все сходились во мнении, что победить фейри силой не выйдет, и если сопротивляться их желанию забрать человеческое дитя, будет только хуже.

У Хелен появилось ощущение, что над их с Эшли головами тикают невидимые часы, а время утекает, как песок.

— Мама, — призналась Эшли, когда они вместе пересаживали хищные кустики в кадки побольше, — ты запретила мне разговаривать с друзьями, и я не разговариваю. Но они говорят со мной.

— И что же они тебе говорят? — выдавила Хелен. Горло сдавило, и она закашлялась, будто собираясь выплюнуть розовые лепестки.

Эшли сделала углубление в земле и с осторожностью воткнула туда первый кустик. Главным было не касаться верхних листьев, где клацали мелкие и острые зелёные зубы.

— Они говорят, что в их мире всегда светит солнце. Что там сколько угодно сладостей и игрушек.

— Ты вроде не любишь сладкое? — Хелен воткнула в другую кадку второй куст, и тот щёлкнул зубами в опасной близости от её пальцев. — И играть в куклы.

— Не люблю. Но они очень хотят со мной полетать. Понимаешь, там у меня тоже будут крылья. Ещё они говорят, что цветочный нектар вкуснее всего на свете. Можно? Можно я поиграю с ними немножко? Мама, пожалуйста.

— Не сегодня. Мы должны пересадить все кусты, иначе они заболеют и засохнут.

— Тогда можно я потом накормлю их мясом?

— Конечно, детка. Я разморозила немного говядины.

— Ура! — просияла Эшли и перешла к новой кадке.

Хелен откашлялась. На пол опустилось несколько кроваво-красных лепестков.

* * *
Телефон зазвонил резко, выкинув Хелен из сна. Она протянула руку и взяла трубку; сердце заколотилось, мешая нормально дышать.

— Джеймс? Почему так долго?

— Эзра предпочитает всё рассказывать при личной встрече. За бутылкой виски.

— Только не говори, что вы ушли в совместный запой.

— Почти. И мне кажется, что я до сих пор пьян. Видишь ли, у Эзры был племянник. Тоже Избранный. Фейри забрали его, и Эзра не в состоянии говорить об этих созданиях на трезвую голову.

— Что он сообщил?

— То же, что я тебе уже сказал. Фейри не уговорить, не подкупить, не убить.

— Значит, надежды нет?

— Почему же нет. Есть. Всё зависит от тебя. Я сказал тебе, что фейри не забирают детей силой, верно?

— Да.

— Дело в том, что они не могут заставить ребёнка уйти с ними. Избранный должен на это согласиться и покинуть мир людей добровольно. Только так и никак иначе. Старая магия, или что-то в этом духе.

— И как это поможет мне и Эшли?

— Если ты уговоришь её остаться, фейри уйдут и больше никогда вас не побеспокоят.

— Так просто. Где-то есть подвох.

— Главный подвох — сама Эшли. Она должна захотеть остаться с тобой, Хелен. Захотеть этого по-настоящему. Я не уверен, что она осознаёт до конца, что случится, если она согласится уйти в мир фейри. Она никогда не сможет вернуться назад.

— Чёрт.

— Вот именно. Желаю тебе удачи.

— Спасибо. Мне пригодится вся удача, что есть на свете.

* * *
Хелен встала рано утром. Приготовила любимый завтрак Эшли и Генри — блинчики с клубничным джемом и карамельным сиропом. Разлила по кружкам горячий чай с мятой и листьями земляники.

Эшли и Генри спустились по лестнице, весело смеясь, их пальцы и лица были перепачканы чем-то, подозрительно похожим на сажу.

— Признавайтесь, что ещё вы взорвали, бесенята?

— Это был калькулятор, — вздохнул Генри.

— Я даже спрашивать не буду, как вы умудрились сотворить такое с техникой, которую в принципе невозможно сломать. Быстро идите мыть руки, а то блинчики остынут.

— Никто не любит холодные блинчики, — наставительно произнесла Эшли. — Тот, кто последний добежит до ванной, всю неделю моет посуду!

— Эй, так нечестно! У тебя была фора!

…Блинчики исчезли с тарелок за пару минут. А вот самой Хелен еда в горло не лезла. Она не знала, с чего начать разговор. Разговор, который решит судьбу Эшли и её собственную. Положение спас Генри, которому надоело молчать.

— Док, всё в порядке? Вы какая-то невесёлая.

— Просто задумалась.

— О чём, мама? — спросила Эшли.

— О твоих крылатых друзьях. Ты же знаешь, кто они такие? Их называют фейри.

— Красивое слово.

Хелен криво улыбнулась ей и продолжила:

— И они бессмертные.

— Они мне сказали, — перебила её Эшли. — И если я поиграю с ними, то тоже никогда не умру. Ты ведь разрешишь мне пойти к ним в гости?

— Солнышко, я бы с радостью разрешила тебе их навестить, но не всё так просто.

— Это значит «нет», я понимаю.

— Ты не права, родная. Понимаешь, фейри живут в том мире, куда обычные люди не могут попасть. Путь туда открыт лишь избранным. Таким, как ты. Но дело в том, что если ты пойдёшь с ними, но не сумеешь вернуться домой. Эта дорога работает в одну сторону. Если ты уйдёшь с фейри, то останешься у них навсегда.

Эшли поковыряла вилкой пустую тарелку, пытаясь собрать остатки сиропа.

— Разве это плохо? Они не смеются над тем, что я другая. И никогда меня не ругают.

Наверное, так себя чувствуешь, когда разбивается сердце: в горле образовался ком, и Хелен не сразу нашлась, что ответить.

— Другая? Ты маленькая девочка, Эшли. Моя маленькая девочка, и я тебя очень люблю.

— Правда?

— Правда.

— Но иногда мне кажется, что ты меня боишься. Как тогда, когда убили миссис Смит, а мне не было её жалко.

Хелен накрыла ладонь Эшли своей.

— Детка, ты не виновата, что не ощущаешь тех же эмоций, что остальные. Здесь нечего стыдиться. Ведь если бы беда случилась со мной или Генри, ты бы расстроилась, так?

— Я бы плакала.

— Вот видишь. А миссис Смит ты знала совсем недолго.

— Всё равно. Я хочу увидеть мир фейри. Там весело. Есть одна девочка, Жасмин. Раньше она была такой, как я, а потом её позвали жить в другой мир. Она говорит, что не жалеет о том, что согласилась. И не скучает. Там тепло, и весь день поют птицы, и нет времени. Не надо делать уроки и куда-то спешить.

— Эшли, милая, я не могу тебя удержать. Но если ты уйдёшь, я буду очень по тебе скучать. Ты — самое главное в моей жизни.

— Самое-самое?

Хелен желала бы сказать «да», но это было бы неправдой. Главным в её жизни было Убежище, хотя иногда это причиняло невыносимую боль. «Боже, но почему я не могу солгать своему ребёнку?».

— Эш, — Генри придвинулся ближе. — Ты мой лучший друг. Без тебя я буду один. Не с кем играть, некому показывать мои изобретения. Док обещала, что после Нового года мы будем учиться в одной школе. Но кто разрешит мне учиться одному? Я же оборотень. Превращусь в волка на уроке геометрии, вот будет шуму, представляешь?

Эшли хихикнула.

— Да, нашу учительницу хватил бы удар.

— Я очень хочу посмотреть на мир за стенами этого дома. Но мне страшно. А с тобой я ничего не боюсь.

— Ладно, — Эшли обняла его за плечи одной рукой. — Я бы тоже стала по тебе скучать. Ты меня понимаешь.

— Это значит, что ты остаёшься?

— Да, я остаюсь. Мама, можно мне ещё блинчиков?

* * *
Ночью, когда Хелен зашла в комнату Эшли, чтобы пожелать ей спокойной ночи, Эшли сказала:

— Они ушли. Мне будет их не хватать.

— Но у тебя есть Генри. И я, — мягко возразила Хелен. — А потом — будет весь мир. Пока этого достаточно.

— Можно Генри завтра покатается со мной? Я видела в сарае ещё один велосипед.

— Можно. После того как Бигфут убедится, что этот велосипед не сломан. Спи.

— Спокойной ночи, мама.

И Хелен подумала: впервые за несколько лет она действительно будет спать без тревог.

TenderRain Бешенство

— Ты уверен, что тебе не нужна помощь? — хоть Магнус и сказала это как можно более нейтральным голосом, но Уилл отчетливо услышал помимо заинтересованности еще и беспокойство.

И его не то чтобы это удивило: он уже не раз попадал в ситуации, когда его друзья сталкивались с абнормалами, и Магнус, не задумываясь, бросала дела и помогала Уиллу в расследовании. В напоре, с которым она так яростно предлагала свою помощь, тоже не было ничего удивительного: Тесла обосновался в Убежище на неопределенное время, еще и Друитт свалился как снег посреди июля. И если с Теслой еще более-менее было ясно, что он вообще забыл в Убежище, то об истинных целях Друитта оставалось только догадываться.

Все это смахивало на попытку бегства от царящего дурдома, что было не очень-то похоже на Магнус. Но сейчас Уилл не особо горел желанием выяснять подробности очередной серии этого бразильского сериала.

— Я не уверен, что во всем этом замешаны абнормалы, — сказал Уилл, не глядя на Магнус и продолжая укладывать вещи. — Не хотелось бы, чтобы потом выяснилось, что это никак не касается Убежища, и я только зря оторвал тебя от более важных дел.

— От более важных дел ты меня не отвлекаешь, Уилл.

Он повернул голову и посмотрел на Магнус. Она стояла в дверном проеме, сложив руки на груди.

— Ты уверена, что именно в этот момент тебе стоит покидать Убежище? Уверена, что кое-кто здесь не передерется из-за тебя, и ты вернешься в целый и невредимый дом? Или еще лучше: не потащится за тобой?

На этих словах Магнус тяжело вздохнула и закатила глаза.

И Уилл даже не брался предположить, что такого на этот раз умудрились натворить Тесла с Друиттом, если она так отчаянно хотела оказаться как можно дальше от них. Сама же Магнус не спешила делиться подробностями и пресекала на корню все попытки Уилла влезть не в свое дело. Он развел руками и сказал:

— Всего лишь парочка взбесившихся детей. Вероятно, просто шизоаффективное расстройство. Или что-то вроде того.

Магнус изогнула брови и посмотрела на Уилла так, будто он только что сморозил несусветную глупость.

— Ты сам-то веришь в то, что говоришь? Я просмотрела данные, которые прислала твоя подруга, и они вызывают у меня некоторые опасения.

Уилл не стал удивляться и спрашивать, откуда Магнус знает подробности, если только не залезла в его личную почту, потому что сам он лишь вкратце обрисовал цель своей поездки.

— В них же нет ничего, что указывало бы на влияние абнормала. Или ты уже сталкивалась с чем-то похожим, и у тебя есть какие-то определенные подозрения?

— Вот именно, что нет ничего, что могло бы хоть как-то оправдать внезапное бешенство вполне здоровых детей. Массовое бешенство. Шизоаффективное расстройство могло бы быть неплохим объяснением, но есть некоторые детали, которые настораживают и заставляют отвергнуть этот вариант.

— Магнус нахмурилась. — Сталкиваться с похожими случаями мне приходилось, но с идентичными этому — нет. Но я знаю немало видов абнормалов, доводящих людей до разной степени сумасшествия, поэтому под подозрение попадает сразу с десяток самых разных существ. И я даже не возьмусь предположить, сколько еще существует видов, неизвестных мне. И мне не нравится, что ты окажешься один на один с чем-то неизвестным.

Уилл шумно выдохнул. Меньше всего хотелось вспоминать о том случае, когда Магнус из-за абнормала едва не угробила их обоих на подлодке. Но теперь, вспомнив это, он осознал, что беспокойство Магнус не лишено оснований. Тем не менее, Уилл не хотел спешить с выводами о возможных причинах бешенства у подростков. Не все же, в конце концов, должно иметь необычную природу происхождения. Если он окажется не прав, он признает поражение, и попросит помощи у Магнус, если не сможет справиться сам.

— Боишься, что я тоже свихнусь? — невесело усмехнулся Уилл. — Если ты не заметила, взрослых это, чем бы оно ни было, не затронуло.

— Пока что не затронуло, — Магнус хмурилась все больше и больше, и сейчас походила на грозовую тучу, готовую вот-вот разразиться молниями. — Возьми с собой для подстраховки Генри или Кейт. Мне так будет спокойнее.

В этот момент мимо комнаты Уилла проходил уткнувшийся в планшет Генри. Он услышал свое имя, резко остановился и вопросительно посмотрел на них.

— Разве Кейт не уехала куда-то по твоей же просьбе вместе со Здоровяком? — удивился Уилл и, взглянув на часы, обратился к Генри: — Успеешь собраться за десять минут?

— Мне и пяти минут хватит, но из-за чего такая спешка?

— Уилл объяснит все по дороге, — вместо Уилла ответила Магнус, и ему показалось, что она немного расслабилась. — Сообщишь, как только станет ясно, с чем ты столкнулся? — обратилась она к Уиллу. Он в ответ лишь кивнул.

Они проводили Магнус взглядом. Как только она скрылась за поворотом, Генри повернулся к Уиллу и шепотом сказал:

— Чувак, скажи, пожалуйста, что это не какое-нибудь свидание под прикрытием очень важных дел. А то, знаешь, будет как-то неловко, если я обломаю тебе самовольный отпуск.

— Издеваешься? — вздохнул Уилл. — Думаешь, Магнус не поняла бы, что я просто ищу причину сбежать подальше от надвигающегося урагана? Думаешь, она бы меня отпустила? — уголки его губ дернулись, но он сдержался, чтобы не улыбнуться. — Без шуток, Генри. Это действительно может оказаться серьезным делом. Я, честно говоря, сам не знаю, что именно происходит в том городке, но хочу помочь разобраться. Возьми с собой на всякий случай парочку станнеров, транквилизаторы и что-нибудь посерьезнее.

— Только не говори, что сам собирался поехать без всего этого, — с осуждением сказал Генри.

— Не держи меня совсем за идиота, — Уилл, застегнув молнию на чемодане, подхватил его и направился к выходу из комнаты. — Я собирался попросить у тебя кое-что из оружия, но раз ты едешь со мной, то почему бы не взять на всякий случай больше?

— Подожди меня в холле, я быстро, — Генри обогнал Уилла и почти бегом направился в свою лабораторию за оружием.

* * *
— Мог бы и предупредить, что мы окажемся в заднице мира, — сказал Генри, кладя бесполезный планшет на приборную панель. Он был не очень доволен отсутствием сигнала.

— Только не говори, что ты забыл спутниковый телефон, — Уилл посмотрел на свой мобильный: сигнал был, но очень нестабильный.

— Соберу на месте, не проблема, — пожал плечами Генри. — Но было бы намного проще, если бы ты заранее предупредил, куда конкретно мы едем. Я даже не могу посмотреть, где мы, черт возьми. Без обид, но мне кажется, что ты слегка заблудился. Или даже не слегка…

Генри указал в окно, за которым мелькал густой лес, и заканчиваться он, похоже, не собирался. Грунтовая дорога петляла, часто резко поворачивала, так что Уилл едва успевал вывернуть руль, чтобы не влететь в дерево. Наступающие сумерки и отсутствующий сигнал не добавляли радости. В воздухе отчетливо витало раздражение.

— Слушай, — Уилл тяжело вздохнул. — Если бы не чрезмерное беспокойство Магнус, я бы вообще один поехал.

— Я просто говорю на будущее, — Генри поднял руки в примиряющем жесте, — что в подобных случаях лучше сразу предупреждать о том, что поездка предстоит в неведомую глухомань, куда-то к дьяволу на рога. Ты вообще уверен, что мы туда свернули?

Уилл не был уверен, но признаваться в этом вслух не стал.

— Ханна довольно подробно расписала мне маршрут, так что да, уверен.

Уилл надеялся, что эта маленькая ложь не будет стоить им потрепанных нервов и бесплодных поисков дороги. Он ругнулся сквозь зубы, и в который раз после телефонного разговора с Ханной задумался, какие черти заставляют людей перебираться в столь отдаленные места.

По личным ощущениям они давно уже должны были выбраться из этого злополучного леса к реке, а там и к городу.

— Это напоминает мне начало плохого ужастика, — поежился Генри. — Ну и особую радость доставляет твой рассказ о происходящем в этом… как ты там назвал этот городок?

— Транквиль.

— Шикарное название, — не унимался Генри. — Самое подходящее место для всякой чертовщины и того, где нас…

— Генри, заткнись, — не выдержал Уилл, объезжая внушительный валун, и облегченно выдыхая: все-таки не заблудился, и скоро они должны уже выехать к реке.

Продолжая что-то бурчать себе под нос, Генри повернулся и взял с заднего сиденья тонкую папку с распечатанными материалами. Он успел ознакомиться с делом только со слов Уилла, и сейчас начал просматривать то немногое, что Уилл получил от Ханны.

— Повтори, а то я во время твоего рассказа, кажется, ослышался: это сделала двенадцатилетняя девочка? — спросил Генри, перелистывая страницы. — Черт… я тебе уже говорил, что не очень люблю вид крови? Точнее даже так: очень не люблю…

Уилл чертыхнулся, уловив краем глаза, как передернуло Генри при виде фотографий изувеченного до неузнаваемости трупа. Не сразу можно было определить даже половую принадлежность, не говоря уже обо всем остальном. Одно дело — слушать, и совсем другое — видеть собственными глазами. Только вот из-за отсутствия Кейт у него и выбора-то особо не было.

— Извини, — виновато сказал Уилл. — Могу только повторить еще раз: я вообще не думал брать с собой кого-либо. Все-таки проблемы моих друзей не всегда оказываются проблемами всего Убежища.

— Ты или законченный идиот, или прикидываешься таковым, — Генри одарил Уилла недоуменным взглядом. — Когда ты уже привыкнешь — чтобы там ни случилось, Магнус всегда будет рада помочь. Как и все остальные. Кстати, я не совсем понял, почему ты так противился тому, чтобы она поехала с тобой? Или я все-таки не ошибся, и эта поездка носит не только деловой характер?

— Генри, — простонал Уилл. — Ханна мне не более, чем друг.

— Ну да, — хмыкнул Генри. — И только поэтому ты так упорно не желал, чтобы Магнус…

— Вряд ли это помогло бы ей отвлечься от своих собственных проблем, — перебил его Уилл и пожал плечами. — Скорее, лишь усугубило бы их, отсрочив решение на неопределенное время. Возможно, пока нас нет, эта троица сможет наконец разобраться между собой и перестать трепать друг другу нервы.

Генри на несколько секунд уставился перед собой, а потом, покашливая, выдал:

— Ты намекаешь на то, что они втроем… кхм…

— Я ни на что не намекаю, — хмыкнул Уилл, поняв, что имеет в виду Генри, хотя сам в этом направлении даже не думал. — Но даже если так, это лучше, чем иметь друг другу мозг. В любом случае, если кто-то и сможет удержать в узде Теслу с Друиттом, не дать им убить друг друга и разнести к чертям дом, то только Магнус.

— Ладно, проехали, — пробормотал слегка покрасневший Генри, хотя Уиллу казалось, что удивляться и смущаться тут нечему, учитывая странные и сложные взаимоотношения Магнус с Теслой и Друиттом, то такой исход был даже более вероятен, чем дружное убийство друг друга. Однако реакция Генри его немного позабавила.

Генри молчал примерно с минуту, а потом сказал:

— Все-таки ты немного идиот, — и, немного подумав, добавил: — Самонадеянный идиот, если в этом деле, — он помахал папкой, — и правда замешаны абнормалы.

— Считаешь, что мы, как маленькие дети, не в состоянии справиться без Магнус? — почти возмутился Уилл.

— И это, возможно, тоже, — кивнул Генри. — Зависит от того, с чем мы столкнемся. А еще мне не очень хорошо от мысли, что мы оставили ее на растерзание этим двоим.

— Это надо еще посмотреть, кто кого растерзает, — усмехнулся Уилл, не берясь даже представить, какой силы будет взрыв гнева, если Магнус доведут до точки кипения. — Как-то же мир устоял и не рухнул за последнюю сотню лет, так что я уверен, что особо переживать не за что.

На это у Генри не нашлось ответа и некоторое время они ехали молча.

— Эй, тормози! — внезапно крикнул Генри, выводя Уилла из задумчивости.

Резко ударив по тормозам, Уилл выдохнул и уставился прямо перед собой: еще чуть-чуть и они влетели бы в бурный и вышедший из берегов речной поток.

— Даже думать не хочу, о чем ты там так задумался, — бурчал Генри, выбираясь из внедорожника. — Надеюсь, это были не красочные подробности того, о чем мы недавно говорили. И мы, кажется, в полной заднице. Здесь есть еще какая-нибудь дорога?

Уилл, выбравшись вслед за Генри, застонал, глядя на снесенный бушующим речным потоком мост. Единственный мост, по которому можно было попасть в город. Поводов обругать желание некоторых людей жить в уединении в богом забытых местах стало еще больше.

— Есть еще горная дорога, — вспомнил он.

Уточнять то, что Ханна ему категорически не рекомендовала ею пользоваться он не стал. Все равно выбора у них теперь не было. И, видимо, в городе так же была проблема со связью, возможно, уже не первый день. Иначе объяснить то, почему его не предупредили о том, что мост размыло, нельзя было.

— Отлично, — Генри попытался улыбнуться, но вышло не очень удачно. — Просто прекрасно. Городок хрен-знает-где с творящейся чертовщиной, связь отсутствует, дорога — то еще удовольствие, взбесившиесядетки, на пути у которых лучше не стоять… Я же говорил — фильм ужасов какой-то. Мы просто великолепно проведем время. О большем и мечтать нельзя было.

Стараясь игнорировать комментарии Генри относительно их незавидного положения, Уилл вернулся в машину. Надежду же добраться до Транквиля до темноты можно было смело хоронить.

* * *
— А она симпатичная, — шепнул Генри, пока Ханна развешивала снимки томографии. — Я даже понимаю, почему ты…

Уилл двинул локтем в бок Генри и тот прикусил язык. Попытки объяснить тому, что между ним и Ханной никогда ничего не было, нет и вряд ли когда-нибудь будет обернулись крахом. Но Генри не унимался и продолжал издеваться. Уилл только закрывал лицо ладонью и даже начал думать, что какой-нибудь горный тролль или орк и то лучше бы его поняли.

— Как я и говорила тебе, Уилл, — заговорила ничего не подозревающая Ханна, поворачиваясь к ним, — никаких физических отклонений от нормы. Анализы крови тоже в полном порядке: никаких наркотиков не было обнаружено.

Уилл, который за время работы в Убежище уже неплохо научился разбираться в снимках головного мозга, и сам видел, что на них нет ничего необычного. Но если подозрения и опасения Магнус были верны и причиной такого поведения все-таки являлись какие-то аномалии, которые невозможно было увидеть, если не знать, что именно искать, то стоило перепроверить анализы. Только как это можно было сделать, не ставя в известность Ханну, которой, вероятно, потом еще пришлось бы объяснять про абнормалов, он пока что не представлял.

— Поэтому я и попросила тебя о помощи. Потому что, если проблема психологического характера, то никто лучше тебя в этом не разберется.

Генри хмыкнул и слегка толкнул Уилла. Едва сдержавшись, чтобы не взвыть, но совсем не от боли, а от досады, он одарил Генри негодующим взглядом и вернулся к изучению снимков.

— Точнее, я так думала, что ты сможешь помочь, — продолжила Ханна. — Но теперь это проблематично.

— Поясни?

— С нашего последнего разговора ситуация ухудшилась. Уже пятеро детей в коме, а шестая девочка… — Ханна сглотнула, сделала несколько глубоких вдохов и продолжила: — Она кричала, что не может больше этого видеть, попыталась выцарапать себе глаза и выбросилась в окно. Это произошло не в мою смену, но мне от этого не легче.

— Почему ее никто не остановил? — вздрогнул Генри.

— Вы можете представить себе тринадцатилетнего ребенка, который словно Халк какой-то, разбросал двух здоровых и крепких санитаров? — устало сказала Ханна и перевела взгляд на Уилла. — А я теперь могу.

— А девочка не упоминала, что именно она не могла больше видеть? — спросил Уилл, разглядывая снимки и пытаясь найти хоть что-то, что в местной больнице могли пропустить, что-то, чему могли просто не придать значения.

— Нет, — покачала головой Ханна. — Полагаю, она страдала зрительными галлюцинациями. Возможно, еще и слуховыми. Как и остальные дети. Иначе я не знаю, как еще можно объяснить, почему они бросаются на всех с невероятной силой. Словно зло какое-то в них вселилось.

Уилл едва не поперхнулся воздухом. Он не страдал особой религиозностью, и последнее, что могло бы прийти ему в голову, так это мысль об одержимости злыми духами.

— Это не мои слова, если что, — пояснила она, устало улыбнувшись на реакцию Уилла. — Люди в городе не хотят слушать доводы разума, и начинают искать оправдание в сверхъестественном. Остается только надеяться, что до костров инквизиции у нас не дойдет, потому что экзорцизм, как показала практика, дело бесполезное.

— Что? — оторопел Генри. — Кто-то всерьез пытался изгнать из детей демонов?

Ханна кивнула, но теперь она уже не улыбалась.

— Может, все было бы не так плохо, если бы не река. Кстати, — Ханна виновато посмотрела на Уилла, — прости, что не смогла предупредить про мост.

— Это мелочи, — Уилл махнул рукой, а Генри недовольно на него посмотрел: он еще не простил ему горную дорогу, которую в сердцах обозвал «дорогой смертников». — Так что там с рекой не так?

— Ее название в переводе означает «Несущая Смерть». О том, когда она в последний раз выходила из берегов, возможно, помнят теперь только старожилы. И это лишь усугубляет ситуацию. Все, что я знаю, это то, что по местным преданиям ничего хорошего ждать не стоит, когда Несущая Смерть выходит из берегов. Но лично я с трудом верю, что она может быть причиной происходящего.

Уилл понимающе кивнул. Не так-то просто выбить глубоко укоренившуюся веру в сверхъестественное из человека, если он не желает принимать никаких доводов разума.

Невеселый поток мыслей прервал тревожный голос из динамиков, разнесшийся по всей больнице и заставивший всех троих вздрогнуть от неожиданности. Ханна подскочила как подстреленная, когда сообщили, в какой именно палате нужна помощь. Генри и Уилл бросились за ней.

Картина, которую они увидели, могла напугать кого угодно: мальчик лет четырнадцати, дико крича, яростно извиваясь и выгибаясь дугой, пытался вырвать руки и ноги, которые ему пытались удержать четверо врачей, а еще один никак не мог вколоть успокоительное. Уилл, бросившись на помощь, только рядом с мальчиком, и то с трудом, различил в этом вопле слова: «Убить всех! Я должен убить их всех!».

Он с шипением отшатнулся, когда мальчик, извернувшись немыслимым образом, умудрился на несколько секунд выдернуть руку и сильно оцарапал Уилла. Внезапно тело мальчика обмякло, глаза остекленели, в уголках рта застыла пена, а из носа и правого уха вытекли струйки крови.

— Черт, — выдохнул стоявший позади Уилла Генри.

Уилл посмотрел на Ханну, которая побледнела и прислонилась к стене. Казалось, что еще чуть-чуть — и она съедет по ней вниз и осядет на пол. Не проронив ни слова, она подошла к Уиллу, обработала антисептиком царапины и перевязала руку. А потом вышла вслед за каталкой, на которой увезли тело мальчика.

— Все еще думаешь, что это обычное шизоаффективное расстройство? — спросил Генри.

Он был бледен. Все-таки смерть ребенка не то же самое, что смерть взрослого человека. Особенно, если становишься ее свидетелем. Вместо ответа Уилл подошел к койке, на которой совсем недавно брыкался мальчик и наклонился к подушке, разглядывая привлекшую его внимание маленькую черную точку.

— Уже не так уверен, — вздохнул Уилл, беря со стола с медицинскими инструментами пинцет и, подцепив им крохотного жучка с подушки, разглядывал его. Тот не подавал никаких признаков жизни.

— Что это? — Генри подошел поближе к нему. — Мелкий слишком, ничего толком не разглядеть даже.

— Понятия не имею. Но, думаю, надо выяснить, в какой лаборатории делали анализы, потому что, если это абнормал, то не может быть такого, чтобы в них совсем ничего не было.

Внезапно лампочка, несколько раз мигнув, погасла, а потом снова загорелась.

— Вот чего нам не хватало, для полного счастья, так это перебоев с электричеством, — пробормотал Генри, когда она снова мигнула.

Уилл аккуратно засунул жучка в пробирку, найденную там же, где и пинцет и, видимо, приготовленную для очередных анализов. Но вряд ли в ближайшее время кто-то заметит нехватку такой мелочи.

— Поехали отсюда, надо попробовать связаться с Магнус, — Уилл направился к выходу из палаты и почти столкнулся на пороге с Ханной.

Он едва успел засунуть пробирку в карман джинс, прежде, чем та успела заметить его находку.

— Ты в порядке? — Уилл вгляделся в ее уставшее лицо.

— Можно ли быть в порядке после такого? — Ханна махнула рукой на койку и протянула Уиллу связку ключей. — Это от моего дома, — пояснила она. — Адрес ты знаешь. Если тебе что-то нужно…

— Да, — кивнул Уилл. — Я хочу знать все до мельчайших подробностей, что происходило с этими детьми до того, как они превратились в ходячую машину для убийств. Где бывали, с кем общались, даже что ели.

— Не уверена, что смогу ответить на все эти вопросы. Но я попробую организовать встречу хоть с кем-нибудь из родителей. Но только уже утром, когда закончится моя смена, потому что из-за сбоев связи придется всех лично объезжать. Некоторые из них не то чтобы горели желанием общаться с кем-либо, но… — Ханна замолчала, задумавшись на несколько секунд, а потом продолжила: — Думаю, Джон Уэйд идеально подойдет для этого. Его дочь, Люси, среди тех, кто сейчас в коме. И остальных он знает, почти как своих родных. С ним даже можно попробовать поговорить хоть сейчас, он работает ночным охранником в городском Архиве.

Уилл кивнул, взял связку ключей и уже хотел было уйти, когда вспомнил еще один волнующий его вопрос.

— Есть еще кое-что. Мне нужно знать, в какой лаборатории проводились анализы.

Явно не совсем понимая, зачем это ему нужно, Ханна все же ответила.

— Извини, но у меня еще пациенты.

Генри, дождавшись, когда Ханна уйдет, спросил:

— Думаешь, в лаборатории допустили ошибку?

— Если это так, то, скорее всего, намеренную. Ладно, с одним ребенком ошиблись, но чтобы со всеми сразу… Ты сможешь сделать что-нибудь со связью?

— Тогда я прямо сейчас в Архив, а ты займись связью.

* * *
Джон Уэйд выглядел так, словно не спал несколько суток кряду. Впрочем, было бы неудивительно, окажись это правдой. Спокойный сон определенно покинул жителей Транквиля, а этому человеку в данный момент приходилось и того тяжелее.

И, вопреки опасениям Ханны, Джон Уэйд охотно пошел на контакт, потому что отчаянно желал знать, что произошло не только с его дочерью, но и со всеми остальными детьми. Хотя почти ничего интересного рассказать Уиллу он не мог. Кроме одного, за что тот мгновенно зацепился.

— Пещера светлячков? — переспросил Уилл, нащупывая в кармане пробирку, которую забыл передать Генри. Хотя этот жучок мало походил на светлячка.

— Так ее дети назвали, — пояснил Уэйд, — хотя лично я там сроду никаких светлячков не видел, только слышал от других. Она находится чуть выше по реке. Только сейчас к ней трудно будет подобраться, мост размыло, а пещера на том берегу. Люси даже притащила домой несколько этих тварей. И, скажу я вам, доктор Циммерман, это что угодно, но только не светлячки. К тому же, все до единого умерли в то же день, когда Люси их принесла.

Уилл насторожился. Достав из кармана пробирку, он показал ее Уэйду.

— Они вот так выглядели?

Уэйд, присмотревшись, кивнул и поморщился.

— Ненавижу насекомых, мерзкие создания.

Уилл подавил неуместную улыбку. Он не мог не согласиться с Уэйдом.

— Не знаю, как вам может помочь эта пещера, но вот еще что скажу: если хотите понять, что происходит, то копайтесь в прошлом этого дьявольского города.

Уилл едва сдержался, чтобы не застонать в голос. Еще один, верящий в демонов.

— История повторяется, — продолжил Уэйд, закатывая рукав рубашки и демонстрируя Уиллу неаккуратный длинный шрам на левой руке. — Это сделал мой брат двадцать пять лет назад. Ему было четырнадцать, и он, как и многие подростки, точно так же сошел с ума. Мне просто повезло остаться в живых. Сейчас происходит все то же самое, изменилось лишь поколение. Можете лично убедиться, прочитав газеты за тот год.

Уилл взглянул на часы: почти четыре утра. Подавив рвущийся наружу стон и желание заснуть прямо здесь, он все же пошел за Уэйдом в глубь Архива.

* * *
Лампочка, тускло освещавшая скромную комнатушку, заставленную стеллажами с хранящимися на них кипами старых газет, предательски мигнула. На несколько секунд потухла, а потом снова загорелась.

Уилл взглянул на нее, раздражавшую и без того уставшие глаза. Он достал из сумки фонарь — меньше всего ему хотелось остаться в полной темноте в этом едва ли не самом дальнем подвальном помещении Архива.

Бросив взгляд на часы, он отложил в сторону очередную бесполезную газету, потер глаза. Организм протестовал и требовал хотя бы нескольких часов сна. По-хорошему, пора было бы уже сворачиваться, возвращаться и продолжить работу позже, на свежую голову.

Уилл просмотрел уже все предоставленные Уэйдом газеты двадцатипятилетней давности. А теперь, повинуясь чутью, просматривал то, что сохранилось за 1960 год.

И если поначалу он скептически относился к теории местных о том, что в нынешних бедах виновата река, то теперь не был уверен, что в этом не кроется доля истины.

«История повторяется». Эти слова, сказанные Уэйдом, все еще звучали в голове Уилла. И он снова и снова возвращался к своим наспех сделанным заметкам. Разрыв ровно в двадцать пять лет. В остальные годы — ничего. И все как по отработанной схеме: аномальная жара, вышедшая из берегов река, затопленная пещера…

Резь в глазах от оставлявшего желать лучшего освещения усилилась. Сделав еще несколько записей в блокноте, Уилл устало откинулся на спинку хлипкого стула, опасно затрещавшего от такого дерзкого обращения, и закрыл глаза, прокручивая в голове все, что успел узнать.

Он уже не допускал, что все это — река, пещера, — не имели никакого отношения к делу. Не считал это простым совпадением. Какова вообще вероятность, что одно и то же может повторяться с завидным постоянством каждые двадцать пять лет?

Уилл открыл глаза, размял затекшую шею и начал собираться. Он почти сложил все по своим местам, когда в коридоре послышались шаги, а вскоре появился и их обладатель.

— Вы закончили? — Уэйд выразительно посмотрел на неугомонную лампочку, порядком поднадоевшую Уиллу. Еще немного, и у него начнется нервный тик.

— Да, — кивнул Уилл, убирая последнюю подшивку газет на нужную полку.

— Я провожу вас до машины, — сказал Уэйд, запирая за Уиллом дверь.

Уилл кивнул, думая о том, что это совсем не лишняя предосторожность.

— И что вы теперь думаете? Согласны со мной, что во всем виновата эта чертова река и те странные насекомые?

Ответить на это Уилл не успел: послышался оглушительный выстрел и звон разбитого стекла. Они одновременно остановились, переглянулись и прислушались. Прогремел еще один выстрел.

Уэйд, достав пистолет, пошел вперед. А Уилл пожалел, что так неосмотрительно оставил свой станнер в бардачке.

— Проклятье, — выругался Уэйд, когда они с Уиллом вышли в неосвещенный главный холл. — Как всегда вовремя, — продолжая ворчать, он достал фонарь и осветил холл.

— Подождите, — Уилл попытался остановить направившегося к выходу Уэйда.

Уилл обернулся в коридор, из которого они только что вышли: лампы продолжали будто бы перемигиваться между собой. Что-то было не так.

— Уэйд…

Но тот будто не слышал Уилла и уже вышел наружу. В холл ворвался прохладный ночной воздух.

— Ох, ты ж… — Уэйд никак не сдерживал себя в высказываниях, и дальше последовал поток нецензурной брани.

Оглядываясь на каждом шагу, Уилл подошел к Уэйду и замер, не веря в то, что видел перед собой. По неизвестным причинам целью стрелка оказался внедорожник Уилла, который еще несколько часов назад пребывал в идеальном состоянии, а теперь стоял с выбитым лобовым стеклом.

Уилл огляделся, но не в надежде увидеть убегающих от места преступления юных вандалов. По эту и другую сторону улицы свет в домах еще горел, уличные фонари — тоже. Но холл здания Архива все так же продолжал утопать в темноте. Значит, дело было не в перебоях с электричеством.

— Уэйд… — он не успел договорить.

Вздрогнув от прогремевшего выстрела, он бросился на землю, укрываясь за разбитым автомобилем. Выглянув из своего укрытия, Уилл увидел распростертое на асфальте тело Джона Уэйда, лежавшее в нескольких метрах от него. Растекающаяся из-под него кровавая лужа резко контрастировала с белой рубашкой. Отсюда не было понятно, жив он или нет.

Уилл хотел было рискнуть и подняться, чтобы достать оружие, но краем глаза заметил какое-то движение сбоку. Девочка, на вид лет двенадцати, в разорванной больничной сорочке стояла и смотрела на него в упор; она что-то яростно шептала и целилась прямо в Уилла из охотничьего ружья.

На счастье Уилла выстрелить она не успела. Тихо вскрикнув, она повалилась на землю, и Уилл облегченно выдохнул, увидев позади нее Генри, сжимающего станнер.

— Черт бы побрал весь этот городок, — выругался Генри, подбегая к Уиллу и помогая ему подняться.

— Кажется, он давно уже это сделал, — выдавил из себя Уилл.

Он опустился рядом с телом Уэйда, попытался нащупать пульс и глухо застонал. Сомнений не было — Джон Уэйд был мертв.

Где-то вдалеке послышались завывания сирены.

* * *
«Слишком много для маленького городка, в котором едва ли наберется тысяча жителей», — думал Уилл, стоя на пороге палаты Люси Уэйд.

При взгляде на четырнадцатилетнюю убийцу по телу пробежала дрожь. Не было гарантии, что ремни, стягивающие тело девочки, выдержат. Как-то же она умудрилась сбежать, и ее даже не сразу хватились. Хоть она и лежала, не двигаясь, но это спокойствие выглядело обманчивым, учитывая все те зверства, что девочка натворила за последнюю неделю.

— Эй, — Генри тронул его за плечо. — Я смог связаться с Магнус, — он помахал мобильником с прилаженной к нему антенной. — Не уверен, что правильно ее понял, но, кажется, она уже на полпути сюда.

— Если это действительно так, то мне сначала хотелось бы кое-что проверить прежде, чем она доберется до нас.

— Затея мне не понравится?

— Однозначно, нет.

— Тогда чего мы ждем?

* * *
— Стой, — Генри резко остановился и втянул носом воздух. — Там кто-то есть.

Уилл вопросительно посмотрел на Генри, но ответ пришел не от него. Теперь и Уилл слышал шорох и треск ломающихся веток. Кто бы это ни был, скрываться он не стремился.

Ожидая самого худшего, Уилл и Генри, не сговариваясь, нацелились на кусты. Несколько секунд ожидания — и им навстречу буквально вывалился полноватый мужчина. Он замер, увидев направленное на него оружие, и едва не выронил коробку, которую нес. Внутри что-то звякнуло, когда тот вздрогнул и сделал шаг назад.

— Простите, — Генри первым опустил оружие. — Мы думали, что это…

— Чертовы малолетние убийцы? — лицо мужчины исказилось от страха, и он оглянулся, как бы проверяя, нет ли кого позади него.

Уилл, в отличие от Генри, не спешил опускать оружие, пристально разглядывая незнакомца.

— Я всего лишь биолог, — пролепетал мужчина, с испугом глядя на Уилла.

Видимо, бессонная ночь и безрадостные события придали Уиллу свирепый вид, потому что он буквально чувствовал страх, исходящий от этого биолога.

— Что в коробке? — поинтересовался Уилл.

— Эй, ты чего? — Генри удивленно посмотрел на Уилла, но тот, игнорируя его, повторил свой вопрос.

— Всего лишь образцы, — биолог поставил коробку на землю и открыл ее. — Можете сами проверить.

— Генри, — Уилл кивнул на коробку.

— Не понимаю, что на тебя нашло.

Тем не менее Генри подошел и, присев на корточки, начал перебирать содержимое коробки. Закончив, он извинился и вернулся к Уиллу со словами:

— Как он и сказал, там только образцы. Растений.

Последнее слово Генри произнес с нажимом, и только тогда Уилл медленно опустил станнер.

— Вы позволите? — осторожно спросил биолог. — А то я опаздываю…

Генри кивнул и еще раз извинился.

— Так что на тебя нашло? — поинтересовался он, когда биолог почти бегом, не обращая внимания на перезвон пробирок, скрылся за деревьями.

— Не уверен, но, кажется, я его где-то уже видел. Причем, совсем недавно.

— И это повод размахивать пушкой перед носом бедолаги? — недоумевал Генри.

— Проехали, — махнул рукой Уилл и продолжил продираться сквозь заросли.

Искомую пещеру они нашли быстро. Генри не учуял никакой опасности, но все равно вошел первым.

— Твою ж мать! — донесся до Уилла изумленный возглас Генри, успевшего пройти далеко вперед, пока Уилл осматривался возле входа.

Он рванул вперед и замер рядом с Генри. Под ногами хлюпало, и ботинки промокли, но вероятность подхватить простуду сейчас волновала Уилла меньше всего. Покрытый водой пол пещеры светился красноватым. То в одном месте, то в другом красные огоньки вспыхивали и потухали. Присмотревшись, Уилл понял, что жутковатое свечение излучают те самые крошечные жучки.

— Вот тебе и светлячки, — прошептал он.

— Мне как-то не по себе от этого, — пробормотал Генри, отступая.

— Не вам одному, мистер Фосс, — раздался позади них мужской голос, но ни Уилл, ни Генри не успели обернуться.

Уилл лишь почувствовал обжигающую боль в затылке и успел подумать, почему Генри не почуял приближения напавшего на них и не предупредил.

* * *
— Не ожидал, что вы так быстро придете в себя, доктор Циммерман, — донесся до очнувшегося Уилла знакомый голос. — Даже странно, ведь ваш друг, волчонок, все еще в отключке.

В нос ударил резкий запах бензина. Уилл дернулся и повалился на спину — руки и ноги его были крепко связаны. Зашипев от боли, пронзившей затылок, он неловко перевернулся на бок. Несколько раз моргнув, Уилл сфокусировал взгляд на говорившем и застыл. Тот самый «биолог». Только теперь, когда он перестал строить из себя напуганного «простого биолога», Уилл узнал его и вспомнил, где видел. Только вот имя все никак не удавалось вызвать в памяти, а саднящий затылок только мешал сосредоточиться. Контрабандист, которого Магнус уже несколько месяцев безуспешно пыталась отловить. И, ко всему прочему, осужденный за незаконные и бесчеловечные эксперименты над людьми ученый с завышенным самомнением. К последнему Уиллу было не привыкать. Только Тесла, в отличие от этого психа, не пытался его поджечь. По крайней мере, намеренно.

Поигрывая зажигалкой, «биолог» осмотрел пещеру и вздохнул:

— Очень жаль уничтожать колонию, но мне не оставили выбора, а вы со своим другом просто оказались не в том месте, не в то время.

— Ты же понимаешь, что Магнус этого просто так не оставит? — прохрипел Уилл, отчаянно извиваясь и пытаясь избавиться от пут.

Ничего не ответив и отойдя на достаточное расстояние, «биолог» чиркнул зажигалкой и бросил ее. Огонь, моментально вспыхнув, начал стремительно подбираться к Уиллу с Генри. Отсалютовав Уиллу, «биолог» развернулся и вышел из пещеры.

Рядом с Уиллом послышался сдавленный стон и голос Генри:

— Какого дьявола происходит?

— Долго объяснять. Но сейчас самый подходящий момент для твоей трансформации.

К счастью, дважды повторять не пришлось.

* * *
— Только не говори, что…

— Я же предупреждала, — Магнус с укором посмотрела на Уилла. Так смотрят на нашкодившего щенка, которому и хочется вправить мозги, и в то же время жалко устраивать трепку.

— Я облажался.

— Еще как.

— Дети?

— С ними все будет хорошо. Насколько это возможно, после всего, что они натворили, хоть и не по своей воле. Это не скоро забудут, и вряд ли когда-нибудь смогут простить.

— Поверить не могу, что этот ублюдок перешел все мыслимые границы и использовал детей в качестве подопытных кроликов, — Уилл сжал кулаки.

А от знания, что лаборатория оказалась военной и намеренно скрывала настоящие результаты только ради того, чтобы провести наблюдение и впоследствии использовать жуков в своих неприглядных целях, Уилла вообще начинало трясти.

— На самом деле они просто стали случайными жертвами по собственной неосторожности, — покачала головой Магнус. — К сожалению, ни одной особи не осталось в живых, я уже вряд ли смогу выяснить, почему жуки выбирают себе в качестве носителей детей в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет. Могу лишь строить догадки, но это совсем другое дело.

Уилл не удивился сожалению, прозвучавшему в голосе Магнус из-за утраты целой колонии неизвестного вида абнормалов. Его волновал другой вопрос:

— Меня только одно удивляет: это происходило каждые двадцать пять лет. Как ты могла не заметить?

— Если тебе кажется, что так легко и просто, даже с сетью Убежищ, уследить за всем, что происходит в мире, то давай, займи мое место, а я посмотрю, как ты справишься, — холодно ответила Магнус.

Уилл поежился. Он не собирался задевать ее за живое, но вышло, как всегда.

— Я не хотел…

— Я знаю, — перебила его Магнус. — Я сама корю себя за то, что не обратила более пристального внимания на ту местность раньше, хотя некоторые слухи до меня доходили.

Уилл понял, что Магнус сожалеет гораздо сильнее, чем показывает. Как если бы во всем случившемся была ее непосредственная вина.

— Кстати, а где… — Уилл хотел переменить тему, и едва не сказал «раздражающие элементы», но вовремя прикусил язык, потому что один из тех самых элементов, не утруждая себя предупреждающим стуком в дверь, вошел в кабинет.

— О, ты вернулся, — Тесла окинул его оценивающим взглядом, словно проверял, все ли на месте, и в первую очередь, голова. — Хорошо, что не раньше.

— Не понял? — Уилл перевел взгляд с Теслы на Магнус и успел заметить мелькнувшую на ее лице улыбку.

— А тебе и не надо понимать, — отмахнулся от него Тесла.

— Никола, — предупреждающий тон Магнус насторожил Уилла, но с ним явно никто не собирался делиться смыслом этих странных переглядываний и полуулыбок.

Разнесшаяся по дому трель дверного звонка отвлекла Уилла. Магнус же слишком поспешно встала и вышла из кабинета.

— Надо же, этим приспособлением кто-то еще пользуется?

— Ты один у нас такой невоспитанный, пренебрегающий звонком, — буркнул Уилл, поднимаясь с дивана.

— Не забывай, с кем разговариваешь, мальчишка, — беззлобно ответил Тесла. — И, кстати, я бы на твоем месте старался не попадаться на глаза Джону Друитту. В гневе он страшен.

— А я-то тут причем? — ошарашенно спросил Уилл, пытаясь вспомнить, где он успел перейти дорогу Джеку-Потрошителю.

— Да так, не важно. Просто последуй моему совету, и останешься цел.

Прихватив со столика бутылку вина, Тесла вышел, оставив изумленного Уилла наедине с попыткой уловить смысл только что услышанного. Но Уилл предпочел не вдаваться в глубокий анализ. Просто ради сохранения собственной психики.

«Звездные войны»


ДайСё Прикладная география

— Аль-де-ла-ан, — по слогам прочитал Люк, ткнув пальцем в строчку. Буквы — это очень сложно. Каждая поодиночке понятна, если их только две или три рядом стоит — тоже всё просто. А вот если целая цепочка…

— Был, — подтвердил папа. — Красивая планета. Правда, с ее правителем мы друг друга не любим.

Люк кивнул и повел пальцем вдоль текста на экране. Учиться читать по специальной азбуке для маленьких — скучно. Там все слова какие-то глупые. Гораздо лучше взять процессор от старого-старого, еще с Татуина притащенного астродроида — такого древнего, что его даже джавы починить не смогли! — и дать папе, чтобы он достал оттуда список планет, на которых этот дроид бывал. Ну, то есть базу данных по астро… астрогации, если называть правильно, а не как Люку понятнее. Тогда можно тыкать в строчки значков на датападе. Тронешь — высветится название планеты и длинная цепочка цифр: координаты. Люк выбирал наугад, какие больше нравились. А папа говорил, летал он на эту планету или нет. Потому что папа недавно сказал, что в детстве хотел побывать на всех-всех звездах в галактике. Надо же проверить, много ли еще осталось!

— Бен-до-мил.

— Был. Восстание подавлял.

— А это как?

Папа задумался.

— Пришел и показал всем, что случается, если не уважать Империю.

— А что случается? — Люку стало очень интересно.

— Пиздец, — после короткого молчания пояснил папа. Люк понимающе кивнул. Дядя тоже так говорил, когда всё было совсем-совсем неправильно. Только тетя его за это ругала и могла даже подзатыльник дать, если при Люке. Но до папиного затылка тетя не дотянется. Да и нет ее в каюте. Дядя с тетей на третьей зенитной палубе, у них сейчас вахта. А Люк с папой.

Вообще-то Люк сначала жил дома, на Татуине. И там с ним постоянно что-нибудь случалось. Например, игрушки летали. Иногда — прямо дяде по голове. Или в пустыне само собой находилось что-то совершенно неожиданное. Или спидер взрывался. Нет, спидер был чужой, плохой и вообще вражеский! И очень удачно вышло, что он взорвался! Но как раз после того случая дядя откопал в памяти старого терминала связи номер папиной почты. Дядя тогда не верил, что папа живой, и вообще про него забыл, а искал кого-нибудь, кто хоть немного знает про маленьких джедаев. А нашел папу. И написал — а вдруг ответят?

Папа явно тоже давно забыл про Татуин, потому что прилетел не сразу. Зато потом увез с собой его, Люка, и дядю с тетей заодно. Они теперь зенитчиками работают! На звездном разрушителе турели куда как крупнокобельнее… крупнокабелированнее… в общем, больше, чем на ферме. А Люк работает папиным сыном и юнгой тоже — немножко.

— Кол-ли-бан, — ткнул Люк в очередную понравившуюся строчку.

Папа непонятно хмыкнул.

— А база-то у дроида старая. И, похоже, ситхская. Сейчас эта планета называется Морабанд.

— Папа! Не отвлекайся! Ты там был?

— Был. И не раз. Там ситхи живут.

— Ух! — обрадовался Люк. — Как ты? А мы туда полетим? Я тоже хочу к ситхам!

— Ходить в гости без приглашения невежливо, — строго сказал папа. — Но когда нас позовут, мы обязательно откликнемся.

Люк с сомнением покрутил головой. Почему-то ему казалось, что папа на неведомый Коррибан не хочет.

— Татуин!

— Был, — усмехнулся папа. Под маской не видно, но Люк-то всегда знает, когда папа улыбается. — И еще буду. Мы туда вернемся, как немного подрастешь. Будешь учиться корабли из-под песка вытягивать.

— Да! — кивнул Люк. Папа ему показывал, как можно предметы без рук двигать. Оказывается, все те странности, которые с ним случались, — это оттого, что он одаренный, как папа. И Силы в нем много, она вся в маленького Люка не влезает и краешком наружу торчит. И за всё вокруг цепляется. А если его учить, ничего летать и взрываться не будет. По крайней мере, Люк очень надеялся. Все-таки, если что-нибудь такое, ну, этакое произойдет на звездном разрушителе, будет нехорошо.

— Ко-лу-сант!

— Был, — папа улыбнулся. — И ты будешь. Мы туда прилетим, как большие учения закончатся. Там живет учитель и еще много интересных людей.

Люк фыркнул. Можно подумать, он совсем маленький и не знает, что Корусант — это столица всей Империи. А учитель у папы — сам Император! Значит, он должен жить на Корусанте, в большом дворце. Бедный. Всю жизнь сидеть на одной планете — это ж с ума сойти можно!

— Джа-би-им! — Люк поерзал на полу. Жалко все-таки, что у папы в каюте нет какого-нибудь диванчика. Потому что на папином рабочем кресле возле терминала помещается только папа. Люк обычно сидит у него на коленях, но сейчас папа пишет какой-то приказ флоту. А когда папа работает, Люка лучше на него не сажать. А то у него руки иногда, ну… тянутся что-нибудь понажимать.

— Был, — коротко ответил папа. — Гадость. Мерзкая погода.

— А какая?

— Мокрая. Как будто в небе протек резервный бак с водяными запасами.

— Кошмал, — посочувствовал папе Люк. Поводил пальцем вдоль строчек, выбирая самую красивую. — Лен-Вал!

На этот раз папу прямо перекосило под шлемом.

— Был. Еще более крупная гадость. Очень гостеприимный… гм… представитель местного населения. И погода на Рен-Варе неприятная, холодно.

— Бе, — согласился Люк. Холод он не любил. После Татуина даже на звездном разрушителе немножко мерзнешь, хотя тут есть специальные рычажки, чтобы нагрев регулировать. Люк их на максимум выкручивает. И всё равно неуютно: в общих-то коридорах так делать нельзя, другим жарко будет! Папа говорил, в космосе всегда холоднее, чем на планетах, ну, кроме самых замороженных. А уж если на загадочном Рен-Варе не будет такого рычажка, чтобы погоду немножко подогреть… у папы-то скафандр есть, ему тепло, а у Люка — нету!

Что бы такое выбрать… Люк погладил пальцами экран датапада и решительно ткнул в понравившуюся цепочку символов.

— Ла-ка-та Плайм! Папа, а почему у нее двойное имя? Или это имя и фамилия? Папа, а почему у длугих звезд нету фамилии?

— Не был, — машинально ответил папа. — Как, говоришь, называется?

— Р-р-ра-ка-та Пр-р-райм! — старательно повторил Люк. Эта сложная буква у него еще очень плохо получалась.

Датапад протестующее мигнул экраном и вырвался у него из рук. Люк восхищенно ойкнул: он очень любил смотреть, как папа что-то делает Силой. Он, конечно, и так бы датапад отдал, но ведь так интереснее!

— И даже координаты… — пробормотал папа. — Люк, откуда ж ты этого дроида откопал?

— Дядя у джав вытолговал, — пожал плечами Люк. — Совсем сталый. Не чинится. Папа, а лаз ты там не был, мы туда полетим? Полетим же?

— Обязательно, — подтвердил папа, что-то набирая на терминале. — Поменяю маршрут учений, и, как только выйдем из гипера, можно будет поворачивать. Задержимся прилично, но оно того стоит, а эскадре полезны неожиданности. Да и мастер поймет.

— Это важная планета! — понял Люк. — Такая… давно потелянная, да? С сокловищами?

— Забытая, — согласился папа. — Ее координат в Империи никто не знает. А что до сокровищ…

Папа усмехнулся и пересадил Люка с пола к себе на колени.

— Иди сюда. Сейчас я расскажу тебе сказку про Звездную Кузницу. Давным-давно, на далекой планете Дантуин жил-был джедай по имени Реван…

ДайСё Дитя холмов

Авторский хэдканон. В тексте упомянуты элементы кельтской мифологии.


Воздух в жилище Бена был горячим и неподвижным. Похоже, засорилась система вентиляции, и вечный ветер пустыни не проникал внутрь.

— Ты что-то путаешь, Бен, — Люк покачал головой. — Мой отец никак не может быть джедаем, пилотом и кем-то там еще.

— Почему ты так считаешь? — Бен смотрел серьезно и прямо.

— Ну, ты же говоришь про Энакина Скайуокера, — пояснил Люк. — Генерала-джедая, героя и сводного брата моего дяди.

— Да, Люк. Ты — его сын.

Люк досадливо мотнул головой.

— Нет, просто все так думают. Дядя еще в детстве сделал вид, что я его племянник, чтобы у соседей не было лишних вопросов. А так я Ларсам вообще не родственник. Только ты не говори никому, ладно? А то бояться будут.

— Почему?

— А у меня отец не человек.

Бен лукаво сощурился.

— Знаешь, не вижу в тебе признаков алиенской крови.

— Я не про это, — отмахнулся Люк. — Не человек, не алиен, не живое существо… короче, не тот, кто шастает по планетам и творит всякие глупости.

— Занятное определение разумных рас, — признал Бен. — Но почему ты в этом уверен?

Люк поморщился. Бен был чужаком, и рассказывать ему семейные тайны не хотелось. Но ведь не отвяжется же иначе!

— Я подкидыш. Подменный ребенок. До того, как я появился на ферме, у дяди с тетей был родной сын. Но они еще плохо умели присматривать за детьми. Тогда как раз начиналась буря, тетя укрывала влаговыпариватели, дядя перегонял спидер в крытый гараж… В общем, мелкий, наверное, выполз наружу. После бури тела так и не нашли. А на следующий вечер на ферму пришел некто и принес меня.

— Кхм, — сказал Бен, неловко отведя глаза. — Да, Люк. Это был я.

— Да ладно, — улыбнулся Люк. — Во-первых, дядя с тетей тогда так и не запомнили, как выглядело то существо. Совсем: ни лица, ни одежды, ни что оно говорило… Даже камеры наблюдения ничего не засекли!

В последнем Люк, если честно, уверен не был. Записи с камер хранились на фермах от силы пару месяцев, и просмотреть данные времен его раннего детства было бы нереально. А дядя с тетей совершенно не размышляли, откуда у них появился племянник, пока Люк сам не начал поднимать эту тему.

— Во-вторых, ты живешь рядом с нами. Заходишь в гости, встречаешься с дядей и тетей, когда ездишь по пустыне. Если бы это ты тогда принес меня Ларсам, тебя бы уже давно узнали.

— Джедаи умеют изменять память разумных существ, — возразил Бен. — Особенно когда не хотят, чтобы за ними потом гонялась половина татуинских охотников за головами.

— А в-третьих, — Люк выразительно покосился на просвечивающее в дверную щель небо, — тот, кто принес меня, появился на закате! И ушел тоже в закат. Понимаешь?

Пусть Бен и чужак, но он прожил на Татуине больше десяти лет и наверняка знает: никто из живых после темноты не выйдет за пределы фермы. Ночь — время нечисти, пустынных тварей, пьющих тепло из заблудившихся путников. Редко кто из татуинцев, осмелившихся проложить дорогу через ночь, доживает до утра.

— Я могу чувствовать опасность, которая гуляет здесь по темноте, — заметил Бен.

— Ты уже долго жил, — кивнул Люк. — Многие старики это умеют. Но тогда-то ты был на Татуине новичком. Неужели рискнул бы?

— Да. То, что бродит по ночам — всего лишь тени древних мертвецов, — стал объяснять Бен. — Здесь, над Татуином, много веков назад гремели битвы ситхов и джедаев. Падали и разбивались корабли, умирали экипажи… Джедаи после смерти сливались с Силой. Ситхи на это не способны. Они, погибнув, оставались призраками и до сих пор скитаются среди барханов.

— Может быть, — согласился Люк. — Но я не об этом.

Он запрокинул голову, изучая потолок. Трещинка в левом углу. Бену пора бы серьезно заняться своим домом.

— Ты ошибся, Бен. Я не сын твоего Энакина. Я — подменыш пустынной твари. Думаю, полукровка: призрачная тень не выносит живого ребенка. Мама, скорее всего, умерла, рожая этакое недоразумение, а отец не мог воспитывать меня среди своего народа. Не знаю, почему. Может, традиции, может, проклятие, а может, просто молоко по консистенции не совпадало. Вот и решил устроить обмен. Забрал душу сына Ларсов и подкинул меня. Ну, или не сам, а кого-то из своих вассалов прислал.

Бен потряс головой.

— Подожди, Люк. Призраки не скрещиваются с людьми.

— А ты что, проверял? — прищурился Люк.

— Почему ты вообще решил, что твой отец — тварь пустыни?

— А я в него пошел, — легко улыбнулся Люк. — Не смотри так недоверчиво, Бен. Просто ночь еще не наступила, вот и не видно.

Он резко махнул рукой, обрывая возражения.

— Если оба мои родители — люди, пусть один из них и джедай, то почему я могу ездить по пустыне после заката? Почему вижу тварей пустыни, хотя их даже чувствовать могут только старики? Почему у меня по ночам иногда глаза светятся? Впрочем, не отвечай, я знаю, что ты скажешь про отраженный лунный свет.

— Просто ты — одаренный, — промолчать Бен, разумеется, не смог. — Одаренные способны видеть больше, чем прочие живые существа. Твой отец тоже…

— Да, — отрезал Люк. — Мой отец — тоже.

Он выпрямился в кресле, взглянув Бену в глаза.

— Энакин Скайуокер, сводный брат моего дяди, скорее всего, мертв. Иначе он объявился бы хоть раз за эти годы. А вот мой отец жив, ну, насколько это вообще для него возможно. Просто его владения далеко отсюда. Иначе я бы нашел его, я все окрестные дурные пещеры облазил.

— Люк, — Бен отчетливо встревожился, — это очень опасно, тебе не следует…

— Да знаю я, — фыркнул Люк. — Не бойся, я не заходил внутрь. Я читал в голонете легенды о народе холмов. Правда, там упоминались травяные, а не песчаные, но суть-то одна. Я знаю, что там, за порогом — родное пространство хозяина, которое он может изменить, как захочет. И про то, что время под холмом может течь не так, как на земле, тоже в курсе. Я не переступаю границы. Просто спрашиваю, не видел ли кто моего отца.

— Люк, это всего лишь гробницы ситхов, — Бен говорил очень спокойно и ласково, как с больным ребенком. — Древние битвы, помнишь? Некоторых из них хоронили в пещерах, высекали над входом знаки, чтобы призраки не вышли наружу. Такие строения встречаются на многих планетах. Я удивился в свое время, обнаружив их на Татуине, но потом вспомнил историю и понял, что в этом нет ничего странного.

— Конечно, гробницы, — согласился Люк. — Бен, какая разница, отчего образовался народ моего отца? Может, раньше они и были существами из плоти и крови. Но теперь уж что есть, то есть.

Он прикрыл глаза и переспросил:

— Как, говоришь, они звали себя? Сидхе?

— Ситхи, — поправил Бен. — Люк, но неужели ты не хочешь выяснить правду? Узнать о своем отце, встретиться с его друзьями? Неужели ты предпочтешь всю жизнь провести на одной планете?

— Чтобы познакомиться с отцом, мне именно на Татуине и надо находиться, — мотнул головой Люк. — Но, Бен, я как раз хотел сказать, еще до того, как ты меня сбил своими рассуждениями о джедаях и пилотах. Я совсем не против лететь с тобой! Не потому, что я сын Энакина Скайуокера, нет. Я просто всегда хотел увидеть звезды.

Он усмехнулся, всматриваясь в тени в углах комнаты.

— Твари пустыни жадные, Бен. Налетят ночью на шайку наемников из города — не по человеку на брата съедят, всех выпьют. Я в отца пошел, тоже жадный. Мне мало одной планеты, мне нужна вся галактика.

Бен молчал, подбирая слова. Люк встал с кресла.

— Так что я слетаю с тобой на Альдераан. Только не сейчас, ладно? У меня неспокойно на душе. На нашу ферму, похоже, скоро придет беда, значит, я должен быть там. И убить тех, кто решил поднять руку на мою семью.

Он шагнул к двери и, уже стоя в проеме, обернулся.

— Но ты не беспокойся. Я закончу еще до рассвета и обязательно вернусь к тебе.

«Ведьмак»


bunnybel Затишье после бури

Часть 1

Первую половину утра Геральт потратил на то, что вырывал длинную траву и вьюн, разросшиеся меж плит во дворе, дабы всё это безобразие не путало ноги. Вторую же половину утра — на то, чтобы найти старые тренировочные мечи, тщательно запрятанные когда-то Весемиром. У большей их части лезвия уже начали ржаветь и стали непригодными для тренировок, но парочку целёхоньких Геральт всё же отыскал. В ожидании, когда спустится Цири, он сидел под стеной и бруском где-то затачивал, а где-то, наоборот, затуплял найденные мечи. Ярко светящее солнце практически не грело.

Потихоньку приближалась зима. Она чувствовалась в опадающих дождём листьях с деревьев, в инее на траве по утрам, в морозном ночном воздухе. Геральт часто не спал по ночам, выходил на балкон башни с кружкой медовухи в руке, любовался звёздами и получал какое-то особое наслаждение от того, как холод пробирается под ткань рубахи. Ему нравилась такая жизнь. Ни монстров, ни интриг, ни бесконечных битв. Зато был гвинт с братьями-ведьмаками, выпивка, посиделки у камина и охота на лесное зверье.

Цири спустилась во двор, укутанная в старую утепленную мехомкуртку Весемира — слишком большую по размеру для девушки, что делало её похожей на завёрнутого в отцовский тулуп маленького ребёнка. Она и спала под этой курткой в особо холодные ночи, и ходила по замку, так что иногда Геральту казалось, что не она, а вернувшийся к ним старый ведьмак сидит за столом или шебаршит кочергой в камине. Казалось, что Геральт уже смирился с утратой, но… иногда при виде этой куртки в груди что-то да ёкало.

— Что такое, Геральт?

В ответ ведьмак лишь поднялся и кинул ей один из мечей. Цири спокойно поймала его в воздухе, вопросительно посмотрела на Геральта.

— Тренироваться? Ты серьезно? — заныла она. Когда-то Цири отдала бы всё за то, чтобы не сидеть в замке с книгами, а всё время носиться по стенам с мечом. Это было так давно. Словно в прошлой жизни.

— Ведьмакам нельзя терять форму. А зимовка… слишком расслабляет, — ответил ей Геральт, прокручивая меч в руке.

— Скажи это Эскелю с Ламбертом! Почему тогда они с нами не тренируются?

Потому что заставить тренироваться братьев, которые имеют полное моральное право послать тебя к чертям, гораздо труднее, чем дочь. Нехотя Цири сняла с себя меховую куртку и набросила её на одну из кукол, оставшись в шерстяной тунике с красными шнурками на груди, и встала перед Геральтом, приготовившись к бою. Она не стала завязывать волосы в пучок, как обычно, а оставила их распущенными, завязав лишь челку на затылке, чтобы не лезла в глаза. Её шрам на щеке уже почти зажил и казался практически незаметным. В тунике, перешитых кожаных штанах и мягких сапожках Цири выглядела такой… домашней, что ли? Домашней и почти обычной девушкой.

Заглядевшись, Геральт пропустил тот момент, когда на него понеслось затупленное лезвие. Лишь в последнюю секунду его рука отразила удар механическим, отточенным за годы движением. Цири не дала ему времени захватить инициативу — отпрыгнув влево, она направила меч в бедро Геральта. Парировав, ведьмак выкрутил меч и сделал вид, что вгоняет его под воображаемый доспех, — резко ударил девушку под рёбра. Цири тихо застонала и согнулась.

— Будь это реальная схватка… — сказал Геральт, опираясь на свой меч, — острие клинка было бы видно из твоей спины, Цири. Тебя умертвили бы менее чем за минуту.

Из того же согнутого положения, прижимая левую руку к животу, Цири рванула вперёд и нанесла рубящий удар Геральту по внутренней части коленей, вкладывая всю свою силу. Уверенный, что контролирует ситуацию, ведьмак от неожиданности рухнул на задницу.

Меч Цири оказался у его горла.

— В реальной схватке… Фух… — Цири сдула выбившуюся из прически прядь с глаз. — В реальной схватке у меня есть не только меч.

Пока Геральт поднимался, Цири вернулась на свою изначальную позицию и подняла меч на уровень груди, готовясь к бою.

— Ну что, с монстрами ты так же любезен? — подзадорила она ведьмака.

Геральт усмехнулся.

Никто из них не договаривался заранее, но как-то так совпало, что все ведьмаки Школы Волка решили в этом году приехать на зимовку в Каэр Морхен, даже Цири согласилась остаться. И казалось, что благодаря им четверым замок снова ожил. Эскель постоянно ездил на охоту, иногда вместо туши убитого оленя привозя головы каких-нибудь чудовищ, что сползались в горы на зимовку, прямо как сами ведьмаки; Ламберт постоянно топил камин и ворчал на приближающиеся холода; Цири бродила по замку, но не так, как раньше, перелетая через две-три ступени, а более вдумчиво, подолгу рассматривая каждую фреску; либо же её можно было найти рядом с Ламбертом у камина, с тяжёлой книгой на коленях. Казалось, что и не было тех бесконечных, безумных лет постоянных погонь и поисков. Казалось, что вот-вот выскочит из какой-нибудь тени Койон, а из-за соседнего угла послышится ворчание Весемира.

Цири провела несколько быстрых выпадов, от которых Геральт ушёл отскоком. Она рубила ведьмака по кистям и коленям, пыталась воспользоваться любой его ошибкой, просунув клинок во внезапно открывшуюся в защите брешь. Вот только Геральт не позволял себе ошибок. В его ремесле ошибка значила смерть. Отражая атаки и атакуя в ответ, ведьмак думал о том, что ни он, ни кто-либо другой из ведьмаков никогда не учил её сражаться так.



Геральт достаточно долго не знал, как подойти к Цири с предложением потренироваться на мечах. Маленькой неугомонной девчонке он ещё мог приказать «Бегом на ристалище!». Но Цири уже давно не была маленькой неугомонной девчонкой. Геральт видел перед собою зрелую девушку… даже женщину. Женщину, которой пророчили место нильфгаардской императрицы. Имеет ли он право командовать нильфгаардской императрицей? Пока они бегали за Дикой Охотой, у Геральта не было времени как следует присмотреться к ней, поговорить о том, что с ней происходит и что она видела в чужих мирах. Когда он видел её последний раз?.. Лет пять назад? Но сколько же всего случилось за это время.

Геральт прокрутил меч и атаковал Цири снизу. Она отразила атаку ударом клинка в клинок. Не успей она этого вовремя и будь в их руках настоящее оружие, меч Геральта разрубил бы ей нижнюю челюсть. Продолжи Цири удар, а не уведи его в сторону, ведьмак бы истек кровью от глубокой раны в живот. В Цири почти не осталось той прежней яростности, с которой прежде она кидалась на врага, её место заняли спокойствие и холодность. Расчётливость, с которой она пыталась предугадать каждый следующий шаг Геральта. И ей это удавалось. Почти всегда.

В возрасте Цири молодые ведьмаки уже давно искали работу на большаке, и если не погибали от когтей и клыков своего первого заказа, то их карьеру уже можно было назвать успешной. А то, насколько сильно ведьмак любил жить, измерялось тем, насколько сложно когтям и клыкам было из него эту жизнь вырвать. Тренировки в замках — это, конечно, хорошо, но в сражениях с чудищами возникало много новых мелочей, что невозможно было учесть раньше. Молодым ведьмакам уже на большаке приходилось буквально доучиваться на своих же ошибках. Ведьмачий опыт Цири достаточно сильно отличался от ведьмачего опыта того же Геральта.

Увернувшись от очередной атаки Геральта, Цири разорвала дистанцию, дав себе пару секунд на отдых. Она начинала уставать, каждый раз прилагая всё больше усилий, чтобы парировать мощные атаки Геральта, и ведьмак чувствовал, как её это злит.

— Может, хватит?

Он перекинул меч из одной руки в другую и обратно.

— Когда тебе было тринадцать, ты и то дольше держалась! Не халтурь.

Геральт внутренне вздрогнул. Узкие зрачки расширились. Ведьмак знал это и раньше, но… словно только сейчас осознал до конца. Цири приходилось убивать. Прорубать своё право на жизнь сквозь чужие глотки. Когда много лет назад он вёз маленькую девочку в Каэр Морхен, когда её тренировал, он знал, что так и будет. Но вместе с этим он никогда не хотел для неё такой участи.

Как-то раз напившись и начав откровенничать, Эскель рассказал, что помнит каждую морду убитого им чудища, каждое лицо попавшего под его меч бандюги.

— Не то чтобы они преследовали меня в кошмарах, этакие призраки прошлого, не… — говорил он, постукивая по столу кружкой, — я просто помню их. Не чувствую какой-то там вины, сожалений… Просто помню. Знаешь, они словно… стоят рядом и ждут, пока я сдохну, дабы насладиться этим моментом.

Помнила ли Цири тех, по кому в своё время прошёлся её клинок? Насколько длинная цепочка трупов тянется за ней? И сколько из этой цепочки были чудовищами в обычном понимании этого слова?

Геральт тряхнул головой. Пока ты в бою, нет времени на сторонние мысли. Он понёсся на Цири с ещё большим напором.

— Цири! Только что я был открыт слева. В бою с монстром или человеком ты должна пользоваться любой возможностью, любым шансом!

Ведьмак потерял счёт времени. Как долго они тут уже пляшут? Но ему всё равно казалось, что Цири устала слишком быстро. Иногда он замечал, как между её пальцами сверкает зеленоватым Сила, но она сдерживалась.

— Не зевай!

Цири резко отразила удар Геральта. Зазвенел металл клинков.

— У меня, знаешь ли, нет ведьмачьих мутаций!

— Именно поэтому ты должна быть быстрее и сильнее любого из нас. Грифон или кикимора не будут спрашивать, прошла ли ты Испытание Травами прежде, чем накинуться на тебя.

Цири только больше злилась.

Парировав очередной удар, она вдруг споткнулась о неровно уложенные плиты и попятилась. Сделав шаг назад и повернувшись, Геральт увёл меч в рубящий удар, направленный ей в шею. Он рассчитывал на то, что от такой легко просчитываемой атаки она с легкостью уклонится, но ошибся. Цири замешкалась, и меч ударил её в висок.

* * *
Цири морщилась, сжимая зубы, пока Геральт её осматривал. Кожа вокруг её глаз покраснела, но она не плакала. Терпела.

— Голова не кружится? Не тошнит? — сказала Геральт, осторожно касаясь пальцами наливающегося кровью синяка на виске Цири.

— Только в голове гудит… — тихо сказала Цири и сплюнула кровавую слюну в платок. Во время удара она прокусила себе язык.

Геральт сел напротив дочери. Он чувствовал себя ужасно виноватым. Наверное, для первой за долгие годы тренировки он слишком переусердствовал. В голове он перебирал травы, что надо поискать в запасах замка для избавления от синяков. Ромашка, василёк и ласточкина трава у них точно есть…

— Прости меня, Цири.

— Пустое, Геральт… Сама виновата, что зазевалась. Надо быть внимательнее, ты сам мне всегда это говоришь… Теперь я буду знать, что бывает, когда ты недостаточно сосредоточена, — Цири слабо улыбнулась.

— Тебе надо отлежаться. Сможешь подняться к себе?

Цири предприняла попытку встать, упершись руками в лавку, но тут же осела обратно.

— Дай… Дай мне немного времени, Геральт, — прошептала она, облокачиваясь о холодную каменную стену. — Я пока посижу тут.

Поддавшись порыву, Геральт легонько поцеловал её в щеку рядом с новоприобретённой раной. Её вроде не рвало, а значит, сотрясения не было. В тот момент на ристалище Геральт успел хотя бы немного, но затормозить меч, и удар по голове Цири пришёлся не в полную силу. Но оставшийся после этого синяк обещал сходить очень, очень долго.

Когда ведьмак вернулся обратно в замок, держа в руках мечи, что они побросали на ристалище, Цири уже не было на прежнем месте. С лестницы в башню слышались тяжёлые и медленные шаги.

Ближе к полуночи Геральт, накрывшись медвежьей шкурой, что заменяла ему одеяло, сидел за столом на нижнем этаже крепости. Перед ним вразброс между свечами лежали ведьмачьи книги и стояли бутылки с выпивкой. Геральт перечитывал увесистый том, рассказывающий о драконидах, который уже буквально знал наизусть. Но ему не спалось, а занять себя ночью было больше нечем. Новых книг в библиотеку Каэр Морхена не поступало уже давно.

Ведьмак услышал тихие шаги. На свет вышла Цири в рубахе, которую она даже толком не зашнуровала, наспех надетых штанах и сапогах. На её глазах ещё был отпечаток недавнего сна. Синяк на виске она закрыла повязкой, смоченной в отваре ромашки.

Почувствовав резкий запах спирта, Цири сморщилась и замахала рукой у носа.

— Опять Ламберт по ночам самогонку гонит. Чего ему не спится-то?

Она села за стол напротив Геральта и зевнула, прикрыв рот ладонью.

— Я даже как-то и не чувствую. Принюхался, наверное.

Раньше право пользоваться самогонным аппаратом имел только Весемир, и редко кого к нему подпускал. Самогонка старого ведьмака получалась ядрёной, да настолько, что самый крепкий мужик мог от неё ослепнуть. Вот только гнал её Весемир в строго ограниченных количествах, и большая часть уходила на эликсиры. Разбирая хлам в замке, Ламберт нашёл аппарат на кухне и почувствовал свою власть. Оборвав весь ягель вокруг, он стал гнать самогонку почти не переставая. Эскель иногда беспокоился, не сопьются ли они за эту зиму.

Ещё с ужина на столе осталась чашка с сушёными яблоками и банка опят. Прожевав пару яблок, Цири нашла под ведьмачьими книгами ложку, протерла её рукавом рубахи и стала лениво поедать грибы.

Геральт, молча наблюдавший за ведьмачкой, наконец решил подать голос.

— Почему не спишь?

— Тот же вопрос я могу задать и тебе.

— Голова не болит?

Цири вздохнула.

— Немного, но терпимо.

— Так почему ты не спишь?

— Просто… не спится. А лежать просто так в темноте и слушать завывание ветра довольно скучно.

Геральт отложил книгу.

Цири выросла, изменилась до неузнаваемости. Но кое-что, к сожалению, осталось прежним. Ведьмак чувствовал страх, что она пыталась загнать глубоко в себя, как можно глубже. Она проснулась с мокрой спиной и прилипшей ко лбу челкой, с беззвучным криком на губах. Цири спустилась не просто так, не из-за внезапного желания ночью побродить по замку, избегая скуки, — она специально искала его. Утихшие на время кошмары вновь вернулись.

Часть 2

Геральт закрепил сумки, протянув ремни под седлом. Плотва тихо фыркнула и стукнула копытом. Ведьмак погладил лошадь по гриве, взял другое седло и подошёл к соседнему стойлу, где, повернув боком голову, на него смотрел молодой конь изабелловой масти Марципан. Когда он и Цири уже направлялись в Каэр Морхен, в одной из мелких деревень, что встречались им на пути, их нашёл нильфгаардец в обычной одёжке какого-нибудь типичного наёмника. Геральт уже напрягся, думая, что их хотят арестовать, но нет. Нильф вручил им коня и два свёртка, в которых оказались простые дорожные костюмы, но при одном только касании можно было понять, что стоят они гораздо дороже любого, даже самого помпезного платья.

То был подарок её отца.

Нильф не передал им никакой записки, никакого устного послания. Отдав подарки, он заказал в корчме водки, выпил стопку и тут же уехал вместе с компанией таких же «наёмников». Цири поначалу порывалась всё продать, но Геральт её переубедил. Конь и костюмы скорее были пожеланием удачи и доброй дороги, а не попыткой вернуть дочь назад.

Конь был норовистый. И если у Геральта против таких всегда был метод, то Цири поначалу с ним было не просто. Пусть он её не скидывал, но командам поддавался плохо. Когда она его чистила, иногда зажимал её в стойле. Цири ругалась и жаловалась ведьмакам. А потом они вдруг как-то подружились, и Марципан перестал создавать девушке проблемы.

— А что такое вообще «марципан»? — спрашивал Цири Ламберт. «Марципан» он произносил по-особенному, словно пытался распробовать его вкус.

— Это такое лакомство из орехов и сахара. На халву чем-то похоже. Мне марципан… бабушка давала, если я себя хорошо вела.

Ламберт вздыхал и качал головой. Выходцы из простых крестьянских семей о подобном и не слышали никогда.

Когда Геральт попытался зайти в стойло Марципана, конь щёлкнул зубами прямо перед его лицом. Касаться его, а уж тем более запрягать, могла только хозяйка. Геральт уже поднял руку, чтобы зачаровать своенравного коня Аксием, но передумал.

— Я просто запрягу тебя, Марципан. Не беспокойся.

Марципан заржал и встал на дыбы, целясь передними копытами в ведьмака. Геральт поспешно отошёл, и конь сразу же успокоился. Ведьмак лишь со вздохом положил седло рядом со стойлом. Плотва зафыркала — то ли смеясь над ним, то ли выражая недовольство.

Заслышав позади шаги, Геральт обернулся. Даже Йеннифер собирается быстрее, а её, казалось бы, уже никто не сможет переплюнуть. Но по крайней мере, сразу видно, кто Цири воспитывал…

Это был всего лишь Эскель.

— Куда так рано собрался? — спросил он, направляясь к своему Васильку и как можно дальше обходя стойло Марципана. Видать, уже пытался познакомиться.

— Хочу вместе с Цири поездить по округе, проветрится, пока дороги не замело.

— Благое дело, — Эскель погладил Василька по носу и закинул ему на шею поводья. — А я вот на охоту собираюсь.

— Не наохотился ещё?

— А чего ради в замке сидеть? Брюзжание Ламберта слушать?

Геральт хмыкнул.

— Тоже верно.

Налетел ветер. Крепость откликнулась свистом и гудением. С возмущённым галдежом поднялись птицы, облетели вокруг башен и направились к горам в поисках места поспокойнее. За замком заскрипели полуголыми ветками деревья. Пахло морозной травой. Вместе со свежестью ветер принес и светло-серые тучи, плывущие из-за гор.

Ведьмаки молчали, наслаждаясь. Геральт медленно вдохнул полной грудью и также медленно выдохнул.

— Слушай, Геральт… — начал Эскель, отряхивая и осматривая седло Василька, — если будете проезжать мимо какой-нибудь деревни, можете заехать, купить пару мешков соли? Наших запасов совсем мало.

— А ты поменьше дичи привози, вот и соль тратиться не будет, — пожал плечами Геральт.

— Ну, как бы… — Эскель даже и не сразу придумал, что ответить. — Когда Каэр Морхен заметёт настолько, что за ворота не выйдешь, благодарить будешь, что я такой предусмотрительный.

Немного помолчав, он добавил:

— И ещё кое-что… Ламберт попросил ему трубок для аппарата поискать. Мол, те уже ни на что не годные.

— Вот этого уже никак обещать не могу. Если только повезёт… — Геральт подошёл к брату и похлопал его по плечу. — Удачной охоты, ведьмачья ты наша мать-наседка.

— Ну тебя, — буркнул Эскель, вскакивая на Василька.

Геральт отрыл для них ворота. Меж гор показалось солнце.

Цири вышла к конюшне через пару минут. Как и ожидал Геральт, она облачилась в один из подаренных отцом костюм, которые до этого она не трогала. И он по-своему даже красил её. Если не у самого Эмгыра, то у его портных был отменный вкус. Из-под мехового плаща, который она явно взяла у кого-то из ведьмаков, — он был великоват и волочился за ней по земле, — выглядывала короткая обтягивающая куртка с тонкими ремешками и заклёпками. Латунные наплечники скреплялись простой цепью того же сплава, своим видом чем-то напоминая застёжки плащей у королевских особ. Перчатки — как и положено любому уважающему себя ведьмаку — доходили до локтя и защищали кисть кольчужными вставками. Мужского фасона брюки заправлялись в высокие сапоги на небольшом каблучке.

Так могла выглядеть нильфгаардская императрица во время разъездов. Геральт сомневался, что она позволила бы впихнуть себя в платья.

Когда она подошла к конюшне, Марципан сам к ней потянулся. Она провела рукой по его гриве. Свой синяк Цири попыталась скрыть волосами, и благодаря этому он был почти незаметен. Почти.

— Как ты, Цири?

— Всё хорошо, Геральт, — она улыбнулась ему в ответ.

Улыбка была неуверенная и отчасти вымученная.

Когда они отъехали от Каэр Морхена, повалил снег. Первый снег в этом году. Марципан фыркал и пытался ртом поймать снежинки.

Большую часть пути Геральт и Цири не разговаривали, тишину нарушал лишь цокот копыт. То была тишина людей, которым не нужно слов, чтобы понимать настроение и чувства друг друга. По крайней мере, Геральт ощущал это именно так. Иногда он оборачивался и вглядывался в Цири. Ему казалось, что она спит, укутавшись в плащ, — но она тут же дергала поводья заигравшегося Марципана, или подгоняла коня лёгкими ударами каблучков по бокам, или поправляла выбившуюся из причёски прядь. Она все время держалась позади, и даже если Геральт замедлялся в ожидании, пока она его нагонит, Цири замедлялась тоже. Пару раз за путь они спешивались, чтобы ноги отдохнули от лошадей, а лошади — от своих наездников.

На деревеньку наткнулись уже затемно. Найдя корчму с помощью слегка поддатого мужичка, который явно из этой самой кормы только что вышел, они привязали лошадей к ветхой покосившейся коновязи и зашли внутрь.

В корчме пахло едой, выпивкой и грязными мужиками. Под потолком висели косы чеснока вперемешку с пучками омелы и вереска, украшенными черными и золотыми ленточками. Часть стен была неумело раскрашена цветами, часть — завешана старыми плешивыми коврами для утепления. Помещение было тесное, вмещало всего лишь пару-тройку столиков, но Геральт отметил, что всё отличалось удивительной опрятностью.

Кроме одной персоны непонятного полу и молоденькой девушки со шваброй — то ли дочки корчмаря, то ли сиротки, на которую после прошедшего по их землям Нильфгаарда внезапно свалилась забота о семейном наследии, — в корчме больше никого не было. При виде гостей девушка встрепенулась, словно немного испугалась, и заметалась, не зная, куда себя деть.

— Ч-что… Что вам угодно будет, мастер ведьмак? — обратилась она к Геральту, подходя.

— Комнату. И еды. Мы устали с дороги.

Хозяйка затеребила подол юбки.

— Из еды остался говяжий окорок да овощи тушёные…

— Неси. И пшенную водку захвати.

— И медовухи, — вставила Цири, снимая с плеч плащ и бросая его на лавку рядом со столом, за который тут же и уселась.

Хозяйка поклонилась и скрылась на кухне. Поклон был направлен по большей части в сторону Цири.

Геральт вопросительно взглянул на ведьмачку, садясь напротив.

— Медовуха?

— А что?

Геральт покачал головой.

— Ничего… Иногда я забываю, что тебе уже давно не тринадцать лет.

Пока хозяйка возилась на кухне, Геральт заглянул в кошель. Ужин, комната, с утра ещё и завтрак хотя бы для одной Цири, а ещё соль и трубки для Ламберта… В Каэр Морхен они вернуться совсем пустыми. Зиму они уж переживут, а вот весной… Весной станет тяжко.

Хозяйка подошла к ним, как умелая акробатка держа деревянные тарелки на сгибах локтей, бутылку водки в одной руке, графин с медовухой — в другой. Расставляя всё это на столе, она обратилась к Геральту:

— Как хорошо, что вы заехали, м-мастер ведьмак. Недалече от деревни бестия завелась… Ребятишек да баб на куски рвёт. Мелкий скот крадёт, а у нас зима на носу, что ж мы есть будем, если не изведём эту напасть! Когда стемнеет, из дома боимся в-выходить…

Голосок у неё был тонкий, дрожащий.

— Что за бестия?

— Откуда ж мне-то об этом знать… — она вздохнула, оправила юбку и продолжила, — Вы, ведьмаки, часто к нам захаживаете, а потому бестии редко в деревне з-задерживаются. Видать, где-то близко вы живёте…

Геральт и Цири переглянулись. Девка была не глупая.

— …Вот деревня моя и не знает, как с б-бестиями такими сладить. Только на вас вся надежда, мастер ведьмак. З-зайдите завтра к старосте, он вам расскажет. Он всё про бестию эту знает. Уж на то он и староста, чтобы все знать…

Окорок на вкус Геральта показался сухим и пережаренным.

Комната, которую дали им в распоряжение, как и вся корчма, не отличалась простором. Единственную кровать оставили для Цири, а Геральту специально принесли матрас, что он положил рядом с массивным сундуком. В углу стояло кресло с разъезжающимися ножками — ведьмачка сложила на нём свой плащ и куртку. Когда она снимала сапоги, Геральт ощутил её легкий, практически неуловимый запах. Он состоял из запаха пота, грязи и женщины — что-то подобное Геральт улавливал среди запаха крыжовника и сирени от Йен, среди запаха пряностей от Трисс. Чародейки вообще обладали способностью пахнуть ничем иным, кроме своих духов, создавая вокруг себя какую-то пелену таинственности. У Цири же этой пелены таинственности не было. Она пахла как самая обычная женщина после долгого дня.

Она пахла как обычная женщина.

Геральт поскорее отогнал от себя эти странные мысли. Цири молчала.

* * *
Геральту не спалось. Матрас, который ему дали, был настолько тонким, что он мог с таким же успехом поспать на полу. Когда ведьмак ворочался, пытаясь найти удобную позу, деревянные половицы под ним скрипели. Геральт замирал, боясь пошевелиться и тем самым разбудить Цири, но, когда конечности затекали, приходилось опять скрипеть половицами.

Быстро же Геральт привык к комфорту, которым окружил себя в замке. Раньше он мог спать в лесу на голой земле и чувствовать себя вполне сносно. Раньше…

Раньше многое было иначе.

Минуло за полночь, когда Цири вдруг поднялась с кровати и раскрыла ставни. В комнату пролился лунный свет. Снег, выпавший за день, почти весь растаял, оставшись лишь в низинах отвратительными серыми шлепками. Грязь, заменяющая в деревеньке дороги и тропки, покрылась ледяной коркой.

Земли уже давно были готовы к зиме, только зима что-то никак не шла.

Цири села на сундук и повернулась к окну. Она просто сидела, сложив руки на подоконнике и смотря в пустоту, пока остатки дневных снежных туч не закрыли луну. В комнате стало в разы темнее.

Когда глаза Геральта привыкли к темноте, он поднялся с матраса, нашёл медный канделябр с одной-единственной свечкой.

— Игни.

Он сел на сундук рядом с Цири. Канделябр он поставил перед ними на пол.

— Цири, расскажи мне, что тебя тревожит.

Она взглянула на него. В слабом свете свечи её глаза отливали жёлтым.

— Я постоянно… Я не могу нормально спать, Геральт. Я просыпаюсь, и меня бьёт такая дрожь, словно нахожусь подо льдом, а не под двумя одеялами, а пота льётся с меня столько, что в один момент я точно проснусь посреди моря! Меня преследуют кошмары, словно я опять вернулась в детство… Множество чёрных, липких, отвратительных!.. рук тянется ко мне со всех сторон. Руки Вильгефорца, Кайлея, Бонарта, Эмгыра, Эредина… Они тянутся ко мне, чтобы забрать мою Силу, забрать моё тело, каждый хочет урвать хотя бы кусочек. Я уворачиваюсь от них, рублю их мечом, но они отрастают, и куда бы я ни убежала, всегда вновь находят меня.

Цири провела руками по лицу, аккуратно коснулась пальцами виска.

— Пока я скакала по мирам… Я либо была постоянно в опасности и не могла позволить себе глубоко заснуть, либо уставала так, что засыпала как мертвец. И мне не снилось вообще ничего. Эта бесконечная погоня уже перестала быть моей жизнью, но… Геральт, я не могу расслабиться. Я всё время думаю, что это ещё не конец, что в любую минуту моя спокойная, наконец-то спокойная жизнь посыплется, как карточный домик от дуновения ветерка… Только в моём случае это будет ураган. Ещё один ураган, от которого мне придётся постоянно убегать.

Где-то в коридоре послышались тихие шаги, скрипнул пол. Не только им не удавалось заснуть в эту ночь.

— Я не знаю, что мне делать со всем этим.

Цири пригладила волосы. Из-под расстёгнутой до пупка рубашки выглядывала грудь в застиранном, посеревшем от длительной носки белье. Под грудью можно было разглядеть пару давнишних рубцов, о наличии которых Геральт даже не подозревал. Пара из них были очень глубокими и явно заживали достаточно долго.

Он перевёл взгляд на её лицо.

— Цири, я не могу тебе ничего обещать. Я не могу сказать, что рядом со мной ты будешь в безопасности, или что я всегда буду рядом, чтобы защитить тебя… Но я могу пообещать, что ближайшую зиму рядом со мной, Эскелем и Ламбертом ты проведёшь в спокойствии. Каэр Морхен почти невозможно отыскать, а зимой уж тем более. Постарайся расслабиться хотя бы на эту зиму. А весной… Что ж, с тем, что будет весной, весной и будет разбираться.

Цири взяла Геральту за руку. И улыбнулась. Искренне.

— Спасибо, что честен со мной.

Они посидели так немного, вглядываясь в темноту за окном.

— Геральт, можно мы поспим вместе? — внезапно спросила Цири.

— Я не против, но вряд ли мы поместимся на кровати.

— А я и не про кровать говорю.

— Ты уверена?

— Да.

Цири стащила одеяла с кровати на матрас и легла у стены. Одеяла не особо помогли, но всё же стало мягче. Геральт лёг рядом и нежно обнял дочь одной рукой.

Так хорошо ему не спалось даже на самой мягкой кровати.

Часть 3

Цири ждала ведьмака у домика старосты, держа поводья лошадей и насвистывая какой-то примитивный мотивчик. Утренний мороз холодил лицо. Желтая трава, покрывшаяся инеем, хрустела под сапогами. На завтрак хозяйка корчмы дала им остатки пирога, покрытые лёгкой черствинкой, и компот из кислых яблок, щедро сдобренный мёдом, который сейчас плескался во флягах на сёдлах лошадей. Вдобавок к этому Цири упросила Геральта купить бутыль медовухи, что так понравилась ей накануне. Лошади игриво фыркали друг на друга и тыкались носами в ведьмачку.

Цири смеялась и улыбалась, щёлкая лошадей по носу. По-настоящему улыбалась, а не просто притворялась, что всё хорошо. Оставшуюся часть ночи она спала спокойно. Благодаря примочкам Геральта синяк почти сошёл, оставив после себя лишь жёлтые пятна.

Ведьмак вышел из домика старосты, поправляя доспех. В руках у него был какой-то свёрток.

— Ну, что сказал староста? — спросила у него Цири, когда Геральт подошёл к ней и взял поводья Плотвы.

— Похоже, волколак. Подробности расскажу по дороге, чтобы времени не терять.

— А куда мы?

Геральт вскочил на Плотву. Лошадь фыркнула.

— Через поле есть конюшня, а от неё идёт тропинка к рыбацкому домику, у которого этот волколак и крутится. К тому же оставим там наших лошадей, пусть почистят.

Дорога к конюшне шла между полем и краем леса. Деревья слева качали лысыми ветвями, словно стремясь заколоть острыми концами путников. А справа была пустота — поля приготовили к зиме. В паре мест угрюмыми стражами стояли пугала, да лежала единственная копна сена, что ещё не убрали крестьяне.

Староста много чего рассказал. Мол, жил у них тут охотник, гадкий был человек. В деревне думали даже, что он хаты других охотников жёг, когда у него был неудачный день и он приносил дичи меньше остальных. Но дальше подозрений дело никогда не заходило. Жил охотник с женой, бабкой — тещёй — и детьми. Бабка к своему зятю большой любви не испытывала, впрочем, как и он к ней, но терпела, лишь иногда ворча.

— …А с месяц назад они разругались так, что бабка, похоже, в сердцах и наложила на охотника проклятие, сама того не ведая. И померла на следующий день. Как сказал староста, «негодяй этот в волка обратился», перегрыз оставшуюся семью и сбежал в лес, — закончил пересказ слов старосты Геральт.

— Интересно… И сколько за голову волколака староста пообещал?

— Сорок пять крон.

— Как-то… не очень много.

В голосе Цири послышалась небольшая доля разочарования.

«На сорок пять крон можно купить неплохую куртку… Ещё и на новую упряжь останется…» — подумал Геральт, но вслух ничего не сказал. После завтрака и выпрошенной Цири медовухи у него в кошеле оставалась всего пара монет. Лишними сорок пять крон не будут.

— Но… Староста дал мне кое-что ещё авансом, — Геральт похлопал по седельной сумке, в которую ранее положил свой загадочный свёрток. — Трубки для Ламберта. Когда-то староста был… увлечённым человеком.

— Ламберт будет просто счастлив.

Налетевший на них ветерок принес с деревни запах скошенной травы, овсянки на молоке и коровьих лепёшек, а также отголоски чьей-то недовольной ругани. Чем выше отрывалось от горизонта солнце, тем больше начинала закипать в деревне жизнь.

— Я тут подумала… Это ведь, получается, мой первый заказ.

— Верно, Цири. Правда, обычно ведьмаки не идут на своего первого монстра вместе с наставником.

— Я понимаю… Но всё же! — Цири нетерпеливо заёрзала в седле. Марципану это не очень понравилось, и он завилял по дороге, чуть не столкнувшись с Плотвой. Цири дёрнула поводья. — Первый заказ!

Геральт взглянул на Цири. Она улыбалась как человек, который знает, что сейчас получит подарок, но пока не догадывается, что это за подарок, и томится в радостном ожидании. Это было странно… и даже как-то немного неправильно. Ведьмаки обычно радовались не тому, что им предстоит идти бить монстра, а тому, сколько звонких крон они за голову этого монстра могут получить.

Радостная улыбка Цири сменилась задумчивой.

— Послушай, Геральт… Человека, подверженного ликантропии, ведь можно излечить, так? Ты не думал снять проклятие с этого волколака?

Ведьмак в ответ пожал плечами.

— Универсального средства тут нет. С каждым проклятым надо разбираться отдельно. Я обычно просто действую по ситуации. Но… да, я думал об этом.

— И что ты решил?

Деревья слева от них вдруг затрещали. Сквозь ветки на них ринулась огромная масса грязно-серой шести.

— Цири!

Ведьмачка успела соскочить с Марципана прежде, чем волколак на полной скорости врезался в его круп. Пролетев дальше, монстр врезался в ограду, окружающую поле. От столкновения конь Цири осел на задние ноги, но тут же вскочил и понёсся вперёд. Когда с Плотвы на дорогу спрыгнул Геральт, она помчалась вслед за Марципаном.

Волколак поднялся, стряхивая с себя обломки ограды. Тело его покрывало множество старых и не очень шрамов. Особо длинная шесть на голове и бороде была заплетена в косички. От него смердело гнилью и тухлой рыбой — особенно когда он открывал пасть.

Прорычав что-то неразборчивое, отдалённо напоминающее человеческую речь, волколак прыгнул в сторону Геральта, занося переднюю лапу. Ведьмак ушёл от удара отскоком и сразу же кольнул монстра под рёбра острием меча. Рана небольшая, но неприятная. Но волколак даже не обратил на неё внимание. Развернувшись, он ударил Геральта сверху, будто собирался прихлопнуть муху, но могучая лапа встретилась с активированным щитом Квена. Не понимая, что происходит, монстр недоумевающе и злобно зарычал.

Вдруг волколак выгнулся, и рычание сменилось хоть и на короткий, но скулёж. Он обернулся. Цири, успевшая за это время нанести два рубящих удара крест-накрест по спине монстра, телепортировалась от него назад на пару метров. Вокруг неё клубился зелёный свет.

Воспользовавшись моментом, Геральт взорвал щит. Его магические осколки иглами вонзились волколаку в спину. Монстр рыкнул, бросил взгляд на Геральта, как-то странно ощерился и, видимо, решил, что с молодой ведьмачкой справиться куда проще, помчался на Цири.

«Твою мать, нет!» — мысленно выругался Геральт.

Меч в не самых сильных девчачьих руках не в состоянии был отразить удар огромной лапы, и Цири не успела вовремя среагировать. Волколак буквально смел её, и она повалилась на землю. Над ведьмачкой нависла смердящая пасть, готовая впиться ей в горло.

Геральт подбежал и занёс меч над головой волколака, и в этот же момент Цири нащупала свой и схватила его, стремясь стукнуть монстра по морде. Клинки встретились у шеи волколака с противным звоном. Оборотень прижал уши. Не теряя времени, Геральт рубанул по загривку, а Цири толкнула монстра ногами в грудь, высвобождаясь. Волколак отпрянул от них.

Ведьмак выкинул вперед руку и начертил знак Аард. Он уже и не помнил, когда последний раз знак у него получался таким мощным. Стена холодного воздуха протащила вцепившегося в землю когтями волколака футов на тридцать.

Геральт помог Цири подняться.

— Будь за мной, и…

— Я могу сама справиться с ним!

Оттолкнув руку Геральта, Цири понеслась на волколака.

— Цири, стой!

Тряхнув головой, волколак прыгнул на ведьмачку. Он был разъярён. Глаза монстра горели красным. Для того, кто подхватил проклятье всего пару недель назад, он был слишком, слишком силён.

Сделав кувырок и оказавшись под волколаком, Цири выставила меч над головой. Оборотень уже сам напоролся на него. Серебряный клинок юной ведьмачки распорол ему живот. Но волколак не собирался сдаваться. Приземлившись возле Геральта, он попытался достать ведьмака когтями, но Геральт отскочил, защитившись мечом. Когти скользнули по лезвию. Волколак слабел.

Краем глаза Геральт увидел зелёную вспышку. Цири переместилась фута на четыре выше земли с занесённым над головой мечом. Вспоминая позже этот момент, Геральт поражался, насколько точно Цири удалось рассчитать телепортацию — ошибись она даже на десять сантиметров, всё уже бы пошло не так, как задумано. Усиленный и ускоренный падением ведьмачки меч проткнул морду волколака, пригвоздив её к земле. Волколак в последний раз заскулил и затих.

Уперевшись ногой в нос мёртвого оборотня, Цири с трудом вытащила меч.

— Цири, чтоб тебя! Какого хрена ты полезла под удар?

Она обернулась. Глаза у неё горели не хуже, чем у волколака парой минут назад, но только не красным, а зелёным.

— А того хрена, что я и сама бы могла бы с ним справиться! И я справилась. А ты только мешал!

— Мешал, значит? Тебя бы загрызли, если бы я не вмешался! — Геральт подошёл к Цири и схватил её за плечо. Слишком грубо.

— Как видишь, не загрызли! — она попыталась вырваться, но Геральт держал крепко.

— Это не тот волколак, про которого говорил староста. Этот гораздо сильнее и…

— Да я и сама поняла! — закричала Цири ему в лицо.

Геральт отступил на шаг назад, отпустив её. Что-то было такое в глазах дочери, чего он увидеть не ожидал. Такое, чего там и не должно быть.

Перехватив взгляд Геральта, Цири словно со стыдом вдруг осознала всё то, что сейчас сказала и сделала. Она убрала меч в ножны за спиной и опустила голову.

— Геральт, я… Прости.

Вздохнув, Геральт обнял её.

— Я просто боялся за тебя. И я рад, что с тобой всё хорошо.

Цири обняла отца в ответ.

— Не надо за меня бояться. Мне уже не тринадцать лет.

