– Гаянэ, детка, я так рада тебя видеть!
Бабушка Вартуша, повязав белоснежный кружевной передник на неизменное черное платье с белым воротничком, на секунду отвела взгляд от медной джезвы, чтобы еще раз чмокнуть внучку в румяную и крепкую, как армянский персик, щеку. Вартуша занималась серьезным делом: варила в стерильной, словно крошечная операционная, кухоньке свой знаменитый кофе по-восточному. Она колдовала над волшебным напитком так же сосредоточенно и вдохновенно, как когда-то ее мать, бабушка и прабабушка – словом, все армянские женщины их рода, за последние полвека изрядно разбавленного и русскими, и украинцами, и поляками.
– Слава Богу, кофе еще можно варить по-старому рецепту, без этих ваших новых технологий, – ворчала под нос Вартуша, добавляя в напиток по щепотке кардамона и корицы и в очередной раз отставляя джезву с огня, чтобы осела густая пена. Вартуше, конечно, доводилось за долгую жизнь пробовать разный кофе, даже приготовленный во всяких там «кофеварках-шмофеварках», однако ни в какое сравнение с ее фирменным крепким напитком, сваренным в медной джезве на медленном огне, а еще лучше на горячем песке, та жидкая коричневая бурда не шла. Не только пить – даже гадать на гуще, оставшейся от такого кофе, бабушка Вартуша ни за что не стала бы.
Гаянэ с нежностью наблюдала за знакомым с детства священнодействием. Бабушка все еще держала спину прямо, хотя смуглые жилистые руки выдавали почтенный возраст без паспорта. Аромат кофе успокаивал, завораживал, словно укутывая измученную большим городом душу внучки в бабушкину уютную, такую любимую с детства шоколадно-кремовую шаль.
Мобильник, беспардонно звякнув, заставил старшую женщину вздрогнуть. Молодая же, напротив, сладко и томно, словно бабушкина сиамская кошка Асмик, потянулась в глубоком кресле.
«Наверное, пришла SMS от Левы», – решила Гаянэ, предвкушая несколько нежных и забавных слов, которые обычно посылал ей в эти утренние часы возлюбленный. Однако сообщение неприятно царапнуло по сердцу, разом разрушив ароматную магию утра.
«Оставь Леву в покое, не то пожалеешь. Он мой. Маргарита».
– Кто это, Гаянэ, детка? – спросила бабушка, не оборачиваясь.
– Ерунда, ошиблись номером, – неохотно пробурчала Гаянэ. Вартуша, уловив в голосе внучки скрытые слезы, оглянулась.
– Что-нибудь с Левой? – тихо спросила она, уставившись на кровинушку огромными шоколадными глазами. Эти глаза всегда проникали прямо в душу Гаянэ, и под их взглядом отпираться было бесполезно. Бабушка читала ее мысли не хуже Вольфа Мессинга. Вартуша отлично понимала: в нежном возрасте только сердечные дела могут довести девушку до слез. Все прочие житейские неурядицы воспринимаются в юности, напротив, легко и весело, как веселое приключение.
– Да нет, все в порядке, – Гаянэ попыталась улыбнуться, однако улыбка вышла какой-то кислой.
– Тогда давай пить кофе, – предложила бабушка будничным тоном. Вартуша знала, что ее кофе с кардамоном и восточными сладостями развязывает языки не хуже коньяка, и не торопила внучку.
– Значит, твоя телефонная трубка запищала, и ты из-за этого пустяка расстроилась? – уточнила она, когда Гаянэ присела за круглый столик с кружевной накрахмаленной скатертью. – Чтоб был здоров тот, кто изобрёл эти дурацкие мобильники-шмобильники! – не в силах дальше изображать спокойствие, взорвалась Вартуша.
Тонкие белые чашечки костяного фарфора и блюдца, на которых были разложены орешки, рахат-лукум и недавно вынутый из духовки яблочный пирог, громко звякнули на старинном медном подносе, словно подтверждая ее слова.