— Я знаю… Я знаю, Цири.

* * *
— Держи, — Геральт отдал Цири маленький мешочек, наполненный кронами. — Твоя первая плата за твой первый заказ.

Хоть солнце уже давно скрылось и его место занял тонкий месяц, деревня не спала. Днём вместе с купцом из ближайшего города приехал дряхлый старик с ощипанной бородкой, которого все звали дед Бздашек. Дед Бздашек был бродячим сказителем и возвращался на зимовку в родную деревню. А так как хату его уже давно то ли сравняли с землёй, то ли заняла и перестроила другая семья, то каждую зиму за спиной сказителя начинались споры: кто примет его в свой дом на этот раз. Крестьянским детям, которые деда Бздашека — и его рассказы в особенности — просто обожали, до споров взрослых не было дела. Как только дед Бздашек переступал границу деревни, его тут же окружала маленькая толпа, требующая новых новостей и рассказов из большого мира.

Геральт и Цири сидели на пеньках за полем возле высокого костра. Почти на границе с лесом и не так уж и далеко, по сути, от места, где утром они столкнулись с волколаком, была организована мусорная куча, куда крестьяне стаскивали всё ненужное, и раз в неделю или две всё это торжественно сжигали. От получавшегося костра дышало жаром так, что близко невозможно было подойти, а тот мусор, что не успели принести сразу, приходилось кидать издалека.

Вокруг костра собралась вся деревня, в том числе и дед Бздашек с тарелкой супа и кучкой невероятно тихих детей вокруг. Сын конюха играл на дудочке, а рядом с ним, скинув плешивый полушубок, танцевала старостихина дочка, тряся бубном. Пьяницы, приползшие из корчмы и захватившие с собой пару бутылок, охотно делились со всеми желающими. В воздухе витала атмосфера праздника, только непонятно было, что праздновали.

Цири приняла от Геральта мешочек так, словно он был хрустальный, уронишь — и осколки уже будет не собрать.

— Геральт, это так… волнительно.

— Ты же говорила, что сорок пять крон — это совсем немного.

— Да, но… — Цири замолчала, пытаясь понять свои ощущения. — Я их заработала, Геральт, понимаешь? Это не просто какие-то сорок пять крон — это сорок пять крон, которые я заслужила!

Ведьмачка спрятала мешочек за пояс. Геральт улыбнулся и похлопал её по плечу.

— Люблю, когда ты улыбаешься, — промолвила Цири.

Геральт не стал рассказывать старосте, что убитый им волколак не был деревенским охотником. На него и Цири напала матёрая тварь, которая, скорее всего, просто погрызла охотничью семью, а крестьяне не разобрались, где чьи останки. Но даже если бы Геральт захотел рассказать, вряд ли кто-нибудь стал бы его слушать. При виде отрубленной головы волколака староста закрыл платком нос и рот, бросил ведьмаку деньги и попросил поскорее убрать кровавый трофей из его дома. И при этом желательно убраться вместе с ним.

— Геральт?

— Да?

Цири заворожено смотрела в огонь.

— Как бы ты хотел умереть?

Геральт вспомнил, что на этот вопрос в своё время ответил Ламберт. «С красивой женщиной, приседающей на моём члене». Геральт и сам не отказался бы от такой смерти, но всё же он мечтал о другом.

— От старости в уютном домике где-нибудь на краю мира, куда не долетают несчастья, рядом с любимой женщиной.

— И чтобы этой женщиной была Йен?

— Необязательно. Может, даже ты.

— Я не хочу тебя хоронить, Геральт.

— А я тебя.

— Значит, нам придётся умереть вместе. От лап монстра или во время кровавой сечи.

— Что ж… Если в последние минуты я буду сражаться с тобой плечом к плечу, то я согласен.

Эльф


Эмили Джейн Златогривый

Когда мир меняется и старым сказкам не остается места, последние уцелевшие эльфы вынуждены устраиваться как придется.


Прежде чем открыть дверь, мисс Хэпзиба Аддерли-Олсопп критически оглядела свою — наконец-то свою! — чистенькую гостиную, поправила и без того идеально лежавшую скатерть, пробежала пухлой ладонью по полке серванта в поисках несуществующей пыли. Разуме-ется, это было глупо: уборка ради собеседования с прислугой немногим отличается от починки крана перед вызовом водопроводчика. Эмма и Миранда, без сомнения, посмеялись бы над ней. «Но, — с привычной откровенностью сказала себе мисс Хэпзиба, — это потомственные хозяйки усадьб могут свысока смотреть на такие мелочи. Если же ты всю жизнь махала тряпкой сама… при таком явном свидетельстве смены образа жизни не мудрено прийти в волнение. Да-да, в легкое, вполне уместное волнение».

Не без труда одолев многочисленные цепочки и засовы, она воззрилась на то место, где, на уровне ее довольно объемистой поясницы, по расчетам должна была находиться сморщенная лысина и развесистые уши домовика. Но ничего подобного в поле зрения не обнаруживалось. Несколько мгновений мисс Хэпзиба без единой мысли в голове таращилась на… развеваемые ветром полы плаща. В свете неяркого осеннего солнца тот переливался приглушенными тонами пыльной листвы и серебром речной воды. Под плащом угадывалось что-то вроде плотных зеленых гамаш. Осознав, наконец, что она стоит, бесстыдно уставившись на ширинку какого-то джентльмена, мисс до слез покраснела от смущения и поспешила поднять взгляд выше. Там обнаружилась полускрытая плащом коричневая туника, скрепляющая ворот фигурная застежка в виде дубового листа и тонкие черты прекрасного лица в обрамлении струящихся по ветру волос, которые она назвала бы золотистыми…вмещай это слово уютную мягкость медовых оттенков, благородный отлив полированной бронзы и ускользающее таинственное мерцание далеких звезд.

— Госпожа Аддерли-Олсопп? — спросил незнакомец. Его чистый звонкий голос превратил эти три слова в короткую песню, увенчанную изысканным переливом вопросительной интонации и мелодичным рефреном глубокого почтения. Но в сопроводившей фразу улыбке внимательный наблюдатель отметил бы некоторую нервозность.

Мисс Хэпзиба не отличалась внимательностью даже в свои лучшие моменты. А это, определенно, был не один из них. Так и не поняв смысла адресованного ей вопроса, она безмолвно взирала (банальное «глядела» ни в коем случае не передает охватившего ее благоговения) на гостя. На фоне чинного яблоневого садика с аккуратно подстриженными кустами и мощеной белой галькой дорожкой тот выглядел пугающе нереальным, словно старинный кубок в куче строительного хлама или воздушная акварель на сырой, кое-как выкрашенной дешевой краской стене. Казалось, весь его высокий стройный силуэт, каждая складка плаща, каждый золотой волос обведен по контуру тончайшей линией едва различимого сияния.



— Госпожа Аддерли-Олсопп? — повторил незнакомец. — Я по объявлению в «Пророке»…

От чая гость вежливо отказывался, но мисс Хэпзиба, которой жизненно требовалась пауза на приведение в порядок чувства реальности, была неумолима. Гремя стареньким, бабушкиным еще, фаянсом и нарезая тонкими ломтиками солнечно-желтый лимон, она лихорадочно пыталась сообразить, что же теперь делать.

— Сэр… — наконец, начала она. — Мистер…

— Лаэголас. Просто Лаэголас.

— Мистер Лаэголас, я полагаю, что тут вкралась какая-то ошибка, — мисс решительно тряхнула головой, увенчанной шапкой тронутых ранней сединой волос. — Видите ли… Я рассчитывала нанять домашнего эльфа…

Гость благожелательно смотрел на нее, явно ожидая продолжения.

— Домашнего эльфа! — многозначительно повторила хозяйка. — А вы…

— Я скорее бездомный эльф, — кивнул гость, — это верно. Но тем больше причин нанять меня.

— А вы вполне… э-э-э… уверены?

— Что мне нужна эта работа?

— Что вы… простите, что вы… эльф?

Лаэголас тяжело вздохнул и, вложив в этот изящный жест строго рассчитанную дозу мученического смирения, отбросил за плечо светлую прядь волос, открывая ухо. Мисс Хепзиба близоруко сощурилась. Ухо ничем не напоминало привычные глазу эльфийские лопушки. Так, легкая заостренность раковины. «Метис!» — с невольным сочувствием подумала нанимательница.

— А ваши уважаемые предки…

— Мой отец был королем Северного Лихолесья.

— О! — мисс Хепзиба должным образом вострепетала и едва не разбила любимую чашку.

— Тогда как же…

— Это все вампиры, — лицо эльфа на миг исказила гримаса неподдельного страдания. — Видите ли, они сделались слишком популярны и непрестанно теснят нашу расу из умов людей. Одна мифологическая ниша, вы понимаете. Мы, конечно, тоже красивы и почти бессмертны… но риск, но похоть, но вечная юность, но мрачное очарование готики, наконец… ах, они предлагают настолько больше! Деревья и травы уже не помнят моего народа. Одни камни еще оплакивают нас. А тем немногим, кто уцелел, приходится скитаться по кроссоверам…

Хозяйка сочувственно покивала. Ее разрывали на части противоречия. С одной стороны, она, как ни старалась, так и не смогла в себе изжить генетическую любовь к таким британским фетишам, как практичный твидовый костюм, звук охотничьего рожка и аристократическое происхождение, а потому сама идея отказать от места члену королевской фамилии казалась ей чем-то сродни дурной шутке. С другой — кандидат настолько не соответствовал ее скромным в сущности притязаниям…

— Я вам не подхожу? — верно истолковав ее сомнения, спросил Лаэголас.

— Нет-нет, что вы!.. Хотя… — мисс Хэпзиба замялась, но тут же устыдилась этих своих метаний. — Давайте начистоту, хорошо? Я совсем недавно унаследовала значительное состояние, частью которого является этот коттедж. После смерти Анджелы, моей троюродной тети, он почти двадцать лет стоял пустой. Мама так и умерла, не дождавшись исполнения завещания: она была… была сквибом, и я тоже, поэтому Министерство тянуло до бесконечности, пока не было вынуждено признать, что не осталось ни одного одаренного наследника, только мы. Теперь я живу здесь и стараюсь соответствовать.

— Сочувствую, — кивнул Лаэголас, в его голосе была и печаль, и теплота дружеского участия. — Должно быть, вам приходится нелегко.

— Ох, вы даже не представляете себе, насколько, — всплеснула руками мисс Хэпзиба. — У меня есть светские обязательства. Криббедж по четвергам, рукоделие в пользу голодающих детей Колумбии по пятницам, да еще два званых ужина в неделю, да еще визиты соседок… И коттедж слишком велик. Тут не обойтись без помощи, а обычную прислугу я нанять не могу, это может привести к окончательной гибели репутации семьи в глазах волшебного сообщества. Мне нужен… эльф. Скромный домашний эльф, который согласился бы носить униформу, проявлять надлежащую преданность, откликаться на имя типа Винки или Хоуки. В общем, вести себя как… эльф.

— Ну, полагаю, вы можете звать меня Лассэ, — озорно улыбнулся Лаэголас. — Это на квенья.


Весть о том, что «эта Аддерли-Олсопп» заключила контракт с каким-то странным эльфом, облетела округу меньше чем за сутки. Стоило деревенскому молочнику, видавшему в жизни и не такое старенькому маглу, повстречать на крыльце коттеджа рослого блондина в полотенце с монограммой, как информация распространилась со скоростью лесного пожара, даром, что половина заказчиков осталась в этот день без молока.

Пятничное заседание кружка рукодельниц-благотворительниц побило все рекорды по числу присутствующих. Конечно, не обошлось без завсегдатаев. В углу у чайного столика сладко похрапывала над неоконченным вязанием старенькая миссис Смит, жена викария. Жизнерадостная Эмма Трелони, с первых дней взявшая мисс Хэпзибу под свое немного утомительное покровительство, гордо демонстрировала кривоватое «ришелье» чопорной леди Миранде Грейсток, пользующейся каждым удобным случаем вывезти в свет свою ситуативно присутствующую дубленку из кожи фестрала. Но помимо них в гостиную набилось еще добрых полторы дюжины дам — некоторых даже хозяйка дома не сразу вспомнила по фамилиям. Половина новоявленных рукодельниц не удосужилась взять с собой даже нитки с иголкой и теперь неприкаянно бродила по комнате, бросая полные информационного голода взгляды на кухонную дверь.

За этим раздражающим любопытствующих гостей заслоном ажитированная мисс Хэпзиба спешно вскрывала банки с тунцом, терла чеддер и обрезала корочки у тостов. Стоящий тут же Лаэголас смотрел на ее хлопоты с рассеянным одобрением. Его длинные тонкие пальцы ощупывали гнутую спинку стула: в голове сами собой возникали строфы о дереве… да, чистом честном дереве, даже после гибели несущем верную службу. От резкой боли мисс Хэпзиба зашипела и затрясла рукой. С раскроенной острым краем жестянки ладони полетели тяжелые багряные капли.

— Да помогите же! — простонала мисс, вытягивая руку, чтобы не запачкать платье.

Оторвавшись от так и не родившейся поэмы, эльф с некоторой растерянностью посмотрел на небольшой порез, а потом почтительно кивнул и, не зная, что сделать еще, поцеловал его.

Несмотря на то, что жестко проинструктированный Лаэголас так и не показался гостям, прошло добрых три часа, прежде чем дамы признали поражение и начали расходиться. За это время благотворительная корзинка в пользу голодающих детей недавно вошедшей в моду Колумбии пополнилась недовязанными шерстяными носками, кухонными прихватками, носовыми платками с монограммой королевы и парой абажуров в технике макраме. Наконец, закрылась дверь за сестрами Трэверс, и в гостиной осталась только мисс Хэпзиба со своими подругами.

Осень выдалась не слишком щедрой на солнечные деньки, и по мере приближения сумерек в гостиной ощутимо холодало. Миссис Смит, добрая душа, зябко куталась в свою необъятную шаль.

— Может, разжечь камин? — спросила хозяйка, подливая старушке еще чаю.

— Ах, не стоит хлопот, моя дорогая…

— Ну, какие же это хлопоты, в самом деле! Сейчас я…

— Нет-нет! — леди Миранда перехватила направившуюся к камину мисс за рукав практичного темно-синего платья. — Хэпзиба, дорогая, так ты никогда не научишься распоряжаться прислугой! Никогда не делай сама того, что можешь перепоручить, иначе твой эльф быстро отобьется от рук, поверь моему опыту.

Мисс Хэпзиба в смятении оглянулась на кухонную дверь. Конечно, думала она, это наверняка всего лишь предлог, чтобы посмотреть на Лаэголаса… Лассэ. Но повод вполне резонен, возразить нечего. Тем более что с эльфом она, и правда, пока управляется из рук вон плохо. С третьей… Как знать, умеет ли он вообще разжигать камины? С сэндвичами, вон, пришлось возиться самой. Но решать что-то было нужно.

— Кхм… кх… Лассэ? — откашлявшись, позвала она.

Дверь приотворилась, и на пороге показался эльф. Мисс Хэпзиба бессознательно поежилась. Хотя она и предложила слуге самое большое из имевшихся у нее полотенец, почти простыню, на виду все-таки оставалось слишком много… всего, и теперь ей подумалось, что лучше, наверное, перейти на пледы: бедняжка, так и замерзнуть недолго. Сзади раздалось сдавленное хихиканье. Хозяйка недоуменно обернулась к гостям. Те вели себя откровенно странно. Эмма разрумянилась, точно только что с мороза, ее руки суетливо теребили складки платья, а улыбка грозила просто-таки порвать щеки. Леди Миранда, еще более надменная, чем обычно, смотрела на Лаэголаса так пристально и напряженно, словно готовилась бросить ему вызов. «Должно быть, это все — инфлюэнца, — сказала себе мисс Хэпзиба. — В газете писали, что все начинается с легкого жара. Надо бы предложить им малинового варенья. Хотя… они, наверное, предпочли бы бодроперцовое зелье».

Эльф тем временем сноровисто выстроил башенку из поленьев и с первой же попытки развел отличный огонь. Хозяйка выдохнула не без облегчения. Нет, на отсутствие у Лаэголаса старательности и исполнительности она не могла бы пожаловаться. Все, что тот делал, делалось настолько идеально, что даже немного пугало: сам собой сказывался трехтысячелетний опыт. Кромка наточенных им ножей была практически невидима глазу. Составленные им букеты из поздних астр смотрелись точно лазурно-лиловая симфония. Однако за минувшие дни она не раз убедилась на опыте, что навыки нового слуги зияют катастрофическими пробелами. Так, он совершенно не умел готовить и даже не мог взять в толк, чем кого-то может не устраивать горстка сушеных фруктов, запитая ключевой водой. Приходил в ужас об одной мысли о том, чтобы придать живой изгороди правильные геометрические формы. Не замечал пыли на шкафах, даже если провести по ней пальцем… Но, конечно, мог ходить по газону, не приминая его, отлично стрелял и превосходно играл на флейте. Ах да, еще птицей взлетал на дерево, рискуя шокировать половину квартала приподнятой для удобства униформой. Мисс Хэпзиба лично убедилась в этом его умении, когда неосторожно попросила взглянуть, не идет ли почтальон.

— Ну вот! — жизнерадостно воскликнул эльф, любуясь на ревущее пламя. — Как сказал бы мой друг Гимли, здесь можно зажарить целого быка. Вы когда-нибудь пробовали жареного быка, госпожа?

Леди Миранда, на которую была нацелена эта не слишком удачная попытка завязать непринужденную беседу, воззрилась на слугу с тем же недоумением, с которым, вероятно, смотрела бы на стул или камень, вздумай они заговорить. Но это недоумение тут же сменилось чем-то вроде тщательно скрываемого предвкушения.

— Хэпзиба, дорогая, — сказала она, не отрывая взгляда от слуги. — Сдается мне, твой Лассэ не имеет ни малейшего понятия о том, как должен себя вести приличный воспитанный эльф. Ты должна чаще напоминать ему, что он должен наказывать себя за допущенные ошибки. И незачем тянуть с очередным уроком. Пусть сделает это прямо сейчас.

Лаэголас вопросительно посмотрел на свою хозяйку. Та явно пребывала в затруднении. Будучи в гостях, она не раз видела, как эльфы той же Миранды кусают себя за пальцы и разбивают морщинистые лбы о дверной косяк. Ей все это виделось достаточно мерзким, но не до такой степени, чтобы врываться со своим уставом в чужой монастырь. В конце концов, служебные обязанности есть служебные обязанности, а традиции порой освящают и более неприятные вещи. Но представить, как все то же самое делает Лаэголас… В этом было что-то глубоко неправильное, хотя мисс Хэпзиба и затруднилась бы сформулировать, в чем различие. Заметив ее растерянность, слуга едва заметно кивнул ей и улыбнулся, точно хотел успокоить, а потом повернулся к гостье.

— Лассэ должен наказать себя, госпожа? — уточнил он. На его губах все еще оставалась улыбка. Но теперь она выглядела совсем иначе, как будто он знал о леди Грейсток какой-то не слишком приятный секрет и теперь давал понять о своей осведомленности.

— Ну же! — нетерпеливо бросила та.

— О, боюсь, я так неопытен в этих вопросах. Вам придется направлять меня, — его голос напоминал мурлыканье кота. — Быть может, стоит начать с этого? — эльф нарочито медленно накрутил на пальцы выбившуюся из хвоста длинную золотистую прядь и, не переставая улыбаться, дернул так сильно, что мотнулась голова. — Или с этого? — он, едва касаясь кожи, провел по лицу, от изящно изогнутой брови к подбородку, потом вдруг влепил себе хлесткую оплеуху и тут же, точно кот, потерся о ладонь пылающей щекой.

Леди Миранда издала какой-то сдавленный тихий звук и непроизвольно сжала лежавшие на коленях руки, безжалостно сминая дорогую ткань платья. Мисс Хэпзиба испуганно охнула. Эльф и гостья продолжали неотрывно смотреть друг на друга, точно участники поединка, и хозяйка дома, переводившая тревожный взгляд с одного на другую и обратно, как никогда остро чувствовала свое вопиющее невежество. Даже не в вопросах будней волшебного мира или не вполне ясных для нее тонкостях взаимоотношений господ и слуг, нет. Отчего-то ей казалось, что здесь кроется нечто другое. Что-то из области ритуальных танцев, тайных кодов, которыми от века обмениваются мужчины и женщины… исключая тех неудачниц, кому на роду написано носить очки и любить гортензии. И, несмотря на то, что она и под страхом смерти не смогла бы дешифровать выражения серых глазах Миранды или доискаться причин едва заметной тени презрения, скользнувшей по выразительному лицу Лаэголаса, она вдруг со всей ясностью ощутила, что здесь, прямо у нее в гостиной, случилось что-то отвратительное и постыдное. Что-то, чего нельзя терпеть и на что невозможно закрыть глаза.

Последние гости уже давно разошлись по домам, входная дверь была заперта, и свет в комнатах погашен, а она все ходила и ходила по своей маленькой спаленке, не в силах ни уснуть, ни успокоиться. Наконец, мисс решительно натянула поверх домашнего платья практичный фланелевый халат и отправилась в комнату для прислуги. Лаэголас открыл дверь даже до того, как она собралась с духом постучать. Должно быть, уловил своим чутким слухом ее шаги.

— Вы что-то хотели, госпожа?

— Да. То есть нет. То есть да, — он молчал, не пытаясь помочь ей, но от этого доброжелательного молчания пребывающая в самых растрепанных чувствах мисс Хэпзиба вдруг успокоилась. — Это дурацкое наказание. Я не хочу, чтобы вы еще когда-нибудь это делали.

— Все эльфы наказывают себя, это предусмотрено договором, — мягко напомнил он.

— Ну а вы не будете! Я не желаю, чтобы в моем доме творилось… э-э-э… такое. Если вы сделаете что-то не так, я… я заберу у вас на один день флейту. Вот.

— О, это будет невыносимо, — кивнул Лаэголас.

— Издеваетесь? — подозрительно спросила хозяйка.

— Я бы не посмел, — очень серьезно ответил эльф. — Не над вами.

Поднимаясь по отчаянно скрипящей задней лесенке, мисс Хэпзиба думала, что извинений и решения на будущее недостаточно для того, чтобы оставить в прошлом свершившуюся гнусность. «Нужно отказать Миранде от дома, — наконец, сказала она себе. — Меньшим тут не обойдешься». Еще неделю назад подобное решение показалось бы ей трудновыполнимым, а то и вовсе абсурдным: даже если вынести за скобки приятно кружащий голову титул леди Грейсток, идея добровольно оттолкнуть от себя одну из немногих волшебниц, которые сочли возможным дружить с ней, несмотря на то, что она не принадлежала и никогда не сможет принадлежать вполне их замкнутому миру, вряд ли относилась к числу удачных. Но сейчас все далось поразительно легко. Успокоившись, наконец, мисс Хэпзиба с чувством тихого удовлетворения легла на свою узкую постель и почти мгновенно уснула, положив ладонь под круглую щеку. Ей снился рысью скачущий по лесной тропе белый конь с украшенной живыми звездами самоцветов гривой.

Уик-энд и начало следующей недели выдались умиротворяюще спокойными. Никто не приходил. Никто, вопреки обыкновению, не звал к себе. Пользуясь нечастой паузой в светской жизни, мисс Хэпзиба неспешно и со вкусом занималась хозяйством: крахмалила скатерти, начищала до светлого сияния столовое серебро, развешивала на бельевых веревках машущие рукавами блузки и платья. По вечерам они с Лаэголасом уютно сидели в гостиной. Она вышивала гладью старомодный цветочный узор. Он играл на флейте или, по настроению, тоже брался за иглу, и под его тонкими ловкими пальцами рождались причудливо изогнутые стволы, стремительные молодые побеги, колышимые ветром травы. Они редко говорили друг с другом. Но в обоюдном молчании было что-то удивительно уютное.

Вторник выдался ветреным и ясным — самый лучший день для того, чтобы заняться яблочным повидлом. Деревья сада уже наполовину облетели, румяные бочки яблок лаково блестели под осенним солнцем. Лаэголас, как всегда бесшумный и расторопный, собирал плоды в корзины, ведра и прочие в обилии приготовленные емкости, мыл, чистил, длинными спиралями срезал сладко пахнущую кожуру. Раскрасневшаяся от кухонного жара мисс Хэпзиба хлопотала у плиты, где в двухведерной кастрюле уже готов был закипеть щедро приправленный пряностями сироп. И нежданный визит Эммы Трелони был очень некстати.

Заметив, что хозяйка занята, соседка замахала руками, приглашая ту не прерываться из-за нее, и по своему обыкновению устроилась с газетой у углового столика, в ожидании, когда ей смогут уделить немного времени. Не будь внимание мисс Хэпзибы полностью занято повидлом, она, наверное, сразу увидела бы, что обычно словоохотливая Эмма выглядит непривычно тихой и даже подавленной. Но кулинарный процесс как раз входил в решающую стадию, и нервозность гостьи осталась незамеченной. Вернее, осталась бы, если бы не Лаэголас. Дождавшись момента, когда лопатки мисс Хэпзибы непреднамеренно, но недвусмысленно сигнализировали о том, что судьба повидла в общем и целом определилась, он жестом указал хозяйке, что закончит сам, и ненавязчиво выпроводил ее за все тот же угловой столик, где уже был неловко сервирован чай.

— Извини, что я вот так вторгаюсь, — смущенно взмахнула руками Эмма, едва не перевернув при этом вазу с пышными георгинами, — но это очень срочно.

— Срочно? До заседания кружка рукодельниц еще три дня. Мы все…

— Это не кружок. Это… на самом-то деле это Миранда.

— Я не желаю о ней говорить, — решительно отрезала мисс Хэпзиба.

— А она о тебе желает! — в тон ей ответила подруга.

— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать, дорогая.

— Ты зря рассорилась с ней, — Эмма отвела глаза. — Да, она вела себя непозволительно, я ее не оправдываю. Но и ты поступила очень неразумно, когда так унизила ее.

— Унизила? — мисс Хэпзиба поправила очки и недоуменно воззрилась на Эмму. — Да чем же? И как бы я смогла? Кто я и кто она, если подумать?

— А если подумать еще чуть дольше, то станет ясно, что именно поэтому-то ее и задело так сильно, что ты посмела выставить ее вон. Серьезно, Хэппи, она в ярости. И, пока находится в таком состоянии, может обеспечить тебе кучу проблем. С ее подачи уже пошли слухи о… ну, ты понимаешь.

— Если честно — нет, не понимаю.

— Миранда, она… — Эмма замялась и сильно покраснела. — В общем, она всем говорит, что твой Лассэ… что он не эльф.

Почти шепотом выговорив последние два слова, гостья испуганно замолкла. Мисс Хэпзиба смотрела на нее с возрастающим недоумением. Все это звучало для нее как китайская грамота: эльфы, которые не эльфы, какие-то слухи, грядущие неведомые неприятности, краснеющая и бледнеющая Эмма — в этом просто не было смысла.

В наступившей тишине жалобный звон разбившейся стеклянной банки прозвучал особенно отчетливо.

— Ulundo! — воскликнул Лаэголос, хватая лежащий здесь же, на табурете, лук (с луком и флейтой он не расставался никогда). — Velanenyel tundosse!

Мисс Хэпзиба не знала квенья. Но после того случая, когда Лаэголас, вознамерившись приготовить гренки, нечаянно сунул руку в тостер, она отлично идентифицировала эти грозные певучие интонации. Он проклинал. Быть может, даже нецензурно. И в совокупности с луком это не обещало Миранде ничего приятного… в чем бы она там ни провинилась. Хотя мисс первая признала бы, что она не слишком сообразительна, тупицей она не была. В следующий миг она уже висела всем своим немаленьким весом на правой руке эльфа, пытаясь вырвать у него оружие.

— Прекратите! — крикнула она, со страхом чувствуя, что он высвобождается из ее неумелой хватки. — Прекратите немедленно!

Лаэголас подался назад, его лицо пылало гневом и чем-то, что у человека сошло бы за стыд.

— В’ нпнимаете! — невнятно выпалил он. — Я должен…

— Должны что? — мисс Хэпзиба яростно воззрилась на него, лихорадочно соображая, заперта ли входная дверь. — Расстрелять бедняжку Миранду? Прибить ее стрелами… не знаю… к какому-нибудь дереву? Это немыслимо! Глупо и жестоко! Это… это неблагопристойно, наконец!

На лице Лаэголаса мелькнуло недоумение, а потом он вдруг рассмеялся, легко и весело.

— Что? — подозрительно спросила хозяйка.

— Ну, раз неблагопристойно, то, конечно, не буду.

— Кхм! — подала голос совершенно забытая во время короткой схватки Эмма. — Я, пожалуй, пойду…

Проводив соседку до крыльца, мисс Хэпзиба вернулась к повидлу, но утреннее вдохновение уже бесследно исчезло. Сироп норовил подгореть. Плоды сами выскальзывали из рук. И даже чудесные ароматы горячих яблок и кардамона уже не радовали. Но бросить все сейчас означало перевести впустую отличные продукты, и она не бросала. Только закончив все дела и накрыв свежезакатанные банки стеганым одеялом, она повернулась к непривычно задумчивому слуге.

— Что это значит, «вы не эльф»? — прямо спросила мисс Хэпзиба. — Это странное заявление, да, но что такого ужасного в этих словах, что вы побежали убивать ее? Или я чего-то не знаю?

— Вы все знаете, — Лаэголас отвел глаза. — Просто не видите.

— И как я должна это понимать?

— Посмотрите на меня, — устало сказал он. — Просто посмотрите. А потом вспомните, что сказала леди Грейсток.

Мисс Хэпзиба послушно посмотрела и послушно вспомнила. Во всем этом по-прежнему не было никакого смысла. «Не эльф, — медленно повторила она про себя. — Не эльф. Но… тогда кто?» Она раздраженно помотала головой: опять какие-то игры, из-за которых она сама себе кажется слепой или неразумной, все эти сложности, составляющие, похоже, самую суть отношений между женщиной и… И вдруг она увидела. Он стоял посреди ее уютной гостиной — молодой джентльмен в полотенце. Златогривый. Красивый, вежливый и обходительный. И притом почти… У мисс Хэпзибы вспыхнули щеки, стало легко и пусто в голове. То, о чем она прежде мимоходом вежливо и обтекаемо думала как о «неприличностях», вдруг обрело имена. Плечо (голое плечо!). Спина (непозволительно открытая спина!). Ноги (едва прикрытые ноги!). Каждая мелочь, случившаяся в последние дни, вдруг предстала перед ее глазами, исполненная новым — она не смогла бы с уверенностью сказать, постыдным или просто странным — смыслом. Он называет ее госпожой. Он делает ей чай. Он точит ее ножи. Он разводит огонь для ее гостей. Он… Ей хотелось избить себя за тупость. И только потом провалиться сквозь землю.


Следующим утром мисс Хэпзиба встала с тяжелым сердцем. Чемоданы были уже собраны, до автобуса — целых два часа, и спешить некуда. Но еще нужно было попрощаться с домом. Это оказалось непросто. Да, он был не слишком уютным и слишком большим для нее. Да, она не родилась в нем, у нее не было детских воспоминаний, связанных с этой лестницей, этой сияющей кухонной медью, этим видом из окна. И все-таки она прожила здесь почти полгода с уверенностью в том, что теперь-то осядет где-то навсегда. И вездесущие свидетельства этой решимости (вышитая скатерть на столе, ряды банок с вареньем в погребе) теперь отдавались слабой тупой болью. Она не вернется.

— Мне так жаль, — как всегда, она не расслышала его шагов.

— Не стоит, — мисс покачала головой. — Это очень неприятно, но в сущности даже к лучшему. Глупо было приезжать сюда, надо было сразу распродать все наследство и подыскать себе что-то подходящее в нормальном человеческом мире, без всей этой… магической субкультуры и деревенского чванства. Глупо было пытаться стать той, кем я не являюсь. Я не колдунья. Не хозяйка особняка. Даже не леди, наверное.

— С последним я ни за что не соглашусь.

— Это очень мило с вашей стороны, — мисс Хэпзиба повернулась к эльфу и улыбнулась ему, стойко игнорируя возмутительное полотенце. — Лаэголас… у меня есть для вас кое-что.

С минуту он вертел в руках полученную пару носков, а потом вопросительно посмотрел на дарительницу.

— Их надевают на ноги, — пояснила та, — чтобы было тепло. Но это не так важно. Главное, что это предмет одежды. Я расторгаю наш договор и отпускаю вас.

— Если это из-за тех глупостей, что сказала ваша подруга… — запальчиво начал он.

— Нет, не из-за этого. То есть уезжаю я, конечно, потому, что она приложит все усилия, чтобы сделать мою жизнь невыносимой, и непременно преуспеет в этом. Но вас я отпускаю потому, что это неправильно, это бесчеловечно — смотреть на кого-то и не видеть его только потому, что он эльф… или сквиб… или слуга. Я буду очень скучать и не хочу отсылать вас… да, не хочу! — мисс Хэпзиба почувствовала, как сжимается горло, и горько улыбнулась. — У меня в жизни было не так много друзей, чтобы разбрасываться ими, поверьте. Но если я буду и впредь видеть вас таким, каков вы есть, каким я увидела вас в первый день, когда еще не знала, что вы эльф — а я буду, не посмею, да и не смогу иначе! — то как, во имя всего святого, мы станем дальше жить вместе, как преодолеем эту… неловкость? Вы ведь… — она беспомощно махнула рукой, пытаясь охватить жестом и его пол, и красоту его лица, и всю эту невозможную ситуацию, и свой, такой неуместный, трепет.

— Неловкость?

Несколько мгновений он сосредоточенно рассматривал ее смущенное лицо, а потом вдруг шагнул вперед. Мисс Хэпзиба от неожиданности отшатнулась, но его руки уже снимали ее очки. Все вокруг тут же расплылось, сердце ухнуло куда-то вниз, словно в темную дыру. Он прижался лбом к ее лбу, и во всем мире остались только его глаза, очень серьезные и строгие, с тенью неуверенности в серебристой глубине.

— Госпожа… — тихо сказал он, не то спрашивая, не то предлагая, не то обещая что-то. — Хэппи…

За долю секунды до того, как все случилось, мисс Хэпзиба вдруг совершенно некстати подумала: а умеет ли он целоваться, или здесь в его навыках тоже — пробел?

Лаэголас умел.

Викторианская эпоха

fox for hired Месть, или Холодные камни

Когда он прибыл в Шотландию, был обычный весенний день. Корабль встал на рейд к северу от Инвернесса. Плывший на судне пассажир попрощался с матросами, коснувшись рукой шляпы, и те направились обратно к кораблю. Почему пассажир не стал добираться до порта, они не спрашивали. Они вообще были рады от него избавиться. Хоть и заплатил он щедро, выдав деньги и матросам, и капитану, а все-таки был странным.

Выбравшись из шлюпки, пассажир поудобнее перехватил саквояж и направился куда-то по своим делам легкой и тихой, как у хищника, походкой. Одет он был с иголочки: в темный сюртук из плотного сукна, широкополую шляпу, на тулье которой виднелась латунная пряжка с витиеватым узором. Иногда он, словно для вида, опирался на трость. О, трость была совершенно замечательной! Покрытая резьбой в виде птичьих перьев, с ручкой в виде птичьей головы.

Проводив взглядом удаляющуюся шлюпку, человек поспешил подальше от берега, к горам. Подошвы его добротных сапог не стучали о камни, а, казалось, издавали лишь тихий шорох.

За несколько недель до прибытия странного человека в небольшой деревушке на севере Шотландии пропала дочка бондаря. Всю весну она была словно не в себе: то и дело замирала посреди дороги, словно прислушиваясь. Родители уж думали, любовь у нее, замуж девку пора… Впрочем, порогов женихи не обивали. А однажды, когда утренний туман скатывался с гор в долины, девица вышла из дома босиком, что-то напевая, да так и не вернулась.

Ее нашли только через пару дней. Она лежала без чувств на меловой гряде, а вызванный врач едва обнаружил слабое сердцебиение. Девица была холодна и недвижима, но все же жива. На ее рубашке нашли несколько капель вина. Поговаривали, что ее отравили, но найденный рядом глиняный кувшин не содержал ни капли яда.

Спустя еще пару дней пропала девушка в Южном Уэльсе. Она стала часто ходить в лес, в сторону старой прогалины, где не росло ничего, кроме густой травы, особенно зеленой под большим камнем в центре, и однажды не вернулась домой. Ее нашли через несколько дней на берегу ручья, обессиленную и недвижимую. Ее платье было залито чем-то, похожим на вино, а сама девушка была холодна, как лед. Но жива. Когда ее привели домой, безвольную, словно кукла, на дворе завыли собаки. Они выли долго и протяжно, шарахались от хозяйки. И только рыжий пес рычал и скалился, вздыбив на загривке жесткую шерсть. Но и он близко не подходил.

В Лоуленде тоже пропала девица. Но только ее не нашли. Перед исчезновением она все спрашивала мать и подруг, не слышат ли они чего… Слышал только старый пес с рыжими подпалинами на боках. Он иногда замирал, поворачивал морду и внимательно прислушивался, недовольно ворча на разгулявшийся ветер. Девушка исчезла ночью. Вышла из дома по нужде и исчезла. Только скрипнула калитка, да послышался за воротами негромкий мужской голос. Говорили, что, когда они проходили под фонарем у ратуши, видели, что у того не было тени.

Говорили, что с тех пор, как девицы исчезли, ни в Уэльсе, ни в Шотландии больше не было ясного неба. И ничто больше не отбрасывало четкие тени…

Довольно скоро наш джентльмен добрался до деревушки. На отшибе у реки стоял трактир, который содержала добрая вдова Дженнингс. Мужа ее несколько лет назад забрало море, и теперь она едва сводила концы с концами, предоставляя комнаты редким постояльцам.

Из окон таверны открывался живописный вид на долину, которая уходила на запад, и дорогу к деревушке, где домики словно прижимались друг к другу под порывами холодного ветра. А вдалеке на зеленом лугу паслись коровы и овцы.

Вдову Дженнингс жалели, но помогать ей никто не рвался, и дочку ее все любили, но свататься никто не спешил. Поговаривали, будто она — ведьма, будто тот ветер, что корабль ее мужа потопил, она сама и насвистела, чтобы ей одной владеть и домом, и трактиром, и оставшимся от него состоянием. Говорившие, впрочем, никак не могли объяснить, почему же тогда миссис Дженнингс траур по мужу так и не сняла и как так вышло, что она едва-едва наскребала на пропитание себе и дочери, если, конечно, в трактир не забредали гости, которым требовались ночлег и еда. А это, увы, бывало нечасто.

Наш джентльмен и оказался одним из тех редких постояльцев.

— Мистер Блэкфезер, Спирит Блэкфезер, — представился он хозяйке, снимая шляпу. Голос его был тягучим, но слова он произносил очень четко, — приехал из Канады и собираюсь некоторое время путешествовать по Англии и Шотландии, дабы решить некоторые дела.

Он расположился в одной из комнат на втором этаже, попросив хозяйку убрать из нее кровать, дескать, он привык спать на жестком. Он даже готов был заплатить за комнату, в которую поместят предназначавшееся ему ложе, если, конечно, никто не пожелает снять покои сразу с двумя кроватями.

Отказывать постояльцу вдова не стала. Взяла небольшую плату и попросила дочь помочь мистеру Блэкфезеру сменить обстановку. Ни она сама, ни старая служанка миссис Смит не смогли бы справиться с тяжелой мебелью.

Мисс Дженнингс работала быстро и споро. Только один раз замешкалась, замерла на пороге комнаты, в которую они перенесли кровать, словно что-то услышала. Мистер Блэкфезер недовольно цокнул языком и стукнул по полу металлическим наконечником своей трости. Звук быстро привел девушку в чувство. Та ойкнула и поспешила скрыться на первом этаже.

Комната мистера Блэкфезера без кровати стала еще просторней. Светлая, полная ароматами лаванды и моря, она была совершенно по-особому очаровательна. Балки, подпиравшие крышу, почернели от времени, дегтя, которым их когда-то смазывали, и копоти свечей. Доски пола знавали и лучшие дни, но все еще были крепкими, хоть и прилично подпорченными жуками.

Блэкфезер распахнул окно, впуская в комнату теплый весенний воздух, и замер, больше всего напоминая искусно высеченную из мрамора статую с острым горделивым профилем.

Наступила ночь, постоялец спустился к ужину все в том же сюртуке. Казалось, он так и не раздевался с дороги. Ел он молча, вдумчиво, словно стремился распробовать каждый кусочек незамысловатого, в общем-то, рагу. А после, взяв трубку, вышел на крыльцо, где долго курил, опершись на колонну и вглядываясь в пришедший с моря туман, что рваными клочьями поднимался к трактиру, чтобы в конце концов поглотить его полностью и поползти дальше.

У забора кто-то стоял. Замер в тени раскидистого тиса и словно дожидался кого-то. Мистера Блэкфезера он не замечал, и тот продолжал курить, наблюдая за происходящим. Калитка скрипнула и отворилась. Мистер Блэкфезер увидел, как навстречу незнакомцу спешит мисс Дженнингс, одетая в одну ночную рубашку. Глаза девушки были закрыты. Блэкфезер затянулся и выпустил из ноздрей струйку дыма. Трубка его полыхнула красным в тумане, и незнакомец у тиса поспешил исчезнуть.

— Мисс Дженнингс, куда же вы в столь поздний час? — голос Блэкфезера был вкрадчивым и тихим. Девушка замерла, а потом пошатнулась и испуганно ойкнула, когда почувствовала идущий от земли холод.

— Мистер Блэкфезер, что я тут делаю? — пискнула она, изумленно оглядываясь по сторонам.

— Верно, ходите во сне. Там, откуда я родом, говорят — так делают дети, что могут говорить с луной. И ночью за ними всегда кто-то следит, пока они не научатся ходить безопасно…

— Но я никогда раньше… — возразила девушка.

— Идите спать, юная леди, — усмехнулся Блэкфезер. — Иначе вы непременно простудитесь.

Девушка, которая только сейчас поняла, что стоит перед постояльцем в одной ночнушке, смутилась и, покраснев, побежала обратно домой. Дверь снова скрипнула и тихо захлопнулась.

— Однако… — протянул Блэкфезер. Он так и остался стоять в темноте, продолжая посасывать постепенно гаснущую трубку.

Утром, когда лучи восходящего солнца прорезали густой туман, раскрасив его всеми оттенками алого, Блэкфезер снова курил на пороге, опираясь уже на другой столб. Старая миссис Смит, сметавшая большой метлой листья с крыльца, подошла к нему вплотную и, поставив метлу у стены, прогнулась, разминая спину.

— Так-то, господин, — вздохнула она. — Хорошо, вы тут были. — И пошла за водой: у колодца ее дожидались оставленные с вечера ведра.


Утренний бриз в тот день словно не выспался. Не хотел разгонять туман, не спешил проводить лодки в море. Паруса их вяло трепыхались, и рыбаки медленно тащились к выходу из бухты, надеясь поймать там ветерок посвежее и пойти проверять сети.

Дождавшись завтрака, Спирит принялся расспрашивать миссис Дженнингс о местных легендах. Особенно ему понравилась сказка про круг камней, такой же, как Стоунхендж, что когда-то стоял в этих местах. Дескать, еще сейчас можно найти неподалеку узор из камней, но видят его только дети.

— Неча об этом говорить даже, — проворчала миссис Смит, подавая гостю хорошо поджаренные тосты и клубничный джем. — Носится ребятня к камням играться за реку. А там и волки ходют, бывает…

— А не согласится ли кто-нибудь проводить меня туда? — уточнил мистер Блэкфезер, помешивая ложечкой чай.

— Я могу, с удовольствием! — улыбнулась гостю мисс Дженнингс.

— Хельга! — недовольно нахмурилась миссис Дженнингс.

— О, не переживайте, я ни в коей мере не причиню вашей дочери вреда, — поспешил рассыпаться в уверениях Блэкфезер. — И готов оплатить ее любезную услугу… — он достал из кошелька несколько шиллингов.

Миссис Дженнингс недовольно вздохнула, строго взглянула на дочь, но деньги взяла и кивнула.

— Будь по вашему, мистер Блэкфезер. Доверяю вам мое единственное дитя.

— Я не обману вашего доверия, — уверил ее тот и улыбнулся Хельге. — Мисс Дженнингс, я готов.

Девушка кивнул и снова отвернулась к окну. Все утро она выглядела несколько отстраненной и словно к чему-то прислушивалась. Впрочем, сбросив оцепенение, она снова возвращалась к делам.

Они уже собрались выходить, когда мимо прошла миссис Смит, снова спешащая за водой.

— Вы б не ходили туды, мистер, — буркнула она. — Дурное дело.

Блэкфезер пожал плечами и улыбнулся мисс Дженнингс. Пора было выдвигаться.


Север Шотландии — живописное место, если вы любите природу и суровые края. Горы здесь не очень высокие, и климат довольно мягкий, трава зеленая, а кустарники и деревья не таят в себе опасностей, которые ждут вас в Индии или Америке. Люди давно живут здесь, и со временем особо опасные животные были повыбиты человеком. Летом или поздней весной даже волки, еще обитающие в этих местах, не приближаются к людям без крайней на то нужды, да и какая может быть нужда в краю, где есть скот, который куда безопаснее и аппетитней.

Гость и юная Хельга сошли с последнего напоминания о тропинке, и теперь у них под ногами простиралось море сочной зелени, холмы плавно перетекали друг в друга, то тут то там ковер травы разламывали куски скал, напоминая что Шотландия все-таки какая-никакая, но горная страна. Блэкфезер и Хельга шли не спеша между холмами, девушка постоянно что-то напевала и иногда чуть-чуть поворачивала голову, словно пытаясь что-то услышать.

Спирит же шел спокойно, погруженный в свои думы. Вокруг него образовалась своеобразная аура тишины: он шел, не привлекая внимания; пару раз на его шляпу садились птички; один раз кролики, довольно пугливые твари, пересекли ему дорогу, едва ли не задевая носки ботинок; но, что особенно обращало на себя внимание, рядом с ним прекращалось шуршание и жужжание насекомых, да и в целом жизнь словно замирала.

Хельга в очередной раз прислушалась к чему-то, а Спирит при ходьбе ударил тростью по камню. Звук получился гулким, и чуткому уху могло показаться, что немножко дробным, словно ходок ударил о камень не один раз, а несколько, но очень-очень быстро. Девушка вздрогнула, а потом повернула к склону одного из холмов, заросшему редким кустарником.

— Мы почти пришли, — объявила она и, немного поколебавшись, несмело добавила: — А знаете, у нас есть сказка про этот круг. Мама её почему-то не любит, а вот наша служанка мне ее рассказывала…

— В самом деле? Было бы интересно послушать.

Хельга приободрилась и продолжила уже с увлечением:

— Это просто легенда. Говорят, что в древние времена, еще до того, как в Англию высадились римляне, в этих местах жили люди, и бок о бок с ними жил великан. Только это был не злой тролль, как любят рассказывать, а добрый великан, большой и сильный. Он дружил с людьми, хоть и не хотел, чтобы они охотились на его землях. А еще он был вождем скрытого народца. Так вот, он сперва построил частокол из камней и запретил людям беспокоить его и его народ без нужды. Но на людей часто нападали, а они были мирными поселянами, выращивали хлеб и добывали мёд, и очень страдали от этих набегов. Тогда они пришли к нему и сказали: «Ты большой и сильный, а народ твой хитрый и живет под землей. Давай мы будем приносить вам хлеб, мед и молоко, а также сидр от первой выжимки, а ты и твой народ встанете на нашу защиту, когда придут враги». Дали ему попробовать мед, хлеб, молоко и сидр, и великану они очень понравились. И тогда он со своим народом построил круг камней, тот самый, который там, наверху. — Хельга махнула рукой в сторону вершины холма, которая становилась все ближе с каждым шагом. — С тех пор он, а порой и его народ охраняли здесь людей, а когда приходила война, люди прятались в круге камней или за частоколом. Но за частоколом враг мог их видеть, а в круге камней — нет, и поэтому там прятали только детей.

— Очень интересная история. А что потом стало с великаном?

— Не знаю, об этом в сказке не говорится… Да и потом, это же все сказка. Разве такое бывает? Вот наш священник говорит, что это выдумки нечистого, а камни просто так Бог поставил, чтобы они были.

На это Спирит только улыбнулся сдержанной улыбкой. Похоже, местный священник был из тех, кто буквально понимает каждое слово в Писании, даже не задумываясь над тем, что какие-то смыслы могли потеряться при переводе, да и вообще о том, что священные тексты зачастую полны аллегориями.

— Вот что меня порою забавляет в сказках, так это открытый финал. Никогда не знаешь, что же там на самом деле произошло после того, как все хорошо закончилось. А ведь после этого начинается самое интересное, вы когда-нибудь задумывались над этим? — Спирит вопросительно посмотрел на девушку, которая немного покачивалась в такт неслышной музыке, поднимаясь вверх по склону.

— Ой… — она словно пришла в себя, выходя из глубокой задумчивости. — Нет, не думала… А что потом происходит?

— Самое интересное! — с расстановкой повторил Спирит. — Вы уверены, что вам в вашем платье стоит идти через кусты?

— Да, конечно. Вон там же тропиночка есть. Мальчишки и девчонки из деревни так часто играют наверху, что удивительно, как они туда огромную дорогу не протоптали!

Она указала рукой на тропинку,Блэкфезер проследил взглядом ее жест и прищурился. Что-то ему не нравилось, и он уже почти понимал, что именно.

Они прошли через кустарник, достигавший в высоту человеческого роста, и вышли на довольно большую поляну. С той стороны холма, по которой они поднимались, ее окружал кустарник, а вот по другую сторону стоял лес, точнее небольшая роща, скрытая от взора из долины, где жили люди. Блэкфезер отметил, что лес и кустарник огибают поляну каждый со свой стороны, словно разделенные невидимой границей, прочерченной через каменный круг с юго-запада на северо-восток и делящей поляну пополам.

Девушка осталась стоять на границе с каменным кругом, а Спирит вступил в него и обошел вокруг каждого из покосившихся, источенных ветром камней, торчавших из земли на высоту в полтора человеческих роста, подолгу задерживаясь у каждой глыбы. Время и силы природы заставили камни наклониться к земле под разными углами, и от этого складывалось ощущение, что стоят они вразнобой, но все же пытливый глаз мог увидеть систему в их расположении вдоль окружности поляны. В нескольких местах можно было разглядеть остатки тех глыб, что когда-то, возможно, служили поперечинами, образовывавшими «ворота». Некоторые из камней были расколоты и лежали вне круга, другие почти вросли в землю, но Спирит обошел их все. Стоя около каждого из них, он шевелил губами и что-то записывал в блокнот, который достал из кармана, а потом прошел в центр дольмена и посмотрел на центральный камень, который совершенно не был виден извне: он почти врос в землю, на поверхности оставалась площадка, возвышавшаяся над землей от силы пальца на три-четыре. Спирит подождал, пока Хельга отвернется, и, быстро достав из-за пазухи черное перо, положил его на камень, после чего встал и пошел к выходу из дольмена — точно к тому месту, где он пересек границу заветной поляны.

Выходя, он стукнул тихонечко по камню, рядом с которым стояла Хельга, прижавшая ладонь к одной из его граней. Камень, впитавший все тепло, которое только мог, гулко отозвался на удар, Хельга вздрогнула и отдернула руку.

— Он, оказывается, такой горячий! Я даже не думала, что камни уже настолько нагрелись…

— Это специфическая порода. Она может накапливать тепло и довольно долго его отдает. Вы, наверное, просто не замечали этого, когда играли тут в детстве.

— Да, наверное…

Девушка снова о чем-то задумалась, и Спирит покачал головой.

— Кстати, мистер Блэкфезер, а я могу вам показать и частокол великана. Это тоже старые камни, они идут по гребню холма. Хотите?

— А может, не стоит?

Эти слова произнес не Спирит. Их выкрикнул совсем молодой голос, принадлежавший, как тут же выяснилось, невысокому мальчугану, который сидел под одним из кустов и жевал травинку. Мальчишка был задорный, с огненно-рыжими волосами, веснушчатым лицом, наглыми глазами и курносым носом.

— Дядь, а дядь, дай монетку!

Хельга попыталась припомнить такого подростка, однако, из их деревни никого похожего вспомнить не смогла. На вид парнишке было лет двенадцать-четырнадцать, так что ему бы в самую пору помогать отцу с работой, но он прохлаждался тут. Одет мальчишка был чудно: в темно-зеленые штаны, настолько темного оттенка, что их почти можно было принять за черные, в рубашку фиолетового цвета с синими вставками, да еще с манжетами, отороченными лентой зелено-синей, как морская вода в месте смешения с водой пресной, принесенной рекой.

— А вы кто, юноша, и что тут делаете? — поинтересовался Блэкфезер, с интересом его разглядывая.

— Дашь монетку, скажу…

— Сперва скажи.

— Да в солдат играю. Мой папа и один большой важный начальник сегодня тут рядом пикник устраивают, вот я и поставлен в охранение. Чтобы им тут всякие не мешались.

Спирит кинул блестящий кругляшок мальчишке, но, казалось, мальчик не успел его схватить. Кругляшок, блеснув в свете солнца желтизной, словно растворился в воздухе, не долетев до его руки.

— Передай-ка папе и большому начальнику от меня вот эти две бумажки. — Спирит протянул странному мальчику сперва одну визитку, ослепительно-белую с золотым тиснением и красивым тонким орнаментом по краю. А затем, словно шулер карту, достал из рукава визитку цвета воронова крыла или даже вороненой стали, тоже с узором, только серебряным, изображающим птиц, распростерших крылья.

Мальчик взял обе бумажки и, посмотрев на Спирита, заявил:

— Две визитки — две монетки.

Спирит передал ему вторую монетку точно в руки, после чего выпрямился и сделал шаг в сторону.

Пытливый взгляд наверняка бы обратил внимание на то, что на мальчишке не было ни какой-либо обувки, ни чулок, и при этом его босые ноги были чистыми, словно он сразу появился здесь у камня, ни разу не коснувшись ступнями ни травы, ни земли. Однако никого, способного на пытливый взгляд, за исключением самого Спирита, поблизости не было. Когда Спирит сделал шаг в сторону от сорванца, стриж, который завис в воздухе на все время диалога, наконец продолжил свою погоню за комаром, точно так же висевшим в воздухе, прервав свой полет. Хельга завершила начатый шаг, и даже не заметила, что она успела припомнить всех городских мальчишек за это время, а лиса, которая наблюдала за всем этим из кустов, потеряла интерес к происходящему и направилась по своим делам, махнув на прощание хвостом.

— Ну, все же не ходили бы вы туда, мистер… Про частокол всякое холодное говорят.

— Спасибо, я учту.

И он, не останавливаясь, для Хельги, продолжил свой путь.

Дальше они шли молча, а Хельга, из чьей красивой головки уже и выпала эта встреча с мальчишкой, перестала о нем думать, и все отчетливее слышалась та мелодия которую она пыталась услышать все эти дни.

— Скажите, а вы тоже слышите эту музыку? Кажется, кто-то играет на флейте…

— Да, слышу.

Голос Блэкфезера был беззвучно-безразличный, но не его глаза, он, казалось, обернулся орлом в человеческом обличии и внимательно просматривал все вокруг.

— Ох, это так приятно, а то я думала уж, что с ума сошла, все слышу и слышу, то затихнет то снова заиграет. Как вам эта мелодия? Мне кажется, очень приятная и завораживает…

Последние слова она сказала совсем тихо, словно музыка действительно затянула её, захватив все внимание.

— Ты б не ходил к холодным камням, дядь, не доброе это, — донеслось из-за спины с такими интонациями, которые вовсе не свойственны мальчикам-подросткам.

— Спасибо…

Спирит сказал, словно отмахивался от того, кто говорит очевидное всем и каждому, но путь не прервал, а вот девушка встрепенулась.

— А у этого мальчика был кафтан такого красивого цвета, вот бы мне такое свадебное платье или парадное, ходить в церковь, на праздники… К нему можно ленты сделать, такие нежного-нежного цвета, наверное, синего… Как море…

Спирит, казалось, не обратил внимания, пробурчав что-то вроде «возможно».

Солнце уже перевалило за полдень и тени стали удлиняться, когда они вышли по еле заметной тропинке из леса и стали подниматься по абсолютно пустому холму; казалось, лес отрезало ножом, ни одного дерева, ни одного куста на склоне не росло, только сочная молодая трава, из которой поднималась гряда камней. Камни словно разрезали долину по холму, покосившиеся, местами вывороченные из земли ветрами, бурями и дождями, они стояли на почти равном расстоянии друг от друга, как редкие зубы старого пьяницы или остатки крепостной стены, разрушенной во многих местах какими-то очень методичными осаждающими. Из-за одного из них слышалась музыка. Они подошли в тот самый миг, когда дневная жара уже пошла на убыль, сменяясь духотой и недвижностью воздуха, который уже давно потерял прохладу утреннего бриза, но вечерний ветер с моря еще не дошел до него и не принес морской соленый и влажный воздух. В этой атмосфере мелодия флейты казалась свежим звоном ручья, она была свежей и приятной. Когда Спирит и Хельга взошли на холм, то они увидели и флейтиста: парень, по пояс голый, сидел на одном из поваленных камней и задумчиво играл мелодию, не то чтобы навязчивую, но какую-то липкую, словно плохо вытертая со стола патока. Блэкфезер, не обращая на него внимания, подошел и встал в тени одного из еще стоячих камней, а Хельга казалась завороженной. Она приблизилась к флейтисту и стала медленно танцевать. Парень тряхнул волосами и посмотрел на девушку. Он сидел в тени камня, так что солнце совсем не освещало его. На парне была темно-зеленая рубашка, штаны из черно-фиолетового вельвета, модные кожаные ботинки с золотыми пряжками, рядом лежала кожаная куртка из кожи очень тонкой выделки. Его взгляд был странным, но разглядеть его было довольно трудно: непослушная белая челка спадала на глаза, не давая возможности их как следует рассмотреть; лицо его, судя по всему, было довольно красивым, тонким, с аристократическими чертами, такими, как его представляли в дамских романах. Он медленно поднял глаза и, продолжая играть на флейте, смотрел на танец девушки, лишь немного сбившись в тот момент, когда Спирит коснулся камня, рядом с которым стоял: коснулся еле заметным легким касанием и мгновенно убрал руку.

Девушка танцевала, а молодой человек сидел и играл, птицы и те не пели рядом с этим местом, голубое небо было кристально чистым, и не было на нем ни единого облачка. Только камни и трое людей. Доиграв пассаж, молодой человек отнял от губ флейту и улыбнулся.

— Юная леди прекрасно танцует, столь увлекательно, что мне было даже стыдно прерывать мелодию, чтобы поздороваться с вами. Как зовут прекрасную танцовщицу? Ах, простите, меня зовут Марвин.

— Ой… я вас, кажется, и не заметила, а это вы играли?

Хельга говорила словно сквозь полудрему.

— Меня зовут Хельга…

— Прекрасное имя…

— А почему вы решили, что я продажная девка?

Хотя она говорила об оскорблении, голос её звучал все так же спокойно, и безынтонационно, словно она не владела собой.

— Разве?

— Да вы сказали, что я танцовщица, а все они…

— Ну, что вы, я совсем не это имел в виду, ведь вы помните, даже Саломея танцевала, и царица Савская, разве они были такими? Я сравнивал вас исключительно с ними…

Хельга потупила взгляд.

— Ох, Марвин, я и не подумала…

— Это не страшно, позвольте предложить вам вина. Садитесь на этот престол, камень овеянный легендами, в знак примирения прошу вас разделить со мною мою скромную трапезу; я отстал от друзей, с которыми шел на пикник, впрочем, я не жалею об этом…

Все это время Марвин даже не делал попытки встать из тени камня.

— Я даже рад, что так получилось — ведь я встретил самую прекрасную девушку, которую видел, а уж поверьте, я много где бывал, — и даже готов пойти и свататься к вашей матушке…

Блэкфезер, стоя в стороне, наблюдал.

— Ах, мистер Марвин, но нас ведь могут увидеть ваши друзья, и вы уйдете, оставив меня одну, а ваши слова…

— Они абсолютно серьезны.

Марвин встал и достал из-за спины большой плед и накрыл им камень, он был именно того глубокого цвета который так понравился Хельге, а за спиной Марвина оказалась и корзина для пикника.

Спирит все смотрел, Марвин не замечал его высокой фигуры в тени камня. Он подождал, пока Хельга не подойдет к камню и не соберется сесть, и лишь в этот момент стукнул металлическим набалдашником своей трости по камню рядом с собой. Звук, гулкий и протяжный, раздался над склоном, словно камень был пустотелым и медным. Марвин дернулся, а потом посмотрел на Спирита. Хельга замерла в полушаге от камня, а ветер, пробежавший по траве, застыл, не давая траве выпрямится и уронить семена на землю. Майский жук, вылетевший из леса, задумчиво повис в воздухе, а Марвин хищно улыбнулся.

— Надо же, кто пришел, неужели вы еще живы?

— Представь себе, мой народ еще жив, и я еще жив, как и многие из нас.

— Зачем ты пришел туда, куда тебя не звали? Или ты пришел молить о пощаде и принести мне присягу верности?

Только теперь стало видно, что у Марвина всего одна ноздря: перегородка была то ли вырезана, то ли ее и не было вовсе, на месте ее был лишь небольшой бугорок. Нос Марвина гневно раздувался, а выражение лица потеряло умиротворенность, стало жестоким, скулы выделились, словно стали чуть темнее, черты заострились, казалось, прикоснись к ним — и можно порезаться.

— Нет. Я пришел за тем, что принадлежит моему народу…

— Тогда иди и бери. Если сможешь и если найдешь — вас таких, дураков, посланных вашим повелителем, множество, и все вы мечтаете, что у вас получится сделать как раньше.

— Может быть, может быть.

Спирит смотрел спокойно, оценивающе, не проявляя ни малейших признаков агрессии, даже трость он держал в каком-то не очень удобном положении, не отведя её обратно после удара.

— Ты смешон, вы — пережитки прошлого, мир меняется, ты и твой народ исчезаете с лица земли и лишь длите свою агонию, а то, за чем ты пришел…

— Расколото, я знаю. и что же это меняет? Я пришел за тем, за чем пришел, а ты оставь девушку в покое. Может, старые народы и умирают, но пока что и новый народ не рожден.

— Но скоро будет.

— Может, будет, а может, и нет, роды — штука сложная, кому, как не молодым, знать это.

Флейтист поднял флейту к губам, но Спирит ударил по камню, потом еще раз, а потом выбил по нему сложный и быстрый ритм. Губы Марвина скривились от боли, но он все же начал играть, Хельга же подошла к камню и достала из корзинки глиняный кувшин, очень медленно, словно двигаясь в вязкой жидкости.

У Спирита на лбу выступили бисеринки пота, он не спеша подошел к Марвину и тростью ударил его по рукам. В этот же момент Хельга разжала руку, и кувшин со звоном упал на камень, Марвин вздрогнул, когда вино коснулось поверхности камня, и застонал.

— Вот видишь, как все просто.

Хельга медленно поворачивалась, глядя на красный след от удара на руке.

— Все еще проще.

Марвин оторвался от флейты и толкнул девушку на камень, так, чтобы она коснулась вина рукой.

— Что ты будешь делать теперь?

Выражение его глаз с горизонтальными зрачками было насмешливым.

— Прямо как дети.

Спирит достал из кармана платок и вытер руку Хельги, которая все так же медленно двигалась, выкинул платок, а потом, взяв из другого кармана флягу полил на руку девушке, и тогда Марвин бросился к нему на спину, но Спирит молча выставил трость. Потом достал трубку и затянулся, выпустил клуб дыма, который сухим туманом, полным запахом сухих трав, песка и солнца, заволок все вокруг, и осталась лишь небольшая чистая тропка, по которой бежали два пса — один старый, с рыжими пятнами на боках, а второй полностью рыжий и молодой, они двумя беззвучными тенями скользили вперед, видя цель и зная где она и кто она.

— Я искренне надеюсь что вы никогда так и не поймете простых вещей…

Спирит говорил спокойно, глядя, как флейтист медленно подносит к губам флейту, не оглядываясь назад.

— Вы молоды и пусты, мы стары, ты думаешь, это впервые происходит? Ты даже не знаешь, как ты ошибаешься! Я видел такое уже несколько раз, и каждый раз приходил кто-то вроде вас, и каждый раз происходило одно и то же. Да и я сам когда-то был таким же, но я довольно быстро понял разницу с тем, что делаете вы, и стал делать по другому.

Спирит стал отстукивать тростью по небольшому камешку несложный ритм.

— Старик, посмотри наверх, там птицы, они летят к тебе… Они слышат ветер…

Собаки уже почти подбежали.

— Ты дурак. Молодой пустоголовый дурак, ты сам сказал, чего мне бояться, хотя знаешь, кто я… Давай заканчивать.

Блэкфезер оставил трость стоять и постучал по карману, в котором была фляга. Ритм мелодии был рваным и быстрым. Марвин внимательно смотрел на него, когда сзади прыгнули собаки. Марвин закричал, выронил флейту, а Спирит молча подобрал ее и не смотрел, как злобные псы делают то, что делают. Впрочем, они не были злобными, они просто мстили за страх, за хозяек, да много за что — собаки не любят тех, кто пуст внутри. Уж так повелось.

Туман рассеялся, вместе с ним ветерок отпустил траву, а три небольших ястреба, появившихся среди ясного неба, потеряли свою цель и теперь спокойно летали в небе, выискивая с высоты своего полета неосторожного кролика или другую добычу. Но прежде чем туман рассеялся, Спирит положил девушку под вертикально стоящий камень.

Хельга посмотрела на руку, которая была влажной и болела, словно она ударилась или неудачно оперлась.

— Я, кажется, ушиблась и не поняла, когда.

— Да, это так. Вы потеряли сознание от жары и упали, я положил вас сюда и подождал, пока вы придете в себя. Хотите воды?

— Ой, это так мило с вашей стороны…

Она выглядела сонной и разморенной жарким днем.

— Падая, вы ушиблись, о мою трость, она вон там рядом с вами лежит. Девушка взяла в руки трость, потом стала подниматься, опираясь на камень. Спирит поспешил ей помочь, но девушка все же коснулась камня рукой и, отдернув ее, чуть не упала опять.

— Он такой… холодный…

— Да, я не раз наблюдал, что подобные камни демонстрируют аномальные физические свойства… Впрочем, это довольно скучно, пойдемте домой, ваша матушка вас заждалась… Вы ведь не слышали легенд о холодных камнях?

— Кажется, нет… Хотя надо порасспросить Вельду, нашу служанку, она наверняка знает — она знает все-все сказки на свете.

— Думаю, если мы задержимся, я обязательно это сделаю. Впрочем, вы вполне можете это сделать в любое время, думаю, она не откажет вам… Впрочем, я человек рациональный и предпочитаю списывать непонятные феномены на физические свойства материалов, которые еще толком не изучены.

Чистым платком он вытер пот.

— Давайте сменим тему. Я вам ужасно признателен за экскурсию, вы не представляете, как помогли мне, человеку, который исследует различные древности.

— Скажите, а мальчик в красивой рубашке мне не почудился?

— Нет, он действительно там был. Кстати, вы оказали мне как антропологу огромную услугу. Если вы не возражаете и не будет возражать ваша матушка, я с удовольствием свозил бы вас с ней в Инвернесс и купил бы вам там гостинцев: в обычаях моего народа благодарить подарками тех, кто оказал помощь, а у меня, право слово, ничего нет, чтобы подарить юной леди, которая столь любезно показала мне такие интересные достопримечательности.

— Ну, только если матушка возражать не будет.

Весь путь домой они шли молча, не став делать крюк в сторону каменного круга: они отправились прямиком к броду. Хельга сказала, что никогда раньше не знала, что есть короткая тропинка, или не помнила ее.

Спирит только улыбнулся и проговорил что-то вроде «новые тропинки иногда возникают в любой траве, все меняется».

Домой они вернулись уже к закату. У калитки их встретила миссис Смит, улыбнулась им обоим и отправилась по своим делам, что-то бормоча под нос; это была замечательная шустрая старушка из тех, кто сохраняет крепость тела и ума до самой смерти, хлопоча над чем-то или заботясь о ком-то.

За ужином Блэкфезер был разговорчив, он рассказывал о разных странах и древних дольменах, которые видел; оказалось, он бывал даже в холодной России, где на севере видел каменные лабиринты, и в Норвегии, и много где еще, он рассказывал об обычаях разных стран и как бы между прочим предложил хозяйке съездить в город и отблагодарить их с дочерью за кров и столь ценный экспонат в его коллекции. Он показал несколько зарисовок «частокола», которые сделал на месте, хотя Хельга могла поклясться, что ни карандаша ни планшета с бумагами он с собой не брал — но, может, она просто не обратила внимания. Также он по памяти нарисовал камни круга и лабиринта и сказал, что это очень ценно для него как для исследователя. Миссис Дженкинс согласилась. Через два дня они отправились в город.

Инвернесс был некрупным городом: Эдинбург, и тем более Глазго были куда больше, они развивались, особенно последний, наполняясь фабриками, заводами, трущобами и дворцами.

Но и этот небольшой старый город с крепостью на холме тоже постепенно менялся под натиском цивилизации. Спирит вел себя несколько скованно и настороженно, он купил несколько газет, зашел в одну небольшую лавку с товарами из Канады, где пробыл довольно долго. Мать и дочь ждали его в другой лавке, где торговали тканями и разными швейными принадлежностями. Впрочем, Спириту этого оказалось мало, так что он и его спутницы обшарили весь город, пока в одной из лавок, на самой южной окраине, не нашли то, что искал Блэкфезер. Лавка была непримечательной, вход в неё располагался в узком проулке, с грязной лужей посередине, идти там свободно можно было только в одиночку, дверь смотрела в брандмауэр соседнего здания, вывеска почернела от времени и сырости, но Блэкфезер целенаправленно шел именно туда. Его спутницы, уставшие от походов и понакупившие всякой мелочи, устало плелись следом. Каждый раз, когда они что-то покупали, платил их гость, и хоть старшая Дженкинс отказывалась, он настаивал, и она ничего не могла поделать с собой, стоило ей только взглянуть в его пронзительные глаза.

За дверью лавки оказалось довольно просторное помещение; кроме тканей, кожи и лент там были еще разные травы, заботливо запертые в стеклянных банках, чтобы не выветривались, свечи и куча всякой всячины, разложенной плотно под несколькими прилавками, но главное — ткани. Шелк и атлас, габардин и лен, с орнаментом и без, с вышивкой и с изумительной красоты тканым узором — казалось, все ткани мира оказались здесь, в неприметной лавчонке, которую со стороны и не увидишь и не найдешь, если, конечно, ты не знаешь, куда именно идти и что искать. Хозяином был человек невысокого роста с непропорционально длинными руками, плешивый; когда он говорил, искривляя рот в ехидной ухмылке, то становилось видно, что у него нет одного переднего зуба, жидкая бороденка непонятного цветы была неопрятной и оттого имела еще более жалкий вид. Стоило войти гостям, как он отвлекся от большой книги в кожаном переплете, захлопнул её и, сняв круглые очки, посмотрел на вошедших.

— Так-так… Я знаю, зачем вы пришли.

Низкий, скрипучий, как плохо смазанная петля, голос хозяина лавки был неприятным, но в этом месте звучал самым естественным и правильным образом, любой другой голос к такому месту не подошел бы.

— Да, любезный, вы знаете, мы пришли…

— Не говорите, мистер, я уже все вижу, вы привели любезных спутниц за тканью для платья. Вы ищете то, в чем можно ходить в церковь и на праздник, в чем и под венец идти не стыдно, и ткань эта подарит вашему браку долгие годы и множество счастья, мисс. Платье для вас, я ведь правильно понял? Ну, и для вашей спутницы ткань мы тоже подберем… вы пришли к старому Гриму, и старый Грим знает, что вам нужно, хотя нет, еще не знает, но скоро узнает точно. Походите, повыбирайте, или вы хотите что-то конкретное?

Спирит сделал вид, что не обращает внимания на хозяина, и принялся рассматривать кожи тонкой выделки, которые лежали на одном из стеллажей.

— Ой, знаете, я видела такой цвет, он глубокий-глубокий, зеленый…

— Знаю, знаю, вы про вот такой…

Грим, который, как выяснилось, еще и хромал на обе ноги, ставя ступни, словно медведь лапы, уковылял в глубь лавки. Секунд десять раздавались его торопливые шаги, потом послышался звук лестницы которую двигают, кряхтенье, и он вернулся с рулоном той самой ткани.

— Но вы же знаете, выйдешь замуж в зеленом — муж будет гуленой… Выйдешь замуж в голубом — с мужем будет полный дом, выйдешь в красном — брак напрасный, выйдешь в белом — смерть год даст пределом, в черном выйдешь — детей не выносишь, выйдешь в розовом — любви два воза вам… Так что этот цвет совершенно для ваших целей не идет, ткань добротная, но это только на кушак вашему мужу, поверьте, ему пойдет. Как первенца носить будете так обязательно ему кушак из ней сделайте, и пусть весь ваш срок носит его с собой, а будете рожать — пусть повяжет на себя, поверьте, старый Грим знает, что говорит.

Грим говорил, проглатывая некоторые буквы, торопливо, но не тараторил, как делают иные торговцы — вся его речь была текучей, и слова вставить он не давал…

— Ну, это такой цвет, а у меня…

— У моей Хельги даже еще жениха нет, и к нам никто и не сватается…

Миссис Дженкинс немного вспылила, потому что дочь была на выданье, и отсутствие женихов тяготило мать.

— Понимаю, понимаю, у самого дочь была, уехала далеко, в Канаду, да вот мистер Блэкфезер знает ее, они соседи.

Блэкфезер кивнул в знак согласия, продолжая изучать кожи, и спокойно добавил:

— Кажется, она только на третий год сделала платье из той ткани, какую ты ей сказал… Могу заверить вас, милые мои хозяйки, Грим хоть страшен на вид, но знает свое дело лучше многих модисток, даже у его дочки, которая, надо признать честно, далеко не такая красавица как Хельга, женишок через два праздника сыскался, да весьма хороший парень, сосед мой, он сейчас за моим хозяйством присматривает, пока я в отъезде.

Грим попросил дам пойти повыбирать самим ленты и ткани, а он пока припомнит, где же лежит именно то, что подойдет.

Он посмотрел на Спирита, тот кивнул, Грим отвернулся и взял со стеллажа небольшую шкатулку, достал оттуда фигурку паучка и, отойдя за стеллаж, положил того на пол. Паучок ожил, засучил лапками и полез вверх по стеллажу, становясь все больше и больше. Дамы не видели, как паук перепрыгнул с одного стеллажа на другой, увеличившись уже почти до размеров головы человека, и протянулась нить. Они ходили и трогали ткани, смотрели на них поближе, терли, все были необычные, но каждая чем-то неуловимо не подходила для них. Когда они обогнули очередной стеллаж, то увидели Грима, который что-то прятал в карман фартука, а у его ног лежал сверток ткани. И это было именно то что нужно — нежно-голубая ткань с тонкими, в три нитки, розовыми прожилками, с витиеватым узором, похожим на те которые встречаются в старых книгах, когда линия словно нить пересекает сама себя в бесконечном узоре. Ткань была легким шелком, почти невесомым и при этом весьма плотным и крепким.

— Вот, милые дамы, я нашел то, что вам нужно — розовое с голубым, и муж милый, и детей полон дом, все по приметам, уж поверьте, старый Грим не посоветует вам плохого, пока полюбуйтесь, а я схожу еще кое-куда.

Он заковылял, а Хельга не могла оторвать глаз и рук от ткани. Вскоре раздался звук передвигаемой лестницы, и Грим принес нежно-фиолетовый кашемировый с шелком отрез, глубокий цвет с хитрым ритмичным узором — ткани, веточки, капельки, листья.

— Берег для особого случая, ну, да раз мистер Спирит привел вас, то, думаю, этот случай и наступил, вот вам на выходное платье, в нем вы, юная леди, звезды затмите, а вот для вашей матушки тоже есть ткань, негоже вам на праздники в ваших, простите, обносках ходить, с такой-то дочкой.

Матери он предложил добротный кашемировый отрез темно-синего цвета, который очень гармонировал с цветом глаз хозяйки гостиницы.

— Но это же стоит огромных денег, такие ткани…

— Что вы, что вы… Для старого друга мистера Блэкфезера …

— Грим, я не хочу обременять тебя, так что проси полную цену, ты же знаешь, я не стеснен в средствах, и мне будет стыдно смотреть в глаза твоим внукам, право слово, если я скажу, что просил скидку у их деда.

— Ну, хорошо.

Грим написал цену на листке и протянул его Спириту, тот взял, потом кивнул и попросил женщин подождать его на улице, пока Грим упакует все покупки.

Мать и дочь вышли.

— Меня просили передать тебе благодарность и сказать, что тебя ожидают, мой заморский сосед.

— Спасибо, передай, что я польщен, и обязательно приду к тому, кто меня пригласил, вскоре, надо только кое что уладить — я думаю, вы знаете, о чем я.

— Да. Мы всегда рады добрым гостям, тем паче если их послал повелитель.

Спирит кивнул и поднес руку к шляпе которую не снимал.

— Кстати, вот, возьми, это лично тебе.

Он протянул Гриму небольшой прямоугольный кожаный футляр с застежками в виде орлиных лап.

— Думаю, тебя это порадует. И передай еще раз мое почтение хозяевам этой земли.

В это время два ладных низкорослых мальчугана упаковали по четыре отреза каждой ткани в вощеную бумагу и уложили все в коробку, а затем, поклонившись, убежали куда-то. Внимательный глаз обратил бы внимание, что в лавке не было газовых рожков или свечей, там не было и окон, если не считать пары небольших окошек под самым потолком, однако там было светло и довольно свежо.

— Думаю, кашемир пойдет твоим спутницам.

— Одна из них помогла мне подтвердить мои самые печальные опасения, думаю, это вполне достойная плата. Грим, ты же подгорный житель, вы ведь и сами нынче страдаете от того что происходит.

Грим кивнул.

— Впрочем, Спирит, ты сам скоро все узнаешь, что тут происходит, не буду работать «глухим кроликом».

Спирит взял коробки и вышел. На улице мать и дочь вышли из подворотни и купили себе с лотка по печеному яблоку. Проходящий мимо симпатичный джентльмен посмотрел на Хельгу и хотел было подойти что-то спросить, но, видимо, постеснялся. Хельга, увидев его взгляд, стыдливо и игриво опустила глаза.

Спирит же, уходя, обронил белую визитку. Они пошли в сторону северной окраины города где на постоялом дворе оставили телегу. А молодой человек, подождав, подошел и вынул из грязи бумажку. На ней было название деревни которую он знал — его отец пару раз приезжал туда изучать какие-то камни, он собирал сказания и древности, а также одно слово «гостиница»…

Спирит шагал рядом со спутницами и впервые за все время, проведенное в Шотландии, позволил себе расслабиться, выстукивая при ходьбе нехитрый ритм своей тростью и бормоча под нос какую-то мелодию. Потом усмехнулся своим мыслям о том, что старый житель холмов почему-то так для него расстарался, что вложил больше мастерства чем обычно. Хельга и её матушка подобрали какую-то оборванку, довольно жалкого вида, та на ломаном английском со странным акцентом говорила про ферму, которую называла «крючковатый нос», они взялись её подвезти, исходя из соображений христианской добродетели, да и было по пути. Нищенка расплакалась и попыталась дать им небольшой коробочек из блестящего металла со странной застежкой. Очень легкий и очень гладкий, она называла его «для визитных карточек». Блэкфезер посмотрел на коробок, нахмурился и вернул его нищенке, сказав, что ей он будет нужнее. В остальном путь домой прошел без каких-либо происшествий.

Грим же закрыл лавку изнутри, дверь исчезал со стены проулка, а старый житель холмов вытер слезу. Его дочка так и не вернулась, когда вышла к стене, услышав чертовы звуки. Пусть у этой девушки все будет хорошо, уж он-то отомстил им, вложив все свое мастерство и всю любовь к пропавшей дочке в эти ткани — ткани для той, с помощью которой пришелец совершил месть, какими бы мотивами он на самом деле ни руководствовался.

fox for hired Приют

Когда этот странный человек показался на узкой тропинке, ведущей к воротам фермы «Крючковатый нос», уже смеркалось. Пики более низких гор все больше скрывались в тени своих более высоких товарок и постепенно рыжели, чтобы вскоре ненадолго стать красными, словно окрашенными кровью, и потом постепенно скрыться во мгле, которая понималась из долин, знаменуя приход холодной ночи.

Чем занимались на ферме? Вроде бы разводили скот. Впрочем, местные особо не общались с нелюдимыми хозяевами фермы и её странными обитателями, которые вечно ходили угрюмые и молчаливые. Полковник, купивший ферму несколько лет назад, порой привечал всяких чудиков.

Это были весьма специфические чудики — чаще всего нищие и оборванцы, которые под пьяную лавочку могли рассказывать про странные видения. В целом они представляли собой контингент дома для душевнобольных, но жить не мешали, на людей не кидались, а довольно качественное и дешевое сукно, равно как и благотворительность хозяев фермы, была вполне достаточным условием, чтобы местная власть закрывала глаза и не давала особо любопытным чинить беспорядки. Опять же, даже появлявшиеся там проститутки завязывали со своим ремеслом. И порой люди с фермы принимали участие в поисках, если кто-то из детей пропадал в горах… Впрочем, если бродяга не был чудным, то ему могли дать от ворот поворот: принципы отбора у Полковника и его товарищей, Пастора и Доктора, были какие-то свои… Странные.

Идущий на ферму человек был одет в штаны странного покроя со строчками в не совсем ожидаемых местах и в порванную клетчатую рубашку. Такой ткани — вроде бы из хлопка, но необычного синевато-черного цвета — тут не видели. Рубашка к тому же была в нескольких местах обуглена так же, как обугливается… Вряд ли кто-то из местных знал, что такое пластик, иначе сказал бы, что так обугливается пластик или синтетика. Но они догадались бы, что ткань так не прогорает — уж это жители этих небогатых мест знали точно.

К груди, как величайшую драгоценность, бродяга прижимал грязный кожаный футляр. Бродяга был грязен, со спутанными волосами; его борода явно жила какой-то своей жизнью. Сапоги отсутствовали, и виднелись ступни с несколькими ампутированными пальцами. На носу бродяга носил очки с тонкой оправой — наверное, где-нибудь украл, тем более что одно стекло в очках было треснуто, а другое — выбито.

В общем, бродяга представлял собой весьма жалкое зрелище, шагая, спотыкаясь, по дороге к ферме. Местные только хмыкали, и если тот подходил, молча махали в сторону фермы, не позволяя приблизиться и не желая говорить, пока псих не дойдет до пристанища таких же чудиков и оборванцев и не приведет себя в порядок. Они не были злобными, просто не хотели лишний раз общаться с умалишённым, который мог оказаться опасным… Уж не ясно, что с ними делали, но после фермы этих пришлых людей можно было не бояться — не ждать от них, по крайней мере, вшей и заразы. Здесь, севернее Инвернесса, места были не самые многолюдные, и еще жили легенды о чуме, да и слухи о холере порой доходили.

Холера являлась одним из поводов примириться с фермой и ее странными жильцами. Когда доктора впервые зафиксировали здесь вспышку, из фермы пришли люди, и Полковник вместе с мэром построили в стороне от городка холерный барак. Там обитатели фермы ухаживали за больными, отпаивали их, несмотря на протест доктора Смолси, давали им что-то еще, но так или иначе больные выжили. Доктор — один из товарищей Полковника — оказался молчаливым, и секрет лечения никому не раскрыл. Впрочем, мэра все устроило, и он даже построил очистные сооружения, на которых трудились либо нарушители спокойствия, либо наемные рабочие. Эта мера — грязная работа на зловонных очистных сооружениях, где фильтровалась вода для колонок, — неплохо успокаивала гордецов и при этом не была достаточно жесткой, чтобы вызвать возмущение у населения. Так что местных властей все устраивало, а Инвернесс и Эдинбург не беспокоились о том, что где-то что-то выбивается из строя. Все было тихо и чинно.

Бродяга шел наверх и всматривался в витиеватые, искусно скованные ворота и ограду с валютками, цветами и листиками. На листиках то тут, то там виднелись надписи, которые сделали по заказу Пастора. Его все так и называли — «Пастор», хотя никто не помнил почему, ведь проповеди в церкви он не читал и вежливо отказывался это делать, когда его приглашал настоятель местной церкви мистер Прейр. Всегда находилось богоугодное дело — то за больными поухаживать, то еще что-то… Стилизованные надписи «SAMSUNG», «hp», «Xerox» и прочие названия ничего не говорили ни кузнецу, ни местным, и казались простым набором букв. Но бродяга же, когда смог разглядеть их, упал на колени и заплакал, размазывая грязь и слезы по покрытому струпьями лицу. Он рыдал, как младенец, и принялся что есть силы колотить в молоточек на воротах и дергать за веревку колокольчика…

Ему открыл дворецкий, одетый в аккуратный костюм из зеленоватой шерсти, поверх которого был накинут кожаный передник. На руках дворецкого красовались кожаные же перчатки. Он осмотрел плачущего и спросил:

— Чего тебе?

— Пустите, это моя последняя надежда! Мне сказали, что хозяин фермы — добрый человек и помогает людям.

Бродяга говорил с рычащим акцентом, неправильно расставляя ударения и проглатывая некоторые звуки.

— Мы не помогаем тем, у кого нет рекомендаций. У вас они есть?

— Но меня некому порекомендовать! Прошу вас, пустите, сжальтесь, я не перенесу еще одной холодной ночи…

Дворецкий собирался закрыть дверь, но нищий протянул ему футляр:

— Вот, возьмите это чудное устройство, им можно пользоваться как зеркальцем! Возьмите, это самое ценное, что у меня есть. И очки возьмите — они мне уже не понадобятся, если вы меня не пустите… Умоляю вас, дайте мне увидеть Полковника — так ведь зовут вашего хозяина? — или Пастора, или кого-то из управляющих фермой… Сжальтесь, мистер! — его речь превратилась в бессвязные рыдания.

Дворецкий взял очки, внимательно оглядел их и положил на полочку, приделанную к одному из столбов калитки. Потом аккуратно и немного брезгливо открыл грязный замызганный футляр и достал прямоугольный предмет, в котором человек из конца XX — начала XXI века узнал бы смартфон. Для местных же это была блестящая коробочка с одной зеркально отполированной стороной и металлическими на вид буквами.

— Ну вот, у вас есть рекомендации от господина… — дворецкий произнес какое-то слово, которое тоже не понял бы никто из местных.

— Зачем же начинать знакомство с Полковником с такого недоразумения, или вас не предупредили? Впрочем, ладно, не важно, берите свои очки и пойдемте, я предупрежу о вас. А пока что…

Дворецкий пропустил человека, который завыл от счастья так, словно увидел ангела, спускающегося с небес и приносящего ему блага земные — как дар, ниспосланный Иову за его терпение и смирение.

— Романо, проводи его в ванную комнату и попроси Эннес и её подружек: пусть приведут его в более-менее нормальное состояние. Думаю, часа им хватит.

Затем он обернулся в бродяге, к которому подошел крепко сбитый парень с повязкой на глазу и в простой широкой шерстяной одежде.

— Это я отнесу к Полковнику. Свои очки вы можете взять с собой… — произнес он и добавил на странном языке, который, знай его кто-нибудь из местных, можно было бы опознать как русский: — Еще один бедолага…

После он оглядел местность за калиткой и закрыл её. Ночь предстояла холодная: лето в этих краях было гораздо прохладнее, чем на его далекой родине.

Через час дворецкий привел бродягу, после банных процедур приобретшего достаточно приличный вид, в комнату. В комнате было три кресла, окнами она выходила на закат. Горел камин и несколько газовых рожков, около кресел стояли столики с легкими закусками и бурбоном; оформленные тканью с простеньким узорчиком стены были уставлены шкафами.

Бродяга оказался среднего роста, истощенным, с заострившимся и осунувшимся от пережитого лицом. Его облачили в просторную и теплую шерстяную одежду: его собственная сохла на веревках. В одном, скрытом тенью, кресле сидел человек в военной форме; человек, сидевший в кресле напротив, читал в свете рожка. Этот второй человек был в круглых очках по последней моде, среднего роста, одет в красивый твидовый костюм. Его округлые черты лица говорили о том, что когда-то он мог страдать от небольшого избытка веса. На соседнем кресле лежала трость с блестящим серебряным набалдашником. Третий человек стоял лицом к двери, но разглядеть его черты казалось невозможно: получалось увидеть лишь светлые длинные волосы и просторную одежду, наверное, сутану. Все трое взирали на пришедшего с интересом.

Потом Полковник заговорил. Бродяга вздрогнул.

— Вы говорите по-русски?

— Да… но…

— Вопросы потом, сперва запомните одно: лучше говорить на дерьмовом английском. Теперь о главном. Вы здесь до конца дней, а «здесь» — это в этом времени, свыкнитесь с этим. Мы в любом случае дадим вам приют на сегодня, но дальше вы или примите наши правила, или вам вернут одежду, дадут немножко денег и выдворят за порог. Первое правило: мы втроем принимаем все решения, и они не обсуждаются, они выполняются. Правило второе: даже наедине с другими жителями фермы никогда не говорите на своем языке, и никогда значит никогда. Исключение возможно, только если вам разрешит кто-то из нас. Вы меня поняли?

— Да.

— Отлично. Почему, потом поймете… Вы кто по образованию?

— Инженер-электронщик.

— Понятно. И вы мечтали попасть в викторианскую эпоху и думали, что станете здесь королем, опередив Белла, Теслу и все такое, верно? Ведь были такие мысли?

— Да, были, я думал…

— Вот, господа мои хорошие, наглядное подтверждение теории уважаемого Пастора, что образование в наши дни весьма плачевно, и в первую очередь — в гуманитарно-философском аспекте. Пастор, надеюсь, вы не оставили идею насчет школы.

— Эрик, я не оставил этой идеи, но ты же знаешь, что я давно отказался от надежды воплотить эту идею в реальность, — голос Пастора был довольно неприятным и тягучим.

— Скажите, молодой человек, как вас зовут, и какой стандарт сети у вас во времени был наиболее распространен… В смысле, какая адресация.

— Юрий, и IPv4.

— Конец ХХ-го или начало XXI-го?

— Второе.

— М-да… Ну что ж, я пройдусь по вашим больным мозолям. Получилось у вас что-то кому-то доказать и показать? Может, кто-то серьезно воспринял ваши научные теории? Может быть, вы кому-то продемонстрировали ваши диковинные штучки?

— Нет, у меня ничего не вышло, и я не понимаю, почему они не верят… Я ведь даже говорил с несколькими весьма образованными людьми. Но они… Они сказали, что свет — это волна и что корпускулярная теория неправильна и не может быть двойственной природы света, потому что существует электрический флюид. Вот что за бред — я пытался доказать, показывал научные расчеты…

— Вы пытались распространить… Поведайте, а кто вообще, по-вашему, опроверг эту гипотезу? — это спросил Доктор. Он говорил басовито и утробно, не спеша, словно растягивая каждое слово.

— Эм-м… я… не знаю…

— Ну, скажем так, до Фарадея все искали флюиды, хотя кто-то и догадывался, что это не так. Но продолжайте. Нас интересует, как вы оказались в этом времени — это куда любопытнее. Ваша дальнейшая история в нескольких возможных вариантах нам уже известна. И угощайтесь, хотя вам с голода много тяжелого нельзя. Возьмите стул вон у той стены и подходите к моему столу, только на выпивку не налегайте. Пастор, ты позволишь?

— Да, конечно, но ты ведь знаешь, я не люблю эти промежуточные трапезы.

— Тогда вон с того столика, молодой человек, можете брать.

Юрий подошел и несмело взял сэндвич. Съел его, потом второй и третий, затем опомнился, вытер руки о рубашку и ответил:

— Я,ну… я лежал, загорал на пляже. Мы с ребятами поехали в горы на лето, и как-то завязался разговор, что вот, мол, древность и все такое. А потом стали думать, в каком времени можно было бы оказаться, чтобы получилось продвинуть все вперед в плане науки и техники. В средние века за такие штуки сожгли бы…

В этот момент все трое хмыкнули, но после только Пастор печально покачал головой, тяжело вздохнув.

— Ну, я и сказал, мол, вот в викторианскую эпоху было столько образованных людей, институты, университеты… Британская империя стояла во главе всей продуктивной науки и творчества, она ведь царица морей, ей нужны открытия. И там самое время со всеми этими джентльменами, королевой Викторией, покровительницей наук, и все такое… А в России в этот период хоть и дремучесть полная, но тоже был же Гальвани, да много кто был. Ломоносова еще помнили, и заводы уже имелись, и точная механика.

Его слушатели снова усмехнулись.

— Ну вот, а потом я увидел небольшой грот, вошел в него, и там оказалось довольно прохладно — от перепада температур, наверное. Вот я после жары и заснул, а проснулся уже в викторианской Англии. Я все никак не мог поверить, что не сплю…

— Вы забыли упомянуть, уважаемый, что зашли так далеко внутрь грота, что практически не осталось света… ведь так?

— Н-ну да, а вы откуда знаете?..

Полковник, вставивший эту фразу, улыбнулся.

— А не вы первый: все мы, в общем-то, попали сюда из другого времени. С чего бы, по-вашему, все эти марки на листочках и надписи?

— Так значит, мы вместе можем сделать…

— Ничего мы делать не будем. Запомните: максимум, что мы можем, это относительно мирно дожить свой век и радоваться, что попали не во времена очередной гражданской войны! К сожалению, у таких мечтателей, как вы, слишком мало знаний и понимания, к чему может привести подобное вмешательство. Я сейчас приведу один пример. Если бы правительства обладали ядерной бомбой, они бы применили её в любой первой попавшейся войне, невзирая на жертвы, а до понимания всего ужаса этого оружия доходили бы десятилетиями. Достаточно понять, что некто Адольф был дитя своей эпохи, и он как дитя наворотил сами знаете что. А ядерная бомба на фронтах Первой мировой? Вы представляете, что бы стало с Европой, учитывая, что разработки сейчас украсть проще, чем кажется? Даже современные средства связи, и те изменили бы ход истории так, что первая мировая стала бы последней, причем в самом худшем смысле слова. Так что вопрос «прогрессорства» не обсуждается. Впрочем, на сей счет вам популярно объяснит при случае Пастор…

— Объясню, но прошу сперва продолжить вашу историю.

Пастор был довольно тощим человеком с намечающейся лысиной. Он ходил, прихрамывая на одну ногу, и курил самокрутки с каким-то очень едким и вонючим табаком. Закуривая очередную самокрутку, он подхватил бокал и пригубил его, потом долил воды из графина. Юрий вдохнул дым и закашлялся: последние недели ему было тяжело дышать — кашель душил его, все чаще накатывая приступами.

— Ну, сперва, когда я пришел в город, меня арестовали, но у меня была цепочка, и я откупился от полицейских. Затем раздобыл одежду — мне продали какие-то лохмотья, за которые я отдал мельхиоровый брелок с ключей. Я сказал им, что это редкий сплав. А потом я пошел и попытался устроиться на завод инженером, но никто не поверил, что я умею что-то проектировать, у них не было ничего — ни кульманов, ни…

— Ни компьютеров, ни даже таблиц расчетов, к которым вы привыкли, ни справочников. До нормальной стандартизации еще примерно лет так тридцать-сорок.

— В общем, как выяснилось, инженер должен уметь работать на станках. Я им оставил чертеж, в котором, может, пару просчетов и допустил, но машина по выработке электричества работала… Эта фабрика занималась выпуском памятников…

— Выяснилось, что практических знаний, пригодных на данном уровне технологического развития, у вас не так уж и много.

— Да, как-то так. Я надеялся, что смогу заработать и открою свое дело, и тогда получу возможность изобретать…

— Или, точнее, использовать свои уже имеющиеся знания, но оказалось, что все стоит дорого, условия жизни ни к черту, а от рациона вас воротит. А потом началась дизентерия, от которой вы чуть не умерли… Потом вас выкинули с завода, хотя вам казалось, что вы дали им много рационализаторских и новаторских идей. Правда, они почему-то ими не воспользовались, потому что… да причин много.

— Примерно так… А потом я скитался, пытался найти другое место. Однажды один художник, с которым мы вместе пили, познакомил меня с богатым джентльменом. Тот был заинтересован в том, чтобы я написал диссертацию и работал на него как ученый. Я думал, что это мой шанс, но оказалось, что про опыты Фарадея тут никто не слышал, а доказать…

— Доказать что-то у вас так и не получилось; вы даже не очень представляли, как собрать простейший радиоприемник. Выяснилось, что отсутствие фундаментальных знаний, в том числе о философии, подвели под дугу, а рассуждения о том, что все вокруг электроны и волны, требовалось чем-то подкреплять…

— Да… Потом я кое-как устроился на завод, но управляющий вскоре меня выкинул: я сказал ему, как нехорошо бить работающих там детей. Я попытался устроиться в школу для беспризорников…

— Куда вас не взяли, и вы бродяжничали, пока каким-то образом не услышали про нас…

— Да, а как вы догадались?

Юрий уставился на Пастора, с печальным ехидством вставлявшего все эти реплики.

— Да потому, что таких, как вы, немало, и вам еще повезло, что вы хоть какое-то время проработали на заводе и пообтерлись в этом, увы, довольно печальном мире. Но и те, кто обладает фундаментальными знаниями, часто тоже многое упускают. Дворецкий Эдвард, к примеру, химик, и ваш туберкулез, который слышу даже я, мы, может быть, при удачном стечении обстоятельств немного подлечим, хотя и не факт, что вам это сильно поможет. Мы обладаем знаниями, но… Впрочем, сейчас речь о другом. Вы в своих мечтаниях не учли таких факторов, как необходимость являться широко эрудированным человеком во всех смыслах этого слова. Но об этом мы с вами поговорим отдельно, и не сомневайтесь, это будет грустный разговор, как для вас, так и для меня. Поверьте, наше положение, — Пастор обвел всю троицу рукой, — отчасти лишь благоприятное стечение обстоятельств. Но сегодня нас куда больше интересует другое. Скажите, примерно в каком районе вы вышли из-под земли. Вон там, на столе в углу, лежит карта. Как пользоваться здешними лампами вы уже знаете.

Юрий подошел к столу, зажег светильник и принялся изучать карту, на которой уже пестрело несколько точек.

— Вот тут, — он указал на небольшой приморский городок. — Где-то в этом месте.

— Отлично. А теперь продолжим. Уж расскажите нам, что вы говорили и что оставляли на своем пути.

— Да тут и рассказывать особо нечего. Сначала я предложил схему амперметра и расчеты для оптимального протекания тока через заготовку, там требовался примерно один ампер, но… Выяснилось, что тут никто не знает, что такое ампер, а собрать амперметр я не сумел. Я опытным путем выяснил, что они пользуются неправильным раствором, и подобрал подобающий состав — добавил кислоты, изменил соотношение. Но там же все курят, а повышенное выделение водорода…

— В общем, вы едва не взорвали фабрику.

— Угу. Нет, потом они оценили, дали целую гинею, и ведь процесс пошел быстрее и чище. Еще они улучшили вентиляцию… И я попытался начертить схему работы пулемета… по своему телефону… А у вас зарядки нет?

— Да вон ваш телефон лежит на зарядке, кстати, чудо, что он еще работает.

— Я старался сохранить его как память… Он… — Юрий всхлипнул.

— Не расстраивайтесь, уважаемый. В конце концов, вы там, где вас понимают, хоть и здесь жизнь — не сахар. Но зато мы знаем, как не умереть от столбняка, и, в принципе, наше развитие несколько выше, чем у окружающих. Поверьте, это не самая худшая судьба, вам, по крайней мере, повезло быть мужчиной. Часа через три-четыре телефон зарядится, и если вы все же решите у нас остаться…

— А кому я тут нужен, кроме вас… — обреченно сказал Юрий. — Вы хотя бы не считаете меня сумасшедшим.

— И то верно. В общем, почитаете книги, послушаете музыку, если динамик еще жив… А потом осваивайтесь, устраивайтесь. Но пока что… Рассказывайте и спокойно ешьте, еду у вас никто не отнимет, а вечером поедите еще.

Юрий вначале просто посидел, потом взялся уминать закуски. Он рассказал про то, как его пытались обобрать в участке. Рассказал, как его, приняв за колдуна, хотели побить камнями какие-то крестьяне, потому что сочли его обувь «неправильной» — мол, они след оставляли, как адские копыта, а ведь он и не предполагал, что в Англии в девятнадцатом веке могут быть такие дремучие люди. Рассказал, как на заводе, где приходилось работать по четырнадцать часов, чуть не лишился пальцев, потому что на станке не было защитного кожуха. Рассказал, что его английский здесь почти никто не понимает, и его принимали за «солнечного ребенка», каким-то чудом дожившего до взрослого возраста. Рассказал, как на первой фабрике пытался лепить статуэтки, но оказалось, что пластилина здесь нет и надо работать с воском, очень быстро плавящимся от тепла рук. Рассказал, как валялся с дизентерией, и его отпаивала какая-то сердобольная шлюха, которой он отдал за это несколько красивых камушков — копеечные китайские фигурки из жадеита, а та за такую мелочь с ним возилась…

В этот момент трое его слушателей почти одновременно хлопнули себя по лицу и сообщили, что он сильно продешевил. Еще Юрий рассказал, что, оказывается, улицы очень грязные, и кроссовки быстро испортились. Он купил себе ботинки, но потом их отобрали, и он сбежал из города, потому что ходить босиком там было невыносимо. Он рассказал, как на заводе вступился за девушку, но в результате ему разбили очки, потому что бил ее пьяный муж… В конце он поведал, как долго-долго шел на ферму. Потом прозвучал колокол — на ферму вернулись работники, и дворецкий проводил новоприбывшего в столовую. Юрий сжимал телефон и читал, читал все подряд, от сообщений до книг.

Трое же склонились над картой и принялись внимательно ее рассматривать.

— Пастор, ну ты и скотина, чуть парня до слез не довел, — пробурчал Полковник.

— Пусть поплачет. В конце концов, ему полезно, и потом, с каких это пор ты стал знатоком человеческих душ?..

— Сам знаешь с каких.

Они смотрели на карту, и Доктор, тяжело опираясь на трость, вернулся в кресло.

— И все же, друзья. Мы были случайностью, но сейчас наблюдается некая закономерность. Необходимо выяснить причины, по которым сюда попадают разные люди из нашего времени. Ваши предположения?

— Если честно, то предположений нет.

Пастор рассеяно перекатывал в бокале напиток и дымил своей самокруткой.

— Как и у меня. Впрочем…

— Нет, поверь, эти не скажут.

— Но можно же попытаться! В конце концов, у нас есть один норвежец…

Все это время Полковник стоял, молча глядя перед собой.

— Есть-то он есть, но…

— Может, сперва вернемся к плану с поиском?

Повисло тяжелое молчание.

Ферму уже давно окутала темнота. В комнатах потушили свет, и лишь в одной комнатенке сидел тощий человек, вглядываясь в оживший смартфон.

«Отблески Этерны». Рокэ Алва (OE Roque Alva 2018)


Ардорская Ласточка С грязного листа

Нельзя просто так взять и не откатить к заводским настройкам оживить Дика Окделла.


Ричард просыпается от собственного крика. Кошмар рассеивается так быстро, что он не успевает его запомнить, но ледяной тошнотворный ужас остается.

Ричард зажмуривается и открывает глаза вновь. Вокруг темно.

Когда он успел уснуть?

Воспоминания минувшего дня постепенно всплывают в памяти. Вот он стоит на площади Святого Фабиана, и никто из Лучших Людей не называет его имя… Вот часы бьют шесть. Вот Рокэ Алва — проклятый Ворон — берет его в оруженосцы… Вот он стоит на коленях перед… Создатель, какой же унизительный выбор ему пришлось сделать! Вот он едет вслед за эром прочь от площади… Что же было дальше? Не мог же он потерять сознание прямо в пути?

Или мог?

Ричард с замиранием сердца вспоминает боль в руке и жар… Он упал с лошади на глазах у Алвы? Ричард снова зажмуривается, на этот раз от стыда, и поворачивается на бок. Под ним что-то твердое… пахнет травой… Он лежит на голой земле? Мерзавец Алва что, бросил оруженосца там, где тот упал?

Создатель, похоже на то!

Ричард рывком садится.

Он один, вокруг поле, вдали темнеет лес, с другой стороны — военный лагерь. Палатки, солдаты жгут костры.

Палатки? Солдаты? Костры? Лес?

Ричард стонет и падает лицом в траву. Он ничего не помнит и ничего не понимает. Ни-че-го.

Однако герцог Окделл не может позволить себе валяться на земле, захлебываясь ужасом и беспомощностью. Ричарду приходится сказать себе это дважды, и только тогда он находит силы подняться.

Он идет к лагерю и думает, что будет делать, если встретит там неприятеля. Какого «неприятеля» можно встретить в лесу под Олларией в мирное время — даже Чужой, наверное, не знает, а Ричард не знает тем более.

На солдатах у ближайшего костра мундиры Талига. Иначе быть и не могло, но Ричард все равно вздыхает с облегчением.

Один из солдат оборачивается в его сторону и внезапно вскрикивает, показывая на Ричарда пальцем. Остальные оборачиваются тоже, вскакивают, отступают назад, хватаются за ружья.

Ричарда охватывает ужас. Его явно не узнают. На нем должны быть фамильные цвета и перстень Повелителя Скал… Простые солдаты ведь знают, кто такой Повелитель Скал? Ведь не могут не знать?

Ричард смотрит на свои руки, но не обнаруживает перстня, зато видит другое: его манжеты в грязи и крови. Кровь бурая, застарелая.

«Создатель!» — думает Ричард, но пугаться времени нет. Он вскидывает руки (солдаты вскидывают ружья) и кричит:

— Пожалуйста, не стреляйте! Я оруженосец Первого маршала! Пожалуйста, позовите герцога Алву!

Ричард не уверен, что Алва где-то рядом, но это имя уж точно должно быть знакомо солдатам.

Тактика оказывается верной. При упоминании Алвы солдаты замирают и переглядываются.

— Он нам зубы заговаривает, — неуверенно предполагает один.

— Может, все-таки доложить? — спрашивает другой.

— Да он нас сожрет, пока Первый маршал успеет дойти! Это же выходец! — быстро говорит третий. В его голосе звенит паника.

— Я не выходец! — Ричард ненавидит себя за беспомощные, умоляющие нотки в голосе. — Я — Ричард, герцог Окделл, живой человек! Пожалуйста, не убивайте меня!

— Опустить оружие! — слышится знакомый уверенный голос.

Солдаты мгновенно подчиняются.

«Явился. Вовремя, твари его дери. Вот такой у тебя ответственный монсеньор, Ричард Окделл. Привыкай», — Ричард глубоко дышит, пытаясь успокоить панику и поднимающийся гнев. Что ж, хотя бы солдатня его по ошибке не пристрелит, уже достижение.

«Создатель, откуда же кровь на манжетах?!».

Солдаты почтительно расступаются, и Ричард видит Алву — с растрепанными волосами, в военном мундире. С ним двое офицеров. Первый, скуластый, с капризным ртом и мерзким глумливым выражением лица, сразу напоминает Ричарду об Эстебане. Второй — темноволосый и усатый, с широкой седой прядью на лбу — кажется Ричарду знакомым. Это ведь не может быть кто-то из Эпинэ?

Человек, похожий на Эпинэ, смотрит на Ричарда с ужасом.

— Д-дик? — спрашивает он и, явно не контролируя себя, прижимает руку к груди.

— Эффектное появление, — говорит Алва ледяным тоном. Он единственный из всей компании не выглядит испуганным. Впрочем, глумливый тип тоже кривит рот насмешливо, а не испуганно. — Ну и кто ты?

— Вы издеваетесь, монсеньор? — говорит Ричард. Он старается сохранять спокойствие, но ярость и обида заставляют голос звенеть. — Вы для этого приняли мою присягу?

Алва присвистывает, а потом протягивает руку.

— Дайте-ка мне ладонь, — говорит он повелительно.

— Рокэ, ты свихнулся? — беспокойно начинает глумливый и замолкает, когда Ричард отвечает на рукопожатье.

— Он не выходец, — задумчиво тянет Алва, ощупывая сначала руку Ричарда, затем, подойдя ближе, плечи и грудь. Ричард возмутился бы подобной фамильярностью, но у него уже нет сил.

— Значит, он государственный преступник, — говорит глумливый. — И самое время его расстрелять.

Ричард вздрагивает.

— Это что, сон? — наконец находит он единственно возможное объяснение.

— Что последнее вы помните, Окделл? — спрашивает Алва вместо ответа.

— Как еду за вами на лошади, — растерянно отвечает Ричард. — А потом — темнота.

— Ответ очень в вашем духе, — морщится Алва. — На какой лошади вы едете за мной, юноша, и куда?

— На Баловнике, — удивляется Ричард. — У меня другой нет. В ваш особняк, конечно, куда же еще.

Алва нетерпеливо выдыхает:

— А я уже и забыл, как вы раздражающе бестолковы. Откуда вы едете ко мне в особняк?

— Как откуда? — теряет терпение Ричард. — С площади Святого Фабиана!

Алва вскидывает на него глаза и долго, пристально смотрит, затем берет за подбородок, поворачивает голову сначала вправо, затем влево.

Это уже слишком. Ричард вырывается, делает шаг назад.

— Прекратите немедленно! — требует он беспомощно — Если я принес вам присягу, это еще не значит, что вы можете обходиться со мной…

— Присягу вы мне принесли четыре года назад, — перебивает его Алва. — А три года назад я вас от нее освободил.

Он говорит это так веско, что Ричард не возражает — только хватает ртом воздух, пытаясь не тронуться умом от этой нелепицы.

— Однако, — говорит Алва, обращаясь к офицеру с седой прядью, — он и вправду выглядит моложе. Совсем как тогда…

Он обрывает фразу и морщится.

— Дикон, — говорит офицер с седой прядью, не отрывая от Ричарда темных тревожных глаз, — я Робер Эпинэ. Помнишь меня?

— Робер?

Ричард плохо помнит Робера Эпинэ, но этому человеку верит сразу. Верит, игнорируя множество несостыковок — к тварям несостыковки, когда хоть кто-то наконец говорит с ним таким ласковым, таким успокаивающим тоном! «Он воевал с отцом бок о бок», — думает Ричард и бросается к Роберу Эпинэ в объятия. Тот, помедлив, стискивает руки у Ричарда на спине.

— Я думал, вы в Агарисе, — шепчет Ричард. — С истинным Раканом.

Робер тяжело вздыхает и не отвечает.

— Что с ним? — спрашивает он отчего-то у Алвы.

— Не знаю, — тянет Алва задумчиво. — Продолжим разговор в моем шатре. Юноша, вы ранены? Идти самостоятельно сможете?

— Ранен? — удивляется Ричард. — Нет.

— Ну и отлично. Робер, это чудо на вашей ответственности.

Алва поворачивается и быстро идет вглубь лагеря. Глумливый тип догоняет его, что-то быстро и настойчиво говорит. Алва отмахивается.

Наверное, глумливый опять интригует против меня, машинально думает Ричард. Он первый раз видит этого человека, но ощущает враждебность. Возможно, тот просто «навозник» и завидует Людям Чести. Или же он знал отца Ричарда, а отец, конечно же, не давал таким хлыщам спуску.

Ричард расслабляется и позволяет Роберу себя вести. Тот осторожно поддерживает Ричарда за плечо, будто Ричард — склонная к обморокам девица. Или сделан из стекла.

Наверное, надо сказать что-то о мужественности и выносливости герцогов Окделлов, но мысли путаются.

— Рокэ, — говорит Робер, когда они подходят к большому шатру, — может, мальчику сначала вымыться и переодеться?

— Сначала разговор, — отрезает Алва. — Остальное потом.

— Но он весь в крови…

Они заходят в шатер, от свечей внутри почти светло. Ричард смотрит на свой колет и кричит. На нем четыре пулевых отверстия, ткань вокруг дыр бурая от крови.

— Чья это одежда? — Ричард судорожно стягивает колет. — Чья это кровь?

— Полагаю, ваша, — равнодушно бросает Алва.

Ричард падает на колени и закрывает лицо руками. Собраться, ему надо собраться… Его трясет.

— Только давайте без истерик, — холодно говорит Алва.

Отчего-то это безжалостное равнодушие отрезвляет. Ричард поднимается и опускает руки.

— Прошу меня извинить, — говорит он надтреснутым голосом, впрочем, отчетливо выговаривая слова. — Кажется, я нездоров.

— Даже если вы здоровы как бык, ваше… замешательство объяснимо, — снисходительно замечает Алва. — Сядьте. И вы тоже присаживайтесь, господа.

Ричард ищет глазами, на что сесть: походная кровать, несколько стульев… Он берет себе стул, его примеру следуют Робер и глумливый. Алва садится на кровать.

— Покажите предплечье, — внезапно говорит Ричарду Алва.

— Какое? — тупо уточняет Ричард, решив больше не пытаться хоть что-то понять.

— Правое.

Ричард брезгливо закатывает окровавленный манжет. На предплечье — свежая, подсохшая, но еще не зарубцевавшаяся глубокая рана.

— Что это? — спрашивают одновременно глумливый (неприязненно) и Робер (с беспокойством).

— Меня укусила крыса, — поясняет Ричард Роберу. — Но вчера было хуже, был отек и жар. Оно заживает.

— Ну еще бы, — усмехается Алва. — Ведь это я вычищал вам гной.

— Когда? — вскидывает голову Ричард. — Я этого не помню!

— Эта рана затянулась у настоящего Окделла четыре года назад? — опять глумливый.

— Я — настоящий Окделл! — повышает голос Ричард и выпрямляет спину. — Кстати, с кем имею честь?

— Кстати, чести у вас отродясь не водилось, — огрызается глумливый.

Ричард вскакивает:

— Я вызываю вас, господин, стыдящийся назвать свое имя!

— Окделл, сядьте! — приказывает Алва. — Марсель, уймись!

Марсель… Ричард воспоминает у кого из людей при Алве может быть такое имя. Кажется, сына графа Валмона, виконта Валме, так зовут… Ну разумеется, «навозник»! Кто же еще!

Глумливый умолкает, скорчив недовольную мину. Ричард обязательно вызовет его после. Вызовет и убьет. «Навозники» сплошь — трусы и плохие воины.

— Значит, вы — Окделл четырехлетней давности, — резюмирует Алва. — С незажившей раной на руке и пустотой в голове, еще не заполненной бреднями Штанцлера. Штанцлера вы, кстати, тоже не помните?

— Это друг моей семьи и очень порядочный человек. Но мы мало знакомы.

— Ясно.

— Я надеюсь узнать его лучше, когда буду жить в Олларии…

— Не надейтесь, — отрезает Алва. — Во-первых, не факт, что вам позволят вернуться в Олларию. А во-вторых, Штанцлер мертв.

Ричард хлопает глазами:

— Как… мертв? А матушка… матушка знает?

Робер отворачивается. Глумливый открывает рот, но Алва делает предупреждающий жест, и тот рот захлопывает.

— Об этом Робер поговорит с вами позже, — говорит Алва после короткой паузы.

Робер не встречается с Ричардом взглядом. Создатель, что с матушкой, холодеет Ричард. Она арестована? Что случилось с эром Августом?

— Ладно, — продолжает Алва, — Утро вечера мудренее, юноша. Вымойтесь, переоденьтесь и ложитесь спать. Завтра продолжим наш разговор. Робер, позаботишься о нем?

— Конечно!

— Вы оба последнего ума лишились? — снова встревает глумливый. — Это же Окделл! Клятвопреступник и убийца! Вы всерьез хотите позволить ему свободно разгуливать по лагерю?

— Этот вариант Окделла еще никого не убивал и ложно не клялся, — морщится Алва. И вдруг ухмыляется: — Но если ты продолжишь в том же духе, Марсель, он может попытаться убить тебя. И мне трудно будет его упрекнуть.

Глумливый высокомерно фыркает.

— Впрочем, — зевает Алва, — Окделл четырехлетней давности дрался, как мешок с соломой. Так что ты, пожалуй, вне опасности.

У Ричарда нет сил огрызаться. Он плетется за Робером, чувствуя себя действительно мешком с соломой. Кто-то помогает ему раздеться, льет на него подогретую воду, затем его вытирают и снова куда-то ведут.

Ему помогают лечь, это определенно постель, а не земля, — и это последняя связная мысль Ричарда. Он падает в сон, как в пропасть.

* * *
Когда Ричард просыпается, палатка, где он лежит, залита солнцем. Луч света падает прямо на кровать, подушка рядом почти горячая. Похоже, сильно за полдень, думает Ричард и ощущает неловкость. Почему эр позволил ему спать так долго?

Над ответом много думать не приходится: эру плевать.

Ричард досадливо выдыхает, встает, заправляет походную постель. Несколько секунд смотрит на одежду, аккуратно сложенную на стуле. Ричард впервые видит эти вещи. Его собственный колет вчера… — Ричард трясет головой, отгоняя тревожные мысли, — …был в ужасном состоянии. Очевидно, вещи на стуле предназначены ему. Иначе зачем бы их положили рядом с его постелью?

Простая сорочка без кружев Ричарду почти впору. Почти: немного жмет в плечах. Если сделать слишком размашистое движение рукой, может и треснуть… Раздражение вспыхивает с новой силой. С каких это пор герцогу Окделлу даже одежды впору не положено? Ричард, скрипнув зубами, тянется к свертку из черного сукна и только развернув его, понимает — это военная форма. Мундир теньента.

Ему что, дали звание? И вот так об этом сообщили — положив мундир рядом с постелью?

Раздражение уходит, сменяясь растерянностью и дурными предчувствиями. Как же все это, спаси Создатель, странно…

Ричард снова трясет головой, отгоняя липкое безумие. У всего, что произошло вчера, есть объяснение. Он был болен, все проклятая крыса виновата и нагноившаяся рана на руке. Отсюда — болезнь. Жар, бред, беспамятство. Ричард читал о таком у Дидериха.

Мундир ему тоже мал. Сложно было сначала снять мерки? Возможно, Алва это вообще делает специально, чтобы поставить сына Эгмонта Окделла на место, показать, у кого здесь власть. Они еще толком и не поговорили, а сколько уже унижений!

Зато сразу военная форма… Ричард одергивает мундир, поднимает выше подбородок и расправляет плечи. Жаль, что нет зеркала… и, конечно, ему не слишком к лицу цвета Олларов, во всех смыслах. И все-таки настроение поднимается. Стараясь двигаться осторожно — не приведи Создатель, мундир треснет по швам, — он выходит из палатки.

Дик идет по лагерю, и на этот раз на него никто не обращает внимания. Ему встречаются солдаты, иногда — офицеры. Все при оружии, некоторые ранены. Они на войне? Ричард хотел бы спросить, что это за местность, но люди вокруг — сплошь незнакомцы. Встретить бы Робера… Но даже о нем спросить Ричард не решается.

Наконец он видит шатер Первого маршала и, не задумываясь, идет к нему — как к единственному знакомому ориентиру.

Он не удивлен, когда его останавливает охрана.

— Господин Первый маршал ждет меня, — говорит Ричард, неожиданно для себя твердым и спокойным голосом.

Гвардейцы караула, южане, недоуменно переглядываются. Их сомнения написаны на смуглых свирепых физиономиях (именно так Ричард себе кэналлийцев и представлял). Разумеется, никакого приказа о Ричарде у них нет и быть не может, но его уверенность, похоже, сыграла в его пользу.

Один что-то говорит другому на незнакомом Ричарду языке. Одно слово Ричард узнает — «Валме» — и снова начинает злиться. Опять этот мерзкий глумливый тип! Конечно же, он прогонит Ричарда прочь. Но хоть у него-то Ричард сможет спросить, где Робер.

В этот момент из шатра выходит Алва.

Он коротко говорит что-то вытянувшимся в струнку гвардейцам, снова упоминая Валме. Ричард, вспомнив, что он теперь теньент, тоже по-военному вытягивается.

— А вы за какими кошками сюда притащились? — хмурится Алва. — Почему вы не с Робером?

Гвардейцы мрачнеют. «Чужой», — думает Ричард, хоть и не привык поминать Врага всуе.

— Я не могу найти господина Эпинэ, — честно говорит он. — И совсем не знаю, к кому обратиться.

— Ну, Робер! — Алва усмехается и чуть заметно качает головой. — Ладно, идите за мной. Валме пусть подойдет через полчаса.

Последняя фраза, видимо, предназначается гвардейцам. «Хорошо бы, — думает Ричард, — успеть уйти до того, как этот Валме появится и снова начнет цепляться».

* * *
Внутри шатра за ночь ничего не изменилось. От этой маленькой капли предсказуемости Ричард чувствует почти физическое облегчение. Он садится на тот же стул — походный, неудобный, но совершенно сейчас спасительный.

Это странно, но от Алвы, кажется, пахнет благовониями.

— Мы воюем? — спрашивает Ричард главную, по его мнению, вещь.

— Да, — отвечает Алва просто.

Он выглядит приятнее, чем на площади Святого Фабиана, и даже, кажется, моложе. Ни нарочитой роскоши, ни надменности в позе, ни высокомерия на лице — только собранность и спокойная, непоколебимая властность. Таким и должен быть Первый маршал — а не разряженным павлином! Обстановка в шатре тоже простая, даже аскетичная. Не будь эр убийцей отца, Ричард наверняка проникся бы к нему симпатией.

Или Алва больше Ричарду не эр?

От воспоминаний о вчерашнем вечере голова вспыхивает болью.

— С кем мы воюем и как давно? — уточняет Ричард, просто чтобы говорить о том, что головную боль не усиливает.

Алва усмехается:

— Спрашиваете отчета у Первого маршала, теньент? Лучше бы вам окоротить себя самостоятельно. Иначе это снова сделают другие.

Ричард тяжело вздыхает:

— К кому же мне обратиться?

Он тут же вспыхивает от того, насколько жалобно это звучит.

— Я назначил вас порученцем генерала Эпинэ, — отвечает Алва. — Он и введет вас в курс дела. Надеюсь, Робер все-таки сделает это до завтра, потому что завтра мы наступаем. Наш противник — Дриксен. В данный момент. Но ситуация гораздо более запутанная, чем можно было бы описать в двух словах, так что с этим — к Эпинэ.

Ричард послушно кивает головой. Подчинение, кажется, производит на Алву благоприятное впечатление. Почему Ричард не удивлен?

— Возможно, — продолжает Алва менее резко, — я должен рассказать вам кое-что о нас с вами. Во-первых, Робер многого не знает. А во-вторых, это все-таки дело двоих. Итак, короткая и печальная история эра и оруженосца. Или нелепая и смешная, это как вам угодно.

Ричард молчит и напряженно слушает.

— Обстоятельства, при которых я взял вас в оруженосцы, вы, как я понял, помните?

Ричард кивает.

— В первый же день я обнаружил вас в жару, в пяти минутах от общего заражения крови. Я вскрыл и промыл нагноившуюся рану и отправил вас спать. Вы, к слову, держались очень недурно.

Ричард невольно задирает манжет и смотри на длинный, некрасивый и все еще припухший порез на руке.

— Опять начинает воспаляться, — отмечает Алва. — Но пока, к счастью, вы вполне можете обойтись без меня. После нашей беседы извольте обратиться к полковому врачу. Это приказ.

Ричард снова кивает.

— На приказ Первого маршала, теньент, положено не кивать, а говорить: «Есть, господин Первый маршал». Это армия, юноша, вы здесь не герцог, а солдат. К слову, вы вообще больше не герцог.

— Как не герцог? — спрашивает Ричард беспомощно. — У меня… отняли Надор?

— Вы умерли, — напоминает Алва. — И Надор — то, что от него осталось, — потеряли посмертно. Я отдал ваши земли Лараку. То, повторюсь, немногое, что от них осталось.

— Немногое? — Ричард чувствует, как по позвоночнику струится липкий ужас.

— Немногое, юноша, — сухо подтверждает Алва. — И я дойду до этого вашего деяния, а пока давайте-ка по порядку.

— Моего деяния? — уточняет Ричард шепотом, пытаясь вообразить, за что его могли лишить земель. Впрочем, ответ на поверхности. — Я… участвовал в восстании против Олларов?

— Участвовали, — кивает Алва. — Но половина Надора провалилась под землю не из-за этого.

— Провалилась под землю?

У Ричарда кружится голова. Самое время сказать себе, что Ворон просто издевается, смеется над сыном Эгмонта, что это все — злой закатный розыгрыш. Но что-то внутри него Алве верит. Какой-то частью себя Ричард знает, что это правда, и вопрос не в том, верить ли Алве, а в том, что делать с этой странной и пугающей частью души.

— Вам не надоело повторять мои слова, как попугаю? — морщится Алва. — Помолчите и послушайте. Хоть раз в жизни просто помолчите и попробуйте услышать.

Ричард так охвачен дурными тошнотворными предчувствиями, что даже не пытается возражать.

— Итак, — продолжает Алва, с явным неудовольствием, — какое-то время вы вели себя более или менее прилично. Так, мелочи вроде проигрыша в карты фамильного кольца или дуэли сразу с семерыми… С кем по молодости не бывает! Потом вы вздумали влюбиться в королеву и, что было куда глупее, вздумали рассчитывать на взаимность. Я так понимаю, Катарину вы не помните?

— Какую Катарину? — хмурится Ричард.

— Ясно, — кивает Алва, — Итак, вы влюбились в ее величество Катарину Оллар.

Ричард едва удерживает себя от того, чтобы по-детски ахнуть. В ее величество? Рассчитывал на взаимность? Он пытается вспомнить парадный портрет королевской четы, который видел в Лаик. На портрете королева была совсем юной, красивой и печальной. И чем-то напоминала Святую Октавию — единственную олларианскую святую, к которой Ричард относился с симпатией.

— Вы еще со мной, юноша? — выдергивает его из воспоминаний Алва. — Мы с вами даже успели повоевать, и вы получили орден Талигойской Розы. Не слишком, возможно, заслуженно, но это могло стать хорошим началом.

Алва делает паузу. То ли дает Ричарду время переварить услышанное, то ли ему неприятно продолжать.

— А потом, — тон Алвы становится суше, — вам вздумалось меня отравить.

— Очевидно, у меня не получилось, — огрызается Ричард быстрее, чем успевает придержать язык.

— Очевидно, — соглашается Алва. — И тем не менее вы подсыпали мне яд в вино. В моем доме, в моем кабинете, куда я вас впустил. После того, как ели у меня с руки. Думаю, не надо пояснять, почему я был зол.

— Меня за это не любит господин Валме? — спрашивает Ричард. При всей своей чудовищности рассказ Алвы кое-что расставляет по местам. Это странным образом успокаивает.

— О! — тянет Алва — Что вы! На этом подвиги, за которые вас не любит господин Валме, только начинаются.

Ричард резко выдыхает и крепче сжимает руки на коленях. Он должен выдержать и не проявить слабость, что бы Алва сейчас ни сказал.

Лицо Алвы внезапно снова смягчается. На площади Святого Фабиана оно показалось Ричарду непроницаемой маской, но сейчас видно, что мимика у Первого маршала живая и по-своему выразительная.

— Прежде чем продолжить, — говорит Алва, и его голос тоже звучит мягче, — замечу, что вы — существо хоть и вздорное, но крайне внушаемое. Попади вы в компанию поприличнее, вряд ли натворили бы столько глупостей. Меня бы это, разумеется, не утешило. Но вы, сколько я вас помню, отличались куда большей… хм… пластичностью.

Ричард вспыхивает.

— Господин Первый маршал, — выпаливает он, забывая, что собирался молчать, — должен напомнить, что девиз Окделлов…

— Я прекрасно помню ваш злосчастный девиз, теньент, — обрывает его Алва. — Еще раз меня перебьете, отправитесь под арест за неуважение к высшему чину. Вы меня поняли?

— Да, господин Первый маршал, — Ричард встает и вытягивается. Он в армии, они на войне, остальное — потом. Так бы сказал отец.

— Сядьте, — кивает Алва. — И продолжим. Мы остановились на том, что вы попытались меня отравить. В этот момент, признаться, я совершил глупость. Я совершил достаточно глупостей за четыре года, от которых вы отныне избавлены. Не таких омерзительных, как ваши, но… тоже имеющих последствия.

Ричард вздрагивает при слове «омерзительных», он не знает — больше от ярости или от дурных предчувствий. Алва оскорбляет его, оскорбляет безнаказанно, заткнув рот субординацией и беспомощным положением. Но Алва хотя бы говорит с ним… Создатель, может, лучше было выяснить все у Робера?

— Пытаетесь прикинуть, что вам будет, если попытаетесь убить меня вновь, прямо сейчас? — усмехается Алва.

— Нет, господин Первый маршал, — не выдерживает Ричард. — Размышляю, в чем удовольствие унижать того, кто не может ответить!

— Вы правы, — внезапно соглашается Алва, — удовольствия никакого. Но что поделать, если вас, сколько я помню, унижает любая правда, юноша? Этот разговор мне неприятен не меньше, чем вам. Но боюсь, Робер из мягкосердечия утаит от вас вещи, которые вам неплохо бы знать.

Ричард снова выдыхает и хмурится.

— Я сделал глупость, — возвращается к рассказу Алва, — и отправил вас в Агарис, к Альдо Ракану. Потом я неоднократно спрашивал себя, какая муха меня укусила. Хотя и так понятно, какая: я был зол, а когда я зол, делаю вещи, которые удивляют меня самого. Имейте в виду, юноша, и не нарывайтесь.

На язык Ричарду просится что-нибудь язвительное про хвастовство, но он, конечно же, помалкивает.

— Я отправил вас в Агарис, — продолжает Алва, — а сам совершил несколько серьезных политических промахов. В результате которых к власти в Олларии пришел Альдо Ракан.

Ричард все-таки ахает и широко распахивает глаза:

— Альдо Ракан на троне?

— Уже нет, — морщится Алва. — К счастью. Он недолго продержался, но успел всем сильно надоесть. Особенно мне. И тут, к слову, начинается то, за что вас не любит господин Валме.

Ричард снова делает глубокий вдох.

— Начнем с того, что господин Ракан посадил меня в тюрьму, пытал и собирался осудить на смерть.

— Вас? Он вас… победил?

Ричард Алву, конечно, ненавидит, но, как и все, верит в его непобедимость. Неужели Истинный Ракан оказался сильнее? По идее, так и должно быть: Ракан — Ракан везде, и отродье предателя ему не противник…

— Я польщен вашим изумлением, юноша, — голос Алвы снова звучит жестко. — Нет, разумеется, победить меня ни на поле боя, ни в личном поединке этот неприятный молодой человек не мог. Я сдался ему сам и был вынужден подчиняться его воле — во всяком случае, формально, — пока господин Валме не освободил меня от одной очень обременительной клятвы.

Ричард напряженно сдвигает брови. Все как-то запутанно, и он потерял нить беседы.

— И кстати об обременительных клятвах, юноша. Это, к сожалению — прежде всего к вашему сожалению — будет важной частью истории. Что вы знаете о клятвах на крови, данных эориями?

— А что я должен знать? — отвечает Ричард вопросом на вопрос, снова забыв о субординации.

На этот раз Алва не делает ему замечания — рассказывает, спокойно и буднично, о клятвопреступниках и соляных озерах.

«Половина Надора провалилась под землю», — звучит у Ричарда в голове.

— Скажите мне, что я не нарушил такую клятву! — просит он, перебивая Алву на полуслове, когда терпеть напряжение уже нет сил.

— Нарушили, юноша, — Алва пристально смотрит на него. — Я к этому и веду.

— И… Надор..?

Не договорив, Ричард прижимает ладонь ко рту. Это просто не может быть правдой.

— Именно, юноша. Соляное озеро и много камней. Не самые лучшие земли сейчас, так что вы не много потеряли.

— А матушка? — быстро спрашивает Ричард, борясь с дурнотой. — Как она это пережила?

— Никак, юноша. Она и ваши сестры закончили жизнь на дне соляного озера.

— Я… убил их? — уточняет Ричард. Рассказ Алвы становится настолько нереальным, что верить в то, что все происходит наяву, уже не приходится. Это или сон или…

— Я понял, — говорит Ричард вслух и чувствует, как части головоломки наконец встают на свои места. — Это не сон. Это Лабиринт.

Алва молчит несколько секунд, задумчиво его рассматривая.

— А что не лабиринт, юноша? — говорит он наконец. — Все — лабиринт.

Это странный ответ, но он Ричарда непонятным образом удовлетворяет.

В этот момент раздается жизнерадостный голос:

— Рокэ?

Ричард вздрагивает и оборачивается. Алва тоже смотрит на вошедшего. «Господин «навозник» собственной персоной, — думает Ричард с ненавистью. — Только его сейчас не хватало».

Валме, увидев Ричарда, кривится, будто разжевал лимон:

— Рокэ, он принес мало неприятностей? Обязательно надо снова подпускать его к себе?

— Напомни, с каких пор ты даешь мне советы? — приподнимает бровь Алва.

— А почему бы тебе хоть раз в жизни не послушать совета друга? — невозмутимо парирует Валме.

Он ведет себя уверенно, даже нагло. Это при том, что все знают: с Вороном шутки плохи. Ричард пытается вспомнить, чем знаменит сын графа Валмона, но ничего не приходит в голову. Ничтожество и ничтожество.

— Потому, Марсель, — отвечает Алва спокойно, — что совет твой глуп. Я хотел поговорить с тобой о письме Бертрама, но думаю, Окделлу не стоит в ближайшее время оставаться в одиночестве. Не сочти за труд, распорядись, чтобы нашли Эпинэ.

— Я-то распоряжусь… — тянет Валме, — но, Рокэ, ты можешь с точностью сказать, что он такое?

— А ты можешь с точностью сказать, что такое я? Или ты забыл, откуда я сам вернулся?

— При чем здесь это? — хмурится Валме.

— При том, что ты — не юный Окделл, и я жду от тебя хотя бы некоторой последовательности.

— Если я бы заметил неладное, я бы… Рокэ, я узнаю тебя, это главное!

— А я узнаю его, — Алва указывает на Ричарда. — Я прекрасно помню его шестнадцатилетним. Такое не сыграешь.

Валме закатывает глаза, совершенно по-плебейски. «Навозник».

— Пойду, поищу Эпинэ, — говорит он. — И кстати, мне папенька тоже написал. Любопытно будет сверить наши карты.

Когда Валме выходит, Ричарду кажется, что воздух стал чище.

— Я смотрю, вы невзлюбили друг друга, — замечает Алва. — Не советую вам концентрироваться на этом, Окделл. Постарайтесь на этот раз иметь поменьше врагов.

— Не я начал ссору, — угрюмо огрызается Ричард.

— В некотором роде — не вы, — соглашается Алва. — У вас есть еще ко мне вопросы?

— Когда я смогу поехать в Надор?

Алва пожимает плечами:

— У нас война, юноша. Когда закончим, тогда и поедете. Соляные озера от вас не убегут, спешить некуда.

Ричард вздрагивает и почти до крови прикусывает губу. Даже в Лабиринте нельзя в таком тоне говорить о трагедии. Даже в Закате.

— Не смотрите на меня глазами раненого олененка, — добивает Алва. — Я и так вожусь с вами сверх меры, во второй, заметьте, раз.

— Вам доставляет удовольствие мое положение? — тихо спрашивает Ричард.

— Ни малейшего. Что-то еще?

Ричард качает головой.

— Тогда последнее. Я уже говорил это однажды, но лучше повторюсь. Ричард Окделл, я, Рокэ, герцог Алва, освобождаю вас от клятвы оруженосца. Отныне вы ничем со мной не связаны.

Ричард порывисто вздыхает. В груди поднимается новое чувство, едва уловимое и совершенно нелепое… Сожаление? Он успел так много передуматьо Вороне по дороге с площади Святого Фабиана! И что же, не придется переступать через себя, жить в доме с врагом и слушаться его приказов? Это вся история его службы оруженосцем — двадцать минут рядом на лошади и два разговора в военном шатре?

Затем эти мысли смывает новая волна дурноты. Манжеты в крови и дыры на колете. Маменька и сестры. Соляные озера.

— Вы можете быть свободны, Окделл, — сообщает Алва. — И когда я говорю «вы можете быть свободны», это значит — убирайтесь.

Ричард неловко встает, делает пару шагов к выходу, а потом мир переворачивается и земля уходит из-под ног.

Он не падает.

Алва появляется рядом, удерживает за плечо, и вместо того чтобы свалиться на пол, Ричард впечатывается ему в грудь. На пару секунд он оказывается у Алвы в объятьях, крепких и уверенных, и дышит, хватаясь за чужую силу, как утопающий — за протянутую руку. И только сделав третий вдох, вспоминает, что он — герцог Окделл, а не какой-нибудь слабый мальчишка, и что Алва ему не друг.

Он отстраняется, поджимая губы и пряча взгляд.

— Я провожу вас, — говорит Алва.

И действительно идет вместе с Ричардом к выходу.

— Не уходи никуда без Робера. Дождись его, — звучит как приказ. Как приказ, от которого становится легче. — Иди.

На спину Ричарда ложится ладонь и легко толкает вперед.

Ричард бездумно подчиняется, выходит наружу, в солнечный свет, в суету военного лагеря. Он почти сразу видит Робера, и идет к нему.

Надо спросить у Робера, что из того, что сказал Алва — правда, но Ричард не хочет. Не сейчас, думает он, все потом. Что-то важное произошло там, в шатре, Ричарду нужно это что-то, но он не сразу понимает, чего хочет так сильно. А потом шагает еще ближе, прижимается к груди Робера, позволяет чужим рукам сомкнуться у себя на спине.

Эпилог
— Ты в своем уме?

Марсель развернул письмо от папеньки, но Окделл все не шел из головы.

— Мой ум такого рода, — проговорил Рокэ задумчиво, — что чем больше я в нем, тем меньше в это верят окружающие.

Он тоже бы мыслями далеко: смотрел сквозь Марселя, постукивал пальцами по колену. Все признаки отрешенности были налицо.

— Разве тебе не интересно, Марсель? Ты никогда не задумывался о том, что в нашей жизни предопределено а что — лишь досадное влияние обстоятельств?

— Нет, — поморщился Марсель.

— А я, — продолжил Рокэ, — иногда спрашивал себя, кем бы я стал, если бы не проклятье. Если бы не пришлось топить вчерашних однокорытников в болоте, или если бы отец…

Рокэ замолчал, отбил еще несколько тактов пальцами и наконец посмотрел на Марселя:

— Итак, Бертрам.

— Меня вполне устраивает эта версия тебя, — сказал Марсель. Прозвучало непростительно сентиментально, поэтому он тут же ухмыльнулся и добавил: — Хотя… я, возможно, и в меньшинстве.

— Надеюсь на это, — кивнул Рокэ. — На второе — и на первое, к слову, тоже. Тема с юным Окделлом закрыта? Можем перейти к делу?

Тема с Окделлом не была закрыта и не могла быть закрыта до тех пор, пока это недоразумение разгуливало рядом. Но Рокэ решил. А когда он принимал решение — Марсель знал — все твари Заката не могли сбить его с пути.

— То есть так и будешь с ним возиться, пока не удовлетворишь свое любопытство?

— Возиться с ним будет Робер, а я…

Рокэ снова оборвал себя на полуслове и, сменив тон, начал задавать вопросы о папеньке.

«Отблески Этерны». Альтернатива (OE-AU 2018)


juliettehasagun Темная вода

— Сядьте, — велел Сильвестр, закашлялся, схватился за грудь, перевел дыхание и добавил: — Дитя мое.

Савиньяк сел, придерживая шпагу, и склонил голову в готовности слушать. Сильвестр отдышался, растер грудь и спросил:

— Знаете ли вы сказание о черном зеркале, в которое нельзя смотреться юным девушкам и дамам в тягости?

— Нет, ваше преосвященство.

Удивился. Заподозрил в старческом слабоумии? Нет, это же Савиньяк! Он проверит все возможные варианты и даже легенду найдет. Если она и в самом деле существует, а не родилась в голове перепуганной няньки две луны назад.

— Я расскажу вам, что знаю сам. Существует некое зеркало, в гладкой черной — это важно, дитя мое! — черной поверхности которого отражаются будущие жизни. Но видят их только те, кто эти жизни приносит в мир, то есть женщины. Мы с вами не увидим там ничего.

— А вам бы этого хотелось, ваше высокопреосвященство?

— Не пытайтесь поймать меня на недостаточной твердости веры, вы для этого слишком молоды и неопытны, дитя мое. Вернемся к легенде. Почему я говорю о ней с вами?

— Почему, ваше высокопреосвященство?

— Потому что имею все основания предполагать, что в черное стекло смотрелась ваша матушка, — сердито сказал Сильвестр. — И зеркало лишило ее дитя души. Ей повезло, что Создатель в великой своей милости послал ей двоих, и бездушным отродьем на свет появился только один. Второй вполне походит на человека.

— Который? — искренне заинтересовался Савиньяк.

Сильвестр перевел дух, откинулся на спинку кресла, сплел и расплел пальцы на животе и продолжил вполне безмятежно:

— Так вот, это черное зеркало предсказывает повороты судеб тех, кто живет поперек своего гороскопа, то есть не подчиняется велениям звезд. Ваша кровь достаточно стара, а ваша мать достаточно умна, чтобы вы давно уже знали об этом, граф.

Савиньяк изобразил на лице вежливое понимание.

— Уйдите с глаз моих, — махнул рукой Сильвестр. — Уважьте старика — если узнаете что-то о походах вашего брата к источнику тайн, мистики, к жрицам и прочим старым женщинам, сообщите мне, я отблагодарю вас.

— Мой брат никогда бы не пошел к старой женщине, — укоризненно сказал Савиньяк, вставая и надевая шляпу. Сильвестр слабо шевельнул рукой в сторону двери и закрыл глаза.

Великосветские хамы, каких полно при дворе, притворялись умными людьми крайне неуспешно, а вот обоим Савиньякам, наоборот, это удавалось отменно.

* * *
— Чего он хотел? — весело спросил Эмиль, закидывая в рот сразу три виноградинки с раззолоченного блюда в салоне баронессы Капуль-Гизайль.

— Сказал, что у одного из нас с тобой нет души.

— У которого? — захохотал Эмиль.

— Я тоже спросил об этом. — Лионель прикрыл глаза. — Сильвестру невдомек, что душа у нас с тобой одна, разделенная на двоих.

Он сгреб брата за плечи, шутливо поцеловал его в лоб, поднялся и вышел.

Мать в Сэ часто проводила время на берегу озера, в его черной воде отражался замок с башенками и оленями на флюгерах… Эмиль рассказывал о святилище Премудрой Гарры, где черный камень обливали водой… Вода… Темная вода… Сильвестр почти нашел разгадку, но не смог ее узнать. Лионель взялся за гриву Грато и легко вскочил в седло. Алве следовало услышать об этом как можно раньше.

juliettehasagun Рыцарь Оленя

Кроссовер с «Хрониками Арции»


Их встречали во Фрамбуа, и о том, что Ее Иносенсия покинула пределы мира и приняла новое перерождение, эр узнал, еще не въехав в столицу. Рокэ Алва, проэмперадор Варасты, герой и победитель, ослепительно улыбался, а его мориск злобно прижимал уши и рыл копытом землю.

— Разве он не рад, что сестра Катарина стала Ее Иносенсией? — неловко спросил Ричард у Эмиля. — Она добра и милосердна, столько лет преданно ухаживала за прежней главой циалинок! Она достойна этого места. — Он покраснел и добавил едва слышно: — Ведь он может продолжать любить ее, как преданный рыцарь… У Ордена есть паладины, нам рассказывали об этом в Лаик…

Эмиль с досадой вздохнул и сжал коленями бока своего мориска. Сона легко приняла предложенный ритм, Ричард и Эмиль быстро оторвались от отряда сопровождения.

— Ричард, — спросил Эмиль, зло покусывая большой палец правой руки сквозь перчатку. Поводья он отпустил. — Скажи, когда государство процветает?

— Когда церковь и люди действуют заодно, — заученно ответил Ричард и попытался придержать Сону, чтобы заглянуть Эмилю в лицо, но та заартачилась. — Эр Эмиль, Орден Святой Циалы возглавит прекрасная и добрая служительница, они вместе с эром Рокэ…

Эмиль громко фыркнул, и Ричард замолчал.

— За рубины Святой Циалы сцепились женщины намного, намного влиятельнее тихони Катарины Ариго. Да, они все уходят в Орден и считаются сестрами и равными, но никогда ими не бывают. У них остаются их семьи, они дочери герцогов и графов, за каждой стоит политическая сила. Рубины отдали Катарине, считая, что она глупа и ею легко можно будет управлять, но это не так, Ричард.

— Конечно, не так! Катарина — прекрасная… — начал было Ричард.

Эмиль дал коню шпор и легко унесся вперед. Ричард вцепился Соне в гриву и упрямо бросился догонять.

Эмиль придержал коня сам, на опушке королевского леса. Подлесок утопал в высоких темно-розовых цветах, в прозрачных теплых лучах заходящего солнца резвились бабочки — десятки белокрылых изящных созданий.

— Капустницы, — с отвращением сказал Эмиль. — Как умерла Ее Иносенсия Алиса, мы уже не узнаем. Но смертей еще будет. Катарине напрасно и по недомыслию дали власть, и только Святая Циала одна и знает, как та ею воспользуется. Если Лионель пожертвовал собой… нами…

— Почему эр Лионель должен был пожертвовать? — запутался Ричард.

Эмиль глубоко вздохнул и перегнулся через седло, чтоб потрепать его по голове, как однажды сделал в Варасте эр Рокэ. Ричард смущенно засмеялся и обеими руками пригладил кудри.

— Что на гербе нашего дома? — спросил Эмиль.

— Олень в прыжке, — послушно ответил Ричард. — А Ее Иносенсия выбирает самого преданного паладина, Рыцаря Оленя, и дает ему магическую силу, чтобы защищать…

— Вот именно, — мрачно ответил Эмиль. — Рыцарь Оленя — давно уже одно название, потому что в нашем роду не рождалось больше одного мальчика в поколение и мы избегли службы демонам. Последним Рыцарем Оленя был герцог Анри-Гийом Эпинэ. Но сейчас нас трое. Ли — старший в роду, он не может стать паладином, но я воевал, я был далеко. Арно еще ребенок. Катарина в опасности и не может этого не понимать. Она могла вынудить Ли вступить в Орден и поклясться кровью, проклятье! Не могла же она намеренно меня отослать, она не могла знать об этом тогда!

— Сестра Катарина передала его величеству слова Ее Иносенсии Алисы о том, что эру Рокэ необходимо отбыть в Варасту, — сказал Ричард. — Я был там. Это были слова Ее Иносенсии Алисы…

Эмиль застонал, уткнувшись в спутанную гриву своего коня.

— Алисы, Ричард! Алиса уже много лет интересовалась только едой повкуснее и постелью помягче! Она была безумна, какой-то из бесконечных магических обрядов убил ее разум, но не тело, Ее Иносенсию нельзя было сместить до ее окончательной смерти. Орденом правили то бланкиссима Габриэла, дочь герцога Придда, то бланкиссима Магдала, дочь герцога Эпинэ! Кто же, кто из них так отомстил нам…

— Эр Эмиль, — неуверенно сказал Ричард, — мы ведь пока ничего не знаем наверняка. Поедем скорее в столицу, эр Рокэ сможет все поправить. Даже если эр Лионель стал паладином Ордена, это же, наверное, можно отменить?

Эмиль поднял голову и изумленно посмотрел на оруженосца своего друга.

* * *
В храме Святой Циалы торжественно гремела победная музыка, и «капустницы» в своих белых одеяниях медленно и устрашающе порхали тремя встречными потоками вдоль стен, совершая Великое обхождение храма в день обновления. Ее Иносенсия Катарина сидела на возвышении, прикрыв глаза и молясь, рубины святой Циалы сверкали грозной красотой. За ее плечом почтительно замер одетый в белое рыцарь — будущий паладин Ордена, Рыцарь Белого оленя.

Эмиль Савиньяк, затерявшийся было где-то в толпе, подошел со спины к Первому маршалу, занявшему положенное ему место справа от первой бланкиссимы.

— Впечатляющая церемония, — негромко сказал Эмиль. — Как думаешь, Рокэ, все эти древние обряды по-прежнему несут силу, а талисман Оленя поможет моему брату обрести неуязвимость?

— Анри-Гийом не отказался бы и от бессмертия, я полагаю, — сквозь зубы ответил Алва. — Я потерял друга, а ты — брата, но мы стоим здесь и беседуем о древних силах, как скучающие женщины, мечтающие править королевствами. Это ли не забавно, Эмиль?

— Нет, — ответил Эмиль, и Ричард удивился тому, как странно, холодно и непривычно звучит его голос. — Я потерял брата, а ты не потерял ничего.

Рокэ неторопливо, нарочито медленно обернулся и взглянул ему в лицо, потом на мгновение закрыл глаза ладонями и быстро провел от бровей к вискам.

— Где был бы этот мир без самопожертвования и смелости любви? — спросил он негромко.

— Узнаем, — так же тихо ответил замерший за его плечом брат паладина Святой Циалы.

«Светлячок» (Firefly 2018)

Aloc, Йосафбридж Еще одна попытка

— Капитаааан, а когда мы полетим в более цивилизованную часть вселенной? У меня компрекативный удлинитель вот-вот полетит, и нужен новый БСО, — вкрадчиво сказала Кейли капитану за ужином.

Капитан привычно закатил глаза.

— Кейли, сколько раз повторять, на центральных планетах всех наших постоянных клиентов уже не осталось: Сирлингов повязал Альянс, Ларри убили пожиратели… Череп — и тот сидит.

— А как же Бэджер?

— Ты не помнишь, как в последний раз он практически признался в том, что сдал нас федералам?

— Мэл, мне тоже нужно к центру, ты обещал еще месяц назад, что мы полетим на Фавию, — в который раз вернулась к своей больной теме Инара.

— Сэр, вам же предлагали заказ братья Кудроу, а это совсем рядом, — подняла бровь Зои. — Я думала, вы приняли их предложение…

Капитан выразительно посмотрел на Зои:

— Ты знаешь, что это за «задание»? Вот и я нет. Но, зная этих чокнутых, думаю, ничего хорошего они не предложат. Я не буду подвергать корабль и всю команду опасности ради пары кредитов и прихотей Инары! Разговор окончен.

— При всем уважении, сэр, с каких это пор вы отказываетесь рисковать ради денег? К тому же у нас нет выбора. Здесь у людей нечем нам заплатить, а ближе к центру у нас появится шанс. — Кейли умоляюще посмотрела на капитана. — Может быть, Саймон опять придумает какой-нибудь восхитительный план. А, Саймон?

Доктор очнулся от своих мыслей.

— Да? Конечно… — Было ясно, что он не следил за разговором и сам не знал, с чем соглашается.

— К тому же, по пути мы остановимся на Хэвэне, встретимся с пастором, — сказал Уош. Все удивленно на него посмотрели. — А что? Я соскучился, а вы разве нет?

— А мне нужно отправить почту, — веско присовокупил Джейн.

Мэл выругался и резко встал из-за стола. Жалобщики умолкли. Капитан тяжело вздохнул и провел рукой по лицу. Он выглядел таким усталым и напряженным, что всем вдруг стало стыдно.

— Уош, как закончишь с едой, бери курс на Хэвен, — сказал капитан и ушел, забрав с собой тарелку с недоеденным ужином.

В углу кухни Ривер методично обдирала этикетки с консервов Blue sun.

После ухода капитана всем кусок не лез в горло, кроме Джейна, который, казалось, мог есть и на смертном одре, и Ривер, которая вообще не ужинала и неясно, питалась ли вообще. Первой нарушила мрачное молчание Зои:

— Я думаю, капитан уже все решил: мы двигаемся к центру, а значит, скорее всего, примем предложение Кудроу. Работать с ними — приятного мало, но это наш единственный шанс. И в прошлый раз все закончилось не так уж и плохо.

— В прошлый раз? — заинтересовался Уош. — Почему я никогда не слышал про Кудроу?

— Это было давно, дело в итоге выгорело, но не обошлось без пары сюрпризов, — уклончиво ответила Зои. Уош вздохнул, но расспрашивать дальше не стал. Доев остатки еды, он поставил миску в мойку и направился выполнять приказ капитана. Просчитать курс было делом пары секунд… Если корабль не из прошлого века, конечно же.

Час спустя Уош устало откинулся на спинку кресла и потер глаза. И тут же подскочил от неожиданности, когда нежные руки обняли его, и он услышал игривый шепот Зои:

— Жена вызывает мужа. Как слышно? Прием. Как продвигается задание капитана?

— Боже, ты меня напугала… В смысле… Ээ… Муж — жене: слышно прекрасно, я уже закончил, — неуклюже подыграл он и, развернув кресло пилота, усадил Зои к себе на колени.

— О, ну что ж, если у мужа еще остались силы на… — Уош поцеловал ее, заглушая остаток фразы.

Зои мгновенно ответила на поцелуй. Ловко переместившись, она оседлала Уоша. Его руки нежно и уверенно притянули ее ближе. Поцелуй стал глубже и настойчивее. Через несколько минут Зои, тяжело дыша, отстранилась и произнесла лишь одно слово:

— Кровать.

Дверь бункера захлопнулась.

Лишь приобретенные с опытом синхронность и отточенность движений спасли их от падения вниз с лестницы, не предназначенной для использования вдвоем. Супруги проделали спуск с впечатляющей легкостью, не прерывая страстных поцелуев и объятий.

Нежно подтолкнув мужа к кровати, Зои оказалась сверху. Она начала медленно расстёгивать молнию на комбинезоне Уоша. Пилот знал правила игры: торопить события с Зои не стоит. Он убрал руки за спину, затем откинулся назад, перенося вес тела на локти. Зои склонилась над ним, продолжая расстёгивать молнию.

* * *
— Милый, когда сойдем на планету, обязательно купим тебе новую бритву, — пробормотала Зои, откидываясь на свою половину кровати. Уош тут же провел рукой по подбородку.

— А что со старой не так? Я опять где-то пропустил?

Он повернулся к жене и притянул ее к себе, заглядывая в лицо.

— Нет, просто старую Кейли сегодня разобрала на запчасти. Сказала, что долго не протянем на них и скоро придется разбирать оружие, но там гораздо меньше полезных деталей… — Зои зевнула. — Дорогой, я очень надеюсь, что ты заставишь Серенити долететь до Хэвена раньше, чем проклюнутся твои смешные усики. — Она улыбнулась и закрыла глаза. Уош с нежностью поправил на ней одеяло и откинулся на подушку, заложив руки за голову. Сна не было ни в одном глазу. Его жена всегда так быстро засыпала после секса, что иногда это начинало его беспокоить. Неужели он такой скучный? До Хэвена лететь неделю, за неделю у Уоша отрастут такие усы, что ни о каких ночах любви думать не придется: Зои будет все время хихикать, и у него ничего не получится, как в начале их отношений. Тогда ему удалось затащить ее в койку, лишь сбрив свое месяцами взращенное богатство. Госэ. Придется позаимствовать бритву капитана, если ее еще не разобрала Кейли. Хотя… Тут Уош с досадой вспомнил, что капитан бреется опасной бритвой, которые были в ходу на его родине. Уош этого не понимал — он вырос на Ра, в трех системах от Озириса, где никто и не знал, что можно пользоваться чем-то, что не содержит внутри себя множество микросхем и проводочков. Так что с помощью бритвы капитана, при всем желании, он мог только совершить самоубийство. Нет, нельзя самоубийство: как же Зои?.. Оставался только Джейн. Уош подумал, что понятия не имеет, что использует для подравнивания своей стильной бородки Джейн. Скорее всего, какой-нибудь остро отточенный кинжал. Уош вздохнул и стал размышлять о том, готов ли он учиться бриться с помощью ножа в космосе, когда корабль в любую секунду может тряхануть и… Брр… Хорошо, что на корабле есть доктор. Точно! Доктор! У него наверняка есть хорошая бритва! Успокоенный Уош не заметил, как уснул.

А доктор не спал. В своем бункере он обеспокоенно наблюдал за тем, как его сестра тихо посапывает на кровати. Такая маленькая, беззащитная, хрупкая, непредсказуемая и… опасная. Уже много ночей доктору снился один и тот же кошмар, хоть он повторялся и не целиком, все сны развивались по одному и тому же неотвратимому и ужасному сценарию. Сначала он занимается своими обычными делами, какими занимался в разные периоды своей жизни: пишет дневник, сидя на кровати в своем отсеке на Серенити, или оперирует очередного пациента у себя в больнице, или маленький, в доме у родителей, учит уроки. Потом во сне появляется малышка Ривер. Саймон каждый раз ей очень рад, так рад, что хочет обнять ее… Но не может: у него больше нет рук. Они, его руки, лежат отрубленные. Ривер улыбается и вытирает о юбку огромный тесак. Саймон боялся заснуть. Он пытался понять, что творится с его подсознанием. Ривер никогда бы не сделала такого. Никогда? Доктор вскочил и нервно зашагал по комнате. Потом спохватился, что может разбудить сестру, и тихо выскользнул из отсека. Он остановился и огляделся. Коридоры Серенити его всегда немного пугали. Темные, мрачные… Слишком железные. Не зная, куда податься, и боясь возвращаться назад к сестре и своим кошмарам, доктор медленно сполз спиной по стене и сел прямо на металлическую решетку пола. Там его и нашла Кейли:

— Саймон?! Что ты здесь делаешь?

Задремавший было доктор попытался встать — затекшие ноги не хотели слушаться, и он тихо застонал. Кейли испугалась:

— Саймон! Что с тобой? Где Ривер?

— Все нормально, просто мне не спалось, и я вышел, чтобы не будить ее. Знаешь… — он замолчал.

В высшем обществе, в кругу которого вырос Саймон, не принято было делиться своими проблемами ни с кем, кроме членов семьи. Но где она, его семья? Отец и мать превратились в восковых кукол, улыбающихся и пустых внутри, они жили в кукольном доме и не хотели видеть реальный мир за его пределами. Ривер в их реальности училась в престижной школе, Альянс нес свет цивилизации, пожиратели были лишь сказкой, которую рассказывают у костра. А сам Саймон был капризным ребенком, завидующим талантам сестры. Разрушившим собственную карьеру, чтобы привлечь к себе внимание. Нет, им уж точно не расскажешь о своих опасениях. Ривер — вот семья, которая у него осталась, но, к несчастью, она-то и была самой серьезной его проблемой. Он так устал все держать в себе, так устал быть вежливым, цепляться за прошлое и пытаться выжить в реальном мире по законам кукольного дома…

Он поднял глаза на Кейли, которая с беспокойством и искренним участием смотрела на него — никто никогда так на него не смотрел.

— Я боюсь ее, — прошептал Саймон.

— Что? Кого?

— Я боюсь свою сестру, — сказал Саймон и закрыл лицо руками.

Кейли опустилась рядом с ним на колени и обняла его за плечи.

— Пойдем, Саймон, ты просто устал и перенервничал, пойдем, я сделаю чай. — Кейли помогла доктору подняться и говорила, говорила всю дорогу до кухни, сама думая о том, как ей жаль его, такого хорошего, молодого, красивого парня, которому так не повезло в жизни. Секрет неиссякающего фонтана жизнелюбия Кейли крылся в том, что она верила в судьбу. Она считала все происходящее в ее жизни правильным и наполненным глубоким смыслом, понять который человеку не дано. Но, глядя на страдания доктора, даже у нее появлялись сомнения в справедливости и осмысленности мироздания. Кейли утешала себя тем, что, не повернись все в жизни доктора именно таким образом, она бы никогда не узнала о его существовании. А уж это было бы совсем печально и несправедливо. Кейли налила чай в две чашечки из ее любимого набора (в котором остались только эти две чашечки из бывших когда-то восьми) и села за стол напротив Саймона.

— Ну, рассказывай.

Доктор растерянно смотрел на нее. За все время, проведенное на «Серенити», он еще не привык к здешней манере общения. Вот так просто, взять и рассказывать? На самом деле, действительно просто — рассказывать, когда перед тобой живой человек с искренними эмоциями, которые буквально написаны на лице: участие, сострадание, что-то еще, очень доброе, чему Саймон не мог подобрать название. А не скучающий с виду товарищ, который только и ждет узнать подробности твоей личной жизни, чтобы потом шантажировать тебя твоими так неосторожно рассказанными секретами. Никто из прошлой жизни не был таким слушателем, как Кейли. Так почему бы и нет? Саймон нервно отхлебнул чаю.

— Мне снятся кошмары, — начал он. — В них всегда все начинается по-разному, а заканчивается — одинаково.

Кейли слушала внимательно и не перебивала. Чем дальше рассказывал Саймон свои сны, тем больше беспокойства и серьезности отражалось на ее лице.

— … вот так, — неуклюже закончил доктор и залпом допил остывший чай.

Вместо ответа Кейли взяла Саймона за руку и заглянула ему в глаза.

— Хочешь переночевать у меня? — предложила она и очаровательно покраснела.

Саймон удивленно взглянул на нее и неожиданно для себя кивнул. Они молча поднялись и быстро вышли из кухни, оставив недопитый чай на столе. Оба были смущены и испытывали прилив благодарности друг к другу. Кейли была благодарна Саймону за то, что он не посмеялся над ее странным предложением и принял его, а Саймон был очень рад, что ему не придется пытаться заснуть у себя, в ужасе поджидая очередной кошмар.

Спустившись вслед за Кейли в отсек, доктор с удивлением отметил, что тут гораздо меньше места, чем в гостевой каюте, предоставленной им с Ривер. Еще сразу бросалось в глаза розовое платье, похожее на торт в зефирной глазури, — даже стены, сплошь увешанные диковинами с разных планет, тускнели в таком соседстве. А из мебели он увидел только маленькую односпальную полку-кровать. Доктор нерешительно топтался на месте. Кейли улыбнулась и нажала на какую-то кнопочку, спрятанную среди пестрых сувениров. Внезапно пол под ногами Саймона пришел в движение. Он едва успел отпрыгнуть, как из-под панелей на полу выдвинулась большая кровать, которая заняла пространство бункера почти полностью. Кейли захихикала, заметив замешательство на лице Саймона.

— Я выросла на ферме, люблю простор, понимаешь? Пришлось устроить небольшой апгрейд. Чтобы днем не мешалась.

А ты можешь спать на диванчике, — она указала на кровать-полку у стены, казавшуюся теперь частью огромного ложа, так как выдвижная кровать встала практически вплотную.

— Укладывайся — весело добавила она, — я приглушу свет, чтобы ты не стеснялся. — Она снова что-то нажала, свет замигал и погас, а в стенах зажглись маленькие лампочки, похожие на звезды. Саймон восхищенно вздохнул.

— Нравится? До вашего появления на «Серенити» иногда бывало скучновато неделями лететь в космосе. Надо было чем-то руки занять.

— Это чудесно, спасибо, Кейли. Думаю, что в таком уютном месте ночные кошмары мне не грозят, — доктор неуверенно ослабил галстук.

— Кстати, это от кошмаров — Кейли переползла прямо через кровать к противоположной стене бункера. Что-то звякнуло, и из-под огромного кринолина розового платья, висевшего в углу, она извлекла внушительную бутыль.

— Атомное брожение, — гордо изрекла она. — Саймон, позади тебя стаканы. — Доктор неловко повернулся, шаря в темноте за спиной, и опрокинул на пол все, что стояло на полочке.

— О, нет!.. — Он в ужасе застыл. — Прости! — Он пытался рассмотреть в темноте лицо Кейли и услышал тихий всхлип.

— Прости! Мне так жаль… Кейли, — продолжал растерянно оправдываться он и вдруг понял, что Кейли беззвучно смеется.

— Все нормально, Саймон. Ты такой забавный. Извини, — еле выговорила она сквозь смех. — Правда очень смешной. У меня тут тесно, и стаканов было всего два. Ну ничего, что-нибудь придумаем! Не расстраивайся! Иди сюда! — она похлопала по покрывалу рядом с собой. Саймон послушно сел на край кровати.

— Залезай, — с улыбкой позвала Кейли.

Саймон стал торопливо развязывать ботинки и, все сильнее смущаясь, слушал ее смех. Несмотря на всю неловкость ситуации, доктор не жалел, что принял приглашение. На душе было неспокойно, но совсем не так пусто и муторно, как раньше. Саймон чувствовал, как смех Кейли проникает сквозь невидимый кокон напряжения, которым он был окутан последние несколько недель. Тревога постепенно отступала, лампочки на стенах таинственно и празднично мерцали: незнакомая, но такая уютная атмосфера опьяняла Саймона. Он даже решил отклонить предложение Кейли выпить, но она уже успела отхлебнуть немного сама и протягивала ему бутыль. Доктор был вежливым и не привык отказывать даме.

— Спасибо, — он с трудом поднял тяжелую бутыль и неловко отпил, готовясь любой ценой сохранить нейтральное выражение лица, чтобы не обидеть винодела. Но к такому он был не готов: вино оказалось неожиданно приятным на вкус.

— О… Как тебе это удалось? — спросил Саймон, возвращая бутыль и роняя капли вина на свои шикарные брюки.

— Ну, конкретно это — из настоящего винограда, — улыбнулась Кейли, — но вообще, я могу из чего угодно! — заверила она, отхлебнув еще глоток. — Я берегла его для дня рождения, но… — Она запнулась, нахмурилась, пытаясь вспомнить, а потом снова улыбнулась и махнула рукой. — Кажется, снова было не до праздника, сам понимаешь. Нашу жизнь спокойной не назовешь.

Саймон послушно кивнул. Кажется, слегка расслабился — то ли уютная атмосфера и Кейли, то ли алкоголь в крови поспособствовали. Он спросил, с искренним интересом:

— Почему именно «Серенити»? Ты могла бы работать где угодно, чинить и конструировать лучшие корабли мира, но остановилась на «Серенити».

Кейли помедлила, задумалась. И пожала плечами, беспечно улыбаясь.

— А почему нет? К тому же, это была любовь с первого взгляда, как не влюбиться в такую красавицу. — Она похлопала стену, а от теплой лучистой улыбки Саймону стало совсем хорошо, и он не мог не согласиться — да, как тут не влюбиться в такую красавицу.

Повинуясь желанию и отпустив внутренний контроль, он склонился к ней и быстро, немного неуклюже поцеловал. Тут же понял, что натворил, и, отшатнувшись и густо покраснев, опустил взгляд.

— Извини.

Кейли слегка расширила глаза в знак вопроса.

— За что?

— За, ну… Это.

Кейли нахмурилась сильнее.

— Скажи, я тебе нравлюсь? Как девушка.

Саймон нервно сглотнул и кивнул.

— Конечно. Ты… невероятно милая и…

— Тогда в чем проблема?

Кейли, не дожидаясь пространных ответов, сама приникла к его губам, оставляя на них размеренный, продолжительный поцелуй. Не разрывая контакта, она подвела руку к его поясу, расстегивая ширинку. Саймон, с трудом соображая, взглянул ей в глаза и спросил:

— Ты уверена? В смысле, не хочу, чтобы ты подумала, что я пользуюсь момен…

— Саймон, иногда нужно уметь вовремя заткнуться, — дала Кейли дельный совет, продолжая ловко орудовать руками, освобождая его от одежды. Получив зеленый свет, он решил не отставать, и вскоре они уже целовались в одном нижнем белье. Лампочки на стене поблескивали, храня уют и добавляя романтики, а Саймон все никак не решался переступить последнюю черту. Поймал на себе ее ожидающий взгляд и смущенно улыбнулся, практически краснея. Он был так робок, что Кейли захотелось помочь — медленно она поднялась и, под завороженным пристальным взглядом скромного доктора, медленно стянула с себя лифчик, затем и трусики. Закусив губу от растущего интереса, она опустила ладони на его живот — Саймон, затаив дыхание, пребывал в завороженном оцепенении — и ниже, ниже. Одна рука ловко скользнула под резинку, удовлетворенно обнаружив готовый к работе пульсирующий механизм. Провела вниз по всей его длине, высвобождая от ненужной ткани. Без какого бы то ни было стыда, с любопытством рассмотрела Саймона с головы до ног, пока он с жадностью, не без нотки смущения, изучал ее. Их взгляды встретились, и широкие улыбки послужили сигналом к дальнейшему действию. Кейли оседлала Саймона, склоняясь и захватывая его губы своими, прикусывая и оттягивая нижнюю. Саймон наконец поцеловал ее в ответ так, как она всегда хотела — жадно, толкаясь языком в рот, прижимая Кейли к себе так, что ее грудь плотно прижалась к его. Тела сплелись, не оставив ни миллиметра пространства. Когда поцелуй и блуждающие руки распалили внутренний жар, Кейли взяла в ладонь член и направила к своему лону, медленно, прикрыв глаза, насаживаясь на него. Саймон, готовый умереть от наслаждения прямо здесь и сейчас, не шевельнулся, давая им обоим возможность ощутить эту близость. Кейли начала двигаться первая, насаживаясь на Саймона все сильнее и сильнее. В какой-то момент он, все время руками придерживая ее за бедра, перенял инициативу, оказался сверху, подмяв ее под себя и погружаясь в жаркое, манящее сладостное забытье. Почувствовав, как член приятно сжало ее оковами, Саймон переплел их пальцы и украл ее стон, замещая продолжительным поцелуем, позволяя и себе наконец кончить.

Вымотанные и вспотевшие, они откинулись на спины, блаженно смеясь, а после, переплетясь руками и ногами, заснули. В эту ночь кошмары Саймона не донимали.

В бункере, тем временем, мирно спала, закутавшись в одеяло, его маленькая сестренка. Она улыбалась во сне.

Корабль тихо продолжал свое незаметное движение по заданному курсу. все спали. Или почти все.

Капитан Малькольм Рейнольдс второй час угрюмо ковырял вилкой в белковом концентрате, машинально превращая тарелку с остатками ужина в план злополучного сражения в долине Серенити.

С его везением нужно подумать тысячу раз, прежде чем браться за рискованные задания. Черт дернул Зои поднять тему Кудроу. Братья Кудроу всегда вызывали у него недоверие: наполовину киборги, разделенные сиамские близнецы Кудроу выглядели устрашающе, но еще более устрашающей была их непредсказуемость.

Вспомнить хотя бы прошлое дело: все закончилось тем, что их выручку составляла денежная награда за поимку самих себя. Как Кудроу удалось обвести вокруг пальца и Альянс, и его самого, Мэл до сих пор не понимал. Но разбираться тогда не решился: когда они выяснили, откуда у Кудроу деньги, было уже слишком поздно.

Капитан вздохнул, встал и зашагал по комнате, думая о том, чего ожидать от нового задания сумасшедших киборгов. В сообщении, которое он получил в ответ на сухое согласие взяться за дело, содержались лишь координаты и пугающее «подробности на месте». «В какое дерьмо ты втянул себя и всю команду на этот раз, Мэл?» — спрашивал он себя раз за разом.

* * *
— Да они чокнутые! — прошептал Мэл, поднося дрожащей рукой кружку какого-то периферийного бырла со странным названием «Счастливая Лапка». — Я на это не подписывался!

— Спокойно, сэр, прорвемся. — Как всегда невозмутимая Зои залпом осушила свою порцию и поднялась из-за стола. Рядом кто-то оценивающе присвистнул и тут же схлопотал внушительную затрещину. Капитан вздохнул. Он не доверял этим расфуфыренным проходимцам, нашпигованным оружием по самые… Что там у киборгов? Лучше не знать. Тяжелое чувство надвигающегося неизбежного предательства не оставляло его всю дорогу до этой клоповой дыры, в которой они уже пятнадцать минут торчали, изображая забулдыг с местного завода по производству кроличьих консервов. Деликатес, первые пару недель. Эта планета насквозь была кроличьей. Заведение, в котором они ожидали человека от братьев Кудроу, носило название «Кроличья Нора», и даже на кружках было нацарапано что-то вроде крысиной морды с длинными ушами. Мэл отпил еще глоток.

— Как думаешь, пойло тоже из крольчатины гонят?

— Не знаю, сэр. Но налегать не советую, до гудка третьей смены еще семь минут. Принесу нам закуски. Нет, не крольчатины, сэр, не будьте ребенком и уберите это выражение с лица, а то все пойло вокруг скиснет, и нас отсюда выставят еще до завершения миссии. — Она начала проталкиваться сквозь плотные ряды забулдыг, то тут, то там раздавая пинки и затрещины. Судя по всему, с красивыми женщинами на кроличьей планете была напряженка.

Согласно сумасшедшим киборгам, после гудка четвертой смены на всем заводе отрубалось электричество из-за неисправности на главном чане. Можно было проникнуть в любое помещение завода. Проблемой не занимались, потому что в эти минуты уязвимости на заводе не было ни души — шумный поток работяг выливался на улицы города и делился на три неравные части — основная часть шла прямо по улице и оседала в кабаках, нестройный ручеек тянулся к борделю, остатки рассеивались среди спальных бараков, примыкающих к заводу. Человек от братьев Кудроу, работяга с третьей смены по имени то ли Хруй, то ли Крич (Мэл так и не запомнил), должен был передать им коды от верхних этажей и идентификационные карты.

Все бы ничего, обычное задание. Ограбить завод. Украсть у Альянса Мэла дважды просить не надо. Но вот беда, оказалось, Кудроу не собирались воровать у Альянса. Они хотели кое-что подложить. А точнее, им нужно было установить прослушку в конференц-зале совета директоров завода. Несмотря на замшелый вид, завод приносил немало денег держателям акций. Мэл всегда терпеть не мог большой бизнес с его бюрократией и подковерной возней. Благодаря Альянсу крупные торговые корпорации теперь быстро подминали под себя периферию. Судя по интересу братьев Кудроу, эту кроличью дыру ожидало скорое слияние с Блю Сан.

— Ты это, как его… короче, вот. — Перед самым носом Мэла на стол опустился замусоленный мешок из кусочков кроличьей (какой же еще?) шкурки. Мэл замер и медленно поднял голову, пытаясь рассмотреть незнакомца и одновременно найти Зои. Рука его незаметно легла на рукоять пистолета.

— Ну эт, ты ж тут ждешь меня? Только мне сказали, вас двое будет, но, гляжу, второго потерял где-то… — продолжал незнакомец. Оценив напряженное состояние Мэла, он попытался прояснить: — Ну Крэнч я, ну? Штуки принес. Как уговорено. — Он посмотрел по сторонам и зашептал громким шепотом, так, что, Мэл мог поклясться, было слышно аж за барной стойкой. — Ну карточки! От киборгов… — Он сплюнул на пол. — Так, я дело сделал. — Похлопав Мэла по плечу он начал было двигаться к барной стойке, но Мэл поймал его за рукав и резким движением притянул к себе, зашептав в самое ухо Крэнча, который почему-то начал глупо улыбаться:

— Напиться успеешь. Сейчас мы выйдем и поговорим. — Не отпуская рукав, Мэл поднялся и начал пробираться к выходу, все еще выискивая взглядом Зои в полумраке бара. Зои, как выяснилось, уже поджидала их у двери. Кренч, увидев ее, заулыбался еще шире. Тревога Мэла усилилась. Как только они оказались на улице, капитан быстро завернул в подворотню за баром и практически припечатал Крэнча к стене. На улице было светлее, и он смог как следует рассмотреть работягу. Тот был одет в обычный рабочий комбинезон и засаленную куртку. Он был моложе, чем показалось капитану на первый взгляд, лицо его было смутно знакомым. Это насторожило Мэла еще больше: знакомых у него было много, а друзей среди них можно было пересчитать по пальцам.

— Кто тебя послал? — спросил он.

— Так это…Я ж говорю! Они! Киборги!

— Как ты узнал, с кем у тебя встреча?

— Ну, сказали мне, возьми штуки, отнеси в «Кроличью нору», там будут ждать…

— Откуда ты знаешь Кудроу?

— Ну дак это, они киборги… Помогли мне как-то раз… Вот, — он расстегнул молнию на комбинезоне. Мэл присвистнул.

— Мда, выходит, не они одни киборги.

— Эй, я не киборг, мозги и сердце у меня на месте. Только ребра и легкое. Ну и так, по мелочи. В общем, если б не они, меня б уж, почитай, восемь лет как не было. Все война, мать ее, — он сплюнул. И тут Мэл вспомнил.

— Бэндис? — услышал он пораженный возглас Зои. — Черт возьми, ты выжил!

Бэндис прыснул:

— А я все думал, когда до вас дойдет. Я вас сразу узнал, капрал. — Жуткий рев заглушил его, дали сигнал с третьей смены.

你的母親! — выругался Мэл. Ему все это не нравилось. Бэндис-киборг?.. С Кудроу всегда ждешь сюрпризов, но такого он предвидеть не мог. Впрочем, пока в плане это ничего не меняло, времени мало, отступать некуда, оставалось придерживаться плана и решать проблемы по мере их поступления.

— Так, работа не ждет, у нас есть полчаса на все. — Он заглянул в мешок, принесенный Бэндисом. Там обнаружились две карты, пара ключей: синий — от нижнего уровня, как было указано в задании, белый — от верхнего. И еще какая-то круглая штука. Мэл выудил ее из мешка и пригляделся. Металлический шар, испещренный тонкими линиями, будто состоял из множества деталей.

— Это еще что за 辣根? — спросил он у Бэндиса. — И почему Крэнч?

— Я не знаю, мне сказали отдать — я отдал. А Крэнч, потому что ребра поначалу хрустели сильно, детали обновил, а кличка прижилась. Я вот вас сразу узнал, сержант, вы совсем не изменились.

— А ты осмелел больно, — сурово отрезал Мэл. — Зои, что думаешь? — он протянул ей металлический шар.

— Не знаю, сэр, но раз мы работаем с Кудроу, лучше поскорее узнать.

Бендис вдруг нахмурился и дотронулся до блестящей поверхности загадочной вещи. Что-то щелкнуло, и шар на ладони Мэла внезапно раздвинулся сразу во все стороны, между деталями засветились тонкие синие штрихи голограммы.

— Это карта, я не сразу понял, раньше видел только кубические. — В центре переплетений синих линий мерцала лиловая точка и в углу мелькали цифры обратного отсчета: двадцать минут, тридцать две секунды. Мэл достал рацию, покосился на Бэндиса и отошел на пару шагов вглубь подворотни.

— Кэп в канале. Уош, как слышно? Готовы ко второй фазе? Прием. — Рация зашипела, и послышался голос Уоша:

— «Серенити» в канале. Мэл, слава Богу. Вы поздно, у нас двадцать минут. Джейн и пастырь на позиции, я, Кейли и «Серенити» готовы. Начинаем? Прием. — Мэл оглянулся: Бэндис все еще стоял рядом с Зои и что-то показывал на карте. Зои задавала короткие вопросы и понимающе кивала. Двадцать минут. Должны успеть.

— Кэп в канале. Всем приготовиться. По моей команде начинаем. Как поняли? Прием. — В ответ послышались три приглушенных помехами «Роджера» от Уоша, пастыря и Джейна. Капитан вздохнул, пытаясь заглушить в себе предательскую надежду, что на этот раз все пройдет гладко: так не бывает. Не с ним и уж тем более не на задании от Кудроу.

Он вернулся к Бэндису и Зои, которая держала уже свернутую карту.

— Зои, мы готовы?

— Да, сэр.

Мэл повернулся к Бэндису.

— Спасибо. Очень надеюсь, что никто не узнает о нашей встрече.

Бэндис нахмурился.

— Да вы что, все знают! Все вас поддерживают, мы этого так давно ждали.

Мэл и Зои переглянулись.

— Чего ждали? — спросил Мэл.

— Ну, когда возьмем завод! Власть народу, вперед, независимые! Мы год готовились, ничего бы не вышло, но люди в вас верят, вы легенда ННД.

— ННД? — переспросил Мэл и в ужасе переглянулся с Зои.

— Ну да! Новое Независимое Движение! — Бэндис сиял.

Мэл едва удержался, чтобы не дать ему пинка. Что за 辣根..? Глупая шутка Кудроу? Что делать? Незаметно отступить к южной стороне, где был спрятан флаер на случай непредвиденных ситуаций? Доделать свою часть, не обращая внимания на все безумие вокруг? Черт бы побрал этих киборгов. Они никогда не давали полной картины участникам ихпланов. Мэл не удивился бы, если бы все, что говорил этот воскресший чертов-Бэндис, оказалось правдой. И не удивился бы, если бы Кудроу умудрились запудрить мозги целой планете ради своих безумных авантюр. Бедный Бэндис мог быть в той же лодке. Госэ. Но с другой стороны, обычно, эти безумные авантюры срабатывали. Черт с ним.

— Зои, действуем по плану. — При этих словах поникший было Бэндис просиял и быстро умчался куда-то. Ни Мэл, ни Зои не успели его остановить. Мэл снова выругался и включил рацию: «Мэл в канале. Всем. Готовы начинать по моей команде? Прием».

Услышав ответ, Мэл двинулся к заводу. Они с Зои заняли позицию у ворот, и капитан уже собирался дать сигнал начинать, как вдруг рация ожила и сквозь помехи послышался голос Уоша:

— Мэл! У нас проблемы. Мы потеряли Ривер.

辣根! — выругался капитан. — Мэл в канале, повторяю, действуем по плану. Разберемся позже. Начинаем! Как поняли? Прием. — Послышались помехи, потом неясные возгласы и голос Уоша:

— Роджер, «Серенити» начинает.

Джейн и пастырь не заставили себя ждать и тоже объявили о начале операции. Мэл убрал рацию и раскрыл карту. На часах обратного отсчета оставалось чуть меньше пятнадцати минут и добавилась еще одна точка у входа на территорию завода, как понял Мэл — они сами. Что задумали эти Кудроу, и как удается отслеживать их местонахождение и переносить его на карту?

— Наш канал взломан, сэр, — озвучила Зои его худшие опасения.

— Надеюсь, что это Кудроу, а не кто-нибудь еще. Что думаешь, Зои?

— Это ловушка, сэр. Но решать вам.

— Действуем по плану. — Мэл ощутил какую-то странную уверенность, что, если они отступят от плана, живыми они не уйдут. Он не был уверен, что они уйдут живыми, если будут придерживаться плана, но все же упрямо продолжал идти вперед по пустынным коридорам завода, напряженно следя за движущейся зеленой точкой и мерцающей — лиловой.

Ключи не подвели, дверь в конференц-зал бесшумно отворилась. Мэл подсознательно ожидал, что здесь их схватят федералы, или сработает сигнализация, или раздастся взрыв. Но все было тихо. План работал. Быстро и слаженно они установили собранное Уошем и Кейли оборудование и двинулись к выходу. Мэл дал сигнал перехода ко второй фазе.

Джейн и пастырь ответили. Наступала самая неприятная фаза плана — разделиться. Кудроу настаивали на том, чтобы отход осуществлялся с разных концов завода. Неожиданно, на карте в руках Мэла замерцали новые лиловые точки. Затем карта щелкнула и захлопнулась обратно в шар, Мэл едва удержал его, когда сфера внезапно разделилась надвое. На каждой из половинок зажглись оранжевые точки. Зои нахмурилась.

— Сэр…

Мэл молча дотронулся до светящейся точки на одной из половинок, и она развернулась в карту. На карте продолжался обратный отсчет и мерцало две точки: одна — в конференц-зале, другая — в конце южного крыла завода.

— Это наши карты, одна — тебе, другая для меня. Видимо, помечены выходы. — Он протянул полусферу Зои. Та приняла ее и кивнула.

— Удачи, сэр.

— К черту удачу. Приказ выжить. Встретимся на корабле. От плана не отступать. — Он повернулся и зашагал по коридору не оглядываясь. Вдруг из рации на поясе послышались помехи. Мэл выругался про себя.

— Проверка связи, сэр. Прием.

Мэл выдохнул.

— Слышу нормально, — ответил он Зои, затем послышались ответы пастыря, Джейна и, спустя какое-то время, Уоша.

Мэл зашагал по коридору быстрее. Обратный отсчет на карте показывал четыре минуты двадцать секунд. Судя по точкам на карте, он был близок к цели. Он прошел до конца коридора, толкнул дверь и оказался на пожарной лестнице. Карта засветилась ярче, адаптируясь к перемене освещения, лиловая точка замерцала сильней. Мэл чуть не споткнулся о какой-то предмет, лежащий прямо на рифленой площадке лестницы: он наклонился, вглядываясь. Это оказалась железная коробка с полукруглой выемкой на верхней стороне. Карта в его руке внезапно свернулась, и ее, будто магнитом, притянуло к углублению. Коробка щелкнула, и верхняя часть ее слегка сдвинулась. Мэл медленно протянул руку и открыл коробку. Внутри оказались какие-то пачки. Мэл осторожно взял одну и развернул.

對我來說.. — В пачке были кредиты. Мэл быстро вернул пачку на место. Оглянулся по сторонам, подхватил коробку и начал спускаться по лестнице. Рация на поясе ожила.

— Зои в канале. Докладываю: я на месте. Обнаружены деньги. Жду указаний. Прием.

— Мэл в канале. Забирай коробку. Прием.

— Вас поняла, сэр. Готова к заключительной фазе.

— Мэл в канале. Всем: мы готовы к финальной фазе. Начинаем, — произнес он.

Вместо помех и ответа рация издала высокий писк, от которого у Мэла заложило уши. Вдруг со всех сторон он услышал собственный, усиленный в сотни раз голос «Всем: мы готовы к финальной фазе. Начинаем».

Ничего не понимая, Мэл ускорил движение. Он увидел флаер, Джейна на нем, и перешел на бег. Джейн запустил двигатель.

— Что за хрень, Мэл, почему ты орешь на весь завод про финальную фазу? — спросил он, когда Мэл запрыгнул во флаер, в любую секунду ожидая подвоха. Джейн с любопытством покосился на коробку в его руках, но больше ничего не спросил, а молча погнал флаер прочь от завода.

— Не спрашивай, гони, Джейн. — Мэл включил рацию. — Мэл в канале. Зои, пастырь, ответьте. Прием.

— Зои в канале, движемся к «Серенити». Зачем вы объявили финальную фазу по громкой связи, сэр? Изменения в плане? Прием.

Озадаченный Мэл уже собирался ответить, как услышал со стороны удаляющегося поселка громкие крики. Он оглянулся и замер с рацией в руке: над капустными полями развевались сотни флагов с синей звездой. Мэл зажмурился и отвернулся.

對我來! Гони, Джейн, — выдавил он и добавил в рацию: — Всем: действуем по плану. Конец связи.

Из рации послышались помехи и раздался голос Уоша:

— «Серенити» в канале. Ривер нашлась в капусте. Мэл, ты по всем каналам. Почему ты не сообщил, что мы собираемся захватить всю планету? Мы остаемся? Прием.

— Мэл в канале. Повторяю, действуем по плану. Начинай обратный отсчет. Как понял? Прием.

— Понял, вижу вас, до взлета тридцать секунд, поднажмите, революционеры. Конец связи.

* * *
Серенити тихо плыла в глубинах открытого космоса. На стареньком экране в кают-компании сменялись сводки новостей: «Лидеры корпорации Блю Сан захвачены повстанцами под предводительством сержанта Малькольма Рейнольдса». Команда Серенити дружно уплетала ужин. Ривер сидела на огромном кочане капусты и методично обдирала этикетки с кроличьих консервов.

— Прости, Инара, на Фавию мы полетим нескоро, — Мэл довольно улыбнулся.

yo-dzun, Норик S.O.S

Это невероятно! Немыслимо. Невозможно.

Конечно, Генри слышал эти сказки про каких-то монстров, нападающих на людей, поедающих их и творящих прочие ужасы. Даже в ряды суровых десантников Альянса эти небылицы просачивались, как вода. Но он никогда бы в жизни не подумал, что увидит, как эти «бредни» превращаются в жестокую и кошмарную реальность.

На них напали не мифические монстры и даже не звери. Это были люди — такие же как он, как его сослуживцы, как его родные! Но одновременно они и не были людьми. Уже не были.

У Генри зашевелились волосы на голове только от одного их вида. Перекошенные первобытной яростью лица, изуродованные, искаженные, дикие, в жутких шрамах и наводящих леденящих ужас одеждах. Эти, как казалось, люди, а на самом деле существа в ожерельях из человеческих пальцев, зубов, носов и других частей тел. Генри отказывался верить, для него это было слишком.

Подчиняясь скорее наитию, он скомандовал всем оставшимся в живых отступить к спасательным шлюпкам, точно не зная, сколько в итоге выживших. Логики, разума или холодного расчета здесь не было. Сейчас они исчезли, испарились, оставив мозг в липкой паутине паники и страха.

За их спинами жуткие нелюди со скоростью лавины ввалились через шлюз в камбуз, мгновенно распространяясь по всему помещению безумным роем. Генри слышал крики, срывающиеся в нечеловеческие вопли и затухающие жутким бульканьем. Он видел, как монстры набрасывались на остолбеневших солдат и одним рывком вырывали им челюсти, а потом, этой же костью, вспарывали животы и глотки. Люди кричали от ужаса, стонали от боли и хрипели в предсмертных муках, приводя в панику и истерику оставшихся в живых.

Генри смотрел, как его командиры разлетались по полу безжизненными кусками мяса, теряя кишки и внутренние органы, не успев осознать, что для них все кончено.

Генри ВИДЕЛ огромные лужи крови. Липкой и густой, темно красной и тягучей. Теперь он точно знал, что никогда не забудет полные ужаса лица товарищей, не забудет, как они давились, захлебывались в собственной пенящейся крови, жутко клокочущей в разорванных трахеях. Теперь ему никогда не забыть, как в одно мгновение привычный мир перестал существовать, превратившись в чистейшее безумие.

Он скомандовал своим отступить, уйти, спрятаться в спасательной шлюпке, не считая это бегством, слабостью или дезертирством. Этот противник оказался слишком внезапным, быстрым и чересчур кровожадным. Он не оставлял выживших, не брал пленных. Он был гораздо сильнее и безжалостней любого бандита с периферии. Они оказались катастрофически не готовы к такой встрече, и с позором проиграли.

Так что Генри не бежал — он тактически отступал. Он обязан был выжить, чтобы предупредить остальных, рассказать, что это правда: байки о монстрах, живущих за пределами цивилизации — не вымысел. Пожиратели существуют! И не дай Бог кому-либо столкнуться с ними.

. —.

Три коротких, три длинных, три коротких. И все с начала.

Мэл смотрел на эти точки как на что-то судьбоносное: неприятное, но необходимое. Впрочем, он был не далек от истины.

Каждый знал, что это означает. И каждый знал, как в этом случае поступить. Об этом знали и Зои, и Уош, и Джейн, но все равно все смотрели на капитана и ждали приказа. Мэл чувствовал их взгляды кожей. И он должен был это сказать.

— Уош, проследи откуда сигнал и разворачивайся.

Пилот кивнул. Приказ получен, слова произнесены. Более того, часть он уже выполнил, вычислив направление и только ждал, когда можно будет отправляться к цели. Зои тоже была уверена, что они полетят. Мэл был человеком благородным, несмотря ни на что. Она слишком хорошо это знала, но не могла не напомнить ему.

— Капитан, мы должны будем успеть на Персефону.

— Я знаю. Успеем, — кратко ответил он.

Негласный «морской» закон еще со Старой Земли: приходи на помощь утопающему и, когда будешь тонуть сам, придут к тебе.

— Мэл, — скептически начал Джейн, — ты же знаешь, что по статистике подобные сигналы могут посылаться бандитами?

— Не знал, что ты на досуге развлекаешь себя изучением статистик, — Мэл прекрасно понял к чему клонит наемник, — только это один случай из ста. По этой же статистике.

— А вдруг это как раз тот самый один случай?

Мэл посмотрел на него с легким раздражением.

— Джейн, ты что, струхнул?

Тот сразу насупился.

— Я просто забочусь о компании!

— Или о деньгах, которые нам могут не заплатить, если мы опоздаем, — вставил Уош.

Джейн полминуты переводил взгляд с него на капитана и обратно.

— Именно! — в итоге решил согласиться он. Пусть его считают меркантильным, но не трусом. На самом деле, все так и считали.

— Уош, — произнёс Мэл, резко уходя от темы статистики и вариаций её развития, — когда увидишь их, не подлетай слишком близко. Сначала осмотримся и попробуем связаться.

— Если б они могли, уже бы связались.

Это было вполне логично и означало, что у терпящих бедствие либо повреждено устройство связи, либо огромные проблемы. Возможно, придется брать буксир или заглянуть, так сказать, с личным визитом.

— Через сколько мы будем на месте?

Уош слегка прищурился.

— Через 42 минуты, — быстро сосчитал он.

— Хорошо, — Мэл включил коммуникатор связи и начал вещать на весь корабль. — Мы приняли сигнал SOS и сделаем небольшой крюк. На месте сориентируемся, но на всякий случай будьте готовы к оказанию помощи. Док, Кейли — это вас касается в первую очередь.

Он выключил датчик.


42 минуты спустя тот же состав собрался на мостике. Все смотрели, как «Серенити» медленно приближается к небольшому спасательному шаттлу. Изрядно потрепанный, с ободранной местами обшивкой, он медленно двигался в их направлении. Все бы ничего, но на одном из его бортов ярко и сочно красовалась символика Альянса.

Увидев знак, внутри Мэла смешалось множество чувств, среди которых преобладали ненависть и какая-то тихая паника. Второе — скорее от неуверенности как поступить в сложившейся ситуации, но совесть все же брала верх, стараясь придумать доводы в пользу ждущих спасения людей. Сейчас ненависть отступила на второй план, уступая состраданию и благородству, о котором не раз жалел капитан.

— Это корабль чертового Альянса! — прорычал Джейн.

— Это спасательный челнок, — заметила Зои. По ее голосу нельзя было сказать, что она чувствует, и Мэл решил, что ее совесть ведет себя более дисциплинированно.

— Да к хуям! Это челнок Альянса, Мэл!

— Я не слепой, Джейн. Это они передавали SOS? — на всякий случай уточнил капитан, ни на что особо не надеясь. Уош молча кивнул. — Ты пробовал с ними связаться?

— Да. Похоже, они принимают наш сигнал, но ответить не могут. SOS передается автоматически.

— Мэл, ты серьезно хочешь…

— Да, хочу, — резко ответил капитан. Ему уже начинало надоедать нытье Джейна. — Иди лучше приготовь скафандры.

Джейн пробурчал что-то не очень лестное, но послушно вышел. Мэл же не сводил с альянсовской шлюпки оценивающего взгляда.

— Что будем делать, капитан?

Наконец Мэл уловил в голосе Зои самый мизерный оттенок сомнения. Значит, не он один был не уверен в происходящем. Почему-то это немного обнадеживало.

— У нас нет выбора. Пойдем туда и выясним, что можем сделать. Если там вообще есть, кого спасать.

Зои промолчала, мысленно радуясь, что не ей приходится решать. За все эти годы она уже смирилась, что любое решение капитана, пусть и частично, но ложится и на ее плечи.

— Ладно, — сказал сам себе Мэл, — посмотрим что там. Уош, давай подлетай ближе на сколько можешь. Зои, пойдем к ним.

Уош и Кейли начали подступающие маневры, а Мэл, Зои и Джейн подготовили скафандры и облачились в них. Когда шлюз за ними закрылся, воздух автоматически откачался, и внешний подъемник распахнулся, челнок альянса был уже практически перед ними.

С тщательно скрываемым сомнением Мэл сделал первый шаг. Хорошенько оттолкнувшись, он поплыл навстречу нарисованному флагу Альянса. Кто бы мог подумать! Они добровольно шли навстречу давнему врагу, да еще с благими намерениями. Где-то в глубине души, там, где ютится шестое чувство, Мэл догадывался, что все это может им аукнуться не самым лучшим образом.

— Приближаемся к шаттлу, — сообщил капитан в рацию. — Похоже, он уходил впопыхах. Или его вел олень, впервые сидящий за управлением. На корпусе видны царапины и небольшие повреждения.

Зои первая заметила стыковочный шлюз и осторожно подплыла к двери.

— Капитан, — позвала она, — сюда. Шлюз не поврежден, рукав работает. Думаю, внутри стабилизатор тоже исправен.

— Хорошо бы, а то своим визитом мы можем ненароком кого и убить. — Мэл подплыл к ней и ухватился за держатель. — Хотя корабли Альянса всегда хорошо оснащали и должны бы предусмотреть подобные вещи.

Джейн поспешил к ним.

— Интересно, там есть чем поживиться?

Зои бросила на него укоризненный взгляд.

— Что? Если мы приперлись к пустому шаттлу, то не уйдем же с пустыми руками?!

Мэл не думал, что он будет пустым, но все же в тайне надеялся на это.

Разобраться с дверью оказалось несложно. Мэл сообщил Уошу по радиосвязи, что они заходят в шаттл. Именно это они и сделали, спокойно, без трудностей. Внутри оказалась компактная камера, где давление автоматически пришло в норму.

— Как у них тут все удобно устроено, — заметила Зои.

На панели замелькали зеленые лампочки нормализации давления и сразу несколько красных огоньков, указывающих на быстрое падение кислорода и высокое содержание углекислоты в воздухе.

— Шлемы лучше не снимать. Воздуха тут на час примерно.

— Может поэтому и SOS подавали, а не сразу своих позвали?

Мэл приблизился к двери модуля, автоматически облизнув вдруг пересохшие губы.

Что за ними их ждёт? Кто знает, но лучше быть осторожными. Он указал Джейну на оружие и сам на всякий случай тоже приготовился. Протяжно выдохнув, он нажал кнопку, открывающую дверь.

Мэл откровенно не знал, чего ожидать. Наверно, любая картина стала бы неожиданностью, но открывшееся зрелище каким-то образом почти не удивило капитана.

Почти.

Троих пришельцев встретило сразу несколько дул автоматов Альянса. Мэл, конечно, тоже навел револьвер, хотя стрелять в перчатках было весьма затруднительно. Но об этом не пришлось беспокоиться. Он увидел перед собой человек двадцать солдат Альянса. Многие из них были ранены, остальные — встрепанные, бледные и, как ему показалось, не на шутку испуганные.

Обученные бойцы сейчас выглядели словно толпа перепуганных детей, жмущихся к стенам шаттла. Помятые, нерешительные и нервные, многие были перепачканы в крови, причем, возможно, не всегда в своей… Капитан невольно ужаснулся — все они втроем уже могли бы быть трупами. Нервы и перенапряжение могли сыграть свою роль, и их тела были бы усыпаны пулями в тот же момент, когда солдаты их увидели.

После минутной паузы послышалась неуверенная, и какая-то заторможенная команда одного из офицеров: «Отставить». Автоматы так же неуверенно опустились.

— Вы… Вы — спасатели? — голос офицера дрожал. Это слышалось даже через шлем скафандра.

— Да, — Мэл опустил пистолет. Остальные, пусть и нехотя, тоже убрали оружие. — Мы пролетали мимо и поймали ваш сигнал SOS. Что произошло? — он невесело усмехнулся: — Выглядите так, словно встретились с Пожирателями…

К большому удивлению, реакция последовала незамедлительно: при упоминании Пожирателей почти все солдаты нервно дернулись и вновь схватились за автоматы, кто-то из раненых лишился сознания, а кто-то тихонько заплакал, словно ребенок. Бледный офицер нервно сглотнул, не найдя нужных слов, чтобы ответить. Мэл видел на его лице борьбу эмоций и понял, что своим бездумным предположением попал в самую точку.


— Мы возвращаемся, — глухо произнес капитан в переговорное устройство. Затем покосился на стоящего рядом офицера. — Уош, передай, чтобы пассажиры разошлись по своим каютам, я повторяю — по своим каютам. Остальные члены экипажа пусть тоже не мешаются под ногами. В случае необходимости я их позову, — он снова скосил глаза на военного. — Особенно это касается женщин. ВСЕХ женщин, — на последнем он сделал акцент. — Тут много раненых, зрелище, я тебе скажу, уж точно не из приятных. Конец связи.

Развернувшись к стоящему рядом офицеру, он снисходительно улыбнулся, поясняя:

— Девушки такие впечатлительные.

— У вас на борту есть женщины? — глаза офицера округлились в ужасе. — Надеюсь, у вас хватит мужества в случае чего, применить оружие, чтобы избавить несчастных от мучительной смерти?

— Надеюсь, этого не потребуется, — передразнил его Мэл.

— Да, да, да… — забубнил он, разворачиваясь к солдатам. — Взво… — начал он, но тут же исправился: — Отряд. Перебазируемся на грузовой корабль. Все, кто в состоянии идти, помогают раненым. Остальные соберите оружие и боеприпасы. Выдвигаемся.

Мэл одобрительно кивнул, и подал знак Джейну проводить первую партию солдат на Светлячок, очень надеясь, что Уош правильно его понял и убрал всех посторонних с палубы.


— Что происходит? — без предисловий начал Уош, стоило Мэлу появиться в трюме Светлячка. — Ты с ума сошел?

— Не ори, — коротко отрезал Мэл, — У меня не было выбора. Не оставлять же их там?

— Твое благородство может плохо кончиться, — не унимался Уош, помогая Зои снять скафандр. — Ну, хоть ты ему скажи… — обратился он к жене, заглядывая в глаза. Недовольно дернув губой, Зои нехотя произнесла:

— У нас не было выбора.

— Да вы оба перегрелись, — не унимался Уош, бубня в полголоса, чтобы его слышали только стоящие рядом. — Полный корабль солдат Альянса, два беглых преступника, и вдобавок нас самих разыскивают за контрабанду…

— Я же сказал, — сквозь зубы процедил Мэл, — у нас не было выбора! Ты предлагаешь выкинуть их за борт? Чтобы на нас еще повесили убийство взвода солдат Альянса? Далеко ты улетишь с такими обвинениями?

Недовольно надувшись, Уош промолчал, продолжая кидать укоризненные взгляды на Зои.

— И что будем делать? — после долгого молчания, наконец, произнес он.

— Думать, — бросил Мэл, направляясь к растерянному офицеру, топчущемуся среди своих солдат. — Эээ… — протянул он, не зная как к нему обратиться.

При его приближении парень вздрогнул и чуть ли не подскочил на месте, округлив глаза и ошарашено озираясь.

— Я не хотел пугать, — спокойно начал капитан. — Как тебя зовут? — позволив себе такое панибратство, он решил слегка успокоить парнишку, а иначе язык не поворачивался назвать стоящего перед ним офицера.

— Грег… то есть Генри, — запинаясь произнес он, — Генри Эртон, лейтенант объединенного Альянса, — уже четче и привычнее отрапортовал он.

— Я Мэл, капитан Мэл. По всем вопросам обращайся ко мне напрямую.

— Хорошо, — Генри безучастно кивнул, рассеянно оглядывая своих солдат, кое-как рассевшихся прямо на полу трюма. — Я… — начал он и замялся, не зная, как продолжить. Наконец решившись, набрал побольше воздуха в легкие и произнес, — я не знаю, что делать дальше.

— Вначале необходимо определить что с вашими людьми и кому требуется помощь, — начал Мэл, беря инициативу на себя. — Ну, а потом… потом, надо выпить чего-нибудь покрепче.

Генри удивленно на него посмотрел, но, все же кивнув, пошел к солдатам.


Весь трюм «Серенити» был занят солдатами: кто лежал, кто сидел, а некоторые расхаживали туда-сюда, пытаясь хоть как-то восстановить душевное равновесие. Эртон остановился за несколько шагов и окинул подчиненных чуть ли не испуганным взглядом, явно не зная с чего начать и как себя вести. Капитан, следующий за ним по пятам, ждал. Казалось, что офицер никогда не соберется с духом и не обойдет всех своих солдат. Тяжело вздохнув, Мэл снова взял инициативу в свои руки и громко произнес:

— Солдаты, вы на моем грузовом корабле. Я капитан Рэйнольдс. Осмотрите себя и товарищей, определите у кого какая степень ранений. Всех тяжелораненых уложить на ящики, подложив что-нибудь под голову, остальные могут позаботиться о себе сами личными аптечками и помочь другим, — он говорил спокойно и размеренно, четко отдавая приказы, словно и не прошло столько лет с окончания войны. — Генри, кто старший по званию после тебя?

— Я думаю, Хэнкс, он вроде капрал. Наверно, — неуверенно начал он, поражаясь напору и инициативе капитана.

— Отлично, пусть пересчитает состав и доложит о потерях и состоянии солдат, а нам необходимо поговорить.

Не оборачиваясь, он направился в кают-компанию, а через пару минут к нему присоединился запыхавшийся лейтенант.

— Здорово у вас получается, — с нотками восхищения в голосе начал он, неопределенно махнув рукой в сторону трюма.

— Опыт, — коротко отозвался Мэл, наливая в кружки чай и решая, стоит ли добавить в него немного самогона Кейли. Все же хлюпнув на глазочек пару глотков, он взял кружки и кивком предложил Генри сесть. — Ну, рассказывайте.

Только сейчас, когда парень уселся за стол напротив него, капитан заметил, насколько он все же молод. Обхватив горячую кружку слегка подрагивающими руками, он долго молчал, не зная с чего начать.

— Вы знаете, за этот разговор я могу попасть под трибунал, — тихо произнес он, и растерянно взглянул на своего собеседника.

Чуть улыбнувшись, Мэл хмыкнул.

— Я никогда особо не дружил с Альянсом, и впредь не собираюсь.

— Да, я заметил, вы из этих… — он замолчал, подбирая нужное слово.

— Сопротивления, — подсказал капитан. — И горжусь этим!

— Угу, — кивнул Генри. — Я недавно на флоте. Отец настоял, — начал он издалека. — Думал, отслужу пару лет, потом вернусь домой, женюсь и займусь бизнесом вместе с отцом. Мы занимаемся поставками. Всего. Ну, знаете, транспортная компания… — он поднес кружку к губам, сделал большой глоток обжигающего чая, невольно закашлявшись от избытка алкоголя, и удивленно уставился сначала на кружку, а потом на ухмыляющегося Мэла.

— Немного нашего самогона, чтобы успокоить нервы. Механик гонит. Даже не хочу знать из чего, но штука забористая, — пояснил капитан.

Кивнув, Генри сделал еще один аккуратный глоток и продолжил:

— Мы летели из системы «РедСан»… Знаете, я всегда думал, что это глупые байки, ну… страшилки для новичков. Я не верил, правда! — он поднял глаза на капитана, словно ища у него поддержки. — Они налетели так внезапно, без предупреждения!