Гаянэ сделала первый глоток, глубоко вдохнула пьянящий аромат напитка и почувствовала, как по телу разливается приятное тепло, голова делается ясной, а навалившийся мрак отступает.
– Ну да, я расстроилась, – неохотно призналась она. – А вы, бабушка, что почувствовали бы, получив угрозу? Эта нахалка Марго давно за Левой бегает, а он на нее ноль внимания. Вот она и решила меня припугнуть.
– Припугнуть? – удивилась бабушка. – Да нас, женщин из рода Григорян, если мы что-то в голову возьмем, атомной бомбой не напугаешь! Особенно, когда речь идет о любимом мужчине. Мне, между прочим, за твоего дедушку тоже повоевать пришлось.
– Вам, бабушка, повоевать? – Гаянэ улыбнулась сквозь слезы, представив бабушку в кольчуге армянского воина.
– Ну да. Мужчины почему-то думают, что это они за нас сражаются, но частенько бывает наоборот. В тот год у нас во дворе на Маросейке появилась одна нахальная свистушка – Каринэ-шмаринэ. Пусть сбежит мой кофе, если забуду, как ее звали! И сразу же положила глаз на моего Арменчика. Стала под его окнами в белоснежных кружевных кофточках туда-сюда ходить и без конца забегать к его матушке Мариетте – то за базиликом, то за корицей, то за кардамоном. Ну и пришлось, конечно, однажды ее проучить.
– И что же вы, бабушка, с ней сделали? – улыбнулась Гаянэ сквозь слезы, почему-то вспомнив Уму Турман из фильма «Убить Билла» и ее боевые стойки.
– Побила ридикюлем, – вздохнула старушка, внезапно смутившись. Краска залила смуглые морщинистые щеки, и бабушка Вартуша, сделав вид, что поправляет куски пирога на тарелке, замолчала. Она явно не собиралась развивать тему, однако Гаянэ хотелось продолжения.
– Ридикюлем? – не поверила внучка. – Я хорошо помню тот ваш кожаный коричневый ридикюль, бабушка, он же совсем мягкий…
– А про два больших медных шарика, на которые он застегивался, забыла? – усмехнулась Вартуша. – Пусть та негодяйка Каринэ, если еще жива, благодарит Бога, за то, что я её тогда не убила.
– Лучше бы дедушка сам решил, с кем ему встречаться! Гаяне взглянула на бабушку озорными, высохшими от слез глазами. – Он ведь уже взрослым, даже совершеннолетним парнем был.
– Еще чего! Мужчинам такие дела доверять нельзя! – резко оборвала Вартуша, и бархатные глаза ее сверкнули вороненой сталью армянских кинжалов. – На войне как на войне! Мужчины, когда дело касается любви, солдаты ненадежные. Могут, если недоглядишь, и к врагу переметнуться. У моей русской подруги Веры так и случилось.
Гаянэ приготовилась слушать и подлила себе еще кофе. Вартуша пододвинула к внучке блюдце с восточными сладостями и продолжала:
– У Веры была подруга Ирочка. Все почему-то считали ее красивой, хотя, если честно, твой дядя Арсен, если усы сбреет, и то симпатичнее.
Гаянэ, не удержавшись, прыснула.
– Во всяком случае, Верочка выглядела гораздо симпатичнее той Ирки-пронырки, – уточнила Вартуша. – Так вот, повадилась она к Верочке в гости ходить. То пироги принесет, мол, сама испекла, то какой-нибудь деликатесный салат притащит, то просто забежит поболтать. У Верочки двое маленьких детишек на руках, дел невпроворот. Она на кухне крутится, пеленки стирает (стиральные машины тогда были редкостью), детишек спать укладывает. Ирка в это время мужа подруги разными сплетнями развлекает и домашними вкусностями угощает, а тот стряпню этой змеюки уплетает и голодными глазами на нее поглядывает. В конце-концов дорвался до сладкого, шакал бессовестный! Объявил моей Верочке, что встретил новую любовь, и теперь, мол, уходит от нее к Ирке.