Мэл слегка улыбнулся, подумав: «Когда это противник предупреждал, что собирается нападать?», — но тут же сделал серьезное лицо. Ситуация явно не была уместной для подобного.

— Я подумал, что попал в ад. Столько крови никогда в жизни не видел, — дрожащим голосом продолжал Генри, — Это были не люди… Их нельзя назвать людьми… — он сделал еще глоток и затих.

На его последних словах капитан встрепенулся, все его самые худшие опасения подтверждались. Надо было срочно уносить ноги из этого места. Но даже если Кейли сумеет сотворить чудо, они все равно далеко не улетят, не с таким грузом и не от Пожирателей.

Видимо, все его мысли отразились на лице, поскольку Генри резко заволновался и, подскочив с места, заявил:

— Я не хочу туда возвращаться! Вы не можете нас бросить!

— Успокойся, я и не собирался, — спокойно ответил Мэл, глядя на раскрасневшееся лицо парня. «Хотя идея неплохая», — чуть было не добавил он, но сдержался. Лейтенант явно не оценил бы такую шуточку, — Думаю, надо связаться с вашими, узнать, когда прибудет спасательный корабль, — и уже тише добавил, — и прибудет ли вообще…

Чувствуя его опыт и авторитет, Генри вытянулся по струнке, готовый выполнять любые приказы. Мэл лишь улыбнулся его самозабвенности.

— Узнай, как обстоят дела у солдат, а я узнаю, что творится вокруг, встретимся через пару минут внизу, — с этими словами он подтолкнул парня к выходу, а сам направился к мостику.


Саймон нерешительно топтался на самой верхней палубе, рассматривая раненых солдат и ожидая пока капитан наконец-то снимет громоздкий скафандр и поднимется на мостик. Но за ним вдруг увязался офицер Альянса, ломая все планы доктора на приватный разговор.

— Вот же черт! — ругнулся он и с досады стукнул рукой по металлическим перилам.


— Мой долг помочь им, — без предисловий начал он, приближаясь к Мэлу.

— Можешь отдать его мне, — коротко отрезал капитан, разворачиваясь к нему спиной и направляясь на мостик.

— Что? — удивленно переспросил Саймон, не понимая, о чем он говорит.

— Можешь отдать его мне, — спокойно повторил Мэл, без тени улыбки, а когда увидел непонимание в глазах доктора, чуть остановился и пояснил: — Долг, можешь отдать его мне.

— Капитан, я не шучу, — возмутился Саймон. Он шел за ним по пятам, едва не наступая на пятки.

— Да какие уж тут шутки, — Мэл резко остановился, поворачиваясь к доктору. От неожиданности Саймон налетел на него, врезаясь в капитана со всего размаха. — Ты, видимо, забыл по какой причине оказался на этом корабле? — он прищурил один глаз, рассматривая его озадаченное лицо.

— Конечно, нет, — тихо ответил Саймон, чуть отступая назад и покорно опуская голову, — Но если они начнут умирать от потери крови, прямо у нас в трюме… Думаю, это уже не будет иметь значения.

— Вот черт! — выругался капитан. Он знал, что еще не раз пожалеет о своем решении откликнуться на сигнал бедствия. Обстановка накалялась и это совсем ему не нравилось. Развернувшись, он быстро зашагал в сторону рубки. Саймон неслышной тенью следовал за ним.


— Джейн, Зои, жду вас на мостике. Живо! — объявил он по громкой связи, и уже тише обратился к озадаченному Уошу: — Включи все частоты и послушай, что делается вокруг. У меня не очень хорошие новости.

Уош послушно защелкал переключателями и рычажками, превращая «Серенити» в большой локатор.

— Итак, — начал Мэл, как только все собрались в тесном пространстве мостика. — Есть две новости. Плохая и очень плохая. С какой начать?

— Говори уже, — не выдержал Джейн его театральной паузы.

— Первая — у нас полный корабль солдат Альянса, и их флагманский спасательный корабль скоро должен прибыть, но наш юный офицер Генри не совсем уверен, получили ли они сигнал о помощи. И вторая — на них напали Пожиратели, а как мы знаем, они никогда не оставляют свою добычу! — на последних словах он многозначительно понизил голос.

После этой фразы воцарилось глубокое молчание. Все погрузились в размышления. Первой заговорила Зои.

— Капитан, я думаю, нам надо срочно вызвать сюда их флагман.

— Ты с ума сошла? — возразил Уош, — В тюрьму захотелось?

— Если выбирать между мучительной смертью, — а она обязательно наступит, я в этом даже не сомневаюсь, — и тюрьмой… Я выбираю последнее.

Все, кто хотел было возразить, умолкли, так и не начав говорить, слишком уж логичны и рациональны были ее слова.

— Значит повторим и усилим сигнал Генри? — кислым голосом уточнил Уош.

— Да. Другого выхода нет, — подтвердил Мэл. — И надо придумать, что делать дальше и как быть с нашими пассажирами. Особенно с некоторыми из них, — он многозначительно посмотрел на притихшего в углу Саймона.

Ответить ему никто не успел: в коридоре послышались чеканные шаги армейских ботинок.

— Извините, капитан, — неуверенно начал Генри, подходя к рубке. — Я помню, мы договорились встретиться внизу, но у нас тут это… — он махнул в сторону трюма, — там… Короче, нужен врач, — наконец закончил он, немного смешавшись.

— Час от часу не легче, — сквозь зубы произнесла Зои, многозначительно переглядываясь с капитаном.

— Хорошо, — отозвался Мэл, — сейчас что-нибудь придумаем, — и тут же развернулся к команде, безмолвно спрашивая, что делать.

— А я говорил, что это ничем хорошим не кончится! — начал было Джейн, но тут же замолк, увидев взгляд капитана.


— Кейли, живо разбери свою одежду, выбери комбинезон пострашнее и тащи сюда! — рявкнул Мэл в громкоговоритель.

— Чего? — не поняла девушка, отрываясь от осмотра стабилизатора силовой тяги.

— Я сказал, бери самый грязный комбинезон и дуй живо сюда, — чуть сдержаннее повторил капитан.

— Так бы сразу и сказал, — невозмутимо произнесла она, поднимаясь с пола. — А с чего это он решил, что у меня грязные комбинезоны? Я совсем недавно их все постирала, — задумчиво проговорила Кейли, открывая ящик с инструментами. — Так… — она потащила за промасленный рукав брезентовую куртку. — Зачем ему моя роба? Да еще и грязная…


— Капитан, я, конечно, все понимаю, что работаю с маслом и смазкой, но с чего это вы решили, что у меня есть грязные вещи? — произнесли Кейли, переступая порог командного мостика и удивленно озираясь по сторонам. Похоже, здесь собрался весь экипаж «Серенити», кроме Инары, которая заперлась в своем шаттле вместе с Ривер.


— Раздевайся! — без лишних разговоров и объяснений произнес Мэл, глядя в упор на смущенного Саймона.

— Эээ… мне, право, неловко… — начал было он, и осмотрел всех присутствующих. — Может, я лучше у себя переоденусь?

— Ой, да ладно тебе! — фыркнул Джейн, поднимая глаза к потолку. — Кого ты боишься? Здесь все свои.

— Тебе, конечно, не понять, но я не приучен обнажаться прилюдно, без особого повода.

— Тридцать солдат Альянса в трюме нашего корабля достаточный повод? — едко спросил Мэл. Во всей его позе читалась крайняя степень раздражения.

— Вполне, — тут же согласился Саймон, поднимая руки вверх в знак капитуляции.

— Отлично! — хлопнул в ладоши капитан. — Теперь ты у нас будешь помощником механика, с небольшими… я повторюсь, с небольшими навыками врача. Надеюсь, уяснил? Ну, и осталось придумать, что делать с твоей сестрицей.

— Можно запереть ее в одной из кают, — предложили Зои.

— В какой? И ты помнишь, ЧТО она устроила в тот раз, когда случайно захлопнула дверь на мостик? — возразил Уош, делая круглые глаза и страшное лицо.

— Дааа… — задумчиво протянула Зои, — не вариант. Тогда, может, пусть доктор отключит ее и положит в свой морозильный ящик?

Саймон чуть не упал, услышав эту реплику. Снимая в этот момент брюки, он неуклюже заскакал на одной ноге, пытаясь удержать баланс.

— Да что вы такое предлагаете? — возмущенно начал он, переходя на фальцет. — Я не позволю!

Джейн вовремя подхватил его под руку, чтобы тот не грохнулся на металлический пол.

— Да погоди возмущаться, это только предложение, — успокоил его Мэл, и взглянул на Зои. — Хотя… в нем есть рациональность. Мне нравится.

Зои пожала плечами, невозмутимо глядя на покрасневшего Саймона.

— Я бы попросил… — начал он, поднимая вверх указательный палец.

— Не в твоем положении о чем-то просить, — безапелляционно оборвал его Мэл, — тут думать надо. Это сейчас солдаты в шоке от произошедшего и особо не задают вопросов, а представь, что будет, когда они немного отойдут…

— Или их спасательный флагман где-нибудь задержится, — тут же подхватила речь капитана Зои. — Они начнут бродить по кораблю, совать свой нос в наши дела, а я этого очень не люблю! — закончила она, автоматически кладя руку на рукоять пистолета.

— А кто же любит? — поддакнул Джейн.

Все посмотрели на него, ожидая продолжения.

— Да, я просто терпеть не могу этих чистоплюев в форме, — пояснил Джейн. — Мне вообще побоку, кого мы везем. Коров, солдат, пластиковых баб или еще что…

— Кто бы говорил про чистоплюев в форме, — тихо произнес Уош, — Я до сих пор не могу забыть ту историю с твоим братцем. Брр… — он передернул плечами. — Я думал, меня удар хватит!

— Все мы так думали, — оборвал его Мэл, — но сейчас важнее, что делать дальше? Куда девать Ривер?

— А может, того… — Уош многозначительно поднял указательный палец и потыкал в потолок.

— Как последний вариант, — отрезал Мэл. — Долго она там не протянет, а когда приплывет их гребаный флагман — неизвестно.

— Ндааа… — на выдохе, не сговариваясь, почти одновременно произнесли все присутствующие.

Сейчас они были едины как никогда.

И лишь Кейли летала где-то в облаках, заинтересованно поглядывая на раздетого Саймона.

Доктор сумел наконец избавиться от своей одежды, многочисленными слоями надетой на нем, и брезгливо сморщившись, двумя пальцами, натягивал промасленную робу, принесенную Кейли. Аккуратно застегнув все уцелевшие пуговицы и кнопки, он пригладил растрепавшиеся волосы и встал в пол оборота, гордо расправив плечи. Одним словом, механик-аристократ!

Посмотрев на него, Зои как-то скептически скривилась и прищурила глаз.

— Не похож, — констатировала она.

— Угу, — поддакнул Джейн.

Все вновь посмотрели на Саймона. Смутившись под пристальными взглядами, он потоптался на месте.

— Что?

— Не похож! — подтвердил Мэл слова Зои. — Что будем делать?

— Может, я ему в глаз засвечу? — криво ухмыльнулся Джейн, чуть выступая вперед и поднимая кулак. — Такой фингал закатаю, родная мама не узнает!

— Я против! — одновременно произнесли Саймон и Кейли, а потом посмотрели друг на друга и как-то уж совсем одновременно покраснели.

— Пффф… — фыркнул Мэл, поднимая глаза к потолку. — Думаю, можно обойтись менее радикальными методами, — он протянул руку и, взяв ладонь Кейли, провел ею по лицу Саймона, оставляя черно-коричневые разводы на его щеке. Все еще не выпуская ее руку, он растрепал прилизанную челку доктора и вновь провел ее ладонью по другой щеке.

От таких манипуляций Кейли смутилась, а доктор еще больше покраснел.

— А в глаз было бы надежнее, — буркнул Джейн, отступая назад и упираясь спиной в стену.

— У тебя рука тяжелая, а доктор нам еще нужен живой и здоровый. С двумя глазами, — пояснил Мэл. — Ну, как-то так… — он отпустил руку Кейли и скептически осмотрел свою работу. — Можно бы еще сажи добавить, — и тут же взглянул на вторую ладонь Кейли.

Поймав его взгляд, девушка спрятала руки за спину, и тихо добавила:

— Я сама могу.

Она шагнула чуть ближе и, встав перед Саймоном, поднялась на цыпочки, заглядывая ему в глаза, словно спрашивая разрешения. Получив едва заметный кивок, она медленно положила ладони на его щеки, и мягким плавным движением провела вниз, чуть задерживая пальцы на слегка щетинистой коже доктора.

— Ой, я вас умоляю! — не выдержал Джейн, чуть не плюясь от отвращения. — Идите уже к себе и мажьтесь чем хотите с головы до ног!

При этих словах Кейли как-то резко одернула ладони от лица Саймона, а Уош с довольной улыбочкой посмотрел на Зои.

— Так, — прервал всех капитан, — Мазаться чем хотите будете исключительно в свободное время и когда на корабле не останется ни одного солдата. А сейчас все по местам и ушки на макушке. Нам еще встречать крейсер Альянса. И доктор, — он положил ладонь за предплечье Саймона, немного его сжав, — без фанатизма! Только самая простая и необходимая помощь. Забудь, что ты доктор. Понял? — он крепче сжал пальцы, заставляя Саймона обратить на себя полное внимание. Вместо ответа тот энергично кивнул.

Все стали расходиться из тесной рубки, переговариваясь на ходу, лишь Джейн слегка задержался у входа, поджидая капитана.

— Я эта… — нерешительно начал он, — Может, пригляжу за нашим добрым доктором? Ну, чтобы там мало ли что, а то знаешь, как оно бывает?! — он многозначительно округлил глаза.

— Знаю, — отмахнулся Мэл. — Иди и особо не отсвечивай. Наблюдай и слушай, что к чему. А мне еще надо разобраться с Ривер, — с этими словами Мэл решительно направился в сторону шаттла Инары.

— А мне что делать? — протянул Уош, разворачиваясь в своем кресле и глядя в спины удаляющейся команде.

— Слушай! — уже издалека крикнул Мэл.

— Ага, слушай, — с обидой в голосе пробурчал Уош. — Что слушать? Пи-пи-пи… челнок, между прочим, так и пищит, а мы не отправили усиленный сигнал и свои координаты. Как они нас найдут? Я, между прочим, столько времени потратил, чтобы стать «невидимым» для радаров Альянса… и вот теперь, он сам к нам пожалует! — с досады он хлопнул ладонью о подлокотник своего кресла.


Половину дороги от мостика до трюма Саймон пытался представить себя механиком с минимальными навыками врача. Может, у него что-нибудь и получилось, если бы он смог сосредоточится на этой мысли, не отвлекаясь постоянно на Кейли. Девушка последовала за ним в роли помощника. На его сомнения она лишь отвечала, что так легенда будет правдоподобней выглядеть. Он не стал выпытывать каким образом, одно зная наверняка: на любой вопрос касательно устройства чего-либо, кроме человеческого организма, он сможет ответить ровным счетом ничего. Так что присутствие Кейли все-таки могло помочь.

Док вышел на помост, откуда открывался вид на весь трюм и толпу солдат, и остановился. В голове ураганом пронеслись мысли, что маскарад не удастся, что его узнают, а, значит, быстро вычислят и Ривер; что ничего не выйдет и он только наживет неприятностей себе и капитану. Но врачебный долг быстро развеял эти сомнения. Перед ним было много людей, требующих медицинской помощи разной степени срочности и разной необходимой глубины её оказания, слышались стоны, всхлипы, рыдания, нервное бурчание и сбивчивая речь. Саймон переключился в профессиональный режим: нужно было как можно скорее обнаружить экстренных, жизнь которых находилась под угрозой, из них выделить неоперабельных и особо тяжёлых — к сожалению, в данных условиях он мог бы только облегчить их участь, но времени на это не было. К горлу доктора подступил предательский комок, который отказывался сглатываться — мужчине резко стало тошно от самого себя и этой своей профессиональной расчетливости. Но время просачивалось сквозь пальцы с быстротой песка, его не было даже на банальное сочувствие. Саймон слегка тряхнул головой и окинул помещение взглядом.

— Не волнуйся, — шепнула Кейли, видя, как он медлит. — У тебя все получится, — она быстрым движением сжала его руку.

Конечно, получится. Он не сомневался в своих умениях, только в результатах и к чему это все приведет.

Саймон спустился вниз и подошёл к ближайшему мужчине, лежащему прямо на полу. Он был без сознания. К правому плечу была прижата сложенная в несколько раз футболка, сейчас насквозь пропитавшаяся кровью. Он находился в некоем забытьи и едва дышал, одни лишь губы двигались в несвязном, жутком шепоте. Брони не было: видимо, нападение застало его не на смене. Лишь чья-то куртка была накинута поверх. Док убрал её. Кейли сдержанно ахнула. Ещё бы — зрелище открылось не из приятных: у парня вырвали ключицу; небольшой обломок кости ещё остался у основания шеи.

Кровь лилась из поврежденных сосудов, заливая все вокруг, и Саймон уже понимал, что ему не помочь. Не здесь, не с такими инструментами и оборудованием, не с такими лекарствами. Хотя о чем он вообще думает? В его распоряжении был лишь минимальный набор реанимации, да несколько украденных у того же Альянса инъекций.

— Вы сможете хоть что-нибудь сделать? — как на зло дрожащим голосом спросил один из солдат.

Саймон посмотрел на него: губы сжаты, сам бледен, как полотно, из под шлема стекает тонкой полоской кровь.

— Снимай, — он кивком указал на голову, попутно осматривая все остальное на целостность. Внешне — ничего. Лишь рассеченная бровь, дрожащие руки и абсолютно потерянный взгляд. Этому парню повезло в отличие от его товарища. Док разорвал припасенную тряпку, свернул и аккуратно приложил туда, где раньше была ключица.

— Держи вот так, — он направил руку солдата так, чтобы тот придерживал жгут. Это максимум, что он мог сейчас сделать для них двоих. Очень скоро один из них умрет, но Саймон не хотел, чтобы это произошло у него на глазах.

Он оставил солдат и подошёл к следующему лежачему. Боец полусидел у ящиков, медленно сползая вниз. Его сознание явно было затуманено, полуприкрытые глаза,подернутые легкой пеленой, смотрели сквозь пол, а голова безжизненным грузом лежала на плече его товарища. Лицо и шея покрылись сетью красных ручейков крови. Док осмотрел и его: дыхание слабое, поверхностное, но, тем не менее, присутствовало, хотя мужчина явно готов был постучаться в ворота чистилища, как выразился бы Пастор. Похоже, его с силой приложили о твердую поверхность затылком. Саймон аккуратно пробежался пальцами по голове пострадавшего, стараясь причинять ему как можно меньше боли и не занести случайно инфекцию. Совсем без боли не будет, это он знал, ведь совсем без боли не бывает. Никогда.

С губ мужчины сорвался слабый стон-вздох — Саймон от неожиданности отшатнулся. Но он и так уже все понял. Кости черепа пострадали: он явно успел почувствовать углубление в затылочной области. Трещина? Вмятина? Сейчас бы не помешала специальная аппаратура и время, но ни того, ни другого у Дока не было. Саймон беспомощно оглянулся. Взгляд случайно упал на одного из раненых — у солдата из бедра насквозь торчал кусок трубы. Не хотелось даже думать, как это произошло, но его сослуживец намеревался «помочь» другу и вытащить обломок.

— Стой! — крикнул док, попутно пытаясь аккуратно уложить бессознательное тело на импровизированную подушку и освободить руки. К сожалению, на другой стороне трюма не поняли или не услышали его слова. Кейли, снующая рядом, подхватила тело и Саймон ринулся в ту сторону.

— Стой, нельзя извлекать…

Но было поздно. Металлическая труба упала рядом, из раны хлынула кровь. Уже издали Саймон понял, что опасения оправдались: была повреждена артерия.

— Gāisǐ… Быстро, снимай ремень! — на ходу приказал он пострадавшему, грубо и со злостью отталкивая горе-помощника — парня в два раза превышающего его по всем параметрам, кроме познаний в медицине.

Не успел док убрать руку, как тут же почувствовал болезненный толчок под колено и вдруг полетел на пол. Солдат инстинктивно защитился, даже не подумав, что опасности нет.

— Саймон! — Кейли бросилась поднимать доктора. — Ты в порядке?!

Тот бросил яростный взгляд на бойца. Достаточно быстро поднявшись, он поспешил все же оказать медицинскую помощь прежде выяснения отношений. Затянув жгут на бедре, он сложил две тряпичные подушки и насколько мог туго затянул рану. Уже заканчивая, он позволил себе высказаться.

— Если вы не можете сдерживать себя, мне придётся вколоть вам успокоительное.

— Нечего лезть под руку, — лишь немного чувствуя вину, огрызнулся солдат. — Не мог же я не помочь другу.

— Вы только хуже сделали. Если не умеете, так не беритесь. Или думаете, что у нас тут есть запасы крови на любой вкус и хирургический электроманипулятор?

Док разошелся, на минуту забыв про все на свете. Он мог помочь раненому, но теперь не знал, вытянет ли тот ещё пару часов. И все из-за безалаберности некоторых.

— Я МОГ помочь ему, но не теперь. Я здесь врач, так что будьте добры, не лезьте МНЕ под руку, не усугубляйте!

Солдат раскраснелся.

— Ты мне еще будешь указывать, паршивый гастарбайтер. Небось, видел пару раз, как оказывают первую помощь и уже возомнил про себя невесть что.

Саймон действительно забыл, кем он должен был быть. Слова солдата пусть и были ему обидны, но вернули понимание ситуации. Он сжал зубы и сумел промолчать.

— Можешь лучше — сделай, — процедил сквозь зубы Саймон. Смысла продолжать спор не было, а из-за этого мудака мог пострадать ещё кто-нибудь.

Док отвернулся от бойца, чтобы даже не слышать его, достал шприц и флакончик обезболивающего.

— Кейли, сможешь укол сделать?

Та с готовностью подхватила препараты. Саймон же попытался заняться больным, но его снова отвлекли.

— Так это вы тут врач?

Еще один представитель Альянса. Снова перепуганный взгляд, снова кровь. На этот раз намного меньше, но при этом неестественно вывернутая рука.

— Сомнительный врач… — вставил боец-«помощник», все еще стоящий рядом.

— Что? — не понял подошедший. Паника зажглась в его глазах.

Саймон заметил это и поспешил успокоить раненого. Игнорируя колкие замечания со стороны, он разрезал рукав солдата и осторожно прощупал руку.

— Перелом лучевой и локтевой кости, — автоматически комментировал он скорее себе, чем кому-либо. — По всей видимости, вывих суставов, но на удивление без сильных внутренних кровотечений. Вам повезло. Постарайтесь не двигать рукой. Присядьте пока где-нибудь, я чуть позже займусь вами.

Солдат печально кивнул, но не двинулся с места.

— Очень больно. Дайте что-нибудь, раз уж приходится ждать.

Саймон аж застыл на месте. Обезболивающего у него было ампул шесть от силы — не разгуляться от слова «совсем». Одну он уже отдал Кейли. Осмотр только начался и неизвестно, сколько лекарств понадобиться. Профессионализм подсказывал, что солдат пока может обойтись своими силами. Но донести эту мысль оказалось не просто.

— У меня очень мало обезболивающего. Придется вам потерпеть. Посидите вон…

— Да сделай ты укол! Человеку плохо, ему нужна помощь. Ты же здесь «врач»! — «горе-помощник» навис над доктором.

Саймону показалось, что над ним издеваются. Смерив презрительным взглядом нависающую угрозу, он просто отвернулся к солдату с раной в бедре. Ненадолго. Через полминуты его грубо развернули и подхватили за грудки.

— Слышь, механик, тебе сказали сделать укол. Что непонятного?

— Твое поведение не понятно, — послышался голос Джейна из-за спины бойца. Тот отпустил Саймона, повернулся и тут же полетел на пол вместе с осколком зуба.

— Включи башку, èrbǎiwǔ! Док не может тратить редкие лекарства туда, где можно обойтись без них, — Наёмник не без удовольствия подхватил солдата за шиворот как котенка. — Что ЗДЕСЬ непонятного?!

Саймон почувствовал лёгкий привкус сумасшествия в происходящем вокруг. Эти двое сейчас могут устроить, что-то очень-очень нехорошее.

— Господи, Боже мой, успокойтесь оба! — попыталась унять их Кейли, угадывая мысли Саймона.

Даже раненый солдат сзади в своём полубессознательном состоянии пробурчал что-то типа «дайте вы ему что хочет».

— Абсурд какой-то… — сказал сам себе док и наполнил шприц. Он быстро сделал укол тому, со сломанной рукой, и ещё один горе-помощнику. Джейн помог пресечь попытки сопротивления и лишние вопросы. Лишь после этого он смог вернуться к работе.

— Не стоило… — тихо шепнула Саймону Кейли. — У нас и так мало ампул…

— Да, — так же тихо согласился док. — Поэтому я вколол обоим успокоительного.

Девушка непонимающе уставилась сначала на него, потом пересчитала оставшиеся ампулы, хитро улыбнулась и кивнула.

Как ни странно, дальше дело пошло лучше. Солдаты приметили упорство и пристальный взгляд Джейна и старались не перечить доктору, терпеливо дожидаясь своей очереди. Успокоительное стало весьма ходовым, и к концу первого обхода, многие уже несколько пришли в себя. Саймон же самозабвенно переводил бинты, вправлял кости, ставил диагнозы, управляясь даже минимальным набором медикаментов. По окончании осмотра всех солдат у него уже было какое-то представление, что, с кем и как делать. К сожалению, без погибших тоже не обошлось. Кто-то решил, что солдат просто без сознания и притащил на «Серенити» уже остывающий труп. Док даже предположил причину — остановка сердца. И самый первый солдат, с разорванным плечом тоже не выдержал и умер на руках своего друга.


Наблюдавшая всю эту картину Зои недовольно хмыкнула и направилась в рубку, доложить о происходящем капитану.

* * *
Мэл осторожно открыл металлическую дверь шаттла и прислушался. Внутри царила полная тишина. Отодвинув тяжелую занавесь, он шагнул вперед, тут же окунаясь в пряное облако благовоний.

— Дам… — он замолчал, не зная, как лучше обратиться к присутствующим.

— Леди, — спокойно подсказала Инара, слегка улыбаясь при виде его замешательства.

— А… один черт! — он махнул рукой. — Я пришел сказать… — и тут же снова замолчал, глядя на лежащую на диване Ривер. — А что с ней?

— Просто я напоила ее успокаивающим чаем, — спокойно объяснила Инара. — В свете сложившихся обстоятельств, мне показалось более правильным остаться с ней в шаттле и слегка успокоить. Чтобы не возникло непредвиденных ситуаций.

— Да, — только и смог ответить капитан, продолжая смотреть на неподвижное тело на диване. — А чем это ты ее?

— Я же сказала, — словно непонятливому ребенку, мягко повторила Инара, — успокаивающий чай.

— А что в чае? — не унимался Мэл.

— Ну… — неопределенно начала Инара. — Знаешь, у каждой женщины есть свои секреты, — при этом она поднесла маленькую чашечку к губам и сделала небольшой глоток терпкого напитка.

— И часто ты так кого-нибудь успокаиваешь?

— Бывает, — загадочно улыбнулась она, приподнимая бровь и внимательно глядя на капитана. При этих словах Мэл как-то странно задумался и тряхнул головой, словно отгоняя туманное видение голой, разгоряченной Инары, жадно пьющей холодную воду из точно такой же чашечки и глядящей на него потемневшими от страсти глазами.

— И надолго она так? — капитан неопределенно махнул в сторону спящей Ривер.

— Думаю, часа на три, но, если потребуется больше, я могу предложить ей еще чая.

— Отлично! Тогда держи ее здесь. И чтобы нос не показывала на корабле, пока все это не закончится. К всеобщему дурдому мне еще сумасшедших девиц не хватало.

— За ней не нужно следить, она спокойно проспит здесь положенное время, — пояснила Инара, делая еще один глоток. — Если хочешь, я могу помочь.

— Нет, — как-то слишком резко ответил Мэл. — Там и без тебя многолюдно. Так что я был бы … — он замолчал вновь, не зная как лучше сказать.

— Признателен, — подсказала Инара.

— Да. Короче, сидите здесь. Обе. Понятно?

— Вполне, — как-то слишком покорно согласилась Инара. — Если что, заходи, угощу чаем.

Мэл нахмурился, снова, как во сне, вспоминая ощущение шелковых простыней, прикасающихся к его коже и Инару, сидящую на нем верхом.

— Эээ… как-нибудь потом… Наверно, — невнятно пробормотал он, выходя из шаттла и плотно закрывая за собой дверь. — Чертова женщина, совсем голову задурила. Как будто у меня нет других забот, кроме как распивать с ней чаи… — он снова тряхнул головой, отгоняя навязчивое наваждение, и тут же увидел идущего навстречу пастора.

— Капитан, могу я чем-нибудь помочь?

— Пожалуй нет, — немного резко ответил он. — Хотя, спуститесь вниз, там много раненых, вдруг будут нужны ваши навыки.

При этих словах пастор удивленно округлил глаза, но промолчал, тут же сообразив, что капитан имел ввиду навыки священника.

— Конечно, конечно, — он энергично кивнул головой. — Не все военные являются заблудшими душами.

— Вам виднее, пастор.


Не успел Мэл дойти до лестницы, ведущей на мостик, как до него донесся оклик Генри.

— Капитан, ваш механик — просто кудесник! — восторженно начал лейтенант. — Он так помог солдатам… Не знаю, как вас благодарить.

— Да, они у меня мастера своего дела, — неопределенно пояснил Мэл. — Мы усилили сигнал вашего шаттла, но, боюсь, этого мало. Хорошо бы вы связались на своих частотах с экипажем ближайшего крейсера или флагмана. Он быстрее и там найдется все вам необходимое.

— Да, да, конечно! — тут же воодушевился Генри, направляясь в рубку. — Только я это… — он замялся, — я не связист и совсем не знаю, какие нужны частоты.

— Час от часу не легче, — тихо пробубнил Мэл и уже громче добавил: — Ну, хоть что-то? Как они там поверят, что это не какая-нибудь ловушка?

— А вы видели кого-нибудь в здравом уме, пытающегося захватить или напасть на флагманский корабль объединенного Альянса? — непонимающе возразил Генри на полном серьезе.

— Ммм… пожалуй нет, — так же серьезно ответил капитан. — Тогда попробуем что-нибудь придумать.


Они вдвоем прошли в небольшую кабину пилота. Уош при появлении гостей невольно расправил плечи и весь как-то подобрался.

— Это наш пилот, — представил его Мэл, — А это Генри.

Мужчины быстро пожали руки, хотя Уош был не в большом восторге от такого рукопожатия.

— Что происходит вокруг? — сразу спросил капитан.

— Все тихо, их сигнал пищит, на помощь никто не спешит, — немного усмехнувшись, добавил Уош. — Нападать пока тоже никто не собирается.

Присутствующие не оценили его юмор, лишь Генри как-то неприятно передернул плечами после слов о нападении.

— Так что будем делать? — уточнил Мэл у своего пилота. — Кто-нибудь знает или слышал про экстренные сигналы или частоты? — и выжидающе посмотрел на присутствующих.

— Если я не ошибаюсь, — начал Генри, — вы бывший военный? — Мэл утвердительно кивнул головой, не вдаваясь в подробности. — Может во время вашей службы были какие-нибудь каналы экстренных вызовов? — предположил лейтенант.

— Это навряд ли, — коротко пояснил Мэл, — сухопутные войска.

Генри растерянно кивнул и почесал затылок. В кабине повисла тяжелая тишина. Каждый думал о том, как бы выкрутиться из сложившейся ситуации.

— Ладно, — начал Мэл, — для начала попробуй на всех общедоступных частотах.

— Тогда нас ВСЕ увидят, — возразил Уош, многозначительно поднимая брови, — а мы же этого не хотим… — добавил он чуть тише.

Ничего не понимающий лейтенант поочередно переводил взгляд с капитана на пилота и ждал объяснений.

— Эммм… — произнес Мэл, стараясь быстро придумать подходящее объяснение, — бандиты и пираты… Не хотелось бы стать для них легкой добычей.

— И Пожиратели? — очень тихо произнес Генри, словно они могли его услышать.

— Не, эти нападают без предупреждения! — С чувством знатока спокойно произнес Уош, заслужив уважительный и одновременноо испуганный взгляд лейтенанта.

Вновь повисла пауза.

Мэл лихорадочно соображал, что же делать. Время поджимало, опасность возрастала, да и присутствие солдат Альянса на корабле совсем не радовало.


— Гхм, — раздалось за их спинами легкое покашливание. Генри чуть не подскочил на месте от неожиданности, а Мэл и Уош спокойно обернулись, увидев стоящего в дверях рубки Пастора.

— Я не хотел вас пугать, молодой человек, — тут же извинился он, увидев ужас в глазах лейтенанта. — Двоим солдатам совсем плохо, док. Сай… эмм… — пастор растерялся, увидев предостерегающий взгляд капитана.

— Так что там говорит помощник механика? — с нажимом спросил Мэл.

— Он говорит, что бессилен им помочь. Слишком обширные рваные раны и потеря крови. Можно лишь немного облегчить их страдания.

— Так почему вы здесь? — удивился Мэл. — Разве не ваша задача выполнить долг перед Богом?

— Это да, — тихо произнес Пастор, — но… я невольно услышал о вашем затруднении, — все выжидающе смотрели на Бука. — Уош, попробуй настроить короткие частоты в диапазоне от двадцати пяти до тридцати мегагерц и передавай короткие сообщения, не более двадцати знаков.

— Этими частотами никто не пользуется! — удивленно возразил пилот, все же разворачиваясь в своем кресле и переключая тумблеры настройки.

— Тогда почему все приемники имеют этот диапазон? — вкрадчиво улыбнувшись, спросил Пастор Бук.

— Ммм… — промямлил Уош, пожимая плечами. — Никогда об этом не думал.

— Генри, — мягко произнес Пастор, беря парня за локоть, — не могли бы вы мне помочь?

— Да, да, конечно, — охотно закивал он, послушно шагая за пастором по коридору в сторону трюма.

— А… откуда он… — недоуменно начал Уош, тыкая пальцем в спину уходящего Пастора.

— Потом спросишь, — отрезал Мэл. — Настраивай давай!

— Так я уже, — самодовольно улыбнулся пилот. — Что будем писать?

— Хм… — задумался капитан. — Надо бы так, чтобы прилетел тот, кто нужен и чтобы побыстрее…


— Тогда пиши: «Спасите, помогите, на нас напал неизвестный противник. Несем потери!» — четко произнесла Зои.

— Да, что ж за день такой! — вздрогнул от неожиданности Уош. — Все подкрадываются…

— Я тебя пугаю, дорогой? — невозмутимо спросила Зои и приподняла бровь.

— Конечно, нет, — тут же ретировался Уош, — просто неожиданно как-то. И людно тут.

— Ты еще не был внизу.

— А что внизу? — тут же спросил Мэл.

— Два жмурика, еще трое при смерти. Док расстроен и может натворить необдуманных дел. Джейн чуть не подрался с одним из солдат из-за лекарств, — доложила она, и добавила: — Они все очень напуганы, шарахаются от любого резкого звука.


— Этого мне еще не хватало! — сокрушенно покачал головой Мэл. — Я с Джейном вытащу их в шлюз, а вы, наконец, отправьте нормальный сигнал. Не думал, что когда-нибудь это скажу… но, надеюсь, они быстро прилетят! — с этими слова он в спешке покинул рубку.

— Ммм… что, прямо так и будем писать: «Спасите, помогите, на нас напал неизвестный противник. Несем потери!»? — откашлявшись, переспросил Уош.

— А что не так? — удивилась Зои.

— Ну, я не знаю. Кто из нас военный? — он пожал плечами.

— Пехота, помнишь? — уточнила Зои. — А вот пилот тут один, — она коснулась его плеча и слегка сжала ладонь в приободряющем жесте.

— Но ведь не военный же, — продолжал упираться Уош. Ему совсем не хотелось брать на себя такую ответственность.

— Все будет в порядке, дорогой.

— Угум… — промычал он и слегка наклонился вперед, набирая текст сообщения. Затем пробежался глазами по только что написанному и на всякий случай прочел вслух: — На нас напал неизвестный противник. Несем потери. Помогите.

— Пойдет, — одобрительно кивнула Зои.

На мгновение его палец завис над кнопкой отправки. Выдохнув, он уверенно нажал белый кружок.

— Не думал, что когда-нибудь сделаю такое.

— Я тоже.

Не успел Уош развернуться в своем кресле, как в динамике захрипело и защелкало. От неожиданного звука все вздрогнули.

— Как-то они быстро, — с сомнением произнесла Зои.

Небольшой экран на приборной панели замерцал белым светом и замельтешил «белым шумом». Динамик вновь захрипел. Сквозь разряды статического электричества были слышны едва различимые слова:

— … ства. По…ряю, кххх… ите …бя! — и так по кругу. Хмыкнув, Уош стал усердно крутить ручки настройки, пытаясь подкорректировать сигнал. Экран блымкнул несколько раз, и на нем появилось расплывчатое изображение офицера Альянса. — Повторяю, вы перешли на защищенные частоты. Назовите себя!

— Эм… грузовое судно класса «Светлячок», — неохотно произнес Уош и неуверенно добавил, — сэр.

— Откуда у вас эти частоты? — строго спросил тип на экране.

— У нас экстренная ситуация, много пострадавших, нужна помощь, — продолжал Уош, словно не слыша офицера.

— Поясните, откуда у вас эти частоты? — не унимался его собеседник.

— Вот тупой! — не выдержав, чертыхнулась Зои. — У нас полный трюм раненых солдат Альянса! — громко произнесла она, чуть наклоняясь к микрофону в приборной панели. — Частоту дал ваш лейтенант Генри Эртон.

На той стороне возникла пауза, видимо офицер с кем-то советовался или получал указания. Минуты текли мучительно медленно, нагнетая напряженное состояние в рубке «Серенити». Наконец, в динамике снова захрипело, и все тот же офицер появился на маленьком экране.

— Оставайтесь на месте. Мы запеленговали ваш сигнал. Ориентировочное время прибытия — два часа! — четко произнес он и отключился.

— Нда… — протянул Уош. — Дела…

— У меня другой вопрос, откуда наш добрый Пастор знает об этих частотах? — задумчиво произнесла Зои.

— Пойдем и спросим, — тут же поднимаясь с кресла, произнес Уош. Он так поспешно вышел из рубки, что не обратил внимание на маленькую зеленую точку, появившуюся на самом краю радара.

Притихшие солдаты вроде все были заняты: кто переосмыслением случившегося с ними, кто — оказывая помощь другим. Несколько парней решили, что впасть в тревожную дремоту будет неплохим вариантом уйти от реальности, но кошмарные сны возвращали их к действительности, вызывая нервные вскрикивания и холодный пот.

У всех была разная реакция на подобный перелом сознания. Ещё бы! Это как всю жизнь слушать байки или натянутые гипотезы, и в один миг окунуться с головой во все это, и на собственной шкуре прочувствовать, осознать, реальность и ужас происходящего. Именно поэтому сильные мужчины вдруг оказались беспомощными желторотыми мальчишками, цепляющимися хоть за что-то знакомое, разумное и привычное. Так один молчаливый парень по имени Донни неожиданно стал помогать Саймону просто, чтобы не думать о произошедшем.

Другой парень вдруг начал вычерчивать перочинным ножом на дереве ящика какой-то пейзаж, чтобы чем-нибудь занять трясущиеся руки. Остальные либо молча сидели, уткнувшись взглядом в пол, либо, наоборот, рассказывали что-то, никоим образом не не связанное с последними событиями, иногда пытаясь улыбаться, хотя улыбки эти больше походили на судороги.

Снующий туда-сюда лейтенант Эртон скорее мешал, чем помогал. Он справлялся с резко нависшим над ним грузом ответственности, пытаясь понять, что значит быть командиром. Одно плохо: его никто не воспринимал как старшего по званию и, соответственно, не слушал.


Саймон и Кейли продолжали осмотр, Джейн безмолвной тенью следовал за ними. Док ни на минуту не отвлекался от пациентов, вновь и вновь проверяя состояние каждого, справляясь о самочувствии, подавая то одни, то другие таблетки. Джейн в основном следил за особо нервными: теми, кто в любой момент мог впасть в истерику и начать творить не пойми что. Кейли выполняла странную, пограничную роль — что-то между заботливой мамочкой, штатным психологом и медсестрой. Подчиняясь своей мягкосердечности, она старалась помочь каждому, принести стакан воды, успокоить плачущего, отвлечь или вернуть из тёмных глубин памяти задумавшегося. Саймон назвал бы все это неотложной психологической помощью. Это помогало, но начали возникать сложности; некоторые солдаты воспринимали ее заботу слишком близко к сердцу, наконец, замечая, что среди них ходит симпатичная девушка.

— …и, знаете, мне уже не было дела до всех тамошних красивых дам, люстр и танцев, я просто приятно беседовала со всеми этими дядечками. И они смеялись, представляете? — весело щебетала Кейли, открыто улыбаясь солдатам. — Им было интересно со мной, а не со своими спутницами…

Девушка сидела рядом с парой бойцов, накладывая повязку одному из них, и старалась вернуть их к обыденности легким рассказом. Она улыбалась, стараясь развеять их тяжелые мрачные мысли. Но Саймон видел большее. Он постоянно оборачивался, проверяя ее, отвлекаясь от дела, и нутром чувствуя неладное. Собравшиеся вокруг Кейли солдаты внимательно смотрели на нее, и это были совсем не тяжелые взгляды переживших кошмарные события. Это были глаза людей, изголодавшихся по компании. Женской компании. И чем звонче звучал смех механика, тем их становилось больше. Иногда к ним ближе подсаживались те, кто мог передвигаться. Пусть людям было тяжело и больно, но желание хотя бы немного отвлечься толкало их вперед.

Саймон тряхнул головой, отгоняя подобные мысли. Вполне возможно, что он все это себе надумал, и на самом деле это просто действует волшебная сила обаяния и оптимизма Кейли. Пусть уж лучше будет так. Пусть это будет простая ревность; на самом деле нет никаких липких взглядов, скользящих со всех сторон по фигуре девушке, то и дело задерживаясь на ее волосах, губах или шее…

— Док?

Саймон вздрогнул. Он слишком задумался и даже не заметил, что набинтовал лишнего. Повязка на голове солдата сползла ему на глаза. Саймон извинился внезапно охрипшим голосом и начал все переделывать, намеренно отвернувшись от небольшого сборища в другой стороне трюма.

А она все говорила и говорила. Музыка голоса лилась, иногда прерываясь смехом, завораживая и заставляя кровь литься по жилам в такт.

— Нет, это невозможно… — Саймон с трудом закончил накладывать повязку. — Кейли, не подойдёшь?

Девушка извинилась перед новыми друзьями, поднялась и подошла к доктору. Она нежно взяла Саймона за запястье, то ли случайно и не задумываясь, то ли этот жест нес в себе что-то большее. Его тут же окутал ее запах: смесь металла, мазута и самой Кейли… Док на мгновение закрыл глаза и задумался о ней, забыв обо всем на свете.

«Господи, как же она прекрасна! Не удивительно, что она собирает вокруг себя парней…»

Стоп! При этой мысли Саймон вспомнил, зачем позвал её. Он отвел девушку в сторону, чтобы их не слышали, по дороге уловив на себе снисходительный взгляд Джейна, в котором читалось: «Ну вот опять».

— В чем дело? Я думала, тебе помочь надо.

— Ты помогаешь. На самом деле не знаю, что бы я делал без тебя. Точно не смог бы везде успеть. Ты отлично справляешься, особенно в плане психологической помощи…

«Что я несу? Так, Тэм, соберись!»

— Спасибо, — улыбнулась ему Кейли.

Саймон глубоко вдохнул, стараясь вновь не отвлечься на эту улыбку.

— Просто… Пойми, все эти парни… Как бы сказать… Они давно не встречались с женщинами, если ты понимаешь, о чем я, — он немного смутился, от чего на щеках появился румянец.

Девушка понимающе кивнула, задумавшись.

— Сомневаюсь, что они на меня позарятся, — она пожала плечами. — Наверняка у Альянса даже женщины лучше, как и все остальное…

— Не говори так. Ты же… Ты… — Саймон вновь запнулся, не зная, какие подобрать слова. И почему он вечно при ней путается в понятиях и выражениях?

— Ладно, пойдем, — Кейли освободила его от необходимости договаривать, чему док был крайне благодарен.

— Поможешь мне с тем парнем? — Саймон указал на одного из военных. Не то чтобы ему нужна была помощь, просто он не хотел отпускать ее ко всяким подозрительным личностям.

Девушка с готовностью кивнула.

— Конечно, что нужно сделать?

— Принеси, пожалуйста, из мед. отсека еще бинтов, бетадин и анатоксин.

Саймон посмотрел вслед уходящей Кейли, вздохнул и пошел к очередному больному. Она же быстро и легко убежала, сопровождаемая жадными взглядами.


Мэл медленно спускался со второго яруса металлической лестницы, слегка постукивая каблуками по перфорированным ступеням. В который раз за сегодняшний вечер он пожалел принятом решении отозваться на сигнал бедствия. Его вновь одолевали неприятные предчувствия относительно флагманского корабля и его не очень образцового поведения в отношении Альянса. Все усложнялось тем, что помимо команды от него зависели еще и другие пассажиры. Некоторые уж точно были совсем ни причём.

Задумавшись, он скользил взглядом по расположившимся в трюме людям. Солдаты сидели и лежали, тихо переговаривались или находились в отключке. Саймон неплохо поработал, невольно отсортировав их по степени тяжести ранений. Одни помогали другим, другие поддерживали третьих. В самой дальней части трюма, возле двери шлюза, лежали два тела, накрытые пятнистыми куртками. Удрученный и какой-то потерянный доктор оглядывался по сторонам, боясь лишний раз поднять взгляд, лишь исподтишка следил на Кейли. Мэл хмыкнул и невольно закатил глаза.

Пастор Бук тихо беседовал с каким-то солдатом, осторожно придерживая его за плечо. К нему у Мэла была куча вопросов, но, все, же отдав должное его вере, капитан решил поговорить чуть позже.

Джейн насупившись, стоял чуть поодаль и следил за окружающей обстановкой, а, завидев капитана, чуть кивнул головой, глядя на Кейли, быстрой походкой возвращающейся из мед. отсека.


Уже когда девушка вернулась, её окликнул один из солдат. Не выпуская из рук лекарства, она подошла к стоявшему у ящика бойцу.

Тот как-то странно на неё посмотрел и вдруг подхватил за шею, притянув к себе и впиваясь губами в её рот. От неожиданности Кейли выронила пару бинтов и склянку лекарства, особо громко разбившуюся о металлический пол.

На этот звук и обернулся Саймон и застыл в изумлении, глядя на открывшуюся картину. Сердце защемило и упало куда-то вниз в страхе.

Кейли и сама перепугалась не на шутку. Она достаточно быстро отреагировала и резко отстранилась от мужчины. Он легко отпустил её и только прижал ладонь к губам, словно удерживая у себя вкус поцелуя. Мгновение они ошарашено смотрели друг на друга, но потом девушка скорчила обиженную мину и присела подбирать осколки.

— Смотрите, что вы натворили! У нас и так мало лекарств, а вы… — она поднялась и быстрым шагом направилась прочь от солдата.

Саймон, наблюдавший со стороны, успел только прийти в себя, отложить все и сделать шаг по направлению к бойцу. Внутри кипели эмоции. Он поблагодарил высшие силы, что на этом шальном поцелуе дело и закончилось, но не собирался оставлять поступок без внимания. Даже не успев чётко сформулировать свои намерения, он подошел к бойцу.

— Вы не должны… — начал Саймон, краем глаза глядя, куда направилась Кейли.

Проходя мимо своей недавней кампании, она вдруг вскрикнула и отпрянула от резко протянутой руки к ее пояснице. Он услышал мерзкий, ехидный и самодовольный смешок, прокатившийся по рядам солдат, отразившийся от стен приглушенным эхом, словно в насмешку над всеми их стараниями. На лице стоявшего перед ним бойца на мгновение показалась издевательское выражение, как бы говорящее: «Ну и что ты сделаешь, ничтожество?»

Волна бессильной ярости захватила Саймона, не давая мыслить разумно. Что он мог сделать? Сейчас, когда он находился среди солдат Альянса, да еще и скрывал свою личность, и вообще — на фоне уверенных, знающих, надежных и безопасных членов команды… Где-то на границе этих мыслей послышался уверенный и грозный окрик Джейна:

— Эй! Какого хрена?! Будете руки распускать — переломаю их к херам собачьим!

Наемник положил руку на рукоять пистолета, висевшего на его поясе, и уверенно двинулся на компанию Альянса, когда как Кейли поспешила удалиться как можно дальше от них. Ему никто ничего не ответил, но и всерьез не воспринял тоже.

— Да ладно тебе, мужик. Мы пошутили, — они были уверены в своей непогрешимости.

— Nǐ zhuāng shénme bī? За такие шутки потом носы вправляют, — процедил сквозь зубы Джейн, подходя вплотную, и смерил взглядом солдата.

— Давай-ка полегче… — пара бойцов поднялись со своих мест.

— Что полегче? Напрашиваетесь, девочки?

Назревала большая драка.

— Джейн, не стоит, все в порядке, — подала голос Кейли, но ее уже никто, кроме Саймона, не слышал.

— Отставить! — рявкнул Мэл, окончательно спускаясь с лестницы. Все как один замолкли и повернули головы в его сторону. — Пока вы находитесь на моем корабле, у меня в гостях, — он сделал ударение на словах «моем» и «у меня», — ведите себя подобающе! Или у вас короткая память? Забыли, откуда мы вас вытащили?

Слова капитана имели вес — солдаты притихли и невольно заозирались по сторонам. Даже Генри, суетливо слоняющийся туда-сюда, весь как-то подтянулся и расправил плечи от звука командного голоса.

— Выкусил, да? — ехидно проговорил Джейн, глядя на стоявшего возле него солдата. — А если что не нравится — можете спрятаться под юбкой вашего Альянса, — он ухмыльнулся и для пущей важности заткнул большие пальцы рук за свой широкий ремень. — По мне, так надо было оставить вас там, чтобы ваши приятели вернулись и пообедали особо приветливыми личностями.

Слова Джейна произвели ошеломляющий эффект, но не на всех.

— Ты сейчас договоришься, — зло произнес один из солдат, хватая Джейна за ворот майки.

— Клешни убрал! Gǒu cāo de (ублюдок) — процедил Кобб и дернулся в сторону, стараясь отцепить захват на своей одежде.

— Успокойтесь уже, — попыталась встрять Кейли, беря за запястье солдата.

— Отвали! — резко произнес он, скидывая руку девушки.


От этого движения Кейли пошатнулась и, потеряв равновесие, шлепнулась на пол. В то же мгновение словно был спущен спусковой крючок, удерживающий людей в рамках приличия. Джейн без размаха резко ударил солдата в челюсть, снизу вверх. От неожиданности он громко клацнул зубами и, запрокинув голову, попятился назад. Его тут же подхватили несколько товарищей, удерживая на ногах. Остальные застыли в оцепенении, лишь двое приятелей забияки шагнули в сторону Джейна, готовые отомстить за своего сослуживца.

— Я сказал отставить! — снова громко рявкнул Мэл. — Кто не понял, сейчас окажется в шлюзе со своими мертвыми приятелями.

— Да пошел ты! — произнес один из солдат. — Нас все равно больше.


Осознание сложившегося положения медленно доходило до остальных. Напряжение, вроде бы сошедшее на нет, вновь застыло в воздухе. Мэл оглянулся, оценивая их шансы и ища глазами остальных членов команды.

— Я приказываю прекратить саботаж! — громко произнес Генри, вдруг вспомнив, что он старший по званию и командир подразделения. Несколько солдат действительно отступили, а оставшиеся три задиры только мельком взглянули на несостоявшегося командующего. Один из них до сих пор прижимал ладонь к разбитой Джейном губе.

— Ты за это ответишь, — злобно прошипел он, глядя на своего обидчика.

— Юбку не забудь, — осклабился Джейн, слегка отступая назад и освобождая себе пространство для назревающей драки.

— Я бы не советовала, — тихо произнесла Зои, медленно спускаясь с лестницы и невольно закрывая собой идущего по пятам Уоша.

— Тебя забыл спросить, — огрызнулся один из троицы солдат. — Кругом эти бабы лезут!

В следующее мгновение раздался сухой щелчок возводимого курка револьвера, и на болтуна нацелилось темное дуло оружия.

— Я, сказал, отставить! — медленно, разделяя каждое слово, ледяным тоном произнес Мэл.

Повисла гробовая тишина. Джейн и трое солдат сверлили друг друга злобными взглядами, Мэл и Зои внимательно осматривали оставшихся солдат. Генри растерянно оглядывался по сторонам, не зная, что делать. Саймон разумно отошел в сторону и обнял Кейли, стараясь защитить ее от всех окружающих, лишь пастор и Уош остались на своих местах, ожидая, что будет дальше.

Напряжение вновь возрастало. А в следующее мгновение раздался оглушительный вой сирены.

— О, а вот и подкрепление! — заулыбался один из солдат.

— Не думаю, — протяжно произнес Мэл, мельком взглянув на часы.

— Что? Что происходит? — раздался чей-то истеричный возглас.

— Похоже, к нам гости. Кейли, Уош, по местам! — быстро крикнул Мэл, срываясь с места. — Остальные — пристегнуть раненых и груз, — последние слова он произнес уже на бегу.

Все солдаты стояли как вкопанные, ужас возвращения пережитого кошмара моментально вернулся, полностью парализуя их.

В отличии от остолбеневших солдат, команда «Серенити» пришла в движение. Все действия были четкими и слаженными, заставив Генри невольно залюбоваться. Джейн и Зои быстро проверили крепежи на ящиках и оборудовании, пастор Бук помог удобнее лечь тяжело раненым, остальным приказал сесть на полу и не мешать. Прошептав одними губами «Прости», Кейли побежала в реакторный отсек, оставив Саймона лишь беспомощно смотреть ей вслед.

Как ни странно, перед нарастающей угрозой, все солдаты покорно подчинялись просьбам пастора. Кто-то из особо впечатлительных забился в углы и пространства между коробками и ящиками.

Покончив с проверкой груза, Зои и Джейн перепрыгивая через две ступени, помчались вверх к рубке. В наступившей тишине был слышен нарастающий гул двигателей и тихие причитания солдат. Немного растерявшись, лейтенант Эртон топтался на месте, не зная куда себя деть, пока мягкое прикосновение пастора не вернуло его к реальности.

— Генри, — мягко начал он, — Присядьте, пожалуйста. Вы, как офицер подаете пример своим солдатам. Будьте собраны и сосредоточены.

— Да, да, — энергично закивал Генри, пытаясь успокоиться, а перед глазами вновь вставали все ужасы пережитого кошмара. Он сильно зажмурился, пытаясь отогнать наваждение, но огромные лужи ярко-красной крови, разлитые по металлическому полу, не хотели исчезать. На его лбу и висках выступили крупные капли пота, медленно стекая по скулам и щекам. Руки затряслись мелкой дрожью, а в горле стал зарождаться тихий всхлип.

— Генри! — пастор чуть тряхнул его за плечо, — успокойтесь. У вас есть оружие, вы можете себя защитить! Вокруг два десятка солдат…

— Которые, так же, как и я, боятся до чертиков, — дрожащим голосом проговорил Генри.

— Ты должен показать им пример, ты их командир! — уже с нажимом повторил пастор Бук. — Укройтесь за баррикадой из ящиков, в случае нападения это будет неплохим прикрытием, — тихо командовал пастор, — пересчитайте патроны и гранаты. Если погибать, так с шумом! — в его глазах блеснул незнакомый огонек, слегка испугавший Генри.

— Падре, у вас есть оружие? — тихо спросил лейтенант.

— Нет, сын мой.

— Тогда возьмите мое, — он протянул Буку свой пистолет и нервно зашептал, наклоняясь очень близко к его лицу, — Дайте мне слово… пообещайте, что используете его, чтобы избавить меня и моих людей от страданий.

— Это очень необычная просьба, сын мой, — пастор взял пистолет обеими руками, лишь бы успокоить разволновавшегося парня. — Ты возлагаешь на меня непосильную ношу, моя вера…

— Ваша вера полетит к чертям, когда они придут за нами! — срываясь, нервно выкрикнул Генри. — Простите, простите меня, святой отец, ибо грешен я… — тут же меняясь в настроении, зашептал он, утыкаясь лицом в колени пастора. Буку ничего не оставалось, лишь положить ладонь на голову испуганного лейтенанта и, закрыв глаза, прочесть шепотом молитву.


— Насколько они далеко? — без предисловий спросил Мэл забегая в рубку. Почему-то он был уверен на сто процентов, что это не корабль Альянса пожаловал к ним в гости.

— Трудно сказать, — уклончиво ответил Уош, удобнее устраиваясь в кресле пилота, — Они идут рывками, по какой-то странной дуге, словно мимо нас… Но, я уверен, что они нас давно засекли!

— Еще не лучше, чертовы альянсовцы! Не было печали, мать их, — ругался Мэл. — Уйдем? — коротко спросил он, всматриваясь в иллюминатор.

— Ммм… если не жалко топлива, и движок не подведет… — начал уклончиво Уош.

— То нет! — закончила за него Зои, входя в рубку.

— Боюсь, что она права.

Возникла пауза, все посмотрели на капитана.

— Что? Что я пропустил? — взволнованно спросил Джейн, залетая в рубку.

— Практически ничего, — спокойно начала Зои, — кроме того, что нам всем кранты!

— Да ладно! — усмехнулся он в ответ, — Мы не раз уходили от Альянса, делов-то…

— Только это совсем не Альянс.

— Dà xiàng bàozhà shì de lādùzi (слоновья диарея!) — выругался Джейн, меняясь в лице. — И что теперь делать? Мы сможем уйти?

— Боюсь, что нет, — с каменным лицом произнес Мэл, беря в руки переговорное устройство. — Кейли, как там наш движок?

— Нормально, — чуть хрипя статическим электричеством, ответила она. — А что? Ожидаются неприятности? Все так плохо?

— Пока не известно, — честно ответил капитан, — Будь наготове. Может, придется очень быстро драпать. Или сделать одну из ваших с Уошем штучек, — он положил руку на плечо пилота и немного сжал пальцы. В ответ Уош лишь кивнул. — Конец связи.

Мэл отключил связь, и взглянув на собравшихся произнес:

— Как поступим?

— Надо всех предупредить, — начала Зои. — Думаю, нам с Джейном придется спуститься в грузовой отсек, мало ли, что взбредет в голову этим придуркам с оружием.

— Если что, стреляйте на поражение, — коротко объявил Мэл, стараясь ни на кого не смотреть. Ему не хотелось так говорить, и он понимал, какая ответственность лежит на его плечах, но еще больше он понимал, что сбрендивший вооруженный солдат становится реальной угрозой не только для себя и товарищей, но и для всего его экипажа. — Джейн, притащи сюда два скафандра.

— Какого? — удивленно произнес он.

— Такого, — оборвал его Мэл, — если все закончится, тебе уже будет пофиг, а если нас пронесет, то за солдатами явится их мамочка, — при этих словах он скривился, словно съел кусок лимона. — И куда ты прикажешь деть нашего дока и сестрицу?

— Туда! — усмехнулся Уош, показывая пальцем на потолок кабины.

— Точно, — кивнул Мэл.

Когда в кабине остались только пилот и капитан, Уош повернулся к Мэлу и серьезно спросил: — Мэл, а если серьезно, что мы будем делать?

— Пока только следить. Если они подойдут к нам на расстояние ближе прыжка, удираем.

— Но тогда мы пропустим корабль Альянса, — удивился Уош. — Я конечно не большой их фанат, но все же, нам не сравниться с ними по мощи и вооружению.

— Боюсь, что они уже давно нас запеленговали, — с грустью в голосе произнес капитан.

— Мы все равно далеко не убежим, корабль не готов к битве с Пожирателями, — начиная паниковать, заявил Уош.

— Тогда поиграем в детскую игру — догонялки. Следи за ними, а я узнаю, что там происходит, — Мэл хлопнул по плечу пилота и вышел из рубки. — Все будет нормально! — уже издалека добавил он, и чуть тише произнес, — Я надеюсь.


Он вышел на переходной ярус и остановился, прислушиваясь к суете внизу грузового отсека. Его команда работала четко и слажено. Солдаты забились за коробки и ящики, прячась от воображаемого противника.

«Не мешают, и то хорошо!» — подумал Мэл, открывая металлическую дверь шаттла. Прислушался: тишина и покой. Отодвинул тяжелую занавесь и заглянул внутрь. Ривер по-прежнему лежала на диване, а Инара сидела в одном из кресел и что-то читала.

— Как дела? — поинтересовался капитан.

— Сам видишь, — ответила Инара, отрываясь от книги и поднимая на него взгляд. — У нас все спокойно, а у вас, я слышала, был конфликт?

— Ой, — Мэл невольно фыркнул, — разве это конфликт? Так… пара солдат решили показать Джейну, где его место.

— Наивные, — слегка усмехнулась Инара, внимательно разглядывая капитана в тусклом свете маленькой настольной лампы. Она видела его нервозность и беспокойство, но не могла понять почему. Небольшой конфликт не мог его так расстроить.

— Мэл, — начала она осторожно, — Что происходит на самом деле?

— На самом деле… — капитан почесал затылок, решая, с чего начать. — На самом деле дела дрянь! Мы, как говорится, в полной жопе.

Инара удивленно подняла одну бровь, ожидая продолжения и разъяснений.

— Короче, корабль Альянса не особо спешит на выручку своим солдатам, а Пожиратели уже показались на горизонте.

Лицо Инары застыло в неверии, а секунду спустя она прижала дрожащую ладонь к губам.

— Что мы будем делать? — задушенным шепотом спросила она.

— Пока они не проявляют агрессии, мы ждем, а потом… потом, посмотрим по обстоятельствам. Именно поэтомуя и пришел к тебе.

— Я слушаю, — уже тверже произнесла Инара, беря себя в руки и сосредотачиваясь на лице капитана.

«Умница, девочка! — подумал Мэл, — Умеет взять себя в руки и не устраивать истерик».

— Когда все пойдет совсем плохо, я хочу, чтобы ты заперла дверь и стартовала, — произнес Мэл, и тут же продолжил, не давая ей прервать себя. — Я предвижу, что ты хочешь сказать. В суматохе некогда будет разбираться, кто и где. Шаттл маленький, его могут не заметить.

— Я лишь хотела сказать, что мы все равно далеко не улетим в открытом космосе, — уже спокойным голосом добавила Инара.

— Не волнуйся. Я надеюсь, корабль Альянса прибудет вовремя, и тебе не придется долго скитаться, — стал успокаивать ее капитан.

— А как же… — она замолкла, глотая слово «ты» и заставляя себя сказать продолжение, — остальные?

Мэл понял ее невысказанные слова, немного криво улыбнулся и с наигранной бравадой произнес:

— А что остальные?.. Ты же знаешь, нам с Зои только дай поиграть в войнушку! А вот если ты возьмешь к себе Кейли и Дока, буду очень…

— Благодарен, — подсказала Инара. В ответ он лишь кивнул, стараясь не выдавать своего волнения.

— У меня будет еще одна просьба… — он замялся, не зная, как лучше выразиться. — Короче… если вдруг… в общем…

Где-то на грани сознания, Инара скорее догадалась, о чем хотел сказать Мэл, чем осознала его просьбу в полной мере.

— Я не смогу, — заикаясь, выдавила она. В широко распахнутых глазах женщины появился ужас. — Сама, может быть… но убить кого-то другого… Только не Кейли, — ее губы вновь дрогнули, а глаза наполнились слезами. Вся ее хваленая стойкость испарилась, уступая место обычной женской панике.

Мэл шагнул вперед, неосознанно притягивая ее к себе, на миг, забывая обо всех разногласиях и упрямстве, погружаясь в запах ее духов и тепло объятий. Его щека прижалась к ее макушке, руки сжались вокруг стройного тела, вырывая из круговорота проблем и неприятностей.

Он не знал, сколько прошло времени, каждый наслаждался покоем и близостью друг друга, не желая первым нарушать возникшую близость.

— Я могу это сделать! — сонно заявила Ривер, поднимая голову с подушки и рассматривая их затуманенным взглядом.

— Что? — не поняла Инара, отстраняясь от капитана. — О чем она?

— Думаю, наша девочка хочет сказать, что возьмет на себя ответственность за исполнение моей просьбы, — пояснил Мэл, отступая от удивленной Инары. — Для тебя у меня будет особая роль, — произнес он, присаживаясь на корточки возле дивана. — Сейчас ты будешь сидеть здесь, и охранять Инару от неприятностей. Поняла?

Мэл сразу выбрал тактику разговора с маленьким несмышленым ребенком. Так ему казалось, будет более понятно для нее, да и рядом не было дока, чтобы в случае чего успокоить свою странную сестрицу. Взглянув на Инару, он заметил одобрительный кивок.

— А сейчас, ложись и еще немного отдохни, тебе же потребуется много сил, — продолжал убеждать Мэл, а когда увидел, что Ривер снова легла и закрыла глаза, медленно поднялся на ноги. — Не думал, что она так быстро очнется после твоего чая. Ты же говорила два часа, — он невольно посмотрел на часы.

— Я тоже так думала, но, видимо ее организм сильнее, — начала оправдываться Инара. — А если серьезно, что делать с ней?

— Я же сказал, забирай всех девчонок и улетай подальше! — Мэл вновь начал нервничать. В ответ Инара лишь кивнула, не в силах больше произнести ни одного слова.

Мэл не мог больше смотреть в ее наполненные слезами глаза. резко развернувшись, он направился к выходу. Инара шагнула за ним, едва касаясь пальцами его спины.

— Пожалуйста, будь… — те осторожны, — тихо произнесла она, все же касаясь рукой его спины и ощущая через ткань, как напряглись мышцы.

— Буду, — быстро ответил он и плотно закрыл дверь. На мгновение остановился, закрывая глаза и стараясь привести в порядок разыгравшиеся эмоции.

— Женщины… — тихо буркнул он, — С ними невозможно, и без них нельзя.


— Мэээл! — всю верхнюю палубу сотряс неожиданный крик Уоша, а спустя несколько секунд по громкой связи разнеслось: — Капитан, прошу срочно пройти в рубку! — и с легкой задержкой, снова резкое: — СРОЧНО!

Мэл благодарил высшие силы, что не успел далеко уйти, и сейчас несся со всех ног к пилоту, на ходу спрашивая: — Что случилось? Ты чего орешь?

— Там! — Уош многозначительно ткнул пальцем в пустоту за иллюминатором. — Они двигаются.

— И?..

— Они двигаются к нам! — снова выкрикнул он, резко хватаясь за штурвал.

— Вот черт! Dà xiàng bàozhà shì de lādùzi (слоновья диарея!) — выругался Мэл, и тут же рявкнул: — Уходи!

— Я пытаюсь, — уже чуть спокойнее ответил Уош, быстро переключая тумблеры и рычажки на приборной панели. — Иии… мы уходим в сторону… осторожно и медленно… чтобы нас сразу не заметили… — тихо произносил пилот, словно успокаивал сам себя. — Теперь делаем поворот, и по легкой дуге… тихонечко… осторожненько…

Мэл уже не вслушивался в бормотание пилота, внимательно разглядывая движущуюся зеленую точку на экране радара.

— Кейли, как дела? — спросил Мэл в переговорное устройство.

— Нормально, все работает в штатном режиме. Те шунты, что мы заменили на последнем астероиде, просто оживили мою девочку, — улыбнувшись, произнесла Кейли, похлопав ладонью по корпусу двигателя.

— Отлично. Смотри в оба, — коротко закончил Мэл, отключаясь.

— Мы идем спокойно и плавно, мы словно невидимки, — продолжал бубнить Уош. — Большие такие невидимки, мать их!

Мэл стоял рядом и старался не мешать ему сосредоточенно вести корабль. Он раздумывал надо ли предупредить солдат внизу или все же не стоит. Подумав еще немного, все же решился.

— Товарищи пассажиры, — начал он, — к нам приближается неопознанное судно. Прошу всех сохранять спокойствие и выдержку. Возможно, мы произведем несколько резких маневров, так что держитесь крепче. Члены экипажа, займите свои места согласно штатному расписанию, — почти вежливо закончил он, удивляясь собственной выдержке.

Не успел он произнести свою импровизированную речь, как Уош зашипел что-то ругательное сквозь зубы и резко дернул штурвал. Корабль качнуло в сторону, накреняя на десяток градусов, а затем так же резко выровняло обратно. Мэл инстинктивно расставил ноги шире и крепче схватился обеими руками за переборку. Где-то внизу послышался глухой удар и чей-то отчаянный вопль.

— Этого еще не хватало, — глухо произнес он, срываясь с места. — Я сейчас.


Пробежав короткий коридор, отделяющий рубку от грузового отсека, он выскочил на переходную площадку и, глянув вниз, громко спросил:

— Что у вас там? Все живы? — в ответ послышались стоны и всхлипы солдат.

— Эти болваны попрятались в незакрепленные ящики, — отозвалась Зои.

— Ящики упали, — продолжил Джейн, и усмехнулся: — Думали, что пришел их конец! Девчонки.

— Зои, проверь оружие. Наши гости не из Альянса, — внизу снова раздались всхлипы и причитания. — Вот же нюни, — фыркнул Мэл. — На войну бы вас… Тогда глядишь, мы бы выиграли… — его взгляд упал на скафандры, лежащие ярусом ниже. Джейн не успел их донести до рубки. Спустившись, он взвалил их на плечо и быстрым шагом двинулся к шаттлу Инары.


— Инара, это я. Открой, — вновь тихо постучал Мэл. За дверью послышался шорох и щелчок. Удивленная и немного испуганная компаньонка открыла двери. — Не хотел тебя беспокоить, но тут осталось незавершенное дело, — он протиснулся вперед, невольно отстраняя хозяйку шаттла в сторону. — Я принес костюмы. Тебе придется помочь Ривер переодеться, а когда появится Альянс, я дам сигнал и надо будет выпроводить наших Тэмов наружу, через люк возле рубки. Поднимется суматоха и беготня, в этой суете Саймон легко и незаметно выберется наружу.

— А потом?

— Потом мы заберем их обратно. Просто зная этих… Короче, они обязательно проверят весь корабль.

— А если мы не вернемся?

— Это почему? — удивился Мэл. — Они, конечно, те еще сволочи, но на каком основании?

— Вот именно они те еще… И найдут к чему придраться, — скептически произнесла Инара.

— Ты главное подготовь ее, а там видно будет, — продолжал настаивать капитан, старательно избегая вспоминать готовящуюся встречу с Пожирателями. Когда он наконец вышел из шаттла, у Мэла появилось странное чувство дежавю. За сегодняшний день, он побывал у Инары уже столько раз, что трудно вспомнить, когда в последний раз такое было. Он еще не успел додумать это странное совпадение, когда корабль вдруг тряхнуло и он стал клониться в бок. Затем выровнялся и его еще раз тряхнуло. Забегая в рубку, капитан услышал тихую ругань Уоша. Пилот был напряжен, как струна: от усердия на висках выступил пот, цветастая рубаха прилипла к спине и слегка сковывала движения.

Корабль снова вздрогнул, словно в него попал снаряд.

— Уош, как дела? — стараясь говорить спокойно спросил капитан.

— А ты сам не видишь? — огрызнулся он, и уже чуть тише добавил. — Ты купил на удивление крепкий корабль. Три попадания, а ему хоть бы что!

— Чем они стреляют? — не понял Мэл.

— А хрен их разберет! — честно ответил Уош и усмехнулся. — Но чем-то похожим на слабый электроимпульс. Было бы у нас побольше электроники, сгорели бы к чертям!

— Дааа, — странно протянул Мэл. — А кто-то ругал меня за такую рухлядь! Так что у нас, помимо атаки Пожирателей?

— Если честно, я сам не пойму — озадаченно ответил пилот. — По идее мы легкая добыча. Нет вооружения и полный трюм «еды». Но они не нападают в лоб, не вырубают наши двигатели и не берут нас на абордаж.

— Да, и правда… Странно! — подтвердил Мэл, почесав затылок. — Словно они играют с нами. Знаешь, как кошка с придушенной мышкой. Она вроде и убегает, но у кошки длинные лапки и у мышонка почти нет шансов.

— Мне нравится твое… Почти! — не весело прокомментировал пилот, и вдруг резко дернул штурвал. Корабль накренился и, клюнув носом, сделал крутой вираж в бок, уходя от очередного залпа. — Вот же сволочи! — прошипел он сквозь зубы, — Боюсь, мы так долго не продержимся.

— А что там Альянс? Не отзывался?

— Нет, в эфире полная тишина. Такое впечатление, что они про нас забыли и решили вообще сюда не прилетать.

— Они, конечно, сволочи, но не до такой же степени, чтобы бросить своих на растерзание Пожирателям.

— Вот уж не знаю… — напряженно произнес Уош, делая очередной вираж. Корабль снова сильно накренился, а потом резко двинулся вперед. Мэл слегка пошатнулся и лишь крепче вцепился пальцами в подголовник пилотского кресла.

— Жаль, что у нас нет хоть маленькой пушечки. Я бы тогда показал им… — с обидой в голосе произнес капитан. — А как Зои стреляет, ммм… Закачаешься! — Мэлу хотелось хоть немного разрядить напряжение Уоша. — Попроси ее как нибудь рассказать про учебку и стрельбища. Как-то она нечаянно подстрелила нашего инструктора.

— Угу, — буркнул Уош быстро переключая какие-то тумблеры и вновь резко ускоряясь. — Я бегаю, как могу, но если наша игра в догонялки затянется, боюсь, что топлива не хватит!

— Чертов Альянс! Ну, где его носит? — выругался капитан. — Вот никогда в жизни не думал, что буду их так ждать!

Корабль тряхнуло, но на этот раз внизу что-то снова грохнуло и послышалась ругань.

— Капитан, что там происходит? «Серенити» так трясет, что движок начинает стучать, — по громкой связи отозвалась Кейли.

— Все нормально, Уош справляется, — постарался успокоить ее капитан. — Если что, мы готовы к прыжку?


— Эээ… — протянула Кэйли. — В общем-то готовы. Но я начинаю волноваться.

— Все нормально. Конец связи, — немного резко ответил Мэл и тут же спросил пилота: — Не появились?

— Нет. Они нас кинули! — нервно начал Уош, — Нас и своих солдат. Мы никому не нужны! Только чертовым Пожирателям!

— Спокойно, — Мэл немного сжал его плечо, — Продолжаем убегать. До конца. До последнего галлона топлива. Понял?

— Да понял я, понял! — пробубнил Уош, начиная сам себя успокаивать. — Мы невидимки, мы никому не видимые невидимки. Мы бежим шустрее зайца и летим быстрее ветра… Словно желтый лист, я парю в вышине… Я парю и убегаааю! — при этом он резко потянул штурвал на себя и затем наклонил его в сторону. Правый двигатель натужно взвыл, и корабль тряхнуло и накренило. С приборной панели посыпались его пластиковые игрушки. С легким писком динозавры шлепались на металлический пол и закатывались под кресло и приборную панель. — Ах вы… — только и произнес Уош, зло глянув на радар.


Зеленая точка корабля Пожирателей почти полностью повторяла траекторию движения Светлячка. Она шла зигзагами, то ускоряясь, то резко поворачивая в ту или иную сторону. Казалось, будто шальные трюкачи затеяли спор, чей корабль более маневренный. Единственное, что не нравилось капитану во все этой ситуации — корабль Пожирателей неумолимо приближался. С каждым новым скачком или поворотом, он становился все ближе и ближе, появляясь в иллюминаторах страшной черной глыбой.

«Как же хорошо, что у нас почти нет иллюминаторов», — с неким облегчением подумал Мэл, боясь, что такого зрелища не выдержал бы даже самый стойкий солдат Альянса.

Стоило ему подумать о них, как, словно черт из табакерки, из пустоты космоса медленно выплыла огромная махина черно-зеленого корабля.

— Ура! — выдохнул Уош. Сил на то, чтобы радоваться по-настоящему у него уже не осталось.

Флагман Альянса завис на месте, а Пожиратели продолжали приближаться к «Серенити», очень резко сокращая расстояние.

— Да они там что… Заснули? — не выдержав, выкрикнул Уош. — Почему медлят? Чего ждут? Когда эти нас догонят и сожрут к едрени матери?

— Сам не пойму, — немного растерялся Мэл. Подумав, он скомандовал: — Давай к ним. На полной. Протрем им глаза!

— Тогда держись! — радостно заявил пилот, переключая рычаг и ускоряясь по полной.

Капитан не успел дотянуться до переговорного устройства, когда двигатели надрывно взвыли и корабль резко рванул вперед. Уперевшись руками и ногами для большей устойчивости, Мэл все же включил громкую связь.


— На горизонте появился корабль Альянса. Всем сохранять спокойствие, стрельбу не открывать, — внизу послышались одобрительные возгласы. — Старший помощник пройдите, пожалуйста, в рубку и захватите с собой нашего механика. Того, что с вами, — немного неумело пояснил капитан, и тут же развернулся к пилоту. — Ну что там?

— Знаешь, мне кажется, что мы рано радуемся! — скептически начал Уош. — Такое впечатление, что они не собираются нас спасать…

— Вот же… cào nǐ mā (ёб твою мать!) — выругался Мэл. — Они что там… Уснули?


Светлячок стремительно приближался к флагману Альянса, а Пожиратели его словно не замечали и продолжали гнаться за своей добычей.

— Капитан, они на хвосте, — нервно начал Уош, — я не успею!

— Жми! — только и ответил Мэл. — У нас не остается выбора.

Сделав еще один нырок вниз с резким взлетом, «Серенити» на всех парах неслась на корабль Альянса.

Когда в следующее мгновение глаза резануло яркой зеленой вспышкой, Мэл подумал, что наступил конец. Слишком знакомо было ему это оружие. Совсем рядом раздался оглушительный взрыв, «Серенити» тряхнуло и на новом ускорении бросило вперед, окутывая облаками раскаленного жара и огня.

— Это конец? — сдавленно спросил Уош, как-то в один миг сжимаясь в своем кресле.

— Думаю, только начало! — проморгавшись от яркого света, произнес Мэл.

Именно в этот момент в рубке появилась встревоженная как никогда Зои. Ухватившись за ее руку, словно малый ребенок, плелся Саймон.

— Вы вовремя, — заявил капитан. — Док, за мной. Зои, за старшую, — с этими словами Мэл схватил Саймона за рукав робы и потащил за собой.


Оставшись наконец-то вдвоем, Уош без стеснения сжал в объятиях жену.

— Я волновался, — тихо произнес он, утыкаясь лицом в кудрявые локоны.

— Я тоже, — все еще сдержанно ответила Зои, тем не менее плотнее прижимаясь к нему.

Их идиллию нарушил хрипящий звук включившегося радио.

— Грузовой корабль класса Светлячок, вас вызывает флагман объединенного Альянса. Сложите оружие и сдайтесь.

— Нормально… — удивленно протянул Уош. — То не дозовешься их, а то прилетели и давай сразу командовать! Придурки, у нас нет оружия! — выкрикнул Уош в сторону приборной панели, словно его могли услышать.

— Думаю, лучше подчиниться, — спокойно заявила Зои, отпуская мужа из объятий и направляясь в трюм.


Переодеть доктора в скафандр, оказалось делом не хитрым, а вот выпроводить его и Ривер в узкий коридор у рубки, весьма затруднительным. Девчонка все время что-то лопотала и сопротивлялась, упираясь руками и ногами в стены переборок.

«И как Инара вообще совладала с ней? — размышлял капитан, в очередной раз подталкивая Ривер. — А уж про скафандр, я вообще думать не хочу!»

Кое как затолкав ее на узкую лестницу, ведущую к люку, они с Саймоном вздохнули с облегчением.

— Сидите, как мыши. Воздуха хватит на пару часов, если сильно не дергаться, — пояснял Мэл, помогая Саймону подняться по узкой лесенке к потолку, — когда все закончится мы за вами придем. Не забудь включить магнитные ботинки, иначе вас унесет в открытый космос, — уже издалека договаривал капитан. — В эфире не болтать, они все слышат. Понял?

В ответ Саймон поднял вверх большой палец, и захлопнул крышку люка, медленно выплывая в бесконечное черное пространство.

Как только Мэл спустился с лестницы и быстрым движением отправил ее вверх, в грузовом отсеке послышалась суета и шум.


Адмирал разбирал досье, когда в его кабинет постучался Командующий смены.

— Разрешите доложить, — начал он и, дождавшись сосредоточенного кивка, продолжил. — Мы прибыли к назначенным координатам, однако нашли только наш спасательный шаттл. Пустой, сэр. Но диспетчера засекли на границе квадрата два корабля — судно класса Светлячок, с которого был послан сигнал, и неопределённый транспортник. Оба корабля быстро движутся.

Адмирал выслушал доклад, все больше хмурясь. Он сжал губы в тонкую линию.

— Что это за второй корабль?

— Идентификационных номеров нет, да и сам он какой-то странный. Очень много перестроенных элементов, обшивка… — военный медлил, невольно поежившись, — странная, состоит из труб и штырей. Из оружейного оснащения так же были замечены сети, гарпуны, метательные вышки, электронные пушки… Возможно, ещё что-то, с такого расстояния определить не удалось. Если спросите мое мнение, то, похоже, нас хотят завлечь в ловушку или даже попробовать напасть. Сигнал со шлюпки был лишь приманкой. Мы можем просто расстрелять этих бандитов без лишних разговоров.

— Это не бандиты, — резко оборвал его адмирал. Он поднялся, расправив плечи и заложив руки за спину. — И вашего мнения я не спрашивал.

Захватив папку с досье, он вышел из кабинета и быстрым шагом направился в рубку. Командующий сменой затрусил следом вместе со своим помощником.

Зайдя в рубку, адмирал снисходительно махнул рукой на вытянувшихся по команде «смирно» служащих. Он подошёл вплотную к стеклу широкого иллюминатора и внимательно всмотрелся в два корабля в глубине темноты космоса. Они сближались, хотя расстояние между ними было порядочное. Светлячок гнал на всех парах, но, признаться, очень аккуратно, выделывая невероятные и высокопрофессиональные фигуры пилотажа. Адмирал даже засмотрелся подобным изяществом. Второй же корабль, издали похожий на какую-то глубоководную хищную рыбу, двигался быстро и резко, рывками и взбросами. Адмирал смотрел на него, прищурившись, с минуту. Потом резко развернулся и зашагал к радарам.

— Слушать мою команду, — громко рявкнул он над одним из служащих. Тот вздрогнул, но не проронил ни слова. — Приготовить наводящиеся ракеты класса «NC». Цель — неопознанный транспортник. Приближайтесь и открывайте огонь по готовности. И, внимание, Светлячок не должен пострадать. При устранении цели, захватить его. Если продолжат убегать от нас — открывайте огонь на поражение. Командующий, доложите потом о результатах.

Адмирал развернулся и, не проронив больше ни слова, удалился к себе.

Командующий сменой облегченно вздохнул. Он тоже глянул сначала на две точки на радаре, потом на корабли вдалеке, и снова на радар. Он не совсем понимал приказ адмирала. Странно все это. К чему уничтожать один корабль и захватывать другой? А вдруг на том транспортнике есть люди Альянса? Неужели они разбомбят своих же?

— Что прикажете?

Помощник вырвал его из подобных дум. Что ж, видимо адмиралу известно больше, чем ему. Пусть тогда все будет по его желанию.

— Вы все слышали. Оружейная — приготовить ракеты «NC-42», наводчик — захват цели. Сообщить о готовности.

Работа закипела. Служащие хорошо знали своё дело, и отклик наводчика не заставил себя ждать.

Командующий справился о координатах и расстоянии до Светлячка и, удостоверившись, что все в порядке, отдал приказ:

— Огонь!

Вскоре все в рубке увидели, как один из кораблей в иллюминаторе вспыхнул желтым светом, быстро растворившимся в вакууме космоса.

— Что там со Светлячком?

Солдат взглянул на радары.

— Продолжает движение. Хотя нет. Они сбрасывают скорость. Остановились. Движение прекращено.

Доклад порадовал Командующего. Чуть меньше жертв. Интересно, что все таки не так было с тем транспортником?

— Отлично. Идём к ним. Приготовить захват, шлюз 18.

Светлячок в окне начал быстро приближаться и вскоре оказался вне поля зрения, где-то вблизи стыковочных шлюзов. Командующий вновь направился к адмиралу.

— Сэр, транспортник уничтожен. Судно класса Светлячок проходит стыковку. Что прикажете?

Адмирал казался довольным. Он нацепил фуражку и отложил бумаги.

— Отлично. Приготовить мед. отсек, изолятор и комнаты для допроса. Вы и капитан пойдете со мной — надо встретить наших гостей официально.

— Сэр, — не выдержал командующий. — Позвольте узнать, что это был за транспортник и зачем его необходимо было уничтожать?

Адмирал и глазом не моргнул.

— Если я скажу, вы не поверите, капитан. И вас придётся убить. Сомневаюсь, что вы захотите платить такую цену за знание.

— Вы правы, сэр, конечно… Несомненно.

Адмирал самодовольно ухмыльнулся и вышел. Капитан последовал за ним, бросив взгляд на стол командования, в надежде хоть как-то разгадать эту загадку. Куча бумаг, папки, записки, письма, грифы «Секретно», заголовки «Миранда» и… Капитан вздрогнул, заметив бумажку с надписью от руки — «пожиратели».

Дверь шлюза открылась, выпуская разгоряченный, пропитанный страхом воздух. Внутрь трюма хлынул поток охранников Альянса. За ними на палубу вступило трое офицеров командования. Стоявший в центре человек, в мундире, явно сшитом на заказ, и самым большим количеством нашивок, быстро и оценивающе оглядел всех, кто был перед ним: экипаж «Серенити» в полном составе и перепуганных бойцов. Некоторые из последних даже попытались принять стойку «смирно» перед высшим командованием.

— Экипаж судна под арест, — громко и властно скомандовал он. — Всех солдат сопроводить в изолятор. Немедленно.

Мужчина развернулся на каблуках и вышел вон из трюма.

Не то, чтобы Мэл этого не ожидал. Встречи с Альянсом, видимо, не могли начинаться как-либо иначе. И только потерянный Генри переспросил вслед уходящему:

— То есть как — в изолятор? За что мы задержаны?

— Приказы адмирала не обсуждаются, — так же громко распорядился один из оставшихся командующих. — Вы — лейтенант Генри Эртон?

Генри непонимающе кивнул.

— Постройте отряд. Пусть помогут раненным. Лежачих вынесут наши медики.

— Но за что вы задерживаете капитана? — спросил он, глядя как на всю команду надевают наручники.

— За то, что помогли долбаному Альянсу, — пробурчал Джейн.

— Да, — погромче заметил Мэл, чтобы его слышали, — мне вот тоже интересно. Мы вроде как вытащили ваших солдат из глубокой задницы, а в благодарность получили кучу проблем и арест на десерт?

— Именно так, капитан Рэйнольдс, — подтвердил офицер, пока всех уводили.


На этот раз команду закрыли в достаточно просторной светлой комнате, вдоль стен которой выстроились лавочки. Магнитно-электронные замки давали понять, что просто так отсюда не выбраться.

— Tā mā de jiànguǐ! Никогда! Никогда больше не помогать Альянсу! Мэл, ты слышал? Ни-ког-да!

Джейн не стеснялся в китайских выражениях в адрес хозяев положения. Мэл, в принципе, был солидарен с ним, но это нытье все-таки мешало.

— Джейн, сядь, пожалуйста, и заткнись. Дай подумать. Здесь что-то не так.

— Что, cào nǐ mā (ёб твою мать) здесь может быть не так? — не унимался наёмник. — Наверное то, что нас хотят поиметь по самые гланды?

— Если ты не заткнешься, я тебя вырублю.

— Прости, Мэл, но я соглашусь с ним, — удрученно вставил Уош, держа жену за руку. Кейли молчала, но было видно, что она тоже так считает. Инара приободряюще обняла ее за плечи. Мэл глянул на Зои. Серьезный, задумчивый взгляд обнадеживал.

— Почему они всех изолировали? И нас, и солдат, — она буквально озвучила его мысли.

— Возможно, они хотят скрыть произошедшее, — предположил Пастор Бук, спокойно перелистывая Библию — книжку у него забирать не стали.

— Совсем скрыть? Даже от своих? — в голосе Джейна сквозила ирония. — И как, простите? Их корабль расхреначили Пожиратели, куча людей погибла…

— Боюсь, что выживших тоже запишут в погибшие, — спокойно произнес Бук.

Все уставились на Пастора, не очень понимая к чему он клонит. Тот не спешил объясняться, задумчиво листая страницу за страницей.

— Считаете, что их всех заставят молчать? — кажется, Мэл понимал, что он имел ввиду.

— Это возможно. Правительство отрицает существование такой угрозы, как Пожиратели и всячески пресекает распространение слухов. А тут два десятка свидетелей — представителей Альянса… просто так их точно не отпустят.

— Это ладно, но что тогда будут делать с нами? — поинтересовался Уош.

Ответом послужило достаточно красноречивое молчание. Каждый подумал о том, что если уж со своими Альянс не собирается церемониться, какое им должно быть дело до кучки контрабандистов.

— Wándúzi (пиздец) …

Джейн со злостью пнул стену. По случайности тут же открылась дверь. В комнату зашли охранники и уже знакомый офицер. Он внимательно оглядел всю компанию, на мгновение остановив взгляд сначала на Зои, потом на Кейли, потом на Инаре. Наконец, он удостоил чести обратиться к Мэлу.

— Капитан Рэйнольдс, прошу за мной.

Мэл насупился.

— Думаю, команда имеет право знать, за что нас задержали. Мы ничего противозаконного не сделали.

Офицер смерил его взглядом и, ничего не ответив, повернулся к выходу.

— Прошу за мной.

— Я с места не сдвинусь, пока вы не ответите на мои вопросы.

— Тогда вас выволокут отсюда силой, — парировал офицер не оборачиваясь. В такт его словам пара охранников направили автоматы на капитана.

— Иди, Мэл, — тихо произнесла Зои.

Офицер прислушался и еле заметно кивнул. Но Мэл все равно медлил.

— Иди, — так же мягко повторила Инара. — Ничего они с нами не сделают.

Она была уверена в этом. Капитан даже немного позавидовал такой уверенности. Конечно, она же леди из высшего общества. При её исчезновении возникнут вопросы. Хотя Альянс способен и это замять. Мэл вздохнул и вышел вслед за офицером.

Они прошли по нескольким коридорам и спустились по лестнице, затем вошли в хорошо освещенную комнату, уже знакомую капитану. У него даже возникло некоторое чувство дежавю. Как минимум один раз он уже бывал в подобном помещении. Помнится, тогда его допрашивали…

— Садитесь, — приказал офицер, что-то шепнув одному из охранников, и он тут же вышел вон. — Странно, в жизни у вас другой голос, — начал он, поворачиваясь к Мэлу. — Итак, спрошу прямо. Меня интересует, что вы знаете о судне «Ред Старс — 221 FB»?

Только Мэл открыл рот, чтобы сказать, что он понятия не имеет о чем говорит военный, как включился динамик и послышался голос, по всей видимости адмирала: «Спроси его про частоты.»

Мэл вскинул бровь. Во что он на этот раз вляпался?

Офицер кивнул неведомо кому и вновь задал вопрос.

— Вы связались с нами на специальных частотах. Ими никто не пользуется, почему вдруг?

Мэл судорожно начал вспоминать подробности и обстоятельства при которых они высылали сигнал. В памяти тут же всплыла удивительная осведомленность Пастора и то, что его вообще не было в рубке в тот момент. Что могли тогда сказать Уош и Зои?

— Нам их дал кто-то из ваших, фамилию не запомнил.

— Кто в экипаже еще знает про них?

Мэл удивленно уставился на мужчину.

— Вас что, больше ничего не волнует? Только то, как мы с вами связались? Ни нападение Пожирателей, ни состояние ваших людей…

— Отвечайте на вопрос.

— Я вводил данные.

— Не обманывайте нас, капитан. Весьма благородно с вашей стороны, что вы хотите прикрыть своих людей, но мы слышали еще и женский голос. Я так думаю, той темнокожей женщины. Ее говор мне показался знакомым. Кто еще в курсе данных?

— Ладно. Мы вдвоем в курсе, — Мэл понял, что не сможет прикрыть Зои. А если Уош будет помалкивать, то останется вне подозрений. Кажется, чертов Пастор подложил им большую свинью. Хотя, если бы не он, то крейсер не появился бы вообще. И чего они прицепились к этим частотам?

— Хорошо, мы проверим, — офицер сделал пометку в блокноте. — Так что по-вашему произошло?

Мэл вздохнул. Ситуация казалась более чем странной.

— Ладно, мы перехватили сигнал SOS. Выйдя по координатам, увидели спасательный челнок Альянса. Проведя рекогносцировку, обнаружили ваших солдат и приняли их на борт, так как на челноке они бы долго не протянули. Воздуха почти не осталось, — Мэл не стал лишний раз напоминать про медицинскую помощь, чтобы не вызвать у офицера ненужных вопросов. — Потом связались с вами…

«Зачем вы убегали от нас?» — прервал его голос из динамика.

— Убегали?

— Вы отклонились от первоначальной точки встречи, — пояснил офицер.

— А, наверно потому, что за вашими ребятами вернулись Пожиратели. Решили закончить начатый завтрак. Проголодались, видимо! А я, видите ли, не желаю с ними лишний раз пересекаться. Вот мы и…

«Достаточно».

— Что?

Офицер, проводивший допрос, встал и подал знак солдатам. Те дружно подхватили Мэла под руки.

— Постойте, что вы?.. За что вы нас вообще задержали? Мы же спасли ваших людей от неминуемой смерти.

— Мы благодарны вам и ценим ваше благородство, капитан Рэйнольдс.

На лице офицера при этом царило полное равнодушие. Еще один знак и растерянного и упирающегося Мэла выпроводили из зала.

Когда его завели к остальным, Зои в комнате уже не было.

— Где Зои? — спросил Мэл, когда дверь за охранниками закрылась.

— Ее увели сразу после тебя. А в чем дело?

Все напряженно ждали ответа капитана, а он и сам не знал, что бы сказать.

— Понятия не имею. Они уперлись в наше сообщение и частоты, через которые мы на них вышли.

Мэл навис над Буком, который что-то записывал в своей Библии.

— Им нужно знать, откуда мы их взяли? Я, конечно, свалил все на Альянс, но… Пастор, не хотите что-нибудь мне рассказать?

Тот оторвался от книжки и глубоко вздохнул.

— Послушайте, капитан… — он не успел договорить, дверь снова открылась. Зои зашла в комнату и тут же прильнула к мужу. Мэл не мог точно определить ее состояние, к тому же, его сразу отвлек адмирал крейсера, лично показавшийся у двери.

— Вы все обвиняетесь в контрабанде, нарушении действующего законодательства объединенного Альянса планет и неуплате налогов. Еще вам инкреминируется нарушение межпланетных границ, многочисленные кражи и преднамеренные убийства. В этот список включены: пособничество преступникам и незаконное хранение оружия. Думаю, этого вполне достаточно, чтобы вас повесить, и, как представитель власти, я имею право, здесь и сейчас, вынести приговор каждому из вас. Также, я учту смягчающие обстоятельства при спасении отряда солдат Альянса.

— Tàijībabàngle… (Охуеть…) — промямлил обалдевший Джейн. Кейли прикрыла рот рукой, ее глаза быстро наполнялись слезами. Инара гневно смотрела на офицера. Зои и Уош крепко держались за руки.

— Вы не можете, — начал было Мэл, но его перебил поднявшийся Пастор.

— Адмирал, позвольте уточнить, если дело только в частотах связи. Возможно, я смогу прояснить ситуацию?

Адмирал смерил взглядом священника и кивнул своему помощнику. Пастора тут же выпроводили из комнаты.

Дверь за ними закрылась, оставив всех в недоумении и тягостном ожидании.

— Что ты им сказала, Зои? — поинтересовался Мэл больше для того, чтобы заполнить возникшую тишину.

— Простите, капитан. Я сказала, что мы с вами передали сообщение по данным, полученным от Генри Эртона.

Мэл кивнул. Так он и надеялся, Зои не станет подставлять своего мужа и капитана. Самого Генри, видимо, тоже еще не допросили, но теперь это уже не имело никакого значения.

— Что с нами будет? — всхлипнула Кейли.

Мэл не знал, что ей ответить. Перед его глазами вырисовывалась не самая радужная перспектива провести остаток жизни в тюрьме или на каких-нибудь рудниках, где люди живут пару-тройку месяцев. Может и не стоило тогда убегать от Пожирателей? Пустили бы себе пулю в висок и дело с концом.

— Niúbī.. (заебись) — похоже, Джейн думал о том же.

— Инара, — не поворачиваясь спросил Мэл, — они же не могут арестовать тебя. Ты — леди…

— Он же сказал «пособничество преступникам». Меня обвинят в укрывательстве, Мэл.

— Gāisǐ (черт).


Никто не знал, сколько прошло времени, но когда дверь снова открылась, Пастор как ни в чем не бывало вернулся в комнату к остальным.

— И что вы им сказали? — практически безучастно спросил Мэл. Он уже начал привыкать к своему невеселому будущему.

— Я поговорил с адмиралом. Сказал, что, логически размышляя, предложил Генри попробовать эти частоты. К нашему удивлению, это сработало и нас услышали. Ни вы, ни Зои не знали, что идея не принадлежала Эртону и потому на допросе назвали именно его.

— Я не называл… Впрочем, не важно. И что, они повелись? — голос капитана был переполнен сомнением.

— Точно не знаю. Им надо сейчас все обдумать и свести данные. Но, мне кажется, у нас есть неплохие шансы.

Мэл молча уставился на священника, не веря, что все еще может кончится хорошо. Его так и подмывало спросить, откуда же на самом деле пастор взял эти чертовы цифры, но посчитал, что, если все обойдется, это можно и отложить. А если нет — то уже не будет никакой разницы.

Он посмотрел на команду. Кейли жадно и с надеждой ловила его взгляд, Инара сомневалась, так же, как и Зои. Уош был в растерянности, а Джейн никак не мог прийти в себя от маячивших перспектив умереть молодым и бедным.

— Что ж… Будем надеяться.


Спустя полчаса дверь снова открылась. В комнате показался офицер, проводивший допрос Мэла. Он смело прошел на середину помещения и вытянулся по струнке, отдавая честь капитану.

— Капитан Рэйнольдс, вы и ваша команда свободны. В знак признательности за спасение части экипажа судна «Ред Старс — 221 FB» на борт вашего корабля погружены три ящика продовольствия и медикаменты, затраченные на лечение солдат. Вы можете отбыть в любое время.

Офицер посторонился, ожидая что последняя часть его слов будет выполнена немедленно.

Этого Мэл точно не ожидал.

— Мы что, можем идти? — скептически, на всякий случай, уточнил он.

— Так точно, сэр! — отрапортовал офицер и как бы ненароком покосился на Пастора Бука. Мэл тоже глянул на него. Тот, как ни в чем не бывало, прижал к груди Библию и принялся помогать Инаре и Кейли подняться со скамьи.


— Всем занять свои места! — скомандовал Мэл, как только шлюз «Серенити» закрылся. — Джейн, убери ящики в камбуз, медикаменты — на положенное им место.

Сам он немедленно направился вслед за Уошем в рубку. Пастор остался помогать наемнику.

— Боги, как же хочется поскорее отсюда свалить… — промолвил Уош, запрыгивая в кресло пилота.

— У нас еще пара пассажиров за бортом, — напомнила Зои.

— Я знаю, сейчас снимем их оттуда. Зои, займись этим.

Все старались действовать быстро, хотя, спешить было некуда. Уош и Кейли за десять минут полностью подготовили корабль к отправлению. Никто ни о чем не спрашивал, стараясь убраться отсюда как можно дальше. Несмотря на то, что Альянс разрешил им вылет в любое время, всячески намекал, что им тут не рады. И это было взаимно.

Вскоре возле рубки оказались и Тэмы.

— Вас долго не было, — заметил Саймон, придерживая все еще чумную Ривер. — Все в порядке?

— В порядке, — подтвердил капитан.

— Вы выглядите взволнованным. Что-то случилось?

Мэл посмотрел на сосредоточенную Зои, перевел взгляд на молчаливого Уоша, украдкой поглядывающего на него. В дверях стояла Инара и помогала Ривер вылезти из скафандра.

— Да нет… Все нормально, — сказал он, больше самому себе. — Нормально. Мы живы и на свободе. Что может быть лучше? Давай, Уош. Летим на Персефону.

— Не знаю, как вы, а я бы с удовольствием выпил! — громко заявил Джейн направляясь на кухню.

hannasus Двойка червей

Тизер

Часто мне хочется лежать на вершине холма.
Вместо этого, я страдаю от лишений и безденежья.
В пепле коричного дерева я вижу золотистые блики.
Мои великие идеалы с каждым годом истлевают.
C закатом солнца поднимается пронизывающий ветер.
От крика цикад моя печаль растет.
(Майн Хаоран)
Малкольм Рейнольдс никогда не любил тишину.

Именно в затишье все обычно и катилось к черту. Не в критические моменты, или в ситуациях, когда замирает сердце. Нет, подобное имеет тенденцию происходить тогда, когда никто не смотрит. Как звезда, падающая с неба, когда вокруг никого, кто мог бы заметить.

Какое-то время на «Серенити» стояло затишье, и Мэлу это не нравилось, ни на чертову йоту. Работы в последнее время было мало. Реально мало. Он разослал тактичные запросы по всем известным ему направлениям, а когда это не сработало, выслал еще порцию, уже не столь тактичных. Однако и это не принесло никакого толку, что… обескураживало.

Деньги были серьезной проблемой — топлива и запасов еды было критически мало. Кроме того, его команда уже давно простаивалась, сидя взаперти на корабле без определенной цели. А это отличный рецепт катастрофы, и Мэл не имел ни малейшего понятия, что с этим делать.

Это была проблема, о решении которой ему предстояло подумать. Впрочем, для начала он собирался позавтракать.

Мэл в последний раз запустил руку в волосы, в унынии, и поднялся по лестнице в носовую часть корабля. Было утро, или то, что могло сойти за утро во тьме космоса — бессмысленный произвольный термин, предназначенный сохранить людям здравый рассудок в бесконечном отрезке времени.

Не дойдя и полпути к камбузу, он услышал шум и крики.

— Скажи ей, чтоб вернула ее назад, Док, иначе я подойду и сам у нее заберу! — взревел Джейн.

— Это всего лишь банка фасоли, — сказал Пастор Бук. — Почему бы не поделиться?

— Это не всего лишь банка фасоли, это последняя банка фасоли, и она стащила ее из моей каюты!

— Откуда такая уверенность? — спросил Саймон.

— Я припрятал ее! У меня была заначка под кроватью, а теперь она исчезла, а у девки загадочным образом вдруг появилась, а фасоли вчера не было в кладовке.

Мэл прислонился к проему, наблюдая сцену с примесью отчаяния и раздражения. Саймон и Бук стояли перед Ривер, пытаясь заслонить девушку от надвигающегося Джейна. Между тем, Ривер, казалось, совершенно не подозревала о накалившейся в комнате атмосфере.

— Сардельки сделаны из расчлененной курицы, — сказала она в никуда. — Синтетический мясной продукт. Фосфат натрия. Эриторбат натрия. Нитрат натрия.

— Пусть фасоль остается у нее, — тихо сказала Зои. Она сидела за столом, глядя в свою чашку с кофе, словно считывала в ней тайные послания.

— Девчонка забрала мое, и я должен просто проигнорировать это? — произнес Джейн. Взрослый мужик не может позволять девчонке…

Пастор усмехнулся:

— И кто здесь взрослый?

Джейн развернулся к нему.

— Приглашаешь потанцевать, проповедник?

— Теперь ты собираешься избить пастора из-за банки фасоли? — насмешливо заметил Саймон.

Джейн ткнул Саймона пальцем в грудь.

— Я не с тобой разговариваю, док, так что почему бы тебе не засунуть свой недоразвитый членишко в…

— Джейн, — резко оборвал его Мэл. Все обернулись на него. Все, кроме Зои, которая, несомненно, знала, что он стоял там все это время.

— Сделай одолжение, сядь и завали хлебало на хрен. Ты слышал Зои.

— Но Мэл…

— Ты реально хочешь выяснять отношения со мной?

Джейн чертыхнулся себе под нос, но сел за стол, как было велено.

— Слишком много натрия, — высказалась Ривер, сосредоточенно хмуря брови, изучая этикетку на оспариваемой банке фасоли.

Мэл повернулся к Саймону.

— Поймаю ее в любой из кают команды еще раз — запру в пассажирском отделении на постоянку, усек?

Саймон возмущенно сжал губы, но, слава Будде, возражать не стал.

— Симптомы отравления натрием включают: отек — чрезмерное накопление серозной жидкости в тканях или полости тела, и гипертонию, — добавила Ривер.

Проклятая сумасшедшая девчонка станет его погибелью, Мэл в этом не сомневался. Он подошел и налил столь необходимую ему чашку кофе. Отпил и тут же закашлялся.

— Что это, черт возьми?

— Кофе, сэр, — подсказала Зои.

— Это не кофе. Для начала оно холодное. При этом на вкус, как тухлятина.

— Странно, но кофе не заваривается, когда его заливают просто холодной водой.

В голове зарождались первые признаки мигрени. Мэл потер лоб, пытаясь отогнать ее.

— Плита все еще сломана?

— Как будто у нас осталась нормальная еда, которую можно приготовить на этой проклятой плите, — вставил Джейн.

Мэл бросил на него взгляд.

— Ты заткнешься или мне тебе помочь?

— У него враждебные отношения с едой, — заявила Ривер.

Мэл не мог сказать, говорила ли она о нем или о Джейне, но не очень-то этим интересовался.

Он схватил миску протеиновой каши, которой вих жизнях в последнее время было слишком много, и сел напротив Зои.

— Хоть раз хочется позавтракать в тишине и покое.

Джейн заржал.

— В одной руке мечта, в другой дерьмо, посмотрим, которая наполнится быстрее.

Мэл ударил чашкой по столу с такой силой, что на деревянной поверхности отпечатался след. По столу растекся холодное кофе.

— Пожалуй, поем свое холодное протеиновое месиво у себя в каюте, — произнес Джейн.

— Уж пожалуйста.

Джейн со злостью отшвырнул стул и стремглав вышел из кухни, практически отпихнув Уоша к стенке, когда они столкнулись у люка.

— Что это… — начал Уош, но встретился взглядом с Мэлом. Беспечно пожал плечами и взял тарелку с едой. — Тебе там волна, Мэл, срочная. От Эспинозы.

Это уже было интересно. Мэл только не был уверен, их ждали плохие или хорошие новости. Ахиллеса Эспинозу он встретил сразу после войны. Они временно работали вместе на старом спасательном корабле, пока Эспиноза не унаследовал кучу денег при весьма мутных обстоятельствах и не открыл свое собственное дело. В настоящее время он в основном отошел от делишек с контрабандой и был управляющим в казино на Санто, но от него всегда можно было ожидать чего-то большего, чем просто пара жарких партий в покер.

Зои резко глянула на Мэла.

— В чем там дело, как думаете?

— Может, у него нашлась для нас работенка. — Мэл отметил, что Уош сел рядом с доктором — на противоположном от Зои конце стола.

— А может, ему не хватает 50 платиновых, которые вы ему задолжали, — предположила Зои, даже не взглянув в сторону своего мужа.

Это могло означать лишь одно — между Зои и Уошем все еще были напряженные отношения — очередная головная боль Мэлу.

Эти двое часто спорили долгие годы, но сейчас было нечто другое. Черт, они провели большую часть первого года с Уошем на корабле, грызя друг другу глотки, и продолжали перепалки, даже после того, как полюбили друг друга. Споры — это нормально. Сейчас же Мэла беспокоило, что они молчаливы. Как никто лучше он знал: чем тише Зои, тем более опасной она становилась. А уж молчаливый Уош … Молчаливый Уош — откровенный повод для беспокойства.

Мэл отодвинул стул, радуясь возможности уйти.

— Что ж, схожу узнаю, чего хочет Эспиноза.

Он взошел на мостик и включил сообщение. Седеющая физиономия Эспинозины с кривой ухмылкой заполнила экран.

— Малькольм Рэйнольдс, — сказал старый волк. — Давно не виделись! Есть кое-какая информация, которой, полагаю, следует поделиться, из дружеских соображений, так сказать.

Мэл закатил глаза. Если Эспиноза дружелюбен, то он, Мэл, маленькая летучая мышка.

— Мой контакт на Бейликсе знает одного парня, которому нужно перевезти груз. Видишь ли, он немного торопится и готов доплатить, чтобы груз перевезли уже завтра-послезавтра. Я подумал, если вдруг вы окажетесь неподалеку… свяжитесь с парнем по имени Дюрант, он работает в Термополисе, скажите, что вы от меня.

«А вот это определенно звучит многообещающе, — подумал Мэл. Если все выгорит, при следующей встрече надо будет от души расцеловать Эспинозу».

— Что ж, на этом все. Поаккуратней там, Рейнольдс. И, возможно, достаточно скоро тебе захочется навестить меня на Санто — тогда-то я и стрясу с тебя должок в семьдесят пять кусков.

— Пятьдесят! — запротестовал Мэл. — Там было пятьдесят, старый шелудивый пес.

— Передай привет Зои, — добавил Эспиноза. — Полагаю, она все еще таскается с твоей жалкой задницей.

Связь завершилась.

Мэл отключил дисплей и откинулся на спинку стула с довольной усмешкой на лице. Работа. Настоящая честная работа. Быть может, наконец, все переменится к лучшему.

Часть 1

— Кейли! — взревел Мэл, направляясь к машинному отделению.

Вместо Кейли он столкнулся лицом к лицу с Инарой, что немного смутило его.

— Инара, я… что ты здесь делаешь?

Кейли вылезла из-под двигателя.

— Эй, капитан!

Инара безмятежно улыбнулась.

— Кейли просто показывала мне, как работает силовая установка «Серенити».

— О, это… хм.

— Ты выглядишь удивленным, Мэл.

— Просто не знал, что ты неравнодушна к таким вещам, как механика. Даже не думал, что тебе это по вкусу, так сказать.

Кейли практически сияла от гордости.

— Я тоже так думала, капитан, но Инара сказала, что хотела бы узнать больше о том, как работает «Серенити».

Бодрость Кейли резко контрастировала с раздраженным настроем, преследующим остальных членов экипажа. Никакая гроза ей нипочем. Как бы ни было все мрачно и плохо, всегда можно было рассчитывать на ее улыбку. Это одна из черт, которую Мэл ценил в ней больше всего, хотя никогда не признался бы в этом. Во всяком случае, вслух.

— Это удивительно, — промолвила Инара. — Такой сложный комплекс всяких систем, и Кейли знает, как работает каждый их дюйм.

Мэл постарался припомнить, зачем вообще сюда пришел, и попытался напустить суровый вид. Рядом с Кейли и так было довольно сложно сохранять суровость, а тут еще Инара со своим открытым декольте и блестящими губами. И ее запах — что-то цветочное и травянистое — кружил ему голову.

— Что случилось, капитан? Ты какой-то хмурый.

— Это потому что я зол, Кейли. И знаешь, почему? Потому что мой завтрак был холодным. Мне казалось, ты собиралась починить эту чертову плиту.

Она покачала головой.

— Не могу, тот нагревательный элемент, что сгорел, был нашим последним.

— А ты не можешь, я не знаю, применить как-нибудь магию?

— Нет. Все сгорело — теперь это всего лишь расплавленный кусок металла. Если хочешь пользоваться плитой, придется искать замену.

— Нет денег на замену. И времени тоже нет. Уош скорректирует курс, облетит вокруг Триумфа и возьмет направление на Бейликс. Подготовь тут все, как ему нужно — нельзя терять топливо, лишнего нет.

— Бейликс? Почему мы летим… Капитан, мы получили работу?

— Возможно. Есть потенциальный клиент, во всяком случае.

Лицо Кейли просияло.

— Ну, разве это не блестяще? Видишь, Инара, что я говорила! Капитан всегда о нас заботится, и это такой же факт, как то, что яйцо круглое.

— Да, — произнесла Инара, в ее темных глазах сверкнуло чем-то неуловимое, что Мэл не смог понять. Он никогда не был уверен, что происходит в ее голове. Конечно, если только она не злилась на него, тогда — легче легкого.

— Вообще-то, яйца вроде овальные, ну, яйцевидные, но комплимент засчитан. — Мэл сделал вид, что изучает регулятор пресса, чтобы избежать неудобного взгляд Инары. — Просто скажи мне, что сможешь удержать нас на ходу как можно дольше, Кейли. Мы не можем позволить себе еще одну поломку, пока нам не заплатят.

— Я удержу ее на плаву, не беспокойся. О, эй! Я могла бы купить нагревательный элемент для печи, когда мы доберемся на Бейликс, и нам нужен регулятор предохранителя, не говоря уже о…

— Никакого шоппинга, пока нам не заплатят.

— Я могу обменять лишние запчасти на нужные у Ву-Пинга. Хотя бы на старый нагревательный элемент для печи.

— Вот это моя девочка.

Мэл потянулся, чтобы взъерошить ей волосы, но Кейли увернулась и отмахнулась от него, сверкая улыбкой, достаточно милой, чтобы растопить даже его скупое старое сердце.

* * *
Кейли схватила рюкзак, в который упаковала запасные части, чтобы заинтересовать Ву-Пинга, и побежала вниз по лестнице и поперек грузового отсека. К сожалению, она бежала так быстро, что ее нога задела настил шлюзового отсека, и она заскользила по склону, едва держалась на ногах, и смогла остановиться только врезавшись в Джейна.

— Проклятье, сойди с меня!

— Прости! — извинилась Кейли.

— Вот поэтому мы не бегаем на корабле, — вставил Мэл. Рядом с ним Зои прикрыла рот, чтобы скрыть смешок.

Кейли сделала вид, что расстроилась.

— Извините, капитан.

Он указал пальцем на нее.

— У тебя есть час, а ни минутой больше, ты слышишь?

— Да, сэр!

— Джейн, ты пойдешь с ней.

— Что? — воскликнул Джейн. — Мэл, я не хочу идти к Ву-Пингу, там воняет как у бабуина в подмышке.

— Тогда ты должен чувствовать себя как дома, — сказал Мэл, хлопнув его по спине.

Капитан повернулся и посмотрел на Уоша.

— Никто не покидает корабль. Мы остаемся здесь ровно на столько, чтобы разобраться в деталях работы, и чтобы никаких экскурсий.

Уош отсалютовал.

— Да, капитан, если кто-то попытается уйти, я приклею их к корпусу.

Кейли встала на цыпочки и поцеловала Уоша в щеку.

— Позаботься о нашей девочке, пока я не вернусь.

Обычно она оставалась на корабле с Уошем, а капитан, Зои и Джейн отправлялись работать. Они провели много времени вместе, она и Уош, коллеги по тревогам в ожидании других и заботе о «Серенити». «Серенити» была кораблем капитана, но в большинстве случаев Кэйли чувствовала, что они с Уошем были ее настоящими родителями.

— Да брось, мамочка. — Он опустил взгляд, делая вид, что застеснялся.

Кейли ожидала, что Зои улыбнется, но вместо этого она бросила на Уоша кислый, как лимон, взгляд и отвернулась.

Капитан подхватил Кейли за плечи и мягко подтолкнул ее.

— Давай пошевелиться, Кейли.

— Конечно, капитан, увидимся позже.

Кейли взялась за локоть Джейна и потащила его к Ву-Пингу.

— Один час! — крикнул Мэл им вслед.

Из всех городов во вселенной, Термополис был одним из любимых у Кейли. Его укрывал плотный облачный покров, окружавший всю планету. И, конечно же, Бейликс — мусорная свалка, что означало, что здесь не было в основном ничего, кроме металлолома и пунктов утилизации. Но именно поэтому Кейли любила это место.

Потому что то, что считалось мусором на Внутренних планетах, было сокровищем здесь на периферии. Термополис, самый большой город на Бейликсе, изобиловал торговцами мусором, магазинами металлолома и дворами, полными всяких перестроенных кораблей. А также контрабандистов, благодаря отсутствию интереса Альянса к тому, что в основном считалось заброшенной кучей мусора.

Вы можете получить что угодно в Термополисе, если не возражаете против его предыдущего использования, ремонта или перестраивания полностью из старых частей. Кейли торговала с Ву-Пингом до тех пор, пока не попала на борт «Серенити». Он был посредственным торговцем, но она всегда могла рассчитывать на то, что получит нужные ей запчасти, а его обычно интересовали те вещи, которые она приносила ему.

— Разве не приятно иногда сходить с корабля? — спросила она.

— Да, — ответил Джейн. — Сдохнуть как приятно стоять рядом и наблюдать, как вы препираетесь с этим стариком из-за никчемного куска мусора в течение сорока пяти минут.

Он взял у нее рюкзак и перекинул его через плечо.

— Не будь таким брюзгой. Если я смогу заставить его приобрести эти старые гидронасосы, я куплю тебе лунный пряник на обратном пути к кораблю.

— Ох, ладно, — сказал он, закатывая глаза, но она догадалась, что втайне он был доволен.

Кейли не сильно возражала против Джейна; он напоминал ей о своих братьях. Он мог быть wáng ba dàn настоящей сволочью, этого нельзя было отрицать, но в глубине души она знала, что внутри он мягкий, как и все остальные.

— Эй, ты только посмотри на это! — сказал он, останавливаясь перед витриной магазина. — Знаешь, что это?

Кэйли заглянула сквозь грязное стекло.

— Пистолет?

— Это снайперская винтовка McCoy T-51.

— Она очень… длинная, — сказала Кэйли, пытаясь проявить интерес.

— Она настоящая красавица. Продольно-скользящий поворотный затвор с пятью скоростями. Она остановит разъяренного быка одним выстрелом с расстояния в километр! Их всего 500 выпущено.

— Хочешь зайти внутрь и посмотреть? — спросила Кейли.

Джейн разрывался, но все же покачал головой.

— Нет времени, я вернусь в следующий раз, когда мы будем здесь. То есть, если она все еще будет здесь. Такие вещи не долго лежат на полке.

Он казался таким раздосадованным, что Кейли не могла выдержать этого.

— Иди, Джейн, я могу пойти к Ву-Пингу и одна. С другой стороны, если он увидит тебя, то, вероятно, попытается содрать с меня в два раза больше.

Ву-Пингу никогда не нравился Джейн.

— Ты уверена?

— Определенно. Иди скорее.

Джейн протянул ей рюкзак, хлопнул по спине, практически сбив с ног, и исчез в магазине.

По правде говоря, она была рада избавиться от него. Джейн всегда скучал, когда она покупала запчасти, и сейчас он был прав. А она, таким образом, могла оградить себя от выслушивания его скулежа и жалоб.

День был светлым ровно настолько, насколько это возможно на Бэйликсе, ноги Кейли хорошо знали путь от Доков Рэд Кей до магазина Ву-Пинга в квартале Тинкера. Солнечный свет плавно рассеивался сквозь облака, придавая городу и всему в нем мягкий, туманный оттенок. Ветер носил запах копченого мяса и приготовленной на пару капусты и красиво раскачивал цветные фонари, нанизанные вдоль фасадов магазина.

Пока она шла, взгляд Кейли поймал хозяйственный магазин, в витрине которого висело лавандовое платье. Она остановилась, чтобы пробежать пальцами вдоль вышитого подола и бросить взгляд на ценник. Даже четыре кредита было слишком дорого для нее, но Боже, оно было прекрасно. Если б только…

Ее рот зажала чья-то рука, и кто-то схватил ее сзади, утаскивая в узкую улочку между магазинами. Она попыталась вырваться, но этот человек был почти таким же большим, как Джейн, он прижал ее предплечья к груди, как к стволу дерева, она едва могла дышать. Он закрыл ей рот клейкой лентой, чтобы она не смогла кричать, даже если бы у нее хватило на это дыхания.

Кейли увидела, что в тени переулка вырисовывается другой человек, потом девушку сильно придавили к стене, и та была плотно прижата к ее глазам, пока Кейли связывали запястья. Уличная суета казалась такой далекой, хотя была всего в нескольких ярдах. Она видела свой рюкзак, наполненный запчастями, лежащий на земле, где она его уронила. Кто-нибудь утащит его, и она никогда не купит нагревательный элемент для печи.

Один из мужчин отдернул ее от стены, и в следующий миг она поняла, что сверху на нее опустили какой-то большой бочонок, затем перевернули, неуклюже вывалив ее вниз головой. Крышка сверху захлопнулась, оставив ее в темноте, за исключением несколько маленьких отверстий в верхней части, через которые пробивался свет.

Кейли почувствовала, что ее подняли в воздух и унесли куда-то в город.

* * *
Страх окатил Ривер приливной волной. Схватил, потянул вниз.

Пытаться кричать. Пытаться бежать. Не может. Никак. Сердцебиение учащается. Адреналин зашкаливает. Холодный пот, вкус страха. Борьба. Борьба. Боль.

А затем тьма.

Круглая, как яблоко, глубокая, как чашка.

Она пропала, увезена прочь.

«Серенити» тоже чувствовала это. Ривер остро ощущала тоску корабля, низкую, ужасную дрожь, которая бежала по стенам и полам, поднималась через подошвы по ее ногам и прямо в ее сердце, как стрела изо льда и стали.

И вся королевская конница не сможет заполнить это.

* * *
Зои последовала за капитаном обратно в «Серенити» с неким сожалением. Было бы здорово снова выйти в мир, даже если бы это была такая hóuzi de pìgu дерьмовая планета, вроде Бейликса. Обычно ее не тянуло на землю, но последние пару недель были тяжелыми. Ни работы, ни денег, топлива и рациона на минимуме. Ситуация оказывала негативное влияние на моральный дух, заставляя чувствовать и без того тесные каюты ещё более тесными.

Она надеялась, что проблемы, с которыми она и Уош столкнулись, были всего лишь результатом этого, но боялась, что это все не так уж просто. Терки с экипажем были всегда, но все, что происходило с браком Зои, было для нее в новинку.

В последние несколько недель они с Уошем отдалились друг от друга, даже охладели. Они почти никогда не разговаривали, а когда это делали, все заканчивалось ироничными уколами. Дошло до того, что она едва могла терпеть его прикосновения. Не то, чтобы Уош особенно хотел этого.

Зои даже не могла вспомнить, кто первый начал отстраняться — возможно, она. Все, что она знала — они были как два незнакомца, живущих в одном и том же пространстве, и она едва выдерживала это.

Ей было неудобно оттого, что Мэл, должно быть, все заметил — он слишком хорошо знал ее, слишком внимательно следил за своей командой, чтобы что-то подобное проходило мимо Малкольма Рэйнольдса. Слава Богу, он никогда не говорил ни слова. Зои просто надеялась, что остальная часть экипажа не цепляла его. Во всяком случае, не слишком.

По крайней мере, теперь у них была работа, на которую можно было рассчитывать — и даже обещалась достойная, хорошая оплата в конце.

Уош и Джейн только что закончили сбрасывать резервуары для сточных вод «Серенити» с помощью Пастора Бука, и все теперь выжидательно высматривали возвращение капитана. Зои не могла не заметить, как ее муж даже не бросил взгляд в ее сторону.

— Какие новости? — спросил Уош с натянутым весельем, которое, вероятно, только она и могла отличить.

— Получил работу, — ответил Мэл.

Джейн вскрикнул, Уош улыбнулся немного более реалистично, по прежнему не глядя на нее.

— Простая работенка, — сказал Мэл, — но деньги хорошие. Забрать груз скота здесь, в Бейликсе, и отправьте его в Деспину. Без всяких там приключений — мы можем все сделать и получить свои деньги всего за несколько часов, если подсуетимся.

— Домашний скот? — взвыл Джейн. — Только не снова! Трюм от дерьма выгребали в течение месяца еще после того раза.

— Это не коровы, — успокоил его Мэл. — Что-то называемое росо-… роско…

— Росомахи, — сказала Зои, подавляя улыбку.

— Да, точно. Несколько меньше и пушистей, чем коровы, я считаю. Заводчик на Деспине хочет растить их для меха, но у Альянса строгие правила против импорта и экспорта этих маленьких дьяволов.

— Как так? — спросил Пастырь.

Мэл пожал плечами.

— Не знаю, все равно.

— И хорошо заплатят? — поинтересовался Джейн.

— Три сотни миленькихх платиновых монет, — ответил Мэл.

Джейн улыбнулся.

— Неплохо для одного дня работы.

— А вам не кажется несколько странным, что так много платят за настолько простое дело? — спросил Бук.

— В периферии Альянса никогда не бывает просто, — ответил ему Мэл. — Но я склонен сейчас воспользоваться этой синицей в руке. Считаешь эту работу надежной, Зои?

— Вполне.

Капитан передал Уошу диск с данными.

— Тут координаты для наводки, это где-то за пределами Синклера. Им нужно доставить груз сегодня, поэтому давайте рваться к небу.

— Да, капитан… об этом, — сказал Джейн с виноватым видом, как собака, которая украла рождественского гуся.

Мэл приподнял бровь.

— Джейн, ты хочешь испортить мне прекрасное настроение?

— Просто Кейли еще не вернулась.

Зои заметила, как Мэл сжал челюсти, и внутренне содрогнулась.

— В смысле, еще не вернулась? — спросил он неестественно тихим голосом. — Кейли была с тобой, Джейн, я отчетливо помню, что отдал тебе приказ. Разве ты не помнишь, я заводил такой порядок, Зои?

— Да, сэр, я помню.

— Она отослала меня, Мэл! Она сказала, что с ней все будет в порядке, и я подумал…

— Я приказывал тебе «думать»? — огрызнулся капитан. — Я сказал тебе идти с ней, и не нужно ни тебе, ни Кейли говорить что-либо еще.

— Прости, Мэл, я…

Капитан сухо повернулся спиной к Джейну.

— Зои, забери Джейна и приведи нашу маленькую мисс Кэйли, пожалуйста.

— Да, сэр.

Зои стало почти жаль Джейна. Почти.

* * *
Инара не особо сожалела о том, что пропустила экскурсию в Термополис. Бейликс была не совсем той планетой — она была серой и пасмурной, населенной прежде всего контрабандистами, мусорщиками и торговцами. Однако часть ее желала, чтобы они оставались здесь подольше. Слишком много людей в слишком маленьком пространстве надоедают друг другу уже довольно скоро. В последнее время все были не в настроении, и Инара подумала, что несколько часов отпуска на земле, и даже такое удручающее месте, как Бейликс, может сделать им всем хорошо. Даже она в своем шаттле начала чувствовать себя как в заточении, и поэтому пошла на камбуз, почитать стихи и воспользоваться относительным спокойствием общей зоны, в то время как большая часть экипажа была в отъезде.

Инара перелистала страницы книги, ища место, где остановилась, но вдруг замерла, прислушавшись. Ей показалось, что она что-то услышала — какой-то приглушенный плач.

Она последовала за звуком вниз по кормовому коридору в машинное отделение, где обнаружила небольшую хрупкую фигурку, укутавшуюся в гамаке Кейли. Это была Ривер, ее длинные темные волосы каскадом спускались по краю яркой ткани. Она дрожала и бормотала себе про то, что должно произойти что-то плохое.

— Ривер? — Инара подошла к ней, пытаясь избавиться от странного предчувствия.

— Исчезла, — повторяла Ривер снова и снова. — Исчезла. Исчезла. Исчезла.

Инара положила ладонь на щеку девушке.

— Что случилось, детка?

— Они увезли ее, закрыли крышку.

— Увезли кого?

— Кейли.

У Инары сразу пересохло в горле, она непроизвольно сделала шаг назад.

Ривер проследила за ней с широко распахнутыми глазами, полными слез, видящие слишком много.

— С кем будет говорить «Серенити»? Кто ее поймет?

— Инара? — В проеме появился Пастор Бук. — Мне показалось, я слышал…

Его взгляд упал на Ривер.

— С ней все в порядке?

— Не знаю, — сказала Инара. — У нее был еще один… приступ.

— Я позову ее брата.

— Пастор, — окликнула его Инара. — Вы не видели Кейли?

Он обернулся и проницательно глянул на нее.

— Забавно, что вы спрашиваете.

— Почему?

— Кажется, она еще не вернулась. Я слышал, как капитан спрашивал.

Инара побледнела и отвернулась от пастора, чтобы он не увидел страха, который наверняка отразился на ее лице.

— Исчезла, — продолжала шептать Ривер. — Исчезла. Исчезла. Исчезла.

* * *
— Уош, что у нас с топливом?

Голос Уоша затрещал в рации.

«Не очень, Мэл. Коррекция курса израсходовала много наших резервов».

Мэл поморщился.

— Можем ли мы выполнить эту работу? Вот что мне нужно услышать от тебя прямо сейчас.

Пауза.

«Впритык, но да, как раз на путь туда-обратно по прямой, ни на что не отвлекаясь».

— Значит, мы не будем отвлекаться.

Мэл вернулся к тягачу и посмотрел на него. Чертов стартер подвел его. На «Серенити» все разваливалось, и если он не получит денег… он не хотел об этом думать.

Он вытащил гаечный ключ из ящика с инструментами, но обнаружил, что блок питания сломан и теперь полезен не больше ящика с проводами. Мэл ругнулся и швырнул ключ через весь грузовой отсек, вздрогнув, когда тот отскочил от контейнера с боеприпасами.

Почему никогда ничего не может идти гладко? Кейли знала, когда лучше всего просто так взять и уйти. А ведь у него было такое прекрасное настроение! Теперь половина его экипажа простаивает, а не выполняет вполне достойную контрабанду для старика Эспинозы. А здесь он не мог почти ничего сделать, только беспокоиться о Кейли.

Наверняка девушка увлеклась с Ву-Пингом деталями двигателя и вернется уже совсем скоро, извиняясь за опоздание. Вот только чем дольше она отсутствовала, тем менее вероятной начинала казаться эта теория. Их ожидал клиент, и время шло, приближая тот момент, когда Мэлу нужно будет принимать решение — то или иное. Выбор, который он не хотел делать.

Он тряхнул головой, пытаясь оттолкнуть все мысли и сосредоточиться на работе. Всего одна проблема, он был способен это решить.

— Мэл.

Инара. Должно быть, сегодня «счастливый» день. Мэлу даже не пришлось видеть ее, чтобы понять, что это будет разговор на повышенных, возбужденных тонах.

— Если ты идешь, чтобы попросить меня потанцевать, мне придется с сожалением тебе отказать, — сказал Мэл, потянувшись за другим ключом. — Нам предстоит выполнить задание, и у меня, похоже, нет достаточного количества экипажа, чтобы все сделать в данный момент.

— Ривер расстроена, — сказала Инара. — Я нашла ее в машинном отделении, она плакала.

Он резко поднял глаза.

— Она же ничего там не трогала?

— Нет, она… ей кажется, что Кейли в опасности.

Он задумался, но старался не показывать это.

— Мы не знаем, что творится у нее в голове.

— Но Кейли пропала, не так ли?

Он сосредоточился на стартере тягача, радуясь, что не нужно смотреть на Инару.

— Не сказал бы, что совсем уж пропала без вести. Больше похоже на задержку. Вероятно, ее отвлек какой-нибудь shuài мусор, который она увидела в городе.

— Ты в это не веришь.

Он заскрипел зубами и небрежно подтянул один из болтов.

— А ты знаешь чему я верю, а чему нет?

— Мэл…

Он оставил тягач, выпрямился и посмотрел на нее.

— Я понимаю, что ты беспокоишься за Кейли и вообще, но не трать свое время. Зои и Джейн в любую минуту вернутся с ней, и за то, что она была такой занозой в заднице, год будет драить туалет.

— А если они ее не найдут?

На его лице вздулись желваки.

— Получатель груза на другой стороне планеты не будет ждать нас вечно.

Инара недоверчиво посмотрела на него.

— Ты действительно улетишь и оставишь ее здесь?

Он прилагал все усилия, чтобы сохранить спокойствие и четкость голоса.

— Если ты вдруг не заметила, мы не в том положении, чтобы позволить себе отказаться от этой работы. Член экипажа решил уйти в самоволку, нам не досуг его ждать.

— Мэл, ты не можешь!

— Не говори мне, что делать на моем чертовом корабле! — Так, побольше спокойствия и уравновешенности.

Инара даже не моргнула.

— Да, я поняла, ты у нас капитан, ты главный. Ты тот, кто отдает приказы.

— Я о том, что у меня есть работа, которую надо сделать, но это никак не связано с тобой. Я не лезу в твой шаттл, и не учу тебя шлюшным делам, а ты не лезешь в мой грузовой отсек и не учишь, как правильно заниматься контрабандой. Кажется, я помню, что мы так договаривались.

Внешнее спокойствие Инары на мгновение исчезло, и Мэл увидел, что лежит за ним — страх.

— Кейли никогда не уйдет без причины, — сказала она тихим голосом, который почти никогда не использовала в разговоре с ним. — Если она все еще не вернулась, это потому, что у нее проблемы.

Малая толика гнева вырвалась наружу.

— По-твоему я полный идиот и не знаю этого? — тихо сказал он.

Инара открыла рот, чтобы возразить, но Мэл поднял руку.

— Не отвечай, только испортишь мне прекрасное настроение.

— Никто не видел, куда пропала Кейли?

Саймон вышел из двери пассажирских кают, озабоченный, словно взволнованная мамаша. Как раз то, что нужно Мэлу — еще больше народу, накручивающих себя до отлета башки из-за Кейли.

К счастью, Зои спасла его от разговора с Саймоном, толкнув Джейна в ребра.

— Только эти двое, — мрачно заметил Мэл.

— Ну? — спросил он, зная, что ему ответ не понравится.

— Ее нигде нет, Мэл, — сказал Джейн. — Мы везде смотрели, она просто пропала. Ее не было у Ву-Пинга.

Мэл посмотрел на Зои. Вокруг ее глаз всегда появлялась особая морщинка, когда у нее были плохие вести.

— Я предполагаю, что есть еще кое-что, — сказал он.

— Мы нашли эти объявления из офиса магистрата. — Она вытащила из кармана пару бумажных флаеров и выложила их лицом вверх на один из ящиков.

Мэл посмотрел на них, чувствуя, что Саймон и Инара подошли ближе, чтобы сделать то же самое. Это были сообщения о пропавших людях. Оба про недавно исчезнувших молодых девушках.

— Поговорили с секретарем, — продолжала Зои. — Кажется, около полудюжины девушек пропали без вести в течение последних двух недель, в основном из квартала Тинкера.

— Блядь… — выругался Мэл.

— Что это значит? — спросил Саймон.

— Работорговцы, — уверенно заявила Зои.

— Я думал, работорговцы обычно похищают рабочих, — сказал Саймон, стоя в двух шагах от них.

— Рабы бывают разные, — уточнил Мэл, вытирая лоб тыльной стороной ладони. — В различных борделях полно молоденьких девушек.

— Ох, — промолвил Саймон, наконец, все поняв.

Глаза Мэла повернулись к Инаре, прежде чем он смог остановить себя. Каждый раз, когда он бросал в нее оскорбления типа шлюхи, она возвращала ему подколки, наподобие репея за воротником.

Однако, она смотрела на него холодным обвиняющим взглядом. Посмотри, что ты сделал с Кейли, говорили эти темные глаза.

— Работорговцы — еще не так уж плохо, — сказал Джейн. — По крайней мере, они оставят ее в живых. Лучше торговцев органами.

Милая маленькая Кейли с плюшевым медведем на комбинезоне. Девушка, которая упорно рисовала цветы по всей кухне корабля и могла заменить застрявший впускной клапан за 43 секунды. Ему представился образ Кейли, за ее спиной какой-то мясистый, с пролежнями, мужик, удерживающий ее, срывающий с нее комбинезон с плюшевым мишкой, насилующий ее, пока она отбивается и плачет…

Мэл набросился на самую ближайшую цель, на какую можно было наброситься, и ударил Джейна в лицо. Застигнутый врасплох, громила растянулся на полу.

— Bèn tiānshēng de yī duī ròu тупая куча мяса! — выплюнул Мэл, все еще пытаясь избавиться от этого образа Кейли.

— Сукин сын! — Джейн вытер кровь из носа и посмотрела на Мэла с гневным, яростным взглядом.

Мда, врезать в гранитную челюсть человека, способного забить носорога до смерти голыми руками, было не лучшей идеей Мэла. Хотя, обратно уже ничего не вернуть. Зои сделала предупреждающий шаг в сторону Джейна, придержав свое оружие, и тихо напомнив ему о субординации.

Мэл сжал кулак, пытаясь игнорировать боль.

— Проклятье, Джейн, это твоя вина.

— Моя вина? — переспросил Джейн, поднимаясь на ноги.

— Если бы ты поехал с ней, как я велел, она была бы сейчас в безопасности на корабле, и мы были бы уже на полпути к нашим деньгам на Деспине.

— Или Кейли захватили бы так и так, а у меня возник бы неплохой шанс быть убитым из-за попыток защитить ее. Как тебе такой вариант?

— Было бы очень обидно, не так ли? — Мэл подошел и сердито нажал кнопку, чтобы закрыть шлюз. Саднящей рукой. Мэл вздрогнул и потер пальцы.

— Это не поможет Кейли, — сказал Саймон. — Как мы ее вернем?

Все выжидательно посмотрели на Мэла. Так оно и было. Все пошло наперекосяк, они смотрели на него, старались придумать план. Только потом все начали спорить и возмущаться.

Кэп всегда заботится о нас.

Он уставился на коммуникационную панель.

— Нам нужны эти деньги.

— Mэл! — Упрек в голосе Инары прошелся по нему, как наждачная бумага по солнечному ожогу.

И это такой же факт как то, что яйцо круглое.

Он схватил коммуникатор.

— Уош, поднимай нас с земли, у нас встреча в Синклере.

Часть 2

— Ты выбираешь деньги вместо жизни Кэйли! — Саймон перекрикивал рев двигателей. — Я всегда знал, что ты меркантильное húndàn чмо, но это уже слишком! — Он встал перед лицом Мэла и, если только тот ненавидел что-то больше, чем когда ему указывали что делать, так это было, то, когда люди вставали у него на пути.

Он одарил Саймона взглядом, подходящим, чтобы заморозить даже орехи, его голос упал до низкого, грозного рычания.

— Доктор, ты сейчас сделаешь два больших шага назад, если хочешь выбраться из этого шлюза живым.

Саймон отступил спиной назад даже больше двух требуемых шагов.

— Кейли верит в тебя, — сказала Инара. Она раскраснелась и дрожала, сердясь сильнее, чем он когда-либо видел. — Она верит, что ты защитишь, а ты просто оставишь ее? Эта девушка поклоняется тебе, а ты…

Что-то на лице Мэла, должно быть, остановило ее, потому что она закрыла рот, оставив мысль невысказанной. «Серенити» дрогнула вокруг них, когда двигатели повернулись, чтобы перенести корабль на запад, в сторону от Термополиса.

— Я капитан этого корабля, — сказал Мал, его голос раздался с едва подавляемой яростью, — а это означает, что когда приходится тяжело, я принимаю жесткие решения. Если мы не выполним эту работу, «Серенити» больше не полетит, поэтому мы все сделаем, и это никем, блядь, не обсуждается. Dǒng le ma? Все меня поняли?

Никто ничего не сказал и не противоречил. Как это и должно было быть.

— Зои, ты принимаешь командование «Серенити» и выполнение этого заказа. Я и Джейн возвращаемся за Кейли на шаттле.

В углу рта Зои мелькнула улыбка.

— Есть, сэр.

Все остальные могли сомневаться в нем, но Зои слишком хорошо его знала. Никогда не бросать своего. Даже милую, беспомощную девчушку, которая не могла защитить себя от энергичного мелкого продавца.

— Могу я спросить, капитан, — сказал Инара, намеренно акцентируя последнее слово, — как вы планируете найти ее? Переходя от двери до двери, и спрашивая, знает ли кто, где живут работорговцы?

Мэл повернулся к ней лицом, насмешливо приподняв бровь.

— Думаешь, это сработает?

— Наверное, лучше всего начать с местных публичных домов, — подхватил Джейн, заработав на себе взгляды и стоны от большинства окружающих. — Что? Ты говоришь, что мы не должны искать шлюх у шлюх?

Зои покачала головой.

— Они хотят заставить девушек работать где-то в другом месте, где у них нет надежды убежать и вернуться домой.

Мэл задумчиво кивнул.

— Значит, они держат их где-то в тишине и вдалеке, пока не будут готовы забрать и перевезти всех в их новую чарующую жизнь.

— Может, используем ловлю на живца? — спросила Зои. — Сэр, может быть, мне следовало бы…

— Ты не совсем нужного типа, — ответил ей Мэл. — Они будут искать легкие цели — слабых, беспомощных. Не обижайся, Зои, но я не думаю, что ты можешь казаться уязвимой.

— Что правда, то правда, — согласилась та.

— Ты говоришь о приманке, — сказала Инара.

Мэл проигнорировал ее, сосредоточив внимание на Зои.

— В любом случае, я нуждаюсь в тебе на «Серенити». Проследи за тем, чтобы работа была сделана, и нам заплатили. Нам это нужно для покупки запчастей.

— Я сделаю, — сказала Инара. — Я могу быть приманкой.

— Нет, — решительно ответил Мэл.

Ее глаза с вызовом сверкнули.

— Почему? Потому что я недостаточно беспомощна или потому что я слишком беспомощна?

— Потому что это слишком опасно, Инара. У них уже есть Кэйли, я не отдам им еще и тебя.

— Я могу справиться с этим, мне нужно притворяться только до тех пор, пока они не отвезут меня туда, где они держат девочек, правильно? Тогда вы с Джейном можете прийти мне на помощь, как пара рыцарей в грязных потертых доспехах.

Мэл упрямо скрестил руки на груди.

— Они не пойдут на это, они сразу увидят в тебе компаньонку.

— Я позабочусь об этом.

— Мне это не нравится. — Каким-то образом он почувствовал, что уже проиграл этот спор, но не понял, когда это произошло.

— У тебя есть другие идеи? — спросила Инара.

Он подумал.

— План ходить от двери к двери звучал не так уж плохо.

Она посмотрела на него мягким взглядом, тем самым, что мог заставить его растаять на месте, если он не был осторожен.

— Кейли в беде, Мэл. Стоит рискнуть, она того стоит.

Он не смог придумать, как ей возразить.

* * *
Кейли теснилась в контейнере, похоже с час, хотя, вероятней, ближе к половине этого времени. Она пыталась слушать звуки города вокруг нее, выяснить, где она, но это было бесполезно. Затем она почувствовала сильный запах выхлопных газов двигателя и поняла, что ее привезли в один из многочисленных доков Термополиса.

Она снова и снова начинала паниковать, думая о том, что сейчас ее погрузят и увезт бох знает куда, — и никто больше ничего не узнает. О чем она думала, когда отправляла Джейна? «О, капитан будет так зол на меня». Она изо всех сил уперлась в крышку, а когда это не сработало, попыталась наклонять своим весом в разные стороны бочку, пытаясь выбить ее из-под контроля того, кто ее тащит. Но это тоже не сработало, она услышала звук открытия и закрытия люка корабля, и звук шагов по палубе, понимая, что они по-настоящему все хорошо подготовили.

Через минуту она почувствовала, что бочка начала наклоняться, и ее вытряхнули на пол, так же изящно, как корову с водной горки. Внезапный свет ослепил ее, она попыталась проморгаться.

Она оказалась в кабинете капитана средних размеров корабля. Один из последних моделей кораблей Monroe, возможно, серии AC, с множеством послепродажных модификаций.

Только после того, как определила корабль, она заметила людей в комнате вместе с ней. Двое громил — вероятно, те, что схватили и принесли ее сюда, — и пухленькая женщина средних лет с черными, но уже седеющими волосами, которые были затянуты в рыхлый пучок.

Женщина посмотрела на Кейли и улыбнулась, увидев, как та оглядывается.

— А ты красивая, не так ли? — Она нетерпеливо указала на громилу слева. — Чего стоите, уберите эту ужасную ленту с ее лица и развяжите ее.

Веревка вокруг ее запястий была разрезана, ленту со рта беспощадно разорвали, содрав немного кожи.

— Ай! — Кейли прижала ладонь к губам.

— Мне очень жаль, — любезно сказала женщина. — Скверный бизнес, но все в порядке, дорогая, теперь ты в безопасности.

Ее слова были достаточно любезны, но в ее манерах сквозила ложь.

— Мне нужно вернуться, — сказала Кейли, поднимаясь на ноги. — Я заставляю людей ждать.

Ей показалось, как на лице женщины промелькнуло раздражение, но оно исчезло так же быстро, как и появилось.

— Как тебя зовут, дорогая?

— Кейли.

— Кейли. Красивое имя. А меня зовут Хоуп.

— Капитан будет искать меня.

— Я бы не стала беспокоиться о твоем капитане. Готова поспорить, что он уже забыл о тебе.

— Он никогда этого не сделает!

— О, не расстраивайся. Не хорошо для девушки твоего возраста так много волноваться. Появятся морщинки. К счастью для тебя, у меня есть кое-что, что подбодрит тебя. — Она взяла стеклянную миску, полную свежих фруктов — яблок, дыни и клубники и других прекрасных фруктов, которых Кейли даже не знала — и протянула. — Прошу, дорогая, возьми. Господи, возьми несколько, а то ты выглядишь голодной. Ты изголодалась, милая?

Кейли упрямо покачала головой, хотя на самом деле она хотела есть, и давно не ела ничего, кроме белковой каши в течение нескольких недель, а запах этой клубники сводил с ума.

— Устраивайся. — Хоуп снова поставила чашу. — Теперь все будет по-другому, Кейли, так что ты просто забудь своего старого капитана. Я хочу, чтобы ты считала меня своей мамой. Мы собираемся прекрасно провести время вместе, ты и я, и другие девушки. Ты увидишь.

Кейли стала догадываться, что это значит, и ей стало страшно.

— Пожалуйста, мне нужно домой.

Женщина улыбнулась холодной, льстивой улыбкой, не подходящей ее глазам.

— Кейли, милая, ты дома.

* * *
Мэл стоял перед дверью в каюту Пастора Бука, приглаживая волосы на голове. Черт, подумал он, это не повредит, ведь так? Он поднял руку и постучал. Через мгновение Бук открыл дверь.

— Капитан, — приветствовал он, пытаясь замаскировать свое удивление.

— Я слышал, что вы видели Ривер, — сказал Мэл.

Бук кивнул.

— Она была очень расстроена, но сейчас, похоже, немного успокоилась.

— Ее можно увидеть?

— Я не понимаю, почему нет.

Бук отошел в сторону, приглашая Мэла зайти. По выражению пастора можно было сказать, что тот не совсем доверял ему. Мэл не обиделся, хотя это его ранило.

Ривер сидела, скрестив ноги, на койке пастора, играя с колодой карт, поворачивая каждую лицом вверх.

— Эй, малышка, — сказал Мэл, как можно мягче.

Глаза Ривера скользнули по нему, и вернулись обратно к картам.

— Король бубен.

— Тебе нравятся карты? — спросил он.

— Семерка треф, — сказала Ривер, положив карту на матрас.

— Конечно, — сказал Мэл. — Инара думает, что ты что-то знаешь про Кейли. Это так?

Ривер посмотрела на него такими глазами, что всегда казались ему невидящими. Потребовалось все его желание, чтобы не отвести взгляд.

— Королева червей, — сказала она, положив еще одну карту.

Это была бесполезная трата времени. Он предполагал, что так и будет, но, по крайней мере, попытался. Мэл развернулся, чтобы уйти.

— Хоуп, — сказала Ривер.

Мэл обернулся.

— Что?

— Кэйли с Хоуп.

— Я не понимаю, что это значит. — Он посмотрел на Бука, но проповедник явно был так же озадачен, как и сам Мэл. — Кейли в порядке? Она еще жива?

Стоило ему это произнести, в голос прокрался страх, который преследовал его с того самого момента, как он услышал, что Кэйли пропала.

— Она жива. — Ривер закрыла глаза и улыбнулась. — Клубника — ее любимая.

Мэл не знал, что это значит и поднажал.

— Ты знаешь, где она? Скажи мне, где искать, где можно найти Кейли?

Ривер перевернула другую карту. Улыбнулась.

— Двойка червей.

И она вернулась в карты. Очевидно, он больше ничего полезного от девушки не узнает. Он попытался успокоиться, что Кейли хотя бы жива. В любом случае, он хотел верить, чтобы Ривер была права.

Мэл попрощался с пастором и направился к мостику в поисках Зои и Уоша.

Он услышал их пререкания еще на полпути. Они замолчали, как только увидели его, избавляя от необходимости выяснять, что происходит.

— Все настроено? — спросил он.

— Мы будем на месте встречи через час, — сказал Уош. — Запаса топлива должно хватить на путь в Деспину и обратно, если мы не будем слишком гнать.

Мэл подобрал аварийный передатчик, расположенный на консоли.

— Это он?

Уош кивнул.

— Он подключен к считывателю данных шаттла, как вы просили.

Мэл положил в карман передатчик и посмотрел на Зои.

— Из того, что я слышал, Хэм Кеннет — хороший стрелок. Доставьте товар в целости и сохранности, как договаривались. Если удача на нашей стороне — это будет просто.

Зои слегка приподняла брови.

— А такое когда-либо вообще было, сэр?

Мел с сожалением улыбнулся.

— Нет, но я слышал, что все бывает в первый раз.

— Есть сэр.

У него осталось чувство, что Зои хотела еще что-то сказать — он всегда мог это определить.

— Что-нибудь еще?

— Не хорошо, что мы разделяемся таким образом. Вы уверены, что вы с Джейном справитесь с этим вдвоем?

Он поймал взгляд Уоша, который мужчина никогда бы не осмелился бросить еще пару месяцев назад.

— Приходится, — сказал Мэл. Он перевел взгляд с Зоина Уоша и обратно. Напряжение между ними было достаточно толстым, чтобы задушить лошадь. — Есть проблема, о которой я не знаю?

— Нет, сэр, — отрезала Зои.

Уош открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Зои посмотрела на него взглядом, плавящим сапог. Что-то тяжело опустилось на лицо Уоша при этом взгляде, но он встряхнул его и встретил взгляд Мэла с тусклой улыбкой.

— Никаких проблем, капитан, все превосходно, как… верх совершенства.

— Хорошо, — сказал Мэл. — Пусть так и будет.

* * *
Инара посмотрела на себя в зеркало, проверяя, чтобы все выглядело как надо. Она позаимствовала у Кейли одежду — пару изношенных сандалий и не очень подходящее цветное платье из хлопка, рукава которого истерлись и окрасились моторной смазкой. Ее обычно сияющие волосы теперь свисали вяло и тускло, небрежно собирались у основания шеи в хвост, а ее лицо было измазано грязью, а не макияжем. Лак с ногтей был вычищен на руках и ногах, а дорогие ароматные масла и парфюмы смылись с ее кожи. Она пробовала несколько выражений, тщательно стараясь, пока на лице в зеркале не отразились нищета и отчаяние. Отлично.

Она вышла из своего шаттла и обнаружила Мэла, Зои и Джейна в другом конце коридора, готовившие другой шаттл. Когда она подошла, все замолчали, осматривая новую Инару.

— Ну и ну, — начала Зои первой.

Инара улыбнулась.

— Я выгляжу беспомощной?

— Я бы сказал, — сказала Джейн, почесывая голову. — Они кинуться на тебя, как свора собак на трехногих котят.

— Заткнись, Джейн, — огрызнулся Мэл. — Ты и Зои забирайте последний из этих ящиков из подпола.

Зои одарила Инару улыбкой и обнадеживающее хлопнула по плечу, когда проходила мимо.

— Хорошо ли я выгляжу? — спросила она Мэла, когда они ушли.

— Хорошо, — сказал он грубо. Мэл потянулся в карман и вытащил небольшую металлическую капсулу размером с треть виноградины. — Уош поправил это, мы сможем тебя отследить.

Инара взяла передатчик и повертела его в руке.

— Боюсь, что тебе придется глотать это, — спросил Мэл. — Там ничего… правда, мы можем быть уверены, что это будет… безопасно.

Смысл этого висел в воздухе между ними. Он боялся за нее, Инара знала, и отчаянно пытался не показывать этого. Знание этого на самом деле помогало. Быть храброй ради него помогало ей игнорировать свои собственные страхи.

— Тебе не обязательно это делать, — сказал он.

Она выдавила улыбку.

— Да, знаю.

Он покачал головой.

— Люди на этом корабле — под моей ответственностью. Это мое бремя, и взамен я получаю привилегию приказывать всем, но не тебе, Инара. Я найду другой способ вернуть Кэйли.

Она положила передатчик в рот и проглотила его, прежде чем он мог что-то сказать. Он оказался металлическим и маслянистым и обжог ее горло.

— Ладно, может, я должна была проглотить его с водой.

Она приготовилась к неизбежной непристойной шутке, грубой отсылкой на ее профессиональную склонность к глотанию вещей.

Мэл ничего не сказал, просто выбрался с шаттла, сходил в столовую и открыл бутыль для нее. Ее рыцарь в грязной, избитой броне. Вода была вкуса пластика, но это успокоило горло.

— Мы не сможем быть к тебе слишком близко, иначе мы отпугнем их, но мы сможем найти тебя, не смотря ни на что.

— Мэл, — неуверенно спросила она. — Как ты думаешь, с Кейли… все в порядке?

— Ривер говорит, что да.

Ее удивило, что он поговорил с Ривер. Она почувствовала себя лучше, узнав, что Кейли еще жива. Она верила в это, если Ривер сказала, что это так. Но она не могла поверить в то, что Ривер, казалось, знала.

Мэл осторожно тронул ее руку и положил ладонь ей на плечо, прямо на шею. Нежное прикосновение успокаивало, и Инара почувствовала какое-то напряжение, которое она хранила в себе. Его большой палец провел до впадинки у ее ключиц, и она оказалась в нем, словно гравитация тянула ее к его успокаивающей твердости.

Нет. Это было слишком, слишком близко. Она напряглась, разрывая чары.

Мэл убрал руку и откашлялся.

— Кейли быстрая и умная. Она знает, что не нужно опускать голову, не лезть в неприятности и не привлекать к себе чрезмерного внимания.

Он был спокоен, но Инаре казалось, что он просто пытается убедить себя так же, как и ее.

Она заставила себя улыбнуться и попыталась выглядеть храброй.

* * *
Кейли никогда не походила на других девушек. Большинство из них казались ей просто бесполезными. Конечно, ей нравились причудливые платья или красивые парни так же, как и другим девицам, но ей также нравились блоки компрессионного сжатия, хорошо укомплектованные ящики для инструментов и захватывающие приключения.

Поэтому ей просто повезло, что ее отвели в другую камеру на корабле и заперли с шестью другими девушками. Для тюрьмы это было не так уж плохо — на самом деле все это помещение было намного лучше, чем ее комната на «Серенити». У стен расположились восемь коек, а на столе лежали разные виды восхитительных продуктов, которые лежали и ждали, когда их съедят. Кейли старалась не смотреть на еду.

Она обыскала все это проклятое место, но пришла к выводу, что нет такого выхода, который она могла бы сделать. Космические корабли все были безопасны, а этот был особенно плотным — никаких свободных панелей или винтов где-нибудь, где она могла бы найти. И тот, кто его ремонтировал, предусмотрел это и полностью переделал элементы управления дверью, чтобы они были недоступны изнутри. Не то чтобы у нее были какие-то инструменты для работы. Если бы у нее было что-нибудь, то, конечно, это была бы совсем другая история.

— Мы должны найти путь отсюда, — сказала она.

Девочки посмотрели на нее безучастно, как будто она только что предложила им снять свои трусы и носить их на головах.

— Что ты делаешь? — воскликнула Кейли, выхватив печенье из рук рыжеволосой девушки.

— Эй, это мое! — сказала она.

— Вы не можете есть эту еду!

— Почему это?

— Потому что это плохие люди, а это плохая еда. Они просто пытаются соблазнить вас.

— А может быть, я не против, — высказала девушка, откусывая печенье.

— Почему вы все просто стоите, как будто мы в какой-то церкви? — возмутилась Кейли, оглядываясь на других девушек. — Они похитили нас! Схватили нас на улице и потащили сюда против нашей воли.

— Мисс Хоуп не так уж плоха, — заметила одна из девушек. — Она милая. Подарила мне это красивое платье, и все это дивное питание. Она обещала позаботиться о нас.

— Она лгунья, — сказала Кэйли. — Подлая грязная лгунья.

— Она лучше моих близких, — ответила другая девушка. — Мисс Хоуп говорит, что она превратит меня в красивую настоящую леди.

— Да, держу пари. Разве вы не понимаете, что это значит? — спросила Кейли. — Что они с нами сделают?

— Что? — промолвила испуганная блондинка, которой не могло быть больше 16 лет. — Что это значит?

— Это означает, что они превратят нас в шлюх!

— И что? — спросила девушка с печеньем. — Мой папа собирался выдать меня замуж за Стампа Магилликутти, я не думаю, что это хуже. Если мне придется делить кровать с человеком, который мне не нравится, то, по крайней мере, у меня будут красивые вещи.

— Разве вы меня не слышали? В шлюх ! — Голос Кейли поднялся из-за разочарования. — Я не позволю им делать из меня шлюху.

Блондинка начала плакать, а некоторые из других пытались ее заткнуть.

— Молчи, — прошипела одна из девушек. — У тебя будут неприятности, как у Вэй-Ан.

Взгляд Кейли упал на красивую темноволосую девушку, сидящую на одной из коек, прижав колени к груди. Она медленно качалась взад-вперед таким образом, что Кейли вдруг подумала о Ривер. На ее руках и ногах были зловещие пурпурные синяки.

Дверь распахнулась, и вошел охранник.

— Что здесь происходит? Кто шумит?

Девушка с печеньем направила на Кэйли палец.

— Это она, она пыталась напугать нас и подговорить бежать! Она вносит разногласия.

Охранник больно схватил Кэйли за руку. Она подумала, что нужно бороться, но одного взгляда на дубинку, зажатую в другой руке, заставил ее передумать.

— Пойдем, — сказал он, подталкивая ее в дверь. — Мисс Хоуп преподаст тебе урок.

* * *
Шаттл качался и колебался под не очень умелым руководством Мэла. Это был полный полет обратно в Термополис.

Джейн ушел в конец и молча пристегнулся ремнями безопасности. Он сидел, сжимая челюсти, неподвижно как мертвец.

Инара крепко держалась за сиденье, чтобы снивелировать тряску.

— Честно, Мэл, ты должен был позволить мне управлять.

— Я не неумеха, — огрызнулся он. — Я могу пилотировать чертов шаттл. Не моя вина, что в атмосфере всюду воздушные ямы.

Шаттл вновь содрогнулся, и несколько датчиков начали мигать и взволнованно подавать звуковой сигнал.

— Ладно, возможно, я самую чуточку неумеха, — сказал он.

— Поможет, если я выйду подтолкну? — сухо спросила Инара.

— Возможно!

— Ради бога, включи инерционные редукторы. Она наклонилась к нему, чтобы отрегулировать рычаги на консоли, когда шаттл хорошенько тряхнуло. Это заставило ее пошатнуться и упасть на колени Мэла. Он схватил ее, чтобы она не скользнула на пол, и лукаво усмехнулся.

— Ты сделал это нарочно, — сказала она, приподнявшись.

— По правде говоря, я не знаю, как это вышло, — ответил Мэл.

Им удалось приземлиться в Термополисе, не перевернувшись и не врезавшись во что-либо важное. Джейн приступил к подготовке оружия, которое он привез для этой миссии.

Инара открыл шлюз и вышла в город. Она понаблюдала за тем, как люди вокруг нее занимались своими делами под холодным серым небом, и пожалела, что не подумала взять с собой одну из курток Кейли.

— Готова? — спросил Мэл, подходя к ней.

Она не слышала, как он подошел, и немного вздрогнула. Не самое хорошее начало.

— Инара…

— Я в порядке, — быстро сказала она. Слишком быстро. Возьми себя в руки, ты можешь справиться лучше.

Джейн уже запер шаттл за Мэлом. Шоу началось.

— Ты не увидишь меня, — начал Мэл, — но я буду позади. Ты слышишь меня? Прямо за тобой. Я вытащу тебя оттуда раньше…

— Я знаю, — сказала Инара.

— Я тебе обещаю.

Это означало для нее все, его слово. Это была одна из тех вещей, которой она восхищалась с самого начала. Он не подведет ее. Она знала это так же точно, как она знала свое имя.

— Мэл… — сказала она, а затем остановилась, опасаясь, что слишком выдала себя тем, как это сказала. Она положила руку ему на грудь…

…и осторожно оттолкнула его. — Иди.

Она в последний раз улыбнулась и вошла в переполненный город.

Часть 3

Зои никогда не принимала так много животных. Рожденная и выросшая в темноте отсеков грузовых судов, у нее никогда не было опыта в их выращивания. Они, конечно, доставляли скот в «Серенити», и, кроме запаха и шума это было не так плохо, но тогда капитан был рядом все время, чтобы проследить за всеми со своим опытом его воспитания на ферме.

Теперь Зои с тревогой наблюдала, как люди Баджи Забриски загружали «скот» в трюм «Серенити». Уош, Саймон и Бук наблюдали за ней, выражение на лицах в значительной степени соответствовали отвращению, которое она испытывала. С другой стороны, эмоции Ривер были чем-то более близким к детскому очарованию.

Бадж заметил их взгляды и ухмыльнулся.

— Дерьмовый запашок, как собачьи кишки, не так ли? — Он был человеком большой массы, краснолицый и потеющий, хотя был холодный день, но он не пошевелил и пальцем, чтобы приложить усилия. — Некоторые люди называют их «вонючие медведи».

Вонь и правда была. Они пахли, как скунсы, и запах уже разъедал глаза Зои.

— Но это же росомахи, — сказал Уош.

— Ага, — весело подтвердил Бадж.

— Но… росомахи, — повторил Уош, беспомощно махнув в сторону деревянных ящиков.

— Кто-то действительно собирается разводить росомах? — спросил Саймон.

— У них очень теплый и водонепроницаемый мех, все для вас, — сказал Бадж. — Лучший из всех, о чем я слышал. Не хотелось бы приближаться, чтобы убедиться самому.

— Нет, — сказал Пастор Бук. — Я бы не хотел.

Каждый из двух дюжин деревянных ящиков гремел и подпрыгивал, словно в нем был крошечный торнадо. Страшная какофония рычания и фырчания, тряски и скрежета исходила от ящиков, наполняя грузовой отсек оглушительным гамом.

— Эти ящики крепкие, верно? — уточнил Саймон. — Они случайно не откроются?

— Безопасно, как в доме, — заверил их Бадж. Он сунул Зои тетрадь. — Подпишите здесь.

— Они реально воняют, — сказал Уош после того, как Бадж и его люди ушли. — Я имею в виду жутко смердят. Не просто жутко, а как прохудившийся бак или раздувшийся труп, просто ужас.

— Мы поняли, — раздраженно сказала Зои. — Они воняют.

Уош открыл рот, будто хотел что-то сказать, но передумал и отступил.

— Ривер, не подходи слишком близко, — сказал Саймон. Девушка сидела на полу перед одним из ящиков, ее голова наклонилась в сторону, изучая существо внутри.

— Они такие громкие, — сказала она.

— Это да, — согласился Саймон.

— Одни инстинкты, побуждения и желания. Они хотят. Это заглушает все остальное, так громко, что тихо.

Она выглядела странно довольной среди всей этой вони и шума.

Зои наклонилась, чтобы ближе посмотреть на животных.

— Не нравятся мне их глаза. Как красные бусины с дряблыми зрачками. Какие-то неправильные.

— Как горящие адские угли, — добавил Саймон.

— Не знаю, — сказал Бук. — В них есть определенная красота, их даже можно считать симпатичными, если не замечать зубов. Как крошечные медведи.

— О, да, — сказал Уош, — они милые, пушистые шары демонической ярости. Я уверен, что если вы позволите одному из них выйти, он просто свернется на ваших коленях, мило и тихонько погрызет вашу бедренную кость.

Он бросил на Зои последний несчастный взгляд, прежде чем отправиться на мостик.

* * *
Джейн прищурился на сгустившееся небо и попыталась не думать о Кейли и сколько уже времени прошло, как ее схватили. Он и Мэл уже несколько часов следили за Инарой, сохраняя между ними хорошую дистанцию, но не позволяя ей выйти из круга наблюдения. У него было несколько пушек, спрятанных в его куртке, и Вера спрятанная в вещевом мешке за спиной. Появление разнообразного огнестрельного оружия в центре города могло привлечь внимание, и Вера имела тенденцию привлекать взгляды.

Ему хотелось, пострелять в кого-нибудь или ударить кого-то, и он уже начал задаваться вопросом, сработает ли вообще весь этот план. Эти работорговцы уже получили сегодня одну девушку, возможно, на какое-то время они уйдут на дно, прежде чем снова ударить. Или, может быть, они заполнили свои трюмы и уже на полпути через квадрант. Он подумал, что есть хорошие шансы, что они будут относиться к ней нормально в течение первого времени — не хотелось думать о том, что будет после этого.

Джейн был увлечен Кейли, чем охотно пользовался. Девушка напомнила ему о собаке, которую его мама держала при дворе. Ужасно раздражающее тявкающее маленькое нечто, но иногда было приятно просто иметь кого-то, кто действительно был рад видеть его.

Инара остановилась перед витриной и притворилась, что смотрит на кривые горшки и кастрюли. Она выглядела по-другому без макияжа, в одном из коротких маленьких платьев Кейли. Младше и… красивее. Больше похожа на девушку, которой мог бы понравиться Джейн.

Он плюнул на землю, не обращая внимания на грязный взгляд от лавочника, чей порог он испачкал. — У нее красивые ноги, не так ли?

— Что? — рассеянно переспросил Мэл.

— Инара. у нее ничего так ноги.

Мэл нахмурился.

— Брось разглядывать ее ноги.

— Мы должны не сводить с нее глаз, не так ли? Я имею в виду, разве не в этом суть?

— А на что ты смотрел, когда Кэйли схватили? На красивые ноги?

Джейн вспыхнул внутри. Он хотел что-то сказать, но точно не знал что.

— Послушай, Мэл, об этом… Кейли, она… ну… — Он потер затылок, борясь со словами. — Я просто… я чувствую себя виноватым, ясно? Ты не понимаешь.

В первый раз за весь день Мэл посмотрел на Джейна, как будто он не был тем, что нужно было соскрести с ботинка.

— У меня есть неплохая идея.

Джейн посмотрел туда, где Инара был всего лишь секунду назад, и почувствовал, что холодеет.

— Куда она ушла?

Мэл снова обратил туда внимание.

— Что?

Джейн посмотрел в дисплей на считывателе данных.

— Она уходит от нас, на северо-северо-восток на 200 метров.

Она должна была быть видна, если передатчик правильно читал.

— Ее нет, Джейн.

— Эта штука правильно работает?. — Мэл отобрал считыватель, как будто мог как-то лучше его понять.

Джейн осмотрел улицу. Сумерки сгущались, и это был оживленный район, но не настолько уж переполненный, чтобы они не заметили ее. Он увидел проблеск ярко-зеленой дождевой бочки, который несли двое мужчин, незадолго до того, как повернуть за угол и скрыться из вида.

— Она изменила направление, — сказал Мэл. — Запад-юго-запад, 250 метров.

— Пойдем, — сказала Джейн, пробираясь через толпу. — Я знаю, куда она пошла.

* * *
Уош пристально смотрел в окно кабины, потерянное в черном. Не темнота космоса — он точно знал, где была «Серенити» и куда она направлялась, — в черноту, которая ползала внутри него и гнездилась в нем.

Он сходил с ума. Несмотря на то, что злился он на Зои, где-то в глубине души он подозревал, что зол и на себя тоже. Дело в том, что он не мог вспомнить, почему он злится. Зои сделала что-то или что-то сказала, или, может быть, это было что-то, чего она не сказала или не сделала. Не имело значения, потому что между ними воцарилась тишина, и он не знал, как избавиться от нее.

Зои всегда сохраняла спокойствие. Не похоже на него — он всегда старался заполнить молчание вокруг него словами. Зои была женщиной действий, а не слов; она говорила с ним игривым взмахом бедер, улыбки, которые задерживались у ее рта, глазами, следовавшими за ним по комнате.

Уже нет. Теперь она была холодной и жесткой, и ее глаза ни за кем не следовали. Это была тихая обида, которая лежала между ним и… и болью. Честно говоря, он устал от этого. Ему хотелось, чтобы он знал, как вернуться и все исправить.

— Уош. — Голос Зои позади испугал его.

Он успокоился и повернулся, чтобы посмотреть на нее, слегка подняв брови.

— Как долго нам добираться до Деспины? — Она говорила с мрачным тоном, который она использовала в последнее время всякий раз, когда бизнес заставлял их взаимодействовать.

Он проверил консоль.

— Один час и двадцать три минуты.

— Я хочу, чтобы у тебя был при себе пистолет, когда мы встретимся с Кеннетом.

— Да конечно. — Он никогда не слышал, чтобы контрабандисты росомах были головорезами или убийцами, хотя он никогда не слышал о контрабандистах росомах как таковых. И Мэл с Джейном оба ушли за Кэйли…

Зои повернулась, по-видимому, закончив все дела с ним.

— Зои..

Она остановилась в дверях, но не обернулась.

Он хотел подойти к ней, обнять ее, крепко обнять, зарыться лицом в ее волосах. Но он инстинктивно знал, что если он попытается это сделать, она уйдет, и он не сможет это вынести.

— Ты… ты думаешь, что они смогут вернуть Кейли? — он сказал. Потому что это было второе, что не давало покоя. Мысль о том, что может случиться с Кейли; что могло бы произойти.

Зои повернулась, чтобы посмотреть на него, и что-то в ее лице слегка смягчилось.

— Надеюсь на это.

Это был лучший разговор, который они провели за несколько дней. Уош наблюдал, как она идет по коридору, пропуская игривое раскачивание ее бедер, так как это слишком больно.

* * *
Пастырь Бук вышел из грузового отсека и вздрогнул от ударившего в ноздри запаха росомахи. Они действительно жутко воняли. Тем не менее, было в них что-то, что он находил завораживающим. Во всех созданиях господних есть красота, нужно только приглядеться. В случае Джейна Кобба пастырь все еще приглядывался, но был уверен, что ее можно было найти — нужно было только запастись терпением.

Зои стояла у шкафа с боеприпасами, спиной к нему, заряжая винтовку. В последнее время она была не в духе, и Бук задумался о том, чтобы развернуться и отправиться назад в пассажирский отсек, оставив ее в покое. Но, хоть он и не любил навязываться, не в его привычках было бросать страдающую душу если он мог хоть как-то помочь.

Поэтому он подошел к ней, убедившись, что его шаги услышаны, даже через шум росомах, рычащих в клетках.

— Ожидаете неприятностей?

— Как всегда, — сказала Зои. — Я буду приятно удивлена, если их не будет.

— Ожидаете худшего, но надеетесь на лучшее?

— Что-то вроде того.

Бук прислонился к одному из шкафчиков.

— Ужасно тихо на корабле без остальных.

Зои повернула голову в сторону росомах.

— Вы называете это тишиной?

— Возможно, тихо— было не самым лучшим словом. Одиноко, больше подходит.

Она кивнула.

— «Серенити» кажется опустевшей, Кейли освещала это место. Но не беспокойтесь, капитан вернет ее сюда, прежде чем вы это узнаете.

— Я не сомневаюсь в этом, — сказал Бук. Он поколебался, задаваясь вопросом, должен ли он просто оставить ее в одиночестве. Что-то подсказывало ему, что Зои вряд ли будет благодарна за вторжение.

Она взглянула на него.

— Вам есть что сказать, пастор?

Принимая это как знак, Бук решил высказаться.

— Я не могу притворяться, что не замечаю ту тревогу, которая возникла между тобой и Уошем в последнее время.

Она застыла, рука все еще лежала на коробке патронов.

— Это так?

Он надавил, несмотря на враждебность в ее лице.

— Очень мудрый человек однажды сказал мне, что успех в браке требует много раз влюбляться заново в одного и того же человека. Конечно, я не могу проверить это сам или притвориться, что понимаю, что это такое…

— Нет, вы не можете, — холодно сказала Зои.

Бук не ожидал, что она будет так восприимчива к его совету, но он подозревал, что, возможно, ему нужно было следовать его первому инстинкту и оставить ее одну. Но прежде чем он смог извиниться, их прервал звук шагов вниз по ступеням с подиума выше. Бук поднял глаза и увидел, что это Уош подходит к ним. Он оглянулся на Зои — гнев сбежал с ее лица, сменившись маской холодного равнодушия.

— Я не уверен, что сделал все правильно, — сказал Уош, беспомощно указывая на кобуру на бедре.

Зои молча ослабила ремень на поясе Уоша и сдвинула его по бедру ниже. Бук перешел к клеткам росомахи, давая паре больше места.

— Итак, мы приземлимся через двадцать минут, — услышал он Уоша. — Похоже, мы можем просто сделать эту работу без каких-либо задержек.

— Ты действительно считаешь хорошей идеей соблазнять судьбу именно сейчас? — сказала Зои.

Бук двинулся подальше от них, в дальнюю сторону клеток росомах.

Он остановился, когда его внимание привлек один ящик, который не вибрировал от ярости зверя внутри. в одном углу Гвозди выпали, и крышка раскрылась достаточно широко, чтобы небольшой зверек смог вырваться.

— Извините, — крикнул он Зои и Уошу. — Думаю, у нас небольшая проблема.

* * *
Инара не сопротивлялась, когда вдруг была подвергнута жесткому обращению двумя стражниками и засунута в каюту с другими девушками. Разумеется, внутри она была в ярости, но сдерживалась и старательно казалась кроткой и слабой. Дверь захлопнулся за ее спиной, она оглянулась на лица других заключенных. Шесть девочек, но Кейли среди них не было.

Она почувствовала мгновенный укол страха. Что, если их похитили вообще разные работорговцы? Или что, если Кэйли уже вне этой планеты и вне досягаемости?

— Не бойся, — сказала одна из девушек. — Они не причинят тебе вреда, пока ты будете вести себя спокойно.

— Что они будут с нами делать? — спросила Инара.

Несколько девушек обменялись стеснительными взглядами.

— Мисс Хоуп собирается сделать из нас проституток, — сказала одна из них.

— Что за Мисс Хоуп?

— Она наша новая мама, и она позаботится о нас, — уверенно сказала рыжая девушка.

Взгляд Инары упал на девушку, сгрудившуюся на одной из коек, она была вся в синяках.

Позаботиться подобным образом, вот что это значило.

Инара обошла комнату, остановившись у стола, широко раскрыв глаза.

— Я никогда не видела столько еды.

— Это все для нас, можешь себе представить!

— А здесь есть другие девушки? Кроме нас, я имею в виду?

— Нет, только мы, я думаю. Ну, еще и эта смутьянка.

— Смутьянка?

— Она появилась сегодня утром, и сразу же начала буянить. Мисс Хоуп разговаривает с ней сейчас, но я думаю, она вернется.

Кейли была здесь. И, судя по всему, в опасности. Инара горячо надеялась, что где бы ни был Мэл, он поспешит. В то же время, возможно, было что-то, что она могла бы сделать, чтобы немного облегчить путь.

— Сколько охранников за дверью? — спросила Инара.

— Только один, как правило, — сказала рыжеволосая девушка. — Зачем тебе?

Инара улыбнулась. Это будет еще проще, чем она думала.

* * *
Ривер медленно поднималась по лестнице, двигаясь в такт тайным ритмам, пульсирующим в ее крови. Голые ноги касались металла, пальцы тянулись вдоль холодных перил. Подсчитывая каждый шаг, она уходила. Два. Шесть. Двенадцать.

Двенадцать пар висят высоко, двенадцать рыцарей едут.

Ее тянуло… что-то. Чувство подавляющего, отчаянного голода. Не принадлежащего ей.

Она прокрадывалась вокруг камбуза. Тихо, как мышь, не пугайте. Она была большой для мыши, но такой же тихой. И Невидимый. Глаза скользнули прямо по ней, видя только то, что они хотели видеть. В конце концов, она была просто эхом, а не настоящей девочкой.

Тридцать восемь зубов и двадцать выдвигающихся когтей. Царапать, разорвать на куски пачку сушеных абрикосов. Чувствовался запах пищи, но до нее не добраться. Разочарование. Хотелось мяса, но мяса здесь не было. Во всяком случае, не для еды.

Ривер подумала, как они красивы, все эти зубы, когти и мускулы. Опасные, страшные и изящные. И все же такие маленькие и уязвимые. И испуганные. Как я. Странное место, странные запахи. Все запутанно.

Голос прошептал в ее голове, тот, который говорил о вещах, которые она узнала, услышав однажды. Росомаха отгоняет других животных от своей пищи, обнажая зубы, поднимая волосы на спине, прижимая свой пушистый хвост и низко рыча.

Так же, как сейчас. Ривер оскалилась и зарычала.

* * *
Джейн незаметно наблюдал за тем, как Мэл подошел к двум охранникам у «Двойки», неся большую коробку с контейнерами. Разумеется, все они были пустыми — Мэл и Джейн достали их из мусора, но с виду этого нельзя было сказать. Джейн не был слишком впечатлен планом.

— Это судно заказывало Восемь Утиных сокровищ? — дружелюбно спросил Мэл.

Один из стражников осторожно шагнул вперед, чтобы поговорить с Мэлом, его рука была возле оружия на бедре.

Как только Джейн решил, что они были достаточно отвлечены рутинной манерой Мэла говорить, он тихо встал за ними.

— Значит, вы говорите, что это не Slip E521? — сказал Мэл. — Черт, я должен вернуться обратно. А вы, парни, достаточно любезны, чтобы указать мне правильный путь?

Когда охранник, ближайший к Мэлу, протянул руку, чтобы указать дорогу, капитан пробил ему в лицо. Перед тем, как другой мужик смог отреагировать, Джейн стукнул его по затылку прикладом Веры. Тот опустился на землю без чувств, а через несколько секунд приземлился и охранник Мэла.

— Это было весело, — сказал Джейн, когда они перетащили охранников с поля зрения за корабль и связали их ремнями. — Что дальше?

— Да пока не приходит на ум.

— У тебя нет идей что делать дальше?

— Нет, пока нет.

— Ну, разве это не грандиозно.

— Погоди. Ладно, вот что. Мы бросаемся… и стреляем в любого, кто стоит между нами и девочками.

— Используем элемент неожиданности?.

— Что-то вроде того. — Мэл вытянул свой старый служебный пистолет. — Готов?

Джейн кивнул.

Мэл вставил ключ-карту, которую они взяли у одного из охранников, в считывающее устройство. Маленький огонек на дисплее сменился с красного на зеленый, и замок в двери щелкнул. Мэл открыл дверь, и они зашли внутрь…

…прямо к дулам трех пистолетов, направленных на них еще тремя охранниками, ожидающими в трюме корабля.

— Они даже не удивлены, не так ли? — сказал Мэл, поднимая руки вверх.

— Шикарный план, — прошипел Джейн. — Очень хитро.

Часть 4

«Это не страшно», — сказал Уош, осторожно поднимаясь по лестнице к выходу пассажирской палубы. Пожиратели были страшны. крейсеры Альянс были страшны. Тот анимационный осьминог в рекламе злаковых батончиков — вот он был страшен! А пушистое млекопитающее размером с енота не было страшным.

Если он на самом деле был. Хотя, когда корабль трясло, вполне возможно, что этот зверь мог выпрыгнуть из ящика в любую секунду со всеми этими зубами, когтями и красными глазами.

Росомаха может снести лося, если хватит духу. Лося! Уош изучал некоторые материалы, поскольку иногда они перевозили животных на борту. Оказалось, что импортировать их было запрещено потому, что они в значительной степени пожирали всю естественную экосистему в любой среде, в которую они были помещены. Прекрасные твари.

И для усугубления ситуации, им нужно было все сделать за одиннадцать минут от высадки. По инициативе Зои все присутствующие на борту прочесывали корабль сверху донизу, но, учитывая то, что половина команды исчезла, а мест, где можно спрятаться, на «Серенити» было предостаточно, Уош не особо верил в успех.

— Гррр.

Уош замер. Ладно, на самом деле это не походило на рычание животного. Это звучало более на…

Ривер?

Он вошел в камбуз и обнаружил, что девушка присела на пол, глядя на что-то в кладовой.

Затем он услышал еще одно рычание, безусловно, уже от животного.

Уош подошел поближе и увидел хищное слюнявое существо, которое с трудом разрывало то, что осталось от их продовольственных пайков.

— Ривер, — сказал Уош, медленно двигаясь к ней. — Давай отойти от этого крошечного свирепого монстра, ладно?

— Он голоден, — сказала она.

— Да, я уверен, что это так. И мы не хотим, чтобы он съел тебя.

Он потянулся и оттолкнул ее от росомахи. Затем закрыл дверь и вытащил Ривер в кормовой проход. Он закрыл и эту дверь, заперев росомаху на камбузе.

Он нажал кнопку коммуникатора.

— Сумасшедший адский зверь на кухне, — объявил он на весь корабль.

Примерно через 45 секунд Зои оказалась рядом с ним, заглянув в окно люка.

— Где он?

Теперь она стала невозмутимой амазонкой, которая впервые попалась ему на глаза. Это было, Уош должен был признать, невероятно горячо.

— Ест в кладовке, — сказал он, стараясь сосредоточиться на нынешней чрезвычайной ситуации, а не на привлекательности его жены. — Что нам теперь делать?

Зоя взяла винтовку и зашла в комнату.

— Только одно.

— Ты не думаешь, что Кеннет будет возражать, если мы убьем одного из его животных?

Она подняла брови.

— Ты хочешь быть тем, кто вернется в тот ящик?

Уош подумал о зубах, когтях и рабстве.

— Ладно, убей его.

— Нет! — завопила Ривер.

— Подождите! — сказал Саймон, поднимаясь по лестнице из лазарета. У него в руках был маленький флакон с лекарством и подкожный автоинжектор.

— Док, ты же не хочешь близко подходить к этой штуке? — сказала Зои.

— Ему просто страшно, — сказала Ривер, почти плача. — Он не виноват, он не просил, чтобы так поступали.

— Все в порядке, mèi mei, — сказал Саймон, заправляя лекарство. Он оглянулся на Зои: — Если мы не доставим все двадцать четыре зверя живыми, мы не получим все наши деньги, верно?

Зои кивнула.

— В лучшем случае.

— А в худшем?

— Угрозы, насилие, стрельба. Как обычно.

— Мне не нужно приближаться, — сказал Саймон, держа лекарство, как дротик. — Мне просто нужно попасть в яблочко.

Зои пожала плечами.

— Нужно, я полагаю.

Саймон посмотрел на Ривер.

— Оставайся здесь, хорошо? Держи за нами двери закрытыми и не пытайся войти. Обещай.

Ривер кивнула.

— Не убивай его.

— Не буду, мы сможем ему помочь.

Они тихо закрыли люк. Саймон, Зои и Уош проскользнули в камбуз и подошли к росомахе. Она уже оставила попытки пробраться в кладовую и сейчас творила нечто непередаваемое с разнообразной кухонной утварью.

— Я чувствую себя побитым ради консервной банки, — сказал Уош неудобно.

Саймон поднял дротик с лекарством и нацелил его на росомаху.

Зои наклонилась к нему, чтобы лучше рассмотреть.

— Ты же умеешь играть в дартс, верно, Док?

— Конечно, — сказал Саймон, не особенно убедительно. — Я играл, когда был в медакадемии.

— И ты попадал? — спросила Зои.

— Я никогда не участвовал в турнирах или где-то в подобном, но пару раз выиграл бесплатное пиво у друзей.

— Я не вижу твою уверенность, — сказала Зои.

— Вы не возражаете? — сказал Саймон. — Я пытаюсь сконцентрироваться. Если вы не хотите сделать это сами.

Зоя подняла руки и отступила.

Саймон поднял лекарство, прицелился и бросил. Игла поразила росомаху прямо в ее пушистую заднюю часть и застряла там. Неожиданное нападение и боль от иглы, торчащей из ее бедра, стали слишком сильными для зверя, он впал в какое-то безумие, бегая кругами и пытаясь укусить иглу.

— И теперь зверь разозлился, — сказал Уош, — Отлично попал.

— Как будто он раньше не злился, — сказал Саймон.

Росомахе, наконец, удалось вынуть иглу из ее бедра и посмотреть своими красными сухими глазками на трех людей.

— Святое дерьмо! — вскрикнул Уош, когда рычащий вихрь с зубами и меха, бросился прямо для него, а острые когти быстро понеслись по настилу.

Уош нащупал пистолет и попытался вытащить его из кобуры, уже зная, что он не будет достаточно быстрым.

Краем глаза он увидел, как Зои упала на обеденный стол, завалив его на бок и толкнула прямо на него. Стол сбил его с ног, и прижал к стойке, но зато стол стал отличным барьером между ним и рассерженным зверем.

Потрясенное и смущенное шумом и падающим столом, животное метнулось направо, вышло и направилось к Зои. Она поднялась на ноги и спокойно подняла пистолет.

Но прежде чем она успела это сделать, росомаха остановилась на пути и упала на пол, закатив глаза. Она лежал там, тихонько рыча про себя и подергиваясь, как пьяная.

Уош вздохнул с облегчением и опустился на настилы.

— Уош, детка, ты в порядке? — Зои была рядом с ним, держась за руку, ее светящиеся глаза были охвачены волнением.

Возможность, из которой следовало выжать все, что можно. Он потер ногу, куда стол ударил его и жалобно застонал.

— Ох, моя нога.

Зои прищурилась.

— Ты в порядке, ты как большой ребенок.

— Ты бросила в меня стол!

— Я пыталась спасти тебя.

— Бросив в меня стол?

— Это сработало, не так ли? — Она улыбнулась ему, и вдруг почувствовало, что снова все в порядке.

Он подумал о том, что хочет поцеловать ее, но решил, что сделает это позже, и тогда тревога, предупреждающая его о приближении к Деспине, ушла.

— Это было для меня, — сказал он, неохотно и несколько болезненно поднявшись на ноги.

Он снова взглянул на Зои, чуть дольше наслаждаясь славным сиянием ее улыбки, прежде чем захромать к мостику.

* * *
Инара успокаивающе улыбнулась рыжей девушке по имени Лия. На самом деле пришлось вложить не мало сил, чтобы убедить девушек согласиться с ее планом. По-видимому, Кейли уже подготовила некоторых из них, отчего Инаре потребовалось совсем немного хитрости, чтобы убедить остальных следовать за ней. Первоначально Лия была наиболее упертой, но Инара наконец заручилась ее энтузиазмом, предоставив главную роль в этой схеме.

По сигналу Инары Лиа закрыла глаза, глубоко вдохнула и пронзительно закричала. Затем упала на пол и сгрудилась в клубок, сжимая живот. Остальные девушки все отошли от нее, распространившись по периметру комнаты.

— Что, черт возьми, происходит? — спросил охранник, распахнув дверь.

— Я думаю, что она больна или что-то в этом роде, — сказала блондинка по имени Хлоя.

Охранник наклонился над Лией, которая продолжала корчиться и громко стонать. В то время как его внимание было сосредоточено на выходках девушки, Инара ловко вытащила дубинку из-за пояса и треснула его по затылку.

Лия ушла с дороги, прежде чем мужчина упал на пол.

— Все в порядке? — спросила она, встав и приводя себя в порядок.

— Отлично. — Инара вытащила ключ из кармана охранника и отперла дверь. Она посмотрела через плечо на девушек. — Все готовы уйти отсюда?

Они кивнули ей в ответ, испуганно, но решительно.

* * *
— Брось оружие, — сказал самый большой из головорезов, целящихся в Мэла и Джейна. Еще двое мужчин вошли в трюм и потянулись к ним.

Мэл размышлял, пытаясь придумать выход, но когда на вас направлено пять орудий, на самом деле делать нечего.

— Я сказал, брось! — рявкнул тот первый.

Мэл подчинился. К его удивлению, парень нервничал. Это могло сыграть им на руку: так шанс выкарабкаться был выше, чем если бы они имели дело с ничем не замутненным бугаем, но могло и привести к печальному исходу в случае, если парень психанет и случайно пристрелит их до того, как появится шанс совершить дерзкий побег. — Я не люблю бросать Веру, — осторожно сказала Джейн. — Подойдет, если я просто медленно опущу ее на землю, чтобы ее рама не согнулась?

— Думаешь, мы с вами играем? — сказал охранник, который, казалось, был взволнован.

— Джейн, — прошипел Мэл. — Просто брось пререкаться, и сделай как сказали эти джентльмены.

— Ну, э-э, им придется убить меня, потому что я не позволю себе навредить Вере.

— Это можно устроить, — прорычал громила, хотя Мэл был совершенно уверен, что он никогда раньше не стрелял из оружия, которое держал в дрожащих руках. Вероятно, он был просто уличным бандитом, который проводил большую часть своего времени, оттаскивая испуганных девушек и даже никогда не должен был использовать свое оружие раньше. Остальные охранники тоже выглядели не намного лучше. Это означало, что он и Джейн могли бы победить их в честной борьбе.

Если б они могли как-то их отвлечь…

Блестящее красное яблоко вылетело из ниоткуда и отскочило от палубы сразу за первым головорезом. Затем последовал настоящий град из яблок, которые сыпались на охранников с платформы выше.

— Какого черта?

Охранники на мгновение отвлеклись от Джейна и Мэла, когда пытались уклониться от плодовых снарядов.

Да, — подумал Мэл, схватив пистолет и спрятавшись за укрытие. — Это было легко.

* * *
Инара схватила еще одно яблоко и послала его так сильно, насколько могла, из-за крышки деревянного ящика. До сих пор охранники, похоже, не собирались использовать свои пистолеты против девочек. Видимо, их серьезно предупредили о повреждении товара.

Некоторые из девушек действительно впечатляюще бросали фрукты, она наблюдала с гордостью, когда одно яблоко отскочило от головы охранника, пытающегося бесполезно нацелить свой пистолет на Мэла.

Под ними Мэл и Джейн делали довольно честную работу, чтобы сразиться с охранниками на полу грузового отсека. Инара схватила еще одно яблоко и вздрогнула, когда выстрел эхом отозвался на весь трюм.

Слева закричала девушка, Инара развернулась на крик. Одному из охранников удалось подняться по лестнице и схватить Хлою и потащить ее в трюм. Инара атаковала его, со всей силой размахнувшись дубинкой и приложив ее к затылку с ошеломляющей треском. Она схватилась за Хлою, когда мужчина, держащий ее, начал спускаться по лестнице, но сила его падения превратила всех троих в беспорядочную кучу у подножия лестницы.

Инара болезненно вздохнула и встала на ноги, все еще сжимая в руке дубинку. Однако, прежде чем она полностью восстановила равновесие, другой охранник схватил ее сзади. Он тяжело толкнул ее, и она полетела в кучу ящиков, отскочила от них и болезненно приземлилась на плечо.

Мир пошел белыми пятнами, потом темными, прежде чем ее видение медленно вернулось к подобию нормального. Инара покатилась на спину, задыхаясь от вызванной боли, как раз вовремя, чтобы увидеть стоявшего над ней охранника, с поднятой дубинкой. Она закричала и попыталась сбежать, но левая рука была почти бесполезной, а боль, отдающая в плечо, угрожала оставить без сознания.

Прозвучал еще один выстрел, ближе, и на лицевой стороне мужской рубашки расцвело пятно ярко-красного цвета. Дубинка бесполезно выпала из его рук, и он упал на пол.

Инара опустилась на палубу, пытаясь не сдаваться.

— Инара! — Мэл бросился ей навстречу, отбросив тело охранника.

— Я в порядке, — сказала она, сжимая его руку. Тем не менее, она была не в порядке. Из того, что он видел: она хорошенько ушибла голову и, возможно, сломала несколько ребер, так как поддерживала левую сторону. Он снова выругался за то, что позволил ей участвовать в этом беспределе.

Позади него битва стихла, и Мэл был доволен тем, что оставил Джейна разбираться, когда увидел Инару.

— Яблоки? — сказал он, осторожно помогая ей сесть. — У вас была группа девушек, напавших на вооруженных людей с яблоками?

Инара улыбнулась, несмотря на боль, которую она явно чувствовала.

— Это все что у нас было.

На ее лице не было макияжа, чтобы усилить или замаскировать ее выражение, не было богатых одежд, рассчитанных на то, чтобы привлечь взгляд, никаких причудливых ароматов, чтобы одурманить его чувства. Теперь это была только Инара, она смотрела на него, более естественная и прекрасная, чем Мэл когда-либо видел. Внутри что-то шевельнулось, и он осознал их близость. Их лица были настолько рядом, что он ощущал мягкое прикосновение ее дыхания к губам, считал темные ресницы вокруг глаз …

Лицо Инары вдруг омрачилось, и она сжала его руку.

— Мэл, ты должен найти Кейли.

— Ее не было с вами?

— Они отвезли ее в другую часть корабля и, я думаю, они могут причинить ей боль.

Она сделала доблестную, но безумную попытку встать.

Мэл положил на ее талию нежную, но сдерживающую руку, направляя ее обратно в сидячее положение.

— Я найду ее. — Он вложил пистолет, который взял у одного изохранников, в ее руку. — Оставайся здесь, не пытайся двигаться.

Джейн был занят связыванием охранников, которые все еще дышали, с помощью некоторых более уравновешенных девушек. Казалось, что он заслужил себе что-то вроде фан-клуба, когда девочки следовали за ним и бросали на него мечтательные взгляды.

Мэл подтолкнул наиболее понятливого к своим ногам и бросил его на переборку.

— Где другая девушка? — спросил он. — Та, которую ты добыл сегодня утром?

У него не было ни времени, ни желания обыскивать весь проклятый корабль в поисках Кейли.

Мужчина угрюмо посмотрел на него, отказываясь говорить. Он почувствовал, как Джейн встал рядом.

Мэл поднял пистолет и прижал его к носу мужчины.

— Мне никогда не нравилось убивать людей…

— Да, — протянул Джейн, широко улыбаясь и поглаживая огромный нож в руке.

— Но он это сделает, — сказал Мэл, указывая головой на Джейна. — И очень интересно, как он это сделает.

— Я знаю, где она, — сказал маленький голос позади них.

Мэл бросил взгляд через плечо. Одна из девушек вышла вперед — красивая, темноволосая, с огромным сияющим синяком и неприятными ушибами на руках и ногах. Он сунул охранника Джейну и повернулся лицом к девушке.

— Они сделали это с тобой?

Она кивнула.

— Мисс Хоуп и двое ее мужчин.

— И они сделают так же с моим другом Кейли?

Еще один кивок.

— Как тебя зовут, дорогая?

— Вэй-Aн.

— Вэй-Ан, ты сможешь показать нам, где они держат Кейли?

— Да, это наверху корабля.

— Хорошо, тогда пойдем. Джейн…

Наемник держал нож у горла охранника, но по кивку Мэла оглушил его рукоятью. Как бы не хотелось увидеть, что парень ел на завтрак, распоров его брюхо за все, что тот сделал, Мэлу не нравилась мысль о том, что маленький малолетний фанклуб Джейна будет за этим наблюдать.

Они последовали за девушкой в недра «Двойки», через две лестницы и пролет в лофт-зону корабля. Мэл и Джейн внимательно осматривались, но на пути больше ни с кем не столкнулись. Даже мостик был пуст.

— Там, — сказала она, указывая на дверь в конце коридора.

— Хорошая девочка, — сказал Мэл. — Теперь ты спустишься обратно в трюм и останешься с другими девушками.

— Ты их убьешь? — спросила она, глядя на закрытый люк.

Мэл посмотрел на нее.

— Возможно.

На ее лице промелькнула улыбка.

— Хорошо.

Она повернулась и побежала вниз по ступенькам.

— Здесь далеко от остального корабля, — сказал Джейн. — Они, вероятно, даже не слышали, что внизу была драка.

— Может быть.

Они расположились по обеим сторонам двери, и Мэл громко постучал прикладом своего пистолета. Дверь распахнулась, и, прежде чем человек, который открыл ее, понял, что происходит, Джейн вытащил его в проход и тяжело вбил в переборку.

Другой охранник в комнате только начинал двигаться к двери, намереваясь достать пистолет, который все еще был в кобуре, когда Мэл вошел в комнату, направляя на него оружие.

— Я бы не стал, — резко сказал он, и рука стражника застыла. — Руки на голову, если вы не возражаете.

Рядом с ним стояла женщина, пухленькая и по-матерински выглядящая, хотя рот выдавал человека жесткого. За ней он увидел Кейли, сидящую в кресле, убрав руки за спину, с головой, упавшей на грудь. Ее волосы висели на большей части ее лица, но там, где кожа на руках и ногах проглядывала, показывались синяки, которые еще не успели потемнеть. Мэл почувствовал, как его палец затянулся на курке.

— Джейн, — сказал он сквозь зубы. — Освободи нашего нового знакомого от его оружия.

Джейн начал продвигаться вперед, но заколебался, когда увидел Кейли.

— Мэл..

— Я знаю.

Джейн обезоружил охрану с быстрой эффективностью, потом отбросил назад и пистолет — и врезал ему его же оружием. Головорез рухнул на палубу, но Джейн подтянул его за воротник, чтобы ударить его еще несколько раз. Мэл не мог сильно винить его. Увидев, что они сделали с Кейли, он захотел присоединиться к нему, но было еще кое-что, что нужно было сделать в данный момент.

Он обратил внимание на женщину.

— Ты — Хоуп, я полагаю.

— Я.

Она вздернула подбородок в воздух, как будто принимала какую-то награду вместо того, чтобы оглядываться на человека, нацеливающего пистолет в ее кишки.

— Я так понимаю, вы здесь за одной из моих девочек.

— Моей девочки. — Он наклонил голову в направлении Кейли. — За ней, фактически.

— Ну и возьми ее. Она все равно неприятна.

— Это она. Тем не менее, я не доволен состоянием, в котором ты ее возвращаешь. Похоже, что тебе придется рассчитаться за это.

Она бросила взгляд на Джейна, все еще избивавшего мужчину в мясной рулет, — и сделала шаг вперед, нервно складывая руки на груди.

— Конечно, мы можем прийти к какой-то финансовой договоренности.

Слишком поздно. Мэл увидел, что ее рука скользнула внутрь оборванного жилета.

— Э-э, — сказал он, когда ее пальцы сомкнулись вокруг маленького пистолета. — Не думайте ни на секунду, что я не смогу выпустить ваши внутренности наружу, прежде чем вы попытаетесь воспользоваться этим маленьким оружием для девочек.

Она застыла, глаза сузились, пытаясь решить, идти ли ей на это или нет. У Мэла было чувство, что он знал ее тип — она не может поверить, что она не лучше и умнее всех окружающих. Он терпеливо наблюдал за ней, ожидая ответа, и никогда не сомневался, что момент придет.

Так оно и было. Мускулы ее руки дернулись за полсекунды, прежде чем она тронула пистолет. Он выстрелил в нее, прежде чем она успела даже направить оружие в его сторону.

Он подошел к тому месту, где она лежала, кровоточа и булькая на полу, и положил в карман маленькую ручку, которая выпала из ее руки. Затем он спокойно поднял пистолет и снова выстрелил в голову. Его мама всегда говорила ему, что нужно стрелять дважды.

Как только он удостоверился, что женщина не собиралась снова встать, он спрятал пистолет и бросил взгляд на Джейна, все еще выбивавшего дерьмо из другого охранника. Мэл оставил его с ним и опустился на колени у Кейли.

Правая сторона ее челюсти была припухшей и розовой, ее губы были разбиты и кровоточили. Она вздрогнула от его прикосновения, и ее глаза распахнулись, но они были стекловидны и не сфокусированы, как будто она даже не видела его.

Кейли, Кейли, Кейли. Его сердце сжалось в груди, когда он разрезал шнур на запястьях и осторожно потянул ее к себе. Он не добрался до нее достаточно быстро. Он слишком долго ждал, чтобы найти ее и посмотреть, что произошло. Они избили его веселую девочку.

Она моргнула пару раз, а затем, похоже, сосредоточилась на нем.

— Капитан, — прошептала она, так тихо, что он едва смог ее услышать.

— Моя девочка.

Он хотел обнять ее, но боялся, что причинит ей боль. Вместо этого он улыбнулся ей той улыбкой, предназначенной для того, чтобы утешить; чувством, которое он не смог бы высказать.

Она пробежалась пальцами по лбу, коснувшись морщины около брови.

— Вы хмуритесь.

Он откинул волосы с ее лица и попытался не смотреть на сколько следы на ее руках были ярко-розовыми из-за бледности кожи.

— Это из-за того, что я сержусь, Кейли. Ты навела на всех страха, когда исчезла.

— Простите, я не хотела.

— Да, наверное, на этот раз я тебя отпущу.

Она приложила руку ко рту и уставилась на кровь, которая осталась на кончиках пальцев.

— Я наверно ужасно выгляжу, а?

— Не правда. Ты самая красивая, кого я когда-либо видел.

— Вы лжете.

Она подарила ему слабую, хрупкую улыбку.

— Возможно, ты выглядишь красиво, но ты все еще далека от меня. Ну, может быть, не красивее меня, но ты определенно красивее, чем Джейн.

Это принесло ему настоящую улыбку, уже не столь хрупкую, с большим количеством его Кейли. Улыбка, от которой щемило сердце.

— Кейли в порядке? — спросил Джейн, подходя к ним.

— Да, — сказал Мэл. — Думаю, что да.

— Джейн. Ты тоже пришел спасти меня?

Голос Кейли был тонким отголоском ее обычного чириканья.

— Само собой.

Джейн переместился с ноги на ногу, как неуклюжий мальчишка с большим костяком, и попытался вытереть свои окровавленные руки о штаны. Когда это не сработало, он остановился на том, чтобы спрятать их в подмышки. Знаешь, ты втянула меня в кучу неприятностей с капитаном.

Мэл закатил глаза.

— Никогда не было рассказа о больших трудностях, чем у Джейна. Если Он начинает рассказывать об этом, мне, возможно, придется плакать.

— Можем ли мы вернуться домой? — спросила Кейли. — Я хочу домой.

Он чувствовал, как она трясется в его объятиях, и слабый трепет передался и ему.

Мэл держал ее так крепко, как осмеливался.

— Конечно, bǎo bèi, все, что ты хочешь.

* * *
Деспина была маленькой луной, дрейфующей по своей тихой орбите за ледяными кольцами Бейликса. Она была более зеленой и солнечной, чем облачная планета, которая доминировала на ее небе, но с ее холодной стороны, и немного больше, чем вся ее доля ежегодных осадков.

«Серенити» расположилась на поляне в нескольких милях от Бригама, небольшого лесозаготовочного города. Легкий, устойчивый дождь опускался на корпус, наполняя грузовой отсек успокаивающим, мягким шелестом. По крайней мере, это было бы успокаивающим и нежным, если бы не рычание и грохот росомах.

Зои попыталась вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как она точно услышала шум дождя, а потом решила, что это не имеет никакого значения, и перестала удивляться.

Хэм Кеннет медленно обходил клетки росомах, осматривая свой недавно поставленный товар глазами опытного фермера. Он был бледным человеком, средних лет, пользующимся жесткой корявой деревянной тростью.

Двое мужчин, которых он пригласил для погрузки, проводили много времени, участвуя в соревнованиях по плевкам с конца пандуса «Серенити». Они носили фермерские сапоги и куртки и шляпы с фланелевыми полями — определенно фермеры, а не наемники.

— Вы действительно собираетесь их разводить? — спросил Уош, рассеянно борясь с ремешком на кобуре. Казалось, он не сдавался, пытаясь выглядеть угрожающе, когда они хорошенько осмотрели Кеннета и его деревенских.

— Безусловно, на черном рынке они имеют ценность.

— И вы не против запаха?

Кеннет потер нос и усмехнулся.

— Несколько лет назад я потерял чувство обоняния в аварии.

Хорошо, подумала Зои, потому что влажный воздух не смягчал звериный запах.

— Этот не движется, — сказал Кеннет, вглядываясь в клетку недавно арестованного животного.

Зои и Уош обменялись молчаливыми тревожными взглядами.

— Он заснул, — поправила Ривер из-за ограждения тягача. — Нужно вздремнуть после таких приключений.

Кеннет просунул трость в ящик и подтолкнул росомаху. Та ответила вялым рычанием.

— Должно быть, это так, — сказал Уош, — просто сонный. Он здоров, как лошадь. Как действительно здоровая такая лошадь.

Кеннет пожал плечами и позвал своих людей, чтобы начать загружать ящики на задворки вагонов. Когда они вынесли первый из ящиков вниз по пандусу, Кеннет уронил маленький мешок в руку Зои. Он многообещающе звякнул, когда она подхватила его, и, наконец, позволила себе немного расслабиться.

Уош подошел, чтобы встать рядом с ней.

— Знаешь, я думаю, что на самом деле буду скучать по этим маленьким дьяволам.

Зои вопросительно на него взглянула.

— Почему?

— Я начал фантазировать о том, что мы могли бы держать его в качестве домашнего животного. Я бы назвал его «Пушистик», мы отправились бы на прогулки и резвились бы вместе, когда все вокруг нас в ужасе кричали.

Зои рассмеялась. Даже прежде того как они начали встречаться, Уошу всегда удавалось вызвать ее смех. И этот смех был подобен бальзаму для ее томимой души за эти мрачные и бесплодные годы после войны. Итак, она открылась, расслабилась и влюбилась в этого нелепого, смешного человек с жутким вкусом на рубашки.

Прошло много времени с тех пор, как Уош заставлял ее смеяться, и она пропустила это. В последнее время она скучала по многим вещам и решила, что наступило время, чтобы что-то изменить.

Она схватила руку Уоша и потащила его в заднюю часть грузового отсека, подальше от Ривер и людей Кеннета. Он выглядел удивленным, но не недовольным, что было многообещающим началом.

— Слушай, дорогой, — ласково сказала она. — Я знаю, что в последнее время я была обижена, и я просто хотела сказать, что сожалею, потому что мне стало так холодно.