– И что, ушел от жены, бросив двоих детей? – нетерпеливо заерзала на стуле Гаянэ.
– Как бы не так! А подруга на что?! – бабушка Вартуша гордо взглянула на внучку. – Пришлось серьезно поговорить с этим любителем пахлавы. Он как раз моему Армену задолжал крупную сумму. Вот я и поставила условие: уходишь от Верочки – отдавай мужу долг немедленно. Раньше, мол, ты нам был почти родственник, а теперь никто. Ну, таких денег у него, конечно, не было, уход из семьи затянулся, а потом вся эта его пахлава-шмахлава, как это обычно бывает, сошла на нет.
– Бабушка, а как же любовь? – удивилась Гаянэ.
– А любовь к детям, к семье, это, по-твоему, что? Воздух? Аромат кофе по-восточному? – закричала бабушка. – Проветришь кухню, как следует, глядь – и вместо кофе уже пахнет бараниной на ребрышках или аджаб-сандалом. Так ведь можно бесконечно острые блюда пробовать и язву заработать. Жизнь, деточка, – штука длинная, никогда не знаешь, как твой опрометчивый поступок лет через десять отзовётся. Вам, молодым, хорошо. В этих ваших мобильниках-шмобильниках все сообщения стираются, а во времена моей юности, если, не приведи Господь, у кого-то из дам появлялись письма от постороннего мужчины, после прочтения их сразу же сжигали.
– И вы, бабушка, тоже любовные письма жгли? – Гаянэ охватило жгучее любопытство.
– Конечно жгла! Только не свои, подругам помогала. Твой дедушка убил бы меня, если бы узнал, что я с кем-то за его спиной переписываюсь. Впрочем, я его одного всю жизнь только и любила – до обожания, почти до обморока, как у нас на Кавказе принято. Тебе я тоже такой любви желаю, Гаянэ джан! Знаешь, я все чаще думаю, что наши предки мудрыми были, когда единственную любовь воспевали. Иначе среди армян, мужчин южных, горячих, постоянно бы резня из-за женщин шла. Ой, я опять отвлеклась. Любовные письма мы жгли вместе с Аней, еще одной моей русской подругой. Высокой красавицей с голубыми глазами, натуральной блондинкой. Ясное дело, мужчины смотрели на неё так, как ты на мой пирог с яблоками. А некоторые, самые смелые, ей нежные письма писали. Потому что вашего Интернета-шминтернета тогда и в помине не было.
Так вот, Анечка как-то призналась мне, что снова замуж собралась. Я тогда ей сказала: ни к чему, мол, Анико, тащить бумажный хлам прежних отношений в новую жизнь. Было – да сплыло, прошлое женщины должно оставаться кипенно-белым, как наши армянские старинные кружева и нижние юбки. В общем, на дальней аллее Измайловского парка мы с Анечкой развели костерок и сожгли всю ее любовную переписку. Поклонников у Ани было немало, и эта толстая пачка писем, представь себе, долго горела!
– Эх, бабушка, время идет, но ничего не меняется. Сжигать любовные письма – то же самое, что стирать сообщения в Ватс аппе или е-мейлы в компьютере, – вздохнула Гаянэ. – Только огонь, мне кажется, надежнее. С моей русской подружкой Машей недавно из-за мобильника неприятная история приключилась. Неприятная – еще мягко сказано. Просто отвратительная!