— Что ж, я был чем-то вроде осла, поэтому кто может обвинять тебя? Как мы это называем, когда забываем все?

Его голубые глаза были ясны и бесхитростны.

— Это мило, дорогой, но, мне кажется, я припоминаю что-то о том, что минус на минус дают плюс.

— Нет, но трое левых отлично справляются. — Он усмехнулся ей. — Поверьте мне, я пилот.

В ее мужчине было что-то непреодолимое. Она зацепила его шею рукой и потянула к поцелую.

— Кхм..

Зои неохотно оторвалась от Уоша и подняла глаза. Пастор Бук наклонился над перилами подиума и улыбнулся им.

— Получил сообщение от капитана, — сказал он. — Он хочет, чтобы мы вернулись на Бейликс, как только мы закончим здесь. Они нашли Кейли.

* * *
«Правый шлюз готов для стыковки, Шаттл Два». Голос Уоша радостно потрескивал в коммуникаторе челнока. «С возвращением, капитан».

— Спасибо, Уош. — Мэл почувствовал, как шаттл закренился, когда он направил его в док-станцию «Серенити». — Шаттл Два зафиксирован.

Он выпрыгнул из кресла пилота и поспешил к заднику, чтобы помочь Инаре, которая изо всех сил пыталась расстегнуть защитный ремень одной рукой.

— Позволь мне, — сказал он, потянувшись за пряжкой.

— Спасибо.

Инара с благодарностью улыбнулась, что было достаточно, чтобы сказать ему, что ей очень больно. Это и тот факт, что она была примерно на три оттенка бледнее, чем обычно.

Джейн откинул дверь челнока и согнулся, чтобы подхватить Кейли, как будто она ничего не весила.

— Джейн, я могу нормально идти, — запротестовала она.

— Тише, — прорычал большой наемник. — Капитан сказал, наблюдать за тобой, что я и делаю. Не хочу, чтобы ты упала на пути в лазарет и пострадала еще сильнее, чем уже есть.

Он вытащил ее из люка шаттла, и Мэл услышал приветствия экипажа, ожидающего снаружи, их реакции — смесь облегчения, когда Кейли вернулась и тревоги, увидев состояние, в котором она находилась.

Мэлу хотелось вынести Инару, но он не думал, что она поблагодарит его за это, такая гордая и упрямая.

— Готова встать? — спросил он.

Она кивнула, ее губы сжались в тонкую линию.

— Готова.

Мэл осторожно протянул руку вокруг ее талии, когда она положила его крепкую руку через плечо и позволила ему помочь ей стоять. Ее левая рука висела вяло и бесполезно на другой стороне, и он был почти уверен, что плечо вывихнуто.

Большинство других, похоже, уже последовали за Кейли и Джейном в лазарет, но Зои ждала его прямо возле шаттла, когда он направлял Инару на помост.

— С возвращением, — сказала Зои, бросив тревожный взгляд на Инару.

— Все сделали? — спросил Мэл, когда они направились в лазарет.

— Конечно, сделали. — Улыбка закружилась в углах ее рта, когда она подняла маленький мешок с монетами и позвонила им.

— Мне нравится это слышать. Теперь, что за ужасный запах на моем корабле?

— Не думаю, что вы хотите знать, сэр.

Инаре потребовалось время, чтобы спуститься по ступенькам с помоста, но Саймон ждал их внизу.

— Кейли прислала меня, чтобы проверить вас, — сказал он обеспокоенно. — Она сказала, что вам хуже, чем ей.

Инара тряхнула головой.

— Я в порядке, Саймон, просто повредила плечо.

— Вывих, — сказал Мэл и увидел, как док одобрительно кивнул, наблюдая медленные, болезненные движения Инары.

Кейли сидела на столе в лазарете, приложив к лицу лед, а Джейн парил вокруг нее, как курица, вместе с Буком и Уошем. Ее глаза затуманились от беспокойства, когда она увидела Инару.

Мэл знал, что ее должно быть разрывало внутри, при виде, что Инара была ранена, пытаясь спасти ее, и ему было плохо за девушку. Черт, это бы просто убило его, будь он на месте Кейли.

Со своей стороны Инара старалась изо всех сил не показывать, насколько ей было больно. Она была одной из леди. Мэл восхищался ею, но он знал, что это было тяжелым усилием.

— Проводите Кейли наверх, и дайте ей что-нибудь поесть, — сказал он, пока Саймон помогал Инаре лечь на стол.

Они послушно встали, бросая сочувственные взгляды. Инара, казалось, немного расслабилась, как только они ушли, и перестала стараться выглядеть так, как будто была сделана из камня. На ее лице отобразилась боль, выгравированная в линиях вокруг глаз и рта.

— У тебя онемели пальцы? — сказал Саймон, мягко манипулируя рукой. — Чувствуешь?

Мэл указал на дверь.

— Хочешь, чтобы я…

— Останься. — Она вздрогнула, когда Саймон сделал ей инъекцию. — Пожалуйста.

— Конечно, — сказал Мэл, и встал рядом с ней. Он взял ее руку и почувствовал, как ее пальцы переплетаются с его. Ее кожа была холодной, и он крепко обнял ее, пытаясь передать часть своего тепла этой маленькой руке.

Глаза Инары осторожно следили за Саймоном, когда он ощупал вокруг раненое плечо; она знала, что сейчас произойдет так же, как Мэл.

— Эй, — мягко сказал Мэл. Он прижал руку к ее щеке и повернулся лицом к ней, подальше от Саймона. — Посмотри на меня, хорошо? Пусть док сделает свое дело, и все будет кончено, прежде чем ты это узнаешь.

Все, что Саймон ввел ей, уже начало делать свою работу, потому что напряженность в ее лице ослабела, и она дышала намного медленнее и легче, чем минуту назад.

— Не так уж плохо, — успокаивающе сказал Саймон, манипулируя ее рукой. — Однажды Я видел человека, в Э.Р. на Осирисе, он упал с гравитационного подъема и вывихнул оба плеча и сломал таз. Мы должны были…

Инара ахнула, когда Саймон поставил кость на место, но не кричала. Мэл успокаивающе сжал ее руку.

— Все готово, — сказал Саймон. — Скоро будешь лучше чувствовать.

Он набросил через голову повязку и уложил в нее больную руку.

— Видишь, — сказал Мэл. — Очень просто.

Она неловко улыбнулась.

— Чувствую себя лучше… Я просто собираюсь… отдохнуть немного…

Он улыбнулся, когда ее глаза закрылись.

— Отдыхай.

Она снова открыла глаза.

— Мэл?

— Мм?

— Не уходи.

— Никогда. — Он стряхнул со лба волосы. — Я буду здесь.

— Ты всегда заботишься о нас, — сонно прошептала она, прежде чем уснуть.

* * *
Мэл проснулся и с начала на мгновение дезориентировался. Он оставался в лазарете с Инарой допоздна, пока она достаточно не выздоровела, чтобы уйти в свой шаттл. Теперь он был на своей койке, но ему снилось, что он вернулся домой на кухню на ферму его мамы, и на плите жарился бекон…

Он сел. Глубоко вдохнул и почувствовал дуновение почти самого лучшего запаха на свете.

Бекон.

Он оделся и натянул сапоги так быстро, как только мог, и побрел за небесным запахом на всем протяжении ходьбы до камбуза.

— Доброго, капитан! — весело сказала Кейли, заметив его. Синяк на ее лице резко опустился за ночь, она одела длинные брюки и рукава, чтобы спрятать руки и ноги, но казалась такой же энергичной, как и прежде, несмотря на все что случилось накануне.

Он ласково положил руку на ее голову.

— Как моя девочка?

— Рада быть дома, — сказала она, и ее глаза почти соответствовали той улыбке, которой она его наградила.

Мэл подошел к печи, где Джейн сгорбился над сковородкой.

— Я чувствую бекон?

— Да, — сказала Джейн, перекладывая на тарелку несколько полосок восхитительного жирного мяса.

— Настоящий бекон? Срезанные с задней части свиньи?

— Да.

— И яйца, — добавил Пастор Бук, подняв чашу с пенистой желтой жидкостью, которую он взбивал.

— И клубника! — отозвалась Кейли со стола.

Мэл протянул руку, чтобы зацепить кусок бекона, когда Джейн прошел мимо, и ударил по костяшкам.

— Ау!

— Это все для Кейли, — прорычал Джейн. — Ты можешь просто подождать своей очереди, капитан.

Кейли сияла, когда Джейн поставила перед ней тарелку. Она положила полоску бекона в рот и протянула Саймона, посадив рядом с ней.

Мэл налил себе чашку горячего кофе, приятного коричневого цвета и сел напротив Кейли. Он попытался украсть кусок бекона с ее тарелки, пока она смотрела на Саймона, но она поймала его и шлепнула еще раз по костяшкам.

— Вы слышали Джейна, ждите своей очереди!

— А откуда же это внезапное богатство? — спросил он, обсосав костяшку. — Не говорите мне, что уже сходили и потратили всю нашу зарплату на еду?

— Нет, — сказала Кейли. — Это все подарки от родителей тех девушек, которых вы спасли.

— Их группа появилась на рассвете с корзинами свежих продуктов, — сказал Бук. — И несколько ящиков того, что кажется довольно хорошим виски. Не то, чтобы я разбирался в таких вещах.

— И это даже не самое интересное, — сказал Джейн. — Магистрат прислал нам сообщение, чтобы мы пришли навестить их «как можно раньше» для получения вознаграждения за захват некой Хоуп Леунг, которую разыскивают в трех системах за похищение людей и работорговлю.

— Да, — сказал Мэл, едва ли понимая все это. Он не привык к хорошим новостям.

— И Ву-Пинг даже отправил несколько элементов для печи, когда услышал о том, что произошло, — сказала Кейли. — Вот почему мы можем приготовить сейчас это прекрасное блюдо.

Зои и Уош вошли в кухню, держась за руки, прижимаясь друг к другу, как пара любовников.

— Доброго утра, — сказала Кейли с лукавой усмешкой.

— Доброе утро, дорогие друзья, — сказал Уош, садясь на место напротив нее. Зои налила две чашки кофе и поставила ее перед мужем, обняв рукой за шею.

— Пора бы вам уже потрахаться, — сказал Джейн, отстраненно наблюдавший за ними у плиты. — С вами двумя тошно рядом находится, когда у вас такой недоеб.

Наступил момент неловкой тишины, а затем все, включая Зои и Уоша, рассмеялись.

— Что? — спросил Джейн.

Мэл откинулся на спинку стула, наслаждаясь суетой вокруг него, позволив журчанию дружеских голосов и смеха омыть его на минутку.

— Это Пандемониум, — прошептала Ривер на ухо Мэлу.

Он вздрогнул, почти проливая кофе.

— Панде-что?

— Пандемониум. Столица Ада, обитель демонов.

Он обернулся в кресле и посмотрел на нее.

— Звучит здорово. Ты снова читала Библию пастора?

Она невинно улыбнулась, крутив юбку на коленях.

— Пандемониум также означает очень шумное место, дикий шум или состояние беспорядка.

— Теперь больше похоже на это, — сказал Мэл, улыбаясь ей.

Она ловко увела кусок бекона с тарелки Кейли и опустилась на стул по другую сторону от брата. Джейн передвигался вдоль стола, раздавая всем тарелки.

Всем, кроме Мэла.

— Я невидимка? — спросил он, когда Джейн прошел мимо него. — Человек может умереть от голода, прежде чем кто-нибудь предложит ему завтрак.

— Ну вот, капитан, — сказал Бук, обмениваясь и опуская тарелки с яйцами, беконом и свежими фруктами перед ним.

— Похоже на то, — сказал Мал. — Нужно спасти кучу девушек от работорговцев, должен получить бекон за мои беспокойства.

— Инара! — прошептала Кейли.

Мэл поднял глаза и увидел, что Инара стоит в дверях.

— Это действительно бекон и яйца? — спросила она.

Ее рука была в перевязи, которую сделал ей Саймон, но в остальном она стала прежней — причудливая одежда, макияж и волосы, убранные так же красиво, как и всегда. И даже не было следа нетвердости, несмотря на то, что накануне вечером она была истощена. Эта женщина в самом деле была чудом. Мэл понятия не имел, как ей это удавалось.

Он встал и отодвинул стул рядом с ним с преувеличенной вежливостью. Инара села с изяществом, которое, казалось, требовало немного больше усилий, чем обычно — единственным признаком того, что она все еще болела.

— Вот, — сказал он, придвигая тарелку к ней. — Оставил специально для тебя.

Их глаза встретились, и она подарила ему почти робкую улыбку, еще более завораживающей своей простотой.

— Спасибо.

По какой-то причине у него появилось ощущение, что она говорит не только о еде, и почувствовал, как его кровь начинает бежать по венам.

— Я схожу за чаем для Инары, — сказала Кейли.

Мэл положил руку на плечо Кейли.

— Я принесу, ешь свой завтрак.

На кухне он поставил чайник и откинулся на стойку, пережевывая кусок бекона, и ожидая, пока вода закипит. Приглушенный утренний свет просочился через просвет, укладывая мягкое желтое зарево поверх всех собравшихся вокруг кухонного стола. Он смотрел — частично, но все равно — как они ели и болтали, спорили и шутили, и поступали, как экипаж, как семья.

Это был один из тех совершенно редких моментов, когда все приходит вместе с почти слышимым щелчком, и внезапно, на мгновение, все встает на свои места. Все люди, о которых Мэл заботился в большинстве случаев, были здесь — в безопасности, счастливы и вместе — это было именно так, как должно быть.

Но его разум уже переходил к другим вещам — закупкам, запасам, ремонту, которые нужно было совершить. Момент был приятный, но он не продлится долго. Хорошего всегда было мало.

Вот почему он всегда должен был двигаться. Продолжать работать. Продолжать летать.

Когда я гребу
Слишком медленно,
Прямо внизу подо мной старое море.
Никто не знает
Так много вещей
Вне диапазона.
Иногда так странно
Иногда так сладко
Иногда так одиноко.
Чем дальше я иду
тем больше писем из дома никогда не прибывают
И я один
Все пути
Все пути
Один и жив
Просто нужно идти,
Куда я не знаю,
Кто-то сказал мне это
Давным-давно [9]
Переводчик: fandom Firefly 2018

Не частные детективы (Non-Private Detectives 2018)


hao-grey В ночь перед снежной бурей

Глава 1. Дорога на Нью-Хоуп

Детектив-инспектор Магнус Дэвид Гроссхаммер отвернулся от иллюминатора и протёр глаза — они немилосердно болели. Сам, конечно, виноват: не стоило слишком долго вглядываться в арктический лёд. Белый цвет и есть белый, сколько б оттенков он в себе ни таил, высматривать там пока что нечего. Снежная слепота — не самый лучший выбор для человека, летящего расследовать убийство.

Ну и заодно укреплять отношения между городами Содружества. Следует быть честным хотя бы перед собой: раскрытие убийства — лишь малая часть миссии Гроссхаммера. Капитан МакКаллум твердил ему об этом столько раз, что Магнус успел потерять счёт повторениям.

Никогда в жизни детектив-инспектор Гроссхаммер не занимался политикой. Но кого это беспокоит сейчас, когда леди Соня… простите, сэр Соня обратилась за помощью в Новый Эдинбург?

Соня Норд, «леди-стерва», умела ставить раком любого, кого только пожелает. Об этом капитан МакКаллум тоже упомянул. Пару раз. На сей раз выбор хозяйки Нью-Хоупа пал на капитана Нового Эдинбурга, и об этом МакКаллум даже не заикался. Вспоминать об известном всем (и весьма печальном) факте — всё равно что шатать языком больной зуб. Пользы никакой, а расстройство немалое.

Глаза всё болели, и инспектор Гроссхаммер прикрыл их, стараясь отвлечься от рези под веками и плавающих в темноте огромных разноцветных пятен — внизу, под дирижаблем, двигались гиганты-автоматоны, трёхногие машины, не знающие устали, умеющие в равной степени качественно рубить уголь и ухаживать за больными — главное, установить нужную программу. Сейчас они несли в Нью-Хоуп продукты и лекарства — обычная торговля, и слава Господу, что это так. В былые дни автоматоны, бывало, вооружали, а сражаться с огромными бездушными машинами в мире, где каждая человеческая жизнь на счету…

Магнус невольно содрогнулся. Благодарение Господу за то, что сейчас царит мир! Господу — и шаткому, но существующему не только на бумаге Содружеству Британских Городов. Содружество удерживало остатки человечества от полного и окончательного вымирания. Магнусу приходилось видеть привезённые разведчиками фотоснимки обезлюдевших городов — Винтерхоум, Новый Капитолий… Там дома уже потонули в ледяных сугробах, наметённых очередной бурей. Только снег и лёд, только мертвенная белизна, и ничего более.

Страшное это дело — белизна Арктики. Сам Магнус совершенно терялся в мире, где царил белый цвет, холодный и торжествующий, подавляющий все прочие, убивающий всё живое.

Размышления прервал разведчик — кряжистый мужчина, одетый в несколько шинелей, нацепленных одна поверх другой. Обычное дело — в Новом Эдинбурге сам Магнус ходил именно так. Ради высокой миссии капитан МакКаллум распорядился выдать ему шубу, хранившуюся где-то в глубине личных капитанских складов. Шуба была старой, нитки в некоторых швах сгнили, и пришлось срочно их менять, но тем не менее инспектор Гроссхаммер оценил свалившуюся на него роскошь. Сам он, правда, предпочёл бы не выделяться из толпы, но тут уж выбирать не приходилось.

— Чаю будете, сэр? Или чего покрепче?

— Чай подойдёт, мистер…

— Эткинсон, сэр. Хью Эткинсон.

— Благодарю, мистер Эткинсон. Горячий чай — как раз то, что нужно.

Глядя, как Эткинсон споро заваривает чай на мини-горелке, куда из огромного газового баллона отводилась часть газа, предназначенного для купола маленького и юркого разведывательного дирижабля, инспектор поневоле вспоминал детские мечты. Как и все мальчишки в Новом Эдинбурге, он мечтал стать разведчиком и бороздить бескрайние ледяные просторы: отыскивать заблудившихся, открывать новые земли, налаживать связь между затерянными в Арктике городами… И как почти у всех мальчишек, эта мечта прошла, оставив лишь воспоминания и смутные сожаления. Теперь же, видя перед собой живое воплощение своего детского идеала, Магнус Гроссхаммер испытал сложные, труднопередаваемые чувства: адскую смесь восхищения, зависти и почему-то иронической теплоты, той, которая возникает обычно при виде играющих детей или хлопочущей у пароварки хозяйки.

— Вы давно в этой профессии, мистер Эткинсон? — спросил он, прихлёбывая ароматный горячий чай. Чайные деревья распространялись из теплиц Оксбриджа и ценились чрезвычайно дорого. Обычно слово «чай» обозначало или просто кипяток, или кипяток с примесью разнообразнейшей бурды, подчас не слишком полезной для здоровья. Как-то раз инспектору довелось расследовать массовое отравление на лесопилке, где рабочие устроили чаепитие, а в кипяток подмешали не те опилки.

Этот чай был настоящим. Неплохо живут в Нью-Хоупе…

— Я? — степенно ответствовал между тем Хью Эткинсон. — Уже семнадцать лет, как я тружусь на этом дирижабле, сэр. Он хоть и немолод, но ни разу ещё меня не подводил!

— Семнадцать лет? — Магнус задумчиво покивал. — Ровно столько же и я работаю стражником.

— Я считаю, это счастливое совпадение, сэр, — решительно заявил Эткинсон. — Вы обязательно найдёте того мерзавца, что укокошил Джимми Бёрда. Вот вам крест — найдёте!

И Хью Эткинсон размашисто, хотя и не совсем по уставу, перекрестился.

Хотел бы и сам инспектор Гроссхаммер так истово верить в это!

Насколько ему было известно, убийства — предумышленные убийства, а не случайности вроде замёрзшего в мороз пьянчуги или потянувшего не за тот рычаг работника — были редки и в старой доброй Англии; в нынешнее же время, когда мороз косил ряды поселенцев не хуже вражеских войск, убийство стало явлением столь же редким, как оттепель. Лично Гроссхаммер за всю свою семнадцатилетнюю карьеру расследовал всего одно — пьяную драку в баре, спровоцированную нелестными высказываниями одного углежога о жене другого. Как там обстояли дела с верностью супруги на самом деле, обиженный муж выяснять не стал, о чём впоследствии искренне раскаивался. Вот и вся история, никаких тайн. В отличие от убийства в Нью-Хоупе.

— А вам самому что-либо известно об этом деле?

— Мне, сэр? — Эткинсон пожал могучими плечами. — Нет, сэр, мне — нет. Я вообще тогда был в отлучке: возле нашего аванпоста в Холодном ущелье появилась трещина не трещина, пролом не пролом, а просто один дьявол знает что такое, сэр, простите, сэр. Вот меня и послали выяснить, не опасно ли оно.

— И как?

— Ну-у… опасно, сэр, но что здесь не опасно? Если бы Господь решил наградить нас, так послал бы в рай, верно? Чтоб птички, трава зелёная, а не снег по уши!

Инспектор Гроссхаммер задумчиво кивнул. Что да, то да. На рай Арктика не походила совершенно. Ободренный явным сочувствием, Хью Эткинсон продолжал:

— Мы с ребятами закидали этот пролом снегом со льдом, вроде схватилось, а там только Бог ведает, что дальше. Вернулись, думали отдохнуть, а тут такое…

Гроссхаммер невольно поёжился. Ему случалось раскрывать достаточно изощрённые махинации с пищевыми пайками, кражи со складов, подкупы должностных лиц… Всё это не шло ни в какое сравнение с предстоящим делом. И чтоб тому бедолаге-углежогу, укокошившему товарища, жить где-нибудь в Новом Лондоне или Фростслэйере! Но нет же! Именно из-за этого дела Соня Норд и обратилась к капитану Нового Эдинбурга. Дескать, только у вашего человека имеется подходящий опыт… Вот откуда, спрашивается, узнала?

Конечно, капитан МакКаллум не мог ей отказать.

Со времени наступления Великих Холодов прошло уже полстолетия, и человечество сумело если не преодолеть их разрушительные последствия (последнее, наверное, не удастся и за пару сотен лет), то хотя бы немного приспособиться. Арктические поселения, ютящиеся вокруг огромных генераторов, стали настоящими городами, кое-как наладили между собою связь… и началась столь ненавистная сердцу Магнуса Гроссхаммера политика.

Новый Эдинбург рос быстро и по праву считал себя центром свежесозданного и кое-как держащегося на нескольких размытых по содержанию договорах Содружества Британских Городов. Беда в том, что центром считал себя не он один. Центров было несколько — Новый Лондон, Великий Кардифф, Фростслэйер… Каждое поселение с населением больше тысячи человек, пережившее несколько снежных бурь, гордилось этим — и по праву! — заявляя, что уж теперь-то оно точно пуп земли и остальные должны почтительно склониться перед героизмом его жителей. Иногда для подобных притязаний и тысячи человек не требовалось. Взять, к примеру, «города-близнецы», Оксбридж и спасённый им Новый Манчестер. Эти и в Содружество-то войти отказались иначе, чем на правах «столиц-близнецов»! Конечно, им было отказано! И пусть все мало-мальски успешные политики современности почитали обязательным для себя пройти в Оксбридже стажировку, но пищевые пайки, как говорится, делятся по количеству человек, а не по заслугам.

Нью-Хоуп в этой гонке за лидерством стоял особняком. Кто-то говорил «к счастью», остальные плевались и сыпали отборными непристойностями. По мнению Магнуса Гроссхаммера, правы были и те, и другие.

— Ещё чайку, сэр? Путь неблизкий…

— Не могу отказаться, мистер Эткинсон. Великолепный всё-таки у вас чай!

Глядя, как расцветает на грубом, обветренном лице смущённая улыбка, Магнус не мог отделаться от мысли, что они с Хью Эткинсоном смотрят друг на друга как на чудо. Мистер Эткинсон считает инспектора «башковитым» (или «мозговитым», или как там говорят в Нью-Хоупе), а сам Магнус видит в разведчике воплощённую мечту детства.

Забавная всё-таки штука — эти мечты…

Глаза всё ещё видели не слишком хорошо, а посему инспектор Гроссхаммер старался не коситься в иллюминатор. Белое безмолвие Арктики, нарушаемое лишь механическим шагом автоматонов, влияло на него угнетающе. Магнус чувствовал себя на своём месте среди городской суеты, знал все закоулки родного Нового Эдинбурга, где родился и вырос. Можно сказать, он рос вместе с городом, а о Лондоне и Старом Эдинбурге слышал лишь рассказы стариков. Но кто верит старикам и их воспоминаниям о жизни, в которой сады цвели на открытой земле, а не в теплицах и по улицам города летом можно было ходить чуть ли не в нижнем белье?

Наверное, правильно, что Магнус не стал разведчиком. Глядеть на бескрайние просторы белого и только белого цвета было бы выше его сил. А вот с людьми он чувствовал себя легко и свободно.

Так непринужденно, как только мог, Магнус поинтересовался:

— Но вы же были знакомы с Джимми Бёрдом, верно? Город маленький, все должны друг друга знать.

— Ваша правда, сэр, я его знал, — показалось, или Хью Эткинсон откликнулся с лёгкой заминкой? — Но не сказать, чтоб так уж хорошо. Он из инженеров, сэр, а я простолюдин, сами понимаете.

Инспектор Гроссхаммер задумчиво хмыкнул: он сам был выходцем из касты инженеров. Но Уве Гроссхаммер, норвежец, приглашённый шотландскими лэрдами для постройки генератора, не чурался чёрной работы: доводилось ему трудиться и на лесопилке, и на сталелитейном заводе. Бывало, что перед снежными бурями днём Уве мешал черпаком варево на одной из многочисленных кухонь Нового Эдинбурга, а вечером швырял лопатой уголь. У отца Магнус многому научился. Жаль, не унаследовал талант к работе с точными механизмами, зато узнал жизнь. Рабочие в их доме чувствовали себя вполне уютно. Да и женился Уве на женщине из простой семьи…

— Что, этот Джимми сильно нос задирал перед простыми трудягами? — сочувственно спросил Магнус и, дождавшись неохотного кивка, продолжил: — Это он, не в обиду мертвецу будь сказано, нехорошо поступал. Не лорд, в конце концов!

Хью Эткинсон ухмыльнулся и радостно согласился, что да, уж кого-кого, а лордов в Нью-Хоупе не водится.

Все британские города в Арктике делились на две группы: основанные свободными поселенцами и лордами. Нью-Хоуп принадлежал ко вторым, причём сэр Чарльз Уэнтворт Джордж, граф Клиффорд, показал себя сначала отъявленным мерзавцем во время постройки дредноута, увозившего из растерзанной холодом Британии переселенцев, а впоследствии — редкостным тупицей во всём, что касалось управления городом. Кое-как Нью-Хоуп пережил первую снежную бурю: несмотря на то что генератор поставили на богатейших залежах угля, запасов едва-едва хватило, чтобы обогреть четверть городских построек. После бури больше недели ушло на вынос трупов из заиндевевших домов и последующее захоронение. Учитывая, что владелец Нью-Хоупа демонстративно устранился от «закапывания ублюдков, не сумевших позаботиться о себе самостоятельно», нетрудно было предугадать дальнейший ход событий.

Второй снежной бури Нью-Хоуп мог и не перенести, это вскорости стало очевидно всем, кроме графа. И поселенцы подняли восстание.

Их капитаном стала Соня Норд, женщина, соответствующая собственной фамилии и суровая, как окружающие Нью-Хоуп ледяные глыбы. Может, именно в этой жёсткости, не переходящей, однако, границ жестокости, и заключался единственный шанс на спасение умирающего города.

Капитан Соня начала с того, что не убила лорда Клиффорда, а отправила на санях с группой разведчиков в изгнание, для начала — в Новый Лондон. И вместе с этими же разведчиками она отправила согласие на вступление Нью-Хоупа в Содружество — то самое согласие, которого так тщетно пытались добиться от лорда Клиффорда. Этим она сходу вышибла почву из-под ног сторонников немедленных военных действий против мятежников — а такие сторонники имелись, и в немалом количестве. Но капитан Соня тщательно продумала, в какой город следует послать парламентёров. В Новом Эдинбурге, к стыду инспектора Гроссхаммера, к словам лорда Клиффорда отнеслись бы гораздо серьёзней, ведь лорды продолжали в значительной степени влиять на политику города и родственников у Клиффорда здесь имелось немало. Но в Новом Лондоне значительную часть населения составляли американцы из разрушенного Теслаграда — мятежники и бунтовщики, убившие собственного предводителя. И там с восторгом встретили предложение нового капитана Нью-Хоупа — особенно учитывая, что к нему прилагались начерно составленные торговые договоры по продаже Содружеству угля и стали. Перед бурей особо торговаться никто не хотел, обменяли уголь на еду и таким образом навечно отправили эру лорда Клиффорда в прошлое, признав действующее правительство в лице капитана Сони Норд.

Уголь и сталь — беспроигрышное сочетание. Капитан Соня знала, на каком поле играть. Нью-Хоуп успешно пережил вторую снежную бурю, затем третью и активно готовился к четвёртой, когда случилось происшествие, приведшее к отправке в этот маленький, но упрямый городишко инспектора Гроссхаммера.

Отсмеявшись, Хью Эткинсон посерьёзнел и грустно сообщил:

— Гордый он был человек, сэр, это верно. Заносился перед людьми. Но всё же за такое не убивают.

Магнус мог ответить наивному разведчику, что люди — создания странные и убить могут за совершенно несусветные вещи, но вместо этого глубокомысленно вздохнул. В конце концов, Хью прав. Если бы Джимми Бёрда укокошили за зазнайство, об этом говорили бы все. Про углежога и его жену в Новом Эдинбурге болтали ещё несколько лет после убийства.

Кстати, о жёнах…

— Мистер Бёрд был человеком семейным?

— А как же! Всё как полагается: законная супруга и деточек двое. Хотели больше, но миссис Бёрд здоровьем слабовата для здешних мест. Лекарь велел не рисковать. Ну, мистер Бёрд и послушался.

Показалось — или при упоминании миссис Бёрд славный малый Хью Эткинсон слегка смутился?

Секунду Магнус раздумывал, надавить на мистера Эткинсона или узнать побольше уже на месте. С одной стороны, чем больше знаешь о деле — тем лучше. С другой — сплетники найдутся в любом городе, а портить отношения с провожатым не хотелось.

Так и не решив до конца, как поступить, Магнус повёл среднюю линию и не слишком заинтересованным тоном спросил:

— Хорошо жили? Ладили между собой?

Эткинсон явно колебался, и Магнус устало вздохнул:

— Мистер Эткинсон, поверьте, я не люблю ни распускать слухов, ни собирать их. Я вообще не склонен лезть в дела людей без веской на то причины. Но причина-то, согласитесь, весьма веская! Тот, кто убил мистера Бёрда, нарушил одну из главныхзаповедей Господних и, возможно, на этом не остановится. Его нужно найти, пока он не устроил чего похуже. Найти и убедить покаяться.

Вопрос религии Магнус затронул весьма осознанно, хоть сам и был достаточно равнодушен к делам церковным. Но в Нью-Хоупе, если верить всё тем же слухам, церквей было едва ли не больше, чем домов. Вдобавок, в город каким-то неимоверным образом умудрились просочиться идиоты, ожидающие конца света, и сэр Соня не только не вышвырнула их взашей (как сделали многие города, включая Новый Эдинбург), а отдала этой общине несколько домов на окраине города и позволила возвести собственное святилище. Как она умудрилась договориться с узколобыми фанатиками — тайна, покрытая мраком, но религия Ожидающих Апокалипсиса приобрела некоторые конструктивные черты. Что-то вроде уверенности, что после конца света лентяям вечно стыть в бездне, полной льда, а трудолюбивые работники попадут туда, где вечное тепло и фрукты растут прямо на улицах — стоит руку протянуть… В общем, полная чушь, но почему-то сработало.

Магнус Гроссхаммер ничего не имел ни против Господа, ни против верующих, пока их рвение не превращалось в фанатизм. Однако ему предстояло работать как раз в городе, населённом фанатиками. Он, можно сказать, репетировал заранее. И небезуспешно: услыхав про покаяние, Хью Эткинсон энергично кивнул, явно отринув сомнения:

— Вы правы, сэр, вот как есть правы. Слухи… — Он отставил пустую чашку и задумчиво почесал затылок. — Вот не привык я, сэр, слушать такое всё, но теперь припоминаю: болтали про миссис Эткинсон. Нехорошее болтали. Будто, уж простите меня, сэр, но от мужа она налево бегает. Да, вспомнил: сестра моя это говорила. Только я, уж простите, сэр, отшил её и велел язык-то попридержать, а то и рот со снегом вымыть. Потому как ничего толком никто не знал, а трепать чужое имя попусту нехорошо.

Хью явно чувствовал себя неловко, и Магнус счёл своим долгом подбодрить его:

— Вы поступили разумно и благородно. А болтать люди любят. Иногда сплетни возникают ну совсем на пустом месте. Вот помню как-то…

Пара баек растопила лёд, и Хью Эткинсон, благодарный за смену темы, в ответ поделился некоторыми сведениями о себе, своей дочке, этой зимой вышедшей замуж, и своим мнением о запрете в Нью-Хоупе арен для хорошей драки. Магнус слушал и кивал, не забывая подливать себе чаю. Кажется, когда он наконец доберётся до города, чай начнёт выливаться из ушей! Но беседа с Хью Эткинсоном того стоила.

Глава 2. Капитан Соня Норд

Внешне Нью-Хоуп походил на все прочие города: на центральной площади стоит генератор, от него радиально расходятся косые улочки. Но Магнус жадно впился взглядом в иллюминатор, подмечая самые мелкие несходства этого города с остальными, виденными им за годы службы. И вообще наслаждаясь видом домов, складов, деревянных настилов, шахт и лесопилок. Всего того, без чего он не мыслил своей жизни. Да, как и в прочих обжитых людьми местах, здесь доминировали чёрный и коричневый цвета, но всё не смертельно холодный и опасный мертвенно-белый!

Церквей и молитвенных домов здесь и впрямь было какое-то несусветное количество. Вера, чтоб её! Магнус Гроссхаммер плохо разбирался в тонкостях веры. А если убийство совершено из-за несовпадения догматов? Как он тогда отыщет виновного?

Отыскать необходимо, причём желательно сделать это до начала бури. Сэр Соня, конечно, редкостная стерва, но благодарность всегда входила в число её достоинств. То ли ей по вере положено, то ли просто уродилась такой. Следовательно, можно ожидать, что она на следующем Совете Содружества поддержит предложения Нового Эдинбурга. Каждый голос важен и тому подобное. Капитан МакКаллум повторил это инспектору Гроссхаммеру столько раз, что у того зубы заныли. Вот только обстоятельства убийства до того загадочны, что зубы не только ноют — их и обломать недолго о такой крепкий орешек! Сходить, что ли, в церковь, раз уж их здесь, в Нью-Хоупе, до чёрта? Магнус Гроссхаммер не был в церкви лет с двенадцати, считая это излишним, ведь Господу скорее нужно, чтобы люди соблюдали Его заповеди, чем валились на колени и тратились на бесполезные для высшего существа подарки. Но если расследуешь таинственное убийство, совершённое в оплоте святости, то ничья помощь не будет лишней.

— Пристегнитесь, сэр! Сейчас начнётся тряска.

— Конечно, мистер Эткинсон.

На самом деле дирижабль снизился к причальной мачте практически идеально — Хью Эткинсон был мастером своего дела, о чём Магнус и сообщил, очередной раз заставив здоровяка смущённо улыбнуться. Но даже самое идеальное причаливание не обходится без воздушных ям и толчков, которые способны сбить с ног неподготовленного человека. А особо подготовленным инспектор Гроссхаммер как раз и не был. Любым полётам он предпочитал передвижение на своих двоих. Может, не слишком быстро, зато надёжно.

— Куда направитесь теперь, сэр?

Вопрос на самом деле был почти риторическим, но Магнус счёл нужным ответить. В конце концов, после долгого перелёта Хью Эткинсон наверняка засядет в пабе, и каким бы он ни казался славным малым, но обязательно начнёт сплетничать. Став капитаном, Соня Норд разрушила все бойцовские арены в городе, но искоренить пабы не сумела даже она, а в пабах принято чесать языками, обсуждая последние новости. И очень важно, чтобы рассказ Хью Эткинсона об инспекторе Гроссхаммере был доброжелательным.

— Первым делом навещу вашего капитана, мистер Эткинсон. Затем заброшу вещи, куда скажут, и осмотрю место убийства. До заката надеюсь управиться.

— Что ж, сэр, в добрый путь, и да направит вас Господь по верному следу!

— Да будет так! — от всей души согласился Магнус и добавил: — Вам тоже всех благ, мистер Эткинсон!

— Спасибо, сэр!

Соня Норд не встречала вновь прибывшего самолично, но отправила за ним отряд. Тёмно-вишнёвые плащи Хранителей веры выделялись на фоне серых, чёрных и коричневых курток и пальто. Магнус в который раз подивился изобретательности святош. Откуда у них нашлись красители? И почему, к слову, они не торгуют ими? Лорды процветающих городов выложили бы за красители целое состояние.

Может, в этом-то всё и дело? Но ведь торгует же Нью-Хоуп с лордами тем же углём…

У причальной мачты царила привычная для таких мест суета: люди подхватывали мешки, тащили их на склады и в дома. Автоматоны, разрядившиеся за время долгого перехода, сгрудились возле парового генератора. Под их огромными телами генератора почти не было видно.

Сами собой вспомнились последние наставления капитана МакКаллума — насчёт того, что сэр Соня (Гроссхаммер невольно пожал плечами — и как только подобное словосочетание у самой миссис Норд не вызывает изжоги?) уже осуществила несколько шагов, свидетельствующих, что интересы Нью-Хоупа не заканчиваются на границах Содружества Британских Городов. Например, в рассрочку выкупила автоматона у Оксбриджа, заключив с ним договор об оплате углём. Если вдуматься, то приобретение логичное: оксбриджские автоматоны, в отличие от производимых в том же Новом Эдинбурге, имели медицинские модули, позволяющие ухаживать за самыми тяжёлыми больными, высвобождая рабочие руки… но и стоила оксбриджская продукция недёшево. Стало быть, Нью-Хоуп мог себе это позволить. А на что ещё способен город, накануне снежной бури заключающий договоры на отгрузку угля и при этом свято, добуквенно выполняющий другие свои контракты? Не захочет ли завтра Соня Норд стать главой Содружества?

Пока что Нью-Хоуп таких претензий не заявлял, и вообще подчёркнуто отдалялся от грызни за власть. Но мало ли… Тем более что в другой сфере город уже успел стать центром паломничества. И дорогие вишнёвые плащи Хранителей веры тому свидетельство. Не каждый может себе подобное позволить, ох не каждый!

— Детектив-инспектор Гроссхаммер? — вперёд выступил миловидный юноша, лицо которого Арктика ещё не успела обветрить как следует, а щёки сияли здоровым румянцем сильного человека, много трудившегося и хорошо питавшегося. — Я Джон Норд, сын сэра Сони. Капитан просила сопроводить вас, сэр. Надеюсь, вы хорошо долетели?

Магнус подтвердил, что долетел — лучше некуда, чувствует себя превосходно и готов прямо сейчас пообщаться с капитаном Нью-Хоупа. Про себя отметил, что обращение «детектив-инспектор» юноша произнёс несколько неуверенно, зато в остальном произвёл впечатление человека, привыкшего распоряжаться. Ну да, младший сын капитана, на таких с детства валится известность, а с ней и ответственность, неважно, хотят они этого или нет.

Шагая по узким деревянным улочкам Нью-Хоупа, инспектор Гроссхаммер отовсюду слышал колокольный звон. В Новом Эдинбурге в это время вовсю выли фабричные и заводские гудки, оповещая об окончании работы. Нельзя было не признать, что церковные колокола звучат намного мелодичней.

Скоро отовсюду потянется рабочий люд. Сначала заглянут в детские дома — инспектор слышал, что в Нью-Хоупе запрещён детский труд, — разберут сыновей и дочерей, разойдутся по домам… Хотя нет, отправятся в ближайшую церковь. Хью Эткинсон упоминал, что сегодня в центральном храме проповедует Элиза Норд, глава Хранителей Веры, а значит, народу будет полным-полно. Простые пасторы тоже постараются не ударить об лёд лицом.

Странно, но Магнус представлял себе религиозных фанатиков… другими. Чем-то средним между оборванными безумцами с экстатическим выражением лица и вот этими суровыми — точнее, пытавшимися таковыми казаться — парнями и девушками в вишнёвых плащах. Умом, конечно, понимал, что ничем обитатели Нью-Хоупа от привычных ему эдинбуржцев не отличаются, однако воображение упорно подсовывало совершенно дикие картины. И отказываться от них было довольно сложно.

Капитан Соня Норд ждала его в доме, на первый взгляд похожем на прочие. Впрочем, Магнус слышал, что правительница Нью-Хоупа живёт в обычной квартире в обычном жилище, рассчитанном на десять семейств. Конечно, когда требовалось собирать общегородской совет или принимать официальных послов, сэр Соня использовала помещения в Оплоте Хранителей веры, но детектива-инспектора Гроссхаммера она предпочла принять у себя дома, с минимумом формальностей. Пожалуй, Магнус был ей за это благодарен. Он тоже не любил официоз.

Джон вежливо откланялся и ушёл, прихватив с собой и товарищей. Видать, спешил на проповедь сестры. Гость и хозяйка с интересом взглянули друг на друга. Магнус не знал, что увидала капитан Норд — своим лицом она владела отменно, — но сам он видел перед собой женщину пожилую, но всё ещё крепкую, с живым не по годам взглядом, бледным лицом и резкими, будто бы вырубленными из арктического льда чертами лица. В Новом Эдинбурге её назвали бы мужиковатой — и называли неоднократно; здесь же, в Нью-Хоупе, Соня Норд казалась удивительно естественной. Она была на своём месте, эта хозяйка фанатичных святош, и прекрасно это знала, пожалуй, даже не стеснялась демонстрировать. Каждый её жест, каждый поворот головы дышали уверенностью в собственных силах.

Пригласив гостя за стол, сэр Соня выставила стандартные разогретые пайки, но к ним присовокупила прекрасный чай в простых железных чашках. Ноздри инспектора Гроссхаммера раздулись, почуяв этот аромат.

— Подарок из Оксбриджа? — он попытался произнести это максимально вежливо, но капитан Норд усмехнулась:

— Не совсем подарок… Выменяли на сталь. Со следующего года, если дела пойдут хорошо, думаю ввести в пайки, а пока его выдают особо отличившимся работникам. Увы, я не слишком-то выделяюсь на этом поприще, так что заработал мой старший сын, Сэм. И отдал мне.

— Как и положено хорошему сыну, — Магнус отхлебнул чай, рискуя обжечься, зажмурился, смакуя вкус. — Божественно, да простится мне это выражение.

— Простится, — на лице Сони Норд промелькнула лёгкая улыбка. — Иногда я и сама думаю нечто подобное.

Магнус пил чай и вспоминал всё, что когда-либо слышал об этой женщине. Особо вспоминать было нечего: слава капитана Норд гремела по всему Содружеству, но подробности своей личной жизни Соня держала под семью замками. Все знали, что она рано вышла замуж и рано овдовела, потеряв в той самой первой буре мужа и двух детей. А вот дальнейшее терялось в снежной дымке. Чёрт, никто не знал даже о том, завела ли она впоследствии любовника! Может, к слову, и нет — учитывая здешние нравы.

Обстановка в комнате, где сэр Соня принимала гостя, казалась чересчур аскетичной и для Нью-Хоупа: стол, придвинутые к нему шесть табуретов, на стене — распятие. В углу сиротливо примостился маленький буфет, где в ящиках без стёкол хранилась посуда, простая и явно видавшая виды. Ни картин, ни ковров, ни даже мелких деревянных безделушек, обычно столь дорогих сердцу каждой женщины! Стены, правда, покрыты недешёвым изолятом, но Магнус подозревал, что это не столько демонстрация богатства, сколько обычная практичность: чем меньше теряешь тепла — тем легче выжить.

Во время еды о делах не говорили. И лишь затем, когда незнакомая Магнусу женщина, столь же суровая, унесла тарелки, сэр Соня поднялась и вытащила всё из того же многострадального комода тощую папку с бумагами. Подала её Магнусу и произнесла немного извиняющимся тоном:

— Мы здесь не привыкли ни к чему подобному. Старались как могли… но наверняка многого не сумели. Уверена: вас к нам прислал сам Господь!

Инспектор Гроссхаммер никак не мог представить себе капитана Нового Эдинбурга в роли Господа, но вежливо кивнул и углубился в чтение. Материалов и впрямь было немного. Джимми Бёрд жил с женой Полли, в девичестве Флеминг, работал временным кладовщиком на пункте сбора ресурсов. Магнус знал, о какой зверской работе идёт речь. С утра до ночи на ногах, бегаешь по едва-едва отапливаемому помещению, задубевшими пальцами ведёшь опись всего, что приносят рабочие, время от времени и сам выходя на холод, чтобы приволочь какую-нибудь особо тяжёлую железяку… Не труд, а каторга!

— Нареканий на работу мистера Бёрда не поступало?

— Официально — нет, — сэр Соня ненадолго задумалась. — Неофициально некоторые рабочие жаловались на его тяжёлый и вздорный характер. Но к работе он относился ответственно, так что жалобы скорее касались его непростого нрава.

Гроссхаммер кивнул, вновь погрузившись в чтение документов. Десять дней тому назад Джимми Бёрд пришёл из церкви домой, поел и направился в свою комнату. Там он переоделся и в одиночку поужинал, а затем отправился в паб. По крайней мере, так утверждали его жена и старшая дочь, а также ещё двое свидетелей, находившихся в это время на кухне.

— До паба мистер Бёрд, как я понял, не добрался?

— Там его никто не видел. Он словно растворился в воздухе, а затем вновь объявился в своей комнате — уже мёртвый. Поверьте, детектив-инспектор, я знаю, каким бредом это звучит, но тем ни менее это правда.

— Тут говорится, что мистер Бёрд был заколот чем-то, напоминающим заострённый штырь. Я правильно понимаю, что орудие убийства не нашли?

— Совершенно верно.

— А воды в ране не было?

— Не знаю… — капитан Норд удивлённо посмотрела на собеседника. — Тело нашли на следующий день, кровь уже успела вытечь на пол… А что, у вас уже появились идеи?

Магнус покачал головой:

— Лишь примерные наброски следующих действий. В городе ничего не говорят? Никого не подозревают?

— Дьявола, — без улыбки сказала сэр Соня. — Все только и говорят, что произошедшее — дело рук дьявола. Но я слишком долго живу на свете, детектив-инспектор, чтобы поверить, будто дьявол начнёт действовать самостоятельно, без помощи подвластных ему людей. Нет, Джимми Бёрда убил человек, и я хочу, чтобы вы нашли его, детектив-инспектор, потому что мне ни к чему волнения в умах и душах жителей Нью-Хоупа. Особенно в преддверии снежной бури. Метеорологи говорят, что она будет не из слабых, так что нам потребуется вся стойкость и мужество, какие только можно отыскать в сердцах человеческих. Это дело должно быть раскрыто.

— Я понимаю, капитан Норд. Приложу все старания. Полагаю, мне следует начать с осмотра места происшествия — кто-либо может меня туда сопроводить? И пусть пошлют пару мальчишек на борт дирижабля, перенести мои пожитки… куда скажете.

— Последнее уже сделано, — сэр Соня вновь позволила себе слегка усмехнуться. — Я велела поселить вас в том же доме, в котором свершилось это нечестивое деяние. Мужчина и женщина, живущие над квартирой Бёрдов, нынче работают на аванпосте и вернутся перед самой бурей, а их детей пока приютила сестра Тереза из детского дома. У вас есть трое суток, может, чуть больше. Справитесь за это время?

— Постараюсь, — вновь повторил Магнус и взялся за шубу. — Что ж, мне пора, капитан Норд. Благодарю за гостеприимство.

— Я кликну Томми из квартиры напротив, он отведёт вас. Ступайте, детектив-инспектор, и да благословит вас Господь!

Глава 3. Дом Джимми Бёрда

Шагая по городу за шустрым мальчишкой, Магнус подмечал всё новые различия между Нью-Хоупом и Новым Эдинбургом.

В его родном городе жители пытались украсить дома, выделить их из длинной череды одинаковых строений. Даже на бараках нет-нет да и встречались то резные наличники, то забавные флюгеры, то стальные кольца в пасти львов, прикреплённые к дверям вместо обычных ручек. Местные ничего подобного сделать даже не пытались: дома стояли одинаковые, точно близнецы. Даже сосульки, свисавшие с их крыш, были примерно одной длины.

Лишь изредка на домах мелькали знаки, похожие на оленьи рога, — символ той самой секты, члены которой ожидали Апокалипсиса, трудясь тем временем на благо Нью-Хоупа. Магнус слышал, что эти люди хотели жить вместе, образовав отдельный квартал, но капитан Норд воспротивилась. В принципе, инспектор Гроссхаммер понимал логику сэра Сони: даже самая маленькая замкнутая на себя община со временем хотя бы частично выходит из-под контроля. Что-то подобное случилось в Новом Манчестере с неолуддитами, и в итоге перед очередной бурей города-близнецы недосчитались шести разбитых безумцами автоматонов.

Снежная буря неумолимо приближалась к Нью-Хоупу. Воздух казался стылым до звона, а порывы ветра впивались в щёки, словно сотни мелких иголок. Извечная городская грязь, обычно чавкающая под ногами и норовящая стащить сапоги с зазевавшихся прохожих, застыла неопрятными бурыми кучами, и несколько раз Магнус оскальзывался на заледеневших досках тротуара. Прохожие втягивали головы в плечи, кутались в разномастные платки и поглубже натягивали шапки, торопясь добраться до жилья и хоть немного согреться.

— Пришли, сэр.

Очередной дом, неотличимый от прочих. Магнус старательно отряхнул с подошв налипшие снег и грязь, затем переступил порог.

Внутри было тепло и тихо. То ли обитатели дома ещё не пришли из церкви, то ли просто случившееся в этих стенах убийство оказало на жильцов гнетущее влияние. Магнус прошёл мимо общей кухни, поднялся по крепкой, почти не скрипящей лестнице и открыл дверь предназначенной для него квартиры. Ключей ему не выдали — местные не запирались от других членов общины. Иногда, мрачно подумал детектив-инспектор, это определённо играет на руку преступникам.

С другой стороны, Джимми Бёрд как раз запирал изнутри рабочий кабинет, служивший ему одновременно и спальней. Но крепкий засов не слишком-то помог бедолаге!

Квартира, отданная инспектору Гроссхаммеру во временное пользование, была небольшой: две спальни, столовая и небольшая прихожая. Обычное дело: на третьих этажах стандартных домов во всех городах селились одиночки или же семьи с одним-двумя детьми. Уборная в таких домах находилась, как правило, дальше по коридору, и Магнус с удовольствием ею воспользовался. Затем вернулся и огляделся.

Люди, жившие здесь, совершенно точно любили друг друга. Это угадывалось по сотне мелочей, складывающихся для инспектора Гроссхаммера в ясную и чёткую картину: вещи мужа и жены лежат вперемешку в общем ларе, постель в супружеской спальне не слишком старая, но, если так можно выразиться, видавшая виды — крепления уже заменены, под одну из ножек подставлен круглый деревянный блинчик… Вряд ли эта парочка ограничится двумя детьми, а стало быть, им скоро переезжать в квартиру попросторней.

Странно только, что воздух в столовой такой холодный. Сначала инспектор Гроссхаммер списывал всё на камин, который слишком давно не топили, но потом вгляделся и задумчиво покачал головой: кто-то выковырял мох из оконной рамы. Похоже, форточку недавно открывали.

Накатившую было дремоту словно рукой сняло. Инспектор подошёл к окну, стащил с руки перчатку и провёл ладонью по раме. Да, сквозняк определённо чувствовался. Окно открывали, и, судя по свежим комочкам мха под подоконником, не так уж давно. Явно позже, чем хозяева этой квартиры уехали на аванпост.

Но кто? Дети баловались? Это вряд ли. Родившиеся в вечном холоде, дети очень быстро понимали, что служит защитой от неминуемой смерти. Малыши могли бы ещё так развлекаться, но у этой семьи дети давно выросли из пелёнок.

Внизу хлопнула дверь, послышались сдержанные голоса — жильцы дома вернулись с проповеди. Инспектор Гроссхаммер задумчиво кивнул своим мыслям и сбежал вниз.

Он вежливо поздоровался со всеми, стоически выдержал процедуру взаимных приветствий и лавину брошенных исподтишка любопытных взглядов. Магнус понимал, что эти люди совсем недавно пережили трагедию, наложившую на них всех неизгладимый отпечаток, а значит, нуждаются в сочувствии. Да, вполне возможно, кто-то из них — убийца, но остальные-то невиновны!

В первую очередь Гроссхаммера интересовала, конечно же, миссис Бёрд. Это была женщина средних лет с прямыми каштановыми волосами, сколотыми на затылке в тугой пучок. Причёска удивительно ей не шла, и Магнус привычно задумался: не потому ли Полли Бёрд уродует себя, что не желает интимной близости с мужем? Такое часто происходило, причём женщины далеко не всегда сами осознавали, что делают.

Наверное, если бы миссис Бёрд неким волшебным образом узнала его мысли, она бы ужаснулась. Тихая, рано постаревшая женщина с испуганными глазами, наверняка в молодости выглядела весьма привлекательно, но муж-деспот и труд с детских лет заставили красоту поблекнуть, растаять, будто снежинку, упавшую на работающий генератор. Магнус не видел её рук, но был убеждён, что они все в мозолях, со вздувшимися жилами. Обычные руки женщины её возраста.

А ещё миссис Бёрд отчаянно боялась. Но кого или чего? Возможно, страшного инспектора, в воле которого было вытащить на свет Божий её мелкие или крупные грешки, а возможно, что и кого-нибудь другого. Например, убийцу.

Вежливо отказавшись от ужина, инспектор Гроссхаммер выждал примерно час, а затем постучался в квартиру Бёрдов.

Ему открыли почти сразу же — видимо, миссис Бёрд всё это время его ждала. Она негромко пригласила его войти, а затем осталась стоять посреди комнаты, украшенной множеством вязаных салфеток и деревянных собачек. Руки — именно такие, какими их представлял себе Магнус — неловко комкали передник.

— Я постараюсь не задерживать вас надолго, — инспектор Гроссхаммер пытался говорить как можно любезней, — но мне необходимо задать несколько вопросов. Надеюсь, вы понимаете.

— Да-да, конечно… — голос женщины упал до почти неслышного шёпота. — Спрашивайте.

— Вы с мужем живёте вдвоём?

— Что? Нет, конечно нет. У нас трое детей. Мэри-Джейн, старшая, уже замужем, я попросила её приглядеть за братьями. Я… не думаю, что им пока нужно… здесь…

— Разумеется, вы правы. Давайте присядем. Вы давно вышли замуж за мистера Бёрда?

— Почти двадцать лет назад, сэр. Мои родители погибли, сэр, и я рано пошла работать. Мистер Бёрд — он приметил меня, когда я разбирала угольную кучу возле угледобытчика. Он пригласил меня к себе… я вышла за него через неделю.

Инспектор Гроссхаммер сочувственно кивнул. Он знал множество подобных историй: молоденькая, не знающая жизни девушка, пребывающая в стеснённых обстоятельствах; мужчина намного старше неё… Этот по крайней мере женился. А она до сих пор зовёт его не по имени, а исключительно «мистер Бёрд».

Может ли такая женщина жестоко убить мужа? Ответа Гроссхаммер не знал. Доведённый до отчаяния зверёк, бывает, перегрызает хищнику глотку.

— Расскажите, что произошло в тот вечер. Подробно, не пропуская ни одной детали. Я осознаю, что подвергаю вас тяжкому испытанию, и прошу за это прощения, но это совершенно необходимо для установления истины.

Наблюдая, как расслабляются напряжённые плечи Полли Бёрд, инспектор всё больше убеждался: да, тайны у этой женщины имеются, но к смерти мужа она вряд ли имеет отношение. Хотя и рано сбрасывать миссис Бёрд со счетов.

— Мистер Бёрд рано ушёл из церкви, раньше меня и детей. Он… он даже не дождался конца вечерней молитвы!

— Его что-то беспокоило?

— Я не знаю, сэр. В последнее время мистер Бёрд часто хмурился и казался раздражительным. Но… — женщина запнулась и быстро закончила: — Я просто не знаю!

«Ручаюсь, муженьку и раньше случалось срывать злость на жене», — подумал инспектор, ободряюще улыбаясь.

— Вы пришли домой одна?

— Нет, сэр. С детьми, конечно же, я имею в виду, с младшими — Келом и Билли. А ещё с соседями: мистером Моррисом с нашего этажа, его супругой Кэти и вдобавок с нами была мисс Джейн Дэшвуд, она из соседнего дома. Приходит иногда к молодому Хэмфри Уиттакеру с третьего этажа, — миссис Бёрд нахмурилась, всем своим видом показывая, что она не одобряет подобной связи.

— Итак, вы зашли в дом все вместе. Что было дальше?

— Отправила мальчиков наверх, растопить камин. Мистер Бёрд никогда этим не занимался. Приготовила обед, принесла ему. Он меня… — тут миссис Бёрд вновь замолкла на миг, потом прикусила губу и скороговоркой завершила: — Слегка выбранил за то, что задержалась в церкви. Он был голоден. И паёк ему тоже не понравился, там в этот раз оказалось мало мяса и много овощей.

«Ну да, а крайней, как водится, осталась жена», — Магнус Гроссхаммер лишь головой покачал. Воспитанный отцом строгим, но не жестоким, он не понимал и не желал понимать подобных мистеру Бёрду семейных деспотов.

— Потом он заперся в своём кабинете, — продолжила миссис Бёрд, — а я вернулась на кухню, готовить завтрак, ну, понимаете, чтобы наутро можно было его только подогреть. Я не думала, что мистер Бёрд уйдёт куда-то, он предпочитал проводить вечера у себя.

— Но он ушёл?

— Да, примерно в десять часов. Мы с миссис Моррис и миссис Твиллингем видели, как он идёт к двери. Мне жаль, что я не запомнила точного времени. Мне правда жаль…

— Не корите себя, тогда вы не представляли, что это важно. Скажите, как он был одет?

— Как обычно… — миссис Бёрд растерянно хлопнула ресницами. — Его серая шинель, утеплённый лётный шлем — подарок от сослуживцев, гогглы…

— Он сказал, куда идёт?

— По правде говоря, он на нас и не обернулся. Миссис Твиллингем хотела сказать ему, что её старший сын заболел и завтра не выйдет на работу, но он лишь махнул нетерпеливо рукой, не желая слушать.

— Можно ли предположить, что ваш муж куда-то торопился?

Вопрос явно застал миссис Бёрд врасплох. Она наморщила лоб, размышляя:

— Ну… можно и так сказать, да. Миссис Моррис решила, что он направляется в паб, мы все с ней согласились. Куда же ещё, в такое-то время?

— Действительно, — кивнул Магнус. — Теперь мы переходим к тяжёлой теме, приготовьтесь. Кто нашёл тело?

Миссис Бёрд вздрогнула, в уголках её глаз появились было слёзы, но она быстро овладела собой:

— Тело нашла я, сэр. Утром я приготовила завтрак, постучала в дверь, а она была не заперта, вот я и вошла. Ещё помню, что удивилась: мистер Бёрд не имел привычки оставлять засов незадвинутым.

— Вы слышали, как ваш муж вернулся из паба?

— В смысле, ночью? Нет, сэр, я ничего не слышала. Этот проклятый автоматон — он не давал уснуть всему дому, но и расслышать из-за него ничего толком не удавалось. Должно быть, я всё же задремала, раз не заметила возвращения мистера Бёрда.

— Автоматон? — Магнус подался вперёд, как почуявшая кровь косатка.

— Именно так, сэр! Уж не знаю, что он тут делал, ведь паровой генератор от нас за четыре дома. Вертелся, кругами всё ходил, прожекторами светил в окно… Поговаривают, — женщина трагически всхлипнула, — что в него вселился сам Сатана! Что проклятый автоматон и погубил мистера Бёрда!

— Это вряд ли, — покачал головой Магнус. — Быть может, случился сбой программы.

— Быть может, сэр. Но люди говорят разное.

— Понимаю. Итак, автоматон крутился вокруг дома, и вы не заметили, как муж вернулся. Когда точно вы обнаружили тело?

— В половину седьмого, сэр. Когда пришла с завтраком. В комнате всё было перевёрнуто вверх дном, а мистер Бёрд… он сидел, откинувшись на спинку кресла. Мёртвый… — женщину начала колотить дрожь. Магнус встал и заботливо прикрыл её висевшей на спинке стула тёплой шалью. Полли Бёрд выдавила из себя слабую благодарную улыбку и со вздохом продолжила: — Внизу была лужа крови, прямо под его ногами, сэр. И он смотрел… смотрел на меня…

— Я понимаю, успокойтесь. Вы сразу позвали на помощь?

— Нет, сэр. Я сомлела, и меня привела в себя миссис Твиллингем. Она всё-таки хотела поговорить с мистером Бёрдом, вот и зашла. Потом мы немного прибрались в комнате…

— Зачем? — Магнус не смог сдержать изумления и раздражения. Миссис Бёрд ответила ему таким же изумлённым взглядом:

— Но ведь беспорядок же! Как такое показывать людям?

Инспектор Гроссхаммер старательно подавил злость. Миссис Бёрд действовала очень… по-человечески. Если, конечно, не предполагать, что она заметала следы преступления.

А предположить нечто подобное он просто обязан. По долгу службы.

— Итак, вы немного прибрались… действительно немного?

Полли Бёрд снова нахмурилась и начала перечислять, загибая пальцы:

— Сложили валявшиеся на полу бумаги, подняли упавшие стулья, я хотела замыть кровь, но миссис Твиллингем сказала, что староста дома сейчас уйдёт на работу, так что времени не хватило. Потом мы пошли к старосте… Разве мы поступили дурно, сэр?

На сей раз инспектору Гроссхаммеру не удалось удержать вздоха:

— Не стоило уничтожать улики с места преступления, миссис Бёрд, это затруднит следствие. Скажите, с места преступления ничего не пропало?

— Право, не знаю, сэр. Все вещи на месте, а насчёт бумаг ничего не скажу, мистер Бёрд занимался ими сам, я их никогда не трогала.

— Хорошо. Итак, вы пошли к старосте дома…

— Да, сэр. Это мистер Магвайр, очень хороший человек, очень! Он велел мне отвести детей в детский дом, а затем возвращаться назад, не ходить на работу. Когда я выполнила то, что он сказал, в доме были уже Хранители веры. Они прочли отходную молитву над бедным мистером Бёрдом и унесли его тело в ближайший лазарет. Сказали — чтобы узнать точную причину смерти.

— Кто именно? Вы их знаете?

А вот теперь миссис Бёрд точно смутилась!

— Знаю одного из них, сэр. Его звать мистер Винтерботтом, Альфред Винтерботтом. Второй был чуть помладше, представился мистером Гринвудом или Гриндейлом — простите, не вспомню точно. Но я его часто видела на улице, он патрулирует наш квартал. Уверена, в ближайшем Доме молитв вам назовут его имя.

— Хорошо. Прошу прощения за назойливость, но мне нужно увидать кабинет мистера Бёрда.

Женщина молча поднялась и с лёгким поклоном попросила инспектора Гроссхаммера следовать за ней. Они миновали маленький узкий коридорчик, и Полли Бёрд толкнула тяжёлую дверь.

Джимми Бёрд занял лучшую комнату в доме — самую светлую и просторную. У окна стояло запертое на ключ бюро-секретер, рядом — крепкий стул из морёного дерева. Его брат-близнец расположился в углу комнаты, рядом с зеркально начищенным трюмо, на котором находились принадлежности для умывания и бритья. На стенах висели достаточно недурные наброски углём, изображавшие сценки из жизни собирателей ресурсов. Инспектор обратил внимание на одну из них: фигурка в шинели, шапке и гогглах старательно заносила в гроссбух опись металла, принесённого облачёнными в обноски мрачными личностями.

— Это ваш муж рисовал, миссис Бёрд?

— Что? Нет, это мистер Робсон со склада. Он мастер на такие картинки, у многих в домах они есть. Может и под заказ нарисовать.

— Действительно, мастер, — Магнус обратил внимание на тёмные пятна явно не от угля, испещрившие рисунок. Огляделся: кресло с точно таким же пятном, но потемнее, находилось у противоположной стены, возле камина. Под грубыми изогнутыми ножками кресла на дереве темнели полузамытые потёки крови.

— Я пыталась отчистить, — по-своему поняла взгляд инспектора Полли Бёрд, — но дерево уже пропиталось… Надо было всё-таки начать уборку с этого!

Гроссхаммер хотел сказать: «Ни в коем случае!» — но промолчал. В конце концов, вряд ли убийства начнут случаться в Нью-Хоупе с удручающей регулярностью, а раз так — то зачем этой женщине знание о том, как она, по сути, поставила расследование на грань провала?

Итак, Джимми Бёрд сидел здесь…

— Кресло не передвигали?

— Нет, — уверенно ответила миссис Бёрд и тут же поправила себя, покраснев: — Да, но не я, а Хранители веры, когда забирали тело. Кресло было развёрнуто к камину. Кажется, на дощатом полу остались отпечатки ножек.

Магнус прищурился, вглядываясь: да, так и есть. Кресло было развёрнуто к камину, Джимми Бёрд наслаждался теплом и отблесками пламени на деревянных панелях, а убийца в это время… хм.

Как вообще убийца очутился в закрытой комнате?

И как там очутился сам мистер Бёрд, если уж говорить начистоту?

Некая смутная мысль шевельнулась в сознании инспектора Гроссхаммера — мысль, связанная с квартирой, в которой поселился он сам. Там было слишком холодно. Чересчур холодно, поскольку форточку кто-то открыл.

Допустим, убийца прятался в этой квартире. Но как он тогда затащил тело Бёрда в запертую комнату? Или никто никого не затаскивал, а Бёрд, скажем, вернулся домой вместе с убийцей? Полли с детьми спала, вдобавок вокруг дома кружил автоматон…

Сломанный автоматон тоже не давал инспектору Гроссхаммеру покоя. Откуда он взялся? Почему никто из обслуживающего персонала не обратил на него внимания?

Слишком много вопросов — и ни одного ответа.

Уставший и недовольный собой, Гроссхаммер попрощался с миссис Бёрд и пошёл в предназначенную для него квартиру. Уже когда он засыпал, в голове мелькнуло неясное видение, в котором всё услышанное и увиденное укладывалось в единую стройную картину. Увы, дальше этого Магнус не пошёл и вскорости мирно похрапывал в чужой кровати.

Глава 4. Соломон Магвайр, староста дома

Наутро Магнус проснулся рано — требовалось поговорить со старостой дома, пока тот не ушёл на работу.

Вот ещё одно отличие между Нью-Хоупом и Новым Эдинбургом: на родине инспектора Гроссхаммера за порядком в домах следили домовладельцы или нанятые ими управляющие. Здесь же всё жильё принадлежало городской общине. Жители каждого дома ежегодно выбирали себе старосту, а раз в три года — управление квартала, куда, кроме четырёх выбранных старост, входили священник, представитель Хранителей веры и кто-либо из инженеров, в чьи обязанности входило следить за состоянием домов и дорог.

Мистер Соломон Магвайр, староста этого конкретного дома, оказался человеком крепко сбитым и основательным. Густая борода спускалась ему на грудь, но была тщательно расчёсана и перевязана посередине чистой верёвочкой. Светло-серые глаза смотрели чуть близоруко, отчего складывалось впечатление лёгкой рассеянности. Но рассеянным мистер Магвайр не был и о событиях дня, когда было найдено тело Джимми Бёрда, рассказал весьма толково.

— Я тогда крик услыхал, с утра, но особого значения ему не придал — миссис Твиллингем как увидит таракана, так и вопит. Проклятые создания эти тараканы, доложу вам, сэр, их и снежная буря не берёт! Ну а потом она ко мне прибежала, миссис Твиллингем. Миссис Бёрд подле мужа осталась. Я пришёл сразу же — чудовищное же деяние, сэр, и богопротивное, доложу я вам! Никогда у нас такого не было, разве что при этом…

Под «этим» явно имелся в виду старый лорд Клиффорд. Гроссхаммер глубокомысленно кивнул, показывая, что принимает и разделяет чувства старосты, и мистер Магвайр продолжил:

— Вот я и прибежал. Миссис Бёрд стояла на коленях возле покойника. Я думал, руку ему целует, а она тряпкой кровь затирает. Ну, я уж ей всё высказал, сэр, не сомневайтесь даже! И о том, на кого подумать могут, когда искать убийцу начнут, и о том, куда ей эту тряпку засунуть надо… ох, простите, сэр!

Итак, Полли Бёрд всё-таки соврала: она не уходила с места преступления и пыталась замыть кровь. Получила от старосты нагоняй и попыталась соврать детективу. Понятно…

— Не извиняйтесь, — с чувством сказал инспектор Гроссхаммер, — приятно встретить человека, который понимает толк в расследовании!

Мистер Магвайр нарочито-покаянно вздохнул:

— Ох, сэр, грешен! Я помню ещё старую недобрую Англию, да и Лондон помню… я сюда подростком попал. Здесь при сэре Соне намного лучше, чем там было, да хранит её Господь! Но в расследованиях кое-что понимаю.

Гроссхаммер хранил вежливо-внимательное выражение лица, про себя гадая, сколько же лет Соломону Магвайру? Получалось, что не меньше шестидесяти. Что ж, этот человек прекрасно сохранился! Но кем он мог быть в Лондоне? Помощником бегунов с Боу-стрит или, напротив, мелким уличным воришкой? Спрашивать Магнус не собирался.

— В общем, сэр, я женщин из комнаты выгнал, нашёл им занятия — к работе, доложу я вам, их в тот день подпускать было нельзя, — убедился, что все ушли, и прямиком к святилищу направился. Там каждое утро общий сбор Хранителей веры, жители квартала к ним с проблемами приходят, ну вот и я пришёл. С той ещё проблемой, доложу я вам!

— Что да, то да, — усмехнулся Магнус.

— Ну, они тут же выделили пару человек, чтоб осмотреть всё и тело унести. Да, вот какая ещё штука… — Соломон нахмурился сердито, потом пожал плечами и выпалил: — Бюро!

— Что «бюро»?

— Так уж вышло, сэр, что я и сам там осмотрелся, пока суд да дело. И когда я выходил — бюро письменное было открыто, вот присягнуть в этом могу!

Магнус напрягся:

— А когда вернулись?

— Захлопнуто, — развёл руками мистер Магвайр. — А ключей нету нигде, я у миссис Бёрд спрашивал.

Полли Бёрд соврала инспектору Гроссхаммеру. Могла ли она соврать заодно и старосте?

— Вы не видели, что лежало в бюро, мистер Магвайр?

— Какие-то бумаги. Гроссбух точно помню, серый такой, потёртый. Я его у мистера Бёрда не раз видел, он с ним на работу ходил. Рядом пара скомканных бумаг и что-то в клочья порванное. Я не подходил близко, думал, не моё это дело, пускай этим те, кому надо, занимаются. Но удивился.

— Чему удивились, мистер Магвайр?

— Джимми Бёрд — он аккуратист был. Никогда бы он, доложу я вам, не стал бумаги рвать и комкать, а обрывки на своём рабочем столе оставлять. Он бы в мусорное ведро всё смёл и не забыл бы крышку потом закрыть.

Воистину, наблюдательный староста — дар Божий для любого детектива!

— Мистер Магвайр, я должен попросить вас описать своих соседей. Какие они?

Староста ухмыльнулся в густую бороду и достал сложенный вчетверо лист бумаги. Протянул Гроссхаммеру:

— Вот, сэр. Всю ночь сидел, с тех пор, как вас увидал.

Слегка недоумевающий Гроссхаммер взял листок и развернул его. Там корявым почерком было выведено:

«Список жильцов моиво дома (и кто есть кто тут).

1 этаж.

1. Мистер Арнольд Куонси, охотник, вдовец, и дети иво Майкл и Эшли. Не переселяим, патамушта женицца вскорости на мисс Лили Этвуд, и дети тоже пойдут на верняка. В ночь преступления оцсутцтвовал (был на охоте). Характер не из лёгких, упрямый, детей поколачиваит. Зато больше всех набиваит зверя. Хотел быть старостой дома, на миня до сих пор обижен, на соседей тоже, что не иво выбрали.

2. Мистер Пол Твиллингем, жена иво Анна, дети Соня, Джейн, Мэри, Кэтрин, Адам и Клотильда Блэк (приёмная, отец погиб на охоте, мать задавило на лесопилке). Мистер Твиллингем любит закинуть за воротник, но в меру; жена — тараканов боицца и вообще нервная, но люди хорошие. Он углежог, она пока без постоянной работы, помогаит строить новый квартал возле шахты. Живут не без скандалов, только когда семья большая, такое нормально. Трясуцца над Адамом (единственным сыном), девочек держат в строгости. Кажецца, у Сони есть кавалер, точно не знаю. У Клотильды кошмары часто, спит мало, кричит по ночам.

3. Мистер Уильям Александер-Арнольд и жена иво Ингрэм. Оба инженеры, работают в мастерской. Детей нет, большая квартира предоставлена за заслуги перед городом. Важные птицы, но когда надо помочь с домом или с ремонтом каким — не важничают, помогают. В церковь ходят оба (не в нашу), приехали из Новово Лондона, американцы, их там притесняли за веру.

2 этаж.

1. Мистер Бёрд (покойный), жена иво Полли, сыновья Кэльвин и Уильям. Ежели ни за ково замуж ни выйдит, переселить на третий этаж надо, в другой дом. Полли женщина слабая, ежели надавить — сделаит, чего просят. В неё влюблённый ходит Альфред Винтерботтом, но ничево недозволенново (или я не знаю). Кэльвин упрямый, Уильям слабак, но хитрый. Было дело, украл у Моррисов булку. Вроде раскаился, но не знаю. В вечер перед убийством заглядывала старшая дочь, Мэри-Джейн Прист, беременная, сидели с матерью на кухни, ушла ближе к полуночи.

2. Вдова миссис Ханна Уэст, её дети Джейн, Джон, Джастин, Джаспер, Дженнифер и Джимми. Работаит в Доме исцеления, женщина благачистивая, и дети такие же, кроме Джаспера, тот хулиган, в паб снежками кидался и Хранителям веры одеяния грязью забрызгивал. Уж не знаю, что из иво выйдет.

3. Мистер Джон Моррис, жена иво Кэти, дети их Аврора, Патрик-младший и Соня, а такоже низамужняя сестра миссис Моррис Молли Суонн (вскоростях должна отселицца). Мисс Суонн не любит Хэмфри Уиттакера, патамушта кобель, и Флоренс Роузгард, патамушта сучка (так она сама говорит). Вообще, скандальная. С сестрой не ладит (та отбила у неё жениха), к мистеру Моррису то ли клеицца до сих пор, то ли нет. Семья дурная, скандалов много. Аврора тожи уже бегаит в церковь только на парней поглазеть. Патрик-младший вроде заглядываицца на Джейн Твиллингем, но без дурости. Замечания членам семьи разные делали, пока без толку.

3 этаж.

1. Мистер Соломон Магвайр(староста), жена иво Мария, сын Айзек и жена тово Сара, ихние дети Марк, Сара-младшая, Соломон-младший. Ничево дурново сказать не могу, доброво тоже, соседей поспрошайте. Айзек вскорости отселицца, будет жить возле шахты, там квартал строят. Молодые семьи должны жить отдельно от родителей.

2. Мистер Хэмфри Уиттакер, рабочий на снежном буре. Бабник, но в последнее время остепенился. Помолвлен с Джейн Дэшвуд, вертихвосткой из соседнево дома. Вряд ли надолго, оба смотрят налево. Враждует с Флоренс Роузгард (раньше встречались, теперь как кошка с собакой).

3. Мисс Флоренс Роузгард, работаит на кухне, вертихвостка. Хочит замуж, водит домой кавалеров (много, разных). Но работница хорошая, да и по дому чево ни попросишь — сделаит. За детьми можит приглядеть, за болящим походить, вообще руки на месте, просто на передок слаба. Злицца на Хэмфри (см. выше). В ночь убийства у ниё был кавалер, но она отрицаит (что странно, иво видели Сара-младшая и Клотильда Блэк, а я своей дочке верю, и Клотильде тожи, да и не в привычках Флоренс отпирацца).

4. Мистер Патрик Тейлор, жена иво Магдалина, ихние дети Венди и Роберт. Вы в ихней квартире проживаити. На момент преступления оцсуцтвовали, а так — хорошие люди, только не ладили с Джимми Бёрдом, патамушта Джимми уволил Магдалину со склада, вроди как работала плохо».

Закончив занимательное чтение — особенно инспектора Гроссхаммера потрясли угнетаемые за веру американцы и заляпанные грязью рясы Хранителей веры, — Магнус обратил внимание, что Соломон Магвайр нервничает. Он теребил кончик бороды и наконец не выдержал:

— Ну это… там всё понятно вроде?

— Более чем понятно, мистер Магвайр, и весьма впечатляюще. Вы чудесно описали жильцов этого дома.

Староста расцвёл:

— Я ж это, доложу я вам, писать только в шестьдесят научился, когда меня на должность выбрали. Оказали доверие, вот и пришлось… Полгода в детский дом ходил, с сопляками за одной партой сидел. А скоро выборы в совет квартала… Буду того, блато… бало… балототироваться. Соседи обещали поддержать. А там обязательно надо грамотным быть.

— От души желаю вам удачи, — очень серьёзно сказал Магнус. — Скажите, вот это имя, Альфред Винтерботтом… я его где-то уже слыхал.

— Ну а как же! Вот он и приходил труп забирать. Хранитель веры, хороший человек. Я вот что вам скажу: ежели он женится на вдове Бёрд, так я их погожу переселять, вдруг ещё ребёночек на свет Божий появится. И Полли за Винтерботтомом, доложу я вам, куда лучше будет, чем за первым мужем.

— Понятно… А скажите, Сара-младшая не описала, как выглядел кавалер мисс Роузгард?

— Ясное дело, я поспрошал. И её спросил, и Клотильду. По всему выходит, что человеку этому тридцать или тридцать с небольшим, среднего такого телосложения, не силач, но и не задохлик. А вот с лицом проблемы: борода и гогглы, причём на гогглах оранжевой краской помазано. Мы в Лондоне мальцами такое проворачивали: надевали поверх лохмотьев какую-нибудь яркую тряпку, и все свидетели только её и запоминали.

Стало быть, не бегун с Боу-стрит, заключил Магнус, улыбаясь. Человек, стоявший по ту сторону закона. Что ж, хорошо, что нынче он на нужной стороне. Разумеется, если у него не было своих счётов с мистером Бёрдом и всё, о чём он рассказал, является правдой.

Но зачем старосте убивать жильца? У него масса способов совершенно законно испортить жизнь неугомонному мистеру Бёрду. Или в ход пошёл шантаж? Всякое ведь бывает…

Не придя ни к какому определённому выводу, Гроссхаммер вежливо поблагодарил мистера Магвайра, ещё раз пожелал ему удачи на выборах и спросил, как ему найти доктора, производившего освидетельствование трупа.

— А вы как минуете пять домов налево, так и увидите проход на следующую улицу. Оттудова снова налево, и возле самого парового генератора — лазарет. Доктор Пикфорд там с самого утра и до ночи больных лечит. Заодно пройдёте мимо полевой кухни, позавтракаете хоть. Вам не помешает.

Ещё раз поблагодарив старосту, Гроссхаммер направился к двери. Его остановил брошенный в спину вопрос:

— А на ночном бдении вас ждать?

— Что, простите?

— Ну так сегодня ночное бдение состоится. За то, чтоб благополучно бурю пережить, ну и чтобы вы убийцу поймали. Во всех молитвенных домах говорили, и в главном храме — тоже. Вы будете?

Сначала Гроссхаммер хотел отказаться. Ему нужно ловить преступника, у него мало времени, он должен хоть когда-то отдыхать! Но ведь на это бдение наверняка соберётся весь город…

— Разумеется, буду. Ни за что не пропущу, мистер Магвайр.

Уходя, Магнус прямо-таки ощущал спиной, как староста предвкушает сегодняшние сплетни в пабе. О да, ему будет о чём поведать страждущим новостей согражданам!

Глава 5. Визит к доктору

Небо над Нью-Хоупом сурово хмурилось. Сеялся мелкий снежок, и Гроссхаммер невольно подумал, что к вечеру непогода разыграется вовсю. Но когда такие мелочи останавливали фанатиков, решивших провести ночное моление?

Шагая по городу, Магнус вертел головой по сторонам (что стоило ему пары неловких ситуаций и одного падения), высчитывая количество домов и заодно постигая новые грани бытия жителей Нью-Хоупа.

Город был не просто зажиточным — он был до неприличия богатым, хотя это и не выпячивалось. Но трёхэтажные дома, утеплённые сверх всякой меры, свидетельствовали о богатстве куда лучше любых слов. Даже в Новом Эдинбурге или в Новом Лондоне бедняки жили в бараках, здесь же о подобном давным-давно забыли. Да и считать семью с двумя детьми «малодетной»… Арктика не щадила никого, особенно доставалось детям. У Магнуса во младенчестве умерли две сестры и брат, так что он знал, о чём говорил. Здесь же благочестивая вдова в состоянии прокормить шестерых детей, целых шестерых! То есть община может позволить себе выделять паёк на каждого из этих детей. При том дети не работают — не считать же за полноценный труд помощь по уходу за больными или перетаскивание в мастерской с места на место разномастных болтов и гаек!

Понятно, почему украшать дома считается здесь излишним расточительством. Прибыль расходуется на куда более важные дела.

Вот, к примеру, кухня. Утеплённая совершенно немыслимо, в такой можно готовить, даже когда начнётся снежная буря. Люди, конечно, не станут выходить на улицу, но автоматоны вполне справятся, а затем разнесут пайки по домам.

Гроссхаммер толкнул дверь (стальную! стальную дверь в обычной городской кухне!) и огляделся. На первый взгляд кухня казалась обычной: приземистое квадратное здание, разделённое перегородкой на две части; в одной — несколько печей и куча котлов, в другой — грубо сколоченные деревянные столы, к которым приставлены такие же грубые, но крепкие и надёжные стулья. Здесь явно обедают холостяки, которым никто не разогреет паёк и не подаст еду на красивой тарелке. Сбоку на улицу прорублено окно выдачи: там продают пайки на вынос и свежие продукты.

Кухонные служащие ещё не пришли, но к одной из печей вёл узкий коридорчик, и она согревала помещение. Выходит, город может позволить себе такой перерасход угля?

Как бы там ни было, Магнус взял один из пайков, лежавших на широком подносе и явно предназначенных для ночной смены, разогрел его и с удовольствием позавтракал, размышляя над тем, что ему удалось разузнать.

Пока что дело запутывалось всё сильней. Помимо странного автоматона появился не менее странный ухажёр мисс Роузгард, а ещё — закрытое бюро и Альфред Винтерботтом, Хранитель веры, влюблённый в миссис Бёрд. Да и поведение миссис Бёрд было не слишком-то ясным.

Каждая из этих странностей могла иметь разумное и логичное объяснение. И любая из них могла оказаться просчётом хладнокровного убийцы.

Мистер Бёрд сидел в кресле. Судя по всему, поза была спокойной и расслабленной. Так не ведут себя, если ожидают нападения. Он знал убийцу? Они спокойно разговаривали? В таком случае жена отпадает. Да, мистер Бёрд унижал супругу, причём делал это часто. Да, миссис Бёрд могла не выдержать многолетних издевательств. Но когда читаешь человеку нотацию, смотришь обычно на него, а не на камин. А может, он счёл лекцию завершённой и откинулся в кресле, велев жене убираться?

Нет, вряд ли. В миссис Бёрд недостаточно хладнокровия, чтобы убить мужа и спокойно дожидаться утра, мирно пытаясь заснуть в одной комнате с сыновьями. К тому же она, помнится, упала в обморок, увидав тело. Не могла же она точно рассчитать, когда к мистеру Бёрду решит заглянуть соседка!

Но вот оказать убийце посильную помощь такая женщина в состоянии…

Инспектор Гроссхаммер вздохнул, достал блокнот и грифельный карандаш, откусил кусок горячего бутерброда и решительно написал на чистом листе:

«Чем убили Джимми Бёрда? Куда девалось орудие убийства?

Квартира Тейлоров — почему открывали окно?

Почему миссис Бёрд пыталась замыть кровь?

Что делал возле дома автоматон?

Что за ухажёр у мисс Роузгард?

Альфред Винтерботтом — проверить!

Закрытое бюро-секретер — что там? А что там было?»

Несколько минут Гроссхаммер разглядывал запись, словно надеясь, что чёрные буквы на белом фоне дадут ему ответы. Иногда, к слову, так случалось. Записи помогали приводить мысли в порядок.

Увы, на сей раз ничего подобного не произошло. Пришлось захлопнуть блокнот и пойти искать ответ хотя бы на первый из намеченных вопросов.

Местный лазарет мало того что был утеплён (к этому Магнус уже начал привыкать), так ещё и мог по праву гордиться красивейшей вывеской — стальной, с золотой гравировкой. Внутри оказалось настолько жарко, что пришлось снимать шубу. Миловидная сестра милосердия привычно осведомилась о состоянии здоровья, явно спутав инспектора Гроссхаммера с очередным страждущим.

— Доктор Пикфорд? Подождите здесь, пожалуйста, он скоро завершит обход.

Магнус послушно уселся на лавку и вновь задумался о порученном ему расследовании.

Тогда, ночью… что ему приснилось? Не то чтобы инспектор Гроссхаммер привык доверять снам или догадкам, основанным на такой мистической вещи, как интуиция, но пару раз его действительно настигало озарение. Основанное на логике, разумеется, но всё же…

Открытое окно. Оно почему-то не давало инспектору покоя. Окно — и чёртов автоматон. Почему они так хорошо увязались друг с другом во сне?

Мог ли автоматон оказаться убийцей? Нет, ну это совсем уж глупость! Даже если предположить, что автоматон подбросил в дом бездыханное тело Джимми Бёрда, то открывать требовалось не то окно! Или тело Бёрда подбросили в квартиру к Тейлорам, а уже оттуда его перенесли в его комнату? Дверей-то местные не запирают!

Чересчур сложная схема, наверняка всё было гораздо проще. Но поскольку на это самое «проще» никак не получалось выйти, инспектор Гроссхаммер принялся прикидывать, кто бы мог перетащить труп. Кто-нибудь из соседей, поругавшихся с мистером Бёрдом? Или же… стоп! Пресловутый ухажёр Флоренс Роузгард! Как там написал староста — не в её привычках отрицать приход к ней кавалеров?

Но тогда Сара-младшая и Клотильда Блэк увидали бы не просто мужчину, а мужчину с трупом!

— Вы меня искали? — приятный баритон оторвал инспектора Гроссхаммера от напряжённых размышлений.

Доктор Пикфорд оказался склонным к полноте пухлощёким жизнерадостным коротышкой. Его лысина сияла в свете газовых ламп, несмотря на то, что он то и дело протирал её клетчатым бело-синим платком. Глаза, утопающие в сети морщинок, глядели при этом остро и проницательно.

— Искал, — Магнус поднялся и протянул руку. — Я пришёл по поводу тела, которое вы осматривали одиннадцать дней тому назад.

— О-о-о, — понимающе протянул доктор Пикфорд. — То есть вы — это… это он.

Смутившись, он несколько раз моргнул. Магнус не удержался от улыбки.

— Я — это я, и я предлагаю найти для беседы менее… прослушиваемое место, если вы, конечно, не против.

— Да-да, разумеется. Пойдёмте в мой кабинет.

В кабинете пахло йодом и немного эфиром. На полированных деревянных полочках лежали набор для кровопускания, набор стальных хирургических инструментов, набор акушерских приспособлений и прибор для анестезии хлороформом — по всей видимости, доктор Пикфорд придерживался прогрессивных теорий лечения. Магнус уважительно склонил голову, признавая мастерство собеседника.

— Случай Джимми Бёрда… — начал доктор без предисловий и околичностей. — О да. Загадочный случай.

— Он был убит?

— Да, несомненно. Заколот трёхгранным предметом, расширяющимся к основанию. Честно говоря, я перебрал все имеющиеся у наших рабочих инструменты — мне было любопытно, сами понимаете. Ничего подобного не нашёл.

— А не могла это быть обработанная соответствующим образом сосулька?

Доктор вытаращился на Магнуса с непонятным восторгом, его широкое лицо расплылось в торжествующей улыбке:

— Могла! Особенно учитывая странно разжиженную кровь. Я хочу сказать, что она, конечно, свернулась, но цвет и не совсем понятные — то есть теперь, конечно, понятные! — посмертные явления в ране… Замечательно! Просто великолепно! Сейчас мы уточним время смерти, исходя из обнаруженных вами фактов!

Гроссхаммер хотел было сказать, что это не факты, а всего лишь гипотеза, но доктор уже увлечённо рылся в ворохе бумаг — пара листов спланировала на пол и приземлилась у ног детектив-инспектора. Из бумажного шторма то и дело доносилось «Ага!», «Хм-м?» и множество нечленораздельных звуков. Инспектор терпеливо ждал.

— Не ранее восьми часов вечера и не позже половины первого ночи! — гордо провозгласил доктор, вынырнув наконец из-под горы записей и триумфально потрясая желтоватым листом, ничем не отличающимся от прочих. — Таково моё профессиональное заключение.

Магнус припомнил, что в полночь Полли Бёрд ещё сидела с дочерью. Вряд ли она смогла бы крепко заснуть за оставшиеся полчаса, ведь нужно было ещё уложить сыновей, да и автоматон…

Проклятый автоматон! Как ни крути, а убили Джимми Бёрда на улице. Ну и каким образом труп пришёл домой и вольготно расположился в кресле?

— Вы исследовали его желудок, доктор?

— Разумеется. Он ел мясо с овощами. Пил кипяток с мятой, у нас в теплицах выращивают такую. Обычный набор семейного человека.

— Никакого алкоголя?

Взгляд доктора стал просто-таки пронизывающим.

— А-а-а, вы о том, что он якобы пошёл в паб? Ну, если он и заявился туда — а этого не подтверждает никто, я сам опрашивал людей в «Лорде-изгнаннике», — то ничего не ел и не пил. В желудке я не обнаружил ни пива, ни сухариков. Поверьте моему опыту: человек не приходит в паб просто поглазеть на симпатичных официанток!

— Мой опыт говорит то же самое, — усмехнулся Гроссхаммер. — Скажите, доктор, а могли его убить на улице?

На сей раз Пикфорд задумался.

— Если б сие грязное деяние свершилось не перед снежной бурей, я бы сумел ответить вам со всей определённостью, — наконец сказал он. — Я и сейчас практически уверен в своих заключениях, однако допускаю возможность чрезвычайной ситуации. Видите ли, крови на полу и на обивке кресла слишком много для того, чтобы утверждать, будто убийство произошло где-нибудь ещё. Просто… иногда во время сильных холодов кровь смерзается в жилах мёртвого человека. Я видал такие случаи. Но… нет, всё-таки нет. Исходя из прочих факторов, таких как степень окоченения и свёртываемость крови, рискну утверждать, что убийство было совершено в той самой комнате, где нашли тело. Между восемью вечера и половиной первого ночи.

Инспектор Гроссхаммер немного озадаченно кивнул. Итак, Джимми Бёрд был убит в своей комнате именно тогда, когда должен был находиться в пабе или на полпути к нему. Замечательно, просто великолепно! И все свидетели утверждают, что из дома он вышел, а вот обратно в означенное доктором Пикфордом время не возвращался.

Идея насчёт автоматона-убийцы перестала казаться такой уж безумной.

Глава 6. Ночное бдение

До наступления вечера Магнус развил бурную деятельность и успел многое. В частности, отыскал в детском доме Клотильду Блэк и поговорил с ней. Хрупкая и бледная девочка оказалась на диво разумной, понимающей собеседницей. Отвечала она всегда после паузы, явно подбирая слова и пытаясь помочь.

— Люди не должны так умирать, — сказала она. — Люди вообще не должны умирать, но когда их прибирает Господь, понять ещё можно, а так…

— Люди не должны убивать людей, — согласился Магнус.

— Да, сэр, именно. Пожалуйста, найдите того, кто это сделал. Я знаю, я чувствую: он дурной человек.

— Чего уж хорошего, юная мисс, когда он лишает жизни другого. Но давайте по порядку…

К описанию, предоставленному мистером Магвайром, девочка почти ничего не добавила, однако неожиданно заметила:

— У него волосы тёмные и блестящие, такие каштановые, с отливом, а борода тусклая. Сестра Виктория учит нас рисовать и различать оттенки. Там с оттенками было что-то не так.

— Возможно, борода фальшивая, — согласился инспектор Гроссхаммер. Девочка подняла на него расширившиеся глаза, восторженно выдохнула:

— Настоящая фальшивая борода?

Как же мало порой нужно детям для счастья…

Ещё Магнус зашёл в ближайшую мастерскую и осведомился о неисправном автоматоне. Мистер Ходдл, механик, человек с крючковатым носом и залысинами, похожий на унылый паровой угледобытчик, замахал руками и воскликнул в сердцах:

— Да вы уже четвёртый, кто интересуется этим проклятым автоматоном! Он не наш, понимаете, не наш!

— А чей же? — удивлённо приподнял брови инспектор Гроссхаммер. — Оксбриджский, что ли?

— Ну, всё же не настолько далеко, — криво усмехнулся мистер Ходдл. — Это автоматон с дальней угольной шахты, той, что на востоке котлована. Пока там не построены дома, он занимается добычей угля. Очень странно, что он пришёл сюда. Паровые центры для подзарядки имеются куда ближе к его месту работы. Да и нельзя утверждать, будто он тут хоть как-то подзарядился.

— Что же он делал?

— Шнырял туда-сюда. Я не знаю, поймите! Сбой программы, причём устраняли его не мы.

— Не вы? А кто в таком случае?

Механик раздражённо пожал плечами:

— Его поймал кто-то из четвёртой мастерской. По крайней мере, мне так сказали. Нас к этому автоматону никто не подпустил: парень из четвёртой забрался на него по выдвижной лестнице, вскрыл коробку управления и, видимо, всё исправил.

— Видимо? Вы не уверены?

— Послушайте, — мистер Ходдл устало вздохнул, — после того, как парень вмешался, автоматон зашагал на восток, и больше я его не видел, ни в тот день, ни в последующие. Если он больше не шастает по городу, стало быть, всё в порядке, правильно?

— Но ведь вас о нём расспрашивали? Кто именно?

— Дважды — Хранители веры, и один раз — мистер Пикфорд, доктор из местного лазарета. Им я сказал ровно то же, что и вам. По всей видимости, их мой ответ удовлетворил, — механик выразительно посмотрел на детектива-инспектора. Тот ответил ему безмятежным взглядом, выработанным за долгие семнадцать лет службы. Силы были явно не равны, и мистер Ходдл с кислой миной отвёл глаза.

— Вы можете описать того механика?

— Да я и видел-то его мельком… Бородатый, в коричневом пальто с меховым воротником, который высоко поднят и натянут чуть ли не на уши — одна лишь борода оттуда торчит. Как он только работает в таком неудобном пальто? Два раза чуть с лестницы не навернулся, когда взбирался на автоматон. Шапка… нет, у него не шапка была, а лётный шлем, знаете, такие любят всякие разведчики и охотники, летающие на дирижаблях. Вот и всё.

— Лица вы вовсе не видели?

— Говорю же — борода! По-моему, тёмная, без проседи. И гогглы чем-то оранжевым измазаны.

Гроссхаммер почувствовал, как сердце начало биться чаще. Снова гогглы, испачканные оранжевой краской!

Стало быть, он на верном пути. Ухажёр мисс Роузгард, наличие которого девушка активно отрицала, действительно существовал. Более того — его можно было связать с автоматоном, а следовательно, с убийством!

Вот только как его найти? Надавить как следует на Флоренс Роузгард? Но что, если она и впрямь никак не связана с этим человеком?

Магнус вновь открыл блокнот и сделал соответствующую пометку. Убийца, конечно, осторожен и пока что не допускает ошибок, но вряд ли он рассчитывал на поединок с профессиональным сыщиком, так что вполне может проколоться. Например, увлечься разбитной девицей и хорошо провести с ней время в ожидании подходящего для убийства момента.

Разумеется, всё ещё непонятно, как тело Джимми Бёрда очутилось в комнате, почему бюро-секретер оказалось захлопнутым и куда убийца подевался из набитого людьми дома. Но впервые с начала расследования Гроссхаммер ощутил — нет, не надежду даже, лишь тоненький лучик надежды в непроглядной мгле неизвестности, однако и этого ему пока что оказалось достаточно. Во всяком случае, тот, кого он ищет, — не призрак, не мистическая тень из детских страшилок, а человек из плоти и крови, а значит, его можно найти и привлечь к ответу.

С одной стороны, убийца нагл и дерзок. Он не боится показаться людям, поскольку хорошо продумал способы защиты от излишнего внимания к своей персоне. И это характеризует его как человека хладнокровного и расчётливого, привыкшего ничего не оставлять на волю случая.

С другой стороны, навыки скрыть сложно. Именно навыки в конечном итоге и определяют преступный почерк. Этот человек разбирается в технике, может перепрограммировать автоматон. Много ли таких среди жителей Нью-Хоупа?

Он инженер, это несомненно.

И у него был конфликт с Джимми Бёрдом. Учитывая характер последнего — конфликт, скорее всего, открытый. Покойный мистер Бёрд никогда не скрывал своего отношения к людям, и чаще всего отношение это было попросту ужасным.

Если на то пошло, у множества людей имелись причины его убить. Но отважился на злодеяние лишь один. Причём он-то, скорее всего, сделал вид, будто всё в порядке: что конфликт улажен, они с мистером Бёрдом в хороших отношениях и всё такое. При этом планировал убийство.

Интересный человек. Гроссхаммер очень любил ловить таких и отправлять туда, где им самое место — в тюрьму. Хотя этого наверняка просто вышвырнут из города, ведь в Нью-Хоупе нет тюрем. А изгнание в Арктике означает скорую, но довольно мучительную смерть.

Тем временем дневные сумерки превратились в сумерки вечерние. Снегопад, вопреки опасениям инспектора, не начался, так что погоду для ночного бдения можно было счесть приемлемой. Магнус с кривой усмешкой подумал, что Господь пошёл навстречу верующим и дал им возможность проявить свои чувства. По степени абсурдности эта версия была вполне сопоставима с идеей об автоматоне-убийце.

Но ведь он не отказался окончательно от идеи об автоматоне-убийце, не так ли?

Куда идти, вопросов не возникало: генератор, пылающий на центральной площади, был превосходным ориентиром. Оставалось лишь отыскать среди плотного кольца домов нужный проход.

На площади уже было полно народа. Магнус с интересом следил, как людские ручейки вытекают из разных улиц и переулков, собираясь в единое колышущееся море, обрамлённое вишнёвыми плащами Хранителей веры. Кажется, на моление пришли даже сектанты: одна из колонн ощетинилась уже знакомыми инспектору Гроссхаммеру оленьими рогами.

Магнус думал было затеряться в толпе, стать её частью и таким образом лучше понять этих людей, среди которых ему предстояло отыскать убийцу, но внезапно его тронули за рукав. Он обернулся и увидал Джона Норда.

— Сэр, — сын капитана Сони говорил со всей возможной вежливостью, — вы не хотели бы пойти на трибуну? Там моя сестра, Верховный Хранитель веры, она сейчас произнесёт речь. Я не настаиваю, но хорошо бы, чтобы вы стояли рядом с ней.

Едва заметно пожав плечами, Магнус согласился. Почему бы и нет? Конечно, стоять в толпе и стоять над толпой — разные вещи, и замечаешь в этом случае тоже разное, но… не стоит пренебрегать явным покровительством Верховного Хранителя веры.

Трибуна находилась возле самого генератора — невысокая, но оснащённая мощными громкоговорителями. Магнуса со всем почтением подвели к лесенке, ведущей наверх. Одиннадцать ступенек — и…

— Позвольте представить мою сестру, Верховного Хранителя веры Элизабет Норд. Элизабет, это детектив-инспектор Гроссхаммер.

— Здравствуйте, сэр, — женский голос был исполнен скрытой силы. Магнус склонился и поцеловал воздух над любезно протянутой ему рукой.

— Это огромная честь для меня, Верховный Хранитель веры, — произнёс он и ничуть не покривил душой.

Об Элизабет Норд было известно ещё меньше, чем об её матери. В Нью-Хоупе её слово, несомненно, имело огромный вес и она рассматривалась как естественная преемница капитана Сони Норд, однако папка с её личным делом оставалась возмутительно, вызывающе пустой. Известно было, что она — глубоко верующий человек (иной не сумел бы стать Верховным Хранителем), что на ней с некоторых пор держится почти вся внутренняя политика Нью-Хоупа, и что мать советуется с ней по поводу политики внешней. Поскольку мисс Элизабет никогда не была замужем, Магнус представлял её кем-то вроде старой девы — синего чулка, всецело погружённой в религиозные практики и отвергающей мирское.

Он осознавал, разумеется, что думать штампами губительно. Но он и не представлял, насколько его внутреннее видение будет отличаться от реального положения дел.

Мисс Элизабет нельзя было назвать хорошенькой. Только красивой; возможно, прекрасной. Черты её лица во многом повторяли материнские, но старость, не пощадившая капитана Соню Норд, ещё не прошлась своим губительным резцом по лицу Элизабет. Лишь в волосах уже запутались седые нити да вокруг глаз собралась сеточка морщин.

Разумеется, мисс Элизабет казалась резкой и властной. И Магнус покривил бы душой, если б хоть на секунду предположил, что Верховный Хранитель веры может оказаться нежной, ранимой и трепетной натурой. Ну что ж… ему всегда нравились самостоятельные и самодостаточные женщины. Тем более что непредсказуемой Элизабет Норд вряд ли была. Умной — да, опасной — тем более, но непредсказуемый Хранитель веры не продержался бы долго, особенно в таком городе, как Нью-Хоуп.

Сообразив, что пялится на мисс Элизабет дольше, чем позволяют приличия, Магнус перевёл взгляд вперёд и вниз, туда, где волновалась толпа. Эти люди верили правителям своего города, а потому верили и ему, Магнусу Гроссхаммеру, пришельцу из мира с абсолютно другим укладом. Удастся ли ему оправдать ожидания собравшихся внизу горожан?

Хорошо поставленный глубокий голос Верховного Хранителя веры разнёсся по площади:

— Помолимся вместе, братья и сёстры, помолимся Тому, кто защищает нас от напастей, Тому, кто бережёт нас и ведёт дорогой праведности, Тому, кто подаст нам руку во время невзгод! Да убережёт Он нас и в это тяжкое время, да направит верным путём, да спасёт и укроет крылами ангелов Своих и да воцарится благочестие в душах и помыслах наших!

— Помолимся! Помолимся! — эхом отозвалась толпа.