Появился у Маши на работе парень по имени Шурик. Образованный, симпатичный, общительный… Быстро карьеру в их кампании сделал, в начальство выбился. И была у этого Шурика на работе тайная пассия – Вероника Девушка, как сейчас говорят, с «модельной внешностью», руководила небольшим подразделением. Она интересовалась только бьюти блогами и косметическими салонами, мужчинам говорить с ней было не о чем. А моя Маша, хоть внешне не такая яркая, зато девушка образованная. Любит и кино, и театр, много читает. Шурик приходил поболтать с ней в обеденный перерыв обо всем: о новых фильмах, о книжных новинках, а после работы посылал ей электронные сообщения, демонстрируя остроумие и интеллект. Между прочим, Машенька в бухгалтерии работала, так что Шурику она и в служебных вопросах была полезна, неплохие советы давала. К сожалению, их виртуальная гармония длилась недолго. Однажды Вероника заметила, что ее бойфренду постоянно приходят на мобильник сообщения, и он на них тут же отвечает. Говорит, что это по работе, а сам улыбается, когда ответы строчит. Вот тут-то обычно полусонная Вероника проявила внезапную сообразительность. Попросила знакомых ребят из службы безопасности распечатать адреса переписки ее бойфренда. И что же оказалось? Что соперница сидит буквально под боком, в соседнем кабинете! К тому же, ее внешность далека от модельной, скорее, типаж «серая мышка». Обидно Веронике стало, да еще как! Кто-то, оказывается, ее возлюбленному интереснее, чем она – красавица и умница. Представляете, бабушка, эта стерва воспользовалась служебным положением и добилась-таки, чтобы Машеньку уволили, поскольку личная переписка в служебное время были их корпоративной этикой запрещены. В итоге Маша потеряла сразу и друга, и хорошую работу.
– И слава богу! – бабушка Вартуша внезапно вскипела, словно кофе в джезве. Мужчина этот, Шурик, тряпка, да и работа была дрянь, раз там так скверно к людям относятся. Если твоя Машенька такая добрая, умная и образованная, как ты говоришь, то обязательно найдет себе и новую работу, и достойного человека, который ее оценит.
– Ой, бабушка, в наше время так не бывает, – вздохнула Гаянэ. – Сколько умных, добрых и красивых девушек бьются, как птички с подрезанными крылышками, а взлететь не могут.
– Значит, их час еще не настал, – карие глаза бабушки снова увлажнились, сделались бархатными и загадочными, – Гаянэ, детка, нам не дано все предвидеть. – Есть силы, которые порой за нас решают важные вопросы. Браки совершаются на небесах. О, да я смотрю, ты свой кофе уже допила. Хочешь, погадаю?
Гаянэ, кивнув, перевернула чашку и стала молча ждать, пока излишки гущи стекут на блюдце.
– Пусть меня разлюбит мой дорогой Ашотик, если скажу неправду! – Вартуша внимательно изучила внутренность чашки, и глаза ее сверкнули, как две лампочки по 100 ватт каждая. – Все у тебя, детка, будет прекрасно. Видишь, профиль Левы? Ну да, вот его кудри и большой нос, а рядом ты в пышном платье.
– Ну, бабушка, уж платья-то никакого на чашке точно нет. Скорее, цветок.
– Да вот же ты, рядом с ним! Смотри, на тебе пышная юбка, а на голове фата…
– Ну, ты и фантазерка, бабушка! – разозлилась Гаянэ. – Утешить меня хочешь и выдаешь желаемое за действительное.
– Что, и маленькую собачку тоже не видишь? – подбоченилась Вартуша.
– Где? – не удержалась внучка.
– Да вон же, на той стенке чашки, где ручка. Это твоя соперница Марго лает, а сделать ничего не может. Смотри, какая она маленькая по сравнению с вами, с вашей большой любовью.
– Выдумщица моя! – рассмеялась Гаянэ. – Шехерезада Вартановна…
Звякнул мобильник. Пришла эсэмэска, и по мере того, как Гаяне читала послание, ее лицо становилось все более красивым и немного задумчивым, как у девушек на картинах Ботичелли.
– От Левы – догадалась бабушка и, не сдержавшись, закричала, – давай, читай быстрее, а то умру от любопытства.
– Очень соскучился, давай увидимся вечером, – прочитала Гаянэ и вскочила, чтобы поцеловать бабушку в смуглую щеку.
– Ну, что я говорила! – бабушка аккуратно поставила чашку на блюдце и с торжеством взглянула на внучку. – Теперь-то ты веришь, что ваши новые технологии не сравнятся с нашими старинными армянскими гаданиями? Вот и умница. Будь счастлива, цветочек мой, Гаянэ-джан!