— Вы все знаете, братья и сёстры, что ожидает нас вскорости. Я верю, что Господь, Вседержитель и Утешитель, направляет нам испытания не зря, что, закаляя тела наши, Он укрепляет наши души. Но мы не можем закрывать глаза на порок, хоть и должны бежать нечестивого. Вы все знаете, что случилось в нашем городе совсем недавно.

Людское море сдержанно загудело. Голос Элизабет возвысился, обрёл силу:

— Тот, кто совершил убийство, преступил заповеди, данные нам Вседержителем, и сам, добровольно, погрузил душу свою во тьму. Если сейчас он выйдет перед всеми и публично покается, мы накажем его, но и простим, дадим шанс вернуться в лоно общины, тяжким трудом очиститься и вновь заработать уважение людское. Господь завещал нам милосердие, и мы помним об этом. Но если этот человек не пожелает обратить лицо своё к Господу, не пожелает вновь стать одним из нас, то самое время ему вспомнить, что у Вседержителя есть не только агнцы, но и сторожевые псы, дабы отгонять волков от стада!

Магнус почувствовал, как на нём скрещиваются взгляды всех присутствующих. Элизабет не назвала его, но стоящие на площади люди прекрасно поняли, о ком идёт речь.

Н-да. В роли пса Господнего он ещё ни разу не выступал. Хотя ради такой привлекательной женщины…

Гроссхаммер прекрасно осознавал, что иронизирует лишь для того, чтобы отвлечься от долга, который вдруг, всего на один миг, показался непомерно тяжким. Этого мига хватило: Магнус испытал оглушающую неуверенность в себе, заставившую тело налиться свинцовой усталостью, а дыхание стать прерывистым. Но затем всё исчезло. Он снова стал собой и был готов действовать.

Более Элизабет о нём не вспоминала, сосредоточившись на грядущей буре. Некоторые обороты, конечно, звучали двояко, но Магнус не знал здешней веры и мог предположить, что ему просто кажется. Так или иначе, убийца совершенно не горел желанием покаяться, а это означало, что пёс Господень должен искать след.

Когда толпа опустилась на колени, Магнус тихонько поинтересовался у стоявшего рядом Джона Норда:

— Хранитель веры Альфред Винтерботтом… я могу с ним поговорить?

— После молитвы, — последовал столь же тихий ответ. — Он найдёт вас, я сейчас велю ему передать.

Магнус кивнул и сосредоточился на действе, разворачивающемся перед его глазами. Стройное песнопение — в Новом Эдинбурге он не слышал такого изумительно единого хора даже в городской опере, — плывущий над толпой колокольный звон и Элизабет Норд, чей плащ отливал алым в ярком свете генератора… Это было не просто красиво — это завораживало.

Когда молитва завершилась, Магнус испытал чувство, удивительно похожее на сожаление.

Альфред Винтерботтом ждал у трибуны. Он был невысок, но широкоплеч, вишнёвый плащ носил, словно боевой доспех, и на тёмном, обветренном лице его не читалось абсолютно никаких чувств.

На памяти инспектора Гроссхаммера так вели себя или закоренелые преступники, или абсолютно невиновные люди.

— Мистер Винтерботтом, — без предисловий начал Магнус, — когда вы зашли в кабинет мистера Бёрда, бюро-секретер было открыто или заперто?

К чести Винтерботтома, он не колебался ни секунды.

— Открыто. Я его захлопнул.

— Продолжайте, — заинтересованно склонил голову инспектор Гроссхаммер. — Я внимательно слушаю.

— Я захлопнул его и забрал ключ. Вот он, возьмите, — Винтерботтом передал Магнусу маленький ключик на засаленном коричневом шнурке. — Я ничего там не трогал, но… лучше Полли, то есть миссис Бёрд, не видеть ничего подобного.

— И что же там было?

— Когда староста дома, мистер Магвайр, привёл нас в квартиру, то на короткое время остался в гостиной с моим напарником, Харви Гринвудом. Я подошёл к бюро, открыл гроссбух и увидал там… — Винтерботтома передёрнуло, на лице его мелькнула тень отвращения, но он справился с собой и продолжил: — Я увидал рисунки. Они изображали женщин. Обнажённых.

— Среди них была миссис Бёрд?

— Нет, что вы! Миссис Бёрд — образец добропорядочности, она никогда не стала бы позировать для такой мерзости!

Впервые за время разговора Альфред Винтерботтом показал темперамент. Инспектор Гроссхаммер смотрел на него и понимал, что Соломон Магвайр, похоже, прав. Не стоит пока переселять миссис Бёрд из просторной квартиры. И да, ей будет неплохо, когда она выйдет замуж за мистера Винтерботтома.

А поселившийся в доме Хранитель веры, пожалуй, сумеет навести порядок и в семействе Моррисов. Куда ни глянь — сплошная польза. Да уж, мистер Магвайр заслуживает избрания в совет квартала!

— Вы узнали изображённых там женщин, мистер Винтерботтом?

Альфред заколебался. Инспектор Гроссхаммер раздражённо вздохнул:

— Мистер Винтерботтом, у меня очень, очень мало времени. Я должен найти преступника до начала снежной бури, таков приказ капитана Норд. Для этого мне нужна вся информация. И если вы…

— Я понял, простите меня. Да, я узнал одну из женщин. Это Флоренс Роузгард. Других я не знаю.

— Сколько всего было моделей? — увидав непонимание на честном лице Хранителя веры, Магнус уточнил: — Сколько женщин позировало для рисунков?

— Три или четыре… Некоторые наброски сделаны со спины. Я не разглядывал толком эту мерзость, захлопнул бюро до того, как пришли Харви и мистер Магвайр. Не хотел, чтобы они… или миссис Бёрд… чтобы хоть кто-нибудь…

— Я вас понимаю. Вот ещё что: когда вы поднимали тело, вы двигали кресло?

— Да, конечно. Оно стояло слишком неудобно, пришлось его развернуть. Первоначально покойник сидел лицом к камину.

— Спасибо, мистер Винтерботтом. Вы очень мне помогли.

Что ж, хоть одна загадка разрешилась. Если, конечно, Альфред Винтерботтом не солгал, как лгала до него Полли Бёрд. С другой стороны, а зачем ему врать?

На самом деле детектив-инспектор Гроссхаммер мог назвать одну причину прямо сейчас, не сходя с места. Но зачем давить на человека попусту, если можно сделать это, имея на руках неопровержимые факты? А если слова Винтерботтома подтвердятся… что ж, тем лучше.

Зевнув, Магнус отправился домой. О том, чтобы полноценно выспаться, речи не шло, но если постараться, то можно пару часиков подремать.

С неба вновь посыпался снег, похожий на холодную белую крупу.

Глава 7. Женщины с рисунков

— А я вам говорю, сэр, что вот не было у меня никого в ту ночь. Не было — и всё тут! — грудь Флоренс Роузгард вызывающе вздымалась, глаза взволнованно блестели.

Магнус смотрел на неё бесстрастно, и постепенно мисс Роузгард сникла под этим внимательным, ничего не выражающим взглядом. Буркнула куда-то в сторону:

— Не было никого…

Наверное, подумал Магнус, мисс Роузгард действительно пользуется у кавалеров популярностью. Хорошо сложенная сероглазая блондинка со вздёрнутым носиком и пухлыми губками, которые она подкрашивала помадой, сделанной из смеси жира с ванилью и толчёного корня алканы. Жаль только, что она, похоже, постоянно выбирает себе не тех мужчин.

— Что ж, мисс Роузгард, тогда вы не можете мне объяснить, как у мистера Бёрда оказалось вот это? — и Магнус брезгливо, держа один из рисунков кончиками пальцев за самый уголок, выложил его на стол.

На самом деле он вовсе не испытывал отвращения к подобной живописи. В Новом Эдинбурге она встречалась и продавалась, конечно же, не на каждом шагу, но вовсе не считалась такой уж редкостью, а эти рисунки ещё и были сделаны талантливым человеком, привыкшим держать карандаш в руках. Штрихи накладывались уверенно, женщины сидели в естественных, даже не слишком вызывающих, позах. Некоторые, казалось, сладко спали, другие приводили себя в порядок у зеркала или мылись. Случись инспектору Гроссхаммеру отыскать такие изображения в родном городе, он бы, пожалуй, даже забрал себе пару композиций. В конце концов, он взрослый одинокий мужчина, так почему нет?

Но в Нью-Хоупе к обнажённой женской натуре, запечатлённой на бумаге, относились, будто к ереси. Или куда хуже, учитывая местных сектантов.

Так что реакция Флоренс Роузгард на рисунок не стала для Магнуса чем-то непредсказуемым. Увидав собственное изображение, девушка смертельно побледнела, вся бравада растаяла, точно снег на генераторе. Дрожащими губами мисс Роузгард спросила:

— Откуда… откуда у вас это, сэр?

— Я же сказал — нашёл в бумагах покойного Джимми Бёрда. Согласитесь, мисс Роузгард, у меня появились веские причины подозревать вас в причастности к этому убийству.

Своё мнение о человеке, хранящем порнографические картинки в рабочем гроссбухе, инспектор Гроссхаммер оставил при себе. Оно не поможет ни воскресить Джимми Бёрда, ни установить истину о его гибели. Ну да, покойник явно не был хорошим человеком, но если убивать всех плохих людей, то рискуешь оставить мир с одними лишь десятью праведниками. Или даже меньше.

— Итак, мисс Роузгард?

Флоренс самозабвенно зарыдала. Выждав некоторое время, Магнус протянул ей кухонное полотенце — салфеток или носовых платков в этом доме явно не водилось.

— Вытрите лицо, успокойтесь и расскажите мне всё по порядку.

— Я не… я не убивала его! Я лишь принесла в дом его шинель! И гогглы! И всё!

— Принесли в дом?

— Да, а иначе мистер Пейнтер грозился… грозился…

Дальнейшие признания потонули в водопаде слёз. Гроссхаммер устало вздохнул. Он не хотел, правда же, не хотел. И Флоренс, строго говоря, этого не заслуживала. Но иногда проявить суровость просто-таки необходимо.

Пощёчина была несильной — ровно такой, какая необходима, чтобы привести рыдающую женщину в чувство. В иных обстоятельствах Магнус спокойно бы подождал, но порывы приближающейся бури уже сотрясали стены домов, а убийца всё ещё бродил на свободе.

— Успокоились, мисс Роузгард? Вот и отлично. Хотите воды?

Дрожащая и цокающая зубами Флоренс послушно кивнула. Гроссхаммер налил ей стакан горячей воды, поднёс к губам:

— Отпейте-ка несколько глотков. Вот так, хорошо. Если хотите — завернитесь в шаль.

— Нет, сэр, спасибо, сэр. Вы так добры…

— Мисс Роузгард, вы должны понять вот что. Я не собираюсь вас осуждать, если только вы не убийца. Строго говоря, осуждать вообще не моё дело, а ваши прегрешения пускай останутся между вами и Господом. Возможно, нам даже удастся замять ваше участие в преступлении и в этом, — Магнус выразительно кивнул на лист бумаги с рисунком. — Но для того, чтобы я помог вам, вы должны помочь мне. Понимаете?

— Д-да, сэр…

— Я рад, что мы нашли общий язык. Давайте начнём с самого начала. Как вы познакомились с… художником?

— На кухне, сэр. Я вообще часто знакомлюсь с мужчинами на кухне. Вот и мистер Пэйнтер туда зашёл.

Гроссхаммер только головой покачал. Да уж, это нужно быть совсем глупышкой, чтоб не заметить «говорящей» фамилии. Но мисс Роузгард явно интересовалась не фамилиями, а совсем другим.

— Я его раньше никогда не видала, он такой элегантный был, не то что здешние мужланы, — взахлёб рассказывала Флоренс. — И обратил на меня внимание, сделал этот… комплимант. Говорил, что я похожа на древнегреческих богинь. Сэр, я не знаю, кто такие эти богини, я девушка верующая, добрая христианка, но это было так красиво, так красиво! — она вновь начала хлюпать носом. Магнус сурово скомандовал:

— Отхлебните ещё воды! Да-да, сделайте пару глотков. Хорошо. Имя вы помните?

— Лоренс, сэр, его Лоренсом звали. Красивое, звучное имя, и мужчина видный.

Понятно. Вряд ли имя настоящее, но проверить на всякий случай… стоило бы, если б не поджимающее время.

— Хорошо, мисс Роузгард. И этот Лоренс — он…

— Он совратил меня! Да! Подбил позировать для этой мерзости!

— Какой кошмар, мисс Роузгард, — с серьёзным видом покивал головой Гроссхаммер. — Мы должны отыскать его и наказать. Чтобы неповадно было. Теперь скажите, вы виделись с ним в ночь убийства мистера Бёрда?

— Д-да… — Флоренс явно почувствовала себя неуютно. — Но ко мне он не заходил, клянусь! Мы встретились возле дома. Меня, наверное, видел кто-то, ведь я довольно громко сказала в коридоре, что пошла проверить, чем там занимается проклятый автоматон.

— Вы знали, что автоматон будет крутиться возле дома?

— Да. Мы с Лоренсом расстались уже достаточно давно — я, видите ли, перестала быть его музеем или как-то так.

— Его музой?

— В точку, сэр! Ну я и велела ему идти подальше, и пускай ногу себе сломает, а то и две! Так вот поссорились, и он ушёл. Месяца два назад, может, даже больше. А тут заходит он в кухню и говорит мне, что если я не сделаю, чего он велит, то рисунки… вот эти рисунки! Вот эти! — Флоренс вновь всхлипнула, и Гроссхаммер поспешно спросил:

— Он вас шантажировал, да?

— Именно так, сэр. Сказал, что развесит их возле дома. Я, конечно, возмутилась, но он мне сказал, мол, порвёт рисунки, если я выйду в ночь проверить какой-то автоматон — он сказал, я сразу пойму, что к чему! — и встречусь с ним. Ну, я и вышла. А он передал мне шинель мистера Бёрда и его очки. Велел вернуть в дом.

— А шлем? Шлем вернул?

— Нет, сэр. Шлема не было.

Гроссхаммер задумчиво покивал. Пока что всё сходилось. Шлем мистера Бёрда и впрямь нигде не удалось обнаружить.

Итак, вот оно, объяснение случившемуся. Доктор Пикфорд был абсолютно прав: смерть произошла именно в той самой комнате. Джон Бёрд никуда не уходил из дома. Просто убийца облачился в его одежду.

Очень хладнокровное, спланированное буквально по минутам преступление, обдуманное задолго до его совершения. И вместе с тем до чрезвычайности дерзкое.

Пока что убийца оправдывал ожидания инспектора Гроссхаммера.

Оставалось выяснить, откуда же взялся на городской улице автоматон с восточной шахты. Отпустив Флоренс Роузгард и ещё раз заверив, что ничего дурного с ней не случится, инспектор Гроссхаммер налил себе горячей воды, поплотней закутался в шарф, запахнул шубу и отправился в достаточно дальнее путешествие — к мастерской, ответственной за ремонт шахтных автоматонов.

Ветер на улице заметно усилился. В некоторых проулках уже вовсю мела вьюга, и редкие прохожие стремились проскочить такие места как можно быстрее, что было сложно, учитывая наледь на досках тротуара.

Когда Магнус добрался до мастерской, он изрядно закоченел и успел возненавидеть убийцу, из-за которого ему приходилось терпеть такие лишения. Если б виновник смерти Джимми Бёрда выскочил сейчас на инспектора из подворотни и во всём сознался, то и тогда у него не получилось бы миновать наистрашнейших кар. Инспектор Гроссхаммер был ужасно зол.

Его встретила суровая женщина, закутанная сразу в три платка, представившаяся как Хоуп Несбит, старший техник. С первого взгляда эта особа внушала уважение. Её профессионализм проявлялся в каждом жесте: во время разговора с Гроссхаммером мисс Несбит не переставала подкручивать отвёрткой какую-то деталь.

— Скажите, мэм, вы знаете, кто двенадцать дней тому назад отремонтировал и увёл с городских улиц сбежавший до того шахтный автоматон?

Хоуп Несбит надменно вскинула подбородок:

— Разумеется, знаю. Это была я.

Магнус остолбенел было, но Хоуп Несбит по-птичьи склонила голову, с вызовом глядя на него, и внезапно в памяти всплыл один из рисунков. Три платка и замасленная куртка скрывали фигуру женщины, однако стоило приглядеться, как все сомнения развеивались: именно онапозировала для некоторых работ неизвестного художника. В основном он изображал её спящей.

— Простите, мэм, — сказал инспектор Гроссхаммер как можно более вежливым тоном, — но это не могли быть вы. Разве что у вас внезапно выросла борода.

Мисс Несбит вздрогнула, однако голос её не изменился:

— Говорю вам, это была я! Вы что, оглохли, детектив или как вас там?

— Мэм, — Гроссхаммер говорил мягко, почти ласково, — вы ведь осознаёте, что становитесь соучастницей убийства, верно?

— Что за бред вы несёте, молодой человек?

— Он обещал уничтожить рисунки, да? — понизив голос, спросил Гроссхаммер, и Хоуп Несбит снова дёрнулась, а затем застыла, глядя на него остекленевшим взглядом. — Мэм, он солгал. И если он говорил вам, что любит вас, то солгал тоже. Вы были не единственной, кого он рисовал… подобным образом. А ещё он солгал вам, если заявил, будто не убивал Джимми Бёрда. Это дурной человек, мэм, и покрывая его, вы губите свою бессмертную душу. Подумайте над этим.

Хоуп Несбит ничего не ответила, лишь едва заметно покосилась налево, туда, где молодой инженер увлечённо работал над гигантской ногой разобранного автоматона, азартно орудуя большой отвёрткой. Магнус улыбнулся ей как можно более участливо и шагнул в сторону мужчины.

Тот, казалось, не обращал ни на что внимания. Но когда инспектор Гроссхаммер позвал его, нервы у убийцы не выдержали. Он швырнул отвёртку в инспектора, спрыгнул с лесенки, на которой стоял, и бросился бежать.

Магнус сквозь зубы чертыхнулся, кинувшись в погоню. Парень был куда моложе и выносливей его самого, и находился намного ближе к выходу из мастерской. А ещё убийца знает город, и…

Преследуемый уже добежал до выхода — и вдруг раздался глухой стук. Тело свалилось на пол, будто грязный пустой мешок.

— Я лично буду рекомендовать мистера Магвайра в совет квартала, — без улыбки сообщил Джон Норд, аккуратно укладывая на место какую-то стальную деталь. Стоящий рядом Альфред Винтерботтом сурово кивнул.

Магнус остановился, тяжело дыша. Сердце колотилось, готовое выскочить из груди. Он слишком стар, чтобы бегать за преступниками, особенно накануне снежной бури! Слишком стар и слишком измотан…

— Когда мистер Магвайр увидал, что вы закончили говорить с мисс Роузгард и куда-то очень решительно направляетесь, он побежал к святилищу, — пояснил Джон Норд. — Я как раз говорил Хранителям веры, что за вами надо бы последить, инспектор: не ровен час, злодей решит прикончить и вас. Мы нагнали вас довольно быстро, но держались в отдалении. Я вижу, вы нашли преступника.

Яркое пятно, совершенно неуместное в строгой мастерской, привлекло внимание Магнуса Гроссхаммера. Сдерживая кашель, он наклонился и поднял выпачканные оранжевой краской гогглы. Должно быть, они выпали из кармана молодого человека, когда он свалился на пол.

— Да, — ответил инспектор Гроссхаммер. — Да, похоже, что нашёл.

Марк Робсон, художник и убийца Джимми Бёрда, застонал, приходя в себя и держась за голову.

Глава 8. Чаепитие с семейством Норд

— Так что, этот негодяй признался? — поинтересовалась капитан Соня Норд, накладывая всем за столом варенья.

Сегодня в квартире сэра Сони собралась вся её семья, а инспектор Гроссхаммер сидел здесь же — то ли на правах почётного гостя, то ли как работник, которому необходимо предоставить отчёт о выполненном задании.

Куски угля жарко пылали в камине, и завывания ветра за стенами дома казались чем-то далёким, почти неважным. Но буря была уже совсем рядом, и заиндевевшие окна служили тому наглядным подтверждением. Считанные часы оставались до того, как Нью-Хоуп окутается мраком и вал снега закроет его от остального мира.

— Да, — инспектор Гроссхаммер с удовольствием пригубил уже вторую за вечер чашку чая и откинулся на жёсткую спинку стула, не сдержав вздоха наслаждения. — Да, он признался абсолютно во всём. Дерзкий малый, и хладнокровный, следует отдать ему должное. Жаль, что совершенно аморальный. Он мог бы многого добиться.

— Так в чём же заключался подвох? — спросил Джон Норд. — Почему Марк Робсон решился на убийство?

Инспектор Гроссхаммер вздохнул и пустился в объяснения:

— Марк действительно был хорошим художником, и это зачастую мешало его основной работе. А ещё он был неплохим инженером, но любовь к живописи захватила его с головой. Он покатился по наклонной. Даже со склада, где работал Джимми Бёрд, его уволили за низкие показатели. Он пытался давать взятки в виде рисунков, но это не помогло. Не в случае с Джимми Бёрдом.

— Да уж, нареканий на мистера Бёрда, как на работника, никогда не поступало, — подтвердил Сэмюэль Норд.

— Именно так, — кивнул Гроссхаммер. — Тогда, отчаявшись, Марк разработал новый план. Он соблазнил нескольких женщин, нарисовал их обнажёнными, а затем начал шантажировать. Некоторые не соглашались, тогда он применял снотворное…

— Мерзавец, — прошипел Джон, и Элиза Норд с матерью, не сговариваясь, кивнули.

— Он мог бы украшать святилища или писать иконы, — добавил Сэм. — Но для этого требуется благочестие, а он предпочёл путь Зверя.

— Благочестия мистеру Робсону явно недоставало, — подтвердил инспектор Гроссхаммер. — Но его план сработал: одна из нарисованных им женщин устроила его в свою мастерскую, работала за него, прикрывала его прогулы… Ободрённый и успокоенный, мистер Робсон проводил в мастерской немного времени, всецело отдавшись любимому занятию. И вот однажды мистер Бёрд, что называется, застукал его на горячем. Нашёл его рисунки, наброски… Распознал манеру рисовки — помните, в комнате у мистера Бёрда висели работы мистера Робсона? И пришёл поговорить.

— Хотел, чтобы тот поделился? — зло прищурился Джон. Элиза Норд бросила на брата предостерегающий взгляд:

— Не следует думать о людях настолько плохо.

— Вообще-то нет, — вздохнул инспектор Гроссхаммер. — Мистер Бёрд потребовал у мистера Робсона, чтобы тот свершил публичное покаяние во время очередной ночной молитвы. В противном случае он обещал отнести эти рисунки Хранителям веры. Но Марк Робсон не желал терять работу, на которой почти ничего не делал, не желал терять репутацию уважаемого человека, инженера… И тогда он разработал отчаянный план устранения мистера Бёрда.

Семейство Норд мрачно внимало.

— Всё было достаточно просто. Он предупредил мистера Бёрда, что зайдёт к нему, и сказал, когда именно. Затем потребовал у мисс Несбит, чтобы та перепрограммировала автоматон и показала ему, как именно — в конце концов, если бы мисс Несбит заподозрила его в совершении убийства, то вряд ли потакала бы его желаниям, даже рискуя быть уличённой в позировании для порнографических рисунков. Не такой она человек.

— Однако она всё же поверила, что мистер Робсон не совершал убийства мистера Бёрда, — меланхолично заметила Элизабет.

— Полагаю, в глубине души она всё же питала к нему романтическую привязанность, — откликнулся Гроссхаммер. Соня Норд устало вздохнула:

— Да уж, в этом случае убедить женщину значительно легче.

— Похоже на то, капитан Норд. Встретившись с мисс Роузгард, Робсон выпытал у неё, дома ли сейчас Тейлоры, и тоже шантажировал рисунками, потребовав, чтобы та вышла на улицу в определённое время. Сам же он затаился в квартире Тейлоров и дождался прихода Джимми Бёрда с работы. Полагаю, сначала он планировал использовать какой-нибудь нож из квартиры Тейлоров, чтобы запутать следы, но затем ему в голову пришла блестящая, как он полагал, идея. Он вообще человек, склонный к театральным эффектам, это заметно уже по самому планированию преступления. Почему бы не устроить так, чтобы орудие убийства вообще никогда не нашли?

— Ну, у него получилось, — мрачно подтвердил Сэм Норд.

— Вы правы. Когда ужин был приготовлен и все разошлись по своим делам, он спустился вниз, подгадав время так, чтобы его видело как можно меньше людей. На всякий случай он и здесь подстраховался, заляпав гогглы оранжевой краской и нацепив фальшивую бороду. Зайдя в нужную квартиру, он снял накладную бороду и прошёл к мистеру Бёрду, который уже его ждал. Там он разыграл сцену раскаяния, причём столь талантливо, что мистер Бёрд поверил, однако всё же отказался отдать ему рисунки. Вот тут наш убийца допустил просчёт: он-то рассчитывал заполучить компрометирующие его материалы! Воистину, его самоуверенность была почти безгранична!

— Но почему же он тогда не забрал их после убийства? — удивлённо спросил Джон.

— Его поджимало время. Миссис Бёрд не должна была зайти в квартиру до того, как он уйдёт в обличье мистера Бёрда. Вблизи она не могла не узнать собственного мужа. Совершив убийство, мистер Робсон переворошил ящики бюро, заглянул всюду, где, по его мнению, могли находиться тайники, но не учёл натуру мистера Бёрда. Видите ли, тот не художник и никогда им не был, — Магнус позволил себе улыбнуться. — Для него искоренение порока было… чем-то вроде рутинного действа, я полагаю. Чем-то сродни записям в гроссбух, которые он производил ежедневно. Именно потому он и положил картинки в рабочую книгу. Художник, каковым является мистер Робсон, не мог представить себе подобного кощунства. Возможно, впоследствии он и отыскал бы рисунки, но его, как я уже сказал, сильно поджимало время. Поэтому он быстро переоделся в мистера Бёрда и направился к выходу. Его видело несколько свидетелей, но поскольку все были поглощены разговорами об автоматоне, то мистер Робсон вышел из дома незамеченным. Потом он отдал мисс Роузгард шинель и гогглы мистера Бёрда, однако забрал себе роскошный лётный шлем. Его обнаружили в квартире мистера Робсона.

— Жадность — грех, — наставительно заметила Соня Норд.

— Остальное вам известно. Добавлю только, что Флоренс Роузгард встречалась с мистером Робсоном ещё раз, и он пытался заставить её обыскать квартиру Бёрдов под предлогом того, что она может посидеть с детьми. Но обыск не дал результатов, ведь бюро-секретер уже было захлопнуто принципиальным мистером Винтерботтомом.

— А кровь, которую пыталась замыть миссис Бёрд? — полюбопытствовала Элизабет. Магнус вздохнул:

— Она просто старалась выглядеть как можно более хорошей хозяйкой. Возможно, догадывалась, что забирать тело придёт мистер Винтерботтом, перед которым не хотелось ударить об лёд лицом.

Помолчали. За окном бесновался ветер.

— Завтра с утра приезжают Тейлоры, у которых вы остановились, сэр, — сказала Элизабет. — А вернуться в Новый Эдинбург вы уже не успеваете.

Магнус слегка принуждённо усмехнулся:

— Надеюсь, милосердие не позволит вам оставить меня на улице в разгар снежной бури.

— Ни в коем случае, — Элизабет улыбнулась в ответ. Улыбка удивительно шла ей, преображая суровое лицо, придавая его одухотворённости совершенно другое измерение. — Вы поселитесь у меня.

Кажется, Магнус не сумел сдержать эмоций. Глядя на его оторопелую физиономию, засмеялись все члены семьи Норд, и Элизабет снизошла до пояснений:

— У меня часто останавливаются братья и сёстры по вере, и будьте спокойны: если б между нами происходило что-либо недозволенное, то в городе давно бы уже об этом болтали. Ваша честь вне опасности.

В шутке содержалось и предупреждение. Глядя в тёмные, спокойные глаза Элизабет, Магнус склонил голову, показывая, что понимает и принимает все подтексты и недосказанности.

Естественно, между ним и Верховным Хранителем веры не произойдёт ничего… недозволенного. Просто не может произойти!

Но всё же…

Да чёрт подери! Магнус Гроссхаммер всегда любил вызовы.

Клуб приключенцев (Adventurers Club 2018)


Margarido Богатырский и говорящий

Кроссовер мультипликационного цикла «Три богатыря» и «Хроник странного королевства»


— И-И-И-ИГО-ГО!!! — возопил во всю свою лошадиную глотку Юлий и заметался по темному душному помещению, сбивая углы, плашки и скользя копытами по полу.

Сняв стресс, Юлий остановился и подозрительно огляделся: единственный источник света — тлеющие угли — медленно, один за одним, гасли.

— Господи ты боже мой, и где это я? — поинтересовался конь, с интересом поводя мордой из стороны в сторону. — И как это я тут оказался, когда был во чистом полюшке под Алешенькой? Кстати, а где же Алешенька? Алеша-а-а!!! Алеша-Алеша-Алеша… АЛЕКСЕЙ!!! Ну что за раздолбай, опять пропал куда-то. АЛЕША ВЕРНИСЬ Я ВСЕ ПРОЩУ!!! О боже ты мой, — Юлий неожиданно заметил остатки угольков, — у меня же… никтофобия! А-а-а-а-а!!!

И Юлий снова заметался по беспросветной темноте, пока, наконец, не вывалился наружу вместе с дверью.

— Ну слава богу, тут есть двери! А я уж подумал, что придется прошибать стенку лбом!

Конь огляделся. Его окружал солнечный песчаный пляж. За его спиной возвышалась скала — именно там была выдолблена неплохо обустроенная пещерка, в которой Юлий разнес все, что мог. Пляж уходил в синее-синее море, а скалу окружал светлый лес.

Юлий фыркнул.

— Где это я? Что это еще за фокусы — превратить поле в пещеру?! Кто там опять на моего богатыря колдует? А кстати, где он сам?

Конь еще раз окинул взглядом окрестности и продолжил рассуждать:

— Нет, коварство-то какое: разлучить богатырского коня с богатырем! Ладно бы к князю забросили, так нет — какая-то, прости господи, жопа мира! Э?..

Среди деревьев за скалой послышался топот копыт. Юлий предусмотрительно забежал обратно в пещеру и притаился у самого входа.

— Смотри, кто-то камень отвалил! — пробасил один из приблизившихся всадников. Юлий покосился на вход: это был камень? Он снес камень? Приосанился: вот что испуг животворяший делает!

— Может, случилось чего? — тревожно, голосом повыше спросил второй. Юлий перебрал в голове все пункты случившегося, не забывая в каждом упомянуть себя.

— Да что тут могло случиться! — встрял третий голос. — Подумаешь, Каллистрат вышел! Может, ему облегчиться приспичило! Что? Ну что вот сразу-то на меня, а? Молчу, молчу!

К пещере приблизился стук копыт, медленный и осторожный.

— Эй! Каллистрат! Ты тут? — спросил первый — видимо, на правах главного.

Ответом послужила тишина.

«Тут, тут, — вжался в стену Юлий, — забирайте своего Калистрашу и дайте коню мирно найти дорогу домой! Там, может, Алеша без меня пропадает, некому за ним кашу доесть, а вы тут обложили! Преследуют!»

Еще пара конских шагов. Юлий бесшумно переместился на фут в сторону, в темноту, и копытом задел нечто неустойчивое, что с негромким шумом откатилось на середину пещеры, прямо в неровное пятно солнечного света.

— Каллистрат! Это ты? Чего прячешься? — снова раздался басовитый голос. — А!

Юлий зажмурился, прячась от заглянувшего и закрывшего собой свет незнакомца.

— Ох ты ж, Каллистрат, ты чего это?

Копыта проследовали по пещере вглубь.

— Эй, да по-моему, он помер!

В пещеру с топотом вломилось еще несколько незнакомцев и все сгрудились в стороне, противоположной углу, где прятался Юлий. Пользуясь нулевым вниманием к своей персоне, конь медленно и осторожно передвинулся поближе к выходу… и еще ближе… и еще…

— Э, а это кто? — кто-то обернулся к Юлию, и тот с бешеным «и-го-го» дал стрекача со всей скоростью, на какую только был способен.

— Держи его!

— Убийца!

— Колдун!

— Зверь!

— Животное!

— Лови лошадюку!

Перепуганный Юлий метнулся по сторонам, сшиб копыта о неожиданно выросшие на пути камни, перескочил какой-то куст и упал, стреноженный возникшей из ниоткуда веревкой. Бухнулся головой в песок, отряхнулся, попытался взбрыкнуть, не смог, забыл зажмуриться от страха и обалдел.

— Вы что, кентавры? — деловито вопросил он окруживших его копытных.

— Говорящий конь! — пробасил гнедой кентавр и от удивления отстранил копье, нацеленное в Юлия.

— Ну да, говорящий конь. А вы что, никогда не встречали говорящих коней? — немного осмелел тот.

Кентавры покачали головами, удивленно таращась на невероятное явление.

— Эх вы, да что вы вообще в жизни видели! Разрешите представиться! — Юлий подергался в путах. — Может, вы меня развяжете? А то мне неудобно представляться!

Копья снова приблизились к его груди, животу и голове.

— Хорошо-хорошо! Представлюсь так! Гай Юлий Цезарь! — Юлий огляделся: должного эффекта его имя не произвело. — Ну, для тех, кто не разбирается в истории родного края, поясню: это был такой великий полководец! И правитель. Я специально выбрал себе имя в его честь…

— Погоди, ты еще и сам себе имя выбрал? — изумился каурый кентавр помоложе.

— Да какое это имя! Так, кликуха бандитская! — гнедой зло встряхнулся. — Он Каллистрата убил!

— Какого еще Каллистрата?! — убедительно возразил Юлий. — Впервые слышу!

— Да погоди ты, — вперед протиснулся староватый серый кентавр. — Похоже, он не местный. Не мог он в пещеру просто так войти. Ну и… Каллистрат-то умер от чего?

— От чего? — спросило сразу несколько голосов, включая Юлия.

— Я ему говорил — не вызывать то, чего он не знает? Говорил. И ты говорил, — серый ткнул в грудь гнедого, — и все говорили. Вот и вышло, что вышло. А это — простой переселенец.

Все кентавры как по команде снова уставились на Юлия, который в этот раз благополучно закрыл глаза, готовясь героически издохнуть.

— И к тому же, — снова прозвучал над ним голос серого, — явно проклятый кем-то.

* * *
— Одним словом, — докладывал гнедой седовласый кентавр королю Александру, — мы его проверили всеми возможными способами. Он не проклят. Он действительно говорящий конь-переселенец.

— Может, это какая-то неизвестная нам магия? — уточнил король, еле сдерживаясь, что не приказать немедленно привести к себе диковину.

— Нет. Если бы я даже не знал этой магии, то уж точно бы ее почувствовал, так что с этой стороны все чисто. К тому же, я проконсультировался с коллегами: ни следа магии. Так что, привести коня?

— Он уже под седлом?

— Что вы, Ваше Величество, куда его под седло! Он, как оказалось, еще и грамотный. Жалко такую животину под седло.

Александр слегка разочаровался.

— Ну ладно, ведите.

Юлий с самым торжественным выражением на морде вошел к королю.

— Кхм, — он изобразил, как мог, неуместный книксен, и, не дожидаясь, когда его представят, назвался сам: — Гай Юлий Цезарь! Придворный конь князя киевского, богатырский конь богатыря Алеши и… и…

— Какого князя? — уточнил Александр.

— Киевского. Не перебивайте, Вашество, я еще не закончил представляться…

— Это кто, это я — не перебивайте?! — Александр приподнялся на троне.

Юлий немедленно сменил тактику.

— Ой, простите, Вашество, виноват-виноват… — и прижал уши с самым послушным видом.

Александр откровенно смеялся.

— Ну так что остановился? Продолжай… представление.

— Так это… Гай Юлий Цезарь, для друзей — просто Юлий.

— Это у вас что, такое племя говорящих коней?

— Да нет, какое племя! Вы еще скажите — стадо! Я один такой — уникум! Я сам научился читать и писать, когда жил при монастыре. Там и имя себе выбрал — в честь великого полководца…

— Не было таких полководцев! — прищурился Александр, знавший военную историю на зубок.

— Как же не было! А как же галльские войны? А войны в Британии? Битва под Фарсалом, в конце концов!

— Не было таких войн и битв! — уперся Александр.

— Ваше Величество, — подсказал за его плечом гнедой кентавр, — это в его мире было, не у нас.

— А! Вот оно что!.. — Александр хитро улыбнулся, отчего Юлию стало не по себе.

* * *
— Значит, — Шеллар помусолил трубку, — действительно был такой полководец и правитель — Гай Юлий Цезарь?

— Был, был, — подтвердил Жак. — Даже я о нем слышал.

— Слышал! — возмутилась Ольга. — Да это правда был великий полководец в Древнем Риме! Не знать Цезаря — да ты просто безграмотный олух! — и она запустила в шута яблоком, которое тот благополучно поймал и надкусил.

— Короче, Ваше Величество, — жуя, подвел итог Жак, — это о-о-очень крутой полководец. Просто крутейший. Берите и не пожалеете.

— Странно, что Александр его так просто отдает мне.

— Да я уверена, что Цезарь сам его уломал. Цезарь же еще и политик, — пояснила Ольга, — так что уломать Александра для него — плевое дело.

— А зачем ему к нам?

— Ну не знаю. Может, он наслушался об Ортане, вот и решил: раз помер, так почему бы не глянуть, как разрослась Европа в параллельном мире?

— Ладно, познакомимся… с политиком-полководцем.

* * *
— Прошу любить и жаловать — Гай Юлий Цезарь! — объявил Александр, собственноручно отводя занавес перед переселенцем.

Шеллар долго курил, внимательно глядя на вошедшего коня. Мэтр Истран, которому неделю назад коня представить не удосужились, но зато дали ощупать всеми магическими способами, тихо посмеивался в усы.

Наконец, Шеллар спросил:

— Так, а где полководец?

— Кхм, — прокашлялся Юлий, — какой полководец?

Шеллар замер на секунду и уточнил:

— Древнеримский. Гай… Юлий Цезарь.

— Ха! Так я и есть — Гай Юлий Цезарь! — конь подумал секунду. — И да, я полководец… в какой-то мере. Ух, как я водил полк богатырей на Чудо-Юдо!..

— Полк… кого?

— Богатырей, — слабо проговорила Ольга и тут же опомнилась: — Стоп. Богатыри полками не воевали, только в одиночку!

— Эх, много ли вы знаете про богатырскую службу!..

— Достаточно, чтобы знать, что кони богатырями не командовали!

— Вы что, лично встречали богатырей?

— Нет! Но я читала!

— Читали?.. О-о-о, — Юлий закатил глаза, — я так и знал! Это все Моисей, предатель!

— Моисей не предатель, — возмутилась Ольга, — он вообще пророк.

— Точно, пророк, даже я, олух, знаю, — подтвердил, давясь от смеха, Жак.

— Ах, ну какой пророк с осла! Пусть скажет спасибо, что я его писать научил! А он чем отплатил — переписал всю историю! — Юлий горестно вздохнул.

— Погодите-ка, — вмешался Шеллар, — у вас, конечно, страшно познавательная дискуссия выходит, но вообще-то это — говорящий конь!

— Именно! — приосанился Юлий. — Говорящий богатырский конь! А еще придворный конь князя Киевского! И…

— Говорящий конь!..

— Что? Вы что, коней говорящих не видели?!

— А ты точно богатырский? — вдруг уточнила Ольга, которой не нравилась эта наглая рожа, пусть и обладающая уникальными для коня способностями.

— Да точно!

— Ваше Величество! — встрял Жак. — Давайте проверим! У нас на богатыря тянет только Элмар. Мы позовем его, и пусть оценит, насколько этот Цезарь богатырский!..

Юлий вдруг осознал, что звание богатырского коня он озвучил зря.

Svir Синдром космопроходца

Ориджинал

Пролог

До ужаса отвратная физиономия ухмылялась слишком близко. Рокотов терпеть не мог, когда попирали его личное пространство, но в гораздо большей степени он не выносил, если оскорбляли тех, кого он ввел в малочисленный круг даже не лучших друзей, а просто своих.

— Да-да, — говорил тип гнусавым голосом — вероятно, аллергия на здешний воздух, а может, и заразу какую притащил с Земли. В метрополии народ рехнулся на возрождении биосферы, а потому охранял даже микроскопическую дрянь типа вирусов. — Этот ваш Орлик окончательно свихнулся. Подумать только… феечки!

Кулак сложился сам собой, а дальше — уже дело техники. Рокотов отрешенно смотрел, как тело типа приподнялось над полом, словно внезапно отказала искусственная гравитация, а затем медленно (вернее, это для него время замедлилось, на самом деле и сам удар, и его последствия заняли лишь доли секунды) пролетело пару метров и с размаху обрушилось на стол.

Оглушительный грохот перекрыл редкие недовольные и подстрекающие выкрики. Завсегдатаи бара, как и обычно, разделились на два приблизительно равных лагеря: любителей спокойно провести вечер и желающих поразвлечься. Бесплатные «шоу» в «Акуле» проходили едва ли не каждую пятницу. Впрочем, гвоздем программы Рокотов, пожалуй, являлся впервые.

— Макс! — в плечи с диким ревом вцепился бортмех и, не иначе от переизбытка чувств, вывернул Рокотову руку так, что едва не сломал.

Рокотов зашипел от боли, пару раз дернулся и принял за лучшее не рыпаться.

— Вик, заканчивай, — потребовал он, и хватка тотчас ослабла — аккурат к моменту, когда дрянь, пострадавшая от его кулака, принялась подниматься.

— Да как вы посмели! — ощупывая нос, почему-то уже гораздо менее гнусавым голосом завопил тот.

— Я просто поправил перегородку, — ответил Рокотов, презрительно щурясь. — Ненавижу гнусов.

Бортмех неожиданно разразился басовитым хохотом, словно Рокотов рассказал анекдот. Пострадалец выхватил у подкатившего к нему робота-официанта салфетку и вылетел из заведения, словно пробка из бутылки подогретого игристого.

1

— Вот и объясни мне, Максим, какого фига, а?

— Что именно, Ник? — Рокотов поморщился, случайно задев рукой обшивку: содранные вчера костяшки побаливали.

— Как будто ты не знал, кому даешь по роже!

— Только то, что рожа с Земли, Ник.

Ник Таллон, первый помощник на «Айзе» и по совместительству лучший друг Рокотова, тяжело вздохнул, провел рукой по ежику светло-русых волос и помотал головой.

— Максим, ты идиот, — сказал он с усталой обреченностью в голосе.

— Эта дрянь посмела сказать про Орлика…

— Дэн Орлик, адмирал звездного флота, был разжалован и отстранен от службы из-за прогрессирующего психического расстройства, — отчеканил Ник. — Прости, Макс, я не успел доложить. Я знаю, что старик многое для тебя значит, но… какой бы мудак с Земли ни прибыл, говорил он правду.

Известие оказалось сродни выстрелу из шокера: жар бросился в лицо, виски заломило, а в ушах послышался мелодичный звон. Рокотову пришлось остановиться и зажмуриться, переживая краткое недомогание. Вчера, после кратковременной, но яркой потасовки в баре «Акула», он напился до зеленых человечков, сводящих с ума уже не первого звездолетчика.

— Макс?..

— За всю жизнь я видел Дэна Орлика лишь однажды, — глухо произнес он, — мельком.

— Тебя тогда хотели исключить из академии, — кивнул Ник.

— А он вступился, хотя я был ему никем, понимаешь?! И лучшим на тот момент я не являлся, болтался где-то в конце списка. Черт, — он тяжело привалился к стене. Звон в голове усилился, а ноги внезапно стали ватными. — Не могу понять: зачем, почему? Просто спустился с Олимпа и подал руку помощи. Посчитал своим.

— Или просто решил, походя, одарить шансом, — проворчал Ник.

— Мне плевать! — прорычал Рокотов, после того случая наконец взявшийся за ум, окончивший звездолетку с сапфировыми нашивками и ставший самым молодым капитаном, а затем и командором звездного флота. В двадцать три он водил эскадры, насчитывающие до пяти кораблей. Его однокурсники в это время довольствовались местами стажеров и вторых помощников. — Плевать мне на его мотивы, — повторил он. — А хоть бы Орлик просто решил загадать на большое посредством малого. Спас меня от отчисления в надежде на то… ну, например, что разговор с президентом пройдет удачно или выйдет договориться с марсианской колонией без военного вмешательства. Орлик… он ведь тоже не терпел этих лодырей с Земли. Его любимое высказывание: земляне живут всего сто лет, потому что ленятся дольше.

— Ты только на комиссии об этом не упоминай, — посоветовал Ник. — Между прочим, тот, кого ты отправил в кратковременный полет до стола — сын никого иного, как…

— А вот этого я знать не хочу! — резко перебил Рокотов. — И заранее довожу до твоего сведения: извиняться не стану! Ни за что! Хотят отстранять — пожалуйста, тебе давно уже пора стать кэпом, я же говорил.

— Иди ты…

— Все к лучшему: ты не хотел от меня уходить на другой корабль, теперь выдастся возможность покомандовать на нашем.

— Если не заткнешься, я начищу тебе физиономию. Прямо сейчас! Вылетим, как миленькие — в сопло! — Ник Таллон очень редко повышал голос настолько, что его могли слышать в соседнем отсеке, но сейчас он действительно вышел из себя. — Макс, ты только подумай. Включи, наконец, мозги!.. Ты же не проживешь без дальней разведки, — прошептал он, словно убоявшись собственной эмоциональной вспышки. — И я не проживу, — сказал он гораздо спокойнее. — А без тебя я летать не хочу. Просто не желаю и все. И давай закончим на этом, кэп.

— Закончим… — эхом отозвался Рокотов. — В какой-нибудь дыре мы закончим. В лучшем случае — в черной. А Орлик…

— Он просто твой в той же степени, как и ты для меня и, по меньшей мере, пятидесяти членов экипажа, — вздохнул Ник. — Я, не задумываясь, врезал бы хоть президенту, если бы он посмел на тебя вякнуть.

Слабость прошла, звон в ушах — нет.

— Проклятье всех звездолетчиков: считать себя привилегированной кастой и не принимать чужих авторитетов. Ну-ну, — пробормотал Рокотов.

— Принимать за авторитет денежный мешок с непомерно раздутым чувством значимости — себя не уважать, Макс, — с этими словами Ник протянул руку и мельком накрыл ладонь Рокотова. Тот глянул на прозрачную капельку пилюли. Если бы не ярко-синий цвет, ее удалось бы принять за кусочек льда.

— Наркотики — не наш метод, первый помощник, — задумчиво проронил Рокотов.

— Много ты понимаешь, — фыркнул Ник. — Наркотик — то, что приводит к зависимости. В этом отношении «кадо» не вреднее аспирина, пачку которого ты сожрал с утра. Или ты поддерживаешь земную резолюцию о здоровом образе жизни и возрождении биосферы?

— Я не сектант, — фыркнул Рокотов. Спасение звездопроходцев — кадо — искрился на ладони, поймав в западню лучи искусственного света. Несмотря на запрет Метрополии, он был весьма распространен и в колониях, и во флоте. Вот только Рокотов не принимал его ни разу, и сейчас попросту пасовал перед неизвестным ему средством… ядом?

— Генетическая память покоя не дает? — усмехнулся Ник.

— Ты о чем?

— На Земле не имеется натуральной синей еды, а все мы, как ни крути, вышли с этой планеты.

— На Эрике тоже нет…

— Тогда представь, что это микроскопическое «блю кюрасао», — посоветовал Ник.

— Наркодилер-недоучка, — проворчал Рокотов и поднес ладонь ко рту.

— Давай-давай, все лучше, чем с бодуна перед комиссией, — напутствовал его Ник.

По идее, кадо мог повлечь аллергическую реакцию. В свое время именно из-за нее вне всяких сомнений полезный универсальный стимулятор загремел в перечень запрещенных наркотических средств. Журналисты (естественно, ссылаясь на источники в ученой среде) даже писали о связи кадо с «болезнью контактера», после чего за средством закрепилось название «росы фей».

— И мне теперь тоже станут являться космические эльфы, — проворчал Рокотов.

Эффект не заставил себя ждать: он встряхнулся, сосредоточился и начал думать не только о том, какие все земляне скоты, и о несправедливости, постигшей Орлика, но и о себе, своем корабле, своих людях и о той катавасии, что творилась уже почти столетие.

Проклятие звездопроходца: родись ты на Земле или в любой другой колонии, увлекайся древними мифами или не слышь о них вовсе и не знай, рано или поздно космос затянет тебя в себя, вольет в кровь звездный ветер, изменит душу и разум, и тогда ты обязательно увидишь существо, как две капли воды похожее на дивняка из древних легенд. Почему именно его? Наверное, об этом задумывался и некто поумнее Максима Рокотова.

— Подбери нюни, капитан. Сейчас для тебя главное — не вылететь с флота.

2

Останавливаясь в центре подсвеченного круга, Рокотов думал о том, как же влип. Зал заседаний являлся одним из самых больших на базе. Места в нем хватало для размещения с комфортом до пяти тысяч человек, однако сейчас здесь присутствовали лишь трое: сам Рокотов, Ник Таллон и начальник звездной базы.

Пустое огромное пространство нестерпимо давило со всех сторон. Пожалуй, не прими он кадо, все оказалось бы намного печальнее. Теперь же Рокотов словно со стороны наблюдал за процедурой суда и размышлял отстраненно, исключив абсолютно ненужные и мешающие аналитическим рассуждениям переживания. И прекрасно понимал, что находится здесь, а не в кабинете начальника станции не просто так. Его зачем-то ломали, причем делали это аккуратно и показательно одновременно.

У каждого звездолетчика, привычного к жизни в тесной скорлупке космического корабля, имелась агорафобия. У кого-то она почти не давала о себе знать, а у других становилась чем-то патологическим, но, так или иначе, затрагивала всех. Из нее же вытекали не только проблемы и нелюбовь спуска на планеты, но и такая замечательная вещь как сплоченность экипажа. Во многом потому Ник и маячил где-то за левым плечом, хотя мог бы и не присутствовать на разбирательстве. Рокотову было жутко находиться в зале. И начальник звездной базы попросту не мог об этом не знать. Значит, он целенаправленно устроил едва ли не пытку. Однако не из-за расквашенного же носа землянина? С каких пор поселяне звездных баз поддерживают станционов настолько, чтобы объявлять войну дальней разведке? А ведь война — не пустой звук. Исследователи глубокого космоса — те еще психи и, воспринимая любого члена экипажа частью себя, а коллег по разведке — дальними родичами, ко всем остальным присматривались очень тщательно, готовые в любую минуту навесить ярлык «враг».

Если бы не кадо в крови, Рокотов нипочем не сообразил, какое оружие вложил ему в руки начальник базы, замкнулся бы в себе, страдал от обострившейся агорафобии и даже не подумал бы противоречить. Но точно не теперь. Сейчас он злился, но не яростно и бездумно, а расчетливо и с полным пониманием того, что достаточно лишь намекнуть в общем эфире об устроенной ему пытке, и данной звездной базе будет объявлен бойкот со стороны всех капитанов флота. И кто в этом случае проиграет? Уж точно не командор Максим Рокотов!

Стенами зала служили обзорные экраны, транслирующие вид звездного неба, передаваемый многочисленными зондами, окружающими базу. Свет был приглушен, вокруг простирался великий космос — пространство, которое никто и никогда не смог бы постичь. Вряд ли в науке вообще существовало слово, описывающее количество входящих в него звезд. Внимание привлекла краткая вспышка: возможно, на один из подходящих к базе кораблей попал одинокий пучок света и тот вспыхнул маленькой звездочкой. Во время эвакуации беженцев с Альта-Бен пучок самопроизвольно блуждающих фотонов попал в один из крейсеров сопровождения: «Асприн». Обшивку крейсеров специально делали матово-черной, как и всех военных кораблей флота. Без опознавательных маяков такой корабль терялся в темноте, и визуально обнаружить его было практически невозможно — только там, где космос не был черным или по тени, закрывающей звезды. Для обмана чужих бортовых систем у военных имелись еще более эффективные штуки. Так вот, после попадания в него пучка фотонов «призрак» засветился по абрису, а по корпусу несколько раз прошла радуга. Как же это оказалось красиво!..

Рокотов испытал чувство, сродни посетившему его в тот момент. Даже агорафобия притупилась. Казалось, космос вливался в него отовсюду, дышал в нем, пел и разгонял по жилам кровь с критически опасным содержанием звездного ветра: истинного наркотика звездопроходцев, подстегивающего волю, удесятеряющего силы и сводящего с ума в конце пути.

— Назовитесь, капитан, — начбазы был родом из системы Вега, что накладывало свой отпечаток. Эдгар Готов обладал не просто басом, на шипящих тот уходил в область низких частот, отчего у собеседника в буквальном смысле тряслись поджилки.

Рокотов, одурманенный кадо, не чувствовал ни физического дискомфорта, ни страха. Его словно омывали воды незримого океана, и окружал прозрачный купол защиты. Улыбаться хотелось постоянно и, пожалуй, Ника он чувствовал сейчас так четко, как никогда. С первым помощником они не только приятельствовали, в моменты чрезвычайных ситуаций, когда времени катастрофически не хватало, они могли договориться с полуфраз, а то и слов, но никогда еще Рокотов не ощущал состояние Ника на уровне эмоций.

— Максим Рокотов, капитан с полномочиями командора, номер идентификации «ТН5-34566», звездолет серии «Х48-4. Исследователь» именование «Айза», — представился он по всей форме.

— Хорош…шо… — Комендант базы Эдгар Готов не являлся его непосредственным начальником, но разбирал все конфликты, происходившие на его территории. Эту самую территорию он воспринимал едва ли не частью себя, а потому нарушителю спокойствия ничего не светило априори.

По идее, кроме Готова на разбирательстве обязан был присутствовать представитель высшего командования флота (какой уж найдется на базе, а такой непременно обязан бы найтись), но тот отсутствовал. Обычно звездолетчики своих не бросали и по возможности смягчали наказание, а то и отыгрывали право взыскания у штатских «коллег» (домашний арест в собственной каюте на родном судне всяко лучше содержания в изоляторе, да и сроки отстранений от службы не шли ни в какое сравнение). Рокотова оставили без адвоката, а вот в том, что принятое здесь решение будет считаться законным, сомневаться не приходилось. Его, разумеется, получится обжаловать, но судебные процедуры длительны, и чертов сукин сын добьется своего в любом случае — отстранения на срок до года.

— Я считаю вас отвратительным возмутителем спокойствия, — заявил Готов.

«Хорошо день начинается», — подумал Рокотов и на реплику промолчал. В конце концов, он действительно не сдержался, распустил руки, да еще и врезал сынку какого-то землянина.

— Будь моя воля, из капитанов вы вылетели бы.

В грозном тоне послышалось сожаление, но оно совершенно не было связано с карой, которая могла бы, но, увы, не постигнет проштрафившегося капитана: Готов очень хотел во флот, улететь с базы в ту даль, что манила за этими экранами. Рокотов не имел понятия, почему этот человек оказался здесь. Готов точно был недоволен своим положением. Пыточная — вот чем являлся этот зал. Причем и для обвинителя, и для обвиняемого.

Рокотов на мгновение прикрыл глаза. Чего он, в самом деле? Сочувствует человеку, который решил списать его в какую-нибудь дыру? Он? Максим Рокотов? Человек, по словам очень многих, обладающий способностью к сопереживанию, стремящейся в минус?

«Со стимуляторами точно надо заканчивать и не стоило начинать», — подумал он.

— Однако полномочий отстранять меня от командования или полетов у вас нет, — спокойно произнес Рокотов. Голос даже не дрогнул, подозрительный звон в ушах притих и, пусть не пропал вовсе, но думать не мешал; последствия алкогольного отравления не беспокоили, а голова казалась как никогда ясной.

Ник заметно напрягся. Будь он на месте своего капитана, непременно смолчал бы. Впрочем, скорее всего, он на этом месте и не оказался бы. Первый помощник всегда просчитывал ситуацию заранее. Он если и пускал в ход кулаки, то только когда иначе не выходило. А еще Ник вряд ли чувствовал, каким удовлетворением вдруг повеяло от огромной фигуры Готова.

— Зато могу посадить под арест или выкинуть к чертям с базы. Далеко ли вы пролетите со сломанным межпространственным двигом, капитан? На досветовых до ближайшей верфи? Доберетесь, если повезет. Лет за пять. А может быть и нет.

Рокотов затаил дыхание: «Блефует?.. Кодекса косморазведчика придерживались и штатские. Нельзя кинуть корабль, терпящий крушение, чьим бы он ни был!»

На обратном пути от Кассиопеи «Айзе» не посчастливилось пройти вблизи зарождающейся сверхновой. Не имелось возможности ни уйти на сверхсветовую, ни обойти опасный участок: гравитационная аномалия, попадающаяся в космическом пространстве не столь редко, как хотелось, смяла бы корабль, словно пресс жестяную банку. Потрепало их весьма нехило. До базы едва дотянули. Щиты полетели, системы, обеспечивающие искусственную гравитацию, частично вышли из строя, и на корабле сила тяжести подскочила едва не до один и трех «Ж». Терпеть ее выходило, но не изо дня же в день. Когда «Айза» добрел до своих и пристыковался, экипаж более всего напоминал сонных мух.

— Ошибаетесь. Если вы воплотите свою угрозу в жизнь, мы сумеем достичь «Авроры» через месяц на досветовых, — проронил Рокотов. Он тоже умел блефовать.

— Через пояс астероидов? Без щитов?

— Там есть орбитальные верфи, починимся, — проигнорировав вопрос, заявил Рокотов. — Однако я не стану молчать. Все время, что мы, пыхтя и подсаживая досветовой двиг, полетим к «Авроре» и через этот чертов пояс, я буду в общем эфире петь рулады вашей базе — точно мало не покажется. Уверяю вас, по крайней мере, половина звездных капитанов флота узнают, как здесь поступают с потерпевшими кораблекрушение.

— Не цените вы свою команду капитан.

Рокотов ценил и даже очень. Особенно — за готовность идти с ним куда угодно, хоть в центр звезды. Однако готовность возникла вовсе не благодаря рабочему рвению членов экипажа, а потому, что каждый на борту знал: капитан и сам отправится в центр этой чертовой звезды за каждым из них.

— Я так понимаю, против ареста вы не возражаете?

— Нет, господин начбазы, — ответил Рокотов. — Починка межпространственного двига продлится несколько недель. Все это время я охотно проведу хоть в заточении в каюте, хоть в тюрьме, хоть на общественно полезных работах, однако через три месяца мы обязаны прибыть на Калифу.

Готов расхохотался:

— У меня складывается ощущение, капитан, будто вы ставите мне условия? Воистину, наглость — второе счастье.

Он, чеканя шаг, прошел в центр зала и остановился напротив Рокотова.

— Ни в коем случае, — проронил тот.

Готов мог подавить кого угодно. Как и любой гетерианец, он вымахал более двух метров в вышину. Его рост на глазок Рокотов оценил как два и тридцать. Со своими метр девяносто он, конечно, не дышал Готову в пупок, но вот в сосок — вполне. Приходилось задирать голову, чтобы смотреть в лицо, и Рокотова самого удивляло, благодаря каким внутренним резервам ему все еще удавалось не отступить, хотя личное пространство буквально смяли в лепешку. За плечом застыл Ник: героически прикрывал спину, хотя ему, казалось бы, и не зачем было терпеть. Ему очень хотелось отойти, но оставлять без поддержки капитана и друга онсчитал недопустимым.

«Вот тебе синдром космолетчика в чистом виде, — билось в висках. — Корабль велик и мал одновременно. А те, кто день ото дня рядом — врастают под кожу — свои и никак иначе. Зачем семья и дом, если есть экипаж? Космос — великое счастье и вечный источник опасности. Все же остальные, посторонние, пусть и люди — чужаки, априори воспринимающиеся врагами. Любое столкновение с ними — вызов, а жизнь в человеческом социуме — война, на которой нужно защищать себя и свое».

Видимо, Рокотова проверяли, и испытание он выдержал.

— Я тоже считаю адмирала Орлика одним из лучших командующих флота за всю историю освоения космоса, — произнес Готов, наконец-то отступая. — Однако право распускать руки это не дает.

— Я не стану спорить с этим, — ответил Рокотов.

— А у вас и не получится. — Готов фыркнул, отчего Рокотов моментально представил себе коня с Альфы-Ц. Эти грациозные звери чем-то напоминали земных лошадей, но издавали поистине чудовищные звуки, лежащие в зоне ультранизких частот. — Двадцать суток, капитан. Насколько знаю, именно столько займет ремонт двига на вашем звездолете.

— Слушаюсь! — Рокотов постарался подавить совершенно неуместную улыбку. По идее, он обязан проникаться моментом и переполняться раскаянием.

«Неужели удалось?!» — Они с Ником одновременно взяли под козырек и повернулись к дверям, когда те открылись.

— Твою мать, — прошипел Ник. Сделал он это так ловко, что услышал лишь Рокотов, а стоящий очень близко Готов — нет.

— Вижу, я вовремя.

О генерале Викторе Ставинском лично Рокотов ничего плохого не слышал, но просто так Ник ругаться не стал бы. Он попытался сообразить совершает ли Ставинский полеты или сидит на станции, как Готов, но с первого взгляда ничего определенного понять не сумел.

— Мы закончили… — пожав плечами, произнес Готов, смотря на генерала сверху вниз. Тот и Рокотову был всего лишь по плечо.

«А ведь низкий рост является одним из признаков стациона» — подумал Рокотов.

Стационами в среде звездопроходцев звали тех, кто оседал на планетах: низкорослых, коренастых, да еще и погрязших в каких-то своих интригах и политике особей. Короче, тупиковую ветвь развития человечества, с представителями которой лично Рокотов старался не иметь дел. В свою очередь, стационы платили звездопроходцам полной взаимностью, именуя летучими мышами — мурселяго, оглоблями, космовитами, психами, адреналиновыми наркоманами и много еще как.

Сколь ни пытались разработчики сделать искусственную гравитацию приближенной к планетарной, дыхание космоса, близкая невесомость и звездный ветер изменяли человеческие организмы под себя. Рожденные в космосе отличались высоким ростом (сам Рокотов считался в касте звездопроходцев низким) и тонкокостным телосложением, общей стройностью и удлиненностью, особенно заметной в слегка вытянутых лицах, ногах и пальцах. Зрачки были увеличены, именно потому освещение на кораблях и космических базах поддерживалось очень умеренным, на уровне сумеречного. Высаживаться на планеты они предпочитали в темное время суток.

— И могу я узнать, какое назначено взыскание? — проговорил генерал-стацион.

— Двадцать дней ареста.

Ставинский покачал головой.

— Неприемлемо. Я привез капитану Рокотову персональное задание, начало исполнения которого не может быть отложено на двадцать дней. Давайте обойдемся выговором, комендант. На этот раз.

— И куда отправится «Айза»? — поинтересовался Рокотов, когда все формальности оказались улажены, и они вышли из зала разбирательств втроем. Пожалуй, все прошло более чем отлично: запись об инциденте в личное дело Рокотов так и так получил бы, зато теперь не придется маяться от скуки целых двадцать дней и тупо втыкать в местное головидение или общаться по сети. Вот только Ник, казалось, что-то себе отморозил или съел некачественное блюдо и героически терпит несварение.

Ставинский перевел на Рокотова темно-серые глаза, показавшиеся на его округлом одутловатом лице какими-то совсем мелкими, и произнес:

— Задание касается лично вас, командор. «Айза» отправится по расписанию.

Рокотов на мгновение лишился дара речи, и Ставинский тотчас воспользовался этим, договорив:

— Кого вы намерены назначить на свое место?

— Первого помощника Ника Таллона, — Рокотов услышал свой собственный, по-прежнему спокойный голос, будто издали.

— Самоотвод! Позвольте сопровождать капитана.

— Не принимается! — одновременно заявили Ставинский и Рокотов.

— Первый помощник Ник Таллон назначается исполняющим обязанности капитана до возвращения командора Максима Рокотова. Можете идти.

— Удачи, Ник, — пожелал Рокотов. Судя по всему, им не позволят даже попрощаться по-человечески.

Тот кивнул, покосился на Ставинского.

— Идите, — приказал тот, а Рокотов промолчал, чувствуя себя препогано и чуть ли не предателем.

Ник повиновался.

— Прежде чем у вас сложится неправильное мнение, капитан, — продолжил Ставинский, когда Ник их оставил, — позвольте вас заверить: я вовсе не мщу вам за рукоприкладство. Пожалуй, я даже благодарен вам. Не устаю корить себя за то, что поддался на уговоры жены и отправил сына в Метрополию. Попался на сказочку про лучшее образование.

— Не за что… — проговорил Рокотов. — И куда вы меня? В стационар?

— На планету, уважаемый мой капитан. Пора вам отвыкать от этих словечек. Они весьма прелестны в обществе ваших сослуживцев, но в большинстве колоний уже вам не поздоровится за навешивание подобных ярлычков, — Ставинский казался самой любезностью, и бесило это просто невыносимо.

Рокотов едва сдерживался. Самое забавное, в голосе его состояние никак не отражалось, да и в жестах — тоже.

— Капитан? Хм… еще недавно я был командором, — заметил он, — с ваших же слов.

— Для всех остальных им и останетесь, — заверил Ставинский. — На планету вы прибудете как лицо официальное, со всеми необходимыми полномочиями. Вам необходимо разобраться в происходящем и собрать доказательства своих выводов. Причем так, чтобы комар носа не подточил.

— В какую… дыру и насколько?! — безэмоциональность осталась, но повышенный тон и выражения заставили Ставинского нахмуриться. — Космос великий! Я занимаюсь дальней разведкой. Ваши тайны, интриги и расследования — не про меня. Черт! У вас СБ по численности — как космофлот! Я-то вам за каким хреном сдался?!

— Мне беспокоиться за сохранность своего носа, капитан? — поинтересовался Ставинский.

— Нет.

— Ваше состояние показалось мне адекватным, но, похоже, я ошибся, и вы намерены закатить мне истерику.

— Ну что вы. Я всего лишь пытаюсь выяснить название планеты, — прошипел Рокотов.

— Новый Йоркшир.

Пожар в груди потух, как возгорание в отсеке после откачки из него воздуха. Его место заняла отупелая решимость и обреченность.

— Как старшего по званию прошу принять мою отставку, — проронил Рокотов. — Пока на словах, однако вечером обещаю прислать рапорт.

Несколько последовавших секунд Рокотову казалось, будто именно ему сейчас сломают нос.

— И куда вы пойдете? — поинтересовался Ставинский.

— Грузчики всем нужны: каждой планете надо что-либо доставить на другую и наоборот. На лоханку наскребу.

— Глупо и импульсивно сжигать мосты, которые даже не скрипят, — тяжело вздохнув, заметил Ставинский.

— Зато буду летать, а не… — цензурные слова закончились, потому Рокотов оборвал сам себя.

— По дерьмовому куску камня ползать? — помог договорить генерал.

— Точно.

— Это временно, — заверил Ставинский. — Вернетесь вы на своего «Айзу», не тревожьтесь.

— Когда?..

— Будет зависеть от вас и от результата, — примирительно произнес Ставинский, разведя руками. — Не обманывайте ни меня, ни себя. Разница между дальней разведкой и грузоперевозкой подобна различию в скорости между истребителем и дельтапланом. Вам известно об этом получше меня. Знаете, к чему приведет ваш уход? К исчезновению в черной дыре.

— Не я первый и не я же последний.

— Однако зачем подводить себя к детскому «на зло маме пойду без шапки, отморожу уши, заболею и умру»?

Этот чертов стационный генерал космофлота был убедителен.

— От человека, который никогда ничего не расследовал, сложно ждать быстрых результатов, — проворчал Рокотов.

— Я, признаюсь, согласен с вами полностью, — сказал Ставинский, — однако не я просил назначить именно вас.

— И кто же этот… с позволения сказать… благодетель?

— Имя Дэн Орлик, думаю, вам хорошо знакомо, капитан.

3

Изображение слегка прыгало, реагируя на движение автомобиля, впрочем, ни узнать людей по ту сторону экрана, ни слышать их это не мешало. Рокотов привык видеть адмирала Орлика по новостным каналам — в блеске славы на парадах или сосредоточенным на заседаниях кабинета министров. Человек, устало откинувшийся на спинку кожаного сидения, одновременно и являлся им, и нет. На побледневшем, осунувшемся лице выделялись морщины. Кривым багровым рубцом прорезал подбородок знаменитый шрам, полученный при осаде Ангабая. Плечи поникли, словно под неподъемной тяжестью, и лишь глаза едва ли не светились. Адмиралом владела какая-то идея из тех, невозможных, способствующих железной рукой наводить порядок в космическом пространстве, зачастую не учитывая законов физики или конечности людского ресурса.

Рокотов читал о возникшем на Земле после драки за Марс общественном движении «лоялистов». Его представители собирались привлечь Орлика к суду за «недопустимое отношение к собственным подчиненным», однако за генерала абсолютно неожиданно и для стационов-обвинителей, и для журналюг всех мастей единогласно вступился весь космический флот — все, кто выжил в той мясорубке.

«Стационам никогда не понять, какие ощущения испытывают те, кто переступает порог собственных возможностей: прыгает выше потолка и собственной головы», — мельком подумал он и поморщился от невесть откуда влезшего в мысли пафоса.

Рядом с адмиралом сидел Ставинский и выглядел, пожалуй, даже хуже. У Орлика был живой с хитринкой и легкой безуминкой взгляд, генерал же смотрел в одну точку: бледный и не менее усталый, с темными кругами под глазами и весь словно выцветший. Кисти рук он заложил под мышки, будто спасаясь от холода, хотя, скорее всего, сдерживал дрожь. Поэтому он не держал камеру сам, а воспользовался держателем, расположенным на переднем кресле автомобиля.

— У нас не так много времени, капитан, — сказал Орлик. — Очень надеюсь, вы все же выслушаете моего посланца, а не пошлете в черную дыру немедленно по прибытии, — а ведь Рокотов сделал бы именно это, если бы накануне не распустил руки. — Данная запись — своеобразное доказательство того, что инициатива исходит от меня, а вас не разыгрывает кто-либо из сослуживцев, — голос адмирала был полон ледяного спокойствия.

«Совсем как у меня после кадо», — подумал Рокотов.

— До вас, наверняка, докатились новости о моей отставке, так вот развею слухи: я вовсе не свихнулся и отстранил себя сам. Устроил, скажем так, отпуск. Но поверь, мальчик, — он постучал себя по виску и усмехнулся, — мы еще всем покажем, и твоя помощь в данном деле наведения шороха на стационных крыс поистине незаменима.

Рокотов прикусил губу, подавляя очень сильное плохое предчувствие. Отчего-то показалось: если он и вернется на «Айзу», то разбитым вдребезги — если не в прямом смысле, то в переносном.

— Когда Ставинский спросил, имеется ли у меня человек, который никак не связан с высшими кругами в чиновничьем и армейском аппарате, признаюсь, я не сразу вспомнил о тебе. Но вспомнил, — тонкие губы растянула бесцветная улыбка, глаза же пылали. Если бы адмирал в таком виде предстал перед комиссией, то точно получил бы волчий билет. Впрочем, скорее всего, именно ее он и пытался избежать, отстраняя самого себя, пока его здоровьем не заинтересовался кто-нибудь ушлый со стороны. — Я как бы оказал вам услугу, и вы мне теперь немного должны, — напомнил Орлик, выдержал кратковременную паузу, и протянул: — Черт-те что… после таких слов вы точно пошлете. И не только Ставинского, но и меня, старого дурака. Однако ни на кого другого мне надеяться не приходится. Волею судеб именно вы — тот человек, который нужен в этом деле.

Рокотов отнял взгляд от экрана и посмотрел на Ставинского, сидящего рядом. Тот пожал плечами. Зачем слова? Лучшей демонстрацией для Рокотова стал приход в личную каюту генерала. У него до сих пор перед внутренним взором стояло, как щелкнул замок на дверях, блокируя помещение, а по стенам прошлась синяя полоса — проверка на выявление подслушивающих устройств. Не находись Рокотов в полнейшем эмоциональном раздрае, обязательно присвистнул бы.

— Не сомневаюсь, вы не поверите, — продолжал тем временем Орлик. — Сочтете меня сумасшедшим, но попытаться я обязан. Хотя бы потому, что человечество водят за нос без малого сотню лет, а во Вселенной существует слишком много того, о чем оно и не подозревает. Если все пойдет так и дальше, нас захватят без единого выстрела.

Рокотов сжал кулаки. В том, что перед ним Орлик он не сомневался, но признавать в этом уставшем, издерганном, многословном человеке своего адмирала отказывался. Орлик всегда требовал от подчиненных невозможного. Орлик всегда отдавал четкие, короткие распоряжения.

— Генерал расскажет лучше, нежели я, капитан. Выслушайте его. И, надеюсь, вы все же потратите несколько месяцев на старого дурака, когда-то не позволившего вышвырнуть вас из космолетки.

Рокотов втянул воздух через зубы. В свои детские двадцать он очень рассчитывал на разговор подобного рода. Он и лучшим-то стал, ожидая нового появления адмирала и собираясь оправдать оказанное доверие даже ценой собственной жизни. Шли годы, и Рокотов, влюбившийся в космос после первой же самостоятельной миссии, забыл юношеские мечты. Теперь же на ум приходил древний, как человечество, совет бояться собственных желаний, а еще заверение: сбудется все, рано или поздно, так или иначе — и не факт, что именно как загадывал.

«И как бы теперь действительно не помереть героем, — подумал он. — Вот уж чего не хотелось бы, с тех пор я научился ценить жизнь».

— Я в курсе вашего мнения о Новом Йоркшире. Знаю: стационар косморазведчику хуже, чем серпом по… важным органам, но верю в вас, — заявил Орлик, и одержал окончательную и безоговорочную победу. Именно после этих слов Рокотов понял: полетит и останется на планете столько, сколько потребуется. — Не стройте из себя особиста, — посоветовал адмирал, — умеющий летать не должен рыть носом землю. Проведите полную разведку этого дурдома. Так, как вы умеете, капитан. И еще… опасайтесь зеркальных поверхностей: любых, даже луж под ногами. Они вовсе не то, чем кажутся.

Трясти перестало, бледный Ставинский протянул руку и отключил видеозапись. Экран показал стандартную заставку.

— Сейчас вы выглядите несравнимо лучше, — пробормотал Рокотов.

— Отстранение адмирала стало для всех, кто его знал, сильнейшим ударом, — проронил генерал.

Рокотов кивнул. Его тоже нехило приложило. Орлик командовал флотом еще до его рождения. Каждый, поступивший в космолетку, чувствовал себя входящим в особую касту, которую всецело опекал непоколебимый, уверенный, жесткий и справедливый адмирал. Выпускники кожей чувствовали его незримое присутствие. Капитаны же не боялись не только устаревших богов и чертей, но и любой аномалии или комендантов звездных баз, зная — за ними и над ними стоит Орлик. И вот его нет. И неизвестно, кто будет. Если назначат кого-нибудь с Земли, а политиканы-стационы на подобное более чем способны, звездный флот потерпит такое поражение, больше которого не случалось за всю историю космоплавания, со времен, когда человечество еще только мечтало о выходе за пределы земной орбиты.

— Кто констатировал у него душевное расстройство?

— Он сам, вы ведь слышали.

Рокотов помассировал виски. Он часто размышлял над тем, достанет ли ему самому решимости признаться в синдроме космолетчика.

— И… как?

— По словам Орлика все началось с ненавязчивого звона в ушах.

— Давление, — Рокотов прикрыл веки. Внутри все оборвалось, а по позвоночнику потек холодный пот. — Он мог принять за синдром банальный перепад давления. Генерал, он ведь находился на планете. Мы по природе своей метеочувствительны!

— Вы кого пытаетесь убедить, капитан?

Рокотов заткнулся и спрятал лицо в ладонях.

— Сначала звон, затем все пошло по стандартной схеме, — произнес Ставинский, — странные сны, голоса, галлюцинации и боязнь зеркал.

— Я слышал, — процедил Рокотов. — Проклятие…

— Нет. К последнему предупреждению действительно стоит прислушаться.

Рокотов отнял руки от лица и прямо взглянул на Ставинского.

— Зеркал надо избегать, капитан, — пояснил тот.

— А бриться — на ощупь?

— Просто прикрывайте их чем-нибудь. А еще заимейте привычку носить в кармане что-либо железное и по возможности острое.

— Вашу мать… вы… тоже!

— Вас коснется рано или поздно, — предрек Ставинский, — и лучше встретить их во всеоружии, а не опускать руки и сдаваться, веря чинушам, замазанным в сговоре с психиатрами и с врагом. Капитан, уж вы то, наверняка, задумывались о том, что не может выходец с Альфы внезапно уверовать в древние земные мифы, да еще и заиметь галлюцинации на тему древних фей?! Вы ведь понимаете, насколько подобное абсурдно?!

Рокотов понимал, но тема была сплошь табуирована. Когда-то, еще в космолетке, он заинтересовался так называемыми фейри и даже раскопал несколько файлов по ним. Его потом на медкомиссии затаскали, а местный мозгоправ не отпускал три месяца, пока скрепя сердце не выдал справку о профпригодности и не посоветовал не искать в сети неподобающую информацию.

— Медики утверждают, что за первыми симптомами синдрома последуют нестабильные психические состояния, проблемы с памятью и снижение Ай-Кью. Однако поверьте мне, ничего подобного с Орликом не произошло. И не произойдет.

— Мне уже легче, — прошептал Рокотов.

Ставинский прищурился:

— Позволите некорректный вопрос?

— Валяйте.

— Кто он вам? Почему адмирал интересуется вашей судьбой?

Рокотов вздохнул и пожал плечами:

— Думаете, я не навыдумывал себе ответов с отдельную звездную систему? Без понятия.

— Хорошо опустим, — произнес Ставинский и пробарабанил пальцами по столу. Вероятно, в том пряталась чувствительная панель управления, поскольку в ответ на его действия сверху опустился треугольный экран. — Орлик уверен: мы имеем дело с заговором, длящимся уже более сотни лет. Вы ведь помните, первый признак контакта?

— Если из ста человек десять увидели одно и то же, явление подлежит детальному изучению.

— Число пострадавших от синдрома космолетчика давно превысило десяток.

Были времена, когда синдром буквально обескровливал космофлот. В последнее время он словно бы сбавил обороты, но зато нанес несравнимый по силе удар.

— Первый случай синдрома космопроходчика зафиксирован сто семнадцать лет назад, — произнес Ставинский. — Пострадавший: Рейли Мао, пилот компании «Космиро», осуществлявшей пассажирские перевозки по солнечной системе. Мао общался со своим воображаемым компаньоном и пытался пройти через зеркало. Своего собеседника он описывал элегантным гуманоидом в зеленом камзоле покроя приблизительно шестнадцатого века до космической эры с серебряными пуговицами и пряжками, зеленоглазым и рыжеволосым. На Земле в тот момент проходил фестиваль древностей, а лечащий врач Мао ко всему прочему был выходцем из Англии. Он-то и показал пациенту рисунки, в которых тот охотно признал так называемого фейри.

— А потом пошло-поехало, — проронил Рокотов. — Этот Мао… откуда он был?

— Ананасик.

— Откуда-откуда?! — Название настолько не вписывалось в обстановку, что Рокотов рассмеялся.

— Стыд и позор, капитан. Планета Ананасик — один из лучших курортов по эту сторону пояса Ориона, — покачал головой Ставинский.

— А я лет десять без отпуска, — ответил Рокотов, — мне можно и не знать.

— Однако ход мыслей у вас верный, — похвалил генерал. — Мао не только не посещал Землю, но и слыхом не слыхивал о древних верованиях старой Англии, пока его не просветил лечащий врач.

— Тогда откуда именно этот образ?

Ставинский развел руками.

— Пол Андерс — психиатр, исследовавший данное расстройство, тоже задавался этим вопросом. Увы, болезнь скосила и его.

— Он являлся космопроходцем?

— Стационом.

— Странно…

— В том-то и дело, — подтвердил Ставинский. — Его посчитали исключением из правила, тем паче, уже через пять лет пациенты повалили реактивной струей. С тех пор синдром косит космолетчиков всех рангов. Последние лет пятьдесят фиксируют снижение количества пострадавших, но я полагаю, космолетчики просто научились лучше скрываться, да и медицинский контроль для пилотов теперь необязателен, не то что полвека назад.

Рокотов мельком вспомнил о том, что именно Орлик принял точку зрения правозащитников (которых обычно на дух не переносил) и отменил обязательные медкомиссии и процедуры, считавшиеся земной общественностью унизительными.

«Мог ли адмирал уже тогда бороться с болезнью?» — подумал он, но задавать подобный вопрос поостерегся. К тому же вряд ли Ставинский знал ответ.

— И у всех лепреконы. Проклятие какое-то, — произнес он вместо этого.

— Вот и адмирал так считает.

— Проклятием? — усмехнулся Рокотов.

— Да ну вас, капитан, — искренне обиделся Ставинский. — Я ведь уже сказал: заговор. Вы уже вжились в роль и пытаетесь ловить меня на слове?

— Извините.

— Орлик считает происходящее подозрительным. Только ведь если он заикнется о контакте, то одним отстранением не отделается.

— Погодите… это уже слишком и, в конце концов…

— Невозможно? Лишь потому, что человечество так и не встретило братьев по уму, расстроилось и объявило себя единственными разумными во вселенной?! Господи, Рокотов, да на одной лишь Земле кроме людей к разумным видам причислены дельфины, вороны, крысы и муравьи! И плевать на феечек. Кто сказал, будто прототипом мифов не могла стать некая древняя раса, некогда посещавшая Землю? Однако очевидные вроде бы вещи ныне объявлены проявлением психического расстройства. Орлику интересно — почему?

— Вы сказали, адмирал сам отстранил себя от занимаемой должности, — напомнил Рокотов.

— По подозрению — да. Если мы имеем дело с контактом, то все еще опаснее, чем в случае болезни. Синдром более века косит космопроходцев, пусть по меркам человеческой жизни срок воспринимается уже не столь огромным, хорошего в нем мало. Только представьте, Рокотов: чужие оказывают влияние на правительство и ученых. Это практически захват! Как бы не они приложили руку к табуированию самой темы.

— И что в данном случае можно сделать? — перспективы действительно удручали.

— Необходимы четкие доказательства, а не предположения. Наши же медики вкупе с психиатрами больше напоминают средневековых лекарей, объявивших простуду божьей карой.

— А доказательства добывать мне… — протянул Рокотов.

Ставинский кивнул.

— И как я получу их?..

— Новый Йоркшир еще тридцать лет назад являлся передовой колонией, теперь это аналог Земли времен освоения. Прототип чертового туманного Альбиона. Колонисты верят в духов окружающих их лесов и видят Дикую Охоту, скачущую по изумрудным полям местного риса. На всю планету функционирует лишь один космопорт. Еще дюжину лет назад их было десять! По сути, целая планете подвержена синдрому звездопроходчика. Все местные — стационы.

Рокотов тихо выругался.

— Согласен с вами абсолютно, — произнес Ставинский. — В метрополии этот факт старательно замалчивают: слишком уж неудобная тема. Столько полетит голов светил науки и сброда потупее, уже защитившего диссертации. Однако бесконечно скрывать не выйдет все равно. Адмирал приказал провести официальное расследование и поручил мне подобрать кандидатуру проверяющего. Он сильно рассчитывал на вас, Рокотов. Вы, конечно же, не подведете, капитан?

Рокотов кивнул.

— Отлично. Я, признаться, знал: если вы не разобьете мне нос, то выслушаете и согласитесь.

— Желание съездить по роже ближнему своему появляется у меня чаще всего спонтанно, — пробормотал Рокотов.

— Курс подготовки в космолетке промашек не дает: если перед тобой враг, бей и лишь потом выпутывайся из последствий, не так ли?

Рокотов усмехнулся.

— У вас будут все полномочия, командор, допуск ко всем базам данными. В том числе и под грифом секретно.

Рокотов заинтересованно приподнял бровь.

— Касающихся синдрома, разумеется.

— Я на это и рассчитывал. И я снова в ваших словах подрос до командора… ну надо же.

— Исходите из того, что мы имеем дело с враждебной нам расой.

Инструкции при контакте заучивали еще на первом курсе космолетки — все, не только космопилоты, имеющие отношение к дальней разведке. Одним из главенствующих доктрин было: не допускайте даже мысли, будто перед вами враг, ваш собеседник может обладать экстрасенсорными способностями.

Что ж, судя по всему, это будет наименьшим, что придется нарушить Рокотову в самое ближайшее время.

4

С орбиты Новый Йоркшир выглядел одним сплошным лесом. С полюсов круговой мегаконтинент, словно кровеносными сосудами изрезанный реками, омывали два голубых океана. Редкими проплешинами выделялись поля. Серебристой каплей застыл космопорт.

Рокотов наметил нисходящую спираль и принялся снижаться. Челнок растопырил четыре крыла и, гася скорость, парил на восходящих потоках. Время текло медленно, за Рокотова, который не слишком любил садиться на планеты, все делала автоматика, и тому не оставалось ничего иного, как осматриваться.

Леса выделяли очень много испарений. В утренние и вечерние часы планету наверняка устилали туманы. Местность в основном была равнинно-холмистой. Горные кряжи разрезали континент ближе к океанам, защищая плодородный край от злых полюсных ветров. По всему выходило, Новый Йоркшир являлся идеальным местом для земледелия, однако производство сельскохозяйственной продукции здесь велось от силы на десять процентов от возможного. Новый Йоркшир мог бы выйти на космический рынок и стать одним из главных игроков, однако он просто жил, отчисляя в бюджет метрополии необходимые налоги.

В сети Новый Йоркшир давно окрестили планетой регрессивного типа. За всю историю колонизации таких насчитывалось всего три и то лишь потому, что две другие осваивались на заре дальней разведки. Высадившиеся на них люди потерпели ряд катастроф, лишились не только связи с метрополией, но и банального электричества и вынуждены были выживать. Разумеется, они перешли к натуральному хозяйству. Однако йоркширцы изначально не нуждались ни в чем подобном.

Космопорт не выглядел откровенно запущенным, и Рокотов с облегчением перевел дух. По крайней мере, он сумеет сбежать отсюда в любое время: как только его миссия будет выполнена или просто если захочет. Будь его воля, он бы проводил дни на планете, а спал на орбите. Увы, но осуществить подобное не представлялось возможным. Первое, что сделали колонисты — отказались от быстроходного транспортного сообщения, предпочитая перемещаться на местных тварях, которых называли «лошадями-извозчиками».

Рокотов прошел через абсолютно пустой зал прилета, отмечая царапины на плитках пола и пластиковых сиденьях. Чистота здесь поддерживалась, как и на летном поле. В ангарах стояли челноки срочного взлета, если на планете вдруг случится непредвиденный катаклизм или эпидемия: от инструкций йоркширцы не отказались, но и не усердствовали в их исполнении. У столика администрации сидела самая обычная девушка и читала электронную книгу. Во всех уважающих себя космопортах уже давно (веков как 40!) установили автоматы регистрации и не мучали сотрудников авралами, перемежаемыми с бездельем.

— Здравствуйте, — поприветствовал ее Рокотов.

— Добро пожаловать на Новый Йоркшир, — сказала девушка, приветливо улыбнувшись, и пододвинула к нему коробочку распознавателя. Рокотов прислонил к считывателю запястье и затаил дыхание. Ощущения были не самыми приятными. Когда он отнял руку, кожа заметно покраснела, а из небольших порезов сочилась кровь.

— Простите, — сказала девушка, подавая ему контейнер со стерильной пластиной.

— Пустое, — отмахнулся Рокотов.

На звездных базах давно стояли считыватели нового поколения. Для регистрации над ними достаточно было провести ладонью, но йоркширцы не приветствовали новых технологий.

— Добро пожаловать, командор, — сверившись с поступившими на допотопный монитор данными, произнесла девушка. — Вас уже ждут.

Рокотов оглянулся, но вместительный зал ожидания оставался пуст.

— На выходе, — добавила она. — Приятного пребывания на планете.

— Благодарю. До свидания.

«Очень-и-очень надеюсь, скорого», — добавил Рокотов про себя. Ожидают на выходе? Он в жизни с подобным не сталкивался.

Эскалатор, как он и ожидал, не работал. Зато створки дверей, злорадно скрипнув, раскрылись, стоило к ним подойти (он готовился открывать их вручную, хотя пока и не представлял как).

— Господи, куда я попал?! — вырвалось у абсолютно нерелигиозного Рокотова, когда он ступил на изумрудный газон. В пяти шагах от него лежала широкая вытоптанная дорога (кажется, в древности подобные обзывали проселочными?). Асфальта не было нигде, как и мало-мальски высоких зданий. Два несчастных ангара, наверняка приспособленные под сараи — не в счет. Лес подступал к космопорту вплотную, нависал над ним, давил темной чужеродной мощью. Он словно ждал приказа смести последний островок цивилизации на этой проклятой планете.

«Чертовы сектанты. Вырубить бы здесь все под корень», — подумал Рокотов.

В ответ с высокой ветки упала и расправила огромные крылья (метра два, вряд ли меньше) черная птица. Солнечный луч скользнул по оперению, заставив его засверкать всеми оттенками синего.

— Ворон вас встретил — хороший знак, — подал голос встречающий (а Рокотов так надеялся, что тот окажется галлюцинацией).

Увы, реальным был не только бородатый мужик, но и телега, больше подошедшая какому-нибудь музею, и… существо, в нее запряженное, являвшееся конем настолько же, насколько сам Рокотов — стриптизершей в «Акуле». Мысленно он окрестил животное неважно-каким-завром. «Завр» имел толстые ноги, мощное тело, скрюченный хвост с роговым шипом на конце, длинную и изящную, совершенно неуместно смотрящуюся на крупном теле шею с алым гребнем и узкую треугольную голову.

— Я думал, за мной пришлют флайер, — тихо проговорил Рокотов.

— Если вы желаете обходиться с этими штуками, то конечно, — произнес встречающий на удивление звонким, молодым голосом. Его лицо, несмотря на обилие волос, казалось добродушным и не лишенным привлекательности, разве лишь нос был великоват. — У нас только молодежь на них гоняет.

«Хоть кто-то разумный в этой глуши все же есть», — подумал Рокотов.

— Сколько до города?

— Поселения-то? — поправил бородач, — Не более шести километров, за час доберемся.

— Час?! — вырвалось у Рокотова.

Встречающий наградил его смешливым взглядом.

— А куда спешить-то? Вы хотите вникнуть в курс дела, командор, ведь так? Нет ничего лучше, чем позволить понять себя, возможно, и сами кое-чего уразумеете.

— Какую религию вы здесь практикуете? — прямо спросил Рокотов. — И представьтесь!

— Стив Батли, инженер, — сказал бородач. — Доктрины одной религии у нас нет, может, кто во что и верит, но ни церквей, ни служб, господин командор. Да и откуда бы они взялись? Просто планета нам досталась непростая, ну да вы сами, как пооботретесь, поймете.

Рокотов повел плечом, по широкой дуге обогнул животное, вызывающее в нем трепет и желание схватиться за оружие одновременно, и уселся на телегу позади бородача.

— И почему меня встречаете вы, а не кто-то из администрации?

— ЧП у нас.

Рокотов нахмурился.

— Местного значения, — поспешно пояснил тот. — Дети в лес ушли да пропали. Вот и ищем их всем миром.

— Разве вы не надеваете на детей браслетов? Они ведь именно для того и необходимы, чтобы отслеживать их перемещения.

После естественного увеличения срока жизни у человечества значительно упала рождаемость. Разумеется, чадолюбивые мужчины и женщины все еще существовали во вселенной, но большинство выбирали карьеру и занятия по душе. Детьми, как правило, обзаводились совсем юные пары, едва перешедшие порог совершеннолетия: в двадцать, сорок, возможно, восемьдесят лет. Затем желание продолжить свой род медленно сходило на нет, что вовсе не означало прекращения воспроизводительных функций, просто и мужчины, и женщины учились не допускать случайного зачатия. Временами Рокотов даже жалел, что не имеет отпрысков, потом вспоминал, сколько сил и эмоций отняли у него несколько бурных романов в юности, истинный хаос кратковременной семейной жизни — и отказывался от мысли о создании семьи. Не ему, звездопроходцу, привыкшему лететь в неизведанное, обзаводиться гнездом. К тому же кроме естественного размножения существовало множество искусственных аналогов. Демографический кризис человечеству точно не грозил.

— Все правила безопасности, господин командор, были соблюдены. Однако местные леса экранируют сигнал, особенно в районе гиблых болот. Дети, разумеются, знают, что нельзя забредать в чащу, но…

— Но они дети, — кивнул Рокотов. — Я немедленно присоединюсь к поискам, как только прибудем на место. А не могли бы вы попросить своего… скакуна несколько прибавить ходу?

Стив подавил тяжкий вздох.

— Конечно-конечно, — сказал он и щелкнул вожжами.

Очень скоро Рокотов улегся на дно телеги и принялся смотреть в серо-голубое небо. Оно единственное казалось родным в этом царстве туманных враждебных лесов, экранирующих даже всепроникающие сигналы детских маячков. Как странно, ведь браслеты специально проектировали таким образом, чтобы не потерять ребенка, даже если тот по глупости и любопытству отправится в пещеры или блуждать по лабиринту канализационных труб. И тут — всего-навсего растения, оставившие с носом целую индустрию высокоточной надежной техники!

Дрянная планета, абсолютно чуждая Рокотову. Чем дальше он отъезжал от космопорта, тем сильнее чувствовал это. Казалось, некто неустанно следил за ним из чащи. Сейчас и не верилось, будто всего несколько часов назад он летел в такой родной звездной бездне, а вчера находился на звездной базе — надежной и привычной. «Айза» после ремонта отправится бороздить пространство без него — от одной мысли об этом в груди все сжималось и стонало.

Ветви деревьев качались в такт движению, а в вышине парила черная птица — наверняка высматривала мелких грызунов или пичуг на обед. Небо с поверхности планеты казалось просто куполом. Однако за многочисленными слоями воздушных масс светили привычные звезды и ждал своего часа «Айза», который на этот раз поведет Ник.

…Вероятно, он задремал, убаюканный качкой, потому что когда Рокотов открыл глаза, телега стояла неподвижно.

Он сел и огляделся. Стива на облучке не оказалось — вероятно, отлучился по нужде. Завр мирно ощипывал листья с ближайшего куста. Пасть была такая, что ни одному человеку в своем уме не пришло бы в голову заподозрить в нем вегетарианца. Рокотов опустил руку на пояс и достал флягу. После пары глотков обыкновенной воды его и накрыло: в ушах зазвенело, на периферии зрения запрыгали серые точки. Он зажмурился, переживая головокружение.

— Чертова метеочувствительность, — прошептал Рокотов.

«Спаси»…

Слово вполне удалось бы принять за шелест листвы или списать на скакнувшее давление, если бы оно не повторялось.

«Спаси»…

«Спаси»…

«Спаси»…

«Ну что тебе стоит?»

На последней фразе Рокотов открыл глаза. Он мог поклясться: к нему обращался куст! По крайней мере «слова» в голове звучали именно в тот момент, когда завр вонзал зубы в зеленую в красных прожилках плоть листьев.

— Я точно еще не проснулся, — пробормотал Рокотов и, тем не менее, потянул за вожжи, намереваясь помешать прожорливой твари.

Зря! Он мог пилотировать самые разные корабли — от челноков и истребителей, до космических яхт, — умел командовать звездолетом и даже эскадрой, но не жуткой тупой животиной. Завр попятился, а затем прыгнул вперед и понес, причем с такой скоростью, с которой мог бы поспорить и с флайером.

— Да твою же мать! — Чем сильнее Рокотов натягивал вожжи, тем быстрее бежал завр — ну все не как в инструкции написано!

Колесо налетело на камень, телегу подкинуло. Не ожидавший подобного Рокотов подскочил вместе с ней и выпустил вожжи из рук. Завр встал как вкопанный.

— Хочу обратно, — пожаловался ему Рокотов, кое-как поднимаясь со дна телеги, куда вновь грохнулся. Зато давление пришло в норму, наверняка получив пинок от адреналина, выплеснутого в кровь — хоть что-то хорошее. — И забыть об этом лесистом куске камня и о тебе как о ночном кошмаре, — добавил он, когда издали до него донесся крик.

— Эй!.. Эй!.. — орал Стив, вернувшийся к дороге и не нашедший своей телеги.

— Словно так сложно догадаться, куда мы могли деться, — проворчал Рокотов.

Кричать в ответ он счел ниже собственного достоинства, потому слез с порядком надоевшей и отбившей бока телеги и направился по дороге обратно. Мысль развернуть тупое животное и проехать преодоленное расстояние он выкинул из головы сразу. Хватит! Накатался. К тому же хотелось пройтись.

Странно. Знакомый куст он приметил довольно скоро, но Стива возле него не оказалось.

— Господин Батли! — позвал Рокотов, но ответа не последовало. Если, конечно, не посчитать за таковой звонкий смеющийся шепот.

«Спасибо, человек».

Здесь явно творилась какая-то чертовщина. Следовало уходить, как можно скорее, но все дальноразведчики любопытны: недаром их еще в школе отбирают по психотестам. Инстинкт самосохранения пасует перед желанием докопаться до очередного чуда и заставляет переть в новую неизведанную планетарную систему, исследовать, влезая в каждую дыру и надеяться при этом выжить. Теорию о том, что фауна и флора чужих миров априори яд для инопланетян оказалась сущим бредом писателей-фантастов доколониальной эпохи.

Рокотов присел на корточки возле куста и провел рукой по темно-зеленым листочкам. На ладони остался алый, словно кровь, сок. Видимо, именно он тек по красным прожилкам. Пахло солью и медью, но Рокотов не решился пробовать его на вкус: все же немного разумности в нем оставалось, а свалиться без сознания, совершенно беспомощным где-то посреди леса — не то приключение, к которому он стремился.

— Живи, — прошептал он.

На плече сжались сильные прохладные пальцы. Тело сработало само: резко ушло в сторону, крутанулось, тотчас переместило центр тяжести с опорной ноги, рука ударила в пустоту. Никого ни рядом, ни в обозримой местности не обнаружилось. Рокотов пробежался пальцами по поясу, набирая код на невидимых датчиках, те реагировали на отпечатки пальцев и тепло. Когда он закончил, на правом боку замельтешили разноцветные огоньки.

Рокотов вытащил из внутреннего кармана темные очки и надел. Через полминуты он снял их, убрал обратно и деактивировал пояс. Быстрый газовый анализ не отыскал в атмосфере ничего, способного привести к галлюцинациям, и это было плохо. Очень. Если косморазведчик чувствовал то, чего не мог, значит, либо неисправны анализаторы, либо не выявляемый газ и микрочастицы в воздухе все же присутствуют, но не внесены в базы данных, либо исследователь свихнулся. Или, наконец, произошел пресловутый контакт. В последнее давно всерьез никто не верил и только самые отпетые романтики продолжали втайне надеяться отыскать во вселенной братьев по разуму.

Откуда-то с вершины ближнего дерева упала ветка. Рокотов вздрогнул.

— Кар… — пронеслось над головой.

— Зараза, напугал.

Послышалось хлопанье крыльев, и прямо на траву в шаге от дороги приземлился крупный ворон — абориген напоминал именно эту птицу, здесь местные не преувеличили с названием. Черное оперение отсвечивало в солнечном свете различными оттенками от фиолетового до индиго. Белыми дырами казались глубокие колодцы глаз. Ведь светятся именно черные, в центрах белых же сияет беспросветная тьма. Белые дыры крайне редки. За всю жизнь Рокотов видел такую лишь единожды, и именно она смотрела из глаз ворона, заглядывая, казалось, в самую душу.

— Пошел вон, — сказал ему Рокотов. Птица в вышину достигала его колена и обладала острыми когтями и выдающимся клювом, но не внушала опасений.

Ворон склонил набок голову и — Рокотов глазам своим не поверил — усмехнулся, издав звук, очень похожий на человеческое хмыканье.

— Лети по своим делам, только тебя здесь не хватало.

Ворон расправил перья, нахохлился и сделал движение, мгновенно проассоциировавшееся у Рокотова с пожиманием плечами. Затем подпрыгнул, упал на расставленные крылья и двумя мощными взмахами унесся ввысь.

Рокотов покачал головой и тотчас снова вздрогнул. Пальцев левой руки словно коснулись, хотя рядом по-прежнему никого не было.

«Иди ко мне».

Не далее, чем в четырех шагах от дороги рос еще один куст, и почему-то даже сомнений не возникло, что звал Рокотова именно он… вернее, она, уж больно тоненьким слышался голос. Он пригляделся. Ветра не было, но ветви раздвинулись, словно сами собой. Под кустом у самых корней на охапке изумрудной травы и желтых с голубым цветов лежал младенец. Вряд ли он мог самочинно уйти гулять в чащу, он и ползать вряд ли умел. И ему точно нечего было здесь делать.

Рокотов кинулся к нему. Нечто словно уперлось ему в грудь, не позволяя сойти с дороги. Сзади настиг взволнованный окрик Стива. Рокотов моргнул. Ребенок исчез, словно его и не было. По инерции он завершил движение. Подошва встала на мягкий мох, который словно сам подставился под нее. Голова закружилась, а в уши хлынуло так много слов, шелеста, шепота, звона, смеха и вскриков, что едва не раскололся череп. Рокотов даже обрадовался наступлениюбеспамятства. Последним он ощутил уверенное прикосновение к руке и плечу прохладных пальцев.

5

Он очнулся, и первым увиденным им оказался деревянный потолок. Из толстых округлых бревен он возвышался даже ниже, чем в стандартных каютах на пассажирских перевозчиках (а там на личном пространстве экономили всегда). Наверное, если встанет, то сможет дотянуться с легкостью, лишь просто подняв руку. В изголовье горел ночник. За окном разливались пока неуверенные сумерки, судя по всему, дело шло к вечеру. В комнате явно кто-то хозяйничал. «Скорее друг, нежели враг», — решил Рокотов.

— И что же произошло? — поинтересовался он.

— Вам стало плохо.

— Я догадался. Я имею в виду там — на дороге.

— О… — протянула незримая пока собеседница. — Уверена, какой-нибудь ушлый охотник или даже наш Стивен непременно скажет, будто вас пытались увести.

— Да неужели? А вы — что скажете?

Она присела на край постели и оказалась миловидной женщиной неопределяемого возраста. Довольно высокой для стационки и низкорослой для звездопроходчицы. С на удивление загорелого лица (вряд ли поблизости имелся пляж) смотрели большие каре-зеленые глаза. Из высокого хвоста выбивался пепельный локон, хотя вся остальная шевелюра оставалась каштановой. Аккуратный, слегка вздернутый нос и припухлые губы выдавали веселый нрав (по крайней мере, Рокотов где-то слышал, будто у всех весельчаков курносые носы, а тонкогубость, как у него самого, — верный признак надменности). А вот подбородок являлся пусть и не выдающимся, но твердым. Эта женщина любила вызовы, трудности и преодоление. Наверное, потому Рокотов ничуть не удивился услышав:

— Меня зовут Мэг Джиллини Ранел Кин, я глава этой колонии, цивилизованный человек, что бы вы в своих звездных далях ни мнили по данному поводу, а потому скажу следующее: у вас произошел банальный приступ. У большинства мурселяго такие случаются, стоит им покинуть идеальные условия обитания, искусственно поддерживаемые на станциях и кораблях. Ваш обморок — явление абсолютно нормальное, командор: давление скачет, ветер дует, температурный режим прыгает, влажность изменяется. Ваш организм переживает сильнейший шок, все рецепторы взбесились, так чего же вы хотите от несчастного мозга?

— Действительно, — усмехнулся Рокотов. — Бедный я несчастный.

Чувствовал он себя неплохо и, пожалуй, мог бы подняться, но пока не хотел. Общество привлекательной женщины, пусть и не слишком доброжелательно настроенной, его вполне устраивало.

— Я знавал Маринэ Джиллини, капитана «Наваго». Вы не родственники?

— Она покачала головой.

— Вы когда в последний раз спускались на планету, командор? — ее интонации немного смягчились.

— Максим Рокотов, — представился он. Кажется, со Стивом он этого не сделал, и подобное как ничто лучше свидетельствовало о полностью расшатавшемся состоянии. Обычно он не пренебрегал элементарной вежливостью и внимательно присматривался к окружающим. — Да, пожалуй, и никогда.

— О том и разговор, — вздохнула Мэг. — Вам бы отлежаться, акклиматизироваться.

Рокотов покачал головой.

— Вы хотите исполнить приказ поскорее и улететь, — произнесла она с сарказмом, сочившимся ядом из голоса. — Все летучие мышки одинаковы. Мурселяго одним словом.

Рокотов нахмурился. Вроде бы он на чужие мозоли не наступал (да и не понятно когда успел бы), презрительного отношения не демонстрировал и оскорблений точно не заслужил.

— Скажите, госпожа Джиллини, вам придется по душе прозвание стационкой? Если нет, то я в свою очередь просил бы…

Она расхохоталась на удивление весело и необидно.

— Так мне-то как раз все равно, командор. Хоть табуреткой обзовите, только не вздумайте на шею садиться — сброшу, — отсмеявшись, заявила она. — Знайте и твердо запомните: всех новых йоркширцев устраивает именно тот образ жизни, который они избрали. Лес все мы искренне любим, вырубать его не станем сами и не позволим никому другому, как и настроить здесь заводов. Вам и вашему начальству ничего не светит, улетайте поскорее.

— Я не собираюсь ни садиться вам на шею, ни, тем паче, способствовать производству здесь чего бы то ни было, — заверил Рокотов. — Я прилетел по заданию адмирала Орлика, обладаю всеми полномочиями и могу находиться на планете столько, сколько сочту нужным.

— И какое же у вас задание?

— Я не обязан говорить.

Она фыркнула и попыталась встать, но Рокотов ухватил ее за запястье.

— Но даю слово, что оно никак не касается добычи природных ресурсов. Космофлот не торгаши, госпожа Джиллини, и низко не летает.

— Руку! — приказным тоном потребовала она.

Рокотов разжал пальцы. Она присела обратно и поинтересовалась, прищурившись:

— С каких пор особый отдел вхож в число военных, еще и звездного флота? Я полагала, вы отдельная организация.

— А я не особист.

— Кто же тогда?

— Дальняя разведка к вашим услугам.

Ее лицо удивленно вытянулось, рот приоткрылся, изобразив литеру «О». Кажется, она хотела что-то сказать, но пока не обрела заново дар речи.

— Уму непостижимо, — заявила она через некоторое время. — Неужели они зашевелились?..

Рокотов решил не уточнять, о ком она говорила: не хотел нарваться на отповедь, похожую на ту, которую он сам выдал после вопроса о его задании.

— Что с детьми? Стив говорил, они пропали, — решил он переменить тему.

— Нашли в километре от болот, собирали грибы. Всех десятерых.

— И часто у вас подобное?

— Бывает, — улыбнулась она.

Хлопнула дверь, и госпожа Джиллини тотчас изменилась, приняв уверенно-безразличный вид. Рокотов приподнялся на локте, чтобы удобнее разглядеть визитера. Им оказалась испуганная девица лет пятнадцати.

— Мэг! Лиры нет! — воскликнула она.

— Но как же так? — Джиллини поднялась, и на этот раз Рокотов ее не удерживал, он и сам сел, отмечая незначительное головокружение, впрочем, очень быстро прекратившееся.

— Джонатан ведь сказал, что их было десятеро!

— А она только увязалась за ними! — всхлипнула девица. — Джонатан и не видел Лиру вовсе, Эдит сказала: та кралась за ними до поляны у болота, а потом пропала. Эдит решила, будто домой повернула, а потом — уже после поисковой операции — выяснилось, что нет.

— Идемте немедленно! — приказал Рокотов и вскочил.

Девица ахнула и отвернулась. Он машинально ухватил сползшее одеяло и выругался: как-то не подумал, в каком виде может лежать. Джиллини оглядела его довольно заинтересованно.

— Хотите обвинение в развращении малолетних, командор? — спросила она, усмехнувшись. — Я на вас не заявлю, а вы улетите.

— Желаете, возбуждения дела о сексуальном домогательстве? — в тон ей спросил Рокотов. — Не думаю, будто меня следовало раздевать донага после обморока.

— О времена, о нравы! — рассмеялась Джиллини. — Впрочем, один-один.

— Не мешайте мне, — попросил Рокотов. — Даю слово: меня не интересуют богатства здешних недр, древесина или что-либо подобное.

— Одежда на стуле и… вы точно не хотите еще полежать? — Кажется, она приняла слова к сведению.

— Нет. Я выспался на неделю вперед, — заверил Рокотов и направился в указанном ею направлении: к собственной одежде. — К тому же я могу пригодиться.

— Охотно верю, — проговорила она язвительно. — В космосе вы только и делали, что ходили по лесам.

— Я гораздо лучше вас вижу в темноте.

Поначалу он намеревался удалиться одеваться в отдельную комнату, но потом плюнул на различия между полами. У некоторых стационов еще встречались предрассудки относительно нагого тела, у звездопроходцев — уже нет. Раздевалки и души на кораблях были совместными.

Девица прикусила губу и вышла за дверь. Смешная. Рокотов помнил, как сам был подростком и тянулся ко взрослым, а те отворачивались, не замечали, игнорировали любое проявление сексуальности с его стороны. Теперь он знал почему. Дело заключалось отнюдь не в табу и уголовном преследовании за развращение несовершеннолетних, а в самоуважении. Если жаждут не тебя лично, а только тела, то это какая-то пародия на любовь, взбрыки животных инстинктов, а соответственно — унижение, сильнейшее из возможных. Похоть малолетней девицы раздражала и злила, хотя Рокотов и понимал: виновата не столько она сама, сколько гормоны.

— Готовы? — Джиллини стояла у стола и повязывала на запястье красную и зеленую ленту — наверное, опознавательный знак. Того же удостоился и Рокотов. — Идемте.

Вместе с ними отправились Стив и еще с десяток мужчин и женщин в одинаковых малиновых комбинезонах местной службы порядка. Рокотов подумал, что в условиях постоянного тумана подобный цвет одежды весьма нелишний.

На планете наступил ранний вечер, но под пологом леса сумерки выглядели гуще. Рокотову они не мешали, его скорее раздражал свет фонарей, которыми стационы подсвечивали дорогу. Туман легкой дымкой стелился под ногами. Подошвы пружинили на мягком мху. Вокруг звучали шелест и птичьи голоса. Шли по широкой вытоптанной дорожке до большого черного валуна. Тропинка обегала его вокруг и на том заканчивалась.

— Мы проверим холмы, лежащие южнее Гибельных болот, — сказал Стивен.

— Хорошо, — одобрила Джиллини. — Майк, а ты возьми на себя рябиновую рощу.

Низкий долговязый мужчина кивнул и скрылся в кустарнике, за ним направились трое парней и девица. Стив сошел с тропы и увлек за собой остальных.

— Я предпочла бы оставить вас здесь, — сказала Джиллини, обращаясь к Рокотову. — Кто-то должен ждать и быть сборщиком информации, ведь и Стив, и Майки кого-нибудь да отправят назад доложить, как продвигаются поиски.

— Оставайтесь, — предложил Рокотов и сошел с тропы. Джиллини тихо выругалась и пошла следом.

То, что лес изменился, он понял не сразу. Замолкли птицы, пряный аромат спелых трав и перегноя стал сильнее. Воздух наполнился влагой. Казалось, его можно пить. Серый комбинезон Джиллини идеально сливался с туманом и темной землей. Лишь ленты на руке светились. Рокотов повертел запястьем, но яркие цвета словно выцвели. Одна только и надежда на летный костюм — синий, с покрытием, отражающим свет.

Позади громко хрустнула ветка.

— Три тысячи гнойских лобби, — выругалась Джиллини. Видимо, гнойи, недавно объявившие себя потомками китайцев и требующие в министерстве Земли по вопросам сохранения рас признания своей национальной автономии, чем-то ее разозлили. — Хоть глаз выколи.

Рокотов огляделся. В лесу окончательно стемнело, но он видел достаточно хорошо, в отличие от стационки, направляющейся прямо на острый куст.

— Осторожно, — произнес он и схватил Джиллини за руку, привлекая поближе. — Почему вы не взяли фонарик?

— У меня есть, но вы ведь не жалуете яркого света.

— Какая поразительная забота о моих глазах, — фыркнул Рокотов.

— А кроме того, нам понадобится помощь друга, и он тоже не любит электрического света.

Рокотов задушил вопрос. Он предпочитал наблюдать и делать выводы, а не узнавать готовые ответы. Последние слишком часто оказывались лживыми.

Она отпустила его руку и подошла к толстому стволу дереву, прикрыла глаза, прошептав, едва слышно:

— Витэр.

«Ви-тэр», — пронеслось в голове у Рокотова.

«Ви…тэр», — зашумело под кронами. Раздалось хлопанье крыльев, сверху посыпались листья и сухие ветки, и Рокотов едва успел ухватить Джиллини за плечо и оттащить, прежде чем на место, где она стояла, упал толстый древесный сук.

— Спасибо, — поблагодарила она, подслеповато щурясь.

— Не за что.

— Доброночера, — произнес Рокотов одновременно с кем-то, оглянулся, и обнаружил неизвестного, стоящего практически вплотную за левым плечом, хотя точно не замечал никого и не слышал шагов. Мужчина был одного роста с ним, с длинными волосами, кажущимися в подобном освещении черными. Тонкие черты лица выглядели несколько неестественными из-за идеальной правильности. На заре робототехники создавались такие роботы, но всех их очень быстро модифицировали: долго находиться в их обществе у людей не получалось. Однако незнакомец точно являлся живым. Искусственно созданный механизм просто не мог удивленно-заинтересованно приподнимать бровь, ухмыляться и сверкать совершенно невероятными глазами. Уж насколько у звездопроходцев увеличены зрачки, но тут они занимали едва ли не всю радужку, а то, что оставалось, отдавало насыщенной синевой вечернего неба. Одет он был в черное, и, пожалуй, это все, что Рокотов мог сказать: нестандартный комбинезон без нашивок не говорил о принадлежности незнакомца ни к одной из известных служб.

— Знакомьтесь, — произнесла Джиллини. — Витэр Крэлл, доктор и лесничий по совместительству, а это наш гость, Максим Рокотов.

— Крайне приятно, — произнесли они снова одновременно.

Витэр обладал интересным акцентом, несравнимым ни с каким иным слышанным Рокотовым прежде. Звуки он произносил очень мягко и переливчато, будто мурчал или пел. Шипящие в его исполнении проходились по коже пушистым щекотным мехом, а на звонких в голове начинали звенеть хрустальные колокольчики. При этом он не производил впечатления ни юного, ни легкомысленного — скорее, опасного.

Рокотов обнаружил, что невольно сжал поясную кобуру, и тотчас опустил руку.

— Откуда вы взялись?

— Прогуливался неподалеку и услышал голоса, — ответил тот.

— У Витэра ферма на холмах, — пояснила Джиллини.

— Что случилось, Джил? — спросил Витэр, и наваждение внезапно пропало. На месте оказался пусть и красивый, но обыкновенный человек в черной водолазке, узких штанах, обутый в высокие сапоги. На поясе висел длинный нож в изящных черных ножнах. На безымянном пальце — серебряное кольцо с крупным черным авантюрином. Рокотову когда-то очень нравились эти камни, они напоминали ему осколки космоса: кварц и мелкие рассеянные включения слюдяных чешуек, а иногда хлорита или гематита искрились на свету, как самые настоящие звезды.

— Лира снова ушла одна на болота, — сказала Джиллини.

— Если она еще в лесу, я остановлю ее, — ответил Витэр и собрался уйти. — Вам лучше вернуться на тропу.

— Черта с два, — перебил Рокотов. — Я точно иду с вами.

Мимолетная улыбка тронула тонкие губы.

— Хорошо, тогда не отставайте.

6

Забег — иначе Рокотов вряд ли мог бы назвать то, как пытался поспеть за Витэром и не потерять Джиллини по пути. Почему-то казалось, что бросать ее в чаще не только неправильно, но и преступно, хотя это он находился на чужой планете в совершенно незнакомых условиях, а не госпожа глава колонии, знающая здесь каждый куст. Поначалу Джиллини пыталась, подслеповато щурясь, высматривать дорогу, потом позволила Рокотову вести, лишь тихо ругаясь сквозь зубы, если спотыкалась о какую-нибудь корягу.

Витэр не оглядывался на них, шел вроде и неспешно, но почему-то догнать его все никак не удавалось. Максимальное расстояние, на которое сумел приблизиться Рокотов, едва ли составляло меньше десяти шагов.

Джиллини наступила на острый сук, выругалась и попробовала упасть, Рокотов ухватил ее за талию и вынужденно остановился. Витэр, словно почувствовав их заминку, притормозил возле поросли кустов настолько мощной, что даже Рокотов не различал отдельных веток, а видел лишь стену непроницаемой, колышущейся мглы.

Подул резкий ветер. Он налетел сзади, продрал до костей, взметнул длинные волосы Витэра темными крыльями. Он поднял руку, прикасаясь подушечками пальцев к тьме и неожиданно пропал.

Рокотов глазам не поверил. Он мог поклясться: Витэр не проламывался сквозь кусты, даже не шагнул в них, просто растаял в воздухе.

— Пойдемте, госпожа Джиллини, — потребовал он.

Тьма, вопреки опасениям, не рассеялась при их приближении, а наоборот, будто сделалась гуще.

— Вы видите то же, что и я?

— Я слепа, как летучая мышь!

Рокотов фыркнул. Сам он неплохо различал силуэты деревьев, кочки опавшей листвы под ногами, сучья, так и норовящие впиться в подошвы. А вот мгла впереди не являлась даже туманом: абсолютное ничто. Наверное, антиматерия могла бы выглядеть так, да только если бы мельчайшая частица ее появилась в существующей Вселенной, то породила взрыв неописуемой мощи.

Наверное, он вглядывался слишком долго — до обмана зрения. Ничем иным Рокотов не сумел бы объяснить золотую искру, неожиданно вспыхнувшую перед глазами. В спину словно бы толкнули, и он машинально поднял руку, не позволяя себе упасть. Кончики пальцев закололо, а потом будто обдало жарким дыханием. Влажный язык прошелся по ладони и запястью, по глазам резануло ярким светом, заставив зажмуриться.

Пару ударов сердца не происходило ничего, лишь ветер ерошил волосы на затылке.

— Ничего себе… — прошептала Джиллини, и глаза все же пришлось открывать.

Рокотов тотчас сощурился и сморгнул слезы. Состояние было сродни тому, как если бы он вздумал долго вглядываться в черный зев белой дыры, а потом обернулся и узрел сверхновую. Ночь не превратилась в ясный день, но в сравнении с лесной теменью была светлой. За спиной ровными рядами готовых сорваться в бой истребителей застыли стволы. В низинах колыхался туман, а они стояли на вершине невысокого холма, спускающегося вниз на пологий берег. Если новые йоркцы называли это место Гибельными болотами, то они мало что понимали в болотах вообще.

Картина, представшая перед ними, казалась идиллической даже Рокотову, который не любил планеты настолько же, насколько обожал космос. Залитая лунным светом поляна, поросшая бирюзовым мхом и белыми ночными цветами, поваленный ствол дерева, а дальше — озеро с серебрящейся водой и легким ветром, пробегающим по поверхности мелкой рябью.

«Лунным?! — осадил Рокотов самого себя и вздрогнул. — У этой планеты со дня возникновения не бывало чистых ночей, не говоря уже о таком спутнике!»

— Какая красивая.

Умытое, чистое темно-фиолетовое небо усеивали звезды, а посреди них висела полная луна — слишком огромная, яркая и… сиреневая. Если бы у Нового Йоркшира имелся столь огромный спутник, планете давно настал бы конец. Они бы либо столкнулись, либо вращались вокруг общего центра тяжести, уничтожив все живое на поверхности. Однако вовсе не это взволновало Рокотова, а то, что даже самого маленького спутника у Нового Йоркшира не имелось и в помине!

Еще сильнее он изумился, увидев на горизонте вторую восходящую луну — бледную, нежно-голубого оттенка, а за ней — еще одну, розоватую.

— Но это невозможно! Вы тоже видите?

— Наконец-то вижу, — заметила Джиллини.

— Но у Нового Йоркшира нет спутников!

— Обман зрения, командор, — она пожала плечами. Болота выделяют газы, как и деревья. Поднявшись в атмосферу, они могут принимать различные формы.

Рокотов уже открыл рот, чтобы возразить, когда бледно-голубая луна неожиданно замерцала и развалилась на две половинки, а затем рассеялась в воздухе, словно ее и не было. В ушах зазвенело и, показалось, за спиной кто-то заливисто рассмеялся. Голос точно не принадлежал спутнице, и Рокотов решил не оглядываться и не переспрашивать, слышит ли та: констатировать признаки начинающегося синдрома космопроходца он пока не считал себя готовым.

— Витэр ушел вперед, надо бы его догнать, — сказал он.

— Да, давайте спустимся, — согласилась Джиллини.

— И это, по-вашему, Гибельные болота? — спросил он, когда они достигли поляны. — Мне кажется, это всего лишь лесное озеро.

— Вы ошибаетесь, — сказала Джиллини. — Болота опасны именно тем, что очень красивы. Неужели вы думаете, дети стремились бы в ужасное место в чаще леса со скрюченными корягами, ряской и жабами размером с овец?

Рокотов передернул плечами. Он хорошо относился к животным. На «Айзе» при камбузе жил самый настоящий кот, подобранный в каком-то — уже и не вспомнить названия — космопорту. Однако земноводных и насекомых недолюбливал.

— В таком случае надо найти вашего друга раньше, чем он попадет в трясину, — заметил он.

— Не думаю, будто подобное возможно, — сказала Джиллини, присаживаясь на поваленный ствол. Из рассохшегося дупла вылетела стайка белокрылых мотыльков и понеслась к цветам. — Он скорее рассердится, узнав, что мы последовали за ним. Я сильно удивилась, когда он не сказал решительное «нет» в ответ на ваше намерение преследовать его.

— Однако вы не остались в лесу и не вернулись к камню, а предпочли идти со мной, — напомнил Рокотов.

— А как вы представляете себе возвращение? Я, бредущая едва ли не на ощупь? Ночью? Подсвечивая дорогу карманным фонариком, в неизвестном направлении? По лесу, который вовсе не так необитаем, как хотелось бы?

Словно в подтверждение ее слов гладь озера вздыбилась, явив острый спинной плавник какой-то то ли рыбы, то ли земноводного. Размер твари впечатлял.

— Большинство хищников ведут ночной образ жизни. Человек не вхож в их пищевые цепочки, но вы ведь сами понимаете, что способен натворить голод, и уж точно знаете: там, где животное не тронет двоих, может напасть на одиночку.

— Откуда бы? Для меня опасность от хаотически движущегося болида представляется в миллион раз сильнее, нежели вот от этого монстра, — Рокотов указал на снова спокойную водную гладь. — Простите, что потащил за собой.

Конечно же, он понимал всю глупость и недальновидность своего поведения, однако любопытство и инстинкты хором вопили: спеши, узнай, не пропусти, возможно, ты стоишь на пороге самой важной тайны в жизни.

— Извинения приняты командор, — ответила Джиллини, устало улыбнувшись. — А вот ихтио вы точно правильно не испугались, — заметила она. — Это всего лишь болотный сом, он растет всю жизнь потому и кажется монстром, но на самом деле он абсолютно безобиден и питается водорослями и рачками, обитающими в иле.

— Буду иметь в виду, — сказал Рокотов и снова окинул озеро взглядом.

— Идите, если желаете, — предложила Джиллини. — Здесь достаточно светло, удобно и безопасно, к тому же я вооружена.

Рокотов кивнул. До этого кобуры у Джиллини он не заметил, однако это ровным счетом ничего не означало.

Ветер гудел в камышах. Перекрикивались ночные птицы и посвистывали, пощелкивали, свиристели, чирикали насекомые. Сиреневая псевдолуна висела над головой гигантским шаром. Травы пахли так, что Рокотов испугался, как бы не заработать аллергию. Все же ни к чему подобному он не привык. Пришлось остановиться и, выдавив таблетку из контейнера с надписью «Универсально», положить ее под язык. Вот тогда-то голоса, а вернее отзвуки их, Рокотов и услышал.

Первый голос казался скрипом полуистлевшего сука, лишь корой держащегося за ствол и стонущего при дуновении легкого ветерка. Речь Витэра в сравнении с ним чудилась песней.

— Уходи, все равно не исправишь. Не принадлежат те болота сии. — Акцент у скрипучего был странный. Он начинал, но не договаривал некоторые слова, а от шипящих в его исполнении холодок пробегал по спине.

— Ты попрал древний закон, заманив сюда ребенка, Водный.

— Ничего я не нарушал. Один из тво племени выстлал для нее дорогу.

— Отдай. Я разберусь с ним.

— Вначале найди. Только сдается мне, он не послушает тя. Тя — предавшего интересы народа, живущего на планете давно. Тя, зачаровавшего тропы. Тя, забывшего самого ся ради чужестранки, которая слепа и не видит. И хотел бы я знать, почему ты позволяешь ему подслушивать?

Тишина обрушилась мгновенно, словно Рокотова накрыли колпаком или поместили в вакуум, в котором звуки попросту не распространяются. Даже вода, набегающая на берег, делала это абсолютно бесшумно. С минуту он размышлял над тем, повернуть ли назад, однако решил пройти еще немного.

Туман сгустился еще, берег стал мягким, а через некоторое время вернулись звуки: чавканье и хлюпанье под ногами, да надсадный вой какой-то птицы или животного. Страха Рокотов не ощущал, а приметив впереди зеленоватый огонек, похожий на тот, что подсвечивает стандартные дисплеи, прибавил шагу. На воду, затекавшую в следы, им оставляемые, он не обращал внимания, и уже почти поверил, будто отыскал пропавшую девочку.

— Видящие, но сомневающиеся, да слепцы принимающие. Вертится-вертится круг, по нему движется колесо. Множество у него спиц, нить позади тянется… — Эти слова Рокотов слышал и раньше, только не предавал им значения, лишь сейчас они обрели четкость и сложились в подобие уродливой песенки, не имеющей никакого ритма. — Видящие, но сомневающиеся, да слепцы принимающие. Вертится-вертится круг, по нему движется колесо, — вытягивал певец, не обладающий ни слухом, ни голосом. Однако несмотря ни на что, Рокотов внимательно вслушивался и все ускорял шаг. — Множество у него спиц, нить позади тянется.

— Стоять!

Ноги остановились сами, прежде чем на плече сжались холодные стальные пальцы. Рокотов удивился. Он обычно был не склонен исполнять чужих приказов, особенно отдаваемых невесть кем, однако тело ему, похоже, больше не подчинялось.

— Вертится-вертится круг…

Он посмотрел вперед и вздрогнул. То, что он принял за дисплей, оказалось огромным светящимся глазом неведомой твари, а вокруг него по темным кочкам прыгало уродливое существо со скрюченными ножками и ручками и вытянутой челюстью.

— Нельзя вслушиваться: зацепит и приманит, — сказал Витэр.

Если бы тело не отнялось, Рокотов, должно быть, сел бы прямо в грязь: у него попросту подкосились бы ноги. Тот, кто стоял рядом и держал его за плечо, человеком не являлся. Не затапливает радужка белки у представителей хомо сапиенс, и зрачки у них ни в коем случае не вытянутые, словно у кошек или змей. Черты заострились, бледная кожа источала голубоватое сияние, а темные волосы, которые Витэр распустил, казалось, двигались по своему усмотрению, а не подчиняясь дуновению несуществующего ветра. Впрочем, Рокотова поразило почему-то даже не это, а переливающаяся в неверном свете корона, созданная будто из крошечных алмазов.

Рокотов готов был поверить в инопланетянина-гуманоида, представителя древней, так и не вышедшей в космос расы, в киборга, сотворенного по спецзаказу какого-нибудь эстета-извращенца, даже в собственные галлюцинации. Однако последние не могли подкинуть ему образ принца или короля.

— Я где-то испачкался? — саркастически хмыкнув, спросил Витэр.

— Что-то у вас не то… с волосами, — ответил ему Рокотов.

— Растрепался. Ничего страшного, — едва заметно улыбнулся тот и качнул головой. Корона вздрогнула и поплыла по воздуху, зависла на несколько мгновений и распалась на капельки влаги.

«Обман зрения», — подумал Рокотов.

— Бывает, — согласился с ним вслух Витэр.

Когда Рокотов вновь глянул на уродца, ни того, ни гигантского глаза больше видно не было. Наверное, он видел ничем не примечательного жителя болот. Существуют же рыбы-удильщики? Почему бы на Новом Йоркшире не появиться такому земноводному?

— Вы намеревались искупаться, Максим Рокотов? — поинтересовался Витэр и отпустил его плечо.

Рокотов хотел возразить, что постоянно шел по берегу, откуда бы взяться трясине? Но именно в этот момент под ногами хлюпнуло особенно громко. Ботинок погрузился в медленно проседающую почву по щиколотку.

— Нет, не собирался.

Пока он говорил, ноги утопли еще немного, а внутрь обуви потекли ручейки ледяной воды. При этом Витэр по-прежнему стоял на твердой почве.

— Раз так, то не медлите, — посоветовал он.

Легко сказать! Рокотов попытался вытащить ногу, но лишь увяз сильнее.

Витэр устало вздохнул и протянул руку. Стоило ему вновь коснуться плеча Рокотова, как в подошвы ударил твердый камень и буквально вытолкнул наверх, лишь промокшие ноги свидетельствовали о том, что случившееся — не выдумка и не бред.

— Смотрите, не заболейте.

— Обойдется, — ответил Рокотов и душераздирающе чихнул.

Звенящий смех повис в воздухе, но Витэр точно не смеялся.

— Вы нашли девочку?

— Кого?..

— Лиру!

— Это не совсем девочка, — начал Витэр, но сам себя оборвал. — Нет, увы. Но найду, когда сумею отыскать соблазнителя на ночные гуляния.

— Можете на меня рассчитывать, — заявил Рокотов раньше, чем подумал, что следовало держать язык за зубами.

— Буду, — кивнул Витэр. — А где Джил? Осталась в лесу?

— Госпожа Джиллини отдыхает на поваленном стволу дерева на живописной полянке в окружении бабочек и цветов.

Еще мгновение назад Рокотову казалось, будто он привык к неправильному внешнему виду Витэра, но тут нечеловеческие глаза полыхнули синим. Сердце упало и забилось где-то в пятках. Если бы он мог, то припустил бы со всех ног в самый центр топи, лишь бы не оставаться с этим существом рядом и дальше, однако Витэр крепко держал Рокотова за руку, а потому тело не подчинялось.

— Если ее забрали, ты будешь умирать самой медленной и страшной из возможных смертей! — и ведь Витэр нисколько не угрожал, он просто ставил в известность.

— Тогда, может быть, мы поторопимся? — бросил Рокотов сквозь плотно стиснутые челюсти, как можно тише, не выдавая охватившей его дрожи.

— Ты хочешь ускориться, человек? — прошипел Витэр. — Да будет так!

Он пошел — неспешно и величаво, разве совсем на немного увеличив ширину шага. А вот Рокотов побежал. Наверное, со стороны они представляли собой презабавное зрелище. Рост у них был один, телосложение — очень схожее и при этом один другого никак не мог догнать. Рокотов не пренебрегал нагрузками в спортзале, занимаясь при повышенной силе гравитации, но точно не на скоростях, когда трава и ряска сливаются перед глазами в пестрый зеленый ковер.

К счастью, очень долго это не длилось: полминуты, вряд ли дольше. Колени подломились, стоило лишь Витэру отпустить.

— Я же говорил… — начал Рокотов и осекся.

Джиллини по-прежнему находилась на поляне: в полном здравии и в приподнятом настроении. Вряд ли, если бы ей было плохо, она танцевала в лунном свете, перебегая от цветка к цветку, словно возомнив себя большой бабочкой. Но при этом и видеть главу колонии обнаженной было несколько странно. В неверном свете псевдолуны ее смуглая кожа отливала бронзой, темные окружности сосков и рыжеватые волосы на лобке так и притягивали взгляд. Сопротивляясь невольному желанию, Рокотов заглянул в ее лицо, и ему стало не по себе окончательно. Абсолютно счастливое безумие исказило до неузнаваемости ее черты. И так довольно привлекательные, сейчас они казались прекрасными и уродливыми одновременно.

— Надо как можно скорее увести ее отсюда, — проговорил Витэр и двинулся вперед, но не тут-то было. Скрюченный сук, усеянный острыми шипами в палец длинной, преградил ему дорогу. Рокотов оказался проворнее и, поднырнув под ветку, устремился на поляну.

Справа на периферии зрения возникла черная тень. Рокотов, не тратя время на осознание опасности, отклонился в сторону, и колючая коряга рухнула возле его ног с глухим стоном.

— Да какого…

— Не останавливайся! — Витэр стоял в самой настоящей клетке из сучьев и шипов. Черную древесину он крошил руками, то ли забыв о ноже, висящем у него на поясе, то ли зная, что тот окажется бесполезным. Ладони он выпачкал в красном соке или в собственной крови.

Рокотов пригнулся, пропуская очередную шипастую ветку над головой, нашел взглядом Джиллини и поспешил к ней. Первые мгновения он удивлялся своей выносливости: после того, что устроил ему Витэр, следовало лежать не меньше суток. Однако тело повиновалось идеально, мышцы горели, требуя движения, а дыхание и не думало срываться. Беснующиеся вокруг ветви, коряги, лианы — он не знал, как назвать их, — Рокотов проходил словно поток астероидов. Принцип действий оставался неизменным: поймать ритм и понять систему движения, а затем направить корабль по одной из безопасных траекторий, вовремя отклоняясь. Вся разница — вместо корабля собственное тело, но так даже проще, по крайней мере, сейчас.

Он не успел вовремя сбавить скорость, а потому сбил Джиллини с ног. Они покатились по траве. Рокотов оказался сверху, глянул на Витэра… и не увидел. Там, где он стоял, шевелился клубок даже не сучьев, а черных змей. Резко пахнуло пряными травами, в носу засвербело, а голова стала легкой-легкой и звенящей. Джиллини смотрела на него совершенно пустым взглядом и улыбалась чему-то своему, никак не связанному ни лично с Рокотовым, ни с происходящим. А затем безумие настигло и его: ничем иным не вышло бы объяснить, почему он наклонился и поцеловал ее в губы.

Далее он плохо помнил. Руки Джиллини обрели невероятную силу и стиснули плечи. Рокотов не сумел бы освободиться, даже захоти он этого: если бы ему в голову пришла удивительная и странная мысль отстраниться. Где-то в глубине души теплилось удивление: ведь ему давно уже не сопливые двадцать лет. Он и забыл, когда хотел кого-то так же неистово и страстно, а ему отвечали с такой взаимностью и готовностью. Нет. Не забыл. Он никогда ничего похожего не испытывал ни к кому на свете, и пусть происходящее — бред, сон, действие каких-либо дурманящих веществ или что-нибудь в этом духе, прекращать он не желал, как не хотела и Джиллини.

В конце концов она оказалась более решительной. Они снова покатились по траве, и на этот раз Джиллини оказалась сверху, стиснув его бедра, словно электромагнитные тиски, удерживающие на верфях космические корабли.

Дыхание срывалось. Сила тяжести на Новом Йоркшире была меньше земной, но звездопроходчику все равно становилось несладко. Человеческий организм привыкал к космосу практически мгновенно: какие-то три дня в невесомости, и сердечный ритм становился медленнее, а мышцы атрофировались за ненадобностью. И никакая искусственная гравитация на самом деле не спасала, физические упражнения лишь позволяли не становиться амебой при спуске на какую-нибудь планету — не более.

Любовь в невесомости прекрасна и легка, в планетарных же условиях — скорее мучение: постоянное напряжение, выброс эндорфинов и адреналина (недаром многие стационы во всех возможных смыслах кончали сердечными приступами). Однако сейчас и здесь Рокотову хотелось именно этой необузданной, на пределе резервов страсти с женщиной, которую он знал всего несколько часов и точно не собирался тащить в постель.

Разрядка накатила на него душным опустошением. Джиллини отклонилась назад, выгнулась, мазнув кончиками волос по его коленям. Она казалась невероятно красивой сейчас, даже прекрасной. Любил ли ее Рокотов? Он не знал. Хотел — однозначно. Наверное, испытывай он искренние чувства, не смог бы отвести взгляда, услышав подозрительный шум. Однако он тотчас повернул голову — вовремя, чтобы увидеть, как разлетаются сучья-змеи. Внутри образованного ими клубка словно родился маленький фотонный взрыв. Все поглотила яркая вспышка, а затем — тьма, с которой не сравнится даже самый пустой сектор космического пространства, только дыра, прозванная предками «белой». А потом в центре нее появился светящийся силуэт, похожий на человеческий, но слишком вытянутый. Постепенно силуэт менялся: будто усыхал в росте. Его сияние меркло. Рокотов дважды моргнул и увидел Витэра в той самой страшной ипостаси, с радужной короной, запутавшейся в темных волосах. Его глаза горели слепящим ртутным блеском — яростью, смешанной с ненавистью и… чем-то еще, совершенно неправильным и едва ли не омерзительным.

В следующий миг на периферии зрения что-то мелькнуло, и Рокотов отвернулся. Витэр, несомненно, был опасен, однако он стоял достаточно далеко, а подозрительно извивающаяся коряга находилась близко. Кажется, кто-то закричал, но Рокотов не разобрал слов. В космосе, которым он жил и дышал, не имелось звуков, потому и сейчас на этой поляне со странными тварями, его окружающими, не существовало зряшных колебаний воздуха — только время, которое, увы, стремительно истекало.

Скрюченное нечто прыгнуло, на мгновение зависнув на фоне ненормально огромной сиреневой луны. Псевдолуны, конечно же, хоть подобное и неважно. Оно собиралось проткнуть Джиллини насквозь: вошло бы в районе поясницы, вышло бы через живот. Наверное, Витэр пытался воспрепятствовать этому. По крайней мере, Рокотов видел вскинутую руку. Жаль, в длинных пальцах не заметил ни ножа, ни лазера, ни обыкновенного планетарного огнестрела. У Рокотова оружия тоже не было, зато он мог перекатиться, заслоняя Джиллини собой.

Спину обожгло, и это было последним, что он запомнил.

7

Народу на астрофизике и навигации, как и обычно, присутствовало немного. Половина нижних мест пустовала, а на верхних расположился только он. Почему-то курсанты любили морочиться на тему прозвания летучими мышами, потому в аудитории, предназначенной для нескольких потоков одновременно и оборудованной сидячими местами по всему периметру, предпочитали условный низ. Рокотов же, наоборот, сидел преимущественно на потолке.

«Мурселяго, говорите? Ну так не завидуйте», — говорил он.

Огромнейший плюс подобного положения он заметил на первом же курсе: зрение с легкостью подстраивалось под перевернутую картинку. Очень скоро Рокотову стало чихать на то, видит ли он текст вверх тормашками, сбоку или в нормальном положении. Он мгновенно схватывал суть написанного, а это сильно помогало на зачетах и экзаменах, когда очередной проверяющий клал перед собой конспект с лекциями и задавал по нему вопросы.

— Грубо говоря, белая дыра — полная противоположность черной, — говорил профессор. — Первая — то место, куда можно попасть, но откуда нельзя выйти; из второй, соответственно, можно выйти, но никогда нельзя вернуться в нее. Черные дыры стационарны, их можно наблюдать на одном и том же месте в течение долгого периода времени. Белые же представляют собой мгновенный выброс материи и света. Именно по этой причине ученые долго не могли зафиксировать их наличие. Несколько веков те существовали лишь на бумаге в виде формул и вычислений.

— Теория большого взрыва, — сказала красотка с первого ряда. Рокотов давно положил на нее глаз, но пока не находил повода для знакомства. На правом лацкане форменного пиджака огненно-рыжая прелестница наколола значок лиги «Ас» — нового молодежного движения, выступающего за асексуальное поведение и запрет гомо— и гетеро— половых отношений до пятидесяти лет. Они отвергали гормональное влечение, а Рокотов в свою очередь не желал открывать перед кем-либо душу. В космолетку он поступил с конкретной целью, обозначаемой двумя словами: дальняя разведка. А подспудным, но неимоверно сильным желанием являлся быстрый выход из-под опеки биологических родителей, повернутых на идее воплощения в детях всего, самими не достигнутого. До совершеннолетия Рокотов терпел, после — приложил все усилия для того, чтобы перестать существовать в навязываемом ему мирке, проживая жизнь по чужому сценарию.

— Многие ученые выдвигают гипотезу, по которой вся окружающая нас Вселенная образовалась в результате мгновенного выброса белой дыры, — согласился профессор.

— Значит ли это, будто мы — всего лишь пришельцы из иного мира? — спросил еще кто-то — бледный хилый очкарик, явно пренебрегающий обязательной физической подготовкой. Рокотов и сам не горел желанием спускаться на планеты и общаться со стационами, но предпочитал выглядеть хорошо, соответствуя классическим человеческим канонам спортивного телосложения, а не бледной немощной соплей в скафандре.

— Это слишком смелое предположение, молодой человек. Теоретически иные вселенные существуют. Точно так же можно утверждать и реальность параллельных измерений. Однако сложно представить, что люди одного измерения или вселенной колонизировали иные вселенные или измерения, подобно тому как человечество — планеты и звездные системы. Дерзкое… очень дерзкое предположение, — добавил профессор, — однако не лишенное смысла в связи с тем, что еще сравнительно недавно мы и не помышляли о выходе за пределы своего маленького мирка. Многие люди и сейчас обособляются, не желая принимать и исследовать ничего нового, — он выдержал долгую паузу и все же сказал: — в отличие от вас, мои драгоценные мурселяго.

По аудитории прокатился нестройный хор хохотков.

— На сегодня — все. Можете быть свободны, — профессор развел руками, словно пытаясь обнять всех своих замечательных студентов. — Курсант Рокотов, задержитесь.

«Ой… как же некстати!»

Рокотов вздохнул, поднялся, встал на скамью, а затем и на стол, присел и, как следует оттолкнувшись от поверхности, прыгнул, задавая своему телу необходимый толчок. Главное, чтобы хватило силы инерции преодолеть точку нулевой гравитации, иначе вместо эффектного маневра выйдет пшик, в результате которого его придется спасать из затруднительного положения (болтания известной субстанции в невесомости). Конечно, можно просто пройти к кафедре — там потолок и пол сходятся до расстояния двух метров, поменять положение в пространстве оттуда проще (вообще-то, трапециевидная форма аудитории для того и разрабатывалась) — но с каких пор отважные косморазведчики пасуют перед трудностями?

— Ох, Рокотов-Рокотов, — покачал головой профессор.

Маневр удался на славу. В нулевой точке гравитации Рокотов раскинул руки, совершил полусальто, гася излишнее ускорение, и плавно опустился на пол между рядами скамей и столов.

Перед смертью не надышишься — утверждала древняя земная мудрость. Однако он все равно откладывал момент своей казни. В деканате уже месяц требовали сдать зачет по основам медицины. Предмет был так себе по сложности. Сам Рокотов уже знал его на уровне первокурсника медучилища и мог с закрытыми глазами нарисовать человека со всеми его артериями, венами и органами. Но совершенно не представлял, как сдать предмет, если экзаменатором является старый друг матери, которому та всю плешь проела на предмет не пускать сыночку в дальний космос.

— Я решил побыть послом доброй воли, курсант Рокотов, потому как вам еще предполетную медкомиссию проходить, а для этого нужны железные нервы. Ваш запрос…

«Отклонен» готов был услышать Рокотов, но профессор сказал иное:

— Удовлетворен. Вы можете сдать предмет другому экзаменатору.

— То есть… спасибо! — воскликнул он.

— Не мне «спасибо», а адмиралу Орлику, — фыркнул профессор и улыбнулся совершенно не своей улыбкой, а какой-то странной, перекошенной и надменной.

— А ведь это со мной уже было… — проговорил Рокотов.

Профессор засмеялся не своим смехом, а потомволосы у него на голове порыжели, а глаза позеленели до цвета едва вылезшей из земли травы. Рассмотреть его лицо Рокотов не успел: профессор достал из кармана зеркало и направил на него. Отражение отсутствовало, лишь серый туман медленно образовывал воронку. Она начала двигаться, засасывать внутрь. Рокотов противился ей, как мог, пятился, несмотря на скользящие по полу подошвы. Иногда ему даже удавалось увеличить расстояние. Кажется, бывший профессор удивлялся и злился, шипел и что-то выкрикивал, однако, как и на поляне, не удавалось разобрать ни слова.

— Ты не из нас, — все же пробился к нему голос профессора. Он говорил с незнакомым акцентом, странно растягивая шипящие. — Но будешь нашим…

Рокотов дернулся и… открыл глаза. Перед ним качался бревенчатый потолок.

— Как вы себя чувствуете? — Витэр отложил книгу и внимательно посмотрел на него.

Обычный усталый человек. Очень высокий для стациона. Со скуластого загорелого лица с правильными чертами смотрели серо-зеленые глаза. Волосы — темно-каштановые, а вовсе не иссиня-черные, как казалось ночью — слегка вились. Витэр завязывал их в конский хвост. Самый обычный комбинезон на нем сидел слегка мешковато.

— Неплохо. Что произошло? — Рокотов и так прекрасно все помнил, но ему хотелось знать официальную версию.

— Вам стало плохо в лесу.

«Так банально и просто», — подумал Рокотов, стараясь не усмехнуться. Судя по всему, собеседник полагал, будто он ничего не запомнил или с удовольствием поверит в сказочку про обморок и бред. Первым желанием было разозлиться, но, пожалуй, неразумным. Вряд ли разобраться с Витэром будет проще, если на него наорать или обвинить невесть в чем.

— В лесу?

— Как только вы с Джил сошли с тропинки, — уточнил он. — Очень глупый поступок, надо бы сказать. К слову, я не представился.

Рокотов удивленно поднял брови и лишь затем сообразил, что действительно: если он упал в обморок до появления этого типа, то и имени знать не может.

— Виллэр. У меня неподалеку ферма, однако я сотрудничаю с местными и оказываю услуги врача.

Рокотов кивнул, стараясь не выказать досады. Этого человека должно было звать Витэр, а никаким не Виллэром.

— Все законно, у меня имеется сертификат об образовании, — Витэр-Виллэр по-своему воспринял выражение его лица.

— И в нем тоже стоит всего одно имя? — поинтересовался Рокотов. Космос воистину огромен, и в свое время он сталкивался с двойными, тройными, четвертными именами и фамилиями, отчествами по матери или отцу, двоичными и буквенными кодами, даже сериями, но никогда не с одним единственным то ли именем, то ли фамилией, то ли кличкой.

— Именно так, — он растянул губы в вежливой улыбке. — Такова особенность моего рода.

Древнее слово насторожило, но Рокотов предпочел не подать вида.

— Вы не с колонистами прилетели, — заметил он. — И вы не стацион.

— А вы наблюдательны, — тонкие губы сложились в слегка высокомерную улыбку, однако развивать тему Витэр счел излишним.

— Мы искали… — Рокотов споткнулся на именовании девочка или мальчик, как недавно сам Витэр, — ребенка.

— Ребенка?! — удивился тот.

— Лиру, — припомнил имя Рокотов.

Собеседник досадливо поджал губы, видимо, об этом Рокотов тоже должен был забыть.

— Нет… не нашли, но найду, — пообещал он.

— Найдете? — Рокотов сел на постели. — Даже взрослый, оказавшись ночью в лесу и выйдя к болоту, вряд ли доживет до утра. Я не упоминаю о том, что Лиру искали несколько человек, а тут вы в одиночку…

Он ждал, что Витэр разозлится. Возможно, сделав это, он явил бы Рокотову свою нечеловеческую ипостась. Тогда удалось бы отбросить собственные неприятные мысли о прогрессирующем синдроме космопроходца.

— И… тем не менее, — Витэр остался спокоен.

— Замечу, любая гибель человека в колониях или космосе должна быть расследована, — ухватил еще один козырь Рокотов. — Будучи представителем власти…

— Гибели не произошло, — твердо сказал Витэр.

— Увижу — тогда и поверю.

— Приезжай, — чуть ли не сквозь зубы вымолвил Витэр, поднялся и вышел.

Не слишком вежливо с его стороны, к тому же он явно разгадал «игру».

— Ну и пусть, — решил Рокотов и потянулся за книгой — древней, потрепанной. Такой место в музее.

Печатные издания вымирали с тех пор, как человечество додумалось до электронных носителей, однако каждый раз находились энтузиасты, любители старины и древностей, коллекционеры и обычные люди, предпочитавшие бумажное слово и шелест настоящих страниц. Они встречались и среди стационов, и среди звездопроходцев.

С пожелтевшей страницы на Рокотова смотрел замысловатый рукописный шрифт. «Легенды Древней Земли. Рисунки пустыни Наска. Аномалия Бермудского треугольника. Города доинковской эпохи. Эльфы туманного Альбиона».

— А вот и вы… — Он тихо выругался и открыл оглавление.

До вечера его никто не беспокоил. Пару раз заходил Стив, приносил еду, однако ничего интересного выведать у него не вышло. Группа, в которую тот входил, прошлялась по лесу до утра. На рассвете люди добрались до болота, поорали, да и вернулись. Джиллини весь день прочесывала территорию с воздуха, и Рокотов трусливо порадовался о переносе сложного во всех отношениях разговора на потом.

— А где находится ферма врача, который со мной сидел? — поинтересовался он.

— Так у холмов, — пожал плечами Стив. — В гости собрались?

— Угу, — кивнул Рокотов. — Отвезешь?

Стив цокнул зубом и качнул головой.

— На телеге не проедешь. Пешком далековато, — пробормотал он.

— Флайер возьму, только направление наметь.

— На полпути разве что, — задумчиво проговорил Стив. — Жаль, вы без приглашения.

Рокотов удивленно хмыкнул. Он ни разу не встречал мест, над которыми не смог бы пролететь флайер. Малое судно являлось универсальным транспортным средством, более того, практически неубиваемым и с малым энергопотреблением.

— Отчего же без приглашения? — протянул он. — Не далее, чем нынешним утром, мне сказали «приезжай», что это, если не оно?

— Ну тогда другое же дело! — Стив воссиял чуть ли не новорожденной звездой. — Мы нескольких коньков держим, так они дорогу знают, быстро домчат.

Слово «конек» никаких положительных ассоциаций не вызвало. Памятуя же о телеге и некоем завре, ее тащившем, несложно делался вывод о том, что и «конек» окажется вовсе не лошадью, а неведомой зверушкой или вообще птеродактилем: судя по заверениям Стива, перемещались неизвестные создания быстро, а лететь всяко удобнее, нежели тащиться по дороге или пробираться между древесными стволами.

— Нет, благодарю, но я лучше на флайере.

Джиллини навестила его поздним вечером. Рокотов как раз успел прикончить треть книги, дочитав про Дикую охоту, и придумать компромисс, касающийся безумного приключения. Близость меж ними случилась явно неожиданно, но с согласия и повлекла за собой взаимное удовольствие, посему, если госпожа Джиллини не станет подавать в суд, то и Рокотов не отправит встречного иска. Все же в абсолютно равноправном обществе имелись свои плюсы. Еще какое-то тысячелетие назад мужчин считали априори виновными в большинстве преступлений, основанных на сексуальной почве. Бедные предки!

— Удачно прокатились?

— Нет, — Джиллини качнула головой.

— Какие шансы у ребенка на болоте?

— Лире тринадцать и она…

«Она», — машинально отметил Рокотов.

— Я не знаю, — всплеснула руками Джиллини. — Вы начнете расследование?

— Непременно. Что касается нас с вами…

Джиллини нахмурилась.

— В смысле? — переспросила она.

— Произошедшего в лесу.

— А… — она усмехнулась и махнула рукой. — Пустяки, господин Рокотов. Вы не столь и тяжелы, так что я легко донесла вас до дороги, тем более, мне помог…ли.

— Витэр? Мы уже пообщались.

Джиллини удивленно распахнула глаза, а затем поднесла к губам подушечку указательного пальца и зашипела.

— Не понял, — Рокотов неплохо знал язык жестов, но сейчас хотел беседовать словами через рот.

— Он не любит произнесения этого имени просто так. Удивительно, что вообще представился вам, — понизив голос, произнесла Джиллини. — В общем, вы правы. Именно он и помог, а потом вызвал телегу, — она покачала головой. — И я, конечно же, пожалею вашу репутацию. Некоторым мужчинам ведь очень не нравится быть спасенными.

Рокотову на самом деле было плевать, особенно если она намекала на гендерные различия. Волновало сейчас его совершенно другое:

— Кто он?

Джиллини повела плечом:

— Человек, как и мы с вами, но гораздо больше знающий об этих лесах и земле.

— Из чего я делаю вывод, будто, когда вы прилетели, Витэр уже жил здесь.

— Зовите его Виллэром или хотя бы Вилл, пожалуйста.

— Словно он способен услышать, — усмехнулся Рокотов. Джиллини, однако, шутку не поддержала. На ум пришло, как она позвала Витэра в лесу, и Рокотов сдался: — Хорошо, как скажете. Я в долгу перед вами.

— Ай, пустое, — сказала она, улыбнувшись. Похоже, воспоминания о лесе вызывали у нее хорошее настроение. — Разве только будете позволять мне именовать вас мурселяго. Просто так, в качестве дружеской шутки.

— Идет.

Еще вчера Джиллини с ним не заигрывала и не проявляла радушия. Наоборот: осторожничала и даже оскорбляла. Рокотов абсолютно точно не нравился ей. Сегодня же напротив сидела очаровательная женщина, готовая поддержать, казалось бы, любую тему.

Они проговорили до глубокой ночи, и можно было дать руку на отсечение: Джиллини совершенно не тяготило общение. Она получала от него удовольствие и не спешила уходить.

«Неужели Витэр обладает такой властью над колонистами? И отчего в таком случае он не сумел заставить меня все позабыть?» — подумал Рокотов, когда дверь за ней закрылась.

«Катится… катится колесо», — внезапно донеслось до его слуха. — Катится…

Но подобного не могло быть! Рокотов отбросил в сторону одеяло и вскочил, пока наваждение не развеялось, прислушался. Звуки уродливой песенки были приглушены и доносились из-за плотно прикрытой двери, ведущей в ванную. Не медля ни секунды, Рокотов вошел в нее и…

Зеркало — к счастью, небольшое, овальное, расположенное над раковиной — показывало совершенно неправильное отражения. Никогда у Рокотова не было рыжих волос и зеленых глаз. Он, как и все подростки, экспериментировал с внешностью в соответствующем возрасте, но никогда столь радикально. За спиной неправильного отражения клубился туман. Из него временами проступали лестницы из черного металла, ведущие из ниоткуда и уводящие в никуда.

— Вертится-вертится круг, по нему движется колесо… — проронило отражение и неожиданно спросило: — Тоже решишь, будто болен?..

Рокотов мотнул головой.

— Одни принимают, не видя. Другие видят, не принимая, — проронило отражение и взмахнуло рукой.

Туман исчез, за его спиной встала сиреневая луна… псевдолуна!

— Вздор! — ответило отражение его мыслям. — Но тебе проще думать рационально, чем предположить…

— Предположить, что?..

— Теоретически иные вселенные существуют. Точно так же можно утверждать и реальность параллельных измерений, — произнесло отражение голосом профессора из сна, и Рокотова прошил холодный пот.

Он мгновенно развернулся, чтобы уйти, и застыл. Сердце в груди упало. Дверь, конечно, никуда не делась. Она висела в воздухе, прямо посреди рассветного неба, а вокруг простиралась поляна с изумрудной травой.

— Но, конечно же, гораздо проще все валить на умопомрачение, — с этими словами некто сжал плечо Рокотова.

— Было бы проще, я и свалил бы, — прошептал Рокотов, пока не оборачиваясь. — Так значит, контакт и иное измерение?..

Позади раздался смешок и все же пришлось обернуться. Обернуться, чтобы увидеть…

Смотреть на зеленоглазого Витэра с длинными рыжими волосами было непривычно.

— А сказать словами через рот? — спросил Рокотов.

Витэр покачал головой.

— Это вы говорите… и тем перекраиваете собственную реальность. Я могу лишь показать.

— Ну… покажи, — пробормотал Рокотов. Он решил, что со своей ненормальностью разберется как-нибудь сам и позже, а сейчас желает знать.

— Наконец-то! — Витэр сверкнул глазами, которые тотчас затопила синева. Он тряхнул головой, возвращая волосам иссиня-черный цвет, в них заблестели капли воды, сформировав корону, а потом пространство вокруг изогнулось и выкинуло их обоих.

…Просторный каменный зал больше напоминал пещеру. Впечатление усиливали многочисленные чадящие факелы, развешенные на стенах. Гарь лезла в нос, однако она, как оказалось, была еще не самым худшим. Запах немытого человеческого тела всегда вызывал у Рокотова рвотные позывы.

— Мы здесь ненадолго, потерпи, — произнес Витэр («Он ли?» — усомнился Рокотов) у самого уха, неожиданно сильно обвив его за пояс рукой.

— Руку убрал…

— Иначе ты не поймешь ни слова, — фыркнул снова рыжеволосый и зеленоглазый Витэр.

Рокотов дернулся, но с тем же результатом мог пытаться в одиночку сдвинуть флайер.

— Сие их земля и их реальность, словесами творимая, — донеслось с того конца огромного зала.

Рокотов мог поклясться, что язык ему неизвестен, да и сама фраза… Смысл сам вкладывался в голову, транслировался с помощью чужой воли…

— Вот видишь?.. — прошептал Витэр.

— Сложно поработить того, кто не верит в реальность господина… воистину, присно и вовеки веков… — произнес некто.

— Кто это? — спросил Рокотов и получил ответ, который ни о чем ему не сказал: — Король…

— Человек?..

— И да и нет, — неопределенно ответил Витэр. — Иногда нужно попросту пройти в чужой мир, чтобы стать и его частью. Однако не все подобное понимают, не так ли.

— То болото в лесу?.. — здесь и сейчас не хотелось сомневаться. Для раздумий будет совсем иное время и место, а сейчас следовало задавать вопросы. — Мы с Джиллини вошли в ваше измерение?

— Прыткий какой, — произнес Витэр и прихватил губами за мочку уха. — Сам как думаешь?

— Никак.

— Пф… Сложно с тобой.

В следующий миг прямо из каменных стен полезли черные сучья, очень похожие на те, которые атаковали на болоте. Рокотов напрягся, машинально коснулся пояса, но оружия, конечно же, не обнаружил. Рука дотронулась до голой кожи.

— Какого?..

— А это чтобы ты не решил, будто вокруг сплошь твои фантазии. Ведь у тебя не может быть именно таких фантазий? — рассмеялся Витэр и поцеловал его в губы.

Рокотов дернулся, попытался отстраниться, но снова не смог, а через пару мгновений и не захотел…

— Обед на столе.

Рокотов вздрогнул и открыл глаза. Он лежал в постели, а Стив уже направлялся к двери.

— Спасибо, — поблагодарил Рокотов, теребя переносицу и пытаясь прийти в себя после бредового кошмара.

— Угу, — буркнул Стив, откашлялся и поспешно вышел.

«Показалось или он действительно избегает на меня смотреть? С чего бы?..» — подумал Рокотов и поплелся в ванную.

Из зеркала на него глядело самое обычное отражение: растрепанное, заспанное и с очень характерными следами у основания шеи.

«Не бред и не кошмар», — понял Рокотов с какой-то смиреной обреченностью. Ему и хотелось бы свалить все на Джиллини, но врать самому себе он счел последним делом.

Из медицинского блока его выпустили только через два дня, снабдив всякими ампулами, датчиками и универсальными таблетками от аллергии, которые Рокотов не собирался принимать. Негоже блокировать аллергены — организм космопроходчика достаточно силен, чтобы приспособиться к новым условиям жизни и не пасовать перед ними.

И вот теперь он стоял у входа в ангар и рассматривал ряд новенькой, нечасто эксплуатируемой техники. Острые носы серебристых быстроходных флайеров, суда на воздушных подушках, сигарообраные капитуляры. Перед рядами отличной современной техники было стыдно. Вся она томилась здесь, тогда как колонисты запрягали в телеги местных завров. Отвратительно! Неправильно!..

Он выбрал ближайший аппарат. В кабине помещалось максимум двое, но Рокотов и не собирался брать пассажиров. Зато на нем удалось бы как двигаться по земле, так и подняться в воздух, а в случае необходимости — и сесть на воду. Пара внимательных и сочувствующих взглядов сопроводила его выезд, но Рокотов предпочел не обратить на них внимания.

Серебристая птица поднялась в воздух, легко повинуясь джойстику, сделала круг над поселением и устремилась к лесу. Серебристые облака толпились в вышине, но Рокотов опасался выходить за их границу. Видеть чистое небо хотелось почти невыносимо, но флайер — не истребитель, да и климат-контроль у него слабый: рисковый пилот мог попросту замерзнуть насмерть.

Первые симптомы сбоя двигателя начались аккурат над Гиблым болотом — и трех километров не пролетел. Пришлось снижаться и выбираться на сушу, отказавшись от намерения поиска пропавшего ребенка неясного пола. Меньше перспективы купания в трясине Рокотова привлекало только падение в эту трясину с высоты десяти метров.

Над лесом флайер будто обрел второе дыхание и приободренный этим Рокотов повел его к предположительному местонахождению фермы Витэра, однако, не пролетев и сотни метров, машина словно натолкнулась на стену. На несколько секунд она зависла в воздухе, а затем плавно опустилась вниз. Все приборы на панели управления сошли с ума. Стрелка высоты показывала так, словно флайер вознамерился покинуть пределы атмосферы. Спидометр зашкаливало то на нуле, то на трехстах километрах в час (максимальная отметка). Часы — в стиле ретро с круглым циферблатом и двумя стрелками — двигались хаотично. Минутная и часовая стрелки возомнили себя секундными и отправились в разных направлениях, то встречаясь, то расходясь. Стрелка компаса равномерно крутилась, а связь попросту отрубилась, выдавая одни сплошные помехи в эфире.

Рокотов выругался и полез из кабины. Ориентироваться в лесу он не умел: определять юг и север по мхам и лишайникам совершенно ни к чему тому, кто бороздит космические дали. Он лишь теоретически знал, что на севере елки гуще (правда, следовало еще разобраться, как эти самые елки выглядят). Впрочем, он не имел представления и о том, в какой стороне расположено поселение. Вроде как вначале летел на юго-восток, но затем несколько раз менял направление. Понадеялся на электронную карту, а та возьми и потухни. Поломка подобного оборудования, обязанного работать даже в аварийном режиме, давно и прочно считалась нонсенсом, однако произошла.

По идее, все выкрутасы приборов должны были записываться черным ящиком и отправляться в центр технического контроля. Если это так, рано или поздно, сюда прилетит спасательная миссия. Нужно лишь дождаться. Вот только уверенности в правильной работе техники больше не было. В голову даже закралась предательская мысль о том, что стационы, возможно, не столь и неправы, доверяя заврам. Конечно же, Рокотов немедленно выкинул ее, но неприятный осадок остался.

— Везет, как утопленнику, — сказал он вслух, обозревая ровные стволы, обступающие практически идеально-круглую поляну. Деревья были странными: черно-белыми, чем-то напоминающими земные березы, вот только черные полосы не прерывались, а вились по стволу. В густой короткой траве прятались крошечные синие колокольчики. Легкий ветерок шелестел листвой, а мягкое солнечное излучение, пробиваясь из-за туч, приятно ласкало кожу, обещая ничем ей не повредить.

Новый Йоркшир, несмотря на мелкие и крупные каверзы, относился к людям много благосклоннее, чем Земля, которую давно уже перестали считать колыбелью человечества. Таковым мог быть разрушенный в незапамятные времена Фаэтон, вертящийся вокруг солнца в виде пояса астероидов, например, или Марс. Излишняя сила тяжести, приводящая к многочисленным болезням и хрупкости костей, ультрафиолет, сжигающий кожу, отвратительный климат везде, кроме экваториальной части — все это на Новом Йоркшире отсутствовало. Рокотов не рисковал замерзнуть или обгореть на солнце даже с его бледной, непривычной к прямому излучению кожей. Более того, он мог пить здешнюю воду и есть… что-нибудь неядовитое (если сможет, конечно, его определить). Пожалуй, основной его проблемой являлось неимение точного направления. Перед глазами так и вставал вид мегаконтинента, засаженного лесами и немногочисленные людские поселения.

— Черная дыра засоси… — протянул Рокотов, присел на корточки и прислонился спиной к теплому боку флайера.

Самым разумным казалось остаться здесь и дождаться помощи, вот только все инстинкты космопроходца вопили о неправильности такого решения. Следовало идти. Причем, немедленно: пока не село солнце.

Резкий стук привлек внимание, Рокотов поднял взгляд и уперся им в крупную черную птицу. Ворон — подсказала память. Такие водились и на земле, и на многих иных планетах. Даже странно, что природа была столь неоригинальна и создала так много похожих друг на друга чернокрылых птиц. Всех воронов отличало темное оперение с отблесками, варьирующимися от зеленого до фиолетового (у ново-йоркширского оно отливало синим), мощный, слегка загнутый клюв, умный взгляд, всеядность и коэффициент отношения мозга к телу, как у человека.

Ворон взглянул на Рокотова, склонил голову набок, обвинительно каркнул и снова постучал клювом по камню.

— Мне только намеков от птицы не хватает, — сказал ему Рокотов. Конечно, нет ничего глупее, чем разговаривать с неразумным существом, но все равно больше не с кем, да и кто увидит отважного звездолетчика за неуместным занятием?

Ворон перестал долбить по камню и посмотрел на Рокотова удивленно и оскорбленно. Человеческие эмоции удивительно легко прочитались на птичьей… вероятно, слово физиономия сейчас подходило лучше прочих. Он перелетел на флайер и вознамерился клюнуть пластиковое стекло.

— Только попробуй!

Ворон каркнул и растопырил крылья, сразу сделавшись больше.

— Летел бы ты отсюда, а? — предложил Рокотов. — Вот эта бесполезная груда железа, как ты утверждаешь, мне всяко дороже язвительной назойливой птицы.

С чего он решил, будто ворон что-либо утверждал, Рокотов понятия не имел, просто внезапно сообразил и все. Ворон, похоже, тоже мыслил своими птичьими мозгами, потому крылья сложил, тяжко (совсем по-человечески) вздохнул и прыгнул в небо.

— Так-то лучше, — сказал Рокотов, покосился на странные стволы деревьев и решил, что остаток этого дня и ночь проведет здесь, а там… как уж получится.

8

Ночь опустилась на лес внезапно, словно некто отключил свет. За пластстеклом кабины, кажущимся сейчас невероятно хрупким, раздавались шорохи, поскрипывания ветвей, вскрики ночных тварей, тихий вой и громкое шипение. В кромешной мгле зажигались огни — то ли глаза животных, то ли люминесцентные представители флоры. Первых Рокотов не особо опасался: пришельцы не входили в пищевые цепочки местных хищников. Вероятность в темноте навернуться в какую-нибудь яму, сломать ногу, напороться на острый сук или размозжить голову о камень была несоизмеримо выше возможности оказаться в желудке некоего плотоядного завра.

Колокольчики, рассыпанные по поляне, светились нежным бело-голубым сиянием, а над ними носились золотые светляки. Один из них сел на пластстекло и показался кем угодно, только не насекомым. Крохотные усики-антенны, венчающие высокий лоб, чуть-чуть шевелились. На кончиках их фосфоресцировал нектар. Крупные миндалевидные глаза с вертикальным зрачком смотрели на Рокотова удивленно и вполне осмысленно. Курносый нос периодически морщился, словно существо пыталось его вынюхать и не могло (при закрытой кабине неудивительно). Худые плечики, тонкие ручки-ножки, золотистая шерстка — именно она и светилась.

«Интересным путем здесь пошла эволюция, — подумал Рокотов. — Создала миниатюрных приматов».

Существо снаружи нахмурилось, словно попыталось понять его слова, однако явно в том не преуспело, раззявила не такой уж и маленький рот, показав игольчатые зубы, плохо соотносящиеся с питанием пыльцой, и унеслось к приятелям. Почему-то его уход словно отпустил что-то внутри, и Рокотов наконец-то успокоился. Словно смертельная опасность на этот раз обошла его стороной. Глаза закрылись сами собой, и вскоре он погрузился в ровный спокойный сон. В нем «Айза» покорял космическое пространство, стремясь к краю Вселенной. Рокотов был совершенно не прочь заглянуть за нее.

«Ты погляди!» — воскликнул Ник.

Космос пестрел и сиял. Миниатюрные метеориты перемещались в нем, не подчиняясь ни законам физики, ни логики, словно являлись живыми существами: золотые, серебристые, красные и изумрудные. По идее, вещества обладают различной отражательной способностью. Вот только никакой звезды поблизости не существовало: просто светящаяся сеть крохотных метеоритов. Один из них подлетел к обзорному экрану, отрастил крохотную ручку с неимоверно длинными когтями и принялся скрести…

Рокотов вздрогнул и открыл глаза. Мельтешение не исчезло, виной тому были все те же миниатюрные приматы, облепившие пластстекло кабины и грызущие его своими острыми зубами. Рассмотреть их теперь удавалось еще лучше, чем недавно, и Рокотов невольно передернул плечами. Нет-нет, он, конечно, помнил про пищевые цепочки, но вряд ли мог бы на пальцах объяснить то ли жаждущим его крови полчищам местных комаров, то ли кому похуже, что несъедобен. Маленькие размеры агрессоров вызывали обеспокоенность: окажись на их месте огромная тварь, сражаться с ней вышло бы сподручней.

Каркнуло. Капот флайера ощутимо просел под весом внушительной черной птицы, рухнувшей на него с неба. Мелкие поганцы брызнули в стороны, собрались в рой и унеслись в лесную чащу, хотя ничто не мешало им атаковать. Ворон расправил крылья, каркнул им вслед, а затем перевел неожиданно осмысленный взгляд на Рокотова и покачал головой. Если бы приподнял крыло и спрятал в нем голову, стало б еще показательнее, но смысл невысказанной фразы дошел и так.

— Спасибо, — буркнул Рокотов. Пусть птица и не способна понимать речь, но произнести благодарность он считал себя обязанным. Ворон на это только отошел подальше, нахохлился и спрятал голову под крыло, вероятно, намереваясь спать.

Рокотов не сразу сообразил, насколько на поляне посветлело, а потом глянул вверх через прозрачную крышу, и у него захватило дух. Небо полностью очистилось от туч, с него смотрели яркие острые звезды. Несколько из них сформировали ковш, венчаемый синей половиной луны — спутником, которого у Нового Йоркшира никогда не было. Видимо, снова произошел выброс газа на Гиблом болоте, только как-то странно он выглядел, неправдоподобно похожим на планету.

Ворон протяжно вздохнул, высунул голову из-под крыла, внимательно-ехидно-сочувственно посмотрел на Рокотова и произнес:

— Спи уже, наконец.

Рокотов настолько удивился, что действительно уснул.

Сон, привидевшийся ему за три часа до рассвета, оказался странным. В нем Рокотов оказался в месте без верха и низа. Однако оно не имело ничего общего с невесомостью или искусственной гравитацией, уже давно позволяющей использовать одни и те же помещения вдвое большему числу людей (все административные здания могли похвастаться подобным). Здесь же просто переплетались бесконечные лестницы, скалы и водопады.

Интригующее место. В книге, которую оставил Витэр, а он все же прочел от скуки, упоминалось про хождения по снам (в том, что он именно спит, Рокотов не сомневался и все в мельчайших подробностях помнил из своих злоключений). «Всегда вверх», — утверждал основной принцип, нельзя спускаться, заходить в подвалы и землянки. Автор, имя которого ничего не говорило, утверждал, будто это может быть смертельно опасно, и сейчас Рокотов чувствовал, что именно так и есть. Если он ошибется — его верх окажется низом, а низ верхом — то может и не проснуться.

— Запутался?

Зря он вспомнил Витэра. Во сне кого вспомнишь, тот и появится. Психологи утверждали, будто таким образом индивидуализируется то ли подсознание, то ли левое полушарие мозга, неспособное к устной речи, пробует договориться с правым, в котором содержится основная часть сознания — Рокотов никогда не увлекался подобными вопросами, зато три месяца делил в общежитии комнату с повернутым на всей этой хрени однокурсником. Он же утверждал, будто чужое подсознание тоже можно вызвать на контакт.

— И как же ты поступишь? — Витэр склонил голову набок и тонко улыбнулся, растянув губы в улыбке, однако взгляд его остался холодным и расчетливым.

Рокотов пожал плечами.

— Посижу на камушке, полюбуюсь на эту красоту, — ответил он.

Витэр приподнял бровь.

— Я знаю, что сплю, — Рокотов сжал кулак и отогнул указательный палец. — Я знаю о законах сновидений, побуждающих к действиям, — к указательному присоединился средний. — И я предполагаю при неизменности в пространстве собственного тела перемену вокруг, а пока стану любоваться восхитительным пейзажем.

— Удивительно. Он оказался прав: вы все же эволюционируете, — сказал Витэр. — Сами. Без нашего участия. Я лишь не знаю: хорошо это или плохо.

Хотелось бы Рокотову спросить, кто такой этот «он», только вряд ли ему ответили бы: у подсознания не отыщется информации, а Витэр попросту не захочет пояснить.

— Ты выбрал бездействие, а тропы пока безжизненны и закрыты. Они неизменны, пока в них не вдохнут жизнь. — Он подошел вплотную и взял Рокотова за руку. Тот не стал сопротивляться. Прикосновение оказалось приятным и на удивление реальным: теплое, сухое, в меру сильное, у основания пальцев немного шершавое: мозолистое. — Но я ведь тоже здесь и могу действовать, — с этими словами Витэр разбежался и сиганул в водопад, увлекая Рокотова за собой.

В груди не шевельнулось не только страха, но даже легкого опасения. Сколько раз он прыгал в пропасти, зная, что высота не причинит вреда. Если верить статистике, многие космопроходцы, осевшие на планетах, разбивались насмерть, забыв о том, где находятся, и однажды выйдя из окна. Однако сейчас до них всех не было никакого дела, потому что Рокотов летел, подхваченный за плечи острыми когтями. Они смыкались плотно, сильно, однако не ранили, просто держали, не позволяя вырваться. Мощные крылья хлопали по воздуху — вряд ли вороньи, скорее ястребиные или орлиные.

— Уди-ви-тель-но, — тихо и одновременно звонко, в самые уши. — Ни трусости, ни попыток закрыть разум за тупой и глупой скороговоркой, которую звали молитвой, ни оскорблений, ни-че-го. Лишь восторг и смех — неслышимый, но от того звучащий лишь громче. Невозможно! Невыносимо! Странно! Другие не такие!

— Ты имел дело со стационами, — Рокотов попробовал пожать плечами, и острый коготь все же пропорол ткань комбинезона, пройдясь по коже.

— Вовсе нет, и не один я. Но трусость, страх, боязнь, ужас, кошмары… ненависть…

Рокотов нахмурился. Показалось, он нащупал невесомую нить, потянув за которую, удалось бы распутать весь клубок тайн и недоговоренностей. Не за тем ли адмирал Орлик послал его сюда? Не просто же так на земле из века в век вспоминают фейри, духов леса и языческих богов, вступая в сетевые споры с поборниками ортодоксальной веры в бога милосердного, любящего всех, но на удивление алчущего страданий своих адептов, имя которого давно утеряно в веках? И не просто так синдром космолетчика поражает даже тех, кто слыхом не слыхивал ни о каких культах древней Земли.

— Ты утаскивал в сон не одного меня… и не один лишь ты.

Над головой хмыкнуло.

— Живущие среди звезд видят, но не понимают. Те, кто находятся здесь, осознают, но не видят. Это замкнутый круг, а время уходит.

— Чье?

— И ваше, и наше… не важно.

— А я?

— Ты все видишь, понимаешь, но не осознаешь. Тоже ничего хорошего, но хоть что-то.

Ноги нащупали опору, и Рокотов наконец ощутил себя на твердой земле. Давление на плечах ослабло. Там, где по коже прошелся острый, словно скальпель электронного хирурга, коготь пощипывало.

Встав, он однако тотчас вцепился в плечо Витэра, снова обретшего человеческое… вернее, гуманоидное обличие. Они стояли на вершине правильного холма или на полусфере, созданной из огромного монолитного кристалла горного хрусталя весьма скользкого на вид: даже не шаг, перенос центра тяжести мог бы вызвать падение.

Витэр фыркнул, но не отступил, не отстранился, не съязвил, хотя, судя по выражению лица, очень хотел. В непроницаемо-темных глазах родились смешливые искорки, а потом сильные горячие руки обвили Рокотова за пояс, то ли в качестве дополнительной поддержки, то ли для чего-то еще.

— Ты знаешь, что я готов был убить тебя?

— На болоте или когда натравил… ну, не знаю, как назвать, не комары же?

— «Некомары», — откликнулся Витэр. — А что? Неплохое название для тех, кто никогда не попадается людям на глаза. — Отвечать на вопрос он не собирался, Рокотов, видимо, уже полностью ответил на него сам. Оставался еще один: почему не просто отпустил, бросив на болоте, а лечил, зачем отогнал мелких острозубых приматов… некомаров.

— Я исключение?

Витэр скривился. Видимо, Рокотов спросил не то и не так, а может, наоборот: именно, как необходимо для получения ответа.

— Для начала, я не уверен, будто ты все еще человек. Я думал, изменится Джил, но перемещение коснулось тебя. А кроме того, именно ты оказался мне нужен. Она — только проводник.

Прикосновения жгли кожу через ткань.

— Я не понимаю, — проронил Рокотов.

Витэр рассмеялся — звонко, переливчато, со вкусом и искренне.

— Врешь. Ты не осознаешь, но понимаешь, — наконец, сказал он.

«Одним из симптомов синдрома космопроходца является боязнь зеркал и любых отражающих поверхностей. Издревле во всех культурах миры зазеркалья тесно переплетены со сновидениями», — припомнил Рокотов.

— Когда на планету прибыли колонисты, ты уже жил на ней.

— Долго и порядком давно, — отвечая, Витэр все еще посмеивался.

— И мог бы вышвырнуть их отсюда или свести с ума.

— Вряд ли можно свести с ума того, кто неразумен.

— Или не видит галлюцинаций, — покивал Рокотов.

— Зато правила они воспринимают замечательно и могут быть полезны, — Витэр склонил голову набок. — А может, я попросту влюблен? В ту, которая никогда не осознает моей сути, — он поморщился, — давно, невыносимо, зля и зудяще, поскольку я не желаю уподобляться просто вам, я хочу быть и оставаться собой!

Рокотов кивнул. Видимо, противоречия между необходимым и желаемым мучают не только людей. Если все именно так, как рассказывал Витэр, то ему действительно приходило на ум избавиться от пришельца, а уж после безумия в лесу… сложно не поддаться искушению и не убить того, кто овладел объектом твоих грез, а уж того, кому ничего подобного изначально и не нужно — тем боле. Словно походя сорвал и выкинул розовый бутон, на который садовник чуть ли не молился. Даже если…

«Что если?..» — одернул он самого себя.

— Если вы для нас опасны, — произнес… второй Витэр, проявившись прямо из воздуха: такой же высокий, схожий с первым чертами лица, но рыжеволосый и зеленоглазый, а потом проронил голосом профессора по астрофизике: — Измерения бывают: параллельные, перпендикулярные, пересекающимися. В этом случае…

— В этом случае те, кто могут преодолевать границу, начинают не только видеть, но и существовать в этих измерениях, — озвучил Рокотов.

— Молчи! — воскликнул Витэр, который находился рядом.

— Говори! — велел другой.

Голоса тоже оказались похожи, а еще…

— Это вы спорили на болоте! — догадался Рокотов и, обернувшись к рыжеволосому спросил: — Где Лира?!

— Заключим сделку, отдам, — пообещал тот. — Ну?..

— Не смей… — посоветовал второй Витэр и сжал пальцы.

Рокотов вздрогнул — кажется, утром он обнаружит еще один синяк — и разозлился.

— Чего ты хочешь?

Улыбка тронула тонкие губы рыжеволосого Витэра, и тот очень четко произнес:

— В отличие от моего брата, жить отшельником я не желаю. Я был против ухода с Земли, но подобный тебе повелел, и мы оказались здесь. Я хочу…

— Лаэрт… — зашипел Витэр. — Не смей!

— Ты уже мой, Максим Рокотов, — усмехнулся рыжеволосый и пропал.

— Приходи на ферму, — велел Витэр и тоже растворился в воздухе.

Рокотов чертыхнулся. Лишившись опоры, он едва не полетел вниз.

«И как мне отсюда выбираться?..» — подумал он и открыл глаза.

На пластстекле виднелись многочисленные царапины. Впрочем, Рокотов и не собирался больше отмахиваться от правды. Все происходящее с ним являлось реальным, и прав был адмирал Орлик: синдром космопроходца существовал только на словах. Был контакт, разбившийся о неверие и недостаток гибкости людской психики. Лжи и лицемерию ученых давным-давно следовало положить конец.

Ферма стояла на отшибе: между холмами, болотом и лесом. Серебристые стены и стеклянные купола настолько не вязались с постройками, которые Рокотов уже видел на планете, что мысли по поводу иной цивилизации оформились окончательно. В вышине по-прежнему светили луны и звезды, воздух звенел, а возле самой дороги на черной коряге сидело существо бледнокожее и зеленоглазое, с заметно удлиненными клыками и глазами поразительного сиреневого цвета с вертикальными зрачками. Наверное, еще несколько дней назад единственным желанием Рокотова было бы выхватить оружие и пристрелить его чисто на всякий случай. Однако сейчас он слишком устал для подобного, да и видеть научился. Он шел, и с каждым новым шагом знания и мысли наполняли его голову. Он точно знал, что вокруг простирался уже иной мир, и более не беспокоился по этому поводу.

— Пойдем, Лира, — предложил он и протянул руку.

Существо вскочило с коряги и, радостно улыбаясь, кинулось к нему. Вставало — оно, а вот подошла… девочка, причем симпатичная. Она взяла Рокотова за руку и повела к ферме.

«Подменыш», — слово само пришло на ум, но уже за мгновение до этого Рокотов знал, что родители Лиры оказали какую-то услугу Витэру и поскольку не могли завести ребенка сами, но очень хотели, тот сделал им ответный подарок. Правда, «ребенок» не сказать, будто был счастлив. У людей ему нравилось, но в лес тянуло все же сильнее, а на болото, куда строго-настрого запрещали ходить все, — почти неудержимо.

Витэр сам вышел навстречу. Впрочем, было бы странно, если бы он не сделал этого.

— Здравствуй, Лира. Он отпустил тебя?

Подменыш пожала плечами. Нахмурила лобик и произнесла явно незнакомую для нее фразу:

— Жест доброй воли.

— Он? — уточнил Рокотов.

— А ты по-прежнему думаешь, будто именно я заварил всю эту кашу с людьми? — вопросом на вопрос ответил Витэр и вдруг рассмеялся. — И это, по-твоему, тоже я? — он поднял руку и указал на Рокотова, а именно, на шею и синяк. — Поверь, мальчик, я не облобызать тебя готов, а убить. Если бы только мог. Увы, но некоторые обстоятельства дают тебе… защиту. Или, быть может, ты полагаешь, будто именно я похитил Лиру и напал на самого себя?

«И у тебя не рыжие волосы», — подумал Рокотов.

— Не рыжие, — совершенно спокойно ответил Витэр на его мысли и приказал: — Проходи в дом.

— Тебе следовало бы зацепиться хотя бы за то, что если не я хозяин болота, то кто-то другой, — говорил Витэр много позже, сидя в плетенном кресле и отхлебывая из пузатой серебряной чашки травяной чай. Точно такая же стояла и перед Рокотовым, но тот решил за лучшее ничего не есть и не пить в этом доме.

— Когда-то вы жили на Земле, — он не спрашивал, а утверждал.

— Когда-то мы правили на Земле, — сказал Витэр. — Вы были аборигенами, чей эволюционный процесс мы подтолкнули. К тому же у вас оказалась удивительная способность к внезапным быстрым мутациям: если кто-либо из вас случайно или по приглашению попадал в наши края, то неминуемо менялся.

— И что? Я мутант теперь? — поинтересовался Рокотов.

Витэр склонил голову к плечу и фыркнул.

— Сколько составляет у вас нынче продолжительность жизни? — спросил он.

— Вне планет — лет пятьсот. На Земле — сотня, хотя объективных причин для столь малого срока жизни нет. Жители Метрополии пренебрегают завоеваниями собственной науки, ну да и… это их личное дело. У остальных стационов — от планеты зависит.

— Вы медленно превращаетесь в нас, — проронил Витэр. — Не знаю, дело ли в том первом толчке, который мы задали, или в самих законах обоих измерений. И ты, и Джил теперь не будете стареть вообще, ты еще и научился самостоятельно переходить в наше измерение, а вот она…

— По-прежнему не видит странностей, — закончил за него Рокотов. — Психология стациона.

— Возможно, скоро все изменится, но для начала ты должен уйти.

Рокотов нахмурился.

— А если нет? — спросил он. Не то чтобы ему хотелось остаться, тем более влипать в отношения с женщиной-стационом, но задвинуть чувство противоречия было гораздо сложнее. А еще не давало покоя предположение. — Признайся, Витэр. Ведь именно ты устроил нам веселую жизнь с синдромом космопроходца?

— Не я.

— Второй?

— Он хотел вернуть нас на Землю. Я же препятствовал встречи наших рас. Заключил сделку с кое-кем из ваших правителей.

— И косморазведчиков стали считать сумасшедшими, — выплюнул Рокотов и сжал кулаки. Бить Витэру лицо было не лучшим решением. — С какого рожна вы вообще улетели?

— За много веков до того, как вы вышли в космос, к власти над обоими нашими народами пришел тот, кого невозможно было счесть ни одним из нас, ни одним из вас. Он приказал нам уйти.

— И вы не сопротивлялись?

— Прямо? Нет. Тебе известно, что такое слово?

Рокотов хмыкнул.

— А кому-то — нет?

— Если обычный человек чего-нибудь очень сильно хочет, его желание может сбыться. Если чего-нибудь яро хотим мы — сбудется обязательно, но не дословно и не так, как загадывали. Но человек, вхожий в два измерения одновременно, собравший в себе и черты людей, и наши, способен перекроить саму ткань мироздания. Мы не могли бороться, мы оказались здесь тотчас, как отзвучал голос.

— А потом, через много лет прилетели мы.

— Вы вышли в космос. Этого оказалось достаточно.

«И второй Витэр пытался наладить контакт, а первый — помешать, не позволить людям осознать, что происходит на самом деле», — подумал Рокотов.

— Омоним, зови его так.

— Омонимы — одинаковые по написанию, но разные по значению морфемы и другие единицы языка, — неожиданнопроцитировал Рокотов. Спроси его кто-нибудь, что это, он не ответил бы, но сейчас определение само прыгнуло на язык. — Может, лучше Лаэрт?..

В следующую секунду в комнате похолодало, а Витэр вскочил так, что уронил кресло. Только падало оно слишком плавно и долго, будто вовсе не воздух заполнял пространство, а вода. Звенело вокруг, лопались стекла в высоких окнах. Рокотов тоже вскочил, еще не понимая, что собирается делать, и в руку ему тотчас вцепилась Лира.

9

— Вы даже не представляете, насколько я рад вас видеть, — сказал Рокотов.

Джиллини присела на край его постели и тяжело вздохнула.

— Вас ведь предупреждали, что техника ненадежна. Излучение лесов плохо влияют на нее. Нет, вы действительно считаете, будто мы здесь образовали секту и религия заставляет нас использовать здешнюю фауну и тратить часы там, где доехать можно за десять минут? — спросила она.

— Что вы хотите от мурселяго? — подмигнул ей Рокотов. — Для меня удивительно, как вообще можно здесь жить.

— Зато вы нашли Лиру. Ее родители счастливы и просили вас поблагодарить.

— Значит, слетал явно не зря.

— И упали тоже, — усмехнулась Джиллини.

— Я не падал, а планировал, — рассмеялся Рокотов. Химический коктейль из химических средств, которым его накачали, способствовал благодушию. — Как вы меня нашли?

— Черный ящик. Ваш флайер выдал столько противоречивой информации, что спасательная экспедиция выехала уже через пару часов. Зря вы ушли от флайера далеко. Если бы Лира не позвала на помощь, вас искали бы еще долго.

— Значит, мы с ней квиты, — заметил Рокотов, рассматривая перевязанное запястье.

— Ветка. Ничего страшного.

Он кивнул, впрочем, нисколько не сомневаясь в том, что увидит вовсе не царапину, а следы от клыков.

Витэр приехал к нему (а вернее, за ним) через пять дней, когда Рокотов начал вставать и перемещаться по комнате без риска грохнуться в обморок. К крыльцу он привязал пару тех самых «коней», о которых наверняка упоминал Стив. Заврами они не являлись, скорее уж крупными кошками с крыльями.

— Почти официально, — произнес Рокотов вместо приветствия. — А вытащить меня через сон не вышло? — он несколько раз видел очень яркие сновидения, но как-то научился препятствовать им, отгонять и просто спать по ночам.

— Представь себе, — Витэр поморщился и потер плечо. Выглядел он, откровенно говоря, неважно, но Рокотов не собирался ему сочувствовать. — В прошлый раз я сказал тебе лишнего.

— Даже удивительно, — ответил Рокотов.

— Потому что рассказать тебе меня вынудили. Иначе омоним не отпустил бы Лиру.

— Омоним это… — начал Рокотов, но замолчал. Взгляд Витэра вспыхнул опасным синим огнем.

— Слово, сорвавшееся с твоих уст, обретает силу, осторожнее. Призовешь его снова, и я не посмотрю на закон. В конце концов, твоя смерть решила бы все проблемы.

— Вот как… А не ты ли говорил, будто нуждаешься во мне?

Витэр покачал головой.

— Я уже понял, что договориться с тобой нереально. Ты не покинешь планету по доброй воле и не согласишься скрывать все, что видел и слышал. Тебя не остановит даже обвинение в сумасшествии.

— Тогда зачем ты здесь?

Витэр сощурился и посмотрел на него устало.

— Сделка.

Полет на летающей кошке обещал стать приключением, которого Рокотов ни разу в жизни не испытывал и вряд ли испытает впредь, но увы, от пилотирования одноместного челнока он испытывал гораздо больше удовольствия: крылатая кошка летела слишком плавно и медленно, не было даже ветра в лицо.

В человеческом измерении ферма выглядела убого и ничем не отличалась от иных построек. В больших огороженных вольерах ходили завры, но людей и нелюдей видно не было.

— Так какую сделку ты собираешься предложить? — спросил Рокотов, входя в комнату. — Даже не представляю, за что я готов убраться отсюда.

— Сейчас увидишь.

Витэр махнул рукой, и посреди комнаты возникла то ли проекция, то ли портал. Космическая мгла, разрываемая светом звезд, бросала на стены замысловатые пятна-тени. В потолке сияла нестабильная звезда, вот-вот готовая исторгнуть гравитационную аномалию. Ничего страшного не было бы, если бы не черный кораблик, который Рокотов знал слишком хорошо. «Айза» пока не заметил опасности. Его еще удалось бы спасти, но вряд ли подобное смог бы Ник. У него попросту не достало бы опыта. Избежать гибели корабля и экипажа мог бы лишь Рокотов, лично вставший на мостике и отдающий приказы.

— Обещай более никогда не возвращаться на Новый Йоркшир, и я отправлю тебя туда.

Рокотов мог бы поспорить или поторговаться, но время утекало слишком стремительно. Да и неважной для него на самом деле была эта планетка и стационы, как и Джиллини. У космопроходца существует лишь один дом — его космолет, и одна семья — экипаж. Иного не дано и никогда дано не будет.

— Он обманет тебя. — В комнате стало еще темнее. Лаэрт тоже выглядел неважно. Видимо, пока Рокотов пребывал в отключке, здесь произошла драка. — Он отправит, но ты ничего сделать не успеешь, лишь погибнешь зря. Я предлагаю заключить сделку со мной.

Рокотов поглядел на «злобного» близнеца Витэра — омонима и произнес:

— Отправляй. Я успею.

Эпилог

— Это какое-то сумасшествие, — заявил бородатый член совета Метрополии и обвел взглядом своих коллег. — Просто-таки синдром космопроходца во всей красе. Цветет и пахнет.

— А я хотел бы отметить неописуемую наглость, — согласился с ним второй.

Заседание шло уже четыре часа. Доказательства Рокотов все же собрал, но их не замечали, вернее, не желали замечать. Не возникало сомнений, какое именно мнение объявит земной совет, и все больше крепла уверенность в том, что Орлик подставил своего подчиненного, поскольку не хотел рисковать сам. Адмирал сидел за одним столом с советниками и ни разу не взял слово.

Политиканов не убедил даже зафиксированный приборами и подтвержденный под присягой всеми членами экипажа факт появления Рокотова из локальной белой дыры — прямо посреди мостика. Его не просто не слышали, а не желали слышать.

Злость кипела в груди, заставляла сильнее сжимать кулаки и искать выход, хоть что-нибудь, лишь бы вторично и уже навсегда не лишиться «Айзы».

— Если у вас все на этом, командор… — начал бородатый член совета.

— Нет, — ответил ему Рокотов, а затем заговорил. Однако не то и не так, как раньше. Он больше не перечислял аргументы, подтверждая рядом собранных доказательств, а просто рассказывал историю так, как видел ее сам: о древних временах и расе иных, сопредельном измерении, открытом и для людей, двух существах, одно из которых хотело просто жить, а второе — обязательно напомнить о себе людям. А еще Рокотов вспомнил о том, что измененный человек перекраивает законы мироздания собственными словами, но было поздно.

* * *
— Прекрасная речь, командор. Вы убедили этих старых хрычей-политиканов, — Орлик лучился от энтузиазма и довольства.

— Ошибаетесь. Я выпустил зло в наш мир, — сказал Рокотов.

— И что же? Встряски иной раз необходимы и вселенной, и человечеству.

Возражать не хотелось. Не хотелось вообще ничего, разве только вернуться на «Айзу» и улететь подальше — куда глаза глядят — к самому краю вселенной.

— Теперь я могу быть свободен? — Рокотов не сомневался в ответе, однако ошибся.

— Не спешите, командор.

Орлик вытащил из кармана какой-то странной формы предмет, повертел в пальцах.

— Я должен бы признаться вам в не слишком честном поступке. Но с другой стороны, цель оправдывает средства, не так ли? — сказал он, продолжая вертеть в пальцах округлый предмет, чем-то напоминающий древнюю монетку, но гораздо толще и не круглую, а овальную. Почему-то Рокотову было важно понять, что же это такое.

— Не всегда. — Голос дрогнул, плохое предчувствие сдавило сердце.

— Вы принимаете кадо, командор?

— Нет, — ответил Рокотов.

Орлик посмотрел на него и насмешливо фыркнул.

— Лишь однажды.

— Мало. Моему другу явно оказалось с вами нелегко. Даже удивительно, что вы не провалили задание.

Рокотов собирался спросить, но Орлик продолжил и без его наводящих вопросов:

— Кадо не наркотик, универсальный стимулятор — все так. Однако недаром зовется росой фей. Он слегка меняет состав крови — совсем на чуть, ни один анализ не определит, однако большего и не нужно. А еще вслед за кровью изменяется и психика, видно больше, нежели раньше.

— Получается, все шутки по поводу принял кадо, увидел феечку — правда?..

— Так в каждой шутке всегда есть лишь доля шутки, остальное же — истинная правда, — заметил Орлик и кинул предмет на пол.

Это оказалась еще одна белая дыра. Лаэрт — а в том, что это он, не возникло сомнений — тотчас появился в кабинете и произнес, глубоко вздохнув:

— Земля. Сколь же долго я здесь не был…

— Видите ли, командор. Я не мог вам ни помочь, ни подстраховать и тогда со мной связался Лаэрт. Мы заключили сделку. Он обещал помогать вам и спасать по мере сил.

— Не сказал бы, будто эти условия выполнены, — сказал Рокотов.

— А кто, по-твоему, не позволил тебе загнуться там — в лесу у куста? Кто сопровождал тебя неустанно, мальчик, — рассмеялся Лаэрт. — Кто, в конце концов, гулял по твоим снам и отгонял мысли о сумасшествии? Ты, конечно, не разочаровывал меня рефлексиями, вообще умница и так прелестно сопротивлялся. Однако в конце концов сделал все именно так, как нужно мне и этому, — он кивнул на Орлика, — человеку. — И, видимо, для того, чтобы доконать Рокотова окончательно, Лаэрт прибавил: — Кар-кар.

Мог ли Лаэрт действительно принять облик ворона, чуть ли не преследовавшего Рокотова на Новом Йоркшире? Вряд ли существовал ответ на этот вопрос.

— А коряга на болоте? Ты же меня проткнул, — припомнил Рокотов.

— Во-первых, кидал не в тебя. Во-вторых, хотел бы убить — ты здесь не стоял бы. А в-третьих, вторично рожденный на моей земле не подвластен брату. Ни зачаровать, ни убить Витэр тебя уже не мог. Учитывая, что именно ты сорвал его цветок — весьма нелишне.

Орлик откашлялся.

— Я оставляю вас. В расчете, Лаэрт.

— В расчете, — кивнул тот.

— Постойте, адмирал! Что это значит?! — воскликнул Рокотов. Плохое предчувствие достигло своего апогея и начало восприниматься настоящей бедой. Нервы натянулись а внутренний голос орал благим матом о том, что нужно бежать и как можно скорее, хотя вряд ли можно скрыться хоть где-нибудь от омонима.

— Это значит, что плата за мои услуги — человек, любой из подчиненных вашего воина, на какого я укажу. Он и должен был бы отправиться на Йоркшир.

— Как так? Без моего согласия?!

— Вы настоящий солдат, Максим, знаете понятие долга и… — начал скороговоркой адмирал но осекся и, пробурчав извинения, спешно покинул кабинет.

— И дальше что?.. — мрачно поинтересовался Рокотов, глядя на существо и стараясь держаться от него подальше.

— Мой. Телом и душой, — улыбнулся Лаэрт. — Но ты не бойся. Я умею обращаться с людьми. В древние времена у меня было их немало…

Слова не воодушевляли. Самое неприятное, Рокотов уже начал интуитивно доходить до законов сделок, коих придерживались их некогда иллюзорные, а теперь обретшие плоть и выход в человеческое измерение враги. И прекрасно осознавал, что самостоятельно не сумеет ни освободиться, ни сбежать. Разве лишь, если бы кто-нибудь спас, но Орлик вряд ли распространялся о сделке, а свои, скорее всего, не догадались бы.

— Я про Землю и человечество.

— Не знаю, — ответил Лаэрт, поведя плечом. — Я еще не решил. Скорее всего, война действительно разгорится, но не со мной или Витэром. В моем измерении обитает всякое. Не всегда разумное и порой кровожадное. Однако в том и интерес, не так ли?

— Не так! — выкрикнул Рокотов, хватаясь за первое, что удалось бы использовать в качестве хоть какого-то оружия. Стул оказался тяжеленный, но то и неплохо: удобнее на голову Лаэрту наденется.

— Не поможет, — усмехнулся тот, делая шаг в направлении Рокотова.

В этот момент распахнулась дверь и грянул выстрел.

* * *
— А знаешь, носовую перегородку ты действительно мне поправил.

Они сидели прямо на полу посреди кабинета адмирала звездного флота и курили. И плевать Рокотов хотел на должностные правонарушения. Кажется, он с сегодняшнего дня вышел в отставку, а еще лучше — подался в пираты и угонит «Айзу», как только найдет в себе силы встать и поехать в космопорт.

— Павел Ставинский, — представился неожиданный спаситель и протянул руку.

Рокотов пожал. Именно с битья физиономии этого человека все и началось. Наверное, будь Рокотов последней сволочью, он обвинил бы его во всех своих бедах, но не тянуло как-то. К тому же стацион действительно спас его.

— Этот… как его?

— Омоним, — сказал Рокотов, опасаясь называть Лаэрта по имени. Удачный и мелкий выстрел отправил его… скорее всего, на Новый Йоркшир, но вряд ли убил.

— Это ведь что-то из лингвистики?

— Не все ли равно? — вопросом на вопрос ответил Рокотов.

— Действительно, — согласился Павел Ставинский. — Так вот, омоним не вернется, пока вы не позовете его, командор.

— Зачем мне?

— Мало ли… черная дыра возникнет на вашем пути, а жить так хочется.

Рокотов фыркнул.

— Я так понимаю, вы прилетали тогда не просто так?

— Спровоцировать, задержать, выиграть время, — ответил Ставинский и, порывшись в кармане, продемонстрировал Рокотову значок службы безопасности. — Однако я не учел вмешательства собственного же отца.

— И что теперь? — Рокотову уже и самому надоело повторять один и тот же вопрос, но очень уж хотелось знать.

— Война не война, но патрулирование будет усилено и впервые введено возле Земли. Вы… рветесь в дальний космос или я могу на вас рассчитывать? У СБ есть свой флот, разумеется, не столь великий, как у военных. Для вашего «Айзы» в нем непременно найдется местечко. К тому же, боюсь, вы один из немногих, кто может хотя бы предположить, чего нам ждать.

Рокотов не ответил.

— Неужели продолжишь работать на Орлика? — резко перейдя на «ты» спросил Ставинский.

Впору было рассердиться, но Рокотов лишь ухмыльнулся. В конце концов, нос этому человеку он уже бил, спасение тоже состоялось. Да и курение в месте, никак для этого не предназначенном, объединяет. Для окончательного перехода на «ты» оставалось только напиться, но это Рокотов решил осуществить чуть позже.

— Нет уж, наработался, — ответил он. — СБ — так СБ.

Конец



Примечания

1

Митос осветлил волосы, чтобы визуально дистанцировать Саймона от Адама Пирсона. По этой же причине он отрастил волосы: чтобы снова выглядеть как молодой аспирант. (Прим. автора)

(обратно)

2

Тилк настороженно относится к Саймону, конечно же, из-за того, что тот слишком похож на Танита — персонажа, сыгранного неизменно замечательным Питером Уингфилдом. (Прим. автора)

(обратно)

3

Обычно термин Quickening в текстах по «Горцу» не переводится, а просто пишется «Квикенинг», однако, с учетом содержания рассказа, из возможных переводов термина Quickening выбрано «Оживление». (Прим. переводчика)

(обратно)

4

Пивпонг (другое название — Бейрут) — популярная вечериночно-спортивная игра.

(обратно)

5

В православной традиции эта фраза звучит: «последний Адам есть дух животворящий».

(обратно)

6

Ашваттхама — один из героев древнеиндийского эпоса «Махабхарата», «чирандживи» (бессмертный), выдающийся военачальник, выступивший на стороне Кауравов во время битвы на Курукшетре.

(обратно)

7

Mea culpa (лат.) — моя вина.

(обратно)

8

Канадский НФ-сериал, выходил с 2008 по 2011 гг. (прим. верстальщика).

(обратно)

9

Недавние исследования Института культурных и исторических исследований, Лондиниум, приписывают эту песню поэтектору Пэтти Гриффину в конце XX — начале XXI века. (Прим. автора)

(обратно)

Оглавление

  • От команды «Горца»
  •   Tigriswolf Терпение и время
  •   Li_Liana Перевоспитание юного дарования
  •   Catold Из цикла «Моменты бессмертия»
  •   Herk Звездные врата — Горец
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •   Ramirez Из хроник Митоса
  •   Li_Liana Сказочки дядюшки Митоса
  •     Про питание волков
  •     Про беглых принцесс и мстительных падчериц
  •   Hafital Теории Виттури
  •     1997, Париж
  •     2017, в нескольких милях от Секувера
  •     Подвал
  •     Снежная тундра, Северо-Западные территории
  •     Ивовое дерево, скалистая река, песчаный пляж
  •     Третья теория
  •     Эпилог
  •   zerinten Несвятой источник
  •   Catold Когда воротимся мы в Портленд
  •     1
  •     2
  •     3
  •     4
  •     5
  •     6
  •     7
  •     8
  •     9
  • От других команд
  •   «Убежище»[8]
  •     bfcure Цели и средства
  •     bfcure Мне бы крылья, чтобы укрыть тебя
  •     TenderRain Бешенство
  •   «Звездные войны»
  •     ДайСё Прикладная география
  •     ДайСё Дитя холмов
  •   «Ведьмак»
  •     bunnybel Затишье после бури
  •       Часть 1
  •       Часть 2
  •       Часть 3
  •   Эльф
  •     Эмили Джейн Златогривый
  •   Викторианская эпоха
  •     fox for hired Месть, или Холодные камни
  •     fox for hired Приют
  •   «Отблески Этерны». Рокэ Алва (OE Roque Alva 2018)
  •     Ардорская Ласточка С грязного листа
  •   «Отблески Этерны». Альтернатива (OE-AU 2018)
  •     juliettehasagun Темная вода
  •     juliettehasagun Рыцарь Оленя
  •   «Светлячок» (Firefly 2018)
  •     Aloc, Йосафбридж Еще одна попытка
  •     yo-dzun, Норик S.O.S
  •     hannasus Двойка червей
  •       Тизер
  •       Часть 1
  •       Часть 2
  •       Часть 3
  •       Часть 4
  •   Не частные детективы (Non-Private Detectives 2018)
  •     hao-grey В ночь перед снежной бурей
  •       Глава 1. Дорога на Нью-Хоуп
  •       Глава 2. Капитан Соня Норд
  •       Глава 3. Дом Джимми Бёрда
  •       Глава 4. Соломон Магвайр, староста дома
  •       Глава 5. Визит к доктору
  •       Глава 6. Ночное бдение
  •       Глава 7. Женщины с рисунков
  •       Глава 8. Чаепитие с семейством Норд
  •   Клуб приключенцев (Adventurers Club 2018)
  •     Margarido Богатырский и говорящий
  •     Svir Синдром космопроходца
  •       Пролог
  •       1
  •       2
  •       3
  •       4
  •       5
  •       6
  •       7
  •       8
  •       9
  •       Эпилог
  • *** Примечания ***